Келлон горько подумал, что управляет не космическим
кораблем, а руководит бродячим цирком. На борту собрались
газетчики и тележурналисты с тоннами оборудования, маститые
комментаторы, которые знали ответы на любые вопросы, красивые
девушки-ведущие, помпезные бюрократы, заинтересованные в
рекламе, поп - звезды, оказавшиеся здесь по той же самой
причине.
У него были самый лучший корабль и команда во всем
Управлении. Вот именно, были. Вместо экспедиции в один из
неисследованных уголков Вселенной их послали с этим
дорогостоящим людским грузом для выполнения абсолютно никому не
нужной миссии.
Про себя он горько произнес: "Черт бы побрал всех этих..."
Но вслух спросил:
-- Позиция корабля соответствует рассчитанной вами орбите,
мистер Риней?
Риней, второй помощник, серьезный молодой человек, который
в данный момент возился с приборами в астронавигационной каюте,
оторвался от своей работы и сказал:
-- Да, идем точно по курсу. Можно готовиться к посадке?
Келлон ответил не сразу. Он стоял напротив капитанского
мостика, мужчина средних лет, крепкий, широкоплечий, с
загорелым, спокойным лицом, на котором не отражалось ни единой
эмоции. Он не хотел отдавать подобный приказ, но был вынужден
подчиняться.
-- Хорошо. Идем на посадку.
Мрачно, через иллюминаторы он следил за спуском. На
окраине этого витка Галактики было сравнительно мало звезд,
дрейфующих через бездонные просторы Космоса. Впереди, подобно
бриллианту, сияло маленькое солнце. Оно относилась к группе
белых карликов вот уже около двух тысяч лет и давало так мало
тепла, что планеты, вращающиеся вокруг нее, были покрыты льдом.
Все, кроме одной, ближайшей к звезде.
Келлон смотрел на рыжевато-коричневый комочек под ним.
Лед, укрывавший его с тех пор, как солнце взорвалось и
превратилось в белого карлика, теперь растаял. Несколько
месяцев назад темная кочующая звезда прошла очень близко от
этой солнечной системы. Мощная гравитация воздействовала на
планетные орбиты, миры начали медленно по спирали приближаться
к солнцу, и лед начал отступать.
Вирессон, один из младших офицеров, поднялся на мостик и
взволнованным голосом доложил Келлону:
-- Они хотят видеть вас внизу, сэр. Особенно мистер
Борродайл. Он говорит, это срочно. Келлон подумал утомленно:
"Придется спуститься и встретиться лицом к лицу со всей
этой сворой, каковой они все на самом деле и являются". Он
кивнул Вирессону и пошел вниз, в кают-компанию. Вид ее вызвал у
него отвращение. Вместо членов его команды, отдыхающих или
занятых делом, в ней находилась маленькая, но шумная толпа
расфуфыренных людей, громогласных мужчин и женщин, которые,
казалось, все одновременно пытались что-то сказать и неприятно,
нервно смеялись.
-- Капитан Келлон, я хочу вас спросить...
-- Капитан Келлон, пожалуйста...
Он терпеливо кивнул и с улыбкой начал пробиваться к
Борродайлу. Ему были даны специальные инструкции сотрудничать с
Борродайлом, который слыл самым популярным телекомментатором во
всей Федерации.
Борродайл был полнеющим мужчиной с круглым розовым лицом и
неестественно огромными и глубокими черными глазами. Его
богатый оттенками бархатный голос часто звучал в различных
программах, что был известен всем.
-- Моя первая передача начнется через тридцать минут,
капитан. При посадке я бы хотел получить полную картину. Если
бы мои люди могли поместить камеру на мостик...
Келлон кивнул:
-- Конечно. Там мистер Вирессон, он окажет им всякое
содействие.
-- Спасибо, капитан. Вы хотели бы увидеть передачу? - Да,
но...
Он был прерван Лорри Ли, чье сияющее красивое лицо и
фигура, искусный раскат голоса сделали ее идолом
женщин-телерепортеров .
-- Не забудьте, что моя передача начинается сразу после
приземления. Я хочу ее сделать одна на фоне безжизненного мира.
Вы можете проследить за тем, чтобы никто не испортил эффекта?
Пожалуйста!
-- Мы сделаем все, что сможем, -- пробормотал Келлон. А
когда на него набросилась остальная свора, он резко огрызнулся:
-- Я поговорю с вами позже. Мистер Борродайл, прошу вас.
Он пробился сквозь толпу, следуя за Борродайлом к каюте,
которая была превращена в телерадиокомментаторскую. Однажды,
горько подумал Келлон, она служила более благородным целям. В
ней хранились пробы воды и почвы и другие образцы из далеких
миров. Но это было тогда, когда они выполняли исследовательскую
работу, а не тащили с собой всю эту толпу болтливых дураков,
совершающих сентиментальное паломничество.
