--------------------
Уильям Тенн. Огненная вода.
Пер. - А.Кон.
William Tenn.
========================================
HarryFan SF&F Laboratory: FIDO 2:463/2.5
--------------------
Старший по возрасту из троих посетителей, он же самый грязный и
заросший, почесался спиной о пластик кресла и произнес, как бы приглашая к
дальнейшему разговору:
- Намеки едва бледно-лиловые.
Его двое спутников - тощий парень со слезящимися глазами и женщина,
чью миловидность портили невероятно гнилые зубы - захихикали и приняли
более непринужденные позы.
- Гга-гга-хрю! - вполголоса пробормотал тощий парень, а остальные
двое выразительно закивали.
Грета Зайденхейм оторвала взор от миниатюрной стенографической
пишущей машинки, покоившейся на самой возбуждающей паре коленок, какие
только удалось сыскать ее боссу в Большом Нью-Йорке, и, повернувшись,
выставила на его обозрение прочие прелести, которых было явно в избытке у
этой ослепительной блондинки.
- Это тоже, мистер Хебстер?
Президент страховой компании "Хебстер секьюрити инкорпорэйтед" не
сразу очнулся от того блаженного состояния, в которое его погрузило
ласкающее слух воркованье обворожительной мисс Зайденхейм, однако в конце
концов встрепенулся и, совершив немалое над собой усилие, чтобы вернуть
способность ясно мыслить, в которой он сейчас особенно остро нуждался,
соизволил благосклонно кивнуть.
- Это тоже, мисс Зайденхейм, - внятно произнес он. - Записывайте с
максимальным приближением к истинному звучанию всей этой тарабарщины и не
забывайте указывать, когда в ней прослушиваются вопросительные интонации,
а когда восклицательные.
Он провел тщательно наманикюренными пальцами по внутренней
поверхности ящика письменного стола, в котором хранил заряженный
"парабеллум". Полный порядок. От сигнальных кнопок, с помощью которых он
мог вызвать на помощь любое количество служащих "Хебстер секьюрити" -
вплоть до девятисот, работавших в настоящее время в штаб-квартире
компании, расположенной в небоскребе "Хебстер билдинг", - его левую руку
отделяло всего каких-нибудь восемь дюймов. Порядок. И еще двери - много
дверей, - за которыми стояли вооруженные телохранители в особых фирменных
мундирах, готовые в любое мгновенье ворваться в кабинет по сигналу,
который вспыхнет перед ними в то мгновенье, когда он уберет правую ногу с
миниатюрной пружины, смонтированной под одной из дощечек паркета. И здесь
порядок.
Элджернон Хебстер мог вести деловые переговоры даже с перваками.
Он учтиво раскланялся с каждым из своих гостей из Аризоны, грустно
вздохнув при виде того, что делается с роскошным ковром, специально
сотканном для его личного кабинета: в нем сейчас чуть ли не до колен
утопала грязная бесформенная масса, которую представляли собой ноги его
посетителей. Тем не менее, он радушно поприветствовал каждого из них, пока
мисс Зайденхейм торжественно вела их по кабинету. Они же смеялись ему
прямо в лицо.
- Мне кажется, самая пора представиться. Меня вы знаете. Мое имя -
Хебстер. Элджернон Хебстер. Вы особо оговорили важность встречи именно со
мной в разговоре с вахтером в вестибюле. Чтобы не возникало недоразумений
в процессе беседы, считаю необходимым назвать и имя моего
референта-делопроизводителя. Грета Зайденхейм. А как вас зовут, сэр? Он
обратился к старшему по возрасту из этой троицы, однако тощий парень, не
вставая, подался всем туловищем вперед и взмахнул перед собой почти
прозрачной, состоящей, похоже, только из сухожилий и костей, рукой. -
Имена? - удивился он. - Имена - круглы, пока не названы. Поразмыслим-ка об
именах. Сколько имен? Имен подлинных, имен измененных? Женщина тоже
наклонилась вперед, и дурной запах из ее рта достиг ноздрей Хебстера,
несмотря на огромные размеры кабинета. - Отбарабанить и потянуться и
воспарить вверх и там столкнуться, - произнесла она нараспев, воздев руки
вверх, как будто соглашаясь с собственным утверждением. - Пустота сама
низвергает себя в бесконечность, - повторила женщина. - Гга-гга-хрю? - с
горечью в голосе выразил сомнение парень. - Послушайте! - взревел Хебстер.
- Когда я спрашиваю...
Прожужжал зуммер внутреннего переговорного устройства. Тяжело
вздохнув, Хебстер нажал клавишу. Раздался взволнованный голос секретарши
из приемной:
- Я прекрасно помню ваши наставления, мистер Хебстер, - по-видимому,
с перепугу скороговоркой затараторила секретарша, - но оба представителя
особой следственной комиссии ОЧ снова здесь, да еще с таким видом, будто у
них в самом деле серьезные намерения. Я имею в виду, сэр, вид у них такой,
что того и жди неприятностей.
- Йост и Фунатти?
- Да, сэр. Судя по тому, что они друг другу говорят, я думаю, им
известно, что в вашем кабинете трое перваков. Они спрашивают, что это вы
там вознамерились сделать - а вдруг умышленно настроить перваков против
них? Они сказали, что не остановятся ни перед чем. При необходимости,
обратятся даже к международным органам и силой проникнут внутрь, если
вы...
- Не пускайте их. Задержите их.
- Но, мистер Хебстер, особая комиссия ОЧ...
- Не пускайте их - вы, что, не слышите меня? Вы секретарь или дверь
нараспашку? Придумайте что-нибудь, Рут! В ваших руках сейчас организация,
насчитывающая девятьсот душ служащих, корпорация, стоящая больше десяти
миллионов долларов. Устройте во внешней приемной любого рода фарс, какой
только вам взбредет в голову, - вплоть до того, что договоритесь с
каким-нибудь актером, загримированным под меня, чтобы он вошел и свалился
замертво у их ног. Задержите их, а я уж не стану скупиться на премиальные.
Только задержите их!
Он отпустил клавишу и закатил глаза к потолку.
Его гости, тем не менее, чувствовали себя у него в кабинете как дома.
Они повернулись лицом друг к другу и, обдавая друг друга зловонием,
исторгаемым из их ртов, образовали трио, несшее самую несусветную
тарабарщину. Голоса их звучали все громче и проникновеннее. Порой в них
прослушивалась мольба, порой - непреклонная решимость. Однако все, о чем
они так возбужденно спорили, сводилось лишь к очень многим, похожим на
гусиный гогот, звукам, перемежаемым время от времени несомненным
хрюканьем!
Он в омерзении поджал губы. И это цвет человечества? Вот эта
компашка? Подлинные первопроходцы? Или, как их называют в народе, перваки?
Он закурил сигарету и сокрушенно пожал плечами. Ну что ж,
человечество - человечеством, а бизнес - есть бизнес.
"Только помни всегда о том, что они - не сверхлюди, - сказал он себе.
- Они могут быть опасны, они непредсказуемы, но никакие они не сверхлюди.
А уж в долговременной перспективе - и подавно! Вспомни о том, как
обыкновенная эпидемия гриппа выкосила их чуть ли не поголовно и как ты сам
славно облапошил двух других перваков в прошлом месяце. Они не сверхлюди,
но и к людям их, пожалуй, не следует причислять. Они нечто иное".
Он глянул на свою личную секретаршу и одобрительно кивнул. Грета
Зайденхейм с таким невозмутимым видом барабанила по клавишам своей
трескучей машинки, будто отбивала на ней самые обычные, самые банальные
деловые письма. "Интересно, - подумалось Хебстеру, - к каким средствам она
прибегает для регистрации интонаций? Во всяком случае, на кого-на кого, но
на Грету можно вполне положиться. Ничего не скажешь, мастерица на все
руки..."
- Гга-гга-хрю! Гга-гга-гга-гга-хрю. Хрю. Га-хрю. Гга-гга-гга-хрю!
Хрю!
Что пробудило их вступить в такой оживленный спор? Он ведь всего лишь
попросил их назвать свои имена. Неужели они обходятся без имен в Аризоне?
Но ведь они, несомненно, понимают, что здесь это общепринято. Молва
приписывала им способность разбираться в подобных вещах не меньшую, чем у
обычных людей.
Может быть, не торговля привела их в Нью-Йорк на этот раз - может
быть, что-нибудь, связанное с пришельцами? Он почувствовал, как у него
поднимаются дыбом коротко подстриженные волосы на затылке, и непроизвольно
пригладил их. Трудность состояла в том, что выучить их язык, а тем более
понимать их, когда они не в меру разговорчивы, почти так же легко, как
спуститься с бревна над пропастью.
Что ж, время его ограничено. Он не знал, сколь долго Рут удастся
продержать следователей из ОЧ в предбаннике. Каким-то образом ему нужно
снова завладеть инициативой, не задев ненароком при этом не в меру
обидчивых перваков. Сделать это можно было по-разному, но в любом случае
это грозило самыми опасными осложнениями.
Он постучал пальцами по столешнице. Кстати - совсем легонько.
"Га-га-хрю" прекратилось на полузвуке, после чего неторопливо поднялась
женщина.
- По поводу вопроса насчет имен, - упрямо начал Хебстер, глядя на
женщину в упор. - Поскольку вы утверждаете...
Женщину мучительно передернуло, после чего она уселась прямо на полу.
И улыбнулась Хебстеру. Обнажившийся, полный гнилых зубов рот придал этой
улыбке блеск потухшей звезды.
Хебстер прочистил горло и приготовился предпринять еще одну попытку.
- Если вам так уж приспичило с именами, - вдруг произнес мужчина
постарше, - можете называть меня Ларри.
Президент "Хебстер секьюрити" встряхнулся и заставил себя выдавить
"Благодарю вас", что получилось у него несколько неуверенно, но без
особого удивления. Затем он перевел взгляд на более молодого спутника
Ларри.
- Можете называть меня Тесеем, - печально произнес парень.
- Тесей? Отлично!
Одно можно было сказать с уверенностью о перваках - если уж удалось
их расшевелить, то дальше все шло, как по маслу. Однако Тесей? Как это
характерно для перваков! Очередь теперь за женщиной, и можно начинать.
Взоры всех обратились к женщине, даже Грета глядела на нее с таким
любопытством, какое не мог скрыть наведенный в салоне красоты глянец.
- Имя, - шепнула, как бы рассуждая вслух, женщина. - Подыщите мне
имя.
"Боже! - мысленно простонал Хебстер. - Не хватало только еще этой
задержки".
Ларри, очевидно, тоже решил, что уже и без того достаточно много
времени потрачено зря.
- Почему бы тебе не называть себя Мо? - предложил он женщине.
Парня - теперь это был Тесей - тоже, похоже, заинтересовала данная
проблема.
- А чем плохое имя - Бродяга? - спросил он, стараясь помочь женщине.
- Или, может быть, Глория? - теряя терпение, взмолился Хебстер.
Женщина задумалась.
- Мо, Бродяга, Глория, - произнесла она, как бы рассуждая вслух. -
Ларри, Тесей, Зайденхейм, Хебстер, я. - Со стороны могло показаться, что
она проводила перекличку.
Теперь от них можно ожидать чего угодно, понял Хебстер. Но, по
крайней мере, с их стороны больше уже не ощущалось чванливого высокомерия
- они снизошли до того, чтобы изъясняться на понятном ему языке,
отказавшись не только от тарабарщины, но даже и от насмешливо
двусмысленного наречия, что было еще хуже. Нет, что ни говори, но сейчас
они выражались понятно, - конечно, в определенной мере.
- Ради успеха данного обсуждения, - объявила в конце концов женщина,
- зовите меня... зовите меня... Мое имя - Лузитания ["Лузитания" -
название трансатлантического лайнера, пущенного на дно вместе со всеми
пассажирами торпедировавшей его немецкой подводной лодкой во время первой
мировой войны].
- Отлично! - возопил Хебстер, выпустив на волю слово, которое так
долго вынужден был удерживать на кончике языка. - Отличное имя. Ларри,
Тесей и... э... Лузитания. Чудесная компания. Просто великолепная. А
теперь - ближе к делу. Вы ведь по делу сюда пришли, насколько я понимаю?
- Верно, - согласился Ларри. - О вас мы прослышали от тех двоих,
которые побывали в Нью-Йорке месяц тому назад. Они немало о вас
рассказывали, когда вернулись в Аризону.
- Серьезно? Что ж, я на это и надеялся.
Тесей соскользнул со стула и присел на корточки рядом с женщиной,
которая делала какие-то странные движения руками, словно отгоняя что-то от
себя.
- Они говорили о вас, - повторил он. - Они сказали, что вы хорошо
обращались с ними, что вы выразили им максимальное уважение, на которое
только способны. Они признались также, что вы их крепко обжулили.
- Ну вы даете, Тесей, - тут Хебстер развел руками, сверкнув
наманикюренными ногтями. - Я же бизнесмен.
- Вы - бизнесмен, - согласилась Лузитания и как-то бочком, воровато
оглядываясь, поднялась на ноги, не переставая усиленно размахивать обеими
руками у себя перед лицом, как бы отгоняя нечто невидимое. - И вот мы
здесь, вот на этом месте, в этот данный момент. Вы можете заполучить то,
что мы принесли, но вам придется заплатить за это. И даже не думайте, что
вам удастся объегорить НАС. - Сложив ладони вместе, она опустила их к
талии. Затем внезапно разомкнула, и из них выпорхнул небольшой орел.
Лихорадочно хлопая крыльями, он устремился вверх к люминесцентным панелям
на потолке. Его полету мешал тяжелый полосатый щит, прикрепленный к груди
пучком стрел, которые он держал в когтях одной из лап. Другая лапа сжимала
оливковую ветвь. Орел повернул несоразмерно маленькую, совершенно лишенную
перьев голову и, широко разинув клюв, глянул в сторону Хебстера, а затем
начал быстро опускаться к ковру. В тот самый момент, когда он должен был
удариться о пол, он исчез так же неожиданно, как и появился. Хебстер
закрыл глаза, пытаясь себе представить полоску материи, выпавшую из клюва
орла, когда он повернул голову и открыл рот, и исчезнувшую вместе с ним.
На ней были написаны какие-то слова. Хебстеру не удалось разглядеть каждую
букву, но он мог поклясться, что в целом надпись гласила "Е плюрибус юнум"
["из многих единственное" - девиз по-латыни на гербе США].
Хебстер был настолько же в этом уверен, насколько убежден в
необходимости отнестись к тому, что произошло, с таким же равнодушием, с
каким взирали на это перваки. Профессор Клейнбохер заметил как-то, что
перваки - ментальные алкоголики. Вот только для чего им так нужно заражать
всех остальных приступами белой горячки?
Он открыл глаза.
- Ладно. Так что там у вас в продаже?
На некоторое время воцарилось молчание. Тесей, казалось, забыл, что
он здесь излагал всего лишь минутой раньше. Лузитания с надеждой глядела
на Ларри.
Ларри почесал правый бок сквозь плотную провонявшуюся одежду.
- Мы можем, например, предложить безотказный метод обезоружить
любого, кто пытается применить метод "Редукцио ад абсурдум" [способ
доказательства от противного путем приведения к нелепому выводу] к любому
предложению, которое вы выдвинете.
Он самодовольно зевнул, чопорно прикрыв рот, и принялся чесать левый
бок.
Хебстер улыбнулся: он чувствовал, как у него поднимается настроение.
- Нет. Мне это ни к чему.
- Так уж и ни к чему? - Ларри попытался сделать удивленный вид, затем
повернул голову сначала в одну сторону, потом в другую, украдкой взглянув
на Лузитанию.
Та вновь улыбнулась, но тут же повалилась на пол и стала дергаться
всем телом.
- Ларри все еще изъясняется не на том языке, который был бы вам
понятен, мистер Хебстер, - проворковала она с нежностью, на которую была
бы способна разве что заводская сирена, вздумавшая выразить кому-нибудь
свою благосклонность. - Мы явились сюда кое с чем, в чем вы - мы в этом
нисколько не сомневаемся - крайне нуждаетесь. В самом деле. Крайне
нуждаетесь.
- Вот как?
"Они в точности такие же, как и те два первака, - возликовал в душе
Хебстер. - Они понятия не имеют, что ценно, а что - нет. Скорее всего,
этого не ведают и их повелители. Что ж, коль это действительно так - кто
же станет заниматься бизнесом с пришельцами?"
- У нас есть... - Лузитания принялась тщательно нанизывать одно слово
за другим в трогательной попытке достичь театрального эффекта, - ...новый
оттенок красного цвета, а также полный набор тех цветовых эстетических
ценностей, источником которых является этот единственный оттенок красного
цвета, мистер Хебстер. Подумать только, как может пригодиться
художникам-абстракционистам подобное многообразие цветовой гаммы...
- Не уговаривайте меня, леди. Тесей, теперь вам, как мне кажется,
захотелось попытать счастья?
Тесей все это время хмуро разглядывал участок ковра под письменным
столом Хебстера. И в конце концов откинулся назад, словно удовлетворенный
увиденным. А Хебстер как раз в это самое мгновенье почувствовал, что
исчезла противодействующая сила пружины под его правой ступней. Каким-то
образом Тесею удалось узнать о существовании вмонтированного в пол
потайного подпружиненного рычага особого аварийного выключателя - и он
непонятно как, удалил его.
Он изъял его, не вызвав соответствующего срабатывания аварийной
сигнализации, в цепь которой был включен контакт этого выключателя!
Из глоток перваков исторглись самодовольные смешки и тарабарская
скороговорка. Теперь они все знали о том, что проделал Тесей и каким
образом Хебстер пытался обезопасить себя. Тем не менее, они не были
разгневаны - и даже не очень-то ликовали.
Попробуй-ка понять поведение перваков!
Впрочем, особенно сокрушаться по этому поводу не стоило: ценой,
которую приходилось платить за налаживание взаимоотношений с подобными
типами, были лишь неприятные ощущения в желудке, но зато, наградой...
Внезапно его посетители снова обрели деловой вид.
Тесей на едином дыхании выпалил свое предложение с категоричностью
базарного торгаша, всем видом старающегося показать, что дальше отступать
ему совершенно уже некуда, и что это в самом деле последнее слово.
- Анализ распределения населения по различным группам показывает,
что...
- Не утруждайтесь, Тесей, - кротко остановил его Хебстер.
И пока он упивался собственной несговорчивостью, на какое-то время
даже позабыв об исчезнувшем рычаге, его гости вновь затараторили,
лихорадочно перебивая друг друга:
- Портативный нейтронный стабилизатор для высотных...
- Более пятидесяти способов сказать "однако" без того...
- ...так, что каждая домохозяйка сумеет выполнить антраша... [прыжок
в балетных танцах, при котором танцующий ударяет несколько раз ногой об
ногу]
- Всеобъемлющее и окончательное опровержение теорий всех
пирамидологов, начиная с...
- Синтетический материал с фактурой шелка, производимый из...
- Декоративный орнамент для лысых голов с использованием стручков в
качестве...
- Ладно! - взревел Хебстер. - Ладно! Этого достаточно.
Грета Зайденхейм, самозабвенно трудившаяся все это время, вздохнула с
облегчением. Ее стенографическая машина визжала, как центрифуга.
- А теперь, - произнес Хебстер, - что вы желаете взамен?
- Значит, вас заинтересовало хоть что-то из того, что мы предложили,
верно? - пробормотал Ларри. - Что именно - опровержение пирамидологии как
науки? Бьюсь об заклад, как раз это!
Лузитания презрительно всплеснула руками.
- У тебя в голове пусто, как под митрой епископа, болван! Новый
оттенок красного цвета - вот что привело его в восхищение. Новые
возможности, которые открываются при этом...
Из динамика внутреннего переговорного устройства раздался голос Рут.
- Мистер Хебстер, Йост и Фунатти снова здесь. Я задержала их, но
только что вахтер доложил: они опять вошли в вестибюль и намерены
отправиться наверх. В нашем распоряжении две минуты, может быть, три. Они
настолько разъярены, что сами стали похожи на перваков!
- Спасибо. Как только они выберутся из лифта, постарайтесь их как
можно дольше промурыжить, но не слишком выходя за рамки закона. - Он
повернулся к гостям. - Послушайте...
Они снова переполошились.
- Гга-гга-хрю-хрю-хрю? Гга-хрю-гга-га! Гга-хрю-гга-хрю-гга-хрю-хрю.
Неужели они в самом деле улавливают какой-то смысл в этом сопении и
фыркании, перемежаемом прочисткой глотки? Неужели этот язык действительно
превосходит все остальные языки? Что ж, по крайней мере, им удалось
наладить общение с пришельцами с помощью такого языка. А пришельцы...
пришельцы...
Тут он вспомнил о двух разъяренных представителях мирового
государства, стремившихся во что бы то ни стало проникнуть в его кабинет.
- Послушайте, друзья. Вы явились сюда для того, чтобы торговать. Вы
показали мне свой товар, и я увидел кое-что такое, что мне хотелось бы
приобрести. Нечто фактически нематериального свойства. Теперь единственный
вопрос - что вы хотите за это? И давайте-ка, решайте по-быстрому. Меня
ждет куча других не менее срочных дел.
Женщина с кошмаром во рту топнула ногой. Под самым потолком
сформировалось облачко величиной не более мужской ладони, взорвалось и
пролилось ведром воды на изготовленный по особому заказу великолепный
ковер, украшавший кабинет Хебстера.
