Прежде мне не приходилось иметь дела с живыми читателями. Я не
получал ни писем с признаниями в любви (разумеется, читательской), ни
писем с угрозами расправиться со мной, если я не перестану сидеть за
компьютером. Единственный человек, с кем я вел постоянную переписку, это
мой издатель Рик Кандель. Переписка эта заключалась в том, что он сообщал:
"Песах, ты еще не осветил год две тысячи двадцать третий", а я отвечал:
"завтра же освещу, вот только фонарь найду".
Поэтому вчера, открыв на звонок дверь и обнаружив мужчину средних лет
и приятной наружности, с черным дипломатом в руке, я, естественно, сказал:
- Извини, я ничего не покупаю.
- А я ничего не продаю, - отпарировал мужчина и вошел в салон. Он
прошел к журнальному столику, положил на него дипломат, щелкнул замками и
извлек на свет не очень толстый томик. Насколько я мог понять, заголовок
был на латыни.
- Мое имя Соломон Штарк, - сказал незванный гость, усаживаясь на
диван и глядя на меня снизу вверх. По-видимому, он не был знаком с
основами психологии поведения, либо эта неудобная для диалога поза
казалась ему вполне естественной.
- Я сенситив и прогностик, - продолжал он, а я, между тем, думал, как
можно избавиться от человека, без причины нарушившего домашний покой. - И
я читатель твоей "Истории Израиля".
- Очень приятно, - пробормотал я.
- Приятного мало, - отрезал господин Штарк. - Дело в том, что история
развивается вовсе не так, как должна.
- Согласен, - сказал я, - иметь под боком такое сокровище как
президент Раджаби...
- При чем здесь этот палестинский выскочка? - возмутился господин
Штарк. - Я имею в виду Магистра.
Мне-таки пришлось опуститься на диван рядом с господином Штарком,
потому что он раскрыл книгу и ткнул пальцем в некий стихотворный текст, а
зрение мое вовсе не таково, чтобы читать мелкие буквы на расстоянии
полутора метров. Книга оказалась двуязычным изданием Нострадамуса: на
одной странице шел латинский текст, а на соседней - его русский перевод.
Катрен, на который показывал незванный гость, гласил:
"Союзник Генриха - кудрявый король побеждает арабов.
Черноволосый, с помощью гениальных изобретений
Он победит жестоких и гордых людей:
Великий Генрих поведет пленных под знаменем полумесяца."
- Катрен семьдесят девятый, - сказал господин Штарк. - Пророчество
Магистра на год две тысячи двадцатый. Великий Генрих должен был взойти на
французский престол в конце двадцатого века. Кудрявый король - это
испанский монарх. Жестокие и гордые арабы должны быть к сегодняшнему дню
уже побеждены и повержены во прах. И единственной свободной страной в
восточном Средиземноморье остается Израиль. Так сказал Магистр.
- Но так не получилось, - возразил я. - Арабы все еще в силе,
палестинцы хотят за столом переговоров оттяпать Яффо, а пресловутый Генрих
вовсе не родился, и Франция все еще республика. Знаешь, я согласен, что у
Нострадамуса были верные предсказания, вот ведь и распад Советского Союза
он в двух словах изобразил... Но пророки всегда отличались туманным
стилем.
- Это отговорка неучей, - отрезал господин Штарк. - Пророки всегда
отличались абсолютной точностью. Иначе они были бы не пророками, а
фантастами.
- Спасибо за комплимент, - буркнул я, соображая, как бы выпроводить
посетителя без вреда для здоровья и мебели.
- Все, что предсказал Магистр до рождения Генриха, сбылось. И
Французская революция, и век пара, и марксизм с ленинизмом, и образование
коммунистического государства, и его распад через семьдесят четыре года, и
рождение Израиля, и мировые войны, Гитлер и Мао, я уж не говорю о
Сталине... Генрих просто не мог не родиться, он не мог не возглавить
Францию в 1999 году.
- Не повезло, - сказал я. - Его потенциальная мать вышла замуж за
другого. Ты же знаешь француженок, они такие ветреные, да и Нострадамуса
не читают...
- Нечего иронизировать, - печально сказал господин Штарк. - Вся
история идет наперекосяк, а историку Песаху Амнуэлю на это плевать.
