Дело было давно, но потому-то
и стоит рассказать о нем, пока оно
не забылось совсем.
Г.Х.Андерсон
Путешественник пришел в селение вечером в день Урожая. Он ходил от
дома к дому, искал пристанища и нашел его у плотника Валента. Лог узнал о
Путешественнике, когда уже стемнело и выйти не было никакой возможности:
мать усадила его качать малышей, а сама возилась на кухне. Лог нервничал -
в свои недолгие семнадцать лет он ни разу не говорил с Путешественником,
таким вот, только пришедшим, пахнущим дальними полями и странствиями.
Старый, больной, никому уже не нужный Лепир, от которого Лог услышал
множество историй, странных, как осенняя сушь, тоже был когда-то
Путешественником, он пришел в селение задолго до рождения Лога, и его
рассказы, сто раз слышанные, обросли выдуманными подробностями, а Логу
нужна была правда.
Когда малыши заснули. Лог прилег в своем углу и стал ждать утра. Он
знал, что не сможет заснуть. Возбуждение нарастало, даже после ссоры с
Леной он не был так взволнован. Путешественник. Вот действительно смелый
человек. На памяти Лога никто в селении не решился так вот выйти однажды
за дома без страховочной веревки и пойти в туман, куда понесут ноги,
отдавшись на волю случая. Когда-то - Логу было два года - ушел и не
вернулся его отец. Потом мать привела отчима, родились малыши. Отчим был
человеком спокойным, уходить не собирался, жил для матери, для детей, для
дома, но недолго жил, вот в чем беда. Совсем недавно, весной, балка упала
с крыши, и не стало отчима.
Путешественники казались Логу идеалом человека. Из-за этого и
поссорился он с Леной. Обычно они встречались у заброшенного дома, что
стоял на окраине селения. Там никто не жил, слава у дома была дурная,
вроде в нем водились привидения. Никто их, конечно, не видел, а слышали
многие, в ночном тумане слышно хорошо.
- Ты представляешь, - сказал в тот вечер Лог, - найти новое селение,
новых людей, узнать новые поля. Новые голоса, непонятные, таинственные. И
запахи. В хорошую погоду можно взобраться на дерево и увидеть листья.
Когда я был маленьким...
- Ты и сейчас лазаешь на деревья, - чужим голосом сказала Лена. - Я
же знаю, и все знают, и когда-нибудь тебя накажут. Я не хочу, чтобы ты
сломал себе шею, понятно?!
- Ну что ты, милая, - ласково сказал Лог, - я не упаду с дерева даже
в самую густую полночь. Потрогай, какие у меня цепкие пальцы.
Лена оттолкнула его и пошла прочь, мгновенно скрывшись в тумане. Лог
услышал, как она идет к своему дому, и бросился за ней, вытянув по
привычке руки, чтобы не налететь на что-нибудь.
- Лена, милая, - говорил он, - я никогда больше не буду лазить на
деревья, ты слышишь меня?
Лена остановилась, и Лог услышал:
- И не будешь запутывать веревку, чтобы тебя не нашли, когда ты
уходишь из селения?
Лог замер. "Знает, - подумал он. - Неужели знает? И скажет? Что, если
скажет?"
Лена ушла, а он стоял, раздумывая, что делать дальше. С того вечера
они не виделись. Лена то ли сердилась, то ли охладела к Логу, а он не
искал встреч, хотя и безумно скучал в первое время. Боялся проговориться.
Никто не должен был знать о том, что Лог, выйдя из селения в поле, нарочно
запутывает свою страховочную веревку. Чтобы его трудно было найти, чтобы
никто не узнал, куда он ходит и что делает. Никто. Даже Лена.
Путешественник носил длинную бороду, одежда его была старой, много
раз залатанной, котомка имела столько кармашков, что, казалось, только из
них и состояла.
Лог столкнулся с Путешественником, когда, постучав, открыл дверь и
вошел в темную прихожую плотника Валента. Утром туман немного поредел,
хотя, конечно, до вчерашней прозрачности было далеко. Но, подойдя
вплотную. Лог все же сумел рассмотреть Путешественника. Хорошо, что
плотник не мог увидеть этого взгляда, иначе наверняка побежал бы к
старосте. А Путешественник увидел и понял, и, отступив с порога,
молчаливым жестом пригласил Лога войти. Плотник последовал было за ними,
но его ждали в мастерской, и он ушел, пробормотав что-то, на что Лог не
обратил внимания, а Путешественник не расслышал.
Путешественник скинул с плеч котомку и сел рядом с Логом на широкую
скамью. От него действительно пахло чем-то незнакомым, далеким и
притягательным. Лог умел различать тысячи запахов, но этот был не обычен и
не сравним ни с чем.
- Меня зовут Лог, - начал юноша со стеснением в голосе.
- А меня Петрин, - спокойно сказал Путешественник. - У меня мало
времени, я хочу до темноты пройти как можно больше.
- Ты... вы... - Лог поразился. То, что он услышал, не вмещалось в
сознании.
- Да, - усмехнулся Путешественник. - Я ухожу. Я никогда не
задерживаюсь в одном селении больше чем на два-три дня. А ваше невелико, и
я решил ограничиться ночлегом.
Путешественник очень правильно выговаривал слова и строил
предложения, как дома из плотно пригнанных бревен. У Лога мурашки побежали
по коже, когда он представил, как Путешественник каждое утро вскидывает на
плечи котомку и идет в туман, в серое ничто, не зная не только, будет ли
он ночевать под крышей или в поле, но не зная даже, доберется ли
когда-нибудь до человеческого жилья или этот день станет для него днем
неудач, и он, окончательно заблудившись в тумане, так и останется навсегда
среди деревьев или скирд, и будет бродить и кричать, и клясть судьбу, пока
не умрет от голода, а потом, много дней спустя, кто-нибудь из ближайшего
селения при уборке урожая случайно наступит на его побелевшие кости и
мгновенно ужаснется, как ужаснулся Лог, однажды нащупав ногой что-то
твердое и круглое. Он присел на корточки и увидел череп. Лог крепко
вцепился тогда в страховочную веревку и потянул, убеждаясь, что она все
так же надежно привязана к одному из множества столбиков безопасности на
окраине селения.
Никто - Лог был уверен в этом! - не решался на Путешествие дважды.
Максимум, на что мог надеяться человек, это пройти от одного селения до
другого, случайно оказавшегося на пути. Но сам этот путь, который мог
продолжаться от одного дня до долгих недель, так выматывал любого, что
Путешественник навсегда оставался в том селении, до которого он с таким
трудом добрался. Как же идти, если не знаешь куда, если не видишь пути,
если все время возвращаешься назад, плутая в тумане, если холод забирается
под сердце, потому что, чем дальше ты уходишь, тем ужаснее становится
сознание, что нет никакой надежды куда-то прийти. Но уйти опять, уже
достигнув цели, это... Нужно быть безумцем...
- Не смотри так на меня, малыш, - сказал Путешественник, ласково
улыбаясь. - Я вышел из дома два года назад. Я побывал в одиннадцати
селениях, ваше двенадцатое (Лог весь подался к Путешественнику и ловил
каждое слово). Несколько раз я думал, что все, заблудился окончательно. Но
я шел и каждый раз приходил. Однажды не ел почти неделю, кончились
припасы. Но дошел. В том селении я провел месяц и едва не остался
навсегда, но потом что-то позвало меня, и я ушел опять... Каждый человек
для чего-то живет, малыш. Лог, да? Каждый человек. Лог, живет для чего-то.
Женщины - для того, чтобы не зачах род, чтобы в доме были уют и покой. А
мужчины - чтобы завтра люди жили лучше, чем вчера, а потом еще лучше.
Чтобы вопросы не оставались без ответов. Чтобы никто ничего не боялся.
Путешественник умолк, и Логу неожиданно захотелось признаться ему во
всем. Путешественник уйдет сегодня, он просто не успеет донести на Лога,
да и не станет этого делать, ведь он сам такой, и он один может понять.
