Раздался мелодичный звук гонга и следом за ним бесцветный голос робота
- шефа дипломатического протокола:
- Его превосходительство Валка Вахино, Чрезвычайный и Полномочный Посол
Лиги Пален Кундалоа в Объединенных Солнечных Республиках.
Представители Земли вежливо встали при появлении посла. Несмотря на
непривычные земные условия - сильную гравитацию и холодный сухой воздух - он
двигался с изумительной грацией, вызывая восхищение красотой своей расы -
физически жители Кундалоа почти не отличались от людей. Мелкие различия
только усиливали обаяние, создавая привкус романтики и экзотики.
Ральф Дальтон внимательно присмотрелся к послу. Валка Вахино: очень
мужественное лицо, тщательно прорисованные черты, высоко поставленные виски
и темные глаза. Хрупкий, ростом ниже любого землянина, он двигался плавно,
быстро и бесшумно. Длинные, блестящие, с голубоватым отливом волосы спадали
на смуглые плечи, оттеняя высокий лоб и создавая приятный для глаз контраст
с золотистой кожей. На нем было старинное церемониальное одеяние Луайев из
Кундалоа - блестящая серебристая туника, пурпурный плащ, усыпанный, словно
роем звезд, искрящейся металлической пылью, мягкие золотистые кожаные туфли.
В изящной шестипалой ладони он сжимал богато украшенный символ своего
высокого звания, служащий одновременно верительными грамотами. Он поклонился
- с достоинством, но без подобострастия, и заговорил на беглом земном, с
легким, певучим и протяжным акцентом.
- Мир домам вашим! Великий Дом Кундалоа шлет поздравления свои и желает
наилучшей жизни братьям Республик Солнца. Уверение в приязни выражает
недостойный того, верный слуга Великого Дома, Валка Вахино. Дальтон ответил
с подобающей случаю торжественной серьезностью:
- Приветствую и поздравляю. Объединенные Солнечные Республики выражают
самую глубокую приязнь Лиге Планет Кундалоа. Премьер Объединенных Республик
Ральф Дальтон говорит от имени всех людей Солнечной Системы.
Затем он представил собравшихся: министров, научных консультантов,
представителей штабов. Перечень вызывал уважение - собрались все сливки
администрации Системы.
- Приступим к предварительной конференции, - продолжал Дальтон, -
касающейся дружеских предложений, сделанных недавно вашему пра... Великому
Дому Кундалоа. Сегодня - неофициальная встреча. Но мы передаем ее по
телевидению, чтобы население Республик Солнца само вынесло решение.
- Я понимаю. Это очень хорошая идея, - ответил Вахино.
Он дождался, пока все не расселись, и тогда только занял свое место.
Наступило молчание. Взгляды всех устремились на часы. Вахино прибыл
точно в назначенный час, а вот Скорроган из Сконтара запаздывал.
"Бестактность", - подумал Дальтон. Впрочем, сконтариане славятся своими
дурными манерами. В отличие от кундалоанцев, деликатность которых вошла в
поговорку, не при этом признаком слабости.
Начался обычный в подобных случаях разговор ни о чем. Как оказалось,
Вахино уже неоднократно бывал в Солнечной Системе, особенно в последнее
время. Здесь не было ничего удивительного, отношения двух государств
становились все более близкими. Множество кундалоанских студентов учились в
земных учебных заведениях, а среди землян еще перед войной царила стойкая
мода на туристические поездки на Аваики.
- О, да, - улыбнулся Вахино. - Любой аламаи, вся молодежь Кундалоа
мечтает о поездке на Землю, хотя бы ненадолго. Без преувеличений можно
сказать, что мы испытываем прямо-таки безграничное уважение к вам и к вашим
достижениям.
- Это восхищение взаимно, - сказал Дальтон. - Ваша культура, ваша
литература, искусство, музыка пользуются величайшей популярностью во всей
Солнечной Системе. Множество людей - и не только специалистов - учат
луайский, чтобы читать Дванагоа-Эпаи в оригинале. Кундалоанские певцы
пользуются грандиозным успехом. Ваши молодые люди, - добавил он со смехом, -
просто не могут совладать с вниманием землянок. А кундалоанские девушки не
знают, что делать с многочисленными предложениями руки и сердца. И если
число браков пока мало, то лишь из-за неизбежного бесплодия.
- Если говорить серьезно, - настаивал на своем Вахино, - то мы
прекрасно понимаем, что ваша цивилизация задает тон во всей Галактике. И
дело не только в том, что технологически цивилизация соляриан выше
остальных, хотя это, разумеется, один из самых важных факторов. Вы первыми
прилетели к нам на своих космических кораблях, вы подарили нам ядерную
энергию, медицинские знания и прочие блага. До этого мы могли дойти и
сами... Но если говорить о таких ваших поступках, как... настоящее
предложение помощи, о готовности помочь в восстановлении разрушенных миров,
отдаленных от вас на многие световые годы, о готовности предоставить нам все
сокровища знаний и мастерства, в то время, когда нам почти нечем
отблагодарить... Одно это делает вас величайшей расой Галактики.
- Как вы прекрасно понимаете, мотивы у нас вполне эгоистичные, - сказал
Дальтон с некоторым смущением. - Конечно, гуманность тоже играет роль. Мы
просто не можем позволить, чтобы раса, столь похожая на землян, страдала от
нищеты, когда Солнечная Система и ее колонии купаются в изобилии. Наша
собственная кровавая история учит, что такая дружеская помощь полезна и
дающему. Когда мы воскресим Кундалоа и Сконтар, восстановим и обновим
разрушенную промышленность, познакомим вас с нашими знаниями, - мы сможем
начать торговлю. Ибо между торгующими возникают настолько близкие отношения,
что невозможным становится развязывание новой страшной войны. И кроме того,
мы ищем союзников против чужих и грозных цивилизаций Галактики, с которыми в
один прекрасный день нам, возможно, придется померится силами.
- Молю Всевышнего, чтобы день сей никогда не настал, - серьезно сказал
Вахино. - Войн с нас достаточно.
Снова прозвучал гонг. Чистым, нечеловеческим голосом робот оповестил:
- Его Превосходительство Скорроган, сын Валтама, князь Краакааума,
Чрезвычайный и Полномочный Посол Сконтарской Империи в Объединенных
Солнечных Республиках.
Все снова поднялись, но на сей раз не слишком поспешно. Дальтон заметил
на многих лицах выражение неудовольствия, которое при появлении
сконтарианина сменилось деланным безразличием.
Сконтариане не пользовались среди жителей Солнечной Системы особой
популярностью. Скорее, к ним питали откровенную неприязнь, и отчасти, в том
была их собственная вина.
Общественное мнение считало, что войну с Кундалоа развязал Сконтар.
Было это, однако, не совсем верно. Дело в том, что солнца Сканг и Аваики,
расположенные друг от друга в половине светового года и образующие двойную
систему, имели третьего спутника, названного людьми Алланом в честь
руководителя первой экспедиции. Планеты Аллана заселены не были.
