---------------------------------
     выпуск 10
     Перевод Е. Туевой
     Издательский центр "Гермес" 1994
     OCR Сергей Васильченко
     ---------------------------------



     Бобби  Джек Биллингс  лег спать с твердым намерением  пересмотреть свое
отношение к выпивке. Собственно  говоря, он не боялся стать  алкоголиком:  у
любителей пива никогда  таких проблем не  возникает, он сам читал об этом  в
"Хиллз  газетт" или  где-то еще. Любители пива не  валяются под забором,  не
сбивают на дороге школьников, им  не приходится обманывать и воровать, чтобы
предаваться своему пороку. Нет, на такое способны лишь любители виски. Бобби
Джек потреблял только пиво, поэтому подобные вещи его не касались.
     Столь  утешительные размышления  давали все  основания спокойно уснуть,
так что  он допил остатки и бросил пустую  банку из-под  пива  на  пол возле
кровати. Засыпая, он тщательно продумал расписание приема пива на завтрашний
день.  Перед  завтраком - ни глотка! Более  того, он не станет  пить пива до
самого ленча. Разве что после работы, во второй половине дня парочку да одну
или две порции за ужином. Да  еще  поздно ночью, чтобы снять напряжение дня.
Вот и все.
     Когда он  проснулся,  в  голове  пульсировала  боль. Во  рту  как кошки
переночевали, по  горлу  будто прошлись наждаком. К тому же он  долго не мог
отыскать свои очки.
     Плеснув  в лицо водой, он попытался открыть  глаза. Все уже не казалось
таким  мрачным, но головная боль  но  проходила. Он припомнил,  что накануне
вечером,  лежа  в постели,  принял какое-то  важное решение,  но в свинцовом
свете  утра  не  мог  понять,  какое  именно. Возможно,  удастся  что-нибудь
вспомнить после баночки пивка.
     Прямо  босиком  он  прошлепал  в кухню  -  человек  с дряблым  телом  и
невыразительным лицом - и  полез в холодильник. Вынутая  банка  в его  руках
моментально  вспотела -  слишком  велика  была разница между  температурой в
кухне  на  жарком  американском  юге  и  в  холодильнике,  установленном  на
максимальный холод. Это гибельно  сказывалось на промерзшем насквозь зеленом
салате   -  его  водянистый  стебель  наполнялся  ледяными  кристаллами,  и,
оттаивая, салат превращался в жалкое месиво. Однако Бобби Джек любил ледяное
пиво, салата же потреблял гораздо меньше, так что это была небольшая потеря.
     С треском  открыв банку,  он порезал  указательный палец правой руки  и
полил  ранку  пивом. Еще  одно преимущество пива -  прекрасный  естественный
антисептик.
     Он осушил банку в два глотка. Правда, так и не удалось вспомнить, о чем
же он думал накануне, но зато, слава Богу, головная боль начала проходить, и
может быть, еще одна доза того же лекарства...
     Вторую  банку  он  пил  медленнее.  Ровно  на  половине  головная  боль
окончательно  прошла, и  он вспомнил,  что  как  раз  собирался  завязать...
Неплохая идея, решил он, но сегодня уже  поздно. Он начнет ограничивать себя
с завтрашнего дня.
     Покончив  со второй банкой, он направился в ванную.  Теперь глаза стали
видеть лучше; изучив свое  лицо в  зеркале, он пришел  к выводу, что бриться
необязательно.  Он  уже вчера  брился, а  природа  наградила  всех мужчин их
семейства светлой бородой. Никто даже не заметит щетины.  Его  отец порой не
брился  по три-четыре дня, и ничего, никто не жаловался. Бобби Джек запустил
руку в свои светлые волосы и зачесал их назад, убрав с круглого лица; потом,
наклонившись к правой подмышке и вдохнув запах, решил, что сегодня обойдется
и без душа. По крайней мере, в первой половине дня. Вероятно, он  примет душ
днем, но сейчас об этом можно не думать.
     Опорожнив мочевой пузырь, он  вспомнил, как однажды  сказал репортерам,
что пиво не покупают, а берут напрокат, и  они, все как один, напечатали эти
слова - никто, похоже, не заметил, что он позаимствовал их у Арчи  Банкера с
телевидения.  Впрочем,  это  было  давно,   пока  репортеры  еще  не  начали
привязываться к нему по каждому поводу. Да и чего еще можно ожидать от банды
еврейских либералов? Тысячи репортеров, все либералы, все евреи,  и  ни один
не пьет  пива. Они пьют  бренди,  чтобы  громче кричать. Или  херес.  Педики
чертовы. Жидо-масонский заговор педерастов.
     Вернувшись в кухню,  он взял еще  пива и взглянул, нет  ли чего поесть,
для разнообразия.
     Нашлась  копченая  колбаска "Слим Джим" в целлофановой упаковке и яйцо.
Отлично. Крутое яйцо и колбаска. Завтрак настоящего мужчины.
     Он разбил яйцо о стол - липкий желток и  сопливый  белок  растеклись по
поверхности.
     -  Черт  побери! - прошипел Бобби Джек.  Ему пришлось отскочить,  чтобы
яйцо не потекло на ноги. Он-то думал,  что оно вареное. Бобби Джек отчетливо
помнил, как  день или два назад варил несколько яиц.  Или  с  тех пор прошла
целая неделя?
     В  руке  он продолжал  сжимать  "Слим  Джим".  Ладно,  придется  съесть
колбаску  завтра -  ведь нельзя  же ее есть без яйца,  а  в  доме  больше не
оставалось яиц.
     Достав  очередную  банку  пива,  он  пересчитал  оставшиеся -  всего-то
дюжина.  Надо  заказать  еще.  Захлопнув холодильник, он  откупорил  банку и
сделал глоток. Потом решил выбросить крышку  в  помойное  ведро  и  случайно
наступил в яичное месиво, которое к этому времени успело стечь со стола.
     - Черт побери! - снова выругался он. Кажется, день опять не задался.
     С банкой в руке  он направился к  входной двери -  там уже лежал свежий
выпуск "Нью-Йорк  таймс".  Бобби Джек  знал, что  надо  бы его прочитать. По
крайней мере, первую полосу. Хотя кому какое дело? Заранее известно, что там
написано. Ругают его, ругают арабов, ругают его зятя, поют дифирамбы евреям,
требуют легализации  абортов  и  отмены  смертной  казни, -  честно  говоря,
"Нью-Йорк таймс" становится просто невыносимой. А чего еще можно ожидать  от
газеты,  которая   является  инструментом   в  руках  мирового  сионистского
заговора?
     Он  пнул газету,  потом вытер  об  нее испачканную  в яйце ногу, открыл
дверь и вышел на крыльцо. Там, как обычно, сидели двое в штатском.
     - Здорово, ребята, - бросил он. - Пивка не хотите? - Он махнул банкой в
их сторону, но они только покачали головами.
     На грязной  аллее,  ведущей к  крыльцу,  стояли  трое - с блокнотами  и
шариковыми ручками. Один из них крикнул:
     -   Мистер  Биллингс,   вчера   вечером   Национальный  еврейский  союз
проголосовал за то,  чтобы осудить вас за ваши высказывания. Что  вы думаете
по этому поводу?
     - Они могут поцеловать меня  в  зад! - крикнул в ответ Бобби  Джек. Что
еще  за Национальный еврейский союз, черт подери? - Он бы, пожалуй, прибавил
еще пару крепких  слов, но тут со своих мест поднялись агенты и встали прямо
перед ним.
     - В чем дело? - поинтересовался он.
     -  Бобби Джек, - сказал тот, что постарше, - вы бы лучше  надели штаны,
прежде чем устраивать тут пресс-конференцию.
     Бобби Джек Биллингс посмотрел вниз - на нем были лишь трусы  да грязная
майка. Хихикнув, он сделал глоток из заветной банки.
     - Допустим, ты прав, парень, -  заметил он. - Но  разве  нельзя родному
шурину президента продефилировать по улицам в хорошем нижнем белье?
     - Нет, сэр, - ответил агент.
     Он даже не улыбался. Они никогда не улыбаются. Это-то Бобби Джек больше
всего ненавидел в агентах спецслужб.  Они никогда не улыбались. И никогда не
стали  бы пить с  ним пиво,  что  странно,  поскольку они явно  не похожи на
участников мирового либерального заговора евреев-педерастов.
     Он  сел  со  вздохом  на  кровать, поднял  с  пола  джинсы  и  принялся
натягивать их на себя.
     Что, черт побери, этот репортер сказал  о Национальном еврейском союзе?
Осудили его?  За что? Он ничего такого не сделал. А, понятно: через него они
пытаются добраться до президента! Будь Бобби Джек президентом, а  не шурином
президента, он бы  разобрался и  с Национальным еврейским союзом,  и с  "Нью
Йорк таймс", и с тем парнем, что печатается на первой полосе и  имеет зуб на
Бобби  Джека. Им  бы все это так просто не сошло. Вот почему ему  никогда не
удастся преуспеть в политике - он не станет лизать кому-то задницу только за
то,  что этот  кто-то  контролирует банки, радио, телевидение и газеты,  и в
придачу  половину Сената США. Но настанет день, и они  все узнают правду! Он
выскажет им все, что накопилось на душе!
     Ему  наконец  удалось натянуть джинсы, но теперь  куда-то запропастился
ремень. Впрочем, какая разница, решил он. Он не очень то жаловал ремни - они
ограничивали свободное  существование его живота. Мокасины он натянул  прямо
на босу ногу. Рубашка и вовсе была лишней: он решил, что майку можно  носить
еще как минимум день.
     По дороге  назад Бобби  Джек задержался возле кухни  - выбросил  пустую
банку  в  помойное ведро.  Из ведра  поднялся рой мух, но тут же вернулся на
место,  чтобы   обследовать   новое  поступление.  Бобби  Джек   достал   из
холодильника  очередную банку, а  потом  еще  одну  и  запихнул  ее в задний
карман. Никогда не знаешь, когда запас может подойти к концу.
     Репортеры поджидали его. Агенты в штатском выказали намерение запихнуть
Бобби  Джека  в машину  и  увезти,  но сам  Бобби Джек  желал  поговорить  с
репортерами. Сейчас он им задаст! У него  это  здорово получалось, когда его
зять был кандидатом в  президенты. Тогда репортеры относились  к  нему как к
симпатичному  деревенскому простачку. С тех  пор он  совсем не изменился, но
почему же изменилось их отношение к нему?
     Газетчики желали говорить о Национальном еврейском союзе.
     - Что вы имеете в  виду под осуждением? - обратился он к тощей брюнетке
с большим бюстом. - А я-то думал, что срок дают только судьи. - Он подмигнул
ей и отпил из банки, чувствуя рядом присутствие секретных агентов. Газетчики
стояли прямо перед ним.
     - НЕС заявил, что вы позорите Америку своими расистскими взглядами. Они
назвали  вас  грязным  антисемитом  и  обратились  к  президенту  с просьбой
публично  отмежеваться от ваших заявлений.  Что  вы можете  сказать по этому
поводу?
     -  Видите ли,  -  небрежно  протянул Бобби  Джек,  - евреи  вечно  всем
недовольны. Почему это должно нас волновать?  Кстати, а не рассказывал ли  я
вам шутку о двух черномазых в ООН?
     Он  сделал  паузу,  ожидая ответа.  Это была  шутка  с  запланированным
эффектом. Во время  президентской кампании  она  неизменно  вызывала  смешок
газетчиков, хотя они  никогда  ее не  цитировали.  Впрочем, этих  репортеров
шутка, похоже, не интересовала.
     Биллингс бросил пустую банку на дорогу. Нестерпимо ныл мочевой пузырь -
надо снова бежать в туалет.
     Проходивший мимо сосед помахал ему рукой.
     - Привет, Бобби Джек!
     - Здорово, Люк! Как живешь?
     - Регулярно.
     - Продолжай в том же духе, Люк! - Он улыбнулся  вслед уходящему соседу.
Мочевой пузырь  был настолько  полон,  что  даже  улыбка причиняла  боль.  -
Подождите меня, - бросил он репортерам. Агенты собрались последовать за ним.
     -  Оставайтесь здесь, - приказал Бобби  Джек. -  Никто  не имеет  права
следить за мной, когда я писаю.
     Однако  он не стал входить  внутрь, а прошел вдоль дома  и помочился на
стену.  Молнию  он  застегивал  уже  по  пути к  репортерам.  Тощая брюнетка
выглядела так, словно  только что проглотила  лимон вместе  с кожурой и всем
остальным.
     Это ее трудности,  решил Бобби Джек. Или она думала, что мужчины вообще
никогда не писают? А может, те, кто ее  окружают, действительно лишены этого
неудобства?
     Он достал из  заднего кармана  банку с пивом  и резким движением открыл
ее. От рывка  пиво  брызнуло фонтанчиком. Бобби Джек  быстро  закрыл дырочку
большим пальцем и направил струю  на  журналистов. Пенистая струя попала  на
полногрудую даму  и  осела  на  ее  завитой, покрытой лаком прическе, словно
капли росы на паутине.
     Она стряхнула с волос капли пива - лицо ее исказилось от негодования.
     - Ничтожество! - крикнула она.
     - Либералка, парировал Бобби Джек.
     - Ублюдок, - настаивала дама.
     - Еврейка, - послышалось в ответ.
     - Кретин, - использовала она последний аргумент.
     - Сама подстилка для черномазого.
     Она  повернулась и пошла  прочь,  а он оценивающе посмотрел  ей вслед и
обратился к двум оставшимся журналистам, все еще вытиравшим пиво с лица.
     - Ничего себе задница, - прокомментировал Бобби Джек, показывая пальцем
на женщину. - Хотели бы такую заполучить?
     Репортеры посмотрели друг на друга и тоже пошли прочь.
     Бобби Джек проводил их взглядом и сказал, обращаясь к охранникам:
     - Какое счастье, что эти придурки ушли! У меня работы непочатый край.
     На грязном и пыльном  вокзале, куда агенты  доставили Бобби Джека в его
черном пикапе марки  "шевроле", репортеров  не было. Этот  автомобиль  Бобби
Джека  раздражал: все в Вашингтоне ездили на "кадиллаках", так почему же  он
должен  довольствоваться   обычным  "шевроле"?   Однажды  он  высказал  свои
претензии  зятю:  именно  тот  посоветовал  ему  в  свое  время купить  этот
автомобиль, - и потребовал ответа.
     - Имидж, - ответил тогда президент. - Имидж экономности.
     - Почему каждый раз, когда я чего-нибудь прошу, ты заливаешь мне насчет
экономии?  -  возмутился Бобби  Джек. - Когда  дело касается  черномазых, об
экономии речи не идет.
     - Не смей произносить это слово! - возмутился президент.
     -  Ну,  хорошо.  Цветных, -  поправился Бобби Джек.  -  Почему экономия
относится только ко мне?
     - Потому что ты не умеешь себя вести, - объяснил президент. - В прошлый
раз  ты  хотел  заполучить  личный  президентский  самолет, чтобы летать  по
выходным на утиную охоту.  Да  меня за такое с потрохами сожрут.  Потом тебе
понадобился  президентский  вертолет -  отправиться  в  лес  выпить  пива  с
дружками  и устроить там нудистское представление.  Но я  не Господь Бог.  Я
всего лишь президент.
     - Ага. Потому что это я помог  тебе стать президентом, хотя ты, похоже,
все чаще об этом забываешь. Но, доложу тебе, это не лучший способ  обращения
с родней...
     - ...жены, - добавил президент.
     Бобби Джек уселся на кран платформы запасного пути и посмотрел на часы.
10.00.  Он прикончил последнюю банку пива  и решил,  что дает этим  чертовым
арабам еще пять минут, а потом уходит пополнить запас.
     Ему  даром не  нужны эти арабы, все в них  было ему противно: и внешний
вид, и  стиль одежды, и их запах, и манера говорить.  И их деньги тоже  были
ему не нужны. У него хватало  своих. Дела на обувной фабрике шли как  нельзя
лучше, но были источники дохода и помимо нее.
     В 10.04, когда он уже собрался уходить, вдалеке послышался шум  поезда.
Бобби Джек  посмотрел вдоль  путей и увидел тепловоз с  одним вагоном. Поезд
преодолел небольшой подъем и начал спускаться вниз, направляясь к маленькому
сельскому городку под названием Хиллз, скрипя тормозами и по мере торможения
со свистом выпуская пар. Где-то внутри здания, служившего одновременно залом
ожидания и диспетчерской,  нажали какую-то кнопку и перевели стрелку,  чтобы
поезд  перешел на  запасный  путь. Подъехав  к перрону,  состав вздрогнул  и
остановился.
     Бобби  Джек  продолжал  сидеть на платформе.  Прошло несколько минут, в
дверях  вагона  появились трое в  арабских  одеждах  и,  увидев  его,  стали
спускаться вниз. Осторожно перейдя через два ряда рельсов,  они приблизились
к Бобби Джеку.
     - Я Мустафа Каффир, - сказал один, высокий темнокожий человек с орлиным
носом. - А это...
     -  Не утруждайте себя,  -  перебил  Бобби  Джек, продолжая сидеть. -  Я
вообще  плохо запоминаю имена, а  арабские и вовсе похожи друг  на друга как
две капли воды.
     Слегка кашлянув, Каффир продолжал:
     - Они также являются представителями Свободного народного правительства
Ливии.
     - Ну, и отлично, - откликнулся Бобби Джек.
     - Где мы можем поговорить? - спросил  Каффир, так и зыркая  по сторонам
глубоко  посаженными глазами. Его  тонкие губы  были  плотно  сжаты,  словно
маленький южный поселок Хиллз вызывал у него отвращение.
     -  А чем здесь  плохо? -  поинтересовался  Бобби  Джек, но проследив за
взглядом  Каффира,  понял,  что тот  смотрит на охранников, прислонившихся к
стене здания вокзала.
     - Эй, вы, -  крикнул Бобби Джек, - сделайте так,  чтоб я вас искал! Мне
тут надо перекинуться парой слов с моими арабскими друзьями.
     - Мы будем с той стороны, - сказал тот, что повыше.
     - Отлично.  Ждите меня там. Когда я закончу свои  дела, мне нужно будет
где-нибудь выпить.
     Он  проводил их взглядом, пока  они не скрылись  из  вида,  потом снова
посмотрел на Каффира.  Ливиец вспотел, хотя было не выше 90ь по Фаренгейту -
достаточно прохладно для  летнего дня в Хиллз. Вот интересно, ему и в голову
не приходило, что арабы  могут  потеть. Но если уж они в  Америке потеют, то
каково же им приходится у себя в Арабии или где они  там живут. Ну и запашок
же там, наверное...
     -  Все в порядке, - сказал  Бобби Джек вслух.  -  Они ушли. Так что вас
беспокоит?
     - А вы знаете, чего мы добиваемся? - ответил Каффир вопросом на вопрос.
Двое его  спутников стояли рядом  и как-то  странно выгибали  плечи,  словно
боялись  запачкать  о пыльную  платформу подолы своих  длинных,  ниспадающих
одежд.
     - Догадываюсь, но надеюсь, что вы мне объясните поточнее.
     - Свободное народное правительство Ливии намеревается покупать у вашего
правительства плутоний.
     - А я тут при чем?
     - Политика  вашего  правительства направлена на  то, чтобы не допустить
продажу плутония Ливии. Но мы решили, что вы можете способствовать изменению
этой политики, поскольку мы собираемся использовать его  в мирных целях - на
атомных электростанциях,  что  даст  нам  возможность  существенно  повысить
жизненный уровень миллионов людей во всем арабском  мире. Это ложь, будто мы
хотим создать  ядерное  оружие и  напасть на Израиль. Мы  никогда не  станем
нападать на Израиль, а будем только обороняться.
     Биллингс кивнул.
     - Если вы даже на них нападете, это меня особенно не огорчит.
     - Да что вы говорите! - произнес Каффир.
     -  Представьте себе.  А  когда  вышвырнете  их  из  Тель-Авива,  можете
перенести свою деятельность в Нью-Йорк.
     Мустафа Каффир улыбнулся тихой,  грустной улыбкой, словно он всю  жизнь
только об этом и мечтал. Его спутники энергично закивали.
     - Это не мое дело, сэр, - сказал Каффир. - Я здесь лишь для того, чтобы
закупить плутоний для мирных целей.
     -  И вы хотите,  чтобы я попросил зятя разрешить эту сделку? -  уточнил
Бобби Джек.
     -  Вот  именно,  поскольку  нам  известно,  что  вы имеете  влияние  на
президента.
     - Да, - согласился Биллингс. - Мы с сестрой. Только нас он и слушает. -
Он помолчал. - А я-то что с этого буду иметь?
     - В  подобных  международных  сделках комиссионные обычно выплачиваются
тому, кто все устроил, - объяснил Каффир.
     - Сколько?
     - Это совершенно законно, - продолжал Каффир.
     - Сколько?
     - Конечно же, комиссионные должны составить...
     - Короче, сколько?! - не выдержал Бобби Джек.
     - Миллион долларов, - коротко ответил Каффир.
     - Хорошее дело, - согласился Бобби Джек. - В общем, гони двести кусков.
     - Простите...
     -  Двести  тысяч наличными. Вперед. Без возврата. Неизвестно, получится
или нет, но я должен как-то компенсировать затраченные усилия, даже если мне
не удастся получить добро.
     Каффир  на мгновение  задумался, его черные глаза  внимательно  изучали
открытое лицо Бобби Джека Биллингса.
     Биллингс поднялся со своего места.
     - Вы пока все обсудите, а мне надо отлить.
     Он  пошел  в  конец платформы.  Можно  было не сомневаться: они  на это
пойдут. Всего-то две сотни кусков, зато не облагаемые налогом, не проходящие
ни по какой ведомости.  Он уже  четыре раза проделывал подобное.  Во-первых,
пообещал родезийским коммунистам, что обеспечит их признание со стороны США,
во-вторых, пообещал делегации из Красного Китая, что Америка вернет Тайвань.
В-третьих,  обещал иранским  фундаменталистам,  что  Америка  не  предпримет
шагов, направленных на сохранение  шаха у власти.  Единственное, чего ему не
удалось, это уговорить президента послать войска  в Уганду, чтобы поддержать
прогнивший режим Иди Амина.
     Но три удачи из четырех не так уж и плохо, тем более что это ему ничего
не стоило, подумал он. В подобных делах он всегда действовал одинаково: брал
деньги  и  тут  же забывал о сделке. В большинстве  случаев все складывалось
хорошо,  поскольку  внешняя  политика  его  зятя, похоже, разрабатывалась на
заднем сиденье личной машины Фиделя Кастро.
     Конечно же, тем, с кем он имел дело, не суждено было об этом узнать, да
они бы все равно не  поверили, даже если бы  Бобби Джек сам честно  во  всем
признался. Они были уверены: все сложилось благополучно только потому, что у
них  есть высокопоставленный друг, Бобби  Джек, замолвивший за них  словечко
президенту.
     Дойдя до  края  платформы,  Биллингс  оглянулся и  увидел,  что все три
ливийца смотрят на него. Он расстегнул ширинку.
     - Только орошу вон ту стенку и вернусь, - произнес он.
     Мустафа Каффир  кивнул. Биллингс  спрыгнул с  платформы прямо  в  пыль,
толстым слоем лежавшую вокруг здания вокзала, а Каффир  со своими спутниками
принялся что-то оживленно обсуждать по-арабски.
     Арабы сошлись на том, что надо соглашаться  на условия  Бобби  Джека, В
конце концов, двести тысяч не  так уж много за компоненты для ядерной бомбы,
способной стереть Израиль с лица Земли. Хотя надо сделать вид, что эта сумма
кажется им  слишком  большой:  если  они будут слишком сговорчивы,  Биллингс
может  потребовать еще.  Но он назвал точную  цену. А ведь в свое время  ему
удалось заставить президента воздержаться от признания  свободно  избранного
правительства  Родезии  и  поставить  на  повстанцев,  которых  поддерживали
коммунисты.   И   именно   он   убедил  президента   игнорировать  договоры,
существовавшие между Америкой и Тайванем. А  разве не он уговорил президента
сохранять  спокойствие, когда  самый надежный  союзник Соединенных Штатов на
Ближнем  Востоке,  шахиншах  Ирана,  был  свергнут   разбушевавшейся  толпой
ненавидящих  Америку  фанатиков?  Пусть  от  него  воняет  потом  и  сам  он
распоследний   болван,  зато  он  знает,  как  нажимать   тайные  пружины  в
американских  коридорах  власти,  думал  Каффир.  В этом  смысле  он добился
непревзойденных успехов.  Всего двести  тысяч  долларов наличными  - да  это
просто даром!
     Каффир и его спутники  ждали возвращения Бобби Джека. Через  пять минут
один из них вызвался отправиться на поиски.
     - Он только собирался помочиться, так что уж должен вернуться, - сказал
он. Это был ливийский министр финансов.
     -  Да нет, - отозвался другой, оказавшийся министром культуры. - Может,
ему понадобилось сделать кое-что еще.
     Министр финансов хихикнул.
     - Молчать, - по-арабски приказал Каффир.
     Они подождали еще минут десять.
     - Может, он забыл о нас? - высказал предположение министр культуры.
     - Тот, кто так одевается и писает на стены,  не может забыть про двести
тысяч наличными, - заметил Каффир. - Ждите меня здесь.
     Он отправился в дальний конец платформы и остановился на углу здания.
     - Мистер Биллингс, - позвал он. - Вы здесь?
     Ответа не последовало. Тогда  Мустафа Каффир  заглянул за угол,  окинув
взглядом красную деревянную стену старого каркасного здания.
     Но Бобби Джека Биллингса там не было.
     На песчаной почве виднелось мокрое пятно, указывающее точное место, где
он  стоял,   но  сам   он  исчез.  Мустафа   Каффир  огляделся.   Он  увидел
железнодорожное полотно, степь  и  редкие домишки в нескольких сотнях ярдов,
но Бобби Джека Биллингса словцо след простыл.
     Каффир позвал спутников. Все вместе они обошли  здание вокруг и вышли к
фасаду.  Там  никого  не  было.  Только  двое  охранников  сидели  в  черном
"шевроле", в котором на всю мощность работал кондиционер.
     Когда ливийцы приблизились к ним, охранники вылезли наружу.
     - Что угодно, сэр? - спросил тот, что постарше.
     - Где мистер Биллингс?
     Охранник, казалось, встревожился.
     - Я же оставил его с вами.
     - Верно. Но он ушел и не вернулся, - сказал Каффир.
     - Вот черт! - выругался охранник.
     Его напарник тем временем полез за рацией.
     - Ну что, выходить на связь? - спросил он.
     -  Погоди. Давай сначала поищем.  Может,  оп  просто пошел пописать или
решил раздобыть себе пива?..
     Мустафа Каффир показал охранникам, где стоял Бобби Джек Биллингс, когда
пошел помочиться.
     Охранник повыше, стоя на коленях, обследовал  почву.  Там, где, судя по
всему, стоял Бобби Джек, пыль была примята. Охранник поковырял пальцем землю
и   нащупал  что-то   металлическое.  Счистив  грязь,   оп   обнаружил   две
металлические бляхи: маленькую золоченую звезду Давида и такую же  маленькую
железную свастику.
     - Что  это значит, черт возьми? - воскликнул  он и, завернув находки  в
носовой платок, убрал их в карман.
     Когда подошел второй охранник, он взглянул на него и покачал головой.
     - Они провели меня по всему поезду, - сказал подошедший. - Его там нет.
     - Черт возьми! - выругался тот, что постарше. - Теперь зови на помощь.
     - Ты же знаешь, он хотел зайти в какой-нибудь салун.
     -  Это конечно, но все равно  надо звонить.  Смотри, чтобы арабы  ждали
здесь, а я пойду свяжусь со штабом.
     В полевом  штабе  спецслужб в Атланте,  штат Джорджия, немедленно сняли
трубку.
     -  На связи Гавон, - произнес охранник кратко, сухим и усталым голосом,
которым часто пользуются  пилоты, когда  их самолет норовит  врезаться носом
прямо в океанскую гладь. - У нас тут небольшая проблема.
     - Что случилось? - отозвался такой же сухой голос.
     - Кажется, утрачено звено.
     - Посмотрите под крыльцом. Скорее всего, он улегся проспаться.
     - Мы посмотрели. Его нигде нет. Пришлите подмогу.
     - Вы это серьезно?
     - Серьезнее некуда. И поскорее, хорошо?
     - Черт! - выругались в Атланте. -  Утрачено звено.  Этого нам только не
хватало.



