Страшная сказка
В сотрудничестве с Е. Бурри, Г. Эйслером, Е. Гауптман, М. Штеффин
----------------------------------------------------------------------------
Перевод В. Стенича
Бертольт Брехт. Театр. Пьесы. Статьи. Высказывания. В пяти томах. Т. 2
М., Искусство, 1963
OCR Бычков М.Н. mailto:[email protected]
----------------------------------------------------------------------------
ЧУХИ (круглоголовые)
Вице-король.
Mиссена, его советник.
Анджело Иберин.
Кальяс, арендатор.
Нанна, его дочь, официантка в кофейне госпожи Корнамонтис.
Жена Кальяса с четырьмя младшими детьми.
Парр, арендатор.
Игуменья монастыря св. Варравы.
Настоятель монастыря св. Стефана.
Альфонсо Сас, помещик.
Хуан Дуарте, помещик.
Себастьян де Xос, помещик.
Госпожа Корнамонтис, содержательница кофейни.
Адвокат семьи де Гусман.
Судья.
Полицейский инспектор.
Кальямасси, домовладелец.
Пальмоса, владелец табачной лавки.
Толстая женщина.
Писец.
Монахиня.
Солдаты Иберина.
Три сбиша.
Арендаторы.
Обыватели.
ЧИХИ (остроголовые)
Эмануеле де Гусман, помещик.
Изабелла, его сестра.
Лопес, арендатор.
Жена Лопеса с тремя детьми.
Игнасио Перуинер, помещик.
Второй адвокат.
Владелец продовольственной лавки.
Арендаторы.
Врач.
Обыватели.
Население города Лума, в котором происходит действие пьесы, состоит из двух
рас - чухов и чихов; у первых головы круглые, у вторых - острые. Эти острые
головы должны быть по крайней мере на пятнадцать сантиметров выше круглых.
Однако круглые головы должны быть так же неестественны, как и острые.
Пролог в переводе С. Кирсанова.
Из-за внутреннего занавеса выходят семь актеров: директор театра, наместник,
арендатор-повстанец, помещик, его сестра, арендатор Кальяс и его дочь.
Последние четверо в рубахах. Наместник, в костюме, но без маски, держит в
руках весы с двумя острыми и двумя круглыми черепами; у повстанца арендатора
- весы с двумя наборами одежды - богатой и рваной; он тоже в костюме, но без
маски.
Директор театра.
Почтеннейшая публика, сейчас
Мы вам покажем вещь, что сочинил для вас
Бывалый человек (хотя не всюду он бывал по
доброй воле).
В своем труде
Показывает он, что видел он и где.
Вот в двух словах спектакля смысл глубокий:
Он наблюдал ужаснейшие склоки,
Как белый черного тузил в неравной схватке,
Как желтого гиганта желтый карлик
на обе уложил лопатки,
Как шведа камнем некий финн хватил,
Как горбоносого курносый
трахнул что есть сил.
Наш драматург пытался выяснить -
с чего это они?
И выяснил: по странам в эти дни
Грядет Великий Черепов Раздатчик,
Он всех людей избавит от болячек,
В его кармане кожа разных рас,
носы фасонов всяких,
При помощи чего он друга ссорит с другом
и расстраивает браки.
И слушает его на площадях
толпа -
Как важно - каковы
у граждан черепа.
И там, где побывал Черепораздатчик сей -
Исследуются волосы, носы
и цвет лица людей,
И если черепок не в норме у кого -
До полусмерти бьют без жалости того.
Наш драматург не раз допрошен был
о взглядах своих личных:
Коробит ли его от черепов
различных,
Или считает он, что меж людьми
различий вовсе нет?
- Нет, есть различье, -
был его ответ, -
Но разница, увиденная мной,
Важней различья между черепами,
Она как ров глубокий между нами,
Рубеж - между довольством и бедой.
И дело все - в том рубеже проклятом.
В различье между бедным и богатым.
Я этим предисловье ограничу
И предложу мной созданную притчу,
Где каждому доказывается мной,
Что дело только в разнице одной.
Эту притчу, дорогие зрители,
вы увидите наяву.
Для этого на нашей сцене построена страна -
Яху.
Вот здесь Раздатчик Черепов
займется черепов раздачей,
Что кончится для многих неудачей.
Но автор пьесы позаботится о том,
Чтоб было видимо различье
меж бедняком и богачом.
Чтоб ясно было вам на расстоянье -
Раздаст он платья всем
по состоянью.
Закройте двери! Пьеса не для робких.
Сейчас Раздатчик Черепов покажет вам
свои черепные коробки.
Наместник (выходит под жестяной грохот, показывает свои весы для
черепов).
Два разных черепа я положил.
Так вот:
Один с другим в сравненье не идет.
Один остер. Другой шарообразен.
Этот хвор. А тот здоров.
И где несправедливость и нужда -
Замешан этот остренький всегда.
Где слабость мышц и вздувшийся живот -
Виновен тот.
При помощи весов нажатием перста
Легко узнать, где право,
где неправота.
(Нажимает пальцем на чашку весов, где лежат
круглые головы.)
Директор (выводит вперед арендатора-повстанца).
Раздатчик платьев, покажи-ка нам
Свои весами взвешенные платья,
Какие людям ты даешь еще с зачатья.
Арендатор-повстанец (показывая свои весы, нагруженные одеждой).
Мне кажется, что разница видна.
Вот тут - добротные, а тут - дрянные.
Здесь невозможны мнения иные.
Кто носить отрепья начал,
С тем обходятся иначе,
Чем с другим, что носит модный фрак, -
В городах и селах знает всяк.
При помощи моих весов любой легко бы мог
Определить - кому достанется пирог.
(Нажимает на чашу весов, где лежит богатая одежда.)
Директор.
Как видите вы сами, наш автор пользуется
разными весами.
Вот эти - с платьем, новеньким и грязным.
А вот на этих - чаши с черепами.
Раз! - и весы он взвешивает разом.
(Берет весы в руки и сравнивает их вес. Потом возвращает весы наместнику и
арендатору-повстанцу и обращается к актерам.)
Теперь пусть выберет в параболе моей
Костюм иль череп каждый лицедей
Пред публикой - как в пьесе решено.
И если автор прав (что ясно наперед),
Не с черепом вам будет счастье суждено,
А с платьем. А теперь - в сражение, вперед!
Арендатор (хватает две круглые головы).
Возьмем-ка, доченька, что покруглей. Обнова.
Помещик.
Мы - острые...
Сестра помещика.
Так, Бертольт Брехт, советуете вы...
Дочь арендатора.
Как мой папанька, я круглоголова,
Я женский род от круглой головы.
Директор.
Вот платья вам.
Актеры выбирают платье.
Помещик.
Помещик я.
Арендатор.
Бедняк - вот роль моя.
Сестра помещика.
Сестра помещика...
Дочь арендатора.
А шлюхой буду я.
Директор (актерам).
Вам ясно все? Надеюсь, вы готовы?
Исполнители.
Да.
Директор (еще раз осматривая всех).
Явились вы сюда -
Круглоголовы и остроголовы.
Есть разница - вот роскошь, вот нужда.
Кулисы ставьте, и скорей за дело!
Мы мир в параболе покажем смело.
И верим в то, что станет вам ясней -
Из двух различий что для нас важней.
Все скрываются за внутренним занавесом.
Дворец вице-короля.
Вице-король Яху и его советник Mиссена засиделись допоздна в кабинете
вице-короля за газетами и шампанским. Советник большим красным карандашом
отмечает для вице-короля особенно неприятные сообщения газет. В прихожей, за
столом, на котором горит свеча, сидит оборванный писец; там же, спиной к
зрителям, какой-то человек.
Вице-король.
Довольно, друг Миссена!
Уж утро близится, а все старанья наши,
Попытки все проникнуть в суть вещей
Дают один лишь результат плачевный:
Мы видим то, что знать мы не хотели,
И, сколько б ни трудились нынче мы,
Итог один и тот же: полная разруха
Страны.
Миссена.
Не говорите так!
Вице-король. Банкротство!
Нужны тут руки посильней моих.
Миссена молчит.
(Взглянув на газеты.)
Быть может, эти цифры лгут?
Миссена.
Не очень.
Вице-король.
Я иногда не прочь прочесть газету,
Чтоб знать подробно, что в стране творится.
Миссена.
Нас преизбыток губит, государь.
Наш край Яху одним зерном живет
И от зерна же гибнет. Ныне гибнет
Он от его избытка. Ибо столько
Родили наши пашни, что подарок
Сейчас нас губит! Цены так упали,
Что фрахт их превышает. Урожай
Так дешев, что снимать его не стоит.
Зерно взросло на гибель человеку,
Избыток породил нужду. Крестьяне
Отказываются платить аренду.
Колеблются устои государства!
К правительству помещики взывают
И требуют, чтобы оно взыскало
С крестьян аренду! А меж тем на юге
Сбираются под знамя мятежа
Крестьяне, а на знамени том - Серп,
Символ восстанья. Государство гибнет!
Вице-король вздыхает. Миссена задел в его душе чувствительную
струну: он сам - крупный помещик.
Вице-король.
Скажи, не заложить ли нам дороги
Железные?
Миссена.
Заложены. Вторично.
Вице-король.
А пошлины?
Миссена.
Давно даны на откуп.
Вице-король.
Какая неприятность! А нельзя ли
К Большой Пятерке обратиться? Пусть
Она нам денег даст и тем спасет нас!
В ее руках не менее чем треть
Всех пахотных земель.
Миссена.
Да, это можно,
Но требуют они, чтобы сначала
Восстание Серпа мы подавили,
Грозящее отказом от аренды.
Вице-король.
Вот было б хорошо.
Миссена.
Да, но Большая
Пятерка против нас и рвет и мечет
За то, что слишком медленно и вяло
С крестьян мы взыскиваем недоимки.
Вице-король.
Они ко мне доверье потеряли.
Миссена.
Ну, между нами: вы в конце концов
Крупнейший наш помещик, правда?
(Слово сказано.)
Вице-король (взволнованно).
И сам себе я тоже уж не верю!
Я как помещик должен был бы нынче
Сказать, себе как вице-королю:
Нет, хватит, милый друг, ни песо больше!
Миссена.
Скажу вам прямо: есть один исход,
Но он рискован и кровав...
Вице-король.
Не надо!
Не говори!
Mиссена.
Никто нас не услышит.
Война могла бы много новых рынков
Нам дать для сбыта нашего зерна
И в то же время принести нам много
Товаров нужных.
Вице-король (отчаянно мотает головой).
Только не война!
Ведь первый танк, который прогрохочет
По Луме, вызовет такую вспышку...
Миссена.
Враг внутренний препятствует расправе
С врагами внешними. Ну что за положенье!
Носящий шлем стальной - таиться должен,
Как паразит. И генерал не может
На улице при свете показаться:
Как на убийцу, на него глазеют.
Когда б не Серп, все было бы иначе!
Вице-король.
Увы, он есть.
Миссена.
Его сломить мы можем.
Вице-король.
Но кто его сломает? Я не знаю
Такого человека. Если ты
Найдешь его, я тотчас полномочья
Ему вручу.
Mиссена.
Есть человек один,
Кто мог бы...
Вице-король (решительно).
Нет! И слышать не хочу;
Раз навсегда! Его не допущу я.
Молчание.
Могущество мятежного Серпа
Преувеличивать ты склонен!
Миссена.
Государь,
Простите, я, быть может, вас прогневал,
Быть может, в одиночестве хотите
Вы, все поняв и взвесив, путь найти
Спасительный.
Вице-король.
Ну хорошо, до завтра...
Миссена (откланиваясь).
Надеюсь, я не прогневил вас.
(Обращаясь к публике.)
Коль разумом не чует он беду,
Придется намекнуть мне самому.
(На пороге останавливается и быстро чертит что-то
красным карандашом на стене.)
Ба! Что это?
Вице-король.
А что?
Миссена.
Нет, ничего.
Вице-король.
Чего ты испугался?
Миссена.
Я? Нисколько!
Вице-король.
Нет, испугался ты!
(Встает.)
Mиссена.
Не подходите!
Тут нету ничего.
Вице-король (подходит к нему).
Посторонись!
(Берет лампу со стола.)
Миссена.
Я, право, сударь,
Не пойму никак,
Откуда здесь явился этот знак.
Вице-король (потрясенный, видит на стене огромный серп).
Так вот куда зашло! В моем дворце...
Молчание.
Нет, должен удалиться я на время,
Чтоб взвесить все...
(Неожиданно.)
Я выдам полномочье.
Миссена.
Не надо!
Молчание.
А кому?
Вице-король.
Так, значит, надо?
Прекрасно. Но кому же?
Миссена.
Это
Быть должен человек, который
Прижмет нам арендаторов. Покуда
Серп держится, нам не видать войны.
Сплошь из подонков темных состоит он.
И ни гроша платить он не желает.
Зато купец, ремесленник, чиновник,
Иначе говоря, весь средний слой
Считает, что крестьянам не под силу
Платить аренду. Он, конечно,
Сторонник собственности, но боится
Взглянуть нужде и голоду в лицо.
И потому-то подавить восстанье
Способен только свежий человек,
Пекущийся о благе государства
И бескорыстием своим известный.
Один лишь есть...
Вице-король (сварливо).
Скажи уж: Иберин!
Mиссена.
Он вышел сам из среднего сословья,
Он на помещик и не арендатор,
Он не богат, но и не так уж беден,
И в силу этого он убежденный враг
Борьбы двух классов. Он и тех и этих
В своекорыстье алчном обвиняет
И в низменном материализме. Он
Строжайшей справедливости для бедных,
Как для богатых, требует, поскольку
Он в нашей катастрофе склонен видеть
Одну лишь нравственную катастрофу.
Вице-король.
Ах вот как? Нравственную?
Ну а эта?
(Делает жест, как бы пересчитывая деньги.)
Миссена.
Ее последствие.
Вице-король.
Позволь! А та
Чем вызвана? И где ее причина?
Миссена.
Вот это-то и есть открытье Иберина!
Вице-король.
Яйцо Колумба?
Миссена.
Именно! И, кстати,
Оно на двух ногах гуляет.
Вице-король.
Вот как!
Миссена.
На двух ногах. Известно Иберину:
Народ, к абстрактным мыслям не привыкший,
Терпенье потерявший от нужды,
В виновном хочет видеть существо
Обыкновеннейшее и земное,
С ушами, носом, ртом, на двух ногах,
Какое можно встретить всюду.
Вице-король.
И его
Твой Иберии внезапно обнаружил?
Миссена.
Да, государь.
Вице-король.
Не нас, надеюсь?
Миссена.
Что вы!
Установил он, что в стране Яху
Две расы проживают. Эти расы
Ни в чем не схожи меж собой, и даже
В их внешности есть явное различье,
В особенности - в форме черепов.
Одна - остроголова, а другая -
Круглоголова.
И что ни череп, то различный дух!
Круглоголовые честны и прямы,
Их основная добродетель - верность;
Остроголовые - расчетливы, коварны
И склонны к лжи и к низкому притворству.
Ту избранную расу, коей череп
Приплюснут, именует Иберин
Чухами.
И только чухов Иберин считает
Отчизны населеньем коренным,
Страны Яху и гордостью и цветом.
Другая ж, у которой острый череп,
Есть чуждый элемент, что вторгся к нам.
Отчизны не имеют эти люди
И чихами зовутся. Злобный дух их
Есть главная причина наших бедствий.
И в этом, государь, открытье Иберина.
Вице-король.
Что ж, мило! Но какая польза
Нам от него?
Миссена.
Он хочет заменить
Борьбу богатых с бедными людьми
Борьбою чухов с чихами.
Вице-король. Ага!
Это недурно, что?
Mиссена.
За справедливость
Он ратует для бедных и богатых.
Карать он будет также богачей
За злоупотребленье властью, ибо
Оно есть чисто чихская черта.
Вице-король.
Так, значит, чихская... А как с арендой?
Миссена.
Об этом он не высказался ясно.
Но собственность он все же признает
И привилегией ее считает чухов.
Вице-король улыбается. Миссена тоже улыбается.
Вице-король.
Неглупо! Злоупотребляют чихи,
Потребляют чухи! Кто за ним стоит?
Миссена.
По большей части средние слои:
Хозяин лавочки, ремесленник, чиновник,
Кто победней с образованьем высшим,
Мелкий рантье. Короче - средний слой.
Он их объединил в большой союз,
Принявший имя Иберина. Кстати,
Союз, как говорят, вооружен.
Никто, как он, мятежный Серп раздавит.
Вице-король.
Но армию оставьте в стороне,
И шлем и танк в стране непопулярны.
Миссена.
Нет, государь, Анджело Иберин
В ней не нуждается.
Вице-король.
Ну что ж, отлично!
Я напишу доверенность ему.
Уж утро близко. Розовый рассвет
Полнеба охватил... Да будет так!
Попробуем! Пусть Иберин покажет,
На что способен. Зови его сюда!
Миссена (звонит).
Он битых семь часов сидит в прихожей
И приглашенья ждет.
Вице-король (все еще колеблясь).
Да, я забыл!
Ты очень ловок! Но постой! Большая
Пятерка за него? Коль нет, то бог с ним!
Миссена.
Его привел один из тех пяти,
Который втихомолку деньги
Ему дает.
Вице-король (подписывает приказ о полномочиях, надевает шляпу, берет в
руки трость).
А я на время
От власти мне постылой отрекусь
И, прихватив в дорогу два-три чека
И две-три книги (мне давно хотелось
Прочесть их на досуге), удалюсь.
Бродить по людным улицам я буду
И любоваться жизни многоцветной
Спектаклем вечным. Где-нибудь на ветхих
Присев ступеньках, буду я следить,
Как месяц плавает по небосклону.
Миссена.
То будет час, когда столицу нашу
Захватит Серп, коль не спасет нас...
(Широким жестом указывает на дверь.)
Иберин!
Ожидающий в прихожей человек по знаку оборванного писца встает, отворяет
дверь в кабинет и низко кланяется.
Переулок в Старом городе.
Из окон кофейни госпожи Кориамонтис девицы вывешивают большой белый флаг с
изображением Иберина. Хозяйка заведения госпожа Корнамонтис стоит на улице и
руководит работой девиц. Подле нее - полицейский инспектор и судейский
писец, оба - босые и оборванные. В витрине продовольственной лавки,
расположенной слева, опущены жалюзи. На пороге табачной лавки стоит ее
хозяин Пальмоса и читает газету. В одном из окон видно, как бреется
домовладелец Кальямасси. Перед продовольственной лавкой, расположенной
справа, стоят толстая женщина и солдат милиции Иберина с белой повязкой на
рукаве; на голове у него большая соломенная шляпа, он вооружен до зубов. Все
следят за вывешиванием флага. Издали глухо доносятся топот проходящих
отрядов и выкрики газетчиков: "Покупайте воззвание нового наместника!"
Госпожа Корнамонтис. Высунь древко еще немного, чтобы ветер развевал
флаг. А теперь чуточку вбок! (Жестами показывает, как должен висеть флаг.)
Нанна. То налево, то направо - а впрочем, как желаете!
Инспектор. Госпожа Корнамонтис, вот вы - деловая женщина, как вы
относитесь к новому курсу?
Госпожа Корнамонтис. Я вывешиваю флаг, этим все сказано. И будьте
покойны, чихских девушек я больше нанимать не стану. (Садится на плетеный
стул перед кофейней и тоже углубляется в газету.)
Домовладелец Кальямасси (продолжая бриться). Сегодня одиннадцатое
сентября. Этот день войдет в историю! (Смотрит на свой флаг.) Немало денег
стоил.
Торговец Пальмоса. А война будет? Моему Габриэлю как раз сравнялось
двадцать.
Солдат Иберина. С чего вы взяли? Войны никто не хочет. Господин Иберин
- друг мира в такой же степени, как я друг народа. Уже сегодня утром все
воинские части были выведены из города. На этом настоял господин Иберин. Вы
видите где-нибудь хоть один стальной шлем? Улицы отданы нам, солдатам
Иберина.
Торговец Пальмоса. Вот и в газете написано, что Иберин, верный друг
народа, захватил власть с единственной целью - положить конец растущему
угнетению беднейших слоев населения.
Солдат Иберина. Да, это правда.
Толстая женщина (владелица продовольственной лавки справа). Тогда он
должен первым долгом позаботиться о том, чтобы в такой маленькой улочке, как
эта, не было рядом двух лавок с припасами. Здесь-то и одной только-только
удержаться. Та лавка напротив, по-моему, совершенно лишняя.
Писец. Господин инспектор, если и новое правительство не окажет нам,
чиновникам, материальной поддержки, я первого числа просто не явлюсь домой.
Инспектор. Моя резиновая дубинка до такой степени износилась, что она
разлетится вдребезги от первого столкновения с острой головой. Или вот
свисток. Я им зову моих людей, когда мне требуется их помощь. Он за
последние месяцы окончательно заржавел. (Пытается свистнуть.) Вы слышите
хоть что-нибудь?
Писец (качает головой). Мне вчера пришлось позаимствовать некоторое
количество известки из ведерка маляра, чтобы привести мой воротничок в
надлежащий вид. Как вы полагаете, господин инспектор, мы получим первого
числа жалованье?
Инспектор. Я так твердо в этом уверен, что сейчас же возьму в счет
жалованья сигару у господина Пальмосы.
Оба входят в табачную лавку.
Домовладелец Кальямасси (указывает на инспектора и писца). Какое
счастье! Наконец-то сократят чиновников. Их слишком много, и им платят
чересчур большое жалованье.
Госпожа Корнамонтис. Попробуйте скажите вашему квартиранту, что вы
требуете увольнения со службы его последних клиентов!
Солдат Иберина. Как вам нравятся мои новые сапоги? Теперь всем такие
дают! (Читает вслух домовладельцу и толстой женщине.) "Уже одно то, как
Иберин захватил власть, характеризует этого замечательного человека. Среди
ночи, когда все правительственное здание было погружено в сон, он ворвался
туда во главе кучки отчаянных храбрецов и с револьвером в руках потребовал
свидания с вице-королем. После короткого разговора он просто-напросто
низложил его. По слухам, вице-король бежал".
Толстая женщина. Раз так, то я одного не понимаю: на нашей улице все
дома украшены флагами. Почему же это один домовладелец не считает нужным
вывешивать флаг? (Указывает на продовольственную лавку слева.)
Солдат Иберина (удивленно). В самом деле - нет флага. (По очереди
смотрит на всех.)
Все качают головой.
Не помочь ли ему, а?
Толстая женщина. А на что ему флаг? Он ведь чих!
Солдат Иберина. Ну это прямо верх наглости! Так вот, госпожа Томасо, мы
сейчас научим эту сволочь, как нужно праздновать приход к власти Иберина.
Вон идут мои коллеги. Это сбиши, грозный отряд "сбивателей шляп", - гвардия
кровавого Сасаранте, коменданта лагеря Святого Креста. Не бойтесь! Они всем
заглядывают под шляпы, но если под шляпой круглая голова, то милее их вы не
найдете людей.
Слышны крики: "Шляпы долой! Проверка черепов". Из глубины сцены появляются
три сбивателя шляп, "сбиши". Они сбивают шляпу с прохожего.
Первый сбиш. Сударь, у вас слетела шляпа.
Второй сбиш. Ветрено сегодня, а?
Прохожий. Простите!
Все три сбиша. Пожалуйста!
Толстая женщина. Господа! Господа! Если хотите видеть настоящего
остроголового, то есть самого что ни есть остроголового, постучитесь-ка вон
в ту продовольственную лавку!
Солдат Иберина (рапортует). Торговец продовольствием. Чих. Выказывает
свое презрение правительству Иберина путем демонстративного невывешивания
флага.
Из дома выходит остроголовый; он бледен, в руках у него стремянка и флаг.
Все смотрят на него.
Первый сбиш. Я не верю своим глазам. Флаг хочет вывесить.
Второй сбиш. Знамя Иберина в грязных лапах чистокровного чиха. (Смотрит
на всех по очереди.)
Все качают головой.
Солдат Иберина. Это верх наглости!
Три сбиша подходят к остроголовому.
Третий сбиш. Чих свинячий! Марш домой и немедленно надень шляпу! Ты
думаешь, нам приятно смотреть на твою острую голову?
Толстая женщина. Он небось думает, что Иберин старается для чихов! Он
вывешивает флаг! Он этим хочет сказать, что рад перевороту, совершенному
Иберином. Но ведь яснее ясного, что, если он считает, будто правительство
печется о чихах, он тем самым оскорбляет его!
Остроголовый поворачивается, чтобы идти за шляпой.
Первый сбиш (указывая на него). Попытка к бегству.
Все трое бьют остроголового.
Он еще смеет оказывать сопротивление! Я ему дал по морде, а он поднимает
руку. Я в этом усматриваю попытку сопротивления властям!
Второй сбиш (методично избивая остроголового). Ему место в охранном
лагере. Там мы охраняем подобный элемент от нашего справедливого
негодования.
Толстая женщина. Хайль Иберин!
Два сбита уводят остроголового. Третий вывешивает на его лавке плакат
"Чихское предприятие".
Третий сбиш (толстой женщине, доставая из кармана плакат). Милостивая
государыня и соплеменница, вы видите, что в переживаемое нами время не
мешает иметь предмет, где черным по белому сказано о расовой принадлежности.
Этот плакат стоит тридцать песо. Но истраченные деньги дадут триста
процентов барыша, смею вас уверить.
Толстая женщина. А нельзя ли за десять? Дела-то ведь плохи.
Солдат Иберина (угрожающе). Есть люди, у которых чих сидит в душе!
Толстая женщина. Давайте, давайте! (Торопливо расплачивается.) У вас
есть сдачи с пятидесяти? (Вешает над дверью плакат "Чухское предприятие".)
Третий сбиш. Так точно! Двадцать песо сдачи. В мелочах - честность.
(Однако уходит, не дав сдачи.)
Толстая женщина. Так и не дал сдачи!
Солдат Иберина грозно смотрит на нее.
Хорошо хоть, что выкинули того чиха! Еще две недели назад он говорил, что
Иберин тоже кашу не помаслит.
Госпожа Корнамонтис. Вот типично чихская точка зрения! Пробуждается
нация, а он болтает о масле.
Солдат Иберина. Все дело в том, что чих одержим низменным
материализмом. Он ищет выгоды только Для себя и потому отрекается от своей
отчизны, где ему вообще не место. Чих не ведает ни отца, ни матери. Может
быть, это оттого, что у него нет чувства юмора. Вы это только что видели. С
другой стороны, будучи подвержен патологическому сластолюбию, чих ни в чем
не знает удержу. Обуздывает его только скупость, все тот же чихский
материализм, - сами понимаете.
Торговец Пальмоса (кричит человеку, бреющемуся у окна второго этажа, -
домовладельцу Кальямасси). Конец материализму! Господин Кальямасси,
надеюсь, вам ясно, что теперь ни о какой плате за помещение не может быть и
речи?
Солдат Иберина. Правильно!