- Петрин, - сказал Лог, звуки чужого имени казались необычными, как
сам Путешественник. - Вы... вы не боитесь Голоса неба?
- Я боюсь всего, чего не знаю. А что такое Голос - я не знаю. Как не
знаешь и ты. И никто. Я боюсь Голоса неба только поэтому, хотя и знаю, что
еще никто и никогда не пострадал от него.
- Почему? - Лог заговорил торопливо, уж это он знал, об этом им всем
ежедневно твердили в молитвенном доме. - Голос может быть добрым, и тогда
родится хороший урожай. Голос может быть злым, и тогда в селении
кто-нибудь умирает. Недавно Голос призвал Антора, пекаря, а он был не так
уж стар.
Путешественник неожиданно рассмеялся.
- Скажи, Лог, сколько раз в году ты слышишь Голос неба?
- Ну... Двадцать.
- А урожай бывает дважды в год, и умирают люди не так уж часто.
Значит, в большинстве случаев Голос звучит впустую? И еще: ведь люди
умирают не сразу после того, как раздастся Голос? Или до или после, и
бывает, что намного после. И все же виноват Голос...
Лог хотел возразить, но скрипнула отворяемая дверь, и он промолчал.
Вернулся плотник.
- Мне пора, - сказал Путешественник, поднимая с пола тяжелую котомку.
- Валент проводит меня до последнего дома. Дальше сам. Прощай, малыш. Рад
был поговорить с тобой.
Путешественник быстрым движением привлек Лога к себе и зашептал ему в
ухо, щекоча жесткими волосами:
- Ты видел когда-нибудь голубой туман с желтыми прожилками? Он
переливается всеми оттенками, и кажется, что ты в огромной игрушке... А
желтый туман? Он неприятно пахнет, и голова от него болит, и дрожат ноги.
Остерегайся желтого тумана. А оранжевый? Ты видел когда-нибудь оранжевый
туман?
Лог потрясенно качал головой. Он не видел, и он не смел признаться
сейчас, когда плотник стоял неподалеку и ловил каждое слово, что в этом и
заключается его мечта, смысл жизни - увидеть ярко-оранжевый туман, и туман
желтый, и голубой. Всякий, кроме этого обыденного и скучного серого цвета.
Лог держал Путешественника за локоть и не хотел отпускать. Если бы он мог,
он ушел бы с ним. Но он не мог. Путь его, Лога, был иным, но и в этом он
не смел сейчас признаться.
- А знаешь ли ты, - жарко шептал Петрин, - чем туман отличается от
воздуха?
- Ничем, - удивился Лог.
- Почему же два слова, а не одно?
- Мало ли? - Лог пожал плечами. - Слова часто повторяют друг друга.
Ложь и обман. Правда и истина.
- Подумай, малыш, и ты услышишь в этих словах различия. Ложь может
быть нечаянной, обман всегда преднамерен. А как же туман и, воздух? Если
слова разные, то кто-то, придумавший их, вкладывал в них разный смысл,
верно?
- Не знаю, - растерянно сказал Лог, не понимая, в чем хочет убедить
его Путешественник.
- Ну скорее, - заскрипел плотник, который, наверняка, стоя в двух
шагах, прислушивался к шепоту. - Пойдемте, Петрин. А ты, Лог, ступай в
поле.
Путешественник легко оттолкнул Лога и пошел на голос. Шаги протопали
по улице, и все стихло. Лог опустился на угол скамьи. "Как это
замечательно, - думал он. - От селения к селению. Сквозь туман. Ничего не
видеть впереди, не знать, что ждет тебя через мгновение, и все равно идти.
Рискуя, достичь нового селения, но не остановиться, а идти дальше". С
детства, когда Логу сказали об уходе отца. Лог часто думал о том, где тот
сейчас. И зарождалась мечта: увидеть иной туман. Оранжевый. Почему-то
этому цвету Лог отдавал предпочтение перед остальными, возможно, потому,
что Лена любила все оранжевое. Может быть, оранжевый туман прозрачнее
серого, и если здесь, в селении, даже в лучшие дни видно не дальше чем на
три-четыре локтя, то там... Может быть, там, разговаривая с человеком,
всегда видишь его лицо и не только по интонации голоса догадываешься о
настроении. Но старый Лепир, единственный в селении, пришедший издалека,
не видел никакого оранжевого тумана. Да и пришел он, скорее всего, из
ближайшего селения, и хотя, по его словам, проплутал немало и едва не
погиб, но ведь плутать он мог и на одном месте - таково уж свойство
тумана, таков Закон. То, что сказал, уходя. Путешественник Петрин, не
укладывалось в сознании. Нет, укладывалось, еще как укладывалось. Первое
подтверждение того, что мечта может сбыться. Он, Лог, еще многое может
узнать о мире, в котором живет. Он еще увидит такую красоту, какую не
видел никто...
Лог выбрался на улицу, нащупал веревку, ведущую в поле, она
отличалась от других, натянутых вдоль дороги, своей толщиной, и Лог быстро
пошел, перебирая веревку пальцами. Он нашел бы дорогу и так, он ходил в
поле ежедневно уже два года, с тех пор как старейшины объявили его
совершеннолетним. Но сейчас он не хотел идти наугад. Боялся? Да, и боялся
тоже, потому что забрезжила цель. Нельзя рисковать по пустякам.
До вечера Лог подсекал упругие стебли и складывал вдоль гряды в
ровные полосы, чтобы шедшие за ним ребята убирали стебли а скирды. Работа
была монотонной и не мешала думать и даже разговаривать с соседями,
которых он, конечно, не видел, но прекрасно слышал и знал.
Когда гулко пронесся удар гонга - конец работе, уже темнело. Лог
устал, проголодался и подумал, что в таком состоянии он не сможет сделать
то, что задумал на сегодня. Он только сходит и проверит, все ли цело, не
нашел ли кто-нибудь случайно его делянки. Дома его ждал обед, малыши
повисли на руках, а мать, невидимая в тумане и вечерней серости, сказала:
- Лог, староста просил тебя зайти.
Ухнуло сердце. Просил зайти. Приказал - это вернее. Последний раз
староста вызывал Лога три года назад, когда он с ребятами ходил избивать
камнями дом с привидениями. Дому-то ничего не сделалось, а ребят и Лога
наказали.
Наскоро поев, Лог бросился вон из дома, и одному ему известной
дорогой, находя путь по едва заметным приметам - зарубкам, которые он
нащупывал руками, прежде чем успевал увидеть, он дошел до окраины селения
и, присев, долго искал конец оставленной вчера веревки. Нашел он ее
немного в стороне от того места, где ожидал, и поспешил в сгустившуюся
темноту, уверенный, что ничего не найдет на делянке и что вызов к старосте
связан именно с этим ужасным событием, перечеркнувшим все его надежды и
планы. Он так торопился, что поранил обо что-то ногу, но на делянке все
оказалось в порядке, все, как он оставил вчера, ничто не сдвинуто с места,
ничего не пропало.
Переведя дух. Лог пошел обратно, торопясь застать старосту до сна -
тот ложился рано, - иначе не избежать новых наказаний. О причине вызова он
больше не думал. Главное, что никто не нашел делянку. Остальное - ерунда.
У двери старосты он прислушался, но все было тихо, где-то в глубине
комнаты горели лампады, рассеивая желтоватый свет, - три круглых пятна на
сером полотне. Староста жил один, и если не молился в молитвенном доме, то
обычно лежал на кровати, отдыхая после трудового дня. У старосты никогда
не было легких дней. Человек он был немолодой, а забот хватало.
- Иди сюда, Лог, - сказал староста, узнав шаги. - Не бойся, я позвал
не наказывать, хотя ты и заслуживаешь наказания.
Лог нащупал скамью у стола, сел. Солома под старостой зашуршала, он
не встал, он и без того прекрасно знал, какое сейчас у Лога лицо. Боится
наказания. Все боятся наказания.
- Путешественник поразил тебя, - сказал староста, - и я хочу
предостеречь. Ты, Лог, падок на все необычное, это у тебя в крови. Тебя
тянет то в дом с привидениями, то к Путешественнику. И ты не замечаешь,
что он глуп.