Просмотр материалов не входил в обязанности Келлона. Но
здесь, по крайней мере, было тише, чем там, внизу, в
кают-компании. Он наблюдал за тем, как Борродайл подал сигнал,
и экран монитора ожил.
На нем возник серовато-коричневый глобус, вращающийся в
Космосе, увеличивающийся в размерах по мере их приближения.
Теперь на нем можно было различить даже редкие моря. Проходили
минуты, но Борродайл молчал, давая возможность приглядеться к
этой картине. Затем зазвучал его глубокий, с ноткой
драматической простоты голос: -- Вы смотрите на Землю, --
произнес комментатор. И вновь замолчал. Вращающийся коричневый
шар теперь стал больше. Его покрывали белые облака. Затем
Борродайл продолжил свою речь:
-- Вы, жители многих миров Галактики, знайте, что это
родная планета нашей расы. Ее имя говорит само за себя. Земля.
Келлон почувствовал всевозрастающее отвращение. Все, что
говорил Борродайл, было правдой. И все же это фальшивка. Что
сейчас Земля значила для него, или для Борродайла, или для
миллиардов его зрителей? Это была история, сентиментальная
случайность, а куча журналистов собиралась превратить ее во
что-то помпезное. Борродайл продолжал:
-- Около трех с половиной тысяч лет назад наши предки
впервые покинули свой мир. Это произошло тогда, когда они вышли
в Космос, отправившись сначала к ближайшим планетам, а затем и
к другим звездам. Вот так зародилась наша Федерация, наше
человеческое сообщество на миллионах миров.
Теперь на мониторе изображение коричневого глобуса сменило
лицо Борродайла крупным планом. Он сделал драматическую паузу.
-- Затем две тысячи лет назад было установлено, что солнце
Земли находится на грани взрыва и превращения в белого карлика.
Тогда оставшиеся люди Земли покинули свой мир, солнце
взорвалось, после чего стало резко остывать, а его планеты
начали покрываться льдом. И вот теперь, через несколько месяцев
придет конец нашей старушке Земле. Она медленно приближается к
солнцу и вскоре упадет на него, разделив участь Меркурия и
Венеры. Когда это произойдет, то родина человечества исчезнет
навсегда.
Снова пауза. И вновь Борродайл продолжил. Только теперь
его голос звучал на более низких нотах:
-- Мы, находящиеся на этом корабле простые репортеры,
слуги огромной телерадиоаудитории из всех миров, прибыли сюда,
чтобы в эти недели дать вам возможность в последний раз
взглянуть на Землю. Мы думаем, мы надеемся, что вы сочтете для
себя интересным вспомнить прошлое, которое уже стало легендой.
Келлон вновь подумал: "Этому ублюдку нет никакого дела до
этой старой планеты, так же как и мне. Но у него неплохо
получается скрывать это".
Как только передача закончилась, Келлон вновь был атакован
шумной толпой в кают-компании. В жесте протеста он поднял руку.
-- Пожалуйста, прошу вас. Сначала мы должны сесть. Вы не
могли бы пойти со мной, доктор Дарноу?
Представитель Исторического бюро, доктор Дарноу являлся
титулованной главой всей экспедиции, хотя никто не обращал на
него особого внимания. Это был пожилой мужчина, похожий на
воробья, который что-то щебетал себе под нос, когда они с
Келлоном шли на мостик.
Он, по крайней мере, подумал Келлон, был искренен в своем
интересе. Так же, как и еще более дюжины ученых на борту. Но их
значительно превосходили числом эти жирные коты, большие боссы,
заинтересованные в рекламе, профессиональные хлыщи и прочая
шушера. Да, ну и удружило мне работку Управление Исследований!
С мостика он смотрел на серую планету и ее спутник. Затем
спросил Дарноу:
-- Вы говорили что-то об определенном месте, где хотели бы
приземлиться?
Историк поднял голову и начал произносить торжественную,
старомодную речь:
-- Вы видите там континент? На его побережье было очень
много больших городов, таких, как Нью-Йорк.
Келлон вспомнил это название. Давным-давно он учил его на
уроках истории в школе. Палец Дарноу уткнулся в карту.
-- Если бы вы могли приземлиться здесь, прямо на
острове...
Келлон внимательно изучил рельеф, затем покачал головой.
-- Слишком низко. Скоро будет прилив. Мы не можем
рисковать. Но вот та точка на материке может нам подойти.
Дарноу выглядел разочарованным.
-- Надеюсь, что вы правы.
Келлон приказал Ринею произвести расчеты для посадки,
затем скептически спросил Дарноу:
-- Вы, надеюсь, не рассчитываете найти очень много в
руинах этих древних городов, после того как они простояли подо
льдом две тысячи лет?
-- Конечно, города были сильно повреждены, -- согласился
ученый, - но, возможно, сохранилось огромное количество
реликтов. Я мог бы годами проводить там исследования. ..