     Его звали  Римо,  и  он собирался кое-что  выяснить  насчет загрязнения
окружающей среды.
     Стоя  на холме, он смотрел вниз,  на  три  уходящие в  небо  высоченные
трубы,  - из них тянулись тонкие струйки белого дыма. Римо знал, что это дым
от сжигания угля, но  он очищен и профильтрован,  поэтому стал чище, чем дым
от сжигания нефти. С вводом в строй очистных сооружений расходы на уголь так
возросли, что стало выгоднее использовать арабскую  нефть Америке оставалось
лишь  выбирать  между  дорогой  нефтью и  таким  же дорогим  углем.  Атомная
энергетика была окончательно похоронена. Было достаточно небольшой аварии, в
которой даже никто не пострадал -  ни один  человек  не пострадал  в Америке
из-за аварии на атомных станциях,  - как  газеты подняли такую шумиху,  что,
когда авария была  полностью  ликвидирована,  о  программе развития  атомной
энергетики  пришлось  попросту забыть. Как жаль,  подумал Римо,  что страна,
разработавшая  и  впервые  построившая атомную станцию,  когда-нибудь станет
единственной  в мире, не использующей мирный  атом. Опять демонстранты взяли
верх.
     Те   же  самые  демонстранты   приветствовали  победу  вьетконговцев  и
настолько  деморализовали Америку, что США решили убраться  из Юго-Восточной
Азии, оставив ее на откуп  коммунистам. И тогда в этой части мира воцарилась
долгая ночь террора. В Камбодже  неграмотность достигла 99%, потому что все,
кто  мог  читать  или  писать, были  уничтожены. Здесь  на  шесть  миллионов
населения  приходилось   всего  шесть   врачей,  но  почему-то  этот  вопрос
демонстранты старались не поднимать.
     Римо уже  давно  решил про  себя, что Америка не только  потеряла  свое
лицо, выйдя из войны  во Вьетнаме,  - она перестала быть Америкой,  утратила
свой истинный дух.  Тайвань  сдали, потеряли Иран. Американское  руководство
недвусмысленно  дало  понять,  что   в  Южной  Африке  не   признает   иного
правительства,  кроме  коммунистических  террористов,  вне   зависимости  от
результатов голосования. Преподавательница колледжа, только и  умевшая,  что
ненавидеть Америку, отправилась в Россию  - получать от коммунистов медаль -
и  там заявила, что  разговоры о преследовании советских диссидентов - всего
лишь уловка,  чтобы  скрыть преследование  диссидентов в  самой  Америке.  И
преспокойно  вернулась  в  свой финансируемый  государством колледж,  где ей
платили зарплату из средств налогоплательщиков.
     "Какая грязь",  -  думал  Римо, глядя сверху  на  маленькую долину, где
вокруг крохотной угольной электростанции  расположились  лагерем  около пяти
тысяч человек. Обращаясь к стоявшему рядом человеку восточной наружности, он
сказал:
     - Все кончено, Чиун.
     - Что ты имеешь в виду? - спросил  тот. Он был всего пяти футов ростом,
почти на  целый  фут  ниже  Римо. Чиун  продолжал наблюдать  за толпой,  его
жиденькая бородка и  тонкие пряди седых  волос развевались от редких порывов
легкого ветерка.
     - Америку, - ответил Римо. - С нами все кончено.
     - Ты хочешь сказать, что  нам следует поискать работу где-нибудь еще? -
поинтересовался Чиун, кинув взгляд на Римо, по-прежнему взиравшего на толпу.
- Я всегда говорил,  что в мире много стран,  где хотели  бы воспользоваться
услугами двух первоклассных наемных убийц. - Голос у Чиуна был высокий, но в
то  же время сильный - он  совсем не вязался с  обликом  восьмидесятилетнего
старца,   обладавшего  хрупким   телосложением.  На   старом  корейце   было
белоснежное кимоно из парчи, и, несмотря на жаркое  солнце Пенсильвании,  он
не потел.
     - Нет, - произнес Римо, - это не значит, что мы должны  искать работу в
другом месте. Жаль только, что, невзирая на все наши усилия, Америка мертва.
     - Я никогда этого не понимал, - заметил Чиун. - По-твоему, выходит, что
Америка  -  это какая-то  особая  страна.  Но ничего  подобного! Она  просто
немного изменилась. Вспомни о величии Древней Греции, славе Древнего Рима  -
все пропало в дымке  времен. Только и осталось,  что танцующие друг с другом
мужчины  да  женщины, готовящие  спагетти.  Вспомни фараонов  и их  империи,
вспомни белокурого  македонца -  все прошло. Почему же судьба Америки должна
быть иной?
     - Должна, - упрямо повторил Римо.
     - Но ты можешь объяснить почему?
     - Потому  что  это свободная страна. А в  других странах, о  которых ты
говоришь, свободы никогда не было. Но здесь люди свободны, и вот теперь  нас
завоевывает внутренний враг. Сами американцы рвут страну на куски.
     - Такова оборотная  сторона свободы, - сказал Чиун. - Стоит только дать
людям свободу, и они используют ее, чтобы напасть на тебя.
     - Тогда какой же выход? Отобрать свободу?
     Прежде чем ответить, старец посмотрел на небо: на фоне ярко бедой глади
облаков парил одинокий коршун.
     - Дом Синанджу существовал у многих народов на протяжении многих веков,
- наконец изрек он.
     - Я знаю, - отозвался Римо. - Пожалуйста, давай обойдемся без лекций по
истории.
     - Я только хочу сказать, что  это  единственная из  всех известных  мне
стран,  решения  в  которой принимаются  под  влиянием  чьих-то  прихотей  и
капризов. Такое впечатление, что всей  нацией правит тончайшая прослойка и в
нее  попадают именно те, кто  больше  всего  на свете ненавидит  собственную
страну.
     - И  это мне известно, - согласился  Римо.  -  Ну, так  что,  запретить
свободу? Это ответ?
     - Нет, - возразил Чиун. - Если запретить свободу, то вас завоюют извне.
Сохраните свободу - и станете жертвой внутренних врагов.
     - Итак, у нас нет выхода, - подытожил Римо.
     - Отнюдь. Все нации  когда-нибудь погибают. Что  же касается вас, плохо
лишь то, что ваша  гибель окажется бесславной. Лучше погибнуть от меча,  чем
от  жалких  червей.  -  Он вновь посмотрел  вниз,  на  пять  тысяч  человек,
собравшихся у ворот  электростанции,  - некоторые  пели,  другие выкрикивали
лозунги. - Но пусть тебя поддерживает одна мысль.
     - Какая?
     -  Эти  жалкие  черви  там,  внизу.  Когда  ваша страна  уступит  место
какому-то новому образованию, можешь не сомневаться, они погибнут первыми.
     Римо покачал головой.
     - От всего этого тоска берет!
     - Нет-нет, - быстро проговорил Чиун. - У нас есть  наше искусство. Наша
жизнь исполнена  большого внутреннего смысла, внешний мир  не может на  него
повлиять. Нам не нужен никто, кроме нас самих.
     - И наших жертв.
     - Верно,  - согласился Чиун. - Признаю свою ошибку. Без жертв не бывает
наемных убийц.
     Неожиданно в Римо проснулась злость. Он  погрозил кулаком демонстрантам
внизу и заявил:
     - Уверен, в жертвах у нас недостатка не будет.
     - Я подожду тебя здесь, - сказал Чиун. -  Надеюсь,  ты хорошо проведешь
время. Только прошу, не давай волю гневу.
     - Постараюсь, - с этими словами Римо начал быстро спускаться вниз.
     Шел пятый день, как из-за пикетчиков электростанция прекратила  работу.
И  каждый  день демонстранты штурмовали окружавший электростанцию забор - их
атаки отбивались  силами городской  полиции и местной охраны. Но сегодняшний
день,  по  сведениям  Римо,  обещал  быть  необычным:  стало  известно,  что
демонстрантам подвезли оружие и взрывчатку.
     Из-за остановки электростанции вот уже пять дней сто тысяч семей сидели
без электричества. Это значит, что  не работали холодильники, не горел свет,
нельзя   было   принимать   телевизионные  и   радиопередачи.   В  больницах
использовали аварийные генераторы, мощности которых хватало  лишь для  самых
неотложных  операций, и  если бы хоть  один  из  таких  генераторов отказал,
началась бы  массовая  гибель больных,  потому что других  запасных систем в
городе не было.
     Площадка  вокруг  электростанции напоминала маленькую песчаную  отмель,
исчезавшую под волнами прилива  и вновь появляющуюся, когда прилив отступал.
Роль  насоса в этом  людском бассейне  выполняли телекамеры:  когда они были
включены,  толпа с песнями наступала  на  забор, когда же операторы уходили,
пикетчики начинали отступать,  оставляя после себя раздавленные банки из-под
пива,  обертки  от  бутербродов,  пластиковые  упаковки  "Биг-Маков",  бычки
самокруток и обрывки  плакатов с  протестами  против  загрязнения окружающей
среды и "грязных угольных магнатов".
     Сейчас  было  время  отлива.  Римо  пробирался  сквозь  толпу,  которая
разбилась на многочисленные группки, впавшие в летаргический  сон. Некоторые
лежали  на  спине и старательно приобретали загар.  Другие  распивали  пиво.
Бойко шла торговля семечками. А в какой-то сотне футов от них  человек шесть
полицейских  охраняли  ворота, но  и  они  выглядели  расслабленными, словно
понимали, что отсутствие телекамер привело к своего рода перемирию.
     Римо не  очень-то надеялся найти  человека, которого  искал.  Никто  не
обращал на него ни малейшего внимания, когда он ходил между группками людей.
     - Эй, приятель, закурить не найдется? - окликнул его какой-то мужчина.
     - Нет, - на ходу бросил Римо.
     - Нет,  ты  уж  дай  мне закурить, -  повторил  мужчина, хватая Римо за
плечо.
     Римо обернулся. Перед ним стоял тщедушный человечек  лет сорока  пяти в
зеленовато-голубом  домашнем  костюме  из  синтетики  и  белых  лакированных
туфлях.   Он-то   что  здесь   делает,  подумал  Римо.  Разве  с   возрастом
революционеры не отходят  от  борьбы? Считается, что они  не должны,  сменив
джинсы на домашний костюм, продолжать заниматься прежним делом.
     - Вам не кажется, что вы для этого немного староваты? - поинтересовался
Римо,  сбрасывая руку мужчины со  своего плеча. Мужчина тут же почувствовал,
как рука онемела; боль придет чуть позже.
     - Возможно, ты прав, но тут так много цыпочек.
     Римо пожал плечами.
     -  Только  чтобы  добиться  успеха,  нужно  сначала  покурить травки, -
продолжай мужчина. - В самом деле. Пошли. Сейчас разживемся травкой.
     - Интересно  посмотреть,  что  у вас,  любителей травки,  за  душой,  -
заметил Римо.
     - О-о, как болит рука! Что ты с ней сделал?
     - Ничего страшного. Естественная боль - ценная вещь.
     - Не смешно,  -  обиделся  мужчина.  На  лацкане  костюма  у  него  был
прикреплен  значок с  изображением  вазэктомии.  - А  что  ты  вообще  здесь
делаешь?
     - Ищу Джени Беби, - ответил Римо.
     Это была всемирно известная исполнительница народных песен, сколотившая
неплохое состояние  в Штатах, а затем переехавшая в  Лондон, где  развернула
мощную   кампанию,   поливая   грязью   расистскую,   империалистическую   и
милитаристскую  Америку.  Она прожила в Лондоне пять лет, пока налоги там не
поднялись до 90 процентов,  после чего  вернулась на родину, где вышла замуж
за  адвоката,  снискавшего  известность  своими выступлениями  на  процессах
шестидесятых  годов,  которые   устраивались  над  борцами  против  системы.
Считалось,  что  он  главный теоретик движения протеста. Завоевать  подобную
славу ему  было  достаточно  просто,  поскольку  большинство так  называемых
борцов обычную логику воспринимали как уловку среднего  класса (состоящего в
основном  из  белых   американцев),   нарочно  придуманную  для  порабощения
чернокожего населения и беднейших слоев.
     - Джени обещала быть позже. Наверно,  сейчас она в городе, в гостинице.
- Мужчина  хотел было  потереть  руку, но стоило ему дотронуться до нее, как
его лицо исказилось от боли.
     - Спасибо, - поблагодарил Римо. - Береги руку.
     В  городе? Вряд ли. Ведь  раз нет  электричества,  значит, не  работает
кондиционер.  А  в  такую жару она не станет  без крайней нужды оставаться в
помещении без кондиционера.
     Римо легко  взбежал на холм, чтобы захватить с собой Чиуна, - тот стоял
в  прежней позе, словно так  и не шелохнулся с  тех пор, как  Римо ушел. Они
отправились  в  близлежащий  городок,  маленький  Клэрбург. Некоторое  время
спустя Римо притормозил возле постового.
     - Полисмен, - позвал он.
     Полицейский  вздрогнул,   словно  ждал  нападения;   рука  инстинктивно
потянулась  к кобуре. Потом  он увидел Римо и немного успокоился, поняв, что
перед ним не бунтующий юнец.
     - Слушаю, - произнес он.
     - Где тут ближайший мотель с работающим кондиционером? - спросил Римо.
     - Дайте сообразить, -  полицейский задумался, шевеля губами. - Наверно,
"Мейкшифт".  Милях  в четырех от  города. Дорога  номер 90. Поезжайте прямо,
никуда не сворачивая, и упретесь в него. Вы репортер?
     - Нет.
     - Слава Богу. Ненавижу репортеров.
     - Держитесь! И действуйте решительно! - напутствовал его Римо.
     Через  пять  минут  они  уже  подъезжали к мотелю  "Мейкшифт" - четырем
растянувшимся вдоль дороги домикам-ранчо, которые решили вместе преодолевать
трудности жизни. Римо припарковал  машину на стоянке, слишком просторной для
этого  захолустья,  и отправился  в административный  корпус.  Чиун  ждал  в
машине.
     В  регистратуре,  в окружении двух  искусственных папоротников,  сидела
молоденькая блондинка. На  ней был розовый джемпер и белые брючки. Она нежно
улыбнулась,  встретившись  взглядом с Римо, глаза которого  были темными  до
черноты.  Он был  поджарым, шести футов  ростом; закатанные  рукава обнажали
мощные запястья.
     - Где она? - спросил Римо.
     - Кто она?
     - Скорее,  у  меня мало времени. Мои ребята  ждут в машине,  и нам надо
поторапливаться,  чтобы успеть к семичасовым  новостям.  Так где  она?  - Он
принялся барабанить пальцами по стойке.
     - Я вас провожу, - сказала девушка.
     Римо покачал головой.
     - Нет. Дайте мне сделать интервью, а уж потом постараюсь найти минутку,
чтобы с вами поболтать.
     - Обещаете?
     - Чтоб я сдох, - поклялся Римо.
     - Номер 27. В конце коридора, - девушка указала в сторону окна.
     - В номерах рядом кто-нибудь живет?
     Девушка бросила  на Римо быстрый  взгляд, в котором читался испуг. Римо
поспешно произнес:
     -  Ничто не  может угробить  интервью  лучше,  чем  голоса  в  соседней
комнате. Вы сами это поймете, когда будете выступать на телевидении.
     Девушка кивнула.
     - В соседних комнатах никого нет. Они так пожелали.
     - Спасибо. Я не прощаюсь.
     Вернувшись в машину, Римо предупредил Чиуна:
     - Мне понадобится пара минут.
     - Не спеши. Все надо делать тщательно.
     Из номера 27 доносились голоса. Тогда Римо подошел к  номеру 26 - дверь
была заперта.  Он принялся с  силой вращать ручку, пока  замок  не  ослабел.
Проскользнув внутрь, Римо быстро закрыл за собой дверь.
     Встав  возле  двери, соединяющей  номера,  Римо прислушался. Два голоса
были ему явно знакомы.
     Один принадлежал  Джени  Беби. Это было  манерное  гнусавое мурлыканье,
которое каким-то загадочным образом превращалось в чистое и тягучее сопрано,
едва  она  начинала  петь.  Другой,  утомленный,  был  голосом  ее  супруга,
юриста-теоретика и  революционера, проживающего с  ней  в Малибу.  Остальных
голосов Римо никогда прежде не слыхал.
     Джени  Беби:  "Тони,  пройдись по плану еще раз,  чтобы  мы  знали, что
делать".
     Тони: "Я уже прошелся три раза".
     Джени  Беби:  "Значит,  на этот  раз тебе будет совсем легко. Итак, еще
разок".
     "Что  ж, назвался груздем", - подумал Римо.  Такова плата  за  то,  что
пасешься в королевском табуне. Могло  быть и хуже. Один из лидеров  движения
протеста разыскивается полицией за торговлю наркотиками, другой  женился  на
голливудской кинозвезде и стал обывателем, третий служит зазывалой у гуру.
     Тони: "Мы  прячем  оружие  в  ящиках с  едой,  а потом его раздаем. Ты,
Джени,  в  половине девятого приглашаешь  прессу на  митинг -  проведем  его
позади толпы,  тогда никто  ничего не  увидит. Как  только  ты  начнешь,  мы
заставим  толпу двинуться на  ворота. Наши ребята  сделают  пару  выстрелов,
полицейские ответят.  Когда  там появится  пресса,  начнется  уже  настоящее
сражение. Конечно, у нас найдутся свидетели, которые скажут, что полицейские
первыми  открыли  огонь. Когда  толпа ворвется  в ворота,  мы заложим  возле
генератора взрывчатку  - контейнер для  нее будет  выглядеть как  катушка  с
кабелем, а потом быстренько уберемся, иначе можно нарваться на неприятности.
Когда же восстание  будет подавлено, скорее  всего ночью, мы взорвем заряд и
вся эта чертова станция взлетит на воздух".
     Незнакомый голос: "Но могут пострадать невинные люди".
     Джени Беби: "Нельзя сделать яичницу, не разбив яиц".
     Тони: "Правильно. Это нас не касается. Как бы там ни было, завтра Джени
устроит  пресс-конференцию,  на  которой  заявит,  что  полицейские  первыми
открыли стрельбу. А мы подберем нескольких  свидетелей, которые видели,  что
так оно и было".
     Незнакомый голос: "А как насчет взрыва?"
     Джени  Беби: "Предоставьте  это  мне.  Он станет  лишним подтверждением
тому, какое дерьмо  эти угольные электростанции, - они абсолютно  ненадежны.
Где дистанционное управление, чтобы на расстоянии взорвать заряд?"
     Тони: "У меня под матрацем.  Пусть там  и  лежит,  пока не понадобится.
Чтобы избежать случайностей".
     Незнакомый  голос: "Я  положил оружие  в коробку, где  лежат сандвичи с
куриным салатом. Там сверху этикетка".
     Джени Беби: "Хорошо. А где взрывчатка?"
     Голос: "Уже в багажнике".
     Пауза.
     Джени Беби: "О'кей. Сейчас почти семь. Пожалуй, тронемся".
     Римо ждал, пока в соседней комнате закончатся сборы, потом услышал, как
хлопнула  дверь. Осторожно  приоткрыв портьеру,  он выглянул в окно и увидел
певицу,  ее  мужа и  еще  двух  мужчин  -  компания  направлялась  к  белому
"линкольну"-седану,   явно  страдающему  от   переизбытка  хрома  и   всяких
побрякушек.  Должно  быть,  их  "фольксваген",  работающий на дровах  вместо
бензина, находится на профилактике у какого-нибудь садовода, подумал Римо.
     На двери, соединяющей номера, не было  ручки, только круглая и  гладкая
замочная скважина. Выставив пальцы правой  руки  вперед, Римо  нанес  резкий
удар  по двери прямо рядом с медной пластиной. Дерево треснуло.  Тогда  Римо
вцепился в замок, вывернул его, и дверь распахнулась.
     Комната напоминала притон. Кровати не застелены, корзина для бумаг была
доверху наполнена пустыми  пивными банками и бутылками из-под  вина, а когда
там не  осталось  места,  постояльцы принялись швырять банки и  бутылки куда
попало. По  полу  были разбросаны  обертки от  сандвичей, на  столе валялись
объедки.
     Римо заглянул  в  ванную  -  ему  вдруг захотелось  узнать,  как  живут
культурные  люди,  стремящиеся  привести  Америку в  новое,  светлое завтра,
наполненное  свободой   и  личной  ответственностью.  Раковина  была  забита
щетиной,  но  мыло,  бесплатно предоставляемое  мотелем, даже не вскрыто.  К
полотенцам  и  не  прикоснулись,  ванна была суха - чувствовалось, что душем
никто не пользовался. На полочке возле раковины стояли четыре  банки  из-под
пива. Там же стоял полупустой  пузырек с дезодорантом и дюжина пластмассовых
коробочек с разноцветными таблетками.
     - Лучше жить за счет химии, - сказал Римо вслух  и пошел в комнату. Там
он  сдернул  матрац  с  одной из  кроватей  и  швырнул  его  на пол -  блока
дистанционного управления под ним не оказалось.
     Приподняв другой матрац, Римо увидел то, что искал, - квадратную черную
коробочку с циферблатом,  хромированной кнопкой и  выдвижной антенной. Вдруг
он услышал, как открылась входная дверь.
     - Вот как, - раздался голос. - Что это тут у нас происходит?
     Оглянувшись через плечо, Римо произнес:
     - Уборка помещений. В этом номере планировалось произвести уборку еще в
1946 году, но мы почему-то упустили это из виду.
     В дверях стоял высокий  блондин с роскошным  коричневым загаром. На нем
были белые джинсы. Майка с короткими рукавами обнажала выпуклые бицепсы. Все
его  мышцы заиграли, когда он  сложил руки  на  груди  и  посмотрел на  блок
дистанционного управления, лежавший на кровати.
     - Что это? - спросил он.
     - Новый органический мини-пылесос, - объяснил Римо. -  Устраняет  любую
грязь. Хотите взглянуть, как он работает?
     - Заткнись, умник. Я упрячу тебя в каталажку за кражу со взломом.
     Он  вошел в  комнату и  закрыл  за  собой  дверь. Римо  взял  коробку с
дистанционным управлением и положил  матрац на  место. Блондин  потянулся  к
телефону на столике возле двери.
     - К сожалению, не могу тебе этого позволить, приятель, - бросил Римо.
     - Только попробуй помешать, - ответил детина.
     - Как вам  угодно. -  Небрежной  походкой  Римо  направился к блондину,
который уже снял трубку. Протянув руку, Римо нажал на рычаг.
     Противно  ухмыляясь,  блондин  попытался  убить сразу  двух зайцев:  он
бросил трубку  на  рычаг, рассчитывая попасть Римо по пальцам, а левой рукой
пнул Римо в грудь, пытаясь затолкать в комнату.
     Трубка стукнула но  корпусу, не задев Римо. И тут блондин почувствовал,
как  левой  рукой Римо отодрал  его правую руку от телефона. В тот же момент
его левая  рука ударилась о грудь Римо - с тем же успехом он мог бы стукнуть
по кирпичной стене. Волна боли, пройдя через запястье,  предплечье и локоть,
со всей силой отдала в плечо, заставив блондина содрогнуться.
     Со  всего  размаху  он   попытался  нанести  Римо  удар  в  голову,  но
промахнулся.
     - Неужели нет способа научить тебя правилам приличия? - поинтересовался
Римо.
     - Я тебе сейчас голову оторву, ублюдок, - прорычал блондин.
     Римо  вздохнул.  Блондин вновь выбросил  сначала левую,  а затем правую
руку, целясь в  поджарого  человека, стоящего перед ним.  Римо, казалось, не
двинулся  с места, но  почему-то ни  один удар не достиг  цели,  А  блондин,
промахнувшись, испытал резкую боль в мышцах спины. Тогда он схватил телефон,
намереваясь залепить им Римо в лицо, но  тот пригнулся и телефон  пролетел у
него  над головой. Вдруг блондин почувствовал, как его подняли в воздух и со
всеми  потрохами  швырнули  в  дальний  конец  комнаты.  Он  не оказался  ни
достаточно  ловким,  ни  достаточно  сообразительным,  чтобы  подумать,  как
предохранить  голову,  поэтому  со  всей  силы врезался  затылком  в  стену.
Хрустнувший череп  оставил на стене вмятину, не меньше фута в диаметре, чуть
ниже дешевой виниловой отделки. Блондин тяжело охнул и вырубился.
     Римо не оборачиваясь вышел из номера. Если этот парень остался в живых,
хорошо. Помер - тоже нормально.  Единственное, что сейчас  имело значение, -
это большой безобразный "линкольн". Главное, чтобы он не ушел далеко.
     Сев в машину, взятую напрокат, Римо положил блок управления между собой
и Чиуном и быстро тронулся со стоянки.
     Они как раз выезжали из города,  двигаясь назад по основной магистрали,
когда Чиун спросил:
     - Ты не собираешься мне ничего рассказать?
     - Рассказать?
     - Что это за черная коробка?
     Римо напряженно  смотрел вперед. Между его машиной и белым "линкольном"
уже  не было других  машин; их  разделяли каких-нибудь  триста ярдов, и Римо
постоянно сокращал разрыв.
     - Это игрушка, - сказал он.
     -  А как она действует? -  поинтересовался  Чиун. Его руки  с  длинными
ногтями потянулись к коробке.
     - Сейчас объясню, - ответил Римо. - Сначала нужно выдвинуть антенну.
     Своими длинными пальцами Чиун взялся за  кончик антенны и вытянул ее на
все 15 дюймов.
     - А дальше что?
     - Там есть  переключатель - на нем написано: "Включено-выключено". Надо
поставить его в положение "включено".
     Он услышал, как щелкнул выключатель.  Теперь он  находился лишь  в  ста
ярдах от "линкольна", дорога была свободна от машин.
     -  Что  дальше?  -  повторил  Чиун.  -  Почему  я  должен  все  из тебя
вытягивать?
     -  Индикатор  готовности  батарей  рядом  с  выключателем  -  когда  он
загорится, скажи.
     - Мне это нравится, - вымолвил Чиун. - Мне это чертовски нравится!
     - Следи за огоньком.
     - Загорелся! - воскликнул Чиун. -  Загорелся! Такой  оранжевый  огонек.
Только что загорелся.
     Семьдесят пять ярдов.
     - Видишь кнопку в самом верху?
     - Вижу.
     - Знаешь, что будет, если ее нажать?
     - Что?
     Пятьдесят ярдов.
     - Нажми и увидишь.
     - Нет, сперва скажи. Что будет,  если ее нажать? - Но его палец уже был
на хромированной кнопке.
     - Смотри на машину, что идет впереди.
     Чиун поднял глаза и нажал кнопку.
     Из "линкольна" донесся глухой удар и тут же  прогремел мощный взрыв, от
которого  автомобиль взмыл на  шесть  футов от  земли.  Куски белого металла
отваливались  от   машины,  пока  она  кувыркалась,  поднимаясь  все   выше.
"Линкольн" все еще находился в полете, когда взорвался бензобак и автомобиль
превратился в продолговатый огненный шар.  Вернувшись на грешную землю,  шар
покатился по мостовой, пока с грохотом не разбился о бетонную ограду дороги.
     Автомобиль  догорал.  Не  будет сегодня  вечером оружейной  стрельбы на
электростанции. Никто не подложит взрывчатку. Не пострадают  люди, чья  вина
не так уж и велика. Рима почувствовал удовлетворение.
     Не сбавляя хода, Римо резко  развернулся,  перепрыгнул  через небольшое
возвышение, разделявшее полосы движения, и рванул обратно в город.
     - Взрыв, - сказал Чиун.
     -  Это  бомба, - отозвался Римо.  -  И пожалуйста,  давай обойдемся без
жалоб на то, что бомбы лишают убийство гармонии. Ты сам это сделал.
     - Ты хочешь сказать, что каждый раз,  как только я нажму кнопку,  будет
взрываться чья-нибудь машина?
     - Нет.
     - Значит, это должна быть белая машина?
     - Опять нет.
     - Некрасивая белая машина?
     - Нет, - повторил Римо. - Устройство больше не сработает.
     Чиун открыл окно и выбросил черную коробку в придорожные кусты.
     - Хлам, -  изрек он. - И  на  что  только  нужна  вещь,  которую  можно
использовать только раз?
     - Полностью разделяю твое мнение, - согласился Римо.

     Когда  они  вернулись к  себе в мотель, им  сообщили,  что  Римо должен
срочно  связаться с  тетушкой  Лорэн. Это  был  псевдоним  Харолда  В.Смита,
директора  агентства КЮРЕ, в котором служил  Римо.  На этой неделе его звали
тетушкой Лорэн.  На прошлой неделе он был дядюшкой Говардом, а за  неделю до
того - кузеном Дорином. Интересно, подумал Римо, неужели все  секреты страны
пойдут насмарку, если директор КЮРЕ просто попросит Римо позвонить Смиту?
     Услышав от  портье,  что он должен позвонить тетушке Лорэн, Римо  решил
проверить свою теорию.
     - Но у меня нет тетушки Лорэн, - сказал он.
     -  Однако просили передать именно это, - удивился портье. -  Правда.  Я
сам принимал телефонограмму.
     -  Верно. Но это просто пароль,  - объяснил Римо. - Звонили  по просьбе
человека по имени Смит - он ждет моего звонка.
     Наступило молчание. Через некоторое время портье произнес:
     - Почему же он тогда просто не попросил позвонить мистеру Смиту?
     - Потому что он боится, что ты доложишь об  этом русским.  Или, что еще
хуже, конгрессу США.
     - А, понимаю, - сказал портье и добавил: - Извините,  сэр, у меня много
других дел, так что я, пожалуй, лучше положу трубку.
     - Ты ведь не станешь звонить русским? - спросил Римо.
     - Нет, сэр.
     Портье держал линию, пока Римо набирал кодовый номер района 800. Сигнал
прошел  через  два  коммутатора, прежде  чем  достичь  санатория  в Рае  под
Нью-Йорком, где штаб КЮРБ осуществлял операцию прикрытия.
     - Римо на связи, - сказал Римо.
     Смит не  представился, когда в  трубке раздался его суховатый голос, но
его ядовитые интонации трудно было не узнать.
     - Римо, вы не знаете, кто такой Бобби Джек Биллингс?
     Римо  на  мгновение  задумался, и  перед его мысленным  взором возникло
жирное лицо с неизменной банкой пива.
     - Знаю. Он приходится президенту дядей или кем-то еще.
     - Шурином, - уточнил Смит. - Его похитили.
     - Пожалуй, это не так  уж плохо, - произнес Римо, кладя трубку на рычаг
и выдергивая телефонный шнур из розетки.



