Мой сосед Роман Бутлер, комиссар уголовной полиции, изредка
подкидывает мне задачки на соображение, как он утверждает, из собственной
практики. К сожалению, у меня мало свободного времени, и я не читаю
детективных романов, и потому через день-другой, когда я пасую перед
неразрешимой проблемой поиска убийцы среди тридцати шести пассажиров
купейного вагона, Роман с улыбкой заявляет, что пересказал мне сюжет
одного из последних романов, приобретенного в компьютерном отделе
Стеймацкого. Я начинаю злиться, а Роман хохочет и подсовывает очередную
загадку:
- Из какого романа? - немедленно спрашиваю я.
- Из жизни, - неизменно говорит комиссар.
И накалывает меня в девяти случаях из десятки.
Я говорю об этом к тому, что, когда Роман пришел ко мне в прошлый
шабат и спросил, не желаю ли я участвовать в поимке убийцы, у меня не
возникло никаких сомнений в том, что он опять водит меня за нос.
- Нет, - сказал я. - Пусть каждый занимается своим делом. Вы, сыщики,
ловите, а мы, историки, Ватсоны и всякие Гастингсы - описываем.
- Между прочим, - сказал Роман, - когда Холмс говорил "Ватсон,
сегодня нам предстоит нелегкое дело", уважаемый доктор не разводил
демагогию, а бросался чистить пистолет.
- У меня нет пистолета, - сказал я. - Битахонщики утверждают, что моя
жизнь в полной безопасности, потому что я живу в Бейт-Шемеше, а не в
Калькилии.
- Ну, хорошо, - сказал Роман, демонстративно вставая. - Пойду за
помощью к Хаиму.
- Это к какому же Хаиму? - подозрительно спросил я. - Ваксману?
- Естественно, - пожал плечами Бутлер. - Если один специалист по
истории, в том числе альтернативной, отказывает полиции в помощи, ей не
остается ничего другого, кроме как обратиться к конкуренту.
- Да что Ваксман понимает в... Ладно, уговорил. В чем, собственно,
дело?
Дело заключалось вот в чем. Некий израильский араб по имени Ахмад
Аль-Касми, житель Лода, убил в среду своего работодателя Арье Эхуда.
Никакой националистической подоплеки не обнаружено. Ахмад был по
специальности программистом и работал в строительной фирме, рассчитывая
конструкции транспортных развязок на семи и более уровнях. Шестой
мост-уровень развязки возле Арада, рассчитанный Аль-Касми, рухнул в ночь
на вторник. К счастью, время было позднее, и никто не пострадал. Эксперты
обвинили в случившемся Эхуда, Эхуд - своего программиста. Аль-Касми,
человек горячий, заявил, что расчет был верный, а в бетон Эхуд положил
много песка. Слово за слово, началась драка, и прежде чем их успели
разнять, Аль-Касми ударил хозяина в челюсть, тот упал головой на острый
угол стола - и отдал концы.
- Дело ясное, - сказал я, - свидетелей, видимо, много, при чем здесь
я?
- Свидетелей много, - согласился Бутлер. - Я не прошу тебя доказать,
что убийца - Аль-Касми, это не вызывает сомнений.
- В чем же дело? Надо полагать, его скрутили на месте?
- В том-то и дело, что нет. В суматохе он сумел скрыться. Поиск был
организован по всем правилам, через два часа машину Аль-Касми нашли
брошенной неподалеку от транспортной развязки Элит в Рамат-Гане. Двое
суток понадобилось, чтобы отследить дальнейшие передвижения Аль-Касми. И,
как ты думаешь, Песах, куда он направился?
- К родственникам в Палестину, - предположил я. - Тамошняя полиция
его нам не выдаст, как пить дать.
- Это, кстати, была наша первая идея, мы потратили на ее разработку
целые сутки. Нет, в Палестину он не переходил. И кстати, Песах, если ты не
знаешь: у нас с палестинцами договор о взаимной выдаче преступников, они
не стали бы скрывать Аль-Касми, если бы знали, где он находится.
