-----------------------------------------------------------------------
   Frank Herbert. The Heaven Makers (1968). Пер. - Д.Савельев, Я.Савельев.
   Авт.сб. "Создатели небес". Ангарск, "Амбер, Лтд", 1995.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 10 January 2001
   -----------------------------------------------------------------------


                                  "Каждый человек таков, каким его сделали
                               Небеса, а некоторые  гораздо хуже".
                                                       Мигель де Сервантес




   Полный дурных предчувствий и величайшего напряжения,  каким  когда-либо
подвергались взрослые  Чемы,  Келексел-Следователь  направил  свой  легкий
катер в глубины  океана  к  кораблю  историй,  провел  его  через  барьер,
очертания  которого  проступали  в  зеленом  сумраке,  словно   конечности
насекомого, и высадился на длинную серую посадочную платформу.
   Вокруг  мерцали  желтым  цветом  прибывающие  и  улетающие  летательные
аппараты - диски и сферы. Было раннее  утро,  и  на  борту  этого  корабля
Режиссер Фраффин придумывал сюжет для своего рассказа.
   "Оказаться здесь! - подумал Келексел. - Действительно оказаться в  мире
Фраффина!"
   Ему казалось, что он полностью узнал этот мир за  все  те  бесчисленные
часы наблюдений за сюжетом картин,  разворачивающихся  перед  его  взором.
Предварительное  изучение  методов  расследования,  так  это   называлось.
Интересно, с охотой ли какой-нибудь Чем согласился  бы  поменяться  с  ним
своим местом?
   "Оказаться в мире Фраффина!"
   Сколько раз он видел эту утреннюю картину,  на  которую  были  нацелены
камеры операторов  Фраффина:  небосвод,  разорванный  сверкающими  золотом
столбами  облаков.  И  эти   существа!   Он   представил   себе   шепчущую
Матерь-Жрицу;  казалось,  он   слышал   ее   прерывистый   голос,   полный
безграничного преклонения перед своим Богом - Чемом. Да, какие  же  мягкие
они были, и уста их всегда готовы подарить страстный поцелуй...
   Но те времена канули в лету... и воскресить их  можно  было  только  на
лентах  Фраффина.  Существа  этого  мира  познали  новые  чувства,   новое
возбуждение.
   С болью вспомнив  сюжеты  фраффиновских  картин,  Келексел  понял,  что
начинает раскисать.
   "Нельзя расслабляться!" - приказал он себе.
   Мысль эту он сопроводил жестом (руку приложил  к  груди),  и  здесь  не
обошлось без некоторого позерства, так что Келексел улыбнулся про себя  за
это. Фраффин научил его этому. Фраффин многому чему научил Чемов.
   На посадочной платформе царила суета, однако Диспетчер почти  сразу  же
заметил Келексела и направил в его сторону  робота-опросчика.  С  поклоном
остановившись  перед  роботом,   имевшим   единственный   глаз-телекамеру,
Келексел произнес:
   - Я посетитель, меня зовут Келексел.
   Ему не нужно было уточнять, что он богатый посетитель. Его  летательный
аппарат  и  одежда  свидетельствовали  об  этом.  Одежда  была  сшита   из
непачкающегося материала цвета молодой листвы и состояла из трико, простой
туники  и  универсальной  накидки.   Она   придавала   его   приземистому,
кривоногому телу выражение благородства, выгодно  подчеркивая  серебристый
цвет  кожи  Чема,  привлекая  внимание  окружающих  к  огромному,  как  бы
вырубленному из мрамора лицу с глубокими и проницательными карими глазами.
   Катер, который он оставил  в  парковочном  желобе,  расположенном  ниже
воздушных магистралей, имел форму иглы, способной пронзить  любую  пустоту
во  вселенной  Чемов.  Владеть  такими  кораблями   могли   только   самые
состоятельные предприниматели и Слуги Первородных. Даже у Фраффина не было
такого корабля, он предпочитал (по крайней мере, так говорили) не  тратить
богатство и не покидать этот мир, который принес ему славу.
   "Келексел, посетитель". Он не сомневался в  своем  прикрытии.  Бюро  по
борьбе с преступностью тщательно подготовило его роль и легенду.
   - Добро пожаловать,  посетитель  Келексел,  -  ответил  Диспетчер.  Его
голос, усиленный роботом, перекрывал шум  суматохи,  царившей  на  корабле
историй. - Займите гибкий  трап  слева.  Пожалуйста,  зарегистрируйтесь  у
Встречающего в конце трапа. Пусть  ваше  пребывание  у  нас  развеет  вашу
скуку!
   - Примите мою благодарность, - ответил Келексел.
   "Ритуал, повсюду все подчинено ритуалу, - подумал он. - Даже здесь!"
   Келексел затянул страховочные распорки  на  своих  кривых  ногах.  Трап
стрелой пронес его через всю платформу и, подняв через красный люк в синий
коридор, доставил в небольшой сверкающий  эбонитовый  портал.  Расширяясь,
портал превратился в  небольшую  комнатку,  заполненную  мигающими  огнями
Встречающего, кушеткой и свисающими проводами.
   Келексел оглядел группу роботов. Он знал,  что  они  должны  были  быть
связаны с Центром Управления. Теперь настало время настоящей проверки  его
прикрытия, он оказался в самом сердце Службы Безопасности корабля.
   Неожиданностью для Келексела явилось охватившее его тело напряжение. Он
не  испытывал  страха  за  себя  как  личность  -  под   его   кожу   была
имплантирована защитная система, похожая на паутину, которая  предохраняла
всех Чемов от актов насилия. Ему невозможно было нанести вред.  Отдельному
индивидууму опасность со стороны чего-то могла угрожать только,  если  она
угрожала всей цивилизации Чемов. Но подобное случалось крайне редко.
   Четыре предыдущих  Следователя  вернулись  отсюда  с  донесениями,  что
"состава  преступления"  не  обнаружено,  хотя   наблюдение   со   стороны
свидетельствовало, что что-то не ладно в империи Фраффина. Самым тревожным
было то, что все четверо ушли  со  службы  и  направили  свои  собственные
корабли историй к поверхности океана.
   Келексел держал это знание  глубоко  внутри  себя,  в  безопасности  от
Чемов, знание, которое давало каждому Чему тиггивофская паутина  вместе  с
приобретенным бессмертием.
   "Я готов к встрече с тобой. Встречающий", - подумал он.
   Келексел уже не сомневался, что подозрения Первородных были верны.  Его
чувства,  натренированные  на  восприятие  малейших  признаков  опасности,
сейчас говорили ему, что надо быть настороже. Как и ожидаемые им  признаки
распада. Корабли историй были аванпостами, и эта  тенденция  уже  охватила
их. Но  было  множество  других  симптомов.  Определенная  часть  экипажей
передвигалась с чувством собственного превосходства, бросающимся в  глаза,
как полицейская мигалка. Даже самая низшая обслуга  щеголяла  в  роскошных
одеждах. Нечто еле уловимое, скрытое, явно пыталось  пробить  его  систему
защитной паутины.
   Келексел заглянул внутрь нескольких  летательных  аппаратов  и  заметил
серебристую краску на рычагах маскировки. Существа этой планеты уже  давно
миновали ступень развития, на которой Чемы могли без опаски появляться  на
ее поверхности. Одно дело  -  подталкивать,  направлять  и  манипулировать
разумными существами ради развлечения  ("чтобы  развеять  скуку"),  совсем
иное - сеять семена знаний, которые могли бы повредить Чемам.
   Какова бы ни была известность Фраффина и его положение, но  однажды  он
свернул не в ту сторону. Это было очевидно. Глупый поступок. От этой мысли
на душе Келексела стало грустно. Ни  один  преступник  не  мог  бесконечно
ускользать от непрекращающихся поисков Первородных.
   И вот он на борту корабля историй Фраффина, который  излечил  Чемов  от
ужасной  скуки,  подарил  им  мир  поражающих  воображение  восхитительных
историй, следовавших одна за другой.
   Келексел вспоминал про себя сейчас эти  истории,  они  звучали  как  бы
отзвуком древних колоколов, звон которых раздавался и повисал  в  воздухе,
потом снова раздавался - всплески воспоминаний, появляющихся помимо  воли.
"Да-а-а, насколько же глубоко запали в память существа  Фраффина!  Отчасти
из-за их сходства с самими Чемами", - подумал  Келексел.  Забывалось,  что
это другие существа гигантских размеров; зрители проникались их эмоциями и
мечтами.
   В воспоминаниях Келексел слышал музыку сражений: звон  спущенных  тетив
луков, боевые кличи и стоны, тишина на обагренных кровью полях  под  тенью
парящих в вышине коршунов -  все  это  было  создано  Фраффином.  Келексел
вспомнил прекрасную гутианскую женщину, рабыню, которую заставили  идти  в
Вавилон во времена Кабизов, захваченную в плен вместе со своим ребенком.
   "Военная добыча", - подумал Келексел, вызывая  в  памяти  эту  историю.
Одна погибшая женщина, почему-то задержавшаяся  в  его  памяти.  Она  была
принесена  в  жертву  Нин-Гирсу,  который  покровительствовал  торговле  и
судопроизводству, на  самом  деле  являвшемся  голосом  Чема-Манипулятора,
одного из актеров Фраффина.
   "Я  должен  уничтожить  тебя",  -  подумал  Келексел,  низко   кланяясь
Встречающему. Он спокойно смотрел в сканеры, которые обегали вокруг  всего
его тела, пытаясь обнаружить какие-либо  спрятанные  устройства.  Все  это
было обычным делом,  вполне  ожидаемым  от  Службы  Безопасности  корабля.
Бессмертные Чемы не могли позволить себе никакого риска.  Ничто  не  могло
угрожать какому-либо Чему - кроме как со стороны других Чемов, вошедших  в
союз - и такой союз  мог  образоваться  на  основе  ложных  представлений,
впрочем,  как  и  истинных.  Ложные  допущения,   поражающие   воображение
интриги... Считалось, что только Первородные не поддавались  на  подобного
рода низменные интриги. Фраффин  должен  был  поверить  в  то,  что  новый
посетитель - не шпион  конкурентов,  пытающийся  тайно  нанести  вред  его
империи.
   "Как мало ты знаешь о том, кто и как может нанести тебе вред, - подумал
Келексел, когда Встречающий зондировал его. - Чтобы уничтожить  тебя,  мне
достаточно только моих чувств и воспоминаний!"
   Он спросил себя, на каком же преступном  злодеянии  оступился  Фраффин.
Может, он выращивает каких-то карликовых разумных существ, которых продает
затем как домашних животных? Или его люди открыто  вступают  в  контакт  с
великанами, населяющими эту планету? А может, они  тайно  передают  знания
этим существам? Ведь в конце концов жители планеты уже создали примитивные
ракеты и спутники. Может, среди  них  скрываются  индивидуумы,  обладающие
достаточным  интеллектом,  чтобы  вырваться  на   просторы   вселенной   и
противостоять Чемам?
   "Наверное, что-нибудь в этом роде",  -  подумал  Келексел.  Повсюду  на
планете Фраффина видны  были  следы  конспирации.  А  на  корабле  историй
скрывались запретные знания.
   "Почему Фраффин занимается подобной  чепухой?  -  подумал  Келексел.  -
Преступной чепухой!"





   Когда Фраффин занимался редактированием  последних  сцен  снимаемой  им
сейчас картины, к нему поступил доклад Встречающего.
   "Война, война, восхитительная маленькая война, - думал он. - Да, как же
любят Чемы-зрители эти бесподобные ночи, когда освещенные пламенем пожаров
мечутся обнаженные фигуры задыхающихся смертных!"
   Один из предводителей этих существ напоминал ему Като  -  те  же  черты
древнего воина, цинический взгляд затуманенных глаз. Като... Да,  то  была
восхитительная история!
   Трехмерные картины исчезли, уступив место лицу Инвик, смотревшей  прямо
на него, и ее лысая голова сверкала  в  лучах  ламп  операционной.  Густые
брови слегка нахмуренно изогнулись.
   - Прибыл посетитель, назвавшийся Келекселом, - сообщила она.
   Фраффин, наблюдая за движениями ее толстых губ, подумал: "Она  опоздала
с омоложением".
   - Этот Келексел очень смахивает на следователя,  прибытия  которого  мы
ожидаем, - добавила она.
   Фраффин выпрямился, пробормотал ругательство, которое было популярно  в
его мире со времен Хасдрубаля:
   - Баал, спали их семя!
   Потом добавил:
   - На чем основана твоя уверенность?
   - Слишком уж безупречно выглядит  этот  посетитель,  -  сказала  Инвик.
Потом пожала плечами и добавила: -  Он  слишком  совершенен.  Только  Бюро
могло добиться подобного совершенства.
   Фраффин откинулся на спинку кресла. Наверное, она права. Время прибытия
следователя выбрано удачно. Там,  снаружи,  во  вселенной  Чемов,  они  не
особенно хорошо умеют выбирать нужный момент. Для большинства Чемов  время
пролетает с бешеной скоростью. Но при работе  с  существами  этой  планеты
тебе передается  их  чувство  времени.  Да,  вероятно,  это  действительно
следователь.
   Фраффин   окинул   взглядом   серебряные   стены    своего    кабинета,
расположенного в самом сердце корабля историй. Длинное, низкое  помещение,
заставленное  аппаратурой  для  создания  фильмов   и   устройствами   для
расслабления, было изолировано от  преходящей  суеты  внешнего  мира.  Как
правило, только Инвик отваживалась беспокоить его здесь во  время  работы.
Просто так она бы не позвонила  ему.  Значит,  что-то  в  этом  посетителе
Келекселе встревожило ее.
   Фраффин вздохнул.
   Даже  несмотря  на  невероятную  сложность  защитных  барьеров  корабля
историй и океанских глубин, где  скрывался  Фраффин,  он  часто  физически
ощущал перемещение солнца и луны, ему казалось, что вот-вот  появятся  все
самые худшие неприятности, которые накапливались извне.
   На столе его ждал отчет Лутта, начальника Службы Наблюдения, в  котором
сообщалось, что  новая  группа  операторов  из  трех  человек,  молодых  и
многообещающих, находится на поверхности,  опустив  защитные  экраны,  тем
самым дозволяя туземцам увидеть себя, что может вызвать  массу  пересудов.
Пугать местных жителей было развлечением для Чемов еще с давних времен.
   Но не сейчас.
   "Почему они выбрали именно этот момент?" - подумал Фраффин.
   -  Мы  подбросили  Келекселу  жирный  кусок,  -  сказал  он.  -  Группу
операторов, пугающих туземцев.  Уволить  их  всех  вместе  с  Диспетчером,
который пропустил их на поверхность без опытного сопровождающего?
   - Они могут распустить язык, - заметила Инвик.
   - Не посмеют, - возразил Фраффин. - Мы  объясним  им,  в  чем  дело,  и
отправим их с рекомендациями на один из  новых  кораблей.  Мне  совсем  не
хочется терять их, но... - Он пожал плечами.
   - Это все, что ты собираешься предпринять? - спросила Инвик.
   Фраффин поднес руку к глазам и потер левую бровь.  Смысл  ее  слов  был
ясен. Ему совсем не хотелось оставлять эту восхитительную небольшую войну.
Он пристально всматривался в сверкающий экран,  и  в  памяти  его  еще  не
исчезли  картины  насилия.  Если  он  удалит  Манипуляторов,  то  туземцы,
вероятно, устранят свои разногласия за  столом  переговоров.  В  последнее
время эта тенденция проявляется все чаще и чаще.
   И снова он мысленно вернулся к  своим  проблемам.  На  столе  его  ждал
меморандум  от  Албика,  Администратора  корабля,  где  он,  как   всегда,
жаловался:
   "Если вы хотите снимать одновременно сразу несколько эпизодов,  которые
я должен обеспечивать маскировкой, то у меня должно быть  больше  катеров,
больше платформ, больше съемочных групп,  больше  операторов...  больше...
больше... больше..."
   Фраффину   очень   хотелось,   чтобы   вернулись   былые   дни,   когда
Администратором был  Бирстала,  который  мог  сам  принимать  решения.  Но
Бирстале надоел этот мир и теперь он имеет  собственный  корабль  историй,
свою собственную планету, свои проблемы.
   - Наверное, тебе следует все распродать, - посоветовала Инвик.
   Фраффин внимательно посмотрел на нее.
   - Это невозможно, и ты знаешь, почему!
   - Подходящий покупатель...
   - Инвик!
   Она пожала плечами.
   Поднявшись с кресла, Фраффин  подошел  к  столу.  На  экране  виднелись
многочисленные звезды и галактики, видимые с родного мира  Чемов.  Фраффин
прикоснулся к  контрольной  кнопке,  и  изображение  сменилось,  показывая
небольшую  восхитительную  планетку,  ее   сине-зеленый   шар,   окутанный
облаками, сквозь разрывы которых проглядывали океаны и континенты на  фоне
ослепительных звездочек, мигающих в космической мгле.
   От полированной поверхности стола неожиданно отразились черты его лица,
как бы выплывая из тени планеты: прямая  линия  чувственного  рта,  тонкий
крючковатый нос с широкими ноздрями, глубоко посаженные темные  глаза  над
нависающими надбровьями, высокий лоб, серебристую кожу которого прикрывали
короткие черные волосы.
   Лицо Инвик, переданное по системам связи Центра  Управления,  появилось
над столом. Она выжидающе посмотрела на Фраффина.
   - Я сообщила тебе свое мнение, - сказала она.
   Фраффин посмотрел на врача  корабля,  лысую,  круглую  голову  Чема  из
племени Цейятрил - старую, старую даже по стандартам Чемов - родилась  она
невероятно давно.  Ходили  слухи,  что  однажды  она  пыталась  приобрести
планету и была даже членом экипажа Ларры,  который  пытался  проникнуть  в
другие измерения.  Разумеется,  она  ничего  об  этом  не  говорила,  хотя
подобные слухи не проходили ее стороной.
   - Я никогда не продам свое дело, Инвик, - сказал он. - Ты знаешь это.
   - Чемам желательно избегать произносить  слово  "никогда",  -  заметила
она.
   - Что наши осведомители говорят об этом Келекселе? - спросил Фраффин.
   - Что это богатый торговец, недавно  допущенный  в  племя,  к  которому
благоволят Первородные.
   - И ты думаешь, что он новый шпик?
   - Да.
   "Если Инвик думает так, то, скорее всего, это действительно правда",  -
подумал Фраффин.
   Он понимал, что проявляет нерешительность, но ему не хотелось оставлять
эту восхитительную небольшую войну  и  заниматься  подготовкой  корабля  к
встрече с новой опасностью.
   "Возможно, Инвик права, - подумал он. - Слишком  уж  долго  я  нахожусь
здесь,  мой  образ  мышления  приобрел  черты,   присущие   этим   бедным,
невежественным туземцам. А сейчас к нам  отправили  еще  одного  шпика  из
Бюро!"
   И то, что он ищет, нельзя будет утаивать долго - все слова  и  движения
Инвик свидетельствовали об этом.
   "Мне следует покинуть эту планету, - подумал  Фраффин.  -  Как  он  мог
опуститься до уровня этих тучных глупых дикарей? Мы ведь с ними  не  может
даже вместе разделить смерть: они умирают, а мы нет!
   Я же был одним из их богов!
   Что, если этого шпиона не удастся соблазнить!
   Черт бы побрал это Бюро!"
   - Похоже, с ним придется непросто,  с  этим  следователем,  -  заметила
Инвик. - Он ведет себя, как  очень  богатый.  Если  он  предложит  хорошую
сумму, то почему бы не сбить их с толку - соглашайся на его предложение  и
продавай корабль. Что они  смогут  сделать?  Ты  сможешь  потом  разыграть
удивление, и весь корабль тебе будет возвращен.
   - Опасно... опасно, - пробормотал Фраффин.
   -  Но  достаточно  выгодно,  чтобы  противостоять  любой  опасности,  -
заметила Инвик.
   - Любой опасности?
   - Так говорится в одной притче: Боги улыбаются выгоде.
   "Боги, коммерция и бюрократия, - подумал Фраффин. - Все это  еще  можно
вынести, даже среди наших бедных дикарей. Но я пойман здесь  в  ловушку  -
слишком уж уподобился этим созданиям. -  Фраффин  протянул  вперед  правую
руку и посмотрел на ладонь. - Моими  руками  я  создавал  этот  мир.  Я  -
наследие прошлого, воскрешающий лик Вавилона".
   - Келексел настаивает на встрече с великим Фраффином, - начала Инвик. -
Он...
   - Я встречусь с ним, - перебил ее Фраффин и сжал пальцы в кулак. -  Да.
Отправь его ко мне.
   - Нет! - воскликнула Инвик. - Не делай этого, пусть твои посредники...
   -  На  каком  основании?  Я  ведь  встречался  и  с  другими   богатыми
торговцами.
   - Придумай, что хочешь. Причуду художника, перегруженность работой.
   - Мне кажется,  лучше  я  встречусь  с  ним.  У  него  есть  скрываемые
устройства?
   - Конечно, нет. Это не так уж просто сделать. Но почему ты...
   - Чтобы он поскорее раскрыл свои карты.
   - У тебя есть для этого профессионалы.
   - Но он же хочет встретиться со мной.
   - Он представляет для нас настоящую опасность. Если  у  него  возникнет
хотя бы одно подозрение, он откажется от сделки. И будет  вынюхивать  все,
пока мы все не окажемся у него под колпаком.
   - Возможно, он вообще не  собирается  предлагать  нам  никакой  сделки.
Нужно выяснить, на какую наживку он может клюнуть.
   - Нам же известно, чего он ждет! Достаточно даже малейшего намека,  что
мы можем скрещиваться с этими дикарями, и  мы  уже  не  сможем  влиять  на
него... и потеряем все.
   - Я не ребенок, Инвик, чтобы выслушивать лекции. Я встречусь с ним.
   - Значит, ты решился-таки?
   - Да. Где он?
   - Наверху, с экскурсионной группой.
   - А-а... И, конечно, за его состоянием наблюдают. Что он думает о наших
созданиях?
   - Обычные вещи: они такие  толстые,  уродливые...  вроде  карикатур  на
Чемов.
   - Но о чем можно судить по его глазам?
   - Его интересуют женщины.
   - Ну, конечно.
   -  Итак,  теперь  ты  отставишь  в  сторону  военную  драму  и  начнешь
придумывать историю для него?
   - А  что  еще  мы  можем  делать?  -  В  его  голосе  прозвучали  нотки
разочарования и смирения.
   - Что ты будешь использовать? Ту небольшую группу в Дели?
   - Нет, я оставлю ее на случай опасности, непредвиденной опасности.
   - Тогда женский пансион в Лидсе?
   - Тоже не подходит. Как, по-твоему, Инвик, сцены насилия произведут  на
него впечатление?
   - Конечно! Значит, это будет Берлинская школа убийц, да?
   - Нет, нет! Мне  кажется,  есть  нечто  получше.  Я  подумаю  над  этим
позднее, после встречи с ним. Как только он вернется...
   - Одну минутку! - перебила его Инвик. - Только не иммунный,  только  не
иммунный!
   - Почему бы и нет? Полностью выполним его требования.
   - Но ведь он только этого и хочет! Один, без...
   - Иммунного можно убить в любой момент, - заметил Фраффин.
   - Этот Келексел не дурак!
   - Я буду осторожен.
   - Только не забывай, дружище, что в этом деле я увязла ничуть не меньше
тебя, - произнесла Инвик. - Большинство экипажа сможет отделаться тем, что
просто  выполняли  указанную  работу,  но  ведь  именно  я   и   отправила
Первородным подмененные образцы с генами.
   - Я слышу тебя, - ответил Фраффин. - Ты взываешь к осторожности.





   Считая себя в достаточной безопасности под  прикрытием  своей  легенды,
Келексел ожидал в кабинете Режиссера корабля историй. Он окинул  изучающим
взглядом комнату, обстановка которой имела любопытные следы износа  (чего,
как считалось, не должно было быть). Подлокотники кресла, на котором сидел
Фраффин, редактируя свои фильмы, в тех местах, куда  он  клал  свои  руки,
были отполированы.
   "Он действительно провел здесь очень много времени, - подумал Келексел.
- Мы были правы, подозревая самое худшее.  Внимание  Чема  не  может  быть
приковано к чему-либо слишком долго - если только это не запретный плод".
   - Посетитель Келексел, - произнес, вставая, Фраффин и  указал  на  стул
напротив стола с пультом  управления,  обычный  деревянный  артефакт,  так
подходящий  этому  месту.  Легкий  налет  экзотики  заставлял   незнакомца
чувствовать  себя  неловко,  чужаком,  не  привыкшим  к  жизни  на   таких
аванпостах цивилизации. Сам же Фраффин занимал обычное  мягкое  кресло,  в
котором ему было удобно.
   Перегнувшись через пульт управления с вмонтированным  в  него  экраном,
Келексел произнес обычное приветствие:
   - Режиссер Фраффин, свет миллионов солнц  не  может  добавить  и  одной
свечи к Вашему сиянию.
   "Да,  Повелители  Сущего,  -  подумал  Фраффин.  -  Один  из  них!"   -
Улыбнувшись, он повернул кресло так, чтобы сесть точно напротив Келексела.
   - Мое сияние тускнеет в присутствии гостя, - ответил Фраффин. - Как мне
лучше принять такую важную персону?
   При этом он подумал: "Хорошо бы посадить тебя поверх намазанного маслом
бутерброда!"
   Келексел сглотнул, неожиданно почувствовав беспокойство. Что-то в  этом
Фраффине вызывало у него беспокойство. Режиссер казался совсем  коротышкой
- просто карликом за этим пультом управления и приборами. Кожа у него была
молочно-серебристого цвета племени Сирихади, почти такая же белая,  как  и
стены комнаты. Он казался человеческой статуей, тогда как Келексел ожидал,
что он будет выше ростом - конечно, не великан, какими являлись туземцы...
но крупнее, чтобы соответствовать той внутренней силе, которая  проступала
в его облике.
   - Вы очень добры, уделяя мне время, - сказал Келексел.
   Фраффин ответил, как было принято:
   - Что такое время для Чемов?
   Но Келексел не обратил внимание на эту избитую фразу - его  взгляд  был
прикован к лицу  Фраффина!  Да,  такое  знаменитое  лицо:  черные  волосы,
глубоко посаженные глаза под выступающими надбровьями,  выдающиеся  скулы,
резко очерченные нос и подбородок. Огромное трехмерное  изображение  этого
лица появлялось  перед  началом  показа  фильмов  Фраффина.  Но  увидев  в
действительности это поразительное сходство между Режиссером  во  плоти  и
его изображением, Келексел  вдруг  почувствовал  беспокойство.  Он  ожидал
увидеть какую-либо фальшивость, несоответствие,  обман,  который  помогали
ему разбираться в людях.
   - Обычно посетители не требуют личной встречи с Режиссером,  -  заметил
Фраффин, вопросительно посмотрев на посетителя.
   - Да, да, конечно, - поторопился сказать Келексел. -  У  меня...  -  Он
помедлил несколько секунд, осознавая  то,  что  сообщали  ему  его  органы
чувств. Все во Фраффине: тембр голоса, яркий оттенок его кожи, его аура  -
говорило о недавнем омоложении. Но ведь, как было известно Бюро, для  него
еще не настал период омоложения, его  Жизненный  цикл  еще  не  подошел  к
концу.
   - Да? - произнес Фраффин.
   - У меня к вам... личная просьба, - сказал Келексел наконец.
   - Надеюсь, не о найме на работу, - заметил Фраффин. - Мы и так...
   - Я не прошу лично за себя, - поторопился заверить его Келексел. -  Мой
круг интересов гораздо скромнее. Путешествия удовлетворяют меня. Однако во
время своего последнего цикла мне было разрешено оставить наследника.
   - Как вам повезло! - заметил Фраффин. Внутри него все оборвалось.  "Как
он узнал? - подумал он. - Это ведь невозможно!"
   - Э-э... да, - произнес Келексел. - Однако моему  отпрыску  потребуется
постоянная опека. Я готов заплатить крупную сумму за привилегию  поместить
его к вам на корабль, пока не истечет срок действия  моего  контракта,  по
которому я должен нести за него ответственность.
   Расслабившись, Келексел откинулся на спинку стула.
   "Он, разумеется, станет подозревать тебя, - сказали ему в  Бюро.  -  Он
подумает, что ты ищешь место,  чтобы  внедрить  своего  шпиона  среди  его
людей. Внимательно наблюдай за его реакциями, сделав это предложение".
   И Келексел заметил беспокойство Режиссера.
   "Он что, боится? - подумал Келексел. - Но ведь ему еще рано бояться".
   - Прошу меня извинить, но каково  бы  ни  было  предложение,  я  должен
отказаться от него, - сказал Фраффин.
   Келексел прикусил губы, а потом произнес:
   - Неужели вы  откажитесь  от...  -  и  назвал  цену,  которая  поразила
Фраффина.
   "Это половина того, что я мог  бы  получить  за  всю  свою  планету,  -
подумал Фраффин. - Может, Инвик ошибается относительно него? Вряд  ли  это
попытка внедрить к нам шпиона. Все члены экипажа одинаково виновны в  том,
что здесь происходит. Ни одному новичку не узнать, что же мы здесь делаем,
пока он не станет безнадежно скомпрометирован. И Бюро не  станет  пытаться
подкупить одного из нас. Они не посмеют  дать  мне  повод  обвинить  их  в
незаконных действиях".
   - Неужели этого не  достаточно?  -  спросил  Келексел.  Потом  погладил
подбородок.  В  Бюро  его  проинструктировали:  "Ты  должен  играть   роль
респектабельного гражданина, озабоченного своим  родительским  контрактом,
возможно, даже слегка потрясенного им".
   - Прощу прощения, но я не соглашусь ни на какую цену, - сказал Фраффин.
- Если я сделаю исключение перед отпрыском одного богача,  то  вскоре  мой
корабль  станет  прибежищем  для  дилетантов.  Мы  один  рабочий   экипаж,
отобранный только за свои способности. Если, впрочем, ваш  отпрыск  желает
пройти подготовку для работы на корабле, и по обычным каналам...
   - Вы откажетесь, даже если я удвою цену? - спросил Келексел.
   "Неужели за этим клоуном действительно стоит Бюро? - подумал Фраффин. -
Или, может, он в самом деле один из галактических торгашей?"
   Фраффин откашлялся.
   - Дело не в цене. Прошу прощения!
   - Возможно, я оскорбил вас?
   - Нет. Все дело в  том,  что  мое  решение  продиктовано  соображениями
самосохранения. Работа - таков наш ответ Немезиде Чемов...
   - А-а, скука, - проворчал Келексел.
   - Вот именно, - согласился Фраффин. - Стоит мне  только  открыть  двери
для любого человека, которого одолела скука и достаточно богатого,  как  я
тут же удвою все наши проблемы. Только сегодня  я  уволил  четырех  членов
экипажа за действия, которые считались бы  в  порядке  вещей,  если  бы  я
нанимал людей так, как вы это предложили.
   - Уволили четверых? - переспросил Келексел. -  Повелители  Сохранности!
Что же они сделали?
   - Специально опустили свои защитные экраны, тем самым позволив туземцам
увидеть их. Слишком часто происходят  подобные  оплошности  из-за  всякого
рода случайностей, и дело обычно не доходит до такого финала.
   "Каким же честным и законопослушным пытается  он  казаться,  -  подумал
Келексел. - Но основная часть его экипажа слишком долго пробыла с  ним,  а
те, кто покидает его корабль - даже уволенные - не  слишком  разговорчивы.
Что-то из того, чем они здесь занимаются, явно является незаконным".
   - Да, да, конечно, - ответил Келексел, разряжая несколько  сгустившуюся
атмосферу. - Нельзя входить в контакт с туземцами, которые живут там. - Он
махнул рукой  в  сторону  поверхности  океана.  -  Это  ведь,  разумеется,
незаконно. Очень опасно.
   - Повышает их иммунитет, - заметил Фраффин.
   - Наверное, Службе Слежения работы хватает.
   Фраффин позволил в своем голосе появиться оттенку гордости:
   - Мне бы пришлось использовать их, если бы на миллион  жителей  планеты
приходилось больше, чем несколько иммунных.  А  так  я  позволяю  туземцам
убивать их им самим.
   - Единственно правильный путь, - согласился Келексел. - Нам  как  можно
меньше следует влиять на развитие событий. Классический  подход.  Вы  ведь
как раз и прославились своими успехами в этой области.  Мне  хотелось  бы,
чтобы мой сын учился под вашим руководством.
   - Прошу меня извинить, - снова повторил Фраффин.
   - Вы однозначно отвечаете "нет"?
   - Да, однозначно.
   Келексел пожал плечами. Эксперты Бюро готовили  его  к  категорическому
отказу, однако он оказался не совсем готовым  к  этому.  Он  наделся,  что
сумеет поторговаться с Фраффином.
   - Надеюсь, я не оскорбил вас, - сказал он.
   - Конечно, нет, - заверил его Фраффин.  И  подумал  при  этом:  "Но  ты
предупредил меня".
   Он уже почти что стал разделять подозрения Инвик. Что-то было  такое  в
поведении   Келексела   -   какая-то   внутренняя   настороженность,    не
соответствующая его легенде.
   - Очень рад, - сказал Келексел.
   - Я  всегда  интересуюсь  текущими  ценами,  -  сообщил  Фраффин.  -  Я
удивляюсь,  как  вы   вообще   не   предложили   продать   мне   всю   мою
планету-империю.
   "Ты думаешь, что я совершил  ошибку,  -  подумал  Келексел.  -  Глупец!
Преступники никогда ничему не научатся!"
   - Мои  владения  и  так  слишком  обширны,  приходится  затрачивать  на
управление ими слишком много времени, - ответил Келексел. - Разумеется,  я
обдумывал такое предложение, тогда после продажи ваше предприятие  перешло
бы моему наследнику, но я нисколько не сомневаюсь, что он бы  запутался  в
этом деле и привел бы его к краху. А мне,  знаете  ли,  не  хочется  стать
из-за этого объектом общего осуждения.
   - Возможно, есть другой выход, - начал Фраффин. -  Тренировка,  обычные
способы адаптации...
   Келексела готовили с особой тщательностью для выполнения этого  задания
в  течение  длительного  времени  даже  для   бессмертных   Чемов.   Среди
Первородных и служащих Бюро были люди с  врожденной  подозрительностью,  и
они с болью в сердце переживали  очередную  неудачу  в  деле  Фраффина.  И
сейчас  едва  заметные  признаки  неискренности  в   поведении   Фраффина,
шаблонные  отговорки,  тщательный  подбор  слов  -   все   это   указывало
Следователю на одно: здесь происходит нечто незаконное, но совсем не  того
рода, как предполагали в Бюро. Где-то  во  владениях  Фраффина  скрывается
какая-то опасность - зловещая и отвратительная. Но какая же именно?
   - Если вы позволите, - продолжал Келексел,  -  то  я  был  бы  счастлив
изучить ваши методы управления, чтобы сделать соответствующие  наставления
для моего наследника. Я знаю, он будет восхищен, услышав, что сам  великий
Режиссер Фраффин уделил мне время для этого.
   Сам же Келексел подумал: "Каким бы ни было твое преступление,  я  узнаю
это. И уж тогда ты, Фраффин, заплатишь, заплатишь  сполна,  как  и  всякий
злодей".
   - Ну что ж, отлично, - сказал Фраффин.
   Вопреки его ожиданиям, Келексел не думал уходить из кабинета,  обиженно
глядя на Режиссера корабля историй.
   - Еще одно, - произнес Келексел. -  Я  знаю,  вы  добиваетесь  довольно
сложных спецэффектов со своими созданиями. Максимальное  внимание,  точный
инженерный расчет побуждений туземцев,  дозировка  насилия...  мне  просто
интересно узнать, не слишком ли это монотонная работа?
   Небрежность, сквозившая в этом идиотском вопросе,  вывела  Фраффина  из
себя, однако он почувствовал какой-то подвох в нем и вспомнил,  как  Инвик
предупреждала его быть осторожным.
   - Монотонная? - переспросил он. - Как работа может быть монотонной  для
людей, которые имеют дело с бесконечностью?
   "А-а, Фраффина можно передразнить, - подумал  Келексел,  видя  признаки
неискренности на лице собеседника. - Хорошо".
   - Мне просто интересно, что  если...  -  начал  он.  -  Никак  не  могу
решиться задать вам этот вопрос... А если слово "монотонная"  заменить  на
"скучная"?
   Фраффин фыркнул. Сначала этот агент Бюро показался ему  интересным,  но
теперь этот тип стал ему  надоедать.  Фраффин  нажал  кнопку  под  пультом
управления, давая сигнал к показу нового сюжета. Чем скорее они  избавятся
от этого Следователя, тем лучше. И их новые  планы  в  отношении  туземцев
помогут в этом. Свои роли им придется играть с особым старанием.
   - Я обидел вас в  конце  концов,  -  сказал  Келексел  голосом,  полным
раскаяния.
   - Мои истории хоть раз показались вам скучными? -  спросил  Фраффин.  -
Если да, тогда это я обидел вас.
   - Никогда! - воскликнул Келексел. - Они такие забавные, смешные.  Такое
разнообразие!
   "Забавные, - подумал Фраффин. - Смешные!"
   Он бросил взгляд на монитор повтора на  пульте  управления,  где  можно
было прогонять ленту  взад-вперед,  просматривать  развитие  сюжета.  Этой
работой  занимался  лично   Фраффин;   никому   другому   не   дозволялось
использовать этот монитор. Его подручные уже приступили к  работе.  Пришло
время для насилия и смерти. А им была известна цена мгновений.
   Фраффин впился глазами в экран монитора, погружаясь в события,  которые
он показывал, позабыв о Следователе, наблюдая за суетной жизнью туземцев.
   "Они смертны, а мы бессмертны,  -  думал  Фраффин.  -  Парадокс:  жизнь
смертных  стала  источником  бесконечного  развлечения  для   бессмертных.
Благодаря этим бедным созданиям мы сами отстраняем себя от жизни,  которая
есть  череда  бесконечных  событий.  О,  скука!  Как  же  ты  опасна   для
бессмертных!"
   - Насколько поддаются влиянию  ваши  создания?  -  бросил  пробный  шар
Келексел.
   "Как же он мне надоел, этот болван", - подумал Фраффин  и  ответил,  не
отрывая взгляда от экрана:
   - Они обладают сильными желаниями. Я понял это с самого начала.  И  еще
большим чувством страха - просто огромным.
   - Вы и это заметили? - спросил Келексел.
   - Естественно!
   "Как же легко его привести в ярость", - подумал Келексел.
   - Что вы сейчас видите? -  спросил  Келексел.  -  Что-то,  связанное  с
какой-нибудь из ваших историй? Я не слишком вам докучаю?
   "Он, похоже, клюнул на наживку", - подумал Фраффин и произнес вслух:
   - Я только что начал работу над новой историей. Это будет нечто, говорю
вам!
   - Новой историей? - переспросил удивленный Келексел. - Значит,  военный
эпос уже завершен?
   - Я закончил работу над этим сериалом, - ответил Фраффин. - Он оказался
неудачным.  Кроме  того,  войны  утомили  меня.  А  вот  конфликты   между
отдельными личностями - совсем другое дело!
   - Конфликты между отдельными личностями? -  переспросил  Келексел.  Эта
идея повергла его в ужас.
   - Да, интимные детали насилия, -  продолжал  Фраффин.  -  Драматические
коллизии любой может найти в войнах и переселениях народов, в  расцвете  и
падении цивилизаций и религий... но что вы подумаете о небольшой  истории,
в которой некое существо убивает свою подругу?
   Келексел покачал головой. Разговор принимал такой оборот, в котором  он
терял почву под ногами. Военный эпос оставлен? Новая  история?  Почему?  К
нему вернулись прежние дурные предчувствия.  Может,  таким  путем  Фраффин
может нанести вред другим Чемам?
   - Конфликт и страх, - продолжал Фраффин. - О, какое же необъятное  море
впечатлений можно получить здесь!
   - Да... да, действительно, - пробормотал Келексел.
   - Небольшое воздействие на психику, - вел дальше  Фраффин.  -  Алчность
здесь, в другом месте желание, в третьем - похоть... и страх.  Да,  страх.
Когда мои создания окончательно подготовлены, я пробуждаю в них  страх.  И
тогда можно показать все. Они доводят себя до изнеможения! Они любят!  Они
ненавидят! Они обманывают! Убивают! Умирают!
   Фраффин улыбался сквозь стиснутые зубы. Келекселу эта улыбка показалась
зловещей.
   - И самое удивительное, - продолжал Фраффин, - самое  смешное  то,  что
они думают, что делают все это самостоятельно.
   - Келексел вымученно улыбнулся в ответ. Он часто смеялся,  наблюдая  за
историями Фраффина, но теперь вдруг понял, что эта новая идея вовсе не так
забавна. Он проглотил комок в горле и произнес:
   - Но разве такие истории... - Он замолк, пытаясь  подобрать  подходящие
слова, - не будут казаться... незначительными?
   "Незначительными, - подумал Фраффин. - Ну ты и клоун, Келексел!"
   -  Если  я  воспользуюсь  небольшим  инцидентом  и  продемонстрирую  их
безмерность, -  произнес  Фраффин,  -  вы  не  посчитаете  это  чрезмерным
позерством с моей стороны? Я пользуюсь правом  Бессмертных.  -  Он  поднес
кулак к лицу Келексела, потом разжал пальцы. - Я дам вам нечто, чего нет у
вас - смерть!
   Это предложение показалось Келекселу отвратительным, как и сам Фраффин,
его  грязные  личные  конфликты,  убийства,  мелкие  преступления.   Какое
гнетущее   предложение.   Но   Фраффин   снова   углубился   в   действия,
разворачивающиеся на экране монитора. Что же он сейчас увидит там?
   - Боюсь, что я злоупотребляю вашим гостеприимством, - рискнул  оторвать
Фраффина от работы Келексел.
   Тот посмотрел на своего гостя. Болван сейчас уберется.  Хорошо.  Он  не
уйдет далеко. Сеть уже подготовлена. Замечательная такая сеть, из  которой
не выбраться!
   - Весь корабль в вашем распоряжении, - сказал Фраффин.
   - Простите меня, что отнял у вас  слишком  много  времени,  -  произнес
Келексел, поднимаясь.
   Фраффин тоже встал, поклонился и произнес стандартный ответ:
   - Что значит время для Чемов?
   Келексел пробормотал стандартную фразу:
   - Время - наша игрушка.
   Повернувшись, он направился к выходу, и в голове его вихрем проносились
мысли. В поведении Фраффина он заметил какую-то угрозу. Нечто, связанное с
тем, что он увидел на экране. История? Как  может  какая-то  история  быть
угрозой для Чемов?
   Увидев, как дверь захлопнулась за Келекселом, Фраффин опустился  грузно
в свое кресло и вернулся к событиям,  происходившим  на  экране.  Там,  на
поверхности планеты, царила ночь и близился час решающих действий.
   Туземец, убивающий свою жену. Фраффин наблюдал, оценивая происходящее с
профессиональной точки зрения. Объект наблюдения - женщина по имени  Адель
Мерфи, качающаяся окровавленная фигура в лучах прожекторов. Сейчас,  когда
она увидела, насколько чужим для нее оказался муж, с ее лица слетела маска
притворства. Она возложила  свою  голову  на  алтарь  ужасных  авгуров,  о
которых ей ничего не было известно.  Предсказания  и  тени  древних  богов
больше не будут тревожить ее разум.  Картины  адского  пламени  больше  не
явятся.
   Резким движением Фраффин выключил экран и обхватил руками лицо.  Смерть
пришла по душу этой несчастной. Сюжет теперь  будет  продолжаться  сам  по
себе. Вот способ поймать в ловушку Чемов!
   Неожиданно  ему  вдруг  показалось,   что   его   сознание   неимоверно
расширилось, он как  бы  оказался  соединенным  со  множеством  испуганных
существ и слышал их шепот из далекого прошлого.
   "Кем мы были... когда-то?" - подумал он.
   Это было проклятие  Чемов  -  бессмертные  не  имели  надежной  памяти;
воспоминания  прошлого  затуманивались,  отчего  приходилось  пользоваться
искусственно  записанной  на  ленты   и   диски   запоминающих   устройств
информацией, и что-то при этом неизбежно терялось.
   "Что же потеряно там? - спросил  Фраффин  себя.  -  Были  ли  и  у  нас
проклятия  забытых  пророков,  предвещавших  болезни  и   напасти?   Какие
невероятные фантазии могли бы мы обнаружить  в  своем  далеком  затерянном
прошлом? Мы поклоняемся Богам, которые нами же и созданы? Как могли мы  их
создать? А теперь мы что, плюем на собственный  прах,  когда  смеемся  над
этими глупыми, послушными нашей воле туземцами?"
   Он не мог избавиться  от  внезапно  нахлынувшей  на  него  картины  его
собственного  прошлого  -  сверкающее  небо,  которым  он  некогда  владел
голодные звери, рыскающие в поисках добычи, а он от них прячется.  Так  же
неожиданно, как появились, эти образы и исчезли. Но некоторое время он еще
ошеломленно продолжал смотреть на свои трясущиеся руки.
   "Мне нужно отвлечься, - подумал  он.  -  Боги  Сохранения!  Даже  скука
лучше, чем это!"
   Фраффин встал из-за пульта управления. Как же  холоден  на  ощупь  край
его! Неожиданно вся эта комната показалась ему незнакомой, а  оборудование
- чуждым и ненавистным.  Кушетка  справа  привлекла  его  внимание  своими
мягкими изгибами, еще хранившими очертания его тела,  и  он  в  отвращении
побыстрее отвел взгляд в сторону.
   "Я должен сделать что-то рациональное", - подумал он.
   Он решительно встал и направился через всю комнату к стальным  спиралям
репродьюсера. Потом тяжело опустился в мягкое кресло и настроил приборы на
непосредственный  просмотр  поверхности  планеты.  Связавшись  при  помощи
спутниковой системы с зондами,  он  настроился  на  полушарие,  освещенное
солнцем, и приступил к поиску этих суетящихся существ, стараясь  забыть  о
своих воспоминаниях.
   На экране показалась земля, разбитая на клеточки, как шахматная  доска,
здесь зеленые, там желтые или коричневые.  Шоссе...  дороги...  сверкающий
город... Фраффин сфокусировал  приборы  на  улицах  и  неожиданно  заметил
небольшую толпу, заполнившую угол его экрана  визора  -  совсем  крохотные
фигурки, точно куклы. Все они смотрели на  уличного  торговца  с  носатым,
неприятным лицом, в помятом сером костюме и засаленной шляпе. Была заметна
напряженность, с которой туземец стоял за прилавком своего грязного киоска
с прозрачной крышей.
   - Блохи! - крикнул  торговец  властным  голосом,  который  указывал  на
врожденную уверенность в себе этого человека. - Да, вот такие они,  блохи.
Но благодаря древнему и секретному способу обучения я  могу  заставить  их
выполнять фантастические акробатические прыжки и трюки, которые  покажутся
вам удивительными. Смотрите, какой замечательный танец у этой  милашки.  А
вот это - крохотная женщина, которая  правит  колесницей.  А  эта  малышка
прыгает кульбиты! Они могут бороться, мчаться на  перегонки  и  выигрывать
забег для вас! Подходите поближе! Всего одна лира, чтобы посмотреть на это
чудо-зрелище!
   "Знают ли эти  блохи,  что  они  -  чья-то  собственность?"  -  подумал
Фраффин.





   Для  доктора  Андроклеса  Фурлоу  эта  история   началась   с   ночного
телефонного звонка.
   Шаря рукой, Фурлоу уронил телефонную трубку на пол. Несколько секунд он
провел, пытаясь найти ее в темноте, еще не до  конца  проснувшись.  В  его
памяти все еще мелькали обрывки сна, в котором он переживал яркие  эпизоды
последних мгновений перед взрывом  в  радиационной  лаборатории  Лоуренса,
когда были повреждены его глаза. Этот сон часто ему снился в последние три
месяца после того несчастного случая, но сейчас он почувствовал, что в нем
есть  нечто  новое,  значение  которого  ему  еще  предстоит  осмыслить  с
профессиональной точки зрения.
   "Психолог, излечи себя", - подумал он.
   Из трубки доносился металлический голос, который помог  ему  определить
местонахождение трубки. Фурлоу поднес трубку к уху.
   - Алло! - Из его пересохшего рта вырвался скрежещущий звук.
   - Энди?
   Он прочистил горло.
   - Да?
   - Говорит Клинт Моссман.
   Фурлоу привстал и свесил ноги с постели. Ковер показался ему  холодным.
На светящемся циферблате часов, висевших над кроватью, было 2:18 ночи. Это
время, как и то, что звонивший ему Моссман был первым заместителем  шерифа
графства по  уголовным  делам,  могли  означать  только  одно  -  какое-то
непредвиденное происшествие. Доктор Фурлоу нужен был Моссману  в  качестве
судебного психолога.
   - Ты слушаешь, Энди?
   - Да, Клинт. В чем дело?
   - Боюсь, у меня неважные  новости,  Энди.  Папаша  одной  твоей  старой
подружки только что прикончил ее мать.
   Несколько  мгновений  Фурлоу  не  мог  осознать  смысл  произнесенного.
"Старой подружки". Здесь у него  была  только  одна  старая  подружка,  но
сейчас она была замужем за кем-то.
   - Это Джо Мерфи, отец Рут Хадсон, - продолжал Моссман.
   - О Господи! - воскликнул Фурлоу.
   - У меня мало времени, - начал Моссман. - Звоню  из  автомата  напротив
офиса Джо. Он заперся в офисе, и у него пистолет. Он заявил,  что  сдастся
только тебе.
   Фурлоу покачал головой.
   - Он хочет видеть меня?
   - Нам необходимо, чтобы ты немедленно прибыл сюда, Энди. Я  знаю,  тебе
трудно  -  Рут  и  все  такое,  но  у  меня  нет  выбора.  Мне  необходимо
предотвратить стрельбу...
   - Я же предупреждал тебя, что что-то, вроде этого,  точно  случится,  -
заметил Фурлоу. Он вдруг почувствовал гнев и злость на. Моссмана и на всех
обитателей Морено.
   - У меня нет времени препираться с  тобой,  -  произнес  Моссман.  -  Я
сказал тебе, чтобы ты приезжал. На поездку  тебе  хватит  двадцати  минут.
Поторопись, пожалуйста.
   - Хорошо, Клинт. Выезжаю немедленно.
   Фурлоу повесил трубку, зажмурился, когда включал лампу  у  постели,  но
все равно от боли глаза сразу же заслезились. Он быстро  заморгал,  думая,
сможет ли он когда-нибудь перенести неожиданно вспыхивающий свет без боли.
   Смысл сообщенного Моссманом лишь сейчас стал доходить до него.  Он  был
ошеломлен. "Рут! Где же Рут!"  Но  какое  ему  теперь  дело  до  нее?  Эту
проблему решать Неву Хадсону.
   Фурлоу начал одеваться, тихо двигаясь в темноте, как он этому  научился
еще при жизни его отца.
   Он взял бумажник с ночного столика, нашел наручные часы и надел  их  на
левое запястье. Потом очки - особенные,  поляризованные,  с  регулируемыми
линзами. И едва он только надел их, как  его  глаза  расслабились.  Теперь
режущий свет приобрел спокойный желтый оттенок. Он поднял взгляд и  увидел
свое отражение в зеркале: узкое  лицо,  темные  очки  в  массивной  черной
оправе, черные, стриженные под  ежик  волосы,  длинный  с  горбинкой  нос,
широкий рот с чуть толстоватой нижней губой, линкольновский  подбородок  с
глубокими складками, похожими на шрамы.
   Выпивка - вот что сейчас ему нужно было, но он знал,  что  на  это  нет
времени. "Бедный, больной Джо  Мерфи,  -  подумал  он.  -  О  Боже,  какое
несчастье!"





