---------------------------------------------------------------
Филип Фармер. Мир реки #2. Легендарное судно
---------------------------------------------------------------
- Воскрешение, подобно политике, сводит в кровати самых разных
людей, - заметил Сэм Клеменс. - И я не могу сказать, что сон проходит
уж очень спокойно [В Англии в средние века отдельные кровати были
редкостью. Лица одного пола часто спали вместе].
С подзорной трубой подмышкой он пыхтел длинной зеленой сигарой,
расхаживая взад-вперед по корме "Дрейрагра" ("Обагренный Кровью").
Рулевой Ари Гримольфсон, ничего не понимавший по-английски, мрачно
посмотрел на Клеменса. Заметив этот взгляд, Сэм произнес свое
изречение на ломанном древне-норвежском. Рулевой тем не менее остался
так же мрачен.
Клеменс громко обозвал его по-английски тупоголовым варваром. Уже
три года он ежедневно и еженощно упражнялся в норвежском десятого
столетия. Однако до сих пор мужчины и женщины на борту "Дрейрагра"
понимали едва ли половину из того, что он говорил.
- Как Гек Финн, в девяносто пять лет плюс-минус несколько
тысячелетий, - сказал Клеменс, - я отправился на плоту вниз по Реке. А
теперь на этом идиотском корабле викингов плыву вверх. Что дальше?
Когда же я осуществлю свою Мечту?
Зажав драгоценную подзорную трубу в правой подмышке, так, чтобы не
выронить ее, он рубанул правой рукой по ладони левой.
- Железо! Мне нужно железо! Но где оно на этой бедной металлами,
но богатой людьми планете? Оно должно быть! Откуда же тогда взялся
топор Эрика? И сколько его здесь, железа? Хватит ли его? Едва ли.
Наверное, это был всего-навсего очень небольшой метеорит. Но может
быть, все-таки для меня хватит? Но где же оно? Мой Бог, Река,
возможно, тянется на 20 000 000 миль! Железо, если оно все-таки здесь
есть, может находиться в противоположном конце.
Нет! Этого не может быть! Оно должно быть где-то рядом,
где-нибудь в сотне тысяч миль. Но вдруг мы движемся не в том
направлении. Неведение - мать истерии. А может быть, и наоборот.
Он посмотрел в трубу на правый берег и снова выругался. Несмотря
на все мольбы Клеменса приблизить корабль к берегу, чтобы ему были
лучше видны лица людей, его не слушали. Вожак флотилии скандинавов
заявил, что это враждебная территория. И пока они не минуют ее,
необходимо держаться ближе к середине Реки.
"Дрейрагр" был флагманским кораблем флотилии, состоявшей из трех
совершенно одинаковых судов. Он имел в длину 80 футов и был построен в
основном из бамбука, по образцу боевых ладей викингов: вытянутый
корпус, нос, украшенный головой дракона, вырезанной из дуба, загнутая
крючком корма. На носу и возле кормы судна располагались приподнятые
палубы, нависающие над водой. Две мачты - каждая оснащена передними и
задними парусами, изготовленными из тонкой, но очень прочной и
эластичной пленки, получаемой из желудка глубоководной рыбы-дракона.
Рулевой штурвал был установлен на кормовой палубе.
По бортам ладьи висели изготовленные из дуба и кожи щиты, а рядом
с ними штабелями сложены были огромные весла. "Дрейрагр" шел под
парусами против ветра, непрерывно лавируя. Искусство маневра было
неведомо норвежцам на Земле в десятом веке, но здесь?
Мужчины и женщины из экипажа, не занятые работой с парусами,
сидели на скамьях для гребцов, разговаривая или играя в кости либо в
покер. Снизу, из помещения под кормовой палубой, доносились
возбужденные крики и проклятья, а иногда даже и приглушенные звуки
ударов. Кровавый Топор и его телохранитель разошлись вовсю, и это
сильно нервировало Клеменса. Кровавый Топор знал, что в трех милях
выше по Реке собираются вражеские суда, чтобы перехватить его, а суда с
обоих берегов, оставшихся позади, уже выходят за ним вдогонку. И все
же вожак делал вид, будто он очень спокоен. Возможно, он на самом деле
был столь же хладнокровен, как, вероятно, Дрейк перед битвой с Великой
Армадой.
- Но здесь же совсем другие условия, - пробормотал Клеменс. - На
реке шириной в полторы мили нет места для маневра. И не предвидится
никакой бури, которая бы нас выручила.
Он осмотрел берег в подзорную трубу, как делал это вот уже три
года с того дня, как флотилия пустилась в путь. Он был среднего роста
с голубыми глазами, косматыми бровями, крупным носом и длинными
каштановыми волосами, из-за крупной головы его не слишком широкие плечи
казались еще уже. На лице его не было столь широко известных по земной
жизни усов. (У всех мужчин после Воскрешения не росли волосы на лице.)
Его грудь была морем коричнево-красных зарослей волос, завивавшихся
колечками во впадине на горле, а кожа стала бронзовой под
экваториальным солнцем. На нем было одно лишь полотнище, прикрывавшее
ноги до колен и подвязанное на талии кожаным ремнем, на котором висело
оружие и чехол подзорной трубы. На ногах - кожаные тапочки.
Он отвел подзорную трубу от глаза и взглянул на вражеские суда,
тащившиеся в миле за ними. И в это мгновение на небе что-то вспыхнуло.
Как изогнутый белый меч, неожиданно вырванный из голубизны. Он пронзил
атмосферу и исчез за горами.
Сэм был ошеломлен. Он видел много мелких метеоритов в ночном
небе, но такого большого - никогда. Даже сейчас, днем, он был четко
виден на фоне неба. Добрых несколько секунд после того, как он исчез,
в глазах от него еще оставалось послесвечение. Затем оно поблекло, и
Сэм забыл о падающей звезде и снова стал методично осматривать берег в
трубу.
Это был типичный участок. По обе стороны Реки, шириной почти в
полторы мили, тянулась такой же ширины низменность, покрытая травой. С
интервалом в милю друг от друга на каждом из берегов располагались
грибообразные чашные камни. На равнине деревьев было немного, но зато
в предгорьях росли многочисленные дубы, сосны, тис и железные деревья.
Последние представляли из себя деревья в полторы тысячи футов высотой с
темной корой, огромными, похожими на ухо слона листьями, сотнями
могучих суковатых ветвей, с очень глубокими корнями и до того твердой
древесиной, что ее невозможно было ни резать, ни жечь, ни
выкорчевывать. Вокруг ветвей железного дерева обвивались лианы с
крупными яркими цветами разнообразной окраски.
Предгорья тянулись одну-две мили, а затем сразу же вздымались
крутые склоны гор высотой от 20 до 30 тысяч футов, совершенно
неприступные после первых десяти тысяч футов.
Местность, мимо которой проходили корабли викингов, была населена
большей частью немцами начала девятнадцатого века. Здесь были также
обычные десять процентов населения из другого места и времени земной
истории - в данной местности это были персы первого столетия - а также
повсеместный один процент людей, случайно собранных из различных мест и
эпох.
Подзорная труба скользила по бамбуковым хижинам на равнине и лицам
людей, одетых в разнообразные куски полотен. На берегу собралось
довольно много народа, скорее всего, чтобы поглазеть на сражение. У
многих были копья с кремневыми наконечниками и луки со стрелами, однако
они не строились в боевые порядки.
Клеменс неожиданно вскрикнул и задержал взгляд на лице одного из
мужчин. С этого расстояния, да еще при столь малом увеличении он не
мог четко различить черты его лица, однако широкие плечи и смуглое лицо
были ему откуда-то знакомы. Где он мог видеть это лицо раньше?
Затем как будто молния ударила в него. Мужчина был удивительно
похож на знаменитого английского исследователя сэра Ричарда Бартона,
фотоснимки которого ему доводилось видеть на Земле. Клеменс вздохнул и
перевел объектив на другие лица. Вскоре корабль был уже далеко. Кто
это был на самом деле, он так никогда и не узнает.
Ему хотелось сойти на берег и переговорить с этим человеком,
выяснить, действительно ли это Бартон. За двадцать лет жизни на этой
Речной Планете он видел миллионы лиц, однако ни разу ему не доводилось
повстречаться хоть с кем-нибудь, кого бы он лично знал на Земле. С
Бартоном он не был знаком, но был уверен, что тот слышал о нем. Этот
человек - если это на самом деле Бартон - стал бы пусть и тонкой, но
все же ниточкой, которая связала бы его с умершей Землей.
А затем в поле зрения подзорной трубы попала какая-то неясная
фигура. Клеменс вскричал, не веря самому себе:
- Ливи! О мой Бог! Ливи!
В этом не было сомнения. Хотя и нельзя было четко рассмотреть
черты лица, отрицать это было трудно. Голова, прическа, фигура,
походка, столь же уникальные, как и отпечатки пальцев, кричали о том,
что это была его земная жена.
- Ливи! - зарыдал он.
Корабль сменил галс, и она исчезла из виду. Клеменс лихорадочно
стал водить объективом подзорной трубы.
Широко раскрыв глаза, он топнул ногой по палубе и взревел:
- Топор! Кровавый Топор! Сюда! Скорее!
Он бросился к рулевому и закричал, чтобы тот повернул корабль
назад к берегу. Горячность Сэма поначалу застигла врасплох
Гримольфсона. Но через мгновение он овладел собой, покачал головой и
проворчал отказ.
- Я приказываю тебе! - заорал Клеменс, забыв, что рулевой не
понимает по-английски. - Там моя жена! Ливи! Моя чудесная
двадцатипятилетняя Ливи! Воскресшая из мертвых!
Что-то загрохотало сзади, и, обернувшись, Клеменс увидел, как над
палубой показалась светлая голова с отрезанным левым ухом, затем
широкие плечи Эрика Кровавого Топора, могучая грудь и огромные бицепсы,
после чего последовали похожие на тумбы бедра поднимавшегося по трапу
вожака. На нем было клетчатое черно-зеленое полотнище, широкий пояс с
несколькими кремневыми ножами и чехол с топором. Топор был из стали, с
широким лезвием и дубовой рукояткой. Насколько знал Клеменс, этот
топор был единственным на Речной Планете, где только камень и дерево
могли служить материалом для оружия.
Глянув на Реку, Эрик нахмурился и, повернувшись к Клеменсу,
сказал:
- В чем дело, сма-скитлигр? Когда ты закричал, как невеста Тора
[Тор - в германо-скандинавской мифологии бог грома, бури и плодородия,
богатырь] в первую брачную ночь, я допустил грубую ошибку. Из-за тебя
я проиграл сигару Токи Ниельссону.
Он вынул топор из чехла и замахнулся. Луч солнца сверкнул на
голубоватой стали.
- У тебя должна была быть очень важная причина, чтобы беспокоить
меня! Я многих убил и за гораздо меньшие проступки.
Кровь отхлынула от загорелого лица Клеменса, но вовсе не из-за
угрозы Эрика. Он свирепо сверкнул глазами; волосы, растрепанные
ветром, и орлиный профиль делали его похожим на пустельгу [Птица
семейства соколиных, часто парит в воздухе, держа голову по ветру].
- К черту тебя и твой топор! - закричал он. - Я только что видел
свою жену! Там, на правом берегу! Я хочу? я требую? чтобы меня
высадили на берег. Я хочу остаться с ней! О Боже! После стольких лет
напрасных поисков! Это займет всего одну минуту, Эрик! Вы не можете
отказать мне, это будет бесчеловечно!
Сверкнув, свистнул топор. Норвежец ухмыльнулся.
- Так вся эта суета из-за женщины? А как же она? - и он показал
в сторону маленькой смуглой женщины, стоявшей возле массивного
основания трубы ракетной установки.
Клеменс побледнел еще больше.
- Темах - чудесная девушка! Я ее очень люблю! Но она не Ливи!
- Хватит! - прервал его Кровавый Топор. - Ты что же, считаешь
меня таким же дураком, как и ты? Если я подойду к берегу, то мы
окажемся между берегом и вражескими судами, как зерно в мельнице Фрейра
[Фрейр - в скандинавской мифологии бог, олицетворяющий растительность,
урожай, богатство и мир]! Забудь о ней!
Клеменс издал соколиный клекот и с кулаками бросился на викинга.
Эрик развернул топор и ударил его плоскостью по голове. Сэм рухнул на
палубу и в течение нескольких минут неподвижно лежал на спине с
открытыми глазами, уставясь на яркое солнце. Кровь сочилась из-под его
волос и текла по лицу. Через некоторое время он встал на четвереньки,
и его вырвало.
Эрик раздраженно отдал какое-то указание. Темах, с опаской косясь
на вожака, утопила в Реке ведро с привязанной к нему веревкой и вылила
воду на Клеменса. Он сначала сел, затем, пошатываясь, поднялся на
ноги. Темах набрала еще одно ведро воды и смыла кровь с палубы.
Клеменс заворчал, глядя на Эрика. Тот рассмеялся и произнес:
- Ты слишком долго говорил, мелкий трус! Теперь ты понял, что
может случиться с тобой, если ты еще раз позволишь себе разговаривать с
Эриком Кровавым Топором, как с простым рабом? Считай, что тебе сегодня
повезло, ведь я мог убить тебя.
Клеменс отошел от Эрика, шатаясь, двинулся к борту и полез через
ограждение.
- Ливи!
Кровавый Топор, чертыхаясь, побежал за ним. Он обхватил его
вокруг талии и потащил назад. Затем с силой толкнул Клеменса на
палубу.
- Не вздумай убежать от меня! - закричал Эрик. - Ты мне нужен,
чтобы найти этот железный рудник!
- Этого рудника? - начал Клеменс, но затем, спохватившись, сжал
зубы. Как только норвежец поймет, что он не знает, где находится этот
рудник - если он здесь вообще есть - то тут же убьет его.
- Более того, - продолжал откровенничать Эрик. - После того, как
мы отыщем железо, ты поможешь нам добраться до Полярной Башни, правда,
я не думаю, что мы сможем просто доплыть до нее по Реке. Но ты знаешь
много такого, что мне может понадобиться, да к тому же я смогу
использовать этого мрачного великана - Джо Миллера.
- Джо! - позвал Клеменс хриплым голосом. Он пытался подняться на
ноги. - Джо Миллер! Где Джо? Он убьет тебя!
Топор рассек воздух над головой Клеменса.
- Ты ничего не скажешь своему Джо! Слышишь? Иначе, клянусь
слепыми глазницами Одина [Один - в скандинавской мифологии верховный
бог, покровитель военных дружин, одноглазый, а возможно, и слепой], я
схвачу и убью тебя на месте прежде, чем вы доберетесь до меня. Ты
слышишь?
Клеменс поднялся на ноги, покачнулся и позвал еще громче:
- Джо! Джо Миллер!
Из-под кормовой палубы раздалось ворчание до того утробное, что у
всех присутствующих поднялись волосы на затылке. И это несмотря на то,
что все слышали его уже по меньшей мере тысячу раз.
Крепкая бамбуковая лестница затрещала под тяжестью - затрещала так
громко, что этот треск перекрыл свист ветра в кожаных снастях, скрежет
деревянных шарниров, крики команды и шипение воды, разрезаемой корпусом
корабля.
Голова, возникшая над краем палубы, была еще страшнее, чем
нечеловеческий утробный голос. Она была огромна, как небольшой бочонок
пива, и составлена из костей самой разнообразной формы, обтянутых
свободно болтающейся розоватой кожей. Нос не соответствовал остальным
чертам лица, поскольку был не плоским с раздувающимися ноздрями, а -
чудовищной и одновременно смешной пародией на обычный человеческий нос,
напоминая хобот носатой обезьяны. Из его тени выступала длинная
верхняя губа наподобие губ шимпанзе или ирландцев, как их пародируют в
газетах. При этом губы существа были тонкими и далеко выступали
вперед, как бы выталкиваемые наружу челюстями.
В сравнении с его плечами Эрик Кровавый Топор выглядел рассыпчатой
соленой галетой для пива. Впереди выступал огромный живот, подобно
воздушному шару стремящийся сорваться с якоря, закрепленного в теле.
Руки и ноги казались короткими - настолько они были не соразмерны с
длинным туловищем. Место сочленения бедер и туловища находилось на
уровне подбородка Клеменса, а на вытянутых высоко поднятых руках он мог
не дрогнув держать - и не раз держал - Сэма хоть целый час.
На нем не было никакой одежды, да он и не нуждался в ней, ибо не
знал, что это неприлично, пока его не просветили представители "гомо
сапиенс". Длинные ржаво-красные волосы, более густые, чем человеческие,
покрывали все тело. Кожа между волосами была грязно-розоватой, как у
светловолосых норвежцев.
Существо провело широкой, как лопата, кистью по волнистым
ржаво-красным волосам, которые начинались всего лишь в нескольких
дюймах выше глаз, и зевнул, показав огромные, похожие на человеческие,
зубы.
- Я шпал, - прогрохотал он. - Мне шнилась Жемля, мне шнился
клравультишменгбхабафвинг - вы наживаете его мамонтом. Да, добрые
штарые деньки.
Он шагнул вперед, но тут же остановился.
- Шэм! Что шлучилошь? Ты окровавлен! Ты кажеща больным!
Эрик Кровавый Топор, пятясь назад от титантропа, взревел, созывая
свою охрану.
- Твой друг сошел с ума! Ему показалось, что он увидел свою жену
- это уже в тысячный раз - и он набросился на меня, потому что я не
хотел отпускать его к ней на берег. Яйца Тюра [Тюр или Тиу - в
германо-скандинавской мифологии бог-хранитель воинских правил,
покровитель военных собраний и поединков], Джо! Ты же знаешь, сколько
раз ему казалось, что он видит ее, и сколько раз мы останавливались, и
каждый раз это была какая-нибудь другая женщина, только похожая на его
жену. Но не она! На этот раз я сказал - нет! Даже если бы это и была
его женщина, я все равно бы сказал - нет! Мы бы сунули головы в волчьи
пасти!
Эрик пригнулся с поднятым топором, готовый броситься на великана.
Со средней части судна раздались крики, и огромный рыжий викинг с
каменным топором в руке взбежал по лестнице. Рулевой сделал ему знак,
чтобы он ушел. И рыжий, увидев, что Джо Миллер настроен весьма
воинственно, не колеблясь убрался прочь.
- Что ты шкажешь, Шэм? - спросил Миллер. - Ражорвать его на
кушки?
Клеменс, обхватив голову руками, сказал:
- Нет. Кажется, он прав. Я действительно не уверен, что это была
Ливи. Возможно, просто какая-нибудь немка-хаусфрау [Hausfrau (нем.) -
хозяйка]. Не знаю! - Он застонал. - Не знаю! Может быть, это была
она!
Протрубили горны из рыбьих костей, на средней палубе загремел
огромный барабан. Сэм Клеменс вздохнул и произнес:
- Забудь об этом, Джо. Забудь обо всем, пока мы не выбрались
отсюда - если вообще мы сможем выбраться. Если мы хотим выжить, нужно
драться сообща. Позже?
- Ты вшегда говоришь пожже, Шэм, но это пожже никогда не
наштупает. Почему?
- Если ты не можешь понять этого, Джо, значит, ты туп ровно
настолько, насколько выглядишь! - огрызнулся Клеменс.
Слезы блеснули на глазах Джо, и его полные щеки увлажнились.
- Каждый раж, когда ты ишпуган, ты наживаешь меня тупым, - сказал
он. - Жачем отыгрыватьшя на мне? Почему не на людях, которые тебя
ишпугали, почему не на Кровавом Топоре?
- Извини меня, Джо, - умоляюще произнес Клеменс. - Устами
младенца и обезьяночеловека? Ты не такой уж и тупой, ты весьма
сообразительный. Забудь об этом, Джо. Извини меня.
Кровавый Топор осторожно приблизился к ним, держась вне
досягаемости Джо. Он сиял, покачивая своим топором:
- Скоро будет встреча с металлом! - затем рассмеялся, сказав: -
Тьфу, что я говорю? Битва теперь - встреча с камнем и деревом, кроме,
конечно, моего звездного топора. Но какая разница? Я устал от этих
шести месяцев мира. Мне нужны крики войны, свист камней, копий, чтобы
лезвие моего топора кромсало плоть, чтобы брызгала кровь. Я горю
нетерпением, как застоявшийся жеребец, почуявший кобылу в период течки.
Сейчас я бы спарился со Смертью.
- Врешь! - выкрикнул Джо Миллер. - Тебе так же плохо, как и
Шэму, но по-швоему. Ты тоже напуган, но шкрываешь швой ишпуг жа швоим
большим ртом.
- Я что-то никак не могу понять твою корявую речь, - оскалился
Кровавый Топор. - По мне, так лучше бы обезьяны и не пытались говорить
на языке настоящих людей.
- Ты отлично понял меня, - заревел Джо.
- Успокойся, Джо, - примиряюще сказал Клеменс.
Он смотрел на верховья Реки. В двух милях от них долина Реки
сужалась, горы сближались, образуя узкий, не шире четверти мили,
пролив. Вода кипела у подножия утесов высотой около трех тысяч футов.
На их вершинах по обе стороны Реки поблескивали на солнце какие-то
непонятные предметы.
В полумиле от устья пролива тридцать галер образовали три
серповидные линии. Подгоняемые быстрым течением и ударами шестидесяти
весел на каждой галере, они неслись навстречу трем пришельцам. Клеменс
оценивающе посмотрел на них в подзорную трубу и сказал:
- На борту каждой из галер около сорока воинов и по две ракетные
установки. Мы в дьявольской западне. А наши собственные ракеты так
долго хранились, что порох, наверное, давно кристаллизовался. Они
застрянут в стволах и разнесут нас ко всем чертям.
Да еще эти штуковины на вершинах утесов. Может быть, аппараты для
метания греческого огня?
Один воин принес доспехи вождя: трехслойный кожаный шлем, кожаную
кирасу, штаны и щит. Другой - колчан со стрелами, древка которых были
сделаны из тиса, а наконечники из кремня.
Ракетная команда - сплошь женщины - вложила снаряд в поворотную
пусковую трубу. Ракета длиной в шесть футов, не считая оперения,
изготовленная из бамбука, выглядела точно, как ракеты, запускаемые
Четвертого Июля [Четвертое Июля - День Независимости США]. В ее
боеголовке было десять фунтов черного пороха, перемешанного со
множеством крохотных каменных осколков - шрапнель.
Джо Миллер сошел вниз за своими доспехами и оружием; палуба
трещала под его восьмистами фунтами. Клеменс одел шлем и нацепил на
плечо щит, но не надел ни кирасы, ни нагрудника. Хотя он и боялся ран,
но еще больше он боялся утонуть, свалившись в тяжелых доспехах в воду.
Клеменс благодарил здешних богов за то, что ему посчастливилось
подружиться с Джо Миллером. Теперь они были кровными братьями - хотя
Клеменс упал в обморок во время этой церемонии, требовавшей не только
смешения крови, но и кое-какой более болезненной и противной процедуры.
Миллер должен был защищать Клеменса, а Клеменс - Миллера, до самой
смерти. До сих пор во всех битвах участвовал только титантроп. Но его
одного было более чем достаточно.
Неприязнь Кровавого Топора к Миллеру была вызвана завистью.
Кровавый Топор воображал, что он величайший в мире боец, но все же
отдавал себе отчет, что причинил бы Джо Миллеру не больше хлопот, чем
собака.
Даже, скорее, собачонка.
Эрик Кровавый Топор отдавал боевые распоряжения, которые
передавались двум другим кораблям световыми сигналами с помощью
обсидиановых зеркал. Корабли пытались под полными парусами
проскользнуть меж галер. Выполнить этот маневр было трудно, поскольку
в случае, если бы кораблю пришлось менять курс, чтобы избежать
столкновения, легко можно было потерять ветер, а кроме того, каждый
корабль трижды будет попадать под перекрестный огонь.
- Ветер играет на них, - заметил Клеменс. - Их ракеты будут
лететь дальше.
- Поучи свою бабушку, как? - начал было Кровавый Топор и
остановился.
Несколько ярко блестевших на солнце предметов на вершинах утесов
покинули свои места и устремились вниз по траектории, которая прямиком
вела к викингам. Норвежцы в смятении и тревоге закричали, но Клеменс
понял, что это планеры. Он как можно короче объяснил это Эрику, и
вожак стал передавать полученные им сведения остальным викингам, но
вынужден был прерваться, поскольку ближайшие галеры противника
произвели первый ракетный залп. Виляя из стороны в сторону, оставляя
за собой густой черный дым, десять ракет по дугам устремились к трем
парусникам викингов. Те как можно быстрее постарались изменить курс,
причем две ладьи чуть не столкнулись. Некоторые ракеты все же слегка
зацепили мачты и паруса, но ни одна из них не попала в цель, и те, не
взорвавшись, плюхнулись в воду.
В это время сделал заход первый планер. Изящный, длиннокрылый, с
черными мальтийскими крестами на узком серебристом фюзеляже, он
пикировал под углом в сорок пять градусов на "Дрейрагр". Норвежские
лучники натянули тисовые луки и по команде старшего выпустили стрелы.
Планер низко прошел над водой, несколько стрел ударило в его
фюзеляж, и он приземлился на равнине. Ему не удалось поразить бомбами
"Дрейрагр" - они взорвались в воде.
Но теперь остальные планеры зависли над тремя кораблями. Да и
передовые галеры противника дали еще один ракетный залп. Клеменс
взглянул на собственную ракетную установку. Здоровенные блондинки из
женской команды под руководством маленькой темноволосой Темах возились
у вертлюга [Вертлюг - шарнирное звено для соединения двух частей
механизма, позволяющее осуществлять их относительные повороты]
установки, но Темах пока не собиралась вставлять запал - "Дрейрагр" был
еще довольно далеко от ближайшей галеры.
Затем в течение какой-то секунды все застыло, как на фотографии:
два планера, расстояние между крыльями которых не превышало двух футов,
вышедшие из пике, маленькие черные бомбы, падающие на цели, стрелы на
полпути к планерам, немецкие ракеты на излете к кораблям викингов.
Клеменс ощутил внезапный порыв ветра позади себя, свист, громкий
хлопок парусов, воспринявших напор ветра, из-за чего корабль резко
развернулся поперек Реки. Раздался скрежет, будто разорвалась на части
кора планеты, и треск, словно ее большая ось снесла мачты кораблей.
Бомбы, планеры, ракеты, стрелы - все перемешалось. Паруса и мачты
были сорваны с корабля, будто ими выстрелили из орудийного ствола, и
умчались прочь. Судно, оставшись без тяги парусов, опять повернулось
почти на девяносто градусов, встав параллельно береговой линии.
Клеменса не унесло с палубы при первом порыве ветра только потому, что
титантроп, вцепившись в штурвал одной рукой, крепко держал его второй.
Рулевой тоже прилип к штурвалу. Ракетная команда - их визг несло
ветром вверх по Реке, рты открыты, волосы развеваются - упорхнула, как
стая птиц, с корабля и плюхнулась в Реку. Ракетная установка была
сорвана с лафета и последовала за ними.
Кровавый Топор, вцепившись в рейлинги [Рейлинги - ограждение борта
корабля] одной рукой, во второй продолжал сжимать свое драгоценное
стальное оружие. Пока судно качалось из стороны в сторону, ему удалось
засунуть топор в чехол и ухватиться за борт уже двумя руками. И очень
вовремя, так как ветер, завизжав, как женщина, падающая со скалы,
усилился, и через несколько секунд горячая взрывная волна обрушилась на
судно. Клеменс был оглушен и опален, как будто он стоял рядом со
взорвавшейся ракетой.
Могучая волна высоко подняла корабль. Клеменс разжал веки и
закричал, но не услышал собственного голоса, так как ему заложило уши.
В четырех-пяти милях от них по руслу Реки катилась, повторяя все
ее изгибы, стена грязно-коричневой воды, не меньше пятидесяти футов
высотой. Ему захотелось снова зажмурить глаза, но он не смог. Он
тупо, с одеревеневшими веками, продолжал смотреть, пока вздыбленное
море воды не оказалось в миле от него. Он мог различить отдельные
деревья, гигантские сосны и дубы, разбросанные по переднему фронту
волны, а когда она еще приблизилась - части деревянных и бамбуковых
строений, совершенно неповрежденную крышу, раздробленный остов корабля
с половиной мачты, темно-серое тело речного дракона размером с
кашалота, выхваченное с пятисотфутовой глубины Реки.
Ужас поверг Сэма в оцепенение. Ему захотелось немедленно умереть,
чтобы избежать подобной участи. Но, разумеется, желание его было
неосуществимым, и он продолжал наблюдать остекленевшими глазами, с
застывшим разумом, как судно вместо того, чтобы разбиться и утонуть под
сотнями тысяч галлонов воды, подымалось все выше и выше по склону
волны, вверх и вверх, к грязно-коричневым, грозящим разломать корабль в
щепки, надвигающимся сверху скалам, к небу, превратившемуся из
ярко-голубого в серое.
Затем они оказались на вершине, зависли над задним фронтом волны,
покачнулись, зарылись в воду и спустились к подошве волны. Меньшие, но
тоже громадные волны перекатились через корабль. Какое-то тело
шлепнулось на палубу рядом с Клеменсом - тело, выброшенное из ревущей
пучины. Клеменс глядел на него, едва соображая. Он совершенно
оцепенел от ужаса, ничего не ощущая. Это был его предел.
Вот так он и смотрел на тело Ливи, расплющенное с одной стороны и
совершенно не тронутое с другой! Это была Ливи, его жена, которую он
видел здесь, на берегу Реки.
Еще одна волна обрушилась на палубу, едва не оторвав от штурвала
его и титантропа. Раздался крик рулевого - он не удержался и
последовал за борт вслед за трупом женщины.
Корабль, скользя из глубины впадины между волнами, повернулся,
подставив борт под волну, но продолжал карабкаться вверх, наклонившись
так, что Миллер и Клеменс висели, держась за обломок основания штурвала
и болтаясь, будто вцепились в ствол дерева, росшего на склоне горы.
Затем судно заняло горизонтальное положение, после чего снова ринулось
в следующую водную долину. Кровавый Топор, видимо, ослабил руки, и его
бросило через всю палубу. Он оказался бы в воде, если бы как раз в
этот момент судно не выровнялось. Теперь он уцепился за рейлинг левого
борта.
"Дрейрагр" полетел с вершины третьей волны, словно по склону
водяной горы, содрогнулся, столкнувшись с разбитым судном. От толчка
Кровавый Топор выпустил рейлинг, пролетел вдоль борта, ударился об
ограждение кормы, разбил его, отлетел назад и свалился вниз, к гребцам
в средней части судна.
Только утром следующего дня Сэм Клеменс оправился от потрясения.
Каким-то образом "Дрейрагр" выдержал напор гигантских волн и вышел на
более спокойную воду. Его несло мимо холмов, тащило через узкое ущелье
среди гор. И когда вода окончательно спала, судно с треском ткнулось в
грунт.
Вся команда лежала, объятая ужасом, пока Река и ветер
неистовствовали и небо оставалось цвета холодного железа. Наконец,
порывы ветра постепенно стихли. Точнее, стих ветер вниз по течению
Реки, и снова подул обычный ровный ветер против течения.
Пятеро уцелевших на палубе зашевелились и стали задавать друг
другу вопросы. Сэм с трудом выталкивал слова из онемевшего рта.
Заикаясь, он рассказал о том, что видел вспышку на небе за пятнадцать
минут до ураганного ветра. Где-то, возможно, милях в двухстах вниз по
Реке, упал гигантский метеорит. Должно быть, это и вызвало горячий
ветер и огромные волны. Но как бы они не были ужасны, это было лишь
жалкой каплей того, что творилось в непосредственной близости от места
падения. По сути, "Дрейрагр" оказался на самом краю светопреставления.
- Когда мы встретились с этим ураганом, он уже растратил большую
часть своей энергии и стал весьма умеренным, - сказал Сэм.
Несколько норвежцев, шатаясь, поднялись на ноги и побрели
нетвердой походкой по палубе. Кое-кто принялся, не поднимаясь на
палубу, выглядывать наружу. Кровавый Топор получил несколько серьезных
ушибов, когда его бросало по палубе, но тем не менее прорычал:
- Все на нижние палубы! Будут еще большие волны, намного
страшнее, чем эта, и никто не знает сколько.
Сэм, мягко говоря, недолюбливал Кровавого Топора, но вынужден был
признать, что норвежец достаточно умен во всем, что касалось водных
стихий. Самому ему казалось, что первые волны будут и последними.
Команда залегла внизу, в местах, где было достаточно просторно и
можно было за что-нибудь крепко ухватиться. Стали ждать. И ждать
пришлось недолго! Земля загрохотала и затряслась, затем Река выгнулась
со свистом и воем, как пятидесятифутовая кошка. Гонимого потоком воды
"Дрейрагра" бросало из стороны в сторону и вращало вокруг оси. Сэм
похолодел. Он был уверен, что будь сейчас день, было бы видно, что он,
да и все остальные были серо-синие, как мертвецы.
Корабль поднимало все выше и выше, время от времени корпус его
терся о стены каньона. И как раз в тот момент, когда Сэм мог
поклясться, что "Дрейрагр" достиг вершины каньона и вот-вот будет
выброшен в водопад по другую сторону скал, судно рухнуло вниз. Оно
быстро погрузилось. Вода с грохотом вырвалась из каньона почти с той
же скоростью, как и вливалась в него. Раздался громкий треск, за
которым последовал тяжелый вздох мужчин и женщин. Через секунду рев
отступившей Реки стал слышен уже где-то вдалеке.
Но это было еще не все. Опять потянулись минуты ожидания в
холодном ужасе, пока огромная масса воды не рванулась назад заполнить
пространство, из которого была вытеснена многими сотнями тысяч тонн
метеорита. Люди тряслись, как в трескучий мороз, хотя воздух был
теплее, чем обычно в это время ночи. И в первый раз за двадцать лет на
этой планете ночью не было дождя.
Перед тем как воды ударили опять, люди почувствовали сотрясение и
грохот земли. Затем последовал громкий свист и рев. И снова корабль
поднялся, развернулся, ударяясь о стены каньона, а затем опустился. На
этот раз удар был не столь сильным, как раньше, по всей вероятности
из-за того, подумал Сэм, что судно ударилось о толстый слой грязи.
- Я не верю в чудеса, - прошептал Сэм, - но это поистине чудо! У
нас не было никаких шансов остаться в живых.
Джо Миллер, пришедший в себя раньше остальных, вышел на
получасовую разведку. Он вернулся, неся обнаженное тело мужчины. Ноша
его, однако, была живой. У мужчины были светлые волосы, почти
полностью покрытые грязью, красивое лицо и серо-голубые глаза. Он
сказал что-то Клеменсу на немецком, а когда его осторожно уложили на
палубу, улыбнулся.
- Я нашел его в планере, - сказал Джо. - То ешть, в том, что
ошталошь от его аппарата. В ущелье полно трупов. Что ш ним делать?
- Подружитьшя, - прошепелявил Клеменс. - Весь его народ
уничтожен. Похоже, что сейчас эта местность основательно очищена от
людей.
Клеменс горько улыбнулся, перед его взором предстало тело Ливи,
выброшенное на палубу как глумливый дар судьбы: мокрые волосы,
прилипшие к одной стороне разбитого лица, темный глаз, мрачно
смотревший на него. Видение становилось все более реальным и
мучительным. Ему захотелось рыдать, но он не мог выдавить ни слезинки
и отчасти был рад этому. Если он заплачет, подумал Сэм, то тотчас же
все его тело рассыпется в прах. Позже, когда у него будет достаточно
сил, чтобы выдержать горе, он выплачется вволю. Быть так близко и?
Блондин сел на палубу. Он затрясся, не в силах унять дрожь, и
сказал на английском:
- Мне холодно.
Миллер спустился в трюм и принес сушеную рыбу и хлеб из желудей,
побеги молодого бамбука и сыр. Викинги запасали еду, когда им
приходилось проплывать мимо враждебных территорий, где нельзя было
пользоваться чашами.
- Этот глупый ошел, Кровавый Топор, вше еще жив, - произнес Джо, -
у него шломано только нешколько ребер и вешь он в шиняках и порежах.
Но его большой рот в отличном рабочем шоштоянии.
Клеменс начал плакать. Джо Миллер заплакал вместе с ним, шмыгая
длинным, как хобот, носом.
- Шейчаш, - сказал он, - я чувштвую шебя намного лучше. Жа вшю
швою жижнь я никогда не был так напуган. Когда я увидел эту воду, мне
пакажалошь, что мамонты шо вшего мира мчатшя, чтобы наш жатоптать. Я
подумал, прощай, Джо, прощай, Шэм. Я прошнушь где-нибудь на берегу
Реки в новом теле, но уже больше никогда не увижу швоего любимого друга
Шэма. Только я был шлишком напуган, чтобы прочувштвовать это до конца.
Молодой незнакомец представился. Его имя - Лотарь фон Рихтгофен,
он пилот планера, капитан воздушного флота Его Императорского
Величества кайзера Новой Пруссии Альфреда Первого.
- За последнюю тысячу миль мы проплыли мимо доброй сотни Новых
Пруссий, - ухмыльнулся Клеменс. - Все они были такие крошечные, что
став в центре одной и бросив камень, обязательно попадешь в середину
другой. Но большинство из них не были столь воинственны, как ваша.
Они всегда, или почти всегда, разрешали нам сходить на берег и
наполнять чаши, особенно, если мы показывали им то, что мы можем
предложить им в обмен на их гостеприимство.
- Вы торговали?
- Да. Но, разумеется, не товарами, ибо все грузовозы старой Земли
не смогли бы взять груз, достаточный для торговли даже на небольшом
участке этой бесконечной Реки. Мы торговали идеями, например, мы
показывали этим людям, как делать столы, изготовлять из рыбьего клея
крем для укладки волос, лишенный характерного рыбьего запаха.
Лотарь фон Рихтгофен сообщил, что кайзер этой местности в бытность
свою на Земле был графом Вальдерзее, германским фельдмаршалом,
родившимся в 1832, умершим в 1904.
Клеменс кивнул и произнес:
- Помню. Я еще прочел о его смерти в газетах и испытал тогда
глубокое удовлетворение, что пережил еще одного своего современника.
Это было для меня одной из немногих оставшихся подлинных и доступных
радостей в жизни. Однако, поскольку вы можете управлять планером, то
вы, должно быть, немец двадцатого века, не так ли?
Лотарь кивнул и рассказал о своей жизни на старой Земле. Он летал
на боевом самолете и участвовал в Вельткриге [Weltkrig (нем.) - Мировая
Война] на стороне Германии. Его брат был величайшим асом этой войны
среди летчиков обеих воевавших сторон.
- Мировая Война - Первая или Вторая? - спросил Клеменс. Он
встречал достаточно людей двадцатого века, чтобы быть в курсе всех
фактов и домыслов, происшедших после его смерти в 1910 году.
Фон Рихтгофен добавил еще некоторые детали. Он участвовал в
Первой Мировой Войне. Сражался под началом своего брата и имел на
своем счету сорок сбитых аэропланов союзников. Но в 1922 году, когда
он переправлял по воздуху какую-то американскую киноактрису вместе с ее
импресарио из Гамбурга в Берлин, его самолет разбился и он погиб.
- Удача Лотаря фон Рихтгофена оставила меня, - заметил он. - Так,
во всяком случае, я подумал в последний миг своей жизни.
Немец рассмеялся.
- Но вот здесь мне снова двадцать пять лет и со мной нет тех
печалей, когда ты стареешь, когда женщины больше не смотрят на тебя,
когда вино вместо смеха вызывает только слезы и с каждым днем ты все
ближе и ближе к смерти.
И на этот раз, когда упал метеорит, удача не покинула меня. Мой
планер лишился крыльев уже при первом же ударе ветра, но вместо того,
чтобы упасть, фюзеляж планера парил в воздухе, несчетное число раз
переворачиваясь, падая, снова поднимаясь и опять падая, пока мягко, как
лист бумаги, не опустился на холм. А когда пришла обратная волна, мой
фюзеляж был подхвачен водой, и я легко ткнулся в подножие горы! Чудо!
- Чудо, - согласился Клеменс. - Счастливый шанс, один на
миллиард. Так вы считаете, этот потоп вызван падением гигантского
метеорита?
- Я видел его вспышку и след в атмосфере. К счастью для нас, он,
должно быть, упал очень далеко отсюда.
Они вылезли из корабля и с трудом двинулись по густой грязи к
выходу из каньона. Джо Миллер отшвыривал с их пути стволы деревьев.
Если бы не его сила, то для того, чтобы оттащить некоторые из них,
понадобилась бы упряжка лошадей-тяжеловозов. Втроем они спустились с
холмов на равнину. Остальные следовали за ними.
Шли молча. Местность была очищена от деревьев, за исключением
железных исполинов. Они так глубоко пустили корни в почву, что многие
из них продолжали возносить свои кроны прямо в серое небо планеты.
Более того, там, где не было грязи, виднелась трава. Это
свидетельствовало о ее поразительной жизнестойкости и крепости корней.
Даже миллионы тонн воды не смогли вырвать ее из почвы.
Там и тут валялись оставленные обратной волной обломки, трупы
мужчин и женщин, полотнища, чаши, лодки, разбитые стволы деревьев.
Огромные грибообразные чашные камни, расположенные по обоим
берегам Реки с интервалом в милю друг от друга, также были невредимы и
стояли прямо, хотя многие были почти полностью погребены под грязью.
- Со временем дожди позаботятся о том, чтобы убрать эту грязь, -
заметил Клеменс, - поскольку местность понижается к Реке. - Он
старался обходить трупы. При виде их сердце его наполнялось щемящим
чувством утраты. Он боялся, что снова увидит тело Ливи. И полагал, что
второй раз ему уже не выдержать этого зрелища и тогда он уж точно
сойдет с ума.
- В одном можно быть твердо уверенным, - заметил он вслух, - что
между нами и метеоритом не осталось никого. Мы первыми можем заявить о
своих правах на этот кусок железа. Потом нам наверняка придется
защищать эти права от волков, которые прибегут на запах железа. Не
хотите ли присоединиться к нам? Если вы будете держаться со мной, то
когда-нибудь у вас будет настоящий аэроплан, а не какой-то примитивный
планер.
Сэм разоткровенничался и рассказал немного о своей Мечте, кратко
изложив заодно рассказ Джо Миллера о Туманной Башне.
- Все это возможно только при наличии большого количества железа,
- заметил он в конце, - плюс масса упорного труда. Эти викинги не в
силах помочь мне соорудить пароход. Я нуждаюсь в технических знаниях,
которых у них, к сожалению, нет. Но я использую их, чтобы добраться до
источника железа. Я надеялся, что для моих целей хватит руды, из
которой когда-то был изготовлен топор Кровавого Эрика. Я
воспользовался их жадностью к металлам, а также рассказом Миллера,
чтобы заставить их предпринять эту экспедицию.
Теперь же нам не надо ничего искать. Мы знаем, где железа должно
быть более, чем достаточно. Все, что от нас сейчас требуется - это
выкопать его, расплавить, очистить и придать ему нужные формы. И
защищать его. Я не намерен водить вас за нос, Лотарь, утверждая, что
это будет легко осуществить. Потребуется много лет, прежде чем мы
построим пароход, и все эти годы будут заполнены тяжким трудом.
Лицо немца разгорелось от искры, брошенной несколькими словами
Клеменса.
- Это благородная, величественная мечта! - воскликнул он. - Да,
я хотел бы присоединиться к вам. Клянусь честью, что буду следовать за
вами, пока мы штурмом не возьмем эту Туманную Башню! Даю слово
джентльмена и офицера, клянусь кровью баронов Рихтгофен!
- Дайте мне просто слово мужчины! - сухо сказал Сэм.
- Какое странное, немыслимое трио мы составляем! - заметил
Лотарь. - Гигантский титантроп, умерший скорее всего за добрые сотни
тысяч лет до зарождения цивилизации. Прусский барон и авиатор
двадцатого века. Великий американский юморист, родившийся в 1835 году.
И наша команда, - Клеменс поднял брови при слове "наша", - викинги
десятого столетия!
- Пока что у нас очень печальная участь, - сказал Сэм, глядя, как
Кровавый Топор и другие норвежцы с трудом прокладывают себе путь по
тоннам грязи среди завалов из деревьев.
Все они были с ног до головы покрыты ссадинами, и многие хромали.
- Я неважно себя сейчас чувствую. Вы когда-нибудь видели, как
нежно обращается японец с мертвым осьминогом? Теперь я представляю,
какие чувства испытывает осьминог. Между прочим, я был не только
юмористом, вам это должно быть известно. Я был еще и серьезным
писателем.
- О, простите меня! - Лотарь поклонился. - Я задел ваши чувства!
Не обижайтесь! Позвольте, я исцелю ваши раны, мистер Клеменс, сказав,
что, когда я был мальчиком, я очень много смеялся, читая ваши книги. И
я считаю вашего "Гекльбери Финна" величайшей книгой. Хотя, должен
признаться, мне не безразлично ваше глумление над аристократией в "Янки
при дворе короля Артура". Ведь это же были англичане, а вы -
американец.
Эрик Кровавый Топор решил, что они сейчас слишком побиты и устали
для того, чтобы в этот же день начинать спуск корабля к Реке. Вечером
они наполнят свои чаши, поедят, выспятся, позавтракают и только после
этого примутся за эту тяжелейшую работу.
Они вернулись к кораблю, взяли из трюма чаши и вставили их в
углубления на плоской вершине чашного камня. Как только солнце
коснулось горных вершин на западе, люди стали ждать, когда с грохотом и
жаром голубое пламя вырвется из камня. Электрический заряд наполнит
энергией преобразователь материи, спрятанный в двойном дне чаши, и,
открыв крышку, люди найдут там жареное мясо, овощи, хлеб с маслом,
фрукты, табак, наркотическую резинку, спиртное или медовуху.
Но когда тьма окутала долину, чашные камни остались молчаливыми и
холодными. На противоположном берегу Реки замелькали вспышки, и до
людей долетел слабый грохот.
Впервые за двадцать лет после Воскрешения камни на западном берегу
не функционировали!
Мужчин и женщин охватило такое чувство, будто Бог покинул их.
Производившееся три раза в день подношение пищи чашными камнями
воспринималось ими явлением столь же естественным, как и восход солнца.
Прошло немало времени, прежде чем они осознали, что на этот раз чувство
пустоты в желудке придется утолить остатками рыбы, побегами бамбука и
сыром.
Некоторое время Клеменс не мог скрыть испуга. Однако затем фон
Рихтгофен предложил переправиться вместе с чашами на другой берег,
чтобы хоть утром досыта поесть. Клеменс поднялся и уведомил об этом
Кровавого Топора. Норвежец был в более скверном, чем обычно,
настроении, но в конце концов согласился, что, видимо, так и придется
сделать. Джо Миллер, немец и здоровенный рыжий швед по имени Токе
Крокссон с трудом пробрались к кораблю и принесли несколько весел. Эти
трое вместе с Клеменсом взяли чаши и на найденном долбленном челноке
пересекли Реку. Затем Токе на веслах отправился назад, а Миллер,
Клеменс и фон Рихтгофен устроились на ночлег на верхушке чашного камня.
Она была чистой, так как электрический разряд выжег всю грязь.
- Когда пойдет дождь, нам придется залезть под камень, - заметил
Клеменс. Он лежал на спине, закинув руки под голову, и глядел в ночное
небо. Это было не земное небо - на нем горело около двадцати тысяч
звезд, более ярких, чем Венера, и сияли мерцающие нити щупалец газовых
туманностей. Некоторые из звезд были настолько яркими, что их было
видно в небе как бледные точки даже в полдень.
- Метеорит, должно быть, разбил несколько чашных камней на
западном берегу, - нарушил тишину Клеменс, - и тем самым, скорее всего,
разорвал цепь. Мой Бог, ну и цепь! В ней связаны, если верить
расчетам некоторых людей, не менее двадцати миллионов камней.
- Из-за этого, наверное, произойдет ужасное столкновение, - сказал
Лотарь. - Жители западного берега нападут на жителей восточного, чтобы
наполнить свои чаши. Какая будет война! В этой Речной Долине живет
тридцать пять - тридцать семь миллиардов людей. И все будут драться
насмерть ради пищи!
- Шамое штрашное иж вшего этого, - заметил Джо Миллер, - что даже
ешли половина будет убита, уже череж двадцать четыре чаша они опять
оживут, и вше начнетшя ш начала.
- А вот в этом я не уверен, - ответил Сэм. - Насколько я помню,
было установлено, что эти камни играют определенную роль в процессе
Воскрешения. И если половина вышла из строя, то может быть
значительное сокращение продукции на конвейере Лазаря [Лазарь ("Бог
помог") Четверодневный - по евангелию - человек, воскрешенный Иисусом
Христом через четыре дня после погребения]. Этот метеорит - небесный
диверсант.
- Я уже давно пришел к заключению, - сказал фон Рихтгофен, - что
эта планета и наше Воскрешение не являются продуктом деяния
сверхъестественных существ. Вы слышали легенду, которую передают их
уст в уста вверх и вниз по Реке? В ней говорится, что один человек
проснулся перед Днем Воскрешения и обнаружил, что находится в каком-то
очень непонятном месте. Вокруг него в воздухе парили миллионы
обнаженных тел мужчин, женщин и детей с бритыми головами, которые
медленно вращались под действием какой-то невидимой силы. Этот
человек, англичанин по фамилии Перкинс или Бартон, говорят, умер на
Земле где-то около 1890 года. Он попытался освободиться, но его
перехватили двое существ - людей по облику - и вернули его в состояние
сна. Затем он пробудился, подобно всем остальным, на берегах Реки.
Кто бы ни стоял за всем этим, он может ошибаться. У них произошла
промашка с Бартоном. Этому человеку мельком удалось увидеть стадию,
предшествующую Воскрешению, стадию где-то между нашей смертью на Земле
и подготовкой к жизни на этой планете. Все это звучит фантастично, как
сказка об исполнении желаний, но тем не менее?
- Я слышал об этом, - перебил его Клеменс. Он хотел было
рассказать о том, что видел лицо Бартона в подзорную трубу как раз
перед тем, как заметил Ливи, но, вспомнив о Ливи, он испытал такую
боль, что начисто забыл о своем намерении.
Он сел, выругался и, погрозив кулаком звездам, начал плакать. Джо
Миллер, присев на корточки позади него, вытянул гигантскую руку и нежно
дотронулся до него. Фон Рихтгофен, смутившись, отвернулся в другую
сторону. Через некоторое время он сказал:
- Как я обрадуюсь, когда наши чаши наполнятся! Мне так хочется
закурить!
Клеменс рассмеялся, вытер слезы и произнес:
- Мне нелегко расплакаться. Но я никогда не стыжусь, если это
случается со мной.
Это очень жестокий мир. Такой же жестокий, как и там, на Земле.
И все же здесь у нас молодые тела, нам не нужно трудиться ради куска
хлеба и беспокоиться об уплате счетов. Нам не надо волноваться о том,
что наши женщины забеременеют, мы не боимся заболеть. А если нас
убивают, то на следующий день мы воскресаем живыми и здоровыми, правда,
в тысячах миль от места смерти.
Но это вовсе не похоже на ту загробную жизнь, которую нам обещали
проповедники. Это и неудивительно. И, наверное, хорошо, что это
именно так. Кому бы хотелось летать на аэродинамически неустойчивых
крыльях или выстаивать дни напролет, неумело играя на арфах и до
хрипоты выкрикивая осанну [Осанна (спаси!) - восторженное славословие
(из Библии), молитвенный возглас христиан]?
Лотарь засмеялся:
- Спросите у любого китайского кули [Кули (тамильск., букв. -
заработки), название низкооплачиваемых неквалифицированных рабочих в
Китае, Индии и ряде других стран], и он скажет вам, что этот мир
значительно лучше прежнего. Это только мы, испорченные обитатели
современного Запада, ворчим и доискиваемся первопричин. Мы не так уж
много знали о космосе, окружавшем нашу Землю, и еще меньше знаем об
этой планете. Но мы здесь и, может быть, со временем все же выясним,
кто поместил нас сюда и с какой целью? Тем временем, пока здесь есть
красивые и охочие до любви женщины, - а такие здесь есть - сигары,
наркотическая резинка, вино и хорошая потасовка, что еще нужно
человеку? Я наслаждаюсь жизнью в этой Речной Долине - раз ее радости
снова стали доступны мне. Живи в свое удовольствие, а после? не все ли
равно, что будет после?
Затем они надолго замолчали, и Клеменс не мог заснуть до тех пор,
пока не пошел дождь. Он спустился под гриб, чтобы переждать ливень.
Поднявшись наверх после дождя, Клеменс отчаянно замерз и начал дрожать,
хотя и укутался в длинные плотные полотнища. На заре из состояния
полузабытья его вывела огромная ручища Миллера. Сэм поспешно слез с
камня и расположился на безопасном удалении. Через пять минут из
каменного гриба вырвалось голубое пламя, взметнувшееся вверх футов на
тридцать с ревом, подобным львиному.
В это самое мгновение раздался грохот камней по ту сторону Реки.
Клеменс переглянулся с Лотарем.
- Кто-то устранил разрыв в цепи.
- У меня мурашки по коже пошли, - сказал Лотарь. - Кто же этот
кто-то?
Некоторое время он молчал, но еще до того, как они добрались до
западного берега, он начал смеяться и болтать, как на вечеринке.
"Слишком весел этот немец", - подумал Клеменс.
- Насколько мне известно, они до сих пор ни разу не выдали своего
присутствия, - заметил Сэм. - Однако на этот раз, мне кажется, они
были вынуждены.
Следующие пять дней были заняты спуском корабля к Реке. Еще две
недели ушли на его ремонт. И все время велось неустанное наблюдение за
Рекой, но никто пока не показывался. Даже когда, наконец, корабль без
мачт и парусов был спущен на воду и на веслах двинулся вниз по Реке,
они не встретили ни одного человеческого существа.
Команде, привыкшей видеть вдоль берега толпы мужчин и женщин, было
как-то не по себе. Тишина действовала угнетающе. На планете не было
животных, кроме рыб в Реке и червей в почве, но люди всегда создавали
достаточно шума.
- Скоро здесь будет предостаточно гиен, - сказал Клеменс Кровавому
Топору. - Это железо представляет собой гораздо большую ценность, чем
даже золото на Земле. Ты жаждешь битвы? Скоро тебя стошнит от этого
добра.
Норвежец взмахнул топором, поморщившись от боли в ребрах.
- Пусть только сунутся! От бойни, которую мы им устроим,
возрадуются сердца валькирий [Валькирии (букв. "выбирающая мертвых,
убитых") - в скандинавской мифологии воинственные девы, подчиненные
Одину и участвующие в распределении побед и смертей в битвах]!
- Бык! - воскликнул Джо Миллер. Сэм улыбнулся и, отойдя, занял
позицию за спиной титантропа. Эрик Кровавый Топор на всей этой планете
боялся только одного существа, однако когда-нибудь он все же мог
потерять контроль над собой и, обезумев, уподобиться берсеркеру
[Берсеркер - древнескандинавский неустрашимый витязь (в переносном
смысле - неистовый человек, фанатик)]. И все же ему нужен был Миллер,
стоивший в сражении дюжины бойцов.
Два дня в светлое время суток корабль неуклонно продвигался
вперед. По ночам за рулем оставался всего один человек, а команда
отсыпалась. Ранним утром третьего дня титантроп, Клеменс и фон
Рихтгофен сидели на носовой палубе, курили сигары и цедили сквозь зубы
виски, дарованное им чашами на последней остановке.
- Почему вы зовете своего друга Джо Миллером? - поинтересовался у
Сэма немец.
- Его подлинное имя может сломать человеку челюсть, - засмеялся
Клеменс. - Оно длиннее любого технического термина, придуманного
немецкими философами. Я не мог выговорить его ни при нашей первой
встрече, ни потом. После того, как он научился говорить по-английски
настолько, что мог сказать мне соленое словечко - он горел нетерпением
и едва дождался этого момента, чтобы рассказать мне одну историю - вот
тогда-то я и назвал его Джо Миллером. Он рассказал мне анекдот
настолько древний, что я с трудом поверил своим ушам. Я знал, что эта
история существует очень давно. Впервые я услышал ее, правда, в
несколько измененном виде, еще когда мальчишкой жил в городке Ганнибал,
штат Миссури. Я и после до старости слышал ее к своему глубокому
отвращению сотни тысяч раз. Но услышать подобную историю из уст
существа, умершего около ста тысяч, может быть, даже за миллион лет до
моего рождения!
- А что за история?
- Ну, один бродячий охотник шел по следам раненого оленя целый
день. Наступила ночь и с ней яростная буря. Завидев свет костра,
охотник остановился у входа в пещеру. Он спросил у старика-шамана,
жившего в ней, можно ли провести здесь ночь. Старик-шаман ответил:
"Конечно, но у нас здесь довольно тесно. Тебе придется спать с моей
дочерью". Нужно продолжать дальше?
- Шэм тогда не рашшмеялшя, - прогрохотал Джо. - Иногда мне
кажетшя, что он начишто лишен чувштва юмора.
Клеменс нежно ущипнул друга за заостренный кончик носа и произнес:
- Иногда мне кажетшя, что ты прав. Однако в действительности я
самый большой юморист на свете, потому что я больше всех наполнен
горем. Все смешное корнями уходит в страдания.
Он занялся своей сигарой и стал смотреть на берег. Перед самым
наступлением сумерек корабль вошел в зону теплового воздействия
метеорита. За исключением нескольких железных деревьев, все было
сметено бушующим пламенем. Огонь поглотил огромные листья железных
деревьев, и даже чрезвычайно устойчивая кора была сожжена, но древесина
под ней, более твердая, чем гранит, только обуглилась. Более того,
ударная волна опрокинула и пригнула к земле множество железных
деревьев, сломав их у самого основания. Чашные камни почернели и
покосились, но все же сохранили свою форму.
- Лотарь, - наконец произнес Клеменс, - сейчас для вас самое
подходящее время узнать, ради чего затеяны эти поиски. Джо расскажет
это своими словами. А я постараюсь объяснить то, что будет непонятно.
Это странная история, но не более, чем все происходящее здесь с тех
пор, как мы воскресли из мертвых.
- Меня мучает жажда, - сказал Джо. - Пожволь мне шначала выпить.
Темно-синие глаза, спрятанные в тени надкостницы, уставились в дно
чашки. Он, казалось, всматривался туда, будто пытался воскресить в
памяти сцены, которые должен был описать. Звуки, издаваемые им при
помощи заднего неба и движений языка, несомненно более гармоничные, чем
все остальные, делали его английский более звонким, даже комичным из-за
его шепелявости. Голосом, поднимавшимся из глубины груди и звучавшим,
как речь дельфийского оракула, он начал рассказ о Туманной Башне.
- Где-то выше по Реке я прошнулшя голый, как и шейчаш. Я был в
меште, которое должно находитьшя где-то на дальнем шевере этой планеты,
потому что там было холоднее и швет был очень тушклый. Людей там не
было, одни только? э? э? титантропы, как наживает наш Шэм. У наш были
чаши, только гораждо больше, чем ваши, как видите. И у наш не было ни
пива, ни вишки. Алкоголь был нам шовершенно неведом, поэтому его и не
было в наших чашах. Мы пили воду иж Реки.
Мы шчитали, что находимшя в меште, куда вы попадаете пошле швоей
шмерти, что? э? боги дали нам это мешто и вше, что нам нужно. Мы были
шчаштливы и выбрали шебе подруг. Мы ели, шпали и билишь шо швоими
врагами. И я тоже был бы шчаштлив там, ешли бы не шудно.
- Он имеет в виду судно, - пояснил Сэм.
- Я и говорю. Шудно. Пожалуйшта, не перебивай, Шэм. Ты и так
шделал меня доштаточно нешчаштным, шкажав, что богов нет. Даже
нешмотря на то, что я шам их видел.
- Видел богов? - удивился Лотарь.
- Ну, не шовшем. Я видел, где они живут. Я видел их шудно.
- Что? О чем ты говоришь? - удивился фон Рихтгофен.
Клеменс помахал сигарой.
- Пусть говорит. Он смущается, если его слишком часто перебивают.
- Там, откуда я родом, вы бы не ошмелилишь перебить говорящего.
Иначе бы вам шражу же перебили бы нош.
- При таком большом носе, как у тебя, - рассмеялся Сэм, - это
должно быть очень больно.
Миллер осторожно погладил свой хобот.
- Он у меня один-единштвенный, и я горжушь им. Нигде в этой чашти
долины ни у одного карлика нет такого ноша, как у меня. Там, откуда я
родом, величина ноша являетшя прижнаком длины? какое там у ваш шлово
для этого, Шэм?
Сэм поперхнулся и вынул изо рта сигару.
- Ты нам рассказывай о корабле, Джо.
- Да. Нет! Я еще не подошел к этому. Как я уже говорил, однажды
я лежал на берегу, наблюдая жа игрой рыб. Я думал о том, чтобы вштать,
шделать крючок и удочку, половить рыбки. И тут я вдруг ушлышал шум. Я
пошмотрел вверх. Там, шледуя ижвилинам Реки, плыло ужашное чудовище.
Оно было штрашным. Я подпрыгнул и шобралшя было бежать, когда
увидел на шпине этого чудища людей. Они выглядели как наштоящие люди,
но когда чудовище приближилошь, я шмог ражглядеть, что они шовшем
крохотные, а об их ношах вообще нечего говорить. Я мог бы убить их
вшех одной рукой, и, тем не менее, они ошедлали эту чудовищную речную
жмею, подобно блохам на шпине медведя. Поэтому?
Клеменс, слушая Джо, снова ощутил волнение, как и тогда, когда
впервые услышал этот рассказ. Словно он сам стоял рядом с этим
звероподобным предком человека. Несмотря на шепелявость и долгие паузы
при подборе слов, гигант говорил довольно выразительно. Клеменс мог
понять его панику, изумление и почти непреодолимое желание бежать, а
также противодействующее всем этим чувствам любопытство примата -
свойство, позволившее ему стать если не человеком, то, во всяком
случае, его двоюродным братом. За далеко выступающими надбровьями
находилось серое вещество, уже не удовлетворявшееся единственно бытием,
а требовавшее пищи в виде непонятных вещей в неизведанном мире.
Так что Джо Миллер стоял на берегу, хотя его кисть крепко сжимала
ремешок чаши, готовая прихватить ее с собой, если придется спасаться
бегством.
Чудовище подплыло ближе. Джо начал думать, что, возможно, оно не
живое. Но если не живое, то почему впереди торчит огромная голова, как
бы готовясь напасть? И все же оно не казалось живым. В нем ощущалась
какая-то мертвенность. Конечно, это еще ничего не значило. Джо
однажды довелось видеть, как раненый медведь очень убедительно
притворялся мертвым, а затем, вскочив, разом оторвал руку его
товарищу-охотнику.
Более того, хотя он собственными глазами видел, как этот охотник
умер, он снова увидел его живым, когда проснулся на берегу Реки вместе
с другими сородичами. А если он, да и сам Джо, смогли стать снова
живыми, почему же эта окаменевшая змееподобная голова не может
стряхнуть с себя чары смерти и схватить его своими зубами?
Но он подавил в себе страх и, дрожа, подошел к чудовищу. Ведь он
- титантроп, старший брат человека, с заложенной в нем дерзостью и
присущим приматам желанием понять до конца все происходящее.
Пигмей, такой же заморыш, как и другие, но со стеклянными кружками
на глазах, отражавшими солнце, кивнул, подзывая Джо Миллера. Остальные
стояли на спине деревянного зверя позади человека со стеклянными
кругами на глазах и держали копья и странные устройства, которые, как
впоследствии узнал Джо, были луки со стрелами. Они не казались
испуганными видом исполина, возможно, из-за того, что очень устали
безостановочно грести против течения и теперь мало обращали внимание на
происходящее.
Вождю пигмеев понадобилось много времени, чтобы убедить Джо отойти
от борта. Они сошли на берег наполнить свои чаши, как только Джо
отошел подальше, поели, и Джо тоже поел, но на некотором удалении от
пришельцев. Его соплеменники убежали в предгорья, охваченные паникой
при виде корабля. Теперь же, увидев, что речная змея не угрожает Джо,
они потихоньку стали возвращаться. Пигмеи ретировались к кораблю.
Затем вождь пигмеев вынул странный предмет из своей чаши, поднес
светящуюся проволоку к его кончику, и из этого предмета и изо рта
пигмея повалил дым. При первом же выдохе Джо отпрянул; его сородичи
снова рассеялись среди деревьев предгорья. Джо подумал, что эти
коротконосые пигмеи, возможно, детеныши дракона. Вдруг это его детки
на стадии личинки, и они уже могут, как мать, выдыхать огонь и дым?
- Но я не болван, - грохнул Джо, - шкоро я шоображил, что дым
выходит иж предмета, на английшком он наживаетшя шигарой. Их вождь дал
мне понять, что ешли я подымушь на шудно, я шмогу покурить шигару.
Теперь я понимаю, что шошел ш ума, шоглашившишь, но мне хотелошь
жакурить шигару. Может быть, я хотел проижвешти впечатление на швоих
шоплеменников, не жнаю.
Он прыгнул на корабль, слегка накренив его, погрозил своей чашей,
давая пришельцам понять, что если они осмелятся напасть на него, то он
ею размозжит им черепа. Они поняли предостережение и не подходили
близко. Вождь дал Джо сигару, и хотя титантроп слегка закашлялся и
нашел вкус табака довольно странным, ему понравилось. А когда он
впервые попробовал пиво, то пришел в неописуемый восторг.
