----------------------------------------------------------------------------
     Перевод С. Таска
     Курт Воннегут. "Колыбель для кошки"
     Кишинев, "Литература артистикэ", 1981.
     OCR Бычков М.Н. mailto:[email protected]
----------------------------------------------------------------------------
 
     Восемьдесят маленьких человечков, спасенных  католическими  монахинями,
жили в сиротском приюте, в бывшем  домике  лесника,  на  берегу  Рейна,  где
раскинулось  обширное   поместье.   Деревенька   Карлсвальд   находилась   в
американской оккупационной зоне. Если бы не этот дом, если  бы  не  тепло  и
еда, и одежка, которую удавалось для них выклянчить, они  бы  разбрелись  по
всему свету в поисках родных, давным-давно переставших искать их самих.
     По утрам, в хорошую погоду, монашки строили детей парами и выводили  их
подышать свежим воздухом - через  лес  до  деревни  и  обратно.  Деревенский
плотник, все чаще, по старости лет,  впадавший  в  глубокую  задумчивость  в
самый разгар работы, выходил из своей мастерской поглазеть  на  это  шествие
оживленно лопочущих, непоседливых бродяжек и погадать вместе  со  случайными
посетителями, какой национальности родители этих ребят.
     - Вон та крошка, - сказал он однажды, -  явно  француженка.  Вы  только
гляньте, как у нее глазенки блестят!
     - А видишь худенького поляка, что руками размахивает? Поляки,  они  все
любят ходить строем.
     - Поляк? Где ты нашел поляка? - спрашивал плотник.
     - А вон, впереди, такой тощий и серьезный, - отвечали ему.
     - Ну-у,  нет,  -  качал  головой  плотник.  -  Чтобы  поляк  был  такой
долговязый! И откуда у поляка льняные волосы? Немец он, вот что.
     Механик пожимал плечами.
     - Какая разница? - говорил он. - Все они теперь немцы. Поди докажи, кто
у них родители. Если бы тебе случилось воевать в Польше, ты бы признал в нем
типичного поляка.
     - Смотри-ка, смотри, кто идет, - вдруг расплывался в улыбке плотник,  -
Ты у нас спорщик известный, но с этим-то, согласись, все ясно? Сразу видно -
американец!
     И он кричал мальчику:
     - Эй, Джо, когда отвоюешь титул чемпиона?
     - Как дела, Джо? - кричал механик. - Эй, "Шоколадина Джо"!
     Шестилетний  мальчик,  темнокожий,  но  с  голубыми  глазами,   одиноко
замыкавший шествие, оборачивался на их крик, который он  слышал  изо  дня  в
день, и улыбался слабой вымученной улыбкой.  Он  вежливо  кивал  и  бормотал
по-немецки - на единственном доступном ему языке - какое-то приветствие.
     Карл Хайнц - так стали звать его монахини. Но  плотник  дал  ему  более
броское имя, имя того самого негра, который произвел  на  них,  деревенских,
неизгладимое впечатление - бывшего чемпиона мира в тяжелом весе Джо Луиса.
     - Джо! - кричал плотник. - Веселей  давай!  Блесни-ка  белыми  зубками,
Джо. Джо робко улыбался. Плотник хлопал по спине механика.
     -  А  теперь  и  этот  немец!  Глядишь,   и   у   нас   вырастет   свой
чемпион-тяжеловес.
     Колонна  поворачивала  за  угол,  и   монахиня,   подгоняя   отстающих,
загораживала собой мальчика. Она и  Джо  проводили  вместе  немало  времени,
потому что Джо, в какое бы место колонны его ни ставили, всегда оказывался в
хвосте.
     - Ты такой мечтатель, Джо, - говорила монахиня. - Может быть, у тебя на
родине все мечтатели?
     - Простите, сестра, - говорил Джо. - Я задумался.
     - Замечтался.
     - А правда, что я сын американского солдата?
     - Кто тебе сказал?
     - Петер. Он говорит, что моя мать немка, а отец - американский  солдат,
он уехал и не вернется. Петер говорит, что меня мать оставила у вас, а  сама
тоже уехала.
     В его голосе не было горечи, только недоумение.  Петер,  самый  старший
мальчик в приюте, был немец, этакий желчный старичок  четырнадцати  лет;  он
помнил своих родителей и братьев с сестрами, и свой дом, и войну,  и  разные
вкусности, которые  Джо  и  представить  себе  не  мог.  Петер  казался  ему
существом высшего порядка, человеком, прошедшим огонь и воду, испытавшим все
на свете. Вот уж кто точно знал, почему все они здесь и как сюда попали.