Хебстер провел наманикюренным указательным пальцем между воротом
рубахи и шеей, чтобы чего доброго не лопнули вздувшиеся на шее вены. Не
самое сейчас для этого подходящее время! Затем глянул на Грету и обрел
прежнюю уверенность, увидев, с каким безмятежным спокойствием она ожидала
продолжения разговора, который ей надлежало записывать. Вот подлинный
образец деловитости. Перваки вполне могли отколоть то, что один из них
проделал два года назад в Лондоне, как раз перед тем, как им
строго-настрого запретили появляться в окрестностях мировых столиц -
увеличить комнатную муху до размеров слона, - но Грета Зайденхейм все
равно будет как ни в чем ни бывало фиксировать разрозненные фрагменты их
речи в виде подлежащих последующей расшифровке стенографических символов.
Интересно, почему, обладая подобным могуществом, они просто не
забирают все то, что им захочется? Зачем тащиться в отстоящие за многие
тысячи миль от места их обитания города, с трудом добиваться запрещенных
законом встреч с такими продувными дельцами, как Хебстер, несмотря на то,
что большинство подобных паломников перехватывалось по дороге особыми
полицейскими отрядами и водворялось назад, в отведенную для них
резервацию, а те, кому удавалось преодолеть на своем пути все препоны,
становились жертвами самого бессовестного обмана со стороны "честных и
порядочных людей", с которыми они встречались? Почему не проложить себе
дорогу силой и не удовлетворить по праву завоевателя свои загадочные
потребности и не махнуть с добычей прямиком к своим повелителям? А коль уж
зашла об этом речь, то почему их хозяева - перваки-то есть перваки, с них
взятки гладки - сами продолжают занимать какую-то отстраненную позицию в
отношении Земли и ее обитателей, ничего по сути не делая ни для блага
планеты, ни во вред ей?
- Мы скажем, что мы хотим, - начал Ларри, неожиданно перестав
гоготать по-гусиному, и, подняв руку, на пальцах которой длина ногтей была
визуально обозначена грязью под ними, стал перечислять требующиеся
первакам предметы, загибая при этом один за другим пальцы после упоминания
о каждом из них.
- Во-первых, сто экземпляров "Моби Дика" Мелвилла в бумажных
обложках. Затем - двадцать пять детекторных приемников с наушниками, по
два наушника к каждому из приемников. Затем - пару "Эмпайр стэйт
билдингов" или три "Радио-сити" - выбор оставляем на ваше усмотрение:
какой вариант кажется проще в реализации. Заранее предупреждаем: здания
нам нужны только с неповрежденными фундаментами. Приличную копию статуи
Праксителя "Гермес". И электрический тостер выпуска начала сороковых
годов. Вот, пожалуй, и все. Верно, Тесей?
Тесей согнулся в три погибели так, что нос его покоился на коленях.
Хебстер застонал. Перечень был не столь страшен, как можно было
ожидать; обычно хозяева перваков, кроме электробытовых приборов,
стремились заполучить большие художественные ценности землян, а у него
сейчас было слишком мало времени, чтобы торговаться. Но два "Эмпайр стэйт
билдинга"!
- Мистер Хебстер, - вновь раздался взволнованный щебет секретарши по
интеркому, - эти следователи... Мне удалось собрать толпу в коридоре,
которая двинулась к лифтовой, чтобы не выпустить их из кабины, когда они
поднимутся на наш этаж... и я заперла... Я хочу сказать, что пытаюсь... но
не думаю... Не могли бы вы сами...
- Умничка! Ты все делаешь как надо!
- Это все, что мы хотим, Тесей? - снова заговорил Ларри. - Г-га -
Г-га?
Хебстер услышал грохот в приемной и топот бегущих по паркету людей.
- Послушайте, мистер Хебстер, - произнес после некоторого раздумья
Тесей, - если вы не хотите купить предлагаемый Ларри детектор "Редукцио ад
абсурдум" и вам не нравится мой метод украшения лысых голов, несмотря на
всю внутренне присущую ему эстетичность, то подумайте о такой системе
нотной записи, с помощью которой...
Кто-то дернул дверь в кабинет Хебстера, но она была заперта. Раздался
стук в дверь и незамедлительно повторился, но уже куда более настойчивый.
- Он уже нашел что-то, что ему нужно, - раздраженно выпалила
Лузитания. - Да, Ларри, это был полный перечень.
Хебстер раздраженно поморщился.
- Ладно! Слушайте меня внимательно: я могу дать вам все, что вы
просите, кроме двух "Эмпайр стэйт билдингов" и трех "Радио-сити".
- ИЛИ трех "Радио-сити", - поправил Ларри. - Не пытайтесь нас
провести. Два "Эмпайр стэйт билдинга" ИЛИ три "Радио-сити" - по-вашему
собственному усмотрению. Неужели для вас это не имеет значения?
- Откройте дверь! - раздался в приемной рев разъяренного быка. - Я
требую - именем Объединенного Человечества!
- Мисс Зайденхейм, откройте дверь, - громко крикнул Хебстер и
подмигнул секретарше, которая неторопливо поднялась, потянулась и в
глубокой задумчивости направилась к запертой двери.
Послышался яростный удар в дверную филенку - ясно было, что двое
дюжих следователей решили не жалеть своих плеч и, навалившись всем весом,
выбить дверь. Хебстер ничуть не сомневался в том, что двери в его кабинет
способны выдержать напор средних размеров танка. Но вместе с тем прекрасно
понимал, что дальнейшее промедление грозит ему немалыми неприятностями:
Особая Следственная Комиссия не позволит долго водить себя за нос. С ней
шутки плохи. Эти ребята знают и находящихся на их попечении перваков, и
тех дельцов, которые водятся с перваками. Объединенное Человечество
наделило членов комиссии полномочиями сначала стрелять, а уж потом
задавать вопросы - если таковые вообще придут им в голову.
- Поймите, вопрос совсем не в том, что я больше не желаю тратить свое
драгоценное время на бесплодные переговоры с вами, - скороговоркой выпалил
Хебстер, выпроваживая перваков к запасному выходу, расположенному позади
его письменного стола. - По причинам, которые едва ли представляют
какой-либо интерес для вас, я просто не могу передать вам два "Эмпайр
стэйт билдинга" и три "Радио-сити" с неповрежденными фундаментами - во
всяком случае пока что. Я удовлетворяю на все сто процентов оставшуюся
часть вашей заявки и...
- Откройте эту дверь или мы взорвем ее!
- Пожалуйста, джентльмены, пожалуйста, - сладким голосом ублажала
разбушевавшихся оперативных уполномоченных Объединенного Человечества
Грета Зайденхейм. - Неужели вам так хочется погубить бедную девушку только
за то, что ей выпало несчастье быть служащей этой злополучной компании?
Видит Бог, я так стараюсь побыстрее впустить вас сюда, да вот заклинило
замок.
Она несколько раз лихорадочно дернула дверную ручку, все это время
продолжая глядеть с некоторой тревогой ясными, едва ли не святыми глазами
на Хебстера. Он же, как ни в чем не бывало, продолжал торг.
- И чтобы заменить эти пункты, - произнес Хебстер, - я...
- Я вот что имею в виду, - перебил его Тесей. - Вам известна та
единственная серьезнейшая трудность, с которой приходится сталкиваться
композиторам, пользующимся двенадцатитональной гаммой?
- Я могу предложить вам, - упрямо гнул свою линию президент компании,
с лица которого пот уже лился бурными потоками, как ручьи в весеннее
половодье, - полный комплект архитектурных чертежей "Эмпайр стэйт
билдинга" и "Радио-сити" плюс пять... нет, я сделаю даже десять...
уменьшенных копий каждого их этих самых высоких небоскребов Нью-Йорка. Вот
так. Соглашайтесь - да побыстрее. Не то разойдемся с пустыми руками.
Перваки переглянулись - в это время Хебстер распахнул перед ними
дверь запасного выхода и дал знак расступиться пяти охранникам в фирменных
мундирах, охранявшим вход в персональный лифт Хебстера.
- Заметано! - дружным хором воскликнули перваки.
- Вот и прекрасно! - почти взвизгнул Хебстер, после чего сразу же
вытолкал гостей в дверь и велел самому высокорослому из охранников: - На
девятнадцатый этаж!
Он успел захлопнуть дверь как раз в то мгновенье, когда мисс
Зайденхейм наконец-то открыла дверь, выходящую в приемную. В кабинет
буквально ввалились Йост и Фунатти, оба в бутылочно-зеленых мундирах ОЧ.
Без малейшего промедления они ринулись к тому месту, где стоял Хебстер, и
вышибли дверь запасного выхода. Но успели лишь услышать лязг опускающейся
кабины лифта.
Невысокий смуглый Фунатти принюхался.
- Перваки, - пробормотал он. - Все ясно, он принимал здесь перваков.
Чувствуешь запах давно немытых тел. Йост?
- Еще бы! - отозвался его более крупных размеров спутник. - Давай
поторопимся. На лестницу черного хода. Мы сможем проследить по световому
табло, куда направляется этот лифт!
Спрятав служебное оружие, они бесцеремонно застучали каблуками по
обитым металлом ступенькам запасной лестницы. Тем временем, кабина лифта
остановилась где-то внизу.
Секретарша Хебстера бросилась к интеркому.
- Обслуга! - Она сделала паузу. - Обслуга, заблокируйте
электромагниты замков входных дверей девятнадцатого этажа, пока группа
людей, отправленная туда только что мистером Хебстером, не окажется внутри
какой-нибудь из лабораторий. И не переставайте рассыпаться в извинениях
перед фараонами, пока эта группа будет туда добираться. Не забывайте: они
оба из ОСК.
- Спасибо, Грета, - произнес Хебстер, переходя на неофициальный тон,
как только они остались одни. Он плюхнулся в кресло за письменным столом и
принялся усиленно отдуваться. - Наверное, существуют все же более легкие
способы заработать лишний миллион.
Мисс Зайденхейм взметнула брови - верх достижений современной
косметологии.
- Или стать абсолютным монархом внутри избранного всем человечеством
парламента.
- Если у людей хватит терпения подождать еще совсем немного, -
ленивым тоном, как о само собой разумеющемся, поведал ей Хебстер, - то я
стану и Объединенным Человечеством, и современным всемирным
правительством, и всем остальным вместе взятым. Еще год-другой, и так оно
и будет.
- А вы не забыли о некоем Вандермеере Демпси? Его горлохваты тоже
хотят занять место ОЧ. Не говоря уже об их впечатляющих планах в отношении
вас. А их так много, просто ужасающе много!
- Они меня не тревожат, Грета. От "Человечества превыше всего" даже
духу не останется за один вечер, стоит только околеть этому одряхлевшему
демагогу старой закалки. - Он ткнул пальцем в клавишу интеркома. -
Обслуга! Обслуга, группа, которую я переправил вниз, уже в безопасности?
- Пока еще нет, мистер Хебстер. Но все идет как намечено. Мы загнали
кабину с группой на двадцать четвертый этаж и заставили фараонов пешком
топать вверх по черной лестнице. О, мистер Хебстер, ох уж эта Особая
Следственная Комиссия! Мы беспрекословно выполняем все ваши указания и все
такое, но никто из нас не хочет нарваться на неприятности, а их не
оберешься, если ОСК серьезно за нас возьмется. Согласно недавно принятому
закону, противодействие ей рассматривается как тяжелейшее преступление и
карается примерно так же, как умышленное убийство.
- Не беспокойтесь. Еще никогда Хебстер не давал в обиду никого из
своих служащих. "Босс все уладит!" - вот здешний девиз. Позвоните мне, как
только надежно упрячете перваков и будете готовы отвечать на вопросы
фараонов.
Он снова повернулся к Грете.
- До своего ухода обязательно отпечатай расшифровку и передай ее
лично в руки профессору Клейнбохеру. Он считает, что ему, может быть, еще
удастся разобраться каким-то образом в этом гоготе и хрюканье.
Мисс Зайденхейм понимающе кивнула.
- Жаль, что вы не пользуетесь современной звукозаписывающей
аппаратурой вместо того, чтобы заставлять меня корпеть над этой допотопной
тарахтелкой.
- Я тоже очень сожалею. Но этих перваков хлебом не корми, только дай
им возможность мысленно поковыряться в аппаратуре, чтобы заколдовать ее -
если, конечно, она не предназначена для передачи пришельцам. У меня здесь
была уйма всякой аппаратуры, пока вся она не поломалась во время моих
бесед с перваками. Вот тогда-то я и решил, что единственное решение
проблемы - это выполненная человеческими руками стенограмма. Хотя не
исключено, что и стенограммы когда-нибудь кто-либо из перваков испаскудит.
- Весьма вдохновляющая мысль. Я должна хорошенько ею проникнуться,
чтобы помечтать о такой возможности как-нибудь в одиночестве холодным
вечером. Однако пока мне не на что жаловаться, - пробормотала она, проходя
в свою собственную комнатушку. - Как раз колдовство перваков и позволяет
мне настолько хорошо зарабатывать, что я могу не отказывать себе в
приобретении всяких ярко сверкающих штуковинок, которые мне так нравятся.
Именно колдовство перваков и создало весь этот бизнес.
Но это было не совсем так, напомнил себе Хебстер, сидя в ожидании
сообщения по интеркому о благополучном прибытии своих недавних гостей в
одну из недоступных для фараонов лабораторий. Примерно девяносто пять
процентов активов "Хебстер секьюрити" своим происхождением имели различные
технические новинки, которые удалось выторговать у перваков при заключении
самых различных и, как правило, совершенно невообразимых сделок, но
фундаментом всего этого благополучия служил небольшой инвестиционный банк,
унаследованный Хебстером от отца еще в дни Полувойны - в те дни, когда
пришельцы впервые объявились на Земле.
Ужасающая мощь интеллекта крошечных точек, вихрем кружащихся внутри
разноцветных сосудов самых причудливых форм размерами не больше бутылки,
оказалась совершенно недоступной убогому мышлению людей. В течение
некоторого времени даже речи не могло быть о каком-либо общении с ними.
Один юморист тогда заметил, что пришельцы явились на Землю вовсе не
для того, чтобы похоронить человечество, завоевать или поработить его. Их
миссия куда более смертельно опасна - не обращать на него никакого
внимания!
Никто ни тогда, ни даже сейчас не имел ни малейшего понятия, из
какого сектора Галактики явились пришельцы. И с какой целью. Никто не знал
и общей численности прибывших на Землю инопланетян. Совершенно неясен был
принцип действия их нараспашку открытых и абсолютно беззвучных космических
кораблей. То немногое, что удалось обнаружить в редких случаях, когда
пришельцы снисходили до того, чтобы спуститься с высот своего положения и
взглянуть на некоторые стороны человеческой деятельности с безразличной
рассеянностью отменно воспитанных туристов, послужило лишь подтверждением
такого их технологического превосходства над человеком, которое намного
превышало возможности его воображения, как бы лихорадочно он его ни
напрягал. В одном из социологических трактатов, недавно прочитанных
Хебстером, высказывалось предположение о том, что представления, которыми
руководствуются пришельцы, настолько же опередили современную науку,
насколько метеоролог, засевающий сухим льдом пораженную засухой местность,
опережает первобытного земледельца, трубившего в обращенный к небу рог в
отчаянных попытках разбудить вздремнувших богов дождя.
В результате длительных наблюдений было, например, обнаружено, что
"точки в бутылках" в своем развитии, похоже, уже вступили в такую стадию,
на которой отпала необходимость в изготовлении какого-либо рода орудий.
Они умели, воздействуя непосредственно на материал, придавать ему такую
форму и свойства, какие были в каждом конкретном случае необходимы. И даже
научились, по всей вероятности, создавать или уничтожать материю, когда им
только заблагорассудится.
Некоторые из людей вступили с ними в общение...
И перестали быть людьми.
К наполненным каким-то непонятным стрекотом и непрерывно мерцающим
светом поселениям, организованным пришельцами, стали наведываться самые
блестящие умы Земли. Немногие возвращались оттуда с рассказами о смутно
воспринимаемых чудесах, повидать которые по-настоящему им так и не
довелось. Из их описаний можно было сделать однозначный вывод о том, что в
самые критические моменты им либо отказывали глаза, либо их мысли путались
как раз тогда, когда они начинали хоть что-то понимать.
Другим - таким знаменитостям, например, как Президенту Земли, одному
из трижды лауреатов Нобелевской премии, нескольким известнейшим поэтам, -
каким-то образом, по всей вероятности, все-таки удавалось преодолеть
возведенный пришельцами барьер вокруг своих поселений. Однако никому из
них не суждено было вернуться к людям. Они так и остались в поселениях
пришельцев, разбросанных по всему земному шару в наиболее труднодоступных
местах - в пустыне Гоби, в Сахаре, на североамериканском юго-западе.
Едва ли способные самостоятельно прокормить себя, несмотря на все
новообретенные и почти невероятные способности, они с благоговейным
трепетом униженно увивались вокруг пришельцев, говоря, по всей
очевидности, на некоем человеческом суррогате языка своих повелителей -
болезненно морща носы и едва ли не выворачивая наизнанку гортань.
Разговаривать с пришельцами, как кто-то остроумно подметил, - это все
равно, что слепому пытаться прочесть текст, написанный азбукой Бройля,
первоначально предназначенный для осьминога.
И то, что эти обросшие, завшивевшие, провонявшиеся изгои, эти жалко
лепечущие, потерявшие человеческий облик отщепенцы, отупевшие, словно от
злоупотребления алкоголем, от соприкосновения с логикой и образом мышления
абсолютно чуждой нам разновидности разумных существ, были когда-то
сливками интеллектуальной элиты человечества, ничуть не тешило самолюбие
остальных его представителей.
Люди и перваки относились с презрением друг к другу с самого начала.
Люди презирали перваков за их раболепие перед пришельцами и беспомощность
в обустройстве своей жизни, перваки людей - за невежество и неспособность
к восприятию новых понятий с точки зрения пришельцев. И поэтому, за
исключением тех случаев, когда перваки, следуя указаниям пришельцев,
устанавливали контакты с такими по сути подпольными дельцами, как Хебстер,
они общались с людьми ничуть не чаще, чем их повелители.
Когда их помещали в больницы или иные лечебные заведения, они или
доводили себя до преждевременной смерти своим непрестанным
гоготом-хрюканьем, или, внезапно потеряв терпение, прокладывали путь к
свободе прямо сквозь стены психиатрических клиник, несмотря на отчаянное
противодействие со стороны санитаров, которые им попадались на пути. После
этого энтузиазм шерифов и судебных исполнителей, санитаров и медсестер
заметно поубавился, а принудительное заточение перваков в богоугодные
заведения повсеместно практически прекратилось.
Поскольку эти две ветви человечества стали настолько психологически
несовместимы друг с другом, что исключалась всякая возможность браков
между ними и - соответственно - появления потомства, то для чудотворцев в
лохмотьях выделили особую нишу в классификации живых существ и учредили
название "гомо прим". Что означало, что они ничуть не лучше других людей,
хотя и нисколько не намекало на то, что они хуже. Они были просто совсем
другими существами, и притом довольно опасными.
"Что побуждало их вести себя именно так, а не иначе? - задумался
Хебстер, отъехав чуть назад в своем кресле и осматривая дыру,
образовавшуюся в полу после удаления из нее контактной пружины аварийной
сигнализации. - Тесей изъял ее - но КАК? Одним лишь усилием мысли? С
помощью телекинеза? Интересно, он разрушил пружину на молекулярном уровне
или переместил ее в какое-то иное место? Куда? В космос? В
гиперпространство? В другое время? - Хебстер сокрушенно покачал головой и,
ухватившись пальцами за столешницу, подтянул себя к идеально гладкой и
отвлекающей от всяких нездоровых мыслей поверхности письменного стола.
- Мистер Хебстер? - раздалось вдруг из динамика интеркома, и он от
неожиданности даже слегка подскочил. - Это Маргритт из широкопрофильной
лаборатории 23-Б. Только что прибыли ваши перваки. Обычная проверка?
Под обычной проверкой подразумевалось выколачивание из перваков самых
разнообразных технических знаний в любой сфере, какая только может прийти
в голову девяти специалистам широкого профиля, работавшим в этой
лаборатории. Подобная проверка заключалась прежде всего в перекрестном
допросе со скоростью, принятой в полицейских следственных органах, с целью
вывести посетителей из равновесия, и удержании их в состоянии полного
душевного смятения в надежде, что подобным образом из них удастся капля за
каплей выдавить кое-какие научные или технические знания.
- Да, - ответил Хебстер. - Обычная проверка. Но сначала предоставьте
возможность кому-нибудь из текстильщиков хорошенько потрусить их. А затем
пусть он возьмет на себя руководство всем процессом проверки.
Маргритт ответил далеко не сразу.
- Единственный текстильщик в этой секции здания - Чарли Верус.
- Ну и что из этого? - несколько раздраженно осведомился Хебстер. -
Для чего это понадобилось подчеркивать? Надеюсь, он вполне компетентен в
своей области. Что говорят о нем кадровики?
- Кадровики говорят, что он специалист, знающий свое дело.
- Значит, вам нечего беспокоиться. Послушайте, Маргритт, по коридорам
моего здания все еще рыщут двое из ОСК с налитыми кровью глазищами. У меня
нет времени особенно раздумывать над вашими внутренними склоками.
Подайте-ка сюда Веруса. Его, его самого.
Хебстер покачал головой и самодовольно хохотнул. Ох уж эти технари!
Верус, по всей вероятности, шалопай, но большая умница.
В динамике интеркома снова раздался щелчок.
- Мистер Хебстер? Мистер Верус.
Голос выражал такую заедавшую Веруса скуку, что звучал даже как-то
неестественно. Однако специалист, которому принадлежал этот голос, был
определенно толковым. Компания "Хебстер секьюрити инкорпорэйтед"
располагала первоклассным отделом кадров.