Итак, Джо решил подняться вверх по Реке на спине речной змеи
вместе с пигмеями. Его поставили работать огромным веслом и стали
звать Джехути.
- Джехути? - переспросил фон Рихтгофен.
- Его греческое имя - Тот [Тот (Джехути) - в египетской мифологии
бог мудрости, счета и письма, изображается в виде человека с головой
ибиса, священное животное Тота - павиан], - пояснил Клеменс. - Это
были египтяне, и он чем-то напоминал им длинноклювого бога-ибиса. Я
полагаю, он также мог напомнить им бога-бабуина Баст [Баст - в
египетской мифологии богиня радости и веселья], но этот грандиозный нос
перевесил в споре. Словом, он стал Тотом или Джехути.
Дни и ночи текли неумолимо, как сама Река. Однажды Джо сильно
устал и потребовал высадить его на берег. Теперь он уже мог
разговаривать на языке пигмеев, хотя и с трудом. Вождь согласился
сделать все, что хотел Джо, поскольку было очевидно, что отказ повлечет
за собой гибель всей команды. Но он печально заговорил о том, что
образование Джехути на этом закончится, как раз когда он начал делать
успехи. Он был зверем, хотя и с лицом бога мудрости, а скоро он стал
бы человеком.
Зверь? Бог? Человек?
Кто они?
Порядок слов не совсем верен, сказал вождь. Правильная
последовательность всегда по восходящей - Зверь, Человек, Бог. Правда,
можно увидеть бога в облике зверя, а человека превращающимся из зверя в
божество. Но почти всегда человек находится между зверем и богом,
время от времени опускаясь до уровня зверя или поднимаясь до уровня
бога.
Все это было совершенно непонятно неразвитому мозгу Джехути. Он
присел на корточки и мрачно оглядел ближайший берег. Там больше не
будет ни сигар, ни пива. Люди на берегу были его рода, но уже не его
племени и могли убить Джо. Кроме того, он начал впервые испытывать
умственное возбуждение, а оно сразу исчезнет, едва он снова окажется
среди титантропов.
Поэтому он посмотрел на вождя-пигмея, улыбнулся, потряс головой и
сказал, что остается на корабле. Он охотно сел за весло, когда
наступила его очередь, и возобновил изучение наиболее чудесной из всех
вещей - языка, способного выражать философские понятия. Он научился
бегло говорить на языке пришельцев и начал понимать те замечательные
слова, которые говорил ему вождь, хотя иногда это было мучительно.
Если та или иная мысль ускользала от него, он гнался за ней, хватал ее,
проглатывал и давился ею, возможно, бессчетное число раз. Вскоре он
стал переваривать сложнейшие понятия и даже извлекать из них пищу для
ума.
Река все текла. Они гребли, стараясь держаться ближе к берегу,
где течение было помедленнее. Проходили дни и ночи, и теперь солнце
уже не поднималось так высоко в небесах и с каждой неделей его
наивысшая точка становилась все ниже, а воздух - все холоднее.
- Джо и его спутники, - произнес Сэм, - приближались к северному
полюсу. Наклон экватора к плоскости эклиптики планеты равен нулю. Как
вам известно, здесь нет смены времен года; день всегда равен ночи. Но
Джо приближался к точке, где он мог видеть всегда только половину
солнца над горизонтом. Вернее, видел бы, если бы не горы.
- Да. Там вшегда шумерки. Мне штановилошь вше холоднее, хотя и не
так холодно, как людям. Они так тряшлишь, что кажалошь, вот-вот
штряхнут ш шебя швои жадницы.
- Его крупное тело теряет тепло не так быстро, как наши тщедушные
тела, - пояснил Клеменс.
- Пожалуйшта, пожалуйшта! Могу я продолжать рашшкаж или мне
держать яжик жа жубами?
Лотарь и Сэм рассмеялись.
Джо продолжил. Ветер становился сильнее, а воздух - туманнее.
Титантропу стало не по себе. Ему захотелось вернуться, но он не хотел
терять уважение предводителя пигмеев. И он шел с ними, не отставая ни
на дюйм, шел к неведомой цели.
- Ты не знал, куда они направляются? - спросил Лотарь.
- Жнал, но не шовшем точно. Они хотели добратьшя до иштоков Реки.
Они думали, что, может быть, там живут боги и что они примут их в
наштоящую жагробную жижнь. Они говорили, что этот мир не наштоящий.
Он одна иж штадий к наштоящему миру, каким бы он ни был.
Однажды Джо различил едва слышимый, но в то же время близкий гул,
как будто газ выходит из его кишок. Немного погодя, когда шум стал
подобен раскатам грома, он понял, что это грохот воды, падающей с
огромной высоты.
Судно оставили покачиваться в заливе, защищенном вытянутым
полуостровом. Вдоль Реки уже не было чашных камней. Приходилось
ловить и сушить рыбу. На судне был также запас побегов бамбука,
которые были собраны в более теплых регионах именно для этого случая.
Вождь и его люди помолились, и отряд начал взбираться на серию
водопадов. Сверхчеловеческая сила Джехути - Джо Миллера - помогала им
преодолевать препятствия, но, с другой стороны, его огромный вес иногда
становился помехой и даже опасностью для отряда.
Чем выше по Реке они поднимались, тем влажнее становился воздух
из-за вездесущей водяной пыли. Когда они достигли отвесного высотой в
тысячу футов утеса, гладкого, как лед, их охватило отчаяние.
Осмотревшись, они обнаружили веревку, болтающуюся на поверхности утеса.
Она была связана из большого количества полотнищ. Джо попробовал ее на
прочность и полез вверх, перебирая руками и упираясь ногами в
поверхность утеса, пока не достиг вершины. Там он повернулся и стал
наблюдать, как за ним лезут остальные. Вслед за Джо полез вождь, но на
полпути к вершине силы покинули его и он не мог подниматься дальше.
Тогда Джо втащил его вместе с огромного веса веревкой из полотнищ на
самую вершину. Эту же операцию он проделал с каждым членом отряда.
- Откуда же, черт возьми, взялась эта веревка? - спросил фон
Рихтгофен.
- Вероятно, кто-то подготовил для них путь, - ответил Клеменс. -
Если принять во внимание низкий уровень техники на этой планете, то
никто не мог бы найти способ поднять на вершину утеса конец этой
веревки и закрепить его там. Возможно, воздушный шар и мог бы поднять
человека на такую высоту. Оболочку его можно было бы сделать из шкур
речных драконов или из человеческой кожи. Можно было бы получить
водород, пропуская пар над раскаленным древесным углем в присутствии
подходящего катализатора. Но где найти такой катализатор на этой
бедной металлами планете?
Водород можно получить и без катализатора, но при огромных
затратах топлива. Однако там не было и следа печей, необходимых для
производства водорода. Да к тому же, зачем оставлять за собой эту
веревку, если она может понадобиться в дальнейшем. Нет, кто-то
неизвестный, назовем его Таинственным Незнакомцем ["Таинственный
Незнакомец" - так называется незаконченная повесть Марка Твена,
рассказывающая о сошествии Сатаны на Землю], оставил эту веревку для
Джо и его спутников. Или для всякого, кто сможет добраться до этой
скалы. Не спрашивайте меня, кто это был и каким образом он это сделал.
Слушайте дальше. Джо еще не закончил.
Отряд, захватив с собой веревку, прошел по плато в туманных
сумерках несколько миль. И вышел к подножию еще одного обрыва, где
Река, расширяясь наверху, образовала огромный водопад. Он был
настолько широк, что Джо показалось, будто в нем было столько воды, что
там могла бы плавать земная Луна. Он бы не удивился, если бы далеко
вверху увидел на срезе водопада огромную серебристо-черную сферу,
которая бы затем в грохоте воды полетела вниз и разбилась бы вдребезги
о скалы в водовороте у подножия водопада.
Ветер становился все сильнее и завывал все громче, туман сгущался.
Капли влаги оседали на полотнищах, которыми они теперь обернулись с ног
до головы. Стена перед ними была гладкой, как зеркало, и такой же
отвесной, как та, на которую они взобрались. Вершина ее терялась в
тумане. Она могла быть высотой как в пятьдесят, так и в десять тысяч
футов. Они стали обследовать подножие, надеясь на какую-нибудь
расщелину. И они ее нашли! Она напоминала небольшую дверь в том
месте, где плато соединялось со стеной. Проем был таким низким, что им
пришлось опуститься на четвереньки и ползти. Плечи Джо постоянно
терлись о каменные стены. Однако их поверхность была настолько
гладкой, словно проход был проделан человеком и шлифовался до тех пор,
пока не исчезли малейшие шероховатости.
Туннель шел вверх сквозь гору под углом чуть меньше сорока пяти
градусов. Его протяженность невозможно было определить. Когда Джо
вылез с другого конца, его плечи, руки и колени были стерты до крови
несмотря на то, что были защищены полотнищами.
- Я не понял, - сказал фон Рихтгофен. - Мне казалось, что здешние
горы созданы, чтобы помешать людям добраться до истоков Реки. Зачем же
тогда сквозь твердые скалы был просверлен этот туннель? Чтобы через
него могли проникнуть незваные гости? И почему такой же туннель не был
сделан в первом обрыве?
- Туннель в первом обрыве мог быть замечен каким-нибудь часовым
или патрулем, находившимся в этой местности, - произнес Клеменс. - А
второй обрыв был укутан туманом, не забывайте этого.
- Но связка белых полотнищ наверняка более заметна, - не унимался
немец.
- Возможно, ее поместили там совсем незадолго до того, как туда
добрался Джо.
Фон Рихтгофен пожал плечами.
- Черт побери, пожвольте мне рашшкаживать дальше! В конце концов
- это моя иштория.
- И такая же большая, - сказал Клеменс, взглянув на огромные
ягодицы Джо.
Отряд прошел около десяти миль еще по одному плоскогорью. Путники
поспали, вернее, попытались это сделать, поели и начали подъем.
Теперь, хотя горы и были очень крутыми и дикими, их все же можно было
преодолеть. Сейчас их главным врагом стал недостаток кислорода. Люди
задыхались и были вынуждены часто останавливаться для отдыха.
Вскоре у Джо начали болеть ноги, и он захромал. Но ему и в голову
не приходило попросить об отдыхе. Пока шли другие, он старался не
отставать.
- Джо не может так же долго, как и обычные люди, оставаться на
ногах, - пояснил Клеменс. - Все его сородичи страдают плоскостопием.
Для двуногих таких размеров у них очень большой вес. Я бы не удивился,
узнав, что эта раса исчезла с лица Земли из-за того, что у них очень
часто ломались кости стопы.
- Я жнаю одного предштавителя "гомо шапиенш", у которого будет
шломан нош, ешли он не перештанет шовать его в чужие дела, - загрохотал
Джо. - Не его дело рашшкаживать эту ишторию!
Они подымались. Река, внизу все такая же широкая, превратилась в
далекую нитку. Большую же часть времени из-за облаков они не могли
видеть даже этой нити. Снег и лед делали восхождение еще более
опасным. Затем они отыскали дорогу вниз еще на одно плато и стали на
ощупь пробираться сквозь туман, преодолевая яростный встречный ветер.
Они очутились перед потрясающим отверстием в горах. Из этого
отверстия стремительно вырывалась Река и с каждой стороны сразу же за
узкими террасами высились крутые горы. Пройти дальше можно было только
через это отверстие. Из него вырывался рев столь гулкий, что они не
могли слышать друг друга. Это был голос Бога - громкий, как голос
смерти.
Джо нашел узкий выступ, который вел в пещеру высоко над водой.
Только сейчас он обратил внимание на то, что вождь пигмеев стал все
время следовать за ним. Через некоторое время до титантропа дошло еще
одно - все пигмеи смотрели на него как на своего проводника и
помощника. Когда они кричали, чтобы перекрыть грохот воды, они
называли его Джехути. В этом не было ничего необычного, однако раньше
в этом слышался оттенок иронии. Но только не теперь. Сейчас он
действительно был их Джехути!
Клеменс снова перебил друга:
- Это похоже на то, как если бы мы называли деревенского дурачка
Иеговой [Иегова - искаженное воспроизведение непроизносимого имени
Бога-Яхве] или чем-то вроде этого. Когда людям боги не требуются, они
смеются над ними. Но как только их охватывает страх, они начинают
относиться к ним с должным уважением. Теперь, можно сказать, сам бог
Тот вел их сквозь отверстие в Подземный Мир.
Разумеется, я стараюсь быть снисходительным к человеческому пороку
делать символы из простого совпадения. Но если почесать собаку, то
вспугнешь блоху.
Джо Миллер тяжело сопел, его огромная грудь то вздымалась, то
опадала, словно кузнечные мехи. Было ясно, что воспоминания об этом
приключении оживили в нем старые страхи.
Выступ не был похож на туннель в горе. Он не был специально
подготовлен: неровный, испещренный трещинами, он иногда так круто
поднимался, что Джо приходилось ползти на четвереньках, чтобы
протиснуться под потолком пещеры. Темень была такая, словно у него
выкололи глаза. Присущий ему острый слух не помогал, ибо уши заложило
от грохота. Только осязание вело его дальше, но от огромного
эмоционального возбуждения ему временами казалось, что и оно предает
его. Ему захотелось бросить эту безумную затею, но тогда люди, шедшие
за ним, были бы не в состоянии двигаться дальше.
- Мы два ража оштанавливалишь - поешть и пошпать, - сказал Джо. -
Я уже начал думать, что мы можем полжти так до тех пор, пока не
кончитшя пища, но вдруг впереди я увидел что-то шерое. Это был не
швет. Прошто темнота штала менее гуштой.
Они вышли из пещеры на открытое место на склоне горы. В
нескольких тысячах футах под ними плескалось море облаков. Горы
закрывали солнце, но небо вверху еще не было темным. Узкий выступ шел
дальше, и они теперь ползли вниз, опираясь на разбитые до крови колени
и ладони. Выступ постепенно сужался и вскоре вообще исчез.
Дрожа, они цеплялись за мельчайшие углубления. Один из их
товарищей поскользнулся и, падая, схватился за другого. Оба с криком
исчезли в облаках.
Постепенно воздух стал теплее.
- Река отдавала свое тепло, - опять пояснил Клеменс. - Она не
только берет начало на северном полюсе, она и заканчивается там после
того, как соберет тепло, петляя по поверхности всей планеты. Воздух на
северном полюсе холоден, но не как на полюсе Земли. Правда, это только
предположения.
Отряд взобрался еще на один выступ, где можно было стоять,
прижавшись лицом к горе, и стал продвигаться боком, подобно крабам.
Уступ вился вокруг горного склона. Джо остановился. Узкая долина
расширялась, переходя в огромную низменность. Далеко внизу был слышен
рокот прибоя о скалы.
В сумерках было видно, что море на северном полюсе окружают горы.
Покрытые облаками воды образовали ложе около шестидесяти миль в
диаметре. На противоположной стороне этого моря облака были более
густыми. Джо не знал причины этого, но Сэм объяснил, что тучи скрывают
устье Реки, где теплая вода соприкасается с холодным воздухом.
Джо сделал еще несколько шагов по кривому уступу.
И увидел перед собой серый металлический цилиндр, стоящий на его
пути.
Сначала он не понял, что это такое, настолько странно было его
здесь видеть. Это было так неожиданно. Затем он различил привычные
очертания и сообразил, что это чаша, оставленная человеком, прошедшим
до него по этому опасному пути. Какой-то неизвестный странник
преодолел те же препятствия, что и он. До этой самой точки. Он
поставил чашу, чтобы перекусить. Крышка была открыта, и там еще лежали
воняющие остатки рыбы и заплесневелый хлеб. Странник использовал чашу
как сумку, вероятно, надеясь, что ему удастся наткнуться на чашный
камень и вновь наполнить чашу едой.
Что-то случилось с ним. Он бы не оставил здесь чашу, если только
не был убит или настолько напуган чем-либо, что убежал, бросив ее.
От этой мысли мороз прошел по телу Джо.
Он обошел выдававшийся гранитный выступ, который на мгновение
закрыл от него море.
Он обошел выступ - и завопил.
Шедшие сзади закричали, спрашивая, что с ним случилось.
Он настолько был потрясен, что не мог ничего им ответить на только
что освоенном языке пигмеев. Он ответил на своем родном.
Тучи, закрывавшие центральную часть моря, всего лишь на несколько
секунд немного разошлись, и из-за облаков показалась верхняя часть
какого-то строения. Оно было цилиндрической формы, серое, как верхушка
громадной чаши.
Туман то поднимался, то опускался, вокруг строения. То обнажая
его, то скрывая из вида.
Где-то среди гор, окаймлявших полярное море, видимо, существовал
промежуток. В это мгновение низкое солнце, должно быть, пробилось
через эту прореху в могучем хребте, и луч света коснулся вершины башни.
Джо скосил глаза и попытался рассмотреть освещенное место.
Какой-то предмет появился над вершиной башни и стал опускаться на
ее поверхность. Он был белый и яйцеобразной формы. Его поверхность,
как искра, блестела на солнце. В следующее мгновение, как только
солнце снова скрылось за горами, искра исчезла. И башня, и предмет над
ней пропали во тьме и тумане. Джо, вскрикнув при виде летающего
предмета, сделал шаг назад. Его нога задела чашу, оставленную
неизвестным путником.
Он вскинул руки, пытаясь сохранить равновесие, но даже присущая
ему обезьянья ловкость не могла уже спасти его от падения. Крича от
ужаса, он опрокинулся назад и полетел вниз, кувыркаясь в воздухе. На
миг мелькнули лица его спутников - ряд темно-коричневых фигур,
открывших в изумлении рот, смотревших на него, на то, как падает их
бог, падает вниз, к облакам и воде.
- Я не помню удара о воду, - сказал Джо. - Пробудилшя я уже
где-то милях в двадцати от того мешта, где жил Шэм. Там жили норвежцы
дешятого века. Мне шнова пришлошь ижучать новый яжик. Маленькие
шеверяне боялишь меня, но они хотели, чтобы я шражалшя на их штороне.
Тогда-то я и повштречал Шэма, и мы штали дружьями.
Наступила тишина. Джо поднял стакан к своим тонким, упругим, как
у шимпанзе, губам и выпил до дна. Его слушатели угрюмо смотрели на
него. Слышно было только потрескивание кончиков их сигар.
Затем фон Рихтгофен сказал:
- А тот человек, носивший стеклянные кружки, как, ты говорил, его
звали?
- Я не говорил.
- Ну, все равно, как?
- Эхнатон [Эхнатон (дух Атона) - имя, принятое египетским фараоном
Аменхотепом IV, заменившим древнее многобожие культом единого бога -
Атона]. Шэм жнает о нем гораждо больше, чем я, хотя я и прожил рядом ш
ним четыре года. Однако, - здесь Джо самодовольно улыбнулся, - я жнал
человека, а вше, что жнает Шэм - это так наживаемые ишторичешкие факты.
Фон Рихтгофен пожелал спокойной ночи и спустился на нижнюю палубу.
Сэм принялся расхаживать взад-вперед, остановившись только один раз,
чтобы дать прикурить рулевому. Он хотел спать, но сон никак не
приходил. Уже многие годы его мучила бессонница, она вонзилась в самый
центр его мозга, который вертелся на ней, как взбесившийся механизм,
неподвластный телу, требовавшему отдыха.
Джо Миллер сидел, сгорбившись, у борта и ждал, когда его друг -
человек, единственный из людей, кому он доверял и кого любил -
спустится вниз. Вскоре его голова поникла, похожий на дубинку нос
описал дугу, и он захрапел. Звук при этом был такой, словно где-то
валили деревья. С треском и грохотом раскалывались могучие секвойи. А
протяжные выдохи и бульканье ассоциировались с работой дровосека.
- Шпи крепко, малыш, - сказал Сэм, зная, что Джо снится давно
потерянная для него Земля, где бродят мамонты, гигантские медведи и
львы, где красивые (для него) женщины его племени томятся от любовной
страсти к нему. Джо застонал, а затем захныкал, и Сэм понял: Джо
снова снится, как его схватил медведь и терзает его ногу. Нога Джо
после этого случая ныла днем и ночью. Подобно всем гигантам его
размеров, он был слишком велик и тяжел для передвижения на двух
конечностях. Природа экспериментировала, создав расу поистине
гигантских размеров, а затем уничтожила ее, как свою ошибку.
- "Взлет и падение плоскостопых", - произнес Сэм. - Статья,
которую я никогда не напишу.
Сэм застонал - жалкое эхо Джо. Он снова увидел раздавленное тело
Ливи, подаренное ему на краткий миг, а затем вновь отобранное волнами.
Была ли эта женщина Ливи? Разве не добрую дюжину раз до этого видел он
ее, глядя в подзорную трубу на скопище людей по берегам Реки? И каждый
раз, когда ему удавалось уговорить Кровавого Топора пристать к берегу,
чтобы удостовериться, его ждало разочарование. И теперь у него не было
никаких причин считать, что это был труп его жены.
Он снова застонал. Как жестоко, если это была Ливи! Как жестока
жизнь! Быть так близко, а затем разлучиться всего за несколько минут
до того момента, как они могли бы воссоединиться. А затем ее труп
попадает на палубу, будто Бог или какие-то другие силы, которые правят
этим миром, хотели посмеяться над ним: "Смотри, как близко ты был к
ней! Мучайся, жалкое скопище атомов! Страдай и корчись от боли,
несчастный! Ты должен заплатить страданиями и слезами!"
- Заплатить за что? - пробормотал Сэм, кусая сигару. - За какие
преступления? Разве я не достаточно настрадался на Земле, настрадался
за все, что я совершил, и даже более того, за то, чего я не совершал?
Когда на Земле за ним пришла смерть, он был рад ей, потому что это
было концом всех его горестей. Ему не надо было больше ни оплакивать
болезни и смерть своей жены и дочерей, ни мучиться чувством вины за
смерть своего единственного сына, смерть из-за его небрежности. И была
ли это простая невнимательность, из-за которой заболел и умер его сын?
А разве он, пусть бессознательно, не допустил, чтобы одеяло
соскользнуло с крошки Лэнгдона, когда он нес его к экипажу в тот
холодный зимний день?
- Нет! - выпалил Сэм так громко, что Джо зашевелился, а рулевой
что-то по-норвежски проворчал.
Он ударил кулаком по ладони, и Джо снова что-то забормотал.
- Боже, почему я должен мучиться из-за всего, что совершил? -
зарыдал Сэм. - Теперь же это не имеет никакого значения! Все это
безвозвратно прошло. Мы начали новую жизнь с чистыми душами.
И все же это имело значение. Не имело значения то, что все
мертвые снова стали живыми, больные - здоровыми, а все плохие поступки
отодвинулись далеко в прошлое. Все равно их нельзя было ни забыть, ни
простить. Кем бы ни был человек на Земле и как бы он там ни думал,
здесь он не изменился и мыслил точно так же.
Вдруг ему захотелось наркотической резинки. Она могла бы унести
щемящую тоску и дать ему ощущение счастья.
Однако она могла и еще больше усилить его мучения. Его мог
охватить такой ужас, что единственным его желанием будет - немедленно
умереть. Когда он последний раз принимал резинку, ему угрожали такие
чудовища, что больше он уже не осмеливался прикасаться к этому
наркотику. Но, может быть, на этот раз? Нет!
Бедный сынок! Он больше никогда не увидит его, никогда! Ему было
всего два годика, когда он умер, и это означало, что он не воскрешен в
этой долине. Дети, которые умерли на Земле в возрасте до пяти лет,
здесь не воскресали. Предполагалось, что они ожили где-то в другом
месте, возможно, на какой-то другой планете. Однако, почему-то те, кто
сотворил все это, предпочли не воскрешать здесь малышей. И поэтому Сэм
никогда не сможет найти своего малыша и исправить ошибку.
И не удастся найти Ливи и дочерей - Сару, Джин и Клару. Это было
практически невозможно здесь, на Реке, имеющей протяженность, как
говорят, в двадцать миллионов миль и на чьих берегах обитает примерно
тридцать семь миллиардов человек. Даже если идти вверх от устья Реки
по одному берегу, присматриваясь к каждому встречному, а затем
проделать то же самое по противоположному берегу, никого не пропуская,
то на это? сколько потребуется лет? Устный счет никогда не был в числе
достоинств Сэма, но по самым грубым подсчетам на это ушло бы не более
109 тысяч лет.
И даже если бы человек мог совершить это, прошагать без устали все
эти миллионы миль с уверенностью, что не пропускает ни единого лица, то
к концу этого стотысячелетнего путешествия все равно существовала
возможность не найти того, кого ищешь. Потому что столь желанный
человек мог за это время умереть там, куда ты еще не успел дойти, а
затем воскреснуть где-то далеко за спиной.
Но, может быть, существуют другие способы найти человека?
Существа, которые создали эту Речную Долину и воскресили человечество -
возможно, они могут определить местонахождение любого нужного им
человека. У них должна быть какая-нибудь центральная картотека или
какие-нибудь средства для выяснения личности и местонахождения всех
жителей долины Реки.
Либо, если они не в состоянии этого сделать, то во всяком случае
их можно будет заставить ответить за все то, что они совершили!
Рассказ Джо Миллера вовсе не был плодом его воображения. В нем
было много загадочного, но в нем было также и много полезных сведений.
Хотя бы то, что некто безымянный хотел, чтобы обитатели долины узнали о
башне, окутанной туманами в северном полярном море. Зачем это ему
понадобилось? Этого Сэм не знал и не мог даже и догадываться. Но
отверстие было проделано в скале явно с целью рассказать людям о
существовании таинственной башни. И именно в этой башне должен
заключаться свет, который бы рассеял тьму неведения. В этом Сэм был
абсолютно уверен. И повсюду можно было услышать рассказ об англичанине
Перкинсе или Бартоне, скорее всего, Бартоне, преждевременно
пробудившемся на стадии, предшествующей Воскрешению. И возможно, это
пробуждение было не более случайным, чем существование искусственного
туннеля в скале.
Вот так у Сэмюеля Клеменса зародилась его первая мечта, которая со
временем стала Великой Мечтой. Чтобы осуществить ее, ему нужно было
железо, много железа! Именно это побудило его уговорить Эрика
Кровавого Топора отправиться в экспедицию на поиски железа. Сэм в
действительности не ожидал, что металла хватит на постройку крупного
корабля, но норвежец, по крайней мере, поможет ему подняться вверх по
Реке, поближе к полярному морю!
Теперь же, благодаря удаче, которую он вовсе не заслужил - он на
самом деле чувствовал, что недостоин чего-либо хорошего - в пределах
его досягаемости было такое количество железа, о котором он не мог
раньше и мечтать.
Ему нужны были знающие люди. Инженеры, которые знают, как
обращаться с метеоритным железом, как извлечь его, как переплавить, как
изготовить необходимые детали. Инженеры и техники, знающие, как
сделать сотни других необходимых вещей.
Он толкнул Джо Миллера ногой и сказал:
- Вставай, Джо. Скоро пойдет дождь.
Титантроп что-то проворчал и поднялся, словно башня из тумана.
Когда он шел вслед за Сэмом, бамбуковые планки палубы трещали под его
800-фунтовым телом. Внизу кто-то по-норвежски выругался.
Теперь горы по обеим сторонам Реки были скрыты тучами. Тьма
окутала долину, затмив безумное сияние двадцати тысяч ослепительных
звезд и мерцание газовых туманностей. Сильный ливень будет длиться
около получаса, а затем тучи исчезнут.
На восточном берегу мелькнула молния, прогремел гром. Сэм
остановился. Он всегда ощущал страх перед молнией или, вернее, этот
страх ощущал ребенок, который все время жил в нем. Молния высвечивала
лица преследующих его людей, кому он причинил вред, оскорбил или
обесчестил, а за ними угадывались неясные лица тех, кто осуждал его за
совершенные им бесчисленные преступления. Молния как бы пронизывала
его; и он верил, что Бог в качестве возмездия хочет сжечь его живьем.
Где-то среди туч таилась Карающая Десница Господа, который искал
Сэмюеля Клеменса.
- Гром где-то далеко внижу по Реке, - сказал Джо. - Нет! Это не
гром! Шлушай, Шэм! Ражве не шлышишь!? В нем что-то штранное. Будто
гром, но в то же время и не гром. Он какой-то не такой.
Сэм прислушался и похолодел. Снизу по течению доносилось слабое
громыхание. Но он похолодел еще больше, услышав более сильное
громыхание и сверху по течению Реки.
- Что за чертовщина?
- Не бойшя, Шэм. - Джо успокаивающе положил свою ручищу Клеменсу
на плечо. - Я ш тобой.
Однако он и сам дрожал всем телом.
Молния на мгновение высветила восточный берег. Сэм вздрогнул и
сказал:
- Господи Иисусе! Там что-то заблестело!
Джо поближе подвинулся к нему и проговорил:
- Я тоже это жаметил. Это корабль, который я видел над башней.
Но он ишчеж!
Джо и Сэм молча стали вглядываться в темноту. Снова сверкнула
молния, но на этот раз над Рекой уже не было белого яйцеобразного
предмета.
- Он появился из ничего и снова нырнул в ничто. Подобно миражу? -
наконец произнес Сэм. - Если бы ты тоже не видел его, я бы считал, что
мне это просто почудилось.
Проснулся Сэм на палубе. Закоченевший от холода и в полном
замешательстве. Повернувшись, он увидел солнце, только что поднявшееся
над восточным хребтом.
Джо лежал на спине рядом с ним, рулевой спал, привалившись к
штурвалу.
Но не это заставило его вскочить, как ошпаренного. Переведя
взгляд вниз от солнца, он увидел, что повсюду была зелень. Исчезла
грязь, горы выкорчеванных деревьев и обломков. Равнина была покрыта
низкой травой, холмы - высокими травами и бамбуком, среди которых
повсюду возвышались обычные гигантские сосны, дубы, тисы и железные
деревья.
- Обычное дело, - пробормотал Клеменс, невольно сострив, несмотря
на огромное потрясение. Что-то усыпило всех на борту "Дрейрагра", и
пока люди лежали в беспамятстве, была проделана невообразимая работа по
расчистке грязи и высадке растительности. Этот участок Реки снова
возродился!
Он почувствовал себя ничтожеством, слабым и беспомощным щенком.
Как мог он или какой-либо другой человек бороться с существами, чье
могущество столь велико, кто может творить такие чудеса?
И все же должно было существовать объяснение, базирующееся на
законах физики. Наука и способность управлять могучими силами природы
совершили это. В этом не было ничего сверхъестественного.
Одна мысль утешала его. Одно из этих неизвестных существ,
возможно, было на стороне человечества. Почему? В какой таинственной
битве участвовали люди?
К тому времени все на корабле уже проснулись. Кровавый Топор и
фон Рихтгофен одновременно поднялись на палубу. Эрик нахмурился,
увидев здесь немца, поскольку он не давал ему разрешения подниматься на
кормовую палубу. Однако зрелище растительности настолько потрясло его,
что он позабыл приказать "пленнику" убраться.
Лучи солнца играли на поверхности серых грибообразных чашных
камней. Неожиданно над травой возле камня появились клубы тумана. Они
плыли, как волны, резко набегая друг на друга. На траве лежали сотни
обнаженных мужчин и женщин, рядом с каждым была стопка полотнищ и чаша.
- Оптовое переселение, - прошептал Сэм немцу. - Переселение тех,
кто умер из-за отключения камней на западном берегу. Люди со всех
мест. Что хорошо, так это то, что пройдет некоторое время, прежде чем
они организуются. Кроме того, они не знают, что прямо под ногами у них
железо.
- А как мы отыщем метеорит? - спросил Лотарь. - Ведь не осталось
ни одного следа его падения.
- Если он еще здесь, - произнес Сэм и выругался. - Для тех, кто
смог проделать за одну ночь такую работу, видно, не составит большого
труда убрать метеорит, даже таких гигантских размеров. - Он вздохнул и
добавил: - А может быть, он упал прямо посредине Реки и теперь
покоится на глубине тысячи футов!
- У вас очень удрученный вид, друг мой, - сказал Лотарь. - Не
расстраивайтесь! Во-первых, метеорит, может быть, и не забрали.
Во-вторых, что из того, если его и забрали? Вам же не будет хуже, чем
прежде. У нас все еще есть вино, женщины, песни.
- Меня это не может удовлетворить, - покачал головой Сэм. - Более
того, я никак не могу поверить, что нас воскресили только для того,
чтобы мы могли вечно наслаждаться. В эту бессмыслицу трудно поверить.
- Но почему бы и нет? - Лотарь улыбнулся. - Вы же не знаете,
каковы мотивы этих таинственных существ, которые создали все это и
поместили нас сюда. Может быть, они питаются нашими чувствами.
Сэм заинтересовался и почувствовал, что уныние покидает его.
Новая идея, хоть и неприятная сама по себе, оживила его.
- Вы имеете в виду, что, возможно, мы являемся эмоциональным
скотом? Что наши пастухи едят сочные бифштексы любви, ребрышки надежд,
печенку отчаяния, грудинку смеха, сердца ненависти, пирожные оргазма?
- Это только гипотеза, - сказал Лотарь. - И она ничуть не хуже
любой из слышанных мною и гораздо лучше большинства из них. Я совсем
не против того, чтобы кто-то питался моими чувствами. Возможно даже,
что я являюсь, так сказать, одним из призовых быков. Вон, посмотрите,
какая красавица, только подпустите меня к ней!
Ненадолго взбодренный гипотезой немца, Сэм снова погрузился в
угрюмое раздумье. Возможно, немец прав. В этом случае у человека не
больше шансов, чем у коровы, захотевшей провести своих хозяев. И все
же бык может бодаться, может попытаться убить кого-нибудь перед тем,
как потерпит неизбежное поражение.
Он объяснил создавшееся положение Эрику. На лице норвежца
отразилось сомнение.
- Как же мы найдем эту упавшую звезду? Мы же не в состоянии здесь
все перекопать? Ты же знаешь, какой здесь прочный дерн? С помощью
каменных орудий за несколько дней можно выкопать лишь небольшую ямку.
Да и трава немедленно отрастет снова.
- Но какой-то выход все же должен быть, - сказал Сэм. - Если бы у
нас был какой-нибудь природный магнит или прибор для обнаружения
металлов. Но здесь нет ничего подобного.
В это время Лотарь был занят: он махал рукой величавой блондинке
на берегу, но несмотря на это расслышал все, что говорил американец.
Обернувшись, он сказал:
- С воздуха все выглядит иначе. Сорок поколений крестьян могут
перепахивать землю над древним строением и не догадываться об этом. А
воздухоплаватель, пролетев над этой землей, сразу же увидит, что там
что-то погребено. Существует определенная разница в окраске почвы,
иногда растительности. Это нельзя обнаружить с земли. Земля открывает
спрятанное в ней только тому, кто высоко летает. Над развалинами
хорошо видны неровности почвы.
Сэм оживился.
- Вы имеете в виду, что если бы мы построили для вас планер, то вы
смогли бы обнаружить то, что нужно?
- Это было бы замечательно! - воскликнул Лотарь. - Когда-нибудь
мы сможем построить его. Но для поисков вовсе нет необходимости
летать. Достаточно залезть повыше на гору, откуда можно было бы
обозревать долину.
Сэм от радости чертыхнулся.
- Какая удача, что мы встретили вас! Я бы сам никогда до этого не
додумался. - Затем он нахмурился. - Но мы не сможем достаточно высоко
забраться в горы. Взгляните-ка наверх. Горы крутые и гладкие, как
речи политика, отказывающегося выполнять обещания, которые надавал во
время предвыборной кампании.
Кровавый Топор нетерпеливо спросил, о чем это они говорят. Сэм
ответил.
- Этот парень может быть нам полезен, - кивнул Эрик. - Это не
такая трудная проблема; если добыть достаточно кремня, то можно было бы
вырубить ступеньки хоть на тысячу футов. Это отнимет много времени, но
ведь игра стоит свеч.
- А если в этой местности не окажется кремня? - спросил у него
Сэм.
- Мы могли бы взрывами расчистить себе подъем, - сказал Кровавый
Топор. - Мы можем сделать порох.
- Для этого понадобятся человеческие испражнения, в которых здесь
нет недостатка, - подхватил Сэм. - А древесный уголь можно получить из
бамбука и сосны. Но где взять серу? Ее может здесь не оказаться.
- Мы же знаем, что ее очень много в восьмистах милях вниз по Реке,
- сказал Кровавый Топор. - Но сначала самое главное. Первое - надо
разыскать метеорит. Второе - прежде чем приступать к раскопкам, надо
построить укрепления для охраны местности. Поверьте мне, мы можем
оказаться там первыми, но далеко не единственными. Пронюхав о железе,
соберутся все волки как сверху, так и снизу по течению Реки. Их будет
много, и нам придется сражаться, чтобы удержать железо в своих руках.
Итак - прежде всего нам нужно найти метеорит, затем окопаться, чтобы
удержать его.
Сэм снова выругался.
- Может быть, мы сейчас как раз проходим мимо него!
- Тогда остановимся здесь, - сказал Эрик. - Все равно, откуда
начинать. К тому же нам необходимо позавтракать.
Через три дня экипаж "Дрейрагра" определил, что в ближайших
окрестностях кремень отсутствует. Все, что могло быть здесь до этого,
должно быть, выгорело при падении метеорита. А когда насыпали новую
почву и сажали растения, то нужных каменных пород уже не было.
Как правило, что-нибудь пригодное для изготовления орудий и оружия
можно было найти среди холмов, у подножья гор. Или же среди скальных
пород попадались обнажения, пригодные для дальнейшей обработки. Здесь
же все было опустошено.
- Удача покинула нас, - посетовал Сэм однажды вечером в разговоре
с фон Рихтгофеном. - У нас нет никакой возможности найти этот чертов
метеорит. И даже если бы мы нашли его, у нас не было бы средств его
откопать. И наконец, если мы откопаем его, как добыть из него железо?
Железо-никелевый сплав - очень твердое и плотное вещество.
- Вы были величайшим юмористом в мире, - сказал Лотарь. - Но,
кажется, вы сильно изменились после Воскрешения.
- Какое это имеет отношение к нашим проблемам? Юморист - это
человек с черной-пречерной душой, который превращает сгустки тьмы во
вспышки света. Но когда свет гаснет, тьма возвращается вновь.
Некоторое время Сэм смотрел на костер. В языках пламени ему
чудились лица, то сжимающиеся, то удлиняющиеся, то воспаряющие ввысь,
как искры, и постепенно угасающие в ночной тьме. По спирали
взметнулась вверх печальная Ливи. Его дочь, Джин; лицо ее было
неподвижным и холодным, таким оно запомнилось ему, когда она лежала в
гробу. Оно было огненным, но таким же ледяным. Веки закрыты. Оно
дрожало в языках пламени и исчезло вверху вместе с дымом. Его отец в
гробу. Брат Генри; лицо обожжено и изуродовано паром после взрыва
котла. А затем возникло улыбающееся и лукавое лицо, лицо Тома
Бланкеншина, мальчишки - прообраза Гекльбери Финна.
В Сэме всегда жил ребенок, которому хотелось вечно плыть с
приключениями по Миссисипи на плоту и ни за что не отвечать. Теперь у
него появилась эта возможность: вечно плыть на плоту. У него может
быть неисчислимое множество захватывающих встреч, он может повидать
столько королей, герцогов и графов, что пресытится даже самый
ненасытный. Он может ничего не делать, может ловить рыбу, может без
умолку болтать дни и ночи напролет. И никогда ему не придется гнуть
спину ради куска хлеба, он может плыть тысячи лет, делая только то, что
захочется.
Однако дело было в том, что он не мог делать все, что ему
заблагорассудится: во многих местностях практиковалось чашное рабство.
Негодяи брали людей в плен и лишали своих пленников всех благ,
доставляемых их чашами - сигар, спиртного, наркотической резинки. Они
держали узников на полуголодном пайке, давая им есть ровно столько,
чтобы те не умерли с голоду, так как в случае смерти владельца чаши ею
не могли воспользоваться другие люди. Руки и ноги рабов связывали
вместе, будто цыплят, несомых на базар, чтобы пленники не могли
покончить с собой. И если все же это кому-нибудь удавалось, то он
воскресал за тысячи миль, и единственное, чего он желал - это не
попасть снова в руки чашных рабовладельцев.
К тому же, Сэм стал достаточно взрослым и уже не мог, как
мальчишка, испытывать счастье от плавания на плоту. Нет, если ему и
хотелось путешествовать по Реке, то ему нужна была защита, удобства и -
он не мог отрицать этого - власть. Кроме того, еще одной его заветной
мечтой было командовать речным пароходом. Она зародилась еще на Земле.
Теперь же он непременно будет командовать самым большим и быстроходным
речным пароходом, самым мощным из всех, когда-либо существовавших на
величайшей во Вселенной реке, на реке, по сравнению с которой Миссисипи
и Миссури со всеми притоками, Нил, Амазонка, Конго, Обь, Волга, Амур
вместе взятые покажутся ручейком. У его парохода будет шесть палуб над
ватерлинией, по бокам два огромных колеса, роскошные каюты для
многочисленных пассажиров и членов команды, которые все будут
знаменитыми в свое время людьми, а он, Сэмюель Ленгхорн Клеменс, Марк
Твен - его капитаном. Пароход будет идти безостановочно, пока не
достигнет истоков Реки, где они сразятся с чудовищами, создавшими это
место и воскресившими все человечество со всеми его муками и
разочарованиями, опустошенностью и печалью.
Путешествие займет сотню лет, может быть, два или три столетия, но
его продолжительность особого значения не имеет. Чего-чего, а времени
на этой бедной природными ресурсами планете было предостаточно.
Воображая себя капитаном этого могучего корабля, Сэм тешил себя
тем, что его первым помощником будет Френсис Дрейк или Христофор
Колумб, а капитаном команды - нет, не капитаном, ибо на борту этого
судна титул капитана будет только у одного-единственного человека - у
Сэмюеля Клеменса, а командиром будет, возможно, Александр Великий, или
Юлий Цезарь, или Улисс Грант [Грант, Улисс Симпсон (1822-85) -
американский генерал, в Гражданскую Войну в США (1861-65)
главнокомандующий армией Севера].
Только одна досадная мысль, как булавка, тыкалась в этот
великолепный воздушный шар, гонимый ветром его мечты. Эти два древних
негодяя, Александр и Цезарь, они не будут долго мириться со своим
подчиненным положением. С самого начала они начнут плести сеть
заговоров, чтобы захватить управление колесным гигантом. Да и будет ли
такой великий человек, как Улисс Грант, подчиняться приказам Сэма
Клеменса, простого юмориста, писателя, на планете, где не существует
письменности.
Горячий водород со свистом покинул оболочку его Мечты. Сэм обмяк,
снова подумав о Ливи, столь уже, казалось, близкой и унесенной от него
прочь именно тем, что могло осуществить все остальные его мечтания.
Она на короткий миг была показана ему, скорее всего, каким-то жестоким
богом и тут же исчезла снова. Да и осуществимы ли все его мечты? Он
может даже не найти этот огромный источник железа, который должен быть
где-то поблизости!
- Вы выглядите бледным и усталым, Сэм, - произнес Лотарь.
Сэм поднялся и сказал:
- Я собираюсь лечь спать.
- И тем самым разочаровать эту венецианскую красавицу семнадцатого
века, которая весь вечер строит вам глазки?
- Займитесь ею сами, - засмеялся Клеменс.
И он ушел прочь. В течение нескольких последних часов он не раз
был готов уступить соблазну и взять ее в свою хижину, особенно после
первого согревающего глотка виски. Но сейчас он был равнодушен к ней.
Более того, он знал, что им вновь овладеет чувство вины, как только он
возьмет к себе в постель Анджелу Сангеотти. За эти двадцать лет после
Воскрешения он жил с десятком женщин и все время испытывал угрызения
совести. А теперь, как ни странно, он чувствовал вину не только перед
Ливи, но и перед Темах - его подругой из Индонезии, с которой не
разлучался последние пять лет.
- Любопытно! - много раз говорил он сам себе. - Ведь нет никаких
разумных причин, почему я должен чувствовать себя виноватым перед Ливи.
Мы были в разлуке так долго, что, наверное, стали совершенно чужими
друг другу. Слишком многое произошло с каждым из нас за эти годы,
прошедшие со Дня Воскрешения.
Однако от этих доводов легче не становилось. Он продолжал
страдать. А почему должно быть иначе? Здравый рассудок не имеет
ничего общего с подлинной логикой. Человек - иррациональное животное,
чьи поступки находятся в строгом соответствии с его врожденным
темпераментом и стимулами, к которым он особенно чувствителен.
Почему же я извожу себя тем, что не может быть вменено мне в вину,
так как я не мог по своей природе поступить иначе?
Потому что в моей натуре мучиться из-за того, в чем я лично не
виноват. Я вдвойне обречен. Первый атом только что возникшей Земли
дал начало цепи событий, которые неизбежно, чисто механически, вели к
моему появлению здесь, к тому, что я сейчас в темноте на странной
планете среди престарелых юношей всех времен и народов бреду к
бамбуковой хижине, где меня ждут по логике событий вовсе
необязательные, но тем не менее неизбежные: одиночество, чувство вины
и самоосуждение.
Я мог бы утопиться, но здесь самоубийство лишено смысла. Все
равно проснешься пусть в другом месте, но тем же самым человеком,
который день назад прыгнул в Реку. Такой поступок ничего не решит, но,
вероятно, сделает тебя еще более несчастным.
- Безжалостные изверги с каменными сердцами! - крикнул он и
потряс кулаком. Затем печально засмеялся и добавил: - Но они ведь
тоже не могут ничего поделать со своими суровыми сердцами и
жестокостью, как и я со своими неприятностями. Мы ведь все здесь в
одной упряжке!
Однако от этой мысли жажда мщения вовсе не ослабела. Сейчас он
откусил бы эту руку, даровавшую ему вечную жизнь.
Его бамбуковая хижина была расположена среди холмов под огромным
железным деревом. Хотя по земным меркам это была всего лишь лачуга,
здесь она казалась роскошной, ибо здесь считались роскошью даже
каменные орудия, необходимые для возведения домов. Тем, кто возродился
здесь после падения метеорита, пришлось сооружать временные шалаши,
связывая верхушки стеблей бамбука веревками из травы и покрывая их
огромными, похожими на слоновьи уши, листьями железных деревьев. Из
пятисот разновидностей бамбука, произраставших в долине, некоторые
можно было даже, предварительно расщепив, превратить в ножи, которые,
однако, очень быстро покрывались зазубринами.
Сэм вошел в хижину, лег на койку и укрылся несколькими
полотнищами. Слабый шум отдаленного веселья тревожил его и,
поворочавшись немного, он поддался искушению пожевать кусочек
наркотической резинки. Ее эффект невозможно было предсказать - экстаз,
яркие многоцветные, быстро сменяющиеся видения, ощущение того, что все
хорошо в этом мире, желание любить и бездонное уныние, во время
которого из тьмы выскакивают жуткие чудовища, призраки вины с далекой
Земли, адский огонь, пожирающий грешников, и безликие дьяволы, со
смехом слушающие их крики.
Он пожевал немного, проглотил слюну и тотчас же понял, что
совершил ошибку. Но теперь уже было слишком поздно. Он продолжал
жевать, пока не увидел перед собой, что он - мальчишка и утонул или, по
крайней мере, близок к этому, и утонул бы, если бы его не вытащили из
воды.
Это был первый раз, когда я умер, подумал он, но потом понял, что
первый раз он был близок к смерти при рождении. Странно, мать мне
никогда не говорила об этом.
Он видел мать, лежавшую на кровати с распущенными волосами. Она
была бледной, веки полуприкрыты, челюсть опустилась. Врач возился с
малышом - им самим, Сэмом - не выпуская изо рта сигару. Уголком рта он
говорил отцу Сэма:
- Вряд ли стоит его спасать.
Отец пожал плечами:
- У вас есть выбор - спасти ребенка или спасти Джейн?
У врача была копна огненно-рыжих волос, густые свисающие усы и
светло-голубые глаза. На его лице было какое-то странное, жестокое
выражение.
Врач сказал:
- Вы слишком сильно беспокоитесь. Я спасу этот комочек плоти,
хотя на самом деле он не стоит того. Женщину я тоже спасу.
Врач завернул его и положил на кровать, а затем сел и начал что-то
записывать в маленькую черную книжку. Отец Сэма спросил:
- Как вы можете что-то писать в такой момент?
- Я должен вести записи, и если бы я не говорил так много, то
записал бы гораздо больше. Этот журнал я завел на все души, которые
родились на свет с моей помощью. Я собираюсь когда-нибудь написать
большой отчет обо всех этих детях и выяснить, добился ли кто-нибудь из
них чего-то в жизни. Если я помог выжить хотя бы одному гению, всего
лишь одному, я буду считать, что не зря прожил свою жизнь. В противном
случае я потратил ее, помогая родиться тысячам идиотов, лицемеров,
стяжателей и тому подобным.
Маленький Сэм завопил, и врач пробурчал:
- Он кричит так, будто перед смертью из него дух выходит вон, не
правда ли? Будто он взвалил на свои узкие плечи ответственность за все
грехи мира.
- Вы странный человек, - произнес его отец. - И мне кажется,
довольно злой. А кроме всего прочего, не богобоязненный.
- Да! Я поклоняюсь Князю Тьмы! - гордо сказал врач.
В комнате стоял запах крови, перегара изо рта доктора, табака и
пота.
- Как вы собираетесь назвать его? Сэмюелем? Это и мое имя тоже!
Оно означает "имя Бога". Вот потеха! Два Сэмюеля, а?! Хилый
дьяволенок, я сомневаюсь, что он выживет, но если выживет, то будет
потом очень жалеть об этом.
- Убирайтесь из моего дома, вы, дьявольское отродье! - взревел
его отец. - Ну что вы за человек! Убирайтесь! Я позову другого
врача. Я даже не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что вы прикасались к
моей жене и были в этом доме. Избавьте этот дом от вашей скверны.
Врач, пошатываясь, побросал свои грязные инструменты в саквояж и
защелкнул его.
- Очень хорошо, - зловеще проговорил он. - Но вы задержали меня в
этой идиотской деревне. У меня есть более срочные и важные дела, мой
деревенский друг. Только из-за своего доброго сердца я сжалился над
вами, так как лекаря, обслуживающего эту дыру, не было в городе. Я
отказался от мирного ужина в таверне ради того, чтобы прийти сюда и
спасти дитя, которому гораздо лучше было бы умереть? да, да, уж
поверьте мне, гораздо лучше. Кстати, почему бы вам не расплатиться со
мной?
- Мне следовало бы вышвырнуть вас из дома и расплатиться с вами
проклятиями! - крикнул отец Сэма. - Но долги нужно платить независимо
от обстоятельств. Вот ваши тридцать серебренников.
- Это для меня всего лишь бумажки, - сказал врач. - Вы можете
вызывать вашего фармацевта, но вы должны помнить о том, что именно
доктор Экс вытащил вашу жену и ребенка из пасти смерти. Экс, никому не
известный врач, вечный странник, таинственный незнакомец, дьявол,
посвятивший свою жизнь тому, чтобы давать жизнь другим дьяволятам,
который обожает виски, поскольку терпеть не может ром.
- Вон! Вон! - завопил отец Сэма. - Вон отсюда, пока я не убил
вас.
- В этом мире трудно рассчитывать на благодарность, - тихо
произнес врач и покачал головой. - Из ничего возник, жил среди ослов и
распадусь во прах. Из нуля вышел, в нуль превращусь!
Покрываясь потом, с широко открытыми, неподвижными глазами, Сэм
смотрел этот спектакль. Сцена и актеры находились в круге
бледно-желтого света, сквозь который вспыхивали и гасли красные
прожилки.
Доктор еще раз повернулся к Сэму лицом, прежде чем выйти за дверь
дома в деревушке Флорида, штат Миссури, 30 ноября 1835 года. Он вынул
изо рта сигару и насмешливо улыбнулся, обнажив длинные желтые зубы,
среди которых выдавались два необыкновенно белых и длинных клыка.
Все это померкло, как будто закончилась демонстрация фильма.
Через дверь, которая была в воображении Сэма и одновременно являлась
дверью его хижины, вошла другая фигура. Она обозначилась в свете
звезд, а затем скрылась в тени. Сэм закрыл глаза и напрягся, готовясь
еще к одному ужасному испытанию. Он застонал и пожалел, что прибег к
жвачке. И все же он понимал, что вместе с ужасом она принесла и
некоторую долю восторга. Он ненавидел и наслаждался этим. Драма
рождения была плодом его фантазии, призванная объяснить, почему он был
именно таким человеком. Но что это за неясная фигура, двигавшаяся
бесшумно и решительно, как сама смерть? Из какой глубокой пещеры его
разума поднялось это создание?
Раздался низкий сочный голос.
- Сэм Клеменс! Лежите спокойно! Я не сделаю вам ничего плохого.
Я пришел сюда, чтобы помочь вам.
- И что же вы хотите получить взамен своей помощи? - спросил Сэм.
Человек хихикнул и произнес:
- Вы именно тот человек, который мне нужен. Мой выбор оказался
правильным.
- Вы имеете в виду, что я выбрал вас, потому что вы выбрали меня?
- усмехнулся Сэм.
Наступила небольшая пауза, а затем неизвестный ответил:
- Ну, не совсем так. Вы, наверное, полагаете, что я еще один
фантом, вызванный жевательной резинкой? Нет, это не так. Прикоснитесь
ко мне!
- Зачем? Как вызванный наркотиком призрак, вы, разумеется,
позаботились о том, чтобы вас можно было не только видеть и слышать, но
и осязать. Выкладывайте, с чем пришли!
- Если говорить все, то это будет слишком долго. Я не рискну
провести с вами слишком много времени. Это могут заметить наши,
которые находятся в этой местности. Для меня это очень нежелательно,
поскольку они подозрительны. Они знают, что среди них есть изменник,
но не знают, кто именно!
- Они? Изменник? - удивился Сэм.
- Они, то есть мы, этикалы, проводим обследование этой местности,
- произнесло существо. - Создалось совершенно уникальное положение -
впервые собран вместе абсолютно разнородный состав людей. Благодаря
этому представилась редчайшая возможность для изучения. И мы
регистрируем абсолютно все. Я здесь в качестве главного
администратора, поскольку я один из Двенадцати.
- Мне придется гадать, кто вы, когда я проснусь, - усмехнулся Сэм.
- Вы сейчас бодрствуете, и я существую на самом деле. Я -
объективная реальность. И я повторяю, у меня очень мало времени.
Сэм попытался было приподняться, но рука, в которой чувствовалась
громадная как физическая, так и психическая сила, толкнула его назад.
Ощутив эту силу, Сэм содрогнулся.
- Вы один из Них, - прошептал он. - Один из Них!
Он отказался от мысли схватить этого человека и позвать на помощь.
- Из Них, но не с Ними, - согласился незнакомец. - Я на вашей
стороне, люди, и я намерен сделать все, чтобы мои соплеменники не
завершили это свое гнусное начинание. У меня есть план, но он
потребует много времени, громадного терпения, медленного и осторожного
выполнения всего намеченного. Я установил контакт с тремя людьми. Вы
- четвертый. Каждому из вас известны отдельные этапы этого плана, но
не весь целиком. Если кто-нибудь из вас будет разоблачен и подвергнут
допросу, он сможет выдать этикалам лишь малую его часть. План должен
осуществляться постепенно, и все должно казаться случайным и
непреднамеренным. Вот, например, как это падение метеорита.
Сэм снова начал приподниматься, но овладел собой, прежде чем рука
незнакомца коснулась его.
- Это не было случайностью?
- Нет. С некоторого времени мне известна ваша мечта о постройке
парохода и путешествии на нем к истокам Реки. Осуществление ее
невозможно без железа. Поэтому я отклонил траекторию одного небольшого
астероида так, чтобы он вошел в зону притяжения этой планеты, и
скорректировал эту траекторию так, чтобы он упал поблизости от вас.
Конечно, не слишком близко, чтобы вы не погибли и вас не перенесло
далеко отсюда. Однако существуют устройства, предотвращающие падение
космических тел на планету, но мне удалось отключить их на время,
достаточное для того, чтобы астероид мог упасть в эту долину. К
несчастью, охрана успела вовремя включить отталкивающую систему, и,
заработав, она отклонила метеорит от рассчитанной мною траектории. В
результате мы - я имею в виду вас - едва не были убиты. Это просто
счастливая случайность, что вы остались живы. Только узнав об этом, я
осознал, что то, что вы называете удачей, на моей стороне!
- Значит, падающая звезда?..
- Да, она упала преднамеренно.
Сэм подумал о том, что если этому незнакомцу так много известно,
то он, скорее всего, член экипажа "Дрейрагра".
Если только он не в состоянии быть невидимым. Такая возможность
тоже не исключается. Ведь было же невидимым то яйцеобразное тело,
которое я видел в воздухе. Я увидел его только потому, что по какой-то
причине оно на очень короткое время стало видимым. Может быть,
грозовой разряд каким-то образом нарушил нормальное функционирование
аппаратуры, делавшей его невидимым.
Значит? так, о чем это я думаю? Ведь это всего лишь еще одна
галлюцинация, вызванная жвачкой.
- Поблизости один из наших агентов, - прервал молчание незнакомец.
- Слушайте внимательнее. Метеорит не убрали, так как у нас не было на
это времени. Таково было, по крайней мере, мое решение. Он погребен
под равниной и холмами в десяти милях отсюда. Нужно пройти десять
чашных камней вниз по течению Реки, и вы окажетесь на краю
первоначального кратера, в котором осталось несколько крупных осколков
и множество мелких. Копайте там. Все остальное - за вами. Я буду
помогать вам при первой же возможности, но учтите, что я ничего не могу
совершать такого, что могло бы привлечь внимание.
Сердце Сэма стучало так сильно, что он даже плохо услышал
собственный голос:
- Почему вы поддерживаете меня в моем стремлении построить
корабль?
- Со временем вы это узнаете. А сейчас будьте довольны тем, что
вам дали то, в чем вы более всего нуждались. Слушайте! Всего в пяти
милях отсюда вверх по Реке имеется огромное месторождение бокситов
[Бокситы - горная порода, состоящая в основном из гидратов глинозема и
различных примесей. Главный вид минерального сырья для производства
алюминия] у подножия гор. И рядом с ним небольшая жила платины. В
двух милях от них выше по Реке - жила киновари.
- Бокситы? Платина?
- Вы глупец, Клеменс!
Незнакомец тяжело дышал. Сэм почти ощущал внутреннюю борьбу,
которую ведет незнакомец, чтобы сдержать свою злость и отвращение.
Затем снова голос незнакомца стал спокойным:
- Бокситы нужны вам для производства алюминия, а платину можно
использовать в качестве катализатора для изготовления различных вещей,
которые вам понадобятся на вашем судне. У меня уже нет времени для
разъяснений. В этой местности есть несколько инженеров, которые
расскажут вам, как можно использовать платину и киноварь. Сейчас я
должен уходить. Он приближается сюда! Поступайте так, как я вам
сказал. Да, а кремень есть в тридцати милях отсюда вверх по Реке.
- Однако? - начал Клеменс. На мгновение снова в проеме хижины
возникли и тут же исчезли очертания человека. Сэм неуверенно встал и
подошел к двери. На берегу все еще горели костры и возле них виднелись
фигурки людей. Незнакомец ушел. Сэм обошел вокруг хижины, но нигде
никого не было. Он взглянул на небо, на котором бледно мерцали газовые
туманности и ослепительно сверкали белые, голубые, красные и желтые
звезды. Клеменс надеялся, страстно надеялся, что и на этот раз ему
удастся хоть на миг увидеть странный, то появляющийся, то исчезающий
летательный аппарат.
Но он ничего не увидел.
Возвратившись в хижину, он натолкнулся на огромную темную и
неподвижную фигуру перед дверью. Сердце его снова застучало, как
молот.
- Джо?
- Да, - ответил гулкий, как большой барабан, голос. - Ждешь был
кто-то, но не человек. Я почуял его. У него какой-то жабавный жапах,
не такой, как у ваш, людей. Ты жнаешь, это напоминает мне?
На некоторое время титантроп замолчал. Сэм терпеливо ждал,
понимая, что огромные жернова перемалывают муку мысли. Затем Джо
сказал:
- Будь я проклят!
- Что такое, Джо!
- Это было очень давно, еще на Жемле. Жа некоторое время перед
тем, как я был убит. Нет, этого не может быть. Гошподи Иишуше, ешли
то, что ты рашшкаживаешь, правда, о том, школько лет нажад я жил, то
это, должно быть, проижошло што тышяч лет нажад!
- Не тяни, Джо! Не мучай меня! - воскликнул Сэм.
- Ты не поверишь этому. Но ты должен помнить, что у моего ноша
тоже ешть швоя память.
- Должна быть, - согласно кивнул Сэм, - ведь он у тебя гораздо
больше мозга. Высмаркивай из него все, что ты знаешь, не то я умру от
неудовлетворенного любопытства.
- Хорошо, Шэм. Так вот. Я вышлеживал одного парня иж шошеднего
племени, которое жило недалеко от наш, по другую шторону большого
холма, похожего на?
- К чему такие подробности! - вспылил Сэм.
- Хорошо. Было уже пождно, и я жнал, что догоняю швоего
противника, потому что его шледы штали шовшем швежими. Вдруг я ушлыхал
какой-то жвук, который жаштавил меня подумать, что, может быть, парень,
которого я прешледовал, окажалшя жа моей шпиной и теперь я, а не он,
могу неожиданно получить по башке. Поэтому я упал на жемлю и пополж на
жвук. Догадайшя, друг Шэм, что я увидел? Почему я не рашшкаживал тебе
об этом? Каким болваном я был!
- Вполне согласен с этим. Так что же было там дальше. Давай, не
тяни.
- Хорошо. Жначит, парень, которого я прешледовал, учуял меня,
хотя и не жнаю, каким ображом, потому что я шел тихо, как хорек,
подкрадывающийшя к птичке, и это нешмотря на то, что я такой большой.
И вше-таки он окажалшя пожади меня и мог бы напашть на меня? мог бы.
Но он лежал на жемле, неподвижный, как труп. Вожле него штояли два
человека. Это шейчаш я такой шмелый, как и другие, даже шмелее, но
тогда я впервые увидел людей и, ражумеетшя, ишпугалшя их. Но тем не
менее я притаилшя.
На них была одежда, то ешть то, что ты опишивал мне как одежду. В
руках у них были какие-то шмешные штуковины, длиною в фут, похожие на
толштые черные палки, но не иж дерева, а шкорее иж штали, такой же, иж
которой шделан топор Эрика.
Я был хорошо шпрятан, но эти ублюдки каким-то ображом учуяли меня.
Один иж них направил на меня палку, и я потерял шожнание. Выключилшя.
Когда я пришел в шебя, двое людей и мой недруг ишчежли. Я не жабуду
жапах этих людей, даже когда попаду в ад.
- Это все? - спросил Сэм.
Джо кивнул.
- Черт побери! Да ведь это означает, что эти? эти люди? не
спускали с нас глаз добрых полмиллиона лет. Или даже больше. Но были
ли это те же самые люди?
- Что ты имеешь в виду, друг Шэм?
Сэм предупредил титантропа, что он не должен никому рассказывать о
том, что сейчас услышит. Он знал, что великану можно доверять, и
все-таки у него возникло беспокойство после того, как он все рассказал.
Неизвестный (Сэм назвал его Иксом) потребовал от него, чтобы он ни
слова никому не говорил.
- Вше это очень хорошо вяжетшя друг ш другом. - Джо так сильно
закивал головой, что его нос стал похож на бревно, болтающееся в
разбушевавшемся море. - Какое шовпадение! Я видел их на Жемле, жатем
с отрядом Эхнатона я видел башню и вождушный корабль, а теперь вот этот
Икш выбрал тебя, чтобы ты поштроил швой пароход. Что ты на это
шкажешь?
Сэм так разволновался, что заснул только перед самой зарей, да и
то ненадолго. Он заставил себя подняться и пойти позавтракать, хотя с
большим удовольствием остался бы в постели. Пока викинги, немец и Джо
поглощали содержимое своих чаш, он рассказал им тщательно
откорректированную версию того, что произошло с ним ночью. Он
рассказал им, будто это был сон. Если бы обоняние Джо не подтвердило
присутствие Таинственного Незнакомца, он и сам бы считал это всего лишь
сном.
Фон Рихтгофен, разумеется, поднял его на смех, однако норвежцы
верили в откровения посредством сновидений. Скорее, большинство из них
верило в это. Среди неминуемых скептиков, к несчастью, был Эрик
Кровавый Топор.
- Ты хочешь, чтобы мы тащились десять миль и копали землю только
из-за того, что тебя посетил кошмар? - зарычал он. - Я всегда думал,
что твой ум настолько же ничтожен, как и твоя смелость, Клеменс.
Теперь я уверен в этом! Забудь о своих бреднях!
Сэм сидел на земле и ел. После этих слов он вскочил и, сверкая
глазами из-за густых бровей, сказал:
- Тогда мы с Джо пойдем туда. Организуем местных жителей, чтобы
они помогли нам копать, и когда мы отыщем железо - а мы его обязательно
отыщем - вам не купить места в организации ни деньгами, ни любовью.
Первого здесь просто не существует, а второго, между прочим, у вас не
было ни здесь, ни на Земле.
Кровавый Топор начал кричать, размахивая топором, плюясь
непрожеванным хлебом и мясом.
- Ты, жалкий раб, как ты разговариваешь со мной! Ты ничего не
выкопаешь, негодяй, кроме своей могилы!
