-----------------------------------------------------------------------
   © Copyright Нора Галь, наследники перевод
   Журнал "Вокруг света".
   OCR & spellcheck by HarryFan, 11 August 2000
   Spellcheck: Wesha the Leopard
   -----------------------------------------------------------------------






   И  вот  Солнце  обернулось  сверхновой  звездой,   а   человечество
раздробилось на части и рассеялось по всему космосу; и так хорошо люди
знали себя, что понимали: надо сохранить не только самую жизнь,  но  и
свое прошлое, иначе они утратят человеческую сущность; и так гордились
они собой, что свои традиции превратили в строгие обряды  и  нерушимые
правила.
   Великая мечта воодушевляла человечество: куда  бы  ни  занесло  его
осколки и частицы, сколь разной ни  оказалась  бы  их  судьба,  им  не
придется начинать сначала, они продолжат извечный путь человечества; и
по всей  вселенной,  во  все  времена  люди  останутся  людьми,  будут
говорить как люди и мыслить как  люди,  стремиться  к  новым  целям  и
достигать их; и когда бы ни  повстречал  человек  человека,  сколь  бы
разны и далеки друг от  друга  они  ни  были,  они  встретятся  мирно,
признают друг в друге родню и заговорят на одном языке.
   Но такова уж человеческая природа...

   Брил вынырнул из  глубин  космоса  неподалеку  от  розовой  звезды,
поморщился от ее розового сияния  и  отыскал  четвертую  планету.  Она
повисла в пространстве, дожидаясь его, словно некий экзотический плод.
(Зрелый ли это плод? И удастся ли заставить его дозреть? И не таит  ли
он яда?) Он оставил  свой  аппарат  на  орбите  и  в  даровой  капсуле
опустился на планету. У  водопада,  наблюдая  за  спуском,  ждал  юный
дикарь.
   - Земля была мне матерью, - произнес Брил, не выходя из  шара.  Это
было традиционное приветствие человечества, и говорил  он  на  Древнем
языке.
   - И мне отцом, - докончил дикарь, выговор у него был ужасный.
   Брил осторожно вылез из капсулы, но не отошел от шара  ни  на  шаг.
Оставалось довершить свою часть обряда.
   - Я чту различие в наших желаниях, ибо каждый из  нас  личность,  и
приветствую тебя.
   - Я чту равенство наших прав, ибо все мы люди, и приветствую  тебя,
- отозвался юнец. - Я Уонайн, сын Тэнайна, сенатора, и жены его  Нины.
А это место называется округ Ксанаду на Ксанаду, четвертой планете.
   - Я Брил с Кит Карсона, второй планеты  в  системе  Самнер,  сочлен
Наивысшей Власти, - сказал гость и добавил: - Я прибыл с миром.
   Он  подождал,  не  отбросит   ли   туземец,   согласно   старинному
дипломатическому этикету, какое-либо оружие. Уонайн ничего  такого  не
сделал - оружия при нем явно не было. Единственная его одежда - легкая
туника, перехваченная широким поясом из каких-то  плоских  черных,  до
блеска отполированных камней, под таким одеянием не спрячешь и стрелу.
Брил, однако, выждал еще минуту, присматриваясь  к  безмятежному  лицу
юного дикаря: не подозревает ли Уонайн, что в тугом черном мундире,  в
сверкающих ботфортах, в металлических перчатках с крагами скрыт  целый
арсенал?
   Но Уонайн сказал только:
   - Так добро пожаловать, приди с миром! - и улыбнулся. - Войди в дом
Тэнайна и мой и отдохни.
   - Ты сказал, что Тэнайн, твой отец, - сенатор? Может он помочь  мне
попасть в ваш правительственный центр?
   Подросток помедлил, чуть шевеля губами, будто  переводил  про  себя
слова мертвого языка на знакомое наречие. Потом сказал:
   - Да, конечно.
   Брил слегка стукнул пальцами правой руки по ладони левой, затянутой
в перчатку, и шар-капсула взметнулся в воздух  -  скоро  он  достигнет
корабля и останется там, на орбите, пока не понадобится вновь.  Уонайн
не ахнул, не изумился - должно быть, это выше его  понимания,  подумал
Брил.
   И он зашагал вслед за  мальчиком  по  тропинке,  что  вилась  среди
чудесных, пышно цветущих растений -  больше  всего  тут  было  лиловых
цветов, попадались снежно-белые,  а  порой  и  ярко-алые,  и  на  всех
лепестках искрились алмазные брызги водопада. Тропа шла в гору,  здесь
по обе стороны росла густая мягкая трава: когда  к  ней  приближались,
она была красная, когда проходили мимо - бледно-розовая.
   На ходу Брил пытливо  осматривался,  узкие  черные  глаза  его  все
видели, все подмечали: мальчик поднимается в гору  пружинистым  шагом,
дышит легко и свободно, тонкая ткань его туники переливается на  ветру
всеми цветами радуги; там и сям  высятся  могучие  деревья,  за  иными
может укрыться человек или оружие; а кое-где из почвы торчат  каменные
выступы, обнажения горных пород, по ним можно судить, какие  тут  есть
ископаемые; летают птицы, слышен словно бы птичий свист и  щебет,  но,
может быть, это и какой-то условный знак...
   От взгляда этого человека  ускользало  только  очевидное,  но  ведь
очевидного в мире так мало!
   Однако он никак не готов был увидеть такой дом: они с мальчиком уже
наполовину прошли окружающий парк, когда Брил, наконец, понял, что это
и есть жилище Уонайна.
   Никаких стен и границ не заметно. В  одном  месте  дом  поднимается
высоко, в другом это просто площадка меж  двумя  цветочными  клумбами;
там комната становится террасой, здесь лужайка служит ковром: над ней,
оказывается, крыша. Дом разделен не столько  на  комнаты,  сколько  на
открытые пространства -  то  подобием  сквозной  садовой  решетки,  то
просто  иной  цветовой  гаммой.  И  -  нигде  ни  одной  стены.  Негде
спрятаться, укрыться, запереться. Вся  округа,  все  небо  без  помехи
заглядывают в дом, видят его насквозь, и весь этот дом - одно огромное
окно в мир.
   При виде всего этого Брил несколько изменил свое мнение о туземцах.
Высокомерие осталось, но прибавилась  еще  и  подозрительность.  Он-то
знает людей, недаром сказано: "Каждому человеку есть что скрывать".  И
хоть здесь не видно было ни одного укромного уголка, он лишь стал  еще
зорче присматриваться к окружающему, спрашивая себя: как же они прячут
то, что хотят скрыть?
   - Тэн! Тэн! - кричал между тем мальчик. - Я привел друга!
   По саду навстречу им  шли  мужчина  и  женщина.  Мужчина  настоящий
великан, но в остальном так похож на Уонайна, что сразу ясно: это отец
и сын. Тот же длинный и узкий разрез ясных серых, широко расставленных
глаз, те же яркие огненно-рыжие волосы.  Тот  же  крупный  и,  однако,
изящно очерченный нос, губы  совсем  не  толстые,  но  рот  большой  и
добродушный.
   Зато женщина...
   Не сразу Брил  позволил  себе  посмотреть  на  нее,  позволил  себе
поверить, что может  жить  на  свете  такая  женщина.  Увидев  ее,  он
торопливо отвел глаза и потом уже все время ощущал  ее  присутствие  и
лишь  изредка  украдкой  взглядывал,  чтобы  увериться:  да,  это   не
почудилось, это все правда - волосы, лицо, голос, тело. Как и  мужа  и
сына, ее окутывало радужное переливчатое облако, и лишь когда  ветерок
замирал, видно было, что это схваченная черным поясом туника.
   - Это Брил с Кит Карсона, из системы Самнера,  -  оживленно  болтал
мальчишка, - он сочлен Наивысшей Власти, и это их вторая планета, и он
знает приветствие и сказал все правильно. И я  тоже,  -  прибавил  он,
смеясь. - А это Тэнайн, сенатор, и Нина, моя мать.
   - Добро пожаловать, Брил с планеты Кит Карсон, - сказала женщина.
   Он с трудом отвел глаза и почтительно склонил голову.
   - Войди же, - дружелюбно сказал Тэнайн и провел гостя  под  сводом,
который оказался не отдельной  аркой,  как  можно  было  подумать,  но
входом в дом.