Домовладелец Кальямасси. Напротив, дорогой мой! Плата за торговые
помещения будет взыскиваться в судебном порядке. Вы слышите мерную поступь
батальонов? Это боевые отряды Иберинова союза. Они идут карать восставших
арендаторов, не желающих вносить аренду! Подумайте об этом, господин
Пальмоса, - вы, не желающий вносить плату за помещение.
Солдат Иберина. Верно.
Торговец Пальмоса. Вы, должно быть, забыли, господин Кальямасси, что в
их рядах марширует мой сын! (Толстой женщине.) Сегодня утром я сказал ему,
когда он прощался со мной, отправляясь в поход на юг: "Сын мой, принеси мне
трофей - знамя Серпа, и я разрешу тебе курить!" Говорят, банкиры примут на
себя всю задолженность разоренных ремесленников и лавочников и откроют новые
кредиты - в первую голову прогорающим предприятиям.
Солдат Иберина. Да здравствует Иберин!
Толстая женщина (своей домовладелице, госпоже Корнамонтис). Вы слышали?
Теперь, должно быть, снизят плату за помещение.
Солдат Иберина. Да, так оно и есть.
Госпожа Корнамонтис. Нет, дорогая моя, я слышала, что ее повысят.
Солдат Иберина. И это верно.
Толстая женщина. Этого не может быть. Разве что для чихов! От меня вы,
во всяком случае, ее так скоро не дождетесь.
Госпожа Корнамонтис. Очень скоро, госпожа Томасо, очень скоро! И
повышенной! (Солдату Иберина.) Это простонародье понятия не имеет о
политике.
Толстая женщина. Еще больше платить за помещение?
Солдат Иберина (прерывая ее). На сегодня, говорят, назначены массовые
преследования чихов. (Читает вслух газету.) "Иберин говорит совершенно
определенно, что единственная наша цель - изничтожение остроголовых, где бы
они ни гнездились!"
Топот проходящих в глубине отрядов усиливается. Слышно пение.
Смирно! Хорал Иберина! Все подхватывают! Стихийно!
Все поют, солдат Иберина дирижирует.
ГИМН ПРОБУЖДАЮЩЕГОСЯ ЯХУ {*}
{* Перевод С. Кирсанова.}
Все Иберина молите квартирную плату
понизить!
И заодно
Пусть он позволит ее
Домовладельцам - повысить!
Пусть понижением цен убавит он в городе голод!
И заодно
Цены поднять на зерно
Пусть он крестьянам позволит!
Пусть он мелких торговцев на ноги снова поставит!
И заодно,
Вспомнив про нищее дно,
Универмаги оставит.
Фюрера славьте, что сел нам на шею и спину!
Видим мы топь,
Ждем, отупелые, чтоб
Фюрер повел нас в трясину!
Госпожа Корнамонтис (солдату Иберина). Пойдем поглядим на наших
доблестных воинов, которые уничтожат это отродье вместе с их Серпом! (Уходит
с солдатом Иберина.)
Толстая женщина и торговец Пальмоса.
Я же не могу оставить лавку, а если придет покупатель?
Возвращаются каждый в свою лавку.
Нанна (выходит из кофейни госпожи Корнамонтис с письмом в руках).
Только что по улице прошел господин де Гусман. Он совершает свою
предобеденную прогулку и вскоре пройдет обратно. Я должна с ним поговорить.
Мать пишет, что отец сбился с пути из-за того, что ему нечем платить аренду.
Он вступил в союз Серпа, призывающий к крестьянскому восстанию. Лучше уж я
попрошу господина де Гусмана, чтобы он не взыскивал с отца аренду! Может
быть, я ему не совсем еще безразлична и он исполнит мою просьбу. Вот уже
почти три года прошло с тех пор, как я была с ним близка. Он был моим первым
любовником. Собственно говоря, только благодаря ему я, дочь простого
арендатора, очутилась в солидном заведении госпожи Корнамонтис. Тогда моей
семье кое-что от него перепадало. Не очень-то мне приятно - обращаться к
нему опять с просьбой. Да ну ничего - ведь это не навек. (Поет.)
ПЕСНЯ НАННА {*}
{* Перевод Л. Большинцовой.}
Господа! Чуть минуло семнадцать,
Я на рынок вышла продаваться.
Сколько довелось мне испытать!
Сколько я хлебнула зла!
Такова игра была.
Я держу за многое ответ;
Человек я все же или нет?
Грусть и любовные грезы
Бог нам послал не навек.
Где вы, вчерашние слезы,
И ты, прошлогодний снег?
Юный пыл умела расточать я;
Целыми шеренгами счастливцы
Устремлялись в жаркие объятья.
Но пришел печальный час,
Юный пыл остыл, угас...
Смолоду бы надо поскупиться -
Ведь запас когда-то истощится.
Грусть и любовные грезы
Бог нам послал не навек.
Где вы, вчерашние слезы,
И ты, прошлогодний снег?
Не сумеешь ты на этом торге
В маленькую кучку медяков
Превращать любовные восторги...
Наконец и ты поймешь,
Боль сердечную уймешь,
А меж тем нагрянет старость, да!
Ведь семнадцать - это не всегда.
Грусть и любовные грезы
Бог нам послал не навек.
Где вы, вчерашние слезы,
И ты, прошлогодный снег?
Вот он идет. К сожалению, он не один. С ним трое, среди них - богатый
господин Перуинер. Даже не знаю, как к нему подойти. (Делает знак де
Гусману.)
Он подходит к ней. Трое спутников останавливаются, поджидая его.
Де Гусман. Здравствуйте, Нанна.
Нанна. Я вам хочу кое-что сказать. Зайдем вот сюда, в подъезд.
Они входят в подъезд.
Отец прислал мне письмо - он опять не может заплатить аренду.
Де Гусман. На этот раз ему, к сожалению, придется платить. Моя сестра
идет в монастырь, ей нужно сделать вклад.
Нанна. Неужели же вы из-за этого заставите моих родителей голодать?
Де Гусман. Дорогая Нанна, моя сестра намерена посвятить себя
девственной жизни среди неимущих сестер монахинь. Не мешало бы и вам
отнестись к этому факту с уважением. Ибо если я и не вижу необходимости,
чтобы все девушки были целомудренны, все-таки желательно, чтобы они
целомудрие почитали.
Нанна. Если бы вы своей молоденькой сестре дали в мужья любовника, а не
носителя титула, она бы и не подумала идти в монастырь. Но вы ведь
устраиваете браки не между людьми, а между поместьями.
Де Гусман. Ты очень изменилась, Нанна. И притом к худшему. Я просто не
узнаю тебя.
Нанна. Тогда, пожалуй, не имеет смысла говорить вам, что мой отец
потому не может заплатить аренду, что ему непременно нужно купить лошадь, -
наша деревня расположена очень далеко от железнодорожной станции.
Де Гусман. Они могут брать лошадь из имения.
Haина. Но ведь это стоит денег.
Де Гусман. Так уж устроен мир, мне моя лошадь тоже стоит денег.
Нанна. Значит, ты меня больше совсем не любишь, Эмануеле?
Де Гусман. При чем тут наши отношения? Я зайду к тебе сегодня после
обеда. Ты сама убедишься, что мои чувства к тебе нисколько не остыли.
Нанна. Подождите минутку, не выходите. Там идут люди, которые могут вас
обидеть. Ведь вы чих.
На улице вновь появляются три сбиша.
Первый сбиш. Раньше, бывало, куда ни пойдешь, всюду болтались чихи. А
теперь их точно ветром смело.
Второй сбиш. Только не терять надежды!
Нанна. Как я подумаю, Эмануеле, ты всегда обращался со мной как с
тряпкой. Ты, право, мог бы раскошелиться и вознаградить меня за зло, что ты
мне причинил!
Де Гусман. Тише! Ради бога!
Нанна. Так ты не хочешь платить?
Третий сбиш. Я что-то слышу.
Нанна. Если бы я сейчас обратилась к этим господам, они наверняка
встали бы на мою сторону. В конце концов, я ведь требую только то, что мне
причитается.
Первый сбиш. Там кто-то разговаривает.
Нанна (громко). Господа, скажите сами, может ли бедная девушка
рассчитывать на благодарность со стороны человека, увлекшего ее на дурную
дорогу? Или не может?
Де Гусман. Я удивляюсь тебе, Нанна!
Haина. Вы сами виноваты.
Три сбиша подходят к нему.
Первый сбиш. Шикарный господин! Вы только посмотрите, какая на нем
покрышка!
Второй сбиш. Мне нравится Ваша шляпа, сударь. Я бы охотно купил себе
такую же. Покажите-ка, как она выглядит изнутри. Я хочу посмотреть марку.
(Сбивает с де Гусмана шляпу и указывает на его острую голову.)
Все три сбиша начинают неистово орать.
Три сбиша. Чих!
Первый сбиш. А ну, дайте ему по его острой башке! Смотрите, как бы он
не удрал!
Богатый господин Сас. Мы должны вмешаться, наш друг де Гусман попал в
скверную историю.
Богатый господин Перуинер (удерживая Саса), не поднимайте шума! Я сам
чих!
Все три богача поспешно уходят.
Третий сбиш. Недаром я сразу почуял, что тут воняет чихом.
Второй сбиш. Чих! Под суд его!
Два сбиша уволакивают де Гусмана, третий остается с Нанна.
Третий сбиш. Вы, кажется, говорили, что он вам должен денег, барышня?
Нанна (хмуро). Да, он не хочет платить.
Третий сбиш. Чихи все такие! (Уходит.)
Нанна медленно входит в кофейню госпожи Корнамонтис. На шум в окне опять
появляется домовладелец Кальямасси, на пороге лавки - толстая женщина.
Торговец табаком Пальмоса тоже стоит в дверях своей лавки.
Домовладелец Кальямасси. Что случилось?
Толстая женщина. Они только что накрыли какого-то чиха, по виду очень
состоятельного господина, - он разговаривал с официанткой госпожи
Корнамонтис.
Торговец Пальмоса. А что, - это теперь запрещено?
Толстая женщина. Говорят, она чухка. А он, кажется, из Большой Пятерки.
Домовладелец Кальямасси. Да что вы говорите!
Торговец Пальмоса (возвращаясь в лавку). Господин инспектор! Тут только
что было произведено нападение на члена Большой Пятерки. Его куда-то
утащили!
Инспектор (уходя вместе с писцом). Полиции это не касается.
Толстая женщина. Теперь богачам солоно придется!
Домовладелец Кальямасси. Вы так думаете?
Торговец Пальмоса. Помещикам будет теперь не до смеха!
Домовладелец Кальямасси. Но и арендаторам, не желающим платить аренду,
тоже непоздоровится!
Торговец Пальмоса. Сегодня в газете написано: начинается новая эра!
На большом картоне нарисован переулок Старого города. Вбегают солдаты
Иберина; они несут горшки и ведерки с белилами; щетками на длинных или
коротких палках они замазывают трещины и щели на стенах домов.
ПЕСНЯ О ПОБЕЛКЕ {*}
{* Перевод С. Кирсанова.}
Если стены кроет плесень, пятна сея,
Если дом сырою гнилью заражен -
Принимайте меры поскорее,
Гниль заметят - как нехорошо!
Здесь нужна побелка! Свежие белила!
И скорей, покуда здание цело!
Здесь нужна побелка! Мы приложим силы
Сделать все, чтобы поправить зло.
На стенах - как неприятно! -
Все новые влажные пятна!
Это беда! (Большая беда!)
Морщины свежих трещин
Извилистей и резче!
Принимайте меры, господа.
Если расползутся выше
Эти трещины, до крыши -
Будет беда! (Большая беда!)
Здесь нужна побелка! Свежие белила!
Поскорей, покуда здание цело!
Влажный мел на щетках! Мы приложим силы,
Трещины замажем и поправим зло!
Вот белила с варом клеевым!
Дни и ночи краска наготове.
Вот белила! Все мы подновим,
А тогда и время будет Новым!
"ПОЙДЕМ НА РЫБАЛКУ?" - СПРОСИЛ ЧЕРВЯКА РЫБАК
У деревенского колодца.
Круглоголовый арендатор Кальяс, его жена и дети и остроголовый арендатор
Лопес, его жена и дети заняты поливкой.
Арендаторы Кальяс и Лопес.
Тянем, аж пена пошла изо рта, -
У арендатора нет лошадей.
Сам себе лошадь ты - и ни черта;
Это обычай рабочих людей.
Жена Лопеса. Слышите - и наши идут под знамя Серпа.
Слышен стук множества деревянных башмаков. Входит круглоголовый арендатор с
двумя ружьями под мышкой.
Третий арендатор. С тех пор как цены на хлеб так сильно упали, наше
положение стало отчаянным. Поэтому мы, арендаторы Яху, - все, кто ходит в
деревянных башмаках, на тайных - а в последнее время и открытых - собраниях
единодушно решили взяться за оружие. Чем и дальше платить аренду, лучше
сражаться под знаменем Серпа. Время пришло. Кальяс и Лопес, вот ружья для
вас. (Отдает ружья и уходит.)
Арендатор Лопес. Ты, Кальяс, хотел подождать, не придут ли хорошие
вести из города от твоей дочери.
Арендатор Кальяс. Помощь не пришла, и я готов присоединиться к вам.
Арендатор Лопес. Дай мне руку, Кальяс. И вы дайте друг другу руки, и
дети тоже! Сегодня - одиннадцатое сентября. Запомните этот день, ибо сегодня
арендаторы берутся за оружие, чтобы навеки сбросить ярмо помещиков или
умереть.
Все (подают друг другу руки и запевают "Песню Серпа").
ПЕСНЯ СЕРПА {*}
{* Перевод С. Кирсанова.}
Крестьянин, вставай!
Нужда через край.
Вешать голов не смейте!
Смело навстречу смерти!
Не жди ниоткуда подмоги,
Вставай на крепкие ноги!
Нужда через край,
Крестьянин, вставай!
За Серп - навсегда!
Раздается колокольный звон.
Жена Лопеса. Слушайте. Почему звонят колокола?
Жена Кальяса (кричит в глубину сцены). Что случилось, Паоло?
Голос издали. Только что пришло известие из города - власть перешла к
народному правительству!
Жена Кальяса. Пойду разузнаю все подробно. (Уходит.)
Остальные ждут. Слышно по радио "Воззвание к населению нового наместника".
Голос Иберина.
Чухский народ! Страна Яху издавна
Низменным, чуждым духом одержима,
Грозящим уничтожить все и вся, -
То дух раздора и корыстолюбия.
Чухский народ, живущий в нищете
И в рабстве! Кто ж кровь твою сосет?
И кто тебя гнетет? В ряды твои прокрался
Враг злобный, но неведомый тебе.
То - чих! И только он один - виновник
Всех бедствий наших. Так борись же с чихом!
Но как узнать его? По голове!
По острой голове его узнаешь!
Остроголовый кровь твою сосет!
И я, Анджело Иберин, решил народ
На кругло- и остроголовых разделить
И чухов всех сплотить противу чихов.
И да не будет розни среди чухов
Отныне и вовек! Внимайте, чухи!
Соединяйтесь под белым стягом Иберина!
Наш общий враг - остроголовый чих!
Во время радиопередачи присутствующие более или менее открыто ощупывают свои
головы. Круглоголовые дети с хохотом показывают пальцами на головы
остроголовых детей.
Арендатор Лопес. Опять пустые слова! Каждые три минуты они придумывают
что-нибудь новое. Я одно хочу знать: обуздают ли они помещиков? Остальное
меня не интересует.
Арендатор Кальяс. Это верно.
Жена Кальяса вернулась. Избегая смотреть на Лопесов, она собирает вокруг
себя своих детей.
Арендатор Лопес. Хорошие вести, госпожа Кальяс?
Жена Кальяса. Наш помещик господин де Гусман арестован!
Арендатор Лопес. За что?
Арендатор Кальяс. Лопес, я думаю, не стоит спрашивать - за что! Все
ясно и так. За повышение арендной платы.
Жена Лопеса. Так мы спасены!
Арендатор Кальяс. Это уже звучит получше! Что скажешь, Лопес? Миновали
дни нищеты, дети! (Прислоняет ружье к колодцу.)
Жена Лопеса. Сегодня великий день!
Жена Кальяса. Не очень-то радуйтесь, госпожа Лопес! Для вас, к
сожалению, не очень благоприятные вести. Анджело Иберин захватил власть, а
ведь вы - чихи! В Луме, говорят, уже начались массовые преследования чихов.
Господина де Гусмана тоже арестовали за то, что он - чих.
Арендатор Лопес. Это скверные вести и большое несчастье.
Арендатор Кальяс. Я не нахожу, что это несчастье. Во всяком случае, не
для всех. Для нас это вовсе не несчастье.
Жена Кальяса. Только для вас!
Арендатор Кальяс. Для нас, чухов, это, можно сказать, радостное
известие.
Жена Кальяса. В эти минуты нас воодушевляет надежда, которую вы,
господин Лопес, едва ли способны понять. Ведь вы принадлежите к совсем
другой человеческой особи, я не хочу сказать - к худшей.
Арендатор Лопес. До сих пор моя голова не казалась тебе слишком острой,
Кальяс.
Кальяс молчит. Обе семьи разделились; на одной стороне стоят остроголовые,
на другой - круглоголовые.
Мы с тобой платили те же самые подати. Еще и пяти минут не прошло, как ты
хотел бороться под знаменем Серпа за отмену арендной платы. А ведь добиться
этого можно только силой. Возьми ружье, жена.
Жена Лопеса нерешительно берет ружье.
Арендатор Кальяс. Слишком мало надежд. Конечно, это было бы лучше
всего. Но только ничего из этого не выйдет.
Арендатор Лопес. К чему говорить о том, мало или много надежд, когда
это - единственный выход?
Арендатор Кальяс. А может быть, для меня это вовсе не единственный
выход.
Жена Кальяса. Конечно, мы теперь рассчитываем, что нас освободят от
арендной платы.
Арендатор Лопес. Я понимаю, ты цепляешься за самую маленькую надежду.
Но ты обманываешься. Еще никогда не бывало, чтобы эти господа кому-нибудь
что-нибудь дарили ради формы черепа.
Арендатор Кальяс. Довольно, Лопес. У меня нет никаких оснований не
верить этому правительству. Оно всего пять часов как у власти, а мой помещик
уже сидит в тюрьме.
Жена Кальяса. И мне только что сказали в деревне, что теперь не надо
примыкать к Серпу.
Вбегают пять арендаторов, среди них арендатор Парр, все сильно возбуждены.
Все - круглоголовые, у одного в руках флаг с Серпом, у остальных - ружья.
Арендатор Парр. Что вы решили? Мы хотели сегодня вечером примкнуть к
Серпу, как было уговорено. Но только что огласили воззвание правительства и
пришло известие об аресте помещиков. Нужно ли продолжать борьбу?
Арендатор Кальяс. Я отправлюсь в город Луму и явлюсь к Иберину. Если он
даст мне лошадей для полевых работ и освободит от арендной платы, мне не за
что бороться. Де Гусман - чих, пускай теперь помалкивает!
Первый арендатор. Ну да, ваш помещик - чих, а наш - круглоголовый!
Арендатор Парр. А может быть, наш тоже отменит арендную плату, когда
прогонят чихов? Он должен чихскому банку много денег, теперь ему, наверно,
скостят этот долг.
Арендатор Лопес. Может быть, и скостят. Но аренду он будет взыскивать
по-прежнему.
Третий арендатор. За Иберином ведь стоят одни помещики.
Арендатор Парр. Говорят, это неправда. Я слышал, что он живет очень
скромно, не пьет, не курит и сам - сын арендатора. Он бескорыстен, так
написано в газете. И он говорит, что парламент ни черта не стоит, и это
правда.
Первый арендатор. Да, это правда.
Молчание.
Третий арендатор. Значит, арендаторы не должны теперь бороться с
помещиками?
Арендатор Парр. Нет, должны. Арендаторы-чухи с помещиками-чихами.
Арендатор Лопес. А арендаторы-чихи? Как им быть с помещиками-чухами?
Арендатор Парр. Арендаторов-чихов очень мало. Чихи не любят работать.
Пятый арендатор. Зато помещиков-чухов много.
Арендатор Парр. Пора положить конец этой розни - между чухами и чихами!
Арендатор Лопес. И чтобы крыша у нас протекала - этому тоже пора
положить конец.
Арендатор Кальяс. Нашего чиха уже посадили в тюрьму.
Четвертый арендатор. А вот моя крыша тоже протекает, а мой помещик -
чух.
Третий арендатор. Все это обман! Вы мне одно скажите: прогонит ваш
Иберин помещиков ко всем чертям или нет? И притом всея!
Арендатор Парр. Он прогонит ко всем чертям чихских помещиков, а чухских
заставит немного подобреть.
Третий арендатор. Все это ни к чему: чух или чих, помещик всегда
помещик! Их всех нужно послать к чертям! Я примкну к Серпу! Я больше никому
не верю, только себе. Кто хочет избавиться от нужды, тот должен встать под
знамя Серпа. Этот ваш Иберин - сплошной обман! (К публике.)
Помещик и бедняк - должны дружить
Из-за того, что голова кругла!
Ему - в карман аренда, мне - платить!
И мы друзья!.. Веселые дела!
Что оба чухи мы - какой мне толк?
Пусть лучше снимет с нас арендный долг!
Иначе ветер, холод и нужда
Расколют резко нас на два ряда!
Арендатор Кальяс. Думайте что хотите: я попытаю счастья у Иберина.
Арендаторы. Идем с нами, Лопес!
Чух или чих - не значит ничего!
Богач или бедняк - вот что важней всего!
Они подают ему руку и уходят.
Жена Лопеса. Я думаю, нам тоже пора домой.
Жена Кальяса. Нет, вам не попасть домой, госпожа Лопес. Когда я давеча
шла, я слышала - люди говорили, что пора с вами расправиться. А когда я
посмотрела в сторону вашего дома, я увидела зарево.
Жена Лопеса. О господи!
Арендатор Лопес. Кальяс, я прошу тебя укрыть мою семью, покуда не
улеглась первая волна преследований.
Молчание.
Арендатор Кальяс. Мне было бы приятней, если бы вы сегодня ночью и
вообще в ближайшее время не находились под моей крышей...
Арендатор Лопес. Неужели же ты не можешь спрятать моих детей хотя бы
ненадолго?
Арендатор Кальяс. Пожалуй, я бы мог это сделать. Но ты примкнул к
Серпу, а пребывание в моем доме сторонника Серпа может сильно повредить
моей собственной семье.
Арендатор Лопес. Стало быть, мы уходим, Кальяс.
Кальяс молчит.
Обе женщины.
Когда-то побратала нас нужда.
А ныне из-за формы черепа враги мы навсегда.
Семья Лопеса медленно уходит.
Жена Кальяса. Послушай-ка, муженек! Не теряй времени, иди в Луму и
постарайся использовать удобный случай. Аренду не плати и получи
удостоверение, что ты платить не должен.
Арендатор Кальяс. Так и знайте: без удостоверения я не вернусь!
Дворец вице-короля.
Во дворе происходит заседание суда. Тяжущиеся стороны - игуменья монастыря
св. Варравы и настоятель монастыря св. Стефана. Светящаяся надпись:
"Наступление Серпа на столицу".
Судья. По делу, возбужденному нищенствующим орденом святого Стефана
против неимущих сестер монастыря святого Варравы, нищенствующий орден
определяет сумму понесенных им убытков в семь миллионов. В чем нищенствующие
братья усматривают основание для иска на такую крупную сумму?
Настоятель. В постройке монастырем святого Варравы новой часовни для
богомольцев, вызвавшей отлив верующих от нашей церкви.
Игуменья. Мы просили суд ознакомиться с приходо-расходными книгами
часовни святого Севастьяна, о которой идет речь, дабы суд мог убедиться, что
доходы ее составляют не семь миллионов, как утверждают братья, а четыре
миллиона, да и то с натяжкой.
Настоятель. Так ведь то по книгам! Я обращаю внимание суда на то, что
неимущие сестры ордена святого Варравы однажды уже привлекались к суду за
сокрытие от налогов полутора миллионов дохода, причем сестры точно так же
ссылались на свои "книги".
Они грозят друг другу кулаками. Появляется писец.
Судья. Что такое? Я попросил бы не беспокоить меня во время
разбирательства столь сложного дела.
Писец. Ваша милость, к зданию суда приближается толпа. Она тащит в суд
помещика де Гусмана. Утверждают, что де Гусман изнасиловал чухскую девушку.
Судья. Вздор! Господин де Гусман - один из пяти богатейших помещиков
страны. Он три дня тому назад освобожден из-под незаконного ареста.
Врывается толпа. Де Гусмана волокут к судейскому столу. За ним вталкивают
госпожу Корнамонтис и Нанна. В то время как судья громко звонит в
колокольчик, толпа толкает и оплевывает де Гусмана.
Голоса. Вырядился-то как! На один такой костюм шесть душ могут
прокормиться целый месяц!
- Посмотри-ка на его лапки! Сразу видать, что он в жизни не
держал мотыги в руках!
- Мы его повесим на шелковой веревке!
Сбиши бросают жребий - кому достанутся кольца помещика.
Один из толпы. Господин судья, народ Яху требует, чтобы этот человек
понес кару за совершенное им злодеяние.
Судья. Друзья мои, это дело будет расследовано. Но сейчас мы заняты
разбором чрезвычайно важного и срочного дела.
Настоятель (пошептавшись с игуменьей, возбужденно). Мы не считаем
нужным выносить наши мелкие разногласия на суд широкой общественности. Мы
согласны отложить слушание дела.
Крики. Хватит откладывать!
- Мы же говорили, что всю эту лавочку пора спалить!
- Повесить и судью за компанию!
- Всю банду повесить, и никакого разбирательства!
Один из толпы (обращаясь к толпе за воротами).
Так истинное правосудие глаголет -
Оно снисходит к жертве, но злодею не мирволит,
А кто к обидчику безжалостно суров,
Тот за обиженного встать всегда готов.
Второй из толпы. Пусть и суд узнает, что для страны Яху началась новая
эра и новое правосудие!
Транспарант: "В речи, произнесенной перед школьными учителями, наместник
назвал войну на юге борьбой права с беззаконием".
Первый из толпы. Садитесь все и не уходите, покуда суд не вынесет
справедливого приговора и помещик не будет повешен!
Садятся на землю, курят, разворачивают газеты, оплевывают, болтают. Входит
инспектор.
Инспектор (к судье). Наместник приказал передать вам, чтобы вы уступили
толпе и разобрали дело. Суд не должен больше придерживаться голой буквы
закона, но считаться с естественным чувством справедливости, присущим
народу. Положение на юге весьма неблагоприятно для правительства, и
беспокойство в столице усиливается.
Судья (к публике). Столько треволнений меня доконают. Я физически
ослаб, и чрезмерные требования мне не по плечу. Уже два месяца, как нам
задерживают жалованье. Положение весьма неустойчиво, а мне нужно заботиться
о своей семье. Сегодня утром я выпил чашку жидкого чая с черствой булкой. На
пустой желудок нельзя судить по закону. Человеку, который остался без
завтрака, не верят, у него нет напора. Тогда и самые законы блекнут.