- Верус? Речь идет о перваках в вашей лаборатории. Я хочу, чтобы вы
руководили процессом проверки. Один из них знает способ получения
синтетического материала со всеми свойствами натурального шелка. Вот
этим-то и займитесь в первую очередь и только после этого перейдите ко
всему остальному, что у них там есть.
- Ох уж дались вам эти перваки, мистер Хебстер!
- Вот именно - перваки, мистер Верус. Извольте не забывать о том, что
вы специалист в области текстильного производства. Так что поднапрягитесь
как следует. Отчет об этом синтетическом материале должен лежать у меня на
столе к завтрашнему утру. Если понадобится - работайте всю ночь напролет.
- Прежде чем мы приступим к проверке, мистер Хебстер, вас, возможно,
заинтересует одна небольшая справочка. УЖЕ существует такой синтетический
материал, который, например, ниспадает еще более изящными складками, чем
шелк, или материалы...
- Я знаю об этом, - коротко ответил высший администратор компании. -
Капрон, нейлон и все такое прочее. К сожалению, всем этим материалам
свойственны определенные недостатки: низкая температура плавления,
неприятный треск, обусловленный электростатическими наводками,
необходимость использования для их обработки ядовитых красителей, плохая
сопротивляемость химически активным веществам. Или я не прав?
Ответа он не услышал, однако каким-то шестым чувством уловил
изумление, испытываемое сейчас его собеседником, и посему, не снижая
напора, продолжал:
- Есть у нас также и протеиновые волокна. Они хорошо красятся, не
мнутся, образуют красивые складки, имеют нарядный вид и обеспечивают
надлежащие тепло- и влагообмен, однако, не обладают присущей синтетическим
волокнам растяжимостью. Большой интерес представляет создание волокнистых
материалов из синтетических протеинов: они могут так же хорошо собираться
в складки, как шелк, при окрашивании их можно будет применять те химически
активные красители, которыми мы пользуемся при окраске шелка и которые
позволяют получить изумительную цветовую гамму, от которой падают в
обморок покупательницы и которая заставляет их как следует
раскошеливаться. Но и здесь существует множество всяких "но". А вот раз
один из перваков брякнул что-то о синтетическом материале с фактурой
шелка, я не думаю, что он настолько идиот, чтобы иметь в виду ацетатный
шелк. Как и капрон, нейлон, дакрон, полиэстер и что-нибудь еще, чем мы уже
располагаем и что широко используем.
- Вы прекрасно разбираетесь в тонкостях текстильного производства,
мистер Хебстер.
- Еще бы. Я самым внимательнейшим образом слежу за всем, что хоть
чуть-чуть пахнет огромными деньгами. А вам предлагаю получше разобраться с
этими перваками. Несколько миллионов женщин, затаив дыхание, ждут-не
дождутся раскрытия тех тайн, что спрятаны в неопрятных головах этих
бродяг. Как по-вашему, Верус, тех специалистов, что я предоставляю в ваше
распоряжение, и изложенных мною научных предпосылок достаточно для того,
чтоб вы, набравшись духу, выполнили ту работу, за которую вам платят?
- Гм. Пожалуй, достаточно.
Хебстер прошел к встроенному в стену шкафу, надел шляпу и пальто. Ему
нравилась работа в особо напряженной обстановке. Нравилось смотреть на то,
как чуть ли не до потолка подпрыгивают его подчиненные, когда он на них
рявкает. А вот сейчас он с особым удовольствием думал о возможности
немного расслабиться.
Проходя мимо кресла, в котором сидел Ларри, он сделал кислую мину.
Пожалуй, не стоит производить его дезинфекцию. Уж лучше сжечь и заменить
новым.
- Я буду в университете, - сказал он, выходя в приемную, где сидела
Рут. - Со мною вы сможете связаться, позвонив профессору Клейнбохеру. Но
только в случае самой крайней необходимости. Его страшно раздражает, когда
по пустякам отвлекают от работы.
Рут понимающе кивнула. Затем все-таки набралась смелости и робко
произнесла:
- Знаете, что сказали эти два мужлана - Йост и Фунатти - из Особой
Следственной Комиссии? Они сказали, что категорически запрещено кому-либо
покидать это здание.
- Они опять за свое? - усмехнулся Хебстер. - Я понимаю их состояние.
Они и раньше не раз впадали в точно такое же бешенство. Но воли рукам не
давали, понимая, что им никак не удастся пришить мне что-нибудь
по-настоящему серьезное. Вот и сейчас они, можно смело сказать, остались с
носом. Здесь что-то не так... Так вот, Рут, скажите моим телохранителям,
чтобы они отправлялись домой - за исключением того, который остается с
перваками. Пусть он докладывает мне, как дела, каждые два часа, где бы я
ни находился.
С этими словами он зашагал деловой походкой к выходу, ни на мгновенье
не забывая при этом благожелательно улыбнуться каждому третьему служащему
и каждой пятой машинистке в просторном офисе, куда выходили двери
приемной. Персональный лифт и отдельный выход были как нельзя более кстати
в критических ситуациях, в которые то и дело приходилось вляпываться, хотя
обычно Хебстеру нравилось смаковать свои достижения в открытую, в
присутствии как можно большего количества зрителей.
Он заранее предвкушал то немалое удовольствие, которое доставит ему
очередная встреча с Клейнбохером. Лингвистический подход к проблеме
пришельцев казался ему наиболее перспективным - именно на него он возлагал
надежды.
Выделяемые его корпорацией ассигнования втрое расширили
филологический факультет университета. Ведь как-никак, но именно проблема
общения больше всего затрудняла налаживание нормальных взаимоотношений не
только между людьми и пришельцами, но даже и между людьми и перваками.
Любой попытке постичь их науку, приспособить их образ мышления и логику к
более примитивному человеческому разумению должно предшествовать
понимание.
А найти пути к достижению этого самого понимания и предстояло
Клейнбохеру, а не ему. "Я, Хебстер, - рассуждал он, - нанимаю людей для
решения задач, которые им ставлю. А затем извлекаю из этого деньги".
Кто-то заступил ему путь. Еще кто-то взял его под локоть.
- Я Хебстер, - машинально повторил он, но теперь уже вслух. -
Элджернон Хебстер.
- Как раз Хебстер нам и нужен, - сказал Фунатти, крепко держа его за
руку. - Надеюсь, не возражаете прогуляться с нами?
- Это что - арест? - осведомился Хебстер у здоровяка Йоста, который
сделал шаг в сторону, пропуская его вперед.
Кончики пальцев Йоста выразительно поглаживали кобуру с пистолетом.
Оэсковец пожал плечами.
- Какой смысл задавать такие вопросы? - буркнул он Хебстеру. - Идите
вместе с нами и постарайтесь вести себя не очень-то агрессивно. Народ
хочет поговорить с вами.
Хебстер позволил, чтобы его едва ли не выволокли к выходу через весь
вестибюль, украшенный росписью модернистов и дружелюбным кивком выразил
признательность швейцару, который, даже не удостоив взглядом его
похитителей, с воодушевлением произнес:
"Добрый день, мистер Хебстер!". Затем он поудобнее расположился на
заднем сиденьи темно-зеленого автомобиля ОСК последней модели "Хебстер
моноуилл".
- Как-то странно вас видеть без сопровождения телохранителей, -
бросил через плечо Йост, занявший место за рулем.
- О, я предоставил им отгул.
- Как только вам удалось поладить с перваками? М-да, мы так и не
смогли выяснить, где вы их прячете, - признался Фунатти. - Слишком уж
огромные хоромы вы себе отгрохали, мистер. А Особая Следственная Комиссия
ОЧ давно уже печально знаменита своей неукомплектованностью.
- Не забывайте, Фунатти, что не менее печально она знаменита и
мизернейшей оплатой ее сотрудников.
- Я бы не смог об этом забыть, сколько бы ни старался, - заверил
коллегу Фунатти. - Знаете что, мистер Хебстер, я бы на вашем месте и шагу
бы не делал без сопровождения охраны. Вам сейчас грозит гораздо более
серьезная опасность, чем перваки. Я имею в виду горлопанов из
"Человечества превыше всего".
- Выкормышей Вандермеера Демпси? Благодарю покорно, но я как-нибудь
проживу и без вашей помощи.
- Так-то оно так, только никогда не зарекайтесь в отношении
отдаленного будущего. Это движение набирает все большую силу и становится
не в меру агрессивным. Взгляните-ка, каким чудовищным стал тираж одного
только "Вечернего гуманиста". А если к этому присовокупить еженедельники,
грошовые брошюрки и разбрасываемые повсюду листовки, то можно заметить,
что общий объем пропаганды выглядит весьма внушительно. День за днем их
передовицы мечут громы и молнии на головы тех, кто делает деньги на
пришельцах и перваках. Главной целью их, естественно, является как всегда
ОЧ, но если вы повстречаетесь с обычным чепэвистом где-нибудь в темном
переулке, то считайте, что вам здорово повезло, если он не перережет вам
глотку. Вас это не очень-то интересует? Что ж, может быть, вам в таком
случае понравится вот это. "Вечерний гуманист" придумал для вас очень
остроумную кличку.
Йост расхохотался.
- Скажи ему, Фунатти.
- Вас прозвали, - Фунатти явно растягивал удовольствие, смакуя то,
что собрался произнести вслух, - вас прозвали "межпланетным сутенером"!
Вынырнув наконец из пересекающего весь город подземного туннеля,
машина ОСК помчалась по незадолго до этого построенному истсайдскому
высотному многополосному путепроводу - в народе прозванному "заходом
пикировщика", - целью его создания было хоть немного ослабить хватку
уличного транспорта, фактически удушавшую центральную часть Нью-Йорка. Не
доезжая до 42-й стрит, являвшейся главными въездными воротами Манхэттена и
особенно запруженной транспортом, Йост зазевался и не успел своевременно
подать знак несущимся справа машинам о своем намерении выехать на полосу,
ведущую к спиральному выезду на Сорок Вторую. Он рассеянно чертыхнулся, а
Хебстер неожиданно для самого себя обнаружил, что выразил кивком головы
свое согласие с недовольством водителя и притом в той непринужденной
манере, которая скорее бы приличествовала пассажиру, а не конвоируемому
для дачи показаний в следственной комиссии бизнесмену, подозреваемому в
противозаконной деятельности.
Теперь свернуть в центральную часть Манхэттена можно было только из
левых рядов, это означало, что придется добрых минут пять, а то и десять,
проторчать в пробке у светофора, разрешающего прохождение транспорта со
стороны гавани, среди сотни других машин, чьи водители еще не освоились с
ездой по совсем недавно введенной в эксплуатацию скоростной магистрали и
соответствующими выездами из нее.
- Глядите-ка! Вон туда, вверх! Видите?
Хебстер и Фунатти устремили взоры в направлении вытянутого, слегка
подрагивавшего указательного пальца Йоста. В метрах шестидесяти к северу
от пересечения путепровода с сорок второй стрит на высоте почти в четверть
мили завис коричневого цвета предмет. Впечатление было такое, будто он,
как зачарованный, наблюдает за создавшейся на перекрестке суматохой. Через
регулярные промежутки времени ярко сверкавшая голубая точка оживляла
угрюмый сумрак, заключенный внутри этого похожего на пузатую бутылку
предмета, и тут же сдвигалась в сторону, а на ее месте вскоре появлялась
другая.
- Глаза? Вот вы что думаете на сей счет - это на самом деле глаза? -
спросил у Хебстера Фунатти. - Я знаю, что говорят ученые: что каждая точка
является эквивалентом одной особи, а вся бутылка - нечто вроде отдельного
клана или даже, может быть, города. Только вот откуда им это известно? Это
все гипотезы, предположения. А вот я так уверен, что это глаза.
Йост, изогнувшись всем своим достаточно громоздким туловищем,
наполовину высунулся из открытого окна и прикрыл глаза от солнца, сдвинув
чуть ли не к самой переносице козырек форменной фуражки.
- Вы только поглядите на них! - услышали сидевшие на заднем сиденьи
Фунатти и Хебстер брошенные им через плечо слова. Гнусавое произношение
человека, вышедшего из самых низов, так до конца и не искорененное за
многие годы тщательного самоконтроля, а только загнанное в глубь естества,
вдруг снова дало о себе знать в его голосе - взбурлившие в нем эмоции
прорвали искусственно созданную плотину. - Расположились себе там и
смотрят. Их прямо-таки чертовски интересует, как это нам удается
забираться на это сплошь забитое машинами шоссе, а затем выбираться из
создавшихся на нем пробок! И при этом не обращают на нас никакого
внимания, когда мы пытаемся заговорить с ними, когда пытаемся выяснить,
что им надобно, откуда они сюда явились, что из себя представляют. Э, нет!
Они слишком горды, чтобы снизойти к общению с такими, как мы! Но зато
наблюдают за нами денно и нощно, зимою и летом, час за часом, минута за
минутой. Они могут без устали наблюдать за всем, чем только мы ни
занимаемся. И всякий раз, когда мы, тупые двуногие животные, пытаемся
сделать что-то стоящее и сталкиваемся при этом с какими-нибудь вполне
естественными трудностями - они уже тут как тут. Появляются эти "точки в
бутылке", чтобы подглядывать - что это там у этих безмозглых червяков не
получается - и посмеиваться над нами. А бывает и так, что и...
- Эй, приятель! - Фунатти наклонился вперед и потянул коллегу за полу
фирменного френча. - Полегче! Мы из ОСК, при исполнении служебных
обязанностей.
- Не все ли равно! - тоскливо огрызнулся Йост, плюхаясь на сиденье и
нажимая на кнопку включения привода. - Жаль, что нет при мне старого
отцовского "Гранда М-1" [самозарядная винтовка], - при этих словах машина
наконец тронулась с места и с грехом пополам свернула со сверхмагистрали.
- Так бы и пальнул, несмотря на риск схлопотать "дзыньку".
"И это сотрудник ОЧ! - подумал Хебстер, чувствуя себя крайне неуютно.
- И не просто сотрудник, а особый агент, прошедший тщательный отбор -
главным критерием при этом считалось отсутствие каких-либо
антиперваковских предубеждений, - присягнувший поддерживать правопорядок
без малейшей дискриминации по отношению к кому бы то ни было и посвятивший
себя достижению поистине святой цели - помочь человеку стать вровень с
пришельцами".
Впрочем, чего же еще можно ожидать от погрязшего в предрассудках
простонародья? То есть, от людей без деловой жилки. Его отцу, к счастью,
удалось выбраться из рабочей бригады путейцев-ремонтников, способных
орудовать только лопатой да кувалдой, и привить единственному сыну
неуемное стремление к достижению все более высокого положения,
позволяющего изыскивать новые возможности получения максимальной прибыли.
А вот у большинства людей, похоже, не было такой всепоглощающей
страсти, - это Элджернон Хебстер давно уже понял.
Такие люди обнаруживали неспособность сжиться с теми нововведениями,
которые возникли после появления на Земле пришельцев. Совершенно
невозможно было свыкнуться с мыслью о том, что самые выдающиеся научные и
технические свершения человечества, для достижения которых требовались
напряженная работа мысли, высочайший профессионализм и недюжинное
мастерство, могли быть мгновенно, как по мановению волшебной палочки,
продублированы - и даже превзойдены! - пришельцами, представляя для них
интерес скорее всего в качестве объектов коллекционирования. Ощущение
собственной неполноценности достаточно ужасно даже тогда, когда оно всего
лишь плод больного воображения. Но когда это уже не ощущение, а ясное
понимание, когда оно очевидно настолько, что не вызывает ни малейших
сомнений и касается любого аспекта творческой деятельности, то жизнь
становится невыносимой и нередко приводит людей в состояние
умоисступления, которое заканчивается полнейшим ступором.
Ничего удивительного не было и в том, что людей бесило непрестанное
бдение пришельцев, внимательнейше присматривавшихся ко всему, что бы ни
делали люди - будь то красочно оформленные карнавальные шествия или
подледный лов рыбы, мучительные поиски решения проблемы бесшумной посадки
гигантских трансконтинентальных воздушных лайнеров или ритмичное отбивание
поклонов в полутемных культовых зданиях под монотонные песнопения
современных шаманов. И уже воспринимались как обыденность те случаи, когда
люди хватали заржавевшие обрезы или сверкающие вороненой сталью охотничьи
двустволки и выпускали одну карающую пулю за другой в небо, оскверненное
наглым и высокомерным любопытством со стороны коричневых, желтых или
ярко-пунцовых "бутылок".
Положения дел это все по сути не меняло. Однако приносило
определенное облегчение натянутым, как струны, нервам. Но пришельцы не
замечали людского гнева, и вот это-то и было самым существенным. Они как
ни в чем ни бывало продолжали свое наблюдение, как будто вся эта пальба и
переполох, все эти проклятья и бряцанье оружием были всего лишь частью все
того же захватывающего представления, просмотр которого был заранее
оплачен, и непоколебима была их решимость досмотреть спектакль до конца,
прекрасно при этом понимая, что ничего интересного больше уже не
предвидится, разве что вдруг невзначай совершит какую-нибудь забавную
оплошность один из участников неопытной труппы исполнителей.
Пришельцам обстрелы никакого вреда не приносили, они, возможно, даже
и не подозревали о том, что подвергаются нападениям. Пули, снаряды,
картечь, стрелы, камни из рогаток - все эти проявления человеческого
гнева, похоже, совершенно их не задевали.
Тем не менее, их недоступным человеческому пониманию телам была
свойственна некая материальная основа. Об этом можно было судить по тому,
что они не пропускали свет и тепловое излучение. А также...
А также по случавшемуся время от времени "дзыньканью".
В кои-то веки кому-либо все-таки удавалось слегка задеть одного из
пришельцев. Или, что более вероятно, досадить каким-то неизвестным
фактором, сопутствовавшим ружейной пальбе или метанию копья.
И тогда слышался всего лишь какой-то намек на звук - как будто некий
гитарист уже прикоснулся самыми кончиками пальцев к струне, но в последний
момент передумал извлекать из нее звук, а пальцы отреагировали на это
решение с некоторым запозданием. И после того, как раздавалось нежное и
едва уловимое "дзынь", совершенно не производящее какого-либо особого
впечатления, стрелок оказывался обезоруженным. Он так и оставался стоять в
полнейшем недоумении, тупо проводя взглядом по ничего не держащим, но еще
согнутым пальцам, по устремленному вверх локтевому сгибу руки, по
напрягшемуся в ожидании отдачи плечу, напоминая не очень-то
сообразительного ребенка, который забыл, когда нужно кончать игру. Ни
самого ружья, ни даже каких-либо отдельных его деталей после этого уже
никогда не находили. А пришелец продолжал вести наблюдение - все так же
сосредоточенно и беззастенчиво нагло.
Такое "дзынькание" направлено было, главным образом, против различных
видов оружия. Однажды, например, "дзынькнулась" стопятидесятимиллиметровая
гаубица, в другой раз такая же участь постигла мускулистую руку,
занесенную с целью швырнуть еще один камень - она просто исчезла под
аккомпанемент едва слышного волшебного звука. Но иногда случалось и так -
может быть, пришелец просто оказывался несколько небрежным? - что живой
человек, еще мгновенье назад такой разъяренный и настроенный самым
решительным образом, вдруг весь целиком "дзынькался" - и только его и
видели!
При этом, очевидно, не применялось какое-либо оружие, а следовала
реакция вроде шлепка в ответ на укус комара. Хебстер, вздрогнув, припомнил
случай, когда вытянутая черная "бутылка" пришельцев, заполненная
непрерывно перемещавшимися янтарными точками, зависла над только что
произведенным уличным раскопом, привлеченная зрелищем множества людей,
копошащихся в земле прямо под нею.
Один рыжебородый гигант-ирландец, огромный, как секвойя, долбил
неподатливый манхэттенский гранит и так заработался, что пот уже совсем
залил ему глаза. Когда он чуть разогнулся, чтобы смахнуть пот, краем глаза
увидел над собой мерцавшие точки.
Прорычав нечто нечленораздельное, он высоко поднял пневматический
молоток, продолжавший громко стучать, как бы бросая шумный и дерзкий, но в
общем-то, совершенно безобидный вызов небу, терпящему присутствие столь
наглых соглядатаев. Товарищи по бригаде почти не обратили внимания на эту
выходку, а вот вытянутый, весь в крапинку представитель явившейся со звезд
расы перекувыркнулся в небе с одного конца на другой и - "дзынькнул".
Тяжелый отбойный молоток на какое-то мгновенье как бы сам собой завис
в воздухе, затем рухнул вниз, словно догадавшись о том, что исчез его
повелитель. Исчез? Впечатление было такое, что его вообще никогда не
существовало. Настолько полным было это исчезновение, настолько
мгновенным, что никто не успел даже глазом моргнуть и не ощутил
какого-либо дуновения воздуха. Никто из окружавших ирландца рабочих при
этом ничуть не пострадал. "Дзынькание" производило впечатление некоего
действа поистине космического штаба, противоположного акту творения.
"М-да, - отметил про себя Хебстер, - делать какие-либо угрожающие
пришельцам жесты - чистое самоубийство. И притом, как это было доказано
бессчетное число раз, совершенно бессмысленное". А с другой стороны,
агрессивность, характерная для сторонников движения "Человечество превыше
всего!" была вполне объяснима. Какой же подход к этой болезненной проблеме
был ближе всего ему самому?
Покопавшись у себя в душе в поисках чего-либо такого, что могло быть
предметом абсолютной, совершенно непогрешимой веры, Хебстер довольно
быстро нашел то, что искал.