- Н-да? - с сомнением сказал я. - Палестинцы выдадут евреям своего,
чтобы евреи его засадили за убийство?
- Ты в каком веке живешь, историк? - возмутился Роман. - Палестина -
это не территории, это независимое государство, имидж для них кое-что
значит.
- Ну, допустим, - я не стал дальше углубляться в эту тему, хотя и
имел кое-какие соображения по поводу имиджа независимого государства
Фаластын. - Что же оказалось в результате?
- Вот потому я и пришел к тебе, а ты не даешь мне досказать до конца.
- Я нем как рыба, - сказал я.
- Нам понадобилось трое суток, чтобы обнаружить: через четыре часа
после убийства Аль-Касми вошел в здание Института альтернативной истории
Штейнберга, заказал сеанс трансформации с неограниченным временем
погружения и занял предложенную ему кабину. Вот так. Сейчас он находится в
какой-то альтернативной реальности...
- Что за глупости! - воскликнул я. - Что значит: находится в
альтернативной реальности? Физически он находится в той операторской,
которую ему предоставили. Не хочешь же ты сказать, что вы не обнаружили
тело Аль-Касми...
- Обнаружили, конечно, куда оно денется. Но именно тело. Сам убийца,
его, так сказать, личность находится в каком-то альтернативном мире.
Работники института запретили нам отключать Аль-Касми от аппаратуры - по
их словам, это равносильно убийству. Вернется Аль-Касми неизвестно когда -
время сеанса не оговорено, он оплатил семь дней заранее, остальное пойдет
в кредит. К тому же, неясно, в каком состоянии он вернется. Что там с ним
происходит? Если он там, скажем, тоже кого-то убьет и его посадят - там, а
не здесь?
- Ну-ну, - сказал я, предвкушая любопытное путешествие. - И вы,
значит, решили послать за ним... э-э... группу захвата и заставить
вернуться, так я понял?
- Песах, о чем ты говоришь? Пойти в альтернативный мир Ахмада
Аль-Касми может только специалист-историк. Причем один. Если послать
группу, то каждый ее член окажется в собственном альтернативном мире, где
будет свой Аль-Касми и, вполне вероятно, не тот, что сбежал из нашей
реальности. Черт возьми, у меня от всех этих альтернатив голова идет
кругом! Я ничего в этом не понимаю. Излагаю мнение специалистов. Это их
идея - попросить тебя. Ты столько раз бывал в...
- Конечно, - согласился я, ощущая свою значительность. - Рад помочь.
Единственная загвоздка - я ведь тоже войду в собственный альтернативный
мир, который может и не иметь ничего общего с тем, куда погрузился...
Тут до меня дошло, и я надолго замолчал, обдумывая план действий. Что
ж, сотрудники института были правы - только у меня и могло получиться.
- Поехали, - сказал я.
Объясняю для незнающих. Альтернативных миров - бесчисленное
множество. Каждое решение, принимаемое человеком, создает свой мир, вполне
физически реальный: целую Вселенную, отличающуюся от нашей лишь тем, что в
ней данный человек принял не то решение, какое принял здесь. Аль-Касми
мог, например, отправиться обозревать мир, который возник, скажем, тогда,
когда он не ударил своего хозяина кулаком в лицо. Ведь была же у него, на
самом деле, альтернатива! Я думаю, и Бутлер так думал, и все в полиции
были с ним согласны, что убийца поступил именно так.
Что из этого следует? То, что этот вариант можно просчитать, подгоняя
под себя - когда-то, допустим, я мог создать некий альтернативный мир
каким-то своим решением, и именно этот мир был впоследствии изменен
решением Аль-Касми. Только при таком раскладе мы имели возможность
встретиться с реальным Аль-Касми там, а не здесь.
