-----------------------------------------------------------------------
P.Ash. Big Sword.
Сборник "Космический госпиталь". Пер. - И.Гурова.
OCR & spellcheck by HarryFan, 3 September 2000
-----------------------------------------------------------------------
Он был выше самых высоких почти на дюйм - ведь его стручок провисел на
Дереве на двадцать с лишним дней дольше остальных, потому что Собратья
пустили в ход все известные им средства, которые замедляют созревание.
Плоский шип, заложенный в его левом бедре, был, как и он весь,
неестественно велик, но свое имя Длинный Меч он получил оттого, что в нем
воплощалась их последняя надежда на спасение.
Он занял положение старейшины с момента рождения, так как у Собратьев
сила ума была прямо пропорциональна росту. Они обладали знанием двух
видов: древесным, полученным при рождении, и обретенным, слагавшимся из
фактов, которые, постепенно накапливаясь, передавались от поколения к
поколению с абсолютной точностью, ибо это была прямая передача с помощью
мысли. Вот почему каждый был равно осведомлен обо всем. Обретенное знание
охватывало прошлый опыт Собратьев, но теперь им грозила совершенно новая,
неведомая опасность и они нуждались в Собрате, который мог бы обрести
новые знания для ее предотвращения. А потому они прибегли к издавна
известным средствам, замедлявшим созревание стручков на Дереве. Эти
средства использовались очень редко, так как развитие сверхстручка вредило
его соседям, но нужда в старейшине была слишком велика и неотложна.
Большое Племя, два года казавшееся безобидным, внезапно превратилось в
смертельную угрозу для самого существования Собратьев.
Древесным знанием Длинный Меч, разумеется, обладал с той минуты, когда
вышел из стручка. Обретенные же знания Собратья передавали ему, по очереди
сидя рядом с ним на вершине все время, пока его тело расправлялось,
твердело и поглощало свет. Больше он уже не рос: Собратья использовали
запасы солнечной энергии для жизненных процессов, но плоть им давало
только Дерево. В течение трех обращений планеты Длинный Меч лежал
неподвижно, впитывая солнечный свет и знания. На четвертые сутки он уже
знал все, что знали они, и был готов приступить к делу.
Неделю спустя он сидел на краю вырубки, окруженный густым лесом, и
следил за тем, как Большое Племя по обыкновению занимается чем-то
непонятным и непостижимым. Собратья изучали этих существ с тех пор, как
они появились в лесу, и пробовали установить с ними связь, но
безрезультатно. Правда, Большое Племя тоже пользовалось мыслями, но мысли
эти были хаотичны. Вместо упорядоченной смены символов внезапно возникало
несколько обрывочных систем, смешивавшихся между собой, переходивших одна
в другую и столь же внезапно исчезавших. Первые исследователи Большого
Племени два поколения назад пришли к выводу, что исчезновение мысли
находилось в какой-то зависимости от вибрирующих воздушных волн, которые
Большое Племя внезапно выбрасывало из поперечных трещин в своих головах.
Длинный Меч пришел к выводу, что первые исследователи не ошиблись, но это
мало чем ему помогло. После того как их попытки вступить в общение с
Большим Племенем окончилось неудачей. Собратья перестали интересоваться
пришельцами - праздное любопытство было им чуждо. Но теперь обнаружилась
непредвиденная опасность: один из членов Большого Племени, продираясь
через лес, срезал ветку Дерева!
Едва появившись в лесу, Большое Племя принялось рубить деревья
(обыкновенные деревья) и построило из них непонятные сооружения посреди
возникшей таким образом поляны. Но это было давно, и Собратья давно
перестали тревожиться. Ведь с тех пор сменилось два поколения! Внезапное
нападение на Дерево привело их в ужас. Они не могли понять, чем оно было
вызвано, и боялись, что это еще далеко не конец. Вокруг Дерева были
выставлены двенадцать хранителей, готовых любой ценой - с помощью мысли
или физических средств - отразить новое покушение, но Большое Племя было
слишком серьезным противником, и Собратья понимали, что справиться с ним
они не в силах. Оставался только один путь к спасению: вступить в контакт
с Большим Племенем и объяснить ему, что Дерева Собратьев трогать нельзя.
Длинный Меч наблюдал за пришельцами уже два дня, и у него родился план
действий. Главная трудность, несомненно, заключалась в том, что члены
Большого Племени почти никогда не оставались в одиночестве. Они всегда
ходили группами по двое и по трое, и мысли метались между ними, оставаясь
совершенно невнятными. Или же мысли каждого резко отличались от мыслей
всех остальных и наблюдателя буквально оглушали непрерывные интерференции.
Необходимо, решил Длинный Меч, каким-то способом отделить одного из них от
остальных. И, конечно, самого умного из них, старейшину, тем более что
определить его было просто: он выделялся среди прочих так же, как Длинный
Меч среди Собратьев. Правда, предстояло учесть еще два-три фактора, но
Длинный Меч не сомневался, что уже вечером сможет приступить к выполнению
своего плана.
У второй разведывательной экспедиции, исследовавшей Лямбду, были свои
трудности. К обычным бедам научных экспедиций - порче оборудования,
возникновению любопытнейших проблем, для разрешения которых нет ни нужных
приборов, ни людей, и слишком коротким суткам - добавлялись неприятные
ощущения из-за того, что сила тяжести здесь на двадцать процентов
превышала земную, а также из-за одноцветности пейзажа. Бесконечное
чередование черных и серых оттенков действовало на людей крайне угнетающе.
Правда, рыжая земля и рыжие скалы несколько нарушали однообразие, однако в
таком сочетании для земного восприятия крылось что-то зловещее. Впрочем,
неприятностей было гораздо меньше, чем ожидалось. Лямбда, судя по всему,
оказалась на редкость безопасной планетой. Каким бы неприветливым ни был
вид этих черно-серых зарослей, в них как будто не таилось ничего опасного.
Личные же неприятности большинство членов экспедиции оставило на Земле
- на внушительном расстоянии в тридцать световых лет. Однако ее
руководитель Джон Джеймс Джордан привез их с собой. Но главная трудность
заключалась в мальчике, который лежал в соседней хижине и, как Джордан
надеялся, крепко спал.
Человеку, который связал свою жизнь с космическими исследованиями,
жениться, бесспорно, не следует. Конечно, кто-то может взять жену с собой:
в экспедиции имелись три супружеские пары, которые работали на главной
базе у моря. Но жениться для того, чтобы оставить жену дома, было нелепо.
Теперь он уже не мог вспомнить, что побудило его совершить эту
глупость. Женился он в бурный период между своей первой и второй
экспедициями, когда, вернувшись на Землю, они обнаружили, что исследование
космоса стало сенсацией дня и все наперебой ищут знакомства с ними. Во
время первой разлуки с Землей его мучила ностальгия, и мысль о том, что
кто-то будет теперь ждать его возвращения, казалась заманчивой.
Но когда три года спустя он вернулся, это отнюдь не принесло ему
радости. У него было достаточно времени, чтобы понять, что он, в сущности,
совсем не знает Коры. Их совместная жизнь промелькнула мгновенно в вихре
бесконечных вечеринок. Он приезжал поздно, по обыкновению задержавшись в
институте, и заставал Кору в самом разгаре веселья. А ведь теперь, думал
он, во время подготовки к третьей экспедиции, работать ему придется еще
больше и, значит, дома он бывать почти совсем не будет. Как отнесется к
этому Кора? Правда, она не жаловалась на его отсутствие в то короткое
время, которое они провели вместе. Но все-таки на душе у него было
неспокойно.
Тем не менее он был ошеломлен, узнав, что она развелась с ним уже через
год после отлета - это был один из первых, так называемых "космических
разводов". Но еще большим потрясением явилось известие, что он - отец
двухлетнего сына.
Закон о космических разводах оставлял за мужем право на воспитание
детей при условии, что он может обеспечить им нормальные условия во время
своего отсутствия. Это означало, что Рикки придется отдать в интернат. Но
зачем же? Новый муж Коры был как будто привязан к мальчику, и Джордан
согласился оставить его у матери. Он даже согласился не видеться с ним,
когда три года спустя проводил свой отпуск на Земле: как объяснила Кора,
кто-то сказал малышу, что ее муж - ему не отец, и встреча с Джорданом
могла иметь для мальчика вредные последствия.
Во время отпусков (обычно настолько заполненных делами, что время,
проведенное в экспедиции, казалось по сравнению с ними тихим праздником)
Джордан иногда случайно что-то узнавал о Коре. По-видимому, она была
восходящей звездой светского общества. Он постепенно понял, что она
выбрала его в мужья только потому, что он был сенсацией и их брак открывал
перед ней все двери. Он почувствовал смутное облегчение: хорошо, что хоть
ей их совместная жизнь что-то дала. Это было приятно. Он готов был
относиться к ее поведению с тем уважением, которое воздается
непостижимому. Однако он встревожился, узнав, что она снова развелась и
снова вышла замуж - на этот раз за богатого промышленника. Его беспокоило,
как это может сказаться на Рикки.
С самой же Корой он встретился только еще семь лет спустя, когда ее
поверенный обратился к нему с просьбой подписать заявление о приеме Рикки
в школу. О, всего лишь пустая формальность! Это показалось ему
подозрительным, и он навел справки о школе, в которую Кора решила отдать
их сына.
Через полчаса после того, как справки были наведены, он узнал адрес
Коры, отменил все свои дела на ближайшие сутки и взял билет на
трансэкваториальную ракету.
Он еле успел на нее. У него было три часа, чтобы заняться в полете
неотложными бумагами, которые он захватил с собой, но папка так и осталась
закрытой.
Ради всего святого на Земле, в Космосе и во Вселенной, почему, почему
он ни разу не попытался даже увидеть своего сына?
В Антарктик-сити он попал впервые, и город произвел на него гнетущее
впечатление. Кто-то с большой изобретательностью расчистил в вечных льдах
строительную площадку и возвел на ней город, ничем не отличающийся от всех
прочих городов. Джордан подивился такой бессмысленной трате времени и
усилий.
Дом Коры больше всего походил на декорацию стереофильма из серии "Жизнь
миллиардеров". Он был отделан в самом последнем стиле - Джордан узнал
два-три мотива, подсказанных открытиями первой лямбдианской экспедиции,
которые никак не сочетались с обычной прозрачной мебелью и электрическими
драпировками. Он рассматривал своеобразный узор - бесконечное варьирование
одного и того же полукруга, в котором он смутно распознал какую-то древнюю
утварь, - когда в комнату вошла Кора.
Она поздоровалась с ним поистине мастерски, умудрившись соединить самую
теплую радость с легким намеком на то, что механический слуга еще может
получить распоряжение вышвырнуть его вон, если она сочтет это нужным. И
Джордан решил не тратить времени на светскую беседу.
- В чем дело, Кора? Почему ты хочешь избавиться от Рикки?
Сверкающие алмазной пылью брови Коры изящно поднялись.
- Ах, Триджи! Ну, что ты говоришь!
Дурацкое ласкательное прозвище, которое он уже успел забыть, на
мгновение сбило его с толку, но он все-таки сказал то, что намеревался
сказать:
- Школа, в которую ты собираешься послать его, - это закрытое учебное
заведение для трудных детей. Учеников там полностью изолируют от прежней
среды, и ты не увидишь Рикки раньше, чем через три года.
- Это прекрасная школа, Триджи. Камильо категорически заявил, что мы
пошлем его только в самую лучшую школу.
Камильо? А, новый муж!
- Почему? - повторил Джордан.
Кора мгновенно сняла теплую радость.
- Могу ли я узнать, чем объясняется этот внезапный взрыв родительских
чувств? Ты никогда не интересовался Рикки. Ты оставил его мне. Я не прошу,
чтобы ты брал на себя даже малую ответственность. Я прошу только, чтобы ты
подписал эту бумагу.
- Почему?
- Потому что он невыносим! Потому что я не желаю больше терпеть его у
себя дома! Он шпионит... это нестерпимо! Высматривает, выведывает и
использует свои сведения, чтобы делать всякие гадости. Он рассорил нас с
половиной знакомых. Камильо не хочет, чтобы он жил с нами, и я не хочу!
Если ты не желаешь отдавать его в эту школу, так, может быть, ты
предложишь какой-нибудь другой выход?
Джордан растерялся, но ничем этого не выдал.
