----------------------------------------------------------------------------
Перевод Е. Витковскиго
Joost Van Den Vondel
Treurspelen
Йост Ван Ден Вондел
Трагедии
Издание подготовили: Е. Витковский, В. Ошис, Ю. Шичалин
http://lib.ru/NEWPROZA/WITKOWSKIJ/
Серия "Литературные памятники"
М., "Наука", 1988
OCR Бычков М.Н.
----------------------------------------------------------------------------
Prima malorum causa {1}.
Ценителям искусств, господам попечителям
дома для престарелых и приюта для сирот,
покровителям справедливого использования
сценического искусства
Нынешняя драма сызнова и по праву взыскует наличия древесной листвы и
пещерной сени, соответствуя своему исконному наименованию, подобно тому,
как имело это место у древних в Греции среди пастухов, где поначалу таковые,
стоя прямо на земле, по очереди распевали свои пастушеские песни, чая
обрести в виде награды козла; таковой песенный обычай перебрался в города,
стали где представлять (отменивши в конечном счете соревновательный спор)
Древнего Сатира под сенью пещер, аллей и беседок, близ живого бьющего
источника: там шло оное представление, от коего приняли нидерландцы ныне
свое наименование сценического действа, а вовсе не от ставпиц {2}, хлебных
кадушек тож, на каковых якобы некогда впервые воздвиглись подмостки для
сценического лицедейства. Никому не должно морщиться, созерцая учиненную в
раю драму, и не должно прежде времени седеть от ужаса и изумления, ибо
зрителю, конечно же, совсем не будут показаны игривые сатиры и прочие
козлоногие, прыгающие совокупно с вовсе лишенными одежд нимфами, - нет,
конечно же; дабы спокойствующая совесть не была обуреваема бесплодными
грезами, короче, здесь будет показана райская трагедия, имевшая место в раю,
насажденном на Востоке высшим и первейшим Садовником, на реке Евфрат,
Садовником, учинившим превеселую беседку и блаженное жилище для Адама и
Евы, каковые там, облаченные в чистые одежды невинности и пользуясь правом
наследственной справедливости, пребывали, общаясь с Ангелами, Архангелами и
прочими небесными Духами, из коих самые наивысшие прибыли на их свадьбу, и
все они, соединясь в единый танец, танцуют его воистину победно. Когда в
прежние времена трактовали мы о Люцифере, восставшем на Бога, ведя спор
из-за короны, местом действия трагедии были Небеса; ныне же предмет нашего
созерцания - исключительно земной рай, Эдем, куда тайно явился из
Преисподней заклятый враг Бога и человеческого род; дабы учинить
повреждение первой свадьбе и ее пышности, прибегнув к помощи коварного
своего Змея, по поводу чего мы с полным основанием можем воскликнуть:
О pueri, fugite hinc: latet anguis in herba {3}:
Но юная чета, увы,
Змею не зрила средь травы!
Однако же вовсе напрасно упреждение: яростный Змей будет насаждать в их
сердца адскую отраву гордыни, пользуясь следующими речами: "Вы будете как
боги, знающие добро и зло", - и радостная свадебная песнь преобразится в
печальное сетование, блаженная же их жизнь, едва начавшись, станет горькою
нуждой, вечным изгнанием за пределы Рая и отрешением от плода древа жизни.
Мне думалось дерзостным, но тем не менее поучительным развернуть в
драматическом действе Изгнание Адама, Трагедию Всех Трагедий, следуя примеру
ныне покойного, бессмертной памяти Его Превосходительства Хейга де Грота,
посланника короны и королевы Швеции, который, едва перешагнув рубеж своего
отрочества, великолепно изложил таковой материал на латинском языке и этим
образцом прекрасно доказал, сколь многого можно было ожидать в дальнейшем от
того, чье имя де Грот-Великий - столь похвально согласовывалось с его
делами. Ежели зрители после представления радостно и единодушно оповестят
рукоплесканиями, что представление было им угодно, мы почтем их рвение
растраченным не попусту, и препоручаем себя господам попечителям богоугодных
заведений, к чести города и бюргерства услежающим за справедливым
использованием сценического искусства.
Вашим Высокородным Превосходительствам
Всегда готовый к услугам
И. ван Вондел
(1664)
КАСАТЕЛЬНОЕ ДО СОСТОЯНИЯ ПЕРВЫХ ЧЕЛОВЕКОВ
ПРЕЖДЕ И ПОСЛЕ ГРЕХОПАДЕНИЯ,
А ТАКЖЕ НЕКОТОРЫХ ДРУГИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ,
СОПУТСТВУЮЩИХ ДАПНОМУ ПРЕДМЕТУ
Древняя историческая картина, нарисованная и написанная в красках
некоторым светлейшим и достославнейшим Апеллесом, совершенна во всех своих
деталях, и нет ничего, чего бы ей недоставало: ни в порядке, прорисовке и
живописании образов, пребывающих каждый на подобающем ему месте, ни в
размещении красок, ни в том рассуждении, что одни из персонажей одеты,
другие же, напротив того, обнажены, ни в описании страстей, ни в
украшательстве, ни в каких других обстоятельствах, требуемых правилами
искусства; подобная историческая живопись обладает силою очаровать
внимательное око справедливого знатока и ценителя искусств и воспламенить
его к ненасытному созерцанию такового божественного чудотворения, ибо чем
долее зритель всматривался бы и чем внимательнее охватывал и проницал
взором, тем все больше утверждался бы он во мнении, что сей предмет достоин
не токмо что созерцания, по и изумления, поскольку все предметы здесь
расположены весьма прочло, согласно требованиям натуры, завершенные и
совершенные, один не чиня другому ущерба, - равным же образом утверждается
учение дровней католической истины, основанное на свидетельствах Пророков,
Апостолов и Св. Отцов, ибо церковь непогрешимо управляема Св. Духом; и
также, ибо справедлив ее титул, согласно коему является она СТОЛПОМ И
УТВЕРЖДЕНИЕМ ИСТИНЫ, нельзя в ее учении найти ничего, что было бы нечисто;
точно так же и не принадлежащие к Римской церкви соглашались с этим ее
правом на протяжении первых четырех или пяти веков, непосредственно
следующих за годом Спасения {4}; среди прочих положений учения, полагаемых
ею за основу и неуклонно отстаиваемых, является состояние первых человеков
прежде и после грехопадения, предмет важный и в высшей степени достойный
интереса, ибо он, будучи правильно понят и воспринят, служит основанием для
других предметов, чье изучение необходимо для правильного обоснования
вечного блаженства, поэтому небесполезно будет кратко и благочестиво
взвесить происшествия, имевшие место в Раю, - прежде чем развернуть перед
очами зрителей эдемскую трагедию.
Творец всего сущего создал Адама по образу и подобию Своему - святым,
мудрым, справедливым, честным и совершенным. Совершенство сие, с каковым он
был создан и без какового дара мы, люди, теперь рождаемся на свет после
грехопадения Адама, состояло в сверхъестественной одаренности, ибо человек,
изначально состоявший из плоти и души, имел в силу этой возможности, следуя
своей двойственной природе, право входить в общение как с животными, так и с
Ангелами, до некоторой степени преизбыточно споспешествуя изначальному благу
твоего тела и органов чувств. Из таковой розни или же противоборства
наклонностей произросла в человеке самая настоящая борьба, из борьбы же и
обоюдной вражды произошло немалое затруднение в соблюдении доброго нрава,
ибо две сии склонности, плотская и духовная, оказались в противостоянии и
взаимопрепятствовании.
Божественное предусмотрение, дабы при самом начале творения одарить
слабую человеческую природу целебным средством, наделило человека
превосходным даром наследственного права, каковым, словно золотою уздою,
большая часть человеческой природы могла бы обуздывать меньшую, и сама
большая часть могла бы быть без труда обуздываема пред лицом Бога. Итак,
плоть прислушивалась к духу, чтобы не расслабляться супротив его желания, и
разве только дух мог бы противу Бога употребить свою силу вне зависимости от
того, дана ли ему и вправду была власть употреблять таковую или нет,
То, что это совершенство первого человека сверхъестественно, и то, что
ему был дарован этот сверхъестественный, подобный золотой привилегии дар,
явственно засвидетельствовано в книгах Св. Писания и творениях древних
учителей. Царственный псалмопевец описывает сотворение человеков так: "То,
что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь
его? Но много ты умалил его пред ангелами; славою и честию увенчал его;
поставил его владыкою над делами рук Твоих" {5}. Царство и падение Адама
описано в другом псалме так: "Но человек в чести не пребудет, он уподобится
животным, которые погибают" {6}.
Отсюда явствует, что первый человек был почтен сверхъестественными
дарами, ибо пророк с изумлением говорит, что человек почти равен по природе
Ангелам; кроме того, он иные дары, поначалу присущие первому человеку,
именует славой и честью, которые означают, без сомнения, нечто
исключительное и дополнительно присущее ему. Так же говорит Екклезиаст: "Бог
сотворил человека правым, а люди пустились во многие помыслы" {7}. Здесь
указано на правоту, присущую человеку по природе, а на все прочее - как на
воспоследовавшее и дополнительное. О том же повествует расцвеченный рассказ
Христа о человеке, который попался разбойникам, которые сняли с него одежду,
изранили и ушли {8}; здесь под названием одежды принято понимать первые
дары, коих лишился человек, и то, как изранена была природа человека после
ограбления, как оставлена была она едва живою; Св. Отцы доказали это в своих
трудах. Св. Иоанн Златоуст {9}говорит, что Адам и Ева хотя и были наги, но,
тем не мопсе, благодаря врожденной своей безгрешности все же не пребывали
в наготе, ибо, говорит он, они были облачены как бы некою славою,
ниспосланною свыше. Здесь проявлена их врожденная безгреховность, подобная
одежде, свыше дарованная, дабы постижимо было, что сие - не от источников
Природы, но произволением источника некоего более высокого, нежели Природа,
даровано нашим прародителям. Св. Амвросий {10} говорит: Адам не был наг, так
как невинность была его облачением. Он же подтверждает это в другом месте
следующим образом: Адам был, прежде нежели совершил свой проступок, облачен
одеждою добродетели, но из-за проступка, словно как если был бы ограблен,
узрел свою наготу, ибо утратил свое врожденное облачение. Мы могли бы еще
шире подтвердить данную мысль выдержками, но постираемся избегнуть длиннот.
Между тем таковое одеяние прирожденной добродетели молчаливо снимает вину с
нашей трагедии, где Адам и Ева, появляясь на сцене, предстают отнюдь не
нагими, по именно облаченными в чистые одежды изначальной безгрешности и
невинности. О сем повествуют страницы Св. Писания даже и в Новом Завете,
повсюду придерживаясь все той же цветистой манеры выражения, уместной для
описания таковых духовных одежд: такова, например, изложенная Христом притча
о человеке на свадьбе, одетом не в брачную одежду {11}, такова же и лучшая
одежда, коей одеваем блудный сын {12}; апостол Павел говорит: "Облекитесь в
Господа нашего Иисуса Христа" {13}, в другом месте: "Только бы нам и одетым
не оказаться нагими" {14}, еще и другом мосте: "Потому что не хотим
совлечься, но облечься" {15}. Св. Иоанн упоминает о жене, облаченной в
солнце {16}, в другом месте упоминает виссон белый и чистый, обозначающий
праведность Святых {17}. Он повторяет совет о том, чтобы купить белую
одежду, "чтобы одеться и чтобы не была видна срамота наготы твоей" {18}, и
показывает нам семь ангелов, как выходят они, "облаченные в чистую и светлую
льняную одежду и опоясанные по персям золотыми поясами" {19}. Христова
Церковь описываема им: "жена Его приготовила себя. И дано было ей облечься в
виссон чистый и светлый, виссон же есть праведность святых" {20}. Оставим
продолжение!
Адам и Ева, таким образом, щедро одаренные оным сверхъестественным
даром врожденной безгрешности, вели счастливую жизнь во плоти и в духе, не
подвергаясь никаким расстройствам и погруженные в духовные радости небесного
созерцания, проводили дни свои подобно домочадцам Господним. Григорий
Великий {21} утверждает, что человек в раю мог свободно вступать в разговор
с Богом и так же свободно общаться с небесными Духами благодаря великой
своей внутренней чистоте и великолепной внешности.
Но воистину: вне вечного Бога нет примирения, и даже значительная часть
Ангелов в Небесах не была удовлетворена выпавшим жребием: часть эта
осмелилась придти в возмущение превыше всякой меры, дозволенной Всемогущим,
за что и была эта часть выдворена из Небесного Рая, - так же было и на
Земле, где исконный враг человеческого рода столь коварно повел дело, чтобы
склонить спорна женщину, а через нее и мужчину, к преступлению Господнего
повеления, - пользуясь при этом услугами своего придворного Змея, Сатана в
этом {22} наконец и преуспел. Вышеупомянутый Св. Григорий говорит, что когда
Адам отпал от Господа, сердце его замкнулось от этого, изнемог свет разума и
отошли все радости, коими сопровождалось пребывание в Раю. Моисей говорит:
"И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные
листья, и сделала себе опоясания" {23}. Здесь раскрывается перед нами суть
этой скорбной трагедии всех трагедий, за каковой и в самом деле
воспоследовал поразительный переход от счастия к Илиаде бесчисленных
злосчастий плоти и духа, разразившихся над ними и над их потомками,
произросших из-за потери врожденной безгрешности, из-за проступания
предуказания Всевышнего. Католическая церковь, как писал некогда господин
Фоссий {24} в своей "Истории пелагианства", всегда судила так, что Адамов
первый грех справедливым Господним суждением вменен всем его потомкам, и мы,
в силу этого присуждения лишенные врожденной безгрешности, подпадаем законам
неизбежной смерти и разъятости с Господом. Апостол Павел говорит: "Посему
как одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть, так и смерть перешла
во всех человеков, потому что все в нем согрешили" {25}. В другом месте
говорит он: "Преступлением одного подверглись смерти многие" {26}. Он же
говорит еще в одном месте, что мы "были по природе чадами гнева" {27}, что
означает нашу подчиненность Господнему гневу.
Против несомненной истины первородного греха, против наказуемости вины
Адама и всего человеческого рода, основывающейся на книгах Священного
Писания и на свидетельствах древних отцов, против традиции, установленной в
первые триста лет после года Спасения в Европе, Азии и Африке как Восточной,
так и Западной церквями, боролся Пелагий {25}, шотландец по рождению, монах
праведный и благопристойного поведения человек, из-за чего его заблуждения
оказывались еще соблазнительней для людей, охотней доверяющихся голубиной
простоте, чем змеиной ухищренности. Он, кто в трех книгах благорассудно
отстаивал святая святых - Триединство - проявил себя около четырехсотого
года в Африке, когда Рим и Италия внезапно подверглись нападению готов,
из-за чего возникла удобная возможность смело сеять плевелы среди пшеницы и
уловлять души своим ложным простодушием как коварной привадой, ибо, как
гласит пословица, в мутной водице хорошо ловиться рыбка. Пелагий был лукав и
очень подл характером, не раз менял свое прибежище и тайно учил тому, - как
говорит Св. Иероним {29}, - что открыто отрицал. Шесть и более того
церковных соборов тратили силы для того, чтобы выправить чинимые его
ложным учением ущерб и язву, а именно три карфагенских, один
диосполетанский, один милевитанский, один арауситанский, чтобы не
перечислять других, менее значительных. Его последователи неучтиво хулили
горестные плачи работающих женщин, как и стенания родовых мук: "О, если бы
Адам никогда не вкушал яблока!" - и другие жалобы, подобные той, что звучит
в "Медее" у Еврипида:
О, если бы корабль не плыл за Симнлегады,
Колхиды не достиг, не одолел преграды,
О, если было б так, что Пелионский лес
Для Арго не взрастил строительных древес!
Но подобно тому, как за первой ошибкой обычно следует много подобных же
ошибок, так было и на этот раз: в силу отрицания наследственного греха
Пелагий предполагал проступок потомков только лишь в следовании Адамову
примеру; он считал, что проступок Адама уязвил одного только Адама и никого
более, природа же не знает никаких наследственных пороков, по каждый,
происшедший от размножения, пребывает в том состоянии совершенства, в
котором сам Адам находился прежде грехопадения. Он выводил неизбежность
смерти из необходимости произрастания в природе, полагал, что она
проистекает не из-за вины праотцов, легшей на весь человеческий род, полагал
неизбежною и смерть самого Адама даже в том случае, если бы оп никогда не
преступал данной ему священной заповеди, из чего следовало заключение, что
дети не нуждаются в крещении, несмотря на то, что Церковь твердо установила
необходимость крещения, следуя словам Христа: "Если кто не родится от воды и
Св. Духа, не может войти в царство Божие" {30}. Пелагий, дабы отрицать самую
возможность какого бы то ни было наследственного проступка и не признавать
нашей подсудности, подобно той, о которой говорили римляне, что мы рождаемся
подлежащими наказанию, упорно отрицал, что благодаря крещению смывается
пятно первородного греха, и дети вновь рождаются через эту водную купель, и
переводятся из власти тьмы во свет Божьего царства. Отсюда возникают
неправорассудные разногласия о необходимости воздействия благодати Св. Духа
и о наличии свободной воли у людей и вообще о таковой в природе. Пелагий
отрицал самую необходимость благодати, вопреки суждению греческих и римских
отцов церкви, и, чтобы приукрасить свои заблуждения, признавал необходимыми
одни только природные дары, без коих нам ничего нельзя делать, но, однако
же, достаточно забывался тем временем в своем гневе, четырежды был осужден и
не шел в ногу ни с кем. Здравомыслящие учители воздвигали против него
обвинение, что он в своем гневе слишком высоко ставил поврежденную природу и
не прислушивался нимало к благодати: к тому, что свободная воля и
законоучение, подобные насаждаемым им, недостаточны, но, кроме них,
совершенно необходимо наличествование благодати. Пелагий мало уделял
внимания тому, что Христос обещал Св. Дух тем, кто обращается к Нему, и
посредством учреждения св. таинств считал нужным в должной мере подкрепить
слабость природы; таинства поэтому были справедливо наименованы древними
отцами сосудами благодати и снарядами готовности человеков ко оправданию:
Пелагий держался в своих заблуждениях таким образом, что Винсент Леринский
{31} справедливо засвидетельствовал о нем: никто не смел, до оного
нечестного Пелагия, набраться такой наглости, чтобы не почитать в каждом
отдельном деле необходимою Божью благодать. Провозвестник Истины возражает
ему на это следующими впечатляющими словами: "Без меня не можете делать
ничего {32}"; и Павел также говорит: "Бог производит в вас и хотение и
действие по Своему благоволению" {33}. Все же, чтобы нам не погружаться
сверх меры в опровержение заблуждений, при коем возникает здесь не
подобающая нашему предмету многоречивость, прекратим споры, держась, по
совету упомянутого Винсента Леринского, того, что всегда, всюду и всеми
хвалимо.