Когда земная технология достигла Сконтара и Кундалоа, немедленным
результатом стало появление - в пределах обеих планетных систем -
конкурирующих государств, обративших вожделеющие взгляды на девственные
зеленые планеты Аллана. Оба государства образовали там колонии, затем
последовали столкновения, а потом - отвратительная пятилетняя война,
которая, после полного истощения обеих сторон, завершилась заключенным при
посредничестве Земли миром. Условия договора между Сконтаром и Кундалоа были
достаточно почетными, и поэтому стороны были вынуждены сохранять мир,
особенно после того, как обратились к солярианам с просьбой помочь в
восстановлении разрушенного.
Людям нравились кундалоанцы, но одновременно они не любили сконтариан и
поэтому всю вину приписывали им. Даже перед войной Сконтар не пользовался
симпатиями. В вину ему ставились изоляционизм жителей, их настойчивая
приверженность устаревшим традициям, твердый акцент речи, раздражающий образ
жизни и даже их внешний облик.
Дальтон трудом добился согласия Объединения на приглашение Сконтара
участвовать в конференции по вопросу оказания помощи. Но у него был
серьезный козырь: помогая восстанавливать разрушенное, Земля получит доступ
к богатствам Сконтара - в том числе минеральным, и, кроме того, снискает
симпатии цивилизации, потенциально очень сильной, но держащейся до сих пор в
отдалении.
Программа помощи пока еще находилась в стадии проекта, и следовало
сначала выработать позицию Объединения в вопросе - кому следует помогать, а
уж потом заключать официальные соглашения с правительствами заинтересованных
планет. Нынешняя неофициальная встреча была только вступительным шагом. Но
шагом решающим. При появлении сконтарианина Дальтон вежливо поклонился.
Посол в ответ стукнул об пол древком огромного копья, прислонил свое
допотопное оружие к стене, после чего достал из-за пояса и протянул атомный
пистолет. Дальтон осторожно принял его и положил на стол.
- Приветствую и поздравляю, - сказал он, видя что сконтарианин молчит.
- Объединенные Солнечные Респу...
- Благодарю, - прервал его лишенный выражения хриплый бас. - Валтам,
Император Сконтара, шлет приветствия премьеру Солярии устами Скоррогана,
князя Краакааума.
Он выпрямился в центре зала, казалось, заполняя все пространство мощной
фигурой. Живя в мире высокой гравитации и низких температур, сконтариане
были расой гигантов более чем двухметрового роста и соответственной ширины,
так что выглядели они коренастыми. Их можно было признать человекоподобными,
поскольку они тоже относились к виду двуногих млекопитающих, но на этом
сходство исчерпывалось. Из-под широкого низкого лба и нависших бровей
Скоррогана смотрели быстрые золотистые ястребиные глаза. Нижняя часть лица
напоминала деформированную морду зверя, рот был полон страшных клыков,
короткие уши сидели высоко на массивном черепе. Короткая коричневая шерсть
покрывала все мускулистое тело до кончика подвижного хвоста. С головы и шеи
свисала рыжеватая грива. Несмотря на прямо-таки тропическую для него
температуру, сконтарианин был наряжен в церемониальные меха и шкуры и
издавал резкий запах пота.
- Князь запоздал, - с сомнительной вежливостью заметил один из
министров. - Надеюсь, не произошло ничего достойного сожаления?
- Нет, - ответил Скорроган. - Просто я не рассчитал время. Извиняюсь, -
добавил он не слишком извиняющимся тоном, тяжело упал в ближайшее кресло и
раскрыл папку. - Приступим к делу, господа?
- М-м-м... Следовало бы. - Дальтон уселся в центре длинного стола. -
Собственно, в этой вступительной беседе мы не будем слишком много внимания
уделять цифрам и фактам. Мы хотим пока установить основные цели, общие
принципы политики.
- Разумеется, вы захотите детальнее ознакомиться с теперешним
состоянием промышленности Аваики и Сканга, так же, как и алланских колоний,
- сказал своим ласковым голосом Вахино. - Земледелие Кундалоа и копи
Сконтара уже сейчас обладают высокой продуктивностью, которая со временем
станет достаточной для самообеспечения. - Это мы предоставим специалистам, -
ответил Дальтон. - Пошлем группы экспертов, технических советников,
учителей.
- Кроме того, - вмешался руководитель генштаба, - есть еще вопрос
военных связей...
- Сконтар обладает собственной армией, - буркнул Скорроган. - Пока об
этом нет нужды говорить.
- Возможно и нет, - согласился министр финансов. Он достал сигареты и
закурил.
- Прошу вас! - рявкнул Скорроган. - Прошу не курить! Вы же знаете, что
сконтариане не переносят никотина...
- Простите! - министр финансов затушил сигарету. Рука его слегка
дрожала; он посмотрел на посла: что случилось, ведь климатизаторы мгновенно
вытягивают дым? И, в любом случае, на членов правительства не кричат.
Особенно, когда приходят просить о помощи...
- В игре участвуют и другие цивилизации, - торопливо заговорил Дальтон,
отчаянно пытаясь загладить инцидент. - Не только наши колонии. Я думаю,
экспансия обеих ваших рас выйдет за пределы вашей собственной тройной
системы, что приведет...
- Для нас экспансия неизбежна, - заметил Скорроган. - Мирный договор
ограбил нас на всех четырех планетах... Не будем об этом. Простите. Досадно
сидеть за одним столом с врагом. Особенно, как может быть кто-нибудь помнит,
если это столь недавний враг.
На этот раз молчание длилось долго. Дальтон чуть ли не с физической
болью понял, что Скорроган непоправимо испортил свое положение. Даже если бы
он попробовал его исправить (а кто ж это видел, чтобы аристократ Сконтара
приносил извинения), было уже слишком поздно. Миллионы людей у телеэкранов
были свидетелями его прямо-таки непростительной грубости. Слишком много
влиятельных лиц собралось в этом зале, слишком многие ощущали на себе взгляд
полных презрения глаз и вдыхали резкий запах нечеловеческого пота. Сконтар
не получит помощи.
На закате облака повисли над темной линией гор к востоку от Гайрайна, и
морозное дуновение ветра принесло в долину привет от зимы - первые хлопья
снега; и они кружились теперь на фоне темно-пурпурного неба, порозовевшие в
лучах кровавой луны. К полуночи будет снегопад.
Космический корабль возник из темноты и поплыл к ангару. За маленьким
космопортом был виден в полумраке древний город Гайрайн, стынущий на ветру.
Рыжий блеск огней падал от старых домов с заостренными крышами, а крутые
улочки напоминали ущелья, уходящие к предгорьям, где высился мрачный замок,
- древнее гнездо баронов. Валтам выбрал его своей резиденцией, и крохотный
Гайрайн стал столицей Империи. Впрочем, от задумчивого Скирнора и
великолепнейшего Труванга остались лишь радиоактивные руины, и дикие звери
выли теперь в развалинах древних дворцов.
Скорроган, сын Валтама, вышел из кабины корабля. Он почувствовал озноб
и поплотнее завернулся в мех. Сконтар был холодной планетой.
Его ждали вожди. Скорроган принял позу безразличия, но в душе
вздрогнул: быть может, его смерть тоже стоит в этой напряженно молчащей
группе? Он был уверен в немилости, но не знал...