Лог сделал движение, едва не смахнув со стола кружку с водой.
- Да, глуп, - староста повысил голос. - Умный человек не станет
мотаться от селения к селению, когда везде жизнь тяжела и везде одинакова.
Разве не этому учит Закон? Разве не для того, чтобы служить Закону, живет
человек? Ты и сам. Лог, хорошо это знаешь, ведь ты был лучшим учеником у
старейшин. Далеко ли может видеть взгляд? Не дальше протянутой руки.
Далеко ли может слышать ухо? Не дальше соседних домов. Вот и все. Нужно
жить тем, что рядом с тобой. Голубой туман... Если даже есть такой, искать
его - недостойная ересь. Чтобы жить, нужно работать и работать. И думать о
ближних: о матери, о малышах, о том, что на доме прохудилась крыша и,
значит, нужно сделать ремонт. Это жизнь. Ты умен. Лог, а Петрин глуп и
умрет где-нибудь в поле от голода и сырости. Тебя будут помнить, а его
забудут. Ты успеешь сделать много добрых дел, а он даже зла не совершит.
Понимаешь, Лог?.. Старейшины хотят наказать тебя, но я пока не стану.
Подумай, Лог, о том, что я сказал. А теперь иди...
"Значит, староста узнал о последних словах Путешественника? - подумал
Лог, выходя из дома. - Неужели плотник Валент все слышал?" То, что
староста сказал в назидание. Лог знал, это были поучения Закона, и все это
было верно только не для него.
Старый Лепир жил, к сожалению, не один. Он снимал маленькую комнатку
в доме, где обитали еще три семьи, и когда Лог разговаривал со стариком,
ему всегда мешал шум за стеной, голоса, смех, а то и крики. К тому же и
там, за стеной, при желании можно было услышать, наверное, даже шепот, и
Лог не знал, какая часть их разговоров с Лепиром становилась известна
старейшинам. Лепир уже больше года не покидал своей комнатки, к старости
он вовсе ослеп, и слепота не тяготила его, он отлично ориентировался, но
видеть его подернутые бельмами глаза Логу было невыносимо.
- Я думал, что ты уже не придешь сегодня, - сказал Лепир, узнав шаги.
- Здесь был Путешественник, - сказал Лог.
- Знаю, - Лепир перешел на шепот. - Я тут за день всего наслышался...
Пришел и ушел... Ты говорил с ним?
Лог пересказал разговор, стараясь вспомнить не только слова, но и
интонации.
- Когда-то и я тоже, - вздохнул Лепир. - Но чтобы так, сразу, уйти...
Он безрассудный человек, этот Петрин. Погибнет. Оранжевый туман, да...
Красиво. И подумать только, что люди губят себя ради красоты. Какая
разница, какого цвета туман?
Лог молчал пораженный. Это был день изумления. Теперь поражал его
старый Лепир, который, сколько помнил Лог, с упоением вспоминал свое
единственное Путешествие, продолжавшееся восемь долгих дней.
- Ага, - прошептал Лепир, - ты думаешь, я спятил на старости лет.
Нет, просто я думаю... Ради одной лишь красоты не стоит уходить. Если ты
ищешь неведомую красоту - оранжевый туман, говоришь ты, то ведь знаешь,
что хочешь найти. А? Представляешь себе. Но тогда и искать не стоит.
Вообрази себе оранжевый туман, и наверняка в воображении он окажется
красивее, чем на самом деле. Верно? Идти нужно только тогда, когда не
знаешь, что найдешь. Вот почему так мало Путешественников. Все все знают.
Знают, что днем светло, а ночью темно, и так везде. Знают, что Голос неба
забирает часть урожая, оставляя нам столько, чтобы мы не умерли от голода.
И так везде. Верно? Знают, что новые ножи, топоры появляются на дороге,
когда этого хочет Голос. Почему появляются? Знают и это: Голос дает их в
награду за наш урожай. Мы все знаем. Зачем тогда путешествовать? А?
- Искать красоту, - убежденно сказал Лог. - Я представляю себе
оранжевый туман, но если то, что я найду, окажется невообразимо
прекраснее?
- Все-таки ты ищешь не красоту, а знание, - едва слышно сказал Лепир.
- Новое знание. Пусть это будет знание новой красоты. Но разве для того,
чтобы узнать что-то новое. Лог, нужно обязательно куда-то идти? Скажи,
разве здесь, в селении, ты не можешь насытить свою жажду нового?
- Я знаю здесь все, - усмехнулся Лог, - и между прочим, с твоей
помощью, Лепир.
- Да, я научил тебя, чему мог. А что глубоко под землей, глубже самых
глубоких колодцев? А что в песчинке, такой маленькой, что глаз наш не в
силах разглядеть?
- Да, - сказал Лог, решившись, наконец, приоткрыть перед Лепиром
часть своей тайны, не всю, не настолько, чтобы старик понял, но часть,
чтобы услышать ответ. - Я не знаю этого. И еще я не знаю, что там, высоко
над головой, выше деревьев, выше домов.
- Голос, - сказал старик. - Голос, небо и свет. Не будь Голоса, мы бы
не жили, не будь света, земля была бы бесплодной.
- А если там, откуда приходит свет и где обитает Голос, туман не
серый, а оранжевый?
- Опять ты об этом, - с досадой сказал старик. - Ты вырос, Лог.
Прежде ты слушал меня, а теперь - себя.
Лог промолчал, ему почудилось какое-то движение за тонкой стенкой.
"Мы слишком громко разговариваем, - подумал Лог. - И не о том. Не такие
разговоры принято вести в селении. О пахоте и севе. О ремонте дома. О
ремеслах. И конечно, не о красоте непостижимого".
Лог коснулся рукой тонкого плеча старика, приник к нему в темноте,
зашептал:
- Путешественник Петрин смелый человек, но он не там ищет красоту. А
ты, Лепир, не там искал знание. Ни в двух, ни в трех, ни в тысяче дней
перехода нет ничего нового - ты ведь сам был Путешественником, и Петрин
говорит то же самое. И под землей ничего нового нет. И ты, и Петрин, и мой
отец - все вы повторяли Друг друга. Один искал новую красоту, другой -
новое знание, третий - лучшую жизнь. И никто не нашел и не мог найти,
потому что шли тем же путем, что и многие до них. А нужно иначе. Совсем
иначе, понимаешь? Чтобы увидеть красоту, какую никто не видел, чтобы
узнать то, чего никто не знает, нужно ведь и сделать то, чего еще никто не
делал.
- Что ты задумал, Лог? - шепот Лепира был тревожен. - Я не понимаю
тебя. Ты говоришь странные вещи, и хорошо, если говоришь только мне. Не
забывай о Законе, Лог...
За ним пришли рано утром. Лог успел покормить малышей и оделся, чтобы
идти в поле. В это время в дом вошли несколько человек, один из которых,
судя по голосу, был старостой. Лог и не подумал прятаться.
- Честное слово, Лог, - сказал староста, связывая ему руки, - ты
неразумен, как младенец. Я предупреждал тебя... Ничего, наказание, думаю,
не будет суровым. Ты ведь впервые перед судом старейшин.
И в это время раздался Голос. Он возник из утренней тишины, сгустился
из тумана, за какие-то мгновения уплотнился, набрался сил и загремел
оглушающе над самой головой, отражаясь от стен, крыши, от всего, что
попадало ему на пути, и даже в голове Лога Голос отражался и усиливался
многократно, низкий и властный, зовущий и пугающий. Голос неба.
Все замерли. Староста едва слышно в этом грохоте кричал слова
молитвы, а у Лога пересохло В горле, и он молчал, думая в испуге, чья же
сейчас очередь умирать. Ведь не за урожаем явился Голос в этот неурочный
утренний час! Уж не за старым ли Лепиром? О себе Лог не подумал. Только
после того как Голос смолк, растаял в тумане, после того как руки старосты
неожиданно жестко схватили его за локти и потащили к невидимой в тумане
двери на улицу, только после того как закричала мать, а малыши, путаясь
под ногами, заревели почти так же громко, как Голос, только после всего
этого уже на улице Лог подумал, что явление Голоса было воспринято
старостой и всеми, кто пришел с ним, как указание: его. Лога, наказывают
справедливо.