- Мне бы хотелось поговорить с ним, Кора.
Ярость Коры угасла так же мгновенно, как и вспыхнула.
- Ну конечно, Триджи! - она повернулась к переговорному аппарату на
стене и, быстро сказав что-то в микрофон, продолжала: - Как знать!
Возможно, ему только и нужно увидеть настоящего отца! Ты как раз успеешь
отечески побеседовать с ним до отправления твоей ракеты, и он сразу
исправится и станет образцовым гражданином своей страны!
Дверь бесшумно раздвинулась, и в комнату вошел очень аккуратный и
чистенький мальчик с серьезным, почти печальным лицом. Он сказал кротко:
- Доброе утро. Кора.
Кора, повернув голову, бросила через плечо:
- Рикки, милый, как ты думаешь, кто это?
Рикки посмотрел на гостя, и его глаза широко раскрылись.
- Вы... вы ведь доктор Джордан, правда? Вы написали книгу про Кранил -
она называется "Планета-окаменелость". И вы выступали по стереовидению два
дня назад. Я смотрел передачу. Вы рассказывали про этот мир, где все леса
черно-серые. И... - Рикки вдруг умолк с полуоткрытым ртом.
- Да, это я, - спокойно ответил Джордан.
- Я знаю... - Рикки сглотнул. - Но раз вы приехали... Значит...
конечно, это глупо, но... Я хочу сказать... Вы ведь мой отец? Да?
- Не ломайся, Рикки, - резко сказала Кора. - Ты прекрасно знаешь, что
он твой отец.
Рикки побледнел и помотал головой.
- Нет, я не знал. То есть я знал, что фамилия моего отца Джордан, но я
не связал... Я бы хотел... - внезапно он замолчал.
- Что, Рикки?
- У вас, наверное, нет времени поговорить со мной... Про Лямбду...
Потому что я очень интересуюсь... и по-настоящему. Я хочу быть
ксенобиологом.
Кора засмеялась музыкальным металлическим смехом.
- Стоит ли так стесняться, Рикки? Это же все-таки твой отец!
По-видимому, он решил, что настало время поинтересоваться тем, как ты
живешь. Через неделю-другую он должен будет вернуться на планету, которая
так тебя заворожила, а потому, право, не понимаю, как он сможет поговорить
с тобой, разве только возьмет тебя с собой. Ну, так попроси его!
Рикки стал пунцовым и сразу же побелел, как полотно. Он быстро
отвернулся, но Джордан успел заметить, как мгновенная надежда в его глазах
сменилась тупым покорным отчаянием.
- Почему бы тебе и не взять его, Триджи? - продолжала Кора. - Ведь ваши
космолеты "масса - время" очень просторны. Ты же, кажется, решил, что тебе
пора взять на себя ответственность за него. А он зачитывается книжками,
где мальчики совершают в космосе всяческие подвиги. Так почему бы тебе...
- В самом деле, почему бы и нет? - вдруг перебил ее Джордан.
- Не надо! - вскрикнул Рикки. - Ну, пожалуйста! Я ведь понимаю, что это
шутка... То есть я больше не читаю этой детской чепухи, но...
- Вовсе не шутка, - ответил Джордан. - Кора совершенно права: в
космолете места много. Ты хочешь полететь на Лямбду?
"А ведь я всего неделю назад проходил психологическую проверку, -
подумал Джордан. - И никаких отклонений от нормы у меня не нашли!"
Тут он внезапно заметил, что микрочтец на его письменном столе
продолжает прокручивать пленку с последним сообщением Вудмена о цикле
развития некоторых лямбдианских пресноводных организмов. Именно этим он
собирался заняться перед сном, а не пережевывать в сотый раз вопрос о
Рикки.
Джордан перемотал пленку, но это не помогло: он продолжал вспоминать,
что он почувствовал, когда Кора начала язвить его и Рикки. Он вспомнил,
какое лицо было у Рикки, когда мальчик понял, что он говорит серьезно.
После этого уже нельзя было отступать, да у него и не возникло такого
желания. В космолетах типа "масса - время" действительно было много
свободного места, так как в определенных пределах скорость такого корабля
возрастала пропорционально его размерам. И подбор участников второй
экспедиции, которая должна была присоединиться к первооткрывателям Лямбды,
был целиком предоставлен на его усмотрение. Как ни странно, появление
Рикки на корабле было воспринято всеми совершенно спокойно, и долгое время
казалось, что его сумасшедший поступок ни к чему плохому не приведет. До
последних двух дней Рикки вел себя образцово. Он не только не был
назойлив, но прилагал отчаянные старания, чтобы никому случайно не
помешать, и при этом казалось, что мальчик совершенно счастлив. Джордану
не удалось осуществить свое намерение и узнать сына поближе - он был
слишком занят. Но его взялся опекать Вудмен, которому Рикки, видимо, сразу
понравился, и последние недели перед отлетом Рикки провел с молодым
зоологом в Межзвездном институте. Джордан порой спохватывался, что совсем
не видит мальчика, но тут же убеждал себя, что в полете все будет иначе.
А во время полета, проверяя запасы и оборудование, разрабатывая планы
ближайших работ, он говорил себе, что вот они устроятся на Лямбде - и все
пойдет по-другому. Уж тогда он сумеет выкроить время и для сына.
Но он опоздал. Ему следовало бы обратить внимание на слова Коры. Она не
вскипела бы так без всякого повода. Она кричала, что Рикки делает всякие
гадости, и была права. А он, Джордан, узнал про все, только когда
разразился настоящий скандал.
В экспедициях соперничество между их членами обычно сводится к
дружескому соревнованию, но, к несчастью, на этот раз геологи, Картрайт и
Пенн, не сошлись характерами. Они принадлежали к разным школам, и каждый
не доверял методам другого. Однако без Рикки до открытой ссоры дело бы не
дошло.
Совершенно случайно виновницей их стычки оказалась Эллен Скотт. Как
почвовед, она, естественно, интересовалась геологическими вопросами. И вот
в разговоре с Картрайтом она упомянула про датировку Большого Разлома.
Картрайт буквально подскочил.
- Эллен, откуда вы это взяли? Кто вам сказал?
Эллен посмотрела на него с удивлением.
- Вы же сами я сказали, Питер. Ведь Большой Разлом - ваш любимый конек.
А если не вы, то, вероятно, Пени.
- Я никому ничего про это не говорил! Я кончил расчеты всего два дня
назад. Они лежат у меня на письменном столе. Значит, Пени рылся в моих
бумагах! Где он?
- Успокойтесь, Питер! Возможно, он пришел к такому же выводу
самостоятельно. Или вы сказали что-то, что натолкнуло его на ту же мысль.
Мне он сказал об этом вчера или позавчера... Если только это был он... -
Она недоуменно нахмурилась. - Но я не помню, чтобы мы с ним говорили о
Большом Разломе. Да, конечно... - внезапно она умолкла, и Картрайт больше
ничего не мог от нее добиться.
Пылая гневом, Картрайт кинулся искать Пенна, а Эллен Скотт пошла искать
Рикки.
- Рикки, ты помнишь, как мы с тобой дня два назад говорили о Большом
Разломе?
Рикки оторвался от микроскопа.
- Конечно, - сказал он. - А что? - его улыбка угасла, сменившись
тревогой. - Что-нибудь случилось?
- Ты помнишь, ты сказал что-то о его датировке? Что провал образовался
около пятнадцати тысяч лет назад? Ты ведь это сказал?
Лицо Рикки стало настороженным и непроницаемым, но он кивнул.
- Но кто сказал это тебе? От кого ты это узнал?
- Кто-то сказал, - глухо ответил Рикки. По-видимому, он не ждал, что
ему поверят.
Эллен сдвинула брови.
- Послушай, Рикки! Доктор Картрайт решил, что кто-то рылся в бумагах на
его столе и прочел об этой датировке. Он утверждает, что никому ни слова
не говорил о своих выводах. Это может привести к неприятностям. Если тебе
стало интересно и ты заглянул в его записки, скажи об этом прямо. Конечно,
так делать не следовало, но, если все выяснится, про это скоро забудут.
- Я не трогал его записок, - печально сказал Рикки. - Я не помню,
откуда я это знаю, но я даже не подходил к его столу. Честное слово!
К несчастью, Картрайт и Пени уже успели приступить к объяснениям,
которые закончились тем, что они оба вылетели из столовой сквозь стену,
которая отнюдь не была рассчитана на подобный натиск, отчего у повара
Барни началась настоящая истерика. И тут на сцене появился Джордан.
Рикки рассказал ему обо всем. Он сказал, что откуда-то узнал о
датировке Большого Разлома и упомянул о ней в разговоре с доктором Скотт,
когда речь зашла о геологии планеты. Он не помнит, откуда он узнал эту
цифру, но бумаг Картрайта он не трогал.
Во всяком случае, мальчик сам пришел и рассказал! С другой стороны, он,
возможно, подумал, что иначе об их разговоре расскажет Эллен Скотт...
Мысли Джордана на мгновение обратились к Эллен. Вот она тоже считает,
что люди, выбравшие своей профессией освоение далеких планет, не должны
заводить семью. Как она права!
На этом все и кончилось. Картрайт и Пени, дав выход взаимной антипатии,
как будто даже наладили Отношения. Но на лице Рикки застыло испуганное,
безнадежное выражение, и Джордан приходил в отчаяние, потому что никак не
мог найти линию поведения, которая не вызвала бы еще большего отчуждения
между ним и мальчиком. Однако если Рикки действительно имеет обыкновение
рыться в чужих вещах - а ведь в конце концов Кора обвиняла его именно в
этом, - то необходимо принять какие-то меры.
Но какие?
Джордан вздохнул, вновь перемотал пленку и заставил себя
сосредоточиться на сообщении Вудмена. Он успел прочесть три кадрика, когда
тишину нарушил панический вопль, донесшийся со стороны леса.
- Оомощь! Ааул! Яолы! Ааул!
Джордан метнулся к двери, схватив на бегу фонарик. Впрочем, все три
луны уже взошли, и даже их света было бы вполне достаточно, чтобы
разглядеть дородную фигуру, неуклюже мечущуюся среди хижин.
- Барни! - закричал Джордан. - Остановитесь! Что с вами?
Барни (сто двадцать килограммов на Земле и под сто пятьдесят на Лямбде)
замер на месте и замигал, ослепленный лучом фонарика. Потом провел
огромной ладонью по лицу. Джордану показалось, что рот повара замотан
шарфом. На Барни была фланелевая пижама ослепительной расцветки, и он был
бос. Повар сорвал с лица шарф - если это был шарф - и отшвырнул его в
сторону. Теперь его слова стали чуть более внятными.
- Дьяволы в ысу! Хватили мея! Запили ме рот кой-то дянью...
Повар задыхался, по его лицу струился пот, и Джордан не на шутку
испугался. Барни был прекрасным коком, но он легко приходил в сильнейшее
возбуждение, а добавочная сила притяжения на Лямбде увеличивала нагрузку
на его не слишком здоровое сердце. В этот момент рядом с отцом безмолвной
тенью возник Рикки.
- Что с ним такое?
Джордан указал на свою хижину.
- Отведи туда Барни и посмотри, что у него с губами.
К этому времени вокруг них уже собралось несколько человек, в том числе
Эллен Скотт в пестром халате и Вудмен в измятой пижаме. Джордан попросил
Эллен зажечь лагерные прожекторы и собрать поисковую группу.
Полчаса спустя рот Барни удалось отмыть от липкого вещества, которое
склеивало его губы, и он уже настолько пришел в себя, что мог приступить к
объяснениям.
- Я вдруг проснулся и обнаружил, что лежу в лесу. Сырость там была
страшная. - Он застонал. - Ох, у меня уже начинает разыгрываться
радикулит. Я лежал на спине, и руки у меня были связаны не то веревкой, не
то еще чем-то. Рот у меня был залеплен, а на груди сидело что-то. Я едва
заметил его краешком глаза, как оно куда-то девалось. Только вокруг их
было много, и они все кричали.
- Кричали? - переспросил Джордан. - То есть испускали какие-то звуки?
- Нет, они кричали по-человечески. Я не мог разобрать что, но это были
какие-то слова. Они все повторяли "собратья". Я только одно это слово и
разобрал, но уж его расслышал ясно: "собратья". Тут я высвободил руки и
схватил одного из них, только он меня ужалил, и я его выпустил.