   Фурлоу  насчитал  пять  полицейских  машин,  выстроившихся  у   обочины
напротив конторы Мерфи. Фасад трехэтажного здания и  бело-голубая  вывеска
над входом "КОМПАНИЯ ДЖ.Х.МЕРФИ - КОСМЕТИКА ВЫСШЕГО  КАЧЕСТВА"  освещались
хаотическим светом мигалок.
   От блестящей вывески отражался яркий свет фар,  который  причинял  боль
глазам Фурлоу. Он выбрался на тротуар  и  поискал  Моссмана.  Две  группки
людей пригнулись за машинами.
   "Неужели Джо стрелял в них?" - подумал Фурлоу.
   Он знал, что отлично виден из темных окон здания  напротив,  однако  не
ощущал чувство страха,  которое  он  испытывал  во  время  перестрелок  на
рисовых полях Вьетнама. Он  чувствовал,  что  вряд  ли  отец  Рут  решится
стрелять в него. Мерфи уже выплеснул свои эмоции, и теперь он  был  выжат,
как лимон, полностью опустошен.
   Один  из  офицеров,  спрятавшись  за  последней  машиной,  прокричал  в
мегафон:
   - Джо! Эй, Джо Мерфи! Здесь находится доктор  Фурлоу.  Давай  спускайся
сюда и сдавайся! Мы не хотим стрельбы.
   Звук усиленного мегафоном голоса эхом отозвался от зданий. Несмотря  на
искажения, создаваемые мегафоном, Фурлоу узнал голос Моссмана.
   Окно на втором этаже конторы Мерфи открылось со скрежетом, от  которого
по коже побежали мурашки. Тут же на него был направлен  свет  прожекторов.
Мужской голос прокричал из темноты за окном:
   - Не груби, Клинт. Я вижу его отсюда. Я выйду через семь минут.
   Окно захлопнулось.
   Фурлоу обошел машину и побежал к Моссману.  Заместитель  шерифа,  худой
костлявый человек, был одет  в  мешковатый  рыжевато-коричневый  костюм  и
светло-бежевое сомбреро. Он повернул к Фурлоу свое узкое лицо, оказавшееся
в тени.
   - Привет, Энди! - поздоровался он. - Извини за все это, но сам  видишь,
что происходит.
   - Неужели он стрелял? - спросил Фурлоу.
   И   сам   удивился   спокойствию,   прозвучавшему   в    его    голосе.
"Профессиональная  подготовка",  -  подумал  он.  С  отцом  Рут  произошел
психический срыв, а его учили управляться с такими кризисами.
   - Нет, но у него есть пистолет, -  ответил  Моссман.  В  слабом  голосе
заместителя шерифа прозвучало отвращение.
   - Ну и как, вы дадите ему эти семь минут?
   - А как по-твоему?
   - Мне кажется, должны. Я думаю, он выполнит  свое  обещание.  Выйдет  и
сдастся.
   - Семь минут и ни минутой больше!
   - Он говорил, почему хочет увидеть меня?
   - Что-то насчет Рут, и он  боялся,  что  мы  прикончим  его  до  твоего
прибытия сюда.
   - Он так и сказал?
   - Ага.
   - Он живет в какой-то  выдуманной  фантазии,  это  очевидно,  -  сказал
Фурлоу. - Наверное, мне следует пойти и...
   - Извини, но я не могу дать ему шанс заполучить заложника.
   Фурлоу вздохнул.
   - Ты приехал сюда, - продолжал Моссман. - Вот  этого  он  и  просил.  Я
начну с...
   Радио в машине позади них затрещало, потом раздался голос:
   - Машина номер девять, прием.
   Моссман забрался в машину, поднес микрофон ко рту и нажал кнопку:
   - Говорит машина номер девять, прием.
   Фурлоу огляделся и узнал нескольких офицеров, укрывшихся  за  машинами.
Он кивнул тем, с кем встретился взглядом, внезапно  подумав,  как  странно
выглядят эти люди - одновременно и знакомыми и незнакомыми; лица  их  были
смутно различимыми в поляризованном свете, который  пропускали  его  очки.
Этих людей он часто видел в суде, многих знал по имени, но сейчас он видел
их совсем по-другому.
   Еще один металлический треск  раздался  из  радио  в  машине  Моссмана,
потом:
   - Машина номер девять, Джеку  нужна  информация  по  десять  -  ноль  -
восемь. Прием.
   "Знает ли Рут о случившемся? -  подумал  вдруг  Фурлоу.  -  Кто  должен
сообщить ей об этом... и как?"
   - Мерфи все еще там, наверху, в своем кабинете, - продолжал Моссман.  -
Доктор Фурлоу уже здесь. Мерфи сказал, что он сдастся через семь минут. Мы
подождем, пока он не выйдет. Прием.
   - Хорошо, машина номер девять. Джек уже выехал с четырьмя полицейскими.
Шериф все еще в доме с коронером. Он приказал не рисковать. Если придется,
примените газ. Время: два-сорок шесть. Прием.
   - Машина номер девять -  семь-ноль-пять,  -  сказал  Моссман.  -  Конец
связи.
   Он вставил микрофон в держатель и повернулся к Фурлоу.
   - Что за каша! - воскликнул он и немного сдвинул свое бежевое  сомбреро
на затылок.
   - Никаких сомнений, что это он убил Адель? - спросил Фурлоу.
   - Никаких.
   - Где?
   - В их доме.
   - Как?
   - Ножом - тем большим сувенирным, которым он всегда  размахивал,  когда
готовил барбекю.
   Фурлоу глубоко вздохнул. Конечно, все происходило, как  обычно.  Нож  -
вполне  логичное  оружие.  Он  заставил  себя  сохранять  профессиональное
спокойствие и спросил:
   - Когда?
   - Около полуночи, насколько мы смогли выяснить. Кто-то  вызвал  скорую,
но никто из них и не подумал позвонить нам сразу же. Лишь через полчаса мы
оказались там, но Джо уже успел сбежать.
   - Поэтому вы в поисках его приехали сюда.
   - Ну да.
   Фурлоу покачал головой. В это мгновение один из прожекторов  сместился,
и Фурлоу показалось, что он увидел какой-то предмет, зависший в воздухе за
окном Мерфи. Он задрал голову, следя за этим предметом,  но  тот,  похоже,
уплывал ввысь в темное небо. Фурлоу снял очки и протер глаза. Странная это
была штуковина - похожая на  длинный  цилиндр.  Наверное,  почудилось  его
больным глазам, решил он, и, снова надев  очки,  вернул  свое  внимание  к
Моссману.
   -  Что  Джо  делает  там?  -  спросил  Фурлоу.  -   Есть   какие-нибудь
предположения?
   - Звонит людям по телефону и хвастается своим поступком. Его секретаршу
Неллу Хартник пришлось отправить в больницу в истерическом состоянии.
   - Он звонил... Рут?
   - Не знаю.
   И Фурлоу стал думать о Рут, впервые по-настоящему за все  время,  когда
она отослала ему кольцо с вежливой  короткой  запиской  (что  было  совсем
непохоже на нее), где сообщала, что выходит замуж за Нева Хадсона.  Фурлоу
учился  тогда  в  Денвере,  живя  на  стипендию,  которую   ему   назначил
Национальный Научный Фонд.
   "Ну и дурак же я был, - подумал он. - Эта  стипендия  не  стоила  того,
чтобы потерять Рут".
   Фурлоу подумал, а не  позвонить  ли  ей,  попытаться  как  можно  более
тактично сообщить ей о случившемся. Но он знал, что такую  новость  нельзя
сообщить иначе, как резко и грубо. При подобных обстоятельствах рана, если
вскрыть ее быстро, заживет, оставив минимальный шрам.
   Морено был небольшим городком, и Фурлоу знал, где  работает  Рут  после
замужества -  ночной  медсестрой  в  психиатрическом  отделении  госпиталя
округа. Наверное, она сейчас там. Но он  понимал,  что  телефонный  звонок
окажется слишком безличностным. Лучше всего лично сообщить ей.
   "И тогда я окажусь неизбежно связанным с этой трагедией, - подумал  он.
- А я не хочу этого".
   Фурлоу вдруг понял, что фантазирует, пытается цепляться за  нечто,  что
раньше существовало между ним и Рут. Он вздохнул. Пусть кто-нибудь  другой
сообщает ей эту  новость.  Теперь  за  нее  ответственность  несет  другой
человек.
   Офицер справа от Фурлоу спросил:
   - Думаете, он пьян?
   - Видел ли ты его когда-либо с похмелья? - поинтересовался Моссман.
   Первый офицер спросил:
   - А ты видел тело?
   - Нет, - ответил Моссман, - но Джек описал его, когда звонил мне.
   - Только дайте мне сделать один прицельный  выстрел  в  этого  сукиного
сына, - проворчал офицер.
   "Сейчас начнется", - подумал Фурлоу.
   Когда раздался визг шин подъезжавшей машины, он  обернулся.  Из  машины
выскочил толстяк-коротышка, напяливший брюки поверх  пижамы.  В  руках  он
держал фотоаппарат со вспышкой.
   Когда  фотограф  нагнулся  и  направил  на  них   фотоаппарат,   Фурлоу
отвернулся. Ослепительная вспышка осветила на мгновение улицу... потом еще
раз.
   Чтобы не видеть отраженный свет, который причинил бы боль  его  больным
глазам, Фурлоу направил взгляд вверх. В момент вспышки он еще  раз  увидел
тот странный предмет. Он завис в воздухе примерно в десяти футах  от  окна
Мерфи. Даже после  вспышки  были  видны  едва  различимые  очертания  этой
штуковины, точно какое-то темное облачко.
   Фурлоу  зачарованно  смотрел  на  нее.  Нет,  это  не  приводилось  его
поврежденным глазам.  Очертания  ясно  просматривались,  он  действительно
видел его! Какой-то цилиндр примерно в двадцать футов в длину и около пяти
футов в диаметре. На ближайшем к окну конце цилиндра  имелись  полукруглые
выступы, похожие на  негритянские  губы.  Между  выступами  прижались  две
фигуры. Похоже, они направляли этот цилиндр в сторону окна Мерфи.  Хотя  в
этом смутном свете фигуры были едва заметны, но, кажется, они человеческие
- две руки, две ноги - только  совсем  маленькие,  не  больше  трех  футов
ростом.
   Фурлоу вдруг почувствовал, как его охватывает странное возбуждение.  Он
знал, что видит нечто реальное, но странное, чему  нельзя  было  подобрать
объяснение. И тут одна из фигур обернулась и посмотрела  на  него.  Фурлоу
увидел  блеск  в  глазах  в  темноте.  Фигура  подтолкнула  локтем  своего
товарища, а потом они оба посмотрели на Фурлоу - две пары сверкающих глаз.
   "Это что, какой-то мираж?" - подумал Фурлоу.
   Он попытался проглотить комок в  пересохшем  горле.  Ведь  мираж  может
видеть любой человек. Моссман, стоявший рядом с ним, глядел вверх  в  окно
Мерфи. Заместитель шерифа не мог не видеть этот странный цилиндр, висевший
там (или, может, видение его), однако никак не обнаруживал это.
   К ним подошел репортер,  продолжая  свою  работу.  Фурлоу  узнал  этого
человека: Том Ли из "Сентинел".
   - Мерфи все еще там? - спросил Ли.
   - Точно, - ответил Моссман.
   - Привет, доктор Фурлоу, -  поздоровался  Ли.  -  На  что  это  вы  так
пялитесь? В то окно, где заперся Мерфи?
   Фурлоу схватил Ли за  плечо.  Два  существа  на  цилиндре  вернулись  к
управлению своей трубой и навели ее на  группу  офицеров.  Фурлоу  показал
рукой в их сторону, вдруг почувствовал  сильный  острый  запах  одеколона,
исходивший от репортера.
   - Том, что это там за чертовщина? -  спросил  Фурлоу.  -  Сфотографируй
это.
   Обернувшись, Ли поднял взгляд.
   - Что? Что сфотографировать?
   - Ту штуковину за окном Мерфи.
   - Какую еще штуковину?
   - Разве ты не видишь нечто, висящее прямо за тем окном?
   - Мошки роятся, наверное. Их много в этом году. Они  всегда  собираются
там, где есть свет.
   - Какой свет? - не понял Фурлоу.
   - Гм-м! Ну...
   Фурлоу сорвал свои поляризованные  очки.  Похожий  на  облачко  цилиндр
исчез. На его  месте  располагалась  какая-то  смутно  различимая  фигура,
которая быстро двигалась. Он снова надел очки. И вновь  увидел  цилиндр  с
двумя фигурами на выступе. Сейчас эти фигуры навели  свою  трубу  на  вход
здания.
   - Он выходит! - раздался крик слева.
   Ли чуть не сбил Фурлоу с ног, бросившись вслед за Моссманом  с  камерой
наготове к входу в здание. За ними устремились и другие офицеры.
   Когда  приземистый,  уже  начавший  лысеть  человек  невысокого   роста
появился  в  освещенных  прожекторами  дверях  конторы  Мерфи,  Фурлоу  на
мгновение застыл. Когда лучи прожекторов осветили его,  он  прикрыл  одной
рукой глаза. Фурлоу заморгал от ослепительного света. Глаза заслезились.
   Помощники шерифа плотным кольцом обступили стоявшего в дверях человека.
   Ли отошел в сторону и, подняв камеру над головой, направил ее  вниз,  в
центр группы.
   - Дайте мне заснять его лицо, - попросил Ли. - Расступитесь немного.
   Однако офицеры не обратили внимание на него.
   И снова сверкнула вспышка фотоаппарата.
   На мгновение Фурлоу увидел лицо задержанного - маленькие мигающие глаза
на круглом багровом лице. Удивительно, но в  них  не  было  страха.  Узнав
психолога, Мерфи пристально посмотрел на того.
   - Энди! - закричал он. - Позаботься о Руги! Слышишь? Позаботься о Руги!
   А затем лишь лысина его была видна в толпе  фуражек.  Его  затолкали  в
машину, стоявшую у правого угла здания. Ли все еще вертелся вокруг, щелкая
вспышкой.
   Фурлоу судорожно вздохнул. Ему казалось, словно воздух сгустился вокруг
него. Когда машины отъезжали, запах толпы смешался с выхлопными газами.  С
опозданием он вспомнил о цилиндре у окна и, подняв глаза, увидел,  что  он
стал подниматься вверх, исчезая в темноте ночного неба.
   Все это: видение, шум, громкие приказы - вдруг показалось ему  каким-то
ночным кошмаром.
   Один помощник шерифа, остановившись рядом с Фурлоу, сказал:
   -  Клинт  просил  передать  вам  спасибо.  Он  сказал,  что  вы  можете
поговорить с Джо через пару часов - после того, как его допросит прокурор,
или же утром - как вы захотите.
   Фурлоу облизнул губы. Он ощутил металлический привкус во рту.
   - Я... - начал он. - Наверное, утром.  Зайду  в  следственный  отдел  и
попрошу свидания с ним.
   - Похоже, это будет не  такое  уж  простое  дело,  -  заметил  помощник
шерифа. - Я передам Клинту ваши слова. - Он забрался  в  машину,  стоявшую
рядом с Фурлоу.
   Подошел Ли с наброшенным на шею фотоаппаратом. В левой руке  он  держал
записную книжку, а в правой - огрызок карандаша.
   - Эй, док, - начал он, - верно ли то,  что  сказал  Моссман?  Мерфи  не
хотел выйти, пока вы не приехали сюда?
   Фурлоу кивнул и отскочил в  сторону,  когда  патрульная  машина  начала
разворачиваться. Этот вопрос казался совершенно  бессмысленным,  наверное,
рожденный тем же безумием, из-за которого он оставался  стоять  здесь,  на
улице, после того, как полицейские машины на полной скорости  скрылись  за
углом. Запах вытекшего бензина с резкой болью бил в ноздри.
   Ли что-то черкнул в записной книжке.
   - А ведь когда-то дочь Мерфи была вашей подружкой,  правда?  -  спросил
Ли.
   - Мы были друзьями, - ответил Фурлоу. Казалось, что эти  слова  говорил
не он, а некто другой.
   - Ты видел тело? - спросил Ли.
   Фурлоу покачал головой.
   - Просто какое-то грязное кровавое месиво, - заметил Ли.
   Фурлоу хотелось бросить ему: "Это ты грязная жаждущая крови свинья!"  -
но голос не повиновался ему. Адель Мерфи... мертва!  Тела  людей,  умерших
насильственной смертью, одинаково  безобразны:  неуклюжая  поза,  кровавые
лужи,  черные  раны...  полицейские   с   профессиональной   отрешенностью
записывают, делают замеры, задают вопросы... Сейчас Фурлоу чувствовал, как
его  собственная  профессиональная  отрешенность  покидает  его.  Тело,  о
котором Ли говорил с таким  жадным  интересом,  это  тело  было  человека,
которого знал Фурлоу - матерью женщины, которую  он  любил...  и  все  еще
любит.
   Фурлоу  признался  себе  в  этом  сейчас,  вспоминая  Адель  Мерфи,  ее
удивительно  спокойное  выражение  глаз,  так  похожие  на  глаза   Рут...
оценивающие взгляды, которые она бросала на него, прикидывая, подойдет  ли
ее дочери такой, как он, муж. Но и это тоже давно кончилось.  И  кончилось
первым.
   - Док, что это вам показалось,  что  вы  увидели  возле  того  окна?  -
спросил Ли.
   Фурлоу  посмотрел  на  толстяка-коротышку,   на   его   толстые   губы,
проницательные умные глазки и подумал, какой же будет его  реакция,  когда
он опишет фотографу ту штуковину, висевшую за окном  Мерфи.  Непроизвольно
Фурлоу взглянул в сторону окна. Теперь там  ничего  не  было.  Ночь  вдруг
показалась ему холодной. Фурлоу поежился.
   - Может, Мерфи выглядывал наружу? - спросил Ли.
   Гнусавый голос репортера действовал Фурлоу на нервы.
   - Нет, - ответил Фурлоу. -  Я...  Полагаю,  я  просто  увидел  какой-то
отблеск.
   - Не знаю, что можно вообще рассмотреть сквозь ваши очки, - заметил Ли.
   - Вы правы, - согласился Фурлоу. - Конечно, это все из-за  моих  очков,
вот мои глаза и увидели... какое-то отражение.
   - У меня есть еще куча вопросов, док, - сказал Ли. - Может, заскочим  в
"Ночную Индейку", где мы можем спокойно поговорить. Давайте  сядем  в  мою
машину, и я отвезу вас...
   - Нет, - перебил его Фурлоу и покачал головой, чувствуя,  как  проходит
его растерянность. - Нет. Может быть, завтра.
   - Черт побери, док, но уже завтра наступило.
   Однако Фурлоу уже отвернулся и побежал к своей  машине.  В  его  голове
стучала лишь одна мысль, слова, брошенные Мерфи: "Позаботься о Руги".
   Фурлоу знал, что должен найти Рут, предложить ей всю свою  помощь.  Она
вышла замуж за кого-то, но это не уничтожило того, что было между ними.





   Аудитория шевелилась - единый организм в безымянной темноте  амфитеатра
корабля историй.
   Келексел, сидевший почти по центру этого огромного помещения,  внезапно
почувствовал странную угрозу в этом шевелении в темноте. Рядом с ним  были
съемочные  группы  наблюдения   и   свободный   от   дежурства   персонал,
интересовавшийся новым творением Фраффина.  Две  бобины  уже  неоднократно
прокручивались без перерыва, во время редактирования, и теперь  они  ждали
повтора первой  сцены.  Но  Келексела  по-прежнему  не  покидало  ощущение
какой-то  надвигающейся  опасности,  направленной  непосредственно  против
него; что-то связанное с этой историей, однако он не мог определить связь.
   Сейчас в воздухе  ощущался  слабый  запах  озона  от  перекрещивающихся
невидимых полей Тиггивоф, связывавших аудиторию с трехмерным  изображением
фильма.  Кресло,  на  котором  он  сидел,  было  непривычным  для  него  -
специально   приспособленное   для   редакторской   работы   с    твердыми
подлокотниками, по кромке которых  располагались  рычажки  переключателей.
Только огромный куполообразный потолок, опутанный паутиной силовых  нитей,
тянувшихся вниз, к сцене (как и сама  сцена)  были  привычными,  напоминая
обычный амфитеатр.
   И звуки  -  щелканье  переключателей  редактирования,  профессиональные
реплики: "Сократите вступление  и  переходите  к  основному  действию...",
"Ослабить влияние бриза...", "Усилить эмоциональность жертвы и  немедленно
повторить предыдущий кадр..."
   Во всем этом не было никакой гармонии.
   Келексел уже  два  дня  пробыл  здесь,  пользуясь  предоставленной  его
высоким  положением  возможностью  понаблюдать  за  работой  по   созданию
истории. Но раньше, когда  он  оказывался  в  амфитеатре,  он  был  просто
зрителем.
   Где-то издалека из темноты слева от него раздался голос:
   - Запускайте.
   Силовые линии исчезли. Зал погрузился в полную темноту.
   Кто-то прочистил горло - свидетельство  нервозности,  которая  охватила
весь темный зал.
   В центре сцены вспыхнул свет. Келексел принял более удобное  положение.
"Всегда одно и тоже странное начало", - подумал  он.  Заброшенный  огонек,
бесформенный, медленно превращающийся в свет уличного фонаря. Стала  видна
часть лужайки, поворот дороги и  на  заднем  плане  призрачно-серая  стена
какого-то дома. Темные окна из простого стекла блестели,  точно  невидящие
глаза.
   Откуда-то из глубины сцены доносилось чье-то  тяжелое  дыхание,  что-то
стучало в бешеном ритме.
   Застрекотало какое-то насекомое.
   Келексел вдруг понял, что цепи репродьюсера воспроизводили все шумы  со
всеми оттенками оригинального  звучания.  Сидеть  здесь,  в  этой  паутине
силовых полей, связанным с проектирующими устройствами сенсоров, было  все
равно что видеть настоящую живую картину с какой-то точки сверху, находясь
непосредственно рядом с местом событий. В некотором роде это  было  похоже
на единение Чемов. Холодный ветерок пощекотал его лицо.
   Откуда-то из темной глубины сцены на Келексела внезапно нахлынула волна
леденящего страха,  продвигавшаяся  сквозь  сеть  проецирующих  устройств.
Келекселу пришлось напомнить себе,  что  это  просто  мастерски  созданный
сюжет, что он нереален... для  него.  Он  лишь  испытывает  страх  другого
существа, пойманный и сохраненный при помощи  чувствительных  записывающих
устройств.
   В центре сцены появилась бегущая женщина-туземка,  одетая  в  свободный
зеленый халат, края  которого  вздымались  вокруг  ее  бедер.  Она  тяжело
дышала. Ее обнаженные ноги гулко прошлепали по газону и затем по  покрытию
шоссе. Ее преследовал  приземистый  мужчина,  мертвенно-бледный  в  лунном
свете. В руках у него был меч. Его лезвие сверкнуло в  свете  фонаря,  как
серебристое жало змеи.
   Женщина застыла в ужасе. Потом выдохнула:
   - Нет! Пожалуйста, Господи, нет!
   У  Келексела  перехватило  дыхание.  Когда  бы   он   не   смотрел   на
совершающийся акт насилия, всякий раз это поражало его. Он уже догадывался
о последующих действиях. Вот меч приподнимается высоко над головой...
   - Перерыв!
   Паутина  вверху  потускнела.  Возбуждение  схлынуло,  словно  аудиторию
окатили ледяной водой. Сцена погрузилась в темноту.
   До Келексела вдруг дошло, что  это  был  голос  Фраффина.  Он  раздался
откуда-то  справа.  На  мгновение  Келексела  охватил  гнев  на  Фраффина,
прервавшего  сюжет.  Следователю  потребовалось  несколько  секунд,  чтобы
прийти в себя, но все равно он чувствовал себя разочарованным.
   Вспыхнул свет, и он увидел ряды сидений, клином расходящихся  от  диска
сцены.  Келексел  заморгал,  а  потом  стал  оглядывать  персонал  корабля
историй. "Какая же опасность может здесь  таиться?"  -  спросил  он  себя.
Келексел доверял своим инстинктам - в этой комнате  скрывалась  опасность.
Но что же это за опасность?
   Вокруг него расположился персонал: в  задних  рядах  сидели  стажеры  и
свободные от дежурства  члены  съемочных  групп  наблюдения,  в  центре  -
кандидаты в члены экипажа и наблюдатели, а рядом  со  сценой  -  съемочная
группа. С виду самые обычные Чемы, но Келексел все еще ощущал  угрозу  для
себя, уверенность, что они способны причинить ему вред. Он чувствовал  это
в возбужденности Чемов, в  той  образовавшейся  цепочке,  которая  связала
воедино их жизни.
   Сейчас в зале наступила странная  тишина.  Они  чего-то  ждали.  Далеко
внизу  у  сцены  склонились  друг  к  другу  люди,   о   чем-то   неслышно
переговариваясь.
   "Может, мне все это только мерещится? - подумал  Келексел.  -  Но  ведь
несомненно они  подозревают  меня.  Но  почему  тогда  они  разрешили  мне
присутствовать здесь и наблюдать за их работой?"
   Их работа - насильственная смерть.
   И снова  Келексел  почувствовал  разочарование  от  того,  что  Фраффин
остановил работу над этим эпизодом. Уже то, что он видел, шло в  разрез  с
его опытом, хотя он знал, как будет развиваться сюжет  дальше...  Келексел
покачал головой. Он был в замешательстве, взволнован. Еще  раз  он  окинул
взглядом аудиторию. Его окружало разноцветье униформ, указывающих  на  род
занятий:  красные  принадлежали  пилотам  флиттеров,   оранжево-черные   -
съемочным группам наблюдателей, зеленые  -  сценарным  группам,  желтые  -
обслуживающему персоналу и ремонтникам, фиолетовые -  актерам  и  белые  -
гардеробщикам, и то тут то там встречались черные отметины  Манипуляторов,
помощников Режиссера, входивших в ближайшее окружение Фраффина.
   Группа у сцены разделилась. Фраффин забрался на сцену и прошел в  самый
центр, куда было направлено внимание присутствующих. Он умышленно совершил
это движение, чтобы отождествить себя с  тем,  что  происходило  на  сцене
всего несколько минут назад.
   Наклонившись  вперед,  Келексел  внимательно   оглядел   Режиссера.   У
Фраффина, человека небольшого роста,  укутавшегося  в  черный  плащ,  была
худощавая фигура, копна черных волос над серебристым овалом  лица,  прямая
щель рта  с  выступающей  верхней  губой.  Он  вдруг  показался  Келекселу
призраком из какого-то далекого и ужасного королевства, которого никто  из
Чемов еще не видел. В нем была видна недопустимая индивидуальность.
   Фраффин поднял свои глубоко посаженные глаза и поискал Келексела.
   И тогда мурашки пробежались по коже Следователя. Он откинулся на спинку
кресла, почувствовав тревогу. Казалось, словно Фраффин обращался  к  нему:
"Вот он, этот дурак Следователь. Я заловил его в свою ловушку! Ему  теперь
не выбраться из нее! Никогда!"
   Мертвая тишина охватила зал - словно у всех присутствующих  перехватило
дыхание. Все не отрывали глаз от центра сцены.
   - Повторяю: наша цель - в утонченности, - тихо сказал Фраффин.
   И снова посмотрел на Келексела.
   "Да, теперь он точно испытывает  страх,  -  подумал  Фраффин.  -  Страх
усиливает сексуальное влечение. А он видел дочь жертвы, женщину, способную
завлечь в  ловушку  любого  Чема  -  экзотичную,  но  не  слишком  грубую,
миловидную, с глазами, подобными зеленым  драгоценным  камням.  А  как  же
любят Чемы все зеленое. Она привлекательна, и он  должен  почувствовать  к
ней физическое влечение. Ха!  Келексел!  Ты  вскоре  попросишь  разрешения
поближе познакомиться с туземцами... и мы разрешим тебе это".
   - Вы недостаточно уделяете внимания зрительному  восприятию,  -  сказал
Фраффин. Его голос внезапно стал холодным.
   Легкая дрожь пробежала по амфитеатру.
   - Нам не нужно, чтобы наш  зритель  оказывался  слишком  погруженным  в
страх,  -  продолжал  Фраффин.  -  Зритель   должен   лишь   почувствовать
присутствие страха. Не нужно заставлять его  переживать  это  чувство.  Он
должен наслаждаться этим - забавное насилие, занятная смерть.  Зритель  не
должен понимать, что им манипулируют. В каждой  сцене  должно  содержаться
нечто большее, чем простая интрижка для нашего развлечения.
   Келексел почувствовал, что в сказанном Фраффином  есть  более  глубокий
смысл. Да, определенно, здесь скрывается какая-то  угроза.  Вокруг  велась
какая-то игра, но он до сих пор не понимал, в чем она заключается.
   "Я должен заполучить одно из этих существ, чтобы узнать  их  поближе  и
заодно поразвлечься, - подумал Келексел. - Наверное ключ к  разгадке  этой
тайны могут дать только туземцы".
   Эта мысль как бы открыла запертую  дверь  искушению  -  Келексел  вдруг
понял, что его разум заполнили мысли о той женщине из сюжета  Фраффина.  У
нее еще такое экзотическое имя - Рут. Рыжеволосая Рут. В ней  было  что-то
от Суби-существ, а Суби были известны  благодаря  тому  морю  эротического
удовольствия, которое они доставляли Чемам. Келексел припомнил одну  Суби,
которой некогда он обладал. Хотя, кажется,  она  очень  скоро  увяла.  Так
всегда происходит со смертными, их срок жизни  несоизмерим  с  бесконечной
жизнью Чемов.
   "Возможно, я смогу объяснить это  Рут,  -  подумал  Келексел.  -  Людям
Фраффина проще простого будет доставить ее сюда ко мне".
   - Утонченность, -  повторил  Фраффин.  -  Аудитория  не  должна  терять
ощущение некоторой отчужденности от происходящего. Думайте о нашей истории
как о каком-то танце, это не настоящая жизнь, какой мы живем,  а  лишь  ее
отражение, вроде волшебной сказки Чемов. И теперь вы все должны  понимать,
в чем заключается цель нашей истории. Сознавать, что  добиться  этой  цели
можно только при помощи должной утонченности.
   Фраффин  поплотнее  запахнул  черный  плащ,  чувствуя   удовлетворение,
которое   должен   был   испытывать   хозяин   балагана   после   удачного
представления. Потом он спустился со сцены.
   "У нас хороший экипаж, - напомнил себе Фраффин. - Они  будут  выполнять
свои функции с вышколенной аккуратностью.  А  этот  занимательный  сюжетец
нужно сохранить и ввести в банк  историй.  Может  быть  его  даже  удастся
использовать в качестве вступительной части  перед  другими  сюжетами  как
образец художественного искусства. Но в любом  случае,  он  выполнил  свою
задачу, если заставил двигаться Келексела в  нужном  направлении  -  здесь
страхом, там похотью, и всякий его шаг теперь будет фиксироваться группами
наблюдения. Всякий шаг".
   "Им так же легко манипулировать, как и туземцами", - подумал Фраффин.
   Он прошел по служебному туннелю,  ведущему  от  задней  части  сцены  к
голубому  холлу,  из  которого  извилистым  коридором,  где  располагались
склады, можно было попасть в  его  личные  апартаменты.  Фраффин  позволил
силовому  полю-капсуле  опуститься  и  обхватить  его,  и  затем   капсула
устремилась вперед со скоростью, при которой люки, расположенные в  стенах
коридора, сливались в одно расплывчатое пятно.
   "Мне почти что жаль этого Келексела,  -  подумал  он.  -  Этот  человек
очевидно почувствовал отвращение при первой  мысли  о  персонифицированном
насилии, но он точно погибнет в конфликте, который ведут туземцы.
   С какой же легкостью мы определяем совершение отдельными  индивидуумами
актов насилия, - продолжал свою мысль Фраффин. - Можно  даже  подозревать,
что  в  нашем  далеком  прошлом  существовало  в  действительности   нечто
похожее".
   Он почувствовал, как тут же затрещала броня, которой являлась его кожа,
под внезапным наплывом этих беспокойных воспоминаний. Фраффин  сглотнул  и
остановил капсулу перед люком, закрывающим вход в его апартаменты.
   Бесконечность его собственной персонифицированной истории вдруг привела
его в ужас. Он внезапно почувствовал себя на пороге ужасающего открытия  и
испугался чудовищных откровений, которые могут  вынырнуть  на  поверхность
сознания из глубин памяти, его далекого и давно  похороненного  в  пучинах
вечности прошлого.
   И тогда на помощь Фраффину пришла  спасительная  ярость.  Ему  хотелось
схватиться с этой вечностью, заставить умолкнуть голоса,  шепчущие  внутри
него. Он замер весь  от  приступа  страха  и  подумал:  "Чтобы  оставаться
бессмертным, необходимо иногда принимать дозы моральной анестезии".
   Именно эта мысль развеяла его страх. Фраффин вошел в серебряную теплоту
своего салона удивляясь, откуда у него могли появиться подобные мысли.





   Облокотившись на руль  своей  припаркованной  машины,  Фурлоу  сидел  и
покуривал трубку. Рядом с ним на сиденьи лежали его  поляризованные  очки,
он  смотрел  в  темнеющее  небо  сквозь  ветровое  стекло,   по   которому
скатывались капли дождя. Его глаза  слезились,  и  эти  дождевые  капельки
казались ему слезами, стекающими  по  лицу  человека.  Этому  двухместному
автомобилю было уже пять лет, и он знал, что пора бы приобрести новый,  но
он никак не мог расстаться с привычкой экономить деньги на  покупку  дома.
Ее он приобрел еще тогда, когда он подумывал о женитьбе на Рут. Сейчас ему
было нелегко избавиться от этой привычки, хотя он понимал,  что  цепляется
за нее главным образом из-за еще не исчезнувшей у  него  надежды,  что  им
удастся забыть о прошедших годах.
   "Почему она хочет увидеться со мной? - подумал он. -  И  почему  именно
здесь, где мы когда-то встречались? К чему такая секретность?"
   Прошло два дня после убийства, и он вдруг понял, что все еще  не  может
свести в единую логическую цепочку происшедшие события. Когда он  видел  в
газетах заметки  о  себе,  то  словно  читал  о  ком-то  другом,  каком-то
незнакомце... Смысл этих статей ускользал  от  него,  расплывался  подобно
дождевым каплям, стекавшим сейчас по ветровому стеклу  перед  ним.  Фурлоу
вдруг показалось, что весь мир охвачен психозом, который свел с ума Мерфи,
и ответными насильственными действиями окружающих.
   Шоком явилось для Фурлоу понимание  того,  что  общество  хочет  смерти
Мерфи.  Реакция  общественности  была  столь  же  жестокой,  что  и  буря,
неожиданно налетающая на побережье и опустошающая его.
   "Жестокий шторм, - подумал он. - Буря жестокости".
   Фурлоу посмотрел на деревья слева от себя, ему было интересно,  сколько
же времени  он  уже  пробыл  здесь.  Его  часы  остановились.  Однако  Рут
опаздывала. Как всегда. Это было в ее привычках.
   Недавно вовсю бушевала гроза. Низко нависали дождевые облака,  закрывая
свинцово-серое  небо.  Некоторое  время   испуганно   щебетали   птицы   в
эвкалиптовой рощице  неподалеку.  Раздавался  скрип  раскачиваемых  ветром
сучков, и с деревьев падали большие капли.
   Солнце выглянуло на западе, низко  нависая,  над  горизонтом  и  бросая
оранжевый отсвет на верхушки деревьев. Капли дождя срывали  листья.  Среди
чешуйчатых коричневых стволов  эвкалиптов  от  земли  поднимался  пар.  От
корней  и  зарослей  травы  доносился  стрекот  насекомых,  усиливаясь  на
открытых местах вдоль грязной дороги, ведущей в рощицу.
   "Что они помнят о буре? - подумал Фурлоу.
   Он, будучи психологом, понимал,  почему  толпа  требовала  узаконенного
убийства, но его потрясло, что этого же  хотели  и  официальные  лица.  Он
вспомнил о  чинимых  ему  препятствиях,  попытках  помешать  ему  провести
профессиональное  медицинское  обследование   Мерфи.   Шерифу,   окружному
прокурору  Джорджу  Паре  и  другим  официальным  лицам  сейчас  уже  было
известно, что Фурлоу предполагает психический срыв,  который  стоил  Адель
Мерфи жизни.  Если  это  будет  признано  официально,  то  Мерфи  придется
признать невменяемым и его нельзя будет казнить.
   Паре  уже  показал  свою  твердую  руку,  позвонив  начальнику  Фурлоу,
директору психиатрической больницы Морено, доктору Лерою  Уили.  Уили  был
известен своей кровожадностью - результаты  обследований  этого  психиатра
были такими, как этого хотело обвинение.  Пользуясь  своим  более  высоким
положением, Уили сказал, чтобы Мерфи был благоразумным и "отвечал за  свои
действия".
   Фурлоу посмотрел на бесполезные часы. Они показывали 2:14. Он знал, что
сейчас около семи. Скоро стемнеет. Почему же Рут задерживается?  И  почему
она попросила встретиться на старом месте?
   Он вдруг понял, что не особенно жаждет увидеться с ней.
   "Неужели я стыжусь сейчас предстоящей встречи? - спросил он себя.
   Он приехал сюда прямо из госпиталя, где Уили не таясь пытался заставить
его бросить это дело и забыть на некоторое время, что он окружной судебный
психиатр.
   Уили так и заявил ему:
   - ...личная заинтересованность... твоя старая подружка... ее отец...
   Смысл его слов был ясен, но все объяснялось тем, что Уили также знал  о
его заключении по поводу Мерфи, которое сейчас находилось  в  следственном
отделе. И это заключение противоречило точке зрения Уили.
   Уили появился как раз тогда, когда  они  собирались  открыть  совещание
судебных экспертов, чтобы рассмотреть возможное прекращение  расследования
дела в отношении одного пациента. Вспоминая сейчас о том совещании, Фурлоу
не мог не  подумать  о  ярости,  которая  охватила  главу  психиатрической
больницы.
   Они  находились  в  кабинете,  пропахшем  дезинфекцией  и  лекарствами:
капеллан-протестант,  мужчина  невысокого  роста  с  песочными   волосами,
носящий темный костюм, всегда казавшийся на  нем  на  размер  больше,  что
делало его еще более маленьким; медсестра миссис Норман, грузная  дородная
женщина с седыми волосами, чье узкое,  словно  высеченное  из  камня  лицо
никогда не покидало непроницаемое, как у вышколенного сержанта, выражение;
доктор Уили казался слишком тучным в своем твидовом  костюме,  его  черные
волосы, уже покрытые сединой на висках, были  аккуратно  подстрижены,  как
того требовала гигиена, и не  скрывали  румянца  его  щек  и  оценивающего
взгляда голубых глаз.
   А дальше, за уже покрывшимся царапинами овальным столом сидел  пациент;
они знали лишь его имя  Питер  и  номер.  Ему  было  семнадцать  лет,  его
мыслительные    способности    были    ограничены    вследствие     плохой
наследственности, отсутствия надлежащего питания, неподходящих  условий  и
образования. Это было воплощение ходячей Неудачи, у которой  отсутствовало
все, что  только  возможно:  его  светлые  волосы  комками  сбились  вниз,
закрывая голубые водянистые глаза, длинный нос, треугольный  подбородок  и
вытянутые вперед губы совершенно не скрывали то, что должны были скрывать.
   За окном зеленели лужайки, сияло солнце, и другие пациенты обрабатывали
цветочные клумбы. Кабинет же, по мнению Фурлоу, пропах не  только  страхом
пациента, но и человеком, боявшимся окружного прокурора.
   - Какой работой ты будешь заниматься, когда  тебя  отсюда  выпустят?  -
спросил Уили.
   Питер уставился на доску со стола и ответил:
   - Буду продавать газеты или же чистить обувь, что-нибудь вроде этого.
   - Тебе так не заработать много денег, если только у тебя нет приличного
магазинчика на углу, а значит и бизнес у тебя покруче, - осклабился Уили.
   Заметив это, Фурлоу подумал, почему психиатр должен подавлять  личность
пациента, а не восстанавливать ее. Потом он  задал  себе  вопрос,  что  же
будет делать  Уили,  если  он,  Фурлоу,  остановит  беседу,  займет  место
"пациента" и расскажет о том, что видел  две  ночи  назад:  "...эта  штука
походила на летающую посудину. Она интересовалась убийцей".
   Перед  миссис  Норман  на  столе  лежали  служебные  папки  социального
обеспечения. Она пролистывала их, ясно показывая, что ей нет дела до Уили.
Капеллан Хардвик держал в  руках  собственную  копию  врачебного  дела  на
Питера, однако он не изучал его. Его похоже заинтересовала поливка воды из
спринклера, которую он мог видеть в окне справа от себя.
   - Не мог бы ты, Питер, рассказать нам, как чувствуешь себя  сегодня?  -
поинтересовался Уили. - Как твое самочувствие?
   - О, все в порядке.
   -  Ты  все  еще  занимаешься  вышиванием?  Мне  кажется,   тебя   более
заинтересовала бы работа на улице.
   - Да, я занимаюсь вышиванием. С тех пор, как оказался здесь.
   - И как долго ты уже здесь?
   - Примерно недели две.
   - Ну и как ты себя чувствуешь?
   - О, все отлично. Но я вот все спрашиваю себя, когда  же  вы  выпустите
меня наконец отсюда... чтобы я смог вернуться домой и помочь своей матери.
   - Ну, знаешь, мы держим тебя из-за одной  вещи,  что  есть  в  тебе,  -
сказал Уили, - вот она-то нам и интересна.
   - Ну, это-то мне и говорят уже шесть месяцев, - вздохнул  Питер.  -  Но
почему я должен оставаться  здесь?  Капеллан  (он  украдкой  посмотрел  на
Хардвика) сказал мне, что вы напишите моей матери и узнаете, хочет ли  она
моего возвращения. А если я ей не нужен, он оставит меня здесь.
   - Мы еще не получили ответа от твоей матери.
   - Ладно, зато я получил от нее письмо, и она пишет, что хочет, чтобы  я
вернулся домой. Капеллан сказал, что если вы позволите мне уйти отсюда, он
доставит меня домой. Так что я не  вижу  никаких  оснований,  почему  меня
здесь держат.
   - Принять решение не так-то просто, как ты думаешь,  Питер.  Решает  не
один только капеллан.
   Хардвик открыл папку и сделал вид, что изучает  ее  содержимое.  Фурлоу
вздохнул и покачал головой.
   "Что же это я видел? - подумал Фурлоу. -  Действительно  ли  эта  штука
парила у окна Мерфи? Или это  мне  просто  пригрезилось?"  -  Вопрос  этот
преследовал его уже два дня.
   - Ну, он ведь сказал, что заберет меня отсюда, - упорствовал Питер.
   Уили с неодобрением посмотрел на Хардвика.
   - Вы что, в самом деле говорили ему, что отвезете его в Макирозу?
   - Если против него прекратят уголовное дело, -  ответил  Хардвик.  -  Я
сказал, что с радостью проехался бы с ним туда.
   Уили, повернувшись снова к Питеру, сказал:
   - Ну, нам нужно еще немного разобраться с этим делом, узнать, хочет  ли
твоя мать твоего возвращения и можно  ли  капеллану  отвезти  тебя  домой.
Когда все это будет улажено, ты тут же покинешь это место.
   Питер замер, лицо его было совершенно невозмутимо, а взгляд был  опущен
вниз.
   - Спасибо!
   - Это все, Питер, - сказал Уили. - Ты свободен.
   Миссис Норман махнула рукой санитару, ожидавшему за дверью с окошком  и
сеткой, и тот открыл дверь. Питер встал и поторопился выйти из кабинета.
   Фурлоу  просидел  еще  несколько  секунд,  пока  в  его   сознании   не
сформировалась мысль,  что  Питер  добился  своей  цели  -  обещание  быть
выпущенным на свободу, но, кажется, доктор Уили еще не понял этого. Он все
еще думает, что у него достаточно отговорок,  чтобы  держать  ход  дела  в
своих руках.
   - Ну, доктор Уили, -  начал  Фурлоу,  -  вы  почти  открыто  признались
пациенту, что против него будет снято обвинение и его освободят.
   - О, нет... я не давал ему подобных обещаний.
   - Ну, а пациент решил, что вскоре  он  окажется  дома,  и  единственной
причиной задержки является  отсутствие  разрешения  на  сопровождение  его
домой капелланом и письма с подтверждением от матери.
   - Вызовите пациента обратно, и мы покончим с этим делом прямо сейчас, -
раздраженно бросил Уили.
   Со вздохом миссис Норман прошла к  двери  и  позвала  санитара.  Питера
привели назад, и он снова уселся на стул.  Глаза  мальчика  были  закрыты,
плечи согнуты. Он не двигался.
   - Ты ведь все правильно понял, Пит, - начал Уили, -  мы  же  не  давали
тебе никаких обещаний, что отпустим тебя? Мы просто собираемся разобраться
в твоих домашних делах и посмотреть, все ли там в порядке и можешь  ли  ты
получить работу. Да и узнать, можно ли тебе вернуться в школу и  поучиться
еще хотя бы годик.  А  возможно  ты  сможешь  устроиться  на  какую-нибудь
приличную работу. Ты-то ведь понимаешь, что  мы  не  давали  тебе  никаких
определенных гарантий?
   - Ага, понимаю. - Питер посмотрел на капеллана, который умышленно отвел
глаза в сторону.
   - А что там со школой? - поинтересовался Фурлоу.
   - Парень не закончил ее, - ответил Уили. Потом он  снова  повернулся  к
Питеру. - Тебе же хочется вернуться и закончить школу?
   - Ага.
   - Тебе нравится ходить в школу? - спросил Уили.
   - Ага.
   - Ты бы хотел завершить свое образование и получить  работу  с  хорошим
заработком, чтобы ты смог накопить денег для будущей женитьбы?
   - Ага.
   Уили торжествующе посмотрел на Фурлоу.
   - Есть у кого-нибудь еще вопросы?
   У Фурлоу мелькнула мысль, что ситуация чем-то напоминает игру в  покер,
где Питер был в положении игрока, который одновременно и верит и не  верит
блефу других игроков. И ждет раскрытия оставшихся карт.
   - Разве не верно, Питер, - начал Фурлоу,  -  что  ты  редко  наедаешься
досыта?
   - Ага. - Мальчик снова посмотрел с мольбой на Уили.
   - Разве не верно, Питер, - продолжал Фурлоу, -  что  ты  чаще  съедаешь
сухую корочку хлеба, чем вкусный сочный кусок мяса?
   - Ага.
   - Это все, - сказал Фурлоу.
   По сигналу миссис Норман санитар еще раз вывел Питера из комнаты.
   - Я думаю, что, принимая следующего пациента, - заметил Фурлоу,  -  нам
следует клясться также, как присягают на суде.
   Несколько  секунд  Уили  молчал.  Потом  зашуршал  бумагами  и  наконец
ответил:
   - Не понимаю, к чему ты клонишь.
   - Ты напомнил мне одного знакомого мне окружного прокурора, - продолжил
Фурлоу.
   - Да? - Глаза Уили пылали от гнева.
   - Кстати, - заметил Фурлоу, - ты веришь в летающие тарелки?
   И миссис Норман и капеллан Хардвик резко приподняли головы и посмотрели
на Фурлоу. Уили же, однако, откинулся на спинку кресла, закрыв глаза.
   - Что ты хочешь этим спросить? - потребовал от него Уили.
   - Мне бы хотелось узнать твой ответ, - произнес Фурлоу.
   -  По  поводу  летающих  тарелок?  -  В  голосе  Уили  слышались  нотки
недоверчивости.
   - Да.
   - Массовые галлюцинации, - ответил Уили. - Полный вздор!  Разве  нельзя
объяснить  это  как  случаи  ошибочного   опознавания,   например   зондов
метеослужбы или чего-то подобного, однако все те люди, кто настаивает, что
видели космические корабли, нуждаются в наших услугах.
   - Разумная точка зрения, - заметил Фурлоу. - Рад слышать ее.
   Уили кивнул.
   - Мне наплевать, что ты думаешь о моих методах, - начал он, -  но  тебе
не удастся поймать меня на том, что мои решения основываются на каких-либо
галлюцинациях. Все равно каких. Понятно?
   - Абсолютно, - заверил его Фурлоу. Он видел, что Уили  убежден,  что  в
этом вопросе был заключен тайный подвох и попытка дискредитировать его.
   Уили поднялся на ноги и бросил взгляд на часы.
   - Не вижу во всем этом никакого смысла, но,  несомненно,  тебя  осенила
какая-то идея.
   Он вышел из кабинета.
   Миссис Норман глубоко вздохнула и с сочувствием посмотрела на Фурлоу.
   - Вам, по всей видимости, нравится играть с огнем, - заметила она.
   Фурлоу встал улыбаясь.
   Хардвик, не сводя глаз с Фурлоу, произнес:
   - Защита остается.