До землянки, в которую сажали провинившихся и кающихся, Лог дошел
сам. Дорогу он знал не хуже остальных, туман несколько поредел, и Лог
видел даже плечи двух человек, шагавших рядом с ним. Лог позволил
запихнуть себя в тесное помещение, где только и было место для лежанки, а
в отверстие над головой можно было просунуть руку и даже голову, но не
больше. Дверь захлопнулась, скрипнул засов, и голос старосты сказал:
- Судить тебя будем завтра. Думай и кайся. Лог. Вот твоя провинность
перед Законом: ты хотел запретного и посягал на устои.
Шаги стихли. Лог опустился на лежанку, постель была сырой, но больше
сидеть было не на чем. "Конечно, - подумал Лог, - вчерашние разговоры
дошли до ушей старейшин. И с Путешественником, и с Лепиром". Но за
крамольные желания наказывают месячным покаянием. А потом он продолжит
свою работу. Если только... Нет, не должно случиться, чтобы его делянку
нашли. Но кто выдал? Кто слышал их разговоры? С Путешественником - плотник
Валент. А с Лепиром?
День прошел. Логу не было скучно, он размышлял. Он впервые размышлял
так неторопливо, считая свободное время не пригоршнями, а целыми охапками.
Под вечер явился староста, опустил в оконце похлебку и подождал, пока Лог
насытится.
- Завтра соберется совет старейшин, - сказал староста. - Если ты
одумался, то тебе, конечно, окажут снисхождение, и самое страшное, что
тебе грозит, - год заключения.
Год?! Год в этом земляном мешке, и выпускать будут только в поле,
потому что работать должны все. А как же мать? Как же старый Лепир? А
делянка? Ее найдут, и тогда - новое наказание, еще суровее. Все будет
кончено. Все и так кончено. Чтобы жить с людьми, нужно быть такими, как
они, как все, как каждый. А если ты хочешь чего-то иного, чего-то, о чем
нельзя и подумать? Тогда - в мешок тебя. Оранжевого тумана захотелось?
Будет и оранжевый, и зеленый в крапинку. Во сне.
Староста ушел, так и не дождавшись от Лога вразумительного ответа.
Голос и шаги его давно стихли, а Лог все сидел неподвижно, будто примерз,
хотя летняя ночь была тепла. "Нужно было уйти, - думал Лог. - С
Путешественником Петрином или одному". Какой он глупец! Он хотел слишком
многого сразу и потерял все. Через год он никуда не сможет уйти, за ним
будут присматривать, любой его шаг - а шаги его научатся узнавать в самом
густом тумане - тут же станет известен старейшинам. Пропадет мечта.
Пропадет жизнь.
- Лог, - услышал он растерянный шепот. - Лог...
Это был голос Лены. Лог мгновенно вышел из состояния полусна. Он
вскочил на лежанку и вытянул вверх руки. Ладони уперлись в низкий земляной
потолок и нащупали тонкие горячие пальчики Лены, тянувшиеся к нему из
оконного отверстия.
- Лена, - сказал Лог, - Лена...
Лена тоненько заплакала, как в ту минуту, когда он поцеловал ее в
первый раз, против ее воли, притянул к себе, сам не ожидая от себя такого
поступка, и почувствовал ее сладкие упругие губы.
- Не надо, Лена, - сказал он, морщась и стараясь придать голосу
уверенность, которой он не испытывал. - Ну подумаешь, год. На следующем
празднике Урожая мы будем вместе и навсегда.
"Вместе и навсегда, - подумал он. - Навсегда - вот это верно". Ему
тоже захотелось заплакать, губы задрожали, а пальцы царапнули по земляному
потолку, и на голову Лога посыпались мелкие камешки и песок. Смутная мысль
промелькнула в голове, и Лог даже на мгновение задержал дыхание, чтобы
мысль не ускользнула.
- Лена, милая, хорошая, - сказал он.
- Я принесла то, что ты хочешь, - неожиданно ясным и спокойным
голосом сказала Лена.
- Ты принесла...
- Топор и лопатку.
- Ты подумала об этом даже раньше меня, - пробормотал Лог.
Это была единственная возможность, и то, что Лена подумала о ней
раньше него, заставило Лога понять простую и, видимо, очевидную для всех,
кроме него, мысль: есть и кроме оранжевого тумана, кроме мечты об иной
красоте, кроме странствий и поиска неведомой истины, есть, кроме всего
этого, вещи, ради которых стоит жить. Любовь, например. Любовь, которая
поняла сердцем, что не будет Логу жизни с сознанием пустоты в душе,
необходимости существовать, подчиняясь Закону.
Лог думал об этом, и слезы текли по щекам впервые за последние годы,
он давно забыл, что способен плакать, и плакал он не о себе, а о своей
Лене, которая останется в селении и будет любить его даже тогда, когда он,
может быть, уже умрет где-нибудь в поле или на чужбине. Лог думал об этом,
а руки сами делали все, что нужно. Подхватили инструменты, начали
разбивать топором и разрыхлять лопаткой камень и песок, расширяя отверстие
окна, а песчинки и камешки сыпались на Лога, в глаза, рот, за воротник. В
ночь перед судом старейшин узника нельзя было сторожить - до людского суда
Лог оставался пленником Голоса неба. И если он не воспользуется случаем
сейчас, убежать потом будет невозможно. И Лена, милая Лена, поняла это
даже раньше самого Лога.
Отверстие над головой стало достаточно велико, и Лог с помощью Лены
выбрался из ямы, повалился на землю, тяжело дыша, а Лена стряхивала с его
лица и одежды песок, будто это было так уж необходимо сейчас, и целовала
Лога в грязные щеки.
- Вот, - сказала она потом. - Это мешки с провиантом. Это - твой, а
это мой.
И только после этих слов Лог понял смысл ее поступка, гораздо более
безрассудного, чем ему показалось вначале. Лена хотела уйти в Путешествие
вместе с Логом. Быть с ним если не здесь, то там, если не там, то нигде.
Лог прижал девушку к себе, шептал слова, которые давно хотел и не решался
сказать, слова, которые были правдой еще минуту назад, а сейчас стали лишь
средством усыпить подозрения Лены, потому что взять ее с собой Лог не мог.
Он вовсе не хотел стать Путешественником, повторять бессмысленные подвиги
Лепира и Петрина. Путь его был иным. Сейчас или никогда.
Он взвалил себе на спину обе котомки и, стараясь вспомнить путь к
своему страховочному колышку, низко пригнулся к земле, нащупывая в полной
темноте направления тропинок. Лена шла сзади, держась за конец веревки,
свисавшей с одной из котомок.
В селении было тихо, люди спали, сквозь туман не проникал ни один
лучик. Логу казалось, что он ужасно долго не может найти своего колышка,
вот-вот рассветет, и его начнут искать. Лена молчала, и Лог знал, что ее
мучит один вопрос: что они ищут? Уйти в Путешествие можно ведь в любом
направлении и из любого места, хотя бы от той же землянки.
Вот он, колышек. Вот его. Лога, зарубка, вот его, Лога, страховочная
веревка, ведущая к делянке. Лог перевел дух и обернулся к Лене. Он должен
был сейчас предать ее, и это был единственный шанс им обоим спастись.
- Лена, милая, - сказал Лог, обняв девушку и чувствуя, как сам
слабеет. - Лена, хорошая моя, я не могу уйти так, мне нужно домой очень
ненадолго. Взять кое-что. Ты тоже иди к себе и возвращайся на рассвете.
Все будет в порядке. Время есть. Вот... запомни колышек и дорогу.