"Я умею делать деньги, - напомнил он самому себе. - Вот каково мое
призвание и моя обязанность. Это то, чем я при любых обстоятельствах смогу
заниматься".
Но настоящее потрясение испытал Хебстер, когда принадлежащая фараонам
машина в конце концов дотащилась до унылого приземистого здания из
красного кирпича, занимаемого когда-то складом боеприпасов, а теперь
приспособленного для нужд ОСК. На противоположной стороне улицы была
расположена табачная лавчонка, единственная на весь квартал. Фирменные
названия различных сортов сигарет, еще недавно украшавшие фасадную витрину
лавки, были закрыты огромными лозунгами, тщательно выписанными
позолоченными буквами. Подобные транспаранты в последнее время стали
довольно привычными - но в непосредственной близости к одному из
учреждений ОЧ, всемирно знаменитой Особой Следственной Комиссии?
Верхняя часть витрины демонстрировала партийно-политическую
принадлежность владельца лавки тремя огромными словами, кричавшими на всю
улочку:
ЧЕЛОВЕЧЕСТВО ПРЕВЫШЕ ВСЕГО!
Под этим лозунгом, точно в центре витрины красовалась огромная
эмблема организации. Переплетенные между собой золотые буквы ЧПВ опирались
на символическое изображение огромного лезвия безопасной бритвы.
А еще ниже эта же тема развивалась более пространно, однако все в той
же лозунговой манере - в выполненной от руки корявой надписи:
"Человечество превыше всего, везде и во все времена!"
Но куда более мерзкой была надпись, прикрывавшая верхнюю часть двери:
"Пришельцев - вон! Пусть катятся туда, откуда они заявились!"
И уже в самом низу двери можно было прочесть то, что хоть как-то
указывало на причастность лавчонки к некоему виду бизнеса:
"Покупайте здесь! Покупайте у гуманиста!"
- Ничего себе гуманист! - пробрюзжал сидевший рядом с Хебстером
Фунатти. - Хотелось бы видеть, что осталось бы от первака, если бы его
прихватила шайка вот таких чепэвистов-гуманистов, а поблизости не
оказалось бы кого-нибудь из ОСК! Одно только упоминание на страницах
газет! Не думаю, что вам доставляет удовольствие любоваться подобными
художествами.
Хебстер вымученно улыбнулся, когда они проходили мимо вытянувшихся по
струнке часовых в зеленых мундирах.
- К табаку не так уж много подсказанных перваками штучек имеют
какое-либо отношение, - произнес он. - А если бы таковых было немало, то
все равно бойкот со стороны какой-то убогой лавчонки "гуманиста" не
расстроил бы мой бизнес.
"Тем не менее, еще как расстраивает", - с горечью признался себе в
душе Хебстер. Все еще могло полететь в тартарары - если события станут
развиваться в неблагоприятном для его бизнеса направлении. Планетарный
патриотизм - это одно, а вот бизнес - совсем иное.
Губы Хебстера непроизвольно зашевелились - он как бы силился
вспомнить свод несколько подзабытых заповедей. Одна из них гласила:
независимо от того, каких убеждений придерживается предприниматель, он
должен извлекать определенную прибыль из деятельности своего предприятия,
если не хочет, чтобы в один прекрасный день пришел судебный исполнитель и
опечатал двери его предприятия как обанкротившегося. Но предприниматель не
сможет этого добиться, тут же сообразил Хебстер, если его убеждения
задевают чувства большей части предполагаемой клиентуры.
Следовательно, поскольку владелец этой табачной лавчонки все еще при
деле и, судя по внешним признакам, дела у него идут довольно неплохо, то,
очевидно, он может себе позволить пренебречь спросом на свой товар со
стороны одного из учреждений ОЧ, расположенного на противоположной стороне
улицы. Следовательно, должен существовать весьма значительный спрос со
стороны случайных прохожих, которых не только не смущает чепэвизм хозяина
лавки, но которые согласны добровольно отказаться от многих интересных
новинок, подсказанных перваками, и переплачивать при покупке обычных
потребительских товаров, цена на которые во многих магазинах стала гораздо
ниже благодаря удешевлению их производства с помощью полученных от
перваков технологических усовершенствований.
"Из итого весьма красноречивого факта с очень высокой степенью
вероятности можно сделать вывод о том, - рассудил Хебстер, - что газеты,
которые я читаю, все это время лгут напропалую, а нанятые мною социологи и
экономисты недостаточно компетентны. И очень возможно, что общество,
которое в основном интересует меня как совокупность потребителей моих
товаров, начинает менять общие установки, и со временем они окажут
глубокое влияние на его потребительскую ориентацию".
Вполне возможно, что экономика ОЧ уже прошла пик своего расцвета и
теперь постепенно сползает к хозяйничанью в ней ЧПВ, к той сравнительно
безопасной форме, когда ее устойчивость, пусть и на гораздо более низком
общем уровне, поддерживается фанатичной слепотой таких людей, как
Вандермеер Демпси, определяющих рамки потребительского спроса, за которые
опасается выходить общество в целом. Примерно такую же эволюцию - или
скорее, инволюцию - совершила экономика Рима времен империи две тысячи лет
тому назад, но в гораздо более замедленном темпе. Основанная на активной
ростовщической и коммерческо-спекулятивной деятельности, она за три быстро
промелькнувших столетия настолько деградировала, что вся империя
превратилась в статичный, безынициативный мир, в котором совершенно угас
бизнес, банковская деятельность стала считаться грехом, а богатство,
которое не было унаследовано от предков, вызывало самые громкие нарекания
и рассматривалось как неправедно нажитое.
"И сейчас люди тоже уже, возможно, начинают задумываться о
приобретении тех или иных товаров, исходя из морально-этических
соображений, а не из их потребительских свойств, - понял Хебстер, сводя
разрозненные, довольно смутные умозрительные догадки к беспристрастному,
вполне определенному выводу. Ему припомнилась целая папка блиставших
остроумием объяснений, которые направил ему Отдел изучения рыночной
конъюнктуры по поводу упорного нежелания покупателей приобрести наборы
блицпосуды "Ева", в названии которой была отражена быстрота и легкость ее
мойки. Тщательно проработанные выкладки исследователей, насколько понял
Хебстер, сводились к тому, что женщины непроизвольно связывали название
товара с некоей Евой Блинштейн, фотографии которой недавно появились на
первых полосах газет всего земного шара в связи с тем, что она настолько
наловчилась орудовать ножом для резки хлеба, что умудрилась перерезать им
глотки пятерых своих же детей да еще и двух любовников в придачу. Взглянув
на приведенные в конце отчета красочно оформленные диаграммы и графики,
Хебстер тогда только скучающе зевнул и усмехнулся.
"Вероятно, все это - не более, чем обычная подозрительность
домохозяек к абсолютно новой идее, - пробормотал тогда Хебстер, - когда
после многих лет тщательного отмывания посуды им вдруг сказали, что такого
же эффекта можно достичь в десять раз быстрее! Домохозяйке никак не
верится, что ее блицпосуда осталась такой же после снятия самого верхнего
слоя молекул. Надо, пожалуй, посильнее подналечь на соответствующие
разъяснения - например, связать этот процесс с безвозвратно теряемыми
частицами эпителия во время купанья под душем".
Он сделал несколько карандашных пометок на полях и отпасовал проблему
для немедленного доведения до нужной кондиции в Отдел рекламы и
маркетинга.
Но тогда же произошел и резкий спад спроса на мебель - почти за целый
месяц до обычного прогнозируемого сезонного спада. Поражало всякое
отсутствие интереса к "Креслу-люльке Хебстера", которое должно было
произвести настоящую революцию в отношении позы, в которой люди привыкли
сидеть за последние несколько тысячелетий.
В памяти всплыли и еще более десятка трудно объяснимых сбоев, имевших
место на рынке сбыта за последнее время, и притом только на рынке сбыта
потребительских товаров.
Все сходится, решил Хебстер. Изменение покупательских привычек не
отражается на положении дел в тяжелой промышленности по меньшей мере в
течение года. Машиностроительные предприятия почувствуют это раньше
металлургических заводов, а те, в свою очередь, раньше
горно-обогатительных комбинатов и рудников. Банки и крупные инвестиционные
компании будут последними среди валящихся костяшек домино.
А вот его бизнес, тесно связанный с исследованиями и внедрением новых
технологий, не переживает даже временного изменения конъюнктуры подобного
типа, а "Хебстер секьюрити инкорпорэйтед" может свалиться в финансовую
пропасть, как ворсинка, сдутая с воротника пальто.
"Да, страхи Фунатти перед все нарастающей в обществе поддержкой
чепэвистов не лишены оснований! - подумал Хебстер. - Если бы только
Клейнбохеру удалось решить проблему общения! В этом случае мы могли бы
переговорить с пришельцами и попробовать отыскать для себя пристойную нишу
в их вселенной. Чепэвисты тогда останутся без какой-либо политической
опоры!"
Только теперь он вдруг понял, что находится в большом, страшно
неопрятном служебном помещении, сплошь заваленном различными картами и
папками, а его конвоиры отдают честь огромному, как медведь, и еще более
неопрятному мужчине, который нетерпеливым жестом дал им понять, чтобы они
не слишком-то усердствовали в соблюдении этикета, и кивнул, чтобы они
вышли, после чего предложил Хебстеру располагаться там, где он сам сочтет
наиболее для себя удобным. Выбор оказался невелик: несколько длинных,
отделанных под орех скамеек, разбросанных здесь и там по комнате.
"П.Браганца" - гласила табличка на торце письменного стола,
выведенная витиеватой готической вязью. У П.Браганцы были длинные, лихо
закрученные, чудовищно густые усы. Кроме того, П.Браганце давно не мешало
бы постричься. Впечатление было такое, будто и сам он, и вся обстановка в
этой комнате были умышленно подобраны таким образом, чтобы как можно
сильнее оскорблять чувства чепэвистов. Что, учитывая склонность этих
парней к аккуратненькой прическе "ежиком", гладко выбритым щекам и
непрестанному повторению лозунга "Чистота - единственное естественное
состояние человека", предполагало многочисленные вспышки гнева в этой
комнате после каждого разгона уличных демонстраций, когда сюда, как
сельдей в бочку, запихивали прилизанных фанатиков, одетых с преувеличенной
простотой и аккуратностью.
- Итак, вас тревожит влияние размаха активности чепэвистов на
состояние вашего бизнеса?
Хебстера крайне поразило такое начало.
- Нет, я не читаю ваши мысли, - произнес, смеясь, Браганца, обнажив
при этом пожелтевшие от табака зубы, после чего показал на окно за
письменным столом. - От моего внимания не ускользнуло, как вы вздрогнули
при виде вон той табачной лавки, а затем в течение двух минут ее
разглядывали. Я понял, о чем вы думали.
- Потрясающая проницательность, - сухо заметил Хебстер.
Представитель ОСК отрицательно мотнул головой.
- Нет, дело вовсе не в этом. Проницательность здесь ни при чем. Я
понял, о чем вы думаете, потому что сам сижу изо дня в день, глядя на эту
табачную лавку и думаю точно о том же. Браганца, говорю я себе, вот конец
твоей работе. Конец научно обоснованному подходу к руководству населением
земного шара. Он уже просматривается в витрине этой табачной лавки.
Он со злостью бросил мимолетный взгляд на свой заваленный
всевозможными бумагами письменный стол. Доселе дремавшие инстинкты
Хебстера вдруг встрепенулись: запахло серьезным деловым разговором. Он
почуял, что человек, который находится перед ним, ощущает себя не в своей
тарелке, мучительно подыскивая удобный предлог для того, чтобы поскорее
перейти к делу и сразу же завладеть инициативой. От этой мысли Хебстеру
самому стало здорово не по себе - не так уж часто страху удавалось сдавить
его внутренности. Для чего это понадобилось ОСК, могущество которой
практически превышало даже силу закона, а уж правительства и подавно,
пытаться заключить с ним какую-то сделку?
Учитывая его репутацию следователя, перемежающего при проведении
допросов угрожающее рычанье с холодным металлом в голосе, слишком уж
каким-то миролюбиво настроенным казался Браганца, слишком уж говорливым,
даже, пожалуй, доброжелательным. Хебстер почувствовал себя загнанной в
угол мышью, в чьи поникшие от страха уши кошка начинает изливать жалобы на
рассевшегося чуть повыше пса.
- Хебстер, скажите мне вот что. Какую цель вы преследуете?
- Прошу прощения?
- Что вам нужно от жизни? Какие планы вы строите днем, о чем мечтаете
по ночам? Йосту нравятся девчонки - и чтобы их было как можно больше.
Фунатти - человек семейный, пятеро душ детей. Ему нравится работа,
поскольку она неплохо оплачивается плюс приличная пенсия и всевозможные
страховки, позволяющие достойно провести остаток жизни.
Браганца поднялся из-за стола, слегка опустив огромных размеров
голову, и начал лениво прохаживаться перед письменным столом.
- А я вот какой-то не такой. Не стану кривить душой: мне далеко не
безразлична моя репутация прославленного сыщика. Я также высоко ценю ту
регулярность, с которой финансовое ведомство выплачивает мне жалованье.
Это тоже само собой разумеется. И в этом городе нашлось бы немного женщин,
которые могли бы пожаловаться на то, что я пренебрегаю теми знаками
расположения ко мне, которые они выказывают. Но единственное, за что я мог
бы отдать свою жизнь, - это Объединенное Человечество. Отдать свою жизнь
завтра, послезавтра, в более удаленном будущем... А разве нельзя сказать,
что с заработанной на службе гипертонией и частыми сердечными приступами я
уже по сути это сделал? Браганца, говорю я себе, смотри, как повезло
такому болвану, как ты. Ты работаешь на первое в истории человечества
всемирное правительство. Учти это.
Он остановился и развел руками прямо перед Хебстером. Расстегнутый
зеленый френч разошелся еще больше, обнажив густые заросли черных волос на
груди.
- Вот он я. Такой как есть. Браганца выложил перед вами все, что у
него за душой. А теперь, если вы хотите, чтобы это был настоящий мужской
разговор, разговор между двумя трезво мыслящими людьми, я должен узнать и
всю вашу подноготную. Итак, я вас спрашиваю: какие цели вы преследуете?
Президент "Хебстер секьюрити инкорпорэйтед" провел языком по
пересохшим губам.
- Боюсь, я куда менее сложный для понимания человек, чем вы.
- Так это же просто чудесно, - улыбнулся Браганца. - Выкладывайте
все, как сами сочтете наиболее для себя удобным.
- Можно со всей определенностью сказать, что прежде всего я
бизнесмен. Я заинтересован главным образом в том, чтобы стать еще лучшим
бизнесменом, под чем я подразумеваю - более крупным. Иными словами, я хочу
стать еще богаче, чем сейчас.
Браганца глянул на него в упор.
- И это все?
- Все? Вы, похоже, наслышались, что деньги, мол, это далеко еще не
все. А скажите: есть ли что-нибудь на свете, чего нельзя купить за деньги?
- Да вот хотя бы меня!
Хебстер окинул его с ног до головы бесстрастным оценивающим взглядом.
- Не очень-то уверен в том, что вы являетесь товаром повышенного
спроса. Я покупаю только то, в чем нуждаюсь, и только изредка делаю
исключения, удовлетворяя какую-нибудь блажь.
- Вы мне не нравитесь, - раздраженно отчеканил Браганца. - Я всегда
терпеть не мог типов, подобных вам, так что нет смысла расшаркиваться
перед вами. Говорю вам со всей откровенностью: вы мне противны до глубины
души.
Хебстер поднялся.
- В таком случае, я полагаю, мне следует поблагодарить вас за...
- Сядьте! - рявкнул Браганца. - Вас сюда пригласили не для обмена
любезностями. Лично я не усматриваю особого смысла в этом, но кому-то все
равно придется разгребать дерьмо. Сядьте.
Хебстер сел. "Интересно, - задумался он из чисто праздного
любопытства, - получает ли Браганца хотя бы половину зарплаты, которую он
установил Грете Зайденхейм? Грета, разумеется, щедро наделена самыми
различными способностями несколько иного свойства и к тому же еще
оказывает боссу специфические и весьма ценные услуги. Нет, после вычета
налогов и пенсионных отчислений Браганца, пожалуй, должен быть доволен,
если получает хотя бы треть заработка Греты.
Тут он заметил протянутую ему газету. Взял ее. Браганца
удовлетворенно крякнул, плюхнулся в кресло за письменным столом и
развернулся на нем лицом к окну.
Это был недельной давности экземпляр "Вечернего гуманиста". Газета
уже потеряла вид "гласа небольшого, но плотно спаянного меньшинства",
который запомнился Хебстеру, когда он в последний раз брал в руки эту
газету, и теперь производила впечатление весьма влиятельного печатного
органа. Даже если срезать наполовину тираж, объявленный в особой рамке в
левом верхнем углу, то все равно получится более трех миллионов читателей,
раскошеливающихся на эту газету.
Обведенная красным заставка в правом верхнем углу призывала
правоверных читать только "Вечерний гуманист". Зеленый заголовок во всю
ширину первой полосы провозглашал: "Человека от первака отличает
членораздельная речь!"
Но наиболее важным был материал, помещенный в самом центре страницы.
Карикатура.
Полдюжины перваков с длинными растрепанными бородами и вывалившимися
изо рта в безумной ухмылке языками, сидят в полуразвалившейся телеге и
держат в руках вожжи, прикрепленные к хомуту, одетому на головы целой
группы выбившихся из последних сил дородных джентльменов с - проще не
придумаешь! - высокими шелковыми цилиндрами на головах. Самый толстый и
уродливый из них - коренник, вырвавшийся чуть вперед по сравнению с
остальными - держит в зубах трензель с надписью "Бешеные деньги". Надпись
над цилиндром коренника гласила: "Элджернон Хебстер".
Под колесами телеги валялись раздавленный фрагмент стены дома с
надписью "дом, родимый дом", аккуратно подстриженный малец в форменном
костюмчике бойскаута и потрясающей красоты молодая женщина с двумя
вопящими младенцами, по одному в каждой руке.
Подпись под карикатурой гневно вопрошала: "Венцы творения - или
рабы?"
- Эта газета, похоже, превратилась в довольно грязную сплетницу, -
произнес, как бы рассуждая вслух, Хебстер. - И я не удивлюсь, если она
приносит уйму денег.
- Насколько я вас понял, - бросил, не оборачиваясь, задумчиво
разглядывавший улицу Браганца, - вы не очень-то регулярно ее просматривали
последние несколько месяцев?
- Я счастлив ответить: "Да, практически не заглядывал в нее".
- Непростительная ошибка с вашей стороны.
- Почему? - настороженно поинтересовался Хебстер, глядя на курчавый
затылок следователя.
- Потому что она на самом деле превратилась в самую грязную, но
притом чрезвычайно опасную сплетницу. А главным героем смакуемых ею
сплетен являетесь вы. - Браганца громко рассмеялся. - Видите ли, эти люди
усматривают в деловых отношениях с перваками скорее грех, чем
преступление. И, в соответствии с подобной нравственной установкой, вы
рассматриваетесь как пособник Дьявола!
Закрыв на мгновенье глаза, Хебстер сделал попытку понять людей,
которые умудрились придумать такую согревающую сердце систему взглядов -
считать за благо униженное положение червяка, копошащегося в грязи.
- Да, я тоже не раз подумывал о чепэвизме как о религии.
Такое признание, казалось, прошибло оэсковца. Он мгновенно
развернулся и взволнованно заговорил, тыча обоими указательными пальцами в
Хебстера:
- Вы тысячу раз правы! Это выше всякого разумения - несовместимые и
противоречащие друг другу понятия, словно живительные соки, подпитывают
чепэвизм. Совершенно сознательное, безмозглое отрицание в высшей степени
горестного факта - факта существования во вселенной разумных существ, чей
интеллект намного превосходит наш. И каждый день задержки в установлении
контакта с пришельцами только добавляет силы этому отрицанию. Если, как
это становится все более очевидным, в галактической цивилизации не
находится достаточно пристойного места для человечества, то почему бы,
говорят такие люди, как Вандермеер Демпси, нам самим не остаться о себе
самого высокого мнения? Давайте сплотимся и упьемся тем, что является
бесспорно человеческим. Не пройдет и нескольких десятков лет, как все
человечество станет настолько зашоренным, что, не пикнув, позволит дать
себя засосать в этот умственный вакуум.
Он выпрямился во весь рост и снова зашагал вокруг стола. В голосе его
появились предельно искренние, трагические умоляющие нотки. Глаза его
блуждали по лицу Хебстера, как бы выискивая малейшую слабину, нащупав
которую можно было бы всколыхнуть непробиваемое спокойствие поднаторевшего
в искусстве скрывать подлинные свои намерения бизнесмена.
- Подумайте вот о чем, - проникновенно убеждал он Хебстера. - О
периодических зверских убийствах ученых и людей искусства, которые, по
навязываемым Демпси понятиям, слишком уж далеко отошли от общепринятой
золотой середины так называемой человечности.
Случающееся время от времени ауто-да-фе в честь купца, пойманного за
руку в тот момент, когда он торговал полученными от перваков товарами...
- Не нравится мне все это, - признался, улыбаясь, Хебстер, затем на
мгновенье задумался. - Я вижу, ваш последний пример связан с карикатурой в
"Вечернем гуманисте".
- Мистер, это вам в первую очередь следует понять связь между ними, а
не мне. Это ваша голова им нужна на конце длинного шеста. Потому что как
раз вы стали символом успешного сотрудничества в своекорыстных целях с
заявившимися сюда из космоса чужаками или, по крайней мере, с их
мальчиками на побегушках. Они считают, что им удастся полностью прекратить
всякое общение с перваками, если они зальют вашей кровью все проходы,
через которые те сюда проникают. И скажу вам еще вот что: не исключено,
что они правы.