     - Ну что ты, Джо, не думай об этом, - говорила  монахиня.  -  Никто  не
знает, кто твои мама и папа. Но они, конечно же, были славные люди,  раз  ты
такой славный.
     - А что значит американец? - спросил как-то Джо.
     - Это тот, кто живет в другой стране.
     - Рядом с нами?
     - Есть такие, что живут сейчас  рядом  с  нами,  но  вообще-то  их  дом
далеко-далеко, туда плыть и плыть.
     - Как через нашу речку?
     - Гораздо дальше, Джо. Ты и не видел никогда столько воды. Того  берега
и не разглядеть. Даже если в лодке плыть  много  дней,  все  равно  до  того
берега не доплывешь. Я тебе покажу как-нибудь по карте. А  Петера,  Джо,  не
слушай. Он все сочиняет. На самом деле он про тебя ничего не  знает.  Ну-ка,
догоняй остальных.
     Джо ускорял шаг и,  подтянувшись  к  хвосту  колонны,  несколько  минут
старался идти в ногу со всеми. Но вскоре он опять начинал плестись, выуживая
из  своей  крошечной  памяти  загадочные  слова:  ...солдат...   немецкий...
американец... у тебя на родине... чемпион... "Шоколадина Джо"... ты не видел
никогда столько воды...
     - Сестра, - спрашивал Джо, -  а  что,  американцы  такие,  как  я?  Они
коричневые?
     - Одни коричневые, Джо, другие белые.
     - А таких, как я, много?
     - Да. Много, очень много.
     - Почему же я их не видел?
     - Просто никто не приезжал в нашу деревню. Они живут в других местах.
     - Я хочу к ним.
     - Разве тебе здесь плохо, Джо?
     - Нет. Только Петер говорит, что я здесь чужой, что я никакой не  немец
и немцем не вырасту.
     - Петер! Нашел кого слушать.
     - А почему все просят меня спеть, а потом смеются, и  когда  я  говорю,
тоже смеются?
     - Смотри-ка, Джо, - говорила монахиня. - Ты только глянь!  Во-о-н  там,
на дереве, видишь? Видишь воробышка со сломанной лапкой? Какой  молодчина  -
совсем еще птенец, бедняга, а до чего независимый! Гляди, гляди. Прыг, скок,
прыг-прыг, скок.
 
     Однажды в жаркий летний день, когда колонна  поравнялась  с  мастерской
плотника, плотник вышел на порог, чтобы  сообщить  Джо  нечто  новое,  нечто
такое, что взволновало и напугало его.
     - Джо! Слышишь, Джо! Твой отец в городе. Ты его уже видел?
     - Нет, сударь... нет, не видел, - сказал Джо. - А где он?
     - Лишь бы подразнить, - возмутилась монахиня.
     - Какое там дразнить, Джо, - продолжал плотник. - Ты, главное, смотри в
оба, когда пойдете мимо школы. Сам увидишь - на горе, в рощице.
     - Что-то сегодня не видно нашего воробышка, - вдруг оживилась монахиня.
- Как ты думаешь, Джо, верно, лапка у него подживает понемногу?
     - Да, сестра. Да-да.
     Они приближались к школе, и хотя сестра без умолку говорила о воробышке
и цветах и облаках, Джо перестал отвечать ей.
     Лес позади школы казался тихим, без признаков жизни.
     А потом, в двух шагах от рощицы, Джо увидел голого по  пояс,  крупного,
шоколадного цвета мужчину, с пистолетом на боку.  Мужчина  отпил  из  фляги,
вытер губы тыльной стороной  ладони,  окинул  мир  с  улыбочкой,  выражавшей
царственное презрение, и вновь скрылся в сумраке леса.
     - Сестра! - задохнулся Джо. - Мой отец... я видел сейчас моего отца!
     - Нет, Джо. Этого не может быть.
     - Он там, в лесу. Я видел. Сестра, я хочу к нему, туда...
     - Это не твой отец, Джо. Он не знает тебя. Он не захочет тебя видеть.
     - Но ведь он совсем такой, как я!
     - Тебе туда нельзя, Джо. И не стой тут! -  она  взяла  его  за  руку  и
потянула прочь. - Нехорошо так упрямиться, Джо!
     Джо молча подчинился. Всю оставшуюся дорогу - а домой они  шли  кружным
путем, в обход школы - он не сказал ни слова. Кроме  самого  Джо,  никто  не
видел его замечательного отца, и ему не поверили.
