---------------------------------------------------------------
     Перевод: С. и О. Харламовы
     Издательство: "Полярис", 1995
     OCR: K.Mezencev
---------------------------------------------------------------




     Косой Хими возбужденно перегнулся через парту Взгляд его
голубых глаз рассеянно блуждал по сторонам.
     -- Эй, Макс! Эй ты, Макс! Послушай, а, Макс? -- заискивающе
заныл он.
     Большой Макс быстро взглянул на учительницу, Старую Заколку
Монс, сурово возвышающуюся над столом в дальнем конце
классной комнаты нашего седьмого класса. После чего неторопливо
опустил себе на колени вестерн в бумажной обложке и с
отвращением посмотрел на Косого. Его взгляд был прямым и
резким, поведение -- властно-спокойным, тон -- полон
пренебрежения
     -- Почему ты не можешь просто заткнуться и читать свою
книгу? -- Он поднял свой вестерн. -- Заноза в заднице.
В ответ Косой укоризненно уставился на Макса. Потом сутулясь
опустился на свое место и обиженно надулся Макс насмешливо
посмотрел на него поверх книжки и примиряюще прошептал:
     -- Ладно, ладно, Косой. Что ты там придумал? Косой замялся.
Ответ Макса несколько поубавил его возбуждение: взгляд Косого
приобрел осмысленное выражение.
     -- Я не знаю. Я просто думал... -- пробормотал он -- Думал? О
чем? -- Макс начал терять терпение. -- Как насчет того, чтобы
удрать из школы на Запад и присоединиться к Джесси Джеймсу и
его банде?
     Большой Макс презрительно посмотрел на Косого и
неторопливо выпростал из-под маленькой парты свои длинные
ноги. Воздев высоко над головой мускулистые руки, он зевнул и
лениво пихнул меня коленкой.
     -- Эй, Башка, ты слышал это дурацкое кудахтанье? -- с видом
отъявленного наглеца проговорил он, оттопыривая губу. -- Ну-ка,
скажи, как в одном парне может
     умещаться столько глупости? Ну-ка, поговори с ним. Бог ты мой,
ну и ничтожество. -- Лопоухое ничтожество, -- уточнил я.
Подавшись в сторону Косого всем телом и чувствуя как всегда свое
полное превосходство, я ухмыльнулся:
     -- Почему ты никогда не пользуешься своей башкой? Эти парни
давным-давно покойники. -- Покойники? -- удрученно
переспросил Косой. -- Да, покойники, Кудахтало, -- насмешливо
подтвердил я. Косой глупо улыбнулся:
     -- Ты знаешь все. У тебя на плечах настоящая башка, да,
Башка? --_ Он угодливо хихикнул и, видя, что я благосклонно
отнесся к его лести, продолжал: -- Ты очень умный, поэтому тебя
и прозвали Башкой, правда, Башка? -- И он вновь заискивающе
хихикнул.
     Я с деланной скромностью пожал плечами и повернулся к Максу:
     -- Чего еще можно ожидать от такого лопуха как
Косой?
     -- Чего ожидать от Косого, Башка? -- переспросил сосед
Макса, Простак, имеющий вид самого отпетого хулигана.
Мисс Монс бросила в нашу сторону злой, предупреждающий
взгляд, который мы проигнорировали. Демонстративно смахнув
чуб со своих густых бровей и поджав верхнюю губу, Простак
принял обычный агрессивный вид. Издав короткий рык, он
задиристо спросил, нарочито произнося слова по слогам: -- Так что
этот глупый болтун сказал на сей раз? Роль информатора взял на
себя маленький пухлый. Доминик, сидящий рядом с Косым.
     -- Он хочет отправиться на Запад и вступить в банду Джесси
Джеймса, -- тоненьким голоском сообщил он. -- Ему охота
поездить на лошадке. -- Доминик начал подпрыгивать, одной рукой
удерживая воображаемые удила, а другой похлопывая себя по
толстому боку. -- Но, но, -- Косой! -- Затем он принялся щелкать
языком.
     Мы трое присоединились к нему. Дружно подпрыгивая, мы
отщелкивали ритм в такт движениям. Улыбка Косого была
растерянной и глупой. -- Эй, ребята, кончайте, я ведь пошутил. --
Тс-с-с. Старый боевой топор, -- прошептал Простак.
     Подобно  темной туче, ползущей по ясному небу, по проходу между партами
на  нас  надвигалась  необъятная,  пышная  и  взлохмаченная  мисс  Монс.  Ее
гаргантюанские  бедра  были  обтянуты  множеством  черных  юбок, скрепленных
английскими булавками.  Нависнув над нами, она остановилась.
     -- Вы, вы, ни-на-что-не-годные малолетние бродяги, чем вы тут
занимаетесь?
     Мисс Монс просто распирало от ярости. Стремительно взмахнув
рукой, она попыталась выхватить вестерн у Косого. Щеки ее
вспыхнули огнями штормового предупреждения.
     --  Вы... вы... бандиты! Вы... вы... гангстеры! Вы... вы -- истсайдские
бездельники, читающие всякую  дрянь!  Немедленно  отдайте  мне  это  грязное
чтиво! -- выдохнула она и поднесла руку под нос Максу.
     Макс не спеша закрыл вестерн и нагло засунул его в ранец.
     -- Немедленно отдай мне эту книгу! -- рявкнула учительница и
яростно топнула ногой. Макс ласково улыбнулся ей.
     -- А поцелуйте меня в ..., милая учительница, -- ответил он,
четко произнося слова на идише.
     По ее ошеломленному виду я понял, что она догадалась, какую
часть тела ее попросил поцеловать Макс.
     На несколько секунд класс потрясенно затих. Единственным
звуком в помещении было' тяжелое, астматическое дыхание,
вырывающееся из темно-красных. челюстей нашей учительницы.
Затем раздался целый хор сдержанных смешков. Шипя и задыхаясь,
она развернулась и в молчаливой ярости обвела глазами остальной
класс. Затем отступила к своему столу. Ее громадная корма
угрожающе покачивалась.
     Макс издал губами неприличный звук. В классе стоял радостный
шум. Мисс Монс остановилась перед столом, наблюдая за сценой
веселья. Ее всю трясло в приступе неконтролируемой ярости. Однако
вскоре она взяла себя в руки. На смену ярости пришла холодная
язвительность. Учительница откашлялась. Класс затих.
     -- Вы, пятеро бандитов, по чьей вине начался этот гнусный
кавардак, вы получите по заслугам! -- провозгласила она. -- Целый
семестр я вынуждена была мириться с вашим мерзким, вульгарным
ист-сайдским поведением. За все годы работы я еще никогда не
встречалась с такими отпетыми малолетними гангстерами. Впрочем, я
ошибаюсь. -- Торжествующая улыбка заиграла на ее губах. --
Много лет назад у меня было несколько жалких негодяев того же
пошиба. -- Ее довольная улыбка стала еще шире. -- И во
вчерашних вечерних газетах я прочитала подробный отчет о
показательном конце двоих из них. Они были точно такими же
хулиганами, как вы. -- Она театрально выставила указательный
палец в нашу сторону. -- Я предрекаю, что вы пятеро в свое время
завершите карьеру таким же образом, как и те двое: на
электрическом стуле!
     Она уселась за стол, улыбаясь нам и покачивая головой в
радостном предвкушении.
     -- Она имеет в виду Луи Левшу и Итальяшку Франка, -- глухо
проворчал Простак. Макс плюнул сквозь зубы.
     -- Пара тупых дурней -- вот кто эти парни! -- Он повернулся
ко мне: -- Этот Луи Левша, он что, правда был твоим дядей, а,
Башка?
     Я скорбно покачал головой: я бы только гордился таким
родством.
     -- Нет, он был лишь другом моего дяди Абрама. Знаешь, того,
которого друзья выбросили с корабля, когда везли контрабандные
алмазы. Макс кивнул.
     Учительница извлекла из складок черной юбки тяжелые
бронзовые часы.
     -- Слава Богу, осталось всего лишь пятнадцать минут до звонка,
     -- произнесла она, глядя на нас с довольным видом, точно
смаковала предсказанный нам конец.
     Макс достал из ранца вс-е тот же вестерн и, вызывающе
посмотрев на учительницу, склонился над партой. Остальные
ученики продолжали заниматься. Я вслед за Максом принял
отстраненный вид и, развалившись, сполз под парту, где принялся
слушать знакомый шум нижнего Ист-Сайда, доносившийся через
открытое окно. Я предался своей любимой фантазии: уличное
смятение представлялось мне похожим на неблагозвучную
оперетту Пронзительный полицейский свисток был стартовым
сигналом дирижера оркестра. Цок-цоки-цок, цок-цоки-цок ломовых
лошадей, тянущих по булыжной мостовой скрипящие
погромыхивающие фургоны, звучало неумолкающим ритмичным
боем барабанов. Звуки рожков грузовых
     и легковых машин, то опускавшиеся до басов, то поднимавшиеся
высоко вверх, были игрой духовых инструментов. Тоненький плач
голодных или больных младенцев напоминал печальную музыку
скрипок, а низкий гул далекой подземки -- вибрирующее дыхание
контрабасов. Мешанина голосов, зовущих и орущих на множестве
диалектов, заменяла хор, а зычный речитатив уличного разносчика,
расхваливающего свой товар, -- исполнение ведущей мужской
'роли. И над всем этим музыкальным переполохом царил
пронзительный хриплый визг толстой женщины, которой я отвел
роль примадонны сопрано. Она высовывалась из окна верхнего
этажа.
     -- Шолойми, Шолойми... Эй, эй, Шолойми, не забудь, скажи
бакалейщику: отличную, толстую, жирную селедку!
Затем я представил себе гоблинов и ведьм, катающихся верхом
на волнах звука и запахах, вливающихся в класс. Чудища въезжали
в комнату на зловонии от гниющих отбросов из открытых
мусорных контейнеров, на вони из водосточных канав, смешанной
с острыми ароматами кухни, смрадом сырых комнатушек и едким
запахом мочи из школьного туалета во дворе. Они влетали в окно
вместе с удушающими волнами. Особенно отвратительными были
гоблины, источающие зловонные выделения. Эти звуки и запахи
ист-сайдских улиц навсегда запечатлелись в моей памяти.
Через несколько секунд я вернулся к реальности и посмотрел на
Большого Макса, Простака, Доминика и Косого, пытаясь угадать, о
чем они думают. Я представил всех нас на конях с револьверами в
руках, удирающих от отряда полицейских. Это было бы весело,
подумал я и рассмеялся над собой. Я, Башка, занимаюсь детскими
фантазиями. Всего через несколько месяцев я смогу посещать бар,
как настоящий мужчина, а мысли в голове дурацкие, как у Косого
Хими.
     -- Чему радуешься, Башка? -- Макс отложил книжку в сторону
и посмотрел на меня. -- Да так. Просто думаю. Макс фыркнул: --
И ты тоже? О чем же?
     -- Я? О Косом, вступающем в банду Джесси Джеймса. -- Да Косой
просто тупица. Чтобы мы присоединились к ним, парням из
маленького городишки! -- Макс презрительно усмехнулся. -- Конечно,
     Джесси Джеймс умеет обращаться с револьвером, но ведь ты, Башка, понимаешь, что я хочу сказать. Использовать для налета лошадей! Да эта рухлядь
только для мелких городишек годится. Когда мы начнем, то
покажем класс! -- Макс вытер нос тыльной стороной ладони. --
Мы добудем миллион долларов, распихаем их по банкам, а потом
завяжем.
     -- Миллион на пятерых, Макс? -- спросил Доминик. -- Нет, по
миллиону на каждого. Башка, как тебе нравится миллион долларов?
     -- Макс был совершенно серьезен.
     -- Миллион? Да, мне это понравилось бы, но, может быть,
хватит и полумиллиона, чтобы завязать? Миллион долларов -- это
огромная сумма, Макс, -- нравоучительно произнес я.
     -- Может быть, для кого-то полмиллиона большие деньги, но
для меня это миллион. -- Во взгляде Макса появился вызов. Я
пожал плечами:
     -- Ладно, хорошо. Пусть будет миллион. В данный момент
какая, к черту, разница?
     -- Мы завяжем, когда у нас будет миллион? -- задиристо
спросил Простак.
     -- Да, мы завяжем, переберемся в Бронкс и станем большими
шишками, -- объявил Макс тоном, не терпящим возражений.
     -- Эй, ребята! -- Косой перегнулся к нам через парту. -- А
сколько это, миллион долларов? Макс раздраженно шлепнул себя
ладонью по голове. -- Ну что за вопросик? Парню перевалило за
тринадцать, а он не знает, что такое миллион долларов.
     -- Косой, ты настоящий дурак, -- вмешался Доминик. --
Миллион долларов это миллион долларов.
     -- Да, правильно, -- кивнул Косой и улыбнулся. -- Но сколько это?
Скажи мне, Домми, сколько это тысяч? Доминик поскреб затылок:
     -- Я думаю, что миллион -- это десять тысяч долларов.
     -- Ты что болтаешь? Это больше чем пятьдесят тысяч, -- верно.
Башка? -- ехидно спросил Простак.
     Я был горд: я всегда знал ответ. Вот почему меня ''звали
Башкой.
     в
     -- Это десять раз по сто тысяч долларов! -- с важным видом
произнес я. Простак нерешительно улыбнулся: -- Да, как раз .это я
и хотел сказать. -- Чтобы скрыть свою растерянность, он быстро
сменил тему разговора: -- Макс, когда мы начнем собирать дрова
для костра в честь выборов?
     -- Мы начнем в это воскресенье, -- рассудительно ответил
Макс. Косой заволновался:
     -- А если Вильсон проиграет, у нас все равно будет большой
костер, как и всегда?
     -- Да. Разве не наш костер всегда был самым большим в округе?
Нам плевать, кто победит, Вильсон или Хьюз, у нас все равно будет
большой костер.
     Прозвенел звонок. Мы схватили свои пожитки. Остальные
ученики почтительно ждали, когда мы первыми "выйдем из класса.
Мисс Монс поднялась со своего места. Когда я проходил мимо, она
протянула руку, чтобы остановить меня.
     -- Ты! -- повелительно произнесла она. -- Кто, я?
Я приготовился оттолкнуть ее. Макс остановился рядом,
готовый оказать помощь.
     -- Да, ты, молодой человек. Мистер 0'Брайен хочет с тобой
поговорить.
     -- Опять директор? -- растерялся я. --Зачем? -- Никаких наглых
вопросов, молодой человек. Давай отправляйся наверх. Я посмотрел
на Макса.
     -- Подождите меня. Я сбегаю наверх и узнаю, чего от меня
хочет старый дурак. Макс проводил меня до лестницы. -- Мы
будем снаружи, если тебе понадобится помощь. Свистни -- и мы
поднимемся и выбросим старого трутня из окна.
     -- Нет, он в порядке. Не такой уж он плохой парень, этот
0'Брайен.
     -- Да, для директора он не так уж плох, -- согласился Макс и
пошел к выходу.
     Я подождал, пока он не скрылся из виду. Мне не хотелось,
чтобы он увидел, как я снимаю кепку. Я тихонько постучал в дверь.
     -- Входите, пожалуйста, -- послышался приятный
бас.
     Я вежливо остановился на пороге и сказал: -- Вы хотели видеть
меня, мистер 0'Брайен? -- Да-да, проходи. -- Его большое красное
лицо расплылось в приветливой улыбке. -- Проходи и закрывай
дверь. Посиди пока, я сейчас закончу. Я как раз знакомлюсь с твоими
контрольными работами. Они очень хорошие, очень хорошие. --
Директор посмотрел на меня и нахмурился. -- Но твое заявление с
просьбой выдать тебе документы расстроило меня. -- Он вновь
уткнулся в бумаги.
     Я сидел напротив него и чувствовал себя не в своей тарелке.
0'Брайен отодвинулся вместе со стулом от стола, откинулся на
спинку и, заложив руки за голову, стал покачиваться взад и вперед.
Его умные синие глаза поблескивали в такт движению. Он смотрел
на меня и молчал. Мне стало совсем не по себе. Внезапно он
перестал раскачиваться и подался в мою сторону, перегнувшись
через край стола. Его лицо приняло суровое выражение.
     -- Иногда я даже не могу понять, почему проявляю к тебе
интерес, -- сказал он. -- Может быть, потому что вижу твои
возможности. Твои школьные успехи свидетельствуют, что ты
необычайно одаренный мальчик. Поэтому я решил поговорить с
тобой. -- 0'Брайен встал и принялся мерить шагами кабинет. -- Но
не подумай, что это очередная нотация. Нет. В этой школе тебе
осталось пробыть несколько месяцев, поэтому то или иное твое
поведение не так уж и важно для нас, но... -- он театрально поднял
палец, -- то, как ты поведешь себя в будущем, очень важно для тебя
и именно для тебя. Этот момент может оказаться поворотным в
твоей жизни. Я повторяю, если бы ты не был умным мальчиком, я бы
не стал тратить на тебя время. Я бы не пытался заставить тебя
понять, по какой дороге идете ты и твои дружки. Поверь мне, эта
дорога не приведет ни к чему хорошему. -- Он произнес все это с
прочувствованной серьезностью.
     Я сидел, ожидая,, когда старик выговорится. Что знает о ребятах
такой старик, как он? Да е^у по меньшей мере сорок пять, и он уже
одной ногой в могиле. Впрочем, он просто замечательный ирландец.
И как директор самый лучший из тех, кого мы видели в этой
помойке. Совсем
     не такой, как тот последний старый ублюдок, который вечно давал
волю рукам. Директор продолжал:
     -- Конечно, в чем-то виновата твоя среда обитания. Ты
понимаешь, что я подразумеваю под этим словом? На секунду я
забылся.
     -- Знаю ли я, что такое среда обитания? -- Я пре- зрительно
фыркнул. Он рассмеялся:
     -- Я забыл, ты тот, кого называют Башкой. Ты знаешь все.
Растерявшись, я изменил поведение и пробормотал: -- Среда
обитания? Вы имеете в виду Ист-Сайд*? --Ида и нет. Но в основном
нет. Многие, очень многие преуспевающие и хорошие люди были
рождены и воспитаны в этом районе. -- Он остановился.и какое-то
время пристально меня разглядывал. -- Эта последняя заварушка, в
которую попали ты и твои друзья. Что послужило настоящим
поводом? Почему вы это сделали? Я пожал плечами. -- Ты знаешь, о
чем я говорю?
     Я помотал головой. Я врал. Мое лицо горело. Откуда он узнал об
этом?
     -- Ты знаешь, о чем "я говорю. -- Голос директора зазвучал
жестко. -- Послушай, молодой человек, давай будем честны друг с
другом. -- Он опять начал шагать по комнате. Я чувствовал себя,
как арестант на перекрестном допросе. -- Я говорю о
кондитерской Шварца, в которую ты и твои друзья вломились
несколько дней назад.
     Мне захотелось провалиться сквозь пол. Значит, он знал. Значит...
Ну и черт с ним.
     -- Разве ты не понимаешь, что если бы не твой раввин, не
священник твоих дружков-католиков и не моя небольшая помощь
в разговоре с властями, то вы, ребята, были бы отправлены в
исправительное заведение?
     Я пожал плечами. Это он, дурак, так считал. Он не знал, кто
действительно замял дело. Я не мог сообразить, должен ли
объяснить ему, что это сделал дядя Большого Макса, хозяин
похоронного бюро. Он пошел к гангстеру Монаху, а Монах пошел
к районному лидеру Демократической партии, и этот самый парень
и дал
     * Беднейшая часть Нью-Йорка. (Здесь и далее примеч. ред.) II
     указания судье еще до того, как раввин, священник или 0'Брайен
успели с ним встретиться. Тупые дурни, вот они кто. Монах и
районный лидер -- вот парни, за которых надо держаться. Они
начальники всему -- полиции, судьям, всему.
     -- Я обращаюсь к тебе, молодой человек. Почему ты не
отвечаешь?
     Я пожал плечами. Я не мог заставить себя взглянуть-ему в лицо.
Он продолжал расхаживать взад и вперед.
     -- Я спрашиваю, для чего вы это сделали? .Из озорства? Из-за
денег? Скажи-ка, мальчик, ты получаешь деньги на карманные
расходы от своих родителей?
     -- Иногда, когда у отца бывает работа, -- пробормотал я. --
Сейчас он работает? Я отрицательно покачал головой. -- Сколько
раз я тебе говорил, что невежливо мотать головой или пожимать
плечами. Отвечай словами, а не телодвижениями. У тебя это
становится дурной привычкой.
     Я снова пожал плечами. Директор в отчаянии всплеснул руками.
     -- Ну ладно... Есть еще один вопрос, который я хотел бы
прояснить... -- Он на мгновение замешкался. -- На протяжении
всего семестра мне было интересно... Только имей в виду, я вовсе не
собираюсь совать нос в твои личные дела, мне просто интересно
узнать, чтобы я мог в дальнейшем ориентироваться... Почему это ты
и твои приятели не пользуются бесплатными горячими завтраками,
которые предоставляет школа? Вместо этого, как я заметил, вы,
ребята, каждый день во время еды играете во дворе в баскетбол. Ты
такой худой, и думаю, что где-то в полдень ты смог бы справиться с
порцией горячего супа. -- Он говорил доброжелательно и
нерешительно. -- Скажи, "это из-за того, что этот суп вовсе не то,
что вы называете кошером*? Я покачал головой:
     -- Нет, кошер для-меня ничего не значит. -- Тогда почему? Мне
действительно интересно узнать. -- Я не ответил и пожал плечами.
* Кошерная еда -- еда, которую разрешается употреблять благоверным
иудеям.
     -- Город берет на себя пусть небольшие, но расходы и заботы,
чтобы предоставлять эти бесплатные завтраки, -- продолжил
директор. .-- И очень многие из вас, детей, Могли бы
воспользоваться щедростью города, но не делают этого.
     -- Щедростью, -- презрительно фыркнул я. -- Да, щедростью, --
повторил он. -- Что плохого в этих завтраках? -- Суп, --
насмешливо сказал я. -- Суп?
     -- Да, благотворительный суп, -- проворчал я. -- Хм-м-м... Да, к
сожалению, на самом деле именно суп с хлебом -- это основное
блюдо, поставляемое, чтобы разнообразить домашнюю диету
недокормленных детей в наших перенаселенных районах. --
"Суповая" школа, -- с презрением произнес я. Директор грустно
улыбнулся:
     -- Да-да, я это уже слышал. "Суповые" школы. Ладно, давай на
минуту забудем о супе, хорошо? Я кивнул.
     -- Хорошо, хорошо. На чем мы остановились? -- спросил он с
улыбкой. -- Ах да, твой отец, к несчастью, безработный?
Я опять кивнул. Он печально покачал головой и со-.чувственно
поцокал языком. Я опять начал чувствовать себя неуютно. Он
глубоко вздохнул:
     -- Значит, поэтому ты и подал заявление, чтобы тебе выдали
документы для устройства на работу? И поэтому ты не собираешься
кончать школу? Ты хочешь зарабатывать деньги, чтобы помогать
семье? -- Да.
     -- Это довольно похвально, но все-таки, не мог бы ты
продолжить обучение? Я пожал плечами. -- Так да или нет? Я
пожал плечами еще раз.
     -- Послушай, я хочу тебе помочь. Я смогу тебе по-мочь, если
ты изменишь свое поведение. Не держись за своих дурных
приятелей, продолжай ходить в школу Только при помощи учения...
Я перебил его:
     -- Я не могу окончить школу. Мне надо работать. У моего отца
нет работы.
     -- Как долго твой отец без работы? -- Как долго? Около трех
месяцев. -- Хм-м-м... -- 0'Брайен потер подбородок. -- Ладно, у
меня есть одна идея, и я реализую ее в твоем случае. 1ы очень
одаренный и в общем-то не испорченный, ты еще можешь стать
добропорядочным и преуспевающим гражданином. Я сделаю так,
чтобы агентство по социальной защите занялось твоим делом и
помогло твоей семье. Так что ты сможешь продолжить учебу.
Только держись подальше от своих друзей. -- Он самоуверенно
улыбнулся, считая, что решил проблему. Его голос повеселел: --
Ну? Ведь совсем неплохо? Они помогут тебе помочь самому себе.
Ты продолжишь обучение и при хорошем поведении сможешь
преуспеть.. Ты ведь хочешь * добиться успеха в этой жизни, верно?
Чтобы получить свою долю от богатств мира, ты должен
специализироваться. Мне кажется, что у тебя замечательные
способности к математике. Почему бы не продолжить и не
попытаться стать счетоводом, а может быть, и бухгалтером? Не
следует брести по жизни без определенной цели.
Специализированные знания -- это острый нож, который поможет
тебе пробиться сквозь жизненные затруднения к своей цели. К
успеху. Ты понял, что я хочу сказать?
     Да, я понял, что он хотел сказать, но сыграл в дурачка.
     -- Да, я достану себе большой нож. Директор впервые вышел из
себя. -- Черт подери твою тупость! -- взорвался он. -- Я думал, ты
понимаешь, о чем я говорю.
     Я пожал плечами. Все это стало действовать мне на нервы.
     -- Ну? -- обеспокоенно спросил он. -- Что? -- я сделал вид, что не
понимаю. Он пристально посмотрел на меня. Я опустил глаза. Тогда
до него дошло, что я понял, о чем он говорил. Да, я понял, о чем он
говорил. Он хотел, чтобы я не бросал школу, откололся от Макса и
остался без миллиона долларов, которые мы собирались сделать на
налетах .и всем остальном. Я буду получать помощь от агентства по
социальной защите? Ха! Все станут смотреть на нас сверху вниз.
Благотворительность. Фу! Какой толк в образовании? Я знаю
достаточно для того, чем собираюсь заняться. Умею писать. Знаю
арифметику. Могу
     читать. Я умный. Я умею использовать свою башку. Да, именно
поэтому меня и прозвали Башкой. Потому что я умный. Да, и я
достану себе настоящий острый нож. Он будет моим ножом
специализированных знаний.
     0'Брайен остановился напротив меня с суровым выражением
лица.
     -- Я сделаю так, чтобы агентство помогло твоей семье, а ты не
бросай школу, -- сказал он. Его тон был категоричным.
Я поднялся со стула. Я чувствовал себя героем, вроде крутого
Натана.
     -- Я не желаю вашей благотворительности и не нуждаюсь в ней.
Я ухожу из школы.
     Он был славным парнем. Мне даже стало его жаль. Он выглядел
таким расстроенным из-за всех нас, малолеток.
     -- Хорошо-хорошо, мы кончили, сынок. -- Он похлопал меня по
спине. Я подошел к двери и обернулся.
     -- Так мне. отдадут документы для устройства на работу?
Он не ответил, а лишь посмотрел на меня и безнадежно вздохнул.
Я не отставал:
     -- Мне они нужны, мистер 0'Брайен. Он печально кивнул: -- Ты их
получишь. Друзья ждали меня возле выхода. -- Чего хотел старый
болтун? -- спросил Макс. -- Ничего особенного. Он в основном
разговаривал сам с собой. Он хотел, чтобы я остался в школе.
Косой вытащил губную гармошку. Мы пошли вниз по улице,
напевая "Прощай, моя крошка с Кони-Айленд".
     У Макса был замечательный баритон. Простаку достался
посредственный бас. Доминик пел высоким фальцетом: у него
ломался голос. А я пел голосом, который считал тенором. В любом
случае мы очень гордились нашим уличным квартетом.
Мы дружно маршировали под музыку вдоль по улице. Вдруг мы
резко затормозили и вытаращили глаза: перед нами стоял
величайший в мире человек. В наших глазах он был более великим,
чем Джордж Вашингтон в глазах большинства школьников. И он
смотрел прямо на нас. -- Привет, ребята.
     Мы замерли в благоговении. Макс всегда был самым
решительным.
     -- Привет, Монах, -- ответил он. Это был Монах, самый крутой
человек во всем Ист-Сайде, а значит, когда это касалось нас, то и во
всем мире.
     -- Ребята, я хочу, чтобы вы оказали мне одну услугу, -- сказал
Монах -- Все что угодно, Монах, -- ответил Макс. -- Отлично,
тогда пошли. -- Монах жестом указал дорогу.
     Мы последовали бы за ним даже в ад, если бы он попросил нас
об этом. Он завел нас в салун на Ладлоу-стрит. Внутри коротали
время за пивом десять здоровенных громил с приплюснутыми
носами и помятыми лицами.
     Монах со смехом обратился к ним: -- Ну, как вам моя новая банда?
Громилы глядели на нас и улыбались. -- Отлично, Монах. Очень
крутая банда. Как насчет пива, детки? -- спросил один из них.
До этого мы ни разу не пробовали пява. Вкус оказался ужасным.
Но мы осушили свои кружки. У нас немного кружилось в головах,
и мы почувствовали себя важными персонами. Монах Истман
объяснил, для чего мы ему понадобились. Каждому из нас дали по
две бейсбольные биты и сказали, чтобы мы ждали Монаха и его
ребят в парке на Джексон-стрит. Шайка ирландских хулиганов
взяла в привычку устраивать налеты на парк и досаждать старым
евреям, которые там собирались. На сей раз ирландцев должен был
ждать сюрприз. По такому случаю Монах собрал самых крутых
ребят со всей округи. Это была шайка всех звезд, такая же сборная,
как бейсбольная команда всех звезд, которую собирают из лучших
игроков обеих лиг. Кроме Монаха здесь были Кидала Кид, Буксир,
Кочан Аби, Большой Луи, Псих Изя -- все парни с громкими
именами. Если Монах и его команда пойдут с битами по улице к
парку, то это наверняка станет известно полиции и ирландской
шайке. Нас пригласили именно по этой причине.
Монах и его ребята входили в парк по одному, делая вид, что не
знают друг друга. Они подсаживались на скамейки к своим
престарелым единоверцам, доставали из карманов еврейские газеты
и в буквальном смысле
     слова уходили в них с головой, чтобы их никто не узнал. Мы с
битами наготове расположились неподалеку. Ждать пришлось
недолго. Мы увидели ирландцев, входящих в парк со стороны реки.
Около пятнадцати человек крутой портовой шпаны. Кроткие
набожные евреи сразу же устремились вон из парка.
Кочан Аби находился ближе всех ^приближающейся толпе
Кроме всего прочего он славился размерами своей огромной
головы, которая отнюдь не была такой же мягкой, как кочан
капусты. Скорее она была твердой, как валун. Самый здоровый
ирландец подошел к Аби и проворчал:
     -- Проваливай, пока цел, жидовская морда. Пшел из парка,
чертов шут.
     Аби медленно поднялся со скамейки с таким видом, будто готов
был задать деру. Затем, низко опустив голову, он, словно бык,
бросился в атаку. Не дожидаясь сигнала от Монаха, мы подбежали
со своими битами. Монах и его ребята повскакивали со скамеек.
Каждый схватил у нас по бите, и бойня началась. Мы наблюдали,
стоя с камнями в руках. Если бы голова какого-нибудь ирландца
привлекла наше внимание, то мы впятером наверняка вырубили бы
его. Нам было чертовски весело. Именно там мы впервые увидели
Пипи, Веселого Гонифа и Глазастика.
     Макс первым заметил что-то необычное. Трое пацанов
примерно нашего возраста мелькали в тех местах, где драка
разгоралась наиболее жарко. Макс пихнул меня:
     -- Смотри, двое еврейских пацанов и один ирландский. Они
действуют заодно. Наверняка у них что-то на уме.
В один момент пацаны оказывались в самом центре группы
дерущихся, затем разбегались в разные стороны и в следующий
момент мчались к следующей группе.
     -- Они не дерутся, -- заметил я. -- Что они там делают? Макс
пожал плечами.
     Наконец со звоном прикатил арестантский фургон, и
полицейские в жестких высоких шлемах замахали своими
дубинками. Все, кто мог, бросились наутек.
     Мы с Максом подхватили по бите, Макс крикнул остальным,
чтобы не отставали, и мы стали преследовать двух малолетних
евреев и ирландца. Наконец мы догнали
     их на берегу реки. Ирландец совсем запыхался, но улыбнулся нам и
произнес с сильным акцентом:
     -- Может быть, хватит драться? Давайте будем друзьями. -- Он
протянул руку и представился: -- Мои друзья называют меня Пипи,
,а это мои кореша -- Веселый и Глазастик.
     Веселый тоже протянул руку, улыбнулся и сказал с отчетливым
еврейским акцентом: -- Рад встрече с вами, мальчишечки. Макс
поднял биту и проговорил: -- В помойку весь этот мусор о дружбе.
Башка, проверь их карманы.
     Я передал Простаку свою биту. Он держал ее наготове, пока мы
с Домиником обшаривали карманы пацанов. Содержимое их просто
поразило нас. На троих у них оказалось три бумажника и две пары
часов с золотыми брелоками. Мы достали деньги из бумажников,
около двадцати шести долларов. Макс вручил Пипи, Веселому и
Глазастику по два доллара. Немного подумав, он сунул каждому из
них еще по доллару.
     Веселый Гониф был рослым парнишкой, Пипи -- низеньким и
тщедушным, а Глазастик -- коренастым, с огромными навсегда
удивленными глазами. Они настолько отличались друг от друга,,
что их союз показался мне очень странным. Однако, узнав их
поближе, я понял, что в душе они очень похожи. Они все были
"свеж-ими" иммигрантами. Иммигрантами из разных стран, но с
одинаковым озорным юмором и инстинктивной тягой к воровству.
Тогда мы встали кружком и начали слушать, как Пипи хвастает
о своих подвигах. Это оказалось ошибкой. К нам быстро подбежал
Вайти, местный полицейский. Для начала он вытянул Гонифа
дубинкой по спине.
     -- Вы те ребята, которых описали парни в кутузке. Быстро
давайте их бумажники и часы. -- Он прошелся по нашим карманам
и изъял все, чем мы только что завладели. -- А теперь
проваливайте, пока я вас не отвел в участок. Мы грустно побрели
прочь.
     -- Этот чертов Вайти, -- горько подосадовал Макс. -- Он
жулик. Могу поспорить, что он ничего не отдаст обратно. Все
оставит себе.
     -- А ты как думал? -- ехидно ответил я. -- Ты что, разве не
знаешь, что все жулики? Что все правонарушители?
     -- Да, ты прав, -- согласился Макс. -- Конечно, Башка прав, --
произнес Простак. -- Все воры. Мы вышли, из парка.
     --.Надеюсь, еще увидимся, ребята. -- Пипи широко улыбнулся
нам и вместе с Веселым и Глазастиком двинулся, прочь, в сторону
Брум-стрит.
     -- Да, приходите, -- бросил им вслед я. -- Мы бываем рядом с
кондитерской Джелли на Деланси-стрит. -- Конечно, придем, --
откликнулся веселый Гониф. Мы шли вдоль по улице. Мы уже
забыли неприятную встречу с Вайти.
     Приближался вечер пятницы. Солнце, улицы, все на свете
воспринимается совсем по-другому, по пятницам, ближе к вечеру.
Мы были счастливы и беззаботны. В нашем распоряжении была
целая вечность: целых два дня праздника, два волшебных дня без
школьных занятий. Я был голоден, и сегодня вечером меня ждала
самая великая еда недели, еда Субботы -- единственная плотная
еда за каждые семь дней. Вечером не будет черствого хлеба,
натертого чесноком и, если его не запивать чаем, застревающего в
горле. Мама сейчас печет. И будет горячая плетенка, и заливная
рыба, и свежий соус из хрена. Мой рот наполнился слюной. Боже,
как я был голоден! И похоже, что не один я. Косой перестал играть
на гармошке и сказал: -- Как Насчет того, чтобы пойти в
пирожковую Юни Шиммеля и взять парочку?
     -- У кого есть деньги? -- поинтересовался Простак. -- У тебя
есть деньги?
     -- У меня есть цент, который не отобрал Вайти, -- ответил
Косой.
     -- У кого-нибудь еще есть деньги? -- Макс протянул руку за
монетой Косого.
     Доминик достал из потайного кармана два цента. У остальных
не оказалось ни гроша.
     -- Мы купим пирожок за два цента и пакет жареных орешков на
оставшийся.
     Купив горячий пирожок и орешки, мы остановились на углу, и
каждый получил по кусочку и по нескольку орешков. Вкус был
изумительный, но от этого нам стало
     еще голоднее. Мы двинули по Орчард-стрит, где уличные торговцы с
ручными тележками собирали свои товары, чтобы пораньше
вернуться домой к субботней еде. Они настороженно смотрели на
нас. Им уже было известно, кто мы такие. Совершив несколько
хитроумных маневров, Макс и Простак умудрились схватить по
апельсину Торговец посылал проклятия нам вдогонку: -- Бандиты!
Будьте вы прокляты! Разделив апельсины, мы не спеша побрели по
Де-ланси-стрит, по улице, на которой я жил.
     -- Смотрите, вон стоит Пегги, --заикаясь от волнения,
проговорил Косой.
     На моем крыльце, томно привалившись к двери, стояла белокурая
дочка дворника, нимфоманка Пегги.
     -- Привет, мальчики! -- окликнула она нас. -- Башка, угости
меня долькой своего апельсина.
     -- Я угощу тебя долькой своего, если ты угостишь меня кусочком
своей... -- Простак не договорил и с надеждой посмотрел на Пегги.
     -- Свежий мальчик. -- Она хихикнула, довольная своей шуткой,
и прощально помахала рукой. -- Потом, не сейчас, проваливай. И не
за апельсин. Если хочешь чего-нибудь хорошенького, то принеси
мне заварное пирожное.
     Проходя мимо, я крепко тиснул ее. -- Ой, Башка, не здесь, пойдем на
лестницу, -- прошептала она. Я был молод, однако ответил: -- Нет
уж, не сейчас. Я жрать хочу. --> Приходи после ужина к
кондитерской, Башка! -- прокричал мне вслед Макс. -- Конечно! --
ответил я.
     Я бегом преодолел пять пролетов скрипящих ступенек и влетел в
нашу темную квартиру. Вся она была наполнена великолепными
запахами с кухни.
     -- Ужин готов, мама? -- прокричал я, швыряя учебники в угол.
     -- Это ты, мой мальчик, мой милый? -- Да, мам. Я спросил, готов
ли ужин. -- Ты разве спрашивал? -- Да, мам. Я спросил, готов ли
ужин. -- Да, да, готов, .но надо подождать, когда папа с твоим
братом вернутся из синагоги и я зажгу субботние свечи.
     -- Я есть хочу, мам. Почему я должен ждать субботних свечей и
папы?
     -- Потому что, если бы ты был таким же, как твои папа и брат,
ты бы не попадал все время в неприятности и, может быть, не был
бы все время таким голодным, и, возможно, иногда думал бы о
синагоге. -- Мама глубоко вздохнула.
     -- Я думаю о еде и о том, как заработаю денег. Огромное
количество денег, мам. Миллион долларов.
     -- Миллион долларов? Ты такой глупенький, сыночек. Поверь
мне, миллион долларов -- это для миллионеров. Для бедных людей
     -- синагога. А теперь, пожалуйста, не отвлекай меня. Мне надо
закончить стирку, чтобы мы все смогли перед субботой выкупаться
в лохани. И не забудь мне напомнить, чтобы я ополоснула тебе
голову керосином.
     -- Мам, папа занял денег, чтобы заплатить за квартиру?
С кухни донесся глубокий вздох. -- Нет,
     сынок.
Я нашел "Робина Гуда", которого одолжил мне Макс, л начал его
перечитывать. Я был страстным книгочеем и * читал все, что
попадало в мои руки.
     Я слышал, как мама энергично трет белье в лохани. Постепенно
комнату наполнили сумерки, читать стало трудно. Я зажег спичку и,
взобравшись на стул, попытался открыть газ, но он не шел из рожка.
     -- Мама, у нас нет газа! -- крикнул я. Она тяжело вздохнула:
     -- Я его весь использовала на готовку и горячую воду для
купания.
     -- Тогда дай мне двадцатипятицентовик для счетчика. -- Не
могу, сынок. -- Почему, мам?
     -- Сегодня вечером у нас будут свечи. -- Но я не могу читать при
свечах. -- Мне жаль, сынок, но я не могу дать тебе четвертак. Я
опущу его в счетчик завтра вечером. Тогда его, может быть, хватит
на всю неделю.
     Я хлопнул дверью и направился в расположенный на
лестничной площадке туалет, которым пользовались все шесть
семей, проживающих на нашем этаже. Целая минута у меня ушла
на то, чтобы привыкнуть к запаху.'
     В потайной нише за бачком унитаза у меня хранилась коробка с
сигаретными окурками, которые я собирал на улице. Чтобы хоть
как-то побороть чувство голода, я выкурил три окурка. Гвоздь, на
котором обычно висела оберточная бумага из-под апельсинов,
снова был пуст, и я отметил про себя, что надо не забыть набрать ее
на Атторни-стрит, где ее выбрасывают уличные торговцы
фруктами, распаковывающие свой товар. В качестве запасного
варианта можно будет стащить телефонную книгу из кондитерской
Джелли.
     Услышав звук приближающихся шагов, я с надеждой посмотрел
на дверь. Дверь открылась, и на пороге появилась Фанни, которая
жила на одной с нами площадке. Она была моей ровесницей.
     -- Ах, это ты! -- В ее возгласе слышались испуг и радость. --
Почему ты не закрываешь дверь, как положено? Я шутовски
поклонился: -- Проходите, проходите, сказал паук мухе. Она
стояла в дверях и улыбалась. -- С какой это стати, неопытный
младенец? Чтобы ты мог потрогать меня своими неопытными
руками?
     Она хихикнула и, положив ладони на широкие бедра, качнула
ими назад и вперед. Узкое короткое платье не скрывало высокую
круглую грудь и пухлые очертания невысокой фигуры. Это
необычайно меня взволновало. Я просунул руки в вырез ее платья и
начал ласкать теплую, гладкую грудь. Фанни покачивалась, закрыв
глаза и часто дыша.
     -- Тебе это нравится, Фанни? -- прошептал я. Она открыла глаза и
улыбнулась. -- Тити для младенцев, чтобы они кормились
молоком, а не для мальчиков, чтобы они забавлялись.
     -- Зайди, -- взволнованно прошептал я. "- Мы закроем дверь и
замечательно поиграем. -- Я взял ее за РУКУ. Фанни подалась
назад.
     -- Вначале сходи в кондитерскую и купи мне заварное
пирожное.
     -- Где ты этому научилась? У Пегги? -- проворчал я. Она
хихикнула.
     -- Ладно, ты купишь мне одно? Если купишь два, то я разрешу
тебе поиграть с моими ногами.
     -- Да, да, -- пропыхтел я. -- Я куплю тебе целую коробку
заварных пирожных.
     Она засмеялась над нотками безумия, прозвучавшими в моем
голосе. Я обхватил ее за мягкие, пухлые ягодицы и, потянув на
себя, попытался закрыть дверь.
     Утробный рев, похожий на мычание коровы, зовущей своего
теленка, резонируя, долетел с дальнего конца лестничной
площадки: -- Фанни, Фанни, поторопись с туалетом! -- Это мама,
     -- прошептала Фанни. -- Мы идем ужинать к моей тете Рифке.
Тебе лучше отпустить меня. Я разрешу поиграть со мной в другой
раз.
     Мне не хотелось ее отпускать. Я был слишком возбужден.
     -- Пожалуйста, отпусти меня, мне надо пи-пи, -- сказала она. --
А то я сделаю это прямо здесь.
     Я выпустил ее. Она подняла платье, спустила штанишки и
уселась на унитаз. Почувствовав отвращение, я вышел. Нет, она
ужасно вульгарна.
     Я спустился вниз, надеясь встретить Пегги, зашел в подвал,
заглянул в туалеты на всех этажах и посмотрел на крыше. Ее нигде
не было. Расстроенный, я стоял на крыльце и отпускал
оскорбительные замечания в адрес проходящих мимо девчонок.
Появился Большой Макс, спешащий куда-то, и махнул мне
рукой: -- Пошли, Башка.
     Я сбежал по ступенькам и зашагал рядом с ним. -- В чем дело,
Макс? -- Идем, надо поехать с моим дядей. -- Он получил заказ на
катафалк для жмурика? -- обрадованно спросил я.
     -- Да, в Гарлеме. На Медисон-авеню. Ему надо помочь. Это
незапланированная работа.
     Запыхавшиеся, мы добрались до похоронного бюро как раз
вовремя, чтобы помочь дяде Макса, гробовщику, занести в
катафалк длинную плетеную корзину, после чего гордо уселись на
широком переднем сиденье. Когда мы проезжали вдоль парка на
Пя-юй авеню, дядя Макса ткнул пальцем в сторону шикарных
домов и насмешливо произнес:
     -- Все равно очень похоже на Ист-Сайд. Готов поспорить, что в
этих домах едва хватает денег на еду. Замечание напомнило мне о
моем хроническом голоде.
     -- Может быть, нам удастся раскрутить твоего дядю на
несколько бутербродов с сосисками или еще что-нибудь? --
прошептал я Максу.
     Макс кивнул, подмигнул и, пихнув меня, громко сказал:
     -- Когда-нибудь мы будем в состоянии купить целую кучу
бутербродов с сосисками.
     -- Когда бы это ни случилось, боюсь, мне все равно будет
трудно дождаться, -- ответил я.
     -- Ребята, хотите сосисок? -- Дядя Макса улыбнулся. --
Отлично, я умею понимать намеки. Перекусим, когда заберем
жмурика.
     На обратной дороге дядя Макса остановил катафалк у
закусочной и купил нам по два бутерброда, которые были съедены
тут же, у катафалка. Когда мы забрались внутрь, дядя в шутку
предложил нам сигары и очень удивился, когда мы не отказались и
закурили. -- Вы ребята что надо! -- довольно хохотнул он. Мы
помогли ему занести тело в похоронное бюро. -- Спасибо,
мальчики, -- сказал он, затем снова хохотнул и поправился: --
Спасибо, мужики, -- и сунул нам по двадцатипятицентовой монете.
     -- Рады были помочь тебе, дядя, -- ответил Макс. -- Если еще
раз понадобимся, дай мне знать. Дядя ласково посмотрел на Макса.
     -- Ты становишься большим парнем. -- И он ласково похлопал
племянника по спине. -- Спасибо за поездку и все остальное, --
сказал я. -- Не стоит. Всего хорошего, мужики, -- ответил он и
улыбнулся нам на прощание.
     Мы вошли в кондитерскую Джелли, попыхивая сигарами и
ощущая себя хозяевами мира. Простак, Доминик и Косой уже
ждали нас.
     -- Эй, крупняки, где это вас носило? -- поприветствовал нас
Простак.
     Макс швырнул свой четвертак на прилавок и произнес:
     -- Всем по солодовому коктейлю и заварному пирожному.
За прилавком в грязном фартуке на большом животе стоял сын
Джелли, Толстый Мои. Он подхватил четвертак и начал
внимательно его изучать.
     -- Что ты там рассматриваешь, толстяк? -- сердито проворчал
Простак.
     -- Ничего, Простак, ничего, - пробормотал Мои
извиняющимся тоном.
     -- Вот и займись тогда коктейлями.
     Мы сидели на круглых табуретах около прилавка и, шумно
высасывая крем из пирожных, следили за крутящимся вихрем в
электрической машине, приготовляющей коктейль; Такие машины
были последней новинкой в Ист-Сайде.
     В кондитерскую ввалились наши новые приятели с Брум-стрит:
Веселый Гониф, Глазастик и Пипи. Мы обменялись приветствиями.
     -- Как вы отнесетесь к тому, чтобы послушать новую поэму? --
спросил Веселый.
     -- Поэму? -- с сомнением произнес Макс. -- О чем? Ты что,
поэт что ли?
     -- Веселый всегда рассказывает поэмы и загадки, -- сообщил
Пипи. -- Он сам их сочиняет.
     -- Да, обычно грязные, -- добавил Глазастик. -- Но все равно
хорошие.
     -- Да, только грязные и бывают хорошими, -- согласился я.
     -- Ну ладно, давай послушаем одну, -- сказал Макс, которому,
по-видимому, надоел этот разговор.
     Мы развернулись на табуретах лицом к Веселому. Тот встал в
позу и с улыбкой на чумазом лице продекламировал:
Говорила славная малышка поганой малышке. "Фу, как трудно быть
славной" Говорила поганая малышка славной малышке-"Ну, так
положено быть, что трудно быть славной"
     Он замолчал и посмотрел на нас, ожидая одобрения. -- Это все?
     -- спросил Макс. -- Да. Ну как, понравилось? -- с надеждой
спросил
     Веселый.
     -- Дурно пахнет, -- ответил Макс. Веселый
явно растерялся.
     -- Веселый, попробуй задать им загадку, -- предложил Пипи.
Веселый обрадовался и с улыбкой спросил: -- Почему наша
река похожа на ноги девушки? Никто из нас не знал ответа.
     -- Потому что чем выше вы поднимаетесь, тем прекрасней
становится.
     Он с улыбкой уставился на нас, стараясь заметить какие-нибудь
признаки одобрения на наших равнодушных лицах. Мы дали
каждому из них отпить по глотку коктейля из наших стаканов.
Пипи углядел на прилавке коробку заварных пирожных, и вся его
компания устремилась к ней.
     -- Эй вы, парни, тормозите! -- завопил Толстый Мои. -- У вас
есть деньги?
     Пипи достал долларовую бумажку. Веселый Гониф взял ее у
него и, помахав ею в воздухе, спросил у нас: -- Ребята, хотите
пирожных? Мы взяли по два.
     -- Ребята, где вы достали деньги? -- спросил Макс. Веселый с
гордостью обхватил Пипи за плечи: -- Пипи обчистил пьяного на
Бовери. -- Ага, он оказался слабаком, -- скромно произнес
маленький Пипи. -- А еще я забрал у него вот это. -- И он вытащил
большой нож.
     Я вспомнил 0'Брайена с его "ножом специализированных
знаний". Это было чем-то вроде знамения. Нож предназначался
мне, и я должен был получить его. "Он наделит меня магической
силой", -- подумал я и спросил:
     -- Можно посмотреть, Пип?
     Он отдал нож мне. Это был кнопочный нож германского
производства с пружинным механизмом. Послышался
завораживающий щелчок -- и большое блестящее лезвие
выскочило наружу. Нет никаких сомнений -- он должен остаться у
меня. Я открывал и закрывал его перед носом у Пипи, и тот
испуганно попятился. Внимательно наблюдавший за мной Макс
спросил:
     -- Он тебе нравится, Башка? Хочешь оставить его у себя?
     -- Да, он великолепен, -- ответил я. -- Тогда оставь, он твой,
правда, Пип? Макс слащаво улыбнулся Пипи, затем умильно
посмотрел на Веселого и Глазастика. Те уловили, что улыбка Макса
и мое поведение ничего хорошего не предвещают. Простак
наклонился и, приблизив лицо к лицу Пипи, пробурчал:
     -- Ты ведь делаешь Башке подарок, правда, Пипи? Доминик и
Косой зашли к ним со спины и встали наготове. Я не отводил
взгляда от Пипи и продолжал открывать и закрывать нож возле его
горла. На короткое
     время в кондитерской установилась напряженная тишина.
Напряжение разрядил Веселый. Рассмеявшись, он сказал:
     -- Да, конечно, ты можешь взять его, Башка. Он все равно
слишком большой и опасный для такого маленького
мальчика, как Пипи.
     Я подошел к полкам с' книгами в бумажных переплетах,
разглядывая и любовно гладя лезвие. Оно было заточено с обеих
сторон и имело прочный и острый как игла конец. Длина самого
лезвия была по меньшей мере сантиметров пятнадцать. Стоило
надавить на кнопку, и оно уходило в рукоятку примерно такой же
длины. Это было грозное оружие, которое как раз уместилось в
кармане моих брюк.
     Непроизвольно я стал разглядывать ряды соблазнительных
книжек в бумажных переплетах. Это был завораживающий мир
Ника Картерса, Даймонда Дика, самых разнообразных вестернов. Я
принялся листать книжку Горацио Алджера "В богачи из
оборванцев", размышляя, что лучше: купить книжку или опустить
полученный от дяди Макса четвертак дома в газовый счетчик. Я
подумал, что если куплю книгу, то останусь без света и не смогу
сегодня ночью читать, лежа в кровати. Ко мне подошел Толстый
Мои.
     -- Эй, Башка, засунь ее себе в карман, пока не появился мой
старик. Только не перегибай ее слишком сильно и принеси назад
завтра утром. Ладно? -- прошептал он.
     Чувствуя себя абсолютно счастливым, я запихал "В богачи из
оборванцев" в карман и благодарно сказал:
     -- Я буду очень аккуратен, Мои, спасибо. Завтра утром я
принесу ее обратно.
     Мне вдруг стало так хорошо, что жизнь показалась
совершенством. У меня были четвертак для газового счетчика,
новый нож и книжка для ночного чтения.
     -- Ну ладно, ребята, -- произнес Макс, снимая пиджак и
галстук. -- Пора двигать. Вы, парни, составите нам компанию? --
он посмотрел на Веселого, Пипи и Глазастика.
     -- А что вы собираетесь делать? -- спросил Веселый.
     -- Небольшую пробежку на длинную дистанцию, -- ответил
Макс.
     -- Нет, это не для нас, -- сказал Веселый. -- Зайдем к вам
как-нибудь еще. -- И они удалились.
     Мы вслед за Максом сложили одежду на стул и потрусили по
направлению 'к центру. Началась наша ежедневная вечерняя
пробежка. Макс бежал впереди, задавая темп. Когда дело касалось
тренировок, он вел себя как спартанец.
     -- Когда мы вырастем, это нам очень пригодится. У нас будут
мускулы и дыхалка, и мы будем железными парнями.
Мы трусили плотной группой, следя за мелькающими впереди
длинными ногами Макса. Через десять кварталов пухлый Доминик,
задыхаясь и хватая ртом воздух, выдавил из себя:
     -- С меня хватит, Макс, у меня внутри все разрывается.
Макс обернулся. Он дышал без всякого напряжения. -- Домми, твоя
проблема в том, что ты ешь слишком много спагетти. Когда-нибудь
ты пожалеешь об этом.
     Доминик отстал. Мы продолжали бежать в сторону центра, меняя
темп: один квартал пробегали изо всех сил и спокойно трусили по
следующему. Добежав до финансового района в центре города, мы
остановились и сели отдохнуть на поребрике. Перед нами высилось
огромное здание, окна которого закрывали густые железные
решетки, а вход защищала тяжелая железная дверь.
     -- Похоже на тюрьму, -- произнес Простак. ~ -- Здесь, в
центре, нет тюрьмы, -- сказал я. -- Откуда ты знаешь? --
возразил Простак. Макс рассмеялся:
     -- Не спорь с Башкой. Он знает все. Спроси его, он подтвердит.
     -- Да, я секучий, я всегда знаю ответ, -- улыбнулся я.
     -- Он имеет в виду, что он нюхучий и всегда знает. где туалет,
правда. Башка? Мы все посмеялись за мой счет. -- Эй, мистер! --
окликнул Макс прохожего. Человек остановился: -- Да?
     -- Это что там за здание? Тюрьма? Человек улыбнулся: --
Тюрьма? Нет, это место, где хранятся все деньги
     -- И много денег? -- заинтересовался Простак. -- О да, --
довольным голосом сказал человек. -- Много миллионов. Это
Федеральный резерв. -- И он, улыбаясь, пошел дальше.
Макс подошел поближе и попробовал заглянуть внутрь.
Вернувшись, он сказал:
     -- Когда-нибудь мы грабанем это заведение. Что скажешь,
Башка?
     -- Я не против, но, судя по виду, это очень непростая работа. Да,
очень скверно выглядит. Как ты собираешься его грабануть?
     -- Не беспокойся, что-нибудь придумаю. Я взглянул на Макса. Он,
не отрываясь, смотрел на здание. На память мне пришла виденная
где-то карикатура: мышь, бросающая вызов слону.
     -- Из-за миллиона долларов когда-нибудь распотрошу эту
лавочку, -- пробормотал Макс.
     Всю обратную дорогу до кондитерской мы тоже одолели бегом.
Доминик стоял возле входа, болтая с сестрой Толстого Мои,
хорошенькой брюнеткой, недотрогой Долорес. Мы все втайне были
от нее без ума. Через ее левое плечо были перекинуты балетные
тапочки. Увидев нас, она холодно улыбнулась и поздоровалась
только с Косым.
     -- Здравствуй, Хай, -- сказала она. -- Ты не мог бы сегодня
вечером поиграть для меня, пока я буду заниматься?
     -- Конечно, Долорес, с удовольствием. -- Радость переполняла
Косого. -- Когда угодно, когда угодно, для тебя -- когда угодно, --
восторженно зачастил он.
     Они направились в заднюю комнату кондитерской. Мы прошли
вслед за ними и стали наблюдать, как Долорес надела тапочки и
начала выполнять упражнения под музыку, которую наигрывал
Косой. Ее танец захватил меня. Я как очарованный следил за
каждым ее па и пируэтом, за легкими грациозными поворотами. Она
остановилась, чтобы отдышаться, и села поболтать с Косым.
     -- Эй, Долорес! -- окликнул ее Макс. -- Эге-гей -- это для
лошадей. Ты с кем разговариваешь? Думаешь, что с Пегги? Я не
привыкла, чтобы ко мне так обращались.
     Она повернулась к Максу спиной и продолжила беседу с Косым.
Приятная дрожь пронзила мое тело. Я впервые
     испытал сладкий до боли приступ восхищения и безумной
влюбленности в Долорес. Это было чистое, возвышенное чувство,
совершенно не похожее на те ощущения, которые я испытывал по
отношению к Пегги и другим соседским девчонкам. Глядя на
изящную и независимую позу, с которой она сидела на стуле, я
подумал, что она походит на танцующего ангела, на что-то
совершенно неземное. Да, так оно и было. Я любил Долорес
Улыбаясь, я подошел к ней. -- Что это был за танец? Как он
называется? Она надменно взглянула на меня через плечо. -- А я
думала, что ты знаешь все. Это интерпретирующий танец,
раскрывающий смысл музыки. Ты вовсе не такой умный, каким себя
воображаешь.
     Я стоял с горящим лицом, не в силах найти нужный ответ.
     -- Долорес занимается, чтобы стать профессиональной
танцовщицей, -- произнес Косой. -- Когда-нибудь она станет
звездой Бродвея. -- Он постучал по гармонике, лежащей у него на
ладони, и в быстром темпе заиграл "Да, сэр, это моя крошка".
Долорес вновь поплыла по комнате в ритме музыки. Почему-то
ее внимание к Косому ни капли меня не беспокоило. Я ревновал ее к
Максу. Пока она танцевала, Макс с озорным видом забросил за
скамейку ее туфли.
     Окончив танец, она остановилась и с улыбкой сказала Косому:
     -- Большое спасибо, Хай. Ты прекрасно играешь. Косой покраснел
и пробормотал что-то невнятное. Когда Долорес с сердитым видом
начала искать туфли, я залез за скамейку и достал их оттуда. Она
бросила на меня разъяренный взгляд и, не произнеся ни слова, стала
переобуваться. Я готов был убить Макса. Надменно подняв голову
и сердито сверкая зелеными глазами, девушка удалилась.
Подавленный, я молча вышел из кондитерской и остановился в
дверях. Я чувствовал себя так, будто мир рушился на моих глазах.
Долорес очень много значила для меня, а Макс все испортил.
Мои мрачные размышления прервал виноватый голос Макса:
     -- Башка, хочешь "Свит Корпорал"? -- Макс протягивал мне
сигарету. Я принял его предложение о мире.
     Мы стояли и курили. К кондитерской не спеша приближался
мистер Джелли. У входа в свое заведение он остановился и шепотом
обратился к нам:
     -- Мальчики, вы принесете мне утром несколько пачек? Макс
кивнул:
     -- Конечно. Ведь мы всегда снабжаем вас утренними газетами.
Мистер Джелли погладил Макса по голове. -- Завтра утром
прихватите мне пачку "Тагеблатт", ладно?
     -- Да, -- ответил Макс и легонько меня пихнул. -- Завтра
придется встать пораньше, Башка. -- Во сколько?
     -- Примерно в четыре тридцать. Я буду ждать тебя на углу.
Мы стояли, загораживая дверной проход и пытаясь найти тему
для разговора. К дверям подошел посетитель, и мы подвинулись в
стороны, освободив ровно столько места, чтобы хорошо одетый,
усатый Профессор смог пройти. Мы почувствовали приятную
гордость, когда он, ласково улыбнувшись, поинтересовался: -- Как
дела, мальчики? -- Отлично, Профессор, -- ответил Макс. --
Отлично, Профессор, -- повторил я. -- Ребята, подождите меня. Я
скоро выйду. -- Конечно, Профессор, -- сказал Макс. Профессор
направился к телефону. Макса переполняло восхищение.
     -- Он очень умный, этот парень, у него полным-полно мозгов.
Он всего неделя как из тюрьмы, и могу поспорить, что он снова
начнет заниматься опиумом. Хотел бы я знать, где он его достает?
     -- У него есть связи. Думаю, что он его импортирует. У нас в
стране он не растет, -- произнес я с важным видом всезнайки.
     -- Откуда, как ты думаешь. Башка, из Италии? -- Может быть. А
может быть, из Китая. В основном его курят китаезы. Где-то я про
это читал. -- А для чего люди курят опиум? -- После они видят
прекрасные сны. -- Влажные сны о девчонках? -- ухмыльнулся
Макс. Мы рассмеялись, и я сказал: -- Я бы хотел, когда-нибудь его
покурить.
     -- Я тоже. Это называется ловить кайф в лежку, так, Башка?
Я кивнул и многозначительно улыбнулся. Профессор вышел из
кондитерской, попыхивая большой сигарой.
     -- У меня есть для вас работа, мальчики, -- прошептал он. --
Пойдемте ко мне.
     Мы двинулись за ним. Он завернул за угол, вошел в темное
подвальное помещение под магазином, распахнул дверь, пропустил
нас и запер ее на засов. В темноте мы прошли вслед за ним в дальнее
помещение. Он чиркнул спичкой и зажег газовый рожок. У
Профессора была целая мастерская с разноооразным плотницким
инструментом, ручными дрелями и небольшим штамповочным
прессом в углу. Я присмотрел маленький камень для хонингования*
и, дождавшись, когда Профессор повернулся ко мне спиной, сунул
его в карман. На скамейке стояла большая деревянная коробка с
откинутой крышкой. Внутри виднелись колесики и шестеренки. В ее
задней и передней стенках были прорезаны щели, а по бокам
приделаны рычаги. Мы с Максом подошли поближе. стенки коробки
были тщательно отполированы, и она казалась совершенно
неуместной в этом грязном пбдвале. Профессор стоял, глядя на нас и
подкручивая свои усы.
     Макс кивнул в сторону коробки; -- Что
это?
     -- Это? -- Профессор с довольным видом закрыл крышку и
проговорил: -- Позвольте мне продемонстрировать мое последнее
изобретение. Оно из тех вещей, которые должны находиться в
каждом доме.
     Он повернул рычаг. Было слышно, как внутри загремели
шестеренки, и к нашему изумлению из прорези выполз хрустящий
десятидолларовый банкнот. Профессор отошел в сторону и сказал:
     -- Ну ладно, давайте на время забудем об этой машине. Вы,
парни, нужны мне для... -- Он замолчал и внимательно посмотрел
на нас, подкручивая загнувшийся вниз ус. -- Вы ведь хотите
подзаработать, верно?
     -- Конечно, Профессор, мы за этим и пришли, -- сказал я. Его
взгляд посуровел.
     * Отделочная обработка поверхностей. 32
     -- Я знаю, что вы умные парни, и верю, что вы не будете
распускать языки, верно? -- Верно, -- хором ответили мы. Он
улыбнулся, обнажив крупные белые зубы: -- Прекрасно,
прекрасно, вы --хорошие парни, как раз такие, каким я могу
доверять. Я бы не стал просить кого-нибудь другого, потому
что в большинстве своем молодые ребята слишком много
болтают. Ну а теперь, для чего вы мне понадобились: вы
знаете, где находится Мотт-стрит?
     -- Конечно, Профессор, -- гордо ответил Макс. -- Башка знает
город, как прочитанную книгу. -- Мотт-стрит в Китайском городе,
     -- сказал я. -- Правильно. -- Профессор достал из выдвижного
ящика маленький, круглый, по виду восковой шарик. -- Держите его
в кармане. Отнесете в магазин по адресу, который я назову. Там
просто оставите на столе и уйдете Понятно?
     Он заставил нас повторять адрес магазина, пока мы его не
запомнили.
     -- Будьте осторожны с этой штукой. Она ценная, и не надо с ней
играть. Макс кивнул:
     -- Да, Профессор, мы знаем, что внутри. Профессор
вопросительно поднял брови. -- Опиум, -- сказал я.
Профессор хмыкнул и похлопал меня по спине. -- Умный мальчик.
Я буду ждать ^вас здесь, и вы получите по доллару, когда вернетесь.
Добравшись до Китайского города, мы без труда нашли магазин.
Когда мы открывали входную дверь, мимо, помахивая дубинкой,
прошел полицейский, но не обратил на нас никакого внимания.
Колокольчик, висевший над дверями, издал слабый, надтреснутый
звон, и мы вошли Освещение было таким сумеречным, что мы не
сразу обратили внимание на здоровенного китайца, сидящего за
столом Он злобно смотрел в нашу сторону Я был рад, что у меня с
собой нож Он придавал мне ощущение полной уверенности в себе Я
ответил китайцу точно таким же взглядом и ласково потрогал
кнопку, освобождающую лезвие Мысленно я несколько раз всадил
нож в его жирное горло, а в конце полоснул его по лицу И тут
случилась странная вещь: я вдруг увидел, что глаза китайца
расширились от страха. Могу поклясться,
     2 Однажды в Америке                                                       33
     что он прочитал мои мысли. Он понял, что единственное, что мне
оставалось сделать, -- это приблизиться к нему еще на один шаг. И
тогда я искромсал бы его физиономию своим волшебным ножом. Он
в ужасе отвернул от меня свое мучнистое обвислое лицо. Я
засмеялся и плюнул на пол. Макс положил шарик на стол, и мы
вышли на улицу.
     -- Над чем ты смеялся, Башка? -- спросил Макс. -- Над тем, что
мог бы управиться с этим китаезой или с кем-нибудь еще, --
похвастался я. Макс с любопытством посмотрел на меня. -- Это был
большой китаеза. Я пожал плечами:
     -- Ну и что? Я бы подстрогал его до своих размеров. Макс
рассмеялся и похлопал меня по спине. -- Да, я забыл, что у тебя
нож Пипи. -- Мой нож.
     -- Да, твой нож. Тебе хорошо оттого, что у тебя есть такая
классная вещь, да, Башка? Я кивнул:
     -- Да, сразу чувствуешь, что ты кое-что значишь. -- Я тоже хочу
завести кое-что для себя, -- сказал Макс. Он поднял с тротуара
сигарный окурок и сунул его в уголок рта. -- Я хочу когда-нибудь
завести себе револьвер. Надо будет спросить у Профессора.
Он протянул мне окурок. Я затянулся несколько раз и вернул его
Максу.
     Профессор распахнул перед нами дверь и придерживал ее, пока
мы входили в подвал.
     -- Все в порядке? Вы отнесли это куда надо? -- обеспокоенно
спросил он.
     -- Да, все в порядке. Мы отнесли это куда надо. -- Макс
сплюнул на пол и затянулся сигарным окурком.
Я холодно глядел на Профессора. Он рассмеялся и вручил нам по
доллару.
     -- Вы, детки, далеко пойдете. У вас хорошие способности.
     -- Да, Профессор. Мы ищем, где бы подзаработать. Нам нужны
деньги, -- сказал я.
     -- Вы, ребята, будете много зарабатывать. Я покажу вам как.
     -- Вы ведь Профессор, -- сострил Макс. Профессор
хмыкнул и, потер руки.
     -- Да, да, я могу научить вас, парни, множеству уловок. И
возможно, что к нашей взаимной выгоде
     -- Эй, Профессор... -- Макс неуклюже провел по полу носком
ботинка. -- Да, Макс?
     -- Вы можете достать нам с Башкой пару пушек? -- Пушек? --
удивленно переспросил Профессор -- Да, пару пушек, то есть
револьверов. -- Да, Макс, я понял, о чем ты говоришь. -- Он
подкручивал ус и очень пристально смотрел на нас. -- Для чего они
вам?
     -- Ну, мы думаем, что они нам смогут пригодиться -- К примеру,
когда и для чего? -- Ну, чтобы сделать налет. -- На кого ты
собрался делать налет, Макс? Макс немного помялся, а затем сказал:
     -- Ну, конечно, нам надо еще разработать план. -- Что ж, давай
послушаем твой план. Может быть, я смогу вам дать несколько
советов, как лучше подойти к делу. На кого вы собрались делать
налет? На кондитерскую Джелли?
     -- Нет, мы собрались ограбить Федеральный резервный банк, --
взволнованно сообщил Макс.
     Профессор отвернулся и прижал ко рту платок. Вначале нам
показалось, что он смеется. Но мы ошиблись. У него был сильный
приступ кашля. Отдышавшись и выте-рев глаза, он извинился:
     -- У меня сильный кашель. Сами понимаете, жить в сыром
подвале... Ну а теперь насчет ограбления Фе-деральногорезерва.
Вы, парни, пока еще немного малы для этого. Подождите
несколько лет. После того как вы набьете руку в небольших делах
вроде кондитерских и аптек, вы постепенно дорастете до
Федерального резерва. Договорились, парни -- Он широко
улыбнулся -- Приходите всегда, когда понадобится помощь.
     -- Так вы сможете достать нам револьверы? -- упрямо спросил
Макс.
     -- Да, да, я могу достать все. Предоставь это мне, Макс. Когда я
решу, что вам можно доверить оружие, вы их получите. Это тебя
устраивает? Одна из вещей, которым ты должен научиться, -- это не
быть чересчур импульсивным, понятно, дружок? -- Он похлопал
Макса по спине -- Как называется книга, которая лежит у тебя в
кармане? -- спросил он у меня
     Я достал и показал ему книгу. Он неприязненно взглянул на нее и
проворчал:
     -- "В богачи из оборванцев"... Не слишком ли она детская для
твоего возраста? Я пожал плечами.
     -- Ты любишь книги? -- улыбнулся Профессор. -- Да. Я люблю
читать.
     -- Почему ты не берешь хорошие книги в публичной
библиотеке?
     -- Библиотека для маменькиных сынков. Он
рассмеялся:
     -- Ладно. Тогда вот что я тебе скажу. Я разрешу тебе
пользоваться моей библиотекой. Иди выбирай. Она вон там -- Он
показал на туалет. -- Вы держите книги там?
     -- Да, иди выбирай. Это лучшее место для библиотеки. Место,
где человек по-настоящему может сосредоточиться на том, что
читает.
     Я зашел в туалет. Две стены от самого потолка до пола были
увешаны полками с книгами. И не было ни одного знакомого мне
названия. "Образование" Генри Адамса, книга парня по имени
Йейтс и другие такие же, о которых я никогда не слышал.
     -- Ну, нашел себе что-нибудь по вкусу? -- крикнул Профессор.
Я увидел название, которое для меня имело какой-то смысл:
"Жизнь Джонсона" Босуэла. Я подумал, что это может быть
интересным. Все про Джека Джонсона, чемпиона по боксу. Я взял
книжку и вышел. -- Что ты выбрал? -- спросил Профессор.
Я показал ему книгу. Он с сомнением посмотрел на меня
     -- Ты думаешь, что она тебе понравится и ты там что-то
поймешь?
     -- Вы что, издеваетесь? -- усмехнулся я. -- Она несколько
сложновата для мальчика. -- Вы не знаете Башку, Профессор. Он
очень умный парень. Самый умный на Деланси-стрит.
     -- Ну ладно. Башка, после того как ты ее прочитаешь, мне будет
интересно узнать, что ты о ней думаешь
     Да, я вам расскажу, -- пообещал я. 36





     -- Я найду вас, когда понадобитесь, -- прошептал Профессор нам
вслед, когда мы поднимались по лестнице из подвала. Мы
направились в кондитерскую. -- Что это такое 'он сказал про меня?
     -- спросил Макс. -- Что я должен научиться не вести себя ими.. Как
там, ты не помнишь, Башка? -- Импульсивно?
     -- Да, правильно, импульсивно. Что он имел в виду? -- Не хвататься
за дела, не обдумав их хорошенько. -- Хороший совет. Да, надо все
обдумывать заранее. Я это запомню.
     Простак, Косой и Домииик стояли в дверях кондитерской,
поджидая нас. -- Где были, ребята? -- спросил Простак. -- Мы с
Башкой заработали по доллару, -- произнес Макс, заходя в
кондитерскую. Остальные последовали за ним. -- Дай мне свой
доллар, Башка, -- сказал Макс. -- Дать тебе мой доллар? Для чего?
     -- спросил я, не скрывая своего нежелания делать это. -- Мы все в
доле, -- напористо ответил Макс. Я неохотно отдал доллар Максу.
Он подошел к прилавку, за которым стоял Джелли, и положил перед
ним две бумажки: -- Разменяйте мелочью.
     Макс разделил два доллара на пять равных частей. Я с
разочарованием уставился на свои сорок центов. Макс ободряюще
улыбнулся:
     -- Не расстраивайся, Башка. У нас будет куда больше. Он купил
пачку сигарет, и мы вышли на улицу. Мы курили, свистели и
отпускали непристойные замечания в адрес проходящих мимо
девчонок. Появился отец Доминика, вырвал сигарету из губ сына и
потащил его домой. Мы насмешливо загалдели им вслед.
На противоположной стороне улицы я увидел Долорес,
выглядывающую из окна своей комнаты. Макс помахал ей рукой, и
она с раздражением захлопнула окно.
     Я стоял и грезил о ней. Моя первая любовь. Я представлял, как
она попадает в различные неприятные ситуации. Как ее преследуют
и оскорбляют незнакомые хулиганы. Себе я отводил героическую
роль защитника.
     Себе и своему ножу. Затем я подумал о Пегги. Странное волнение
уже совсем другого характера охватило меня. Мне захотелось
узнать, не стоит ли она на крыльце нашего подъезда. А может быть,
мне повезет, и я смогу немного подержаться за маленькую толстую
Фанни?
     -- Пойду залягу, -- сказал я и двинулся в сторону своего дома.
     -- Что за спешка? -- крикнул вдогонку Макс. -- Не забывай,
Башка, встречаемся рано утром, в четыре тридцать.
     -- Не беспокойся, буду, -- бросил я через плечо. Пегги на крыльце
не оказалось. Крадучись, словно кот, я осмотрел все лестничные
площадки в надежде найти ее или Фанни. Входя в нашу
погруженную в темноту квартиру, я чувствовал себя оставленным в
дураках. Было тихо, вся семья уже спала.
     На кухонном столе потрескивали субботние свечи Рядом с ними
мать заботливо оставила для меня тарелку с заливной рыбой и
кусок плетенки. Я жадно проглотил еду и запил ее стаканом воды
из кухонной раковины. После чего опустил двадцать пять центов в
газовый счетчик, вошел в свою спальню без окон, зажег газовый
рожок и разделся. Спихнув младшего брата на принадлежащую ему
сторону узкой железной кровати, я достал "Жизнь Джонсона" и
открыл первую страницу.
     Предисловие про парня, написавшего книгу, я пропустил.
Какого идиота может интересовать автор? Мне хотелось узнать все
о чемпионе и о его боях, и о том, правда ли, Что у него было
множество женщин и он был женат на белой? Я начал читать. Что
за мусор? В книге говорилось о парне, которого звали Самуэль
Джонсон и который был доктором.
     Я с отвращением положил книгу на пол и полез за "В богачи из
оборванцев", но тут вспомнил, как Про фессор чуть не рассмеялся
надо мной, когда увидел книгу, которую я выбрал. Он сказал, что
мне ее не понять. Чтобы я. Башка, не понял, о чем какая-то вшивая
книга? Это был вызов, и я снова взялся за "Жизнь Джонсона".
Мне пришлось сходить за толковым словарем на кухнюв Бог ты
мой, эта книга была просто до отказа забита прессованными
отходами. Этот парень, Джонсон, только и делал, что болтал то о
том, то о другом. Не было никакого действия. Я заставлял себя
читать и уснул, позабыв выключить свет.