В приемную вбегают адвокаты де Гусмана в развевающихся мантиях; за ними -
несколько помещиков.
Адвокат-чух (в приемной, другому адвокату). Не выходите из адвокатской
комнаты. Вам, как чиху, я не советую выступать публично.
Адвокат-чих. Постарайтесь упрятать его на недельку в тюрьму. Я бы и сам
не прочь посидеть.
Адвокат-чух и помещики выходят во двор.
Крики. Да начинайте же!
- Уже темнеет, как же мы его будем вешать в темноте?
Судья. Прошу публику по крайней мере усесться как полагается: Сначала
нужно разобрать дело. Нельзя же так неорганизованно. (Госпоже Корнамонтис.)
Кто вы такая?
Госпожа Корнамонтис. Эмма Корнамонтис. Владелица кофейни "Парадиз",
Эстрада, дом номер пять.
Судья. А что вам тут нужно?
Госпожа Корнамонтис. Ничего.
Судья. Зачем же вы сюда пришли?
Госпожа Корнамонтис. Примерно полчаса тому назад у моего дома собралась
толпа и потребовала, чтобы одна из моих официанток - вот эта самая - пошла в
суд. Я отказалась отпустить ее, и меня тоже заставили пойти. Меня все это
дело совершенно не касается.
Судья. А вы и есть та девушка? Будьте любезны сесть вот сюда, на скамью
подсудимых.
Голос из толпы. Ого!
В толпе слышны свистки.
Там место не ей, а кое-кому другому.
Транспарант: "Правительственные войска оказывают наступающему Серпу упорное
сопротивление".
Судья. Кому сидеть на скамье подсудимых, решаю я. (К Нанна.) Вы
заговорили с этим господином на улице. Вы знаете, что это карается тремя
неделями заключения?
Нанна молчит.
(С поклоном обращается к де Гусману.) Пожалуйста, подойдите поближе. Так оно
было?
Де Гусман. Так точно, господин судья. Она заговорила со мной, когда я
совершал предобеденную прогулку. Это дочь одного из моих арендаторов. Она
просила меня освободить ее отца от арендной платы. (Шепотом.) Прошу посадить
меня в тюрьму, я чих.
Адвокат. Я поверенный семьи де Гусман и принимаю на себя защиту
интересов моего клиента.
Судья. Вы можете предъявить свидетелей?
Адвокат. Да, вот они - господа Сас, Дуарте и Де Хос.
Голоса. Богачи выступают свидетелями против бедняков!
Свистки.
Судья. Тише! (Свидетелям.) Что вы имеете сообщить суду? Обращаю ваше
внимание на то, что за ложные показания вам грозит кара.
Голоса. Вот это звучит получше!
Господин Сас. Эта девица подошла к господину де Гусману на улице и
заговорила с ним.
Адвокат. Социальное положение моего клиента, которому противостоят
только показания обыкновенной служанки из кофейни, само по себе, как мне
кажется, гарантирует правдивость его слов.
Голос сверху. Ого! А может быть, как раз наоборот? Ну-ка, сними колпак,
братец! Давай-ка посмотрим, какая у тебя голова. При этаких взглядах...
Второй голос. Колпак долой!
Адвокат (снимая берет). Уж во всяком случае такая же круглая, как у
вас!
Голос сверху. Ты спроси-ка лучше твоего клиента, кто взвалил на ее отца
такую аренду, что ей приходится торговать собой!
Второй голос сверху. Надо смотреть в корень!
Судья (к Нанна). Сядьте же наконец на скамью подсудимых, иначе мы
никогда не начнем!
Голос сверху. Эй ты, не садись! Мы пришли сюда, чтобы доказать твою
правоту, а не для того, чтобы тебя сажали на скамью подсудимых!
Адвокат. На улице невозможно заседать. Суду предстоит решить весьма
тонкие вопросы. Для таких дел нужны головы.
Голос сверху. Небось острые?
Смех.
Второй голос. Иберина бы сюда!
Голоса. Мы требуем, чтобы на скамью подсудимых сели следующие лица:
помещик-живодер, сводница и судейский крючок!
Голос сверху. Подавайте сюда Иберина! Пусть не зазнается!
Голоса. Иберин! Иберин! Иберин!
Незадолго до этого, никем не замеченный, вошел Иберин и сел в сторонке,
позади судейского стола.
Еще голоса. Да вот же он, Иберин!
Несколько голосов. Да здравствует Иберин!
Судья (Иберину). Ваше превосходительство, я опираюсь на показания
виднейших наших помещиков.
Иберин. Вы бы лучше опирались на сообщения о военных действиях!
Транспарант: "Недостаточное снаряжение правительственных войск по-прежнему
дает себя знать! Нехватка боеприпасов и продовольствия заметно ослабляет
неустрашимый боевой дух солдат".
В толпе волнение. Входит в сопровождении кучки людей арендатор Кальяс.
Голос сверху. А вот и отец девушки.
Нанна. Ой, мой отец! Куда спрятаться? Только бы он меня не увидел. Я
сделала глупость, за которую придется отвечать моим родным.
Судья (Кальясу). Что вам тут нужно?
Голос сверху. Он ищет правды!
Спутники арендатора Кальяса. Мы встретили его на улице. Он спросил нас,
где и когда будет разбираться дело де Гусмана. Мы сказали ему, что дело
разбирается именно сейчас и пусть он идет вместе с толпой, потому что все
отправляются в суд.
Арендатор Кальяс. Так оно и есть. Я приехал сюда из деревни, чтобы
выступить свидетелем против моего помещика, которого отдали под суд за
незаконное повышение арендной платы.
Судья. Речь идет вовсе не о повышении арендной платы.
Арендатор Кальяс. Ошибаетесь: я могу засвидетельствовать, что арендная
плата была непосильна. Почва болотистая, пахотные участки расположены далеко
друг от друга, орудия у нас самые примитивные, а вместо лошади мы запрягаем
корову. Мы все лето работали с трех часов утра, и дети помогали нам. Цены
на зерно от нас не зависят, они меняются с каждым годом, а арендная плата
все та же. Наш помещик ничего не делает, только кладет деньги в карман.
Поэтому я предлагаю раз навсегда отменить аренду и установить такую цену на
зерно, чтобы наш труд мог прокормить нас.
Голос сверху. Правильно!
Аплодисменты.
Человек из толпы (встает и говорит, обращаясь в глубь сцены, на улицу).
Отец оскорбленной девушки - он же арендатор обвиняемого - требует отмены
арендной платы и введения справедливых цен на зерно.
За сценой одобрительные крики многолюдной толпы.
Судья (Иберину). Ваше превосходительство, как прикажете разбирать это
дело?
Иберин. Поступайте так, как вы находите нужным.
Транспарант: "Из всех южных районов поступают сведения о незаконном захвате
помещичьих земель арендаторами".
Судья. Согласно уголовному кодексу вся вина ложится на эту девушку. Она
не имеет права заговаривать с мужчинами за пределами заведения, в котором
она служит.
Иберин. Это все, что вы имеете сказать? Маловато.
Голос сверху. Браво! Слышали, как наместник утер нос судье? Он сказал,
что этого маловато.
Человек из толпы (в глубь сцены, на улицу). Наместник вмешался. Он уже
сделал верховному судье замечание. Он сказал, что юридические познания судьи
весьма ограниченны. Заседание продолжается.
Иберин. Допросите подробней отца девушки! И перейдите наконец к
существу дела.
Судья. Вы, стало быть, утверждаете, что ваш помещик, назначая арендную
плату, переступил установленные законом пределы?
Арендатор Кальяс. Понимаете, мы все равно не можем платить такую
аренду. Мы живем древесными отходами и питаемся корешками, потому что зерно
приходится сдавать в город. Дети чуть ли не круглый год бегают нагишом. Дом
мы тоже не можем починить, крыша мало-помалу обваливается нам на голову.
Подати тоже слишком велики. Я предлагаю также сложить все подати с тех, кто
не может их платить.
Общее одобрение.
Человек из толпы (в глубь сцены, на улицу). Арендатор предлагает
сложить все подати с тех, кто не может их платить! Но это еще не конец.
Заседание продолжается.
Бешеный крик одобрения за сценой.
Судья. Как велика арендная плата? Как велики подати?
Иберин (встает так стремительно, что его стул опрокидывается). И это
все, что вы находите нужным спросить? И внутренний голос не подсказывает
вам, что нужно народу?
Арендатор Кальяс. Лошадь! Например, лошадь!
Иберин (строго). Тише! Что лошадь! Тут речь идет о большем! (Судье.)
Можете идти. Освободите это место, которого вы недостойны. Я сам доведу
заседание до конца.
Судья собирает свои бумаги, в полной растерянности выходит из-за судейского
стола и покидает двор.
Человек из толпы (в глубь сцены, на улицу). Наместник снял с должности
верховного судью и сам взялся вести заседание. Верховный судья покидает зал.
Да здравствует Иберин!
Арендатор Кальяс. Вы слышали: что лошадь! Тут речь идет о большем!
Человек из толпы. Теперь, когда изгнан самый главный кровосос -
вице-король, отчего бы не раздать землю?
Шумное одобрение.
Транспарант: "Из северных районов также сообщают об отдельных выступлениях
восставших арендаторов".
Иберин. Ввиду того что суд не сумел выявить сущность дела, я сам в нем
разберусь. Во имя чухского народа!
Нагляднейшим примером чухского правосудья
Да послужит сей случай. Побороть должны мы
Враждебный дух. Как армия наша
Мятежных арендаторов обуздает,
Так суд введет помещика-кровососа
В строгие рамки чухского закона.
Тут все равны - бедняк и богатей:
За одинаковое преступленье
Постигнет их одна и та же кара.
Пусть сядут на скамью подсудимых помещик де Гусман, а также (указывая на
госпожу Корнамонтис) эта особа. Место истца пусть займут эта девица и ее
отец.
Человек из толпы (в глубь сцены, на улицу). Наместник преподает народу
урок чухского правосудья. В первую голову он намерен упорядочить
судопроизводство. Он указывает обвиняемым и истцам их места.
Иберин (Кальясу). Подойдите сюда! Взгляните на вашу дочь!
Арендатор Кальяс. Ах, ты здесь, Нанна?
Иберин. Вы узнаете ее?
Арендатор Кальяс. Конечно.
Иберин. Я вас спрашиваю об этом потому, что она, должно быть, сильно
изменилась.
Арендатор Кальяс. Не особенно.
Иберин. Вы купили ей это платье?
Арендатор Кальяс. Нет, конечно, не я.
Иберин. Не правда ли, это не то платье, которое покупает дочери простой
хлебороб, обрабатывающий мозолистыми руками свою пашню?
Арендатор Кальяс. Куда уж мне! При такой арендной плате!
Иберин. А если бы вы и могли, то вы бы все равно этого не сделали.
Вашему простому, здоровому вкусу претят подобные тряпки. На какие средства
купила ваша дочь это платье?
Арендатор Кальяс. Она ведь довольно прилично зарабатывает.
Иберин (резко). Ужасный ответ! Я еще раз спрашиваю вас, узнаете ли вы в
этой одетой по последней моде девице то резвое дитя, что некогда шло по
полям, держась за вашу руку?
Арендатор Кальяс недоуменно таращит глаза.
Могли ли вы предполагать, что ваша дочь в столь нежном возрасте -
шестнадцати лет от роду - вступит в преступную связь с вашим помещиком?
Арендатор Кальяс. Да, но пользы мы от этого почти никакой не имели.
Разве только что нам два-три раза позволили взять из имения лошадей для
перевозки леса. Но если с вас (обращаясь к окружающим) дерут удесятеренную
аренду, то много ли толку от того, что иногда вам списывают какую-нибудь
треть. Да и то от случая к случаю! Собственные лошади - вот что мне нужно!
Иберин. Стало быть, помещик злоупотребил своим положением и толкнул
вашу дочь в пропасть?
Арендатор Кальяс. В пропасть? Да уж кто-кто, а она как следует
попользовалась. Хоть оделась прилично. Ей не пришлось работать. Зато мы!
Попробуйте-ка пахать без лошадей.
Иберин. Известно ли вам, что в результате всего этого ваша дочь попала
в заведение госпожи Корнамонтис?
Арендатор Кальяс. Известно. Здравствуйте, госпожа Корнамонтис.
Иберин. Известно ли вам, что это за дом?
Арендатор Кальяс. Известно. Я хочу еще сказать, что за пользование
лошадьми тоже приходилось платить в контору. И притом безобразно много. А
брать лошадей со стороны нам запрещали.
Иберин (к Нанна.) Как вы попали в этот дом?
Нанна. Мне надоело работать в поле. В двадцать пять лет выглядишь,
точно тебе сорок.
Иберин. Роскошь, которую вы познали через вашего соблазнителя,
отвратила вас от простой жизни в родительском доме. Помещик был вашим первым
мужчиной?
Нанна. Да.
Иберин. Расскажите нам, как вам живется в кофейне?
Haнна. Грешно жаловаться. Только за стирку больно много дерут и чаевые
отнимают. Мы все у хозяйки в долгу как в шелку. А работать приходится до
поздней ночи.
Иберин. Но вы сказали, что не жалуетесь на работу. Ведь все мы должны
работать. Но там было и еще кое-что, на что вы вправе жаловаться.
Нанна. Конечно, бывают такие заведения, где служанкам позволяют самим
выбирать себе гостя.
Иберин. Ага! Стало быть, в этом доме вас принуждали уступать ласкам
всякого, кто платил?
Нанна. Да.
Иберин. Довольно. (Арендатору Кальясу.) Какое обвинение предъявляете вы
подсудимому в качестве отца?
Арендатор Кальяс. Незаконное повышение арендной платы.
Иберин. Вы имеете все основания обвинять его в большем.
Арендатор Кальяс. Я думаю, этого достаточно.
Иберин. Вам причинили непоправимое горе. Неужели вы этого не понимаете?
Арендатор Кальяс. Понимаю.
Иберин. Какое же именно?
Арендатор Кальяс молчит.
(Де Гусману.) Признаете ли вы, что вы злоупотребили вашим положением в целях
совращения дочери вашего арендатора?
Де Гусман. Мне казалось, что сближение со мной не было ей неприятно.
Иберин (к Нанна). Что вы на это скажете?
Нанна молчит.
(Инспектору.) Уведите подсудимого!
Де Гусмана выводят.
(К Нанна.) Не скажете ли вы нам теперь, была ли вам приятна близость с де
Гусманом или нет?
Нанна (недовольно). Не помню.
Иберин. Чудовищный ответ!
Адвокат (к Нанна).
Быть может, то была любовь?
Пути людей подчас непостижимы,
Их люди сами редко понимают,
Не говоря уже о посторонних,
И даже самый острый взгляд не часто
В глубь проникает человеческой природы.
Мы видим пред собою человека,
Которого мы обвиняем в том,
Что он девицу совратил и деньги
За это заплатил, купив тем самым
Предмет, которого купить нельзя.
Но кто так утверждает, государь,
Тот обвиняет также и девицу:
Он то купил, что продала она.
И вот я спрашиваю: разве этой
Куплей-продажей можно объяснить
Ту сладостную, темную и вечную
Игру меж женщиною и мужчиной?
А если то была любовь и только
Любовь? Я утверждаю, государь,
Что в данном деле так оно и было!
(Садится.)
Так.
Иберин (инспектору).
Введите де Гусмана!
Вводят де Гусмана.
Так, значит, он любовь в ней возбудил?
Общий смех.
Адвокат.
Что есть любовь? И почему мы любим?
Одни из нас находят себе друга,
Его и любят, в то время как иные
Хотят любить и для своей любви
Подыскивают человека. Так,
Одни любимых любят, а иные
Процесс любви. Одно из этих чувств
Я называю роком, иль судьбою,
Другое - вожделеньем. Тут, быть может, мы
Имеем дело с низким вожделеньем.
Госпожа Корнамонтис (встает). Я хочу дать показание.
Иберин кивает.
Я должна сказать, что Нанна Кальяс одна из самых порядочных девушек в моем
заведении. Она копит деньги и посылает их домой.
Иберин (адвокату). Вы можете идти. Правое дело не нуждается в
защитнике.
Адвокат собирает свои бумаги и покидает двор.
(Де Гусману.) Подсудимый, признаете ли вы, что вы злоупотребили своим
положением?
Де Гусман молчит.
(Резко.) Кто вы?
Де Гусман. Помещик.
Иберин. Кто вы?
Де Гусман. Поместный дворянин.
Иберин. Я спрашиваю, кто вы?
Де Гусман. Католик.
Иберин (медленно). Кто вы?
Де Гусман молчит.
Вы - чих, и вы злоупотребили вашим положением, совратили чухскую девушку.
(Госпоже Корнамонтис.) А вы, чухка, не постеснялись продавать чихам чухскую
девушку. Вот в чем суть дела. (Повернувшись к де Гусману.)
Вот он стоит, злодей остроголовый!
Он властью злоупотребил своею
И совершил тем самым преступленье!
Вполне безвредна власть как таковая,
Но злоупотребленье ею вредно!
Вы, что так алчно жаждете купить
То, что нельзя купить и что возникло
Не вследствие продажи; вы, что стремитесь
К тому лишь, что имеет денежную цену,
И вечно глухи к ценностям незримым,
Нерасторжимым и неотделимым,
Как рост от дерева неотделим,
Как от него неотделимы листья;
Вы, чужаки, что напоили нас
Отравой отчужденья, знайте: мера
Полна!
(Прочим.)
А вы!.. Вы видите теперь, как трудно
Добыть из сора истины зерно
И откопать из-под налипшей грязи
Простую правду.
Один из сбишей. Да здравствует Иберин!
Иберин. Вот мой суд: девушка оправдана. Кофейня госпожи Корнамонтис, в
которой чухскую девушку сводили с чихами, закрывается...
Госпожа Корнамонтис (вполголоса). Об этом и речи быть не может.
Иберин. ...для чихов. Совратитель же - родом чих - приговаривается к
смертной казни.
Арендатор Кальяс (кричит). И аренда отменяется! Ну что, Лопес. что ты
теперь скажешь?
Иберин.
Что ты орешь все время про аренду?
Аренда - вздор, есть вещи поважнее.
Ужель возвыситься не можешь ты
До пониманья сущности событий?
Чухский отец! И ты, дочь чуха!
Чих угнетал вас, ныне ж вы свободны!
Арендатор Кальяс. Свободны! Слышишь, Лопес?
Иберин.
Тебе я возвращаю дочь, с которой
Ты некогда гулял по чухским весям.
А вы, друзья, повсюду возглашайте:
Вот он каков, истинно чухский суд!
Смысл приговора вам да будет ясен:
Я тьму от света отделить намерен
И разделить народ наш на две части.
Одну я уничтожу, чтоб другая
Впредь процветала, ибо я хочу
Поднять ее, как этого мужлана
Из тьмы невежества, как дочь его
Из тьмы разврата... Сим отделю я чуха
От чиха, право - от бесправья, добро - от зла!
Толпа. Да здравствует Иберин!
Толпа бешено рукоплещет. Нанна выносят на руках. Человек из толпы тем
временем сообщает на улицу.
Человек из толпы. Наместник вынес чиху де Гусману смертный приговор за
совращение чухской девушки. Все претензии девушки удовлетворены, толпа
выносит ее на руках из зала суда. Да здравствует Иберин!
Толпа подхватывает клич. Иберин быстро уходит.
Настоятель (громко, окружающим). Чудовищный приговор! Семья де Гусмана
- одна из самых знатных в Яху. Ее отдали на растерзание черни. А сестра
приговоренного вот-вот должна постричься в монахини!
Де Гусмана уводят. Он проходит мимо кучки богатых помещиков, они
отворачиваются от него.
Де Гусман.
О дон Дуарте, помоги мне, друг!
Вы все, друзья, молю вас, заступитесь!
Ужель забыли вы те дни, когда
Мы вместе с вами пировали дружно?
Замолви слово за меня, Альфонсо!
Тебе дала природа круглый череп,
А это все, что требуется нынче.
Скажи, что ты не раз поступок тот же
Свершал! Ты отвернулся? О, не надо,
Не надо отворачиваться! Боже,
Вы на смерть обрекли меня! Друзья,
Взгляните на мою одежду! Если
Вы не заступитесь, то завтра с вами
Постудят так же, как со мной сегодня,
И не спасет вас круглый череп ваш!
Помещики по-прежнему делают вид, что незнакомы с ним.
Его уводят.
Солдаты Иберина (избивая его). Ах ты, старый кровосос! Совращать
чухских девушек! Бейте его по острой башке! И запомните получше его друзей!
Помещики поспешно уходят.
Арендатор Кальяс (указывая на де Гусмана). И этот человек был моим
помещиком! Госпожа Корнамонтис, моя дочь не желает больше иметь с вами дела.
Ей не место в таком доме, как ваш.
Торговец Пальмоса. Такого еще не бывало! Вот она, новая эра. Помещик
будет повешен! Арендатор поднимает голову, госпожа Корнамонтис!
Госпожа Корнамонтис. Господин Пальмоса, я всегда с большим
удовольствием слушаю вас: вы сохранили поистине детскую веру.
Домовладелец Кальямасси. Не думаете ли вы, госпожа Корнамонтис, что
иногда и бедный может победить богатого?
Госпожа Корнамонтис. Сейчас я вам скажу мое мнение. (Поет.)
БАЛЛАДА О ГАДАНИИ НА ПУГОВИЦАХ {*}
{* Перевод С. Кирсанова.}
Раз хромой спросил меня,
Сможет ли его моя -
Лучшая девчонка полюбить?
Говорю я: это может быть.
Но потом я с куртки пуговку срываю,
Дай-ка, друг, судьбу я попытаю!
Кинем!
Если дырочки снаружи -
Ты не верь ей - дело хуже,
Уходи в соседний дом.
Посмотрю: несчастлив ты на свете ль?
Пуговку бросаю: так выходит.
Мне ответят: как же? Дырки эти
С двух сторон выходят! - Да, но так выходит!
Говорю ему: промчалось счастье мимо!
Чтоб не мучиться, реши, что так и быть!
И любви ты не получишь от любимой,
За любовь придется заплатить!
Раз пришел ко мне простак,
И меня спросил он так:
Честно ль с ним делиться будет брат?
- Что же, так бывает, говорят!
Но потом я с куртки пуговку срываю,
Дай-ка, друг, судьбу я попытаю!
Кинем!
Если дырка кверху глянет,
Значит, он тебя обманет
И твое возьмет притом.
Посмотрю: несчастлив ты на свете ль?
Пуговку бросаю... так выходит.
Мне ответят: как же? Дырки эти
С двух сторон выходят! - Да, но так выходит!
Говорю я: обошла тебя удача.
Но не мучься лучше, так и быть!
Должен ты, чтоб тихо жить, не плача,
Половину брату уплатить!
(Берет за руку арендатора Кальяса и ведет его ближе к рампе. Демонстрирует
на нем третью строфу.)
Подошел ко мне бедняк,
Спрашивает злобно так:
Мол, богач разбил мой дом и труд.
Что-нибудь за это мне дадут?
С куртки я сначала пуговку срываю,
Дай-ка, друг, судьбу я попытаю!
Кинем!
Если дырочки снаружи -
Затяни кушак потуже,
Не отплатят и грошом.
Дай взглянуть, несчастлив ты на свете ль?
Пуговку бросаю... Так выходит!
Мне ответят:
Некоторые слушатели (наклонясь к пуговице и взглянув на нее).
Как же? Дырки эти
На две стороны выходят!
Госпожа Корнамонтис.
Да, но так выходит!
Говорю я: обошла тебя удача
И не раз так будет обходить!
И всегда, за все, что б ты ни начал,
Будь ты прав или неправ, - тебе платить!
Арендатор Кальяс. Вы, видно, сегодня не мыли ушей, сударыня! Наместник
совершенно ясно сказал, что аренда - это пустяки! Теперь бы еще лошадок, и я
спасен!
Госпожа Корнамонтис заливается смехом и показывает пальцем на
арендатора Кальяса, который ведет себя так, как если бы он был слеп.
Транспарант: "Бой на юге свирепствует с прежней силой".
Монастырь св. Варравы.
Друг против друга сидят две монахини и Изабелла де Гусман со своим
адвокатом-чухом.
Адвокат. Девица де Гусман желает до начала переговоров о ее вступлении
в ваш монастырь задать вам несколько вопросов.
Изабелла (читает с листка). Достаточно ли строг устав монастыря?
Игуменья. Строже не бывает, дитя мое. (Адвокату.) И дороже нашего
монастыря тоже нет.
Адвокат. Это мы знаем.
Игуменья. Зато и шикарней его нет.
Изабелла. Много ли постных дней? Сколько?
Игуменья. Два дня в неделю, полную неделю перед большими праздниками и
по три дня в начале каждой четверти года.
Изабелла. Действительно ли ваш монастырь недоступен мужчинам? Может
быть, есть какие-нибудь лазейки?
Игуменья. Никаких.
Изабелла. Проста ли пища, жестко ли ложе, многочисленны ли духовные
упражнения?
Игуменья. Пища проста, ложе жестко и духовные упражнения многочисленны,
дитя мое.
Изабелла.
Сколь часто видела я плотское
Вожделенье и любострастие служанок.
Оно претит мне! Даже взоры брата моего
Неоднократно были застланы этим пороком.
За дверями я часто слышала возню. Я ненавижу
Этот смех! Мечтаю я о чистом ложе и нетронутых
персях.
О целомудрие, вечный дар, царственная нищета!
Да будет келья моя бедна и скудна моя пища,
Но тиха ограда, отделяющая меня от мира.
Я молода годами, но сколь много я видела
Высокомерия и недовольства судьбою.
Вот почему я хочу остаться смиренной, бедной и
целомудренной.
Игуменья.
Так мы живем, дитя, и так ты будешь жить,
Такою же, как мы, и ты пребудешь.
(Адвокату.) Но сначала надо договориться об условиях, господин поверенный.
Каков вклад барышни?
Адвокат. Надеюсь, вы не станете драть с нас шкуру. Вот вам список.
Игуменья (читает). Три дюжины сорочек. Не хватит! Скажем - пять дюжин.
Адвокат. Ну-ну, хватит и четырех.
Игуменья. А полотно где?
Адвокат. А к чему полотно?
Игуменья. К чему полотно? Бог даст, барышня доживет у нас до
восьмидесяти лет. Пятьдесят метров полотна домотканого. Ножи, вилки -
серебряные?
Адвокат. Да уж не никелевые.
Игуменья. Господин поверенный, всегда лучше поинтересоваться заранее. И
шкафы мы хотели бы не березовые, а вишневого дерева.
Адвокат. Из-за этого мы с вами не разойдемся. Сейчас мы подходим к
самому главному, мать игуменья.
Игуменья. Да, это верно.
Адвокат. Ага! Вас это обстоятельство тоже смущает?
Игуменья. Увы!
Адвокат. Да, происхождения барышни никак не обойти.
Игуменья (с облегчением). Ах вы вот о чем? А я совсем о другом.
(Встает, подходит к Изабелле, запускает ей руку под шляпку, громко смеется.)