   Когда все это воспоминание пронеслось у  него  в  уме,  Фурлоу  покачал
головой. Потом снова посмотрел на наручные часы, улыбнулся сам себе, когда
понял, что сделал это чисто машинально - часы-то остановились. Проникавший
внутрь машины воздух приносил запах влажных листьев.
   "Почему Рут попросила меня встретиться с ней  именно  здесь?  Ведь  она
сейчас жена другого человека. Где  же  она...  почему  она,  черт  возьми,
опаздывает! Неужели с ней что-то случилось?"
   Фурлоу посмотрел на трубку.
   "Проклятая трубка потухла. Всегда так.  Я  курю  спички,  а  не  табак.
Совсем не хочется снова обжечься на  этой  женщине.  Бедная  Рут...  какая
трагедия... Она ведь была очень близка с матерью".
   Фурлоу попытался припомнить облик убитой женщины.  Сейчас  Адель  Мерфи
была  лишь  пачкой  фотографий  и  описанием  в  газетах,   отражением   в
свидетельских показаниях и полицейских протоколах. Образ той Адель  Мерфи,
которую он  знал,  не  мог  всплыть  в  его  памяти  из-за  новых,  жутких
изображений, сделанных газетчиками. Ее черты лица  начали  расплываться  с
прошествием времени также неизбежно, как опадают листья с деревьев осенней
порой. В  памяти  остались  только  цветные  полицейские  фотографии,  что
хранились в папке у шерифа, рыжие волосы (такие  же,  как  у  ее  дочери),
разбросанные по замасленному дорожному покрытию.
   Ее бледная обескровленная кожа на фотографии - это он помнил.
   Он помнил также  показания  свидетельницы  Сары  Френч,  жены  доктора,
живущего по соседству, которые она дала под присягой. Из ее  показаний  он
мог явственно представить картину происшествия. Сара Френч услышала крики,
визг. Она выглянула из окна своей спальни, находящейся на втором этаже,  в
залитую лунным светом  ночь  как  раз  в  тот  момент,  когда  происходило
убийство.
   "Адель... Миссис Мерфи выбежала из дальней двери своего  дома.  На  ней
была зеленая ночная рубашка... очень тонкая. Она была босая. Я помню,  что
успела подумать, не странно ли это, что она босиком. Затем  прямо  за  ней
выбежал Джо. В руке у него был этот проклятый малайский  крисс.  Это  было
так ужасно, так ужасно! Я увидела его лицо... залитое  лунным  светом.  Он
прямо-таки излучал из себя ярость. В гневе он так ужасен!"
   Показания Сары...  Показания  Сары...  Фурлоу  почти  видел  сверкающий
клинок в руке Мерфи, зловещий, дрожащий,  раскачивающийся  предмет.  Всего
десять шагов, чтобы настичь свою жену.  Сара  сосчитала  число  нанесенных
ударов.
   "Я просто стояла и считала эти  удары.  Сама  не  знаю  почему.  Просто
считала. Семь ударов. Семь раз он взмахнул кинжалом".
   Адель рухнула  на  бетон,  и  волосы  ее  разметались  в  стороны,  что
впоследствии запечатлели фотографы. Ее ноги дернулись, потом выпрямились и
застыли.
   И все это время жена доктора стояла у окна на втором этаже, зажав левой
рукой рот и боясь пошевелиться.
   "Я не могла сдвинуться с места. Я не могла произнести ни звука.  Только
смотрела на него.
   Тонкая правая рука Мерфи взметнулась вверх и швырнула крисс  на  землю.
Потом он не  спеша  обошел  тело  жены,  стараясь  не  наступить  ногой  в
расплывшуюся на бетоне красную лужу. Вскоре он оказался в тени деревьев  в
том месте, где подъездная аллея выходила  на  улицу.  Сара  услышала,  как
заработал мотор автомобиля. Потом зажглись  фары,  и  машина,  разбрасывая
гравий из-под колес, скрылась в темноте".
   И лишь тогда Сара поняла, что может пошевелиться. Она  вызвала  "Скорую
помощь".
   - Энди?
   Голос вернул Фурлоу к  действительности.  "Рут?"  -  спросил  он  себя,
оборачиваясь.
   Она стояла слева от него сразу за машиной,  изящная  женщина  в  черном
шелковом костюме, плотно облегающем ее фигуру.  Ее  рыжие  волосы,  обычно
распущенные, сейчас были собраны в тугой пучок  на  затылке.  Волосы  были
стянуты туго... Фурлоу попытался выбросить из головы  все  воспоминания  о
волосах ее матери, беспорядочно раскиданных по бетону дорожки.
   Зеленые глаза Рут не мигая смотрели на него с  выражением  болезненного
ожидания. У нее был вид испуганного ребенка.
   Фурлоу открыл дверцу машины и выбрался на мокрую траву рядом с дорогой.
   - Ты не на машине, - констатировал он.
   - Я живу сейчас у Сары. Пришла пешком  прямо  от  ее  дома.  Поэтому  и
опоздала.
   Она едва сдерживалась, чтобы не зареветь,  и  он  подумал,  что  сейчас
бессмысленно о чем-то говорить.
   - Рут... Да провались все это к дьяволу!  Я  не  знаю,  что  еще  можно
сказать. - Не думая ни о чем, он подошел к ней, обнял ее. Он почувствовал,
как тут же напряглось ее тело. - Я действительно не знаю, что говорить.
   Она вырвалась из его объятий.
   - Тогда... и не говори ничего. Все слова давно уже сказаны.
   Рут взглянула прямо в его глаза.
   - А ты что, уже не носишь свои специальные очки?
   - Да ну их к черту, очки эти! Почему ты не стала говорить  со  мной  по
телефону? Мне что, в госпитале дали номер Сары? - До  него  стал  доходить
смысл слов Рут: "...живу у Сары". - Что это значит?
   - Отец сказал... - Рут прикусила губу и покачала  головой.  -  Энди,  о
Энди, он сошел с ума, и его собираются  казнить...  -  Она  посмотрела  на
Фурлоу, и ресницы ее стали мокрыми от слез. - Энди, я не знаю, что  должна
чувствовать сейчас по отношению к нему. Не знаю...
   И снова Фурлоу привлек ее к себе. На этот раз она не  противилась.  Как
же все это знакомо - обнимать ее в этом таком знакомом месте... Она начала
тихо рыдать, уткнувшись ему в плечо, дав волю накопившемуся.
   - О, если бы ты мог забрать меня отсюда, - прошептала она.
   "Что это она говорит? - задал себе вопрос Фурлоу. - Ведь она  давно  не
Рут Мерфи. Она миссис Невилл Хадсон". Ему захотелось оттолкнуть ее от себя
и  закидать  ее  вопросами.  Но  это  противоречило  его  профессиональным
навыкам, с психологической точки зрения это было бы неверно. Он решил, что
в конце концов ему хочется совсем не этого. Но ведь  она  -  жена  другого
человека. Проклятье! Проклятье! Проклятье! Что же случилось тогда?  Ссора.
Он вспомнил их ссору... в ту ночь, когда  он  рассказал  ей  о  стипендии,
которую ему обещали за научную работу при  университете.  Она  не  хотела,
чтобы он брал ее с собой, но и не хотела расставаться с  ним  на  год.  Ей
казалось, что Денвер слишком далеко.
   "Всего лишь один год".  -  Фурлоу  как  бы  слышал  собственный  голос,
произносящий эти слова.
   "Ты больше озабочен своей чертовой карьерой, чем мною!"  -  У  нее  был
такой же яркий темперамент, как и волосы.
   После этого сердитого замечания он ушел. Письма его уходили в  пустоту,
без ответа. Когда он звонил, "ее не было дома". И он понял, что такое быть
"сердитым"... и страдающим. Но что же на самом-то деле произошло?
   И снова она сказала:
   - Я не знаю, что должна чувствовать сейчас по отношению к нему.
   - Могу я чем-нибудь реально помочь? - только и мог  он  произнести,  но
сам понимал, что это не те слова, что нужны.
   Она отодвинулась от него.
   - Энтони Бонделли, адвокат... Мы наняли  его.  Он  хочет  поговорить  с
тобой. Я... Я сообщила ему о твоем заключении  об...  отце...  о  времени,
когда произошел психический срыв. -  Ее  лицо  поморщилось.  -  О  Энди!..
Почему ты уехал? Ты так был нужен мне. Ты так был нужен нам.
   - Рут... Твой отец не принял бы от меня никакой помощи.
   - Я знаю. Он ненавидел тебя... из-за... того, что ты сказал. И все-таки
ты был нужен ему.
   - Никто не прислушивался ко мне, Рут. Он был слишком  важным  человеком
для меня, чтобы...
   - Бонделли считает, что ты можешь помочь с оправданием. Он просил  меня
встретиться с тобой, чтобы... - Она пожала  плечами,  достала  из  кармана
носовой платок и вытерла щеки.
   "Так вот оно что, - подумал Фурлоу. -  Она  пытается  поймать  меня  на
удочку, купить мою помощь!"
   Он отвернулся, чтобы Рут не увидела его перекошенное от  гнева  и  боли
лицо. На несколько секунд у него поплыло перед глазами, а потом  он  вдруг
понял (очень медленно), что видит какое-то почти  незаметное  шевеление  у
края рощицы. Рой коричневых мошек. Похоже, но не совсем. Его очки. Где  же
его очки? В машине! Мошки начали подниматься вверх и растаяли в вышине. Их
исчезновение сопровождалось странным давлением на его чувства, словно звук
или что-то, похожее на звук, действовало  ему  на  нервы,  но  теперь  это
исчезло.
   - Так ты поможешь? - спросила Рут.
   "А не такую ли я штуковину видел тогда, у окна Мерфи? - поинтересовался
у самого себя Фурлоу. - Что же это такое?"
   Рут сделала шаг к нему и посмотрела прямо ему в лицо.
   - Бонделли казалось... из-за нас... ты, возможно... станешь колебаться.
   "Черт бы побрал эти умоляющие нотки в ее голосе!"
   Он мысленно повторил ее вопрос и ответил:
   - Да, я сделаю все, что смогу.
   - Этот человек... в тюрьме, это только внешняя оболочка, - сказала  она
тихим равнодушным, почти бесцветным голосом.
   Фурлоу посмотрел на нее и увидел, как черты ее лица застывают  по  мере
того, как она говорила.
   - Он уже не мой отец. Он только выглядит как мой отец. Мой  отец  умер.
Он мертв... уже долгое время. Мы не понимали этого... Вот и все.
   "Боже! Какой же жалкой она выглядит!"
   - Я сделаю все, что только смогу, - пообещал он, - но...
   - Я знаю, что надежда не велика, - перебила она его. - Я знаю, что  они
чувствуют - эти люди. Этот человек убил мою мать.
   - Люди понимают, что он ненормальный, - сказал  Фурлоу,  подсознательно
говоря это  наставительным  тоном.  -  Они  видят  это  по  тому,  как  он
говорит... и что сделал. Сумасшествие, к сожалению, передается окружающим.
Безумцы еще  больше  увеличивают  безумие  в  мире.  Общество  не  выносит
сумасшедших и потому желает их изолировать. Сумасшедшие  заставляют  людей
задавать себе вопросы, на которые они не могут ответить.
   - Нам не нужно говорить об отце, - сказала  Рут.  -  Не  здесь.  -  Она
оглядела рощицу. - Но мне придется поговорить о нем... или же  я  сойду  с
ума.
   - Это вполне естественно, - заметил Фурлоу, стараясь успокоить женщину.
- Он создает беспокойство, и общество отвечает... Проклятье! Иногда  слова
так глупы!
   - Я знаю, - согласилась она. - Я тоже  могу  пользоваться  клиническими
обобщениями.  Если  моего...  если  этого  мужчину   в   тюрьме   признают
сумасшедшим и отправят в лечебницу, люди  будут  вынуждены  задавать  себе
очень неприятные вопросы.
   - Может ли кто-либо внешне казаться нормальным, тогда как на самом деле
он сумасшедший? - спросил Фурлоу. - Может  ли  человек  быть  сумасшедшим,
когда он считает себя нормальным? А может,  я  сам  тоже  сошел  с  ума  и
способен на безумные поступки?
   - Я сейчас все время плачу, - произнесла Рут и  посмотрела  на  Фурлоу,
потом отвела взгляд в сторону. - Вся  моя  душа,  душа  дочери,  наполнена
скорбью. Я... - Она глубоко вздохнула. - Я способна... ненавидеть...  того
человека за то, что он сделал  с  моей  матерью.  Но  я  все  еще  сестра,
работающая   в   психиатрическом   отделении,   и   я   знаю   весь   этот
профессиональный жаргон. Но ничто из этого не способно облегчить страдания
дочери, скорбящей по матери. Странно, мне кажется, что  во  мне  уживаются
два человека.
   И она снова посмотрела на Фурлоу, теперь уже не таясь.  Взгляд  ее  был
беззащитным.
   - И я могу прибежать к человеку, которого люблю, и попросить его, чтобы
он увез меня отсюда, потому что я боюсь... я испугана до смерти!
   "Человек, которого люблю!" - Ее слова потрясли его. Он покачал головой.
   - Но... а как же...
   - Нев? - С какой же ненавистью было произнесено это имя. - Я не живу  с
Невом вот уже три месяца. Сейчас я у Сары Френч. Нев...  Нев  был  ужасной
ошибкой. Это жестокий мелочный человек!
   Фурлоу почувствовал, что горло у него сжалось,  чтобы  не  выдать  свои
эмоции. Он прокашлялся и, глядя в темнеющее небо, сказал:
   - Через несколько минут совсем стемнеет.
   Как же глупо и бессмысленно прозвучали эти слова!
   Рут дотронулась до его руки.
   - Энди, о Энди, что же я наделала?
   Она очень медленно приблизилась к нему, и он обнял ее, провел рукой  по
волосам.
   - Мы снова вместе. Мы снова вместе, - повторял Фурлоу.
   Рут посмотрела на него.
   - Вся беда в том, что этот человек в тюрьме не  производит  впечатления
сумасшедшего. - Слезы текли по ее щекам, но  голос  звучал  твердо.  -  Он
считает, что моя мать изменяла ему. Большинство мужчин переживают по этому
поводу. Мне кажется... даже Нев мог страдать из-за этого.
   Внезапный порыв ветра стряхнул на них капельки воды с листьев.
   Рут высвободилась из его объятий.
   - Давай пройдемся.
   - В темноте?
   - Мы знаем дорогу. Кроме того любители  верховой  езды  установили  там
фонари. Их можно видеть каждую ночь, если идти через пустырь  в  больницу.
Они автоматические.
   - Может пойти дождь.
   - Ну и пусть, щеки мои и без того уже мокрые от слез.
   - Рут... милая... Я...
   - Давай просто пройдемся по этой дороге... как когда-то.
   Но Фурлоу все равно еще колебался. В этой рощице было нечто пугающее...
какое-то давление, почти ощутимый шум. Он подошел  к  машине,  нагнулся  и
стал искать очки. Надев их, он огляделся - ничего. Не было никаких  мошек,
ничего странного... кроме этого давления.
   - Тебе не понадобятся очки, - сказала Рут. И взяла его за руку.
   Фурлоу вдруг обнаружил, что не может говорить, внезапно ощутив  боль  в
горле. Он попытался проанализировать этот страх. Он боялся не за себя.  Он
боялся за Рут.
   - Идем же! - торопила его женщина.
   Фурлоу позволил ей повести себя вперед по траве в направлении аллеи для
верховых прогулок. Внезапно темнота обступила их, едва только они вышли из
эвкалиптовой рощи и оказались под соснами  и  каштанами,  растущими  вдоль
этой аллеи. Ее освещали  фонари,  прикрепленные  к  деревьям  на  довольно
большом расстоянии друг от друга и образовывавшие причудливые тени  сквозь
промокшую листву. Несмотря на прошедший днем дождь утрамбованная  копытами
тропа не раскисла.
   - Мы одни сейчас на этой аллее, - сказала Рут. - Да  и  кто  выйдет  из
дома в такое время и в такую погоду? - Она сжала его руку.
   "Но все же мы не одни", - подумал Фурлоу. Он ощущал присутствие чего-то
рядом с ними: что-то было в воздухе, наблюдало  за  ними,  несло  какую-то
опасность. Он опустил свой взгляд на Рут - макушкой она доставала  ему  до
плеч. Ее мокрые волосы тускло блестели при свете фонарей. Гнетущая  тишина
сырого леса обступила их... И странное ощущение давления тоже не нравилось
ему. Утрамбованный чернозем поглощал звуки их шагов.
   "Это ощущение сводит меня с ума, - подумал Фурлоу.  -  Если  бы  о  нем
рассказал какой-нибудь пациент, я сразу бы попытался  определить  источник
этих галлюцинаций".
   - Я любила гулять здесь, когда была ребенком, - сказала Рут. -  Еще  до
того, как здесь установили эти фонари.  По  мне  так  лучше  бы  их  и  не
устанавливали.
   - Ты гуляла здесь в темноте? - спросил Фурлоу.
   - Да. Неужели я никогда не рассказывала тебе это?
   - Да, не рассказывала.
   - Как же посвежело после дождя... - Она глубоко вздохнула.
   - А твои родители знали об этом? Сколько же тебе тогда было?
   - Кажется, одиннадцать. Мои родители  не  знали  об  этом.  Их  слишком
занимали вечеринки и прочая чепуха.
   Аллея  вывела  их  на   небольшую   полянку,   от   которой   влево   к
полуразрушенной каменной стене бежала  темная  тропинка.  Они  пролезли  в
брешь в стене, спустились по короткой каменной  лестнице  и  оказались  на
покрытой гудроном верхней плите водонапорного резервуара.  Под  ними,  как
драгоценные  камни  на  темном  бархате  ночи,   сверкали   огни   города,
подкрашивая оранжевыми бликами низко нависшие облака.
   Сейчас то странное давление усилилось. Фурлоу огляделся - ничего. Потом
бросил взгляд вниз на бледное в сумрачном свете лицо Рут.
   - Помнишь,  когда  мы  приходили  сюда,  ты  обычно  спрашивал:  "Можно
поцеловать тебя?" - произнесла Рут. - А я  говорила  в  ответ:  "Я  ждала,
когда ты попросишь об этом".
   Рут повернулась и прижалась к нему,  подняв  лицо  вверх.  Его  страхи,
неопределенное давление - все забыл Фурлоу, когда нагнулся и поцеловал ее.
На мгновение ему показалось, что время повернуло вспять, что  не  было  ни
Денвера, ни Нева.  Однако  страстность  ее  поцелуя,  ее  требовательность
ошеломили его. Он отстранился.
   - Рут, я...
   Она прижала палец к его губам.
   - Не говори этого.
   Потом продолжила:
   - Энди, ты когда-нибудь хотел провести со мной ночь в каком-либо отеле?
   - Проклятье! Сколько раз...
   - Но ты так ни разу и не подъехал ко мне как следует.
   Ему показалось, что она насмехается над ним, и он раздраженно бросил:
   - Я был влюблен в тебя!
   - Я знаю, - прошептала она.
   - Мне не хотелось просто валяться на  сеновале.  Я  хотел...  Да,  черт
побери, я хотел жениться на тебе, завести детей и все такое.
   - Какой же дурой я была, - прошептала она.
   - Дорогая, что ты собираешься делать дальше? Неужели... подать... -  Он
умолк в нерешительности.
   - ...на развод? - продолжила она его мысль. - Конечно, но после.
   - После... суда.
   - Да.
   - Вся сложность в том, что это маленький городишко, - произнес  Фурлоу.
- И здесь все суют нос в дела других,  даже  если  их  об  этом  никто  не
просит.
   - Для психиатра это довольно запутанная ситуация, - заметила она.
   Рут прижалась к нему, и они молча стояли так, Фурлоу вдруг  вспомнил  о
неопределенном давлении и попробовал мысленно прощупать  его,  как  языком
пробуют больной зуб. Точно, давление  не  исчезло.  Его  охватило  сильное
беспокойство.
   - Меня не оставляют мысли о моей матери, - сказала Рут.
   - Да?
   - Ведь она тоже любила моего отца.
   Холод пробежался по коже Фурлоу.  Он  открыл  было  рот,  чтобы  что-то
произнести, но так и замер, когда глаза его засекли движение  в  оранжевом
отсвете облаков прямо перед собой. Из-за облаков вынырнул какой-то  объект
и завис в воздухе в ста ярдах над ними.  Фурлоу  различил  очертания  этой
штуковины на фоне оранжевых  облаков  -  четыре  мерцающие  цилиндрические
опоры под зеленым фосфоресцирующим куполом. Радужный световой круг выходил
из основания каждой опоры.
   - Энди! Ты делаешь мне больно!
   Он вдруг понял, что,  потеряв  контроль  над  собой,  стиснул  ее  тело
руками. Медленно он ослабил хватку.
   - Повернись, - прошептал он. - Скажи мне, что ты  видишь  вон  там,  на
фоне облаков.
   Она удивленно  нахмурилась,  но  повернулась  и  посмотрела  в  сторону
города.
   - Где?
   - Немного выше нас - прямо на фоне облаков.
   - Я ничего не вижу.
   Эта штуковина начала  медленно  приближаться  к  ним.  Фурлоу  различал
фигуры за зеленым куполом, двигавшиеся в смутном  фосфоресцирующем  свете.
Радужное сияние под цилиндрическими опорами предмета начало блекнуть.
   - Что ты там увидел? - спросила Рут.
   Ее плечи под его пальцами начали трястись.
   - Вон там, - сказал он и показал рукой. - Смотри, вон там!
   Рут напряженно смотрела в том направлении, куда он указывал.
   - Я ничего не вижу... одни лишь облака.
   Фурлоу снял очки.
   - Вот возьми. Смотри через них. - Даже без очков Фурлоу мог  разглядеть
очертания той штуковины. Она приближалась к краю холма. Все ближе и ближе.
   Рут надела очки и посмотрела в указанном направлении.
   - Я... какое-то темное пятно, - сказала она. - Похожее на клуб дыма или
облако... или... насекомое. Это что, рой насекомых?
   Во рту у Фурлоу пересохло. Он  забрал  очки  и  посмотрел  на  медленно
опускающийся  предмет.  Внутри  сейчас  отчетливо  можно  было   различить
какие-то силуэты. Он насчитал пять существ. Огромные глаза каждого из  них
смотрели на него.
   - Энди! Что же ты видишь?
   - Ты наверное решишь, что я спятил.
   - Что же это?
   Он глубоко вздохнул и описал эту штуковину.
   - В ней пять человек?
   - Может быть, это и люди, только очень маленького роста - не более трех
футов.
   - Энди, ты пугаешь меня. Почему ты это делаешь?
   - Да я и сам напуган.
   Она снова прижалась к нему.
   - Ты уверен, что видишь это... это... Я не вижу ничего!
   - Я вижу их также отчетливо, как и тебя. Может, это и галлюцинация,  но
уж слишком она кажется настоящей.
   Радужное сияние под цилиндрическими опорами  сейчас  приобрело  тусклый
голубой оттенок. Аппарат опускался все ниже и ниже. И вот наконец завис не
более, чем в пятнадцати ярдах от них на одном уровне.
   - Может, это какой-то новый тип вертолета, - сказала Рут. - А  может...
Энди, я по-прежнему ничего не вижу.
   - Опиши, что ты там видишь. - Он показал рукой.
   - Небольшое туманное облачко. Похоже, сейчас снова пойдет дождь.
   - Да, техника у них что надо, - заметил Фурлоу. - У этой штуковины есть
нечто, с виду напоминающее небольшую антенну. Эта  антенна  сияет.  Сейчас
они направляют ее на нас.
   - Энди, мне страшно. - Ее трясло.
   - Я... думаю, нам лучше убраться отсюда, - сказал Фурлоу. Но  хотя  ему
очень хотелось поскорее покинуть это место, он вдруг понял, что  не  может
сдвинуться с места.
   - Я... не могу... двигаться, - прошептала Рут.
   Он слышал, как стучат ее зубы, но и его  тело  как  бы  превратилось  в
застывший бетон.
   -  Энди,  я  не  могу  даже  пошевелиться!  -  В  ее  голосе  слышались
истерические нотки. - Эта штуковина все еще там?
   - Они направили на нас какое-то устройство, - с трудом  выдавил  он  из
себя.  Казалось,  голос  его  доносится  откуда-то  издалека,  от  кого-то
другого. - Поэтому мы и не можем двигаться.  Ты  уверена,  что  ничего  не
видишь?
   - Ничего! Лишь небольшое туманное облачко и все.
   Фурлоу вдруг понял, что в ней говорит упрямство. Всякий должен  был  бы
заметить эту штуковину прямо перед собой! В нем стал  подыматься  гнев  на
нее. Почему она не признается, что видит ее? Вон там! Фурлоу уже ненавидел
ее за упрямство. И вдруг осознал всю внезапную глупость этого  чувства,  и
это заставило его проанализировать свою реакцию.
   "Как могу я ненавидеть Рут? Ведь я же люблю ее!"
   Эта мысль будто освободила его. Фурлоу вдруг понял, что  может  двигать
ногами. Он стал пятиться назад, волоча за собой Рут, внезапно отяжелевшую.
Ее ноги скребли по гравию, которым была усыпана поверхность резервуара.
   Его движение вызвало переполох среди существ под зеленым  куполом.  Они
засуетились и что-то забубнили  вокруг  своей  квадратной  машины.  Фурлоу
вдруг почувствовал боль в груди. Каждый вдох давался с огромным трудом. Но
тем не менее он продолжал пятиться и тащить за собой Рут, повисшую  сейчас
на его руках. Он споткнулся о ступеньку и чуть не упал. Медленно он  начал
подниматься по ступенькам. Рут висела у него на руках мертвым грузом.
   - Энди, - выдохнула она. - Мне трудно... дышать.
   - Держись, - прохрипел он.
   Они  достигли  верхней  площадки,  потом  протиснулись  через  проем  в
каменной стене. Двигаться стало немного легче, хотя он все еще видел  этот
куполообразный  аппарат,  висевший  за  резервуаром.  Светящаяся   антенна
по-прежнему была направлена на них.
   Вот и Рут уже начала переставлять ноги. Она повернулась, и они побрели,
ковыляя, к аллее для верховой езды. С каждым шагом становилось все  легче.
Фурлоу слышал ее тяжелое дыхание. Внезапно, словно с них свалился  тяжелый
груз, они ощутили себя полностью свободными в движениях.
   Они повернулись.
   - Ее нет, - сообщил Фурлоу.
   Рут отреагировала с яростью, которая удивила Фурлоу:
   - Что это ты там вытворял, Энди Фурлоу? Испугал меня до полусмерти!
   - Я видел то, что сказал тебе, - произнес он. - Возможно, ты не  видела
этого, но, несомненно, смогла почувствовать это на себе.
   - Истерический паралич, - отмахнулась женщина.
   - Ага, и он поразил нас обоих в один и тот  же  момент  и  одновременно
прекратился, - хмыкнул он.
   - Почему бы и нет?
   - Рут, я видел именно то, что описал тебе.
   - Летающую тарелку! - фыркнула она.
   - Нет... хотя почему бы и нет. Однако эта штуковина была там! -  Сейчас
Фурлоу ощущал ярость оттого, что приходилось защищаться. "Если  рассуждать
здраво, то насколько же безумными были последние несколько минут. Могла ли
это быть иллюзия? Нет!" Он покачал головой. - Дорогая, я видел...
   - Не называй меня дорогой!
   Он схватил ее за плечи и встряхнул.
   - Рут! Ведь еще две минуты назад ты говорила, что любишь меня.  Неужели
все переменилось за эти мгновения?
   - Я...
   - Может кто-то хочет чтобы ты стала ненавидеть меня?
   - Что? - Она уставилась на него. Ее лицо смутно различалось  в  неясном
свете фонарей.
   - Там... - Фурлоу кивнул в сторону резервуара. - Я и сам разозлился  на
тебя, внезапно воспылав ненавистью. И тогда я сказал  себе,  что  не  могу
ненавидеть тебя. Я люблю тебя. Вот после этого-то я и смог двигаться. Но я
воспылал... ненавистью к тебе  в  то  самое  мгновение,  когда  эти  твари
направили на нас свое устройство.
   - Какое устройство?
   - Нечто вроде коробки со светящимися антенными стержнями, торчащими  из
нее.
   - Ты что, хочешь мне сказать, что все это  безумие...  что  бы  это  ни
было... мог заставить тебя ненавидеть... или...
   - Вот именно!
   - Большего идиотизма я никогда не слышала! - Рут попятилась от него.
   - Я знаю, что это кажется бредом, но именно так все и  было.  -  Фурлоу
протянул к ней руку. - Давай вернемся в машине.
   Рут отпрянула в сторону.
   - Я не сделаю и шага, пока ты не объяснишь, что же происходило там.
   - Я не могу объяснить это.
   - Как же мог ты что-то видеть, в то время как я не могла?
   - Может из-за того несчастного случая... с моими глазами, в  результате
чего я ношу теперь поляризованные очки.
   - Ты уверен, что тогда были повреждены лишь одни твои глаза?
   Он подавил в себе уже готовую выплеснуться наружу ярость.  Как  же  это
легко -  воспылать  гневом.  С  трудом  он  постарался  произнести  ровным
голосом:
   - Меня неделю держали на искусственной почке и проводили  исследование.
Ожоги изменили систему ионного обмена в сетчатке глаз. Вот и все.  Но  мне
кажется, что-то случилось с моими глазами, потому что теперь я вдруг  стал
видеть вещи, о которых раньше не подозревал. Этого не должно быть, но я их
вижу.
   Он снова приблизился к ней, схватил за  руку  и  потащил  к  выходу  из
аллеи. Она ни на один шаг не отставала от него.
   - Но что же это за существа? - спросила Рут.
   - Я не знаю, но они реальны. Поверь мне, Рут. Поверь во  все  это.  Они
реальны. - Он знал, что умоляет ее поверить и возненавидел себя за это, но
Рут приблизилась к нему, и он повел ее под руку.
   - Все в порядке, дорогой, я верю тебе. Ты видел это. И  что  ты  теперь
собираешься делать?
   Они вышли с аллеи и вступили в эвкалиптовую рощу. Вдалеке  среди  теней
темнел силуэт машины. Фурлоу направился к ней.
   - Трудно было поверить мне? - спросил он.
   Несколько секунд она молчала, потом ответила:
   - Да... трудно.
   - Хорошо, - сказал он. - А теперь поцелуй меня.
   - Что?
   - Поцелуй меня. Хочу убедиться, что ты  не  ненавидишь  меня  на  самом
деле.
   - Энди, да ты просто...
   - Ты что, боишься меня поцеловать?
   - Конечно же, нет.
   - Тогда в чем дело? - Он притянул  ее  к  себе.  Их  губы  соединились.
Мгновение он ощущал сопротивление, потом она расслабилась в его  объятиях,
руки ее обвились вокруг его шеи.
   Наконец он отодвинулся.
   - Если это ненависть, то я хочу, чтобы ты продолжала меня ненавидеть, -
заметил он.
   - И я тоже.
   И снова она прижалась к нему.
   Фурлоу почувствовал, как сильно забилось сердце. Он  резко  отодвинулся
от женщины.
   - Иногда я жалею, что ты не викторианка, - сказал он. -  Но,  возможно,
тогда бы я не полюбил тебя.
   Он убрал прядь рыжих волос с ее щеки. Ее лицо слабо светилось в тусклом
свете фонарей.
   - Мне кажется, сейчас мне лучше отвезти тебя домой... к Саре.
   - Мне не хочется домой.
   - Так что, может отправимся ко мне?
   - Да.
   Рут уперлась руками в его грудь и оттолкнула его от себя.
   Они забрались  в  машину,  чувствуя  неожиданно  возникшую  неловкость.
Фурлоу завел двигатель и начал осторожно  разворачиваться.  Передние  фары
осветили стволы коричневых деревьев. Неожиданно  фары  погасли.  Двигатель
чихнул и заглох. Снова напряженное, тягостное ощущение охватило Фурлоу.
   - Энди! - закричала Рут. - Что происходит?
   Фурлоу заставил себя взглянуть налево, почему-то точно  зная,  в  какую
сторону  нужно  смотреть.  Он  увидел  там,   прямо   рядом   с   рощицей,
приближающееся к земле свечение четырех  радужных  кругов,  цилиндрические
опоры и зеленый купол. В воздухе парил объект, безмолвно, угрожающе.
   - Они вернулись, - прошептал Фурлоу. - Вон там. - И показал рукой.
   - Энди... Энди, мне страшно. - Рут прижалась к нему.
   - Что бы не происходило, ты не должна ненавидеть меня, - приказал он. -
Ты любишь меня, запомни! Любишь! Ни на секунду не забывай об этом.
   - Я люблю тебя, - слабым голосом подтвердила она.
   Фурлоу начала  охватывать  ярость,  но  он  еще  не  знал,  на  что  ее
направить. Сначала был просто гнев, не имевший объекта.  Потом  он  понял,
что они пытаются заставить направить его на Рут.
   - Я... хочу... ненавидеть тебя, - прошептала она.
   - Ты любишь меня, - напомнил он ей. - Помни об этом.
   - Я люблю тебя. Да, Энди, я люблю тебя. Я не хочу ненавидеть тебя...  Я
люблю тебя.
   Фурлоу поднял кулак и погрозил в сторону зеленого купола.
   - Ненавидеть надо их, -  прохрипел  он.  -  Ненавидеть  этих  ублюдков,
которые пытаются манипулировать нами.
   Ее голова дергалась и дрожала на его плече.
   - Я... ненавижу... их, - произнесла она.
   - Ну что, ты теперь веришь мне?
   - Да! Да, я верю тебе!
   - Может ли у машины быть истерический паралич?
   - Нет. О Энди, просто я не желаю ненавидеть тебя. Не  желаю.  -  В  том
месте, где она сжимала его руку, он почувствовал боль. - Кто они такие?  О
Господи! Что это?
   - Не думаю, чтобы это были люди, - сказал Фурлоу.
   - Что мы будем делать?
   - Все, что в наших силах.
   Радужные круги под куполом изменили цвет: сначала они  стали  голубыми,
потом фиолетовыми и, наконец,  красными.  Аппарат  начал  подниматься  над
рощицей и вскоре исчез во мраке ночи. Вместе  с  ним  исчезло  и  ощущение
давления.
   - Все кончилось, да? - прошептала Рут.
   - Да.
   - Твои фары снова горят, - заметила она.
   Фурлоу посмотрел на лучи света сдвоенных фар, освещавших рощицу.
   Потом он припомнил очертания той штуковины... напоминавшей  гигантского
паука, готового к броску. Он вздрогнул. Что же это за существа в  зловещей
машине?
   Похожей на гигантского паука.
   В голове  всплыло  воспоминание  из  далекого  детства:  "Стены  дворца
Оберона сделаны из паучьих лапок".
   "Откуда берут свое начало мифы?" - подумал он. Он вдруг осознал, что из
полузабытой безоблачной поры юности всплыл один стишок:

   В страну волшебную вдвоем
   Сегодня ночью мы пойдем,
   Меж папоротников и холмов
   Дорожку к счастью мы найдем.

   - Не лучше ли нам поскорее уехать? - спросила Рут.
   Фурлоу завел двигатель, руки его действовали автоматически.
   - Они выключили двигатель и фары, - сказала Рут. - Зачем?
   "Они, - подумал Фурлоу. - Теперь у нее пропали последние сомнения".
   Выехав из рощицы, он направил машину вниз с холма к автостраде.
   - Что мы будем теперь делать? - спросила Рут.
   - А что ты предлагаешь?
   - Если  мы  начнем  распространяться  об  этом,  нас  просто  посчитают
сумасшедшими. Кроме того... мы ведь были там... вдвоем...
   "Да уж, мы в ловушке", - подумал он. И представил, что бы сказал  Уили,
если бы ему сообщили об этом ночном происшествии: "Так  ты  говоришь,  что
был с чужой женой, так?  Наверное,  угрызения  совести  и  вызвали  у  вас
одинаковые галлюцинации?"  А  если  бы  они  стали  возражать  и  пытаться
объяснить все, то добавил бы: "Какой еще волшебный  народец?  Мой  дорогой
Фурлоу, с тобой все в порядке?"
   Рут прижалась к нему.
   - Энди, если они могут заставлять  ненавидеть,  может  тоже  самое  они
могут делать и с любовью?
   Он свернул к обочине, выключил двигатель, поставил машину на тормоза  и
потушил фары.
   - В данный момент их здесь нет.
   - Откуда ты знаешь?
   Он посмотрел в ночное  небо  -  сплошная  темень,  на  небе,  затянутом
облаками, не было видно даже звезд... и  никакого  свечения  таинственного
аппарата... Но что это там, за деревьями, стоящими  у  дороги...  что  там
мелькнуло?
   "Неужели они способны внушать нам любовь?
   Черт бы побрал ее за этот вопрос!
   Нет! Я не должен проклинать ее. Я должен любить ее... должен!"
   - Энди? Что ты делаешь?
   - Думаю.
   - Энди, даже хотя мы оба пережили это... но все равно это  мне  кажется
таким нереальным. Может, существует и другое какое-то объяснение?  Я  хочу
сказать, почему вдруг ни с того ни с сего заглох мотор... Ведь  почему  бы
мотору не заглохнуть, а фарам не выключиться. Правильно?
   - Что ты хочешь от меня? - спросил он. - Чтобы я  сказал  тебе:  да,  я
псих, мне все это привиделось, я...
   Она приложила палец к его губам.
   - Я хочу, чтобы ты никогда не переставал любить меня.
   Он попытался обнять ее за талию, но она оттолкнула его.
   - Нет. После того что произошло, я  хочу  быть  уверена,  что  мы  сами
занимаемся любовью, а не по чьему-то принуждению.
   "Черт бы побрал ее  прагматизм!  -  мысленно  выругался  он,  но  потом
поправил себя: - Нет! Я люблю ее... но действительно ли я ее люблю? Может,
мне внушает это чувство кто-то другой?"
   - Энди? Ты можешь кое-что сделать для меня?
   - Что?
   - В доме на Манчестер авеню... где  я  жила  с  Невом...  Там  остались
кое-какие мои вещи, но я боюсь ехать за ними одна. Не  согласишься  ли  ты
съездить вместе со мной туда?
   - Сейчас?
   - Чуть попозже. Нев, наверное, еще на фабрике.  Мой...  отец,  если  ты
знаешь, сделал его заместителем директора. Тебе  не  говорили,  почему  он
женился на мне? Ради бизнеса.
   Фурлоу коснулся ее руки.
   - Ты хочешь, чтобы он узнал... про нас?
   - Он и так знает достаточно.
   Руки Фурлоу снова легли на руль.
   - Хорошо, дорогая. Как скажешь.
   Он опять включил двигатель и вывел машину на дорогу. Теперь  они  ехали
молча. Покрышки шуршали по мокрому  асфальту.  Свет  фар  встречных  машин
ослеплял их. Фурлоу отрегулировал свои линзы. Это было не так уж просто  -
они должны были пропускать достаточно света, чтобы он  мог  видеть  дорогу
впереди, но при этом не страдать от света фар встречных машин.
   Наконец Рут сказала:
   - Мне не нужно никаких неприятностей, а тем более драки. Ты  останешься
в машине. Если понадобится помощь, я позову.
   - Ты уверена, что мне не стоит идти с тобой?
   - Он не посмеет ничего предпринимать, если будет знать,  что  ты  ждешь
меня в машине внизу.
   Фурлоу пожал плечами.
   Наверное она  была  права.  Конечно,  она  лучше  знала  характер  Нева
Хадсона. Но все  равно  у  него  засосало  под  ложечкой  от  предчувствия
какой-то беды. Ему казалось, что события последних дней, даже  тот  жуткий
случай этой ночью, каким-то образом связаны между собой.
   - Почему я вышла за него замуж? - сказала  вдруг  Рут.  -  Я  постоянно
задаю себе этот вопрос, но одному Богу известен  ответ  на  него.  Просто,
кажется, все дошло до того момента, когда... - Она пожала плечами. - После
событий сегодняшней ночи у меня появились сомнения, осознает ли каждый  из
нас поступки, которые он совершает. - Она посмотрела на Фурлоу.  -  И  все
же, что происходит, дорогой?
   "Вот именно, - подумал Фурлоу. - Вот он, самый главный вопрос:  не  кто
те существа... И чего же они хотят? Почему они вмешиваются в нашу жизнь?"





   Фраффин пристально смотрел на изображение, возникшее  над  его  пультом
управления. Это был Латт, начальник службы  наблюдения,  широколицый  Чем,
кожа его была стального оттенка, и его отличала резкость и жестокость  при
принятии решений и чересчур большая прямолинейность. Он  соединял  в  себе
все  лучшие  качества,  необходимые  для  механика,  но  на  его  нынешней
должности эти качества порой мешали ему.
   Несколько  секунд  тишины  должны  были  сказать  Латту,  что  Режиссер
находится в дурном расположении  духа.  Фраффин  шевельнулся  в  кресле  и
посмотрел на серебристую  паутину  экрана  репродьюсера.  Да,  Латт  очень
напоминал  это  устройство.  Его  тоже  приходилось   тщательным   образом
настраивать для получения должного эффекта.
   Фраффин провел пальцем по подбородку и сказал:
   - Разве не говорил я тебе, что нужно пощадить иммунного? Тебе были даны
указания доставить сюда женщину и быстро!
   - Если я ошибся, то меня надо разжаловать,  -  ответил  Латт.  -  Но  я
действовал,  основываясь  на  предыдущих  директивах,   касающихся   этого
иммунного. То, как вы отдали эту женщину другому, то, как вы...
   - Он был  занятным  объектом  для  развлечения,  не  более,  -  заметил
Фраффин. - Келексел просил  исследовать  обитателей  планеты  и  при  этом
назвал определенную женщину. Ее следовало сразу же доставить, в целости  и
сохранности. Но это условие не относится  ни  к  какому  другому  туземцу,
который  попытается  помешать  или  задержать  вас  при  выполнении  этого
приказа. Понятно?
   - Приказы Режиссера всегда  понятны,  -  ответил  Латт.  В  его  голосе
сквозил испуг. Латт знал, какие неприятности  могли  ожидать  попавшего  в
немилость  к  Режиссеру  подчиненного:  увольнение  с  должности,   дающей
неограниченные  возможности  для   развлечений   и   удовольствий,   конец
вольготной жизни, которой никогда не пресытишься. Он жил в раю  Чемов,  но
его легко могли перевести на какую-нибудь заброшенную станцию, без  всяких
шансов  на  восстановление  былого  положения,  потому  что  он  вместе  с
Фраффином разделял ответственность за совершенное  преступление.  Их  ждет
жестокое наказание, если их вина будет доказана.
   - Как можно быстрее, - повторил Фраффин.
   - Она будет здесь еще к середине следующего дня, - заверил его Латт.  -
Я сам отправлюсь за ней.
   Изображение Латта исчезло.
   Фраффин откинулся  на  спинку  кресла.  Все  начиналось  так  хорошо...
несмотря на эту задержку. Ну и  ну:  Латт  пытался  разлучить  любовников,
воздействуя на их чувства! Этот болван должен был сознавать  об  опасности
подобного рода манипуляций на иммунных  существах.  Ладно,  женщина  скоро
окажется здесь, и Келексел сможет исследовать ее по своему выбору.  Каждое
устройство и прибор будут задействованы, чтобы подчинить  волю  туземки  -
как  того  требует  учтивость.  Никто  не  будет  ставить   под   сомнение
гостеприимность Режиссера Фраффина.
   Фраффин захихикал.
   "Пусть этот глупый Следователь попробует прелести этой  туземки.  Пусть
оплодотворит ее. Он сразу же узнает об этом - его плоть скажет ему.  После
совокупления усилится его нужда в омоложении, и  как  он  тогда  поступит?
Способен ли он вернуться к Первородным и  сказать:  "Я  произвел  на  свет
неразрешенного ребенка. Позвольте мне пройти  курс  омоложения?"  Конечно,
нет. Его гордыня не позволит ему пойти на это; да, впрочем, и  Первородные
с их ортодоксальными взглядами не допустили бы этого.
   Это уж точно. Келексел узнает, что  на  корабле  историй  имеются  свои
специалисты по омоложению, собственный хирург. Он  придет  к  ним,  станет
умолять их, и в конце концов только одна мысль завладеет его сознанием: "Я
могу иметь столько детей, сколько хочу,  и  пусть  Первородные  катятся  к
черту!" А после того, как он пройдет курс омоложения, он будет наш.
   И снова Фраффин захихикал.
   Через некоторое время они, возможно, даже смогут вернуться  к  чудесной
маленькой войне и наконец-то закончат ее.





   Рут  с  удивлением  отметила,  что  получает  удовольствие  от   гнева,
охватившего ее. Негативные эмоции, которые накапливались в ней  в  течение
всей ночи, проведенной с Энди, нашли наконец  выход.  Она  видела,  как  у
нервничавшего Нева трясутся его розовые руки  с  детскими  складочками  на
суставах. Она знала, что руки выдают его всегда,  как  бы  он  ни  пытался
скрыть  свою  нервозность.  Восьми  месяцев  жизни  с   человеком   вполне
достаточно, чтобы узнать его.  Слова  слетали  с  ее  полных  губ,  словно
бамбуковые щепки, которые она вонзала в наманикюренную душу Нева.
   - Можешь сколько угодно кричать о своих супружеских  правах,  -  начала
она. - Теперь дело отца перешло ко мне, и  ты  мне  совершенно  в  нем  не
нужен. Да-а, я знаю, почему ты женился на мне. Но тебе  не  удалось  долго
дурачить меня.
   - Рут, ты же...
   - Хватит! Энди на улице ждет меня. Я забираю свои вещи и уезжаю отсюда.
   Широкий лоб Нева покрылся морщинами. Его  пуговичные  глаза  ничего  не
выражали. "Очередной ее приступ бешенства, вот и все. И, черт побери,  она
получает от этого удовольствие! Смотри, как  она  трясет  головой,  словно
кобылка... Шлюха... Кобыла... шлюха - просто первоклассная шлюха".
   Рут отвела взгляд в сторону. Нев пугал ее, когда так  смотрел  на  нее.
Она оглядела  комнату,  прикидывая,  не  осталось  ли  чего-либо  ценного.
Ничего. Это была комната Нева Хадсона, в  обоях  преобладали  приглушенные
красно-коричневые тона. Восточные безделушки, огромный рояль в одном углу,
футляр для виолончели, в котором стояли три  бутылки  ликера  и  несколько
бокалов.  Неву  нравилось  это.  "Давай  напьемся  и  сыграем   что-нибудь
классное, милая". Окна за роялем были  открыты,  и  сквозь  них  виднелись
фонари, горевшие в саду, газон  с  ямой,  где  на  вертеле  приготавливали
барбекю, и садовой железной мебелью, блестевшей после дождя.
   - Законы штата Калифорния предполагают общность владения имуществом,  -
заметил Нев.
   - Получше изучай законы, - бросила Рут. - Все дело переходит ко мне  по
наследству.
   - По наследству? - переспросил он. - Но ведь твой отец еще жив.
   Она молча смотрела в темноту за окном, стараясь  не  дать  выплеснуться
наружу клокотавшей внутри нее ярости.
   "Черт ее побери! - подумал Нев. - Надо было получше обходиться  с  этой
женщиной, но как это сделать в бизнесе, в который попал благодаря  сделке.
Она думает об этом ублюдке Энди Фурлоу. И хочет уйти к нему, но  ей  нужны
мои мозги, чтобы вести дела. Этот поганый  мямля  в  ее  постели!  Она  не
получит его - я позабочусь об этом".
   - Если ты уедешь с этим доктором  Фурлоу,  я  испорчу  и  его,  и  твою
репутацию, - пригрозил он.
   Она повернула голову, показав греческий профиль с тугим  узелком  рыжих
волос на затылке. Едва заметная улыбка искривила ее губы и тут же пропала.
   - Что, ревнуешь, Нев?
   - Я предупредил тебя.
   - Ты женился на мне из-за денег, - сказала она. - Так какое  тебе  дело
до того, как и с кем я провожу свое время?
   Она повернулась к нему.
   "Даты просто маленькая свинья в человеческом  обличье!  Кем  же  это  я
представляла тебя раньше? Как могла я променять Энди на тебя? Наверное, на
меня что-то нашло".
   Рут внезапно почувствовала слабость после вспышки ненависти к мужу.  Да
и может ли вообще выбор быть правильным, абсолютно правильным? Энди выбрал
учебу вместо меня, и в его глазах была чистота, а не ненависть! Как  же  я
потеряла свою чистоту? По глупости своей, отдавшись животным инстинктам  и
грубой мужской силе? Неужели я в самом деле выбрала животную силу Нева? Но
он щедро поделился ею со мной, и теперь я способна обратить ее в ненависть
против него же".
   - Дочь убийцы! - резко бросил он.
   Рут пристально посмотрела на него.
   "И это мой избранник? Почему, почему, почему? Одиночество, вот основная
причина. После того, как Энди покинул меня ради своей проклятой  стипендии
и я осталась одна, вокруг меня стал сшиваться  Нев...  Нев,  ласковый  как
лис. Я была просто вне себя и страшно зла на  Энди.  Нев  использовал  мою
ненависть, изливая на меня свою единственную силу...  моя  ненависть,  моя
ненависть, моя ненависть... Я не должна  ненавидеть  Энди...  ведь  он  же
ничтожество, и вот его рука уже ласково гладит мое колено, ласкает - и все
выше и выше, вот мы уже в постели, супружеская  пара,  а  Энди  далеко,  в
Денвере, а я по-прежнему одинока".
   - Я ухожу, -  бросила  Рут.  -  Энди  отвезет  меня  к  Саре.  Если  ты
попытаешься остановить меня, я закричу, и  сюда  прибежит  Энди.  А  я  не
сомневаюсь, что он справится с тобой.
   Узкие, плотно сжатые губы Нева еще более напряглись. На секунду блеск в
его пуговичных глазах выдал обуревавшие его чувства, но тут  же  лицо  его
снова застыло. "Я уничтожу вас обоих! Эта  сука  что-то  лепечет  о  своем
Энди, ну что ж, я показал в свое время этому  добродетельному  Энди,  куда
может слащавый юнец засунуть свои понятия о чести, и вообще интересно, что
бы она сказала, если бы узнала, что именно я поспособствовал получению  им
той его стипендии?"
   - Ты знаешь, что подумают в городе, - сказал Нев. - Каков отец,  такова
и дочь. Большинство будет на моей стороне. Ты знаешь это.
   Рут топнула ногой.
   - Свинья!
   "Конечно, Рут, моя милая. Можешь сердиться и топать ногами,  как  милый
маленький зверек! Господи, как же мне хочется прямо сейчас затащить тебя в
постель, ты так прекрасна, когда гневаешься,  брыкаешься,  вырываешься!  Я
больше подхожу тебе, чем этот  Энди,  и  ты  должна  понять,  что  мы  оба
принадлежим к тем людям, которые берут то, что хотят, и к  черту  всю  эту
чушь насчет чести, такого понятия, как  честь,  не  существует...  в  тебе
просыпается зверь, когда ты гневаешься, но с этим следует смириться,  ведь
это делает нашу жизнь более полной... а  ты  еще  что-то  лепечешь  насчет
возвращения к своему Энди, но Энди не получит тебя, я отделаюсь от него  с
той же легкостью, как в первый раз, и ты  приползешь  обратно  к  любящему
тебя Неву, который знает, как справиться с твоим восхитительным  гневом...
он действительно восхитительный... нужно только наброситься на тебя, милая
моя, и затащить сразу же в постель... да, я отделаюсь от Энди, как  сделал
это раньше!"
   - Давай заключим сделку, - предложил он. - Иди к своему любимому, но не
вмешивайся в то, как я веду дела. Ты ведь только что сама сказала, что мне
наплевать, как ты проводишь время.
   "Давай, иди к нему, продолжай компрометировать себя, -  подумал  он.  -
Все равно ты будешь моей".
   Она повернулась и спустилась  в  холл.  Открыв  дверь  в  спальню,  она
включила свет.
   Нев был прямо за ее спиной. Он стоял  в  дверях  и  наблюдал,  как  она
срывает одежду с вешалок и бросает на кровать.
   - Ну так как? - спросил он.
   Она заставила себя ответить, понимая, что ее слова  могут  сказать  ему
больше, чем она того хочет:
   - Хорошо! Занимайся бизнесом... или чем угодно.  Мыто  знаем,  что  для
тебя важнее всего. - Она повернулась к нему, из  последних  сил  сдерживая
слезы. - Ты самая отвратительная тварь, которую я когда-либо встречала! Ты
не можешь быть человеком... - Она неожиданно замолчала. - А может, ты?..
   - Что ты хочешь  этим  сказать...  -  начал  было  Нев  и  остановился,
уставившись мимо нее на стеклянные двери, ведущие во внутренний  домик.  -
Рут... - произнес он, как-то странно втянув в себя воздух.
   Она обернулась.
   Через раскрытые двери в комнату входили три приземистые фигуры,  одетые
в зеленые одежды.  Их  головы  были  необычайно  огромными,  глаза  слегка
светились, пугая ее. Они держали в руках металлические короткие трубочки и
направляли их на  Рут  и  Нева  с  какой-то  даже  пренебрежительностью  и
ощущением собственного могущества.
   Со странным чувством удивления Рут вдруг поймала себя на мысли, что  не
понимает, каким образом они так бесшумно открыли стеклянные двери.
   За ее спиной Нев выдохнул:
   - Ты только посмотри! Кто...
   Его голос перешел в испуганное шипение, как будто  проткнули  воздушный
шар. Изо рта существа раздалась пронзительная трель.
   "Этого не может  происходить  наяву,  -  подумала  Рут.  -  Это  же  те
существа,  которые  перепугали  нас  в  рощице!  Чего  им  надо?  Что  они
собираются делать?"
   Она вдруг поняла, что не может двигаться. Сознание было  ясным,  однако
голова ее как бы отделилась от туловища, удерживаясь на каких-то невидимых
нитях. Одно из существ подошло к  ней  и  остановилось  прямо  перед  ней:
странный человечек в зеленом трико, туловище его было  окутано  клубящимся
туманом, пульсирующим фиолетовым  светом.  Она  вспомнила  описание  Энди:
"Светящиеся глаза..."
   "Энди!" - хотелось крикнуть ей, позвать его, но  голос  не  повиновался
ей. У нее поплыло перед глазами.
   Что-то промелькнуло мимо нее, и  она  увидела,  как  Нев  идет,  словно
кукла, которой дергают за ниточки. Ее взгляд сосредоточился на  его  белом
плече, на пульсирующей вене у виска.  Он  брел  вперед  странной  походкой
марионетки и рухнул в распахнутую стеклянную дверь. Раздался треск и  звон
разбитого стекла. Вокруг него стала растекаться лужа крови. Он дернулся  и
затих.
   Существо, похожее на гнома, стоя перед  Рут,  отчетливо  произнесло  на
английском:
   - Несчастный случай, вы же видели сами?
   Она не могла ответить, охваченная ужасом. Рут закрыла глаза и подумала:
"Энди! О Энди, помоги мне!"
   И снова она услышала, как одно из существ  обратилось  к  ней,  издавая
протяжную трель. Рут попыталась открыть глаза, но  не  сумела.  Ее  начали
омывать волны темноты, и это было последнее, что она еще могла  сознавать.
В момент, когда она проваливалась  в  беспамятство,  в  ее  сознании  была
только одна мысль, странным образом повторяющаяся вновь и вновь: "Этого не
может происходить, потому что это слишком невероятно. Это  ночной  кошмар,
вот и все".