     - Ну и глухое же место вы выбрали, - произнес Римо.
     - Подумайте  об  этом,  когда  в  следующий  раз  соберетесь  отключать
телефон, - заметил Смит.
     Было два  часа ночи, когда Римо вошел  в вагон нью-йоркской подземки на
станции между 56-й улицей и  Шестой авеню. Доктор  Харолд В.  Смит,  в сером
костюме и с "дипломатом",  уже сидел там  на одном из пластиковых сидений. В
вагоне больше  никого не было, но он носил  явные следы недавнего пребывания
Homo New Yorkis: стены были испещрены грязными надписями, непристойные фразы
бросались в глаза с  металлические  панелей, большинство  рекламных плакатов
было сорвано,  а  те,  что остались, превратились  в изображение  гигантских
фаллосов. Вагон насквозь провонял едким запахом марихуаны.
     Римо с  отвращением огляделся. Ему вдруг  вспомнилась книга, попавшаяся
на глаза пару лет назад, - в ней автор пытался оправдать подобный вандализм,
называя его новым типом городского народного искусства. Тогда Римо не придал
ей значения, поскольку  автор был помешанным на  насилии чудаком, пытающимся
найти  правду,  красоту  и  вечные истины  в профессиональном боксе,  воине,
бунтах, надругательстве над женщинами и грабежах.
     -  Мы бы могли  встретиться  где-нибудь  в  ресторане, -  сказал  Римо,
усаживаясь на сиденье возле Смита. - Но только не здесь.
     - Конгресс  снова  вышел на тропу войны. Так  что излишняя осторожность
нам не повредит, - объяснил Смит.
     -  Все  равно цепочка замыкается  на президенте,  так  что, пока  он на
месте, нам ничего не грозит.
     -  Это  верно,  -  ответил  Смит  уклончиво;   говорил  он  сдавленным,
бесстрастным голосом, словно эмоции стоили денег, а он не хотел платить.
     Поезд накренился, проходя поворот; скрежет колес больно резанул Римо по
ушам.
     - Как бы там ни было, - добавил Смит, - но  по всему выходит, что Бобби
Джека Биллингса похитили.
     - Да кому он нужен?
     - Не знаю. Пока требований о выкупе не поступало.
     - Наверняка пьет где-нибудь, - высказал догадку Римо.
     Смит покачал  головой и поправил  лежащий на коленях "дипломат", словно
отсутствие   аккуратности   могло   принести  штрафные  очки  при  выведении
окончательной оценки за прожитую жизнь.
     -  Он  слишком  известная личность,  -  наконец  изрек  Смит. -  Его бы
наверняка где-нибудь  обнаружили, но он бесследно исчез.  -  И  Смит в  двух
словах описал обстоятельства, при которых пропал Бобби Джек Биллингс.
     Поезд подъезжал к станции на 51-й улице. Римо покачал головой.
     - Значит, на месте преступления найдены звезда Давида и свастика?
     -  Да.  Мы их, конечно же,  проверили,  но это просто  дешевые значки и
могли быть куплены где угодно.
     - А последними его видели арабы? - задал Римо новый вопрос.
     - Ливийцы, - уточнил Смит.
     - Не знаю, что вы  думаете по этому поводу, но я  лично считаю, что все
это дело высосано из пальца.
     - Вам это кажется немного невероятным?
     - Весьма маловероятным.
     - Мне тоже.
     Поезд резко тронулся, так что Смит откинулся на сиденье.
     -  Тем  не менее  вполне возможно,  -  продолжал  он,  -  что Биллингса
похитила какая-то банда, имеющая связи за границей. Президент  слишком уж им
дорожит, и  похищение  могут  использовать, чтобы  шантажировать президента.
Хотя такая возможность беспокоит меня меньше всего.
     - Что же вас тогда беспокоит?
     - Что президент сам отдал приказ о похищении, - ответил Смит.
     Римо покачал головой.
     -  Не  думаю. Помните,  речь идет  о Вашингтоне. Президенту со всей его
командой вряд ли удастся даже найти там ресторан, где подают яичницу, не то,
что организовать похищение. Но если вы и правы, какой в этом смысл?
     -  Может,  они хотели бы убрать  Биллингса  до окончания  избирательной
кампании. Ведь он у них как бельмо на глазу.
     - Но  если это  их рук дело, зачем  же президент попросил  нас провести
расследование?
     - А он и  не просил, - ответил  Смит. - Мы вышли на это дело  по другим
каналам. - Ни один мускул не дрогнул на  его лице. Он не стал раскрывать эти
каналы, но в том и не было необходимости.
     Римо знал,  что  через компьютерную  сеть, телефон и осведомителей КЮРЕ
имеет  выход  на  все  агентства,  занимающиеся  охраной  порядка в  стране.
Движение финансовых  средств, расследование преступлений,  любое  событие  в
жизни  нации,  - все проходило по разветвленной  информационной сети КЮРЕ  и
загружалось в банки данных в Рае под Нью-Йорком.
     - Сдаюсь, - сказал Римо. - Что я должен делать?
     - Проверьте охранников, приставленных к Биллингсу. Вполне возможно, они
что-то знают. Если нет, остаются еще ливийцы, с которыми он встречался в тот
день. У меня записаны их имена. - Смит достал из "дипломата" листок бумаги -
поезд как раз подъезжал к  шумной, наполненной визгом станции.  Взяв листок,
Римо свернул его и положил в карман.
     Автоматические  двери отворились, и в  вагон  с  шумом  ввалились  трое
молодых  парней. У одного в руках был небольшой приемник, на полную мощность
изрыгавший  диско. Второй  держал  бумажный  пакет,  а  третий -  переносную
лестницу.
     Из  бумажного  пакета они  достали бутылку вина и пустили ее по  кругу.
Каждый  по  очереди  прикладывался  к ней и,  громко чмокая, пил. Транзистор
поставили  на сиденье, где он продолжал  орать. Парень,  державший приемник,
был одет в джинсовую куртку с вышитым на спине драконом. Двое  его приятелей
поставили стремянку прямо в проходе. Не свода глаз с парней, Римо произнес:
     - Хорошо, я все выясню. А ливийцы знают, что он исчез?
     -  Думаю,   они  догадались,  потому  что   на  следующий  день   после
происшествия им прислали официальные извинения президента,  где  сообщалось,
что его шурин  слишком много выпил,  забрел  в  дом к своему  приятелю и там
заснул. Может, они приняли  это за чистую  монету, не знаю.  Позже Белый дом
обнародовал  фотографию,  на  которой  Биллингс  играет   в  волейбол  возле
собственного дома. Конечно, фотография архивная, снятая прошлым летом, но об
этом никто не  знает. Возможно, фотография убедила ливийцев в том, что Бобби
Джек где-то здесь. -  Смит взглянул на парней. - А разве  в этих поездах нет
охраны? - поинтересовался он.
     - Конечно, есть, - ответил Римо.  - Но они прячутся  в  головном вагоне
вместе с кондуктором.
     И тут в вагоне раздался голос, заглушивший радио:
     - Кажется, мне не нравятся эти люди, севшие в наш вагон.
     Римо поднял  глаза: парень с  приемником  смотрел на него. Римо показал
ему язык.
     - Эй, мужик, ты чего? - заорал парень и уменьшил звук.
     - Пытаюсь показать, как мне противно на тебя смотреть, - объяснил Римо.
     -  Вы  слыхали?  Слыхали? - зашелся парень, обращаясь  к своим дружкам,
которые  как  раз  доставали  из  бумажного пакета  баллончики с краской.  -
Ребята, он нас оскорбил. Он сказал: "Противно". Это же оскорбление!
     - Твоя жизнь -  вот  истинное оскорбление, - отозвался Римо. - А ну-ка,
заткнись и выключи свой дебильник!
     - Чего? - переспросил парень и врубил приемник на полную катушку.
     Смит произнес:
     - Я вас прошу.
     - И не просите, - бросил Римо.
     Парень с приемником  поднялся с  места  и угрожающе посмотрел  на Римо.
Римо тоже встал. Он был ниже парня и меньше его по весу.
     -  Видали,  - обратился парень к дружкам,  - ему хочется подраться.  Он
первый полез.
     Один  из приятелей стоял на стремянке, поливая белой  краской  потолок,
другой для  устойчивости держал лестницу, сжимая в руке еще два баллончика с
краской.  Они  неплохо  экипированы,  решил  Римо.  Судя  по  всему,  дружки
собирались закрасить надписи на  потолке и написать там что-то свое, поэтому
не обращали внимания на своего приятеля, который продолжал орать:
     - Что - хочим подраться?!
     - Ты что,  не умеешь правильно говорить? - спросил Римо,  направляясь к
парням. Он  легко  проскользнул  мимо того, что  держал  лестницу, схватил с
сиденья транзистор, швырнул  его об  пол и со  всей  силы  опустил  на  него
каблук. Транзистор издал жалобный стон и смолк.
     Неожиданно наступившая тишина привлекла  внимание  парней на лестнице и
они посмотрели на Римо,  который  стоял перед их дружком в джинсовой куртке.
Тот, что был на  лестнице, бросил баллончик  с краской на сиденье и спрыгнул
вниз.
     Тут Римо понял, что они пьяны. Ему вспомнились те времена, когда он еще
не  работал  на  КЮРЕ,  а был  полицейским  в  Нью-Джерси,  приговоренным  к
электрическому  стулу  за  преступление, которого  не  совершал.  К счастью,
электрический стул не сработал. Позже Римо  примкнул к подразделению "КЮРЕ",
отвечающему  за  убийства.  Наставником  его  стал   Чиун,   наемный  убийца
корейского происхождения. В те далекие  времена в Нью-Джерси Римо  напивался
почти каждую ночь. Но когда бывал пьян, ему и в голову не  приходило затеять
драку или обрушить  на головы людей грохотание  своего  транзистора. Он  был
благовоспитанным  пропойцей,  никогда  не лез в чужие  дела, не  заговаривал
первым и всегда улыбался. И куда подевались мирные пьянчужки, подумал Римо.
     Эти воспоминания  о прошлом спасли парням  жизнь. Когда они набросились
на Римо,  он попятился  и схватил с сиденья  баллончик с  краской. Парни изо
всех сил молотили кулаками, пытаясь его достать,  но он, легко уворачиваясь,
нажимал время от времени на головку баллончика, брызгая белой  краской прямо
им в лицо.
     Наконец поезд подошел к узловой станции на 24-й улице. Двери открылись,
и  Римо одного за другим  вышвырнул парней на платформу, легко  уходя от  их
бешеных  ударов. Не  успели двери закрыться, как полетевшая вслед за парнями
лестница погребла их под собой.
     - И впредь ведите себя прилично! - прорычал Римо им вдогонку.
     Двери закрылись, и он с улыбкой повернулся к Смиту.
     - Вот видите? Все очень прилично.
     - С годами вы становитесь мягче, - заметил Смит.
     - Просто старею понемногу, - ответил Римо.



     Специальное   удостоверение   государственного   департамента,  которое
предъявил Римо, не произвело на представителя  секретных служб городка Хиллз
никакого   впечатления.  Может,  ему  больше  понравилось  бы  удостоверение
министерства сельского  хозяйства или пропуск ЦРУ, а может, карточка ФБР или
дипломатическая аккредитация  при ООН, подумал Римо. Он всегда носил с собой
полный  набор этих документов. Дело в том, что  Смит каждый  раз выдавал ему
какие-то новые бумаги,  предназначенные для  каждого  конкретного случая, но
Римо их неизменно терял.
     Охранник постарше взял из рук  Римо удостоверение и стал его ощупывать,
словно получал информацию благодаря  осязанию, а не при  помощи  собственных
глаз.
     - Похоже,  оно в порядке, -  наконец изрек он, возвращая документ. - Но
мы уже говорили сегодня с вашими людьми.
     - В  таком  случае,  история  еще свежа  в  вашей  памяти, и у  вас  не
возникнет трудностей  с  деталями. - Римо совсем  не  понравился  этот агент
Дерл.
     - Все очень  просто, - начал  Дерл.  - Мы  сидели  в машине у  входа на
вокзал, а Бобби Джек был позади здания. Тут появились арабы и говорят, будто
он  пропал.  Мы  не могли его найти,  вот я  и  решил,  что он действительно
пропал.
     - А вы не видели, как он уходил? - спросил Римо.
     - Я же уже сказал, что нет. Хотите пива?
     - Нет, лучше воды.
     - В этом доме воды не держат. Только пиво, - сообщил Дерл.
     - Я пас. - Римо оглядел гостиную Бобби Джека Биллингса. Вся мебель была
обита  плотной цветастой тканью, от которой исходил затхлый запах, словно ее
неделю держали мокрой в баке стиральной машины.
     - Что представлял из себя Биллингс в последнее время? - спросил Римо.
     Агент Дерл развалился на диване, от Римо его отделял журнальный столик.
Он пожал плечами.
     - А что он  вообще из себя представлял? Вставал  поздно, выпивал  перед
завтраком.  Весь  день  ходил пьяный. И  ночью тоже. А потом пьяный  ложился
спать.
     - Не может быть, чтобы он был таким дерьмом, - высказал сомнение Римо.
     - Таким дерьмом? Да на самом деле Звено еще хуже!
     - Почему вы называете его Звеном? - поинтересовался Римо.
     Агент Дерл хмыкнул.
     - Мы сказали ему, что это сокращение от имени Линкольн.*

     * По-английски слово "звено" звучит как "линк". - ( Прим. переводчика.)

     Ему понравилось. И президенту тоже.
     - Но на самом деле это не сокращение от имени Линкольн?
     - Да никакое  это не  сокращение. Просто Звено. Знаете такое выражение:
"недостающее звено"? Очень к нему подходит. Он находится  еще  на переходной
стадии  от  обезьяны  к  человеку,  даже   не  научился   еще   регулировать
мочеиспускание.
     - А  он ничего  не  говорил  о том, что может  потеряться?  Уехать?  Не
казался обеспокоенным?
     - Звено  вообще ни о чем не говорит, кроме того что ему нужно в туалет.
И единственное, что его волнует, - это что может кончиться запас пива.
     - Как вы думаете, где он может быть? - спросил Римо напрямик.
     Дерл снова пожал плечами.
     - Кто  ж его  знает? Вот, бывает, ходишь  каждый день по одной и той же
улице, и там на  тротуаре лежит обертка от жвачки. А однажды  вдруг  идешь -
обертки нет. Интересно, думаешь,  куда же это она подевалась? Но на самом-то
деле тебе все равно. С оберткой от жвачки все что хочешь может произойти.
     -  Похоже,  вы не очень-то  ему симпатизировали?  - сказал Римо. -  А я
считал,  что  ребята  вроде вас  обязаны развивать в себе добрые  чувства  к
человеку, которого охраняют.
     - Только не к Бобби Джеку Биллингсу, - отозвался Дерл.
     - Ну, ладно, - Римо поднялся. - Где ваш напарник?
     - Оп поехал на пару  дней в Атланту - там у него дела. Это все, что вас
интересует?
     - Да.
     - Вы, мужики, хоть не такие надоедливые. А эта  цыпочка  сегодня так  и
засыпала меня вопросами.
     - Что еще за цыпочка?
     -  Тоже  из  госдепартамента. Вы, наверно, ее знаете. Здоровенная такая
баба, блондинка шести футов росту с косичками и фиолетовыми глазами. Мисс...
как ее там? Мисс Лестер.
     - А, ясно. Это она.
     - Чувствуется, вы там из кожи вон лезете, - заметил Дерл.
     Римо пожал плечами.
     - Сами знаете, как это бывает.
     - Это точно.
     -  Там,  наверно,  решили,  что  мне   удастся  разузнать  что-то,  что
ускользнуло от нее. Одна голова хорошо, а две лучше.
     - Даже если одна из этих голов принадлежит вам?
     -  Я бы сказал: особенно если одна принадлежит мне. - Римо посмотрел на
Дерла, и его темные глаза насквозь прожгли тайного агента.
     Агент хотел  было  что-то сказать,  но  заглянул глубоко в глядевшие на
него глаза  и увидел там  нечто, что не смог бы  назвать, поэтому промолчал.
Лишь  по  прошествии времени он  осознал, что там увидел. Из глубины зрачков
Римо на него смотрела сама смерть.
     Агент Гавон в Атланте тоже мало чем помог. У него и  в  мыслях не было,
что  с  Биллингсом  может  быть  что-то  не так, он  не  имел  ни  малейшего
представления,  куда тот  мог исчезнуть, но  был не  прочь поболтать  о мисс
Лестер, которая была намного симпатичнее Римо.
     -  Высокая блондинка, - объяснил он.  - Явилась сюда и просто забросала
меня вопросами. Но уж вопросы были поинтереснее ваших.
     - Слушайте, - начал Римо - ему уже порядком надоели замечания по поводу
его  неполноценности.   -   Она  просто   выполняет   для   меня   посильную
предварительную работу. А потом уже прихожу я и задаю вопросы по существу.
     -  Например? - поинтересовался Гавон. - Задайте мне хоть один настоящий
вопрос по существу.
     Римо ничего не приходило в голову. Наконец он произнес:
     - Какой сорт пива пьет Бобби Джек?
     - А это важно? - переспросил Гавон.
     - Еще бы! В нем ключ к разгадке. Итак, какой сорт?
     - Он пил любое.
     - Но было же какое-то, которое он предпочитал остальным.
     - Безусловно. То, что похолоднее.
     - От вас мало толку, - сказал Римо.
     - Задавайте нормальные вопросы, - парировал Гавон.

     Мустафа  Каффир   сидел  в  кабинете   на   верхнем   этаже  ливийского
представительства, расположенного  в  старинном особняке в районе 60-х  улиц
Манхаттана. Слушая голос в  телефонной  трубке, он часто кивал, но выражение
лица у него при этом оставалось кислым.
     Глядя в окно  на расположившееся внизу  здание нью-йоркской полиции, он
со странной радостью подумал о том, что представительство Ливии, чья внешняя
политика  строилась на лозунге  "Смерть  евреям",  день  и  ночь  охраняется
полицией, содержащейся на средства нью-йоркских  налогоплательщиков, а,  как
известно, именно в этом городе самый большой процент еврейского населения.
     Тихо пробормотав: "Слушаюсь, господин полковник", - он повесил трубку и
посмотрел на своего  помощника.  Как  и Каффир,  тот  был  одет  в  арабскую
национальную одежду.
     - Неприятности, Ваше  превосходительство? - спросил  помощник. Это  был
худой мужчина и  говорил он с  естественной  доверительностью,  свойственной
близким друзьям или любовникам, каковыми они с Каффиром давно являлись.
     -   Он  ненормальный,  -  ответил   Каффир,  -  он  хочет  организовать
вооруженное  вторжение  на  территорию  Уганды, чтобы вернуть  к власти  Иди
Амина. Он  почему-то  уверен,  что угандийцы, все как один, выйдут на  улицы
приветствовать этого шута.
     Помощник поджал губы и покачал головой.
     Каффир хмыкнул.
     - Все это было бы  смешно... И вот  этот  идиот сосредоточивает силы на
границе с Угандой. - Он рассмеялся. - Сосредоточивает силы. Ясно?
     - Это  просто смешно, Ваше  превосходительство, - хихикнул помощник.  У
него были темные  глаза  и  длинные слипшиеся  ресницы. Кожа  имела  светлый
оттенок, и весь он напоминал ярко раскрашенную куклу.
     - Да, смешно, - послышался голос с порога.
     Каффир повернулся на  стуле и увидел в  дверях американца - на нем были
черные брюки и спортивная майка.
     - Кто?.. - начал было Каффир.
     - Меня  зовут  Римо.  Я  не  займу  у  вас  больше двух  минут.  В  его
присутствии можно говорить? - Римо кивнул в сторону помощника.
     - Кто вас пустил? - возвысил голос Каффир.
     Помощник потянулся к телефону, но  Римо перехватил его руку, прежде чем
он  успел коснуться аппарата. Помощник отдернул руку и стал массировать  ее,
пытаясь унять боль. Болело так, словно он прикоснулся к раскаленной плите.
     - Не смейте причинять ему боль! - рявкнул Каффир.
     Римо  посмотрел  на Каффира,  потом  перевел  взгляд на нежного  юношу.
Мгновенно оценив обстановку, он согласно кивнул.
     -  Я  не  дотронусь  до него, если вы  согласитесь  сотрудничать. Много
времени я не отниму.
     Каффир  колебался.  Тогда Римо сделал шаг в сторону помощника, который,
забившись в кресло, съежился под взглядом американца.
     - Что вас интересует? - поспешно проговорил Каффир. - Кто вы такой?
     -  Неважно, кто  я,  -  ответил  Римо. Он  говорил  медленно, тщательно
подбирая слова. - Когда Бобби Джек Биллингс ушел от вас пару дней назад, мое
правительство  пришло  к  выводу,  что  служба  охраны  президентской  семьи
работает  хуже, чем хотелось бы. И хотя  Бобби  Джек нашелся  и теперь все в
полном порядке,  его легко могли похитить или  причинить ущерб его здоровью.
Вы меня понимаете?
     Каффир кивнул. Римо взглянул на молодого помощника - тот тоже кивнул.
     -  Моя  задача  состоит  в  том,  чтобы  убедиться:  меры  безопасности
совершенствуются.  Но  для  этого  мне нужна ваша  помощь.  Всего  несколько
вопросов.
     Ответы  на  вопросы  заняли лишь  пару минут.  Каффир  не видел,  чтобы
кто-нибудь слонялся без дела возле  вокзала. Он не  видел никого, кто мог бы
кинуть на  землю  значки  в том месте, где стоял Бобби Джек.  Странностей  в
поведении охранников он тоже не заметил. А закончил он словами:
     - Если  человек сам захочет  уйти, полагаю,  найдется мало способов его
удержать. - Про себя  же он  подумал: "Хорошо было бы, чтобы вот так  же, по
своей воле,  ушел ливийский президент. Уж его-то  точно  никто  не  стал  бы
удерживать".
     - Спасибо, - поблагодарил Римо. - Это все, что я хотел узнать. - Он уже
повернулся  к двери, как вдруг остановился. - Впрочем, последний  вопрос.  К
вам не приходила, случайно, некая американка? Высокая блондинка с косичками.
Мисс Лестер. Она не расспрашивала вас ни о чем?
     - Нет, я не встречал такой женщины, - ответил Каффир.
     - А вы? - обратился Римо к помощнику.
     Молодой человек покачал головой.
     - Прощайте, - с этими словами Римо вышел из кабинета.
     Дверь за  Римо закрылась, но они еще  долго молчали,  приходя  в  себя.
Наконец Каффир произнес:
     - Они еще не нашли шурина президента.
     - Ясно как белый день, - согласился помощник.
     - Это хорошо, - заметил Каффир и потянулся к телефону.
     - Кому вы собираетесь звонить? - спросил помощник.
     - Нашему агенту. Надо его предупредить, - объяснил Каффир.