Бог поместил Адама и Еву в Раю, сочетал их браком и запретил им под
страхом смерти вкушать от древа познания добра и зла; однако главнейший
Змей, более хитрый, нежели все остальные животные, и Сатаною одержимый,
обольстил сперва Еву, дабы она полакомилась запретным плодом, а через Еву
обольстил и ее мужа. Тогда посмотрели они на себя впервые открытыми глазами,
и, сознав свою наготу, - ибо они стояли оба, лишенные одежд невинности и
прирожденной справедливости, - сплели фиговые листья, чтобы прикрыться.
Вслед за тем воспоследовал строгий суд Всевышнего, и наказал Он их, напрасно
обвинявших друг друга, поразил их, изгнавши из Рая.
Трагедия происходит в земном Раю. Действие начинается перед рассветом и
заканчивается с наступлением вечера.
Люцифер, Князь бездны
Адам
Ева
Хор Ангелов-хранителей
Гавриил |
Рафаил } Архангелы
Михаил |
Асмодей |
} адские духи
Велиал |
Уриил, Ангел-судия.
Люцифер
Я - тот, кто освящен всех ранее, однако
Теперь, низринутый с высот в пучину мрака,
Дерзнул покинуть крепь и серу адских блат,
Оттоль уйти, где жар, и червь, и глад, и хлад;
Обличье страшное дано мне, но при этом
Вход в сой срединный мир не огражден запретом -
И собственный диктат, наперекор врагу,
Над царствами Земли я учредить могу.
Засим, княженье чтоб еще прочней восставить,
10 Уместно, свет презрев, из ночи миром править:
Кто понужден своей взять вотчиною тьму,
Искать прибежища приятствует тому -
Сквозь полог полночи рассвет провидя дальний -
В сени урочища, древесной либо скальной.
Где семь, хочу постичь. Вот - ясно внемлю я
Предвестника зари рассветной, соловья,
Сей благостный певец предутренней прохлады
Среди древесных крон подруге шлет рулады.
Я слышу, как с холма, привычный бег стремя,
20 Крушится водопад струями четырьмя,
Теперь предположить уже возможно смело:
Эдем Восточный здесь! Я досягнул предела
Евфрата, где царит властительный Адам.
Мне должно прятаться по рощам, по садам,
Из пущи миртовой, из чащ, любезных оку,
Стараться выглянуть то спереди, то сбоку,
Всечасно строя ков, изыскивая, как
Содеять зло, - коль есмь добра природный враг.
В блаженной области следя возможно зорче
30 За умножением вреда и всякой порчи.
Державу, Люцифер, зиждь, не щадя труда,
Ей не прейти вовек! Да множится вражда,
Да умаляется сиянье горней чести.
Я сей наполню мир злотворной жаждой мести,
И от Вселенной вновь урву себе во власть,
Как прежде в Небесах, еще хотя бы часть.
Я весь подлунный мир печатью злобы трону,
Уж молния моя летит к Господню трону -
Докажет пусть, на что способен я сейчас.
40 Еще не кончен бой! Осталась мощь у нас,
Победа зря пьянит небесного владыку:
Мы явим свой закон - Его закону в пику!
Сан всемогущества - пустой, как видим, звук, -
Всевышний знает ли такой прехитрый трюк,
Чтоб нечто обратить в ничто совсем бесследно?
Мне, скажем, месть Небес была почти безвредна.
Я все же властелин - пусть нынче лишь в аду,
Но я взрастания сей скромной власти жду,
Придет попутный ветр - и вспрянет наша сила;
50 Коль скоро сможем мы с умом подъять ветрила,
То знатный при конце пути найдем причал.
Итоги плаваний зависят от начал,
Нам вспоминать не след урон боев вчерашних,
Небесны сторожа не дремлют пусть на башнях,
Иль очень скоро им придется быть в беде!
Всевышний демонов решил держать в узде;
Во исполнение верховного приказа
Дозором Ангелы блюдут Эдем от сглаза
И всяческой беды, так пусть же бы о ней
60 Узнали стражники сколь мыслимо поздней.
Беспечный господин, что правит здешним, садом,
Все чает почивать под Ангельским приглядом:
Та стража задремли - в минуту бы одну
Сумел бы я настичь Адама и жену {34}
Ударом кратким ли, дымком ли адской смоли, -
Чтоб их дыхание не радовало доле
Того, кто в Небесах триумф ликует свой,
Чтоб сад роскошный сей - стал рощей гробовой.
У древа жизни здесь, в моей короне адской,
70 Довольственно приму хвалу когорты братской
И танец учиню, чтоб Небо кинуть в жар.
Но - преждевременно. Сей наш второй удар
(Коль первый отражен) - не должен стать безделкой,
Напротив, высчитан в детали самой мелкой,
Чтоб утро новое Творцу бы нанесло
Ущерб значительный - иль хоть какое зло.
Все средства хороши. Нисколько не зазорно
От нижних рубежей шагать к вершине гордой,
Кто терпелив - того счастливый ждет итог.
80 Предусмотрительность - успешности залог.
Размыслим, чем для нас чреват рассвет грядущий:
Когда светила арак взойдет над райской пущей,
Чета эдемская, не чаючи беды,
Гулять отправится в эдемские сады,
Их жалкая любовь опять воспримет взором
Тех Духов, не пришлось познать позор которым;
Беседа сей четы мне слышится вдали;
К раздору повода не отыщу ужли,
Коль их подстерегу? Пребуду осторожен,
90 Разведаю, на что для них запрет наложен,
Что их сгубить должно: не учинить силка
В Эдеме не могла Всевышнего рука,
Он - никому не друг: иначе он обрек ли
Вернейших слуг своих томиться в адском пекле,
Преображенье их в чудовищ совершил,
Надежды всяческой навеки отрешил,
Замкнул врата Небес для коих столь жестоко?
Однако спрячемся: встают лучи с Востока,
И меж цветущих роз, укрывших окоем,
100 Адам властительный грядет с женой вдвоем
И хочет петь хвалу Владыке Небосвода,
Кому обязан он богатствами феода,
Полученного им. Теперь, друзья, смелей -
Но осторожнее: уйдем во тьму аллей
И будем, затаясь, присутствовать незримо,
Следить, как нежная чета ступает мимо,
Драбанты воздают ей почести пока;
Чета облачена в тончайшие шелка,
Сквозь кои - формы тел чувствительно приметны:
110 Так чрез росу сквозит светила блеск рассветный.
Затайнее, чем здесь, укроемся навряд:
Мы славно видим их, они же нас не зрят,
Мы всю беседу их услышим без препятствий,
Притихши в сумраке, в живом листвы богатство.
Он держит мирт в руке, она - живой бутон
Духмяна розана. Все древеса поклон
Пред сей четой творят с благоговейным шумом.
Внимают Небеса молитвам их и думам.
Адам, Ева.
Адам
Животворящий свет вдали
120 Восходит, изгоняя въяве
Полночны призраки и нави
С лица блистающей земли.
И пенье пламенное птичье
В лесах рождается в ответ,
Хваля творящего рассвет
Неоспоримое величье.
Ах, птичья трель вперегонки
Пусть разлетается по долам,
Благим становится глаголом
130 И нам вплетается в венки.
Но наш напев - еще чудесней
Да возлетит, восторг лил, -
Однако же, любовь моя,
Хвалу начнем с которой песни?
Ева
Начало брать похвал чреде
Коль не от Бога, то отколе?
Зиждитель нашей славной доли
Он, сущий всюду и везде.
Лишь эта песнь уместна будет:
140 Запой, возлюбленный, со мной.
Пусть каждый звук очередной
Долины и дубровы будит!
Адам
Такой приличествует чин.
Ты солнце взвел над райской пущей,
Всеведущий и всемогущий,
Причина всех первопричин,
Что над Вселенной возмерцала,
Грозней всех солнц ничтожа тьму, -
Ты, вечный, образу чьему
150 Являет человек зерцало!
Тебя мы зрили: создал Ты
Из чермной глины плоть живую {35}
И удостоил таковую
Душою горней чистоты.
Прещедро нам в удел назначен
Свободной воли дар живой {36}:
Вовек бессмертный облик Твой
Не станет в нас ни тускл, ни мрачен.
Ева
Нам в восхваленьях не устать
160 И днесь, и присно, и вовеки:
Да пребывает в человеке
И во природе - Божья стать.
Соизволением предивным
Слиял несходности Господь,
Когда водвинул дух во плоть,
Связал единством неразрывным.
Адам
Людской обогащая род {37},
Господь устроил сад Эдема,
Овамо в коем суть и семо
170 Дары божественных щедрот.
Сад влагой напояем велий
Несякнущего родинка,
Что Божья призвала рука
Лелеять жизнь дерев и зелий.
Цветущим древом сад богат
И прочей благостию чистой, -
А паветье в листве сребристой
Плодами наш врачует глад.
Росою к нам нисходит манна
180 О каждой утренней поре,
Как не возвесть очей горе,
Не славить Бога неустанно!
Ева
Прославлен, Благодагель, будь
За нисхожденье к дольним тварям.
Тебе в ответ хвалу мы дарим,
Все - благо, дал чему Ты суть.
Ты над Эдемом, как из рога {38},
Льешь изобилье всякий час,
В саду запретов нет для нас
190 По щедрости великой Бога.
Адам
В сем упоительном краю
Найти сколь благодатно друга!
О раздели, моя супруга,
Сладчайшую судьбу мою!
Сколь мало радуют богатства
Не разделенные, любя:
Когда бы жил я без тебя,
На что бы нужны все приятства?
О, как тебя ни называй -
200 Невестой, дочерью, сестрою, -
Мечтаний о тебе не скрою
Средь розанов и райских вай!
Ева
С тобою часть одну беру,
Мы жизни вместе будем рады,
От мига утренней прохлады
До тьмы, что снидет ввечеру.
Я послушанья не нарушу.
Покорствовать отрадно мне
В сем мире: Всеблагой зане
210 В твоей мою расплавил душу.
Адам
Вы, стражи-ангелы, несущие дозор,
Искусные взносить хвалы поочередно:
О том, устроен мир насколько превосходно,
Да повествует ваш благословенный хор.
Хор Ангелов-хранителей.
I. Песнь:
Мир до создания природы {39}
Являл одну безвидну тьму, -
Но Божий Дух, слетя над воды,
"Да будет свет!" - прорек сему.
И свет явился ниоткуда
220 Бесплотной россыпью лучей,
Пусть не пленяло это чудо
Тогда ничьих еще очей
И ничего не означала
Смен света мраком череда,
Но было явлено начало
Всем веществам как раз тогда.
О свет! Поем тебе сегодня,
Как славна первенца Господня!
I. Ответная песнь:
И той же дланью Милосердный
230 Дал, вновь являя щедроту,
Подтвердной влаге и надтвердной
Разграничительну черту,
С тем, чтоб грядущие народы
С еще не созданной Земли
Взнесенную в надмирны своды
Господню зрить дугу могли;
Тогда же был воздвигнут Богом
Над гладью низлежащих вод
Неосязаемым чертогом
240 Хрусталесферный небосвод -
Услада будущего зренья.
Был день вторый миротворенья.
II. Песнь:
Но скрыта влагою излишней
Была земля. Определив
Ей сушей быть, велел Всевышний
Стать по сему. Пришел отлив.
Воздвиглись берега на страже
Угомонившейся воды,
И стали гор приморских кряжи
250 И дюн зыбучие гряды.
Покровом травным и древесным
Укрыл Господь лицо долин,
И повелением всеместным
Установил цветенья чин
Красе живой, но безглагольной.
О, лепота природы дольной!
II. Ответная песнь:
На Небеса взведенно было
Их чудо главное тогда:
Сверкнули дневного светила
260 Рубиновые обода,
По горнему летя простору,-
А вслед за оным в час ночной
Пришел черед и звездну хору
Всходить в сообществе с Луной.
Возможно стало числить годы,
Вести учет бегущих дней
По обновлениям природы,
Прослеживая зорко в ней
За чередой времян несхожей:
270 В сем знаменье был промысл Божий.
III. Песнь:
Уж каждая в своей оправе
Субстанция, что в мире суть,
Но пятый день к явленной славе
Приложит ли хоть что-нибудь
Веленьем высшим? Рыбы, птахи -
Прибавок дня сего таков;
Одни - почали крылии взмахи,
Другие - плески плавников;
Стада взрезвились кашалотов,
280 Достойно стало и орлам
Стремить до Солнца мощь полетов,
Могучим радуясь крылам;
Глубинны и воздушны дали
Живым родам наделы дали.
III. Ответная песнь:
Во день шестый земные звери
Взошли на травяной покров
Владеть, потребностей по мере,
Преизобилием даров
Творца всеобщей благодати,
290 Кто небо человеку дал,
А такожде небесны рати
Ему направил под начал,
В сию обитель благостыни,
Супругам данную во власть
Творцом, который людям ныне
Определил блаженну часть:
Среди сего роскошна дола
Ждать высочайшего престола.
Гавриил, Рафаил, Михаил.
Гавриил
Мы плавно движемся вдоль млечного пути,
300 Светило миновав, спешащее взойти
С восточной стороны, на золотой квадриге,
В полуденном венце. Уж недалеко миги,
Когда взойдут лучи от рая на Земли
В иной, на Небеси, чтоб там превознесли
Блаженны Ангелы в неслыханных хоралах
Брак первых из людей, счастливцев небывалых
Цель наша - видима: прострем теперь крыла,
Уподобляя спуск парению орла,
Когда над морем он, иль над кедровым бором
310 Снижаясь, движется в скольжении нескором.
Сей создал мир Господь как настоящий храм;
Воистину числа здесь Божьим нет дарам;
Тут - молоко да мед, там - розы да лилеи,
Камений отблески мир делают светлее,
Сардоникс, бирюза, бдолах, пироп, алмаз {40}!
Земля - ковер цветов. У Ангелов, у нас,
Подобных нет одежд, ласкающих зеницы!
Бесценноперые здесь обитают птицы.
Зрю: там единорог {41} застыл, смотря в родник,
320 Подсолнух радостно к светилу тянет лик,
И лепестковые пылают златом круги.
Подобно Ангелам, хвалу поют пичуги!
А как роскошен плод, что блещет на суку!
О, добрый мускатель! О, апельсин в соку
Неописуемом! Луга поправши ровны,
На сочных травах плоть нагуливают овны,
И тридесят ягнят пасутся на лугу,
Руно пурпурно их являет нам тамгу
Того, отаре кто хозяин и вожатый;
330 Адама, короля усадьбы сей богатой.
Вино и ром - ручьи. Мед-самоток - роса.
Корицей, не корой, одеты древеса.
Сверканье солнечно - и мягко, и приятно,
Восходно будь оно, иль будь оно закатно.
Явил себя Господь без скупости везде:
В животных, в зелиях, во персти, во руде,
Но более всего, промолвить надо прямо,
Он уместил себя в почтенного Адама.
Рафаил
Глашатай Господа, Архангел Гавриил,
340 Земле, о каковой ты долго говорил,
Архангела хвалы едва ли не противны,
И громки звуки труб нисколько ей не льстивны,
Поскольку сам Господь являлся в сем саду,
Растения святя и живность на ходу;
Засим, последний штрих земной даруя славе,
Эдема имя дал Адамовой державе.
Нехватки никакой людской не знает зрак.
Гавриил
О светлый Рафаил, ты семикраты благ {42},
Ты горняя звезда, ты светоч путеводный,
350 Ты подаешь совет безмерно превосходный:
Пространные хвалы садам Земли не для,
Восславим самого земного короля,
И той, которая владычествует вместе
С супругом, - нам воздать пристало честь по чести;
Во славу Господа царят они, засим
Роскошну свадьбу мы, готовься, учиним:
По знаку моему им на главы - обновы
Небесны возложи; то суть венцы Лавровы,
В них яхонт и брильянт несметен по числу.
360 Услужно Ангельство да соберет к столу
Бесценные плоды, созревшие в Эдеме,
Которы властвуют над слабостями всеми,
Что в человеке суть: сей соблюдает плод
Во крови густоту, он - здравия оплот;
С лампадой - точно так: в ней пламя бы угасло,
Не дать когда б ему сливочного масла.
День чередуется с полуночною тьмой -
Природе оный плод пользителен самой,
Затем, что порче - враг и ныне, и вовеки.
370 Как Бог, как Ангелы бессмертны человеки!