Он показал круглую ранку: у основания большого пальца. Джордан
тщательно смазал ее антисептической мазью.
- Тут я вскочил и побежал к лагерю, - продолжал Барни. - Я был недалеко
от опушки и видел наши огни. Я бежал во всю мочь, но то и дело спотыкался.
- В его глазах снова мелькнул панический ужас. - Они мне налепили что-то
на рот, и я чуть совсем не задохнулся. Уж не знаю, что. Я его не меньше
часа срывал...
- Вот этот лист, - перебил Вудмен и показал всем большой лист дюймов
двадцати в длину. Темно-серую поверхность листа покрывало еще более темное
вещество. - Он намазан каким-то клейким соком.
- Но как вы попали в лес, Барии? - спросила Эллен Скотт. Барни
недоуменно помотал головой.
- Он отправился туда погулять, - сказал кто-то. - Отпечатки его следов
ведут прямо к лесу. А вы не лунатик, Барни?
- Но в таком случае откуда взялся бы лист? - осведомился Вудмен. - Ведь
он намазан соком растения, которое попадается в лесу крайне редко, а возле
вырубки нет ни единого экземпляра. Кроме того, мы нашли место, где он
лежал. Два молодых побега согнуты и верхушки их вбиты в землю - наверное,
с их-то помощью и были прижаты к земле его руки. Нет, на Барни
действительно напали, но кто?
- Но, может быть, кому-то вздумалось пошутить? - медленно произнесла
Эллен Скотт.
Все на мгновение замолчали. Внезапно Рикки поднял голову и перехватил
взгляд отца. Его лицо утратило всякое выражение, но он ничего не сказал.
- Все равно мы должны принять меры предосторожности, - сказал Джордан.
- Лямбда всегда считалась безопасной планетой. По-видимому, мы ошибались.
Пока не выяснится, что произошло, я запрещаю выходить из лагеря
поодиночке. Те, кто ведет наблюдения в лесу, будут работать парами, не
выключая радиотелефонов. Мы установим слежение по всем личным частотам.
Прожектора оставим включенными и выставим часовых. Достаточно троих, но им
придется непрерывно поддерживать связь друг с другом. Сменяться будем
через каждые два часа. Доктор, вы не займетесь Барни?
Врач кивнул и увел Барни к себе в хижину, служившую и больницей.
Джордан задумчиво посмотрел на сына.
- А ты иди ложись, Рикки... Если только не хочешь что-нибудь сказать.
- Нет, - ответил Рикки. Он стоял совершенно прямо и неподвижно.
- Ну, так иди к себе. Первыми дежурить будут...
Джордан решил дежурить в первую смену - все равно ему не удастся
уснуть. Ну зачем, зачем он взял Рикки в экспедицию? Либо он подвергает
мальчика опасности, либо - и это, пожалуй, хуже - Рикки каким-то образом
подстроил то, что произошло. Барни постоянно давал ему поручения.
Казалось, Рикки выполнял их с удовольствием, но кто может угадать, о чем
на самом деле думает подросток? Может быть, он решил, что будет смешно
посмотреть, как толстяк Барни станет в панике метаться по лесу? Но каким
образом ему удалось это устроить?
И тут Джордан вдруг вспомнил, что как-то застал Рикки за чтением земной
энциклопедии. Он штудировал статью о гипнотизме.
А если Рикки тут все-таки не при чем, то как объяснить это нелепое
нападение на повара?
На вершине самого высокого из ближайших к вырубке деревьев сидел
Длинный Меч и в ожидании рассвета печально размышлял о неудаче своего
плана.
Привести в лес Самого Большого из Большого Племени оказалось очень
легко. Он уже давно обнаружил, что какую-то часть суток они лежат
горизонтально в своих укрытиях, плотно закрыв глаза, и именно в эти часы
они более чувствительны к мысленному воздействию, чем когда двигаются.
Глаза Длинного Меча закрывались изнутри, а потому его очень
заинтересовали глазные веки. Он лишь с трудом удержался от того, чтобы
поставить два-три эксперимента с веками повара. И теперь с горечью
подумал, что отказался от них совершенно напрасно.
В начале ночи он созвал двенадцать Собратьев, и все они, думая вместе,
заставили Самого Большого встать и пойти в лес. Длинный Меч решил, что
восприимчивость Самого Большого должна возрасти, если они заставят его
снова лечь. Кроме того, вспомнив, как угасали мысли, едва эти существа
начинали дуть сквозь лицевую щель, он подумал, что это отверстие следует
хорошенько залепить.
Теперь он понимал, что поступил опрометчиво. Едва смазанный клейким
соком лист был опущен на лицо Самого Большого, как глаза его раскрылись и
настолько выпучились, что едва не вылезли из орбит. Собратья успели
вовремя перехватить зловещие мысли огромного существа и спаслись на дереве
- все, кроме него. А ему впервые в жизни пришлось пустить в ход свой шип,
чтобы освободиться. Затем, свирепо размахивая огромными руками, существо
неуклюже вскочило на ноги. И тут уж пришлось распроститься с надеждой
установить с ним контакт. В его мыслях была такая сумятица, что Собратья
поспешили отступить подальше, туда, где взаимодействие деревьев и других
лесных созданий снизило интенсивность мыслей Самого Большого до терпимого
уровня.
Длинный Меч был поражен невысокой степенью интеллекта, проявленного
Самым Большим. Существо даже не попыталось его понять. Мысли Самого
Большого были даже еще более нечеткими, чем у тех его соплеменников, кого
он успел исследовать. Не ошибся ли он? Может быть, рост и объем у этих
чудовищ не находятся в прямой связи с интеллектом? А может быть,
зависимость тут обратная?
Длинный Меч внезапно почувствовал страшную усталость. Ему захотелось
пить. Он соскользнул в полную дождевой воды выемку гигантского листа,
чтобы впитать воду через миллионы устьиц своей кожи и обдумать новый план.
На следующее утро в лагере царило довольно унылое настроение. Все без
исключения не выспались, а теперь им еще предстояло изменить полностью
разработанную программу исследований, так чтобы никому не пришлось ходить
в лес одному. Неведомая опасность, которая накануне ночью казалась
интригующей, утром превратилась в источник неприятностей и неясной
тягостной тревоги. К тому же возможно, что ночное происшествие все-таки
было делом рук изобретательного мальчишки, склонного к глупым шуткам.
Те, кто работал в лесу, ушли из лагеря, те, кто вел лабораторные
исследования, занялись своим делом, стараясь не думать о посторонних
вещах. Рикки, которому в это утро совсем не хотелось сидеть над уроками,
забежал к Барни узнать, не надо ли ему помочь, и был послан в оранжерею
нарвать гороховых стручков.
Механическая работа помогала мальчику спокойно обдумать положение. Один
раз ему удалось спастись от этого ужаса, а теперь он вновь его настиг. Но
было и что-то другое...
Должно же существовать какое-то объяснение!
Когда он уехал из дома в Антарктике, ему казалось, что все неприятности
остались позади. Больше ему не нужно будет постоянно следить за собой из
опасения проговориться. И не надо будет бороться с искушением - ведь
иногда почти против воли он, не сдержавшись, бросал им в глаза правду ради
удовольствия посмотреть, как они из этого выпутаются. Он освободился!
Совсем освободился!
И вот все началось сначала. Кругом только и говорили, что о разных
научных проблемах и открытиях - откуда же он мог знать, что он слышал
по-настоящему, а что нет? И как поступить, раз уж эта неведомая беда
настигла его и здесь?
Однако у него есть одна надежда. Во всяком случае, к тому, что
произошло с Барни, он никакого отношения не имеет. Если бы только ему
удалось узнать, как это произошло на самом деле, найти убедительное
объяснение, которому поверили бы все, - вот тогда он рискнул бы довериться
кому-нибудь, рассказать, каким образом он, сам того не замечая, узнает
вещи, которые не должен был бы узнавать...
Но даже если из этого ничего не выйдет, все-таки лучше что-то делать, а
не сидеть сложа руки и ждать очередного скандала.
Рикки отнес горох на кухню и пошел бродить по вырубке. Влажная рыжая
земля блестела под лучами солнца как масляная краска. Там и сям он видел
отпечатки больших ступней Барни. Они вели от лагеря и к лагерю, они манили
в лес. Там, среди черных листьев и еще более черных теней, притаилась
какая-то настоящая, осязаемая опасность, от которой можно было избавиться
при помощи палки. Возле хижины его отца лежала груда палок, заготовленных
для исследовательских партий. Рикки выбрал палку потяжелей и потолще.
Длинный Меч кончил пить - или, если хотите, купаться - и, выбравшись из
обмелевшей лужицы в чаше листа, развернул перепонки, подставляя их солнцу.
В эту минуту он больше всего походил на летучую мышь. Черные пленки,
которые протянулись от его рук и ног, в свернутом виде были почти
незаметны. Но, раскрытые во всю ширину, подставленные солнечным лучам, они
занимали более двух квадратных футов. Эти перепонки поглощали световые
волны всего видимого спектра, а также значительную часть ультрафиолетовых
и инфракрасных. Подобно большинству живых организмов на Лямбде, Длинный
Меч поддерживал свое существование интенсивным фотосинтезом.
Он только-только начал оправляться от утомительных происшествий прошлой
ночи (всякая деятельность в темноте приводила к быстрому истощению), когда
из леса донесся зов:
- Большеног уходит, Длинный Меч! Большеног отправляется в Путешествие.
Ты хотел посмотреть, как это происходит. Иди быстрее!
Перепонки тотчас же скрутились в тугие валики, плотно прилегающие к
рукам и ногам, и Длинный Меч стремительными прыжками понесся по лесу.
Долгое Путешествие было для него полнейшей тайной - как и для всех
Собратьев, пока ими не овладевало непреодолимое стремление уйти. Но если
остальных эта тайна не интересовала, то Длинный Меч очень хотел в нее
проникнуть.
Вскоре он добрался до опушки леса у края Большого Разлома. Около
двадцати Собратьев сидели на площадке над отвесным обрывом. Среди них был
и Большеног: его ступни подергивались от нетерпения. Когда Длинный Меч
опустился на площадку. Большеног вскочил, торопясь поскорей отправиться в
путь.
- Куда ты идешь? - спросил Длинный Меч. - Чего ты там ищешь, Большеног?
Зачем тебе идти через пустыню, где нет ни воды, ни тени? Ты и полпути не
пройдешь, как превратишься в сухой сучок.
Но мысли Большенога были отключены: его больше не интересовали ни
Длинный Меч, ни Собратья, ни опасность, грозившая Дереву. Он не знал,
зачем ему нужно спускаться туда, где простерлась пустыня из сухих скал и
камней. Он не сознавал ничего, кроме желания скорее уйти. Спрыгнув с
площадки, Большеног перелетал с уступа на уступ, пока не достиг подножия.
И ни разу не оглянувшись, он направился через широкую, усеянную камнями
равнину, туда, куда указывали длинные тени, отбрасываемые восходящим
солнцем.
Длинный Меч грустно смотрел ему вслед. К нему самому тот зов, которому
подчинился Большеног, придет еще почти через год, а потому мысль о
собственном Путешествии пока его не тревожила. Он знал, какие опасности
подстерегают Собратьев на сухих равнинах, а так как привычка логически
мыслить была развита у него особенно сильно, дальнейшая судьба Большенога
не могла не внушать ему тревоги. Равнина простиралась до самого горизонта
- по крайней мере на двенадцать миль. А на горизонте тянулась темная
полоса, которая, возможно, была продолжением их леса. И Длинный Меч никак
не мог понять, зачем Большеногу понадобилось идти туда - и не только ему,
но и многим тысячам Собратьев, из поколения в поколение покидавших родной
лес.
Он вернулся к вырубке и примостился на высокой ветке. Большого Племени
почти не было видно. Длинный Меч заметил, что от тех, кто находился
поблизости, исходит смутная тревога - это чувство было ему незнакомо и
показалось неприятным. Необходимо было найти какой-то способ отделить одну
особь от остальных, раз уж прямолинейный метод оказался неэффективным.
Внезапно он отчетливо осознал, что одна особь уже отделилась от
остальных и медленно движется в его направлении.