   Комната была широкая,  один  конец  шире  другого,  хотя  сразу  не
определишь, намного ли. Пол неровный, постепенно повышается  к  одному
углу, который занимает какая-то  поросшая  мохом  насыпь.  Там  и  сям
разбросаны белые и серо-полосатые глыбы, по виду это камни, а  тронешь
рукой - словно бы живая плоть. Иные из них гладкие, как стол, в иных и
в той насыпи в углу есть углубления вроде полок, вот и вся мебель.
   По комнате, журча и пенясь, струится вода, как  будто  обыкновенный
ручеек;  но  Брил  заметил:  Нина  прошла  босыми  ногами  по  чему-то
невидимому, чем покрыт этот ручей во всю длину, до озерка,  в  которое
он впадает в дальнем конце комнаты. Это озерко  он  видел,  когда  они
только еще шли сюда, и непонятно, все ли  оно  заключено  в  доме  или
частью остается снаружи.  У  самого  озерка  растет  огромное  дерево,
тяжелая  листва  клонится  над   насыпью,   и   похоже,   что   широко
распростертые нижние ветви переплетены  тем  же  невидимым  веществом,
которым покрыт ручей, и образуют сплошной навес.  Над  головой  ничего
больше нет, но ощущение такое, словно это потолок.
   Все это безмерно угнетало Брила, и он даже поймал себя на внезапной
острой тоске по дому, по многоэтажным стальным городам родной планеты.
   Нина улыбнулась и оставила их втроем. Следуя примеру хозяина.  Брил
опустился наземь (или это был пол?) в том месте, где  он  переходил  в
насыпь (или в стену?). Все существо Брила возмущалось: расплывчатость,
небрежность  замысла  -  верный  знак,  что  здешним   жителям   чужды
решимость, дисциплина, строгость и собранность. Но он знал,  как  себя
держать: на первых порах но следует выдавать  варварам  свои  истинные
чувства.
   - Нина сейчас вернется, - сказал Тэнайн.
   Брил, который неотрывно  следил,  как  проворно  и  легко  движется
женщина во дворе, за  прозрачной  стеной,  при  этих  словах  чуть  не
подскочил.
   - Я не знаю ваших обычаев и старался понять, что она делает.
   - Готовит тебе поесть, - объяснил Тэнайн.
   - Сама?
   Тэнайн и его сын посмотрели с недоумением.
   - Я полагал, что дама эта - супруга сенатора,  -  сказал  Брил.  Он
считал, что  это  исчерпывающий  ответ,  но  те  двое  не  поняли.  Он
посмотрел на мальчика,  потом  на  мужчину.  -  Возможно,  под  словом
"сенатор" я подразумеваю не то, что вы.
   - Да, возможно. Не скажешь ли ты нам, что такое  сенатор  на  твоей
планете?
   - Это член Сената, слуга Наивысшей Власти и вождь свободной Нации.
   - А его жена?
   -  Жена  сенатора  пользуется  теми  же  привилегиями.  Она   может
прислуживать  сочлену  Наивысшей  Власти,  но,  уж   конечно,   никому
другому...
   Мальчик что-то пробормотал с изумлением, какого не вызвали  у  него
прежде ни сам Брил, ни шар-капсула.
   - Скажи, - продолжал Тэнайн, -  разве  ты  не  говорил,  кто  ты  и
откуда?
   - Говорил! Он мне сам сказал у водопада! - вмешался мальчик.
   - Но я не представил доказательств, - сухо сказал Брил и,  заметив,
что  сын  с  отцом  переглянулись,  пояснил:  -  Верительных   грамот,
письменных полномочий. - И коснулся небольшой плоской сумки,  висевшей
у него на энергопоясе.
   - А разве верительная грамота говорит, что тебя зовут не Брил и  ты
прилетел не с планеты Кит Карсон из системы Самнера,  а  откуда-нибудь
еще? - простодушно спросил Уонайн.
   Брил хмуро глянул на него, а Тэнайн сказал мягко:
   - Спокойнее, Уонайн. - И обернулся к Брилу: - Конечно, мы во многом
различны, так всегда бывает с жителями разных миров. Но, я  уверен,  в
одном мы схожи: молодость порою  спешит  напрямик  там,  где  мудрость
прокладывает обходной путь.
   Брил помолчал,  обдумывая  эти  слова.  Видимо,  это  что-то  вроде
извинения, решил он и коротко кивнул. Молодежь  у  них  тут  жалкая  и
никчемная. На Карсоне мальчишка в возрасте этого Уонайна уже солдат, и
готов нести солдатскую службу, и никто не станет за него извиняться. И
уж он не допустит ни единого промаха. Ни единого!
   - Мои верительные грамоты я должен вручить вашим правителям,  когда
с ними встречусь, - сказал он. - Кстати, когда это можно сделать?
   Тэнайн пожал могучими плечами.
   - Когда тебе угодно.
   - Это далеко?
   Тэнайн посмотрел с недоумением:
   - Что далеко?
   - Ваша столица - или где там собирается ваш Сенат.
   - А, понимаю. Он не собирается в том смысле, как  ты  думаешь.  Но,
как когда-то говорили, он заседает непрерывно. Мы...
   Он сжал губы, с них летел какой-то певучий короткий звук. И  сейчас
же Тэнайн засмеялся.
   - Прости! - сердечно сказал  он.  -  В  Древнем  языке  не  хватает
некоторых слов, некоторых понятий... Вот если б ты  научился  говорить
по-нашему! Согласен? Наш язык прост и удобен, и основан  на  том,  что
тебе хорошо знакомо. У вас на Кит Карсоне, уж наверно, тоже  есть  еще
какой-то язык, кроме Древнего?
   - Я чту Древний язык, - сухо молвил Брил. - Я хотел бы знать, когда
я могу увидеться со здешними правителями и обсудить некоторые  вопросы
всепланетного и межпланетного значения.
   - Обсуди их со мной.
   - Вы - сенатор, - сказал Брил, и в тоне его  ясно  звучало:  "Всего
лишь сенатор".
   - Верно, - сказал Тэнайн.
   Стараясь не терять терпения, Брил спросил:
   - А что такое сенатор на вашей планете?
   - Тот, кто связывает людей своего округа со всеми  другими  людьми.
Тот, кто хорошо знает дела и заботы небольшого участка планеты и может
привести их в согласие с тем, что происходит на всей планете.
   - А кому служит ваш сенат?
   - Людям, - сказал Тэнайн так,  словно  его  сызнова  спрашивали  об
одном и том же.
   - Ну да, конечно. А кто же служит сенату?
   - Сенаторы.
   Брил прикрыл глаза, с языка его чуть не сорвалось крепкое словцо.
   - Из кого состоит ваше правительство? - спросил он ровным голосом.
   Все это  время  Уонайн  жадно  слушал,  переводя  взгляд  с  одного
собеседника  на  другого,  словно  увлеченный   зритель   какой-нибудь
стремительной игры в мяч. Но тут он не выдержал:
   - А что значит "правительство"?
   В эту минуту появилась Нина, и Брил  вздохнул  с  облегчением.  Она
вышла из тенистого уголка в саду,  где  занималась  чем-то  совершенно
непонятным у подобия длинного рабочего стола, и теперь шла  к  ним  по
террасе. Она несла огромный поднос - нет,  скорее  вела  его,  заметил
Брил, когда она подошла ближе. Тремя пальцами она поддерживала  поднос
снизу и одним сзади, ладони он  почти  не  касался.  Прозрачная  стена
комнаты исчезла при ее приближении, а может быть, Нина  прошла  в  том
месте, где стены не было.
   - Надеюсь, хоть что-нибудь здесь придется тебе по вкусу,  -  весело
сказала она и опустила поднос на бугорок рядом с Брилом.
   Не поднимая глаз от еды, силясь замкнуться, чтобы весь его  мир  не
заполонили благоухание и свежесть,  исходящие  от  этой  женщины,  так
близко наклонившейся к нему, Брил сказал:
   - Все это очень кстати.
   Нина отошла к мужу, опустилась наземь у  его  ног  и,  откинувшись,
оперлась на его колени. Он ласково запустил пальцы в ее густые волосы,
и  она,  вскинув  глаза,  блеснула  ему  мимолетной  улыбкой.  С  еды,
многоцветной,  точно  женское  платье,  тут   дымящейся   жаром,   там
источающей в воздух прохладу, Брил перевел взгляд на три  улыбающихся,
внимательных лица. Он не знал, как быть.
   - Да, все это очень кстати, - повторил он, взял одно белое  печенье
и поднялся, озираясь по сторонам, осматривая этот  нелепый  прозрачный
дом и все вокруг. Куда деваться?!
   Пар, поднимающийся от подноса, защекотал ноздри, и у Брила  потекли
слюнки. Он отчаянно голоден, но...