- И что же вы в таком случае предлагаете? - тихо спросил Хебстер.
- Чтобы вы перешли на нашу сторону. Мы сделаем из вас честного
человека - во всяком случае, официально. Мы хотим, чтобы вы возглавили
проводимые нами исследования. Только конечной целью будут не доллары, а
имеющее первостепенное значение налаживание межрасового общения, а со
временем - и проведение межзвездных переговоров.
Президент "Хебстер секьюрити инкорпорэйтед" позволил себе взять
несколько минут на обдумывание. Ему хотелось самым тщательнейшим образом
продумать ответ. Ему нужно было время - больше всего остального ему так не
хватало времени!
Он был уже на самом пороге создания крепко сколоченной коммерческой
империи в масштабах всего земного шара! В течение десяти лет он тщательно
подгонял одну к другой определенные составляющие индустриальных
королевств, устанавливая свое верховенство в сфере производства и оттесняя
на второй план конкурентов. Он подхватывал восхитительные лакомые кусочки,
появляющиеся то здесь, то там в процессе распада цивилизации, к которой
сам же и принадлежал, изыскивал беспредельные возможности обогащения среди
руин, оставляемых обществом, потерявшим чувство собственного достоинства.
Теперь ему требовались всего лишь какие-то двенадцать месяцев для того,
чтобы утвердиться во главе своей с таким трудом сколоченной империи и
найти для нее подобающую нишу в разветвленной структуре мировой рыночной
экономики. И вдруг - Хебстер разинув в изумлении рот, подобно Джиму Фиску,
который скупал золото на фондовой бирже по любым, самым спекулятивным
ценам, и добился лишь того, что оказался полностью разоренным, побудив
казначейство Соединенных Штатов выбросить огромное количество золота из
золотого запаса государства, вдруг осознал, что у него уже не будет
времени для этого. Он был слишком опытным игроком, чтобы не почувствовать
появление нового фактора в игре, ничего не имеющего общего с
прогнозируемыми дивидендами, графиками, изображающими динамику деловой
активности, и таблицами оптимальных величин товарных запасов для различных
категорий потребительских товаров, разбитых по временам года и различным
регионам.
В горле у него запершило - столь неожиданное крушение всех его планов
никак его не устраивало. Он буквально заставил себя ответить:
- Я очень польщен, Браганца. В самом деле, очень польщен. Я прекрасно
понимаю, что Демпси заставляет нас объединить усилия. Мы или выстоим, или
падем вместе. Но... я индивидуалист до мозга костей. Я привык действовать
в одиночку. Всякий раз, когда я кому-либо помогал материально, я прежде
всего думал о собственной выгоде. Единственной целью, которую я всегда
преследовал, была прибыль. Я, прежде всего, бизнесмен.
- Хебстер, я по горло сыт вашими истерическими причитаниями! -
Разгневанно воскликнул Браганца, продолжая мерить шагами свой кабинет. -
Положение в самом деле критическое, причем в масштабах всего земного шара.
Бывают времена, когда нельзя оставаться просто бизнесменом.
- Я категорически с этим не согласен. Быть такого не может, чтобы
настало когда-нибудь подобное время.
Браганца презрительно фыркнул.
- Нельзя оставаться бизнесменом, когда привязан к огромной груде
подожженного хвороста. Нельзя оставаться бизнесменом, когда народ
оказывается под таким жестким контролем, что даже откажется от еды, если
вождь прикажет ему умирать с голоду. Нельзя оставаться бизнесменом, мой
снедаемый стяжательством друг, если спрос так задавлен, что перестает
существовать.
- Такое невозможно! - воскликнул, вскочив на ноги Хебстер. Для него
самого оказалось неожиданностью услышать, как собственный голос поднялся
почти до истеричного визга. - Всегда будет спрос. Всегда! Слышите? Весь
фокус только в том, чтобы определить, какую новую форму он принял, а затем
удовлетворить его!
- Прошу прощения! Я вовсе не собирался глумиться над исповедуемой
вами религией.
Хебстер тяжело вздохнул и крайне осторожно опустился на скамью. Он
почти физически ощутил, как в его жилах закипает кровь.
"Спокойно, - успокаивал он себя. - Спокойно! Этого человека нужно
обязательно привлечь на свою сторону, а не пререкаться с ним. Меняются
правила рыночной игры, Хебстер, и тебе понадобится любой друг, какого
только удастся приобрести. Деньгами этого типа, пожалуй не прошибешь. Но
существуют и некоторые ДРУГИЕ ценности".
- Выслушайте меня, Браганца. Мы столкнулись с психосоциальными
последствиями, абсолютно неизбежными при встрече необыкновенно развитой
цивилизации со сравнительно примитивной. Вы знакомы с теорией "огненной
воды" профессора Клейнбохера"?
- Сводящейся к тому, что сам факт существования наделенных высочайшим
интеллектом пришельцев ударил нам в голову точно так же, как виски ударило
в голову североамериканским индейцам? И что перваки, представляющие самые
блестящие наши умы, являются эквивалентом тех индейцев, которые с
наибольшей симпатией относились к цивилизации белого человека? Да, это
убедительная аналогия. Даже применимая к тем индейцам, которые,
налакавшись спиртного, валялись на улицах городов и помогали создавать
обобщенный образ коварных, ленивых, готовых убить за рюмку виски туземцев,
но их в то же самое время настолько глубоко презирали их собственные
соплеменники, что они не отваживались вернуться домой из страха оказаться
с перерезанной глоткой. Я всегда чувствовал...
- Единственное, о чем мне хотелось бы поговорить, - перебил его
Хебстер, - это сама идея "огненной воды". В тогдашних индейских селениях у
непрерывно возраставшего большинства складывалась непоколебимая
убежденность в том, что "огненная вода" и ненасытная цивилизация
бледнолицых являются синонимами, что оно должно восстать и силой вернуть
свои земли, убивая по ходу дела как можно больше спивавшихся ренегатов,
путающихся под ногами у этого самого большинства. Этот слой индейского
населения можно сравнить с чепэвистами. Но одновременно с этим
существовало и меньшинство, которое понимало превосходство бледнолицых в
численности и качестве вооружения и отчаянно пыталось отыскать способ
примирения с цивилизацией белого человека, найти для себя в ней
определенное место - но такое, которое никак не связано было бы с
алкоголем - спутником этой цивилизации. Считайте, что это ОЧ. И, наконец,
были еще индейцы такого рода, как я.
Браганца сдвинул мохнатые брови и остановился у письменного стола.
- Вот оно как! - воскликнул он. - Так какого же рода индеец вы,
Хебстер?
- Я похож на того индейца, у которого хватило здравого смысла понять,
что у бледнолицего нет ни малейшего интереса спасать его от медленной и
мучительной деградации. На индейца, у которого еще сохранились достаточно
сильные инстинкты, чтобы перепугаться до смерти при виде таких новшеств,
как "огненная вода", и не прикасаться к этому пойлу даже в том случае, оно
может спасти от укуса ядовитой змеи. Но самое главное...
- Ну-ну! Продолжайте!
- ...Главное, что среди них нашлись индейцы, которых привел в
восхищение странный прозрачный сосуд, в котором хранят "огненную воду"!
Представьте себе ту зависть, которую должен был испытывать гончар-индеец,
вне пределов его скудных познаний в области гончарного мастерства,
приобретенных в результате тяжелого труда. Неужели вы не видите перед
своими глазами, как живого, вот такого индейца - ненавидящего,
презирающего и ужасно страшащегося пахучей янтарной жидкости, которая
валит с ног самых доблестных воинов, однако жаждущего обладать бутылкой
без ее содержимого? Вот примерно каким я вижу себя, Браганца, индейцам,
чье алчное любопытство просвечивается сквозь мрак истерического кланового
благоразумия и презрения ко всему чужеземному, как ярко искрящееся пламя.
Мне нужен сосуд нового типа, каким-то образом отделенный от "огненной
воды".
Огромные темные глаза Браганца, не мигая, глядели на него в упор.
Медленно приподнялась рука и пригладила непонятно почему встопорщившиеся
усы. Прошло несколько минут.
- Неплохо звучит: Хебстер в качестве благородного дикаря нашей
цивилизации, - со смехом произнес в конце концов оэсковец. - Звучит, как
будто, вполне нормально. Только загвоздка в том, как все это соотнести с
решением проблемы в целом?
- Позволю себе напомнить, - устало сказал Хебстер, держась одной
рукой за скамью, - что решение проблемы в целом нисколько меня не
интересует.
- Итак, вам нужна только бутылка. Я выслушал вас. Но вы-то не гончар,
Хебстер - у вас нет ни на унцию любознательности мастерового. А из всех
этих исторических баек, которыми вы меня потчевали, можно сделать
однозначный вывод: вам абсолютно безразлично, погибнет или нет весь мир,
расхлебывая кашу, которую вы согласны заварить.
- Я никогда не утверждал, что руководствуюсь альтруистическими
побуждениями. Общее решение я оставляю тем людям, у которых достаточно
мозгов, чтобы распутывать самые изощренные головоломки. Таким, как
Клейнбохер.
- Вы думаете, кто-нибудь вроде Клейнбохера, сможет это сделать?
- Я почти не сомневаюсь в том, что ему это удастся. Нашей ошибкой с
самого начала было то, что мы пытались решить проблему нахрапом с помощью
историков и психологов. То ли им всем была присуща ограниченность,
обусловленная постоянным изучением исключительно человеческих сообществ,
то ли... впрочем, это мое чисто личное мнение, но у меня всегда
создавалось такое впечатление, что, что наука о человеческом мозге
привлекает главным образом тех, кто сам когда-либо ощущал, что у него не
все дома, то есть кто сам испытывал серьезные психологические затруднения
и в процессе работы пытался докопаться до истинных причин своих сдвигов и
благодаря этому добиться лучших результатов в своей области по сравнению с
теми, кто начинал работу, не испытывая подобных затруднений, и кому
поэтому было труднее достичь понимания сути этих трудностей. Я и сейчас
считаю таких исследователей слишком внутренне нестабильными для столь
потрясающего воображение начинания, как установление взаимопонимания с
кем-то из пришельцев. Те изначальные внутренние побуждения, которые
привели их в науку, как раз-то и способствуют их неизбежному превращению в
перваков.
Браганца причмокнул недоверчиво и вперил задумчивый взгляд в стенку
за спиной Хебстера.
- И все это, по-вашему, не имеет никакого отношения к Клейнбохеру?
- Нет, только не к профессору-филологу. У него нет интереса к
психологической нестабильности - ни к личной, как у психологов, ни к
групповой, как у историков. Даже предрасположенности нет к повышенному
интересу к подобным аномалиям. Сфера интересов Клейнбохера - сравнительная
лингвистика. Он, по сути, технарь, специалист по части коммуникативности.
Или, выражаясь проще, по проблемам общения и передачи информации. Я
специально несколько раз заходил в университет и внимательно
присматривался к нему во время его работы. Его подход к проблеме не
выходит за рамки собственной специализации. Он занимается исключительно
решением проблемы общения с пришельцами, не делая никаких попыток хоть
как-то понять их психологию и особенности мышления. А ведь сколько
существует всяких чисто умозрительных предположений относительно сознания
пришельцев, их сексуальных наклонностей и социальной организации, в общем,
такой ерунды, из которой никак не извлечь какой-либо осязаемой и
непосредственной пользы для нас. Подход же Клейнбохера с самого начала был
чисто прагматичным.
- Ладно. Не стану с вами спорить. Вот только сегодня утром он сам
стал перваком.
- Профессор Клейнбохер? Рудольф Клейнбохер? - с глупым видом
несколько раз переспросил Хебстер. - Но ведь он был так близок к... Ему
почти удалось... словарь элементарных сигналов... Он уже собрался было...
- Вот так. Примерно в девять сорок пять. Всю ночь он провел без сна с
одним из перваков, как раз тем, кого профессорам психологии удалось
загипнотизировать, и вернулся домой в необыкновенно приподнятом
настроении. В середине первой своей утренней лекции, касающейся кириллицы,
он вдруг ни с того, ни с сего понес тарабарщину. Он натужно сопел и
храпел, глядя на студентов, в течение примерно десяти минут в характерной
для этой стадии превращения в первака манере, проявляя поначалу крайнее
раздражение тем, что его не понимают. Затем, как бы осознав, что ему
больше уже не стоит нянчиться с этими неисправимыми, никчемными
недоумками, он попробовал было покинуть аудиторию, прибегнув к левитации,
но сделал это, как все они поначалу это делают, слишком уж несуразно,
неуверенно. В результате очень сильно ударился головой о потолок и потерял
сознание. Не знаю, чем это объяснить, то ли страхом, то ли волнением,
может быть, уважением к любимому преподавателю, но студенты не удосужились
связать его перед тем, как отправиться за помощью. К тому времени, когда
они вернулись с прикрепленным к университетскому городку сотрудником ОСК,
Клейнбохер очухался и дезинтегрировал одну из стен, чтобы выбраться
наружу. Вот его фотоснимок, произведенный, когда он был уже в воздухе
примерно на высоте в сто пятьдесят метров и, лежа на спине и подперев
голову обеими руками, легко и плавно скользил в западном направлении со
скоростью чуть больше тридцати километров в час.
Хебстер, прищурившись, внимательно рассмотрел небольшой бумажный
прямоугольник.
- Вы, разумеется, дали радиограмму военной авиации пуститься за ним в
погоню?
- А какой в этом смысл? Мы уже достаточное число раз проходили ЭТО.
Он либо увеличит свою скорость и образует торнадо, рухнет вниз, как
камень, и подхватит с собой все, что только попадется на его пути в этой
местности, или материализует что-нибудь вроде мокрой кофейной гущи и
золотых слитков внутри реактивных двигателей преследующих его самолетов.
Никому еще не удавалось поймать первака в его первом, как это выразиться,
порыве или приливе жизненной энергии, - не знаю точно, что они чувствуют
при этом. А нам придется смириться с потерей чего угодно - от пары
дорогостоящих скоростных истребителей вместе с экипажем до нескольких
сотен акров плодороднейшего чернозема.
Хебстер аж застонал.
- Но ведь в его мозгу были запечатлены результаты исследований,
проводившихся на протяжении восемнадцати лет!
- М-да. Такие вот дела. Количество тупиков, возникших перед нами,
исчисляется уже сотнями тысяч. Не менее. Но каковы бы ни были цифры, уже
близок конец. Если мы не сможем расколоть пришельцев на строго
лингвистическом уровне, они так и останутся для нас загадкой и тогда -
точка, конец главы! Наше наиболее эффективное оружие для них все равно,
что пускаемые из трубочки детьми мыльные пузыри, а наши лучшие умы годятся
разве для того, чтобы быть при них слугами, превратившись в псов, униженно
виляющих перед ними хвостами. И вот перваки - это все, что у нас осталось.
Может быть, с ними и можно было бы толком переговорить, как с людьми, да
вот мешают их хозяева.
- Да ведь вся загвоздка как раз в том, что с ними уже никак не
удастся толком поговорить - в противном случае, их бы не считали
перваками.
Браганца согласно кивнул.
- Но поскольку они все-таки когда-то были людьми - самыми
обыкновенными людьми - вот что главное, то вся надежда только на них. Мы
всегда понимали, что когда-нибудь, возможно, нам придется рассчитывать
только на них как на единственный реальный путь к контакту. Вот почему
столь суровы законы, оберегающие перваков. Вот почему находящиеся в
резервациях временные лагеря перваков, окружающие поселения пришельцев,
охраняются самыми отборными воинскими подразделениями. Ведь по мере
нарастания у людей чувства возмущения и душевного разлада первоначальные
настроения подвергать перваков линчеванию все больше трансформируются в
овладевающее массами страстное желание учинить грандиозный погром.
"Человечество превыше всего" начинает ощущать себя достаточно сильным,
чтобы бросить вызов Объединенному Человечеству. И, скажу вам, Хебстер,
честно: в данный конкретный момент никто из нас толком не знает, кому
удастся спасти шкуру, если дело дойдет до подлинной бойни. Но вы один из
тех немногих, кому удавалось договариваться с перваками, работать с
ними...
- Только на чисто деловой основе.
- Должен признаться, вы продвинулись в деле налаживания с ними
контактов в тысячи раз дальше, чем мы, несмотря на все те огромные усилия,
которые прилагали. И какая безжалостная ирония заключается в том, что
единственным людям, которым удалось наладить хоть какое-то общение с
перваками, решительно наплевать на нависшую над человечеством угрозу краха
цивилизации! Вот так! Вся суть теперь в том, что в возникшей политической
ситуации вы тонете, находясь в одной лодке с нами. Понимая это, мои люди
готовы очень о многом забыть и даже документально обосновать, что вы
вполне респектабельный бизнесмен. Что вы на это скажете?
- Все это как-то нелепо, - задумчиво произнес Хебстер. - Никакие
новые знания, полученные от пришельцев, не смогли бы добавить трезвомыслия
нашим ученым. Едва став перваками, они тут же начинают метать громы и
молнии в других членов своих семей и толочь воду в ступе. Как будто
преступив какую-то незримую черту в своем сближении с пришельцами, они
начинают в своих действиях опираться на всеобъемлющие законы космического
масштаба, гораздо более глубинные, чем усваиваемые нами
причинно-следственные закономерности.
Лицо оэсковца мало-помалу начало багроветь.
- Так вы с нами или нет? Запомните вот что, Хебстер: в такие времена,
как наше, человек, упорно цепляющийся за бизнес, как правило, в историю
попадает как предатель.
- По-моему, случай с Клейнбохером - это последняя капля, - не обращая
внимания на Браганца, продолжал рассуждать вслух Хебстер. - Нет никакого
смысла пытаться постичь образ мыслей пришельцев, если это сопряжено с
потерей лучших людей. Я предлагаю вот что: давайте напрочь откажемся от
всяких дальнейших попыток жить с пришельцами на равных в одной и той же
вселенной. Давайте сосредоточимся на чисто человеческих проблемах и будем
молить судьбу о том, чтобы в один прекрасный день инопланетяне не
заявились в наиболее плотно населенные людьми местности и не приказали нам
убираться прочь.
Зазвонил телефон. Браганца опустился в свое вертящееся кресло, но
поднимать трубку не торопился, продолжая пристально глядеть на Хебстера. И
только после того, как аппарат издал добрых полдюжины мелодичных трелей,
произнес в микрофон самый минимум, какой можно себе позволить в телефонном
разговоре:
- Говорите... Он здесь... Я передам ему... Пока.
Поджав губы, он какое-то время еще глядел на Хебстера, затем резко
развернулся к окну.
- Ваша контора, Хебстер. Похоже, с вами хотят встретиться жена и сын
по личному вопросу. Именно с ней вы развелись десять лет тому назад?
Хебстер кивнул спине следователя и снова поднялся.
- По всей вероятности, хочет получить причитающиеся ей дивиденды по
начисленным за полгода алиментам. Мне нужно уйти. Пребывание Сони в
помещении компании слишком неблагоприятно влияет на моральное состояние
моих служащих.
Подобный звонок означал крупные неприятности - он это сразу понял.
Выражение "Жена и сын" служило кодом, посредством которого администрация
должна была извещать президента о том, что в "Хебстер секьюрити
инкорпорэйтед" произошло нечто весьма серьезное. Он не виделся с женой с
тех пор, когда, поставив ее в крайне затруднительное положение, добился
передачи контроля за пожизненное содержание.
- Послушайте! - рявкнул ему вдогонку Браганца, когда Хебстер
направился к выходу. - Я вот что скажу вам: вы не хотите присоединиться к
нам - ладно! Вы, прежде всего, бизнесмен, а уж потом гражданин нашей
планеты - ладно! Вот только с этого момента особенно тщательно следите за
тем, чтобы ваше рыльце не оказалось в пушку, Хебстер. Стоит вам теперь
хоть раз оступиться, и мы навешаем на вас всех собак. Мы не только устроим
самый громкий показательный процесс за всю историю нашей древней планеты,
но и по ходу дела швырнем вас и всю вашу организацию на растерзание
волкам. Уж мы-то позаботимся о том, чтобы "Человечество превыше всего"
раскромсало в пух и прах "Хебстер билдинг".
Хебстер в недоумении пожал плечами.
- А для чего, собственно? Что вам это даст?
- Ха! Это доставит нам море удовольствия. Такого, какого мы еще
никогда не испытывали. А заодно и на какое-то время позволит нам ослабить
тот напор со стороны широких слоев общественности, недовольных все более
растущим влиянием чепэвистов, который мы уже давно довольно остро ощущаем.
Совсем не исключено, что по мере развития судебного разбирательства по
делу "Хебстер секьюрити" Демпси потеряет контроль над своими головорезами,
и они в самом деле устроят давно обещанное кровопускание. Это вызовет
такой взрыв ярости, что привлечение армейских подразделений к усмирению
мятежников будет встречено с одобрением большинством населения. И тогда мы
расправимся и с самим Демпси, и с самыми неистовыми из чепэвистов, так как
Джон Кью Объединенного Человечества [перефразировка общепринятого в
американской прессе условного обозначения рядового американца, называемого
Джон Кью Паблик] на собственной шкуре к немалому своему удовлетворению
убедится, какую серьезную опасность представляет из себя толпа.
- И это, - с горечью заметил Хебстер, - придерживающееся высоких
нравственных идеалов, законопослушное мировое правительство! Кресло снова
развернулось, и кулак Браганца обрушился на письменный стол со всей
впечатляющей силой молотка мирового судьи, выносящего окончательный, не
подлежащий обжалованию вердикт.