     Я проснулся внезапно. Свет по-прежнему горел. Который час?
Брат, похрапывая, спал на спине. Я спихнул его с моей стороны
кровати.
     -- Ты, паршивец, выключи свет, -- пробормотал он. Я выключил
свет, ощупью добрался до кухни и зажег газ. Было еще рано, старый
облупленный будильник показывал половину четвертого. Во мне
проснулось привычное чувство голода. Я открыл окно и заглянул в
служившую нам холодильником жестяную коробку,
прикрепленную к подоконнику.
     Там было две тарелки: на одной лежали небольшие кусочки
заливной рыбы, а на другой -- плетенка. Все это предназначалось
для субботнего и воскресного ужинов. Своим ножом я отрезал
тонкий ломоть плетенки и, вернувшись к столу, съел его. А потом
стал думать о том, что мой старик собирается делать с платой за
квартиру, что он собирается предпринять, чтобы найти себе работу
прежде, чем нас выбросят на улицу. Я точно не знал, за сколько
месяцев мы задолжали: за два или за три? Я подумал о нашем
паршивом домовладельце, который появляется весь разодетый и
вопит, требуя квартплату. Я подумал о том, что этот ублюдок
всегда носит в петлице белый цветок и, должно быть, он гомик.
Мой дохлый старик, почему он не может найти работу и
получить немного денег? Может быть, потому, думал я, что старый
дурак неважно себя чувствует? Может быть, он всегда болен...
Тогда какого черта он так много времени проводит в синагоге? Два
часа каждое утро и два -- каждый вечер. По субботам он портит
воздух в этом заведении целый день. Все эти старые дурни с их
бородами и шалями, качающиеся взад и вперед во время молитв,
бормочущие всякую дрянь в свои бороды... И что она означает?
Могу поспорить, что полудохлый раввин сам этого не знает. Это
все не для меня! Я умный. И когда вырасту, буду ходить только за
деньгами.
     Бог ты мой! Какого черта я здесь сижу и перебираю весь этот
хлам? Так можно и опоздать. Я вымыл две тарелки, которые
оставил после ужина, смахнул на пол крошки и тараканов и выпил
стакан воды. Достав из кармана сорок центов, я положил их на стол.
Мне стало весело, когда я представил себе, как мама и старик
накроют деньги листком бумаги и оставят на месте до
     завтрашнего захода солнца. Ну и глупцы! Правоверные евреи не
прикасаются к деньгам во все время шаббата*! Ну и глупцы. А этот
еврейский мальчик не таков: покажите мне, где есть деньги, и я
найду им нужное применение. В любой день недели, начиная с
пятницы, и в любое время субботы. Любой сумме. Бог ты мой.
Даже миллиону долларов!
     Я взглянул на будильник. Было двадцать минут пятого. Я
выключил газ, закрыл дверь и осторожно спустился по темной
лестнице. На первом этаже остановился. Из-под лестницы донесся
шум, и я сунул руку в карман. Рукоятка ножа вернула мне
спокойствие. Я положил палец на кнопку и прислушался.
Несколько минут я простоял, слушая ритмичный шорох и
сдавленное дыхание, затем до меня донесся резкий глубокий вздох
мужчины:
     -- Ох, Бог ты мой, это здорово.
     Затем захихикала женщина, и к ее смеху присоединился хохот
мужчины. Я узнал хихиканье. Это была Пегги. Громко насвистывая,
я спустился по последнему лестничному пролету. Под лестницей
наступила внезапная тишина. Когда я вышел на улицу, Макс уже
стоял там, поджидая меня.
     -- Я слышал, как Пегги и какой-то парень резвятся под
лестницей, -- сказал я.
     -- Не врешь? -- На лице Макса появилась заинтересованная
ухмылка. -- Давай вернемся и посмотрим на них в действии.
Мы на цыпочках прокрались в подъезд и остановились. Немного
погодя мы услышали шептание под лестницей. Когда раздались
мерный шорох и стесненное дыхание, мы начали осторожно
подкрадываться ближе и ближе, пока не нависли над тесно
переплетенной парой. -- Привет, Пегги! -- крикнул Макс. Я
никогда не видел, чтобы два человека та.к быстро разлетелись в
разные стороны. Затем пришел наш черед испугаться. Даже в
темноте мы узнали партнера Пегги Это был Вайти, участковый
полицейский! Все четверо мы стояли, глядя друг на друга с
открытыми ртами Первой пришла в себя Пегги. Лишенным
выражения голосом она сказала:
     * Суббота (др-еер). 40
     -- Вайти, эти ребята мои друзья. Познакомься: Макс и Башка.
Она привела в порядок свою одежду, Вайти -- свою. -- Какого
черта вы тут лазаете? -- раздраженно произнес он. -- Почему вы в
такое время не дома?
     -- А что вы делали с Пегги под лестницей? -- нахально
осведомился Макс. -- Совершали дежурный обход?
Вайти не мог решить, показать ли ему характер или отнестись к
словам Макса как к шутке. В конце концов на его лице появилась
легкая ухмылка, на смену которой пришла широкая улыбка, в свою
очередь уступившая место хихиканью, быстро .превратившемуся в
оглушительный хохот. По его щекам заструились слезы.
     -- Вы, ребята, поймали меня без штанов, так что все верно.
Он попытался прекратить свой истерический хохот. Мы
направились к выходу. Пегги старалась сдержать хихиканье. Вайти
задыхался от смеха и ловил воздух широко открытым ртом.
В нескольких кварталах от нашего дома, на Хестер-стрит, около
кондитерской Спивака, мы увидели три пачки уже доставленных
газет. Мы взяли по пачке, закинули их за спины и поспешили к
кондитерской Джелли. По пути Макс заметил:
     -- На этот раз нам 'не надо высматривать, нет ли где Вайти. Мы
знаем, где QH находится.
     -- И не только сегодня, -- добавил я. -- Мы знаем о Вайги
достаточно, чтобы его повесить. С сегодняшнего дня во время его
дежурств мы можем делать все, что угодно.
     Лицо Макса светилось радостным возбуждением. -- Да, ты прав,
Башка! Мы поймали его прямо за причинное место. Пегги
несовершеннолетняя. От нее прямая дорога за решетку. Ого, ну и
неприятности мы можем ему устроить!
     Мы оставили пачки газет возле дверей в кондитерскую Джелли.
     -- Пойдем попьем кофе у Сэма, пока Джелли не открылся, --
предложил Макс. Я засмеялся:
     -- У меня нет денег, Макс. Я оставил их дома, для семьи.
     -- Ну и что? Что ты переживаешь? У меня есть. -- Макс весело
хлопнул меня по плечу.
     Возле ночной кофейни Сэма на Деланси-стрит стояло такси марки
"форд".
     -- Похоже на тачку брата Косого, -- заметил Макс. В кофейне, на
табурете у стойки, мы увидели брата Косого Хими, Крючконосого
Симона, уплетающего яичницу с ветчиной и одновременно
читающего газету. -- Как дела. Крючконосый? -- окликнул его
Макс. Симон поднял голову, помахал нам рукой и вернулся к своей
яичнице и своей газете.
     Мы расположились у дальнего конца стойки, заказали кофе и
зарылись в стоящую на стойке чашку с горячими сухариками. Мы
сидели, макая сухарики в кофе, когда Макс прошептал: -- Смотри,
кто пришел.
     Это был Вайти, полицейский. Не заметив нас, он сел рядом с
Симоном и начал его задирать:
     -- Эй, осторожней, Крючконосый, а то твой длинный нос
застрянет в яичнице. Симон поднял голову и проворчал: -- Один из
самых больших паршивцев Нью-Йорка! И почему это ты не
дежуришь на улице?
     -- Дежурить на улице? Сегодня утром я дежурил в другом
месте. -- Он добродушно хохотнул. -- И очень после --этого
проголодался. -- Он взглянул на тарелку Симона и окликнул Сэма:
     -- Эй, Сэм! Мне то же, что и у Крючконосого. Ветчину с яйцами. --
Потом пихнул Симона локтем. -- Скажи-ка, Крючконосый, как это
получается, что еврей ест ветчину с яичницей? Или это специальная
субботняя ветчина из свиньи, которой было сделано обрезание?
Симон с раздражением отложил в сторону газету. -- Почему бы
тебе не свалить отсюда, пока тебя не застукал сержант?
Вайти веселился, довольный тем, что смог его подцепить.
     -- Эй, Крючконос! А что скажет раввин? Он знает, что ты ешь
ветчину?
     -- Ну-ну, -- пробормотал Симон. -- Чтоб тебя арестовали.
Проваливай. Сам, небось, не все говоришь на исповеди своему
священнику.
     И словно глас совести Вайти, Макс проорал во всю глотку:
     -- Ведь не .все говоришь?!
     -- Эй, Вайти, -- подхватил я,--а ты расскажешь священнику, сам
знаешь что? -- я подмигнул ему.
     Полицейский вздрогнул и, подняв голову, посмотрел на нас. Мы
ответили ему холодными пристальными взглядами. В этом
безмолвном обмене мнениями было достигнуто полное
взаимопонимание. Вайти опустил глаза: он знал, что он в наших
руках. Подошел Сэм и убрал со стойки чашку с сухариками.
     -- Вы сколько думаете слопать на пятак? С каждого из вас за
шесть сухариков.
     Мы проглотили остатки кофе. Высокомерно улыбнувшись, я
громко произнес: -- Эй, Вайти, позаботься о нашем счете! Макс
бросил на меня испуганно-восхищенный взгляд. Сэм с удивленным
видом вручил Вайти ветчину с яйцами.
     -- Сосунки. Чертовы сосунки... Ну что скажешь, Вайти? -- Все в
порядке, все в порядке, -- пробормотал тот.
     Сэм обмахнул тряпкой стойку, бормоча себе под нос и качая
головой, а затем спросил:
     -- Ты собираешься заплатить за двенадцать сухариков? За
двенадцать сухариков и две чашки кофе? Двадцать центов? За этих
сосунков? Вайти вяло кивнул.
     Мы сказали "Привет!" и со смехом вышли. Мы брели вдоль сточной
канавы, выискивая окурки Макс углядел очень большой окурок, на
котором даже остался бумажный поясок, и затянулся с видом
знатока.
     -- Замечательный вкус. На, Башка, попробуй. -- Протягивая мне
окурок, он взглянул на название: -- А, "Корона-Корона"! Когда я
разбогатею, это будет мой сорт. Я тоже затянулся. -- Ну как тебе.
Башка?
     -- Очень хорошая сигара для тех, что можно найти на
Деланси-стрит. Макс засмеялся:
     -- Попозже, днем, мы сходим в финансовый район и поищем там
такие же окурки.
     -- И заодно грабанем Федеральный резервный банк, да, Макс?
     -- Кончай свои шуточки про Федеральный резерв, Башка.
Увидишь, что когда-нибудь мы обчистим это заведение...
После того как наберемся опыт?.. -- Он бросил на меня
сердитый взгляд.
     Мы вошли в кондитерскую. Джелли разрезал веревки на
пачках газет, которые мы принесли, чтобы разложить их для
продажи. Он дал каждому из нас по пятнадцать центов.
     -- А как насчет солодовых коктейлей и заварных пирожных? --
спросил Макс.
     Я подошел поближе и проворчал, глядя на Джелли: -- Уговор есть
уговор.
     -- Ладно, ладно, значит, я сейчас приготовлю коктейли, -- сказал
он и включил электрическую машину. -- Берите по пирожному. К
чему ругаться? -- А как насчет яйца в коктейль? -- спросил Макс. --
Яйца? Хорошо, значит, я добавлю туда одно яйцо. К чему ругаться?
Джелли разбил яйцо в готовящийся коктейль. Пока он стоял к
нам спиной, Макс стащил с прилавка плитку шоколада. Джелли
налил нам два больших стакана. Мы сидели, медленно потягивая
коктейль. Макс бесцеремонно развернул шоколадку и дал мне
половину. Мы грызли шоколад и запивали коктейлем. Джелли
заметил, что мы грызем.
     -- Откуда вы взяли шоколад? -- сурово спросил он. Макс ответил с
нарочитой вежливостью: -- О, мистер Джелли, мы купили его у
Спивака, когда ходили за газетами.
     -- Да, -- произнес я, передразнивая Джелли. -- К чему ругаться?
Мы его купили.
     -- Вы купили его у Спивака? Вы, наверное, не вчера на свет
родились, вы жулики, вы... -- он таращился на нас, охваченный
праведным гневом.
     -- Как тебе это нравится? Он назвал нас жуликами! --
насмешливо произнес Макс.
     -- А как насчет вас, мистер Джелли? Вы что, такой законный?
     -- поинтересовался я. -- Законный? -- переспросил Джелли. -- Я
имел в виду, такой честный, что можете называть нас жуликами?
     -- А, так вот что ты понимаешь под словом "законный"?
     -- Ца, вот что я понимаю под словом "законный". 44
     -- Значит, я законный? .--. -- Нет, вы, как и все
остальные, незаконный.
     -- Незаконный? Что ты подразумеваешь под словом
"незаконный"?
     -- Вор или жулик -- незаконны.
      -- Ты украл, и ты же называешь меня, честного' человека, который
не крадет и ходит в синагогу, жуликом? Незаконным? Почему? За
что? -- Он пристально смотрел на нас.
     -- Мы украли для вас. Вы послали нас за газетами Вы купили то,
что мы украли, значит, вы такой же, как и мы. Вы незаконный, --
очень по-умному объяснил я
     -- Ты думаешь, ты умный. Ты искажаешь все вокруг. поэтому
вместо того, что ты жулик, получается, что жулик я. -- Джелли
фыркнул и всплеснул руками, как будто не понял. -- Значит, я
незаконный, а вы -- молодцы! -- он рассмеялся. -- Ты все
передергиваешь, ты, умный мальчик. Ты умеешь пользоваться своей
башкой, да, мистер Башка?
     -- Да, я умею ею пользоваться, и вы поняли, что я хотел сказать,
вы... вы... -- я чуть было не назвал его словом, означающим его
обрезанную часть, но вдруг вспомнил о Долорес. Этот хрен мог
когда-нибудь стать моим тестем. Макс продолжил объяснение:
     -- Эй, Джелли, Башка вот что имеет в виду. когда ты по ночам
устраиваешь игры на деньги в задней Комнате, то это незаконно.
     -- Незаконно? Даже если я плачу полицейскому Вайти десять
процентов за разрешение? -- хитрый огонек мерцал в глазах
Джелли. Он просто валял дурака. -- А как насчет моих конкурентов
за углом? Как ты их назовешь, мой умник Башка? Они что, тоже
незаконны? -- О ком вы говорите?
     -- О церкви за углом. Они устраивают в подвале азартные игры.
Два, может быть, три раза в неделю. Там играют в бинго. Это
азартная игра, но им не надо платить Вайти за разрешение. -- Он
рассмеялся. -- Они завели у себя доходное предприятие. Ну что,
умник, ну что, Башка? -- насмешливо кривлялся он. -- Их ты тоже
назовешь незаконными? Я пожал плечами:
     -- Да. Я понимаю это именно так. Вы незаконны. Полицейский
Вайти незаконен, и ваши конкуренты за углом тоже незаконны.
Старик Джелли хихикнул:
     -- Так, значит, ты говоришь, что все незаконны? -- Да, --
пробормотал я. -- Все незаконны.




     В кондитерскую вошел Косой, и мы прекратили этот разговор. У
Косого был слишком уж радостный вид. -- Что делаете? Что-нибудь
случилось? -- спросил он. -- Случилось? -- ехидно произнес Макс.
     -- Ты что, думаешь, что находишься на Диком Западе вместе с
бандой Джесси Джеймса? В Ист-Сайде ничего не случается.
     -- Ну, Макс, ты что, все не можешь забыть об этом? --
радостное выражение исчезло с лица Косого. -- Я ведь просто
шутил насчет того, чтобы к нему присоединиться.
     -- Ладно-ладно, Косой. Теперь слушай, что тебе надо сделать.
Сходи, разбуди Простака с Домиником и скажи им, чтобы шли к
нам в школу. -- А где вы будете? В спортзале? Макс в отчаянии
хлопнул себя по голове. -- Боже мой! А где еще мы можем быть в
субботу? Учить историю в классе?
     -- Старик Доминика начнет прыгать до потолка, если я
постучусь в дверь, -- проворчал Косой, выходя на улицу.
Мы с Максом перелезли через школьную ограду, утыканную
пиками, распахнули незапертое подвальное окно с обратной
стороны школы и спрыгнули с высоты полутора метров на пол
спортивного зала. Сбросив верхнюю одежду, мы босиком бегали по
залу, пока не начали потеть. Затем Макс развернул набивной мат и
достал из кармана самоучитель по джиу-джитсу Мы отрабатывали
друг на друге различные захваты до тех пор, пока Макс не вывернул
мою руку так, что от боли я вышел из себя и пнул его в пах босой
ногой Он согнулся, но, несмотря на боль, радостно прокряхтел' --
Молодец, Башка, становишься жестким. Мы вступили в поединок
без правил, яростно нанося ДРУГ другу беспорядочные удары
руками и ногами Максу
     удалось взять меня в жесткий захват. Он откинул мою голову назад
и надавил на горло большим пальцем. Я начал задыхаться, перед
глазами поплыли черные пятна. Но тут, к моей радости, раздался
звук открываемого окна. В зал спрыгнули Простак и Косой. Макс
ослабил хватку и похлопал меня по спине:
     -- Ты становишься все лучше, Башка. -- Он повернулся к
Косому и спросил: -- Где Доминик? -- Его отправили в церковь. В
воскресную школу. Макс презрительно фыркнул:
     -- Церковь -- пустая трата времени. Ладно, ребята,
раздевайтесь.
     Вслед за Максом мы приступили к нашей обычной тренировке:
поднятие тяжестей, подтягивание и выполнение разных фигур на
брусьях. Потом Макс устроил небольшой отдых, во время которого
читал самоучитель. В течение нескольких часов мы отрабатывали
приемы джиу-джитсу и рукопашного боя, а напоследок каждый из
нас пятнадцать минут яростно лупил боксерскую грушу.
Косой ушел первым. Он сказал, что ему пора идти домой
завтракать. Макс, Простак и я майками обтерли с себя пот и грязь,
вылезли в окно и направились в закусочную Катца на Хьюстон-стрит.
     Когда мы туда вошли, чарующий запах выставленных на
прилавке разогретых солонины и пастромы просто одурманил нас.
Словно три прожорливых зверя, мы втягивали в себя этот аромат и,
дрожа от вожделения, не отрываясь глядели на горячее мясо. Мы
решили взять три порции солонины и три порции пастромы с
солеными огурцами. Я дал Максу пятнадцать центов, он добавил к
ним пятнадцать своих, положил деньги на прилавок и
повелительным голосом произнес:
     -- И положите побольше мяса на каждый кусок хлеба.
Часто дыша, с высунутыми языками, исходя слюной, шестью
голодными глазами мы следили за каждым движением продавца.
Неся тарелки с бутербродами так осторожно, будто они были
нашим самым хрупким и самым ценным достоянием, мы
пробрались через переполненную закусочную к дальнему столу. Мы
ели медленно, очень медленно, стараясь как можно дольше
продлить жизнь каждого из бутербродов. Мы не разговаривали, мы
не отрываясь
     откусывали от них по кругу маленькие кусочки. Мы облизывали
губы и издавали утробные звуки, выражавшие животное
наслаждение. Но все равно мои бутерброды кончились слишком
быстро. Я тщательно собрал с тарелки все волокна мяса и крошки
хлеба и слизал с пальцев жир и горчицу. Мы все с завистью
посмотрели на человека, сидящего за соседним столом: его завтряк
состоял из трех больших бутербродов с солониной, ватрушки, куска
салями, картошки фри и бутылки освежающего напитка из
сельдерея. Макс пихнул меня локтем: -- Когда-нибудь и мы будем
есть, как этот парень. Мы нехотя покинули закусочную и двинулись
вдоль сточной канавы, высматривая в ней подходящие окурки. На
сигаретные мы не обращали внимания. Макс первым нашел окурок
от сигары. Он понюхал его и со словами "дешевый табак"
отшвырнул в сторону.
     Тем не менее, подходя к кондитерской на Деланси-стрит, мы все
с удовольствием попыхивали сигарами из разных сортов дешевого
табака.
     Около входа Косой и Доминик о чем-то болтали с Долорес.
Впервые в жизни я подумал об убогости и неопрятности своей
одежды. Доминик, Косой и Долорес надели свои субботние
костюмы. Особенно выделялся Доминик, одетый с иголочки для
воскресной школы. Я почувствовал себя неуютно в своих
поношенных тесных штанах, вспомнил о грязном, потертом
воротничке рубахи, о прорехе в старом пиджаке с отцовского плеча.
Мне стало казаться, что все только и делают, что смотрят на эту
прореху. С горящим от стыда лицом я безмолвно стоял, глядя на
свои стоптанные ботинки. Впервые в жизни я обратил внимание на
то, как одет. Потом' я посмотрел на Макса в сдвинутой на ухо кепке
с поломанным козырьком. Одет он был ничуть не лучше меня, как,
впрочем, и Простак. Благодаря этому я почувствовал себя немного
лучше.
     Затем я вспомнил о наступающих холодах, о ледяных ветрах,
проносящихся по Деланси-стрит, и почувствовал жалость к самому
себе. Придется ли мне снова набивать подклад пиджака газетами, а
ботинки -- картоном, чтобы защититься от холодного ветра? Я
готов был поспорить, что мой старик не найдет работы, а значит, у
нас не будет угля для печки. Я готов был поспорить, что отморожу
себе что-нибудь. Я готов был поспорить, что буду чихать и кашлять
и что всю зиму у меня будет капать из
     иоса. Да, я мог бы поспорить, что мой полудохлый старик не найдет
работы, и я мог бы поспорить, что ублюдок домохозяин вышвырнет
нас на улицу? И я мог бы поспорить, что, если этот ублюдок с
цветком в петлице сделает это, я перережу ему горло. Но в этом не
было смысла, надо было что-то делать, чтобы получать деньги...
В этот момент Долорес обдала меня холодным взглядом и
равнодушно отвернулась. Я почувствовал себя просто ужасно. Если
бы я только мог исчезнуть вместе со всеми своими грязными
обносками! Если бы я только мог провалиться сквозь тротуар!
     --Мне стало больно от безнадежности. Жизнь -- паршивая штука.
Какой смысл в такой жизни? В горле у меня застрял ком, и, лишь
напрягшись изо всех сил, я смог сдержать подступившие к глазам
слезы. Мне было отчаянно жалко себя. Никто не обратил внимания,
когда я двинулся прочь. Наполненный до краев жалостью к самому
себе, несчастный и мрачный, я бесцельно бродил по улицам. Дошел
до вест-сайдских доков и постоял там, глядя в холодную черную
воду Гудзона. Я добрел до Китайского города, я шатался по улицам
до самых сумерек, несчастный, усталый и голодный.
Я пришел в себя под грохочущей надземкой, на Бо-вери. Вдоль
улицы валялись или брели, покачиваясь, пьяные. Я подумал о
Глазастике, проворном Глазастике с ловкими пальцами, который
обобрал пьянчугу. Да, это была неплохая идея. Я тоже могу
выпотрошить пьянчугу, а если он вдруг начнет кочевряжиться, то у
меня есть нож.
     Я внимательно осмотрел улицу и нырнул в проход между домами.
Там я обшарил ничего не соображающего, противно воняющего
пьяного, но его карманы были пусты, с него сняли даже ботинки. На
память пришли слова многоопытного Глазастика: "Алкаши,
валяющиеся в подворотнях, всегда обчищены. У них обычно и цента
не найдешь. Надо обрабатывать тех, которые еще держатся на
ногах".
     Словно шакал, я осторожно последовал за здоровенным пьяным,
свернувшим на боковую улочку. Меня охватило азартное
возбуждение: а вдруг у него окажется целая пачка денег? Пьяный
споткнулся о лестничную ступеньку и растянулся возле двери в
подъезд. Совершенно ниоткуда к нему подлетел какой-то старик,
похожий на бывшего бандюгу. Умело и быстро он обшарил пьяного и
засунул что-то себе в карман.
     От неожиданного появления старика я испуганно замер на месте,
не зная, что предпринять, и лишь наблюдал за происходящим
широко открытыми глазами. Так же быстро старик расшнуровал и
стянул с пьяного ботинки "и устремился с ними в сторону Байярд-стрит,
чтобы продать их там на рынке краденого. Я почувствовал
себя обманутым и испытал отвращение к самому себе. Этот пьяный
должен был достаться мне, я первый его увидел. Все люди
устроены одинаково, все тащат, тащат, прямо из-под носа. Я был
зол на себя и поклялся, что в следующий раз не допущу подобного.
"Ты скотина, -- сказал я себе. -- Ты должен хватать, и делать
это быстро, без раздумий, иначе какой-нибудь другой парень
опередит тебя. К черту остальных, хватай, хватай для себя!"
Мрачное, подавленное состояние вновь охватило меня. Весь мир
источал зловоние, все и вся было против меня... Внезапно на мою
спину обрушилась дубинка, и мучительная боль пронзила
позвоночник. Я потерял над собой контроль и почувствовал, как
мои штаны пропитались влагой.
     Прямо над ухом раздалось злобное ворчание полицейского:
     -- Какого черта ты делаешь на улице в такое время? Вали
отсюда, оборвыш, пока я тебя снова не вытянул дубинкой.
Словно побитый, никому не нужный, грязный уличный пес, я
крался по пустынным улицам в сторону своего дома.




     Вильсон был избран президентом. Как всегда, мы отметили это
событие самым большим в Ист-Сайде праздничным костром. Еще
какое-то время я продолжал посещать "суповую" школу, затем
вновь сходил к 0'Брайену и потребовал отдать мне документы для
устройства на работу. Он нехотя согласился.
     Несколько недель я блуждал по улицам в поисках работы, пока
наконец не устроился за четыре с половиной доллара в неделю
помощником водителя фургона, развозившего клиентам мокрое
белье из прачечной.
     Первая неделя стала суровым испытанием для меня и моей
спины. Работа начиналась в шесть утра. Мы с водителем загружали
фургон тяжелыми тюками сырого белья. Весь день мы разъезжали
по городу, надрываясь, затаскивали сырые тюки по лестницам,--
сносили вниз грязное белье для прачечной. Это была каторжная
работа, приводящая к инвалидности. Спина, ноги, руки, все
мускулы непрерывно болели. Несмотря на дожди, снег и холода той
суровой зимы я был все время покрыт испариной от непосильного
труда. Водитель получал процент от выручки, был жаден и обладал
чудовищной работоспособностью. Мы делали десятиминутную
остановку, чтобы перекусить бутербродами Это заменяло
обеденный перерыв. Затем мы вновь приступали к работе и не
останавливались до позднего вечера.
     После скудного ужина я доползал до холодной кровати и
валился в нее с одним желанием: не двигаться всю оставшуюся
жизнь. Мне снились особенные сны, в которых я ходил с тюками
мокрого белья, привязанными к ногам, и еще одним тюком,
который лежал на голове. Продирая глаза в холодных
предрассветных сумерках, голодный, с ноющими и затекшими
мышцами, я горько проклинал удел, доставшийся мне в этой жизни.
Каждая частичка моего тела яростно сопротивлялась насилию над
собой, и я встречал каждое утро, отводя душу в проклятиях. Я
начинал с водителя фургона, затем переходил на хозяина прачечной
и заканчивал проклятиями всем живущим на Земле. Четырех с
половиной долларов, которые я приносил маме, приползая с работы
в десять часов вечера по субботам, едва хватало на скудное питание
семьи. Мой старик все больше и больше времени проводил в
синагоге, его лицо становилось все бледнее, а борода -- все белей
Приступы кашля у него продолжались все дольше и дольше, и наш
долг за жилье с каждым месяцем становился все больше и больше.
Жизнь для мамы и для нас ухудшалась, но, видимо, она все еще
была недостаточно черна.
     Наступил день выселения. Явился равнодушный судебный
исполнитель со своими людьми, и мы оказались на дышащей
холодом улице. Весь наш жалкий, покалеченный скарб был грудой
свален на тротуаре перед глазами безжалостного внешнего мира.
Вокруг нас продолжалась
     бурная жизнь ист-сайдских улиц, торопливо и равнодушно
обтекающая нас на пути к неведомой цели. По" хоже, что ни
посещения моим стариком синагоги, ни его молитвы, ни раввин --
ничто и никто не могли или не хотели нам помочь. В тот же день
"скорая помощь" увезла старика в госпиталь Бельвью.
В конце концов появился мой друг Макс. Он привел с собой
своего дядю, чтобы тот поговорил с моей плачущей мамой. После
этого дядя Макса сходил и поговорил с районным лидером
Демократической партии, и тот пришел к нам на помощь. Он нашел
нам квартиру ниже по Деланси-стрит и заплатил за нее за два
месяца вперед. Он прислал нам пять мешков угля, и новую печку с
вделанным в нее котлом, и двухнедельный запас продуктов --
картошки и бакалейных товаров. Но мой старик уже никогда не
вернулся домой. Он умер в госпитале от пневмонии на следующий
день. Дядя Макса бесплатно похоронил моего отца.
Отупевший от горя и безнадежности, я вновь приступил к
перетаскиванию сырых тюков белья из прачечной. В один из дней
возле нашей прачечной появился уполномоченный профсоюза
грузовых, перевозок. Он интересовался условиями труда и задавал
вопросы водителям фургонов и их помощникам. Мой водитель
ответил:
     -- Все нормально. Дела идут неплохо. Немногие решились сказать
правду. Они заявили, что условия очень тяжелые. Я сказал
представителю, что нас эксплуатируют, что мы работаем более
восьмидесяти часов в неделю. Мой водитель посоветовал мне
заткнуться и не распускать свой слюнявый язык. Я огрызнулся.
Представитель записывал в профсоюз всех желающих, Мой
водитель и некоторые другие отказались, я записался.
     Представитель составил контракт, в котором оговаривались
54-часовая рабочая неделя и десятипроцентное повышение оплаты
труда, и предложил подписать его хозяину прачечной. Хозяин
посоветовал ему сдохнуть и отправиться к черту на кулички, после
чего представитель призвал записавшихся в профсоюз объявить
забастовку.
     Я вышел на пикетирование. Мой водитель, как и многие другие,
саботировал забастовку. Они издевались над нами и обзывали нас
вшивыми социалистами и агитаторами. Я дежурил в пикете по
четырнадцать часов в сутки, днями напролет мы устало таскались вдоль линии
пикетирования. Несмотря на все наши усилия, все, кто хотел,
нарушали эту линию. Все было безнадежно.
     Как-то раз полицейские, следившие за соблюдением порядка при
пикетировании, вдруг куда-то исчезли. К нам подъехала машина, в
которой находились четверо. Они показали нам свои удостоверения
частных детективов и объявили, что забастовка окончена. Мы с
напарником отказались покинуть свой пост. Тогда они сорвали с
нас забастовочные знаки и крепко нас избили. Чуть позже
вернулись ухмыляющиеся полицейские. Поинтересовавшись
случившимся, они посмеялись над нами и погнали прочь. Мой
водитель и его новый помощник стояли рядом и отпускали шуточки
по поводу моего подбитого глаза и окровавленной головы. --
Какого черта вы смеетесь? -- спросил я. -- Вали, вали, сопляк,
проваливай, пока я тебе не добавил! -- ответил мне водитель.
Я чуть было не кинулся на него, но вовремя остановился.
Внутренний голос охладил мою ярость, без устали повторяя:
"Думай своей башкой, думай своей башкой. Этот парень слишком
здоров для тебя". Я поплелся прочь, продолжая размышлять: "Так,
значит, вот через что необходимо проходить лишь для того, чтобы
зарабатывать жалкие гроши? Это не для меня. Я уже сыт по горло.
Неужели я живу для того, чтобы быть помощником фургонщика в
прачечной?"
     Тем же вечером я встретился с Максом, Домиником, Простаком
и Косым. Мы перехватили водителя фургона и его помощника на
третьем этаже дома на Генри-стрит Я придал своей судьбе нужное
направление, располосовав ножом щеку водителя. Мы забрали у
него деньги и избили его с помощником до бессознательного
состояния. После чего угнали их фургон на берег реки, туда, где на
набережной не было ограждения, выпрягли коня и столкнули
фургон с бельем в Ист-Ривер. Конь энергично кивал, как бы
поддерживая нас, а затем ударил копытами и умчался прочь. Этим
вечером мы замечательно поели в закусочной Катца. Чуть позже
меня нашел Толстый Мои, который предупредил, что меня ищет
полиция и мне лучше не появляться дома.
     На мое счастье я застал Профессора в его подвале. Когда я
рассказал ему о своих проблемах, он пошел и
     принес мне одеяло. Первый раз я ночевал не в своем доме. Мне не
спалось, и я почти до утра просидел в туалете, читая "Дон Кихота".
Утром Профессор принес -- мне кофе и свежие сдобные булочки.
Потом вручил мне ключ от подвала и сказал:
     -- Пересиди здесь, Башка, пока все немного не поутихнет.
Он был отличным парнем. Вдобавок к ключу он дал мне два
доллара. Вскоре я узнал, что представитель профсоюза хочет
увидеть меня, и встретился с ним.
     -- Хорошая работа, Башка, -- сказал представитель. -- Еще
одно происшествие вроде того, что случилось с твоим
фургонщиком, и забастовку можно будет прекратить.
Саботирующие водители боятся выходить на работу.
Шрам на лице водителя заставил говорить обо мне как о
человеке, умеющем ловко обращаться с ножом. Меня начали
называть "Башка с Пером с Деланси-стрит", и я гордился своим
новым прозвищем.
     Мы впятером подстерегли еще одного водителя фургона и его
помощника. С помощью ножа я отправил их обоих в больницу.
Этот опыт принес мне новые ощущения. Я находился в состоянии
радостного возбуждения и счастья. Я понял, что это занятие
доставляет мне необычайное наслаждение. Когда мой нож со
щелчком открывался, люди вздрагивали и проявляли ко мне
уважение, которое раньше никто не проявлял. Все водители
фургонов из страха отказались выходить на работу. Хозяин
прачечной связался с профсоюзом и был вынужден подписать
соглашение о 54-часовой рабочей неделе и десятипроцентном
увеличении заработной платы.
     Представитель профсоюза встретился с нами пятерыми в
подвале у Профессора и сделал предложение:
     -- Ребята, как вы относитесь к тому, чтобы работать на меня и
на профсоюз в качестве... ну, чего-то вроде профсоюзных
организаторов? Десять долларов в неделю каждому?
Это была наша первая постоянная оплата за рэкет Впоследствии
мы объединили в этот местный профсоюз грузовых перевозок
много других водителей. Полиция продолжала поиски, поэтому я
не показывался дома, но раз в неделю посылал к маме человека с
деньгами.





     Президент Вильсон объявил войну Германии*. Дух приключений
окутал все вокруг, слава и жестокость шли рука об руку, окрашивая
повседневную жизнь в совершенно новые краски. Мы впятером
предприняли попытку влиться в основной поток узаконенного
насилия, завербовавшись в армию, но над нами лишь посмеялись:
мы были слишком молоды. Вся страна пришла в движение, которое
возбуждало и пьянило так же, как катание на гигантской карусели.
Мы тоже вскочили на свою маленькую личную карусель, крепко
схватились за поручни и все ускоряли и ускоряли ее вращение.
Кроме десяти профсоюзных долларов в неделю, с которых мы
начали, нашлось множество других способов увеличения доходов в
самом жестком и изобилующем конкурентами виде деятельности --
бытовом бандитизме. Мы стартовали, имея за плечами неплохую
подготовку, поскольку прошли вводный курс в худшей из суровых
школ города. Теперь мы приступили к получению среднего
образования. Нашими классами были задние дворы, подвалы,
крыши, уличные толкучки, речные берега и сточные канавы Ист-Сайда.
Мы странствовали по лабиринту улиц подобно африканским
охотникам, выискивающим крупного зверя. Нас интересовало
абсоютно все. Мы впитывали в себя информацию и переживали
ошеломляющие приключения. Мы носили маленькие, с гибкими
ручками, обтянутые кожей дубинки собственной конструкции,
сделанные из свинцового припоя, вытопленного из крышек от
молочных канистр, и подстерегали прилично одетых граждан на
узких темных улочках Ист-Сайда.
     * Американские войска вступили в первую мировую войну в апреле 1917 г
     После того как доставка опиума от Профессора по адресу на
Мотт-стрит стала нашей еженедельной работой, мы тщательно
изучили Китайский город, с любопытством приглядываясь и
принюхиваясь к незнакомым запахам и картинкам жизни. Здесь мы
познакомились с характерными повадками и причудами наркоманов,
пользующихся тем или иным зельем. Под руководством Профессора
мы получили доступ к секретам и обрели навыки во многих
запрещенных законом профессиях. Он же приобщил нас к
вызывающему сладкие грезы курению опиума и снабдил разнообразным
оружием, необходимым для умелого и, я бы сказал, искусного нанесения
увечий. Мы стали гораздо жестче и грубее и действовали со знанием
дела в тех случаях, когда возникала необходимость прибегнуть к насилию.
     Косой  Хими  много  времени проводил за рулем такси своего брата и научился
мастерски управляться с машиной. Мы часто использовали его  умение  и  тачку
его  брата  со  снятыми номерами, устраивая налеты на небольшие заведения. У
нас был свой собственный стиль.  Перед  уходом  мы  заставляли  пострадавших
снимать  с  себя брюки. Газеты окрестили нас бандой молодых безбрючников. Мы
гордились своей оригинальностью и известностью.
     Мы  стали  нахальными и самонадеянными, и это нас погубило.  После быстрого
наскока на аптеку, принесшего нам двадцать два доллара пятьдесят центов,  ее
владелец бесстыдно выскочил на улицу, не надевая штанов, и поднял переполох.
На машине брата Косого, преследуемые полицейским патрулем, мы  домчались  до
Деланси-стрит,  и  здесь у нас кончился бензин. Мы высыпали из всех дверей и
бросились в разные стороны. Преследовавшим нас полицейским явно  не  хватало
скорости, и я мысленно поблагодарил Макса за интенсивные тренировки, которые
он неустанно нам навязывал. За спиной раздавались выстрелы, но я считал, что
всем удалось смыться.
     Позже, в задней комнате кондитерской Джелли, я узнал, что
Доминик погиб. Маленький, пухлый Доминик так и не научился
быстро бегать. Пуля из пистолета сержанта, возглавлявшего
погоню, попала ему прямо в затылок. Районные полицейские
арестовали нас всех. Нам здорово помогли связи дяди Макса с
районным лидером Демократической партии. Нам даже разрешили
под охраной присутствовать на похоронах. В похоронном бюро,
откуда начинался последний путь Доминика, его родители и
родственники бросали на нас угрожающие взгляды и бормотали
что-то по-итальянски. Простак шепотом переводил нам их
проклятия. Потом было отпевание в церкви. Тихие, горестные
рыдания родителей Доминика разрывали мое сердце. Когда
священник обошел вокруг Доминика, окуривая его фимиамом, а
затем благословил, сердце у меня мучительно сжалось, и все внутри
онемело от боли. Я не мог плакать.
     Из церкви мы проводили несчастного Доминика до его могилы
на Лонг-Айленде. Я смотрел, как его опускают на дно ямы. Все
плакали и молились. Священник освятил могилу и обратился к
Господу с просьбой простить несчастному Доминику все его грехи.
На обратной дороге в Нью-Йорк я попытался привести в порядок
свои мысли. Славный старина Доминик, такой веселый и
жизнерадостный, любивший пошутить, всего несколько дней назад
весело улыбавшийся мне при встрече, теперь равнодушно лежит в
гробу на дне ямы с пулей в затылке. Это не укладывалось у меня в
голове, и я не мог представить, что больше никогда не увижу
своего друга Доминика.




     Районный лидер пытался сделать для нас все возможное. Но он
сказал, что данный случай слишком серьезен, и предложил нам
компромисс: двое из нас должны были предстать перед судом. Мы с
Простаком вызвались взять вину на себя.
     Макс обещал, что профсоюзные десять долларов, а может быть,
и больше, он еженедельно будет передавать моей матери.
Простака отправили в исправительное учреждение для
несовершеннолетних католиков, меня -- в аналогичное заведение
для евреев, расположенное в Седар Нолл, недалеко от Нью-Йорка.
Мне там было неплохо. Во всяком случае, кормили вкусно и
досыта. Я впервые оказался за пределами Нью-Йорка, и загородная
атмосфера была для меня в новинку. С нами обращались не как с
малолетними преступниками, заведение скорее походило на школу-интернат.
Я был приятно удивлен предоставляемой воспитанникам
свободой передвижения. Во многом воспитатели полагались на
наше честное слово, и редко кто из нас злоупотреблял их доверием.
Честно говоря, мне там даже нравилось. Чистые, не мешающие
друг другу ароматы загородной местности так не походили на
спрессованные запахи и зловоние, которые окружали меня в
пораженном нищетой гетто. Но самое большое удовольствие мне
доставляла библиотека. Я завалил себя книгами. С их помощью я
посетил все страны мира и даже другие миры -- Луну, Марс,
     прочие планеты. Я летал на самолете и погружался на дно океана. Я
становился пиратом, миссионером, гонщиком, монахом, министром,
раввином. Я был и хирургом, и его пациентом. Я побывал
надменным богачом и простолюдином, королем и нижайшим из его
подданных. Я попадал в любое место и превращался в любого
человека. Я находился на Горе вместе с Моисеем и заглядывал
через его плечо, когда он, сидя на камне, записывал свои десять
заповедей. Спускаясь вниз, мы с ним обсуждали, каким образом их
лучше донести до людей, и я восхищенно охал, когда он
рассказывал мне историю, которую приготовил для народа.
Я сидел у ног Иисуса вместе с его учениками и с благоговением
внимал словам его проповедей, направленных на исправление всех
людей. Я помогал ему заносить крест на Голгофу. Мое сердце
обливалось кровью, когда в его тело вгоняли гвозди и лицо его
искажалось от боли и муки. И я видел, что, начиная с тех времен и
поныне, в каждом поколении есть люди, не верящие в прогресс и
истинность учения Христа, которые торгуют его именем, искажают
смысл его слов, снова и снова распинают его ради своих
эгоистичных интересов. И есть другие люди, несчастные или
обиженные, которых поощряют использовать этот искаженный
страданиями облик Иисуса в качестве идола, заполняющего пустоту
их жизней. Как средство борьбы с их неврозами. Это наводило меня
на грустные размышления.
     В день моего освобождения меня вызвал к себе раввин и прочел
мне свою последнюю проповедь: "Как должен себя вести хороший
еврейский мальчик". Проповедь влетела мне в одно ухо и сразу же
вылетела через другое. В заключение он улыбнулся, похлопал меня
по спине и сказал:
     -- Тебя ждет сюрприз. За тобой приехал друг, чтобы отвезти
тебя домой. Он ждет на улице.
     Пытаясь сообразить, кто бы это мог быть, я весело выскочил из
здания. Облокотившись на черный сверкающий "кадиллак", дымя
сигарой и широко улыбаясь, передо мной стоял Большой Макс.
Несмотря на то что мы выросли вместе и он был моим
ближайшим товарищем со времен нашей учебы в "суповой" школе,
сейчас он показался мне почти чужим человеком. Наверное, в этом
были виноваты восемнадцать месяцев, которые мы провели врозь. Макс совсем не
походил на прежнего себя. Он здорово вырос и был уже выше  ста  восьмидесяти
пяти сантиметров. Он действительно стал большим. У него были широкие, мощные
плечи и поджарое тело  спортсмена.   Наверное,  он  до  сих  пор  интенсивно
тренировался.  Он  хитро смотрел на меня своими темными блестящими глазами и
заразительно улыбался, показывая ровные белые зубы.
     -- Башка, старик, здорово вновь тебя увидеть. Как ты тут? --
сказал он, протягивая руку и пожимая мою с силой тисков.
Меня охватило чувство теплого, радостного замешательства. Я так
же широко улыбнулся в ответ и сказал:
     -- У меня все в порядке. Ты здорово выглядишь, Макс.
     -- Ты тоже неплохо выглядишь, Башка. Я еле узнал тебя. Ты
почти с меня ростом и нарастил очень даже неплохие плечи. Много
тренировался здесь, за городом, да?
     -- Если точнее, то много работал. Работа удерживает от плохого
поведения. Мы с тобой что, организовали общество
взаимообожания, а, Макс?
     Мы рассмеялись. Он распахнул дверь "кадиллака" Садясь рядом
с ним в автомобиль, я чувствовал себя важной персоной. Макс
умело развернул машину и погнал ее по гравийной дороге.
     -- Макс, откуда у тебя такая машина? -- спросил я -- Эта машина
досталась мне вместе с похоронным бюро, -- ответил он и
несколько небрежно протянул мне сигару.
     Я откусил кончик, выплюнул его в окно и закурил Сделав
несколько затяжек, я взглянул на этикетку. Это была "Корона-Корена"!
     - Я ведь писал тебе, что мой дядя сыграл в ящик? -- Да. Но не
сообщил, от чего. Макс плюнул в окно: -- Рак печени.
     -- Очень плохо. Он был славным стариканом. -- Да, он был
отличным парнем. Он оставил мне свое дело. Я вступлю во
владение, когда мне исполнится двадцать один
     -- Ты станешь большой шишкой, имея такое дело, правда, Макс?
     -- Да. -- Макс с улыбкой глянул на меня. -- Мы все
будем большими шишками. Мы ведь остались партнерами?
Ты, я, Косой и Простак. Я был потрясен.
     -- Ты собираешься взять нас в долю? -- Да.
Я откинулся на спинку. Мне было спокойно и уютно. Я лениво
размышлял о том, что Макс всегда был самым щедрым из нас, он
идеальный друг, если допустить, что в дружбе может быть идеал.
По дороге в город Макс подробно ввел меня в курс всего, что
произошло за время моего вынужденного восемнадцатимесячного
отпуска.
     -- Профсоюз нам все еще платит. Я каждую неделю относил
твою долю твоей семье. Там все в порядке. Ты знаешь, что твой
брат устроился в газету? Он работает репортером. -- Да, -- кивнул
я.
     -- Пегги вышла в профессионалы; можешь представить себе, а,
Башка?
     -- Нет. В какие профессионалы? Стала танцовщицей? -- Я
задумался, вспоминая Долорес. Мои чувства к ней до сих пор не
погасли.
     -- Танцовщицей? -- хохотнул Макс. -- Да, она танцует в
постели. Она перешла из любительниц в профессионалки. Теперь
берет деньгами. -- И сколько? -- Доллар штука. -- Она этого стоит.
     -- Да, она совсем неплоха.
     -- Ты помнишь, как с нас она брала заварными пирожными?
Мы рассмеялись.
     -- А ты помнишь полицейского Вайти? -- Разве
его забудешь! -- Теперь он сержант.
     -- Значит, честность все-таки нашла способ откупиться от
донимавшего ее Вайти, -- произнес я бесцветным голосом, и мы
вновь рассмеялись.
     -- Да, он очень смышленый ирландец. Пегги ему приплачивает.
     -- Готов поспорить, что он возвращает деньги ей же. -- Наверняка!
     -- весело согласился Макс.
     Мне до смерти хотелось спросить его о Долорес. Я писал ей
каждую неделю, но ни разу не получил ответа. Вместо этого я
спросил: -- Как поживают Простак и Косой? -- Нормально. Косой
получил водительские права и иногда подрабатывает на одной из
машин своего брата. -- Крючконосый обзавелся машинами? -- Да,
он потихоньку заработал на эскадру из четырех машин. Простак
болтается вместе со мной, помогает мне в бюро. А когда приходят
интересные сведения, то мы выступаем все вместе. -- Налет?
     -- Да. Но мы беспокоимся только в том случае, если там не
менее двух тысяч. После того как несколько месяцев назад ввели
"сухой" закон*, вокруг завелось много денег, и время от времени
бутлегеры** обращаются к нам с просьбой кого-нибудь проучить.
     -- Я слышал, что у них водятся деньги. -- Так и должно быть. По
всему городу открылась масса шепотушек. -- Шепотушек?
     -- Да, так их называют. Пивнушки за закрытыми дверями, в
которых проделаны смотровые окошки.
     Мы доехали до нижнего Ист-Сайда. Макс вел машину небрежно,
не обращая внимания на напряженное уличное движение, и едва не
задел крыло другого автомобиля. Он высунулся из окна и заорал на
водителя:
     -- Эй, тупица, где тебя учили ездить? На заочных курсах?
Пожилой, хорошо одетый водитель огрызнулся, сворачивая за
угол:
     -- Вы, шпана трущобная, ведете себя так, словно вам
принадлежит весь город. Подъезжая к гаражу, Макс хихикнул: -- А
знаешь. Башка, ведь это неплохая мысль. -- Какая?
     -- Ну та, которую высказал этот парень. Шпана из "суповой"
школы прибирает к рукам весь город. -- Весь город? -- А почему
бы и нет? Главное -- организация.
     * "Сухой" закон, принятый в качестве восемнадцатой поправки к Конституции
США, вступил в силу в январе 1920 г. ** Торговцы контрабандным спиртным.





     За те восемнадцать месяцев, что меня не было в городе, в жизни
произошли четыре существенные перемены. Кончилась война. Был
установлен "сухой" закон. Долорес произвела небольшую
сенсацию, танцуя в мюзикле на Бродвее. Большой Макс, Простак и
Косой, используя в качестве вспомогательной рабочей силы
Веселого Гонифа, Пипи и Глазастика, создали себе среди
обитателей городского дна репутацию очень крутой ист-сайдской
команды.
     Кроме того, я обнаружил, что за это время возникло множество
легенд о моих способностях в обращении с ножом. В этом вопросе я
считался специалистом экстракласса. Макс пересказал некоторые из
приписываемых мне народной молвой мифических подвигов, и мы
долго смеялись.
     Наша репутация команды, круто решающей любые вопросы и
даже занимающейся наемными убийствами, способствовала тому,
что нас стало затягивать в самую гущу насильственных действий,
порождаемых "сухим" законом. К нам начали приходить люди с
тем, что мы называли "контрактами". Со всего города, от людей, с
которыми мы никогда не встречались и о которых даже не слышали,
поступали предложения навести нас на большие "бабки", оптовые
ювелирные фирмы или банки. Бутлегеры и рэкетиры предлагали
контракты на убийства деловых партнеров, любовниц; братьев, жен
и врагов. Предлагаемые вознаграждения бывали смехотворно
маленькими или сказочно большими.
     Поначалу мы со смехом уклонялись от этого потока
неожиданных предложений. Затем, то ли потому, что нам льстило
то, какое количество людей из самых различных слоев ищут встречи
с нами, то ли из-за денег, а может быть, из-за всего сразу, мы
сдались и начали действовать в соответствии с представлениями о
нас. Однако мы заключали лишь те контракты, которые отвечали
нашим достаточно сложным этическим представлениям. Подобно
разбойничьим баронам былых времен, при помощи насилия и
нахальства мы взяли под свой контроль большую часть нелегальной
деятельности в перенаселенном Ист-Сайде. Это было большое и
очень доходное имение. Мы были еще относительно молоды по
годам, но считались заслуженными ветеранами в делах, требующих
дерзости и жестокости Судьба нас хранила,
     и наши успехи оправдывали нашу спокойную самоуверенность.
да сравнительно короткий срок мы близко познакомились с
деятельностью многих небольших группировок, вылезших на свет в
беднейших районах города. Однажды, чтобы вернуть груз виски,
угнанный в одном из кварталов, нам пришлось вступить в
небольшой конфликт с Артуром Флегенхеймером по кличке
Датчанин и его ребятами, которые вышли из нищей, убогой и
безрадостной части Бронкса. В другой раз, по делам, связанным с
машинами для набивки сигарет, мы встретились с Джо Адонисом,
Лео Байком и кое с кем из их команды, которая набиралась в
нездоровых, перенаселенных, обшарпанных кварталах Бруклина. У
нас произошла небольшая стычка с отрядом Тони Вендора и Вито
Джено-вези, составленным из бывших обитателей вонючих лачуг и
хлевов нижней части Гринвич Виллидж. Мы вели переговоры с
Чарли Лакки и Люпо Вольфом, выросшими в похожих на стойла
многоэтажках восточного Ман-хэттена. На этих переговорах мы
обсуждали возможность вручения "черной метки" их земляку,
временно укрывающемуся на наших землях и ищущему нашего
покровительства. Мы вступили в союз с самым элегантным, самым
благородным и дерзким человеком в городе -- Франком, или
Франческо, который провел детство в жалком, тесном квартале
восточного Гарлема. Поразительным и неоспоримым фактом
являлось то, что все они росли в окружении нищеты, как и мы сами.
Они вышли из разных районов города, но все до одного были в
прошлом питомцами "суповых" школ.
     У нас было шесть подпольных салунов, один из которых,
расположенный на Деланси-стрит, служил нам штаб-квартирой.
Этот салун мы называли "У Толстого Мои" в .честь сына кондитера
Джелли. Толстый Мои был нашим главным барменом и
распорядителем. Кроме того, мы имели долю от подпольных
лотерей, в которых ставки делались на появление определенных
цифр в сводках ежедневных газет. Эти лотереи устраивались в Ист-Сайде
одним пуэрто-риканским банкиром. Бутлегеры и хозяева
подпольных салунов искали у нас защиты от наездов "диких" банд
и, как правило, получали наше покровительство, естественно, за
определенную плату. Многие не могли понять и не верили, что,
несмотря на наш прошлый опыт и искренние к тому симпатии, мы
     воздерживаемся от получения доходов непосредственно от рэкета,
наркотиков и проституции.
     Несмотря на то что мы тратили деньги не считая, наши доходы
росли столь быстрыми темпами, что всем нам пришлось завести
депозитные сейфы. Я занимался бухгалтерией, ведя учет
разнообразным подпольным операциям. У нас имелось и одно
абсолютно законное предприятие -- похоронное бюро с мастерской
по изготовлению гробов, которое неженатый дядюшка Макса
оставил племяннику в наследство. Макс выполнил свое обещание,
взяв всех нас в долю равноправными партнерами. Похоронное бюро
служило нам надежной крышей. По документам и во всех тех
случаях, когда дело касалось налоговой службы или других
властных структур, оно являлось единственным источником наших
доходов. Кроме того, оно предоставляло нам дополнительные
возможности: наши машины подавались по первому требованию
районного лидера Демократической партии и выезжали по вызову
многих других политиков. Ну, а кроме официальных похорон, за
плату мы могли организовать похороны и не очень ладившего с
законом покойника.
     От случая к случаю мы весьма неохотно соглашались на участие
в крупных ограблениях, да и то лишь тогда, когда наводчиком был
проверенный и крепко увязанный человек. Одно такое дело
намечалось в самом ближайшем будущем. Речь шла о партии
алмазов стоимостью примерно в сто тысяч долларов. Мы ждали
условного сигнала от нашего человека.
     Время от времени небольшие случайные стычки между бандами
перерастали в жестокие открытые войны национального масштаба.
Газеты поднимали переполох. Публика приходила в волнение, и
власти разного уровня предлагали преступному миру "заткнуться",
иначе они, власти, будут вынуждены сами "заткнуть" его.
Но жадность и ненависть оказывались сильнее. Войны
продолжались до тех пор, пока за дело не принялся настоящий
лидер, наш старый приятель Франк, вышедший из трущоб Гарлема.
Он вызвал нас и изложил свои взгляды на события. Мы заверили
его, что окажем ему любую поддержку. Он сказал, что, когда будет
готов к действиям, обратится к нам, и мы ответили, что
откликнемся на его зов в любое время дня или ночи.
     Несмотря на то Что я много времени проводил среди самых
разных женщин и у многих из них имел успех, мне не удалось
избавиться от своего длящегося с детских лет обожания Долорес. Я
ни разу не видел ее за пределами театра, поскольку она отказывалась
от встреч со мной, видимо, не хотела иметь со мной ничего общего.
В среднем дважды в неделю я приходил в театр, где проходили ее
выступления, и сидел, наблюдая за ней. Она не подозревала о моем
присутствии. Вечер за вечером я сидел, завороженно следя за
каждым ее движением, и моя любовь только усиливалась. Это
удивляло меня самого: будучи крутым парнем, я вел себя, словно
мальчишка-школьник. Я посылал ей цветы и инкрустированные
бриллиантами наручные' часы, но она отказывалась ют моих
подарков. Временами на меня находило отчаяние, и тогда я строил
безумные планы. похищения моей любимой, завоевания ее любой
ценой. Мне с большим трудом удавалось удерживать себя от
воплощения этих бредовых идей. Долорес стала моим наваждением,
все остальное потеряло всякий смысл. Я постоянно находился в
плохой форме.
     К счастью, произошло одно волнующее событие, отвлекшее меня
от Долорес. Мы получили послание от Франка о том, что состоится
гигантский, в масштабе всей страны, съезд представителей
различных группировок, и мы выехали по указанному адресу.
Встреча была яркой и запоминающейся. Съезд прошел так, как и
планировал Франк. Была создана национальная преступная
организация, и Франк был наделен в ней высшей властью.
Вернувшись домой после приема у Франка, мы почти тотчас же
получили послание от наводчика. Он сообщал, что нам остается
только завтрашний день для захвата партии бриллиантов. К
сообщению прилагались подробные инструкции. Я выступил
против. -- Зачем рисковать? Ребятам с нашим положением. Большой
Макс был непреклонен: -- Во-первых, я дал слово этому парню. Во-вторых,
риск является составной частью нашей профессии.
Отправляемся завтра. К тому времени я обдумаю детали.
     -- Но, Макс, -- не сдавался я, -- мы только что вернулись из
поездки и устали от... Макс не дал мне договорить:
     -- Сейчас займемся быстрым отдыхом. Поедем в заведение Джо и
половим кайф лежа.
     Мы забрались в "кадиллак". Косой сел за руль, и мы отправились
в заведение Джо. С некоторых пор я здорово привык курить опиум и
гораздо чаще других, и втайне от них, позволял себе это
удовольствие, так как считал, что нуждаюсь в нем больше. Не знаю,
было ли это от того, что в последнее время я чувствовал себя
переутомленным, или причина состояла в том, что я называл
"долоресфобией". Возможно, так происходило потому, что курильня
была единственным местом, где я мог обладать Долорес и где она не
отвергала меня. В моих снах, вызванных опиумом, она так пылко
отвечала на мою любовь, что, проснувшись, я чувствовал себя
полностью удовлетворенным.
     Но причины, по которым я так часто прибегал к опиуму, были
понятны мне не до конца. Я знал только, что с нетерпением жду
странных снов, в которых действительность смешивалась с
событиями из древней истории Англии, порождая сочные, полные
цветов картины, где короли и бароны вели жизнь, полную
необыкновенных приключений. В некоторых снах я принимал
непосредственное участие, за другими просто следил, как
захваченный действием сторонний наблюдатель. Я обожал читать
исторические романы и научные труды по истории Англии, видимо,
поэтому мои сны неизменно имели отношение к давно минувшим
эпохам.
     Выходя  из  машины,  я постарался скрыть нетерпение, но все же поспешил
первым  растянуться  на  лежаке.  Посасывая  мундштук,  я  спокойно  "лежал,
откинувшись на подушки, воссоздавая перед глазами волнующие сцены нескольких
последних дней. Рот наполнился привычным вкусом, и я лениво подумал,  что  у
старины  Джо  всегда  лучший опиум и он знает, как его лучше подготовить для
курения. Я вдыхал влажный, сладковатый пар. Меня охватили покой и абсолютная
беззаботность.  Неясный образ танцующей Долорес ненадолго возник перед моими
глазами. Я глубоко, медленно и сладострастно  вздохнул.  Затем  выдохнул.  Я
смотрел,  как  влажные  струящиеся  испарения  поднимаются вверх, приобретая
смутные формы у меня  над  головой.  В  роскошных  одеждах  барона  появился
Большой  Макс.  Он  был  нашим бароном, бароном разбойников. Вслед за ним мы
вошли в придорожный трактир, прошли в заднюю комнату и расселись за  столом.
Большой  Макс  стукнул кулаком по столу и пророкотал: "Эля!" Появился широко
улыбающийся Толстый Мои с подносом, на  котором  стояли  огромные  кружки  с
пенным элем.  Видение в моей голове подернулось тонким туманом и скрылось за
вихрящимися испарениями,  и  я  лежал  в  счастливом  оцепенении,  вспоминая
волнующее послание Франка.