Лена почувствовала подвох в решении Лога, но промолчала. Если уж она
решилась быть с Логом, то должна делать все, что он скажет, не
расспрашивая и не рассуждая. Когда шаги Лены стихли в гулкой темноте. Лог
позволил себе на минуту расслабиться. Он опустился на мокрую землю,
облокотился на котомки, закрыл глаза, отдыхал. "Сейчас, - подумал он. -
Сейчас случится то, для чего я жил последние полгода".
Полгода назад - стояла зима, все кругом было матово-белым от
оседавшего на землю из тумана инея - Лог забрел случайно на заброшенное
поле. Земля здесь не родила, чахлые стебли были неприятны на вкус, и поле
забросили, хотя каждый участок был на счету. Страховочная веревка тянулась
вслед за Логом, легко сматываясь с поясной катушки. Был зимний праздник
Благодарения, и все сидели по домам, пекли пироги, собирались на большую
вечернюю молитву. В поле тишина стояла необъятная, какая-то гулкая,
бездонная. Мороз продирал, но Логу было хорошо. Возвращаться до начала
молебна не хотелось, и, достав из многочисленных карманов запасенные щепки
и кремни, он высек огонь, раздул его и, присев на корточки, вытянул над
костерком руки. Огонь был багровым, и туман, сквозь который он
просвечивал, казался оранжевым. Оранжевое облачко, клубящееся и рвущееся
кверху. Рука тоже ощутила это движение тумана, и мысль Лога, ясная и не
стесненная ничем, впервые отметила это движение вверх как некую
реальность. "Вверх, - подумал он. - Вверх. Что-то есть в этом". В кармане
завалялся клочок материи. Лог расправил его на ладони и, подержав над
огнем, выпустил из рук. Полотно начало было падать, но повисло на какое-то
мгновение, а потом даже поднялось немного вверх, медленно-медленно... и
упало. Исчезло в пламени, истлело. Лог смотрел, как угасает огонь. "Вот
оно что, - думал он. - Огонь - вот сила, которая тянет вверх полотно. Нет,
не полотно. Огонь почему-то толкает вверх туман, а уж туман увлекает за
собой кусок материи... Неужели никто из Путешественников раньше не
додумался до этого? Вверх. Двигаться вверх".
Полгода назад это было, и с тех пор началась у Лога странная двойная
жизнь. Началась тайна, в которую он не посвящал никого. Сначала Лог
экспериментировал с огнем и полотном. Он нарезал из материи кусочки разной
формы и размера и бросал в туман над костром. Когда однажды довольно
большой кусок полотна неожиданно выгнулся куполом и застыл, трепеща, а
потом медленно двинулся вверх и, выпущенный из рук, скрылся в тумане над
головой. Лог в восторге даже загасил пламя неосторожным движением. Он
стоял во мраке и впервые за все время подумал о том, что это реально. Это.
Странное, немыслимое, никем еще не придуманное, только им. Логом,
увиденное и теперь реальное, вполне реальное. Нужно пробовать еще и еще,
ведь если вверх мог улететь такой большой кусок полотна, то улетит и еще
больший, нужно только больше пламени, и если полотно может лететь, то
способно унести с собой еще что-нибудь. Да, нужно больше пламени. Огромный
костер и огромный лоскут.
Почему лоскут? Если именно туман увлекает вверх полотно, то нужно...
Да! Нужно сделать так, чтобы этот особый, создаваемый огнем туман так и
остался в материи, не растекся во все стороны...
На следующий вечер, обманув мать уверениями, что он должен сшить себе
новую рубашку. Лог сел за разваливающийся станочек - любимое мамино
утешение, стоявшее дома с незапамятных времен и доставшееся матери,
кажется, еще от ее прабабки, - и сшил неуклюжий, но легкий мешок с
горловиной, которую можно было легко затянуть тугой нитью. Малыши мешали
работать, станок раскачивался и грозил окончательно развалиться, но Лог
все же довел работу до конца и заснул удовлетворенный, измученный, и
заинтригованный и на другой день работал в поле из рук вон плохо, считая
время от колокола до колокола. В тот вечер неуклюжее сооружение (для него
Лог придумал звучное название "туманный шар"), повисев над костром, начало
подниматься, натягивая нить, на которой висел довольно тяжелый камешек.
Шли дни, а точнее сказать, дни тянулись, а вечера летели, полные
забот и волнений. Лога почти не беспокоило, что кто-то может выследить его
на делянке. Найти в тумане именно тот страховочный колышек, к которому
привязана именно его. Лога, страховочная нить, можно было лишь чисто
случайно, а в этой части селения, где начиналось заброшенное поле, люди
появлялись нечасто. На вопросы матери о его вечерних отлучках Лог
придумывал нечто невразумительное, и мать верила или думала, что,
наверное, у него свидания с Леной, и не особенно допытывалась.
Через месяц Лог уже знал, что большой мешок, самый большой из сшитых
им "туманных шаров", способен поднять камень и продержаться на высоте в
десять локтей примерно полвечера. Потом все кончалось. Туман, созданный
огнем, почему-то терял свои необычные свойства, и мешок опускался -
медленно и безнадежно. Это еще не было трагедией - Лог вовсе не горел
желанием немедленно испытать на себе обнаруженное им необычное свойство
тумана.
Однажды, погасив костер, собрав и сложив под камнем мешки - не унес
бы ветер, - Лог услышал в ночной тишине тихое потрескивание. Иней с почвы
сошел, открыв мокрую, липкую и холодную землю, то и дело вздувавшуюся
маленькими пузырьками. Пузырьки лопались, исчезали в тумане, оставляя тот
неприятный горьковатый запах, который Лог почувствовал еще в свой первый
приход на делянку. Из-за этого запаха и было заброшено поле много лет
назад, но Логу раньше и в голову не приходило как-то связать запах с
пузырьками.
Услышав потрескивание и вспомнив, что оно означает. Лог подумал
неожиданно, что ведь пузырьки - тот же туман, они зарождаются где-то под
землей, прорываются вверх и сливаются с воздухом, ничем от него не
отличаясь, и только запах выдает их присутствие. Лог закрыл место, где
пузырьков было больше всего, куском полотна и обнаружил, что полотно
приподнимается, что пузырьки тянут его вверх. Это новое открытие так
увлекло Лога, что он забыл о возвращении. Из состояния оцепенения, с
которым он слушал, как лопались пузырьки, его вывел нарастающий Голос
неба. Лог пустился бежать, едва не заблудился и явился домой, грязный,
падая от усталости. Мать бранила его, но он не слышал, он подумал
внезапно, что эти пузырьки - они легкие, иначе не могли бы приподнять
полотно, и что если собрать их много, очень много и наполнить большой
"туманный шар"...
Все, что было потом, слилось для Лога в одно прекрасное деяние,
прерываемое необходимостью работать в поле, сидеть с малышами, помогать
матери, носить еду старому Лепиру, - вещами привычными, но совершенно ему.
Логу, ненужными. Мысленно Лог был где-то там, наверху, и вокруг него
клубился изумительный по красоте оранжевый туман, в котором легко
дышалось, легко думалось и легко жилось. Да, так могло получиться, потому
что уже первые опыты с пузырьками показали - они могут поднять значительно
больше полотна, чем туман, создаваемый огнем.
Лог так и не сумел сшить мешок, который поднял бы его самого. Не
потому, что это было невозможно, просто он не сумел бы избежать вопросов
матери, не сумел бы скрыть необычность своего шитья. Он сделал пять не
очень больших "туманных шаров" и подвесил их над местами выделения
пузырьков. На счастье Лога - он действительно считал это огромной удачей -
свойство пузырьков поднимать вверх "туманные шары" не исчезало со
временем. Более того, к середине лета, с приближением Дня урожая пузырьки
стали выделяться интенсивнее, будто под землей усилилась невидимая и
постоянная работа какого-то таинственного, доброго к Логу, существа.
Лог взвалил на спину котомки - Лене они ни к чему, а ему пригодятся
обе, если "туманные шары" смогут их поднять, - и шагнул в поле, перебирая
рукой страховочную веревку.