   Со вздохом он  сел,  положил  печенье  на  прежнее  место.  Силился
улыбнуться, но улыбка не получилась.
   - Неужели тебе совсем ничего не  нравится?  -  озабоченно  спросила
Нина.
   - Не могу я здесь есть! - отвечал Брил, но тут  же  почувствовал  в
туземцах что-то такое, чего прежде не было, и прибавил: - Благодарю. -
Опять посмотрел на их невозмутимые лица. И  сказал  Нине:  -  Все  это
очень хорошо приготовлено, приятно посмотреть.
   - Так ешь! - предложила она и улыбнулась.
   Эта улыбка  подействовала  на  Брила  престранным  образом.  Ни  их
ужасающая распущенность, эта манера сидеть и лежать где попало  и  как
попало, позволять мальчишке  вмешиваться  в  разговор,  ни  бесстыдное
признание, что у них есть какой-то свой варварский  язык  -  ничто  не
могло вывести его из равновесия. А тут, ничуть не изменившись в лице и
не уронив столь позорным образом собственного достоинства, он, однако,
почувствовал,  что  краснеет!  Он  тотчас  насупился  и  обратил   эту
ребяческую слабость в  краску  гнева.  Ох,  с  каким  наслаждением  он
наложит руку на самое сердце этой варварской культуры  и  стиснет  его
без  пощады!  Вот  тогда  будет  покончено  со   всякими   лицемерными
любезностями! Будут знать, дикари, кого можно унизить, а кого нет!
   Но эти трое смотрели так невинно и простодушно... на открытом  лице
мальчика  -  ни  тени  злорадства,  на  мужественном  лице  Тэнайна  -
искренняя забота о госте, на лице Нины... ох, какое у нее  лицо!  Нет,
нельзя выдать смятение. Если они нарочно  хотят  его  смутить,  он  не
доставит им этого удовольствия.  А  если  это  неумышленно,  пусть  не
заподозрят, в чем он уязвим.
   - Как видно, - произнес он  медленно,  -  мы,  жители  планеты  Кит
Карсон, ценим уединение несколько более высоко, чем вы.
   Все трое удивленно переглянулись, затем цветущее здоровым  румянцем
лицо Тэнайна прояснилось: он понял.
   - Вы не едите на людях!
   Брил не вздрогнул, но дрожь отвращения была в его голосе, когда  он
ответил коротко:
   - Нет.
   - О, - промолвила Нина. - Мне так жаль!
   Брил счел за благо не уточнять - о чем именно она жалеет. Он сказал
только:
   - Неважно. Обычаи бывают разные. Я поем, когда останусь один.
   - Теперь мы понимаем, - сказал Тэнайн. - Будь спокоен. Ешь.
   Но они все так же сидели и смотрели на него!
   - Как жаль, что ты не говоришь на другом  нашем  языке,  -  сказала
Нина. - Тогда было бы так просто объяснить! - Она  подалась  к  Брилу,
протянула руки,  словно  хотела  прямо  из  воздуха  извлечь  желанное
понимание и одарить им гостя. - Пожалуйста, Брил, постарайся понять. В
одном ты очень ошибаешься: мы чтим уединение едва ли не превыше всего.
   - Очевидно, мы вкладываем в это слово разный смысл, - ответил он.
   - Но ведь это значит - когда человек остается наедине с  собой,  не
так ли? Когда ты что-то делаешь, думаешь, работаешь или просто ты один
и никто тебе при этом не мешает?
   - Никто за тобой не следит.
   - Ну? - радостно воскликнул Уонайн и  выразительно  развел  руками,
словно говоря: "Что и требовалось доказать!" - Так что же ты? Ешь!  Мы
не смотрим!
   Ничего нельзя понять...
   - Мой сын прав, - с усмешкой сказал Тэнайн, - только по обыкновению
уж слишком режет напрямик. Он хочет  сказать:  мы  не  можем  на  тебя
смотреть, Брил. Если ты хочешь уединения,  мы  просто  не  можем  тебя
видеть.
   Вдруг озлившись и махнув на все рукой. Брил  потянулся  к  подносу.
Рывком схватил бокал, в котором, по словам Нины, была вода, достал  из
кармашка на поясе какую-то облатку, сунул в  рот,  проглотил  и  запил
водой. Грохнул бокалом о поднос и, уже не сдерживаясь, крикнул:
   - Больше вы ничего не увидите!
   С непередаваемым выражением лица  Нина  легко  поднялась  на  ноги,
изогнулась, словно танцовщица, и чуть дотронулась до подноса. Он взмыл
в воздух, и она повела его по двору прочь.
   - Хорошо, - сказал Уонайн, будто в ответ на чьи-то неслышные слова,
и неторопливо пошел следом за матерью.
   Что же это было в ее лице?
   Что-то такое, с чем  она  не  могла  совладать:  оно  поднялось  из
глубины   к   этой   невозмутимой   поверхности,   готовое   явственно
обозначиться, вырваться наружу... Гнев? Если бы так! -  подумал  Брил.
Обида? Он бы и это понял. Но... смех? Только бы не смех! -  взмолилось
что-то в его душе.
   - Брил, - позвал Тэнайн.
   Опять он до того забылся, заглядевшись на эту  женщину,  что  голос
Тэнайна заставил его вздрогнуть.
   - Скажи, что нужно сделать, чтобы тебе удобно было есть,  и  я  все
устрою.
   - Вы не сумеете, - без обиняков ответил Брил. Холодными,  недобрыми
глазами он обвел комнату и все вокруг.  -  Вы  тут  не  строите  стен,
сквозь которые нельзя было бы видеть, и дверей, которые можно закрыть.
   - Да, правда, не строим, - уже не в первый раз великан принимал его
слова буквально, не замечая их оскорбительного смысла.
   "Конечно, не строите, - подумал Брил. - Даже для..." - и тут в  нем
шевельнулось чудовищное подозрение.
   - Мы, жители планеты  Кит  Карсон,  всегда  полагали,  что  история
человечества  есть  путь  развития  от  животного  к   чему-то   более
возвышенному. Разумеется, мы слишком скованы и не можем совсем уйти от
животного состояния, но мы делаем все, чтобы не выставлять напоказ то,
что осталось в человеке от животного. - Он сурово  повел  затянутой  в
перчатку рукой, указывая на весь этот огромный, открытый  дом.  -  Вы,
очевидно, не достигли такого уважения  к  идеалам.  Я  видел,  как  вы
едите; несомненно, и другие отправления организма  совершаются  у  вас
так же открыто.
   - Да, - сказал Тэнайн. - Но  с  этим  (он  указал  пальцем)  совсем
другое дело.
   - С чем - с этим?
   Тэнайн снова показал на одну из серых глыб. Оторвал  клочок  мха  -
это был самый настоящий мох - и кинул на  гладкую  поверхность  глыбы.
Протянул руку, дотронулся до одной из серых полос.  Мох  потонул,  как
тонет камешек в зыбучем песке, только гораздо быстрее.
   - Живую ткань, достаточно сложно  организованную,  они  в  себя  не
вбирают, - пояснил Тэнайн,  -  но  мгновенно,  до  последней  молекулы
поглощают все остальное,  и  не  только  с  поверхности,  но  даже  на
некотором расстоянии.
   - Так это и есть у вас... э-э...
   Тэн кивнул и подтвердил - да, оно самое и есть.
   - Но... но ведь это значит - у всех на виду!
   Тэн с улыбкой пожал плечами.
   - Вовсе нет! Вот почему я и сказал, что  это  совсем  другое  дело.
Едим мы все вместе. А это... - Тэн сорвал еще кусок мха и следил,  как
он погружается в серую глыбу. - Этого никто не  заметит.  -  Он  вдруг
рассмеялся и опять сказал: - Хотел бы я, чтобы ты узнал наш язык.  Так
просто и понятно можно все это выразить.
   Но Брила заботило другое.
   - Я ценю ваше гостеприимство, - сказал он напыщенно, - но хотел  бы
продолжать свой путь. И как можно скорее, - прибавил он, с отвращением
покосившись на серую глыбу.
   - Как тебе угодно. Ты привез нам какую-то весть. Передай же ее.
   - Она для вашего правительства.
   - Для нашего правительства. Я уже сказал тебе: когда будешь к этому
готов. Брил, говори.
   - Я не верю, что вы единолично представляете всю планету!
   - Я тоже в это не верю, - весело отозвался Тэнайн, - потому что это
не так. Но когда ты говоришь со  мной,  тебя  слышит  еще  сорок  один
человек, и все они сенаторы.