-- У нас не так много времени, только несколько месяцев ,
прежде чем эта планета подойдет слишком близко к солнцу, --
сказал Келлон, а про себя добавил: "И слава Богу".
Корабль опускался по точно рассчитанной траектории. За
бортом выла атмосфера, бурлили и кипели вихри, метались облака.
Корабль миновал облачный слой и направился к мрачной коричневой
равнине, покрытой белыми пятнами снежников. Где-то далеко
впереди мерцал серый океан. Корабль совершил посадку. Зависло
гробовое молчание, которое всегда следует за остановкой
двигателей.
Келлон посмотрел на Ринея, который на минуту оторвался от
пульта управления. На его лице было написано легкое удивление.
-- Давление, кислород, влажность -- все параметры
благоприятные.
Затем он добавил:
-- Ну конечно же, ведь когда-то на этой планете жили люди.
Келлон кивнул и сказал:
-- Мы с доктором Дарноу выйдем первыми. Вирессон,
постарайтесь удержать наших пассажиров внутри. Когда Келлон и
Дарноу подошли к нижнему шлюзу, они услышали недовольный шум,
донесшийся из кают-компании. Келлон понял, что Вирессону
приходится нелегко. Эти люди не привыкли слышать "нет", и он
мог представить их негодование.
Когда они вышли из шлюза, холодный пронизывающий ветер
ударил в лицо. Они ступили на влажную каменистую почву, которая
расползалась у них под ногами при каждом шаге. Дрожа от холода,
они замерли, осматриваясь.
Под низким, серым, покрытым облаками небом распростерся
мрачный коричневый ландшафт. Ничто не нарушало его монотонной
одноцветности, если не считать сугробов, все еще белевших в
низинах. Тишина царила в этом мире, нарушаемая лишь порывами
ветра и треском остывающей обшивки корабля позади них. Келлон
подумал, что этот мрачный мир не может вызывать никаких чувств.
Но глаза Дарноу сияли.
-- Мы должны использовать каждую минуту, -- бормотал он,
-- каждую минуту.
Через два часа тяжелое телерадиооборудование было
выгружено из корабля и на двух мотокарах отправлено на восток.
Одним их мотокаров управляла Лорри Ли, одетая в лиловый
синтетический костюм.
Келлон боялся, что тяжелые машины могут засесть в зыбучих
грунтах, поэтому отправился вместе с журналистами. Но вскоре
пожалел об этом.
Красотка Лорри Ли, чьи светлые волосы сияли даже в этом
мрачном свете, дала волю всем своим журналистским жестам,
выработанным долгими годами позирования перед камерой, когда
она возбужденно указывала на руины Нью-Йорка. -- Это просто
невероятно! -- кричала она в микрофон своей многомиллионной
аудитории на тысячах миров. -- Быть здесь, на Земле, увидеть
колыбель человечества. Это кое-что значит.
Это что-то значило и для Келлона. Он почувствовал спазм в
желудке. Повернувшись, пошел к кораблю, ощущая в тот момент,
что если на обратном пути Лорри Ли затянут зыбучие пески, это
не станет большой потерей.
Но этот первый день явился только началом. Космический
корабль быстро превратился в центр бесчисленных и бесконечных
телерадиопередач. Он был оснащен специальным оборудованием, с
помощью которого сигнал передавался по лучу на ближайшую
ретрансляционную станцию Федерации, а оттуда несся дальше к
населенным планетам.
Келлон обнаружил, что Дарноу, который должен был
координировать все это действо, оказался совершенно
бесполезным. Планета, которая была скрыта от человеческого
глаза несколько тысячелетий, представляла для него, историка,
рай. Поэтому большую часть времени он проводил вдали от
корабля, совершая свои собственные вылазки. На плечи его
помощника, серьезного беспокойного молодого человека, свалилась
неприятная обязанность противостоять жалобам и требованиям
неугомонных, темпераментных телезвезд.
Келлон чувствовал переполняющую его скуку, когда стоял и
наблюдал за всей этой происходящей вокруг него чепухой. Эти
люди работали не покладая рук, но его не интересовали ни они
сами, ни их передачи. Рой Квейли, молодой модельер мужской
одежды, провел полусмешной, полу- ностальгический показ древней
земной моды, в котором приняли участие хорошенькие девушки,
одетые в глупые костюмы, с которых он снял копию. Барден,
известный телевизионный продюсер, возглавил постановку фильма
из времен старой Земли. Джей Максон, восходящий политический
деятель в Конгрессе Федерации, обсуждал с Борродайлом
правительственные законодательные системы прошлых времен,
пытаясь таким образом заручиться поддержкой избирателей для
своей Общегалактической партии. "Арктурус Плейере",
великолепная группа исполнителей фольклора, читала старые
земные стихи.