Джо, который уже возник рядом с Клеменсом, издал воинственный клич
и вытащил из-за пояса свой каменный топор. Викинги прекратили еду и
отошли в сторону, расположившись за своим вожаком. Фон Рихтгофен
ухмылялся во время рассказа Клеменса, но сейчас он с той же застывшей
ухмылкой задрожал. Но вовсе не от страха. Он поднялся и не проронив
ни слова, встал справа от Клеменса.
- Вы насмехались над смелостью и умением драться германцев, мой
норвежский друг, - сказал он викингу. - Теперь у вас этот смех станет
поперек глотки.
Кровавый Топор громко рассмеялся.
- Вы только посмотрите! - вопил он. - Два бойцовых петушка и
горилла! Ваша смерть не будет легкой! Уж я позабочусь о том, чтобы
прошло много дней, прежде чем вы испытаете радость смерти! Вы будете
меня умолять прекратить ваши муки, но напрасно.
- Джо! - позвал Клеменс. - Непременно убей Топора первым, и
тогда тебе не придется сильно потеть, чтобы одолеть остальных.
Джо поднял свой пятидесятифунтовый топор над плечом и стал вращать
им по дуге с такой легкостью, будто тот был пушинкой.
- Я могу проломить его грудную клетку одним ударом и, наверное,
жашибу еще нешкольких жа ним.
Норвежцы хорошо знали, что это не пустое хвастовство. Им
доводилось уже видеть достаточное количество размозженных им черепов.
Этот титантроп был способен убить половину из них, прежде чем они
расправятся с ним. А может быть, даже останется в живых, сокрушив
всех. Но они поклялись до самой смерти защищать Кровавого Топора и,
хотя многие его недолюбливали, нарушать свою клятву не собирались.
В Речной Долине не должно было бы быть трусов, а храбрость должна
была стать всеобщей. Ведь смерть была не навсегда, убитый воскресал
снова. Но те, кто был храбрым на Земле, как правило, были храбрыми и
здесь, а кто был труслив на родной планете, так и остался трусом. Умом
можно было понять, что смерть длится всего лишь день, но все клетки
организма, подсознание, весь комплекс эмоций, все то, что составляло
сущность человека, не признавало этот факт. Сэм Клеменс как мог
старался избегать насилия и следующих за этим душевных мучений, которых
он боялся сильнее насильственной смерти. Он не раз сражался в рядах
викингов, размахивая топором, метая копье и стрелы. Он наносил и
получал раны, а один раз даже убил человека, хотя, скорее всего, это
было случайностью, а не результатом его мастерства. Но он не был
воином. Во время битвы полностью открывались все клапаны его сердца, и
силы быстро покидали его.
Сэму это было хорошо известно, но он не стыдился этого и не
упрекал себя.
Эрик Кровавый Топор был вне себя от ярости и ничего не боялся. Но
если он умрет - и скорее всего так и случится - он уже никогда не
сможет принять участие в путешествии на гигантском пароходе-мечте
Клеменса и не пойдет на приступ цитадели на северном полюсе планеты. И
хотя он смеялся над сном Сэма, какая-то его часть все же продолжала
верить, что сновидения могут быть откровениями, посылаемыми богами.
Вдруг он сам себя ограбит, лишившись такого славного будущего.
Сэм Клеменс знал викинга и готов был спорить, что честолюбие
одолеет гнев Эрика. Так и произошло. Вожак опустил топор и заставил
себя улыбнуться.
- Нехорошо сомневаться в том, что посылают боги, пока не
удостоверишься сам, - произнес он. - У меня были знакомые жрецы,
которым Один и Хеймдаль [Хеймдаль - в скандинавской мифологии бог -
страж богов и хранитель мирового дерева. Иногда его сравнивают с
Христом и архангелом Михаилом] открывали истину в снах. Однако они
были малодушными и частенько лгали от имени говоривших с ними богов.
Поэтому, мы будем копать железо. И если найдем его, то хорошо. Но
если же нет? Вот тогда-то и продолжим наш спор, который отложили
сегодня?
Сэм облегченно вздохнул и постарался поскорее унять свою дрожь.
Его мочевой пузырь и кишки причиняли ему страдания своим упорным
желанием освободиться от содержимого. Но в этот момент он не
осмеливался удалиться. Он должен играть роль человека, который всегда
побеждает. Через десять минут, уже не в силах больше терпеть, он
побежал к своей хижине.
Икс, этот Таинственный Незнакомец, сказал, что копать нужно где-то
около десятого чашного камня вверх по Реке. Однако будущим рудокопам
нужно было выяснить отношения с главарями местных жителей. Это были:
гангстер из Чикаго 20-30-х годов по имени Альфонсо Джилбретто,
бельгийский угольный и стальной магнат конца девятнадцатого века и один
из турецких султанов середины восемнадцатого века. Вокруг этого
триумвирата сложилось по ставшей уже классической схеме ядро банды из
тех, кто был безжалостным эксплуататором своих ближних в преступном и
деловом мире Земли. Тех, кто возражал против новых самозваных
правителей, постарались убрать, и банда определила, какую долю из
содержимого чаш каждого "гражданина" следует выплачивать за "защиту".
Джилбретто завел себе гарем из пяти женщин, две из которых согласились
добровольно, а одна уже успела умереть, разбив себе голову чашей, когда
он прошлой ночью вошел в ее хижину.
Клеменс узнал обо всем этом по системе тайной сигнализации. Он
понял, что викингам будет противостоять две сотни головорезов и не
меньше тысячи человек так называемой милиции. Они же могут выставить
сорок мужчин и двадцать женщин. Но местные жители вооружены только
бамбуковыми копьями с обожженными для твердости концами, в то время как
у нападавших были щиты из кожи речного дракона, кремневые топоры, копья
и стрелы с каменными наконечниками. И наконец, это нельзя сбрасывать
со счетов, с ними был Джо Миллер.
Кровавый Топор объявил с корабля о намерениях норвежцев. Если
местные жители захотят принять участие, они могут присоединиться, но
главенствующая роль без сомнения будет принадлежать викингам. Однако
никому уже не придется платить дань содержимым своей чаши и ни одна
женщина больше не будет взята силой.
Джилбретто метнул в Эрика копье и выкрикнул сицилийское
ругательство. Норвежца не задело ни то, ни другое, и он в свою очередь
метнул свой топор. Его лезвие глубоко вошло в грудь гангстера, и Эрик
выпрыгнул с корабля и бросился к своему драгоценному стальному оружию с
кремневым топором в руке. Джо Миллер и еще тридцать мужчин последовали
за ним. Женщины стали стрелять из луков и выпустили по бандитам
последнюю ракету. Она попала точно в цель, возле последней шеренги
головорезов Джилбретто. Около сорока человек были убиты или ранены.
В течение минуты бельгийский магнат и турок были убиты, их головы
искрошил топор Джо, остальные же были либо ранены, либо пустились
наутек.
Однако никому не удалось уйти. Милиция осознала, что наконец-то
представилась возможность взять реванш. И те, кто спасся от топоров и
копий норвежцев, пали от рук своих же "граждан". Оставшихся в живых
десятерых бандитов распяли, проткнув горящими бамбуковыми палками.
Клеменс терпел их крики. Он не хотел повредить своей популярности,
слишком быстро закончив это увлекательное зрелище. Поэтому он старался
не обращать внимание, насколько мог, на этот спектакль. Лотарь фон
Рихтгофен сказал, что ему понятно желание поиздеваться над бандитами со
стороны тех, кого они недавно мучили. Но он не мог допустить, чтобы
это варварство продолжалось слишком долго, и, подойдя к ближайшему из
бандитов, успокоил его одним ударом топора. Затем он приказал, чтобы
немедленно и с остальными поступили точно так же. Эрик мог бы помешать
выполнению этого приказа, поскольку полагал, что своих противников надо
подвергать долгим мучениям в качестве урока как для них, так и для всех
остальных. Иными словами - в назидание! Но он был оглушен осколком
скалы, попавшим в него после взрыва ракеты, и некоторое время не
принимал участие в спектакле.
Милиция неохотно повиновалась приказу Лотаря, правда, выполнив его
по-своему. Девять еще живых бандитов были брошены в Реку, где огонь
погас, но боль не утихла. Некоторые из них, прежде чем утонуть, еще
несколько минут барахтались в воде. И это было странным, так как
мучительные боли можно было унять, тут же пойдя ко дну. Ведь через
сутки они опять оживут. Но таков был инстинкт самосохранения. Это он
заставлял их из последних сил держаться на плаву, высоко подняв голову
над водой.
Земляные работы начались не сразу. Сначала надо было организовать
местных жителей, создать административные и законодательные органы и
сформировать войско. Нужно было установить точные границы нового
государства. Клеменс и Кровавый Топор долго спорили по этому поводу,
пока не решили, что можно будет эффективно управлять территорией,
ограниченной трехмильной зоной с каждой стороны от места раскопок вверх
и вниз по Реке. На границах было устроено нечто, похожее на линию
Мажино. Это была двадцатифутовая полоса заостренных на конце
бамбуковых столбов, торчащих из земли на два фута под разными углами.
Линия шла от самых гор вплоть до берега Реки. Рядом с нею были
построены хижины, где жили стражники и их женщины.
Еще один заслон был сооружен вдоль берега. Когда строительство
было закончено, корабль викингов отправился вверх по Реке, туда, где,
если верить Таинственному Незнакомцу, находились месторождения кремня.
Кровавый Топор остался вместе со своими пятнадцатью викингами на
берегу. Во главе экспедиции он поставил своего помощника Снорри
Рагнарссона. Снорри должен был заключить сделку с обитателями тех
мест, пообещав за кремень долю железа, когда оно будет добыто. Если же
местные жители откажутся, то ему следовало пригрозить им. Кровавый
Топор считал, что Джо Миллеру необходимо отправиться с этой
экспедицией, ибо гигантские размеры и гротескные черты титантропа
обязательно внушат страх местным обитателям.
Сэм Клеменс согласился с рассуждениями норвежца по этому вопросу,
но ему не нравилось, что он будет разлучен со своим другом. Но и
самому отправляться на судне вместе с Джо тоже не хотелось. Он
опасался, что Эрик может что-нибудь натворить в его отсутствие. Вожак
имел несносный характер и был крайне высокомерен. Если он начнет
унижать только что покоренных людей, это может стать причиной бунта,
который наверняка погубит немногих оставшихся викингов.
Сэм задумчиво расхаживал возле своей хижины и курил. Под этой
травой находилось железо. Его было более чем достаточно для
осуществления его Мечты, но тем не менее, пока не будут выполнены
подготовительные работы, он не может даже начать копать. И каждый шаг,
который, по его мнению, необходимо было предпринять, откладывался из-за
вновь и вновь возникающих проблем. Он настолько расстроился из-за
этого, что чуть не перекусил сигару. Людям, жившим в районе
месторождения кремня, надо было показать страшилище, подобное Джо,
чтобы склонить их к сотрудничеству. Но в этом случае Эрик может
воспользоваться его отсутствием и убить Сэма. Он не сделает этого
открыто из-за страха перед Джо, который может отомстить по возвращении,
но ведь он легко может и подстроить несчастный случай?
Клеменс остановился и выругался.
- Если я умру, меня воскресят где-то в другом месте, так далеко
отсюда, что придется добираться сюда на лодке добрую сотню, если не
тысячу лет. А тем временем другие извлекут железо и построят мой
пароход! Мой! Мой! Не их, а мой!!!
В это мгновение к нему подбежал Лотарь фон Рихтгофен.
- Я только что обнаружил двоих нужных вам людей, Клеменс, - начал
он, запыхавшись. - Только один из них не мужчина! Можете себе
представить, женщина-инженер!
Мужчина, Джон Весли О'Брайен, был инженером-металлургом середины
двадцатого века. Женщина, наполовину монголка, наполовину русская,
прожила всю свою жизнь в шахтерских поселках в Сибири.
Сэм Клеменс обменялся с ними рукопожатиями и кратко рассказал, что
он хочет сделать сейчас и что позднее.
- Если неподалеку отсюда есть крупные залежи бокситов, - сказал
О'Брайен, - то мы, наверное, сможем построить такой, как вы хотите,
корабль.
Он очень разволновался, как и любой другой на его месте,
оставивший давно всякую надежду на то, что сможет здесь заниматься
своим земным делом. Таких, как он, было очень много, мужчин и женщин,
которые хотели работать, а не просто убивать время. Здесь были врачи,
которым совершенно нечего было делать, кроме лечения переломов,
печатники, у которых не было ни типографий, ни бумаги, почтовые
работники, которые не могли доставлять почту, кузнецы, у которых не
было расковавшихся лошадей, фермеры, которым нечего было выращивать,
домохозяйки, у которых не было детей для присмотра, пища была уже
приготовлена, а уборка занимала не более пятнадцати минут. Негде было
делать покупки. Здесь были проповедники, религии которых были
полностью дискредитированы самим фактом существования этого мира,
самогонщики, которым не из чего было гнать свое зелье, сутенеры и
проститутки, чья профессия была уничтожена избытком любителей; здесь
было вдоволь механиков, которым так недоставало автомобилей, рекламных
агентов, для которых не было рекламных бюро, ковбоев без лошадей и
скота, пианистов без фортепиано, железнодорожников без железных дорог,
биржевых маклеров без биржи и так далее.
- Вы, однако, хотите, построить пароход, - продолжал О'Брайен. -
Но это очень нерационально. Вам придется останавливаться, как минимум,
раз в день, чтобы нарубить дров, что будет означать длительные задержки
даже в тех случаях, когда местные жители разрешат вам забрать их
ограниченные запасы бамбука и сосны. Более того, ваши котлы, валы и
другие детали износятся задолго до того, как вы достигнете цели
путешествия, и вам не хватит места, чтобы везти достаточное количество
железа для изготовления запасных частей. Нет, вам нужны электрические
двигатели.
В этой местности я мельком видел одного человека. Я не знаю, где
он сейчас находится, но он должен быть где-то поблизости. Я его
обязательно разыщу. Он кудесник электричества. Он жил в конце
двадцатого века и знает, как изготовить нужные вам двигатели.
- Постойте, а откуда вы возьмете огромное количество
электроэнергии, которое нам понадобится? Неужели вам придется
соорудить свой собственный Ниагарский водопад и таскать его за собой?
О'Брайен был невысоким, худеньким юношей с рыжими волосами и с
такими тонкими чертами лица, что напоминал девушку. У него была кривая
усмешка, но тем не менее почти все находили его достаточно симпатичным.
- Эта энергия будет у вас под рукой. - Он указал на грибообразные
чашные камни. - Трижды в день эти камни выделяют огромное количество
электроэнергии. Что нам мешает подцепить к нескольким камням силовые
кабели и запасать электроэнергию разряда для питания двигателей?
Сэм от удивления выпучил глаза и сказал:
- Ну и тупой же я! Ведь это прямо перед моим носом, и я ни разу
не подумал! Конечно же! - Затем он прищурился и опустил свои густые
брови: - А как же, черт возьми, вы запасете всю эту энергию? Я не
слишком разбираюсь в электричестве, однако знаю, что вам понадобится
аккумуляторная батарея повыше Эйфелевой башни или же конденсатор
размером с Эверест.
О'Брайен покачал головой.
- Я думал точно так же, но этот парень, мулат, наполовину зулус,
наполовину африканер [Африканеры (буры) - название белого населения
ЮАР, потомков голландских, французских и немецких колонистов],
Лобенгула ван Бум, сказал, что будь у него материалы, он мог бы
построить аккумуляторное устройство - он назвал его дельтатроном - в
виде тридцатифутового куба, которое смогло бы запасать десять
мегакиловатт энергии и выдавать их по одной десятой вольта в секунду
или все сразу.
Если нам удастся раскопать бокситы и изготовить алюминиевую
проволоку, а даже это зависит от успешного разрешения многочисленных
проблем, мы сможем использовать алюминий для кабелей и
электродвигателей. Алюминий, правда, не столь хорош, как медь, но ее у
нас нет, так что для наших нужд сойдет и алюминий.
Злость и усталость Сэма как рукой сняло. Он ухмыльнулся, щелкнул
пальцами и даже немного подпрыгнул:
- Найдите мне этого ван Бума! Я хочу поговорить с ним!
Сэм выпустил дым от сигары, кончик которой вспыхнул, как
воображаемая картина в его мозгу. Он представил себе огромный белый
пароход (нет - электроход), плывущий вверх по Реке с Сэмом Клеменсом в
фуражке речного капитана, сделанной из кожи речного дракона, Сэмом
Клеменсом - капитаном легендарного, уникального колесного судна,
совершающего путешествие в миллионы миль. Никогда не было ни такого
корабля, ни такой Реки, ни такого путешествия! Воет сирена,
позвякивает рында, команда составлена из великих людей всех времен. От
недочеловека-охотника на мамонтов Джо Миллера, жившего за миллион лет
до нашей эры, до хрупкого телом, но очень умного ученого конца
двадцатого века.
Фон Рихтгофен вернул его к действительности.
- Я готов начать копать железо. Но что вы решили в отношении Джо?
Сэм застонал и произнес:
- Я никак не могу решить, что делать. Я волнуюсь, как шлифовщик
алмазов перед первым заходом своего инструмента. Одно неверное
движение - и "Кохинор" раскалывается! О'кей! Я посылаю Джо. Придется
рискнуть. Но без него я ощущаю себя беспомощным ребенком. Я уведомлю
Эрика и Джо о своем решении, и вы можете начинать копать. Только надо
провести определенную церемонию: мы все выпьем по рюмочке, и я выкопаю
первую лопату!
Через несколько минут, прогрев желудок большой порцией виски, Сэм,
не выпуская изо рта сигары, произнес короткую речь и начал копать. У
бамбуковой лопаты был довольно острый конец, однако трава оказалась
настолько жесткой и густой, что лопату пришлось использовать в качестве
мачете. Потея и ругаясь, заявляя, что он всегда ненавидел физические
упражнения и не был рожден землекопом, Сэм все же срубил траву.
Попытавшись затем вогнать в землю теперь уже затупившуюся лопату, он
обнаружил, что не может углубиться даже на полштыка. Швырнув лопату на
землю, он сказал:
- Ложка с длинной ручкой! Только рожденный для такой работы
крестьянин может здесь копать! Я - человек умственного труда!
Толпа засмеялась и начала орудовать кремневыми ножами и топорами.
- Даже если это железо находится на глубине десяти футов, то
понадобится добрый десяток лет, чтобы раскопать его. Джо, бери
побольше кремня и скорей возвращайся, не то у нас ничего не выйдет, -
сказал Сэм, обернувшись к Джо Миллеру.
- Жначит, я должен шобиратьшя в путь? - спросил титантроп. - Мне
будет очень не хватать тебя, Шэм.
- Да, тебе нужно отправляться за кремнем вместе с другими. А обо
мне не беспокойся.
В течение следующих трех дней была выкопана яма в фут глубиной и
десяти футов в диаметре. Фон Рихтгофен так организовал работу, что
одна бригада меняла другую каждые пятнадцать минут. Нехватки свежих и
сильных землекопов не было, но задержки были вызваны тем, что быстро
тупился инструмент и его часто приходилось менять. Эрик ворчал, глядя
на поврежденные орудия, и говорил, что если на них нападут, то
оставшимся у них каменным оружием нельзя будет разрезать даже детскую
кожу. Клеменс десятки раз умолял его, чтобы он позволил использовать
стальной топор, но норвежец отказывался.
- Был бы здесь Джо, я бы точно отобрал у него топор, - заметил
Клеменс Лотарю. - Но где же все-таки Джо? Он уже давно должен был
вернуться. Вернуться или с дарами, или с пустыми руками.
- Мне кажется, нам следует послать кого-нибудь на разведку, -
заметил фон Рихтгофен. - Я бы отправился сам, но, как мне кажется, вы
все еще нуждаетесь во мне, чтобы защищаться от Кровавого Топора.
- Если что-нибудь случилось с Джо, нам обоим будет нужна защита, -
кивнул Сэм. - Я с вами согласен. Нашим шпионом может быть этот
афганец Абдул. Он может незамеченным проскользнуть даже в корзину с
гремучими змеями.
Абдул вернулся на рассвете через два дня. Он разбудил Сэма и
Лотаря, которые спали в одной хижине. Так было безопаснее. На ломаном
английском он объяснил, что Джо сидит связанный в прочно сколоченной
бамбуковой клетке. Абдул пытался освободить его, но клетка
круглосуточно очень бдительно охраняется.
Викингов встретили дружелюбно и радушно. Главарь местных жителей,
казалось, был восхищен удачной сделкой: обменом кремня на железо. Он
устроил большой пир, чтобы отметить соглашение, и неограниченно угощал
своих гостей спиртным и жвачкой. Когда пьяные норвежцы захрапели, их
связали. Джо тоже заснул, но когда его стали вязать, проснулся.
Исключительно голыми руками он убил двадцать человек и покалечил еще
пятнадцать, пока главарь не оглушил его ударом дубины по затылку. От
этого удара любой другой был бы убит наповал. Джо же только стал
драться менее ожесточенно, и это позволило его врагам навалиться на
него и придержать, дав возможность своему главарю еще дважды ударить
титантропа по голове.
- Главарь понимает, что Джо - могучий воин, - говорил Абдул. -
Более великий, чем даже сам Рустам. Я подслушал разговоры некоторых
людей и узнал, что их главарь намерен использовать Джо в качестве
заложника. Он хочет стать партнером по добыче железа. Если ему в этом
откажут, он не убьет Джо, нет, он сделает его рабом, хотя я очень
сомневаюсь, что это возможно. Затем нападает на нас, перебьет всех и
сам будет добывать железо.
И он может это сделать. Сейчас он строит огромный флот, много
небольших судов, на каждом из которых может разместиться сорок человек.
Суда строятся в большой спешке, но перевезти его армию этот флот все же
может. Он предпримет решительное нападение. Его воины вооружены
кремневым оружием, луками и стрелами, тяжелыми боевыми бумерангами.
- И кто же этот будущий Наполеон? - спросил Сэм.
- Его люди называют его король Джон. Они рассказывают, что он
правил Англией, когда воины носили доспехи и сражались мечами. Это
было во времена Саладина [Саладин, Салах-ад-дин (1138-93) - египетский
султан с 1171 г., возглавлял борьбу мусульман против крестоносцев в
1187-92 гг]. Брат его был очень известным воином, его звали Ричардом
Львиное Сердце.
Сэм выругался и воскликнул:
- Джон Безземельный! Злой и коварный принц Джон! Настолько
гнусный, что англичане поклялись, что у них больше никогда не будет
короля по имени Джон! Уж лучше бы нам противостояли такие негодяи, как
бельгийский Леопольд или Джим Фиск.
Через полчаса Сэма охватило еще большее уныние. На этот раз
прошел слух, что в тридцати милях ниже по Реке к ним направляется
огромный парусный флот, состоящий из шестидесяти больших одномачтовых
кораблей, на каждом из которых находилось не менее сорока воинов.
Возглавляет эту армаду король местности, расположенной сразу же за
зоной разрушения от падения метеорита. Имя его - Йозеф Мария фон
Радович.
- Я читал о нем в школе! - воскликнул Лотарь. - Этот человек
родился в 1797 году, а умер, насколько я помню, где-то в районе 1853
года. Он был артиллерийским специалистом и хорошим приятелем прусского
короля Фридриха-Вильгельма IV. Его прозвали "воинствующим монахом",
потому что он был генералом с твердыми религиозными убеждениями. Умер
он в 50 лет разочарованным человеком, так как перестал числиться в
фаворитах короля. Теперь, значит, он снова жив, молод и несомненно
пытается навязать свое пуританство другим, уничтожая тех, кто с ним
несогласен.
Еще через час пришло известие о том, что в путь отправился и флот
короля Джона.
- Англичанин будет здесь первым, - сказал Сэм Эрику. - Они идут
быстрее, так как их подгоняет и ветер, и течение.
- Яйца учат курицу! - огрызнулся Кровавый Топор.
- Так что же ты намерен предпринять?
- Сначала разбить этого Джона, а затем уничтожить и германцев, -
ответил норвежец. Он взмахнул топором и торжественно произнес: - Да
поможет нам невеста Тора! Ребра мои все еще болят, но мне эта боль
нипочем!
Сэм не стал спорить. Но оставшись наедине с Лотарем, он заметил:
- Сражаться до последнего, не имея никаких шансов на победу! Это,
конечно, достойно восхищения. Но выгоды от этого никакой. Теперь,
Лотарь, я знаю, что вы подумаете обо мне как о бесхребетном таракане,
но у меня есть Мечта, и она превыше обычных понятий о верности и долге.
Мне нужен этот корабль, Лотарь, и я хочу довести его до истоков Реки во
что бы то ни стало! Если бы у нас были хоть какие-нибудь шансы на
победу, я бы даже не стал заикаться. Но у нас их нет. Нас очень мало
и у нас гораздо хуже оружие. Поэтому я предлагаю заключить соглашение.
- С кем? - спросил Рихтгофен. Он был бледен и хмур.
- С Джоном. Может быть, он и самый вероломный король на свете,
хотя конкурентов у него было хоть отбавляй, но из этих двоих он скорее
объединится с нами. У Радовича флот побольше, чем у него, и даже если
Джону удастся каким-то образом победить, он будет так ослаблен, что мы
сможем прибрать его к рукам. Но если мы объединимся с Джоном в одну
шайку, то сможем отлупить Радовича так, что тот будет бежать отсюда,
поджав хвост как шелудивый пес.
Фон Рихтгофен рассмеялся:
- Какое-то мгновение назад мне показалось, что вы хотите
попробовать спрятаться в горах, а затем предложить свои услуги
победителю. Я бы не смог играть роль труса, оставив этих людей одних
сражаться с пришельцами.
- Буду честным до конца, - кивнул Клеменс. - Я бы поступил так,
если бы это было единственным выходом. Нет, я предлагаю каким-нибудь
образом избавиться от Кровавого Топора. Он никогда и ни за что не
возьмет Джона в партнеры.
- Вам придется следить за англичанином, как за ядовитой змеей, -
заметил фон Рихтгофен. - Но другого выхода я не вижу. Так же как и не
считаю предательством убийство Кровавого Топора. Это только страховка.
При первом же удобном случае он сам избавится от нас.
- И мы же не убьем его, - добавил Сэм, - а просто уберем со сцены
действий.
Клеменсу еще хотелось поговорить о том, что им необходимо сделать,
но немец сказал, что довольно болтать. Сэм как всегда хотел оттянуть
момент решительных действий. Но дело надо было уладить именно сейчас.
Сэм тяжело вздохнул и произнес:
- Пожалуй, вы правы.
- Так за чем же остановка? - спросил Лотарь.
- Я уже страдаю от чувства вины, хотя ничего еще и не совершил, -
усмехнулся Сэм. - Я уже чувствую себя подлецом, хотя для этого нет
никаких оснований. Ни малейших! С самого рождения чувствую себя в
ответе за все, даже за сам факт своего рождения.
Лотарь неодобрительно всплеснул руками и зашагал прочь, бросив
через плечо:
- Следуйте за мной, господин Клеменс, или оставайтесь. Но тогда
не рассчитывайте на то, что я буду думать о вас, как о капитане.
Капитаны не плетутся в хвосте.
Сэм скорчил гримасу, но все же поплелся за ним. Лотарь поделился
своими намерениями с двенадцатью местными жителями, которым он доверял.
Солнце уже начало спускаться к горизонту, когда были оговорены все
детали и заговорщики разошлись вооружаться. Из своих хижин они
вернулись с бамбуковыми копьями и ножами. У одного из них был лук из
бамбука с шестью стрелами, эффективный только на близком расстоянии.
Группа во главе с Лотарем фон Рихтгофеном и Сэмом Клеменсом
направилась к хижине вожака норвежцев. Снаружи ее охраняли шестеро
викингов.
- Мы хотим поговорить с Кровавым Топором, - сказал Сэм, стараясь
унять дрожь в голосе.
- Он с женщиной, - покачал головой один из охранников, Уве
Гримарссон.
Сэм поднял руку. Лотарь проскочил мимо него и ударил норвежца по
голове. Над плечом Клеменса просвистела стрела и застряла в горле еще
одного охранника. В течение десяти секунд остальные были или убиты,
или тяжело ранены и прекратили сопротивление. Раздались отдаленные
крики еще дюжины викингов, бросившихся на выручку. Эрик с поднятым
топором выскочил из хижины. Фон Рихтгофен нанес удар копьем и пронзил
обнаженное тело норвежца. Кровавый Топор выронил стальное оружие и под
напором немца, шатаясь, стал пятиться, пока не уперся спиной в стену
хижины. Он не сводил с немца глаз, рот его шевелился, кровь сочилась с
губ, кожа стала серо-синей.
Затем немец выдернул копье из живота норвежца, и Кровавый Топор
рухнул наземь.
В последовавшем сражении шестеро из людей Клеменса были убиты и
четверо ранены. Викинги не сдавались до тех пор, пока их всех не
пришлось утихомирить таким же образом, как и их вожака.
Сэм Клеменс, тяжело дыша, забрызганный чужой и своей кровью из
раны на плече, оперся на копье. Он убил одного из викингов, Гуннлара
Торффинссона, проткнув ему почки ударом сзади, когда тот бросился на
фон Рихтгофена.
Ему было жаль Гуннлара. Из всех норвежцев он лучше всех понимал
шутки Сэма. Теперь он получил удар в спину от своего друга.
"Я сражался в тридцати восьми битвах, - подумал Клеменс, - но убил
всего двоих". Вторым был тяжелораненый турок, пытавшийся подняться на
ноги. Сэм Клеменс, могучий воин, великодушный герой. Подумав об этом,
он оцепенел от ужаса. Перед его мысленным взором предстали эти два
трупа, и он осознал, что от этого видения ему не избавиться и за десять
тысяч лет жизни.
Затем он пронзительно вскрикнул и испуганно задергал левой
лодыжкой, пытаясь поспешно освободиться от обхватившей ее руки.
Чувствуя, что ничего не получается, он поднял копье, чтобы вонзить его
в схватившего его человека. Снизу на него смотрели бледно-голубые
глаза Эрика. На какое-то мгновение жизнь вернулась к викингу. Его
взор оживился и кожа слегка порозовела. Голос был слабым, но все же
достаточно четким, чтобы Сэм и находившиеся поблизости люди могли
слышать его:
- Слушай! Я не отпущу тебя, пока не скажу всего! Боги послали
мне дар пророчества. Они жаждут мести за твое предательство. Слушай!
Я знаю, что под этой пропитанной кровью травой есть железо. Я ощущаю
его. Я чувствую это железо, которое струится вместе с кровью по моим
жилам. От него моя кровь становится еще гуще и холоднее. Здесь железа
достаточно и даже больше, чем необходимо для твоего огромного белого
корабля. Ты выкопаешь это железо и построишь корабль, бросив вызов
богам этого мира.
Ты будешь капитаном этого судна, сука Клеменс, и твой корабль
быстро понесет тебя вверх по Реке, то на север, то на юг, то на восток,
то на запад. Ты много раз обогнешь планету.
Но строительство этого корабля и последующее плавание будет
наполнено печалью и горечью. Пройдет много лет, на Земле за это время
сменилось бы два поколения, после великих страданий и незначительных
радостей, когда ты уже будешь считать, что твое длинное-предлинное
плавание наконец-то заканчивается, вот тогда-то ты встретишь меня!
Вернее, я отыщу тебя! Я буду поджидать тебя на своей узкой ладье
для дальних походов. И вот тогда-то я убью тебя! И ты никогда не
доберешься до истоков Реки и не будешь штурмовать Ворота Валгаллы!
Сэм похолодел и напрягся. Хотя он и почувствовал, что хватка
норвежца ослабевает, он никак не мог заставить себя пошевелиться.
- Я подожду!.. - слабо произнес Эрик и отпустил ногу Сэма.
Клеменс с трудом заставил себя сделать шаг в сторону, опасаясь,
что может сломать свои остекленевшие от ужаса кости. Затем он
посмотрел на фон Рихтгофена и произнес шепотом:
- Мистика? Человеку не дано заглянуть в будущее?
- Я тоже так думаю, - беспечно произнес Лотарь. - Но если мир
устроен так, как считаете вы, Сэм, что все происходит чисто
механически, что все в мире запрограммировано, то тогда будущее строго
предопределено. А если все подготовлено и заранее предрешено, то
почему будущее не может на мгновение открыться сквозь туннель времени,
а человек не может увидеть его отблеск?
Сэм промолчал. Фон Рихтгофен рассмеялся, показывая, что он просто
пошутил, и хлопнул Клеменса по плечу.
- Мне нужно напиться, Лотарь, - сказал Сэм. - Что-то тяжело у
меня на душе. Однако я и цента не поставил бы за эту суеверную труху.
Но на самом деле он верил в то, что эти умирающие глаза заглянули
в будущее, и поверил в предсказание.
Король Джон появился за час до наступления сумерек, Сэм Клеменс
послал к нему гонца, чтобы передать, что с ним хотят обсудить условия
возможного сотрудничества. Джон всегда охотно соглашался переговорить,
прежде чем пустить в ход нож, и на этот раз тоже дал свое согласие.
Сэм стоял у самой воды, когда увидел Джона Безземельного,
облокотившегося о борт своей галеры. Клеменс, выпивший для смелости
целую дюжину рюмок виски, изложил ситуацию и с жаром стал описывать,
какой великолепный корабль можно будет построить.
Джон был невысокий, смуглый, голубоглазый мужчина с копной густых
черных волос и очень широкий в плечах. Он часто улыбался и говорил на
хорошем английском языке, мало отличающемся от наиболее
распространенного, так что его легко можно было понять. Прежде чем он
попал в эту местность, он прожил десять лет среди виргинцев конца
восемнадцатого века. Тонко чувствуя язык, он освободил свою речь от
характерных оборотов английского и французского языка двенадцатого
столетия.
Он хорошо понимал, почему ему выгодно объединиться с Клеменсом
против Радовича. Несомненно также, что он сразу же решил, что будет
после того, как они разделаются с Радовичем. Но, тем не менее, он
сошел на берег, чтобы поклясться в вечной дружбе и сотрудничестве.
После выпивки были улажены все детали договора, а затем король Джон
велел выпустить Джо Миллера из клетки, которая была установлена на
флагманском судне.
Сэма непросто было довести до слез, но как только он увидел
титантропа, несколько слезинок покатились по его щекам. Джо же рыдал
как Ниагарский водопад и едва не сломал Сэму ребра в своих объятиях.
Чуть позже фон Рихтгофен все же сказал Клеменсу:
- С Кровавым Топором, по крайней мере, вы четко знали, каково ваше
положение. Но сейчас, при Джоне? Похоже, что вы совершили плохую
сделку, Сэм.
- Я - из Миссури! - ответил Клеменс. - Но с торговлей лошадьми
не очень-то знаком. Однако, когда бегством спасаешь свою жизнь, когда
волчья стая щелкает зубами у тебя за спиной, то поневоле поменяешь
загнанную клячу на дикого мустанга, чтобы он унес тебя от смертельной
опасности. А вот как соскочить с него, не сломав себе при этом шеи, об
этом уже думаешь потом.
Битва, начавшаяся на заре следующего дня, длилась долго.
Несколько раз Клеменс и король Джон были на краю поражения. Флот
англичанина притаился в утреннем тумане возле восточного берега, а
затем зашел в тыл прошедшему немецкому флоту. Горящие сосновые факелы,
брошенные матросами Джона, подожгли множество судов Радовича. Но
нападавшие говорили на одном языке, были хорошо обучены и уже долго
сражались плечом к плечу. Кроме того, они были гораздо лучше
вооружены.
Их ракеты потопили довольно много судов Джона и проделали
отверстия в укреплениях на берегу. Затем, под прикрытием града стрел,
немцы устремились в атаку. Во время высадки одна из их ракет
взорвалась прямо в яме, выкопанной в поисках железа. Сэм был сбит с
ног и оглушен. Он едва смог подняться на ноги. И вдруг понял, что
рядом с ним стоит человек, которого он никогда прежде не видел. Сэм
был уверен, что никогда раньше здесь, в этой местности, его не было.
Незнакомец был ростом около пяти с половиной футов, но коренастый
и сильный на вид. "Он похож на старый, красный от ржавчины таран, -
подумал Сэм, - хотя на вид ему, разумеется, не более двадцати пяти
лет". Его курчавые темно-рыжие волосы спадали на спину до самого пояса,
а черные брови были так же густы, как и у Сэма. У него были большие,
темно-карие глаза со светло-зелеными прожилками. Лицо - орлиное, с
выступающим подбородком, а крупные уши торчали почти под прямым углом.
"Тело ржавого тарана, - подумал Сэм, - с головой огромной рогатой
совы".
У него был лук из материала, хотя и очень редкого, но все же
известного Клеменсу. Это были две соединенные вместе изогнутые кости,
окружавшие ранее пасть рыбы-дракона. Такой лук был мощнейшим оружием и
мог служить очень долго, но у него был только один недостаток - чтобы
натянуть его, нужны были чрезвычайно сильные руки.
В кожаном колчане незнакомца было около двадцати стрел с
кремневыми наконечниками. Древка их были старательно вырезаны из
плавниковых костей речного дракона и оперены такими тонкими косточками,
что они просвечивали на солнце.
Он заговорил с Клеменсом по-немецки, но с явным акцентом,
происхождение которого определить было невозможно:
- Похоже, вы и есть Сэм Клеменс.
- Да, - ответил Сэм. - Вернее, то, что осталось от меня. Но
каким образом вы?..
- Мне вас описал, - незнакомец запнулся, - один из Них.
Сэм сначала не сообразил, о чем говорит этот человек. Глухота
после взрыва, вопли людей, убивающих друг друга всего в двадцати ярдах
от него, другие более отдаленные взрывы ракет и неожиданное появление
этого человека придавали всему происходящему ощущение нереальности.
- Он послал? Таинственный Незнакомец? он послал вас?! Вы один из
двенадцати?
- Что? Он? Нет, не он! Она послала меня!
У Сэма не было времени на расспросы. Он едва сдерживался, чтобы
не спросить, насколько хорошо незнакомец владеет своим оружием. У
этого человека был такой вид, будто он мог использовать все возможности
этого лука вплоть до последнего атома. Вместо этого Сэм взобрался на
кучу грунта, вынутого из ямы, и указал на ближайший корабль противника,
повернутый носом к берегу. Стоявший там человек громко выкрикивал
распоряжения.
- Фон Радович, предводитель нападающих, - указал на него Сэм. -
Он вне пределов досягаемости стрел наших слабых луков.
Быстро прицелившись и даже не удосужившись сделать поправку на
ветер, который в это время дул со скоростью около шести миль в час,
лучник выпустил черную стрелу. Ее полет завершился в солнечном
сплетении фон Радовича. Силой удара немца отбросило назад. Он
повернулся, так что стало видно торчащее из его спины окровавленное
острие, а затем упал за борт в воду между судном и берегом.
Его заместитель стал сплачивать ряды атакующих, и лучник тоже
пронзил его своей стрелой. Джо Миллер, облаченный в доспехи из кожи
речного дракона, опустошал ряды немцев своей огромной дубовой палицей
прямо в самой гуще битвы. Он был подобен восьмисотфунтовому льву с
мозгом человека. Смерть и панический ужас шли рядом с ним. Он
раскраивал ежеминутно по двадцать черепов и время от времени хватал
кого-нибудь своей огромной рукой и швырял с такой силой, что валились с
ног еще пять-шесть бойцов.
Пять раз врагам удавалось подкрасться к нему сзади, но всякий раз
черные костяные стрелы нового союзника навсегда останавливали их.
Ряды атакующих постепенно смешались, они стали пробираться к своим
судам. Перед Сэмом вырос окровавленный фон Рихтгофен и радостно
закричал:
- Мы победили! Мы победили!
- Значит, вас ждет впереди ваш летательный аппарат, - спокойно
улыбнулся в ответ Клеменс и повернулся к незнакомцу. - Как вас зовут,
приятель?
- У меня было много имен, но когда мой дед держал меня на руках,
он назвал меня Одиссеем.
Все, что удалось вымолвить потрясенному Сэму, это:
- Нам о многом нужно поговорить.
Неужели это мог быть человек, воспетый Гомером?
Настоящий Улисс, то есть - историческая личность. Улисс, который
сражался у стен Трои, о котором впоследствии было сложено столько песен
и легенд? А почему бы и нет??? Скрывающийся в тени Незнакомец,
говоривший с Сэмом в его хижине, сказал, что он выбрал двенадцать
человек из миллиардов людей, бывших в его распоряжении. С помощью
каких средств он сделал свой выбор, Сэм не знал, но полагал, что
причины для этого были благие. Об одном из таких избранников, Ричарде
Френсисе Бартоне, Таинственный Незнакомец ему рассказал. Неужели
вокруг каждого из этих двенадцати была какая-то аура, позволяющая
Отступнику определить, что именно этот человек в силах воплотить
задуманное им? Какая-то определенная окраска души?
Только поздно вечером Сэм, Джо, Лотарь и ахеец Одиссей разошлись
по своим хижинам после празднования победы. От разговоров горло Сэма
пересохло. Он пытался выжать из ахейца все, что тот знал об осаде Трои
и о его последующих странствиях. То, что он услышал, не только не
разъяснило, а скорее еще больше все запутало.
Троя, известная Одиссею, вовсе не была городом вблизи Мраморного
моря, руины которого земные археологи называли Троей. Та Троя, которую
осаждали Одиссей, Агамемнон и Диомед, была намного южнее, напротив
острова Лесбос и в глубине Малой Азии. Она была населена этрусками,
которые в то время жили в Малой Азии и впоследствии ушли в Италию под
натиском эллинских завоевателей. Одиссею был известен город, который
последующие поколения считали Троей. Жители этого города имели
родственные связи с Троей, которую штурмовал Одиссей. Он пал за пять
лет до Троянской Войны, уничтоженный варварами с севера.
Через три года после осады настоящей Трои, которая длилась всего
два года, Одиссей участвовал в большом набеге данайцев или ахейцев на
Египет, где в то время правил Рамзес III. Набег окончился плачевно.
Одиссей спас свою жизнь, бежав в открытое море, и провел в странствиях
три года, посетив Мальту, Сицилию и некоторые области Италии - земли, в
те времена совершенно неизвестные грекам. Не было ни листригонов, ни
Эола, ни Калипсо, ни Цирцеи, ни Полифема. Жену его звали действительно
Пенелопой, но соискателей на ее руку не было и ему некого было убивать
по возвращении домой.
Что касается Ахиллеса и Гектора, Одиссей знал о них только
понаслышке, как о героях песен. Он предполагал, что они оба были из
пеласгов - народа, жившего на Эллинском полуострове до того, как с
севера пришли ахейские завоеватели. Ахейцы адаптировали песни пеласгов
для своих собственных целей, а позднее барды, должно быть, включили их
в "Илиаду". Одиссей слышал "Илиаду" и "Одиссею", поскольку ему здесь
однажды повстречался ученый, который мог прочесть обе эти поэмы
наизусть.
- А как же деревянный конь? - спросил Сэм, совершенно уверенный,
что и этот вопрос задается впустую. Но к его удивлению Одиссей сказал,
что не только знает об этом, но и что он действительно был инициатором
подобной затеи. Этот обманный трюк был порожден отчаянием и безумием
и, по логике, был обречен на неудачу.
И это для Сэма было самым ошеломляющим из всего, что он услышал.
Всех ученых объединяло единодушное отрицание правдоподобности этой
истории, все они заявляли об очевидной невероятности этого. Было
абсолютно нереально, как они утверждали, что ахейцы были настолько
глупы, чтобы построить коня, а троянцы - настолько глупы, чтобы дать
себя обмануть. Но деревянный конь на самом деле существовал, и ахейцы,
спрятавшись внутри него, проникли в город.
Фон Рихтгофен и Джо молча слушали их беседу. Сэм решил, что
несмотря на предупреждение этикала никому о нем не говорить, Джо и
Лотарю следует все же о нем знать. Иначе многое из того, что станет
затевать Сэм, будет непонятно даже близким его сообщникам. Кроме того,
Сэм чувствовал, что если он приобщит других к этой тайне, то это
покажет этикалу, что он, Сэм, действительно управляет ходом событий.
Это было, конечно, ребячеством, но тем не менее Сэм совершил это.
Он пожелал спокойной ночи всем, кроме Джо, и лег на койку. Но
несмотря на сильную усталость, он никак не мог заснуть. Храп Джо,
доносившийся сквозь замочную скважину, был подобен вихрю и вовсе не
способствовал сну. Кроме того, он сильно возбудился в преддверии
завтрашних событий, и его била нервная дрожь и стучало в висках.
Завтрашний день будет историческим, если только этому миру суждено
иметь историю. Вскоре здесь появится бумага и чернила. Будут перья и,
возможно, даже печатный станок. На борту великого речного судна будет
еженедельно выходить журнал. Появится книга, в которой будет
рассказано о том, как благодаря ракете, пущенной с судна Радовича, была
углублена яма, из которой начнется добыча железа. Возможно, что железо
будет найдено завтра же! Оно должно быть найдено.
Кроме того, из головы никак не шел король Джон. Этот коварный
плут. Один Бог знает, что замышляет его хитрый мозг. Вряд ли Джон
затеет какое-нибудь вероломство, пока не будет построен корабль, а для
этого понадобятся годы. Так что пока нет нужды волноваться. Но
несмотря ни на что, беспокойство все же не покидало Сэма.
Сэм проснулся неожиданно, сердце его стучало так, будто его
схватило какое-то чудовище из его кошмаров. Влажный воздух проникал
внутрь сквозь щели в бамбуковых стенах и через циновку, прикрывавшую
вход в хижину. Дождь барабанил по покрытой листьями крыше, с гор
доносились раскаты грома. Джо продолжал храпеть, подобно грому.
Сэм потянулся, а затем вскрикнул и сел в своей постели. Его рука
коснулась чьей-то плоти. Через мгновение в свете далекой молнии он
увидел силуэт, присевший на корточки возле его койки.
Послышался знакомый баритон.
- Не стоит звать на помощь титантропа, Клеменс. Он не проснется
до утра.
Сэм понял, что этикал может видеть в полной темноте. Он взял с
небольшого складного столика сигару и произнес:
- Не возражаете, если я закурю?
Таинственный Незнакомец не отвечал так долго, что Сэма это
удивило. Свет зажигалки не позволил бы различить черты лица гостя, и к
тому же, скорее всего, на нем была маска или что-то в этом роде. По
всей видимости, Незнакомцу был противен запах сигар, возможно, табака
вообще. И все же он не решался сказать об этом, потому что с помощью
такой характерной черты его можно было бы легко опознать. Но кем?
Другими этикалами, которые знают, что среди них есть предатель? Их
было двенадцать, так во всяком случае сказал Незнакомец. Если они
узнают, что он, Сэм Клеменс, встречался с одним из них, и узнают о его
отвращении к табаку, то, может быть, они сразу же поймут, кто из них
предатель? Но Клеменс не высказал вслух свои подозрения. Он оставил
их при себе, чтобы воспользоваться ими при случае.
- Курите, - наконец произнес Незнакомец.
И хотя Сэм не мог ни видеть его, ни слышать его движений, у него
сложилось впечатление, что гость немного отодвинулся от него.
- Чем я обязан этому неожиданному визиту? - поинтересовался Сэм.
- Я пришел на встречу, чтобы сказать вам, что в течение долгого
времени не буду с вами видеться. Я не хочу, чтобы вы подумали, будто я
покинул вас. Меня отзывают отсюда по причине, которой вам все равно не
понять, даже если бы я все подробно объяснил. В течение
продолжительного времени вам придется полагаться только на самого себя.
Поэтому запомните, если даже ваши дела будут очень плохи, я ни малейшим
способом не смогу вмешаться, чтобы что-то изменить.
Однако, пока что у вас есть в наличии все, что вам нужно для
работы на добрый десяток лет. Вам придется употребить свою собственную
изобретательность для решения многих технических проблем, которые
возникнут перед вами. Я больше не смогу снабжать вас сведениями о
металлах или материалах, которые вам понадобятся. Я также не смогу
ограждать вас от завоевателей. Я и так очень сильно рисковал, дав
возможность метеориту упасть вблизи вас и рассказав вам, где находятся
месторождения бокситов и платины.
За вами будут следить другие этикалы - не из Двенадцати, нет, а
ниже рангом, - но вмешиваться в ваши дела они не будут. Они не думают,
что ваш корабль может представлять опасность для реализации их Плана.
Хотя, думаю, им очень не понравится тот факт, что у вас будет железо.
И думаю, что они совсем расстроятся, когда вы "наткнетесь" на бокситы и
платину. Они хотят, чтобы вы, земляне, были заняты только психическим
совершенствованием, а отнюдь не развитием технологии. Но они не будут
совать свой нос в ваши дела.
Сэм ощутил, что его постепенно охватывает паника. Впервые он
понял, что как бы он ни ненавидел этикала, он очень сильно зависит от
его моральной и материальной поддержки.
- Надеюсь, что ничего плохого не произойдет за ваше отсутствие, -
спокойно произнес Сэм. - Сегодня я почти потерял всякую надежду найти
железо. Если бы не Джо и не этот парень Одиссей? Постойте! Одиссей
сказал мне, что этикал, который говорил с ним, был женщиной!
В темноте раздался смешок.
- А какое это имеет значение?
- Или вы не единственный изменник, или вы можете менять свой
голос. Или, может быть, вы вообще не говорите мне правду! Может быть,
мы все вовлечены в какой-то план и вы ради своих целей кормите нас
всякой ложью! Может быть, мы просто орудия в ваших руках!
- Нет, я не лгу! Я ничего не могу сказать относительно других
ваших предположений. Если вас или кого-нибудь из тех, кого я выбрал,
разоблачат и подвергнут допросу, то ваши показания легко запутают моих
коллег.
Послышался какой-то шорох.
- Я должен уходить. Теперь вам придется полагаться только на
самого себя. Желаю удачи, мистер Клеменс.
- Подождите! А что если у меня ничего не получится?
- Корабль построит кто-нибудь другой. Но у меня немало причин
надеяться на то, что вам все же удастся ваша затея.
- Значит, я просто инструмент в ваших руках. Если инструмент
ломается, его выбрасывают и достают новый.
- Я не могу гарантировать вам успех вашего начинания. Я не Бог.
- Черт бы вас всех побрал! - воскликнул Сэм. - Почему бы вам не
оставить все, как было на Земле? У нас был вечный покой смерти. Конец
всем мучениям и печалям. Окончание никогда не прекращающегося тяжелого
труда и всех забот. Все это мы оставляли позади. Мы были свободны от
цепей плоти. Но вы надели на нас новые цепи и сделали так, что мы не
можем даже убить себя. Вы отодвинули смерть за пределы нашей
досягаемости. Вы будто навеки поместили нас в ад!
- Но здесь не так уж и плохо, - возразил этикал. - Большинству из
вас здесь гораздо лучше, чем когда бы то ни было. Или, по крайней
мере, не хуже. Увечные, слепые, больные, голодные - здесь все они
здоровы и молоды. Вам не нужно потеть, беспокоиться о хлебе насущном.
Большинство из вас питается здесь гораздо лучше, чем на Земле. Однако
по большому счету я согласен с вами. Ваше Воскрешение - это
преступление, величайшее из всех преступлений. Поэтому?
- Я хочу, чтобы мне вернули Ливи! - воскликнул Сэм. - И я хочу
видеть своих дочерей. Не все ли равно, умерли ли мы друг для друга или
разлучены навеки? По мне так уж лучше, чтобы они умерли! По крайней
мере, я не мучился бы все это время, терзаясь от того, что они могут
страдать, причем от самых жутких мучений. Как мне узнать, что их не
насилуют, не бьют, не пытают? На этой планете чересчур много зла. Это
неизбежно, ибо здесь живут все, кто когда-либо жил на Земле!
- Я мог бы вам помочь, - произнес этикал. - Но мне, возможно,
потребуются годы, чтобы разыскать их. Я не буду объяснять, как я смогу
это сделать, потому что это очень сложно, а кроме того, я должен
покинуть вас, пока не прекратился дождь.
Сэм поднялся и, вытянув руки, сделал несколько шагов вперед.
- Стойте! - приказал этикал. - Ко мне не стоит прикасаться!
Сэм остановился.
- Так вы могли бы разыскать мне Ливи? И моих девочек?
- Я сделаю это, обещаю. Только? только на это потребуются годы,
учтите. Предположим, что к тому времени вы построите корабль и будете
находиться в добрых двух миллионах миль выше по Реке. И вот тогда-то,
предположим, я скажу вам, что наконец-то разыскал вашу жену и что она
находится в трех миллионах миль вниз по Реке. А так как я могу только
сообщить вам о ее местонахождении, но никак не могу привезти ее к вам,
то вам придется добираться к ней самому. Что же вы тогда сделаете?
Повернете назад и потратите двадцать лет на то, чтобы встретиться с
женой? Вы думаете, ваша команда позволит вам это сделать, позволит
повернуть назад? Сомневаюсь! Более того, даже если вы все же убедите
их и поступите по-своему, нет никакой уверенности в том, что ваша жена
будет находиться в том месте, где я обнаружил ее. Не забывайте, что она
может умереть и воскреснуть где-то в другом месте, может быть, еще
дальше от вас?
- Черт побери! - завопил Клеменс.
- А кроме того, - невозмутимо продолжал этикал, - не забывайте,
мистер Клеменс, что люди меняются. Может быть, когда вы найдете ее,
она вам уже не понравится!
- Я убью вас! - закричал Сэм. - Ну помогите же мне!..
Бамбуковая циновка поднялась. На какое-то мгновение показался
силуэт Незнакомца - фигура, обтянутая плащом с надетым на голову
капюшоном. Сэм сжал кулаки и заставил себя стоять, подобно глыбе льда,
ожидая, когда уляжется его гнев. Затем он стал расхаживать по хижине,
пока не докурил сигару до самого кончика, от чего во рту появился
привкус горечи.
- Черт с ними! Черт с ним! Я построю судно, и доберусь до
северного полюса, и выясню, что здесь происходит! И я убью его! Убью
их всех!
Дождь прекратился. Где-то далеко раздались крики. Сэм вышел
наружу, встревоженный, что схватили Незнакомца, хотя это было
маловероятно. И тогда он понял, что корабль ему дороже всего и он не
хочет, чтобы случилось хоть что-нибудь, что могло бы помешать его
постройке, даже возможность немедленно отомстить этикалу. Месть можно
отложить.
Пересекая долину, к нему приближались факелы. Вскоре, по мере их
приближения, он смог различить лица нескольких стражников и фон
Рихтгофена. Вместе с ними были трое неизвестных. Их одеяния из
больших полотнищ бесформенно ниспадали вдоль тел.
Капюшон скрывал лицо самого маленького из незнакомцев. Самым
высоким был мужчина с длинным худым смуглым лицом и огромным
крючковатым носом.
Сэм сказал:
- Вы можете принять участие в состязании. Дело в том, что в моей
хижине есть некто, чей нос превосходит ваш по всем статьям.
- Неужели, куда бы я ни попал, меня всюду будут оскорблять? -
сказал высокий мужчина. - Вот как вы встречаете гостей! Стоило ли
преодолевать десятки тысяч миль тяжелейшего пути к человеку, который
может снова вложить в мою руку добрый стальной клинок, только для того,
чтобы он насмехался над моим носом? Так знайте же, дерзкий невежа, что
Савиньен Сирано де Бержерак не подставляет другую щеку. Если вы не
извинитесь сейчас же самым искренним и вежливым образом, я проткну вас
вот этим самым носом, над которым вы только что изволили насмехаться!
Сэм попросил извинения, сказав, что у него шалят нервы после
сражения. Он с удивлением смотрел на этого легендарного человека и
задавался вопросом, а не мог ли он быть одним из двенадцати избранных?
Второй, светловолосый и голубоглазый юноша, представился как
Герман Геринг. Спиралевидная кость одной из речных рыб висела на
тесемке вокруг его шеи. Благодаря этому Сэм понял, что этот человек
является адептом Церкви Второго Шанса. Это предвещало неприятности,
ибо приверженцы Духовного Возрождения проповедовали абсолютный
пацифизм.
Третий незнакомец отбросил назад капюшон, открыв хорошенькое
личико, обрамленное длинными черными волосами, завязанными в узел.
Сэм пошатнулся и едва не лишился чувств.
- Ливи!
Женщина вздрогнула, подошла поближе и молча взглянула ему в лицо.
Свет факела играл на ее побледневшем лице. Она тоже закачалась, столь
же потрясенная, как и он.
- Сэм? - тихо прошептала она.
Он сделал шаг к ней, но она повернулась и приникла к де Бержераку,
как бы ища у него защиты. Француз обвил ее рукой и твердо посмотрел на
Сэма Клеменса.
- Не бойся, мой ягненочек! Он не обидит тебя, пока я здесь! Кто
он тебе?
Она подняла на него взор, в значении которого Сэм никак не мог
ошибиться. Он взвыл и потряс кулаком звездам, только что выглянувшим
из-за туч.
Речное судно плыло в его сновидении, как сверкающий бриллиант в
двадцать миллионов каратов.
Подобного судна никогда не было и никогда не будет.
На нем будет сверкать название "Не Для Найма". Никто не сможет
отобрать его у него - так сильно оно будет вооружено. И никто не
сможет купить его или взять в аренду.
Название сверкало огромными блестящими буквами на белом корпусе
парохода. "НЕ ДЛЯ НАЙМА"!
Легендарный речной пароход будет иметь четыре палубы: машинную,
главную, легкую навесную и посадочную для летательного аппарата. Его
общая длина должна быть четыреста сорок футов и шесть дюймов. Траверз
[Траверз (от латинского transversus - поперечный) - направление,
перпендикулярное продольной оси судна] над гребным колесом - девяносто
три фута. Средняя осадка при полной загрузке - двенадцать футов.
Корпус будет изготовлен из магналия или, возможно, из пластика.
Огромные трубы время от времени будут извергать дым, поскольку на борту
будет установлен хотя бы один паровой котел, предназначенный только для
снабжения паром паровых пулеметов, стреляющих крупнокалиберными
пластиковыми пулями. Гигантские гребные колеса по бокам речного судна
будут приводиться во вращение огромными электродвигателями.
"Не Для Найма" будет единственным металлическим судном на Реке,
единственным, приводимым в движение не веслами или ветром, а силой
подчиненной человеку энергии, и его вид заставит любого человека,
независимо от того, когда он родился, в двухмиллионном году до нашей
эры или в двухтысячном нашей эры, вскочить и уставиться во все глаза.
И он, Сэм Клеменс, будет капитаном, Капитаном с Большой Буквы, ибо
на борту этого корабля с командой из ста двадцати человек будет только
один Капитан!
Король Англии Джон может назвать себя хоть адмиралом, если ему
захочется, хотя, если бы это зависело от Сэма Клеменса, он был бы не
адмиралом, а первым помощником. А если бы это на самом деле зависело
только от Сэма, то короля Джона - Джона Безземельного, Кровавого Джона,
Грязного Джона - вообще не пустили бы на борт корабля. Сэм Клеменс с
большой зеленой сигарой в зубах, в белой фуражке, в белом кителе с
накидкой через плечо высунется из иллюминатора правого борта огромного
капитанского мостика и крикнет: "Стойте, вы, увальни! Схватите этого
бессмертного предателя и швырните его с трапа! Мне все равно, упадет
ли он на берег или плюхнется в Реку! Освободите корабль от этого
человеческого мусора и поживее!"
И принц Джон полетит вниз, ругаясь, изрыгая проклятия на своем
средневековом английском языке с французским прононсом или на
англо-нормандском французском, а может быть, и на эсперанто. Затем
трап поднимут наверх, зазвенит колокол, раздастся пронзительный гудок,
и Сэм Клеменс, стоя рядом с рулевым, прикажет отдать швартовы.
Путешествие! Вверх по Реке, возможно, на десять или на двадцать
миллионов миль, продолжительностью в сорок лет, а может быть, и в целое
столетие. На Земле, на давно умершей для них Земле, никто и мечтать не
мог ни о чем подобном. Никто не мог мечтать о таком Пароходе, о такой
Реке, а тем более, о таком Путешествии! Вверх по Реке - единственной
на этой планете, на единственном судне под командованием Капитана Сэма
Клеменса, которого разрешено будет называть боссом!
Он был так счастлив!
А затем, когда они направлялись к середине Реки для того, чтобы
испытать корабль на самом сильном течении в центре этого могучего
потока, когда тысячи людей вдоль обоих берегов махали им руками,
приветствуя их или плача им вслед, сожалея, что они не могут
последовать за ним, Сэмюелем Ленгхорном Клеменсом, известным как "Марк
Твен" - Капитан-босс, он увидел человека с длинными желтыми волосами и
широченными плечами, протискивающегося сквозь толпу.
На нем было одеяние из полотнищ, застегнутое на магнитные кнопки.
Его кожаные сандалии сделаны были из шкуры речного дракона; вокруг
массивной мускулистой шеи - ожерелье из ярко раскрашенных позвонков
рогатой рыбы. В огромной могучей руке этот человек сжимал деревянную
рукоятку огромного боевого топора из стали. Его светло-голубые глаза
были устремлены прямо на Сэма Клеменса, а его лицо с ястребиным носом
было печально.
Сэм Клеменс закричал рулевому:
- Быстрее! Быстрее! Полный вперед!
Огромные гребные колеса стали еще сильнее молотить по Реке.
Палуба задрожала, несмотря на фиберглассовую виброизоляцию. И вдруг
этот светловолосый человек, Эрик Кровавый Топор, король викингов
десятого века, оказался на капитанском мостике.
Он закричал Сэму по-норвежски:
- Предатель! Я же сказал тебе, что мы еще встретимся! Ты предал
меня ради того, чтобы добыть железо из упавшей звезды и построить свой
великий речной корабль!
Сэм выскочил из капитанской рубки и стал по трапам сбегать вниз, с
одной палубы на другую, пока не очутился в темном чреве трюма, но здесь
тоже оказался Эрик Кровавый Топор!
Сэм Клеменс пробежал мимо колоссальных вращающихся валов
электромоторов и очутился в химической лаборатории, где инженеры
получали нитрат калия из человеческих экскрементов и, смешивая его с
серой и древесным углем, приготовляли порох. Сэм схватил
подвернувшийся под руку запал, быстро поджег его от одной из
лабораторных горелок и закричал:
- Стой или я взорву весь корабль!
Эрик остановился, но продолжал размахивать над головой своим
огромным топором. Он ухмыльнулся и сказал:
- Ну, попробуй! У тебя на это не хватит духу! Больше всего на
свете ты любишь свой корабль, даже больше, чем свою неверную, но от
этого не менее драгоценную Ливи! Его ты никогда не взорвешь. Поэтому я
разрублю тебя до самого пояса и сам стану капитаном!
- Нет, нет! - кричал Сэм. - Ты не посмеешь! Ты не сможешь! Не
сможешь, слышишь! Это же моя Мечта, моя! Это моя страсть, моя жизнь,
это весь мой мир! Ты не сможешь!
Норвежец подошел к нему ближе. Топор засвистел у Сэма над
головой.
- Я не смогу? Стой здесь и смотри!
За его плечом Сэм увидел тень. Она быстро приближалась и
превратилась в высокую фигуру без лица. Это был Икс, Таинственный
Незнакомец, этикал-отступник, который направил метеорит в Речную
Долину, чтобы Сэм мог извлечь из него железо и никель, а потом
построить свой Пароход. Чтобы он мог пройти вверх по этой Реке до
северного полюса, где возвышалась Таинственная Башня, Великий Грааль
(называйте ее, как хотите), спрятанная в холодном тумане. И там Сэм, в
сопровождении одиннадцати человек, отобранных Иксом для осуществления
до сих пор еще не ясного плана, возьмет штурмом башню и найдет? что же
он там найдет? То, что будет внутри нее, что бы это ни было.
- Незнакомец! - вскричал Сэм. - Спаси меня! Спаси!
Смех был подобен ветру с ледяного полярного моря, от которого
холодеют внутренности.
- Спасай себя сам, Сэм!
- Нет! Нет! Ты же обещал! - кричал Сэм. А затем глаза его
открылись и стоны смолкли. Или ему это приснилось, что он стонал?
Он сел на кровати. Она была сделана из бамбука. Из бамбуковых же
волокон был соткан матрац, набитый листьями железного дерева. Одеяло
было составлено из пяти полотнищ, скрепленных магнитными кнопками.
Кровать стояла у стены комнаты площадью в двадцать квадратных футов. В
комнате были также письменный стол, круглый столик, около дюжины
стульев из бамбука и сосны и ночной горшок из глины. Еще там стояли
бамбуковое ведро, наполовину наполненное водой, большой высокий ларь со
множеством отделений для бумажных рулонов, подставка для копий. Лежал
лук со стрелами, боевой топор из никелевой стали и четыре длинных
стальных ножа. На стене - большое количество крючков, с которых
свисали белые полотнища. На колышке для головных уборов висела
офицерская фуражка флотского образца, изготовленная из кожи и обтянутая
тонкой белой материей.
На столе стояла его чаша - серый металлический цилиндр с
рукояткой.
На письменном столе было несколько бутылок с черными как сажа
чернилами, лежали ручки с костяными перьями и одна с железоникелевым.
Бумага, лежавшая на столе, была из бамбука, но там было и несколько
метров тонкого пергамента, изготовленного из внутренней оболочки
желудка рогатой рыбы.
Застекленные окна (или иллюминаторы, как он их называл) были
проделаны во всех стенах комнаты. Насколько Сэм знал, во всей Речной
Долине это был единственный дом с застекленными окнами. Во всяком
случае, единственный на 10 000 миль по обе стороны от этой местности.