На встречу прибыл сам Валтам. Его седая грива развевалась на ветру,
золотые глаза светились в наступающей тьме зловещим блеском, в них читалась
плохо скрываемая ненависть. Рядом стоял наследник трона Тордин; в пурпуре
заката острие его копья казалось смоченным кровью. Вокруг ждали вельможи
всего Сканга, маркграфы Сконтара и других планет, поблескивали шлемы и
кирасы лейб-гвардии. Лица находились в тени, но от фигур исходили
враждебность и угроза.
Скорроган подошел к Валтаму, взмахнул в знак приветствия копьем и
наклонил голову. Настала тишина, только ветер подвывал и нес снежные облака.
Наконец Валтам заговорил. Он обошелся без вступительных приветствий, и
слова его прозвучали словно пощечина.
- Значит, ты вернулся, - сказал он.
- Да, господин мой, - Скорроган силился совладать с голосом. Это
получалось у него с трудом. Он не боялся смерти, но тяжесть осуждения
болезненно давала.
- Как уже известно, и я должен с сожалением донести, миссия моя не
имела никакого успеха.
- Известно, - холодно повторил Валтам. - Мы видели телерепортаж.
- Государь мой, Кундалоа получит от соляриан неограниченную помощь. Но
Сконтару отказано во всем. Никаких кредитов, никаких технических советников,
туристов, торговли, - ничего.
- Нам это ясно, - сказал Тордин. - Ты и был послан, чтобы помощь эту
получить.
- Я пробовал, господин мой, - безразлично ответил Скорроган. Он
говорил, поскольку надо было что-то сказать, но извиниться? Нет! - Соляриане
испытывают к нам инстинктивную неприязнь; отчасти потому, что питают
слабость к Кундалоа, а отчасти - из-за того, что мы так сильно отличаемся от
них.
- Отличаемся, - раздраженно признал Валтам, - но раньше это не имело
особого значения. А сейчас даже мингониане, которые еще меньше похожи на
людей, получили от соляриан неограниченную помощь. Такую же, какую получат
вскоре на Кундалоа, и на которую мы рассчитывали. Мы стремимся, - продолжал
он, - к наилучшим отношениям с сильнейшей культурой Галактики. Мы могли бы
добиться этого, и даже гораздо большего. Мне известно, какое настроение
царило в Объединенных Республиках. Они были готовы придти к нам с помощью,
прояви мы хоть немного доброй воли к сотрудничеству... - его голос сломался
и замер в посвистах ветра.
Через минуту он заговорил снова, голос его дрожал от бешенства.
- Я послал тебя, моего личного представителя, чтобы ты получил столь
великодушно жертвуемую помощь. Я верил тебе, я был уверен, что ты отдаешь
себе отчет в бедственности нашего положения... Тьфу!.. - он с отвращением
сплюнул. - А ты все время вел себя нагло, бесцеремонно, грубо. В глазах всех
соляриан ты оказался воплощением тех черт, которые они в нас ненавидят.
Ничего странного, что нам отказали. Счастье, что не объявили войны!
- Еще не поздно, - сказал Тордин. - Мы можем послать другого...
- Нет, - Валтам вздернул голову с гордостью и высокомерием,
свойственным расе, для которой в делах честь была важнее жизни. - Скорроган
был нашим полномочным послом. Унижаться перед все Галактикой, оправдываясь
невоспитанностью посла, мы не будем. Нам придется обойтись без соляриан.
Снег пошел гуще, облака закрыли почти все небо. В одном только месте
блестело несколько звезд. Мороз становился лютым.
- Такова цена чести! - печально сказал Валтам. - Сконтар голодает, и
солярианские продукты могли бы вернуть нас к жизни. Мы ходим в лохмотьях -
соляриане прислали бы одежду. Наши заводы или уничтожены, или устарели. Наша
молодежь вырастает совершенно незнакомой с галактической цивилизацией и
технологией - соляриане прислали бы нам оборудование и инструкторов, помогли
бы в освоении. Они бы прислали нам учителей, перед нами распахнулся бы путь
к величию... Но теперь поздно, - он уперся в Скоррогана взглядом, полным
удивления, печали, растерянности. - Зачем ты это сделал? Зачем?
- Я сделал все, что мог, - сухо ответил Скорроган. - Если я не годился
для этой миссии, надо было отправить кого-нибудь другого.
- Ты подходил, - сказал Валтам. - Ты был лучшим нашим дипломатом. Твой
опыт, твое понимание несконтарианской психологии, твой выдающийся ум делали
тебя незаменимым во внешних отношениях. И вдруг, в таком простом, очевидном
деле... Но довольно об этом! - Голос его перекрыл рев метели. - Нет более
моих милостей на тебя! Сконтар будет уведомлен о твоей измене!
- Милостивый государь, - простонал Скорроган ломающимся голосом. - Я
снес твои слова, за которые любой другой заплатил бы поединком и смертью. Но
не вели мне слушать дальше. Позволь мне уйти.
- Я не могу лишить тебя твоих родовых привилегий и титулов, - изрек
Валтам. - Но роль твоя в имперском совете завершена, и не смей отныне
показываться ни во дворце, ни на официальных церемониях. И я сомневаюсь, что
теперь у тебя будет много друзей.
- Возможно, - ответил Скорроган. - Я сделал все, что было в моих силах,
но теперь, после всех нанесенных оскорблений, я не стану ничего объяснять,
хотя бы и мог попытаться. Что же касается будущего Сконтара, то я бы мог
посоветовать...
- Довольно, - заявил Валтам. - Ты уже причинил достаточно вреда.
- ...обратить внимание на три вещи. - Скорроган вознес копье в
направлении далеких сияющих звезд. - Во-первых, помните об этих солнцах.
Во-вторых, о том, что делается здесь, у нас, например, о трудах Дирина в
семантике. И наконец, оглянитесь вокруг. Посмотрите на дома построенные
вашими отцами, на одежду, которую вы носите, вслушайтесь в собственный язык.
И через пятьдесят лет вы придете ко мне... придете просить прощения!
Скорроган закутался в плащ, поклонился Валтаму и большими шагами
направился через поле к городу. Вслед ему смотрели с горечью и недоумением в
глазах.
В городе царил голод: следы его читались всюду - в позах измученных и
отчаявшихся, скучившихся вокруг костров и неуверенных в том, переживут ли
они зиму. На мгновение Скорроган задумался: "Сколько же из них умрет?" Но он
не нашел в себе мужества додумать эту мысль до конца.
Он услышал чье-то пение и задержался. Бродячий бард, из города в город
идущий в поисках подаяния, медленно шел по улице, и его истлевший плащ
лохмотьями развевался по ветру. Иссохшими пальцами он касался струн и
голосом выводил старинную балладу, в которой заключена была вся жесткая
мелодичность, весь звучный, железный звон древнего языка, языка Наарайму на
Сконтаре. Невеселого развлечения ради Скорроган мысленно перевел две строфы
на земной:
Крылатые птицы войны
В диком полете
Будят мертвую зиму
Жаждой морского пути.
Милая моя, пришло мое время,
Пой о цветах,
Чудеснейшая, когда прощаемся.
Не болей, любимая моя.
Ничего близкого. Исчез не только металлический ритм резких, твердых
звуков, не только стерлась связь рифм и аллитерации, но, что еще хуже, в
переводе на земной это оказалось почти бессмыслицей. Не хватало аналогий.