   Фурлоу сидел в темном салоне автомобиля и курил трубку. "Интересно, что
могло так долго  задержать  Рут  в  доме?  Может,  мне,  в  конце  концов,
отправиться туда? - спрашивал он себя. - Нехорошо, что я  нахожусь  здесь,
на улице, пока она находится там наедине с ним. Но ведь Рут  уверяла,  что
сможет справится с ним.
   Однако Адель тоже считала, что может справиться с Джо?
   Какая идиотская мысль!"
   Снова стал накрапывать дождь, мелкие  капли  падали  в  свете  уличного
фонаря на углу. Фурлоу повернулся и бросил взгляд на дом - свет в гостиной
горел, но не было заметно никакого движения за задернутыми занавесками.
   "Когда она подойдет к двери, я встану и помогу ей нести ее вещи... нет!
Черт побери, мне следовало бы сейчас отправиться в дом. Хотя, надеюсь, она
сможет действительно справиться с ним.
   Справиться с ним!
   Что же это за пара? Почему она вышла замуж за него?"
   Фурлоу покачал головой и стал  смотреть  в  другую  сторону.  Казалось,
ночной мрак еще более сгустился за пределами уличных фонарей, и он  слегка
изменил фокус своих поляризованных линз.
   "Почему она так долго задерживается там?"
   Неожиданно он подумал о том висевшем в воздухе аппарате, который  видел
над рощицей. "Должно же быть какое-то логическое объяснение, - подумал он.
- Возможно, если бы я позвонил в ВВС... не называя своего имени...  Кто-то
бы точно дал простое логическое объяснение.
   Но что, если бы у них такого объяснения не нашлось?
   Господи! Что, если бы оказалось, что это  действительно  была  летающая
тарелка?"
   Фурлоу хотел было взглянуть на свои наручные часы, однако вспомнил, что
они разбиты. "Проклятье, почему она так долго задерживается!"
   Подобно поезду, сворачивающему на запасной путь, в его сознании  возник
образ отца Рут, его пристальный взгляд. "Позаботься о Рут!"
   И та штуковина, парившая у окна Джо. Что же это было?
   Фурлоу снял очки, протер их носовым платком,  потом  снова  нацепил  на
нос. Он вспомнил встречу с Джо Мерфи в апреле, вскоре после того  как  Джо
поднял  ложную  пожарную  тревогу.  Каким  потрясением   для   него   было
столкнуться лицом к лицу с отцом Рут  для  освидетельствования  в  грязной
маленькой комнатке, расположенной над  кабинетом  шерифа.  И  еще  большим
потрясением стали для него результаты тестов. Сухой, канцелярский  язык  в
заключении не мог хотя бы частично передать,  насколько  велико  было  его
потрясение.
   "Я  нахожу,  что  у  обследованного  отсутствует  внутренний  стержень,
позволяющий человеку контролировать свои чувства. Это в сочетании с  таким
опасным фактором, как мания преследования, свидетельством чего  и  явилась
ложная пожарная  тревога,  следует  рассматривать,  как  предупреждение  о
возможности новой, более ужасной трагедии - для подобного заключения общее
психическое состояние этого человека содержит все элементы".
   Официальный язык заключения и стандартные медицинские термины -  Фурлоу
понимал, как неадекватно передают они его беспокойство,  поэтому  дополнил
его устным докладом:
   "Этот человек опасен. Он определенно страдает паранойей в тяжелой форме
и в любой момент может сорваться. Он способен на насилие".
   Недоверие к его словам испугало его.
   -  Конечно,  это  всего  лишь   экспрессивная   выходка.   Джо   Мерфи!
Дьявольщина, он ведь здесь  пользуется  влиянием,  Энди.  Ну...  может  ты
порекомендуешь что-нибудь, например психоанализ?
   - Он ничего этого не хочет... и я сомневаюсь, что это пошло бы  ему  на
пользу.
   - Ладно, что ты  хочешь  от  нас?  Неужели  ты  ничего  не  можешь  нам
посоветовать?
   - Может, нам удастся сводить его в церковь.  Я  позвоню  отцу  Жилю  из
Епископального прихода и узнаю...
   - В церковь?
   Фурлоу вспомнил, как разочарованно пожал он плечами и произнес:
   - Я, наверное, могу показаться вам странным, предлагая это, но  религия
часто может помочь там, где психология уже бессильна.
   Фурлоу вздохнул. Отец Жиль, конечно, не добился успеха.
   "Проклятье! Что задерживает Рут в этом доме?"
   Фурлоу потянулся к дверце машины, однако решил подождать еще  несколько
минут. В доме по-прежнему было тихо. Наверное, она сейчас укладывает  вещи
в чемоданы.
   "Рут... Рут... Рут..."
   Он вспомнил, что она с большим вниманием отнеслась к его заключению  об
отце, чем официальные власти. Но она имела некоторую подготовку в  области
психиатрии, и она уже некоторое время подозревала, что ее отец  не  совсем
нормален. Фурлоу припомнил, что сразу же после консультации  он  заехал  в
госпиталь за Рут. Тогда  она  выглядела  испуганной,  погруженной  в  свои
мысли, когда они сидели в почти пустом кафе. Они заказали по чашечке  кофе
и сели за угловой столик. Он припомнил запах подгоревшей еды, которым было
заполнено это заведение, грязный пол,  сделанный  под  мрамор  пластиковый
верх столика с пятнами засохшего кофе.
   С громким стуком она поставила чашку на стол. Несколько секунд он сидел
молча, понимая, что ей  нужно  прийти  в  себя  после  всего,  что  он  ей
рассказал.
   Наконец она кивнула и произнесла:
   - Я знала это... догадывалась.
   - Рут, я сделаю все, что только в моих силах...
   - Нет, - остановила она его и заправила выбившуюся  прядь  рыжих  волос
под шапочку. - Ему позволили позвонить мне  из  тюрьмы...  как  раз  перед
твоим приходом. Он был в ярости на тебя. Он не понял ничего из  того,  что
ты ему говорил.
   "Наверное, они передали ему мое заключение", - подумал Фурлоу.
   - Ну, конечно, он в  ярости.  Теперь  он  знает,  что  ему  не  удастся
выдавать себя за нормального человека, - заметил Фурлоу.
   - Энди... ты уверен?
   Она коснулась  его  руки.  Он  взял  ее  вспотевшую  руку  с  некоторым
смущением - этот жест нес в себе странное чувство интимности.
   - Ты уверен, - вздохнула она. - Я видела, как все это начиналось. - Она
снова вздохнула. - Я не рассказывала тебе о Рождестве.
   - Рождестве?
   - Канун Рождества. Мой... Я вернулась домой из  госпиталя.  Помнишь,  у
меня тогда было вечернее дежурство? Он расхаживал по комнате, разговаривая
сам с собой... он говорил ужасные  вещи  о  матери.  Я  слышала,  что  она
наверху в своей комнате... плачет. Я... Мне  кажется,  я  стала  орать  на
него, называть лжецом.
   Она дважды быстро вздохнула.
   - Он... ударил меня, толкнул на рождественскую елку... я свалила  ее...
- Рут прикрыла глаза руками. - Он никогда раньше  не  бил  меня...  всегда
говорил, что не верит в пользу тумаков, хотя его часто били в детстве.
   - Почему ты не рассказала мне об этом? - спросил Фурлоу.
   - Мы были... Я... я стыдилась... Я думала, что  если...  -  Она  пожала
плечами. - Я пошла в госпиталь и встретилась с доктором  Уили,  однако  он
сказал... у женатых людей часто бывают конфликты...
   - Очень похоже на него. А твоя мать что, не знала, что он бил тебя?
   - Она слышала, как он, разъяренный, хлопнул изо всех сил дверью. Его не
было всю ночь. И это в Рождественскую ночь! Она... слышала шум, спустилась
и помогла мне навести порядок.
   - Жаль, что я не знал этого, когда говорил с...
   - А была бы от этого польза? Все защищают его, даже  мать.  Ты  знаешь,
что она сказала, когда  помогала  мне  убирать  тогда?  "Твой  отец  очень
больной человек, Руги". Она защищала его!
   - Но учитывая, сколько времени она его знает, наверное...
   - Она не имела в виду психическое расстройство. Доктор Френч  полагает,
что у него прогрессирующий склероз, однако  отец  не  соглашается  лечь  в
госпиталь на полное обследование. Она знает об этом, и именно  это  она  и
имела в виду. Только это!
   - Рут... - Он несколько секунд размышлял  над  только  что  услышанными
словами. - Рут,  тяжелые  заболевания  подобного  рода,  например  склероз
Менкеберга, часто сопровождаются искажением личности. Разве  ты  не  знала
этого?
   - Я... он не хотел обследоваться в  госпитале  или  еще  что-нибудь.  Я
поговорила с доктором Френчем... Уили. Он не мог вообще  ничем  помочь.  Я
предупредила мать о насилии и...
   - Наверное, если бы она...
   - Они были женаты уже двадцать семь лет. Я не могла убедить ее, что  он
действительно способен причинить ей вред.
   - Но ведь он ударил тебя, бросил тебя на пол.
   - Она сказала, что я спровоцировала его.
   Воспоминания,  воспоминания...  Маленький   грязный   уголок   кафе   в
госпитале. Сейчас он столь отчетливо представлял  его  в  уме,  как  видит
сейчас перед собой эту темную улицу, где Рут жила с Невом.  Предупреждение
относительно Джо Мерфи было вполне ясно выражено, однако мир  еще  не  был
готов понять и защитить себя от собственного безумия.
   И снова он посмотрел на молчаливый дом, сверкающий огнями сквозь пелену
дождя. И пока он смотрел, какая-то женщина в блестящем дождевике появилась
между домом Рут и соседним, слева. На несколько секунд ему показалось, что
это Рут, и он уже наполовину выбрался из машины,  когда  она  оказалась  в
свете уличного фонаря, и он увидел, что это -  пожилая  женщина  в  плаще,
накинутом поверх пижамы. На ней были комнатные туфли, которые  шлепали  по
мокрой траве газона.
   - Эй, там! - закричала она, махая Фурлоу.
   Тот полностью вылез из машины. Холодные капли дождя били по  волосам  и
лицу. Его охватили дурные предчувствия.
   Подойдя к нему, женщина остановилась. Струйки дождя стекали по ее седым
волосам.
   - Наш телефон не работает, - сообщила она. - Мой муж побежал к Иннесам,
чтобы позвонить от них, но  я  подумала,  а  что,  если  все  телефоны  не
работают, вот и вышла...
   - А почему вам понадобилось куда-то звонить? - Его  удивил  собственный
хриплый голос.
   - Мы живем по соседству... - Она показала рукой. -  Из  нашей  кухни  я
могу видеть внутренний  дворик  Хадсонов.  Увидев  его,  лежащего  там,  я
побежала туда... он мертв...
   - Рут... Миссис Хадсон?
   - Нет, мистер Хадсон. Я видела, как она вошла в дом  несколько  раньше,
но сейчас ее там нет. Нам нужно позвонить в полицию.
   - Да - да, конечно. - Он направился к дому.
   - Ее нет там, говорю вам. Я пробежалась по всему дому.
   - Может быть... может быть, вы не заметили...
   - Мистер, здесь произошел несчастный случай, возможно, она  отправилась
за помощью.
   - Несчастный случай? - Он повернулся и посмотрел на женщину.
   - Он рухнул прямо на одну из стеклянных дверей и, похоже,  при  падении
перерезал себе артерию. Она, скорее всего, побежала за помощью.
   - Но... я же был здесь и...
   В этот момент из-за угла слева показалась патрульная полицейская машина
с включенной мигалкой. Она остановилась возле машины Фурлоу. Потом из  нее
выбрались два офицера.  Фурлоу  узнал  одного  из  них  -  Мейбека,  Карла
Мейбека,  худощавого  угловатого  мужчину,  костлявого  и  узколицего.  Он
прыжками понесся по газону к Фурлоу, а его товарищ направился к женщине.
   - О... доктор Фурлоу! - удивленно поздоровался Мейбек. - Не  узнал  вас
сразу. -  Он  остановился  перед  Фурлоу.  -  Тут  что-то  случилось.  Нам
позвонили и сообщили, что  произошел  несчастный  случай.  Карета  "скорой
помощи" уже в пути.
   - Та женщина, - Фурлоу кивнул в ее сторону, -  утверждает,  что  видела
мертвого Нева Хадсона, он, похоже, упал на  какое-то  стекло.  Может,  она
ошибается. Нельзя ли нам пройти в дом и...
   - Немедленно, док.
   Мейбек бегом направился к входной двери. Она оказалась запертой.
   - Обойдите дом и зайдите с другого входа, - крикнула женщина  сзади.  -
Дверь во внутренний дворик открыта.
   Они сбежали с крыльца,  свернули  за  угол,  прорываясь  сквозь  мокрый
кустарник. Фурлоу казалось, что он двигается в каком-то  тумане.  "Рут!  О
Господи, где же  ты?"  Он  поскользнулся  на  влажном  кирпичном  покрытии
дворика, едва не упал, но успел выставить правую руку, а  потом  уставился
на окровавленное месиво, каким являлось тело Нева Хадсона.
   Мейбек, быстро осмотрев тело, выпрямился.
   - Да, мертвее не бывает.
   Потом он посмотрел на Фурлоу.
   - Как давно вы здесь, док?
   - Он привез  миссис  Хадсон  примерно  полчаса  назад,  -  поторопилась
сказать подошедшая сзади соседка. Она остановилась около Фурлоу. - Да,  он
мертв, верно? - Сколько же радости было в этом вопросе-утверждении!
   - Я... я ждал в машине, - запинаясь, произнес Фурлоу.
   - Точно, - согласилась женщина. -  Мы  видели,  как  они  приехали.  Мы
думали, что между Хадсонами начнется очередная ссора.  Я  услышала  треск,
когда он упал, но в то время я находилась в ванне. Но я тут  же  выскочила
на кухню.
   - Вы видели миссис Хадсон? - спросил Мейбек.
   - Ее нигде не было. Однако из дверей шел сильный дым. Возможно, он сжег
что-то. Он много пил, этот мистер Хадсон. Возможно из-за дыма он попытался
открыть двери и... - Она указала на тело.
   Фурлоу облизнул губы. Он боялся войти в этом дом. И сказал:
   - Может нам лучше зайти в дом и осмотреть его изнутри? Возможно...
   Мейбек встретился с ним взглядом.
   - Да. Наверное, это будет лучше всего.
   В этот миг они услышали вой сирены подъезжающей "скорой помощи". К  ним
из-за угла подошел второй офицер и сказал:
   - Карл, приехала "скорая".
   Тут он увидел тело.
   - Скажи им, чтобы ничего лишнего не трогали,  -  указал  Мейбек.  -  Мы
осмотрим все изнутри.
   Второй офицер подозрительно посмотрел на Фурлоу.
   - Это доктор Фурлоу, - представил его Мейбек.
   - О! - Офицер повернулся к подходившему к ним человеку в белом халате.
   Мейбек направился внутрь дома.
   Фурлоу сразу же заметил одежду Рут, разбросанную на кровати.  Внутри  у
него все мучительно сжалось. Хотя соседка и говорила, что  ее  здесь  нет,
но...
   Мейбек наклонился и заглянул под кровать. Потом выпрямился и  втянул  в
себя воздух.
   - Что-нибудь чувствуете, док?
   Фурлоу вдруг понял, что в  комнате  стоит  какой-то  странный  запах  -
словно горела изоляция.
   - Пахнет, точно кто-то палил здесь серу, - заметил Мейбек. -  Наверное,
здесь что-то горело. - Он  огляделся.  На  ночном  столике  стояла  пустая
пепельница. С виду чистая. Он заглянул в шкаф, потом  сходил  в  ванную  и
вернулся, отрицательно качая головой.
   Фурлоу  прошел  в  холл,  потом  заглянул  в  гостиную.  Однако  Мейбек
прошмыгнул мимо него и зашел  в  комнату.  Он  двигался  осторожно,  но  с
профессиональной уверенностью, которая приходит с  практикой,  заглянул  в
настенный шкаф, располагающийся  за  диваном.  Он  прикасался  только  тех
предметов, которые хотел исследовать.
   Так они продвигались по дому; Фурлоу нерешительно следовал за офицером,
боясь того, что они могут обнаружить за следующим углом.
   Вскоре они вернулись в спальню.
   Врач "Скорой помощи" стоял в дверях и курил. Он посмотрел на Мейбека.
   - Нам здесь делать нечего, Карл. Коронер уже выехал.
   - Ну и на что это похоже? - спросил Мейбек. - Может, его толкнули?
   - Скорее, он оступился, - ответил врач. - Ковер завернулся у  его  ног.
Мало что можно сказать о его состоянии в этот момент, но  от  него  отдает
запашком виски.
   Мейбек кивнул, соглашаясь  с  замеченными  уликами.  Было  слышно,  как
второй офицер допрашивает соседку.
   - Я не знаю, что это было, - говорила женщина,  повысив  голос.  -  Оно
было похоже на большое облако дыма... может, пара. Или  даже  аэрозоль  от
насекомых... нечто белое и клубящееся.
   Фурлоу повернулся спиной к двери. Он вдруг понял что  не  может  больше
смотреть на распростертое тело. Рут не было в доме - теперь сомневаться  в
этом не приходилось.
   "Аэрозоль от насекомых, - подумал он. - Белое и клубящееся".
   В этот момент он вспомнил рощицу, то нечто, висящее в воздухе,  которое
Рут показалось облаком. Неожиданно его осенило, что могло случиться с ней.
Она не могла исчезнуть, ни слова не сказав ему.  Нечто  вторглось  сюда  и
забрало ее с собой. Этим объясняется странный запах, то, как та  штуковина
висела тогда над рощицей, интерес этих  зловещих  существ  со  светящимися
глазами.
   "Но почему, - спросил он себя. - Что им нужно?"
   Потом мелькнула следующая мысль:
   "Это просто какой-то бред! Она  была  здесь,  когда  Нев  поранился,  и
побежала за помощью. Она где-то по соседству,  и  она  может  вернуться  в
любой момент".
   Но рассудок возразил ему:
   "Она слишком долго отсутствует".
   "Она увидела собравшуюся здесь толпу и перепугалась", - предположил  он
дальше.
   В дверях за спиной Фурлоу возникла какая-то суета - прибыли  коронер  и
полицейские из отдела по расследованию убийств. Мейбек подошел к Фурлоу  и
сказал:
   - Док, вас просят проехать в участок и сделать там заявление.
   - Да, - согласился он. - Конечно. - Но потом спохватился: - Однако, это
требуется при расследовании убийства. Но ведь, конечно, они не думают...
   - Обычная рутина, док, не более, - заверил его Мейбек. - Вы знаете это.
Все выглядит так, будто он напился и оступился, однако  нигде  нет  миссис
Хадсон. Мы должны убедиться... ты ведь знаешь это.
   - Да. - Он позволил вывести  себя  на  улицу  мимо  неподвижного  тела,
которое еще совсем недавно было мужем Рут,  мимо  людей  с  диктофонами  и
фотоаппаратами, смотрящими на него холодным взглядом.
   "Муж Рут... Муж Рут... - навязчиво крутилось у него в голове. - Где  же
она? Может, она потеряла самообладание и убежала? Но она  не  такого  типа
человек. Да, ее нервы взвинчены до предела, но... Что же за облако  видела
соседка? И что это за запах в комнате?"
   Наконец они вышли на улицу. Дождь  прекратился,  но  листья  на  кустах
рядом с домом были еще мокрые. В  окнах  дома  напротив  горел  свет.  Там
стояли люди и смотрели на них. Белый фургончик "скорой помощи"  приткнулся
к обочине неподалеку.
   - Знаете, док, - начал Мейбек, - вам не следует  ездить  ночью  в  этих
темных очках.
   - Линзы в них... регулируются, - заметил Фурлоу. - На самом деле они не
такие темные.
   "Рут! Где же ты?"
   Потом он подумал:
   "Может, это она толкнула Нева, когда он стал у нее на пути? Не могла ли
она испугаться того, что люди скажут: "Каков отец, такова  и  дочь?"  Или,
может, она убежала, боясь втянуть меня в это дело?"
   - Можете поехать с нами, - предложил Мейбек. - А потом мы привезем  вас
обратно сюда, к вашей машине.
   - Да, - согласился он и позволил усадить себя на заднее сиденье.  Потом
он спохватился: - Рут... Миссис Хадсон... может, ее следует поискать...
   - Мы уже ищем ее, док, - ответил Мейбек. -  Мы  найдем  ее,  можете  не
беспокоиться.
   "Найдут ли они ее? - подумал Фурлоу с сомнением.  -  Что  это  была  за
штуковина у рощицы... с наблюдателями, которые пытались воздействовать  на
наши чувства? Эта штуковина была на самом деле. Я знаю. Если это  не  так,
тогда я сошел с ума. А я-то знаю, что я не сумасшедший".
   Он посмотрел вниз на ноги, едва различимые в  тени  под  сидением.  Они
промокли после прогулки по мокрому газону.
   "Джо Мерфи, - подумал Фурлоу. -  Джо  Мерфи  тоже  уверен,  что  он  не
сумасшедший".





   Рут  проснулась  на  чем-то  мягком,  вокруг   струился   успокаивающий
голубоватый свет. Она огляделась: кровать,  теплые  шелковые  одеяла...  И
вдруг поняла, что лежит обнаженной... но ей тепло... тепло. Над ней висела
какая-то овальная штука, полная сверкающих кристаллов.  Свет,  испускаемый
ими, все время менялся -  зеленый,  серебристый,  желтый,  голубой...  Это
действовало успокаивающе.
   Где-то неподалеку,  она  это  чувствовала,  было  нечто,  требующее  ее
незамедлительного внимания. Она знала это, но одновременно все ее существо
говорило ей, что с этим можно подождать  -  и  здесь  заключался  какой-то
парадокс.
   Рут повернула голову направо. Откуда-то струился свет, но она не  могла
определить его источник - свет вдруг стал желтым, похожим на солнечный. Он
освещал всю эту странную комнату: стена как бы состояла из рядов книг;  на
низком овальном столике были в беспорядке разбросаны  странные  золотистые
контейнеры кубической, прямоугольной и  полусферической  формы.  За  окном
темнела ночь, чернота которой подкрашивалась слегка голубым. Внезапно окно
стало металлически-белым, и в нем появилось какое-то лицо,  смотревшее  на
нее. Огромное лицо, со  странной  серебристой  кожей,  резкими  угловатыми
чертами и глубоко посаженными проницательными глазами.
   Рут понимала, что лицо это должно  было  испугать  ее,  однако  оно  не
вызвало у нее никаких эмоций.
   Лицо исчезло, и появившийся затем вид за окном  показывал  берег  моря,
омываемые  волнами  камни,  освещенные  солнцем  утесы.  А   потом   снова
пространство стало темным, и она поняла, что это вовсе не окно.
   Перед этим экраном располагалась стойка на колесиках с пультом и  рядом
кнопок, похожая на сюрреалистическую пишущую машинку.
   Она почувствовала дуновение сквозняка слева от  себя.  Первое  ощущение
холода с момента пробуждения. Она повернула голову в ту сторону и  увидела
открытую овальную дверь, но радужные створки, расположенные снаружи,  были
плотно закрыты. В дверях стояла  какая-то  приземистая  фигура  в  зеленом
трико... чье лицо только что пристально рассматривало  ее.  Что-то  внутри
нее прошептало: "Какой отвратительный кривоногий человечек". Однако на  ее
лице это никак не проявилось.
   Широкий, толстогубый рот существа открылся.
   - Меня зовут Келексел, - ровным голосом  произнесло  существо.  Женщина
ощутила легкое покалывание.
   Его глаза оглядели ее, и она, заметив в его взгляде  явный  сексуальный
призыв, с удивлением вдруг поняла, что не испытывает  отвращения.  В  этой
комнате было так тепло и спокойно, так прекрасен был  успокаивающий  танец
мерцающих кристалликов над головой.
   - Я нахожу тебя необычайно привлекательной, - произнес Келексел.  -  Не
помню, чтобы кто-то воздействовал на меня с такой притягательной силой.
   Он обошел кровать.
   Рут следила за ним уголками глаз, когда  он  стал  нажимать  кнопки  на
пульте машины, расположенном наверху передвижной стойки.  Приятный  трепет
охватил ее тело, и она начала спрашивать себя, каково это  -  оказаться  в
объятиях этого странного существа, Келексела.
   Где-то в глубинах ее сознания возник голос, кричавший: "Нет! Нет! Нет".
Постепенно этот голос становился все тише и тише, пока совсем не утих.
   Келексел подошел к ней.
   - Я - Чем, - сказал он. - Это что-нибудь говорит тебе?
   Она покачала головой.
   - Нет, - слабым голосом ответила она.
   - Ты никогда раньше не видела таких, как я? - спросил Келексел.
   - Я... - начала было женщина, но остановилась, вспомнив свои  последние
минуты с Невом, когда увидела существа, входящие  в  дверь.  И  Энди.  Она
понимала, что должна испытывать к Энди Фурлоу какое-то чувство, глубокое и
запретное, однако чувствовала только сестринскую  привязанность.  "Дорогой
Энди... такой милый и дорогой".
   - Ты должна ответить мне, - сказал Келексел.  В  его  голосе  ощущалась
огромная внутренняя сила.
   - Я видела... трех... в моем доме... трех, которые...
   - Да, они доставили тебя сюда,  -  продолжил  за  нее  Келексел.  -  Но
раньше, раньше ты не видела никого из нас?
   Женщина подумала о той рощице, где встретилась с  Энди  (добрый,  милый
Энди), но в действительности тогда она никого так и не увидела.
   - Нет, - ответила она.
   Келексел колебался, бросал взгляд на индикаторы  Манипулятора,  которые
контролировали эмоции женщины-туземки. Она  говорила  правду.  И  все-таки
необходимо было сохранять бдительность.
   - Значит, тебе ничего не говорит то, что я Чем? - спросил он.
   - А кто они такие... эти Чемы? - в свою очередь спросила Рут. Она  была
охвачена сильным любопытством.  И  это  любопытство,  борясь  с  приятными
волнами возбужденности, призывало ее не расслабляться, не отрывать глаз  с
Келексела. О, так он просто гном! Милый маленький гном!
   - Ты еще это узнаешь, - заверил ее Келексел.  -  Ты  очень  привлекаешь
меня. Мы, Чемы, хорошо относимся к тем, кто доставляет  нам  удовольствие.
Ты не можешь  сразу  вернуться  к  своим  друзьям,  но,  конечно,  это  не
навсегда. Однако ты получишь компенсацию.  Это  большая  честь  -  служить
Чемам.
   "Где Энди? - подумала Рут. - Дорогой, милый Энди".
   - Какая ты привлекательная, - снова пробормотал Келексел.
   Удивляясь самому себе, Келексел вытянул палец и дотронулся до ее правой
груди. Какая у нее упругая и приятная кожа. Он медленно провел пальцем  по
соску, потом по шее, подбородку, губам, волосам.
   - У тебя зеленые глаза, - сказал Келексел. - Мы, Чемы, очень любим  все
зеленое.
   Рут проглотила слюну в горле.  Поглаживание  Келексела  возбуждало  ее.
Сейчас ее вниманием полностью завладело его лицо. Она коснулась его  руки.
Какая же она твердая и сильная! Она  встретила  пронизывающий  взгляд  его
карих глаз.
   Индикаторы манипулятора показали Келекселу, что женщина  уже  полностью
подчинена его воле. Понимание этого возбудило его. Он улыбнулся, показывая
квадратные серебристые зубы.
   - Я хочу задать  тебе  множество  вопросов,  -  сказал  он.  -  Но  это
произойдет позже.
   Рут вдруг показалось, что она погружается в золотистое озеро-туман.  Ее
внимание  сосредоточилось  на  кристаллах,  сверкающих  над  кроватью.  На
секунду голова  Келексела  закрыла  калейдоскопически  меняющуюся  картину
света, а затем он прижался лицом к ее груди.  По  поверхности  золотистого
озерца пробежалась рябь и волны невероятного экстаза.
   - О Господи! - прошептала она. - О Господи! О Господи!
   "Как приятно поклонение в такие моменты", - подумал  Келексел.  Такого,
как сейчас,  наслаждения  он  никогда  раньше  не  испытывал  ни  с  одной
женщиной.





   Оглядываясь назад, на первые несколько  дней,  прожитых  у  Чемов,  Рут
глубоко удивлялась самой  себе.  Постепенно  она  начала  осознавать,  что
Келексел контролирует ее реакции с помощью своих странных устройств, но  к
этому  времени  ей  уже  даже  хотелось,  чтобы  ее  эмоциями   управляли.
Единственное что ее волновало - чтобы Келексел возвращался к ней,  касался
ее тела, разговаривал с ней, а она удовлетворяла его желания.
   Он стал намного привлекательнее в ее глазах. Ей доставляло удовольствие
просто смотреть на его приземистое конусообразное  тело.  Обуревавшие  его
чувства легко читались на квадратном лице.
   "Он и вправду любит меня, - подумала она. - Он убил Нева, чтобы я стала
принадлежать ему".
   В ее полном одиночестве и абсолютной беспомощности, полной  зависимости
от Келексела, его малейшей прихоти было  что-то  даже  приятное.  К  этому
времени  она  пришла  к  пониманию  того,  что   наиболее   могущественной
структурой на Земле в сравнении с  Чемами  является  муравейник.  Она  уже
успела пройти начальное обучение языку, на котором говорили на корабле,  и
могла разговаривать с Чемами.
   Главным раздражителем для нее в это время  были  воспоминания  об  Энди
Фурлоу. Келексел постепенно начал ослаблять воздействие  Манипулятора  (ее
реакции теперь были под достаточным контролем),  и  она  могла  вспоминать
Энди с всевозрастающей ясностью. Однако  факт  ее  беспомощности  ослаблял
чувство вины, и Энди все реже и реже появлялся в ее мыслях,  пока  однажды
Келексел не принес ей репродьюсер.
   Келексел уже имел опыт общения с низшими существами,  как  Рут,  откуда
вынес суждение: любая деятельность  замедляет  процесс  старения  смертных
существ. Он смог добиться у Инвика разрешения для работы с репродьюсером и
получил для нее доступ в архивы корабля.
   Устройство установили в углу ее комнаты-камеры, которую она уже  начала
прихорашивать  в  соответствии  со  своими  вкусами,  чему   Келексел   не
препятствовал. Рядом находилась ванная комната, служившая  одновременно  и
гардеробной. Стоило Рут только попросить, как она получала  любую  одежду.
Благодаря Келекселу  у  нее  был  платяной  шкаф,  забитый  кучей  одежды.
Драгоценности, духи, еда - на любой вкус.
   Келексел выполнял любую ее просьбу, сознавая, что зачарован ею, и искал
малейшую возможность оказаться рядом с ней. Замечая косые  взгляды  других
членов корабля, он лишь тихо посмеивался про себя. Им  всем  следовало  бы
завести себе объекты для наслаждения с этой планеты. Он  предполагал,  что
туземцы-мужчины являются не менее привлекательными для женщин Чемов, - вот
в чем состояла привлекательность этой планеты, одна из причин  процветания
Фраффина.
   Мысли о цели его пребывания здесь на время отступили на второй план. Он
понимал, что Первородные поймут его, когда он объяснит им  и  покажет  это
прелестное  существо.  В  конце  концов,  что  такое  Время   для   Чемов?
Расследование  будет  продолжаться,  только  чуть  медленнее...  некоторое
время.
   Сначала репродьюсер испугал Рут. Она  трясла  головой,  когда  Келексел
пытался объяснить ей назначение и работу этого устройства.  Как  управлять
им - это она быстро поняла. Но что касается принципа  работы  -  это  было
выше ее понимания.
   Понятие дня и ночи на корабле были условны:  то,  что  уже  шла  вторая
половина дня, Рут определяла по тому, что появлялся Келексел  после  своих
загадочных дежурств, и тогда приходило время расслабления и отдыха. Сейчас
была вторая половина дня, и Рут сидела в удобном для нее  кресле,  которое
одновременно  являлось  пультом  управления  репродьюсером.   Вокруг   нее
струился приглушенный желтый свет, и  все  ее  внимание  было  обращено  к
пространственному репродьюсеру.
   Это устройство мало соответствовало ее представлению о машинах.  Кресло
само  по  себе  являлось  частью   репродьюсера.   В   подлокотники   были
вмонтированы кнопки, переключатели  и  рычажки,  выкрашенные  в  различные
кодовые  цвета:  желтый,  красный,  серый,  черный,  зеленый  и  синий,  а
оранжевые и белые ряды напоминали какое-то странное пианино.  Прямо  перед
ней и чуть пониже располагались  овальной  формы  платформы  с  мерцающими
линиями проводов, которые тянулись от рядов кнопок.
   Келексел стоял сзади нее,  положив  руку  на  ее  плечо.  Он  испытывал
определенную гордость оттого, что показывал своей  новой  любимице  чудеса
цивилизации Чемов... его новой милой любимице.
   - Используй голосовые или кодовые команды, чтобы выбрать время и  место
действия, - начал он объяснение. - Так же, как это делал я. Это устройство
воспринимает команды на твоем языке или языке Чемов, а  потом  транслирует
их в свой машинный код. Репродьюсер предназначен для редактирования сюжета
и выглядит довольно сложно, но ты можешь просто не  обращать  внимание  на
большинство кнопок и переключателей. Они все равно не  подключены.  Помни:
сначала ты нажимаешь вот на эту кнопку, благодаря чему получаешь доступ  в
архив. - Он продемонстрировал это, нажав на  оранжевую  кнопку  справа  от
нее. - Выбрав сюжет, зафиксируй его таким образом. - Он снова  показал.  -
Вот теперь ты спокойно можешь приступать к  работе.  -  Он  нажал  крайнюю
белую кнопку на левом подлокотнике.
   На овальной сцене перед ней возникла группа людей,  их  рост  составлял
приблизительно  четвертую  часть  от  нормального.  Рут  ощущала   чувство
безумного возбуждения,  передаваемого  от  них  с  помощью  чувствительной
паутины. Она сидела как раз  напротив  этих  людей,  попав  под  поток  их
эмоций.
   - Ты ощущаешь эмоции этих существ на сцене, - сказал Келексел.  -  Если
уровень чересчур сильный, можно понизить его уровень  вращением  вот  этой
рукоятки на консоли на левом подлокотнике. - Он прикоснулся к рукоятке  на
нем. Возбуждение начало спадать.
   - Они настоящие? - спросила Рут.
   Это была толпа самых разных людей из  античных  времен:  голубые  цвета
перемешивались с красными, грязные лохмотья на руках  и  ногах,  блестящие
пуговицы или эмблемы,  треуголки  на  головах  отдельных  мужчин,  красные
кокарды у других. В этой сцене было что-то до удивления  знакомое,  отчего
Рут  вдруг  почувствовала   страх.   По   венам   женщины,   будоража   ее
воспоминаниями прошлого, запульсировала кровь в сводящем с ума  барабанном
бое.
   - Они реальные? - повторила свой вопрос Рут более громко.
   Толпа теперь бежала, гулко  стучали  ноги  по  мостовой.  Смуглые  ноги
женщин мелькали под длинными платьями.
   -  Настоящие?  -  переспросил  Келексел.  -  Странный  вопрос.   Они...
наверное, в определенном смысле они настоящие. Такое бывает с аборигенами,
вроде твоего народа. Настоящие... как  странно  думать  так!  Такая  мысль
никогда не приходила мне в голову.
   Толпа сейчас бежала по парку. Келексел перегнулся  через  плечо  Рут  и
оказался в зоне действия чувствительной  паутины.  Он  почувствовал  запах
мокрой травы и сосен,  смешанный  с  запахом  смолы,  вонь  вспотевших  от
страшных усилий тел аборигенов. Внимание  наблюдателей  было  приковано  к
ногам бежавших. Те, не останавливаясь, мчались по темным  дорожкам,  потом
пересекли травяной газон, сминая желтые цветы на клумбах.  Влажный  ветер,
быстро передвигающиеся ноги, сломанные цветы - в этом движении было что-то
восхитительное, приковывающее внимание.
   Точка обзора смещалась назад, назад, назад. В  центре  сцены  оказалась
булыжная мостовая, высокие каменные стены.  Толпа  бежала  к  этим  серым,
покрытым грязью стенам. Среди бегущих вспыхивал блеск оружия.
   - Похоже, они штурмуют какую-то цитадель, - предположил Келексел.
   - Бастилию, - прошептала Рут. - Это Бастилия.
   Она смотрела на эту сцену как  загипнотизированная.  Это  действительно
был штурм Бастилии. Какой бы ни был сейчас год и век,  но  вот  перед  ней
картина  14  июля  1789  года,  солдаты,  выстроенные  в  боевой  порядок,
бросились навстречу  толпе.  В  топоте  копыт  громыхали  выстрелы  ружей,
слышались хриплые  крики  и  проклятия.  Транслятор  репродьюсера  тут  же
переводил их на английский, потому что она спрашивала на английском.
   Рут сжала подлокотники кресла.
   Неожиданно Келексел протянул руку вперед и нажал серую кнопку на  левом
подлокотнике. Сцена штурма Бастилии исчезла.
   - Я отлично помню этот сюжет, - сказал он. - Один из наиболее  удачных,
которых снял Фраффин. - Он коснулся волос Рут. - Ты понимаешь теперь,  как
он работает? Фокусировка здесь. - Он показал, каких  именно  кнопок  нужно
касаться. - А вот это -  рукоять  регулировки  силы  звука.  Репродьюсером
очень легко управлять, и он доставит тебе немало удовольствия.
   "Удовольствия?" - мысленно переспросила Рут.
   Потом она медленно повернулась и посмотрела на Келексела. В  ее  глазах
снова появилось выражение страха. "Штурм Бастилии снят Фраффином".
   Она уже слышала это имя. Келексел объяснил ей, что это за корабль.
   "Корабль историй!"
   - К сожалению,  дела  требуют  моего  присутствия  в  другом  месте,  -
произнес  Келексел.  -   Я   оставляю   тебя.   Надеюсь,   развлекаясь   с
репродьюсером, ты получишь прегромадное удовольствие.
   - Я... думала, что ты... останешься, - запинаясь, выдавила из себя Рут.
   Неожиданно ей стало страшно оставаться наедине с этим устройством.  Оно
казалось ей воплощением ужаса, устройством, с помощью которого можно  было
создавать новые реальности, когда ей могут открыться вещи, которые она  не
в состоянии была бы вынести. Она чувствовала,  что  ее  психика  может  не
выдержать столкновения с этой реальностью  и  тронуться.  Устройство  было
необузданным, могущественным, опасным, и она не  могла  ни  контролировать
его, ни справиться со своим желанием пользоваться им.
   Рут взяла руку Келексела и заставила себя улыбнуться.
   - Пожалуйста, останься.
   Келексел замер в нерешительности. Улыбка  на  лице  его  любимицы  была
многообещающей и привлекательной, но тут он  вспомнил  Инвик,  доставившую
репродьюсер в комнату Рут, и после краткого общения с  ней  в  его  голове
возникла новая цепочка мыслей. Келексел  ощутил  ответственность  за  свою
миссию, свой долг продолжить расследование. Да,  следует  заняться  Инвик,
этой суровой и немногословной женщиной - врачом корабля - возможно, именно
она и есть самое слабое звено  в  организации  Фраффина.  Келексел  ощущал
необходимость проверить как можно скорее это направление расследования.
   - Мне очень  жаль,  -  начал  он,  -  но  я  должен  уйти.  Как  только
освобожусь, я вернусь.
   Рут увидела, что не сможет  удержать  его,  и,  откинувшись  на  спинку
кресла,  повернулась  к  внушающему   страх   и   одновременно   искушение
устройству. Створки дверей щелкнули, когда Келексел вышел, и она  осталась
наедине с репродьюсером.
   Вскоре она сказала сама себе:
   - Текущий сюжет, последний вариант.
   И нажала нужные кнопки.
   Овальная сцена потемнела, и лишь смутно желтела одна  мерцающая  линия.
Маленькая голубая точка появилась в центре, потом, мигая,  стала  белой  и
неожиданно превратилась в человека, стоявшего перед  зеркалом.  Он  брился
опасной бритвой. У Рут перехватило дыхание, когда она узнала его -  Энтони
Бонделли, адвокат ее отца. Она затаила дыхание, пытаясь отогнать возникшее
мерзкое чувство подглядывания в замочную скважину.
   Бонделли стоял спиной к ней, но лицо его отражалось в зеркале. Оно было
загорелым, блестящие черные волосы были зачесаны  назад  над  высоким,  но
узковатым лбом. Под тонким носом чернела узкая полоска усиков.  Подбородок
тоже был  широким,  непропорционально  крупным.  Весь  его  облик  излучал
благодушие.
   Рут услышала какой-то  невнятный  крик.  Бонделли  перестал  бриться  и
по-петушиному повернул голову. Потом обернулся и крикнул в открытую  дверь
справа от себя:
   - Кажется, пришел разносчик газет. Пусть сын выйдет и заберет почту.
   Он снова начал бриться, буркнув под нос:
   - Экстренный выпуск... значит, случилось нечто особенное.
   Потом он повысил голос:
   - Мардж! Включи радио. Может, тебе удастся поймать выпуск новостей.
   Рут почувствовала запах мыла, перебивавший запах  поджариваемого  мяса.
Реальность  этой  сцены  заставила  ее  остаться  в  своем   кресле.   Она
чувствовала, что должна дышать спокойно, чтобы Бонделли не повернулся и не
заметил, что за ним наблюдают.
   Вскоре в дверях ванной появилась женщина, одетая в  шелковый  китайский
халат. В руках у нее была газета, и она читала ее.
   Внезапно Рут охватило  дурное  предчувствие,  ей  захотелось  выключить
репродьюсер, однако она не могла  и  пальцем  пошевелить.  Такая  до  боли
знакомая фигура  Мардж  Бонделли,  ее  волосы,  заплетенные  в  косички  и
поддерживаемые  шпилькой.  Ее  круглое   лицо   сейчас   перекосилось   от
неожиданного потрясения.
   - Тони! - позвала она.
   Бонделли медленно скреб лезвием по подбородку, на  который  он  наложил
густой слой крема.
   - В чем дело?
   Его жена посмотрела на него. Ее голубые глаза остекленели.
   - Вчера ночью Джо Мерфи зарезал Адель! - воскликнула она.
   - О! - Тоненькая полоска крови появилась на шее Бонделли. Не обращая на
это внимания, он бросил лезвие в раковину и схватил газету.
   Рут заметила, что непроизвольно дрожит. "Все, как в кино, -  попыталась
успокоить она себя. - На самом деле этого сейчас не происходит. - И  сразу
пришла следующая мысль: - Убийство моей  матери  -  это  и  есть  творение
Фраффина!" От боли в груди трудно стало дышать.
   - Тем ужасным кинжалом! - прошептала жена Бонделли.
   Рут казалось, что  она  оказалась  на  сцене,  стала  участницей  этого
представления, разделяя ужас и потрясение супругов Бонделли, и это  только
сильнее усилило ее возбуждение. Она видела фотографии в газете -  лицо  ее
матери, ее отца... диаграммы с белыми крестами и  стрелками.  Ей  хотелось
убежать, но она не могла сдвинуться с места.
   Бонделли сложил газету и сунул ее в карман пиджака, висевшего за дверью
ванной комнаты.
   - Обойдусь без завтрака, - сказал он жене. - Еду в контору.
   - Ты порезался, - заметила жена. Достав  тюбик  с  кровоостанавливающей
мазью из аптечки, она провела ею по ранке на шее. - Стой  спокойно,  а  то
испачкаю воротник. - Она приподняла  его  подбородок.  -  Тони...  держись
подальше от этого дела. Уголовщина - не твоя вотчина.
   - Но я ведь защищаю интересы Джо с  тех  пор,  как  он...  О!  Черт  бы
побрал, Мардж, эти лезвия!
   - Да уж, ты не можешь не порезаться! - Она закончила обрабатывать ранку
и положила тюбик в раковину. - Тони, у меня такое странное  чувство...  не
суйся ты в это дело.
   - Я - адвокат Джо. И я так или иначе уже втянут в это дело.
   Неожиданно к Рут вернулась двигательная  способность.  Она  ударила  по
кнопке выключения репродьюсера, встала и отошла подальше от устройства.
   "Так, значит, убийство моей матери - развлечение для этих Чемов!"
   Она повернулась и направилась  к  постели.  Но  ее  вид  вызвал  у  нее
отвращение.  Она  повернулась  к  ней  спиной.  Беззаботность,  с  которой
Келексел позволил ей узнать об этом, привел ее в  дикую  ярость.  Конечно,
ему и в голову не могло прийти, что она способна обнаружить это.  Его  это
не заботило! Даже больше - он и не думал о такой возможности. Ему до этого
не было никакого дела. Не просто беззаботность - презрение,  отвращение...
ненависть...
   Рут опустила глаза и обнаружила, что заломила себе руки.  Она  оглядела
комнату. Здесь должно быть  какое-нибудь  оружие,  что-нибудь,  чем  можно
поразить этого отвратительного... И ей на глаза  снова  попалась  постель.
Девушка вспомнила о тех  мгновениях  незабываемого  экстаза,  который  она
испытывала на ней, и внезапно  воспылала  ненавистью  к  своему  телу.  Ей
захотелось растерзать свою плоть. Слезы полились из ее глаз. Она принялась
ходить взад-вперед, кругами.
   "Я убью его!"
   Но Келексел  сказал,  что  Чемам  нельзя  навредить  по  одиночке.  Они
бессмертны. Они не способны убивать. Они никогда не умирают.
   Эта мысль заставила ее почувствовать себя ничтожной частицей, пылинкой,
затерянной, одинокой, обреченной. Она бросилась на постель,  перевернулась
на спину и уставилась  вверх  на  мерцающие  кристаллики  устройства,  при
помощи которого, как она знала, Келексел управлял ею. Под  плащом  у  него
был спрятан маленький пульт, связанный с этим устройством. Она видела, как
он пользовался им.
   И вдруг, подумав об этом устройстве, она поняла, что ей  делать,  когда
вернется Келексел. Она еще раз покорится ему. В  экстазе  он  забудет  обо
всем. Она будет подлизываться к нему, добиваться его внимания.
   - О Господи! - прошептала она.
   Рут повернулась и внимательно посмотрела  на  репродьюсер.  Там  должна
быть записана гибель ее матери - она  была  уверена  в  этом.  Сцена  была
наверняка заснята  этими  существами.  Интересно,  хватит  ли  у  нее  сил
воспротивиться искушению просмотреть ее.
   Сзади раздался свист, она обернулась и посмотрела на дверь.
   Там стояла Инвик, ее лысая голова блестела в желтом свете. Рут оглядела
ее уродливую  фигуру  гнома  в  зеленом  трико,  огромные  груди,  толстые
короткие ноги.
   - Ты в беде, - произнесла Инвик. Голос у нее, как и положено врачу, был
ровным и успокаивающим... Как  часто  в  прошлом  ей  приходилось  слушать
подобные голоса! Рут захотелось закричать.
   - Что ты тут делаешь? - спросила Рут.
   - Я врач корабля, - ответила Инвик. - Моя работа в основном, и  состоит
в том, чтобы помогать другим. Ты нуждаешься в моей помощи.
   "Они выглядят как карикатуры на людей", - подумала Рут.
   - Уходи, - сказала она.
   - У тебя возникли проблемы, и я могу помочь тебе, - повторила Инвик.
   Рут привстала.
   - Проблемы? Почему это у меня должны быть проблемы? - Она знала, что  в
ее голосе звучат истерические нотки.
   -  Этот  болван  Келексел  оставил  тебя   одну   с   репродьюсером   с
неограниченным выбором сюжетов, - продолжила Инвик.
   Рут внимательно посмотрела на женщину чуждой ей расы Чемов. Неужели  им
тоже не чужды чувства? Может, таким образом на них  можно  воздействовать,
причинить им боль? Это было для нее сейчас самой желанной вещью на свете.
   - Как вы, мерзкие твари, размножаетесь? - спросила Рут.
   - Ты ненавидишь нас, верно? - спросила в свою очередь Инвик.
   - А ты никак боишься ответить? - заметила Рут.
   Ее собеседница пожала плечами.
   - По существу, также, как и вы...  за  исключением  того,  что  женщины
лишаются своих репродуктивных органов на ранней стадии развития. Мы должны
обращаться в центры размножения за  разрешением  -  очень  утомительная  и
нудная процедура. Мы научились получать удовольствие и без этих органов. -
Она подошла и остановилась в шаге от постели.
   -   Однако   ваши   мужчины   предпочитают   заниматься    любовью    с
женщинами-землянками, - отметила Рут.
   И снова Инвик только пожала плечами.
   - О вкусах не спорят. У меня были мужчины-любовники  с  твоей  планеты.
Одни были хороши, другие - нет. Вся беда в  том,  что  вы  слишком  быстро
увядаете.
   - Но мы доставляем вам удовольствие! Мы забавляем вас!
   - В подходящий момент, - заметила Инвик. - Интерес к вам то возрастает,
то падает.
   - Тогда почему вы остаетесь здесь?
   - Это выгодно, - ответила Инвик. И отметила про  себя,  что  аборигенка
уже освободилась от эмоции, во власти  которой  она  находилась  несколько
минут назад. Мысль о сопротивлении, предмете для ненависти  -  от  нее  не
осталось и следа. Как же легко управлять эмоциями этих существ!
   - Так, значит, мы нравимся Чемам, - сказала Рут. - Им нравятся  истории
о нас.
   - Вы - неисчерпаемый источник саморазвивающихся историй,  -  произнесла
Инвик. - Вы сами без посторонней помощи  можете  выстраивать  естественную
цепь событий, поражая зрителей своим динамизмом и выразительностью.  В  то
же время эти истории могут быть и  источником  срывов,  почему  необходимо
очень осторожно обращаться с собранным материалом  при  подготовке  сюжета
для демонстрации. Искусство  Фраффина  состоит  в  отборе  тех  неуловимых
нюансов, которые забавляют и завораживают нас.
   - Вы гнусные твари, - прошипела Рут. - Вы не люди.
   - Мы не бессмертны, - сказала  Инвик.  И  подумала:  "Интересно,  а  не
беременна ли она? Что она станет делать, когда узнает, что  носит  в  себе
семя Чема?"
   - Но вы скрываетесь от нас, - сказала Рут. Она показала на  потолок.  -
Там.
   - Когда это подходит нашим целям, -  бросила  Инвик.  -  Нам,  конечно,
необходимо теперь скрываться. Но так было не всегда. Я  много  веков  жила
открыто среди вас.
   Рут поразила небрежность и отстраненность голоса Инвик.  Она  понимала,
что не сможет задеть это существо, но упрямо продолжала свои попытки.
   - Ты лжешь, - заявила Рут.
   - Возможно. Но знай: когда-то я была  богиней  Иа,  я  вселяла  ужас  в
пленных евреев... в Шумерии. Как забавно  было  устанавливать  религиозные
культы у вас! И никакого риска!
   - Ты была богиней? - Рут вздрогнула. Она знала, что ее  собеседница  не
обманывает ее - слишком уж легко и  беззаботно  произносила  она  их,  как
будто они мало что значили для нее.
   - Потом мне еще  приходилось  выдавать  себя  за  циркового  уродца,  -
продолжала Инвик. - Я участвовала во многих эпических сериалах. Иногда мне
нравится иллюзия античности.
   Рут потрясла головой, не будучи в состоянии вымолвить и слова.
   - Ты не понимаешь, - начала Инвик. - Да и как ты можешь понять.  Видишь
ли, это наша проблема. Когда у  тебя  бесконечное  будущее,  для  тебя  не
существует понятия древности. Ты всегда пребываешь  в  Вечности-Настоящем.
Когда начинаешь думать о своем прошлом, как о  чем-то  неважном,  тогда  и
будущее тоже не имеет значения. Это может погубить  нас.  Корабли  историй
защищают нас от такого рокового конца.
   - Вы... шпионите за нами в течение...
   -  ...безгранично   далекого   прошлого,   безграничного   будущего   и
безграничного настоящего, - перебила ее Инвик. Потом наклонила  голову,  с
удовольствием слушая свои слова. - Да, мы обладаем этим. Ваши жизни - лишь
короткая вспышка, как и все ваше прошлое... но  тем  не  менее  мы,  Чемы,
благодаря  вам  приобретаем  определенное  ощущение  старины...   важности
прошлого. Вы даете это нам, понимаешь?
   И снова Рут отрицательно покачала  головой.  Казалось,  в  этих  словах
имелся какой-то глубокий смысл, однако  она  чувствовала,  что  улавливает
только малую его часть.
   - Есть  нечто,  что  мы  не  можем  получить  от  паутины  Тиггивоф,  -
произнесла Инвик. - Наверное, это расплата  за  наше  бессмертие.  Паутина
объединяет Чемов в единый организм - я могу ощущать жизнь каждого  другого
Чема, любого из многих миллиардов. Это... давнее чувство,  но  все  же  не
древность.
   Рут проглотила комок в горле. Это существо перескакивает с одной  мысли
на  другую.  Однако  разговор  дал  ей  время  прийти  в   себя,   и   Рут
почувствовала,   что   теперь   готова   сопротивляться,   в   ней    есть
уголок-бастион, куда она могла бы отступить  и  где  она  пребывала  бы  в
безопасности от Чемов... что бы они не предприняли. Она понимала, что  еще
не может противостоять воле Келексела, что эта Инвик даже  в  этот  момент
делает что-то, воздействует на ее эмоции. Но бастион в  ее  сознании  рос,
укреплялся.
   - Ну, ладно, - сказала Инвик.  -  Я  пришла  исследовать  тебя.  -  Она
подошла к краю постели.
   Рут дрожа глубоко вздохнула.
   - Вы следите за мной, - произнесла она, - благодаря  этому  устройству.
Знает ли Келексел об этом?
   Инвик вдруг замерла. "Откуда эта  глупая  аборигенка  знает,  что  надо
задавать именно такой острый вопрос?"
   Рут, почувствовав брешь в обороне Инвик, продолжила:
   - Вот ты говоришь мне о бесконечности, об эпических сериалах,  но  ведь
вы использовали ваш... - она сделала широкий жест рукой, охватывающий весь
корабль историй, - для записи... убийства...
   - Действительно! - подтвердила Инвик. - Ну,  а  теперь  ты  расскажешь,
почему Келексел расспрашивает обо мне по всему кораблю.
   Кристаллы над постелью начали излучать голубой свет. Рут почувствовала,
как слабнет ее воля. Она отрицательно покачала головой.
   - Я... не знаю...
   - Нет, ты скажешь мне! - Лицо женщины-Чема превратилось в круглую маску
ярости, ее вспотевшая лысая голова отливала серебром.
   - Я... не... знаю, - прошептала Рут.
   -  Он,  видимо,  совсем  ненормален,  если  дал  тебе   репродьюсер   с
неограниченным выбором сюжета. И мы тоже хороши, когда не остановили  его!
- воскликнула Инвик. Она провела рукой по своим толстым губам. - А что  ты
сама думаешь об этом?
   Рут почувствовала, что напряженность  в  ее  теле  спадает,  и  глубоко
вздохнула. Твердыня внутри нее еще существовала.
   - Это вы убили мою мать, - пробормотала она.
   - Неужели?
   - Вы заставляете людей делать то, что вам нужно, - сказала Рут.
   -  Людей!  -  фыркнула  Инвик.  Ответы  Рут   выдавали   ее   ничтожную
осведомленность о делах Чемов. Впрочем, в этом существе таилась опасность.
Она могла еще увести  течение  мыслей  Келексела  в  ненужное  русло  -  и
довольно скоро.
   Инвик  коснулась  рукой  живота  Рут  и  посмотрела  на  индикатор  над
постелью. Голубое свечение слабо изменилось, что вызвало улыбку  у  Инвик.
Да,  это  несчастное  существо  уже  беременно.  Что  за  странный  способ
вынашивать плод! Но какой же отличный способ, такой незаметный, завлечь  в
ловушку этого шпиона Первородных!
   То, что Рут уже забеременела, вызвало странное чувство тревоги у Инвик.
Она убрала руку, почувствовав характерный мускусный запах аборигенки.  Как
сильно развиты грудные железы у этого существа! И все же ее щеки  выглядят
впалыми, словно после длительного недоедания. На ней была свободная ночная
рубашка, напоминавшая Инвик  об  одеяниях  древних  греков.  Да,  то  была
любопытная культура, хотя и просуществовавшая так недолго. Так недолго.
   "Должна ли я обрадоваться этому открытию?  -  спросила  себя  Инвик.  -
Почему это тревожит меня? Может, я чего-то недоглядела?"
   Непонятно по какой причине в голове Инвик возникли  четыре  строчки  из
застольной песни Чемов:

   "В давным-давно минувшем прошлом,
   Когда любой из нас был юн и молод,
   Мы слушали музыку нашей плоти
   И пение солнца, горящего изнутри..."

   Инвик резко мотнула головой. Эта песня была бессмысленной.  Она  хороша
была только чередованием ритмов, забавлявшей ее.
   Но что, если когда-то эти слова что-то значили?
   Линзы манипулятора над постелью снова стали зелеными, а затем приобрели
красный пастельный оттенок.
   - Отдыхай, невинное дитя, - сказала Инвик. Она как-то мягко провела  по
обнаженной руке Рут. - Отдыхай и постарайся быть  в  форме  к  возвращению
Келексела.





   - Просто дело в том, что все это так внезапно обрушилось  на  нее,  что
она не выдержала и сбежала,  -  сказал  Бонделли.  Он  посмотрел  на  Энди
Фурлоу, удивляясь изможденному виду его собеседника.
   Они сидели  в  рабочем  кабинете  Бонделли,  обставленном  полированной
мебелью, в  стеклянных  шкафах  стояли  аккуратные  ряды  книг  в  кожаных
переплетах, на стенах висели дипломы в рамках и фотографии известных людей
с автографами. Солнце светило ярко в этот послеполуденный час.
   Фурлоу сидел сгорбившись, положив локти  на  колени,  руки  он  сжал  в
замок. "Не смею рассказывать ему о своих подозрениях, - подумал он.  -  Не
смею... Не смею".
   - А кто хотел бы причинить ей вред или похитить ее? - спросил Бонделли.
- Скорее всего, она уехала к друзьям в Сан-Франциско. Или же есть  другое,
столь же простое, как и это, объяснение. И мы узнаем об  этом,  когда  она
вернется, справившись со своим потрясением.
   - Именно так думает полиция, - заметил Фурлоу. - С нее сняты подозрения
в смерти Нева... Улики...
   - Тогда лучшее, что мы можем сделать, - это  заняться  делом  Джо.  Рут
вернется домой, когда придет в порядок.
   "Вернется ли?" - скептически подумал Фурлоу. Он не  мог  избавиться  от
чувства, что живет в каком-то кошмаре. "Был ли  я  на  самом  деле  в  той
рощице вместе с Рут? И действительно ли Нев умер в результате  несчастного
случая? Убежала ли Рут куда-то? Если да, то куда?"
   -  Мы  должны  сейчас   углубиться   непосредственно   в   рассмотрение
юридического определения невменяемости, - произнес Бонделли. - Поступки  и
последствия. Правосудие требует...
   - Правосудие? - Фурлоу посмотрел на собеседника. Бонделли повернулся на
стуле, показав свой профиль, рот казался тонким в тени усов.
   - Правосудие, - повторил Бонделли. Он повернулся и посмотрел на Фурлоу.
Бонделли гордился тем, что разбирался в людях,  и  теперь  он  внимательно
изучал Фурлоу.  Психолог,  кажется,  приходил  в  себя  после  пережитого.
Конечно, понятно, почему он так потрясен. Он до сих пор любит Рут Мерфи...
Хадсон. Ужасная неприятность, но все утрясется.  Так  всегда  бывает.  Это
единственное,  что  можно  вынести  после  изучения  юриспруденции  -  все
выявляется и встает на свое место на суде.
   Фурлоу глубоко вздохнул и  напомнил  себе,  что  Бонделли  не  является
адвокатом по уголовным делам.
   - Не нужно уходить в сторону от реального положения дел, - заметил  он.
В его голосе  послышались  циничные  нотки.  "Правосудие!"  -  Официальное
определение безумия - просто чепуха. Важно то, что общественность  требует
казни виновного, а наш уважаемый  окружной  прокурор  мистер  Паре  должен
скоро переизбираться на должность.
   Бонделли был потрясен.
   - Закон выше этого! - Он покачал головой. -  И  разве  могут  все  быть
настроены против Джо. Откуда такая ненависть к нему?
   Фурлоу ответил, словно объясняя непослушному ребенку:
   - Естественно, потому что они боятся его.
   Бонделли бросил короткий взгляд за окно, находившееся неподалеку от его
стола - знакомые  крыши,  отдаленная  зелень  деревьев;  в  воздухе  около
соседнего дома появилось что-то вроде  облачка  дыма,  образуя  интересный
узор на переднем плане. Бонделли снова переключил свое внимание на  Фурлоу
и сказал:
   - Весь вопрос в том, способен ли сумасшедший осознавать свои поступки и
их последствия. Я  лишь  хочу,  чтобы  вы  попытались  опровергнуть  такую
возможность.
   Фурлоу снял очки, внимательно посмотрел на них, потом снова нацепил  их
на нос. Очки четко очерчивали тени предметов в этой комнате.
   - Сумасшедший не думает о последствиях, - сказал  он.  И  с  удивлением
отметил, неужели он в самом деле собирается позволить Бонделли увлечь  его
в свой безумный план по защите Джо Мерфи.
   - Я придерживаюсь мнения, - начал Бонделли, - что оригинальные  взгляды
лорда Коттенгэма станут основой нашей  защиты.  -  Бонделли  повернулся  и
достал толстую книгу из шкафа, расположенного чуть поодаль от стола, потом
положил ее на стол и открыл на закладке.
   "Он не может всерьез предлагать это", - подумал Фурлоу.
   - Вот, что  пишет  лорд  Коттенгэм.  -  Бонделли  начал  цитировать:  -
Неправильно следовать любой доктрине, которая предполагает  наказание  для
человека, действующего в состоянии умопомрачения. Нельзя себе представить,
чтобы такой человек, не способный  отличить  плохое  от  хорошего,  должен
отвечать за свои действия, как с моральной,  так  и  с  юридической  точки
зрения. Мне представляется странным точка зрения, что  какой-либо  человек
может находиться в  невменяемом  состоянии  и  сознавать  это,  по  правде
говоря, в таком случае он бы не был невменяемым.
   Бонделли захлопнул книгу и посмотрел на Фурлоу, как  бы  говоря:  "Вот!
Решение найдено!"
   Фурлоу прокашлялся. Становилось все более очевидным, что Бонделли живет
в мире грез.
   - Конечно, все это не вызывает никаких сомнений, - начал Фурлоу.  -  Но
разве не возможно,  что  даже  если  наш  уважаемый  окружной  прокурор  и
подозревает, а может даже верит, что Мерфи сумасшедший, он посчитает более
целесообразным казнить такого человека, чем направить  его  на  лечение  в
госпиталь?
   - Боже милостивый! Почему?
   - Иногда психи бегут из лечебниц, - ответил Фурлоу. - А  Паре  общество
выбрало для того, чтобы он защищал его даже от самого себя.
   - Но ведь Мерфи, несомненно, сумасшедший!
   - Вы  не  хотите  слушать  меня,  -  произнес  Фурлоу.  -  Конечно,  он
сумасшедший. Именно этого люди и боятся.
   - Но разве не должна психология...
   - Психология! - фыркнул Фурлоу.
   Пораженный Бонделли молча смотрел на Фурлоу.
   - Психология - это просто один из  современных  предрассудков.  Она  ни
хрена не может сделать для людей, вроде Джо. Мне  очень  жаль,  но  такова
правда, и лучше, чтобы это стало известно сейчас.
   - Если именно это вы  сообщили  Рут  Мерфи,  не  удивительно,  что  она
убежала, - заметил Бонделли.
   - Я сказал Рут, что помогу ей как только смогу.
   - Странная у вас манера помогать.
   - Послушайте, - произнес Фурлоу. - Население  нашего  города  готово  к
вооруженной защите своих домов, оно испугано и возбуждено. Дело Мерфи лишь
высветило их потаенное чувство вины. Они  хотят  его  смерти.  Они  хотят,
чтобы с них сняли это психологическое давление. Вы не  в  состоянии  стать
психоаналитиком у всего населения города.
   Бонделли принялся нетерпеливо стучать пальцем по столу.
   - Так собираетесь вы помогать мне доказывать, что Джо сумасшедший?
   - Я сделаю все, что только в моих силах, но вы  ведь  знаете,  что  Джо
отвергает такую форму защиты?
   - Знаю! - Бонделли наклонился вперед, положив руки на  стол.  -  Чертов
дурак выходит из себя при малейшем намеке на то, чтобы привести в качестве
оправдания его психическое состояние.  Он  продолжает  что-то  лепетать  о
каких-то неписаных законах!
   - Глупо было нападать на Адель, - произнес Фурлоу. -  Джо  делает  все,
чтобы максимально усложнить задачу подтверждения его невменяемости.
   - Нормальный человек пошел бы на такой обман, только  для  того,  чтобы
спасти свою жизнь, - заметил Бонделли.
   - Ни на миг не забывайте это, - сказал  Фурлоу.  -  Джо  совершенно  не
способен представить себе, что он сумасшедший. Если он признается в этом -
или даже подумает о такой  возможности  или  о  том,  что  ему  необходимо
притворяться, - то ему придется признать и то, что насильственное действие
может быть бесполезным и бессмысленным. Чудовищность  подобного  допущения
окажется для него гораздо хуже, чем просто сумасшествие. Сумасшествие  для
него гораздо предпочтительнее.
   - Расскажете ли вы это суду присяжных? - тихо спросил Бонделли.
   - Что Мерфи считает, что безопаснее отстаивать свою нормальность?
   - Да.
   Фурлоу пожал плечами.
   - Кто знает, чему  поверят  присяжные?  Джо  может  представлять  собой
сейчас пустую оболочку внутри, но эта оболочка может  оказаться  чертовски
твердой. А у нас может не найтись средств, чтобы пробить ее. Все фибры его
души сконцентрированы на необходимости казаться  нормальным,  поддерживать
этот  обман  -  как  для  него,  так  и  для  остальных.  Смерть   гораздо
предпочтительнее второго допущения... ну прямо как у Оскара Уайлда.
   - Каждый человек убивает то, что он любит, - прошептал Бонделли.  Потом
он снова повернулся и поглядел за окно. Облачко дыма все еще оставалось на
прежнем месте. Он вскользь спросил себя,  может,  где-то  под  его  окнами
рабочие смолят крышу.
   Фурлоу посмотрел на палец Бонделли, постукивающий по столу.
   - Вся беда в том, - заметил Фурлоу, - что вы,  Тони,  -  один  из  этих
ужасных  детей  Г.К.Честертона.  Вы  невинны  как  ребенок,   и   уважаете
правосудие. Но большинство людей безнравственны  и  поэтому  склоняются  к
милосердию.
   Будто и не расслышав его слова, Бонделли сказал:
   - Нам необходимо простое и изящное доказательство для  суда  присяжных.
Они должны  быть  ошеломлены  осознаванием  того,  что...  -  Он  умолк  и
уставился на Фурлоу. - А ведь  ваше  предвидение  психического  срыва  Джо
отлично подходит для этого.
   - Слишком специфично, - возразил Фурлоу. - Присяжные  не  поймут  этого
доказательства, не воспримут. Присяжные просто не замечают того, что  выше
их понимания. Их  мысли  тогда  отвлекаются  на  посторонние  вещи,  вроде
фасонов платьев, жучков в цветочном саду, как провести ленч, где отдыхать.
   - Но вы ведь предвидели такой его срыв, разве  не  так?  Рут  правильно
передала ваши слова.
   - Да, это был психический срыв, я предвидел  его.  -  Признание  Фурлоу
прозвучало почти как вздох. - Тони, разве вы  внимательно  слушаете  меня?
Это было преступление на сексуальной почве - кинжал, насилие...
   - Он сумасшедший?
   - Конечно, он сумасшедший!
   - С юридической точки зрения?
   - С любой точки зрения?
   - Ну, тогда у нас есть юридический прецедент для...
   - Психологический прецедент более важен.
   - Что?
   - Тони, с той поры, как я стал судебным психологом, мне  стала  понятна
одна вещь: присяжные гораздо больше уделяют внимание тому,  чтобы  уловить
мнение судьи  об  обвиняемом,  чем  выслушиванию  адвоката.  Присяжные  до
отвращения внимательны к замечаниям судьи. А любой судья принадлежит этому
обществу. Общество хочет избавиться от Джо - хочет его смерти. Мы можем до
посинения доказывать, что он сумасшедший. Никто  из  этих  добропорядочных
граждан не примет наших доказательств, даже  если  в  глубине  души  будут
чувствовать их правоту. Честно  говоря,  доказывая  его  сумасшествие,  мы
только ускорим вынесение ему приговора.
   - Вы что, хотите мне сказать, что не можете заявить, что  предупреждали
о психической ненормальности  Джо,  но  власти  отказались  принять  меры,
поскольку он принадлежал верхушкам этого общества?
   - Конечно, не могу.
   - Вы думаете, они не поверят вам?
   - Не имеет никакого значения, поверят они или нет!
   - Но если они поверят...
   - Я уже сказал вам,  Тони,  чему  они  скорее  всего  поверят,  и  меня
удивляет, что вы, адвокат, еще не поняли этого. Они поверят,  что  у  Паре
есть доказательства неверности Адель, но некоторые  юридические  тонкости,
возможные  уловки  с  вашей  стороны  препятствуют  огласке  этих  грязных
подробностей. Они поверят этому, потому что легче поверить именно в это. И
никакое заявление с моей стороны ничего уже не изменит.
   - Так вы хотите сказать, что у нас нет и шанса?
   Фурлоу пожал плечами.
   - Да - если судебное разбирательство начнется прямо сейчас. Но если вам
удастся отложить его на некоторое время или  же  перевести  его  в  другой
округ...
   Бонделли повернулся на стуле и посмотрел на облачко дыма за окном.
   - Мне трудно поверить, что рассудительные, мыслящие логически  думающие
люди...
   - О какой рассудительности или логике  присяжных  может  идти  речь?  -
спросил Фурлоу.
   Волна ярости захлестнула Бонделли, его лицо  покраснело.  Повернувшись,
он пристально посмотрел на Фурлоу.
   - Энди, вы знаете, что я думаю?  Мне  кажется,  то,  что  Рут  убежала,
влияет на ваше отношение к ее отцу. Вы говорите, что хотите помочь ей,  но
каждое ваше слово...
   - Хватит об этом! - перебил его Фурлоу тихим  невыразительным  голосом.
Потом сделал два глубоких вздоха. - Вот что скажите мне, Тони.  Почему  вы
взялись за это дело? Вы ведь не являетесь адвокатом по уголовным делам.
   Бонделли поднес руку к лицу. Цвет его лица  медленно  приобрел  обычную
бледность. Он посмотрел на Фурлоу.
   - Извините, Энди.
   - Все в порядке. Так вы ответите на мой вопрос? Почему  вы  взялись  за
это дело?
   Бонделли вздохнул и пожал плечами.
   - Когда стало известно, что я представляю его интересы, два моих  самых
влиятельных клиента позвонили мне и сказали, что если  мне  не  удастся  с
честью выбраться из этой ситуации, они откажутся от моих услуг.
   - И поэтому вы решили защищать Джо?
   - У него должна быть самая лучшая защита.
   - И вы - самый лучший защитник?
   - Я хотел съездить в Сан-Франциско и  предложить  заняться  этим  делом
Белли или кому-то другому, однако Джо был против. Он думает, что это  дело
совсем простое - проклятый неписаный закон.
   - И поэтому остаетесь только вы.
   - В этом городе - да. - Бонделли протянул руки к столу и сложил  пальцы
в замок. - Вы знаете, я рассматриваю  это  дело  с  несколько  иной  точки
зрения, чем вы, и не вижу в нем особых проблем. Мне кажется, самое главное
- доказать, что он не симулирует сумасшествие.
   Фурлоу снял очки и протер глаза,  которые  начали  болеть.  "Я  слишком
много читал сегодня", - решил он.
   - Ну хорошо, Тони, - произнес  Фурлоу,  -  у  вас  есть  зацепка.  Если
человек, страдающий галлюцинациями, понимает, что не  должен  обращать  на
них внимание, то у вас может еще возникнуть возможность добиться, чтобы он
проявил  себя,  совершил  какие-либо  действия   под   воздействием   этих
галлюцинаций, которые позволили бы окружающим понять  его  ненормальность.
Разоблачение симулируемого сумасшествия легче  по  сравнению  с  проблемой
определения скрытых психозов, но, как правило, общественность не  понимает
этого.
   - Я полагаю, что в нашем деле присутствуют четыре неотъемлемых признака
преступления, совершенного сумасшедшим.
   Фурлоу хотел было что-то  сказать,  но  передумал,  когда  увидел,  что
Бонделли поднял руку с оттопыренными четырьмя пальцами.
   -  Во-первых,  -  начал  Бонделли,  -  смерть  жертвы  выгодна  убийце.
Психопаты обычно убивают незнакомцев или людей, которые оказались рядом  с
ними. Видите, я тоже провел подготовительную работу в вашей области.
   - Да, - согласился Фурлоу.
   - И Адель не была застрахована, - продолжал Бонделли. Он  опустил  один
палец. - Дальше. Возможно, что это убийство было тщательно спланировано? -
Он опустил второй палец. - Психопаты не планируют  своих  преступлений.  И
после совершения его они пытаются скрыться где придется, облегчая  полиции
задачу по их поимке. Джо же практически  объявил  о  своем  присутствии  в
конторе.
   Фурлоу кивнул. "А может, Бонделли прав? А  я  подсознательно  преследую
Рут в лице ее отца? Куда же, черт побери, она убежала?"
   - В-третьих, - продолжал Бонделли, - психопаты  во  время  преступления
проявляют  больше  насилия,  чем  требуется.   Они   продолжают   наносить
смертельные удары, даже тогда, когда для этого  нет  никаких  причин.  Нет
сомнений, что первый же удар его кинжала оказался смертельным для Адель. -
Опустился третий палец.
   Фурлоу нацепил на нос свои очки и посмотрел на Бонделли. Адвокат был  и
напряжен, и уверен в себе. Возможно ли, что он прав?
   - В-четвертых, - начал Бонделли,  -  было  ли  это  убийство  совершено
случайно  оказавшимся  под  рукой  оружием?  Люди,  планирующие  убийство,
заранее подбирают себе оружие. Психопаты же хватают то, что  под  рукой  -
мясницкий нож, дубинку, камень, что-нибудь из мебели.  -  Четвертый  палец
опустился, и Бонделли опустил кулак на стол. - Этот проклятый кинжал висел
на его стене в кабинете, насколько я могу припомнить.
   - Это все звучит складно, - согласился Фурлоу. - Но чем  же  тогда  все
это время занимается обвинение?
   - О, разумеется, у них есть свои эксперты.
   - И Уили среди них, - заметил Фурлоу.
   - Это ваш начальник в госпитале?
   - Вот именно.
   - Это... ставит вас... в затруднительное положение?
   - Тони,  мне  наплевать  на  это.  Он  -  просто  еще  одно  проявление
психического синдрома жителей этого города. Это все... еще  одна  безумная
кутерьма. - Фурлоу посмотрел на свои руки. - Люди склоняются к  тому,  что
Джо лучше умереть... даже  если  он  сумасшедший.  И  эксперты  обвинения,
которым вы машете рукой и посылаете воздушные поцелуи, будут говорить  то,
что  нужно  обществу.  И  все,  что   скажет   судья,   будет,   вероятно,
интерпретировано...
   - Я уверен, что мы сможем добиться назначения беспристрастного судьи.
   - Да... несомненно. Но судья непременно поставит вопрос о том,  был  ли
обвиняемый в момент совершения преступления в  состоянии  использовать  ту
часть своего рассудка, что позволяет  ему  определить,  что  он  совершает
неправильные и ужасные вещи. Часть, Тони, словно мозг можно  разделить  на
части, одна из которых - рассудочная, а вторая - безумная. Это невозможно!
Разум нельзя разделить! Человек  не  может  быть  душевно  болен  какой-то
отдельной частью без того, чтобы не был поражен весь организм.  Понимание,
что такое добро и зло, способность выбирать между Богом и дьяволом  -  это
совсем не понимание того,  что  дважды  два  равняется  четырем.  Личность
должна быть цельной, неповрежденной, чтобы выносить  суждения  о  добре  и
зле.
   Фурлоу внимательно посмотрел на Бонделли.
   Адвокат глядел в окно, сжав задумчиво губы.
   Фурлоу  проследил  за  его  взглядом.  Он   чувствовал   усталость   от
разочарования и отчаяния.  Рут  убежала  куда-то.  Это  было  единственным
логическим, рассудительным объяснением. Ее отец был обречен, независимо...
Мышцы Фурлоу внезапно напряглись. Он тоже пригляделся к виду за окном.
   Снаружи,  в  десяти  футах  в   воздухе   повис   какой-то   предмет...
куполообразной формы с аккуратным круглым отверстием, нацеленным  прямо  в
сторону окна Бонделли. А дальше за этим отверстием  виднелись  двигающиеся
фигуры.
   Фурлоу открыл было рот,  чтобы  заговорить,  но  вдруг  понял,  что  не
способен выдавить из себя  и  звука.  Он  покачнулся  на  своем  стуле  и,
поднявшись, ощупью двинулся вокруг стола, подальше от окна.
   - Энди, что случилось? - спросил Бонделли. Адвокат повернулся к  Фурлоу
и внимательно посмотрел на него.
   Тот прислонился к столу, прямо напротив окна. Потом посмотрел в круглое
отверстие зависшего в воздухе аппарата. Там внутри были глаза,  светящиеся
глаза. Тоненькая трубка появилась в отверстии.  Какая-то  сила  мучительно
сдавила грудь Фурлоу. Он с трудом дышал.
   "О Господи! Они пытаются убить меня!" - подумал он.
   Он чувствовал, что теряет сознание. Вся грудь его пылала. Сквозь пелену
он сумел увидеть край стола, возвышавшийся над ним.  Что-то  свалилось  на
устеленный ковром пол, и он с трудом сообразил, что  это  его  голова.  Он
попытался приподняться, но рухнул на пол.
   - Энди! Энди! Что с тобой? Энди! -  кричал  Бонделли.  Его  голос  эхом
отдавался в ушах Фурлоу. - Энди... Энди... Энд...
   Быстро осмотрев Фурлоу, Бонделли выпрямился и крикнул своей секретарше.
   - Миссис Уилсон! Вызывайте "Скорую"!  Мне  кажется,  у  доктора  Фурлоу
сердечный приступ.





   "Я не должен слишком привязываться к  своему  новому  образу  жизни,  -
сказал себе Келексел. - Да, у меня есть новая любимица,  но  у  меня  ведь
есть еще и обязанности. Настанет момент, когда мне придется  покинуть  эту
планету, вместе с моей  любимицей,  оставив  все  остальные  удовольствия,
предоставляемые этой планетой".
   Он сидел в кресле в комнате Рут за низким  столом,  на  котором  стояли
чаша с ликером местного производства. Рут  казалась  необычно  задумчивой,
тихой. Чтобы привести ее  в  надлежащее  настроение,  потребовалось  очень
интенсивное воздействие манипулятора, что тревожило Келексела. До сих  пор
все шло гладко, Рут воспринимала  все  с  легкостью,  восхищавшей  его.  А
теперь она впала  в  былое  состояние...  сразу  же  после  того,  как  он
преподнес ей эту великолепную игрушку - пространственный репродьюсер.
   На столе рядом с ликером стояли живые цветы.  Розы,  так  их  называли.
Красные розы. Ликер прислала Инвик. Его аромат и вкус удивил  Келексела  и
привел в восхищение. Неуловимые эфиры танцевали на его языке.  Потребление
этой сильно ударяющей в голову жидкости требовало  постоянной  регулировки
обмена веществ. Интересно, а как Рут усваивает так много ликера?..
   Несмотря  на  то  что  приходилось  прилагать  большие  усилия,   чтобы
поддерживать в равновесии свой обмен веществ, Келексел нашел, что ликер  в
целом оказывает на него приятное действие. Его чувства обострились,  скука
отступила.
   Инвик сказала, что ликер приготовлен из виноградника, растущего в одной
солнечной долине, "наверху, к востоку от нас".  Местного  производства,  с
приятным вкусом.
   Келексел посмотрел на серебристо-серый изгиб потолка, обратил  внимание
на  гравитационные  линии,  которые,  подобно  золотым   хордам,   огибали
манипулятор.  Несмотря  на  некоторые  изменения  в  устройстве   комнаты,
внесенные новой обитательницей, его прелестной любимицей, она  по-прежнему
производила приятное впечатление.
   -  Ты  обратила  внимание,  сколько  людей  на  корабле  носят   одежду
аборигенов? - спросил Келексел.
   - Разве у меня была для этого возможность? - спросила  в  свою  очередь
Рут ("Какой же мягкий у нее голос!"). - Я же никуда не выхожу отсюда.
   - Да, конечно, - согласился Келексел. - Я  думаю,  что  и  сам  бы  мог
надеть что-нибудь из вашей одежды. Инвик сказала  мне,  что  одежды  ваших
детей подходят для Чемов после небольшой подгонки.
   Рут наполнила бокал вином из чаши и сделала большой глоток.
   "Мерзкий гном! - подумала она. - Грязный маленький тролль!"
   Келексел пил ликер из маленькой плоской бутылочки.  Он  погрузил  ее  в
чашу и наполнил янтарной жидкостью.
   - Отличный напиток, восхитительная еда,  удобная  одежда.  Я  просто  в
восторге. Плюс великолепные  забавы,  доставляющие  истинное  наслаждение.
Разве кому-нибудь это может наскучить?
   - Да, действительно, - прошептала Рут. - Разве  кому-нибудь  это  может
наскучить? - И сделала второй большой глоток вина.
   Келексел также  отхлебнул  из  своей  бутылочки,  перенастраивая  обмен
веществ. Голос Рут казался каким-то странным. Он увидел  пульт  управления
манипулятором и удивился, почему он не пытается сильнее воздействовать  на
нее. Может быть, в этом виноват ликер?
   - Как тебе понравился репродьюсер? - спросил он.
   "Грязный злобный маленький тролль!" - подумала Рут.
   - Я отлично поразвлекалась, - презрительно фыркнула она.  -  Почему  бы
тебе самому некоторое время не поиграть с ним?
   - Боги Сохранения! - прошептал ошеломленно Келексел. Он  только  сейчас
понял, что ликер оказывает  парализующее  действие  на  нервные  центры  в
голове Рут.  Она  вдруг  дико  замотала  головой  и  расплескала  половину
содержимого своего бокала.
   Келексел протянул к ней руку, взял ее стакан и осторожно  поставил  его
на стол.  Он  внезапно  понял,  что  либо  она  не  знает,  как  правильно
регулировать обмен веществ, либо вообще не  имеет  об  этом  ни  малейшего
представления.
   - А ты любишь эти истории? - заплетающимся языком спросила Рут.
   Келексел начал припоминать, как в  произведениях  Фраффина  разрешались
проблемы  аборигенов,  связанные  со  чрезмерным  потреблением  спиртного.
Сейчас все происходило так, как там  показывалось.  "В  действительности",
сказала бы Рут.
   - Грязный мир, - сказала она. - Ты считаешь,  что  мы  часть  какого-то
сюжета? Они снимают нас своими проклятыми... камерами?
   "Какая чудовищная мысль!" - подумал Келексел. Странно, но почему-то  он
чувствовал, что  ее  слова  несли  в  себе  отпечаток  правды.  Их  беседа
удивительным образом походила на стандартные диалоги сюжетов Фраффина.
   В это мгновение Келекселу пришлось напомнить  себе,  что  в  иллюзорном
мире, создаваемом воображением Фраффина,  существа,  подобные  Рут,  живут
долго (по стандартам их рода). Впрочем, не в иллюзорном мире, поправил  он
себя. Зрители-Чемы сами  могут  принять  участие  в  действии  фильма.  На
Келексела вдруг снизошло озарение: он понял, что оказался в мире насилия и
эмоций, который создал Фраффин. И, войдя в этот мир, он погубил себя. Даже
кратковременного пребывания в  этом  иллюзорном  мире  туземцев  оказалось
достаточно, чтобы он мог отказаться от соблазна возвращаться в него  снова
и снова.
   Келекселу хотелось выскочить прочь из этой комнаты, отказаться от своей
новой любимицы, вернуться к выполнению своих обязанностей. Но он знал, что
не сможет такого сделать. И, понимая это, он спросил себя, в какую  именно
ловушку он угодил. Но не мог найти ответа.
   Он посмотрел на Рут.
   "Эти туземцы - чертовски опасны, можно обжечься, - подумал он. - Мы  не
владеем ими! Мы их рабы!"
   Его подозрения разгорались с новой силой. Он оглядел комнату. Что в ней
такого особенного? Что в ней неправильного?
   В этот момент он не смог обнаружить ничего подозрительного. Внутри него
вспыхнул гнев и страх. Ему  показалось,  что  им  играют,  его  действиями
управляют. Неужели Фраффин? Экипаж корабля сумел подобрать ключи  к  шести
предыдущим Следователям из Бюро. Каким образом? Что приготовлено для него?
Конечно, они теперь знают, что  он  не  обыкновенный  посетитель.  Но  что
способны они предпринять?
   Разумеется, только не на насилие.
   Рут начала плакать, тело ее сотрясалось от всхлипываний.
   - Все время одна, - шептала она. - Все время одна.
   "А может, используют эту местную? - подумал Келексел. -  Может,  она  и
есть наживка в поставленной для меня ловушке?"
   Нет никаких сомнений:  здесь  ведется  тайное  сражение.  Соперничество
осуществляется  под   обманчиво   спокойной   наружностью,   замаскировано
вежливыми словами и этикетом. Борьба продолжается и продолжается  в  таких
сферах, где запрещено применение насилия.
   "Как они надеются одержать победу?" - спросил сам себя Келексел.
   Даже если они возьмут над ним верх, они понимают, что он  не  последний
Следователь. И этому никогда не будет конца.
   Никогда.
   Никогда.
   Мысль о бесконечном будущем накатывалась на его сознание, словно  волны
на рифы. Келексел знал, что на  этом  пути  его  ждет  безумие  Чемов.  Он
прогнал эти мысли прочь.
   Рут встала и посмотрела на него рассеянным взглядом.
   Келексел торопливо принялся вертеть ручками манипулятора. Рут  замерла.
Кожа на ее руках и щеках начала пульсировать. Неожиданно она повернулась и
бросилась бегом к раковине в углу. Там она наклонилась и ее вырвало.
   Вскоре она вернулась к своему креслу, двигаясь так, словно  ее  дергали
за ниточки. Где-то в глубине ее сознания звучал тоненький голосок: "Это не
твои сейчас поступки. Тебя заставляют их совершать".
   Держа в руках свою бутылочку, Келексел сказал:
   - С помощью таких вещей ваш мир восхищает и привлекает нас. Скажи  мне,
что в нем отталкивающего?
   - Это не мир, - сказала она дрожащим голосом. -  Это  клетка.  Это  ваш
личный зоопарк.
   - Э-э... м-да! -  произнес  Келексел.  Он  сделал  глоток,  но  напиток
потерял для него свою изысканность. Потом он поставил бутылочку  на  стол.
На его поверхности  были  заметны  оставленные  ранее  влажные  пятна.  Он
посмотрел на них. Женщина, несомненно, сопротивлялась ему. Как такое может
быть? Только Чемы  и  мутанты  (появляющиеся  в  результате  случая)  были
невосприимчивы к подобному воздействию. Даже Чемы не были столь совершенно
невосприимчивыми, не будь у них паутины Тиггивоф и не  пройди  они  особой
подготовки, начинавшейся с самого рождения.
   И снова он внимательно посмотрел на Рут.
   Женщина с вызовом встретила его взгляд.
   - Ваши жизни так  коротки,  -  сказал  Келексел.  -  Ваше  прошлое  так
коротко... и все же вы  передаете  определенное  ощущение  древности.  Как
может быть такое?
   - Счет один-ноль в нашу пользу, - произнесла  Рут.  Она  почувствовала,
как ее эмоциями начали управлять, приводя ее в более спокойное  состояние.
Это произошло с  неожиданной  быстротой.  Ею  овладела  какая-то  безумная
решимость.
   - Пожалуйста, перестань воздействовать на меня, - прошептала она.
   И подумала: "Что же мне говорить теперь?" Но она  чувствовала,  что  не
имеет права безропотно подчиняться этому существу, даже если это  приведет
его в ярость. Она должна противостоять ему - открыто. Иначе она  сойдет  с
ума в бескрайней пустыне безумия. Она больше не может оставаться пассивной
в своей цитадели, закрытом для Чемов уголке своего внутреннего мира.
   "Перестать воздействовать на  тебя",  -  удивленно  повторил  про  себя
Келексел.
   Он заметил в ее крике нотку сопротивления. Варвары всегда говорят так с
цивилизованными собеседниками. И  он  мгновенно  превратился  в  истинного
циничного сына Федерации, верного слугу  Первородных.  Туземка  не  должна
больше оказывать ему сопротивления.
   - Как могу я воздействовать на тебя? - спросил он.
   - Если бы я только знала! - воскликнула женщина. - Я знаю лишь, что  ты
считаешь меня дурой, не способной понять твои поступки.
   "Неужели Фраффин занимался подготовкой этого создания? -  спросил  себя
Келексел. - Может, он сделал это специально ради  меня?"  -  Он  припомнил
свою первую встречу с Фраффином, когда у него возникло ощущение угрозы.
   - Что Фраффин приказал тебе делать? - требовательно спросил он.
   - Фраффин? - в явном замешательстве переспросила женщина.
   "Что же с ней сделал Режиссер корабля?"
   - Я не выдам тебя, - сказал Келексел.
   Она облизнула губы. Действия и слова Чемов не имели  для  нее  никакого
смысла. Единственное, что она поняла, это то, что они обладают невероятным
могуществом.
   - Если Фраффин делает что-то незаконное с вами, туземцами, то я  должен
знать об этом, - продолжал Келексел. - От меня это не  удастся  скрыть,  я
все равно узнаю, рано или поздно.
   Рут отрицательно покачала головой.
   - Все, что можно было узнать о Фраффине, мне  уже  известно,  -  сказал
Келексел. - Когда он прибыл на вашу планету, вы едва превосходили  уровень
необученных животных. Чемы могли спокойно жить среди вас как Боги.
   - Незаконное? - повторила вслух женщина. - Что  ты  подразумеваешь  под
этим словом?
   - У вас, туземцев,  уже  имеются  примитивные  законы,  -  презрительно
усмехнулся Келексел. - Ты знаешь о понятиях законности и незаконности.
   - Я никогда даже не видела Фраффина, - заметила Рут. -  За  исключением
одного раза - на экране.
   - Ага, пытаешься увильнуть от  ответа!  Значит,  тогда  ты  видела  его
прислужниц... Что они приказали тебе делать?
   И снова Рут отрицательно покачала головой. В  ее  руках  было  какое-то
оружие, она чувствовала это, но еще не до конца понимала, какое именно.
   Келексел отвернулся от нее и  прошел  к  репродьюсеру,  потом  повернул
обратно и, остановившись в десяти шагах от Рут, осматривал ее.
   - Он воспитал вас, создал вас, управлял  вами...  он  превратил  вас  в
самую лучшую собственность во вселенной. Ему сделали несколько  заманчивых
предложений... и он все их отклонил... он должен... Ладно, ты все равно не
поймешь этого.
   - Отказался... почему? - спросила Рут.
   - М-да... тот еще вопрос.
   - Почему... почему мы так ценны?
   Он обвел рукой широкий круг.
   - Вы грубые варвары, вы выше нас ростом, но кое в чем вы похожи на нас.
Мы  можем  отождествлять  вас  с  собой.  Ваша  борьба  за   существование
развлекает нас, изгоняет нашу скуку.
   - Но ты сказал - незаконное?
   - Когда такая раса, как ваша, достигает определенной  стадии  развития,
мы не можем позволить себе... вольности. Нам пришлось уничтожить некоторые
расы и жестоко наказать нескольких Чемов.
   - Но что... за вольности?
   - Это не важно. -  Келексел  повернулся  к  ней  спиной.  Очевидно,  ей
действительно ничего не было известно. Под воздействием  манипулятора  она
едва ли могла лгать или лицемерить.
   Рут уставилась в спину Келексела. Уже несколько дней ее беспокоил  один
вопрос. И теперь она чувствовала, что просто  обязана  получить  ответ  на
него.
   - Сколько тебе лет? - спросила она.
   Медленно  Келексел  на  одной  ноге  повернулся  к  ней  и  внимательно
посмотрел на нее. Несколько  секунд  понадобилось  ему,  чтобы  преодолеть
отвращение, вызванное таким бестактным вопросом, потом он спросил  в  свою
очередь:
   - А почему, собственно, это должно интересовать тебя?
   -  Я...  просто  хочу  знать.  -  Она  попыталась  проглотить  комок  в
пересохшем горле. - Каким образом... каким образом вы... сохраняетесь...
   - Омоложение! - Он встряхнул головой. Какая  отвратительная  тема.  Да,
эта туземка поистине настоящая дикарка.
   - Я видела женщину, Инвик, - сказала  Рут,  ощутив  его  раздражение  и
получая от  этого  удовольствие.  -  Она  назвалась  врачом  корабля.  Она
занимается...
   - Обычная процедура.  Не  более.  Мы  разработали  тщательные  защитные
механизмы и устройства, которые предотвращают от всех повреждений,  кроме,
быть может, самых незначительных. Вот на подобный случай и нужен врач.  Но
к  его  услугам  приходится  прибегать  крайне  редко.   Мы   сами   можем
обеспечивать себе надлежащий уход во время регенерирующих и  омолаживающих
процедур. А теперь скажи мне, почему ты задала мне этот вопрос.
   - Могу ли я... мы...
   - О, нет! - Громко рассмеявшись, Келексел откинул голову  назад.  Потом
продолжал: - Ты должна быть Чемом и проходить подготовку к этому  процессу
с самого рождения - иначе такое неосуществимо.
   - Но... вы же так похожи на нас. Вы ведь... производите себе подобных.
   - Но не с такими как ты, моя дорогуша. Мы действительно похожи,  и  это
просто великолепно, должен признаться.  Но  лишь  развлечение,  защита  от
скуки, не более. Мы, Чемы, не можем иметь потомство ни от кого  другого...
- Он умолк, внимательно посмотрел на нее, припоминая разговор с Инвик. Они
обсуждали тогда насилие, совершаемое туземцами, их войны.
   "Это встроенная система, своего рода клапан, благодаря  которому  можно
регулировать поведение невосприимчивых", - сказала тогда Инвик.
   "Конфликты?"
   Конечно. По большей части люди,  невосприимчивые  к  воздействию  наших
манипуляторов, чувствуют неудовлетворенность жизнью, разочарование.  Таких
существ привлекает идея насилия, и они пренебрегают личной  безопасностью.
Их организм быстро изнашивается.
   Вспомнив сейчас слова Инвик, Келексел подумал: "Возможно ли  это?  Нет!
Этого не может быть!  Ведь  уже  давно  фиксируются  генетические  образцы
туземцев. Я собственными глазами видел их. Но что, если... Нет! Только  не
подобным образом! Но ведь они могли сделать  это  по-простому  -  подменив
генетические пробы. Корабельный врач Инвик! И если  она  сделала  это,  то
почему? Келексел покачал головой. Такая  мысль  казалась  абсурдной.  Даже
Фраффин не осмелится пойти на  такое  -  сделать  всю  планету  заселенной
одними полу-Чемами. Возросший уровень невосприимчивых сразу же выдаст  его
до того, как... Но ведь тут есть действующая предохранительная система".
   - Теперь я должен встретиться с Фраффином, - пробормотал Келексел.
   И он вспомнил: "Когда Инвик говорила о местных иммунных,  она  имела  в
виду определенного человека".