- Нет, отнюдь нет! Это ОСК, полномочная и в высшей степени полезная
организация Объединенного Человечества, специально созданная для
налаживания взаимоотношений между пришельцами и людьми. Это ей присущи те
качества, в существовании которых у мирового правительства вы изволили
усомниться! Более того, это ОСК находится на самой передней линии огня в
тот момент, когда власть закона и мирового правительства могут быть
опрокинуты ураганом, вызванным действиями безответственных демагогов.
Неужели вы думаете, - голова Браганцы угрожающе наклонилась вперед, глаза
превратились в две узкие щелки, не выражавшие ничего, кроме презрения, -
что карьера и состояние, даже жизнь, такой, извините, откровенно
эгоистической гниды, как вы, Хебстер, будут представлять хоть какую-нибудь
ценность для организации, защищающей интересы двух миллиардов людей,
дружно доверивших ей свое благополучие?
Оэсковец многозначительно ударил себя в грудь - черные, всклокоченные
волосы, покрывавшие ее, топорщились сквозь кое-как застегнутый френч.
- Браганца, говорю я себе сейчас, тебе очень повезло, что этот тип
настолько алчен, что не подловил тебя на сделанном ему предложении. Только
представь на мгновенье, какое это будет удовольствие подсечь его на
крючок, когда он в конце концов допустит ошибку! А сняв с крючка, тут же
отшвырнуть чепэвистам, чтобы они, обезумев от представившейся возможности
расправиться с ним, сами себя и уничтожили! Убирайтесь, Хебстер, не хочу с
вами иметь ничего общего!
"Я совершил ошибку", - после некоторого раздумья признался себе в
душе Хебстер, стоя на улице перед бывшим складом боеприпасов и щелчками
пальцев подзывая к себе гирокэб. ОСК была наиболее могущественной из всех
не находящихся в непосредственном подчинении правительства организаций,
созданных Объединенным Человечеством. Для человека в его положении навлечь
на себя неудовольствие подобной организации было столь же опасно, как
водителю такси вслух усомниться в законнорожденности инспектора дорожного
движения, остановившего его за нарушение правил пересечения перекрестка.
Но что он мог сделать? Согласиться работать в ОСК означало работать
под руководством Браганца - но еще с юношеского возраста Элджернон Хебстер
крайне ревниво следил за тем, чтобы абсолютно никто не смел помыкать им.
Кроме того, это означало бросить свой бизнес - а ведь осталось еще
чуть-чуть поднапрячься и подождать какое-то время, и его компания,
несмотря ни на что, все-таки могла бы стать самой могущественной
корпорацией планеты. Но хуже всего было то, что это потребовало бы от него
полнейшей социальной переориентации, отказа от признающего только власть
цифр мировоззрения бизнесмена, а ведь только оно одно находилось в полном
согласии с наиболее сокровенными чаяниями его души.
Швейцар, поджидавший его у входа в здание компании, быстрой походкой
направился впереди него в боковой коридор, который вел к персональному
лифту президента фирмы, и торжественно отступил в сторону, когда
распахнулись дверцы. Кабина лифта остановилась на двадцать третьем этаже.
С замиранием сердца Хебстер осторожно продвигался по коридору под
пристальным наблюдением многочисленных служащих, которые с выпученными
глазами, застыв, стояли вдоль стен. У входа в широкопрофильную лабораторию
23-В двое дюжих молодцев в серых мундирах его личной охраны тотчас же
расступились, пропуская его внутрь. Если их вызвали на работу после того,
как он предоставил всем им отгул, это могло означать только
полномасштабное чрезвычайное положение, введенное в здании компании. Он
надеялся на то, что объявлено оно было своевременно, чтобы предотвратить
малейшую утечку информации о том, что здесь происходит.
- Вполне своевременно, - заверила его Грета Зайденхейм. - Я
спустилась сюда завинтить все гайки менее, чем через пять минут после
того, как начался весь этот переполох. Полностью перекрыты все этажи с
двадцать первого по двадцать пятый и включено прослушивание всех линий
связи с внешним миром. Вы имеете право задержать своих служащих еще на час
после пяти, что оставляет в вашем распоряжении не более двух часов и
четырнадцати минут.
Покрытый зеленым лаком кончик ее пальца показывал на дальний угол
лаборатории, где взору его предстало валявшееся на полу тело в грязных
лохмотьях. Тесей. Из его спины торчала пожелтевшая рукоятка из слоновой
кости. Такими кинжалами образца 1942 года любили пользоваться
древнегерманские эсэсовцы. Серебряная свастика на эфесе была заменена
замысловатым символом, в котором угадывались три готические литеры Ч, П и
В. Сочившаяся из раны кровь превратила длинные спутанные волосы Тесея в
отвратительную красную тряпку.
Мертвый первак, отметил про себя Хебстер, опустив взгляд, потерявший
всякую надежду. В ЕГО здании, в лаборатории, куда тайно поместили
перваков, опередив Фунатти и Йоста всего лишь на два-три десятка шагов.
Налицо было самое тягчайшее преступление - если вообще случится такое, что
суду будет предоставлена возможность оценить его тяжесть.
- Взгляните-ка на этого грязного дружка перваков! - послышался справа
насмешливый и вроде знакомый голос. - ОНИ напуганы! Попробуйте-ка извлечь
денежки вот из этого, Хебстер!
Президент корпорации неторопливо подошел к худощавому мужчине с
полностью обритой головой, привязанному к незадействованному паропроводу.
Внимание Хебстера привлек необычный рисунок на доброй половине галстука
мужчины, свешивавшегося с шеи поверх лабораторного халата. Только через
несколько секунд Хебстеру удалось разобраться в этом выполненном чересчур
уж вычурно рисунке. Миниатюрное лезвие безопасной бритвы над черной
"тройкой".
- Член третьего эшелона руководства "Человечества превыше всего"!
- Он же - Чарли Верус из широкопрофильной лаборатории компании
Хебстера, - пояснил Хебстеру низкорослый мужчина с покрытым густой сетью
морщин лицом. - Меня зовут Маргритт, мистер Хебстер. Доктор Д.К.Маргритт.
Это я разговаривал с вами по интеркому, когда прибыли перваки.
Хебстер решительно мотнул головой, давая понять другим ученым,
которые непроизвольно сгрудились вокруг него, чтобы они отошли в сторону.
- Интересно, сколько времени представители руководства "Человечества
превыше всего", не говоря уже о рядовых членах, расписываются в ведомостях
на получение зарплаты в моих лабораториях?
- Не знаю, - съежившись перед Хебстером, ответил Маргритт. -
Теоретически ни один чепэвист не может стать служащим у Хебстера. Отделу
кадров предписано вдвое более тщательно проверять всех принимаемых на
работу, чем это делает ОСК при наборе своих агентов. Скорее всего, так оно
и есть. Но что может сделать отдел кадров, если служащий компании
присоединяется к ЧПВ после прохождения испытательного срока? В такое
время, как наше, когда численность чепэвистов с каждым днем становится все
больше и больше, секретным службам безопасности нужно, наверное,
удесятерить свой персонал, чтобы уследить за всем этим!
- Когда я говорил с вами сегодня в первый раз, вы высказались не
очень-то одобрительно в отношении Веруса. Как по-вашему, является вашей
прямой обязанностью ставить меня в известность о том, что перваками
займется один из членов руководства ЧПВ?
Подбородок коротышки слегка затрясся.
- Мне платят за руководство исследованиями, мистер Хебстер, а не за
политическое воспитание сотрудников лаборатории или голосование за партию,
которую вы поддерживаете.
Презрение - типичное презрение ученого-исследователя к
бизнесмену-предпринимателю, выплачивающему ему жалованье, но сейчас
оказавшемуся перед лицом крупных неприятностей - сквозило в каждом
произнесенном им слове. "Почему, - раздраженно отметил про себя Хебстер, -
люди всегда с презрением относятся к человеку, который умеет делать
деньги? Даже перваки сегодня утром в его кабинете, Йост и Фунатти,
Браганца, Маргритт, который проработал в его лабораториях в течение многих
лет. Ведь это единственный талант, который дан ему от Бога. И, безусловно,
столь же редкий и полезный, как талант пианиста".
- Мне никогда не нравился Чарли Верус, - продолжал начальник
лаборатории, - но у нас не было каких-либо оснований подозревать его в
чепэвизме! Он, по-моему, был кооптирован в третий эшелон примерно неделю
тому назад. Верно, Берт?
- Угу, - раздалось из противоположного конца комнаты. - В тот день он
появился на работе на час позже и заявил, что когда-нибудь, мы, может
быть, с гордостью расскажем своим внукам о том, что работали в одной
лаборатории с Чарльзом Болопом Верусом.
- Лично я, - заметил Маргритт, - подумал, что он, возможно, только
что закончил книгу, в которой доказал, что пирамида Хеопса ни больше, ни
меньше, как пророчество в камне наших нынешних достижений в области
текстильного производства. Верус был как раз такого рода ученым. Но,
по-видимому, тогда его воодушевило маленькое лезвие для безопасной бритвы.
Повышение он, по-моему, получил авансом как бы в качестве предварительной
платы за то, что в конце концов сделал сегодня. Хебстер аж заскрежетал
зубами, когда бритоголовый пленник попытался было, хотя и безуспешно,
плюнуть ему в лицо, и поспешил назад, к двери в лабораторию, где его
личная секретарша разговаривала с охранником, который дежурил все это
время в лаборатории.
За ними, прислонившись к стенке, стояли Ларри и Лузитания, тихо, но
взволнованно переговариваясь на тарабарском наречии. Они явно были
потрясены до глубины души. Лузитания то и дело выщипывала крохотных
слоников из своего рубища, которые, смешно дрыгая ногами в воздухе и
пронзительно трубя, взрывались как какой-то несуразной формы мыльные
пузыри, когда она роняла их на пол. Ларри нервно почесывал сбившуюся
комком бороду и периодически взмахивал рукой в сторону потолка, который
уже был утыкан пятью или шестью десятками точных копий кинжала,
пронзившего сердце Тесея. Хебстер не мог не испытывать страха перед тем,
что может произойти с его зданием, если у перваков не приведи Господь,
что-то еще осталось от людей, и они вдруг начнут действовать так, как
поступают обычно люди, стремящиеся к тому, чтобы обезопасить себя.
- Послушайте, мистер Хебстер, - начал охранник, - мне велели не...
- Ради Бога! - сердито бросил Хебстер. - В этом нет вашей вины. Даже
отдел кадров мне не в чем упрекнуть. Это я и мои эксперты заслуживаем
гильотины за то, что так бездарно отстали от эпохи. Мы умеем
проанализировать любую тенденцию, кроме той единственной, которая сделает
всех нас ненужными. Грета! Я хочу, чтобы мой вертолет на крыше был готов к
вылету и приведен в состояние готовности стартоплан в "Ла Гардиа"
[крупнейший аэропорт в окрестностях Нью-Йорка в начале пятидесятых годов,
к которым относится написание данной повести]. Пошевеливайся, девочка! А
ты... Уильямс, верно? - спросил он, наклоняясь, чтобы прочесть фамилию
охранника на его служебном значке, - а ты, Уильямс, упакуй этих двух
перваков в мой вертолет наверху и дожидайся вылета в самом скором времени.
Все остальные! - громко обратился он к сотрудникам лаборатории и зевакам,
собравшимся в коридоре. - Домой вас отпустят в шесть. Вам будет оплачен
один час сверхурочной работы.
Как только Хебстер вышел из лаборатории, Чарли Верус запел. К тому
времени, когда Хебстер достиг лифта, несколько клерков в коридоре
демонстративно подхватили гимн ЧПВ. Когда Хебстер остановился перед
дверьми лифта, ему стало ясно, что добрая четверть младшего обслуживающего
персонала, как мужчины, так и женщины, подпевали надтреснутому тенору
Веруса:
Слава, слава человеческим дерзаньям!
Для потомков сохраним Землю родную!
Меч карающий торжественно целуя,
Холуев пришельцев растерзаем!
Аллилуйя, человече, Аллилуйя,
Человече, Аллилуйя, Аллилуйя!
"Если подобное возможно в коридорах "Хебстер секьюрити", - болезненно
морщась, подумал Хебстер перед входом в личный кабинет, - то что
удивляться тому, насколько быстро растет влияние ЧПВ среди широких
народных масс?"
Разумеется, многих их этих поющих следовало бы рассматривать скорее
как сочувствующих, чем как непоколебимых адептов, как людей, которых
привлекает хоровое пение и чье сердце согревают марширующие толпы
энтузиастов - но в любом случае, очень важно знать, какой еще рывок нужно
сделать этому движению, чтобы стать мощной политической силой.
Единственным, хотя и несколько слабоватым утешением для Хебстера,
было явное понимание опасности в рядах высшего руководства ОСК, которое
готовится предпринять беспрецедентные шаги в качестве ответного демарша.
К несчастью, эти беспрецедентные меры применены будут, скорее всего к
нему самому, Хебстеру.
"В моем распоряжении осталось чуть меньше двух часов, - вспомнил
Хебстер, - в течение которых можно еще попытаться увильнуть от
ответственности за наиболее серьезное преступление в современном уголовном
кодексе".
Он поднял трубку одного из телефонов.
- Рут! Я хочу переговорить с Вандермеером Демпси. Соедините меня с
ним напрямую.
Рут отреагировала немедленно и уже через несколько мгновений он
услышал знакомый голос, звучный, неторопливый, тягучий, как расплавленное
золото.
- Привет, Хебстер. Говорит Вандермеер Демпси. - Он сделал паузу,
чтобы набрать как можно больше воздуха в легкие, затем продолжал
откровенно высокопарным тоном. - Человечество - пусть не всегда впереди,
но, впереди или позади - всегда Человечество! - Тут он рассмеялся. -
Последняя новинка. Мы ее прозвали нашим телефонным тостом. Нравится?
- Очень, - почтительно ответил Хебстер, ни на секунду не забывая о
том, что его бывший ведущий телевикторин может стать церковью и
государством одновременно. - Мистер Демпси, от моего внимания не
ускользнуло, что вы издали новую книгу, и мне интересно...
- Какую именно вы имеете в виду? "Антрополитику"?
- Точно. Великолепное исследование! Так и хочется постоянно
цитировать многие строки из нее, особенно из первой главы. Например, вот
эту: "Человек! И не больше, и не меньше!"
В трубке раздался хрипловатый, но еще достаточно сочный смех.
- Юноша, достойные частого цитирования строки имеются в каждой главе
всех моих книг! У себя в штаб-квартире я запустил целый
писательско-поэтический конвейер, способный выдавать на-гора до пятидесяти
пяти легко запоминаемых сентенций или эпиграмм на любую злободневную тему
в течение десяти минут. Не говоря уже о способности производить
политические метафоры и шутки в две-три строчки с сексуальным подтекстом!
Но вы не стали бы мне звонить только для того, чтобы обсудить достоинства
продукции моего литературного конвейера, каким бы глубоким ни было его
эмоциональное воздействие. Так в чем все-таки дело, Хебстер? Ну-ка
выкладывайте все по порядку.
- Дело вот в чем, - начал Хебстер, несколько приободренный
откровенным цинизмом заправилы чепэвистов и слегка раздосадованный
нескрываемым презрением с его стороны по отношению к себе, - сегодня я
немножко посудачил о том, о сем с нашим общим приятелем, неким П.Браганца.
- Я знаю.
- Знаете? Откуда?
Вандермеер Демпси снова рассмеялся - неторопливым добродушным смехом
толстяка, самодовольно поглаживающего себя по пузу.
- Шпионы, Хебстер, шпионы. Они у меня практически повсюду. Политика -
это на двадцать процентов шпионаж, на двадцать процентов организация и на
шестьдесят процентов выжидание подходящего момента. Мои шпионы докладывают
мне обо всем, что вы делаете.
- Но ведь у них не было ни малейшей возможности рассказать о том, что
именно обсуждали мы с Браганца. Верно?
- О, рассказали, юноша, еще как рассказали! - его такой внешне
непринужденный смех, понял вдруг Хебстер, был одновременно и своего рода
дыхательным упражнением для регулярной прочистки горла. Хебстеру
вспомнилось его изображение на телеэкране: голова, похожая на распухший до
огромных размеров апельсин, едва ли не на три четверти разверзшийся в
лучезарной улыбке рот. На голове не было ни единой волосинки - все они
вплоть до последней реснички и даже волосяного мешочка, регулярно
удалялись электролитическим методом. - Согласно донесениям моих агентов
Браганца выдвинул несколько заманчивых предложений от имени Особой
Следственной Комиссии, которые вы - поступив, позволю себе заметить, очень
правильно - немедленно же отвергли. Судя по всему, это здорово его
расстроило, и он объявил, что стоит с этого момента уличить вас хоть раз в
каком-нибудь неблаговидном поступке - ведь ни для кого не секрет, что
именно благодаря множеству самых мерзких начинаний вы и стали одним из
богатейших на всем земном шаре людей - он использует вас в качестве
приманки для нашего гнева. Должен признаться, я искренне восхищен,
прямо-таки в восторге от этого бесхитростного, даже наивного замысла!
- И совсем не собираетесь кусаться? - поинтересовался Хебстер.
В этот момент в кабинет вошла Грета Зайденхейм и, подняв руку к
потолку, несколько раз покрутила ею. Хебстер понимающе кивнул.
- Как раз наоборот, Хебстер, еще как станем кусать! Даже с еще
большим пылом, чем намеревались до этого. Мы с удовольствием проглотим эту
провокацию, которую придумала для нас ОСК, и осуществим революцию во
всемирном масштабе. Обязательно осуществим!
Вот так, мой мальчик.
- Только через мой труп! - Хебстер попытался было и сам рассмеяться,
но сумел лишь слегка прочистить горло. - Вы правы - как раз такой разговор
и состоялся между мной и Браганца. Возможно, вы правы и в том, что станете
делать, когда в ход пойдут булыжники и бейсбольные биты. Однако, если вы
не против того, чтобы значительно облегчить свою задачу, то есть тут у
меня одна мыслишка...
- Крайне сожалею, мой мальчик. Никаких сделок, Хебстер. Такие вот
дела. Неужели вам не ясно, что мы сами не хотим облегчать все это? По этой
же самой причине мы ничего не платим своим шпионам, несмотря на риск,
которому они себя подвергают, и неизмеримо возросшее богатство
"Человечества превыше всего". Мы обнаружили, что шпионы, которых мы
привлекаем, исходя из идейных соображений, работают гораздо лучше и
подвергают себя куда более серьезным опасностям, чем те, которых побуждает
работать на нас материальная заинтересованность. Да, мы отчаянно нуждаемся
в "деле Хебстера" для того, чтобы воспламенить население. Напряженность в
обществе нам нужно довести до такого уровня, чтобы смятение охватило
службы безопасности и вооруженные силы, чтобы заволновались даже те
консервативно настроенные граждане, которые обычно недовольно качают
головами при виде наших массовых шествий, и чтобы они побросали свой
мелкий бизнес и присоединились к участникам погромов и грабежей. Вот этого
как раз и будет вполне достаточно, чтобы весь земной шар перешел под
контроль "Человечества превыше всего".
- Орел - вы выигрываете, решка - я проигрываю.
И вновь зажурчало тягучее золото смеха Демпси.
- Понятно, что вы имеете в виду, Хебстер. Независимо от того, чья
возьмет верх, ОЧ или ЧПВ, от вас на песках веков останется только грязное
пятно. Вы упустили свой шанс, когда мы четыре года тому назад обратились к
патриотически настроенным бизнесменам за пожертвованиям. Не так уж мало
ваших конкурентов оказались в состоянии усмотреть эффективность
взаимозависимости экономики и политики. Уодрэн из инвестиционного треста
"Ундервуд" ныне в составе первого эшелона руководства ЧПВ. А вот среди
ваших высших администраторов нет ни одного, у кого бы на лацкане или
галстуке было бы лезвие. Но даже несмотря на это, что бы с вами ни
случилось, судьба будет к вам куда милосерднее, чем к первакам.
- Пришельцы могут воспротивиться истреблению своей челяди.
- Не существует никаких пришельцев! - совершенно другим голосом
ответил Демпси. Впечатление было такое, будто он настолько оцепенел, что
едва не потерял дар речи.
- Нет пришельцев? Такова ваша самая последняя политическая установка?
Но сами-то вы ведь так не считаете!
- Есть только перваки - существа, которые сложили с себя
ответственность, лежащую на людях, и поэтому оказались в состоянии делать
то, что кому-то и может показаться чудесами, но чего настоящие люди
никогда не станут делать, потому что это ниже их собственного достоинства
и связано с потерей человеческого облика. А пришельцев как не было
никогда, так и нет сейчас. Пришельцы - это созданный перваками миф.
- Идеальный способ обращаться с не очень-то приятными фактами,
проворчал Хебстер. - Делать вид, будто они просто не существуют.
- Если вам так приспичило обсуждать такой мираж, как пришельцы, -
раздраженно возразил ему Демпси, - то боюсь, нам не о чем больше говорить.
Вы определенно становитесь перваком сами, Хебстер.
В трубке раздался щелчок отбоя.
Хебстер задумчиво провел пальцем по ободу корпуса микрофона.
- Он сам верит в подобную чушь! - с ужасом произнес он. - Ему
приходится самого себя непрерывно уверять в том, в чем он убеждает своих
последователей - в том, что если кто-то настолько нас превосходит, что
остается для нас непостижимым, то уж лучше просто считать, что его не
существует вовсе!
Только теперь Хебстер заметил, что Грета Зайденхейм давно дожидается
у дверей с чемоданчиком и двумя пальто.