Как можно, например, передать, полное бесчисленных оттенков значения, слово
"винкарсраавин" выражением "прощаемся"? Слишком разнятся для этого образы
мышления.
Может быть, именно здесь крылся смысл отповеди, данной им высочайшим
вождям. Но они не поймут все равно. Не смогут понять. И он остался теперь
один перед лицом надвигающейся зимы.
Валка Вахино сидел в своем саду, купаясь в потоке солнечных лучей.
Теперь ему редко выпадала возможность для алиакауи - какой бы тут подобрать
земной термин? "Сиеста"? Не совсем точно. Кундалоанец отдыхал, но никогда не
спал после полудня. Он сидел или лежал во дворе, и солнце проникало вглубь
его тела или омывал его теплый дождь. Он позволял мыслям течь свободно.
Соляриане называли это сном наяву. Но на самом деле, в земных языках не
нашлось бы точного слова, чтобы выразить... что? Что соляриане в любом
случае не в состоянии были понять...
Временами Вахино казалось, что он уже давным-давно, много веков, не
отдыхал. Тяжелые обязанности военной поры, потом изматывающие путешествия на
Землю... Теперь же Великий Дом нарек его Верховным Советником в
представлении, будто он понимает соляриан лучше, чем кто-либо в Лидзе.
Возможно. Он много времени провел среди них, любил их. Но... Ради всего
святого: как они работают! Словно постоянно боятся опоздать! Можно подумать,
что они одержимы злыми демонами.
Конечно, промышленность нужно восстанавливать, нужно реформировать
устаревшие методы, иначе никак не получишь столь желанные богатства. Но, с
другой стороны, какое это блаженство лежать в саду, смотреть на крупные
золотистые цветы, вдыхать воздух, полный несказанного аромата, слушать пение
насекомых и размышлять над новым стихом, который складывается в голове!..
Солярианам трудно понять народ, в котором каждый - поэт. Ведь даже самый
глупый и необразованный кундалоанец мог, вытянувшись на солнце, слагать
поэмы. Что ж, у каждого народа свои способности. Разве можно сравниться с
изобретательским гением людей?
В голове Вахино рождались звучные и напевные фразы. Он подбирал их,
отшлифовывал, отрабатывал каждый звук, с растущим удовлетворением компонуя
единое целое. Да, так будет хорошо. Это запомнится, это будут петь и через
сто лет. Валка Вахино не будет забыт. Кто знает, не назовут ли его мастером
стихосложения - Алиа Амаути каунанрихо, валапа, вро!
- Простите за беспокойство! - тупой металлический голос, казалось,
заскрежетал прямо в мозгу. Нежная ткань поэзии распалась и унеслась в
мрачные бездны беспамятства. Несколько мгновений Вахино не ощущал ничего,
кроме невосполнимой утраты.
- Еще раз простите, но вас хочет видеть мистер Ломбард. - Звук исходил
от робопосыльного, подарка самого Ломбарда. Вахино уже давно раздражало это
устройство из блестящего металла, установленное среди старых камней и
скульптур. Но он боялся нанести обиду, да и штуковина оказывалась иногда
полезной.
Ломбард, шеф солярианской комиссии помощи, был самым важным человеком
во всей системе Аваики. И Вахино оценил его деликатность: вместо того, чтобы
послать за ним, он явился сам. Только почему именно сейчас?
- Скажи мистеру Ломбарду, что я сейчас приму его.
Сперва ему надо было что-то накинуть на себя: в противоположность
кундалоанцам, люди не переносили наготы. Потом он вошел в зал. Приказал
установить там несколько кресел земного образца, люди не любят сидеть на
плетеных матах... Еще одна причуда!
Землянин был невысоким, коренастым, с шапкой седых волос над плоским
лицом. Собственным трудом он выбился из рабочих в инженеры, а затем - в
руководители миссии, и усилия эти оставили свои следы. За любую работу он
брался с энтузиазмом, и тверд был, как сталь, хотя в общении слыл простым.
Обладая поразительно разносторонними интересами, по общему мнению в системе
Аваики Ломбард творил просто чудеса.
- Мир дому твоему, - буркнул гость. И видя, что Вахино делает знаки
слугам, поспешно добавил: - Только без этих ваших ритуалов! Мне они очень
нравятся, но сейчас я просто не могу три часа сидеть за столом и беседовать
о поэзии, прежде, чем перейти к делу. Я, собственно, давно хотел, чтобы вы
объяснили всем, что с этим пора кончать.
- Но это наш древнейший обычай...
- Вот именно: старый, устарелый - замедляет прогресс. У меня в мыслях
нет ничего плохого, мистер Вахино, я хотел бы, чтобы и у нас были такие
прекрасные обычаи. Но не во время рабочего дня. Я вас очень об этом прошу.
- Конечно, вы правы. Это попросту не подходит к современной модели
промышленной цивилизации. А ведь именно к ней мы идем. - Вахино уселся в
кресле и предложил гостю сигареты. Курение было отличительной чертой
соляриан, и очень заразительной. Вахино и сам закурил с радостью неофита.
- Да, в том-то и дело. Именно за этим я и пришел, мистер Вахино. У меня
нет никаких определенных жалоб. Но накопилось множество мелких проблем, с
которыми только вы сами можете справиться. Мы, соляриане, не хотим и не
можем вмешиваться в ваши внутренние дела. Но кое-что придется изменить,
иначе мы просто не сможем вам помочь.
Вахино понял. Он давно ждал этого разговора и теперь с печалью подумал,
что надеяться больше не на что. Он затянулся, выпустил клуб дыма и в
вежливом вопросе поднял брови вверх. И тут же вспомнил, что мимика лица не
является для соляриан средством общения. Он сказал громко:
- Прошу вас, скажите мне, что лежит у вас на сердце. Я понимаю, что в
ваших словах нет неуважения, и готов внимать вам.
- Ладно! - Ломбард наклонился в его сторону, нервно сжимая и разжимая
большие натруженные руки. - Соль в том, что ваша культура, ваша психика не
подходят к современной цивилизации. Это можно изменить, но изменение должно
быть радикальным. Чтобы провести его, вы должны издать соответствующие
постановления, организовать рекламную компанию, изменить систему образования
и так далее. Без этого мы не стронемся с места.
- Возьмем, например, сиесту, - продолжал он. - В эту минуту на всей
территории, где сейчас полдень, ни одно колесо не крутится, ни одна машина
не двигается, никто не работает. Все валяются на солнце, бормочут стихи,
напевают песенки, или попросту дремлют. Так нельзя, Вахино, если мы хотим
создать настоящую цивилизацию! Плантации, шахты, фабрики, города! Мы просто
ничего не добьемся при четырехчасовом рабочем дне! - Это верно. Но, может
быть, у нас попросту нет энергии вашей расы? У вас, например, очень высокая
активность щитовидной железы...
- Это дело привычки. Надо лишь научиться. Вовсе не требуется работать
сверх сил. Для того, собственно, мы и механизируем вашу культуру, чтобы
освободить вас от физических усилий и зависимости от капризов природы. Но
машинной цивилизации не ужиться с таким множеством верований, обрядов и
традиций, как у вас. На это просто нет времени. Жизнь слишком коротка, чтобы
делать ее нелогичной. А вы все еще слишком напоминаете сконтариан, которые
никак не могут расстаться со своими допотопными копьями.