   - Другого способа нет?
   Тэнайн улыбнулся.
   - Еще сорок один способ.  Говори  с  любым  из  остальных.  Никакой
разницы нет.
   - И нет более высокого правительственного органа?
   Тэнайн протянул руку и достал из углубления в поросшей мохом насыпи
бокал резного хрусталя с металлическим сияющим ободком по краю.
   - Найти высший орган правительства Ксанаду - все  равно  что  найти
высшую точку вот здесь, - сказал он, проводя пальцем по ободку.  Бокал
отозвался нежным звоном.
   - Не очень-то надежная система. Естественно, что  мальчик  даже  не
знает слова "правительство", - сказал Брил презрительно.
   - У нас этот термин не в ходу, - ответил Тэнайн. - Правительства  в
таком смысле у нас нет. Очень мало есть такого, с чем гражданин нашего
общества не мог бы справиться сам. Хотел бы я показать тебе, как  мало
на Ксанаду таких вещей. Если ты у нас погостишь, я тебе это покажу.
   Он посмотрел Брилу прямо в глаза - тот только что снова пугливо и с
отвращением покосился на серую глыбу -  и  откровенно  рассмеялся.  Но
когда он опять заговорил, в  голосе  его  было  столько  доброты,  что
ярость, мгновенно опалившая Брила, угасла.
   - Не может ли твое дело подождать, пока ты не узнаешь нас  получше,
Брил? Говорю тебе, у нас на планете нет единого  правящего  центра,  в
сущности, нет почти никакого правительства. Мы, Сенат, просто советуем
людям.  И  еще  говорю  тебе:  обращаться  к  одному  сенатору  значит
обращаться ко всем сразу, ты можешь сделать это  сейчас,  сию  минуту,
или через год - когда  захочешь.  Я  говорю  тебе  правду,  можешь  ее
принять, а можешь месяцы  и  годы  странствовать  по  всей  планете  и
проверять меня - воля твоя, ты всегда и везде получишь тот же ответ.
   - Откуда я узнаю, насколько точно будет передано остальным все, что
я тебе сообщу? - уклончиво сказал Брил.
   - Это не будет передано, - прямо ответил Тэн. - Все мы слышим  тебя
одновременно.
   - Что-то вроде радио?
   Тэн, чуть помедлив, кивнул:
   - Да, что-то в этом роде.
   - Я не стану учить ваш язык, - резко сказал Брил. - И не могу жить,
как живете вы. Если вы согласитесь на эти условия, я еще немного у вас
побуду.
   - Согласимся? Да мы только, этого и хотим!
   Тэн весело вскочил, шагнул  к  углублению,  где  стоял  хрустальный
бокал, и протянул  руку  ладонью  вверх.  Сверху  соскользнул  широкий
непрозрачный лист какого-то  блестящего  белого  вещества  и  замер  в
воздухе.
   - Нарисуй пальцем, - сказал Тэнайн.
   - Что нарисовать?
   - Жилище, какое тебе нужно. Как ты хочешь жить, есть,  спать,  все,
что надо.
   - Мне требуется  совсем  немного.  Все  мы  на  Кит  Карсоне  умеем
обходиться малым.
   Он прицелился пальцем в металлической  перчатке,  словно  это  было
оружие, поставил на пробу несколько точек в углу белого экрана,  затем
вывел четкий, аккуратный параллелепипед.
   - Если принять мой рост за единицу, мне нужна вот такая  постройка,
полтора в длину, один с четвертью в вышину. Узкие просветы -  отдушины
на уровне глаз, по одной в каждом конце,  по  две  в  боковых  стенах,
затянутые сеткой от насекомых...
   - У нас нет вредных насекомых, - заметил Тэнайн.
   - Все равно - просветы, защищенные самой прочной  сеткой,  какая  у
вас найдется. Вот здесь - крюк, чтобы вешать одежду. Здесь  кровать  -
плоская, жесткая, с твердой подстилкой не толще моей  ладони,  один  и
одна восьмая в длину,  одна  треть  в  ширину.  Под  кроватью  наглухо
закрытый ларь, запирающийся на замок, и чтобы отпереть его мог  только
я. Здесь полка размером треть на четверть, на пол-единицы  над  полом,
чтобы, сидя возле нее, можно было есть. И еще... вот такую штуку, если
она закрывается наглухо и вполне  надежна.  -  Брил  с  досадой  ткнул
пальцем в сторону приспособления, похожего на серую каменную глыбу.  -
Вся эта постройка должна  стоять  обособленно  от  других  зданий,  на
возвышенном месте, чтобы над нею не поднимались никакие деревья, холмы
и скалы, и ничто не заслоняло  бы  подходов  к  ней  со  всех  четырех
сторон; построить надо прочно и  крепко,  насколько  это  возможно  за
короткий срок; и нужен свет, который я смогу сам включать и выключать,
и дверь, которую только я один смогу отпереть.
   - Прекрасно, - беспечно сказал Тэнайн. - Какая температура?
   - Как здесь сейчас.
   - Еще что? Музыка? Картины? У нас есть, например, очень неплохие...
   Брил только фыркнул презрительно и весьма красноречиво.
   - Если сумеете, проведите туда воду. А все  остальное...  это  ведь
жилище, а не дворец развлечений.
   - Надеюсь, тебе будет удобно в этой...  в  этом  жилище,  -  сказал
Тэнайн с едва уловимой насмешкой.
   - Именно к такому я привык, - надменно ответил Брил.
   - Что ж, идем.
   - Куда?
   Великан поманил его и прошел под аркой. Брил, жмурясь  от  розового
вечернего света, вышел за ним.
   На пологом склоне, на полпути между домом Тэнайна и горной вершиной
позади него, простирался луг, поросший красной  травой;  Брил  заметил
его, когда шел сюда от водопада. Сейчас на лугу толпился народ -  люди
сновали, точно мошкара вокруг  огня,  яркие  легкие  одежды  сверкали,
переливались несчетным множеством  цветов  и  оттенков.  А  посередине
торчало что-то похожее на гроб.
   Брил не поверил собственным глазам, просто отказывался  верить,  но
чем ближе они подходили, тем ясней становилось:  перед  ним  та  самая
постройка, которую он только что нарисовал!
   Он все замедлял и  замедлял  шаг,  изумление  его  росло  с  каждой
минутой. Вокруг небольшой постройки хлопотало много народу и даже дети
- скрепляли края стены и кровли при помощи какой-то жужжащей  машинки,
затягивали сеткой узкие щели - оконца.  Крохотная  девчурка  -  должно
быть, она только-только научилась ходить - бесстрашно подошла к Брилу,
шепеляво попросила на Древнем языке  дать  ей  руку  и  приложила  его
ладонь к какой-то пластинке, которую она принесла с собой.
   - Теперь тебе сделают  ключи,  -  объяснил  Тэнайн,  когда  малышка
затопала прочь, к двери, где ждал ее один из строителей.
   Человек этот взял у девочки пластинку и вошел внутрь,  видно  было,
как он опустился на колени возле кровати.  Тэнайна  с  Брилом  обогнал
мальчик-подросток, он почти бегом  нес  лист  того  же  материала,  из
которого сложены были стены и крыша. Лист был светло-коричневый,  чуть
шероховатый, с виду очень легкий, и,  однако,  чувствовалось,  что  он
необыкновенно прочен. Когда они  подошли  вплотную,  мальчик  как  раз
приладил его  между  входом  и  концом  кровати.  Тщательно  выровнял,
приставив ребром к стене, чуть пристукнул по другому ребру ладонью - и
вот он, стол, который требовался Брилу:  ровный,  надежный  да  притом
безо всяких ножек и подпорок!
   - Кажется, тебе, хотя бы на первый взгляд, кое-что  здесь  пришлось
по вкусу, - услышал Брил.
   Это была Нина. Она по воздуху подвела  груженный  снедью  поднос  к
новоявленному столу, весело помахала рукой и пошла прочь.
   - Я сейчас  приду!  -  крикнул  ей  вдогонку  Тэн  и  прибавил  три
односложных певучих слова на  языке  Ксанаду  -  должно  быть,  что-то
ласковое, решил Брил, во всяком случае, так это прозвучало.
   И тотчас Тэн снова с улыбкой обернулся к нему:
   - Ну, Брил, как тебе это нравится?
   - Но кто же всем распоряжался? - только и нашелся спросить Брил.
   - Ты, - сказал Тэн, но этот ответ ничего не объяснял.