Единственным источником света было небо. Хотя рассвет еще не
наступил, в комнате было светлее, чем в полнолуние на Земле.
Гигантские звезды самого разного цвета, некоторые такие огромные, что
походили на осколки Луны, заполняли небосвод. Яркие полосы светящихся
туманностей сияли между звездами, за ними и даже, как казалось, перед
несколькими особенно яркими звездами. Это были облака космического
газа, великолепие которых никогда не переставало глубоко волновать
наиболее чувствительных людей долины Реки.
На губах Сэма все еще ощущалась горечь от выпитого накануне
спиртного и еще большая горечь от пережитого сновидения. Пошатываясь,
он побрел к письменному столу, взял с него горелку и зажег лампу с
рыбьим жиром, затем открыл иллюминатор и стал смотреть в сторону Реки.
Всего лишь год назад он увидел бы только плоскую ровную местность
шириной в полторы мили, покрытую ярко-зеленой жесткой травой. Теперь
здесь были страшные завалы отработанного грунта и множество строений из
сосны и бамбука, внутри которых располагались кирпичные печи. Это были
его (так называемые) металлургические заводы, стекольная фабрика, его
сталеплавильни, цементные заводы, его кузницы, его оружейные и
слесарные мастерские, его лаборатории и заводы по производству азотной
и серной кислоты. Менее чем в миле отсюда высокая стена из сосновых
бревен окружала первое металлическое судно, сооружаемое им.
Слева от него ярко пылали факелы. Даже ночью не прекращались
раскопки осколков железного метеорита, состоявшего из шпатового
железняка и никелевого железа.
Позади него у подножия холмов раньше был лес, в котором росли
тысячефутовые железные деревья, несколько пород сосны и дуба, тис и
бамбук. Холмы все еще оставались на своих местах, а вот деревья, за
исключением железных, исчезли полностью так же, как и заросли бамбука.
Только железные великаны устояли перед стальными топорами людей
Клеменса. Высокие травы были скошены, и из их волокон после химической
обработки изготовлялись веревка и бумага, однако их корни были
настолько прочны и перепутаны между собой, что не было никакого смысла
корчевать их. Материалы и труд по выкорчевыванию травы при раскопке
металла стоили здесь очень дорого. Разумеется, не в деньгах, поскольку
их здесь не существовало, а в количестве пролитого пота, искрошившихся
каменных орудий и затупившейся стали.
Там, где всего год назад была красивая местность со множеством
деревьев, ярко-зеленой травой и красочными лианами, обвивавшими стволы
деревьев, теперь было поле битвы. Этот уродливый пейзаж пришлось
создать для того, чтобы построить великолепный корабль.
Сэм ежился под влажным прохладным ветром, который всегда дул перед
рассветом с верховьев Реки. При мысли об опустошении этой местности он
задрожал еще сильнее. Клеменс любил красоту и упорядоченность в
природе, поэтому ему нравилось похожее на парковое устройство долины
независимо от того, что он думал об этой планете. Теперь же он
изуродовал природу этой части планеты из-за своей Мечты, из-за того,
что его фабрикам и заводам нужно было все больше и больше древесины на
топливо, на порох, на бумагу. Были израсходованы все запасы сырья,
которыми располагало его государство, и почти все, что продали ему
соседние с севера и юга территории. Если ему понадобится еще больше,
то ему придется либо воевать со своими соседями, либо заключать
торговые соглашения с более отдаленными государствами или с
государствами на противоположном берегу Реки. Или торговать, или
завоевать их и забрать у побежденных дерево. Ему не хотелось этого.
Он питал принципиальную ненависть к войне и вряд ли бы смог вынести ее.
Но если ему нужен был его Пароход, то для заводов, в качестве
топлива, надо было много древесины.
А еще нужны были бокситы, криолит [Криолит - минерал, фторид
натрия и алюминия. Используется при электролитическом получении
алюминия из глинозема] и платина для постройки генераторов и
двигателей.
Ближайшим источником всех этих веществ был Соул-сити, государство
в двадцати шести милях вниз по Реке, где правил Элвуд Хэккинг,
ненавидящий всех белых.
Пока что Сэму удавалось обменивать железное оружие на бокситы,
криолит, киноварь и платину. Однако оружие было крайне необходимо его
собственному государству - Пароландо. И к тому же, Хэккинг настаивал,
чтобы Пароландо использовало собственных граждан для добычи и
транспортировки руды.
Сэм глубоко вздохнул. Почему же Таинственный Незнакомец не
направил метеорит так, чтобы он упал рядом с месторождением бокситов?
Тогда, прибыв в эту местность сразу же после падения метеорита, Сэм и
викинги могли бы претендовать на земли, которые теперь принадлежат
Соул-сити. И когда бы там появился Хэккинг, он вынужден был бы
присоединиться к Сэму либо уйти с пустыми руками.
И все же, даже обладая могуществом Незнакомца, нелегко было
отклонить железоникелевый метеорит весом в добрую сотню тысяч тонн от
его первоначального курса и заставить его упасть всего лишь в двадцати
шести милях от залежей бокситов и других полезных ископаемых.
Незнакомец же полагал, что он попал точно в "десятку". Прежде чем уйти,
он сказал Сэму, что минералы находятся в радиусе семи миль вверх по
Реке. Но он ошибся. И это расстроило и одновременно обрадовало Сэма.
Он расстроился из-за того, что не все минералы оказались в пределах его
досягаемости, а обрадовался потому, что этикал допустил ошибку.
Однако это ничем не могло помочь людям, навечно заточенным в
долине шириной в среднем 9,9 мили между отвесными кручами высотой в 20
000 футов. Они могли быть заточены там на тысячи лет, а может быть,
навсегда, если только Сэмюель Ленгхорн Клеменс не соорудит свой
Пароход?
Сэм подошел к сосновому встроенному шкафу, открыл дверцу и вынул
темную стеклянную бутылку. В ней было около литра виски, подаренного
ему непьющими. Он отлил чуть больше ста грамм, поморщился, выпил,
хлопнул себя по груди и поставил бутылку на место. Ха! Что может быть
лучше для начала нового дня, особенно после того, как проснешься от
кошмара, который по идее должен был бы отвергнуть Великий Цензор
Сновидений. Если, конечно, этот Судья хоть сколько-нибудь любит и
уважает своего любимого мечтателя Сэма Клеменса. А может быть, Великий
Цензор вовсе и не любит его. Казалось, что очень немногие еще любят
Сэма. Ему приходилось совершать много поступков против своей воли ради
сооружения его Парохода.
И наконец, здесь была Ливи, его земная жена, с которой он прожил
тридцать четыре года!
Он чертыхнулся, пригладил несуществующие усы, снова потянулся к
дверце шкафа и еще раз вытащил на свет божий темную бутылочку. Он
выпил еще рюмочку. Глаза подернулись слезинками, но было ли это
вызвано виски или мыслью о Ливи, он не знал. Вероятно, в этом мире
непонятных явлений и таинственных действующих лиц слезы могли появиться
от этих причин и от многих других тоже, заглянуть в которые его
подсознание пока не позволяло. Оно ждет, пока сознание исчерпает свои
интеллектуальные возможности, и тогда подсознание займет его место.
Сэм прошел к левому окну и выглянул наружу. Там, в двухстах
ярдах, под ветвями железного дерева стояла круглая двухкомнатная хижина
с конической крышей. В ее спальне должны были сейчас находиться Оливия
Ленгдон Клеменс, его жена - вернее, его бывшая жена - и долговязый
длинноносый Савиньен Сирано де Бержерак, шпажист, вольнодумец,
писатель.
- Ливи! Как ты могла? - тихо прошептали его губы. - Как ты могла
разбить мое сердце, сердце своей молодости?
Прошел год, как она объявилась вместе с этим французом. Он был
ошеломлен, потрясен и взволнован, как никогда раньше за все свои
семьдесят четыре года, проведенных на Земле, и двадцать один год,
прожитый на этой Речной Планете. Но он уже оправился от этого
потрясения. Или, вернее, он оправился бы, если бы не случилось еще
одно потрясение, хотя и не такое страшное. Ничто уже не могло
превзойти первое. Ведь в конце концов он не мог рассчитывать на то,
что Ливи будет обходиться без мужчин двадцать один год, особенно если
она снова молода, красива и такая же пылкая. Ведь у нее не было
надежды на то, чтобы снова увидеть его. Он сам за это время жил с
доброй полудюжиной женщин и не мог, да и не хотел требовать от нее ни
целомудрия, ни супружеской верности. Но он думал, что она бросит
своего дружка, как только опять увидит его.
Но этого не произошло. Она любила этого французишку.
Он виделся с ней почти каждый день с той ночи, когда она впервые
возникла из речного тумана. Они разговаривали достаточно вежливо и
иногда даже настолько набирались духу, что могли позволить себе
смеяться и шутить, как когда-то на Земле.
Иногда, пусть на мгновение, но их глаза несомненно говорили друг
другу, что старая любовь все еще живет в них. Однако, когда он, больше
уже не в силах сдерживаться - смеяться, когда хотелось плакать - делал
шаг ей навстречу, она отступала ближе к Сирано, если он был рядом, или
оглядывалась, разыскивая его глазами, когда его не оказывалось близко.
Каждую ночь она была рядом с этим грязным, грубоватым, носатым, с
безвольным подбородком и все же ярким, энергичным, умным, талантливым
французом.
- Жалкая лягушка, - пробормотал Сэм. Он представил его прыгающим,
квакая от вожделения, к белой, четко очерченной фигуре Ливи; прыгающий,
квакающий?
От этой мысли его передернуло. Нет, не стоит об этом так думать.
Однако, даже когда он тайно приводил к себе женщин - хотя ему и не
нужно было ни от кого прятаться - он не был в состоянии забыть о своей
Ливи. Он не мог позабыть ее, даже когда жевал наркотическую резинку.
Она всегда возникала в море его возбужденного наркотиками сознания, как
парусник, подгоняемый ветром желания. Прекрасный корабль под названием
"Ливи" с наполненными ветром белыми парусами и стройным белоснежным
корпусом?
И он слышал ее смех, ее прелестный смех. Это выдержать было
тяжелее всего.
Он отошел от этого окна и стал смотреть в окно напротив. Он стоял
около дубовой подставки, на которой был укреплен штурвал его речного
корабля с массивными резными рукоятками. Эта комната была его
"капитанским мостиком", а две задние - палубной надстройкой. Все
здание было расположено на склоне самого близкого к равнине холма. Оно
стояло на столбах высотой в 30 футов и войти в него можно было только
по лестнице, а точнее, по трапу (если использовать корабельную
терминологию, на чем настаивал Клеменс) с правого борта или через
иллюминатор прямо с холма за крайней каютой палубной надстройки.
Наверху этого "мостика" висела огромная рында - единственный,
насколько ему известно, колокол на этой планете. Как только водяные
часы в углу комнаты покажут шесть часов, он зазвонит в него. И темная
долина постепенно наполнится жизнью.
Туман все еще висел над Рекой и над ее берегами, но он мог видеть
огромный чашный камень в полутора милях ниже по равнинному склону, как
раз у берега Реки. Мгновение спустя он увидел лодку, вынырнувшую из
тумана. Из нее выскочили двое, вытащили свое суденышко на берег и
побежали вправо по берегу. Света было уже достаточно, чтобы различать
их, хотя иногда они скрывались за зданиями. После того, как они обошли
двухэтажную гончарную мастерскую, они свернули и устремились к холмам.
Теперь их уже не было видно, но Сэм без труда определил, что
направлялись они к бревенчатому "дворцу" Джона Плантагенета
[Плантагенеты (Plantagenets) (анжуйская династия) - королевская
династия в Англии в 1154 - 1399 гг. Представители: Генрих II, Ричард I
Львиное Сердце, Джон Безземельный, Генрих III, Эдуард I, Эдуард II и
т.д].
Это называется сторожевая служба Пароландо? Ведь каждая четверть
мили должна была охраняться с помощью системы сторожевых вышек, на
каждой из которых должно дежурить четыре человека! Если они замечали
что-либо подозрительное, они должны были бить в барабан, дуть в
сигнальные горны и зажигать факел.
Двое проскользнули в тумане, чтобы передать какое-то известие
королю Джону, бывшему королю Англии!
Через 15 минут Сэм увидел тень, крадущуюся в серой утренней мгле.
Раздался звон колокольчика у входа в его дом. Он выглянул в окно с
правой стороны. На него смотрело бледное лицо его собственного шпиона
- Уильяма Гревела, знаменитого торговца шерстью, умершего в Лондоне в
1401 году. Здесь, на этой планете, не было овец или других животных,
кроме людей. Но у бывшего купца проявились выдающиеся способности к
слежке, и ему нравилось не спать по ночам, тайно пробираясь по
окрестностям.
Сэм кивнул ему и пригласил войти. Гревел взбежал по "трапу" и
прошел внутрь дома, как только Сэм отворил массивную дубовую дверь.
- Привет, лейтенант Гревел, - сказал Сэм на эсперанто. - Что
произошло?
Гревел ответил:
- Доброе утро, босс. Этот жирный негодяй, король Джон, только что
принял двух лазутчиков.
Ни Сэм, ни Гревел не понимали английский язык, на котором
изъяснялся каждый из них в отдельности. Однако в большинстве случаев
прекрасно могли объясняться друг с другом с помощью эсперанто.
Сэм ухмыльнулся. Билл Гревел, не замеченный часовыми, опустился
по веревке, наброшенной на ветку железного дерева, на крышу
двухэтажного здания. Он прошел в спальню, где спали три женщины, а
затем взобрался на верхнюю лестничную площадку, откуда мог видеть
сидевших за столом Джона и его шпионов - итальянца из двадцатого века и
венгра из шестнадцатого.
Прибывшие отчитались о своей поездке вверх по Реке. Джон был
взбешен, причем с его точки зрения совершенно справедливо.
Слушая рассказ Гревела, Сэм также пришел в ярость.
- Он пытался убить Артура из Новой Бретани? Что он хочет?
Погубить нас всех?
Он стал расхаживать по комнате, остановился, закурил большую
сигару и снова стал ходить. Опять остановился, чтобы угостить Гревела
куском сыра и стаканом вина.
Иронией Судьбы или, вернее, этикалов - так как они знали, что
делали - было то, что король Джон и его племянник, которого он когда-то
вероломно убил, оказались на расстоянии всего лишь тридцати двух миль
друг от друга. Артур, принц Бретани на старой Земле, организовал
людей, среди которых он воскрес, в государство, которое было названо
Новой Бретанью. И хотя там было очень мало настоящих бретонцев, на
территории берега в 10 миль, где он властвовал, Новая Бретань все-таки
существовала.
Прошло всего восемь месяцев, и Артур обнаружил, что его дядя стал
его соседом. Он инкогнито пробрался в Пароландо, чтобы собственными
глазами удостовериться, что это на самом деле тот его дядя, который
собственноручно перерезал ему горло и швырнул его тело в Сену. Артур
жаждал мести - он хотел поймать Джона и как можно дольше утонченно
пытать его, не давая умереть, ибо смерть негодяя избавила бы его,
возможно навсегда, от возмездия. На следующий день Джон воскрес бы
где-нибудь за 1000 миль от этого места.
Артур направил послов, требуя выдачи Джона. Эти требования были
отклонены, хотя только честность Сэма и его страх перед Джоном удержали
его от удовлетворения требований Артура. Теперь Джон в свою очередь
послал четверых людей, чтобы убить Артура. Двое из них были убиты,
остальные, отделавшись легкими ранениями, скрылись. Это означало
войну. Артур хотел не только отомстить Джону, но и заполучить железный
метеорит.
Между Пароландо и Новой Бретанью по правому берегу Реки лежало 14
миль так называемой Земли Черского. Черский был украинским
кавалерийским полковником, жившим на Земле в шестнадцатом веке. Он
отказался заключить союз с Артуром. Но люди, жившие к северу от Новой
Бретани, имели своим правителем Иеясу. Это был могущественный и
честолюбивый человек, основавший в 1600 году Сегунат Токугава со
столицей в Иедо, позднее названной Токио. Шпионы Сэма сообщали, что
японцы и бретонец шесть раз проводили военные совещания.
Более того, еще севернее земель Иеясу находилось государство
Клеоменайо, правителем которого был Клеомен, спартанский царь и сводный
брат Леонида, который удерживал Фермопильский проход. Клеомен трижды
встречался с Иеясу и Артуром.
К югу от Пароландо тянулось одиннадцать миль Публии, названной так
в честь ее правителя Публия Красса. Публий был некогда военачальником
в войсках Цезаря во времена его войн в Галлии. Он был настроен
дружелюбно к Пароландо, хотя и заламывал высокую цену за вырубаемый
Сэмом на его территории лес.
Южнее Публии было расположено государство Тифонуйо, которым
управлял Тай Фанг, один из военачальников Кублай-хана, погибший на
Земле, с перепою упав с коня.
А еще южнее Тифонуйо был расположен уже известный Соул-сити,
который возглавляли Элвуд Хэккинг и Милтон Файрбрасс.
Сэм остановился и взглянул из-под косматых бровей на Гревела.
- Самое страшное во всем этом, Билл, то, что я сейчас ничего не
могу сделать. Если я скажу Джону, что мне известно о его попытке убить
Артура, который, возможно, вполне этого заслуживает, судя по всему, что
я о нем знаю, то тогда Джон поймет, что у него в доме есть мои шпионы.
И он будет все отрицать, требуя, чтобы я предъявил доказательства - и
вы знаете, что тогда случится с вами, если я их предоставлю.
Гревел побледнел.
- Успокойтесь, успокойтесь, мой друг, - махнул рукой Сэм. - Я
никогда не сделаю этого. Нет. Единственное, что мне сейчас остается,
это сидеть тихо и наблюдать за развитием событий. Но я уже сыт по
горло такой тактикой. Это самый презренный из всех людей,
встречавшихся мне. О, если бы вы только знали, насколько обширен был
круг моих знакомств, включая всех издателей, вы бы почувствовали
глубину моих слов.
- Джон мог бы быть сборщиком податей, - сказал Гревел, что было в
его устах страшнейшим оскорблением.
- Это был самый дрянной день в моей жизни, когда я решил взять
Джона в компаньоны, - пробормотал Сэм, загасив сигарету. - Но если бы
я не сделал этого, то был бы сейчас лишен возможности добывать железо.
Поблагодарив Гревела, он отпустил его.
Небо над вершинами гор по ту сторону Реки уже покраснело. Скоро
небосвод станет розовым у горизонта, а вверху голубым, но пройдет еще
некоторое время, прежде чем из-за гор появится солнце. Перед его
восходом произойдет разряд чашных камней.
Он вымыл лицо в тазу, зачесал назад густую гриву рыжих волос,
поводил кончиком пальца, обмазанным зубной пастой, по зубам и деснам и
выплюнул пену. Затем он прикрепил к поясу две пары ножен и сумку на
ремешке и одел его. Вместо накидки он набросил на себя длинное
полотнище, в одну руку взял дубовую трость со стальным наконечником, а
в другую - чашу и спустился по лестнице. Каждую ночь ровно в три часа
в течение получаса шел дождь, и долина не успевала просохнуть, пока не
показывалось солнце. Если бы не отсутствие болезнетворных микробов и
вирусов, половина обитателей долины давно бы вымерла от воспаления
легких или от гриппа.
Сейчас Сэм был снова молод и энергичен, но, как и прежде,
недолюбливал физические упражнения. По дороге он размышлял о том, что
неплохо было бы построить небольшую железную дорогу от его дома к
берегу Реки. Но это было бы частичным решением вопроса. Почему бы не
построить автомобиль, двигатель которого работал бы на древесном
спирте?
К нему стали присоединяться другие люди, и ход его мыслей был
прерван приветственными возгласами. В конце прогулки он передал свою
чашу человеку, который поместил ее в углубление на вершине серой
гранитной скалы в форме гриба. Там было в общей сложности около
шестисот серых чаш-контейнеров. Толпа отодвинулась от чашного камня на
почтительное расстояние. Пятнадцатью минутами позже скала с ревом
разрядилась. Голубое пламя взметнулось вверх почти на 25 футов, гром
эхом пронесся по горам. Специально выделенные дежурные взобрались на
камень и стали раздавать чаши. Сэм забрал свой завтрак и отправился
назад, размышляя над тем, почему бы ему не посылать кого-нибудь со
своей чашей на берег, чтобы доставлять ему еду на дом. Ответ, правда,
не был секретом: каждый человек настолько зависел от своей чаши, что
был просто не в состоянии доверить ее кому-либо другому.
Вернувшись домой, он поднял крышку чаши. В шести отделениях был
завтрак и различные мелочи, столь необходимые для жизни.
В двойном дне чаши был спрятан преобразователь энергии и
программное устройство.
На этот раз в чаше оказалась яичница с ветчиной, бутерброд с
маслом и джемом, стакан молока, ломтик дыни, десяток сигарет, палочка
марихуаны, пластинка наркотической резинки, сигара и бутылка отличного
вина.
Он расположился, чтобы с наслаждением позавтракать, но, выглянув в
окно, испортил себе аппетит. Перед соседней с его домом хижиной на
коленях стоял юноша. Он молился, закрыв глаза и вознеся руки над
головой. На нем была только шотландская юбка и спиральная рыбья кость
на кожаном шнурке вокруг шеи. Он был широколиц, светловолос, с хорошо
развитой мускулатурой. Однако вследствие худобы сквозь кожу выдавались
ребра.
Это был Герман Геринг.
Сэм выругался и вскочил со стула, резко отодвинув его назад. Он
подхватил свой завтрак и пересел за круглый стол, стоявший в центре
комнаты. Уже не раз этот молодой человек портил ему аппетит.
Единственное в мире, чего терпеть не мог Сэм, так это раскаявшихся
грешников, а Герман Геринг грешил раньше гораздо больше других и
теперь, как бы компенсируя это, был самым набожным. Или это казалось
Сэму, хотя сам Геринг заявлял, что он, в некотором роде, самый
недостойный из недостойных.
"Черт бы побрал это твое самонадеянное смирение", - подумал Сэм.
Если бы Клеменс не провозгласил Великую Хартию Вольностей
(несмотря на протесты короля Джона - история повторялась), он давно бы
уже вышвырнул вон этого Геринга вместе с его приятелями-святошами.
Однако Хартия - Конституция Государства Пароландо, самая демократичная
Конституция в истории человечества - предоставляла полную свободу
вероисповедания и полную свободу слова. Почти полную? Ведь без
некоторых ограничений все же обойтись было нельзя.
Теперь же собственный документ не позволял Сэму запретить
проповеди миссионеров Церкви Второго Шанса.
Однако, если Геринг будет продолжать протестовать и произносить
повсюду речи, в которых он проповедовал доктрину мирного сопротивления,
Сэму никогда не увидеть своего Парохода. Герман Геринг сделал это
судно символом человеческого тщеславия, жадности, жажды насилия и
попирания божественных планов устройства мира людей.
Человек не должен строить пароходы. Он должен воздвигать
величайшие дворцы духа. Все, что теперь нужно было человеку - это
крыша над головой, чтобы укрыться от дождя и, время от времени, тонкие
стены, чтобы укрыть от постороннего взгляда личную жизнь. Человеку
больше уже не нужно в поте лица своего зарабатывать хлеб. Пища и вино
безвозмездно предоставлялись ему, не требовалось даже благодарности. У
человека достаточно времени, чтобы определить свою судьбу. И он не
должен поступать во зло другим, ни отбирать их имущество, ни посягать
на их любовь или достоинство. Он должен уважать других и себя. Однако
на пути к этому стоят воровство, грабеж, насилие, презрение? Он должен?
Сэм отвернулся. Конечно, он не мог просто так отвергнуть многое
из того, о чем говорил Геринг. Но Геринг заблуждается, думая, что
Утопии, либо спасения души можно достичь, вылизывая ноги тех, кто
поместил их сюда. Человечество снова было обмануто - им просто
воспользовались, им злоупотребили и обманули. Все-все: Воскрешение,
омоложение, еда, избавление от болезней, тяжелой работы или
экономической нужды - все это было иллюзией, шоколадкой, которую
показывали ребенку-человечеству, чтобы заманить в какой-то темный
переулок, где? Где что? Этого Сэм не знал. Однако, Таинственный
Незнакомец сказал, что человечество стало жертвой самого гнусного
надувательства, которое было еще более жестоким, чем первый обман -
пресловутая земная жизнь. Человек был воскрешен и помещен на эту
планету в качестве объекта какого-то чудовищного научного эксперимента.
Вот и все. И когда исследования будут завершены, Человек снова
исчезнет в пучине темноты и забвения. Снова обманутым!
Но какие цели преследовал Незнакомец, рассказывая об этом своим
избранникам? Почему он предпочел набрать небольшое количество
помощников в борьбе против своих соплеменников-этикалов?
К чему стремится Незнакомец?
Говорил ли он правду Сэму, Одиссею, Сирано и всем остальным, кого
Сэм еще не встретил?
Этого Сэм Клеменс не знал. Здесь он был в таком же неведении, как
и на Земле. Но одно он знал абсолютно точно. Ему очень нужен был
речной Пароход.
Туман рассеялся, время завтрака истекло. Он взглянул на водяные
часы и зазвонил в большой колокол, установленный в рулевой рубке. Как
только звон затих, раздались пронзительные свистки старшин. Они
звучали по всей десятимильной зоне речной долины Пароландо. Затем
застучали барабаны, и начался новый трудовой день.
В Пароландо было тысяча жителей, а Пароход мог бы вместить всего
человек сто двадцать. Двадцать человек знали точно, что они будут на
борту его корабля. Кроме самого Сэма, там должны быть, в соответствии
с его обещаниями, Джо Миллер, Лотарь фон Рихтгофен, ван Бум, де
Бержерак, Одиссей, трое инженеров, король Джон и их подруги. Остальные
узнают о том, будут ли они приглашены в Путешествие, только за
несколько дней до отплытия судна. Для этого их имена напишут на
клочках бумаги, которые поместят в большую проволочную клетку. Клетка
будет приведена во вращение, а затем Сэм с завязанными глазами
остановит ее и вытащит одно за другим сто имен счастливцев, которые и
составят команду легендарного речного Парохода.
Судну предстояло пройти, если верить Незнакомцу, около пяти
миллионов миль. При средней скорости 335 миль в сутки истоков Реки
можно будет достичь за сорок два года. Однако вряд ли удастся удержать
такую скорость. Придется давать команде продолжительный отдых на
берегу, проводить ремонт. За это время Пароход может износиться, хотя
Сэм собирался взять с собой запасные детали. Как только корабль
отправится в путь, они уже не смогут возвратиться назад за деталями или
раздобыть их еще где-нибудь по пути. А уж о том, чтобы найти
подходящий металл, вообще не могло быть и речи.
Сама мысль о том, что ему будет около 140 лет, когда он доберется
до верховьев Реки, была странной и непривычной. Но какое это имеет
значение, если впереди еще, возможно, тысячи лет молодости.
Он взглянул в иллюминатор. Равнина была заполнена людьми,
направляющимися с холмов к мастерским. Позади него такие же толпы
людей направлялись к мастерским, расположенным у подножья гор. Целая
маленькая армия будет работать на строительстве большой дамбы к
северо-западу, у подножия гор. Большая стена возводилась между двумя
высокими холмами, чтобы запрудить воду из ручья, текущего с горы.
Когда водохранилище за дамбой будет наполнено, напор воды приведет в
действие электрические генераторы, от которых будут питаться
электроэнергией предприятия Пароландо.
Пока что источником электроэнергии были чашные камни. Трижды в
день они запитывали огромный понижающий трансформатор с алюминиевыми
обмотками, который передавал энергию по колоссальным алюминиевым
проводникам в устройство размером с двухэтажный дом, называвшееся
дельтатроном. Оно было изобретено в самом конце ХХ-го века и могло в
течение доли микросекунды заряжаться до нескольких сотен киловатт, а
затем выдавать электроэнергию любого необходимого напряжения в
диапазоне от одной десятой вольта до ста киловольт. Это был прототип
дельтатрона, который будет установлен на судне. Пока же этой энергией
в основном запитывалась установка для резки никелевого железа
раскопанной части метеорита. Эту установку сконструировал ван Бум. Ее
можно было также использовать для плавки металла. Алюминий для
проводников и дельтатрона ценой огромных усилий добывался из силиката
алюминия, получаемого из глинозема, добытого непосредственно под слоем
дерна у подножия гор на территории Пароландо. Но этот источник
алюминия был быстро исчерпан, и теперь единственным его поставщиком
оставался Соул-сити.
Сэм сел за письменный стол, выдвинув один из ящиков, и вытащил
книгу в переплете из рыбьей кожи, страницы которой были изготовлены из
бамбуковой бумаги. Это был его дневник ("Мемуары воскрешенного").
Пока что ему приходилось пользоваться чернилами, приготовленными на
растворе вяжущих веществ из коры дуба и хорошо очищенного древесного
угля. Когда технология Пароландо поднимется до больших высот, для
записи событий дня и своих собственных мыслей он будет использовать
электронное устройство, которое обещал ему ван Бум.
Застучали барабаны, и Сэм сразу же начал записывать.
Удар большого барабана означал тире, удары маленького - точки.
Передача велась кодом Морзе на языке эсперанто.
"Через несколько минут сойдет на берег фон Рихтгофен".
Сэм приподнялся, чтобы еще раз выглянуть наружу. Почти в миле
отсюда виднелся бамбуковый катамаран, на котором Лотарь всего десять
дней тому назад отправился вниз по Реке. Через правый ряд
иллюминаторов Сэм увидел коренастую фигуру с копной густых волос,
выходящую из ворот бревенчатого дворца короля Джона. За ним следовали
его телохранители и прихлебатели.
Король Джон хотел лично удостовериться в том, что фон Рихтгофен не
передаст Сэму Клеменсу какое-либо тайное послание от Элвуда Хэккинга.
Экс-монарх Англии, нынешний соправитель Пароландо, был одет в
красно-черную клетчатую юбку и накидку, наподобие пончо. На его ногах
были высокие, до колен, кожаные сапоги, вокруг толстого туловища -
широкий пояс с несколькими ножнами для стальных кинжалов, короткого
меча и стального топорика. В одной руке он держал стальную корону -
один из многих источников разногласий между ним и Сэмом. Клеменс не
хотел зря тратить металл на подобный бесполезный анахронизм, однако
Джон настоял на своем, и Сэму пришлось уступить.
Определенное утешение Сэм находил, размышляя о названии своего
маленького государства. На эсперанто это означало "парная земля" и
стало названием государства, потому что управляли им двое. Но Сэм не
сказал Джону, что другим переводом слова Пароландо могло быть "Земля
Твена [Twain (англ.) - два, двое (поэтич.)]".
Обогнув длинное низкое фабричное здание, Джон оказался у лестницы
в обиталище Сэма. Его телохранитель, здоровенный головорез по имени
Шарки, потянул за веревку колокольчика, и раздался высокий мелодичный
звон.
Сэм высунул наружу голову и удивленно закричал:
- Добро пожаловать, Джон!
Англичанин поднял взгляд своих бледно-голубых глаз и дал знак
Шарки пройти вперед. Джон очень боялся убийц и имел на это довольно
веские причины. Кроме того, он был возмущен, что ему пришлось идти к
Сэму, но он знал, что фон Рихтгофен сначала доложит обо всем Клеменсу.
Шарки вошел в рубку, осмотрел ее, заглянул во все три примыкающие
к ней комнаты. Из задней спальни раздались низкие рычащие звуки, не
хуже львиных. Шарки быстро отпрянул назад и притворил дверь.
Сэм заметил его испуг и сказал:
- Хоть Джо Миллер и болен, но он все же в состоянии закусить за
завтраком десятком лучших бойцов Джона, да еще и попросить добавки.
Шарки ничего не ответил и через иллюминатор подал знак своему
хозяину, что тот может подняться, не опасаясь засады.
К этому времени катамаран уже причалил, и на равнине показалась
тонкая фигурка фон Рихтгофена с чашей в одной руке и с деревянным
посольским жезлом с крылышками - в другой. В соседний иллюминатор была
видна долговязая фигура де Бержерака, возглавлявшего отделение
стражников, идущих к южной стене. Ливи поблизости не было видно.
Джон вошел внутрь.
- Доброе утро, Джон!
Англичанин был очень уязвлен тем, что Сэм категорически
отказывался обращаться к нему со словами "Ваше Величество". Их
официальным титулом был "Консул", но даже этот титул Сэм произносил
очень неохотно, подстрекая других, чтобы те называли его боссом,
поскольку это еще больше досаждало Джону.
Англичанин хмыкнул и сел за круглый стол. Другой телохранитель,
огромный темнокожий протомонгол с массивными кистями и невообразимо
мощными мускулами по имени Закскромб, умерший примерно в
тридцатитысячном году до н.э., зажег для Джона огромную коричневую
сигару. Зак, как его обычно называли, был, если не считать Джо
Миллера, самым сильным человеком в Пароландо. К тому же Джо Миллер не
был человеком, по крайней мере, не был "гомо сапиенс".
Сэму очень хотелось, чтобы Джо поднялся с постели. Присутствие
Зака действовало ему на нервы. Однако Джо накачался большой дозой
жевательной резинки, так как двумя днями раньше крупный скол железа
выпал из захвата крана как раз в тот момент, когда Джо Миллер проходил
под ним. Крановщик клялся, что это было просто несчастным случаем, но
Сэм подозревал, что это не так.
Сэм раскурил сигару и сказал:
- Есть какие-нибудь сведения о вашем племяннике?
Джон ответил не сразу, глаза его слегка расширились, когда он
бросил взгляд на Сэма, сидевшего по другую сторону стола.
- Нет? и к тому же какое мне до него дело?
- Я просто так поинтересовался, - пожал плечами Клеменс. - Мне
пришло в голову пригласить сюда Артура для того, чтобы посовещаться.
По-моему, сейчас у вас нет особых причин для того, чтобы пытаться убить
друг друга. Это же, как вам известно, не Земля. Почему бы не забыть
старые распри? Что из того, что вы сбросили его в реку? Что было, то
было. Мы бы могли пользоваться его древесиной, к тому же у него очень
много столь необходимого для нас известняка.
Джон вспыхнул, затем прищурился и улыбнулся.
"Коварный Джон, - подумал Сэм. - Льстивый Джон. Презренный
Джон".
- За дерево и известняк нам придется платить стальным оружием, -
заметил Джон. - А я не склонен позволять своему дорогому племянничку
обзаводиться большим количеством стали.
- Я подумал было, что лучше сперва обсудить этот вопрос с вами, -
кивнул Сэм, - ибо днем?
Джон напрягся.
- Да?
- Что ж, я подниму этот вопрос в Совете. Возможно, придется
голосовать.
Джон успокоился.
"Ты думаешь, что ты в безопасности, - подумал Клеменс. - Конечно,
на твоей стороне такие члены совета, как Педро Ансерез и Фредерик
Рольф, а результат голосования пять против трех считается
отрицательным?"
Он в очередной раз подумал об изменении Великой Хартии Вольностей,
чтобы можно было предпринимать необходимые шаги, но это могло означать
гражданскую войну, а заодно и конец его Мечты.
Он стал расхаживать по комнате, пока Джон громко описывал в
мельчайших подробностях, как он завоевал свою очередную блондинку. Сэм
старался не обращать внимания на слова англичанина. До сих пор
хвастовство Джона приводило его в бешенство, хотя теперь любая женщина,
принявшая Джона, могла жаловаться только на себя.
Зазвонил дверной колокольчик. В рубку вошел Лотарь фон Рихтгофен.
Он снова отрастил длинные волосы и теперь со своими красивыми, в чем-то
славянскими чертами лица, был похож на Геринга, который, правда, был не
такой коренастый. Они были хорошо знакомы друг с другом во время
Первой Мировой Войны, поскольку оба служили под началом старшего брата
Лотаря барона Манфреда фон Рихтгофена. Лотарь был более
непринужденным, более дерзким и по существу более нравственным
человеком, но в это утро его улыбки и его добродушие исчезли.
- Что? Плохие новости? - заволновался Сэм.
Лотарь взял чашу вина, предложенную Сэмом, выпил ее одним махом и
сказал:
- Сеньор Хэккинг вот-вот закончит возведение укреплений. Стены
Соул-сити имеют в высоту около 12 футов и в толщину ярда три по всей
длине. Хэккинг держал себя со мною отвратительно, даже омерзительно.
Он называл меня "офейо" и "хонкио" [Honky, honkey, honkie (жаргон
американских негров) - белый самец], словами для меня новыми. Я не
удосужился спросить у него, что они означают.
- "Офейо", возможно, от английского "offal" [Offal (англ.) -
отбросы, падаль]. Но второго слова я не слышал, - сказал Сэм.
- Еще услышите и довольно часто, в будущем, - сказал Лотарь. -
Если будете иметь дело с Хэккингом. А иметь дело с ним придется
непременно. В конце концов, Хэккинг все-таки снизошел до разговора о
делах, но сначала обрушил на меня целый поток брани, главным образом,
из-за моих предков-нацистов. На Земле, как вам известно, я даже ничего
не слышал о них, так как погиб в авиакатастрофе еще в 1922 году.
Казалось, что-то раздражает его, возможно даже, что гнев его был вызван
вовсе не моим происхождением. Однако главное в его речах - это то, что
он, возможно, ограничит нам поставки бокситов и других минералов.
Сэм оперся на стол и сосредоточился. Затем сказал:
- Велика храбрость - измываться над послом.
- Похоже на то, - продолжал фон Рихтгофен, - что Хэккингу не
очень-то по душе состав населения его государства. На одну четверть
это негры Гарлема, умершие где-то между 1960 и 1980 годами, и на одну
восьмую - негры из Дагомеи восемнадцатого века. Но у него целая
четверть нечерного населения, состоящая из арабов-бедуинов ХIV-го века
из Судана, которые до сих пор фанатично провозглашают Магомета своим
пророком и считают, что здесь они отбывают всего лишь небольшой
испытательный срок. Затем еще четверть населения представляют дравиды
из Южной Индии ХVII-го века. Наконец, одна восьмая его людей - из
разных времен и эпох. Незначительное большинство в этой восьмой части
составляют люди двадцатого века.
Сэм кивнул. Хотя воскрешенное человечество состояло из лиц,
живших от двух миллионов лет до нашей эры и до 2008 года нашей эры,
одна четвертая часть его - если верить оценкам специалистов - родилась
после 1899 года.
- Хэккингу хочется, чтобы его Соул-сити был населен исключительно
черными. Он говорит, что верил в возможность интеграции, когда жил на
Земле. Молодые белые люди тех лет были свободны от расовых
предрассудков своих отцов, и у него была надежда. Но сейчас на его
территории не очень-то много его белых современников. Прежде всего,
его сводят с ума бедуины. На Земле Хэккинг был мусульманином, вам это
известно? Сначала он был Черным Мусульманином американского
доморощенного толка. Затем он стал настоящим мусульманином, совершил
паломничество в Мекку и был совершенно уверен, что арабы, несмотря на
то, что они белые, не являются расистами.
Однако резня суданских негров, учиненная суданскими арабами, и
история порабощения арабами негров встревожили его. Но все же эти
бедуины девятнадцатого века не расисты - они просто религиозные
фанатики и все сводят к своему веротолкованию. Он не сказал этого
прямо, но я пробыл там десять дней и видел достаточно. Бедуины хотят
обратить весь Соул-сити в свою ветвь магометанства, и если им это не
удастся сделать мирным путем, они не остановятся перед кровопролитием.
Хэккинг хочет избавиться от них, а также от дравидов, которые, похоже,
считают себя выше африканцев любого цвета кожи. Во всяком случае,
Хэккинг будет продолжать снабжать нас бокситами, если мы пришлем ему
всех своих черных граждан в обмен на бедуинов и дравидов. Плюс
повышенное количество стали из метеоритного железа.
Сэм застонал. Король Джон плюнул на пол. Сэм нахмурился и
сказал:
- Даже Плантагенет не имеет права харкать на пол моего дома!
Пользуйтесь плевательницей или вон отсюда!
Но через мгновение он заставил себя подавить приступ ярости,
увидев, как ощетинился король Джон. Сейчас не время для конфронтации,
успокаивал себя Клеменс. Печально прославившийся монарх никогда не
уступит в подобном вопросе, пусть он и пустяковый.
Сэм сделал извиняющийся жест.
- Забудьте об этом, Джон! Плюйте, сколько вам вздумается! - но
все же не удержался, чтобы не добавить: - Конечно, пока мне в вашем
доме будет предоставляться такая же привилегия.
Джон заворчал и затолкал в рот шоколад. Он ворчал, чтобы
показать, что тоже сильно разгневан, но, в отличие от Сэма, держит себя
в руках.
- Этот сарацин, Хэккинг, и так уже получает очень много. Я бы
сказал, что мы уже достаточно целовали его черную лапу. Эти
требования, выдвигаемые им, сильно замедлят постройку ладьи?
- Судна, Джон, - перебил англичанина Клеменс. - Судна! Какая же
это ладья!
- Не все ли равно. Я говорю: давайте завоюем Соул-сити, предадим
всех его жителей мечу и возьмем минералы. Тогда мы сможем получать
алюминий прямо на месте добычи. По сути, мы могли бы там построить
корабль. И чтобы застраховаться от вмешательства в наши дела, нам
следует заодно покорить и все другие государства, лежащие между нами и
Соул-сити.
Безумный властолюбец Джон!
И все же Сэм склонялся к тому, что, возможно, в этом единственном
случае он прав. Через месяц или около того Пароландо будет располагать
оружием, которое сделает возможным предложение Джона. Если только не
учитывать того, что Публия была дружественным государством и ее
требования невысоки, а Тифонуйо хотя и заламывало довольно высокую
цену, все же позволяло вырубать свои деревья. Однако существовала
возможность, что оба эти государства намеревались использовать
полученное ими в обмен на дрова железо для изготовления оружия, чтобы
затем напасть на Пароландо.
Дикари на противоположном берегу Реки, вероятно, имели такие же
намерения.
- Я еще не кончил, - сказал фон Рихтгофен. - Хэккинг выставил
требование, чтобы обмен гражданами проходил в соотношении один к
одному. Но он не заключит никакого соглашения, пока мы не вышлем для
переговоров с ним кого-либо из черных. Он сказал, будто оскорблен тем,
что вы послали меня, поскольку я - пруссак и юнкер до мозга костей. Но
он прощает нам это, поскольку мы не знали, при условии, что в следующий
раз мы пришлем члена Совета с черным цветом кожи.
Сэм едва не выронил изо рта сигару.
- У нас нет негров среди членов Совета!
- Правильно. Хэккинг как раз и говорит, что нам нужно избрать в
Совет хотя бы одного негра.
Джон запустил обе руки в свою длинную рыжую шевелюру и встал. Его
бледно-голубые глаза гневно сверкали под белыми бровями.
- Этот сарацин смеет учить нас, как нам вести себя в нашем
собственном государстве?! Я говорю: война!!!
- Подождите минутку, Ваше Величество! - прервал его Сэм. - Я
понимаю, у вас достаточно оснований для того, чтобы прийти в бешенство,
но по правде говоря, мы в состоянии защитить себя, но не можем напасть
и захватить большую территорию.
- Захватить? - крикнул Джон. - Да! Мы вырежем одну половину, а
другую закуем в цепи!
- Мир сильно изменился после вашей смерти, Джон? ох, Ваше
Величество. Общеизвестно, что существуют и другие формы рабства, кроме
обычного, но мне не хочется затевать здесь сейчас спор относительно
определений. Не надо поднимать шум, сказала лиса, забравшись в
курятник. Мы просто назначим еще одного советника. Назначим на время.
И пошлем его к Хэккингу.
- В Хартии нет статьи, допускающей временное кооптирование
[Кооптация - самопополнение какого-либо выборного органа новыми членами
(без обращения к избирателям)] в члены Совета, - заметил Лотарь.
- Тогда изменим Хартию, - спокойно ответил Сэм.
- Для этого нужно проводить референдум.
Джон поморщился. Сколько раз они с Сэмом ожесточенно спорили о
правах народа.
- Кроме того, - сказал Лотарь, все еще улыбаясь, но с отчаянием в
голосе, - Хэккинг требует, чтобы сюда был допущен Файрбрасс с целью
осмотра. Особенно его интересует наш аэроплан.
Джон прямо вскипел.
- Он требует, чтобы мы разрешили заслать сюда шпиона!
- Не знаю, - протянул Клеменс. - Файрбрасс у Хэккинга начальник
штаба. Возможно, у него другое отношение к нам. Он инженер, кроме
того, если я не ошибаюсь, он еще и доктор физических наук. Я о нем
слышал раньше. А что вы выяснили о нем, Лотарь?
- Он произвел на меня большое впечатление, - ответил фон
Рихтгофен. - Родился он в 1974 году, в Сиракузах, штат Нью-Йорк. Отец
его - негр, мать - наполовину ирландка, наполовину индеанка из племени
ирокезов. Он был участником второй марсианской экспедиции и первой,
выведенной на орбиту вокруг Юпитера.
Сэм задумался. Сколько фантастических свершений увидел мир после
его смерти. Высадка на Луну, а затем на Марс. Как в книгах Жюля
Верна, но, однако, не более фантастично, чем этот мир, в котором они
теперь находятся. Все это настолько невероятно, что никакие
существующие объяснения не удовлетворят ни одного разумного человека.
- Мы вынесем сегодня этот вопрос на обсуждение Совета, Джон, -
наконец вымолвил Клеменс. - Если у вас, конечно, нет возражений. И
сегодня же проведем всеобщие выборы временного советника. Я лично
склоняюсь к кандидатуре Узи Каубера.
- Каубер? Уж не тот ли это Каубер, который был рабом? - заметил
Лотарь. - Должен сказать, что по этому поводу Хэккинг сказал, что
"дядя Том" ему не нужен.
Стоит родиться рабом, рабом и останешься навсегда, подумал Сэм.
Даже когда раб восстает, убивает своих угнетателей, погибает и
воскресает здесь формально свободным, он все равно не мыслит себя
свободным человеком. Каубер родился в 1841 году, в Монгомери, штат
Алабама. Его научили читать и писать, он служил в доме своего хозяина
в качестве секретаря. Но в 1863 году убил сына владельца имения, бежал
на Запад, был ковбоем, а затем шахтером. Копье индейца из племени сиу
настигло его в 1876 году. Бывший раб был убит человеком, которому еще
предстояло испытать рабство. Каубер был в восхищении от этого мира -
так, во всяком случае, он говорил - потому что здесь никто не может
поработить его. Но в своей душе он все же остался рабом - у него были
рефлексы раба. Даже когда он стоял, высоко подняв голову, стоило рядом
кому-нибудь внезапно щелкнуть бичом, он мог подпрыгнуть от страха,
машинально пригнув при этом голову.
Для чего, для чего здесь вернули жизнь людям? Мужчины и женщины
уже загублены тем, что с ними произошло на Земле, и им уже никогда не
оправиться от перенесенных унижений. Приверженцы Церкви Второго Шанса
кричат о том, что человек может измениться, измениться настолько, что
перевоплотится полностью. Но ведь это всего-навсего лишь кучка
кретинов, наглотавшихся наркотической резинки.
- Пусть только Хэккинг назовет Каубера "дядей Томом", бьюсь об
заклад, что Каубер прибьет его, - сказал Сэм. - А поэтому давайте
пошлем именно этого негра.
Джон поднял свои косматые брови. Сэм догадывался, о чем он
думает. Вероятно, о том, как использовать Каубера в своих целях.
- Время инспекционного обхода, - сказал Сэм, взглянув на водяные
часы. - Не возражаете, чтобы пройтись, Джон? Я догоню вас через
минуту.
И он уселся за письменный стол, чтобы сделать еще несколько
записей в своем дневнике. Это дало возможность Джону первым покинуть
рубку, как и приличествовало бывшему королю Англии и почти половины
Франции. Сэм подумал о том, насколько любопытна эта забота о том, кто
за кем должен идти, но он настолько недолюбливал Джона, что не мог
вынести даже такого мелкого потворства желаниям экс-монарха. Однако
вместо того, чтобы спорить о том, кто из них главнее, или попробовать
выйти первым и тем самым привести Джона в ярость, он притворился, что у
него есть кое-какие неотложные дела.
Сэм догнал группу, состоявшую из шести советников, около цеха по
производству азотной кислоты. Группа быстро переходила из одного цеха
в другой. Запахи, исходившие от различных кислот, алкоголя, ацетона,
креозота, скипидара, уксуса и формальдегида, продуктов переработки
человеческих экскрементов с лишайником, который соскребали со скал в
горах для получения нитрата калия - все это всякого бы лишило аппетита.
Советники были прожарены и оглушены в прокатном и сталелитейном цехах,
на мельнице для измельчения известняка и в кузнечных мастерских. Они
были покрыты известковой пылью, а лица перепачканы сажей. В
алюминиевом цехе они поджарились, оглохли и быстро вылетели наружу.
Расположенная среди холмов оружейная мастерская в это время не
работала, и поэтому здесь было очень тихо, если не считать отдаленного
шума от других цехов. Однако пейзаж совсем нельзя было назвать
красивым. Земля была перекопана, деревья вырублены, и черный едкий дым
цехов, расположенных выше по Реке, собирался у подножия гор.
Их встретил ван Бум, главный инженер, наполовину зулус, наполовину
бур, живший в конце двадцатого века. Это был красивый мужчина с
бронзовой кожей и курчавыми волосами, ростом около шести с половиной
футов, весивший добрых 200 фунтов. Он родился в канаве в Кровавые
Годы.
Прием был весьма сердечный (Сэм ему нравился, а Джона он терпел),
но ван Бум сейчас не улыбался, как обычно.
- Все готово, - начал он, - но я хочу, чтобы мои возражения были
внесены в протокол. Это - отличная игрушка, она может наделать много
шума и выглядит она довольно внушительно. Из нее можно даже убить
человека. Но в общем-то это напрасная трата сил на такое неэффективное
средство.
- Вы говорите сейчас, как конгрессмен, - сказал Сэм.
Ван Бум провел их через высокую дверь в дом из бамбука, внутри
которого на столе лежал пистолет. Ван Бум взял его. Даже в его
огромной ручище оружие было слишком велико. Инженер прошел мимо
собравшихся наружу, на солнце. Сэм был разъярен. Он протянул руку к
пистолету, но ван Бум не обратил на него никакого внимания. Если он
собирается продемонстрировать эффективность этого пистолета во дворе,
то почему бы не сказать об этом сразу?
- Ох, уж эти мне инженеры, - пробормотал Сэм и пожал плечами.
Пытаться вмешиваться в то, что делает ван Бум - все равно, что тыкать
мула из Миссури палкой между глаз.
Ван Бум поднял пистолет так, что солнце засверкало на серебристой
полированной поверхности ствола.
- Это пистолет системы Марк-1, - сказал он. - Название дано в
честь босса, который изобрел его.
Гнев Сэма тут же растаял, как лед на Миссисипи во время оттепели.
- Это однозарядное, одноствольное, кремневое ручное оружие с
нарезным стволом. - Он взял пистолет в правую руку и продолжил: -
Заряжается оно так: вы выдвигаете затвор - открывается отверстие для
пули. Затем вы левой рукой прижимаете ствол, тем самым ставя курок на
предохранитель спуска. - Он засунул руку в мешочек, пристегнутый к его
поясу, и вытащил оттуда крупный полусферический предмет. - Это
бакелитовая или фенолформальдегидная пуля шестого калибра. Вставьте ее
в отверстие и надавите, пока она не ляжет на дно ствола.
Он достал из этого же мешочка небольшой пакетик, в котором было
какое-то черное вещество.
- Это черный дымный порох, завернутый в нитроцеллюлозу.
Когда-нибудь, в будущем, у нас обязательно будет и бездымный порох.
Теперь я помещаю патрон передним концом в патронник, где и находится
завернутый в нитроцеллюлозу порох. Затем я возвращаю ствол левой рукой
в первоначальное положение. Марк-1 готов к стрельбе. На всякий
случай, если заряд не воспламенится, вы можете высыпать порох через
специальное отверстие. В случае осечки оружие можно перезарядить
правым большим пальцем. Запомните, что вспышка происходит справа для
защиты лица стреляющего.
Вынесли большую деревянную мишень и установили ее на подставке на
расстоянии около двадцати ярдов от инженера. Ван Бум повернулся к ней,
поднял пистолет, охватил его двумя руками и прицелился.
- Встаньте позади меня, джентльмены, - произнес он. - Тепло от
трения о воздух вызывает обгорание поверхности пули, из-за чего
остается дымный след, который вы можете легко увидеть. Пластиковая
пуля изготовлена такого большого калибра из-за ее малой массы. Но
увеличение калибра повышает сопротивление воздуха. Если мы решим
все-таки использовать этот пистолет - против чего я решительным образом
возражаю - мы сможем увеличить калибр до 7,5 в системе Марк-2.
Эффективная дальность стрельбы около пятидесяти ярдов, но на расстоянии
больше, чем тридцать ярдов, точность стрельбы резко снижается.
Пистолет был заряжен. Когда ван Бум потянет курок, ударник
затвора приведет в движение спусковой механизм, и оболочка, в которую
помещен порох, разорвется.
Раздалось щелканье курка, вспышка пороха и оглушительный грохот.
Все это произошло за доли секунды, но за это время ван Бум успел
вернуть слегка дернувшийся пистолет в первоначальное положение. Пуля
действительно оставляла за собой очень слабый дымный след, который
быстро рассеивался ветром. Сэм внимательно следил за траекторией пули
и заметил, что она сильно отклонилась боковым ветром. Но ван Бум,
видимо, неплохо натренировался в стрельбе из этого оружия, так как пуля
все же попала почти в самый центр мишени. Она наполовину ушла в мягкую
сосновую древесину, разорвалась и пробила в дереве крупное отверстие.
- В человека пуля войдет неглубоко, - пояснил ван Бум, - но дырка
будет большая. В том же случае, если она войдет рядом с костью,
осколки пули непременно раздробят ее.
Следующий час пролетел незаметно. Довольные советники и консулы
по очереди стреляли из пистолета. Король Джон был в особом восторге,
так как он никогда прежде не видел огнестрельного оружия. Его первое
знакомство с порохом состоялось через несколько лет после Воскрешения,
но до сих пор он видел только бомбы и деревянные ракеты.
В конце концов ван Бум сказал:
- Итак, джентльмены, если вы будете продолжать стрельбу, то
израсходуете весь запас наших пуль, а ведь для того, чтобы их
изготовить, понадобилась уйма материалов и труда. Это одна из причин,
по которым я выступаю против изготовления таких пистолетов. Остальные
причины: первая - точная стрельба возможна только с близкого
расстояния; вторая - заряжание и стрельба отнимают слишком много
времени, и хороший лучник уложит за это время троих с пистолетами и при
этом останется на безопасном от них расстоянии. Более того,
пластиковую пулю можно использовать только один раз, тогда как стрелу -
многократно.
- Все это чепуха! - воскликнул Сэм. - Один только факт, что мы
располагаем таким оружием, продемонстрирует наше техническое и военное
превосходство. Мы испугаем противника до полусмерти еще до того, как
начнется битва. Кроме того, вы забыли еще о том, как долго надо
тренироваться, чтобы стать опытным лучником, а из этого пистолета любой
научится стрелять после сравнительно непродолжительного обучения.
- Это правда, - кивнул ван Бум. - Но смогут ли они кого-нибудь
убить из него. Кроме того, я сейчас думаю над тем, чтобы изготавливать
стальные арбалеты. Конечно, стрельба из них не такая быстрая, как из
обычных луков, но для того, чтобы научиться метко стрелять из арбалета,
времени нужно не больше, чем для обучения стрельбе из этого пистолета.
К тому же, стрелами опять-таки можно пользоваться неоднократно. Да они
и гораздо более смертоносны, чем эти шумные зловонные пугачи.
- Нет, сэр! - твердо сказал Сэм. - Нет! Я настаиваю на том,
чтобы мы изготовили не менее двухсот подобных пистолетов! Мы снабдим
ими специальную бригаду "пистолетчиков Пароландо". Они будут наводить
ужас на всех обитателей берегов Реки - вы еще увидите это! Вы
обязательно увидите!
Как ни странно, но король Джон поддержал Сэма. Он настаивал на
том, чтобы первые два пистолета были изготовлены для него и Клеменса, а
следующая дюжина - для их телохранителей. И только потом можно будет
организовать пистолетные отряды и приступить к тренировкам.
Сэм был благодарен англичанину за поддержку, но про себя решил,
что нужно внимательно проследить за людьми, которым будут вручены
пистолеты. Он не хотел, чтобы этот отряд был сформирован в основном из
людей Джона.
Ван Бум не скрывал своего неодобрения.
- Вот что я скажу вам! Сейчас я возьму хороший лук и двенадцать
стрел, отойду на расстояние в пятьдесят ярдов, и по сигналу вы все -
восемь человек - станете приближаться ко мне, стреляя сколько вам будет
угодно из вашего Марка-1. И клянусь, что я уложу всех вас, восьмерых,
прежде чем вы приблизитесь ко мне на расстояние, с которого сможете
убить меня! Идет? Ставкой является моя жизнь!
- Не будьте ребенком! - оборвал его Сэм.
Ван Бум закатил глаза.
- Это я - ребенок? Это вы ставите под угрозу судьбу Пароландо и
вашего Парохода. И все потому, что вам сильно захотелось поиграть с
этими пистолетиками!
- Как только вы изготовите достаточное количество пистолетов,
тотчас же можете приниматься за производство арбалетов, - твердо
произнес Сэм. - Слушайте! Ведь можно изготовить также и броню для
пистолетчиков! Это должно снять ваши возражения, не так ли, ван Бум?
Почему я не подумал об этом раньше? Постойте, постойте, наши люди
будут таким образом облачены в стальные доспехи, которые защитят их от
оружия каменного века, коим будет пользоваться противник. Пусть себе
враг пускает стрелы с кремневыми наконечниками! Они будут отскакивать
от стали, а это даст пистолетчикам возможность спокойно пускать в ход
свое оружие, сметая ряды противника!!!
- Вы забыли о том, что мы вынуждены обменивать нашу руду и даже
металлическое оружие на древесину и другие необходимые нам материалы, -
возразил инженер. - Противник будет иметь стрелы со стальными
наконечниками, которые легко смогут пробить вашу броню. Вспомните о
битвах при Креси и Пуатье [В этих битвах победа была достигнута главным
образом благодаря действиям лучников].
- С вами невозможно иметь дело! - возмутился Клеменс. - Вы,
должно быть, наполовину голландец - судя по вашей несговорчивости!
- А если ваше мышление характерно для представителей белой расы,
то я рад, что наполовину зулус, - отпарировал ван Бум.
- Не кипятитесь, - примиряюще произнес Сэм. - Лучше примите
поздравления с изготовлением пистолета! Знаете, мы назовем его
Ван-Бум-Марк-1. Ну как?
- Я не хочу, чтобы мое имя фигурировало в его названии, - покачал
головой инженер. - Пусть будет по-вашему. Я сделаю вам двести
пистолетов. Но мне бы хотелось сделать все же улучшенную модель
Марк-2, о которой мы говорили.
- Сначала сделайте двести экземпляров первой модели, а затем
можете заниматься и Марком-2, - сказал Сэм. - А то мы настолько
увлечемся улучшением, что вовсе окажемся без огнестрельного оружия.
Все же?
И он заговорил о Марке-2. У него была страсть к механическим
устройствам. На Земле он изобрел большое количество различных вещей,
каждая из которых, по его мнению, могла бы принести ему состояние.
Среди них была небольшая наборная машина, в которую он вложил все, что
заработал на книгах - и в которой все это безвозвратно кануло.
Сэм вспомнил об этом наборном чудовище и о том, как эта
замечательная машина довела его до банкротства. На какую-то секунду в
его воображении ван Бум слился с Пейджем, его компаньоном по разработке
этой машины, и он почувствовал себя виноватым перед ним. Ему даже
стало чуточку страшно.
Затем ван Бум стал говорить о том, сколько материала и труда было
вложено в АМП-1, опытный образец летательного аппарата. Сэм
игнорировал эти жалобы. Вместе с другими он пошел к ангару, который
находился на равнине в миле от резиденции Сэма. Аппарат был закончен
лишь частично и казался хрупким и незавершенным.
- Он похож на некоторые аэропланы, построенные в 1910 году, -
отметил фон Рихтгофен. - Сидя в этой кабине, я выше пояса буду открыт,
как на ладони. Вся эта машина больше всего похожа на летающего
дракона. Главная цель, которую мы преследуем, - испытать эффективность
двигателя, работающего на древесном спирте, а также очень интересно
будет выяснить возможности наших материалов.
Фон Рихтгофен обещал, что первый полет состоится примерно через
три недели. Он показал Сэму наброски установок для запуска ракет,
которые будут установлены под крыльями аэроплана.
- Самолет сможет нести до шести небольших ракет, но лучше всего
было бы использовать его в качестве разведчика. Скорость его будет не
более 40 миль в час против ветра, летать в нем будет огромным
удовольствием.
Сэм расстроился из-за того, что аэроплан не будет двухместным. Он
страстно желал полетать на нем, полетать в первый раз в своей жизни -
вернее, во второй жизни. Фон Рихтгофен успокоил его, что следующая
модель несомненно будет двухместной и Сэм будет первым ее пассажиром.
- После того, как вы ее испытаете, - улыбнулся Клеменс. Он ждал,
что Джон будет протестовать и настаивать на том, чтобы первым взяли
его. Но, очевидно, англичанин не очень-то стремился оторваться от
земли.
Последняя остановка была на верфи, расположенной на полпути между
ангаром и домом Сэма. Сооружение корабля, со всех сторон укрытого
лесами, должно было быть завершено через неделю. "Огненный Дракон - 1"
был амфибийным прототипом судна, на нем будут отрабатываться основные
технические решения для большого парохода. Это была великолепная
машина длиной в 32 фута, изготовленная из толстого листового алюминия и
имевшая форму крейсера с колесами. На палубе было установлено три
башни. Модель приводилась в движение паровой машиной, котел которой
работал на древесном спирте. Она могла действовать как на суше, так и
в воде. "Огненный Дракон - 1" имел одиннадцать человек команды и был,
по словам Сэма, непобедим.
Клеменс похлопал по холодному остову и сказал:
- К чему нам беспокоиться о лучниках или еще о чем-то? Этот
джаггернаут [Джаггернаут - в индийской мифологии воплощение бога Вишну.
Символ неумолимой, безжалостной силы, уничтожающей все на своем пути]
сам по себе может сокрушить королевство. Ничего подобного его паровой
пушке не видели ни на Земле, ни на этой планете. Именно для нее на
"Драконе" установлена паровая машина и такой огромный котел.
После завершения обхода Сэм был счастлив в полном смысле этого
слова. Конечно, проектирование великого Парохода только-только
началось и для его завершения нужно время и жизненно необходимо, чтобы
государство было хорошо защищено. Но одна только подготовка к
строительству приносила немалое удовлетворение. Он довольно потер руки
и раскурил новую сигару, глубоко втянув в легкие крупную дозу зеленого
дыма.
И тут он увидел Ливи.
Свою любимую Ливи, которая так долго болела и в конце концов в
1904 году умерла в Италии.
Ставшую снова молодой и красивой, но, увы, не для него.
Она шла к нему, держа в руке чашу. На ней была белая с алой
окантовкой юбка, которая всего лишь наполовину закрывала ее бедра, и
тонкий белый шарф вместо лифа. У нее была отличная фигура, хорошие
ноги, красивое лицо. Широкий атласно-белый лоб. Большие светящиеся
глаза. Красивые полные губы. Привлекательная улыбка, маленькие, очень
белые зубы. Волосы гладко причесаны и сзади заплетены в косу. За ухом
огромный алый, похожий на розу, цветок лианы, обвивавшей железные
деревья. На ее шее висело красное ожерелье из спиральных позвонков
рогатой рыбы.
Сердце Сэма подпрыгнуло, как будто его царапнула кошачья лапа.
Приближаясь к нему, она раскачивалась всем телом, и ее груди
подпрыгивали под полупрозрачной тканью. И это его Ливи, которая всегда
была такой скромной, носила плотную одежду, скрывавшую ее тело от шеи
до лодыжек, и никогда не раздевалась перед ним на свету. Теперь она
напоминала ему полуобнаженных женщин Гавайских островов. Он чувствовал
себя как-то неловко и знал почему. Его щепетильность по отношению к
туземцам в равной степени вызывалась как их нежелательной
привлекательностью, так и антипатией, питаемой к ним, причем оба эти
чувства переплетались и сами по себе не имели никакого отношения к
туземцам.
Ливи была воспитана в пуританском духе, но при этом все-таки не
была полностью испорчена. На Земле она научилась пить пиво, оно
нравилось ей, она даже закуривала несколько раз и, наверное, даже
изменяла ему, во всяком случае, ее поведение несколько раз вызывало
некоторое сомнение в ее честности. Она терпела его постоянное
сквернословие и даже сама иногда крепко выражалась, когда поблизости не
было девочек. Обвинения в том, что она подвергала цензуре его книги и
выхолащивала все пикантные места, были беспочвенны. Он сам был
цензором всех своих книг.
Да, Ливи всегда умела адаптироваться.
И очень хорошо адаптировалась. Теперь, после двадцати лет
разлуки, она влюбилась в Сирано де Бержерака. И Сэму было неловко от
того, что буйный француз разбудил в ней нечто такое, что мог бы
разбудить и Сэм, не будь он столь сдержан. Но после этих лет жизни у
Реки и изрядного количества наркотической резинки он тоже растерял
многие из своих внутренних запретов.
Но уже было поздно.
Если только Сирано не покинет сцену?
