-----------------------------------------------------------------------
Дойль Артур Конан. Собрание сочинений в 8-ми т. Т.7.
Москва: Раритет. 1992. Перевод Г.Злобина
OCR & SpellCheck: Zmiy ([email protected]), 25 сентября 2003 года
-----------------------------------------------------------------------
Министра иностранных дел свалила подагра. Целую неделю он провел дома
и не присутствовал на двух совещаниях кабинета, причем как раз тогда, когда
по его ведомству возникла масса неотложных дел. Правда, у него был отличный
заместитель и великолепный аппарат, но никто не обладал таким широким
опытом и такой мудрой проницательностью, и дела в его отсутствие
застопорились. Когда его твердая рука сжимала руль, огромный
государственный корабль спокойно плыл по бурным водам политики, но стоило
ему отнять руку, началась болтанка, корабль сбился с пути, и редакторы
двенадцати британских газет, выказывая всеведение, предложили двенадцать
различных курсов, каждый из которых объявлялся единственно верным и
безопасным. Одновременно возвысила голос оппозиция, так что растерявшийся
премьер-министр молился во здравие своего отсутствующего коллеги.
Министр находился в своей комнате в просторном особняке на
Кавендиш-сквер. Был май, газон перед его окном уже зазеленел, но, несмотря
на теплое солнце, здесь, в комнате больного, весело потрескивал огонь в
камине. Государственный муж сидел в глубоком кресле темно-красного плюша,
откинув голову на шелковую подушку и положив вытянутую ногу на мягкую
скамеечку. Его точеное, с глубокими складками лицо было обращено к лепному,
расписанному потолку, и застывшие глаза глядели с тем характерным
непроницаемым выражением, которое привело в отчаяние восхищенных коллег с
континента на памятном международном конгрессе, когда он впервые появился
на арене европейской дипломатии. И все-таки сейчас способность скрывать
свои чувства изменила ему: и по линиям прямого волевого рта и по морщинам
на широком выпуклом лбу видно было, что он не в духе и чем-то сильно
озабочен.
Было от чего прийти в дурное расположение; министру предстояло многое
обдумать, а он не мог собраться с мыслями. Взять хотя бы вопрос о Добрудже
и навигации в устье Дуная - пора улаживать это дело. Русский посол прислал
мастерски составленный меморандум, и министр мечтал ответить достойнейшим
образом. Или блокада Крита. Британский флот стоит на рейде у мыса Матапан,
ожидая распоряжений, которые могли бы повернуть ход европейской истории.
Потом эти трое несчастных туристов, которые забрались в Македонию, -
знакомые с ужасом ожидали, что почта принесет их отрезанные уши или пальцы,
поскольку похитители потребовали баснословный выкуп. Нужно срочно вызволять
их из рук горцев хоть силой, хоть дипломатической хитростью, иначе гнев
возмущенного общественного мнения выплеснется на Даунинг-стрит. Все эти
вещи требовали безотлагательного решения, а министр иностранных дел
Великобритании не мог подняться с кресла, и его мысли целиком
сосредоточились на больном пальце правой ноги! В этом было что-то крайне
унизительное! Весь его разум восставал против такой нелепости. Министр был
волевым человеком и гордился этим, но чего стоит человеческий механизм,
если он может выйти из строя из-за воспаленного сустава? Он застонал и
заерзал среди подушек.
Неужели он все-таки не может съездить в парламент? Доктор, наверное,
преувеличивает. А сегодня как раз заседание кабинета. Он посмотрел на часы.
Сейчас оно, должно быть, уже кончается. По крайней мере он мог съездить
хотя бы в Вестминстер. Он отодвинул круглый столик, уставленный рядами
пузырьков, поднялся, опираясь руками на подлокотники кресла, и, взяв
толстую дубовую палку, неловко заковылял по комнате.