   В отворенную дверь Брил видел, что люди уже идут  прочь,  смеясь  и
переговариваясь на своем ласковом, певучем языке.  Вот  какой-то  юнец
сорвал  среди  розовой  травы  ярко-алые  цветы,  подал  девушке,  она
улыбнулась ему, и отчего-то Брила взяла досада. Он резко отвернулся  и
пошел вдоль стен,  постукивая  по  ним  кулаком,  выглядывая  в  узкие
прорези окон. Тэнайн опустился на колени, подергал запертый  ларь  под
кроватью; сильные плечи его напряглись, но ларь  был  неподатлив,  как
скала.
   - Приложи сюда ладонь, - сказал он.
   Брил хлопнул рукой в перчатке по указанному месту.
   Створки раздвинулись.  Брил  наклонился  и  заглянул  внутрь.  Ларь
внутри светился, в глубине  видно  было  светло-коричневую  стену,  по
бокам - рубчатые переборки, на которые  опиралась  постель.  Он  снова
тронул нужную пластинку - створки сошлись беззвучно и так плотно,  что
едва можно было разглядеть, где они смыкаются.
   - Так же и с дверью, - сказал Тэнайн. - Кроме  тебя,  никто  ее  не
откроет. Здесь вода. Ты не сказал, куда именно ее подвести. Если  так,
как сейчас, неудобно...
   Брил протянул руку к крану, и сразу же в чашу  полилась  прозрачная
струя.
   - Нет, все годится. Они работали, как настоящие мастера.
   - Они и есть мастера, - сказал Тэнайн.
   - Так значит, им уже приходилось сооружать такие постройки?
   - Нет, никогда.
   Брил пронзил его взглядом. Нет, не может этот  простодушный  варвар
умышленно его дурачить! Видно, он, Брил, не уловил смысла:  за  долгие
годы, их разделившие, как-то изменилось значение слов,  унаследованных
от общих предков. Пока просто запомним это, а обдумаем после.
   - Тэнайн, - внезапно спросил он, - сколько вас, жителей Ксанаду?
   - В нашем округе триста. На всей планете около тринадцати тысяч.
   - Нас полтора миллиарда. А какой у вас самый большой город?
   - Город?.. - повторил Тэнайн раздумчиво, словно роясь в  памяти.  -
А, да, город! У нас их нет. У нас сорок два  вот  таких  округа,  одни
побольше, другие поменьше.
   - Все  население  вашей  планеты  поместилось  бы  в  одном  здании
какого-нибудь города у нас на Кит Карсоне. И давно вы  здесь?  Сколько
поколений у вас сменилось?
   - Пожалуй, тридцать два, а то и тридцать пять.
   - Мы обосновались на Кит Карсоне  около  шести  столетий  назад  по
земному счету. Выходит, по времени ваша культура более древняя.  Может
быть, вам интересно узнать, каким  образом  мы  сумели  настолько  вас
опередить?
   - С восторгом послушаю, - сказал Тэнайн.
   - Вы тут недурно владеете кое-какими ремеслами, -  вслух  размышлял
Брил,  -  и  отлично  умеете  работать  сообща.  Вы   можете   создать
великолепный мир, если  только  захотите  и  если  вами  по-настоящему
руководить.
   - Вот как? - Тэнайн, видимо, был очень польщен.
   - Мне надо подумать, - озабоченно продолжал Брил. - Вы не  то,  что
мне... что я думал сначала. Пожалуй, я останусь у вас немного  дольше,
чем предполагал. Может быть, пока я стану изучать  ваш  народ,  вы,  в
свою очередь, больше узнаете о моем.
   - Буду рад и счастлив,  -  сказал  Тэнайн.  -  А  сейчас  тебе  еще
что-нибудь нужно?
   - Ничего. Можете идти.
   На этот властный тон великан ответил только своей обычной  открытой
и приветливой улыбкой, помахал рукой и  вышел.  Слышно  было,  как  он
глубоким звучным баритоном окликнул жену  и  та  радостно  отозвалась.
Брил прижал руку в перчатке к  "замку",  и  дверь,  бесшумно  скользя,
затворилась...
   Он снял жесткую, тяжелую, отливающую металлом  одежду,  перчатки  с
крагами, ботфорты. Все это было соединено проводами:  энергопитание  в
ботфортах, счетчики и управление - в брюках  и  поясе,  воспринимающие
устройства - в мундире, передатчики и локаторы - в перчатках.
   Он повесил одежду на крюк и установил защитное поле, теперь  сигнал
предупредит его, если к его убежищу приблизится хотя  бы  на  тридцать
метров что-то или кто-то ростом больше мыши. Он установил радиационный
купол, непроницаемый  для  всяких  следящих  лучей,  лазеров  и  иного
излучающего оружия. Потом  подвесил  левую  перчатку  с  проводом  над
столом и принялся обрабатывать уголок светло-коричневой пластины.
   Через полчаса он нашел, наконец, сочетание температуры и  давления,
способное ее разрушить, и, ошалев от неожиданности, опустился на  край
кровати. Из такого материала  преспокойно  можно  строить  космический
корабль!
   Так что же, у них были в запасе пластины именно тех размеров, какие
он потребовал? Тогда  на  планете  должны  быть  склады,  должны  быть
заводы, которые выпускают такие вот доски всех размеров, на выбор. Или
же здесь есть машины, способные производить этот материал, который  он
сейчас насилу расплавил, прямо так, с ходу.
   Но никакой крупной промышленности у них нет, а если есть склады, то
их не сумели обнаружить роботы-разведчики, засланные с Кит  Карсона  и
летающие по постоянным орбитам вокруг Ксанаду вот уже пятьдесят лет.
   Он откинулся на постель и стал размышлять.
   Чтобы завладеть планетой, прежде всего надо  разыскать  центральное
правительство. Если это самодержавная власть,  построенная  строго  по
принципу пирамиды, тем лучше: правящая верхушка малочисленна, убиваешь
ее либо подчиняешь себе и используешь  уже  существующую  организацию.
Если никакого правительства нет,  можно  привлечь  население  на  свою
сторону либо истребить его. Если есть  промышленность,  ставишь  своих
надсмотрщиков и заставляешь туземцев работать, пока  не  обучишь  этой
технике людей со своей планеты, а потом туземцев уничтожаешь. Если они
знают и умеют что-то,  на  твоей  планете  неизвестное,  изучаешь  это
искусство либо подчиняешь себе мастеров. Все точно и определенно,  все
предусмотрено - каждая мелочь.
   Но если, как доносили роботы, существует высокоразвитая  технология
- и никакой промышленности?  Прочно  установившаяся  на  всей  планете
культура - и почти никаких средств сообщения?
   О подобном никто не слыхивал, и, когда роботы докладывают такое, на
планету посылают исследователя. Его задача - выяснить, как туземцы все
это проделывают. Он должен определить, что здесь  нужно  сохранить,  а
что уничтожить, когда  настанет  время  прислать  сюда  экспедиционные
войска.
   Всегда есть хороший, надежный выход, думал Брил, заложив  руки  под
голову и глядя в потолок. Имеется отличная  планета,  ничуть  не  хуже
Земли, богатая природными ресурсами, населенная ничтожным  количеством
простаков. В любую минуту их можно с легкостью истребить.
   Но сначала  надо  выяснить,  как  они  общаются  между  собой,  как
достигают  такой  слаженности  в  работе  и  каким  образом  мгновенно
постигают  все  тонкости  мастерства,  прежде   незнакомого.   И   как
вырабатывают  сложнейшие,  великолепные  материалы  в  два  счета,  из
ничего...
   Нет, этот народ уничтожать не следует. Его надо  использовать.  Кит
Карсон должен перенять их хитроумные фокусы. Ну, а если, неровен  час,
эти фокусы присущи только жителям Ксанаду,  а  карсонцы  на  такое  не
способны, как быть тогда?
   Что ж, надо взять этих мастеров с планеты Ксанаду и распределить по
городам и армиям  Кит  Карсона.  Они  мигом  все  воспринимают,  мигом
повинуются; объясни одному, что от него требуется, и это усвоят все. И
каждый сможет обучить группу самых толковых  карсонцев.  Производство,
военная  техника,  стратегия  и  тактика...  да,   конечно   же,   все
преобразится!
   Планету Ксанаду можно оставить почти в  том  виде,  как  она  есть,
просто она будет поставлять на экспорт всяких помощников и адъютантов.
   Все это пустые мечты, оборвал  себя  Брил.  Сперва  надо  разузнать
побольше.  Посмотреть,  как  они  фабрикуют   этот   непробиваемый   и
несгораемый картон и антигравитационные чайные подносы.