- Традиции придают жизни ценность, наделяют ее смыслом...
- Технологическая культура создает собственные традиции. Со временем вы
в этом убедитесь. Она создает собственный смысл и, думаю, что это - смысл
грядущего. Если придерживаться устарелых обычаев, то никогда не догонишь
истории. Ваша денежная система...
- Она очень практична.
- На свой лад. Но как вы сможете торговать с Землей, опираясь на
серебряные монеты, когда солярианские деньги абстрактны? Вы будете вынуждены
перейти на нашу систему и также ввести безналичные деньги. То же самое с
вашей системой весов и мер, если вы хотите пользоваться нашими машинами и
общаться с нашими учеными. Короче говоря, вам придется перенять от нас все.
- Да, хотя бы ваши социальные понятия, - добавил Ломбард через минуту.
- Ничего странного, что вы не можете освоить планеты вашей собственной
системы, раз каждый из вас мечтает быть похороненным там, где был рожден.
Это прекрасное чувство - и только лишь. Вам придется избавиться от него,
если вы собираетесь когда-либо достичь звезд.
- Даже ваша религия, - продолжал он с некоторым смущением, - простите
меня, но ведь в самом деле... в ней встречаются понятия, которые современная
наука категорически отвергает.
- Я - агностик, - спокойно ответил Вахино. - Но для многих религия
Мауироа еще весьма жива.
- Если бы Великий Дом позволил нам прислать миссионеров, мы смогли бы
обратить всех, скажем, в неопантеизм. Мне кажется, это значительно более
прогрессивно и намного более научно, чем ваша мифология. Если вашему
обществу так уж необходимо во что-то верить, пусть уж это будет религия,
соответствующая фактам, которые современная технология вскоре и для вас
сделает очевидными.
- Возможно. Я также допускаю, что наш семейный уклад слишком
консервативен и старомоден на фоне современной организации общества... Да,
тут требуются коренные перемены, а не обычная модернизация.
- Именно, - подхватил Ломбард. - Речь идет о полной перестройке образа
мышления. Впрочем, со временем вы этого достигнете. После посещения
экспедиции Аллана вы научились строить ядерные фабрики и космические
корабли. Сейчас я вам предлагаю лишь ускорить этот процесс.
- А язык?
- Я не хочу быть обвиненным в шовинизме, но думаю, что всем
кундалоанцам следовало бы выучить солярианский. Рано или поздно он станет
вам необходим. Все ваши ученые и техники должны бегло с ним обращаться.
Языки Лауи, Муара и прочие - очаровательны, но они совершенно не подходят
для оперирования научными терминами. Сама их многозначность... честно
говоря, ваши философские труды звучат для меня поразительно расплывчато. Они
слишком метафоричны. Вашему языку не хватает точности.
- Всегда считалось, - печально заметил Вахино, - что Араклес и
Вранамаум являются образцом кристальной ясности мысли. И я должен признать,
что для меня, в свою очередь, ваши Кант или Рассел, или даже Корибский, не
всегда доступны. Понятно, у меня в этом нет достаточной практики...
Наверное, вы правы. Младшее поколение наверняка признает это за вами. Я
изложу проблему перед Великим Домом, - решил он. - И, может быть, уже сейчас
удастся что-то сделать. В любом случае, вам не придется ждать долго. Вся
наша молодежь только и мечтает стать такой, какой вы хотите ее видеть. Это
гарантия успеха.
- Да, - согласился Ломбард. Чуть погодя он мягко добавил: - Я бы
предпочел, чтобы успех не давался столь высокой ценой. Но достаточно
посмотреть на Сконтар, чтобы понять, до какой степени это необходимо.
- О, Сконтар! За последние три года они достигли больших успехов.
Пережили такую разруху, но теперь не только полностью восстановили
экономику, но и организовали звездную экспедицию. - Вахино расплылся в
улыбке. - Я не испытываю любви к нашим давним врагам, но не могу не
восхищаться ими.
- Они трудолюбивы, - согласился Ломбард. - И это все, ничего больше.
Устаревшая техника для них - камень на шее. Общая продукция Кундалоа уже
сейчас в три раза выше. Их звездные колонии - всего лишь отчаянный жест
нескольких сотен. Сконтар может выжить, но он всегда будет силой не более,
чем десятого сорта. Подождите немного, и он станет вашим сателлитом.
- И не потому, - продолжал Ломбард, - что им не хватит природных
ресурсов. Дело в том, что отстранив нашу помощь - а именно так и произошло -
они сами изолировали себя от магистрали развития галактической цивилизации.
Ведь они только сейчас принялись за решение научных проблем и пытаются
создать аппаратуру, которой мы пользуемся уже сотни лет. Они совершают такие
ошибки, что следовало бы смеяться, не будь это столь печально. Их язык, так
же как и ваш, не пригоден для научной мысли, и они точно так же скованы
традициями. Я видел, например, их космические корабли, которые они строят по
собственным проектам, вместо того, чтобы копировать наши модели... это
просто гротески. Сто вариантов опробовав, они наконец-то наткнулись на след,
по которому мы идем издавна. Корабли у них шарообразные, овальные,
кубические... я даже слышал, что кто-то там проектирует четырехмерный
корабль!
- В принципе, это возможно, - пробормотал Вахино. - Геометрия Римана,
на которой основаны межзвездные перемещения, допускает...
- Исключено! Земляне уже давно пытались, но ничего не получилось. И
теперь только чудак, а ученые Сконтара в своей самоизоляции делаются именно
чудаками, способен так мыслить. Нам, людям, посчастливилось, вот и все. Но и
мы потеряли немало времени, прежде чем выработали образ мышления, подходящий
для технологической цивилизации. И потом мы достигли звезд. Другие тоже
могут это сделать, но сперва им нужно сформировать соответствующую культуру,
соответствующее мышление. Без нашего руководства ни Сконтар, ни любая другая
цивилизация не добьется этого на протяжении еще долгих веков.
- Кстати, - продолжал Ломбард, шаря по карманам, - я только что получил
один из сконтарианских философских журналов. Как вы знаете, кое-какие
контакты все же поддерживаются, официально отношения разорваны не были. Но
довольно об этом. Интересно, что один из их философов, Дирин, который
работает над общей семантикой, не так давно произвел сенсацию... - Ломбард
наконец-то нашел журнал. - Вы читаете по-сконтариански, правда?
- Да, - сказал Вахино. - Во время войны я работал в разведке.
Покажите-ка... - Он нашел упомянутую статью и начал переводить вслух: - В
предыдущих работах автор указал, что принцип обескоренения не является сам
по себе универсальным, но должен быть подвергнут определенным
психоматематическим операциям с учетом брогонарического - этого я не понял -
поля, которое в соединении с электронными атомоволнами...
- Ну, что за абракадабра?
- Понятия не имею, - рассеянно ответил Вахино. - Сконтарианский образ
мыслей чужд мне так же, как и вам.
- Просто какое-то словоблудие, - сказал Ломбард. - С традиционным
сконтарским "угадай-догадайся" в придачу! - Он швырнул журнал в небольшую
бронзовую печь и огонь мгновенно охватил тонкие страницы. - Каждый, кто
имеет хоть минимум понятия об общей семантике, подтвердит, что это бред!