     Мне снилось, как начиналась наша организация. Мы были
задиристыми баронами разбойничьих шаек. На нас были
причудливые одеяния времен Елизаветы. Утратив свое вульгарное
ист-сайдское произношение, мы изъяснялись на чопорном
напыщенном языке эпохи. Мы сидели вокруг стола в дальней
комнате трактира "Лосиная голова", пили эль из высоких кружек и
играли в карты. Перед каждым из нас возвышались груды золотых
монет, прислоненные к нашим стульям стояли заряженные короткие
мушкеты. Хозяин трактира по прозвищу' Толстый Лось с
приветливой улыбкой непрерывно подносил нам свежий эль.
Шумная игра была в самом разгаре, когда в комнату ввалился
покрытый пылью гонец с посланием от знаменитого барона
Франческо, повелителя Гарлема.
     Большой Макс опустил карты на стол, вскрыл пакет и, беззвучно
шевеля губами, прочитал послание. Мы ждали его слов. Он
отхлебнул глоток эля, откашлялся, мрачно улыбнулся и произнес:
     -- Джентльмены, это то, чего мы так ждали. -- Он легонько
постучал пальцами по бумаге. -- Это призыв явиться в замок нашего
друга Франческо, где соберутся атаманы разбойников со всей
Англии. На этой встрече мы должны будем выработать план
совместных действий, смелость и величие которых превзойдут даже
замыслы древних королей. Мой добрый друг барон Франческо
делает нам изысканнейшее предложение. Он собирается объединить
атаманов разбойничьих шаек по всей стране под началом единого
повелителя. Мне представляется, что барон Франческо желает стать
этим повелителем, и клянусь всеми святыми, что он получит нашу
поддержку. -- В подкрепление сказанного Большой Макс обрушил
на стол удар своего могучего
     кулака. -- Что скажете, друзья? Я жду тоста за нашего друга барона
Франческо и его начинания!
     Приветственно подняв кружки и проревев: "Успехов и удачи
нашему другу Франческо!" -- мы залпом выпили эль. Большой
Макс причмокнул губами, вытер их тыльной стороной кисти и
сказал:
     -- Поспешим, поскольку нас ждет дальняя дорога. Мы оседлали
боевых коней и помчались, словно ветер в ночи, с грохотом
проносясь через деревушки, паля из мушкетов в воздух над головой,
стряхивая с испуганных крестьян их безмятежный сон.
На рассвете мы сделали торопливую остановку в придорожном
трактире, где на скорую руку перекусили и подкрепили свои силы
большим количеством эля. Дурак-хозяин допустил роковую
ошибку, заикнувшись об оплате. Мы с радостью застрелили его и
дотла спалили трактир.
     К вечеру, усталые и запыленные, на покрытых пеной лошадях
мы прибыли к хорошо укрепленному замку барона Франческо,
который охранялся множеством людей, вооруженных пиками и
мушкетами. Подъезжали другие закованные в броню бароны.
'Факельщики провели нас через подъемный мост и проводили до
ярко освещенного замка. Нам отвели удобные комнаты, где мы
смогли хорошо отдохнуть и привести себя в порядок.
Умытые и облаченные в разноцветные вельветовые камзолы, в
рыцарских головных уборах с перьями, мы расхаживали по
гостиной, отпуская друг другу комплименты по поводу нарядов. Нас
проводили в огромный обеденный зал, где мы обменялись теплыми
приветственными объятиями с хозяином, бароном Франческо. Слуга
отвел нас к нашим местам за огромным столом. Про себя я подумал,
что кровожадным и смертельно опасным головорезам приготовлено
поистине королевское угощение. На столе высились золотые блюда
с отборнейшими яствами: целиком приготовленный кабан, жареные
свиньи, украшенные многими видами диких и домашних птиц,
тушенных в вине со специями. Здесь были котлы, наполненные
новым экзотическим кушаньем спагетти, приготовленным по
настоящему сицилианскому рецепту. Были блюда с
разнообразнейшими пирожками, подносы с еврейскими
деликатесами, паштет из печени цыплят я супницы с ароматными
супами. Были блюда с незнако^
     мыми фруктами из заморских стран и подносы с кексами и
пирожными самых разных форм и размеров.
     Барон Франческо опустился в королевское кресло за массивным
столом. Место по правую руку от хозяина занял его самый
доверенный советник, утонченный и хладнокровный франт,
известный в миру под именем Филиппа Касетелийского. По левую
руку сидел говорливый Хьюго, принц Манхэттена, прозванный
Веселым Жуликом, который втайне лелеял мечту стать лорд-мэром
всего Нью-Йорка. Его роскошный плащ из тигровой шкуры
указывал на принадлежность к древнему и могущественному клану
Дем-о'Кратов. За спиной барона тесной группой стояла личная
охрана, состоящая из самых лютых рыцарей страны.
Среди них я узнал вечно хмурого, свирепого и жестокого
Иосифа, в шутку прозванного Солнечным Зайчиком. Там же
находились сэр Чарли Пуля, специалист по простым и изысканным
способам насильственного умерщвления, и сэр Мишель Курок,
кровожадный снайпер, неразлучный со своим пистолетом. Были там
и многие другие прославленные убийцы из владений барона в
Гарлеме.
     Вдоль стола, уходящего так далеко, что терялись лица сидящих,
расположился весь цвет разбойничьих шаек страны. Мы сразу
узнали сэра Иосифа Адониса, лорда Бруклина, и сэра Артура
Датчанина, повелителя Бронкса, за спинами которых почтительно
стояли убийца с безумным взглядом Винсент Колл и мускулистый
душитель Боулегс из Виннебурга. Среди присутствующих был и
знаменитейший Лорд Капоне из Чикаго с лицом, покрытым
шрамами, окруженный своей разношерстной командой. Были здесь
и смертельно опасные, бескомпромиссные, пролившие реки крови
рыцари из северного графства Детройт. Были лорд Вилд Вильм,
владыка юго-западного графства Техас, прибывший со своими
необузданными рейдерами, и Питер Печатник, хозяин Томпсона, о
чьем умении подделывать документы и деньги слагались легенды.
Здесь присутствовал коварный и беспринципный Чарльз Лаки, глава
внушающей ужас тайной Гильдии сицилийцев. Рядом с ним сидел
хитрый и хвастливый Эдвард Старший, старший брат барона
Франческо, и его сорок разбойников латиноамериканского
происхождения. С другой стороны стола сидели длинноногий барон
Цвим, наместник и покровитель графств
     Нью-Йорк и Ныо-Джерси, лорд Вест-Тауна Оуни Мадден и его
беспощадные кельты. Тут были северяне Эрик Бук и Вильям Мо. С
ними по соседству расположились хладнокровные и расчетливые
напарники Гара и Леопард, повелители Ист-Тауна, приведшие с
собой свору свирепых и кровожадных семитов. Следующими в ряду
сидели Майер Лаис и его напарник Багги Игл с шайкой
свихнувшихся от наркотиков латиноамериканцев и семитов,
нанятых для того, чтобы за деньги убить любого, кого скажут. Я
повернулся к своим товарищам и произнес: -- История еще не знала
прецедента, когда под одной крышей сходилось одновременно такое
количество отборных мерзавцев и продажных политиков.
     -- Относите ли вы и к себе это заявление, сэр Башка? -- мрачно
поинтересовался самый могучий из моих компаньонов, но я не стал
отвечать на его вопрос.
     На протяжении всего пиршества приправами к еде служили
ворчливые угрозы, взгляды исподлобья и ненависть. Воздух был
пропитан злобой Лишь страх и преклонение перед хозяином,
бароном Франческо, удерживали это дьявольское сборище от
немедленного самоуничтожения. После того как желудки были
наполнены пищей и вином, прозвучал оглушительный удар
огромного гонга, и внезапная тишина наполнила зал. Испуганные
гости зашарили по сторонам вороватыми взглядами. Из-за стола
поднялся человек, привлекший к себе внимание поднятой рукой, и
все взоры обратились к нему. Это был Франт, Филипп
Касетелийский. Он холодно, с презрением, оглядел гостей, сидящих
за гигантским столом, и вежливо, четко и неторопливо произнес:
     -- А теперь перейдем к делу. Я коротко поясню, для чего мой
могущественный господин... -- он изысканно поклонился барону
Франческо, -- организовал столь необычную встречу заклятых
врагов. Согласованность действий даст огромные преимущества
каждому из вас. Драки и резня за раздел территорий -- это чистые
убытки. Добра хватит на всех. Кровопролитие должно быть
остановлено! Мы хотим собрать все шайки страны в единую
организацию. Эта организация будет называться Обществом.
Некоторые гости заворчали и отрицательно замотали головами.
Но взгляд Филиппа Касетелийского заставил их успокоиться.
Подавшись вперед и опершись руками о
     стол, он смотрел на гостей, его проницательные глаза перебегали
от одной группы к другой, с легкостью читая мысли собравшихся.
С некоторым усилием над собой он продолжил:
     -- Этому обществу требуется верховный предводитель. -- Он
хитро улыбнулся. -- Конечно, каждый из вас имеет полную
свободу в выборе того, кого он видит своим предводителем. --
Улыбка исчезла с его лица, и голос свирепо зарокотал, когда он
продолжил, медленно, с ударением на каждом слове: -- Но так
вопрос просто не стоит, поскольку лишь один из нас обладает
истинным бесстрашием и королевской кровью.
     Филипп Касетелийский немедленно подал знак сэру Иосифу,
стоявшему за спиной барона Франческо. Иосиф достал и передал
Филиппу сверток, который тот молча развернул. В его руках
засияла золотая корона, инкрустированная драгоценными камнями.
Аудитория с настороженным удивлением наблюдала за тем, как
Филипп возлагал корону на голову Франческо. После этого он
произнес:
     -- С единодушного одобрения всех собравшихся здесь лордов я
короновал короля Франческо, отныне являющегося Верховным
Предводителем Общества Разбойничьих Баронов.
Король Франческо величественно поднялся и улыбнулся
настороженно молчащим гостям. На лицах некоторых из них
читалось нескрываемое возмущение. Король окинул гостей
вызывающим взглядом и насмешливо поклонился:
     -- Благодарю за оказанную мне великую честь, джентльмены.
Не дав гостям времени прийти в себя, он вежливо и уверенно
изложил свои честолюбивые планы, касающиеся будущего
процветания Общества. В эти планы входило создание мощных
дистилляторов для производства крепких напитков, фрахтование
больших грузовозов для импорта зарубежных алкогольных
напитков, осуществление грандиозного проекта, связанного с
получением гигантских прибылей от широкого распространения
особых игральных приспособлений, называемых игровыми
автоматами, а также взятие под контроль всех мест сбора
любителей испытать Фортуну и участие в получении прибыли от
всех видов лотерей.
     Его величество подробно разъяснил, каким образом можно
контролировать парки, в которых происходят королевские
забавы: скачки и гонки борзых. Он обрисовал будущее в
самых радужных красках, обещая власть и богатство каждому
члену Общества. Напряжение слушателей возрастало по мере
того, как король излагал все новые способы выжимания из
простолюдинов огромных сумм денег. На некоторых лицах
появились довольные улыбки, когда его величество произвел
раздачу богатых угодий. Он огласил два королевских указа,
первый из которых не допускал вторжения на чужую
территорию. Немного помолчав и улыбнувшись, он зачитал
второй:
     -- Убийства членами Общества друг друга строжай-ше
запрещены во всех случаях, кроме тех... -- король Франческо
немного помолчал и обаятельно улыбнулся, -- когда на это дано
особое разрешение Короны. Все лорды имеют равные права, лишь
Филипп Касетелийский, являющийся моим заместителем, обладает
второй после моей властью в Обществе. Я назначаю его
Королевским Гофмейстером и Министром Короны. Питер Печатник
отныне будет являться Королевским Казначеем. Кроме того,
старшими чинами военной полиции, старшими палачами и
похоронной командой Короны я назначаю сэра Макса, сэра Башку,
сэра Косого и сэра Простака, повелителей нижнего Ист-Сайда. --
Его величество король Франческо сдвинул корону на затылок с
видом забияки и поинтересовался: -- У вас есть возражения или
вопросы, мои лорды?
     Сэр Макс поднялся из-за стола с мушкетом в руке, сэр Простак,
сэр Косой и я последовали его примеру. В зале стояла напряженная
тишина. Никто не двигался и не пытался говорить. Большой Макс
поднял бокал и энергично взмахнул рукой с мушкетом; -- Встанем,
господа! Выпьем за нашего короля! Вразнобой, по одной,
поднимались разбойничьи шайки. С бокалами в руках они
поворачивались лицом к королю и провозглашали свое
верноподданничество. С криками "Да здравствует король!"
осушались бокалы. Король Франческо поклонился и помахал рукой,
выражая свою королевскую признательность.
     Вновь прозвучал громовой удар гонга. Играя что-то
торжественное, в зал вошли музыканты. Вслед за ними появились
мальчики-пажи, несущие подносы с бриллиантами, рубинами,
изумрудами, корзинки, полные золотых
     дукатов, -- дары его королевского величества своим новым
вассалам.
     Гонг прозвучал еще раз. Через все двери в зал устремились
прекрасные девушки в нарядах, лишь едва прикрывающих их
наготу. Они танцевали и пели неземными голосами.
     -- Какое потрясающее зрелище! -- восторженно воскликнул я.
Гости следили за действием с плохо скрываемой надеждой
заполучить один из этих танцующих лакомых кусочков в свое
полное распоряжение.
     Среди танцовщиц были девушки всех рас и цветов. Белые и
холодные, божественно сложенные танцовщицы плыли медленно,
сладострастно изгибаясь. Девушки с теплым, шоколадным цветом
кожи двигались расслабленно и томно. Пышные, оливковокожие
красавицы стояли на одном месте, медленно и ритмично вращая
бедрами. Здесь были прелестницы с кожей, окрашенной в красный,
синий, зеленый цвета. Здесь были восхитительные мулатки и
черные как ночь амазонки. И все они танцевали в плавном,
медленном ритме. Затем, так же медленно, изгибаясь и дразняще
покачивая бедрами, они сошлись в один большой круг.
Темп танца ускорился, они двигались быстрее, быстрее и еще
быстрее, пока круг не превратился в стремительный разноцветный
вихрь. Они мчались по кругу, захваченные бешеным движением
порожденного ими же вихря. Внезапно из этого круговорота
выбросило одинокую обнаженную танцовщицу. Лежа на животе,
она заскользила по мраморному полу. Когда она поднялась, у меня
перехватило дыхание от ее обнаженной красоты. Она была самым
поразительным творением из всего, что могла создать природа! Не
стройная девушка, а роскошная женщина с высокой грудью,
соблазнительная в каждом своем движении, она была создана лишь
для одного -- служить источником наслаждения для мужчины.
Легкая вуаль окутывала ее обнаженное тело полупрозрачной
благоухающей дымкой. Она кружила в танце, и ее ищущие руки
извлекали из воздуха волшебные звуки, как будто ангелы
перебирали струны арф. Небесный аромат и чарующая музыка все
плотнее окружали меня, она приближалась, она жарко шептала:
"Милый, иди ко мне, иди ко мне!"
     Пораженный, я узнал в танцующей женщине Долорес. И она
звала меня! Она танцевала для меня1 Тепло ее благоухающего тела
влекло меня к ней, словно мощный магнит. Она самозабвенно и
страстно затрепетала, опускаясь на пол у моих ног, выражая свою
полную покорность. Лучший из даров, который могло послать небо!
Я жарко обнял ее, и мы слились воедино. Моя душа покинула
тело и устремилась в небеса, имя которым Долорес. Я был
вулканом, с трудом сдерживающим непрерывно нарастающее
внутреннее напряжение. И все поглотил восхитительный,
космический фейерверк из ослепительно взрывающихся звезд.




     Кто-то похлопал меня по щекам, и хриплый голос пробормотал
прямо в ухо:
     -- Очнись, эй, Башка, давай очнись, пора собираться яа дело.
Я открыл глаза. Надо мной, склонившись, стоял Большой Макс.
Я сел и обвел комнату затуманенным взглядом. В углу возле
зеркала Простак возился с револьвером, поудобнее пристраивая его
в кобуре под мышкой. В комнате стоял густой сладковатый запах
опиума, но я, хотя и находился в состоянии легкого кайфа,
чувствовал себя на удивление хорошо. Бог ты мой, ну и сон. Меня
немного колотило от того, насколько реальным казалось все
увиденное. Если бы я только мог держать Долорес в своих руках так
же, как в этом сне... Я горько вздохнул. Макс перезарядил
револьвер сорок пятого калибра и тщательно вытер его носовым
платком. Засунув его в кобуру, он кивнул в сторону все еще
спящего Косого и сказал Простаку: -- Буди его. Нам пора двигать.
В дверь постучали.
     Я открыл, и в комнату, улыбаясь, вошел китаец Джо. -- Уже на
ногах, ребята? -- Он хихикнул. -- Что, видели приятные сны? --
Он повернулся к Максу. -- Ты не мог бы подарить мне несколько
минут? Мне бы хотелось знать твое мнение, Макс. Сегодня утром я
получил новую партию товара.
     -- Хорошо, Джо, пойдем посмотрим. Для друга всегда найдется
немного времени, -- ответил Макс, надевая пиджак.
     Вслед за Джо мы спустились в подвал- Он открыл. тяжелую
стальную дверь и провел нас по узкому, длинному коридору. В
конце его оказалась еще одна стальная дверь, через которую мы
вошли в тускло освещенную комнату, где, склонившись над столом,
сидели пятеро китайцев.
     Джо представил нам своих улыбающихся соотечественников.
Как ни странно, они говорили по-английски гораздо лучше нас.
Когда я выразил Джо свое удивление, он шепотом пояснил:
     -- Все они получили образование в Колумбийском
университете.
     Мы немного понаблюдали за тем, как китайцы добавляют воду и
замешивают что-то, похожее на серое тесто, а затем лепят из него
маленькие шарики. Джо с гордостью пояснил:
     -- Опиум для курения необходимо правильно замесить на воде.
Это требует специальных навыков. А мои люди, -- он похлопал по
спине ближайшего соотечественника, -- настоящие мастера своего
дела. -- Затем он обратился к Максу, указывая на коробку в углу:
     -- Макс, посмотри, какой это сорт? И что ты думаешь о его
качестве?
     Я с любопытством заглянул в коробку и произнес: -- Всегда думал,
что единственным сортом опиума является опиум.
     -- Понимаешь, Башка, -- ответил Макс. -- Пока ты находился в
своем исправительном заведении, Профессор научил меня хорошо
разбираться в этом зелье. Существуют три сорта: Патна, ьенарес и
Малива. Они происходят из разных стран, с разными почвами,
поэтому у каждого из них свои, отличные от других вкус и запах.
Познания Макса произвели на меня глубокое впе-чатление.
В коробке было штук сорок плотно уложенных ровными рядами
полуторакилограммовых шаров. Макс ко-стал один из шаров,
содрал с него толстую, сантиметра в два корку из маковых листьев
и отщипнул кусочек от оказавшейся под листьями темной массы.
Он растер кусочек пальцами, понюхал, пеложил маленькую
крупинку на язык и сказал: -- Хороший товар, Джо. Чистая Патна
Джо согласно кивнул:
     -- Я тоже так думал, Макс. Но у меня не было полной
уверенности. Спасибо, что согласился помочь.
Мы попрощались с Джо и его улыбчивыми работниками и
вышли на улицу. Шипящий и подвывающий кот гнался за своей
подругой по темной, узкой и пустынной улице. Мы с интересом
наблюдали, как он загнал ее в тупик среди мусорных контейнеров.
Когда он прыгнул и впился зубами в ее загривок, заставляя ее
подчиниться, она завопила от боли и удовольствия.
Эта сцена привела нас всех в приподнятое настроение. С
шутками и смехом мы погрузились в "кадиллак". Макс начал
напевать весьма рискованную пародию на мотив песенки "Это
каждому доступно". Косой, усевшись за руль, обернулся к Максу,
чтобы узнать, куда ехать. Макс взглянул на часы.
     -- Три утра. У нас достаточно времени, чтобы искупаться и
прийти в по-настоящему хорошую форму. -- Он задумчиво потер
подбородок. -- Да, и заодно договоримся с Лутки насчет алиби.
Косой повернул зажигание, нажал ногой на стартер, включил
скорость и вывернул на Сауз-стрит. Хотя он выполнил все эти
действия в данной последовательности, со стороны это выглядело
так, будто он лишь прикоснулся к рулю и машина начала
откликаться на его желания словно волшебная лампа Аладдина.
Когда Косой садился за руль, "кадиллак" превращался в живое
существо. Это была "она", и в случаях экстренной необходимости,
когда все решали считанные мгновенья, Косой -- начинал клясться
ей в любви и тоном сгорающего от желания любовника называл ее
Крошкой. Самого Косого мы прозвали "Бестией за баранкой". Он
мог выделывать с этой машиной финты, которые даже и не снились
голливудским каскадерам. Но и машина стоила такого водителя,
потому что "кадиллак" был сделан по специальному заказу. Он был
полностью пуленепробиваемым и оснащен двигателем,
позволяющим развивать скорость до двухсот километров в час.
С негромким урчанием мы быстро мчались в ночи. Большая
черная машина подобно хамелеону сливалась с темнотой
пустынных улиц. Внезапно мы оказались посреди яркого света и
деловито снующих потоков людей.
     -- О! -- глубоко вздохнув, воскликнул Косой. -- Шанель номер
пять!
     "<"
     Макс подался вперед и, с силой сжав пальцами плечо
Косого, сказал:
     -- Слушай, Косой, сколько раз тебе ведено закрывать окно,
когда едешь через рыбный рынок Фултона?
     Косой взглянул, как мы дышим через прижатые к лицам носовые
платки, и засмеялся:
     -- Ребята, вы чересчур чувствительны! По мне этот запах просто
замечателен. Как от перезревшей красотки, на которой много
косметики.
     Когда рынок остался позади, мы задышали полной грудью.
Пропитанный зловонием речной воздух с Ист-Ривер казался просто
благоуханным по сравнению с рыночными "ароматами".
Вдалеке показалась тусклая электрическая вывеска с надписью
"Турецкие бани Лутки". Косой сбросил скорость, машина точно и
мягко въехала под вывеску. Он выключил мотор, и мы вошли в
бани.
     В манерах Лутки, с улыбкой пожимающего нам руки, странным
образом сочетались страх, уважение и радость. Он лично проводил
нас в лучшие комнаты. Мы разделись и отправились в парную. Пока
мы, возглавляемые Максом, двигались по направлению к парной,
звук босых ног, ступающих по каменному полу, и вид обнаженных
волосатых тел вызвали во мне забавную мысль: Дарвин был прав. Я
мог поспорить, что в нас скрывалось животное куда более дикое,
чем гомо са-пиенс. Я невольно представил нас свирепыми зверями,
пробирающимися через жаркие, дышащие испарениями джунгли.
Мускулы Большого Макса плавно двигались в такт движениям его
смуглого тела, его кошачьи шаги вымеряли длинный коридор со
скоростью тигра-людоеда. Простак следовал на шаг позади. Его
ноги и руки двигались в хорошо отлаженном ритме. Мышцы легкой
рябью пробегали по могучему телу, густо заросшему черными
волосами, мягкая поступь делала его похожим на вышедшую на
охоту беспощадную пантеру. Косой чем-то походил на леопарда. Я
тихонько хихикнул, подумав, на какую зверюгу похожу сам.
Через качающуюся дверь мы протиснулись в парную с сухим
паром. Жар ударил по нашим холодным телам, словно волна
раскаленного воздуха, вырвавшаяся из до-менной печи. Пол был
обжигающе-горячим, и Косой запрыгал с ноги на ногу. Все еще
пребывая в состоянии легкого кайфа после опиума, я весело
спросил:
     -- В чем дело, мальчик? Тебе слишком горячо? Давай привыкай.
Ты ведь не хочешь, чтобы наш друг Мефис-тофель смеялся над
тобой, когда мы окажемся там,
     внизу?
     -- Какой, к черту, Мефистофель? Судя по имени, какой-то грек.
Контрабандист, что ли? -- спросил Косой. Я засмеялся:
     -- Черта с два грек. У этого парня рога и вилы, и он ожидает нас
там, внизу.
     Косой наклонился и, шлепнув себя пониже спины, сказал:
     -- Если мы с ним когда-нибудь встретимся, я разрешу ему
поцеловать меня сюда.
     Приглядев себе лежак, Косой доскакал до него на одной ноге,
сел и сразу же взвился в роздух, изрыгая проклятия. Макс
рассмеялся:
     -- Давай-давай, привыкай. Помнишь, что говорила Старая
Заколка Монс? Что мы все кончим свои дни на очень горячем стуле.
     -- А чтоб она сдохла, -- ответил Косой, прыгая на одной ноге и
потирая обожженную задницу.
     Появился служитель с прохладными белыми простынями. Он
расстелил их на лежаках, и мы с комфортом разлеглись и
расслабились. Вскоре пот потек с нас непрерывными струйками.
Косой похлопал себя цо ляжке.
     -- Ребята, вам как больше нравится: остаться чуточку сырыми
или хорошенько прожариться? Простак окинул его изучающим
взглядом. -- Ты слишком худой и жесткий, друг Косой. Макс
подошел к висящему на стене термометру и воскликнул:
     -- Ого! Больше восьмидесяти градусов! Другие посетители
перешептывались и постреливали взглядами в нашу сторону.
Видимо, они знали, кто мы такие. За последнее время мы привыкли
к подобному проявлению внимания и дружелюбно кивали в ответ.
Макс вызвал служителя и заказал холодного пива для всех
присутствующих. С разных сторон послышались слова
благодарности. Два симпатичных молодых парня, улыбающихся,
словно смущенные школьницы, подошли, чтобы сказать спасибо.
Один из них прошепелявил:
     -- Мы много шлышали о ваш, ребята, и о ваш, миштер Макш.
Мы решили лишно поблагодарить ваш жа пиво.
     Второй стоял рядом, одной рукой придерживая обмотанную
вокруг бедер простыню, а другой по-женски приглаживая свои
длинные обесцвеченные волосы.
     -- Мы хотели убедиться, что без одежды вы так же красивы, как
и в ней, -- сказал он. -- Ну и? -- забавляясь, спросил Макс. -- Вы
просто образцы мужской красоты. Честное слово!
     -- Достаточно, девочки, -- процедил я, оттопырив губу. --
Проваливайте. И по-быстрому! Молодые люди суетливо поправили
на себе простыни. -- Пойдем отшуда, эти ребята шлишком грубы
для наш, -- позвал шепелявый своего приятеля. Тот помахал нам
рукой.
     -- Пока, милашки! -- И они бросились наутек. Косой с
отвращением сплюнул:
     -- Черт бы побрал этих подонков. Надо было бы хорошенько им
задать. Может, это бы их вылечило. -- Ну и глупо, -- сказал я, --
так их не вылечишь. -- Да, Башка прав. Их можно только пожалеть,
     -- произнес Макс. Я кивнул и добавил:
     -- Конечно. Я думаю, что они не властны над своим
сексуальным поведением.
     -- А что делает гомика гомиком? -- поинтересовался Простак.
     -- В основном среда обитания, -- ответил я. -- Что ты имеешь в
виду? -- спросил Косой. -- Ну... -- я на секунду задумался, как бы
получше объяснить это Косому. -- Возьми, к примеру, нас. Наша
среда обитания -- это то, как нас воспитали, или то, как мы сами
себя воспитали. Мы все неплохо провели время с Пегги, с Фанни и
кое с кем еще... Остальные заржали от такого примера. Я
продолжил: -- Мы противоположны гомикам, но в некотором
смысле тоже являемся ребятами со странностью. Мы Другая
противоположность. Может быть, от нашего образа жизни у нас
начало вырабатываться слишком много мужских гормонов.
Поэтому мы сильные и жесткие. Как я и говорил, считается, что
гомосексуализм вызывается
     в основном средой обитания, но в некоторых случаях он может
быть врожденным явлением.
     -- Что, нормальным языком говорить не можешь? --
проворчал Косой.
     Смеющийся Макс взялся за упрощенное объяснение: -- Это
означает, что некоторые из них получаются такими еще в животах у
своих матерей.
     -- Эй, Башка, -- окликнул меня Косой, -- откуда ты знаешь
ответы на все вопросы? Получился таким еще в животе?
     -- Да нет, Косой. Я родился с обычным мозгом. Просто я развил
его, почитывая то одно, то другое. И хочешь, открою тебе один
секрет? Из-за того, что я время от времени почитываю, ты ведь
считаешь меня умным, так? -- Шумным, -- поправил он.
     -- Ладно, ладно, не перебивай. Значит, по сравнению с тобой, не
читающим вовсе, я знаю ответы на все вопросы, да? -- Ну и что?
     -- А то, что по сравнению с людьми, которые по-настоящему
читают и имеют образование, я такой же безграмотный, как все вы.
Все относительно.
     -- Относительно, как теория относительности Эйнштейна? --
влез Простак. -- Да, как теория относительности Эйнштейна. --
Значит, ты признаешь, что самый умный в мире Эйнштейн, а не ты?
     -- спросил Косой.
     -- Да, -- скромно согласился я, -- я всего лишь самый умный в
мире после Эйнштейна.
     -- Ладно, кончайте этот треп, -- сонно пробормотал Макс.
Еще немного посидев в парной, мы перешли в соседнее
помещение, где нас обмыл банщик. Затем Макс минут на десять
заскочил в служебный кабинет Лутки. Выйдя оттуда, он кивнул:
"Все согласовано!" Мы разошлись по отведенным нам комнатам в
гостинице при бане, и я немного вздремнул.
     В семь тридцать Макс легонько постучал в мою дверь и
прошептал: -- Эй, Башка! Пора вставать.
     Я мгновенно проснулся. Мне опять снился странный сон.
Видимо, я все еще находился под воздействием опиума, хотя
совсем недавно, в парной, моя голова была совершенно ясной.
     Мы быстро оделись и крадучись вышли через черный ход. Никто
не заметил, как мы покинули бани.
     Мы пешком направились в закусочную Шиммеля на Хьюстон-стрит.
Утреннее солнце уже высоко поднялось над рекой.
Деловитые домохозяйки приступили к работе, вывешивая из окон
постельное белье для проветривания. Женщина с верхнего этажа
пронзительно кричала: -- Продавец льда! Эй-ей! Продавец льда!
Продавец придержал свою лошадь и проорал в ответ: -- Да, леди?
     -- Отправьте мне сюда, пожалуйста, большой кусок льда на
десять пенсов, хорошо? -- Да, леди! -- вновь проорал он.
Мусорщики уже вываливали воняющие отходы в свои телеги и с
грохотом швыряли на тротуар пустые мусорные баки.
Дверь многоэтажки с треском распахнулась, и из нее выскочил
мальчишка. Он с топотом промчался по ступенькам крыльца. Из
окна высунулась женщина, ее большие неприкрытые груди
свесились на подоконник. Она закричала вслед убегающему
пацану:
     -- Джек! Джек' Дорогой, не забудь быть сегодня в школе
хорошим мальчиком!
     Не сбавляя скорости, пацан крикнул через плечо: -- Я буду
хорошим, когда сдохну! Помятые, выглядящие преждевременно
постаревшими мужчины плелись вдоль по улице на свою
потогонную работу. Пустая банка из-под сардин едва не попала в
удирающего на работу мужа. Его воинственная жена вопила ему
вслед:
     -- Чтоб ты сдох, Янкель! Чтоб тебе голову оторвали! В ответ он
прокричал всего лишь одно слово: -- Стерва!
     Подобные прекрасным цветам, растущим на клумбах с хорошо
унавоженной землей, нарядно одетые девушки с элегантными
прическами, аккуратно уложенными для нового рабочего дня,
выходили на улицу из темных, сырых, вонючих многоэтажек.
Пока мы шли, я думал, что все эти люди являются необходимой
и покорной составляющей трущоб. Только посмотрите на них! Ну
ижизнь! Быть скопом запертыми в этих зловонных свинарниках.
Сейчас они выходят из них на работу. А после работы вновь идут в
свое гетто.
     Ну и жизнь! Во мне шевельнулось что-то, похожее на жалость.
Теперь посмотрим на нас. Мы тоже появились на свет здесь. Мы
тоже были частью Ист-Сайда и тоже начинали свой очередной
день. Я усмехнулся про себя. Однако какая огромная разница! Мы
не были покорной частью. Мы были небольшой бандой, боевой
единицей в мощном сообществе банд. Да, мы были бандой
бунтарей.
     Мы небрежно пересекали эти грязные, живущие напряженной
жизнью улицы, держа путь в закусочную, где нас ждали кофе и
пирожки. И так же небрежно мы отправимся совершать тщательно
подготовленный налет... Я спорил сам с собой и никак не мог
решить, повлияла ли на нас жизнь в этих местах. Банды не
объявляются в благополучных районах города. Кто когда-нибудь
слышал о банде с Пятой авеню или о банде с Парк-авеню? Впрочем,
если подумать, у них тоже есть банды, но они действуют совсем по-другому.
Я посмеялся над своей глупостью. Они гораздо умнее нас
и действуют на законных основаниях. Они грабят людей так же, как
грабим их мы, но только без пистолетов, там, на Уолл-стрит*. И они
тоже орудуют бандами, финансовыми бандами. Они используют
деньги с той же целью, с какой мы используем оружие. И может
быть, в чем-то их мораль совсем не отличается от нашей... Фью!
Ублюдки! Может быть, у нас больше морали и достоинства, чем у
них. Они так же незаконны, как и мы. Да, все до одного незаконны.
Все ублюдки.
     Какого черта! Мир -- это джунгли, собаки жрут друг друга.
Достойный и удачливый всегда займет место под солнцем? Какая
чушь! Мы достойные. Ну ладно, допустим, что наше нахальство и
энергия могли быть использованы иным образом, но какого черта
быть терпеливым? Мы хотели добраться до места под солнцем
кратчайшим путем. Мы по горло сыты этой чушью для нищих. Мы
не молим Господа, или Аллаха, или Будду, или кого там еще:
"Пожалуйста, ниспошли нам хлеб насущный!" Нет уж, к черту все
это. Мы берем то, что желаем. Как говорил Наполеон? Судьба --
это девка? Да, удачливые под завязку загружены щедрыми дарами
мира. А для недостойных и неудачливых? Грязные объедки
* Улица в Нью-Йорке, где расположено множество финансовых
учреждений США, символ финансовой Америки.
     и черствые куски хлеба со всех помоек того же мира. Но не для нас.
Со своей дерзостью и со своей силой мы сумели вырвать свою
долю из лап этой переменчивой суки Судьбы. Похоже, что я где-то
это вычитал. Я беззвучно хмыкнул и подумал, что опять закрутил у
себя в голове все ту же карусель, пытаясь найти оправдание
предстоящему налету... Я давно решил, что совсем не важно,
насколько не прав совершающий действие, если он смог найти для
него достойное оправдание.
     Я громко рассмеялся, подумав о запутанности своих
философских построений. Бог ты мой! Я, похоже, действительно
стал очень крутым. Несколько лет назад, когда мы только начинали
совершать налеты, я так трусил, что всю дорогу боялся наложить в
штаны. Макс с любопытством посмотрел на меня. -- Что-то
веселое. Башка? Или все еще кайф не выветрился?
     -- Думаю, что всего понемножку, -- радостно хихикнул я.
     -- Тебе действительно необходима хорошая порция кофе, чтобы
прийти в чувство, -- сказал Макс.




     В закусочной Шиммеля, за кофе и пирожками с сыром Макс
посвятил нас во все подробности.
     -- Эту наводку я получил прямо от парня из правления
страховой компании. Согласно страховым документам в сейфе
находятся камешки на общую сумму около ста тысяч долларов. Вот
план операции.
     Макс развернул лист бумаги и расстелил его на столе. Используя
вилку в качестве указки, он продолжил:
     -- Здание тянется от Пятьдесят пятой улицы, где находится
парадный вход, до Пятьдесят четвертой, где есть грузовой подъезд.
Холл за парадным входом кишит детективами, потому что здание
просто забито ценностями. Тут размещается около пятидесяти
оптовых ювелирных фирм. Крупнейший оптовик -- на двенадцатом
этаже. -- Макс ткнул вилкой, показывая место на плане. -- Босс
этой фирмы -- маленький толстый парень с очень большим носом.
Он и есть наша устрица. Пошли дальше... Гвоздем всей программы
будет грузовой подъезд на Пятьдесят четвертой улице. -- Он
посмотрел на свои часы. -- Сейчас ровно восемь. В восемь тридцать они
кончают вывозить мусор из здания и используют для этого
грузовой лифт. Тогда мы и войдем. По моим сведениям, грузовой
лифт никому не нужен с восьми тридцати до тех пор, пока после
девяти не начинают поступать грузы. Как я уже говорил, мы
начинаем в восемь тридцать. Мы занимаем грузовой лифт,
поднимаемся на двенадцатый этаж и ждем носатого. Наводчик
утверждает, что носатый приходит ровно в девять, после чего мы к
нему присоединяемся. Ну? Все понятно?
     Макс сурово окинул нас взглядом. Мы продолжали дожевывать
свои пирожки. Я кивнул Максу, и он продолжал:
     -- Наводчик, Джон, не хочет, чтобы кто-нибудь пострадал. Там
работает его жена, а кроме того, носатый -- его друг. Так что
никакой пальбы. Но если- вдруг потребуется... -- здесь Большой
Макс улыбнулся и развел руками, -- тогда что ж... Я дам вам знак,
парни, и тебе, башка, может быть, придется маленько кого-нибудь
порезать.
     Я кивнул. Простак похлопал по спрятанному под пиджаком
револьверу.
     -- Работаем при полном параде, -- сказал Макс. -- Все в
перчатках. Никаких отпечатков пальцев. Вот новые носовые платки
без меток из прачечной. Знаете для чего.
     Макс сунул каждому из нас несколько платков и повернулся к
Косому Хими.
     -- Ты, как всегда, за рулем, мне тебе нечего объяснять.
Хими кивнул со скучающим видом и продолжал поедать
пирожок.
     Макс -- педант, прирожденный руководитель. Я восхищался
этим парнем. Всегда перед делом особой важности, наподобие
этого, он обсуждал деталь за деталью, любую случайность. Он
нудел и нудел, ничего. не оставляя на волю случая.
     -- Повторим сначала, -- сказал Макс. -- Мы входим в грузовой
лифт и поднимаемся на двенадцатый этаж. Затем ждем, когда этот
парень, этот носатый босс выйдет из пассажирского лифта.
Наводчик говорит, что он очень пунктуален.--Он нужен для того,
чтобы проводить нас через бронированную дверь конторы и чтобы
на
     жену Джона не пало подозрение в. том, что она намеренно открыла
нам эту дверь. Кроме того, только он знает код сейфа. Итак, работа
предстоит не очень пыльная. Но не стоит быть слишком
самоуверенными. Надо действовать быстро. Необходимо
управиться всего с тремя людьми. Девчонка, как я уже говорил, за
нас. Она жена Джона, который работает в страховой компании и дал
мне наводку на это дело. А теперь не забудьте одну важную вещь.
Мы должны сразу же подавить этих людей страхом. Мы должны
показать, что играем до конца и вопрос стоит так, что либо мы, либо
они. Мы должны напугать их до смерти. Тогда они окажутся в
полной нашей власти, они будут так напуганы, что не смогут
запомнить наши приметы. Напуганные люди -- паршивые
свидетели. -- Макс повернулся ко мне. -- Башка, ты отключаешь
сигнализацию. Прямо вот здесь. -- Он показал мне место на плане
конторы. -- И одновременно перерезаешь телефон. Ясно? Я кивнул.
     -- И не забывайте, от начала и до самого конца мы должны быть
быстры и незаметны, как чих во время урагана.
Не знаю, как других, но меня эти повторяющиеся высказывания
Макса сильно раздражали. Я попытался отключиться и подумать о
чем-нибудь постороннем.
     Мысли перенесли меня на много лет назад, когда мы были
совсем юнцами, недавно закончившими учебу в рассыпающейся от
старости "суповой" школе. Когда у нас заводились деньги, мы
точно так же сиживали, сгрудившись вокруг Макса, за этим же
столом, пили кофе и жевали пирожки с сыром. Перед каждым
выходом на дело мы обязательно шли в закусочную Шим-меля,
брали кофе с пирожками и садились за этот стол, чтобы обсудить
планы предстоящей операции. Большой Макс всегда считался
предводителем. Он всегда уточнял сигналы и решал, кто что должен
был выполнять, и с тех пор ничего не изменилось.
В те дни нас было пятеро. Мы и еще Доминик -- да пребудет в
покое его душа. Старина Доминик... Почему я вдруг вспомнил о нем
именно сейчас? Впрочем, я всегда его помнил, к чему хитрить с
самим собой? У меня было тайное убеждение, в котором я стыдился
признаться даже самому себе: я считал, что дух До-миника всегда
присматривает за нами, что он является
     чем-то вроде нашего небесного покровителя. Ему наверняка
должен был понравиться новый порядок, новая организация,
созданная на основе большинства влиятельных банд страны.
Макс с укором посмотрел на меня. Он заметил, что я не внимаю
его словам, и ему это не понравилось. Ну и что? Слушать, как он
опять разжевывает детали? Он что, считает нас любителями? Какого
черта мы сидим и не отправляемся на дело? Да, я, пожалуй, стал
слишком самоуверенным. Предстоящий налет ни в малейшей
степени не пугает меня. Я становлюсь чертовски занос-чивым. Быть
может, это от опиума? Да, я, пожалуй, все еще немного под кайфом.
Подумав так, я громко рассмеялся. -- Эй, Башка, ты все еще не
отошел? О чем это можно мечтать с таким смехом? -- Кто мечтает
со смехом? -- спросил я. -- Похоже, ты разговариваешь сам с
собой, -- раздраженно произнес Макс. -- Имей в виду, что до
следующего посещения курильни может пройти много времени,
если опиум будет тебя так сильно забирать. Так что лучше слушай
внимательно, понял? Ты явно не в своей тарелке, а работа должна
быть сделана быстро и незаметно.
     -- Как чих во время урагана, -- оборвал я его бесконечную речь.
Он улыбнулся, похлопал меня по спине, подозвал официанта и
заказал две чашки кофе. Затем настоял, чтобы я выпил их обе.
Пришлось выпить. После этого я почувствовал себя гораздо лучше,
закурил и посмотрел на Макса, ожидая последующих указаний.
Макс взглянул на часы.
     -- С минуты на минуту Лутки должен подогнать машину.
Некоторое время мы сидели в ожидании и курили, затем
услышали, как возле входа остановилась какая-то машина. Косой
подошел к двери, выглянул и, вернувшись обратно, кивнул: --
Машина подана.
     Макс  расплатился,  и  мы  вышли  на улицу. Косой нс спеша довез нас до
Пятьдесят  четвертой  улицы  и  остановился  за  полквартала  до   грузового
подъезда.  Улица  была  запружена  спешащим  на  работу  народом: типичными,
безразличными  ко  всему  нью-йоркцами.   Возле  грузового  подъезда   стоял
грузовик.  Здоровый  швед  вывозил  на  ручной  тележке баки с мусором. Макс
смерил его взглядом и пробормотал:
     -- Согласно описанию, этот амбал, по-видимому, лифтер
грузового лифта. Я займусь им собственноручно.
Минут через пятнадцать загруженный мусором грузовик начал
отъезжать, и Макс кивком дал знак Косому. Косой плавно поставил
нашу машину на место отъехавшего грузовика. Швед завозил в
здание пустые мусорные баки. Подобно профессиональным
артистам, ожидающим выхода за кулисами, мы ждали, сидя в
машине, когда придет наше время вступить в действие. Наконец
Большой Макс открыл дверцу и произнес: -- Пошли!
Вслед за шведом Макс вошел в здание. Мы с Простаком
двигались гуськом за Максом, Косой остался за рулем.
Швед загружал пустые баки в лифт. Он так увлекся, что за
громыханием баков не услышал нашего приближения. Макс
вплотную подошел к нему со спины и нанес мощный хук правой
немного пониже уха. Потеряв сознание, швед повалился на пол. Мы
с Простаком подхватили его и бросили в лифт среди мусорных
баков. Макс зашел в лифт следом, и Простак начал щелкать
тумблерами. Но вместо того чтобы пойти наверх, лифт опустился в
подвал.
     -- Ладно, это пока неважно, -- тихо произнес Макс. -- Мы
можем немного посидеть и здесь.
     Мы сидели на пустых мусорных баках и молча курили. Я начал
нервничать, но старался не показывать вида. Через некоторое время
Макс посмотрел на часы:
     -- Ладно, пора двигать, без пяти девять. Давайте надевайте
перчатки.
     Мы выполнили команду. Макс занялся тумблерами. После
нескольких неудачных попыток он поднял лифт на двенадцатый
этаж. Мы полностью сосредоточились. В противоположном конце
длинного коридора была видна дверь пассажирского лифта. Пока
все шло хорошо, план здания, переданный наводчиком, был точным.
Ровно в девять дверь пассажирского лифта открылась.
Подобравшись, словно коты, готовые прыгнуть на ничего не
подозревающую мышь, мы следили, как от лифта важно зашагал
коротенький, важный человечек с очень большим носом.
     -- Это клиент, прикройтесь! -- шепнул Макс. Мы закрыли
платками нижние части лиц. Я открыл нож, Простак и Макс
достали револьверы, и мы двинулись навстречу носатому. Он
шел, весело насвистывая и не обращая на нас ни малейшего
внимания. Когда я представил, какое потрясение ждет этого
парня, то мне даже стало немного его жаль. Потом я сказал
себе: "К черту, он слишком много имеет. Все просто: или он,
или я!" Макс и я бросились вдоль стен, словно две голодные
пантеры, увидевшие добычу. Носатый наконец-то заметил
нас. Он резко остановился, его свист прервался, и на лице
появился страх. Мы подступили к нему вплотную, и я поднес
нож к его горлу. Макс ткнул носатого стволом револьвера в
живот и прошипел:
     -- Без шума, ублюдок, или мы прикончим тебя прямо здесь.
Рот носатого открылся, глаза остекленели, он затрясся и начал
что-то беззвучно бормотать. Макс втолкнул его в приемную, мы
спрятали оружие и вошли следом. Девчонка сидела за столом у
входа. Она оказалась хорошей актрисой. Увидев своего босса, она
улыбнулась и сказала: "Доброе утро, сэр!" Затем нажала на кнопку,
открывающую стальную дверь, ведущую во внутренние помещения.
Дверь открылась, и мы быстро пошли дальше. В комнате за дверью
находился служащий. Он с потрясенным видом проследил, как мы
достаем оружие, шагнул нам навстречу и совершенно по-дурацки
спросил: -- Эй, а что это происходит? Макс ударил его пистолетом
по голове, и человек со стоном осел на пол. Из смежной комнаты
быстро выскочил высокий худой парень. На его лице были
написаны удивление и испуг. Простак ударил его по голове
пистолетом. Парень со стоном растянулся на полу, из раны на
голове потекла кровь. Мы связали обоих служащих и заткнули им
рты кляпами. Все это время девчонка зачарованно следила за
нашими действиями. Оба раза после ударов по голове она издавала
странные, протяжные стоны, как будто это ее возбуждало, и,
извиваясь, терлась об угол своего стола. Макс подтолкнул носатого
к здоровенному сейфу и прошипел: -- Ладно, ублюдок, быстро
открывай. Носатый отрицательно замотал головой. Левая рука
Макса^ начала движение от бедра: свистнув, словно пастуший
хлыст, она- с громким треском впечаталась в
     лицо носатого. С его головы слетел парик, щека окрасилась в
малиновый цвет и на глазах начала опухать. Его рот странно
перекосило в сторону, а из глаз потекли слезы. Трясущимися
от страха руками он начал крутить колесики кодового замка.
Одним глазом я все время наблюдал за девчонкой. Пощечина,
которую Макс отвесил носатому, доконала ее. Худосочное создание
с плоской грудью, она выглядела этакой чопорной и невозмутимой
серой штучкой. Но ее внешность была обманчивой. Она вся
загорелась, ее лицо от возбуждения пошло красными пятнами, и
после удара Макса она потеряла всякий контроль над собой. Она
бросилась на нас, словно викинг. Я схватил ее, и она попыталась
полоснуть меня по лицу своими длинными ногтями. Не отпуская ее,
я увернулся и выдохнул ей в ухо:
     -- Прекрати, дура. Тебе вовсе не надо изображать такое.
Вместо ответа она попыталась меня укусить. Я выпустил ее и
отпрянул в сторону, но в следующую секунду она уже была рядом
и, истерически всхлипывая, метила ногтями мне в глаз. Пришлось
бросить нож и схватить ее обеими руками. Бешеная девка знала
самое уязвимое место мужчины и попыталась заехать в него
коленом. Я зажал ее ногу коленями и помимо своей воли испытал
острое возбуждение. Когда речь заходила о женщинах, я терял
всякую совесть. Цвет, формы, размеры, тип, время и место не имели
значения. Вид женщин вызывал в моей голове только одну мысль.
Для меня все они существовали лишь для одного... Но эта стерва, в
такое время и в таком месте была все-таки не для меня. И мне не
хотелось ее калечить. Я прошипел ей на ухо:
     -- Прекрати, немедленно прекрати, какой дьявол на тебя напал?
     -- Ударь меня, -- задыхаясь, прошептала она. -- Ну Ударь меня!
     -- Зачем? -- выдохнул я. -- Твоего представления и так
достаточно. Прекрати это.
     -- Нет, нет, -- всхлипнула она. -- Ударь меня, я люблю это,
люблю...
     И она вновь пустила в ход ногти, пытаясь проборонить мое лицо.
От неожиданности, хватая ее за руки, я выпустил ее колено, и эта
садистка немедленно двинула Меня в пах. К счастью, я вовремя
напрягся и ослабил удар, поэтому у меня лишь на несколько секунд перехватило
дыхание. Но это вывело меня из себя, и я заехал ей в подбородок.
Она упала на пол, растянулась и неподвижно замерла, широко
раскинув ноги. Под платьем у нее ничего не оказалось.
Эта богатая на ощущения возня с девчонкой заняла считанные
секунды. Я окинул комнату взглядом. Простак стоял на страже у
двери. Двое служащих таращились на нас с пола обезумевшими от
ужаса глазами. Казалось, что страх полностью их парализовал.
Носатый все еще возился с кодовым замком, набирая цифры
трясущимися руками. Наконец дверь сейфа распахнулась, и нашим
взглядам предстало похожее на пещеру внутреннее пространство.
Зрелище вызвало во мне странное похотливое чувство. По-видимому,
в этом была виновата недавняя возня. Мысль о лежащей
на полу девчонке не давала мне покоя, и вид открывающегося
сейфа вновь вызвал острое плотское возбуждение. Или причина
все-таки была в раскинувшейся нараспашку девчонке на полу?
Каким-то образом все это перемешалось в моей голове, сейф
возбуждал меня, и я сладострастно занырнул в его разверзшееся
нутро.
     Испытывая почти чувственное наслаждение, я вытаскивал
заполненные бриллиантами пакетики из расположенных в сейфе
выдвижных ящичков и подавал Максу, который рассовывал их по
карманам. Перчатки стесняли движения, я уронил один из
пакетиков, и бриллианты рассыпались по полу.
     -- Спокойней, Башка, не суетись, -- проворчал Макс. Когда я
кончил работу, Макс встал на мое место и осмотрел все ящички,
проверяя, не пропустил ли я что-нибудь. Вынырнув из сейфа, он
прошептал:
     -- Отлично, мы взяли всю партию. Перерезай провода.
Я взял нож и перерезал провода, идущие к телефону и к кнопке
сигнализации. Макс и Простак отволокли связанных служащих в
соседнюю комнату.
     -- Башка, лучше свяжи-ка эту сумасшедшую девку и тоже давай
ее туда, -- сказал Макс.
     Я  посмотрел  на  нее.  Она была в полном сознании и неподвижно лежала,
похотливо глядя на меня, прищурив глаза. Когда я ее связывал, она вела  себя
совсем  не  так,  как  до этого. Она расслабленно лежала на полу, не пытаясь
атаковать, и  нашептывала  мне  на  ухо  различные  непристойности.  Пока  я
переносил   ее  в  соседнюю  комнату,  она  успела  наобещать  мне  огромное
количество разнообразных удовольствий, которые  я  получу,  если  как-нибудь
проведу  с  ней  ночь.  Я покачал головой и ответил, что никогда не смешиваю
дела и развлечения.
     Макс и Простак не заметили подробностей нашей с девчонкой
возни. Они решили, что у нее случилась истерика, вызванная
жестокостью происходящего. Макс огляделся, удовлетворенно
кивнул и щелкнул пальцами, подавая сигнал. Мы сняли платки с
лиц, спрятали оружие и спокойно пошли к грузовому лифту.
Простак повозился с тумблерами, и лифт пошел вниз. В это время
швед начал приходить в себя. Он попытался встать на ноги и,
споткнувшись, поднял дикий грохот, опрокинув несколько пустых
мусорных баков. Макс раздраженно попросил Простака:
     -- Успокой этого кретина, а то он становится шумным, как два
скелета, резвящихся на жестяной крыше.
     Простак достал средство успокоения и нанес шведу
сокрушительный удар по голове. Оставшуюся часть пути большой
швед провел, тихо лежа иа полу.
     Мы по одному покинули здание и погрузились в автомобиль.
     -- В гостиницу Эдди, -- сказал Макс Косому, и тот мастерски
бросил машину в поток движущегося транспорта.
Эдди прогуливался по холлу своей гостиницы. Увидев нас, он
расплылся в улыбке и приветственно кивнул. Макс жестом
приказал ему "стоять на стреме". Мы прошли в личный кабинет
Эдди и закрылись на замок. Макс открыл сейф, достал из кармана
ключ, открыл наше личное отделение и переложил туда пакетики с
бриллиантами. Когда мы выходили из гостиницы, Эдди снова
понимающе кивнул.
     Через черный вход мы вошли в бани Лутки, крадучись
добрались до отведенных нам комнат и разделись, а затем
направились в собственно бани.
     Было девять тридцать утра. В это время в банях всегда царило
затишье. Служащие давно закончили ут-реинюю уборку и
подготовку к вечернему наплыву посетителей и теперь отдыхали в
своих комнатах при заведении, поскольку в их обязанности входило
круглосуточное обслуживание по вызову клиентов. Лишь Лутки
     бодрствовал, ожидая нас. При нашем появлении он прошептал:
     -- Все в порядке, Макс. Все сделано. -- И, ткнув пальцем в
сторону настенных часов, спросил: -- Как, Макс, годится^ Я
перевел их на один час и двадцать минут назад. Макс кивнул.
     -- А как с часами в парикмахерской? -- Они переведены на такое
же время. -- Прекрасно, прекрасно, -- произнес Макс. -- Разбуди
пару служащих и парикмахера. Скажи им, что мы только что
встали. Стой, подожди-ка. -- Макс положил руку на плечо Лутки.
     -- У этих ребят есть собственные часы? Наручные или карманные?
Лутки улыбнулся:
     -- Да, но я храню их у себя в сейфе вместе с другими их
ценностями. Они узнают время у меня или по настенным часам.
Уверяю тебя, Макс, что все в порядке.
     Заспанные служащие и парикмахер, недовольно бормоча,
выползли из своих комнат. Увидев нас, они сразу приободрились в
предвкушении больших чаевых. Мы все заказали спиртовое
обтирание и бритье. В процессе процедур мы регулярно
интересовались у служащих точным временем, чтобы оно
запечатлелось в их памяти. Это была подстраховка, которую Макс
придумал на тот случай, если нас вдруг зацепят. Тогда достаточное
количество не вызывающих подозрения свидетелей покажут, что
между восемью двадцатью и девятью двадцатью мы находились за
много километров от Пятьдесят четвертой улицы.
По окончании процедур каждый из нас вручил обоим служащим
и парикмахеру по десятидолларовой купюре. Их щедрость в
благодарностях превзошла нашу в деньгах. Утомившись, они
разошлись по своим комнатам.
     -- К Толстому Мои, Макс? -- спросил Косой, когда мы
погрузились в "кадиллак". Большой Макс утвердительно кивнул.




     Через черный ход мы прошли в заднюю комнату нашего салуна
и попадали в кресла вокруг стола. Сияющий Толстый Мои внес
поднос с двойными порциями виски и поставил по стакану возле
каждого из нас.
     -- -- Я услышал, как вы зашли, парни, -- сказал он.
Макс поднял стакан, одним глотком выпил свои сто пятьдесят
граммов, с удовлетворением вздохнул и спросил:
     -- Какие-нибудь известия, Мои? Кто-нибудь интересовался
нами?
     Мои обвел нас понимающим взглядом, сказал, что все спокойно,
и вышел в общий" зал, чтобы приглядеть за посетителями. Макс
достал из выдвижного ящика комода пригоршню сигар и протянул
несколько штук нам. Мы курили и не спеша посасывали виски.
Настроение было прекрасным: мы только что завершили очень
даже прибыльное дело, связанное с изрядными волнениями, после
которых было приятно расслабиться.
     Косой изнывал от любопытства, желая узнать о том, что
произошло наверху, и Макс коротко рассказал ему обо всем.
Простак с усмешкой посмотрел на меня: -- Башка, а ты что, не
расскажешь Косому о персике, с которым повздорил? У этой
взбесившейся кобылы действительно нашлась пара оглобель, ведь
так?
     Я изобразил застенчивую улыбку, а Простак продолжил:
     -- Косой, ты бы только видел физиономию их босса после того,
как его погладил Макс. Готов поспорить, что даже жена этого
парня сможет смотреть на его лицо лишь в дни зарплаты.
С каждой новой порцией алкоголя, которые Мои всегда
своевременно подносил, внутреннее напряжение все больше
покидало нас, и каждое звучавшее за столом замечание начинало
казаться умным и необычайно веселым.
     -- Ну и нос у их босса, -- смеясь произнес Макс. -- Он такой
длинный, что, будь он набит серебряными монетами, парень мог бы
уволиться и жить на добытые оттуда деньги. -- После того как
смех стих, Макс добавил: -- А знаете, налет был выполнен
действительно мастерски. Профессор мог бы гордиться нами...
Помните его четыре условия успешного налета? -- и Макс начал
перечислять: -- Первое: надежная и точная наводка. Второе:
быстрое и безопасное передвижение. Третье и самое важное: налет
должен осуществляться быстро, решительно и жестоко... Да, чуть
не забыл четвертый пункт, -- добавил он, протягивая руку за
очередной
     порцией выпивки. -- Необходимо заранее предусмотреть надежное
алиби.
     Макс оглядел нас с самодовольной улыбкой, явно ожидая
одобрения. Я подмигнул ему и сказал:
     -- Да, Профессор нас многому научил. Как насчет того, чтобы
перекусить? Неужели никто не проголодался?
     -- Да, неплохая мысль. Я совсем забыл о еде, -- согласился
Макс и послал Косого в закусочную Катца за сандвичами.
Ожидая его возвращения, мы молча курили и отхлебывали из
своих стаканов. Мои блуждающие мысли вернулись к жене нашего
наводчика. Может быть, стоило назначить ей свидание? Нет уж, ее
слишком много для любого мужика, даже для такого, как я. Таких,
как она, лучше посылать к черту. Я мысленно рассмеялся.
Обычно мне хватает трех-четырех нормальных женщин в
неделю. Я получаю множество впечатлений. Довольный собой и
всем вокруг, я растянулся в кресле и постарался выкинуть жену
этого Джона из головы, переключившись на подсчет возможной
выручки от взятых бриллиантов. Но у меня ничего не вышло, мысли
все время ' возвращались к ее необузданным действиям и полным
похабства посулам. Эти упражнения вызвали у меня приступ
беззвучного хохота. Приятели удивленно уставились на меня.
     -- Что, снова? -- сказал Макс. -- Похоже, у Башки совсем башка
поехала.
     По счастью, в это время вернулся Косой с сандвичами, что
спасло меня от куда более сильного приступа смеха. Мы схватили
сандвичи с таким же радостным возбуждением, как делали это
когда-то в детстве. Единственная разница состояла в том, что теперь
у нас хватало денег на все сандвичи с горячим мясом, какие мы
только могли съесть. И осознание этого факта вызывало в нас
ощущение уюта.
     Мы не давали покоя Толстому Мои, требуя все новых порций
пива. Косой, расправившись со своими сандвичами, достал из
кармана гармошку, откинулся вместе с креслом к стене и плавно и
нежно заиграл "Прощай, моя крошка с Кони-Айленд". Макс
торопливо проглотил последний кусок, запил его большим глотком
пива и запел мелодичным баритоном. Косой мастерски делал все, за
что брался. Он виртуозно играл на гармонике, и нам она вполне
заменяла симфонический оркестр. Они с
     Максом исполнили "Арабского шейха", затем "Дарданел-лу". Макс
замолчал, и Косой одну за другой начал играть старинные баллады,
вызывая в нас чувство тоски по тем временам, когда мы были
мальчишками, в карманах у нас ветер гулял и мы часто все вместе
пели под гармонику Косого в парке на Джексон-стрит.
Мы с комфортом развалились в креслах. Сигары приятно
благоухали, пиво было просто восхитительно, желудки -- полны,
мир -- надежен и осмыслен. Лицо Большого Макса выражало такое
довольство, какое до этого мне приходилось видеть лишь однажды.
Я видел такое выражение на лице одной темпераментной вдовушки,
которую мне довелось полностью удовлетворить после многих лет
ее прозябания с престарелым и давно недееспособным мужем.
В комнате воцарились покой и тишина, один за другим мы
погружались в приятную дрему. Внезапно, словно топором
лесоруба, тишина была разрублена резким звуком телефонного
звонка. Макс поднял трубку и какое-то время отрывисто кидал в
нее: "Да. Да. Да". Затем пару минут он просто слушал, снова бросил
в трубку пару своих "да" и швырнул ее на аппарат. Мы с
любопытством смотрели на него. Макс не спеша раскурил сигару,
выпустил густую струю дыма, швырнул спичку на пол и лишь затем
беззаботно произнес:
     -- Этот чертов малыш Винсент Колл из банды Датчанина в
Бронксе, тот, кого называют Бешеным Ирландцем. Похоже, он
совсем взбесился.
     -- Ну, и что дальше? -- ехидно спросил я. -- Кому до этого
может быть дело?
     -- Дело не только в нем. Малыш убедил тридцать человек из
банды Датчанина присоединиться к нему и обещает, что грохнет
Датчанина или любого из людей Общества, если они начнут
путаться у него под ногами. Датчанин назначил награду в пятьдесят
тысяч тому, кто уберет парня.
     Я присвистнул. Простак воскликнул: "Бог ты мой!", а Косой
возбужденно вскочил и с готовностью спросил:
     -- Готовить "кадиллак", Макс? Мы отправляемся на дело? Макс
покачал головой:
     --  Нет.  Все  банды  города оттопчут друг Другу ноги в борьбе за такой
приз. У этого тупицы столько же шансов устоять против  Общества,  сколько  у
коровы забодать товарный поезд с сорока вагонами. -- Макс хмыкнул. -- Но это
еще не все. У парня, оказывается, есть чувство юмора. Он  захватил  Большого
Френци,  отрезал  у  него  ухо  и  прислал  его вместе с запиской, в которой
потребовал восемьдесят-тысяч, -- Макс хохотнул, -- пообещав, что если завтра
денег  не  будет,  то  он  пришлет  совсем другую часть Френци, засунув ее в
сандвич вместо сосиски.
     -- С горчицей или без? -- спросил я. Не обращая внимание на мой
прикол, Макс продолжил:
     -- Контора сказала, чтобы мы на всякий случай были наготове.
Думаю, нам надо просто посидеть здесь и подождать, не будет ли
других приказаний.
     Мы расселись за столом и начали играть в греческий рами двумя
колодами карт. Через пару часов Косой уже выиграл около пятисот
долларов. Я почувствовал, что на самом деле очень устал, встал из-за
стола и сказал, что иду спать.
     -- Неплохая мысль. Давайте действительно пораньше
разойдемся и подавим подушки, -- поддержал меня Макс.
     -- Башка пораньше отправляется домой, чтобы подавить
блондинку! -- игриво заметил Косой.
     -- Нет уж, не сегодня, -- ответил я и двинулся к выходу.
     -- Эй, Башка! -- окликнул меня Косой. -- Да?
     -- Я не хочу быть навязчивым и совать нос в твою интимную
жизнь, но то, что про тебя рассказывают, -- это правда?
Я глядел на Косого, не зная, надо ли обижаться. Однако мне
стало любопытно, что же такое обо мне рассказывают, и я вернулся
к столу.
     -- Ну, Косой, -- сказал я, раскуривая сигару, -- ты уже засунул
нос в мою интимную жизнь, так что давай выкладывай, что ты
хочешь о ней узнать. Косой растерялся.
     -- Ну, говорят... -- пролепетал он и замолчал. -- Давай,
продолжай. Когда это ты успел стать стеснительным? -- я
покровительственно улыбнулся.
     -- Говорят, что ты каждый вечер приводишь к себе новую
девку, -- произнес Косой.
     -- Каждый вечер и всегда новую? Ну, это большое
преувеличение. Я вовсе не настолько хорош. -- Я задумчиво
улыбнулся. -- Хотя то, что каждый раз новую, может быть, и
правда.
     -- Да, Башка. Говорят, что ты просто как Казанова, -- влез в
разговор Макс. -- Казанова с Бродвея.
     -- Значит, меня теперь называют так? Башка с Пером, Казанова
с Бродвея? -- сухо произнес я. -- Несколько неуклюже звучит все
это вместе. Правда? Мы все рассмеялись, и Простак продолжил: --
Новая девка каждый раз -- это тоже очень здорово. По три в
неделю, за десять лет это... -- он уставился в потолок, подсчитывая
в уме, а затем присвистнул. -- Бог ты мой, получается около
полутора тысяч женщин! Паясничая, Макс заметил:
     -- Башка у нас мужик куда лучше, чем был Соломон! -- Да.
Правда, и выбор у меня гораздо больше, -- сухо сказал я. -- Вокруг
Бродвея каждый вечер миллион свободных женщин.
Мне начал надоедать этот дурацкий треп, и я рстал, чтобы уйти.
     -- Но сегодня вечером единственным, что я возьму в постель,
будет хорошая книга.
     -- Какая книга? -- шутливо поинтересовался Косой. -- "В
богачи из оборванцев" или "Охотник за бриллиантами"? Я
улыбнулся:
     -- Это для тебя, Косой. Профессор принял у меня выпускные экзамены из этого
класса много лет назад.  Я  поймал  такси  и  направился  в  отель  "Стоянка
судьбы",  где снимал номер. По дороге я остановил такси у газетного киоска и
купил все свежие газеты. Я просмотрел их в поисках  каких-либо  сообщений  о
налете,  но  ничего  не  обнаружил.  Ни единой строчки.  Я был разочарован и
лениво попытался понять, почему так получилось. Все-таки  в  газетах  должно
было  появиться  сообщение.   Дома я принял душ, лег в постель и вновь начал
думать о жене Джона. Удивительно, как могут  существовать  люди  с  подобным
поведением.  Мне  хотелось понять, почему она такая, что делает ее настолько
сексуально задвинутой. Особенно в таких неподходящих условиях. Это же с  ума
сойти! Пегги была нимфоманкой, но эта!  Бог ты мой, по сравнению с ней Пегги
выглядит образцовой монашкой. Мне было интересно, в чем тут дело. В  психике
или  в  физиологии?  Представлялось  очевидным,  что  она  впадает  в  такое
состояние, только когда видит, как  кого-нибудь  избивают,  или  когда  сама
получает взбучку. Нормальный человек в подобных случаях испытывает страх или
боль, но у нее возникает  чудовищное  сексуальное  возбуждение.  Да,  я  был
уверен,  что  это  какое-то  короткое  замыкание  в  ее  нервной системе.  Я
вспомнил, что у меня есть несколько книг на эту  тему,  и  полез  в  стенной
шкаф,  где  держал  различную  литературу.  После небольших поисков я достал
четыре тома  написанных  X.  Эллисом  "Очерков  по  психологии  сексуального
поведения"  и  начал  пролистывать  один  из  томов.  Я  не  смог хорошенько
сконцентрироваться на том, что читал, но насколько понял, ее поведение  было
вызвано  двумя  типами  отклонений:  садиста,  получающего удовлетворение от
жестокого обращения с сексуальным  партнером,  и  мазохиста,  который  может
получить  удовольствие только когда его избивают. Она была садо-мазохисткой.
Я опять узнал что-то новое.
     Книги,  черт  их  возьми,  -- это такое чудо! Из книг можно узнать все, что
угодно и о чем угодно, не ища дальше, чем у себя  под  рукой.  И  не  важно,
какую  книгу  читаешь. Даже если она написана исключительно для развлечения,
из нее все равно можно чему-то научиться. В книгах  описано  все  на  свете,
все,  что  может  происходить  в  жизни.  Я задумался. Напишет ли кто-нибудь
когда- нибудь документальную книгу  о  нашей  гангстерской  эпохе,  об  этом
сказочном периоде? Опишут ли когда-нибудь то, что действительно имело место,
точно так же, как генералы и  солдаты  описывают  от  первого  лица  бои,  в
которых  принимали  участие?  Разве  это  будет  маловажным  событием,  если
какой-нибудь парень вроде нашего босса, Франка, сохранит свои записи так же,
как  генерал или какая- нибудь большая шишка из другой области деятельности?
Если такие записи опубликовать, то насколько фантастичными  и  сенсационными
они  окажутся!  В  них трудно будет поверить.  Мне стало интересно: а как бы
выглядело напечатанным описание того, чем занимались мы сами? С ума сойти! Я
лежу  в постели и мечтаю как последний идиот, идиот с ушами до коленок!  Как
можно описать, к примеру, наш сегодняшний налет и не загреметь  после  этого
за  решетку?  Или  кто поверит, что все произошло именно так? Но все же люди
ежедневно читают о таких происшествиях в газетах. Они  знают,  что  подобные
вещи случаются в жизни. И все- таки, как все это будет выглядеть, написанное
непосредственным участником?  Да,  а  вдруг  парень  вроде  меня  произведет
литературную сенсацию? А почему бы и нет?
     Огромное  количество  романтических  историй было написано о бандитах былых
времен, таких, как Джесси  Джеймс,  братья  Юнгеры,  Квантрелл.  А  также  о
пиратах,  капитанах  Кидде,  Дрейке,  Хопкинсе, Моргане и многих других. Эти
истории были созданы по рассказам, размякшим под воздействием времени, и  из
повествований  о  насилии,  пытках,  грабежах  и  живодерстве превратились в
хвастливые приключенческие романы. А ведь наши выходки по сравнению  с  теми
пиратскими  временами,  если подумать, должны выглядеть совершенно невинными
грешками, и я мог бы дать документальный отчет обо всех событиях.  А  почему
бы  и  нет?  Почему бы не стать историографом банды?  Я вновь рассмеялся над
собой. Мысль казалась такой  нелепой.   Как  бы  я  смог  написать  о  нашей
незаконной  деятельности,  не упоминая о Максе, Простаке, Косом и вообще обо
всех членах Общества? Тем не менее идея не  давала  мне  покоя.  Я  лежал  и
обдумывал ее.
     Может  быть,  отразить  всю  нашу историю на бумаге после того, как пройдет
достаточно много времени? Лет двадцать-тридцать?  Нет, об этом  лучше  сразу
забыть.  Очень  глупая  мысль. Я должен описывать события по горячим следам.
Неплохой подарок полиции, если в один прекрасный для нее день она найдет мои
записки...  Значит, попытаться вести записи так, чтобы никто, кроме меня, не
смог в них разобраться? Пожалуй,  стоит  попробовать.  Но  если  я  правдиво
изображу  наши  действия,  наши  мысли и нашу речь, то обычному человеку это
наверняка покажется слишком шокирующим и вульгарным. Мне придется приглушить
тона  и опустить самые изощренные сцены. И что тогда? Такое повествование ни
в коей  мере  не  будет  выглядеть  документальным.   Интересно,  как  будут
выглядеть  некоторые  из  наших шуток и пикантных ист-сайдских высказываний,
записанные на бумагу?  Думаю, что очень даже пошло. Но какого черта!  Спустя
некоторое  время  миллионы  начнут использовать их в повседневной речи. Мы в
Ист-Сайде их придумываем, а затем все ими станут пользоваться.
     Стоит попробовать. В конце концов, это будет просто забавно. Я,
Башка с Пером с Деланси-стрит, буду писать документальную,
живую книгу. Итак, как ее можно назвать? "Жизнь Башки в
изложении Босуэла"? Или просто "Дневник Башки"? Книги пишет
кто угодно, почему бы и мне не попробовать? И все-таки, какой
должна быть моя книга? Автобиографической? Нет, это плохо.
Точное изложение событий отправит за решетку и меня, и всех
остальных. Я напишу развлекательную книжку, опуская даты и
немного видоизменяя места событий. И вдобавок, после того как я
ее напишу, я все-таки выжкду лет двадцать. К тому времени
встревоженные газеты, возможно, совершенно забудут об этом
полумифическом Обществе, и я не насыплю никому соли на раны.
Интересно, истечет ли к тому времени срок давности? Или он
распространяется только на гражданские дела? Надо будет купить
книгу по праву, чтобы быть в курсе дела.
     Я задумался, перебирая в уме случаи, которые могли -- бы
представлять интерес для будущих читателей.
     Ну вот, к примеру, тот случай с Капоне и его чикагской
организацией. Они посчитали себя достаточно сильными и
нарушили построение. У них появилась дурацкая идея: что они
могут позволить себе не выполнять распоряжения. Но им
достаточно быстро доказали обратное. Мы их проучили. Да, Капоне
вдруг понял, что может избежать гибели единственным способом --
дать арестовать себя за незаконное ношение, оружия. Ему еще
повезло, что его представители вовремя смогли договориться с
Обществом, поскольку для этого твердолобого свободолюбца даже
тюрьма была весьма ненадежным убежищем.
     Затем  я  опишу  наши  операции  с алкоголем. "Сухой" закон?  Чушь собачья.
Алкоголь поступал откуда угодно. Общество арендовало суда, которые  вставали
на якорь за пределами трехмильной пограничной зоны, и специально закупленные
скоростные  катера  доставляли  товар  в  нужные  места.  Океанские  лайнеры
швартовались  возле  специально отведенных причалов Лонг-Айленда, и я мог бы
рассказать о том, как Общество  и  местная  полиция  всегда  без  каких-либо
трений  совместно  наблюдали  за  их  разгрузкой.  И можно будет написать об
ист-сайдском порте, куда спиртное прибывало из Канады в полых внутри рулонах
газетной  бумаги  и  загружалось  в  грузовики  под  охраной  таможенников и
нью-йоркской полиции. Я подумал, что навряд ли кто поверит, насколько  нагло
колонны  грузовиков  с товаром пересекали канадскую границу, чтобы доставить
груз в распределительные центры Детройта  и  Питтсбурга.   Из  этих  городов
алкоголь  развозили  по  всей  стране.  Я,  пожалуй,  детально опишу, как мы
курсировали   вдоль   грузовых   маршрутов   и   "подмазывали"   шерифов   и
правительственных  чиновников и как местные налетчики грабили транспорты, не
ведая, что творят, и мы вынуждены были совершать просветительные  экспедиции
с  целью  обучения  невежественной  деревенщины.   Я  не мог уснуть и лежал,
вспоминая разные эпизоды из  нашей  деятельности.  Затем  я  встал,  схватил
карандаш и начал делать заметки.
     Первым делом я рассказал о том, как создавалось Общество, как мы кропотливо
налаживали  связи  в  разных  концах  страны,  как  вступали  в  контакты  с
независимыми  местными  бандами  и  как  мы  с  ними  обходились. Если банда
оказывалась крупной и имела большие  доходы,  то  мы  начинали  действовать,
объявляя ее вне закона. Ребята или соглашались подчиниться и делиться с нами
прибылью,  или  полностью  теряли  свою  самостоятельность.  Изредка   такие
независимые  банды  пытались  оказать  сопротивление  Обществу,  и  тогда их
полностью отстраняли от дел общепринятым  способом.  Я  конспективно  описал
операции  с  игровыми  автоматами.  Как  мы  добились, чтобы эти машины были
установлены  во  всех  подпольных  барах,  ночных  клубах,   в   аптеках   и
кондитерских.  Я  отметил,  что  только в Нью-Йорке и ближайших окрестностях
было установлено более пяти тысяч автоматов. Я вкратце  набросал  рассказ  о
том,  как  по  всей  стране  открылась сеть роскошных игорных домов и как мы
взяли под контроль собачьи бега.
     Затем  я перешел к временам, когда Общество, сконцентрировав у себя в руках
огромные деньги,  стало  управлять  местными  властями  при  помощи  взяток,
политических клубов и подтасовок во время выборов.
     Затем  я начал делать заметки о нашей компании, о наших подпольных барах, в
частности о том, где мы проводили свободное время и который получил название
"У  Толстого  Мои".  О  том, как мы нахально афишировали его перед властями,
держа дверь постоянно открытой для всех, кто из себя  что-то  представлял  и
хотел  показать  другим,  что  его  не  смущают цены на наши весьма дорогие,
впрочем, всегда самые лучшие спиртные напитки. Я описал людей, которые  были
завсегдатаями  нашего  бара: бизнесменов, полицейских чиновников, политиков,
инспекторов, следящих за выполнением  "сухого"  закона,  короче,  всех,  кто
относился  к  сливкам  Ист-Сайда.  В  то же время вход был закрыт для мелких
воришек, умничающих наглецов и  для  всех  женщин,  вне  зависимости  от  их
взглядов на мораль.
     Я  подробно  объяснил,  как  при  помощи наших связей, нашего виски и наших
денег мы  превратили  это  место  в  неприкосновенное  убежище,  а  одну  из
служебных  комнат,  минимально обставленную мебелью, в штаб-квартиру филиала
Общества. Эта же комната служила нам местом отдыха и неприступной крепостью.
Она  была  оснащена  стальными дверями и прочными стальными жалюзи на окнах.
Комната имела выход на задворки многоэтажных жилых домов и еще три  потайных
выхода,  которыми  нам,  впрочем, ни разу так и не пришлось воспользоваться.
Летом, в жару,  мы  зашторивали  окна,  спасаясь  от  солнца,  и  канистрами
потребляли   прекрасное   холодное  пиво.  В  зимние  холода  нас  согревали
пульсирующие,  шипящие  от   жара   паровые   батареи   и   хорошие   порции
первоклассного  виски. Я написал, как мы использовали эту комнату в качестве
спортивного зала. Время от времени мы снимали верхнюю одежду,  доставали  из
стенного  шкафа  набивной мат, расстилали его на полу и, как в старые добрые
времена,  надевали  боксерские  перчатки.  Мы   устраивали   спарринги   или
борцовские  состязания,  особенно  тщательно  отрабатывая  удары  и захваты,
запрещенные на профессиональном ринге. Тяжелая, набитая песком груша  висела
в  углу,  и  все  мы уделяли ей должное внимание.  Максу больше удовольствия
доставляли упражнения с хитроумным устройством, которое он  всегда  носил  в
рукаве:   миниатюрным  мелкокалиберным  револьвером,  прикрепленным  длинной
стальной пружиной к предплечью. Он доставал из  него  патроны  и  часами  из
любого  мыслимого  положения отрабатывал технику стрельбы, нажимая на курок,
как только револьвер выпрыгивал ему в  ладонь.  Он  мастерски  овладел  этим
оружием  и научился действовать с молниеносной быстротой. Косой, Простак и я
вставали вокруг него с висящими  в  кобурах  разряженными  револьверами.  Он
орал:  "Давай!",  и,  прежде  чем  мы  успевали схватиться за рукоятки своих
револьверов, он уже наводил на нас свой недомерок, щелкал три раза курком  и
с довольным смехом объявлял: "Вы уже покойники!"
     Я не забыл упомянуть и о том, как однажды сумел обойти его во
время одной такой игры "трое на одного". Я встал, засунув руку в
карман брюк. Он скомандовал: "Давай!", и я мгновенно выхватил
из кармана пружинный нож. Не нажимая на кнопку, выпускающую
лезвие, я ткнул Макса в бок и сказал: "Ты готов, Макс, у тебя в
животе пятнадцать сантиметров отличной стали". Макс посмотрел
на меня с уважением и, похлопав по спине, произнес: "Отличный
номер. Башка. Продолжай упражняться в том же духе. Ты
становишься чертовски проворным в обращении с ножом".
Я написал о днях, когда нам совершенно нечем было заняться и
мы дремали в креслах под негромкую музыку, которую Косой
наигрывал на своей гармонике. Иногда мы целые дни проводили за
бутылкой и различными карточными играми.
     Затем, в хронологическом порядке, я изложил, как один тип по
прозвищу Лодырь Билли, владевший баром "У Толстого Мои", был
выведен нами из обращения. Основная неприятность, связанная с
Билли, заключалась в том, что он был закоренелым лодырем,
начисто лишенным каких-либо других достоинств. Он мухлевал,
приобретая виски и пиво у левых поставщиков. Его неоднократно
предупреждали, что надо пользоваться услугами наших торговых
агентов, но он настойчиво продолжал покупать товар у людей с
плохой репутацией. Многие из его особо жадных до выпивки
клиентов ослепли от паршивого, с большим количеством метанола,
виски. Время от времени кто-нибудь из них замертво падал в
сточные канавы Ист-Сайда. Его женой была Фанни, маленькая
пухлая Фанни, которая много лет назад жила на одном этаже со
мной. Я рассмеялся, вспомнив о происшествии в туалете. Во всяком
случае, Фанни была слишком хороша для него. Их брак кончился
тем, что он сломал ей нос и бросил ее ради восемнадцатилетней
дешевки. Мы устали терпеть выходки Билли и навсегда "отлучили"
его от общества. Да, мы навсегда отлучили беднягу от жизни, взяв
на прогулку по глухим местам дачной зоны.
     Я подробно описал наше возвращение с той прогулки, как мы
ехали в машине от сто шестидесятого километра шоссе номер
семнадцать. За рулем сидел Простак. Косому вдруг приспичило
поиграть на гармонике. Он привычным жестом постучал по ней
пальцем и с дремотной медлительностью начал исполнять
незнакомую мелодию. Макс с любопытством смотрел на него
какое-то время, а затем спросил: -- Косой, ты что такое играешь?
Косой пожал плечами:
     -- Не знаю. Играю, что чувствую. Наверное, эта мелодия просто
появляется у меня в голове.
     -- Может, ты у нас второй Ирвин Берлин? -- ехидно заметил
Простак.
     Косой промолчал и продолжал играть. Гармоника звучала, как
орган, исполняющий кантату Баха. В мелодии было что-то
религиозное. Он играл все время, пока мы ехали к городу, километр
за километром, и скорбная погребальная песнь медленным потоком
омывала наши души. В голове у меня возникла мысль. Я посмотрел
на Макса. Похоже, и он подумал о том же одновременно со мной.
     -- Косой в музыкальной форме рассказывает о поездке Билли
Лодыря, -- сказал я. -- Похоже на то, Макс?
     Макс наклонился ко мне и прошептал: -- Башка, ты ловко
обращаешься со словами. Попробуй что-нибудь из этого сделать.
Я достал карандаш и записную книжку. Было такое ощущение,
что эта заунывная мелодия пропитывает меня насквозь. Одно за
другим я начал писать слова, которые, по моему мнению,
соответствовали музыке. К тому времени, когда я закончил, музыка
так глубоко проникла в меня, что я чувствовал ее вкус у себя на
губах. Я протянул блокнот Максу и шутливо произнес: --
Попробуй мою утонченную поэзию. Низким голосом Макс запел
написанные мной слова, следуя мелодии Косого:
Жил-был на свете лентяй по имени Бенни, Честным ни разу он не
был с момента рожденья. И в день превосходный, с начала июля
четвертый, Решили мы: Бенни пора познакомиться с чертом. Мы
на машине его отвезли на природу, В край, где не пугана сельдь и
всегда чисты воды.
     Стоп! Здесь выходим. "Зачем же?" -- спросил у нас Бенни. "Будем смотреть, как
у речки пасутся олени". Вот и закончилась наша прогулка, пора в город снова
"Бенни! Ау!" -- Ну, а Бенни в ответ нам ни слова. "Кто-нибудь знает, где
бедный мой Бенни плутает?" -- Вдова его Фанни, смеясь и танцуя, у всех
вопрошает.
     Не знаю почему, но воспоминания об этом мрачном эпизоде
настроили меня на веселый лад. Хихикая, я вернулся к кровати.
Несмотря --на усталость, мне не спалось. Я ворочался с боку на бок,
старался забыть о книге. Мои мысли вновь вернулись к жене
Джона, и это привело меня в возбужденное состояние. Что со мной
случилось? Какого черта я не могу выбросить из головы эту
худосочную девку? С ума сойти! Меня бросало в жар, едва я
начинал думать о ней. Ну и что теперь? Лежать и твердить в уме
таблицу умножения?
     Я снял телефонную трубку и попросил дежурного соединить
меня со Свини.
     -- Да, с детективом отеля Свини, -- подтвердил я. Меня
соединили, и я сказал:
     -- Послушай, Свини, у меня мечтательное настроение. Там у
тебя в холле случайно не сидит что-нибудь мягкое и не очень
плоское? Он хохотнул:
     -- Их здесь превеликое множество. Тебе сколько? Да, брюнетку
или блондинку?
     -- На твое усмотрение. Меня устроит все, что выглядит опрятно
и симпатично.
     Минуты через две она вошла в комнату. Лежа в кровати, я
наблюдал, как она раздевалась. Очень хоро-шенькая крошка.
Забравшись под одеяло и прижавшись ко мне, она прошептала мне
на ухо: -- Мне нужны деньги, чтобы заплатить за жилье. Говоря
это, она виновато улыбалась. -- Ты безработная хористка? --
спросил я. -- Да. Откуда ты знаешь? Видел меня во время
выступлений?
     -- Нет, просто догадался по твоему виду. Она
улыбнулась и вздохнула:
     -- Да, ты наблюдательный. Сейчас очень трудно найти работу.
     -- Не беспокойся, крошка. Ты получишь больше чем месячную
плату за твое жилье. Помимо того, что я
     наблюдателен, я еще и святой покровитель всех хорошеньких
безработных хористок. -- Ты очень милый, -- с улыбкой
произнесла она. -- За это замечание получишь дополнительные
пять долларов, -- сказал я. Она тесно прижалась ко мне и
прошептала: -- Я люблю тебя. Тебя, великолепного, большого,
красивого, милого, умного, замечательного святого покровителя
безработных хористок.
     Мы весело рассмеялись. Я чувствовал себя так, словно мы были
старыми друзьями. Потом я выключил свет. Она была полной,
мягкой и очень горячей.