   При мысли о подносе у него заурчало в животе. Он поднялся и подошел
к столу. Горячие блюда все еще дымились, холодные ничуть не размякли и
не оттаяли. Он осторожно попробовал одно, другое. Вошел во вкус.  И  с
жадностью набросился на еду.
   Нина, ох уж эта Нина...
   Нет, их нельзя уничтожать, сонно подумал он, разве можно  истребить
народ, способный произвести на свет такую женщину. На всем Кит Карсоне
не сыскать такой поварихи.
   Он снова растянулся на постели и предавался мечтам, пока не уснул.

   С ним были вполне откровенны. Ему показывали все подряд, никому и в
голову не приходило спросить: а для чего  ему  это  нужно?  Спрашивать
было бы странно, потому  что  эти  люди,  видно,  не  знали  особенной
гордости, свойственной искусному умельцу, будь  то  гончар,  металлист
или специалист по электронике. Они  не  любовались  восторженно  делом
своих рук: "Вот что я могу!" Они рассказывали подробно,  но  спокойно,
словно о чем-то доступном всем и каждому.
   На планете Ксанаду так оно и было...
   - Допустим, у нас чего-то не хватает  -  ну,  скажем,  стронция,  -
объяснял Тэнайн. - Из-за нехватки получается что-то вроде вакуума. Те,
кто сейчас свободен, ощущают это и начинают  думать  о  стронции.  Ну,
тогда они  идут  и  собирают  его...  К  примеру,  мы  выводим  речных
моллюсков с панцирями не из  углекислого  кальция,  а  из  углекислого
стронция. И дети собирают ракушки.
   Брил видел фабрику одежды - она  размещалась  частью  под  навесом,
частью в пещере, частью на лесной поляне. Тут же рядом плавали в пруду
и загорали на лугу юноши и девушки. Словно бы между делом, они входили
в  тень  и  работали  у  огромного  резервуара,  в  котором   вскипал,
окрашивался яркой зеленью и затем оседал какой-то  химический  состав.
Черный осадок фильтрами поднимали  со  дна,  раскладывали  в  формы  и
прессовали.
   Как именно действуют прессы, с виду - просто крышки этих форм, Брил
понять не  мог,  в  Древнем  языке  не  нашлось  нужных  слов,  но  за
какие-нибудь четыре-пять секунд осадок превращался в те  самые  черные
камни, из которых делались пояса, - правильные, отполированные,  и  на
левой половине пряжки с обратной стороны оттиснута  на  Древнем  языке
химическая формула.
   - Одно из немногих наших суеверий, - заметил Тэнайн. - Это  и  есть
формула, по которой получаются наши пояса,  она  доступна  даже  очень
примитивной химической промышленности. Мы хотели бы, чтобы их делали и
носили во всей вселенной. Они - это мы  и  есть.  Надень  такой  пояс,
Брил, и ты станешь одним из нас.
   Брил смущенно и презрительно фыркнул  и  стал  смотреть,  как  двое
детей ловко мастерят пояса - играючи, беспечно и легко, через  минуту,
вот так же играючи, они начнут плести  венки.  Скрепив  камни  друг  с
другом, ребенок ударяет готовым поясом по тому, которым  опоясан  сам.
На миг вспыхивает холодным ярким пламенем многоцветная радуга. И пояс,
окаймленный теперь короткими язычками переливчатого света,  бросают  в
корзину.
   А потом Брил впервые увидел, как туземец надел такой пояс, - и  это
был, пожалуй, единственный случай за все время пребывания на  Ксанаду,
когда он не скрыл изумления. Юноша-купальщик, весь  мокрый,  вышел  из
пруда. Подобрал на берегу пояс, защелкнул его на талии, мигом вверх  и
вниз  хлынуло  радужное  вещество  -   и   уже   затрепетала   у   шеи
многокрасочная ткань и, сверкая, колышется вокруг бедер.
   - Вот видишь, эта одежда живет, - сказал Тэнайн. - Вернее,  это  не
просто неживая материя.
   Он подобрал кайму своей туники и проткнул ее пальцами - они  прошли
насквозь,  а  ткань,  словно  вспорхнув,  отлетела   прочь   целая   и
невредимая.
   - Это не совсем материя, - серьезно продолжал Тэнайн. - Уж  извини,
на Древнем языке выходит что-то вроде каламбура. Всего ближе для этого
в  Древнем  языке  слово  "эманация".  Так  или  иначе,  это  вещество
по-своему живет. Оно сохраняется... ну, скажем, год или чуть дольше. А
потом довольно обмакнуть его в молочную кислоту, и оно  восстановится.
И один такой пояс может  зарядить  миллион  новых...  или  миллиард...
разве сочтешь, сколько палок может зажечь огонь?
   - Но зачем носить такое?
   Тэнайн рассмеялся.
   - Из скромности. Мы носим эту одежду, потому что она согревает нас,
когда нам нужно тепло, и порой скрывает наши недостатки - большего  не
даст и человеческая привязанность.
   - Одежда отнюдь не скромная, - чопорно сказал Брил...
   Про "картон" он все разузнал. На  толстой  ветви  какого-то  дерева
подвешен был широкий чан с молочно-белой жидкостью - Тэн объяснил, что
это подобие клейковины, его дает специально выведенный вид осы, и  оно
растворено  в  нуклеиновой  кислоте,   синтезированной   из   местного
растения. Под чаном - широкий металлический  лист  и  набор  подвижных
планок. Планки устанавливают точно по  нужным  размерам  и  очертаниям
будущей пластины, открывают кран, и жидкость заполняет  контур.  Потом
двое ребятишек прокатывают ручной валик по верхнему краю планок. Белое
озерко становится светло-коричневым, застывает, и  получается  плоский
прочный лист.
   Тэнайн очень старался растолковать Брилу,  что  это  за  валик,  но
Древний язык заодно с невежеством  Брила  по  части  техники  оказался
неодолимым препятствием. Устройство валика было  столь  же  просто,  а
теория его действия столь же сложна,  как,  скажем,  у  транзистора  -
пришлось с этим примириться; и так же непонятно осталось, как отличают
живое от неживого "канализационные" устройства,  похожие  на  огромные
булыжники, и в  чем  секрет  антигравитационных  подносов  (оказалось,
подносы эти надо направлять только к столу, пустые же они возвращаются
на кухню сами).
   Однако разобраться, в чем секрет жителей Ксанаду, отчего они  такие
искусные мастера на все руки, Брилу никак не удавалось. Он  уже  готов
был счесть пустой, невозможной выдумкой то, что померещилось  сначала:
будто здесь любое уменье, доступное одному,  тотчас  передается  всем.
Тэнайн пытался объяснить, как  это  происходит;  по  крайней  мере  он
отвечал на все вопросы.
   По словам Тэна получалось, что тут все сводится к ощущению.
   - Просто возникает ощущение. Взять хотя бы скрипку; допустим, я  ее
слышал, но никогда не держал в руках. Я смотрю, как кто-нибудь играет,
и понимаю, как возникают звуки. Потом беру  скрипку,  делаю  все,  как
делал тот человек, думаю - нужно, чтобы раздался  вот  такой  звук,  а
потом такой, и понимаю не только, как он должен прозвучать, но  как  я
это почувствую  -  пальцами,  всей  рукой,  в  которой  держу  смычок,
подбородком, ключицей. Из этих ощущений и  складывается  чувство,  как
нужно сыграть эту мелодию. И так во всем, - закончил он. -  Когда  мне
нужно что-то в доме - машина, прибор, - я не возьму  для  нее  железо,
если больше подходит медь: я сразу почувствую, что железо не  годится.
Не на ощупь почувствую, просто буду думать об этом  приборе,  какие  у
него части, для чего он служит. Переберу в мыслях  все  материалы,  из
которых его можно сделать, и сразу почувствую: вот что мне нужно!
   ...Вечерами Брил сидел в доме Тэнайна, слушал, как бурлят  и  вновь
стихают разговоры  или  вдруг  нахлынет  музыка,  и  удивлялся;  потом
отводил поднос с едой в свою конуру, запирал  дверь  и  ел,  и  угрюмо
размышлял. Порою он чувствовал себя под огнем  неведомого  оружия,  на
незнакомом поле битвы.
   Ему вспоминалось, как мельком сказал однажды Тэнайн о  людях  и  их
инструментах: "Между человеком и машинами  спокон  веку  идет  борьба.