Всемощный Михаил, благой Архистратиг,
Ты бодрствуй на посту, следи, чтоб ни на миг
Не возникало зло среди земного сада,
Чтоб свадьбе сей не знать коварных козней ада,
Не испивали чтоб невеста и жених
От кубка тайного, смертельного для них,
Но пили б мускатель из перламутной чаши,
И свадьба стала чтоб еще светлей и краше.
Короче, каждый пусть усердствует вдвойне.
Михаил
380 Посланник Господа, днесь в той же я броне,
Со шлемом, со щитом, что кован из алмаза,
С мечом двуострым, - он с того остался раза,
Когда небесный край охвачен был войной,
И Люцифер когда был ниспровергнут мной.
Днесь он взойти дерзнул, исполнясь злого рыка,
В мир, обитает где зерцало Божья лика,
Который мир от всех злодеев оградил.
Нам сохранить сей мир легко достанет сил.
Вели! На острие копья строптивца вздену,
390 Вздыму во храм Небес и пригвозжу на стену.
Гавриил
Да, зорче каждый будь в служении своем.
Мы выждем: пусть Адам окажет нам прием;
Венчания четы черед тогда настанет
И пения хвалы. Эдемска свадьба грянет
У древа жизни, здесь, над оком родника,
Где лев и львица пьют, где влага таи сладка;
Здесь, где в недавни дни, пришед лесной тропою,
Адам прозванья дал спешащим к водопою {43}.
Невесте с женихом уместно будет тут
400 Своим гостям предстать. Зрю, вот они грядут!
О благость, коею мы любоваться можем!
Я рад явиться к ним с благословеньем Божьим, -
И стражи-ангелы да внидут: потому
Что прозвучать пора возвышенну псалму.
Адам, Ева, Гавриил.
Адам
Возможно ль, милая, нам лучшу часть избрати!
Зри, нам во сретенье грядут небесны рати:
Не приминая трав, ступают навесу.
За каждым - видишь ли златую полосу
Воздушного следа? Предивны и подавно
410 Воскрылья белые, что их несут столь плавно,
Когда спешат сии надмирных сфер гонцы.
Они дары несут и некие венцы
Из веток лавровых. Почто Владыке надо
Сторожевого мощь усиливать отряда,
К нам предводителей Небесных Сил послав?
О вы, чей Властелин трикраты величав,
Привет примите наш, взыскуете коль скоро
Нас видеть, излетев из горнего простора:
Мы поспособствуем - вы здраво чтоб могли
420 Сравнить с высотами низинну стать земли,
Чтоб вы, насельники природны высшей сферы,
Не похвалили бы земной удел сверх меры;
Коль скоро некий дан Всевышним вам наказ -
Желанны и гонцы в гостях тогда у пас,
Нам радостны с Небес даваемые знаки,
Нам ваше общество благоугодно паки,
Вы не смутили нас, пречистые, ничуть,
Пожалуйте же к нам, спорта счастливый путь,
И соизвольте, край наш низкий озирая,
430 В земной - небесного ввести немного рая,
Коль наши словеса вам, славные, слышны.
Гавриил
Наместник всей земной преславной стороны,
Властитель ревностный, царящий превосходно,
Отстволий будущих семянка первородна,
Владычить в сем краю ты предназначен, князь,
Лишь перед Господом почтительно склонясь,
Который, чтоб тебе стать праотцем потомкам,
Связал тебя с ребром {44}, с твоим живым отломком, -
Нас ниспослал с Небес, счастливейший, смотри -
440 Да воссиял бы в вас свет утренней зари
Еще прекраснее, чем он сиял доселе,
Кимвалы свадебны звончее бы взгремели,
И стала крепче цепь единодушных уз,
Обозначающих взаимный ваш союз.
Сестра, невеста, дочь эдемского владыки,
Блаженна Ева, ты, чьи лепоты велики,
Кому почетнейша вперед судьба дана -
Произвести на свет столь многи племена,
Что Землю населят, - о ты, подруга ложа
450 Благого жениха, - ты как звезда пригожа
И как же высоко вознесена сейчас,
Что свадьбу на твою Господь направил нас!
Венчанны нами днесь супруги превосходны.
Да возликуют все светила небосводны!
Венцы прияв сии, земной займите трон,
И чайте в будущем славнейшей из корон.
Адам
Нам большей радости не можно и желать бы.
Гавриил
Мы разделить сошли трапезу вашей свадьбы,
А древо жизни свой предложит нам шатер.
Адам
450 Благословен Господь: Он милость распростер
Великую свою небесна блеска шире,
От бирюзовых сфер струимо благо в мире.
Низлили вы елей во наших глубь сердец.
Послушных ленников почтил благой Отец
И для Земли даров опять не жалко Небу.
Со древа жизни плод - в отраду и в потребу
Годится, ведаем, и Ангелам вполне.
Всемилостно Господь послал супругу мне
Для попечения, а купно для услады.
470 Не одиноки мы, - гостям, однако, рады.
Господь к насельникам Эдема добр вельми.
Гавриил
Счастливый жребий свой в супружестве прими.
Ты - будь Эдема царь, она же - будь царица.
Адам
Вы, стражи-ангелы, покуда праздник длится,
За нами следуйте. Не токмо сонмы птиц,
Пред вами смолкнут пусть все звери, павши ниц.
Хор Ангелов-хранителей.
I. Песнь:
Возможно опустить ли вежды,
Зря счастье благостной четы,
На коей белые одежды {45}
480 Небес невинностью чисты?
Не женской вытканы рукою
Сии покровы, нет, о нет, -
Другой одеждою такою
Не изумляем Божий свет, -
Но как символ, но как награда
Сей драгоценный дар явлен
Хозяевам земного сада,-
То - не тканье земных пелен,
Но сей убор не емлет пятен,
490 Он белоснежен, он опрятен.
I. Ответная песнь:
Не солнце, распалившись гневно,
Здесь краски извело дотла,
Но милость высша и вседневна
Сим тканям белизну дала;
Нет, зрим восторженно сегодня,
Как, высшей не щадя казны,
Пожертвовала длань Господня
Частицу горней белизны,
Чтоб человек благоговейно
500 Иные все отмел цвета,
Чтоб розова и чтоб лилейна
Пред сей померкла лепота, -
Не надобны пестроты боле:
В том воплощенье Божьей воли.
II. Песнь:
Во каждом человеке к плоти
Приединен бессмертный дух,
Не пребывающе в заботе
Начал о неслиянье двух;
Столь гармонично, столь умело
510 Дала законы Божья высь:
Душе во всем покорно тело,
Сен доли человек лишись -
И нечто чуждое надумай,
Он блага утерял бы все,
И жребии бы грозил угрюмый
И свадьбе, и земной красе
Тех, кем затменны херувимы,
Кто в блеске вышнем днесь хвалимы.
II. Ответная песнь:
Созвучья сладостны, арфичны,
520 Творя в возвышенном пылу,
Летят хоралы гармоничны:
Се Ангельство поет хвалу,
Зане являет людям силы
Противства все преобороть
Любовь, что чрез духовны жилы
Струится, оздравляя плоть.
Кто всех Творцу сегодня ближе -
Тем днесь и дарует земну
Судьбу Всемилосердый, иже
530 Блюдет их юность и весну.
Да длится вековечны годы
Пир брачный сих царей природы.
Заключительная песнь:
Царство ангельско с животным
В людях соединено -
Сим примером Бог дает нам
Наставление одно:
Стати царств неравноправных
Он в одну связует нить;
Суть вещей противоставных
540 Властен Бог соединить.
Длите век от зла далече,
С оным избегайте встреч -
И вовек на ваши плечи
Тяжкой доле не возлечь.
Асмодей, Люцифер.
Асмодей
Тебя, сернистых блат всемощного владыку,
Приветствуем, явясь по первому же клику
В эдемски заросли, в блаженные сады,
Где зреют меж ветвей познания плоды.
Реки - от верных слуг что властелину надо.
Люцифер
550 Воздвигни, Асмодей, опору царства ада!
Такой совет подай, какого нет подлей,
Пылающей смолы в огонь вражды подлей,
Отмстим за тот позор в небесном бранном поло,
Нас Михаил когда лишил наследной доли,
И, дерзостно поправ все правила войны,
Нас молниями сверг с небесной вышины,
Навеки данной нам. Опять на грозны войны
Должны подвигнуть нас намеренья разбойны, -
Потребно действовать сейчас не напрямик:
560 Во бранном поле нас побьет Архангел вмиг,
Нельзя и мыслить нам о лобовом ударе,-
Но - вред большой чинить способны малы твари.
От сада здешнего уместно бой начать.
Асмодей
Что ж проще, чем врагам отселе докучать,
Зерцалам деспота внушивши мысли злобны?
Испортивши детей, что столь Отцу подобны,
Легко отъять у них все милости Небес.
Познанья людям плод запретен наотрез,-
Коль преступить запрет им, жалким, довелось бы,
570 Уже не помогли б ни жалобы, ни просьбы, -
От кары их спасти ничто бы не могло.
Люцифер
Да, мощно бы тогда восцарствовало зло,
Докуку Небесам дала б Земля безмерну!
Асмодей
Конечно же. Сперва - зерцала ввергнуть в скверну,
Коль скоро сам престол небесного врага
Неуязвим для нас. Однако - жемчуга
С его короны мы сдерем не в миг ли краткий?
Люцифер
Будь по сему. Но мы затайные повадки
Усвоить бы должны, чтоб нас нашли не вдруг
580 В сих пущах. Небеса смыкают стражный круг,
И при незоркости могла бы неудачна
Стать наша миссия. Гремит музыка брачна:
Мы прячемся в тени, но нам сквозь древеса
Хоралы ангельски да птичьи голоса
О празднике гласят. К столам сносимы брашны
Толпой приспешничьей, - а стражники бесстрашны
Блюдут спокойствие венчаемых особ.
Бдит, зрю, и Михаил, надзорщик вящий, чтоб
Не вкрался бы никто из тех, кто суть во аде.
590 Короче, там заслон и спереди, и сзади.
Разбой раскрылся бы, мне кажется, любой.
Асмодей
Уместно бодрствовать, замысливши разбой,
Не верить никакой сомнительной укроме,
Не лезть на свет, нигде не объявляться, кроме
Как в чаще, иль в кустах, иль в тьме пещерных ниш;
Способен злобственный укрыться призрак лишь
При соблюдении тактичного подхода.
Люцифер
Как мыслишь утаить, что есть твоя природа?
Асмодей
Животных машкер есть немалый арсенал.
Люцифер
600 Да, птицей обернись - в ней кто б тебя признал?
Ее несут крыла, и песни плещут в горле
Прельстительны, - ну, что ж, приемли облик орлий,
Орлу по смелости во птахах равной нет,
Не страшно для него, дневной завидя свет,
Сразиться с таковым. У этих птиц в обычай
Справляться наскоро с когтимою добычей,
Остер и клюв орла, и дальнозрящий взгляд.
Иль - выбери Слона. Он мышцами богат,
Скрывать не станет он свою огромну тушу,
610 Всех тварей он сильней из тех, что топчут сушу,
И, воле будь Небес сие не вопреки,
Легко Адама он взнизал бы на клыки,
Иль, хоботом схватив, разбил о жестки скалы.
Асмодей
Да, силы Господом приложены немалы
К охране здравия Наместника Земли.
Животны обороть сего бы не смогли;
Нет, нам необходим, чтоб с этой сладить силой,
Величественный гад, дракон чешуйнокрылый:
Он ползает легко, но и легко парит,
620 На языке людей он внятно говорит,
Он в людях твердость бы немедленно ослабил.
Такого сокола ужо бы я навабил,
Для простофиль земных ужо бы дал урок!..
Люцифер
Потише, скрытен будь, не то в короткий срок
Тут стража нас найдет и мигом уничтожит.
Что б ни замыслил ты - вопль делу не поможет.
Удар наметил коль - исподтишка ударь.
Асмодей
Что ж все-таки дракон?..
Люцифер
Он - хитроумна тварь,
А также - смел весьма. Сомнений не имею,
630 Что дара эти два даны недаром змею,
Коль скоро здесь одно съединено с другим -
Удар становится вполне осуществим.
О, сколькие грядут вослед за ним недуги!
Асмодей
По одному - верней уловятся супруги,
Смутить совместно их, как мыслю, мудрено.
Люцифер
Благословение им общее дано,
Как и проклятие: они недаром пара.
Асмодей
А в будущем грядет подобная же кара:
За действие одно - их ждет удел один.
Люцифер
640 Едва ли с женщины возможен наш почин,
В ней смелость ли найдем, потребна здесь котора?
Мужчина, мыслится, поддастся очень скоро,
Жена же в грех впадет уже за мужем вслед.
Асмодей
На это, видимо, как раз надежды нет.
Вот муж вослед жене - то цель уже конкретна.
Люцифер
Поленится жена вкусить плода запретна.
Асмодей
О, в ней на лакомство позыв неодолим.
Люцифер
Запрет горчит на вкус.
Асмодей
Зато уж плод - сладим,
Уж так он духовит, уж так очам прелестен,
650 Притом, что вкус его еще и неизвестен,
А чтоб узнать его - всего-то надкусить.
Люцифер
Но с мужем тщетно сей соблазн соотносить.
Асмодей
Сперва пренебрежет жена запретом Божьим,
Муж согрешит вослед.
Люцифер
А если, предположим,
Не пожелает он вкусить сего плода?
Асмодей
Расхвалит женщина вкушенное когда,
Захочет ли предстать он пред женою трусом?
Люцифер
Зловеща яблока всего одним надкусом
В немилость Господа навек постыдно впасть,
660 Насмерть пойти затем, чтоб лишь отведать сласть,
Наполнить соком рот - и знать, что следом бездна
Разверзнет жуткий зев!..
Асмодей
Жена попросит слезно,
А в малости такой - попробуй, откажи.
Угроза кар к тому ж рождает мятежи, -
Сам, восставая, ты мечтал ли о покое?
Люцифер
Несчастье Ангелов - отныне стань людское.
Асмодей
Сей жаждет знанья род - так быть же по сему.
Люцифер
О всем ли, что его не явственно уму,
Желает ведать он?
Асмодей
Из всех - избрать дорогу
670 Он алчет худшую - быть равен знаньем Богу!
Люцифер
Хотение престол у Бога отобрать
Есть главная беда, постигша нашу рать.
Асмодей
Тропа известная - и потому простая.
Люцифер
Ну, начинай. Притом следи, хитросплетая;
От нова люди пусть никак не ускользнут.
Управиться когда один не можешь тут -
Из преисподней кличь всех тех, которы нужны.
Асмодей
Лукавый Велиал, приспешник мой оружный,
Вполне готовый, ждет: когда приказ мне дан
680 На человечий род насторожить капкан -
То род людской падет уже от первой раны.
Люцифер
Сверши - тогда в аду куренья и пеаны
Честь воздадут тебе, и, я клянусь, не зря!
Все, что касаемо крылом нетопыря {46},
Что пахнет серою - в Эдем доставить спешно!
Победы пашей песнь - да возгремит, кромешна!
Да зашатается небес прегордый свод,
Узнав, кому теперь людской подвластен род!..
Но это все - потом. Покуда - к делу, к бою!
690 Ты смело приступай, знай - Люцифер с тобою, -
И с жениха начни посев грядущей лжи.
Вот, кстати, Велиал. Что надо, все скажи.
Велиал, Асмодей.
Велиал
Почтенный, вас ищу средь этой пущи дикой
С тех пор, как вы наверх воскликаны владыкой.
Что пакостного он готовит Небесам?
Что славного слыхать?
Асмодей
Тут свадьба, видишь сам.
Нас, правда, не зовут туда ни малым знаком.
Велиал
Сколь сад роскошен сей! Сколь каждый плод здесь лаком
И соком напоен, - сколь запах здешних трав,
700 Цветов, кустов, дерев - целителен и здрав!
Растенья круглый год цветут, нектароносны,
Зимы и лета нет, стоят сплошные весны,
И свадьбу вечную всему сулит судьба.
Асмодей
Мню, гложет самого Садовника алчба
В саду, который он существовать заставил, -
Помолвил он людей, и ныне свадьбу справил.
Решили мы теперь унять его кураж.
Противобор Небес, владыка славный наш,
Решил: супругов ты уговорить обязан
710 Того вкусить плода, что строго им заказан.
Обиду Небесам вчинишь ты велику.
Судьба всего и всех висит на сем суку.
О, сколь взликует зло, когда неосторожно
Сей будет плод вкушен!
Велиал
Но как же то возможно,
Что в жизнь призвал Творец пусть даже кроху зла?
Асмодей
Нет, благо лишь одно несут Творца дела,
А возникает зло - в попрании запрета.
Жизнь пищей зиждется, но - смертная примета
Возляжет на того, кто плод недолжный съест.
Велиал
720 Малейший бы не смел я выказать протест,
Но объявиться как средь празднества сумею?
Асмодей
Хитрейшему из гад, коварнейшему змею,
Чей облик примешь ты, откроются пути.
Велиал
Вовеки маскарад на свадьбах будь в чести {47},
Начнем традицию от нынешнего часа.
А что есть маскарад? Не лживая ль прикраса,
Природу подлинну скрывающа свою?
Во чашу свадебну отравы я волью,
Приманка - плод: его пусть жертва бы взалкала,
730 Не вряще ни червя, ни тайного стрекала,-
Коль хоть один из двух откушает плода -
Второй за ним придет уж сам собой тогда.
Асмодей
Быть хитрая должна измыслена зацепа,
Соблазны изрекай умно и велелепо.
Велиал
Сперва - во слух людской вструить прелестну речь,
Чтоб робость укротить и к дереву привлечь,
Внушить желание - узнать собственноустно,
Насколько оный плод невыразимо вкусно
Устроен! А соблазн - придет уже вослед!
740 Им гибелью грозит съедобный сей предмет!