Когда он двигался, физические и духовные силы, казалось, возвращались
к нему. Британский флот должен покинуть Матапан. На этих турков надо
немного нажать. Надо показать грекам, что... Ох! В единое мгновенье
Средиземноморье заволокло туманом, и не оставалось ничего, кроме
пронзительной, нестерпимой боли в воспаленном пальце. Он кое-как добрался
до окна и, держась за подоконник левой рукой, правой тяжело оперся на
палку. Снаружи раскинулся залитый солнцем и свежестью сквер, прошло
несколько хорошо одетых прохожих, катилась щегольская одноконная карета,
только что отъехавшая от его дома. Он успел увидеть герб на дверце и на
секунду стиснул зубы, а густые брови сердито сошлись, образовав складку на
переносице. Он заковылял к своему креслу и позвонил в колокольчик, который
стоял на столике.
- Попросите госпожу прийти сюда, - сказал он вошедшему слуге.
Ясно, что о поездке в парламент нечего было и думать. Стреляющая боль
в ноге сигнализировала, что доктор не преувеличивает. Но сейчас его
беспокоило нечто совсем другое, и на время он забыл о недомогании. Он
нетерпеливо постукивал палкой по полу, но вот наконец дверь распахнулась, и
в комнату вошла высокая, элегантная, но уже пожилая дама. Волосы ее были
тронуты сединой, но спокойное милое лицо сохранило молодую свежесть, а
зеленое бархатное платье с отливом, отделанное на груди и плечах золотым
бисером, выгодно подчеркивало ее стройную фигуру.
- Ты меня звал, Чарльз?
- Чья это карета только что отъехала от нашего дома?
- Ты вставал? - воскликнула она, погрозив пальцем. - Ну что поделаешь
с этим негодником! Разве можно быть таким неосмотрительным? Что я скажу,
когда придет сэр Уильям? Ты же знаешь, что он отказывается лечить, если
больной не следует его предписаниям.
- На этот раз сам больной готов отказаться от него, - раздраженно
возразил министр. - Но я жду, Клара, что ты ответишь на мой вопрос.
- Карета? Должно быть, лорда Артура Сибторна.
- Я видел герб на дверце, - проворчал больной.
Его супруга выпрямилась и посмотрела на него широко раскрытыми
голубыми глазами.
- Зачем тогда спрашивать, Чарльз? Можно подумать, что ты ставишь мне
ловушку. Неужели ты думаешь, что я стала бы обманывать тебя? Ты не принял
свои порошки!
- Ради бога, оставь порошки в покое! Я удивлен визитом сэра Артура,
потому и спросил. Мне казалось, Клара, что я достаточно ясно выразил свое к
этому отношение. Кто его принимал?
- Я. То есть мы с Идой.
- Я не хочу, чтобы он встречался с Идой. Мне это не нравится. Дело и
так зашло далеко.
Леди Чарльз присела на скамеечку с бархатным верхом, изящно
нагнувшись, взяла руку мужа и ласково похлопала по ней.
- Ну, раз уж ты заговорил об этом, Чарльз... - начала она. - Да, дело
зашло далеко, так далеко, что назад не воротишь, хотя я - даю слово - ни о
чем не подозревала. Наверное, тут я виновата, да, конечно, прежде всего
виновата я... Но все произошло так внезапно. Самый конец сезона да еще
неделя в гостях у семьи лорда Донниторна - вот и все! Право же, Чарльз, она
так любит его! Подумай, она ведь наша единственная дочь - не надо мешать ее
счастью!
- Ну-ну! - нетерпеливо прервал министр, стукнув по ручке кресла. - Это
уж слишком! Честное слово, Клара, Ида доставляет мне больше хлопот, чем все
мои служебные обязанности, чем все дела нашей великой империи.
- Но она у нас единственная.
- Тем более незачем мезальянс.
- Мезальянс? Что ты говоришь, Чарльз? Лорд Артур Сибторн - сын герцога
Тавистокского, его предки правили в Союзе семи. А Дебрет ведет его
родословную от самого Моркара, графа Нортумберлендского.