     Президент Соединенных  Штатов  сидел в Овальном кабинете. Посмотрев  на
часы, он перевел взгляд  на пресс-секретаря, который должен был  подготовить
его к  пресс-конференции  -  она начиналась через  пятнадцать  минут.  Чтобы
появиться на экране телевизоров в  безупречном виде, он не спешил одеваться:
пиджак вместе со свежевыглаженной светло-голубой сорочкой и темным галстуком
висели на вешалке, он наденет их в последний момент.
     Пресс-секретарь  выглядел обеспокоенным.  Все шло наперекосяк:  вот-вот
может  начаться  война  на  Ближнем  Востоке,  Иран,  полностью  поддавшийся
антиамериканским настроениям, запретил все поставки нефти в США, цены на газ
достигли небывалой  высоты, галопировала инфляция,  экономические показатели
падали, а кривая безработицы резко ползла вверх. Национально-освободительные
силы Южной  Африки, которые  Америка  поддержала в ущерб  законно избранному
правительству, только что совершили  новый террористический акт,  расстреляв
автобус с миссионерами и детьми.
     - Да, все это  мне известно,  -  вдруг резко перебил  президент. - А не
случилось ли еще какой-нибудь гадости, о которой меня могут спросить?
     -  Кажется,  больше ничего,  кроме  того, что  я перечислил, -  ответил
пресс-секретарь, а сердце его при этом ушло в  пятки. Он знал,  в  чем дело.
Последнее время их преследовали несчастья, рутинные неприятности стали столь
обыденным  делом,  что президент уже  воспринимал их  как  должное. Так  что
сейчас явно не они волновали президента.
     -  Бобби Джек  опять выкинул какой-нибудь фокус?  - спросил президент в
лоб. Пресс-секретарю показалось,  что  шеф  как-то подозрительно на него при
этом посмотрел.
     - Нет, сэр, - ответил молодой человек. - Я ничего такого не слыхал.
     - Не натворил ли чего наш парень в школе? Прилично ли ведет себя жена?
     - С этим вес в порядке, сэр.
     - Хорошо, тогда давай собираться, - сказал президент.
     Пресс-секретарю показалось, что президент удовлетворен. Хотел бы я тоже
испытывать чувство удовлетворенности, подумал пресс-секретарь. Казалось, шеф
порой  забывал,  что  полным  ходом  идет  президентская  кампания,  где  он
баллотируется на  второй срок,  и  если пресса сообщит о  спаде в экономике,
катастрофической  инфляции, войне  на Ближнем Востоке и  том затруднительном
положении, в которое ставят правительство поддержанные Америкой группировки,
его шансы на успех будут невысоки.
     Президент оделся, но повязывать новый  галстук  не стал, а надел на шею
уже  завязанный: у него  плохо  получались узлы,  поэтому он старался носить
завязанный  однажды галстук как можно дольше. Он опять взглянул на циферблат
- ему так хотелось, чтобы стрелки остановились и никогда не достигли четырех
часов. Он ненавидел пресс-конференции, а к журналистам относился так же, как
Черчилль к нацистам, - либо они берут тебя за горло, либо лежат у твоих ног.
Если  они не подлизывались к нему, пытаясь выведать что-нибудь эксклюзивное,
то непременно старались его подловить, чтобы довести до импичмента.
     Надевая пиджак, поправляя галстук и даже шагая по коридору на встречу с
журналистами, он постоянно  повторял про  себя  заученные  фразы.  Инфляция,
спад, безработица, перебои с  поставками  газа, Иран, террористы... он может
справиться со  всем этим.  Последние четыре  года  он  только  и делал,  что
пытался все  это преодолеть. Изо дня в день.  Так  что здесь  неожиданностей
быть не может.
     Сделав  заявление, в котором говорилось, будто дела идут хорошо  и даже
имеются  некоторые  положительные  тенденции,  он  почувствовал  облегчение,
оттого  что  никто  из  журналистов  не  рассмеялся.  Он  не  мог  вспомнить
репортера,  задавшего идиотский вопрос  об уровне  смертности в автодорожных
катастрофах, поэтому  ткнул  пальцем  в  первого  попавшегося на  глаза.  Им
оказался тонкогубый  протестант  англо-саксонского происхождения  из Чикаго,
который говорил так, словно у него были склеены губы.
     -  Спасибо,  господин президент, -  начал репортер, вставая.  - Сэр, мы
хотели бы узнать, что случилось с вашей прической.
     - Простите, - не понял президент.
     -  С  вашей прической.  Видите  ли,  раньше у вас пробор был справа,  а
теперь слева. Почему?
     - С началом президентской кампании я всегда перехожу на левый пробор, -
объяснил  президент.  -  Следующий. -  Внутри  у него  все  кипело.  От этих
идиотских  вопросов.  В  мире  черт  знает  что  творится,  а  этот параноик
спрашивает  о  волосах.  Разве  не  может  человек  позволить  себе изменить
прическу, когда начинает лысеть?
     Другого репортера интересовало, красит ли президент  волосы.  Нет. А не
собирается  ли  президент  покрасить  волосы?  Нет.  Следующий  спросил,  не
подумывает  ли президент о пластической  операции.  Нет.  А первая леди?  Не
будет ли она делать пластическую операцию? Нет.
     Еще  один  писака  сообщил,  что  в  Окснарде,  штат  Калифорния,   два
баллотирующихся неизвестно куда кандидата от Демократической партии призвали
партию отказаться от поддержки нынешнего президента и поддержать кандидатуру
Беллы  Абцуга.  Президент воздержался  от комментариев. Очередной интервьюер
поинтересовался, сколько  миль делает президент ежедневно во время пробежки.
Пять. А первая леди? Она не любит бег.
     Встал очередной репортер,  пытаясь перекричать  остальных, -  каждый из
присутствующих хотел задать свой  вопрос. Но стоило президенту кивком головы
предоставить  ему  слово, как все  затихли и  их вопросы плавно  растаяли  в
воздухе.
     - Господин  президент, в последнюю неделю Бобби Джек Биллингс привлек к
себе  внимание  своим молчанием, - начал  репортер. - Скажите,  вы  что,  на
период кампании вставили ему в рот кляп?
     - Никто не затыкал Бобби Джеку рот, - ответил президент.
     Он  собрался уходить. Сзади слышалось протокольное:  "Спасибо, господин
президент".  Выхода из  конференц-зала,  он  подумал: "Ни одного  вопроса об
экономике,  налогах,  свистопляске  в мировой политике  и  войне  на Ближнем
Востоке. Типичный спектакль!"
     Не успел  он  войти  к себе  в  кабинет,  как секретарша протянула  ему
конверт.
     - Только что поступило, сэр, - сказала она. - Я узнала почерк.
     Президент  тоже  его  узнал.  Это  были  размашистые каракули,  которые
начинались где-то в  левой верхней трети конверта и кончались далеко справа.
На  конверте  значилось  имя президента.  Слово "президент"  было написано с
ошибкой - в нем почему-то было два "з".
     Президент поблагодарил  секретаршу,  подождал,  пока  за ней  закроется
дверь, и только после этого открыл конверт.
     Письмо  было от Бобби Джека. Ошибки  быть не могло: на это указывали  и
полупечатные буквы, которые его недоучке-шурину заменяли почерк, и то, что в
обращении значилась детская кличка президента.
     Письмо гласило: "Дорогой Баб. Меня захватила какая-то банда, называется
ПЛОТС.  Похоже на  сионистских  террористов. Вот  уж неожиданная радость для
евреев,  которые  так  ненавидели меня! Я  не знаю,  чего им нужно,  но  они
просили сказать  тебе, что позже я смогу с  тобой  поговорить, и не звони  в
ФБР. В общем, не делай ничего такого. Я в порядке".
     И подпись: "Б. Дж.".
     Тут в кабинет ворвался пресс-секретарь.
     - Ну, как на ваш взгляд? - поинтересовался президент.
     - Порядок, - ответил  пресс-секретарь. - Самое смешное, что этих ослов,
видите ли, интересует  ваша прическа. - Наконец он заметил, что президент не
отрывает глаз от листка, который держит в руке. - У вас все в порядке, сэр?
     - Да. Все отлично. Послушайте,  а вы случайно не знаете организацию под
названием ПЛОТС?
     - На конце "ц" или "с"?
     - Скорее всего "с". Должно быть что-то, связанное с сионизмом.
     - Никогда не слыхал о такой. Навести о ней справки?
     Президент пристально посмотрел на него.
     - Нет-нет,  в этом  нет  никакой необходимости. - Он  скомкал  письмо и
сунул в карман пиджака. - Поднимусь к себе, немного полежу.
     - Хорошо, сэр.
     Оказавшись  в своей комнате, президент закрыл дверь  на  два  оборота и
подошел к комоду, стоявшему у дальней стены. Из-под нижнего ящика  он извлек
красный телефон без диска, подумал примерно с полминуты и снял трубку.
     Он  знал,  что сигнал  попадет к  Смиту  в кабинет. Знал,  что  кабинет
находится  в Рае  под  Нью-Йорком,  но больше он  не знал ничего. Может, там
роскошная обстановка, а может, кабинет  так же убог и суров, как голос Смита
по  телефону? Интересно, любит  ли  Смит  свою  работу,  подумал  президент.
Вообще-то, он служил при пяти президентах. Но доказывает  ли это, что работа
ему нравится? Почему-то президенту казалось очень важным это знать.
     Не успел отзвучать первый гудок, как в трубке раздался голос Смита.
     - Слушаю, сэр, - произнес он.
     - У нас небольшие  неприятности, - сказал президент. - Видите ли, Бобби
Джек Би...
     - Я в курсе, сэр. Мы уже над этим работаем. Удивлен  только, что вы так
долго ждали, прежде чем поднять тревогу.
     - Я думал, что он пьет где-нибудь, - объяснил президент.
     - А теперь вам стало известно, что это не так?
     Президент кивнул, но потом понял, что Смит не сможет увидеть кивка.
     - Да, - произнес он. - Я только что получил от него письмо.
     - Хорошо. Прочитайте, - попросил  Смит. - Спасибо, -  произнес он после
того,  как  президент   прочел  послание  Бобби  Джека.   -   Мы   продолжим
расследование.
     Президент  понял,  что сейчас раздастся короткий щелчок  - Смит повесит
трубку, - поэтому он поспешно сказал:
     - Одну минуту.
     На другом  конце  трубки воцарилось молчание,  потом  снова  послышался
голос Смита:
     - Да, сэр.
     - Скажите, вам нравится ваша работа? - поинтересовался президент.
     - Нравится ли мне работа? - переспросил Смит.
     - Да. Так как? Вам нравится то, что вы делаете?
     Снова наступило короткое молчание, потом Смит сказал:
     - Я никогда об этом не задумывался, сэр. Я не знаю.
     На  этот раз  президенту не удалось ничего  сказать, прежде чем телефон
отключился.
     Римо  позвонил Смиту из автомата  возле Центрального парка в Нью-Йорке.
Чиун остался в машине, припаркованной в неположенном месте на Пятой авеню.
     - Ливийцы ничего не знают, - доложил Римо.
     - Президент получил записку от Бобби Джека, - сообщил Смит.
     - Что в ней?
     - Его захватила организация под названием ПЛОТС. Похоже на сионистов.
     - ПЛОТС? - переспросил Римо. - Вы шутите.
     - Нет. Именно ПЛОТС.
     - Кто они такие?
     - Не знаю. В нашем досье таких нет. Сейчас пытаюсь выяснить, что бы это
могло быть.
     - Вы полагаете, что эта самая ПЛОТС имеет отношение  к звезде  Давида и
свастике, обнаруженным на месте преступления? - поинтересовался Римо.
     Он почувствовал, как на том конце провода  Смит  пожал  плечами, словно
хотел сказать: "Кто знает?"
     -  По крайней мере,  одна  вещь  прояснилась,  -  произнес шеф вслух. -
Президент не  имеет никакого отношения  к похищению  Биллингса, иначе он  не
стал бы к нам обращаться, а попытался бы держать нас в неведении.
     -  Хорошо, - сказал Римо, -  но есть  еще  одна загадка. Кто  эта  мисс
Лестер из Государственного департамента. Она постоянно переходит мне дорогу.
     - Подождите у телефона, - попросил Смит.
     Римо положил трубку на плечо: он знал,  что Смит включил  компьютер  на
столе  и загрузил имя Лестер. Он обвел взглядом  Центральный  парк. Когда-то
это был чудесный лесной массив в городской  черте, но теперь там более-менее
безопасно  появляться  только  с  двенадцати  до  трех  дня,  и  то  лишь  в
сопровождении вооруженной охраны.
     В трубке послышался голос Смита.
     - У вас есть описание ее внешности?
     - Высокая,  под  шесть  футов. Блондинка,  волосы  заплетены в косички.
Фиолетовые глаза.
     - Подождите.
     Римо  посмотрел на  машину,  стоявшую  у  тротуара:  глаза  Чиуна  были
закрыты, он отдыхал.
     -   Получен   отрицательный   ответ,   -  сказал   наконец  Смит.  -  В
Госдепартаменте нет  никого,  соответствующего  данному  описанию.  В  нашем
списке агентов, находящихся  на службе у США, такого имени не обнаружено, по
описанию тоже никто не подходит.
     - Отлично, - произнес Римо.
     - Чего ж хорошего?
     - Пока это наша единственная зацепка.
     - Слабая, надо сказать, зацепка, - заметил Смит. - Похоже, она тоже его
ищет.
     -  Ерунда,  - голос Римо звучал беззаботно. - Все это  детали. Главное,
она знает, что  он пропал. Ей откуда-то об этом известно, и  для нас это уже
кое-что.  Дайте   мне  знать,   как  только   удастся   что-нибудь  выяснить
относительно ПЛОТС. ПЛОТС... Ха!



     Когда Римо вошел в свой номер с видом на Центральный парк, Чиун как раз
выключал телевизор. Он повернулся к Римо - его лицо горело возбуждением.
     - Теперь я знаю, что делать, - сообщил он.
     - Отлично, - бросил Римо  и плюхнулся  на  диван, повернувшись к Чиуну:
тот не стал бы говорить, если бы не видел глаз собеседника.
     Кореец встал у Римо в ногах и посмотрел ему прямо в лицо.
     - И тебя не интересует,  что я решил? -  Чиун внимательно вглядывайся в
Римо, следя за реакцией.
     -  Конечно-конечно, -  ответил  Римо. Интересно, что  из увиденного  по
телевизору так возбудило Чиуна?
     - Я приму участие в Олимпийских играх. И получу золотую медаль.
     - Прекрасная  мысль  -  за  исключением  того,  что пока  не  придумали
никакого вида спорта для наемных убийц.
     - Дурачок, я не собираюсь выступать в качестве наемного убийцы.
     - А в качестве кого ты собираешься выступать?
     - Да кого угодно, - ответил Чиун.
     - Ну, извини, - процедил Римо.
     -  Извинения принимаются.  Я  могу  выступать  в  любом виде программы.
Сегодня  я  весь день  смотрел телевизор  и видел, как все эти  люди бегают,
прыгают - и так, и с шестом, - поднимают тяжести, занимаются метанием  диска
и копья... У меня все это получится лучше, чем у них. Итак, еду! И точка.
     Римо  так и подскочил  на диване.  Чиун  расположился напротив  него на
полу.
     -  Но  зачем? -  вопросил Римо.  - Ты знаешь, что можешь это делать,  я
знаю, что ты можешь, так зачем же тебе куда-то ехать?
     - Я хочу, чтобы все знали, на что я способен!
     -  Помнится,  как-то  однажды  ты  сказал  мне,   что  осознание  своих
достоинств - уже достаточное признание  для  думающего  человека, -  заметил
Римо.
     - Забудь,  что я говорил, - возразил Чиун.  Он сложил  руки на груди, и
его пальцы с длинными ногтями исчезли  в необъятных рукавах белого шелкового
кимоно. - Я еду.
     Римо взглянул на него. Он ни минуты не сомневался, что Чиун проглотит с
потрохами всех этих олимпийских призеров, но откуда вдруг эта жажда славы?
     - А что тебе это даст? - поинтересовался Римо.
     -  Приглашения  сниматься  в рекламе,  - ответил  Чиун. - Ешьте овсянку
"Уито", завтрак, который ест Чиун,  чемпион.  Чиун, чемпион, бегает только в
кроссовках "Тайгерпо". Чиун,  чемпион, неотразим в рубашках от "Сэнфорда". Я
видел это, Римо. Даже те, кто только и умеет, что плавать, и то снимаются  в
рекламе. Их приглашают на телевидение, и они, сами дураки дураками, получают
миллионы за то, что произносят эти слова.
     - Но ведь ты не ешь  овсянку "Уито" и не  носишь  кроссовок, тем  более
кроссовок "Тайгерпо". Рубашки от "Сэнфорда"? Но я никогда не видел, чтобы ты
был одет во что-то кроме кимоно!
     - Ну, немножко совру.  Все  так делают. Ты прекрасно знаешь, что никому
не удавалось пробиться  на Олимпиаде, питаясь овсянкой. От нее  дай Бог ноги
не протянуть, не то что пробежать забег.
     - Но зачем тебе деньги? - не унимался Римо.
     - Никогда  не  знаешь, как все  повернется,  - парировал  Чиун. -  Я не
молодею. Деньги, заработанные рекламой, обеспечат мне спокойную старость.
     - Но  в Синанджу у тебя  дом, который ломится от  золота  и драгоценных
камней! Зачем же тебе деньги? - упрямо повторил Римо.
     - А представь себе, что я заболею и все мои сбережения уйдут  на оплату
врачей? - доказывал Чиун.
     - В жизни не видел тебя больным! - воскликнул Римо.
     Чиун поднял вверх указательный палец правой руки и погрозил Римо.
     - А-а-а, то-то и оно. Значит, все еще впереди.
     Римо  снова  улегся  на диван.  Смиту  только этого  не  хватает, чтобы
окончательно  свихнуться. Чиун -  участник Олимпиады. Чиун дает  интервью  в
палатке  для  прессы после  очередной победы,  относя  свой  успех  за  счет
здорового образа жизни, хорошего питания и поддержки, оказанной ему доктором
Харолдом В.Смитом,  главой секретного  агентства  КЮРЕ, на которое  работает
Чиун, помогая расправляться с врагами США.
     Римо перевернулся на бок и посмотрел на корейца.
     - А кого ты будешь представлять?
     - Что ты имеешь в виду?
     -  Каждый  участник  соревнований  приезжает  из  какой-то  страны. Они
представляют  что-то или  кого-то. Какую-то  страну. Ты,  например, родом из
Северной Кореи. Собираешься ее представлять?
     - Нет, - ответил Чиун. - В Северной Корее  нет телевидения, значит, нет
денег за рекламу. Я буду представлять США.
     -  А-а,  -  протянул  Римо, снова перевернулся  на спину  и уставился в
потолок.
     А Чиун  принялся напевать олимпийский гимн, - судя по всему, он услышал
его сегодня по телевизору.
     -  Кажется,  надо  быть  гражданином  страны, которую представляешь,  -
наконец изрек Римо.
     - Не думаю, - отозвался Чиун. - Но даже если и надо... я просто совру.
     - А-а, - повторил Римо и вновь уставился в потолок.
     Чиун опять запел. Римо краем  глаза взглянул на него:  он  тренировался
наклонять голову, чтобы легче было надеть золотую медаль.
     Римо  долго лежал  в полном молчании и  вдруг, вспомнив что-то  важное,
снова сел. Чиун прекратил пение и посмотрел на него.
     - Тебе не удастся этого сделать, Чиун.
     - Почему?
     - Видишь ли, на Олимпиаде существует форма...
     - Ну и что?
     -  Надо одеться  в шорты и  носки, чтобы ноги оставались голыми. Только
тогда допустят к соревнованиям, - объяснил Римо, указывая на телевизор. - Ты
же сам видел: там нет никого в кимоно.
     Чиун помрачнел.
     - Это правда? - спросил он с болью в голосе.
     Римо  знал,  в  чем  причина:  в  Чиуне жила  имевшая  древнюю традицию
восточная целомудренность, не позволявшая ему на людях обнажать тело. Прежде
чем  принять  ванну, Чиун закрывался на два оборота. Переодеваясь, он держал
кимоно  так,  чтобы не было видно ни  кусочка  его тела. За ним стояли  века
скромности и благочестия.
     - Боюсь, что  так,  -  сказал Римо. -  Видишь  ли,  в  некоторых  видах
оценивают  технику,  поэтому  судьям  надо  видеть,  как  ты  ставишь  ногу,
правильно ли вытянуты пальцы, и все такое. Судьи не смогут работать, если на
тебе будет кимоно.
     Зазвонил телефон. Римо поднялся, чтобы взять трубку,  но Чиун остановил
его, положив руку на плечо.
     - Ты это всерьез?
     - Сам подумай: ведь все спортсмены носят спортивные трусы. - Римо пожал
плечами. - Извини, Чиун, но кажется, ты уже вычеркнут из списков.
     Лицо Чиуна исказилось от гнева.
     Тут снова зазвонил телефон.
     - Идиотские у вас правила, - прорычал  Чиун и пулей вылетел из комнаты,
хлопнув дверью так сильно, что задрожали стены.
     Римо снял трубку - это был Смит.
     - Я обнаружил ПЛОТС, - сказал он.
     - Отлично. Где?
     - Вы не поверите.
     - Не поверю чему? - удивился Римо.
     - Они купили складское помещение в Хобокене, в штате Нью-Джерси.
     - Как вам удалось это выяснить?
     - Они зарегистрировали  сделку от имени этой  фирмы, - объяснил Смит. -
Мы подняли записи  регистрационной  конторы округа и обнаружили,  что здание
куплено Пан-латинской организацией по борьбе с террористическим сионизмом.
     - Выходит, они не больно-то стремятся к конспирации, - вставил Римо.
     -  Они  также  обратились  в   соответствующие   инстанции  с  просьбой
освободить их от налогов как некоммерческую организацию, - добавил Смит.
     - Вы были правы, я не верю, - подытожил Римо.
     - И  вот  еще  что.  Они  распространили  пресс-релиз,  где  объявили о
создании организации и опубликовали план работы на ближайший месяц.
     - Минуточку, - перебил Римо. - Террористическая организация, похитившая
шурина самого президента, громогласно заявляет о своем существовании?
     - Похоже на то, - согласился Смит.
     - Крутые ребята.
     - У меня тут вся информация. Пишите, - начал Смит.
     В этот момент  в комнату вошел  Чиун.  Римо кинул взгляд  на приставной
столик в поисках карандаша.
     - Минутку,  Смитти, -  попросил он  и посмотрел на Чиуна, который стоят
возле письменного стола. - Чиун, позвал он.
     Старец медленно повернул голову и обратил свой взор на Римо.
     - Пожалуйста, дай мне ручку из того ящика.
     Чиун сложил руки на груди.
     - Чиун, прошу тебя, кончай валять дурака.
     - Сам ищи свою ручку.
     - Мне надо записать номер.
     - Какой номер? - поинтересовался Чиун.
     - Смитти, диктуйте адрес.
     - Один-одиннадцать, Уотер-стрит, Хобокен, - продиктовал Смит.
     - Один-одиннадцать, Уотер-стрит, Хобокен, - повторил Римо.
     -  Теперь нет  никакой  необходимости  записывать,  сказал  Чиун.  - Ты
запомнишь этот адрес на всю жизнь.
     - Нет, я его забуду.
     - Не забудешь, я тебе обещаю.
     -  Хорошо, я  тебе  докажу,  - прорычал Римо. - Один-одиннадцать, Уотер
стрит, Хобокен, - и я забуду это, как только повешу трубку.
     - Римо, - послышался в трубке голос Смита.
     - Да, Смитти.
     - Что вы там делаете?
     - Не обращайте внимания. Как зовут шефа организации?
     - Фредди Зентц.
     - Чиун, - попросил Римо, запомни имя: Фредди Зентц.
     -  Ни за  что!  Сам  запоминай.  -  И  Чиун  принялся  рыться  в  ящике
письменного стола.
     -  Смитти,   я  все  понял:  Фредди  Зентц,   ПЛОТС,  один-одиннадцать,
Уотер-стрит, Хобокен.
     - Приступайте немедленно, - приказал Смит. - Пока.
     Римо повесил трубку и подошел к письменному столу.
     Чиун   подвинулся,  пропуская  его.  В  ящике   Римо  обнаружил  ручку,
специально предоставляемую гостиницей: она была сломана пополам.
     - Нехороший ты человек, Чиун, - произнес Римо.
     - Когда я  завоюю золотую  олимпийскую  медаль,  тогда, может,  я стану
лучше. Если кое-кто перестанет чинить мне препятствия.
     -  О-о-о,  -  простонал Римо.  -  Лучше вот чем займись: Фредди  Зентц,
ПЛОТС, один-одиннадцать, Уотер-стрит, Хобокен. Как тебе, а?
     - Поздравляю, - сказал Чиун. - Радость победы вместо горечи поражения.
     Римо запел олимпийский гимн, и Чиун вышел из комнаты.
     Римо  хорошо помнил  Хобокен.  Это  был  маленький  аккуратный  городок
площадью  не больше квадратной мили.  Во время  службы в Ньюаркской  полиции
Римо частенько заглядывал в бар ресторана  на Ривер-стрит, где  в  окружении
множества незнакомых людей ел сырых улиток, а скорлупу бросал прямо  на пол.
Бар был  только  для  мужчин и пользовался большой известностью,  ведя  свою
историю с девятнадцатого века.  Но группа  каких-то  женщин  возбудила дело,
заявив, что бар для мужчин -  это нарушение их гражданских свобод. Владельцы
боролись  изо  всех  сил, но проиграли.  Женщины  ворвались  в  бар, подобно
валькириям. Не прошло и двух дней, как они начали жаловаться на разбросанный
по полу мусор: они, видите ли,  не могли удержаться на ногах, поскольку то и
дело попадали в скорлупки каблуком. Римо перестал туда ходить.
     Въехав в Хобокен, они свернули на Ривер-стрит. Проезжая мимо бара, Римо
ощутил приступ ностальгии. Жизнь была проще в те дни, и сам он был проще. Он
обладал обыкновенным человеческим телом, кое-как справлявшимся с трудностями
жизни.  Все  это  происходило задолго до того, как  Чиун  объяснил ему,  что
обычный  человек использует  возможности  своего организма не более  чем  на
десять  процентов,  и  научил  его  как  резко повысить этот процент. Сейчас
показатель Римо был пятьдесят процентов и  постоянно  рос. Чиун говорил, что
единственно  допустимый  уровень  использования  своего   потенциала  -  сто
процентов,  но во всем  мире был только один  человек  с таким показателем -
хрупкий, старый Чиун.  В этом заключалась одна из истин, преподанных Чиуном.
Вторая  гласила, что  сырые улитки  -  это слизь, а  человек не должен  есть
слизь. И Римо, к великому своему огорчению, осознал, что никогда  больше ему
не удастся отведать сырых улиток.
     Он  свернул  к  Гудзон-стрит.  Ему  не  составило  труда  отыскать  дом
один-одиннадцать, Уотер-стрит, Хобокен по толпе ребятишек, толкущихся рядом.
Римо поставил машину и  тут же заметил  табличку, прикрепленную между окнами
третьего этажа:  "Пан-латинская  организация  по борьбе  с  террористическим
сионизмом".
     Из  маленького   объявления   внизу  Римо  узнал,  что  дети  пришли  в
штаб-квартиру  ПЛОТС  на   вечер   встречи  под  названием   "Познакомься  с
террористом", где обещали  бесплатные  хот-доги. Ребята  жевали  бутерброды,
завернутые в желтые салфетки с какими-то надписями.
     Когда они подъезжали к зданию, Чиун спросил:
     -  Это  что,  бедные голодающие дети?  Так  сказать,  оборотная сторона
Америки?
     - Нет, - ответил Римо. - Дети что угодно съедят.
     Поднимаясь  на крыльцо, Римо  стащил у какого-то мальчишки с бутерброда
салфетку.
     "Как  сделать  коктейль  Молотова",  -  гласила  надпись  на  салфетке,
предваряя рисунки и небольшой текст  с пояснениями,  как в домашних условиях
изготовить зажигательную смесь.
     - Веселые ребята, - буркнул Римо себе под нос.
     На пороге  его встретила высокая женщина, которая раздавала хот-доги из
большого  черного контейнера.  Голова у  нее была повязана пестрым  шелковым
платком,  глаза  закрывали огромные  очки с  круглыми  стеклами  фиолетового
оттенка. Из-за этих огромных очков она показалась Римо  похожей на богомола.
Красивого, но все же богомола.  Одета она была в джинсы и клетчатую рубашку.
Ее лицо покрывал легкий  загар, но  оно  было  гладким, лишенным тех линий и
морщин,  которые появляются  у  женщин, стремящихся  во  что бы  то ни стало
превратить кожу лица в изделие из кожи.
     Она вложила Римо в руку хот-дог. Тот протянул его какому-то мальчишке.
     - Спасибо, - сказал мальчишка. - Я уже знаю, как сделать бомбу.
     Молодая женщина пожала плечами.
     - Никогда ничего нельзя утверждать с полной уверенностью, память  может
подвести. - С легкой улыбкой она собралась уже протянуть хот-дог  Чиуну,  но
старый кореец, взглянув на  нее с отвращением, спрятал руки в рукавах своего
оранжевого кимоно. - Совсем неплохие  бутерброды, - обиделась она. -  Может,
вам не нравится реклама? Но сами-то бутерброды вполне съедобны.
     Произношение у  нее  не совсем американское,  подумал Римо.  И  явно не
хобокенский  акцент.  Люди  часто  путают  акцент,   с   которым  говорят  в
Нью-Джерси, с бруклинским, но на  самом деле между  ними  нет ничего общего.
Если в Бруклине  неправильно произносят некоторые слоги, то в  Нью-Джерси их
попросту проглатывают.
     - Съедобны? - переспросил Чиун. - Эго свинина-то?
     -  Чистая говядина, - заверила его женщина.  - Мы отвечаем перед высшей
властью.
     - Еще того хуже, - изрек Чиун. - Ибо что может быть отвратительнее, чем
поедание свиньи? Только поедание коровы.
     -  Но  если  вы  пришли  сюда  не за  едой,  то  тогда  за  чем  же?  -
поинтересовалась женщина.
     - Мы ищем... - Римо замялся. - Как его зовут, Чиун?
     - Сам подумай.
     - Фредди Зентц? - подсказала женщина.
     - Именно его, - подтвердил Римо. - Но вам не следовало подсказывать,  я
должен быт сам вспомнить. Фредди Зентц. Мы хотим записаться в революционеры.
     Женщина продолжала доставать хот-доги из контейнера и заворачивать их в
салфетки.
     - А вы из какого полицейского участка? - спросила она.
     -  Ай-ай-ай,  неужели  мы  так  подозрительно выглядим? -  ответил Римо
вопросом на вопрос. - Неужели мы похожи на полицейских?
     - Он-то не похож, а вот вы вполне.
     - Честное  слово,  -  сказал  Римо.  -  Только не  я.  Мой  приятель  -
крупнейший в мире специалист по взрыванию автомобилей. Что касается меня, то
я лишь талантливый любитель, но все схватываю на лету.
     -  Меня зовут  Джессика,  - представилась  женщина и подозвала  девочку
двенадцати лет с пластинкой  на зубах и косичками, которая стала  вместо нее
выдавать еду -  Идемте за мной, пригласила женщина. -  Посмотрим, у  себя ли
Фредди.
     Внутренние покои дарили благословенный отдых  от гомона и криков  детей
возле крыльца. Джессика привела Римо и Чиуна  в  большую залу, стены которой
были  сплошь  увешаны  плакатами. Римо приятно поразило,  что  сжатые кулаки
сохранили  свою  агитационную  силу.  Была   там  группа  плакатов  в  чисто
коммунистическом стиле - они изображали мужчину и женщину, стоящих бок о бок
и смело  глядящих в будущее, сулившее каждому  по  шее,  которой в настоящее
время они были лишены. На других  плакатах были звезды Давида, перечеркнутые
крест-накрест черной буквой  X,  третьи содержали  наглядное руководство  по
изготовлению разного рода бомб.
     - Я поищу Фредди, - сказала Джессика. Она стояла совсем близко от Римо,
глядя ему прямо в глаза. - Подождите здесь. - Женщина тихо удалилась, и Римо
заметил, что она босая.