Асмодей
План в дело воплоти, как он тобой изложен.
Велиал
Возвысится тогда, кто ныне столь ничтожен!
Асмодей
Великий Люцифер, сведенный в князя тьмы.
Beлиал
В болото серное с ним вместе пали мы.
Асмодей
Рекомендует князь Адама брать сначала.
Beлиал
То просто дерзость бы беспроку означало,
И безрассудный риск. Атака на жену
Даст пользу большую, - сию тропу одну
Избрать возможно, - муж - то цель уже вторая,
Асмодей
750 Разумен ты, сей путь кратчайший выбирая.
Beлиал
Насильно мужу дать сего плода кусок -
Нелепо и мечтать, - здесь только хитрость впрок.
На сердце мужеско чрез женскую половину
Потребно мягко жать. Так лепят воск и глину,
Жар с влагой в ход пустив, - я в том поруку дам,
Что утеряет свой земной венец Адам.
Асмодей
Ты мужа уязвить решил ребром его же?
Велиал
Кто ближе есть к нему и кто ему дороже?
От своего ребра он зла не ждет никак.
760 Лишь попроси она - тотчас на страшный шаг
Рассудку вопреки решится, ибо слушать
Во всем жену привык, - почто же не откушать
Столь ей любовного, столь сладкого куска?
Асмодей
Да, послушанья мощь и вправду велика.
Beлиал
Не только муж в раю привержен послушанью:
Голубку голубь чтит, склонен олень пред ланью,
Лев львице подчинен, так всюду жизнь идет:
Сопротивляются ль, прияв любовный гнет?
Но все же, прежде чем облечься в плоть дракона.
770 Уместно было бы мне ангельско, исконно
Обличив принять, - поди, на глаз отсей
Меня от остальных?!
Асмодей
Нет смысла в мысли сей:
Жену пусть вовлечешь ты даже в паши козни,
Представши Ангелом. Она, не зная розни
Во Ангелах, найдет защиту от суда
Своим неведеньем: тревожили всегда
Лишь Господа Гонцы Адамову товарку.
Победа вся твоя тогда пойдет насмарку.
Велиал
Тогда драконий вид уж поскорей приму.
Асмодей
780 Но человечью речь к змеиному уму
Усвоить не забудь и должную манеру.
Beлиал
Уж фальшью то никак не поколеблю веру
В то, что советую лить благо да покой.
Скорее ангельской подобна, чем людской
Моя да будет речь, - предвижу я заботу:
Змеиным языком одну и ту же ноту
Слать в душу женщины, - не заскучав ничуть,
Ей в уши ловко пить прельщения тянуть.
Асмодей
Во начинанье сем многоудачен буди,
790 Чрез слух растли сердца - и да погибнут люди.
Beлиал
Сладкоголоса песнь идти способна в бой
С разбушевавшейся стихиею любой.
Я человечеству привью любовь к отраве,
И ликовать не дам ему во горней слано.
Не зрить ему того, что отнято у нас:
Пусть плачет род людской до иссыханья глаз.
Асмодей
Да, гости брачные, что нынче праздник правят,
Не знают - что за весть уж скоро ввысь доставят.
Beлиал
Архангел Гавриил всех мене ждет сего.
Асмодей
800 А свадебно меж тем вершится торжество,
Под звоны чаш и труб. Черед - с Творцом поспорить!
Не скоро шанс такой нам выпадет вдругорядь.
Beлиал
Удачно вышло б так: чтоб юная чета
Была прогулкою приятно занята,
И вот невеста бы, пройдя по той дороге,
Ждала бы жениха в зеленом сем чертоге,
Настать бы мог момент, как раз какого жду:
В ней интерес возжечь к запретному плоду.
Асмодей
Удачным случаем воспользоваться нужно,
810 Сокрывшись в темь ночну и зелие окружно.
Да будет пронзена сей час наверняка
Добыча выстрелом искусного стрелка.
Beлиал
Не выйдет сей же час - так переждем трапезу.
Асмодей
Нет, именно теперь потребно до зарезу
Их низко совратить, на свадебном пиру, -
Вот было б торжество! Чтоб завтра ж поутру
Первейша заповедь была попрана злостно,
И гордость сломлена людска, павлинохвостна.
Такую Гавриил доставит весть впервой!
Велиал
820 Какой подымется в небесных сферах вой!
Незаживляема сия пребудет рана!
Асмодей
А все же ликовать еще, пожалуй, рано.
Велиал
Получим форы мы не десять ли шагов
Тем, что победы ждем?
Асмодей
Лишь оборов врагов {48},
Закон диктуют свой.
Велиал
Чу! Слышен гул недальный!
Асмодей
То свадебной чете напев гремит венчальный,
И в хоре внятен том глас Божией трубы.
Пора прислушаться - разведать все дабы.
Beлиал
Струится горний блеск на зелия окрестны.
Асмодей
830 Зрю: начинают пляс гостители небесны
Под бубны, под свирель, под звонки погремки.
Отходим: вот они. Смелей остри клыки.
Хор, Адам, Ева.
I. Песнь:
Мы во славу Божью пляшем {49}
На Эдемском на лугу,
Радостно дадим в кругу
Место повоженам нашим, -
Благолепием сугуб,
Слуху праведному люб,
Будет жар игры неистов;
840 Цимбалистов и лютнистов,
Грянут громы Божьих труб,
Соблюдая мелодически,
В ликованьи не устав,
И людской и серафический
Гармонический устав.
Без сомненья, без опаски
Опираясь на цветы,
Мы начнем изящны пляски
В честь венчаемой четы, -
850 И, почетом окруженным,
Тем, что всех превыше тут, -
Поклониться новоженам
Гости свадебны грядут, -
Чтоб испросить соизволенья
Начать эдемски забавленья.
I. Ответная песнь:
О, счастливые супруги,
И невеста, и жених!
Гости славные для них
Строются в почетны круги,
860 Чтоб начать хвалу сию,
Славя новую семью,
Молвят речи умилительны
И заводят упоительны
Хороводы здесь, и раю.
Ни один слуга Господен
Да не дремлет в тишине,
Если Богу пляс угоден
Во небесной вышине,
Не парят сегодня Духи,
870 Но, сойдя в приземный слой,
Полнят здешние воздухи
Неустанною хвалой.
Ты, глава земного рода,
К нам, счастливым, поспеши,
Во средине хоровода
Пой да весело пляши,
Чтоб радость мы твою узрели
Под звуки праздничной свирели.
II. Песнь:
Адам
Выйти в круг я не премину
880 В свой черед,
Цель преследуя едину:
Угождати Господину
Всех Господ.
Никого да не обидит
Наш призор,
Небо ко земле да снидет,
Каждый пусть явленным видит
Божий хор.
Расточая год за годом
890 Горний свет,
Семикружным хороводом
Мчатся по хрустальным сводам
Семь планет.
Я - предстану солнцем ясным,
Ты - луной,
В танце двигайся прекрасном
За напевом сладкогласным
И за мной.
II. Ответная песнь:
Ева
В танец выступлю без лени,
900 Выйду в круг;
Если ж свет мой - вдвое мене,
Иль сокрыт в полночны тени
Мой супруг,
Со звездами вперегонки
Возлечу,
Стану тихо ждать в сторонке:
От него хоть лучик тонкий
Получу.
Быти мужа одесную -
910 Долг жены;
Я, всходя, любовь земную
Так светло ознаменую
С вышины:
Чтоб судьбу возможно (стало
Угадать,
Чтобы свадьбы возблистала,
Встречи брачной возрастала
Благодать.
Заключительная песнь:
Мы хвалы приумножаем:
920 Нынче в них
Сей блистательный жених
Светел и неподражаем,
И сияньем окружаем
Он везде,
А, подобная звезде,
Благородная невеста
Соблюдает должно место -
И путем спешит одним
Вслед за ним.
930 Окончим перепляс под песнь благовенчальну.
Знак подал Гавриил взнести хвалу хоральну.
Ева, Адам.
Ева
Мы там ли, где сады, иль там, где звезды многи?
Что ввысь меня влечет? Мои не чуют ноги
Поверхности земной. Всю душу охватив,
Божественно звучит наш свадебный мотив,
Отводит землю прочь, - и мнится, что в полете
Душа спешит превыспрь, уже чуждаясь плоти,
И, пламя чистое рождая и струя,
К первоисточнику стремится бытия.
Адам
940 Как мне остаться здесь, тобой отриновенным?
Ева
Влекома властно я источником блаженным,
Взыскую лишь его. Препятства не чини.
Адам
Твоя стихия здесь, где мы с тобой одни.
Ева
Вот речь прельстительней, чем царствие небесно!
Адам
Лишь Херувимам то, да Серафимам вместно
Во сфере пребывать, где, не вздымая лиц,
Пред Господом Самим упасть возможно ниц
И, воздавая честь, жечь мирру духовиту.
Ева
Сколь дивно здесь, в раю, иметь небесну свиту!
950 Искусно собран был для брачного стола
Небесный виноград, - и манна там была
Прещедро подана, но вкусу небывала!
Но ангельская речь все яства затмевала,
Туман неведенья пред нами был разверст
И на грядущий град направлен вещий перст,
Сей град Господь создаст в назначенные сроки,
Ростки духовности когда взойдут высоки, -
И тот получит в нем гражданские права,
Чья будет мысль чиста и чья душа жива.
Адам
960 Сей град ко Небесам взметнется из долины.
Ева
Навеки очи им пленились бы орлины,
Красой, неведомой доселе на Земли,
Назриться досыта они бы не могли.
Адам
Отколе тайный вид содеется отверстым?
Ева
То Ангел ведает и сам укажет перстом.
Адам
Подстенье - первый смысл в творении благом.
Ева
Подстенье все горит в каменье дорогом {50}:
Там яспис, там сапфир, там хризолифы чисты,
Сардоникс, халкидон, вириллы, аметисты,
970 Смарагд и сердолик, а также хрисопрас,
Конечно, гиацинт, и, наконец, топаз
На квадрах зримы там: сколь пышны их сверканья!
Адам
Отменным ясписом стены четырехгранья
Переливаются и благостно горят.
Ева
Жемчужин целостных - в стене двенадцать врат.
И чистым золотом сверкает мостовая,
Всех Духов, сущих там, светло осиявая.
Адам
Но храмов созерцать не доведется там,
Для града оного - Господь и столп, и храм,
980 Там Духам несть числа: Владыку титулуя,
Поют они, гремит всеместно аллилуйя,
И бесконечные сквозь град со всех концов
Грядут процессии ликующих певцов.
Ева
Ни в солнце, ни в луне сей град не терпит нужды,
Однако сумерки ему от века чужды:
Град озаряет сей, сколь оный ни велик,
Всенасыщающий, всемилосердый лик;
Там вечный день царит, - нам, кто земного рода,
Как по желать его скорейшего прихода!
Адам
900 Еще в ушах моих шуметь не перестал
Той дивной влаги ток, прозрачной, как кристалл,
Ту реку внутренним я оком зрю поныне,
Там жизни дерево взрастает посредине,
Во здравом воздухе лелея вкус и глаз,
Плодами тяготясь в году двенадцать раз.
Ева
Архангел, Ангелов на брачный пир сбирая,
Нас чаял повстречать среди Небесна рая,
В недальнем будущем нам снова честь суля.
Адам
Тем временем, пока нам вотчиной - Земля,
1000 Любить друг друга мы должны ежемгновенно,
Дорогу в Небеса торить предерзновенно,
Чтоб к счастью высшему ступенью стал Эдем.
Ева
Будь господином мне. Не числю за ярем
Стать средством для твоих свершения велений.
Адам
Пример да явишь сим для новых поколений.
В природе огнь любви и ярок, и глубок:
Вот с голубицею воркует голубок,
Вот лебедь к лебеди спешит по чистой влаге,
Склонен пред львицей лев, своей пишась отваги,
1010 Рябину стройную могучий плющ обвил -
Во всем трепещет он, могучей страсти пыл.
Соединиться ждет подобное с подобным,
Дано продолжить род всем, на сие способным,
Из лона твоего мир изойти готов:
Ты, матерь первая всех будущих родов,
Да внидут чрез тебя, неведомые ныне,
Князья, старейшины, царицы, героини {51},
Ты да прославишься! Сейчас провижу я,
Как расселяются в различные края
1020 Столь роды многие, сколь суть соцветий в поле.
Возрадуйся, жена, своей грядущей доле.
Ева
Сколь милостив Господь, в сей нас надел вселя,
И плодоносна сколь от жениха Земля,
Который тысячью очей со небосвода
Следит, всечасно чтоб цвела бы вся природа, -
Столь следует и мне идти вдвоем с тобой,
Тебе ответствуя и мыслью, и судьбой.
Адам
Позволь, отыду я, чтоб возвратиться вскоре:
Я с Господом-Творцом пребуду в разговоре,
1030 Его благодаря за наши славны дни,
Молясь наедине.
Ева
Господь тебя храни.
Велиал, Ева.
Велиал
Да будет, праведная жено,
Тебе средь радостей земных
Покровом - Небо всеблаженно,
Опорой верною - жених.
Укором розе и левкою
Свою красу являешь ты
Очам невероятну, кою
И прочие затмишь цветы:
1040 С тобой в сравненье - звездна свита,
И та не слишком красовита.
Ева
Кто появился в здешней чаще,
Кто говорит со мной теперь
Речами, нет которых слаще?
Откройся - Дух ты или зверь,
Явись очам, о голос милый,
Поведай, не таись во мгле,
Ты - окрыленный, иль бескрылый
Как мы, ступаешь по земле?
1050 Покорствуй изреченной воле,
Коль человек - явись тем боле.
Велиал
Меня, владычица прелестна,
Своим доверьем облеки:
Я - просто тварь небессловесна,
Глаголающа по-людски,
Тебе лишь тайну эту выдам,
В себе утишивая страх:
Ничтожен есмь, и скуден видом,
И пред тобой простерт во прах;
1060 Но я поведать не умею,
Сколь род людской любезен змею!
Подобной же любви не минув,
Гнездятся аисты близ вас,
Из волн морских стада дельфинов
Следят за вами всякий час,
Им, не пойми меня превратно,
Любезен человек един.
Взгляни, как птицам ты приятна,
Как ластится к тебе дельфин,
1070 Приплыв из водного простора,
Взыскуя ласкового взора.
Единорогу непреклонну
Твоей не вынесть наготы,
Когда к девическому лону
Возлечь ому дозволишь ты:
Сей зверь покорен только деве, -
Тебя завидит он едва -
Кричит в желанье и во гневе,
Страсть в нем вскипает такова,
1080 Его к тебе котора гложет;
Еще он рогом яд ничтожит.
Ева
Отколь такое льстивство в гаде?
Велиал
О, то не праздный разговор!
Глаголю не награды ради,
Но - робости твоей в укор,
Какой не должны знать владыки.
О малости своей скорбя,
Даю меж тем совет великий,
Я пригласить хочу тебя
1090 Вкусить скорей, без препинанья,
Плода от дерева познанья.
Ева
Да не содеюсь я мишенью
Неумолимого суда.
Сей плод запретен ко вкушенью.
Не алчу я сего плода.
Прорек Господь: всей сытью многой
Питайтесь от любых дерев,
Однако сих плодов не трогай -
Иль прахом станешь, умерев,
1100 Погибнут жертвой своеволья
И ты, и все твои отстволья.
Велиал
Взаправду ли запрет сей верен?
Как можно вещь попять сию:
Вкушенье Бог карать намерен
Плода, возросшего в раю?
Ева
Плоды различные сбирая,
Вкушаем их свободно мы,
Но дерева сего средь рая
Должны страшиться, как чумы.
1110 Приманчив плод, сего не скрою, -
Но смерть хранит под кожурою.
Велиал
О голубица, поразмыслив,
Возможно ли сие, реши.
Настолько ли Господь завистлив?
Молю, не отвращай души
От древа-феникса {52}: досыта
Натешься дивною едой,
Познание в которой скрыто!
Невместно женщине младой
1120 Смирять в себе позыв на сладость.
Жены утеха - Богу в радость.
Нет, не отравлен, но отраден
Сих яблок несравненных сок:
В них дух небесных виноградин,
В них вечной юности залог.
Не ведать вкуса их - до сада,
О, несравненная жена,
Какая дивная услада,
Увы, тебе воспрещена!
1130 Ведь плод к тебе неравнодушен:
Быть алчет он тобой надкушен!
Ева
Ненарушаема присяга,
Вкушать запретное - позор.
Велиал
Коль Бог творит одно лишь благо.
Зачем столь грозен приговор?
Но будь во слепоте упрямой,
Еда - ни в духе, ни в крови
Не сеет скверны малой самой, -
Смелее дивный плод сорви!
Ева
1140 Коль лакомство сие столь вкусно,
Почто ж его вкушенье гнусно?
И, если уж оно поспело
Здесь, в богосоздатшом саду,
Угрозу для души и тела
Как в неотравленном найду?
Иль все же гибель в нем таится?
Велиал
О, это несомненно ложь!
Ты не умрешь, о голубица,
Смири в себе трусливу дрожь!
1150 Могу, коль веришь мне, назвать я
Причину оного заклятья.
Ева
Я не настроена враждебно,
Реки, себя не тяготя.
Велиал
Коль это столь тебе потребно,
Открою тайну я, хотя
Мне Бог велел: "Не возглаголай!" -
Но преступить его пора,
Нарушить сей запрет тяжелый:
Все расскажу, лишь, будь добра,
1160 Молчи о том, молю, о дева:
Храни меня от Божья гнева.
Проведай же, насколько жаден
Земного блага казначей:
Сей плод затем тебе не даден {53},
Чтоб не отверзла ты очей,
Познав добро и зло - в итого
Не стала Господу равна,
Вкусив от мудрости, как боги.