На делянке ничего не изменилось: низко над землей висело пять мешков,
насыщаясь пузырьками пахучего тумана. Лог распустил веревки на полную
длину, и шары рванулись вверх, повиснув невидимо где-то над головой. Лог
притянул назад один из "туманных шаров", это удалось ему с трудом, но Лог
удержался от проявления восторга. Он привязал к веревке котомку с
провиантом, и "туманный шар" легко поднял этот груз. Лог привязал и вторую
котомку - к другому мешку и лишь потом задумался над простым, в сущности,
вопросом. Он ведь понятия не имеет, что ждет его там, наверху. В любом
Путешествии по земле была неопределенность риска, но точное знание того,
что Путешественнику пригодится пища, чтобы не умереть от голода, и
постель, чтобы не спать на сырой земле. А там, наверху, где нет ничего,
кроме тумана и Голоса неба?
"Я только должен убедиться, - подумал Лог, - должен сам увидеть
оранжевый туман, а потом отрежу один или два мешка и опущусь в поле, и
тогда, наконец, узнав истинную красоту, стану Путешественником".
Так, убедив себя, что котомки с едой и постелями еще пригодятся. Лог
начал привязываться. "Туманные шары" были сцеплены вместе, лямки, которые
должны были обхватить Лога за плечи, под мышками, он приладил несколько
дней назад, а сейчас привязал крепким узлом сиденье и сел на него Сидеть
было неудобно, веревки впивались в тело. Нужно было сделать более удобное
сиденье, там, в котомках, есть постели, можно использовать их.
Дернулась страховочная веревка, все еще державшаяся на поясном
кольце. Лог замер. Почудилось? Веревка дернулась ощутимее, едва не вырвав
Лога из сиденья.
"Лена вернулась, - подумал он. - Теперь станет пробираться сюда и
нужно будет ее успокаивать и убеждать вернуться. Или даже грозить".
Это была не Лена. Лог услышал голоса. В тумане вдоль веревки
двигались люди. Гулкий бас принадлежал одному из старейшин, мужчине
огромного роста с неприятным бородатым лицом. Второй голос, что-то
бормотавший в ответ, был голосом старосты.
Неужели Лена, вместо того чтобы идти домой, все рассказала старосте?
И, предавая ее, неужели Лог встретился с другим предательством, не во
спасение, а во зло?
Лог отбросил подальше конец страховочной веревки, уселся плотнее,
чтобы случайный рывок не вывалил его из сиденья. Лог едва доставал ногами
до земли и не мог нагнуться, чтобы отцепить пять привязанных к "туманным
шарам" веревок от вбитого в землю кола. Голоса приближались, и тогда Лог,
достав удобно положенный в карман нож, полоснул по веревкам.
Все осталось по-прежнему, только сиденье слегка качнулось, и ноги,
сколько ни вытягивал их Лог, не находили опоры. А потом Лог услышал голоса
- откуда-то снизу, будто из-под земли.
И лишь тогда он понял, что летит.
Был мгновенный, иглой кольнувший страх и было быстрое успокоение,
потому что связка "туманных шаров" поднимала свою ношу легко и почти
неощутимо. Но главное, почему Лог знал, что не висит на одном месте, было
растущее ощущение холода. На поле стояла летняя вяжущая теплынь, а здесь
было холодно, как в хорошее зимнее утро. Лог не мог этого предвидеть, и
теперь дрожал, и клял всеми словами свою непредусмотрительность, хотя как
он мог предусмотреть то, о чем ничего не знал?
Лог согревал себя тем, что пытался отвечать на разные, приходившие в
голову "почему"; почему наверху холодно? Почему, несмотря на то что до
утра еще далеко, над головой наметилось нечто расплывчато-зеленоватое,
едва видимое, но все же различимое, как далекие отсветы горящей лампады? И
почему, когда Лог поднес к глазам намокшую вдруг ладонь, он увидел лежащие
на ней огромные снежинки?
Лог протянул в туман руку, чтобы поймать побольше этих неожиданных в
летнее время снежинок, и ощутил вдруг, как мгновенно вспотела спина и даже
волосы, кажется, зашевелились на макушке: он видел кончики пальцев
вытянутой руки. Даже в этом мраке, едва освещаемом неразличимой лампадой,
он видел в тумане то, что с трудом мог различить в самые прозрачные дни!
Он посмотрел вверх и с предельной отчетливостью, будто перед самыми
глазами, увидел все пять "туманных шаров", все связывающие их веревки, и
котомки с провиантом, и все это, совершенно невозможное для охвата
одним-единственным взглядом, на слабо светящемся фоне зеленоватого
почему-то тумана.
"Почему туман и воздух - разные слова?" - вспомнил Лог.
Он смотрел вверх, выворачивая шею, а туман над головой все больше
редел, и в нем все четче возникал огромный светящийся круг, непонятно как
держащийся там, а небе. Страх, который Лог испытал по этому поводу,
сменился и вовсе безотчетным ужасом: издалека приближался, сминал ночную
тишину Голос неба. Что-то невидимое надвигалось, рвало в клочья воздух,
туман и все вокруг, сиденье под Логом раскачивалось все сильнее, он едва
не выпал из него, а Голос ревел, и это был конец. Это был гнев небес, и он
был ужасен.
Полностью парализованный. Лог ждал смерти, но Голос стал затихать, он
нырнул куда-то в глубину, и Лог слышал его почему-то под собой, куда не
смел взглянуть. Лишь много времени спустя, когда Голос истаял
окончательно, Лог посмотрел вниз и увидел белое поле снега, бугристое, с
броскими четкими тенями, и поле это тянулось так далеко, как... Логу не с
чем было сравнить, и он понимал только одно: он видит. Не на пять, не на
двадцать, не на сто локтей. Может, даже не на тысячу.
Заболели глаза, они не привыкли к такой работе - смотреть, вдаль. Лог
зажмурился на мгновение, а когда вновь решился открыть глаза, взгляд его
был направлен не вниз, а вверх.
Туман исчез.
Была чернота, абсолютная чернота вымазанного сажей купола. И на
куполе блестели, искрились, светились, переливались яркие и слабые, белые,
голубые, желтые точечки, снежинки. Казалось, что они меняются местами и
приплясывают. Сознание Лога уже не было способно оценивать впечатления, и
он не понимал, что точечки на небе совершенно неподвижны, а связка шаров
раскачивается в высотном течении, унося Лога прочь от родного селения и от
всех навсегда для него умерших земных проблем.
В глаза Логу заглянуло огромное зеленоватое лицо с какими-то пятнами,
безглазое и безносое, и почему-то с выщербленной щекой. Это была та
лампада, что светила сквозь туман, она превратилась в лицо, четкое,
страшное, окруженное снежинками-точечками. Лицо тянуло Лога к себе, и он,
широко раскрыв глаза и уже не сдерживая рвущийся из горла крик, чувствовал
приближение неотвратимого и безнадежного.
Бездна купола становилась все глубже, все более слабые искорки
появлялись из мрака, вступая в общий пляс, их стало больше, чем снежинок в
поле, и бездна уже не казалась черной - напротив, она сверкала, слепила, а
когда Лог повернул голову, снежинки ринулись на него, упали на плечи,
заколотили жгучим дождем и понеслись вокруг, и противная тошнота поднялась
к горлу.
Он не чувствовал ни рук своих, ни ног, он умирал среди огней, ловил
ртом остатки воздуха, разреженного на этой высоте, и не понимал, что губит
его не гнев Голоса, а простой недостаток кислорода. И это не глаза
небожителей смотрят в его глаза. И внизу - не снег, а все тот же туман, из
которого связка воздушных шаров, наполненных легким газом, вынесла Лога в
прозрачную и открытую вышину.
Лог уже не видел всего этого великолепия обычной летней ночи, а
увидев, он не смог бы не только понять, но даже осознать всего, что видят
его глаза.
Туман лежал холмистой равниной, освещаемый ровным и равнодушным
светом почти полной луны, а между туманом и небом, которое вовсе не было
твердью купола, неслась в воздушном потоке неуправляемая связка шаров,
отбрасывая на поверхность тумана причудливую тень.