Раса чудаков!
Ломбард улыбнулся презрительно, кивнул утверждающе, но он был искренен
не до конца, и это понимали оба - он сам и кундалоанец.
- Я хочу, чтобы ты нашел для меня пару часов завтра утром, - сказал
Скорроган.
- Постараюсь, - Тордин ХI, Валтам Империи Сконтар, кивнул поседевшей
головой. - Хотя я предпочел бы на следующей неделе.
- Утром! Очень тебя прошу!
- Хорошо, - согласился Тордин. - А в чем дело?
- Хочу совершить с тобой небольшую прогулку на Кундалоа.
- Почему именно туда? И почему именно утром?
- Объясню, когда встретимся. - Скорроган наклонил голову, покрытую еще
густой, но уже белой, как молоко, гривой, и выключил свой экран.
Тордин снисходительно улыбнулся. Скорроган был известен своими
причудами. "Нам, старикам, следует держаться вместе, - подумал он. - Уже два
поколения выросли и наступают нам на пятки".
Более тридцати лет вынужденного отшельничества, безусловно, не могли не
изменить некогда столь уверенного в себе Скоррогана. Но он не согнулся.
Когда постепенное восстановление Сконтара начало приносить такие неожиданные
результаты, что о его неудачной миссии позабыли, круг друзей постепенно
восстановился, и хотя он по-прежнему жил в одиночестве, его перестали
приветствовать косыми взглядами. А Тордин убедился, что давняя их приязнь
все так же жива, и часто навещал Краакааум или же приглашал Скоррогана во
дворец. Он даже предлагал старому аристократу место в Верховном Совете, но
тот отказался и еще десять лет - а может, все двадцать? - отстаивал совсем
по-детски, княжескую честь. И лишь теперь он в первый раз обратился с
просьбой... "Да, - думал Тордин, - я полечу с ним утром. Бог с ней, с
работой! Монархам тоже, время от времени, полагается отпуск".
Он поднялся с кресла и, прихрамывая, направился к окну. Ревматизм не
давал о себе забыть - несмотря даже на новый гормональный метод лечения.
Правда, курс еще не был закончен. При виде засыпанной снегом долины его
охватила дрожь. Зима снова была близко.
Геологи утверждают, что Сконтар вступает в новый ледниковый период. Но
этому не бывать! Лет через десять инженеры-климатологи отработают свою
технику, и ледники вернутся на дальний север.
А в южном полушарии сейчас лето, поля зеленеют, дым от деревенских
домиков плывет к теплому голубому небу. Кто там возглавляет научную
группу?... Ах да, Азогайр, сын Хаастингса. Благодаря его работам по генетике
и агрономии независимые крестьяне полностью обеспечивают продовольствием
новую цивилизацию. Древнее сословие свободных землепашцев, оплот Сконтара на
протяжении всей истории, не только не вымерло, но и до сих пор незаменимо.
Зато кое-что изменилось до неузнаваемости. Тордин печально улыбнулся при
мысли о преобразованиях, которым за последние пятьдесят лет подвергалась
Валтамарчиа.
Сконтар теперь уже только по названию являлся Империей. Был разрешен
парадокс сочетания либерального государства с невыборным, но надежно
функционирующим, правительством. Каждое новое знание ускоряло процесс
изменений, и на протяжении жизни всего лишь двух поколений ложились столетия
развития. Однако странно: естественные науки развиваются стремительно, а
искусство, музыка и литература почти не изменились; общество по-прежнему
говорит на старинном наараймском языке...
Тордин прервал размышления и вернулся к столу. Работы хватало.
Например, дело о колонии на планете Аэрик! В межзвездной сети нескольких
сотен быстро развивающихся поселений неизбежны конфликты. Но все это мелочи
по сравнению с тем, что Империя, наконец, прочно стала на ноги.
Сконтар далеко вперед ушел от того, пятидесятилетней давности, дня
печали, от последовавшей за ним эпохи голода, нищеты и болезней. Тордин
подумал, что даже он сам не очень ясно представляет, какой долгой была эта
дорога. Он взял микролектор и принялся проглядывать страницы. Он не владел
новым методом с той свободой, как молодые, обученные ему от рождения. Тем не
менее арризировал он умело, легко интегрировал в подсознании и индолировал
любую вероятность. Теперь он просто не мог понять, как это он раньше
принимал решения, опираясь на один лишь разум.
Тордин вышел из ворот одной из наружных башен замка Краакааум.
Скорроган назначил встречу здесь, а не внутри замка, так как любил
открывающийся отсюда пейзаж: "Действительно красиво! - подумал Валтам. -
Даже голова кружится от вида бурых облаков внизу и торчащих из них льдистых
вершин". Над ними возносились старинные укрепления, а еще выше черные склоны
Краакара, от которого и пошло название горного гнезда. Ветер пронзительно
стонал и швырялся сухим снегом.
Стража приветственно взмахнула копьями. Иного оружия у них не было,
лучеметы на стенах замка представлялись излишеством. Да оружия и не
требовалось в сердце державы, мощью уступающей разве что солярианам.
Скорроган ждал.
Пятьдесят лет почти не согнули его спину, не лишили глаза яростного
блеска. Однако сегодня Тордин заметил в облике старика признаки глубоко
скрытого напряженного ожидания. Словно бы он видел конец пути.
Скорроган выполнил приветственные жесты и пригласил друга внутрь.
- Нет, благодарю, - возразил Тордин, - я в самом деле занят. Я
предпочел бы лететь немедленно.
Князь ответствовал ритуальной формой сожаления, но видно было, что он
сам дрожит от нетерпения и с трудом бы перенес часовую беседу в замке.
- В таком случае, идем, - сказал он. - Мой корабль готов.
Небольшой робокорабль со странными обводами, типичными для
четырехмерных звездолетов, был припаркован позади замка. Они вошли и заняли
места в самом центре, где аппаратура не мешала обзору.
- А теперь, - сказал Тордин, - может ты мне скажешь, почему именно
сегодня тебе вздумалось лететь на Кундалоа.
Скорроган посмотрел на него, во взгляде ожила древняя затаенная обида.
- Сегодня, - неторопливо ответил он, - исполнилось ровно пятьдесят лет
с того дня, когда я вернулся с Земли.
- Ах, так? - удивился Тордин, и ему сделалось не по себе. Неужели
старый чудак решил вспомнить старые счеты?
- Может, ты и забыл, - продолжал Скорроган, - но деварганируй
подсознание, и увидишь. Я заявил тогда вождям, что пройдет пятьдесят лет, и
они придут ко мне просить прощения.
- И теперь тебе хочется отомстить? - Тордин не был удивлен, но и причин
для извинения не видел.
- Да, - ответил Скорроган. - Тогда я не мог этого объяснить. Никто не
стал бы меня слушать, да и сам я не был до конца уверен, что поступил
правильно. Он усмехнулся и сухими ладонями взялся за пульт управления.
- Теперь же эта уверенность у меня есть. Время доказало мою правоту. И
я получу все то, чего был лишен, продемонстрировав тебе сегодня, что давняя
моя миссия увенчалась полным успехом. Тебе следует знать, что я тогда
совершенно намеренно озлоблял соляриан.