   Когда Келексел вошел в личные апартаменты  Режиссера  корабля,  Фраффин
сидел за своим пультом управления. Комнату заливал яркий серебристый свет,
горевший с максимальной интенсивностью. Поверхность пульта ярко  сверкала.
Фраффин был одет, как местный  житель:  черный  костюм  и  белая  рубашка.
Золотистые пуговицы на манжетах отражали ослепительные лучи света прямо  в
глаза Келексела.
   Приняв вид задумчивого превосходства Фраффин, внутренне ликуя, подумал:
"Этот несчастный болван Следователь! Он в моих руках, словно некая стрела,
вставленная в натянутую тетиву, и осталось лишь выбрать мишень, в  которую
ее выпустить.
   И я этот стрелок! - подумал Фраффин. - Он в моих  руках,  я  держу  его
столь же крепко, как любого туземца, которого помещаю во всякие неприятные
ситуации".
   - Вы просили о встрече со мной? - спросил Фраффин. Он оставался сидеть,
демонстрируя свое нерасположение к посетителю.
   Келексел заметил это, но решил не обращать на это  внимания.  Поведение
Фраффина  было  почти  грубым.  Наверное  это  потому,  что  он  чувствует
уверенность    в    своих    силах.    Но    Первородные    не    посылают
идиотов-Следователей, и Режиссер вскоре обнаружит это.
   - Мне бы хотелось поговорить с вами о моей любимице, - начал  Келексел,
присаживаясь напротив Фраффина без  какого-либо  приглашения.  Между  ними
оставалось  огромное  пустое  пространство  пульта  управления.   На   его
полированной поверхности можно было увидеть слабое отражение Фраффина.
   - Что-то не в порядке с вашей любимицей? - поинтересовался Фраффин.  Он
улыбнулся  про  себя,  вспомнив  о  последнем  докладе,  где   описывались
развлечения Келексела с его подружкой.
   Следователь теперь был охвачен подозрениями - можно не сомневаться.  Но
уже слишком поздно... слишком поздно.
   - Скорее всего, с ней-то все в порядке, - ответил Келексел. -  Конечно,
она просто восхищает меня. Но тут мне пришло в голову, что я на самом деле
знаю слишком мало о туземцах, их корнях, так сказать.
   - И вы пришли ко мне за этой информацией?
   - Я был  уверен,  что  вы  захотите  встретиться  со  мной,  -  заметил
Келексел.
   Он ждал, спросив себя: не изменит ли Режиссер свое поведение.  Конечно,
теперь пришла пора настоящей, открытой схватки.
   Фраффин    откинулся    на     спинку     кресла,     опустив     веки,
серебристо-голубоватые тени пролегли во впадинах лица. "Да,  -  кивнул  он
про себя, - сейчас мне предстоит занимательное состязание с этим  идиотом,
победа над ним будет некоторым  развлечением  для  меня".  В  предвкушении
этого Фраффин  смаковал  последние  мгновения  перед  схваткой,  мгновения
откровения.
   Положив руки на подлокотники кресла, Келексел отметил чистоту  линий  и
мягкую теплоту материала. В  комнате  ощущался  слабый  мускусный  аромат,
экзотический, дразнящий, пришедший из другого  мира...  Наверное  какая-то
цветочная эссенция.
   - Но вы ведь  получаете  удовольствие  от  своей  любимицы?  -  спросил
Фраффин.
   - Она восхитительна, - сказал Келексел. - Интересно,  а  почему  вы  не
экспортируете этих женщин. Почему?
   - Итак, вы контактировали с одной из них, - произнес Фраффин, намеренно
не замечая вопроса.
   - Мне все же интересно, почему  вы  не  экспортируете  этих  женщин,  -
повторил свой вопрос Келексел. - Мне это кажется весьма странным.
   "О да, тебе это действительно кажется странным", - мысленно  согласился
с ним Фраффин. Неожиданно его стало  охватывать  растущее  раздражение  на
Келексела. Он, очевидно, одурманен  аборигенкой  -  ведь  это  его  первая
женщина здесь.
   - Найдется много коллекционеров, которые с радостью заполучили бы  одну
из местных женщин в свою коллекцию, -  сказал  Келексел.  -  Из  всех  тех
чудес, что вы собрали здесь...
   - И вы думаете, что мне  больше  нечего  делать,  кроме  как  подбирать
коллекцию туземок для моих знакомых? - резко бросил Фраффин и сам удивился
прозвучавшей в его голосе страстности. "Неужели я  завидую  Келекселу?"  -
подумал он.
   - Но чем же тогда вы здесь занимаетесь, как не  извлечением  выгоды?  -
спросил Келексел. Он чувствовал,  как  в  нем  растет  гнев  на  Фраффина.
Конечно, Режиссер знал, что перед ним сидит Следователь.  Но  в  действиях
Фраффина не было никаких признаков страха.
   - Я коллекционирую слухи, - сказал Фраффин. -  То,  что  я  сам  создаю
кое-какие из этих слухов, в данный момент не имеет значения.
   "Слухи?" - удивленно повторил про себя Келексел.
   А Фраффин подумал: "Коллекционер древних слухов, точно!"
   И понял в то же мгновение, что завидует Келекселу, завидует его первому
контакту с туземной женщиной. Фраффин вспомнил былые дни, когда Чемы могли
более  свободно  передвигаться  по  планете  внизу,   создавая   механизмы
существования его обитателей (правда, на это потребовалось много времени),
подчиняя своей воле их вождей,  ослепленных  невежеством  и  высокомерием,
взращивая смертоносные желания. Да-а, то были деньки!
   Фраффин на несколько секунд оказался в плену собственных воспоминаний о
временах, когда он жил среди туземцев, манипулировал ими, управлял, слушал
их разговоры, узнавал из болтовни хихикающих римских мальчишек о вещах,  о
которых их  родители  не  смели  упоминать  даже  шепотом.  В  его  памяти
воскресла вилла, сверкающая в лучах солнца. Ведущая к ней каменная дорожка
для прогулок,  проложенная  среди  травы,  деревьев,  грядок  с  капризной
форсифией. Туземцы и назвали это растение  "капризная  форсифия".  Как  же
отчетливо стоит у него перед глазами  картина  молодого  грушевого  дерева
рядом с дорожкой!
   - Они умирают так скоро, - прошептал он.
   Келексел поднес руку к лицу и сказал:
   - Я думаю, у вас болезненная склонность ко всяким  ужасам  -  смерти  и
насилию.
   Хотя это не входило в намерения Фраффина, но он не  смог  удержаться  и
сказал, глядя на Келексела:
   - Ты думаешь, что ненавидишь подобные вещи, а? Нет, это не так!  Ты  же
говорил, что тебя привлекают многие вещи, вроде твоей красотки. Я  слышал,
тебе нравится одежда туземцев.  -  Фраффин  прикоснулся  к  рукаву  своего
пиджака и провел по нему рукой. - Как же мало ты знаешь о себе, Келексел!
   Лицо его собеседника потемнело от  ярости.  "Это  уж  слишком!  Фраффин
перешел все границы дозволенного!"
   - Мы, Чемы, заперли двери для смерти и насилия, - прошептал Келексел. -
Просмотр сцен с ними - всего лишь праздное времяпровождение.
   - Болезненная склонность, говоришь? - произнес Фраффин. - Заперли двери
для смерти? Ей никогда не подстеречь никого  из  нас,  не  так  ли?  -  Он
захихикал. - Но оно все еще остается, наше вечное искушение. И то,  что  я
делаю здесь, привлекает ваше внимание... да настолько,  что  вы  пытаетесь
любыми путями проникнуть сюда и разузнать о вещах, которые вызывают у  вас
такое отвращение. Я скажу тебе, чем я здесь занимаюсь: я создаю искушение,
которое, возможно, затронет чувства моих приятелей Чемов.
   Пока Фраффин говорил, его руки постоянно двигались, он резко размахивал
ими, демонстрируя энергию своего вечно  молодого  энергичного  тела...  на
тыльной стороне пальцев вились маленькие волосинки, тупые,  плоские  ногти
матово блестели.
   Келексел посмотрел на Режиссера, очарованный словами Фраффина.  "Смерть
- искушение? Конечно же,  нет!"  И  все  же  в  этой  мысли  чувствовалась
холодная уверенность.
   Глядя  на  руки   Фраффина,   Келексел   подумал:   "Рука   не   должна
главенствовать над рассудком".
   - Вы смеетесь, - произнес Келексел. - Я вам кажусь смешным.
   - Вовсе не ты лично, - возразил  Фраффин.  -  Меня  забавляют  все  эти
бедные существа из моего закрытого мира, делающие счастливыми тех из  нас,
кто не может слышать  предупреждения  относительного  нашего  собственного
вечного  существования.  Ведь  во  всех  этих  предупреждениях  есть  одно
исключение, верно? Это вы сами! Вот что я вижу и что  забавляет  меня.  Вы
смеетесь над ними в моих произведениях, но вы сами не  знаете,  почему  вы
смеетесь. Да-а, Келексел, именно здесь мы и прячем от самих себя понимание
собственной бренности.
   Ошеломленный Келексел воскликнул в ярости:
   - Мы не умираем!
   - Келексел, Келексел. Мы смертны. Любой из нас может умереть,  если  не
будет проходить сеансов омоложения, а это и есть смерть. Он будет смертен.
   Келексел сидел молча, глядя на Режиссера. "Да он просто сумасшедший!"
   Что касается Фраффина, то первые секунды его  сознание  было  потрясено
всей огромностью этой мысли, но потом она ушла, уступив место гневу.
   "Я разгневан и в то же время полон раскаяния, - подумал он. - Я  принял
мораль, которую никто из Чемов не способен пока  что  принять.  Я  виноват
перед Келекселом и всеми остальными существами, которыми манипулировал,  о
чем они даже не догадывались.  Внутри  меня  на  месте  отрезанной  головы
вырастало пятьдесят новых. Слухи? Коллекционер слухов? Просто я человек  с
чувствительными ушами, который еще способен слышать  звук  ножа,  режущего
хлеб на вилле, которой больше не существует".
   Он вспомнил женщину: смуглую экзотическую хозяйку в его  римском  доме.
Она была такого же,  как  и  он,  роста,  малопривлекательной  по  местным
стандартам, однако красивая на его взгляд - самая красивая  из  всех.  Она
родила ему восемь смертных детей, и  их  смешанная  кровь  растворилась  в
других потомках. Она постарела, ее лицо потеряло красоту... он вспомнил  и
это. Вспомнив ее увядшую наружность,  он  не  мог  не  подумать  обо  всех
проблемах и несчастиях, которые происходили из-за смешения их  генов.  Она
дала ему то, что не могли дать другие - ощущение смерти, разделить которое
он сумел, но вот принять ее - этого ему не было дано.
   "Чего только Первородные не отдали бы, чтобы узнать об  этом  маленьком
эпизоде", - подумал он.
   - Вы говорите, как сумасшедший, - прошептал Келексел.
   "Теперь  мы  начали  открытую  борьбу,  верно?  -  подумал  Фраффин.  -
Наверное, я слишком долго вожусь  с  этим  болваном.  Возможно,  теперь  я
должен сообщить ему, в какой он ловушке". Однако и сам Фраффин ощущал, что
пойман в ловушку собственного гнева. И ничего не мог с собой поделать.
   -  Сумасшедший?  -  переспросил  он,  язвительно  усмехнувшись.  -   Ты
говоришь,  что  мы  бессмертны,  мы  -  Чемы.  Как  достигается  это  наше
бессмертие?  Благодаря  омоложению  и  только  ему.  Мы   достигли   точки
равновесия, заморозили процесс старения нашего организма. На какой  стадии
своего развития мы застыли? Ответь мне. Чем Келексел?
   - Стадии? - Келексел уставился на него.  Слова  Фраффина  обжигали  как
горящие угли.
   - Да, стадии! Достигли ли мы зрелости, прежде чем  заморозили  себя?  Я
думаю, что нет. Достижение зрелости означает цветение.  Мы  же  отнюдь  не
расцвели, Келексел.
   - Я не...
   - Мы не  создаем  ничего  прекрасного,  где  была  бы  доброта,  нечто,
составлявшее суть нас самих! Мы не цветем.
   - У меня есть потомство!
   Фраффин не смог сдержать смех. Насмеявшись вволю, он посмотрел  в  лицо
Келексела, теперь уже открыто выражавшего свое раздражение, и сказал:
   - Нерасцветший росток, постоянная незрелость,  производящая  постоянную
незрелость - и вы бахвалитесь этим! Сколь же неизменен, пуст и испуган ты,
Келексел?
   - А чего я должен бояться? - защищался  Келексел.  -  Смерть  не  может
коснуться меня. И вы тоже не можете прикоснуться!
   - Но, может быть,  изнутри?  -  заметил  Фраффин.  -  Смерть  не  может
подобраться к Чему, если она не  сидит  в  нем  самом.  Мы  -  независимые
индивидуалисты, бессмертные цитадели эгоизма. Взять штурмом нас  не  может
ни одна сила - кроме той, что таится внутри нас самих.  В  каждом  из  нас
таится семя нашего прошлого, семя, которое  шепчет:  помнишь?  Помнишь  то
время, когда мы могли умереть?
   Келексел вскочил и посмотрел на сидевшего Фраффина.
   - Да вы действительно сумасшедший!
   - Сядьте, посетитель, - сказал Фраффин. И удивился самому себе.  "Зачем
я вывел его из себя? Чтобы оправдать свои действия?  Если  так,  значит  я
должен дать ему кое-что другое, что он смог бы использовать против меня, и
мы были бы в более равных условиях в этой схватке".
   Келексел уселся в кресло. Он напомнил  себе,  что  Чемы,  как  правило,
защищены от самых разнообразных форм  безумия,  впрочем,  никто  не  знал,
какие  стрессы  могли  возникнуть  у  сотрудников  станций  на  отдаленных
планетах при контактах с существами чуждой расы. Психоз в результате скуки
угрожал всем Чемам... Возможно, Фраффин поражен  каким-нибудь  родственным
синдромом.
   - Давайте поглядим, есть ли у вас совесть, - произнес Фраффин.
   Это предложение прозвучало настолько неожиданно, что Келексел  в  ответ
мог только вытаращить на него глаза.  Однако  внутри  возникло  неприятное
ощущение пустоты, и Келексел почувствовал опасность в словах Фраффина.
   - Какое зло может скрываться в этом? - спросил Фраффин.
   Он повернулся. Один из членов  его  экипажа  принес  вазу  с  розами  и
поставил ее на шкафу за пультом управления. Фраффин посмотрел на розы. Они
уже полностью распустились, ярко-красные лепестки напоминали  гирлянды  на
алтаре Дианы. "В Шумерии, - подумал он, - никто уже не шутит. Мы больше не
шутим, утрачивая мудрость Минервы".
   - О чем вы говорите? - спросил Келексел.
   Вместо ответа Фраффин надавил  контрольную  кнопку  пульта  управления.
Загудев, его пространственный репродьюсер медленно направился по комнате к
Фраффину, словно гигантский зверь, и остановился справа от него так, чтобы
они оба могли видеть сцену, создаваемую им.
   Келексел не сводил глаз с устройства, во  рту  у  него  все  пересохло.
Внезапно из фривольного средства для  развлечения  машина  превратилась  в
чудовище, готовое, как ему казалось, в любой момент схватить его.
   - Да уж, это ты неплохо придумал, когда дал своей любимице одну из этих
машин, -  заметил  Фраффин.  -  Может,  полюбопытствуем,  что  она  сейчас
смотрит?
   -  Какое  это  должно  иметь  к  нам  отношение?  -  спросил  Келексел.
Раздражение и неуверенность слышались в его голосе Он  знал,  что  Фраффин
тоже заметил это.
   - Ну что, поглядим? -  сказал  Фраффин  и  медленно,  почти  с  любовью
сдвинул рычажки на пульте управления. На сцене возникла какая-то комната -
длинная, узкая, с бежевыми оштукатуренными стенами, с размытым  коричневым
потолком. К дощатому  столу,  покрытому  следами  от  потушенных  сигарет,
примыкал  радиатор  парового   отопления,   шипевший   под   красно-белыми
занавесками.
   За столом друг напротив друга сидели двое.
   - Ага, - заметил Фраффин. - Слева от нас отец вашей любимицы, а  справа
- человек, за которого она вышла бы замуж, если бы мы не  вмешались  и  не
переправили ее вам.
   - Глупые, никуда не годные туземцы, - фыркнул Келексел.
   - Но она наблюдает за ними как раз в данный момент, - произнес Фраффин.
- Именно  это  и  показывает  сейчас  ее  репродьюсер...  которым  ты  так
предусмотрительно ее снабдил.
   - Она вполне счастлива здесь. Я  нисколько  в  этом  не  сомневаюсь,  -
заметил Келексел.
   - Почему бы тогда тебе не  отказаться  от  применения  манипулятора?  -
задал коварный вопрос Фраффин.
   - Я так и сделаю, когда она будет полностью под  контролем,  -  ответил
Келексел. - Когда самка окончательно поймет, что мы способны дать ей,  она
будет служить Чему, испытывая не  только  удовлетворение,  но  и  глубокую
благодарность.
   - Конечно, - согласился Фраффин. Он внимательно смотрел на профиль Энди
Фурлоу. Тот что-то говорил, но Фраффин не включил звук. - Вот почему она и
смотрит эту сцену из моего текущего произведения.
   - А что такого интересного в этой сцене? - спросил Келексел.  -  Верно,
ее потрясает ваше мастерство режиссера.
   - Разумеется, - согласился Фраффин.
   Келексел всмотрелся в туземца слева. Отец ее любимицы? Он отметил,  что
веки туземца опущены. Это существо с суровыми чертами  напустило  на  себя
таинственный вид. Абориген походил своими небольшими размерами на крупного
Чема. Как может  такое  существо  быть  отцом  изящной  и  грациозной  его
любимицы?
   - Тот, за которого  она  хотела  выйти  замуж,  -  местный  знахарь,  -
произнес Фраффин.
   - Знахарь?
   - Они предпочитают называть их  психологами.  Может,  -  подслушаем  их
разговор?
   - Как вы сами сказали: "Разве от этого может быть какой-нибудь вред?"
   Фраффин переместил рычаг включения звука.
   - Да, конечно.
   - Наверное, это будет занимательно, - заметил Келексел, но в его голосе
не было веселья. Почему ее  любимица  наблюдает  за  этими  существами  из
своего прошлого? Ведь это может принести ей лишь одни страдания.
   - Тс-с! - прошипел Фраффин.
   - Что?
   - Слушайте!
   Фурлоу наклонился к столу, заваленному грудой бумаг.  Звук  едва  можно
было разобрать.  В  застоявшемся  воздухе  пахло  пылью  и  еще  какими-то
незнакомыми ароматами, которые  доносила  до  них  чувствительная  силовая
паутина.
   Гортанный голос Джо Мерфи громыхал со сцены:
   - Удивлен, что вижу вас, Энди. Слышал, что у вас был приступ.
   - Я провалялся всего один день, - ответил Фурлоу. - С  каждым  подобное
может случиться.
   Фраффин захихикал.
   - Что-нибудь слышно о Рути? - спросил Мерфи.
   - Нет.
   - Ты потерял ее снова, вот и все. Хотя ведь я предупреждал тебя,  чтобы
ты позаботился о ней. Но, наверное, все женщины такие.
   Фурлоу принялся регулировать свои очки, потом посмотрел прямо  в  глаза
следивших за ним Чемов.
   Келексел открыл от удивления рот.
   - Ну, как тебе это нравится? - прошептал Фраффин.
   - Иммунный! - прохрипел Келексел. И подумал: "Теперь Фраффин у меня  на
крючке! Позволить иммунному наблюдать  за  действиями  съемочной  группы!"
Вслух же он задал вопрос:
   - Это существо до сих пор живо?
   - Мы недавно устроили ему небольшую демонстрацию нашего  могущества,  -
сообщил Фраффин,  -  но  я  нахожу  его  слишком  забавным,  чтобы  просто
уничтожить его.
   Мерфи  прочистил  горло,  а  Келексел  откинулся  на  спинку  кресла  и
продолжал наблюдать и слушать. "Ну, давай,  уничтожай  себя,  Фраффин",  -
подумал он.
   - Здесь не заболеешь, - заметил Мерфи. - На тюремной диете  можно  лишь
набрать  вес.  Меня  удивляет  то,  как  быстро  я  приспособился  к  этой
монотонной жизни.
   Фурлоу обратил свое внимание на бумаги перед собой.
   Келексел вдруг поймал  себя  на  том,  что  его  захватила  эта  сцена.
Впрочем, одна мысль  еще  грызла  его:  "Почему  она  наблюдает  за  этими
существами из своего прошлого?"
   - Похоже, все приходит в норму, верно? -  спросил  Фурлоу.  Он  положил
перед Мерфи стопку карточек с какими-то узорами.
   - Ну, только слишком уж долго тянется  эта  тягомотина,  -  пожаловался
Мерфи. - Никакой спешки. - Он пытался не смотреть на эти карточки.
   - И вы думаете, что тюремные власти согласны с вами?
   Фраффин принялся нажимать кнопки и дергать рычажки на пульте управления
репродьюсером. Точка обзора резко сместилась. Теперь  оба  аборигена  были
видны в  профиль,  их  изображения  увеличились  (Келексел  вдруг  испытал
странное, жутковатое  чувство,  что  его  самого  переместили  вплотную  к
туземцам).
   - В этот раз работать с карточками мы  будем  несколько  по-другому,  -
сказал Фурлоу. - Вы  так  часто  проходили  этот  тест,  что  мне  хочется
изменить методику.
   Сгорбившийся Мерфи бросил на него резкий, настороженный взгляд,  однако
его голос прозвучал с открытой дружелюбностью:
   - Все, как вы скажете, док.
   - Я сяду здесь, напротив вас, - сказал Фурлоу. - Это не совсем  обычно,
но в этой ситуации много неординарных вещей.
   - Вы имеете в виду, что знаете меня и все такое?
   - Да. - Фурлоу положил секундомер рядом с собой на стол.  -  Я  изменил
обычный порядок в стопке.
   Секундомер неожиданно привлек внимание Мерфи. Он внимательно смотрел на
него. Его толстые  предплечья  слегка  задрожали.  С  видимым  усилием  он
заставил  себя  улыбнуться,  выказывая  на   своем   лице   готовность   к
сотрудничеству.
   - В последний раз вы сидели сзади, - сказал он. - Также делал и  доктор
Уили.
   -  Я  знаю,  -  ответил  Фурлоу  и  продолжил   проверку   правильности
расположения карточек в стопке.
   Келексел подпрыгнул на месте, когда Фраффин дотронулся до его руки.  Он
посмотрел вверх и увидел, что Режиссер  наклонился  вперед  к  нему  через
пульт управления.
   -  Этот  Фурлоу  великолепен,  -  прошептал  Фраффин.   -   Внимательно
наблюдайте за ним. Обратите внимание, что он внес изменение  в  тест.  Для
этого нужно проанализировать результаты теста, повторенного несколько  раз
за короткий период. Все равно, что подвергнуться опасности несколько  раз,
прежде чем научишься избегать ее.
   Келексел уловил двусмысленность в словах Фраффина и с улыбкой наблюдал,
как Режиссер снова сел на прежнее  место.  Но  потом  Келекселом  овладело
чувство  беспокойства.  Он  переключил  все   свое   внимание   на   сцену
репродьюсера. Что же такого важного в этой сцене признание вины?  Совесть?
Он внимательно следил за Фурлоу, задавая себе вопрос, вернется  ли  Рут  к
этому существу, если ее отпустят с корабля. Неужели она  способна  на  это
после общения с Чемом?
   Келексел почувствовал укол ревности. Он  откинулся  на  спинку  кресла,
помрачнев.
   Фурлоу, похоже, уже демонстрировал, что готов начать  тестирование.  Он
достал первую карточку, взял секундомер и включил его.
   Мерфи внимательно посмотрел на эту первую  карточку  и  прикусил  губу.
Потом сказал:
   - Случилась автомобильная авария. Двое человек погибли. Их  тела  возле
дороги. В наши дни аварии довольно часты.  Люди  просто  не  умеют  быстро
водить машины.
   - Вы выделяете какую-то часть рисунка или же вся карточка дает вам  эту
картину? - спросил Фурлоу.
   Мерфи прищурился.
   -  Вот  этот  маленький  кусочек.  -  Он  перевернул  карточку  и  взял
следующую. - Это завещание или акт о  передаче  собственности,  но  кто-то
уронил его в воду, и написанное расплылось. Поэтому его нельзя прочитать.
   - Завещание? А есть предположение, чье?
   Мерфи показал на карточку.
   - Вы знаете, когда папаша умер, завещание так и не смогли найти. А  оно
было, мы все знали это, но дядя Амос смотался с большей частью  наследства
папаши. Вот  так  я  научился  быть  бережливым  с  бумагами.  Нужно  быть
бережливым с важными бумагами.
   - А ваш отец был столь же бережлив?
   - Па? Черт побери, нет!
   Фурлоу, похоже, уловил что-то в тоне Мерфи. Он спросил:
   - Вы и ваш отец когда-нибудь дрались?
   - Цапались иногда, вот и все.
   - Вы имеете в виду, ссорились.
   - Ага. Он всегда заставлял меня оставаться с мулами и повозкой.
   Фурлоу сидел - ожидающий, наблюдающий, изучающий.
   Ухмылка Мерфи больше напоминала оскал мертвеца.
   - Это старая поговорка нашей семьи.
   Неожиданно он резким движением положил карточку на стол и взял  третью.
Потом по-петушиному склонил голову набок.
   - Шкура выхухоли, растянутая для просушки. Мальчишкой я получал за  нее
одиннадцать центов.
   Фурлоу сказал:
   - Попробуйте найти еще какую-нибудь ассоциацию. Посмотрим,  сможете  ли
вы обнаружить еще что-нибудь на этой карточке.
   Мерфи бросил  быстрый  взгляд  на  Фурлоу,  потом  перевел  обратно  на
карточку. Было заметно, как он напрягся. Наступила тишина.
   Наблюдая  за  этой  сценой,  Келекселу  вдруг  показалось,  что  Фурлоу
обращается через Мерфи к публике пространственного репродьюсера. Словно он
сам сейчас пациент этого знахаря. Логикой Келексел сознавал, что это сцена
осталась в прошлом и это запись. Однако он  чувствовал  себя  так,  словно
вернулся назад во времени и непосредственно присутствует при происходящем.
   И снова Мерфи посмотрел на Фурлоу.
   - Это может быть мертвая летучая мышь, - сказал он. - Кто-то, наверное,
подстрелил ее.
   - Да? А зачем кому-либо делать это?
   - Потому что они грязные!
   Мерфи положил карточку на стол и  отпихнул  ее  подальше  от  себя.  Он
выглядел затравленным. Он не спеша потянулся за следующей карточкой,  взял
ее так, словно боялся того, что увидит на ней.
   Фурлоу посмотрел на секундомер, потом перевел внимание на Мерфи.
   Тот внимательно разглядывал  карточку  в  своей  руке.  Несколько  раз,
казалось, он порывался  что-то  сказать,  но  всякий  раз  его  охватывали
сомнения, и он продолжал молчать. Наконец он сказал:
   - Ракеты, которые запускаются четвертого июля для  фейерверка  в  небо.
Чертовски опасные штуки.
   - Они взрываются? - спросил Фурлоу.
   Мерфи разглядывал карточку.
   - Да, такие взрываются и рассыпаются звездами. От таких может  начаться
пожар.
   - Вы видели когда-нибудь, чтобы так начинался пожар?
   - Я слышал об этом.
   - Где?
   - Во многих местах! Каждый год предупреждают людей  об  этих  проклятых
штуках. Вы что, не читаете газет?
   Фурлоу сделал пометку в своем блокноте.
   Мерфи  торжествующе  смотрел  на  него  несколько  секунд,  потом  взял
следующую карточку.
   - На этой карточке план одного муравейника, который потравили и срезали
верхушку специально для того, чтобы сделать этот план прорытых ходов.
   Фурлоу откинулся на спинку стула и сосредоточился на лице Мерфи.
   - Зачем кому-то делать такой план?
   - Чтобы посмотреть, как муравьи роют свои ходы. Когда я был мальчишкой,
я однажды упал в муравейник. И они покусали меня, боль была обжигающей. Ма
наложила содовую повязку на места укусов. Па облил муравейник керосином  и
поднес спичку. О, как они забегали! А Па принялся давить их.
   Нехотя Мерфи  положил  на  стол  эту  карточку  и  взял  следующую.  Он
посмотрел на Фурлоу, который сделал новую пометку  в  блокноте  и  перевел
взгляд на карточку. В комнате повисла напряженная тишина.
   Глядя на карточку  в  руке  Мерфи,  Келексел  вспомнил  о  целом  флоте
летательных аппаратов Чемов, проносящихся в вечернем небе  из  ниоткуда  в
никуда. Ему вдруг с ужасом пришла в голову мысль, что Фурлоу может сказать
это.
   Мерфи вытянул руку с карточкой и прищурил глаза.
   - Вот здесь, наверху, слева, может быть та гора в Швейцарии, с  которой
люди постоянно срываются и разбиваются насмерть.
   - Маттерхорн?
   - Да.
   - А что вам напоминает другие части карточки?
   Мерфи бросил карточку на стол.
   - Ничего.
   Фурлоу сделал очередную  пометку  в  блокноте  и  посмотрел  на  Мерфи,
который внимательно уже разглядывал следующую карточку.
   - Сколько раз я видел эту карточку, -  произнес  Мерфи,  -  никогда  не
замечал этого места вверху.  -  Он  показал  пальцем.  -  Вот  здесь.  Это
кораблекрушение, и из воды торчат спасательные  шлюпки.  А  эти  маленькие
точки - утонувшие люди.
   Фурлоу проглотил комок в горле. Казалось,  он  решал,  сделать  ли  ему
замечание. Неожиданно он наклонился вперед и спросил:
   - Кто-нибудь уцелел?
   Печаль появилась на лице Мерфи.
   - Нет, - со вздохом ответил он. -  Слишком  быстро  все  случилось.  Вы
знаете, мой дядя Ал умер в год, когда затонул "Титаник".
   - Он что, был на борту "Титаника"?
   - Нет. Просто именно благодаря  таким  катастрофам  я  запоминаю  даты.
Помогает вспомнить год. Как тогда, когда сгорел "Цеппеллин" - в тот год  я
перевел свою компанию в новое здание.
   Мерфи перешел к следующей карточке и улыбнулся.
   - А это совсем простая. Грибовидное облако от взрыва атомной бомбы.
   Фурлоу облизнул губы.
   - Вся карточка?
   - Нет, только вот здесь, сбоку, в этом белом месте.  -  Он  показал.  -
Это... похоже на фотографию взрыва.
   Короткая рука Мерфи скользнула по столу к следующей карточке. Он поднес
ее к лицу и, прищурившись, задумчиво посмотрел на нее. В комнате наступила
тишина.
   Келексел бросил взгляд на Фраффина и увидел,  что  Режиссер  смотрит  в
свою очередь на него.
   - Какая цель во всем этом? - произнес Келексел.
   - Говорите шепотом, - сказал Фраффин. - Вы ведь не хотите, чтобы Фурлоу
услышал вас?
   - Что?
   - У этих знахарей странные способности, - пояснил Фраффин. - Они  могут
проникать сквозь время.
   - Чепуха! - отмахнулся Келексел.  -  Мумбо-Юмбо.  Этот  тест  не  имеет
никакого смысла. Ответы туземца совершенно логичны. Я бы сам мог  ответить
примерно так же.
   - В самом деле? - спросил Фраффин.
   Келексел ничего  не  ответил,  возвращая  все  свое  внимание  к  сцене
репродьюсера. Мерфи осторожно смотрел на Фурлоу.
   - Вот это место посередине, похоже лесной пожар,  -  произнес  Мерфи  и
посмотрел на Фурлоу.
   - А вы видели когда-нибудь лесной пожар?
   - Только место, где он был. Там воняло мертвыми  обгоревшими  коровами.
Когда сгорело одно ранчо в Сиусло.
   Фурлоу что-то написал в своем блокноте.
   Мерфи внимательно посмотрел на него, проглотил слюну и  взял  последнюю
карточку. Глядя на нее, он сделал резкий полный выдох, словно его  ударили
в живот.
   Фурлоу тут же посмотрел на него.
   На лице Мерфи появилось смущение. Он съежился на своем стуле,  а  потом
произнес:
   - Это одна из постоянных карточек?
   - Да.
   - Что-то я не могу ее припомнить.
   - О, вы что, помните все остальные карточки?
   - Да вроде бы.
   - А как с этой карточкой?
   - Мне кажется, она новая.
   - Нет. Это карточка из обычного набора.
   Мерфи перевел свой тяжелый взгляд на психолога и сказал:
   - У меня было право убить ее, док. Не будем забывать об  этом.  У  меня
было право. Муж должен защищать свой дом.
   Фурлоу сидел молча и ожидал продолжения.
   Мерфи снова вернул свое внимание к карточке.
   - Свалка, - неуверенно произнес он. - Это напоминает мне свалку.
   Фурлоу по-прежнему ничего не говорил.
   - Покореженные автомобили, старые паровые котлы или что-то в этом роде,
- продолжал Мерфи. Он отбросил карточку в сторону и  откинулся  на  спинку
кресла с выражением осторожного ожидания на лице.
   Фурлоу глубоко вздохнул, собрал карточки и исписанные листки, бросил их
в портфель, который поднял с пола. Потом медленно повернулся  и  посмотрел
прямо в камеру репродьюсера.
   Келексел почувствовал беспокойство, когда Фурлоу взглянул прямо  ему  в
глаза.
   - Скажите мне, Джо, - начал Фурлоу, - что вы видите там? - Он указал на
наблюдателей-Чемов.
   - Гм-м! Где?
   - Вон там. - Фурлоу показал рукой.
   Теперь и Мерфи глядел на наблюдавших за ними Чемов.
   - Какое-то облако пыли или дыма, - ответил он. - Здесь, в камерах  и  в
самой тюрьме плохо, следят за чистотой.
   - Но что вы видите в этой пыли и дыму? - не отставал от старика Фурлоу.
Он опустил руку.
   Мерфи прищурился, склонил голову набок.
   - Да, возможно, там  что-то,  вроде  множества  небольших  по  размерам
лиц... детских лиц, похожих на херувимов или...  нет,  больше  похожих  на
чертенят, каких рисуют на картинах преисподней.
   Фурлоу повернулся спиной к заключенному.
   - Чертенята из преисподней, - пробормотал он. - Как точно сказано!
   На корабле историй Фраффин хлопнул по кнопке  выключения  репродьюсера.
Сцена исчезла.
   Келексел прищурился, повернулся, чтобы с удивлением увидеть хихикающего
Фраффина.
   - Чертенята из преисподней! - повторил Фраффин. - О, как прелестно! Да,
это действительно прелестно!
   - Вы умышленно позволяете иммунному наблюдать  за  нами  и  фиксировать
наши действия, - сказал Келексел. - Я не вижу ничего прелестного  во  всем
этом!
   - Что вы думаете о Мерфи? - спросил Фраффин.
   - Он выглядит таким же нормальным, как и я сам.
   И вновь Режиссер захохотал. Он покачал головой, потом  протер  глаза  и
сказал:
   - Я создал Мерфи, Келексел. Это мое создание. Я очень  тщательно  лепил
его, разумеется, с самого детства. Разве он не восхитителен? Чертенята  из
преисподней!
   - Он тоже иммунный?
   - Боги Сохранения, конечно же, нет!
   Келексел  внимательно  посмотрел  на  Режиссера.  Разумеется,  к  этому
времени Фраффин разобрался, кто он такой  на  самом  деле.  Почему  же  он
выдает себя, демонстрируя иммунного перед Следователем Первородных? Но был
ли это знахарь? Может, у этих аборигенов есть эти загадочные могущество  и
способности, которые Фраффин использует?
   - Я не понимаю мотивов ваших поступков, Фраффин, - признался Келексел.
   - Да, это заметно, - сказал Режиссер. - А как с Фурлоу? Неужели  у  вас
совсем не возникает чувства вины, когда  вы  наблюдаете  за  существом,  у
которого похитили его самку?
   -  Знахарь?..  Иммунный?  Его  необходимо  ликвидировать.  Как  могу  я
что-нибудь похитить у него? Чемам принадлежит  право  брать  все,  что  им
захочется, с низших уровней.
   - Но ведь... Фурлоу почти человек, или вы так не думаете?
   - Чепуха!
   - Нет, нет, Келексел. У  него  большие  способности.  Он  сверхчеловек.
Неужели вы не поняли это по тому, как он искусно провел  беседу  с  Мерфи,
разоблачая его сумасшествие?
   - С чего вы взяли, что этот туземец сумасшедший?
   - Но он действительно сумасшедший, Келексел. Таким создал его я.
   - Я... не верю вам.
   - Терпение и учтивость, - произнес Фраффин. - Что бы вы сказали, если я
сообщил вам, что могу показать еще много чего о Фурлоу, но вы его при этом
совсем не увидите?
   Келексел  выпрямился  на  стуле.  Он  насторожился,  словно   все   его
предыдущие страхи вернулись к нему усиленными. Фрагменты сцены, только что
показанной ему Фраффином, вихрем проносились в его голове,  то  сцепляясь,
то  снова  разлетаясь,  и  смысл  их  все  время  менялся   и   искажался.
Сумасшедший? А как же Рут, его любимица? Она ведь тоже наблюдала  за  этой
сценой, наверное, продолжает и сейчас следить за ней. Почему ей захотелось
смотреть такую... мучительную сцену? Ведь она  должна  была  причинять  ей
боль. Должна. Впервые за все время Келексел  почувствовал,  что  разделяет
чувства другого существа.  Он  пытался  прогнать  это  чувство.  Она  ведь
аборигенка, из низшего уровня. Он посмотрел на Фраффина, не  сводившего  с
него  взгляд.  Казалось,  словно  они  поменялись  местами  с  теми  двумя
туземцами, за которыми  они  только  что  наблюдали:  теперь  роль  Фурлоу
исполнял Фраффин, а он, Келексел, стал Мерфи.
   "Какое  же  могущество  он  получает  от  этих  аборигенов?  -  подумал
Келексел. - Может, благодаря  этому  он  способен  видеть  меня  насквозь,
читать мои мысли? Но ведь я не сумасшедший... я не насильник".
   - Что за парадокс вы мне предлагаете? - спросил требовательно Келексел.
И с гордостью отметил, что его голос оставался ровным и спокойным.
   "Осторожно, осторожно, - подумал Фраффин. - Он уже  на  крючке,  но  не
следует допускать, чтобы борьба с ним затягивалась".
   - Забавная это вещь  все-таки,  -  произнес  Фраффин,  -  наблюдать  за
другими существами. - Он  махнул  в  сторону  сцены  репродьюсера  и  стал
нажимать кнопки.
   Келексел неохотно повернулся и посмотрел на возникшую проекцию сцены  -
та же самая обшарпанная комната,  то  же  открытое  окно  с  красно-белыми
занавесками, шипящий радиатор. Мерфи в том же  положении  сидел  у  стола,
покрытого глубокими царапинами. Картина, идентичная той,  что  они  видели
прежде, только позади Мерфи, спиной к наблюдателям, сидел другой  туземец,
положив на колени картонную папку с зажимами и несколько листов бумаги.
   Как и у  Мерфи,  фигура  нового  человека  была  коренастой.  Когда  он
повернул голову, то по изгибу его щек можно  было  сделать  предположение,
что у него раздражительный характер. Затылок был аккуратно подстрижен.
   Разбросанные в беспорядке листочки лежали  на  столе  перед  Мерфи.  Он
постукивал пальцем по обратной стороне одного из них.
   Оглядев всю эту сцену, Келексел заметил  небольшую  перемену  в  Мерфи.
Похоже,  он  стал  более  спокойным,  более  расслабился,  обрел   большую
уверенность в себе.
   Фраффин прокашлялся и сказал:
   - Этот туземец, пишущий в своем  блокноте,  еще  один  знахарь,  доктор
Уили, товарищ Фурлоу по работе. Он только что закончил проведение того  же
самого теста с Мерфи. Повнимательнее понаблюдайте за ним.
   - Почему? - поинтересовался Келексел. Повторение этого туземного обряда
уже начало надоедать ему.
   - Просто понаблюдайте, - повторил Фраффин.
   Неожиданно Мерфи поднял карточку, по которой постукивал,  посмотрел  на
нее и отбросил в сторону.
   Уили повернулся, поднял голову, показав  округлое  лицо,  две  пуговицы
голубых глаз, большой мясистый нос и тонкий  рот.  Весь  его  вид  излучал
самодовольство, словно он был источником света, заливавшим все вокруг,  но
в этом самодовольстве скрывалось какое-то коварство.
   - Эта карточка, - сказал он  раздраженным  тоном.  -  Почему  вы  снова
посмотрели на эту карточку?
   - Я... ну, просто захотелось еще  раз  взглянуть,  -  ответил  Мерфи  и
наклонил голову.
   - Вы увидели в ней что-то новое?
   - Я всегда видел на ней шкуру животного.
   Уили уставился в затылок Мерфи с ликующим видом.
   - Шкура животного, вроде тех, каких вы добывали, когда были мальчишкой?
   - Я зарабатывал много денег на этих шкурах. У меня всегда на деньги был
наметанный глаз.
   Уили дернул головой вверх-вниз, несколько удивленный, похоже,  воротник
рубашки был ему слишком тесен.
   - Не хотелось бы вам еще раз взглянуть и на остальные карточки?
   Мерфи облизнул губы.
   - Думаю, что нет.
   - Любопытно, - пробормотал Уили.
   Мерфи слегка повернулся и сказал, не глядя на психиатра:
   - Док, может быть, вы скажете мне кое-что.
   - Что?
   - Со мной уже проводил этот тест один из ваших коллег, вы его знаете  -
доктор Фурлоу. Что показали результаты?
   Что-то неприятное и хищное появилось в выражении лица Уили.
   - А разве Фурлоу не говорил вам?
   - Нет. Я считаю,  что  вы  парень  что  надо  и  лучше  войдете  в  мое
положение.
   Уили посмотрел на  бумаги,  лежавшие  на  его  коленях,  и  принялся  с
отсутствующим  видом  покачивать  карандашом,  а  потом  подчеркивать  все
заглавные "О" в напечатанном тексте.
   - Фурлоу не имеет медицинской степени.
   - Да, но что же показал тот тест?
   Уили закончил свою работу, потом откинулся на  спинку  стула  и  окинул
бумаги взглядом.
   - Понадобится некоторое время, чтобы обработать все  данные,  -  сказал
он, - но я рискну предположить, что вы такой же нормальный человек, как  и
любой другой.
   - Это означает, что я в здравом уме? - спросил Мерфи. Он  посмотрел  на
стол, затаив дыхание в ожидании ответа.
   - Настолько же, насколько и я сам, - подтвердил Уили.
   Мерфи глубоко вздохнул. Он улыбнулся и покосился на карточки с точками.
   - Спасибо, док!
   Показ-эпизода неожиданно прервался.
   Келексел покачал головой и  посмотрел  на  Фраффина,  который  выключил
репродьюсер. Режиссер улыбнулся ему.
   - Видите, - начал Фраффин. - Кое-кто, как и вы, согласен с вашей точкой
зрения, считает, что Мерфи в здравом уме.
   - Но вы-же сказали, что покажете мне Фурлоу.
   - Я это и сделал!
   - Не понимаю.
   - Неужели вы не заметили, с каким  отвращением  этот  знахарь  заполнял
свои бумаги? Разве Фурлоу делал что-нибудь подобное?
   - Нет, но...
   - И неужели вы не заметили, что этот  знахарь  просто-таки  наслаждался
чувством страха Мерфи?
   - Но ведь страх может время от времени забавлять.
   - Как и боль, и насилие? - спросил Фраффин.
   - Конечно, если ими правильно управлять.
   "И мне тоже доставляет удовольствие переживаемые ими страхи, -  подумал
Келексел. - Неужели в этом и состоит  идея  этого  спятившего.  Режиссера?
Неужели он пытается поставить меня на одну доску  с  этими...  созданиями?
Любому Чему нравятся подобные вещи!"
   - У этих туземцев странные представления, - продолжал  Фраффин,  -  они
считают, что любые действия, которые разрушают  жизнь  -  разрушают  любую
жизнь - это болезнь.
   - Но ведь это  целиком  зависит  от  того,  какая  именно  форма  жизни
уничтожается, - возразил Келексел. - Конечно, даже  эти  ваши  туземцы  не
стали бы колебаться, уничтожая... э-э... червя!
   Фраффин лишь пристально посмотрел на него.
   - Ну? - потребовал ответа Келексел.
   Но Фраффин по-прежнему лишь пристально смотрел на него.
   Келексел почувствовал, что его охватывает ярость. Он с гневом воззрился
на Фраффина.
   - Это всего лишь идея, которой  можно  забавляться,  -  сказал  наконец
Фраффин. - Ведь идеи - это наши игрушки, которыми мы забавляемся, разве не
так?
   - Безумная идея, - проворчал Келексел.
   В это мгновение он  вспомнил,  что  пришел  сюда,  чтобы  ликвидировать
опасность, угрожавшую кораблю историй со стороны спятившего  Режиссера.  И
этот человек сам открыл сущность  своего  преступления!  И  если  об  этом
станет  известно,  то  тогда...  Келексел  сидел,  внимательно  глядя   на
Фраффина, чувствуя, как в нем нарастает  праведный  гнев,  он  наслаждался
этими мгновениями перед наступлением разоблачения и  мыслями  о  том,  что
преступник будет подвергнут вечному всеобщему отчуждению.  Фраффин  должен
быть отправлен в безграничную темноту вечной  скуки!  Пусть  этот  безумец
узнает, что на самом деле означает вечность!
   Эта мысль на мгновение задержалась в сознании Келексела. Он никогда  не
рассматривал вечность с такой точки зрения. Вечность.  "Что  же  на  самом
деле она означает?" - задал он самому себе этот вопрос.
   Он попытался представить  себя  в  изоляции  от  всех,  предоставленный
самому себе  в  бесконечно  текущем  времени.  Его  сознание  поторопилось
отбросить эту мысль, и ему стало жаль  Фраффина  из-за  того,  что  с  ним
произойдет.
   - А теперь, - произнес Фраффин, - вот он, решающий момент!
   "Он что, умышленно  злит  меня,  чтобы  я  донес  на  него?  -  подумал
Келексел. - Но как такое возможно!"
   - Мне приятно сообщить вам, - начал Фраффин, - что у вас будет еще один
потомок.
   Ошеломленный этим известием,  Келексел  лишь  сидел  и  не  отрывал  от
Режиссера  взгляда.  Он  пытался  что-то  сказать,  но  не  мог.  Наконец,
собравшись с силами, он проскрежетал:
   - Но как вы можете...
   - О, не так, как это обычно делается, не  противозаконным  способом,  -
перебил  его  Фраффин.  -   Здесь   не   будет   никакого   хирургического
вмешательства, не будет  тщательного  отбора  донора  из  банков  яичников
Первородных. Ничего из привычных процедур.
   - Что вы имеете... - начал было Келексел.
   - Ваша любимица-туземка, - снова перебил его Фраффин. - Вы зачали с ней
ребенка. Она будет вынашивать вашего ребенка... древним способом,  как  мы
это делали до того, как была создана организация Первородных.
   - Это... невозможно, - пробормотал Келексел.
   - Вовсе нет, - возразил Фраффин. - Видите ли, вся эта планета наводнена
дикими Чемами.
   Келексел молча сидел, впитывая зловещее очарование откровения Фраффина,
понимая все то, что скрывалось за этими  словами.  Преступление  оказалось
таким простым. Таким простым! После того, как он преодолел мысленный блок,
который был возведен в его  сознании,  не  давая  ему  думать  о  подобных
вопросах, все встало на свои места. Да  уж,  преступление  соответствовало
положению Фраффина, мысль о подобном преступлении даже в голову  не  могла
прийти ни одному Чему!  Келексел  почувствовал  непроизвольное  восхищение
Фраффином.
   - Вы думаете, - начал Фраффин, - что вам  нужно  лишь  выдать  меня,  и
тогда Первородные выправят положение дел.  Позаботятся  о  последствиях  -
стерилизуют жителей этой планеты, чтобы  не  могло  произойти  дальнейшего
смешения кровей с Чемами, закроют доступ на планету, пока  не  найдут  для
нее  какого-нибудь  подходящего  применения.  Вашего   отпрыска-полукровку
постигнет та же участь, что и остальных.
   Внезапно Келексел почувствовал, как в нем восстали  забытые  инстинкты.
Угроза, скрывавшаяся в словах Фраффина, как бы открыла двери  к  запертому
тайнику чувств Келексела. Он никогда и не подозревал о потенциальной  силе
или опасности со стороны этих чувств, с  которыми  он,  похоже,  связан...
навсегда. Странные мысли роились в его голове. Была одна безумная, но  она
приносила ему ощущение свободы:
   "Только представь себе: неограниченное число потомков!"
   А потом новая мысль:
   "Так вот что происходило с другими Следователями!"
   И в ту же секунду Келексел понял, что погиб.
   - Позволите ли вы уничтожить своего отпрыска? - спросил Фраффин.
   Этот вопрос был лишним. Келексел уже рассмотрел его и ответил. Ни  один
Чем  не  будет  рисковать  своим  отпрыском...  ведь  сколь  же  редкое  и
драгоценное это звено, единственное связывающее звено Чема с его  прошлым.
Он вздохнул.
   И Фраффин, увидев это, улыбнулся, торжествуя победу.
   Мысли Келексела  обратились  внутрь,  к  его  собственному  теперешнему
положению. Первородные проиграли еще один  раунд  в  бое  с  Фраффином.  С
каждой минутой Келекселу все яснее и яснее становилась та роль, которую он
сыграл в этом поражении, четко  определенная  и  довольно  формальная.  Он
слепо (действительно ли слепо?) угодил в эту ловушку. Фраффин так же легко
управлял им, как и своими дикарями с этой чудесной планеты.
   И осознавание того, что он должен смириться с поражением,  что  у  него
нет выбора, вызвало у Келексела странное ощущение счастливого  облегчения.
Не радости, нет, а какую-то смутную печаль, столь же  острую  и  глубокую,
как скорбь.
   "У меня будет неограниченный запас любимиц, - подумал он. - И они будут
приносить мне отпрысков".
   Но  затем  его  сознание  заволокло  какое-то  туманное  облако,  и  он
обратился к Фраффину, как к товарищу-заговорщику:
   - Что, если Первородные пошлют сюда Следователя-женщину?
   - Это еще больше  облегчит  нам  задачу,  -  успокоил  его  Фраффин.  -
Женщины-Чемы, лишенные возможности вынашивать плод, но не  лишенные  своих
инстинктов к продолжению рода, получают здесь  еще  большее  удовольствие.
Конечно, они купаются в море плотских удовольствий. У местных  самцов  нет
никаких запретов, и это приводит в восхищение наших женщин. Но сексуальное
влечение для наших женщин не самое главное.  Больше  всего  их  привлекает
наблюдать за процессом рождения ребенка! Я не могу понять, как  они  могут
переживать чужую радость, но Инвик уверяет  меня,  что  это  сопереживание
очень глубокое.
   Келексел кивнул. Наверное, это правда. Женщины в этом  тайном  заговоре
должны быть привязаны более крепкими узами. Но Келексел все еще  оставался
профессиональным Следователем. Он заметил то, как двигаются губы Фраффина,
складки  вокруг  его  глаз  -  они  выдавали  его   озабоченность.   Здесь
примешивалась  еще  одна  вещь,  которую   Фраффин   отказывался   понять.
Когда-нибудь эта битва будет проиграна. Вечность - это слишком долго  даже
для Первородных. Подозрения в конце концов перейдут в уверенность, и тогда
будут применены любые средства, чтобы раскрыть эту тайну.
   Понимая это, Келексел почувствовал грусть. Словно  уже  свершилось  это
неизбежное поражение. Здесь был аванпост бессмертия Чемов, и он тоже -  со
временем - уйдет. Здесь была часть всех  Чемов,  которая  восстала  против
Вечности. Здесь было доказательство того, что где-то глубоко в каждом Чеме
сидит неприятие бессмертия. Но доказательство этого будет уничтожено.
   - Мы подыщем тебе подходящую планету, - сказал Фраффин.
   И, уже произнося эти слова,  он  подумал,  не  слишком  ли  он  торопит
события. Келекселу нужно время,  чтобы  переварить  услышанное.  В  первые
минуты он был потрясен,  но  сейчас,  похоже,  уже  пришел  в  себя,  этот
вежливый Чем, смирившись с поражением... и без сомнения должен  осознавать
необходимость омоложения. Конечно, он сразу же поймет необходимость этого.