Богатство Скрыто здесь, жена!
1170 Отведав, ты постигнешь тоже,
Добро и зло насколь несхожи!
Вот вся причина речи строгой,
В запрете зри ее одну.
Скорее дивный плод потрогай -
Его со древа отряхну,
Чтоб ты вкусила Божьей власти.
О, не вздыхай - наоборот,
Дай волю разожженной страсти!
Взгляни на сей небесный плод!
1180 Сколь эти яблоки прелестны!
В них свойства обретешь небесны!
Ева
Сколь древо хорошо для пищи!
Мне кажется, во всем саду
Нет ни прекраснее, ни чище!
Где силы плод сорвать найду? ..
О, яблоко многоприятно!
Вкушает тот тебя, кому
Не свойственны греховны пятна.
Дрожу. Быть может, смерть приму
1190 За то, что страсть во мне огромна?
О, сколь желанье неуемно!
Почто запрет жестокий слушать?
Вина, незримая почти, -
Желанье лакомство откушать!
Срываю. Господи, прости,
По силы нет и твоем запрете,
Коль ты по хочешь быть щедрей!
О плод, ты краше всех на свете!
Велиал
Теперь вкуси, вкуси скорей!
1200 Вкуси, не сотрясайся дрожью!
Ну, вот и ешь во славу Божью.
Грядущий миг - удачу множит!
Сюда стремится твой жених!
Здесь много яблок, и, быть может,
Он выберет одно из них?
Уговори его, невеста,
Красу отпробовать сию, -
Не может в нем не быть протеста,
Но я тебе совет даю
1210 Прибегнуть к тонкому подходу:
И сдастся он, тебе в угоду.
Адам, Ева.
Адам
О, сколько благости на долю пало мне:
Со Господом Самим побыть наедине,
И Он почтил мою природу человечью
Сиянием чела и милосердной речью, -
И много получил я мудрости настоль,
Что возопил в душе: "О Господи, позволь
Прервать наш разговор, без меры благотворный,
Зане пресыщен есмь прислужник Твой покорный".
1220 К невесте я теперь стремлюсь еще сильней.
О, где она теперь? Что приключилось с ней?
Ужель со сейчас - о, странная примета! -
В запретной зрю тени? Откуда пища эта?
Перед картиной сей и глух стою, и нем.
Ева
Приблизься, милый мой. Ужели же совсем
Меня не страждешь ты? Мне ты всегда желанен.
Адам
Тебя увидеть тут - сей случай ли не странен?
Какие привели тебя сюда дела?
Ева
Господня яблоня мне тень и плод дала.
Адам
1230 Тот плод ли, каковой навек запрету предан?
Ева
Как раз поэтому он мною и отведан.
Страсть нестерпимая передалась нутру:
Взгляни на яблока прелестну кожуру,
Любуйся красотой сего плода особой,
А вкусен он насколь - и угадать не пробуй!
Адам
До вкуса ль!.. Вот она, нежданная беда!
Меня ознобом бьет! Бежать ли - но куда?
Коль яблоко сгнило б - то жребий неминучий
Нас мог бы пощадить! О, злополучный случай!
1240 Ужель - тот самый плод, сулящий только вред?
Как преступила ты Всевышнего запрет?
Ева
Я, знаешь, понимать способна Божье слово,
И не сошла с ума. Что может быть дурного
В кусочке яблока? Запреты - чепуха.
Адам
Увы! Моя душа теперь нема, глуха,
А такожде слепа: утрать я слух и зренье,
С тобою легче мне далось бы словопренье!
Ева
Не приключилось тут, мой друг, нимало зла,
Вот я и для тебя гостинец припасла!
1250 Его вкуси сперва, забыв слова запрета,
А уж потом суди, постигнув суть предмета.
Адам
Твои ли предпочту Господним словеса?
К ослушникам едва ль мирволят Небеса,
Кто разрешил бы паи пренебрегать приказом?
Ева
Приказа смысл того не подтверждает разум.
Адам
Что с Божьим разумом сравнится высотой?
Ева
Тот прав, кого смутить не может страх пустой.
Я сей познала плод, и знаньем упоенна.
Адам
На страхе Божием вся зиждется Вселенна!
1260 Его закону кто без споров прилежит -
Пород пятном греха от пока по дрожит.
Какой из Ангелов запрет бы сей нарушил?
Ева
Вот Ангел-то как раз его и не послушал,
Со древа яблоко в подарок мне сотряс,
И не в годину бед, а в самый добрый час!
В слезах, что ныне льешь, мужчине много ль чести?
Испортить хочешь ли ты праздник весь невесте,
Иль радость изыскал в прении пустом?
Нимало дружества не вижу в действе том,
1270 Чтоб мне не доверять, - припомни же, однако,
Что изначально мы слиянны богом брака
И спаяны в одно. Коль ты - мой властелин,
Я - плоть и кость твоя, и жребий наш един,
И отвергать тебе не должно плод Господен:
Ты, знанье обретя, горд станешь и свободен,
Подобен Господу премудростью, - яви
По доброй воле мне свидетельство любви,
Для нас полезна будь, ее первейша веха!
О, не отказывай! В послушестве - утеха!
Адам
1280 В чем выбор? Я никак решенья не приму:
Мы станем Господу подобны самому,
Приявши знание, свободные впервые -
Иль, под Его закон подставя наши выи,
Страшиться, как рабы, начнем жестоких кар?
Ева
Что медлишь? Поспеши приять Господен дар,
По воле собственной, и не лелей тревоги:
Бог Неба - Небесам, Земле - земные боги.
Адам
В чем выбор? Вот Господь, а вот моя жена.
Запретом грозой он, она мольбой нежна.
1290 Пренебрегу с женой божественною связью,
Иль милость высшую легко смешаю с грязью?
В моей душе гроза. Какую тяготу
Родят сомнения! Что ныне предпочту:
Запрет Господен ли - иль плод Его же сада?
Подобья Божия в себе отречься ль надо,
И душу устремить на гнусности одни?
С женой расстаться ли - о, Боже сохрани, -
Котора мне дала бессчетные объятья,
И большей радости не вправе ожидать я,
1300 Чем лоно сладостно, присущее жене?..
Вот, вижу, смерть. Но жизнь избрать уместно мне:
Я не шагну на путь, сулящий только худо.
Мне мира с Богом нет, с тобою я покуда:
Расстаться должно мне с тобой. Да, это так.
Ева
Легко же рушишь ты наш богоданный брак:
Суд надо мной вершить себя считаешь вправе
За шкурку яблочну. Ты пременился в нраве,
Звериная мораль взошла в твоей груди,
Вот ты каков, Адам. И вправду - прочь иди.
1310 К чему тебе жена? Тебе милей скотина:
Ей имена давать - в том цель твоя едина.
За кость и плоть свою - не числишь ты жену,
И сердце обратил во глыбу ледяну.
Пусть так. Но коль искать ты станешь, тем не мене,
Свою жену - учти, напрасны будут пени:
Уж позабочусь я - твой розыск будет пуст,
И Евиных вовек ты не коснешься уст.
Мне сад и звери все - свидетели удобны,
Что нравом скверен ты. Львы, властелины злобны,
1320 Смиримы львицами. Жестоковыйный тигр
Учтиво мига ждет с тигрицей страстных игр:
Вид хищников таких кого, скажи, но тронет -
Один кусок едят, одну добычу гонят.
И только ты, Адам, в любови не погряз.
Прощай. Свою жену ты зришь в последний раз.
Адам
Ах! О невеста, ты уже уходишь - или
Еще повременишь?..
Ева
Мы все уже решили.
Пусти. Не умножай упреков и обид,
Господь тебе жену другую сотворит,
1330 Как в полусне меня ты брал на брачном ложе -
Так нынче без любви со мной простишься тоже.
Не оцененное легко отдать добро.
Под сердцем сыщется еще одно ребро,
Чтоб стать еще одной женою, плоть от плоти.
Люби ее сильней и содержи в почете,
Нежнее, чем меня, - а если жаль труда,
Не заводи жены, пожалуй, никогда,
И сердца ничьего жестокостью не мучай.
Адам
Молчи! Не рань меня такою речью жгучей!
1340 Как угодить бы мог тебе и Богу я?
Все твердо здесь решил Верховный Судия,
Он вместе создал нас, нам порознь жить не можно,
Прости, но поступить теперь я должен ложно,
Чтоб не мрачила скорбь моей невесты лик:
Будь снисходителен. То - срыв, но лишь на миг,
Слабохарактерность, я верю, неподсудна,
Благословить сей плод ведь было бы нетрудно,
Не возникал бы яд, когда бы не приказ.
Подай же яблоко. Одна судьба у нас.
Ева
1350 Мы знанье обрели: добро и зло несхожи.
Чем недоволен ты?
Адам
О, как внимать без дрожи
Тому, сколь горестно вдали звучит хорал?
Ева
Любимый, бледен ты: ужели захворал?
Тебе я верности вовеки не нарушу,
Все взято бремя мной на собственную душу.
Хор Ангелов-хранителей.
I. Песнь:
Что пользы в ангельском строю {54},
Когда Господне око
Чету не соблюло сию:
Кто благоденствовал в раю,
1360 Оттоль уйдет далеко;
Адам, настали горьки дни,
Свой Господу надел верни!
О, праздник слишком краткий,
О, скорбь возвышенных Небес!
Здесь годы были сладки,
Мир пребывал в порядке,
Который вдруг исчез,
Стал смутою убогой.
О, время скорби многой!
I. Ответная песнь:
1370 О, если б Ангелов Адам
Себе в пример поставил!
Но, не пошед по их следам,
Он жадно рвался ко звездам
Противу Божьих правил:
Души грехом не отягча,
Он не изведал бы бича!
О, горькая судьбина!
О, Божий если б гнев потух!
Ведь сей беды причина -
1380 Что гнусна речь змеина
Не сразу вникла в Божий слух!
Яви же милосердство,
Смири познанья зверство!
II. Песнь:
Ужель в познанье только зло?
Не мы ли, Божьи дети,
Лелеем оное зело,
И Провиденье нас взнесло
Всего превыше в свете?
Не нам ли на сие права
1390 Даны по воле Божества?
Он знает все, что будет, -
И потому, быть может, Бог
Свой правый гнев остудит:
О, как же он осудит
За то, что Сам провидеть мог?
Сомнительное благо -
Узнать, что тело наго!
II. Ответная песнь:
Благословила Божья пясть
Познанье изначально:
1400 Сама решает высша власть,
Что вознести, а что проклясть;
Затем-то беспечально
Расправили красу свою
Плоды познания в раю.
Но если кто предерзко
Познанью не желает мер, -
Его алканье мерзко!
Прияв обличье зверско,
Грядет на трон князь Люцифер.
1410 Адам, о ствол кедровый,
Позор земной дубровы!
Люцифер, Асмодей.
Люцифер
Подобный плач вовек не слыхан на Земли!
Асмодей
Как бодро сторожа свой караул несли!
Люцифер
Да будем мы и впредь изощрены в коварстве.
Жди, Асмодей, похвал во преисподнем царстве,
Фанфары сиплые триумф отметят твой {55},
Гирлянды зашуршат пожухлою листвой,
Тебе соткут ковры из пасм паучьей пряжи,
Земель Восточных ты воспримешь титул княжий.
1420 Ты праздник учинил - что ж, Богу предъяви
Чету, вкусившую восторг земной любви,
Им разложи постель {56}, огонь зажги над нею,
И жениху сломи его прегорду шею:
Пусть валится потом в объятия жене.
Асмодей
Безмерна эта честь, хвалы приятны мне.
Венец железный мой во честь твою заржавит!
Люцифер
Что дивная чета? Как прежде, Бога славит?
Асмодей
Они бежали прочь, сгорая со стыда,
И забрались в нору: их загнало туда
1430 Сознанье наготы, неведомой доселе, -
Отверзлись их глаза, мы в том достигли цели.
Кровь к лицам прилила, их горький стыд таков,
Что пояса плетут из фиговых листков
Они, чтоб чресла скрыть, - мы, между тем, упорно
Влечем им сквозь кусты, через колючки терна,
Терзаем кожу их и радуемся: рдей,
Разбрызгиваема впервые, кровь людей!
Они уже в грязи, в них закипает злоба,
Бранятся и винят ужо друг друга оба,
1440 К чему теперь Эдем и все его красы?
Адам, рыдая, рвет кудрявые власы
На голове своей, хулит бесстрастье рока
И жалостно вопит: О, как я пал глубоко!
Я слушал не жену, а лютого врага!
По сей бы мне тропе не делать ни шага!
Жену повергла в грязь ее алчба греховна,
А вслед за ней - меня. Во всем жена виновна!
Плоть предала меня - как не скорбеть о том?
Любовь жены меня содеяла скотом!
1450 С хоругвью Божией тягаться ль я способен?
Не мыслил Господу я знаньем стать подобен!
Высокомерие - вот где источник зол!
Призрак чудовищный меня переборол!
Во мне царит разброд, и нестерпимо горе.
Дух с плотию в борьбе, в неразрешимом споре;
Изведан, вкус плода внушил мне скорбь и страх!
Осознан поздно, сколь сей безысходный крах!
Преступным действием навек покой украден!
О, как же сей позор велик и беспощаден!
Люцифер
1460 Свершилась месть моя! Победу адских сил
Мой изначальный враг теперь вполне вкусил,
Он сам явил закон, назначил срок расплаты -
И вот получены, как видим, результаты.
Рыдает род людской, свою судьбу кляня,
Познала стыд Земля с сегодняшнего дня.
Весь человечий род моей пребудет паствой!
Нестрашно мне ничто! Зло, безраздельно властвуй!
Добро повергнуто: о, сколь бесспорен срам!
Противу Божьего я свой воздвигну храм,
1470 Пусть идол примет мой там жертву человечью,
Пусть богохульственной почтен там буду речью
И фимиамами! За все теперь могу
Уверенно отмстить надменному врагу, -
Адамовых сынов мне портить не наскучит.
За шестьдесят веков {57} Он горстку душ получит!
Я низко пал во прах - и снова днесь высок!
И вправду - яблочный пришелся к делу сок!
Но спрячемся на миг. Послушать не в излишек
Многоглаголанье стенающих людишек,
1480 Чреду предвидящих разнообразных бед:
За преступление - извольте дать ответ!
Как побледнел жених; еще бледней - невеста;
По саду мечутся и не находят места.
Творец, увидев их, брезгливо бы прорек:
Увы, не оправдал надежды человек {58}.
Адам, Ева.
Адам
Я полагал, о тьма безобразна, вертенна,
Что скроется в тебе моя неблаголепна
И нища нагота, - однако зрак Небес
И здесь настигнет нас. Ни грот, ни темный лес
1490 Тому, кто совестью терзаем, не поможет.
Червь сердце и нутро мне беспощадно гложет
Неусыпающий. Ни на одну тропу
Направить не могу спокойную стопу,
Все в мире обрело незнаемые свойства.
Гнетет всечасное мне душу неспокойство,
Грудь разрывается несчастная моя,
Рассудок мечется, беспроко вопия.
Как пременился мир! И как я в нем несчастен!
Былое возвратить хочу - и вот не властен:
1500 Несбыточна сия последняя мечта,
За что хватаюсь я? Везде лишь пустота.
Где стражи-ангелы, трапезы брачной слуги?
Ах, вижу я, они бежали прочь в испуге.
Пир свадебный замолк, лес необычно тих,
Расстались с праздником невеста и жених,
Глагол Небес молчит, но, яростны и грубы,
Грохочут адские торжественные трубы.
Ева
Почто так мечешься? Ужель сошел с ума?
Адам
Чревата дли меня видениями тьма,
1510 Смотри, они грозят и нас отсюда гонят!
Их рать несметная порой во мраке тонет,
Однако лишь затем, чтобы придти тотчас.
Ты видишь призраков? Они обстали нас!
О горе! Нас толпа несчетна окружила
Несчастий, коим ты начало положила!
Ева
Всю на меня взвалить ты порешил вину.
Адам
Кого же мне винить, как не тебя одну?
Не ты ль причиною сгустившегося мрака?
О, ждать бы мне сего при заключенье брака!..
Ева
1520 Зачем обвенчана, как мыслишь, я с тобой?
Адам
Затем, чтоб мне была супругой и рабой!
Ева
Быть впереди жены приличествует мужу.
Адам
Тебя, несчастная, легко обезоружу:
Свидетель древо мне - кто первым плод сорвал?
Ева
Пол слабый был сражен соблазном наповал.
Адам
Сгубила ты меня настырностью речистой.
Ева
Мужчине голову держать уместно чистой
И соблюдать себя, жене наперекор.
Адам
Ты предала меня!
Ева
Вступать не станет в спор,
1530 Кто лестью не влеком, бесстрашен и безгрешен.
О, не ропщи: всегда ты будешь мной утешен,
Осталось счастье, сколь ни тягостна страда;
Тебе невмоготу не станет никогда,
Адам
Ущерб невозместим, утехи все излишни.
Ева
Непогрешимостью нас обделил Всевышний,
Способен ко греху наш, сколь ни скорбно, род.
Адам
За наслажденья миг - расплаты час и год,
Чреда отчаянья, печали и позора,
Тоску не укротит услада никотора.
1540 Куда не погляжу - везде, везде одна
Безжалостная смерть. Разверзни ложесна,
Земля, утишь мою великую обиду:
Виновен я, прах есмь и снова в прах отыду.
Я страстью истреблен. Истерзана душа,
В первоначалие свое уйти спеши
Скорей, отколь была в дин прошлые предивно
Взята. О где же смерть? Мне быть живым противно,
Мне близящийся мрак стократ милей, чем свет.
Позор мой виден всем. Итак, возврата нет,
1550 Хотя б умершего пусть червь стыда не точит!