Он нажал кнопку запуска главного двигателя и, преодолев половину
светового года, они увидели огромный голубой шар Кундалоа, поблескивающий
мягким светом на фоне звезд.
Тордин сидел спокойно, пока эта необычная исповедь постепенно проникала
в его сознание. Первым его побуждением было признаться, что он всегда
подсознательно ожидал чего-то подобного. В глубине души он никогда не верил,
что Скорроган столь невоспитан. И однако?.. Нет, он не был изменником. Но
непонятно, чего он добивался?
- После войны ты редко бывал на Кундалоа, так ведь? - спросил
Скорроган.
- Да, всего три раза и очень недолго. Планета изобилия, соляриане
помогли им встать на ноги.
- Изобилие... да, у них изобилие. - На лице Скоррогана появилась
усмешка, однако печальная и больше напоминающая гримасу.
- Ожирели до невозможности! Этот их рационализм прямо раздувает всю
систему вместе с тремя звездными колониями. Гневным движением он потянул
штурвал ручного пилотажа и корабль накренился.
Они опустились на краю гигантского космопорта в Кундалоа-Сити, и
ангарные роботы немедленно принялись укутывать машину в защитный силовой
кокон.
- Что теперь? - шепотом спросил Тордин. Его охватил внезапный,
необъяснимый страх, неясное предчувствие, что то, что он увидит, ему не
понравится.
- Прогуляемся по столице, - сказал Скорроган, - и, может быть, сделаем
пару поездок по планете. Я хочу появиться здесь неофициально, инкогнито. Это
единственный способ увидеть действительную повседневную жизнь, которая куда
показательнее, чем любая статистика и экономические данные. Я хочу показать
тебе, от чего я спас Сконтар. Тордин! - воскликнул он с болезненной улыбкой.
- Я всю жизнь отдал своей планете. Во всяком случае, пятьдесят лет жизни...
Пятьдесят лет бесчестья и одиночества.
Они миновали ворота и углубились в закоулки из бетона и стали. Всюду
царило безудержное движение, лихорадочный пульс солярианской цивилизации. В
толпе значительную часть составляли люди, прибывшие на Аваики по делам или
же развлечения ради. Впрочем, кундалоанцев не всегда можно было от них
отличить: две расы очень похожи, а кроме того, и те и другие были одеты
по-соляриански...
Тордин с недоумением покачал головой, прислушиваясь к разговорам.
- Не понимаю! - прокричал он Скоррогану, пытаясь пробиться сквозь
звуковой фон. - Я же знаю кундалоанские языки. Лауи, муара, но...
- Ничего странного, - ответил Скорроган. - Тут почти все говорят
по-соляриански. Местные языки быстро вымирают.
Толстый солярианин в ярком спортивном костюме кричал местному торговцу,
стоящему у двери в магазинчик:
- Эй, бой! Дать тут на память, хоп-хоп...
- "Сто слов по-кундалоански", - скривился Скорроган. - Правда, это
скоро кончится, местная молодежь с детства учится языку по-настоящему. Но
туристы неисправимы.
Он содрогнулся и невольно потянулся за пистолетом.
Но времена переменились. Теперь не разрезали напополам кого-либо только
за то, что он вызывал антипатию. Даже на Сконтаре это вышло из моды.
Турист повернулся и наткнулся на них.
- Простите! - выкрикнул он, демонстрируя вежливость. - Я
был так невнимателен.
- Ничего, - пожал плечами Скорроган.
Солярианин перешел теперь на твердо выговариваемый наараймский:
- Мне и в самом деле очень жаль. Могу я предложить вам что-нибудь
выпить?
- Нет, к сожалению, - ответил Скорроган и слегка скривился.
- Ну и планета! Отсталая, как... как Плутон. Еду отсюда на Сконтар.
Надеюсь, мне там удастся провернуть пару делишек... вы, сконтариане, в этом
понимаете.
Скорроган фыркнул с отвращением и отшатнулся, таща Тордина на собой.
Они отошли уже далеко, когда Валтам спросил:
- Куда подевались твои хорошие манеры? Ведь он хотел проявить к нам
приязнь. Ты разве питаешь к людям ненависть?
- Мне нравятся люди, - ответил Скорроган, - но не нравятся туристы.
Возблагодарим судьбу, что этот сорт людей редко показывается на Сконтаре. Их
предприниматели, инженеры, ученые - очень милы. Я искренне рад, что
благодаря улучшению отношений, люди станут чаще у нас появляться. Но - долой
туристов!
- Почему?
Скорроган резким движением указал на пылающие неоновые надписи:
ПОСЕЩАЙТЕ ДОСТОПРИМЕЧАТЕЛЬНОСТИ КУНДАЛОА!
ОРИГИНАЛЬНЫЕ ДРЕВНИЕ ОБРЯДЫ ПЕРВОБЫТНЫХ КУЛЬТОВ МАУИРОА!
НЕВООБРАЗИМАЯ ЖИВОПИСНАЯ МАГИЯ ДРЕВНИХ ОБЫЧАЕВ!
НАВЕСТИТЕ СВЯТЫНЮ НАИВЫСШЕГО БОЖЕСТВА!
ЦЕНА ЗА БИЛЕТ СНИЖЕНА!
ДЛЯ ЭКСКУРСИЙ ЛЬГОТЫ!
- Религия Мауироа раньше была Религией, - тихо заговорил Скорроган. -
Это была изящная и утонченная вера. Хоть она и содержала ненаучные элементы,
это-то можно было изменить. Теперь уже поздно. Большинство местных жителей -
или неопантеисты или атеисты, а древние обряды отправляются ради выгоды. Из
них разыгрываются представления. - Он скривился. - Кундалоа сохранила старые
красочные обряды, фольклор, народные песни... Но она осознала их
зрелищность, и это куда хуже, чем если бы она их просто предала забвению.
- Я не совсем понимаю, чем ты так возмущен, - сказал Тордин. - Времена
изменились. И на Сконтаре тоже.
- Да, но - иначе. Ты только оглянись! В Солнечной Системе ты не был, но
снимки должен был видеть. Так что можешь полюбоваться - типичный
солярианский город. Немного провинциальный, возможно, но типичный. И во всей
системе Аваики ты не найдешь города, который по духу своему не был бы...
человеческим.
- Ты не найдешь, - продолжал он, - некогда процветавших искусства,
литературы, музыки. Лишь точное копирование солярианских образцов или же
бездарные подделки под традиционные каноны - фальшивая романтика прошлого.
Ты не найдешь науки, которая не была бы слепком солярианской; других, не
солярианских, машин; все меньше становится домов, отличающихся от
стандартного человеческого жилья. Распались семейные связи, на которые
опиралась местная культура, а супружеские отношения столь же мимолетны и
случайны, как и на самой Земле. Исчезла древняя привычка к оседлости, почти
нет племенных хозяйств. Молодежь тянется в город, чтобы заработать миллион
абстрактных кредиток. Ведь даже пища теперь солярианского образца, а местные
блюда можно получить только в немногих дорогих ресторанах.