- Историк описывает то, что произошло на самом деле, а не то, что
могло бы произойти, если бы сбылось чье-то пророчество.
- Все, о чем писал Магистр, произошло на самом деле, - сказал
господин Штарк.
- Возможно, - сказал я, - но не в нашем мире.
И лишь произнеся эти слова, я понял, чего добивался посетитель.
- Так, - сказал я, взяв в руки книгу катренов и перечитывая тот, что
был отмечен желтой полосой, - ты хочешь сказать, что примерно в тысяча
девятьсот семидесятом году произошло событие, которое сместило нашу
историю на альтернативную мировую линию. Ведь именно в семидесятом должен
был родиться Генрих, верно?
- Ну вот, - удовлетворенно сказал господин Штарк, - ты, наконец,
понял. Он произнес это таким тоном, будто был убежден, что средний историк
в состоянии понять только азбучные истины.
- А что такого произошло в семидесятом? - задумчиво сказал я,
перебирая в памяти события того времени. - Ранние годы застоя в СССР. США
увязли во Вьетнаме. Франция переживает период политической нестабильности.
В Германии... Но Германия нас ведь не интересует...
- Франция, - сказал господин Штарк. - И узнать это можно только одним
способом.
- Ну да, - кивнул я, - воспользоваться Смесителем истории. Но,
господин Штарк, почему ты пришел ко мне? Смесители продаются во всех
салонах фирмы "А-зман а-зе", и если ты еще не приобрел эту штуку...
- Приобрел, - сказал господин Штарк, - и я не настолько туп, чтобы не
воспользоваться Смесителем и не узнать истину. Разумеется, я был в том
времени. В семьдесят втором, а не в семидесятом, если на то пошло.
Трагическая случайность. Даже Магистр мог этого не учесть. В июне
семьдесят второго на авиасалоне в Бурже произошла катастрофа - советский
Ту-144 потерял управление и врезался в дом. Погиб экипаж, там был даже
замминистра. Об этом писали. А о том, что в разрушенном доме погибла
молодая женщина по имени Жаннетт Плассон, не писал никто.
- Ты хочешь сказать...
- Она находилась на восьмом месяце. Если бы катастрофы не произошло,
или если бы салон состоялся месяцем позже, Жаннетт родила бы мальчика,
который через двадцать семь лет изменил бы лицо мира.
- А как насчет альтернатив? - спросил я.
- А никак, - пожал плечами господин Штарк. - Гибель самолета - это
ведь не результат чьего-то сознательного выбора. Если бы пилот хотя бы на
мгновение задумался - влепить машину в дом или спокойно завершить полет, -
обе альтернативные возможности были бы осуществлены физически. Но процесс
от выбора человека не зависел. И альтернативных миров, в которых Генрих
родился бы и выполнил свою миссию, просто нет.
- Ах, - сказал я, - как это Нострадамус так подкачал? Предсказал мир,
который не мог возникнуть даже в качестве альтернативы.
- Все же, Песах, - с сожалением сказал господин Штарк, - ты оказался
глупее, чем я думал.
Что я должен был сделать, как по-вашему? Я, естественно, встал и
пошел открывать дверь. В конце концов, пословица гласит, что незванный
гость хуже татарина. Правда, это русская пословица, и господин Штарк мог
ее не знать. Наверно, только по этой причине он не сдвинулся с места.
Оказывается, господин Штарк все обдумал еще до прихода ко мне. Он,
видите ли, был с детства человеком увлекающимся и безмерно верящим в то,
чем увлекался. Книга "Мир глазами Нострадамуса" попалась ему на глаза,
когда он готовился на аттестат зрелости. Можно подумать, что прежде он
никогда не слышал о пророках - в одном только Танахе их достаточно.
Почему-то свои, иудейские пророки на него не произвели особого
впечатления. Ну конечно, жили они в библейские времена и пророчествовали
от имени Творца, да еще и выражались весьма отвлеченно и на
общефилософские темы. А Нострадамус был, во-первых, точен в обозначении
дат, во-вторых, предсказывал не только политические интриги, но и научные
открытия, что, естественно, повышало степень доверия к пророку. Но
главное, он ведь, как и библейские пророки, был евреем. Отступником,
конечно, но это личное его дело. Пророк имеет право быть таким, каким
хочет. Всему остальному миру это не позволено.