Рикки заметил, как из лесных теней выпорхнула черная фигурка и
опустилась на черный лист. Едва она перестала двигаться, он сразу же
потерял ее из виду, но затем, отчаянно напрягая зрение, сумел-таки
различить ее на еще более черном фоне. Неторопливо, словно бесцельно
прогуливаясь, Рикки направился туда. Исподтишка он разглядывал неизвестное
существо: бесформенное туловище около четырех дюймов в длину, голова -
примерно в два раза меньше - соединена с туловищем короткой шеей. Существо
опиралось на согнутые передние конечности, а задние торчали вверх углом,
как ноги кузнечика; конечности были примерно вдвое длиннее туловища и
головы, вместе взятых. Подойдя поближе, Рикки различил большие выпуклые
глаза. Они были серыми, с черной вертикальной полоской зрачков, и занимали
больше половины всей головы. Всю описанную фауну Лямбды Рикки знал
наизусть, но это существо ни в одном списке не значилось. Он уже не
сомневался, что перед ним один из "дьяволов" Барни.
Существо продолжало сидеть на большом листе и как будто не замечало его
приближения. Еще один шаг - и можно будет дотянуться... а-а-ах!
Рикки уже почти сомкнул пальцы, но Длинный Меч перепрыгнул через его
голову, опустился на землю за его спиной и вскочил на соседнее дерево.
Рикки тихо повернулся и снова начал медленно подкрадываться к черной
фигурке. Он бормотал про себя ласковые слова, заимствованные у приятелей,
которые разводили кроликов и морских свинок:
- Ну иди же, иди к дяде. Он тебе больно не сделает. Ну чего ты боишься?
Иди, зверик, иди...
Длинный Меч, выпорхнув из-под его опускающейся ладони, сел на ветку еще
на десять шагов дальше от вырубки.
И Рикки углубился в чащу, совершенно забыв, что ему запрещено уходить с
вырубки. Он забыл обо всем на свете - так ему не терпелось схватить это
существо, рассмотреть его как следует, подержать в руке, приручить. Палка,
которую он столь тщательно выбирал, забытая, валялась на опушке.
Длинный Меч начал сердиться. Он не боялся, что его поймают, но ему
некогда было играть с этим существом в салочки. Он хотел приручить его,
добиться, чтобы оно его поняло, однако мысли существа, казалось, были
отключены. А главное, оно то и дело прибегало к бессмысленному выдыханию
воздуха через лицевую щель, из-за которого добраться до его сознания было
невозможно. И приходилось все время быть настороже, чтобы точно
предугадать момент, когда оно сделает хватательное движение. В конце
концов Длинный Меч забрался на ветку высоко над головой существа и
принялся обдумывать положение.
А у подножья Дерева Рикки испытывал все эмоции охотничьего пса, который
облаивает белку, уютно устроившуюся на недоступной высоте. Он чувствовал,
что все потеряно. Вот если бы эта подлая тварь спустилась на ту ветку, где
торчит что-то вроде яблока, начала бы это яблоко грызть и забыла бы о его
присутствии...
Внезапно "эта подлая тварь" так и сделала. Во всяком случае, черная
фигурка спрыгнула на нижнюю ветку и положила ладошку с длинными пальцами
на круглый нарост. Рикки даже рот открыл от удивления.
У него чесались руки поскорее схватить черное существо, но он заставил
себя стоять неподвижно. Может быть, оно уже успело забыть про него и
считает его частью окружающего пейзажа? А что если поднять руки, только
медленно-медленно - может быть, оно примет их за ветки? И тогда...
Вдруг у него в голове словно что-то взорвалось. Он ойкнул, замигал и
совсем забыл о своем решении сохранять неподвижность. Потом снова замер,
полагая, что существо сейчас же исчезнет, но оно продолжало сидеть на
ветке.
Длинный Меч наблюдал за реакцией на свое энергичное "нет" с
пробуждающейся надеждой. Правда, он сделал то, чего это существо от него
хотело, не очень-то рассчитывая, что удастся таким образом установить с
ним контакт. Однако Большое Существо, несомненно, что-то почувствовало.
Длинный Меч решил, что пора и ему предложить что-то в свою очередь,
сосредоточился и предложил Большому Существу повернуться и поглядеть в
другую сторону.
Большое Существо наклонило голову и снова замигало. Длинному Мечу
показалось, что эта реакция вызвана излишней силой его мысли. Он
попробовал еще раз, не с таким напряжением.
Да, что-то достигло цели! Он воспринял слабый, неуверенный, но
несомненный ответ. Это был отказ. Большое Существо не хотело
отворачиваться.
Тогда Длинный Меч попросил его отодвинуться на один шаг в сторону.
Большое Существо нерешительно подчинилось. Длинный Меч радостно прыгнул
в том же направлении и опустился на ветку напротив головы Большого
Существа.
И воспринял мысль, не слишком ясную, но все-таки понятную:
"Если ты меня понимаешь, положи ладони себе на голову".
Длинный Меч неохотно послушался. Долго сохранять эту позу, не теряя
равновесия, он не мог, но внезапное возбуждение, которое он ощутил в
Большом Существе, очень его ободрило.
"Теперь смотри! Я сяду на землю. Ты понимаешь, что это значит? Я сейчас
сяду".
Большое Существо неуклюже перегнулось. Его колени были
противоестественно вывернуты, но Длинный Меч понял смысл этого действия.
Он ответил собственной мыслью:
"Я разверну мои перепонки".
Удивление Большого Существа совсем его оглушило, и он запротестовал. В
ответ донеслось что-то вроде извинения. Он постарался сделать свою мысль
предельно ясной.
"Мы установили, что между нами возможен контакт. Теперь нам следует
поупражняться в обмене мыслями, пока мы не научимся как следует понимать
друг друга".
Он только-только ощутил нечленораздельное согласие, когда все пошло
насмарку: из-за деревьев, грузно ковыляя, появилось еще одно Большое
Существо.
- Рикки! Что ты тут делаешь? Чтобы мне остаться без единого образчика,
если тебе не влетит по первое число! Ты хочешь, чтобы тебя, как Барни,
уволокли черные дьяволята?
Рикки испуганно вскочил с земли.
- Простите, доктор Вудмен, я забыл. Я... я засмотрелся на разных
насекомых и сам не знаю, как забрел сюда. Мне очень неприятно.
- Ну, ничего страшного ведь не случилось. Однако пойдем-ка, пока
кто-нибудь не поднял тревоги.
Длинный Меч воспринял импульс отчаяния от Большого Существа, которое
ему с таким трудом удалось приручить; по-видимому, оно жалело, что им
помешали, даже больше, чем сам Длинный Меч. Оно опасалось, как бы другое
Большое Существо не увидело его, Длинного Меча, а потому он замер - черное
пятно, не отличимое от сотен таких же пятен, - и послал сигнал вслед
прирученному Большому Существу:
"Приходи опять! Я буду на краю вырубки. Приходи опять".
Согласие было выражено с такой силой, что он чуть не свалился с ветки.
Вудмен решительно увел Рикки из леса.
- Ну, раз уж ты мне попался, то попробуем извлечь из этого пользу. Мне
нужно пойти к моему любимому озерцу, но я никак не мог подыскать себе
дуэнью. Если я не ошибся в расчетах, мы увидим там кое-что любопытное.
Рикки с трудом проявил вежливый интерес. При обычных обстоятельствах
приглашение Вудмена привело бы его в восторг.
- Опять псевдогидры?
- Вот именно. Помнишь, мы наблюдали за тем, как они хватали существа,
похожие на двухвостые торпеды?
- Да. Но вы же сказали, что их уже всех съели.
- Это-то верно. Ну, мы пришли. Только не наклоняйся так, твоя тень им
не понравится. Ложись на живот. Отлично!
Рикки лег и устремил взгляд сквозь прозрачную воду на дно. Там, где на
воду не падали тени, она отражала яркую синеву небес - единственное, что
на Лямбде обладало привычным цветом. Внезапно Рикки ощутил легкий приступ
тоски по Земле, но она тотчас рассеялась. Тосковать, когда только что
случилось настоящее чудо? Ерунда!
Он заставил себя сосредоточиться на псевдогидрах. Они обитали там, где
из озерца брал начало бурый ручеек. Над крохотными, прикрепленными к
камням шарообразными туловищами колыхались белые нити ветвистых щупалец
длиной до шести дюймов. Колония состояла из пятидесяти с лишним особей,
чьи щупальца сплелись поперек истока, образуя плотную сеть, сквозь которую
не мог бы проскочить ни один предмет крупнее пшеничного зерна.
Неторопливое течение увлекало в этот живой невод неосторожных обитателей
озерца, решивших его покинуть, цепкие щупальца, способные удержать жертву
втрое больше самой псевдогидры, обволакивали ее тело, образуя капсулу, в
которой она постепенно переваривалась.
- Вон посмотри! - прошептал Вудмен.
Он указал взглядом на прозрачные твердые шарики, которыми завершались
некоторые щупальца. Внутри них подергивались темные крохотные сигары,
примерно по десятку в каждом шарике.
- Она опять поймала торпеды, - прошептал Рикки. - Только на этот раз
маленькие.
- А по-моему, не поймала! - ответил Вудмен. - Я так и думал, что все
произойдет сегодня! Смотри вон на тот - сейчас лопнет.
И действительно, несколько минут спустя шарик, на который он указывал,
раскрылся по всей ширине. Малюсенькие торпеды, длиной не более
трех-четырех миллиметров, выскользнули в воду и начали бестолково метаться
взад и вперед. Двигались они толчками, выбрасывая воду через раздвоенные
хвостики. Рикки ахнул:
- Гидра их выпустила! И поглядите - вон одна задела за щупальце, а оно
ее не схватило! В чем дело?
Две крохотные торпеды сблизились, неуверенно покрутились друг возле
друга, а затем изогнулись, повисли в воде параллельно и поплыли дальше уже
рядом.
Тем временем и все остальные разбились на пары. Потом Рикки увидел, что
одна из пар разделилась, и обе торпеды стремительно метнулись в разные
стороны. Одна оказалась прямо у него перед глазами, и он успел разглядеть,
что она выбрасывает крохотную молочную струйку.
Перед его носом мелькнула рука Вудмена с пипеткой. Торпеда унеслась
прочь. Вобрав в пипетку несколько капель, Вудмен извлек ее из ручейка и
внимательно рассмотрел содержимое.
- Так и есть, - пробормотал он.
В пробирке плавали точечки, еле различимые простым глазом.
- Яйца... - сказал Вудмен.
- Яйца? Но... но это же молодь! Те торпеды были гораздо больше.
- Верно, Рикки! А знаешь, во что разовьются эти яйца? В новые торпеды?
Как бы не так! Если только их жизненный цикл не составляет дичайшего
исключения, из них выведутся маленькие псевдогидры.
Рикки перекатился на спину и посмотрел на зоолога.
- Но что же тогда большие торпеды?
- Видишь ли, дело, на мой взгляд, обстоит так... Ты что-нибудь знаешь о
чередовании поколений у земных кишечнополостных? Особенно у гидроидных
вроде обелии? Сидячее поколение некоторое время размножается вегетативно,
почкованием. Затем они начинают продуцировать почки, которые развиваются
уже не как родители. Они отделяются и начинают плавать самостоятельно. Они
питаются, растут и в конце концов вырабатывают яйца или сперму, а из
оплодотворенных яиц развивается новое сидячее поколение. Ну, а здесь
формы, ведущие свободное существование, - торпеды - начинают откладывать
яйца, едва отделившись от родителя. Они спариваются через несколько минут
после выхода в воду, а кладка начинается сразу же после оплодотворения. Но
жизнь торпед с этого только начинается. Они плавают по озерцу, едят и
растут, а достигнув взрослой стадии, приплывают к старым псевдогидрам,
которые их поедают и используют полученные питательные вещества, чтобы
продуцировать новую серию крохотных торпед. Понимаешь?
- Какое мерзкое животное! - нахмурился Рикки.
- Чепуха! Прекрасный образчик экономии в природе! Не будь снобом,
Рикки! Если ни одно земное животное не развило подобного механизма, отсюда
еще не следует, что он не этичен. Кое-какие земные твари по своей мерзости
дадут этой псевдогидре сто очков вперед. Например, морские желуди, у
которых редуцированные самцы паразитируют на самках. Эволюция вообще не
признает никакой этики, кроме закона выживания вида, а его вряд ли можно
признать этической категорией.