     Новое послание поступило к президенту в четыре часа дня.
     "Дорогой Баб.  Со  мной обращаются отлично. Мне ничего  не  угрожает. Я
сообщу, чего они хотят, как только они с этим определятся. Не говори никому,
что я исчез Б. Дж.".
     Как  и в предыдущий раз, конверт с письмом был вложен в другой конверт,
адресованный  "лично"  секретарю  президента  и  имевший  штамп  Чикаго.  На
предыдущем письме стоял штамп  Норфолка, штат Вирджиния. Президенту пришло в
голову,  что  раз  похитители  путешествуют по  стране,  то  их  будет легче
поймать, чем если бы они спрятали Бобби Джека в какой-нибудь дыре,  вдали от
посторонних глаз.
     Между тем  от Смита и его  конторы известий не  поступало.  Вспомнив об
этом, президент решил позвонить Смиту сам. Но не успел он выйти из-за стола,
как раздался телефонный звонок.
     - Алло! - Президент снял трубку.  Он моментально узнал голос. Некоторое
время  послушав, что ему говорят,  он  произнес: -  Значит,  они  вынесли на
рассмотрение  резолюцию  о разоружении всех стран НАТО?  Как  прикажете  это
понимать? - Он еще немного послушал  и вдруг вспылил:  - Вы  хотите сказать,
что они действительно собираются за нее проголосовать?
     Молчание.
     - Нет,  Энди, вы опять  неправильно меня поняли. Взгляните на вопрос  с
другой  стороны.  Мы хорошие,  они плохие... На  самом деле, я уверен, что и
среди них есть неплохие ребята, но все равно относитесь к этой проблеме так,
как я сказал.
     Молчание.
     -  Нет-нет. Коммунисты... Они против нас. Так зачем  же  вы  хотите  их
поддержать?
     Молчание.
     -  Подождите, давайте разберемся. Я вам сейчас все  объясню на  простом
примере.  В мире  существуют две  силы, мы  и они.  Мы за свободу,  они - за
коммунизм.
     Молчание.
     -  Нет,  Энди, мы  не собираемся  покушаться на свободу,  но мы  против
коммунизма.
     Молчание.
     -  Мне наплевать на то,  что с  ними  приятно иметь дело. Они  пытаются
подорвать наш государственный строй.
     - Нет,  не  будет  ничего  хорошего,  если им  удастся  подорвать  наше
государство, даже если вы считаете, что все мы  расисты. К тому же, если они
завоюют мир, лучше не станет.
     Молчание.
     - Да, они утверждают,  что всем станет лучше, если они завоюют мир. Мне
это известно. Но вы что, им верите?
     Молчание.
     - Ага, значит, верите.
     Молчание.
     - Я знаю, что из этих стран не поступает информация о репрессиях. И все
потому,  что недовольных там отправляют в  концлагеря  и психбольницы, а  уж
оттуда никогда никакой информации не поступает.
     Молчание.
     -  Энди, это  правда. Нет,  это  не  буржуазная пропаганда,  это чистая
правда.
     Молчание.
     - Мне это известно благодаря донесениям разведки.
     Молчание.
     - В таком случае им можно  верить, потому  что они говорят  правду. Ну,
теперь вы все поняли?
     Молчание.
     - Давайте послушаем.
     - Нет-нет. Вы опять не  понимаете. Хорошо,  представьте себе ковбойский
боевик - хорошие ребята и плохие ребята. Мы носим белые шляпы, они - черные.
     Молчание.
     - Я знаю, что вы не носите шляп, это просто фигура речи. Короче говоря,
голосуй  против,  черт  возьми!  -  Президент  бросил трубку,  но  не  успел
подняться, как телефон снова зазвонил.  Президент так  и подпрыгнул, услышав
тот же голос.
     -  Правильно. Я сказал: голосуйте против. П-Р-О-Т-И-В.  Против.  Именно
так.  Мне наплевать  на третий мир,  меня  не волнует, что это  настроит  их
против нас.
     На  сей  раз  он только нажал  на  рычаг,  но  трубку положил  рядом  с
телефонным аппаратом: теперь всякий, кто захочет  позвонить, услышит  только
сигнал  "занято",  - потом сказал секретарше, что  пойдет наверх  отдохнуть.
Секретарша  одобрила  это  решение,  последнее  время  президент находился в
постоянном напряжении.
     В спальне президент достал из ящика  комода красный телефон. Смит сразу
же снял трубку.
     - Слушаю, господин президент.
     Президент рассказал о новом послании.
     - Мне нужны оригиналы записок, - произнес Смит  и попросил доставить их
на  вертолете  в аэропорт графство  Уэстчестер  в  Уайт-Плейнз,  откуда  сам
собирался их забрать.
     - А как ваши успехи? - поинтересовался президент.
     - Пока рано о чем-либо докладывать, сэр, - ответил Смит.
     - Я решил сообщить прессе об исчезновении Бобби Джека, если в ближайшее
время не удастся ничего выяснить.
     - Боюсь, вы совершите ошибку,  - предостерег Смит. - Пока вы  получаете
от него  записки, можно с некоторой уверенностью  утверждать, что он жив. Но
стоит поторопить события,  и он может умереть.  Я  считаю, что этого  делать
нельзя.  И  потом,  вы  не  допускаете, что найдется множество ненормальных,
которые заявят о своем участии в похищении?
     - Заявят о своем участии - это не совсем то...
     - Хорошо, возьмут на себя ответственность за похищение, - исправил себя
Смит.  -  И тогда  нам придется мобилизовать  все силы на  отсечение  ложных
версий.
     - Я подумаю  об этом. Держите меня в курсе. Вертолет будет у  вас через
два часа. - Президент убрал телефон обратно в комод и лег на кровать.
     Ему нужно было  о  многом подумать, чтобы решить, какая линия поведения
будет наиболее безопасной для Бобби Джека. Но у подобного решения был  еще и
политический аспект.  Пойдет  ли сообщение  об  исчезновении  Бобби Джека на
пользу  или  принесет  вред?  Может   быть,  имидж  скорбящего  родственника
положительно скажется на общественном  мнении? Хотя есть риск, что получится
наоборот:  скажут еще, будто президент настолько недееспособен, что не может
защитить от  похищения  даже  членов  собственной  семьи.  Как  же тогда  он
собирается защитить Америку?
     Он попытался выкинуть все это из головы и заснул в надежде, что Энди не
забудет проголосовать против.



     Римо с Чиуном в компании еще шести человек сидели в приемной дома номер
один  дробь одиннадцать по  Уотер-стрит,  ожидая  появления  Фредди  Зентца,
официальной  главы  организации  под   названием  ПЛОТС.  Джессика,  высокая
девушка, раздававшая хот-доги, то и дело заглядывала в комнату.
     Римо  принялся изучать  сидевших  рядом мужчин: некоторые были  одеты в
шорты, на других были джинсы или брюки военного  образца; майки с рисунками,
навеянными марихуаной, и легкие спортивные свитера с надписью "Собственность
Алькатраса - без инвентарного номера" дополняли ансамбль. И все же выглядели
они  как-то  неправдоподобно:  что-то  в  них  не  вязалось  с  общепринятым
представлением о террористах. Может быть, их возраст? Самый молодой выглядел
лет на тридцать, самому старшему можно было дать около пятидесяти.
     Фредди Зентц приехал после восьми  вечера. Он  напомнил  Римо  главного
распорядителя на ипподроме  в  Филадельфии.  На  нем  был зеленовато-голубой
домашний костюм из синтетики и белые блестящие туфли из искусственной  кожи.
Интересно, подумал  Римо,  неужели в  Америке у  каждого  в  гардеробе  есть
голубой  синтетический домашний  костюм? Зентц оказался маленьким  худощавым
человеком. Как ни странно, он был коротко пострижен. Глаза закрывали роговые
очки с  толстыми  стеклами; у него не  хватало двух верхних клыков,  поэтому
когда   он  улыбнулся   в  знак  приветствия,  то  стал   похож   на  бобра,
подбирающегося к сочной, вкусной  березке. На  вид  ему можно  было дать лет
тридцать.
     -   Здравствуйте,   здравствуйте,  здравствуйте,  -   произнес   он   и
торжественным шагом обошел комнату, пожимая руки присутствующим.
     Джессика стояла  в дверях,  улыбаясь восторженной  материнской улыбкой,
словно он был ее сыном, которым она очень гордилась.
     - Добро пожаловать в чудесный мир Пан-латинской организации по борьбе с
террористическим сионизмом,  - приветствовал Фредди каждого по  отдельности,
его тощая костистая рука, подобно поршню, каждый раз выстреливала из рукава.
     Пожимая  руку Фредди, Римо с трудом удержал порыв переломать ему кости.
Чиун выслушал  приветствие  с отсутствующим  выражением лица. Между тем руки
его были спрятаны в  рукавах  кимоно,  и когда  стало  ясно, что Зентц может
простоять всю  ночь, ожидая, чтобы  Чиун ответил  на его рукопожатие, кореец
просто закрыл глаза, ясно давая понять, что аудиенция окончена.
     Завершив процедуру приветствия, Зентц  поставил  стул у стены, рядом со
старинным явно недействующим камином.
     - Я рад, что вы пришли, - начал он. - Правда, я рассчитывал на большее,
но этого  вполне достаточно, чтобы  составить боевое ядро, -  последние  два
слова он произнес как-то странно.
     Джессика села прямо  на пол в дверях у противоположной стены. Когда она
посмотрела на Римо, он улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ.
     Римо страшно интересовал вопрос, чем же будет заниматься организация. И
тут человек с неровным, изрытым лицом, сидевший напротив, спросил:
     - А чем будет заниматься ваша организация?
     Глаза Зентца загорелись от удовольствия.
     -  Сегодня   вы  получите   исключительное   право  присутствовать  при
зарождении  первой  волны,  знаменующей начало девятого  вала революционного
движения, - он выдержал паузу, словно это могло служить ответом на вопрос.
     Не успел Римо открыть рот, чтобы спросить, что это значит, как какой-то
человек, сидевший в противоположном конце комнаты рядом с Зентцем, произнес:
     - Что это значит?
     -   Это   значит,   что   Пан-латинская   организация   по   борьбе   с
террористическим сионизмом  является новым  типом информационной  службы для
тех, кто сознает, в чем заключается  основной порок Соединенных  Штатов и их
союзников, нещадно эксплуатирующих  слабых и беззащитных бедняков,  позволяя
крупным финансовым воротилам, грабителям-нефтепромышленникам и всем тем, кто
поддерживает американский режим, безбедно жить, нагуливая жир.
     Римо  заметил,  что  на  лицах присутствующих  отразилась  целая  гамма
чувств, от неприязни до  открытого отвращения.  Исключение составляли  Чиун,
глаза  которого  по-прежнему  были  закрыты, а  лицо  сохраняло бесстрастное
выражение,  да  Джессика,  которая,  казалось,  была  в  восторге, насколько
правдиво и доходчиво говорит Зентц.
     Римо хотел задать еще один вопрос, но его снова опередили.
     - Хорошо, - сказал  человек, сидевший рядом с  Римо. - Но  все-таки что
все это значит?  Против террористического сионизма. То есть мы против евреев
за арабов или как? Как это понимать?
     - Мы против всех, кто выступает против свободы народных масс, -  заявил
Фредди Зентц.
     Джессика  слегка  взвизгнула  и  хлопнула  в ладоши  в  знак одобрения.
Сумасшедший, подумал Римо. Абсолютно больной человек. Зентц одарил ее легким
кивком головы в знак благодарности за аплодисменты.
     Римо хотел  было поинтересоваться, кто  же будет решать,  какие  страны
против свободы для народных  масс, как тот же вопрос задал толстяк, сидевший
в дальнем  конце. Одет он был довольно смело: на нем был пуловер в индийском
стиле и бело-голубые линялые джинсы, изрядно замусоленные.
     - Как ваш лидер, это буду решать я, - сообщил Фредди Зентц.
     Но толстяк не сдавался:
     - Хорошо, а нам-то что делать?
     Все моментально устремили взоры на Зентца. И тут Римо как осенило: было
что-то  странное  во  всех, собравшихся в  зале. Все  они были полицейскими!
Сначала Римо этого не заметил, но главное, что всегда отличает полицейского,
в какую бы одежду он  не был одет - это тяжелые  башмаки на толстой подошве.
Кроме того, на всех присутствующих были наручные  часы с кожаными ремешками.
Итак,  все они полицейские  и каждый сидит  здесь по  заданию своей конторы,
ожидая, что Зентц  скажет что-нибудь  такое,  чем сам подпишет себе смертный
приговор.
     Зентц откашлялся.
     - Вы спрашиваете, что нам делать, - уточнил он.
     - Так точно. Именно об этом я и спросил, - подтвердил толстяк.
     Теперь, когда Римо сделал свое  открытие,  его  заинтересовало,  откуда
этот  толстяк.  Похоже, он  служит  в  Хобокене.  Кому  еще в  голову придет
нарядить мужика в 250 фунтов весом в протертые джинсы и выдать его за хиппи.
Да хоть за ангела тьмы, но только не  за хиппи. Римо окончательно утвердился
в  этом  мнении, разглядев  кусок татуировки  с якорем, выглядывавшей из-под
расстегнутого рукава.
     - В  прошлом,  -  начал Зентц,  террористические  группировки частенько
приписывали  себе  право  устанавливать собственный  закон.  Они выходили на
улицы с  оружием и бомбами, будто  таким образом можно  было убедить людей в
справедливости  своих целей. Но они добились только того, что все ополчились
против них.  Из-за них слово "терроризм" стало  ругательством. Но мы  пойдем
другим путем.  - Он обвел  взглядом комнату, словно ожидая услышать громовую
овацию, но вместо этого все шестеро присутствующих в один голос воскликнули:
     - Что?!
     -  Мы  не боевая  организация,  - объяснил  Зентц.  -  Это позволит нам
действовать в  рамках закона, поскольку меньше всего мне нужно,  чтобы здесь
ошивались  толпы  тупоголовых  полисменов  со  здоровенными  ногами,  так  и
норовящих засадить нас в тюрьму по какому-нибудь сфабрикованному обвинению.
     Римо  заметил,  как  все  шестеро  собравшихся  поджали  ноги, стараясь
запихнуть их как можно дальше под стул. Еще он увидел шесть пар сжатых губ и
понял, что если Зентц когда-нибудь на чем-нибудь попадется, то он уже сделал
все  для того, чтобы получить на полную катушку. Зентц, однако, этого еще не
понял, поэтому продолжал заливаться соловьем.
     -  Мы  станем  чем-то  вроде  информационно-пропагандистского  бюро,  -
говорил он. -  Вместо того, чтобы  самим идти  на улицы  взрывать бомбы, что
всегда вызывает у народа неприязнь, мы собираемся убедить  других устраивать
взрывы.
     -  Но  это тоже преступление,  -  заметил кто-то  из присутствующих.  -
Призыв к насилию, беспорядкам или чему-то в этом роде.
     - Черт возьми! -  возмутился Зентц - Я свободный человек  и  говорю что
хочу.  Никто  не  имеет   права  мне  указывать!  -  Он  пришел  в  страшное
возбуждение,  отвечая на последний  вопрос,  и, со своими  одиноко торчащими
резцами,  напоминал  теперь мышь,  трудящуюся  над толстым куском импортного
швейцарского сыра.
     Его  следующая фраза  была заглушена  страшным  грохотом, донесшимся  с
улицы. Присутствующие, казалось, были напуганы, но Зентц только улыбнулся.
     - Вот, - изрек он. - Первые плоды наших трудов. Единственное, что нужно
детям, - это опытный наставник.
     Римо   вспомнил   инструкцию   по   изготовлению   коктейля   Молотова,
напечатанную на салфетках из-под хот-догов, которые ПЛОТС раздавал детишкам.
     Грохот на улице повторился несколько раз. Римо заметил, что Чиун поднял
веки - его холодные ореховые глаза были теперь устремлены на Зентца.
     -  Может,  пойдем  посмотрим,  что  там  происходит? -  предложил  тот,
вставая.
     Чиун тоже встал.
     - Да,  -  произнес  он, -  мы  должны  посмотреть,  за  что  вы  несете
ответственность.
     Римо  присоединился к  Чиуну.  Он помнил  вековой запрет Дома  Синанджу
вовлекать детей в смертельные игры.
     Вслед за Зентцем мужчины потянулись к  выходу. Но в тот  момент,  когда
они вышли на улицу,  раздался страшный грохот и их обдало жаром:  в квартале
от них горел автомобиль, подожженный бутылкой  с зажигательной смесью. Пламя
как раз достигло бензобака, и машина взорвалась.
     Горящие капли бензина брызнули во все стороны, оседая на припаркованных
рядом автомобилях  и  поджигая краску.  От бензина  загорелись  высохшие под
летним   зноем   кусты  в   палисадниках   старых   домов.   Послышался  шум
приближающихся  пожарных  машин   -  их  гудки  прорезали  вечернюю  тишину.
Небольшая стайка детей,  все  не  старше  двенадцати лет, возбужденно крича,
наблюдали за пожаром.
     - Динамит, -  произнес Зентц. - Отлично! Великолепно! - Он  оглянулся и
посмотрел на собравшихся мужчин. - Ну, что, разве плохой результат?
     Римо тоже взглянул на  мужчин и по  их напряженным лицам понял, что они
вне себя от гнева. И тут обнаружил, что Джессики с ними нет.
     -  Пойдем посмотрим, не устроили  ли они чего-нибудь  еще, -  предложил
Зентц и пошел вперед.
     Остальные последовали за ним. Чиун оказался рядом с Зентцем.
     - Вам правится? - поинтересовался он.
     - Чрезвычайно. Сперва мы подготовим  ребятню,  а уж они  скинут к черту
это правительство.
     - С помощью поджогов и убийств? - уточнил Чиун.
     - Как получится, - ответил Зентц.
     - Все это хорошо, - поравнявшись с ними, сказал Римо, - но может, лучше
совершить что-нибудь еще более  решительное? - Он  старался  говорить  тихо,
чтобы не услышали  шестеро  полицейских, идущих  чуть  позади.  -  Например,
похитим  кого-нибудь. К примеру,  скажем,  Бобби  Джека  Биллингса.  -  Римо
взглянул Зентцу в лицо, ожидая реакции.
     Вместо реакции последовал сердитый взгляд.
     - Не-е-е, - протянул Зентц.  - Такие  дела могут дорого обойтись. ФБР и
прочее дерьмо, нарушение закона. Мне нравится то, что мы делаем.
     - А кто еще состоит в  организации, кроме вас? - спросил Римо. - Я хочу
знать, к кому я присоединяюсь.
     - Пока рано  об этом говорить, - был ответ. - Но со временем мы соберем
целую  армию.  Вы сами могли убедиться, на что способна  ребятня. То ли  еще
будет, когда мы соберем тысячи сторонников!
     - Этого никогда не случится, - сурово произнес Чиун.
     Они завернули за угол и попали на 4-ю улицу, ведущую к Вашингтон-стрит,
главной артерии города. Там горели четыре машины.  От  летящих искр занялись
сухие деревья в саду стоящего неподалеку пятиэтажного дома.
     - Молодцы! - воскликнул Зентц. - Великолепно! Отлично!
     - Какая мерзость, - проговорил Чиун.
     - А кто дает организации деньги? - обратился Римо к Зентцу.
     - Общественные пожертвования, - объяснил тот, радостно потирая руки при
виде пожара. - Обожаю пожары, - сообщил он. - Есть в них что-то возвышенное,
высокое. Очистительное.
     - Вы полагаете? - включился  в разговор  Чиун.  Тут он увидел  еще одну
группу  детей,  с противоположной  стороны улицы  наблюдавших за пожаром. Их
отделяло от мужчин каких-то двадцать футов.
     - Да, - сказал Зентц. - А вы не разделяете мое мнение? Только взгляните
на это пламя!
     - Ну, если оно вам так нравится...
     Римо не  успел и глазом моргнуть, как  Чиун  схватил  Зентца  за правую
руку, пару раз крутанул в воздухе и пустил  лететь,  словно камень из пращи.
Вперед ногами Зентц влетел  в ставшее хрупким от  жары заднее стекло горящей
машины и исчез  внутри. Тишину ночи пронзил его безумный крик.  Он попытался
вылезти из машины через разбитое стекло, но тут огонь достиг бензобака...
     Раздался  взрыв, который заглушил  крики, и  когда взметнувшийся  столб
пламени  осел, от директора  организации под  названием ПЛОТС не осталось  и
следа.
     Римо вздохнул.
     - Тебя опасно подпускать к автомобилям, - заметил он.
     -  Нельзя  лишать  такого удовольствия  человека, который  столь сильно
любил огонь, - ответствовал Чиун.
     -  А  я еще не  успел  задать ему все  вопросы относительно  ПЛОТСа,  -
упрекнул его Римо.
     - Этот идиот ничего не знал. Ты только зря терял время.
     Тут к ним подбежали шестеро мужчин.
     - Это он был там в машине? - спросил лысеющий толстяк.
     - Да, - небрежно бросил Римо. - А вы из какого отделения?
     - Хобокенская полиция, - ответил толстяк и добавил, взглянув на горящий
автомобиль: - Собаке собачья смерть.
     Их окружили пятеро остальных.
     - Мне показалось, что он сам прыгнул в ту машину, - сказал один.
     -  Именно так, подтвердил Римо. - Мой приятель пытался  его остановить,
но он вырвался у него из рук.
     - Черт, - произнес другой,  - теперь  не спи всю  ночь, рапорт про него
пиши.
     Оказалось,  что вкупе  они  представляют  хобокенскую полицию,  полицию
штата Нью-Джерси,  ФБР,  окружную  прокуратуру, окружною  контору  шерифа  и
Генеральную прокуратуру США.
     Римо  с Чиуном ушли,  а полисмены остались стоять на углу возле горящей
машины, вырабатывая  план, согласно которому кто-то  один напишет  рапорт, а
все  остальные  перепишут у него. Поскольку  полицейские  ненавидят  рапорты
больше, чем само преступление, идея всем пришлась по душе.
     - Давай  вернемся и  поглядим, что делается в  конторе этого  Зентца, -
предложил Римо.
     Когда они подбежали  к штаб-квартире  ПЛОТСа, оттуда  отъезжало  желтое
такси.  Они  поспешили  внутрь. Дверь  в  кабинет  Зентца  была  распахнута;
открытыми также оказались сейф и картотеки. Кто-то переворошил все  бумаги и
распотрошил архив.
     - Это она, та женщина, - сразу сообразил Римо.
     - Верно, - согласился Чиун.
     - Она унесла картотеку.
     - Это очевидно, - вымолвил Чиун.
     - Мы должны ее догнать! - воскликнул Римо.
     - Если это доставит тебе удовольствие, - раздалось в ответ.
     Выбежав  из  здания,  они бросились  за своей  взятой напрокат  машине,
стоявшей в квартале от здания ПЛОТС.  Римо уже открыл дверь и  полез внутрь,
как раздался голос Чиуна:
     - Ты что же, собираешься ехать в этом автомобиле?
     - Естественно, - удивился Римо. - А почему бы  нет? - Он протянул руку,
открыл противоположную дверцу, и Чиун  скользнул на переднее сиденье рядом с
ним. Римо включил зажигание, и мотор тихо заурчал.
     - Куда мы едем? - поинтересовался Чиун.
     - Я еще об этом не думал, - ответил Римо.
     - Так подумай, - посоветовал Чиун.
     И Римо подумал.
     - Едем  в  Ньюаркский аэропорт, - решил он. - Отсюда недалеко. Если эта
цыпочка удрала на такси, то, скорее  всего, она поехала  именно туда.  -  Он
кивнул, как бы соглашаясь сам с собой.
     Римо включил первую скорость, и машина тронулась с места.
     Плюх. Плюх. Плюх.
     - Что, черт возьми, происходит? - воскликнул Римо.
     - Четыре колеса перестали быть круглыми, - прокомментировал Чиун.
     - Неужели все четыре? - не поверил Римо.
     Чиун кивнул.
     -  Она проткнула  нам  шины, чтобы мы не могли  ее  догнать!  -  дошло,
наконец, до Римо.
     - Не расстраивайся, - успокоил его Чиун, - тебе это не идет.
     Римо остановил  автомобиль и заглушил мотор.  Выскочив из машины, они с
Чиуном побежали вперед. На углу Первой улицы  они заметили  такси и прыгнули
на заднее сиденье.
     Такси явно было гордостью хобокенского автопарка - ему удалось пронести
по  жизни и сохранить  все  изначально приданные ему крылья и колеса.  А это
было  совсем непросто,  особенно если учесть, что, хотя городская полиция не
покладая   рук  боролась   против   трехрядной   парковки   автомобилей   на
Вашингтон-стрит,  центральной  магистрали города, эта  улица  шириной  в сто
футов была  настолько забита  машинами, что езда  по ней на  чем-либо, кроме
велосипеда, служила серьезным испытанием крепости человека и стали.
     Шофер вопросительно взглянул на них.
     - Вообще-то я собрался домой, - произнес он.
     - Сначала в Ньюаркский аэропорт, а уж потом домой, - сказал Римо.
     - Не-е-е, - протянул шофер, - домой я еду прямо сейчас.
     Тогда Римо  взялся за виниловое покрытие переднего сиденья  и рванул на
себя.  Из  сиденья  вылетел большой клок поролона, обнажив стальные пружины.
Шофер посмотрел на  Римо,  на изуродованное сиденье, потом  снова  на  Римо,
кивнул и тронулся с места.
     - Собственно, Ньюаркский аэропорт тут недалеко.