Острая, ничего не скажешь. Ну это здесь не играет роли. Это вздор. Если
остальное в порядке, то это ничего не значит. Итак, самое главное:
ежемесячные взносы...
Адвокат. Вы знаете, какой доход приносят де Гусманам земли, сданные в
аренду.
Игуменья. Не так уж он велик. Разумеется, значительная часть аренды
должна перейти к нашему дорогому монастырю. Мы прикинули: примерно четверть.
Адвокат. Это совершенно невозможно. Брат барышни, господин де Гусман,
несет все расходы по представительству семьи де Гусман и живет исключительно
на доход с аренды.
Игуменья. Насколько мне известно, господин де Гусман в данный момент, к
сожалению, лишен возможности нести представительные функции.
Адвокат. Но ведь у вас здесь живут очень просто, по имеющимся у нас
сведениям.
Игуменья. Просто - не значит дешево.
Адвокат. Кроме того, новое правительство принимает меры к тому, чтобы
аренда вносилась не только своевременно, но и в увеличенном размере.
Игуменья. Так-то так, но полагаться на это нельзя. Мы рассчитываем на
восемь тысяч в месяц.
Адвокат. Я оставляю открытым вопрос - удастся ли выжать эту сумму из
наших арендаторов, они и без того уже измотаны вконец. (Изабелле.) Вам тоже
придется об этом подумать, сударыня.
Игуменья. Да, подумайте, дитя мое. Столько это должно стоять.
Изабелла. Так ли уж это дорого, господин поверенный?
Адвокат отводит ее в уголок. По дороге он еще раз оборачивается к сестрам.
Адвокат. Шесть тысяч?
Сестры качают головой и тупо смотрят в пространство.
(Изабелле.)
Жизнь, о которой вы мечтали по ночам,
Очень дорого обойдется вам.
Изабелла (плачет оттого, что мечта о блаженстве так трудно
осуществляется). Я ни за что не отступлюсь. Разве то, чего я хочу, дурно?
Адвокат (игуменье). Учтите, что вследствие чрезмерного урожая зерно в
этом году не принесло никакой прибыли. Даже помещики принуждены во многом
себе отказывать.
Игуменья. У нас тоже есть пашни. Мы тоже страдаем. Но, может быть, вы
учтете, что у барышни достаточно серьезные основания добиваться вступления
в монастырь. Этот шаг сулит ее семье множество выгод. Мы уже говорили о ее
происхождении.
Адвокат. Хорошо, в таком случае позвольте задать вам еще несколько
вопросов. (Читает с листка.) Перейдут ли земли формально под опеку
монастыря? Будут ли неимущие сестры, если того потребуют обстоятельства,
защищать наши интересы в суде? Можем ли мы рассчитывать на соответствующее
обязательство с вашей стороны?
Игуменья (все время кивает). Можете быть спокойны, все будет сделано.
Ваша барышня - не исключенье.
Адвокат. В таком случае мы согласны. Теперь остается только раздобыть
денег. Это очень нелегко в разгар гражданской войны. Вот поземельные книги
поместий де Гусманов. (Передает книги игуменье, она запирает их в сейф.)
Игуменья. Итак, милая барышня, мы рады приветствовать вас в стенах
нашей тихой обители. Вы будете жить в тишине и покое. Бури жизни не
проникают к нам.
Камень разбивает окно.
Что это? (Вскакивает и распахивает второе окно.) Что нужно на нашем дворе
этим людям с повязками на рукаве?
Звонит. Входит монахиня.
Монахиня. Мать игуменья. На дворе...
Игуменья. Что это значит? Велите кучеру де Гусманов подавать.
Монахиня. Мать игуменья, на; дворе разыгралась ужасная сцена. Мимо
ворот монастыря шел какой-то человек в сопровождении шумной толпы. С ним еще
какая-то молодая, накрашенная женщина. Он увидел лошадей и заявил, что это
его лошади, что он арендатор и что они ему нужны для полевых работ. Он
ударил кучера по голове, выпряг лошадей и увел их. И еще он сказал: господин
де Гусман пешком дойдет до виселицы.
Игуменья. Но это ужасно!
Адвокат. Мать игуменья, обстоятельства принуждают меня просить вас
взять барышню немедленно под свою защиту. Ей, по-видимому, небезопасно будет
выйти на улицу.
Игуменья (смотрит на монахинь). Мне кажется, что опасность грозит не
столько семье де Гусман, сколько ее поместьям.
Адвокат. Значит ли это, что вы отказываете барышне в прибежище?
Игуменья. Я несу ответственность за эту тихую обитель, сударь. Надеюсь,
вы понимаете сложившуюся ситуацию и мне не придется говорить то, чего я не
хотела бы говорить.
Изабелла. Пойдем.
Адвокат. А как насчет земель де Гусмана? Ведь мы уговорились?
Игуменья. Мы дали слово и постараемся не нарушить его.
Стороны раскланиваются. Адвокат и Изабелла уходят.
Кофейня госпожи Корнамонтис.
Вечереет. За столиком сидят богатые помещики Сас, де Хос и Перуинер,
окруженные чемоданами. В глубине сцены домовладелец Кальямасси читает
газету. Госпожа Корнамонтис сидит за стойкой. Она покуривает сигару и вяжет.
Сас.
Мы хорошо придумали -
Здесь переждать до поезда.
Перуинер.
Коль будут поезда.
Де Хос.
Здесь неприметны мы. А это
В такое время главное.
Вот до чего дошло!
Сас.
Какие вести с фронта?
Вот главное.
Перуинер.
Плохие вести.
Не стоит даже уезжать.
Де Хос.
А виноват во всем вице-король,
И Дуарте, что свел с ним Иберина.
Учением о чухах и о чихах
Хотят мужлана от Серпа отвлечь,
Чтобы потом он нам же сел на шею.
Снаружи доносится шум.
Перуинер.
Что там за шум?
Сас (с иронией).
Грядет герой народный.
Вся Лума говорит о лошадях
Крестьянина Кальяса.
Перуинер.
Это скверно!
Сас.
И очень заразительно.
Перуинер.
Весьма!
По улице идут арендатор Кальяс и его дочь. Он ведет на поводу двух лошадей.
С ним - арендатор Парр, три сбиша и уличная толпа. Он втаскивает лошадей в
кофейню и привязывает их к стойке. Толпа кричит: "Да здравствует Иберин!" и
"Да здравствует Кальяс!"
Первый сбиш. Сюда, Кальяс! Иди, иди, старый греховодник!
Второй сбиш. Добрые люди, перед вами "Кальяс с конями" - победитель
чухского суда.
Госпожа Корнамонтис (к Нанна). Здравствуй, Нанна. Добро пожаловать в
кофейню, где ты долгое время была официанткой.
Арендатор Кальяс (рекомендуя Парра). Это мой друг Парр, тоже арендатор.
Понимаете, иду это я два дня тому назад по улице, со мной дочка. Дело
выиграли. Помещика присудили к повешению. Но лично я тут, конечно, ничего не
выгадал. Я был, так сказать, по-прежнему гол как сокол - ничего, кроме
чести. Мне, так сказать, только вернули дочь, а это ведь лишний рот и больше
ничего. И вдруг вижу я - у монастырских ворот этих бездельниц Варравы стоят
лошади. Ага, говорю я дочке, это наши лошадки! Ведь он же тебе обещал
лошадей, говорю я, когда соблазнял тебя. В сущности, так оно и есть,
отвечает моя дочь. Она только боялась, что нам не поверят. Отчего же не
поверят, говорю я и забираю лошадей. Довольно я натерпелся обид.
Арендатор Парр (с восхищением). Подумайте, он даже не подождал, покуда
наместник ему присудит!
Арендатор Кальяс. Нет, я решил: что есть - то есть! (Поет.)
ПЕСНЯ "ЧТО ЕСТЬ - ТО ЕСТЬ" {*}
{* Перевод С. Кирсанова.}
Жил-был один человек,
Он плохо жил свой век.
Сказали ему: терпенье!
Так долго терпел человек,
Что стал, ожидая, тенью.
Иберину хвала и честь!
Однако
Что есть - то есть!
Человек был очень плох,
Он поднял крик и ох.
Человек оказался жохом.
Сулили ему из крох
Дать, чтобы он не охал.
Иберину хвала и честь!
Однако
Что есть - то есть.
Человек один жил-был,
Ни крошки не получил.
И сам, что хотелось, взял он.
И жрет теперь что есть сил
И плюет на что попало.
Иберину хвала и честь!
Однако
Что есть - то уж есть!
Сас. Это же открытый мятеж!
Первый сбиш. С чухской точки зрения это величайшее геройство.
Рекомендуется подражать!
Госпожа Корнамонтис, обеспокоенная возможностью скандала, приносит Нанна
чашку кофе.
Госпожа Корнамонтис. Не хочешь ли чашечку кофе, Нанна?
Нанна. Нет, спасибо.
Госпожа Корнамонтис. Выпей!
Нанна. Я не заказывала кофе.
Госпожа Корнамонтис. И не надо. Я угощаю. (Проходя мимо Саса,
вполголоса.) Осторожней!
Сас (отмахиваясь от нее, сбишам). Вы правда думаете, что это
соответствует желаниям Иберина?
Первый сбиш. Да, почтеннейший, это соответствует желаниям господина
Иберина. Вы небось думаете, что люди в деревянных башмаках хуже вас? В
поучение вам, милостивые государи, мы позволим себе спеть нашу новую песню в
честь Иберина.
Сбиши (поют).
НОВАЯ ПЕСНЯ В ЧЕСТЬ ИБЕРИНА {*}
{* Перевод С. Кирсанова.}
У помещика и день и ночь расчет:
Что бы можно было выручить еще?
У крестьянина - и день и ночь забота:
Как бы барину еще доставить что-то.
Стоит на столе
Суп и филе.
Вино прямо в рот
Услужливо льет.
В кровать
Несет - отбивную жевать.
Затем салат
И купальный халат.
Куришь? - в зубах
Виргинский табак.
Что хочешь - несут!
Тут как тут!
Да, порядок превосходен и по нраву богачу;
Говорит он - слава богу, я другого не хочу.
Первый сбиш. При таком положении вещей, дорогие друзья, арендаторы
пошли к своему дорогому господину Иберину, а господин Иберин пошел к
помещику и показал ему, где раки зимуют. И помещик - куда девалась вся его
спесь? - стал обходиться с арендаторами точно брат родной.
Сбиши (снова запевают).
Стоит на столе
Суп и филе.
Вино прямо в рот
Услужливо льет.
В кровать
Несет - отбивную жевать.
Затем салат
И купальный халат.
Куришь? - в зубах
Виргинский табак.
Что хочешь - несут!
Тут как тут!
Да, порядок превосходен и по нраву мужику;
Говорит он - слава богу, я другого не хочу.
У крестьянина и день и ночь расчет:
Что бы можно было выручить еще?
А у барина и день и ночь забота:
Как бы мужику еще доставить что-то?
Сбиши сопровождают свою песню действиями: во время первой строфы они
заставляют арендатора Happa кланяться помещикам; во время второй - подымают
его на стол, надевают на голову шляпу господина Саса, суют в рот сигару де
Хоса, подносят стакан Перуинера. Арендатор Парр приплясывает на столе, стуча
деревянными подошвами.
Первый сбиш. Господа, раздача лошадей и земледельческих орудий
арендаторам вот-вот начнется. А также раздел земли. Взяв себе лошадей,
Кальяс только предвосхитил то, что все равно произойдет.
Арендатор Парр (арендатору Кальясу). Этого же хочет и Серп.
Арендатор Кальяс. Не совсем. При Серпе лошади достанутся всей деревне!
Но заметь: предвосхитить - это очень хорошо! Ты же сам слышал, друг мой,
что я сделал. При всем моем доверии к господину Иберину - а, должен сказать,
доверие мое к нему безгранично - все же, если тебе удастся на этих днях
залучить лошадок - ну, скажем, случайно, как мне, - то это очень неплохо. Я
бы даже сказал - так вернее.
Арендатор Парр. Понятно. Да здравствует Иберин! Но только то, что есть,
- то есть. Кальяс, ты открыл мне глаза. Теперь я знаю, что мне делать.
(Торопливо уходит.)
Первый сбиш. Так или иначе, прошу всех присутствующих выпить за
здоровье Кальяса и его коней.
Сбиши встают. Помещики, за исключением господина Перуинера, остаются сидеть.
Де Хос (вполголоса). Я не стану пить за здоровье конокрада!
Сас. Тогда лучше немедленно уйти.
Помещики расплачиваются, встают и уходят.
Второй сбиш. Я не верю своим глазам! Они отказались пить за твое
здоровье, Кальяс. Мне это не нравится. Держу пари, что они чихи!
Арендатор Кальяс. Я как будто знаю их. Это те самые люди, которые
показали на суде, что моя дочь приставала к чиху. Это друзья де Гусмана, они
из того же теста, что и он.
Сбиши. Сиди спокойно, Кальяс! Нам еще придется серьезно поговорить с
этими господами по твоему делу.
Сбиши уходят вслед за помещиками.
Госпожа Корнамонтис (бежит за сбишами). Ради всего святого, не трогайте
наших богатейших помещиков! (Уходит.)
Арендатор Кальяс (дочери). Не можешь ли ты раздобыть какую-нибудь
мелочь? Я здорово проголодался.
Нанна. Ничего я не могу. Вот уже три дня Лума чествует меня как
королеву. Все пьют за мое здоровье, говорят о моем возвышении. И вот уже три
дня, как никто ко мне не пристает. Я ничего не могу заработать. Мужчины
смотрят на меня почтительно, не так, как раньше - с вожделением. Это просто
катастрофа.
Арендатор Кальяс. Во всяком случае, в этот притон ты уже больше не
возвращайся. Коняги у меня тоже уже есть. И я даже пальцем не пошевелил,
чтобы добыть их!
Hанна. А я считаю, их у тебя еще нет.
Входят два адвоката семьи де Гусман. С распростертыми объятиями они
бросаются к Кальясу.
Адвокаты. Ах вот вы где, дорогой господин Кальяс! Мы хотим сделать вам
одно блестящее предложение. Сейчас мы все уладим. (Подсаживаются к нему.)
Арендатор Кальяс. Так.
Адвокаты. Мы можем сообщить вам, что некая семья готова на известных
условиях пойти вам навстречу в деле, касающемся лошадей.
Нанна. На каких условиях?
Арендатор Кальяс. Вы имеете в виду чихскую семью?
Адвокаты. Вам, вероятно, известно, что дело, о котором мы говорим,
будет пересмотрено.
Арендатор Кальяс. Мне это неизвестно.
Адвокаты. Вы могли предвидеть, что в неких высоких кругах будут приняты
меры к тому, чтобы приговор был отменен.
Арендатор Кальяс. В чихских кругах.
Адвокаты (смеются). В чихских кругах. Мы располагаем показанием, данным
под присягой, о том, что ваша дочь, честь которой мы, впрочем, отнюдь не
хотим задеть, еще до знакомства с некиим господином чихского происхождения
находилась в связи с другим мужчиной, вследствие чего обвинение в совращении
отпадает.
Нанна. Неправда.
Адвокаты. Если бы вы это подтвердили, мы могли бы тотчас же
договориться о передаче в дар.
Арендатор Кальяс. Я вам на это отвечу только одно...
Нанна. Стой! (Адвокатам.) Оставьте нас на минуту вдвоем.
Адвокаты. Коротко и ясно: если у вас есть голова на плечах, вы можете
сейчас же получить в подарок пару лошадей! (Медленно подходят к стойке.)
Арендатор Кальяс. Иберин - за нас, оттого-то они такие сговорчивые. Не
станем же мы продавать свое доброе имя за ломаный грош. Что ты скажешь?
Нанна. Я считаю, что нужно взять лошадей. Не то важно за кого Иберин, а
важно - как дела на фронте.
Кальяс. А как дела на фронте?
Нанна (взволнованно листает газету). Здесь все вранье, но и так ясно,
что Серп продвигается все дальше. Даже здесь написано, что они уже на
подступах к городу Мирасонноре. Там электрическая станция, дающая свет
столице. Если они захватят станцию, они могут отключить ток.
Арендатор Кальяс. Дочь моя, я осушаю стакан за здоровье нашего друга
Лопеса. Он сражается, как лев. Помещики уже раздаривают своих лошадей. Но
нужно быть на месте, ибо то, что есть, - то есть.
Нанна. Но счастье может изменить Серпу. У него слишком мало людей.
Слишком многие убежали так же, как ты.
Арендатор Кальяс. Я с тобой не согласен. (Делает знак адвокатам.)
Господа, вот мой ответ семейству де Гусман: нет! Незачем мне ничего
признавать. Читайте сегодняшние газеты. Не обязан я больше лизать вам
сапоги!
Адвокаты. А лошади?
Арендатор Кальяс. Так лошади же у меня. Вот они, стоят у дверей. Я не
подумаю поступиться честью моей дочери, чухской девушки.
Адвокаты. Как вам угодно! (Уходят.)
Домовладелец Кальямасси (сидевший за соседним столиком). Вы чем-то
расстроены, господин Кальяс?
Арендатор Кальяс. Наоборот! Эти чихи - удивительные дураки. Они
вздумали подкупить меня. Но я их здорово отбрил! Они хотели подарить мне
лошадей. До того их скрутило. Но они подбивали меня на бесчестный поступок.
Как это похоже на чихов! Они думают, что ко всему можно подходить только с
низменной, корыстной точки зрения. О, как прав наместник! Сударь! Прошли те
времена, когда я принужден был продавать свою честь. Отныне я уже не могу
смотреть на вещи с такой низкой точки зрения. Пусть они это запомнят раз и
навсегда. А какие чихи дураки - это видно уже по тому, что теперь я получил
коняг за то, что чих получил мою дочь. Не всякий сумеет такое. Дочь моя не
лучше и не хуже, чем любая девушка в ее годы, - но вы только взгляните на
моих лошадок! Они стоят у дверей. Между нами говоря, о том, чтобы я получил
за дочку лошадей, - и речи, конечно, не было.
Нанна (замечая, что он пьян). Не пора ли нам, отец?
Арендатор Кальяс. Это же курам на смех! Просто господин де Гусман
смотрел сквозь пальцы, когда я пользовался ими. Кто же отдаст таких коней за
девушку? Пойдите взгляните на них!
Домовладелец Кальямасси. Господин Кальяс, я почту за честь полюбоваться
вашими конями.
Нанна вытаскивает отца из кофейни, ухватив его за полы куртки. Домовладелец
Кальямасси уходит за ними. Слышен голос диктора: "Серп угрожает
электростанции города Мирасонноре. Будет ли столица сегодня ночью погружена
во тьму?" Через дверь в глубине сцены вбегают помещики Сас, де Хос и
Перуинер. Они ранены. За ними входит госпожа Корнамонтис.
Госпожа Корнамонтис. Ах, господа! Было бы вам встать и выпить за
здоровье господина Кальяса. Как никак, а ведь он народный герой.
Сас. Немедленно опустите ставни! Сбиши гонятся за нами!
Перуинер. Дайте воды, ваты, бинтов!
Госпожа Корнамонтис приносит воду и бинты. Помещики перевязывают свои раны.
Сас. Как только расправятся с Серпом, надо будет перевешать всех этих
молодчиков.
Перуинер (госпоже Корнамонтис). Рука совсем не действует. Перевяжите
мне голову тоже!
Госпожа Корнамонтис. Голова у вас цела, господин Перуинер.
Перуинер. Зато она острая, дорогая моя!
В дверь стучат. Входит незнакомец.
Незнакомец. Здесь нужна медицинская помощь. Я врач.
Перуинер (кричит). Шляпу долой!
Врач снимает шляпу. У него острая голова.
Кто вы такой? Вы чих!
Врач (кричит). Я врач!
Сас. Коль вас застанут здесь - убьют и нас.
Врач уходит.
Де Хос (Перуинеру).
Не будь ты чих - не гнались бы за нами!
Перуинер.
Ох нет, я не держусь такого мненья.
Все дело в платье. Выглядишь прилично -
И отдан ты на произвол толпы!
Все это вытекает из того,
Что Гусмана напрасно осудили.
Нет-нет, отнюдь не следовало нам,
Помещикам, помещика предать им;
Мы выдали им чиха, а они
С помещиком расправиться стремились!
Де Хос.
Что ж теперь делать?.. Я уверен,
Что до вокзала нам уж не добраться.
Стучат. Госпожа Корнамонтис осторожно открывает дверь. Входит Mиссена.
Mиссена (приветливо).
Ну как я рад, что вас здесь нахожу!
Сас.
Весьма обязаны. Верней - обвязаны.
Нещадно нас избили ваши люди,
На улице набросившись на нас!
Де Хос.
Как идет сраженье?
Mиссена.
Неважно.
Де Хос.
Скажи нам правду.
Миссена.
Проиграно! Бегут отряды наши,
И поля битвы нам не удержать.
Перуинер.
А поле битвы где?
Mиссена.
В Мирасонноре,
Электростанции не отстоять.
Сас.
Так близко? Чертовщина!
Mиссена.
Всем ли ясно,
Что делать вы должны? Нам нужно денег!
Нам денег нужно! Денег нужно! Денег!
Перуинер.
Да, денег! Денег! Денег! Легко сказать.
На что они пойдут?
Сас.
Нас колотили люди Иберина!
Миссена.
Ну этому никак помочь нельзя.
Уж так, друзья, ведется: если вы
Телохранителя не накормили -
Он против вас оружие поднимет.
Вот почему решился Иберин
На подкуп половины бедняков,
Чтоб укротить другую половину.
Так рассчитайте каждый, чих и чух,
Какую сумму может дать взаймы, -
Иначе рухнет все!
Свет мигает и гаснет.
Сас.
Ну что такое?
Mиссена (торжествующе).
Друзья мои, Мирасонноре пала!
Госпожа Корнамонтис (вносит зажженную свечу). Боже мой, господа, что же
теперь будет? Ведь если так пойдет дальше, то завтра Серп нагрянет к нам в
Луму.
Де Хос.
Чем можно тут помочь?
Миссена.
Помогут деньги.
Сас.
Откуда деньги, если нет доверья?
Уж о побоях я не говорю,
Не посягайте на мое добро,
И я могу простить вам тумаки,
Достались ведь они мне по ошибке.
Важней другое: как с арендной платой?
Миссена.
Аренда? Это собственность, она священна.
Перуинер.
А как же будет с лошадьми Кальяса?
Mиссена.
Чего вы добиваетесь?
Сас.
Суда.
И гласного! Немедленно! А ваш
Герой народный должен возвратить
Двух лошадей! Немедленно, открыто!
Миссена.
Гоните деньги - мы устроим суд.
Я знаю, Иберина удручает
Та мелочная, низменная жадность,
Которой арендаторы полны.
Но жалобы напрасны. Пока Серп не сломлен,
Любой возьмет и лошадь и добро,
Которого в хозяйстве не хватает;
Но с вашей помощью разгромлен будет Серп.
К де Гусману тогда вернется власть,
И лошади к де Гусману вернутся;
Но не касайтесь казни на суде!
Отстаивайте лошадей его, не жизнь.
Сначала лошади, а жизнь потом.
Идемте ж к Иберину. Но одно
Запомните: про деньги - осторожней!
Претит его возвышенному духу
О низменных предметах разговор.
Он верует, что чухский дух способен
Сразить врага без помощи извне.
Но - денег надо. Вы их предложите
Самозабвенно, жертвенно, с восторгом -
Тогда он несомненно их возьмет.
Перуинер (показывая на свою острую голову).
Но там таких голов не привечают.
Миссена.
Научатся ценить вас в трудную минуту.
Перуинер.
Не примут там от чиха денег.
Миссена (улыбаясь).
Еще как!
Готов я биться с вами об заклад,
Что деньги примут. Ну идем скорее!
Дворец вице-короля.
Вновь заседает суд во дворе. Но двор очень изменился. Большая люстра, ковер,
новая одежда судейских говорит о богатстве. На старом судье новая мантия, он
курит толстую сигару. Инспектор уже не босой. Пока судейские чиновники под
наблюдением Mиссены оборудуют зал суда, судья под тихую музыку поет "Песню о
живительном действии денег".
Судья (поет.)
ПЕСНЯ О ЖИВИТЕЛЬНОМ ДЕЙСТВИИ ДЕНЕГ {*}
{* Перевод С. Кирсанова.}
На земле считают деньги мразью,
Но земля без денег холодна.
А от чудной силы денег сразу
Может стать приветливой она.
Только что был мир забрызган грязью,
А теперь все золотом горит,
Потеплело, и просохли слезы,
Есть у всех что надо! Славный вид!
Горизонт окрашен цветом розы.
Посмотрите, как труба дымит!
Да, совсем другой и мир и век.
Шире взгляд. И сердца стук быстрее.
Стол обилен. Платья запестрели.
Человек живет, как человек.
Ах, как ошибается жестоко,
Кто считает, будто деньги - чушь.
Если иссякает бег потока -
Постигает почву сушь.
Все вопят вразброд, стараясь вырвать куш.
Раньше все давалось без труда,
Полусытый как-то с сытым ладил,
Жизнь теперь - бездушна и груба,
Братья, мать, отец - живут в разладе.
Гляньте, больше не дымит труба.
Все живет, завидуя и зля.
В затхлости никто дышать не может.
Каждый - всадник, и никто - не лошадь,
И земля - холодная земля.
Так - со всем великим и красивым,
И к упадку этот мир течет.
С пустотой в желудке и босыми
Пятками - величье не влечет.
Всех манит не благо, а расчет.
Малодушный у людишек вид.
Если ж добрый золотом владеет,
Он деянья добрые творит.
Ну а кто пошел путем злодея -
Посмотри наверх - труба дымит.
Веришь снова, род людской, тебе!
Человек прекрасен и т. п.
Выше чувства, выше голова,
Кто седок, кто лошадь - ясно стало.
Шире взгляд. И сердце застучало,
Жизнь опять вошла в свои права.
На черной доске инспектор пишет крупными буквами: "Дело монастыря св.
Варравы и арендатора Кальяса о присвоении двух лошадей".
Транспарант: "Правительственные войска, получив подкрепление, контратакуют
Серп".
Из дворца выходит Иберин.
Иберин.
Какие вести с поля битвы?
Миcсeна.
Много лучше.
Серпа атаку ночью мы отбили,
А утром в наступленье перешли.
К нам вовремя явились подкрепленья
С орудиями. И в Мирасонноре
Вновь счастье повернулось к нам лицом.
Мы скоро отобьем электростанцию,
Что занял Серп три дня тому назад...
Вы тяжбу эту сами разберете?
Иберин.
И не подумаю! Исход-то неизвестен.
Я ничего решать не стану
До вести о победе над Серпом.
Миссена.
А мы приступим.
Иберин.
Что же, вам виднее.
(Уходит во дворец.)
Миссена.
Ни да, ни нет! Таков его обычай.
Приступим без него. Минутку, господин судья.
(Отводит судью в сторону, что-то внушает ему, пока не появляются тяжущиеся.
После этого уходит.)
Инспектор. Дело монастыря святого Варравы и арендатора Кальяса о
присвоении двух лошадей.