Келлон подумал с отвращением, что все это только показуха.
Взрослые знаменитые люди вцепились зубами в возможность,
предоставленную им внезапной гибелью забытой всеми планеты,
подобно кривляющимся детям. А ведь в Галактике много настоящей
работы, например, работы в Управлении Исследований,
бесконечного, выматывающего, но увлекательного труда по
изучению других систем и миров. И вместо того, чтобы заниматься
ей, он был обречен находиться здесь несколько недель и даже
месяцев вместе с этими клоунами.
Но ученых и историков он уважал. Они сделали всего лишь
несколько передач, и их интерес не был фальшивым. Среди них
оказался Галлер, биолог, который с восторгом показал Келлону
пригоршню влажной почвы через неделю после их прибытия.
-- Посмотрите на это! -- гордо сказал он. Келлон опешил.
-- На что?
-- На эти семена. Это обычный сорняк. Посмотрите. Келлон
посмотрел и увидел, что из каждого семени торчал маленький
усик.
-- Они дают ростки? -- произнес он, не веря своим глазам.
Галлер радостно кивнул.
-- Я на это надеялся. Понимаете, в северном полушарии уже
наступила практически весна, согласно нашим заметкам, когда
солнце внезапно взорвалось и превратилось в белого карлика. В
течение нескольких часов температура упала, и поверхность
начала покрываться снегом и льдом.
-- Но это должно было убить всю растительную жизнь.
-- Нет, -- сказал Галлер.
-- Большие растения, деревья и кусты погибли. Но семена
более мелких впали в спячку. Теперь тепло, которое растопило
лед, вызвало их обратно к жизни.
-- Тогда здесь скоро появятся трава и цветы?
-- Очень скоро, по мере поступления тепла. И действительно
становилось все теплее по мере того, как проходили первые
недели пребывания на планете. В один из дней исчезла
облачность, и бриллиантовое солнце начало одаривать землю
бело-золотым светом. И однажды наступило утро, когда весь
ландшафт перед ними оказался покрытым зеленой травой.
Трава росла. Росли сорняки и вьюнки с такой скоростью,
словно знали, что это их последний сезон, который не будет
длиться долго. Пробивались новые ростки и начали появляться
цветы. Печеночницы, колокольчики, одуванчики, фиалки расцветали
вновь.
Теперь, когда больше не приходилось пробиваться через
грязь, Келлон выходил на долгие прогулки. Снующие люди вокруг
корабля, постоянное столкновение темпераментов, громкие,
взволнованные голоса -- все это окончательно доконало его. Он
чувствовал себя намного лучше вдали от них.
Трава и цветы вернулись, но все равно это был пустынный
мир. Прогулки по длинным неровным склонам действовали
успокаивающе. Теперь солнце стало ярким и приветливым, облака
редко появлялись на небе, а теплый ветер что-то нашептывал,
когда он сидел на склоне и глядел на запад, где не было никого
и не будет уже никогда.
-- Проклятая скука, -- думал он. -- Но, по крайней мере,
здесь намного лучше, чем там с этими болтунами.
Долгими часами он сидел так под лучами ласкового солнца,
чувствуя, как успокаиваются его нервы. Вокруг него волнами
колыхалась трава, а цветы склоняли свои головки под ветром.
Ни одного другого движения, никакой другой жизни. С
жалостью он подумал об отсутствии птиц в эту последнюю весну на
старой планете. Не было даже ни единой бабочки. Но теперь это
не имело значения. Все равно этот мир обречен.
Когда однажды в сумерках Келлон возвращался назад, он
внезапно заметил сияющий предмет в темном небе. Келлон
остановился, глядя на него, а затем вспомнил. Конечно, это была
луна старой планеты. Он совсем о ней забыл во время облачных
ночей. Он двинулся дальше, озаряемый ее слабым светом.
Когда он вошел в кают-компанию, то в миг лишился своего
недавнего спокойствия. Завязалась очередная перебранка, и все
присутствующие принимали в ней участие. Лорри Ли с видом
обиженного ребенка заявляла, что завтра она должна получить
время для ее специальной передачи для женщин, а кто-то еще
оспаривал ее требование. Молодой Беллей, помощник Дарноу,
выглядел уставшим и расстроенным. Келлон незаметно прошел мимо
них, закрыл дверь в своей каюте и налил себе выпить, в
очередной раз проклиная Управление за это дурацкое задание.
Он позаботился о том, чтобы выбраться из корабля рано
утром, прежде чем опять разразится столкновение темпераментов,
привычно оставив Вирессона за главного, и пошел к зеленым
склонам, прежде чем кто-либо успел его окликнуть.
Келлон думал о том, что осталось еще пять недель. Затем,
слава Богу, Земля подойдет так близко к солнцу, что кораблю
придется отойти в космос на безопасное расстояние. Пока не
наступил этот долгожданный день, он будет держаться, насколько
это возможно, вне поля зрения остальных.