     Во время вечерней молитвы он вдруг разрыдался.
     А в десять часов младшая из монахинь увидела, что его кровать пуста.
 
     В лесу, под огромной растянутой сетью,  подшитой  лоскутами,  зарывшись
лафетом в землю и нацелясь стволом в ночное  небо,  чернело  и  поблескивало
смазкой артиллерийское орудие. Грузовики и  прочее  оснащение  батареи  были
скрыты за горой.
     Пока солдаты, неразличимые в темноте, окапывались  вокруг  орудия,  Джо
всматривался туда сквозь редкий частокол кустарника и  прислушивался,  дрожа
всем телом. То, что он слышал, казалось ему тарабарщиной.
     - На кой нам, сержант, окапываться, когда утром так и так  сниматься  с
места? Это ж маневры... Чем  рвать  пупок,  лучше  б  для  вида  поискали  в
окрестностях подходящее место...
     - Как знать, дружище, может, этой  ночью  нам  как  раз  и  есть  смысл
окопаться, - говорил сержант. - Так что давай, не спи на ходу. Слышишь?
     Сержант вышел на освещенный луной пятачок:  руки  в  бедра,  широченные
плечи откинуты назад, - император да и только.  Джо  узнал  в  нем  мужчину,
которым давеча  залюбовался.  Сержант  не  без  удовольствия  послушал,  как
вгрызаются в землю лопаты, а затем, к ужасу Джо, направился прямиком  к  его
укрытию.
     Джо сидел не шелохнувшись, пока башмак не ткнулся ему в бок.
     - Ой!
     - Кто здесь?
     Сержант подхватил Джо и поставил его, как воткнул, на ноги.
     - Мать честная, ты что здесь делаешь, малыш? Сбежал? А ну  марш  домой!
Тут тебе не детская площадка.
     Он посветил фонариком в лицо Джо.
     - Что за чертовщина! - пробормотал он. - Откуда ты взялся?
     Он подержал Джо на расстоянии вытянутой руки и легонько встряхнул  его,
как тряпичную куклу.
     - Ты как сюда попал, малыш? Вплавь?
     Джо, заикаясь, ответил по-немецки, что искал своего отца.
     - Так как ты сюда попал? Что ты здесь делаешь? Где твоя мама?
     - Что вы там нашли, сержант? - послышался голос из темноты.
     - Сам не пойму, что это за диковина, - отозвался  сержант.  -  Лопочет,
что твой фриц, и одет, как фриц, но вы гляньте на него...
     И вот уже Джо окружен десятком людей, которые обращаются к нему сначала
громко, потом тише, словно считая, что от этого их слова станут понятнее.
 
     Сколько Джо ни объяснял, почему он здесь, они только со смехом пожимали
плечами.
     - Где он выучился немецкому, хотел бы я знать?
     - У тебя есть папа, малыш?
     - А мама есть?
     - Шпрехен зи дойч? Гляньте, кивает! Ясно дело, говорит.
     -  Слушай,  капрал,  ты  же  шпрехаешь  как  Бог.  Спросика   его   еще
чего-нибудь.
     - Сходите за лейтенантом, - сказал сержант. - Он поговорит с  мальчиком
и разберется, что тот хочет сказать. Смотрите, как он дрожит! Душа  в  пятки
ушла. Ну что ты; малыш, не бойся, ну...
     Он обнял Джо своими ручищами.
     - Ну, успокойся. Все будет олл-л-л райт. Гляди, что у меня  есть.  Мать
честная, да он, по-моему, ни  разу  в  жизни  шоколада  не  видел.  А  ну-ка
попробуй. Да не укусит он тебя.
     Джо, надежно укрывшийся в бастионе из мускулов от  блестевших  со  всех
сторон глаз, надкусил шоколадную плитку. Сначала его розоватые губы, а затем
и все его существо погрузилось в теплую, бесконечно сладостную волну,  и  он
весь просиял.
     - Улыбается!
     - Гляди-ка, прямо светится!
     - Да он словно в рай попал. Ей-богу!
     - Перемещенные лица, - сказал сержант, прижимая к себе Джо.  -  Ах  ты,
бедняга. Вот уж  перемещенный  так  перемещенный.  Ну  и  жизнь,  все  пошло
кувырком и наперекосяк.
     - На, малыш. Вот тебе еще шоколадка.
     - Не надо больше. Хочешь, чтоб его стошнило? - возмутился сержант.
     - Что вы, сержант! Зачем, чтоб стошнило? Нет-нет, сэр.
     - Что тут происходит?