Арендатор Кальяс, Нанна, Изабелла де Гусман, игуменья и адвокаты входят
в зал.
Арендатор Кальяс. Я открою ему глаза на то, как поступают в его духе.
Пусть он сам скажет, имеет ли чих право отнимать у чуха лошадей, когда они
нужны тому для полевых работ.
Нанна. Этак ты всех лошадей угонишь.
Арендатор Кальяс. Не всех. Только у чихов.
Адвокат-чух (громко).
Какие вести с поля битвы?
Игуменья.
С утра сегодня лучше.
Адвокат-чух.
Отлично. От исхода боя зависит все.
Изабелла.
Ах, мать игуменья! Скорей бы
Нам кончить низкую, мирскую тяжбу!
Нанна. Остроголовая, дура дубовая. (Пауза.) Зато набожная! И задница
как у королевы. До чего упитанная баба! Что угодно выдержит. Ну да разве она
станет работать? (Кальясу.) И за все платишь ты.
Арендатор Кальяс. Я? Ни черта я больше не плачу. (Женщинам.) От меня вы
ни гроша больше не получите.
Игуменья. Дорогое дитя, тебе лучше всего укрыться в нашей тихой
обители.
Нанна. Да, ей это полезно. Пускай эта коза отдохнет от безделья.
Арендатор Кальяс. Сволочь чихская!
Нанна. Судья опять тот же. Это скверно.
Арендатор Кальяс. Скверно только то, что сегодня совсем народу нет. Но
мы еще посмотрим, чья возьмет.
Игуменья. Ну что ж, посмотрим, милейший!
Haнна. Только сначала почтенного братца повесят!
Изабелла шатается - ей дурно.
(Кричит.) Подайте пару лошадей, отвезите ее сахарницу в монастырь.
Игуменья. Попридержите язык. (Подходит к Кальясу.) Вы что о себе
воображаете? Вы думаете - оттого что у вас круглая голова, вы можете больше
не платить аренду? А вы знаете, кому вы ее будете платить?
Арендатор Кальяс. Чихам - ни гроша.
Игуменья берет его руку и кладет себе на голову.
Нанна. Вы что хотите сказать?
Игуменья. А вот увидите. Во всяком случае, у нас тоже круглые головы.
Нанна (отцу). Видно, у Серпа дела плачевны. Здесь все не так, как было
неделю назад. Они разжились деньгами. Плохо нам будет.
Арендатор Кальяс. Я всецело полагаюсь на господина Иберина.
Транспарант: "Смертный приговор, недавно вынесенный одному из крупнейших
помещиков страны, произвел сильное впечатление на арендаторов. Многие
отходят от Серпа и остаются на своих фермах".
Судья. Господин Иберин очень занят, но он непременно прибудет в суд,
чтобы самолично вынести решение по этому делу, поскольку оно вызвало много
толков в столице и касается вопроса о собственности.
Арендатор Кальяс. Хочу подчеркнуть, что я опираюсь на слова господина
наместника: арендная плата - это пустяки. И еще он сказал: "При чем тут
лошади!" Кроме того, я считаю, что со мной поступили несправедливо.
Судья. Все по порядку, друг мой. Сначала мы выслушаем поверенного семьи
де Гусман.
Адвокат-чух. У этого человека нет никаких оснований притязать на
лошадей.
Нанна. Видно, у барышни есть основания: она хочет молиться верхом.
Судья. Тише! (Кальясу.) Теперь вы можете объяснить - на каком основании
вы присвоили лошадей.
Арендатор Кальяс. Когда помещик соблазнил мою дочь, мы и уговорились с
ним, что я получу лошадей.
Адвокат-чух.
Так, значит, это сделка?
Арендатор Кальяс молчит.
Просто - сделка?
Закрой глаза на дочкино бесчестье,
И ты получишь пару лошадей.
Нет, так не водится. Не допускаю,
Чтоб оценить ты мог позор дочерний
Не выше пары лошадей. Возможно ль?
Арендатор Кальяс.
Я в сделку не вступал.
Адвокат-чух.
А что ж ты сделал?
Арендатор Кальяс (к Нанна).
На чем меня он ловит?
Нанна.
Ты сказал,
Что будто бы тебе их подарили.
Адвокат-чух.
Когда же получили вы подарок?
Арендатор Кальяс.
А как вы разумеете "когда"?
Адвокат-чух.
Очень просто: до или после?
Арендатор Кальяс.
Я чиху отвечать не стану.
(Оглядывает присутствующих, ожидая одобрения, но видит лишь каменные лица.)
Это ловушка, господин судья, меня хотят поймать. Такие колючие вопросы может
придумать только острая голова.
Судья.
Коль ты заранее уговорился,
То в сводничестве гнусном ты виновен.
Но суд готов считать, что за молчанье
Ты после принял лошадей в подарок.
Как пластырем, конями залепили
Твою обиду. Так ли? Отвечай,
Затычкой эти лошади служили?
Арендатор Кальяс. Да, это было после. Это был пластырь. Когда мне
нанесли обиду, то лошади были пластырем.
Транспарант: "Сражение на юге развивается успешно. Серп перешел к обороне".
Адвокат-чих (тихо, своему коллеге).
О чихах или чухах ни слова нынче!
Адвокат-чух (вполголоса). Я уже заметил. (Судье.) Высокий суд, мы тоже
считаем, что данный случай имеет основополагающее значение для нашей
страны. Могут сказать: двумя лошадьми больше или меньше - не все ли равно
для крупнейших землевладельцев нашего острова? Однако это не так. Отдайте
арендатору коней - все арендаторы начнут хватать лошадок.
Нанна. И коза не попадет в монастырь, где ей необходимо отдохнуть от
безделья!
Игуменья (громко).
На юге арендаторы уводят
Коней из стойл, прихватывая плуги,
И громко голосят про справедливость.
Им кажется теперь несправедливым,
Что наши земли, лошади и плуги
Вчера принадлежали только нам!
Адвокат-чух. Высокий суд, со вчерашнего дня в тюрьме находится один
человек, тоже арендатор. Я ходатайствую о том, чтобы его привели.
Судья кивает головой.
Инспектор (вызывает). Арендатор Парр!
Нанна. К чему им понадобился еще Парр?
Арендатор Кальяс. Ни к чему. Все это их уловки.
Вводят арендатора Парра, закованного в кандалы.
Адвокат-чух. В тот день, когда господин Кальяо привел лошадей в кофейню
госпожи Корнамонтис, вы были вместе с ним?
Арендатор Паpp. Да.
Адвокат-чух. Вы, так же как и он, арендуете землю у семьи де Гусман?
Арендатор Парр. Да.
Адвокат-чух. Выйдя из кофейни, вы вернулись домой пешком, потратив на
дорогу пять часов, и угнали лошадей в имении семьи де Гусман?
Арендатор Парр. Да.
Адвокат-чух. На каком основании?
Арендатор Парр молчит.
У вас есть дочь, господин Парр?
Арендатор Парр. Нет.
Адвокат-чух. Значит, семья де Гусман не преподнесла вам в дар этих
лошадей?
Арендатор Парр молчит.
Почему вы присвоили себе лошадей?
Арендатор Парр. Потому, что они были мне нужны.
Адвокаты улыбаются.
Судья. Но ведь это же не причина!
Арендатор Парр. Для вас, может быть, а для меня еще какая причина!
Участок мой на болоте, мне нужны кони для пахоты, это каждому понятно.
Адвокат-чух. Господин Кальяс, и ваш участок тоже на болоте?
Арендатор Кальяс молчит.
Арендатор Парр. В точности как у меня.
Адвокат-чух. Господин Кальяс, вам лошади тоже были нужны?
Арендатор Кальяс. Да... то есть нет. Я хочу сказать, что взял я их не
потому, что они мне были нужны, а потому, что мне их подарили.
Адвокат-чух. Стало быть, вы не одобряете образ действий вашего друга?
Арендатор Кальяс. Нет, не одобряю. (Парру.) Как это ты решился увести
лошадей? Ты не имел на это никакого права.
Арендатор Парр. Права и ты не имел.
Адвокат-чух. Разве? Почему господин Кальяс не имел права увести
лошадей?
Арендатор Парр. Потому, что ему тоже лошадей не дарили.
Арендатор Кальяс. Тебе-то откуда это известно? Что ты такое несешь?
Арендатор Парр. Много лошадей нужно бы иметь де Гусману, чтобы за
каждую бабу давать по две лошади!
Адвокат-чух. Высокий суд! Арендатор Парр в простоте своей выразил
мнение широких кругов арендаторов, а именно: что в случаях, аналогичных
случаю с Нанна Кальяс, ценные подарки не в обычае. Высокий суд, я прошу
вызвать одного свидетеля, чьи показания сильно удивят вас. Этот свидетель
изложит мнение самого Кальяса в том, легко ли раздаривают помещики своих
лошадей.
Нанна. Кого они там еще выкопали? Ты много вздору нагородил в кофейне.
Арендатор Кальяс. Дело дрянь! А во всем виноват один Парр. Вот
дурень-то! Он все мне испортил.
Входит домовладелец Кальямасси.
Адвокат-чух. Прошу вас, повторите слова, сказанные вам господином
Кальясом в кофейне.
Нанна. Протестуй немедленно!
Арендатор Кальяс. Высокий суд, этот свидетель вообще ничего не стоит.
Если я ему что и говорил, то в частном разговоре.
Адвокат-чух. А что же именно говорил господин Кальяс?
Домовладелец Кальямасси (единым духом). Господин Кальяс сказал: "Само
собой разумеется, между нами и речи не было, что мне подарят за дочку
лошадей. Ведь это курам на смех! Господин де Гусман попросту закрывал глаза,
когда я ими пользовался. Да и кому придет в голову дать за девушку таких
лошадей? Вы только подите и взгляните на них!"
Судья (арендатору Кальясу). Вы говорили это?
Нанна. Нет.
Арендатор Кальяс. Да, то есть нет... Я был просто пьян. Все чокались со
мной в честь моей победы над помещиком, а закуски мне никто не предложил.
Судья. Все это звучит не очень убедительно, господин Кальяс. Подумайте
как следует - не лучше ли вам добровольно отказаться от лошадей?
Нанна. Этого ты не сделаешь!
Арендатор Кальяс. Ни за что, высокий суд! Я не могу отказаться от
лошадей. (Повысив голос.) Я предлагаю - пусть наместник сам вынесет
приговор, так как речь идет не о простых, а о чихских лошадях. Да, в этом-то
все дело - речь идет о чихских лошадях!
Транспарант: "По слухам, наместник получил с фронта самые благоприятные
вести!"
Из дворца выходит Иберин.
Судья. Господин наместник, по делу о лошадях монастыря святого Варравы
арендатор Кальяс требует вашего приговора.
Иберин (несколько выступив вперед).
Чего тебе еще? Ведь я исполнил
Все, что ты требовал. Не я ли честь
Тебе вернул? И к смерти человека,
Тебя обидевшего, присудил,
Не посмотрев, богат ли он иль беден?
Тебя возвысил я! А ты что сделал?
Остался ль ты на этой высоте?
Твои поползновенья мне известны,
И я предупреждаю: берегись!
Арендатор Кальяс. Разрешите обратить ваше внимание на то, что лошади,
необходимые для полевых работ, находились в руках чихов.
Игуменья. Разрешите обратить ваше внимание на то, что они в данный
момент находятся в руках чухов.
Спор, государь, о наших лошадях,
А мы ведь чухи. Но если б даже
Они принадлежали чихам, что с того?
Ведь собственность есть собственность, не
так ли?
Кто смеет покушаться на нее!
Вот перед вами пара лошадей,
Вы их осматриваете подробно,
Оцениваете, глядите в зубы, -
Что ж? Где видна тут чихская рука?
И впрямь скажите, что такое лошадь?
Кому присуща - чихам или чухам?
Ни тем и ни другим. Лошадь - это
Товар, который стоит сотню песо,
А то и больше и который мог бы
С тем же успехом быть и сыром или
Парой сапог за сотню с лишним песо.
Короче говоря, то, что там ржет
И землю роет, есть не что иное,
Как сотня звонких песо, и притом
Они принадлежат монастырю.
Они случайно лошадиной шкурой
Облечены. Но точно так же как
От лошади неотделима шкура,
От них неотделимо наше право:
Они принадлежат монастырю.
Адвокат-чух. Дело в том, что монастырь получил в дар половину всего
живого и мертвого инвентаря де-гусмановых поместий, куда входят и эти
лошади.
Арендатор Кальяс. Во всяком случае, когда я их взял, они еще не
принадлежали монастырю.
Изабелла (неожиданно, в бешенстве). Но и не тебе, скотина! Шапку долой!
Haнна. Вас не спрашивают!
Арендатор Кальяс. Никто в их семейке даже не умеет запрячь лошадей.
Изабелла. Шапку долой! Это наши лошади! Шапку долой!
Арендатор Кальяс. Я ссылаюсь на слова наместника: тут нет ни богатых,
ни бедных!
Изабелла. Вот то-то и оно! Шапку долой!
Иберин. Сними же шапку!
Арендатор Кальяс снимает шапку.
(К помещикам.)
С этим пора кончать!
Я слышал, ходят слухи, будто я
Расправиться с помещиками жажду,
Лишь оттого, что присудил я к смерти
Чиха-помещика. Какая глупость!
Я осудил не собственность, конечно,
Но только злоупотребленье властью.
А ты, мужик, из всех великих чувств,
Что наполняют сердце чуха, понял
Одно лишь - что стяжать приспело время.
Ты честь на лошадей менять готов?
И это чух! Позор тебе, мужик!
Адвокат-чух (резко). Господин наместник! Высокий суд! Мой клиент -
монастырь святого Варравы - готов представить доказательство, что
вышеозначенный Кальяс принадлежит к мятежникам.
Адвокат-чих. Господин Кальяс только что весьма решительно осудил кражу
лошадей, которую совершил его друг арендатор Парр. (Свидетелю Кальямасси.)
Но, если не ошибаюсь, в кофейне господин Кальяс пел песню, которая
взволновала всех посетителей.
Домовладелец Кальямасси. Верно. Он пел запрещенную песню: "Что есть -
то есть".
Нанна (отцу). Ну теперь тебе крышка.
Адвокат-чух. Я ходатайствую перед судом - пусть обвиняемый Кальяс
повторит здесь эту песню.
Иберин (арендатору Кальясу). Ты пел эту песню?
Арендатор Кальяс. Нет, то есть да. Я пьян был, высокий суд. Все
чокались со мной, а закуски никто не предложил.
Иберин. Повтори песню!
Арендатор Кальяс. Какая это песня? Всего-то несколько куплетов.
Иберин. Спой их!
Арендатор Кальяс. Сейчас. (Молчит.)
Иберин. Пой, тебе говорят!
Арендатор Кальяс (угрюмо). Я охрип.
Адвокат-чух. Мы и не ожидаем эстетического наслаждения.
Иберин. Пой!
Арендатор Кальяс. Я слышал ее только раз, сейчас мне и не припомнить
всего. Как будто так. (Повторяет скороговоркой текст песни, оттеняя только
слова - "Иберину хвала и честь".)
ПЕСНЯ "ЧТО ЕСТЬ, ТО ЕСТЬ"
Жил-был один человек,
Он плохо жил свой век.
Сказали ему: терпенье!
Так долго терпел человек,
Что стал, ожидая, тенью.
Иберину хвала и честь!
Однако
Что есть - то есть!
Человек был очень плох,
Он поднял крик и ох.
Человек оказался жохом.
Сулили ему из крох
Дать, чтобы он не охал.
Иберину хвала и честь!
Однако
Что есть - то и есть.
Человек один жил-был,
Ни крошки не получил.
И сам, что хотелось, взял он.
И жрет теперь что есть сил
И плюет на что попало.
Иберину хвала и честь!
Однако
Что есть - то уж есть!
Игуменья (громко). Это открытый мятеж!
Судья. Я вынужден поставить вопрос, не является ли эта песня прямым
оскорблением правительства?
Иберин. Отобрать у него лошадей.
Судья. Суд определил: лошадей у тебя отобрать. (Уходит.)
Арендатор Кальяс. Я, стало быть, не получу лошадок?
Иберин. Нет. Суд есть суд. И все пред ним равны.
Арендатор Кальяс. Тогда я вам вот что скажу: я плюю на ваш суд, если я
не могу добиться от вас лошадей, которые мне нужны для полевых работ! Какая
же это справедливость? Если мне не дают лошадей, которые мне необходимы, то
такая справедливость, по мне, ни черта не стоит. Это помещичья
справедливость! Значит, надо переходить к Серпу! Они-то уж добудут мне
лошадей!
Начинают звонить колокола. Издали слышен гул огромной толпы.
Голос (за сценой). Серп сломлен!
Адвокат-чух. Победа!
Входит Mиссена с микрофоном.
Mиссена.
Наместник Иберин, дерзкие повстанцы
Разбиты наголову.
Игуменья (негромко аплодирует).
Браво!
Иберин (в микрофон).
Серп арендаторов лежит в пыли!
Отрублены завистливые руки,
Что к нашему добру тянулись жадно.
К священной собственности уваженье
Есть основная чухская черта.
Чух голодать всю жизнь предпочитает,
Чем есть с чужой тарелки, точно нищий.
Но есть в Яху и жалкие отбросы,
Что объедают наше государство
И жалко хнычут: "Чем мы виноваты?"
"Работы нет, ах дайте нам поесть!"
Мы можем бросить этим людям корку,
Но чухами мы их не признаем,
Мы кормим их, и мы их презираем!
Но тот, кто тянется к добру чужому
И землю не свою зовет своею
Лишь оттого, что он ее вспахал,
И думает, что он коней получит
Затем лишь, что они ему нужны,
Кто на добро чужое посягает,
Того должны мы просто растерзать!
Мерзавцы эти вносят лишь раздор
В народ наш! Грязной алчностью гонимы,
Они и в нас воспитывают алчность.
Не будет мира знать родной очаг,
Покуда реет хоть один мятежный флаг!
В это мгновение в люстре вспыхивает свет.
Голос (в глубине сцены). Город Мирасонноре пал! Электростанция в руках
правительственных войск! Да здравствует Иберин!
Иберин.
Итак - свет воссиял!
(Кальясу, прикрыв ладонью микрофон.)
А ты, мужик, ступай домой работать
И предоставь о государстве печься
Тем, кто духовным взором обнимает
Все государство в целом. Ты же не ропщи.
Не причитанья нам нужны, но труд твой.
Твоей земле недостает тебя,
И что она не даст, то дай ты сам.
Ступай, мужик, домой без промедленья
И заслужить старайся наше уваженье!
(Отворачивается и идет во дворец в сопровождении Миссены.)
Все уходят, кроме арендатора Кальяса и Нанна.
Транспарант: "Серп разгромлен. Арендаторы бегут из недавно присвоенных
поместий".
Арендатор Кальяс. Ты слышала? Он приговорил меня к смерти, этот
мерзавец!
Нанна. Этого я не слышала. А вот лошадей он у тебя отнял.
Арендатор Кальяс. Это одно и то же!
Звон колоколов продолжается.
Переулок в Старом городе.
Колокола все еще звонят. Торговец табаком Пальмоса стоит на пороге своей
лавки. Дверь продовольственной лавки справа открывается, оттуда выходит
толстая женщина, нагруженная картонками и чемоданами.
Толстая женщина. С чего это они раззвонились, господин Пальмоса?
Торговец Пальмоса. По случаю победы, госпожа Томасо! Мы с божьей
помощью утопили в крови восстание арендаторов. Это большая победа.
Толстая женщина. Вот как? А мне, к сожалению, приходится выбираться
отсюда - я не могу уплатить за помещение.
Торговец Пальмоса. Неужели вы не можете как-нибудь дотянуть до тех пор,
когда новое правительство начнет осуществлять свои великие планы?
Толстая женщина. Нет. (Присаживаясь на чемодан.) Я тут тридцать пять
лет жила!
Торговец Пальмоса. Мне, вероятно, тоже придется выехать. Слава богу,
хоть сын мой - он служит в чухском легионе - вскоре получит приличное
вознаграждение.
Толстая женщина. Я сильно разочарована в господине Иберине. А ведь он
казался таким энергичным!
Торговец Пальмоса. Строительство нелегкая штука! Возможно, что для
процветания Яху и от вас требуется небольшая жертва, госпожа Томасо.
Толстая женщина. Единственное, чего он добился, - хоть чиха из лавки
забрали!
Появляется человек весьма робкого вида, в широкополой шляпе. Он отпирает
дверь продовольственной лавки слева. Это торговец-чих.
(Уходя.) Я ничего больше не понимаю!
Колокола звонят. Торговец-чих выходит из продовольственной лавки слева; он
вернулся только за своими чемоданами и, заперев лавку, уходит. По улице
идет домовладелец Кальямасси.
Домовладелец Кальямасси. Только что закончился процесс. Важная новость:
у Кальяса отобрали лошадей.
Торговец Пальмоса. Да что вы говорите! А что с помещиком?
Домовладелец Кальямасси. О помещике никто не упоминал.
Торговец Пальмоса. Вы считаете, что его освободят? Вот это весьма
показательно!
Домовладелец Кальямасси. Вы, кажется, критикуете правительство,
господин Пальмоса?
Торговец Пальмоса. Кальямасси, мое дело продавать сигары, а не
критиковать правительство.
Домовладелец Кальямасси (заходя в дом). Советую вам поостеречься,
господин Пальмоса! Наместник весьма сурово говорил о недовольных элементах.
Кстати, вы до сих пор не заплатили за помещение.
Торговец Пальмоса бежит через улицу и звонит в кофейню.
Госпожа Корнамонтис появляется в дверях.
Торговец Пальмоса (многозначительно). Госпожа Корнамонтис, у Кальяса
отобрали лошадей.
Госпожа Корнамонтис. В таком случае ко мне скоро пожалуют гости.
(Скрывается за дверью.)
Торговец Пальмоса (возвращается в свою лавку). Таков круговорот времен.
По переулку идет арендатор Кальяс и его дочь. У нее в руках чемодан.
Нанна. Ну вот мы и пришли к этому самому дому. Тут стояли люди и
говорили: как это могло случиться, что чухская девушка попала в такой дом?
Это позор! - кричали они. Но красивыми словами не наешься, и я буду
благодарить судьбу, если попаду обратно.
Арендатор Кальяс. Они будут очень довольны, если ты вернешься.
Нанна. Не знаю.
Арендатор Кальяс. Не дай бог, нас увидят Ибериновы солдаты. Меня еще
посадят в тюрьму за то, что я веду себя не как народный герой. (Звонит.)
Отчего нам не открывают?
Нанна. А может быть, суд все-таки определил закрыть кофейню?
Арендатор Кальяс. Вот это мило! Значит, теперь мне придется всю зиму
кормить тебя?
Госпожа Корнамонтис (выходя). Ах, это ты, Нанна!
Нанна. Добрый день, госпожа Корнамонтис.
Арендатор Кальяс. Добрый день, госпожа Корнамонтис.
Нанна. Госпожа Корнамонтис, расчеты отца относительно моего будущего, к
сожалению, не оправдались. Я так и думала. Но необычайный судебный процесс,
в котором мы оказались главными участниками, возбудил в нем, как вам
известно, преувеличенные надежды. Мой отец просит вас вновь принять меня на
службу.
Госпожа Корнамонтис. Не знаю, стоит ли брать тебя.
Нанна. Ах, госпожа Корнамонтис, как странно устроен мир! Два дня тому
назад меня вынесли на руках из суда и при этом порвали на мне новые шелковые
чулки. Хорошо, что дело ограничилось чулками, обычно бывает еще хуже. Вся
эта мелкота, которая вчера и сегодня так орала, скоро очнется. Зарабатывать
восемь песо, а поднимать шум на восемьдесят - куда это годится?
Госпожа Корнамонтис (осматривая Нанна). Никак этого не вытравишь!
Каких-нибудь три дня прошло, а на кого ты стала похожа? Хоть начинай все
сначала! Чего ради я истратила на тебя такую уйму денег, если через три дня
все твои прелести полетели к чертям! Вон чулок падает! И какую дрянь ты все
это время жрала? Что за цвет лица? Прямо смотреть противно! И эта дурацкая
улыбка! Чем ее смыть? Эта девочка улыбалась, как Афродита, а теперь она
ухмыляется! И как она вихляет задом! Точно уличная девка! Не знаю, решусь ли
я. Единственное твое достоинство - это что господа посетители предпочитают
девиц, которые еще вчера казались недоступными. Пожалуй, возьму тебя,
попробую. (Уходит в дом.)
Арендатор Кальяс. Итак, дорогая Нанна, час расставания пробил снова.
Очень рад был повидать тебя и удостовериться, что тебе живется не так уж
плохо, во всяком случае лучше, чем твоим бедным родителям! Если ты в
ближайшее время еще что-нибудь для нас урвешь, мы тебе будем очень
благодарны. Что ни говори, твоя мать и я, мы дали тебе возможность найти
себе здесь пропитание. Не забывай этого!
Нанна. До свиданья, дорогой папа, мы с тобой чудесно провели несколько
дней. Только не делай больше глупостей и отправляйся поскорей домой. (Уходит
в кофейню.)
На пороге табачной лавки появляется подслушивавший торговец Пальмоса.
Торговец Пальмоса. Не вы ли "Кальяс с конями"?
Арендатор Кальяс. Да, так меня называли. Но лошади оказались сном. Они
мне снились ровно три дня. Тогда Серп сильно напирал, но потом, к сожалению,
подался.
Торговец Пальмоса. Но процесс против де Гусмана вы выиграли? Аренда
будет отменена?
Арендатор Кальяс (испуганно). Аренда? А ведь верно! Об этом в суматохе
вообще позабыли. Я сейчас же должен узнать, как обстоит дело!
Торговец Пальмоса. Где? Где вы можете об этом узнать?
Арендатор Кальяс. Где?
Торговец Пальмоса. Лучше всего вам немедленно отправиться к Иберину.
Арендатор Кальяс. К Иберину? Нет, милейший, к нему я больше не пойду.
Но узнать я все-таки должен. (Уходит почти бегом.)
Торговец Пальмоса. Куда же вы бежите? (Качая головой, возвращается в
свою лавку.)
Появляются Изабелла де Гусман, игуменья и адвокаты, идущие с процесса.
Игуменья.
Дело, по-моему, уладится, сейчас
Мне Перуинер на ухо шепнул,
Что брату вашему он шлет поклон.
И Сас сказал многозначительно: "Когда
Наши войска войдут в столицу,
Они сюрприз с собою принесут
Для Иберина". И смеялся он.
Адвокат-чух.
Все идет отлично.
Появляются инспектор, сбиши и Эмамуеле де Гусман в цепях. На шее у де
Гусмана висит большой картонный щит с надписью: "Я - чих, обесчестил чухскую
девушку и за это приговорен к смертной казни".
Изабелла. Что это?
Адвокат-чух. Господин де Гусман! Поздравляю. Все в порядке.
Игуменья.
Кальясу лошадей не присудили.
Адвокат-чих.