Либо человек подчиняет себе машины, либо  они  его  подчиняют;  трудно
сказать, что более пагубно. Но культура, в которой главенствуют  люди,
неизбежно разрушит ту, где на первом месте  машины,  либо  сама  будет
разрушена. Так всегда бывало. У нас,  на  Ксанаду,  уже  погибла  одна
культура. Ты никогда не задумывался, Брил,  отчего  нас  так  мало?  И
отчего почти у всех рыжие волосы?"
   Брил об этом уже задумывался и  втайне  осуждал  маленькую  общину,
которая так бесстыдно пренебрегает уединением: конечно, живя  чересчур
открыто,  никакое  человеческое  племя  не   проникнется   достаточным
интересом к самому себе, чтобы щедро плодиться и размножаться!
   - Когда-то нас были миллиарды, - к немалому его  изумлению,  сказал
Тэнайн. - И всех стерло в порошок. Знаешь, сколько осталось  в  живых?
ТРОЕ!
   Черна была для Брила та ночь, когда он понял, до чего жалки все его
старания раскрыть их секрет. На планете уцелели всего  лишь  несколько
человек и совершилась какая-то мутация:  потомки  тех  немногих  вновь
заселили планету, они унаследовали и передают из поколения в поколение
новые свойства организма, новые способности, - а  какие  и  почему?  С
таким же успехом можно дознаваться, отчего у них рыжие  волосы!  В  ту
ночь  Брил  пришел  к  заключению,  что   народом   Ксанаду   придется
пожертвовать; и от этой мысли ему  вдруг  стало  больно,  а  потом  он
разозлился на себя. И в ту же ночь с ним стряслась смешная  и  нелепая
беда.
   Он лежал на кровати и скрипел зубами в бессильной ярости. Было  уже
за полдень, он давным-давно проснулся и  вот  сидит,  как  в  ловушке,
попавшись по собственной глупости... и  он  смешон,  смешон!  Потерять
единственное, величайшее  свое  достояние  -  свое  достоинство  -  по
небрежности, по недосмотру, из-за этой мерзкой штуковины!..
   Зашипел  сигнал  тревоги,  и  он  вскочил:  хоть  стены  крепки   и
непроницаемы для глаза,  хоть  дверь  никто,  кроме  него  самого,  не
откроет, но стыд нестерпим!
   Это идет Тэнайн, вместе с  ветром  и  птичьими  песнями  доносится,
точно звук рога, дружеский оклик:
   - Брил! Ты здесь?
   Брил подпустил его ближе и сквозь отдушину рявкнул:
   - Я не выйду!
   Тэнайн стал как  вкопанный.  Брил  и  сам  удивился,  так  резко  и
сдавленно прозвучал его голос.
   - Но тебя зовет Нина. Она  сегодня  собирается  ткать  и  подумала,
может, тебе интересно...
   - Нет! - оборвал его Брил. - Сегодня я улетаю. Сегодня  вечером.  Я
уже вызвал свой шар. Он будет здесь через два часа. Когда стемнеет,  я
улечу.
   - Тебя чем-нибудь обидели, Брил? Может, это я виноват?
   - Нет, - Брил больше не кричал, но  голос  его  по-прежнему  звучал
угрюмо.
   - Так что же случилось?
   Брил не ответил.
   - Что-то случилось. Что-то плохое, - сказал Тэнайн. -  Я...  я  это
чувствую. Ты ведь знаешь, друг Брил, добрый мой  друг,  я  всегда  все
чувствую.
   Брил окаменел от ужаса.  Вдруг  Тэнайн  знает?  Вдруг  он  способен
почуять?
   Да, наверно! Брил мысленно проклял этот народ и все его  хитроумные
выдумки, проклял эту планету, и ее  солнце,  и  злую  судьбу,  которая
занесла его сюда.
   - Во всем нашем мире, за всю мою жизнь я не встречал ничего такого,
о чем ты не мог бы мне сказать, - уговаривал Тэнайн. - Ты же знаешь, я
все пойму. - Он подошел ближе. - Может,  ты  болен?  Мне  знакомо  все
искусство, каким владели врачи со времен Троих. Впусти меня.
   - Нет!!! - это было уже не слово, а взрыв.
   Тэнайн отступил на шаг.
   - Прости, Брил. Больше  я  об  этом  не  заговорю.  Но  скажи,  что
случилось? Прошу тебя. Уж наверно, я сумею тебе помочь!
   "Ладно же! - вне себя,  чуть  не  плача,  подумал  Брил.  -  Смейся
сколько влезет, рыжий дьявол! Мы нашлем на вашу планету Черную Чуму, и
тогда плевать мне на твой смех!" И сказал вслух:
   - Я не могу выйти. Я загубил свою одежду.
   - Да что же ты огорчаешься? Брось ее сюда, что бы там ни  было,  мы
ее исправим и починим.
   - Нет!
   Брил отлично понимал, что будет, если эти гениальные мастера на все
руки завладеют самым портативным и самым смертоносным  оружием,  какое
существует по эту сторону системы Самнера.
   - Тогда надень мою, - Тэн взялся за пряжки своего пояса  из  черных
камней.
   - Хоть убей, не стану выставляться напоказ в такой одежонке. Я  еще
не вовсе потерял стыд!
   С таким жаром, какого Брил в нем  прежде  ни  разу  не  замечал  (и
все-таки очень сдержанно), Тэнайн возразил:
   - Когда на тебе платье в  обтяжку,  ты  куда  больше  бросаешься  в
глаза!
   Брилу это  и  в  голову  не  приходило.  С  тоскливой  завистью  он
посмотрел на невесомую  радугу,  струящуюся  от  полированного  пояса,
потом - на свою плотную сбрую, сваленную черной грудой  у  стены,  под
крюком. С той минуты, как стряслась беда, он и помыслить не мог  снова
все это надеть, и с младенчества, со времен, когда он научился ходить,
еще ни разу он так долго не оставался нагишом.
   - А что случилось с твоей одеждой? - сочувственно спросил Тэн.
   "Только засмейся! - подумал Брил. - Я  убью  тебя,  и  ты  даже  не
увидишь, как сгинет твой народ".
   - Я сел на это... как на  стул,  ведь  здесь  больше  негде  сесть.
Наверно, задел выключатель.  Даже  ничего  не  почувствовал,  пока  не
встал. И теперь мои... сзади... - он запнулся, потом яростно  выпалил:
- Почему с вами ничего такого не случается?
   - Разве я не объяснял тебе? - Кажется, Тэн отнесся  к  происшествию
очень легко. Может, и вправду это для него пустяки. -  Это  устройство
поглощает только неживую материю.
   Напряженное молчание.
   - Оставь свою так называемую одежду у порога, - проворчал, наконец.
Брил. - Пожалуй, я попробую ее надеть.
   Тэнайн бросил пояс к двери и пошел прочь, тихонько напевая. Голос у
него был такой могучий, что его песенка слышалась еще целую вечность.
   Но вот Брил остался наедине с ветром и птичьим щебетом.  Подошел  к
двери, отступил, печально подобрал  с  полу  брюки  с  огромной  дырой
сзади, свернул и сунул с глаз долой под остальные вещи на крюке. Опять
поглядел на дверь и даже всхлипнул тихонько.  Наконец  приложил,  куда
надо, перчатку - и дверь,  строители  которой  не  предусмотрели,  что
когда-нибудь понадобится ее  только  чуть-чуть  приотворить,  послушно
скользнула в сторону, открывая проем во всю ширь. Брил  даже  пискнул,
дотянулся до пояса, рванул его к себе, отпрянул внутрь  и  хлопнул  по
двери, чтоб закрылась.
   - Никто не видал, - со всей силой убежденья сказал он себе.
   И надел пояс. Две половины пряжки сошлись,  как  руки  в  привычном
пожатье.

   Прежде всего он ощутил тепло. Тела коснулся один  только  пояс,  и,
однако, его всего обволокло теплом, ласковым, надежным... Еще миг -  и
он ахнул.
   Неужели может ум так переполниться  и  не  ощутить  гнета?  Неужели
столько понимания может хлынуть в мозг и не разорвать его?
   Он  понял,  как  валик  превращает  молочную  жидкость  в   твердые
пластины;  конечно  же,  тут  есть  один-единственный  способ,  и   он
чувствует - правильно только так, а не иначе.
   Он понял, как ионы  в  прессах  формуют  камни  для  поясов,  понял
"живую" ткань, которая стала ему одеянием. Понял, как удалось рисовать
пальцем  на  белом  экране  и  как  образовался  вакуум,   когда   ему
потребовался  этот  дом,  построенный  именно  так,  а   не   как-либо
по-другому, и как жители Ксанаду поспешили заполнить пустоту.