   Заложив руки под голову, Келексел лежал  на  кровати,  глядя,  как  Рут
расхаживает  по  комнате.  Взад-вперед,  взад-вперед.  При   каждом   шаге
раздавался свист, когда ее зеленый халат терся о ноги. Она вела  себя  так
почти каждый раз, когда он приходил сюда - если только  он  не  настраивал
манипулятор на невероятно высокий уровень воздействия.
   Его зрачки двигались вслед за ее перемещениями. Халат был подпоясан  на
уровне  талии  и  украшен  изумрудами  и  серебром,  которые  ослепительно
сверкали в желтом свете комнаты. Ее беременность уже была слегка заметна -
по выпирающему животу, блестящей румяной коже. Конечно, она понимала,  чем
это вызвано, но лишь однажды она сорвалась  на  истерику  (но  этот  взрыв
удалось быстро подавить при помощи Манипулятора).
   Только десять  периодов  расслабления  прошло  с  той  поры,  когда  он
встречался с Фраффином, однако Келексел  чувствовал,  как  воспоминания  о
этом событии начали блекнуть.  Тот  "забавный  маленький  эпизод",  героем
которого был  отец  Рут,  был  записан  и  завершен  (Келекселу  с  каждым
очередным просмотром он казался все менее  и  менее  забавным).  Все,  что
оставалось ему, это найти подходящую планету где-то на задворках Федерации
для собственных нужд.
   Рут расхаживала взад-вперед. Через  несколько  секунд  она  окажется  у
репродьюсера, понял  он.  Она  не  пользовалась  этим  устройством  в  его
присутствии, но он видел, что  она  бросает  на  него  косые  взгляды.  Он
ощущал, как эта машина притягивает ее к себе.
   Келексел посмотрел на манипулятор,  управляющий  ее  эмоциями.  Уровень
настройки испугал его. Никаких сомнений - однажды она станет иммунной.
   Келексел   вздохнул.   Манипулятор   казался   огромным   металлическим
насекомым, заползшим на потолок.
   Его беспокоили чувства к ней  теперь,  когда  он  знал,  что  Рут  была
первобытным Чемом, в кровь  которой  в  древние  времена  была  привнесена
примесь крови Чемов с корабля историй - она становилась больше, чем просто
неким абстрактным существом, почти личностью.
   А существует ли право манипулировать личностью? Правильно  ли  это  или
неправильно? И какие последствия оно несет? Вся непривычная экзотика этого
мира  вызывала  в  нем  непонятные   ему   самому   сомнения.   Рут   была
Чемом-полукровкой... никогда ей не стать полностью Чемом. Ее не подвергали
в детстве телесным изменениям, направленным на переход процессов в ее теле
на цикл бессмертия. Она не могла стать ячейкой паутины Тиггивоф.
   Что же станут делать Первородные? Прав ли Фраффин? Уничтожат ли они эту
планету? Они способны на это. Но  ведь  туземцы  так  привлекательны,  что
кажется невероятным, что они решатся на подобный  шаг.  Они  ведь  Чемы...
первобытные Чемы. Но что бы  не  решили  Первородные,  доступ  сюда  будет
закрыт. Никто из тех, кто в настоящее время пользуется  удовольствиями  на
этой планете, не  сможет  получить  даже  ничтожную  их  часть  при  новом
порядке.
   Келексел прокручивал один аргумент за другим в своем уме, туда-обратно,
подобно тому, как расхаживала по комнате Рут.
   Эта ходьба начала раздражать его. Она делала это  намеренно,  проверяя,
насколько она подчинила его себе. Наконец Келексел не выдержал, сунул руку
под плащ и начал настраивать манипулятор.
   Рут остановилась, словно натолкнулась на  стену.  Потом  повернулась  к
нему лицом и спросила невыразительным голосом:
   - Снова?
   - Сними свой халат, - приказал он.
   Она стояла, не шевелясь.
   Келексел увеличил силу воздействия и повторил приказ. Он  вращал  ручку
Манипулятора все больше... больше... больше...
   Медленно, словно деревянная  кукла,  она  подчинилась.  Халат  упал  на
устеленный серебристым ковром пол, оставив ее обнаженной. Ее  плоть  вдруг
показалась необычайно бледной. Дрожь  прошла  вверх  и  вниз  по  коже  ее
живота.
   - Повернись, - приказал он.
   С той же неуклюжестью она  повиновалась.  Одной  обнаженной  ногой  она
наступила на пояс с изумрудной цепочкой, и та задребезжала.
   - Повернись ко мне лицом, - приказал Келексел.
   Когда  она  выполнила  это  приказание,   Келексел   ослабил   давление
Манипулятора.  По  коже  живота  больше  не  бежала  дрожь.  Она  глубоко,
прерывисто вздохнула.
   "Как же грациозна она! - подумал Келексел.
   Не сводя с него глаз, Рут наклонилась, подняла халат, набросила его  на
себя и подпоясалась.
   "Так! - подумала она. - Я сопротивлялась ему. Я наконец смогла защитить
себя! В следующий раз будет  полегче".  И  тут  она  вспомнила  вызывающее
отупление воздействие Манипулятора, из-за которого она разделась.  Даже  в
этой экстремальной ситуации  ее  не  покидала  уверенность,  что  наступит
время, когда она сможет противостоять воздействию Манипулятора  Келексела,
сколь  бы  сильным  оно  ни  было.  Она  знала,  что  существуют   пределы
воздействия этого устройства, тогда как пределов у  ее  воли  и  решимости
сопротивляться просто не  было.  Она  могла  бесконечно  черпать  силы  из
внутренних источников - нужно лишь вспомнить то, что она увидела во  время
просмотра сюжетов репродьюсера.
   -  Ты  сердишься  на  меня,  -  сказал  Келексел.  -  Почему?  Я   ведь
снисходителен ко всем твоим капризам.
   Вместо ответа она повернулась  к  металлической  сетке  репродьюсера  и
пробежалась по управляющим кнопкам. Ожившее устройство загудело.
   "Как ловко она обращается со своей игрушкой, - подумал Келексел. - А  я
этого даже не подозревал! Такая уверенность приходит лишь с практикой.  Но
когда она успела? Она никогда раньше  не  включала  репродьюсер,  когда  в
комнате был я. А ведь я проводил с ней все свое время отдыха. Наверное,  у
смертных  другая  шкала  отсчета  времени.  Сколько  же  времени  она  уже
находится со мной? Примерно четверть годового цикла, или,  возможно,  чуть
больше.
   Интересно, как она  ощущает  внутри  себя  плод?  Примитивные  существа
хорошо чувствуют состояние  собственного  тела,  им  не  нужны  для  этого
приборы - внутри них есть какой-то первобытный инстинкт,  который  говорит
им об этом. Может ли плод быть причиной ее гнева?"
   - Смотри, - сказала Рут.
   Келексел выпрямился и сосредоточился на изображении, которое создал  на
сцене репродьюсер -  светящемся  овале,  где  появлялись  полулюди,  герои
сюжетов Фраффина. Там сейчас двигались приземистые  фигуры  -  первобытные
Чемы.  Келексел  неожиданно  припомнил  замечание,   которое   услышал   о
произведениях Фраффина: "Это театр марионеток". Да, его  созданиям  всегда
удавалось казаться и эмоционально, и физически реальнее настоящей жизни.
   - Это мои родственники, - сказала Рут. - Мой отец, брат и  сестра.  Они
приехали на суд. А это комната в мотеле, где они остановились.
   - Мотеле? - Келексел соскочил с постели и подошел к Рут.
   - Место, где временно проживают, - пояснила женщина. И  села  за  пульт
управления репродьюсером.
   Келексел внимательно  смотрел  на  куполообразную  сцену,  показывающую
комнату с выцветшими каштановыми стенами. Худощавая женщина с  соломенными
волосами сидела на краю кровати с правой  стороны.  На  ней  было  розовое
платье. Рукой, на которой проступали набухшие вены, она прижимала к глазам
влажный носовой платок. Она выглядела такой же блеклой,  как  и  мебель  -
невыразительные  глаза,  впалые  щеки.  Очертаниями  головы  и  тела   она
напоминала Джо Мерфи, отца Рут. Келексел вдруг подумал, что неужели и  Рут
когда-нибудь станет такой? Конечно же,  нет!  Глаза  женщины  смотрели  из
темных впадин под тонкими бровями.
   Перед ней, спиной к камере репродьюсера, стоял какой-то человек.
   - Знаешь, Клоди, - произнес он, - бессмысленно...
   - Я просто  не  могу  заставить  себя  вспомнить,  -  сказала  женщина,
всхлипывая.
   Келексел сглотнул. Его тело, похоже, начинало проникаться эмоциями этих
созданий.  Это  было  жуткое  ощущение  -  отталкивающее  и   одновременно
притягивающее. Чувствительная  паутина  репродьюсера  передавала  чувства,
пресыщенные жизнью и удовольствиями, этой  женщины.  Вызывающие  удушье  и
тошноту.
   - Помню один случай на ферме поблизости от Мариона, - сказала  женщина.
- Джо тогда было около трех лет.  Мы  сидели  на  крыльце  после  вечерни,
дожидаясь ужина. Па  громко  спросил  у  него,  как  это  он  смог  пройти
двенадцать акров до ручья.
   - Он всегда удивлялся этому.
   - И Джо ответил, что прошел их с крайней осторожностью.
   - Та чертова уборная во дворе, - проворчал Грант.
   - Помнишь узкие доски, которые они бросили на грязь? На Джо  тогда  еще
был надет тот белый костюм, который Ма пошила для него.
   - Клоди, какой смысл во всех этих воспоминаниях...
   - Ты помнишь ту ночь?
   - Клоди, это было так давно.
   - Я помню ее. Джо просил всех, чтобы кто-нибудь сходил с  ним  и  помог
пройти по тем доскам, но Па сказал ему, чтобы он шел один. Чего он боялся?
   - Собак, Клоди, ты временами становишься такой же, как Па.
   - Я помню, как Джо вышел на  улицу  один  -  маленькое  белое  пятно  в
темноте. А потом Па завопил: "Джо! Берегись, сзади тебя страшный ниггер!"
   - И Джо побежал! - сказал Грант. - Я помню это.
   - И он поскользнулся и упал прямо в грязь.
   - Вернулся он весь грязный, - произнес Грант.  -  Я  помню  это.  -  Он
захихикал.
   - И когда Па обнаружил, что он написал в  штаны,  он  взял  ремень  для
правки бритв. - Ее голос смягчился. - Джо был таким милым малышом.
   - А Па был крутым парнем, это уж точно!
   - Странные вещи ты порою вспоминаешь, - заметила женщина.
   Грант подошел к окну и отодвинул каштановую занавеску. Повернувшись, он
показал свое лицо - то же самое строение кости, что  и  у  Рут,  но  плоть
помассивнее. По лбу тянулась резкая складка - там, где он носил  шляпу;  а
ниже лицо было темным, хотя часть  лба  -  совершенно  белым.  Его  глаза,
казалось, скрывались в темных провалах. На  руке,  отдернувшей  занавеску,
темнели вены.
   - Вот уж  действительно  сухие  места,  -  сказал  он.  -  Ничего  даже
отдаленно похожего на зелень.
   - Интересно, почему он это сделал? - спросила Клоди.
   Грант пожал плечами.
   - Он был странным мальчиком, Джо.
   - Ты только  себя  послушай,  -  проворчала  женщина.  -  Был  странным
мальчиком. Ты что, говоришь о нем уже, как о покойнике!
   - Я думаю, что так оно и есть, Клоди. Он точно мертвец. - Грант покачал
головой. - Его либо казнят, либо поместят в лечебницу. Что, по-моему, одно
и тоже.
   - Я слышала, ты много болтал о том,  что  происходило,  когда  мы  были
детьми, - сказала женщина. - Ты думаешь, было тогда в нашей жизни  что-то,
что заставило его совершить... это?
   - Что ты имеешь в виду?
   - Ну, то, как Па обращался с ним.
   Грант нашел торчащую из занавески ниточку.  Он  оторвал  ее  и  обмотал
вокруг пальца.  Чувствительная  паутина  передала  ощущение  сдерживаемого
долгое время гнева (Келексел спросил себя, почему Рут показывает  ему  эту
сцену. Он понимал, что, видя  ее,  она  испытывает  боль,  но  почему  она
обвиняет его или же разгневана на него за это?).
   - В тот раз мы поехали  на  деревенскую  ярмарку  послушать  темнокожих
певцов, - продолжал Грант. - В повозке, запряженной мулом, помнишь? Джо не
хотел ехать с нами. Он был зол на Па за что-то, но Па сказал, что  он  еще
слишком юн, чтобы оставаться дома один.
   - Ему, наверное, тогда было все девять лет, - заметила женщина.
   Грант продолжал, словно и не слышал ее.
   - Тогда Джо еще отказался покидать повозку, помнишь? Па сказал: "Пошли,
парень. Разве ты не хочешь послушать этих  негров?"  А  Джо  ответил:  "Уж
лучше я останусь с мулами и повозкой".
   Клоди кивнула.
   В руке Гранта оказалась еще одна нитка. Он сказал:
   - Я неоднократно слышал от тебя, когда ты не хотела идти куда-то:  "Мне
лучше остаться с мулами и  повозкой".  Теперь  половина  населения  округа
повторяет это.
   - Джо был таким, - сказала Клоди. - Всегда предпочитал одиночество.
   Губы Гранта сложились в грубую ухмылку.
   - С Джо тогда могло случиться все, что угодно.
   - Ты был, когда он убежал из дома?
   - Ага. Это после того, как ты вышла замуж, верно? Па купил Джо  лошадь,
на которой все лето возил лес, купленный у старого  Бедного  Джона  Уикса,
шурина Неда Толливера.
   - А ты видел драку?
   - Я как раз присутствовал на ней. Джо назвал Па  лгуном,  обманщиком  и
вором. Па пошел за дубовой белой дубинкой, однако  Джо  оказался  быстрее.
Ему, наверное, тогда было семнадцать, и он был  здоровым  парнем.  Он  так
хватил Па дубинкой по голове, словно хотел прикончить его.  Па  рухнул  на
землю, словно молодой бычок на  бойне.  Джо  вытащил  из  кармана  деньги,
которые Па получил за лошадь, взбежал по лестнице к себе в комнату, собрал
чемоданчик и ушел.
   - Какой ужас! - воскликнула Клоди.
   Грант кивнул.
   -  На  всю  жизнь  я  запомнил  мальчишку,  стоявшего  на   крыльце   с
чемоданчиком в руке и придерживающего дверь с сеткой. Ма  всхлипывала  над
Па, обматывая его голову мокрым полотенцем. Джо  сказал  нам  таким  тихим
голосом, что мы никогда бы не расслышали  его,  если  бы  не  были  такими
напуганными и притихшими. Мы думали, что он убил Па.
   "Я надеюсь, что больше никого из вас не увижу", - вот что сказал  тогда
Джо. А потом он убежал.
   - У него был характер отца, это точно, - заметила Клоди.
   Рут выключила репродьюсер. Изображение исчезло. Потом она  повернулась.
Лицо ее было невыразительным от воздействия Манипулятора, но  от  ручейков
слез на ее щеках еще оставались мокрые пятна.
   - Я должна кое-что узнать, - сказала она. - Что  вы,  Чемы,  сделали  с
моим отцом? Это вы... сделали его таким?
   Келексел вспомнил, как Фраффин хвастался, что он  подготовил  убийцу...
хвастался и объяснял, что у Следователя  Первородных  нет  шанса  избежать
ловушки, расставленной для него в этом мире. Да  и  какое  значение  имели
несколько второстепенных существ, подготовленных и использованных для нужд
Чемов? Хотя они не были второстепенными, напомнил себе Келексел. Они  были
первобытными Чемами.
   - Сделали, я вижу, - сказала Рут. - Я подозревала это из тех слов,  что
ты говорил мне.
   "Неужели она видит меня насквозь? - подумал Келексел. - Как  она  могла
узнать это? Что за странные способности у этих туземцев?"
   Он скрыл свое замешательство пожатием плеч.
   - Я желаю, чтобы ты умер, - сказала Рут. - Я хочу, чтобы ты умер!
   Несмотря на усиливающееся воздействие  Манипулятора,  Рут  чувствовала,
как глубоко внутри нее  разгорается  гнев,  еще  далекий,  но  уже  вполне
различимый,  бурлящий   гнев,   вызывающий   желание   вонзить   ногти   в
непроницаемую кожу этого Чема.
   Голос Рут  прозвучал  так  спокойно  и  ровно,  что  Келексел  едва  не
пропустил мимо ушей ее слова, прежде чем все же успел осознать  их  смысл.
Умер! Она желала его смерти! Он попятился. Как могла она нанести ему такое
оскорбление!
   - Я - Чем! - воскликнул он. - Как смеешь ты говорить подобное Чему?
   - Ты что, действительно не понимаешь? - спросила она в свою очередь.
   - Я улыбался тебе, взял тебя к себе, -  сказал  он.  -  И  вот  как  ты
благодаришь меня?
   Рут  оглядела  свою  комнату-тюрьму,  потом  посмотрела  на  его  лицо:
серебристо-белая кожа с металлическим оттенком,  презрительно  нахмуренные
брови. Выпрямившись, Келексел едва достигал роста Рут, сидевшей на  стуле,
и со своего места она могла видеть  колышущиеся  черные  волосинки  в  его
ноздрях, когда он делал вдохи и выдохи.
   - Мне почти жаль тебя, - сказала она.
   Келексел проглотил слюну. "Жаль?" Ее реакция заставляла его нервничать.
Он посмотрел на свои руки, с удивлением обнаружил,  что  свел  их  вместе.
"Жаль?" Он медленно разжал  пальцы,  отмечая,  что  его  ногти  потемнели,
приобрели вид, предупреждающий его о том, что он нуждается в омоложении  и
очень скоро - после того, как Келексел воспроизвел себе подобного,  в  его
организме включились часы, отсчитывающие срок, отпущенный его телу. Может,
поэтому она и пожалела его - из-за задержки с его омоложением? Нет, она не
могла знать о зависимости Чемов от Омолаживателей.
   "Задержка... задержка... почему я медлю?" - подумал Келексел.
   Он удивился самому себе - своей решимости и храбрости. Он дошел до  той
точки, когда другие. Чемы уже бегут к Омолаживателям. Он знал, что  сделал
это почти намеренно, играясь с ощущениями бренности тела.  Никакой  другой
Чем не осмелился бы на это. Они все трусы! Сейчас он был почти таким,  как
Рут. Почти смертным! А она ругает его! Она не понимает, что происходит. Да
и разве способна она, бедняжка, понять это?
   Он ощутил прилив жалости к себе. Разве  может  кто-нибудь  понять  это?
Разве кто-либо испытывал подобное? Все его приятели Чемы уверены,  что  он
прибегает  к  услугам  Омолаживателя,   как   только   наступает   в   том
необходимость. Да, этого никто не поймет.
   Келексел пребывал в нерешительности, стоит рассказать Рут о том,  какой
смелый поступок он совершил, но он  не  забыл  ее  слов.  Она  желала  его
смерти.
   - Как бы мне тебе это объяснить? - сказала Рут. Она снова повернулась к
репродьюсеру  и  начала  настраивать  его.  Эта   отвратительная   машина,
сделанная отвратительными Чемами, неожиданно показалась очень  важной  для
нее. Самая важная для  нее  сейчас  вещь,  с  помощью  которой  она  могла
показать, почему она испытывает такую лютую ненависть к нему.
   - Смотри, - сказала она.
   Куполообразная сцена репродьюсера показывала длинную комнату с  высоким
столом в одном конце, а противоположная часть, справа, огораживалась рядом
скамеек со столами, за которыми сидели двенадцать туземцев, в разной  мере
напустивших на себя скучающий вид. Пространство у стен занимали  греческие
колонны, в пролетах между ними были  видны  панели  из  темного  дерева  и
высокие окна. Утренний свет лился через эти окна. За высоким столом  сидел
толстый круглый человек в черной мантии, наклонивший вперед свою блестящую
лысую голову.
   Неожиданно Келексел узнал нескольких туземцев, сидевших  за  маленькими
столами. Вон там приземистая фигура  Джо  Мерфи,  отца  Рут;  и  здесь  же
Бонделли, адвокат, которого он видел в  сценах  Фраффина,  -  узкое  лицо,
черные волосы, зачесанные назад. На стульях сразу  за  ограждением  сидели
оба знахаря, Уили и Фурлоу.
   Фурлоу заинтересовал Келексела.  Почему  Рут  выбрала  эту  сцену,  где
присутствовал этот туземец? Неужели правда то, что  она  собиралась  выйти
замуж за это существо?
   - Это судья Гримм, - произнесла Рут, показывая  на  человека  в  черной
мантии. - Я... ходила в школу с его дочерью. Вы знаете это? Я... бывала  в
его доме.
   Услышав нотки страдания в ее голосе, Келексел подумал,  не  усилить  ли
ему воздействие Манипулятора,  но  потом  решил  не  делать  это  -  можно
переборщить и подавить ее желание показывать эту сцену.  Он  вдруг  понял,
что чрезвычайно заинтригован тем, что делает  Рут.  Каковы  же  мотивы  ее
поведения?
   - Человек с тростью, сидящий  слева,  за  тем  столом,  Паре,  окружной
прокурор, - продолжала Рут. - Его жена и моя мать были  членами  одного  и
того же садоводческого клуба.
   Келексел посмотрел на туземца, на которого она указала. У него был  вид
солидного  и  порядочного  члена  общества.  Седые  волосы  металлического
оттенка покрывали макушку его почти квадратной головы. Волосы почти прямой
линией очерчивали его лоб  и  были  подстрижены  на  висках.  Выдававшийся
вперед подбородок, чопорно поджатые губы и крупный прямой нос  производили
приятное впечатление. Густые темного цвета овалы бровей располагались  над
голубыми глазами. По краям глаза слегка были  прищурены,  что  еще  больше
подчеркивали глубокие складки.
   К столу рядом с его стулом была прислонена  трость.  Время  от  времени
Паре поглаживал набалдашник.
   Похоже, в этой комнате происходило что-то важное. Рут включила звук,  и
до них донеслись звуки покашливаний из дальних  рядов  зрителей,  шуршание
бумаг.
   Келексел наклонился вперед,  ухватился  рукой  за  спинку  кресла  Рут,
наблюдая за тем, как Фурлоу встал и направился к  стулу  рядом  с  высоким
столом. Потом последовал короткий религиозный ритуал, включающий  обещание
говорить правду, и только правду, и ничего, кроме правды. Фурлоу уселся, а
адвокат Бонделли остался стоять позади него.
   Келексел внимательно посмотрел на Фурлоу: широкий лоб,  темные  волосы.
Интересно, без Манипулятора кому бы отдала Рут предпочтение: ему или этому
созданию? Казалось, что Фурлоу хочет спрятаться за этими темными очками. В
нем ощущалось какое-то беспокойство -  глаза  его  все  время  бегали,  не
задерживаясь ни на чем долго. И тут Келексел понял, что в  этой  сцене  он
избегает съемочных групп Фраффина. Он знает о Чемах! Конечно, знает!  Ведь
он иммунный!
   Чувство служебного долга тут же вернулось к Келекселу. Он ощущал стыд и
вину. И в ту же  секунду  понял,  почему  не  обратился  ни  к  одному  из
Омолаживателей этого корабля историй. Если бы он это сделал, то он бы  уже
никогда не выбрался из ловушки Фраффина. Он стал бы одним из них, такой же
собственностью Фраффина, как и любой туземец этого мира. И пока  он  будет
держаться подальше от Омолаживателей, понял Келексел, он будет чувствовать
себя независимым от Фраффина. Впрочем, это был лишь вопрос времени...
   Бонделли сейчас что-то говорил Фурлоу. Сцена эта  уже  начала  утомлять
Келексела, в ней не было никакого смысла.  Келексел  удивился  собственной
реакции.
   - Итак, доктор Фурлоу, - начал Бонделли, -  вы  перечислили  пункты,  в
соответствии с которыми действия моего - подзащитного подходят  под  общие
закономерности убийств, совершенные  людьми  в  момент  умопомешательства.
Какие еще доказательства есть у вас, подтверждающие то, что  он  на  самом
деле сумасшедший?
   - Мое внимание привлекло повторение цифры семь,  -  ответил  Фурлоу.  -
Семь ударов кинжалом. Потом, при аресте он сказал, что выйдет  через  семь
минут.
   - Это что, важно?
   - Число семь имеет религиозное значение: Бог создал Землю за семь  дней
и  так  далее.  Подобного  рода  закономерности  вы  найдете  в  действиях
сумасшедших.
   -  Доктор  Фурлоу,  вы  проводили  обследование  подсудимого  несколько
месяцев назад?
   - Да, сэр.
   - При каких обстоятельствах?
   Келексел бросил взгляд на Рут и с потрясением увидел, что по  ее  щекам
текут слезы. Он посмотрел на  пульт  управления  Манипулятором,  и  только
сейчас он стал догадываться, насколько же глубокими были ее чувства.
   - Мистер Мерфи поднял ложную пожарную тревогу, - ответил Фурлоу.  -  Он
был опознан и арестован. Меня вызвали, как судебного психолога.
   - Почему?
   - Ложная пожарная тревога не  относится  к  таким  нарушениям,  которые
можно оставить без внимания, особенно, когда ее поднимает вполне  взрослый
человек.
   - Поэтому вас и вызвали?
   - Нет - это обычная процедура.
   - Но чем можно было объяснить действия подсудимого?
   - Как правило, это бывает  связано  с  сексуальными  нарушениями.  Этот
инцидент  произошел  как  раз  в  то  время,  когда   подсудимый   впервые
пожаловался на импотенцию. Эти два фактора, сведенные вместе, рисуют очень
тревожную психологическую картину.
   - Какую еще?
   - Ну, он также показывал почти полное отсутствие человеческой  теплоты.
То,  что  мы  называем  добротой.  Его   поведение   явно   указывало   на
возникновение синдрома Рорчеча, проявлявшегося в том, что он потерял почти
всякий интерес к  тому,  что  мы  называем  "жизнедеятельностью".  Другими
словами, его мировоззрение  сконцентрировалось  на  смерти.  Я  принял  во
внимание все эти факторы:  холодность  его  натуры,  сосредоточенность  на
смерти и сексуальную озабоченность.
   Келексел смотрел на фигуру на сцене репродьюсера. О ком это он говорит?
Холодность натуры, сосредоточенность на смерти, сексуальная озабоченность?
Келексел бросил взгляд на Мерфи. Подсудимый сидел, сгорбившись за  столом,
опустив глаза.
   Бонделли провел рукой по усам и посмотрел на записку, которую держал  в
руке.
   - В чем состояла суть внесения вашего заключения в  отдел  освобождения
под залог, доктор? - Задавая этот  вопрос,  Бонделли  посмотрел  на  судью
Гримма.
   - Я предупредил их, что если этот  человек  не  изменит  в  корне  свои
взгляды, у него может произойти психический срыв.
   По-прежнему не глядя на Фурлоу, Бонделли задал новый вопрос:
   - А как, доктор, вы определяете понятие "психический срыв"?
   -  Ну,  например,  убийство  кинжалом  любимого   человека   с   особой
жестокостью можно отнести к "психическому срыву".
   Судья Гримм что-то записал на листке бумаги, лежавшем перед  ним.  Одна
женщина, самая крайняя из присяжных, нахмуренно посмотрела на Бонделли.
   - Вы предсказывали это преступление? - спросил Бонделли.
   - Да, что произойдет нечто подобное.
   Окружной прокурор внимательно оглядел присяжных. Потом медленно покачал
головой и, наклонившись к своему помощнику, что-то прошептал ему на ухо.
   - Были ли приняты какие-нибудь меры  в  ответ  на  ваше  заключение?  -
спросил Бонделли.
   - Насколько мне известно, нет.
   - А почему?
   - Наверное, многие из тех, кто видел это заключение, не  разбирались  в
медицинских  терминах  и  не  понимали  всей  опасности  его   психических
отклонений.
   - Вы пытались объяснить кому-либо это?
   -  Я  рассказал  о  своих  опасениях  нескольким   сотрудникам   отдела
освобождения под залог.
   - И все равно никаких мер не было принято?
   - Они ответили, что мистер Мерфи как уважаемый член общества  не  может
быть опасен, что, по всей видимости, я ошибаюсь.
   - Понятно. А сами вы лично не пытались помочь подсудимому?
   - Я попытался заинтересовать его религией.
   - Без успеха?
   - Совершенно верно.
   - Впоследствии вы проводили обследование подсудимого?
   - Да, в прошлую среду - и это было второе мое  обследование  с  момента
его ареста.
   - И что же вы обнаружили?
   - Он страдает нарушениями психики, которые я определяю, как паранойя.
   - Мог ли он отдавать  себе  отчет  в  Совершаемых  им  поступках  и  их
последствиях?
   - Нет, сэр. В своем психическом состоянии он способен  отвергать  любые
принципы морали и закона.
   Бонделли повернулся и окинул долгим взглядом окружного прокурора, потом
закончил:
   - Это все, доктор.
   Окружной прокурор провел рукой  по  квадрату  волос  на  его  голове  и
принялся внимательно изучать свои записи свидетельских показаний.
   Келексел,  которого  постепенно  заинтриговала   эта   сцена,   кивнул.
Очевидно, что у туземцев была первобытная система правосудия, еще  слишком
незрелая. И все-таки эта сцена напомнила ему о его чувстве  вины.  "Может,
поэтому Рут и показывает ее ему? - подумал он. - Может, она хочет  сказать
ему: "И тебя тоже могут наказать?" Он ощутил  приступ  жгучего  стыда.  Он
чувствовал себя так,  словно  Рут  перенесла  самого  его  в  эту  комнату
судебного разбирательства при помощи репродьюсера, и сам он предстал перед
судом. Внезапно он  отождествил  себя  с  ее  отцом,  разделяя,  благодаря
чувствительной паутине, эмоции туземца.
   Мерфи сидел, молча сдерживая закипавший  в  нем  гнев,  направленный  с
необычайной силой на Фурлоу, который все еще сидел на свидетельском месте.
   "Этот иммунный должен быть уничтожен!" - подумал Келексел.
   Фокус  репродьюсера  слегка  сменился,  сосредоточившись  на   окружном
прокуроре. Паре встал, прохромал к Фурлоу, опираясь на трость. Тонкие губы
Паре были чопорно стиснуты, однако гнев клокотал в его глазах.
   - Мистер Фурлоу, - начал он, умышленно опустив докторский титул, - я не
ошибаюсь, предполагая, что по-вашему подсудимый не способен  был  отличить
хорошее от плохого в ночь, когда он убил свою жену?
   Фурлоу снял очки. Его серые  глаза  сейчас  казались  беззащитными.  Он
протер линзы и снова надел очки, потом опустил руки на колени.
   - Да, сэр.
   - И те тесты, которым вы подвергли обвиняемого, были ли они в  основном
такими же, как и те, которые проводил доктор Уили?
   - По сути такими же - карточки. Сортировка шерсти и другие  сменяющиеся
тесты.
   Паре посмотрел в свои записи.
   -  Вы  слышали  о  заключении  доктора  Уили,  что  подсудимый  как   с
юридической, так и с медицинской точки зрения  был  абсолютно  нормален  в
момент совершения преступления?
   - Да, сэр, я слышал это заключение.
   - Вы знаете о том, что  раньше  доктор  Уили  был  судебным  психиатром
Лос-Анжелеса и служил в армейском медицинском корпусе?
   - Мне известна квалификация доктора Уили.  -  Видя  то  достоинство,  с
каким защищался Фурлоу, Келексел почувствовал к нему симпатию.
   - Видишь, что они сделали с ним? - спросила Рут.
   - Какое это имеет значение? - отмахнулся Келексел. Но уже  говоря  это,
он понял, что судьба  Фурлоу  имеет  огромное  значение.  И  прежде  всего
потому, что Фурлоу, даже хотя и был обречен на поражение  и  понимал  это,
все равно оставался верным своим принципам. Не было никаких сомнений,  что
Мерфи был сумасшедший. И виновен был в этом Фраффин - ради какой-то  своей
цели.
   "И целью этой был я", - подумал Келексел.
   - Тогда вы должны были слышать, - продолжал Паре, -  что  свидетельство
медицинских экспертов исключает какой-либо  элемент  повреждения  мозга  в
данном случае? Вы слышали  о  том,  что  по  заключению  этих  медицинских
экспертов подсудимый не выказывал никаких маниакальных тенденций,  что  он
не  страдает  ни  теперь,  ни  когда-либо  раньше  от  состояния,  которое
официально можно определить, как сумасшествие?
   - Да, сэр.
   -  Тогда  вы  можете  объяснить,  почему  вы  придерживаетесь   мнения,
противоположного мнению этих квалифицированных медицинских специалистов?
   Фурлоу крепко оперся обеими ногами в пол, опустил руки на  подлокотники
и наклонился вперед.
   - Это очень просто, сэр. Компетенция в психиатрии и в психологии обычно
подтверждается фактическими результатами. В данном случае я отстаиваю свою
точку зрения, основываясь на том, что я предсказал это преступление.
   Лицо Паре потемнело от гнева.
   Келексел услышал, как Рут шептала:  "Энди,  о  Энди...  О  Энди..."  От
звуков ее голоса он почувствовал резкую боль в груди и прошипел:
   - Помолчи!
   Паре еще раз посмотрел в свои записи, потом сказал:
   - Вы психолог, а не психиатр, правильно?
   - Я клинический психолог.
   - В чем заключается разница между психологом и психиатром?
   - Психолог -  специалист  в  области  поведения  человека,  не  имеющий
медицинской степени. А...
   - И вы  не  согласны  со  специалистами,  у  которых  есть  медицинская
степень?
   - Как я уже сказал...
   - Ах да, это ваше так называемое предсказание. Я читал это  заключение,
мистер Фурлоу, и мне хотелось бы порасспрашивать вас об  этом:  верно  ли,
что ваше сообщение для отдела освобождения под залог было составлено таким
языком,  который  можно  интерпретировать  различными  способами  -  иными
словами, не было ли оно двусмысленным?
   - Его может считать двусмысленным лишь тот, кто не  знаком  с  термином
"психический срыв".
   - Ага, и что же такое психический срыв?
   -  Чрезвычайно  опасный  разрыв  с  действительностью,  который   может
привести к актам насилия, подобному тому, что мы рассматриваем здесь.
   - Но если бы это преступление не было совершено, если  этот  обвиняемый
сумел бы, так сказать, излечиться от приписываемой ему болезни,  можно  ли
тогда  было   истолковать   ваше   сообщение,   как   предсказание   этого
преступления?
   - Если только будет дано объяснение, почему он излечился.
   - Позвольте тогда мне спросить:  может  ли  насильственный  акт,  кроме
психоза, иметь и другие объяснения?
   - Разумеется, но...
   - Правда ли, что термин "психоз" не имеет точного определения?
   - Существуют некоторые расхождения во мнениях.
   - Расхождения, подобные тем, которые  имеются  у  нас  в  свидетельских
показаниях?
   - Да.
   - И любой акт насилия может быть вызван не только психозом?
   - Конечно. - Фурлоу покачал головой. - Но при наличии маниакальных...
   - Маниакальных? - перебил его Паре. - Мистер Фурлоу, а что такое мания?
   - Мания? Это явление внутренней неспособности реагировать на окружающую
действительность.
   -  Действительность,  -  повторил  Паре   раз,   потом   еще   раз:   -
Действительность.  Скажите,  мистер  Фурлоу,   вы   верите   в   обвинения
подсудимого против его жены?
   - Нет!
   - Но если обвинения  против  обвиняемого  имеют  под  собой  почву,  не
изменится ли ваше мнение, сэр, на его маниакальное восприятие?
   - Мое мнение основывается на...
   - Отвечайте "да" или "нет", мистер Фурлоу! Отвечайте на вопрос!
   - Я и отвечаю на него! - Фурлоу откинулся на  спинку  стула  и  глубоко
вздохнул. - Вы пытаетесь запятнать репутацию беззащитного...
   - Мистер Фурлоу! Мои вопросы направлены на выяснение, были ли обвинения
против подсудимого с учетом всех имеющихся улик обоснованны.  Я  согласен,
что обвинения нельзя подтвердить или опровергнуть после смерти, но были ли
эти обвинения оправданны?
   Фурлоу проглотил комок в горле, потом спросил сам:
   - Можно ли оправдать убийство, сэр?
   Лицо Паре потемнело. Его голос стал низким, угрожающим:
   - Настала  пора  кончать  перебрасываться  словечками,  мистер  Фурлоу.
Расскажите, пожалуйста, суду, были ли у вас  другие  отношения  с  членами
семьи подсудимого, кроме... психологического обследования?
   Когда Фурлоу  вцепился  в  подлокотники  стула,  костяшки  его  пальцев
побелели.
   - Что вы имеете в виду? - спросил он.
   - Не были ли вы одно время помолвлены с дочерью обвиняемого?
   Фурлоу молча кивнул.
   - Отвечайте вслух, - сказал Паре. - Так были?
   - Да.
   За столиком защиты поднялся Бондели и  пристально  посмотрел  на  Паре,
потом на судью.
   - Ваша честь, я возражаю. Подобные вопросы я считаю неуместными.
   Медленно Паре повернулся. Он тяжело оперся на трость и сказал:
   - Ваша честь,  присяжные  имеют  право  знать  все  возможные  причины,
которые оказывают влияние на этого эксперта,  выступающего  свидетелем  по
делу.
   - Какие у вас намерения? - спросил судья Гримм. И он  посмотрел  поверх
головы Паре на присяжных.
   - Ваша честь, дочь подсудимого не может выступить в качестве свидетеля.
Она исчезла при  загадочных  обстоятельствах,  сопутствовавших  гибели  ее
мужа. Этот эксперт находился в непосредственной близости от места событий,
когда муж...
   - Ваша честь, я возражаю! - Бондели стукнул кулаком по столику.
   Судья Гримм прикусил губу. Он бросил взгляд на профиль Фурлоу, потом на
Паре.
   - То, что я сейчас скажу, не является ни  одобрением,  ни  неодобрением
свидетельских показаний доктора Фурлоу. Однако я исхожу из  того,  что  не
подвергаю  сомнению  его  квалификацию,  поскольку  он  является  судебным
психологом. А раз так, его  мнение  может  расходиться  с  мнением  других
квалифицированных  свидетелей.  Это  привилегия  свидетеля-эксперта.  Дело
присяжных решать, на мнение какого свидетеля больше полагаться.  Присяжные
могут  принимать   какое-либо   решение,   основываясь   на   квалификации
свидетелей-экспертов. Возражение принято.
   Паре пожал плечами. Он сделал шаг в  сторону  Фурлоу,  собрался  что-то
сказать, но,  заколебавшись,  промолчал  и  лишь  через  несколько  секунд
произнес:
   - Очень хорошо. Больше вопросов нет.
   - Свидетель может быть свободен, - сказал судья.
   Когда сцена начала исчезать  после  манипуляций  Рут  с  репродьюсером,
Келексел внимательно посмотрел на Джо Мерфи. Под судимый улыбался  хитрой,
скрытной улыбкой.
   Келексел кивнул, улыбнувшись точно так же. Ничего еще не потеряно, если
даже жертвы могут получать удовольствие, находясь в самом  затруднительном
положении.
   Рут   повернулась,   увидела   улыбку   на   лице   Келексела.    Своим
невыразительным контролируемым голосом она произнесла:
   - Будь ты проклят за каждую секунду твоей проклятой вечности!
   Келексел мигнул.
   - Ты такой же сумасшедший, как мой отец, - сказала она. - Энди описывал
тебя, когда говорил о моем отце.  -  Она  повернулась  к  репродьюсеру.  -
Смотри на себя!
   Задрожав, Келексел глубоко вздохнул. Репродьюсер заскрипел,  когда  Рут
принялась  поворачивать  рычажки  и  нажимать   кнопки.   Ему   захотелось
оттолкнуть ее от машины, его  пугало  то,  что  она  может  показать  ему.
"Смотри на себя!" Какая ужасная мысль. Чемы  никогда  не  видели  себя  на
сцене репродьюсера.
   Куполообразная сцена превратилась в рабочий кабинет Бонделли:  огромный
стол, застекленные книжные полки и шкафы, уставленные книгами по  праву  в
бордовых переплетах и с золотым тиснением. Бонделли сидел за столом, держа
в правой руке карандаш, к концу которого крепился ластик. Он несколько раз
провел ластиком  по  поверхности  стола,  и  на  полированной  поверхности
остались маленькие резиновые крошки.
   Фурлоу сидел напротив него, на столе перед ним были  разбросаны  листки
бумаги. Он сжимал в левой  руке  свои  тяжелые  очки,  словно  учительскую
указку, и размахивал ими, когда говорил.
   - Маниакальное состояние - как маска. Надев  эту  маску,  Мерфи  хочет,
чтобы его считали нормальным, даже хотя он знает, что это приведет  его  к
смерти.
   - Но это противоречит логике, - пробурчал Бонделли.
   - То, что  противоречит  логике,  труднее  всего  доказать,  -  заметил
Фурлоу. - Это трудно облечь в слова и  описать  понятными  словами  людям,
которые не знакомы с подобного рода вещами.  Но  можно  разрушить  иллюзии
Мерфи, если мы проникнем в его иллюзорный мир, разобьем их, то  это  можно
будет сравнить с пробуждением  обыкновенного  человека  в  чужой  комнате,
чужой постели, рядом с  чужой  женщиной,  которая  говорит  ему:  "Я  твоя
жена!", а какие-то дети утверждают, что он их отец. Это окажется для  него
невероятным потрясением, и все его мировосприятие будет в миг уничтожено.
   - Полный разрыв с действительностью, - прошептал Бонделли.
   - Действительность с  точки  зрения  объективного  наблюдателя  в  этом
случае не самое главное, - заметил Фурлоу. -  Пока  Мерфи  живет  в  своем
иллюзорном мире, он спасает себя от подобного психологического эквивалента
уничтожения. И это, несомненно, страх смерти.
   - Страх смерти? - повторил озадаченный Бонделли. - Но ведь это  ожидает
его, если...
   - Существуют два вида смерти. Мерфи  гораздо  меньше  боится  настоящей
смерти в газовой камере, чем  смерти,  которую  придется  ему  испытать  в
момент разрушения его иллюзорного мира.
   - Но неужели он не в состоянии увидеть разницу?
   - Да, не в состоянии.
   - Это же сумасшествие!
   Фурлоу удивило это замечание:
   - А разве не об этом мы толкуем?
   Бонделли уронил карандаш на стол.
   - И что случится, если его признают нормальным?
   - Он получит подтверждение, что под его контролем  находится  последняя
часть его злоключений. Для него сумасшествие означает потерю контроля.  То
есть что он не такой великий, всемогущий человек, который управляет  своей
собственной судьбой. Если он контролирует даже свою собственную смерть, то
это и есть подлинное величие - мания величия.
   - И именно этого вам не удастся доказать в суде, - заметил Бонделли.
   - Да, особенно здесь, в этом городе и в  данный  момент,  -  согласился
Фурлоу. - Именно это я и пытался втолковать вам с самого начала.  Вы  ведь
знакомы с Вонтманом, моим соседом, живущем к  югу  от  меня?  Ветка  моего
орехового дерева свисала к нему во двор. Я всегда позволял ему  срывать  с
нее орехи. Мы еще подшучивали над этим. А прошлой ночью он взял  и  срезал
ее, а потом забросил в мой двор - и все потому,  что  я  свидетельствую  в
защиту Мерфи.
   - Но это же безумие!
   - Здесь и в данный момент это - норма, - возразил  Фурлоу.  Он  покачал
головой.  -  Вонтман  -  совершенно   нормальный   человек   при   обычных
обстоятельствах. Но Мерфи совершил преступление на  сексуальной  почве,  и
оно разворошило осиное гнездо их гадких потаенных чувств, скрытых  от  них
самих в их подсознании - вины, страха, стыда - и люди с этим  не  способны
сами справиться. И Вонтман - просто один отдельный симптом. Все население,
похоже, охвачено этим своего рода психозом.
   Фурлоу нацепил  свои  темные  очки,  повернулся  и  посмотрел  прямо  в
объектив камеры репродьюсера.
   - Все население, - прошептал он.
   Рут неуверенно, словно ослепнув,  протянула  вперед  руку  и  выключила
репродьюсер. Когда  сцена  потемнела,  Фурлоу  все  еще  смотрел  на  нее.
"Прощай, Энди, - подумала  она.  -  Дорогой  Энди.  Уничтоженный  Энди.  Я
никогда больше не увижу тебя".
   Неожиданно Келексел повернулся и прошел через  всю  комнату.  Потом  он
снова обернулся и посмотрел вслед Рут, проклиная тот день,  когда  впервые
увидел ее. "Во имя Тишины! - подумал он. - Почему я подчиняюсь ей?"
   Слова Фурлоу все еще звенели в его ушах: "...Величие! Иллюзия! Смерть!"
   Что они могли означать для  этих  туземцев,  которые  заперли  входы  и
выходы в своем сознании для иных мыслей и  чувств?  И  тогда  в  Келекселе
вскипел гнев, столь яростный, какого он никогда раньше не испытывал.
   "Как смела она сравнивать меня со своим отцом?
   Как смеет она думать о своем хилом туземце-любовнике, когда у нее  есть
я!"
   Странный,  режущий  ухо  звук  донесся  со  стороны   Рут.   Ее   плечи
сотрясались. Келексел понял, что она рыдает, несмотря на подавление чувств
со стороны Манипулятора. И сознавание этого  подпитывало  еще  больше  его
гнев.
   Женщина медленно  повернулась  на  вращающемся  кресле  репродьюсера  и
посмотрела на него. Ее лицо казалось непривычно искаженным от горя.
   - Живи вечно! - прошипела она. - И надеюсь, каждый день твоей жизни  ты
будешь страдать от своего преступления! - Ненависть плясала в ее глазах.
   Это выражение отвращения потрясло Келексела. "Как  может  она  знать  о
моем преступлении?" - подумал он.
   Но на помощь пришел гнев.
   "Она испорчена этим иммунным! - мелькнула мысль. - Пусть же увидит, что
может сделать Чем с ее любовником!"
   Быстрым  движением  Келексел  повернул  ручку  Манипулятора  под  своей
накидкой. Резко усилившееся воздействие отбросило Рут на  спинку  сидения,
ее тело напряглось, а затем бессильно обвисло. Она потеряла сознание.