     На следующий день не было запланировано никаких дел, и мы
начали его с греческого рами. Мы уже играли часа два, когда в
комнату заглянул Мои и сказал:
     -- Там пришел подрядчик Мойши. Хочет поговорить с вами,
ребята. Похоже, что у него неприятности, он выглядит так, словно
на ходу вывалился из машины.
     -- Мойши? -- спросил Макс. -- Это тот самый, у которого
небольшая мастерская на Тридцатой улицей Давай его сюда.
Мойши и впрямь выглядел так, словно над ним поработала пара
вышибал. Голова его была перебинтована, правый глаз полностью
скрыт под багровым отеком, а разбитые губы настолько опухли,
что он с трудом выговаривал слова. Простак с издевкой спросил: --
Что случилось, Мойши? Тебя отдубасила жена? Я подвинул ему
стул и сказал:
     -- Садись, Мойши. Выпей и расскажи нам о своих
неприятностях.
     Он взял стакан, благодарно поклонился и выпил, а затем со
стоном опустился на стул и едва слышно произнес опухшими
губами: -- Неприятности с женой? Конечно, нет. Косой
рассмеялся:
     -- Тогда кто же тебя с такой любовью отделал? Твоя теща?
Мойши развернулся в сторону Косого и грустно покачал
головой:
     -- С тещей я пока управляюсь. У меня деловые неприятности.
     -- Со скорбным видом он несколько раз
     качнулся взад и вперед и продолжил: -- Это ужасно. Я занял
пятьсот долларов у Натши, чтобы заплатить долги. И совсем забыл,
что теперь должен Натши. Я'уже отдал ему восемьсот долларов, а
он утверждает, что я должен еще шестьсот. Я ему только и
возразил, что отданного должно быть достаточно, а он мне вон как
ответил. -- Он показал на свою голову и затекший глаз. -- И еще
сказал, что или я отдам ему еще шестьсот долларов, или он
переломает мне руки и ноги. Что я могу поделать? -- он
беспомощно посмотрел на нас, продолжая с жалким видом
раскачиваться на стуле. -- Я прошу у вас защиты. Я не хочу идти в
полицию, потому что боюсь. -- А как ты додумался прийти к нам?
     -- спросил я. -- Я рассказал о своих неприятностях лидеру клуба
демократов, и он сказал, что, может быть, вы, ребята, сможете
помочь мне. -- Он поискал на наших лицах сочувствия, а затем
попробовал воспользоваться смесью мольбы и подхалимажа. --
Все говорят, что вы такие замечательные парни. Может быть, вы,
мальчики, сможете помочь мне? Пожалуйста. Может быть, вы
попросите мистера Натши, чтобы он перестал меня бить? Косой
сложился пополам в приступе хохота. -- Добрый старина Натши!
Это Натши, ростовщик с Тридцать первой улицы? У него никогда
не было сердца.
     Старик растерялся и с обидой уставился на веселящегося
Косого. Макс успокоил его:
     -- Мойши, вы правильно сделали, что пришли к нам. Не
вздумайте ходить в полицию. Натши откупится от них заварными
пирожными, и они не захотят вам помочь.
     -- А я думал, -- сказал Простак, -- что Франк предупредил
этих шейлоков, чтобы они умерили свои аппетиты. Я поддержал
его:
     -- Да, я тоже слышал такое. Но этот Натши очень жадный.
Похоже, он не слушает того, что ему говорят.
     -- Они и во льду будут вонять, -- произнес Простак. -- Все эти
шейлоки.
     -- Да, паршивый вид рэкета, -- сказал Макс. -- Из-за него
плохо думают вообще обо всех видах незаконной деятельности. И
зачем им только занимаются? -- Из-за больших денег, конечно, --
сказал я. -- Я тоже так думаю, -- согласился Макс. -- Сколько эти
мерзавцы имеют с займа? Около тысячи процентов прибыли,
верно?
     -- Да, и даже больше, -- сказал я. -- Никто не знает, как
они начисляют свои проценты, но иногда у них выходит до
десяти тысяч процентов годовых.
     -- Эти паршивцы каждый кусок своего тела хотят поменять на
польший по весу кусок золота, -- проговорил Простак. -- Они
хуже того, настоящего Шейлока из Венеции.
     Я с удивлением посмотрел на Простака, не понимая, что он имеет
в виду, и сказал:
     -- Просто к слову. Простак, этот Натши итальянец. Простак
рассмеялся надо мной:
     -- Я знаю, что он макаронник. А ты. Башка, меня удивил.
Ублюдок всегда является ублюдком, независимо от того, кто он
такой.
     -- Да мы все ублюдки, -- сказал Макс. -- Ты, Башка,
становишься слишком уж разборчивым. -- Макс повернулся к
Мойши и спросил: -- Как это получается, что вы, бизнесмены,
занимаете у ростовщиков? Что, разве мало банков, где можно
получить заем?
     Старик растерянно посмотрел на Макса. Было похоже, что он
стыдится говорить о причинах, приведших его к нынешним
затруднениям.
     -- Нечего было заложить, да, Мойши? -- спросил я. -- Да, у меня
ничего такого нет, -- пробормотал он. -- А чем конкретно ты
занимаешься? -- Изготавливаю молнии. То есть собираю эти самые
застежки.
     -- Это доходно? -- спросил Макс. Старик передернул плечами.
     --  Как  я  могу зарабатывать, когда мне приходится бороться с людьми вроде
мистера Тэлона, у которого пять миллионов долларов? У него и машины лучше, и
продукция  лучше.  Он  дешевле  покупает и дешевле продает. Он предоставляет
своим постоянным клиентам отсрочку платежа  в  один  или  два  месяца.   Мои
клиенты  хотят  таких  же  отсрочек,  поэтому  я  со скидкой продаю их счета
посредникам. Это лишает меня остатков прибыли, и я  прихожу  в  отчаяние.  Я
нуждаюсь  в  деньгах,  поэтому  беру  ссуду под залог оборудования у другого
посредника. Неделю все хорошо, затем я снова прихожу в отчаяние.  Телефонная
компания  собирается отключить телефон. Домовладелец требует арендную плату.
Мне нужны материалы для работы. Я должен  платить  зарплату  своим  рабочим,
Изику  и  Раби. И я должен приносить жене и детям кусок хлеба, ведь так? Ох,
горе мне, горе! -- Он опять начал раскачиваться взад-вперед, обхватив голову
руками. -- А теперь еще эта напасть с Натши. Что я могу сделать?  Прыгнуть с
крыши?
     -- Вековой бич мелких предпринимателей, -- пробормотал я.
     -- Равные возможности для всех Мойши и всех Тэлонов.
     --  Этот Натши не слушает, что ему говорят, -- прошептал мне Макс. -- Может
быть, устроим ему по-громчик? Впрочем, лучше было бы обойтись без этого.  --
Он  надул губы и, немного подумав, сказал: -- Может быть, мы управимся с ним
по-другому... Скажи-ка, Мойши, у этого Натши много денег?
     -- Да, думаю, что да, мистер Макс. Он дает взаймы тысячи и
тысячи долларов каждый день.
     -- Ладно, -- сказал Макс, быстро приняв решение. --
Естественно, он не послушал, что ему было сказано. Но я ударю его
по самому больнючему месту. По его карману. Сколько, он сказал,
ты ему должен, Мойши? -- Шестьсот долларов.
     Макс нагнулся к Косому, что-то ему прошептал и протянул
ключ. Косой неодобрительно посмотрел на Макса, пожал плечами,
взял ключ и вышел. Макс наклонился к нам с Простаком и
шепотом сообщил:
     -- Я хочу наколоть Натши. Мне нужны Веселый и Пипи, чтобы
кинуть его на бриллиантах. Он посмотрел на меня, ожидая
одобрения. Я хмыкнул: -- Думаешь, он на это клюнет? Макс
пожал плечами:
     -- Попробуем. Мы все равно ничего не теряем. Простак и я
согласно кивнули. Макс повернулся к нашему гостю.
     -- Налей себе, Мойши. Когда Косой вернется, я решу твою
проблему. -- Макс легонько похлопал его по спине. -- Спасибо,
мистер Макс, -- ответил Мойши. Он с тревогой ожидал своей
участи, помаленьку отхлебывая из своего стакана и следя
молящими глазами, как мы вновь взялись за карты.
Через полчаса вернулся Косой и вручил Максу ключ и
маленький комочек оберточной бумаги. Макс развернул бумагу, и
на стол упал большой сверкающий камешек. Один из бриллиантов,
похищенных нами во время налета. Макс протянул его Мойши.
     -- Держи этот камень, Мойши. Он стоит, по меньшей мере, две
тысячи. Отдай его Натши и скажи, что камень тебе дал твой
хороший приятель Веселый. У Веселого нет денег, но много
бриллиантов. В качестве сдачи потребуй у Натши несколько сотен
долларов. Ты понял, что я тебе сказал? Старик закивал: -- Да, да, я
понял.
     --  Деньги,  которые  он  даст,  оставишь себе. Они твои. -- Когда-нибудь я
расплачусь, -- с благодарностью ответил Мойши.
     -- Забудь об этом, -- сказал Макс. -- Я уверен, что, когда он
увидит камень, у него глаза вылезут на лоб... -- Макс улыбнулся,
представив себе эту картинку. -- А теперь слушай внимательно,
Мойши. Это очень важно. Он спросит, где ты взял камень. Запомни
имя. Ты ответишь, что тебе его дал Веселый Гониф с Брум-стрит.
Возможно, Натши хорошо его знает. Скажи ему, что у Веселого
много камней на продажу, он ищет покупателя и готов продать
очень дешево. Ты понял?
     Бедный старый Мойши! Он сидел, кивая и пытаясь сдержать
слезы благодарности, подступившие к глазам. В конце концов он
всхлипнул:
     -- Как я могу отблагодарить вас, мистер Макс? Вы так добры!
Да благословит вас Бог!
     -- Не надо никаких благодарностей, -- сурово ответил Макс. --
Только запомни: ты должен сказать Натши, что камень дал
Веселый Гониф, что у него их много и что он хочет их дешево
продать. Это очень важно. Мойши покорно кивнул:
     -- Да, я запомнил. Я скажу ему, что получил камень от Веселого
Гонифа с Брум-стрит, мистер Макс.
     Макс похлопал его по спине и проводил до дверей. Затем он
повернулся к Косому:
     -- Разыщи Веселого и Пипи и скажи им, что я хочу видеть их
прямо сейчас.
     Косой отправился на поиски, а мы продолжили карточную игру.
Через час Косой вошел в сопровождении Веселого Гонифа, Пипи и
Глазастика. Макс улыбнулся.
     -- Я гляжу, ты. Веселый, привел с собой целую банду.
     -- Ты ничего не имеешь против, Макс? -- спросил Веселый.
     -- С каких это пор ты стал таким вежливым? Лучше давайте к
столу и налейте себе выпить.
     Веселый и его друзья расплылись в улыбках и не замедлили
воспользоваться приглашением. Простак, поддразнивая, обратился
к Веселому:
     -- Эй, слушай, неужели ты скажешь, что пришел сюда, не
заготовив очередной поэмы или загадки? Веселый широко
улыбнулся:
     -- Нет, Простак, я как раз собирался рассказать новую.
     -- Ты где ее подцепил? На Брум- или на Деланси-стрит? --
спросил Косой.
     -- Моя собственная поэма. Я придумал ее сам! -- с
оскорбленным видом ответил Веселый. -- Это одновременно и
поэма, и загадка.
     -- Ладно, давайте побыстрее покончим с этим делом, -- хмуро
произнес Макс.
     Веселому не понадобилось дополнительных приглашений.
Размахивая руками, он продекламировал:
     Как небо, синий почтальон пришел в субботу
Пожарник в сером в выходной работал. А через девять
месяцев возник один вопрос Какое же из ведомств
точней внесло свой взнос?
     Веселый озабоченно посмотрел на меня, ожидая отзыва.
     -- Совсем неплохо, если, конечно, ты придумал это сам.
     -- Честное слово, сам, -- серьезно сказал Веселый. -- Ну ладно,
Веселый, ты ведь знаешь: все, что у тебя есть, ты украл у других.
Это относится и к твоим поэмам, -- сказал Макс, доставая из
кармана пачку денег. Он отделил от нее три сотенные бумажки и
сунул по одной каждому из гостей. -- Это аванс, ребята. Веселый
улыбнулся от уха до уха. -- Спасибо, Макс. Это очень кстати, а то
у меня в кармане пусто, как за пазухой у безгрудой девки. Что надо
сделать?
     -- Вы, ребята, знаете ростовщика Натши? -- Да, мы знаем этого
урода. Отъявленный мерзавец, -- ответил Веселый. -- Я как-то раз
пытался раскрутить его, но бесполезно. Он сказал, что не ведет дел
с жуликами, только с честными людьми. Он непрошибаем, как зад
толстухи, натянувшей на себя брюки.
     1l1
     -- Да, -- добавил Пипи, -- он будет вонять, даже если его
заморозить. Мы его знаем. Он продаст свою бабушку за
плитку шоколада. -- С орехами или без? -- спросил Косой.
     -- Он лысый и ходит в парике, -- добавил Глаза-стик.
     -- Ладно, ладно, кончайте треп, -- сказал Макс. -- Вы,
ребята, действительно умеете положительно
     охарактеризовать человека. Веселый, он знает, где ты
обитаешь?
     -- Все знают, что Веселый Гониф обитает на Брум-стрит,
     -- гордо ответил Веселый. -- А в чем дело? Макс стал
объяснять:
     -- Считается, что вы, ребята, дали швейному подрядчику
Мойши бриллиант стоимостью в две тысячи, поскольку у этого
Мойши возникли неприятности и он является вашим другом. А
теперь слушайте внимательно. Предполагается, что вы совершили
налет, взяли камешков на сто тысяч и теперь ищете, куда бы их
пристроить. Уловили? Веселый, похоже, растерялся. -- Да, но в чем
тут смысл?
     -- Смысл в том, -- Макс привстал и энергично перегнулся через
стол, -- что Пипи должен будет сделать подмену и "кинуть"
Натши. Всем необходимым я вас обеспечу. Ясно?
Веселый Гониф довольно хмыкнул и с размаху шлепнул Пипи
по спине.
     -- Пипи Ловкие Пальцы как раз тот человек, который сможет
наколоть Натши. Сколько мы должны попросить у ростовщика за
камни? -- Двадцать тысяч, -- ответил Макс. -- Мне до смерти
хочется увидеть, какое лицо будет у Натши после того, как он
поймет, что его надули на двадцать тысяч, -- со смехом сказал
Пипи.
     --  После  того как Натши вступит с вами в контакт, сразу идите сюда. Я вам
все приготовлю.  Пропустив еще  по  несколько  рюмок  виски,  ребята  весело
отчалили.  Мы  отправились  пообедать в закусочную, где была совсем неплохая
итальянская кухня.  Когда мы ели,  в  зале  появился  мальчишка  со  свежими
газетами.   Макс  купил  одну  --  там  оказалось  подробное описание нашего
налета. Нам было непонятно, почему сообщение появилось только  через  сутки.
Под  заголовком  "Дерзкое  ограбление ювелира средь бела дня" шла история, в
которой говорилось, что были похищены бриллианты на сумму  в  сто  пятьдесят
тысяч  долларов  и  что в налете участвовали семь человек в масках, каждый с
автоматом, которые скрылись на двух больших автомобилях. Я с улыбкой сказал:
     -- Версия, типичная для очевидцев. У полиции, должно быть,
была на примете банда, подходящая на роль налетчиков, а в
результате полиция и свидетели запутали друг друга. Простак
рассмеялся. -- Интересно, мы знаем этих ребят? -- Навряд ли, --
насмешливо произнес Макс. -- Откуда нам знать каких-то дешевых
налетчиков?
     На следующее утро, когда Толстый Мои готовил ветчину с
яйцами нам на завтрак, появились воодушевленные Веселый Гониф,
Пипи и Глазастик.
     -- Все в порядке, -- объявил Веселый. -- Натши нас нашел.
После этой веселенькой истории в газетах он заглотил приманку
вместе с грузилом.
     -- Да! -- хихикнул Пипи. -- Тем более что его внимание
отвлекал камешек, который отдал Мойши. А после того как я ему
сказал, что у нас их мешок и мы отдадим всю партию за двадцать
тысяч, он сразу согласился. Он хочет, чтобы обмен состоялся
сегодня в восемь вечера на квартире на западной Сорок пятой
улице. Годится, Макс?
     -- Да, нормально, -- ответил Макс, жуя яичницу с ветчиной. --
Ребята, хотите чего-нибудь съесть?
     -- Да, да. Кошерная ветчина -- мой любимый утренний
фрукт, -- ответил Веселый.
     Они подсели к столу. Мои нарезал еще ветчины и начал ее
обжаривать. Мы закончили завтрак двойным виски, и Макс
швырнул каждому из нас по сигаре. Когда мы закурили, он сказал:
     -- Косой-, отправляйся к Сэми, ювелиру на Гранд-стрит, и
скажи ему, что мне требуются пятьдесят крупных цирконов. И
пусть он даст тебе два совершенно одинаковых хлопковых мешочка
с затягивающимися завязками. И не забудь, что они обязательно
должны быть похожи как две капли воды. И еще возьми немного
оберточной бумаги. Хорошо? Все запомнил?
     11З
     -- Да, да, запомнил, -- проворчал Косой и, попыхивая сигарой,
направился к дверям. Макс повернулся к Простаку и протянул ему
ключ: -- Ты знаешь, что надо взять в сейфе у Эдди. -- Да, я понял,
     -- ответил Простак, взял ключ и отчалил.
     -- Кстати, Макс, та квартира, где у нас назначено свидание с
Натши, принадлежит парню по имени Оскар, -- сообщил Веселый.
     -- Да, Макс, -- влез Пипи, -- похоже, что этот Оскар --
скупщик краденого.
     -- Вполне возможно, -- сказал я. -- Натши, наверное, решил
сразу сбыть товар этому скупщику.
     -- Да уж наверняка, -- сказал Веселый. -- Я гляжу, этот Натши
ужасно шустрый малый.
     -- Да, шустрый, как уличная шавка, и куда более вшивый, --
сухо произнес Макс.
     Мои непрерывно подносил виски, и гости почувствовали себя
немного по-родственному. Время пролетело быстро, но раньше чем
мы об этом подумали, вернулся Косой с цирконами и двумя
маленькими мешочками. Макс рассыпал камни на столе.
     -- Ого! Они искрятся, как настоящие бриллианты! -- произнес
Веселый.
     -- Да, это очень хорошая имитация, -- сказал я. Тут в комнату
вошел Простак и достал из карманов бумажные пакетики. Макс
разорвал пакеты и сложил бриллианты кучкой на столе. Пипи навис
над ними Макс посмотрел на него и заметил:
     -- Пипи, не вздумай демонстрировать нам свое умение. Не
позволяй своим быстрым пальцам выкидывать какие-нибудь
фокусы, а не то я тебе их все по очереди переломаю. Ладно?
Макс подмигнул мне и начал заворачивать каждый камешек в
оберточную бумагу. С оскорбленным видом Пипи произнес:
     -- Мы знакомы столько лет, Макс. Ты ведь знаешь, что я тебя не
обворую.
     Макс продолжал заворачивать камни и складывать их в
маленький мешочек.
     -- Я просто хотел предупредить тебя, вот и все. Я помог Максу
подготовить мешочек с настоящими камнями, потом мы точно так
же упаковали цирконы; я положил оба мешочка на стол и сказал:
     -- Эй, Пипи, давай посмотрим, насколько ты хорош. Покажи
нам класс.
     Пипи взял мешочек с цирконами и, беспечно пройдясь по
комнате, не спеша вернулся к столу. Он поднял рюмку, переставил
ее поближе к мешочку с бриллиантами и, улыбаясь, сел на стул.
     -- Ну? Какого черта ты дожидаешься? -- с удивлением спросил
Макс.
     -- Ладно уж, -- ответил Пипи. -- Я их уже подменил.
Не веря его словам, я заглянул в мешочек, лежащий на столе.
     -- Черт возьми! -- восхищенно вырвалось у меня. -- Как ты это
сделал?
     -- А вот так. -- Пипи подтолкнул пепельницу поближе к
мешочку и стряхнул в нее пепел с сигары. Последовало почти
неуловимое движение руки, и Пипи с улыбкой взглянул на меня. --
Очень просто.
     Макс с сомнением проверил мешочек, и на его лице отразилось
уважение.
     -- Ты стал настоящим мастером, Пипи! -- произнес он. -- А вы
чего хотели? -- с гордостью ответил Пипи. -- Не забывайте, что я
выпускник "суповой" школы.
     -- Да, -- ехидно поддержал его Веселый, -- и выпускник Синг-Синга.
     -- Притом многократный! -- влез в разговор Глаза-стик. -- Его
отвозили в эту тюрягу вверх по реке на катере так часто, что мы
называем его прогулочным. Пипи фыркнул: -- Это старая газетная
шутка.
     Мы вернулись к нашей игре, а Пипи продолжил упражнения с
мешочками. Я больше следил за ним, чем за картами. Движения его
длинных, проворных пальцев очаровывали меня. Я неоднократно
видел в работе карманников и кукольников, но Пипи был просто
непревзойденным мастером.
     Ребята просидели у нас, пока не подошло время отправляться на
встречу с Натши. Когда они уже двинулись к выходу, Макс сказал:
     -- Если вдруг возникнут какие-нибудь неприятности, сразу
звоните. Мы будем все время здесь ждать вашего возвращения.
     -- Не будет никаких неприятностей, мы запросто управимся с
этим типом, -- уверенно ответил Веселый, и они вышли.
Когда прошло уже достаточно много времени, мы начали слегка
беспокоиться. Я достал из ящика стола точильный камень, плюнул
на него и начал не спеша править свой нож. Косой извлек
гармонику и исполнил "Жил-был лентяй по имени Бенни". Простак
вынул револьвер. У него была глупая привычка протирать чистым
носовым платком каждый патрон. Макс мерил комнату шагами и
курил сигары.
     Простак оторвался от своего занятия и проворчал: -- Наверное, нам
стоило пойти с ними. -- Веселый, Пипи и Глазастик могут постоять
за себя, -- сказал я.
     -- Подождем еще двадцать минут и пойдем посмотрим, --
произнес Макс.
     Прошло еще тридцать минут. Я только собрался сказать Максу,
что, наверное, пора, как ребята, весело улыбаясь, ввалились в
комнату. Вовсе не надо было быть телепатом, чтобы понять, что все
прошло по плану.
     -- Для Пипи это было все равно что глазом моргнуть, -- пропел
Веселый. -- Даже мы не заметили, как он все сделал.
     -- Сущая безделица! -- Пипи пренебрежительно махнул рукой.
     -- Это было так же легко, как всучить пять долларов
двухдолларовой проститутке. Я достал настоящие камешки, Натши
взглянул на них, присвистнул и сказал, что это действительно
бриллианты. Затем он унес их в другую комнату. Я думаю, что там
был тот самый скупщик краденого, Оскар. Мы слышали, как они
шептались. Затем Натши вернулся без камней и говорит: "Отлично!
Я даю вам пятнадцать тысяч!" Я сделал вид, что страшно
оскорблен, и говорю ему: "Гони камни обратно, ублюдок, мы
договаривались на двадцать!" Натши говорит: "Не обижайся, Пипи,
я просто торгуюсь. Ты ведь понимаешь, что бизнес всегда бизнес".
Тогда Веселый схва'тил Натши за горло и сказал: "Оставь этот корм
птичкам. Пусть они его клюют. Я не буду. Гони камни обратно,
тогда поговорим". Натши перепугался до смерти, сбегал за камнями
и положил мешочек на стол. Я наклонился, якобы проверить, что в
мешочке, ну и заодно заменил его. В конце концов он отстегнул
двадцать тысяч, и мы сделали ноги.
     Пипи швырнул мешочек и двадцать тысяч на стол. Макс взял
мешочек, проверил содержимое, удовлетворенно кивнул,
пересчитал деньги и улыбнулся.
     -- Ровно двадцать тысяч. Я знаю, ребята, что у вас есть
выдержка для такой работы. -- Он отсчитал шесть тысяч и вручил
по две каждому. -- Так годится? По их лицам было видно, что они
более чем довольны. -- Конечно же, Макс, -- ответил за всех Пипи.
     -- Еще одно, Макс. Я заплатил леваку полтора доллара, чтобы он
довез нас сюда, -- застенчиво улыбаясь, сказал Веселый.
     -- Ладно, Весельчак, я вижу, что с тобой бизнес -- всегда
бизнес. -- Макс усмехнулся и, сунув Веселому еще одну сотенную
купюру, добавил: -- Купите себе, детки, заварных пирожных.
Веселый с довольной улыбкой засунул деньги в карман. Мы
пропустили по несколько рюмок, затем они сказали "пока" и
отчалили.
     Мы начали играть в рами, но никто не мог сосредоточиться. Я
зевнул и произнес:
     -- Как насчет небольшой расслабушки для таких утомленных
деловых людей, как мы?
     -- По мне в самый раз, -- ответил Макс. -- Чем займемся?
     -- Как насчет отеля Эдди с горячей и холодной прислугой из
блондинок? -- загоревшись, спросил Косой. -- Устроим нечто
вроде праздничной вечеринки.
     --  На  вас  всегда  можно положиться в ваших желаниях, -- с улыбкой сказал
Макс и крикнул Толстому Мои: -- Если будет что-нибудь  важное,  свяжешься  с
нами в отеле у Эдди!
     Мы  бросили  карты на стол и отправились в отель. Первым делом Макс положил
бриллианты в наше отделение в сейфе отеля. Затем мы поднялись наверх, а Макс
и Эдди приступили к организации вечеринки.




     На следующий день, едва-мы зашли в заднюю комнату, Толстый
Мои громко сообщил:
     -- Вчера вечером десять раз подряд звонил какой-то ваш
приятель. Он не назвался, оставил только номер телефона и сказал,
что это очень важно. Лучше сразу позвоните ему.
     Макс с сомнением посмотрел на номер и сказал: -- Интересно, что
это за гусь? И откуда он узнал наш номер? Косой, позвони ему.
Косой направился к телефону.
     -- Почему ты не позвонил вчера нам в отель Эдди? -- спросил
Макс.
     -- Парень не сказал, по какому делу звонит, поэтому я решил не
беспокоить вас, ребята, -- ответил Толстый Мои.
Косой отошел от телефона и вернулся к столу, пожимая
плечами.
     -- Парень, с которым я сейчас говорил, сказал, что звонил боссу
в Хот-Спрингс и там ему дали наш номер. У него "гость", от
которого необходимо избавиться, и ему не терпится сделать это как
можно скорее. Он сказал, чтобы мы позвонили боссу, если хотим
его проверить,
     -- Он назвался? -- спросил Макс. -- Нет. Сказал только адрес.
Западная Сорок пятая улица, квартира 4Д. Он просил поспешить,
потому что "гость" созрел и начал немножко попахивать. Макс и я
обменялись настороженными взглядами. -- Ты поинтересовался у
этого парня, есть ли у него ковер на полу? -- спросил Макс. -- Да.
Он сказал -- от стены до стены. -- Отлично, Косой. Ты двигай к
чистильщику ковров Клеми и скажи ему, что я хочу ненадолго
занять его грузовик. И не забудь взять у него пару комплектов
форменной одежды. Затем подъедешь к нам на грузовике. Мы
будем на квартире у этого парня. Ты запомнил адрес? Косой кивнул
и проворчал: -- Всегда мальчик на побегушках. Мы быстро
добрались по указанному адресу, поднялись в лифте на четвертый
этаж и позвонили в квартиру 4Д. Из-за двери послышался
протяжный, вкрадчивый, оскорбительно-вежливый голос: -- Кто
там?
     Макс назвался. Дверь медленно приоткрылась. Макс с
револьвером наготове бочком протиснулся внутрь. Я последовал за
ним, сжимая в руке нож. Простак двинулся за мной. В комнате
возле дверей, широко улыбаясь, нас встречал толстяк средних лет.
     -- Проходите, джентльмены, -- спокойно произнес он. -- К
чему такая демонстрация оружия? Макс огляделся вокруг и
спросил: -- Вас беспокоит оружие? Где "гость"? Толстяк показал
на дверь смежной комнаты. -- Труп там. -- Он улыбнулся. -- И
меня ничто не беспокоит.
     --  Это  вы звонили в Хот-Спрингс? -- спросил я. -- Да, -- ответил толстяк.
-- Вначале я связался с Новым Орлеаном, -- он многозначительно улыбнулся, --
и  Филипп  дал  мне  номер в Хот-Спрингс. Вот так я и узнал, как связаться с
вами. Я много слышал о вас, ребята.
     Макс  вопрошающе  повел  бровями,  и  толстяк  продолжил  своим  сладким до
отвращения голосом:
     -- Не поймите меня неверно. Я слышал о вас, ребята, только
хорошее. Что вы очень надежны и все прочее в том же духе. Очень
приятно лично встретиться с вами. -- Он протянул нам руку. --
Меня зовут Оскар Антверп. Вы слышали обо мне?
Он произнес это так, как будто был бы страшно разочарован,
если бы мы не слышали.
     -- Да, мы слышали о тебе. Ты Оскар, скупщик краденого, --
ответил я. Оскар гордо улыбнулся.
     --Да, это я, Толстый Оскар, крупнейший отмывала Нью-Йорка.
Я покупаю все, что имеет цену. Все, кроме такой вот дряни. -- Он с
гримасой отвращения кивнул в сторону лежащего на столе
знакомого нам матерчатого мешочка.
     -- И что там такое? -- спросил я с невинным видом. Толстый Оскар
развязал мешочек и высыпал цирконы на стол.
     -- Замечательные бриллианты, -- произнес Простак. Оскар
отрицательно покачал головой: -- Всего лишь неплохая подделка.
Все вместе они стоят около пятидесяти долларов. Покойника зовут
Натши. Он был ростовщиком. Слышали о нем? Макс покачал
головой и равнодушно сказал: -- Нет. Откуда он?
     --  Никогда  не слышал про этого урода, -- добавил Простак .-- Ну ладно, --
продолжил Оскар. -- Этот Натши пришел  ко  мне  и  сказал,  что  связался  с
парнями, которые сделали налет на Сорок пятой улице, тот самый, стоимостью в
сто пятьдесят тысяч, о котором писали все газеты. Этот Натши сказал мне, что
договорился  купить добычу у этих парней. Я сказал, что мне плевать, сколько
он заплатит, я дам ему ровно двадцать процентов от стоимости  камней.  Ну  а
потом  все  и произошло. Я был в спальне и наблюдал через замочную скважину.
Пришли трое ребят и показали Натши мешочек с бриллиантами. Натши  принес  их
мне,  и  я внимательно их осмотрел. Это были хорошие камни, но они не стоили
ста пятидесяти тысяч. Я сказал Натши, что их цена девяносто и что я  заплачу
ему восемнадцать, поскольку они очень "горячие". Он ответил, что останется в
убытке, поскольку обещал этим парням двадцать. В конце концов мы сговорились
на  двадцати  двух.  Он  вернулся к парням, и они начали спорить. Он пытался
сбить цену до пятнадцати, но это не сработало.  Он  заскочил  в  спальню  за
камнями и вынес их обратно. Я через замочную скважину видел, как он отсчитал
парням двадцать тысяч, и они сразу ушли. Тогда я вышел к Натши.  Он  был  не
очень-то  рад,  что  заработал всего две тысячи. Я отсчитал ему двадцать две
"штуки", но я всегда очень осторожен в подобных делах, сами понимаете, парни
запросто  могли  увести несколько камней, поэтому я решил пересчитать их еще
раз.
     Я  заглянул  в  мешок  и сразу понял, что это подделка. Я сказал Натши: "Ты
что, пытаешься наколоть меня? Это же фальшивки!"  Он чуть было не  грохнулся
замертво,  а  потом  ухватился за мои доллары. Я приказал ему убрать руки от
моих денег, но этот вшивый ублюдок обвинил меня в том, что я его "кинул"! Я!
С  моей  репутацией  честного  бизнесмена!  Я  ему  сказал:  "Натши, либо ты
пытаешься надуть меня, либо эти парни накололи тебя, так что  лучше  забирай
свои  фальшивки  и  быстро  проваливай!"  Но  он  не  хотел отдавать мне мои
двадцать две тысячи. Это черный юмор, ребята. --  Толстяк  хихикнул,  и  его
брюхо  мерно заколыхалось. -- Вместо двадцати двух Натши получил сорок пять,
вот из этого. --  Толстяк  отвел  в  сторону  полу  пиджака  и  показал  нам
револьвер  в кобуре под мышкой, пристроенный так же, как мы носили свои.  Мы
прошли в спальню. Здесь лежал Натши с дырой в голове, весь покрытый  кровью.
Толстяк вновь хихикнул.
     -- Во сколько мне обойдется услуга по избавлению от этого
трупа?
     Он продолжал хихикать, как будто происходящее было веселым
представлением. Мне он определенно начал надоедать.
     -- Пять тысяч, -- ответил Макс. Толстяк сразу перестал смеяться, и
по его лицу разлилась скорбь.
     -- Это очень круто, -- пробормотал он. -- Насколько мне
известно, члены Общества платят всего три тысячи за подобные
услуги.
     -- Ладно, ладно, -- сказал Макс, -- пусть три, если это сделает
тебя счастливее.
     -- Да, это сделает меня гораздо счастливей. -- Он опять нелепо
захихикал и отделил три тысячи долларов от пачки купюр,
достаточной для того, чтобы послужить кляпом для оперного певца.
     -- Интересно, могу ли я вычесть эту сумму из своего подоходного
налога?
     -- Да, -- сухо сказал я. -- Можешь включить ее в накладные
расходы. Он утробно захохотал:
     -- Вы, парни, действительно веселые ребята. Макс взглянул на
лежащее тело. -- Этот Натши так любил по всякому поводу лезть в
бутылку, что нам придется хоронить его со штопором.
Толстяк зашелся в истерическом смехе и несколько минут не мог
остановиться. Потом он спросил: -- Как вы собираетесь вынести
тело? -- Увидишь. Я гарантирую своим клиентам полное
удовлетворение, -- ответил Макс.
     Толстобрюхий вновь утробно расхохотался, как будто ответ
Макса представлял из себя блестящий образчик остроумия.
     -- Ты, наверное, весельчак, да? -- ехидно поинтересовался я.
В ту же минуту я пожалел о сказанном. Он смеялся целых пять
минут. Чтобы остановить это буйное веселье, я спросил, нет ли у
него чего-нибудь выпить. Толстяк достал бутылку виски и бутылку
содовой. Он выпил только содовой. Мы выпили большую часть
виски. Он взглянул на нас с восхищением. -- Вы определенно
умеете действовать оперативно! -- Нас на этом вырастили, --
ответил я. -- Нас отлучили от груди матери, прикармливая
восьмидесятиградусным самогоном из двадцатилитровых канистр.
     Толстый Оскар вновь зашелся в приступе хохота. Он уже до
смерти надоел мне. Я пробормотал Максу на ухо:
     -- Если этот жирный дурак будет продолжать в том же духе, то
нам придется выносить сразу два трупа.
     Прозвенел дверной звонок. Появился Косой, одетый в форму
чистильщика. В руках он держал комплект формы для Простака. На
рубашку большими буквами была нанесена надпись: "Чистка
ковров". Серьезным деловым тоном Косой спросил: -- Сколько у
вас ковров, мадам? -- Кончайте клоунаду! -- взвился Макс. --
Пора браться за работу.
     С профессиональной сноровкой мы отодвинули мебель,
закатали Натши в ковер и перевязали его с обоих концов. Простак
надел форму и вместе с Косым понес ковер с Натши в грузовик.
Мы с Максом прикончили бутылку виски.
     Когда мы двинулись к выходу, Толстый Оскар спросил:
     -- Я получу обратно свой ковер? Это дорогая вещь, привезен из
Китая.
     -- Да, как новенький, -- ответил Макс. -- Настоящие
чистильщики ковров доставят его в течение десяти дней. Так что не
беспокойся.
     Толстяк вновь начал хихикать, и я поспешил удалиться, боясь,
что иначе потеряю терпение и сделаю что-нибудь совсем лишнее.
Мы с Максом пешком добрались до похоронного бюро. Простак и
Косой уже были здесь и готовили Натши к погребению. Они
подыскали ему самый дешевый сосновый гроб из тех, что у нас
имелись. Макс послал Косого за необходимыми бумагами к
Печатнику Питу с Томпсон-стрит и позвонил на кладбище, чтобы
вырыли могилу. Я вызвал нескольких наших профессиональных
плакальщиков, и через тридцать минут безмолвный Натши
отправился в свой последний путь. -- Он быстро слинял, --
одобрительно заметил Макс. -- И его похоронили лучше, чем он
того заслуживал, -- добавил Простак.
     -- Слушай, а какое имя стояло в похоронном свидетельстве? --
поинтересовался я у Косого. -- Так, для наших внутренних
записей.
     --  Я  точно  не расслышал, -- ответил Косой. -- Пит сказал, что укажет имя
своего шурина, и пока его произносил, все время причитал:  "Хоть  бы  так  и
было, хоть бы так и было!"
     -- Ну и черт с ним, -- сказал я. -- Такое имя наверняка не стоит
записывать.
     Как только мы вошли в свою "контору", из других дверей
появился Толстый Мои с полным подносом выпивки и
сообщением, что нам звонили из главного офиса.
     -- Они просили сразу же связаться с ними. Сказали, что это важно.
     Макс  подошел к телефону. Мы, как всегда, пытались что-нибудь понять по его
неопределенным "да, да". Наконец он положил  трубку,  не  спеша  вернулся  к
столу,  с  задумчивым  видом опустился в кресло, не обращая внимания на наши
вопрошающие взгляды, взял свою рюмку с двойным виски, выпил ее одним глотком
и сказал:
     -- Совершенно ничего важного. По крайней мере, что касается
нас. Единственная неприятность в городе -- это чертов малыш
Винсент Колл. Он получил свои восемьдесят тысяч от Общества, а
они получили Френци не разобранным на части. -- Если не считать
уха, -- заметил я. Макс улыбнулся.
     -- Не будь мелочным, Башка. Еще контора сообщила, что
Бешеный Мик по-прежнему на тропе войны и хочет опять похитить
кого-нибудь из крупных шишек. Похоже, малыш решил, что
наткнулся на прибыльное дельце: отлавливать и продавать
солидных членов Общества. Пока он ведет в этой игре, на его счету
восемьдесят тысяч долларов выкупа плюс пять малозначительных
покойников.
     -- Мы включимся в эту игру, Макс? -- спросил я. -- По
отлову Винсента?
     -- Нет. У конторы уже есть пятьсот человек, вышед-щих на
охоту. Так что мы им не нужны. Кроме того, они связались с
Коротышкой, который является правой рукой Винсента.
Коротышка поинтересовался, распространяется ли на него
предложение Датчанина о награде, и контора ответила, что
охотничий сезон открыт для всех. В состязании может принять
участие любой желающий, так что все решится максимум дня за
два. Коротышка ближе всех к получению награды, и, думаю, она
достанется именно ему. Простака это, похоже, разочаровало. --
Значит, мы без всякого дела? -- проворчал он.
     Макс покачал головой:
     -- Нам велено сидеть и не высовываться. Но это и
неплохо, потому что сегодня я жду Джона.
     -- Чего ему надо? Хочет выкупить камни от имени
страховой компании? -- спросил я.
     -- Да, -- ответил он и повернулся к Косому: -- Кстати,
возьми камни у Эдди из сейфа, -- и он бросил Косому ключи.
Косой с ворчанием вышел. Он вернулся минут через сорок и
сунул мешочек с камнями Максу в руки. Макс молча положил
мешочек в карман. Затем он отодвинулся вместе с креслом к стене,
забросил ноги на стол, надвинул шляпу на глаза и уснул. Словно
группа мимов, Простак и Косой последовали его примеру.
Вкус шотландского виски, который мы выпили на квартире у
Толстого Оскара, привязчиво напоминал о себе моему языку. Мы
редко употребляли этот напиток, нашим сортом было ржаное. Я
подошел к бару, достал запечатанную бутылку "Кингс Рэнсом",
открыл ее, налил полную рюмку и не спеша осушил, наслаждаясь
вкусом. Затем налил еще одну и тоже выпил, после чего решил, что
это отличное виски, и налил опять. Я сидел, пил и время от времени
поглядывал на своих товарищей.
     Заскучав, я достал из ящика стола точильный камень и начал
править лезвие своего ножа. Монотонное движение ножа
действовало умиротворяюще. В комнате стояла тишина,
единственными звуками были посапы-вание Косого и шелест
лезвия по точильному камню. Я не знаю, сколько они проспали,
знаю только, что я глушил виски рюмку за рюмкой и
безостановочно водил ножом по точильному камню.
Вошедший Мои прервал мое потребление виски, правку ножа и
сиесту всех остальных. Он остановился, со странным выражением
лица посмотрел на меня, поднял бутылку, присвистнул и опять
поставил ее на стол. Лишь тогда я увидел, что бутылка почти пуста.
Он снова взглянул на меня и сказал:
     -- Извините, ребята, что разбудил, но там пришел джентльмен,
который сказал, что его зовут Джон и что вы его ждете. Я спросил
его фамилию, и он сказал "Доу". Он не пошутил? Его
действительно можно пустить к вам? Макс зевнул и потянулся. --
Да, все в порядке. Давай его сюда.
     Я с любопытством посмотрел на высокого худощавого Мужчину средних лет, живо
вошедшего в комнату. В руке он нес небольшой  саквояж.  Хотя  я  никогда  не
встречал  его  до  этого,  у  меня он сразу же вызвал сильное раздражение. И
вовсе не потому, что был мужем той извращенки. Просто он походил на кого-то,
кого   я   невзлюбил  много  лет  назад.  Да,  точно!  Он  напомнил  мне  ту
сволочь-домовладельца, хозяина нашей квартиры на Деланси-стрит. У него  были
такие  же  бегающие  глаза,  похожие  черты  лица и точно такие же аккуратно
подстриженные  офицерские  усики.  Даже  своей   одеждой   он   походил   на
домовладельца:  лихо  сдвинутый  на ухо котелок и белая бутоньерка в петлице
темного приталенного пиджака.
     Он  окинул  нас  взглядом  с  таким  выражением,  словно был хозяином всего
вокруг. Но достала меня именно эта белая бутоньерка в петлице.
     Макс  представил  его  нам  как  мистера Джона Доу. Он улыбнулся надменной,
деланной улыбкой. Оскорбительной оказалась и его манера подавать  руку.  Мне
захотелось  спросить,  кем  себя  считает этот ублюдок, но Макс, похоже, был
хорошо с ним знаком.
     --  Угощайся,  Джон,  --  сказал Макс, придвигая выпивку.  Я никогда еще не
слышал, чтобы ответ "нет" звучал с таким пренебрежением. Было очевидно,  что
сукин сын считает нас недостойными, чтобы выпить с ним. Я взглянул на Макса.
Похоже, его на мгновение тоже возмутило поведение гостя. Но он сразу же взял
себя в руки. Что касается меня, то я удерживал себя из последних сил.
     Демонстрируя  дружелюбие,  Макс  спросил:  --  Как  идут  дела  в страховом
бизнесе, Джон? -- Лучше без лишних разговоров перейдем к  делу,  --  ответил
этот  урод.  Бог ты мой, от такого ответа кровь ударила мне в голову. Мне до
жути захотелось шагнуть к нему и врезать по его наглой харе. Я  взглянул  на
своих  товарищей.  Они  пристально и холодно смотрели на него. Было странно,
что они не разозлились так же, как  я.  Так,  значит,  вот  он  какой,  этот
высокопоставленный  работник  страховой  компании,  от  которого мы получаем
наводки для наших налетов?
     Это  и есть Иуда, предающий своих друзей и деловых партнеров за пресловутые
тридцать сребреников. Он и его бесценная жена. Я был уверен,  что  при  всем
при  этом  он с презрением смотрит на нас с нашим ист- сайдским прошлым, и я
был абсолютно уверен, что он считает себя честным  бизнесменом  и  достойным
уважения членом общества.  Лицемерный ублюдок!
     Бог ты мой, с каким количеством подонков, продающих все на
свете вот с таким же видом святош, нам приходилось иметь дело!
Какие же все они продажные! Их можно купить за заварные
пирожные. Работодатели и профсоюзные лидеры, продающие
своих рабочих. Гниды в социальных службах, за взятки продающие
своих подопечных. Крупные бизнесмены, выманивающие деньги у
невежественных людей при помощи хитроумного крючкотворства.
Я подогревал в себе ярость, хотя в глубине души понимал всю
нелепость подобных мыслей у такого типа, как я сам. Но я уже
потерял контроль над собой, и мои мысли продолжали работать в
том же направлении. Внезапно я вспомнил нашу сваленную грудой
на улице мебель и рыдающую от стыда и отчаяния мать, и как я
подошел к одному из выносящих мебель и тронул его за руку,
сказав только: "Пожалуйста, мистер, пожалуйста". А он рявкнул на
меня: "Пошел вон, вонючий жиденок!"
     И этот лицемерный ублюдок из крупной страховой компании
олицетворял собой того ублюдочного домовладельца. А что такое,
собственно, эти чертовы страховые компании? Всего лишь
узаконенные тотализаторы. Они держат пари, что вы не умрете до
определенного возраста или что у вас не будет пожара. Они могут
держать пари на что угодно.
     Ярость уже переполняла меня. Я сунул правую руку в карман и
нащупал пальцем кнопку на рукоятке ножа. Я подумал, что если
вытащу нож, нажму на кнопку и всажу все
     пятнадцатисантиметровое лезвие в горло этого урода, то до чего же
быстро презрительное выражение слетит с лица этого сукина сына!
Только посмотреть на него: ишь как вылупился! Наверняка почуял,
как я его ненавижу. Он будет просто великолепным трупом с этим
его цветком на пиджачке. Да, этот супруг мазохистки будет
красиво выглядеть, когда его выставят на обозрение аккуратно
уложенным в гробу.
     Я  сделал  шаг в его сторону, кровь стучала у меня в висках, глаза застилал
туман, вызванный яростью и алкоголем. Холодная сталь ножа жаждала впиться  в
него.  Ублюдок  со  страхом  вытаращился на меня. Я почувствовал, что он уже
мой.  Ужас парализовал его. Я подошел вплотную и нажал на  кнопку,  выпуская
Лезвие-Щелчок  и  блеск  стали  загипнотизировали его. Я поднес лезвие почти
вплотную к его горлу.
     --  Никаких  операций  над этим пациентом, Башка, -- произнес Макс, схватив
меня за руку. -- Что за бес в тебя вдруг вселился?  Я почувствовал, что весь
покрыт  потом. Я отошел и сел в кресло.  Да, действительно, что это такое со
мной?  Макс швырнул мне сигару. Я поймал ее, откусил кончик, начал шарить по
карманам  в  поисках  спичек  --  и тут увидел, что этот урод, не отрываясь,
таращится на меня. Какого черта! Я вновь ощутил прилив ярости,  меня  начало
трясти. Нет, лучше не думать про него. Я, должно быть, свихнулся. Пошел он к
черту! А со мной-то что  такое?  Так  недолго  стать  маньяком-садистом  или
кем-то вроде.
     Простак  наклонился,  протягивая  мне  зажженную спичку, и прошептал: -- Ты
что. Башка? Что на тебя нашло? Как я мог ему объяснить,  символом  чего  был
для  меня  этот  парень,  если  я и сам толком этого не понимал? Кем он был?
Может быть, символом одного из моих детских страхов? Не  знаю.  Может  быть,
тот  парень, Фрейд, и смог бы это объяснить, но я не мог, поэтому всего лишь
сказал:
     -- Он погладил меня против шерсти. -- Меня тоже, -- прошептал
Простак. Джон сел в кресло, достал носовой платок и трясущейся
рукой промокнул со лба пот. Макс придвинул к нему рюмку с
двойной порцией виски. Джон схватил ее, тихо и благодарно
пробормотав: "Спасибо, Макс". Его колотило так, что он пролил
половину содержимого прежде, чем поднес рюмку к губам.
     -- Ну ладно, Джон, давай перейдем к делу, -- любезно произнес
Макс.
     Видимо, Джон понял, что от него требовалось. Он открыл
саквояж и достал пухлый конверт из коричневой бумаги. Макс
открыл конверт и выложил на стол тридцать пачек денег. Все пачки
были в банковских упаковках с проштампованными надписями
"Одна тысяча долларов".
     Макс достал из кармана мешочек с бриллиантами ц швырнул его
Джону.
     -- Одного камня не хватает. Он пропал во время заварухи.
Лады, Джон?
     Я только и ждал, чтобы он начал жаловаться или выступать. Но
он не стал, а только покорно кивнул. Его вид полностью изменился,
и он уже совсем не походил на представителя высшего класса в
гостях у отребья. Макс подпихнул к нему три пачки денег. -- Это
твои десять процентов, Джон. -- Большое спасибо, Макс.
Его улыбка и поклон, адресованные всем нам, походили на
повадки официанта, получившего большие чаевые.
Он выпил еще рюмку, и к нему в какой-то мере вернулось
самообладание. Он засунул свои три тысячи в саквояж, застегнул
молнию и произнес:
     -- Могу я сказать, что вы, парни, хорошо выполнили работу?
Просто замечательно. Только одно -- и имейте в виду, что я не
критикую -- но неужели было необходимо все это насилие? -- Он
издал нервный смешок. -- Три человека были отправлены в
больницу, а моя жена лежит дома, приходя в себя от нервного
потрясения.
     Потрясения, как же. Чертова маньячка. Я готов был поспорить,
что он ни разу не удовлетворил эту суку. Макс выпустил изо рта
струю сигарного дыма. -- Хорошо, я тебе объясню, Джон. Когда
мы совершаем налет, то мы не в блошки играем, мы играем
наверняка.
     -- О, да-да. Я знаю, ребята, что вы отлично сработали и что вы
лучшие в этом деле. Мне вас очень рекомендовали тогда, год назад,
в гостях у важных людей...
     Макс прервал его излияния:
     -- Ладно, Джон, когда будет что-нибудь подходящее, свяжись
со мной, как и раньше.
     Джон понял намек. Он подхватил свой саквояж и встал с кресла.
     -- У меня есть на примете одно дело, еще более лакомое, чем это. Оно должно
дозреть примерно через месяц. Один мой по-настоящему  крупный  клиент.  Макс
взял его под руку и проводил до дверей.
     -- Замечательно. Тогда мы внозь будем к твоим услугам, Джон.
Лицемерный ублюдок самодовольно ухмыльнулся и произнес:
     -- Буду рад снова увидеть вас, ребята. Перехватив мой
насмешливый взгляд, он развернулся и вышел, едва слышно
пробормотав: "До свидания" Макс ответил: "Пока". Остальные
молча проводили его холодными взглядами.
     Макс подсел к столу и с улыбкой посмотрел на меня. -- Что, руки
чешутся зарезать курицу, несущую золотые яйца, да, Башка?
     -- Он -- крыса, а не курица. Ему нельзя верить, -- ответил я. --
Он один может навесить на нас этот налет. Он -- наша ахиллесова
пята.
     Макс собрал в кучу деньги, разложенные на столе, и
глубокомысленно сказал:
     -- Да, ты прав, Башка. Он действительно крыса. Думаю, нам
когда-нибудь придется избавиться от него. -- Он достал деньги из
кармана и присоединил их к куче на столе. -- Двадцать семь
осталось от денег Джона, четырнадцать -- после выплаты
Веселому и его ребятам из двадцати тысяч Натши, еще три тысячи
за похороны этого дурака. Теперь подсчитаем... -- сказал он и,
нашарив в кармане карандаш, начал царапать цифры на
стодолларовом банкноте. -- Так, всего выходит сорок четыре
тысячи. Разделить на четыре части... Ага, мои вычисления дают по
одиннадцать на нос. Взгляни-ка на цифры, Башка. Все правильно?
Я был слишком пьян, чтобы считать. Взглянув на запись Макса
краем глаза, я сказал, что все верно.
     Раздавая наши доли, Макс с циничным видом заметил:
     --  Преступление  не  окупается.  Я  думаю,  что  нам  придется  устроиться
продавцами в универмаг Макси или подыскать что-нибудь в том же духе.
     -- Кстати, этот универмаг -- прекрасное место для налета, --
произнес Простак. -- Я слышал, что за день до Рождества у них в
бухгалтерии было около миллиона долларов.
     -- Миллион долларов... -- с глубокомысленным видом
произнес Косой. -- Да, Макс, это отличная мысль Мы должны
заглянуть к Макси и обчистить его заведение.
     -- Макси? Нет, ерунда. Я готовлю кое-что покрупнее и получше.
Макс покачивался взад-вперед в своем кресле, с мечтательным
видом пуская к потолку клубы сигарного дыма.
Я задумался. Налет больше чем на миллион долларов? Какого
черта! Макс что, все еще мечтает взять в оборот Федеральный
резерв? Неужели он не выбросил это из головы за столько лет?
     -- Макс, ты все еще думаешь о Федеральном резерве? --
спросил я.
     С видом абсолютного превосходства Макс посмотрел на меня
долгим взглядом и ответил:
     -- Да. Я начал собирать сведения, и, когда получу всю
необходимую информацию, мы выйдем на дело.
     Я не мог решить, смеяться ли мне или вступать с ним в спор, а
просто молча посмотрел на него. Все мы молча посмотрели на него.
Все мы бесконечно верили в здравость его рассудка. Но ограбить
Федеральный резервный банк? Это представлялось невозможным.
Это была крепость, в которую нельзя проникнуть. Банк находился в
самом сердце финансового района, и все знали, что любой человек с
известным преступным прошлым берется на заметку, если
появляется на достаточно близком расстоянии от этого места. Но
кто может знать наверняка? С Максом возможно все. Вслух я
сказал:
     -- У тебя есть кто-то, кто поставляет информацию? -- Да, есть кое-кто.
     -- И что известно? -- спросил Простак. -- Его можно взять? --
добавил я. -- Как вам сказать... И да и нет. Я пытаюсь разобраться.
Нырнуть в подвал будет сложновато, но думаю, что можно
составить план, чтобы ухватить то немногое, что ежедневно
привозится на броневиках из филиалов. Эти деньги можно ухватить
прямо возле платформы, где производится разгрузка.
     -- И сколько составляет это немногое? -- ехидно спросил я.
     -- А, миллионов десять наличными, может быть, чуть больше,
     -- ответил Макс и холодно улыбнулся мне.
Он всмотрелся в наши лица, чтобы убедиться в произведенном
впечатлении. "Боже ты мой! -- подумал я. _ Это я пьян, или это
Макс упился до белой горячки?"