Как младенец, Лог ничего не понимал в том, что увидел, заново
явившись в мир. Как у младенца, в теле его жили только ощущения - приятно
и светло, тепло и хочется есть. Он не думал этими словами, он вообще не
думал. Пришло время, и он насытился. Пришло время, и он вспомнил свое имя.
Пришло время, и он начал разбирать детали внешнего мира, и увидел кое-что,
знакомое из прежней жизни. Стол. Он вспомнил название. Скамья. Окно. Свет.
Человек. Было и еще что-то непонятное, как не понимает малыш назначения
никогда не виденных предметов. Внимание Лога сосредоточилось на человеке,
сидевшем у изголовья постели. Ему удалось сконцентрировать внимание на
лице человека, и это позволило Логу выйти из младенческого возраста. Он
стал взрослым почти мгновенно и вспомнил все. Всю свою прежнюю жизнь и
ужас последних минут, когда открылся ему мир, настолько непонятный, что
Лог не в силах был принять его, а не приняв - не в силах жить.
Голова закружилась, и Лог вцепился пальцами в мягкое одеяло. Воздух!
В комнате не было воздуха! Он видел стол и скамью у противоположной стены,
окно, выходящее в черноту ночи, яркую слепящую лампаду под высоким
потолком - видел все сразу! Его глаза, от рождения привыкшие глядеть на
расстояние вытянутой руки, не воспринимали объемности удаленных предметов,
и до потолка в этой комнате без воздуха могло быть десять локтей, а могло
быть и все сто тысяч.
Человек, сидевший у постели, молчал и улыбался. Лицо его было выбрито
до синевы, как у юноши, но покрытое тонкими морщинами оно, несомненно,
принадлежало старику. Лицо казалось знакомым, но и это впечатление могло
обмануть.
- Малыш, - сказал человек, - малыш, тебя зовут...
- Лог, - он почувствовал, как клокочет в горле. Малыш. Человек был
похож на Путешественника, на Петрина. Это не мог быть Петрин, но желание,
чтобы это был именно Петрин, оказалось сильнее разума, и Лог, обретя,
наконец, возможность если не мыслить логически, то хотя бы связно
говорить, спросил:
- Почему?
- Почему? - переспросил Петрин.
- Почему я дышу? Здесь нет воздуха. Почему я вижу? Все кружится, но я
вижу. Почему?
- Разве воздух и туман - одно и то же? Это разные слова, и обозначают
они разные вещи.
- Петрин!
- Меня зовут Ярин... Я буду твоим наставником, Лог, в этой новой для
тебя жизни. Пока ты не станешь самостоятельным. И скажу тебе сразу: ты
жив. Ты был без памяти всего сутки, не так уж долго. Ты на Горе. И это
теперь твой дом. Остатки твоего воздушного корабля в соседней комнате, как
и твои вещи. И ты действительно видишь на много локтей вокруг. Глаза даны
человеку, чтобы видеть мир. Весь и сразу. Здесь и там, далеко. Запомни
это. Лог. Повторяй, пока не привыкнешь, пока это не войдет в тебя, не
станет тобой... Ты жил в тумане и не знал, что туман - не воздух, а
помеха. Но ты был недоволен, ведь так? Ты искал новое. Ты не мог жить как
все. И ты нашел способ узнать. Ты узнал. Не все - только малую толику. Ты
дышишь воздухом. Он вокруг тебя, невидим и неощутим. Воздух открывает тебе
мир, а туман закрывал его. Тумана здесь нет. Лог. Он остался внизу. Ты
поднялся выше тумана. Ты поднялся выше себя. Лог. Подумай об этом. Лог,
прими это как закон. Так есть.
Прежде чем Лог успел произнести слово, за окном раздался басовитый,
рокочущий, угрожающий Голос неба. В этом звуке невозможно было ошибиться.
Голос гневался на Лога, он едва не убил Лога там, в ночном тумане, он
настигнет Лога здесь.
Ярин тоже услышал Голос, но остался совершенно спокоен. Может, он -
бог? Ярин что-то сказал, и Лог даже услышал, но не воспринял, слова не
проходили в сознание, где властвовал Голос.
- Это винтолет, - повторил Ярин.
И Лог успокоился. Его успокоило слово, на котором лежала печать
неживого, придуманного. И пренебрежение, с которым Ярин произнес это
странное слово "винтолет".
- Винтолет, - повторил Лог. - Это... Голос неба...
- А... - Ярин покачал головой. - Да, для тех, кто в тумане, это Голос
неба. Опять туман... Нам приходится летать выше тумана, опускаемся мы
редко, навигация только по приборам, это сложно и опасно. А вы не видите
машину, вот и легенда. У вас много легенд. Больше, чем знаний. Есть и у
нас легенды, притчи. Но совсем иные...
- Что поднимается выше туч?
- Горы.
- Что простирается выше гор?
- Небо.
- Что же за небом, где светят планеты и звезды?
- Мысль и Знание.
Лог почти ничего из сказанного не понял, кроме одного: Голоса неба
нет. Он привстал на постели. Руки и ноги вполне повиновались ему, они
больше не дрожали, и Лог решил встать. Но отказали глаза. Все закружилось,
перевернулось. Лог вцепился в плечо Ярина, но не лег. Сидел, пережидая с
закрытыми глазами приступ тошноты. А Голос все звучал, доносился издалека,
и когда, открыв глаза. Лог увидел все предметы на прежних местах, он
спросил:
- Его... можно увидеть?
- Ты молодец, малыш, - сказал Ярин. - Ты просто молодец, Лог.
Конечно, винтолет можно увидеть и даже потрогать. А потом и полететь на
нем, если захочешь. Скоро взойдет солнце, станет светло, и ты увидишь
город, и винтолеты, и заводы, и людей, которые уже любят тебя... А сейчас,
чтобы ты не мучился ожиданием, я расскажу тебе историю нашей бедной
планеты...
Лог покачал головой. Он не понимал и половины слов. Город. Завод.
Солнце. Планета. Пустые звуки.
"Один шаг, - подумал Лог. - Один шаг и один удар ножом по натянутым
веревкам. И - новый мир. Один шаг - и новый мир". Лог повторял эти слова,
забыв о том, что до этого шага он сделал множество других. Он шел всю
жизнь. Желал необычного, хотел того, что еще мог понять и представить,
потому что человек просто не может хотеть того, чего не представляет. И
получил свое, хотя совсем не то, чего ждал, и теперь должен перешагнуть
через нелепицу, которая является не нелепицей мира, а лишь нелепицей его.
Лога, представлений.
- Винтолет, - еще раз повторил Лог, - город, планета... Все кружится
перед глазами, Ярин...
- Это естественно, - сказал Ярин. - Это пройдет. Закрой глаза. Лог.
Слушай...
И Лог узнал.
Несколько тысяч лет назад это была прекрасная зеленая планета, с
высоким и прозрачным зеленым небом ("Не оранжевым?" - вставил Лог), по
которому плыли белые облака ("Что?" - спросил Лог, но больше не перебивал,
только запоминал непонятное).
Жили на планете люди - племя землепашцев и умельцев, летали птицы, в
лесах водились звери.
А потом пришел туман.
В недрах планеты шли процессы, которые никто из людей в то время не
понимал. И постепенно, очень постепенно воздух, прекрасный, чистый и
прозрачный воздух, начал мутнеть. Почти всюду из-под почвы выделялись газы
и пары, следы подземных реакций. Они были безвредны для людей, но птицы
погибли почти сразу. Туман был везде, и уйти от него можно было, только
поднявшись повыше. Туман был тяжел, он стлался по земле, и люди жили будто
в молочном плену.
Они ушли в горы, не все, только часть. Другая часть осталась на
равнинах, в привычной, хотя и изменившейся, обстановке. Те, что остались,
сеяли и убирали, и жили этим, и этот труд, необходимый, чтобы не умереть
от голода, был их жизнью. Они ничего не видели в тумане, но и не хотели
видеть, потому что забыли, что это такое. Они привыкли. Еще несколько
тысячелетий такой жизни, и у них, вероятно, развилось бы новое чувство,
скажем, инфракрасное зрение или звуколокация. Но времени прошло немного -
чуть меньше тысячи лет. И в долинах жило племя слепцов, создавших себе
удобную веру в то, что так и должно быть, что мир - это селение, что жизнь
- это работа в поле, дом, семья, дети, и больше ничего нет и быть не
должно, потому что таков Закон. Это твое племя. Лог...