О, не оплакивай того, кто смерти хочет,
Тот умер вовремя, надежды нет кому.
Я жил недолго, по рассудку моему
Любой несносен миг, лишенный благодати.
Теперь котору смерть всего умней избрати?
Бесстрашно ринуться с высокой ли скалы?
В Евфрат ли броситься, чтоб водные валы
Плоть понесли мою прокормом рыбьим стаям?
О женщина, пусти: тоскою муж снедаем.
1560 Светило к западу спешит, но все равно
Нет мочи ожидать, когда зайдет оно.
Меня пугает свет! Надежда оскудела,
Блаженный жребий мой исчерпан до предела,
Высокомерьем я погублен навсегда,
Чрезмерной пышностью и должен от стыда
Низвергнуться во ад, позор отмывши кровью,
Ева
Куда ты? Так легко судьбу сулишь мне вдовью?
Не я ли плоть твоя и кость? Подумай хоть
Об участи моей!
Адам
Предательская плоть,
1570 Язык, проклятый твой, змеиный, ядовитый!
Ева
Змей совратил меня, а ты не стал защитой.
Адам
Но кто иной, как ты - лукавая змея!
Ева
Где ум твой, что взлетал в надзвездные края?
Где мыслей свет твоих, живой и благотворный?
Когда не внемлешь ты моей мольбе покорной
И корень всей беды зришь во грехе моем, -
То умереть позволь тогда с тобой вдвоем.
В существовании - с тобой не мыслю розни,
Мой грех - неведенье, а не коварны козни,
1580 Мой грех - моя алчба, вини ее одну.
Что ж, примем общую расплату за вину:
Да будет так, мы казнь поделим честь по чести:
Навстречу гибели иду с тобою вместе!
Я не боюсь ее, и вот моя рука:
Не медли же! Ступай! Да будет нам легка
Удвоенная смерть. Я встречу терпеливо
Речную ли волну, паденье ли с обрыва,
Рука в руке, идем. Ты сам решишь, куда.
Адам
О нет! Из-за меня произошла беда!
1590 Я жить еще хочу: любовь дает мне силы.
Слезами не кропи кустов листы унылы,
Теперь не должно нам в отчаяние впасть:
Нет боле радости, но есть любовь и страсть,
Что зажжены меж нас. О нет, я не позволю
Во свадьбы первый день тебе на вдовью долю
Роптать - не будешь ты, на камень гробовой
Склонясь, рыдать о том, что муж безумный твой,
Тоскою побежден, приял конец бесславный:
Сам истребил себя рукой самоуправной.
1600 Нет, обуздаем скорбь, чтоб трезво рассмотреть
Тот жребий, что судьбой нам будет кинут впредь.
Ева
О, что за гул? Грозы то голос неминучей,
Чреваты небеса чудовищною тучей,
Тревожно шелестит листва на древесах,
Бушует ярый ветр в колеблемых лесах,
Гудение и рев исходят из дубровы,
Сверкает молния, рокочет гул громовый,
Удары множатся, и тьма грядет, гоня
С небес последний свет непрожитого дня.
Адам
1610 Какой великий страх царит в миропорядке!
Как все дрожит во мне в смертельной лихорадке!
Власы мои встают, хладеет кровь моя,
Карающий грядет, я слышу, судия
С мечом пылающим, с неумолимым взглядом.
Он близится. Куда бежать? Он здесь, он рядом.
Любимая, скорей в угрюмый лес бежим,
В приют, что солнечным лучам недостижим;
Пас фиговых листков по скроет паутина:
Вся наша нагота ясна для господина,
1620 Влекущего на суд и души, и тола.
Година платежа за тяжкий грех пришла.
Пригнись, в моей тени тебя не будет видно.
О страсть! О яблоня! О ты, клеймо постыдно!
О лес, простри на нас свою густую сень!
Грядет высокий суд. О, скорбной свадьбы день!
Уриил, Адам, Ева.
Уриил
Адам, Адам, внемли. Что прячешься в окрестной
Зеленой поросли? Иль мнишь в тени древесной
Укрыться - а Господь пребудет глух и слеп?
Тебя не смогут скрыть пи пропасть, ни вертеп;
1630 Бесплодно прятаться, - о том узнай заране, -
На небе, на земле, в пещере, в океане.
Во имя Господа, явись на Божий свет:
Бог сотворил тебя и дал тебе завет,
Зачем бежишь Творца, дурной являя поров?
Адам
Прости меня, но я скрываюсь лишь от взоров,
Как в наготе явлюсь пред ангельски глаза?
Тобой несомая великая гроза
Мне помутила ум: я голос ясно слышал,
Но, наготы стыдясь, тебя встречать не вышел.
Уриил
1640 Откуда ведома нагому - нагота?
Иль воспрещенный плод привлек твои уста {59}?
Злодейство налицо. Но мни сокрыть улики,
Нет оправдания перед лицом Владыки.
Реки, преступный, - ложь тебе пойдет во вред, -
Один ли ты попрал Всевышнего запрет?
Адам
То не моя вина: жена великой лестью
Мой уклонила нрав к свершенному нечестью,
Растлила сердце мне; и дивный вид плода -
Причиной, что меня не обошла беда,
1650 Что я так низко пал что горько каюсь ныне.
Уриил
Жена, ты искони поставлена в рабыни,
Во преступленье кем был разум твой ведом?
Ева
Созданье Божье, змей прельстил меня плодом,
Уговорил меня отведать плод пригожий.
Уриил
О змей, лукавый зверь, готовься к мести Божьей!
Отныне проклят ты пред всем земным зверьем,
На чреве обречен ты иолзать на своем,
Всегда скользить в нору, терзаясь жалким страхом,
Все жизни дни твои одним питаться прахом,
1660 И пламена вражды да будут зажжены
Меж семенем твоим и семенем жены {60}:
Будь оным во главу язвим за вероломство,
А сам язвить в пяту начни ее потомство.
Жена, из-за тебя твой муж теперь в беде,
Не узришь ты конца своих скорбен страде,
Ты будешь мучиться, детей на свет рожая,
И рабством боль твою умножу, умножая.
Ты, кто внимал жене, забыв Господень гнев,
Запретный плод вкусил, веление презрев,
1670 Прими ярем труда, узнай, как оный страшен;
Днесь проклята земля, и возрастит средь пашен,
Тобой возделанных, волчцы и сорняки,
Посева задушив здоровые ростки.
Стирая пот со лба, вкушай свой хлеб, доколе
Во прах не снидешь вновь к первоначальной доле,
Но, чтоб существовать в юдоли вы могли,
Бог правила дает для проклятой земли:
Рожая, пьет жена пускай страданий чашу;
Здоровье бережа, как и стыдливость вашу,
1680 Бог из овечьих шкур сулит одежду вам.
Теперь - ступайте прочь. И, сим вослед словам.
Здесь, у Эдемских врат восстаньте, Херувимы;
Ослушники от них да будут прочь гонимы:
Храпите ревностно вы древа жизни ствол
Златой и дерзостный уймите произвол,
Содеянный людьми. Отныне и вовеки
От яблок жизни есть но будут человеки.
Ева
О, что за пламена восходят меж дерев!
Эдем горит! Замолк наш свадебный напев,
1690 Чу! звери все кричат и все рыдают птицы.
Ужасных факелов ужели вереницы
В честь нашу зажжены? Куда ж теперь, куда?
Адам
Потребно поспешать. Сей грозный дух суда
Не Уриил, по Бог, чей мы напрет презрели,
Сверх меры возгордясь, взалкав недолжной цели,
Во Эмпирей спеша - сподобились тюрьмы.
Паденью страшному теперь подверглись мы!
Где утешенье взять среди сего недуга?
В изгнанье поддержи меня, моя супруга.
1700 Земля колеблется. Бежать пора давно.
Тебя увидеть вновь - надежды не дано,
О, дивный райский сад! О, колыбель родная!
Мгновенья не продлить. Пойдем, тропы не зная,
Искать, где нас земля чужая приютит
И скудно пищу даст. О, слишком поздний стыд,
О, жизнь в раскаянье, о, горький труд неспорый!
Спеши за мной, жена, и будь моей опорой!
Окончен летний зной, грядут снега и студь.
Меч Божий гонит нас. Теперь - скорее в путь.
Трилогия Йоста ван ден Вондела - "Люцифер" (1654), - "Адам в изгнании"
(1664), "Ной" (1667) - впервые соединена в настоящем издании под одной
обложкой со своим главным нидерландским (хотя и написанным на латыни)
прототипом, драмой Гуго Гроция "Адам изгнанный" (1601). Таким образом,
русскому читателю предоставляется возможность не только ознакомиться с
текстом трилогии, но и сопоставить ранее изданный на русском языке
"Потерянный рай" Джона Мильтона с трагедиями Вондела и Гроция, послужившими
главными источниками для поэмы.
Перевод трилогии Вондела выполнен по изданию: Joost van den Vondel.
Volledige dichtwerken en oorspronkelijk proza. Verzorgd en ingeleid door
Albert Verwey. MCMXXXVII, H. J. W. Becht, Amsterdam. Издание это, выпущенное
к 350-летию со дня рождения Вондела, по сей день остается наиболее
достоверным источником текстов Вондела; оно, однако, практически лишено
справочного аппарата. Для контроля при переводе первых двух драм ограниченно
привлекалось авторитетное французское издание трагедий Вондела: Joost van
den Vondel. Cinq tragedies. Notice biographique et notes traduction vers par
vers dans les rythmes originaux par Jean Stals. Didier, Paris, 1969
(Collection Unesco d'oevres representatives, Serie Europeenne).Был
просмотрен также прежний перевод "Люцифера" на французский язык: J. van den
Vondel. Lucifer. Tr. par Ch. Simond. Paris, 1889; а также известный перевод
"Люцифера" на немецкий язык: Joost van den Vondel. Lucifer. Trauerspiel.
Leipzig, Brockhaus, 1869. В работе над переводом и справочным аппаратом
критически использованы многочисленные работы, начиная с комментариев ван
Леннепа в тридцатитомном варианте изданного им "полного Вондела" (Joost van
den Vondel. De werken. Uitg. door J. van Lennep. Deel 1-30. Leiden,
Sijthoff, 1888-1893) и до наших дней. Следует отметить, что в любом отдельно
взятом комментарии к драмам из числа изданных за последнее столетие, в
частности, крайне слабо до сих пор прослеживались древнегреческие и
византийские корни творчества Вондела, так что во многом комментарий в
настоящем издании содержит сведения, на родине поэта почти не известные.
Отдельного издания каких бы то ни было произведений Вондела на русском
языке до сего дня не существовало. Книга П. А. Корсакова "Йоост фон ден
Фондель" (СПб., 1838) давала крайне искаженный портрет "главного" писателя
Нидерландов. Свои переводческие усилия Корсаков был склонен направить на то,
что казалось ему "переводимым". К его немногочисленным удачам можно отнести
переводы стихотворений лучшего ученика Вондела, Иеремиаса де Деккера,
которые мы находим на страницах его "Опыта нидерландской антологии" (СПб.,
1844). Удачны были и его переводы некоторых басен Якоба Катса, но из Вондела
Корсаков перевел только два коротких и незначительных стихотворения.
В 1974 г. на страницах тома Библиотеки Всемирной Литературы "Поэзия
Возрождения" был опубликован перевод оды Вондела "Рейн", воспроизводящийся в
дополнениях к нашей книге. В 1983 г. на страницах антологического издания
"Из поэзии Нидерландов XVII века" (Художественная Литература, Ленинград)
"Рейн" был переиздан, к нему добавлены пять стихотворений, все они
воспроизводятся в нашем издании: "Молитва гезов", "Скребница", "Развратники
в курятнике", "Оливковая ветвь Густаву Адольфу" и "Счастливое мореплавание".
Переводчик трилогии Вондела пользуется возможностью сердечно
поблагодарить проф. Яна-Паула Хинрихса (университет в Лейдене),
предоставившего ряд труднодоступных материалов и неизменно
консультировавшего все спорные вопросы, возникавшие в процессе работы над
переводом, а также проф. Уильяма Федера (университет в Неймегене), любезно
предоставившего видеозаписи постановок "Люцифера" и "Адама в изгнании" на
сценах современных нидерландских театров, что разрешило ряд сомнений чисто
сценического характера.
Русский перевод монументальной драматической трилогии Йоста ван ден
Вондела переводчик считает долгой посвятить памяти своего учителя, поэта
Аркадия Акимовича Штейнберга (1907-1984), чей перевод "Потерянного рая"
Джона Мильтона был одной из побудительных причин создания публикуемой ныне
первой русской версии "Люцифера" вместе с последующими частями трилогии.
ИМЕНА ПЕРСОНАЖЕЙ ТРИЛОГИИ
Три драмы Вондела на "космогонические" сюжеты - одновременно вершина и
финал его творчества. Представляется необходимым рассмотреть персонажей
каждой драмы, разобрать этимологию их имен и проследить эволюцию их образов
в процессе сценического действа.
ЛЮЦИФЕР. Основные источники легенды о Люцифере приводит сам Вондел в
"Обращении ко всем друзьям искусства и сценического действа", предваряющем
текст драмы. В действительности число источников неизмеримо больше, и часть
из них в настоящее время уже не может быть прослежена. Вондел указывает на
трагедию Гуго Греция "Страдающий Христос", но при этом без видимой логики
обходит его же "Адама изгнанного"; между тем достаточно сравнить
вступительный монолог Сатаны в этой драив (см. с. 335 наст, изд.) со всом
происходящим на сцене у Воадела - как в "Люцифере", так и в "Адаме в
изгнании", чтобы убедиться в преемственности. Несомненно также то, что на
Вондела оказали влияние поэмы "Неделя, или Сотворение мира" (1578) и "Вторая
неделя" (1584-1590) французского поэта Гийома дю Бартаса (1544-1590).
"Сочинения г-на дю Бартаса в переводе Захариаса Хейнса" вышли в 1621 г. в
нидерландском переводе уже четвертым изданием, - по поводу этой книги
имеется сонет Вондела (1622), а также подпись под изображение Хейнса. Сам
Захериас Хейнс был на 27 лет старше Вондела и принадлежал к "старшему
поколению" поэтов нидерландского "Золотого века", которое до истинного
расцвета национальной литературы не дожило. На драмы Вондела повлияли многие
теологические источники, частью восходящие к древней апокрифической
литературе; к примеру, произведения Оригена, изданные в 1536 г. в Базеле
Эразмом Роттердамским (об Оригене см. подробнее в примечаниях на с. 528
наст, изд.); возможно, что ому был известен и какой-то пересказ апокрифа
"Книга Еноха", полный текст которого был обнаружен лишь в конце XIX в.;
Вондел местами цитирует этот апокриф почти дословно. Можно предположить, что
Вондел пользовался каким-то греческим источником; он знал греческий язык и
переводил греческих классиков, а также изучал труды "восточных" отцов
церкви, писавших по-гречески (в отличие от "западных", писавших на латыни),
что для Нидерландов было относительной редкостью.
По Вонделу, причина отпадения Люцифера от Небес - нежелание признать
Человека вторым после Бога в Небесах, - ибо вторым в Небесах Люцифер считал
самого себя. Здесь Вондел неожиданно использует концепцию, принятую в
исламе, традицию, объясняющую низвержение Иблиса (т. е. опять-таки Люцифера)
с Небес наказанием за его нежелание поклониться новосотворенному существу -
Адаму; кстати, традиция эта служит доказательством того, что христианский
миф о низвержении Люцифера ко времени создания Корана полностью
сформировался. Истинная причина водворения на Небеса человека, предвещанного
устами Гавриила в I же действии драмы - т. е. грядущее явление Христа в
человеческой плоти, воскресение и вознесение - эта причина у Вондела
остается непонятной для Люцифера; Гавриил облекает свои слова в I и II
действиях в смутную форму пророчеств, понятных зрителю и туманных не только
для Люцифера, но и для всех Ангелов на сцене, которые, по Вонделу, лишены и
всеведения, и бессмертия. Кажется, непонятной причина "воцарения Человека"
остается и для самого Гавриила - во всяком случае, между "верными" и
"неверными" Ангелами разница лишь в том, что "неверные" считают возможным
обсуждать данный свыше приказ, а "верные" - повинуются, не пытаясь вникнуть
в смысл. Здесь - несомненный выпад против Реформации, и - как можно
истолковать, если не вникать в частности несколько путаной космогонии
Вондела, - довод в защиту Рима и католической церкви, "в лоне" которой
Вондел к моменту создания "Люцифера" пребывал уже около пятнадцати лет.
Поэтому толкование образа Люцифера как аллюзию к личности статхаудера (нем.
штатгальтера) Вильгельма Оранского Молчаливого, которого придерживались
русские исследователи творчества Вондела в XIX в., среди них А. И.
Кирпичников, не обосновано, ибо предполагало бы сочувствие Вондела к
Люциферу и "люциферистам", - если же нечто подобное у Вондела и есть, то это
только жалость и "моление за душу врага", подобное тому, какое воссылает
Рафаил в конце IV действия. Правда, мотив "сочувствия к люциферистам" сильно
подчеркнут в немецком переводе "Люцифера", появившемся в 1869 г. и шедшем на
сцене: надо думать, что исследователи этот перевод знали лучше, чем
оригинал. Толкование Люцифера как намек на Оливера Кромвеля обосновано еще
слабее: хотя известна ненависть Вондела к нему (ср. стихотворение "Протектор
Вервольф"), но в момент опубликования "Люцифера" Кромвель был еще жив, и
окончательную его судьбу никто с уверенностью предсказать не взялся бы.