- Хэлло, Сэм, - сказала она по-английски. - Не правда ли,
чудесный день?
- Здесь каждый день чудесный, - пробормотал он. - Здесь не
приходится говорить о погоде, не говоря уже о том, что мы бессильны
что-либо сделать с ней!
Она очаровательно засмеялась.
- Пойдем вместе к чашному камню, - предложила она. - Скоро время
обеда.
Каждый день он клялся, что не будет даже близко подходить к ней,
ибо это причиняло ему огромную боль. И каждый день он использовал
малейшую возможность, чтобы приблизиться к ней.
- Как там Сирано?
- О, он наверху блаженства, потому что наконец-то раздобудет себе
рапиру. Бильдрон, оружейник, обещал, что он будет первым на очереди,
разумеется, после тебя и других советников. Сирано никак не мог
смириться с тем, что никогда больше в его руке не будет стального
клинка. Затем он прослышал о метеорите и пришел сюда. Теперь
величайший в мире фехтовальщик получит возможность любому доказать, что
у него абсолютно заслуженная репутация, вопреки утверждениям некоторых
лжецов.
- Ну, Ливи, - произнес Клеменс, - ты преувеличиваешь. Я ведь не
говорил, что люди лгут относительно его репутации. Я просто говорил,
что они, возможно, немного преувеличивают. Я до сих пор не верю
рассказу о том, что он в одиночку продержался против двухсот шпажистов.
- Битва у Порт де Несле была на самом деле! И не было двухсот!
Ты, Сэм, как обычно, сам раздул эту историю. Там была толпа наемных
головорезов, а сколько - может быть, сотня, а может быть, и больше. Но
даже если их было всего 25, тот факт, что Сирано в одиночку бросился на
них, чтобы спасти своего друга, шевалье де Линьи, говорит сам за себя.
Он убил двоих, семерых ранил, а остальных обратил в бегство. Это
истинная правда!
- Я не желаю вступать с тобою в спор относительно достоинств
твоего избранника, - усмехнулся Клеменс. - Так же, впрочем, как и о
чем-либо другом. Давай просто поговорим так, как мы беседовали бывало
с тобою до того, как ты заболела.
Она остановилась. Лицо ее подернулось грустью.
- Я всегда знала, что ты негодовал из-за этой моей болезни.
- Нет. Совсем нет, - запротестовал он. - Я думаю, что я
чувствовал себя виноватым в том, что ты болела, как будто меня можно
было в чем-то обвинить. Но я никогда не обижался на тебя из-за твоей
болезни! Я обвинял только самого себя.
- Я и не говорила, что ты обвинял во всем меня, - поправила она
его, - я сказала, что ты негодовал по поводу моей болезни и часто
выдавал свое негодование. О, ты, возможно, думал, что ты всегда нежен,
благороден и полон любви. И, в основном, так это и было. Но не столь
уж и редко ты так смотрел, так говорил, так ворчал, так жестикулировал,
- ну, как это описать? Не могу, но я знала, что ты обижен на меня,
иногда даже ненавидишь меня за мою болезнь.
- Нет!!! - закричал он так громко, что многие оглянулись в его
сторону.
- К чему спорить об этом. Так это было или иначе, сейчас это уже
не имеет никакого значения. Я любила тебя тогда, Сэм, и, в некотором
смысле, люблю до сих пор. Но не так, как тогда.
Всю остальную часть пути по равнине к чашному камню он молчал,
кусая горькую до отвращения сигару.
Сирано здесь не было. Он руководил возведением стены, которая
вскоре защитит берег от нападения со стороны Реки. Сэм был рад этому.
Ему и так было достаточно тяжело видеть Ливи одну, но когда рядом с ней
был этот французишка, он едва переносил эту пытку.
Разошлись они также молча.
Навстречу ему приближалась красавица с медовыми волосами, и ему
удалось на некоторое время забыть о своих чувствах к Ливи. Эту
красавицу звали Гвенафра. Она умерла в возрасте семи лет в местности,
бывшей, скорее всего, Корнуоллом, во времена, когда финикийцы устроили
там оловянные копи. Воскресла она среди людей, не говоривших на
древнекельтском языке, и была принята в группу, где говорили
по-английски. Судя по ее описанию, одним из членов этой группы был тот
самый сэр Ричард Френсис Бартон, которого, как ему казалось, он видел
как раз перед падением метеорита. Бартон со своими друзьями построил
небольшую парусную лодку и отправился на ней к верховьям Реки - именно
этого и следовало ожидать от человека, проведшего полжизни в
исследовании дебрей Африки и других континентов. На Земле Бартон искал
истоки Нила, а вместо этого открыл озеро Танганьика. На этой планете
он снова стал искать истоки Реки - величайшей из всех рек - не
обескураженный тем, что длина ее, возможно, десять или даже и все
двадцать миллионов миль.
Через год его лодка была атакована дикарями и один из них ударил
малютку Гвенафру каменным ножом и швырнул в Реку, где она и утонула.
Она ожила на следующий день где-то в очень высоких широтах северного
полушария. Было очень холодно. Солнце едва грело, и жившие там люди
говорили, что для того, чтобы попасть в местность, где солнце всегда
наполовину спрятано за горами, нужно пройти больше чем двадцать тысяч
чашных камней, и что там живут волосатые люди с лицами, как у обезьян.
Люди десяти футов ростом и весом в 700-800 фунтов.
(Это было правдой - Джо Миллер, как раз, и был одним из таких
обезьянолюдей!)
Люди, принявшие ее к себе, говорили на суоми, то есть на финском.
Чуть ниже их жили шведы, мирные люди двадцатого века. Детство Гвенафры
было сравнительно счастливым - у нее были отличные приемные родители.
Она выучилась говорить по-фински, шведски, английски. Владела также
китайским диалектом четвертого века до нашей эры, ну и знала эсперанто.
Однажды она случайно утонула и пробудилась в этой местности.
Гвенафра до сих пор помнила Бартона - детское увлечение не покидало ее.
Но будучи реалисткой, она была готова любить и других мужчин. Что она
и делала - до Сэма дошел слух, будто она только что рассталась с одним
из членов Совета. Она хотела иметь мужчину, который был бы ей верен, а
верность не так уж просто было найти на этой планете.
Клеменса очень сильно влекло к этой женщине. И единственное, что
удерживало его от того, чтобы сделать ей предложение, был страх перед
гневом Ливи.
Трудно было отыскать источник этого страха, ведь Ливи не
предъявляла сейчас на него никаких прав. И она ясно дала ему понять,
что ей безразлична его личная жизнь и его положение в обществе. И тем
не менее, вопреки всякой логике, он боялся привести к себе другую
женщину. Он не хотел перерубать последнее тонкое звено, связывавшее
их.
Он поболтал немного с Гвенафрой, выяснив, что она все еще ни с кем
не связана.
Обед расстроил Сэма. Рулетка, спрятанная где-то в ложном днище
чаши, с помощью какого-то безумного игрока в кости на этот раз
приготовила такой обед, что его мог бы проглотить разве что
изголодавшийся бушмен, да и то поперхнулся бы. Сэм вышвырнул вон всю
эту пищу, но нашел все же небольшое утешение в двух сигарах и шести
унциях незнакомого, но восхитительного спиртного. Один только запах
этого напитка вызвал пляску вкусовых окончаний его языка.
Встреча с Джоном и заседание Совета заняли три часа. После долгих
пререканий и множества голосований было принято решение вынести вопрос
о внесении поправки в Хартию - поправки, которая допускала избрание
временного советника. Джон целый час упирался, настаивая на том, что в
голосовании нет необходимости. Почему нельзя Совету просто заявить,
что принята поправка, и делу конец? Никакие объяснения не могли
убедить его. Дело было не в том, что у англичанина не хватало мозгов.
Он просто был не в состоянии постичь, что такое демократия.
Затем единогласно проголосовали за то, чтобы принять Файрбрасса в
качестве официального посланника Хэккинга, но было решено не спускать с
него глаз.
После всего этого Джон поднялся и разразился речью, время от
времени, когда терял контроль над своими эмоциями, переходя с эсперанто
на нормандский диалект французского языка. Он считал, что Пароландо
должно покорить Соул-сити, пока оно само не стало первой жертвой
Хэккинга. Нападение нужно будет организовать сразу же, как только
будет готово ручное оружие - пистолеты и бронированный вездеход
"Огненный Дракон - 1". Однако, считал он, возможно, лучше сначала
испытать храбрость войск и силу нового оружия на Новой Бретани. Шпионы
ведь уверяют, что Артур сам намеревается напасть на них.
Двое приспешников Джона поддержали его, но остальные, включая
Сэма, проголосовали против. Джон покраснел, стал ругаться и стучать
кулаком по дубовому столу, но никто не собирался изменять своего
решения.
После ужина барабаны передали послание Хэккинга, содержащее
сообщение, что посол Файрбрасс прибудет завтра, где-то чуть раньше
полудня.
Сэм вернулся к себе. При свете ламп, в которых горел рыбий жир -
вскоре у них обязательно будет электричество - он, ван Бум, двое
инженеров - Таня Велицкая и Джон Весли О'Брайен - обсуждали вопросы,
связанные с Пароходом, и делали кое-какие наброски на бумаге, которая
все еще была здесь редкостью. Однако им требовалось огромное
количество бумаги для чертежей. Ван Бум все еще говорил, что нужно
немного обождать, вот-вот можно будет начать производить специальный
пластик. Чертить на нем можно будет магнитными перьями, а
размагничивая его, можно будет без труда вносить коррективы в
написанное. Сэм ответил, что все это прекрасно, однако он хочет начать
постройку своего Парохода, как только будет закончен вездеход "Огненный
Дракон". Ван Бум сказал, что он не может с этим согласиться, так как
еще не решено множество разнообразных проблем.
Прежде чем это собрание закончилось, ван Бум вытащил из большой
сумки Марк-1.
- Теперь у нас их десять, - сказал он. - Это - ваш, подарок
"Ассоциации инженеров Пароландо". А вот двадцать пакетов пороха и
двадцать пластиковых пуль. Теперь вы можете спать, положив его под
подушку.
Сэм поблагодарил, инженеры ушли, и Клеменс закрыл дверь на засовы.
Затем он прошел в заднюю комнату, чтобы поговорить немного с Джо
Миллером. Титантроп все еще бодрствовал и сказал, что сегодня вечером
он не принимал ничего успокоительного и, наверное, завтра поднимется.
Сэм пожелал великану доброй ночи и прошел к себе в спальню. Он выпил
два глотка вина и лег. Через некоторое время ему удалось задремать,
хотя он и боялся, что трехчасовой дождь как обычно разбудит его и он с
трудом сможет потом заснуть.
Когда он проснулся, дождь уже давно закончился. Откуда-то
доносились крики, а затем его "капитанский мостик" содрогнулся от
взрыва. Сэм соскочил с кровати, накинул на себя одежду, схватил топор
и бросился в рубку. Внезапно он вспомнил о пистолете, но тут же решил,
что обязательно вернется за ним, как только выяснит, что происходит.
Река была еще окутана туманом, и из него выскакивали сотни темных
фигур, а над туманной поверхностью Реки торчали верхушки высоких мачт.
Повсюду на равнине и среди холмов мелькали факелы и били барабаны.
Раздался еще один взрыв. При свете озарившей ночную тьму вспышки
было видно, как разлетаются во все стороны тела.
Он выглянул в иллюминатор. Ворота в бревенчатой стене, окружавшей
дворец короля Джона, были распахнуты, и из них выскакивало множество
людей, среди которых выделялась могучая фигура Джона.
Однако из тумана, стелящегося над Рекой, людей появлялось еще
больше. В свете звезд было видно, как они строились и ряд за рядом
продвигались вперед. К этому времени передовые отряды нападавших были
уже среди больших цехов и быстро приближались к холмам. Раздалось
несколько взрывов внутри заводских помещений - это, очевидно, рвались
бомбы, брошенные туда, чтобы подавить сопротивление защищавшихся.
Затем Клеменс увидел яркий след на фоне черного неба, и что-то огромное
черное понеслось прямо на него. Он бросился на пол, и тотчас же под
ним раздался грохот, пол затрясся, посыпались стекла иллюминаторов. Он
почувствовал едкий запах горящего пластика.
Сэм понимал, что нужно вскочить и бежать, но никак не мог
заставить себя подняться. Он был оглушен и от страха парализован. За
первой ракетой может последовать вторая, и на этот раз она могла
взорваться гораздо ближе.
Внезапно гигантская рука схватила его плечо и потянула вверх.
Другая рука обхватила ноги, и титантроп вынес его наружу.
Руки и грудь великана, покрытые густыми волосами, были мощными и
теплыми, как у гориллы. Голос, зычный, как из дальнего конца туннеля,
проревел:
- Шпокойнее, шпокойнее, бошш!
- Поставь меня сейчас же, Джо! - приказал Клеменс. - Со мной
ничего не случилось. Единственное, от чего я сейчас страдаю, так это
от стыда. И поделом, мне надо сгореть от стыда.
Первое потрясение уже улеглось, и появилось ощущение
относительного спокойствия. Один только вид гигантского титантропа
действовал на него успокаивающе. Старый добрый Джо - может, он и
туповат, может, он и недочеловек и в данный момент болен, но все равно
стоит целого батальона обычных людей!
Джо стоял перед ним, облаченный в кожаные доспехи. В руке его
блестел огромный двуручный стальной топор.
- Кто это? - проревел он. - Иж Шоул-шити?
- Не знаю, - пожал плечами Сэм. - Как ты себя чувствуешь? Ты
можешь драться? Как твоя голова?
- Болит, но дратьшя я могу. Куда идем?
Сэм повел его к подножию холма, к людям, собравшимся вокруг Джона.
Он услыхал свое имя и увидел долговязую фигуру де Бержерака и рядом с
ним Ливи. У нее был маленький дубовый щит, обшитый кожей, в руке она
держала дротик со стальным наконечником. Француз держал в руке длинный
тускло поблескивающий клинок. Глаза Сэма округлились. Это была шпага.
Бержерак заметил недоумение Клеменса и пояснил:
- Ваш кузнец дал мне ее сразу же после ужина. Он сказал, что
нечего больше ждать.
Сирано взмахнул шпагой, со свистом рассекая воздух.
- Теперь я снова живу. Ведь это сталь - острая сталь!
Близкий взрыв заставил их всех прильнуть к земле. Сэм выждал,
пока не удостоверился, что еще одной ракеты не предвидится, и посмотрел
в сторону своего капитанского мостика. Попадание было прямым.
Передняя часть строения была разворочена и объята пламенем, огонь
подступал к верхней палубе. Пропал дневник, но чашу он сможет потом
забрать. Она была неразрушаемой. Еще через несколько минут из
деревянных базук [Bazooka (англ.) - ручной гранатомет в вооруженных
силах США во Второй Мировой Войне] со спин ракетчиков Пароландо
полетели деревянные снаряды с горящими хвостами. Снаряды падали
поблизости и только иногда среди противника. Они взрывались, взметнув
языки пламени и клубы черного дыма, который быстро уносился ветром.
Поступили сообщения от трех гонцов. Нападение совершено в трех местах
вдоль Реки. Основные силы нападавших были сосредоточены здесь,
по-видимому, чтобы захватить руководителей Пароландо, самые крупные
цеха и вездеход "Огненный Дракон". Другие две армии атакующих вели бои
в миле по обе стороны отсюда. Нападавшими были жители Новой Бретани, а
также ольмеки и клеоменцы с противоположного берега Реки. Ольмеки были
дикарями, жившими в Сибири за 30 000 лет до н.э., их потомки пересекли
Берингов пролив и стали американскими индейцами.
"Вот тебе и шпионская сеть короля Джона, - подумал Сэм. - Если
только? если только он сам не организовал этот набег. Но будь это так,
он не стоял бы здесь, где его могут в любой момент убить?"
К тому же Артур из Новой Бретани ни за что не вступил бы в
соглашение с дядей, который когда-то убил его.
Обе стороны продолжали запускать ракеты. Пятифунтовые ракеты,
начиненные осколками горных пород, наносили большой урон. Защитники
Пароландо имели преимущество в том, что могли, лежа на земле, запускать
ракеты в противника. Атакующим же надо было непрерывно продвигаться
вперед, иначе они могли с таким же успехом отправляться домой.
Тем не менее было очень страшно лежать на земле и ждать каждый
новый взрыв, надеясь, что он не ближе, чем предыдущий. Слышались крики
раненых, которые, однако, не казались Сэму особенно душераздирающими,
так как он был оглушен и плохо слышал, а к тому же сейчас ему было не
до других. Затем неожиданно взрывы ракет перестали сотрясать землю.
Огромная рука потрясла Сэма за плечо. Он поднял голову и увидел, что
все вокруг вскакивают на ноги. Старшины что есть мочи начали кричать
своим подчиненным, чтобы те занимали боевые позиции. Либо противники
настолько сблизились, что боялись запускать ракеты, либо истощились
запасы ракет.
Впереди показалась темная масса кричащих врагов. Они взбежали на
холмы? и их первые три ряда пали, пронзенные стрелами. Бежавшие за
ними не нарушили строй и, перепрыгивая через трупы, прорвались к
лучникам и в мгновение ока измолотили их палицами и топорами.
Сэм старался держаться поближе к Джо Миллеру, который медленно
продвигался вперед, методично обрушивая удары своего топора на
противников. И все же великана сбили с ног, и враги принялись топтать
его тело, как стая шакалов, набросившихся на льва. Сэм пытался
пробиться к другу. Его топор проломил чей-то щит и голову, но сам он
через мгновение ощутил острую боль в ребрах. Его теснили, он отбивался
топором, пока оружие не выскочило из его рук, глубоко засев в чьем-то
черепе. Сэм споткнулся о бревно. Прямо над ним горел его разрушенный
дом, пока еще держащийся на трех горящих пилонах.
Он перекатился на бок и увидел свой пистолет. Свой Марк-1!
Который он забыл на столике рядом с кроватью. Рядом валялись три
пакета с порохом, несколько фитилей и пластиковых пуль. Очевидно,
взрыв выбросил их из дома.
Рядом с ним в каком-то диком танце, схватив друг друга руками,
кружили двое сражавшихся. Они дрожали от напряжения и смотрели прямо в
окровавленные лица друг друга. Они замерли, и Сэм узнал в одном из них
короля Джона. Его противник был выше, но не такой коренастый. Он
потерял шлем, и на его голове оказалась копна рыжих волос, а глаза тоже
были голубыми.
Сэм открыл патронник, вставил пулю и заряд, как он уже делал это
утром, закрыл ствол и приподнялся. Те двое продолжали бороться,
стараясь повалить друг друга на землю. В правой руке Джона был
стальной нож, у второго - стальной топор. Каждый из борющихся держал
левой рукой правую руку противника, в которой было оружие.
Сэм осмотрелся. На него никто не бросался. Он сделал шаг вперед
и поднял пистолет, обхватив рукоятку обеими руками. Прицелившись, он
нажал на курок. Сверкнула вспышка, пистолет едва не вырвало из рук, и
сквозь дым Клеменс увидел, как противник короля Джона отлетел в сторону
с почти начисто снесенной правой частью черепа.
Англичанин, пыхтя, осел на землю, но тут же поднялся, увидев, что
Сэм перезаряжает свой пистолет.
- Премного благодарен вам, партнер! Этот человек - мой племянник!
Клеменс ничего не ответил. Если бы он был более хладнокровен, то
подождал бы, пока Артур убьет Джона, а уже после этого разнес бы череп
победителю. Забавно было то, что Сэм, который многое бы приобрел,
избавившись от Джона, спас его от гибели. Более того, он вряд ли мог
ожидать благодарности от Джона. Такого чувства не было в душе
экс-монарха.
Клеменс перезарядил пистолет и пошел прочь, надеясь разыскать Джо
Миллера. Вместо этого он увидел Ливи, теснимую высоким ольмеком, левая
рука которого бессильно свисала вниз и кровоточила. Он бил топором по
ее щиту. Копье Ливи сломалось, еще несколько секунд, и дикарь повалит
ее на землю и разнесет ее щит. Сэм снова поднял свое оружие и
рукояткой проломил ольмеку череп. Ливи в изнеможении упала на землю и
расплакалась. Ему бы сейчас опуститься рядом и утешить ее, но увидев,
что с ней как будто ничего серьезного не произошло, он снова бросился
на поиски своего друга. Он ринулся в самую гущу сражавшихся и увидел
Миллера, который сносил головы, руки и туловища противников мощными
ударами своего огромного топора.
Сэм остановился в нескольких шагах от подкрадывающегося сзади к
Миллеру человека, держащего двумя руками рукоять топора, и тотчас же
выстрелил. Пуля вырвала большую часть грудной клетки воина.
Через минуту захватчики уже спасались бегством. Небо посветлело,
и стало отчетливо видно, что и с севера, и с юга наступают воины
Пароландо. Две другие армии противника были разбиты, и подкрепление
превосходило численностью нападающих. Более того, защитники Пароландо
начали расстреливать ракетами лодки и каноэ, ожидающие отступавших.
Сэм чувствовал себя настолько бодрым, что еще не ощущал горечи от
понесенных потерь и разрушений. Впервые он сбросил с себя пелену
страха, которая всегда обволакивала его во время битвы. В течение
последних десяти минут он по-настоящему наслаждался боем.
Однако через минуту от этого чувства наслаждения ничего не
осталось. На поле битвы с бешеными глазами появился обнаженный Герман
Геринг, его голова была покрыта спекшейся кровью. Он воздевал руки к
небу и кричал:
- О, братья и сестры! Стыд! Стыд! Вы убивали, вы ненавидели, вы
жаждали крови и экстаза убийства! Почему вы не подняли руки и не
протянули их с любовью своим врагам? Почему вы не дали им возможность
делать с вами все, что им захочется? Вы бы умерли, но конечная победа
была бы за вами! Враг ощутил бы вашу любовь - и в следующий раз он,
может быть, заколебался бы, прежде чем начать новую войну! Он еще и
еще раз спросил бы себя: "Что же я делаю? Что в этом хорошего? Я
ничего не добьюсь этим!" Ваша любовь подточила бы камень, лежащий у
этих людей на сердце и?
Джон подошел к Герингу сзади и ударил его по затылку рукояткой
кинжала. Геринг упал и остался лежать без движения лицом вниз.
- С предателями покончено! - вопил Джон, дико озираясь по
сторонам. - Где Тримальхио и Мордаунт, мои послы?
- Они не так глупы, - усмехнулся Сэм, - чтобы околачиваться здесь.
Вы их теперь не поймаете. Они отлично понимают, что вы догадаетесь об
их предательстве.
То, что Джон ударил Геринга, было нарушением закона, так как
свобода слова гарантировалась любому человеку в Пароландо. Однако Сэм
не думал, что было бы правильно сейчас же арестовать Джона. У него
тоже возникло желание хорошенько стукнуть немца.
Мимо, шатаясь, прошла Ливи, все еще плача. Сэм последовал за ней
туда, где на штабеле трупов восседал Сирано. Тело француза было
покрыто десятком ран, хотя и не очень серьезных. Шпага была вся в
крови. Результат его действий великолепно говорил сам за себя.
Ливи прильнула к Бержераку. Сэм отвернулся. Она даже не
поблагодарила его за то, что он спас ей жизнь.
Сзади послышался какой-то треск. Клеменс обернулся и увидел, что
рухнула оставшаяся часть его дома вместе с пилонами, поддерживавшими
ее.
Он совсем выбился из сил, но сегодня отдыха для него не
предвиделось. Нужно было определить людские потери и размер
нанесенного ущерба, мертвых - отнести на переработку, поскольку их жир
мог понадобиться для изготовления глицерина. Такая практика была
отвратительной, но необходимой, однако владельцы тел не возражали.
Завтра они снова будут живыми и невредимыми где-то далеко отсюда.
Вдобавок все население Пароландо должно быть готово снова взяться
за оружие, надо ускорить работы по возведению оборонительной стены
вдоль берега Реки. Нужно разослать разведчиков и гонцов, чтобы
выяснить создавшуюся военную обстановку.
Ольмеки, клеоменцы и новые бретонцы могли начать новое
наступление.
Один из командиров сообщил, что Клеомен, руководитель Клеоменайо,
был найден мертвым у самого берега Реки. Осколок камня проломил ему
череп.
Так закончилась одна из здешних жизней сводного брата великого
спартанца Леонида, оборонявшего когда-то Фермопильский проход.
Он позвал несколько своих людей и приказал им отправляться по Реке
в страны, только что осуществившие акт агрессии. Необходимо сообщить,
что Пароландо не будет мстить, если новые лидеры этих стран, заменившие
павших в бою Артура и Клеомена, дадут гарантии дружественных отношений
с Пароландо. Джон тут же пожаловался, что Сэм должен был
проконсультироваться с ним, и между ними завязалась короткая, но
ожесточенная перепалка. Сэм в конце концов согласился с тем, что в
принципе Джон прав, но сейчас совсем нет времени обсуждать все вопросы.
Джон напомнил Клеменсу, что по закону Сэм не имеет права спешить и
любое решение должно приниматься по обоюдному согласию.
Сэму страшно не хотелось соглашаться с этим, но Джон был прав.
Они не должны отдавать противоречивых распоряжений.
Они вместе отправились осматривать цеха. Особо сильных разрушений
не было. Захватчики, конечно же, не хотели разрушать их, так как сами
намеревались воспользоваться ими. Вездеход остался нетронутым. Сэм
содрогнулся от одной только мысли о том, что случилось бы, если бы он
был закончен и попал бы в руки противника. С его помощью они могли бы
прорваться в самый центр Пароландо и, окопавшись, ожидать подкрепления.
"Надо будет установить вокруг него усиленную охрану", - отметил про
себя Сэм.
После обеда он завалился спать в хижине одного из советников.
Казалось, что он едва успел закрыть глаза, когда его растормошил Джо,
от которого за милю несло перегаром.
- Делегация иж Шоул-шити, Шэм. Только что она шошла на берег.
- Файрбрасс! - воскликнул Сэм, вставая с кровати. - О Боже! Я
ведь начисто забыл о нем! Ну и времечко он выбрал для визита!
Он спустился к Реке, где у самого чашного камня к берегу причалил
катамаран. Джон был уже там, приветствуя делегацию, состоявшую из
шести негров, двух арабов и двух индусов. Файрбрасс был невысоким,
бронзовокожим курчавым мужчиной с большими карими глазами. Его крупный
лоб, широкие плечи и толстые мускулистые руки резко контрастировали с
худыми ногами. Сначала он заговорил на эсперанто, однако затем перешел
на английский, причем очень странный, полный терминов и слэнга,
совершенно непонятных Сэму. Но в нем было что-то приятное и открытое,
что сразу же вызвало расположение Клеменса.
- Давайте лучше вернемся к эсперанто, - предложил Сэм, улыбаясь и
подливая виски в чашку посла. - Это что, жаргон космонавтов или
диалект Соул-сити?
- Марсиан, - ответил Файрбрасс. - Английский язык в Соул-сити
широко распространен, но официальным языком, разумеется, является
эсперанто, хотя Хэккинг склоняется к арабскому. Но свои арабы не
доставляют ему особой радости, - добавил Файрбрасс тихо, глянув на
Абд-ар-Рахмана и Али Фазгули, членов его делегации.
- Как вы понимаете, - начал Клеменс, - мы сейчас не в состоянии
вести длительное совещание. Нам необходимо ликвидировать последствия
нападения, выяснить, что происходит за пределами Пароландо, и укрепить
свою оборону. Но мы, конечно же, рады принять вас у себя и приступим к
делам через несколько дней.
- Я не возражаю, - сказал Файрбрасс. - Если вы не против, я хотел
бы осмотреться.
- Я не против, но свое согласие должен дать мой со-консул.
Джон, криво улыбаясь, будто у него страшно разболелись зубы,
сказал, что также рад считать Файрбрасса своим гостем. Однако посла
должен будет сопровождать почетный эскорт всякий раз, как только он
покинет предоставленное ему жилище.
Файрбрасс поблагодарил его, но другой делегат, Абдулла Акмаль,
стал громко протестовать, прибегая время от времени к непристойным
выражениям. Файрбрасс помолчал минуту, а затем велел арабу быть
повежливее, поскольку они - гости. Сэм был ему благодарен за это, хотя
у него появилось ощущение, что эта речь и замечание Файрбрасса были
заготовлены заранее.
Было совсем нелегко сидеть и выслушивать слова, полные сарказма, в
адрес белой расы в целом, не затрагивающие кого-либо в отдельности.
Это вызывало в нем беспокойство, хотя Сэм вынужден был согласиться с
Абдуллой, который был прав относительно земных событий. Но здесь была
не Земля, а абсолютно другая планета.
Сэм лично довел послов до трех расположенных рядом хижин, хозяева
которых были убиты прошлой ночью. А сам прошел в одну из соседних.
Раздались звуки барабанов у чашного камня. Через минуту им
ответили барабаны с противоположного берега. Новый вождь ольмеков
запрашивал мира. Старый вождь, Шрубграйн, был казнен, и если будет
подписан мир, то его голова через час будет доставлена на каноэ.
Шрубграйн предал свой народ, приведя его к поражению в этой войне.
Сэм отдал распоряжение передать предложение о начале переговоров с
новым вождем, Трильбурмом.
Барабаны из Земли Черского передали, что Иеясу, правивший
двадцатимилевой полосой берега между Новой Бретанью и Клеоменайо, напал
на Бретань. Это известие означало, что новых осложнений с Новой
Бретанью не предвидится. Правда, это все же немного обеспокоило Сэма.
Иеясу был очень честолюбивым человеком. Если он объединит свое
государство с Новой Бретанью, тогда, возможно, он решит, что достаточно
силен для того, чтобы покорить и Пароландо.
Опять загрохотали барабаны - на этот раз прислал свои поздравления
и наилучшие пожелания Публий Красс. Он намеревался завтра же посетить
Пароландо, чтобы лично осмотреть, чем он мог бы помочь своим друзьям.
"А также оценить, какой ущерб нанесен нам этим набегом и не
являемся ли мы теперь легкой добычей", - подумал Сэм. Пока что Публий
был настроен дружелюбно к Пароландо, но человек, который служил под
началом Юлия Цезаря, несомненно был заражен идеями самодержавия.
Мимо, шатаясь, прошел Геринг. Голова его была обмотана
окровавленным тряпьем. Его поддерживали двое его последователей. Сэм
надеялся, что этот святоша правильно понял все происшедшее с ним и
поскорее уберется из Пароландо. Правда, он не очень верил в
сообразительность немца.
Когда Клеменс ложился спать, повсюду на территории Пароландо
горели факелы и стражники бдительно вглядывались в туманную мглу.
Несмотря на чрезмерную усталость, сон его был неспокоен. Он долго
ворочался и метался и даже один раз проснулся, будучи точно уверенным,
что в хижине есть кто-то третий. Тело его покрыл холодный пот, сердце
учащенно забилось. Он ожидал увидеть неясную фигуру Таинственного
Незнакомца, опустившегося около его кровати. Но рядом никого не было,
кроме чудовищного тела Джо Миллера, распростершегося на огромном
бамбуковом ложе рядом с ним.
На следующее утро он проснулся совершенно не отдохнувшим в
отдохнувшем мире. Дождь в три часа ночи смыл кровь и запах гари. Тела
убитых были уже убраны, небо - голубое и безоблачное. Возобновились
все обычные дела, но без четырехсот пятидесяти мужчин и женщин.
Половина из них была отправлена в жиротопильню, остальные - в
госпиталь. Тем, кто хотел, помогали избавиться от мучений. В былое
время единственным средством избавления от мучений был топор, однако
теперь, благодаря прогрессу техники в Пароландо, тот же эффект
достигался пилюлей цианистого калия.
Некоторые предпочитали держаться до конца. Со временем они,
видимо, надеялись на выздоровление. Те же, кто уже не мог больше
выносить мучений, кончали самоубийством, и их тела направлялись в
жиротопильню.
Секретарша Сэма оказалась в числе убитых, и он спросил у Гвенафры,
не хочет ли она занять место Милли. Девушка, казалось, была очень
польщена. Новая должность значительно повышала ее статус, и она не
делала тайны из того, что ей хотелось быть поближе к Сэму. Лотарь фон
Рихтгофен, однако, казалось, был недоволен.
- А почему бы ей не стать моей секретаршей независимо от ваших
взаимоотношений? - спросил Сэм.
- Взаимоотношений пока нет, - ответил немец, - но я имел бы
гораздо больше шансов завоевать ее расположение, если бы она не
проводила столько времени возле вас.
- "Пусть победит достойнейший!", - усмехнулся Клеменс.
- Я тоже так думаю, но мне не нравится, что вы будете зря тратить
ее время, водя ее за нос. Вы же знаете, что не сблизитесь ни с одной
женщиной, пока рядом будет жить Ливи.
- Ливи нечего сказать по этому поводу! - твердо выговорил Сэм. -
Не забывайте об этом!
Лотарь слегка улыбнулся и произнес:
- Конечно, конечно, Сэм.
Гвенафра обычно следовала за ним по пятам, делая записи, отсылая и
получая послания. Она составляла расписание его рабочего дня и
назначала время встреч. Несмотря на то, что он был очень занят, он
всегда находил возможность поговорить и пошутить с ней, и каждый раз,
когда смотрел на нее, у него становилось теплее на душе. Гвенафра же,
казалось, просто обожала его.
Прошло два дня. Круглосуточные работы по завершению вездехода
дали свои результаты. Еще два дня, и боевая машина будет готова.
Делегация из Соул-сити шныряла вокруг под наблюдением двух человек из
окружения короля Джона. Титантроп, вынужденный слечь после битвы,
заявил, что он снова здоров. Теперь рядом с Сэмом всегда находились
Гвенафра и Джо Миллер, и мир стал казаться Клеменсу гораздо уютнее,
хотя до Утопии еще было очень далеко. Барабанный телеграф принес
сообщение о том, что Одиссей загрузил свои суда кремнем и вернется
через месяц. Он был командиром флота из десяти судов, который
отправился к владычице Селинайо, надеясь выменять у нее кремень. На
Земле она была графиней Хантингтон, Селиной Гастингс, родившейся в 1707
и умершей в 1791 году. На этой планете она стала приверженцем Церкви
Второго Шанса и торговала кремнем с Пароландо только потому, что там
разрешалась деятельность миссионеров Геринга. В обмен на кремень ей
был обещан металлический пароходик, на котором она предполагала
путешествовать по Реке, проповедуя свою религию. Сэм считал, что она
выжила из ума. В первом же месте, где она причалит к берегу, ей
перережут глотку и завладеют судном. Но это было ее личным делом.
Члены Совета встретились с делегацией из Соул-сити за круглым
столом в самой большой комнате дворца короля Джона. Сэму хотелось бы
отложить эту встречу, поскольку у Джона было куда более мрачное, чем
обычно, настроение. Одна из его женщин пыталась убить его, так, во
всяком случае, он заявил. Она ударила его ножом в бок, прежде чем он
сломал ей челюсть и проломил голову об угол стола. Женщина умерла
через час, не приходя в сознание, и пришлось поверить Джону на слово,
что она первая напала на него. Сэму хотелось бы иметь показания
непредвзятых свидетелей, но таковых не было.
Джона страшно мучила боль от раны в боку, он надрался виски для
обезболивания и тяжко мучился из-за того, что женщина посмела оказать
ему неповиновение. Он тяжело опустился в большое дубовое кресло с
высокой резной спинкой, обитое красной кожей. Одна рука его сжимала
глиняную чашку, наполненную виски, с губ свисала недокуренная сигарета.
Он был зол на все и вся. Файрбрасс заговорил.
- Некогда Хэккинг верил в полную сегрегацию белых и цветных. Он
был убежден, яростно убежден в том, что белые никогда не смогут, во
всяком случае в глубине души, воспринять как равных себе небелых - то
есть, негров, монголов, полинезийцев, индейцев. Единственный путь к
достижению достойной жизни, к тому, чтобы не терять собственное
достоинство и ощущать себя личностями - это путь сегрегации, полного
обособления. Путь равенства, но отдельного.
Но вскоре его идейный руководитель, Малькольм Акмаль, покинул
Черных Мусульман. Он понял, что ошибался. Не все белые были дьяволами
и извергами-расистами. Хэккинг внял слову своего учителя и тоже
покинул Штаты. Он отправился в Алжир и там увидел, что корни расизма
лежат в образе мыслей, а не в цвете кожи. И он понял это.
"Едва ли это было оригинальное или даже неожиданное открытие", -
отметил про себя Сэм. Но вслух он ничего не сказал, решив не
перебивать посла.
- А затем белая молодежь США или, вернее, ее значительная часть
отвергла предрассудки родителей и стала поддерживать черных в их борьбе
за равенство. Они выходили на улицы и участвовали в демонстрациях,
мятежах. Они даже отдавали свои жизни ради черных друзей. Они,
казалось, искренне относились к неграм, не потому, что просто внушили
себе, будто так следует поступать, а потому, что поняли, что черные -
такие же люди и их тоже можно возлюбить.
Несмотря на это, Хэккинг все же не мог чувствовать себя
непринужденным в присутствии белых, хотя и старался изо всех сил думать
о них, как просто о людях. Он был испорчен. Его уже нельзя было
переделать, так же, впрочем, как и большинство белых, особенно пожилых,
которых уже нельзя было заставить любить черных. Но он старался любить
тех белых, которые были на его стороне. Он уважал молодых людей,
которые говорили своим родителям, своему белому расистскому обществу,
чтобы оно убиралось ко всем чертям. Через некоторое время, как и все,
независимо от цвета кожи, он умер. Здесь он оказался среди древних
китайцев и был несчастлив, поскольку оказалось, что эти люди считали
всех, кроме китайцев, низшими существами.
Сэму вспомнились китайцы из Невады и Калифорнии начала
шестидесятых годов, выполняющие самую тяжелую работу. Бережливые,
кроткие, добродушные маленькие мужчины и женщины. Они терпеливо
переносили брань, с которой большинство людей не обращалось бы даже к
ослу. На них плевали, их проклинали, мучили, били камнями, грабили,
насиловали, приписывали им всяческие пороки и преступления. Они были
абсолютно бесправны, и никто никогда их не защищал. А они никогда не
роптали, никогда не бунтовали. Они просто терпели. Какие мысли
скрывались за их непроницаемыми, похожими на маски лицами? Они тоже
были убеждены в превосходстве китайца над любым белым дьяволом? Если
так, то почему же они не сопротивлялись, ни разу не нанесли ответного
удара? Их, конечно, вырезали бы всех до единого, но зато они, как и
подобает людям, хоть некоторое время стояли бы с высоко поднятой
головой!
Но китайцы верили во время. Время было их союзником. Если не
хватит времени у отца сколотить состояние, то хватит у сына. Или у
внука?
- Поэтому, - продолжил Файрбрасс, - Хэккинг взял челнок и
отправился вниз по Реке. Проплыв много тысяч миль, он осел среди
каких-то черных африканцев семнадцатого века. Это были предки зулусов
до их переселения в Южную Африку. Через некоторое время он покинул их,
так как их обычаи были слишком отталкивающими, а сами они слишком
кровожадными, и он не смог этого вытерпеть.
Затем он жил в местности, где смешались гунны и смуглые белые из
неолита. Жители этих мест приняли Хэккинга вполне прилично, но ему
очень не хватало своих сородичей - африканских негров. Поэтому он
снова пустился в путь. Вскоре его захватили в плен и обратили в
рабство древние моавиты [Моав - древняя страна на восточном берегу реки
Иордан и побережье Мертвого моря (9-8 вв. до н.э.)]. Он бежал. Затем
был схвачен древними евреями, стал чашным рабом, снова бежал, нашел
небольшую общину негров, бывших рабов в США перед Гражданской Войной.
Там он некоторое время жил счастливо. Но их мировоззрение в стиле дяди
Тома и суеверия действовали ему на нервы. Он покинул и их. Недолго
Хэккинг прожил среди представителей некоторых других народов. Затем,
однажды, на людей, среди которых он жил, напали огромные светловолосые
белые - кто-то вроде древних германцев. Он сражался и был убит.
Воскрес Хэккинг здесь. Теперь он убежден в том, что по-настоящему
счастливые государства на Реке могут быть созданы только людьми одного
и того же цвета кожи, с одинаковыми вкусами и из одного и того же
периода земной истории. Все остальное не срабатывает. Люди на этой
планете не хотят меняться. Когда-то на Земле он мог верить в прогресс,
поскольку умы молодежи были более гибкими. Старики постепенно умирали,
а дети молодых белых были еще в большей степени свободны от расовых
предрассудков. Но здесь этот процесс был попросту неосуществим.
Каждый человек живет по-своему, сохранив приобретенный на Земле склад
ума. Поэтому, если только Хэккингу не посчастливится найти общину
белых людей конца двадцатого века, он никогда не отыщет белых без
расовой ненависти или предубеждений. Конечно, древние белые ничего не
имеют против черных, но они слишком чужды цивилизованному человеку.
- К чему такое длинное предисловие? - перебил посла Сэм.
- Мы хотим создать на этой планете однородную нацию. Мы не можем
собрать здесь всех негров конца двадцатого века, но мы можем, насколько
это возможно, создать государство только чернокожих. Нам известно, что
в настоящее время в Пароландо проживает около трех тысяч негров. Мы бы
хотели обменять наших дравидов, арабов и всех других нечерных на ваших
негров. Хэккинг сделал аналогичные предложения вашим соседям, но пока
не получил от них никаких известий. Пока что ему нечем на них
воздействовать.
Король Джон приподнялся и громко произнес:
- Вы имеете в виду, что ему нечего предложить им в обмен?
Файрбрасс спокойно посмотрел на него:
- Примерно так. - Он кивнул головой. - Но когда-нибудь у нас
будет такой рычаг, который на них подействует.
- Вы имеете в виду то время, когда у вас будет достаточно
стального оружия? - уточнил Сэм.
Файрбрасс пожал плечами.
Джон стукнул о стол пустой чашей.
- Так вот, нам не нужны ни ваши арабы, ни ваши дравиды, никакие
другие ошметки вашего Соул-сити! - закричал он. - Но я скажу вам, что
мы сделаем! За каждую тонну бокситов или криолита, или за каждую унцию
платины мы дадим вам одного из наших черных граждан! А своих неверных
сарацинов можете оставить себе, выслать или даже утопить - нам это
безразлично.
- Подождите-ка минутку, - вмешался Сэм. - Мы не можем просто
отдавать своих граждан. Если они захотят добровольно, то пожалуйста.
Но мы не будем заниматься торговлей людьми. Не забывайте, что мы -
демократическое государство.
- Я же не предлагаю, чтобы вы кого-нибудь продавали! - воскликнул
Файрбрасс. - Мы не работорговцы, вы же это знаете. Мы хотим одного -
добровольного обмена одного за одного. Арабы, которых представляют
ар-Рахман и Фазгули, ощущают в Соул-сити прохладное отношение, и им
хотелось бы отправиться куда-нибудь, где они могли бы создать свою
собственную общину типа Казбаха.
Сэму показалось это весьма подозрительным. С таким же успехом они
могли бы создать подобную общину в своем Соул-сити? Или почему они не
могут просто собраться и уехать оттуда? Одной из прелестей этого мира
было то, что здесь не существовало уз собственности или зависимости от
источника дохода. Любой человек может унести все, что ему принадлежит,
на своей спине, а соорудить новый дом на планете, где бамбук отрастает
со скоростью двух дюймов в день, не составляло особого труда.
Возможно, Хэккинг хотел внедрить своих людей в Пароландо, чтобы те
шпионили здесь. А когда они нападут, то и подняли бы восстание!
- Мы доведем ваше предложение об обмене до каждого из наших
граждан, - кивнул Сэм. - Это пока все, что мы можем сделать. А теперь
скажите, намерен ли сеньор Хэккинг продолжать снабжать нас минералами и
древесиной?
- До тех пор, пока вы будете продолжать посылать нам руду и
стальное оружие, - ответил Файрбрасс. - Но он сейчас размышляет над
тем, чтобы поднять цену.
Кулак Джона снова обрушился на стол.
- Мы не позволим, чтобы нас грабили! Мы и так платим слишком
много! Не вынуждайте нас, сеньор Файрбрасс, силой забрать у вас все,
что нам нужно! Включая и ваши жизни!
- Спокойнее, Ваше Величество, - тихо произнес Сэм.
Обернувшись к послу, он сказал:
- Джон неважно себя чувствует. Извините его, пожалуйста. Но тем
не менее, он прав. Не вынуждайте нас принимать крайние меры.
Абдулла Акмаль, очень высокий и очень черный негр, вскочил на ноги
и указывая большим пальцем на Клеменса, сказал по-английски:
- Вам самим было бы лучше не раздражать нас своими грязными
словами. Мы не верим ни единому вашему слову, Мистер Белый! Ни
единому!!! Особенно из уст человека, который написал книгу о ниггере
Джиме! Мы терпеть не можем белых расистов и имеем с ними дело только
потому, что к этому нас вынуждают обстоятельства.
- Успокойся, Абдулла, - остановил его Файрбрасс. - Успокойся.
Он улыбнулся, и Сэму снова пришло в голову: а не является ли речь
Абдуллы вторым номером хорошо отрепетированной программы? Вероятно,
Файрбрасс подобным же образом задумывается - а не являются ли заранее
подготовленными яростные вспышки Джона. Актерам не нужно быть
политиками, а вот политикам приходится быть актерами.
Сэм тяжело вздохнул и сказал:
- Вы читали "Гекльбери Финна", сеньор Акмаль?
Абдулла, поморщившись, ответил:
- Я не читаю макулатуру.
- Значит, вы не знаете, о чем говорите, не так ли?
Лицо Акмаля помрачнело. Файрбрасс ухмыльнулся.
- Мне не нужно было читать весь этот расистский вздор! - закричал
Абдулла. - Хэккинг рассказал мне. И этого для меня вполне достаточно.
- Вы все же прочтите эту книгу. И тогда возвращайтесь, и мы
обсудим ее, - предложил Клеменс.
- Вы что, сумасшедший? - удивился Абдулла. - Вы же знаете, что
на этой планете нет книг!
- Значит, вы проиграли, не так ли? - произнес Сэм. Он чуточку
дрожал, ему было очень непривычно разговаривать в такой манере с
негром. - В любом случае, мы не группа критиков, обсуждающая за чашкой
чая вопросы литературы. Давайте вернемся к главному.
Однако Абдулла продолжал кричать о книгах, которые написал Сэм. И
тогда Джон, потеряв контроль над собой, вскочил и заревел:
- А ну, замолчи, черномазый!???
Джон использовал для обращения к негру слово на эсперанто,
прибавив к нему пренебрежительный суффикс. И проделал это великолепно.
На какое-то мгновенье все были потрясены и притихли. Рот Абдуллы
Акмаля при этом остался открытым. Через некоторое время он его закрыл
и взгляд его стал торжествующим, почти счастливым. Файрбрасс прикусил
губу. Джон облокотился кулаками о стол и бросил сердитый взгляд. Сэм
сделал несколько глубоких затяжек сигаретой. Он знал, что это слово
Джону подсказало присущее ему презрение ко всему человечеству. У него
не было расовых предрассудков, да и за всю свою жизнь на Земле он вряд
ли видел более полудюжины негров. Но он определенно знал, как можно
унизить и оскорбить другого человека. И это знание было его второй
натурой.
- Я ухожу! - произнес Абдулла Акмаль. - Возможно, я отправлюсь
домой, и тогда можете быть уверены, что вам придется чертовски дорого
платить за то, чтобы получить хоть немного алюминия или платины, Мистер
Чарли!
Сэм поспешно встал:
- Одну минуту! Если вы жаждете извинений, то я приношу их от
имени всего Пароландо!
Абдулла посмотрел в сторону Файрбрасса, но тот отвел взгляд.
- Я хочу извинения от него и сейчас же!
Он указал на короля Джона.
Сэм склонился над англичанином и мягко сказал:
- Слишком большие ставки, чтобы разыгрывать из себя гордого
монарха, Ваше Величество. Своей вспышкой вы, возможно, играете им на
руку. Бьюсь об заклад, что они что-то замышляют. Извинитесь.
Джон выпрямился и произнес:
- Еще ни перед одним человеком король Джон не извинялся, тем более
перед простолюдином. К тому же перед сарацином!
Сэм фыркнул и заговорил, размахивая сигаретой:
- Неужели до вашей толстокожей башки Плантагенета до сих пор не
дошло, что больше не существует таких понятий, как королевская кровь
или священные права королей. Что теперь мы все здесь простолюдины!
Или, может быть, все короли?
Джон ничего не ответил и вышел из комнаты. Абдулла посмотрел на
Файрбрасса, и тот кивнул. Тогда негр тоже вышел.
- Ну, сеньор посол, что дальше? - спросил Клеменс. - Вы все
возвращаетесь домой?
Файрбрасс покачал головой.
- Нет, я не сторонник поспешных решений. Однако наша делегация
приостанавливает конференцию. Пока Джон Безземельный не извинится. Я
дам вам срок подумать до завтрашнего обеда.
И Файрбрасс повернулся, чтобы выйти.
- Я поговорю с Джоном, - поспешно согласился Сэм, - но он упрям,
как мул из Миссури.
- Мне очень не хотелось, чтобы наши переговоры прервались только
потому, что один человек не может держать свои оскорбления при себе.
Мне также не хотелось бы, чтобы прекратилась наша торговля, ибо это
означает, что вы не построите свой Пароход.
- Не выводите меня из себя, сеньор Файрбрасс. Я не собираюсь вам
угрожать. Но меня ничто не остановит, учтите это. Я добуду алюминий,
даже если для этого мне собственноручно придется вышвырнуть Джона из
этой страны. Или - как другой выход из создавшегося положения - я
вынужден буду отправиться в Соул-сити и постараюсь сам добыть нужные
минералы.
- Я отлично понимаю вас, мистер Клеменс. Но вы не учитываете то,
что Хэккинг вовсе не стремится к власти. Он только хочет создать
хорошо укрепленное государство, граждане которого могли бы наслаждаться
жизнью. И все они будут довольны этой жизнью, поскольку у них будут
схожие вкусы и одни и те же цели. Другими словами - все они будут
неграми.
Сэм проворчал:
- Очень хорошо. - Он замолчал, но прежде чем посол вышел,
окликнул его: - Одну минуту, скажите, вы читали "Гекльбери Финна"?
Файрбрасс обернулся.
- Конечно. Мальчишкой я думал, что это одна из самых
замечательных книг. Я перечитывал ее, даже когда учился в колледже.
Правда, тогда я мог видеть и ее недостатки. Но несмотря на это, я
получил от нее еще большее удовольствие.
- И вас сильно беспокоил тот факт, что Джим назывался "ниггером
Джимом"?
- Вам следует вспомнить, что я родился в 1975 году на ферме
поблизости от Сиракуз, штат Нью-Йорк. К тому времени положение в
расовом вопросе сильно изменилось. Я вырос на ферме, первоначально
принадлежавшей моему пра-пра-прадеду, который переехал из Джорджии по
так называемой "подпольной железной дороге" и после Гражданской Войны
приобрел эту ферму. Нет, я не был оскорблен тем, что вы в своей книге
употребляли это слово. В те времена, о которых вы писали, негров
открыто называли ниггерами и никто не обращал на это внимание, хотя,
конечно, это было оскорбительно. Но, описывая людей того времени, вы,
естественно, наделяли их той речью, какой они говорили на самом деле.
А этической концепцией вашего романа - борьбой гражданского долга Гека
с его чувствами к Джиму как к человеку и, в конечном итоге, победой
именно человеческих чувств - я был просто очарован. Вся ваша книга
была обвинительным актом против рабовладения, против того
полуфеодального общества, которое в те времена расцветало на Миссисипи.
Это была книга против суеверий и всех глупостей того времени! Почему
же эта книга должна была меня оскорбить?
- Тогда почему?
- Абдулла - его настоящее имя Джордж Роберт Ли - родился в 1925
году, а Хэккинг в 1938! Для множества белых в те времена чернокожие
были только ниггерами, хотя, если говорить правду, не для всех. Негры
того времени считали, что насилие или угроза насилия - то, что
использовали белые для подавления негров - это единственный способ
получить реальные права наравне с остальными гражданами США. Вы умерли
в 1910 году, не так ли? Но вам, должно быть, многие рассказывали о
том, что произошло с миром после вашей смерти.
Сэм кивнул.
- В это трудно поверить. Не в ярость бунтов. И при моей жизни
было много бунтов, и я думаю, что ничто не может сравниться с известным
бунтом в Нью-Йорке во время Гражданской Войны. Нет, я имею в виду, что
даже трудно вообразить себе падение нравов в конце двадцатого века.
Файрбрасс рассмеялся:
- Сейчас вы живете в обществе, которое более свободно и распущено
с точки зрения девятнадцатого столетия, чем любое другое общество в
двадцатом веке. И тем не менее вы адаптировались к нему.
- Вы, пожалуй, правы, - согласился Клеменс. - Но первые две
недели абсолютной наготы после Воскрешения дали понять, что
человечество больше уже никогда не будет таким, как прежде. И сам факт
Воскрешения, который нельзя отрицать, расшатал многие сложившиеся
представления и системы взаимоотношений. Хотя до сих пор среди нас еще
есть особо консервативные люди, вроде ваших мусульман.
- Скажите мне, сеньор Клеменс, только одно. Вы были одним из
самых первых либералов. Вы во многом довольно сильно опережали свое
время. Вы подняли голос против рабства и ратовали за равенство. И
когда вы подписывали Великую Хартию Вольностей для Пароландо, вы
настаивали, что политическое равенство должно быть обеспечено для всех
людей независимо от цвета кожи и пола. Я заметил, что почти рядом с
вами живут вместе черный мужчина и белая женщина. Будьте честным - не
беспокоит ли вас это зрелище?
Сэм затянулся, выдохнул дым и сказал:
- Если честно, то да. Это очень беспокоит меня! Однако то, что
говорил мне мой разум, и то, что говорили мне мои рефлексы - это
совершенно разные вещи. Я ненавидел это. Но взял себя в руки и
познакомился с этой парой. И я научился хорошо относиться к ним. И
вот теперь, через год, это меня почти не беспокоит. Еще немного - и
это чувство исчезнет бесследно.
- Разница между вами, представителями белых либералов, и молодежью
эпохи Хэккинга и моей в том, что нас это не беспокоило вообще. Мы
допускали подобное.
Файрбрасс вышел из комнаты. Сэм остался один. Еще довольно долго
он сидел задумавшись, потом встал и вышел наружу. Первым, кого он
встретил, был Герман Геринг. Его голова все еще была обмотана
полотнищем, но лицо уже не было таким бледным, да и глаза приобрели
обычное выражение.
- Ну, как ваша голова? - поинтересовался Сэм.
- Все еще болит. Но я теперь могу ходить, не ощущая, будто при
каждом шаге меня протыкают раскаленным острием.
- Я очень не люблю видеть, как люди страдают, - покачал головой
Клеменс. - Поэтому я предлагаю вам покинуть Пароландо. Чтобы вы могли
избежать новых страданий в будущем, а может, даже и просто физических
мучений.
- Вы мне угрожаете?
- Лично я против вас ничего не предприму. Но здесь есть множество
людей, которым вы до того намозолили глаза, что они готовы гнать вас
отсюда палкой. Они жаждут оттащить вас к Реке и утопить. Почти
каждому из них вы уже успели досадить своими проповедями. Наше
государство основано только ради одной цели - постройки Парохода.
Сейчас любой человек, не нарушая закона, может говорить все, что ему
взбредет в голову. Но у нас есть люди, иногда пренебрегающие законом,
и мне очень не хотелось бы их наказывать из-за того, что вы
спровоцировали их на необдуманные действия. Я предлагаю вам исполнить
свой долг христианина и перестать искушать людей. Я не хочу, что вы
искушали добропорядочных мужчин и женщин совершить над вами насилие.
- Но я не христианин! - твердо сказал Геринг.
- Я восхищен человеком, который может признаться в этом, и не
думаю, что когда-нибудь встречу проповедника, который скажет мне это
столь красноречиво.
- Сеньор Клеменс! Я читал ваши книги, когда был молодым, сначала
на немецком, а затем и на английском. Но легкомысленность и мягкая
ирония вряд ли помогут нам куда-нибудь прийти. Я не христианин, хотя
стараюсь соблюдать лучшие добродетели учения Христа. Я - миссионер
Церкви Второго Шанса! Все земные религии дискредитированы, хотя
некоторые из них не признают этого. Наша Церковь - первая религия,
возникшая на этой планете. Она одна имеет шанс выжить. Она?
- Избавьте меня от лекций, - сказал Сэм. - Я их достаточно
наслушался и от вас и от ваших предшественников. То, что я говорил
вам, я говорил по доброте душевной и из желания уберечь вас от
возможных страданий и, если говорить честно, то и из желания больше
никогда вас не видеть среди своих людей. Вам следует убраться отсюда
подобру-поздорову. Прямо сейчас. Иначе вас убьют.
- В этом случае завтра я воскресну где-нибудь в другом месте и
буду там проповедовать Истину! Понимаете, здесь, так же как и на
Земле, кровь мученика - это семя Церкви. Человек, убивающий одного из
нас, только способствует тому, что Истина - возможность вечного
спасения - будет услышана большим числом людей. Убийство разносит нашу
веру по берегам этой Реки быстрее, чем любое доступное для нас средство
передвижения.
- Поздравляю вас, - раздраженно бросил Сэм, перейдя на английский,
как он делал всегда, когда был рассержен. - И все же скажите, разве
вас не беспокоит тот факт, что ваших миссионеров беспрестанно убивают?
Разве вы не боитесь оторваться от тела?
- Что вы имеете в виду?
- Вашу доктрину. - Ответом был лишь удивленный взгляд. - Одним
из ваших главных принципов, если мне не изменяет память, является то,
что Человек воскрешен вовсе не для того, чтобы наслаждаться здесь
вечной жизнью. Ему дан ограниченный срок, хотя большинству он может
показаться долгим. Особенно тем, кто не получает удовольствия от
здешней жизни. Вы утверждаете, что существует нечто подобное душе, то,
что вы называете "психоморфом", правильно? Или иногда как называли это
древние египтяне - "ка". Вам приходится делать такое допущение, в
противном случае нечего говорить о целостности личности человека. Без
"души" человек, который умер, просто мертв, даже если его тело точно
воспроизведено и снова живет. Но второе тело - это только копия. У
воскресшего разум и память умершего человека и поэтому он думает, что
он и есть тот человек, который умер. Но он им не является. Он просто
живая копия. Смерть вычеркивает вас навечно из жизни. С вами
покончено.
Однако ваша религия пытается разрешить эту проблему, постулируя
существование души, или психоморфа, или "ка" - зовите это как вам
угодно. Это нечто такое, что рождается вместе с телом, сопровождая его
всю жизнь, регистрируя и записывая все, что совершает тело. Это нечто
должно быть бестелесным единым целым с телом человека. И вот когда
тело умирает, "ка" продолжает существовать. Оно существует в каком-то
четвертом измерении. А может быть, оно, это нечто, поляризовано таким
образом, что наши глаза не могут его видеть, а механические устройства
не могут его обнаружить. Правильно?
- Вы близки к истине. Грубо, но правильно.
- Давайте дальше. - Сэм выпустил сигарой клуб зеленоватого дыма.
- До сих пор мы имеем - а точнее вы - данные нам изначально души
христианина, или мусульманина, или кого-либо другого. Но вы заявляете,
что душа не отправляется в ад или рай. Она порхает в каком-то
преддверии, в четвертом измерении, и будет там вечно, если не вмешаются
другие существа. Эти неземляне появились задолго до возникновения
человечества. Эти сверхсущества посетили Землю, когда человечества
фактически не существовало, они, возможно, посетили каждую планету во
Вселенной, на которой когда-либо могла возникнуть разумная жизнь.
- Ваше изложение отличается от нашего, - перебил его Геринг. - Мы
утверждаем, что в каждой Галактике есть одна, а может быть, и несколько
древних рас, населяющих определенные планеты. Возникли ли эти существа
в нашей Галактике или, может быть, в какой-то другой, более старой,
теперь уже не существующей Галактике или Вселенной - в любом случае эти
мудрые существа знали, что на Земле появится разумная жизнь. Они знали
это задолго до того, как это произошло. Они установили специальные
устройства, которые регистрировали все, что касалось этой разумной
жизни с момента ее зарождения. Эти устройства не могут быть обнаружены
разумными существами Земли.
В какое-то время, заранее предопределенное этими Древними, как мы
их называем, записи были отправлены в определенное место. Где все
умершие были воскрешены во плоти с помощью преобразователей
энергия-материя. Умершие стали снова молодыми. С них были сделаны
новые записи тел. Не забудьте - молодых тел! Следующий шаг:
уничтожение этих молодых тел и затем воскрешение умерших на новой
планете, например, на этой, снова теми же преобразователями
энергия-материя.
Психоморфам или "ка" свойственно влечение к своим близнецам из
протоплазмы. Как только произведен дубликат мертвого тела, "ка" тут же
присоединяется к нему и начинается запись. Так что если тело убивают,
его можно дублировать хоть сотню раз - "ка" продолжает хранить в себе
личность, сознание и память всех тел. Так что, в этом случае это не
просто воспроизведение очередной копии. Суть состоит в сохранении
изначальной индивидуальности с записью всего, что произошло в
непосредственном окружении всех воплощений "ка" в телах.
- Однако! - воскликнул Сэм, размахивая своей сигарой у самого
лица Геринга. - Однако! Вы утверждаете, что человек не может быть
убит бесконечное число раз. Вы говорите, что после нескольких сотен
раз смерть все-таки наступает окончательно. Многократно повторяющийся
процесс умирания ослабляет связь между телом и душой. В конце концов
дублирование тела не побуждает "ка" воссоединяться с ним. Душа уходит
куда-то прочь, бесцельно бродя по извилистым коридорам четвертого
измерения. Она становится, по сути, привидением, потерянной душой.
Фактически, ее уже больше нет.
- В этом суть нашей веры, - кивнул Геринг. - Или лучше сказать,
нашего знания, ибо мы знаем, что оно истинно.
Сэм поднял свои косматые брови.
- Да ну? Знаете?
- Да! Наш основатель услышал Истину через год после Воскрешения,
через год с того дня, когда все человечество восстало из мертвых.
Ночью к нему явился какой-то человек, когда он молил об откровении
высоко в горах. Незнакомец рассказал и продемонстрировал ему такое,
что не мог бы рассказать или показать ни один из смертных с Земли.
Этот человек был посланником Древних, и он открыл Истину, и он велел
нашему основателю покинуть свою горную обитель и проповедовать доктрину
Второго Шанса.
На самом деле, термин Второй Шанс является неточным. По сути это
наш Первый Шанс, потому что пока мы были на Земле, у нас не было
никаких шансов ни на спасение, ни на вечную жизнь. Но жизнь на Земле
была необходимой прелюдией жизни на этой Речной Планете. Бог создал
Вселенную, а Древние - сохранили человечество. И не только его - всех
разумных существ во Вселенной. Они сохранили! Но спасение уготовано
только человечеству!
Спасение дано каждому человеку. Оно зависит только от него
самого. Сейчас, когда ему предоставлена эта возможность!
- И только с помощью Церкви Второго Шанса, я полагаю, - усмехнулся
Сэм. Ему не хотелось глумиться над только что сказанным, но он не мог
удержаться.
- Именно в это мы верим! - воскликнул Геринг, не заметив иронии в
словах Клеменса.
- А какие были верительные грамоты у этого таинственного
незнакомца? - поинтересовался Клеменс, тут же вспомнив о своем
Таинственном Незнакомце. Его начала охватывать паника. А вдруг это
один и тот же человек? Или, может быть, они оба из тех существ,
которые называют себя этикалами? Его Незнакомец, человек, который
направил сюда железо-никелевый метеорит и который дал возможность Джо
Миллеру увидеть Башню в далеком туманном Северном Полярном Море, был
Отступником среди этикалов. Если, разумеется, верить ему.
- Верительные грамоты? - удивился Геринг. - Разве нужны какие-то
бумаги от Господа Бога, да? - Немец рассмеялся. - Наш учитель понял,
что его гость не мог быть простым человеком, потому что он знал о нем
такое, что мог знать только Бог или Высшее Существо. И он показал ему
такое, что он не мог не поверить. И он рассказал ему, каким образом мы
были воскрешены и для чего. Но учителю тогда было рассказано не все.
О некоторых вещах нам расскажут позже. Многое мы должны узнать сами.
- Как зовут вашего учителя? - спросил Сэм. - А может быть, вы не
знаете? Может быть, это является тайной?
- Этого никто не знает, - сказал Геринг. - Нам нет нужды знать об
этом. Что есть имя? Он называл себя Виро, то есть "человеком" на
эсперанто. Мы называем его Основателем, или Ла Виро, или же просто
Человеком.
- Вы когда-нибудь встречались с ним?
- Нет, но я встречался с двумя людьми, которые хорошо знали его.
Один из них присутствовал на самой первой проповеди Ла Виро,
состоявшейся через семь дней после встречи с незнакомцем.
- Вы уверены, что Ла Виро мужчина? Может быть, это женщина?
- Конечно же, мужчина!
Сэм глубоко вздохнул и произнес:
- Большой груз свалился с моей души. Если бы ваш учитель оказался
бы вдруг Мэри Бейкер Эдди, то я бы свалился от удара и умер.
- Что?
- Ничего особенного. - Сэм усмехнулся. - Некогда я написал о ней
книгу. Мне не хотелось бы повстречаться с нею здесь. Она бы
оскальпировала меня живьем. А почему я о ней подумал? Дело в том, что
некоторые из тех диких мистических понятий, о которых вы мне сейчас
рассказывали, напомнили мне о ней.