     Предполагалось,  что  после  того, как  строительство Линкольновского и
Голландского  туннелей под  Гудзоном окупится,  портовые власти Нью-Йорка  и
Нью-Джерси  отменят  плату за проезд по ним.  Однако  портовые власти всегда
умудряются избегать подобных проявлений  великодушия. Туннели были пущены  в
эксплуатацию, но  плата за проезд сохранилась.  А  когда построили новые, то
плата для автомобилистов  даже поднялась, хотя стоимость туннелей уже десять
раз окупилась за счет налогов.
     Помимо    прочих    проектов,   портовая    администрация   осуществила
реконструкцию  Ньюаркского  аэропорта.  Аэропорт  получился  в  четыре  раза
больше,  чем  планировалось. Огромная  площадь  и  разветвленная  сеть  лишь
наполовину  загруженных дорог делали его самым надежным и удобным аэропортом
на всей континентальной части США.
     Поездка Римо  с  Чиуном стоила четырнадцать долларов пятьдесят  центов.
Римо дал  шоферу двадцать  долларов и  сказал, что  тот может оставить сдачу
себе. Чиун назвал это расточительством.
     - Он должен получить двадцать долларов  только  в том случае,  если так
написано  на  маленькой  коробочке. Зачем  же ты  дал ему двадцатидолларовую
бумажку, если на коробочке написано всего четырнадцать?
     - Это чаевые, - объяснил Римо. - В Америке так принято.
     - Что принято?
     - Добавлять немного денег за хорошую работу.
     -  Можно подумать,  ты заплатишь меньше, если работа  сделана  плохо? -
заметил Чиун.
     - Нет.
     - В таком случае ты идиот. Сейчас же получи сдачу.
     Весь  этот разговор происходил на заднем сиденье такси. Шофер,  который
еще не  успел обзавестись новейшими  нью-йоркскими  достижениями  в  области
безопасности,  а  именно  пуленепробиваемой  электрифицированной  стеклянной
перегородкой,  отделяющей его от пассажиров, проблесковыми маячками, которые
видны  за  четыре  мили,  и сиреной,  которая  способна  мертвого разбудить,
перегнулся через  сиденье  и  прислушался. Он  явно  был на  стороне  Римо и
одобрительно кивнул, когда тот сказал:
     - Мне сдача не нужна.
     - А мне нужна, - заявил Чиун и обратился к шоферу: - Сдачу, пожалуйста.
     Шофер покачал головой.
     - Это  американский обычай, приятель. Послушай  своего  дружка,  он все
правильно говорит. Такие крутые  ребята, как я, всегда получают на чай. Чуть
больше, чем причитается.
     - Так тебе хочется чуть больше? - спросил Чиун.
     Шофер  кивнул. Тогда Чиун взялся за  переднее сиденье -  по краям дыры,
оставленной Римо, - и сделал едва заметное движение рукой.  Теперь в сиденье
недоставало еще двух больших клоков.  Старый кореец открыл дверь и  вышел из
такси.
     Воспользовавшись  его  отсутствием,  Римо  протянул  таксисту  еще  две
двадцатидолларовые банкноты.
     - Починишь сиденье, - бросил он.
     На улице он сказал Чиуну:
     - Ты, я вижу, в прекрасном настроении.
     - Сам виноват. Кто познакомил меня с этим  животным, превращающим детей
в преступников? Весь вечер мне испортил.
     - Для него это знакомство тоже было не из приятных, - парировал Римо.
     Они  уже  подходили к автоматическим дверям аэровокзала, как  возле  их
такси затормозил какой-то  черный автомобиль. Из  него вышли  двое в строгих
темно-синих костюмах. Войдя в двери, Чиун произнес:
     - Видел их?
     - Ага, - не оборачиваясь, ответил Римо. - Двое.
     Возможно, это наш шанс.
     Чиун  кивнул.  Они с Римо двинулись в южный конец здания, стараясь идти
как  можно  медленнее и не забывая убедиться в том, что мужчины  из  черного
автомобиля не потеряли их из виду.
     - Я знаю,  почему ты  так злишься,  - начал  Римо. Чиун  хранил  гордое
молчание. - Ты расстроился из-за того, что я не стану просить Смитти послать
тебя на Олимпиаду.
     -   Ничего   страшного,  -  ответил  Чиун.  -   Я  сейчас  прорабатываю
альтернативный вариант.
     Они  поднялись на  второй этаж. Сходя с  эскалатора, Римо почувствовал,
как  лента напряглась  -  это  мужчины встали  на  ступени сзади них. Римо с
Чиуном повернули  налево.  Впереди  Римо  заметил  дверь с  табличкой  "Вход
воспрещен".  Они  быстро  скользнули  в  нее.  Это  было багажное отделение.
Комната была пуста.
     Римо   держал    дверь   приоткрытой   достаточно   долго,   чтобы   их
преследователи, сойдя с  эскалатора, поняли, куда идти. Затем  прошел  вдоль
дальней стены и шепнул Чиуну:
     - А теперь веди себя прилично.
     - Я и пальцем не шевельну,  -  ответил  тот, отвернулся к окну и сложил
руки на груди.
     Тут в комнату  ворвались преследователи,  держа  руки  в карманах,  где
прятали оружие. Они были явно удивлены, увидев, что  Чиун повернулся спиной,
а Римо небрежно прислонился к стене, словно поджидая их.
     - Входите, не стесняйтесь, - пригласил Римо. - Места всем хватит.
     Вошедшие оказались смуглыми темноволосыми парнями с узкой полоской усов
над верхней губой. Один из них улыбнулся, поплотнее закрывая за собой дверь.
Как  по  команде,  они вынули  руки  из  карманов, и  на свет появились  два
автоматических пистолета.
     -  Хорошо, - произнес  Римо,  - а теперь представьтесь.  Кто  вы? Лучше
скажите сами, пока в разговор не вступил мой друг.
     Мужчины нехорошо улыбнулись. Чиун продолжал стоять ко всем спиной.
     - Неважно, кто  мы, - у говорящего был сильный  акцент,  совсем недавно
Римо уже где-то слышал такой. - Гораздо интереснее узнать, кто вы.
     - А, мы-то... Я Римо. А это  Чиун.  Мы секретные  агенты и работаем  на
правительство США. А вы?
     - Мы представляем... - начал было один.
     - Ахмир, - резко перебил другой, приказывая замолчать.
     - Итак, это ваше последнее слово? - проговорил Римо.
     -  Последнее слово,  какое  вам доведется  услышать,  - заявил один  из
мужчин, наводя на Римо пистолет. Второй нацелил дуло в спину Чиуну.
     - Чиун, кончай валять дурака, - обратился Римо к корейцу.
     Тот  поднял  руки,  показывая,  что   сдается.  Римо  покачал  головой,
внимательно  наблюдая за руками мужчин.  Их разделяло девять футов. У  того,
что  целился в Чиуна, напрягся указательный палец правой руки.  Указательный
палец  другого  оставался спокойным.  Римо заметил, что  палец,  лежащий  на
спусковом крючке пистолета, нацеленного на Чиуна, напрягся сильнее.
     Вдруг Римо рванулся вправо, отчего нацеленный на него пистолет качнулся
в  сторону.  Прозвучал  выстрел,  но Римо нырнув,  словно  пловец, уже успел
отпрыгнуть  влево,  стараясь держаться параллельно  полу. Он  схватил  руку,
сжимавшую нацеленный на Чиуна пистолет,  в тот момент,  когда его обладатель
уже начал спускать курок, и пуля вошла в пол, не причинив никому  вреда. Тут
второй из нападавших пришел в себя и снова прицелился в Римо,  но выстрелить
ему не удалось - Римо сделал быстрое движение правой ногой,  подцепил оружие
кончиком  большого  пальца  и так ловко  перевернул, что оно  вошло в  горло
стрелявшему  дулом вперед. Глаза у того  полезли на  лоб,  потом взгляд  его
затуманился и бандит рухнул на пол.
     Тут  другой бандит, которого  Римо держал за руку, вырвался и попытался
ударить его тяжелым автоматическим пистолетом по голове. Он сделал это чисто
механически, используя  то, что попалось под руку, и Римо ответил так же, не
задумываясь. Он резко выбросил вперед  правую руку - удар пришелся чуть выше
солнечного  сплетения. Послышался  хруст костей, звук  разрываемой ткани,  и
второй бандит упал замертво.
     Два трупа. Римо стоят, с отвращением глядя на них.
     - Теперь, надеюсь, твоя душенька довольна? - спросил он Чиуна.
     -  Да-да,  -  ответил  тот.  -  Я никогда  не видел  ничего  подобного.
Интересно,  а  ты  знал, что багаж  пассажира  самолета  спускается  вниз по
длинному  желобу,  а  потом  ездит  по  кругу по специальному  транспортеру?
Посмотри, как интересно! - Стоя на цыпочках,  он  вытягивал шею, чтобы лучше
разглядеть, как возвращается багаж,  указывая вниз и  призывая  Римо подойти
посмотреть.
     Но Римо, не обращая на него  внимания, обыскал бандитов и нашел то, что
искал, - их документы.
     -  Ты только посмотри,  Римо,  - взывал Чиун.  - Вот  здорово. Чемоданы
спускаются вниз,  а потом ездят по кругу, и если кто-то не успел сразу взять
свои чемодан, то  чемодан возвращается  еще и еще раз. И как так получилось,
что я никогда этого не видел?
     - Ты слишком ленив, чтобы таскать чемоданы, - заметил Римо.
     -  Это  несправедливо  с  твоей  стороны,  -  обиделся  кореец и  снова
повернулся к окну.
     - Ах,  значит, тебе  нравится, - пробурчал Римо себе поднос. - Нравится
смотреть  на транспортер  с багажом? Тогда посмотри на это. - Он взял  трупы
под  мышки,  оттащил в  соседнее  помещение  и  положил  на ленту конвейера.
Мгновение  спустя  оба тела,  искаженные предсмертной  конвульсией, с широко
открытыми глазами, съехали  головой  вперед по  багажному желобу  и упали на
транспортер.  Сначала  они  образовали небольшой затор,  но  затем принялись
спокойно вращаться на  транспортере вместе с  чемоданами. Женщины завизжали,
дети   подбежали  поближе,  чтобы  лучше  разглядеть.   Мужчины   озадаченно
переглянулись и пошли звать полицию.
     Чиун еще некоторое время наблюдал за движением багажа, потом отвернулся
от окна и посмотрел на подошедшего Римо.
     - Молодец, Римо, -  похвалил  он. -  Благодаря  тебе все стало  намного
проще.
     - Пошли, - бросил Римо, - у нас много дел.
     ... Мустафа Каффир выключил  свет  и выглянул из окна  своей спальни  в
представительстве  Ливии  -  дабы,  по  своему  обыкновению, убедиться,  что
полиция города Нью-Йорка, как всегда, на своем посту.
     Через  полчаса  раздался  тихий  стук,  дверь  спальни отворилась, и  в
мимолетном отблеске  света, проникшего из коридора,  показалась женоподобная
фигура  секретаря.  Он бесшумно прошел по ковру, сбросил долгополый халат  и
скользнул  к  Каффиру в постель. Любовники мгновенно заснули в объятиях друг
друга и крепко  спали  до тех пор,  пока, час  спустя, Каффира не  разбудило
прикосновение  к  плечу.  Он  чуть было не вскрикнул, но чья-то сильная рука
зажала ему рот.
     В скудном лунном свете,  падающем из окна,  он узнал суровые черты лица
американца, который  накануне  расспрашивал его  о Бобби Джеке Биллингсе. На
пороге позади американца маячила еще одна  фигура. В  темноте  Каффир не мог
как следует рассмотреть второго гостя  - он видел только,  что это невысокий
хрупкий человек в долгополых  одеждах, -  но тут внизу проехала  машина, и в
свете фар Каффир разглядел,  что у дверей стоит престарелый кореец. В тот же
момент американец прошипел ему прямо в ухо:
     -  Думаю, не  стоит  будить вашего юного друга. Но в таком  случае  вам
придется говорить правду. Ясно?
     Каффир помедлил с ответом, и, видимо, поэтому почувствовал вдруг резкую
боль в плече,  словно его ударили ножом. Боль быстро прошла, но тем не менее
он энергично закивал годовой.
     -  Меня интересует  та девушка, высокая блондинка.  Вы сказали,  что не
знаете ее, - начал Римо.
     Каффир замотал головой.
     - Вы спросили, обращалась ли она ко мне с вопросами. Я ответил - нет.
     - Не занимайтесь казуистикой. Где она сейчас?
     - Уехала в Бостон.
     - Зачем?
     Каффир заколебался и тут же снова почувствовал боль в плече.
     - А вы знаете, чем она занимается? - поспешно произнес он.
     - Вот вы и расскажите, - предложил Римо.
     - Ищет того человека, который пропал.
     - Бобби Джека?
     Каффир  кивнул. Лежавший  рядом юный  любовник  заворочался  во сне,  и
Каффир прошептал:
     - Она сказала, что в Бостоне есть зацепка.
     - Какая зацепка?
     -  Она не  уточнила. Просто позвонила и сообщила,  что едет в Бостон. И
еще попросила двух людей, чтобы проводили ее в аэропорт.
     - Ясно, - бросил Римо. - Мы их встретили.
     - Неужели? - заинтересовался Каффир.
     -  Да. К  ужину можете их не ждать.  А она  случайно не  упомянула, где
именно собирается остановиться в Бостоне или кого намерена там повидать?
     - Нет, - ответил Каффир. - Не упомянула. Клянусь.
     - Она работает на вас? - спросил Римо в лоб.
     - Да. Я имею в виду, на мою страну.
     - А зачем вам так понадобился Бобби Джек?
     -  Мы рассчитывали, что  если  мы  его найдем а  доставим  в  целости и
сохранности зятю, то благодарность президента, возможно, примет какое-нибудь
материальное воплощение... - объяснил Каффир.
     Римо кивнул.
     - Ну, смотрите, если вы мне лжете... Короче, я надеюсь, что вы говорите
правду.
     -  Честное слово,  -  проговорил Каффир, - честное слово.  - Он немного
успокоился, услышав  глубокое  дыхание  любовника.  Это  придало  ему силы и
уверенности в себе. - Я говорю правду, - повторил он.
     - Если нет, - предостерег Римо, - я еще вернусь.
     С  этими  словами  американец  исчез  так же  быстро  и  бесшумно,  как
появился. С ним исчез и кореец, стоявший у дверей. Чисто инстинктивно Каффир
потянулся   к   телефону.  Надо  кому-нибудь  сообщить.  Но  кому?   Охране.
Начальству. Все равно кому. Его рука медленно легла на телефон.
     А с  другой  стороны,  чего беспокоиться, подумал он.  В  конце концов,
американец,  кем бы  он  ни  был,  мало  что  узнал.  Если  бы  американское
правительство   знало   больше,   то   Вашингтон   завалил   бы    ливийское
представительство нотами  протеста  и  от посетителей не было  бы  отбоя.  А
американец со своим  корейцем, скорее всего, просто любители, и на этом пути
их могут  подстерегать фатальные неожиданности. Он  убрал  руку  с телефона.
Какой смысл что-то кому-то рассказывать? Что это ему  даст? По крайней мере,
сейчас. Он  начал  было устраиваться  в постели, но тут ему в  голову пришла
мысль.   Может  быть,   стоит  поставить  в  известность  Джессику   Лестер?
Предупредить  ее?  Он  покачал головой.  Пожалуй,  в этом  нет нужды. Она  в
состоянии сама позаботиться о себе.
     Крепкими,  мускулистыми   руками  он  обнял  любовника,  который  нежно
замурлыкал во сне. Тогда Мустафа Каффир тоже закрыл глаза и спокойно уснул.



     На борту самолета "ДС-9", выполнявшего рейс в Бостон, Римо  поделился с
Чиуном своими  соображениями относительно полученной информации, а  тот, как
всегда в самолете, не отрывал глаз от крыла, желая удостовериться, что с ним
все в порядке.
     - Это Джессика похитила Бобби Джека, - объяснял Римо. - И спрятала  его
где-то в Бостоне. Что  касается ливийца, то он говорит правду. Скорее всего,
им-то  она  и попытается  продать Бобби  Джека. -  Молчание Чиуна раздражало
Римо. - Вот к чему мне удалось прийти.
     Чиун медленно отвернулся от иллюминатора. Далеко внизу смутно виднелись
разбросанные тут и там огни большого города.
     - Рассказывал ли я тебе, - вопросил Чиун, - как великий  учитель Тан Си
приготовил суп из гвоздя?
     -  Нет.  И,  честно говоря, меня это не очень интересует,  -  признался
Римо.
     - Давно это было, много столетий  прошло с тех пор, - начал Чиун. - Тан
Си был  одним  из первых величайших мудрецов,  и хотя он  был  не  настолько
велик, как несравненный Ван, но и он был совсем неплох. В  широком  смысле я
бы поставил его в один ряд...
     - Слушай,  папочка, -  перебил его Римо, - если ты все-таки собираешься
продолжать, нельзя ли покороче?
     -  Это  случилось в тот  год, когда  деревня  Синанджу  оказалась перед
угрозой голода. Времена были тяжелые, народ обеднел. Тан Си на много месяцев
покинул деревню, и  беднякам было совсем нечего есть. Но что  еще хуже,  они
уже собирались отправить детей обратно в океан.
     Римо тихо застонал.
     - Знаю, Чиун, знаю  Очень бедные люди... трудные времена... детей нечем
кормить... деревенские  жители  бросают  их в Желтое море,  и это называется
отправлять детей обратно в океан... Ты мне об этом уже рассказывал.
     - А  ты очень  плохо воспитан, - вскользь заметил Чиун. -  ...Но  когда
великий Тан Си вернулся, отчаявшиеся люди сказали ему:  "Ты должен накормить
нас,  Учитель,  даже  если  для этого  тебе понадобится явить чудо". И тогда
мудрец огляделся вокруг  и увидел, что сети порваны  и  в скудную  почву  не
брошены  семена. Рассердился он, но не подал  вида, а только изрек. "Если вы
хотите чуда,  я  покажу вам, как  приготовить  суп  из  гвоздя".  Он  нагрел
огромный котел воды и бросил туда железный гвоздь. Когда вода закипела, люди
заглянули в котел,  но супа  там  не нашли,  а  обнаружили всего лишь воду и
железный  гвоздь  на дне. И тогда  полез  великий  Тан Си к себе в котомку и
достал оттуда морковь, и  зеленую редьку, которая растет у нас, и каштаны, и
кролика, которого сам  поймал, и вскоре на огне дымился  ароматный суп. "Вот
так,  - сказал  мудрец,  -  готовится суп  из  гвоздя: много  воды,  гвоздь,
несколько морковок,  зеленая редька,  кролик  и каштаны".  - Чиун замолчал и
отвернулся к иллюминатору.
     Римо похлопал его по плечу.
     - Я не очень понял, на что ты намекаешь?
     Чиун посмотрел на Римо и покачал головой.
     - Мудрец  хотел сказать людям, что, конечно, хорошо мечтать  о чудесах,
но гораздо лучше, если бы они в его отсутствие ловили  рыбу и засевали поля.
Вот что  великий  учитель  Тан Си  хотел сказать нашему народу.  -  Он снова
отвернулся к окну.
     Почти  до самого  Бостона  Римо обдумывал притчу,  потом снова похлопал
Чиуна по плечу. Старец, удовлетворенный тем, что крыло за время всего полета
так и не изменило своего положения, бросил на Римо довольный взгляд.
     -  Я так и  не понял, - произнес Римо. -  Какое отношение  твой рассказ
имеет к нашему случаю?
     - А такое, что ты пытаешься  приготовить  суп из гвоздя. Только  у тебя
нет ни морковки, ни зеленой редьки, которую у нас так любят, ни каштанов, ни
кролика. У тебя нет ничего, кроме гвоздем засевшей в голове дурацкой идеи.
     Римо упрямо сложил руки на груди.
     - Я считаю,  что все  обстоит  именно так, как  я сказал. - Он устремил
тяжелый взгляд  в конец салона. Стюардесса перехватила этот взгляд и в ужасе
отвернулась.
     - Ты можешь считать что угодно, - заметил Чиун - Но  это не значит, что
ты прав.
     -  Ты просто злишься из-за Олимпиады, - попытался  уколоть  его Римо. -
Поэтому все время и нападаешь на меня.
     - Нет, - ответил Чиун - Эту проблему я уже решил.
     - Да ну?
     - Да.  Поскольку я  не  могу позволить себе  в борьбе за золото  носить
трусы  и футболку, ты сделаешь это  за меня  -  ты ведь не боишься выглядеть
смешным.
     - Я? - удивился Римо.
     -  Да. Ты  поедешь на соревнования, будешь  бегать и прыгать и завоюешь
кучу медалей. А  когда  вернешься  домой, я  стану твоим менеджером и сделаю
тебя таким богачом, каким тебе и не снилось.
     - Если я соглашусь, ты перестанешь меня шпынять?
     - Вполне возможно, - кивнул Чиун.
     -  Я  подумаю,  - сказал Римо. - Но если я все же за  это  возьмусь, то
хотел  бы,  чтобы  все  заработанные  наши  деньги  делились  в  соотношении
девяносто к десяти.
     Чиун покачал головой.
     - Не думай, что я такой жадный. Ты можешь оставить себе  все пятнадцать
процентов.
     - Мне? Пятнадцать процентов?
     - Ну, хорошо, десять. Сейчас не время и не место пререкаться.
     - Папочка, - произнес Римо.
     - Да, сынок?
     - Иди приготовь суп из гвоздя.
     Хотя  было  далеко за  полночь,  Римо  позвонил  Смиту  из  бостонского
аэропорта Логан. Бросив на Чиуна многозначительный  взгляд, он поведал Смиту
свою теорию о том, что Бобби Джека Биллингса похитила высокая блондинка.
     - Римо, это смешно, - отозвался Смит.
     -  Ах, так?  Ну, раз  вы  с Чиуном такие умные, тогда сами и расскажите
мне, что происходит.
     - Эту женщину зовут Джессика Лестер? - спросил Смит.
     - Кажется, да.
     - Хорошо. Давайте исходить из того, что Джессика Лестер, как и вы, ищет
Биллингса.  Ниточка привела ее в  ПЛОТС, а потом она узнала нечто такое, что
заставило ее вылететь в Бостон.
     - А как насчет ливийцев? - поинтересовался Римо.
     -  Они первыми  узнали о том,  что Биллингс пропал, - объяснил  Смит. -
Может быть, выдуманная в  Вашингтоне  история о том, что он  пьет где-то  на
выезде, их не убедила. Подождите минуточку.
     Римо слышал, как Смит перебирает какие-то бумаги у себя на столе.
     - Вот, Римо, нашел. Джессика Лестер. 32 года. Паспорт британский. Родом
из  Южной  Африки. Семь лет  работала  на  МИ-5.  Выдающиеся  способности  к
оперативной  работе.  Меткий  стрелок,  в  совершенстве  владеет  искусством
рукопашного боя. Четыре  года назад вышла в отставку. Известно,  что частным
образом работает на  разведки разных стран.  - Смит прекратил  чтение. - Вот
так. Скорее всего, ливийцы наняли ее, чтобы найти Биллингса.
     - Что ж, возможно, - сухо бросил Римо.
     - По крайней мере, это вероятнее, чем ваша идея, - заметил Смит.
     - Смитти, - произнес Римо.
     - Да?
     - Пойдите приготовьте суп из гвоздя.



     Возле  аэропорта  Логан  в Бостоне  выстроилась длинная вереница желтых
такси. Римо внимательно  осмотрел их, прежде чем нашел самое аккуратненькое,
чистенькое,  непомятое. Для того, что  он  задумал,  была  необходима  самая
лучшая  из  всех имевшихся  в наличии машин,  и хотя приличный  внешний  вид
автомобиля не мог однозначно характеризовать  его  водителя, Римо решил, что
выбор сделан верно.
     Итак, Римо выбрал шестое  по  счету такси,  и  они  с Чиуном залезли на
заднее сиденье.
     Водитель  был  худощав,  с  рыжими  волосами  и  бородой.  Если  верить
табличке,  прикрепленной  рядом со  счетчиком, звали его Айзек Кейси. Однако
как только друзья сели в машину, он обернулся к ним и сказал:
     - Извините,  но вам следовало  занять места  в  такси, которое стоит на
стоянке первым.
     Римо полез в  карман  и,  достав оттуда несколько  скомканных  банкнот,
вложил Кейси в руку.
     - Вот,  - произнес он. - Поделитесь с остальными. Нам нужна именно  эта
машина.
     Кейси вылез из автомобиля и прошел  вдоль  цепочки такси.  Вернулся  он
минуты через две.
     - О'кей, сэр. Так нам куда?
     Римо протянул руку и сунул Кейси стодолларовую купюру.
     -  На самом деле мне  нужна только  информация. Я ищу женщину,  которая
прилетела пару часов назад. Это высокая  блондинка,  очень  высокая.  Скорее
всего,  в  джинсах.  Зовут  ее  Джессика  Лестер. Сногсшибательная  женщина.
Возможно,  на ней  были большие  круглые очки,  как  теперь носят.  Мне надо
знать, где она остановилась.
     - Это не так просто.
     - Понимаю. Но я  готов платить.  Эта  сотня  - только задаток.  Еще две
сотни, если поможешь ее найти.
     - Ну, хорошо,  - согласился  Кейси. - Но, возможно, придется поколесить
по городу. Хотите поездить со мной?
     -  Нет, мы подождем в  кафе.  Когда что-нибудь  узнаешь, сообщи нам. Мы
будем здесь, -  с этими  словами  Римо открыл дверцу и вылез из машины; Чиун
последовал за ним.
     - Я постараюсь, мистер! - крикнул ему вдогонку таксист.
     - Уж постарайся, - бросил Римо.
     Они с Чиун направились обратно в здание аэропорта.
     - Не нравится мне это, - произнес вдруг Чиун.
     - Что именно?
     - Сидеть в кафе, ждать...
     - Может, у тебя есть идея получше?
     -  Ты   должен  тренироваться,  -  ответил  Чиун.  -  Бегать,  прыгать,
готовиться к борьбе за золотую медаль.
     Они просидели в кафе два часа, попивая лимонад и то и дело давая на чай
официантке, чтобы та их не тревожила. Наконец появился Айзек Кейси.
     -   Я  нашел  ее,  -  сообщил   он.  -   Она  в  гостинице   "Билтмор".
Зарегистрировалась под именем Дениз Иствуд.
     Римо  поднялся.  Нашарил  в  кармане  еще  две стодолларовых  купюры  и
протянул их Кейси.
     - А теперь, - сказал он, - отвези нас туда.



     Джессика Лестер  расправила  лямки ночной  сорочки  из белого  нейлона,
откинула с кровати  покрывало  и, по привычке, переложила маленький пистолет
25-го калибра из косметички под подушку.
     Завтра.  Она  была  уверена,  что  завтра  доберется   до  Бобби  Джека
Биллингса. А потом? Ее не волновало, что потом. Ее миссия будет завершена.
     Мгновенно  заснув  на  спине сном  невинного  младенца,  она продолжала
почивать в этом довольно  уязвимом положении, скорее  подобающем царственной
особе и говорящем о ее вере в людей и согласии с миром.
     Она  не   знала,   сколько   она  проспала,  как  вдруг   почувствовала
прикосновение к плечу и услышала голос, шепнувший ей на ухо:
     - Итак, Джессика, где он?
     Она  дернулась  и  резко села  в постели. Потом  посмотрела  налево.  В
неясном свете луны,  падающем из окна номера на  двадцать  первом этаже, она
разглядела  лицо  Римо  и  узнала  в  нем  человека,  которого  встречала  в
штаб-квартире ПЛОТС, - уже тогда он показался ей  очень опасным и она отдала
приказ его нейтрализовать.
     Он лежал в ее постели и смотрел  на нее. Она повернулась к  нему лицом,
опершись левой рукой  на  подушку.  Правой рукой  она нащупала  пистолет  и,
коснувшись холодного металла, почувствовала себя увереннее.
     - Что вы здесь делаете? - спросила  она, глядя на дверь: съемный замок,
который она всегда  возила  с собой, был  на месте. Стул, который она  перед
сном вставила в ручку двери, оставался в прежнем положении.
     - Ищу Бобби Джека Биллингса, - сообщил Римо.
     - А как вы сюда попали? - поинтересовалась она.
     - Если бы я сказал, что вскарабкался на наружной стене, вы бы все равно
не поверили,  так  что  лучше  оставим это и перейдем к  следующему вопросу.
Итак, где он?
     - Кто такой этот Бобби? Или как его там?
     - Извини, детка, но  так  не  пойдет. Речь идет о  Бобби Джеке,  шурине
президента, которого ты, как и я, давно ищешь. Ну, так где он?
     - На кого вы работаете? - спросила она.
     - На правительство, - небрежно ответил Римо. - С самого начала я иду за
тобой по пятам.
     - Не знаю, что вы имеете в виду, но у  вас, должно быть, крепкие нервы,
раз вы осмелились вломиться сюда...
     - Я не вломился. Я залез.
     -  Вломились  в  комнату  и  залезли   ко  мне  в  постель.  Я   позову
администратора.
     - Хорошая  мысль, - согласился Римо. - Только не  забудь позвать и ФБР,
чтобы мы могли притянуть тебя за шпионаж.
     Теперь  ее пальцы удобно покоились  на рукоятке  пистолета,  и ощущение
холодного металла в  руке окончательно вселило в нее чувство уверенности. Не
будет  ничего плохого в том, подумала она, чтобы побеседовать с этим  Римо и
выяснить, что ему  известно. Если  никто, кроме  него, про нее не знает, это
одно дело; если же у нее на хвосте куча агентов, то кое-какие планы придется
пересмотреть.
     - Я обычно не даю интервью в постели, - произнесла она.
     -  Сделай  для  меня  исключение, -  попросил  Римо. Протянув руку,  он
коснулся  ее  шеи прямо  под подбородком.  По  коже пробежал холодок, и  она
инстинктивно отпрянула.
     - Только без рук, - предупредила она.
     - Как вам будет угодно, - Римо сложил ладони на груди.
     Джессика увидела,  что он безоружен. Она снова откинулась на подушку  и
стала пододвигать руку с пистолетом в  сторону Римо. Вот уже дуло  находится
всего в нескольких дюймах от его головы.  Одно неосторожное движение -  и он
труп!
     - Что еще вы знаете обо мне? - спросила она.
     - Достаточно.  Тебя  зовут  Джессика Лестер.  Ты работала на британскую
разведку, а сейчас  работаешь сама на  себя. Тебя наняли ливийцы, и ты ищешь
Бобби Джека, хотя я пока толком не знаю зачем. Так зачем?
     - Откуда вам известно, что я работаю на ливийцев? удивилась она.
     -  Я должен был сразу догадаться  - ведь ты  не стала расспрашивать их,
как расспрашивала  охранников. Это должно было  навести меня на мысль,  но я
почему-то не  придал этому значения. Раз ты с ними не говорила, значит, тебе
было не о чем с  ними разговаривать,  то есть  ты  уже получила  от  них всю
необходимую информацию, а это возможно лишь в том  случае, если  ты  на  них
работаешь.
     - Забыла их предупредить, чтобы не говорили, будто я беседовала с ними.
- В темноте она разглядела, как Римо покачал головой.
     - Это  бы не помогло: я  бы все равно узнал  правду. Но  так или иначе,
сегодня я побывал у них еще раз, и они признались, что наняли тебя.  Сколько
они тебе платят?
     - Сто тысяч, если я найду Бобби Джека прежде, чем вы. И еще столько же,
если мне удастся его к ним привезти.
     - Кому же он там сдался? - поинтересовался Римо.
     - Не знаю, не спрашивала, хотя  полагаю, что они  рассчитывают добиться
от  президента  каких-то  уступок,  если  смогут   заполучить  Бобби  Джека.
Насколько мне известно, они хотят приобрести плутоний.
     - Возможно, - протянул Римо. - А знаешь, ты ничего.
     - Спасибо. Не могу с вами не согласиться.
     - Ты  здорово обвела меня вокруг пальца  - тогда в  ПЛОТСе. Меня ввел в
заблуждение  платок у  тебя  на  голове.  Я-то  искал  высокую  блондинку  с
длинными, заплетенными в косы волосами, поэтому тебя и не засек.
     -  На это я и рассчитывала. И никакого  риска. - Она почувствовала, что
Римо гладит ее по коленке. Это было приятно, к тому же пистолет под подушкой
попрежнему внушал  ей  спокойствие и уверенность. Римо  передвинул руку  под
коленку, и она едва удержалась, чтобы не дрыгнуть ногой.
     -  А откуда ты узнала про ПЛОТС? - спросил Римо. - Про записку от Бобби
Джека?
     -  Должно быть, президент проговорился  своему пресс  секретарю. А  тот
вечером был на коктейле, выпил  лишнего и по неосторожности  ляпнул что-то в
присутствии моей знакомой, которая передала это мне.
     - Так просто?
     - Как все в нашей работе, - отозвалась Джессика.
     Римо был не согласен  с ней:  ему их  работа казалась крайне сложной  и
утомительной, но спорить он не стал. В левой ноге слились наслаждение и боль
-  у нее возникло ощущение, будто онемевшая, конечность вновь возвращается к
жизни.  Джессика Лестер уже приняла решение убить непрошеного гостя, но пока
с этим можно повременить, подумала она. А  вдруг  у него еще что-то на  уме?
Пристрелить его никогда не поздно.
     -  Это не  просто какая-то  женщина на  каком-то коктейле, - продолжала
Джессика. -  Женщина  специально работает  на  меня. Она  взяла  за привычку
всегда стоять рядом  с теми обитателями  Белого дома, у  кого длинный язык и
кто слишком много пьет.
     - Понятно, - кивнул Римо.
     - А кто вы? - задала Джессика встречный вопрос.
     - Об этом немного позже. Итак, куда же привела ниточка из ПЛОТСа?
     Она  слегка  вытянула  ногу,  как  будто  для  того,  чтобы  дать  Римо
возможность  гладить  ее по всей длине. Он  откинулся  на  подушку и поменял
руку.
     - Я стащила архивы,  пока вы сидели там  с этим  алкоголиком Зентцем, -
объяснила она,  - и узнала, что  спонсором был Эрл Слаймон. Вот я и приехала
сюда, чтобы его повидать.
     - Эрл... а дальше как?
     - Эрл Слаймон. Он банкир. Я как раз собиралась утром с ним встретиться.
     - А какое он имеет ко всему этому отношение?
     -  Не знаю. Знаю только,  что он  дал  деньги  на организацию ПЛОТСа. И
потребовал, чтобы они  были максимально открытыми.  Кстати, что случилось  с
Зентцем?
     - Он сгорел.
     - Ай-ай-ай.
     - Да-да,  очень печальная история. -  Теперь рука Римо  поглаживала  ее
бедро.
     - А что тебе нужно от меня? - спросила Джессика.
     - А как ты думаешь? - прозвучал ответ.
     Джессика повернулась  на  бок и тесно прижалась к Римо. Она помогла ему
освободиться от  одежды, и  через несколько минут  наступил  тот  волшебный,
исполненный неги миг, когда  она  и думать забыла о  пистолете. Вдруг  голос
Римо вернул ее к действительности:
     - Я хочу, чтобы ты для своего же блага уехала отсюда.
     Джессика  отодвинулась  на свою  половину  кровати.  Французы  называют
оргазм "le  petit mort" -  "маленькая смерть".  Еще мгновение она  бессильно
лежала в объятиях маленькой смерти,  как вдруг вспомнила, что есть и  другой
вид смерти - настоящий.
     Протянув руку, она вытащила пистолет у Римо из-под подушки.
     - Извини, - только и вымолвила она.
     -  Что  такое?  -  поинтересовался  Римо,  приподнимаясь   на  локте  и
заглядывая ей в лицо. - За что ты извиняешься?
     - За то, что должна тебя убить.
     - Да неужели? - воскликнул Римо.
     - Прощай, - произнесла она, приставив дуло к его виску.
     - Пока, - отозвался Римо.
     Она спустила  курок.  В тишине спальни  раздался громкий  металлический
щелчок, но  выстрела  не  последовало.  В  бешенстве  она  снова  нажала  на
спусковой крючок - и вновь осечка.
     - Не стоит так волноваться, - успокоил ее Римо. -  Неужели  ты  решила,
что я оставлю у тебя под подушкой заряженный пистолет?
     Волна гнева захлестнула Джессику.
     -  Им можно воспользоваться и по-другому, -  прошипела она и попыталась
изо всех сил обрушить пистолет на голову Римо.
     - И другой способ себя защитить, - парировал Римо.
     Тут  она почувствовала,  как его рука поймала пистолет  и тот замер  на
месте, словно наткнувшись на стену. В следующий момент пистолет вынули у нее
руки, и она ощутила, будто  ей на живот, одна за  другой,  закапали холодные
металлические  капли. Опустив взгляд, она поняла,  в  чем дело: ночной гость
ломал пистолет на куски.
     Наконец Римо выпрыгнул из кровати.
     -  Видишь  ли,  - беззаботно  произнес  он,  если  я еще  хоть  немного
задержусь, у меня полетят все запланированные  визиты. - С  этими словами он
подошел  к  окну и взглянул на Копли-сквер. Затем, пошире открыв раму, вновь
обернулся к Джессике.
     -  Джессика, -  проговорил  он, - я серьезно. На этот раз ты проиграла.
Собирай  вещи  и уезжай,  иначе  при  нашей следующей встрече  мне  придется
сделать то, чего я бы совсем не хотел.
     - Хорошо,  - согласилась она. - Я понимаю. - И тут  до  нее  дошло, что
Римо  действительно  собирается  лезть в  окно.  Она  еще раз посмотрела  на
обломки пистолета  и  неожиданно осознала, что он вполне способен на это.  -
Только один вопрос, - попросила она.
     - Давай.
     - Почему ты залез в окно, вместо того чтобы войти в дверь?
     - Видишь ли, мой менеджер хочет, чтобы я начал готовиться к Олимпиаде.
     Не успела она задать новый вопрос, как он уже выбросил ноги в окно. Она
ожидала услышать крик сорвавшегося человека,  но  крика не  последовало, все
было тихо. Хотела было выглянуть на улицу, но что-то остановило ее.
     Вместо этого она  быстро  поднялась,  включила свет  и принялась кидать
вещи в чемодан, благо их было не так уж много. Пусть теперь ему известно имя
Эрла Слаймона, все равно она на  два корпуса опережает его. Она  еще  успеет
сделать дело и незаметно уйти, прежде чем он снова нападет на ее след.
     В самом разгаре сборов  она остановилась - можно  сделать  кое-что еще,
чтобы выиграть время. Найдя в телефонном справочнике нужный номер, она сняла
трубку.
     - Добрый вечер! Квартира мистера Слаймона? Вы меня не знаете, но я хочу
предупредить,  что  кое-кто планирует сегодня ночью  совершить нападение  на
мистера Слаймона у него дома. - Она молча выслушала ответ. - Да, - некоторое
время спустя произнесла  она, - на  его бостонскую  резиденцию. Бандит скоро
появится. Его зовут Римо.