     Вслед за блуждающим лучом  фонарика  к  группе  приближался  лейтенант,
изящный негр небольшого роста.
     - Да вот, лейтенант, мальчик, - сказал сержант. -  Забрел  на  батарею.
Прополз, должно быть, мимо часовых.
     - Ну так отправьте его домой, сержант.
     - Да, сэр. Я и хотел, - сержант откашлялся. - Только странно  как-то...
ведь мальчишка-то...
     Он разомкнул руки, чтобы свет упал на лицо Джо. Лейтенант  хмыкнул,  не
веря своим глазам, и присел рядом на корточки.
     - Откуда ты здесь взялся?
     - Лейтенант, он говорит только по-немецки, - сказал сержант.
     - Где твой дом? - спросил лейтенант по-немецки.
     - Далеко-далеко, туда плыть и плыть, - сказал Джо.
     - Откуда ты взялся?
     - Меня создал Бог, - ответил Джо.
     - Этот мальчик станет адвокатом, когда  вырастет,  -  сказал  лейтенант
по-английски.
     - Послушай, - обратился он к Джо, - как тебя зовут? И где твои родные?
     - Я Джо Луис, - сказал Джо. - А мои родные - вы. Я убежал из  приюта  и
буду жить с вами.
     Лейтенант встал и, качая головой, перевел то, что сказал Джо.
     Его слова вызвали бурю восторга.
     - Джо Луис! Сразу видать - силач, тяжеловес!
     - Ты, главное, ему под левую не попадайся!
     - Если он Джо, значит, точно нашел своих родных. Разве мы ему не родня?
     - Заткнитесь! - вдруг приказал сержант. - Все заткнитесь. Не до  смеха!
Нашли повод зубы скалить! Мальчик один на всем белом свете. Тут не до смеха.
     Наступило тягостное молчание,  которое  наконец  прервал  чей-то  тихий
голос:
     - Да уж, не до смеха.
     - Надо взять джип, сержант, и отвезти его в город, - сказал  лейтенант.
- Капрал Джексон, распорядитесь.
     - Скажите им там, что Джо отличный парень, - попросил Джексон.
     - Послушай, Джо, - обратился к нему мягко лейтенант  по-немецки.  -  Ты
поедешь со мной и с сержантом. Мы отвезем тебя домой.
     Джо вцепился изо всех сил сержанту в плечи.
     - Папа! Не надо, папа! Я хочу остаться с тобой.
     - Ну, что ты, сынок. Я не твой папа, - растерялся сержант. - Я не  твой
папа.
     - Папа!
     - Да он никак прилип к вам, сержант, - сказал солдат. - Похоже, вам его
от себя не оторвать. Вот и заполучили  сына,  сержант,  а  вы  ему  за  отца
будете.
     С Джо на руках сержант направился к джипу.
     - Ну, чего ты, - говорил он. - Джо, малыш, отпусти, слышишь.  Я  же  не
могу сесть за руль. Я не могу сесть за руль, пока ты висишь на мне, Джо.  Да
ты сядь рядышком, на колени к лейтенанту.
 
     Все снова собрались у джипа. На этот раз они  сумрачно  наблюдали,  как
сержант тщетно пытается уговорить Джо отпустить его.
     - Я же не хочу сделать тебе больно, Джо. Ну же, давайка сам,  Джо.  Ну,
отпусти меня, Джо, мне надо сесть за руль. Ты так вцепился  в  меня,  что  я
пальцем не могу пошевелить.
     - Папа!
     - Послушай, Джо, давай ко мне на колени, - обратился к  нему  лейтенант
по-немецки.
     - Папа!
     - Джо! Посмотри-ка,  Джо,  -  сказал  солдат.  -  Шоколад!  Еще  хочешь
шоколаду, Джо? А? Целая плитка,  Джо,  возьми.  Только  отпусти  сержанта  и
перелезь на колени к лейтенанту.
     Джо еще крепче вцепился в сержанта.
     - Слушай, что ж ты  прячешь  шоколад  в  карман?  -  возмутился  другой
солдат. - Положи рядом  с  Джо.  Эй,  сходите  там  за  ящиком  с  плиточным
шоколадом, что в грузовике. Положим ящик в джип, на  заднее  сиденье.  Чтобы
Джо на двадцать лет хватило.
     - Глянь-ка, Джо, - говорил третий солдат. - Видел когда-нибудь  часы  с
браслетом? Вот, смотри, Джо. Видишь, как блестят? Перелезь к  лейтенанту  на
колени, и я дам тебе послушать, как они тикают. Тик-так,  тик-так.  Ну  что,
Джо, хочешь послушать?