Вот это и есть самое сложное, тонкое и редко у кого получающееся -
рассчитать и выполнить такое соединение. Я это могу. Я это уже проделывал
несколько раз и не рассказывал еще об этом в "Истории Израиля"
исключительно из скромности. Но расскажу - будьте уверены. Не утверждаю,
что хорошо просчитываю альтернативы. Действую чисто интуитивно, но пока
моя интуиция меня не подводила. Неудивительно, что директор института
доктор Рувинский посоветовал Бутлеру обратиться ко мне.
В Герцлию мы мчались на полицейском вертолете под вой сирены - видели
бы вы, как шарахались частные авиетки и воздушные велосипедисты! Добрались
за полчаса, и это при перегруженных эшелонах на всех транспортных высотах!
Вот в чем преимущества полиции.
Всю дорогу я молчал, изучая оперативные данные по Аль-Касми,
рассматривая его фотографии и призывая на помощь свою интуицию. И чем
больше я вчитывался в биографию этого человека, тем громче моя интуиция
протестовала против идеи Бутлера. Она лежала на поверхности, эта идея.
Аль-Касми родился в Лоде, получил образование в тель-авивском
университете, он был благополучен и лоялен, не участвовал ни в интифаде в
2005 году, ни в палестинских демонстрациях 2011 года. О его политических
взглядах было сказано лишь, что он выступал в дискуссии, состоявшейся в
2015 году, где отстаивал идею равных прав евреев и арабов на землю от моря
до реки. Аргументы его были убедительны - историю он знал, хотя и был по
специальности программистом-конструктором. Вот это меня и смутило - знание
истории...
Убийца расположился в третьей операторской. Красивый мужчина с
тонкими усиками. Классический тип человека, старающегося изображать из
себя типичного представителя своей национальности, каковым он, кстати, не
был - скорее я признал бы в нем француза, нежели араба-палестинца.
И это еще больше утвердило меня во мнении, что интуиция не ошиблась.
- Пошли, - сказал я, и меня отвели в ближайшую свободную
операторскую.
- Подключаться к альтернативам буду сам, - предупредил я. - Прошу не
вмешиваться ни при каких обстоятельствах.
- Но наши операторы сумеют точнее подогнать... - начал было директор
Рувинский, боявшийся то ли за меня, то ли за свою аппаратуру. Я прервал
его:
- Наум, ты меня знаешь. Предоставь действовать самому.
- Ну хорошо, - неохотно согласился Рувинский. - Мои ребята тебя
подстрахуют.
Я пожал плечами и сел в кресло.
- Можно мне присутствовать? - спросил Бутлер.
- Только не здесь, - сказал я. - Иди-ка к Аль-Касми и надевай на него
наручники, как только он вернется оттуда.
Честно говоря, я был убежден, что Аль-Касми наплевать на своего
хозяина. Он его ударил, и ударил бы при аналогичных обстоятельствах
вторично. Идея скрыться от правосудия в мире, где он не убил Эхуда, только
на первый взгляд казалась логичной, но психологическому портрету убийцы не
соответствовала.
Разумеется, Аль-Касми отправился в другую альтернативу, возникшую
гораздо раньше. Поскольку я догадывался, о какой альтернативе может идти
речь, то и отправился туда, хотя, уверяю вас, попадать в тот мир у меня не
было никакого желания. Да и опасно это было, если по правде...
В нашем мире Аль-Касми был лоялен режиму. Значит, существовал мир, в
котором он был большим деятелем интифады. Мир, о котором он мечтал по
ночам. Туда-то я и отправился.
Я ожидал всякого, но не такого!
Я стоял на улице Алленби угол улицы Ахад Ха-ама и никак не мог
сообразить, чем эта улица отличается от той, к которой я привык с детства.
Лишь через минуту дошло: все надписи - на фалафельных, на магазине
фототоваров, на магазине одежды - были на арабском. Ни одного ивритского
слова. Это первое.
Второе - люди. Вокруг меня шли, стояли и даже сидели на низких
скамеечках одни арабы. Ошибиться было невозможно - они и говорили
по-арабски, и я понял, что интуиция меня таки не обманула.
Молодой араб-полицейский толкнул меня в бок - явно умышленно - и
сказал:
- Еврей, чего уставился? А ну-ка, покажи документ.