Министр пожал плечами.
- Лорд Артур - четвертый сын самого что ни на есть захудалого герцога
в Англии. У него нет ни профессии, ни перспектив.
- Ты мог бы обеспечить ему и то и другое.
- Мне он не нравится. Кроме того, я не признаю связей.
- Но подумай об Иде. Ты же знаешь, какое слабенькое у нее здоровье.
Она всей душой привязалась к нему. Ты не настолько жесток, чтобы разлучить
их, Чарльз, правда ведь?
В дверь постучали. Леди Чарльз встала и распахнула дверь.
- Что случилось, Томас?
- Прошу прощения, госпожа, приехал премьер-министр.
- Попроси его подняться сюда, Томас... Чарльз, не вздумай волноваться
из-за служебных дел. Держи себя спокойно и рассудительно, будь умницей. Я
вполне полагаюсь на тебя.
Она накинула на плечи больному легкую шаль и выскользнула в спальню
как раз в тот момент, когда в дверях, сопровождаемый слугой, показался
премьер-министр.
- Дорогой Чарльз, я надеюсь, вам уже лучше, - произнес он сердечным
тоном, входя в комнату с той юношеской порывистостью, какой он славился. -
Почти готов снова в упряжку, а? Вас очень не хватает и в парламенте, и в
кабинете. Знаете, из-за этого греческого вопроса разыгралась целая буря.
Видели, "Таймс" сегодня разразилась?
- Да, я прочитал, - сказал министр, улыбаясь своему патрону. - Что ж,
пора показать, что страна пока еще не целиком управляется с
Принтинг-Хаус-сквер. Мы должны твердо держаться своего курса.
- Конечно, Чарльз, именно так, - подтвердил премьер-министр, не
вынимая рук из карманов.
- Хорошо, что вы зашли. Мне не терпится узнать, что делается в
кабинете.
- Ничего особенного, рутина. Между прочим, наконец вызволили туристов,
которые застряли в Македонии.
- Слава богу!
- Мы отложили прочие дела до вашего прихода на следующей неделе.
Правда, пора уже думать о роспуске парламента. Отчеты с мест спокойные.
Министр иностранных дел нетерпеливо заерзал и тяжело вздохнул.
- Нам давно пора навести порядок в области наших внешнеполитических
дел, - сказал он. - Нужно вот ответить Новикову на его ноту. Умно
составлена, но есть шаткие аргументы. Затем я хочу определить наконец
границу с Афганистаном. Эта болезнь действует мне на нервы. Столько нужно
делать, а голова как в тумане. Не знаю, то ли от подагры, то ли от этого
снадобья из безвременника.
- А что говорит наш медицинский самодержец? - улыбнулся
премьер-министр. - У вас, Чарльз, нет к нему должного почтения. Впрочем,
даже с епископом легче разговаривать. Он хоть выслушает тебя. Врач же со
своими стетоскопами и термометрами - существо особенное. Твои познания для
него не существуют. Он выше всех и спокоен, как олимпиец. Кроме того, у
него всегда перед тобой преимущество. Он здоров, а ты болен. Так что
тягаться с ним невозможно... Между прочим, вы прочитали Ханеманна? Что вы о
нем думаете?
Больной слишком хорошо знал своего высокопоставленного коллегу и
потому не хотел следовать за ним по окольным тропкам тех областей знания,
где тот любил побродить время от времени. Его острый и практический ум не
мог примириться с тем, сколько энергии тратится на бесплодные споры о
раннем христианстве или о двадцати семи принципах месмеризма. Поэтому, едва
тот затевал разговор на эти темы, он старался, ускорив шаг и отвернув лицо,
прошмыгнуть мимо.
- Я успел только мельком посмотреть, - ответил он. - А в министерстве
какие новости?