     Было утро понедельника. Телефон звонил редко, и поступавшие
сообщения не вызывали у нас интереса. В зале Толстый Луи и его
бармены занимались своим старым добрым делом. Едва мы начали
свою обычную игру в греческий рами, как к нам заглянул Мои:
     -- Там пришла Пегги. Она хочет поговорить с вами, .ребята.
Мы были увлечены игрой и никак не отреагировали на его слова,
лишь Макс на мгновение оторвал взгляд от своих карт и спросил: --
Пегги? Что за Пегги?
     Толстый Мои подбоченился и прошелся по комнате, покачивая
из стороны в сторону своими объемистыми бедрами.
Макс бросил карты на стол и взволнованно заорал: -- Наша Пегги?!
Какого черта ты сразу не сказал? Давай ее сюда!
Мы знали, что она вот уже много лет является профессионалкой,
и я приготовился увидеть потасканную,--преждевременно усохшую,
спившуюся и наводящую своим видом на грустные размышления
проститутку со стажем. Мне заранее было жаль ее, и с теплым
чувством умиления самим собой я подумал о том, с какой
щедростью мы ответим на ее просьбу помочь ей деньгами. Я
представил, как протягиваю ей пухлую пачку банкнотов и говорю:
"На вот, держи, Пег. Этого тебе как раз хватит на заварные
пирожные".
     Однако когда она вошла, я был просто потрясен. Ее появление
было столь же эффектно, как выход на сцену Мэй Вест в оперетте
"Блистательная Лил". Вся в мехах и бриллиантах, она выглядела
так же молодо и привлекательно, как много лет тому назад. Мы
галантно встали из-за стола и склонили головы, и она по очереди
обняла и поцеловала в щеку каждого из нас.
     Косой обошел ее кругом, шумно втягивая носом воздух.
     -- Ох, ну и духи! Какими ты пользуешься, Пегги? "Фултонский
рыбный рынок" номер пять? Ты выглядишь классной шлюхой во
всех этих штуках.
     Комментарий вызвал всеобщий смешок. Пегги ответила:
     -- А ты выглядишь так, будто болен той самой редкой гавайской
болезнью.
     -- Что за болезнь? -- растерялся Косой. Пегти с улыбкой смерила
Косого взглядом: -- Избыток энергии. Ты такой игривый, так
кривляешься и танцуешь вокруг меня. Тебе просто необходимы
хорошие кругосветные скачки, которые может устроить одна
классная крошка -- француженка из моего заведения. Макс
рассмеялся:
     -- Соблазняешь новых клиентов. Пег? -- Но вовсе не из-за денег,
     -- весело ответила она. -- Для вас, ребята, мое заведение
бесплатно. Только не забудьте прихватить с собой заварные
пирожные. -- Она засмеялась.
     -- Что случилось? -- спросил Макс. -- Ты ведь не пришла сюда
только для того, чтобы повидаться со своими старыми соседями,
верно?
     -- Вообще-то я много раз собиралась проведать вас, мальчики.
     -- Пегги села в кресло, высвободила плечи из-под мехов и
потянулась за налитой рюмкой. -- Но, по правде говоря, Макс, у
меня есть работа, которую можете сделать только вы, мальчики.
Макс вопросительно поднял брови. Она не поняла и
успокаивающе помахала рукой.
     -- Не беспокойтесь, я хорошо заплачу за ваши хлопоты.
     -- Пегги, -- с улыбкой сказал я, -- ты щедро и бескорыстно
одаривала всех нас в прежние дни, и я думаю, что мы должны
ответить тебе тем же. Мы поможем тебе бесплатно.
Макс пыхнул сигарой, стряхнул пепел на пол, отвесил вежливый
поклон и сказал:
     -- Да, Башка прав, Пегги. Наши профессиональные навыки
всегда к твоим услугам.
     Я отметил галантное и уважительное поведение Макса Этот урок
мы получили от Профессора. Я хорошо запомнил его часто
повторяемое высказывание: "Обращайся с девкой, как с дамой, а с
дамой -- как с девкой".
     Макс вел себя как настоящий светский щеголь -- Но брать деньги с
дамы? Извини, Пег, мы так не поступаем. Оставь это сутенерам.
Пегги открыла свою сумочку и помахала толстой пачкой
пятисотенных купюр.
     -- Брось, Макс. У меня все в порядке. Я не хочу ничего задаром
и предпочитаю платить за сделанную работу.
     Макете задумчивым видом сделал затяжку, выдохнул сигарный
дым и достал из кармана пачку свернутых в трубочку банкнотов.
Отсчитав десять стодолларовых купюр, он положил их на стол.
     -- Поскольку ты непременно хочешь заплатить, я тебе
предлагаю следующее, Пег. Раз уж ты настаиваешь -- и имей в
виду: только потому, что ты настаиваешь, -- мы сделаем так.
Добавь к этой тысяче ровно столько же, и мы пожертвуем деньги
"на летний благотворительный лагерь, а тебе я обещаю, что мы
решим твою проблему, в чем бы она ни заключалась. Хорошо?
Пегги просияла.
     -- Отличная мысль, -- сказала она и положила на тысячу Макса
свою. Макс посмотрел на Косого.
     -- Эй, парень. Ты избираешься добрым самаритянином.
     -- Косой взял деньги. Когда он уже открыл дверь, чтобы выйти,
Макс прокричал ему вслед:
     -- И принеси обратно чек или письмо с выражением
благодарности!
     Косой остановился и, обернувшись, с обидой посмотрел на
Макса.
     -- Ты что, перестал мне верить после стольких лет? -- Не будь ты
таким мнительным. Чек пригодится при уплате налогов, -- ответил
Макс.
     Я не мог понять, что побудило Макса сделать взнос на
благотворительные нужды. С чего бы это? Какой странный поворот
мыслей подсказал ему эту идею? Никто из нас в свое время не
посещал летний лагерь. Мы считали его местом для маменькиных
сынков. Нашим местом отдыха была улица. Может, он поступил так
потому, что вдруг подумал, что мы лишили себя чего-то в
молодости? Наверное, психолог смог бы оценить этот жест в духе
Робина Гуда. Как говорят психоаналитики, на все есть саоя
причина.
     Пегги взяла новую рюмку, закурила сигарету и, изящно
выпустив дым через ноздри, сказала:
     -- Ты ведь знаешь, Макс, что у меня есть высоко-классное
заведение?
     -- Да Раз ты так говоришь. Давай ближе к делу, Пег. У тебя
какие неприятности? С полицией или с вымогателями?
     --Ни то ни другое. -- Пегги нахмурилась и покачала головой. --
Понимаешь, полиция волнует меня в последнюю очередь. Вайти
служит сейчас капитаном полиции в моем районе, а ты ведь
знаешь, он всегда был моим любимчиком. -- Она кокетливо
потупилась. Макс, я, а затем и она рассмеялись. Мы все помнили.
Простак неприязнено спросил: -- Что, у этого старого урода еще
что-то осталось? Пегги ущипнула Простака за щеку. -- Детка, ты
бы удивился, если бы узнал. -- Неужели достаточно, чтобы
удовлетворить тебя? -- спросил Простак. Пегги игриво повяла
плечами:
     -- Ты же знаешь, что мне всегда мало, чтобы быть полностью
удовлетворенной.
     -- Значит, с полицией все в порядке. Что тогда тебя беспокоит,
Пег? -- спросил я.
     -- Что меня беспокоит?-- -- повторила она, и ее глаза зло сверкнули. Как бы
подчеркивая каждое слово постукиванием указательного пальца  по  столу,  она
рассказала: -- Весь последний месяц еженедельно, в самый доходный из дней, в
пятницу, какой-то сукин сын, который берется неизвестно откуда  и  непонятно
как,  выстраивает моих клиентов и девочек у стены и обирает до нитки.  И это
чертовски неприятно. Мы расхохотались.
     -- Какого черта, Пег. Парню надо есть, -- сказал я. -- Сам живи
и другим давай.
     -- Вам, мальчики, хорошо хохмить, но мне не до шуток. Ладно
бы, если бы такое случилось всего раз. Но три недели подряд -- это
уже слишком. И вдобавок очень уж однообразно. Одно и то же
каждую чертову пятницу. Это наносит вред моему делу и вдобавок
отпугивает клиентов. Девочки так нервничают, что не могут
сосредоточиться на том, чем занимаются.
     -- Это, конечно же, главная причина, -- ровным голосом
произнес я.
     -- Значит, клиенты -- это вдобавок к твоему делу, -- с улыбкой
сказал Макс.
     Пегги с безнадежным видом махнула руками:
     -- Ладно, мальчики, смейтесь. Вот и все неприятности. Макс,
Башка, вы поможете мне разобраться с этим парнем?
     -- Да, думаю, что мы сможем поправить положение так что не
переживай, Пегги, -- ответил я.
     -- Этот сукин сын знает, что я не могу заявить на него в
полицию, и я не желаю замешивать сюда Вайти. Как легко обидеть
беззащитную даму, -- грустно произнесла Пегги.
     -- Не печалься, Пег, -- сказал Простак, касаясь рукой ее
белокурых волос. -- После того как мы с ним побеседуем, он
поймет, что куда безопасней и полезнее для здоровья заниматься
ограблением банков, чем вламываться в твое заведение.
Обняв Простака за талию одной рукой, Пегги обольстительно
улыбнулась, глядя ему в глаза.
     -- Только представь себе, Простак, каково приходилось моим
клиентам. В самый разгар тет-а-тет с прелестной девочкой вдруг
раздается: "Всем стоять! Это налет!" Возмутительно, верно? Что
бы ты почувствовал на их месте?
     -- Если бы тет-а-тет был с тобой, то я просто не обратил бы на
это внимания, -- со смехом ответил Простак.
     Пегги притянула Простака к себе и влюбленно улыбнулась ему.
     -- Обожаю таких добросовестных работников. Макс оставался
серьезным.
     -- Пегги, как выглядит этот тип? -- спросил он. Пегги встала,
автоматическим движением одернула подол и выразительно
качнула бедрами.
     -- Не знаю. Вроде бы высокий парень, такой же комплекции,
как Простак.
     Она призывно улыбнулась Простаку, и тот в ответ расплылся в
улыбке до ушей. Я подумал, что сегодня вечером ему суждено
стать избранником Пегги. Макс достал авторучку.
     -- Скажи мне адрес твоего заведения. Пегги сказала. Оно
находилось в верхнем Ист-Сайде недалеко от Парк-авеню. С
задумчивым видом Макс рассеянно постучал ручкой по столу и
спросил:
     -- Скажи-ка, Пег, как этот урод попадает в твое заведение? Вы
ведь не открываете дверь, если видите что пришел не ваш клиент,
верно?
     -- Это-то и непонятно, Макс. Конечно, дверь всегда заперта. Но
как раз, когда у моих клиентов наступает самый разгар веселья,
неизвестно откуда вдруг появляется этот ублюдок. Макс почесал
затылок.
     -- Ладно, какая, к черту, разница. Не переживай, Пег. Нам,
наверное, придется провести в твоем заведении какое-то время.
Лицо Простака разрумянилось от предвкушения. -- Мы решим тебе
эту загадку, Пег, -- сказал я. Вернулся Косой и вручил Максу
конверт. Макс извлек из конверта листок бумаги и прочитал его
вслух. Это было благодарственное письмо за пожертвование.
     -- Я ощущаю себя бойскаутом, совершившим хороший
поступок, -- сказал Макс, помахал листком и добавил: -- Так что,
Пегги, обещаю тебе полное удовлетворение.
     -- Вообще-то это мой девиз, -- ответила Пегги. -- Ну ладно, у
меня есть еще кое-какие дела. -- Призывно глядя на Простака, она
выпила еще одну рюмку и сказала: -- Ладно, пожалуй, мне пора.
Простак, может быть, ты подвезешь меня на машине?
Я давно понял, что Пегги выбрала Простака на этот вечер, но для
него приглашение оказалось приятной неожиданностью. Лицо
Простака осветилось такой же радостью, как когда-то давно, в
детстве, когда мы впервые в своей жизни забрались в кондитерскую
и любовались оказавшимися в нашем полном распоряжении
подносами с конфетами и пирожными.
     -- Я подвезу тебя, куда тебе надо, потом оттуда, а потом еще
куда-нибудь, где интересней, Пег, -- сказал он, придвигаясь к ней.
     -- Полное удовлетворение -- это и мой девиз.
С застенчивым видом школьницы она промурлыкала: --
Свеженький мальчик.
     -- Мы будем в твоем заведении утром в пятницу, -- пообещал
им вдогонку Макс, когда они, держась за руки, выходили из
комнаты.
     На следующий день Простак появился только после обеда. Макс
окинул его внимательным взглядом и улыбнулся: -- Ты выглядишь
мягким, как соленая селедка.
     Молча упав в кресло, Простак жестом попросил чего-нибудь
выпить. Покончив с содержимым рюмки одним глотком, он
хриплым шепотом сообщил: -- Мадам лучше любой девочки из
своего заведения. Я так и не понял, каким образом он смог прийти к
такому заключению. Я был совершенно уверен, что у него не было
никакой возможности сравнить, поскольку ни у одного
нормального мужчины не хватило бы в течение ночи сил на
большее, чем управиться с Пегги.
     Простак забрался в угол, растянулся на двух стульях и уже через
несколько минут спал непробудным сном.
     Мы весело обсудили состояние, в котором он вернулся, и сели
играть в покер. Все было спокойно, и мы провели за игрой вторую
половину дня.
     Вечером мы выполняли для Общества свою дежурную работу:
сопровождали фургон с грузом виски от места разгрузки судна на
Лонг-Айленде до конечного пункта назначения в Нью-Джерси.
В пятницу, рано утром, мы уже были в заведении Пегги. Оно
было оборудовано лучше среднего публичного дома и размещалось
в шикарном двухэтажном особняке. Из двенадцати комнат особняка
десять были с размахом меблированы под спальни. Когда мы
прибыли, в доме находилась только Пегги. Для девочек было еще
слишком рано.
     Пегги сообщила нам, что на нее работают десять девочек. Из ее
рассказа следовало, что все они ведут напряженную трудовую
жизнь. Посещение заведения обходилось клиентам в десятку,
обслуживание на дому стоило тридцать долларов. Деньги между
ней и девочками делились обычным образом -- пятьдесят на
пятьдесят, -- но она была щедрее большинства хозяек подобных
заведений, поскольку разрешала девочкам оставлять полученные
чаевые. Макс быстро прикинул:
     -- С учетом доходов от торговли выпивкой и от раскрутки
надравшихся клиентов у Пегги должно получаться около пяти
тысяч в неделю. Неплохо для маленькой деловой женщины,
особенно если учесть, что начинала она с благотворительности на
Деланси-стрит.
     -- Это гораздо больше, чем получает президент Соединенных Штатов,
     -- отметил я.
     -- У нас свобода предпринимательства. У всех равные
возможности, -- сказал Макс. -- Возможно, и стране,
     и Гуверу* было бы лучше, если бы он вместо страны управлял
публичным домом.
     -- В этом что-то есть, Макс, -- согласился я. -- Тогда вместо
своего девиза "Курица на каждом столе" он мог бы провозгласить
другой: "Курочку в каждую постель".
     -- Интересно, что бы выбрал народ? -- со смехом произнес
Макс.
     Ознакомившись с планировкой особняка и набросав его план,
мы вернулись к Пегги. Макс показал комнату и сказал:
     -- Мы будем здесь. Эта комната ближе всего к центру дома.
Никто не должен знать про нас. Никто, включая твоих девочек.
Понятно, Пегги?
     -- Как скажешь, Макс. Может быть, принести вам бутылку
виски? Макс кивнул: -- Отличная мысль. Пег.
     Пегги быстро вернулась с бутылкой и рюмками. Поставив все
это на тумбочку, она произнесла:
     -- Если вы поймаете этого парня, то прощу вас, мальчики,
постарайтесь обойтись без шума, ладно? И без стрельбы, хорошо?
Макс пожал плечами:
     -- Мы постараемся сильно не шуметь, но ведь у парня есть
пушка, так? Пегги кивнула.
     -- Но все-таки постарайтесь не поднимать переполоха. Соседи
считают, что здесь частная школа танцев.
     -- Единственная разница заключается в том, что в частных
школах танцев этим занимаются в одежде и стоя, а ты
обеспечиваешь всех кроватями, ага, Пег? -- сказал я.
Она заговорщицки подмигнула мне и вышла из комнаты. Макс
послал Косого в закусочную Катца.
     -- Привезешь двадцать пять сандвичей с разной начинкой. А на
обратном пути остановись возле магазина скобяных изделий и
купи большой коловорот и перку к нему. Имей в виду, это очень
важно.
     -- Коловорот и перку? -- удивленно переспросил Косой.
* Гувер Герберт Кларк -- президент США в 1929-1933 гг 138
     Я посмотрел на Макса, стараясь сообразить, на кой черт ему
сдался коловорот. Затем меня осенило, и я широко улыбнулся: --
Ребята, у нас. здесь будет пип-шоу! Макс в очередной раз вызвал у
меня восхищение. Он, как всегда, подумал обо всем.
Когда Косой вернулся, Макс взял коловорот и, встав на стул,
просверлил дыры в две соседние спальни. Дверь нашей комнаты
выходила прямо в холл, щедро уставленный причудливыми
креслами и журнальными столиками, на которых были разложены
порнографические картинки и буклеты, описывающие французские
изыски в сфере увеселений.
     Поскольку мы расположились на втором этаже, Макс сгонял
Косого вниз посмотреть, что за комната под нами. Косой сообщил,
что там спальня, и Макс просверлил дыру в полу, а затем сделал
дыру в двери. Так что у нас получилось четыре наблюдательных
поста. Вошедшая Пегги застукала Макса за работой. Вначале она
немного разозлилась за порчу стен, но потом рассмеялась:
     -- Вы подали мне хорошую мысль! Я буду сдавать эти дыры на
ночь за десять долларов.
     -- Чтобы удвоить выручку, да, Пег? -- игриво поинтересовался
Макс.
     Начал звонить телефон. Звонки раздавались довольно часто, и
Пегги плотно занялась работой, записывая вызовы на вечерние
часы. Она жестом подозвала меня к себе и усадила рядом, чтобы я
мог послушать разговоры. Она гордилась, что ее девочек
заказывают хорошо известные люди.
     Некоторые из имен удивили и впечатлили даже такого парня,
как я. Многие действительно находились на слуху. Среди них были
и известный судья, и литературный критик из "Ивнинг Уорлд", и
очень крупный промышленник, и весьма солидный банкир,
который хотел сразу десять девочек на деловую вечеринку, и
знаменитая спортсменка с лесбийскими наклонностями. Изредка
звонили заурядные горожане, подуставшие от одиночества
повседневной жизни. Мне достаточно быстро надоело такое
времяпрепровождение, и я присоединился к ребятам, играющим в
покер в нашей комнате.
     Около двух часов дня прозвенел дверной звонок. Я подошел к
отверстию в двери. Через некоторое время появилась Пегги в
сопровождении двух девочек. Они
     были симпатичными, скромно одетыми и совсем не походили на
своих уличных коллег. Они сняли плащи, и Пегги вручила каждой
по большому банному полотенцу, после чего похлопала их по
пухлым попкам и погнала в душевую. Вскоре девочки вышли из
душевой, закутанные в полотенца. Я сообщил остальным, что
происходит, и они, побросав карты, потребовали своей очереди у
отверстия в двери. Макс посмотрел на наши лица и, с улыбкой
прижав палец к губам, тихонько прошептал: -- Ребята, смотрите не
перевозбудитесь! Косой и Простак схватили стулья и прильнули к
отверстиям в стенах комнаты. Девочки разошлись по спальням в
дальнем конце холла, и мы с Максом тихонько повеселились над
раздосадованными Простаком и Косым. Потом вновь> сели за
карты, но никто не мог сосредоточиться на игре. Вскоре вновь
прозвенел дверной звонок. Девочки приходили друг за другом, по
одной и парами, смеясь и болтая. В уличной одежде они походили
на продавщиц из какого-нибудь очень фешенебельного магазина.
Они были свежими и симпатичными и обладали фигурками, вполне
приличными для того, чтобы их владелицы могли стоять в первом
ряду хора из мюзикла на Бродвее. Все они проходили одну и ту же
процедуру. Пег вручала каждой по большому полотенцу, и они
уходили в душевую, после которой Пегги рассылала их по разным
комнатам. Мы с Максом немного побеседовали о них. -- Глупые
девки, -- сказал он. -- Да, -- согласился я. -- Если бы только они
смогли знать, что с ними станет года через два.
Одна из девушек выглядела очень молоденькой. Ей никак не
могло быть больше восемнадцати.
     -- Только что с какой-нибудь фермы из Пенсильвании, --
заметил Макс.-- Да, пара лет такой жизни, и эта малышка будет
выглядеть и чувствовать себя пятидесятилетней. Такие
выносливые, как Пегги, -- очень большая редкость. Удивительно,
насколько быстро они спиваются или становятся наркоманками.
     -- А как еще можно вынести такое количество мужиков? Их
жизнь слишком сурова. Быстро станешь физическим и моральным
уродом.
     -- Эй, Башка, -- ответил Макс. -- Если я увижу еще одну
такую, то точно стану физическим и морально
     ным уродом от мысли, что за ней можно только наблюдать.
     -- Только не умри от чувства безысходности, ладно, Макс?
Мы вместе тихо засмеялись. Чтобы производить меньше шума,
мы сняли ботинки и остались в носках. Косой и Простак прилипли
к своим отверстиям. Макс лег на пол и пристроился к дыре над
спальней под нами. Мне достался самый неинтересный участок
наблюдения -- пустой холл.
     По тому, как ребята льнули к стенам, и по комментариям,
которыми они взволнованным шепотом обменивались, я понял, что
происходит что-то очень интересное. В конце концов Косой
настолько расшумелся, что Макс завязал ему рот носовым платком
и пообещал отлучить от отверстия. Косой немного успокоился.
В холле ничего не происходило, поэтому я подошел к Косому,
отпихнул его в сторону и встал на его место. Увиденное меня
удивило, и я с недоумением посмотрел на Косого. Он что-то
неразборчиво прошептал через свой кляп. Я вновь заглянул в
отверстие. Да, она сидела на стуле, полируя ногти, но была
полностью одета. Я передвинулся к Простаку и взглянул в его
дыру.
     -- Какого черта? -- вырвалось у меня. -- На что тут смотреть?
Она совершенно одета и сидит, читает журнал.
     -- Тебе надо было посмотреть чуть раньше, пока она не
оделась, -- прошептал Простак -- Ей-Богу, есть на что!
Я опустился на колени рядом с Максом. Девчонка на первом этаже
тоже была одета. 'Макс шепотом сообщил:
     -- Ты. немного опоздал. Башка. На это стоило посмотреть. На
картинках бывают и лучше, но она тоже что надо. -- И он послал
полу воздушный поцелуй.
     -- Да, -- произнес я, -- Пегги разбирается в мужской
психологии. Она знает, что клиент ловит кайф, глядя на медленно
раздевающуюся женщину.
     Около четырех появился первый клиент. Он походил на
коммивояжера, решившего развлечься между посещениями
покупателей Пегги приняла его чемоданчик, потрепала по щеке и
начала показывать ему альбом, где в обнаженном виде были
представлены все ее девочки. Коммивояжер не спеша, с видом
знатока, разглядывал фотографии, а Пегги сопровождала показ
хвалебными
     комментариями, посвященными различным частям тела своих
подопечных. Наконец он сделал свой выбор, и Пегги отвела его к
избраннице, которая располагалась в дальней комнате. На обратном
пути Пегги постучала в нашу дверь, просунула голову и
прошептала:
     --Еще слишком рано для этого урода. Он обычно появляется в
самый разгар, когда здесь полно клиентов. Может быть, вы хотите
пока развлечься с парочкой симпатичных девочек? Макс с явным
сожалением отказался: -- Мы здесь исключительно по делу, так что
как-нибудь в другой раз, Пег.
     -- Какое тут, к черту, может быть дело... -- возмущенно
пробормотал Косой.
     Часов с шести посетители пошли сплошным потоком. Среди них
можно было найти кого угодно. Здесь были смущающиеся
мальчишки из колледжей, продавцы и бизнесмены среднего
возраста с глупыми улыбками и виноватым видом. Были и
нахальные, самоуверенные чи-. новники, быстро и без заминок
идущие к своей цели. Все комнаты были заняты, и мужчины
расселись по всему холлу, беззаботно читая, куря, обсуждая
бейсбольные матчи, как будто ждали своей очереди к парикмахеру.
Наблюдая через отверстие за поведением этих мужчин, я
пытался угадать, почему они пришли к Пегги.
     Здесь было что-то такое, чего я никак не мог понять. Не мог
понять этого расчетливого, делового поведения мужчин,
пришедших на свидание в подобное место. Я рассмеялся над собой:
а как насчет меня и той хористки? Интересно, какое семейное
положение у этих мужчин? Большинство, похоже, женаты. Что их
привело сюда? Отъезд жен? Больные-жены? Жены, полностью
лишенные какого-либо влечения? Или поиски разнообразия и
экзотических приключений? Поиски чего-то такого, чего они
стыдятся с женами или чего жены не дозволяют? На мой взгляд,
они выглядели самыми обычными мужиками с заурядными
желаниями.
     "Какого  черта,  все  просто,  --  подумал  я.  --  Мужики всего лишь часть
животного мира". Да, если  подумать,  то  самцам  обычно  требуется  большее
разнообразие,  чем  самкам  того  же вида. Быку нужно стадо коров, петуху --
полный курятник кур. Мужику нужен гарем, чтобы удовлетворить его  полностью.
Я тихонько усмехнулся. А разве я не болтаюсь по Бродвею почти каждый вечер в
поисках чего-нибудь нового? Разве у меня нет собственного гарема? Гарема  из
миллиона женщин, всегда ждущих меня на Бродвее?
     У  какого-то  авторитета  я  прочитал,  что мужчины, не имеющие моральных и
эстетических предубеждений против связей с проститутками, реже фигурируют  в
бракоразводных  процессах.  Да,  это  вполне  логично.  Таким мужчинам легче
избежать эмоциональной привязанности к  единственной  женщина,  эмоционально
они моногамны, физиологически -- промискуитетны. Я такой же. Все мои чувства
направлены на девку, с которой я даже ни разу не встречался,  на  которую  я
гляжу только со стороны. Чем, к черту, Долорес все-таки так меня привлекает?
Или я извращенец, и мне нравится такая форма любви?  С любой другой девкой я
ложусь  в  постель  и  после сразу ее забываю. К черту их всех. Можно быть и
повоздержанней. И я вновь посмеялся над собой.
     Мне  стало интересно, чем заняты остальные, и я оторвался от своего глазка.
Они вовсю развлекались. Простак и Косой  беззвучно  заходились  в  приступах
хохота, рискуя свалиться со стульев. Даже обычно выдержанный Макс катался по
полу, уткнувшись лицом в подушку.
     Я пристроился к Максу так, чтобы мы оба могли видеть происходящее под нами.
Клиент только начал одеваться. "Когда он повернулся спиной  к  девчонке,  та
тихо  открыла  окно  и  жестом  посигналила кому-то снаружи. Макс напрягся и
пихнул меня рукой.  Мы увидели, как в окне появилась вначале нога, а затем и
весь  человек.  Это был здоровенный парень с пистолетом в руке. Он беззвучно
приблизился к одевающемуся клиенту  и  ударил  его  рукояткой  пистолета  по
голове.  Затем налетчик стал обшаривать карманы лежащей без сознания жертвы,
а девчонка начала торопливо одеваться.




     Макс  тихонько  прищелкнул  пальцами:  --  Вот он!  Он метнулся к дверям, я
бросился за ним, Косой и Простак спрыгнули со стульев и устремились вслед за
мной.  Мы  выскочили  в  холл,  шлепая  ногами  в  носках и доставая на ходу
револьверы. Испуганные клиенты растерянно провожали нас взглядами.
     Когда  мы  спустились  вниз,  парень еще не вышел из комнаты, и дверь в нее
была закрыта. Макс жестом велел нам встать по обе стороны от  двери,  а  сам
сорвал  портьеру  с  окна  в  коридоре  и  держал  ее  наготове. Всего через
несколько секунд дверь  начала  осторожно  открываться.  Здоровенный  парень
шагнул в коридор, и в тот же миг Макс кинулся к нему и набросил портьеру ему
на голову. Косой прыгнул парню под ноги и  обхватил  его  за  колени.  Мы  с
Простаком  сдавили его с двух сторон, а Макс выпустил портьеру и прямо через
нее оглушил парня мощным ударом  по  голове.  Парень  выронил  пистолет,  мы
связали  его  шнуром  от  портьеры,  потом  портьерой  и замотали в ковровую
дорожку.
     Пегги  прошлась  по  дому,  успокаивая  девочек  и клиентов и уговаривая их
продолжить  прерванные  занятия.  Макс  попробовал  выяснить  что-нибудь   у
девчонки,  которая  была  в  сговоре  с  парнем.  Она всхлипывала и умоляюще
глядела на Макса. -- Я не хотела.  Пожалуйста, не  рассказывайте  Пегги.  Он
меня заставлял. Я его почти совсем не знаю. И он заставлял меня отдавать ему
все деньги.
     -- Ладно, малышка, забудь об этом, -- сказал Макс. -- Значит,
он к тому же еще и вшивый сутенер, так? Она кивнула.
     -- Я потерял всяческое уважение к этому уроду,. -- произнес Макс.
     -- Я считал, что он честный налетчик.
Мы с Простаком подняли парня и потащили его на улицу.
Вслед нам раздался громкий шепот Пегги: -- Спасибо, мальчики.
Обязательно заходите в гости! Мы забросили нашу добычу в
"кадиллак". -- Куда едем, Макс? -- спросил Косой. -- Отвезем его
в похоронное бюро. Я хочу перепугать его до смерти, прежде чем
мы устроим ему проработку.
     Мы прошли в бюро через черный ход, прямо на склад, где
хранились гробы.
     -- Проваливай, -- сказал Макс ночному сторожу Изе, и тот
сразу слинял. Он знал ровно столько, сколько было необходимо,
чтобы не отвечать вопросами на краткие распоряжения Макса.
Мы размотали парня и развязали его. Он все еще не пришел в себя,
но даже в бессознательном состоянии его
     144 х
     лицо было искажено гримасой ужаса. Макс пристально посмотрел
на него.
     -- Здоровый ублюдок, верно? Этот вшивый сутенер, похоже,
здорово перепугался. Погодите, я его еще испугаю по-настоящему.
Макс махнул мне рукой. Я взял парня за ноги, Макс ухватил за
руки, и мы забросили его в дешевый сосновый гроб и закрыли
крышкой. Макс засмеялся:
     -- Для начала пусть придет в себя в этом ящике. Сняв плащ и
вытащив из угла роскошный, обитый плюшем гроб, Макс сказал:
     -- Кстати, я тоже могу немного отдохнуть, пока этот урод
набирается сил. И он растянулся в гробу.
     -- Прекрасно смотришься, Макс, -- заметил Косой. -- Спасибо, --
ответил Макс. -- Вам, кстати, тоже никто не мешает. -- И он указал
рукой в сторону груды гробов.
     Мы расставили гробы полукругом вокруг соснового гроба с
парнем и улеглись в них. Рассеянный свет неярких ламп действовал
успокаивающе. Похоже, прошло достаточно много времени. Кто-то,
кажется, Косой, начал похрапывать. Мои мысли вернулись к
заведению Пегги, и перед глазами возникла рыжая девочка, которую
я там увидел. Я представлял, как она плавно приближается все
ближе .и ближе ко мне, и одновременно погружался в дремотное
состояние, похожее на то, которое возникало при курении опиума.
'Затем я услышал странный, сдавленный стон и сел. И все мы сели
в своих гробах. Из гроба, стоящего в центре комнаты, доносились
приглушенные стоны и рыдания. Мы сидели в тусклом
электрическом свете и молча смотрели на гроб. Парень пытался
открыть крышку. Мы слышали, как он стучал в нее руками. Наконец
защелки не выдержали и крышка с треском отскочила. Из гроба
высунулась голова. Мне часто приходилось видеть испуганных
людей; но этот парень был не просто испуган, он был охвачен
ужасом. Его глаза были выпучены так, что казалось, еще маленько, и
они навсегда расстанутся со своим хозяином.--Он уставился на нас,
сидящих в своих гробах. Мы безмолвно взирали на него. Задыхаясь
от ужаса, он хрипло прошептал: -- Вы кто? Где я? Я умер?
     Мы не шевелились и молча таращились на него. Его начала
колотить дрожь. Он добрых пять минут молча смотрел на Макса, а
затем, указав на него рукой, выдавил из себя:
     -- Я узнал тебя. Я о тебе слышал. Ты Большой Макс, гробовщик,
который хоронит людей живьем.
     Его рука безвольно упала, губы продолжали шевелиться, но из
горла, которое перехватило от ужаса, не вырывалось ни звука.
"Ну и урод, -- подумал я. -- Где он- наслушался таких
бредней?"
     Макс медленно поднялся, приблизился к парню и зловещим
голосом, медленно, по слогам выговаривая каждое слово, произнес:
     -- Верно, я хороню людей живьем. -- Он пристально посмотрел
парню в глава и добавил: -- Я заколочу крышку твоего гроба, затем
опущу его на дно могилы.
     Он замолчал. Тяжелая тишина повисла в похоронном бюро, и я
представил себе полуночное кладбище. Мне стало не по себе. Я мог
бы поклясться, что ужас наполнил парня так, что перестал
вмещаться в нем и начал передаваться нам. Замогильным голосом
Макс продолжил свою речь:
     -- Я буду опускать тебя в могилу медленно, очень медленно.
Когда ты окажешься на дне, мы закидаем могилу грязью...
Парень в оцепенении таращился на Макса. -- Ты будешь лежать
глубоко под землей. Черви начнут заползать внутрь. Скоро ты
почувствуешь, что тебе трудно дышать. Ты начнешь задыхаться.
Я уже собрался вылезти из своего ящика и произнести
комплимент актерскому таланту Макса, когда увидел, что парня
колотит крупная дрожь. Его голова откинулась назад, с губ сорвался
хриплый булькающий звук, а глаза закатились словно в припадке.
Его лицо побелело как мел, и он с глухим стуком упал на дно гроба.
Макс засмеялся:
     -- Эй, а я действительно неплохой актер, верно? Ну ладно, когда
он очухается, дайте ему десять долларов и вышвырните прочь.
Надеюсь, он хорошо усвоил урок.
     Мы подождали несколько минут, затем Косой подошел к гробу и
начал трясти парня.
     -- Ну-ка, ты, чертов ублюдок, давай поднимайся. -- Вскоре
Косой поднял голову и сообщил: -- Этот урод выглядит так, будто
задохнулся.
     Макс показал на пожарное ведро у стены, и Косой вылил воду
парню в --лицо. Простак нагнулся и с ворчанием тряхнул его
несколько раз: -- Ну ты, давай поднимайся.
     Макс подошел к гробу, подержал руку на левой стороне груди
парня и сказал:
     -- Похоже, ублюдок загнулся. Башка, иди-ка сюда, проверь,
ладно?
     Я нагнулся, оттянул его веки, пощупал пульс и объявил:
     -- Он действительно мертв.
     -- Черт его возьми, -- зло пробормотал Макс. -- Теперь
придется возиться с похоронами.
     -- Эй, Макс, тебе больше не надо таскать с собой пушку, --
сказал Косой. -- Ты можешь пугать людей до смерти.
Макс с раздражением посмотрел на Косого: -- Если бы я обладал
таким даром, то я, пожалуй, когда-нибудь испытал бы его на тебе.
Посмотри, что у него в карманах. Узнаем, кто он такой, просто от
нечего делать.
     Косой обшарил карманы и извлек из них какие-то ключи,
перочинный нож и бумажник. В бумажнике было около пятидесяти
долларов мелкими купюрами. Там же находились водительские
права с фотографией, выданные на имя Эндрю Мура. В боковом
отделении бумажника лежала свадебная фотография. Женихом был
Мур, а невестой -- та самая девка, которая запустила его в
заведение Пегги.
     -- Симпатичный парень, -- произнес Макс, глядя на
фотографию. -- Они были очень интересной семейной парой.
Он достал какие-то бумаги из внутреннего отделения.
Сложенная вырезка из газеты выпала на пол, когда Макс начал
изучать находившуюся в бумажнике профсоюзную книжку.
     -- Хотите знать? Этот парень был проходчиком. Членом
профсоюза, своевременно делающим членские взносы. Как грустно.
Интересно, что их довело до такой совместной жизни и почему он
так часто устраивал налеты на Пегги?
     -- Может быть, им нравилась атмосфера публичного дома? --
предположил Простак.
     Косой хихикнул. Макс наклонился и, подняв газетную вырезку,
пробежал ее глазами.
     -- Эй, Башка, это объясняет, почему парень так легко испугался.
Он прочитал заметку вслух. Речь шла о завале, случившемся
полгода назад в каком-то туннеле. Один человек оставался под
землей в течение двух дней. Его посчитали погибшим. На второй
день его все-таки откопали, и он действительно был скорее мертв,
чем жив. Пострадавшего звали Эндрю Мур. Макс обратился к
парню в гробу: -- Очень жаль, малыш, ты перенес тяжелое
испытание. -- Затем он повернулся ко мне: -- У него, должно быть,
развилась... как ее называют? -- Он нетерпеливо защелкал
пальцами.
     -- Ты о чем, Макс? О какой-нибудь болезни? -- спросил я.
     -- Да, но не в теле, а в голове. Ну, понимаешь, что-то вроде того,
когда порой боишься оставаться в закрытом помещении.
     -- А, -- сказал я. -- Да, я понял, о чем ты. Это фобия --
клаустрофобия. Только у этого парня был не просто страх, он умер,
испугавшись, что окажется замурованным со всех сторон. Макс
потер подбородок и прошелся по складу. -- А вдруг у парня есть
родители или братья-сестры, кроме этой его жены из публичного
дома? Будет паршиво, если мы похороним его под чужим именем, а
его родители или кто-нибудь еще проведут остаток жизни в поисках.
     -- А что мы еще можем поделать, Макс? Мы не можем оставить
его здесь На завтра назначена пара похорон, и здесь будет много
народу, -- сказал я. Макс почесал в затылке:
     -- Да, ты прав. Башка. Ладно, я думаю, что мы его где-нибудь
оставим. Пусть его найдет кто-нибудь другой Тогда его похоронят
под собственным именем. -- И где мы оставим мистера Мура,
Макс? Мы посмотрели друг на друга, и Макс пожал плечами --
Впрочем, это не имеет значения, -- продолжал я -- Особенно для
мистера Мура Мы можем выбросить его в любой подворотне
     -- А если кто-нибудь нас за этим застукает? -- спросил Косой.
     -- Ну, не знаю, как там с точки зрения закона... Впрочем, думаю,
что должен быть закон, карающий за разбрасывание покойников.
     -- Убийство при отягчающих, -- уверенно произнес Простак.
     -- Но не в случае с мистером Муром. Они убедятся, что он умер
своей смертью. Макс улыбнулся:
     -- Да, ты прав, Башка. Даже если кто-нибудь увидит, как мы
выбросим мистера Мура, вскрытие покажет, что он умер
естественным путем. Макс засунул бумажник в карман мистера
Мура. -- Ладно, Косой, подай "кадиллак" к дверям. Косой вышел.
Мы достали тело из гроба и завернули его в портьеру. В дверях
появилась голова Косого. -- Машина подана.
     Макс без видимых усилий забросил тело на левое плечо.
     -- Помочь?. -- спросил я.
     -- Ха! Разве он что-нибудь весит? Каких-нибудь паршивых
девяносто килограммов. Посмотрите, чисто ли на берегу.
Косой выглянул на улицу и поднял руку, показывая, чтобы мы
подождали.
     Макс стоял в центре комнаты и покрывался потом прямо на
глазах.
     -- В чем там дело? Этот парень становится тяжелее с каждой
минутой.
     -- Дружок с подружкой гуляли мимо. Все, Макс, пошли. --
Косой махнул рукой.
     Хрипло пыхтя, Макс быстро двинулся к выходу. Мистер Мур
почти совсем съехал с его плеча. Когда Макс проходил мимо, я
расслышал, как вместе с выдохом у него вырвалось ругательство: --
Ты, вшивый ублюдок!
     Едва мы свернули за угол, как на улицу обрушился ливень. Он
был такой плотный, что казалось, будто кто-то поливает город из
гигантского пожарного шланга. Макс капризно заявил:
     -- Что за черт! Мы не можем оставить мистера Мура на улице в
такую погоду. Да, зато мы его на некоторое время можем
припарковать у Толстого Мои.
     Мы подъехали к задней двери салуна и внесли мистера Мура в
нашу комнату.
     -- Засуньте его в стенной шкаф, -- сказал Макс. -- Может
быть, попозже я придумаю, куда его деть. Может быть, куда-нибудь туда, где ему будет по-настоящему хорошо.
     Мы осторожно уложили мистера Мура в шкаф и накрыли его
набивным матом. Косой подошел к дверям, ведущим в зал, и
крикнул Мои, что мы пришли. Мы сели за карты. Мои принес
поднос с виски.
     -- Что-нибудь срочное? -- спросил у него Макс. -- Что-нибудь
вообще?
     -- Да. Звонили из главного офиса. Сказали, чтобы ты им
позвонил. И еще тебя ждут Химмельфарбы. Они пристают ко мне,
чтобы я впустил их и снова дал с тобой поговорить. Они тут уже
несколько часов, говорят, что у них есть деньги и они хотят их
вложить.
     -- Дешевые пуговичники. Так и хотят заняться рэкетом, чтобы
зарабатывать легкие деньги, -- неприязненно произнес Макс. -- К
черту их, подсыпь им в коктейли слабительного и вышвырни вон.
Хотя нет. Постой, Мои. Может быть, я их проучу. Вели им
подождать.
     Он прошел к телефону и связался с офисом. Косой начал
передразнивать Макса: "Да... да... да..." Макс показал ему кулак и
продолжил: "Да... да... да..." Заключительное "да" -- и он положил
трубку. Вернувшись к столу, он взял свои карты. Мы с
любопытством смотрели на него.
     -- Вы все подробно узнаете из последних газет, -- равнодушно
произнес Макс.
     -- И о чем это? -- спросил Косой. -- О чем это мы узнаем из
последних газет? Макс улыбнулся:
     -- Этого малыша, Винсента Колла, взяли в оборот. -- Кто получил
приз Датчанина в пятьдесят тысяч? -- поинтересовался я. --
Коротышка.
     -- Его оставшейся жизни не хватит на то, чтобы он успел
порадоваться, -- заметил Косой.
     -- Крутой оборот, да? Как все произошло, Макс? -- спросил я.
     -- На Двадцать третьей улице, в телефонной будке. -- Чем работал
Коротышка? -- спросил Простак, проявляя профессиональный
интерес.
     Макс хохотнул:
     -- Вы же знаете Коротышку. Он предпочел обойтись с этим
малым, Коллом, без всякого риска. Не оставил ему ни одного
шанса. Он просто подошел и почти перерезал этого малого
автоматной очередью. Коротышка будет теперь так же знаменит,
как таракан в китайской кухне.
     -- И так же мертв, -- добавил я. -- А что, этот Коротышка хорош в
обращении с "томми"*? -- спросил Косой. Макс небрежно
ответил:
     -- Да, но полагаю, что любой другой будет не хуже. Все, что
надо делать, -- это покрепче за него держаться и давить на курок.
Мы продолжали играть в карты. Время от времени в комнату
заходил Мои с очередным подносом виски и каждый раз напоминал
о Химмельфарбах. Макс давал один и тот же ответ:
     -- Пусть пока ждут. Мы заняты. -- В конце концов он
обратился ко мне: -- Я пытаюсь что-нибудь придумать. Что-нибудь
такое, чтобы наколоть их. Мне хочется хорошенько проучить этих
жадных болванов.
     -- Как насчет того, чтобы продать им Бруклинский мост? --
спросил Косой.
     -- Мы можем предложить им лучшее вложение капитала, --
сказал я. -- Что именно? -- спросил Макс. -- Одну из машин
Профессора для производства денег.
     -- Да, в этом что-то есть, Башка, -- согласился Макс. Немного
погодя он швырнул карты на стол. -- К черту карты! Косой, сыграй
нам. Сыграй про последнюю поездку Бенни.
     Косой выколотил гармонику о ладонь и заиграл печальную
мелодию. Отодвинувшись вместе с креслом к стене, Макс с
мечтательным видом курил свою огромную сигару. Я не мог
понять, чего он хочет. Почему он просто не отошлет этих чертовых
братьев Химмельфарбов? Он мог сказать Мои, что не хочет их
видеть. Он мог сказать им самим, чтобы они свалили раз и
навсегда. Я вспомнил, как они впервые пришли к нам около года
назад. Тогда они только приехали из Германии с кучей денег и
* Tommy-gun (англ ) -- пистолет-пулемет 151
     сразу же начали пускаться в разные авантюры. Им везло, и, похоже,
они правильно распорядились деньгами. Сейчас они управляли
фабрикой на Гранд-стрит. Впрочем, их всегда тяготили проблемы с
рабочими. Они полагали, что в Америке, в отличие от Германии,
рабочие слишком независимы. Я вспомнил их высказывания в тот
раз, когда они впервые встретились с нами.
     Они походили на группу клоунов. "У нас много денег; мы хотим
заняться рэкетом. В Германии мы слышали: чтобы хорошо
зарабатывать в Америке, надо быть рэкетиром".
С тех пор они домогались нас в среднем один раз в. неделю и
порядком нам надоели. Какого черта Макс не отошьет их от нашего
заведения? Впрочем, я полагаю, он знает, что делает.
Косой без устали играл траурное посвящение Бенни. Музыка
проняла даже Простака, он стал ерзать и показывать мне рукой на
шкаф. Я пожал плечами. Тогда он сказал:
     -- Эй, Макс, как быть с мистером Муром? Может быть, дождь
уже кончился?
     Косой вышел проверить, какая на улице погода. Вернувшись, он
доложил: -- Льет еще сильнее, чем раньше. Мы ждали, когда
кончится "дождь. Братья Химмель-фарбы ждали в баре, когда
смогут увидеть нас. Мы ждали и ждали, а дождь все шел, и
Химмельфарбы все не уходили. Наконец Макс вызвал Мои:
     -- Передай этим трем братцам, что я имею для них деловое
предложение. Пусть приходят, завтра утром к десяти тридцати.
Мы оставили мистера Мура почивать в стенном шкафу и
разошлись по домам. Я поймал такси и доехал до отеля.
Направляясь через холл к лифту, я встретил детектива отеля Свини.
     -- Ну, как тебе та крошка? -- спросил он. -- Очень славная
малышка, -- ответил я и сунул ему двадцатидолларовую купюру.
     -- Спасибо, малыш, -- поблагодарил он. -- В любое время,
когда начнешь мечтать об одной из этих мил,ашек, дай мне знать.
     -- Как правило, я предпочитаю обходиться сам. Охотничий
азарт, сам понимаешь.
     Он хохотнул. Дверь лифта открылась, и я поехал в свой номер.
Набросав несколько заметок и записав кое-какие диалоги для
своей книги, я вытащил из шкафа потрепанную книжку Стефана
Крейна "Мужчины, женщины и корабли" и улегся в кровать.




     На следующее утро я появился у Толстого Мои немного позже
обычного. Ребята уже вовсю резались в покер. Я открыл дверцы
стенного шкафа и заглянул внутрь. Мистер Мур был на прежнем
месте.
     -- Ты, небось, думал, что он уйдет своим ходом? -- с улыбкой
сказал Макс.
     -- Нет, Башка просто хотел сказать "доброе утро" мистеру
Муру, -- съехидничал Простак. Я подсел к столу, и Косой сдал мне
карты. Через некоторое время в комнату заглянул Толстый Мои.
     -- Там Химмельфарбы. Мне как, насыпать им в коктейли
слабительного и вышвырнуть или впустить сюда?
     -- Пускай подождут. Я скажу тебе, .когда их запускать.
Мы с любопытством проследили, как Макс достал пачку денег и
отстегнул от нее два тысячедолларовых банкнота. Потом
повернулся к Косому и сказал:
     -- Сгоняй в Паблик Нэйшнл Банк и разменяй это новыми
десятидолларовыми купюрами. Только проверь, чтобы- они были
совершенно новыми.
     Я изучил Макса настолько хорошо, что всегда мог более или
менее точно определить, что стоит за его поступками. Однако это
его задание поначалу повергло меня в полнейшее недоумение.
Впрочем/ я вскоре догадался. Значит, Макс все-таки решил
предложить братьям печатную машину Профессора.
     -- Что, собрался прикормить Химмельфарбов капустой перед тем,
как спустить с них шкуры? -- спросил я. Макс кивнул. Косой с
недоумевающим видом взял деньги и отправился в банк. Минут
через двадцать он вернулся с пачками новеньких десяток. Тихонько
посмеиваясь себе под нос,-- Макс содрал с пачек ленты банковской
упаковки и, засунув их в карман, разложил
     десятки ровным слоем по всему столу. Затем он разбросал часть
купюр по полу и на креслах так, что комната стала походить на
одно гигантское отделение кассового аппарата. С довольным видом
оглядев оформление сцены для предстоящего спектакля, он сказал:
     -- Башка, ты ведешь первую партию, а вы, ребята, с этого
момента исполняете роль массовки. Понятно? Мы согласно
кивнули. Макс обратился к Косому: -- Скажи Мои, пусть запускает
Химмельфарбов. Мои ввел трех братьев. Все они были низенькие,
толстые и некрасивые до безобразия. Они осторожно вошли в
комнату, стараясь случайно не наступить на валяющиеся на полу
десятки и с почтительной завистью --глядя на денежную россыпь.
.-- Заходите, заходите, -- бесцеремонно произнес Макс. -- У
нас здесь немного не прибрано. Сегодня очень напряженный день.
Чего вы там хотели?
     Старший из братьев было открыл рот, но Макс остановил его,
подняв руку. -- Минуточку, Химмельфарб.
     Он подобрал одну из валяющихся купюр и внимательно
осмотрел ее, как будто бы продолжил прерванное появлением
братьев дело. Затем он повернулся ко мне и, протянув десятку,
сказал:
     -- А знаешь, эта последняя партия из машины Профессора
вовсе не так уж плоха. Ну-ка, посмотри, как на твой взгляд, Башка?
Я аккуратно взял купюру двумя пальцами, осмотрел со всех сторон
и, небрежно отбросив в сторону, ответил:
     -- Да, Макс, они выглядят так, будто их только что произвело
на свет правительство. Макс улыбнулся:
     -- Да. Давай спросим у Химмельфарбов. Они тоже
производители. Они могут определить, хороший ли продукт у них
перед глазами.
     Он поднял другую десятку и сунул ее старшему из братьев. Тот
нацепил очки и произвел тщательный осмотр, затем шумно
прочистил горло и сказал:
     -- Это прекрасные деньги. Мистер Макс. Они ведь настоящие,
верно?
     -- А вы как считаете? -- осведомился Макс. -- Настоящие,
настоящие прекрасные деньги, -- ответил Химмельфарб и передал
купюру братьям. Они тоже согласились, что это настоящие деньги.
     Забрав купюру, Макс поджег ее спичкой и, прикурив сигару,
бросил купюру догорать в пепельнице-* По физиономиям братьев
было видно, что им стало неуютно от такого обращения с деньгами.
Макс вопросительно взглянул на Химмельфарбов.
     -- Итак, что у вас к нам, джентльмены? Извините, что мы
заставили вас ждать, но сами видите: мы очень заняты.
В тот момент, когда старший из братьев, который, по-видимому,
являлся полномочным представителем троицы, открыл рот, Макс
поднял руку.
     --Еще минуточку, Химмельфарб. --. Он повернулся ко мне: --
Значит, решено. Мы покупаем у Профессора эту машину по
изготовлению денег. Согласен?
     -- Да, конечно, -- ответил я и щедро добавил "лапши": -- это
лучшее производство из тех, которые мы можем открыть. Никакой
зарплаты рабочим, никаких накладных расходов. Просто отличный
способ вложения денег.
     -- Отличный способ! -- эхом повторили Простак и Косой.
     -- Секунду, ребята, -- сказал Макс. -- Мы не обсудили один
вопрос. Ведь у нас нет производственных площадей. Нам
необходимо место, где бы мы могли разместить машину. Это
помещение совершенно не подходит. -- Макс обвел комнату рукой.
Химмельфарбы начали тихо перешептываться. Они брали в руки
купюры и придирчиво их изучали. Не обращая на них ни
малейшего внимания, мы продолжали обсуждать вопросы,
связанные с приобретением печатной машины, стоимость бумаги,
чернил, других необходимых компонентов. Наконец Макс
произнес:
     -- Ну ладно, давайте вначале решим с Химмель-фарбами. У них
свои собственные проблемы, и их не интересуют наши дела.
Представитель Химмельфарбов сказал: -- Мы можем подождать.
Занимайтесь своим делом, мистер Макс. Это очень интересно. Вы
обсуждаете замечательное дело. -- Он обратился ко мне: --
Пожалуйста, продолжайте, мы не хотим мешать вашему разговору,
мистер Башка. Я вежливо улыбнулся:
     -- Нет-нет. Мы и так заставили вас долго ждать. В чем
заключается ваш вопрос?
     -- Ну, значит, так, -- начал Химмельфарб. -- Наши дела идут
вяло, очень вяло. -- Он откашлялся. -- И наши доходы -- это
совсем не доходы. Поэтому, зная, что у вас, ребята, есть множество
способов сделать деньги, мы подумали, что, может быть, вы
согласитесь предложить нам какое-нибудь новое дело. Что-нибудь
такое, что приносит хорошую прибыль. Какое-нибудь дело, до
которого у вас самих из-за занятости не доходят руки. У нас есть
деньги, которые мы можем вложить в настоящее, хорошее
предприятие. Ведь верно?
     Он посмотрел на своих братьев. Те энергично кивнули и льстиво
улыбнулись. Мне даже стало немного жаль Их. Уж слишком они
были доверчивы.
     Макс вынул изо рта сигару и, задумчиво потирая подбородок,
произнес:
     -- Вот 'что я вам скажу, Химмельфарбы. Дайте мне подумать
денек-другой. Может быть, я что-нибудь соображу. Загляните на
всякий случай завтра, 'ладно?
     Макс, подобно хорошему рыболову, старался не перегрузить
леску'. Он их уже подсек и теперь потихоньку раскручивал
катушку.
     Химмельфарбы согласно кивнули в ответ и сгрудились тесной
кучкой, оживленно перешептываясь и размахивая руками. Не глядя
на них, мы продолжили разговор о возможной недельной прибыли,
которую может дать печатная машина. При этом мы громко
оперировали астрономическими цифрами, и братья становились все
более и более возбужденными. Наконец они не выдержали.
     -- Извините меня, мистер Макс, -- произнес один из
Химмельфарбов. -- Может быть, вы позволите нам взять
некоторые из этих десятидолларовых бумажек, лежащих на полу?
Макс щедро махнул рукой:
     -- Конечно! Угощайтесь. Их изготовление обходится всего в
двадцать пять центов за штуку.
     -- И все^ -- спросил Химмельфарб. -- Боже всемогущий! Вот
это прибыль! Тут вмешался я:
     -- Вообще-то, правительству Соединенных Штатов
изготовление таких бумажек обходится в один цент. Это потому,
что у них более мощные печатные станки и они
     больше производят. Вы ведь понимаете, да? Вы же сами
производители. Чем больше производишь, тем дешевле обходится
     -- правило любого производства, верно? Все трое энергично
кивнули.
     -- Кстати, Макс, -- добавил я, -- насколько я понимаю,
Профессор использует более качественную бумагу, чем
правительство. Поэтому и стоимость производства у него выше.
Я тут же подумал, не перегнул ли палку, и внимательно
посмотрел на братьев. Нет, по их виду можно было уверенно
сказать, что они заглотили не только крючок и грузило, но и всю
леску до самого удилища. Самый молодой из братьев отважно
выступил вперед. -- Мы слышали, как вы разговаривали о
производственном помещении. У нас есть помещение, идеально
подходящее для производства денег, мистер Макс.
     -- Ну, я не знаю... -- неуверенным тоном произнес Макс. --
Нам не нужны партнеры. Но, с другой стороны, мы очень
загружены другими делами.. -- Макс вопросительно посмотрел на
нас.
     -- Прибыли хватит на всех, Макс, -- ответил я. -- Мне братья
представляются достаточно надежными людьми.
     Старший из Химмельфарбов поддержал меня энергичным
кивком:
     -- Да, мы можем представить множество рекомендаций.
     -- Ну, я не знаю... -- протянул Макс и замолчал, с задумчивым
видом потирая подбородок и делая вид, что занят напряженными
.поисками верного решения. Выдержав паузу, он продолжил: --
Хорошо. Вот что я вам скажу. Я беру вас в дело, прибыль пополам.
Машина стоит тридцать пять тысяч. Я вношу двадцать, а вы, парни,
только пятнадцать, поскольку мы будем использовать ваше
помещение. Согласны?
     Макс видел, что эта рыба уже не уйдет, и стал энергично
подтягивать ее к берегу. Он извлек пачку денег из кармана и,
отсчитав двадцать тысяч на глазах у изумленных братьев, небрежно
сунул их старшему Химмельфарбу со словами:
     -- Все деньги будут у тебя. Будешь нашим казначеем, ладно? Давайте
обмоем наше сотрудничество.
     Макс не давал им опомниться. Он уже посадил рыбу в садок и
теперь закрывал крышку.
     Косой вышел в зал, чтобы распорядиться, и вскоре появился
Толстый Мои с подносом. Мы дружно выпили за усггех.
Младший из братьев начал суетливо сновать по комнате и,
приговаривая: "Это ведь только образцы, верно?", собирать
разбросанные по полу купюры...
     Я заметил, что у Макса это вызвало легкую тревогу. Он
подхватил младшего брата под руку и начал произносить речь,
одновременно оттесняя Химмельфарбов к выходу:
     -- Я вам вот что скажу: пройдитесь по магазинам и зайдите в
Паблик Нэйшнл Банк, проверьте там эти образцы. Не забывайте,
что сегодня суббота и банк открыт только до обеда. Где-нибудь
через час возвращайтесь, а я пока договорюсь с Профессором о
доставке печатной машины прямо к вам, на место. Хорошо,
партнеры?
     При  слове  "партнеры" их лица расплылись в улыбках. Могу себе представить,
как они возгордились: быть партнерами легендарного Большого Макса, человека,
которого  все  боятся  и  уважают.  Да,  Большой Макс, мил-лионер-бутлегер и
владелец игровых автоматов, человек, у которого денег как грязи и который  с
этими  деньгами соответственно и обращается, человек, к которому с почтением
относятся политики и полиция, профсоюзные боссы и бандиты, этот  человек  --
их  партнер!  Лица  братьев раскраснелись от гордости. Возможно, они думали,
что теперь им никто не страшен, что они могут послать к черту кого угодно --
они  партнеры  Большого  Макса.  Я  видел,  что  они  с трудом справляются с
охватившим их радостным возбуждением.  Старший  Химмель-фарб  встал  в  позу
оратора.
     -- Это великая честь -- быть вашими друзьями и партнерами, мистер...
     Макс  не  дал  ему  договорить  и  скромно произнес: -- Называй меня просто
Максом. Химмельфарб неуверенно хихикнул и сказал: -- Хорошо, друг мой  Макс.
Мы через час вернемся. До свидания, мистер Башка. До свидания, партнеры.
     Я  наслаждался комизмом ситуации, наблюдая, как Макс, дружелюбно похлопывая
братьев по спинам, этим же самым движением выпихивает их за дверь.
     Они ушли, пересмеиваясь и оживленно размахивая руками. Как
только дверь за ними закрылась, Макс щелкнул пальцами,
подзывая Косого:
     -- Быстро за ними. И не спускай с них глаз. В кармане у этих
уродов лежат мои двадцать тысяч.
     Косой устремился вслед за братьями. Макс подошел к телефону
и связался с Профессором, который, к счастью, оказался на месте, у
себя в магазине. Макс сказал, что у него есть деловое предложение,
и Профессор пообещал прибыть минут через двадцать. Макс сунул
нам с Простаком по сигаре, подождал, пока мы их раскурим, и
спросил: -- Ну, что скажете?
     -- Похоже, что все хорошо, -- ответил я. -- Они -- типичные
бизнесмены. Готовы пойти на что угодно, лишь бы честно
заработать немного денег.
     -- Эти тупицы уже не переиграют, они полностью наши, --
добавил Простак.
     Профессор был точен. Он явился ровно через двадцать минут.
Мы все по очереди обменялись с ним вежливыми рукопожатиями.
Это отвечало его характеру. С годами он сильно изменился, в
основном -- к лучшему. В его манерах появилась утонченность,
хотя внешне он оставался все тем же низеньким, коренастым,
самоуверенным итальянцем средних лет с отвислыми усами. Его
окружала атмосфера преуспевания, уверенного спокойствия и
здоровья. Он стал настоящим космополитом: мы знали, что он
много путешествует, продавая свои печатные станки и
жульнические игры простофилям и корыстолюбцам всего мира. По
слухам, у него были связи практически со всеми крупными
преступными организациями и братствами в Италии, Англии,
Франции. Был он знаком и с некоторыми из наиболее известных
членов нашей организации. -- Выпьете, Профессор? -- спросил
Макс. Сделав изящный жест рукой, Профессор произнес: --
Немного сухого вина.
     Он выдерживал роль, забыв, что мы отлично знали его по
прошлым временам.
     Макс озадаченно взглянул на Простака. Тот пожал плечами и
спросил:
     -- Вы имеете в виду простое красное вино. Профессор?
     Профессор утвердительно кивнул и сверкнул белозубой
улыбкой.
     -- Вообще-то мы до сих пор называем его красным гвинейским,
     -- сказал Макс. Профессор рассмеялся.
     -- Мне приходится заново привыкать к вашей американской
терминологии. Красное гвинейское -- это было нечто
экстравагантное.. Вообще-то я, как правило, предпочитаю не
одурманивать себя алкоголем, а уж если выпиваю, то мои 'вкусы не
выходят за рамки общепринятых, поскольку я вырос в простой
крестьянской семье, но, -- тут он придал голосу подобающий
эмоциональный оттенок, -- наибольшее наслаждение в своей жизни
я получаю, 'облапошивая аристократов любыми доступными мне
способами.
     -- В этом смысле мы все с одной и той же яблони, -- ввернул я.
     -- Да, да, -- с улыбкой ответил он. -- Все мы одного поля
ягоды.
     -- Ладно, парни, кончайте треп. Мы еще ничего не сделали, --
сказал Макс. -- Когда все подготовим, тогда и продолжите свой
выпендреж.
     Макс подробно изложил Профессору все детали наших
переговоров с братьями Химмельфарбами. Время от времени
Профессор прерывал рассказ веселым хохотом или одобрительными
замечаниями: "Изящно. Ей-богу, очень изящно!"
Когда Макс сообщил, что братья собираются выложить за
машину пятнадцать тысяч, Профессор стал очень серьезным, сразу
утратил дружелюбный вид и напрягся. Он поднял руку, требуя
внимания, и заговорил нашим языком, произнося слова с еврейским
акцентом:
     -- Давайте достигнем взаимопонимания. Деньги любят счет,
мальчики. Какова моя доля? Макс вопросительно поднял брови. --
А сколько вы хотите?
     -- Спрашиваешь, сколько я хочу? А как сам считаешь? Я хочу
пять тысяч долларов.
     -- Пять тысяч? Вообще-то вам не полагается такого здорового
куска, ну да ладно. Будем считать, что часть .этой суммы пошла в
уплату за уроки, которые вы когда-то нам давали. -- Макс зевнул.
     -- Хорошо, значит, ваша доля за участие составляет пять тысяч
долларов. Только смотрите, не лопните на радостях.
     Профессор улыбнулся и довольно потер руки. -- Прекрасно, Макс,
прекрасно. Когда и где все состоится?
     -- Завтра в три часа дня вы должны быть здесь вместе со своей
машиной. -- Договорились, -- ответил Профессор. Мы обменялись
рукопожатиями. Уходя, он вновь стал космополитом. Обернувшись
в дверях, он помахал нам рукой: -- Ариведерчи!
     -- 0'ревуар, до завтра, -- махнул я ему в ответ. Мы сели к столу.
Макс, улыбаясь, протянул мне сигару.
     -- Ну и тип этот Профессор. Просто артист. Эй, Башка, вы с ним
могли бы выступать одной командой.
     -- Ну что же мне делать, если я такой умный парень? --
пошутил я. Макс рассмеялся. Я обратился к Простаку: -- Слушай,
ты не можешь определить по речи Профессора, из какой части
Италии он родом?
     -- Ну ты даешь: Я в этом вопросе, как рыба на горной вершине.
Мой итальянский -- еврейская версия английского, -- ответил он.
Мы дружно рассмеялись. Толстый Мои принес поднос с
выпивкой. Мы сидели за столом, покуривая сигары и смакуя виски.
Внезапно Простак спохватился: -- А как насчет мистера Мура,
который у нас в
     шкафу?
     -- Бог ты мой, я совсем забыл о нем, -- ответил Макс, и мы с
Простаком невольно рассмеялись, увидев, каким несчастным стало
его лицо. -- Нашли над чем смеяться, --сказал Макс. -- Хотя
какого черта? Мы еще успеем организовать для него все как надо. В
комнату заглянул Мои:
     -- Там опять пришли Химмельфарбы. Пропустить их? В эту минуту
через черный ход ввалился запыхавшийся Косой. _ Эти чертовы
Химмельфарбы задали мне чертову
     работенку.
     -- Пусть братцы немного подождут, -- сказал Макс Толстому
Мои и раздраженно спросил у Косого: -- Что-то случилось?
     -- У них от этих десятидолларовых купюр совсем в головах
помутилось. Они обскакали все магазины в окрестности, проверяя
твои образцы.
     6 Однажды в Америке         .                                           161
     -- Значит, они убедились, что это очень качественная подделка,
     -- насмешливо произнес Макс. -- Они смотались даже в Паблик
Нэйшнл Банк. Мы дружно рассмеялись.
     -- А сейчас я скажу кое-что, от чего ты, Максик, сразу
перестанешь смеяться. Я видел, как они сдали твои двадцать тысяч
банковскому кассиру. -- Косой заливисто рассмеялся.
Увидев внезапно помрачневшее лицо Макса, мы с Простаком
присоединились к нему. Какое-то время Макс сидел, обхватив
голову руками и что-то мыча себе под нос, а затем произнес:
     -- Какого черта! Сейчас узнаем, что все это значит. Скажите
Мои, чтобы он. их пропустил. ^Взволнованные братья, в спешке
натыкаясь друг на друга, ввалились в комнату. Старший прижимал
руку к ходящей ходуном груди и хватал воздух открытым ртом. Его
тонкие губы влажно блестели. Он заговорил, отчаянно брызжа во
все стороны слюной:
     -- Все было чудесно, просто сказочно чудесно! Образцы
понравились веем-веем! Во всех магазинах! Я даже попробовал
обменять их в банке, зная, что там настоящие специалисты.
Поначалу меня там здорово перепугали. Кассир посмотрел на меня
и сказал: "Прекрасные новые купюры, мистер Химмельфарб. Вы
сами их делаете?" Я очень испугался и ответил: "Нет. У меня есть
друг, который этим занимается". И знаете, что мне сказал этот гад?
Он сказал: "Химмельфарб, держись за этого друга, и ты станешь
миллионером". А потом он засмеялся, вот ведь гад какой!
Перебивая друг друга, братья выкладывали- нам подробности
своего похода по магазинам. Они делали это с таким рвением, что
не давали нам вставить ни слова. Они просто горели желанием
сейчас же купить машину у Профессора и немедленно приступить к
выпуску денег. Когда один из них выкрикнул: "Время ..." -- я, не
дав ему договорить, быстро вставил: -- Время превыше всего. --
Что? А, да, конечно, мистер Башка. -- Не надо так горячиться,
компаньоны. -- Макс постучал по столу, требуя внимания, и
повторил: -- Не надо так горячиться. -- Убедившись, что братья
готовы слушать, он продолжил: -- Джентльмены, я вижу, что вы
настоящие джентльмены. Вы умны и сразу же можете
     по достоинству оценить хорошую вещь, но мы не можем
приступить к делу до завтрашнего дня. Я договорился с
Профессором, создавшим эту замечательную машину, что он
прибудет 'к вам на склад завтра в четыре. Там мы и произведем
окончательный расчет. Вы согласны, партнеры?
Братья кивнули. Старший продолжал изливать свои чувства,
непрерывно повторяя: "Чудесно! Изумительно! Превосходно!", и
наполнял воздух вокруг мельчайшими капельками слюны.
Раскуривая сигару, Макс наклонился ко мне и тихонько
пробормотал: -- Мне нужен зонтик от этого урода. -- Как Расчет
твоих двадцати тысяч? -- прошептал я ему в ответ.
Макс кивнул и сделанной беззаботностью произнес: --
Химмельфарб, дружище, надеюсь, ты положил деньги в надежное
место?
     -- О, конечно! -- ответил Химмельфарб. -- Я ведь бизнесмен,
так? Я положил их в банк, а завтра выпишу чек на имя Профессора
на всю сумму полностью. Все правильно?
     Мы с Простаком переглянулись. Я не мог сообразить, каким
образом Макс справится с этим непредвиденным осложнением. Но
Макс не стал долго мудрить. Он среагировал без лишних затей.
     -- Никаких чеков! Никакой бухгалтерии. Платить только
наличными, иначе я покупаю машину сам. Завтра к четырем дня, --
когда Профессор появится на складе с машиной, вы должны прийти
туда с тридцатью пятью тысячами на руках. Понятно? Или
наличными, или я покупаю машину сам.
     -- Конечно, конечно. Это не имеет значения. Все будет, как ты
скажешь, партнер! -- Химмельфарб льстиво улыбнулся. -- Только
один вопрос... Профессор проведет предварительную
демонстрацию? -- Химмельфарб вопросительно поднял брови. --
И, может быть, он даст нам годовую гарантию? -- Он с улыбкой
посмотрел на братьев, ожидая их реакции. Те улыбнулись в ответ,
выразив этим свое восхищение его предусмотрительностью.
     -  Будет,  все  будет,  --  беззаботно  произнес  Макс.  -- И замечательная
демонстрация, и гарантия. И,  быть  может,  учитывая,  что  вашим  партнером
являюсь  я,  Профессор  даст  гарантию на целых два года. -- Макс поднялся с
кресла. -- Хорошо, джентльмены. Мы практически все согласовали.  У меня  еще
много дел, так что разойдемся до завтра?
     Он  проводил их до дверей с видом занятого чиновника, вежливо выставляющего
посетителей. Мы все крик нули им вслед: -- До свидания! Увидимся завтра!  --
Ух! -- с облегчением выдохнул Макс. -- Эти уроды чуть не свели меня с ума.
     Косой   достал   гармонику   и  начал  наигрывать  "Дарда-неллу".   Простак
укоризненно покачал головой и показал на стенной шкаф:
     -- Эй, Косой, ты бы поимел уважение к нашему другу, мистеру Муру.
     Косой   перестал   играть,  задумчиво  постучал  гармоникой  по  ладони  и,
осведомившись: "А это  как?",  негромко  заиграл  "Меланхолическую  Крошку".
Простак улыбнулся
     -- Да, по этому случаю нужно что-нибудь такое, печальное.
Мы сидели за столом, курили, пили виски и вели рассеянный
разговор.
     -- Я слышал, -- сказал Простак, -- что тот макаронник в
штатском по-прежнему продолжает арестовывать игровые автоматы
в Гарлеме. В чем дело? Неужели Франк не может его прищучить?
Макс пожал плечами:
     - Может быть, Франк хочет, чтобы в полицейских отчетах были
сообщения об аресте игровых автоматов?
     -- Все равно этот итальяшка закончит тем, что его переведут в
самый вонючий участок Стэйт-Айленда вместе со всеми его
отчетами, -- сказал Простак. -- Ладно, пускай об этом болит голова
у парнишки из юридического департамента. Очень толковый
парнишка, верно, Макс?
     ' -- Да, -- ответил Макс и глубоко затянулся сигаретой -- Он
один из башковитых юнцов Джимми. Этот парнишка доберется до
хорошего места. Станет главой или прокурором района. Может
быть, даже мэром.
     -- Кстати, о местах, -- Косой перестал играть и, позевывая,
встал. -- Давай двинем в какое-нибудь место, а, Макс?
     -- Меня это устраивает, -- рассеянно ответил Макс. --
Предлагаю одно из трех на выбор: вечеринка у Эдди с прислугой из
блондинок, немного хорошего
     опиума в курильне у. Джо или спокойный ночной отдых в бане.
     -- В отель к Эдди, -- .подали голоса Простак и Косой. -- Баня,
     -- сказал я.
     -- Отлично. -- Макс хитро улыбнулся. -- Большинством
голосов мы выбрали баню. -- Он рассмеялся над обескураженным
видом Косого. -- У тебя, Косой, один недостаток: ты каждый раз
пытаешься зажечь свечу сразу с двух сторон. Когда мы выходили, я
заметил:
     -- Мистеру Муру будет так одиноко наедине с собой! -- Может
быть, спросим у него, не хочет ли он присоединиться к нам? -- сухо
спросил Макс. Я проигнорировал его вопрос. Мы погрузились в
"кадиллак", и Косой спросил: -- В бани Лутки?
     -- Нет, -- ответил я. -- В бани отеля "Пенсильвания". Там
чисто, тихо и нет ни бандитов, ни гомиков. Макс согласился.
Простак обернулся ко мне: -- Я против того, чтобы бандитов
упоминали заодно с гомиками.
     -- Почему, Простак? -- спросил я. -- Если ты считаешь себя
бандитом, то ошибаешься. Мы -- деловые люди с широким кругом
интересов. Мы торгуем бриллиантами и производим
десятидолларовые купюры. Вот мы кто такие. Косой состроил мне
рожу и показал язык.