А это значит,
Что в безопасности поместья.
Де Гусман.
А я?
Адвокат-чух.
Ах, все образуется.
Об этом не было и речи.
Изабелла.
Почему молчишь ты, брат?
Как бледен ты! Что значат эти цепи?
А щит зачем?
Игуменья.
Формальность, вероятно!
Изабелла.
Скажи, Эмануеле, куда тебя ведут?
Скажи хоть слово!
Де Гусман.
Все кончено, сестра! Меня ведут
В тюрьму - ей имя Крест Святой!
Изабелла. Нет!
Адвокат-чух (инспектору). Это правда?
Инспектор. Да, сударь, это нехороший признак. Из тюрьмы "Святой Крест"
еще никто живым не выходил.
Де Гусман. Я дальше не пойду - ни шагу! (Садится на землю.)
Изабелла.
Так это правда? Ах, мать игуменья, все время
Мне эта мысль покоя не давала.
Мы торг вели из-за коней - его же мы забыли.
Коней ему спасли мы, но он
Для нас потерян.
Де Гусман. Да,
Меня повесят.
Адвокат-чух.
Вздор! А победа?
Игуменья.
Ты слышишь ли колокола, мой сын?
То вестники твоей победы!
Изабелла.
Нет, не лгите!
Он обречен. Теперь я вспоминаю:
Когда раздались крики в честь победы,
Ко мне мужчина подошел и молвил,
Чтоб брата не забыла я. И что закон
Сработать может как машина. И предложил
Помочь мне.
Адвокат-чух. Каков собой он?
Изабелла. Большого роста, зверское лицо.
Адвокат-чух. То Сасаранте - Иберина правая рука.
Инспектор. Он комендант в "Святом Кресте"!
Адвокат-чух.
А не сказал ли он точнее? Где встретиться?
Когда?
Изабелла.
Он странное
Назначил время: в пять утра.
Молчание.
Де Гусман.
Сестра, это спасенье.
Изабелла.
Что ты!
Де Гусман.
Тобой он явно заинтересован.
Поговорить? О деле? Завтра утром?
Сестра, я знаю эти разговоры,
Я сам их вел по поводу аренды...
Пойти должна ты.
Изабелла.
Брат!
Де Гусман.
Не спорь!
Игуменья.
Нет, сударь, это слишком. Не могут
Помещика повесить. Ведь вы помещик!
Де Гусман.
Нет, я чих!
Адвокат-чух.
Конечно, он открыто намекал,
Он явно шантажировать пытался,
Покуда не был Серп еще разбит.
Тогда такие штучки проходили.
Теперь, когда мятеж Серпа подавлен...
Поймите, сударь!
Изабелла.
Что это значит?
Игуменья.
Еще вчера пришлось бы вам пойти.
Сегодня стоит ли?
Де Гусман.
Конечно, стоит!
Сестра, ты знаешь ведь - меня казнить хотят
За то, что чих я волею природы.
Изабелла.
Да, чихи мы. На голову его взгляните!
Иль, может быть, она круглее стала?
Де Гусман.
Вот видите? Моей сестре все ясно!
Изабелла.
Да, ясно мне.
Де Гусман.
И что меня повесят!
Изабелла.
Он прав.
Де Гусман.
Ведь это же грабеж средь бела дня!
Но раз уж суждено мне жертвой оказаться,
Надо решить, не медля ни минуты,
Что лучше нам разбойнику отдать,
Что нам дороже и с чем мы легче можем
Расстаться. Может быть, мы вместо жизни
Предложим палачу что-нибудь другое,
Такое, без чего мы можем обойтись.
Короче говоря, мне жизнь всего дороже,
Спасите же ее любой ценой!
Изабелла (с ужасом смотрит на брата).
Опомнись, брат! Тот человек, который
Со мной заговорил, был сущим зверем.
Де Гусман.
А я на что похож? Быть может, дочке
Крестьянина и я казался зверем?
Я знаю - тяжело тебе решиться,
Но ведь и ей со мной не сладко было.
Взгляни на это брюхо! А она
Была тебя не старше.
Изабелла.
Послушанья
Ты требовал?
Де Гусман.
Да, требовал, конечно!
Изабелла.
Так знай же, брат мой, это предложенье
Отвергну я. Я не пойду к нему!
Де Гусман.
Я требовал тогда! Он требует теперь!
Пойми же наконец! Тебе грозит
Не меньшая, чем мне, опасность. Если
Меня повесят, ни один крестьянин
Тебе аренды больше не заплатит,
И грош цена невинности твоей.
Изабелла.
Проси что хочешь, брат,
Но это - нет!
Де Гусман.
Не притворяйся! Брось ломать святую!
Меня повесят. Не желаю я
В петле болтаться - ни из-за шлюхи,
Ни из-за богомолки. Хватит!
Изабелла.
Ах, брат, тебя испортило несчастье!
(Убегает.)
Де Гусман (кричит ей вслед).
Не то еще за час до смерти запоешь!
Адвокат-чух.
Ее не уломаешь.
Игуменья.
Присмотрю я.
(Уходит.)
Адвокат-чух.
Я с Перуинером условлюсь. Завтра утром
Все крупные помещики должны прийти
На место казни. И вы помещик, Гусман!
(Уходит.)
Сбиш (встает с земли). А ну, пошевеливайся! (Инспектору.) Дайте ему под
зад! А вот меня наша победа нисколько не радует, не успели ее объявить, как
тут же отменили суточные.
Инспектор. Нам пора в путь, господин де Гусман.
Де Гусман (встает).
Пропал я.
Адвокат-чух (инспектору).
Его нервы сдали.
Уходят.
Торговец Пальмоса, который все время подслушивал, снова подбегает к дверям
кофейни и звонит. Госпожа Корнамонтис и Нанна появляются на пороге.
Торговец Пальмоса. Нанна, вы пропустили важное событие. Тут только что
провели де Гусмана. Его отправляют в "Святой Крест". Можете по крайней мере
радоваться, что его повесят.
Нанна. Вот как?
Торговец Пальмоса. Что-то я не вижу, чтобы вы обрадовались.
Нанна. Знаете, господин Пальмоса, я видела господина Иберина за
работой. Вчера нас судил вице-король, сегодня - Иберин. Сегодня лошадей у
нас отбирает игуменья, почему бы завтра этим опять не заняться господину де
Гусману? (Поет.)
БАЛЛАДА О ВОДЯНОМ КОЛЕСЕ {*}
{* Перевод С. Кирсанова.}
О Великих в этом мире
Нам легенда сообщила,
Что они, как звезды, всходят
И заходят, как светила.
Утешает знанье этих песен,
Но для нас, дающих пить и есть им,
Безразличны их паденья и восходы.
Кто несет издержки и расходы?
Колесо кружится дальше с визгом,
Сверху вниз - ступенек быстрый бег.
Но воде - в ее теченье низком
Только: двигать колесо вовек.
Мы господ имели много,
Среди них гиены были,
Тигры, коршуны и свиньи,
Мы - и тех и тех кормили.
Все равно - получше ли, похуже!
Ах, сапог подходит к сапогу же!
Он топтал нас, вы поймите сами,
Хорошо б совсем покончить с господами.
Колесо кружится дальше с визгом,
Снизу вверх - ступенек быстрый бег.
Но воде - в ее теченье низком
Только: двигать колесо вовек.
Они грызлись за добычу
И ломали лбы и ребра,
Звали прочих жадным быдлом,
А себя - народом добрым.
Мы их видим в драке и раздоре,
Вечно в споре. Стоит нам подняться
И кормежки их лишить, как вскоре,
Спор забыв, они объединятся.
Колесо кружится дальше с визгом,
Сверху вниз - ступенек быстрый бег.
Но воде - в ее движенье низком
Только: двигать колесо вовек.
Кофейня госпожи Корнамонтис.
Изабелла де Гусман стоит у входа.
Изабелла.
С тех пор как знаю, что его повесят,
Я знаю также, что должна пойти я.
Ту, что сама бывала многократно
В подобных переделках, расспрошу я:
Смогу ли я остаться безучастной?
Что в случаях подобных надевают?
И прочие подробности. Нельзя ли
Мне притвориться, будто я пришла
По воле собственной, лишь оттого, что
Он мне на днях во сне приснился и
Большое впечатленье произвел?
Быть может, этим способом удастся
Рассеять подозренье, будто я
Продажна? Или, может быть, напротив,
Гораздо лучше сделать вид, как будто
Пришлось мне против воли подчиниться
Стеченью обстоятельств, лично ж я,
Его объятьям жадным отдаваясь,
По-прежнему строга и недоступна?
И часто ли случаются такие
Истории - возможно, что так часто,
Что даже мужчины сами ничего в них
Предосудительного не находят.
Быть может, то, что требуют они,
Такая малость, что сопротивленье
Чрезмерное свидетельствует только
О чересчур большом участье. Дале -
Девицы многоопытные эти
Беременности избежать умеют
И знают все, что нужно предпринять,
Чтоб плода не дал грех. Как много надо
Еще узнать мне!
(Звонит.)
Нанна (отворив дверь). Что вам угодно?
Изабелла. Здравствуй, Нанна, мы с тобой знакомы, мы в детстве часто
играли с тобой на дворе.
Нанна. Чем могу служить?
Изабелла. Я у тебя отнимаю время?
Нанна. Об этом вы не беспокойтесь.
Изабелла. Обстоятельства вынудили меня обратиться к тебе. Завтра, в
пять часов утра, должны казнить моего брата. Есть возможность спасти его, но
для этого от меня требуется большая жертва. Ввиду того что я в этих делах
совершенно неопытна, я одна не справлюсь.
Нанна. Садитесь.
Изабелла (садится). Дай мне, пожалуйста, воды. Мне что-то нехорошо.
Нанна приносит стакан воды.
Предложение, сделанное мне комендантом "Святого Креста" с целью унизить
меня, ставит меня - в том случае, если я его приму, - в чрезвычайно
затруднительное положение.
Нанна. Да.
Изабелла. Я ничего не понимаю в любовных делах.
Haнна. Нет.
Изабелла. Не сочти меня циничной, если я по необходимости задам тебе
несколько вопросов, на которые тебе в силу твоего ремесла нетрудно будет
ответить.
Нанна. Спрашивайте, но только вам придется заплатить хозяйке за время.
Изабелла. Хорошо, я заплачу.
Нанна. Я догадываюсь, что вас интересует. Советую вам привлечь к этому
делу хозяйку. У нее по этой части огромный опыт.
Изабелла. Она не болтлива?
Наяна. По роду деятельности.
Изабелла. Хорошо, я согласна.
Нанна идет за госпожой Корнамонтис.
Нанна (у стойки, госпоже Корнамонтис). Прижмите ее как следует. Она
очень богата.
Обе входят в смежную комнату.
Госпожа Корнамонтис. Можете не называть себя. Спрашивайте меня обо всем
без всякого смущения, дитя мое, как священника на исповеди.
Изабелла. Вам следует знать, что жизнь моего брата зависит от того,
пойду ли я к одному высокопоставленному господину, на которого я, как
говорят, произвела впечатление. Я не знаю, как мне себя вести и является ли
подобный способ предлагать и принимать любовь обычным.
Госпожа Корнамонтис. Вполне.
Изабелла. О!
Госпожа Корнамонтис. Продолжайте!
Изабелла. Если указанный мужчина разочаруется в моих ласках, не
откажется ли он выполнить взятые им на себя обязательства и не нарушит ли
данного им обещания?
Нанна. Это возможно.
Изабелла. Как это предотвратить?
Госпожа Корнамонтис. Они постоянно нарушают свои обещания, и бороться с
этим невозможно. Только жажда новых ласк удерживает их от самых крайних
жестокостей.
Изабелла. Поскольку от этого так много зависит - эта одежда, вероятно,
не соответствует цели моего визита.
Госпожа Корнамонтис. Весьма соответствует.
Изабелла. Это - одеяние послушницы.
Госпожа Корнамонтис. Вот именно.
Изабелла. Простите мне мое недоумение. Такое количество холодного
полотна?
Госпожа Корнамонтис. Как можно больше полотна. Полотно - это очень
хорошо.
Изабелла. И не менее холодная осанка?
Госпожа Корнамонтис. Самая что ни на есть холодная.
Изабелла. О! И вас не пугает неопытность?
Госпожа Корнамонтис. Нисколько.
Изабелла. Но я, вероятно, знаю о таких вещах гораздо меньше, чем вы
думаете.
Госпожа Корнамонтис. Да тут и знать-то почти нечего, дитя мое! Это-то и
печальней всего. Не практика, а природное расположение, встречающееся очень
редко, придает этому делу некоторое очарование. Но вы не бойтесь: вы и без
всякого очарования доставите ему радость. Для этих незамысловатых
удовольствий всякая годится.
Изабелла. Стало быть, нет ничего, что помешало бы мне испить эту чашу?
Госпожа Корнамонтис. Ничего.
Молчание.
Кое-что все-таки есть.
Изабелла, Что же именно? Говорите! О, говорите!
Госпожа Корнамонтис. Ваши деньги, дорогая моя! Они очень даже мешают.
Чего ради вы при вашем положении в обществе совершаете такой шаг? Чего
ради вы делаете то, к чему не чувствуете ни малейшей склонности? Не странно
ли, что вы, для кого другие, менее чувствительные люди с таким трудом
добывают деньги, совершите поступок, который уронит вас в их мнении? Странно
и неприлично! Что бы вы сказали, если бы в один прекрасный день дождь начал
идти снизу вверх? Вы с полным правом сочли бы это странным и неприличным.
Нет, вы ничего подобного не сделаете.
Изабелла. Но одна высокопоставленная особа этого требует.
Госпожа Корнамонтис. Она имеет на это право, дитя мое, тут ничего не
скажешь. Почему бы ей не требовать, раз она высоко поставлена? И почему бы
ей не получить того, что она требует? Но вы - вы ведь тоже
высокопоставленная особа, с какой стороны это вас касается? Ваши средства
позволяют вам придать этому вполне справедливому делу некоторый шик, этакое
je ne sais quoi... {Неуловимое; дословно - не знаю, что (франц.).}
Изабелла. Что вы имеете в виду?
Госпожа Корнамонтис. Конечно же, нас! Кого же еще? Насколько нам,
низким людям, легче претерпеть унижение. Вот она сидит, бездельница! Ей даже
глазом моргнуть лень. А ведь речь идет о ее работе. Нанна, выйди и подожди в
соседней комнате.
Нанна выходит.
Вместо вас пойдет лучшая из моих девиц.
Изабелла. Это невозможно! Вы не знаете, кто он.
Госпожа Корнамонтис. Да кто бы он ни был, он ничего не заметит.
Изабелла. Он - комендант "Святого Креста".
Госпожа Корнамонтис. Ну так что же? Она наденет ваше платье и будет
подражать вашей осанке. А справится она гораздо лучше, чем вы. Вашему брату
вернут свободу. И дождь будет идти как полагается - сверху вниз. Вам это
будет стоить тысячу песо.
Изабелла. А пойдет она за вознаграждение?
Госпожа Корнамонтис. С радостью. Деньги горячат кровь. (Поет.)
ПЕСНЯ СВОДНИ {*}
{* Перевод Л. Большинцовой.}
Отразился красный месяц на воде.
Не гляди туда, девчонка: быть беде!
Наведет на грех мужская красота,
Ослабеешь ты. Ну прямо смехота!
Я видала, как ты в церковь забрела,
Как ты к образу Марии подошла,
Как стояла, замирая и любя,
И колени подгибались у тебя.
Нет, хорошая девчонка никогда
Не позволит, чтоб стряслась над ней беда,
Не допустит, чтобы к ней проникла в кровь
Голоштанная и нищая любовь.
Ну а если он - не бедный человек
И готов вознаградить по мере сил,
Нет, тогда не устоять тебе вовек;
Вот чему нас горький опыт научил.
Что он стоит, красный месяц на воде,
Если денег не предвидится нигде?
И утешит ли мужская красота,
Если вечная в кармане пустота?
Каково перед Пречистою стоять,
Если дрожь тебе в коленях не унять?
Что за дура и какой такой дурак
Занимаются любовью натощак?
Усладить не думай впроголодь его, -
Только деньги прибавляют страстных сил;
С ничего, дружок, не будет ничего -
Вот чему нас горький опыт научил.
(Зовет.) Нанна! (Изабелле.) О цене ей знать незачем.
Нанна входит.
Нанна, поменяйся платьем с этой дамой. Ты пойдешь вместо нее к коменданту.
Нанна. А сколько я за это получу?
Госпожа Корнамонтис. Не нахальничай! Получишь что полагается.
Переодевайтесь.
Изабелла. Дайте, пожалуйста, ширму.
Haнна. Я на вас не смотрю.
Изабелла. Все-таки дайте ширму.
Нанна приносит ширму. Девушки переодеваются.
Госпожа Корнамонтис. Ну вот, ты надела платье, Нанна, но как ты в нем
будешь держаться? Я буду изображать высокопоставленную особу. Что вам
угодно, сударыня? Отвечай!
Нанна. Я пришла к вам, чтобы еще раз просить...
Госпожа Корнамонтис. Молить!
Нанна. Молить!
Госпожа Корнамонтис (Изабелле). Вы так бы сказали?
Изабелла. Я бы ничего не сказала.
Госпожа Корнамонтис. Предоставили бы ему догадываться?
Нанна. Это еще как? Не нравится мне эта комедия!
Госпожа Корнамонтис. Молчи! Он, возможно, станет расспрашивать о
причинах, побудивших тебя поступить в монастырь. Что ты ему скажешь?
Нанна. У меня есть Капитал. Если я не отдам его в монастырь, его у меня
еще, пожалуй, отнимут. Дело в том, что у меня острая голова. Замужеством
делу не помочь. За остроголового я не хочу идти, потому что в наши дни он не
сможет обеспечить мне спокойную жизнь, а круглоголовый меня не возьмет. У
неимущих сестер святого Варравы мне будет очень удобно. Я весь день почти
ничего не буду делать, во всяком случае не буду работать физически, буду
хорошо питаться, никто ко мне не будет приставать. Так что забот у меня не
будет, не то что у других.
Госпожа Корнамонтис. Ну как, правильно?
Изабелла. У меня совсем другие причины. Впрочем, разве это так важно? Я
своих причин не хотела бы называть.
Госпожа Корнамонтис. Но ей придется их назвать. И в тех выражениях,
которые вы сейчас слышали. Как какая-нибудь скотница, без всяких тонкостей.
Научите ее.
Сестра помещика поучает дочь арендатора, что три главных добродетели
монахини - воздержание, послушание и бедность.
Изабелла (негромко).
Ах, я мечтала всегда, чтобы детство мое не
кончалось,
Длились бы ясные дни и тихие ночи.
Ах, в каморке бы жить, огражденной от грубых
и жадных
Взглядов мужских, - вот к чему я стремлюсь.
И чтоб одного только видела я,
Кому я доверюсь, кто любит меня.
Госпожа Корнамонтис (плачет). Видишь, вот благородство, ты, нищее
отребье!
Нанна (нагло).
Ах, я мечтала всегда, чтобы детство мое не
кончалось.
(Как оно у нее сложилось.)
Длились бы ясные дни и тихие ночи.
(Ей можно!)
Ах, в каморке бы жить, огражденной от грубых
и жадных
Взглядов мужских, и мне бы хотелось.
И чтобы одного только видела я,
Кому я доверюсь, кто любит меня.
Госпожа Корнамонтис (возмущенно). Что ты болтаешь, дрянь? Возьми себя в
руки!
Нанна. Ладно, постараюсь.
Госпожа Корнамонтис (Изабелле). Продолжайте, пожалуйста. Я слушаю с
восхищением.
Изабелла.
Высшая добродетель - есть послушанье.
Что для меня хорошо, разве я знаю?
Знаю одно - что добра мне господь мой желает,
Всю я себя воле господней вручаю.
Простя мои грехи и испытав,
Полюбит он меня за тихий нрав.
Госпожа Корнамонтис (к Нанна). Теперь повтори, но смотри без ошибок!
Нанна (с неподвижным лицом).
Высшая добродетель - есть послушанье.
Что для меня хорошо, разве я знаю?
Знаю одно, что добра господин мне желает,
Всю я себя господской воле вручаю.
Простя мои грехи и испытав,
Полюбит он меня за кроткий нрав.
Изабелла.
Но, что превыше всего, - бедность указана первой.
Ах, рабыня твоя терпеть испытанья должна.
И да не будут они ни тягостной ношей,
ни жертвой,
Бедной мне быть, чтоб тебе угодить, мой господь!
За то, что нрав мой не строптив и тих,
Ты дашь мне щедро от богатств своих.
Нанна.
Но, что превыше всего, - бедность указана первой.
Ах, рабыня твоя терпеть испытанья должна.
И да не будут они ни тягостной ношей, ни жертвой,
Бедной мне быть, чтоб тебе угодить, господин мой!
За то, что нрав мой не строптив и тих,
Ты дашь грошей мне от богатств своих.
Госпожа Кориамонтис. Ах боже мой! Мы забыли самое главное!
Нанна. А что?
Госпожа Корнамонтис. Она ведь чухка! У нее круглая голова! А
высокопоставленная особа интересуется чихкой! Фигура и движения -
одинаковые, остальное тоже сойдет. Платье такое же. А голова другая! Он
погладит ее по голове и все обнаружит!
Нанна. Дайте мне накладку, а я уж позабочусь о том, чтобы он не
добрался до головы. А вообще-то, по-моему, раса тут ни при чем.
Нанна причесывают таким образом, что голова ее становится похожей на голову
Изабеллы.
Госпожа Корнамонтис. Каково бы ни было различие в вашем общественном и
имущественном положении, головы у вас теперь совершенно одинаковые. (К
Нанна.) Твои манеры должны быть под стать твоим речам - несколько
деревянными. Забудь обо всем, чему ты у меня научилась, веди себя так,
словно ты вообще ничему не училась, - дескать, я пришла, и этого достаточно.
Вообрази себе, как стала бы дарить свои ласки обыкновенная доска. Не давай
ничего, но делай вид, что даешь слишком много. Бери все, но делай вид, что
не получаешь ничего. В результате он не получит никакого удовольствия, но
будет чувствовать себя обязанным тебе. Поди наверх, вымой еще раз руки и
оботри лицо моей туалетной водой, она стоит на комоде, или нет, это пошло,
гораздо благородней, если ты ничем не будешь пахнуть.
Нанна уходит наверх.
(Изабелле.) А вы оставайтесь здесь, пока Нанна не вернется. Через несколько
часов вы уйдете домой в собственном платье. (Выходит и усаживается за
стойку.)
Входит жена Кальяса с четырьмя детьми.
Жена Кальяса. Ах, госпожа Корнамонтис, когда мы узнали, что началась
новая эра, мой муж, арендатор, отправился в город, чтобы получить свою долю.
Мы узнали, что наш помещик приговорен к смертной казни. За незаконное
повышение арендной платы. А вчера у нас угнали последнюю корову за неплатеж
податей. Но мой муж до сих пор не вернулся. Я повсюду искала его, дети
валятся с ног от усталости и голода, а у меня нет денег накормить их супом.
Раньше нам в таких случаях помогала Нанна. Теперь, как нам довелось слышать,
она исправилась и больше не служит у вас. Конечно, ваш дом неподходящее
место для нашей дочери. Но, может быть, вы нам скажете, где она теперь.
Госпожа Корнамонтис. Она вернулась ко мне, но в данный момент ее нельзя
видеть. А супу я вам, конечно, могу дать. (Разливает суп.)
Семья Кальяс садится на ступеньки крыльца и ест суп. Входит
Нанна и протискивается между ними. Ее останавливают.
Жена Кальяса. Это сестра помещика! Дети, читайте свой стишок.
Дети.
Милый дядя Гусман, наш привет примите,
Милый дядя Гусман, аренду с нас снимите.
Нанна (из-под вуали). Не надейтесь!
(К публике.)
Итак, теперь должна я роль сыграть свою,
Чтобы направить всех в былую колею.
За чихку выступает дочка чуха,
За даму - нищенка, за богомолку - шлюха.
Тюрьма.
В одной камере смертников сидят арендаторы-повстанцы, среди них - Лопес.
Сбиши стригут их. В другой камере - помещик де Гусман. Во дворе тюрьмы
ставят виселицы.
Сбиш (арендатору, которого стрижет). Разве уж так важно было - повсюду
малевать этот ваш серп?
Арендатор. Да.
Сбиш. А кто позаботится зимой о ваших женах?
Арендатор. Этого мы не знаем.
Сбиш. А кто вспашет весной ваши поля?
Арендатор. Этого мы тоже не знаем.
Сбиш. А будут ли вообще пашни весной?
Арендатор. И этого мы не знаем.
Сбиш. Но что Серп когда-нибудь победит - это вы знаете?
Арендатор. Да, это мы знаем.
Инспектор (появляется с рулеткой, при помощи которой измеряет толщину
шеи помещика). Меня эта история самого глубоко волнует. Кругом говорят, что
в город съехалось множество арендаторов, которые только и ждут казни
помещика. Если его повесят, никто из них первого числа не внесет арендной
платы. Как же можно его вешать? Шея - сорок два, стало быть, высота падения
- восемь футов. Тише! Если я ошибусь, опять подымется вой! Вспомните, какой
крик подняла пресса два года тому назад по поводу дела Колсони, - оттого что
гильотину заело. Гораздо меньше шуму было, когда выяснилось, что он ни в чем
не был виноват.
Входят оба адвоката.
Адвокат-чух. Господин инспектор, мы уверены, что в настоящий момент
сестра осужденного уже приняла все меры к его спасению.
Инспектор (сухо). Охотно верю. Не та ли эта дама под вуалью, что
недавно прошла к коменданту?
Адвокаты облегченно вздыхают.
Адвокат-чих (де Гусману, который от страха ничего не слышал). Де
Гусман, радостная весть: ваша сестра уже у коменданта!
Адвокат-чух. Мы можем рассчитывать на то, что в ближайшие несколько
часов Сасаранте нам здесь не помешает.
Инспектор (уходя). Но стрижку все равно пора начинать!
Сбиш принимается стричь помещика.
Адвокат-чух (своему коллеге). К сожалению, дела все еще плохи. Даже
если комендант сделает поблажку - решения-то еще нет. А наш клиент - один из
крупнейших помещиков в стране.
Де Гусман и оба адвоката поют "Песню Великого".
ПЕСНЯ ВЕЛИКОГО {*}
{* Перевод С. Кирсанова.}
Де Гусман.
Пели мне еще у колыбели:
Не придется саднить ноги о булыги.
Руки верные несли меня колыша,
Потому что, как я часто слышал,
На земле причислен я к Великим!
(При этом я весил всего четыре фунта, а сейчас я толст как не знаю кто!)
Адвокаты.
Кто ж вас щедро выкормил такого?
Разве госпожа мам_а_ сама?
Де Гусман.
Нет, вскормила нянюшка меня,
Женщина простая из народа,
Два гроша ей шло из наших касс.
Адвокаты.
Видите, нашелся, значит, кто-то,
Сделавший что надобно для вас!
Де Гусман.