     Джо не шевелился.
     Солдат протянул ему часы.
     - Ладно, Джо, чего уж там. Бери насовсем. И он быстро пошел прочь.
     - Эй, - крикнул кто-то вдогонку, - ты что, спятил? Ты  же  заплатил  за
них пятьдесят долларов. На что этой крохе часы за пятьдесят долларов?
     - Сам ты спятил, вот что.
     - Я? Скажешь тоже. Ну да ладно, чего там... Джо, хочешь  ножик?  Только
обещай, что будешь с ним осторожен. Всегда режь от себя.  Понял?  Лейтенант,
когда привезете его домой, скажите, чтобы он всегда резал от себя.
     - Я не хочу домой. Я хочу остаться с папой, - Джо чуть не плакал.
     - Джо, солдатам нельзя брать с  собой  маленьких  мальчиков,  -  сказал
лейтенант по-немецки. - И потом, мы чуть свет снимаемся с места.
     - А вы за мной вернетесь? - спросил Джо.
     - Вернемся, Джо, если сможем.  Солдаты  никогда  не  знают,  где  будут
завтра. Мы вернемся проведать тебя, если получится.
     - Разрешите отдать Джо весь ящик шоколада, лейтенант? - спросил солдат,
таща картонную коробку.
     - Не задавайте вопросов, - отвечал лейтенант. - Знать ничего не знаю ни
о каком шоколаде. В глаза его никогда не видел.
     - Так точно, сэр.
     Солдат положил свою ношу на заднее сиденье джипа.
     - Он и не собирается отпускать меня, -  сокрушенно  сказал  сержант.  -
Лейтенант, садитесь-ка за руль вы, а мы с Джо сядем сзади.
     Лейтенант с сержантом поменялись местами, и джип медленно тронулся.
     - Привет, Джо!
     - Не подкачай, Джо!
     - Не съешь разом весь шоколад, слышишь?
     - Не плачь, Джо. Покажи, как ты улыбаешься.
     - Пошире, малыш. Вот так.
 
     - Джо, Джо! Просыпайся, Джо.
     Это был голос Петера, самого старшего мальчика в приюте.  Голос  звучал
гулко среди каменных стен.
     Джо вздрогнул и сел.  Вокруг  его  кровати  толкались  приютские  дети,
пытаясь разглядеть Джо и всякие диковины, что лежали рядом с подушкой.
     - Где ты раздобыл пилотку, Джо... и часы, и ножик? - допытывался Петер.
- И что в этой коробке под кроватью?
     Джо поднес руку к голове и нащупал солдатскую вязаную пилотку.
     - Папа, - пробормотал он сонно.
     - Папа! - со смешком передразнил его Петер.
     - Да, - сказал Джо, - я ходил ночью к папе. Не веришь?
     - Он тоже говорит  по-немецки?  -  с  любопытством  спросила  маленькая
девочка.
     - Нет, но его друг говорит, - сказал Джо.
     - Не видел он никакого отца, - сказал Петер. - Твой отец далеко отсюда,
очень далеко, и он никогда не вернется. Он даже про то, что ты живой, и  то,
наверно, не знает.
     - А какой он? - спросила девочка.
     Джо задумчиво обвел взглядом комнату.
     - Мой папа ростом до потолка, - сказал он наконец. - И  шире,  чем  эта
дверь.
     Тут он извлек из-под подушки с победоносным видом плитку шоколада.
     - И такой же  коричневый!  -  он  протянул  плитку  остальным.  -  Вот,
попробуйте. У меня много!
     - Таких людей не бывает, - сказал Петер. - Ты все врешь, Джо.
     - Если хочешь знать, у моего папы  пистолет  с  эту  кровать  или  чуть
меньше, - счастливо улыбался Джо. - А пушка с этот дом.  И  таких,  как  он,
было сто и еще сто.
     - Джо, кто-то подшутил над тобой, - сказал Петер. -  Это  был  не  твой
отец. С чего ты взял, что он не дурачил тебя?
     - А он плакал, когда мы прощались, - сказал  Джо  просто.  -  И  обещал
совсем скоро отвезти обратно домой, по воде.
     Он улыбнулся, счастливый.
     - Только это не на том берегу, Петер. Это далеко-далеко, туда  плыть  и
плыть. Он пообещал, и тогда я отпустил его.
 

Популярность: 1, Last-modified: Mon, 15 Sep 2003 16:32:56 GmT