- Ах, да, чуть было не забыл! Я, собственно, и за этим тоже решил
зайти. Сэр Олджернон Джоунз в Танжере подал в отставку. Открылась вакансия.
- Нужно сразу же кого-нибудь назначить. Чем дольше откладывать, тем
больше желающих.
- Ох уж эти покровители и протеже! - вздохнул премьер-министр. - В
каждом таком случае приобретаешь одного сомнительного друга и дюжину рьяных
врагов. Никто так не помнит зла, как претендент, которому отказали в
должности. Но вы правы, Чарльз, надо срочно кого-нибудь назначить, особенно
в связи с осложнениями в Марокко. Насколько я понимаю, герцог Тавистокский
хотел бы определить на это место своего четвертого сына, лорда Артура
Сибторна. Мы кое-чем обязаны герцогу.
Министр иностранных дел выпрямился в кресле.
- Дорогой друг, я хотел предложить то же самое. Лорду Артуру сейчас в
Танжере будет лучше, чем...
- Чем на Кавендиш-сквер? - не без лукавства спросил шеф, чуть
приподняв брови.
- Чем в Лондоне, скажем так. У него достаточно такта, он умеет себя
вести. Он был в Константинополе у Нортона.
- Значит, он говорит по-арабски?
- Кое-как, зато по-французски отлично.
- Кстати, раз уж заговорили об арабах. Вы читали Аверроэса?
- Нет, не читал. Я думаю, что лорд Артур - отличная кандидатура во
всех отношениях. Пожалуйста, распорядитесь насчет этого без меня.
- Конечно, Чарльз, о чем речь. Еще что-нибудь сделать?
- Да нет, как будто все. Я в понедельник буду.
- Надеюсь. За что ни возьмись, вы необходимы. "Таймс" опять поднимет
шум из-за истории с Грецией. Эти авторы передовых статей - вполне
безответственные люди. Пишут чудовищные вещи, и нет никаких возможностей
опровергнуть их. До свидания, Чарльз! Почитайте Порсона!
Он пожал больному руку, щегольски помахал широкополой шляпой и вышел
из комнаты тем же упругим, энергичным шагом, каким и вошел.
Лакей уже распахнул огромную двустворчатую дверь, чтобы проводить
высокого посетителя до экипажа, когда из гостиной вышла леди Чарльз и
дотронулась до его рукава. Из-за полузадернутой бархатной портьеры
выглядывало бледное личико, встревоженное и любопытное.
- Можно вас на два слова?
- Конечно, леди Чарльз!
- Надеюсь, я не буду слишком навязчивой. Я ни в коем случае не
преступила бы рамки...
- Ну что вы, дорогая леди Чарльз! - прервал ее премьер-министр,
галантно поклонившись.
- Вы можете не отвечать, если это секрет. Я знаю, что лорд Артур
Сибторн подал прошение на должность в Танжере. Могу ли узнать: есть у него
какая-нибудь надежда?
- Должность уже занята.
- Вот как?!
Оба женских личика - и то, что было перед премьером, и то, что
скрывалось за портьерой, - выразили крайнее огорчение.
- Занята лордом Артуром.
Премьер-министр засмеялся собственной шутке и продолжал:
- Мы только что решили это. Лорд Артур едет через неделю. Я рад, что
вы, леди Чарльз, одобряете это назначение. Танжер - интересное место. На
память сразу приходят Екатерина из Брагансы и полковник Кирк. Бэртон
неплохо писал о Северной Африке. Надеюсь, вы извините меня за то, что
покидаю вас так скоро: я сегодня обедаю в Виндзоре. Думаю, что у лорда
Чарльза дело идет на поправку. Иначе и быть не могло с такой сиделкой.
Он поклонился, сделал прощальный жест и спустился по ступенькам к
своему экипажу. Леди Чарльз заметила, как, едва отъехав от подъезда, он
погрузился в какой-то роман в бумажном переплете.