   Он с легкостью вспомнил рассказ  Тэнайна,  как  ощущаешь,  что  это
такое - играть на скрипке, созидать, строить, формовать, быть со всеми
заодно и сообща, и что это за чувство - когда ты словно бы  в  веселом
кругу и вместе с тем делаешь дело, бродишь беспечно и праздно - и  тут
же сменяешь кого-то у чана или верстака,  в  поле  на  борозде  или  у
рыбачьей сети, едва он оставит работу.
   Окруженный тихим радужным пламенем, Брил стоял в конуре, похожей на
гроб, смотрел на свои руки и твердо знал: стоит ему захотеть,  и  руки
эти построят модель любого города на Кит  Карсоне  или  изваяют  самую
душу Наивысшей Власти.
   Он твердо знал: он постиг все, что знают и умеют искусники  планеты
Ксанаду,  и  может  делать  все  то   же,   что   они,   надо   только
сосредоточиться и думать над задачей, пока не почувствуешь - какое  же
ощущение должно быть правильное именно для тебя. Нимало не  удивляясь,
он понял, что все эти возможности и таланты сильнее самой смерти;  ибо
если человек что-то может и  умеет,  его  искусство  разделяют  все  и
каждый, и когда он умирает, его искусство продолжает жить в других.
   НАДО ТОЛЬКО  СОСРЕДОТОЧИТЬСЯ  -  вот  в  чем  секрет,  краеугольный
камень, вот ключ ко всей их хитрой механике. Тут ни при чем мутации  и
нет ничего "сверхчувственного" (что бы ни  означали  эти  слова),  это
просто  механизм,  как  и  всякий  другой.  Ты  владеешь  мастерством,
чувствуешь его; передо мною стоит задача.  Когда  я  сосредоточусь  на
своей задаче, возникает потребность в  твоем  искусстве;  через  живое
пламя, в которое ты  облачен,  ты  передаешь  его  мне;  через  пламя,
одевающее меня, я принимаю твою мысль. Потом я действую; что своего  я
внесу в исполнение - это зависит от моих способностей. Если я прибавлю
что-то к твоему  искусству,  мое  станет  еще  полней  и  совершенней;
значит, мое ОЩУЩЕНИЕ лучше - и в следующий раз, когда оно понадобится,
уже я буду передавать его другим.
   Брил понял также, какая  власть  заключена  в  этом  новом  способе
общения, и вдруг подумал: теперь его родную планету можно  сплавить  в
такое единое целое, какого еще не  бывало  во  вселенной.  На  Ксанаду
этого не произошло, здешний народ развивался,  как  придется,  его  не
прокалили заранее в горниле суровой дисциплины  и  не  ковали  молотом
власти.
   Но на Кит Карсоне! Весь народ Карсона приобщится ко всем искусствам
и талантам, а над ним будут стоять и править  им  Наивысшая  Власть  и
Государство, создавая вакуум потребностей и  мгновенно  его  заполняя.
Да, так и должно быть (каким-то краешком сознания Брил вдруг  удивился
-  а  почему  Государству  не  поделиться  этим  новым   всеобъемлющим
пониманием со всем народом?), ведь вместе с новыми  знаниями  приходит
еще небывалая торжественная преданность отечеству, его установлениям и
святыням.
   Брил с трепетом расстегнул пояс и повернул  левую  половину  пряжки
тыльной стороной. Да, вот она, химическая формула.  Теперь  он  знает,
как осаждать состав, как прессовать камни, он воспламенит новые  живые
пояса - миллионы, говорил Тэнайн, миллиарды.
   Тэнайн говорил... но почему он не сказал, что  в  этих  одеяниях  и
таится источник всех чудес планеты Ксанаду?
   Так ведь он, Брил, об этом и не спрашивал!
   И ведь Тэнайн умолял - надень такую тунику и станешь одним из  нас.
Несчастный  дурень  всерьез  вообразил,  что  таким   способом   можно
поколебать Брила в его верности родному Карсону! Что ж, ладно, Тэнайну
и его народу тоже можно кое-что предложить, и это будет выгодно  обеим
сторонам;  очень  скоро,  если   пожелают,   жители   Ксанаду   смогут
присоединиться к блистательному воинству нового Кит Карсона.
   В недрах черного мундира, висящего  на  стене,  что-то  прозвенело.
Брил засмеялся и собрал  свою  старую  сбрую,  все  пожары,  взрывы  и
оцепенение, что дремали, скрытые в ней,  в  потаенном  мощном  оружии.
Хлопнул ладонью по двери, выскочил за порог, где  уже  дожидался  шар,
забросил в люк свою старую одежду, и она съежилась на  полу  -  жалкий
опустевший кокон. Брил прыгнул следом, радостный,  сияющий,  и  тотчас
шар взлетел в небо.

   Не прошло и недели, как Брил возвратился в систему  Самнера,  а  на
Кит Карсоне уже  появились  и  были  испытаны  первые  копии  чудесных
поясов.
   Не прошло и месяца, а  уже  двести  тысяч  карсонцев  облачились  в
радужные  одеяния,  и  восемьдесят  фабрик  работали  круглые   сутки,
выпуская все новые пояса.
   Не прошло и года, а по  всей  планете  миллионы  и  миллионы  людей
радостно и согласно, как никогда прежде,  выполняли  каждое  пожелание
своего Вождя, повинуясь, словно несчетные пальцы одной руки.
   А потом, с пугающим единодушием, в один и тот же миг  все  радужные
одежды замерцали и погасли, ибо настал час, о котором уже  знал  Брил:
пора было окунуть их в молочную кислоту. Так и  сделали  в  торопливом
испуге, не колеблясь и не тратя времени на испытания: кто раз  отведал
этой лучезарной зависимости, уже не мог без нее обойтись.  Неделю  все
шло хорошо...
   А потом, как и  задумали  хитроумные  мастера  с  планеты  Ксанаду,
включились все остальные  звенья  черных  поясов,  многократно  усилив
действие первых двух.
   Полтора  миллиарда  людей,  которым   год   назад   подарены   были
практические навыки живописи, музыки и зодчества  и  понимание  теории
технических наук,  внезапно  получили  новые  познания:  им  открылись
философия,  логика  и  любовь,  они  поняли,  что  такое   сочувствие,
проникновение,  терпимость,  что  значит,   когда   род   человеческий
объединяется не повиновением, но сознанием братства;  когда  ощущаешь,
что ты в содружестве и согласии со всей жизнью во вселенной.
   Когда  в  людях,  наделенных  столькими   талантами,   пробуждаются
подобные чувства, они уже  не  могут  быть  рабами.  Едва  их  озарило
светом,  каждый  сосредоточился  на  одном:  быть   свободным!   -   и
почувствовал, что это значит. Каждый постиг свободу, стал ее мастером,
знание и мастерство тотчас передавались от одного  к  другому  -  и  в
краткий миг среди полутора миллиардов людей не осталось ни одного, кто
не был бы превыше всех иных умений одарен талантом свободы.
   Так  перестала  существовать  культура  Кит  Карсона,  вместо   нее
возникло нечто новое и  стало  распространяться  на  планеты  соседних
солнечных систем.
   И поскольку Брил знал, что такое сенатор, и хотел стать  сенатором,
он стал сенатором.

   Тэнайн и Нина сидели  обнявшись  и  тихонько  напевали,  как  вдруг
бокал, который стоял во мшистом углублении, мягко зазвенел.
   - Еще один явился! - сказал Уонайн (он сидел у  ног  родителей).  -
Любопытно, что проймет этого? Из-за чего он выпросит,  возьмет  взаймы
или украдет у нас пояс?
   - Не все ли равно, - с наслаждением потягиваясь, ответил Тэнайн.  -
Пусть получит пояс, это главное. А который же  это,  Уонайн?  Шумливая
машинка с обратной стороны малой луны?
   - Нет, - ответил сын, - тот  еще  сидит  на  месте,  и  верещит,  и
воображает, будто мы его не замечаем. А это опускается  силовое  поле,
которое два года висело над округом Быстрого крыла.
   Тэнайн засмеялся.
   - Это будет наша победа номер восемнадцать.
   - Девятнадцать, - задумчиво поправила Нина. - Я точно помню -  ведь
восемнадцатый только  что  улетел,  а  семнадцатый  был  тот  забавный
маленький Брил из системы Самнер. Знаешь, Тэн, тот человечек  даже  на
минуту меня полюбил.
   Но это был сущий пустяк, и о нем тут же забыли.

Популярность: 1, Last-modified: Wed, 23 May 2001 19:35:57 GmT