Несколько обоснованнее точка зрения, что образ Люцифера - намек на
статхаудера Маурица Оранского, но еще вероятнее предположить прямую аллюзию
к личности Мартина Лютера, вождя и основателя Реформации, - может быть,
именно сходное звучание имен "Лютер" и "Люцифер" повлияло на выбор имени для
главного падшего Ангела: по различным версиям, он мог бы носить имя Самаил,
Шемихазай, Сатанаил и др. Имя "Люцифер" взято Вонделом из "Вульгаты"
(латинского перевода Библии, где оно служит эквивалентом "Утренней звезды",
или, по-русски, Денницы); им же воспользуется в "Потерянном рае" Джон
Мильтон.
"Потерянный рай" начинается в том самом месте, где "Люцифер"
заканчивается: после низвержения с Небес. Мильтон трактует различно с
Вонделом из числа важных вопросов, кажется, только пункт о (сотворении
Человека и Эдема. Герой Мильтона везде носит имя "Сатана", но о том, что это
не его подлинное имя, есть прямое указание в V книге "Потерянного рая", в
рассказе Рафаила:
Не спал и Сатана. Отныне так
Врага зови: на Небе не слыхать
Его былого имени теперь {*}.
{* Здесь и далее "Потерянный рай"
в переводе Арк. Штейнберга.}
О настоящем имени Сатаны Рафаил, рассказывающий у Мильтона Адаму и Еве
историю небесной битвы, едва ли не проговаривается:
Пройдя все эти области, они
Достигли Полночи - а Сатана -
Своей твердыни, вдалеке с горы
Сиявшей на огромной вышине,
Вздымались башни, грани пирамид
Из глыб алмазных, золотых кубов;
Сие звалось чертогом Люцифера
Великого на языке людей.
То же подтверждается уже прямо в песни X:
...Столицы горделивой Люцифера
(Так Сатану прозвали в честь звезды
Блестящей, сходной с ним).
Далеко не ясным остается у Вондела вопрос об ангельском чине, каким был
наделен Люцифер до отпадения. В I действии драмы, в монологе Гавриила,
изложена иерархия "девяти чинов ангельских" в полном согласии с трактатом
Псевдо-Дионисия Ареопагита (V-VI вв.), где чин Архангела оказывается
предпоследним, восьмым по счету, ниже коего стоят только простые Ангелы,
"духи грубые", по Вонделу. Вондел в "Обращении ко всем друзьям искусства и
ценителям сценического действа" (предваряющем драму, но написанном
несомненно позже нее), а также с конца IV действия и тексте самой драмы
называет Люцифера Архангелом, хотя по цитируемому Вонделом тексту из книги
пророка Иеэекииля Люцифер мог бы с тем же успехом числиться и Херувимом, т.
е. вторым чином из девяти. В то же время Вонделов Люцифер, наместник Небес,
"лишь перед Господом склоняющий главу", явно не чувствует над собой никакой
другой высшей силы. Вондел вводит на Небесах раздельную "исполнительную"
власть, отличную от титулатуры, вероятно, также и от духовной власти и от
воинской: небесное воинство возглавляет Михаил, Люциферу явно не
подчиненный.
Вплоть до конца IV действия Вондел, видимо, сам еще колеблется насчет
титула Люцифера, настойчиво именуя его "наместником", "статхаудером", что у
читателя и зрителя в Нидерландах немедленно вызывала ассоциацию со своими
собственными статхаудерами, последовательно сменявшими друг друга до 1650 г.
(и снова возникшими в 1672 г., еще при жизни Вондела, после кровавой
расправы над Яном де Виттом), в частности, с глубоко ненавистным Вонделу
Маурицем Оранским. С. С. Аверинцев пишет, что "Люцифер Вондела умеет быть
импозантным в своем тщеславии и рассуждает о необходимости исправить ошибку
Бога на пользу самому Богу". Однако в критике позиций протестантизма Вондел
стоит не на позициях ортодоксального католицизма, а скорее на позициях
"гроцианства", рассматривающего католическую церковь как наибольшую и
поэтому наиболее правомочную христианскую <секту.
В первой части трилогии принимают участие, помимо Люцифера, "верные" и
"неверные" Ангелы, во второй - те же персонажи с некоторыми переменами,
кроме того еще Адам и Ева, чьи имена самоочевидны; в третьей части, помимо
перешедших из первых двух драм трилогии Аполлиона и Уриила, фигурируют Ной с
сыновьями, ряд безымянных персонажей (нареченных "по должностям"), а также
князь Ахиман и княгиня Урания (о них см. ниже). Имена "верных" и "неверных"
Ангелов Вондел выбрал относительно произвольно; у Гроция в "Адаме изгнанном"
ангелы имен не носят. Гавриил, Рафаил и прочие персонажи данного мифа, как и
демонические имена Вельзевула, Аполлиона и т. д., взяты главным образом из
апокрифических книг и немногих упоминаний в каноническом тексте Библии.
Европейская драматургия знала подобные попытки и до Вондела - скажем, в
"Действе о Хананеянке" португальского драматурга Жила Висенте, появившемся
на сцене за 120 лет до "Люцифера", Сатана фигурировал у Люцифера в качестве
подручного! Однако строгая иерархия, особенно "адская", видимо, попала на
сцену у Вондеда впервые. Почти все персонажи перешли впоследствии в
"Потерянный рай" к Мильтону, где их количество, впрочем, было еще умножено.
У Вондела в драме "Самсон" (1660) также фигурирует еще один демон - "князь
бездны Дагон", а также и "Фадиил, ангел-хранитель Самсона".
ВЕЛЬЗЕВУЛ: "Баал-Зебуб", буквально - повелитель мух", имя божества
Филистимского Аккарона (4 Царств, I, 2). Вельзевул носит титул "князя бесов"
еще в синоптических Евангелиях, где эпизодически упоминается в бранном
смысле; отсюда и титул "князя", который получил Вельзевул у Вондела. Этот
"полковник" ("оверсте") Люциферова воинства, один из важнейших персонажей
драмы, постоянно провоцирующий самого Люцифера (которому иной раз
свойственно сомневаться в целесообразности и возможном успехе мятежа) -
фигурирует как действующее лицо только в первой части трилогии. Вельзевул
несомненно занимает у Вондела второе место после Люцифера в иерархии
мятежного воинства; в такой же роли появится он позднее в первой главе
"Потерянного рая":
...А рядом сверстника, что был вторым
По рангу и злодейству, а поздней
Был в Палестине чтим, как Вельзевул.
Здесь мы находим еще одно из весьма многочисленных подтверждений того
факта, что "Люцифер" Вондела - один из главных источников поэмы Мильтона. У
Вондела Вельзевул - "серый кардинал" при Люцифере, решительно не желающий
самолично возглавлять восстание; в III действии люциферисты с восторгом
готовы признать его своим главой, еще и не помышляя, что столь значительный
небесный вельможа, как "статхаудер" Люцифер, может возглавить их ряды.
Вельзевул несомненно стоит по рангу выше Аполлиона и Велиала, он наименован
"великой власти бог" (см. примеч. к ст. 715 "Люцифера"), именно он во многом
направляет тактику мятежного воинства, ловко подбрасывая Люциферу идеи,
которые тот немедленно и с охотой выдает за свои собственные. У Мильтона
подобной трактовки образа Вельзевула нет, это снизило бы монументальность
образа Сатаны; у Вондела же эта трактовка служит целям дополнительной
драматизации действия. Любопытно, что имя "Вельзевул" вошло в русский язык в
восточной традиции: в то время как западноевропейские языки восприняли
основную форму имени - "Беель-зебуб", т. е. "бог мух", в русский язык через
греческий вошла "оскорбительная форма", придуманная евреями, чтобы еще
сильнее унизить аккаронского идола, - "Беель-зевул", т. е. "бог навоза".
ВЕЛИАЛ: иначе "Велиар", т. е. "нечестивец", или же "зло, безбожие";
упоминается в книге Иова (XXXIV, 18), в Библии упоминаются также "дети
Велиала" (Суд. XIX, 22), а также сын, дочь Велиала; иногда этим словом
обозначаются смерть и погибель. В дохристианской литературе это слово -
скорее термин, чем имя собственное; в Новом завете оно превращается в имя
собственное: "Какое согласив между Христом и Велиалом?" (I Коринф., VI, 15).
Именно "нечестивец" Велиал Искушает во второй части трилогии Еву, приняв
образ змея, в первой же драме (во II действии) Люцифер дает ему
примечательную характеристику: "Сей верный лицемер, снуя меж ратыо Божьей,
// Обманет хоть кого лоснящеюся рожей", - предваряя будущие события в "Адаме
в изгнании". Нечто очень близкое встречаем мы затем у Мильтона во второй
песни "Потерянного рая", где Велиалу дается характеристика:
...сотворен
Для высшей славы и достойных дел,
Но лжив и пуст, хоть речь его сладка,
Подобно манне; ловкий словоблудец
За правду выдать мог любую ложь,
Мог исказить любой совет благой,
Столь мысли низменны его...
Велиал у Вондела - именно нечестивец, и образ его соответствует прямому
значению имени; из всех появляющихся в трилогии демонов несомненно именно
этот - низший по рангу (хотя тоже носит титул "князя"), что
продемонстрировано многократно: в "Люцифере" ему поручается наиболее черная
работа по совращению колеблющихся Ангелов в Ангельском Совете, во второй
части он совращает Еву в образе змея, - однако же с Люцифером он нигде лично
не общается, ему лишь передают от статхаудера поручения - Вельзевул в первой
части трилогии, Асмодей во второй; в последнем случае Асмодею как раз и
достаются все награды за работу Велиала; в начале "Люцифера" у Велиала
вообще положение "слуги слуги" - Вельзевул посылает его поглядеть, не
возвращается ли из своего путешествия па Землю Аполлион, занимающий в
иерархии Духов положение более высокое. Образ Велиала у Вондела - одна из
наиболее необычных трактовок библейской темы: вместо ультраразвратного духа,
мелкого и злого божка, символизирующего в обычном понимании некую злую
пустоту, - мы находим у Вондела трактовку образа Велиала как "адского
чернорабочего", по отсутствии персоны более значительной возглавляет он один
из флангов строя падших Ангелов во время генерального сражения.
АПОЛЛИОН: "Царем над собой имела она ангела бездны, имя ему по-еврейски
Аваддон, а по-гречески АПОЛЛИОН" ("Губитель") (Откр., IX, 14). В
ветхозаветной традиции АПОЛЛИОН-Аваддон, как и Велиал, еще скорей
нарицательное олицетворение пропасти преисподней, чем персонифицированный
образ, он - как бы "погибель сама по себе" (в новозаветной традиции, в
Откровении, он предстает царем саранчи, выходящей из преисподней). По
Вонделу, этот образ занимает в иерархии падших Ангелов третье место, за
Люцифером и Вельзевулом, именно его отправляет Люцифер "в разведку" на
Землю, в новосозданный мир для составления доклада; именно его призывает
Люцифер во II действии для принятия мер по совращению колеблющегося рядового
Ангельства, именно он отзывает Люцифера от решающей беседы с Рафаилом в IV
действии, имеппо он (см. рассказ Урии-ла в V действии первой драмы) "берет
командованье в руки" после низвержения Люцифера; наконец, именно ему - надо
думать, из-за того, что Люцифер пребывает в аду прикованным, - остается
царствование на Земле в последней части трилогии. То, что Люцифер
наличествует как действующее лицо во второй части трилогии, в данном случае
не имеет значения, ибо почти весь "Адам в изгнании" - кроме последнего
эпизода с появлением Уриила - хронологически размещается у Вондела прежде
эпилога "Люцифера". Хотя Аполлион и не фигурирует во второй части трилогии,
но в своем монологе в "Ное" вспоминает, как в эдемском саду "... стояли бы
биваком", т. е. в совращении человеческой четы он каким-то образом тоже
участвовал. Есть основания предполагать, что в "Адаме в изгнании" Аполлион
просто носит имя "Асмодей": именно Аполлион, летавший на Землю прежде всех
других демонов, в большей степени мог быть для Люцифера "экспертом" по
человеческой породе, о возможных заменах имей Ангелов см. примечание к ст.
2155 "Люцифера". Мильтон этого падшего ангела в "Потерянный рай" не допустил
(единственного из всех персонажей "Люцифера"), но он встречается в "Мастере
и Маргарите" М. А. Булгакова (Абадонна), куда, видимо, попал из сочинений
Сведенборга (1688-1782).
АСМОДЕЙ: этот демон появляется в Ветхом завете только в неканонической
"Книге Товита" в качестве специального противодеятеля браку людей; он не
дает совершиться свадьбе иудейской девицы Сарры, последовательно умерщвлял
се женихов (см, примеч. к ст. 1422 "Адама в изгнании"). Там же - и только
там в Ветхом завете - упоминается и Рафаил, исцеляющий и утешающий Ангел,
помогающий Товиту одолеть Асмодея. Именно Асмодея привлекает Люцифер па
предмет возможной порчи и совращения человеческого рода; возможно, что этим
именем здесь просто назван Аполлион (см. выше), но в данном случае демон
специально обозначен тем из имен, в котором содержится намек на его
губительную для человеческого брака природу. В поздней еврейской литературе
(в Талмуде) Асмодей - похотливый дьявол. ГАВРИИЛ: "сила Божья" (евр.) - один
из старших архангелов в христианской мифологии, "его назначение - раскрывать
смысл пророческих видений и ход событий" (С. С. Аверинцев). У Вондела
Гавриил - официальный Глашатай Божьих Тайн, герольд, сообщающий Ангелам не
больше и не меньше того, что им следует знать: он, однако, не возвещает
приговоров (тут его функции переходят к Уриилу, см. ниже). В Евангелии
Гавриил возвещает Марии будущее рождение Христа. Иные функции Гавриил
исполняет сравнительно редко даже в апокрифической литературе: в "Книге
Еноха" Гавриил повелевает раем; Ориген ("О началах", кн. 1, гл. 8)
предполагает, что Гавриилу доверено "наблюдение за войнами". Вондел берет
для этого образа традиционную трактовку. Если противобор Люцифера - Михаил
(сам Люцифер предполагает таковым Бога, но это лишь заблуждение его
гордыни), то противобор Гавриила - отчасти Вельзевул (именно он все время
возвещает зло как таковое), отчасти - Аполлион (ср. описание Эдема в I
действии "Люцифера", вложенное в уста Аполлиона, и описание Эдема во II
действии "Адама в изгнании", вложенное в уста Гавриила). Один из важнейших
персонажей "Люцифера", довольно сухой и жесткий Гавриил в "Адаме в изгнании"
выполняет функции уже второстепенного персонажа, на его долю выпадает
немногое: от имени Бога совершить формальное венчание Адама и Евы: он
присутствует только во II действии и дальше лишь упоминается. В третьей
части трилогии от имени Бога говорит уже Ной: налицо несомненное измельчание
"добрых" и "злых" персонажей: там, где вначале был Люцифер - в конце лишь
ничтожный Ахиман, игрушка в руках своего собственного "Вельзевула" (Урании);
там, где вначале Гавриил, вещающий от имени Бога впрямую, там в конце - Ной,
к которому слово божие приходит явно через посредника, не то через Архангела
(если так, то менее высокопоставленного Уриила), не то через "метатрона"
Еноха, что, исходя из текста, более вероятно. Однако сухость возвещаемых
Гавриилом и Ноем пророчеств и приказов во многом роднит эти два персонажа.
Архангел Гавриил, кстати, появляется на сцене у Вондела еще в ранней драме
"Разрушенный Иерусалим" (1620), где он в финале произносит один из самых
длинных в Вонделовой драматургии монологов.
МИХАИЛ: смысл этого имени не до конца понятен, народная этимология
объясняет его "кто как Бог" (евр.): архангел-воитель, за коим христианская
традиция стойко закрепила эпитет "архистратиг", широко использованный в
данном переводе как смысловой эквивалент нидерландскому "фелдхер". В
качестве предводителя небесного воинства неоднократно упоминается в Библии,
однако главную основу для образа Михаила в трилогии Вондел берет из
Откровения (XII, 7-10): "И произошла в небе война: Михаил и ангелы его
воевали против дракона, а дракон и ангелы его воевали против них, но не
устояли, и не нашлось для них места на небе". Кроме воеводительства, Михаил
несет в христианской традиции также функции "попечителя о молитвах и
прошениях со стороны смертных" (см. Ориген, указ, соч.), функции Ангела
милосердия, предстоятеля за людей перед Богом, кроме того, он - проводник
душ в небесный рай, что недвусмысленно зафиксировано в каноническом тексте
заупокойной мессы, принятом согласно постановлениям Тридентского собора
(середина XVI в.): "И да представит их святой знаменосец Михаил в обитель
горнего света", - обратим внимание, что и здесь Михаил - знаменосец. Все эти
функции Вондел отсекает: из людей никто еще не умер, отношений со смертными
у Михаила нет. Исходя из таких предпосылок, Вондел создает чрезвычайно
выпуклый и необычный для традиции образ: Михаил изъясняется в "Люцифере" и в
"Адаме в изгнании" несравненно грубее других ангелов, говорит меньше, делает
больше и скорее отдает приказы, чем ведет диспуты (см. III действие
"Люцифера"). Чисто текстуально образ Михаила занимает у Вондела сравнительно
немного места, но он как руководитель Божьего воинства во время решающей
небесной битвы монументальней, чем подобный же образ в "Потерянном рае" у
Мильтона: у последнего воительская роль Михаила умалена тем, что во главе
небесного воинства становится лично Бог-сын, второе лицо небесной троицы.
Михаил, поражающий Люцифера во время небесной битвы, - один из излюбленных
сюжетов живописи Рубенса (одноименные картины - в Королевском музее изящных
искусств в Брюсселе, в частном собрании в Лугано, Швейцария, и т. д.).