Она раздвинула бархатные портьеры и вернулась в гостиную. Дочь стояла
у окна, залитая солнечным светом, высокая, хрупкая, прелестная; черты ее
лица и фигура чем-то напоминали материнские, но были тоньше и легче.
Золотой луч освещал ее нежное аристократическое лицо, играл на льняных
локонах, а желто-коричневое, плотно облегающее платье с кокетливыми
бежевыми рюшами отливало розовым. Узкая шифоновая оборка обвивалась вокруг
белой точеной шеи, на которой, как лилия на стебле, покоилась красивая
голова. Леди Ида сжала тонкие руки и с мольбой устремила свои голубые глаза
на мать.
- Ну что ты, глупышка! - проговорила почтенная дама, отвечая на
молящий взгляд дочери. Она обняла ее хрупкие покатые плечики и привлекла к
себе. - Совсем неплохое место, если ненадолго. Это первый шаг в его
дипломатической карьере.
- Но это ужасно, мама, через неделю! Бедный Артур!
- Нет, он счастливый.
- Счастливый? Но мы ведь с ним расстаемся.
- Не расстаетесь. Ты тоже едешь.
- Правда, мамочка?!
- Да, правда, раз я сказала.
- Через неделю?
- Да. За неделю можно многое сделать. Я уже распорядилась насчет
trousseau*.
______________
* Приданое (франц.).
- Мамочка, дорогая, ты ангел! А папа что скажет? Я так боюсь его.
- Твой отец - дипломат.
- Ну и что?
- А то, что его жена не менее дипломат, но это между нами. Он успешно
справляется с делами Британской империи, а я успешно справляюсь с ним. Вы
давно помолвлены, Ида?
- Десять недель, мама.
- Ну вот видишь, пора венчаться. Лорд Артур не может уехать из Англии
один. Ты поедешь в Танжер как жена посланника. Посиди-ка здесь на козетке,
дай мне подумать... Смотри, экипаж сэра Уильяма. А у меня и к нему есть
ключ. Джеймс, попроси доктора зайти к нам!
Тяжелый парный экипаж подкатил к подъезду, уверенно звякнул
колокольчик. Мгновенье спустя двери распахнулись, и лакей впустил в
гостиную знаменитого доктора. Это был невысокий, гладко выбритый человек в
старомодном черном сюртуке, с белым галстуком под стоячим воротничком.
Ходил он, подав плечи вперед, в правой руке держал золотое пенсне, которым
на ходу размахивал, вся его фигура, острый прищуренный взгляд невольно
заставляли подумать о том, сколько же всевозможных недугов исцелил он на
своем веку.
- А, моя юная пациентка! - сказал сэр Уильям, входя. - Рад случаю
осмотреть вас.
- Да, мне хотелось бы посоветоваться с вами относительно дочери, сэр
Уильям. Садитесь, прошу вас, в это кресло.
- Благодарю вас, я лучше сяду здесь, - ответил он, опускаясь на
козетку рядом с леди Идой. - Вид у нас сегодня гораздо лучше, не такой
анемичный, и пульс полнее. На лице румянец, но не от лихорадки.
- Я себя лучше чувствую, сэр Уильям.
- Но в боку у нее еще побаливает.
- В боку? Гм... - Он постучал пальцем под ключицей, поднес к уху
трубку стетоскопа и, наклонившись к девушке, пробормотал: - Да, пока еще
вяловато дыхание... и легкие хрипы.
- Вы говорили, что хорошо бы переменить обстановку, доктор.
- Конечно, конечно, разумная перемена может быть полезной.
- Вы говорили, что желателен сухой климат. Я хочу в точности исполнить
ваши предписания.
- Вы всегда были образцовыми пациентами.
- Мы стараемся ими быть, доктор. Так вы говорили о сухом климате.
- Правда? Я, видимо, запамятовал подробности нашего разговора. Однако
сухой климат вполне показан.
- И куда именно поехать?