   Фраффин в ярости выбежал на  посадочную  площадку.  Мантия  развевалась
вокруг его кривых ног. За барьером защитного поля светилось  море,  словно
темно-зеленые кристаллы. Десять летательных аппаратов выстроились в ряд  у
края причала, готовые в любой момент по его приказу взмыть в воздух, чтобы
поучаствовать в "восхитительной маленькой войне".  Возможно,  еще  не  все
потеряно. В воздухе резко  пахло  озоном,  отчего  в  результате  защитной
реакции организма кожа на лице Фраффина съежилась.
   Он чувствовал, что там,  наверху,  цветет  его  планета,  с  невиданной
быстротой рождались новые сюжеты, как никогда раньше.  Но  если  сообщение
относительно Келексела верно... Но  это  не  может  быть  правдой!  Логика
протестовала против этого.
   Приблизившись к контрольному пункту, Фраффин замедлил  шаги.  Сейчас  в
этом похожем на огромный желтый глаз куполообразном  помещении  вахту  нес
сам начальник службы наблюдения Латт. От вида  его  крупного  приземистого
тела Фраффин почувствовал спокойствие. Квадратное лицо Латта склонилось  к
монитору.
   Однако на лице Латта было хитрое выражение, и  Фраффин  вдруг  вспомнил
поговорку Като: "Бойтесь королей, у которых лукавые подданные".  Да,  этот
туземец Като был достоин восхищения. Фраффин вспомнил  врагов  Като,  двух
карфагенских царей, смотрящих со стен крепости Бирсы вниз,  на  внутреннюю
гавань Карфагена. "Достойная жертва, правильные мысли, сильные Боги -  все
это обеспечит победу". Это тоже слова Като.
   Но Като давно мертв, его  жизнь  была  затянута  в  безумный  водоворот
времени - в память Чемов. Он мертв, как и оба его врага-царя.
   "Конечно,  сообщение  относительно  Келексела  ошибочно",   -   подумал
Фраффин.
   Один из ожидающих пилотов подал знак Латту. Начальник службы наблюдения
выпрямился и повернулся лицом к Фраффину. И встревоженный его вид  рассеял
последние сомнения в его излишней самоуверенности.
   "Он похож на маленького Като, - подумал Фраффин, останавливаясь в  трех
шагах от Латта. - Та же структура кости. Да,  как  же  много  здесь  наших
потомков".
   Фраффин поплотнее завернулся в мантию, внезапно почувствовав холод.
   - Достопочтенный Режиссер, - произнес Латт.
   "С какой же осторожностью он говорит!"
   - Я только что получил тревожное сообщение относительно Следователя,  -
сказал Фраффин.
   - Следователя?
   - Келекселе, дурень!
   Латт облизнул губы. Потом посмотрел по сторонам и перевел взгляд  снова
на Фраффина.
   - Он... он сказал, что вы дали ему разрешение на... Вместе с  ним  была
туземка... она... что-нибудь не так?
   Фраффину потребовалось несколько секунд, чтобы взять себя  в  руки.  Он
чувствовал  легкую  барабанную  дробь,  отстукивающую  каждое   мельчайшее
мгновение его бытия. Ох уж эта планета  и  ее  существа!  Каждое  из  этих
мгновений обжигающим пламенем стучало в его сознании. Он  чувствовал  себя
как двустворчатый моллюск, выброшенный приливом на берег. История рушилась
вместе с ним, и только он мог вспомнить свои бесчисленные преступления.
   - Итак, Следователь улетел? - сказал Фраффин, гордый  тем,  что  в  его
голосе прозвучало спокойствие.
   - Только небольшая прогулка, - прошептал Латт. -  Он  сказал,  что  это
всего лишь небольшая прогулка. - Латт кивнул, и  в  этом  быстром,  резком
движении ощущалась нервозность. - Я... ведь все говорили, что  Следователь
попал в ловушку. И с ним была женщина.  Она  была  без  сознания!  -  Латт
ухватился за эту деталь, будто сделал важнейшее открытие. - Туземка  упала
в обморок из-за своей беременности!  -  Губы  Латта  скривились  в  грубой
ухмылке. - Так легче контролировать ее, - сказал он.
   Пересохшим ртом Фраффин проговорил:
   - Он сказал, куда направляется?
   - На поверхность планеты. - Латт показал большим пальцем вверх.
   Фраффин проследил взглядом за направлением, куда указывал  он,  отмечая
бородавчатую кожу, и удивился тому, как может такой небрежный жест нести в
себе весь груз столь ужасающих последствий.
   - В своем катере? - спросил Фраффин.
   - Он сказал, что лучше знаком с его управлением, - ответил Латт.
   В глазах Латта теперь появился страх. Вкрадчивый голос Режиссера и  его
спокойный облик не могли скрыть важности этих вопросов - и он уже  заметил
одну вспышку гнева.
   - Он заверил меня, что получил ваше разрешение, - пробормотал  Латт.  -
Он сказал, что это будет хорошей подготовкой перед  тем,  как  он  получит
собственный...
   Взгляд  Фраффина  остановил  его  на  несколько  секунд,  но  потом  он
продолжил:
   - Он сказал, что самке это понравится.
   - Но ведь она была без сознания, - напомнил Фраффин.
   Латт кивнул согласно.
   "Почему она была без сознания? - подумал Фраффин. В  нем  снова  начала
расти надежда. - Что он может сделать? Он же в наших  руках!  Какой  же  я
идиот, если поддаюсь слепой панике!"
   Рядом с Латтом экран  контрольного  селектора  сменил  желтый  свет  на
красный, потом дважды мигнул. Прибор издал  громкое  гудение  и  создал  в
воздухе  круглое  лицо  Инвик.   Черты   лица   врача   корабля   выражали
озабоченность. Она пристально посмотрела на Фраффина.
   - Вот ты где! - воскликнула она. Ее  взгляд  метнулся  к  Латту,  потом
осмотрел платформу и вернулся к Фраффину. - Он уже улетел?
   - Забрав с собой женщину, - ответил Фраффин.
   - Но он так и не прошел омоложение! - удивилась Инвик.
   Лишь через минуту Фраффин смог обрести голос:
   - Но все остальные... он... ты... -  И  снова  он  почувствовал  слабую
дробь барабанов внутри себя.
   -  Да,  все  остальные  немедленно  отправлялись  к  Омолаживателям,  -
согласилась Инвик. - Поэтому я и считала, что он сам позаботится  о  себе.
Ведь ты же заботишься! - В ее голосе слышался гнев.  -  Разве  можно  было
предположить другое?! И в архивах нет никаких записей о нем. Он не  прошел
сеанса омоложения!
   Фраффин судорожно сглотнул в пересохшем  горле.  Просто  немыслимо!  Он
почувствовал необычайное  спокойствие,  словно  прислушивался  к  движению
солнц, лун, планет, существовавших в его жизни, но уже забытых. Не  прошел
сеанса омоложения! Время... время...
   - Оно  наконец  пришло...  -  начал,  запинаясь,  говорить  он  хриплым
шепотом, однако Инвик перебила его:
   - Один из моих  помощников  видел  его  с  женщиной  совсем  недавно  и
предупредил меня. Физическое состояние Келексела заметно ухудшилось.
   Фраффин почувствовал, что ему стало трудно  дышать.  В  груди  ныло  от
боли. Не прошел сеанса  омоложения!  Если  Келексел  уничтожит  все  следы
женщины... Но он не сможет! На корабле историй сохранились все записи  его
связи с этой туземкой. Но если Келексел уничтожит ее...
   Латт потянул Фраффина за мантию.
   В ярости Фраффин повернулся:
   - Что тебе нужно?
   Латт, наклонившись, отступил на шаг и посмотрел на Фраффина.
   - Достопочтенный Режиссер, сообщение... - Латт  дотронулся  до  прибора
связи, прикрепленного сбоку на его  шее.  -  Катер  Келексела  замечен  на
поверхности планеты.
   - Где?
   - В районе проживания женщины.
   - Они еще видят его?
   Фраффин затаил дыхание.
   Латт несколько секунд слушал, а затем покачал головой.
   - Корабль был замечен перемещавшимся без защитных экранов. Обнаруживший
его наблюдатель запрашивает,  чем  было  вызвано  такое  нарушение  правил
безопасности. Но сейчас он уже потерял корабль из виду.
   "На поверхности планеты!" - подумал Фраффин.
   - Задействуйте все другие средства! - резко приказал он. - Отдай  лично
приказ каждому пилоту. Этот катер должен быть найден! Должен быть найден!
   - Но... что нам делать, когда мы найдем его?
   - Женщина, - напомнила Инвик.
   Фраффин  бросил  взгляд  на   лишенную   тела   голову,   транслируемую
контрольным селектором, потом перевел взгляд на Латта.
   - Да, женщина.  Вы  возьмете  ее  и  доставите  ее  сюда.  Она  -  наша
собственность. А уж  затем  мы  договоримся  с  этим  Келекселом.  Никакой
самодеятельности, понятно? Доставь ее мне!
   - Если смогу, достопочтенный Режиссер.
   - Очень советую тебе постараться как следует, - произнес Фраффин.





   Фурлоу проснулся после первого же щелчка будильника и сразу же отключил
его до того, как он начал звенеть. Он приподнялся  на  постели,  борясь  с
сильным нежеланием окунаться в проблемы, которые несет с собой новый день,
обещавший ему очередную адскую пытку  в  госпитале.  Уили  будет  пытаться
раздавить его и не успокоится до тех пор, пока... Фурлоу глубоко вздохнул.
Когда держаться больше будет невмоготу, ему придется уйти с работы.
   Общество помогало  ему  принять  это  решение  -  анонимные  письма  от
сумасшедших с угрозами, телефонные звонки. Он стал изгоем.
   Специалисты-профессионалы вели себя совсем по-другому. Среди них - Паре
и старый судья  Виктор  Веннинг  Гримм.  Их  поступки  в  суде  и  за  его
пределами, казалось, следовало  помещать  в  разные  отделения,  тщательно
изолированные друг от друга.
   - Все уляжется, - говорил ему Гримм. - Пусть только  пройдет  некоторое
время...
   - Ничего, Энди, - успокаивал его Паре, - в чем-то выигрываешь, в чем-то
проигрываешь.
   Фурлоу тщетно пытался разгадать, испытывают ли  они  хоть  какие-нибудь
эмоции в связи со смертью Мерфи. Паре был приглашен на  казнь,  и  в  суде
говорили, что он советовался с друзьями, идти ему или нет. Впрочем, добрые
чувства победили. Ему советовали не проявлять себя слишком безжалостным.
   "Зачем я пошел? - задал себе вопрос Фурлоу.  -  Неужели  хочу  посыпать
соль на раны?"
   Но он знал,  почему  пошел,  смиренно  приняв  приглашение  осужденного
посмотреть, как тот умрет. И также он тешил себя надеждой, что,  возможно,
сможет увидеть там наблюдателей, их висящий в воздухе летательный аппарат.
   И они... или это была иллюзия... находились там.
   "Есть ли они в действительности? Существуют ли они там на самом  деле?"
- стучала одна мысль у него в голове. А потом возникла другая:  "Рут,  где
ты?" Он чувствовал,  что  если  ей  удастся  вернуться  и  все  объяснить,
галлюцинации прекратятся.
   Его мысли вновь вернулись к казни. Потребуется не  одна  неделя,  чтобы
стереть из памяти это воспоминание. Он помнил беспокоящие его звуки:  лязг
металла о металл, шарканье подошв, когда охрана прибыла вместе с Мерфи  на
место казни.
   Фурлоу ярко представил у себя в уме  остекленевшие  глаза  осужденного.
Перед смертью Мерфи  уже  не  выглядел  таким  коренастым.  Тюремная  роба
свободно болталась на нем. Он шел  волоча  ноги.  А  перед  ним  шествовал
священник в черной сутане, монотонно напевая звучным  голосом,  в  котором
все же можно было разобрать заунывные нотки.
   Он припомнил, как они прошли мимо, и все собравшиеся  вдруг  замолчали,
обратив свой взор к  палачу.  Он  выглядел,  как  служащий  мануфактуры  -
высокий, с предупредительным лицом, уверенный в себе,  стоя  перед  обитой
резиной дверью в зеленую комнату.
   Палач взял Мерфи под руку, помог ему перебраться через  высокий  порог.
Один из охранников и священник последовали за ними. Фурлоу стоял в  первом
ряду и мог хорошо видеть сквозь проем двери всех троих и  слышать,  о  чем
они говорили.
   Охранник затянул ремешок  на  левой  руке  Мерфи,  попросил  его  сесть
поглубже на стуле.
   - Положи руку сюда, Джо. Чуть дальше,  вот  сюда.  -  Охранник  затянул
ремешок. - Не больно?
   Мерфи покачал  головой.  Его  глаза  по-прежнему  были  остекленевшими,
напоминавшими глаза загнанного зверька.
   Глядя на охранника, палач пошутил:
   - Ал, почему бы тебе не остаться здесь и не подержать его за руку?
   В этот момент Мерфи очнулся. Сказанное им поразило Фурлоу  и  заставило
его отвернуться:
   - Тебе лучике остаться с мулами и повозкой.
   Именно эту фразу неоднократно  использовала  Рут  -  одна  из  странных
семейных поговорок, истинный смысл  которых  известен  лишь  узкому  кругу
посвященных. Когда Мерфи произнес ее, Фурлоу понял, что нет силы,  которая
способна разорвать связь между отцом и дочерью.
   Все остальное было уже не так страшно".
   Вспоминая ту минуту, Фурлоу вздохнул, опустил  ноги  на  холодный  пол.
Потом надел комнатные тапочки, накинул на себя халат и прошел к окну.  Там
он стал рассматривать открывающийся вид, ради которого его  отец  и  купил
этот дом двадцать пять лет назад.
   Утренний свет больно бил по глазам,  и  они  заслезились.  Фурлоу  взял
темные  очки,  которые  лежали  на  столике  возле  кровати,  надел  их  и
подрегулировал фокус линз.
   Обычная утренняя  картина:  долина,  поросшая  секвойями,  меж  стволов
поднимается туман, который развеется к одиннадцати часам. Внизу  на  ветке
дуба сидели, нахохлившись, два ворона, созывая своих невидимых  товарищей.
Капельки росы стекали с листочка акации прямо под окном.
   А дальше, за деревом, что-то  двигалось.  Фурлоу  повернулся  и  увидел
сигарообразный предмет длиной примерно в тридцать футов.  Аппарат  проплыл
над верхушкой  дуба,  вспугнув  воронов.  С  пронзительным  карканьем  они
улетели.
   "Они  видят  эту  штуковину!  -  сказал  себе  Фурлоу.  -  Значит,  она
существует на самом деле!"
   Летательный аппарат вдруг резко повернул влево и унесся вверх,  пронзив
облака. После него в воздухе остались странные сферы и диски. Но вскоре их
поглотили облака.
   Резкий дребезжащий голос вывел Фурлоу из оцепенения.
   - Это ты - туземец Фурлоу?
   Он обернулся и увидел в дверях спальни призрак: приземистую  кривоногую
фигуру в зеленой накидке и трико. У призрака были квадратное лицо,  темные
волосы, серебристая кожа, рот до ушей. Глаза этого  существа  ярко  горели
под дугой бровей.
   Губы задвигались, и снова он услышал резкий резонирующий голос:
   - Меня зовут Келексел. - Его английский был правильный, без акцента.
   Фурлоу уставился на пришельца. "Гном? - подумалось ему. -  Лунатик?"  В
его голове возникло множество вопросов.
   Келексел посмотрел в окно. Было несколько забавно наблюдать, как  свора
Фраффина кинулась преследовать пустой катер. Запрограммированный  курс  не
позволял кораблю уйти от преследователей, но, когда они  его  настигнут  и
обнаружат обман, здесь все уже будет кончено. Мертвых не вернуть к жизни.
   Фраффину придется смириться с этим фактом... и своим преступлением.
   Воскресшая гордость укрепила волю  Келексела.  Он  хмуро  посмотрел  на
Фурлоу, подумав: "Я знаю, что должен делать". Скоро проснется Рут,  придет
на их голоса, и тогда она сможет увидеть его  полный  триумф.  "Она  будет
гордиться, что Чем обратил на нее свой взор", - подумал он.
   - Я наблюдал за тобой, знахарь, - сказал Келексел.
   В голове Фурлоу мелькнула мысль: "Может, этот ненормальный урод  пришел
убить меня из-за моих свидетельских показаний?"
   - Как ты проник в мой дом? - спросил Фурлоу.
   - Для Чема это не представляет никаких проблем, - ответил Келексел.
   У Фурлоу вдруг возникло кошмарное чувство, что это существо,  вероятнее
всего, связано с той штуковиной, которая только что унеслась в  облака,  с
наблюдателями, которые... "Кто такой Чем?" - подумал он.
   - Как ты наблюдал за мной? - спросил Фурлоу.
   - Твои проделки  фиксировались...  -  Келексел  возбужденно  замахал  в
воздухе рукой, не способный подобрать  нужное  слово...  -  Одной  штукой,
вроде вашего кино, - сказал он наконец. - Конечно, гораздо более  сложной.
Ваши  ощущения  после  расшифровки  при  помощи  эмоциональной  стимуляции
воздействуют непосредственно на зрительскую аудиторию.
   Фурлоу прокашлялся. Услышанное  им  имело  мало  смысла  для  него,  но
ощущение тревоги усилилось. Он хрипло произнес:
   - Что-то новое, вне всякого сомнения.
   - Новое? - Келексел захихикал. - Это древнее, чем ваша Галактика.
   "Да, он точно придурок, - попытался успокоить себя Фурлоу. -  И  почему
они всегда выбирают психологов?"
   Но он не забывал воронов. Никакая логика не могла  отрицать  тот  факт,
что вороны видели эти... штуковины. И снова он спросил  себя:  "Кто  такой
Чем?"
   - Ты не веришь мне, - сказал Келексел. - Ты не хочешь поверить  мне.  -
Он почувствовал, как его тело начало расслабляться,  словно  после  бокала
хорошего вина. Да, это было забавно. Он понял, какое удовольствие получили
когда-то  люди  Фраффина,  познакомившись  с  этими  существами.  Гнев   и
ревность, которые он испытывал к Фурлоу, начали исчезать.
   Фурлоу сглотнул. Рассудок увлекал его в опасные дебри размышлений.
   - Если я поверю тебе, то мне придется признать  и  то,  что  ты...  ну,
некто вроде...
   - Некто с другой планеты?
   - Да.
   Келексел рассмеялся.
   - Только и всего! Да я могу так напугать тебя, что ты  остолбенеешь!  -
Он щелкнул пальцами.
   Это был чисто человеческий жест существа, мало  похожего  на  человека.
Фурлоу заметил его и глубоко вздохнул. Он более внимательно изучил  одежду
пришельца: накидка, трико. Потом взглянул на странные  остроконечные  уши.
"Ну, накидку можно взять из театральной костюмерной, - подумал  он.  -  Он
похож на карликового Белу Люгоси. Не больше четырех футов ростом".
   И тогда Фурлоу охватил почти панический страх.
   - Зачем ты здесь? - требовательно спросил он.
   "Зачем я здесь?" Несколько секунд в голову Келексела не могло прийти ни
одного логического объяснения. Он вспомнил о Рут, лежавшей без сознания на
кушетке в соседней комнате. Этот  Фурлоу  мог  стать  ее  мужем.  Келексел
ощутил укол жгучей ревности.
   - Возможно, я пришел, чтобы указать тебе твое место,  -  сказал  он.  -
Возможно, я возьму тебя на свой корабль и покажу сверху твою  планету.  Ты
увидишь, насколько ничтожной крупинкой она кажется оттуда.
   "Я, наверное, кажусь ему смешным", - подумал Фурлоу и сказал вслух:
   - Будем считать, что это все же не глупая шутка, и ты...
   - Не говори Чему, что он глупо шутит, - перебил его Келексел.
   Фурлоу по голосу собеседника понял, что  тот  способен  на  насилие.  С
трудом ему удалось заставить себя ровно  дышать,  потом  он  посмотрел  на
незваного гостя. "Может, он и был причиной исчезновения Рут? - подумал он.
- Может, он - одно из тех существ, которые похитили ее, которые следили за
мной, наблюдали за смертью бедного Джо Мерфи, которые..."
   - Чтобы  попасть  сюда,  я  нарушил  все  самые  важные  законы  своего
общества, - произнес Келексел. - Я удивляюсь тому, что сделал.
   Фурлоу снял очки, нашел на туалетном столике носовой платок, протер  им
очки, потом снова надел их. "Я должен заставить его продолжать говорить, -
подумал он. - Пока он говорит, он дает выход своим чувствам".
   - Кто такие Чемы? - спросил Фурлоу.
   - Хорошо, - сказал Келексел. - У  тебя  нормальное  любопытство.  -  Он
начал рассказывать о Чемах, их могуществе, бессмертии, корабле историй.
   Но по-прежнему ничего не говорил о Рут. Фурлоу подумал, осмелится ли он
задать вопрос о ней.
   - Почему ты пришел ко мне? - спросил он. - Что, если я расскажу о вас?
   - Вряд ли ты сможешь рассказать о нас, - заметил Келексел. - Да  и  кто
поверит тебе, даже если ты и решишься на это?
   Фурлоу обратил  внимание  на  эту  угрозу.  Если  допустить,  что  этот
Келексел тот, за кого он  себя  выдает,  тогда  он,  Фурлоу,  в  серьезной
опасности.  Кто  может  противостоять  таким   существам?   Фурлоу   вдруг
почувствовал себя, как житель Сандвических островов перед железной пушкой.
   - Зачем ты здесь? - повторил он свой вопрос.
   "Как  он  надоел  мне  с  этим  вопросом!"  -  подумал   Келексел.   Он
почувствовал смущение. Почему этот знахарь столь настойчив? Но ведь  он  и
есть  знахарь,  первобытный  колдун,  возможно,  обладающий  таинственными
знаниями.
   - Возможно, ты знаешь нечто, что поможет мне, - сказал он.
   - Поможет? Если ты прибыл из такой высокоразвитой цивилизации,  то  как
ты...
   - Я буду задавать тебе  вопросы  и  спорить  с  тобой,  -  перебил  его
Келексел. - Возможно, мы кое-что выясним из нашего спора.
   "Зачем он здесь? - спросил себя Фурлоу. - Если он  тот,  за  кого  себя
выдает... зачем? - Но в своем сознании Фурлоу сортировал то,  что  говорил
Келексел. - Бессмертие. Корабли историй. Поиски развлечений. Скука  богов.
Бессмертие. Бессмертие. Бессмертие..."
   Пристальный взгляд Фурлоу начал раздражать Келексела.
   - А ты что,  сомневаешься,  что  ты  в  здравом  уме?  -  задал  вопрос
пришелец.
   - И поэтому ты здесь? - в свою очередь спросил  Фурлоу.  -  Потому  что
тебя гложут сомнения в благоразумии... - Слова эти были лишними, и  Фурлоу
понял это, когда они уже слетели с его языка.
   - Как смеешь ты говорить мне  такое?!  -  воскликнул  Келексел.  -  Мое
общество контролирует состояние рассудка всех  своих  членов.  Безупречная
работа нашей нервной системы обеспечивается благодаря подключению Чема еще
с самого рождения к паутине Тиггивоф, что и дает нам бессмертие.
   - Тигги... Паутина Тиггивоф? -  переспросил  Фурлоу.  -  Это...  э-э...
какое-то механическое устройство?
   - Механическое? Ну... да, верно.
   "Боже милостивый! - мысленно воскликнул Фурлоу. - Неужели он здесь  для
того, чтобы внедрить какое-то  сумасбродное  аналитическое  устройство?  И
сейчас просто подготавливает почву?"
   - Эта паутина связывает всех Чемов, - продолжал Келексел. -  Мы  все  -
единый организм, можешь ты это понять? Мы -  едины.  Поэтому  мы  постигли
такое, что вы, бедняжки, даже не  способны  себе  вообразить.  У  вас  нет
ничего похожего, и поэтому вы слепы.
   Фурлоу сдерживал нарастающий в  нем  гнев.  "Механическое  устройство!"
Этот несчастный, он что,  не  сознает,  что  разговаривает  с  психологом?
Фурлоу справился со своим гневом,  понимая,  что  лучше  не  рисковать,  и
сказал:
   - Я слеп? - произнес он. - Возможно. Но не настолько, чтобы не  видеть,
что любое механическое устройство для психоанализа - бесполезная подпорка.
   - Да? - поразился Келексел. "Бесполезная подпорка?  Паутина?"  -  А  ты
что, понимаешь людей и без этих устройств? - спросил он.
   - Да, и довольно неплохо, - ответил Фурлоу.
   Келексел сделал пару шажков по  комнате,  потом  посмотрел  на  Фурлоу.
По-видимому, туземец действительно знает, о чем говорит. Возможно, это  не
простая похвальба. Но способен ли он понять и Чемов?
   - Что ты можешь сказать обо мне? - спросил он.
   Фурлоу вгляделся в странное квадратное и внимательное лицо Чема. В этом
вопросе прозвучала страстность, мольба. И отвечать следовало осторожно.
   - Возможно, ты так долго выполнял роль какой-то  отдельной  части,  что
уже сам почти с...
   "Стал этой  частью?"  -  удивленно  продолжил  про  себя  Келексел.  Он
попытался найти в этих словах другой, скрытый смысл, однако  не  смог.  Он
сказал:
   - Мое механическое устройство исключает для любого из  нас  возможность
нанесения нам какого-нибудь вреда.
   - Каким безопасным тогда должно быть ваше будущее, - заметил Фурлоу.  -
Как уверенно вы должны себя чувствовать? Но зачем тогда ты здесь?
   "Зачем я здесь?" - спросил себя Келексел. Он вдруг понял,  что  причина
его появления здесь слишком рациональна. Он уже жалел  о  своем  поступке,
чувствовал себя как бы обнажившимся перед Фурлоу.
   - Бессмертный Чем не обязан давать объяснений, - произнес он.
   - А ты и в самом деле бессмертен?
   - Да!
   И внезапно Фурлоу поверил ему. В незваном госте было нечто  такое,  что
исключало мысли о притворстве. И столь же внезапно  Фурлоу  понял,  почему
Келексел пришел сюда.  И  понимая  это,  он  задумался  над  тем,  как  же
объяснить это пришельцу.
   - Бессмертный, - начал Фурлоу, - я знаю, зачем ты здесь. Ты  пресытился
жизнью и похож на человека, карабкающегося по отвесной скале. Чем выше  ты
взберешься, тем дольше будет твое падение... но  тем  сильнее  притягивает
тебя пучина. Ты пришел сюда, потому что ты боишься несчастного случая.
   Келексел отметил последние слова: "Несчастный случай!"
   - Такого понятия, как несчастный случай, не существует для Чемов,  -  с
язвительным смешком произнес он. - Чемы -  разумные  существа,  обладающие
высшим интеллектом. На низшей степени развития возможны несчастные случаи,
но подобного уже не случается на высшей. Все, что происходит  с  Чемами  с
момента появления на свет, направлено на достижение совершенства.
   - Как все продумано, - заметил Фурлоу.
   - Конечно!
   - Какая совершенная точность, - сказал Фурлоу. - Но при  этом  исчезает
сама жизнь. Точность! Дайте человеку жить подобной жизнью,  и  она  станет
похожа на  эпиграмму...  правда,  после  его  смерти  выяснится,  что  эта
эпиграмма неверна.
   - Но мы не умираем!
   Келексел начал хихикать. В конце концов, этот Фурлоу виден насквозь,  и
как просто выиграть у него спор. Перестав хихикать, он продолжил:
   - Мы, достигшие совершенства существа...
   - Вы не достигли совершенства, - перебил его Фурлоу.
   Келексел пристально  посмотрел  на  него,  припоминая,  что  и  Фраффин
говорил то же самое.
   - Мы используем твоих соплеменников ради своего развлечения,  -  сказал
он. - Мы живем вашей энергичной жизнью, обходясь без...
   - Ты пришел сюда, чтобы спрашивать о смерти,  поиграть  со  смертью,  -
перебил его Фурлоу. - Ты хочешь умереть, но боишься смерти!
   Келексел судорожно сглотнул и  в  шоке  посмотрел  на  Фурлоу.  "Да,  -
подумал он. - Именно поэтому я и нахожусь здесь. Этот знахарь  видит  меня
насквозь". Словно сама по себе, его голова кивнула, соглашаясь с туземцем.
   - Ваше механическое устройство - замкнутый круг, змея, схватившая  себя
за хвост, - сказал Фурлоу.
   Келексел нашел в себе силы возразить:
   - Мы живем вечно, и это правда.
   - Правда! - фыркнул Фурлоу. - Правда - то, что вы можете говорить  все,
что угодно.
   - Мы настолько ушли вперед от вас, первобытных...
   - Тогда почему ты здесь просишь помощи у первобытного?
   Келексел покачал головой. Его охватило гнетущее чувство опасности.
   - Ты никогда не видел, как работает наша паутина, - сказал  он.  -  Как
можешь ты...
   - Я  вижу  тебя,  -  перебил  его  Фурлоу.  -  И  я  знаю,  что  всякая
механическая система ограничена пределами познания. Истину нельзя  загнать
внутрь круга. Истина  подобна  бесчисленным  лучам,  уходящим  в  огромное
пространство бесконечной вселенной.
   Движение губ Фурлоу завораживало  Келексела.  Словно  обжигающие  слова
слетали с них. И сейчас  больше,  чем  когда-либо  Келексел  пожалел,  что
пришел сюда. Он ощущал внутри себя какую-то робость,  словно  стоял  перед
запертой дверью, способной в любой момент открыться, за которой находилось
нечто ужасное.
   - Со временем с такими философскими школами случаются любопытные  вещи,
- продолжал Фурлоу. -  Ваша  философия,  следующая  изначально  по  прямой
линии, начинает изгибаться, в конце концов замыкаясь  в  круг.  Но  вы  не
замечаете этого, не видите ошибку, вы  думаете,  что  все  еще  двигаетесь
вперед по прямой линии. Тем временем вы все дальше и дальше сворачиваете в
сторону, пытаетесь создать новые теории, чтобы  объяснить  предыдущие,  но
вязните в них все глубже и глубже.
   - Но у нас все в порядке, - возразил Келексел. - Этот твой  аргумент  к
нам не применим.
   - Если ты добился успеха в прошлом, это не доказывает, что  тебе  будет
сопутствовать успех и в дальнейшем, - заметил  Фурлоу.  -  Мы  никогда  не
останавливаемся на достигнутом. Мы начинаем использовать открытия в других
областях. Каждым своим словом об  устройстве  общества  Чемов  ты  выдаешь
себя. Ты чувствуешь себя пойманным в ловушку. Ты подсознательно понимаешь,
что  ты  находишься  в  замкнутой  системе,  откуда  невозможно   сбежать,
разорвать этот бесконечный круг... до тех пор, пока не погибнешь.
   - Мы не погибаем.
   - Тогда почему ты пришел ко мне?
   - ...Я... я...
   - Люди, которые существуют в замкнутой системе,  подобны  крутящейся  в
колесе белке, - произнес Фурлоу. - Они следуют за своим вождем, всегда  по
его липкому следу. Однако вождь, ведущий их, пристраивается  в  затылок  к
последнему - и вот уже все в ловушке. След  становится  все  отчетливее  и
отчетливее, пока вы продолжаете протаптывать одну и ту  же  тропу.  И  это
служит для вас указанием, что вы на верном пути! Вы же живете вечно! Вы же
бессмертны!
   - Да!
   Фурлоу понизил голос,  заметив,  что  Келексел  следит  за  каждым  его
словом.
   - И тропа ваша кажется вам прямой, - продолжил Фурлоу. - Но  вы  видите
впереди себя лишь небольшой отрезок  пути,  вы  не  замечаете,  когда  она
начинает сворачивать. Вам она по-прежнему кажется прямой.
   - Какая мудрость! - со смешком заметил Келексел. -  Но  она  не  спасла
твоего драгоценного безумца, твоего Джо Мерфи!
   Фурлоу судорожно сглотнул. "Почему я спорю с этим существом? - задал он
себе вопрос. - Какую кнопку он нажал, чтобы заставить меня это делать?"
   - Ведь это так? - но отставал от него Келексел, используя  этот  момент
потрясения.
   Фурлоу вздохнул.
   - Еще один порочный круг, - сказал  он.  -  Мы  все  еще  метафорически
сжигаем евреев за то, что они разносят чуму. В каждом из нас сидит Каин  и
Авель. Мы бросаем камни в Мерфи, потому что он та часть  нас,  которую  мы
отталкиваем от себя. Он больше Каин, чем Авель.
   - У вас зачаточные понятия о добре и зле, - заметил Келексел. - Было ли
злом... уничтожить этого Мерфи?
   "О Господи! - мысленно воскликнул Фурлоу. - Добро  и  зло!  Поступки  и
последствия!"
   - Это вопрос не только категорий добра и  зла!  -  заметил  он.  -  Это
реакция из самой глубины сознания. Это похоже... На прилив... или  ураган.
Это происходит... когда это происходит!
   Келексел  оглядел  простую  комнату,  заметив  кровать,   предметы   на
туалетном столике... фотографию Рут! "Как смеет он хранить память  о  ней!
Но разве есть у кого-нибудь больше права на это, чем у него?" Внезапно эта
комната показалась ему ужасной,  чуждой,  отвратительной.  Ему  захотелось
убраться куда-нибудь подальше отсюда. Но куда?
   - Ты пришел ко мне в поисках лучшей философии, - сказал  Фурлоу,  -  не
понимая, что все подобные философские системы - лишь дорога  для  слепцов,
маленькие ходы, прогрызенные червями в древней глыбе.
   - Но ведь ты... ты...
   - Кто лучше может знать о  таких  ходах,  чем  сами  черви?  -  спросил
Фурлоу.
   Келексел облизнул губы.
   - Где-то же должно быть совершенство, - прошептал он.
   - Должно ли? Что  это  будет?  Поставьте  задачу  создания  совершенной
психологии, и отдельная личность привнесет совершенство в  такую  систему.
Вы можете бродить целую вечность по бесконечному совершенному кругу,  пока
однажды не поймете, к своему великому ужасу, что круг  не  совершенен!  Он
имеет конец!
   Келексел вдруг услышал, как в комнате тикают часы.
   - Вымирание, - произнес Фурлоу. -  Вот  здесь  и  лежит  предел  вашего
совершенства, обманчивость вашего рая. Когда ваша  совершенная  психология
излечивает совершенного человека,  она  все  равно  оставляет  его  внутри
совершенного  замкнутого  круга...   одинокого.   -   Он   кивнул.   -   И
перепуганного. - Фурлоу внимательно посмотрел на Келексела,  замечая,  что
пришелец дрожит. - Ты пришел сюда, потому что  тебя  притягивает  предмет,
который вселяет в тебя ужас. Ты надеялся,  что  я  могу  дать  тебе  некую
панацею, какой-нибудь примитивный совет.
   - Да, - согласился Келексел. - Но  как  ты  можешь  мне  помочь?  -  Он
прищурился. - Ты... - Он обвел рукой всю комнату,  не  в  силах  подобрать
нужных слов, чтобы выразить всю убогость существования туземца.
   - Ты помог мне принять важное решение, и я за это  тебе  благодарен,  -
сказал Фурлоу. - Раз уж я живу здесь, на  Земле,  я  намерен  наслаждаться
жизнью по собственному разумению. Если же я  живу  лишь  для  того,  чтобы
удовлетворять прихоти какого-нибудь сверхсущества,  желающего  видеть  мое
унижение - я не доставлю ему этого удовольствия.
   - Есть ли такое сверхсущество? - прошептал Келексел.  Осталось  ли  оно
после... после...
   - Со всем своим достоинством, которое мне удалось  собрать,  я  выяснил
это... для себя, - произнес Фурлоу. - Таков  мой  выбор,  мое  решение.  Я
думаю, это правильный выбор, и я проживу все время, отпущенное мне. И я не
думаю, что ты будешь чувствовать себя в покое, пока сам не  сделаешь  свой
выбор.
   Келексел посмотрел на свои руки, потемневшие ногти, сморщившуюся кожу.
   - Я живу, - сказал он. - Пока еще я живу.
   - Но ты еще не осознал, что жизнь - промежуток между двумя стадиями,  -
с упреком заметил Фурлоу.
   - Промежуток?
   Фурлоу кивнул. Сейчас он говорил и  действовал,  повинуясь  инстинктам,
начав сражаться с некоей опасностью, которую еще не до конца понимал.
   - Жизнь в движении, - сказал он, - и  существует  только  одна  великая
игра - сама жизнь. Только идиот не может понять, что осужденный на  смерть
не умирает дважды.
   - Но мы не умираем, - повторил  Келексел  с  мольбой  в  голосе.  -  Мы
никогда... - Он умолк, начав раскачивать головой из стороны в сторону, как
больное животное.
   - И все же существует скала,  по  которой  вы  карабкаетесь,  -  сказал
Фурлоу. - И никогда не забывай о бездне, которая влечет тебя.
   Келексел закрыл руками лицо. Каким-то загадочным,  хоть  и  примитивным
образом этот знахарь попал в самую  точку.  Колеблющаяся  тень  за  спиной
Келексела заставила Фурлоу резко поднять глаза, и он в  шоке  увидел  Рут,
держащуюся за дверь. Она бросила взгляд мимо Фурлоу на Келексела.
   - Рут, - прошептал Фурлоу.
   Ее  рыжие  волосы  были  собраны  на  затылке,  перевязаны  сверкающими
зелеными бусами. На ней был длинный зеленый халат, подпоясанный золотистой
цепочкой с драгоценными камнями. Фурлоу испугал этот ее странный  вид.  Он
заметил выпуклость на ее животе под поясом с драгоценными камнями и понял,
что она беременна.
   - Рут, - позвал он, теперь уже громче.
   Она не замечала его, в ярости уставясь в спину Келексела.
   - Я хочу, чтобы ты умер, - прошептала она. - О, как же  я  хочу  этого.
Пожалуйста, умри, Келексел. Сделай это ради меня. Умри!
   Келексел убрал руки от лица и повернулся со спокойным величием.  Вот  и
она наконец  появилась,  когда  полностью  пришла  в  себя,  свободная  от
воздействия  Манипулятора.  И  какова  же  ее  реакция?  Неужели  она   не
притворяется?  Пришелец  ощущал  бег  Времени  -  на  безумной  для  Чемов
скорости; казалось, вся его предыдущая жизнь была  просто  как  один  удар
сердца. Она хочет, чтобы  он  умер.  Во  рту  Келексела  появился  горький
привкус. Смерти его, Чема, который из всех туземок выбрал одну ее!
   Но он не забыл о том, что собирался выполнить. Это еще  можно  сделать,
но полного триумфа уже не будет. По крайней мере, в глазах Рут. Он  поднял
руку, чтобы подозвать ее, потом опустил. Какой  в  этом  смысл?  Он  видел
отвращение в ее глазах. И это было самым главным.
   - Пожалуйста, умри! - прошипела она.
   Фурлоу с потемневшим от гнева лицом пошел к нему.
   - Что ты сделал с ней? - потребовал он ответа.
   - Стой, где стоишь!  -  сказал  Келексел,  направив  ладонь  в  сторону
Фурлоу.
   - Энди! Остановись! - крикнула Рут.
   Он подчинился. В голосе ее было столько ужаса!
   Рут дотронулась до живота.
   - Вот что он сделал, - хрипло сказала она. - И он убил мою мать и отца,
уничтожил твою репутацию и...
   - Без насилия, пожалуйста, - произнес Келексел.  -  Это  бесполезно  со
мной. Я по-прежнему могу уничтожить вас обоих.
   - Да, Энди, - прошептала Рут.
   Келексел сфокусировал свой  взгляд  на  выпирающем  животе  Рут.  Какой
странный способ производить потомство.
   - Ты ведь не хочешь, чтобы я уничтожил твоего дружка? - спросил он.
   Она молча  покачала  головой.  Господи!  Что  собирается  сделать  Этот
спятивший маленький  уродец?  В  его  глазах  застыло  приводящее  в  ужас
выражение собственного могущества.
   Фурлоу внимательно посмотрел на Рут. Как странно она  выглядит  в  этом
зеленом экзотическом  халате  с  огромными  драгоценными  камнями.  И  она
беременна! От этого... этого...
   - Как странно все это, - произнес вдруг Келексел. - Фраффин думает, что
вы главный фактор в нашем развитии, что мы поднимаемся  на  новый  уровень
существования благодаря вам... возможно,  к  окончательному  совершенству.
Может, он прав больше, чем думает.
   Келексел посмотрел на Фурлоу, когда тот отступил от него и направился к
Рут.
   Она оттолкнула его руку, когда он попытался обнять ее за плечи.
   - Келексел, что ты собираешься делать? - спросила она. Ее голос  слегка
дрожал.
   - То, что никогда раньше не делал ни один бессмертный  Чем,  -  ответил
Келексел. Он повернулся к ней спиной,  подошел  к  кровати  Фурлоу,  потом
замер  в  нерешительности  на  несколько  секунд,  после  чего   разгладил
покрывало.
   Увидев его  у  постели,  Рут  с  ужасом  подумала,  что  он  собирается
подвергнуть ее  воздействию  Манипулятора,  принудить  ее  лечь  с  ним  и
заставить Энди смотреть за их любовной сценой. "О Господи! Только не это!"
   Повернувшись к ним спиной, Келексел уселся  на  край  кровати,  положив
руки рядом с собой. Постель была мягкой, покрывало теплым и  пушистым,  но
от него несло потом туземца, и это показалось ему необычно эротическим.
   - Что ты собираешься сделать? - прошептала Рут.
   - Я хочу, чтобы вы оставались на своих местах, - ответил Келексел.
   После этого он сосредоточился на  работе  своего  сердца.  "Это  должно
получиться, - подумал он. - Омоложение Научило нас  ощущать  каждый  нерв,
каждый мускул тела. Это должно получиться!"
   Сначала не  было  никакой  реакции.  Но  вскоре  он  почувствовал,  как
замедляются удары сердца, очень незначительно,  но  замедляются.  По  мере
того как он обретал контроль, промежутки между ударами росли. Он  настроил
работу своего сердца на ритм дыхания  Рут:  вдох  -  один  удар,  выдох  -
другой.
   Но сердце вдруг пропустило один удар!
   Келексела охватила паника. Он ослабил нажим, пытаясь вернуть  сердце  к
нормальному ритму. "Нет! - подумал он. - Я ведь не этого хочу!" Но им  уже
завладела другая сила. Страх и ужас накатывались на него  волнами.  Что-то
гигантское, всесокрушающее сдавило ему  грудь.  Он  видел  темную  бездну,
скалу, о которой говорил Фурлоу, себя, карабкающегося по ней, цепляющегося
за любую выемку и пытающегося удержаться от падения в ужасную пропасть.
   Откуда-то из тумана, который застилал ему глаза, донесся голос Рут:
   - С ним что-то случилось!
   Келексел вдруг понял, что упал на постель Фурлоу и лежит  на  спине.  В
спине появилась нестерпимая и непрекращающаяся боль. Он чувствовал  работу
сердца: удар - боль, удар - боль, удар - боль...
   Он почувствовал, как  медленно  разжимаются  его  пальцы,  которыми  он
цеплялся за поверхность скалы. Бездна зияла под ним. Он низвергся во тьму,
переворачиваясь в полете, и ветер свистел в его ушах. Завывающий голос Рут
долетел до него и затерялся в пустоте:
   - О Господи! Он умер!
   До Келексела донеслось последнее эхо небытия, и ему показалось, что  он
расслышал слова Фурлоу:
   - Мания величия.
   Фурлоу бросился к постели, попытался нащупать пульс у виска  Келексела.
Он не прощупывался. Кожа была сухой и гладкой,  как  поверхность  металла.
"Наверное, они не совсем такие, как мы, -  подумал  Фурлоу.  -  Нельзя  ли
прощупать пульс в каком-нибудь другом месте".
   Он проверил правое запястье. Какая же вялая и пустая  у  него  рука!  И
пульс по-прежнему не прощупывался.
   - Он действительно умер? - прошептала Рут.
   - Похоже на то. - Фурлоу выпустил безжизненную руку, потом посмотрел на
Рут. - Ты приказала ему умереть, и он это сделал.
   Странное чувство, похожее на угрызение  совести,  на  несколько  секунд
охватило женщину. Она подумала об этом Чеме  -  бессмертном,  о  всей  его
бесконечной жизни, которая кончилась вот здесь. "Неужели я убила  его?"  -
спросила она себя. И повторила этот вопрос вслух:
   - Неужели я убила его?
   Фурлоу  посмотрел  на  лежащую  неподвижно  фигуру.  Он  вспомнил  свой
разговор с Келекселом, когда тот умолял его, первобытного "знахаря",  дать
ему какое-нибудь таинственное снадобье.
   "Я не дал ему ничего", - подумал Фурлоу.
   - Он сошел с ума, - прошептала Рут. - Они все сумасшедшие.
   "Да, у этого существа свой особый случай сумасшествия, и очень опасный,
- сказал себе Фурлоу. - Я сделал все правильно. Он мог убить нас".
   - Все сумасшедшие? - удивился  Фурлоу.  Он  вспомнил  краткое  описание
Келекселом общества Чемов. "Значит, их очень много. Что  же  они  сделают,
если найдут двух туземцев рядом с мертвым Чемом?"
   - Что мы будет теперь делать? - спросила Рут.
   Фурлоу прочистил горло. Что она  имеет  в  виду?  Может,  искусственное
дыхание? Но он чувствовал, что это бесполезно. Чем сам захотел умереть. Он
посмотрел на Рут как раз вовремя, чтобы заметить, что в комнате  появились
еще два Чема.
   Не обращая на него внимания, они подошли к кровати, на  которой  лежало
тело Келексела.
   Фурлоу поразило ледяное выражение их  лиц.  Одна  из  фигур,  одетая  в
зеленый  плащ,  была  лысой,  круглолицей  женщиной,  ее  коренастое  тело
напоминало бочку. Она с осторожной уверенностью  профессионала  склонилась
над Келекселом и попыталась прощупать пульс. У второго существа, одетого в
черный плащ, были резкие черты лица, крючковатый нос. Кожа  у  обоих  была
странного серебристого оттенка.
   Пока женщина обследовала Келексела, они не обмолвились ни словом.
   Рут наблюдала за ними, словно  пригвожденная  к  месту.  Женщиной  была
Инвик, и Рут вспомнила ее встречу с врачом корабля, так запечатлевшуюся  в
ее памяти. Чема-мужчину она знала лишь по разговорам, которые вел Келексел
из ее комнаты. Это был Режиссер Фраффин, и когда Келексел  разговаривал  с
ним, его тон заметно менялся. Рут знала, что  ей  никогда  не  забыть  это
высокомерное лицо.
   Инвик выпрямилась и сказала на языке корабля:
   - Он сделал это. Да, точно, он  сделал  это.  -  Равнодушие  и  пустота
слышались в ее голосе.
   Эти звуки ничего не значили для Фурлоу, но он почувствовал ужас.
   Рут же, научившаяся языку с помощью  корабельных  обучающих  устройств,
поняла эти  слова  так  же  ясно,  как  и  английский,  но  скрытый  смысл
сказанного ускользал от нее.
   Инвик повернулась и посмотрела на Фраффина. Они  обменялись  взглядами,
наполненными горечью поражения. Они оба знали, что же  в  действительности
здесь произошло. Фраффин вздохнул с содроганием. Паутина Тиггивоф  донесла
до него слабый сигнал  о  смерти  Келексела,  и  в  ту  секунду,  хоть  на
мгновение, случилось невозможное - разрушилось единение Чемов. Ощутив  его
смерть, он понял с ужасающей  ясностью  свою  идентичность  с  умершим.  И
каждый Чем во вселенной ощутил то же, но Фраффин знал, что  лишь  немногие
смогли разделить с ним это понимание идентичности.
   Умирая, Келексел нанес ему поражение,  Фраффин  понял  это,  еще  когда
стремительно несся на летательном аппарате вместе  с  Инвик  сюда,  в  эту
точку поверхности планеты. Все небо над этим домом заполонили  летательные
аппараты, покинувшие корабль историй, но пилоты боялись подлететь поближе.
Фраффин вдруг понял, что  пилоты  догадываются  о  смерти  Келексела.  Они
знали, что Первородные не успокоятся, пока не установят, кто именно  здесь
умер. И ни одному Чему там, в  их  вселенной,  не  будет  покоя,  пока  не
разрешится эта загадка.
   А здесь  -  здесь  умер  первый  бессмертный  Чем,  первый  за  все  то
бесконечное Время. Эту планету вскоре наводнят фавориты Первородных, и все
секреты корабля историй станут известны.
   Первобытные Чемы! Известие  о  них  потрясет  всю  вселенную  Чемов.  И
невозможно предсказать, что же произойдет с этими существами.
   - Что... убило его? - рискнула спросить Рут на языке корабля историй.
   Инвик повернулась к ней с  безразличным  выражением  на  лице.  "Бедная
глупышка! Что может она знать о путях Чемов?"
   - Он сам убил себя, -  ответила  Инвик  тихим  голосом.  -  Только  так
способны умереть Чемы.
   - Что они говорят? - спросил Фурлоу.  Ему  показалось,  что  его  голос
прогрохотал в комнате.
   - Что он убил себя, - ответила Рут.
   "Он убил себя", - мысленно  повторил  Фраффин  и  посмотрел  на  Рут  -
прекрасное, чистое,  экзотическое  создание.  Неожиданно  он  почувствовал
связь с нею и всеми остальными ее соплеменниками. "Они не  имеют  никакого
прошлого, кроме того, которое давал им я", - подумал он.
   Неожиданно он ощутил тот же самый приносимый бризом  запах  горьковатой
соли, который он вдыхал в Карфагене. Вся его  жизнь,  он  чувствовал  это,
идентифицировалась в его сознании с Карфагеном.
   "Первородные отправят его в изгнание, без каких-либо спутников. Лишение
общения с другими Чемами - единственное наказание,  которому  подвергались
Чемы, каким бы ни было их преступление".
   "Сколько же времени я  смогу  выдержать  это  одиночество,  прежде  чем
выберу тот же путь, что и Келексел?" - подумал он.
   И снова он вдохнул этот соленый  воздух,  смешанный  с  пылью  -  запах
Карфагена, сухой, зараженный, который совсем не приводил его в восхищение,
как Като, - он  помнил  людей,  ползавших  по  улицам  погибающего  города
пораженных ужасом.
   - Я же предупреждала, что все так и закончится, - произнесла Инвик.
   Фраффин закрыл глаза, чтобы не видеть  ее.  В  темных  глубинах  своего
сознания он мог видеть свое будущее, одинокий дом, скрытый в  палисаднике,
дорогу  в  который  другим  закроет  чувство  стыда  благодаря   некоторым
способностям своей крови, питавшей алчного оракула, сидевшего внутри него.
Ему предоставят различные машины и устройства - чтобы  сделать  его  жизнь
комфортабельной и вечной - все,  кроме  общения  с  приятелями-Чемами  или
другими живыми существами.
   Он мысленно представил,  как  ломается  автоматический  тостер,  и  ему
приходится  ремонтировать   его.   Его   мысли   прыгали,   как   камешек,
отскакивающий от поверхности воды озера. Его воспоминания об этой  планете
не  оставят  его  в  покое.  Ведь  он  -  прыгающий  камешек,  в   котором
сконцентрировались целые эпохи. Он видит дерево, лицо... лишь на мгновение
промелькнуло какое-то лицо, и вот уже его память воскресила фигуру  дочери
Каллима-Сина, выданную замуж (по указке Чемов) за Аменофиса III три тысячи
пятьсот лет назад.
   И еще: он помнит то, что некогда царь Кир предпочел  археологию  трону.
Идиот!
   Места: стена в грязной деревне,  тянущаяся  вдоль  пустой  дороги.  Это
местечко  называлось  Муквайяаром.  Эта  стена  вызвала  в  памяти   облик
могущественного Ура, каким он запомнил его в их последнюю встречу... В его
памяти живой, не мертвый,  Тиглат-Пайлезер  величественно  проходил  перед
съемочной бригадой Чемов через Врата Иштара по  Улице  Процессий.  В  этом
параде,  не  подвластном  времени,  он  видел   Сеннашериба,   Шалмансера,
Изем-Дагана, Синсарра-искуна, и все они танцевали под дудку Чемов.
   Картины различных эпох и мест проносились сейчас в  сознании  Фраффина.
На короткое время в его памяти  вспыхнули  картины  Вавилона  времен  царя
Линга, центра мировой торговли, существовавшего за две тысячи лет до того,
как он начал создавать сюжет, который приводил в трепет Чемов, где  героем
был Иисус.
   И в этот миг Фраффин понял, что его разум был единственным  вместилищем
для созданных им существ, единственным заповедником, где они сохранились -
здесь хранились их желания, раздавались их голоса, он помнил их лица,  все
те расы, которые сгинули, не оставив и следа, кроме отдаленного неслышного
шепота... и слез.
   Мысли кружились в его голове. "Я смотрю на  их  жизнь  их  глазами!"  -
подумал Фраффин.
   Воспоминания, связанные с Шебой, вернули  его  во  времена  и  в  город
верблюдов, который смог противостоять легионам Аэлия Галла, но сейчас этот
город также, как и Карфаген  и  он  сам,  был  разрушен  и  остались  лишь
обвалившиеся стены, песок, молчаливые камни, ожидающие своего  царя  Кира,
который откопает пустые черепа.
   "Aurum et ferrum, - подумал он. - Золото и железо".
   Интересно, откроется ли ему смысл бытия перед  тем,  как  его  поглотит
темнота?
   "У меня не будет больше никаких дел, которыми  я  мог  бы  занять  свой
разум, - подумал он, - не будет ничего,  что  могло  бы  отвлечь  меня  от
скуки".





   По распоряжению Первородных:
   На период этого цикла отказать в выдаче разрешений  желающим  наблюдать
первобытных Чемов в их естественной среде обитания.  Заявки  на  следующий
цикл  будут  приниматься  только  от  специалистов  в  области   генетики,
социологии, философии и истории Чемов и смежных областях науки.
   Разрешение на встречу с туземным  знахарем  Андроклесом  Фурлоу  и  его
женой Рут будут выдаваться лишь с учетом следующих ограничений:
   1) Запрещается обсуждать тему бессмертия.
   2) Запрещается обсуждать вопросы наказания  Режиссера  Фраффина,  врача
корабля Инвик или любого другого члена экипажа.
   3) Не разрешается задавать вопросы аборигенке относительно ее отношений
со Следователем Келекселом.
   4) Во время встречи со знахарем все Чемы должны препровождаться  в  его
жилище на его родной планете-заповеднике с  соблюдением  всех  необходимых
правил безопасности.
   Принять к сведению, что заявки на усыновление детей Первобытных Чемов с
родной планеты-заповедника могут быть рассмотрены только после  завершения
обследования ребенка Келексела и аборигенки.  В  данное  время  проводятся
обследования и проверки выбранных детей Первобытных  Чемов,  и  результаты
будут объявлены после завершения этих обследований.
   По  соображениям  безопасности  все  несогласованные  попытки  посетить
туземную планету-заповедник повлекут за собой суровое наказание.
   (Удостоверено сегодня именем Первородных.)

Популярность: 1, Last-modified: Fri, 11 Jan 2002 20:34:58 GmT