Без лишних слов (я хорошо знал нравы местной полиции) я достал из
заднего брючного кармана свое удостоверение.
- Песах Амнуэль, - произнес араб вслух мое имя с таким видом, будто
каждая буква вызывала у него приступ рвоты. - Допущен в пределы зеленой
черты до восемнадцати часов. Эй, еврей, сейчас уже полпятого. У тебя
полтора часа времени. Ты не успеешь добраться до своего поселения. Чего
стоишь тут?
Я спрятал документ и пошел прочь, соображая, что делать дальше. Мне
нужно было увидеть Аль-Касми. Совершенно очевидно, что он находится
поблизости: программа могла ошибиться в выбросе не более чем на сотню
метров.
Я медленно пошел в сторону бывшей улицы Бен-Иегуды, стараясь смотреть
по сторонам так, чтобы не привлечь ничьего внимания. В лавках торговали
арабы, но я видел и евреев - один из них стоял посреди тротуара и большой
метлой собирал в кучу скомканные бумаги, обрывки каких-то пакетов и пустые
пластиковые бутылки. Где, черт возьми, банк Ха-поалим? Где машбир? По одну
сторону улицы стояли одноэтажные хибары, по другую тянулся пустырь и
котлован, на дне которого я увидел огромную кучу мусора.
По идее, чего мне сейчас не хватало, так это сегодняшней газеты или,
еще лучше, учебника местной истории. Желательно, на иврите - мои познания
в арабском, мягко говоря, оставляли желать лучшего.
На углу с улицей Бен-Иегуды (она называлась здесь как-то иначе, но
надпись была на арабском) стоял мальчишка-разносчик, продавая сладости,
лежащие на подстилке. Рядом, прямо на тротуаре, я увидел несколько пачек
газет. Так - арабская, арабская, арабская, а это... о! Чего я никак не
ожидал - газета была на русском языке. "Еврейская жизнь". Две драхмы.
Мелочь я отыскал в кармане, и через минуту просматривал заголовки,
прислонившись к кривому дереву. Газета была небольшая - четыре страницы, -
без компьютерной поддержки, типографский набор, прошлый, можно сказать,
век. Впрочем, арабские издания, как я успел заметить, были не лучше.
"Евреи должны добиваться места в парламенте!" - гласил заголовок на
первой полосе. Я пробежал глазами текст. Некий Амос Оз, писатель, автор
романа "Из грехов твоих", утверждал, что евреи никогда не получат ни
единого мандата, поскольку на каждого еврея приходится три мнения, а на
каждое поселение - своя партия. И при таком положении дел политических
свобод им не добиться до явления Мессии.
Неужели тот самый Оз? - подумал я. Писатель, которого я читал в своем
мире - левый радикал, сторонник независимой Палестины... Собственно,
почему бы и нет? История сделала кульбит, но люди-то остались, если,
конечно, они родились здесь или приехали раньше создания альтернативы. Ибо
я не думал, что сюда, в Фаластын, или как теперь называется этот анклав,
эмигрировало много евреев - при нынешнем-то раскладе сил...
- Эй, парень, - услышал я и не сразу сообразил, что мужчина в
скромной одежде говорит по-русски. - Ты, я вижу, согласен с Озом?
Мужчина, естественно, держал в руке метлу.
- Нет, - сказал я, - я не согласен с Озом. Простите, не могли бы вы
сказать мне, сколько сейчас евреев в... э-э... Палестине?
- Где? - переспросил "русский" и принялся энергично махать метлой, не
глядя в мою сторону. - Слушай, шел бы ты отсюда, а то хозяин увидит, что я
с тобой разговариваю и оштрафует...
- Так ты же сам заговорил, - резонно ответил я и услышал:
- Я думал, ты агавник, а ты, видно, карамник.
Чтоб я знал, что все это значило!
- Ухожу, - сказал я. - Только один вопрос. Сколько нас тут, русских
евреев?
- Дураков-то? - пробормотал мужчина так, что я еле расслышал. -
Думаю, тысяч пятьдесят.