- Видите ли, я лично считаю, что больному должна быть предоставлена
известная свобода. Я обычно не настаиваю на очень строгом режиме. Всегда
есть возможность выбрать: Энгадин, Центральная Европа, Египет, Алжир - куда
угодно.
- Я слышала, что и Танжер рекомендуют.
- Конечно, климат там очень сухой.
- Ида, ты слышишь? Сэр Уильям считает, что ты должна ехать в Танжер.
- Или в любое другое...
- Нет, нет, сэр Уильям! Мы чувствуем себя спокойно, только когда
подчиняемся вашим предписаниям. Вы сказали Танжер? Ну, что же, попробуем
Танжер.
- Право же, леди Чарльз, ваше безграничное доверие мне весьма льстит.
Не знаю, кто бы еще с такой готовностью пожертвовал своими желаниями и
планами.
- Сэр Уильям, вы опытный врач. Это нам хорошо известно. Ида поедет в
Танжер. Я уверена, это принесет ей пользу.
- Не сомневаюсь.
- Но вы знаете лорда Чарльза. Он подчас берется судить о болезнях с
такой же легкостью, как если бы речь шла о решении государственного дела. Я
рассчитываю на то, что вы проявите с ним твердость.
- Пока лорд Чарльз оказывает мне честь и считается с моими советами, я
убежден, он не поставит меня в ложное положение, отвергнув это предписание.
Баронет поиграл цепочкой от пенсне и сделал рукой протестующий жест.
- Нет, нет, но вам следует быть особенно настойчивым в отношении
Танжера.
- Если я пришел к убеждению, что для нашей молодой пациентки наилучшее
место - Танжер, я, разумеется, не намерен его менять.
- Конечно.
- Я поговорю с лордом Чарльзом сейчас же, как только поднимусь наверх.
- Умоляю вас.
- А пока пусть она продолжает назначенный курс лечения. Я уверен, что
жаркий воздух Африки через несколько месяцев полностью восстановит ее
энергию и здоровье.
С этими словами он отвесил учтивый, несколько старомодный поклон,
который играл немаловажную роль в его усилиях сколачивать десятитысячный
годовой доход" и мягкой походкой человека, привыкшего проводить большую
часть времени у постели больных, пошел за лакеем наверх.
Как только над дверью задернулись красные бархатные портьеры, леди Ида
обвила руками шею матери и нежно прильнула головой к ее груди.
- Ах, мамочка, ты настоящий дипломат!
Но выражение лица леди Чарльз напоминало выражение лица генерала,
только что завидевшего первый дымок пушечной пальбы, а не человека,
одержавшего победу.
- Все образуется, дорогая, - сказала она, с нежностью глядя на пышные
желтые пряди волос и маленькое ушко дочери. - Впереди еще много хлопот, но
я думаю, что уже можно рискнуть заказать tousseau.
- Ты у меня такая бесстрашная!
- Свадьба, конечно, будет тихой и скромной. Артур должен сейчас же
получить разрешение на брак. Вообще-то я не одобряю поспешные браки, но,
когда джентльмен отправляется на выполнение дипломатической миссии, это
объяснимо. Мы можем пригласить леди Хильду Иджкоум и Треверсов, а также
супругов Гревилл. Я убеждена, что премьер-министр не откажется быть
шафером.
- А папа?
- Ну, конечно, он тоже будет, если почувствует себя лучше. Дождемся,
пока уедет сэр Уильям. А пока я напишу записку лорду Артуру.
Через полчаса, когда стол был уже усеян письмами, написанными мелким
смелым почерком леди Чарльз, хлопнула входная дверь, и с улицы донесся
скрип колес отъезжающего экипажа доктора. Леди Чарльз отложила в сторону
перо, поцеловала дочь и направилась в комнату больного. Министр иностранных
дел лежал, откинувшись на спинку кресла, лоб его был повязан красным
шелковым шарфом, а ступня, похожая на огромную луковицу - она была обмотана
ватой и забинтована, - покоилась на подставке.