Через час я уже знал биографию Соломона Штарка не хуже, чем свою
собственную. Аттестат зрелости он так и не получил, потому что увлекся
пророчествами Магистра. По той же причине он не женился, хотя был влюблен
в некую Далию, отвечавшую ему взаимностью.
Далия сбежала от Соломона, когда поняла, что интерпретация
восемьдесят шестого катрена для ее любимого важнее, чем их предстоящая
хупа. Соломон только вздохнул и начал искать у Магистра предсказание
именно этого поступка.
Настоящие пророки не ошибаются никогда. Значит, Генрих, будущий
французский властитель, освободитель западного мира от мусульманского
нашествия, обязан был родиться в 1972 году, как и предсказал Нострадамус.
Поскольку этого не случилось, должна существовать в мире сила, способная
исправить ошибку природы. Естественно, такой силой Соломон Шварц считал
себя.
План был простым, из чего вовсе не следовало, что он гениален. Мы
должны были объявиться в Париже за несколько дней до начала авиасалона и
убедить Жаннетт Плассон уехать на неделю к родственникам. Наверняка есть у
нее родственники где-нибудь в солнечной Ницце. Или туманном Гавре. Я нужен
был Соломону для страховки. Если Жаннетт наотрез откажется покинуть Париж,
ее надлежит попросту похитить и продержать взаперти вплоть до момента,
когда по радио объявят о катастрофе Ту-144.
Он мог, конечно, просто заплатить какому-нибудь крепкому мужчине, не
отягощенному комплексами. Но комплексы оказались у самого Соломона.
Решившись на изменение истории, он не хотел нелепых случайностей, которые
могли бы сорвать все дело, и потому в прошлом ему нужен был историк. Он
выбрал меня только потому, что регулярно читал мои очерки в приложении к
газете "Время".
Оба мы, конечно, понимали, что, украв Жаннетт, мы ничего не изменим в
нашем собственном мире, а лишь создадим альтернативный - именно там и
родится пресловутый Генрих, героические подвиги которого прозрел великий
Магистр.
У Соломона, впрочем, была одна идея, о которой я не подозревал. К
сожалению, я не телепат.
Мы запрограммировали Смеситель истории и отправились с таким
расчетом, чтобы вернуться домой к обеду. Во всяком случае, я на это сильно
рассчитывал.
Июнь 1972 года в Париже выдался теплым, безоблачным и чуть более
влажным, чем мне бы хотелось. Мы вывалились из будущего на окраине Бурже.
Было раннее утро, городок еще спал, по шоссе проносились редкие
автомобили, а дорожные указатели подсказали нам куда идти. Дом, на который
через два дня упадет советский самолет, находился не так уж близко от
аэродрома. Это было довольно нелепое трехэтажное строение, отличавшееся
тем, что на первом этаже не жил никто - там располагались склады
спортивных товаров. На втором пустовали две квартиры из четырех, прежние
постояльцы выехали, а новые еще не поселились.
В одной из квартир второго этажа и жила девица Жаннетт Плассон,
прижившая ребенка от неизвестного отца. Впрочем, отец будущего властителя
был неизвестен Соломону, сама же девица, вполне вероятно, помнила, с кем
именно из своих многочисленных поклонников спала в ту ночь, когда забыла
во-время принять противозачаточные таблетки.
От каких нелепостей зависит мировая история!
Третий этаж дома снимала некая компания по продаже естественного
продукта для снятия жировых отложений. Что-то вроде будущего херболайфа.
Так распорядилась история, что в воскресенье, день демонстрационных
полетов, ни на складе, ни в офисе фирмы не было ни одной живой души. Мы-то
прибыли в пятницу и, когда добрались до дома Жаннетт Плассон, шел уже
десятый час, и в дом то и дело входили люди. Выходили тоже, но гораздо
меньше. Консьержу мы честно признались, что хотим поговорить с девицей
Плассон по важному делу. Поднялись наверх, постучали, услышали звонкий
голос и вошли.
Жаннетт действительно была беременна. Почему-то именно это
обстоятельство убедило меня в том, что Соломон Штарк может оказаться прав.