- Кроме "ка", все в наших объяснениях согласуется с законами
физики. Да и "ка" является физическим феноменом, но перпендикулярным,
так сказать, к нашей действительности. Мы верим в то, что это наука,
наука Древних, обеспечила наше физическое Воскрешение. Здесь нигде нет
ничего сверхъестественного, кроме, разумеется, нашей веры в Создателя.
Все остальное - наука!
- Точно как религия Мэри Бейкер Эдди? - спросил Клеменс.
- Я ничего не слыхал о ней.
- Так как же мы обретем спасение?
- Возлюбив. Под этим словом подразумевается, конечно, что мы
отвергаем насилие, даже с целью самозащиты. Мы верим в то, что сможем
достичь любви в определенном трансцендентном состоянии, а оно придет
только через самосознание. Пока что большинство человечества не
научилось правильно пользоваться наркотической жевательной резинкой.
Человек злоупотребляет ею, так же как злоупотребляет и всем остальным.
- И вы думаете, что вы уже возлюбили. Или что вы подразумеваете
под этим?
- Пока еще нет. Но я уже на пути.
- С помощью жвачки?
- Не только. Она помогает. Но необходимо также и действовать.
Нужно проповедовать, нужно страдать за свои убеждения. И научиться
терпимости. Надо научиться любить.
- Так вот почему вы против моего Парохода. Вы считаете, что мы
зря тратим свое время, сооружая его?
- Эта цель никому не принесет добра. Пока что ради этого
опустошена значительная часть этой местности. Все вокруг пропиталось
жадностью, мучениями, кровью и предательством. Здесь везде ненависть,
ненависть, ненависть! И все ради чего? Чтобы у вас было то, чего нет
ни у кого! Чтобы у вас был гигантский корабль из металла, приводимый в
движение электричеством. Триумф техники на этой планете! Корабль
дураков! Чтобы вы могли совершить на нем путешествие к верховьям Реки.
А когда вы туда доберетесь, что тогда? Не кажется ли вам, мистер
Клеменс, что лучше было бы путешествовать к истокам души?
- Вы многого не знаете, - покачал головой Клеменс. Однако его
самодовольство подтачивало видение некоего дьявола, крадущегося во мгле
и нашептывающего ему на ухо. Но ведь кто-то же таился в темноте и
шептал на ухо и основателю Церкви тоже! Был ли дьяволом тот
незнакомец, что сделал так много для создания этой Церкви? Существо,
которое посетило Сэмюеля Клеменса, утверждало, что дьяволы - все
остальные и только оно одно хочет спасти человечество.
Конечно, настоящий дьявол говорил бы именно нечто подобное.
- Неужели мои слова совсем не тронули вашего сердца? - спросил
Герман Геринг.
Сэм постучал себя кулаком по груди и сказал:
- Да, я истинно верую? что у меня началось расстройство желудка.
Геринг сжал кулаки и надул губы.
- Будьте внимательны, а то потеряете свою любовь! - сказал Сэм и
ушел.
Правда, особого торжества он не ощущал. У него на самом деле было
небольшое расстройство желудка. Неистребимое невежество всегда
расстраивало его, хотя он прекрасно понимал, что над этим надо
смеяться.
Наступил полдень следующего дня. Сэм Клеменс и Джон Безземельный
проспорили все утро. В конце концов Сэм, доведенный до белого каления,
отбросив всякую осторожность и благоразумие, сказал:
- Мы не можем допустить, чтобы Хэккинг лишил нас бокситов! Мы не
можем позволить, чтобы что-либо приостановило постройку Парохода!
Может быть, вы так упрямитесь, чтобы спровоцировать войну с Соул-сити?
Не выйдет, Ваше Величество!
Он взволнованно расхаживал по комнате, размахивая рукой с зажатой
сигаретой. Джон развалился за круглым дубовым столом в рубке Клеменса.
Джо Миллер сидел в углу на огромном стуле, сооруженном специально для
него. Могучий монгол из палеолита, Закскромб, стоял позади Джона.
Вдруг Сэм быстро развернулся и положил оба кулака на стол.
Опершись о его полированную поверхность, с сигарой во рту и
нахмуренными бровями, он зарычал на Джона:
- Однажды вы уступили, в Раннимеде, подписав Великую Хартию
Вольностей. Это было единственным хорошим делом, которое вы совершили
за время своего правления - да и то некоторые говорили, что при этом вы
плюнули три раза через плечо. Что ж, сейчас перед вами другой
подходящий случай. Вы извинитесь перед Абдуллой, который имеет на это
полное право, или я созову специальное заседание Совета и мы определим
вашу пригодность занимать должность со-консула!
Король Джон не менее минуты свирепо смотрел на Клеменса.
- Ваши угрозы меня не пугают, - наконец произнес он. - Но
совершенно очевидно, что вы скорее втянете нашу страну в гражданскую
войну, чем начнете войну с Соул-сити. Я никак не могу понять этого
безумия. Благоразумному человеку всегда трудно понять подобное
безрассудство. Поэтому я извинюсь. А почему бы и нет? Король может
позволить себе великодушие по отношению к простолюдину. Это ничего не
будет стоить, а только возвеличит его.
С этими словами он встал и проковылял к выходу, сопровождаемый
своим телохранителем.
Десятью минутами позже Сэм услышал, как Джон остановился у
резиденции гостей и принес свои извинения. Абдулла Акмаль принял их,
хотя и остался при этом весьма хмурым. Было очевидно, что он
подчинился приказу.
Как раз перед тем, как гудки возвестили конец часового обеденного
перерыва, в комнату вошел Каубер. Он сел, не дожидаясь приглашения со
стороны Сэма. Клеменс поднял в удивлении брови, ибо подобное случилось
впервые. Было что-то необъяснимое в таком поведении. Он внимательно
посмотрел на Каубера и начал прислушиваться к каждой его интонации.
Это было поведение раба, который решил больше не быть рабом.
Каубер знал, что назначен эмиссаром в Соул-сити. Он сидел,
нагнувшись вперед, облокотившись могучими черными руками о дубовый
стол. Он говорил на эсперанто и, как большинство людей,
преимущественно в настоящем времени, используя для обозначения будущего
или прошедшего времени соответствующие наречия. Люди Каубера
переговорили с каждым из примерно трех тысяч не вызывающих сомнения
негров (была определенная неясность в классификации некоторых
доисторических племен). Треть из них была согласна, хотя и без особого
рвения, переехать в Соул-сити в обмен на нежелательных для Хэккинга
собственных граждан. В основном это были негры конца двадцатого века.
Остальные же говорили, что здесь у них есть работа, приносящая им
удовлетворение, что им нравится быть здесь на равных с белыми и что они
не хотят упустить своего шанса попасть на Пароход.
Последнее было, очевидно, решающим фактором, отметил Сэм. Не один
он мечтал о Пароходе.
Он плыл во сне перед глазами многих людей, сверкая как драгоценный
камень со светлячком внутри.
Файрбрассу и его людям предложили прийти в зал заседаний.
Файрбрасс опоздал, так как осматривал аэроплан. Он высмеивал его
причудливость, хрупкость и медлительность, но все же судя по всему
завидовал фон Рихтгофену, который будет летать на нем.
- Вам тоже непременно будет предоставлена возможность полетать на
нем, - сказал Сэм. - Если, конечно, вы пробудете здесь до тех пор?
Лицо посла стало серьезным.
- Так каково же ваше решение, джентльмены, относительно
предложения моего правительства?
Сэм взглянул на Джона, и тот жестом показал, чтобы говорил Сэм.
Очевидно, он надеялся на то, что если и возникнет какое-либо
недовольство, то оно будет направлено на Сэма.
- У нас демократия, - начал Сэм. - И мы не можем приказать своим
гражданам убираться вон, если только речь не идет о нарушении ими наших
законов. Поэтому, как я понимаю, вернее, как мы все понимаем, любой
гражданин Пароландо может по собственному желанию выехать в Соул-сити.
Я полагаю, что в основном мы договорились об этом во время нашей
последней встречи. Договориться же с каждым из наших граждан - это уже
забота вашего правительства. Что же касается принятия в нашу семью
ваших арабов, дравидов и тому подобное, мы предоставим им возможность
присоединиться к нам, если они того захотят. Однако мы оставляем за
собой право избавиться от них, если они не сработаются с нами. Куда
они пойдут после этого - это их личное дело!
- Хорошо, - кивнул Файрбрасс. - Я уверен, что Хэккинг не хочет,
чтобы кто-нибудь жил в нашем Соул-сити против своей воли, независимо от
цвета кожи.
- А как насчет поставки минералов? - спросил Сэм. - Будут ли они
прерваны на время переговоров?
- Я? ничего не могу вам сказать, - пожал плечами Файрбрасс. - Мне
нужно обговорить этот вопрос с Хэккингом. Разумеется, вы должны будете
получить последнюю оплаченную вами поставку руды, перед тем как
поднимется цена.
- Так значит, цена точно поднимется? - спросил Сэм.
- Все, что я сейчас говорю, может быть утверждено или отвергнуто
только в Соул-сити, - сказал, улыбаясь, Файрбрасс.
Затем было принято соглашение о том, что Каубер поедет в Соул-сити
в качестве посла Пароландо благодаря изменению в Конституции специально
для этого случая. Все остальное осталось пока неопределенным. У
Клеменса начало складываться впечатление, что Файрбрасс вовсе не
намерен ускорять решение этих вопросов. Даже наоборот, он хотел
оттянуть их выполнение или даже затормозить, если появится хоть
малейший намек на продвижение в их решении. Он, очевидно, хотел как
можно дольше оставаться в Пароландо, и Сэм мог только предполагать, что
основная цель посла - шпионаж. А может быть, он даже хочет вызвать
здесь беспорядки.
Позже он обсудил итоги встречи с Джоном. Король согласился с тем,
что Файрбрасс - шпион, но никак не мог понять, каким образом посол
может вызвать в стране беспорядки.
- Ему хочется, чтобы судно было построено как можно быстрее. И
чем скорее оно будет завершено, тем быстрее Хэккинг попытается его
захватить. Разве вы допускаете хоть на мгновение, что Хэккинг не хочет
заполучить корабль? Разве вам непонятно, что у нас здесь нет ни одного
соседа, который бы не хотел захватить его? Артур сделал бесплодную и
преждевременную попытку только из ненависти ко мне. Ему следовало бы
немного подождать, когда судно будет практически завершено, и тогда
вместе с Клеоменом и ольмеками бросить на нас все свои силы. А так
вышло, что и он и Клеомен убиты, а Иеясу напал на их страны, пока их
наследники враждовали между собой.
- По сообщениям наших шпионов он побеждает, - заметил Клеменс.
- Если он объединит свое государство с этими двумя, то нам
придется иметь дело с очень опасным противником.
"Таким же, как и ты, Джон Безземельный, - подумал Сэм. - Из всех
людей, за которыми мне нужно будет следить после того, как корабль
будет построен, тебе надо уделить самое пристальное внимание?"
Файрбрасс наконец объявил, что на то время, пока будут проходить
переговоры, он и его делегация открывают посольство Соул-сити в
Пароландо.
- Это хорошо, - заметил на это Сэм, - что вы остаетесь здесь. Но
у Соул-сити есть своя собственная промышленность. Мне известно, что
нашу руду используют у вас для изготовления оружия и других вещей,
каких именно, наши шпионы никак не могут выяснить.
Файрбрасс удивленно посмотрел на него и рассмеялся.
- Что ж, почему нам не быть искренними. Мне это даже нравится.
Да, нам известно, что вы имеете у нас шпионов - так же как и вам
известно, что и у нас здесь есть шпионы. Да и у кого нет своих людей в
соседних землях? Но на что вы намекаете?
- Вы самый технически грамотный человек, которым располагает
Хэккинг. Вы доктор физики. Вы заведуете мастерскими, научными
исследованиями и всем прочим, имеющим отношение к техническому
прогрессу. Так почему же Хэккинг посылает вас сюда, если вы необходимы
там?
- Я наладил работу, и все теперь идет там как по маслу. Сейчас я
практически не нужен в Соул-сити и мне стало скучно. Мне захотелось
посмотреть на ваше государство. Вот почему мы и прибыли сюда.
- Чтобы увидеть все наши достижения, вроде пистолета Марк-1,
аэроплана, вездехода с паровой пушкой?
Файрбрасс ухмыльнулся и кивнул:
- И это тоже. А почему бы и нет? Если не я, то все равно это
увидит кто-нибудь другой.
Сэм расслабился.
- Хотите сигару? Вы можете осмотреть все, что пожелаете. Мы не
делаем здесь ничего такого, что вы не смогли бы делать сами, кроме
разве, пожалуй, парового орудия. Это, между прочим, мое изобретение.
Пойдемте со мной. Я очень горжусь этим и хочу, чтобы вы сами все
увидели. Оно почти готово.
"Огненный Дракон - 1" покоился внутри поддерживающей его рамы из
бревен. Он был серебристо-серый и по форме напоминал плоскодонную
лодку, однако с каждой стороны его было по семь огромных металлических
колес с пластиковыми шинами. Под кормой были расположены два гребных
винта, защищенные экранами. В длину он был 30, в ширину - 10 и в
высоту - 12 футов. На верхней палубе были расположены три башенки. В
одной размещались водитель, капитан и радист, хотя рации в Пароландо
еще не было. Центральная башенка была выше двух других и из нее
торчало короткое тупоносое дуло, облицованное деревом. Задняя башня
предназначалась для стрелков, которые будут вооружены пистолетами
Марк-1, а возможно, и ружьями.
- Вездеход работает на древесном спирте, - начал свои пояснения
Сэм. - Давайте залезем внутрь, через боковой люк, и вы увидите, что
котел занимает почти треть его объема. И это вполне обосновано.
Они взобрались по лестнице внутрь центральной башни, освещенной
электрической лампой. Увидев ее, Файрбрасс вскрикнул. Это была первая
электролампа, которую ему довелось увидеть на этой планете. Сэм
объяснил, что она запитывается от химической батареи.
- А вот и паровая сверхпушка, - сказал он и указал на цилиндр,
торчащий из серого корпуса башни. В нижней части цилиндра была
расположена ручка, напоминавшая рукоятку пистолета и спусковой
механизм. Файрбрасс подошел, положил палец на спусковой крючок и
заглянул в отверстие над стволом. Затем он поднял снаряд пушки, а
затем положил его на место.
- Вот здесь будет кресло для оператора, - сказал Сэм. - Нажимая
на педали, он сможет вращать башню по своему усмотрению, а также
поднимать или опускать ствол пушки на целых двадцать градусов. Пар из
котла - движущая сила для пластиковых снарядов 80-го калибра. Оружие
начинает стрелять при открытом казеннике, поэтому когда тянешь за
спусковое устройство, заряда в стволе еще нет. Нажимая на спусковое
устройство, вы выдвигаете казенник, он захватывает снаряд из обоймы и
помещает его в ствол. Потом казенник закрывается. Вы слушаете меня?
Файрбрасс кивнул.
- Хорошо. Пар находится под давлением и нагрет до 400 градусов по
Фаренгейту. Затем он попадает в патронник и выталкивает снаряд. После
этого подача пара прекращается и все возвращается на свои исходные
позиции.
Файрбрасс кивнул:
- Я потрясен. Но не будет ли оружие работать более эффективно,
если его температура будет такой же, как температура сжатого пара?
Тогда на нагрев орудия будет расходоваться меньше энергии пара, а
значит, большая сила будет выталкивать снаряд. А-а, я вижу! Вы
сделали на ствол чехол, и пар идет сначала по нему, не так ли?
- Да. Это гипсовый чехол, обшитый деревом. Обратите внимание на
клапан, он позволяет орудию нагреться за несколько секунд до выстрела.
Без этого его может заклинить. А поскольку температура такая же, как у
пара, то нет опасности возгорания ствола. Пушку можно использовать как
огненный брандспойт, так как точность отдельных выстрелов невелика.
Файрбрасс вовсе не был удручен тем военным превосходством, которое
вездеход давал Пароландо. Вероятно, это было обусловлено тем, что он
намеревался построить точно такую же машину для Соул-сити, а может
быть, даже и две. В этом случае Пароландо придется строить три!
Нельзя допустить, чтобы Соул-сити перегнало Пароландо! Но
Пароландо не могло уменьшить поставки в Соул-сити, ибо Хэккинг тут же
приостановит продажу бокситов, криолита, платины и иридия.
От демонстрации своего изобретения Сэма охватило приятное
возбуждение.
Единственное решение проблемы, которая возникнет, если Соул-сити
начнет гонку вооружений - это сокрушить Соул-сити и взять добычу
минералов под свой непосредственный контроль. Но это означало бы
отсрочку строительства и угрозу двум соседним государствам - Публии и
Тифонуйо - расположенным между Пароландо и Соул-сити. Если эти два
государства объединятся, то станут внушительной силой, поскольку у них
много оружия, получаемого из Пароландо в обмен на древесину.
Сэм уже давно пришел к выводу, что такое решение ни к чему
хорошему не приведет. Но несколькими днями позже Иеясу завершил
завоевание соседних с ним стран и прислал миссию в Пароландо. Особых
требований он не предъявлял, а фактически же его предложения с одной
стороны были даже выгодны. Он говорил, что в его стране деревьев
осталось очень мало и ему хотелось бы дать им снова вырасти, однако,
если Пароландо увеличит поставки оружия, он с охотой обеспечит большое
количество древесины и экскрементов, необходимых для производства
пороха. Для этого он готов немедленно напасть на государства,
расположенные на противоположном берегу Реки, и начать там
лесоразработки!
Это означало, что Пароландо будет платить Иеясу за лес, который
тот силой отберет у соседей. Это будет дешевле и менее хлопотно для
Пароландо, которому не придется нападать, убивать и порабощать.
А у Сэма Клеменса появится еще одна мука, которая надолго лишит
его сна.
Джон Безземельный был просто в восторге от такого предложения.
- Наши предприятия по выпуску оружия работают очень
производительно, - сказал он. - Мы можем увеличить его экспорт и
должны построить целую флотилию "Огненных Драконов", чтобы мечи,
которые мы продадим, не шли ни в какое сравнение с боевой мощью нашей
техники.
- А когда же мы приступим к строительству Парохода? -
поинтересовался Сэм.
Никто не смог ответить на вопрос Сэма, но на следующий день ван
Бум, Велицкая и О'Брайен - их главные инженеры - принесли первые
черновые наброски. Они были начерчены на белых пластиковых досках
специальным магнитным карандашом. Магнитное поле на кончике карандаша
намагничивало тонкий магнитный слой на досках, оставляя на них видимый
след. Линии оставались видимыми, пока их не размагнитит обратное
магнитное поле. Таким образом, чертежи могли неоднократно
исправляться. Файрбрасс выразил желание помочь в сооружении
знаменитого судна. Такое разрешение ему было дано, хотя поначалу Джон
возражал. Сэм ответил на это, что чем большую помощь они получат, тем
быстрее будет продвигаться работа. Он никак не мог понять того, как
участие Файрбрасса в строительстве может позволить ему украсть судно.
У Сэма появились некоторые планы относительно посла, но он ничего не
сказал об этом Джону. Нужно было так увлечь посла работой, чтобы
впоследствии он принял предложение занять место на корабле.
Оборудование, необходимое для прокатки первых листов корпуса, было
почти готово. Неделю назад была сооружена дамба, и вода наполнила
водохранилище. Были изготовлены из алюминиевого провода обмотки
генераторов, которые будут вращаться водой, накопленной в искусственном
водохранилище. Если хватит материала, то через месяц будет закончено
сооружение опытного образца дельтатрона высотой не меньше
четырехэтажного здания.
Через несколько дней пятьсот приверженцев Церкви Второго Шанса
попросили убежища в Пароландо. Иеясу вышвырнул их из своего нового
государства, пригрозив применить к ним изощренные пытки, если только
они попробуют сунуться назад. Сэм не сразу узнал об этом, поскольку
был на плотине.
Они отказались уйти, когда Джон отдал приказ немедленно очистить
территорию Пароландо. Узнав об этом, Джон зловеще улыбнулся, дернул
себя за волосы и выпалил свое любимое ругательство.
В это время Сэм следил за установкой нескольких тонн динамита
внутрь плотины. Это было еще одним из его козырей, которые следовало
бы вытащить только в случае крайней необходимости. Использовать это
средство было бы самоубийством и могло быть оправдано только в том
случае, если нашествие противника окажется удачным.
Фон Рихтгофен, раскрасневшийся и запыхавшийся после подъема,
рассказал Клеменсу о прибытии церковников и об их отказе уйти. Он и
словом не обмолвился о поведении Джона.
Сэм сказал Лотарю, чтобы тот передал изгоям, что он только вечером
спустится с плотины. Пусть они его ждут, но не удаляются дальше чем на
двадцать ярдов от чашного камня, к которому они причалили. Какое-то
мгновение Клеменс размышлял о том, а не приказать ли им убраться тот же
час и не велеть ли солдатам, чтобы те слегка подтолкнули их широкой
поверхностью мечей в случае сопротивления. Ему было жарко, он был весь
покрыт потом и цементной пылью и ощущал сейчас какую-то особую
ненависть к церковникам. Благословением этой планеты было отсутствие
мух и комаров, но люди, в данном случае церковники, пытались изо всех
сил заполнить эту брешь.
Грохот бетономешалок, крики мастеров и скрежет лопат и ручных
тачек не позволили Сэму услышать выстрелы, раздавшиеся через полчаса
после посещения Рихтгофена. Он ничего не знал о том, что произошло на
берегу Реки, пока к нему снова не прибежал Лотарь.
У Клеменса возникло такое ощущение, будто все его суставы
сломались и он рухнул в грязную яму. Джон испытал новые пистолеты на
святошах. Сотня Марков-1 с кремневыми затворами за три минуты лишила
жизни почти пятьсот мужчин и женщин. Джон лично перезаряжал оружие и
стрелял более десятка раз, использовав несколько последних пуль для
того, чтобы прикончить раненых.
Около тридцати наиболее красивых женщин были схвачены и уведены во
дворец Джона.
Задолго до того, как он достиг берега Реки, Клеменс увидел толпу,
собравшуюся вокруг чашного камня. Он пропустил вперед немца, чтобы тот
расчистил ему дорогу. Толпа расступалась перед ним, как Красное Море
перед Моисеем, подумал Сэм, но настоящее Красное Море предстало перед
ним, когда он прошел сквозь толпу. Тела были набросаны одно на другое,
покрыты кровью и клочьями оторванной плоти, их кости были раздроблены
пулями крупного калибра. За свои девяносто семь лет жизни Сэм так и не
привык к гробовой тишине. Казалось, она висела над трупами как
невидимое и холодное облако. Рты, которые уже никогда не будут
произносить слова, мозги, которые больше уже ничего не будут думать?
И то, что завтра эти люди со свежими и здоровыми телами вернутся к
жизни где-то в других местах на берегах Реки, не приносило никакого
утешения. Потрясение от вида смерти нельзя ослабить никаким
умствованием.
Джон находился здесь же и отдавал распоряжения о переноске тел в
мыловаренные и кожевенные цеха. Увидев Сэма, он ухмыльнулся, как
нашкодивший мальчишка, которого поймали за ухо, когда он тащил за хвост
кошку.
- Ведь это же настоящая бойня! - вскричал Сэм. - Как вы
допустили такую резню? Неоправданная и непростительная резня! Для нее
не было никаких причин, кровожадный зверь!!! Вы были им всегда, подлая
собака, таким и останетесь! Свинья! Свинья! Свинья!
Ухмылка сошла с лица Джона, и он сделал шаг назад, увидев, что
Сэм, сжав кулаки, направился к нему. Могучий Закскромб, подняв в руке
огромную палицу со стальными шипами на конце, двинулся навстречу
Клеменсу.
- Не сметь! - закричал Лотарь фон Рихтгофен. - Не трогайте его
или я позову Джо! Я пристрелю каждого, кто приблизится к Сэму.
Сэм оглянулся. Лотарь держал в руке пистолет, дуло которого было
направлено на Джона.
Он посмотрел на короля и увидел, что его смуглое лицо побледнело,
глаза округлились. Даже голубой цвет глаз, казалось, потускнел. Позже
Клеменс жалел, что он не велел Рихтгофену стрелять. Хотя пистолетчики
и были людьми Джона, возможно, они не решились бы стрелять, если бы их
начальник был убит первым же выстрелом, поскольку сейчас они были
окружены вооруженными людьми, большинство из которых недолюбливали
Джона, и почти все были потрясены учиненной им бойней. Но даже если бы
они и решились, то Сэм и остальные могли бы в момент залпа броситься на
землю и пули бы просвистели мимо. А после этого, кто знает, что могло
бы произойти после этого?
Но теперь было уже бесполезно фантазировать! Этот приказ он так и
не отдал!
Тем не менее, Сэму надо было что-то предпринять. Если он
допустит, чтобы Джону это сошло с рук, то он может потерять уважение
людей, да и сам перестанет уважать себя. После такого ему оставалось
бы только одно - сложить с себя полномочия со-консула, а это означало,
что он потеряет Пароход!
Он слегка повернул голову, но так, чтобы не терять из виду Джона,
и увидел бледное лицо и большие темные глаза Ливи. Вид у нее был такой,
будто ее вот-вот стошнит. Он сделал вид, что не обратил на нее
внимания, и позвал Сирано де Бержерака, который стоял в первом ряду
окружавшей их толпы, держа в руке длинную шпагу.
- Капитан де Бержерак! - Сэм указал на Джона. - Арестуйте
со-консула!
В руке у Джона был пистолет, но он не поднял дуло.
- Я протестую! - вскричал англичанин. - Я велел им немедленно
уйти, но они отказались. Я предупредил их, но они продолжали
упорствовать. И только после этого я приказал стрелять. И к чему весь
этот шум - завтра они все равно оживут!
Сирано торжественно подошел к Джону, остановился, отдал честь и
произнес:
- Ваше оружие, сэр!
Закскромб взревел и поднял утыканную шипами палицу.
- Не нужно, Зак, - махнул рукой Джон Безземельный. - Согласно
Хартии один консул имеет полное право арестовать другого, если считает,
что тот действует в нарушение Хартии. Но я недолго пробуду под
арестом.
Он вручил Сирано свой пистолет, рукояткой вперед, затем отстегнул
пояс и передал его французу. На поясе были ножны с длинным кинжалом и
коротким мечом.
- Я вернусь в свой дворец, пока вы и Совет будете решать мою
судьбу, - сказал он. - В соответствии с Хартией вы обязаны собраться в
течение часа после ареста и вынести решение через два часа, если только
этому не помешают какие-либо чрезвычайные обстоятельства, связанные с
безопасностью государства.
Он пошел прочь, и Сирано двинулся сразу же за ним. Люди Джона
какое-то мгновение колебались, а затем после громоподобного приказа
Закскромба последовали за своим хозяином. Сэм, глядя, как они уходят,
удивился, что не было особого сопротивления, и ему пришло в голову, что
Джон четко понял, что Сэм вынужден так поступить, чтобы не потерять
свое лицо. И Джон прекрасно понимал, что Сэм постарается избежать
принятия решения, которое могло бы привести к гражданской войне, но в
то же время он примет его, если возникнет угроза Пароходу.
Поэтому Джон решил не мешать Сэму. Ему не хотелось раскрывать
карты. Во всяком случае сейчас. Он уже удовлетворил свою
кровожадность. А когда советники соберутся, они выяснят, что Джон
действовал в рамках закона, в соответствии со своими полномочиями.
Хотя и не имел на это морального права. Но тогда его сторонники начнут
пылко оправдывать его действия и с точки зрения морали. Ведь в конце
концов, все мертвые завтра воскреснут, а урок, который он преподал
Церкви Второго Шанса, в высшей степени полезен для государства. Теперь
церковники долго будут обходить Пароландо стороной. И конечно же, Сэм
Клеменс вынужден будет признать, что их присутствие в стране крайне
нежелательно. Если эти святоши будут продолжать обращать в свою веру
граждан Пароландо, Пароход так никогда и не будет построен. Более
того, другие государства, в меньшей степени ослабленные тлетворным
влиянием философии Церкви Второго Шанса, начнут нападать на Пароландо.
И он, Сэм Клеменс, на это ответит, что в следующий раз сторонники
Джона оправдают и пытки. В них нет ничего плохого. Ведь мучения
длятся только до тех пор, пока человек жив, а любые телесные
повреждения легко можно исцелить простым умерщвлением жертвы. Затем
будет оправдано изнасилование, ибо в конечном счете женщине не нужно
бояться, что она забеременеет или подхватит какую-нибудь заразу. А
если она будет после этой процедуры мучиться, то лучше ее убить, ведь
на следующее утро она снова станет целой и невредимой. Что же касается
связанных с этим душевных мучений, то от них легко избавиться с помощью
небольшой дозы наркотической резинки.
Нет, скажет Сэм, дело не в самом убийстве, как в таковом, а в
правах. Если убивают человека, то его тем самым перемещают вопреки его
желанию в такое удаленное место, откуда ему не вернуться пешком и за
тысячу лет. Его удаляют от его любви, от его друзей, от его родного
дома. Насилие есть насилие, и оно всегда было?
Надо быть начеку.
- Сэм! - раздался хорошо знакомый ему голос.
Он обернулся. Ливи была все еще бледна, но ее глаза приобрели
спокойное выражение.
- Сэм! А как же женщины, которых он увел?
- О мой Бог! - воскликнул Клеменс, стукнув себя ладонью по лбу.
- Идемте, Лотарь!
Увидев поблизости Джо Миллера, он помахал ему рукой, а Лотарь
приказал следовать за ними только что подошедшей сотне лучников.
Возле огромного бревенчатого дома Сэм замедлил шаг. Судя по
всему, Джон думал, что его со-консул забыл о насильно уведенных
женщинах. Но, наверняка, он не сомневался в том, что очень скоро Сэм
вспомнит об этом. Клеменс был уверен, что Джон в душе был готов
подчиниться Сэму в вопросе о бойне, поскольку по букве закона он
действовал в рамках своих прав. Но возвращение женщин - слишком
большой удар для англичанина. Его подлый характер может выйти из под
контроля, и тогда в Пароландо вспыхнет гражданская война.
Когда Сэм увидел примерно тридцать женщин, выходящих из открытых
ворот, он понял, что Джон решил исправить свою ошибку. Однако его все
равно можно было обвинить в похищении, в преступлении гораздо более
серьезном, чем убийство, в этом вывернутом наизнанку мире. Но если
женщинам не было причинено вреда, то подобное обвинение будет трудно
выдвинуть.
Он остановился, и ему показалось, что и сердце его сейчас
остановится. Среди женщин была Гвенафра!
Лотарь побежал к ней, выкрикивая ее имя. Она бросилась к нему
навстречу, вытянув руки, и они обнялись.
После минуты страстных объятий и лобзаний она отпрянула от Лотаря
и подошла к Сэму. Он мысленно обругал себя, так как поблизости не было
кого-либо другого, на ком можно было бы выместить злость. Если бы он
дал ей понять, что желает ее, когда она всем своим видом показывала
ему, что он может обладать ею, то она, возможно, не приняла бы
ухаживаний фон Рихтгофена. Почему же он не взял ее? Почему он никак не
может отвязаться от мысли о том, что Ливи в конце концов вернется к
нему? В том же случае, если он возьмет себе другую женщину, Ливи
настолько этим оскорбится, что больше никогда не захочет иметь с ним
ничего общего.
Его рассуждения были нелогичны. Но что бы ни заявляли философы,
главная польза от логики - оправдание эмоций.
Гвенафра поцеловала его, и ее слезы капнули ему на обнаженную
грудь. Затем она отпрянула от него и вернулась к Лотарю, оставив Сэма
Клеменса решать задачу Джона Безземельного.
Он прошел в ворота. За ним тяжело шествовал Джо Миллер. Через
мгновение к ним присоединился и фон Рихтгофен. Он чертыхался и
бормотал по-немецки:
- Я убью его!
Сэм остановился.
- Уходите отсюда сейчас же! Я и сам достаточно разъярен, но еще
могу владеть собой. Вы находитесь в логове льва, не забывайте этого!
И если вы сейчас что-нибудь попытаетесь предпринять, он тут же прикажет
убить вас, а потом заявит, что это было сделано в целях самообороны.
Поймите, что он только этого и ждет. Возможно, он и затеял все это для
того, чтобы организовать наше убийство.
- Но вы взяли с собой лишь Джо! - удивился немец.
- Я бы не сказал, что этого мало. Но если бы вы не были так
заняты лобзанием с Гвенафрой, то, наверное, услышали бы мой приказ
войскам начать штурм дворца и убить всех, кто там находится, если я не
вернусь через пятнадцать минут.
Лотарь удивленно посмотрел на Клеменса.
- Вы определенно стали гораздо агрессивнее.
- Чем больше у меня неприятностей и чем дальше отодвигается
постройка Парохода, тем решительнее я становлюсь, - кивнул Сэм.
Сэм не мог объяснить немцу, что он перенес на Джона весь свой гнев
по поводу его связи с Гвенафрой, который и без того был столь велик,
что будь на этой планете хоть немного справедливости, Джону давно бы
уже надо было уползти, поджав хвост.
Он прошел внутрь самого большого дома за изгородью из высоких
сосновых столбов и проскользнул мимо Шарки. Головорез попытался было
преградить ему дорогу, но у Сэма за спиной раздался пещерный рев,
исходивший от огромной волосатой фигуры Джо. Шарки тихо выругался и
допустил оплошность, не сумев вовремя увернуться. Огромная с рыжими
волосами нога откинула громилу весом в 280 фунтов, будто куклу.
- Я когда-нибудь прибью тебя! - прорычал Шарки по-английски.
Джо медленно повернул голову, будто это была башня броненосца, а
ее орудием - огромный хобот его носа.
- Да? И ш какой армией ты шобираешься это шделать?
- Джо, ты стал слишком часто огрызаться по пустякам, - пробормотал
Сэм. - И в этом, несомненно, чувствуется мое влияние.
- Я не такой уж и тупой, как шчитает меня большинштво людей, -
сказал Джо.
Приступ гнева Сэма перешел в тихую ярость. Даже с таким
телохранителем, как Джо, он не мог чувствовать себя в полной
безопасности, но Сэм был уверен, что Джон не пойдет сейчас на конфликт
с ним, так как, наверняка, он хочет завладеть кораблем.
Король сидел за большим круглым дубовым столом вместе с дюжиной
своих молодчиков. У всех в руках были глиняные кружки. Здоровенный
Зак стоял у него за спиной. Вся комната провоняла табаком и алкоголем.
Глаза Джона были красными, правда, они у него всегда были такими. Свет
еле пробивался в окна, так как прямые солнечные лучи не проходили
сквозь сосновый частокол. Горело несколько факелов.
Сэм остановился, вынул сигару из коробочки в сумке, привязанной к
поясу, и начал раскуривать ее. Его руки тряслись. Это раздражало его,
и его гнев на Джона усилился.
- Прекрасно, Ваше Величество, - сказал он. - Вы не имели никакого
права забирать этих чужих женщин ради удовлетворения своих низменных
потребностей! Но забрать Гвенафру!? Она - гражданин нашего
государства! Вы по сути дела засунули свою шею в петлю, Джон, и я
сейчас выражаюсь отнюдь не фигурально!
Джон налил себе виски в пивную кружку и аккуратно поставил бутыль
на стол. Затем он произнес кротким голосом:
- Я взял этих женщин к себе во дворец ради их же безопасности.
Толпа была агрессивно настроена по отношению к ним. Они хотели их
растерзать. А Гвенафру взяли по ошибке. Я лично выясню, кто виноват в
этом, и накажу.
- Джон, - пожал плечами Клеменс. - Мне, конечно, следовало бы
отвергнуть эти ваши голословные утверждения по поводу вашего неведения.
Они ни на чем не основаны, но я вынужден отступить.. Рядом с таким
бесстыдным лжецом, как вы, покраснел бы и сам дьявол. Вы - отец лжи,
гроссмейстер обмана, всегда были, есть и будете. Абсолютное отсутствие
стыда является отличительным признаком величайшего из лжецов, все
остальные лжецы на вашем фоне настолько же безобидны, как Дед Мороз на
елке.
Лицо Джона побагровело. Закскромб шевельнулся и приподнял свою
дубину. Джо зарычал.
Джон глубоко вздохнул и, улыбаясь, сказал:
- Вы расстроились, увидев так много крови, мой друг. Скоро вы
придете в себя. Вы не можете опровергнуть ничего из того, что только
что я сказал, не так ли? Между прочим, вы уже объявили о заседании
Совета? Ведь вам известно, что закон этой страны требует этого?
Самым ужасным было то, что Джону сойдет это с рук. Все, включая и
его приспешников, знают, что он лжет. Но с этим ничего нельзя
поделать, кроме того разве, что начать гражданскую войну. А это
означало, что остальные волки - Иеясу, Хэккинг и, возможно, даже
предполагаемые нейтралы: Красс, Черский, Тай Фанг и дикари с
противоположного берега Реки - нападут на Пароландо.
Сэм презрительно фыркнул и вышел вон. Через два часа все, чего он
ожидал, стало реальностью. Советники проголосовали за официальное
порицание Джона за то, что он неправильно оценил положение и действовал
поспешно. Ему было указано, что в следующий раз он должен будет
предварительно посовещаться со своим со-консулом.
Без сомнения англичанин будет оглушительно хохотать, когда ему
огласят это решение. Наверняка, он потребует еще виски, табака,
марихуаны и женщин, чтобы отпраздновать победу.
Однако эта победа не была полной. Все жители Пароландо видели,
что Сэм не побоялся выступить против Джона, ворвался в его дворец всего
лишь с одним помощником, освободил женщин и в присутствии его
сторонников оскорбил Джона. И король знал это. Триумф его держался на
шатких подпорках.
Сэм попросил Совет изгнать из Пароландо всех последователей Церкви
Второго Шанса ради их же собственной безопасности. Однако несколько
советников указали ему, что это противозаконно, для этого придется
изменить Хартию. Кроме того, вряд ли Джон предпримет что-либо против
них после полученного предупреждения.
Все понимали, почему Сэм хочет воспользоваться случаем, чтобы
выдворить из страны этих проповедников. Но в Совете было несколько
упрямцев. Возможно, они были рассержены тем, что не удалось наказать
Джона, а здесь они могли, по крайней мере, настоять на своем.
Сэм готов был поспорить, что уцелевшие после побоища сами захотят
немедленно покинуть страну. Но к его удивлению церковники настаивали
на том, чтобы им разрешили остаться. Учиненная бойня еще больше
убедила их, что их присутствие в Пароландо крайне необходимо. Геринг
начал строить для них хижины. Сэм отдал распоряжение прекратить это
строительство. Пароландо и так уже испытывало острую нехватку
древесины. Геринг в ответ просил передать, что он и его товарищи
сойдут к Реке и будут спать под чашными камнями. Сэм выругался и
выпустил дым прямо в лицо посланнику церковников, а затем добавил, что
он очень жалеет о том, что на этой планете не болеют воспалением
легких. Впоследствии ему стало стыдно за себя, но он не отступил. Он
не собирался ограничивать топливо ради того, чтобы люди, присутствие
которых здесь было крайне нежелательно, могли спать под крышей.
Он и так уже был достаточно расстроен в этот день, когда вечером
пришло два донесения, после которых ему показалось, что земля
разверзлась под его ногами. В одном говорилось, что по пути в
Пароландо ночью со своей лодки исчез Одиссей. Никто не знал, что с ним
случилось. Он просто пропал. Другое сообщало, что Вильям Гревел,
человек, который шпионил за Джоном, найден у подножия гор с
проломленным черепом.
Каким-то образом Джон разоблачил его и убрал. Сэм был уверен, что
англичанин будет долго хохотать над тем, что он, Сэм, не сможет не
только доказать его причастность к этому убийству, но и признаться в
том, что Гревел работал на него.
Клеменс позвал к себе Рихтгофена, де Бержерака и еще некоторых,
кому мог доверять. Конечно, у него была определенная враждебность в
отношениях с Сирано из-за Ливи, но де Бержерак предпочитал Клеменса
Джону, с которым он не раз обменивался крепкими словечками.
- Возможно, исчезновение Одиссея - случайность, - сказал Сэм, - но
прибавившаяся к этому смерть Гревела заставила меня задуматься над тем,
а не удар ли это Джона, который хочет лишить меня настоящих друзей.
Возможно, он планирует избавиться от вас поодиночке, не бросая при этом
тень на себя. Он очень хитер. Возможно, теперь некоторое время он
ничего не предпримет. Однако от Одиссея избавились в таком месте, где
расследование, вероятнее всего, ничего не даст. И я не могу также
обвинить Джона в убийстве Гревела, не признав, что тот шпионил за ним.
Поэтому будьте очень внимательны в ситуациях, когда вероятен несчастный
случай. И будьте осторожны, когда остаетесь одни.
- Черт побери! - взорвался де Бержерак. - Если бы не этот
пресловутый закон, запрещающий дуэли, я бы вызвал Джона на поединок и
покончил бы с ним. А автор этого закона вы, сеньор Клеменс!
- Я вырос в стране, где дуэли были широко распространены, -
произнес Сэм. - И сама идея вызывает у меня отвращение. Если бы вы
только видели трагедии? Я полагаю, что вы их, конечно же, видели, но
это, кажется, не повлияло на вас. А кроме того, вы думаете, Джон
допустит, чтобы вы вызвали его на дуэль? Нет, могу побиться об заклад,
вы просто исчезнете или с вами произойдет несчастный случай.
- Почему же нешчаштный шлучай не может проижойти ш Джоном? -
вставил Джо Миллер.
- А как пройти через живую стену его телохранителей? -
поинтересовался Клеменс. - Нет, если с Джоном и случится несчастный
случай, то это будет действительно несчастный случай.
Он отпустил всех, кроме де Бержерака и Джо Миллера; впрочем, Джо и
так никогда не оставлял Сэма, если только не был болен или если Сэму не
нужно было уединиться.
- Незнакомец сказал, что он выбрал двенадцать человек для
финального штурма Туманной Башни, - начал Клеменс. - Это Джо, вы,
Ричард Френсис Бартон, Одиссей, я, итого: пятеро. Никто из нас не
знает, кто остальные семь. Теперь Одиссей исчез и Бог знает, увидим ли
мы его снова. Незнакомец намекнул, что все двенадцать человек должны
собраться на Пароходе по пути к полюсу. Но если Одиссей будет
воскрешен где-то к югу, ниже по Реке, так далеко, что не успеет
вернуться к окончанию строительства судна, значит, ему не повезло.
Сирано пожал плечами и потер свой длинный нос.
- Зачем попусту беспокоиться? Или это в вашей натуре? Из всего,
что нам известно, нельзя сказать, что Одиссей погиб. Возможно, его
посетил этот ваш Таинственный Незнакомец, который, кстати, по
утверждениям самого Одиссея - женщина и поэтому его посетитель не тот,
кого встретили вы и я. Простите, я отклонился от темы. Как я уже
сказал, возможно, Одиссей был неожиданно куда-то отозван этим
Незнакомцем, и мы только со временем сможем выяснить, что же произошло
на самом деле. Пусть этот призрачный ангел, или демон, сам позаботится
обо всем. Мы должны сейчас сосредоточить все наши усилия на постройке
этого сказочного корабля и пронзать клинком каждого, кто окажется у нас
на пути.
- В этом ешть шмышл, - кивнул Джо. - Ешли бы у Шэма отраштал хотя
бы один волош каждый раж, когда его что-то тревожит, то он был бы похож
на дикобража.
- Устами младенца? и бесхвостой обезьяны глаголет? - сказал
Клеменс. - Что ж, если все пойдет хорошо, а пока что нам в этом
отношении не очень-то везло, то мы начнем клепать металлические листы
обшивки корпуса через тридцать дней. Это будет самый счастливый день в
моей жизни, кроме, конечно, того дня, когда мы спустим корабль на воду.
Я буду даже счастливее, чем в то день, когда Ливи приняла мое?
Он мог бы и раньше прекратить свое словоизлияние, но ему хотелось
хоть немного досадить Сирано. Француз, однако, не обратил на это
никакого внимания. И почему он должен был обращать внимание на
болтовню Сэма? Ведь Ливи принадлежала сейчас только ему. И говорила
ему "да" всякий раз?
- Что касается меня, то вся эта затея не вызывает у меня
особенного восторга, - сказал де Бержерак. - Ибо я мирный человек.
Мне хотелось бы иметь достаточно досуга, чтобы предаваться радостям
жизни, покончить со всеми войнами, но если без кровопролития все-таки
не обойтись, то пусть оно будет между джентльменами, которые хорошо
владеют шпагой. Однако мы не можем без помех соорудить корабль, потому
что те, у кого нет железа, жаждут его и не остановятся ни перед чем,
пока не получат его. Поэтому я считаю, что Джон Безземельный в одном
все-таки прав. Вероятно, нам следует провести тотальную войну, как
только у нас будет достаточно оружия. Тогда мы смогли бы очистить
берега Реки от любых потенциальных очагов сопротивления на 30 миль с
каждой стороны от Пароландо. И тогда у нас будет неограниченный доступ
к древесине, бокситам, платине?
- Но если сделать так, - тут же перебил его Сэм, - если убить всех
жителей, то на следующий день ваши страны опять будут заполнены людьми.
Вы же знаете, как действует механизм Воскрешения. Посмотрите только,
как быстро была заселена эта местность после того, как метеорит убил
здесь всех прежних жителей.
Сирано поднял длинный и грязный палец. Сэм понял, что Ливи
постепенно проигрывает битву за чистоту.
- Но эти люди будут неорганизованы, - произнес он. - А мы - тут
как тут, организуем их, примем их гражданами расширившего свои владения
государства Пароландо. Мы даже можем допустить их к жеребьевке при
наборе в команду. Если смотреть с перспективой, то было бы лучше
приостановить сейчас сооружение корабля и сделать так, как я предлагаю.
"И я пошлю тебя в первых рядах", - подумал Сэм.
- А я думаю иначе, - покачал головой Клеменс. - С одной стороны,
наши граждане будут драться как дьяволы, чтобы защитить себя, поскольку
все они связывают свои надежды с кораблем. Но с другой стороны, они
вряд ли будут в восторге от завоевательной войны, особенно, когда
поймут, что участие новых жителей в жеребьевке существенно уменьшит их
собственные шансы. Кроме того, это несправедливо.
Де Бержерак встал и положил руку на эфес шпаги.
- Вероятно, вы правы. Но тот день, когда вы заключили соглашение
с Джоном Безземельным, убив ради этого Эрика, стал днем спуска вашего
корабля в море крови, жестокости и предательства. Нет, я не упрекаю
вас. То, что вы совершили, было неизбежным - раз вы задались целью
построить корабль. Но вы не сможете, начав таким образом, в дальнейшем
избегать подобных, или даже более жестоких, действий. Не сможете, если
вам нужен корабль. А пока, спокойной ночи.
Он поклонился и вышел. Сэм выпустил дым от сигары, а затем со
злостью сказал:
- Терпеть не могу этого человека! Но он говорит сущую правду!
Джо поднялся и пол заскрипел под его ногами - как-никак 800
фунтов!
- Я иду шпать. У меня болит голова от ваших ражговоров и ломит в
пояшнице. Либо вы шделаете это, либо нет. Это ведь так прошто.
- Ешли бы мой можг был у меня в жаднице, - передразнил друга Сэм,
- я бы повторил бы то же шамое! Джо, я тебя люблю. Ты прекрасен! Мир
для тебя такой простой! Трудности клонят тебя ко сну и ты
отправляешься спать! А вот я?
- Шпокойной ночи, Шэм! - сказал Джо и прошел в свою пристройку.
Сэм удостоверился, что все засовы на месте и что охрана, расставленная
вокруг дома, бодрствует, и отправился спать.
Ему приснился Эрик Кровавый Топор, который гонялся за ним по
палубам и трюму Парохода. Проснулся он от собственных воплей. Джо
склонился над ним, тряся за плечо. Дождь барабанил по крыше и где-то в
горах грохотал гром.
Джо остался посидеть с Сэмом, приготовил кофе. Он положил ложку
сухих кристаллов в холодную воду, и кофейные кристаллы за 3 секунды
нагрели напиток. Они пили кофе, Сэм курил сигару и говорил о тех днях,
когда они вдвоем плыли вместе с викингами вниз по Реке в поисках
железа.
- Во вшяком шлучае нам тогда было гораждо вешелее, - сказал Джо.
- Теперь нам приходитшя работать до шедьмого пота и дрожать жа швою
шкуру - очень многие не прочь шодрать ее ш наш. Да тут еще появилашь
твоя жена ш этим длинноношим Ширано.
Сэм расхохотался и произнес:
- Спасибо, ты впервые рассмешил меня за последние несколько дней,
Джо. Так значит, длинноносым? Ну и ну!
- Иногда я шлишком непонятен для тебя, Шэм, - обиженно сказал
титантроп. Он встал из-за стола и пошел к себе в комнату.
После этого они немного поспали. Сэм всегда любил поваляться в
постели, даже если он высыпался за ночь. Теперь же каждую ночь он спал
не более пяти часов, хотя иногда ему удавалось немного вздремнуть и
днем. Ему казалось, что с ним рядом постоянно находится кто-то, кому
надо что-то объяснять или отвечать на какие-нибудь вопросы. Его
главные инженеры очень часто спорили между собой по любому пустяку, и
это очень беспокоило Сэма. Проектирование всегда казалось ему простым
делом: перед вами стоит задача и вы решаете ее наилучшим образом. Но
ван Бум, Велицкая и О'Брайен, казалось, жили в мирах, которые почти не
пересекались друг с другом. В конце концов, чтобы зря не нервничать и
не тратить на решение очередного спора целые часы, он предоставил право
окончательного решения ван Буму. Они не должны были ничем его
беспокоить до тех пор, пока не требовалось его специальное разрешение.
И тем не менее, находилось огромное количество вопросов, которые,
как он всегда считал, относились к чисто инженерным проблемам,
требовавших его разрешения.
Иеясу завоевал не только территорию бушменов и готентотов на
противоположном от себя берегу Реки, но и еще 9 миль территории
ольмеков. Затем он отправил флотилию кораблей вниз по течению, где на
протяжении трех миль сразу же за ольмеками жили индейцы семнадцатого
века, и завоевал и ее, вырезав половину жителей. После этого он начал
требовать с Пароландо более высокую цену за свою древесину. Кроме
того, он захотел иметь точно такой же вездеход, как "Огненный Дракон".
К этому времени второй "Дракон" был уже почти построен. Кроме
того, пятьсот негров из Пароландо были обменены на равное количество
дравидов. Сэм упорно отказывался от арабов и требовал, чтобы, по
крайней мере сначала, шли обитатели Южной Индии. Хэккингу это явно не
нравилось, но в соглашении ничего не говорилось о том, какой группе
нужно отдавать приоритет.
Хэккинг, прослышав от своих шпионов о требованиях Иеясу, направил
в Пароландо послание. Он также потребовал себе один "Дракон" и обещал
в обмен на него огромное количество минералов.
Публий Красс и Тай Фанг заключили союз, чтобы овладеть местностью
на противоположном берегу. Она была заселена случайными людьми
Каменного Века из разных мест и простиралась на 14 миль. Имея стальное
оружие и большое число воинов, захватчики убили половину людей,
остальных поработили. Публий Красс от своего имени и от имени своего
друга Фанга также повысил цену на лес. Но она была ниже, чем у Иеясу.
Шпионы доносили, что Черский, который правил полосой берега в 14
миль севернее Пароландо, посетил Соул-сити. О том, что там
происходило, можно было только догадываться, так как Хэккинг так хорошо
организовал службу безопасности, что, казалось, она была эффективной на
все сто процентов. Сэм внедрил к Хэккингу восемь негров, и у него были
сведения, что Джон заслал не менее дюжины. Однако, головы всех их были
разбросаны с лодок поздно ночью, в тумане, вдоль берега Реки.
В один из вечеров ван Бум довольно поздно зашел к Сэму и
рассказал, что Файрбрасс стал осторожно подбирать к нему ключи.
- Он предложил мне должность главного инженера корабля.
- Он вам предложил? - От удивления Сэм чуть не выронил изо рта
сигару.
- Да! Он был немногословен, но я понял ход его мыслей. Граждане
Соул-сити хотят захватить Пароход, как только его постройка завершится,
и я стану его главным инженером.
- И что же вы ответили на это шикарное предложение? Ведь вы в
любом случае ничего не теряете!
- Я сказал ему, чтобы он не шел в обход, а подошел к вам и все
рассказал сам. Он ухмыльнулся и, конечно же, не последовал моему
совету. Я сказал ему, что я не приносил вам никакой присяги, а просто
принял предложение, расценив его как очень хорошее. Я также ответил,
что не собираюсь вас предавать и даже, если Соул-сити нападет на
Пароландо, я буду не щадя своей жизни защищать его.
- Прекрасно! Превосходно! - воскликнул Сэм. - Вот, выпейте-ка
виски! И возьмите сигару! Я горжусь вами и горжусь собой, тем, что у
меня есть такие преданные люди! Но я хочу? я хочу?
Ван Бум поднял взор.
- Что?
- Я хочу, чтобы вы немного поводили его за нос. Мы бы могли
многое выяснить через вас.
Ван Бум поставил чашку и встал. Его красивое лицо исказила
гримаса гнева.
- Я не грязный шпион!!!
- Вернитесь! - крикнул ему вслед Клеменс, но инженер не обратил
на этот окрик никакого внимания. Сэм на минуту обхватил голову руками,
а затем взял чашку ван Бума. Никто не сможет сказать, что Сэмюель
Ленгхорн Клеменс выбрасывает доброе виски. Или даже плохое. Хотя чаши
всегда поставляли только отличное.
Сэма раздражало отсутствие реализма в этом человеке. И в то же
самое время он ощутил к нему теплое чувство. Очень приятно узнать, что
еще существуют неподкупные люди. Во всяком случае, за ван Бума он мог
быть спокоен.
Проснувшись посреди ночи, он все же задумался над тем, что таки он
не зря беспокоился. Что, если ван Бум вовсе не такой честный, как
говорит? Что, если умница Файрбрасс подговорил его пойти к Клеменсу с
этим рассказом? Как лучше всего усыпить чью-либо бдительность? Но в
этом случае для Файрбрасса было бы желательнее, если бы ван Бум
притворился перед Сэмом, что он согласен водить за нос Файрбрасса?
- Я начинаю рассуждать, как король Джон! - сказал Сэм.
В конце концов он решил, что должен доверять инженеру. Он был
временами замкнутым, немного чудаковатым, что в общем-то можно было
ожидать от инженера, но морально он был устойчив, как ископаемые
динозавры на своих четырех огромных лапах.
Работы по сооружению Парохода не прекращались ни днем, ни ночью.
Завершилась обшивка корпуса и установка траверзов. Были изготовлены
дельтатрон и огромные электрические двигатели. Заканчивались работы по
строительству подъездных путей и кранов, с помощью которых Пароход
будет оттранспортирован к воде. Эти краны представляли из себя
огромные сооружения на мощных рельсах и приводились в движение
электроэнергией, получаемой от опытного образца дельтатрона. Для того,
чтобы взглянуть на эти неслыханные работы, люди стекались в Пароландо
на лодках, каноэ, катамаранах и галерах из местностей, отстоящих порой
за тысячи миль.
Сэм и король Джон пришли к соглашению, что такое огромное
количество шныряющих людей может затормозить ход работ и облегчит
работу шпионам.
- Кроме того, у многих возникает искушение что-нибудь украсть, и
мы не хотим нести ответственность за это искушение. У нас и так забот
хватает, - сказал Сэм.
Джон не улыбнулся. Он подписал приказ, изгонявший всех
чужеземцев, кроме послов и гонцов, тем самым запрещая допуск чужих
людей на территорию Пароландо. Но это вовсе не мешало зевакам глазеть
на Пароландо с лодок. К этому времени возведение земляной насыпи и
каменной стены вдоль берега было закончено. Однако в стене были ворота
для лодок, привозивших древесину, руду и кремень. Через эти ворота
любопытные и подсматривали. Кроме того, поскольку местность ближе к
холмам поднималась, туристы могли видеть многочисленные цеха и
подъемные краны, а огромное здание судоверфи было видно в радиусе
нескольких миль.
Через некоторое время туристы перестали появляться. Очень многие
из них были схвачены по дороге чашными рабовладельцами. Прошел слух,
что в этой части Реки стало очень опасно путешествовать.
Прошло шесть месяцев. Запасы древесины совершенно иссякли.
Бамбук отрастал до максимальной высоты за 3-6 недель. Деревьям для
достижения зрелости требовалось шесть месяцев. Во всех государствах на
расстоянии почти пятидесяти миль от Пароландо дерева теперь едва
хватало для покрытия своих собственных нужд.
Представители Пароландо заключили договоры с более отдаленными
государствами, обменивая железную руду и оружие на древесину. Запасы
железа были огромны, и Сэма не беспокоило то, что они скоро могут
истощиться. Но добыча руды требовала огромного количества людей и
материалов. В результате вся центральная часть Пароландо была
разворочена, как после жестокого артиллерийского обстрела. И чем
больше дерева ввозилось, тем большее количество людей и материалов
отвлекалось от постройки судна на изготовление оружия для обмена.
Более того, увеличение объема перевозок вызвало еще большую потребность
в лесе для строительства грузовых судов. И все большее число людей
нужно было обучать и отправлять в качестве матросов и стражников на
парусные флотилии, перевозившие лес и руду. Дело дошло до того, что
приходилось арендовать суда у соседних государств и в уплату за это
шли, как всегда, железо-никелевая руда и готовое оружие.
Сэму хотелось быть на судоверфи от зари до зари, так как ему
доставляла удовольствие каждая минута продвижения в строительстве
огромного судна. Но у Клеменса было столько административных
обязанностей, не связанных со строительством судна, что он мог
находиться на судоверфи всего два-три часа и то, если повезет. Он
пытался привлечь к административным вопросам Джона, но тот принимался
только за те обязанности, которые увеличивали его власть над
вооруженными силами или позволяли нажать на нужных ему людей.
Ожидавшихся ранее попыток убийства приближенных к Сэму людей не
было. Тщательная охрана и ночные вахты продолжались. "Но судя по
всему, - думал Клеменс, - Джон решил отложить на некоторое время
осуществление своих замыслов. Он, вероятно, понял, что для достижения
задуманного лучше всего подождать до тех пор, пока судно не будет почти
построено".
Однажды Джо Миллер сказал:
- Шэм, не кажетшя ли тебе, что, вожможно, ты ошибаешьшя
отношительно короля Джона? Может быть, он намерен шмиритьшя ш тем, что
будет вторым человеком на твоем Пароходе?
- Джо, саблезубый тигр поделился бы с тобой своей добычей?
- Что?
- Джон развращен до самой сердцевины. Все короли средневековой
Англии, если говорить об их морали, не были особенно щепетильны.
Единственным их отличием от Джека-потрошителя было то, что они
орудовали открыто, с санкции церкви и государства. Но Джон был
настолько безнравственным монархом, что возникла даже традиция не
давать английским королям имени Джон. И даже церковь, которая весьма
снисходительно относилась к порокам высших слоев, не смогла вынести
Джона. Папа Римский наложил отлучение на весь народ и заставил Джона
корчиться и ползать у своих ног, как нашкодившего побитого плеткой
щенка. Но я предполагаю, что даже тогда, когда он целовал ноги папы,
ему удавалось высосать немного крови из его большого пальца. И папе
Римскому нужно было обязательно проверить свои карманы после того, как
он обнимал Джона.
Мне хотелось сказать вот что: Джон не смог бы измениться в лучшую
сторону, даже если бы он сам этого хотел. Он всегда будет хорьком в
облике человека, гиеной, шакалом, скунсом.
Джо, попыхивая сигарой, гораздо более длинной, чем его нос,
произнес:
- Не жнаю. Люди могут ижменятьшя. Пошмотри, что делает Церковь
Второго Шанша. Пошмотри на Геринга. Пошмотри на шебя. Ты говорил
мне, что в твое время женщины ношили одежды, которые покрывали их от
шеи до пят, и тебя вожбуждало, ешли ты видел крашивые коленки, не
говоря уже о бедрах! Теперь же тебя не шлишком тревожит, ешли ты
видишь?
- Знаю! Знаю! - отмахнулся Клеменс. - Прежние отношения и то,
что психологи называют условными рефлексами, можно изменить. Вот
почему я говорю, что каждый, кто все еще носит в себе расовые и
сексуальные предубеждения, которые были у него на Земле, не использует
в корыстных целях блага, предоставляемые Рекой. Человек может
изменяться, однако?
- Может? - перебил его Джо. - Но ты вшегда говорил мне, что вше
в жижни, даже то, как человек дейштвует и думает, предопределено тем,
что проишходило жадолго до его рождения. Что это? Да, это
детермиништшкая филошофия [Детерминизм (от лат. determinate -
определять) - учение о всеобщей закономерной связи, причинной
обусловленности всех явлений], вот что это. Но ешли ты убежден в том,
что жижнь жапрограммирована, что люди - машины, то как же ты можешь
поверить в то, что люди шпошобны ижменять шебя?
- Что ж, - растягивая слова, заговорил Сэм, сердито глядя из-под
нависших бровей; его голубоватые глаза ярко горели над орлиным носом.
- Что ж, даже мои теории механически предопределены, и если это
противоречит друг другу, тут уж ничего не поделаешь.
- Тогда, ради Бога, - удивился Джо, воздевая свои огромные руки, -
жачем же говорить об этом? А тем более что-то делать? Почему ты не
брошаешь вше, чтобы вше шло так, как предопределено?
- Потому что я ничего не могу с собой поделать! - сказал Сэм. -
Потому что как только первый атом в этой Вселенной столкнулся со вторым
атомом, вот тогда и была установлена моя судьба, мой образ мышления и
поступки.
- Тогда ты, жначит, не отвечаешь жа то, что делаешь, так?
- Да, так, - сказал Сэм. Он чувствовал себя очень неуютно.
- Тогда Джон ничего не может ш шобой поделать, раж ему шуждено
быть убийцей, предателем, вшеми прежираемой швиньей?
- Нет! Но я ничего не могу с собой поделать, презирая его за его
скотское поведение.
- И предположим, что кто-нибудь умнее меня появитшя и докажет тебе
пошредштвом штрогих неопровержимых рашшуждений, что ты неправ в швоей
филошофии, на это ты тоже шкажешь, что ему тоже предопределено думать,
что ты неправ? Именно потому, что он тоже предопределен, механичешки
думая так, как он думает.
- Я прав, и я знаю это! - начал выходить из себя Сэм. Он
выпустил клубы табачного дыма. - Этот гипотетический человек не смог
бы убедить меня, поскольку его ход рассуждений не исходит от свободной
воли, которая, подобно тигру-вегетарианцу, просто не может
существовать.
- Но и твой шобштвенный ход рашшуждений не проиштекает иж
швободной воли.
- Правильно! Мы все чокнутые. Мы верим в то, во что нужно
верить.
- Ты шмеешьшя над теми людьми, у которых ешть, как ты наживаешь,
непроходимое невежештво, Шэм. Но ты шам полон его, полон им до краев.
- Боже, избавь нас от обезьян, которые возомнили себя философами.
- Шмотри! Ты опушкаешьшя до ошкорблений, когда не жнаешь, что
ответить. Прижнайшя в этом, друг Шэм! В тебе нет никакой логики, на
которую ты мог бы оперетьшя!
- Ты просто не в состоянии уяснить себе, что я имею в виду, по той
причине, что ты такой, какой есть, - отпарировал Сэм.
- Тебе нужно побольше бешедовать ш Ширано де Бержераком, Шэм. Он
такой же циник, как и ты, хотя он не жаходит так далеко, как ты шо
швоим детерминижмом.
- А я-то думал, что вы неспособны разговаривать друг с другом.
Разве вы не раздражаете друг друга, вы ведь так похожи! Как вы можете
стоять нос к носу и не хохотать при этом? Вы как два муравьеда?
- Опять ошкорбления, Шэм! Какая тебе от них польжа?
- Очень большая! - сказал Сэм.
Джо, не пожелав другу спокойной ночи, ушел. Клеменс не окликнул
его.
Сэм был уязвлен до предела. На вид титантроп казался очень тупым
благодаря его очень низкому лбу, глубоко спрятанным глазам, коническому
длинному носу, гориллоподобному телосложению и страшной волосатости.
Однако за этими маленькими голубенькими глазками и невыразительной
речью несомненно скрывался разум.
Что беспокоило Сэма больше всего, так это вывод Джо о том, что все
его детерминистские убеждения были придуманы для оправдания собственной
вины. Вины за что? Вины почти за все то, что случилось с теми, кого
он любил.
Но ведь все это было философским лабиринтом, в конце которого -
трясина. Неужели он был убежден в механистическом детерминизме только
потому, что не хотел чувствовать себя виновным? Или он ощущал свою
вину даже в тех случаях, когда не следовало, потому что механистическая
Вселенная предопределила, что он должен чувствовать себя виноватым?
Джо был прав. Не было никакого смысла размышлять об этом. Но
если образ мышления каждого человека был предопределен столкновением
первых двух атомов, тогда как же ему не размышлять об этом, если он был
Сэмюелем Ленгхорном Клеменсом или, иначе, Марком Твеном?
Он засиделся в этот вечер позже, чем обычно, и при этом не
принимался ни за какую работу. Он выпил не меньше одной пятой запаса
винного спирта, смешанного с фруктовыми соками.
Двумя месяцами раньше Файрбрасс сказал, что он никак не может
понять, почему в Пароландо не делают винный спирт. Сэма это задело.