- Мне кажется, пора растереть ногу, - сказала леди Чарльз, взбалтывая
содержимое синего флакона замысловатой формы. - Положить немного мази?
- Несносный палец! - простонал больной. - Сэр Уильям и слышать не
желает о том, чтобы разрешить мне встать. Упрямый осел! Он явно ошибся в
выборе профессии, я мог бы предложить ему отличный пост в Константинополе.
Там как раз ослов не хватает.
- Бедный сэр Уильям! - рассмеялась леди Чарльз. - Чем это он умудрился
так рассердить тебя?
- Такое упорство, такая категоричность!
- По поводу чего?
- Представь, он категорически утверждает, что Ида должна ехать в
Танжер. Декрет подписан и обсуждению не подлежит.
- Да, он говорил что-то в этом роде перед тем, как подняться к тебе.
- Вот как?
Он медленно окинул жену любопытным взглядом. Лицо леди Чарльз выражало
полнейшую невинность, восхитительное простодушие, какое появляется у
женщины всякий раз, когда она пускается на обман.
- Он послушал ее, Чарльз. Ничего не сказал, но лицо его стало мрачно.
- Совсем как у совы, - вставил министр.
- Ах, Чарльз, тут уж не до смеха. Он сказал, что нашей дочери
необходима перемена. И я убеждена, что сказал он далеко не все, что думает.
Он толковал еще что-то о вялости тонов, о хрипах, о пользе африканского
воздуха. Потом мы заговорили о курортах, где преобладает сухой климат, и он
сказал, что лучше Танжера ничего нет. По его мнению, несколько месяцев,
проведенных там, принесут Иде большую пользу.
- И это все?
- Все.
Лорд Чарльз пожал плечами с видом человека, которого еще не вполне
убедили.
- Но, конечно, - кротко продолжала леди Чарльз, - если ты считаешь,
что Иде незачем туда ехать, она не поедет. Я только одного боюсь, если ей
станет хуже, трудно будет сразу что-нибудь предпринять. В такого рода
заболеваниях перемены происходят мгновенно. Очевидно, сэр Уильям считает,
что именно сейчас наступил критический момент. Но слепо подчиняться сэру
Уильяму все-таки нет резона. Правда, таким образом ты берешь всю
ответственность на себя. Я умываю руки. Так что потом...
- Моя дорогая Клара, зачем пророчить дурное?
- Ах, Чарльз, я не пророчу. Но вспомни, что случилось с единственной
дочерью лорда Беллами. Ей было столько же лет, сколько Иде. Как раз тот
случай, когда пренебрегли советом сэра Уильяма.
- Я и не думаю пренебрегать.
- Нет, нет, конечно, нет, я слишком хорошо знаю твой здравый смысл и
твое доброе сердце. Ты очень мудро взвесил все "за" и "против". Мы, бедные
женщины, лишены этой способности. У нас чувства преобладают над разумом. Я
это не раз слышала от тебя. Нас увлекает то одно, то другое, но и вы,
мужчины, упрямы и потому всегда берете над нами верх. Я так рада, что ты
согласился на Танжер.
- Согласился?
- Но ты же сказал, что не думаешь пренебрегать советом сэра Уильяма.
- Допустим, Клара, что Ида должна ехать в Танжер, но, надеюсь, ты
понимаешь, что я-то не в состоянии ее сопровождать.
- Решительно не в состоянии.
- А ты?
- Пока ты болен, мое место подле тебя.
- Тогда, может быть, твоя сестра?
- Она едет во Флориду.
- Что ты думаешь о леди Дамбарт?
- Она ухаживает за своим отцом. О ней не может быть и речи.
- В таком случае кто поедет с Идой? Ведь сейчас начинается летний
сезон. Вот видишь, сама судьба против сэра Уильяма.