Каждый день он проходил по нескольку миль. Он старался
уйти подальше от восточной части и развалин Нью-Йорка, где так
часто бывали остальные. Но он ходил в западном, северном и
южном направлении по зеленым, цветущим склонам пустынного мира.
По крайней мере, там было тихо.
Но вскоре Келлон понял, что если хорошенько присмотреться,
то можно было кое-что увидеть. Например, как менялось небо. Оно
никогда не было одинаковым дважды. Иногда оно казалось
темно-голубым, и по нему, подобно кораблям, плыли облака. Но
затем небо внезапно становилось серым и печальным, начинал
капать дождь, который прекращался лишь тогда, когда лучи солнца
пробивались через облака, превращая их в парящие ленты. Были
моменты, когда, сидя на краю холма, он слушал раскаты грома и
видел, как на западе темнело и собирались грозовые облака,
которые с громом и блеском молний проходили над землей, словно
армия гигантов.
Ветры и солнечный свет, сладость воздуха и вид луны,
ощущение растущей травы под ногами - все это казалось Келлону
странно естественным. Келлон бывал на многих планетах под
многими солнцами. Некоторые из них нравились ему больше, чем
эта, некоторые не нравились совсем, но нигде и никогда он не
встречал такого мира, который бы гак соответствовал состоянию
его души, как эта пустынная планета.
Ему стало интересно, на что она была похожа, когда на ней
росли деревья и жили птицы и животные. Какие города
существовали на Земле. Он брал фильмы-книги в библиотеке,
которые привезли с собой Дарноу и другие ученые, и просматривал
их по ночам, заперевшись в своей каюте. Не го чтобы все это его
сильно волновало, просто давало возможность держаться вдали от
каждодневных ссор и перебранок, к тому же ему было интересно.
После, совершая свои долгие прогулки, он пытался увидеть,
представить, какими были эти места в далеком прошлом. Должно
быть, в этой низинке обитали дрозды и скворцы, желто-черные
пчелы, опыляющие цветы, и росли огромные деревья с такими
странными названиями: вязы, ивы, клены. И бегали маленькие
пушистые зверьки, и в воздухе танцевал жужжащий рой насекомых,
и плавали рыбы и лягушки в озерах и ручьях -- симфония давно
прошедшей, давно забытой жизни.
Но были ли окончательно забыты все мужчины, женщины и
дети, жившие здесь? Борродайл и остальные много говорили в
своих передачах о людях старой Земли, но фразы звучали как-то
безлико, словно набор терминов, который давно ничего не значил.
Наверняка никто из тех миллионов не думал о себе, как о части
бесчисленного множества. Каждый из них был для себя и своих
близких уникальным и неповторимым созданием. Что все эти
болтуны могут знать о тех индивидуумах? Что может знать хоть
кто-нибудь?
Келлон время от времени находил их следы, останки
цивилизации, которые пощадил даже лед. Согнутый кусочек стали,
балка или брусок, сделанные кем-то. Куски бетона, который
когда-то представлял из себя дороги. По ним ходили мужчины и
женщины, спешащие по зову любви, амбиций, жадности или страха.
Но он обнаружил больше. Это была неожиданная находка. Он
шел вдоль ручья, протекавшего по узкой долине. В одном месте он
перепрыгнул его, а когда приземлился, подняв голову, увидел
дом.
Сначала Келлон подумал, что он сохранился каким-то
невероятным образом, хотя это казалось просто невозможным. Но,
подойдя поближе, понял, что это была всего лишь иллюзия.
Время-разрушитель поработало и над ним. И все же это был дом.
Это был каменный коттедж с шиферной крышей и низкими
стенами, стоящий недалеко от края зеленой долины. Келлон
предположил, что природная арка из льда сохранила его от той
участи, которая постигла все остальные строения.
Вместо окон и дверей зияли дыры. Он вошел внутрь и
взглянул на холодную тень того, что когда-то являлось комнатой.
Сохранились остатки прогнившей мебели, а стены покрывала сухая
грязь, под которой можно было разглядеть ржавый металл. Больше
ничего не было. Атмосфера внутри оказалась холодной и какой-то
давящей. Он вышел наружу и устроился на террасе.
Келлон смотрел на дом. Он предположил, что его, должно
быть, построили не позднее, чем в-XX веке. Келлону показалось
странным, что аэросъемка, которую производили люди Дарноу, не
обнаружила этого строения. Но, с другой стороны, и
неудивительно -- серые стены были такими незаметными и так
плотно вросли в зеленый полог долины.
Его взгляд упал на едва заметную надпись на цементной
террасе. Он подошел и счистил грязь. Буквы выцвели от времени,
но ему все же удалось прочитать. "Росс и Дженни -- Их Дом".