А другая часть народа уходила в горы. Туман настигал их, и они
поднимались все выше. Им было худо, потому что в горах мало пищи; они,
однако, не хотели сдаваться - не для того даже, чтобы выжить, а чтобы
ответить на вопрос: "Почему? Почему случилась такая беда?"
Туман поднимался медленно, но неотвратимо. Только четыре горные
вершины оказались выше тумана, когда движение его, наконец, прекратилось.
Только четыре группы людей - небольшая горстка - остались жить, отделенные
друг от друга тысячами километров. Ничего друг о друге не зная. Четыре
острова в океане тумана. Но они отстояли себя. Более того, они сохранили
знания. Они построили в горах поселки, а когда не хватало места, они
взрывали скалы. Лучшими людьми здесь были ученые, инженеры. Чтобы
передвигаться по горным склонам, люди изобрели вездеходы. Чтобы сообщаться
с тремя другими городами, они придумали радиосвязь и воздухоплавание. И
только одного у них всегда недоставало: пищи. Горные поля скудны, и спустя
два-три столетия уже не могли прокормить возросшее население. И перед
нами, точнее, перед нашими предками, возникла проблема проблем.
Вот тогда и пришлось им спуститься в покрытые туманом долины.
"...И небо разгневалось на людей, явился Голос и началась буря,
которая продолжалась много дней и ночей, а когда Голос умолк, люди
покинули свои дома и вышли в поле, чтобы собрать в амбары урожай, и
оказалось, что Голос наказал их, забрав половину скирд на небо. И когда
люди молились. Голос отвечал им: так будет всегда..."
- Забирая у нас часть урожая, вы оставляли взамен орудия, - сказал
Лог, понявший в рассказе Ярина лишь суть, но не детали.
- Да, - кивнул Ярин. - Орудия, которые вы не могли сделать сами, ведь
у вас нет литейного производства.
- Нет чего?
- Мы для вас боги, могучие, бестелесные и громогласные, - вздохнул
Ярин. - Вы для нас братья, которым мы не в силах помочь прежде всего
потому, что вы в нашей помощи не нуждаетесь, вы отвергли бы ее, не поняв.
Вы счастливы, как ни странно. Вы глупо счастливы, ничего не зная ни о
себе, ни о мире. Что нужно человеку для счастья? Скудости воображения и
уверенности в том, что счастье достижимо. Туман незнания скрывает от вас
мир. Туман просочился и в ваши мысли. Отделил мысли одну от другой, отучил
связывать мысли в цепочки рассуждений. Вам достаточно того, что у вас
есть. У вас просто нет воображения. Туман. Проклятый туман...
- Может, это и к лучшему? - пробормотал Лог. Он подумал о матери, о
малышах, о Лене и Лепире, обо всех сразу, как-то одним взглядом охватил
всю свою жизнь и жизнь селения под этим новым для него углом зрения. - Вот
вы, Ярин, не утратили способности стремиться к тому, чего у вас еще нет. И
я хотел... хочу того же. Оранжевого тумана. А теперь, когда я знаю, что
это глупость, я хочу еще большего. Я не могу это описать, мне кажется, что
я сейчас хочу так много, что лопну от нетерпения. И так тоскливо. А они
счастливы. Те, кто остался в тумане. Значит, им лучше, чем вам... нам.
Ярин помолчал, глядя Логу в глаза.
- Ты хотел бы вернуться вниз? - спросил он. - Жить, как живут
другие... Вот видишь. Это прекрасная болезнь разума - желание знать и
уметь. Как и всякая болезнь, она мучительна. Но если ты излечишься, твой
разум угаснет. К счастью, эта болезнь неизлечима. Но вы так редко
болеете...
- Путешественники, - сказал Лог.
- Это лишь легкая форма болезни, - сказал Ярин. - Не сон разума, но
еще и не явь. Это дрема, пробуждение. Неясное ощущение неудобства,
влекущее чувство таинственности мира.
- Откуда вам столько известно о нас? - спросил Лог, уже догадываясь о
том, каким будет ответ. - Вы ведь никогда не приходите к нам?
- А ты. Лог? - улыбнулся Ярин. - Путешественников мало. Они уходят в
туман. Собственно, так в вашем мире происходит обмен информацией между
селениями. Как письмо без ответа... И среди тысяч Путешественников
находится один, который смутно понимает, что поступать нужно совсем иначе.
Это люди с воображением. Они приходят к нам. Нет, прилетают. Они открывают
закон теплового расширения или, как ты, Лог, наполняют шаг легкими газами.
Таких людей очень немного. И среди этих немногих лишь считанные единицы за
прошедшие столетия сумели сохранить рассудок, когда туман неожиданно
рассеивался и они видели, что мир огромен. Видели далекий горизонт,
вспаханное ветрами поле тумана, а над собой - то, что и для нас пока
недостижимо далеко: солнце, луну, планеты, звезды... Разум, только что
проснувшийся, не в состоянии выдержать подобное испытание. Но случаются
исключения. Последний человек снизу пришел к нам семьдесят девять лет
назад. Он давно умер. Такие люди быстро сжигают себя, их мозг горит
неистовым желанием узнать и понять... И вот теперь пришел ты. Лог.
Слушая Ярина, Лог смотрел в сереющий проем окна. Тьмы уже не было, но
не было еще и света. День нарождался, и Лог потянулся к окну. Ноги
повиновались ему, хотя комната и качалась перед глазами. Но шаг был
сделан. Второй и третий. Опираясь на плечо Ярина, вцепившись пальцами в
подоконник, чтобы не упасть. Лог смотрел перед собой в мир, явившийся ему
от горизонта до горизонта.
Дом стоял над крутым обрывом. Ослепительно белый ковер лежал внизу. А
небо вокруг полыхало алым, оранжевым, желтым, всеми оттенками, и что-то
зарождалось между туманом и этой непредставимой красотой игры света.
Что-то более яркое и слепящее, чем пламя.
- Восходит солнце, - сказал Ярин. - Идет день.
Лог отшатнулся. Мысль о том, что он сейчас умрет, была мимолетной и
сгорела в пламени восхода. Лог почувствовал это пламя в своей груди.
- Солнце, - повторил Лог. Пламя в груди не гасло, и Лог подумал, что
оно останется в нем до самой смерти и будет жечь его и сожжет, наконец, но
прежде чем мысль его превратится в угли, он узнает все, что знают эти
люди. И больше того, что они сейчас знают.
- Туман засасывает, - сказал Ярин, поняв состояние Лога. - Он гасит
пламя в груди. Туман... Он поднимается, Лог. Несколько десятилетий назад
извержение газов из почвы вновь усилилось. Туман поднимается, и через
два-три поколения... Туман будет здесь.
- Нет! - сказал Лог, ужаснувшись тому, что мгновенно нарисовало его
воображение. "Никто, - подумал он, - не должен жить так, как живут люди
там, внизу. Никто. Никогда".
- К сожалению, туман сильнее солнца, - грустно сказал Ярин, и Лог
подумал, что Ярин уже наполовину погрузился в туман, в свой туман, если
смог сказать эти слова. - Чтобы победить туман, мало победить себя. Нужно
победить мир. Кто сможет сделать это?
- Я, - сказал Лог.
+========================================================================+
I Этот текст сделан Harry Fantasyst SF&F OCR Laboratory I
I в рамках некоммерческого проекта "Сам-себе Гутенберг-2" I
Г------------------------------------------------------------------------
I Если вы обнаружите ошибку в тексте, пришлите его фрагмент I
I (указав номер строки) netmail'ом: Fido 2:463/2.5 Igor Zagumennov I
+========================================================================+
Популярность: 1, Last-modified: Mon, 23 Mar 1998 05:41:19 GmT