Рикки поглядел на Вудмена с некоторым сомнением.
- Но ведь и мы - результат эволюции. А мы заботимся о других видах.
Вудмен кивнул.
- Пытаемся - во всяком случае, некоторые из нас. Но в свое время
выживание нашего вида было куплено ценой гибели многих других.
Рикки пришла в голову неожиданная мысль:
- А этот - этот механизм чередующихся поколений на Земле развился не
только у одного вида, ведь так?
- Конечно. Только на Земле такое приспособление независимо друг от
друга выработали десятки разных видов, не говоря уж о лямбдианских
организмах, которые им обладают, о пяти-шести на Арктуре-3 и о простейших
на Роше. По-видимому, эта один из основных защитных механизмов. Первая
стадия максимально использует существующее положение, а вторая служит
страховкой от возможных перемен. Сложившаяся система хорошо
сбалансированных наследственных характеристик может повторять себя быстрее
с помощью вегетативного размножения, без изменения хромосомного набора. С
другой стороны, при изменении условий половое размножение обеспечивает
появление популяции, которая скорее может дать несколько адаптирующихся
форм. Некоторые виды отказались от стадии полового размножения, как другие
- от стадии вегетативного, однако в конечном счете это, вероятно, не
оправдывается.
- Но каким образом так получается?
Вудмен задумался.
- Возможно, происходит что-нибудь вроде следующего: предположим,
единственный организм - одна из этих псевдогидр, например, - на
вегетативной стадии оказывается изолированным. Скажем, все остальные
псевдогидры в озерце отчего-то погибли. Оставшаяся псевдогидра будет
по-прежнему производить свои маленькие торпеды, но им не с кем
спариваться. Она продолжает размножаться вегетативным путем. Ты ведь
видел, как они расщепляются по вертикальной оси? В конце концов происходит
мутация: кто-то из потомков перестает понапрасну расходовать свое вещество
на бесполезные торпеды, а поэтому начинает делиться быстрее остальных и
постепенно вытесняет их. В одном из африканских озер ежегодно появлялось
множество медуз, причем это всегда бывали самцы. В незапамятные времена в
это озеро каким-то образом попал полип в вегетативной стадии, и из
столетия в столетие его потомки продолжали производить бесполезных
медуз-самцов, существование же самого вида поддерживалось вегетативным
размножением.
- И чем же это кончилось?
Вудмен сердито нахмурился.
- Какие-то идиоты спустили в озеро промышленные отходы, и в нем погибло
все живое. Ну, пойдем, пора обедать.
Эллен Скотт убрала последний образчик почвы и задумчиво уставилась на
свой прибор. Напряжение в лагере возрастало, то и дело вспыхивали мелкие
ссоры. Половина членов экспедиции пришла к выводу, что ночное приключение
Барни было каким-то образом подстроено Рикки, а потому следует отказаться
от стеснительных мер предосторожности, которые только мешают работе.
Остальные считали, что Рикки тут не при чем и соблюдать осторожность
необходимо. А кто с этим не согласен, пусть-ка прямо скажет шефу, что,
кроме его сына, на Лямбде нет ни единого опасного существа!
Эллен, по ее собственному мнению, занимала нейтральную позицию. Она не
бралась решать, имеет ли Рикки отношение к случившемуся, да это ее и не
трогало бы, если бы только мальчишка больше считался с отцом и не терзал
бы его так. На Земле, когда стало известно, что Джордан берет сына в
экспедицию, ей про него кое-что рассказали. Тогда она сочла это пустыми
сплетнями, но после истории с расчетами Картрайта вынуждена была
согласиться, что дыма без огня не бывает.
Людям, работающим в космосе, нельзя вступать в брак и заводить детей!
Так она решила для себя много лет назад. Можно отдать себя освоению новых
планет, можно отдать себя семье. Но плодотворно сочетать то и другое
нельзя. Дети были частью земной жизни, и упорядоченное безопасное
существование, которое ей было тягостно, для них абсолютно необходимо. Ну,
а подростки? Пожалуй... Рикки вначале был как будто совершенно счастлив.
Но что все-таки происходит с ним теперь? После того случая с Барии
мальчик не выходит из какого-то странного состояния. То начинает
разговаривать сам с собой, то умолкает столь же внезапно и словно с
досадой. И теперь его как будто совсем не трогает, что многие в лагере
относятся к нему с подозрением, хотя он всегда казался ей чутким и
впечатлительным. История с Картрайтом его, несомненно, очень расстроила, а
то, что происходит теперь, ведь много хуже!
Джордан, во всяком случае, долго этого выдержать не сможет...
Рикки, который лежал у себя в хижине - считалось, что он спит (ему
полагался дневной отдых, так как лямбдианские сутки были много длиннее
земных), - по зрелому размышлению решил, что уже пора рассказать отцу о
своих научных исследованиях. Как ни был он поглощен открывшимися ему
чудесами, он все-таки замечал, что взрослые вроде бы начинают
беспокоиться. Кроме того, он уже научился бегло "разговаривать" с Длинным
Мечом и более или менее сносно объяснялся с остальными Собратьями. Он
знал, чего они хотят, и дальнейшее промедление было бы непростительно. А
главное, результаты научных исследований - это достояние всего
человечества, и он не имеет права их скрывать!
На минуту Рикки задумался о том, как можно будет применять его новое
умение. Да, конечно, люди уже несколько столетий ставят опыты по
телепатии, но без всякого толку. Наверное, только истинный телепат,
происходящий из расы, которая не знает иных способов общения, кроме
телепатии, мог научить человека, как развить скрытые в нем зачатки смутной
силы и как этой силой управлять. А может быть, думал Рикки, люди с
телепатическими способностями так уставали, прежде чем успевали их
развить, что попросту их отключали; те же, кто ставил опыты, такими
способностями не обладали. Он сам только теперь научился экранировать свое
сознание от всех остальных. При таких помехах ясный прием передаваемых
мыслей был вообще невозможен. Ему пришло в голову, что с этого следует
начать: он не будет подслушивать ничьих мыслей. Больше никогда не будет!
Но для научных исследований такая способность окажется на редкость
полезной, даже помимо сложнейшей проблемы взаимоотношения материи и
сознания или общения с инозвездными расами! Ведь он, возможно, сумеет
понять, что происходит в сознании земных животных, то есть тех из них, кто
обладает какой-то степенью сознания! И он установит, как воздействует на
людей поле масса-время - ведь никто еще не сумел вспомнить своих ощущений
в момент включения поля. И еще... всего и не перечислишь!
Рикки вскочил с постели. Отец сейчас должен быть у себя. Эти часы он
отвел для собственных занятий, если, конечно не случалось ничего
непредвиденного. Рикки машинально настроился на прием мыслей, приходящих с
той стороны. Он хотел только узнать, не помешает ли он отцу.
И ощутил болезненный шок. Что могло так взволновать старину Джо? Он с
кем-то разговаривает? А, как неудачно! Кажется, с Вудменом? В отличие от
Длинного Меча Рикки продолжал воспринимать мысли и во время устной речи,
однако очень нечетко. Он отчаянно напрягся, пытаясь уловить причину этой
сумятицы. Вудмен столкнулся с чем-то... с чем-то неприятным... с чем-то,
что...
Рикки выбежал из хижины и в два прыжка покрыл расстояние, отделявшее
его от хижины отца. До него донеслись голоса - Вудмен говорил взволнованно
и громко:
- ...нечто дьявольское. Да, конечно, причина была физической -
какие-нибудь испарения, и я чуть было не потерял сознания. Но ощущение
возникло такое, словно, совсем рядом кто-то испытывает ко мне бешеную
ненависть. Ну, знаете, как во время космического гриппа; кажется, будто ты
всем противен, - только в миллион раз сильнее. Депрессант невероятной
силы. И ведь не в помещении, а на открытом воздухе...
- Где это произошло?
- В восьмом секторе. Примерно вот тут.
Очевидно, он указывал место на карте. Вне себя от страшного подозрения,
Рикки, забыв свое решение, попробовал проникнуть в сознание отца, чтобы
увидеть, на что они глядят. Картина была смутной и неустойчивой, но он
различил скользящую по карте палочку из слоновой кости, которую Джордан
всегда носил с собой, и... да, она указывает на поляну, где растет Дерево!
Хранители слишком уж успешно отогнали незваного гостя!
Джордан сухо рассмеялся:
- А мы объявили эту планету абсолютно безопасной! - он встал со стула.
- Сначала Барни встречает дьяволят, а теперь вы наткнулись на анчар! Вы
уверены, что это исходило от растений?
- Именно от этого Дерева. Оно стоит посреди широкой поляны. Ощущение
возникло, когда я был от него в трех шагах. На ветках висят длинные
стручки. Возможно, они выделяют летучие яды. Несколько недель назад я
срезал с него одну ветку для коллекции и ничего не почувствовал. Возможно,
это сезонное явление.
- Ну, так его придется уничтожить!
Рикки с ужасом ощутил яростную радость отца - а наконец-то перед ним
был понятный враг, с которым можно легко разделаться.
- Эллен намерена заняться исследованием почв в том секторе, - продолжал
Джордан. - Это ведь последний сектор, где еще никто не работал, и многие
намерены вскоре перейти туда.
Рикки, потеряв голову от страха, выпрямился и возник в окне, как чертик
из коробочки.
- Джо, этого нельзя делать. Честное слово, нельзя! Это Дерево страшно
важное. Все очень просто...
- Рикки! - Джордан перегнулся через письменный стол, опрокинув
микрочтец. - Ты подслушивал?
Рикки побледнел.
- Да, но только...
- Иди в свою хижину!
Вудмен попытался что-то сказать, но Джордан отмахнулся от него.
- Я поговорю с тобой позже. А до тех пор не выходи из своей хижины!
Вудмену показалось, что Рикки хотел что-то возразить, но после недолгой
внутренней борьбы мальчик повернулся и ушел.
Джордан сжал дрожащими пальцами палочку из слоновой кости.
- Идемте, Вудмен! Я хочу сам осмотреть это Дерево. Нам нужны маски и
аппарат для проб воздуха... да, и портативный детектор. Будьте добры,
возьмите все это со склада. Жду вас через десять минут. И захватите
бластер.
Вудмен хотел было возразить, но передумал. Старик Джордан уже неделю
весь кипит, и, пожалуй, ему только полезно дать выход своим чувствам. Но
он настоящий ученый и в решающую минуту не станет ничего губить
бессмысленно. Непонятно, почему Рикки так перепугался! Он ведь и сам
позаботится, чтобы это, возможно уникальное, растение осталось цело и
невредимо. И, успокоив себя этой мыслью, зоолог отправился на склад.
Проходя мимо хижины Рикки, Джордан было замедлил шаг, но уловил легкое
движение внутри и отвернулся. Им все еще владела ярость, которой он сам не
понимал; в подобном состоянии ему было бы трудно не только вести
щекотливый разговор, но даже думать логично. Надо прежде самому во всем
разобраться, а уж потом заняться мальчиком.
Распростершийся на кровати Рикки "слушал", напрягая все силы. Вудмен в
душе не одобряет эту поспешную экспедицию. Отлично. Старина Джо,
по-видимому, отдает себе отчет в том, что сейчас он не в состоянии мыслить
разумно. Тоже хорошо. На секунду Рикки испытал сожаление, что последнюю
неделю сторонился отца. Даже если Джордан не сожжет Дерево бластером тут
же на месте. Собратьям по-прежнему будет грозить смертельная опасность.
Впервые с той минуты, когда он понял, чего от него хочет Длинный Меч,
Рикки усомнился в своих возможностях. Согласятся ли взрослые спокойно его
выслушать? Так ли уж на самом деле отличаются старина Джо, Вудмен, мисс
Эллен и все остальные от Коры, Камильо и их знакомых, которые даже не
пытались понять?
Нет, есть только один способ спасти Собратьев от гибели, и еще не
известно, окажется ли он действенным. Но другого выхода нет. И он сам
виноват, что не рассказал Джо обо всем раньше. Он вел себя как маленький:
хотел подольше насладиться своей тайной. Ну, ничего, теперь он все
поправит, если только его предположение верно... Но уж тогда все пойдет
прекрасно, гораздо лучше, чем прежде! Если повезет, его хватятся не
раньше, чем через несколько часов. К тому времени он, наверно, успеет все
сделать, а тогда можно будет связаться с лагерем по радиотелефону и
объяснить, где он и что произошло.