Келлон улыбнулся. Теперь он по крайней мере знал, кто
когда-то жил здесь, кто, возможно, построил этот дом. Он мог
представить себе двух молодых людей, радостно царапающих буквы
на мокром цементе. Кто были эти Росс и Дженни? И где они
сейчас?
Он обошел вокруг. К своему удивлению, он обнаружил
запущенный цветочный сад с другой стороны. Полдюжины различных
видов цветов, не похожих на те, что росли на склоне,
беспорядочно цвели здесь. Когда пришла зима Земли, семена этого
старого сада надолго заснули, а когда начал таять снег, вновь с
готовностью вернулись к жизни. Он не знал, что это были за
цветы, но от них веяло духом смелости, и ему это понравилось.
Возвращаясь в сумерках назад, Келлон думал о том, что
должен рассказать об этом месте Дарноу. Но если он скажет ему,
то мгновенно вся болтливая свора устремится туда. Он
представлял себе те торжественные, бесценные и просто милые
передачки, которые Борродайл, Ли и другие будут ставить,
используя этот дом как декорацию.
-- Нет, -- подумал он, -- пусть убираются к чертовой
матери.
Дело было не в том, что сам дом имел для него какое-то
значение, а в том, что он представлялся для него убежищем, в
котором он мог найти покой от всей этой шумной орды.
На следующий день Келлон был рад, что никому ничего не
сказал. Дом стал тем местом, куда он мог уйти, которое он мог
исследовать, чтобы заполнить время ожидания. Он проводил там
часы и никому не говорил об этом.
Галлер, биолог, одолжил ему книгу о растениях Земли, и он
брал ее с собой, чтобы идентифицировать цветы, растущие в
заброшенном саду. Вербены, гвоздики, вьюнки и ярко-красные и
желтые настурции. Он прочитал, что многие из этих видов не
прижились в других мирах. Если это так, то для цветов наступила
самая последняя весна, после которой эти виды исчезнут
навсегда.
Он рассматривал интерьер дома, пытаясь себе представить,
как люди когда-то жили здесь. Дом совсем не походил да
современные металлоидные дома. Внутренние стены были слишком
толстыми, а окна казались маленькими и убогими. В самой большой
комнате Росс и Дженни, наверное, проводили большую часть своего
времени. Ее окно выходило на маленький сад, зеленую долину и
ручей.
Келлону было интересно, что представляли из себя эти Росс
и Дженни, которые когда-то сидели здесь и Смотрели в окно. Что
было для них важно? Что доставляло им боль, а что радость? Он
сам никогда не был женат. Капитаны космических кораблей редко
вступают в брак. Но его интересовал этот древний обряд. Были ли
у Росс и Дженни дети? Продолжает ли в ком-то на свете течь их
кровь? Но даже если и так, что теперь это могло значить для
этих двоих, давно ушедших?
В конце книги, которую одолжил ему Галлер, было
стихотворение о цветах. Он вспомнил несколько строк:
Все они теперь едины, розы и незабудки, Они не знают ни
ветров, ни полей, ни морей, Время проходит, В мягком воздухе
пахнет летом.
Да, думал Келлон, все они сейчас едины, эти Россы и
Дженни, и все, что они делали, все, о чем думали, все сейчас
превратилось в пыль на этой планете, которая вскоре войдет в
свое последнее лето. С физической точки зрения, все, что было
сделано, все, кто когда-то жил на Земле, оставались здесь в ее
атомах, не считая той небольшой части материи, которая осела в
других мирах.
Он думал об именах, которые были известны среди всех
галактических миров, имена мужчин, женщин и мест. Шекспир,
Платон, Бетховен, Блейк, старый блистательный Вавилон и храмы
Ангкора, неуклюжие дома его собственных предков, все это было
здесь.
Келлон мысленно прервал себя. Он не должен был размышлять
о подобных вещах. Он уже видел все, что осталось в этом
странном месте, и не было смысла возвращаться к этому. Но он
вернулся. Он говорил себе, что дело не в том, что в нем
проснулся какой-то сентиментальный интерес к этому месту. 0б
этом он слишком много слышал от сияющих клоунов у себя на
корабле. Он был человеком Управления Исследований, и все, что
он хотел, так это вернуться к своей работе. Но так как он, не
по своей вине, застрял здесь, он предпочел бродить по
зеленеющей земле или исследовать этот старый дом, чтобы
избежать необходимости слушать бесконечную болтовню и грызню
остальных.
Они ругались все чаще и все больше, потому что устали от
всего этого. Поначалу для них было сенсацией вещать на всю
галактику о кончине Земли, но по мере того, как шло время, их
энтузиазм остывал. Они не могли улететь, так как экспедиция
была рассчитана на то, чтобы показать гибель Земли, а это
произойдет только через несколько недель. Дарноу с его учеными,
занятыми изучением реликтов, могли 5ы оставаться здесь
бесконечно долго. Но другие уже пухли от тоски.