Без труда я получил наследство,
Я еще в коротких был штанишках,
И тревоги надо мной не висли,
Потому что знал я понаслышке, -
На земле к Великим я причислен.
(При этом у меня, собственно говоря, не было никакой склонности к сельскому
хозяйству.)
Адвокаты.
Да, но кто же занимался вспашкой?
Неужели приходилось вам?
Де Гусман.
Нет, я вверил поле батракам.
Кой-какие люди из народа
Ковыряли и копали грязь.
Адвокаты.
Видите, опять нашелся кто-то,
Делавший что надо вместо вас!
Адвокаты.
И наш клиент ни с того ни с сего должен быть
повешен.
Из-за формы головы висеть на заковыке!
Этот случай так жесток и грозен,
Нам понятно, почему клиент нервозен,
Он, в конце концов, является Великим!
Де Гусман.
Я, в конце концов, действительно Великий!
Адвокаты.
Да, но как же быть крестьянам,
Если их помещик вздернут?
Де Гусман.
Да, но как же будет с этой вздержкой?
Адвокаты.
За живое ж это тронуло его!
Разве нет - проклятье! - никого?
Разве нет другого, из народа,
Кто в петлю полезет, к черту в пасть?
Должен быть! Найдется тот, кому охота
Сделать то, что надо, вместо вас!
У окошка в задней стене, забранного чугунной решеткой, появляется арендатор
Кальяс.
Арендатор Кальяс (манит пальцем). Господин де Гусман! Господин де
Гусман! Господин де Гусман, это я, Кальяс! Скажите, как же будет с арендой?
Адвокат-чух. Аренду надо вносить в монастырь святого Варравы,
финансовый отдел, задний флигель, направо.
Арендатор Кальяс. Тебя не спрашивают. Господин де Гусман, сбавьте мне
арендную плату!
Адвокат-чих. Зайдите сюда, мы не звери!
Арендатор Кальяс исчезает.
Господин де Гусман, кажется, нашелся заместитель!
Входит арендатор Кальяс.
Арендатор Кальяс (публике).
Когда ушел я от гумна,
Моя мечта была скромна:
Аренды больше не платить,
Себе пшеницу молотить.
Пришел я в Луму из села, -
Вдруг стали бить в колокола.
Как будто я бог знает кто,
Из пушек дали залпов сто.
Кто смел задеть таких, как я, -
Тому немедленно петля!
Лягушка из воды гнилой
На стул уселась золотой.
Почетный звон весь день не молк,
Но мне важней, чтоб сняли долг.
Почет - почет, на кой он черт,
Не купишь хлеба на почет!
Когда еда лишь в луже есть,
Лягушке лучше с трона слезть.
Недели две о славе гул,
А об аренде - ни гугу.
Ну если мне ответа нет -
Помещик должен дать ответ.
Так будь что будет, хватит ждать!
С арендой что - я должен знать!
(Проходя, видит в камере смертников своего бывшего друга Лопеса. Злобно,
Лопесу, который молча смотрит на него.) Заткнись! (У клетки де Гусмана.)
Господин Де Гусман, если вы не освободите меня от арендной платы, я возьму
веревку и повешусь. Я больше не в силах терпеть!
Лопес. А ведь было время, Кальяс, когда ты всего мог добиться!
Арендатор Кальяс (орет). Заткнись, тебе говорят!
Адвокат-чух. Господин Кальяс, мы хотим сделать вам одно предложение!
(Приносит стул для арендатора Кальяса.)
Адвокат-чих. Вам посчастливилось! Господина де Гусмана помилуют -
помилование у него все равно что в кармане. Но местным властям ничего еще не
известно. Его помилуют на эшафоте по случаю возвращения высокой особы,
которое ожидается завтра. Но мы не хотим, чтобы он шел на казнь. Мы за него
боимся. Он слишком нервничает. Хотите пойти вместо него? За это с вас в
течение года не будут взыскивать арендную плату. Вам ничего не угрожает или
все равно что ничего.
Арендатор Кальяс. Вы хотите, чтобы меня вздернули вместо него?
Адвокат-чих. Вздор! Никто этого от вас не требует!
Адвокат-чух. Решайте! Вы свободный человек. В Яху нет рабов. Никто вас
не принуждает. Но вы ведь сами понимаете, каково ваше положение и такой ли
уж пустяк для вас - арендная плата за год.
Адвокат-чих. Вы же только что просили, чтобы вам дали веревку!
Адвокат-чух. Понимаете, богатый человек не привык к таким передрягам.
Роскошь изнежила его, теперь это дает себя знать. Между нами говоря, он
просто баба. Вы, арендаторы, совсем из другого теста. Вам все это нипочем.
(Подзывает одного из сбшией, только что кончившего стричь арендаторов.) Эй
вы! Постригите-ка заодно этого человека, так велел Сасаранте!
Арендатор Кальяс. Но ведь тогда меня повесят!
Адвокат-чих. Можете пока еще не принимать решения, но пускай вас на
всякий случай постригут, иначе ваше согласие уже будет ни к чему.
Арендатор Кальяс. Но я еще не сказал - да!
Его сажают на стул подле клетки, где стригут помещика, и тоже стригут.
Сбиш (стригущий повстанцев-арендаторов). А куда вы денете свои башмаки?
Арендатор. А что?
Сбиш. Глянь-ка на мои сапоги! Выдали их даром, а за подметки-то надо
платить. Я уже остерегаюсь пинать кого-нибудь в зад этими сапогами. Кто-то
сумел погреть руки.
Арендатор. Можешь получить мои башмаки.
Арендатор Кальяс (после раздумья, неуверенно). Не меньше двух лет -
освобождение от аренды! Я же рискую головой.
Адвокат-чих. Господин де Гусман, ваш арендатор Кальяс согласен заменить
вас. За это вы должны пойти ему навстречу в вопросе об аренде.
Сбиш (стригущий Кальяса). Кальяс! Кальяс! Не будь чихом, не жадничай!
Арендатор Кальяс. Аренда больно высока!
Де Гусман (настороженно). Что - аренда?
Арендатор Кальяс. Больно высока. Как тут жить?
Де Гусман. А мне как жить? Не будь лодырем, не зевай, тогда сведешь
концы с концами и тебе не придется выпрашивать подачки.
Арендатор Кальяс. Если я лодырь, то кто же вы?
Де Гусман. Если ты будешь хамить, у нас вообще ничего не выйдет.
Арендатор Кальяс, Я не хамлю, я просто очень нуждаюсь.
Де Гусман. Земля у тебя очень хороша.
Арендатор Кальяс. Да, для вас. И не потому, что она приносит урожай, а
потому, что она приносит арендную плату.
Лопес.
Мужик воюет с барином, дыша едва-едва,
Мужик-то прав, зато у барина права!
Де Гусман. Как тебе не стыдно вечно что-нибудь выклянчивать!
Арендатор Кальяс. Я не хочу подачек, но дарить я тоже никому ничего не
хочу!
Де Гусман. Ну что ж, можешь уйти, если хочешь. Ты - человек свободный!
Арендатор Кальяс. Да, я могу уйти! А куда мне пойти?
Де Гусман. Хватит. Ничего не получишь.
Арендатор Кальяс. Это ваше последнее слово? (Сбишу.) Перестань меня
стричь!
Адвокат-чух (арендатору Кальясу). Дело в том, что господин де Гусман
уверен - тут нет никакого или почти никакого риска. (Де Гусману.) Господин
де Гусман, уступите ему. В конце концов, вы тоже не так уж уверены! Год без
арендной платы - это же безделица.
Арендатор Кальяс. Два года! Ведь я рискую головой!
Де Гусман (словно просыпаясь). Головой? О чем, собственно, речь?
Адвокат-чих. Господин Кальяс пойдет вместо вас, поскольку тут нет ни
малейшего риска, как мы вас неоднократно заверяли, не правда ли?
Де Гусман. Да, вы мне это говорили.
Арендатор Кальяс. Я требую освобождения от арендной платы на два года.
Ведь меня могут повесить.
Адвокат-чух. На один год.
Арендатор Кальяс (сбишу). Не стриги!
Инспектор (за сценой). Кончайте стричь! Комендант желает осмотреть
осужденных перед отправкой.
Адвокат-чух. Ну ладно, полтора года, Кальяс!
Арендатор Кальяс молчит.
Де Гусман. Два года.
Арендатор Кальяс. Но я все еще не сказал да!
Тем временем четырех арендаторов вывели.
Адвокат-чих. Вам придется сказать да, господин Кальяс, вам ничего
другого не остается.
Арендатор Кальяс (публике). Итак,
За чиха чух, бедняк за богача
Погибнет от веревки палача.
Адвокат-чих (другому). Будем надеяться, что вице-король явится вовремя!
Не то его повесят!
Адвокат-чух. Да, у него есть все основания молить бога, чтобы его
помещика не повесили.
Дворец вице-короля.
Раннее утро. Во дворе возведены виселицы. На щите надпись: "Казнь одного
помещика и двухсот арендаторов". Между инспектором и сбишем стоит
закованный в кандалы человек; капюшон скрывает его лицо. Они ждут. За сценой
слышен стук деревянных башмаков.
Инспектор (сбишу). Не понимаю, почему до сих пор не принесли приказа о
повешении. Ведь вот уж и мятежников ведут.
Сбиш. А почему вы решили, что это мятежники? По стуку деревянных
башмаков? Так ведь и мы, солдаты Иберина, уже частенько топаем в деревянных
башмаках.
Инспектор. Эй ты, держи язык за зубами, не то тебе не поздоровится.
Займись-ка лучше виселицей.
Сбиш угрюмо уходит в глубь сцены и принимается за работу.
(Со вздохом, человеку в капюшоне.) А все оттого, что им позволяют вешать
тех, кого им хочется повесить. Тогда они наглеют. (Кричит сбишу.) Что ты там
возишься без конца?
Сбиш (возвращается). Я все приготовил для казни. Можете вешать.
Во двор входит наместник Иберин в сопровождении Mиссены, Саса, Перуинера, де
Xоса и Дуарте. Издали слышатся их громкие крики.
Сас.
В уме ли вы? Ведь это же помещик!
При чем тут чих? Коли его повесят,
Все скажут - обдирал как липку
Он арендаторов.
Перуинер. И всем известно,
Что первого числа арендной платы
Не видел ни один помещик-чих.
И чухам, что берут ничуть не меньше,
Уже платить аренду не желают.
Иберин.
И что же?
Дуарте.
То есть как - и что же?
Миссена.
На виселицу вы послать хотите
Помещика; пускай он даже чих, -
Но ведь помещик он такой же, как и мы.
Иберин.
Такой же, как и мы?
Миссена.
Ну да,
Живет и он доходами с аренды.
Иберин.
Когда я жил доходами с аренды?
Сас.
А на какие средства жили вы?
Дуарте.
А на какие средства двор расчищен?
И виселицы там поставлены?
И нанят этот вот?
(Указывая на сбиша.)
И войско
Содержится, что разгромило Серп?
Перуинер.
Единственно - доходами с аренды!
Но незачем шуметь; ведь все понятно.
Запутался немного. Что ж, поможем.
Он много говорил о чихах и о чухах,
Пересолил слегка. Оно понятно,
И мы претензий не имеем к вам.
Вы выполнили честно обещанье,
Вы мужиков бунтующих смирили.
Теперь пора вернуться к нашим планам,
Которые казались слишком смелы
Еще недавно.
Иберин. Это что за планы?
Mиссена (предостерегающе).
Гм!
Перуинер.
Ну, в общем, планы. И теперь уже
Нельзя плошать. Вам перестроиться пора.
Mиссена.
А если трудно вам, то поразмыслим,
Кто может чиха отпустить на волю?
Иберин (упрямо).
Я не могу.
Миссена.
Так кто же?
Молчание.
А сам вице-король?
Перуинер.
Он мог бы.
Так казнь отложите до его прибытья.
Иберин.
Что? До прибытья?
Mиссена.
Да, Иберин,
Возлюбленный, законный наш властитель
Решил вернуться к управленью краем.
Мы очень рады все - и вы, конечно, тоже.
Молчание.
Иберин.
Решил вернуться?
Mиссена.
Армия его
Сегодня ночью встретила с почетом,
И поведет он верные полки
К столице преданной своей.
Иберин (после тягостной паузы).
Так вот как?
И за моей спиной? Но все же
Меня спросить бы надо, полагаю.
Mиссена.
Так вот же я и спрашиваю вас.
Иберин (после тяжелой внутренней борьбы).
А если
Я сам согласен чиха отпустить?
Миссена.
Вы сами?
Иберин.
Да!
Миссена (в замешательстве).
Не ожидал.
Но как же учение о чихах и о чухах?
Иберин (твердо).
А это уж моя печаль, не ваша.
Но вот кто поведет полки -
Я без меня решать вам не позволю!
За сценой барабанный бой и топот марширующих ног.
Миссена (улыбаясь).
Вступило войско. Во главе полков...
Входит элегантный и тоже улыбающийся вице-король в стальном шлеме и
солдатской шинели поверх смокинга. Все почтительно кланяются.
(Вполголоса, Иберину, который стоит прямо.)
Склоните голову пред государем!
Иберин кланяется.
Вице-король.
Привет, Анджело!
Миссена.
Вы вовремя явились,
Мы головы себе без вас ломаем:
Анджело Иберин, занявшись делом,
Которое, по мнению его,
Могло б служить примером правосудья
И беспристрастья нашему народу,
Слегка запутался.
Вице-король.
Я знаю дело.
Позволь же показать тебе, наместник,
Тех рыб, которые попались в сети,
Сплетенные тобою столь искусно.
Я слышал, ты повесить собирался
Богатого помещика за то,
Что у крестьянина он отнял дочку.
Помещик - чих, и потому не смел он
Подобные злодейства совершать.
Вот он стоит. Должно быть, это он?
Инспектор.
Помещик-чих он, ваша светлость!
Вице-король.
Я не уверен. Он в деревянных башмаках?
С сомненьем я снимаю капюшон
С его лица. А впрочем...
(Пытается поднять капюшон с лица осужденного.)
Тот сопротивляется.
Осужденный. Оставьте!
Инспектор сдергивает с него капюшон.
Mиcсена.
Крестьянин-чух?
Вице-король.
Как ты сюда попал?
Арендатор Кальяс. Он обещал освободить меня на два года от арендной
платы, если я пойду вместо него на виселицу. Мне было сказано, что помещика
ни за что не повесят!
Вице-король.
Боюсь, мой друг, - тебя не обманули.
Пусть приведут помещика, который
Им заменен был!
Инспектор выходит.
Иберин (арендатору Кальясу).
Как? За два-три песо
Ты, гадина, пошел на эшафот?
Арендатор Кальяс.
Нет, за двухлетнюю аренду.
Вице-король.
Дочь этого крестьянина когда-то
Пошла к помещику спасать отца.
Помещика твой приговор премудрый
Послал на виселицу. Что же дальше?
Насколько мне известно, дальше вот что
(Ты этого не знаешь, но уверен
Я в том, что ты душевно будешь рад
Такому справедливому исходу):
Как чухка некогда, пошла спасать
Помещика сестрица, родом чихка;
Нашелся чух, принявший эту жертву.
Тобою поймана вторая рыба:
Сестра помещика, девица-чихка.
Смотри, мой друг, вот твой второй улов.
Входит Нанна в платье Изабеллы де Гусман. Все на ней изорвано; она идет
шатаясь, но лицо все еще закрыто вуалью.
Богатые помещики. Что с ней случилось? Как она идет?
Инспектор. Ваша светлость, мы нашли ее в коридоре. Во рту у нее был
кляп; она была в ужасном состоянии. По ее словам, после того как она ушла от
коменданта, ее изнасиловали солдаты охраны.
Вице-король. Это правда?
Нанна кивает.
Богатые помещики.
Позор! Позор! Отмщенья, государь!
Ты, Иберин, за это нам ответишь!
Дворянства благородный отпрыск, дева,
Как голубица чистая. Пример
Высокой нравственности! Наглой чернью
Посрамлена! Постыдное бесчестье!
Вице-король.
Все это так, но я подозреваю,
Что помогла счастливая случайность
Нам этого бесчестья избежать.
Девице, что стоит перед вами нынче,
Пожалуй, тоже было нелегко,
Но такова профессия ее,
Весьма нелегкая, как вам известно.
Любуйся, Иберин, на твой улов.
(Снимает вуаль с лица Нанна.)
Миссена.
Дочь арендатора!
Богатые помещики.
Да это чухка!
(Разражаются диким хохотом.)
Ну и потеха! Иберин, что скажешь?
Так вот кого вознес ты и прославил?
Так вот чью честь ты ставил всем в пример?
В грязи валяются и честь и слава,
За два-три песо эта потаскушка
Чухское тело всем продать готова,
И для спасения насильника, который
Невинности лишил ее когда-то.
Ну что ж, теперь ты скажешь: это дочь
Крестьянина - невелика потеря!
Но не забудь приспешникам твоим
Сказать: она из чихов, эка важность!
Верни ж вторично чухскому отцу
Дочь блудную. Гляди сюда, крестьянин!
Ты не поверишь!
Вице-король.
А теперь довольно!
Да, это дочь его, и все в порядке.
И головы у них круглы, как шар.
Вводят де Гусмана, с ним его сестра.
А вот и наши чихи: помещик и его сестра.
Понятно ли тебе, де Гусман,
За что тебе дарую я свободу?
А вот за что: твой арендатор
Так испугался, что тебя повесят,
Что предпочел он сам пойти на казнь.
А во-вторых, еще и потому, что
Вот эта арендаторская дочь
Готова на любые униженья,
Лишь бы тебя в петле не увидать.
Короче - я тебя освобождаю
Лишь оттого, что всеми ты любим.
И точно так же должен арендатор
Свободным быть, хотя бы для того,
Чтоб в срок платить аренду.
(Арендатору Кальясу.)
Да, придется
Тебе платить, мой друг. Не подавай
Дурных примеров!
Тебе же самому платить придется больше:
Кто ж, как не ты расправу с конокрадами
Оплатит? Тотчас же снимите
С помещика и с мужика оковы!
Равна обоим мера правосудья.
Обоим - жизнь и воля!
(Иберину.)
Ты согласен?
Иберин кивает. С помещика и с арендатора снимают кандалы.
Изабелла.
Эмануеле! Свободен ты?
Де Гусман (улыбаясь).
Конечно!
Арендатор Кальяс.
А как с арендой?
Иберин.
Да никак, мой друг.
Ваш договор - безнравствен и силы не имеет.
Исполнительница роли Нанна.
Даны равно обоим жизнь и воля,
Но не равна по-прежнему их доля.
Один за стол садится, а другой
Несется вскачь на кухню за едой.
И можно одному остаться где угодно,
Другому разрешат прогнать его свободно.
Уходят оба прочь. Но есть загадка тут:
Попробуйте понять, куда они идут?
Вице-король.
Стой, Кальяс, не спеши, есть дельце
небольшое.
Ты, говорят, нуждаешься в одежде?
Вернулся не с пустыми я руками.
Тебе, крестьянин, я принес подарок.
Ты в драной шляпе, друг, - возьми мою.
Прикрыться нечем? Я тебя одену!
(Надевает арендатору Кальясу на голову стальной
шлем и накидывает шинель.)
Что скажешь? И сегодня я и завтра
Охотней видел бы тебя на пашне, -
Но призову тебя для высших целей,
Быть может - скоро.
Первый шаг
Ты сделал, Иберин, но предстоит нам
Свершить еще немало славных дел.
Теперь должны мы это государство,
Которое в истекшие недели
Вы строили с великим прилежаньем,
Значительно расширить, ибо, если
Его мы не расширим, съежится оно.
Известно вам, что с юга из-за моря
Заклятый враг грозит: народ живет там,
Чьи головы квадратны. К сожаленью,
У нас не все еще об этом знают.
Твоя задача, Иберин, оповестить
Своих Кальясов, что нас ждет
Неслыханно кровавая война,
В которой каждый воин будет нужен.
Теперь - к столу, друзья! Прошу откушать!
За этот стол судейский мы воссядем:
За ним судили мы, за ним и попируем.
(Арендатору Кальясу.)
А ты, мужик, постой - пришлю тебе я супу.
Арендатор Кальяс (к Нанна). Ты слышала? Войну затевают!
Вносят накрытый стол. Вице-король, Миссена, Изабелла и богатые
помещики занимают места.
Вице-король (разливая суп большим половником).
Сначала мужику, не так ли, Иберин?
Теперь он должен есть - ведь он солдат.
Две порции ему. Что там еще? Проголодались мы!
Инспектор. Прошу прощенья, ваше превосходительство, осужденные
арендаторы ждут исполнения приговора. Прикажете их также освободить?
Вице-король. Это еще почему?
Инспектор. Стало быть, всеобщая амнистия по случаю возвращения вашего
превосходительства на арендаторов не распространяется?
Вице-король.
Ведь Иберин уже решил их участь.
Повешенье, не так ли? Но Кальясу,
Любимцу моему, суп отнесите!
Сбиш приносит арендатору Кальясу и его дочери суп. Они садятся на землю и
едят. Сбиш подходит к щиту и в надписи "Казнь одного помещика и двухсот
арендаторов" стирает рукавом слова "одного помещика". Потом снова подходит к
арендатору Кальясу и останавливается у него за спиной.
Сбиш.
Ешь живее, Кальяс, ложкой в супе не болтай.
Ты ведь хитрый, ну и дальше не плошай.
Не в пример другим хлебаешь суп,
И все лишь потому, что ты неглуп.
Арендаторов, и среди них Лопеса, приводят под виселицу. Барабанный бой.
Арендатор Лопес (арендатору Кальясу из-под виселицы).
Гляди, Кальяс! Признал ли ты дружков?
Мы много вместе провели деньков.
Родились мужиками, - ты и сейчас мужик;
Но мы ярмо стряхнули, а ты к нему привык.
Кто шею гнуть не хочет, тому ее свернут,
Тебе тарелку супу, а петлю нам несут.
Но лучше уж висеть в петле позорной,
Чем за подачки благодарить покорно.
Тебе внушили, что ты круглоголовый,
Из хижины своей ты нас прогнал сурово,
И бросил ты ружье, от боя отказался,
Лишь по судам напрасно ты таскался.
Поверил ты, что если головы круглы,
То нищий и богатый перед судом равны.
Ты лошадей не получил, украл.
Как жалкий вор, их попросту угнал.
Ты ни о ком не думал, только о себе,
И что ж? Двух лошадей оставили тебе,
Пока боролись мы, глупец! -
Ни часу более. Ты понял наконец?
Ты думал - чух, так даром отдадут?
Тут чихов с чухами на виселицу шлют,
Там чихи с чухами садятся вновь за стол.
Вновь цепи - беднякам, и вновь богатым -
прибыль,
И все как встарь. Ты полагал, осел,
Что ты рыбак. Скажи: а ты не рыба ль?
Во время монолога арендатора Лопеса арендатор Кальяс и Нанна перестают
хлебать суп. Они встали с земли.
Арендаторы (под виселицей поют "Песню Серпа").
Крестьянин, вставай!
Нужда через край.
Вешать голов не смейте!
Смело навстречу смерти!
Не жди ниоткуда подмоги,
Вставай на крепкие ноги!
Нужда через край,
Крестьянин, вставай!
Да здравствует Серп!
Барабанная дробь становится громче и заглушает все. Арендатор Кальяс
выливает суп из своей и из тарелки Нанна, снимает шлем и шинель и кладет их
на землю.
Арендатор Кальяс (громко). Лопес, Лопес, как бы я хотел, чтобы снова
было одиннадцатое сентября!
Арендатор Кальяс и Нанна уходят.
Утренняя заря заливает дворец розовым светом; за столом вице-короля сидят
помещики - чухи и чихи; арендаторы - чухи и чихи - стоят под виселицами в
ожидании казни.
Вице-король (Иберину).
Мне остается только принести тебе
Глубокую признательность. Еще раз
Своим учением о чухах и о чихах
Ты спас, мой друг, и государство наше,
Которое так крепко любим мы,
И строй, к которому мы так привыкли.
Иберин.
Уверен, государь, что знак Серпа проклятый,
Знак мятежа и помыслов дурных,
Теперь навеки изгнан из столицы вашей
И вашей всей страны.
Вице-король (с улыбкой грозя ему пальцем).
А потому
Забудь о чухах и о чихах!
Иберин.
Так точно, государь.
Миссена (поднимаясь).
И все же
Осталось нечто от его ученья:
Мы ощутили чухами себя!
Теперь у нас пойдет борьба за мир:
Но будет этот мир не тихий мир,
А мир по-нашему, для истых чухов мир.
И стань кто-либо поперек дороги -
Его мы сломим так, как Серп сломили,
Искореним - как Серп искоренили.
Во время речи Миссены над столом опускается ствол большого орудия.
Вице-король (поднимая бокал).
Выпьем, друзья, за то, чтобы навеки
Осталось все как есть!
Помещики (с сигарами во рту поют хором).
Быть может, дней остаток мы протянем,
И схлынут тени, что нам жить мешали,
И слышанные нами бормотанья -
Ночные слухи - правдою не стали?
Быть может, нас они еще забудут,
Как мы, что их навек забыть хотели?
За стол садиться нам мешать не будут?
Быть может, мы умрем в своей постели?
Быть может, в нас швырять не будут грязью?
Быть может, солнце встанет ночью тоже?
Луна, быть может, будет вечно в полной фазе?
И снизу вверх польется дождь, быть может?!
Когда они кончают петь, сбиш отодвигает помост, прислоненный к стене, - он
нужен ему для казни. На свежепобеленной стене появляется огромный красный
знак Серпа. При виде серпа все каменеют.
Арендаторы (глухо поют под капюшонами, скрывающими их лица, "Песню
Серпа").
Крестьянин, вставай!
Нужда через край.
Вешать голов не смейте!
Смело навстречу смерти!
Не жди ниоткуда подмоги,
Вставай на крепкие ноги! -
Нужда через край,
Крестьянин, вставай!
ПРИМЕЧАНИЯ {*}
{* Примечания переведены М. Осиповой.}
ОПИСАНИЕ ПРЕМЬЕРЫ В КОПЕНГАГЕНЕ
Премьера в Копенгагене состоялась 4 ноября 1936 года в театре
"Ридерсален" в постановке Пера Кнутцона. В зрительном зале разрешалось
курить и есть, в нем 220 мест. Размеры сцены: ширина - 7 метров, глубина - 8
метров, высота 10 метров.