Рикки уже углубился в лес, когда Джордан попросил Вудмена подождать и
заглянул в лабораторию почвоведения.
- Эллен, я велел Рикки не выходить из хижины. Я - у нас вышло небольшое
недоразумение. Сейчас ему лучше побыть одному, но, может быть, через час
вы заглянули бы к нему посмотреть, как он там?
- Конечно, Джон. Но что...
- Сейчас у меня нет времени объяснять. Спасибо, Эллен. До свидания.
Хотя в лесу не было кустарника, ветки деревьев сплетались так густо,
что внизу царила почти полная темнота, и идти приходилось медленно.
Джордан, шагая за Вудменом, почувствовал, что его гнев угасает, сменяясь
глубокой угнетенностью. В каком свете он показал себя - и как отец, и как
руководитель экспедиции? Особенно нелепым было его поведение сейчас.
Рассказ Вудмена не давал никакого повода для такой спешки. И, во всяком
случае, ему следовало бы задержаться и узнать, что хотел сказать Рикки, -
теперь, когда раздражение прошло, он уже не сомневался, что за испугом
мальчика крылось что-то непонятное. Если бы можно было повернуть назад, не
поставив себя в еще более дурацкое положение, он предпочел бы возвратиться
в лагерь и спокойно расспросить Рикки.
Вудмен, шедший впереди, остановился и оглянулся.
- Вот оно, сэр. Вон то дерево. Но... но я ничего не ощущаю.
Джордан догнал его.
- Останьтесь здесь. Противогаз держите наготове.
Сам он медленно пошел через поляну, пока не оказался под ветками
Дерева.
Хранители на вершинах по краю поляны тревожно совещались:
- Контакт сказал, что мы не должны их отгонять. Будем следовать его
совету.
Джордан внимательно осмотрел ветки.
- Я ничего не чувствую, - сказал он наконец. - Вудмен, вы уверены, что
дерево - то самое?
- Так мне казалось, сэр, - с некоторым сомнением ответил зоолог,
подходя к нему. - Но все эти полянки похожи одна на другую и, возможно...
Нет, это оно! Прежде чем убежать, я все-таки успел привязать платок к
сучку, как метку. Вот он!
Хранители испустили телепатический эквивалент вздоха и отступили на
вторую линию обороны.
- Знаете что, сэр... - Вудмен говорил с обдуманной почтительностью. -
Других таких деревьев я здесь не видел. По-видимому, это единственный
экземпляр. Ведь этот лес практически изолирован от остальной планеты:
Большой Разлом с одной стороны, горные обрывы - с другой и река с юга. Но
эти типы почвы даже не доходят до реки. Не исключено, что здесь
сохранились реликтовые формы или, наоборот, особые виды, развившиеся после
того, как возник Разлом. Мне кажется, без всяких причин уничтожать его не
стоило бы.
Джордан хмуро уставился на ближайший стручок.
- Я вовсе не собирался тут же его уничтожать! Но если это дерево чем-то
опасно, следует сразу установить, в чем заключается эта опасность - только
и всего. И мне не... Что такое?
Из леса донесся треск ломающихся веток. Вудмен и Джордан бросились на
звук и в темноте чуть было не столкнулись с Эллен Скотт.
- Джон! Как хорошо, что я вас нашла! Немедленно возвращайтесь. Рикки...
Он исчез. Я пошла к нему в хижину, как вы просили, но его там не было. И в
лагере его нигде нет. Он убежал!
В лагере царила суета, но это была организованная суета. Джордан,
бледный, встревоженный, тем не менее полностью владел собой. Очень быстро
удалось установить несколько важных, фактов. Три группы, работавшие к
востоку от вырубки, решительно утверждали, что Рикки мимо них не проходил.
К северу от лагеря были установлены чувствительные приборы, резко
реагировавшие на появление вблизи них человека, отчего вся зона была
объявлена запретной. Никакого нарушения в работе этих приборов не
обнаружили.
Оставалось южное и западное направления. К югу, на восемь миль до самой
реки, тянулась густая чаща. На запад простирались полторы мили уже
изученного леса, который кончался у Большого Разлома.
- Искать в той стороне нет смысла, - Джордан приложил палочку к карте
на месте Разлома и машинально отметил про себя, что его пальцы совсем не
дрожат. - Эта дорога никуда не ведет. Если считать, что он действовал с
заранее обдуманным намерением, он мог направиться только к Первой базе на
побережье. А путь туда один: вниз по реке на одном из тех плавучих
островов, которых мы так много видели в низовьях.
- Но ведь там водопады... - пробормотал кто-то.
- Есть ли у нас основания полагать, что Рикки слышал про водопады? - На
лбу Джордана выступили капли пота. Все молчали. - Мы должны перехватить
его прежде, чем он достигнет первого водопада. Но, может быть, у
кого-нибудь есть другие предположения?
Ни у кого не хватило духу сказать вслух, что Рикки мог в панике убежать
из лагеря и теперь блуждает наугад среди черных деревьев. На юге все тропы
обрывались примерно в полутора милях от лагеря, а если он бежал напрямик,
то мог заблудиться и гораздо ближе. Его радиотелефон не подавал
автоматических сигналов. Возможно, мальчик его выключил или разбил и
бросил.
Внезапно Пенн, геолог, сказал:
- Ну, а Разлом? Он всегда им интересовался. Что, если ему захотелось
посмотреть, что находится на другой стороне?
- Это не исключено, - ответил Джордан. - Однако обнаружить его там
будет довольно просто, а потому я думаю отложить обследование Разлома на
вторую очередь. У нас ведь только один автолет. Если он направился через
лес к реке, его необходимо догнать как можно скорее. Он ушел два с
половиной часа назад. Если он не сбился с прямого пути, то уже мог
добраться до берега. Обнаружить его там можно только с помощью автолета. Я
буду патрулировать над всем протяжением берега и замечу его, как только он
выйдет из леса. Если к рассвету он не появится, я обследую Разлом. Там с
ним за такое время ничего серьезного случиться не может.
- Но второй автолет... - начал кто-то.
- Нет! - резко сказал Джордан. - Он неисправен.
Принять участие в поисках Джордан разрешил далеко не всем.
- Нам требуется ограниченное число людей. И не будет никакого смысла,
если мы все выбьемся из сил в первые же сутки. Ведь поиски могут занять не
один день. А некоторым из нас нельзя прерывать своих наблюдений... - Он
поднял руку, заставляя умолкнуть протестующие голоса. - Если бы включение
всех вас в поиски увеличило шансы найти Рикки хотя бы на один процент или
даже полпроцента, я бы взял вас всех. Но нельзя допустить, чтобы работа
нескольких месяцев пошла насмарку. И было бы из-за чего!
В конце концов несколько поисковых групп отправились в лес на юг, а
одна - на запад. Джордан уже улетел на единственном исправном автолете. На
вырубке был установлен автоматический звуковой маяк на случай, если Рикки
бродит неподалеку, а вечером предполагалось включить сигнальные прожектора
и периодически пускать ракеты.
Элен Скотт была оставлена в резерве. Но перед тем, как Вудмен ушел со
своей группой, она успела его спросить:
- Ведь в последний раз второй автолет брали вы? Что с ним такое?
Вудмен скорчил гримасу.
- Не пожелал приземлиться. Я сел буквально чудом и добрался до лагеря
пешком. А автолет мы привезли сюда на грузовике. В одном из механизмов я
нашел заусеницу и зачистил ее. Но, возможно, дело было вовсе не в этом.
Необходимого контрольного оборудования у нас тут нет, а проверять на
горьком опыте, исправен ли он, никто не пожелал. И вы не вздумайте брать
его, Эллен! Эти штуки очень хороши, пока работают, но стоит им
закапризничать... К тому же полет над лесом ничего не даст, а уж на реке
старина Джо и так все осмотрит как следует.
- Ну, а Разлом?
- С какой стати Рикки полез бы туда? Он был расстроен, но он еще не
сошел с ума. Нет, он, конечно, отправился в базовый лагерь. Воображает,
наверное, что его там встретят, как героя, если он сумеет добраться туда
самостоятельно. Я покажу ему героя, дайте мне только его отыскать!
Еще с час Эллен заканчивала лабораторные работы, начатые членами
поисковых групп. Через каждые несколько минут поступали сообщения, но
ничего утешительного они не содержали. Сухая земля была тверда, как
камень. Если Рикки ушел по одной из троп, он не оставил никаких следов. Но
даже углубившись в лес, он свободно прошел бы под деревьями там, где
взрослым мужчинам пришлось бы обламывать ветки. Оставалось три
возможности: увидеть его с воздуха, поймать сигнал его радиотелефона и
наткнуться на него в лесу, а все понимали, что, как бы тщательно ни были
организованы поиски, последнее могло произойти лишь случайно.
Эллен не находила себе места. Что же сделал Рикки? Из своей хижины он
не взял ничего. Неужели он ушел без всякого снаряжения?
Она пошла на кухню. Барни в очень скверном настроении рылся в своих
шкафах. Он хотел отправиться вместе с одной из поисковых групп, но его
кандидатуру забраковали.
- Барни, - торопливо спросила Эллен, - Рикки не брал с собой еды?
- Это я и проверяю, мисс. По-моему, пропала пачка сухарей. Но ведь ее
мог взять не только он. И еще не хватает большой канистры, но ее,
наверное, забрали те, кто ушел на розыски.
- Нет! - резко сказала Эллен. - Зачем она им? В лесу повсюду ручьи, не
говоря уж о водоносных листьях. Они взяли только карманные фляжки.
- Не хватает большой канистры, - упрямо повторил Барни. - А вовсе не
фляжки. То есть я хочу сказать, что фляжек Рикки не брал, я знаю, у кого
они. А вот канистра пропала. Но Рикки не стал бы ее брать, - угрюмо
добавил он. - Если она полна, ему ее даже не поднять, а про ручьи он знает
не хуже всех прочих. Нет, уж поверьте: кто-то ее присвоил для своей
коллекции или еще для чего-то. Так уж тут заведено, и теперь мы видим, что
из этого получается. Ничего нельзя толком проверить...
Но Эллен Скотт уже вышла из кухни.
Она еле дождалась возвращения группы, обследовавшей западное
направление.
- Да, мы осмотрели Разлом, - сухо ответил ее руководитель. - Черт
побери, Эллен, это же настоящая духовка! Марево там такое, что в двадцати
шагах ничего не видно. Все пляшет. Даже с воздуха, пожалуй, что-то можно
увидеть, только когда удлинятся тени. И притом - когда они не очень
удлинятся. Джордан сейчас там ничего не разобрал бы. Да и зачем было Рикки
лезть в эту печку?
Эллен отошла. Зачем? Но зачем было бы Рикки брать большую канистру,
если бы он не собирался идти туда, где нет воды? Если только это он взял
канистру. С другой стороны, на складах полно всяких емкостей, и кому бы
вдруг понадобилось присваивать канистру?
А Рикки интересовался Большим Разломом. Он еще вчера расспрашивал о
нем, хотя в последнее время перестал проявлять любопытство к чему бы то ни
было.
Но сейчас там плохая видимость. Вот когда тени удлинятся...
Джордан связался с лагерем по радио - он уже полтора часа летает над
рекой и прилегающим к ней лесом. С момента исчезновения Рикки прошло
четыре часа.
До сумерек оставалось три часа.
Два часа спустя положение оставалось прежним. Для тех, кто искал в
лесу, наступление ночи почти ничего не меняло: они все равно шли с
фонарями.
Джордан сообщил, что намерен патрулировать и дальше так как всю ночь на
небе будет светить хотя бы одна из лун. До сумерек оставался час.
Эллен Скотт выслушала сообщения Джордана и поисковых групп и решительно
пошла туда, где стоял неисправленный автолет. На него угрюмо взирал еще
один член экспедиции.
- Уходите-ка отсюда, Фил! - строго приказала она.
- Эллен, но ведь семьдесят пять шансов из ста за то, что машина в
полном порядке! Вудмен сказал, что он что-то там зачистил... - Тем не
менее он покорно зашагал прочь, бормоча: - И зачем это Джордану
понадобилось брать в экспедицию ребенка?!