- Нет более, - продолжал он, - вылепленной вручную посуды, нет тканей
ручного производства. Все носят фабричное. Нет давних поэтов и бардов,
впрочем, никто бы их и не слушал. Все торчат перед телевизорами. Нет больше
философов араклейской или вранамаумской школы, есть только в разной степени
способные комментаторы Рассела и Корибского...
Скорроган замолчал. Тордин долго не отзывался, а потом задумчиво
проговорил:
- Я понимаю, что ты хочешь сказать. Кундалоа сделала себя слепком
Земли.
- Да. И это стало неизбежным с того мгновения, когда они приняли помощь
соляриан. Они оказались вынуждены принять солярианскую науку, солярианскую
экономику, и наконец, - всю солярианскую культуру. Это был единственный
образец, понятный землянам, а именно они заправляли всей реконструкцией. Да,
их культура давала весьма ощутимые результаты, и кундалоанцы приняли ее с
радостью, но теперь слишком поздно. Им уже не избавиться от этого. Да они и
не захотят избавляться.
- Знаешь, - добавил он, - однажды так уже было. Я знаком с историей
Солнечной Системы и с историей Земли. Когда-то, еще до того, как люди
достигли планет своей собственной системы, на Земле существовали различные
культуры, очень непохожие. Но, в конце концов, одна из них добилась такого
технологического могущества, что никто не смог с ней не то, что соперничать,
но и просто сосуществовать. Нужно было догонять, а для этого нужна была
помощь, а помощь давалась лишь при условии следования образцу... И в
результате исчезло все, что слегка даже отличалось от образца.
- И от этого ты хотел уберечь нас? - спросил Тордин. - Я понимаю твою
точку зрения. Однако, подумай, стоила ли духовная привязанность к древним
традициям миллиона погибших и более чем десятилетия нищеты и бедствий.
- Это не только духовная привязанность, - убежденно заявил Скорроган. -
Разве ты не видишь этого? Будущее - в науке. А разве солярианская наука
является единственным возможным путем? Стоило ли для того, чтобы выжить,
становится чем-то вроде второсортных людей? Или же возможно было отыскать
свой путь? Я считал, что возможно. Я считал, что это необходимо.
- Ни одна внеземная раса, - продолжал он, - никогда не станет
настоящими людьми. Слишком различны основы психики, обмен веществ,
инстинкты, формы мышления - все. Одна раса способна размышлять категориями
другой, но в совершенстве - никогда. Ты же знаешь, как труден перевод с
чужого языка. А любая мысль передается речью. Язык и речь - отражения
основных форм мышления. Наиболее отработанная, верная и точная философия и
наука одной расы никогда не будет в той же степени понятна другой. Потому,
что каждая делает на основе одной, пусть даже безусловной, реальности, хотя
бы чуть-чуть, но разные обобщения.
- Я хотел, - тут голос его задрожал, - уберечь нас от превращения в
духовный придаток соляриан. Сконтар был отсталой планетой, мы были вынуждены
изменить свой образ жизни. Но зачем менять его на совершенно чуждую нам
форму? Почему не пойти по своему пути, такому, какой наиболее согласуется с
естественным путем нашего развития?
Он пожал плечами.
- Я сделал это, - спокойно закончил он. - Риск был страшным. Но
удалось. Дирин развил семантику, мы построили четырехмерный корабль, создали
психосимвологию... Обрати внимание: всем этим солярианские ученые
пренебрегали. Но зато теперь мы преодолеваем всю Галактику за то же время,
за которое их допотопные звездолетики успевают доползти от Солнца до Альфы
Центавра. Да, за полстолетия соляриане реконструировали Кундалоа. Сконтар
реконструировал себя сам. А ведь это огромная разница! Мы сохранили
неуловимое: искусство, ремесла, обычаи, музыку, язык, литературу, религию.
То, что мы переживаем сегодня, достойно определения Золотого Века. Но лишь
потому, что мы остались сами собой.
Он погрузился в молчание. Какое-то время Тордин тоже не произносил ни
слова.
Они свернули на тихую боковую улочку старой части города. Большинство
домов здесь строились в досолярианскую эпоху. Часто встречались люди в
традиционных местных одеяниях. Группа земных туристов столпилась у
гончарного круга. Их сопровождал гид.
- Так что? - спросил Скорроган.
- Сам не знаю, - Тордин задумчиво покачал головой. - Все это так
неожиданно. Может, ты и прав. Может - нет. Мне надо подумать.
- Я думал пятьдесят лет, - сухо ответил Скорроган. - Могу, разумеется,
подождать еще.
Они подошли к станку. Старый кундалоанец сидел перед ним посреди горок
товара: цветасто раскрашенных кувшинов, чашек, мисок. Туземное производство.
- Присмотрись-ка, - попросил Тордина Скорроган. - Ты когда-нибудь видел
старинные изделия? Это - ширпотреб, тысячами изготавливаемый для продажи
туристам. Рисунок нарушен, выполнение безобразное. А ведь любая линия, любая
черточка этих узоров некогда что-то обозначала.
Их взгляд упал на кувшин, стоящий рядом с гончарным кругом. И даже не
склонный к восторгам Валтам вздрогнул от изумления. Кувшин словно пылал, он
казался живым существом. В скупой совершенной простоте чистых линий, в
удлиненных плавных изгибах гончар как будто заключил всю свою любовь и
тоску. Этот кувшин, почему-то подумал Тордин, будет жить, когда меня уже не
станет.
Скорроган свистнул:
- Настоящая старина! Древняя вещь! - сказал он. - Ему побольше сотни
лет! Музейный предмет! Как он попал на эту барахолку?
Столпившиеся земляне стояли несколько в стороне от гигантов-сконтариан,
и Скорроган следил за выражением их лиц с невеселой радостью: научились нас
уважать. Соляриане уже перестали ненавидеть Сконтар, считаются с ним.
Присылают свою молодежь, чтобы изучала науку, языки и культуру. Кундалоа для
них уже не в счет.
Тем временем, какая-то женщина, перехватив его взгляд, увидела кувшин.
- Сколько? - потребовала она.
- Не продавать, - ответил кундалоанец. Он говорил напряженным шепотом и
вытирал о себя разом вспотевшие ладони.
- Продавать, - женщина деланно улыбнулась старику. - Дать много деньги.
Дать десять кредиток.
- Не продавать.
- Я дать сто кредиток. Продавать!
- Это моя. Семья иметь много лет. Не продавать.
- Продавать! - женщина размахивала перед ним пачкой банкнот.
Старик прижал кувшин к впалой груди и смотрел черными повлажневшими
глазами, в которых выступили недолгие слезы седого возраста.
- Не продавать. Иди. Не продавать самауи.
- Пойдем, - буркнул Тордин. Он схватил Скоррогана за плечо и сильно
потянул за собой. - Пойдем отсюда. Возвращаемся на Сконтар.
- Уже?
- Да. Да. Ты был прав, Скорроган. Ты был прав и я хочу публично
извиниться пред тобой. Ты - наш спаситель. Но - вернемся домой.
Они заспешили в сторону космопорта. Тордину хотелось поскорее забыть
глаза старого кундалоанца. Но он не был уверен, что это когда-нибудь ему
удастся.
Популярность: 2, Last-modified: Fri, 18 Feb 2000 21:04:24 GmT