Жаль, что я не родился экстрасенсом и не мог разглядеть малютку Генриха в
его первой естественной колыбели.
- Если вы от Марселя, - сказала Жаннетт, переводя взгляд с меня на
Соломона и обратно, - то денег у меня сейчас нет. В понедельник я получу
чек и смогу рассчитаться.
- Мы не от Марселя, - прогнусавил Соломон, с которого мигом слетела
вся его уверенность. Конечно, одно дело - планировать операцию, и другое -
выступать в роли коммандос не мысленно, а в реальной, так сказать, боевой
обстановке. Я понял, что, если не перехвачу инициативу, придется нам
возвращаться в двадцать первый век. Я бы, может, и вернулся, но Соломон
стоял столбом, а у меня не было домкрата, чтобы сдвинуть его с места.
- Мадемуазель, - сказал я, - мы представляем фирму "Счастливый
случай", которая проводит лотерею среди съемщиков квартир в районе Бурже.
Вы выиграли на этой неделе, и сегодня вечером можете отправиться загорать
на пляжи в Ницце.
Практичная была девица. Через пять минут она уже знала, что наличных
денег фирма не дает, что пятизвездочную гостиницу фирма не гарантирует, и
что место на пляже ей придется приобретать за свой счет.
- Не пойдет, - заявила она. - Дайте мне телефон вашего начальника, и
я договорюсь с ним сама. Если уж я выиграла приз, то пусть не жадничает.
Она могла бы договориться с любым начальником, но где бы я его взял?
Не стану занимать время читателя, описывая, какие усилия я прилагал
на протяжении двух часов для того, чтобы убедить Жаннетт воспользоваться
предлагаемыми услугами и не требовать невозможного. Соломон молча глядел
на наши препирательства, время от времени делая мне нетерпеливые знаки.
Мне удалось убедить нашу клиентку исключительно потому, что она и сама
понимала: глупо не воспользоваться случаем. Сопротивляясь, можешь потерять
все. Впрочем, эта истина известна любой женщине.
Я отправил Соломона за такси, а сам помог Жаннетт снести вниз
увесистый чемодан с женским барахлом. Ни за какие деньги я не стал бы
лететь на юг самолетом, поскольку для этого пришлось бы появиться на
летном поле, а там я мог увидеть тот Ту-144, которому предстояло стать
грудой металла, и это могло плохо подействовать на мою психику, а она и
так была не в порядке после разговора с Жаннетт. Мы отправились поездом.
Единственное удовольствие, которое я получил от всей этой эпопеи -
купание в зеленовато-голубой, нежно-задумчивой, прохладно-бодрящей воде
Средиземного моря. Кто может мне сказать, чем пляж в Ницце отличается от
пляжа на Тель-Авивской набережной? То же море, те же волны, и все-таки -
совершенно иное ощущение. Хотите верьте, хотите нет, но то море было
западно-цивилизованным, а наше каким-то по-левантийски беспечным.
Объяснять не стану, это все ощущения.
Соломон не отходил от Жаннетт ни на шаг, он бы и спал с ней в одной
постели, если бы не мое упрямство. Она-то была не против, даже несмотря на
беременность. И этой женщине предстояло стать королевой-матерью!
Весь субботний день мы проторчали на пляже, и Соломон внимательно
следил, чтобы Жаннетт не перегрелась, не переохладилась и не переела.
Каждые два часа он покупал ей букет цветов, поскольку она успела ему
признаться, что обожает розы. Я как-то естественно отошел на второй план,
чему был очень рад. Можно было полежать в тенечке и поразмышлять о
превратностях исторического процесса.
В воскресенье я захватил с собой транзистор, купленный по дешевке еще
в пятницу. Свой стерео-"сони" я не решился извлекать на свет божий, чтобы
не вызвать преждевременных родов у Жаннетт, никогда, естественно, не
видевшей подобных приборов.
О катастрофе Ту-144 передали в дневной сводке новостей, и Соломон от
радости сделал стойку на руках. Жаннетт решила, что он спятил - нашел
время радоваться жизни! Она еще не знала, что у нее больше нет дома. Она
узнала об этом в тот же вечер, позвонив подруге в Париж.
- Я так благодарна вашей фирме! - сказала Жаннетт, когда мы в
понедельник утром помогли ей найти небольшую комнату на улице Робеспьера.