Десять минут спустя он выскочил из своей хижины, где уныло набирал
ингредиенты для импровизированного напитка, - как раз вовремя, чтобы
увидеть автолет, который мягко взмыл в воздух и исчез за деревьями в
западном направлении.
Хотя тени и начали удлиняться, Большой Разлом напоминал раскаленный
котел. Вода в канистре почти кипела. Рикки и Длинный Меч пристроились на
чуть более прохладных камнях у северной стороны высокой скалы и глядели на
лес слева - не на знакомый лес, а на неизвестные деревья на дальней
стороне Разлома.
Выпуклые глаза Длинного Меча не были приспособлены для выражения
эмоций, но Рикки ощущал любопытство и нетерпение своего спутника. Мысленно
Длинный Меч исследовал новые ручьи, новые древесные вершины, новые поляны,
дышащие солнечным теплом. Но Рикки был способен думать только о том, что
им предстоит плестись туда еще целых две мили.
А он-то считал, что пройдет эти восемь миль за самое короткое время! Но
он не учел, что ему придется пробираться между валунами, от которых несет
обжигающим жаром, что он будет по щиколотку вязнуть в мелких каменных
осколках. Как он ни старался, больше двух миль за час ему пройти не
удавалось. Но все равно нужно вставать и идти дальше. Он устало поднялся
на ноги, помог Длинному Мечу взобраться к себе на плечо, а на другое
повесил канистру, ставшую намного легче, но тем не менее еще очень
тяжелую.
Не успел он сделать и двадцати шагов, как сзади на них надвинулась тень
автолета и повисла над их головами.
Рикки побежал. Он знал, что бежать бессмысленно, что Длинному Мечу
очень не по вкусу такая тряска, и все-таки бежал, слушая, как плещется
вода в канистре за спиной. Тень автолета скользнула вперед ярдов на сто, и
машина начала снижаться над относительно ровной площадкой. Рикки свернул в
сторону. Он услышал крик, эхом раскатившийся между скалами, но отзвук
облегчения, смешанного с досадой, раздавался в его сознании гораздо
громче.
- Рикки! Остановись и поговорим. Я тебе помогу, что бы это ни было.
Ведь убежать ты не можешь. Если я вызову по радио твоего отца, через
двадцать минут тут появится второй автолет и десяток людей... Остановись!
Да выслушай же меня...
Эхо еще звучало между скалами, но мысль оборвалась.
Эллен Скотт, вырвавшись из алой мути, обнаружила, что лежит возле огня.
Очень жаркого огня в каменном очаге. Какая бессмыслица! В лицо ей плескала
теплая вода, и где-то рядом слышался голос... нет, два голоса.
- Она ударилась головой. Вот и все. И потеряла сознание. Она скоро
придет в себя. Тогда ты ее услышишь. Нет, это не сон... не совсем сон. Что
случилось? Почему ты не...
Второй голос что-то еле слышно и невнятно бормотал. К любопытству в нем
начинало примешиваться раздражение.
Эллен вспомнила, что она бежала куда-то по камням и у нее подвернулась
нога. Очевидно, падая, она ударилась затылком. Во всяком случае, затылок у
нее сильно ныл. Но зачем она бежала?
Эллен открыла глаза.
Над ней склонилось встревоженное лицо Рикки. Из сложенных ладоней он
лил ей на голову воду. А рядом с ним...
Эллен вздрогнула и зажмурилась.
- Мисс Скотт! - с беспокойством окликнул ее Рикки. - Вам очень больно?
- По-моему, у меня бред, - слабым голосом отозвалась Эллен. Она снова
открыла глаза. - Куда оно девалось?
На лице Рикки сомнение боролось с другими эмоциями. Эллен прижала
ладонь к шишке на затылке, осторожно приподнялась и села.
- Ну-ка, Рикки, - сказала она твердо, - отвечай: с кем ты разговаривал?
- Вслух? - удивленно произнес мальчик. - Так вот почему он ничего не
слышал!
Эллен снова зажмурилась.
- Сотрясение мозга у меня, а не у тебя, - заявила она с возмущением. -
Кто ничего не слышал?
- Ну, его зовут Длинный Меч, - с некоторым колебанием ответил Рикки. -
То есть примерно так. И он говорит, что сейчас вернется.
Эллен в третий раз открыла глаза. Ее взгляд сфокусировался на правом
ухе мальчика. Его прикрывала тощая черная лапка с четырьмя длинными
суставчатыми пальцами. Эллен разглядела тоненькую руку, прикрепленную к
чему-то вроде черной картофелины. Картофелину увенчивала голова размером с
крупное куриное яйцо. Почти вся она состояла из двух светло-серых глаз с
узкими зрачками. Глаза тускло поблескивали и были внимательно устремлены
на нее.
И вновь Эллен уловила полное любопытства бормотание, которое не
распадалось на слова.
Она перевела дух.
- Рикки, этот... этот твой друг... Зачем ты привел его сюда?
Рикки пытливо взглянул на нее.
- Это была моя идея, мисс Скотт. А не его. Мне хотелось добраться до
леса по ту сторону Разлома.
- Зачем?
Рикки покачал головой.
- И совсем не то. Я же говорю вам, что это была моя идея, а вовсе не
Длинного Меча. Он не... не гипнотизировал меня. И Барни он не стал бы
гипнотизировать, но только ему не удалось придумать ничего другого. И мне
совершенно необходимо туда попасть.
Эллен выпрямилась, не спуская глаз с мальчика:
- Ну хорошо, Рикки. Объясни мне, в чем дело. И если все это
действительно настолько важно... Конечно, я должна сообщить твоему отцу,
что ты цел и невредим. Но я не скажу ему, где ты. И отвезу тебя в тот лес
на автолете, а потом в лагерь. Согласен?
Рикки с облегчением вздохнул.
- Да, - ответил он. - А Джо очень тревожился?
- Очень ли? Вот что: начинай свои объяснения. Через десять минут я
свяжусь с ним, успеешь ты договорить или нет. Так что же ты тут делаешь?
Рикки вздохнул и на секунду закрыл глаза.
- В сущности, все началось с медузы, - сказал он. - С самцов медузы в
озере...
Автолет сделал пятый заход: вниз по реке до моря и назад до водопадов,
где в клокочущей пене дробились плавучие острова и возникали новые -
каждый раз, когда Джордан повисал над ними, его сердце на мгновение
переставало биться. А потом еще дальше на восток, до мыска, который он
выбрал как исходный пункт. Летать над лесом не имело смысла: он не видел
поисковых групп, даже когда точно знал, что находится прямо над ними.
Пора было снова выходить на связь. Он уже положил палец на кнопку,
когда из репродуктора внезапно донеслось:
- Вызываю все поисковые группы. Джон Джордан, пожалуйста, ответьте. Вы
меня слышите?
Джордан сказал хрипло:
- Да, слышу. Он...
- С Рикки все в порядке. Он сейчас со мной. Пусть все возвращаются в
лагерь. Но... Дослушайте. У него была веская причина поступить так, как он
поступил. Ему надо было кое-что сделать и он еще не кончил своего дела. А
потому я не скажу вам, где мы находимся.
Джордан выкрикнул что-то бессвязное, но она твердо продолжала:
- Это очень важно, Джон. Не знаю, выйдет ли у него что-нибудь, но
мешать ему нельзя. Вероятно, вы можете нас отыскать... но не делайте
этого. Понимаете?
- Эллен, с ним действительно ничего не случалось? И с вами?
- Конечно, со мной ничего не случилось! И ничего не случится. Мы
вернемся завтра утром. Да, Рикки просит передать вам... - Она на мгновение
умолкла. - Рикки просит передать вам, что он не хотел вас волновать.
Честное слово, не хотел. И очень жалеет, что так вышло, но откладывать
было никак нельзя. И еще - пожалуйста, - не причиняйте никакого вреда
этому Дереву.
Наступило молчание, а потом Эллен с беспокойством спросила:
- Джон, вы ведь его еще не уничтожили?
- Нет. Разумеется, нет.
- Не подпускайте к нему никого. Спокойной ночи, Джон. Счастливых снов.
- Эллен...
Репродуктор щелкнул и смолк.
Автолет был рассчитан на то, чтобы в случае необходимости в нем можно
было переночевать, но машины этого типа не снабжались кондиционерами, и
Эллен, ощущая на голове холодный компресс, который теперь был скорее
горячим, горько завидовала способности Рикки спать даже в таких условиях.
Два сероватых блика напоминали о том, что Длинный Меч все еще смотрит на
нее, как начал смотреть с той самой минуты, когда они легли. Эллен с
сожалением подумала, что напрасно не легла возле холодильника - тогда она
могла бы достать холодную воду, не поднимая ноющей головы.
Блики переместились. Эллен почувствовала, что маленькие сильные пальцы
дергают за повязку. Она приподняла голову - и повязка соскользнула. Эллен
услышала шорох, звякнула дверца холодильника, и на мгновение ее обдало
чудесным прохладным воздухом. Минуту спустя ей под затылок был аккуратно
подсунут отличный ледяной компресс. Она почувствовала на щеке легкое
прикосновение сухих пальцев.
- Спасибо, - пробормотала она и, спохватившись, подумала: "Спасибо,
Длинный Меч".
На рассвете они отправились дальше, и через минуту автолет опустился
среди огромных камней у подножья западного обрыва. Эллен и Рикки, слегка
ежась от утреннего холодка, сидели рядом с машиной и ждали.
Эллен смотрела на сосредоточенное лицо мальчика. Рикки объяснил, что
плохо улавливает мысли незнакомых Собратьев, однако ему почти всегда
удается заметить их присутствие.
- На что это похоже? - внезапно спросила она.
- Когда я слушаю мысли? - Рикки помедлил, взвешивая ответ. - Словно я
думаю. Собственно говоря, отличить чужие мысли от своих почти невозможно,
если только они не адресованы прямо вам. В этом и заключается главная
трудность.
- Да, пожалуй, - сказала Эллен со вздохом.
Какое будущее ждет мальчика? Жизнь на Земле меньше всего приспособлена
для настоящих телепатов!
- Раньше я все время перехватывал чьи-то мысли, - продолжал Рикки. - Но
понял я, в чем дело, только когда научился отключать свое сознание. А до
тех пор у моих мыслей словно все время был какой-то фон, который их
заглушал. Знаете, все настоящие мыслители, по-моему, или вовсе были лишены
телепатических способностей, или умели их отключать. Теперь я думаю
гораздо более четко.
- И ты больше не будешь нечаянно подслушивать чужие мысли? - спросила
Эллен с некоторым облегчением.
- Нет. Я воспринимаю только прямо направленные мысли. И никого
подслушивать не собираюсь. От этого только голова болит.
- И правильно. Мне кажется, неконтролируемая телепатическая способность
должна приносить человеку один вред.
- Конечно. Видите ли, по-моему, возможны два пути общения -
телепатический и с помощью органов чувств, причем одно почти исключает
другое. Я, например, никогда не научусь передавать и принимать мысли с
такой точностью, как Собратья. Мое сознание устроено по-другому. Но все же
телепатические способности развиты у меня настолько, что их можно будет
использовать для научных исследований. Я собираюсь...
Внезапно Рикки умолк и, сжав локоть Эллен, показал ей глазами на
вершину обрыва.
Она посмотрела вверх. Почти отвесный обрыв поднимался на высоту в
тридцать футов. Над ним нависала черная листва.
- Вот там! - шепнул Рикки, и Эллен различила черную голову величиной с
куриное яйцо - голову, большую часть которой занимали глаза, отливавшие
серым блеском.
- Он возвращается? - шепотом спросила Эллен. - Значит, он ничего не
нашел?
Среди листьев послышался легкий шорох. Пальцы Рикки впились в ее
локоть.
Рядом с черной головкой появилась еще одна.
- Видите ли, - смущенно объяснял Рикки, - я не думал, что вы сразу же
уничтожите Дерево, но полной уверенности у меня все-таки не было. И все на
меня сердились - не за то, так за другое, и я боялся, что меня никто не
станет слушать.
- Признаться, - заметил Вудмен, - была минута, когда, очутись у меня в
руке бластер, я бы испепелил Дерево тут же на месте.
- А потому ты решил перестраховаться? - сказал Джордан.