Он принялся мести тротуар с рвением, достойным лучшего применения, и
я отошел в сторону. Перевернул страницу и увидел заголовок: "Арабская
полиция арестовала Хаима Викселя в поселении Ариэль". Статья в
драматических тонах повествовала о том, что вчера ночью пятеро
полицейских-арабов сорвали заграждение вокруг поселения, избили двух
евреев-охранников и ворвались в дом, где мирно спала семья строительного
рабочего Викселя. Хозяина скрутили и увели, нарушив, таким образом,
автономию поселений в черте оседлости. Викселя обвиняют в том, что он
совершил теракт: напал на автобусной остановке в Рамле на женщину-арабку и
ударил ее по лицу. Виксель утверждает, что никогда не был в Рамле, но
женщина его опознала, и теперь бедному отцу семейства грозит пожизненное
заключение. А если бы женщина сказала, что он пытался пырнуть ее ножом? -
спрашивал автор. Неужели Викселя уже расстреляли бы, даже не потрудившись
убедиться в том, что он говорит правду?
Между строк я ощущал и традиционное "доколе?" и неизбывную тоску по
свободе, но открытым текстом не было сказано ничего.
Тоскливо, господа...
На четвертой странице я нашел уголок юмора. Стоит еврей на Алленби и
спрашивает араба: как проехать к палестинскому университету. На семьдесят
пятом автобусе, - отвечает араб. Через день тот же араб проходит мимо того
же перекрестка и видит того же еврея. Опять в университет? - спрашивает
араб, удивляясь, что делает еврей в этом учебном заведении. Нет, - понуро
отвечает еврей, - я автобуса жду. Шестьдесят семь уже проехали, осталось
всего восемь...
Я скомкал газету и бросил в урну.
Ну хорошо, ясно, что в этом мире нет Израиля, а евреи живут в
поселениях, где-то в черте оседлости, и работают у арабов на черных
работах. Но где их национальная гордость? Где "лехи", где "этцель" и где
"хагана"? Где еврейские боевики и где последователи Шамира? Не верю я,
чтобы они - точнее, мы, если уж на то пошло, - проиграли в сорок восьмом
войну и с той поры смирно жили под арабским каблуком.
А, собственно, почему бы нет? Ведь это - мир, созданный альтернативой
Аль-Касми. Мир его мечты. Все нормально, господа. Мне бы еще найти самого
мечтателя...
Разумеется, я его нашел - даже быстрее, чем хотелось. В принципе, я
был не прочь походить по Тель-Авиву (как, кстати, здесь этот город
назывался?) и поглядеть, как победители-арабы устроили жизнь побежденных
евреев. Ну, о поселениях я уже слышал, и о зеленой черте, которая в этом
мире стала чертой оседлости. И еще - намеки на какой-то еврейский террор.
Любопытно было бы посмотреть на местных поселенцев - не все же они
нанимаются к арабам на работу и не все метут улицы в Тель-Авиве. Но и
пистолетов с автоматами у них, скорее всего, нет - уж арабы-полицейские об
этом позаботились.
Как же они - мы? - отстаивают свое национальное достоинство? Как
доказывают право на владение этой землей? Надеюсь, не тем, действительно,
что нападают на арабских женщин? Есть ведь иные пути и, если евреев не
допускают в парламент, то можно устраивать демонстрации протеста,
объявлять голодовки, ну, что еще?
Я подумал, что все это просто глупо - разве мои родители, олим из
России, чего-то добились в девяностых своими демонстрациями и голодовками?
Пока не подожгли десяток машин, да пока не создали партию, да пока не
парализовали на неделю работу всех государственных учреждений...
Здесь и это наверняка не принесло бы успеха. Только борьба с оружием
в руках. Победа или смерть. Родина и свобода.
Я рассуждал, как типичный араб из Газы в моем мире. Пожалуй, я даже
начал понимать этого араба, уверенного в том, что его согнали с родной
земли, швырнули кусок хлеба и заткнули рот. Житие определяет сознание, -
вот уж действительно...