- Если бы не этот выигрыш, я бы сейчас...
Она передернула плечиками и поцеловала каждого из нас в щеку. Соломон
пожелал ей от имени фирмы "Счастливый случай" и впредь полагаться
исключительно на собственное везение, после чего Жаннетт отправилась
принимать ванну, а мы оказались на лестничной площадке.
- Ну вот, - сказал я. - Все закончилось хорошо, Генрих Великий
родится в срок, Франция победит исламских фундаменталистов, Магистр в
очередной раз окажется прав, а мы с тобой можем возвращаться домой. Наши
приключения я непременно опишу в своей "Истории Израиля".
Соломон молча кивнул, и мы вышли на улицу. Светило солнце, и мир был
прекрасен.
- Скажи-ка, - обратился ко мне Соломон, когда таксист вез нас в
Бурже, на то место, где мы "вынырнули" из Смесителя, - откуда ты так
хорошо знаешь французский?
- Я еще и английский знаю, - похвастался я, - а также русский и идиш.
А сам-то?
- Я? Специально изучал. Три года. Я, видишь ли, долго готовился
выполнить свою миссию.
- О чем ты говоришь? - удивился я. - Какие три года? Смеситель был
изобретен два года назад.
- Видишь ли, Песах, - задумчиво продолжал Соломон, не глядя мне в
глаза, - я-то прибыл в твой мир из альтернативного. То есть, из этого вот,
в котором мы сейчас находимся. Что ты на меня смотришь, как хасид на
свинячью голову? Я же тебе сказал, что Магистр не мог ошибиться. Значит,
Генрих должен стать Великим Правителем не в каком-то альтернативном мире,
а в моем собственном. Вот я и рассчитал... Я отправился в твой мир из
моего две тысячи тридцатого года. У нас уже лет пять пользуются
Смесителями. А потом с тобой отправился в альтернативный мир - практически
же вернулся в свой. Мы его изменили. Генрих родится. Но я-то вернуться в
будущее уже не могу. Иначе опять все пойдет по новой линии, понимаешь? Так
что мотай-ка отсюда один. Я остаюсь.
Я вовсе не богатырь. Скрутить Соломона и вернуться с ним у меня не
было никаких шансов. Я и пытаться не стал. Попрощались мы холодно. Очень
не люблю, когда меня используют.
- В следующий раз, - сказал я, - если явится незванный гость, я его
не впущу в дом. Даже если он будет посланцем самого Мессии.
Господин Штарк хотел было пожать мне руку, но я сделал вид, что
разглядываю самолет высоко над головой.
- Не обижайся, - сказал господин Штарк. - Историк не имеет права на
обиды. Историк имеет право знать истину - это да. Теперь ты ее знаешь.
Разве это плохо?
Он пошел прочь, немного сутулясь. Я смотрел ему вслед, пока он не
скрылся за углом. До контрольного времени возвращения оставалось восемь
минут, и я сел на скамейку в начале небольшого бульварчика. Засунул в ухо
свой стерео-"сони", передавали замечательную музыку начала семидесятых
годов - тот стиль, что я любил. А потом начались новости.
У меня просто не оставалось времени искать господина Штарка на улицах
парижского пригорода Бурже. А то мы могли бы поспорить о превратностях
истории и глубоком смысле пророчеств.
В Тель-Авиве 2027 года небо было куда более голубым, и я как раз
вернулся к обеду, на который пригласил свою бывшую жену Мирьям. Напротив
моего дома размещалось посольство Независимого государства Палестина, и я
имел возможность убедиться в том, что, по крайней мере, в моем мире Генрих
Великий так и не родился.
Жаль, что он не родился и в том мире, где остался печальный господин
Соломон Штарк. Девица Жаннетт Плассон погибла от удара электрическим
током, когда включила массажер, находясь в ванне, полной воды. Дневные
новости сообщили об этом факте без особых эмоций - кто, кроме меня и
господина Штарка, знал, что одновременно погиб, так и не родившись,
будущий Великий Правитель?
От судьбы не уйдешь. Но, черт возьми, для какого же мира писал Мишель
Нострадамус свои катрены?
Популярность: 1, Last-modified: Mon, 23 Mar 1998 05:41:10 GmT