- Я не вправе уговаривать вас, Грета, лететь вместе со мной, но... -
начал он, встав из-за стола и направляясь к выходу.
- Да ладно, - перебила его Грета и стараясь от него не отставать,
засеменила вслед за ним. - Я понимаю, что это не будет увеселительной
прогулкой, но куда все-таки мы держим путь?
- В Аризону. В самое первое и крупнейшее из всех поселений
пришельцев. Туда, откуда к нам прибыли друзья с такими чудными именами.
- А что вы можете сделать там такое, чего нельзя сделать здесь?
- Честно говоря, Грета, сам не знаю. Просто решил, что мне не
помешало бы немного проветриться. А коль так, то почему бы не отправиться
туда, откуда с самого начала пошла вся эта заваруха, и не познакомиться со
всем этим поближе? Я из тех бизнесменов, кому по душе импровизация. Мне не
привыкать принимать на ходу самые серьезные решения.
На вертолетной площадке их ждали плохие вести.
- Мистер Хебстер, - уныло произнес пилот, - стартоплан захвачен
оэсковцами. Мы все равно отправляемся в путь? Если на борту этого
драндулета, то нам не удастся улететь достаточно далеко. Да и скорость
сами понимаете, не та.
- Все равно вылетаем, - подумав немного, ответил пилоту Хебстер.
Они забрались в кабину. Двое перваков сидели на полу в самом хвосте,
фыркая и сопя - они все еще взволнованно переговаривались друг с другом.
Уильямс почтительно поздоровался с боссом.
- Кроткие, как ягнята, - произнес он. - Должен вам сказать, они и в
самом деле сотворили вдруг одного ягненка. Мне пришлось вышвырнуть его из
кабины.
Громоздкий широкофюзеляжный летательный аппарат медленно поднялся в
воздух и взял курс на юго-запад.
- Определенно произошла утечка информации, - сердито проворчала
Грета. - Они прослышали о мертвом перваке в стенах нашего здания. Где-то в
организации все-таки образовалась щель для этой утечки, которую я
оказалась не в состоянии своевременно найти. ОСК стало известно о гибели
первака, и теперь она за нами охотится. Вот такой я оказалась расторопной
и умелой!
Хебстер только улыбнулся ей в ответ. Ей вовсе не стоило слишком уж
увлекаться самобичеванием - она была и расторопным, и очень умелым
работником. Такой же высокий профессионализм был характерен и для отдела
кадров, и для дюжины других подразделений компании. Таким был и сам
Хебстер. Вот только вся структура организации и ее сотрудники подбирались
для нормальной работы в политически стабильной обстановке. Кто тогда мог
помыслить о политических шпионах! Если даже Демпси удалось пораспихивать
соглядатаев и саботажников по всем функциональным подразделениям "Хебстер
секьюрити", то почему то же самое не мог сделать Браганца?
"Меня поймают, - подумал со страхом Хебстер, - еще до того, как я
по-настоящему пущусь в бега. И бросят за решетку до того, как удастся
найти укромное местечко в котором можно было бы отсидеться, пока все не
успокоится".
Его, по всей вероятности, отдадут под суд и организуют показательный
процесс, который войдет в историю под названием "Процесс по делу кровавого
Хебстера". Преступление, которое ускорило революцию во всемирном масштабе.
- Мистер Хебстер, они становятся все беспокойнее, - раздался сзади
голос Уильямса. - Может быть, попытаться как-нибудь успокоить их,
подбодрить?
Хебстер резко привстал, в нем проснулась надежда.
- Нет, - ответил он охраннику. - Оставьте их в покое!
Он теперь очень пристально следил за возбужденными перваками. Может
быть, как раз сейчас вдруг и произойдет то, ради чего Хебстер забрал их с
собою в полет! Несколько лет сумбурных торговых отношений с перваками дали
ему возможность изучить их. Они способны на гораздо большее, чем те мелкие
фокусы, которые то и дело показывают, или бытовые поделки для ублажения не
в меру требовательных покупателей, одуревших от избытка всевозможных
товаров в обществе потребления.
На фоне неба за окнами вертолета появились две риски. Еще несколько
мгновений - и стало ясно, что это реактивные перехватчики с
опознавательными знаками Особой Следственной Комиссии.
- Пилот! - крикнул Хебстер, не отрывая глаз от взволнованно
теребящего бороду Ларри. - Бросьте органы управления! Живо! Вы меня
слышите? Это ПРИКАЗ! Уберите руки с органов управления!
Пилот неохотно повиновался, откинувшись к спинке кресла. Приборная
панель в одно мгновенье исчезла, только град раскаленных докрасна
фрагментов брызнул в хвостовую часть салона. И одновременно с этим мерный
рокот лопастей превратился в оглушительный визг обезумевших саксофонов, а
сами они стали темно-фиолетовыми. Скорость вращения лопастей настолько
возросла, что звучание их перешло в ультразвуковой диапазон, а вертолет
буквально стрелою взмыл вверх, оставив перехватчиков далеко внизу.
Через пять секунд они были уже в Аризоне.
И, как тюки, вывалились из своего фантастического летательного
аппарата на песок пустыни, испещренный редкими островками чахлой полыни.
- Я даже не хочу понимать, во что это вдруг превратилась моя ветряная
мельница, - заметил пилот, - и какая сила заставила ее развить такую
сумасшедшую скорость - но каким это образом первак догадался, что фараоны
хотят достать нас?
- Не думаю, что он понимал это, - пояснил Хебстер, - но у него
хватило сообразительности, чтобы почувствовать, что его везут домой, а вот
эти неизвестно откуда взявшиеся истребители намерены этому помешать. Вот
он и сделал то, что было в его интересах, в свойственной людям манере. Он
защитил себя!
- Домой, - произнес Ларри. Он очень внимательно прислушивался ко
всему, что говорил Хебстер, не обращая внимания на струйку слюны,
стекавшую из правого уголка его рта. - Демагог, демпинг, дозатор. Дом -
это там, где ненависть. Дом, запертый на все замки.
Лузитания запрыгала на одной ноге и одарила всех какой-то особой, не
такой, как у других женщин, чувственной улыбкой.
- Домовой, - игриво произнесла она, - это всего-навсего - домашний
уют. Гга-хрю.
Ларри поплелся вслед за нею, в три ноги на двоих. Затем медленно и не
очень охотно оторвался от земли и побрел прямо по воздуху, когда дорогу им
преградило множество небольших валунов, но с острыми, как бритва, верхними
краями.
- Прощайте, друзья, - произнес Хебстер, обращаясь к своим
спутникам-людям. - Я ухожу вслед за своими новыми приятелями, чтобы
собственными глазами увидеть то волшебство, что скрывается за этим бурым
маревом пустыни. И помните вот о чем: когда оэсковцы сообразят, что ваше
появление здесь каким-то образом связано вот с этим необычным вертолетом -
постарайтесь, кстати, держаться как можно ближе к нему, - то самым умным с
вашей стороны будет свалить все на меня. Будто бы я силой принудил вас
подняться на борт вертолета. Можете сказать им, что я ушел в глубь пустыни
искать спасение, прикинув что уж лучше стать перваком, чем козлом
отпущения, и беспомощно смотреть на то, как твое добытое тяжким трудом
богатство растаскивает такое воронье, как П.Браганца или Вандермеер
Демпси. Но я обязательно вернусь - в своем уме или перваком.
Он ласково погладил мокрую щеку Греты, затем быстрым и решительным
шагом бросился догонять Ларри и Лузитанию. Только один раз он обернулся и
улыбнулся, увидев с каким необычайно жалким видом глядят они ему вслед,
особенно Уильямс, здоровенный детина, зарабатывавший себе на кусок хлеба
тем, что обеспечивал безопасность других людей.
Перваки как будто и придерживались какого-то определенного маршрута,
но впечатление было такое, будто проложил его кто-то, вдохновленный
зрелищем игры на аккордеоне, меха которого периодически то растягивались,
то собирались многочисленными складками вместе. Снова и снова они
проходили одни и те же места, натыкались на свои ранее оставленные следы,
уходили в сторону метров на сто, затем возвращались назад и вновь
пускались в путь по собственным же следам, запечатленным на песке пустыни.
Вот это и была страна перваков. Аризона. Местность, где возникло
первое и самое крупное поселение пришельцев. В этом дальнем углу
Юго-Запада бывших США не было уже практически ни одного человека - только
пришельцы и их кули [носильщики, грузчики, чернорабочие в странах
Юго-Восточной Азии].
- Ларри, - окликнул первака Хебстер, когда в голову ему закралась
мысль, все больше и больше его беспокоившая. - Ларри! А ваши... хозяева
знают о том, что я с вами?
Требовательность тона, которым задал этот вопрос Хебстер, побудила
первака обернуться и он, сбившись с шага, споткнулся и плюхнулся наземь.
Затем поднялся, сделал кислую мину, глядя на Хебстера и покачал головой.
- Вы не бизнесмен, - произнес он. - Здесь не может быть никакого
бизнеса. Здесь может быть только вызывающее смех то, что вы возможно,
назовете поклонением. Хотя на самом деле это попытки постичь универсальную
внутреннюю природу всего сущего. Достичь понимания, полного и вечного,
частичного и эфемерного, которое только одно и делает возможным...
Он сцепил между собой пальцы вывернутых наружу ладоней в отчаянной,
мучительной попытке в доступной для понимания Хебстера форме объяснить
смысл того, что он хочет сказать. Затем стал делать медленные круговые
раскачивания головы из стороны в сторону.
И тут новое потрясение постигло Хебстера - он увидел, что этот
пожилой человек плачет. Выходит, внутренний мир перваков действительно во
многом подобен психике душевнобольных! Именно это давало человеку постичь
то, что происходит вне пределов его понимания, помогало достичь тех вершин
мудрости, на которые он не способен подняться вследствие присущих
нормальному человеку определенных особенностей мышления. В душе человека
появлялась уверенность в том, что уже совсем близка дотоле ускользавшая
психологическая земля обетованная, но она тут же исчезала, оставляя
неизбывную печаль и тоску, вызванные пониманием собственной умственной
несостоятельности. Оставив лишь некоторый проблеск надежды, подкрепляемой
чувством удовлетворения за то, что немалым достижением при такой огромной
умственной близорукости является даже смутное понимание цели сокровенных
желаний. Вопрос теперь только в том, с помощью каких средств достичь этой
самой цели.
- Когда я впервые здесь появился, - рассказывал то и дело запинаясь,
Ларри, вглядываясь в лицо Хебстера, как будто он понимал, о чем думает
сейчас бизнесмен, - когда я предпринимал первые попытки понять... Я имею в
виду диаграммы и справочники, которые я сюда принес, составленные мною
таблицы статистических данных, тщательно прорисованные графики
определенных зависимостей... - все это оказалось совершенно не нужным.
Все, что мне удалось обнаружить, - мелочи, игрушки, не связанные никакими
закономерностями, всего лишь жалкие тени настоящих мыслей. Представляете
себе, Хебстер, что значит после всего этого такое познать настоящие
законы! Вот увидите, какое это будет счастье... Вы будете служить рядом с
нами, обязательно будете! О, какая несравненная душевная приподнятость
ждет вас...
Речь его вдруг стала бессвязной и взволнованной, заплелись ноги, он
вновь повалился ничком на землю. Приблизилась Лузитания, все еще прыгая на
одной ноге.
- Ларри, - спросила она очень тихо и нежно, - ради чего ты так
страстно уговариваешь Хебстера?
Ларри поднял на нее удивленный взгляд, затем понимающе кивнул. Двое
перваков взялись за руки и с огромным трудом снова выбрались на невидимую
дорогу, с которой только что свалился Ларри. Какое-то мгновенье они еще
пристально глядели на Хебстера, похожие на двух загадочных оборванцев с
какого-то сюрреалистического полотна.
А затем исчезли. Вокруг же Хебстера сомкнулся совершенно
непроницаемый мрак, как будто кто-то вылил с неба невообразимых размеров
флакон туши. Он осторожно попробовал землю у себя под ногами и сел на
песок, который все еще оставался горячим после знойного аризонского дня.
Теперь!
Предположим, подойдет сейчас к нему пришелец. Предположим, пришелец
спросит напрямик, чего же все-таки он хочет добиться? Вот на этот вопрос
ему будет очень трудно ответить. Элджернон Хебстер, бизнесмен до мозга
костей - в данный момент, правда, похоже, в бегах - не знал, чего ему
хочется. По крайней мере - от пришельцев.
Он, с одной стороны, не хотел, чтобы они покинули Землю поскольку
технология, получаемая им от перваков и применяемая в добрых двух десятках
отраслей промышленности, была по сути результатом адаптации к земным
условиям методов, известных лишь пришельцам. Но, с другой стороны, он не
очень-то хотел, чтобы они и дальше оставались на Земле, поскольку
всеподавляющее превосходство пришельцев, как кислота, разъедало последние
остатки чувства собственного достоинства его обитателей.
И в довершение ко всему этому он еще со всей определенностью мог
сказать, что лично он ни за что не хочет стать перваком.
Что же, в таком случае, ему оставалось делать? Продолжать как ни в
чем ни бывало свой бизнес? Что ж, на этот вопрос дал вполне исчерпывающий
ответ Браганца. Какой там бизнес, если спрос будет настолько
зарегулирован, что по сути вообще перестанет существовать?
Да и о каком бизнесе можно говорить, если пришельцев, похоже,
совершенно не интересует ничего из того, что выставлено на убогих
прилавках человечества?
- Но мы обязательно найдем что-нибудь такое, что нужно пришельцам! -
громко произнес Хебстер.
Но как? КАК? Что ж, индейцы и сейчас продают декоративные одеяла
бледнолицым - для поддержания своего существования, для сохранения
традиционного жизненного уклада. Но требуют, чтобы платили им только
наличными - не приведи Господь, огненной водой!
"Если бы только, - подумал Хебстер, - изыскать хоть какую-то
возможность встретиться с кем-либо из пришельцев - я бы достаточно быстро
обнаружил, что ему нужно, каковы его жизненные потребности!"
А затем, когда прямо как по заказу вокруг начали материализоваться
самой разнообразной формы бутылки - в виде реторты, в виде вытянутого
цилиндра, в виде приплюснутого усеченного конуса, он все понял! Это они
формировали в его мозгу вопросы, требовавшие безотлагательного ответа! И
пока явно не были удовлетворены теми ответами, которые ему до сих пор
удавалось придумать. А им нравилось получать ответы на интересующие их
вопросы. В самом деле, очень-очень нравилось. И если он заинтересован в
том, чтобы его ответы пришлись им по душе, то почему бы не прибегнуть к
уже многократно проверенному методу...
Одна из "точек в бутылке" слегка прикоснулась к коре его головного
мозга, и он закричал в отчаянии:
- Нет! Не хочу!
"Дзынь!" - зазвучало в ушах Хебстера, и он стал машинально ощупывать
свое тело. Все как будто оставалось на положенных местах, и это
приободрило его. Поскольку последние несколько минут испытывал опасение,
что его постигнет судьба одной девушки - персонажа древнегреческой
мифологии, которая вымолила у Зевса возможность узреть его во всем
великолепии и блеске громовержца. Через несколько мгновений после того,
как ее просьба была удовлетворена, от этой излишне любопытной особы ничего
не осталось, кроме горсти дымящегося пепла.
Бутылки кружились вокруг него в странном замысловатом танце, излучая
эмоции в какой-то степени сродни любопытству, однако с некоторой примесью
удовлетворения и даже восторга.
Что могло привести их в восторг? Хебстер был совершенно уверен в том,
что именно так можно охарактеризовать испытываемые ими чувства, несмотря
на всю разницу в образе мышления. Торопливо забросив в глубины памяти
всякую бредень, он извлек было несколько более или менее подходящих
мыслей, но по зрелом размышлении отверг и их. Что же пыталось подсказать
ему до сих пор не подводившее его особо изощренное чутье бизнесмена?
Танец усложнился, стал более быстрым. Несколько бутылок прошмыгнуло
ему под ноги, но Хебстер все равно продолжал видеть их, волнообразно
двигавшихся и одновременно вращавшихся вокруг своей оси на глубине
примерно в три метра под поверхностью Земли - впечатление было такое,
будто для них земная кора не только прозрачная, но и легкопроницаемая
среда. И хотя Хебстер совершенно ничего не знал о пришельцах - как
феномен, они его никогда ничуть не интересовали, - и не понимал, что они
пытаются выразить в своем танце - вполне возможно, это было своего рода
совещание или соблюдение какого-то ритуала - тем не менее, ему было ясно
одно: близится кульминация. Небольшие изломанные линии зеленых молний
начали проскакивать между многими из этих несуразных бутылок. Что-то
взорвалось у самого его левого уха. Он боязливо провел пальцами по щеке и
отодвинулся на несколько шагов. Бутылки последовали за ним, продолжая
держать его внутри сферы, образованной их неистовыми перемещениями.
Почему ВОСТОРГ? В городах пришельцы обычно зависали почти неподвижно
в воздухе, как будто пытаясь понять, чем занимаются и чем живут люди на
поверхности Земли. Они казались бесстрастными и дотошными наблюдателями и
не проявляли даже малейшей склонности к... к...
И вот теперь у него кое-что появилось. Наконец, кое-что возникло. Но
что можно сделать с идеей, если у тебя нет возможности сообщить о ней и
нет возможности самому действовать в соответствии с нею?
ДЗЫНЬ!
Повторено было сделанное несколько ранее предложение, теперь в куда
более настоятельной форме. ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ!
- Нет, - завопил Хебстер, попытавшись выпрямиться во весь рост и
расправить плечи. И обнаружил, что не в состоянии этого сделать. - Я не
хочу стать перваком!
В голове у него послышался отрешенный, почти божественный смех.
А затем возникло жуткое ощущение какой-то шумной возни в мозгу, как
будто два или три существа, отталкивая друг друга, стараются побыстрее
выскрести что-то из его памяти. Он плотно сомкнул веки и сосредоточился.
Он был близок к цели, очень близок. У него уже сложилось общее
представление, но ему нужно было время, чтобы более точно сформулировать
пришедшую ему на ум мысль - совсем немного времени на то, чтобы
отшлифовать ее, а затем сообразить, как наиболее целесообразно
распорядиться ею!
ДЗЫНЬ, ДЗЫНЬ, ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ, ДЗЫНЬ, ДЗЫНЬ!
Голова его раскалывалась от боли. Впечатление было такое, будто
кто-то высасывает серое вещество мозга из черепа. Он сделал попытку
превозмочь боль. Но из этого ничего не получилось.
Что ж, будь что будет. Внезапно он весь обмяк, прекратив дальнейшие
попытки защитить себя. Однако теперь отчаянные вопли исторгались не только
из его глотки, но из самого мозга. Впервые за всю свою жизнь, не зная со
всей определенностью, к кому обратиться за поддержкой, все естество
Элджернона Хебстера взывало о помощи.
- Я могу это сделать! - он то выкрикивал громко эти слова, то
мысленно повторял их про себя. - Сэкономить деньги, сэкономить время,
сэкономить что вы только ни захотите, - я могу помочь вам сэкономить!
Только помогите мне, ПОМОГИТЕ МНЕ... Мы вместе сумеем это сделать - только
поторопитесь! Ваши проблемы можно решить... Посредством рационального
подхода. Итогового баланса. Только ПОМОГИТЕ...
Слова и мысли переплелись у него в голове точно так же, как все
сужающиеся кольца пришельцев вокруг него. Он продолжал кричать, продолжал
удерживать в воображении мысленные образы, а тем временем где-то внутри
него какая-то бесшабашная сила - и это было совершенно уже невыносимо -
помимо его воли начала перекрывать один за другим последние клапаны, через
которые его сознание еще подпитывалось остатками здравого смысла.
Вдруг он почти полностью перестал что-либо ощущать. И столь же
внезапно к нему пришло понимание многого такого, о чем он никогда и не
мечтал. И даже не задумывался над тем, что когда-нибудь сможет узнать. Он
вдруг почувствовал, что каждый нерв его тела находится под контролем его
указательного пальца. Он вдруг...
ДЗЫНЬ, ДЗЫНЬ, ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ! ДЗЫНЬ!
- ...вот как это, - произнес кто-то.
- Как что, например? - спросил кто-то другой.
- Ну... То, что они лежат, и то ненормально. А вот он спит, как и
подобает спать человеку. Они во сне корчатся и стонут. Со стороны может
показаться, что это не первак спит, а какой-то забулдыга-пропойца. Вот
пока мы тут заговорились о стонах, наш малыш, похоже, пришел в себя.
Хебстер чуть приподнялся - он увидел, что лежит на армейской койке -
и несколько раз тряхнул головой. Почувствовал как оставляют его страхи, а
вместе со страхами - он не сомневался в этом - закончатся и все его
страдания. Рядом с его койкой стояли крайне озабоченный, даже, пожалуй,
расстроенный Браганца и еще один мужчина, скорее всего, врач. Хебстер
улыбнулся им обоим, мужественно противясь искушению разразиться потоком
нечленораздельных звуков.
- Привет, парни, - произнес он. - А вот и я - как несорванный майский
орешек.
- Вы намерены скрыть от меня контакт с пришельцами! - завопил
Браганца. - Ведь вы с ними общались, но перваком не стали!
Хебстер оперся о локоть и глянул в сторону откидного полотнища
палатки, выполнявшего функции двери, туда, где рядом с входом в палатку
напротив застывшего по стойке "смирно", до зубов вооруженного часового
стояла Грета Зайденхейм. Хебстер помахал ей рукой, она ответила ему
восхитительной улыбкой во весь рот.