Вероятно, эти картины оказали влияние на Вондела в описании битвы в V акте
"Люцифера". Михаил Вондела - один из его наиболее оригинальных персонажей,
"дух грубый", ангел-солдат.
РАФАИЛ: "исцели, Боже!" (евр.) - упоминается в Библии лишь в
неканонической "Книге Товита" как ангел-исцелитель, ангел-утешитель, как
антипод Асмодея, демона противобрачия; апокрифическая "Книга Еноха" признает
его вторым (после Михаила) в небесной иерархии не отпадавших от Бога
ангелов, - однако в "Книге Еноха" Рафаил участвует и в военных действиях - в
наказании сошедших на Землю и совокупившихся с земными женами ангелов
Шемихазая; у Вондела образ Рафаила (принципиально невоенный, как и образ
Гавриила) взят целиком из "Книги Товита", именно как образ утешителя - и
даже парламентария. Позднее у Мильтона Рафаил станет просветителем Адама и
Евы, повествующим им о небесной битве, - надо полагать, подобное построение
сюжета у Мильтона - след влияния Вондела, у которого в V акте "Люцифера"
Рафаил сам выслушивает рассказ Уриила об этой битве.
IV акт "Люцифера", основную часть которого составляет диалог Люцифера и
Рафаила, предлагающего уже отпавшему "статхаудеру" прекратить военные
действия и получить назад все свои привилегии без какого бы то ни было
наказания, - вершина драматической мысли Вондела и одна из вершин
европейской драматургии, не имеющая равноценных параллелей во всей
литературе нового времени, а хоры IV действия, где Рафаил молится о спасении
души Люцифера, - не отклик ли на учение Оригена об Апокатастасисе (конечном
всепрощении для всех, включая Сатану), весьма далеко уводящий католика
Вондела от ортодоксальной доктрины? Архангел (точней, один из семи верховных
Ангелов) Рафаил появляется также в финале главной патриотической драмы
Вондела "Гейсбрехт ван Амстед" (1637), См. также примеч. к ст. 2155
"Люцифера".
УРИИЛ: "пламя Божие" (евр.) - связующий персонаж всех трех частей
трилогии, в первой драме - оруженосец Михаила; в эпилоге Михаил направляет
Уриила для изгнания провинившейся четы из Эдема, каковое действие и обретает
сценическое воплощение во второй части трилогии (где, правда, Уриилу отчасти
достаются реплики, по Библии, а также по "Адаму изгнанному" Гроция
долженствующие исходить от самого Бога, но, следуя сценическим законам
своего времени, Вондел ни Бога, ни даже Гроциев "Глас Божий" вводить в
действие не смеет); во второй и третьей части трилогии Уриил -
"Ангел-судия", исполнитель приговоров. Из четырех участвующих в трилогии
"главных архангелов" (поименно совпадающих с "главными архангелами" все той
же "Книги Еноха", кстати) Уриил, при всей своей монументальности, его образ
- это образ "ангела с карающим мечом", - все же наименее высокопоставленный,
это своего рода чернорабочий Небес, так же, как Велиал - чернорабочий Ада.
Необходимо отметить, что в Библии и даже в неканонических книгах имя "Уриил"
отсутствует, оно, помимо упомянутой "Книги Еноха", наличествует в известном
апокрифе "Третья книга Ездры". Издатель тридцатитомного Вондела ван Леннеп в
середине прошлого века недоумевал в своих примечаниях, откуда Вондел взял
это имя, - знание греческого языка открывало автодидакту Вонделу пласты
культуры, чуть ли по сей день не известные на его родине. Драматический
образ Уриида у Вондела предельно статичен, это именно "Ангел-судия",
приводящий в исполнение приговоры, вынесенные свыше, - а больше того ему
ничего не ведомо, и споры с нам бесполезны ("больше мне ничего не ведомо" -
говорит в конце "Епифанских шлюзов" А. Платонова безымянный дьяк, возвещая
смертный приговор инженеру Бертрану). Позднее предание называет Уриила
четвертым в числе семи ангелов, предстоящих Богу: отсюда "святы семикраты",
несколько раз встречающееся в текстах Вондела выражение; имена других
ангелов (Архангелов), Вонделом не использованные, по разным текстам
варьируются: Савафиил, Иегудиил, Варахиил, Йеремиил, Анаил и т. д. У
Мильтона в "Потерянном рае" Сатана успешно обманывает Уриила, пробираясь в
земной рай.
АХИМАН: это имя фигурирует в Библии как имя одного из исполинов, сынов
Енаковых (Числа, ХТТ, 23): "Ахиман, Сесай и Фалмай, дети Енаковы", -
изгнанных из Хеврона во времена Моисея; однако в качестве имени верховного
князя живших до потопа Исполинов имя это выбрано Вонделом вполне
произвольно.
УРАНИЯ: несмотря на утверждение Вондела в письме к Иоахиму Аудану (см.
наст, изд., с. 257), что имя это - производное от "ур" (евр. "огонь"), т. е.
от того же корня, что и "Уриил", и не имеет ничего общего с греческими
корнями, в подобной этимологии есть большие сомнения. Греческая Урания,
"Небесная", одна из девяти олимпийских муз, не раз привлекала внимание
Вондела (ср., к примеру, ст. 35 публикуемой в нашем издании "Похвалы
мореходству"), а также и Джона Мильтона, который начинает седьмую песнь
"Потерянного рая" именно с обращения к "Урании"; "Ной" и "Потерянный рай"
были опубликованы практически одновременно, но между Англией и Голландией
как раз шла война. Подчеркнуто земной, властный и сладострастный образ
Урании в "Ное" как раз являет собою полную антитезу "Урании Небесной", т. о.
и самое имя ее - кощунство.
1 Prima malorum causa. - Первопричина всех бедствий (лат.)
2 ...оное представление... не от ставниц... - Попытка в переводе
передать игру слов, разбираемую Вонделом по-нидерландски; он сопоставляет
слова toneel и tonneel.
3 О ptieri, fugite hinc... - Вергилий. Буколики, III, ст. 93: "Прочь
убегайте; в траве - змея холодная скрыта!" (пер. С. В. Шервийского).
4 ...годом Спасения... - "Получая оправдание даром, по благодати Его,
искуплением во Иисусе Христе" (К Римлянам, III, 24).
5 "То, что есть человек ... над делами рук Твоих". - Псалтирь, VIII,
5-7.
6 "Но человек ... которые погибают". - Псалтирь, XLVIII, 13.
7 "Бог сотворил ...во многие помыслы". - Разночтение в тексте Библии.
Все нидерландские комментаторы указывают: Экклезиаст, XVII, 1-3. Между тем в
известном нам тексте "Книги Экклезиаста" только двенадцать глав. Буквально
приводимая Вонделом фраза должна была бы звучать так: "Бог создал человека
из земли и облачил его в добродетель". Нами принят текст из "Книги
Экклезиаста" (VII, 26) как единственный напоминающий тот, что приводит
Вондел.
8 ... изранили и ушли... - Начало притчи о добром самарянине (От Луки,
X, 30).
9 Иоанн, Златоуст - (Хризостом) (ок. 347-407), один из главных отцов
церкви.
10 Св. Амвросий - Амвросий Медиоланский (Миланский) (340-397), также
один из главных отцов церкви.
11 ...не в брачную одежду... - От Матфея, XXII, И.
12 ...блудный сын... - "А отец сказал рабам своим: принесите лучшую
одежду и оденьте его" (От Луки, XV, 22).
13 "...Иисуса Христа". - К Римлянам, XIII, 14.
14 "...не оказаться нагими"... - 2-е Коринфянам, V, 3.
15 "...но облечься". - 2-е Коринфянам, V, 4.
16 ...облаченной в солнце... - Откровение, XII, 1.
17 ...праведность Святых. - Откровение, XIX, 14.
18 "...срамота наготы твоей". - Откровение, III, 18.
19 "...золотыми поясами". - Откровение, XV, 6.
20 "...праведность святых". - Откровение, XIX, 7-8.
21 Григорий Великий. - См. выше, примеч. 15 к "Люциферу".
22 ...Сатана в этом... - Обратим внимание, что в тексте "Адама в
изгнании" (как и вообще в поэтическом тексте трилогии) данный персонаж не
носит этого имени. Сохранившийся одноактный памфлет "Ответ Адама"
(кальвинистская пародия на трагедию Вондела, написанная художником Яном
Питерсом), будучи произведением вполне ничтожным поэтически (хотя оно и
переиздано ван Леннепом в тридцатитомном Вонделе в виде приложения),
справедливо обвинял Вондела в том, что он запутался в своей собственной
теологии.
23 И открылись глаза ... себе опоясания. - Бытие, III, 7. Вондел
традиционно считает автором первых пяти книг Библии Моисея.
24 ...писал некогда господин Фоссий... - Герард Иоанн Фоссий
(1577-1649), выдающийся нидерландский ученый, эллинист и латинист, в
частности, автор "Истории пелагианства" (на латыни), из какового труда
извлечены Вонделом едва ли не все используемые им сведения по пелагианству.
25 "...в нем все согрешили". - К Римлянам, V, 12.
26 "...подверглись смерти многие". - К Римлянам, V, 15.
27 "...чадами гнева"... - К Ефессянам, II, 3.
28 Пелагий (ум. ок. 418 г. в Палестине) - монах, шотландец, основатель
учения, по которому грех, совершенный Адамом, не обязательно делал человека
греховным от рождения; согласно Пелагию, новорожденные младенцы и до
пришествия Христа были безгрешны; Пелагий считал как грех, так и очищение от
греха личным делом каждого человека и полагал, что каждый может достигнуть
состояния блаженства собственными силами. Вслед за Фоссием Вондел сильно
преувеличивает еретичность учения Пелагия. С уважением относясь к жившему
двумя столетиями раньше Пелагия Оригену (см. примеч. к "Ною", с. 528 наст,
изд.), Вондел не обращает внимания на тезис о 'свободе произволения души,
сформулированный Оригеном в трактате "О началах" (кн. 2, гл. III): "Коль
скоро верно, что души управляются свободой произволения и как свое
совершенствование, так и свое падение производят силою своей воли". Однако
Оригена Вондел воспринимал через призму смягченного латинского перевода
Руфина (издателем которого перед самой своей смертью в 1536 г. стал высший
для Вондела авторитет - Эразм Роттердамский); о том, что в 543 г. церковь
причислила последователей Оригена к еретикам, Вондел тактично нигде не
упоминает. Напротив, осужденный как ересь в 431 г. на Эфесском соборе
пелагианизм Вондел - вслед за Фоссием - клеймит со всей беспощадностью.
29 Св. Иероним (347-420) - один из "латинских" отцов церкви, автор
латинского перевода Библии, так называемой "Вульгаты", из которой как раз и
взято самое слово "Люцифер".
30 "...не может войти в царство Божие". - От Иоанна, III, 5.
31 Винсент Леринский (V в.) - монах одного из провансальских
монастырей, писатель-теолог.
32 "Без меня не можете делать ничего". - От Иоанна, XV, 5.
33 ...по своему благоволению. - К Филиппийцам, II, 13.
34 "...в минуту бы одну / Сумел бы я настичь Адама и жену". - Вондел
вкладывает в монолог Люцифера аргументы Пелагия.
35 ... из чермной глины плоть живую... - Древнееврейское "адам"
созвучно древнееврейскому же "адама" - "прах земной", или же
"красно-коричневая глина".
36 ...свободной воли дар живой. - Эти слова Вондел адресует уже не
читателю драмы, а зрителю, для которого вся сложная теологическая
аргументация предисловия к драме должна остаться "за сценой".
37 Людской обогащая род (и далее до ст. 178) - Бытие, II, 15.
38 "Ты над Эдемом, как из рога"... - В нидерландском литературоведении
принято считать, что здесь Вондел придает Богу атрибут Фортуны - рог
изобилия.
39 Мир до создания природы (и далее до ст. 298). - Шесть хоров,
заключающие I действие, соответствуют шести дням творения. Любопытно
сравнить поэтику Вондела с почти единственным образцом подобной поэзии в
русской литературе - с поэмой "Мироздание" (1837) незаслуженно забытого
поэта пушкинской поры В. И. Соколовского. Любопытно также отметить, что
цензором "Мироздания" проставлен П. А. Корсаков - первый русский
нидерландист, без сомнения, знакомый с драмой Вондела и Вондела
переводивший. Если и нельзя с уверенностью сказать, что Вондел оказал
влияние на Соколовского, то нет сомнения, что цензуровавший "Мироздание" П.
А. Корсаков этих совпадений не заметить не мог. См. также в книге Корсакова
"Опыт нидерландской антологии" (СПб., 1844) примечание к оде Рейнвиса Фейта
"Бог", где Корсаков прослеживает параллелизм в разработке тем у Фейта и
Державина.
40 Сардоникс, бирюза, бдолах, пироп, алмаз!" - Бдолах - камедь (см.
"Люцифер", ст. 66).
41 Зрю: там единорог... - Образ единорога (ср. также стихи 1072-1081),
мифического зверя, повинующегося невинным девам и обезвреживающего своим
рогом яды, в нидерландской поэзии традиционен я широко разработан в
творчестве великого поэта позднего Средневековья Якоба ван Марланта (ок.
1235-ок. 1300).
42 О светлый Рафаил, ты семикраты благ... - См. примеч. к имени
"Уриил".
43 Адам прозванья дал спешашим к водопою. - "Господь Бог образовал из
земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел к человеку, чтобы
видеть, как он назовет их, и чтобы как человек наречет всякую душу живую,
так и было имя ей" (Бытие, II, 19).
44 ...связал тебя с ребром... - "Ребром" и ангелы и демоны как в первой
части трилогии, так и во второй настойчиво называют Еву, подчеркивая
подчиненность женщины мужчине и зависимость от него. В пьесах Бондела
женских персонажей абсолютное меньшинство; женские роли на сцене "Схаубурга"
в XVII в. исполняли мужчины: в современных постановках, напротив, часть
"ангельских" ролей передоверяется женщинам.
45 На коей белые одежды... - Любопытно обратить внимание на то, сколь
много места уделяет Вондел вопросу об одеждах в Эдеме - и в прозаическом
предисловии к драме, и здесь, где этому прел мету посвящены хоры целого
действия. Вондел настойчиво оправдывается за свое нарушение "буквы"
священного писания, по которой персонажам полагалось бы быть нагими, - что,
естественно, сделало бы невозможным сценическое действо. Оставлять же
противоречие неразрешенным Вонделу не позволяли классицистические каноны.
46 Все, что касаемо крылом нетопыря... - В живописи северного
Ренессанса (у Босха, к примеру) демоны часто изображались с крыльями летучей
мыши.
47 Вовеки маскарад на свадьбах будь в чести... - Свадебный маскарад был
в Нидерландах XVII в. традицией, он описан самим Вонделом в связи со
свадьбой П. К. Хофта и Элеоноры Хеллеманс ("Свадебное ложе", одноактная
пьеса, 1627).
48 Лишь оборов врагов... - Ср. ст. 645 "Люцифера". Ответ Асмодея,
"осаживающего" не в меру разошедшегося Велиала, - лишний намек на
подчиненность функций последнего, на его недалекость. 48 Мы во славу Божью
пляшем" и далее до ст. 929 - Хоры III действия (кроме первой их части)
построены так, что на сцене, по мысли Вондела (как это и делается при
постановке "Адама в изгнании" по сей день) идут свадебные танцы, во время
которых Адам танцует, изображая Солнце, Ева - Луну. Как и в прочих местах,
Вондел строго придерживается птолемеевой системы мироздания.
50 Подстенье все горит в каменье дорогом... - (и далее до ст. 995) -
Адам и Ева довольно точно пересказывают описание "небесного града" из
Откровения (гл. XXI).
51 Князья, старейшины, царицы, героини. - Старейшины здесь - патриархи
(т. е. Авраам, Исаак, Иаков).
52 От древа-феникса... - Традиционное нидерландское толкование этого
места: от древа, столь же уникального среди иных дерев, как птица феникс
уникальна среди иных птиц.
53 Сей плод затем тебе не даден.,. - Бытие, III, 5.
54 Что пользы и ангельском строю. - В хорах IV действия снова можно
проследить параллельные места с "Мирозданием" В. И. Соколовского (см. выше,
примеч. 39) - на этот раз с эпилогом упомянутой поэмы.
55 Фанфары сиплые триумф отметят твой... - В картинах "адского
триумфа", где фигурируют "сиплые фанфары", "пожухлые гирлянды" и т. д.,
Вондел вплотную подходит к чрезвычайно натуралистическому описанию Ада,
развертываемому Мильтоном в "Потерянном рае". Однако нужно отметить, что
влияние "Адама в изгнании" на Мильтона, как справедливо доказал Дж.
Эдмундсон, значительно меньше, чем влияние "Люцифера" и поэмы "Иоанн
Креститель", хотя и оно прослежено Эдмундсоном с достаточной достоверностью.
56 Им разложи постель... - Здесь прямо излагается история будущего
препятствования Асмодея браку Сарры ("Книга Товита").
57 За шестьдесят веков... - Приблизительно столько (немногим менее 57
веков), по условному церковному счету, прошло от "сотворения мира" до
времени, когда Вондел создавал "Адама в изгнании".
58 Увы, не оправдал надежды человек. - "И раскаялся Господь, что создал
человека на земле, и восскорбел в сердце своем" (Бытие, VI, 6).
59 Иль воспрещенный плод привлек твои уста? - Бытие, III, 11.
60 Меж семенем твоим и семенем жены... - Кроме прямой цитации текста
Книги Бытия (III, 15), здесь содержится намек на противоборство между
Христом ("семенем жены") и дьяволом (змеем).
Е. Витковский
Популярность: 1, Last-modified: Sun, 05 Mar 2006 20:19:07 GmT