Он не знал, что можно делать водку. Он думал, что единственным
источником спиртных напитков будет только то ограниченное количество,
которое дают чаши. Нет, сказал Файрбрасс. Разве никто из инженеров не
говорил ему об этом? Если есть уксус, светильный газ или ацетальдегид
и соответствующий катализатор, то древесную целлюлозу можно перегонять
в этиловый спирт. Ведь это общеизвестно. Однако Пароландо с недавних
пор стало единственным, насколько он знал, местом на Реке, где есть все
исходные компоненты для изготовления водки.
Сэм тотчас же обратился к ван Буму, и тот ответил, что у него и
без того достаточно хлопот, чтобы еще способствовать попойкам тех
людей, которым мало того, что дают чаши.
Но Сэм все же настоял на своем, и впервые в истории этой планеты в
большом количестве был получен питьевой спирт. Благодаря этому
граждане Пароландо не только стали более счастливы, кроме, разумеется,
церковников, но и появилась новая отрасль промышленности, поставляющая
свою продукцию на экспорт в обмен на дерево и бокситы.
Сэм завалился спать и на следующее утро впервые за все время
отказался вставать с рассветом.
Но уже на следующий день он встал как обычно.
Сэм и Джон составили и отослали Иеясу письмо, в котором они
предупреждали его, что расценят его действия как враждебные, если он
предпримет попытку захватить остаток территории ольмеков или Землю
Черского.
Через некоторое время пришло письмо, в котором Иеясу отвечал, что
у него нет намерений захватывать эти земли и он доказал это тем, что
начал свою военную экспансию на север, захватив государство, созданное
Шешшубом, ассирийцем, родившимся в седьмом веке до н.э. Это был один
из военачальников Саргона II-го и подобно большинству сильных людей на
Земле стал руководителем и на этой Речной Планете. Он дал Иеясу
решительный отпор, но захватчики были многочисленнее.
Иеясу был одним из источников беспокойства. Было еще и множество
других, которые вынуждали Сэма оставаться на ногах днем и ночью.
Хэккинг, наконец, передал через Файрбрасса послание, в котором
потребовал, чтобы Пароландо прекратило увиливать и выслало ему давно
обещанный вездеход. Сэм продолжал жаловаться на технические трудности,
но Файрбрасс сказал ему, что никакие отговорки больше не помогут.
"Огненный Дракон - 3" с большой неохотой пришлось все же отгрузить.
Сэм нанес визит Черскому, чтобы заверить его, что Пароландо будет
защищать его страну. Возвращаясь, он чуть не задохнулся, очутившись в
полумиле от цехов. Он так долго прожил в задымленной и наполненной
кислотными испарениями атмосфере, что привык к ней. Но эта передышка
от дыма очистила его легкие, и после поездки атмосфера Пароландо
напоминала ему серный завод. И хотя дул довольно сильный бриз, он не
мог достаточно быстро уносить дым. Воздух определенно был загрязнен.
"Неудивительно, - подумал он, - что жалуются граждане Публии,
расположенного южнее Пароландо".
Но строительство судна продолжалось. Выглядывая каждое утро из
иллюминатора своего дома, он находил оправдание своей усталости,
хлопотам и разрушению окружающей природы.
Через шесть месяцев предполагалось завершить постройку трех палуб,
после чего будут установлены гигантские гребные колеса. Затем ту часть
корпуса, которая будет соприкасаться с водой, покроют пластиком. Он
будет не только предохранять алюминиевый сплав обшивки от электролиза,
но и значительно уменьшит сопротивление воды, добавив к скорости судна
еще 10 миль в час.
За это время Сэм получил и несколько хороших известий. Вольфрам и
иридий были обнаружены в Селинайо, в государстве к югу от Соул-сити.
Сообщение это было принесено самим старателем, который не доверил эту
тайну кому-либо другому. Но он же принес и некоторые дурные известия.
Селина Гастингс отказалась разрешить Пароландо добывать руду на
территории своего государства. По сути, если бы она узнала, что
гражданин Пароландо ведет геологическую разведку у подножия ее гор, она
тут же вышвырнула бы его вон. Тем не менее, она хотела сохранить
дружественные отношения с Пароландо, так как ей нравился Сэм Клеменс,
поскольку он был настоящим человеком. Но она не одобряла постройку
Парохода и не могла позволить, чтобы ресурсы ее страны помогали
строительству судна.
Вольфрам был крайне необходим для получения лучших сортов стали,
особенно для производства инструмента, а также для создания радио и
телевизионной сети. Иридий нужен был для упрочнения платины и
изготовления различных научных и хирургических инструментов.
Таинственный Незнакомец сказал Сэму, что он устроил так, чтобы
здесь оказались залежи полезных ископаемых, и его что коллеги-этикалы
не знали об этом. Вместе с бокситами, криолитом и платиной должны были
быть и вольфрам с иридием. Однако была допущена ошибка, и два
последних металла оказались в нескольких милях южнее первых трех.
Сэм не сообщил об этом сразу же Джону, ибо ему нужно было время,
чтобы обдумать создавшееся положение. Джон, конечно же, сразу захочет
выставить требование, чтобы металлы продавались Пароландо, или, в
противном случае, будет объявлена война.
Когда он ходил взад-вперед по комнате, наполняя ее клубами
зеленого дыма, раздался барабанный бой. Код не был ему знаком, но уже
через минуту он догадался, что это был код, которым пользовался
Соул-сити. Еще через несколько минут у лестницы оказался Файрбрасс.
- Сеньору Хэккингу известно об открытии в Селинайо вольфрама и
иридия. Он просил передать, что если вам удастся договориться с
Селиной, то отлично. Но не вздумайте нападать на ее земли. Сеньор
Хэккинг расценит это как объявление войны Соул-сити.
Сэм взглянул в иллюминатор через плечо посла.
- Сюда спешит Джон, - наконец произнес он. - Видимо, он тоже
прослышал об этой новости. Его шпионская сеть почти так же хороша, как
и ваша. Я бы сказал, что она всего на каплю хуже. Я не знаю, где
утечки в моей сети, но они настолько значительны, что я мгновенно
утонул бы, будь это лодка.
В комнату поднялся Джон, пыхтя и потея, с раскрасневшимся лицом и
горящими глазами. После того, как появилась водка, он стал еще жирнее
и, казалось, все время был навеселе.
Сэма рассердил и в то же время позабавил его приход. Англичанина,
конечно, больше устроило бы вызывать его к себе во дворец, сохранив
достоинство бывшего короля. Но он знал, что Сэм не будет к нему
торопиться, а возможно, и вообще не придет, а тем временем этот плут
Файрбрасс и Сэм могли бы тайком неизвестно о чем договориться.
- Что здесь происходит? - свирепо озираясь, спросил Джон.
- Это вы должны мне рассказать, - спокойно заметил Сэм. - Вы,
кажется, знаете гораздо больше, чем я, о скрытой стороне дел.
- Нечего умничать! - оборвал его Джон. Не спрашивая, он налил
себе в кружку водки. - Я знаю, о чем идет речь, хоть код мне и
неизвестен!
- В этом я не сомневаюсь, - усмехнулся Сэм. - А теперь я вас
проинформирую, если вы что-то пропустили? - и он рассказал Джону
Безземельному все, что сообщил ему Файрбрасс.
- Высокомерие чернокожих становится нестерпимым! - загремел Джон.
- Нас учат тому, как Пароландо, суверенное государство, должно вести
жизненно важные для него дела! Ну что ж, я говорю - хватит! Мы
заполучим металлы тем или иным способом! Они не нужны в Селинайо, а
нам просто необходимы! Никакого вреда не будет, если нам уступят эту
руду! Мы же готовы за нее хорошо заплатить!
- Чем? - не вытерпел посол. - Селинайо не нужно ни оружие, ни
спирт. Что же еще вы можете предложить?
- Мир! Разве этого так мало?
Файрбрасс ухмыльнулся и пожал плечами, еще больше разъярив
англичанина.
- Конечно, - произнес посол. - Вы вправе сделать такое
предложение. Однако предупреждение моего правительства остается в
силе.
- Хэккинг недолюбливает Селинайо, - сказал Сэм. - Он вышвырнул из
своего государства всех сторонников Церкви Второго Шанса независимо от
того, белые они или черные.
- Только вследствие того, что они проповедуют немедленный
пацифизм. Кроме того, жители Селинайо проповедуют и практикуют любовь
ко всем, независимо от цвета кожи, и поэтому Хэккинг утверждает, что
они представляют угрозу для государства. Черным необходимо себя
защищать, иначе они снова будут порабощены!
- Черным? - В голосе Сэма послышалась издевка.
- Да, нам, черным! - ухмыляясь, ответил Файрбрасс.
Уже не в первый раз у Сэма складывалось впечатление, что этого
посла не так уж глубоко трогает вопрос цвета кожи. Он, видимо,
довольно слабо отождествлял себя с неграми. Его жизнь не была особенно
затронута расовыми предрассудками. И он время от времени говорил
такое, из чего можно было понять, что ему очень хочется оказаться на
судне.
Все это, разумеется, могло быть простой маскировкой.
- Мы вступим в переговоры с сеньориной Гастингс, - сказал Сэм. -
Было бы очень неплохо иметь на Пароходе радио и телевидение, а в
мастерских пользоваться вольфрамовой сталью. Но мы можем обойтись и
без всего этого.
Он подмигнул Джону, чтобы тот поддержал его. Но англичанин был,
как и всегда, твердолоб.
- Как мы поступим с Селинайо, касается только нас и никого больше!
- Я передам ваши слова своему господину, - пообещал Файрбрасс. -
Но не забывайте, что Хэккинг человек твердый. Его трудно провести, а
особенно белым капиталистическим империалистам.
Сэм поперхнулся, и Джон недоуменно посмотрел на него.
- Именно ими он вас и считает! - сказал Файрбрасс. - В
соответствии с принятой им терминологией.
- Только потому, что я очень хочу построить Пароход? - вскричал
Сэм. - Да вы знаете, для чего он предназначается? Какова его конечная
цель?
Он с трудом подавил свой гнев. У него закружилась голова. В
возбуждении он едва не проболтался о Незнакомце.
- Какая же? - поинтересовался Файрбрасс.
- Никакая, - буркнул Клеменс. - Да, никакая. Я просто хочу
добраться на нем до истоков Реки, вот и все. Может быть, именно там
находится тайна этого грандиозного притона? Кто знает? Но мне
определенно не нравится критика со стороны тех, кто хочет просто сидеть
сложа руки на своей черной заднице, как приклеенный, и собирать своих
духовных братьев. Если ему это нравится, пусть наберется побольше сил,
мой же идеал - интеграция. Я - белый и родился в Миссури в 1835 году!
Дело обстоит следующим образом: если я не использую эту руду для
постройки судна, предназначенного только для путешествий, а не для
агрессии, то ее использует кто-нибудь другой. И он может применить ее
для завоеваний и порабощения народов, а не для туризма.
До сих пор мы удовлетворяли требования Хэккинга. Платили ему
бешеные цены за то, что могли бы взять силой. Джон даже извинился за
то, что обозвал вас и Хэккинга, и если вы думаете, что Плантагенету это
было легко, то вы совсем не знаете истории. Очень скверно, что у
вашего правителя такой образ мыслей. Мне, правда, трудно упрекать его
за это. Конечно, он ненавидит белых! Но ведь это не Земля! Условия
жизни на этой планете совершенно другие!
- Однако люди вместе с собой принесли сюда и свой образ мысли, -
возразил Файрбрасс. - Свою ненависть и любовь, привязанности и
неприязни, предрассудки, свои отношения, в общем, все!
- Но они могут измениться!
Файрбрасс улыбнулся.
- Но это же соответствует вашей философии. Если только какие-то
заранее обусловленные силы не изменят людей. Поэтому ничто не заставит
Хэккинга изменить свое мировоззрение. И для этого нет причин. Он
испытал здесь такую же эксплуатацию и презрение, как и там, на Земле!
- Мне не хотелось бы спорить с вами по этому поводу, - покачал
головой Сэм. - Я только скажу вам, что, на мой взгляд, нам нужно
делать в создавшейся обстановке!
Он замолчал и выглянул в окно. Беловато-серый корпус и надстройки
корабля сверкали на солнце. Какая красота! И все это его! Нет, это
судно стоит всего, через что ему еще предстоит перешагнуть!
- Я скажу вам вот что, господин посол, - произнес он, делая паузы
между словами. - Почему бы вашему Хэккингу не приехать сюда? Почему
бы ему не нанести нам короткий визит? Он мог бы на все поглядеть сам и
понять, что мы делаем. Увидеть наши проблемы. Может быть, он оценит
их и увидит, что мы вовсе не голубоглазые бестии, которые только и
жаждут обратить его в рабство. Фактически, чем больше он нам будет
помогать, тем быстрее он от нас избавится.
- Я передам ему ваше приглашение, - кивнул Файрбрасс. - Вполне
возможно, что он его примет.
- Мы с радостью примем его у себя, - улыбнулся Сэм. - И в его
честь дадим салют из 21-го орудия. Мы устроим грандиозный прием с
яствами, вином и подарками. Он увидит, что мы не такие уж плохие
ребята.
Джон сплюнул. Но больше ничего не сказал. Очевидно, понимая, что
предложение Сэма лучшее из всего, что они могли бы сейчас предпринять.
Через три дня Файрбрасс передал ответ своего государя. Хэккинг
обещал приехать только после того, как Пароландо и Селинайо договорятся
о купле-продаже металлов.
Сэму показалось, что он старый проржавевший котел, установленный
на пароходе, плывущем по Миссури. Еще одна атмосфера, и он взлетит на
воздух.
- Временами я думаю, что вы правы, - сказал он Джону. - Может
быть, нам просто завоевать эти страны и делу конец!
- Конечно же, - вкрадчиво произнес англичанин. - Теперь уже
совершенно очевидно, что эта бывшая графиня Хантингтон - она, должно
быть, потомок моего старого врага герцога Хантингтонского - не
собирается уступать. Она - религиозный фанатик, психически
ненормальная, как сказали бы вы. Соул-сити объявит нам войну, если
только мы нападем на Селинайо. Хэккинг ни за что не откажется от своих
слов. Теперь он стал сильнее, особенно после того, как мы отдали ему
третьего "Дракона". Но я об этом не распространяюсь. И я не упрекаю
вас. Я много размышлял.
Сэм остановился и взглянул на Джона. Джон "много размышлял"? Тени
будут сгущаться; кинжалы будут вынуты из ножен; воздух станет серым и
холодным от хитростей и интриг; кровь закипит в жилах; тревожен будет
сон.
- Не скажу, что я связывался с Иеясу, нашим сильным северным
соседом, - начал Джон. Он тяжело опустился на обтянутое красной кожей
кресло с высокой спинкой и пристально смотрел в кружку, наполненную
водкой. - Но у меня есть информация или, точнее, возможность ее
получить. Я уверен, что Иеясу, который считает себя очень сильным,
склонен к тому, чтобы еще больше расширить свои владения. И ему
хочется сделать нам одолжение. Разумеется, за определенную плату. Ну,
скажем, за вездеход-амфибию или за летательный аппарат! Ему до
чертиков хотелось бы полетать в воздухе! Разве вам это неизвестно?
Если он нападет на Селинайо, Хэккинг не сможет обвинить нас ни в
чем. И если Соул-сити и Иеясу передерутся и Соул-сити будет разрушен,
а Иеясу - ослаблен, то это нам крайне выгодно. Более того, мне
случайно стало известно, что Черский заключил тайный договор с
Соул-сити и Тифонуйо о военной помощи, если любое из этих государств
подвергнется нападению со стороны Иеясу. При любом исходе резни все
эти государства будут ослаблены и мы получим перевес над ними. Тогда
мы сможем победить их или, во всяком случае, делать все, что нам нужно,
не опасаясь никаких помех. В любом случае, это нам обеспечит свободный
доступ к бокситам и вольфраму.
"В этом черепе, покрытом копной рыжих волос, должно быть,
помещается ночной горшок, полный червей, - подумал Клеменс. - Червей,
питающихся продажностью, интригами и бесчестием. Этот человек
настолько извращен, что заслуживает восхищения".
- А не случалось вам натыкаться на самого себя, зайдя за угол? -
спросил Сэм.
- Что? - не понял Джон. - Это еще одно из ваших глупых
оскорблений?
- Поверьте мне, Джон, это наивысший комплимент, который вам
когда-либо приходилось слышать из моих уст. Хорошо, давайте
предположим, что Иеясу нападет на Селинайо. Какое у него будет
оправдание? Селинайо почти никогда не задевало его, кроме того, оно
находится почти в 60 милях от него на нашей стороне Реки.
- А когда какому-нибудь государству нужно было разумное оправдание
для нападения? - спросил Джон. - А повод такой: Селинайо продолжает
засылать своих миссионеров к Иеясу. Хотя он выдворил от себя всех
церковников. И так как графиня не прекратит это делать, тогда?
- Что ж, - пожал плечами Клеменс, - я не позволил бы, чтобы
Пароландо оказалось втянутым в подобную затею. Но если Иеясу сам
примет решение воевать, то здесь мы ничего не можем поделать.
- И вы еще называете меня бесчестным! - рассмеялся Джон.
- Но я же в самом деле ничего не могу поделать! - воскликнул Сэм,
сжимая свою сигару. - Понимаете, ничего! И если все обернется
благоприятно для корабля, то мы воспользуемся этим преимуществом.
- Не забывайте, что пока будет идти война, Соул-сити не будет
поставлять руду, - заметил Джон.
- У нас есть достаточный запас, чтобы обойтись без поставок в
течение недели. Больше всего хлопот доставит нам дерево. Возможно,
Иеясу сможет продолжать поставлять нам древесину, несмотря на войну. И
поскольку боевые действия будут проходить к югу от нас, то мы могли бы
сами организовать рубку и транспортировку леса. Если же он отложит
нападение на пару недель, то мы сможем создать дополнительный запас
бокситов из Соул-сити, предложив более высокую цену. Может быть,
пообещав Хэккингу аэроплан? Теперь, когда мы уже почти закончили свой
первый гидросамолет, это всего лишь игрушка. Конечно, все это, как вы
понимаете, только мои предположения.
- Понимаю, - кивнул Джон, даже не пытаясь скрыть своего презрения.
Сэму хотелось накричать на него. Хотелось сказать, что у него нет
никакого права проявлять к нему такое высокомерие. В конце концов, чей
это был план?
На следующий день погибли три ведущих инженера проекта.
Сэм был в это время на месте происшествия. Он стоял на лесах с
левого борта корабля и смотрел вниз, внутрь корпуса. Огромный паровой
кран поднимал громадный электрический двигатель левого гребного колеса.
Двигатель перевозили ночью из большого здания, где осуществлялась его
сборка. Транспортировка заняла более восьми часов и завершилась с
помощью большой лебедки подъемного крана. Эта лебедка и еще сотня
человек, натягивающих тросы, положили двигатель на большую вагонетку,
которая перемещалась по стальным рельсам.
Сэм встал с рассветом, чтобы посмотреть заключительный этап работы
- установку двигателя внутрь корпуса и крепление его к оси колеса.
Трое инженеров стояли внизу, на дне корпуса. Сэм крикнул им, чтобы они
отошли, поскольку могли пострадать, если двигатель сорвется. Однако
инженеры расположились в трех различных местах, чтобы сигнализировать
людям на лесах, которые в свою очередь передавали сигналы крановщику.
Ван Бум закинул голову, чтобы посмотреть на Клеменса, и его белые зубы
сверкнули на темном лице. Его кожа казалась фиолетовой в свете ярких
электрических ламп.
А затем это произошло. С треском порвался один из тросов, затем
еще один, и двигатель качнулся в сторону. Инженеры на мгновение
замерли, затем побежали, но было уже поздно. Двигатель завалился на
бок и обрушился на них.
Удар потряс огромный корпус корабля. И помост, на котором стоял
Сэм, задрожал, будто во время землетрясения.
Сэм нагнулся и посмотрел вниз. Из-под двигателя медленно сочилась
кровь.
Пять часов ушло на то, чтобы завести на лебедку новые тросы,
прикрепить их к двигателю и снова поднять его. Тела погибших были
убраны, остов вымыт и двигатель опущен вниз. Тщательное обследование
показало, что повреждения корпуса двигателя не должны были сказаться на
его работе.
Сэм был настолько удручен случившимся, что у него осталось только
одно желание - броситься на кровать и не вставать с нее целую неделю.
Но он не мог позволить себе этого. Работа должна продолжаться. Кроме
того, Сэм не хотел, чтобы окружающие заметили, насколько он потрясен
случившимся. У Клеменса было много инженеров, но только ван Бум и
Велицкая были из двадцатого века. И хотя он устно и по барабанной
связи передал приглашение всем специалистам, жившим поблизости, перейти
к нему на работу, никто так и не отозвался.
На третий день после несчастного случая он пригласил Файрбрасса к
себе, чтобы переговорить с ним с глазу на глаз. Предложив послу сигару
и виски, он попросил его стать главным инженером проекта.
Сигара едва не выпала изо рта у негра. Файрбрасс заговорил на
своем диалекте английского, который совершенно нельзя было разобрать.
- Может, мы будем говорить на эсперанто, - сказал Сэм.
- Хорошо, - ответил Файрбрасс. - Проще говоря. Что вы хотите?
- Мне хотелось, чтобы вы получили временное разрешение работать на
меня.
- Временное?
- Если хотите, то эта должность будет постоянной. В тот день,
когда судно отправится в длительное плавание, вы сможете стать его
главным инженером.
Файрбрасс долго сидел молча. Сэм встал и начал расхаживать по
комнате. Время от времени он поглядывал в иллюминатор. Кран уже
установил внутрь корпуса двигатель левого гребного колеса и теперь
опускал детали дельтатрона. Полная его высота после сборки должна была
быть 36 футов. После того, как он будет установлен, будет проведено
пробное включение двигателей и дельтатрона. Двойной кабель толщиной в
шесть дюймов и длиной около 300 футов соединит дельтатрон с огромной
полой полусферой, которая накроет верхушку ближайшего чашного камня.
Чудовищная энергия, выделяемая при его разряде, будет по кабелю
передаваться в дельтатрон и там запасаться. А затем извлекаться из
него со строго контролируемой скоростью для питания электродвигателей.
Сэм отвернулся от иллюминатора.
- Я вовсе не призываю вас изменить своей стране, - сказал он. -
Для начала все, что от вас нужно - это получить разрешение Хэккинга на
то, чтобы работать у меня на строительстве корабля. Позже вы сможете
сами решать, как вам поступить. Что для вас лучше? Оставаться в
Соул-сити, где практически нечего делать, и предаваться удовольствиям.
Или принять участие в величайшем из начинаний?
- Если я приму ваше предложение, - медленно начал Файрбрасс, - я
подчеркиваю, если - то я никоим образом не хочу быть главным инженером.
Я бы предпочел руководить авиацией.
- Но ведь это гораздо менее значительная должность, чем должность
главного инженера!!!
- Но она требует гораздо больше труда и более ответственна! Мне
бы так хотелось снова летать?
- Вы сможете летать! Вы сможете! Но вам придется служить под
началом фон Рихтгофена. Поймите, я обещал ему, что он будет главой
нашей авиации, которая в конце концов будет состоять всего из двух
аэропланов. Не все ли вам равно, будете ли вы ею командовать или нет,
если снова сможете летать?
- Это вопрос моей профессиональной чести. Я налетал на многие
тысячи часов больше, чем Рихтгофен, на гораздо более сложных крупных и
скоростных самолетах. И я был астронавтом! Я побывал на Луне, на
Марсе, на Ганимеде и облетел Юпитер.
- Это ничего не значит, - покачал головой Клеменс. - Самолеты, на
которых вам придется летать, очень примитивны. Они очень похожи на те,
на которых когда-то летал Лотарь в Первую Мировую Войну.
- Почему черный всегда должен быть вторым?
- Это несправедливо! - вскричал Сэм. - Я же предлагаю вам стать
главным инженером! У вас будет под началом тридцать пять человек!
Послушайте, если бы я не дал обещание Лотарю, командующим авиацией были
бы вы, поверьте мне!
Файрбрасс поднялся.
- Вот что я вам скажу. Я буду помогать вам строить это судно и
займусь подготовкой ваших инженеров. Но мне в течение этого времени
должно быть разрешено летать, и когда придет время, мы еще раз
поговорим о том, кому быть командиром авиации.
- Я не могу нарушить обещание, данное Лотарю, - сказал Сэм.
- Да, но к тому времени многое может измениться.
В некотором смысле Сэму стало легче, однако появились и новые
заботы. Хэккинг по барабанной связи дал разрешение использовать
Файрбрасса. Это говорило о том, что он хочет, чтобы Файрбрасс знал
устройство корабля, поскольку когда-нибудь он будет главным инженером у
Хэккинга. И если даже Файрбрасс не принимал это во внимание, то у
него, возможно, был план до отплытия корабля убрать Рихтгофена.
Файрбрасс не был похож на хладнокровного убийцу, но внешность мало что
значит, в чем убеждается всякий, кто наделен разумом и прожил хотя бы
несколько лет среди представителей человеческой расы.
Через несколько дней Хэккинг сообщил, что он согласен на
увеличение поставок минералов в Пароландо в обмен на аэроплан.
Файрбрасс отгонит его по воздуху на 30 миль к северной границе
территории Соул-сити, где передаст его другому летчику, негру, бывшему
генералу ВВС США. Сам же Файрбрасс вернется через несколько дней на
паруснике.
Дельтатрон и электродвигатели работали превосходно. Гребные
колеса сначала медленно поворачивались в воздухе, а затем ускорились до
такой степени, что лопасти со свистом стали рассекать воздух.
Когда придет время, от берега Реки до судоверфи будет прокопан
канал и судно пойдет в Реку своим ходом!
Лотарь фон Рихтгофен и Гвенафра совсем охладели друг к другу.
Лотарь всегда был волокитой и, казалось, не мог не флиртовать с другими
женщинами. В большинстве случаев его заигрывания доводились до
логического завершения. В принципе Лотарь соглашался с Гвенафрой
относительно ее понятия верности, однако, на практике все было
наоборот.
Хэккинг сообщил, что намерен лично посетить Пароландо через два
дня. Он хотел провести серию совещаний по вопросам торговли, проверить
благосостояние черных граждан Пароландо и увидеть большой Пароход.
В ответном послании Сэм сообщил, что он будет счастлив принять
Хэккинга. Конечно, это было не так, но сутью дипломатии всегда было
лицемерие. Подготовка резиденции для Хэккинга и его многочисленного
окружения, а также подготовка к совещаниям настолько отвлекли Клеменса,
что у него почти не осталось времени на то, чтобы осуществлять надзор
за постройкой судна.
Кроме того, необходимо было принимать дополнительные меры для
разгрузки огромного количества руды из Соул-сити. Хэккинг втрое
увеличил поставки, желая показать свое искреннее стремление к миру и
взаимопониманию. Сэм предпочитал, чтобы грузы шли рассредоточенно, но
в то же время надо было за минимальное время ввезти в Пароландо как
можно больше руды. Шпионы сообщали, что Иеясу собирает несколько
крупных флотилий и огромное количество воинов по обоим берегам Реки. И
что он уже послал несколько требований, чтобы Селинайо прекратило
засылку миссионеров на его территорию.
Примерно за час до полудня причалило судно с Хэккингом. Это было
крупное двухмачтовое судно около 100 футов длиной. Личная охрана
Хэккинга, высокие мускулистые негры со стальными боевыми топорами в
руках (и с пистолетами Марк-1 в кобурах на поясе), промаршировала по
трапу на берег. На них были абсолютно черные юбки, а также черные
кожаные шлемы, кирасы и сапоги. Они построились рядами по шесть
человек с каждой стороны трапа, только после этого на берег сошел сам
Хэккинг.
Это был высокий, хорошо сложенный мужчина с темно-коричневой
кожей, со слегка раскосыми глазами, широким приплюснутым носом,
толстыми губами и выступающим подбородком. Его прическа была в стиле
"первобытный". Сэм никак не мог привыкнуть к этим высоким шапкам
курчавых волос на головах негров, в этом было что-то непристойное.
Волосы негров должны быть подстрижены как можно короче (по крайней
мере, так было в его время). Недоумение его не прошло даже после того,
как Файрбрасс объяснил, что американские негры конца двадцатого века
считали такие прически символом борьбы за свободу. Низкая стрижка
символизировала для них выхолащивание негров.
На Хэккинге была черная накидка из полотнища, черная юбка и
кожаные сандалии. Единственное его оружие - шпага - висело в ножнах на
широком кожаном поясе.
Сэм подал знак, и орудие, установленное на вершине ближайшего к
Реке холма, прогрохотало двадцать один раз. Это было произведено не
только для приветствия Хэккинга, но и с целью его устрашения. Только
Пароландо сейчас располагало артиллерией, пусть состоящей пока только
из одного орудия 75-го калибра.
Затем последовала церемония представления. Хэккинг не протянул
руку для рукопожатия, так же, впрочем, как и Сэм с Джоном. Файрбрасс
предупредил их, что Хэккинг ни за что не пожмет кому-либо руку, пока не
убедится, что это надежный друг.
Затем, пока чаши людей Хэккинга водружали в ближайший чашный
камень, состоялась краткая беседа. После разряда точно в полдень чаши
были вынуты, и руководители государств, сопровождаемые своими
телохранителями и почетным караулом, двинулись ко дворцу Джона.
Джон настоял на том, чтобы первая встреча состоялась именно у
него, несомненно в надежде внушить Хэккингу мысль о первенстве Джона.
На этот раз Сэм не стал спорить. Хэккинг, вероятно, уже знал по
сообщениям Файрбрасса о взаимоотношениях между со-консулами.
Позже Сэм получил некоторое удовлетворение от замешательства
Джона, когда его обругали в его же собственном доме. Во время обеда
Хэккинг захватил инициативу и разразился длинной, полной сарказма речью
о зле, которое белые причиняли неграм. Самое неприятное было в том,
что все обвинения Хэккинга были обоснованы. Все, о чем он говорил,
было правдой. Сэм вынужден был признать это. Черт побери, он видел
рабство и знает, что это такое; он видел последствия Гражданской Войны;
он был рожден и воспитан рабовладельческим строем. Причем все это было
задолго до того, как родился сам Хэккинг. Черт возьми, это ведь он
написал "Гекльбери Финна", "Болвана Вильсона" и "Янки при дворе короля
Артура".
Не было смысла даже пытаться говорить об этом Хэккингу.
Властитель Соул-сити не обращал на него никакого внимания. Его высокий
голос не умолкал, факты вперемежку с непристойностями, преувеличения
вперемежку с фактами, да плюс еще трагические истории о нищете,
унижениях, телесных наказаниях, убийствах, голодных смертях и так
далее.
Сэм чувствовал себя виноватым и пристыженным, однако в то же самое
время в нем копился гнев. Почему он нападает именно на него?
- К чему все эти огульные обвинения?
- Вы виноваты все! - кричал Хэккинг. - Каждый белый человек
виновен!
- До своей смерти я видел не более дюжины негров! - пожал плечами
Джон. - Так какое же отношение я имею к вашим рассказам о
несправедливости?
- Если бы вы родились на 500 лет позже, то стали бы самым большим
мерзавцем среди всех мерзавцев, угнетавших негров! - закричал Хэккинг.
- Мне известно о вас абсолютно все, Ваше Величество!
Сэм неожиданно вскочил и закричал:
- Вы что, приехали сюда для того, чтобы рассказывать нам о том,
что творилось на Земле? Мы и сами знаем это! Но это все в прошлом!
Земли давно уже нет! Давайте исходить только из того, что происходит
сейчас!
- То, что происходит здесь, сейчас, это то же самое, что
происходило на славной старой Земле! - сказал Хэккинг. - Ничего не
изменилось! Нисколечко!!! Вот я смотрю вокруг себя и кого же я вижу
руководителями этого государства? Двух расистов! Где же ваши
чернокожие, позвольте вас спросить? Ведь они составляют почти одну
десятую часть вашего населения, и поэтому в вашем Совете из десяти
человек должен быть хотя бы один негр! А вижу ли я хоть одного? Всего
лишь одного?
- А Каубер? - воскликнул Сэм.
- Ха-ха! Временный член и только потому, что я потребовал от вас,
чтобы ко мне был назначен посол-негр!
- Арабы составляют почти шестую часть вашего государства, - сказал
в ответ Клеменс, - однако в вашем Совете нет ни одного араба!
- Потому что они белые!!! И я избавлюсь от них! Поймите меня
правильно! Есть очень много арабов - хороших, непредубежденных людей!
Я встречал их, когда скитался по Северной Африке. Но здешние арабы -
религиозные фанатики и постоянно мутят воду! Так пусть же уходят!
Чего мы, негры, хотим - так это крепкого, негритянского государства,
где все люди - братья! Где мы можем жить в мире и понимании! У нас
будет свой собственный мир, а у вас белых - свой! Сегрегация с большой
буквы "С"! Здесь, на этой планете, сегрегация с большой буквы возможна,
ибо мы не зависим от белых ни в работе, ни в еде, ни в защите, ни в
чем-либо другом! Мы достигли этого! Все, что нам нужно сделать - это
сказать, чтобы вы убирались ко всем чертям и держались подальше от нас,
и мы добились этого!
Файрбрасс сидел за столом, склонив голову, потупив взор и закрыв
лицо бронзовыми руками. У Сэма возникло ощущение, что этот человек изо
всех сил старается сдержать смех. Но смеется ли он в душе над
Хэккингом или над теми, кого тот только что изобличал, Клеменс
догадаться не мог. Возможно, он смеялся и над теми и над другими.
Джон продолжал потягивать виски и постепенно багровел. Казалось,
что он может взорваться в любую минуту. Очень трудно глотать
оскорбления за несправедливости по отношению к неграм, зная, что ты
невиновен. Однако Джон был повинен в стольких омерзительных
преступлениях, что мог бы немного и пострадать за преступления, которых
не совершал. И, как сказал Хэккинг, он был бы виновен в этом, если б
только ему предоставилась возможность.
Но чего Хэккинг хотел достичь подобными разговорами? Безусловно,
если он хотел более теплых отношений с Пароландо, то он избрал весьма
своеобразный путь.
Возможно, он чувствовал необходимость поставить любого белого, кем
бы он ни был, на свое место, дать совершенно ясно понять, что он, Элвуд
Хэккинг, негр, ничем не хуже любого белого.
Хэккинг был испорчен той же системой, что испортила почти всех
американцев, черных, белых, красных или желтых, в той или иной форме, в
большей или меньшей степени.
Неужели так будет всегда? Навечно обманутые, ненавидящие друг
друга на все эти тысячи лет, которые им, возможно, придется прожить у
этой Реки?
В это мгновение, только в это единственное мгновение, Сэм подумал
над тем, а не правы ли приверженцы Церкви Второго Шанса?
Если им известен путь, ведущий к избавлению от ненависти, они
должны быть единственными, к кому следовало бы прислушаться. А не к
Хэккингу, Джону Безземельному, Сэму Клеменсу, к любому, кто страдает
отсутствием мира и любви. Пусть приверженцы Церкви Второго Шанса?
Но он не верит им, напомнил он себе. Они такие же, как и другие
целители верой на Земле. Некоторые из них, безусловно, имеют самые
добрые намерения, но не подкрепляют свои слова авторитетом истины, хотя
и часто провозглашают ее.
Хэккинг неожиданно замолчал.
- Что ж, - тут же начал Клеменс, - мы не планировали произнесение
каких-либо речей за обедом, сеньор Хэккинг. Но я благодарю вас за вашу
добровольную инициативу. Мы все благодарны вам, если вы не требуете за
это платы. Наше финансовое положение в данный момент довольно
плачевное.
- Вы все хотите обратить в шутку, не так ли? - сказал Хэккинг. -
Что ж, а как насчет прогулки? Мне очень хочется посмотреть на этот ваш
большой корабль!
Остаток дня прошел весьма спокойно. Гнев и негодование Сэма
прошли, пока Хэккинга водили по цехам, мастерским и, наконец, по
кораблю. Даже еще недостроенный, он был великолепен. Для Сэма это
было самое красивое зрелище, когда либо виденное им. Даже, подумал он,
даже? да, даже прекраснее, чем лицо Ливи, когда она в первый раз
призналась ему в любви.
Хэккинг, разумеется, не был в восторге от увиденного, хотя,
несомненно, все это произвело на него большое впечатление. Тем не
менее, он не мог удержаться от замечаний по поводу загрязнения воздуха
и опустошения территории.
Незадолго перед ужином Сэма отозвали в сторону. Человек, который
сошел на берег из маленькой лодки, потребовал встречи с правителем. А
поскольку его встретил человек Сэма, ему он и доложил. Клеменс сразу
же сел в работавший на спирту "джип", который был изготовлен только две
недели назад, и они поехали. Стройный красивый белокурый юноша,
сидевший в караульном помещении, встал и представился на эсперанто
Вольфгангом Амадеем Моцартом.
Сэм говорил с ним по-немецки, заметив, что его собеседник,
независимо от того, кем он был на самом деле, говорит на австрийском
диалекте. Некоторых слов Клеменс не знал и не мог понять, то ли это
были чисто австрийские слова, то ли вышедшие из употребления слова
XVIII века.
Человек, назвавшийся Моцартом, сказал, что он жил выше по Реке
почти в 20 000 миль отсюда. Он прослышал о Пароходе, но не это
заставило его пуститься в столь рискованное путешествие. Прошел слух,
что на судне будет оркестр для развлечения пассажиров. Моцарт двадцать
три года мучился на этой планете, где из музыкальных инструментов были
только барабаны, свистки, деревянные флейты и грубые арфы из костей и
кишок речных рыб. Он узнал о добыче железа, постройке огромного судна
и его оркестре, состоящем из скрипок, флейт, фортепиано, труб и других
великолепных инструментов, которые были известны ему на Земле, плюс
другие прекрасные инструменты, изобретенные после его смерти в 1791
году. И вот он здесь и его интересует, найдется ли для него место
среди оркестрантов судна?
Сэм был ценителем, но не страстным поклонником классической
музыки. Однако встреча с Моцартом лицом к лицу глубоко взволновала
его. Если, конечно, этот человек на самом деле был тем, за кого себя
выдавал. На Реке было столь много самозванцев, выдававших себя от
самого истинного и единственного Иисуса Христа до фокусника Барнума,
что Сэм давно уже перестал верить людям на слово. Ему даже встретилось
трое людей, выдававших себя за Марка Твена!
- Случилось так, что прежний архиепископ Зальцбурга является
гражданином Пароландо, - заметил Клеменс. - И хотя, насколько мне
помнится, вы были не в ладах с ним, я уверен, что он обрадуется вам.
Моцарт ничуть не смутился.
- Наконец-то хоть кто-нибудь, с кем я был знаком! - вскричал он.
- Вы мне не поверите, но?
Сэм охотно верил Моцарту, что тот не встречал ни одного знакомого
ему на Земле человека. Пока что он сам встретил только троих, кого
знал раньше, да и то благодаря своим многочисленным, длившимся почти
всю здешнюю жизнь путешествиям. То, что Ливи была одной из них, было
простой случайностью, событием практически невероятным. Он даже
подозревал, что это подстроил ему Таинственный Незнакомец. Однако,
даже желание Моцарта встретиться с архиепископом еще не подтверждало,
что это был на самом деле Моцарт. Во-первых, самозванцы, встречавшиеся
Сэму, часто настаивали на том, что те, кто, как предполагалось, были их
старыми друзьями, либо ошибаются, либо - мошенники. У них хватало на
это наглости. Во-вторых, архиепископа Зальцбурга не было в Пароландо,
и Сэм не имел ни малейшего представления о его местонахождении. Он
сказал о нем только для того, чтобы увидеть реакцию этого человека.
Клеменс объяснил, что Моцарт может обратиться с просьбой о
предоставлении ему гражданства. Но сначала он рассеял заблуждения
этого человека относительно музыкальных инструментов. Таковых здесь не
изготовляли. Но даже если они и будут изготовляться, то материалом для
них будет не дерево и не медь. Это будут электронные устройства,
которые смогут точно воспроизводить звуки всех музыкальных
инструментов. Однако, если герр Моцарт действительно тот человек, за
которого он себя выдает, то у него появляются неплохие шансы на то,
чтобы стать дирижером оркестра. И у него будет сколь угодно времени
для того, чтобы писать новые произведения.
Сэм не дал ему заверений, что он обязательно станет дирижером. У
него был уже горький опыт раздачи обещаний.
В честь Хэккинга во дворце Джона был устроен большой пир.
Казалось, что Хэккинг израсходовал всю свою дневную дозу яда во время
первой встречи. Сэм беседовал с ним уже больше часа и обнаружил, что
это очень умный и знающий человек, занимающийся самообразованием и не
лишенный искры воображения и поэтического дара.
И это было печально, поскольку такой талант трагически пропадал
зря.
Около полуночи Сэм проводил Хэккинга и его окружение к большому
двухэтажному зданию из камня и бамбука, имевшему тридцать комнат и
расположенному между жильем Сэма и дворцом Джона. Этот дом стоял
особняком и предназначался для почетных гостей государства.
Затем он проехал на джипе 300 ярдов до своего дома. Джо слегка
обиделся на него, так как хотел сам вести машину, несмотря на то, что
его ноги были слишком длинны для этого.
Они взобрались наверх по лестнице и, как обычно, закрыли дверь на
засовы. Джо прошел в свою комнату и плюхнулся в постель с таким
грохотом, что дом задрожал на сваях. Сэм выглянул в иллюминатор как
раз в тот момент, когда Сирано и Ливи, обняв друг друга, проскользнули
в дверь своей хижины. Слева от них и чуть повыше была хижина фон
Рихтгофена, где он и Гвенафра уже лежали в постели.
Он пробормотал "Спокойной ночи!", не имея никого конкретного в
виду, и свалился в кровать. Это был долгий, шумный и трудный день,
завершившийся грандиозной попойкой, где все выпили дикое количество
водки, накурились табаку и марихуаны и вволю нажевались наркотической
резинки.
Он проснулся от того, что ему показалось, будто он находится в
Калифорнии 4 июля, в день всем памятного землетрясения.
Он вскочил с кровати и по содрогающемуся полу подбежал к
иллюминатору. Но еще не добежав до него, он уже понял, что сотрясение
земли и взрывы вызваны нападением.
Клеменс так и не успел выглянуть наружу, так как ракета со свистом
ударила в одну из свай дома. Его оглушил грохот взрыва. Сквозь
выбитые стекла комната наполнилась дымом. Сэм подался вперед. Дом
стал обваливаться, и передняя его часть рухнула вниз.
История повторялась.
Его засыпало деревянными и стеклянными обломками и землей. Когда
он попытался высвободиться, его подхватила огромная рука. Яркая
вспышка от взрыва высветила лицо Джо. Титантроп спустился вниз с
дверного проема своей комнаты и стал расшвыривать обломки, пока не
нашел Сэма. В левой руке он за рукоятки держал их чаши.
- Никак не пойму, это просто чудо, но я почти не пострадал, -
пробормотал Клеменс. - Всего несколько ссадин и порезов от стекла.
- У меня не было времени одеть дошпехи, - сказал Джо. - Вше, что
я ушпел шхватить, это топор. А вот твой меч, пиштолет и подшумок ш
пулями и порохом.
- Кто же это может быть, Джо? - начал Сэм. - Кто напал на нас?
- Не жнаю. Шмотри! Они лежут шквожь проемы в штенах на приштани.
Звезды светили ярко. Тучи, которые приносили с собой каждую ночь
в три часа ливень, еще не окутали небо, но над Рекой уже повис густой
туман. Из этого тумана нескончаемым потоком лились захватчики,
вливаясь в людскую массу, затопившую равнину. За стенами, в густом
тумане, должно быть, скрывался целый флот.
Единственными судами, которые могли подойти так близко, не вызвав
при этом тревоги, могли быть суда из Соул-сити. Любые другие суда,
приближающиеся к Пароландо в такое время суток, попали бы в поле зрения
наблюдателей, расставленных Сэмом и Джоном Безземельным вдоль Реки даже
на территории враждебных государств. И это не флот Иеясу. Перед самой
полночью было получено сообщение, что суда Иеясу находятся у своих
причалов.
Джо выглянул из-за груды бревен и сказал:
- Штрашная битва идет вожле дворца Джона. Дом для гоштей, где был
Хэккинг шо швоими парнями, охвачен огнем.
В свете пламени были видны множество тел на земле и крохотные
фигурки сражавшихся вокруг бревенчатой изгороди дворца Джона. Затем к
изгороди подтащили орудие и ящики с зарядами.
- Это же "джип" Джона! - закричал Сэм, показывая на машину,
подъезжавшую к пушке.
- Да, и это наша пушка! - закричал Джо. - И вожле нее люди
Хэккинга. Они шобираютшя вжорвать Джона вмеште ш его любимым
гнеждышком.
- Давай выбираться отсюда! - крикнул Сэм. Он пролез через бревна
и пополз в противоположном направлении. Он никак не мог понять, почему
нападавшие еще не послали людей к его дому. Ракета, которая разрушила
его дом, была скорее всего запущена с равнины. И если Хэккинг и его
люди тайком выбрались из резиденции для гостей и неожиданно напали,
взаимодействуя с воинами, прятавшимися в судах, якобы привезших
бокситы, то тогда он, Сэм, наряду с Джоном, должен был стать их главной
целью.
"Это придется выяснить позже, - подумал он. - Если только это
"позже" наступит".
То, что люди Хэккинга завладели орудием, было тяжелым ударом для
Пароландо. Едва Сэм подумал об этом, раздался оглушительный выстрел,
затем второй, третий. Было видно, как разлетаются во все стороны
бревна. Стена вокруг дворца англичанина была сметена. Еще несколько
снарядов - и от всего дворца останутся лишь руины.
Единственным утешением было только то, что запас снарядов был пока
что ограничен. До сих пор, несмотря на многие тонны железа, лежавшего
в земле, его еще не было добыто столько, чтобы тратить на разрывающиеся
снаряды. Дверь в хижину Сирано и Ливи была открыта. Внутри никого не
было. Сэм поднял глаза на холм. Оттуда к нему сбегал Лотарь фон
Рихтгофен, успевший набросить только кильт. В одной руке он держал
шпагу, а в другой - пистолет. В нескольких шагах сзади него бежала
Гвенафра с пистолетом и сумкой с пулями и пакетами пороха.
Увидев его, к нему начали сбегаться и другие мужчины и женщины, в
том числе и несколько лучников.
Он крикнул Лотарю, чтобы тот построил людей, а сам оглядел
равнину. Возле причалов было черным-черно от людей. Если бы можно
было повернуть орудие и ударить по ним, пока они так густо
сосредоточены в одном месте? Однако орудие теперь было отвернуто от
объятого пламенем дворца Джона и обстреливало бегущих к холмам жителей
Пароландо.
Затем через широкий пролом в стене прошла огромная темная машина.
Клеменс даже вскрикнул от страха. Это был "Огненный Дракон - 3",
переданный Хэккингу. А где же три вездехода-амфибии Пароландо???
Вскоре он обнаружил два из них, приближающиеся к холмам.
Неожиданно загрохотали паровые пулеметы, установленные в башнях, и
стали падать его люди - люди Сэма!
Негры из Соул-сити захватили вездеходы!
Всюду, куда бы он ни посмотрел, шло ожесточенное сражение. Многие
сражались в непосредственной близости от судоверфи. Сэм вскрикнул, не
в силах смириться с мыслью о том, что могут повредить Пароход. Однако
орудийные снаряды не вспахивали землю возле него. По-видимому,
противника эта мысль тревожила не меньше, чем Сэма.
Ракеты, запущенные с холмов, перелетали через его голову и
взрывались среди нападавших. В ответ летели вражеские ракеты; следы
огненных вспышек зависали над ними. Некоторые ракеты пролетали так
близко, что можно было различить их цилиндрические тела, а одна, издав
оглушительный свист, пролетела в десяти футах над их головами и с
грохотом взорвалась на другой стороне холма. Со стоящего рядом
железного дерева посыпались листья.
В течение следующего получаса - а может быть, и двух часов -
вокруг царил полнейший хаос из порохового дыма, огня, криков раненых,
запаха крови. Раз за разом воины из Соул-сити атаковали гряду холмов и
раз за разом их отбрасывали назад ракеты, пластиковые пули и стрелы из
луков и арбалетов. Вскоре нападавшим удалось все-таки прорваться к
холмам, но и на этот раз они были отброшены назад шпагами, мечами,
топорами, палицами, пиками и кинжалами.
Десятифутовый и восьмисотфунтовый Джо Миллер, весь в крови своей и
чужой, без устали размахивал почти восьмидесятифунтовым топором с
шестифутовой рукояткой, крушил дубовые щиты и кожаные доспехи,
расшвыривал шпаги и копья, ломал грудные клетки, отсекал руки и головы,
раскалывал черепа. А когда враги уже не решались больше нападать на
него, он сам бросался на них. Он отбил не одну атаку, каждая из
которых, если бы не он, могла увенчаться успехом.
По нему велся огонь из множества пистолетов Марк-1, однако стрелки
настолько были подавлены его видом, что стреляли со слишком большого
расстояния, и пули не долетали. И все же его левое предплечье пронзила
стрела, и какой-то воин, более смелый, чем остальные, а скорее даже
безрассудно смелый, бросился прямо под его топор и пронзил шпагой бедро
титантропа. Джо сначала рукояткой топора сломал челюсть смельчака, а
потом топором размозжил ему череп. Джо все еще оставался на ногах,
однако быстро терял кровь. Сэм приказал ему отступить за ближайший
холм, где оказывали помощь тяжелораненым.
- Нет! Я не уйду! - сказал Джо и со стоном упал на колени.
- Уходи сейчас же! Это приказ! - закричал Сэм. Он быстро
наклонил голову и все-таки чуть опоздал - пуля просвистела рядом с его
ухом и ударилась в ствол железного дерева. Последовал рикошет, и будто
жало впилось в его руку и в икру.
Джо удалось все-таки подняться, подобно большому слону, и покинуть
поле битвы. Из тьмы возник Сирано де Бержерак. Он был покрыт
пороховой копотью и залит кровью. В одной руке у него была длинная,
тонкая, окровавленная шпага, в другой - пистолет. Рядом с ним была
такая же грязная и окровавленная Ливи, ее длинные волосы развевались по
ветру. Она несла пистолет и сумку с амуницией. В ее обязанности
входило перезаряжать пистолеты. Увидев Сэма, она улыбнулась, ее белые
зубы резко выделились на черном от пороха лице.
- Боже мой, Сэм! Я думала, что ты погиб! Эта ракета, попавшая в
твой дом?
- Мне бы хотелось, чтобы ты сейчас была рядом со мной.
Это было все, что он успел сказать, хотя все равно больше он
ничего бы и не сказал. Противник снова бросился в атаку, перелезая и
перепрыгивая через упавших. К этому времени у лучников кончились
стрелы, а у пистолетчиков осталось совсем мало пороха. Но противник
тоже почти израсходовал свой порох, хотя еще и не испытывал недостатка
в стрелах.
Джо Миллер покинул поле боя, однако Сирано пытался заменить его и
почти преуспел в этом. Это был демон, а не человек, такой же худой и
упругий, как и его длинная шпага. Время от времени он стрелял из
пистолета левой рукой прямо в лицо очередного противника, а затем делал
выпад шпагой, пронзая другого. После выстрела он бросал пистолет
назад, и Ливи поднимала его и перезаряжала. Сэм на мгновение подумал о
той перемене, которая произошла с Ливи. Он никогда даже не подозревал,
что она может так смело вести себя в подобной обстановке. Эта хрупкая
болезненная женщина, всем сердцем ненавидевшая насилие, хладнокровно
выполняла обязанности, которые оказались бы не по плечу многим
мужчинам.
"И среди них, - подумал он, - оказался бы я сам, будь у меня хоть
немного времени на размышление". И особенно сейчас, когда рядом не было
Джо Миллера, который всегда был готов защитить его физически и оказать
моральную поддержку, в чем он сейчас очень нуждался.
Сирано ударил шпагой ниже щита вопящего араба, который слишком
высоко поднял его, и тут Ливи сделала то, чего не смог сделать Сирано.
Она схватила пистолет обеими руками и выстрелила. Силой выстрела ствол
отклонило в сторону, и она вернула его в исходное положение; пламя и
дым взметнулись вверх, и араб упал на землю с развороченным плечом.
Могучий негр перепрыгнул через араба и, подняв топор обеими
руками, ринулся на Сирано. Тот успел вытащить шпагу из тела араба и
проткнул горло нападавшего.
Противник снова откатился к подножию холма и теперь ждал, когда
дорогу для него расчистит огромный темно-серый вездеход, похожий на
броненосец "Мерримак" времен Гражданской Войны. Сэм отошел в сторону,
пропустив вперед Лотаря фон Рихтгофена, несшего трубу из алюминиевого
сплава и ракету с десятифунтовой боеголовкой. Помощник Лотаря
опустился на колено и, когда тот зарядил ракету в базуку, навел ее на
цель. Лотарь стрелял хорошо, и ракета попала прямо в амфибию. Дым
покрыл вездеход, но ветер развеял его. Амфибия остановилась, но потом
снова пошла, паровое орудие на ней ожило и стало разворачиваться.
- Это была последняя боеголовка, - сказал Лотарь. - Теперь нам
здесь нечего делать. Нам нечем с ним бороться. Кому, как не нам,
знать об этом?
Позади бронированного гиганта противник производил перестроение.
Многие воины Хэккинга издавали улюлюкающие звуки, подобные боевому
кличу ольмеков или индейцев. По-видимому, Хэккинг набрал в свою армию
тех индейцев, которые еще не были покорены Иеясу.
Внезапно видимость резко ухудшилась. Только огни горящих зданий и
все еще действующие печи и котлы в различных цехах позволяли Сэму
что-то разглядеть. Густые тучи, будто стая волков, гнавшаяся за
звездами, быстро заволокли небо. Через несколько минут должен был
хлынуть ливень.
Сэм огляделся: с каждой атакой ряды защитников редели. Он
сомневался в том, что они смогут выдержать следующую атаку, даже если
амфибия не вступит в бой.
К северу и к югу, как на равнине, так и на примыкающих к ней
холмах, сражение продолжалось, однако выстрелов и криков стало гораздо
меньше. Местность, казалось, еще больше почернела от наводнивших ее
противников. Сэм подумал, не присоединились ли Публия и Тифонуйо к
нападавшим.
Он бросил последний взгляд на гигантский корпус Парохода с двумя
гребными колесами, наполовину скрытый строительными лесами и
гигантскими кранами. Затем быстро отвернулся. Ему хотелось плакать,
но он был слишком потрясен. Пройдет еще некоторое время, прежде чем
появятся слезы. Но скорее всего сначала прольется его кровь, после
чего уже не будет слез, по крайней мере, в этом теле.
Ориентируясь в темноте по дюжине горящих хижин, он, спотыкаясь,
спустился по другой стороне холма. И тут разразился ливень. И
одновременно слева к ним ринулись враги. Клеменс повернулся и спустил
курок своего пистолета, однако дождь, конечно, погасил искру. Но
пистолеты противника тоже оказались бесполезны.
Враги набросились на граждан Пароландо, размахивая мечами, копьями
и топорами. Джо Миллер рванулся вперед и издал зычный рев, подобный
рыку вылезающего из берлоги медведя. Несмотря на то, что он был ранен,
он все еще оставался грозным, наводящим ужас бойцом. При свете вспышек
молний и под раскаты грома его топор крушил противника. Остальные
бросились ему на помощь, и те, из Соул-сити, что к этому моменту
остались живы, решили, что с них хватит. Они пустились наутек в
надежде на подкрепление. К чему рисковать жизнью, когда победа и так
была уже на их стороне?
Сэм пересек еще два холма. Противник теперь нападал справа.
Часть воинов бросилась наперерез оставшимся в живых сторонникам Сэма,
чтобы отсечь мужчин и захватить в плен женщин. Джо Миллер и Сирано
смело встретили их, и атакующие повернули назад, скользя и спотыкаясь о
мокрые корни срезанной травы.
Сэм пересчитал спасшихся. Он был потрясен. Всего около
пятнадцати человек. Куда же девались остальные? Он мог поклясться,
что всего лишь несколько минут назад с ним было около сотни.
Ливи была рядом с Сирано. Поскольку пистолет теперь использовать
было невозможно, она стояла у него за спиной и, по возможности,
помогала ему, атакуя врагов копьем.
Клеменсу было очень холодно. Он ощущал себя таким же несчастным,
каким, по-видимому, ощущал себя Наполеон во время бегства из России.
Все, все пропало! Его небольшое гордое государство, железные рудники и
предприятия, его неуязвимые вездеходы-амфибии с паровыми пушками, два
самолета и легендарный Пароход!!! Пропало все! Чудеса технического
прогресса и Великая Хартия Вольностей, наиболее демократичная
конституция, какую еще не имело ни одно из известных ему государств, и
величайшее в истории Путешествие! Все пропало!
И каким образом? Из-за предательства! Из-за подлого вероломства!
По крайней мере, король Джон не был причастен к этому
предательству. Его дворец был уничтожен и, по всей вероятности, он
вместе с ним. Великий Предатель сам был предан!
Но уже через минуту Клеменс перестал оплакивать свою судьбу. Он
все еще был слишком ошеломлен, чтобы думать о чем-либо другом, кроме
спасения.
Когда они добрались до гор, он повел своих людей на север вдоль
подножия, пока они не оказались напротив плотины. Перед ними
простиралось водохранилище длиной в четверть мили и чуть менее полумили
шириной. Они пошли вдоль плотины и через некоторое время достигли
толстой бетонной стены. Перебравшись через нее, они оказались на
вершине дамбы.
Сэм стал рыскать по ней туда-сюда, пока не нашел отметину в
бетоне.
- Сюда, сюда! - позвал он. - Нашел! Только бы нас никто не
выдал или шпионы не обнаружили бы это место.
Сэм опустился в холодную воду, сверкнула молния, вдалеке прогремел
гром. Он дрожал от холода, но продолжал спускаться ниже, и когда вода
дошла ему до подмышек, он нащупал ногами ступеньку. Он глубоко
вдохнул, закрыл глаза и погрузился в воду, шаря рукой по бетону, пока
она не наткнулась на ступень. После этого он продвинулся дальше до
шестой ступени, зная, что вход должен быть в нескольких дюймах ниже ее.
Он прошел под ней, поднялся и оказался на воздухе.
Перед ним была платформа, на несколько дюймов выступавшая из воды.
Над ней был купол, верхняя точка которого находилась на высоте 10 футов
от платформы. За платформой был вход в помещение, которое освещалось
шестью электролампами.
Задыхаясь и дрожа от холода, он вылез на платформу и пошел ко
входу. Джо последовал за ним минуту спустя. Он слабо позвал, и Сэм
вынужден был вернуться и помочь Джо выбраться на платформу. Он весь
истекал кровью. Затем один за другим появились остальные. Они помогли
Сэму протащить титантропа через вход и спустить его вниз, в большое
помещение. Здесь были кровати, одежда, пища, вино, оружие и
медикаменты.
Сэм приготовил это помещение на крайний случай. Тогда он думал,
что это перестраховка. Об этом месте знали только руководители
государства и рабочие-строители.
Второй вход у подножия плотины был скрыт потоком воды, вращавшей
колеса, связанные с генераторами. Он вел в туннель, добраться до
которого можно было только по совершенно гладкой стене. Однако
существовало потайное устройство, открывающее проход в стене.
Вся эта затея, как он понимал, была плодом романтической глупости,
от которой он так и не избавился. Замысел сооружения потайных
помещений с выходами под водопадом и в водохранилище, где он мог бы
отдохнуть и подумать о том, как взять реванш, пока враги будут тщетно
искать его, был очень соблазнителен, и он не устоял. Он не раз смеялся
над собой за то, что построил это убежище. Теперь он был рад этому.
Романтика все-таки оказалась полезной!
Здесь же был спрятан детонатор. Для того, чтобы взорвать
несколько тонн динамита, уложенных под фундаментом плотины, достаточно
было соединить два провода. Плотина будет разрушена, и вода с ревом
устремится вниз и смоет всю центральную часть Пароландо в Реку.
Сэм Клеменс и его Пароход будут тоже уничтожены, но это будет цена
за месть!
Раненым была оказана помощь и даны анестезирующие средства в виде
виски или наркотической резинки. Резинка иногда снимала боль, хотя
бывали случаи, что и усиливала ее. Единственным надежным способом
уменьшить страдания была хорошая доза спиртного.
Они поели и немного поспали, пока часовые бдительно стерегли оба
входа. Джо Миллер почти все это время находился в полусознательном
состоянии, и Сэм не отходил от него, стараясь, насколько это было в его
силах, облегчить страдания друга. Сирано сменился с дежурства у входа
под водопадом и сообщил о наступлении ночи. Это было все, что он знал
о том, что происходило снаружи. Сквозь водопад нельзя было ничего ни
увидеть, ни услышать.
Лотарь и Сэм были ранены меньше остальных. И Сэм решил, что им
надо пойти на разведку через выход под водопадом. Сирано
запротестовал, заявляя, что он тоже хочет пойти, но Сэм ему отказал.
Ливи промолчала, но в ее взгляде чувствовалась благодарность. Сэм
отвернулся. Клеменсу не нужна была ее благодарность за безопасность ее
друга.
Он подумал о Гвенафре, погибла ли она или попала в плен? Лотарь
сказал, что он потерял ее из вида во время последней атаки. Он пытался
к ней пробраться, но его оттеснили. Теперь ему было стыдно за самого
себя, за то, что он не попытался совершить большего, хотя это и было не
в его силах.
Они обмазали свои тела черной краской, а затем спустились по
стальным ступеням туннеля. Стены здесь были сырыми и скользкими от
влаги. Туннель освещало несколько электрических лампочек.
Они вышли за водопадом, который с ревом обрушивался рядом с ними.
Выступ, на котором они оказались, огибал нижнюю половину плотины и
обрывался за 20 ярдов до ее конца. Здесь они по ступенькам спустились
на фундамент плотины и осторожно пошли по берегу канала, отделенного от
суши заграждением. Из стен канала все еще торчали корни травы, которые
уходили в землю так глубоко, что выкорчевать их было невозможно.
Все небо было усеяно скоплениями гигантских звезд и обширными
светящимися газовыми туманностями.
Благодаря этому свету они шли быстро и, пройдя около полумили,
вышли перпендикулярно дороге, ведущей к разрушенному дворцу короля
Джона. Прячась в тени крон железных деревьев, они смотрели на
раскинувшуюся внизу равнину. В разбросанных по ней хижинах находились
мужчины и женщины. Мужчины были победителями, а женщины - их добычей.
Сэм вздрогнул, когда услыхал крики и призывы о помощи, но затем
постарался выбросить все это из головы. Бросившись в хижину спасать
всего лишь одну женщину, он ставил бы под угрозу саму возможность
помочь чем-нибудь Пароландо. В конечном счете они будут взяты в
рабство или убиты.
И все же, если бы он услышал голос Гвенафры, то непременно, в этом
он был уверен, бросился бы ей на помощь. Бросился бы???
Печи в цехах все еще горели, и возле них работали люди. Очевидно,
Хэккинг уже выгнал на работу своих рабов. Вокруг цехов стояло много
стражников, но все они пили виски или водку.
Повсюду равнина была освещена гигантскими кострами. Вокруг них,
выпивая и смеясь, сидело множество мужчин и женщин. Время от времени
сопротивляющуюся женщину относили в тень. А иногда даже и не уводили
от костра.
Сэм и Лотарь спустились с холма совершенно спокойно, как будто он
им принадлежал, однако они не решались подходить слишком близко к
зданиям и кострам.
Никто их не окликал, хотя они проходили мимо множества патрулей,
иногда всего на расстоянии двадцати ярдов. Казалось, что большинство
врагов отмечают свою победу водкой или любыми другими спиртными
напитками, которые им удалось достать из запасов побежденных.
Исключение составляли арабы, чья религия запрещала им пить спиртное, а
также небольшое количество негров, которые хотя и не несли дежурство,
но тоже воздерживались. Это были последователи Хэккинга, ведь их вождь
не брал в рот спиртного.
Но какая бы ни была сейчас распущенность, в течение дня дисциплина
все же поддерживалась. Трупы были убраны, а большие колья от заборов
вокруг зданий собраны, и ими было огорожено пространство у подножия
первого от Реки холма. Хотя Сэм и не смог разглядеть, что находится
внутри, но из того, что вокруг были установлены сторожевые башни, он
заключил, что в этом загоне содержатся пленники.
Сэм и Лотарь прошли, шатаясь, будто пьяные, в 20 футах от трех
темнокожих людей небольшого роста, говоривших что-то на непонятном
языке. Сэм не смог разобрать, что это за язык, хотя он походил на
африканский. Он подумал, не дагомейцы ли это XVIII века.
Они смело прошли между цехом азотной кислоты и зданием, где
перерабатывались экскременты, и вышли на равнину. Здесь они
остановились. В нескольких ярдах перед ними в столь узкой бамбуковой
клетке, что нельзя было даже сидеть, стоял Файрбрасс. Его руки были
связаны за спиной.
На сбитых крест-накрест досках был распят Геринг. Его ноги были
привязаны к верхним концам досок, а руки - к нижним: он висел вверх
ногами.
Сэм осмотрелся. Несколько человек, выпивая и переговариваясь,
стояли возле огромных ворот цеха по переработке экскрементов. Сэм не
решился подойти ближе и поговорить с Файрбрассом. Ему нетерпелось
узнать, почему этот человек оказался в клетке, но он так и не осмелился
спросить у него. Нужно было разузнать как можно больше и затем
вернуться в убежище. Пока ситуация казалась практически безвыходной.