- Вы нашли меня, когда я, будто какой-то бездомный бродяга, валялся
где-то посреди пустыни?
- Вас найдешь! - огрызнулся Браганца. - Вас, милейший, приволокли
перваки. Впервые в истории они снизошли до такого. А мы просто
расположились здесь и дожидались, когда вы вернетесь, по простоте душевной
полагая, что коль вы возвращаетесь, значит все будет в полном порядке.
Президент корпорации "Хебстер секьюрити" потер пальцами лоб.
- Так оно и будет, Браганца, вот так и будет. Одни лишь перваки, так
что ли? Им не помогал никто из пришельцев?
- Пришельцев? - едва не поперхнувшись, воскликнул Браганца. - Что
побудило вас предположить... Какие соображения позволили вам надеяться,
что... что пришельцы станут помогать первакам нести вас сюда?
- Ну... наверное, мне не следовало употреблять слово "помощь". Но мне
почему-то казалось, что в составе группы, доставившей сюда мое
бесчувственное тело, находилось несколько пришельцев. Так сказать, в
качестве "почетного караула", Браганца. Это было бы по-настоящему красивым
жестом, ведь верно?
Оэсковец повернулся к врачу, который с нескрываемым интересом следил
за разговором.
- Может быть, вы выйдете на минутку? - предложил он.
Он прошел вслед за врачом к выходу и плотно запахнул полог палатки.
Затем вернулся к койке и расположился в ногах у Хебстера.
- Так вот, Хебстер, если вы и дальше будете продолжать паясничать, то
я выпотрошу ваше брюхо и обмотаю кишками вашу голову. Так что же все-таки
произошло?
- Что произошло? - Хебстер рассмеялся и медленно, очень осторожно
потянулся, как будто опасался сломать руки. - Не думаю, что мне
когда-нибудь удастся исчерпывающе ответить на этот вопрос. И в какой-то
мере я даже очень рад тому, что не удастся. Вот что я достаточно четко
запомнил: у меня появилась одна весьма заманчивая идея. Я мысленно
уведомил о наличии у меня такой идеи другую заинтересованную сторону. Мы -
эта другая сторона и я - пришли к заключению предварительного соглашения в
качестве уполномоченных представителей. Более точные условия соглашения
будут оговорены соответствующими руководящими органами обеих сторон, и
окончательно ратифицированы после обоюдного признания обеими
договаривающимися сторонами. Более того... Да будет уж вам, Браганца
будет! Я говорю со всей откровенностью. Опустите, пожалуйста, складной
стул. Не забывайте о том, какие муки мне пришлось претерпеть!
- Вряд ли они страшнее тех мук, которые грозят всему миру в самом
ближайшем будущем, - прогромыхал оэсковец. - Пока вы трое суток
прохлаждались в пустыне, Демпси провел генеральную репетицию революции
одновременно по всему земному шару. Он оказался достаточно благоразумным,
ограничившись шествиями и словесными фейерверками, чтобы не дать нам
малейшей зацепки, позволившей бы бросить против его сторонников отряды
полиции особого назначения, но совершенно очевидно, что они готовы пустить
в ход мускулы тоже. Возможно, это случится даже завтра. Завтра Демпси
собирается разглагольствовать по всем программам всемирного телевидения.
Вам известен их самый последний лозунг? Верус, обвиняемый в совершении
умышленного убийства, провозглашается чепэвистами великомучеником.
- И вас поразило, как быстро начинают сбываться ваши самые мрачные
подозрения. Сколько сотрудников ОСК оказались скрытыми чепэвистами?
- Не так уж много. Но больше, чем мы ожидали. Больше, чем мы могли
себе позволить. И Демпси своего добьется, обязательно добьется - теперь
вся надежда только на то, что вам удалось добиться по-настоящему крупного
прорыва во взаимоотношениях с пришельцами. Послушайте, Хебстер, -
буквально взмолился Браганца, - перестаньте водить меня за нос. И не
придирайтесь к моим словам или высказанным мною угрозам. В них не было
какой-либо личной озлобленности с моей стороны, только страшная тревога за
судьбу нашей планеты, людей ее населяющих и правительства, которое мне
положено защищать. А если вы все еще питаете ко мне ненависть, то я,
Браганца, даю вам полную свободу выместить ее на моей собственной шкуре
так, как вам самому заблагорассудится, сразу же после того, как мы
выберемся из этой трясины. Но сначала дайте мне знать, на каком мы
находимся свете. Судьба очень многих людей да и дальнейшего хода истории
зависит от того, чего вам удалось добиться на этом забытом Богом и людьми
клочке пустыни.
И Хебстер рассказал ему обо всем. Начав с исполненной инопланетянами
"Вальпургиевой ночи".
- Чем больше я наблюдал за тем, в каком бешеном, абсолютно
неупорядоченном ритме пришельцы снуют из бутылки в бутылку, какие сложные
эволюции они совершают в пространстве вокруг меня, тем больше меня
поражало, насколько при этом они отличались от задумчивых "точек в
бутылках", зависающих в местах оживленной человеческой деятельности, и
тогда я начал догадываться, что между этими существами имеются серьезные
различия, а место куда я попал, не является их "домом" в обычном понимании
этого слова.
- А как же иначе? И вы выяснили, из какого сектора галактики они сюда
прибыли?
- Я совсем не это имел в виду. То, что мы выделили эту местность - и
подобные ей в пустыне Гоби, в Сахаре, в Центральной Австралии - в качестве
резерваций для тех их соплеменников, рассудок которых не выдержал бремени
четкого и ясного понимания собственной неполноценности, еще не дает нам
достаточных оснований полагать, что пришельцы, скапливающиеся вокруг
поселений перваков, выбрали эти же местности в качестве мест своего
постоянного проживания.
- Вот как? - удивился Браганца.
- Иными словами, мы сделали подобное допущение, изначально признавая
явное превосходство пришельцев над нами. Но такое допущение, а
следовательно, и упомянутое превосходство - базируются на нашем
собственном понимании, что лучше, а что хуже. А ведь у самих пришельцев
точка зрения на одни и те же вещи может быть совершенно иной, чем точка
зрения людей. Вот поэтому-то рассматриваемое сейчас допущение могло
оказаться неприменимым по отношению к пришельцам, которых... ну, скажем
так... обнаруживают в резервациях.
Оэсковец вскочил и несколько раз быстрым шагом обошел палатку, то и
дело ударяя своим кулачищем по покрытой потом ладони другой руки.
- Кажется, я начинаю... Вот теперь я начинаю...
- Точно в таком же состоянии находился тогда и я, когда только
начинал догадываться. Предположения, которые не выдерживают груза
логических построений, возведенных на их фундаменте, стали причиной
банкротства бизнесменов, чьи аналитические способности намного превышают
мои, и с которыми я бы не рискнул заключать сделки. Стоит вспомнить,
например, о тех четверых брокерах, которые после биржевого краха 1929
года...
- Ладно, ладно - перебил его Браганца, снова садясь на стул рядом с
койкой. - Так к чему вас тогда в конце концов привели ваши рассуждения?
- Я тогда еще ни в чем не был уверен. Ведь мне приходилось опираться
только на случайно проносящиеся у меня в голове мысли, вызванные избытком
адреналина в крови, и на ясно осознаваемое ощущение какой-то несуразности
поведения собравшихся вокруг меня пришельцев. Я совершенно не ожидал
подобного поведения с их стороны. Они мне явно напоминали что-то, вернее,
даже кого-то. И я был абсолютно убежден в том, что как только я вспомню,
кого, главные препятствия будут преодолены. И я оказался прав.
- В чем же заключалась ваша правота? Что именно вы вспомнили?
- Что ж, для того, чтобы это объяснить, придется совершить некоторый
экскурс в недавнее прошлое. Вернуться к аналогии профессора Клейнбохера:
бледнолицые спаивают "огненной водой" несчастных индейцев. У меня всегда
было предчувствие, что именно где-то в этой аналогии кроется отгадка. И
вдруг, думая о профессоре Клейнбохере и наблюдая за тем, как эти
всемогущие существа совершенно хаотически снуют вокруг меня, словно не
находя себе места и от этого испытывая мучения - такое, во всяком случае,
у меня сложилось впечатление, я вдруг понял, в чем заключалась ошибка,
которую мы совершаем. Не в самой аналогии, а в том, как мы ее
интерпретируем. Мы, можно сказать, собрались колоть орехи молотком, но
схватились за боек вместо рукоятки.
Бледнолицые в самом деле давали индейцам "огненную воду" - но при
этом и получали кое-что взамен.
- Что же именно?
- Табак. Который, в общем-то, не такое уж страшное зло, если им не
злоупотреблять. Однако у белых людей, которые первыми стали курить, голова
точно так же шла кругом, как и у тех индейцев, что первыми вкусили
спиртного. У алкоголя и табака есть одно общее свойство - они вызывают
страшное недомогание, если при первом опыте знакомства с ними принять
чрезмерно крупные дозы. Понимаете, Браганца? Пришельцы, находящиеся в
резервации для перваков в пустыне Аризона, это больные пришельцы. При
столкновении с нашей культурой они столкнулись с чем-то настолько же
психологически непереваримым для них, настолько застряло в нашем
умственном пищеводе и теперь заставляет нас корчиться от боли нечто такое,
что свойственно их культуре и особенностям психики. Вот этих-то больных
соплеменников пришельцы и поместили в наши пустынные местности до лучших
времен... Пока не удастся устранить причины подобного психологического
расстройства.
- Значит, нечто такое, что непереваримо психологически... Что же
могло им оказаться, Хебстер?
Бизнесмен раздраженно пожал плечами.
- Не знаю. И не хочу знать. Может быть, у них такой склад ума, что не
позволяет бросить решение какой-нибудь проблемы до тех пор, пока не
выяснится все до конца, и проблема окажется решена, - но они не могут
понять мотивы, которыми руководствуются в своей деятельности люди в силу
изначальных коренных различий между ними и людьми. Только потому, что мы
не можем понять их, не следует делать вывод о том, что уж они-то понимают
нас.
- Но ведь все, что умеем делать мы, они умеют делать лучше.
- Тогда почему они не перестают подсовывать нам перваков с просьбой
снабдить их различными давно уже вышедшими из употребления предметами
домашнего обихода или всякой другой трудновообразимой дребеденью?
- Они в состоянии продублировать все, что сотворено человеческими
руками.
- Вот в этом-то, скорее всего, и вся загвоздка, - предположил
Хебстер. - Они в состоянии продублировать, но обладают ли они способностью
создать все это? Они выказывают все признаки принадлежности к расе
существ, которым никогда не приходилось что-либо делать самим. Наверное,
они очень быстро эволюционировали в животных, способных осуществлять
прямой контроль над материей, и таким образом не прошли те стадии
развития, что связаны с изобретением орудий труда и их применением. С
нашей точки зрения это является колоссальным преимуществом перед нами, но
это же неизбежно поставило их в гораздо более невыгодное положение.
Сопутствующая такой власти над материей ущербность может заключаться в
недоразвитости искусства и отсутствии основополагающих технических знаний
для создания тех предметов материальной культуры, которые невозможно
получить посредством прямого воздействия на исходное сырье. Как
обнаружилось впоследствии, в этом вопросе я оказался полностью прав.
Рассмотрим следующий пример. Музыка не возникает в человеческом
обществе как результат теоретических построений. Все это появляется позже,
значительно позже. Музыка прежде всего является результатом игры на
каком-либо отдельно взятом музыкальном инструменте - тростниковой дудке,
обтянутом кожей барабане, наконец, просто человеческой гортани - то есть,
функцией чего-то вполне осязаемого, с чем раса, манипулирующая
электронами, позитронами и мезонами, никогда даже не столкнется в процессе
своего развития. Как только я это понял, то узрел и другие недостатки
рассматриваемой аналогии - допущение само по себе.
- Вы имеете в виду допущение, что мы, безусловно, менее развиты по
сравнению с пришельцами?
- Совершенно верно, Браганца. Они умеют делать очень многое, чего мы
не умеем, однако и сами очень много не умеют, что не требует даже
особенного умения от нас. Можно только догадываться, каким множеством
всяких способностей, недоступных пришельцам, располагает род человеческий
- оставим эти исследования специалистам. Им хватит работы на доброе
столетие. И это даже очень хорошо, поскольку отвлечет их от бесплодной
политической борьбы на достаточно длительный период времени.
Браганца покрутил в пальцах пуговицу от своего зеленого френча и
устремил взор куда-то вдаль, мимо лица Хебстера.
- Значит - никаких научных исследований пришельцев?
- Естественно - ведь пока что из этого все равно ничего не
получается, а жить-то, как никак, надо. Смирившись с этой не очень-то
приятной для нас ситуацией. Единственное для нас утешение состоит в том,
что то же самое придется сделать и пришельцам.
Неужели вам это до сих пор не понятно? Вопрос ведь не в изначальной
несовместимости людей и пришельцев. Просто мы не располагаем достаточным
количеством фактов, а в данный момент просто не можем добыть их с помощью
обычных для наших ученых наблюдений, так как в этом таится психологическая
опасность для обеих рас. Наука, мой дальновидный и предусмотрительный
друг, это комплекс взаимосвязанных теоретических построений, источником
которых может быть только наблюдение!
Вспомните, например, о том, что задолго до того, как появилась такая
наука, как навигация, многочисленные купцы, прижимавшиеся к берегам или
перетаскивавшие волоком свои челны из одной реки в другую, прекрасно
знали, как воздействуют на их утлые суденышки различные течения, научились
определять их курс по звездам и по относительному положению Луны на
небосводе - не питая ни малейшей склонности к тому, чтобы объединить эти
разрозненные обрывки знаний в более широкие теории. И только тогда, когда
этих обрывков знаний накопилось достаточно много и появилась возможность
отделить предрассудки от подлинных фактов, навигация оформилась как наука,
обеспечивающая хотя бы минимальные гарантии не утонуть судам,
отправляющимся в дальние плавания.
Купца не интересует теория. Он заинтересован только в том, чтобы
обменять что-нибудь, что блестит, на то, что блестит еще ярче. Но
занимаясь своим делом, он вынужден, по крупицам собирать факты, которые
постепенно сужают сферу непознанного. А затем в один прекрасный день этих
крупиц знания оказывается достаточно, чтобы, исходя из предварительных,
довольно смутных догадок выстроить рабочую гипотезу. И только после этого
какой-нибудь Клейнбохер будущего, действуя в обществе больше уже не
подверженном опасности неожиданных умственных расстройств, сможет
сформулировать точные законы, исходя из наиболее очевидных и
оправдывающихся на практике гипотез.
- Похоже на то, что я не ошибался, предчувствуя, что уж если вам
удастся вернуться, то не с пустыми руками, Хебстер! Значит, следует пока
что задвинуть как можно подальше теоретиков обеих рас, а на авансцену
выпустить торговцев. Вот только как нам установить контакт с их торговцами
- если таковые вообще среди них водятся?
Президент корпорации "Хебстер секьюрити" спрыгнул с койки и начал
одеваться.
- Они у них есть! Не скажу, что это нечто вроде Совета директоров, но
коммерчески настроенные пришельцы имеются. Как только я понял, что
поведение "точек в бутылках", в отличие от не потерявших душевного
равновесия их коллег-ученых, сродни поведению наших собственных перваков -
обладателей высокого коэффициента умственного развития, то сразу же решил,
что мне нужна помощь. Мне был нужен кто-нибудь, с кем я смог бы
переговорить о волнующих меня проблемах, кто-нибудь такой из пришельцев,
для кого было не менее важно, чем для меня, найти решение возникших перед
нами общих проблем. Где-то непременно должен был фигурировать пришелец,
ведущий учет достижений и потерь той меновой торговли, которую вели
пришельцы при посредничестве перваков с такими бизнесменами, как я. Тот,
кого должно было интересовать, каким будет выигрыш от затраченных ими
времени, сырья, энергии и кадров. Я точно знал, о чем стану с ним говорить
- о бизнесе. Подход - элементарнейший. Что у вас есть, необходимое для
нас, и какой минимум вы за это хотите из того, что есть у нас. Без
каких-либо попыток понять совершенно непостижимое мировоззрение. Среди
участников экспедиции обязательно должен был найтись такого рода
индивидуум. И вот я закрыл глаза и издал, как я наивно надеялся,
телепатический вопль, адресованный именно этому пришельцу. Мне повезло.
Разумеется, удача вполне могла от меня отвернуться, если бы он сам не
дожидался все это время как раз такого рода телепатического вопля. Он
явился в самый последний момент - как отряд кавалеристов США, спасающий в
вестернах хороших благородных парней от изуверов-краснокожих, - вернул
назад, в подсознание, мой вытекавший сквозь душевные раны внутренний мир и
перетащил меня в какой-то совершенно недоступный моему воображению
корабль. В этом межзвездном варианте гроба Мухаммеда, подвешенном между
Небом и Землей, я пробыл трое суток, в течение которых он попеременно то
торговался со мною, то консультировался со своим начальством, оставшимся в
головной конторе, по вопросам, связанным с нашими переговорами.
Мы с ним торговались точно так же, как я это делаю с перваками -
просматривая перечень того, что каждый из них мог бы предложить, и
сравнивая его с тем, в чем мы испытываем потребность. Каждый из нас
старался получить чуть больше, чем отдавал другой стороне - разумеется,
исходя из своих собственных понятий о выгоде. Купля-продажа - по сути,
крайне простой процесс. Как я себе представляю, то, что происходило между
мной и пришельцем, практически ничем не отличалось от аналогичных
переговоров между финикийским моряком и раскрашенным синей глиной
кельтом-обитателем древней Британии.
- И этот... этот пришелец-бизнесмен ни разу даже не заикнулся о
возможности взять силой то, что им нужно...
- Силой? Нет, Браганца, ни разу. Пришельцы, возможно, слишком
цивилизованны для этого. Но - это личное мое мнение - главная причина
такого благородства заключается в том, что они не имеют ни малейшего
понятия, что именно им на самом деле от нас нужно.
Мы для них являемся совершенно неразрешимой загадкой - для них мы
существа, которые используют материю для изменения материи, производя при
этом предметы, которые, хотя и предназначены для выполнения примерно
одинаковых функций, чрезвычайно друг от друга отличаются. Об этом вот что
можно сказать: мы задаем вопрос "как?", когда интересуемся тем, что они
делают, они же хотят знать "зачем?" мы занимаемся тем или иным делом. Их
исследователи испытывают куда большее недоумение, чем наши. Насколько я
разобрался, до сих пор они встречались только с доступными их пониманию
разумными существами, поскольку развивались примерно по тому же самому
эволюционному пути. Всякий раз, когда кто-либо из их исследователей
всерьез начинал изучать вопрос, почему наши одежды отличаются таким
разнообразием красок даже в тех климатических зонах, где вообще можно
обходиться без одежды, он так стремительно соскальзывал в пучину
непонимания, что только брызги летели во все стороны.
Разумеется именно поэтому мой коллега все это время испытывал крайнее
беспокойство. Мне не известен его официальный статус - он может оказаться
кем угодно: от бухгалтера до коммерческого директора экспедиции - но
именно он отвечал, так сказать, горлышком своей бутылки за экономическую
оправданность экспедиции. И еще я пришел к заключению, что занимаемое им
положение обязывает его остерегаться опасностей, которые таит в себе
стремление познать непознаваемое, зачастую приводящее его психологически
нестабильных соплеменников в приюты для умственно неполноценных, которые
как раз он и насооружал в наших пустынях. Между тем, те пришельцы, которым
удается сохранить душевное здоровье, постоянно выказывают презрение к
нему. Они, видите ли, возомнили, что именно от их нормального
функционирования зависит успех экспедиции, а вот он - не более, как
суперкарго [лицо, ведающее грузом на судне заграничного плавания; обычно -
второй помощник капитана]. Вы думаете, их хоть сколько-нибудь беспокоит, -
тут Хебстер возмущенно фыркнул - что ему еще нужно подготовить всю
отчетную документацию, показать, каково положение всей экспедиции на языке
балансовых ведомостей...
- Ну что ж, вам хоть в этом удалось найти с ним общий язык, -
ухмыльнулся Браганца. - Возможно, что как раз торговцы, выработавшие
простой и серьезный подход к проблеме установления контактов - подход на
чисто коммерческой основе, и дадут нам ключ к решению всей проблемы в
целом. Вы, безусловно, предоставили в наше распоряжение гораздо больше
данных, имеющих принципиальное значение, чем удалось раздобыть за
несколько лет щедро субсидируемых изысканий. Хебстер, я хочу, чтобы вы
вышли в эфир с рассказом, которым поделились со мною, и показали
телезрителям парочку перваков из числа пришельцев.
- Ха-ха. Вот сами и расскажите! Пока ваша контора еще не растеряла
весь былой престиж. Я же со своей стороны передам мысленное послание
своему дружку из пришельцев по особому персональному каналу связи, который
он оставил свободным специально для меня, и он пришлет вам парочку
воспылавших особой любовью к людям "точек в бутылках" для показа во время
этой вашей телетрансляции. А пока мне необходимо как можно быстрее
смотаться в Нью-Йорк и засадить всю мою контору за поистине
энциклопедическую работу.
- Энциклопедическую?
Директор корпорации затянул потуже пояс и потянулся за галстуком.
- А как иначе назвать первое издание "Межзвездного каталога Хебстера
всех достижений человечества и доступных товаров", с указанием цен по мере
поступления заказов? А то, что эти цены подвержены изменениям без особого
уведомления, по-моему, понятно всем во Вселенной без каких-либо особых
разъяснений.
Популярность: 1, Last-modified: Thu, 20 Aug 1998 05:08:14 GmT