Его жена облокотилась о спинку большого красного кресла и, нагнувшись
так, что губы ее почти касались уха государственного мужа, погладила
пальцами его седеющие локоны.
- Остается лорд Артур Сибторн, - вкрадчиво произнесла она.
Лорд Чарльз подскочил в кресле. С губ его сорвались слова, которые
нередко были в обиходе министров кабинета лорда Мелбурна. В наше время их
уже не услышишь.
- Клара, ты сошла с ума! Кто мог тебя надоумить?
- Премьер-министр.
- Премьер-министр?
- Именно, дорогой. Ну-ну, будь умницей. Может быть, мне лучше не
продолжать?
- Нет уж, говори. Ты зашла слишком далеко, чтобы отступать.
- Премьер-министр сказал мне, что лорд Артур едет в Танжер.
- Да, это так. Я как-то упустил это из виду.
- А потом пришел сэр Уильям и стал Иде советовать Танжер. Ах, Чарльз,
это нечто большее, чем простое совпадение!
- Не сомневаюсь, что это нечто большее, чем простое совпадение, -
произнес лорд Чарльз, окинув ее подозрительным взглядом. - Ты очень умная
женщина, Клара. Прирожденный организатор и дипломат.
Леди Чарльз пропустила комплимент мимо ушей.
- Подумай о нашей молодости, Чарли, - прошептала она, продолжая играть
прядями его волос. - Чем ты был сам в те времена? Ты и послом в Танжере не
был. И состояния никакого. Но я любила тебя и верила в тебя, и разве я об
этом пожалела? Ида любит лорда Артура и верит в него, возможно, и она об
этом никогда не пожалеет?
Лорд Чарльз молчал. Взгляд его был устремлен за окно, где качались
зеленые ветви деревьев. Но мысли его унеслись на тридцать лет назад. Он
видел загородный домик в графстве Девоншир: вот он шагает мимо старых
изгородей из тиса рядом с тоненькой девушкой и с волнением рассказывает ей
о своих надеждах, опасениях, о своих честолюбивых планах. Он взял белую,
изящную руку жены и прижал ее к губам.
- Ты всегда была прекрасной женой, Клара, - сказал он.
Она не ответила. Не сделала никакой попытки еще более укрепить свои
позиции. Менее опытный генерал, возможно, попытался бы и, разумеется, все
бы погубил. Она стояла молчаливая и покорная, следя за игрой мысли, которая
отражалась в его глазах и на губах. Когда он взглянул на нее, в глазах его
сверкнул огонек, а губы тронула усмешка.
- Клара, - сказал он, - можешь не признаваться, но я убежден, что ты
уже заказала trousseau.
Она ущипнула его за ухо.
- Оно ждет твоего одобрения.
- И написала письмо архиепископу.
- Еще не отправила.
- Послала записку лорду Артуру.
- Как ты догадался?
- Он уже внизу.
- Нет еще, но мне кажется, это его карета подъезжает к дому.
Лорд Чарльз откинулся в кресле и бросил на нее взгляд, выражающий
комическое отчаяние.
- Кто может бороться с такой женщиной? Ах, если бы я только мог
послать тебя к Новикову! Ни один из моих сотрудников не годится для этого.
Но, Клара, я не в состоянии их принять.
- Даже для благословения?
- Нет, нет.
- А они так были бы счастливы!
- Я не люблю семейных сцен.
- Тогда я передам им твое благословение.
- И умоляю, не говори со мной обо всем этом по крайней мере сегодня.
Эта история выбила меня из колеи.
- Ах, Чарли, ты такой сильный!
- Ты обошла меня с флангов, Клара. Великолепно сделано. Поздравляю
тебя.
- Ты ведь знаешь, - прошептала она, целуя его, - вот уже тридцать лет
я учусь у такого умного дипломата.
Популярность: 1, Last-modified: Thu, 25 Sep 2003 20:16:52 GmT