Наилучшим выходом из нее было бы выбраться из убежища во время ливня и
покинуть страну. Он мог бы взорвать плотину и смыть все, включая армию
Соул-сити, хлынувшей водой, но он не хотел потерять свой Пароход. Пока
у него оставалась хоть какая-то надежда вернуть его себе, он оставит
плотину в покое.
Они прошмыгнули мимо клетки Файрбрасса, надеясь на то, что тот не
заметит их и не окликнет. Он стоял согнувшись, прижав лицо к
бамбуковым прутьям. Геринг застонал. Они продолжали идти и вскоре
завернули за угол здания.
Их медленное и на вид пьяное блуждание привело к большому дому,
который некогда занимал Фред Рольф, сторонник короля Джона в Совете.
Множество вооруженных часовых вокруг него убедило Сэма, что Хэккинг
занял именно этот дом.
Это был одноэтажный дом из сосновых бревен и бамбука. Окна его
были незанавешены и внутри можно было различить людей. Неожиданно
Лотарь схватил Сэма за руку и прошептал:
- Она здесь! Гвенафра!
Свет факела играл на ее длинных медовых волосах и очень белой
коже. Она стояла у окна и с кем-то разговаривала. Через минуту она
отошла и в квадрате окна промелькнуло черное лицо и курчавые волосы
Хэккинга. Ноги Сэма подкосились. Хэккинг взял ее себе на эту ночь.
Гвенафра не выглядела испуганной. Казалось, что она вела себя
даже непринужденно. Когда требовали обстоятельства, самообладание не
покидало ее, хотя обычно большую часть времени она бывала несдержанной
и легко меняла свое настроение.
Сэм оттащил Лотаря.
- Сейчас мы бессильны и только навредим ей.
Они еще некоторое время бродили, осматривая другие цеха, и
заметили, что костры простираются в обе стороны вдоль стены, насколько
хватало глаз. Кроме жителей Соул-сити здесь были ольмеки и немного
азиатов. Сэм решил, что это, возможно, бирманцы, таиландцы и цейлонцы
из неолита, жившие на противоположном от Селинайо берегу Реки.
Для того, чтобы выбраться из Пароландо, нужно было перелезть через
стену, а чтобы спуститься по Реке в Селинайо, нужно украсть несколько
небольших лодок. Они понятия не имели, что произошло с Публией или
Тифонуйо, но предполагали, что эти страны были следующими в списке
Хэккинга. Бежать на север, в Землю Черского, было бы глупо. Иеясу
двинется туда, как только узнает о захвате Пароландо, если уже не
сделал этого.
Вся ирония их положения заключалась в том, что они вынуждены
бежать в ту страну, гражданам которой был запрещен доступ в Пароландо.
Они решили возвращаться к плотине и рассказать об увиденном
оставшимся членам группы. Необходимо было обдумать дальнейшие шаги.
Наилучшие шансы убраться отсюда были во время ночного ливня.
Они побрели, обходя жилища, где расположились враги и пленные
женщины.
Как только они вошли в тень гигантского железного дерева, кто-то
обхватил Сэма сзади за шею. Он попытался кричать, повернулся, начал
сопротивляться, но огромная рука сдавила его горло, и он потерял
сознание.
Он пришел в себя под тем же железным деревом и долго не мог
отдышаться и откашляться. Он начал подниматься, но раздался низкий
голос:
- Не сметь! Сидите спокойно или я проломлю вам череп вот этим
топором!
Сэм огляделся. Лотарь сидел под молодой елью в 60 футах от него
со связанными за спиной руками и кляпом во рту. Говоривший был очень
крупным мужчиной с чрезмерно широкими плечами, огромной грудью и
могучими руками. На нем был черный кильт, черная накидка; в руке -
средних размеров топор. На поясе висел стальной томагавк и стальной
нож - оба в ножнах - и пистолет Марк-1.
- Вы Сэм Клеменс? - спросил гигант.
- Да, - тихо сказал Клеменс. - Но что все это значит? Кто вы?
Мужчина тряхнул густо заросшей головой в сторону Лотаря:
- Я убрал его подальше, чтобы он не услышал, о чем мы будем с вами
говорить. Меня послал человек, знакомый нам обоим.
Сэм помолчал минуту, а затем сказал:
- Таинственный Незнакомец???
- Да, - кивнул силач. - Именно так, он сказал, вы его называете.
Достаточно называть его просто Незнакомцем. Я полагаю, вы
догадываетесь, о чем идет речь, поэтому нам нечего об этом говорить.
Вам достаточно того, что я беседовал с ним?
- Куда мне деваться? - сказал Сэм. - Ясно, что вы с ним
говорили. Вы - один из двенадцати, которых он выбрал. Это был
мужчина, не так ли?
- Я его не проверял, - оскалился великан. - Скажу вам, что с
самого детства меня не мог напугать ни один человек, будь то белый,
негр или краснокожий. Но этот Незнакомец - единственный, кто заставил
бы и гризли убежать от одного своего взгляда. Не то, чтобы я испугался
его, понимаете, просто у меня возникло какое-то? странное ощущение.
Будто я ощипанный петух.
Но хватит об этом. Я - Джонстон. Неплохо бы сразу же рассказать
о себе, чтобы не тратить время на разговоры потом. Итак, меня зовут
Джон Джонстон. Родился я в Нью-Джерси в 1827 году, умер в госпитале
для ветеранов в Лос-Анжелесе в 1900-м. В промежутке между этими годами
был охотником в Скалистых горах. До того времени, как попал на эту
Реку, убил не одну сотню индейцев, но ни разу мне не приходилось
убивать белого человека, даже француза. Пока не попал сюда. После
этого я собрал немалую коллекцию белых людей.
Человек встал и вышел на освещенное звездами место. Волосы у него
были темные, но казалось, что на свету они будут ярко-красными.
- Что-то я не в меру разговорился, - сказал он. - В этой долине
невозможно спрятаться от людей. От них и дурные привычки.
Они подошли к Лотарю. По дороге Сэм спросил:
- Как вы очутились здесь? И в такое время?
- Незнакомец сказал мне, где вас можно найти. Он рассказал мне о
вас и о вашем большом корабле, о Туманной Башне и обо всем остальном.
Вы понимаете, что нет смысла это скрывать. Я согласился разыскать вас
и отправиться на вашем судне. А почему бы и нет? Я не люблю сидеть на
одном месте. Здесь всюду слишком тесно. Чуть повернешься - и
сталкиваешься с кем-нибудь носом. Я находился выше по Реке в 30 000
миль отсюда, когда кто-то разбудил меня ночью. Это был ваш Незнакомец.
Мы долго беседовали с ним, вернее, говорил, в основном, он. Затем я
снялся со своего места и двинулся сюда. По пути я кое-что слышал о
том, что здесь происходит. Сюда я пробрался, когда еще шло сражение, и
с тех пор разыскиваю вас. Я подслушал, как эти негры говорили, что
никак не могут найти ваше тело. Поэтому я стал бродить вокруг, ко
всему присматриваясь. Один раз мне пришлось убить одного из арабов,
потому что он натолкнулся на меня. К тому же я был голоден.
Они подошли к Лотарю, но Сэм распрямился, услышав последние слова
великана.
- Голоден? - переспросил он. - Вы имеете в виду?..
Человек ничего не ответил.
- Эге, - произнес Клеменс. - Уж не тот ли вы самый Джонстон,
которого называли "Джонстон - пожиратель печени"? Или "убийцей негров"?
Раздался громкий голос:
- Я давно с неграми в мире и стал им братом, а потом я перестал
есть человеческую печень. Но надо же человеку есть.
Сэм вздрогнул. Он нагнулся, развязал фон Рихтгофена и вынул кляп
изо рта. Лотарь был вне себя от ярости, но его также и раздирало
любопытство. И так же, как и Сэму, Джонстон показался ему немного
странноватым. Этот человек как бы источал особую необузданную силу.
"Должно быть, он страшен в деле", - подумал Сэм.
Они вернулись к плотине. Джонстон почти все время молчал. Один
раз он исчез, отчего Сэм странно похолодел. Джонстон был ростом около
6,5 футов и на вид весил куда больше 280 фунтов, причем казалось, что
состоял он только из костей и мышц, но вместе с тем двигался бесшумно,
как тигр.
Сэм подпрыгнул - Джонстон снова оказался сзади.
- Что случилось? - тихо произнес Сэм. - Почему вы пропали?
- Не обращайте внимания. Вы сказали, что не так уж много
разузнали за свою разведку. Я лучше вас знаю положение - я тут все
облазил. Многие из ваших людей выбрались через стену к северу и к югу
отсюда. Если бы они продолжали сражаться, возможно, они бы и одолели
негров. Но и негры недолго будут праздновать победу. Иеясу готов
двинуться на них. Я не удивлюсь, если он нападет сегодня ночью. Я
рыскал по его территории, прежде чем попал сюда. Он не собирается
сидеть, сложа руки, и наблюдать, как негры будут владеть всем этим
железом и судном. Наверняка, он отберет у них все это.
Сэм застонал. Если он не сможет вернуть себе корабль, то ему
будет уже все равно, кому он достанется, Хэккингу или Иеясу. Но к тому
времени, когда они очутились внутри плотины, он почувствовал некоторое
облегчение. Возможно, эти две силы уничтожат друг друга, и
разбежавшиеся жители Пароландо вернутся и добьют и тех, и других. Еще
не все потеряно.
Более того, один только вид этого Геркулеса-Джонстона утешал его.
Значит, Таинственный Незнакомец не покинул его. Он все еще готов
осуществить свой замысел и послал сюда отличного бойца, если только
верить легендам о нем. Джонстон был шестым из тех, кого выбрал
Незнакомец, остальные шесть еще, наверное, появятся. Затем один из них
затерялся. Да, Одиссей исчез.
Однако он еще мог объявиться. На Реке может случиться все, что
угодно. А эти двенадцать кое-кому были опасны. Для соплеменников
Незнакомца, для этикалов.
Внутри плотины Джонстон был представлен остальным. Джо Миллер
поднялся ему навстречу, завернувшись в свое одеяние, и пожал руку
Джонстону. И Джонстон с трепетом в голосе произнес:
- Я много видел необычного за свою жизнь. Но никогда не видел
такого человека, как вы. А вы не должны уложить мою руку, приятель.
- Надо попробовать, - ответил Джо. - Вы выглядите довольно
большим и шильным. Но, к шожалению, я болен.
За полчаса до начала ливня они двинулись в путь. Все вокруг было
сравнительно тихо. Участники пиршеств улеглись спать, все, кто сидел
вокруг костров, попрятались по хижинам в ожидании дождя. Однако
сторожевые вышки и цеха были полны часовых, которые почти не пили.
Очевидно, Хэккинг приказал им не увлекаться спиртным.
Когда они пробирались вдоль стены цеха серной кислоты, Джонстон,
подобно гигантскому призраку, отделился от них. Через десять минут он
так же неожиданно появился.
- Я немного послушал, о чем говорят эти негры. Этот Хэккинг -
очень ловкий ниггер. Вся эта пьянка и галдеж прекратились из-за того,
что шпионы Хэккинга, засланные к Иеясу, сообщили, что сегодня ночью
японцы намереваются напасть. Хэккинг пытается успокоить людей, но они
очень обеспокоены тем, что у них совсем мало пороха.
Сэм был удивлен этой новостью и попросил рассказать все, что
удалось подслушать Джонстону.
- Я слышал, как несколько негров говорили о том, почему Хэккинг
решил напасть на вас. Он знал, что Иеясу собирается сделать это, и
решил опередить его. Если бы он этого не сделал, японец завладел бы
металлом, вездеходами и всем остальным. После этого он легко овладел
бы Соул-сити. Эти шакалы стоят друг друга. Они еще говорили, что это
король Джон договорился с Хэккингом о нападении. А Хэккинг взорвал
короля Джона в его собственном дворце, потому что не доверял ему.
Властитель Соул-сити сказал, что Джон - предатель, и даже если это не
так, то все равно он белый и ему нельзя доверять.
- Но зачем Джону понадобилось это предательство? Чего он хотел
этим добиться? - спросил Сэм.
- Хэккинг и Джон намеревались покорить все земли вдоль Реки на сто
миль, а затем поделить их между собой. Джон собирался править белой
половиной жителей, а Хэккинг - черной. Оба, имея равные части, были бы
равны. Они собирались строить два судна и все остальное поровну
каждому.
- А что с Файрбрассом? Почему он в клетке?
- Не знаю, но его называли предателем. А этот фриц, как его там,
Херинг?
- Геринг!
- Да. Так вот, Хэккинг не виновен в том, что его мучили. Это
сделали какие-то арабы. Они охотились на приверженцев Церкви Второго
Шанса, схватили его и стали пытать с помощью африканских негров,
дагомейцев, у которых был обычай зверски убивать перед завтраком дюжину
людей. К тому времени, когда Хэккинг узнал об этом и приказал
прекратить пытки, Геринг уже умирал. Но он заговорил с Хэккингом,
назвал его братом по духу и сказал, что прощает его. Сказал, что он
когда-нибудь еще встретится с ним. Хэккинг был очень потрясен этим, во
всяком случае, так говорят его люди.
Сэм с дрожью переваривал новости. Он был так расстроен, что его
нисколько не позабавило, что рекордсмен среди мошенников - король Джон
- был вчистую надут Хэккингом. Однако он не мог не восхищаться
способностями Хэккинга, как руководителя государства, и его пониманием
обстановки. Хэккинг понял, что это единственный способ вести дела с
Джоном, и, не колеблясь, осуществил свои намерения. Но вот совести
Сэма Клеменса у Хэккинга не было.
Эти новости круто изменили все. По-видимому, Иеясу уже был в
пути, это означало, что им не удастся, как планировал Сэм, улизнуть
отсюда во время дождя. Граждане Соул-сити были настороже.
- В чем дело, Сэм? - спросила Ливи. Она сидела рядом с ним и
печально смотрела на него.
- Мне кажется, что все кончено.
- О, Сэм! - воскликнула она. - Где же твое мужество? Для нас
еще далеко не все потеряно. Ты всегда впадал в отчаяние, когда события
оборачивались не так, как тебе хотелось! Сейчас прекрасная возможность
вернуть корабль. Пусть Хэккинг и Иеясу перебьют друг друга, а затем
появимся мы. Надо просто сидеть в лесу, пока они не перегрызут друг
друга, а затем, когда они будут при последнем издыхании, наброситься на
них!
- О чем ты говоришь? - сердито произнес Клеменс. - Пятнадцать
мужчин и женщин набросятся на победителей, да?
- Ну и дурак же ты, Сэм! У них только в одном загоне не менее
пятисот пленных, и только один Бог знает, сколько таких загонов. И у
тебя есть еще тысячи беженцев, скрывшихся у Черского и в Публии.
- А как я с ними свяжусь? - удивился Сэм. - Слишком поздно! Я
могу поспорить, что нападение произойдет через несколько часов! Кроме
того, беженцев, наверное, тоже держат в загонах. Насколько я могу
судить, Черский и Публий, возможно, тоже в сговоре с Хэккингом!
- Ты все такой же бездеятельный пессимист, каким я знала тебя на
Земле, - печально сказала она. - О, Сэм, я все еще люблю тебя. Ты все
еще нравишься мне? как друг.
- Друг?! - закричал Клеменс так громко, что все собравшиеся
подпрыгнули от испуга.
- Заткнитесь! - прошипел Джонстон. - Вы что, хотите, чтобы эти
негритосы схватили нас?
- Там, на Земле, мы любили друг друга много лет, - сказал Сэм.
- Если уж по большому счету, то не всегда, - заметила шепотом
Ливи. - Но это не место для выяснения наших отношений. Я не намерена
обсуждать это. Слишком поздно. Вопрос стоит так - хочешь ты вернуть
себе Пароход или нет?
- Конечно же, хочу, - со злостью сказал он. - Ты что, думаешь..
- Тогда оторви свою задницу! - воскликнула она.
Если бы это сказал кто-нибудь другой, то, возможно, он оставил бы
это незамеченным. Но то, что эти слова произнесла хрупкая Ливи,
которая всегда говорила мягко и изысканно - это было немыслимо. Но она
произнесла их - и он подумал о том, что бывали на Земле минуты, которые
он старался вычеркнуть из памяти, когда?
- Леди мыслит очень здраво! - отметил Джонстон.
Сейчас надо было думать о более важных вещах, но подсознание само
определяло эти вещи и оно послало ему следующую мысль: впервые он
понял, действительно осознал каждой клеткой своего тела, всем своим
мозгом, что Ливи изменилась. Она уже не была его Ливи! Она уже давно
изменилась, скорее всего, еще на Земле за последние несколько лет перед
смертью.
- Так что же вы скажете на предложение мисс, - спросил
человек-великан.
Сэм тяжело вздохнул, будто стараясь выдохнуть последние остатки
Оливии Ленгдон Клеменс де Бержерак, и сказал:
- Что ж, так и поступим.
Ливень обрушился на землю, гром и молнии сделали на полчаса все
вокруг неузнаваемым. Джонстон тут же исчез и вынырнул из-за дождевой
завесы со связкой из двух базук и четырех ракет, неся оружие на своей
широкой спине. Затем он снова растворился в струях воды и вернулся
через полчаса, швырнув на землю целую груду стальных ножей и
томагавков. Его грудь и руки были забрызганы кровью, но было абсолютно
ясно, что не его кровью.
Грозовые тучи ушли. Земля серебрилась в свете больших, как
яблоки, и многочисленных, как вишни на дереве, звезд, сверкающих, будто
драгоценный камень в свете лампы. Затем похолодало, и они дрожали,
стоя под железным деревом. В течение пятнадцати минут густой туман
окутал Реку, так что не стало видно ни чашных камней, ни высоких стен
вдоль берега. Еще через полчаса Иеясу нанес удар. С противоположного
берега Реки, оттуда, где раньше жили мирные ольмеки, бушмены и
готентоты, появились переполненные людьми большие и маленькие лодки.
Основная масса атакующих была с правого берега Реки, с тех трех земель,
где теперь владыкой стал Иеясу. Он нападал в десяти точках вдоль
прибрежной стены. Воины устремлялись в проемы, образованные взрывами
ракет. В первые же десять минут атаки было выпущено огромное число
ракет. Иеясу, по-видимому, очень долго накапливал их. Три вездехода
защитников гремели, не умолкая, поливая как из шланга ряды атакующих
струями пластиковых путь. Бойня, которую они учинили, была
грандиозной, но Иеясу подготовил сюрприз. По вездеходам было выпущено
множество ракет с деревянными боеголовками, начиненными желеобразным
спиртом (изготовленным из мыла и спирта). В каждый из них попало как
минимум две ракеты. Примитивный напалм быстро растекался по броне
амфибий, и, хотя горючая жидкость и не проникала внутрь вездеходов, дым
сжигал легкие находящихся внутри людей.
Сэм был заворожен зрелищем битвы. И все же он попросил Лотаря
вспомнить этот сюрприз Иеясу потом, когда все будет позади, если только
они останутся в живых.
- Их нужно делать более герметичными и с замкнутой системой
воздухообеспечения. Вроде той, которую описывал нам Файрбрасс.
Джонстон возник так неожиданно, будто вышел из двери, и рядом с
ним стоял Файрбрасс. Похоже, он был предельно измучен и сильно дрожал,
но все же ему удалось улыбнуться Сэму.
- Хэккингу сказали, что я предал его, - произнес он. - И он
поверил своему осведомителю, которым был, между прочим, наш
высокоуважаемый и заслуживающий всякого доверия король Джон. Джон
сказал ему, что я выдал все, что знал, для того, чтобы стать командиром
авиации. Хэккинг не поверил, что я торгуюсь с вами только для того,
чтобы водить вас за нос. Я не могу упрекать его за это. Мне следовало
бы раньше уведомить его, что я заигрываю с вами. То, что я не смог
убедить его в том, что не собираюсь плутовать, меня не удивило.
- Вы на самом деле просто водили меня за нос? - воскликнул Сэм.
Файрбрасс улыбнулся.
- Конечно же. Зачем мне было, несмотря на весь соблазн, предавать
Хэккинга, если мне было обещано, что я буду главным летчиком после
захвата судна Хэккингом. Дело в том, что он хотел верить Джону. Он
недолюбливал меня, потому что я не соответствовал его идеалам брата по
духу. Его возмущало, что я никогда не жил в гетто и всегда имел те
блага, которых он был лишен.
- Должность главного инженера по-прежнему может быть вашей, -
заметил Сэм. - И вы сможете летать, если захотите. Однако я
испытываю, должен признаться, огромное облегчение, что не обещал вам
руководство авиацией.
- Это лучшее предложение из всех, что были мне сделаны после
смерти. Я принимаю его.
Он пододвинулся поближе к Сэму и шепнул на ухо:
- Вы все равно должны будете взять меня на борт в любой должности.
Потому что я один из двенадцати.
Сэм подскочил, будто его ткнули раскаленным прутом.
- Этикал? Незнакомец?
- Да. Он сказал, что вы называете его Таинственный Незнакомец!
- Значит, вы все-таки предали Хэккинга!
- Эту маленькую речь я произнес для общественности, - сказал
Файрбрасс. - Да, я на самом деле предал Хэккинга, если вам так больше
нравится. Но я считаю себя агентом более высокой власти. У меня нет
намерений ломать себе голову мыслями относительно абсолютно белых или
абсолютно черных государств на берегах Реки, если я могу выяснить, как
и почему мы, то есть все человечество, очутились здесь. Я хочу
получить ответы на свои вопросы, как некогда сказал Карамазов. Вся эта
черно-белая кутерьма на этой планете - пустяк, я подчеркиваю: именно
на этой планете! Это было важно только на Земле, но не здесь.
Хэккинг, должно быть, чувствовал, что я мыслю именно так, хотя и
скрываю это.
Сэм никак не мог оправиться от потрясения. Тем временем на
равнине шло ожесточенное сражение, причем жителям Соул-сити становилось
все хуже и хуже. Хотя их и было больше, но за полчаса они были
отброшены назад. Сэм решил, что пришло время действовать, и все они
бросились к загону, где содержали пленных граждан Пароландо. Лотарь
высадил ворота двумя ракетами, и еще не успел дым рассеяться, как
пятнадцать оставшихся на свободе приверженцев Сэма устремились внутрь
загона. Сирано и Джонстон всю работу по уничтожению охраны взяли на
себя. Де Бержерак, как молнией, поражал врагов своей шпагой, а
Джонстон, метнув томагавки, уложил четверых и еще троих, метнув ножи.
Твердыми, как сталь, ногами он ломал конечности и ребра.
Пленников отвели на склад оружия, где еще оставались мечи и луки
со стрелами.
Сэм послал гонцов на север и на юг, чтобы те установили контакт с
беженцами из Пароландо. Затем он повел остальных за холмы, поближе к
плотине, где они должны были разбить лагерь, ожидая исхода битвы. Сэм
не имел ни малейшего представления о том, что делать дальше. Он сказал
Сирано, что дальше придется играть на слух, без нот, и подавил желание
заметить, что играть придется даже несмотря на то, что слуха нет ни у
одного из них.
Впоследствии Клеменс благодарил небо, что он не расположился на
самой плотине, а сидел на бугре над ней, чуть левее. Отсюда были лучше
видны и холмы, и равнина, где все еще взрывались ракеты, хотя и не так
часто, как вначале. По другую сторону плотины звезды безмятежно
глядели в зеркальную гладь водохранилища, как будто вокруг все было
тихо и мирно.
Вдруг Джонстон вскочил и крикнул:
- Смотрите туда! Вон туда! На вершину дамбы!
На плотину из воды вылезли три темные фигуры. Они побежали к
холму. Сэм тут же распорядился всем спрятаться за стволы железных
деревьев. Как только трое неизвестных поравнялись с деревом, за
которым прятались Джо Миллер и Джонстон, они были тут же схвачены.
Один из них попытался ранить Джо, и титантроп так сдавил его горло, что
кровь хлынула из лопнувших вен и артерий пленника. Двое других во
время пленения потеряли сознание. Когда они пришли в себя, им уже не
надо было рассказывать Сэму, что они совершили. И он догадался, что
сделали они это по приказу короля Джона.
Земля затряслась у них под ногами, и листья железного дерева
загремели, как тарелки в буфете. Белая стена плотины, укутанная черным
дымом, медленно оседала. От грохота заложило уши. Во все стороны
разлетались огромные бетонные глыбы, подобно птицам над фабричной
трубой. Они падали и падали, ударяясь о землю, перелетая через
водохранилище, поверхность которого уже не была гладкой и спокойной.
Казалось, она вся подалась вперед, чтобы хлынуть в долину. Рев, с
которым вода ринулась в каньон, выкопанный когда-то жителями Пароландо,
снова оглушил наблюдателей. Сотни тысяч тонн воды хлынули в каньон,
смывая земляные насыпи, вырывая из них куски дерна. Стремительный
отток воды привел к оседанию берегов вокруг водохранилища, и
наблюдатели вынуждены были забраться повыше. Через несколько мгновений
давшее им приют тысячефутовое железное дерево с корнями, уходившими в
скальный грунт на глубину не менее 200 футов, было практически вырвано
из земли и опрокинуто. Зрелище рвущихся корней и ломающихся веток,
свист падающих деревьев и лиан, обвивших их, ужаснуло людей. Они
думали, что находятся достаточно далеко, но несмотря на то, что
гигантское дерево падало в противоположную сторону, угрозу могли
представлять и выворачиваемые из земли корни.
Дерево с треском свалилось в сторону водохранилища, обрушив
нависший грунт, и упало в воду. Его корни оторвались от берега, и оно
устремилось в водный поток. Водоворот подхватил огромное дерево, как
щепку, и поток воды пронес его по ущелью около полумили, пока оно не
застряло между стенами каньона.
Когда вода достигла равнины, это был водяной вал высотой почти в
300 футов. Впереди него несся гигантский клубок из деревьев, бамбука,
хижин, обломков и людей. Он мигом пронесся по полутора милям равнинной
части, расширился и на несколько мгновений был остановлен циклопической
стеной, возведенной Сэмом для защиты цехов и Парохода, но не устоявшей
перед двумя нападениями.
Все, что оказалось на пути потока, было подхвачено и вынесено в
Реку. Цеха рушились, как карточные домики. Огромный Пароход был
поднят, словно игрушечная лодочка, брошенная в гигантский прибой. Его
вынесло в Реку и швыряло из стороны в сторону, а затем он исчез во тьме
и хаосе. Сэм бросился на землю и вцепился в траву. Его судно
погибло!!! Погибло все - цеха, рудники, вездеходы, аэропланы,
кузнечные и оружейные мастерские и команда. Но, что хуже всего, погиб
Пароход. Его Мечта была разбита, как хрупкий сияющий алмаз!
Трава была холодной и влажной. Казалось, что его лицо и пальцы
впились в плоть земли и уже никогда не оторвутся от нее. Однако
огромная рука Джо подняла его и усадила, будто он был манекеном.
Чудовищное волосатое тело титантропа прижалось к нему, согревая. И
нелепое лицо Джо с низкими бровями и абсурдно длинным носом прижалось к
его лицу.
- Вше погибли! - сказал Джо. - Боже! Ничего не ошталошь! Шэм!
Пятнадцать минут стихия бушевала на равнине Пароландо, после чего
Река приняла свой первоначальный вид. Хотя вниз по течению неслись
вещественные доказательства катастрофы.
С лица земли исчезли огромные здания и судно вместе с кранами и
строительными лесами. Исчезли гигантские стены почти на протяжении
мили. Там, где еще недавно были рудники и подвалы цехов, плескались
маленькие озерца. Потоки воды размыли часть равнины в тех местах, где
велись разработки. Однако вся эта гигантская масса воды так и не
смогла соскрести траву с поверхности земли - настолько она была жесткой
и столь глубоки и переплетены между собой были корни. Но каменные и
земляные укрепления вдоль берега были смыты, будто сделанные из песка.
Небо стало бледнеть, постепенно гасли ослепительные звезды.
Гигантский флот захватчиков исчез, унесенный куда-то вниз по течению
или погребенный на дне Реки, разбитый в щепки. Повсюду были видны
разбросанные бревна и щепки, в которые рассыпались многие из судов.
Обе армии на суше и матросы на судах погибли под ударом водяного вала -
утонули или были раздавлены.
Однако Пароландо простиралось вдоль берега Реки на 10 миль, а
вода, запасенная в водохранилище, бушевала только в двухмилевой полосе.
Ущерб был нанесен лишь центральной части Пароландо, где было сметено
все в полосе шириной в полмили. То же, что находилось по краям этой
зоны, утонуло, а здания обвалились и покосились.
С рассветом приплыла тысяча человек с севера, из Земли Черского.
Во главе их был? король Джон.
Сэм построил своих людей в боевые порядки с Джо Миллером в центре,
однако король Джон, прихрамывая, бросился навстречу, вытянув вперед
руки в знак мира. Сэм вышел вперед, чтобы переговорить с ним. Даже
после того, как Джон объяснил свои действия, Сэм не переставал
опасаться, что его убьют. Однако позже он понял, что Джон нуждался в
нем и Файрбрассе, да и в остальных тоже, так как хотел, чтобы Пароход
был снова построен. Кроме того, ему доставляло извращенное
удовольствие оставлять Сэма в живых, держа его в постоянном страхе
перед ударом наемного убийцы.
Как выяснилось, не все нужно было начинать сначала. Почти
неповрежденное судно было найдено возле холма на противоположном берегу
Реки, в двух милях ниже по течению. Оно было мягко опущено на грунт
убывающей водой. Работы по возвращению корабля были не из легких, но
на это требовалось гораздо меньше времени, чем на постройку нового.
Джон вновь и вновь пытался втолковать Клеменсу, что же он совершил
на самом деле. Но хитрость и извращенное мошенничество, возведенное в
четвертую степень, были столь запутаны, что Сэму никак не удавалось
охватить всю картину в целом. Джон заключил договор, чтобы предать
Сэма, прекрасно понимая, что Хэккинг предаст его самого при первом же
удобном случае!
Джон был бы разочарован, если бы Хэккинг не попытался ударить его
в спину. Он потерял бы всякую веру в человеческую природу.
Джон заключил договор с Иеясу, чтобы тот помог ему напасть на
Хэккинга после его вторжения в Пароландо. Иеясу понравился этот
замысел, поскольку захват Пароландо значительно ослабил бы силы
Хэккинга. В самый последний момент Джон заключил договор с Публием
Крассом, Тай Фангом и Черским, чтобы они помогли ему побороть Иеясу,
силы которого будут подорваны водами, хлынувшими из взорванной плотины.
Джон выслал трех людей, чтобы уничтожить плотину, когда наибольшее
количество нападающих и защищающихся будет сосредоточено между рядами
защитных стен. Но прежде чем что-либо произошло, Джон сбежал на лодке
под прикрытием тумана.
- Значит, вас не было во дворце, когда его обстреливали из пушки?
- спросил Клеменс.
- Нет, - хитро улыбнулся Джон. - Я был уже к тому времени в
нескольких милях к северу, плывя навстречу Иеясу. Вы никогда не были
обо мне высокого мнения, Сэм. Но теперь вам следовало бы упасть предо
мной на колени и, в знак благодарности, поцеловать мою руку. Без меня
вы бы все начисто потеряли.
- Если бы вы сказали мне, что следует ожидать нападения Хэккинга,
то я вне всякого сомнения все бы сохранил, - зло выкрикнул Сэм. - По
крайней мере, Хэккинг угодил бы в засаду.
Взошедшее солнце весело играло в рыжих волосах и серо-голубых
глазах Джона.
- Конечно же! Но разве была бы решена проблема Иеясу?! Теперь же
и ее не стало. Не осталось почти ничего, что мешало править
необходимой нам территорией, включая бокситы и платину Соул-сити и
иридий и вольфрам Селинайо. Я полагаю, что у вас нет возражений против
покорения этих двух государств.
Все, что произошло позже, можно было назвать удачей. Хэккинг был
взят в плен, Гвенафру нашли живой и невредимой. Их во время сражения
загнали на холмы к западу, откуда Хэккинг готовился нанести ответный
удар. Когда поток затопил эту местность, Гвенафре удалось бежать, хотя
она едва не захлебнулась. Хэккинга швырнуло о ствол дерева. У него
были перебиты обе ноги и рука и произошло внутреннее кровоизлияние.
Сэм и Джон поспешили туда, где под железным деревом лежал Хэккинг.
Гвенафра всплакнула, увидев их, и обняла Сэма и Лотаря. Казалось, Сэма
она обнимала гораздо дольше, чем немца, что в общем-то не было
неожиданностью, поскольку последние несколько месяцев она и Лотарь
почти непрерывно ссорились.
Джону не терпелось как можно быстрее с помощью изощренных пыток
прикончить Хэккинга. Сэм яростно возражал против этого. Он понимал,
что Джон мог бы добиться своего, если бы более решительно настоял на
своем, поскольку число его людей впятеро превышало число сторонников
Сэма. Но Клеменс потерял всякую осторожность, и Джон уступил. Ему еще
нужны были и Сэм, и его приверженцы.
- У вас была Мечта, белый Сэм, - произнес Хэккинг слабым голосом.
- Она была и у меня. О земле, где братья и сестры могли бы
наслаждаться жизнью и открывать свои души друг перед другом. Где мы
все были бы черными. Вам не понять, что это такое. Никаких белых
дьяволов, никаких белых! Только черные братья по духу. Это было бы
настолько близко к раю, насколько это возможно на этой адской планете.
Нельзя сказать, что у нас не было бы проблем. Такое невозможно среди
людей. Но это были бы совершенно не те проблемы, которые бывают у
белых. Это были бы наши проблемы! Но теперь эта мечта никогда не
сбудется.
- Вы могли бы осуществить свою мечту, - произнес Сэм, - если бы
подождали. После того, как судно было бы построено, мы оставили бы
железо любому, кто захотел. И тогда?
Лицо Хэккинга исказилось. Его черная кожа покрылась испариной и
тело скорчилось от боли.
- Приятель! Ты, должно быть, рехнулся! Ты на самом деле думаешь,
что я поверил этой твоей истории о плавании в поисках Великого Грааля?
Я знал, что ты собираешься воспользоваться этим громадным судном, чтобы
покорить нас, черных, и снова надеть на нас кандалы! Старый белый
южанин вроде тебя?
Он закрыл глаза.
- Но вы неправы! Чудовищно неправы! - закричал Сэм. - Если бы
вы лучше знали меня, если бы вы удосужились понять меня вместо того,
чтобы отождествлять?
Хэккинг приоткрыл глаза и прошептал:
- Вы лжете ниггеру, даже когда он находится на смертном ложе?
Послушайте, этот нацист Геринг, вот кто по-настоящему потряс меня! Я
не приказывал мучить его, я приказал просто убить его, но эти
фанатики-арабы, вы знаете их. И все же слова этого немца дошли до
меня. "Привет тебе и прощай, духовный брат" или что-то вроде этого. И
еще. "Я прощаю тебя, ибо ты не ведаешь, что творишь". Это ли не
парадокс? Призыв к любви из уст гнусного нациста? Вы понимаете, он
изменился! И возможно, он прав. Возможно, последователи Церкви
Второго Шанса правы. Кто знает? Несомненно, кажется глупым воскресить
нас из мертвых, вернуть нам молодость только для того, чтобы мы могли
снова измываться и лягать друг друга. Глупо, не так ли?
Он долго смотрел на Сэма, а потом попросил:
- Застрелите меня, пожалуйста. Избавьте меня от мучений. Я на
самом деле страдаю.
Лотарь стал рядом с Клеменсом:
- После того, что вы сделали с Гвенафрой, я согласен быть палачом.
Он направил дуло кремневого пистолета в голову негра. Хэккинг
мучительно улыбнулся и прошептал:
- Насилие из принципа? На Земле я поклялся никогда не совершать
насилие, но эта женщина пробудила во мне дьявола. А кроме того, что
здесь такого? Вспомните обо всех черных рабынях, которых вы, белые,
насиловали???
Как только Сэм отошел, прогремел выстрел. Его передернуло, но он
продолжил свой путь. Это было самое доброе, что Лотарь мог сделать для
Хэккинга. Завтра он снова будет шагать по берегу Реки, где-то далеко
отсюда. Возможно, Сэм еще встретится с ним, хотя этого ему не очень-то
и хотелось.
Удовлетворенный, Лотарь догнал его. От него пахло порохом.
- Мне надо было бы продлить мучения Хэккинга. От старых привычек
тяжело избавляться. Я хотел убить его, и я это сделал. Этот черный
дьявол только улыбнулся мне.
- Помолчите, - сказал Клеменс. - Мне и без того тошно. У меня
вот-вот возникнет желание все бросить и стать миссионером.
Единственные люди, чьи страдания сейчас имеют какой-то смысл - это
сторонники Церкви Второго Шанса.
- Это пройдет, - сказал Лотарь и оказался прав. Но для этого
понадобилось целых три года.
Земля снова стала похожа на изрытое взрывами поле сражения; она
провоняла копотью и стала черной от дыма. Но великий Пароход все же
был построен. Оставалось только испытать его. Был сделан даже
последний штрих - огромные черные буквы на белом корпусе. По обоим
бортам в десяти футах от ватерлинии шла надпись: "НЕ ДЛЯ НАЙМА".
- Что это значит, Сэм? - спрашивали его многие.
- Именно то, что написано, - смеялся Клеменс. - В отличие от
большинства напечатанных или произнесенных слов. Ни один человек не
сможет нанять это судно. Это свободный корабль, и члены его команды -
свободные люди, а не чья-то собственность.
- А что означает надпись на стапеле [Stapel (голл.) - место
стоянки строящегося или ремонтируемого судна. Стапель обычно
представляет собой площадку, наклоненную к воде и расположенную выше ее
уровня]: "Вывешивать объявления запрещается!"?
- Мне приснилось, - отвечал Сэм, - что кто-то пытался вывесить
здесь объявление, а я сказал ему, что стапель построен не для
коммерческих целей. "Вы думаете, что я рекламный агент?" - спросил я
их.
В этом сне было еще кое-что, о чем он рассказал только Джо.
- Человек, который расклеивал объявления, сообщавшие о прибытии
величайшего Парохода, тоже был я един в двух лицах, - говорил Сэм.
- Я ничего не понимаю, Шэм, - произнес Джо.
Сэм не стал ничего объяснять.
В день двадцать шестой годовщины Воскрешения впервые заработали
колеса огромного судна, примерно через час после того, как разрядились
чашные камни, заполняя чаши едой. Кабели и насадка, находившаяся на
чашном камне, были убраны, кабели свернуты и уложены в трюм через
отверстие в передней части правого борта. Чаши были наполнены чашным
камнем в миле к северу и доставлены на корабль амфибией, приводимой в
движение паровым двигателем. Легендарный речной корабль, сверкая своим
великолепием, двинулся по каналу в Реку к гигантскому волнорезу с
правой стороны, который изменял течение таким образом, что корабль не
попадал сразу во власть течения, а оставался в устье канала.
Раздался свисток, прозвенел судовой колокол, пассажиры,
перегнувшись через перила, ликовали; люди, стоящие на берегу, радостно
кричали; огромные гребные колеса заработали, и корабль медленно
двинулся в путь.
Судно имело в длину 440 футов 6 дюймов и максимальную ширину - 93
фута. Гигантские электромоторы привода гребных колес развивали
мощность в десять тысяч лошадиных сил и еще оставалась электроэнергия
для многих других нужд. Теоретическая максимальная скорость судна в
спокойной воде составляла около 45 миль в час. Идя против течения,
скорость которого составляла 15 миль в час, оно могло развивать 30 миль
в час. По течению же его скорость могла быть почти 60 миль в час.
Большую часть времени судно будет идти вверх по Реке со скоростью 15
миль в час относительно суши.
На судне было четыре палубы: так называемая машинная палуба,
главная палуба, легкая навесная палуба и посадочная палуба.
Капитанский мостик располагался в передней части навесной палубы. За
ним находилась длинная надстройка, в которой были расположены каюты
капитана и старших офицеров. Рулевая рубка была двухпалубной и
располагалась перед двумя высокими и тонкими дымовыми трубами высотой
почти в 30 футов. Файрбрасс возражал против труб, так как дым от
больших котлов (необходимых только для нагрева воды и для привода
пулеметов) можно было выпускать сбоку. Но Сэм фыркнул и закричал:
- Какое мне дело до сопротивления воздуха? Мне нужна красота! А
красота - единственное, к чему мы стремимся! Кто-нибудь видел колесный
пароход без высоких, стройных, внушительных дымовых труб, разве у вас
нет души, друг мой?
На судне было шестьдесят пять кают, каждая размером 12 на 12
футов. Здесь были убирающиеся койки, столы и складные стулья. Каждая
каюта имела туалет и умывальник с холодной и горячей водой. На каждые
шесть кают полагался один душ.
Три просторных кают-компании располагались в надстройке, на
навесной и главной палубах. Здесь были общие столы, столики для игры в
карты, гимнастическое оборудование, различные аттракционы, киноэкран и
сцена для драматических спектаклей и мюзиклов. В кают-компании главной
палубы было еще устроено возвышение для оркестра.
Верхняя палуба рулевой рубки была роскошно обставлена резными
дубовыми креслами и столами, обтянутыми красной, белой и черной кожей.
Штурман сидел в просторном комфортабельном вращающемся кресле перед
панелью с приборами. На ней были небольшие экраны проводной
телевизионной сети, по которым транслировалось изображение наиболее
важных мест корабля. Перед ним был установлен микрофон, с помощью
которого он мог разговаривать с любым пассажиром судна. Управление
кораблем осуществлялось двумя небольшими рычагами на подвижном пульте.
Левая рукоятка управляла колесом левого борта, правая - соответственно,
правого. Здесь же располагался экран радара, включаемого по ночам.
Еще на одном экране происходила индикация глубины воды, измеряемая
гидролокатором. Тумблер на панели управления мог переключать
управление на автоматический режим, хотя по правилам штурман должен был
нести круглосуточную вахту.
На Клеменсе были белые сандалии из рыбьей кожи, белый кильт, белая
накидка и белая офицерская фуражка из кожи и пластика. К поясу была
прикреплена кобура с огромным четырехзарядным пистолетом Марк-2 69-го
калибра и ножны с кортиком длиной 10 дюймов.
Он расхаживал по рубке управления с большой зеленой сигарой во
рту, опустив руки по швам, и следил за штурманом Робертом Стайлсом,
впервые управлявшим судном. Стайлс был красивым парнем, опытнейшим
рулевым, некогда плававшим по Миссисипи. Когда он появился, чуть более
двух лет назад, Сэм подпрыгнул от радости и всплакнул, а это случалось
с ним всего несколько раз. Он был знаком со Стайлсом, когда они оба
были рулевыми на Миссисипи.
Стайлс нервничал, как и всякий бы на его месте, впервые за столько
лет вынужденного бездействия взявший в руки рычаги управления. В
подобной ситуации нервничал бы и самый прославленный из капитанов на
Миссисипи, даже капитан со стальными нервами - Исайя Саллерс.
Управление судном не требовало особого усилия. С этим мог бы
справиться и любой одноглазый учитель воскресной школы в полупьяном
состоянии. Мог справиться даже шестилетний ребенок, если бы он
дотянулся до рычагов. Рычаг вперед - увеличение скорости вращения
колес, в среднем положении - остановка, а перемещение рычага назад
означало задний ход. Чтобы повернуть влево, нужно было чуть-чуть
оттянуть назад левый рычаг и слегка продвинуть вперед правый. Чтобы
повернуть вправо - наоборот.
Однако, чтобы достичь надлежащей координации движений, нужно было
немного попрактиковаться.
К счастью, для того, чтобы управлять судном на этой Реке, не надо
было обладать хорошей памятью. На ней не было ни островов, ни отмелей,
и почти не было коряг. Как только корабль слишком близко приближался к
мелководью, гидролокатор включал предупреждающую сигнализацию. Если
ночью по курсу оказывалась лодка или затопленное бревно, локатор или
радар высвечивали препятствие на своих экранах и загорался красный
сигнал опасности.
Сэм с полчаса наблюдал за Стайлсом, пока мимо проплывали берега,
заполненные тысячами людей, приветствовавших или проклинавших их,
поскольку было очень много разочарованных, которым не повезло при
жеребьевке. Но проклятия не доходили до его ушей.
Затем Клеменс взял управление на себя. Через полчаса он спросил у
Джона, не угодно ли и ему попробовать? Англичанин был одет во все
черное, как бы противопоставляя себя одетому во все белое Сэму. Он
взял в руки рычаги управления и справился с вождением судна вполне
сносно для бывшего монарха, который никогда не занимался каким-либо
трудом и всегда оставлял своим подчиненным всю черновую работу по
управлению государством.
Судно проплыло мимо пришедшего в полный упадок государства Иеясу,
ныне снова разделившегося на три суверенных территории, и вскоре
Клеменс отдал приказ повернуть назад. Роб Стайлс воспользовался
случаем, чтобы показать маневренность судна, и развернул его, как он
выразился, буквально "на пятачке". Пока левое колесо поворачивалось
назад, правое вращалось на полной скорости, и корабль разворачивался на
месте. Развернувшись, он поплыл вниз по течению. Подгоняемый ветром и
течением, с быстро вращающимися гребными колесами, он шел со скоростью
60 миль в час. Но это продолжалось недолго. Сэм и Стайлс подвели
судно к самому берегу, где локатор показал глубину всего в 1 фут. Даже
сквозь шум от работы гребных колес, плеск воды, свистки и звон колокола
они слышали возгласы толпы на берегу. Лица людей проносились мимо, как
во сне.
Сэм открыл иллюминатор в рулевой рубке, чтобы они могли
почувствовать ветер, усиливая тем самым ощущение скорости.
"Не Для Найма" проследовал вниз по течению до Селинайо, затем
снова развернулся. Сэму, конечно, хотелось, чтобы было еще одно судно,
с которым можно было бы посостязаться. Но он и так был на верху
блаженства от обладания единственным железным работающим на
электричестве судном. Человек не может иметь все, даже на том свете.
Во время обратного рейса на корме открылся огромный люк и из него
соскользнул в воду паровой катер. Он то на огромной скорости догонял
Пароход, то останавливался, дожидаясь, когда корабль почти скроется из
виду. Время от времени он выпускал параллельно воде пулеметные
очереди, и ему начинали вторить тридцать паровых пулеметов главного
судна.
Из отверстия в корме выкатился большой трехместный
гидросамолет-моноплан, крылья которого распрямились, и он взмыл вверх.
Управлял им Файрбрасс, пассажирами были его подруга и Гвенафра.
Мгновением позже с вершины палубной надстройки из паровой
катапульты был запущен узкий одноместный разведчик-истребитель с
открытой кабиной. Его пилотировал Лотарь фон Рихтгофен; работающий на
древесном спирте мотор самолета гудел ровно и без перебоев. Самолет
быстро набрал скорость и скрылся из виду. Затем он вернулся, набрал
высоту и впервые - насколько это было известно Сэму - в небе этой
планеты, над Рекой, были выполнены фигуры высшего пилотажа.
Свой полет Лотарь закончил глубоким пике, в конце которого он
выпустил в воду четыре ракеты и дал несколько очередей из спаренного
пулемета, стрелявшего алюминиевыми пулями. Гильзы также были
алюминиевыми. На борту судна был запас в сто тысяч таких патронов, и
когда они будут все израсходованы, их уже нельзя будет ничем заменить.
Лотарь посадил узкий моноплан на посадочную палубу, расположенную
над надстройкой, и специальные тросы подхватили крюк, выпущенный
самолетом при посадке. Однако вращающийся пропеллер остановился всего
лишь в трех ярдах от дымовых труб. Лотарь еще раз поднял и посадил
моноплан. Затем на гидроплане вернулся и Файрбрасс. Позже он тоже
совершил полет на моноплане.
Сэм смотрел через левый иллюминатор на матросов, маршировавших по
передней части широкой машинной палубы. Под лучами полуденного солнца,
нагревшего воздух до 80 градусов по Фаренгейту, они ходили строем,
выполняя сложные маневры под командованием Сирано. Их серебристые,
украшенные перьями шлемы из дюралюминия были похожи на шлемы древних
римлян. На них были полосатые кольчуги, доходящие до середины бедер.
На ногах - кожаные ботинки. Их вооружение составляли шпаги, кортики и
пистолеты Марк-2. Это были пистолетчики. Еще большее число моряков
наблюдало за спектаклем. Это были лучники и ракетчики.
Увидев в толпе на главной палубе медовую голову Гвенафры, он
испытал блаженство. Но заметив рядом с ней темную головку Ливи, тут же
впал в уныние.
Гвенафра после шести месяцев заполненной ревностью жизни с
Рихтгофеном приняла предложение Сэма и перебралась к нему. Однако Сэм
не мог глядеть на Ливи, не испытывая некоторой горечи утраты.
Если бы не Ливи и Джон, он, наверное, был бы на верху блаженства,
о котором только мог мечтать. Однако Ливи, возможно, будет
сопровождать его все сорок лет Путешествия. А один лишь вид Джона
приводил его в уныние и преследовал в кошмарах.
Джон столь охотно позволил Сэму стать капитаном и, не колеблясь,
занял должность первого помощника, что Клеменс понял, что он замышляет
что-то недоброе. "Но когда же все-таки, - думал Сэм, - произойдет
мятеж???". Джон неминуемо должен попытаться захватить всю полноту
власти на Пароходе, и любой разумный человек, понимая это, тем или иным
образом убрал бы Джона со своего пути.
Однако на совести Сэма уже было убийство Эрика Кровавого Топора, и
он не мог совершить еще одно убийство, даже зная, что смерть Джона
будет временной и завтра же он снова где-нибудь воскреснет. Труп есть
труп, и вероломство есть вероломство.
Вопрос состоял в том, когда Джон нанесет удар? В самом начале или
гораздо позже, когда бдительность Клеменса ослабнет?
Положение было практически невыносимым. Удивительно, сколько
невыносимого может вынести человек!
На капитанский мостик взошел светловолосый верзила. Его звали
Август Страбвелл, он был адъютантом Джона. Он был подобран Джоном во
время их совместного посещения территории Иеясу после нападения
Хэккинга. Этот блондин родился в 1971 году в Сан-Диего, штат
Калифорния, и он был защитником сборной США по футболу, капитаном
американской морской пехоты, за храбрость, проявленную на Ближнем
Востоке и в Южной Америке, был награжден орденом, а затем сделал
карьеру в кино и на телевидении. Он казался весьма приятным парнем,
если не считать того, что, подобно Джону, хвастал своими победами над
женщинами. Сэм не доверял ему. Всякий, кто служил у Джона
Безземельного, имел какие-нибудь пороки.
Сэм пожал плечами. Сейчас он мог бы быть доволен собой. Но
почему что-то портит ему настроение в величайший день его жизни?
Он высунулся из окна и стал наблюдать за упражнениями десантников
и толпой зевак. Солнце поблескивало на волнах, дул прохладный бриз.
Если станет слишком жарко, он может закрыть окна и включить
кондиционеры. На высоком флагштоке, установленном на носу судна, ветер
трепал флаг. Алый феникс, вышитый на голубом прямоугольнике,
символизировал возрождение человечества.
Он помахал людям, толпившимся на берегу, и нажал кнопку.
Раздалась серия протяжных гудков и ударов корабельного колокола.
Он сильно затянулся отличной сигарой, выпятил грудь и стал
торжественно прохаживаться по капитанской рубке. Страбвелл вручил
Джону полный бокал виски, затем такой же предложил Сэму. Все,
находившиеся в рубке: Стайлс, шестеро матросов, Джо Миллер, фон
Рихтгофен, Файрбрасс, Публий Красс, Моцарт, Джон Безземельный,
Страбвелл и три других адъютанта, взяли по бокалу.
- Джентльмены, тост! - воскликнул Джон на эсперанто. - За долгое
и счастливое Путешествие, за то, чтобы мы добились всего, что
заслуживаем!
Джо Миллер стоял рядом с Сэмом, слегка касаясь головой потолка
рубки, и держал бокал, в котором было добрых поллитра виски. Он
понюхал янтарную жидкость своим чудовищным хоботом, затем попробовал ее
кончиком языка.
Сэм уже собирался опрокинуть свои сто пятьдесят граммов, когда
увидел гримасу на обезьяньем лице титантропа.
- В чем дело, Джо? - спросил Клеменс.
- В этом пойле ешть что-то не то!
Сэм принюхался, но ничего не смог обнаружить кроме того, что это
было отличное виски, не хуже некогда изготовлявшегося в Кентукки.
Однако, когда Джон, Страбвелл и остальные схватились за оружие, он
плеснул виски в лицо англичанина и с воплем "Это яд!" бросился на пол.
Прогремел пистолет Марк-2 Страбвелла. Пластиковая пуля врезалась
в пуленепробиваемый плексиглаз иллюминатора над головой Сэма.
Джо взревел, будто лев, неожиданно выпущенный из клетки, и швырнул
свой бокал в лицо Страбвелла.
Остальные адъютанты выстрелили, потом еще раз. Пистолеты Марк-2
были четырехзарядными. Порох в алюминиевых патронах воспламенялся с
помощью электрической искры. Это оружие было еще больше и тяжелее, чем
система Марк-1, однако могло стрелять гораздо чаще, и в нем применялся
бездымный порох.
Капитанский мостик стал ареной яростного сражения. Его заполнили
оглушительные взрывы, скрежет пуль, рикошетом отскакивающих от стен и
пластика, крики и вопли людей и рев Джо Миллера.
Сэм перекувырнулся, вскочил, переключил управление судном на
автоматический режим. Роб Стайлс валялся на полу с простреленной
рукой. Напротив него умирал один из адъютантов короля Джона.
Страбвелл перелетел через Клеменса, ударился о стекло и сполз на пол.
Джон исчез, очевидно, удрав вниз по лестнице.
Сэм выбрался из-под Страбвелла. Четверо его матросов и все
адъютанты Джона были убиты, кроме Страбвелла, который еще был жив, но
лежал на полу без сознания. Одним адъютантам Джо свернул шеи, другим
раздробил челюсти. Моцарт, скорчившись, дрыгался в углу. Файрбрасс
истекал кровью, израненный мелкими осколками пластика, у Лотаря шла
кровь из раны на руке. Один из адъютантов Джона успел ударить его
ножом, после чего Джо Миллер повернул его голову на сто восемьдесят
градусов.
Сэм, шатаясь, поднялся и выглянул наружу. Толпа, глазевшая на
десантников, рассеялась, оставив на палубе несколько трупов.
Десантники на машинной палубе отстреливались от людей, паливших по ним
с главной палубы. Стреляли также и из некоторых иллюминаторов кают,
расположенных на главной палубе.
Сирано не покидал своей быстро сокращавшейся роты десантников,
постоянно отдавая распоряжения. Но вскоре люди Джона стали метить в
него, и Сирано пригнулся. Через мгновение он вновь поднялся. Его
серебристая шпага окрасилась кровью. Противник дрогнул и обратился в
бегство. Сирано бросился за ними.
- Дурак! Немедленно вернись! - закричал ему Клеменс, но француз
его, конечно же, не слышал.
Сэм попытался оправиться от потрясения. Итак, Джон подсыпал
что-то в их бокалы (яд или, может быть, снотворное), и только
чувствительный нос первобытного человека спас их от гибели, сорвав
планы англичанина: без хлопот завладеть капитанским мостиком. Он
выглянул в иллюминатор правого борта. Всего в полумиле впереди был
огромный волнорез, за которым корабль должен был на ночь стать на
якорь. Завтра должно будет официально начаться долгое плаванье.
"Должно было бы начаться!" - с горечью подумал Клеменс.
Он выключил тумблер автоматического управления и взялся за рычаги
управления.
- Джо! - позвал он. - Я намерен вести судно почти возле самого
берега, может быть, даже посадить его на мель. Достань мегафон. Я
скажу людям на берегу о том, что произошло, и нам должны помочь.
Он потянул на себя правый рычаг и отодвинул левый.
- Что такое? - внезапно завопил он.
Судно продолжало идти тем же курсом вверх по Реке на расстоянии
примерно сотни ярдов от берега.
Клеменс начал лихорадочно перемещать рычаги управления, но судно
не меняло курса.
Затем из динамика внутренней связи донесся голос Джона.
- Ваши усилия бесполезны, Сэмюель. Босс, Капитан, Свинья! Я
контролирую ход судна. Мой инженер - человек, которому я обещал
должность главного инженера - продублировал все органы управления?
спрятав их, разумеется, в тайном месте. Я отключил управление из
рубки, и судно пойдет только туда, куда захочу я. Поэтому у вас нет ни
малейшего преимущества. Сейчас мои люди штурмом овладеют капитанским
мостиком и захватят вас в плен. Но я предпочитаю, чтобы вам было
нанесено как можно меньше повреждений. Поэтому, если вы сейчас же
покинете корабль, я отпущу вас подобру-поздорову. При условии,
конечно, что вы сможете проплыть сотню ярдов.
Сэм выругался и в бешенстве стал колотить кулаками по приборной
панели. Однако судно продолжало идти мимо пристани, в то время как
толпа на берегу приветствовала их, размахивая руками и удивляясь,
почему корабль не останавливается.
Лотарь посмотрел в задний иллюминатор и сказал:
- Они собираются наброситься на нас! - Он выстрелил в человека,
внезапно появившегося из-за дальнего угла надстройки на навесной
палубе.
- Долго мы не продержимся! - отметил Файрбрасс. - У нас очень
мало боеприпасов.
Сэм осторожно выглянул в передний иллюминатор. Несколько мужчин и
женщин выскочили на машинную палубу, а затем остановились.
Среди них Клеменс узнал Ливи.
Вновь завязалась схватка. Пока Сирано пронзал шпагой ближайшего к
нему противника, другой бросился на него сзади. Ливи попыталась было
отвести удар меча своим пистолетом, который, вероятно, был разряжен, но
меч скользнул по оружию и ушел ей в живот. Она упала на спину. Меч
торчал из ее тела. Человек, убивший ее, погиб секундой позже, когда
шпага Сирано пронзила его горло.
Сэм закричал:
- Ливи! Ливи! - и, выскочив из рубки, побежал вниз по трапу. Пули
свистели вокруг него, ударялись в перила и лестницу. Он ощутил ожог,
услышал за спиной крики, но не остановился. Он вряд ли соображал, что
Джо Миллер и остальные выскочили вслед за ним. Вероятно, они решили
спасти его либо спастись самим, чтобы не погибнуть в рубке.
Повсюду валялись убитые и раненые. Людей Джона было довольно
мало. Англичанин, очевидно, рассчитывал на неожиданность, и он достиг
своего. Десятки людей были убиты первыми же залпами, многие погибли во
время паники, многие, у кого не было оружия, поняв, что спрятаться
негде, попрыгали в воду.
Теперь корабль повернул к берегу. Его колеса на полных оборотах
шлепали по воде, палуба сотрясалась. Джон повернул корабль к берегу,
где его поджидала толпа вооруженных мужчин и женщин.
Это были недовольные, несмирившиеся с тем, что жребий лишил их
возможности стать членами экипажа судна. Окажись они на борту, они тут
же сметут оставшихся на судне сторонников Сэма.
Сэм бежал вдоль навесной палубы, держа в руках шпагу и пистолет, в
котором оставалось еще два патрона. Он не помнил, каким образом оружие
оказалось у него в руках. Он не помнил, когда он расстегнул кобуру и
ножны.
На краю палубы, впереди, у трапа, возникло лицо. Он выстрелил
прямо в него, и лицо исчезло. Клеменс оказался на самом краю палубы и,
взглянув вниз, выстрелил. На этот раз он снова не промахнулся. Грудь
человека, загораживающего спуск по трапу, окрасилась кровью, и он упал
вниз, потянув за собой еще двоих. Но остальные подняли пистолеты, и
ему пришлось отскочить назад. Первый залп миновал его, хотя несколько
осколков попало ему по ногам.
- Шэм! Шэм! - кричал бежавший сзади Джо Миллер. - Нужно
прыгать. Мы окружены!
Внизу Сирано, не выпуская из рук шпаги, отбивался сразу от троих и
отступал к перилам у борта. Затем его шпага со свистом рассекла воздух
в последний раз, противник свалился с пронзенной глоткой, а Сирано
мгновенно повернулся и перепрыгнул через перила. Вынырнув, он
энергично заработал руками, чтобы отплыть подальше от гребного колеса.
Пули вонзались в стенки кают позади Клеменса, и Лотарь крикнул:
- Прыгайте, Сэм! Прыгайте!!!
Но они не могли прыгать. Им еще нужно было пробиться на нижнюю
машинную палубу, а затем на главную.
Джо повернулся и уже бежал к людям, стреляющим из-за дальних кают
на навесной палубе, сжимая в руке свой большущий топор. Пули свистели
вокруг него, оставляя тонкий дымный след, но он был слишком далеко,
чтобы они могли в него попасть. Кроме того, он надеялся на свой
устрашающий вид и отвагу, о чем противник отлично знал, и это всегда
вызывало панику.
Так они очутились возле кожуха гребного колеса. Это было в 10
футах от края навесной палубы, и если бы они встали на перила и
прыгнули, то могли бы схватиться за большие железные кольца, через
которые продевали канаты, когда кожух с помощью крана опускали на
колесо.
Они прыгнули один за другим, пока вокруг свистели пули, и
схватились за кольца. Тела их гулко ударились о металлический кожух.
Они подтянулись и взобрались на кожух, перелезли через него и прыгнули.
Вода была в 30 футах внизу. В другой ситуации Сэм бы дважды подумал
перед прыжком, но сейчас, зажав нос, он, не размышляя, прыгнул в воду.
Когда Клеменс вынырнул, то увидел, что Джо тоже спрыгнул, но не с
кожуха колеса, а с главной палубы. Ему удалось прорваться по трапу
вниз, разбрасывая на своем пути пигмеев, пытавшихся помешать ему. Все
его тело было в крови. Он прыгнул в воду под пулями и градом стрел,
летевших ему в спину.
Сэм снова нырнул, так как застрекотало несколько паровых пулеметов
и вокруг него вода закипела фонтанчиками от пуль семьдесят пятого
калибра.
Примерно через две минуты корабль стал разворачиваться. Джон,
должно быть, обнаружил, что его главный противник бежал. Однако к
этому времени Сэм был уже на берегу и бежал что есть мочи, хотя ему
казалось, что его ноги вот-вот подкосятся и он рухнет наземь. Стрельба
больше не возобновлялась.
Вероятно, Джон решил не убивать его. Он хотел причинить Сэму как
можно больше страданий. А самые большие страдания, вне всякого
сомнения, принесет Клеменсу сознание своего поражения.
Из мегафона загремел голос Джона:
- Прощайте, Сэмюель! Вы - идиот! Спасибо за то, что построили
для меня Пароход! Я переименую его, дав название, которое меня больше
устроит! Теперь я пожну плоды ваших трудов! Вспоминайте обо мне как
можно чаще, мой друг! Прощайте!
Усиленный мегафоном голос англичанина, казалось, разрывал уши
Сэма.
Он вышел из своего убежища в первой же попавшейся хижине и
взобрался на стену у самой воды. Корабль остановился и перекинул
прикрепленные тросами сходни на берег, чтобы дать возможность взойти на
борт предателям. Внизу, у подножья стены, раздался чей-то голос. Он
посмотрел вниз и увидел Джо. Его рыжие волосы были темными от воды,
кроме тех мест, где у него сочилась кровь.
- Лотарь, Файрбрашш, Ширано и Джонштон тоже живы, Шэм! - кричал
он. - Как ты шебя чувштвуешь?
- Если бы это хоть чуть-чуть помогло, я бы убил себя! Но эта
планета - сущий ад, Джо, истинный ад! Здесь нельзя даже как следует
покончить с собой! На следующее утро ты снова просыпаешься, и все твои
неприятности продолжают торчать у тебя поперек горла.
- Что же мы теперь будем делать, Шэм?
Клеменс долго не отвечал. Теперь не только он, но и Сирано тоже
потерял Ливи. Сейчас, не видя ее, он мог переносить мысль о том, что
потерял ее. Позже придет раскаяние за это злорадство над потерей
Сирано.
Но не теперь. Сейчас он был слишком потрясен. Потеря судна была
для него еще большим потрясением, чем зрелище убийства Ливи!
После всех этих лет тяжелой работы, печалей, хитроумных интриг?
Вынести все это было невозможно.
Джо был глубоко опечален видом плачущего Сэма, но он сидел
терпеливо, пока не увидел, что слезы на щеках его друга стали высыхать.
Только тогда он подал голос:
- Шэм, мы начнем делать еще один Пароход?
Сэм поднялся на ноги. Электромеханическая машина его легендарного
речного Парохода подняла сходни, раздались протяжные гудки и звон
судового колокола. Как хохочет сейчас Джон! О Боже! Возможно, он
даже следит за Сэмом в подзорную трубу.
Клеменс помахал кулаком, надеясь, что Джон видит его.
- Я еще доберусь до тебя, предатель Джон! - взвыл он в ярости. -
Я построю другое судно и изловлю тебя! Независимо от того, сколько
препятствий будет у меня на пути! Я догоню тебя и уничтожу украденное
тобой судно. Я смету его с поверхности этой Реки! Никто, слышишь ты,
никто, абсолютно никто, ни Незнакомец, ни Дьявол, ни Бог, несмотря на
все их могущество, не сможет остановить меня!
Когда-нибудь, Джон! Когда-нибудь!
Популярность: 1, Last-modified: Thu, 14 May 1998 05:14:26 GmT