     На следующее утро мы вернулись к себе чистыми, хорошо
отдохнувшими и очень голодными. Я попросил Мои поджарить нам
ветчину- с дюжиной яиц; Косой сразу сгонял в соседнюю
закусочную и принес оттуда пару десятков пончиков. После того
как мы покончили с утренним кофе и выкурили по сигаре, Макс
связался с главным офисом. Немного послушав, он положил трубку
и пожал плечами:
     --  Сплошное  ничего.  На западном фронте без перемен. .  Так что почти все
утро мы провели за картами. Время от времени  Мои  приводил  людей,  которые
делились  с  нами  своими  пустяковыми  проблемами.  Потом  пришел раввин из
соседней синагоги. Говоря на идише, он поведал нам душещипательную историю о
неожиданной смерти в очень бедной семье:
     -- Нет ни места на кладбище, ни денег на похороны.
Макс позвонил на кладбище и попросил отвести участок за наш
счет. Он разрешил раввину воспользоваться услугами нашего
похоронного бюро и выбрать у нас на складе любой из сосновых
гробов. История, рассказанная раввином, напомнила мне о
положении, в котором когда-то оказалась наша семья, и я выделил
для похорон катафалк и два автомобиля.
     -- Да благословит вас Бог, джентльмены. Я помолюсь за вас, --
сказал раввин.
     Мне хотелось, чтобы он побыстрее оставил нас в покое, но тем
не менее я ответил ему на идише:
     -- В этом нет никакой необходимости, ребе. Мы все --
агностики.
     Раввин посмотрел на меня с грустной улыбкой мудреца и
сказал:
     -- Значит, тем более я должен помолиться за тебя, как когда-то
молился за твоего отца. Да, было время, когда твой отец говорил и
поступал так же, как ты.
     -- Как поступал? Что вы имеете в виду?
     -- Возможно, это тебя удивит, мой мальчик, -- снисходительно
улыбнулся раввин, -- но в свое время, в Одессе, твой отец был
известным человеком.
     -- Что?! -- вырвалось у меня.
     -- Да, и у твоего отца было Яркое прозвище^ так же как у тебя
сейчас.
     -- Этого не может быть!
     -- Может! -- отрезал раввин. -- В одесских гетто твоего отца
называли Изралик Штакер. Он был известным конокрадом и
контрабандистом.
     Раввин усмехнулся, увидев мое неподдельное изумление.
     -- Моего отца называли в Одессе могучим и крутым. Израилем?
     -- В моем голосе звучали удивление и восхищение.
     -- Да. И единственная причина, по которой я это тебе сообщил,
заключается в том, что, судя по всему, это -- единственчое
качество, которое ты уважаешь в людях.
     -- Как случилось, что из одной крайности он ударился в другую?
     -- Когда мы вместе с ним оказались в нашей новой стране, я
помог ему изменить его взгляды. Затем, все
     осознав и приняв Бога, он постарался искупить свои прежние грехи.
     -- Не переставая говорить, раввин двинулся к двери. -- В Библии
сказано: "Грехи отцов..." -- Он вдруг замолчал и ласково
улыбнулся. -- А в Америке говорят: "Каков отец, таков и сын".
Когда-нибудь, с моей помощью, ты будешь вести себя, как подобает
настоящему еврею. Спасибо за все и шолом алейхем мальчики!
     -- Заходите, ребе, поболтаем, -- бросил я ему вслед. Он усмехнулся:
     -- Лучше я зайду, когда возникнет срочная необходимость в
шнапсе или финансовой помощи. -- Заходите в любое время, --
ответил я: После ухода раввина я надолго замер в кресле зажав
рюмку в руке. Макс пихнул меня. -- Эй, очнись. Башка. О чем
задумался? .-- Что? -- очнулся я. -- Что у тебя на уме?
     -- А, я думал об отце. Он был настоящим мужчиной,
представляешь? Его называли Израликом Штакером. Эй, Макс, не
знаешь оптовика, у которого я мог бы купить новое большое
надгробие на его могилу?
     -- Конечно, знаю. Когда представится возможность, мы вместе
туда сходим.
     В гости ненадолго заглянули Веселый Гониф, Гла-застик и Пипи.
Увидев их, Макс произнес:
     -- Как раз вас-то я и хотел увидеть, братцы. Вы что научились
читать мысли? Веселый помотал головой:
     -- Нет. Мы зашли немного выпить и занять маленько денег. У
нас в карманах пусто, как...
     -- У безгрудой девки за пазухой? -- сухо закончил Макс. -- Как
насчет того, чтобы вначале прочитать небольшую поэму. Придумал
что-нибудь новенькое? -- Макс, не заводи его! -- завопил Простак.
     -- Давай-давай, Веселый, прочитай им ту, что приду мал вчера
вечером, -- подбодрил Глазастик.
     -- Ладно, ладно, -- смущаясь, проговорил Веселый. -- Вот,
слушайте:
     Мари овечку завела И как-то с нею спать
легла. Овца бараном оказалась, С
     ягненочком Мари осталась.
     Мы молча сидели, ожидая продолжения. Веселый посмотрел на
нас и пожал плечами: Это все. -- О нет! -- простонал я. -- Бог ты
мой! -- сказал Макс. Косой засмеялся:
     -- Не слушай их, Веселый! Это было здорово. Ты просто
поэтический гений.
     -- Вы, кажется, войдя, объявили, что у вас завелось безумное
количество денег? -- ехидно осведомился Макс.
     -- Да уж, -- уныло отозвался Веселый. -- У меня -- как раз-на
всю оставшуюся жизнь: с такими деньгами я сдохну к
сегодняшнему вечеру.
     Макс швырнул каждому из них по сотенной и сказал: -- Это аванс.
У меня для вас небольшая работа. Будьте здесь сегодня в десять
вечера. -- Что за работа? -- спросил Веселый. -- Вечером и
узнаете.
     Гости пропустили по паре рюмок и удалились. В три тридцать
Мои объявил: -- Профессор ждет в зале. -- Пускай войдет, --
ответил Макс. Профессор проворно вошел в комнату. Он был похож
на энергичного торгового агента. Его глаза оживленно сверкали,
белые зубы сияли в дружелюбной улыбке. Он с жаром пожал наши
руки, показывая, .насколько рад встрече.
     -- Ребята, вам нужна предварительная демонстрация? --
спросил он.
     -- Да, если вы не против, -- ответил Макс. Профессор
улыбнулся:
     --  Вовсе  нет,  вовсе  нет.  Для  меня  это одно удовольствие. Кто-нибудь,
помогите мне управиться с этой штуковиной.  Косой вызвался  в  помощники,  и
они вдвоем внесли машину в комнату. Это был громоздкий ящик, почти два метра
в длину и более полуметра в ширину.  Его  осторожно  поставили  на  стол,  и
Профессор  начал  демонстрацию.  Она убеждала. Наблюдая за его действиями, я
понял, откуда берутся доверчивые простаки. Прямо здесь, у нас на глазах,  оь
поворачивал  рычаг,  заправив  с одной стороны чистый лист бумаги размером с
купюру, и с другой стороны через узкую щель  выползала  новенькая  хрустящая
десятидолларовая  бумажка.  Это  на самом деле впечатляло.  Казалось, машина
действительно делает десятидолларовые купюры. До нас доносились звуки сложно
функционирующего  механизма.  Что-то  они  мне напоминали, но я никак не мог
сообразить, где я их слышал.
     --  Эта штука слишком хороша для Химмельфарбов, -- шутливо заметил Макс. --
Давайте оставим ее себе.
     -- Иногда я сам начинаю верить в то, что она работает, --
улыбаясь, сказал Профессор. -- Посмотрим, что вы скажете, когда
увидите ее внутри.
     Он открыл крышку. Под ней находилась масса колесиков,
шестеренок и пружин.
     -- Черт меня подери! -- воскликнул Макс.-- Она что,
настоящая?
     -- Настоящая, настоящая! -- весело ответил Профессор. --
Внутренности состоят из двух старых игровых автоматов без этих
фруктов-ягодок на барабанах.
     Профессор извлек из ящика начинку и показал нам секретный
отсек, в котором находились десятидолларовые купюры. Когда он
повернул рычаг, механическое устройство втянуло чистый
бумажный лист с одной стороны машины и подало его в скрытый
отсек, находящийся под отсеком с настоящими купюрами, после
чего сработал другой механизм, выталкивающий из щели
десятидолларовую бумажку, словно она была только что
напечатана. Механика игровых автоматов использовалась
исключительно для маскировки, чтобы придать изделию сложный
вид и произвести побольше шума.
     Мы согласились, что все сделано очень умно, и Профессор с
удовольствием выслушал наши похвалы.
     -- У меня еще одна просьба, -- произнес Макс, обращаясь к
Профессору. -- Мне хотелось бы иметь еще один такой сундук, но
без начинки. Профессор поднял брови: -- Пардон?
Макс повторил просьбу и с улыбкой добавил: -- Не беспокойтесь,
Профессор, я не собираюсь составлять вам конкуренцию. Мне
нужен пустой ящик, без всякой механики. У вас такой найдется? Я
не могу рассказать, зачем он мне, но это весьма важно.
     -- Конечно, Макс, конечно, -- быстро проговорил Профессор.
     -- Если бы я знал, то прихватил бы такой сундук с собой.
     -- После того как мы закончим с Химмельфарбами, я пошлю
Косого за ним к вам в магазин, хорошо? -- спросил Макс.
     -- Бери их столько, сколько тебе надо, -- ответил Профессор. --
Мне нужен только один.
     Я задумался: для чего Максу понадобился пустой ящик? Затем
меня осенило, и его идея мне не очень понравилась. Я подумал, что
Макс часто рискует без всякой необходимости.
Профессор привел машину в рабочее состояние, зарядил ее
сорока новыми десятидолларовыми купюрами и, отсчитав сорок
листков чистой бумаги, аккуратно упаковал их и засунул себе в
карман. Мы отнесли машину в грузовой фургон Профессора и
поехали впереди на "кадиллаке", показывая ему дорогу к заводу
Химмельфарбов.
     Когда мы прибыли на место, братья первым делом выставили
всех посторонних за пределы склада. Охраннику они предоставили
оплачиваемый отгул на оставшуюся часть дня. На оплате отгула
настоял Макс.
     Профессор действовал безукоризненно. Братья выпученными
глазами смотрели, как из машины выскальзывают десятидолларовые
купюры. Когда Профессор откинул крышку и показал им
внутреннее устройство машины, это произвело на них требуемое
впечатление. Старший Химмельфарб от возбуждения забрызгал
всех вокруг слюной и начал изъясняться только в превосходной
степени: "Великолепно! Изумительно! Колоссально!"
Когда речь зашла об уплате тридцати пяти тысяч, возникла
небольшая заминка. Химмельфарб потребовал письменной гарантии
на год бесперебойной работы машины. В конце концов Профессору
удалось его убедить.
     -- Завтра я доставлю-вам настоящее, напечатанное и Заверенное
гарантийное письмо, -- пообещал он. Профессор был воистину
великолепным продавцом.
     -- Этот парень сможет навязать любой товар даже уличным
торговцам, -- прошептал Макс.
     Дрожащими руками Химмельфарб --передал Профессору
тридцать пять тысяч. Профессор похлопал его по спине.
     -- Не беспокойтесь. Завтра я получаю крупную партию чистой
бумаги для печати, и вы будете первым, кому я
     ее доставлю. Я гарантирую, что вы будете получать доходы,
превышающие тридцать пять тысяч в неделю.
     Мы оставили Химмельфарбов подсчитывать свои прибыли. Они
заявили, что, как только у них будет требуемая бумага, они начнут
работать сверхурочно. По виду Косого я понял: если мы быстро не
отчалим, его прямо здесь разорвет от хохота. Он уже кашлял и
задыхался от едва сдерживаемого смеха.
     На обратном пути мы заехали в магазин Профессора и прошли в
его мастерскую. Она располагалась в том же подвале, только теперь
была оснащена разнообразными современными станками для
обработки дерева и металла. Профессор отсчитал тридцать тысяч
долларов и передал их Максу.
     -- А еще у вас есть на примете такие же лопухи, как
Химмельфарбы? -- спросил он. Макс улыбнулся:
     -- Янина что не намекаю, Профессор, но каждому -- свой рэкет.
Как правило, мы не занимаемся пйдобными фокусами. Просто
Химмельфарбы доставали нас на протяжении долгого времени. Они
просто до зуда желали быть облапошенными.
     -- Могу уверить тебя, что это весьма доходное дело, -- ответил
Профессор. -- Ежемесячно-я сплавляю как минимум одну
печатную машину по цене от трех тысяч и выше. Дороже всего, за
пятьдесят тысяч, я продал этот механизм одному итальянскому
графу. Я устанавливаю цену, исходя из финансового положения
своих потенциальных клиентов. Или лучше назвать их лопухами?
     -- Он усмехнулся и продолжил уже более серьезным тоном: --
Думаю, что нет необходимости предупреждать вас о том, что
иногда эти лопухи обращаются к властям в надежде добиться
возмещения ущерба.
     Макс беззаботно прервал речь Профессора: , -- Мы сможем с
ними справиться. Кроме того, я вам вот что скажу, Профессор. У
них не будет никаких доказательств. Сегодня вечером вы получите
свою машину обратно. А от вас я хочу следующего. У вас найдется
рулон туалетной бумаги?
     -- Туалетной бумаги? -- растерянно переспросил Профессор.
     -- А, конечно, в туалете есть туалетная бумага.
Он вышел из мастерской, вернулся с начатым рулоном и с
недоумевающим видом передал его Максу. Макс
     подошел к пустому корпусу печатной машины и, положив в него
рулон, спросил:
     -- Вы можете сделать так, чтобы после поворота рычага рулон
начал разматываться и бумага вылезала через прорезь?
     -- Да, я понял, чего ты хочешь. Это займет у меня примерно
пятнадцать минут..
     Приступая к работе, Профессор от души потешался: --
Очередной прикол, да, Макс? Я попытался возразить: -- К чему
затевать всю эту возню? Макс широко улыбнулся:
     -- Ты уже понял, Башка? Отличная шутка, верно? Я улыбнулся
мальчишескому энтузиазму Макса. У Профессора ушло более
двадцати минут на то, чтобы установить рулон с туалетной бумагой
в' ящике и добиться правильной работы устройства. Макс
радовался, словно ребенок, получивший в подарок новую
механическую игрушку. Подхватив ящик, мы направились к
выходу. Макс спросил у Профессора:
     -- Вы будете в мастерской около одиннадцати вечера? В это
время вам доставят машину, которую мы продали Химмельфарбам.
     -- Если это необходимо, я готов прождать всю ночь, -- ответил
Профессор. -- Возврат машины сэкономит мне целую неделю
работы.
     Мы отвезли пустой ящик к Толстому Мои и поставили его на
полу в нашей комнате. Взглянув на хитро улыбающегося Макса, я
сказал:
     -- Ну что, Макс, мой мальчик, будем укладывать мистера Мура
прямо сейчас?
     Макс просто подпрыгнул от неожиданности и с удивлением
спросил: -- Как ты догадался, Башка?
     -- Элементарно, мой милый Ватсон. Не забывай, что я
использую свою башку. Могу поспорить, что даже Косой понял, в
чем дело.
     Косой что-то обиженно пробормотал себе под нос. Мы взяли
мистера Мура и аккуратно уложили его в ящик.
     -- О, он начинает поспевать, -- пробормотал Макс. -- Фу!
Шанель номер пять. Я усмехнулся:
     -- Да уже сильнее, чем номер пять, он благоухает по меньшей
мере, как номер семь.
     - Ты убедился, что мистер Мур не будет мешать операциям с
туалетной бумагой? -- скорбно спросил Макс.
     -- Все в порядке. Я закрепил его ноги у стенок, -- ответил я, и
мы плотно закрыли крышку.
     Макс повернул рычаг, и из прорези поползла туалетная бумага.
Плюясь во все стороны, Макс передразнил старшего
Химмельфарба: -- Великолепно! Колоссально!
     -- Хотел бы я посмотреть, как они потянут за рычаг и увидят
эту бумагу, -- произнес Косой.
     -- А когда они откроют крышку и заглянут внутрь, --
захлебываясь от смеха, сказал Простак, -- то увидят мистера Мура,
который будет глядеть прямо на них'.
     -- Могу поспорить, что они там же и сдохнут, как мистер Мур!
     -- добавил Косой. Мы оставили ящик на полу.
     -- Я думаю, что следующим номером после такой работы
должно идти что-нибудь взбадривающее, -- сказал Макс.
Косой высунул голову в зал и проорал: --
     Взбадривающего!
Мои принес поднос с двойным виски. Взбодрившись, мы
занялись каждый своим делом. Простак не.много поработал с
грушей в углу. Макс тренировался, выхватывая спрятанный в
рукаве мелкокалиберный револьвер. Косой тихонько наигрывал на
гармонике, а я упражнялся с ножом, полосуя, воздух вокруг себя.
Ровно в десять появились Веселый, Пипи и Глазастик. Как
всегда, они вошли, следуя друг за другом в строго установленном
порядке. Первым с преувеличенно важным видом вышагивал
Веселый. Следом за ним, постреливая глазами во все стороны,
двигался похожий на улыбающегося хорька Пипи. Замыкал
шествие раскачивающийся из стороны в сторону и непрерывно
озирающийся, будто все время ожидающий удара в спину,
Глазастик. -- Выпьете? -- спросил Макс.
     Вопрос был чисто риторическим. Я не помнил случая, чтобы
они отказались.
     Косой высунул голову в зал и сказал Мои, чтобы тот не
останавливался, и Мои зачастил с подносами.
     Веселый и его компаньоны с любопытством разглядывали ящик.
Наконец Веселый не выдержал и спросил:
     -- Что за дрянь в этом ящике, Макс? -- Смотрите, -- весело ответил Макс, --
сейчас я продемонстрирую вам последнюю новинку торговли.
     Взяв  газету и оторвав от нее длинную полоску шириной сантиметров в десять,
Макс просунул ее в ящик с той стороны, где  находилась  приемная  часть  для
чистой   бумаги.   Повернув   рычаг,  он  серьезно  произнес,  показывая  на
выползающую из ящика туалетную бумагу:
     -- Это новейшее изобретение нашего времени -- машина по
изготовлению туалетной бумаги.
     -- Да, это величайшее из когда-либо сделанных изобретений, --
добавил я. -- Каждая семья на земле захочет приобрести такую
машину. Веселый кивнул и с благоговением произнес: -- Да,
подумать только, сколько денег сэкономят люди, если будут делать
туалетную бумагу из старых газет. Особенно в больших семьях.
     -- Величайшее изобретение с тех пор, как Эдисон придумал
электрическую лампу, -- сказал я. Макс с серьезным видом
добавил: -- Это изобретение Маркони. Слышали о нем? Это парень,
который изобрел радио.
     -- Слышали, -- ответил Глазастик. -- Очень умный итальянец.
     -- А теперь слушай внимательно, Веселый, -- сказал Макс. -- И
не вздумай задавать свои дурацкие вопросы, когда я скажу, что надо
сделать.
     -- Когда это я задавал тебе вопросы, Макс? -- обиделся
Веселый.
     -- Ладно, ладно, не будь таким чувствительным. Ты знаешь, где
завод Химмельфарбов? Веселый молча кивнул.
     -- Хорошо. Я хочу, чтобы вы сейчас доставили туда этот ящик и
забрали у них со склада точно такой же. Своего рода обмен.
Уловили?
     -- Сейчас? -- удивленно спросил Веселый. -- Завод
закрывается в семь, а сейчас уже десять. Макс начал терять
терпение.
     -- Если бы я хотел доставить груз, когда они на работе, то
обратился бы в обычную транспортную контору, а не к жулью вроде
вас. Лицо Веселого расплылось в довольной улыбке. -- А, теперь
понял. Ты хочешь, чтобы мы туда вломились.
     -- Ты умнеешь прямо на глазах. Вы можете найти небольшой
грузовик?
     -- Да, -- ответил Веселый. -- Мы можем занять грузовик у
чистильщика ковров Клеми. Макс хмыкнул:
     -- Похоже, Клеми одалживает свой грузовик кому угодно.
Когда-нибудь это может сильно повлиять на здоровье его задницы.
     -- Мы часто оказываем ему услуги, -- сказал Пипи. -- А можно
будет заодно обчистить эту лавочку? -- с надеждой
поинтересовался Глазастик.
     -- Не знаю. -- Макс задумался. -- Впрочем, вот что: к товарам
не прикасайтесь, но если найдете какие-нибудь деньги, то считайте
их своими. -- Спасибо, Макс, -- сказал Веселый. Я вгляделся в его
лицо, пытаясь уловить насмешку, но Веселый был серьезен. Он
сказал то, что думал. -- Ну ладно, к делу, -- произнес Макс.
Веселый отправил Глазастика за грузовиком, и тот, торопливо
проглотив свое виски, вышел из комнаты. Пока мы ждали его
возвращения, Пипи и Веселый о чем-то взволнованно
перешептывались. Было слышно, как Пипи наседал на Веселого и
требовал, чтобы тот о чем-то спросил у Макса. 'Наконец я не
выдержал:
     -- Эй, Веселый, что это ты там задумал? Расскажи нам, не будь
таким застенчивым.
     -- Я вовсе не застенчивый, -- ответил Веселый и, откашлявшись
и немного .помявшись, на одном дыхании произнес: -- Мы с Пипи
обсуждали... -- Он опять замолчал и начал мяться. -- Что
обсуждали? -- спросил Макс. Веселый сделал глубокий вдох и,
указывая на ящик, закончил:
     -- Мы бы хотели участвовать в этом деле. -- В каком деле? --
удивился Макс. _ В производстве туалетной бумаги, -- решительно
поддержал Веселого Пипи.
     -- Боже ты мой! Неужели такое возможно? -- ошалело
воскликнул Макс.
     "Да, -- подумал я. -- Вот это номер! Вот стоят настоящие,
тертые, видавшие виды ист-сайдские парни. Парни, которым
известны все существующие способы облапошивания и
мошенничества. И они попались на
     175
     простенький трюк, придуманный Максом всего лишь для хохмы.
Вот это номер!"
     -- Вы что,-- ребята, хотите вложить деньги в это предприятие? --
недоверчиво спросил Макс. .  Веселый и Пипи утвердительно
кивнули. Затем Веселый, запираясь, произнес:
     -- Конечно, Макс, у нас мало денег... Только те, что ты нам
дал,.. Но мы надеемся, что ты сможешь одолжить нам необходимую
сумму.
     Максу с большим трудом удалось сохранить серьезность.
     -- Знаете, что я вам скажу, -- задумчиво произнес он. -- Этот
бизнес по производству туалетной бумаги вам не подходит, ребята.
Это полностью законный бизнес, а вы не созданы для него. Кроме
того, в стране депрессия, и любое производство приносит одни
убытки.
     -- Даже метрополитен в глубокой яме, -- вставил Простак.
     -- Да, даже подошвы под горами, -- добавил Косой. -- Эти
прикольчики так стары, что уже воняют, -- заметил Макс.
     -- Ага, он завидует, что не он их придумал, верно, Простак? --
ответил Косой.
     Опустив голову и поджав губы, Макс с отрешенным видом
прошелся по комнате. Затем остановился и с теплой улыбкой
посмотрел на Веселого и Пипи. -- Вот что я лучше сделаю.
Макс посоветовался со мной, и я ответил, что полностью с ним
согласен. Тогда он обратился к Веселому и Пипи:
     -- Я дам вам кое-что, куда больше отвечающее вашим
наклонностям. Кое-что, на чем вы всегда сможете заработать. -- С
величественным видом барона, одаривающего преданных слуг за
многолетние труды, он провозгласил: -- С этого момента салун на
Брум-стрит принадлежит Веселому, Пипи и Глазастику! Скажете
управляющему Изи, чтобы передал вам ключи, а если у него
возникнут вопросы, пусть позвонит мне. Честно говоря, я, ребята,
просто не думал, что вы хотите иметь свое дело. Ну как, устраивает
вас такое?
     Тон  Макса свидетельствовал о том, что он нисколько не сомневается, что это
их  устраивает.  И  это,  несомненно,  устраивало  их  настолько,  насколько
безработного    начинающего    солиста    устроило    бы    приглашение    в
Метрополитен-Опера. Иметь свой салун было для них пределом мечтаний.
     Сдавленным от волнения голосом Веселый пробормотал:
     -- Спасибо, Макс, Башка. Огромное спасибо, ребята. Маленький
Пипи торопливо вытер нос рукавом. Эмоции переполняли его.
     -- Черт подери! Посмотрим, что скажет Глазастик, 1огда узнает.
Спасибо, ребята! -- Он посмотрел на нас преданными глазами.
     -- О чем я должен узнать, Пипи? -- Бесшумно появившийся в
дверях Глазастик с любопытством обвел нас взглядом. Пипи обнял
его за плечи:
     -- Глазастик, мы при деле. Макс, Башка и ребята только что
отдали нам салун на Брум-стрит.
     Глаза у Глазастика стали опасно большими, словно вот-вот
должны были выскочить из орбит. Он судорожно сглотнул и
зашелся в приступе кашля. Веселый начал стучать его по спине. --
Успокойся, приди в себя.
     В конце концов Глазастик пришел в себя настолько, что сумел
выдавить: -- Спасибо, ребята!
     Макс обернулся ко мне и спросил, как обстоят дела в этом
салуне. Я достал записную книжку, нашел страницу с пометкой
"салуны" и зачитал цифры, относящиеся к салуну на Брум-стрит:
     -- Он дает примерно двадцать восемь сотен долларов в неделю
на виски и пиве и еще примерно четыреста на игровых автоматах.
За вычетом расходов на зарплату, взятки, аренду и товар остается
около двенадцати сотен чистого дохода в неделю.
     -- Отлично, мальчики, -- сказал Макс. -- Это все ваше.
Работников не меняйте, содержите заведение в чистоте и порядке.
     -- Он сурово посмотрел на Веселого. -- И никаких шуток с
карманами напившихся клиентов. -- Внимательно посмотрев на
Глазастика и Пипи и погрозив им пальцем, Макс добавил: -- Девок
в заведение не допускать.
     -- Я обещаю, что заведение будет в полном порядке, Макс, --
ответил Веселый.
     -- Еще одно, -- продолжил Макс, назидательно подняв палец.
     --  Вы  получили  дело,  которое будет приносить каждому из вас примерно по
четыреста долларов в неделю.
     Припасайте  кое-что  на  черный  день. "Сухой" закон не вечен, смотрите, не
промотайте все зазря. Ну ладно, давайте займемся делом.  --  Он  показал  на
ящик  на  полу.  --  И  будьте  неаккуратней.   Там  внутри очень деликатная
механика. Кстати, вы прихватили с собой то, чем  сможете  открыть  двери  на
фабрике?  Веселый  укоризненно  посмотрел  на Макса. -- Ты что, считаешь нас
любителями? -- Он извлек связку отмычек и позвенел ими в  воздухе.  --  И  у
Пипи  есть  еще  один  набор. Могу поспорить, что мы за десять минут откроем
любую дверь в Нью-Йорке, не используя фомки. А если понадобится фомка, то  у
Глазастика имеется просто великолепный экземпляр.
     Они  подняли  ящик  и  пошли  к  дверям.  Веселый  на мгновение обернулся и
заметил: -- Выглядит так, будто мы выносим гроб. --
     Прощайте,  мистер  Мур,  --  скорбно  произнес  я. -- Что? -- Веселый опять
обернулся. -- Так, ничего, -- отозвался я. Ребята скрылись за дверью.
     Работа  заняла больше времени, чем мы предполагали, но когда они вернулись,
неся ящик, вид у них был бодрый и веселый.
     -- Как все прошло? -- спросил Макс. -- Повозились, чтобы
попасть на завод?
     -- -- Возни там столько же, сколько при входе д заведение к Пегги,
     -- ответил Веселый. -- Надо еще что-нибудь сделать, Макс? Если
нет, то мы хотели бы сгонять в свой салун. Макс улыбнулся:
     -- Хорошо, Веселый. Если у Изи возникнут вопросы, пусть
позвонит мне, и я дам свое "добро". -- Спасибо, ребята, -- хором
сказали они. До Брум-стрит, судя по всему, они неслись по воздуху.
Изя был на проводе уже через несколько минут.
     -- Да, да, -- ответил Макс. -- Салун принадлежит им. И
передай Веселому, что я велел добавить к твоей зарплате двадцать
пять долларов.
     Положив трубку, Макс посмотрел на Простака и на Косого.
     -- Вы оба добровольно вызываетесь доставить ящик
Профессору. Понятно? Когда .мы остались одни, я сказал Максу:
     -- Со стороны Химмельфарбов могут последовать ответные
действия. Они не из тех, кто молча расстается с пятнадцатью
тысячами. Макс усмехнулся:
     -- Ну и что они смогут доказать? Если смотреть со стороны, то
мы сами потеряли на этом деле двадцать тысяч. Конечно, они могут
предположить, что мы в сговоре с Профессором, но у них нет
никаких доказательств. У них нет даже .печатной машины. Кроме
того, у них будет еще одна проблема: что делать с мистером
Муром.
     Макс откинулся в кресле, закрыл глаза, и его лицо приняло
умиротворенное выражение.. Я решил, что он задремал, но он
слегка пошевелился и расслабленно пробормотал:
     -- .А знаешь, Башка, нет худа без добра. Эти Хим-мельфарбы
вполне могут заняться производством туалетной бумаги.




     -- Срочно позвоните в клуб, -- прямо с порога объявил
Толстый Мои при нашем появлении на следующее
утро-Макс многозначительно повел бровями и, бросив мне: "Я так
и думал", спросил у Мои: -- Он сказал, в чем дело?
     -- Нет, не сказал, -- покачал головой Мои. -- Он сказал только,
что это важно. Звонил сегодня уже два раза.
     Макс проглотил свое виски и набрал клубный номер районного
лидера Демократической партии. После короткого разговора он с
озабоченным видом положил трубку и взглянул на меня: -- Пошли.
Вроде бы это срочно.
     Мы без стука вошли в расположенный в клубе офис партийного
босса. Он обеспокоенно посмотрел на нас из-за стола и жестом
указал на беспорядочно стоящие по всей комнате стулья. Мы
подхватили по стулу и подсел'и к его столу.
     -- В чем дело? -- спросил Макс. -- Сегодня утром было два
звонка. Один с Сентер-стрит... -- Босс вгляделся в наши лица,
проверяя, произвело ли это на нас должное впечатление.
     _ И? -- спросил Макс.
     -- Из управления полиции. А второй -- из офиса районного
прокурора. -- Ну и что? -- спросил Макс.
     -- Я хочу,, чтобы вы, парни, поняли, что я нахожусь на работе.
     -- Хорошо, мы знаем, где вы находитесь, -- сказал Макс. -- Так
в чем дело?
     -- Ладно, Макс, я объясню вам это так, как понял' из этих
звонков. Ты ведь просил меня присмотреть за Химмельфарбами,
так? Как ты говорил, в интересах одного твоего друга. Так вот, с
ними произошла какая-то странная, запутанная история. Мы с
Максом переглянулись.
     -- И что случилось с этими тупыми идиотами? -- спросил я.
Босс пристально вгляделся в мое лицо. -- Значит, так. Сегодня
утром, прибыв на свой завод, Химмельфарбы отправились к ящику,
в котором, как они заявили, должна была находиться специальная
печатная машина. Машина не работала. Они открыли крышку,
чтобы заглянуть внутрь, но машины в ящике не оказалось... --
Партийный босс выдержал паузу для усиления драматического
эффекта. -- Как вы думаете, ребята, что находилось в ящике?
     -- И что же находилось в ящике? -- с интересом спросил я. -- В
ящике находилось тело.
     -- Мертвое тело? -- спокойно спросил Макс. -- Так в чем дело?
     -- Да, мертвое тело, -- насмешливо повторил партийный босс,
внимательно глядя на Макса, и продолжил таким же насмешливым
тоном: -- Вы, парни, конечно же, ничего об этом не знаете.
Особенно если учесть, что человек умер естественной смертью. --
Он рассмеялся. -- Естественная смерть -- это не по вашей части
     -- Ну и в чем дело? -- равнодушно повторил Макс. -- Мы
фигурируем в этой истории или нет? Братья сказали, что они
собирались печатать на этой машине?
     -- Конечно, вы фигурируете в этой истории, так что не переживайте. И братья
не сказали, для чего предназначалась машина, но, во всяком  случае,  старший
Химмельфарб  попал  в  госпиталь.  У него сердечный приступ или что-то вроде
этого. Двое других рассказали
     полиции какую-то невразумительную историю, в которой
упоминаетесь и вы.
     -- И каково наше участие во всей этой нелепице? -- спросил я.
     -- Они заявили, что приобрели машину с вашей помощью.
     -- Нас обвиняют в причастности к любому странному
происшествию в Ист-Сайде, -- печально заметил я.
J- СОвершенно верно, Башка. Ладно, к счастью, покойник умер
сам, так что с этой стороны вам не грозят какие-либо особые
неприятности. И Химмельфарбы очень уклончивы в своих
объяснениях относительно предназначения печатной машины.
Поэтому я думаю, что будет достаточно легко погасить интерес
прокурора и полиции к этому случаю.
     -- Сколько? -- спросил Макс, извлекая пухлую пачку денег.
     -- Парочка изображений Кливленда решит дело. Макс отсчитал две
тысячедолларовые, купюры и швырнул их на стол. Партийный босс
рассмеялся:
     -- Да, на пользу дела, но не на пользу дела Хим-мельфарбов.
Макс встал со стула. -- Есть что-нибудь еще? Партийный босс с
улыбкой пожал плечами. Он вышел на улицу вместе с нами и, когда
мы уже отъезжали, прокричал нам вслед: --Ну и в чем дело? Есть
что-нибудь еще? -- Дразнится, гад, -- зло сказал Макс. -- Конечно,
у него хорошее настроение. Получил две штуки ни за что.
     -- Ну, кое-что ему придется отстегнуть прокурору и полиции, --
заметил я.
     -- Да, наверное, какую-то часть отдаст Но уверяю. тебя, что это
будет совсем небольшая часть.
     -- Пожалуй, -- согласился я. -- И это показывает силу денег.
     -- Да, ты прав, Башка. Это показывает, что любого можно
купить за заварные пирожные. -- Да, -- согласился я. -- Да, --
подтвердил он.
     Наконец-то  судьба  улыбнулась  мне.  Вышло  так,  что  в  то утро я первым
появился в нашей комнате и  был  один,  когда  зазвонил  телефон.  Это  была
Долорес,  которая  звонила  своему брату. Толстому Мои. Когда я вдруг понял,
кто звонит, то от. неожиданности меня бросило в дрожь, и на короткое время я
потерял  дар  речи.  Затем  вся  моя  долго  сдерживаемая страсть по Долорес
прорвала плотину. Я просил, я умолял, я взывал, я увещевал до тех пор,  пока
она  наконец  великодушно  не  сдалась  и  не  назначила мне свидание тем же
вечером.
     -- Хорошо, хорошо. Башка, -- смеясь над моей горячностью,
ответила она. -- Ты просто ошеломил меня своим напором. Значит,
сегодня. Но у меня выступление, и я не смогу освободиться раньше
половины шестого. Тебя это устраивает? -- Затем с легким
оттенком кокетства она спросила: -- Ты еще не видел моего
номера?                           --
     Видел ли я ее танец в этом представлении? Если бы она только
знала, сколько раз я сидел в темном партере, сгорая от страсти.
     -- Нет, но с удовольствием посмотрю, -- соврал я. -- Хорошо,
Башка, это я беру на себя. Я оставлю тебе билет в кассе, а через
двадцать минут после спектакля жди меня около служебного
выхода. Хорошо?
     -- До того времени я буду как на иголках, -- ответил я.
. Она мило рассмеялась:
     -- Очень неожиданно, но ты, оказывается, умеешь говорить
приятные вещи. А сейчас, пожалуйста, позови Мои, а то я забуду, о
чем собиралась с ним поговорить.
     -- Эй, Мои!, -- крикнул я. --Тут звонит твоя сестра, Долорес.
     -- Кто? Долорес? Хорошо, иду!
Я смотрел на толстого, неуклюжего Мои, стоящего у телефона, и
сравнивал его с гибкой, ослепительно яркой, грациозной Долорес.
Они походили друг на друга, как полынь и орхидея. Помимо своей
воли я напрягал слух и прислушивался к разговору. Я понял, что
Долорес договаривается с братом о посещении могилы родителей
перед ее отъездом из города. Я попытался уяснить из реплик Мои,
куда она уезжает, но не смог. Она хотела побывать на кладбище в
воскресенье. Мои ответил:
     -- Не уверен, что смогу. Надо спросить у Макса, а его пока нет.
     <-- Все в порядке! -- крикнул я. -- Считай, что у тебя в
воскресенье выходной. И я тебе дам машину с шофером для
поездки на кладбище.
     Повесив трубку. Мои с признательной улыбкой сказал:
     -- Долорес просила передать тебе большое спасибо за машину и
шофера.
     -- А, ерунда, -- ответил я и как бы мимоходом
поинтересовался: -- Куда она собирается? В путешествие?
     -- Ты разве не слышал? Малышка получила приглашение из
Голливуда. Ей предложили небольшую танцевальную роль в
музыкальной картине.
     Сердце упало у меня в груди, и я не стал больше ничего
спрашивать.
     Я поспешно вышел на улицу, чтобы не встречаться с Максом, но
одумался и, вернувшись назад, сказал Мои:
     -- Меня сегодня не будет остаток дня, по личному делу.
Передай Максу, что я с ним созвонюсь и все объясню.
     Я чувствовал себя как школьник, отправляющийся на первое
свидание. Я поймал такси и, вернувшись в свой отель, занялся
лихорадочными приготовлениями. Я извлек из гардероба и
разложил на кровати все свои костюмы. Мой выбор остановился на
темно-синем, в узенькую серую полоску. Он был практически
новым и, несмотря на консервативность стиля, выглядел
достаточно модно.--Я торопливо перерыл ящик с рубашками и
извлек самую белоснежную и накрахмаленную. Я перебрал всю
свою обувь, но ни одна из пар не устроила меня, поэтому я решил,
что позднее сгоняю на Пятую авеню и куплю новые ботинки. А
заодно присмотрю там галстук пошикарней.
     Кстати, могу купить сразу и новую шляпу, может быть, котелок.
Котелок? Нет, не годится. Котелок не для моего лица -- оно у меня
слишком румяное и' упитанное. Я рассмеялся над собой: какое же
оно упитанное? Я вовсе не был упитанным. Я посмотрел на себя в
большое зеркало на двери гардероба. У меня не было лишнего мяса
ни на лице, ни на теле. Только кости и мускулы -- я был в
отличной форме. И мне, в отличие от многих других, не нужны
набивные плечи. Ну, разве что самую малость подбитые, чтобы
лучше сидел пиджак. И, пожалуй, лучше снять кобуру. Револьвер
портит    осанку. Но нож я оставлю, я без него все равно что голый. А ты
неплохо выглядишь, верно, дружище Башка? Рост почти сто
восемьдесят... Ну ладно, ладно, сто семьдесят девять. Это почти сто
восемьдесят.
     Черт возьми, после стольких лет у меня свидание с Долорес!
Именно в этом я нуждался, в свидании, которое разрушит мои
иллюзии, излечит меня от моей маниакальной страсти. Бог ты мой,
я уже начал относиться к ней, как к божеству. А собственно говоря,
по какой причине? Я .ведь даже не знаю ее по-настоящему. Я и
говорил-то с ней от силы раз пять за последние десять-двенадцать
лет.
     О, конечно, в ней было нечто притягательное. Так, значит, она -- в
конце концов снизошла до свидания со мной? Кем она, к черту,
себя воображает? Насколько я знаю, она была всего лишь ист-сайдской девкой, только и всего. Возможно, я сотни раз имел куда
лучших девок, чем она... Черт, что со мной такое? Я всегда думаю и
действую, как обычный бандит.
     Есть лишь одна Долорес: славная малышка, чистая и
благородная с первых дней своей жизни. Она образованная --
окончила Нантер-Колледж, -- прекрасная и, я совершенно уверен,
вдобавок ласковая и преданная. Девушка, на которую можно
положиться. Она необыкновенная, моя крошка Долорес! Каждый
раз, когда я смотрел, как она, словно богиня, танцует в своих
воздушных одеяниях, сквозь которые в направленном на нее ярком
свете видны очертания тела, каждый- раз я не знал, каким образом
мне удавалось сохранять контроль над собой. Когда-нибудь я
совершенно свихнусь при одной только мысли о ней.
Я принял холодный душ, затем спустился в расположенную
внизу парикмахерскую и задал ей работу: стрижка, бритье, мытье
головы, массаж и маникюр. Я велел Анжело не злоупотреблять
бальзамом для волое, поскольку не хотел благоухать, словно гомик.
Затем я позвонил в контору Кэри и заказал лимузин с шофером.
Девушка, принимавшая заказ, поинтересовалась моим именем.
Решив пошутить, я сказал:
     -- Странно, что вы не узнали моего голоса. Я мистер Дюпон.
Она рассыпалась в извинениях и сказала, что недавно работает
на этом месте. Я назвал адрес и добавил, что делаю заказ на весь
день.
     Прибывший шофер начал громко звать мистера Дюпона. Я
подошел, и он, украдкой смерив меня краешком глаза, снял шляпу
и произнес извиняющимся тоном:
     -- Вас не нашли в списке постоянных клиентов, сэр. Мне очень
неприятно, но я получил указание взять плату вперед.
Я достал стодолларовую купюру, разорвал ее пополам и, сунув
ему одну половину, сказал:
     -- Вот, парень. В конце, ты получишь на чай вторую половину.
Тебя устраивает такой вариант?
     Шофер широко улыбнулся, щелкнул каблуками, отдал мне честь
и отчеканил: -- Да, сэр.
     -- Кончай эту шелупонь с "сэром", такая дребедень не по мне.
Я мальчик с окраины. Он довольно улыбнулся.
     -- Да, вы выглядите слишком простым для светского парня.
     -- Надеюсь, что это комплимент? -- спросил я, усаживаясь в
машину..
     -- Да, те ребята ведут себя так, будто никогда не сиживали в
сортире.
     Я велел ему ехать на Пятую авеню. Джимми -- так звали
шофера -- помог мне сделать запланированные покупки, и я купил
ему галстук за пять долларов. Мы остановились возле закусочной и
перекусили гамбургерами без лука и кофе с пончиками. Затем я
заскочил к флористу на Пятьдесят седьмой улице и купил
корсажный букетик -- весьма оригинальное произведение из
орхидей.
     Мы подъехали к театру. Мой билет в партер ожидал меня в
билетной кассе. Для Джимми я смог взять билет лишь на задние
места галерки.
     -- Это ничего, -- сказал Джимми. -- У меня отличное зрение.
Долорес танцевала просто восхитительно. Жаль, что ее
выступление кончилось слишком быстро. Я был настолько
взволнован, что не стал смотреть продолжение представления и
вышел на улицу, к лимузину, припаркованному поблизости от
служебного входа. Наконец представление закончилось, и
показался спешащий Джимми.
     -- Отличное было шоу, -- сказал он. -- Я бы ухлестнул за той
красоткой-танцовщицей, которая выступала в
     просвечивающем платье. Она разбудила во мне страсть. Куда
теперь?
     -- Мы подождем здесь, -- сухо ответил я, .-- пока .та красотка,
что разбудила твою страсть, не переоденет свое просвечивающее
платье и не выйдет сюда. -- Ага, -- несколько смущенно протянул
Джимми. Я стоял рядом с машиной и курил сигару. Когда Долорес
вышла из дверей и направилась ко мне, я почувствовал себя
совершенно растерявшимся. Да, я, Башка, был растерян, словно
малолетка.
     Ее приветствие совершенно не походило 'на мое, неуклюжее.
Она вела --себя с уверенным достоинством и дружелюбно. Она
протянула мне свою мягкую обворожительную руку и улыбнулась.
От ее улыбки у меня перехватило дыхание.
     -- Как у тебя дела, Башка? Я и впрямь рада видеть тебя --через
столько лет.
     Я и не думал, что она такая высокая. В туфлях на высоких
каблуках она была почти одного роста со мной. Я не успел открыть
дверь машины -- Джимми с сияющим от восхищения лицом
опередил меня. Закрыв дверь, он преувеличенно почтительно
произнес:
     -- Куда едем, сэр?
     . -- В "Трактир на распутье" Вена Рэлли, Джеймс, -- небрежно
бросил я, а затем запоздало поинтересовался: -- Эй, Джим, ты
знаешь, где это находится?
     Он обернулся, посмотрел на меня с понимающей улыбкой и
ответил: -- Да, сэр.
     -- У нас хватит времени на такую поездку? Не забывай, что к
восьми мне надо снова быть в театре, -- сказала Долорес.
     -- Обещаю, что привезу тебя вовремя. Я взял ее покорную руку и
нежно пожал. Долорес улыбнулась и ответно пожала мою. От этого
пожатия у меня перехватило дыхание и по телу прошла дрожь,
словно от удара электрического тока. Я откинулся к боковой стенке
лимузина и пристально посмотрел на нее. Аромат ее изысканных
духов будил во мне пьянящее желание. Я глубоко вздохнул и
сделал вид, что теряю сознание. Ее это позабавило, и она весело
сказала:
     -- Эй, Башка, очнись. Неужели, мое присутствие и впрямь так
сильно действует на тебя?
     Эмоции переполняли меня. Как ей доказать, что она и впрямь
оказывает на меня необыкновенно сильное воздействие? Тоном
Далиды она заметила: -- О Башка, ну ты и тип!
Разговор вела в основном она, и все, о чем бы она ни говорила,
звучало оригинально, остроумно, восхитительно. Я потерял дар
речи и сидел, нежно лаская ее маленькую ручку, любуясь
движением ее губ, трепетом шелковистых ресниц, блеском зеленых
глаз. Я был восхищен ее одновременно и простым, и шикарным
костюмом и сказал ей об этом. Все, что было связано с ней,
находилось в совершенной гармонии. Наша сорокаминутная
поездка, казалось, заняла не более двух .минут.
Метрдотель ресторана почтил нас своим личным вниманием.
Роскошный обед из десяти блюд, который я заказал по желанию
Долорес, доставил бы истинное наслаждение любому гурману.
Долорес ела с аппетитом молодого, прекрасного животного; я же,
то ли потому, что был слишком озабочен ухаживанием за своей
спутницей, то ли по причине ранее съеденных гамбургеров, лишь
совсем немного поклевал из своих тарелок.
     Долорес потрепала меня по руке и сказала:  -- С твоей стороны
было бы прекрасным жестом пригласить шофера пообедать с нами.
Я подозвал старшего официанта и сказал, чтобы он пригласил
Джимми. Официант поклонился и ответил:
     -- Его уже обслужили в зале для шоферов. Это предусмотрено
правилами ресторана.
     Мы с Долорес рассмеялись, как будто .это была очень смешная
шутка.
     После обеда мы пошли прогуляться минут пятнадцать по
приятной, похожей на загородную, местности. Долорес с
довольным видом курила сигарету. Я неожиданно поддался
странному импульсу: прежде чем достать сигару из кармана, я
осмотрел обочину дороги, ища глазами брошенный окурок. Когда я
объяснил Долорес, что искал, она рассмеялась и, взяв меня за руку,
сказала:
     -- Зов далекого прошлого, да? Я так рада за тебя, дорогой, но...
     -- И она печально покачала головой. -- Эта ужасная жизнь,
которой вы живете...
     Я напряженно молчал. Она почувствовала, что я не желаю
обсуждать мою жизнь, и сменила тему разговора.
     Я  был  глубоко взволнован: она назвала меня "дорогой". Это говорило о том,
что она неравнодушна ко мне. "Да, -- думал я. -- Да, моя  ненаглядная.  Ради
тебя  я  готов  вести любой образ жизни, какой ты только пожелаешь. Я уйду в
отставку. Я выйду из дела и завяжу, если ты скажешь,-- что надо  завязать...
У  меня  распихано,  по  хранилищам  около ста тысяч долларов, и я кину их к
ногам Долорес и попрошу ее выйти за меня замуж. Да, я сделаю ей предложение;
когда  мы  будем  ехать  назад.  Я займусь каким-нибудь легальным бизнесом в
каком-нибудь небольшом  городке.  Я  куплю  дом  где-нибудь  вдали  от  вони
большого города. Нас будет трое!. Долорес, я и наш ребенок".
     Я начал мурлыкать себе-поднос: "Птицы поют для меня и для
милой моей". Забыл, как там, к черту, дальше? Ничего, попрошу
Косого, чтобы он сыграл эту песню на нашей свадьбе. Да, это будет
крутой поворот. Макс будет моим шафером. Ну и удивятся же они,
когда услышат от меня, что я собираюсь жениться на своей
любимой и уйти в отставку. Да, иона тоже уволится. Хватит ей
танцевать. Ха, если верить всем этим вшивым киношным историям
про бандитов, откалывающихся от своих корешей, то получается,
что парень, который завязал, обязательно попадает в расход. Фигня
все это. Такого никогда не бывает в реальной жизни. Какое дело
остальным, если парень действительно завязал и думает о
собственном бизнесе? Доля оставшихся только увеличится.
Когда мы подходили к машине, Долорес сжала мою руку.
     -- О чем ты так радостно напеваешь, дорогой? "Ты совсем скоро
узнаешь об этом, моя прелесть, совсем скоро". Когда я помогал ей
устроиться в машине, моя душа парила высоко в небе.
     -- Давай обратно к театру, малыш. И не гони по дороге, --
весело пропел я, обращаясь к Джимми, и сунул ему сигару.
Жизнь 'была прекрасна. Я тоже куплю себе лимузин и приглашу
Джимми работать на меня. Но я не буду обращаться с ним как с
шофером. Я буду обращаться с ним как с равным, как с достойным
человеком. Он отличный парень. Да. И я тоже отличный парень. И
еще я тщеславный ублюдок! Я взял Долорес за руку и начал без
тени сомнения:
     -- Долорес, дорогая, этот день станет самым счастливым в моей
жизни. Я никогда и ни с кем не чувствовал себя так хорошо и
уютно, как с тобой, моя дорогая. Она улыбнулась, теребя мою руку,
и ответила: -- На самом деле? Я рада.
     Ее ответ и улыбка были восприняты мной как признаки того, что
все уже в принципе решено, и я пошел напрямик:
     -- Долорес, дорогая, я люблю тебя. Я хочу на тебе жениться.
Полностью отдавая себе отчет в своих действиях, я обнял ее
одной рукой и попытался поцеловать.
     Охнув от неожиданности, она отпрянула от меня и удивленно
сказала:
     -- Но мы почти совсем не знаем друг друга. Кроме того... Я не
дал ей договорить.
     -- После нашей свадьбы мы узнаем друг друга гораздо лучше
и...
     Она перебила меня и спокойно произнесла: -- Мне уже давно надо
было поговорить с тобой. Впрочем, думаю, что это можно сделать и
сейчас. Ты не дал мне закончить как раз тогда, когда я хотела
сказать, что уже обручена и собираюсь выйти замуж. Кроме того, я
уезжаю в Голливуд. У меня заключен контракт на время съемок
картины, и я надеюсь, что мне удастся там остаться.
     -- Что? -- растерянно, спросил я. -- Когда ты уезжаешь? -- В
воскресенье вечером.
     Мне показалось, что я тону. Что во мне не так? Почему я ей так
противен? Какая причина разрушила то прекрасное настроение, в
котором мы находились? Она уже не была той приветливой
Долорес, что сидела рядом со мной всего минуту назад. Теперь она
была холодной и отчужденной. Почему? Ведь казалось, что совсем,
совсем недавно наши чувства были обоюдны. И вот теперь такое ее
поведение. Я не мог этого понять. Может быть, она просто дразнит
меня?
     -- Башка, прежде всего, я никогда не знала тебя по-настоящему.
Я не знала, что ты такой... Такой славный мальчик. -- Мальчик? --
упавшим голосом переспросил я.
     -- Ладно, что вы такой славный джентльмен. Так лучше? -- Она
вежливо улыбнулась. -- А что ты думала обо мне?
     -- Ну, мне бы не хотелось этого говорить, но если по-честному,
я представляла тебя совсем не таким.
     -- А зачем представлять? Ты за все эти годы ни разу не дала мне
возможности показать, какой я на самом деле.
     -- В конце концов, давай реально взглянем на вещи. Я
запомнила тебя, как... -- Она рассмеялась, но затем увидела
выражение моих глаз. -- Ох, прости меня, Башка. Я смеялась не над
тобой, но ты был... -- Она вздохнула. --Ладно, я запомнила тебя...
запомнила тебя... весьма порочным.
     -- Ну давай, -- подбодрил ее я" -- скажи уж, что я был
грязным, вонючим ист-сайдским недоумком.
     -- Ох нет! -- Она клятвенно прижала руку к груди. -- Поверь,
Башка, я не имела в виду ничего подобного. Я сама выросла в том
же окружении. Я хотела сказать совсем другое, только то, что
всегда побаивалась тебя.
     -- Ага, значит, когда-то побаивалась, ладно. Но, наверное, были
и другие причины, по которым ты избегала меня все эти годы?
     -- Ну, если подумать, то мои соображения покажутся довольно
глупыми. Мне действительно надо было бы быть поотзывчивей и
отвечать на твои письма и звонки. Но, во-первых, я не хотела,
чтобы посторонние интересы отвлекали меня от танцев. Я очень
честолюбива, я люблю танцевать, и это занимало все мое время. И
кроме того, -- она заговорила быстро и невыразительно, -- я вот
уже много лет люблю одного человека. Он скромный, тихий
бизнесмен, и я намерена когда-нибудь выйти за него замуж. И я
согласилась сегодня встретиться с тобой для того, чтобы
объясниться и убедить тебя больше не посылать мне цветов и
подарков.
     Я  молча  сидел,  глядя  в  сторону.  Ее слова разрывали мое сердце.  Я был
оглушен, и мое тщеславие было уязвлено. Я оторвал взгляд от окна и  медленно
повернулся к ней. Она сидела, прижавшись к противоположной стенке автомобиля
и пристально глядя в окно.  Затем она  повернулась  ко  мне,  и  наши  глаза
встретились. Она осторожно коснулась моей руки и крепко пожала ее.
     -- Знаешь, Башка, ты очень видный парень. -- Ее глаза были
полны сострадания. -- И ты мне действительно нравишься.
     -- Да, я тебе нравлюсь, но ты не желаешь иметь со мной ничего
общего, -- проворчал я.
     --  Да, но на свете так много других привлекательных, девушек... Девушек? Я
что, сам не знаю, что их много? Что за бредятину она мне несет? Мне,  Башке?
У  меня  были любые, от тех, кого называют одноночками и которые сшиваются в
барах на Парк-авеню, до шикарных девок с Бродвея. Если бы я мог выложить  их
одной  цепью,  то она протянулась бы от Бронкса до Бэттери. Какого черта она
держит меня за руку? Да она всего лишь дразнит меня. Для меня больше  никого
не  существует.  Она  должна  стать  моей.  Она  у меня в крови. Она слишком
глубоко у меня в мыслях. Если она в  конце  концов  не  станет  моей,  то  я
свихнусь,  я  совершенно  сойду  с ума. Может быть, если она станет моей, то
очарование кончится? Кончится эта власть, которую она имеет Надо мной? Да, я
сделаю  это  сейчас,  я  заставлю ее выйти за меня замуж. Да, я возьму ее, а
затем, да поможет мне Бог, я смогу забыть ее. Это мой образ  жизни:  возьми,
затем забудь. Мысли вызвали во мне острое, неконтролируемое возбуждение.
     Я  бросился  на  нее,  обхватили  сдавил  с такой силой, как будто надеялся
выдавить из ее тела красоту и любовь и заполнить ими жадную, обжигающую меня
изнутри пустоту.
     "Прекрати  это.  Башка,  прекрати,  пожалуйста!  -- кричала она, побелев от
страха. -- Мне больно!" Я осыпал ее влажными горячими поцелуями. Я до  крови
искусал  ее  губы.  Она  билась  в моих руках беспомощной птицей. Я просунул
колено между ее ног.
     От  вида  ее  черных  кружевных  панталон,  обтягивающих  прекрасные,  чуть
розоватые бедра, я впал в абсолютное неистовство.
     Я  стащил платье с ее белых плечей и, разорвав лямки лифчика, зарылся лицом
между твердыми круглыми грудями.  Лимузин  резко  затормозил,  и  нас  обоих
бросило  на  пол.  Дверь  распахнулась,  и  в  кабину заглянул взволнованный
Джимми.
     -- Прекрати это ради Бога! -- потребовал он. -- Ты хочешь
убить девчонку? Ты хочешь, чтобы, нас арестовали?
Долорес лежала в углу машины без сознания. Сквозь дымку,
застилавшую мои глаза, я смотрел, как Джимми пытается привести
ее в чувство. Немного погодя до меня дошло, что Долорес ранена. В
отчаянии я склонился над ней. Я растирал ей руки, я кричал,
называл по имени, затем начал легонько шлепать ее по щекам. Ее
ресницы затрепетали, она широко открыла глаза и остановила на
мне наполненный страхом взгляд.
     -- --Как ты?! -- закричал я. -- Как ты себя чувствуешь,
маленькая?
     Я промокнул кровь с ее губ. Я нежно поцеловал ей руку. Она
отдернула ее и крикнула: -- Ты -- животное! Ты -- зверь! -- Это
правда, -- ласково пробормотал я. -- Мне ужасно жаль, прости
меня, пожалуйста.
     Автомобиль стоял на пустынной улице верхней части города.
Долорес простонала:
     -- Выведите меня, мне плохо, я хочу подышать свежим
воздухом.
     Мы помогли ей выйти из машины и провели ее вверх и вниз по
улице. Она походила на маленькую больную девочку. Задыхаясь,
она произнесла: -- Мне плохо, ох, как мне плохо. Затем ее вырвало.
Джимми отпрыгнул в сторону. Я остался держать ее, и она уделала
мне весь костюм. М'не было плевать, я притянул ее к себе поближе
и вытер ее лицо. Она плакала, и тушь стекала по ее нежным щекам,
оставляя черные подтеки. Она тихо проговорила: -- Пожалуйста,
отвезите меня домой. Я помог ей забраться в машину. Около
бензоколонки я приказал Джимми остановить машину и отправил
Долорес в женский туалет, чтобы она умылась.
Долорес покорно ушла. Я отправился в мужской туалет и
постарался отчистить свой костюм.
     На обратной дороге я пытался вывести ее из состояния
молчаливой подавленности. Я каялся и говорил только
извиняющимся тоном, но все было бесполезно. Она сидела в своем
углу, глядя в окно с горьким отрешенным видом. Я не знал, что надо
сделать, чтобы улучшить
     положение. Никогда еще я не чувствовал себя таким несчастным и
беспомощным. -- Во сколько ты уезжаешь? -- спросил я. -- Вас
это не касается, -- холодно ответила она. -- Во сколько Джимми
подъехать на лимузине, чтобы завтра отвезти вас с Мои на
кладбище?
     -- Мы воспользуемся метро. Я не нуждаюсь в ваших услугах.
Остаток дороги она молчала, и даже выходя из машины у театра,
не произнесла ни слова на прощание.
     Я отдал Джимми вторую половину стодолларовой купюры.
     -- Благодарю, -- сказал он.--А к девчонкам ты подходишь, как
трущобная шваль, приятель.




     Пожалуй, худшее, что я мог придумать, -- это вернуться в свою
квартиру. Я предавался жалости к самому себе. Я пил и крутил на
патефоне блюзы и сентиментальные песни о разбитой любви. Я пил
до тех пор, пока не уснул.
     Я проснулся ранним утром следующего дня. Начиналось
воскресенье, и первым делом я вспомнил о том, что Долорес должна
сегодня уехать. В голове у меня пульсировало так, что казалось,
будто кто-то загоняет в мозг сверло. Я был совершенно болен. Да, я
был болен душой, болен от любви. И чувствовал себя ужасно
одиноким. Я метался по комнате взад и вперед, стуча кулаком по
ладони. Что со мной происходит? Во что я превращаю себя?
Мне была необходима какая-нибудь разрядка. Но какая?
Отправиться в вонючий Ист-Сайд и весь день проболтаться в
комнате у Толстого Мои, в компании Макса, Простака и Косого? Да
я просто сдохну от тоски. Ого, я, похоже, действительно серьезно
заболел, если после стольких лет начинаю считать себя лучше их.
Кто я, к черту, такой, чтобы заскучать в их компании? Просто. мне
необходимо какое-нибудь действие. Что-нибудь вроде тех наскоков
с пальбой, которые мы устраивали в старые времена. Все стало
гораздо скучнее с тех пор, как было создано Общество.
7 Однажды в Америке                                                   193
     Я вышел на улицу и прогулялся по центру города, переходя от
бара к бару. Затем попробовал отвлечься с помощью кино. Я сидел
наверху, в ложе, курил сигару и думал о Долорес и ее поездке. Да,
она уезжает именно туда, туда, где сняли эту картину. Она уезжает
сегодня. Выведенный из себя мыслью об ее отъезде, я яростно
швырнул горящую сигару на пол, засыпав искрами и пеплом
сидящего по соседству парня. Он агрессивно полез на меня:
     -- Ты что, совсем свихнулся или как? Я просто осатанел. Прежде
чем он успел что-нибудь сообразить, я уже прижимал лезвие ножа к
его животу и рычал ему в лицо:
     -- Ты что, ублюдок, хочешь заработать это в свое брюхо? Сядь на
место, пока я не выпустил тебе кишки.
     Он упал на сиденье. Я поспешил прочь, мысленно твердя самому
себе: "Ты вонючая шпана, ты вонючая шпана, ты запугиваешь
беззащитных людей, ты вонючая ист-сайдская шпана".
Я завернул за угол и зашел в бар Марио. Марио почтительно
поздоровался со мной. Я рявкнул на него, и он торопливо отошел в
сторону. Бармен не захотел брать с меня плату. Он улыбнулся и
сказал:
     -- Профессиональная вежливость, Башка. Ты ведь знаешь, что
здесь не нужны твои деньги.
     Я швырнул пятидолларовую купюру ему в лицо и заорал,
брызгая слюной:
     -- А ну-ка, ты, ублюдок, давай быстро оприходуй! Испуганно глядя
на меня, он схватил пятерку и засунул ее в кассу.
Вдохновленный моим мерзким поведением, ко мне,
пошатываясь, подошел прилично одетый, крепко под-датый мужик.
     -- Эй, ты что, очень крутой парень, да? -- спросил он.
Он застал меня врасплох. Уж больно быстро он перешел к делу,
сделав ложное движение левой и вломив мне хороший удар по
челюсти правой. Я отшатнулся и едва не потерял равновесие. На
стойке бара стояла открытая бутылка виски, которой я и заехал
пьяному по физиономии. Подвывая от боли, он отступил в мужской
туалет, а я, швырнув ему вслед разбитую бутылку, выскочил из
бара.
     Я был залит виски, и люди брезгливо уступали мне дорогу.
Какой-то пацан крикнул мне вслед:
     -- Эй, мистер, от тебя воняет, как от пивного бара и пивоварни
вместе взятых!
     Ноги или сердце вели меня? Прежде чем мне это стало ясно, я
уже стучал кулаком по мраморной стоике справочного бюро
вокзала Грэнд-Сентрал.
     -- Когда ближайший поезд на Голливуд? -- завопил я. У меня
появилась безумная идея сесть в поезд и отправиться туда.
     -- Через тридцать пять минут, -- ответила испуганная девушка.
     -- Какой путь? -- пролаял я.
Она сказала. Я вышел взглянуть. Прямо впереди меня в
сопровождении двух нагруженных багажом носильщиков в красных
кепи шли, держась за руки, Долорес и какой-то мужчина. Это чуть
не стало причиной моего конца. Весь мир вдруг обрушился на меня.
Не помню, как я добрался до отеля. Когда я пришел в себя, то
обнаружил, что лежу на своей кровати в верхней одежде и в
ботинках. Рядом на стуле стояла литровая бутылка виски. Я был
жалким, несчастным человеком. Мой мир рухнул, а с ним рухнуло
все, чем я мог еще дорожить. Я был полон терзаний. Теперь я все
понимал как надо. Я был швалью, ист-сайдской швалью. На меня
снова накатил приступ жалости к самому себе, и я жадно припал к
бутылке с виски.
     Через некоторое время я выпил уже столько, что впал в прострацию
и пришел в себя только много часов
     спустя.
Можно было заранее предположить, что виски только усилит
мою страсть к Долорес и мою опустошенность. Я вновь попытался
оказать сопротивление своей страсти. К чему эти страдания?
Неужто я не смогу отшвырнуть ее прочь? Я, крутой -- круче
некуда, Башка, ист-сайдский громила, буду вести себя как больной
от любви школьник? Лучшее противоядие -- другая женщина. Да,
надо подцепить какую-нибудь симпатичную куколку и забыть об
этой суке Долорес.
     Я принял ванну, тщательно оделся и вышел на улицу Бродвей
был залит светом ночных огней; на нем находился целый миллион
прекрасных женщин, и многие призывно мне улыбались, но ни одна
из них не была Долорес.