В старом доме Келлон находил много интересного, что не
позволяло ему скучать. Он уже много прочитал о том, какой была
та давняя жизнь. Часами он просиживал на старой террасе под
солнцем, пытаясь представить себе, как было тогда, когда здесь
жили мужчина и женщина, которых звали Росс и Дженни.
Эта старая жизнь сейчас казалась ему такой странной! Он
прочитал, что в те дни многие люди передвигались на наземных
машинах туда и обратно в города, где они работами. В этих
машинах ездили и мужчины, и женщины или только мужчины? Может
быть, женщина оставалась дома с детьми, если они были, и
занималась садом, в котором все еще цвели некоторые цветы?
Думала ли она когда-нибудь о том, что в далеком будущем, когда
их уже не станет, дом останется пустым и безжизненным, и никто
не придет в него, кроме чужака с далеких звезд? Он вспомнил
одно место из старых земных пьес, которые исполняли "Арктурус
Плейерс": "Пришли, как тени, такие же далекие".
Нет, думал Келлон, Росс и Дженни сейчас стали тенями, но
не тогда. Это для них, для всех людей, живших тогда да этой
древней Земле, он, человек из далекого будущего, был тенью.
Иногда Келлону, сидящему на этой террасе и представляющему
прошлое, живые образы людей, многолюдные города, движение и
смех, казалось, что это они были реальностью, а он --
наблюдающим призраком.
Приходило лето. Дни становились все жарче и жарче. Теперь
белое солнце стало огромным и изливало на Землю столько света и
тепла, сколько эта планета не видела несколько тысяч лет. И вся
зеленая жизнь вокруг, казалось, ответила порывом невиданного
роста, актом безумного пробуждения, который Келлон считал
наиболее трогательным. Теперь даже ночи стали теплыми. Дули
мягкие ветры, а на волнах огромного серого океана переливалась
белая пена.
Внезапно, словно проснувшись от сна, Келлон осознал, что
осталось всего несколько дней. Планета двигается все быстрее, и
вскоре жара станет невыносимой.
Он говорил себе, что будет рад улететь. Они подождут в
космосе, пока все не закончится, а затем он вернется к своей
работе, к своей жизни и прекратит мечтать о тенях. Здесь больше
нечего было делать. Да, он будет рад.
Затем, когда осталось всего несколько дней, Келлон
вернулся снова в старый дом и бродил по нему. Внезапно он
услышал за спиной голос:
-- Великолепный, -- сказал Борродайл, -- великолепный
реликт.
Келлон был удивлен и в то же время почувствовал уныние.
Глаза Борродайла горели, когда он осматривал дом. Затем он
повернулся в сторону Келлона.
-- Я гулял, когда увидел вас, и решил догнать. Так вот где
вы пропадали все это время.
Келлон виновато ответил:
-- Я был здесь всего несколько раз.
-- Но почему, черт возьми, вы не сказали нам об этом? --
воскликнул Борродайл. -- Почему? У нас могла бы получиться
великолепная заключительная передача из этого места. Типичное
древнее жилище Земли. Наш модельер Рой мог бы одеть группу
"Плейере" в старые костюмы, и мы бы показали их в качестве
людей, живших здесь...
Неожиданно для себя Келлон сорвался. Он грубо произнес:
-- Нет.
Борродайл поднял брови.
-- Нет? Но почему?
Действительно, почему нет? Какая ему-то разница, если они
будут носиться по этому дому, насмехаясь над его древностью и
неадекватностью, позируя и кривляясь перед камерами, делая
очередное шоу. Что ему до всего этого? Ведь ему не было
никакого дела до этой забытой планеты?
Все же что-то в нем сопротивлялось тому, что они
собирались здесь сделать. Он сказал:
-- Мы можем стартовать очень внезапно. Если вы все будете
находиться здесь, то это подвергнет опасности ваши жизни.
-- Но вы же сами сказали, что старт произойдет через
несколько дней, -- воскликнул Борродайл. И твердо добавил: -- Я
не знаю причины, по которой вы что-то скрываете от нас. Но мне
придется обратиться к вашему начальству.
Он ушел, и Келлон подумал с грустью, что Борродайл сообщит
в Управление, и он получит серьезный нагоняй. Почему, черт
возьми, он скрыл от других свою находку? Он и сам не знал. Он
должен был вместо непонятной, гложущей сердце тоски испытывать
радость.
Келлон вернулся на террасу и сидел там до тех пор, пока
сумерки не коснулись неба. Взошла белая бриллиантовая луна.
Этой ночью начал дуть горячий сухой ветер. Сказывалось
приближение планеты к солнцу. Колышущаяся от ветра трава была
словно живой. Казалось, что в воздухе забился слабый пульс
планеты. Солнце звало, и Земля готовилась к ответу. Дом дремал
в серебряном лунном свете, а сад что-то тихо нашептывал.