ОСОБЕННОСТИ ПЬЕСЫ-ПАРАБОЛЫ
Эта пьеса типа параболы, не принадлежащая к аристотелевской
драматургии, требовала постановки и сценического исполнения, не расчитанных
на подражание действительности. Подготовка, проведенная для того, чтобы
придать притче действенность, должна была быть наглядной. Игра актеров
должна была дать возможность зрителю делать обобщения. Во время речи Миссены
(в конце) над обеденным столом опускался на проволоках ствол большого
орудия. Арендатор Кальяс (в десятой картине) проходил в тюрьму через весь
зрительный зал, рассказывая зрителям еще раз свою историю. Небольшие
изменения, подчеркивающие смысл параболы, заключались в том, что Миссена сам
вел гражданский процесс вместо судьи (в седьмой картине) и что; речь Иберина
(в третьей картине) разобщила семьи арендаторов. (После слов "власть перешла
к народному правительству!" голос в глубине сцены продолжал: "А для нас
самое важное то, что наш помещик уже в тюрьме". После слов "миновали дни
нищеты, дети" следует речь Иберина, во время которой семьи разобщаются, а
затем - слова жены Кальяса: "Для вас, к сожалению, не очень благоприятные
вести. Анджело Иберин захватил власть, а ведь вы - чихи. Господина де
Гусмана тоже арестовали за то, что он - чих". Выход остальных арендаторов
отпал.)
(ИНДУКТИВНЫЙ МЕТОД)
Построение ролей определялось общественной точкой зрения. Сценическое
поведение актеров со всей ясностью вытекало из побуждений
общественно-исторического характера. Не "извечно человеческое" должно было
быть показано, не то, что якобы делают все люди во все времена, а то, что
делают в наше время, в отличие от других времен, люди определенных
общественных слоев в отличие от людей других общественных слоев. Актеры,
которые привыкли добиваться "сопереживания" зрителя и поэтому используют его
непосредственные эмоции, обычно объединяют целые куски текста и придают им
единое звучание. В пьесе типа "Круглоголовые и остроголовые" необходимо
каждую фразу наполнять особым общественным содержанием. Точная передача
противоречивого поведения персонажа ни в коем случае не нарушает единства
образа: только в развитии он становится подлинно живым. Нанна Кальяс,
например (в шестой картине), дает ясно понять, что считает дело своего отца
безнадежным; тем не менее она борется с судьей (в седьмой картине) за
лошадей, как тигрица, пуская в ход всю свою привлекательность. В разговоре с
госпожой Корнамонтис (в восьмой картине) она не скрывает, что, по ее мнению,
отец - просто осел, но тут же, прощаясь с ним, преисполнена благодарности и
любви. Ведущий сбиш превратился в один из центральных образов благодаря
тщательной отработке каждой реплики, благодаря индуктивному продвижению от
фразы к фразе. В одном единственном возгласе "Да здравствует Иберин!" (в
четвертой картине), в сцене, где Иберин смешивается с толпой ("Вы видите,
как теперь трудно...") выразилась вся сила его убежденности. Несколькими
словами (в шестой картине) он давал почувствовать, что его ненависть к
помещику и сочувствие к арендатору исходят из одного и того же источника.
Буржуазная публика даже при изобилии общественно значительных высказываний,
вероятно, считала бы сценические образы примитивными, поскольку они не
вызывают привычных эмоций; если бы не дифференцированная работа актера,
правда была бы на ее стороне. Работа актера затруднена еще и тем, что перед
ним поставлена более чем одна задача. Так, например, роль Нанна Кальяс
требует от артистки не только того, чтобы в сценах, когда Нанна одна или в
своей среде, она показывала себя разумной и естественной, а в остальное
время демонстрировала замашки профессиональной проститутки; артистка должна
сверх того - так сказать, по поручению автора - обращаться непосредственно к
зрителю с некоторыми разъяснениями (картина одиннадцатая). Но именно это
бросает дополнительный свет на образ Нанна: ее отношение ко всему
происходящему должно вытекать из логики образа.
Арендатор Кальяс был показан как человек, изнуренный тяжелым трудом,
который сильно смущен своим отступничеством (в третьей картине). Он с
досадой слушает слова своей жены, которая и глупее его и легче идет на
предательство. Только когда арендатор Лопес не хочет понять его (Кальяса)
особого положения, он начинает сердиться. Его непонимание идеалистических
разглагольствований Иберина (в четвертой картине) вызывает к нему симпатии;
его колебания относительно чести дочери имеют веские причины; позднее (в
шестой картине), когда он мнит себя обладателем лошадей, он с готовностью
вступается за ее честь. И все же он уже здесь, в первой сцене суда,
обнаруживает явную неспособность к реалистическому мышлению, что заставляет
его предпочесть судебное решение борьбе с оружием в руках. При этом он
знает, сколь многим он обязан борьбе Серпа. Это видно, когда он, пьяный,
пьет за здоровье Лопеса (в шестой картине). Исполнитель роли арендатора -
вопреки осуждению, даже презрению, вызванному предательским оппортунизмом
Кальяса, - сумел сохранить ему некоторую симпатию зрителя, в которой трудно
отказать обманутому арендатору; более достойными презрения все время
оставались его угнетатели, и в час окончательного поражения (в седьмой
картине) он снова делит участь своего класса; таким образом - хотя он в
большей степени, чем классовые враги, способствовал разгрому крестьянского
восстания, - и на его долю приходится немного того гнева и отчаяния, которые
должна вызвать гибель Серпа.
Вице-король, чья речь и одежда выдают в нем помещика, не без кокетства
(в первой картине) позволяет своему советнику считать его человеком
неопытным в делах и бескорыстным в экономических вопросах: он предпочитает
роль беспристрастного зрителя. После того как он принял решение относительно
Иберина во время игры на бильярде (после фразы: "Скажи уж - Иберин" он
смахивает с письменного стола оставшиеся газеты и начинает играть на
бильярде), он спускается в партер и возвращается оттуда же (в одиннадцатой
картине), и он мог бы наблюдать из своего кресла за всем экспериментом
Иберина. В таком случае (после восьмой картины) он может произнести из
партера небольшой монолог:
"Почти забытый в городе моем,
Подумываю я теперь о возвращенье.
Надеюсь, что оно свершится неприметно.
Победу возглашает колокольный звон.
Ненастье позади, и, знаю: да,
Пора мне сесть за стол, где ждет меня еда,
Не то остынет все. И заверяю вас,
Что новый месяц старого ведет в последний
раз".
Во всяком случае, для исполнителя этой роли было бы очень полезно
присутствовать на репетициях, сидя в зрительном зале, и следить за ходом
действия с точки зрения вице-короля. Для того чтобы отчасти лишить его
ореола deus ex machina в последней картине, где он показывает себя мастером
затушевывать противоречия, он был выведен алкоголиком.
Анджело Иберин не был наделен никаким внешним сходством с Гитлером. Уже
тот факт, что он в известной степени является сильно идеализированным
портретом расистского пророка (что достаточно для параболы), не позволял
этого сделать даже там, где полиция не возражала бы. Однако некоторые жесты,
частично по фотодокументам, были использованы. Оба поклона вице-королю (в
первой и одиннадцатой картине) едва ли могут быть воспроизведены без
знакомства с этим материалом. Плач Иберина, вытаскивающего большой носовой
платок (в картине одиннадцатой), когда ему сообщают о возвращении
вице-короля, многим показался слишком наивным, однако это достоверная и
очень характерная черта такого рода личностей, равно как и демагогическое
подчеркивание усталости после длинных речей. Обращение Иберина с микрофоном
(в седьмой картине) сразу приобрело известную славу - актер изображал почти
эротическое отношение Иберина к этому инструменту.
Официантка Нанна Кальяс была изображена как девушка, которая вследствие
двойной эксплуатации (в качестве официантки и проститутки) еще менее развита
политически, чем арендатор. Ее мировоззрение только кажется более
реалистичным; в действительности оно выражает полную безнадежность.
Исполнительница показывала это особенно отчетливо в "Балладе о водяном
колесе" и, кроме этого, во многих других местах.
(ПРИ ИНДУКТИВНОМ ПОСТРОЕНИИ РОЛЕЙ)
Далеко идущий отказ от "вживания" зрителя не означает отказа от
воздействия на него. Показ поведения человека с общественной точки зрения
как раз и должен оказать действенное влияние на общественное поведение
зрителя. Такие способы воздействия неизбежно дают эмоциональный эффект. Эти
моменты преднамеренны и должны быть точно рассчитаны. Сценическое
исполнение, в той или иной мере отвергающее вживание зрителя, отнюдь не
должно непременно быть "бесчувственным" или игнорировать чувства зрителя. Но
оно должно критически противостоять чувствам зрителя, точно так же как и его
представлениям. Обычно считается, что чувства, инстинкты, склонности более
глубоко заложены, долговечнее, менее подвержены влиянию общества, чем
представления, но на деле это вовсе не так. Чувства не являются ни
неизменными, ни общими для всех людей; инстинкты - ни безошибочными, ни
независимыми от рассудка; склонности - ни непреоборимыми, ни врожденными и
т. д. Но прежде всего актер должен учитывать, что ни одно полноценное
чувство не будет ослаблено, если его возвысить до ясного и сознательного
восприятия. Постепенно, по мере раскрытия образа, появляется все больше
связей с другими персонажами, создаются все новые ситуации, в которых герой
утверждает себя или претерпевает изменения; это вызывает у зрителя богатую,
нередко сложную эмоциональную кривую - его чувства переплетаются между собой
и даже вступают в борьбу друг с другом.
Отдельные эпизоды пьесы должны были быть - посредством надписей,
музыкального или шумового сопровождения, манеры игры актеров - выделены как
самостоятельные сцены и приподняты над сферой будничного, само собой
разумеющегося, ожидаемого (отчуждены). Такими эпизодами являются:
В первой картине:
вице-король Яху узнает из газет, что его страна обанкротилась;
вице-король узнает во время партии на бильярде, что, по учению
расистского пророка Иберина, в нищете арендаторов виновны не он и другие
помещики, а остроголовые;
вице-король принимает и разглядывает расистского пророка Иберина.
Во второй картине:
мелкие буржуа узнают из газет, что у них новый властелин;
хозяйка публичного дома Корнамонтис, первой вывесившая флаг Иберина,
объявляет, что впредь чихки в ее заведений работать не будут;
конкурентная борьба мелких торговцев выливается в погромы;
остроголовому хозяину продовольственной лавки угрожают, потому что он
не вывешивает флаг Иберина; но когда он его вывесил, его арестовывают;
Нанна Кальяс знает для сестры своего помещика другой выход, чем
монашеский обет целомудрия;
Нанна Кальяс выдает своего помещика и бывшего любовника сбишу как
остроголового.
В третьей картине:
обращение Иберина, призывающего круглоголовых к борьбе с остроголовыми,
разобщает двух арендаторов, которые вместе хотели бороться против своих
помещиков;
жена арендатора Лопеса берет оружие, отставленное арендатором Кальясом;
арендатор Кальяс отказывает остроголовой семье арендатора Лопеса в
приюте.
В четвертой картине:
сбиши бросают жребий - кому достанутся кольца арестованного помещика;
народ и судья спорят о том, кто должен сесть на скамью подсудимых -
помещик или официантка;
Иберин указывает судье на то, что он должен вынести приговор не по
материалам следствия, а по сводкам гражданской войны;
арендатор Кальяс обвиняет своего помещика не в совращении дочери, а в
повышении арендной платы;
Иберин выносит смертный приговор господину де Гусману не как помещику,
а как остроголовому, и не за повышение арендной платы, а за осквернение
расы;
круглоголовые помещики отдают своих остроголовых собратьев по классу во
власть бандитов Иберина.
В пятой картине:
адвокат сомневается, достаточно ли велика арендная плата для того,
чтобы сестра помещика могла выполнить свое заветное желание - уйти в
монастырь;
монастырь св. Варравы проявляет готовность принять под опеку поместья
остроголового де Гусмана, но отказывает его сестре в приюте.
В шестой картине:
арендатор Кальяс истолковывает заявление Иберина о несущественности
обладания в том смысле, что он может взять лошадей, которые ему нужны для
полевых работ;
Кальяс, считая, что лошади принадлежат ему, отклоняет предложение семьи
де Гусмана поступиться честью дочери;
Нанна жалуется на то, что из-за почестей, оказанных ей Иберином, она
потеряла свою клиентуру;
помещиков, избитых солдатами Иберина, поучает высокопоставленный
чиновник, что своему телохранителю надо платить.
В седьмой картине:
Иберин решает вопрос о том, присудить ли арендатору лошадей чиха или
нет, в зависимости от исхода гражданской войны;
игуменья монастыря, которая претендует на лошадей остроголового,
показывает Кальясу, что ее голова тоже круглая;
арендатор Парр объясняет, что он взял лошадей, потому что они ему были
нужны для полевых работ; арендатор Кальяс ругает его за это;
Кальяс, которому не присудили лошадей, хочет присоединиться к Серпу; он
узнает, что Серп побежден.
В восьмой картине:
арендатор Кальяс, не имея средств прокормить свою дочь, приводит ее
обратно в публичный дом;
арендатор Кальяс осознает, что Иберин вместе с Серпом победил также и
его;
помещик де Гусман требует от своей сестры, чтобы она отдалась его
тюремщику; адвокаты не понимают его малодушия;
Нанна Кальяс заявляет, что она не заинтересована в смертном приговоре
помещику ее отца.
В девятой картине:
сестра помещика узнает, что и она подходит для роли проститутки;
единственное, что говорит против ее падения, - это ее богатство;
Нанна Кальяс согласна за деньги пойти к тюремщику ради спасения
помещика, приговоренного к смерти за то, что он ее растлил.
В десятой картине:
перед лицом смерти помещик и арендатор еще торгуются из-за арендной
платы;
круглоголовый арендатор Кальяс ради освобождения от аренды идет на риск
быть повешенным вместо своего остроголового помещика.
В одиннадцатой картине:
Иберин, стремясь удержать власть, объявляет о своей готовности отменить
учение о круглоголовых и остроголовых;
вице-король показывает Иберину, какие рыбы попались в его сети;
вице-король объясняет, что ему нужен арендатор, так как предстоит
большая война против соседнего народа с квадратными головами; арендатор
Кальяс отказывается от супа вице-короля ввиду казни приверженцев Серпа;
на виселице вице-короля висят, а за его столом едят круглоголовые и
остроголовые.
ПРИМЕРЫ ОТЧУЖДЕНИЯ В ПОСТАНОВКЕ КОПЕНГАГЕНСКОГО ТЕАТРА
Нанна Кальяс во время исполнения своей вступительной песни (во второй
картине) стояла под эмблемой мелкой торговли (смотри: "Декорации и
маски")-товар среди товаров, - а перед третьей строфой приветствовала
зрителей с автоматической, почти сразу исчезнувшей улыбкой проститутки.
Перед пятой картиной из боковой кулисы вышла молодая монашенка с
граммофоном и села на ступеньки маленькой лесенки. Органная музыка пластинки
сопровождала первую, благочестивую часть картины до слов "каков вклад
барышни?". Затем монашенка встала и ушла с граммофоном.
Восьмая картина (переулок в Старом городе) включает встречу брата и
сестры де Гусман - копию сценического действия елизаветинского театра, а
именно: диалог Клавдио и Изабеллы в "Мера за меру" Шекспира. Сцена должна
быть исполнена совершенно серьезно, в приподнятом и патетическом стиле
елизаветинского театра. Копенгагенская постановка использовала прием
отчуждения, введя в эту сцену дождь и снабдив всех исполнителей зонтами.
Таким образом, выспренная манера игры была искусственно отчуждена. Но все же
не удалось достигнуть того, чтобы зритель, которому дали понять
несовременность подобного поведения, мог еще увидеть, что приподнятая манера
игры тесно связана с личными проблемами высшего класса. Это могло бы быть
достигнуто, например, тем, что инспектор и сбиш, сопровождающие
заключенного, слушали бы диалог подчеркнуто равнодушно или даже с усмешкой,
а может быть, напротив, с восхищением,
К воспроизведению исторических стилей относится также девятая картина,
действие которой происходит в кафе госпожи Корнамонтис; в эту сцену введены
элементы французской салонной пьесы конца восемнадцатого столетия. В этой
картине у Изабеллы был сплошной белый грим.
Основная декорация состояла из четырех выкрашенных под цвет слоновой
кости, горизонтально слегка изогнутых ширм, которые по мере надобности могли
быть поставлены в любом порядке. Передвижные лампы были видны; два открытых
рояля, когда на них играли, - освещены. Перестановка происходила за
небольшим внутренним занавесом, не полностью закрывавшим сцену, но удобным
для интермедии. Декорация устанавливалась и дополнялась во время репетиций.
Были использованы:
В первой картине:
маленький стул для вице-короля: бильярд, заваленный газетами;
географическая карта на деревянной стойке; разбитая лампа с одной зажженной
лампочкой; вешалка для шляпы и трости вице-короля; дверь, на ней маленькая
эмблема - гиена со скипетром; деревянный стул для ожидающего за дверью
Иберина.
Во второй картине:
две неоструганные деревянные оконные рамы для Кальямасси и Нанна;
вывеска: "Табачный магазин Пальмосы"; красный фонарь с надписью "Кафе
Парадиз"; плетеный стул для госпожи Корнамонтис; дверь в кафе; два
нарисованных двухметровых четырехэтажных дома с продовольственными лавками;
шесть эмблем мелочной торговли, подвешенных на проволоке (по Горелику):
золотой кренделек, серебряный цилиндр, черная сигара, золотой тазик
цирюльника, красный детский башмачок, красная перчатка. Эти эмблемы мелочной
торговли опускались, когда Нанна, стоя под ними, пела свою вступительную
песню; флаги с портретом Иберина.
В третьей картине:
большой колодец из неоструганных бревен; висящая соломенная циновка.
В четвертой картине:
стул вице-короля для судьи на маленьком деревянном балконе, в стороне,
вне сцены; светящаяся надпись, появляющаяся на заднике, над ширмами;
неоструганная деревянная лестница; старая скамья для подсудимых;
поврежденная статуя Правосудия.
В пятой картине:
церковная скамья для игуменьи; нарисованное церковное окно на железных
ножках, открывающееся снизу; два деревянных стула; несгораемый шкаф с
иконой.
В шестой картине:
дверь; маленькая деревянная лестница; стол; шесть стульев; красный
фонарь; выпиленные черные буквы "Кафе Парадиз"; свеча; на одной из ширм -
силуэт двух лошадей.
В седьмой картине:
деревянная лестница, покрытая голубой дорожкой; люстра; статуя
Правосудия, починенная: в конце "Песни о живительном действии денег" она
была опущена на место поврежденной статуи, поднятой вверх; маленькая дощечка
"Иск монастыря св. Варравы к арендатору Кальясу. Предмет тяжбы - две
лошади"; стул для судьи; свежевыструганная скамья подсудимых; две
подвешенные лошади из фанеры, которые при вынесении приговора могли быть
подняты вверх.
В восьмой картине:
грязные флаги; в остальном все как во второй картине.
В девятой картине:
дверная рама, закрытая красной занавеской с бахромой; поднос со
стаканом воды; деревянный стул; старая кушетка в стиле ампир; зеленое
искусственное горшечное растение, которое Нанна использует как ширму;
красная висячая лампа над кушеткой; посетитель, покидающий заведение, куда
входит Изабелла.
В десятой картине:
у рампы большая выкрашенная в черный цвет деревянная рама с натянутыми
веревками, изображающая тюремную решетку; два деревянных табурета для де
Гусмана и Кальяса, приставленные вплотную к решетке по ту сторону; небольшое
возвышение с табуретами для связанных арендаторов; световая установка,
расположенная таким образом, чтобы арендатор Кальяс мог пройти через
зрительный зал, произнося свой монолог; три виселицы за ширмой.
В одиннадцатой картине:
три виселицы за ширмой; черная доска вне сцены с надписью "Казнь одного
помещика и двухсот арендаторов"; накрытый стол с золочеными стульями;
фанерные силуэты солдат - они видны, когда появляется вице-король; ствол
большой пушки, спускающийся на проволоке над столом и направленный на
зрительный зал в то время как Миссена говорит о мире.
Головы были высотой около двадцати сантиметров. Вместо лиц - маски с
уродливыми носами, ушами, волосами, подбородками. У сбишей были непомерно
большие руки и ноги.
Женские костюмы - красочные, не связанные с какой-либо определенной
модой; на арендаторах были черные штаны, холстиновые рубахи и деревянные
башмаки; на богатых помещиках - котелки и визитки; на Миссене - мундир; на
мелких буржуа - обычные пиджаки.
В настоящее время производство грампластинок предоставляет театру
возможность пользоваться записанными шумами. Это в значительной мере
усиливает ощущение зрителя, что он _не_ в театре. Этими пластинками театры
пользуются очень охотно, так что теперь в "Ромео и Джульетте" Шекспира можно
услышать подлинный шум толпы. Насколько нам известно, Пискатор был первым,
применившим граммофонную запись. Он применил это новое средство абсолютно
правильно. Во время представления пьесы "Распутин" звучал записанный на
пластинку голос Ленина. На это время спектакль был прерван. В другом
спектакле было использовано новое достижение техники - передача по радио
шумов в сердце больного. Одновременно на экране демонстрировалось сокращение
сердечной мышцы. Тот факт, что для лечения больного, находящегося на
пароходе или в каком-нибудь отдаленном месте, можно получить указание
специалистов, не играл в пьесе никакой роли. Было лишь показано, как техника
облегчает человечеству общение и что этому противодействует современный
общественный уклад.
В пьесе типа параболы шумы могут быть использованы лишь в том случае,
если они соответствуют назначению параболы, а не для создания настроения,
иллюзии, атмосферы. Топот вступающих войск Иберина (в одиннадцатой картине)
может быть передан пластинкой. А также победный перезвон колоколов (в
седьмой и восьмой картинах) и похоронный звон (в одиннадцатой картине).
Посредством записи не должен быть передан, например, скрип колодца, у
которого работают арендаторы (в третьей картине). Искусственный шум толпы
может сопровождать появление Иберина (в четвертой картине): реакция народных
масс за сценой (в четвертой картине) на требования арендатора и решение
наместника, а также шум толпы при известии о победе (в седьмой картине) тоже
могут быть искусственными.
Было бы правильным поместить проигрыватель, как и оркестр, на виду у
всех. Но если такое нововведение может вызвать слишком сильное
неудовольствие публики или слишком откровенный смех, лучше обойтись без
него.
Переводы пьес сделаны по изданию: Bertolt Brecht, Stucke, Bande I-XII,
Berlin, Auibau-Verlag, 1955-1959.
Статьи и стихи о театре даются в основном по изданию: Bertolt Brecht.
Schriften zum Theater, Berlin u. Frankfurt a/M, Suhrkamp Verlag, 1957.
КРУГЛОГОЛОВЫЕ и ОСТРОГОЛОВЫЕ
(Die Rundkopfe und die Spitzkopfe)
Пьеса написана в 1932-1934 гг., издана впервые в 1938 г. В первой
редакции была написана еще в Германии и готовилась к изданию, которое,
однако, было остановлено в связи с приходом к власти Гитлера. Когда Брехт на
следующий день, после поджога рейхстага был вынужден покинуть Германию, он
успел взять с собой корректурные гранки пьесы, но в эмиграции он ее самым
радикальным образом переработал и в окончательной редакции закончил в 1934
г. в Свендборге (Дания).
На русский язык пьеса была переведена в 1936 г. В. Стеничем и в 1956 г.
В. Нейштадтом. Первый перевод вышел тогда, же отдельным изданием, второй
вошел в однотомник пьес Брехта (изд-во "Искусство").
Отправным пунктом для Брехта в работе над пьесой послужили некоторые
литературные образцы. Это прежде всего комедия Шекспира "Мера за меру".
Брехт почерпнул из нее основные элементы фабулы и ряд сюжетных положений,
подвергнув ее в целом пародийному переосмыслению в свете современных проблем
фашизма и антифашистской борьбы. История арендатора Кальяса и его судебный
процесс о лошадях несомненно навеяны повестью Генриха фон Клейста "Михаэль
Кольхас".
К написанию пьесы Брехта побудило предложение режиссера Людвига Бергера
слегка обработать комедию Шекспира "Мера за меру" для предполагаемой ее
постановки в театре "Фольксбюне". Работа Брехта вышла далеко за пределы
того, о чем просил Бергер, возникла новая, самостоятельная пьеса.
Первоначально Брехт назвал ее "Мера за меру, или Соляной налог", затем
"Богач богача видит издалека" и т. д. По ходу работы менялось не только
название пьесы, менялось также - и самым радикальным образом - и ее
политическое направление, ее идейно-тематический замысел. В первой редакции
предметом сатирического обличения был не фашизм, а реформизм, не
гитлеровская (в частности, расистская) демагогия, а социал-демократические
теории о возможности без революции, путем мирных реформ преодолеть классовую
борьбу в буржуазном обществе. Лишь в эмиграции, в последних редакциях пьесы,
в ней сменился объект сатиры, и она приняла отчетливо антифашистский
характер.
Движущим нервом сюжета Брехт сделал расовый вопрос. Но это не означало,
что он готов был ограничиться в своей пьесе лишь разоблачением антисемитизма
гитлеровцев. Свою главную задачу он видел в том, чтобы вскрыть социальную
природу фашизма как террористической диктатуры господствующих классов и при
этом показать, что расовый вопрос является производным от классовых
интересов промышленных и земельных магнатов, что погромная антисемитская
травля разжигается гитлеровцами по заказу их хозяев лишь для того, чтобы
отвлечь угнетенных от познания истинных причин их бедствий. В связи с этим
существенные изменения претерпел образ фашистского фюрера Анджело Иберина (в
ранних редакциях Томасо Ангелас). Первоначально он изображался фанатиком
расистских идей, искренне верившим в свою теорию надклассового национального
единства. Орудием в руках больших господ он оказывался, сам того не ведая, и
как "обманутый идеалист" был своего рода трагической фигурой. Но ход событий
в Третьей империи помог Брехту лучше помять фашистских главарей, и в
окончательной редакции пьесы Иберину-в соответствии с исторической истиной -
приданы черты жестокого деспота, беспринципного демагога, циничного
исполнителя социального заказа Большой пятерки.
Первое представление пьесы состоялось 4 ноября 1936 г. в Копенгагене в
театре "Ридерсален". Режиссером спектакля был Пер Кнутсон (описание
спектакля см. в примечаниях Брехта). Спектакль вызвал ь Дании большое
общественное возбуждение. Перед зданием театра состоялись демонстрации с
плакатами - прокатолические и антикатолические, антисемитские и
контрантисемитские. В некоторых реакционных газетах высказывались требования
выслать Брехта из Дании или даже выдать его властям Третьей империи.
В марте 1960 г. состоялась студийная постановка пьесы во
Франкфурте-на-Майне. Режиссер - Рихард Лоренц.
Стр. 9. ...бывалый человек (хотя не всюду он бывал по доброй воле). -
Имеется в виду вынужденная эмиграция Брехта, во время которой он, прежде чем
обосноваться на шесть лет в Дании, проехал через Чехословакию, Австрию,
Швейцарию и Францию.
Стр. 21. ...две-три книги (мне давно хотелось прочесть их на досуге)...
- В образе вице-короля, подписывающего приказ о полномочиях Иберина,
заключен намек на президента Гинденбурга, назначившего Гитлера
рейхсканцлером. О Гинденбурге было, между прочим, известно: он гордился тем,
что со времени окончания кадетского корпуса не прочел ни одной книги.
И. Фрадкин
Популярность: 3, Last-modified: Wed, 21 Apr 2004 20:44:50 GmT