- Да. Ведь если бы мы нашли еще одно Дерево, вид не погиб бы. Мы с
Длинным Мечом собирались попросить вас о помощи позже... то есть помочь им
с этим их Путешествием. Но я подумал, что проверить нужно сразу, а то
вдруг меня больше не будут выпускать из лагеря. Я решил, что надо
показать, и это будет убедительнее всяких рассказов.
- А разве Длинный Меч сам сюда не придет? - спросил кто-то.
Все члены экспедиции, включая Барни, сидели вокруг большого деревянного
стола, сооруженного посреди вырубки. Рикки кивнул.
- Сразу же, как только мы будем готовы его принять. Прямо сейчас, если
хотите. Но он боится, что ему может стать плохо, если много людей будут
думать одновременно. А потому он просит, чтобы вы все начали говорить,
когда я подам сигнал.
- А о чем говорить? - спросил Картрайт.
- О чем угодно. Обо всем, что придет в голову. Позвать его?
Полминуты все молчали, выжидая. Затем с легкостью кузнечика Длинный Меч
пронесся над головой Эллен и, слегка спружинив, замер на середине стола.
Люди дружно наклонились вперед, а Длинный Меч поднялся, его выпуклые
глаза стали еще более выпуклыми и...
Почти все почувствовали, что ему нехорошо, еще до того, как Рикки
взмахнул рукой. Никто сразу не нашелся, и наступила неловкая пауза, но
потом двое хором заговорили о погоде, статистик начал декламировать
таблицу умножения, Джордан обнаружил, что бормочет "Вот дом, который
построил Джек", и через несколько секунд молчал уже один только Рикки.
Затем Рикки объявил:
- Он говорит, что обойдет всех по очереди, но только чтобы все прочие
продолжали разговаривать. Его можно попросить что-нибудь сделать.
Длинный Меч торжественно обошел стол; он присаживался на несколько
секунд перед каждым из присутствующих, развертывал перепонки,
поворачивался так, чтобы показать спину, и переходил к следующему.
- Это он самый! - воскликнул Барни, когда Длинный Меч остановился перед
ним. - А чем он меня ужалил?
Тоненькая рука скользнула по плоскому бедру и молниеносно извлекла
плоский серый шип в два с половиной дюйма длиной. Длинный Меч протянул шип
Барни, и тот осторожно потрогал острие.
- Это и есть его меч, - пробормотал Вудмен. - Они секретируют свои
мечи, Рикки?
- Кажется, но я его не спрашивал.
Вудмен испустил глубокий вздох.
- Мечта биолога! - объявил он.
Внезапно Длинный Меч отпрыгнул на середину стола.
- Он устал, - объяснил Рикки. - Он говорит, что на днях пришлет
кого-нибудь еще.
Через несколько секунд Длинный Меч скрылся в лесу, а Рикки принялся
неудержимо зевать. Не говоря уж о пережитых накануне волнениях, он очень
устал, да и проснулся он еще до рассвета.
- Мне все-таки очень хотелось бы в этом разобраться, - внезапно сказал
статистик. - Я имею в виду биологический аспект. Вы, специалисты,
возможно, и так все поняли, но меня эти бесконечные отступления совсем
сбили с толку. Я уловил только, что Рикки обнаружил, где находится их
прекрасный пол. Но как они потерялись?
- Давайте я расскажу, - предложил Джордан и посмотрел на Рикки, который
сонно кивнул. - А Рикки, если понадобится, внесет свои исправления.
Собратья Длинного Меча представляют собой активное, обладающее интеллектом
потомство единого организма, который всего лишь большое дерево. Они
появляются на свет почкованием. Этот вегетативный процесс протекает внутри
стручков. Примерно через год ими овладевает необоримое стремление пересечь
Разлом. Чем оно объясняется, они до сих пор не знали, и вряд ли хотя бы
одному из них удалось перебраться на ту сторону. Рикки пришло в голову,
что чередование поколений подразумевает стадию полового размножения.
Собратья Длинного Меча сами не давали потомства, они просто
отпочковывались от Дерева. И Рикки подумал, что по ту сторону Разлома,
возможно, есть еще одно дерево, от которого отпочковываются женские особи.
Когда Дерево напугало Вудмена и я высказал намерение сразу же его
уничтожить, что, разумеется, было бы непростительной глупостью, Рикки
решил тут же отправиться на поиски второго Дерева, чтобы вид в любом
случае не погиб. И мне очень приятно сказать, что он не ошибся: на той
стороне Разлома действительно обитают женские особи.
- Неужели это Дерево пятнадцать тысяч лет отпочковывало Собратьев без
единого случая полового размножения? - недоверчиво спросил Картрайт.
- Почему же? - вступил в разговор Вудмен. - На этой стороне Разлома
могло сохраниться несколько Деревьев, и это Дерево - последний
представитель небольшой популяции. А если так, значит, оно находилось на
дальней ее окраине, так как миграционный путь ведет точно на запад.
- А на той стороне сохранилось Дерево, приносящее женские особи?
- Таких деревьев там два, и еще три - мужских, но из этих последних два
чрезвычайно стары и приносят очень скудное потомство. По-видимому, даже
при благоприятных обстоятельствах полной зрелости достигают лишь немногие,
но это скрещивание действительно может оказаться спасительным для вида.
- Но что, собственно, вы предлагаете сделать? - спросил кто-то. -
Перевозить их через Разлом? Но в каком положении они окажутся, когда мы
улетим?
- Нет, - ответил Джордан. - Мы вообще считаем, что вмешиваться нам
следует как можно меньше. Трагедия заключалась в том, что мигрирующие
Собратья были обречены на верную гибель в дороге. Они не могли пройти
двенадцать миль под палящим солнцем без воды. Мы намерены создать зеленую,
вернее, черную полосу вдоль миграционного пути. Тайвен взвешивает
возможность...
Тайвен оторвался от расчетов.
- Проще, чем "пи" в квадрате, - сказал он весело. - Как только с базы
пришлют экскаватор и бетоноукладчик, мы проложим канал - на это
потребуется меньше недели. Воду возьмем из ручья - их тут десятка два
теряется под землей в трещинах у обрыва. Задача заключается только в том,
чтобы предохранить канал от пересыхания в первые два года, пока
растительность не станет достаточно густой.
Обсуждение продолжалось, но Рикки уже крепко спал, положив голову на
руки.
Джордан стоял над Разломом и осматривал зарождающую речную долину,
которую создал Тайвен. Вдоль канала в специально привезенной почве уже
укоренились саженцы. Над ними, придавая пейзажу индустриальный вид,
вращались светоуловители, которые должны были предохранять посадки от
высыхания. Но через два года им предстояло обветшать и рассыпаться прахом,
так что, если бы экспедиции пришлось спешно покинуть Лямбду,
светоуловители все равно исчезли бы бесследно. Иной раз имеет смысл шить
на живую нитку!
Двое Собратьев соскользнули с обрыва чуть в стороне и скрылись в тени
посадки у канала.
- Они мигрируют? - спросила Эллен Скотт.
- Вряд ли. Ведь в Путешествие они, как правило, уходят поодиночке. Нет,
скорее... поглядите вон туда!
У ближнего конца посадок находилось теперь четверо Собратьев: скорее
всего, те двое, кого они только что видели, и еще пара. Эти держались за
руки и несли на плечах нечто вроде коромысла, на котором болтался длинный
стручок. Двое из ближнего леса взяли пришельцев за руки и помогли им
взобраться на обрыв.
- Это уж заслуга вашей карты почв! - заметил Джордан. - По словам
Вудмена, одной из причин стерильности семян в дальнем лесу было истощение
подходящей почвы, которая располагалась там отдельными карманами. Я даже
думаю, что разум у них развился отчасти и потому, что им нужно было
отыскивать подходящую почву, а не только присматривать за ростком.
Двое пришельцев уже поднялись на обрыв. Они, казалось, даже не
заметили, что им кто-то помог, а местные жители, по-видимому, ничего
другого и не ждали. Таща свою ношу, пара неторопливо шла вдоль обрыва и
внимательно разглядывала землю. Они остановились почти рядом с левой ногой
Эллен и принялись ковырять дерн.
- Не тут, дурачки, - проговорила она вполголоса. - Ищите подальше. Вон
там!
Джордан улыбнулся.
- Им некуда торопиться. Одна парочка посадила свой стручок прямо под
треножником Брэндинга. Он чуть с ума не сошел, стараясь не наступить на
них ненароком. В конце концов ему пришлось перетащить всю аппаратуру в
другое место. Иногда они тратят на поиски неделю или две.
- Сохранение вида... - задумчиво произнесла Эллен. - Мне это всегда
казалось чем-то отвлеченным.
Джордан кивнул.
- Чем-то лежащим вне нас, - согласился он. - Раньше я думал, что
человек не может и исследовать космос, и... и содействовать сохранению
вида - прекрасная формула, между прочим! Я считал, что это несовместимо.
- Прежде и я так считала.
- Раньше так оно и было. Но за последние годы многое переменилось. Все
больше людей строит свою жизнь так, чтобы значительную ее часть проводить
вдали от Земли. И скоро появится новое поколение, родиной которого будет
уже не Земля. Дети, не учившиеся в земных школах, не игравшие в земных
парках, не смотревшие земные стерео, не...
- ...страдавшие от благ слишком уж развитой цивилизации?
- Вот именно. Так как же вы считаете, Эллен... Нет, это трусливая
постановка вопроса. Эллен Скотт, согласны вы выйти за меня замуж?
- Для поддержания вида?
- К черту вид! Выйдете вы за меня?
- А как же Рикки?
- Рикки, - сказал Джордан, - деликатно дал мне понять, что считает этот
брак подходящим во всех отношениях.
- Ах, вот что! А я думала...
- Нет, телепатия тут ни при чем. Но если весь лагерь знает, что я вас
люблю, то почему Рикки должен быть слепым? Эллен... я, кажется, забыл
сказать "пожалуйста"? Эллен, пожалуйста, согласитесь быть моей женой.
Наступило молчание. У Джордана упало сердце. С какой стати он был так
уверен в ее согласии? Эллен на десять лет моложе его и мечтает о научной
карьере. А он уже успел один раз оказаться никуда не годным мужем, у него
на руках сын-подросток. Самоуверенно он принял простую дружбу за... И
поставил себя в дурацкое положение... судя по всему.
- Так как же? - сказал он наконец.
Эллен посмотрела на него и весело улыбнулась.
- Я просто проверяла. Боюсь, я не рискнула бы выйти замуж за телепата,
но, милый, вы-то явно не телепат. Теперь я это твердо знаю. Конечно, я
согласна.
Рикки с Длинным Мечом на плече прогуливался по солнечной дорожке.
Увидев, что его отец и Эллен Скотт возвращаются в лагерь рука об руку, он
удовлетворенно кивнул. Давно пора! Может быть, теперь старина Джо
перестанет грезить наяву и займется для разнообразия делом! Последнее
сообщение Рикки и Вудмена о биологии Собратьев вторую неделю лежит у него
на столе нечитанным, а сколько там интереснейших наблюдений и выводов!
На мгновение Рикки попытался представить себе, что ты чувствуешь, когда
один человек заслоняет от тебя все остальное. Ну, когда-нибудь он это
узнает! И уж, во всяком случае, ее будут интересовать стоящие вещи, а не
глупые побрякушки, как бедняжку Кору.
Но пока ему еще только четырнадцать лет и перед ним открыта вся
Вселенная. Сколько интересного его ждет!
Длинный Меч, восседая на плече своего друга, заметил пару со стручком.
Он сразу определил, что стручок не стерилен, что внутри его уже
формируется росток. Он узнал старого приятеля с этой стороны Разлома, но
даже не попытался заговорить с ним, не сомневаясь, что его мысли
отключены. Путешествие, обретение подруги и заботы о ростке - все это
по-прежнему оставалось для Длинного Меча тайной в том смысле, что он
совершенно не мог представить в подобном положении себя. Впрочем, это его
и не слишком интересовало. У него впереди был почти целый год -
достаточно, чтобы набрать много новых знаний, и особенно о Большом
Племени, которое после приручения оказалось таким полезным. Вот этим он и
займется, а не пустыми догадками о том, что ты чувствуешь, уходя в
Путешествие.
Ведь в свое время он тоже услышит зов и отправится вдоль нового ручья к
дальнему лесу за Разломом, где растут чужие Деревья. Вот тогда он все и
узнает.
Популярность: 1, Last-modified: Sun, 17 Jun 2001 11:30:48 GmT