     На Пятьдесят второй улице я зашел в ночной бар, который мы
время от времени посещали. Усевшись за отдельный столик в
дальнем конце зала, я заказал бутылку виски. Как всегда, за пианино
сидела Элен. Она исполняла печальные песни о разбитой любви, и
от этих песен тоска в моей груди становилась сильней и сильней. Я
пил виски прямо из бутылки и в пьяном оцепенении слушал
обжигающий, с хрипотцой, жалующийся голос Элен, протяжно
выстанывающий слова песни о неразделенной любви. К моему
столику подошла симпа-тичная девушка, подсела ко мне и с
улыбкой сказала:
     -- Привет, красавец-мужчина. Ты выглядишь совсем одиноким.
У меня на глазах выступили слезы. -- Разве ты Долорес? --
рыдающим голосом спросил я. -- Мне нужна только моя Долорес.
О, ты тяжело их воспринимаешь, -- сказала она.
Ты о чем?
     сдерживая рыдания, спросил я.
Об этих блюзовых мотивах. Ты страдаешь от любви, правда?
Расскажи мамочке все об этой Долорес, малыш. Тебе сразу станет
гораздо легче.
     Она была славная и симпатичная. Она потрепала меня по руке и
жестом велела официанту принести ей стакан. Подойдя к нам со
стаканом, он что-то прошептал ей на ухо, и она посмотрела на меня
с особым интересом. Налив виски себе и мне, она с дружелюбной
улыбкой произнесла:
     очень известен,
     -- Значит, ты и есть Башка. Ты верно?
Я равнодушно пожал плечами.
     -- А знаешь, -- сказала она, -- я работала официанткой во
многих барах и поняла, что так оно и есть. -- Что так и есть?
     -- Что вы, крутые парни, всегда в чем-то очень уязвимы. Вы
ужасно сильно привязываетесь к женщине, к лошади, к собаке, к
ребенку, к матери или к кому-нибудь еще. Просто поразительно,
как вы умеете привязываться.
     -- Поразительно? Разве мы не люди? -- прохныкал я. Она
потеребила мою руку и виновато улыбнулась.
     -- Я имела в виду совсем не это. Я хотела сказать, что это
странная, но очень славная особенность.
     -- Да, но я совсем не славный. Я -- скотина. Я пытался
изнасиловать девушку- Свою девушку. -- Я начал стучать кулаком
по столу и громко причитать: -- Я дрянь! Я вонючка! Я ублюдок!
Слезы жалости к самому себе хлынули у меня из глаз и полились
в мой стакан с виски. Я больше не мог сдерживать себя и зашелся в
рыданиях.
     -- Ш-ш-ш, успокойся, пожалуйста. Люди смотрят,-- прошептала
она.
     -- Оставь меня в покое. Мне нужна только моя Долорес, --
простонал я.
     -- Да ты и впрямь ужасно расстроен. Прости меня, -- сказала
она и обиженно удалилась.
     -- Эй, Башка, возьми себя в руки, -- произнес знакомый голос.
Это была Элен. Я не знаю, как долго она сидела рядом и
наблюдала за тем, как я плачу. Она вытерла мне лицо салфеткой.
     -- От алкоголя и меланхолических песен тебе будет только хуже.
Они, словно ветер, лишь раздувают сжигающий тебя огонь. Ты
неплохо поплакал, а теперь тебе надо погасить то, что жжет тебя
изнутри. -- Она потрепала меня по щеке. -- Ты сам знаешь, что
здесь может помочь симпатичная девочка. Я удивлена, что ты в
таком состоянии. Хочешь, я подыщу тебе прелестную крошку?
     -- Нет, -- пробормотал я. -- Я справлюсь сам. -- Тогда лучше иди,
подыши свежим воздухом. Оттого что ты болтаешься здесь, тебе
может стать только хуже. -- Да, -- пробормотал я.
Не глядя, я достал из кармана купюру, швырнул ее на стол и
вышел из бара:
     Когда я двинулся вдоль по улице, ко мне пристроилась какая-то
девушка. Улыбнувшись, она сказала:
     --Добрый вечер, мистер. Ищете, где бы хорошо провести время?
     -- Ты Долорес? -- спросил я. Ояа улыбнулась и понимающе
кивнула: -- За десять долларов я буду для вас вашей Долорес. Она
подхватила меня под руку и отвела к себе, в небольшой отель на
Сорок седьмой улице.
     В ее объятиях я вновь разрыдался: -- Долорес, Долорес, я люблю
тебя, я люблю :гебя, я люблю тебя!
     Воображая, что нахожусь с Долорес, я занимался любовью с
десятидолларовой заменой. Но после, когда я заплатил ей больше,
чем она просила, я почувствовал себя совершенно разбитым. Я
ушел от нее, испытывая отвращение к самому себе за то, что
осквернил воспоминания о Долорес.
     Я выглядел растрепанным и помятым, когда следующим утром
появился в нашей комнате у Толстого Мои. Мой приход прервал
общий разговор присутствующих, и я подумал, что речь шла обо
мне.
     -- А мы только что вспоминали тебя, Башка, -- насмешливо
улыбнулся Макс.
     Значит, я был прав -- они обсуждали меня. Обсуждали за моей
спиной.
     -- Что же вы вспоминали? -- проворчал я. -- Ты выглядишь как
жертва кота, поигравшего в кошки-мышки, -- сказал Косой и с
глупой ухмылкой описал вокруг меня круг, демонстративно
разглядывая со всех сторон. -- Да и пахнешь ты, как вполне
дозревший, -- добавил он и начал громко принюхиваться.
Меня это начало раздражать, и я зло посмотрел на него.
     -- Кончай паясничать, Косой! -- рявкнул Простак. -- Отвяжись от
Башки, -- с упреком добавил Макс и взглянул на меня с
сочувственной улыбкой. -- Ты был вчера вечером в забегаловке на
Пятьдесят второй улице?
     -- И что? -- спросил я.
     --  Вот.  Это вернула Элен. -- Он протянул мне тысяче-долларовую купюру. --
Она сказала, что ты оставил ее на столе. Ты был не в себе и рыдал о какой-то
девке. Я ничего не ответил. Голос Макса стал мягче.
     -- Она сказала, что у тебя неразделенная любовь, --
сочувственно произнес он. -- Я был пьян, -- ответил я.
     --  Она  забыла  имя  этой  девки, -- добавил Косой. -- Кто-нибудь, кого мы
знаем?
     -- Слушай, Косой... -- зарычал я -- Заткни пасть, Косой, --
посоветовал Макс. -- У Башки неразделенная любовь. Ну так что?
Значит, такая у него судьба.
     Он налил мне двойное виски. Я выпил, и мне стало немного
лучше. Я сел к столу, и Макс налил мне еще После второй порции
мой взгляд на мир изменился, и я улыбнулся Косому. Он хлопнул
меня по спине.
     -- Башка, ты ведь знаешь, что я всего лишь шутил,. --
извиняющимся тоном сказал он.
     -- Да, так мне и надо. Я действительно прошлой ночью вел себя
как идиот.
     -- Она, наверное, красотка? -- осторожно улыбнулся Косой.
     -- Да, она красотка, -- охотно согласился я. -- Вот ведь странно, --
промурлыкал Макс, -- что такой парень, как ты, знающий цену
женщинам и изучивший их вдоль и поперек, вдруг втрескался
подобным образом. -- Он недоуменно встряхнул головой. --
Сколько у тебя было женщин. Башка? Если начинать счет. с Пегги?
     -- Макс рассмеялся над своим вопросом.
     -- Не умею считать такие большие числа, -- смущенно ответил
я, пожимая плечами.
     -- Как и все мы, --ласково пробормотал Макс. -- Ну ладно, к
черту все это. Ты давно уже должен был понять, что женщина --
это всего лишь женщина, тогда как... -- он прервался и затянулся
сигарой, -- хорошая сигара -- это настоящее наслаждение.
     -- Кто-то уже говорил это до тебя, -- спокойно заметил я.
     -- На самом деле? -- недоверчиво протянул Макс. -- Парень,
который это сказал, должно быть, был таким же умным, как я. --
Он добродушно хохотнул и, растянувшись в кресле, начал пускать в
потолок колечки дыма. Немного погодя он заговорил, обращаясь к
самому себе: -- Умные парни вроде нас должны понимать это
лучше всех остальных. У нас было такое количество всевозможных
девок, что мы-то знаем -- как их ни верти, всегда будет одно и то
же... -- Макс запнулся и напряженно уставился на поднимающийся
к потолку сигарный дым. Он не мог найти нужного слова. Затем он
взглянул на меня: -- Верно ведь, Башка? Женщина -- всего лишь
женщина. Как ее ни верти, всегда будет одно и то же.
     -- Не всегда, -- небрежно ответил я. -- Если ты начнешь
вертеть гермафродита, то, пожалуй, можешь очень сильно
удивиться, а, Макс?
     Макс задумался и, видимо, представив себе картину, заливисто
рассмеялся.
     -- А что такого есть у гермафродита? -- спросил Косой.
     -- Все! -- со смехом ответил я. Этот смех и несвязные рассуждения
Макса о женщинах вообще повлияли на меня благотворно. Я сидел,
курил и занимался самостоятельным восстановлением формы. Что
за дурацкое чувство эта моя так называемая любовь к Долорес? Я не
мог дать четкого определения и попробовал разобраться с этим
чувством так же, как поступал со всеми остальными.
Бывали дни, недели и месяцы, когда я ни разу не вспоминал о
ней. А когда вспоминал, то почти всегда мог придать своим мыслям
нужное направление или просто выбросить их из головы. Лишь
изредка, как в этот раз, когда она позвонила Мои, ее голос или вид
производили на меня сверхъестественное воздействие.
Высвобождали во мне какую-то неконтролируемую силу. Самым
лучшим будет никогда не слышать ее, или о ней, или о чем-нибудь,
связанном с ней. Пошла она к черту для нашего общего блага. Макс
взглянул на часы. -- Отлично, пора двигать.
     -- Что за дело, Макс? -- спросил я, когда мы уже вышли на
улицу.
     -- А, я забыл, что ты не знаешь. Вчера 'вечером звонили из
главного офиса. Сегодня мы должны быть у Франка дома.
     -- Ты, случайно, не знаешь, чего хочет от нас пахан? -- спросил
Простак по дороге в верхнюю часть города. Макс пожал плечами:
     -- Из главного офиса мне передали только то, что он хочет нас
видеть.                 .
     -- А я думал, что он все еще в Новом Орлеане, -- подал голос
Косой из-за баранки.
     -- Эй, Макс, -- недоверчивым тоном произнес Простак,--
неужели ты хочешь сказать, что босс с самого утра садится за дела?
     -- Этот парень пашет больше всех в Обществе, -- ответил Макс. --
Его рабочий день начинается раньше
     семи утра и продолжается до часу, двух, трех ночи. Я слышал, что
иногда он проводит на ногах сутки напролет.
     -- Но он хоть приплачивает себе полставки за сверхурочные? --
спросил Косой.
     -- Он платит себе совсем неплохо, -- заверил его Макс. -- Он
получает десять тысяч в неделю лишь на одних игровых автоматах.
Я присвистнул:
     -- Это ж полмиллиона в год на одних автоматах! -- А если
прибавить самогон, пиво, казино, собачьи бега, ночные клубы,
операции с недвижимостью и плюс легальные предприятия,
которыми он владеет?
     -- Черт возьми, -- произнес Простак. -- Как ты думаешь,
сколько он имеет всего, а, Макс? Макс пожал плечами:
     -- Кто его знает. Думаю, он сам точно не знает, но могу
предположить, что где-то между десятью и пятнадцатью
миллионами в год.
     -- И как только можно прожить на такие деньги? -- ехидно
заметил Косой.
     -- Ты помнишь. Башка, -- задумчиво произнес Макс, -- как он
начинал с пятнадцати долларов в неделю, работая охранником в
плавучем казино? -- Да, -- ответил я. Макс продолжил:
     -- Затем он сам стал устраивать азартные игры. Я вам кое-что
скажу, ребята. Кто бы ни участвовал в его играх, все до одного были
уверены в честной раздаче. В тех местах, где он заправлял, не
допускали никаких трюков. Все было на высшем уровне. Он
заслуженно оказался на месте, которое занимает. У него есть
мужество и железйая воля. Если он даст слово, то выполнит его,
даже если обещал десять миллионов или свою жизнь!
Косой повернул машину на Сентрал-Парк-Вест. Мы проехали
пару кварталов.
     -- Вот этот дом, с тентом над окнами, -- сказал Макс.
Косой нажал ногой на сцепление, поставил рычаг скоростей на
ноль и плавно вкатил "кадиллак" под навес. Швейцар, вышедший из
дверей высокого, роскошного особняка, с приветливой улыбкой
распахнул дверцы машины, и мы вслед за Большим Максом вошли
в знание.
     В холле к нам приблизились двое здоровенных ребят, одетых в
серую униформу. Они вежливо кивнули нам, и один из них
произнес:
     -- Минуточку, ребята. Порядок есть порядок. Я должен вначале
получить разрешение сверху.
     Он подошел к внутреннему телефону, воткнул штепсель в
розетку и прошептал в трубку несколько слов, затем с улыбкой
повернулся к нам и, сообщив, что все в порядке, проводил нас по
коридору до лифта. Мы поднялись на верхний этаж. Макс позвонил
в дверной звонок у входа в квартиру. Улыбающийся негр в белом
костюме открыл дверь и встретил нас приветливым:
     -- Доброе утро, джентльмены. -- Он принял наши шляпы и,
махнув рукой в сторону бара, спросил: -- Что-нибудь оттуда или
кофе? Босс будет через несколько минут.
     -- Нам что-нибудь от трезвости, -- сказал Макс. -- Понятно,
мистер Макс. Проходите сюда, джентльмены.
     Он провел нас в обставленное под бар помещение. Оно было
оформлено с роскошью, подобной той, что встречалась лишь в
немногих заведениях для привилегированной публики. Стены были
отделаны голубым итальянским кафелем. В дальнем конце
помещения находился объект, который совершенно не вписывался в
окружающую шикарную обстановку. Это был игровой автомат.
Негр наполнил наши стаканы. -- Лед, соду или воду, джентльмены?
     -- Ничего такого, спасибо, -- ответил Макс. -- Как здоровье у вас
и у вашей жены?
     -- Мы в наилучшем здравии, мистер Макс, благодарю за заботу.
Этот негр и его жена служили у Франка уже много лет, с тех
пор, когда он только начинал свое восхождение.
"Непритязательный штат для человека с его положением и
богатством", -- подумал я. Хотя, с другой стороны, какого черта?
Он, может быть, и не живет здесь почти. Я точно знал, что у него не
меньше десятка домов в разных частях страны. Есть некоторое
отличие от старой, темной конуры, в которой он вырос. Да, он
проделал большой путь, выйдя из самого сердца трущоб восточного
Гарлема.
     Мы сидели спиной ко входу. Когда мы принялись за вторую
порцию выпивки, я услышал, что кто-то вошел в
     комнату. Затем низко вибрирующий, приятный голос
произнес:
     -- Всем привет. Как дела, ребята? Мы обернулись. Он стоял в
дверях, разведя в приветствии руки, с улыбкой на загорелом, гладко
выбритом, по-мужски красивом лице. На нем был пурпурный халат,
схваченный поясом на стройной талии, что подчеркивало ширину
его плеч. Белый, с вышитой монограммой платок аккуратно
выглядывал из левого нагрудного кармана. Его черные волосы были
гладко зачесаны назад, открывая' высокий лоб.
В какой-то из картинных галерей я видел портрет
средневекового короля. В чертах ;его лица было такое же,
приводящее в замешательство, смешение грубости и изящества.
Такой же резко очерченный нос, такие же проницательные и умные
глаза.
     Он был королем, да. Он был королем бандитов, по первому
слову которого были готовы прийти в движение и выполнить любой
приказ несколько тысяч головорезов, разбросанных по всей стране.
В каждом его жесте, в каждом слове сквозила абсолютная
уверенность в своих силах.
     -- Франческо! -- воскликнул, увидев его. Большой Макс.
Они тепло обнялись. Было видно, что они испытывают друг к
другу неподдельную симпатию. Франк назвал каждого из нас по
имени и обменялся с нами крепкими, энергичными рукопожатиями.
Затем мы все вместе выпили за его здоровье. Его поведение было
одновременно и учтивым, и повелительным. Ненавязчиво, как бы
мимоходом, но очень точно, он задавал вопросы о наших делах до
тех пор, пока не получил детального представления обо всем, чем
мы занимаемся. Одобрительно кивнув, он заметил:
     -- Я знал, что всегда могу положиться на ваше благоразумие и
вашу преданность. -- Эти слова были произнесены без всякого
театрального эффекта и казались совершенно уместными. -- Со
мной вы в Обществе, словно короли при тузе. Вам что-нибудь
нужно? Дополнительная территория? Что-нибудь другое, что я могу
для вас сделать?
     Его тон был таким уверенным, что сразу становилось ясно:
перед тобой сила, которая может гарантировать выполнение
практически любых материальных запросов.
     Я вспомнил о том, как Макс необычайно щедрым жестом
преподнес салун Веселому Гонифу, Пипи и Гла-застику, что дало
им около тысячи двухсот долларов чистого дохода в неделю. Это
было мелочью по сравнению с тем, что мог сделать для нас Франк.
Щедрым жестом этот человек мог пожаловать нам территорию
размером с Нью-Джерси со всеми ее доходами от различных видов
рэкета, что выражалось бы суммой в миллионы долларов. Одного
его слова было достаточно, чтобы одобрить кандидатуру на пост
комиссара полиции, или члена Верховного суда, или губернатора.
     -- Ну что, парни, нужна вам дополнительная территория? --
повторил Франк. Макс улыбнулся:
     -- Мы довольны. Франк. У нас все в порядке, так что мы лучше
останемся в своих стенах. Франк любовно потрепал Макса по
спине: -- Прекрасно, прекрасно. Пока вам хорошо, мне тоже
хорошо. Одна из причин, по которой я пригласил вас к себе,
заключается в том, что мне хотелось лично с вами встретиться
перед моим отъездом на отдых в Хот-Спрингс. -- Широко
улыбнувшись, он продолжил: -- В офисе я оставил небольшую
премию. Так, пустячок лично от меня, ребята. Дела идут хорошо.
Мы начали благодарить его, и он замахал на нас руками:
     --  Это  ерунда,  прошу  вас,  не  надо никаких благодарностей. -- Затем он
сказал: -- У меня есть для вас работа, парни. Я хочу, чтобы вы сгоняли в ...
--  Он  назвал  фешенебельный  морской курорт на юге Нью-Джерси. -- Там есть
один местный политик. Он заправляет  казино.  Ладно,  я  позволил  ему  этим
заниматься  и  не  напоминал  о  себе. В этом-то все и дело. Эта шмако-дявка
начала  злоупотреблять  моей  добротой:  он  уверяет  публику,  что   казино
принадлежит  мне.  Но  и  это  ерунда.  Дело  в  том,  что  у него шулерский
инвентарь, а это уже плохо и для меня, и для Общества.   Любители  поиграть,
игроки   с  большими  деньгами  испытывают  доверие  к  моим  заведениям.  Я
зарабатывал это доверие по крупицам, в течение многих  лет  тяжелой  работы,
при  помощи  честной  игры.  В любом из моих казино публика знает, что имеет
шанс на любой выигрыш. Теперь, делая вид, что казино мое, парень  пользуется
моим  именем  как  рекламой,  а затем обчищает посетителей. Вы, ребята, сами
понимаете, насколько это плохо. Люди, которых  надули,  разъезжают  по  всей
стране,  и  у  них  есть  друзья,  поэтому начинают расходиться слухи. Таким
образом, и моя репутация, и все наши казино могут слишком много потерять. --
Он  прервался  и  отхлебнул виски, а затем произнес низким, чуть хрипловатым
голосом: -- Либо закройте его, либо изымите у  него  казино.  Я  по-хорошему
предложил  ему  продать  мне  заведение  за  справедливую цену. Он ничего не
понял, так что я выбрал вас для выполнения этого  трудного  дела.  Вы  умные
ребята, вы ни разу не оступились.  Если вам понадобятся люди или деньги, или
что-нибудь еще,  сразу  звоните  в  офис.  Решения  принимайте  сами.  И  не
подставляйтесь. -- Франк одарил каждого из нас улыбкой и еще одним крепким и
длительным рукопожатием.
     Потом  он  проводил  нас  до  двери,  вежливо болтая по дороге.  Лифт стоял
наготове, и служащий в  униформе  держался  за  его  открытую  дверь.  Франк
прощально  махнул рукой с порога. -- Удачи. До скорой встречи. Мы помахали в
ответ: -- Пока, Франк.  По дороге в центральную часть города, где  находился
главный офис. Простак заметил:
     -- Чертовски интересно. Каждый раз после встречи с боссом я
словно парю. В нем есть что-то такое...
     -- Да, -- ответил я. -- У него есть то, что называют
магнетизмом личности. В разговор влез Косой:
     -- Мне мой старик однажды рассказывал, как он встретился в
своей стране с королем, ехавшим в карете. Мой старик снял шляпу
и поклонился, а король улыбнулся и махнул в ответ рукой. Так
старик говорил, что несколько дней после этого он словно на
крыльях летал.
     -- Все эти разговоры об ауре в основном просто шелуха, --
сказал я. -- Дело не столько в личностях, сколько в том, что они
имеют. Просто власть, которой обладают такие личности,
заставляет остальных людей благоговеть перед ними. Так что дело
не в них самих. Но во Франке что-то есть. Он личность. Иначе
никогда не смог бы подняться так высоко. Но что касается королей
и других благородных особ, то они до ушей полны самого
настоящего дерьма.
     -- Ты говоришь банальности, Башка, -- заметил Макс.
Косой не смог найти на Бродвее места для парковки. Пришлось
оставить машину на боковой улице и пешком возвращаться назад.
Мы поднялись на лифте на этаж, который целиком занимал
главный офис. Макс подошел к хорошенькой секретарше в
приемной и, назвав наши имена, сказал: -- Мы к Филиппу.
Одарив каждого из нас игривой улыбкой и как бы говоря: "Это
все, что я могу вам дать, ребята, так. что воспользуйтесь этим
наилучшим образом", девушка сняла трубку и пошептала в нее.
Затем она взглянула на нас и сказала:
     -- Вас ждут. Мне кажется, что вы сами найдете дорогу. -- И
вновь улыбнулась своей восхитительной улыбкой.
     -- Нельзя же так, -- произнес я. -- Вы нас просто убиваете.
Она подняла брови и улыбнулась еще восхитительнее. -- Я бы
каждый день давал ей по сотенной, -- со вздохом произнес Косой.
     -- Твои мысли всегда в сточной канаве, -- сказал я. -- Нет, в
постели, -- ответил он. Мы вошли в большое помещение,
приветственно махая руками и обмениваясь рукопожатиями.
Остальные работники офиса были мужчинами. Кипела бурная
деятельность, показывающая, что большой бизнес движется здесь
на всех парах.
     Макс постучался в массивную дверь. Добродушный голос
ответил: -- Заходите, ребята.
     Мы вошли. Из-за стола нам навстречу поднялся мужчина средней комплекции. Он
показался мне ничем не примечательным.  Но, подойдя к нему поближе, я увидел
его  одежду.  Было  трудно  определить, чем она привлекала мое внимание, но
было в ней что-то такое, что наверняка  заставило  бы  умереть  от  зависти.
Адольфа  Менжу*,  которого  считали  самым  элегантным  мужчиной  в  мире. У
человека было умное, приятное лицо.
     * Популярный в 20-40-е гг. голливудский актер.
     Он был мозгом, работающим на босса и на Общество. Сама идея
создания вашей организации принадлежала ему. Мало кто знал, что
он является равноправным партнером Франка во многих делах и
предприятиях. Он не любил высовываться и держался на заднем
плане. Он был силой, скрывающейся в тени трона. А когда-то
давно, много лет назад он являлся компаньоном крупной
брокерской конторы на Уолл-стрит.
     -- Как дела, Макс? -- добродушно поинтересовался Денди Фил.
     -- А у тебя, Башка? -- Он деловито пожал нам руки. -- Рад видеть
тебя. Простак. А что скажет мой друг Косой? -- Он держался
дружелюбно и по-деловому оживленно. -- Вы получили от Франка
задание разобраться с этим казино в Нью-Джерси?
     -- Да. Мы получили всю информацию, Фил, -- ответил я.
     -- Прекрасно, -- улыбнулся он. -- Свяжитесь со мной, если
случится что-нибудь непредвиденное или что-нибудь потребуется.
Макс кивнул: -- Конечно, Фил.
     -- Конечно же, мы могли бы пойти на крайние меры, -- сказал
Филипп, -- но вы знаете мой взгляд на такие вещи: избегать
насилия где только возможно и использовать его лишь в качестве
последнего средства, когда оно уже неизбежно.
     -- Мы отлично знаем ваше с Франком отношение к подобным
вещам, -- ответил я.
     Денди Фил вернулся за стол, выдвинул ящик и, достав оттуда
пухлый белый конверт, небрежно швырнул его на стол
     -- Думаю, что вы уже знаете об этом. Так, небольшой презент в
знак нашей признательности вам.
     Он пожал нам руки на манер занятого чиновника, вежливо
выставляющего посетителей, и проводил нас до
двери. _ Не теряйтесь, мальчики, -- сказал он. -- Пока,
ребята, удачи вам.
     -- Пока, Фил, -- ответили мы. Когда мы проходили мимо
секретарши, она подняла
     голову над журналом мод, который читала, и сказала: -- Пока,
мальчики.
     Мы послали ей воздушные поцелуи. Взамен она самыми
кончиками пальцев отправила нам свой.
     -- Фил совсем не похож на Франка, верно, Башка? -- сказал
Макс.
     -- Да, он -- теоретик, а Франк -- практик, -- ответил я.




     Мы расселись по своим привычным местам: Косой --
за руль, Простак рядом с ним, я и Макс поместились на
заднем сиденье. Косой включил зажигание. -- Куда едем? --
спросил он. -- В гараж, -- ответил Макс. Он вынул из кармана
конверт и вскрыл его. -- Ну, Макс, говори быстрей. Сколько? --
заканючил Косой.
     Макс заглянул в конверт и скорбным голосом осведомился:
     -- Ну, ты, наверное, уже знаешь? Косой резко мотнул головой в
нашу сторону и с
     тревогой спросил: -- Что? -- Тут лежит какая-то розовая бумажка,
где сказано,
     что в твоих услугах больше не нуждаются. Лицо Косого выразило
такую растерянность, что мы
     дружно расхохотались. -- Ты большой ублюдок, Макс, --
пробормотал
     он, -- и прикол этот давно протух. -- Но ты же клюнул, -- хмыкнул
Макс и вынул из
     конверта деньги. Прямо у себя на коленях он принялся быстро, как
заправский банковский служащий, их пересчитывать.
     -- Нам кинули примерно тридцатинедельный заработок. -- Макс
закончил счет. -- Всего шестьдесят тысяч,
     по пятнадцать на брата. Недурно. Косой крякнул от удовольствия.
     -- В этом году Санта-Клаус явился раньше обычного. , Макс
разделил пачку денег на четыре равные части и
одной легонько постучал Косого по макушке. -- Твоя доля,
дружище Косой, купи себе заварных
     пирожных. Косой не глядя взял деньги и засунул их в карман,
приговаривая: -- Счастливого
     Рождества!
     Следующую пачку улыбающийся Макс передал Простаку.
Простак сначала поцеловал ее, а потом отправил в свой карман со
словами: -- С Новым Годом! Настала моя очередь.
     -- На вот, возьми. Башка, купишь себе шоколадку с орехами.
     -- С золотыми? -- усмехнулся я. Косой завел машину в подземный
гараж. Мы вышли. -- Косой, -- сказал Макс, -- надень комбинезон,
а то испачкаешь одежду, когда будешь ползать под машиной. --
Затем он обратился к нам: -- Эй, парни, придется снять упряжь.
Он стащил с себя пиджак и принялся отстегивать кобуру. Мы
последовали его примеру. Упрятав все оружие в холщовую сумку,
Макс протянул ее Косому:
     --  На,  Косой, сунь это в ящик. Хотя нет, постой. -- Он повернулся ко мне:
-- Эй, Башка, в Нью-Джерси слишком много копов. Если нас  остановят,  как  в
прошлый  раз,  и  станут  обыскивать,  и  найдут твой преми-ленький столовый
прибор, -- тон его был чуть-чуть насмешливым, -- что ты им скажешь?  Что  ты
хирург, а это твой скальпель? -- Макс ухмыльнулся.
     --Я и не вспомнил о нем, -- сказал я, кидая нож Косому, -- а ты
наверняка забыл о своей штучке в рукаве. Верно?
     -- Ты прав, Башка, совсем забыл. Странная вещь, я вроде бы
чувствую, что она на мне, и в то же время не чувствую. А без нее
мне как-то неуютно.
     Он закатал правый рукав, отцепил пружину и передал
револьверчик Косому. -- У тебя с ножом так же? -- Да, привычка,
     -- кивнул я.
К брюху "кадиллака" был приварен длинный стальной ящик.
Косой залез под машину и сунул в него сумку со всем нашим
добром. Выбравшись наружу, он тщательно вымыл руки.
     -- Макс, а автомат ты взял? -- спросил Простак. -- Нет, думаю, он
нам не понадобится. Сначала надо осмотреться. Если что, пошлем
кого-нибудь.
     Часть пути мы проделали на пароме, чтобы не утонуть в
непрерывном потоке машин и быть подальше от полицейских.
     "Кадиллак" мчался по Найленд-бульвар к мосту Перт-Эмбой.
Косой провел машину по мосту и выехал на шоссе, ведущее прямо
к морскому курорту.
     Недалеко от Нью-Брунсвика мы остановились, чтобы
подкрепиться гамбургерами с кофе в придорожной забегаловке.
После обеда за руль сел Простак. Косой вынул гармошку, мы с
Максом поуютней устроились на заднем сиденье. Косой играл, а
"кадиллак", тихо урча, плавно катил по совершенно прямому
шоссе.
     Мы ехали всю ночь и только на рассвете прибыли в курортный
городок и зарегистрировались в самом крупном на побережье отеле.
Дежурный отогнал нашу машину в гараж.
     Мы заняли два смежных номера, сообщающиеся через ванную
комнату. Косой сказал, что такая планировка бывает только в
лучших отелях.
     -- Может, перед тем как залечь, поплаваем? -- спросил Макс.
     -- Как это? -- спросил Простак. -- У нас же нет купальных
костюмов.
     -- Ну и что? Можно и без них. Все равно придется мочить
задницу, -- сказал Макс и улыбнулся. -- Гляди-ка, наш Простак
становится скромником. Раз так, ладно, искупаемся в нижнем белье.
Поплавав, мы улеглись на песок и уставились в усыпанное
звездами небо. Пляж был совершенно пуст. Чтобы обсохнуть, Макс
и Простак стащили с себя мокрое белье. Стояла тишина, и
единственным звуком был шум накатывающих на берег волн. Вот
это и есть жизнь! Я задумался. Ко мне вернулся звук прошлого --
рокот заполненных ист-сайдских улиц, и я вновь на миг окунулся в
их жаркую духоту и нестерпимую вонь. С океана дул свежий легкий
ветерок и наполнял меня совершенно новыми чувствами. Как
здорово лежать вот так, чувствуя себя свободным от всего на свете и
зная, что весь мир открыт для тебя. Косой поднялся и, зевая,
произнес: -- Эй, может, пойдем в отель? Этот воздух какой-то
вонючий, клянусь Богом.
     -- Не будь идиотом, -- сонным голосом сказал Простак. --
Ложись, этот воздух тебе на пользу.
     -- Ты, Косой, опять зациклился, -- лениво пробормотал Макс.
     --  Твоя  беда  в  том,  что ты дышал только ист-сайдской вонью и просто не
знаешь, что такое чистый воздух. Давай поспим прямо здесь. Представь, что ты
на  Кони-Айленд,  дремлешь  на песке. -- Он повернулся на другой бок и через
минуту захрапел. Косой послушно улегся рядом, ворча себе под нос: -- На  кой
черт мы сняли комнаты в таком дорогом отеле, если спим на улице?
     Это были его последние слова, вскоре он тоже заснул. Некоторое
время я лежал, глядя в небо, и думал о том, что мы начинаем
сдавать. Нас совсем умотала небольшая увеселительная поездка до
побережья. Нас, парней, которым ничего не стоило сгонять в
Чикаго или Флориду, провернуть дельце в Луизиане или Канаде.
Наша репутация железных парней сложилась очень давно, в
горячие дни становления нашего Общества. Ох, чертовски хочется
спать. Это все морской воздух.
     Я, видимо, задремал. И должно быть, проспал несколько часов.
Было очень тепло. Мне снилось, что я греюсь под лампой в нашей
бане. С каждой минутой мне становилось все жарче и жарче. Я
услышал женский голос и восклицания: "Это безобразие!" Мне
послышалось, что кто-то засмеялся. Затем кто-то еще. Потом к
голосам присоединились другие: "Какой стыд! Надо позвать
полицейского".
     При слове "полицейский" я открыл глаза и огляделся. Вокруг,
на безопасном расстоянии, маленькими группками стояли люди.
Некоторые из них просто на нас глазели, кто-то смеялся. Я
судорожно схватился за брюки. -- Эй, Макс! Эй, Макс! --
зашептал я. Макс вскочил как ужаленный и начал озираться вокруг.
Потом сгреб свою одежду и принялся расталкивать Косого и
Простака.
     Мы торопливо натянули брюки. Стоя с ботинками и носками в
руках под взглядами этих людей, мы чувствовали себя полными
идиотами. -- Ну и дела, -- пробормотал Макс. Увязая в глубоком
песке, мы побрели к отелю. Проходя мимо группки женщин, Макс
поклонился и скорбно произнес:
     -- Простите, леди, но вы должны нас извинить. Мы любители
природы, нудисты, и для нас это совершенно естественно:
Одна из них крикнула нам в спину: -- Ступайте в лес и ходите в
таком виде там! Таким любителям природы место в полицейском
участке.
     Они принялись отпускать нам в спину колкости. -- Чертовски
глупое положение, -- сказал Макс. -- Да, -- согласился я.
Мы поднялись в номер и растянулись на удобных кроватях.
Жалюзи на окнах не пропускали солнце. Комнаты, расположенные
на верхнем этаже, выходили окнами на океан, и соленый морской
ветерок освежал и нес прохладу. Было очень тихо. Мы уснули и
проспали весь день.
     Когда я проснулся, часы показывали семь. На соседней кровати
спал Макс, Я лежал и смотрел на него. Он тихонько посапывал во
сне. Его лицо разгладилось и стало похожим на лицо невинного
мальчика; оно больше не несло на себе отпечатка той жестокой
жизни, которую он вел. Точнее, не он, а мы все. Сколько я себя
помню, мы всегда были очень близки с ним. И в горе, и в радости.
Да, мы на самом деле понимали друг друга. В этом не было ничего
удивительного. Мы вместе выросли. Мы занимались с ним одним
делом, всю жизнь думали об одних и тех же вещах. Я готов
поспорить, что мы легко могли бы обходиться вообще без слов. Нам
вполне хватило бы взгляда, поднятой брови, движения губ,
положения руки -- обычных жестов, которые так мало говорят
непосвященным. Я назвал бы наш способ общения жестикулярным
разговором. Отличное название! Его можно будет ввернуть в
разговоре с каким-нибудь умником. Он сразу примет меня за парня с
дипломом. Черт возьми, почему я бросил учиться? Я мог бы стать
юристом, как тот итальяшка. Нет, у каждого своя жизнь. Хорошо
только там, где нас нет. Допустим, у парня образование. Ну-и что он
с этого имеет? Двадцать пять долларов за арест игрового автомата?
Почти каждую ночь я больше трачу на какую-нибудь девку.
Правда, юрист Джимми Дэвис зашибает совсем неплохую деньгу
у Датчанина. Но отнюдь не за то, что служит закону.
Ладно, возьмем всех этих парней, получивших образование. Мы
же можем покупать и продавать их, когда нам заблагорассудится.
Мы за неделю делаем больше денег, чем они за год. Это с их-то
университетскими дипломами! Ладно, к черту. Какой смысл
обманывать самого себя? Признайся, ты жалеешь, что не стал
учиться дальше, как советовал тебе тот рыжий директор, как его?
0'Брайен? Он был неплохим парнем. Ты мог бы
     заниматься журналистикой, как твой младший брат. Или стал бы
писателем.
     Когда-нибудь я, может быть, и примусь за книгу. Лет этак через
двадцать-тридцать. Эта эпоха, в которую мы живем, может
оказаться интересной для новых поколений. Ладно, напишу, если
доживу. Я хихикнул.




     Макс пошевелился и открыл глаза. -- Который час, Башка? --
спросил он. -- Половина восьмого, -- ответил я. Макс встал с
кровати. Прямо через ванную комнату он прошел в смежную
спальню и разбудил Простака и Косого. Затем я увидел, как он
направился к телефону. Вскоре раздался его голос: -- Пришлите
нам пару мальчиков. Я засмеялся:
     -- Услышав такую просьбу, телефонистка решит, что ты гомик.
Макс заулыбался, кивнул и добавил в трубку: -- Я имел в виду,
мисс, всего лишь парочку посыльных и местного парикмахера.
Кстати, может быть, вас это заинтересует: у нас естественные для
мужчин запросы.
     Было слышно, как на другом конце с грохотом швырнули трубку.
Макс схватился за ухо.
     Через пять минут раздался стук в дверь. Простак впустил в
комнату хорошо одетого мужчину в мягкой фетровой шляпе. У него
был проницательный взгляд, и чувствовалось, что посетитель
обладает живым умом. Макс холодно измерил его взглядом и
произнес: -- Я просил парикмахера. Но ты на него не похож. Еще я
заказывал двух посыльных, но на них ты смахиваешь еще меньше.
Что тебе нужно, парень? -- Я работаю на гостиницу, -- ответил
мужчина. -- Коридорный шпик? -- предположил я. -- Да, видимо,
так, -- улыбнулся он. Было сразу видно, что он хороший парень,
знающий что почем.
     -- Спрашиваю еще раз, -- сказал Макс. -- Что у тебя на уме,
парень?
     -- Ничего плохого. Я задам всего пару вопросов и отвалю.
Он посмотрел на нас и вежливо улыбнулся. Макс нетерпеливо
повторил: -- Хорошо. Что у тебя на уме?
     -- Во-первых, -- начал посетитель, глядя прямо в наши лица, --
портье не выполнил некоторые из правил, принятых в нашей
гостинице: никакого багажа -- значит, плата вперед.
Макс достал из кармана толстую пачку новеньких банкнотов и
стал отсчитывать от нее, приговаривая: -- Тысяча, две, три...
Сколько мы вам должны? Парень уставился на купюры в руках
Макса. Он, наверное, никогда не видел такого количества денег.
Голосом человека, только что пережившего потрясение, он
произнес:
     -- Видимо, этот вопрос мы легко уладим. Вы можете заплатить
портье в любое удобное для вас время, джентльмены. Макс
улыбнулся. -- Ладно. Что еще? Человек помедлил с ответом.
     -- Другой вопрос касается пляжа, этого эпизода с купальными
костюмами или, точнее, с их отсутствием.
     -- Хорошо, этого не повторится. Это было от плохого знания
местного этикета.
     -- Я так и думал. Сразу видно, что вы, ребята, не из таких.
Косой положил руки на бедра, томно изогнулся и пропел:
     -- О-о-о, дай прикурить, дорогуша! Мы посмеялись, как старые
знакомые. -- Вы просили дежурную прислать вам парикмахера, --
сказал детектив. -- В нашем отеле это не принято. Исключения
делаются только в редких случаях, как правило, для больных. Но в
вашем случае... -- он улыбнулся, -- я пришлю его прямо в номер.
Что касается двух посыльных... Макс прервал его:
     -- Мы хотели послать их по магазинам, так, за мелочами. Купить
белье и еще кое-что к званому обеду.
     -- Нижнее белье можно приобрести прямо у нас. -- Парень почесал нос и начал
задумчиво постукивать по нему  пальцем.  --  Но  что  касается  приобретения
вечерних  нарядов  в  это  время  суток...  --  он прошелся несколько раз по
комнате, не переставая потирать нос, -- это просто невозможно.
     -- Он, остановился и продолжил: -- Я вам лучше вот что
посоветую. Через три квартала отсюда располагается магазин
мистера Шварца, который может дать вам вечерние костюмы
напрокат. Вас это устроит?
     -- Нам без разницы, -- ответил Макс. -- Можем и напрокат.
Возьми это на себя. Пусть этот Шварц придет сюда и снимет с нас
мерки.
     Макс отделил от пачки стодолларовую купюру и протянул ее
детективу:
     -- Это за хлопоты. Купи себе немного заварных пирожных.
Парень вытаращил глаза, затем скромно потупился и произнес:
     --Нет, что вы, это совсем не обязательно. Это было сказано
примерно таким же тоном, каким девушка говорит: "Нет, не надо,
прошу тебя!", а про себя думает: "Еще, пожалуйста, мне это так
нравится. Заставь меня делать это!"
     -- Засунь деньги себе в карман, и забудем об этом, --
начальственным тоном сказал Макс.
     -- Спасибо, большое спасибо. Могу ли я быть еще чем-нибудь
вам полезен? Только скажите.
     Похоже, сто долларов были для него большими деньгами.
Помахав кулаком так, будто в нем были зажаты игральные кости,
Макс спросил:
     -- Тут у вас не найдется местечка, где можно сыграть партию в
интересный настольный гольф? Детектив помялся.
     -- Есть только одно заведение, на окраине, -- и он упомянул
название, которое нам дал Франк. -- Оно открыто для всех, но
пропускают туда только в вечерних костюмах.
     Всякий раз, когда он задумывался, его рука непроизвольно
тянулась к носу, чтобы его почесать. Именно этим он и занимался в
данный момент.
     -- Но советую хорошенько подумать, прежде чем туда соваться.
Скажу по дружбе: там нечисто. Вам там без обмана и одного хода
не дадут сделать.
     -- Ну и черт с ними. Подумаешь, потеряем парочку долларов, --
сказал Макс. -- Зато прогуляемся. Где это?
     Наш новый друг записал адрес на клочке бумаги. --Мне очень не
хочется, чтобы вы туда отправлялись, -- заметил он, дружелюбно
улыбаясь. -- Вы, ребята, мне очень нравитесь. Знаете, иногда
бывает приятно отправить туда какую-нибудь большую шишку. Для
небольшой стрижки. Но вы, ребята, -- другое дело-, вы мне очень
нравитесь, -- повторил он и покачал головой. Было видно, как он за
нас переживает. Когда он вышел, Макс сказал: -- Хороший парень.
Я согласился: -- Да, хороший.
     Макс повернулся к Косому и приказал: -- Ступай в гараж и достань
из-под тачки нашу амуницию.
     Косой с радостью бросился выполнять поручение. Через несколько
минут зазвонил телефон. Это был парикмахер. Он извинился за
задержку, вызванную присутствием клиента, и пообещал прийти
примерно через полчаса, когда закончит его обслуживать.
Минут через десять раздался стук в дверь. Я открыл. В комнату
вошел внушительного вида старик.
     -- Джентльмены, это вас надо подогнать под вечерние костюмы?
     -- шутливо спросил он. -- Вы Шварц? -- сухо осв.едомился Макс.
     -- Я мистер Шварц, портной, -- ответил старик. -- Он извлек из
своих карманов мерную ленту, карандаш и блокнот. -- Четыре
костюма? -- Он осмотрел комнату, пытаясь отыскать четвертого
клиента. -- Четвертый скоро придет, -- пояснил я. -- А как насчет
рубашек, галстуков, башмаков и запонок? У меня есть все, что
может понадобиться, -- улыбнулся он. -- Я могу снарядить вас
полностью. С головы до пяток. За весь комплект десять долларов в
день, носки бесплатно. Залог -- пятьдесят долларов с носа. --
Согласны? -- Пойдет, дедуля, -- сказал Макс. -- Дедуля... Какой я
вам дедуля? -- забормотал старик и грязно выругался на идише.
     -- Дед, это нехорошо, -- сказал я, -- мы ведь понимаем по-еврейски.
     -- Соплеменники? -- Старик ласково заулыбался. -- Еврейские
мальчики? Совсем не похожи. Я ведь не хотел ругаться, мой
мальчик, но мне не нравится, когда меня называют дедулей.
Неужели я такой старый? Старику было на вид лет восемьдесят,
никак не меньше.
     -- На вид вам не дашь и пятидесяти, мистер Шварц, --
сказал я.
     -- Ну, -- задумчиво возразил он, глядя на меня поверх очков. --
Может быть, мне все-таки чуть-чуть побольше?
Он улыбнулся нам, и мы все ответили ему улыбками. Он
оказался очень милым стариканом. С проворством, удивительным
для своего возраста, он принялся обмеривать нас со всех сторон,
записывая каждую мерку себе в блокнот и мурлыкая под нос что-то
вроде "тру-ля-ля".
     В комнату ввалился нагруженный оружием Косой. Не замечая
старого портного, стоявшего в это время на коленях рядом с
Простаком и снимавшего мерку для брюк, он вывалил содержимое
холщового мешка прямо на кровать. Там были четыре пушки сорок
пятого ка-. либра, маленькая игрушка Макса на тонкой пружине,
четыре лоснящиеся кожаные кобуры, несколько коробок с
запасными патронами и мой кнопочный нож. Старик встал с колен,
пристально оглядел нашу коллекцию, очень серьезно посмотрел на
нас и печально спросил:
     -- Гангстеры? -- Он грустно покачал головой. -- Еврейские
гангстеры -- это очень, очень плохо. -- И он вернулся к
прерванному занятию.
     Я давно не встречал таких милых старых чудаков. Мне
захотелось продолжить начатый разговор, и я сказал:
     -- Мистер Шварц, перед вами не только еврейские гангстеры.
Вот этот парень, -- я кивнул в сторону Простака, -- итальянский
гангстер. Простак улыбнулся и обратился ко мне на идише: -- Чтоб
ты сдох, иноверец!
     Старик приветливо улыбнулся Простаку, давая понять, что
отметил правильность его еврейского произношения.
Сняв мерки со всех четверых, он сказал: -- Мне лучше позвонить в
магазин от вас. Это ускорит дело. Надо сообщить моим мальчикам
ваши размеры. -- Вашим сыновьям? -- спросил я.

     -- Нет, со мной работают два симпатичных парня. Они цветные.
Он связался со своими помощниками и продиктовал им записи из
своего блокнота.
     Мы ждали, когда он закончит говорить. Старик сказал нам, что
его помощникам потребуется не менее получаса, чтобы подобрать
одежду нужных размеров из того огромного гардероба, который у
него имелся, и устало опустился на стул.
     -- Я передохну тут малость, выкурю сигарету. Ладно? Надеюсь,
я вам не помешаю?
     -- Все в порядке, дедушка, -- ответил Макс. -- Сиди, сколько
хочешь. Старик нахмурился:
     -- Дедушка? -- и снова выругался по-еврейски. Он был так забавен,
когда сердился, что мы не выдержали и рассмеялись.
     -- Значит, я старик, ну и ладно. Но если я старик, вы должны
потакать моим старческим слабостям. Я вот хочу немного с вами
поболтать. Имею я на это право?
     -- Имеешь, имеешь, -- сказал я. -- Можешь им воспользоваться.
Мистер Шварц оказался забавным старым болтуном. Слушая его
болтовню, я понял, что жизнь его порядком потрепала, но он сумел
сохранить и остроту ума, и изворотливость. Было такое ощущение,
что мы связаны невидимыми узами и можем довериться друг другу.
Думаю, что и старик почувствовал некую общность со своими
единоверцами. Во всяком случае, мы увидели в нем друга, а он вел
себя с нами совершенно по-родственному.
     И все же я решил его предостеречь: -- Мистер Шварц, мы приехали
сюда, чтобы развлечься. Хотим немного отдохнуть. Поэтому, прошу
вас, сделайте нам одолжение. Что бы вы здесь ни увидели, держите
язык за зубами, хорошо? Старик фыркнул:
     -- Ты что, думаешь, я ребенок или выживший из ума старый
осел?
     Я виновато улыбнулся. Он развлекал нас своей болтовней, а мы
сидели вокруг него и приводили в порядок оружие. Он с живым
интересом понаблюдал, как Макс отрабатывает свой коронный
прием с пружиной, и, будучи
     в силах удержаться, задал нам простой с его точки зрения
вопрос:
     -- Сколько народу вы шлепнули, мальчики? Вопрос застал нас
врасплох. -- Похоже, мистер Шварц, вы насмотрелись фильмов
про гангстеров, -- заметил я.
     -- Да, я часто хожу в кино. А еще я читаю газеты и книжки. Я знаю
все про таких парней, как вы, знаю все,
     что творится в этом мире.
     -- Что вы читали? -- спросил я старика, чтобы от-влечь его от
опасной темы.
     -- Я читал рассказ Хемингуэя "Убийцы", -- гордо ответил старик.
Мне стало интересно.
     -- Я его тоже читал. Вам он понравился, мистер Шварц?
     -- Да, очень. Захватывающая вещь. -- Да? -- Его ответ показался
мне забавным. -- Ну и как, похожи мы на парней из этой книги, на
тех убийц?
     Старик задумался. Внимательно оглядев меня, затем по очереди
Простака и Косого, он остановил взгляд на Максе. Потом покачал
головой.
     -- Нет, в вас мало общего с убийцами Хемингуэя или с киношными
налетчиками. Вы совсем на них не похожи. Мы от души
расхохотались.
     -- Неужто, мистер Шварц? -- спросил я.--И в чем же вы видите
разницу?
     -- Ладно, скажу вам. Вы, ребята, очень симпатичные и не такие
зло... зло... -- Зловещие? -- подсказал я.
     -- Да-да, -- с благодарностью закивал он. -- Не такие зловещие.
Вы умнее, -- добавил он, довольный данной нам характеристикой.
Макс сказал:
     -- Спасибо за похвалу, дедушка, -- и торопливо поправился: --
Я хотел сказать, мистер Шварц.
     -- И, наверное, мистер Шварц, -- продолжал я, -- раз мы не
похожи на убийц Хемингуэя и на налетчиков из фильмов, вы
думаете, что мы просто выпендриваемся и вовсе никакие мы не
гангстеры, верно? Старик улыбнулся:
     -- Нет, мальчики. Я думаю, что невзаправдашние гангстеры --
это злодеи и убийцы из фильмов, а что
     касается героев Хемингуэя, то они, по сравнению с вами, просто
мягкотелые праздношатающиеся идиоты, способные убить только
после того, как вдоволь наговорятся. А вот вы, мальчики, вы --
настоящий товар. Мы засмеялись.
     -- Точно, -- подтвердил я. -- Все герои в рассказе Хемингуэя --
просто дешевая подделка. В дверь постучали.
     -- Подождите минуточку! -- крикнул Макс и жестом показал на
шкаф.
     Мы вскочили и поспешно засунули туда оружие. Когда Простак
открыл дверь, в комнату, расточая улыбки, распространяя запах
бальзама для волос и всем своим видом обещая массу хорошего
настроения, ворвался парикмахер. Он как две капли воды походил
на парня с этикетки бальзама фирмы "Пинод".
     -- У нас тут литературный симпозиум, -- сообщил ему я. --
Участники спорят по поводу соответствия литературных героев
рассказа Хемингуэя "Убийцы" настоящим, невыдуманным злодеям.
Что вы об этом думаете?
     -- Вы имеете в виду писателя Эрнеста Хемингуэя? -- спросил
парикмахер. -- О, он отлично разбирается в характерах своих
героев. Я прочитал все его произведения и считаю, что рассказ
"Убийцы" показал, насколько гениален Хемингуэй. Благодаря его
описаниям я с одного взгляда могу определить гангстера или
убийцу. Что вы закончили, молодые люди? Принстон?
Я чуть не задохнулся. Подражая манере кинозлодеев, Макс
произнес:
     -- Ты -- умник, да, умник? Нам ты, умник, ни на что не нужен.
Только стричь и брить. А тот, который Хемингуэй, пусть катится к
чертям собачьим. Понял, умник?
     Обаятельная улыбка на лице парикмахера быстро исчезла,
уступив место выражению полной растерянности. Он шарил
взглядом по нашим бесстрастным лицам, но мы не издавали ни
звука. Макс опустился на стул и жестом велел ему начинать.
В комнате стояла полная тишина. Было слышно лишь щелкание
ножниц, порхающих у Макса над головой. Даже старик,
попыхивающий сигаретой, не издавал ни звука. Я улыбнулся ему.
Он улыбнулся мне в ответ. "Какой отличный старик этот Шварц",
     -- подумал я.
     Он чем-то 'напоминал мне моего отца. Скоро еврейский
родительский день. Я подумал, что до праздника нужно успеть
навестить могилу моего старика. Я представил, как обрадуются
мама и братишка, когда увидят новый большой памятник на его
могиле. В дверь снова постучали.
     -- Черт возьми, -- сказал Косой. -- Плотность населения быстро
возрастает.
     Это был посыльный из магазина готового платья. Я заказал ему
рубашки и всякую мелочь.
     -- Мы носим только белье фирмы Рейса, -- заметил Макс.  Продавец улыбнулся:
-- Будь спок, старина.  Я отметил про себя это "будь спок". Все  мы  до  дыр
затаскали  "отлично",  а  его "будь спок" звучало несколько по-британски. --
Англичанин? -- поинтересовался я. -- Нет, я родился здесь, в Нью-Джерси.  --
Посыльный улыбнулся. -- А мое произношение и милые словечки типа "старина" я
подцепил в магазине, где работаю. Он называется "Старый Лондон". У них  даже
носки старые -- из любви к традициям.
     Мы оба рассмеялись. Он удалился, пообещав быстро вернуться
со всем необходимым.
     После того как парикмахер закончил работу. Косой встал перед
зеркалом и, приглаживая свои курчавые волосы, шепеляво пропел:




     -- А ведь правда, што мы вше ошень шладкие и шимпатишные?
Мы последовали его примеру и поправили свои прически,
стараясь выглядеть не менее женственно.
     Макс заплатит парикмахеру двадцать долларов, и тот удалился с
совершенно ошалелым видом. Когда за ним закрылась дверь, старик
расхохотался.
     -- А как насчет того, чтобы покидать чего-нибудь в брюхо? --
предложил Простак.
     -- Покидаем. После того как помоемся и оденемся к обеду,
     -- ответил Макс.
Через несколько минут прибыл посыльный из "Старого
Лондона" с ворохом заказанного нами барахла. Макс расплатился.
Этот парень не взял чаевых, чего мы совершенно не поняли.
     К тому времени, когда мы вышли из душа, явился один из ребят
мистера Шварца. Он был так увешан коробками, что с трудом
протиснулся в дверь. Макс сунул парню десять долларов на чай, в
результате чего тот вогнал нас в краску своими бесконечными
благодарностями.
     Мистер Шварц остался, чтобы распаковать вещи. -- Разрешите
помочь вам, мальчики, с этими .замечательными галстуками-бабочками.
     Завязывая нам галстуки, он продолжал свой ненавязчивый треп.
Он любовался нами так, словно мы были его любимыми
сыновьями. Когда мы закончили одеваться, он еще раз оглядел нас
со всех сторон, чтобы убедиться, что все в полном порядке.
Заключение было благоприятным: -- Вот сейчас, мальчики, вы
похожи на джентльменов.
     По лестнице мы спустились все вместе. Прощаясь, старик с
грустью спросил: -- Можно мне как-нибудь навестить вас? -- Мы
будем рады видеть вас в любое время, мистер Шварц, -- ответил я.
     -- Пока тут живем. Как насчет того, чтобы пообедать вместе с
нами?
     -- Нет, спасибо. Желаю вам хорошо повеселиться. -- Старик
помахал нам рукой и зашагал к выходу.
     После обеда мы направились в гараж отеля и забрали наш
"кадиллак". Немного попетляв по улицам, мы добрались до казино.
Косой объехал его несколько раз, и мы хорошенько ознакомились с
окрестностями. Казино располагалось в приземистом, массивном
деревянном строении, стоявшем вдалеке от соседних домов и
окруженном обширными ухоженными газонами. За ним
находилась автостоянка, основательно заполненная автомобилями,
от одного вида которых в голову лезли мысли о больших деньгах.




     "Кадиллак" свернул на подъездную аллею. У входа нас
встретил швейцар в униформе.
     -- Добрый вечер, джентльмены, -- сказал он, протягивая
Косому парковочный талон.
     Один из служащих в точно такой же, как у швейцара, униформе
сел за руль, чтобы отвести "кадиллак" на стоянку. Мы занялись
подсчетом людей в форме, без дела слонявшихся возле входа. --
Охрана, -- произнес Макс.
     Мы вошли в здание. В небольшой раздевалке симпатичная.
девушка приняла наши шляпы. Мы поймали на себе пристальные
взгляды двух высоких мужчин в вечерних костюмах, которых
решили не замечать. Один из них приблизился к нам.
     -- Вы тут впервые? -- вежливо осведомился он. -- Совершенно
верно. Когда-то ведь надо начинать, -- сухо ответил Макс.
Мужчина отвел нас к конторке, за стеклянной перегородкой
которой сидел кассир. Макс достал из кармана деньги и
преувеличенно робко обратился к кассиру:
     -- Хочу сыграть по маленькой. Исключительно для
удовольствия. Дайте, пожалуйста, стодолларовых фишек на десять
тысяч долларов.
     Небрежно отсчитав от толстой пачки десять тысяч, он сунул тих
кассиру.
     Кассир оказался видавшим виды малым: ничуть не удивившись
и лишь слегка поведя бровью, он равнодушно отсчитал нужное
количество фишек, и мы рассовали их по карманам. После чего
проследовали в большой зал, который, судя по его размерам, был
единственным в этом заведении. -- Класс! --вырвалось у
Простака. Это относилось и к обстановке, и к людям. Мы
помедлили у входа, делая быстрые подсчеты.
     --Примерно четыреста пятьдесят человек, -- сказал я.
     -- И все четыреста пятьдесят -- олухи, -- добавил Простак.
Мужчины и женщины, все без исключения, были в вечерних
туалетах. Макс сделал свою оценку.
     -- Примерно двадцать пять подсадных уток, -- сказал он.
Я внес поправку в заключение Простака: -- Значит, олухов на
двадцать пять человек --меньше. -- Но все равно болванов с
полными карманами "бабок" здесь в избытке, -- заметил Косой.
     -- Я бы тоже хотел иметь полные карманы "бабок", но для
этого нужно сперва разнюхать, как эти ребята
     накалывают своих гостей, -- сказал Макс, первым направляясь в
глубину, зала.
     Вдоль стен стояло примерно с десяток карточных столов. В
центре комнаты, ближе к входу, находилась большая рулетка. В
дальнем конце располагался новенький стол для игры в кости. Бар
размещался в дальнем углу.
     Мы смешались с толпой, окружавшей рулетку. Простак
пристроился рядом с крупье. Косой занял место за спиной человека,
которого мы определили как подсадную утку. Я встал за спиной
Простака. Да, рулетка была здесь весьма популярна.
Макс поставил по две фишки на три четных номера. Как только
все ставки были сделаны, колесо завертелось. Макс проиграл. Тогда
он поставил по три фишки на три нечета. Мне было непонятно,
зачем он делает это, но, судя по сосредоточенному выражению его
лица, он, видимо, решил проверить на практике кое-какие из своих
идей.
     И  вновь,  после  того  как крупье принял все ставки, закружилось колесо. Я
посмотрел на Простака. Тот внимательно наблюдал за действиями крупье. Затем,
сделав  вид,  что  сильно  взволнован  происходящим  за  рулеткой, он слегка
оттолкнул крупье в сторону. В тот же  миг  его  рука  скользнула  под  стол,
пытаясь  нащупать  какие-нибудь  кнопки или переключатели. Секундой позже он
уже улыбаясь извинялся за свою неосторожность.  В  этом  раунде  Макс  опять
проиграл.
     Куда Макс поставил свои фишки в следующей игре, я не
заметил, так как все мое внимание сосредоточилось на Простаке,
который успел переместиться к типу, находившемуся до этого под
надзором Косого. С этим парнем Простак проделал тот же самый
номер, что и с крупье. Он как бы нечаянно потерял равновесие,
оттолкнул парня в сторону и запустил руку под стол. При этом лицо
его выражало неподдельный азарт заядлого игрока.
В следующем круге Макс не участвовал. Пытаясь сделать ставку,
он случайно смахнул все свои фишки на пол. Со смущенной
улыбкой, прося у окружающих прощения за свою неловкость, он
весь кон проползал вокруг стола, собирая рассыпанные фишки.
Таким образом он пытался узнать, не находится ли под ковром
какое-нибудь устройство, управляющее действиями рулетки. По
разочарованному выражению его лица я понял, что
он ничего не нашел. Макс вновь вернулся к игре, ставя на
всевозможные комбинации и используя разнообразные
тактические приемы. Это, как и следовало ожидать, ни к
чему не привело. Он продолжал проигрывать.
     Я же в это время наблюдал за теми, кому непрерывно везло.
Они, без сомнения, были людьми казино. Но каким образом им
удавалось выигрывать, я так и не смог понять.
Вскоре Макс отказался от дальнейших попыток выиграть на
рулетке и вышел в туалет. Мы, по одному, чтобы не вызвать ничьих
подозрений, покинули зал и при-соединились к нему.
     -- С рулеткой наверняка не все чисто, -- сказал Макс. -- Но будь я проклят,
если понимаю, как им эт5 удается. Ну а вы что-нибудь обнаружили?
     -- Крупье совершенно ни при чем, -- произнес Простак. -- Я
уверен, что это не он.
     -- Да, -- согласился я. -- Такое впечатление, что это делает кто-то другой.
     -- А я вообще ничего подозрительного не заметил, -- сообщил
Косой.
     -- Но разве возможно, чтобы кто-то другой мог управлять
колесом? -- спросил Макс. Я пожал плечами:
     -- Может быть, они делают это с помощью дистанционного
управления?
     -- Я просадил этим мерзавцам более трех тысяч, -- проворчал
Макс. -- Ладно, пойдем побросаем кости. Может быть, там нам
больше повезет?
     По дороге мы сделали привал у стойки бара и заказали по
рюмочке.
     Стол для игры в кости был само совершенство. Все было
сделано в лучших традициях этой древней игры: зеленый фетр,
доска для отскока кубиков, короче, все как надо. Мы окружили его
и принялись наблюдать за игрой. Здесь не было никаких жетонов.
Игра велась только на наличные. Пришла очередь Макса, и он
поставил пятьсот долларов.
     В этой игре нам вполне хватило наших мозгов, чтобы
догадаться, в чем фокус. Мы уже знали, как Макс расстанется со
своими денежками. На первом ходу ему дали почувствовать вкус
победы, позволив выбросить одиннадцать очков и обыграть
какого-то лопуха. Люди от
     1 Однажды в Америк"                                                     225
     казино спокойно ожидали, когда придет их время взяться за дело.
В следующем раунде Макс удвоил ставку, и она составила
тысячу долларов. Подсадные утки немедленно вступили в игру. Мы
даже не сомневались в том, что Макс продует. Любителям, как
правило, не оставляют даже малейшего шанса на выигрыш. Эти
ребята не рискуют. Помощник крупье бросил Максу его кости. Они,
без всякого сомнения, были фальшивые. Макс повертел их в руках, а
затем выбросил. Четыре очка.
     Люди казино начали заключать пари со зрителями, ставя против
Макса. Помощник крупье вернул Максу его кубики. С улыбкой
вертя их в руках, Макс успел Шепнуть мне на ухо: "Перевертыши!"
Он имел в виду, что в девяти случаях из десяти такие кубики
показывают семь очков. Он сделал свой ход. Кубики покатились по
столу и, перевернувшись в последний раз, выдали семь очков.
Затем наступила очередь противника. Он выбросил двенадцать
очков и выиграл четыре тысячи. Это вызвало прилив интереса к игре
со стороны лопухов-клиентов. В данном случае крупье, его
помощник и подсадные утки действовали как одна слаженная
команда. Крупье играл в ней главную роль. Он указывал
помощнику, когда необходимо подать клиенту нужную пару
кубиков. Остальные следили за его сигналами и зарабатывали для
казино дополнительные деньги, заключая пари с лопухами,
следящими за игрой. Все проще простого. Когда мы отходили от
стола. Косой заметил: -- Безмозглые дурики!
     -- Ага, -- согласился Простак. -- Где им догадаться, что
победитель работает на заведение и должен будет потом вернуть
выигранные деньги.
     Мы двигались вдоль карточных столов, легко определяя уловки,
используемые в каждом конкретном случае. За разными столами
игры были разные, но везде действовали искусные шулерские
коллективы, состоящие из сдающего и его сообщника, которые с
легкостью обирали доверчивых клиентов, как правило, играющих
поодиночке.
     За  каждым  из столов шулера использовали приемы, которые не повторялись ни
за одним другим. Если в одном месте мы сразу поняли, что  они  общаются  при
помощи  "крапленого" жаргона, снабжая друг друга информацией о своих картах,
то в другом месте нам пришлось проторчать у стола целых три раздачи,  прежде
чем  мы  догадались,  что  в кольцо банкующего мастерски вставлено крохотное
зеркальце, благодаря которому он узнавал все  карты  еще  до  того,  как  их
получали на руки игроки.
     А за одним из столов в ходу была колода с чуть-чуть
шершавыми ребрами карт. При раздаче банкующий незаметно
ощупывал их края.
     Мы прогуливались с деланным безразличием, останавливаясь на
короткое время то тут, то там, чтобы понаблюдать за игрой. В одном
месте мы рискнули даже немного поиграть. На сей раз весь секрет
крылся в тщательно отполированных тузах, таких гладких, что было
просто удивительно, как никто из играющих этого не замечал.
Раздающий обладал такой ловкостью рук, что мог незаметно
выдергивать тузов из колоды и так же незаметно отправлять их в
самый низ этой колоды, а затем, в ходе раздачи, переправлять
своему напарнику или оставлять себе.
     Самая крупная игра шла за столом для покера. Никаких фишек.
Только наличные. Минимальная ставка равнялась ста долларам.
Максимальная могла быть сколь угодно высокой. Макс решил
сыграть. Мы встали у него за спиной. Мы глядели во все глаза,
пытаясь понять, какой трюк используется за этим столом. Но это
нам не удалось. Мне лишь показалось необычным то, что сдающий
сидел за столом в солнцезащитных очках. За каких-нибудь двадцать
минут один недоумок проиграл около шести тысяч.
Наш обход мы завершили у игральных автоматов, которым
скормили по паре четвертаков. Автоматы находились в самом углу
и оказались такой же липой, как и все в этом милом заведеньице.
Нам сразу стало ясно, что средний рычаг в этих устройствах
зафиксирован так, чтобы у игроков не было ни малейшего шанса
сорвать банк. После знакомства с автоматами мы направились к
конторке, и Макс вернул часть своей наличности в обмен на
оставшиеся у него фишки.
     Выйдя на улицу, мы уселись в "кадиллак" и отправились в
гостиницу.
     -- В этом месте здорово накалывают, -- заметил Макс.
     -- Ага, -- согласился Косой. -- И без всякого вазелина.
На полдороге мы остановились, чтобы подкрепиться кофе с
гамбургерами. Сидя за одним из дальних столиков, мы
обменивались впечатлениями о том, что нам удалось выяснить
во время посещения казино.
     -- Я просадил пять тысяч в этом притоне, -- констатировал
Макс, задумчиво попыхивая сигарой. -- Но они мне вернут мои
денежки сторицей. Эти проходимцы вернут их еще до того, как с их
местечком будет покончено.
     -- Тот сдающий в очках, он что, не передергивал? -- спросил я.
     -- С ним мы тоже разберемся, -- сухо ответил Макс. -- Я его
раскусил. А вы, мальчики, разве не догадались, как он это делает? --
Мы не ответили. -- Разве вы не заметили эту вещичку на его глазах?
     -- Да, я обратил внимание, что он в темных очках. Ну и что? --
возразил я.
     -- Башка, ты меня разочаровываешь. Это специальное
устройство для того, чтобы видеть фосфоресцирующие краски. Вы
отстали от жизни, детки. -- Макс так и сиял от счастья. Ему
наконец-то удалось переплюнуть меня в знаниях. -- Помните ли вы,
детки, как мы когда-то давно, в детстве, наведывались в одну
дешевую лавочку на Деланси-стрит, где нам за какие-нибудь пять
центов давали посмотреть сквозь слюдяное стекло на специальные
картинки? -- Мы кивнули. -- Еще не дошло? Ну вот, когда мы
смотрели на эти картинки через слюдяную пластинку, мы видели
другое, скрытое изображение, помните? Итак, тупицы, колода для
покера, которой я там играл, сделана по специальному заказу. На
рубашки карт нанесены скрытые знаки, которые читаются только
сквозь раскрашенную слюду. Стекла в его очках как раз и были из
такой слюды. Я посмотрел на Макса с восхищением. -- Блестящая
догадка, Макс!
     -- Весьма польщен, мой дорогой мистер Холме, -- рассмеялся
он.
     -- А как насчет рулетки, Макс? Ты и с ней разобрался? --
поинтересовался я.
     -- Увы. -- Он покачал головой. -- Это-то меня и бесит. Ну
ничего, завтра мы опять туда прогуляемся.
     -- А. мы что, не предпримем никаких стремительных
действий? -- недовольно спросил Простак.
     -- Ты хочешь, чтобы я звякнул нью-йоркскому
начальству, -- ответил Макс, -- и попросил их выслать сюда
парочку-другую специалистов из бригады подрывников и
поджигателей с Малбери-стрит? Они быстро разнесли бы это
место на кусочки. Ты это называешь стремительными
действиями, Простак? На кой черт нам так спешить? Тут нам
совсем неплохо, и играем мы на деньги Общества, ведь так?
     -- Может, ты и прав, -- согласился Простак. -- Мы, пожалуй,
вполне обойдемся без помощи этих диких зулусов.
     -- Фил предпочитает обходиться без жестких мер, поэтому
попробуем, в меру наших способностей, сделать так, чтобы все
прошло гладко, -- сказал Макс. -- И давайте вернемся в номер да
сыграем в покер по-честному.
     Мы вернулись в гостиницу, где всю ночь напролет играли в
покер. Взятые напрокат костюмы Макс отослал с коридорным к
Шварцу, чтобы тот отутюжил их и прислал назад на следующий
день.
     Мы проспали до семи часов вечера. Макс позвонил дежурному и
попросил, чтобы нам доставили завтрак прямо в номер. На другом
конце провода ему объяснили, что он выбрал довольно странное
время для завтрака. Но Макс продолжал настаивать:
     -- Хорошо, хорошо, называйте это как хотите, но только
пришлите нам апельсинового сока, ветчины и бутербродов с яйцами
на четверых.
     После того как мы покончили с легкой трапезой, Макс
позвонил дежурному и заказал для нас купальные трусы.
На пляже было всего несколько человек. -- Это не так интересно,
как плавать при лунном свете по Ист-Ривер, держась за борт
мусорного буксира, -- сказал Простак.
     -- Но мы попытаемся получить от этого максимальное
удовлетворение, -- ехидно заметил Макс.
     Мы купались достаточно долго. Затем поднялись в наши
комнаты, приняли душ и стали дожидаться костюмов. Наконец
прибыл мистер Шварц с целым ворохом одежды, которую со
вздохом опустил на кровать.
     -- Ну как вы, мальчики? Вам тут нравится? -- спросил он.
     -- Спасибо, мистер Шварц, -- ответил я. -- У нас очень
приятные каникулы.
     Мы начали одеваться. Мистер Шварц присел в сторонке,
закурил и принялся развлекать нас разговорами. В середине
ничего не значащего трепа он неожиданно задал один из
своих коронных вопросов: -- Ребята, вы храбрые? Я
улыбнулся и пожал плечами. -- Что? -- ошарашенно спросил
Макс. Улыбнувшись, старик с удивительной откровенностью
пояснил:
     -- А то, что считается, будто все евреи трусы. Простак и я
расхохотались, глядя на Макса. Замечание старика привело его
в полнейшее замешательство.
     -- Храбрость или ее отсутствие вовсе не расовый признак,
мистер Шварц, -- заметил я. -- Часто это определяется
обстоятельствами, необходимостью, воспитанием. Да,
поведенческие реакции объясняются многими причинами. По моему
опыту, полученному, как известно, на практике, ни одну группу
людей нельзя вот так просто отметить каким-либо клеймом.
Особенно это касается обвинения в отсутствии храбрости. Храбрость
     -- благоприобретенное качество -- я имею в виду ее стойкое
проявление, а вовсе не случайные вспышки, -- которое крепнет по
мере приближения человека к духовному и физическому
совершенству. Позвольте мне привести вам пример. -- Я
полушутливо обвел рукой комнату. -- Разве поведение
присутствующих не является доказательством вышесказанного?
     -- Благодарю. -- Макс церемонно поклонился мне, не
переставая застегивать брюки. -- Позвольте узнать,
глубокоуважаемый Башка, относите ли вы к этому примеру самого
себя?
     -- Позвольте мне ответить на ваш вопрос строго положительно.
     -- Я отвесил Максу такой же точно поклон.
     -- Скромный мальчик, -- Макс снова поклонился. -- Вы что,
будете всю ночь кланяться друг другу? -- вмешался Простак. -- Я
есть хочу.
     -- Хорошо. Все готовы? -- спросил Макс и оглядел
присутствующих. -- Пушки не забыли?
     -- Ну, просто джентльмены да и только, -- проворковал
старик, провожая нас взглядом.