В ночи возникла темная фигура. Это вернулся Борродайл.
Триумфально он заявил:
-- Я обратился в вашу штаб-квартиру. Они приказывают зам
оказывать мне полное содействие. Наша первая передача пойдет
отсюда завтра утром.
Келлон встал.
-- Нет, -- твердо сказал он.
-- Вы не можете пренебречь приказом...
-- Завтра нас здесь не будет. Я отвечаю за то, чтобы
свести корабль с Земли, не подвергая опасности ваши жизни. Мы
стартуем завтра утром.
Борродайл какое-то время молчал, а когда заговорил, в его
голосе послышалась нотка замешательства.
-- Вы продолжаете препятствовать нашей работе? Я не могу
понять почему.
Келлон подумал, что и сам этого не понимает. Как он мог
объяснить? Он молчал. Борродайл посмотрел на него, а затем на
старый дом.
-- Возможно, я понимаю, -- неожиданно проговорил Борродайл
задумчиво, -- вы часто приходили сюда один. Здесь легко можно
подружиться с привидениями.
Келлон грубо отрезал:
-- Не мелите чепухи. Нам лучше сейчас вернуться на
корабль. У нас еще много дел. Нужно готовиться к старту.
Борродайл молчал, когда они возвращались по залитой лунным
светом долине. Один раз он оглянулся и посмотрел на дом. Келлон
не оглянулся ни разу.
Они стартовали через двенадцать часов следующим утром,
мрачным из-за сильной облачности. Когда они прошли атмосферу и
оказались в холодном пространстве космоса, Келлон почувствовал
внезапное облегчение. Здесь, в космосе, он был на своем месте.
Он человек космоса. Позже ему придется ответить за свои
действия, но он не сожалел.
Корабль отошел на безопасную орбиту и стал ждать. Земля,
казалось, совсем близко подошла к солнцу, а ее луна изменила
свою орбиту. Но все равно, пройдет еще немало времени, прежде
чем они смогут показать галактике гибель их родной планеты.
Большую часть времени Келлон проводил в своей каюте.
Шумиха вокруг передач, по мере того как приближался финал,
заставляла его испытывать отвращение. Ему хотелось, чтобы все
скорее закончилось.
-- Почему вы должны получить целый час? -- язвительно
говорила Лорри Ли Борродайлу. -- Это несправедливо.
Квейли рассерженно кивнул.
-- Это будет самая большая аудитория в истории
человечества, и каждый из нас должен получить свой шанс.
Борродайл отвечал им. Шум и споры продолжались.
Келлон заметил, что техники выглядят взволнованными. За их
спинами через иллюминаторы он мог видеть темное пятнышко
планеты, которая приближалась к белой звезде. Солнце звало, а
Земля медленно, но уверенно отвечала на этот призыв. И внезапно
эти кричащие, ссорящиеся голоса журналистов привели Келлона в
гнев.
-- Послушайте, -- сказал он техникам, -- выключите все
звуковые передатчики. Пусть останется только картинка, но без
звука.
Этот выпад заставил всех замолчать. В конце концов Ли
выразила протест: -- Капитан Келлон, вы не можете!
-- В Космосе я командую кораблем. И я могу это сделать и
сделаю.
-- Но передача, комментарий...
Келлон устало произнес:
-- Ради Бога, заткнитесь все и дайте Земле уйти с миром.
Он повернулся к ним спиной. Он не слышал их возмущенных
голосов, не слышал даже, как они замолчали, глядя через
иллюминаторы на то, на что смотрел он, камера и вся Галактика.
На что он смотрел? На темную точку, которую почти
притянуло к себе солнце. Он думал о том, что, наверное, камни
старого дома уже начали плавиться. Теперь лучи солнца уже
полностью поглотили планету. Звезда забирала себе то, что
когда-то принадлежало ей.
Келлон думал, что все атомы Земли в этот момент вырвались
наружу и слились с солнечной массой. Все, что было когда-то
Россом и Дженни, Шекспиром и Шубертом, цветы и ручьи, океаны и
горы, небо и ветер стали одним светом, который когда-то дал им
жизнь.
Они смотрели в молчании. Но вот больше не на что стало
смотреть. Камера отключилась.
Келлон отдал приказ, и корабль, сорвавшись с орбиты,
направился домой. К этому моменту все уже покинули каюту, кроме
Борродайла. Не поворачиваясь, Келлон сказал: -- Теперь можете
жаловаться в штаб-квартиру.
Борродайл покачал головой.
-- Молчание -- самый лучший реквием. Жалоб не будет. Я
рад, что все так случилось, капитан.
-- Рады?
-- Да, я рад, что, в конце концов, хоть один человек во
Вселенной действительно оплакивает гибель Земли.
Популярность: 1, Last-modified: Tue, 17 Feb 1998 18:12:51 GmT