Я шел, точно зная - куда. В альтернативном мире, созданном не мной,
полагаться я мог только на пресловутую интуицию, и она не подвела. Ахмада
Аль-Касми я увидел издалека и узнал сразу. Он стоял у огромного синего
лимузина марки "форд", сложив руки на груди, и наблюдал, как еврей
протирает стекла. Судя по выражению на лице Ахмада, он ждал окончания
работы, чтобы вмазать еврею по морде и заставить проделать все сначала.
Я остановился неподалеку и с ужасом понял, что не знаю, как
действовать дальше. Роман Бутлер сказал совершенно определенно: увидишь -
зови полицейского. Но Роман воображал, что я попаду в совершенно иную
альтернативу!
Аль-Касми почувствовал на себе мой взгляд и повернул голову. Взгляды
наши встретились. Надо сказать, что и он, подобно мне, обладал прекрасной
интуицией. Ему и двух секунд не понадобилось, чтобы понять: я пришел к
нему не для того, чтобы проситься на временную работу.
- Убирайся, - сказал он на иврите. - Убирайся в свой мир, иначе я
вызову полицию. Считаю до трех. Один...
И что я должен был делать, по-вашему?
- Два...
Я шагнул вперед и, прежде чем Ахмад успел увернуться, влепил ему
правой между глаз. А левой добавил в живот. Господа, это очень неприятное
ощущение - я никогда не бил человека, но у меня не было иного выхода!
Мойщик-еврей выронил тряпку и завопил дурным голосом.
- Что же ты орешь, дурак? - сказал я, потирая пальцы. - Ты еврей или
кто?
Аль-Касми привалился спиной к машине и закатил глаза. Со всех сторон
к нам бежали арабы, и в их глазах я читал свою участь. Для этого не нужно
было никакой интуиции.
Я произнес контрольное слово.
Костяшки пальцев на правой руке продолжали болеть.
- Хорошая работа, - сказал комиссар Бутлер, когда на Ахмада Аль-Касми
надели наручники и увезли в полицейской машине. - Только бить не
следовало. Теперь он имеет право предъявить судье претензии о незаконных
методах задержания.
- Это ваши еврейские нежности, - раздраженно сказал я. - Не вижу,
чтобы от моего кулака его морда сильно пострадала. Убийца он, в конце
концов, или нет?
- Убийца, - согласился Бутлер, - а закон есть закон. Нужно было
вызвать полицейского...
- Господи, Роман, - сказал я. - Поехали ко мне, и я тебе расскажу,
что сделали бы со мной полицейские, если бы я поступил так, как ты
говоришь.
У Бутлера не было времени - нужно было проводить допрос обвиняемого.
Комиссар пришел ко мне вечером - как обычно, на чашку кофе. Выслушав меня,
он вздохнул:
- Знаешь, Песах, я иногда и сам думаю: как жили бы евреи, если бы
земля эта стала арабской. В сорок восьмом или позднее, проиграй мы хотя бы
одну из войн. Я бы не пошел мыть машины. Я бы записался в "хагану"...
- Нет у них там никакой "хаганы", - сказал я.
- Так это альтернативный мир Аль-Касми...
- Ну и что? Не мог же он конструировать все причинно-следственные
связи по своему желанию! Он лишь создал альтернативу, а дальше действовали
законы истории.
Роман надолго задумался. Соображал, наверно, как занялся бы он в том
мире формированием подпольных бригад. И как сжигал бы флаги Палестины. И
как надел бы маску и взял в руки автомат... Он не убивал бы женщин, а в
остальном... Мир - зеркало, господа.
- Тяжелая у тебя работа, Песах, - сказал он наконец. - Не думал, что
писать историю так трудно.
- Да уж, - согласился я. - Проще историю делать.
- Или раскрывать преступления, - сказал Роман.
Мы улыбнулись друг другу, и я налил еще по чашечке.
Популярность: 1, Last-modified: Mon, 23 Mar 1998 05:41:10 GmT