     Римо позвонил Смиту из автомата на Копли-сквер.
     - Вам удалось найти женщину? - спросил Смит.
     -  Да,  -  ответил Римо. - Насчет  нее не беспокойтесь. Кто  такой  Эрл
Слаймон?
     На другом конце трубки воцарилось молчание.
     - При чем тут Эрл Слаймон? - наконец произнес Смит.
     - Это тот, кого она приехала повидать.
     Из-за телефонной  будки  появился  Чиун  и  знаками  показал Римо, что,
разговаривая со Смитом, он должен бегать взад-вперед. Римо покачал  головой.
Тогда Чиун сам совершил небольшую пробежку, чтобы подать пример.
     -  Черт  меня подери,  если я  стану  прыгать, как идиот, в  телефонной
будке! - заявил Римо.
     Чиун пожал плечами, а Смит спросил:
     - Кто вас просил прыгать в телефонной будке?
     - Бог с ним, - буркнул Римо. - Так как насчет Слаймона?
     -  Это  осложняет  дело,  - изрек  Смит.  - Слаймон - банкир с широкими
связями  в  преступном мире. Большое жюри  собиралось провести расследование
его роли в финансировании последней президентской кампании, и... нет, только
не это.
     - Что такое? - перебил Римо.
     -  Другое  большое  жюри занималось Биллингсом, выяснением  того, какое
отношение он имел к финансированию избирательной кампании зятя.
     - Так вот она, наша ниточка!
     - Час от часу не легче, - буркнул Смит.
     - Почему?
     - Представьте себе,  что  через Биллингса  деньги,  нажитые  преступным
путем, поступали в фонд  президентской  кампании.  А теперь  Биллингс исчез.
Понимаете, что это может означать!
     - Нет, - признался Римо.
     -  Возможно, это именно то, чего мы боялись. Быть  может, за похищением
стоит сам  президент.  Может,  Слаймон не  по своей  воле похитил Биллингса,
чтобы тот не проговорился, - может, это президент приказал похитить его.
     - Ну,  это  ваши  проблемы, - заявил Римо.  -  Мое дело  -  найти этого
субъекта.  Скажите-ка  лучше  адресок Слаймона.  -  Он  подождал,  пока Смит
запросит  свои компьютеры,  и вскоре директор  КЮРЕ, вновь  сняв  телефонную
трубку, назвал адрес в районе Бэк-бей. - Спасибо, Смитти. Буду держать вас в
курсе. - Римо повесил трубку и вышел из будки.
     - Ты никогда ничего не добьешься без тренировок, - упрекнул его Чиун.
     - Отстань. У меня голова забита другим.
     - Бобби Джеком Биллингсом? - осведомился Чиун.
     - Да, Бобби Джеком.
     - Он что, платит нам жалованье? Он хоть цент пожертвовал моей деревне?
     - Нет.
     -  Тогда  что  толку  о  нем  беспокоиться?  Послушай, Римо, ты  должен
серьезно поговорить со Смитом. Что за задания он тебе  дает? Заставлять тебя
скитаться по  городам и весям в поисках какого-то неприятного толстяка - это
все равно что скальпелем пилить дрова.
     - Работа есть работа, - пожал плечами Римо. - Зато я при деле.
     - Скальпель  тоже  будет  при деле, если пилить  им дрова. Но когда  он
вдруг  понадобится для хирургической  операции,  то уже будет ни  на  что не
годен.
     - Не хочешь ли ты сказать, что я рискую утратить квалификацию?
     -  Вполне возможно.  Вот если  бы ты согласился пройти  серьезный  курс
упражнений  и тренировки, я бы еще смог поддержать тебя на достойном уровне.
Это было бы непросто, но, возможно, я бы справился.
     - Забудь об этом.
     - Начать можно с бега на месте.
     - Ни за что!
     - И все же подумай насчет бега на месте, - посоветовал кореец.



     - Где его апартаменты? - спросил Чиун.
     Они стояли напротив  пятнадцатиэтажного многоквартирного дома,  где жил
Эрл Слаймон.
     - Естественно, верхний этаж, - ответил Римо.
     - Естественно, - повторил Чиун. Странно, подумал он, но люди верят, что
высота гарантирует безопасность. - Нам надо пробраться через крышу.
     - Сегодня ночью я уже  лазил на стену, - заметил Римо.  - Ты  не должен
чрезмерно меня перегружать, если хочешь наложить лапу на мои золотые медали.
Мы войдем через парадный вход.
     В  вестибюле  их  встретил привратник.  Римо  заметил, что  у него  нет
правого глаза и что ему не мешало бы побриться.
     - Чем могу быть полезен, ребятки? - поинтересовался он.
     - Мы к Эрлу Слаймону, - объяснил Римо.
     - В такое-то время? - Привратник поскреб щетину на лице.
     -  Да,  именно  сейчас,  -  подтвердил  Римо.  -  А  вы  знаете  с  кем
разговариваете? Может, вы решили, что перед вами привидение?
     - Вас ждут?
     - Нет, но я уверен, вас не затруднит все уладить, - сказал Римо.
     Казалось, привратник на секунду задумался.
     - Хорошо, можете подняться. Лучше на центральном лифте, - и он указал в
глубь вестибюля.
     Римо  нажал  кнопку вызова; открылась правая  дверь.  Но  только  они с
Чиуном собрались зайти, как раздался крик привратника:
     - Я же сказал - центральный! Этот не доходит до верхнего этажа.
     - Хорошо, - согласился Римо.
     Почти минуту они ждали, когда придет центральный лифт, и все это  время
привратник  стоял  у  них  за  спиной.  Наконец лифт  прибыл,  и  привратник
подтолкнул их внутрь. Они дали загнать себя в  кабину, где оказались лицом к
лицу еще  с  двумя мужчинами, нуждающимися в  бритье. Но в чем они точно  не
нуждались,  так  это  в пушках. У каждого был  тяжелый автоматический  ствол
сорок пятого калибра.
     - Ты Римо? - спросил один.
     - Так точно.
     - Отлично. Тебя-то мы и ждем.
     Сначала Римо удивился, но  потом  до  него  дошло: это  Джессика Лестер
навела на них. Ну, я ей это припомню, решил Римо.
     - Собираетесь пристрелить нас прямо здесь? - осведомился он.
     - Не. Сперва потолкуем  с вами наверху, а  уж  потом пришьем, - ответил
один из мужчин.
     - А Слаймон тоже тут?
     - Не, его нет.
     - Где же он?
     - Ты лучше пока помалкивай. Будешь говорить,  когда  спросят. Тоже мне,
умник нашелся. Это не твое дело - вопросы задавать.
     - А вы знаете, где он? - настаивал Римо.
     - Нет. Нам не говорят.
     - Так какого черта вы нам сдались? - взорвался Римо.
     Лифт  плавно  поднялся  наверх  и  теперь  замедлял  ход,  подъезжая  к
фешенебельной  квартире  на пятнадцатом  этаже. Не поворачиваясь, Римо резко
выбросил руку в сторону, и автоматические игрушки упали на покрытый ковриком
пол.  Громилы  потянулись за ними, но тут дверь лифта  открылась, Чиун вышел
наружу, и Римо,  нажав  кнопку первого этажа,  выскочил вслед за ним. Двое в
лифте снова овладели своим оружием и теперь целились в Римо. Тогда он сделал
легкое движение правой ногой, и пушки опять оказались на полу. В этот момент
дверь лифта закрылась, и он пошел вниз.
     Римо  с Чиуном  пришлось  немного задержаться у лифта. Используя пальцы
вместо  зубила,  Римо  просунул руки между дверьми и  раздвинул  их. В  этот
момент Чиун встал  возле Римо и взмахнул левой ногой, целясь в стальной трос
в дюйм толщиной. Трос вздрогнул и, натянувшись, оборвался.  Римо взглянул на
кабину  - набирая  скорость, она стремительно падала  вниз -  оттуда неслись
страшные вопли. Тогда Римо отпустил двери, и они мягко закрылись перед ним.
     Несколько мгновений спустя  из шахты  лифта донесся глухой удар,  крики
сразу стихли и наступила мертвая тишина.
     - Отлично, - бросил Римо. - А теперь пойдем поищем Слаймона.
     Они стояли  в коридоре перед двумя  дверьми. Дверь в  центре  оказалась
незапертой, и они вошли в роскошную гостиную, отделанную деревом и кожей.
     На диване  сидел молодой  человек. Он глядел  на  дверь, словно кого-то
ждал, и когда увидел, что Римо с Чиуном одни,  лицо его  приняло озабоченное
выражение. Он бросился к маленькому столику и принялся шарить рукой в ящике,
но Римо движением  ноги захлопнул ящик,  не обращая внимания на то, что рука
молодого человека все еще оставалась там. Он держал ящик ногой, не давая его
открыть.
     - Учтите, я дважды не повторяю, - произнес Римо. - Где он?
     - В своем поместье. Ньюпорт, штат Род-Айленд.
     - Когда он туда уехал?
     - С неделю назад. У него отпуск.
     - А кто там с ним?
     - Никого.
     Римо сильнее надавил на ящик.
     - Честно,  - простонал  молодой человек. - Только охрана, как обычно, и
все.
     - Спасибо, - поблагодарил Римо, убирая ногу.
     Тут в руке  молодого человека блеснул пистолет -  он целился в Римо. Но
не успел  он спустить  курок, как Римо всадил каблук ему под  челюсть и стал
приподнимать, пока у того не хрустнули шейные позвонки.  Бесформенной грудой
юнец рухнул на пол.
     - Еще  раз спасибо, -  повторил  Римо. Потом взглянул  на Чиуна и пожал
плечами: - А я как  раз обдумывал,  что  бы такое с ним сделать, чтобы он не
позвонил в Ньюпорт.
     Чиун посмотрел на тело.
     - Похоже, ты нашел выход, - заметил он.
     В аэропорту  Римо сразу пошел в комнату  отдыха пилотов и нашел одного,
который за четыреста долларов согласился  немедленно доставить их в Ньюпорт.
Когда они шли к двухмоторной "сессне", пилот вдруг сказал;
     - Очень жаль.
     - Что жаль? - заинтересовался Римо.
     -  Если  б вы приехали  часом  раньше,  у  вас был бы попутчик. Ко  мне
обратился еще один пассажир.
     - Блондинка? Высокая, привлекательная блондинка? - воскликнул Римо.
     - Точно, она. Сказала, что сбежала от  мужа. Слушайте, а вы случайно не
ее муж?
     - Какая разница?
     - Никакой, если заплатите вперед, - согласился летчик.



     Двести тысяч долларов.
     Эти слова пульсировали в голове  Джессики Лестер в течение всего полета
из Бостона в Ньюпорт. Она продолжала повторять их  про себя, пока, запершись
в туалете маленького частного аэропорта, меняла одежду.
     Двести тысяч долларов.
     Она отыскала  на  дне чемоданчика черную  блузку,  пару черных  брюк  и
черные туфли, удобные для ходьбы.
     Переодеваясь, она  думала о Римо. Он сказал мало, но для нее этого было
вполне достаточно.  Он работает на  правительство  США  и в  настоящее время
пытается отыскать Бобби Джека Биллингса. Другими словами, он хочет лишить ее
двухсот тысяч долларов - именно  столько  обещали ливийцы, если  ей  удастся
доставить Бобби Джека им.
     - Черта с  два! - произнесла  она  вслух.  Двести  тысяч баксов  станут
неплохим дополнением к ее  и  без  того  уже  немалому счету  в  европейских
банках, и тогда уж можно будет удалиться от дел.
     Много воды утекло с тех пор, как  она  приехала из Южной  Африки, чтобы
заняться  оперативной работой  в  британской  разведке МИ-5. Очень  скоро ей
стало ясно, что британская система не предусматривает серьезного продвижения
женщин по службе и ей  никогда не удастся  занять  положения,  которого  она
заслуживала. В этом  обществе доминировали мужчины,  к тому же в нем слишком
многое  зависело от прежних школьных связей и количества приставок к  имени,
так  что у юной, прекрасной южноафриканки  было мало шансов получить то, что
ей  причиталось  по  праву.  Принцип  Питера*,  как однажды  заметила  она в
разговоре  с  приятелем,  действует  только  для  тех, у кого есть  солидная
поддержка.

     *  Шутливый закон продвижения посредственностей,  полученный сатириками
Л. Дж. Питером и Р.  Халлом: "В иерархии каждый служащий  стремится  достичь
своего уровня некомпетентности". (Прим. переводчика.)

     Она  выжидала. Часто писала рапорты о переводе на новое  место  службы,
чтобы объездить как можно больше  европейских  городов. Из  кожи  вон лезла,
чтобы  завязать   связи   с  максимальным   числом  агентов,  работающих  на
правительства  других  стран.  И  вот  однажды, после  пяти лет  оперативной
работы, она написала аккуратненькое заявление и положила его шефу на стол. В
тот же день она сообщила всем своим знакомым агентам, что вышла в отставку и
готова работать по контракту.
     Предложения не заставили себя долго ждать. Всегда требовалось доставить
что-то  по   назначению,   встретиться  с  людьми,   выкрасть   какую-нибудь
безделицу... Такая работа всегда связана с риском, поэтому  заинтересованное
правительство  не хочет подставлять собственных агентов -  их могут поймать,
страна  будет  скомпрометирована  или  что-нибудь  похуже.  Мало  того,  что
Джессика легко справлялась с подобной миссией -  в случае провала она всегда
могла  сказать, что не знает, на кого работает. И  это было чистой  правдой,
поскольку  большинство заданий ей передавали по цепочке,  причем  чаще всего
задачу  ей ставил агент, которого  она  никогда прежде не встречала, - таким
образом он  оказывал услугу другому  агенту, работающему,  как  правило,  на
другое правительство, за что в другой  раз тот мог попросить  об аналогичной
услуге. Даже если б ее раскрыли, то  в худшем случае могли бы  притянуть как
агента  британской  разведки,  что,  по  ее мнению,  было  бы даже  неплохо:
Британия этого вполне заслужила, заставив ее податься на вольные хлеба.
     От  заказов  не было отбоя, деньги  текли  рекой. Ничего удивительного:
Джессика   Лестер  была   хорошо   подготовленным  агентом,  как,   впрочем,
большинство  английских шпионов,  с которыми  в проведении  разведывательных
операций могли сравниться разве что израильтяне.
     Она  промышляла  этим  уже три года,  помогая противоположным  сторонам
расправиться с центром, а центру - обрубить концы, и вот теперь чувствовала,
что пора  выходить из игры: в последнее время,  отправляясь на  задание, она
слишком  нервничала.  Ее предупреждали  о  такой  опасности  в  самом начале
шпионской  подготовки.  Инструктор, усатый  старик со  слезящимися  голубыми
глазами,  сказал   ей   тогда,   что  наступит  момент  и   она  почувствует
непреодолимое  желание   послать  все  к   чертям.  Когда  это   произойдет,
напутствовал   он,   надо    немедленно   уходить   -   подобное   состояние
свидетельствует  о необратимом психологическом сдвиге, в результате которого
агент теряет  уверенность в себе.  Он уже не готов идти на риск и в конечном
итоге у него остается меньше шансов выжить.
     -  За это  отвечает задняя часть головного мозга,  - объяснил старик. -
Это  наше подсознание,  девочка. Так вот, однажды  оно дает команду  во  все
отделы мозга, как бы сообщая  тебе,  что твое  время  вышло и пора сматывать
удочки. Как только почувствуешь эти симптомы, немедленно уходи,  иначе потом
может быть слишком поздно.
     - А что может случиться, если этого не сделать? - спросила она.
     -  Две  вещи. Тебя  могут поймать или убить, а в нашем деле,  как тебе,
должно быть, известно,  это почти  одно и  то же.  Если же тебе повезет и ты
останешься в живых, тебя постигнет та же участь, что и меня: учить  таких же
ослов, рвущихся заниматься оперативной работой.
     - Значит, с вами такое было? - задала Джессика новый вопрос.
     - Уже на второй день после того, как я приступил к работе, - ответил он
со смешком. - Но  мне повезло: мой дядя занимал высокий пост в министерстве,
поэтому меня сразу же взяли  на преподавательскую должность. И  слава  Богу,
иначе  неизвестно, какой  бы  из меня получился  оперативник.  К тому  же  я
ненавижу смерть.
     Поначалу она  не  восприняла эти  слова  всерьез,  расценив как  пустую
болтовню  старого трусливого  слабака,  и постаралась засунуть  их  на самую
дальнюю  полочку  сознания, но  вот  однажды,  когда  она  прогуливалась  по
какой-то улице в Копенгагене, ожидая связного, ее вдруг пронзила  мысль:  "А
что  я  здесь делаю?  Господи,  ведь  меня же могут  убить!"  Тут-то  она  и
вспомнила слова старика-инструктора и попыталась подвести итог  своей жизни.
Ей  уже  почти  тридцать  два,  она  умна  и хороша  собой,  и в банке у нее
скопилась кругленькая сумма.
     Хотя все же денег было недостаточно. По крайней  мере, для того, чтобы,
отойдя от  дел, жить,  ни в чем  себе не отказывая. Она продолжала выполнять
конфиденциальные поручения, но  про себя  знала, что  ее карьера  завершена.
Тут-то  к ней и обратились ливийцы, сообщившие об  исчезновении  Бобби Джека
Биллингса и  посулившие  двести тысяч, если им  удастся его  заполучить. Она
взялась  за  это дело: оно  отвечало  всем  ее требованиям,  поскольку сразу
давало необходимую сумму, чтобы начать жить, не думая о завтрашнем дне. Риск
был  невелик, к  тому же  если  бы  она  попалась,  то оказалась  бы в руках
правосудия США,  где,  как  известно,  не  убивают шпионов,  пойманных на их
территории. Это единственная страна в мире, где к шпионам проявляют подобное
милосердие.
     Закончив переодевание, она подумала  о  Римо и  ощутила прилив желания.
Интересно, а не собирается  ли и  он  уйти на  покой?  Но  тут она с грустью
представила себе, какой  прием  уготовила  ему  в бостонской  квартире  Эрла
Слаймона и  постаралась выкинуть его из головы.  Увы, он уже мертв. Иначе  и
быть не  может, ведь он  фанатик, патриот, которого может  остановить только
пуля, если он решил до конца исполнить свой долг.
     Она немного приподняла штанину  и прикрепила к икре  кобуру,  в которую
положила маленький  пистолет  двадцать второго  калибра. В другой кобуре, на
пояснице,  покоился  тупорылый револьвер.  Затем  извлекла из  сумки  черный
платок и сунула в карман. Она нарочно надела белоснежное пальто, чтобы никто
из  окружающих не мог потом сказать,  что  видел женщину шести футов ростом,
одетую во все черное.  Полупальто существенно меняло ее  облик, а  когда она
приступит  непосредственно  к  выполнению  задания,  то  просто снимет его и
бросит где-нибудь у дороги.
     Вряд ли оно ей снова пригодится.
     Приземлившись  на  летном поле  в Ньюпорте, Римо  сказал,  обращаясь  к
Чиуну:
     - Похоже,  мы  у нее на хвосте. Скорее  всего,  она  дождется рассвета,
прежде чем навестить Слаймона.
     Чиун покачал головой.
     - Любая тропинка становится  широкой  дорогой  для  того,  кто  ступает
уверенно, - изрек он.
     - Что в переводе означает...
     - Она умная, способная женщина, которая, я  не сомневаюсь, может хорошо
работать и ночью.  В конце концов,  разве  я  сам не  учил  тебя  работать в
темноте? Я старался,  чтобы ты  освоил эту науку потому, что ею владеют даже
кошки, а ты,  как я всегда  полагал, не глупее  кошки, ибо  кошки суть самые
тупые твари на всем Божьем свете.
     - Хорошо, отправимся туда прямо сейчас. Однако на  тебя  это что-то  не
похоже - ведь не в твоих привычках спешить.
     - Это как  посмотреть, - ответил Чиун. - Если удача будет сопутствовать
нам, мы удостоимся вечной благодарности президента. И кто знает, какие блага
это может сулить нам в будущем?
     - Например, меня включат в состав Олимпийской сборной? - съязвил Римо.
     - Ты такой скептик, - заметил Чиун.
     Было 4.15 утра.



     Поместье, называвшееся "Родники", некогда служило местом летнего отдыха
для семьи  Липпинкоттов, вес которой в мире финансов был примерно  таким же,
что у семейства Фордов - в автомобильной промышленности. Однако со  временем
мода на семейный  отдых  в фамильном поместье прошла, и в конце концов  даже
Липпинкотты, уступив требованиям экономической реальности,  продали ненужное
большое поместье, представлявшее собой целый архитектурный ансамбль, который
состоял  из   главного  здания  и  большого   количества  метких   построек,
расположенных в Ньюпорте на самом берегу океана.
     Новый  хозяин решил  превратить поместье  в курорт.  Предвидя нашествие
богатых постояльцев, он провел  электричество и переделал  главное здание  в
роскошный отель, а мелкие постройки  переоборудовал в семейные  коттеджи. На
лужайке он разбил поле для гольфа, построил причал для прогулочных катеров и
небольшую взлетно-посадочную полосу для частных самолетов.
     Итак, у него было все, кроме гостей: для обитателей Новой Англии цены в
"Родниках" были слишком высоки, а для состоятельных жителей Нью-Йорка курорт
был расположен слишком близко от дома, и они предпочитали летать во Флориду.
     Владелец держался  до последнего.  И когда он  уже  чувствовал, что ему
вот-вот  придется отказаться от  любимой  идеи  и объявить  себя  банкротом,
началась  вторая  мировая  война.  Тогда  он продал  "Родники"  федеральному
правительству,  которое  давно  уже   подыскивало  уединенное  место,  чтобы
разместить там разведшколу, готовящую агентов доя засылки за рубеж.
     После  воины  "Родники"  официально  получили  статус  центра  отдыха и
лечения кадровых офицеров. На  самом же деле они стали чем-то вроде больницы
для   генералов,  приходивших  в  себя  после  кампании   на  европейском  и
тихоокеанском театрах военных действий.
     Затем  "Родники" пришли  в упадок. В какой-то момент там думали сделать
загородную резиденцию президента, но еще во время  войны Рузвельту полюбился
Шангри  Ла,  а  Эйзенхауэр   расширил  тамошние  апартаменты   и  назвал  их
Кемп-Дэвидом, так что старинное поместье Липпинкоттов оставалось заброшенным
до  тех пор, пока комиссия  Конгресса по  бюджету не обнаружила его на своем
балансе и не распорядилась продать с аукциона.
     Это было именно то, о чем Эрл Слаймон  мечтал  всю жизнь, поэтому он не
задумываясь   уплатил  два  миллиона  четыреста   тысяч  долларов.   Слаймон
разбогател на  махинациях, продавая во время второй  мировой войны на черном
рынке фальшивые карточки на мясо и газ.
     Слаймон  обладал даром предвидения. Он чувствовал,  что,  как ни хорошо
шел  бизнес  во время  войны, темпы  его развития  не смогут идти ни в какое
сравнение  с   послевоенным  периодом.  Он  видел,  как  Соединенные   Штаты
предпринимают  шаги,  чтобы  укрепить отношения с союзниками, создать  новые
альянсы, усилить свои позиции в мире. Что метает преступному миру сделать то
же  самое, решил  он. И вот в скором времени  "Родники" стали местом встречи
темных личностей из Франции, Италии, скандинавских и  дальневосточных стран.
Именно здесь  были  подписаны соглашения, разделившие  мир  на сферы влияния
преступных   группировок,  и  если  отсчет  временных  поясов  начинается  с
Гринвичского меридиана в Англии, то зоны влияния преступного мира берут свое
начало в Ньюпорте штата Род-Айленд.
     Империя Слаймона процветала, и по мере того, как она разрасталась, а он
старел,  его  все  больше  начинало  волновать  общественное  признание.  Он
коллекционировал должности председателей  различных комитетов, подобно  тому
как другие  коллекционируют  марки,  почетные титулы или женщин.  Слаймон  -
основатель  того,  попечитель  сего,  спонсор  пятого  и  десятого.  Кафедры
философии девяти университетов США  существовали за  счет его пожертвований,
хотя единственной философской теорией,  к разработке  которой приложил  руку
Эрл  Слаймон,  была  известная американская  концепция  "купить  подешевле -
продать  подороже".  В  его  интерпретации  идея  звучала  так:  "Заполучить
бесплатно и заставить их заложить душу дьяволу, чтобы это купить".
     В  пятидесятые  годы, когда Слаймон заметил, что правительство все чаще
сует нос  в дела преступного  мира,  он стал все активнее  вмешиваться в ход
различных политических кампаний, понимая при этом, что извлечет максимальную
пользу для себя, поддерживая обе стороны. А по мере того, как организованная
преступность  в мире  становилась  все  более прочным  институтом  и для  ее
успешного функционирования требовалось все меньше встреч на высшем уровне  -
поскольку  транспорт  и  связь   постоянно  совершенствовались  -  старинное
поместье  постепенно превратилось в  основную  резиденцию  Слаймона, где  он
развлекал богатых и сильных мира сего. И порой, предлагая им сыграть в гольф
на  своей  личной  площадке, он едва сдерживал  смех, наблюдая  за тем,  как
какой-нибудь  министр  или  посол  иностранной  державы  бегают  по  газону,
покрытому удивительно сочной и свежей  травой,  которая стала столь сочной и
свежей  благодаря необыкновенному  удобрению  - трупам  тех,  кто  осмелился
выразить несогласие  со  Слаймоном  и просто  исчез,  навсегда  став  частью
род-айлендского ландшафта.
     В позднем  свете луны Римо  увидел  окружающую  поместье  металлическую
изгородь в  двенадцать футов  высотой  с пропущенным  по  ней  электрическим
током. Ее венчала отталкивающего  вида колючая  проволока, любовно выбранная
самим Слаймоном,  -  через определенные  отрезки  в  ней  торчало  по  шесть
железных колючек, вместо обычных четырех.
     -  Поместье большое,  - заметил  Римо, глядя сквозь изгородь на  океан.
Перед  ними смутно вырисовывалось полдюжины зданий. - Он может быть  в любом
из них.
     - Большой дом, - определил Чиун. - Наверху с той стороны.
     Римо снова взглянул на высокую изгородь - высотой с двух рослых мужчин.
Обхватив Чиуна за талию, он подсадил его на дерево. Чиун встал на нижний сук
и мягко пробежал по нему к изгороди. Оттолкнувшись, он нырнул вперед и через
мгновение оказался  на  мягкой траве по ту  сторону. Хитросплетения  колючей
проволоки остались позади. Он обернулся к Римо.
     - Чего ты ждешь? - свистящим шепотом произнес он.
     Римо  подпрыгнул, поймал сук и, подтянувшись, проделал тот же путь, что
и  Чиун, завершившийся приземлением  на густой  траве за изгородью. Чтобы не
промахнуться, он даже сделал двойное сальто и, опустившись на ноги, раскинул
руки на ширине плеч.
     - Тебе бы все играть, - проворчал Чиун.
     -  Я просто готовлюсь  к Олимпиаде, - парировал  Римо.  - И потом,  что
плохого - показать класс?
     - Во всем нужна экономия. Если требуется один оборот, надо сделать один
оборот. Все остальное - работа на публику, простая рисовка.
     - Ты просто завидуешь.
     - Как солнце завидует свече, - невозмутимо возразил Чиун. - Нам туда.
     Джессика  Лестер остановила  машину  и  принялась покрывать лицо черной
краской. В другой раз высокий забор ее бы испугал,  но  сегодня, подлетая  к
Ньюпорту, она попросила пилота  снизиться над  поместьем и хорошо разглядела
рельсы, сверкавшие в свете луны. В заборе должны быть ворота для поезда.
     Дойдя  до западной оконечности забора, она повернула на север  и прошла
вдоль  ограды  еще  ярдов  пятьсот.  Белое  полупальто  осталось  в  машине,
брошенной  где-то в кустах, подальше от проезжих  дорог,  вдали  от  людских
глаз. Длинные белокурые волосы  она уложила в  пучок и  спрятала  под черным
платком.
     Было самое темное время суток, когда до рассвета еще далеко, но женщина
шла быстро и уверенно, направляясь туда, где в  пятидесяти ярдах от нее  под
лунным светом поблескивали два  ряда рельсов.  Подойдя  поближе, она увидела
ворота. Как она и предполагала, в будке возле них дежурил караульный.
     Отойдя  от забора, Джессика сделала большой крюк и  обошла  караульного
сзади. На всякий случай она заглянула в окно.
     Тот сидел  на  стуле и дремал. Вытащив револьвер, Джессика подкралась к
будке и увидела,  что дверь широко открыта. Но тут она  передумала. Если она
его убьет  и он  не сделает необходимых  контрольных звонков, то  поднимется
тревога и вся охрана будет  поднята в ружье. Пожалуй, не стоит  его убивать.
Войдя в  ворота,  она  поспешила  укрыться в  растущих  вдоль  колеи кустах.
Конечно,  часовой может осложнить все дело,  когда  ей  придется  выбираться
отсюда с Бобби Джеком Биллингсом, но тогда она просто взорвет все к чертовой
матери.
     И  все  же она ощущала  некоторую  нервозность.  Слава  Богу,  что  это
последнее  задание, подумала она.  Когда сдают нервы, у агента  не  остается
ничего,  за  исключением, пожалуй, хитрости, ловкости  и ума.  Но даже и они
ничего  не  стоят  без  присутствия  духа.  Главное  - самообладание, а  она
нервничала, и это ей не нравилось. Единственное, о чем она молила Бога, - не
сделать ошибки до конца операции.
     А в маленькой комнатке под землей, вдали от железнодорожной колеи, двое
мужчин  смотрели  на  приборную  панель,  где  ошибка  Джессики  Лестер была
наглядно видна.
     Она  точно  рассчитала,  что наиболее  уязвимым местом усадьбы являются
ворота,  через  которые проходят  поезда, но  те,  кто работал  над охранной
системой  "Родников",  тоже  понимали  это.   Более  того,  они  знали,  что
караульным свойственны  человеческие слабости и они  могут ночью уснуть, так
что  вход  был снабжен невидимой  сигнальной  системой, которую разместили в
кустах в  двадцати футах  от сторожки,  на расстоянии двух  футов  от земли,
чтобы пробегающий мимо  кролик или енот случайно не задел датчики.  Когда на
панели приборов в контрольном центре загорелся красный огонек, двое  мужчин,
которые до этого мирно попивали кофе, мгновенно вскочили со своих мест.  Они
поняли, что на территорию поместья проник кто-то чужой.
     На охранниках, была форма цвета хаки военного  образца, на поясе висели
пистолеты в кобуре. Один нажал кнопку, и сигнал тревоги прошел в  помещение,
где спала охрана.  Гудок  немедленно  разбудил дежурного,  который  спал  не
раздеваясь.  Тот спрыгнул с постели и растолкал еще четверых мужчин, которые
быстро оделись, схватили оружие и выбежали наружу.
     В контрольном центре загорелся  еще один огонек -  это  Джессика Лестер
попала в поле зрения очередного электронного глазка.
     - Идет сюда, - сказал один из мужчин.
     - Боюсь, не убит ли Кули, - отозвался второй.
     - Так ему и надо, если снова заснул на посту. Где эта чертова охрана?
     - Не волнуйся, сейчас придут. Как ты думаешь, кто бы это мог быть?
     -  Понятия не имею, - ответил напарник, коротышка с мощным торсом. -  В
большом  доме  творится что-то  странное.  Горничные  рассказывают,  что  им
запрещается  входить  в  западное крыло.  Старик  сам относит  туда  еду, но
большинство блюд  так и остаются нетронутыми. Хотя там выпивают по два ящика
пива в день.
     На  приборном  щитке  загорелся  еще  один красный  огонек, и  охранник
замолчал.   Контрольные  датчики   были   расположены   на   концентрических
окружностях; теперь злоумышленник пересек третье внутреннее кольцо.
     -  Все  ясно - он направляется  к главному зданию.  Думаю, нам  пора, -
произнес один из мужчин.
     Они вышли в коридор, где их уже  ждали  пятеро других  охранников, тихо
переговаривавшихся между собой.
     - Он идет в большой дом, - сказал здоровяк. - Там его и перехватим.
     Он открыл  дверь, от которой вниз вела погруженная в полумрак лестница.
Мужчины сбежали по ней, плотно прикрыв за собой дверь. Внизу открывался вход
в  туннель,  ведущий  в  главное  здание.  Туннель  был  слабо  освещен,  но
охранникам этого было достаточно - они бежали что есть сил.
     Туннель заканчивался под гаражом,  пристроенным сзади к главному зданию
усадьбы. Рядом с  гаражом на запасном пути  стоял личный поезд  хозяина, как
раз напротив арки, ведущей во внутренний дворик. Охранники рассредоточились,
окружив здание по периметру, и стали ждать.
     Джессика  Лестер  вынула  револьвер  и навинтила  на  ствол  глушитель.
Продвигаясь  вдоль  дома, она обратила  внимание, что в предрассветном  небе
начали  появляться первые проблески  зари. Нужно было  действовать  быстрее,
иначе маскировочный костюм,  предназначенный для работы в темноте, выдаст ее
хуже, чем самый яркий маяк.
     Удивительно, но по дороге ей не встретилось никакого намека на  систему
сигнализации. Довольно странно - прятать похищенного человека за изгородью с
воротами, куда ничего не стоит  войти. Она постаралась выкинуть эту мысль из
головы. Такое задание выполнять одно удовольствие.  После всех ее трудов она
заслужила на прощание призовую игру.
     Еще немного, подумала она.
     -   Тут  все   напичкано  электроникой,  -  заметил   Чиун,  когда  они
направлялись к большому дому. - Чувствуешь?
     - Нет, - отозвался Римо. - Но я это понял, потому что не видно охраны.
     - Повсюду электронные глазки, - категорически заявил Чиун.
     Римо  не стал спрашивать, как  Чиуну удалось это выяснить,  - все  было
понятно без  слов. Просто  надо  так  организовать  свое биополе, чтобы  оно
регистрировало направление и силу любого воздействия  извне.  Римо тоже  был
способен на такое, но ему требовалось  большое напряжение воли, а  для Чиуна
это был естественный и непрерывный процесс.
     От большого дома их отделяло всего сто ярдов.
     Джессика  остановилась там,  где кончались деревья и начиналась лужайка
перед домом, и огляделась вокруг. Не было видно ни огней,  ни охраны. Позади
дома,   слева  от  нее,  стоял  поезд;   стальная  колея  шла  мимо  дома  и
заканчивалась на большой стоянке. Инстинкт подсказывал ей обогнуть дом сзади
-  оттуда легче будет войти.  Она осторожно ступила на колею. Джессика имела
слабое представление о  третьем рельсе  и  электричестве,  но  она проделала
слишком большой путь, чтобы ошибка произошла именно теперь.
     Было  видно, что поезд стоит возле  просторного внутреннего  дворика со
стеклянными  дверями,  которые вели  в дом. Выпрямившись  во  весь рост, она
бросилась к дверям,  но едва  ступила на камни патио, как почувствовала, что
чьи-то  руки  схватили ее за лодыжки. Не успела она направить на нападавшего
револьвер, как его тут же вырвали у нее из рук.
     Ее  грубо повалили на спину.  Посмотрев вверх,  она  увидела  над собой
двоих мужчин, у одного в руках был пистолет. Потом подбежали еще пятеро - на
всех была форма защитного цвета, все были вооружены.
     Тот, что стоял ближе всех, протянул руку и сорвал с нее платок. Светлые
косы упали на плечи, резко контрастируя с вымазанным черной краской лицом.
     - Так-так. Что мы имеем? -  произнес он. - Да это  женщина! - Он ощупал
ей грудь. - Точно, женщина! - Схватив ее за волосы, он из всех сил дернул. -
А сейчас ты ответишь нам на несколько вопросов. И поживей!
     - Вы делаете мне больно, - простонала она; ее мысль судорожно работала.
Скорчившись, словно от боли, Джессика попыталась приподнять штанину на левой
ноге, рассчитывая  достать пистолет. Она  понимала, что у нет никаких шансов
против семерых вооруженных мужчин, но, возможно,  если у нее будет пистолет,
они испугаются и она сможет улизнуть.
     Придется согласиться на их условия, пока им не надоест этот допрос и ее
не  отведут к шефу.  Ясно, что  эти  люди в  форме не  похищали  Бобби Джека
Биллингса: те, кто носят форму, обычно лишь выполняют  приказы, а  не отдают
их.
     Крепкая  мужская  рука  сгребла в  кулак  ее  волосы и одним  движением
поставила Джессику на ноги. Пришлось убрать руку с пистолета, прикрепленного
к ноге.
     - Кто ты такая? - прозвучал вопрос.
     - Орлеанская Дева. Люблю рано вставать.
     Тыльной стороной ладони он ударил ее по лицу, заломив руку за спину.
     - Последний раз спрашиваю, кто ты!
     - Она с нами, - раздался голос Римо из темноты.



     Семеро  охранников,  как  по   команде,   посмотрели  в  дальний  конец
внутреннего дворика и увидели Римо с Чиуном, которые появились  из-за угла и
двинулись по направлению к ним.
     У Джессики екнуло сердце: ведь она думала, что Римо мертв. Пожалуй, это
была  самая счастливая  встреча  в ее  жизни.  Охранник, сжимавший ей  руку,
произнес:
     - Это что, заговор?
     - Отпусти ее, - проронил Римо, - не то я шкуру с тебя спущу.
     - Ясное дело, - отозвался стражник. - Чувствую, повеселимся. Я, кстати,
предпочитаю иметь дело с мужчинами.
     Он  отпустил  Джессику  и,  размахнувшись,  попытался попасть рукояткой
своего автоматического пистолета Римо между глаз, но промахнулся, хотя Римо,
казалось, не двинулся  с места. Тут пришли в себя остальные. Жилые помещения
находились  слишком  близко, не могло  быть  и  речи  о  том,  чтобы  начать
стрельбу, поэтому они набросились на Римо  с  Чиуном,  размахивая оружием  и
молотя  кулаками.  Началась  свалка,  и  эта куча мала,  казалось, зажила по
каким-то своим собственным законам.
     Воспользовавшись тем, что про нее забыли, Джессика обвела взглядом поле
боя, повернулась, открыла  большую стеклянную дверь  и вбежала в дом.  Скоро
все будет кончено, пронеслось в голове. Если  бы драка продлилась  подольше,
она  наверняка  смогла бы отыскать Бобби Джека и тихонько умыкнуть его, пока
про нее никто не вспомнил.
     Окруженные  со  всех  сторон, Римо с Чиуном  некоторое  время выжидали,
давая дерущимся возможность найти свой ритм. Восприняв этот ритм, они начали
медленно передвигаться,  постепенно убыстряя  ход, сначала  в такт движениям
противников, а  затем  незаметно переходя  в противофазу.  Римо  отбросил  в
сторону нацеленный на него  пистолет, Чиун стряхнул чью-то  руку  со  своего
запястья.  Совершая  круговые  движения,  они  прорвали  примитивные  боевые
порядки  нападавших и без  труда  выбрались наружу, словно  выходя  в другое
измерение. Один из охранников замахнулся пистолетом, чтобы обрушить его Римо
на голову,  но  в мгновение ока положение Римо в пространстве изменилось,  и
удар пришелся  на  голову  другого  громилы, который  молча  рухнул на камни
внутреннего дворика.
     Римо медленно двигался среди дерущихся, то приседая, то выпрямляясь, но
ни один из нацеленных в  него ударов почему-то не достиг цели. Он чувствовал
за  собой  незримую  силу  Чиуна,  чертившего  Золотой круг  Синанджу.  Римо
выбросил вперед  руку  и ощутил  под пальцами  чей-то живот. Владелец живота
издал сдавленный крик и, бездыханный, повалился на камни.
     В патио звучали сдавленные проклятья, крики охранников  и металлический
звон,  который  издавали  выбитые  у  них  из   рук  тяжелые  автоматические
пистолеты.
     Теперь  только  трое  охранников продолжали борьбу.  Своего оружия  они
лишились, и  вдруг,  как часто  бывает  в минуту  сильнейшего напряжения, их
сознание   прояснилось   и   они  поняли,  что  подвергаются   методическому
истреблению. Все трое бросились бежать. Двоим так и не удалось выбраться  за
пределы дворика  - удары,  нанесенные  Римо и  Чиуном, пришлись  им по  шее.
Последнее, что они  слышали  в жизни, был страшный хруст, с которым ломались
их собственные позвонки.
     Третий из  попытавшихся  спастись бегством, плотный  квадратный крепыш,
бросился вдоль железнодорожной колеи. Оглядевшись, Римо заметил рубильник на
панели у входа  в дом.  Включив  его, он услышал,  как под ногами  заработал
мощный генератор.
     Чиун поднял с земли тяжелый автоматический пистолет, взял его за дуло и
легким  крученым  движением  запустил  вверх.  Подобно  бумерангу,  пистолет
вырвался  из  его рук  и полетел  вдоль  рельсов. Вот он  обогнал охранника,
медленно  описал  в  воздухе  дугу,  перевернулся  и полетел вниз  навстречу
бегущему - так орел бросается с небес на беззащитного кролика. Не переставая
вращаться  вокруг  собственной  оси, пистолет  ударил несчастному  в  горло.
Мощный удар  заставил того остановиться, сбил  с ног  и повалил навзничь. От
страшной  боли тело изогнулось, и вдруг выброшенная в сторону рука коснулась
третьего рельса, служащего источником тока для электровозов. Тело  вспыхнуло
и  заискрилось.  Оно  извивалось в  диком  танце до тех пор,  пока  какое-то
непроизвольное движение не разомкнуло цепь.  Между  рельсами  остался лежать
обугленный труп.
     - Отличный бросок, - заметил Римо.
     - Благодарю, - ответил Чиун. - А где женщина?
     Увидев, что стеклянные двери открыты, они бросились в дом.
     Джессика Лестер обнаружила  Бобби  Джека Биллингса в комнате  на втором
этаже.
     Из  коридора  она  услышала  голоса и  на всякий  случай  достала  свой
маленький пистолет.  Чуть помедлив у массивной  двери, она сделала  глубокий
вздох, затем распахнула дверь и вошла в комнату.
     - Эгей! Маленькая черная девчонка! Заходи выпей пивка!
     Бобби Джек Биллингс в одних  трусах  и  драной майке  сидел в роскошном
старинном  кресле  и с улыбкой  смотрел  на нее. Все  кресло  было  заляпано
пятнами  от  пива,  ковер восточной  работы  сплошь покрыт  пустыми  пивными
банками. Он помахал банкой, приглашая ее выпить, но улыбка его была довольно
кислой.
     В комнате находился еще один человек. Поверх шелковой пижамы на нем был
парчовый халат. У него были иссиня-черные волосы и ухоженное тело,  носившее
следы массажа и дорогих косметических средств. Ему можно было дать от сорока
до шестидесяти.  Он  сидел  в  кресле напротив Бобби  Джека.  На  изысканном
столике  ручной работы  справа от  него  стоял  высокий  бокал,  наполненный
искрящимся хересом. Человек взглянул на Джессику и произнес:
     - Кто вы такая и что здесь делаете?
     - Я полагаю, вы и есть мистер Слаймон.
     - Правильно, полагаешь, девочка, -  вставил Бобби Джек. - Мой старинный
приятель, Эрл Слаймон. Я бы охотно тебя представил, но сам не знаю, как тебя
зовут.
     - Это неважно, - сказала Джессика. - Я пришла вас спасти.
     Биллингс захохотал, Слаймон попытался скрыть легкую улыбку.
     - Дорогуша, от чего же его спасать?
     - Не строите из себя идиота, - бросила Джессика, - вам это не идет.
     -  Но  я правда не  понимаю. С какой  стати  понадобилось его  спасать?
Мистер Биллингс вот уже неделю как мой гость.
     - Ч-чистая правда, - вмешался Биллингс. - Мы с моим старым приятелем, с
Эрлом, - не разлей водой.
     На  черном лице Джессики  отразилось  замешательство,  и в  эту  минуту
следом за ней в  комнату бесшумно вошли Римо  и Чиун. Римо огляделся, а Чиун
спросил:
     - Который из них Биллингс?
     - Этот, с пивной банкой,  - ответил Римо. - Давай, Бобби  Джек, поехали
домой. - Он повернулся к Джессике. - С этого момента мы все берем на себя.
     - Не так быстро, - проговорила Джессика. - У меня  в этом деле денежный
интерес.
     - Я бы  не советовал тебе слишком жадничать, - заметил Римо. - Один раз
мы тебя уже вытащили, так что считай, что тебе повезло. Уходи!
     - Ага,  уходи, -  заплетающимся  языком промямлил Биллингс.  - Если  не
хочешь пива, можешь убираться. Не люблю, когда ко мне заявляются черномазые.
- Он  бросил взгляд на Римо  с Чиуном, и его  лицо  просветлело.  -  Мужики,
хотите пива?
     - Заткнись, - бросил Римо и вновь повернулся к Джессике. - Убери пушку,
пока никто не пострадал.
     - Похоже,  с вами можно иметь дело, - сказал Слаймон, обращаясь к Римо.
- Кто эта женщина? И почему она все время тычет в нас револьвером?
     - Она лазутчик из дружественной страны, - объяснил Римо. - Не обращайте
на нее внимания.
     Джессика наклонилась и прошептала Римо на ухо:
     - Посмотри, не было никакого похищения! Разве он похож на пленника?
     - Тогда  какого черта он здесь делает?  -  Римо уже знал ответ на  этот
вопрос.  -   Сговариваетесь,  как  обмануть   большое   жюри,   занимающееся
финансированием  президентской  кампании?  -  обратился   он  к  Слаймону  с
Биллингсом.
     - Верно, верно, верно, - изрек Бобби  Джек. - Проклятое большое жюри...
с ума сойти... доллара  нельзя заработать, чтобы  кто-нибудь  не сунул нос в
твои дела.
     - А ПЛОТС? А значки, найденные на станции? Уловки, чтобы запутать след?
- воскликнул Римо.
     - Бобби Джек, попридержи язык, - резко бросил Слаймон.
     Римо покачал головой. Пусть со всем этим разбирается Смит, а его дело -
поскорее отсюда  уйти, прихватив с собой  Биллингса. Впрочем, можно  взять и
Слаймона, решил он.
     - Вы, двое, поднимайтесь, - скомандовал он и посмотрел на Джессику. - Я
же сказал, убери пушку.
     Она кивнула, продолжая сжимать пистолет в руке.
     Слаймон поднялся.
     Он оказался высоким  худым  мужчиной  с  горделивой  осанкой  и  высоко
поднятой головой.  Бобби  Джек  тоже  попытался  встать,  но это ему удалось
только  с третьей попытки. Римо шел сзади,  подталкивая их  к  дверям. Возле
самого выхода Бобби Джек попытался прихватить  банку пива с обтянутого кожей
стола и  радостно  хихикнул,  когда  ему  это  удалось.  Они  спускались  по
лестнице,  Слаймон и Бобби Джек  впереди, Джессика, Римо и Чиун сзади, когда
Биллингс  вскрыл  банку и остановился, задержав всю процессию, чтобы сделать
здоровенный глоток.
     -  Отлично,  -  сообщил он. - Нет ничего  лучше пива,  когда внутри все
горит.
     Вторая остановка  произошла из-за Слаймона, который  в ужасе  отпрянул,
увидев  трупы   своих  гвардейцев,  разбросанные  тут  и  там  по  брусчатке
внутреннего дворика.
     - Давай пошли, - прорычал Римо. Потом, повернувшись к Джессике, все еще
державшей пистолет, проронил: - Я же приказал тебе это убрать!
     Воспользовавшись моментом, Слаймон быстро нагнулся и подобрал  пистолет
одного из своих ребят. Прокатившись по камням, он вскочил на ноги и направил
оружие на остальных. Увидев это, Джессика мгновенно повернула пистолет в его
сторону.
     Два выстрела  прозвучали одновременно: Слаймону пуля попала  в  голову,
изуродовав лицо. Его выстрел угодил Джессике в сердце, и в тот же момент оба
рухнули замертво.
     Римо наклонился над Джессикой, но Чиун потряс его за  плечо, показывая,
что надо идти.
     - Нет никакой надежды, сынок, - произнес он.
     Римо  бросил взгляд на Джессику, потом на  Слаймона, и  понял,  что оба
мертвы.
     Понял это и Бобби Джек Биллингс. Он глотнул пива и произнес:
     - Черт  подери,  хорошенькое дельце.  Так  как,  вы говорите,  мы будем
отсюда выбираться?
     -  Только что убили  вашего  друга, и  вам  нечего  больше  сказать?  -
упрекнул его Римо.
     - Ну, и  черт с  ним, - отозвался Биллингс. - Убили так убили. Я-то что
могу сделать? К тому же, раз он  помер, так  я могу вернуться домой. Ни одно
жюри  не сможет ни до  чего  докопаться  без  него.  А ее я сроду  не  знал.
Негритянка чертова. Поделом ей. - Он сделал еще  глоток из заветной банки. -
Я писать хочу.
     - Только один вопрос, -  попросил Римо. -  Президент знал о том, где вы
находитесь?
     - Этот идиот? С какой стати? Его не касаются мои дела.
     - А ведь он беспокоился о вас, - заметил Римо.
     Бобби Джек моргнул, словно ему было трудно сфокусировать взгляд.
     - Это его трудности. А теперь мне надо пи-пи, - и он пошел к дому.
     Римо взглянул на Чиуна, но тот только пожал плечами.
     - Надеюсь, вы не собираетесь это делать там? - крикнул Римо Бобби Джеку
вдогонку.
     - А почему бы и нет? - поинтересовался Бобби Джек; он повернулся к Римо
и переминался с ноги на ногу, словно цапля, выбирая, на какую встать. Ноги у
него были тощие и белые, как сметана.
     - Пошли, -  лицо Римо исказилось от отвращения. - Только не около дома.
Лучше где-нибудь еще. - Он махнул в сторону рельсов. - Давайте там.
     - Решайте скорей, а то я описаюсь,  -  проскулил Биллингс и пошел вдоль
железнодорожного полотна.  Футах  в  тридцати от дома  он  остановился между
рельсами и язвительно крикнул: - А тут можно?
     - Годится! - крикнул Римо в ответ.
     - Что ж, большое спасибо, - промычал Бобби Джек.
     Римо наблюдал, как  Бобби Джек  тщетно  пытается справиться  со  своими
боксерскими  трусами. Тот повернулся к Римо спиной  и прицелился  как раз на
третий  рельс.  Обернувшись  к  Чиуну,  Римо хотел  что-то  сказать, но  тут
раздался треск и Римо посмотрел туда, откуда он шел.
     Бобби  Джек  пал  жертвой зова природы.  Ток,  проходящий  по  третьему
рельсу, поднялся по струе, вытекающей из бренного тела, и ударил  его. Банка
с  пивом в руке  Бобби Джека  заискрилась голубыми  блестками. Биллингс упал
ничком на рельс, и снова послышался треск.
     Вернувшись  во внутренний дворик,  Римо отключил рубильник,  подававший
ток на третий рельс.
     - Забыл выключить, - пробормотал он.
     Чиун  хмыкнул. Пока Римо  осматривал тело Бобби Джека, он лениво стоял,
сложив руки на груди.
     -  А сколько народу погибло  из-за  такой  ерунды! - философски заметил
Римо.
     - Такова жизнь, - отозвался Чиун.



     Об  остальном  позаботился  доктор Харолд  В.  Смит.  Трупы  убрали,  а
представителям  прессы сообщили, что Бобби Джек Биллингс  и его близкий друг
Эрл Слаймон погибли в результате несчастного случая в  поместье Слаймона под
Ньюпортом, где Биллингс гостил последние несколько дней.
     Мустафа Каффир был объявлен "персоной нон грата", и ему было предписано
в недельный срок покинуть США.
     Смит поблагодарил  Римо за  службу и признался, что  у  него отлегло от
сердца,  когда  выяснилось,  что  президент  не  замешан в  похищении.  Таим
образом,  с него  снято  подозрение, что он  пытался  уйти от расследования,
связанного с  финансированием  избирательной  кампании.  Смит  категорически
запретил  Римо  и Чиуну  принимать участие  в  Олимпиаде-80.  Категорически,
подчеркнул он.
     Повесив трубку, Римо передал эти слова Чиуну и добавил:
     -  Единственное, ради чего игра  стоит  свеч,  -  это потрепать  Смитти
нервы.
     - Мне нравится ход твоих мыслей, - ответил Чиун.

Популярность: 1, Last-modified: Wed, 03 Jan 2001 08:35:39 GmT