     Плотно  подкрепившись,  мы  отправились  в  казино.  Макс  вновь приобрел у
кассира сто  стодолларовых  жетонов,  и  мы,  войдя  в  зал,  как  и  вчера,
заполненный  убликой,  сразу  направились к рулетке. На протяжении ескольких
часов Макс делал ставки и  неизменно  прогрывал.  Я  внимательно  следил  за
игрой,  тщетно  пы-аясь подметить что-нибудь необычное в шарике, в колесе, в
движениях крупье. Макс потерял уже около шести тысяч,  но  упорно  продолжал
делать ставки.  Испытывая презрение к самому себе, я отошел от стола. Да, мы
считались профессионалами, знающими о любой уловке в подобном бизнесе, но мы
не  могли  разгадать, в чем заключается фокус с рулеткой. Внезапно я увидел,
как один из работающих на казино подсадных бросил быстрый взгляд на потолок.
Я  поднял  голову,  и  мне  показалось, что в потолке над рулеткой находится
небольшое отверстие, являющееся как бы частью декоративного узора. Я  жестом
подозвал  Простака,  обладавшего более острым зрением, и сообщил ему о своих
подозрениях. Простак подтвердил, что  там,  куда  я  ему  незаметно  показал
взглядом,  действительно  есть  отверстие. Мы вернулись к столу, и я, поймав
взгляд Макса, дал понять, что буду ждать его в туалете. Когда Макс пришел, я
рассказал ему о том, что мы обнаружили.
     -- Отличная работа. Башка, -- заметил он. -- Возможно, это
именно то, что мы искали.
     Макс обменял на деньги оставшиеся у него жетоны, и мы вышли
из казино. Было около двух часов ночи. Мы доехали до
круглосуточной закусочной, расположились за дальним столиком и,
плотно заправившись гамбургерами и кофе, раскурили сигары и
погрузились в молчание. Примерно через час мне надоело молчать.
     -- Думаю, что нам прямо сегодня следует хорошенько осмотреть
это заведение после того, как его закроют Макс согласно кивнул:
     -- Да, я как раз об этом думал. -- Он взглянул на часы. -- Три
тридцать. Пора отправляться.
     Мы вернулись обратно и, припарковавшись с выключенными
огнями на некотором удалении, стали наблюдать за казино. Одна за
другой машины посетителей покидали стоянку. Наконец во всем
казино погас свет, и последние две машины выехали на шоссе и
скрылись вдали. Мы подождали еще немного. Вокруг здания не
     наблюдалось никакого движения. Макс вылез из "кадиллака",
прислушался и бросил: -- Пошли!
     Напрямую, через лужайку, мы бесшумно подобрались к зданию и
обошли его по кругу. Внутри кто-то был: мы слышали звуки шагов и
видели свет ручного фонаря.
     -- Похоже, что они оставляют сторожа, -- прошептал я.
Макс жестом приказал нам спрятаться за кусты, а сам подошел к
зданию и постучал по стене рукояткой пистолета. Раздался звук
открываемого окна. Макс быстро нырнул в кусты, а из окна
высунулась чья-то голова. Мужской голос спросил: -- Кто здесь?
Затем луч фонаря пробежал по земле и по кустам около окна.
Человек выругался, и окно с треском захлопнулось.
Макс повторил свои действия. Окно вновь распахнулось, фонарь
посветил в разные стороны, и голос сердито произнес: -- Какого
черта? Кто это?
     Затем окно вновь захлопнулось, но зато почти сразу открылась
находящаяся рядом дверь. Из дома вышел рослый человек в строгом
деловом костюме. С фонарем в левой руке и с пистолетом в правой
он двинулся вдоль стены, что-то сердито бормоча себе под нос. Макс
беззвучно вырос у него за спиной и с размаху ударил по голове
рукояткой револьвера. Человек, не проронив ни звука, повалился на
траву. Я подошел и склонился над ним. Макс вопросительно
посмотрел на меня. Я неопределенно пожал плечами: мне
показалось, что человек мертв.
     -- Что? Я угробил его? -- прошептал Макс. -- Да, похоже. --
Однако я почувствовал едва различимые биения. -- Подожди-ка, --
прошептал я и приложил ухо к груди. Сердце билось. -- Он,
пожалуй, очухается.
     Мы  подняли  человека, затащили в дом и, связав носовыми платками, оставили
лежать на полу. Обход здания мы завершили в помещении для кассира. Это  была
комнатка  размерами  примерно  три  с  половиной на три с половиной метра, с
небольшим окошком из пуленепробиваемого стекла в  углу.  Окошко  выходило  в
кори-пор  точно так же, как в банковских кассах. И выдвижные ящички кассы, и
небольшой сейф, стоящий у стены, оказались незапертыми и абсолютно  пустыми.
Кроме  кассы и сейфа в комнате находилось несколько стульев и холодильник. Я
подумал, что для холодильника выбрано несколько необычное место, и  заглянул
внутрь.   Единственным,  что  я  там  обнаружил,  были  три литровые бутылки
молока. Макс бросил взгляд через мое плечо и произнес:
     -- Наверное, у кассира язва.
     -- Все равно очень странное место для холодильника, -- сказал
я.
     Из комнатушки вела еще одна дверь, за которой оказался туалет.
В полу комнатушки был люк, закрывавший вход в подвал, а у задней
стены находилась узкая лестница, ведущая на чердак. Макс в
замешательстве потоптался в центре помещения, поглядывая то на
люк в полу, то на лестницу, затем принял решение и двинулся
наверх, показав жестом, чтобы мы следовали за ним. Чердак оказался
низким, недостроенным и захламленным строительным мусором.
Передвигаться можно было лишь в полусогнутом состоянии. Мы
проследовали туда, где, по нашим предположениям, находилась
центральная часть зала, и через дверь попали в клетушку длиной
меньше трех и шириной чуть больше метра. Когда Макс направил
луч фонаря на пол, нам сразу стало ясно, в чем заключалась уловка с
рулеткой. На полу был изображен обод рулетки, и рядом с каждой из
нарисованных и пронумерованных луз располагался электрический
тумблер. Отверстие в полу находилось точно над рулеткой в зале и
было оснащено зрительной трубой.
     -- Находчивые уроды, -- прошептал я. -- Шарик рулетки вовсе
не из мрамора, как требуют правила. Очевидно, он железный и
только раскрашен под мрамор. Я же говорил, что они используют
дистанционное управление.
     -- Как это? -- спросил Косой. -- Как это! -- с презрением
передразнил его Макс. -- Ты что, и впрямь не понял?
Косой недоуменно помотал головой. Макс вздохнул и раздраженно
пояснил:
     --  Парень,  который  здесь  сидит,  смотрит  на стол и наблюдает за своими
людьми, то есть за подсадными. Один из  них  делает  крупную  ставку.  Когда
колесо  начинает  крутиться,  парень щелкает тумблером и включает магнит под
лузой с номером, на который поставил подсадной. Магнит хватает шарик, и  все
остальные лопухи проигрывают.
     Макс довольно потер подбородок. Было видно, что устройство
ему очень понравилось, о чем он и заявил:
     -- Недурно, совсем недурно. Думаю, что они для поддержания
интереса позволяют посторонним срывать небольшие выигрыши.
Он продолжал разглядывать устройство, тихонько улыбаясь и
разговаривая вслух с самим собой:
     -- Будь у меня приятель, который щелкал бы тумблерами в мою
пользу, это могло бы принести немалую прибыль. -- Его улыбка
вдруг стала шире, и он обратился ко мне: -- Ну, и что ты. Башка, на
это скажешь?
     -- Да, над этим стоит подумать, Макс, -- согласился я.
Стараясь не поднимать шума, мы тщательно осмотрели весь
чердак. Здесь оказалось множество смотровых отверстий.  С их
помощью можно было наблюдать абсолютно за всем, что
происходит в зале. Закончив осмотр, мы спустились вниз, и Макс с
сомнением уставился на люк в полу.
     -- Заодно можем глянуть, что находится там, -- наконец
произнес он и, ухватившись за кольцо, медленно поднял крышку.
Да, нас поджидал сюрприз, и мы ничего не могли поделать со
своими ртами, которые раскрылись от удивления при виде столь
неожиданного зрелища. В комнате под нами, за столом, заваленным
массивными томами, сидел старик и что-то аккуратно вписывал в
один из них при тусклом свете настольной лампы. Не поднимая
головы, он произнес:
     -- Вы, ребятки, пришли чуть раньше, но я уже заканчиваю.
Остальные готовы, вы можете их пока выносить.
     -- Что за черт? -- прошептал Макс мне на ухо. Я пожал плечами.
Старик махнул рукой на закрытые тома:
     -- Можете их брать, они готовы. -- Давай поиграем с парнем, -- шепнул я. --
Годится, -- ответил Макс.  Мы двинулись вниз по ступенькам. Старик бросил на
нас  быстрый  взгляд  и вернулся к своей работе. Я заглянул через его плечо,
чтобы  узнать,  чем  это  он  занимается.  Он  писал  имена.  Я  пригляделся
повнимательней,  и вдруг до меня дошло: он вписывал фальшивые имена в списки
избирателей округа.
     -- Ну что? Как выглядит работа, сынок? -- гордо спросил
старик.
     -- Замечательно, просто замечательно, -- ответил я. Чтобы не
возбуждать в нем подозрений, я удержался от того, чтобы задать
ему несколько вопросов.
     -- Все, сейчас кончаю последнюю страницу этого последнего
тома, -- произнес старик, продолжая быстро работать.
Мы стояли вокруг, любуясь сноровкой, с которой он делал свое
дело. Наконец старик положил ручку и с облегчением вздохнул:
     -- Хорошо, что этим приходится заниматься только раз в году.
Это настоящая каторга. -- Он с улыбкой посмотрел на нас и
спросил: -- А куда делся Джон?
     Я подумал, что он, видимо, говорит о парне, которого оглушил
Макс. Как всегда не растерявшись, Макс ответил: -- Он в сортире.
Старик кивнул.
     -- Ладно, давайте выносить библиотеку. Макс велел Косому
подогнать автомобиль к дверям, и мы загрузили в него все тома.
Старик оказался до невозможности наивным. Не задав ни одного
вопроса, он сел на заднее сиденье. Мы с Максом уселись по обе
стороны от него, и Косой вывел автомобиль на шоссе. Когда Макс
велел Косому ехать в отель, старик с удивлением посмотрел на него,
но ничего не спросил.
     Когда мы приехали к отелю, Косой, Макс и Простак
отправились переодеваться. Я сидел в машине рядом со стариком и
держал руку в кармане на рукоятке ножа. Когда все остальные
вернулись, я тоже сходил и переоделся, затем заплатил дежурному
за неделю вперед и распорядился, чтобы он отослал к Шварцу наши
вечерние костюмы. К тому времени когда я вернулся и мы отъехали
от отеля, до старика, по-видимому, наконец дошло, что не все в
порядке. Он с подозрением посмотрел на нас и спросил:
     -- Вы куда направляетесь? Разве не в главное хранилище округа?
     Мы ничего не ответили и продолжали сидеть, словно не слышали
вопроса. Он испугался и спросил дрожащим голосом: -- Кто вы
такие? Макс похлопал его по спине:
     -- Будь хорошим мальчиком, дед, и все будет в порядке. Так что
не переживай понапрасну. -- Обратившись к Косому, он добавил: --
К Толстому Мои.
     По пути старик успокоился, особенно после того как увидел, что
мы относимся к нему с вниманием и уважением. Когда мы
проделали половину пути до Нью-Йорка, он уже был нашим
приятелем. В небольшом городке, через который мы проезжали,
Макс купил литровую бутылку виски, и она помогла убедить
старика в наших дружелюбных намерениях и развязать ему язык. Он
многое рассказал нам о политике, который заправлял округом. Он
описал его как "толстобрюхого, жадного, пронырливого сукина
сына", обладающего большим политическим влиянием. Этот
политик управлял в округе чем угодно и даже являлся главой
местного отделения ку-клукс-клана.
     -- С ним опасно связываться, -- предостерег нас старик. -- Все
работники казино являются членами клана. И он очень
предусмотрительный парень. Ничего не пускает на самотек. Из
всего извлекает выгоду. И из казино, и из окружных выборов. --
Затем старик поинтересовался: -- Вы, ребята, что, из
оппозиционной партии? -- Я отрицательно качнул головой. Он
предпринял еще одну попытку: -- Из прокуратуры штата?
Макс проявил принципиальность и честно ответил: -- Нет. Мы из
организации, которую интересует лишь казино.
Затем вопросы начал задавать я. Меня интересовало, где он так
ловко научился обращаться с ручкой и как связался с этим
политиком.
     -- Я отбываю второй срок за подделку документов, -- объяснил
старик. -- Этот толстобрюхий урод занимает меня у начальника
тюрьмы перед каждыми выборами, чтобы я мог подделать списки
избирателей.
     -- "Земля Колумба, дар бесценный Океана, пристанище
свободных и отважных!" -- с издевкой пропел я. -- Черт, до чего же
однообразно все происходящее в этом пристанище свободных!
     Большее, что делали мы, кого все называли бандитами, так это
использовали влияние Франка для поддержки нужных политиков.
Ну, еще, может быть, посылали кое-кого проголосовать по
нескольку раз, что запрещалось законом. Ну, допустим, иногда
мягко убеждали избирателей проголосовать за нужного человека.
Но этот парень! Он загребает пирожки прямо-таки лопатой. И не
считается бандитом. Он законопослушный гражданин. Но он мог
дать нам сто очков вперед по части облапошивания публики на
выборах. Да, как все это типично и однообразно. В любом виде
деятельности бандиты просто жалкие дилетанты по сравнению с так
называемыми законопослушными гражданами, если эти граждане
занимают высокое положение.
     -- Так, значит, сейчас ты должен находиться в тюрьме? --
спросил я. Старый мошенник кивнул и сказал: -- Теперь я стал
дважды беглым. Тот парень, Джон, которого мы оставили в казино,
он ведь шеф следственного отдела округа. Он должен был доставить
меня обратно в каталажку. -- Старик нахмурился. -- Что вы с ним
сделали, ребятки? Он правая рука этого политика в тех случаях,
когда требуется сила. -- Мы уложили его спать, -- ответил я. -- Вы
что, убили его? -- испуганно спросил старик. -- Нет, -- ответил
Макс, -- мы просто на время уложили его в сторонке, чтобы не
путался под ногами. Старик облегченно вздохнул.
     -- А вообще в этом казино есть постоянный ночной сторож? --
спросил я.
     -- Точно не знаю, но вроде бы нет, -- ответил старик. --
Насколько я понимаю, они просто забирают оттуда все деньги и
жетоны, когда закрываются. Когда мы въехали в Нью-Йорк, Макс
спросил: -- Что ты собираешься делать дальше, старая развалина?
     -- Что ты имеешь в виду? -- спросил старик. -- Что ты
собираешься делать дальше? -- повторил Макс. -- Хочешь
вернуться в тюрьму или послать к чертям полицию и остаться
в  Нью-Йорке?
     -- Я бы предпочел Нью-Йорк, если меня не отыщут и если здесь
можно найти какое-нибудь дело. -- Не бойся, не отыщут, -- сказал
я. Макс с улыбкой взглянул на старика.
     -- Хорошо, старая кочерга, мы найдем, чем тебе заняться. Но
ручкой ты работать не будешь. Мы подыщем тебе дело, которое
удержит тебя от столь недостойного поведения. Как у тебя с
деньгами? Есть какая-нибудь заначка?
     Старик отрицательно покачал головой, и Макс тут же извлек из
кармана и сунул ему пятьдесят долларов. Старик растроганно
пробормотал слова благодарности и посмотрел на Макса
влюбленными глазами.
     Прибыв к Толстому Мои, мы занесли тома со списками в нашу
комнату и сложили их в стенном шкафу. Толстый Мои, узнав о
нашем возвращении по поднятому нами шуму, появился в дверях с
подносом виски. Макс обратился к старику:
     -- Ну ладно, старый хрыч, давай выбирай, чем бы ты хотел
заняться. Что тебе больше по вкусу: ухаживать за "холодненькими"
в похоронном бюро или за "тепленькими" в пивнушке?
     -- Я бы предпочел последнее, -- с надеждой ответил старик.
     -- Мои! -- проорал Макс. -- Найди фартук для старика! Он
будет еще одним твоим помощником.
     -- Пожалуйста, называйте меня Филом, -- тихонько попросил
старик. Макс улыбнулся:
     -- Хорошо, Фил. Толстый Мои введет тебя в курс дела и даст
тебе комнату. Уладив дела со стариком, Макс объявил: -- А теперь
пора заглянуть к Веселому. Мы поехали на Брум-стрит. В баре
оказался только Пипи. Он встретил нас радостными восклицаниями
и двойными порциями виски.
     -- Как дела? Все в порядке? -- спросил Макс. Пипи с радостным
видом сообщил, что все просто замечательно.
     -- Где Веселый и Глазастик? -- спросил я. -- Отдыхают. Сегодня
была очень напряженная ночь, -- довольно поблескивая глазами,
ответил Пипи.
     -- Ты, Глазастик и Веселый нужны мне на пару дней для
небольшой работенки за городом, -- по-хозяйски распорядился
Макс. -- Найди кого-нибудь, чтобы приглядел за заведением на это
время.
     -- Конечно, Макс, -- ответил Пипи -- Когда надо отправляться?
     -- Будете ждать нас здесь ближе к вечеру. Мы заедем за вами.
     -- Хорошо, мы будем готовы. Я сгоняю за Веселым и
Глазастиком прямо сейчас.
     Когда мы вышли на улицу, Простак с Косым заявили, что не
прочь подкрепиться, и мы заехали в закусочную на Деланси-стрит.
За едой Макс обратился ко мне:
     -- Ты, случайно, не помнишь номер дома на Четвертой авеню?
     -- Какого дома? -- спросил я, перекладывая себе часть
картофеля фри из его тарелки.
     -- Того, где живет парень, который делает игральные кости.
     -- А, тот парень, к которому нас в молодые годы гонял
Профессор за разными шулерскими принадлежностями?
     -- Да, он. Так ты помнишь номер дома? Я задумался, одновременно
намазывая горчицей аппетитный кусок тушеной говядины.
     -- Нет, не помню, но, пожалуй, дом узнать смогу. Он где-то в
восточной части улицы. А в чем дело? -- Хочу взять у него кое-что.
Есть одна идея. -- Собираешься угостить ребят из казино парой
блюд, приготовленных по их же рецептам? -- Да, что-то вроде
этого.
     -- Если мы не спеша прокатимся по Четвертой авеню, то,
пожалуй, найдем нужный дом, -- сказал я, заканчивая еду.
Мы так и сделали. Косой с Простаком остались в машине, а мы с
Максом поднялись на второй этаж найденного дома.
     -- Привет, детишки, как жизнь? -- поприветствовал нас хозяин.
     -- Вы определенно прибавили в размерах за последнее время.
Мне показалось невероятным, что он нас запомнил, и я
удивленно спросил: -- Вы что, действительно нас узнали? --
Конечно, -- рассмеялся он. -- Как я мог забыть? Это было словно
вчера. Появляются два крутых ист-сайдских малыша и цедят сквозь
зубы что-то вроде: "Нас прислал Профессор".
     Мы рассмеялись над тем, как он передразнил наши давнишние
ужимки.
     -- Чем могу быть полезен? -- уже по-деловому спросил он.
Макс объяснил, что нам нужны колоды карт с
     фосфоресцирующими метками.
     -- Отличная вещь, -- заметил хозяин. -- Такие карты я
держу только для самых умных и скромных в финансовых
запросах клиентов.
     Из нижнего ящика шкафа он извлек несколько колод и
прилагающихся к ним почти прозрачных пластинок слюды.
Показав, как читать метки на рубашке карт, он объяснил:
     -- Каждая колода имеет свою систему обозначения карт, и метки
в каждой колоде отличаются от всех Других.
     Кроме карт мы купили у него дюжину пар игральных костей со
смещенными центрами тяжести и вышли на улицу
     -- Теперь к Рабину, парню, который делает очки на Кэпел-стрит,
     -- проинструктировал Макс Косого.
     -- Вставить это в очки? -- с сомнением протянул Рабин и
осторожно потрогал пальцем пластинку слюды. -- Но в этом нет
никакого смысла. Кому это нужно?
     -- О смысле мы сами позаботимся, Рабин. Ты просто сделай нам
две пары, -- ответил Макс. Швырнув на витрину десять долларов,
он спросил: -- Этого достаточно?
     -- Отлично, отлично, -- ответил Рабин, пряча десятку в карман.
     -- Через час все будет готово.
Выйдя на улицу, мы остановились, не зная, как убить этот час. В
соседнем доме размещался небольшой кинозал, в котором шли два
ковбойских фильма -- "Дейстри вновь на коне" и "Кровавый след".
Это была пища для Косого, который так и не перерос своей тайной
детской мечты стать боевым ковбоем Впрочем, возможно, все мы не
переросли этой мечты. Косой, Простак и Макс решили пойти в кино,
а мне захотелось навестить мать. Мы договорились встретиться в
баре у Веселого, и я поймал такси.
     Поднявшись по расшатанной лестнице, я постучал в дверь,
испытывая какое-то неприятное, тревожное чувство.
     -- Открыто, входите, -- раздался из-за двери голос моего брата.
     Я открыл дверь. Он сидел у кухонного стола, куря и
просматривая разложенную на столе газету.
     -- А, это ты, -- произнес он, бросив на меня
неприязненный взгляд.
     -- Почему ты не на работе? Где мама? -- спросил я,
проходя в квартиру.
     -- Мне позвонили соседи. Сказали, что мама заболела. Она там.
     -- Брат показал рукой в сторону спальни.
     -- Что с ней? -- спросил я и, не дожидаясь ответа, торопливо
направился к дверям спальни.
     -- Не надо ее беспокоить. Она только что уснула. Недавно
приходил доктор и дал ей лекарство, -- пролаял брат мне в спину. Я
вернулся -- Что с ней такое?
     -- Тебе и впрямь интересно? -- ехидно произнес он. -- Мне
смешно глядеть на твою показную обеспокоенность. Что-то я не
слишком часто видел тебя здесь в последнее время, а?
     -- Я не появляюсь именно из-за этого твоего ехидства. И потом,
меня просто тошнит от этой помойки. Какого черта вы не хотите
перебраться в какой-нибудь' приличный район в верхней части
города? Я же говорил, что оплачу все расходы. Может быть, тогда я
поселился бы с вами.
     -- Ну, во-первых, этого не хочет мама. Она привыкла жить здесь.
И здесь живут все ее друзья.
     -- Сплетники и лентяи, -- проворчал я. -- Кроме того, здесь
просто невозможно дышать от вони.
     Я сразу же пожалел о сказанном, поскольку вовсе не хотел
выводить его из себя.
     -- Сплетники, лентяи, и здесь воняет, -- горько произнес он. --
Люди, которые здесь живут, недостойны моего большого,
отважного, бандитствующего братца. Кем ты, к. черту, себя
воображаешь? -- Он с презрительной усмешкой посмотрел на меня
     -- Я имел в виду вовсе не это, -- извиняющимся тоном
ответил я.
     Он не услышал. Ему хотелось побольнее уколоть меня.
     -- Скажи-ка, тебя все еще называют Башкой с Пером? Значит,
Башка с Пером слишком хорош для того, чтобы жить здесь? Ты
что, считаешь, что сделан не так, как Другие люди? Ты, бандит,
который носит нож и пистолет так же, как заслуживающие
уважения люди
     носят ручку и карандаш? Который для храбрости одурманивает себя
наркотиками и алкоголем?
     -- Я не употребляю наркотики. Мы лишь изредка курим опиум,
но это не приводит к появлению зависимости, -- мягко возразил я,
не желая спорить с братом.
     -- Значит, курить опиум -- это не употреблять наркотики? Это
не вызывает зависимости? -- усмехнулся он. -- И, кроме того, ты
считаешь, что для запугивания людей требуется особая храбрость?
И ты думаешь, что деньги можно добывать, только воруя и грабя? И
ты не признаешь ни Бога, ни мнения других людей? И вместе со
своими дружками считаешь себя выше закона и морали, да? Вы
примитивно полагаете, что хорошо лишь то, что незаконно, а
законопослушные граждане -- это скопище недоразвитых
молокососов. Вы представляете себя романтическими персонажами,
этакими современными Робинами Гудами, верно? Можешь не
отвечать мне, я знаю твой образ мыслей.
     -- Эй! -- рявкнул я. -- На кой черт ты каждый раз заводишь этот
паршивый разговор? Давай кончим эту игру в Каина и Авеля. Я
пришел не для идиотских споров, а для того, чтобы увидеться с
мамой.
     -- Ты пришел увидеться с мамой, -- передразнил он меня. --
Кстати, а кто позволил тебе перенести тело отца на другой участок и
поставить на его могиле новое надгробие? Со стороны сына,
который не оказывал ему никакого уважения при жизни и не
прочитал ни одной молитвы во спасение его души, такая
трогательная забота под занавес весьма сильно пованивает. Ты ни с
кем не посоветовался. Ты, как всегда, поступил по собственному
усмотрению. Какого черта ты не можешь хоть что-нибудь сделать
так, как полагается порядочному человеку?
     -- Эй! -- с угрозой проворчал я. -- Не перегибай палку, я ведь
могу и позабыть, что ты мой брат. Хватит доставать меня
разговорами о порядочных людях. Ты что, и впрямь считаешь себя
чем-то таким? Себя и своих дружков-газетчиков? Не пудри мне
мозги болтовней об идеалах и чистых деньгах. Кто был замешан в
недавнем скандале с использованием машин "скорой помощи"?
Разве не такие же парни из газет? И откуда организаторы цифровых
лотерей узнают о том, какие числа появятся в газетах еще до выхода
их из печати? Любой политик может за деньги заказать себе в газете
красивую байку про свою жизнь, а ребята, дающие в газеты рекламу,
     покупают с ее помощью даже таких высоконравственных и
порядочных людей, какими являются издатели газет. И ты хочешь
сказать, что вы не прибегаете к насилию? Ты что, никогда не
слышал о законопослушных издателях, силой заставляющих
продавать свои газеты в киосках? И о том, что они нанимают
разную шпану, чтобы прекратить забастовки разносчиков? Кто у
них работает в отделах сбыта? Да те же самые бандиты. Ладно,
хватит с меня этих дерьмовых разговоров. Порядочных людей не
бывает. Весь мир продажен тем или иным образом. Просто
большинство обманывают себя и уверяют себя в том, что они
честные люди. А мы подходим к этому примитивно. Мы ходим с
оружием. Ну, и какого черта ты добиваешься, цепляясь ко мне при
каждой встрече? Ты ведешь себя, как сварливая старуха.
Выговорившись, я повернулся к брату спиной и, не дожидаясь
ответа, прошел в спальню. Мама тяжело дышала во сне. Я
поцеловал ее в щеку, сунул ей под подушку пятьсот долларов и на
цыпочках вышел из комнаты. Брат снова курил и читал свою газету
     -- У нее что-то с сердцем? -- спросил я. Он молча кивнул, не
отрывая глаз от газеты. -- И насколько серьезно? -- спросил я. --
Небольшой приступ, -- пробормотал он. -- Она скоро поднимется
на ноги.
     Я еще не остыл, и мне хотелось достать его, поэтому я сказал:
     -- Я тут прочитал дрянь, которую ты накатал для воскресного
номера.
     -- Значит, тебе не понравилось? -- Брат смерил меня
пристальным взглядом. -- По крайней мере, это достойный способ
зарабатывать на жизнь. Это честные деньги.
     -- Честные деньги, -- усмехнулся я. -- Это такие же деньги,
какие получают шлюхи. Он побелел от ярости и рявкнул: -- Ну, ты,
сукин сын!
     -- Да, -- продолжил я. -- Те же самые деньги. Тебя покупают,
чтобы ты писал всякое дерьмо. Куда подева-лись твои собственные
убеждения? где твои либеральные взгляды и жалость к
обездоленным? Тебя купили. Ты продал свой либерализм. Ты
продался за заварные пирожные. Ты боишься писать о том, что
считаешь нужным, и знаешь почему? Просто у тебя, как и у всех
твоих приятелей по профессии, полно дерьма в крови. Ты часто
любил повторять, что перо сильней, чем самый
     сильный меч. Но стоит издателям чуть-чуть заломить руки вашей
братии, и вы роняете перья. И начинаете убивать друг друга, чтобы
первыми влезть в одну тележку со своими боссами.
     -- В наше время не получишь работу, если станешь писать
либеральные статьи... -- промямлил он.
     -- Да, про это я и говорю. Это ты любил цитировать Линкольна.
И это от тебя я слышал цитаты вроде: "Господь, дай мне силы не
отвернуться от правды и высказать ее, даже если это погубит меня".
Помнишь? Про это я и говорю. Ты продаешь себя так же, как
шлюха.
     -- Надоел ты мне со своей болтовней, -- пробормотал он. --
Вечно затеваешь идиотские споры.-- Я затеваю споры? --
переспросил я. -- Да, ты всегда устраиваешь идиотские споры и
пустую болтовню, встречаясь со мной.
     -- Ну и черт со мной, -- ответил я, с отвращением глядя на него.
     -- Какой смысл продолжать. Передай маме, что я ее люблю.
Он не ответил. Я бросил на него угрожающий взгляд. --
Хорошо, -- произнес он.
     -- И имей в виду, -- добавил я, -- если ты начнешь подобный
разговор в следующий раз, я тебя вышвырну из окна.
Он ничего не ответил и посмотрел на меня испуганным
взглядом. Я вышел из квартиры.
     В заведении Веселого за баром стоял незнакомый мне человек.
Но он, видимо, знал, кто я такой, и указал мне рукой на дверь в
заднюю комнату. Я прошел туда. Макс, Простак и Косой сидели за
столом напротив Веселого, Глазастика и Пипи. Ребята с увлечением
резались в покер. Я сел и стал наблюдать за игрой. Макс и Простак
были в очках со слюдяными пластинками. Со стороны эти очки
ничем не отличались от обычных солнцезащитных.




     Видимо, Макс уже продумал план действий при визите в казино.
Именно поэтому он и попросил Веселого, Глазастика и Пипи
присоединиться к нам. Игра шла еще какое-то время, затем Макс
рассмеялся и сказал:
     -- Ладно, кончаем. Пора отправляться. -- И обратился к
Веселому и его компании: -- Ребята, вы вооружены?
Под требовательным взглядом Макса они выложили свои пушки
на стол. У Веселого были "люгер" и револьвер полицейского
образца. Пипи извлек из кармана револьвер тридцать восьмого
калибра. Глазастик носил свой "тридцать восьмой" заткнутым за
брючный ремень на животе.
     -- Как насчет этого? -- спросил Веселый, и они с Пипи
извлекли из карманов по связке отмычек.
     -- Не стоит зря испытывать судьбу, -- ответил Макс. --
Присоедините их к оружию. К остальным, кстати, это тоже
относится.
     Мы сняли свои кобуры, я добавил к груде оружия нож, а Макс --
револьверчик на пружине. Косой принес брезентовый мешок, и мы
сложили туда все, что было на столе.
     -- Ну что, теперь это все под днище? -- спросил Косой.
     -- Нет, -- ответил Макс. -- Вначале возьмешь в гараже
"томми" и сунешь его в мешок. А потом уже все под днище. Мы
ждем тебя здесь.
     Косой с мешком ушел, а мы отправились к бару и пропустили по
несколько рюмашек. Минут через двадцать Косой вернулся.
     -- Ты хорошо уложил "томми"? -- спросил Макс. -- Не
беспокойся, я упаковал пулемет наилучшим образом, -- ответил
Косой.
     Мы всемером погрузились в "кадиллак", что было еще вполне
терпимо. При необходимости в эту машину загружалось и по девять
человек. Косой заметил:
     -- Теперь у нас достаточно веса для спокойной поездки.
И действительно, поездка до самого курорта оказалась
спокойной и безостановочной.
     Мы зарегистрировались в отеле около одиннадцати вечера.
Веселый, Пипи и Глазастик заняли просторный номер на том же
этаже, что и мы.
     __ Давайте сразу по кроватям. Завтра надо встать в четыре утра,
     -- сказал Макс. Мы приняли душ и легли спать.
Я проснулся с таким чувством, будто проспал много часов
подряд, и взглянул на часы. Было десять минут
     пятого. На соседней кровати мирно посапывал Макс. Я окликнул
его, и он сел, растирая голову руками. Какое-то время мы с ним
шепотом обсуждали план действий. Я предложил окончательный
вариант, и он с ним согласился. Затем Макс прошел в соседнюю
комнату и разбудил Косого и Простака, --а после, прокравшись по
коридору к номеру Веселого, растолкал его и его приятелей.
Мы по одному выходили из номера и собирались в гараже. В
четыре тридцать все были в сборе. Косой забрался под машину и
вытащил мешок с оружием. По дороге в казино мы заехали в
закусочную, хорошенько подкрепились, и Макс взял с собой
дюжину гамбургеров.
     -- Неплохая идея, -- заметил я. -- Мы здорово проголодаемся к
концу дня.
     -- Да, мы оба, -- многозначительно ответил Макс. Было пять утра,
когда мы остановились в квартале от казино. Все его окна были ярко
освещены, и на стоянке находилось множество автомобилей.
Примерно с половины шестого машины начали отъезжать целыми
партиями. Наконец без пяти шесть все огни в казино погасли, и
вскоре на стоянке не осталось ни одного автомобиля. Мы вышли из
машины и осторожно приблизились к зданию.
     -- Все приготовьте пушки, -- прошептал Макс. -- А ты,
Веселый, снимай ботинки и двигай за мной.
     Мы остались на своих местах, а Макс с Веселым двинулись к
дверям казино. Пока Веселый работал со своими отмычками, над
дверным замком, его с Максом прикрывали пять револьверных
стволов. Через пять минут дверь была открыта. Большой Макс
жестом велея нам двигаться, и мы с револьверами наготове
бесшумно вошли в казино. Осмотрев все здание от чердака до
подвала и никого не обнаружив, мы прошли в бар, и Макс обслужил
нас, достав бутылку виски. Веселый сходил на улицу за ботинками,
своими и Макса, и мы собрались тесной группой, чтобы выслушать
дальнейшие указания.
     -- Значит, так, -- начал Макс. -- Мы с Башкой при-паркуемся на чердаке. Все
остальные возвращаются в отель и могут отдохнуть.   Затем  вы  свяжетесь  со
Шварцем  и  обрядитесь  в  вечерние  костюмы.  Ровно в одиннадцать вечера вы
должны быть в казино. Ты, Простак, займешься  рулеткой.  Начнешь  играть  по
маленькой.  Затем,  ближе  к  концу,  увеличивай ставки. Ровно в одиннадцать
тридцать поставишь все, что у тебя останется, на один номер.
     Простак растерянно посмотрел на Макса. Макс повторил:
     -- Поставишь все на один номер, любой, -- повторил Макс. --
Ты, Пипи, играешь в кости. Косой даст тебе кубики с секретом, с
ними ты и будешь работать. В одиннадцать тридцать поставишь на
кон все деньги. Вот тебе пять тысяч на развлечение. Пипи взял
деньги и согласно кивнул. -- Веселый, вы с Глазастиком сыграете в
покер. Косой даст вам деньги и объяснит, как пользоваться очками
и колодами. В одиннадцать тридцать выходите из игры, независимо
от того, выиграли вы или проиграли. А ты, Косой, к этому времени
на всякий случай подашь "кадиллак" ко входу.
Макс выжидательно посмотрел на Косого, и тот ответил кивком.
     -- А теперь вам необходимо запомнить, -- продолжил Макс, --
что ровно в одиннадцать сорок вы все, за исключением Косого,
который останется за рулем, должны быть в помещении кассира.
Мы с Башкой ровно в одиннадцать сорок начинаем спускаться по
лестнице с чердака, и неизвестно, какую встречу приготовят нам
внизу. Так что вы должны быть готовы ко всему. Понятно? -- Макс
не спеша обвел наши лица многозначительным взглядом- -- Из
отеля раньше времени не выходите и не забудьте почистить пушки.
Возможно, что ими придется поработать. -- Макс посмотрел на
Косого: -- Принеси из машины пакет с гамбургерами и пулемет
Когда Косой вернулся, Макс спросил: -- Есть какие-нибудь
вопросы? Или все понятно? Все утвердительно кивнули.
     -- Отлично. Тогда по местам. Веселый, когда выйдешь, не
забудь закрыть на ключ дверной замок.
     Замок щелкнул, закрываясь, когда Веселый повернул снаружи
ключ. Затем раздался и вскоре затих вдали звук автомобильного
мотора. Макс ухватил пулемет, пакет с. гамбургерами и,
усмехнувшись, сказал:
     -- Нам предстоит долгое ожидание. Глупо голодать, верно,
Башка? -- Ну, ты просто Наполеон.
     -- Наполеон? -- спросил он. -- При чем здесь Наполеон?
     Я рассказал ему о логических построениях Наполеона.
     -- Да это просто обычный здравый смысл, --
прокомментировал Макс.
     Мы поднялись на чердак, сняли пиджаки и, поставив пару
стульев к маленькому окошку, через которое просматривалась
подъездная дорога, постарались устроиться поудобней. Макс
вернулся к нашему разговору:
     -- Наполеон был умным парнем. Башка. Он исходил из
здравого смысла. Боеспособность армии зависит от ее
питания. Он был настоящим мужиком, верно? -- Верно, --
ответил я.
     Макс сунул мне сигару, мы закурили, и он продолжил:
     -- Расскажи мне о нем. Ведь он вел очень активную
жизнь?
     Я улыбнулся, сплюнул за окно и ответил: -- Да, верно.
Несколько часов мы говорили о Наполеоне. Я приводил на
память цитаты из книги, которую прочитал, рассказывал Максу о
его жизни, военной карьере, любовных похождениях. Макса очень
заинтересовал эпизод, когда Наполеон поставил на революционеров
и стал народным героем Франции. Затем я рассказал, как слава
вскружила ему голову и он попытался встать над всем миром. Мы
обсудили его военные походы и неудачную попытку завоевать
Россию.
     -- Все проблемы у этого урода возникли оттого, что он был
слишком заносчив, -- заметил Макс. Я с ним согласился.
     -- А ты знаешь, что Франк родом из тех же мест, что и
Наполеон, а. Башка?
     -- Франк? А, ты имеешь в виду босса. Нет, Франк родился на
Сицилии, а Наполеон -- на Корсике. -- Кстати, Франк очень
заносчивый парень. -- Да, временами. Но я не думаю, что у него
комплекс Наполеона. Он уважает людей. Кстати, а не выпить ли
нам, а, Макс?
     -- А почему бы и не подкрепиться? Следи за дорогой, Башка.
Макс встал со стула и спустился вниз. У меня был отличный
обзор, я видел шоссе и сразу заметил бы машину, свернувшую к
казино.
     Макс вернулся с целой охапкой бутылок. Он притащил по
несколько бутылок кока-колы и пива и литровую бутылку
виски. Мы расставили бутылки на полу там, где было
изображено колесо рулетки. -- А что, льда совсем нет? --
спросил я. -- Если бы лестница была пошире, то я доставил
бы тебе полное удовольствие и приволок бы сюда
холодильник, -- ответил Макс.
     Мы открыли по бутылке колы и уселись возле окна. Ожидание
было поистине мучительным. Мы по очереди ложились вздремнуть
на пол или устраивали разми-ночные прогулки по казино.
Поднявшееся солнце раскалило крышу, и на чердаке стало жарко,
как в турецких банях. Мы постепенно раздевались, пока не остались
в одних трусах.
     -- Жаль, здесь нет зеркала, -- со смехом произнес Макс. -- Тебе
бы стоило взглянуть на себя, Башка.
     На мне оставались лишь трусы, под резинку которых я засунул
нож, и наплечная кобура с револьвером. По моему телу струйками
стекал пот. Макс выглядел не лучше: кроме трусов и кобуры-с
револьвером на нем оставался его револьверчик с пружиной,
укрепленный на правой руке. На коленях он держал пулемет.
В половине первого мы перекусили, запивая гамбургеры теплым
пивом, в которое я добавил виски. Макс предложил мне принести из
холодильника несколько кубиков люда. Я спустился вниз и вытащил
из холодильника поднос для льда. На нем лежал сплошной матовый
куб, от которого невозможно было отделить ни кусочка. Я поискал
вокруг, но не нашел ничего, чем можно было бы расколоть лед. Я
подумал о своем ноже, но решил, что ну его к черту, этот лед, не
буду я тупить лезвие из-за такой ерунды.
     -- Что, нету льда? -- спросил Макс, когда я вернулся.
     --  Чертов  поднос  полностью  обмерз.  Мне  нужно  шило  для  льда,  чтобы
отколупнуть хоть кусочек. -- Ну и черт с ним, -- проворчал Макс. Нам надоели
разговоры,   и   мы  сидели  молча,  прижимаясь  к  окошку  и  хватая  ртами
относительно прохладный уличный воздух.  Время тянулось  так  медленно,  что
мне  начало  казаться,  что  мы ждем уже несколько дней. Наконец, около двух
часов  дня,  с  шоссе  на  подъездную  дорогу  свернул  старый  "форд".   Мы
внимательно  наблюдали  за  двумя  неграми, вышедшими из машины. Один из них
достал из кармана ключи, открыл дверь, и приехавшие вошли  в  здание.  Через
отверстия,  просверленные в полу чердака, мы наблюдали за ними. Негры прошли
в гардеробную и извлекли на свет ведра, веники и швабры.
     -- Тьфу! -- в сердцах произнес Макс. -- Они всего лишь
уборщики!
     -- Какая, к черту, разница! Все равно хоть какое-то
разнообразие.
     Мы понаблюдали, как негры пылесосят ковер. Никогда бы не
подумал, что можно с интересом следить за такой однообразной
работой. Около четырех они кончили уборку, сложили свой
инвентарь на место и, вернувшись в зал, начали играть в кости.
     -- Может, присоединимся к ним, а, Башка? -- спросил Макс.
Я посмотрел на него, пытаясь определить, шутит он или нет: от
Макса можно было ожидать чего угодно. Негры играли до тех пор,
пока один из них не проиграл все свои деньги, примерно три с
половиной доллара. В шесть часов они закрыли казино на ключ и
уехали.
     Мы вновь перекусили и запили еду теплым коктейлем из пива и
виски. Жара все усиливалась, и на чердаке было уже жарко, как в
духовке. Даже после того, как село солнце, в нашей комнатушке
наверху не стало прохладнее.
     В восемь тридцать к казино подъехали сразу два автомобиля, и
из них выгрузились десять крепких ребят, одетых в форменную
одежду. -- --Охрана, -- напряженно прошептал Макс. Мы
внимательно следили за ними. Вероятно, ключей у них не было. Во
всяком случае, никто из них не вошел в казино. Все они разбрелись
вокруг здания и заняли посты снаружи. Макс решил размяться.
Немного по-боксировав с тенью, он сказал с явным облегчением:
     -- Уже скоро мы наконец-то немного поработаем. Около девяти у
входа затормозили два мощных восьмицилиндровых "крайслера".
Из каждого вышли по пять человек с револьверами в набедренных
кобурах. Двое из них несли небольшие, похожие на докторские,
саквояжи.
     -- А вот, похоже, и денежки пожаловали, -- прошептал Макс.
Один из людей открыл дверь, и все десять вошли в казино. Мы
прильнули к отверстиям в полу и начали
     наблюдать за подготовкой оборудования к игре. Саквояжи
поставили на столе в комнате кассира, и он проворно начал
пересчитывать деньги и раскладывать их по ящичкам кассы.
     -- Эй, Маке, -- прошептал я, -- похоже, что здесь не
меньше ста тысяч. Макс кивнул в ответ.
     Было слышно, как по засыпанной гравием дороге к казино
подъезжают еще какие-то машины. Я вернулся к окошку. В казино
заходили мужчины, одетые в вечерние костюмы. В одном из них я
узнал крупье с рулетки, остальные также были работниками казино.
Одни являлись обслуживающим персоналом, а другие --
подсадными.




     Я наблюдал за помещением кассира. Около десяти там появился высокий грузный
человек, который достал из кармана фонарик и двинулся вверх по  лестнице.  Я
позвал  Макса и, сжав руке свой нож, спросил: -- Перерезать ему горло, чтобы
не поднял шума? -- Не надо, Башка. Я сам займусь парнем. Мне хочется  с  ним
поговорить.   В руке Макс держал что-то белое. Я пригляделся и понял, что он
держит свою скомканную рубашку. Толстяк, пыхтя, поднялся на  площадку  перед
дверью. Когда он шагнул за порог, его фонарик мигнул и тут же погас. Толстяк
нагнулся, чтобы для восстановления контакта постучать фонариком по полу, и в
ту  же  секунду  Макс  бросился  на него со спины и, обхватив одной рукой за
горло, другой начал запихивать ему в рот рубашку.  Толстяк  обмяк,  и  Максу
пришлось  подхватить  его,  чтобы  он  не грохнулся на пол. Я взглянул ему в
лицо. Глаза человека были закрыты. --  Он  вырубился,  --  прошептал  я.  Мы
отнесли  толстяка  в комнатушку и осторожно положили на пол. Я проверил, что
делается в комнате у кассира, и, вернувшись, сообщил Максу: -- Они ничего не
слышали.  Все спокойно. Макс вытащил кляп, я влил в приоткрытый рот человека
немного виски и легонько похлопал его по щекам. Мы направили  свет  фонарика
ему  в лицо. Он начал приходить в себя. Его ресницы затрепетали, и он хрипло
прошептал -- Мои таблетки.
     Он  нащупал  карман  жилета,  достал  из него маленькую плоскую коробочку и
положил на язык таблетку. Жестом он  попросил  дать  ему  чем-нибудь  запить
таблетку,  проглотил  ее,  а  затем начал растирать грудь рукой. Его вначале
мертвенно-бледное лицо постепенно приобрело более естественный оттенок. -- Я
в плохой форме, -- слабо пробормотал он. -- Не вздумай поднимать шума, урод,
-- прошипел ему в ухо Макс. -- Делай только то, что мы скажем, или  мы  тебя
прикончим.
     Он затрясся и окинул нас испуганным взглядом. Думаю, что в
тот момент мы вполне походили на двух призраков, явившихся из
глубин ада. Он снова чуть не потерял сознание. Я легонько
похлопал его по щекам: -- Спокойно. Спокойно. Очнись. Мы тебя
не тронем. Я дал ему отхлебнуть виски.
     -- Как теперь себя чувствуешь? -- спросил Макс. -- Немного
лучше, -- ответил толстяк и сел, не сводя с нас глаз.
     -- Чем ты занимаешься? -- продолжил Макс. -- Зачем ты сюда
пришел?
     -- Я управляю вот этим, -- ответил толстяк и трясущейся рукой
показал на расположенные на полу тумблеры.
     -- Кто-нибудь приходит, чтобы помогать или заменять тебя?
Толстяк не ответил. То ли он был испуган до потери голоса, то
ли просто тянул время. Мы не могли рисковать. Мы уже вступили в
игру. Я должен был быть уверен, что он боится до тошноты и будет
повиноваться по первому требованию. Я прижал острие ножа к его
груди и прошипел:
     -- Если ты не поумнеешь, ублюдок, я вырежу твое сердце.
Он попытался что-то сказать, но не смог. Тогда он
облизал губы и просипел:
     -- Я буду сотрудничать. Что я еще могу поделать? --Отвечай, --
прошептал Макс, -- сюда может
     прийти еще кто-нибудь, кто работает с тобой?
     -- Никто, если я не нажму вон на ту кнопку. -- Все еще
трясясь, толстяк указал на кнопку, расположенную чуть в
стороне от нарисованного колеса.
     -- Одно неверное движение, и ты покойник, -- сви-репо
прошептал Макс.
     -- С помощью вот этого, -- добавил я, прижимая лезвие
ножа к его горлу.
     -- Я сделаю все, что вы скажете, -- ответил он. -- Отлично, и
смотри, не ошибись, -- произнес Макс. Я посмотрел вниз через
отверстие. Публика уже начала прибывать, кое-где за карточными
столами начиналась игра. Около рулетки стояла компания из
четырех человек, которые, судя по всему, были не прочь испытать
судьбу. Я взглянул на часы. Половина одиннадцатого. Вскоре к
рулетке подошли еще несколько человек, игра вот-вот должна была
начаться. Макс щелкнул пальцами и, показывая на пол, спросил:
     -- Двое мужчин справа и женщина за ними -- подсадные?
     -- И еще вон тот, широкоплечий с усами, возле самого стола, --
ответил толстяк.
     -- Значит, четверо подсадных на рулетку? Что должно быть
потом? Толстяк затараторил, глотая слова: -- Я слежу, кто из них
сделает наибольшую ставку, и организую выигрыш этому номеру.
     -- Хорошо, -- произнес Макс. -- Действуй, как
обычно.
     Пока толстяк щелкал своими тумблерами, мы расспросили его,
как работает это устройство. Все было просто. Провода от
тумблеров шли по стене, затем под полом игрального зала и через
ножку заходили в стол с рулеткой. Толстяку оставалось только
щелкнуть нужным тумблером. Он мог сделать выигрышным любой
из номеров. Оставив толстяка наедине с Максом, я обошел чердак,
разглядывая зал внизу через разные отверстия. Народу было уже
полным-полно. Я вернулся обратно и посмотрел на часы. Без
пятнадцати одиннадцать. Я был на взводе и чувствовал себя, словно
профессионал, который после многомесячных тренировок жаждет
вырваться на ринг, чтобы кого-нибудь там угробить. Макс нашел
свои брюки и, достав из кармана сигару, протянул ее мне с
улыбкой.
     -- Расслабься, Башка. -- Оторвавшись от отверстия в полу,
Макс ласково пробормотал: -- А вот и наш малыш Простак.
Он жестом предложил мне взглянуть. -- Черт возьми, -- произнес
я. -- Он просто великолепен. Высок, красив и элегантен. Кстати,
Макс, ровно одиннадцать. Он еще и пунктуален.
Макс улыбнулся. Затем я увидел Косого, а вскоре и Веселого с
Глазастиком. Вид Веселого в вечернем костюме вызвал у нас с
Максом приступ бурного веселья. Мы не смогли удержаться от
смеха.
     -- Готов поспорить, что такое у него первый раз в жизни, --
заметил Макс.
     Нам стало легко и радостно оттого, что там, в зале, среди сотен
чужих людей появились наши друзья. Видеть их было так же
приятно, как держать в руке стакан с доброй порцией хорошей
выпивки.
     Простак вступил в игру и начал беззаботно делать небольшие
ставки. Макс молча следил за толстяком, щелкающим тумблерами,
и не имел ничего против того, что Простак потихоньку спускает
свои деньги.
     Пипи покинул пределы обозреваемого мной пространства. Я
перешел к отверстию, через которое можно было наблюдать за тем,
что делалось вокруг стола для игры в кости. Пипи был уже там и
делал ставки на игроков. Затем сам вступил в игру. Он был просто
великолепен перед своим броском. Он вдруг замешкался, суетливо
обхлопывая себя в поисках спичек, чтобы раскурить погасшую
сигарету, затем передумал и быстро швырнул кости. Я засмеялся от
удовольствия. Пипи был настоящим артистом. Когда кости
остановились, крупье, увидев, сколько очков набрал Пипи, сначала
с удивлением взглянул на него, затем бросил возмущенный взгляд
на своего ассистента. Видимо, он решил, что тот ошибся и вручил
Пипи не ту пару кубиков. Я посмотрел, как Пипи выиграл еще
несколько раз, и перешел к другому отверстию: надо было
проверить, что делается в других местах казино. Осмотрев весь зал,
выглянув в окно и заглянув в комнату кассира, я приник к
отверстию, через которое можно было понаблюдать за игрой в
покер. Похоже, там шла игра на равных: банкующий в своих
шулерских очках и его подсадной против Веселого и Глазастика, на
которых были такие же очки.
     Преимущество  Веселый  и Глазастик могли получить только в том случае, если
бы им удалось ввести в игру карты из своей колоды. Мне  хотелось  проследить
за  развитием  событий  за  карточным  столом,  но,  к сожалению, нужно было
наблюдать за всем происходящим внизу. Я с неохотой оторвался от отверстия  и
направился  в  очередной  обход.  Затем я зашел в комнатушку, где находились
Макс с толстяком. Макс выглядел на  удивление  расслабленным.  Он  сидел  на
стуле  и  курил  сигару, по-видимому, мало обеспокоенный тем, как ведет себя
толстяк.
     -- Как дела? -- с улыбкой спросил он у меня. -- Все
отлично, -- ответил я. Макс взглянул на часы:
     -- Ага. Одиннадцать двадцать три, -- произнес он и поднял
пулемет. Его поведение резко изменилось. -- Слушай, толстушка,
     -- злобно проворчал он. -- Одно неверное движение, и ты
покойник.
     -- Я же сказал, что буду слушаться, -- жалобно проныл
толстяк. Судя по его виду, он вновь собрался упасть в обморок.
     -- Ладно. Следи за игрой внизу и одновременно отвечай на
вопросы. Как зовут придурка, который владеет этим заведением?
Толстяк назвал имя известного политика. -- Ты знаешь его адрес и
телефон? Толстяк ответил, что они записаны в справочнике,
который находится на первом этаже.
     Я посмотрел через отверстие, что происходит под нами. Простак
немного увеличил ставки. Проиграв в очередной раз, он пропустил
кон и стоял рядом со столом, поглядывая на часы. Я взглянул на
свои. Одиннадцать тридцать. Пришло наше время.
Простак аккуратно сгреб все свои фишки и запихнул их на
цифру восемь. Крупье бросил на него удивленный взгляд, затем
пожал плечами и, выразительно посмотрев на потолок, начал игру.
Большой Макс приставил ствол пулемета к голове толстяка и
свирепо прошипел:
     -- Слушай, урод. Эта большая ставка выигрывает, или я
отстрелю тебе голову.
     Трясущейся   рукой   толстяк   переключил   нужный   тумблер.  Когда  шарик
остановился, вокруг стола на мгновение установилась мертвая тишина, а  затем
толпа  вокруг рулетки разразилась ликующими выкриками. Люди хлопали Простака
по спине, поздравляя с выигрышем. Пораженный ужасом крупье  слепо  таращился
на потолок. К столу протиснулся невысокий коренастый человек начальственного
вида. Он с недоумением уставился на крупье, затем  пожал  плечами  и  жестом
велел  продолжать игру. Простак собрал свой выигрыш и направился к выходу из
зала. Коренастый крепыш двинулся  вслед  за  ним,  прихватив  по  пути  двух
здоровых  ребят.   Затем  я увидел, как в том же направлении с разных сторон
пробираются Веселый, Пипи  и  Глазастик.  Макс  взглянул  на  часы  и  ткнул
толстяка  стволом  пулемета:  --  Ладно,  толстобрюхий,  пошли вниз. Толстяк
покорно двинулся к лестнице. За ним следовал Макс с автоматом, за Максом  --
я  с  револьвером  в  одной  руке  и  с  ножом в другой. Мы спустились вниз.
Действие развивалось, как в театре, когда все актеры одновременно выходят на
сцену с разных сторон.  Кассир ошеломленно уставился на нас. В тот же момент
в дверях показался Простак с пистолетом в руке. За его спиной маячили крепыш
и  двое  рослых  ребят  из  казино,  а им на пятки наступали Веселый, Пипи и
Глазастик. И все они смотрели на нас. Мы были грязной, потной, ощетинившейся
оружием  парой.  Мы были главными действующими лицами этого спектакля, и это
был наш звездный час. На мгновение я почувствовал себя удивительно  легко  и
свободно.   Я   услышал   торжественную   дробь  барабанов  и  звук  горнов,
захватывающую и подчиняющую себе воинственную музыку боя.
     Да,  я  был  рожден  именно  для  этого.  Я, которого звали Башкой.  Да, я,
которого звали Башкой с Пером, я -- самый ловкий в обращении с ножом во всем
Ист-Сайде.  Да,  я  -- самый ловкий в обращении с ножом во всем мире. Пришел
миг моего вдохновения, пришло одно из тех мгновений, которые доставляли  мне
величайшее наслаждение в жизни. Это было великолепно, каждый нерв моего тела
сладостно трепетал  в  ожидании  действия.   И  действие  началось.  Простак
стремительно развернулся и, схватив крепыша за голову, швырнул его в комнату
кассира.   Веселый,  Пипи  и  Глазастик  быстро  запихнули  туда   же   двух
здоровяков.  --  Закройте  дверь!  -- рявкнул Макс. Веселый обернулся, чтобы
выполнить указание Макса. Крепыш метнулся к двери, вынимая на  ходу  оружие.
Он  был моей добычей. Он весь был моим. Я был уверен в этом так же, как кот,
играющий с мышью. Я взвился  в  воздух,  одним  огромным  прыжком  преодолел
разделяющее  нас  расстояние и полоснул крепыша по руке, сжимающей пистолет.
Брызнула кровь, и крепыш упал на четвереньки. Я приставил нож к его горлу  и
прорычал:
     -- Хочешь подохнуть, ты, ублюдок недорезанный? Он
неподвижно застыл на коленях, и я вытер измазанный
кровью нож о его щеку. Большой Макс указал на одного из
здоровяков и рявкнул:
     -- Ты, быстро приведи в норму этого урода, пока он не
сдох от потери крови.
     Здоровяк с ненавистью посмотрел на Макса и процедил
сквозь зубы: -- Сам урод.
     Простак стремительно взмахнул рукой и врезал рукояткой
револьвера по физиономии здоровяка. Удар пришелся в переносицу
и почти сравнял ее с поверхностью щек. Здоровяк со стоном осел на
пол, прижимая руки к изломанному, окровавленному носу. И завыл
на одной ноте, сидя на полу и раскачиваясь из стороны в сторону,
Это оказало на них то действие, которого мы добивались. Они
поняли, что мы сильнее. Они поняли, что мы свирепы и можем
убить.
     -- Тогда ты, -- приказал Большой Макс второму здоровяку. --
Перевяжи руку своему дружку, пока он не истек кровью. Хочешь
что-нибудь возразить?
     Охваченный страхом парень беззвучно помотал головой и
попытался платком перетянуть руку крепыша. Руки у парня ходили
ходуном, и он никак не мог справиться с этой работой. Мне самому
пришлось взяться за дело и наложить жгут, чтобы остановить
кровотечение. -- Обыщи их, Веселый, -- приказал Макс. Веселый
быстро обшарил всю группу и извлек револьверы.
     -- Ладно, теперь эти четверо могут идти в подвал, -- сказал
Макс и указал пулеметом на крепыша, двух здоровяков и
пришедшего вместе с нами толстяка.
     Я поднял крышку люка. Веселый помог спуститься
шатающемуся крепышу. Здоровый парень подхватил под
локоть своего всхлипывающего напарника. Последним вниз
сошел толстяк.
     -- Джек, останешься с ними внизу! -- крикнул им вслед
Макс, и я, подождав, когда в подвале загорится свет, опустил
крышку на место. Кассир стоял, глядя на нас белыми от
страха глазами.
      Однажды 1 Америке                                                    257
     -- Позвони своему хозяину, -- скомандовал Макс. -- Пусть
немедленно приезжает сюда- Скажи, что это очень важно и что это не
телефонный разговор. -- Макс на  секунду замолчал и, со зловещим
видом приблизившись к кассиру, процедил сквозь зубы: -- Одно
лишнее слово, и ты, ублюдок, проклянешь своего старика за то, что
он не воспользовался резинкой и разрешил тебе появиться на свет.
Испуганный кассир достал блокнот и, найдя нужный номер,
подошел к телефону. Дрожащим голосом он сообщил номер
телефонистке и, боязливо косясь на нас. стал ждать, когда снимут
трубку на том конце.
     С хозяином вышла небольшая заминка. На ответы кассира, что
это не телефонный разговор, он упрямо орал: "Что там произошло?"
так громко, что я слышал его с противоположного конца комнаты.
Наконец он рявкнул: "Я буду через пять минут. И моли Бога, чтобы
это действительно оказалось важным".
     В дальнем конце коридора показались направляющиеся к окошку
кассира мужчина и женщина. Мы с Максом, в наших оригинальных
костюмах, состоящих из трусов и портупей, едва успели укрыться в
туалете. На ходу Макс быстро кинул Простаку:
     -- Пусть кассир занимается своим делом Будь рядом.
Простак встал поближе к кассиру, а Пипи и Глазас-тик присели
около стены так, чтобы их не было видно через окошко.
Парочка купила жетонов на пятьсот долларов и направилась в
зал. Мы вышли из туалета.
     -- Глазастик, -- произнес Макс, -- скажи Косому пусть
припаркует машину где-нибудь поблизости Потом вместе
возвращайтесь сюда.
     Глазастик вышел из комнаты и почти в то же самое время мы
увидели, что к кассе направляется какой-то мужчина. Мы с Максом
вновь скрылись в туалете, и я стал следить за происходящим сквозь
щель в неплотно закрытой двери. Пипи распластался на .полу за
столом кассира.
     Человек сунул лицо в окошко и с удивлением уставился на
стоящего рядом с кассиром Простака. -- Где Пауль? -- спросил он.
     -- В сортире? Повинуясь легкому тычку Простака, кассир кивнул и
ответил:
     -- Ага.
     Я быстро спустил воду в унитазе, подтверждая ответ кассира
звуковым сопровождением.
     Человек вновь внимательно посмотрел на Простака и спросил:
     -- А это что за парень?
     -- Я его новый помощник, -- спокойно отозвался Простак.
     -- Что-то я тебя раньше ни разу не видел, -- задумчиво произнес
человек. Он помолчал, как будто хотел что-то добавить, но вместо
этого обратился к кассиру: -- Эй, Си, скажи-ка Паулю, что я хочу
его видеть. У нас тут происходит что-то странное. Не могу понять, в
чем дело, но почему-то сегодня слишком много выигрывающих.
Такое впечатление, что все идет наперекосяк.
     -- Да ты зайди и сам скажи ему об этом, -- приветливо
предложил Простак.
     Распахнув дверь, он жестом пригласил человека пройти. Тот
немного замешкался на пороге. Похоже, ему что-то не понравилось.
Простак дружелюбно подхватил его под руку. -- Зайди, зайди,
приятель.
     И с этими словами он рывком втащил его в комнату Выскочивший
из-за стола Пипи быстро захлопнул дверь.
     -- А ты что здесь делаешь? -- испуганно спросил человек, глядя
на Пипи.
     -- Ты очень любопытный урод, правда? -- насмешливо произнес
Простак и рубанул человека рукояткой пистолета по шее.
Человек рухнул и распластался на полу, словно дох-лый кролик.
Пипи обшарил его одежду и извлек кольт тридцать восьмого
калибра.
     -- Надо же, -- сказал он, -- эти местные громилы такие крутые.
Они ходят с настоящими револьверами Им куда больше подошли бы
водяные пистолетики.
     Словно заправский ковбой, он небрежно крутанул револьвер вокруг
пальца и засунул его в свой карман. Мы вышли из туалета.
     -- Ладно, Башка, -- сказал Макс. -- Забрось этого идиота в подвал.
Мы с Простаком поднесли его к люку и начали опускать в
подвал. Он выскользнул из наших рук и съехал вниз головой по
лестнице. Снизу раздался крик Веселого:
     -- Эй, ребята, вы что, очумели? Вы, наверное, думаете, что вы у
себя на Деланси-стрит выбрасываете мусор из окна?
Я был судмедэкспертом нашей группы. Поэтому я спустился в
подвал и осмотрел парня, которого мы уронили.
     -- Что с ним. Башка? -- спросил Веселый. -- Все в порядке, --
ответил я. -- Дышит. Но он действительно мог проломить себе
голову.
     Мы с Веселым донесли безвольно висящее тело до скамейки и
уложили его там. Я предупредил Веселого, чтобы он не
расслаблялся и внимательно следил за компанией.
     -- Не беспокойся, у меня целых два револьвера, -- ответил
Веселый.
     Когда я вылез из подвала, в дверь ввалились Глаза-стик и Косой.
     -- Как себя чувствуют эти здоровые уроды на улице? --
спросил Макс, имея в виду охрану.
     -- Эти ослы? -- Косой презрительно фыркнул. -- Они
настолько тупы, что не отличат своих ушей от своих коленок.
У окошка вновь появились посетители, и кассир под надзором
Простака обменял их деньги на жетоны
     Когда посетители отошли. Простак обратился к кассиру:
     -- Кстати, ты заодно можешь обслужить и меня. Я просто
нашпигован этими дерьмовыми жетонами.
     Простак выгреб из карманов свою добычу. Оказалось, что ему
причитается семьдесят четыре тысячи пятьсот долларов. Кассир
замялся. -- Гони деньги, -- приказал ему Макс. --Слушай, урод,
     -- произнес я, -- ведь мы можем снять всю кассу.
     -- Это и так почти вся наличность, -- жалобно пролепетал
кассир.
     Макс ткнул его стволом пулемета, и кассир начал торопливо
отсчитывать деньги.
     Я подумал, что Макс на ровном месте развел много ненужной
суеты. Устроил игру на рулетке, теперь обна-личивает жетоны. Я
мысленно усмехнулся. Зачем устраивать все это, если можно
просто взять деньги из кассы и вышвырнуть жетоны на улицу?
Макс смерил кассира взглядом и спросил
     -- Как тебя зовут?
     -- Симон Робинсон, -- покорно ответил тот -- Сколько твой
босс платит тебе в неделю? -- Сорок долларов. -- Твой босс --
жадный ублюдок, верно, Си? Так
     мало платить парню, пропускающему через свои руки
такие большие деньги! -- Совершенно согласен с вами, -- робко
улыбнулся
     кассир
Макс одобрительно хлопнул кассира по плечу и обратился к
Пипи:
     -- Как прошла игра в кости, малыш? -- Я успел всего лишь
размяться. Но семь тысяч я
     все-таки заработал. Отдать тебе деньги сейчас?
     -- Нет, мы произведем расчет чуть позже, -- ответил Макс




     Я внимательно наблюдал за входом в коридор. -- Эй, Макс!
Похоже, пожаловал босс. Си выглянул из окошка и кивнул:
     -- Да, это он.
Некоторое время я наблюдал, как босс шагает по коридору в
сопровождении двух наружных охранников Судя по всему, он был
щеголем. На нем был яркий костюм сине-зеленого цвета и
кричащий галстук в красную полоску. Галстук очень походил на
вывеску, вроде тех что вывешиваются над парикмахерскими для
привлечения внимания .случайных посетителей. Жемчужно-белая
шляпа босса была лихо сдвинута на одно ухо.
     -- Простак, ты останешься с ним, -- произнес Большой
Макс, указывая на кассира. -- Остальные -- за дверь.
Мы укрылись в туалете. Щеголеватый босс вихрем ворвался в
дверь и, оттопыривая губу, пролаял на манер гангстера из
кинокартины:
     -- Что здесь, к черту, происходит? В чем дело? -- Заметив
Простака- он добавил- -- Ты кто, черт побери, такой?
Простак собирался что-то ответить, но босс, не дожидаясь
ответа, вновь набросился на кассира:
     -- Черт тебя подери, Си. Сколько раз тебе надо повторять,
чтобы ты никого сюда не запускал. Где, к
     черту, Пауль? Этого сукина сына никогда не бывает на месте, когда
он нужен.
     Его скрипящий голос начал действовать нам на нервы, и мы
вышли в комнату. Макс наставил на него пулемет и спросил:
     -- Ты, урод, у тебя что, недержание речи? Ты когда заткнешь
свою выхлопную трубу?
     Рот босса широко раскрылся, но оттуда не вырвалось ни звука.
Затем босс увидел Косого, Глазастика и Пипи с револьверами в
руках. Тишину нарушил Простак, рассмеявшись над тем, насколько
быстро изменились манеры этого щеголеватого урода. Босс стоял,
не в силах выдавить из себя ни слова. Он поник и уменьшился в
размерах, словно начавший спускаться от прокола воздушный шар.
     -- Это что, налет? -- прошептал он наконец. -- Слушай, ты,
ублюдок долбаный, -- заговорил Макс, выплевывая слова в лицо
босса. -- Кончай трепаться. С этого момента ты говоришь, только
когда тебя попросят. Иначе я заткну тебе пасть вот этой штукой. --
Большой Макс свирепо ткнул стволом пулемета прямо в рот боссу и
выбил ему два зуба.
     Вскрикнув от боли, босс отпрянул назад, затем выплюнул зубы и
кровь на пол и, прижимая платок к губам, опустился на стул.
     -- Простак и Косой следят за всем, что происходит здесь, --
произнес Макс, жестом приказывая мне открыть крышку люка, и
рявкнул: -- Остальные -- в подвал!
     Простак схватил босса за воротник и, рывком поставив на ноги,
спихнул вниз по лестнице.
     -- Принимай очередную порцию мусора, Веселый! -- крикнул
он.
     Веселый уже ждал у основания лестницы с улыбкой на лице и с
двумя револьверами в руках. Когда все спустились вниз, Макс
скомандовал:
     -- Вы, морские петухи с рогами, дружно давайте в дальний угол!
Пленные покорно двинулись, куда им приказали Все, за
исключением одного из внешних охранников в униформе. Он
остался на месте. У него было совершенно бледное лицо, и на лбу
выступила испарина. -- А ну, двигай! -- Макс замахнулся на него
рукой
     -- Я не могу. У меня от нервов схватило живот запинаясь,
пробормотал парень. -- Мне надо наверх
     -- Ладно, -- ответил Макс, -- раз надо, значит надо.
Глазастик, проводи этого джентльмена в сортир
И Макс отвесил насмешливый поклон. Когда они двинулись
вверх по лестнице, Макс крикнул им вслед:
     -- Эй, Глазастик, только убедись, что парень использует сортир
по назначению, а не для получения удовольствия.
Мы решили, что замечание очень веселое. Я увидел как
Глазастик обернулся к Максу и засмеялся Это было ошибкой.
Раздался выстрел. Большой Макс крутанулся на месте держа
пулемет на изготовку и ища, кто стрелял. Глазастик начал падать
вниз по лестнице. Мы видели только бегущие наверх по ступенькам
ноги парня в униформе Большой Макс пустил им вдогонку струю
раскаленного свинца. Парень в униформе кубарем скатился с лест
ницы и распластался поверх Глазастика. Он что-то кричал про свои
ноги. Глазастик лежал, весь залитый кровью. хлещущей из ног
парня. По лестнице сбежал Простак с пистолетом в руке. Его лицо
было перекошено от ярости
     -- Сейчас ты сдохнешь за это, долбаный ублюдок, -- прошипел
он.
     Макс остановил его и, устроив быструю выволочку велел
вернуться обратно.
     Глазастик пришел в себя и зашипел от боли. Я снял с него
пиджак и рубашку и осмотрел рану. Пуля вошла сзади в правое
плечо. Я разорвал его рубаху и перевязал рану.
Ко мне наклонился обеспокоенный Макс: -- Ну,
что скажешь, Башка?
     -- Все будет в порядке, -- ответил я. -- Но мы не можем терять
слишком много времени. Ему нужна помощь, и необходимо
извлечь пулю.
     -- Я быстро закончу с этими ублюдками, -- пообещал Макс.
     -- Эй, Пипи! -- крикнул я. -- Принеси две бутыл ки виски из
бара.
     -- Неплохая, мысль, -- произнес Макс и прикрыл своей
большой рукой рот раненого охранника, чтобы заглушить его
громкие стоны.
     Я стащил с охранника брюки. Было странно видеть до чего
равномерно распределились пулевые отверстия
     Парень получил по четыре пули в каждую ногу Я заткнул и
перевязал его раны.
     -- Парню нужно срочно в госпиталь, иначе его песенка спета, --
прошептал я на ухо Максу.
     Макс равнодушно пожал плечами. Появился Пипи с двумя
бутылками виски. Я дал их Глазастику и охраннику и велел отпивать
.маленькими глотками --Макс обратился к Пипи:
     -- Как там наверху? Люди слышали выстрелы? -- Кое-кто подходил
и интересовался, в чем дело, но кассир им отвечал, что в подвале
работают рабочие с пневматической дрелью.
     -- Спасибо кассиру за сотрудничество Я его отблагодарю, --
произнес Макс.
     Мы с Максом отвели хозяина заведения в сторону. По нему было
видно, что он чувствует себя загнанным в угол, из которого не видит
выхода. От его бравады не осталось и следа. Казалось, что даже вся
его одежда, включая галстук, заметно потускнела. Впрочем, в этом,
конечно же, было виновато слабое освещение. Его шляпа больше не
была залихватски сдвинута набекрень, а в глазах стоял страх,
который вот-вот мог перерасти в ужас.
     -- Начнем с того, ублюдок, -- произнес Макс, вдавливая ствол
автомата в брюхо босса, -- что ты поможешь нам сейчас закрыть
заведение. Хорошо? -- Хорошо, -- еле слышно пробормотал тот Я
прервал их беседу:
     -- Пожалуй, я лучше схожу на чердак за нашей одеждой, а то
здесь довольно прохладно. -- Давай, -- сказал Макс, и я ушел Не
знаю, о чем они говорили, пока меня не было Когда я. вернулся, мы с
Максом быстро оделись и, прихватив с собой босса, поднялись в
комнату кассира Макс начал проводить инструктаж:
     --  Простак,  ты  вместе с Си обойдешь заведение Всем объявите, что сегодня
казино рано  закрывается  Только  обязательно  всем  --  охране,  подсадным,
прислуге.  Пусть  разгонят посетителей. Когда публика двинет к выходу, сразу
давайте сюда. Си надо будет еще вернуть деньги за оставшиеся  у  посетителей
жетоны  Нам  не  нужны  лишние  хлопоты.  А  ты, ублюдок, -- продолжил Макс,
энергично тыча стволом автомата в бок хозяина казино, -- будешь стоять рядом
с  кассиром  я,  если у твоих людей возникнут вопросы, будешь от-печать, что
все в порядке, и быстренько спроваживать их к черту. Одно лишнее слово --  и
от тебя останется только куча на полу. Башка, будь рядом и не спускай с него
глаз.
     Сам  Макс  укрылся в туалете. Я остался в комнате и выразительно поглядывал
на босса, держа руку в кар-мане на  рукоятке  ножа.   Минут  через  двадцать
большая   часть   публики   покинула  казино.   Остались  лишь  немногие  из
работников. Один из них начал проявлять излишнее  любопытство.  Приникнув  к
окошку, он все не мог угомониться и повторял одни и те же вопросы:
     --  И  все-таки  я  не  понял,  почему мы закрылись так дано, босс?  Что-то
случилось? Почему у вас опухли губы? Вы где-то ударились?
     Мне  он  не понравился. Я жестом приказал боссу, чтобы он пригласил парня в
комнату. Когда тот вошел, распространяя удушающий  запах  одеколона,  я  без
лишних слов открыл крышку люка и коротко скомандовал: -- Полезай.
     Парень растерянно затоптался на месте. Я выхватил из кармана нож и нажал на
кнопку. Лезвие со щелчком выскочило из рукоятки возле горла этого идиота,  и
он,  побледнев  от страха, бросился вниз и кубарем скатился по ступенькам. Я
захлопнул крышку у него за спиной.
     Мы быстро выставили на улицу всех, кто еще оставался, и
остались в казино одни. Прихватив с собой босса, Макс, Простак и я
прошли к бару. Макс поставил на стойку четыре рюмки, достал
начатую бутылку виски и разлил выпивку. Босс глупо ухмыльнулся
и, одним глотком осушив свою рюмку, довольно проворковал: --
Это очень даже кстати. Налив еще по одной, Макс спросил: -- Ты
понял, для чего мы здесь появились? Босс расплылся в глупой
улыбке: -- Думаю, что мне не стоит ждать ничего хорошего. Он
спохватился и, вновь приняв жалкий вид, заискивающе посмотрел на
Макса. -- Давай продолжай, -- подбодрил его Макс. Облизав
распухшую губу, босс сказал: -- Вначале я решил, что это налет, но
сейчас думаю, что вас послал Франк, верно? Макс пожал плечами
     -- Никогда не слышал про такого парня. -- Затем задумчиво
посмотрел на босса и, как бы приняв решение, добавил: -- Ну
ладно, допустим, что мы пришли от тех, кто хочет управлять этим
казино. Что ты на это скажешь? --
     Макс вновь наполнил рюмки. Он пытался с помощью виски
узнать, что на самом деле думает босс. После третьей рюмки к
этому уроду вернулось самомнение. Он поправил свой галстук,
сдвинул шляпу на ухо и начал разговаривать с Максом, нагло
выпячивая нижнюю губу:
     -- С чего это я должен отдавать свое заведение? Мне делали
солидные предложения, но это казино просто золотая жила. Я его
построил, и оно принадлежит мне. И вот что я вам, парни, скажу:
никто не заставит меня отказаться от него. -- Здесь он, похоже,
заметил выражение лица Макса и сбавил обороты. -- Разве я не
прав, ребята? Разве это хорошо -- запугивать людей и заставлять их
отказываться от своих прав? Я! -- Он с жаром ударил себя кулаком
в грудь. -- Я сам построил это казино, ребята. А ведь это запрещено
законом, особенно иностранцам, вроде того же самого Франка. -- В
его глазах вспыхнули огоньки праведного негодования. -- Ведь я
американец, стопроцентный американец.
     Макс выплюнул дымящуюся сигару ему в лицо, и босс схватился
за глаза, запорошенные горячим пеплом. Простак врезал ему левой
крюком по брюху. Босс со стоном повалился на пол и остался
лежать, с хныканьем протирая обожженные глаза.
     -- Ты, ура-патриотический ублюдок, -- прошипел,
наклонившись к нему, Макс. -- Я хотел дать тебе шанс. И чуть было
не сделал тебе вполне приличное предложение. Чтобы ты остался
хозяином этого заведения, но на долевых условиях и без шулерского
инвентаря. Но это не для тебя Ты слишком завшивел. Понял,
ублюдок? Да Франк в миллион раз более настоящий американец,
чем ты, урод. Понял?
     Некоторое время Макс продолжал распалять себя, отпуская
длинные тирады по поводу истинного американизма, затем
приставил ствол пулемета к голове тихонько скулящего босса. --
Молись, гад!
     Босс с ужасом посмотрел на Макса и, всхлипнув, жалобно
простонал.
     -- Пожалуйста, дайте мне шанс. У меня есть деньги, я отдам
вам их все, только отпустите меня.
     Я потряс Макса за плечо и оттащил его к стойке бара, затем
наполнил его рюмку. Макс выпил и немного успокоился. Мы вновь
вернулись к боссу, и я сказал:
     -- Мы забрали все деньги у кассира. Ты можешь предложить
нам что-нибудь еще?
     -- Вы отпустите меня, ребята? -- жалобно про-ныл он.
     -- Мы всегда держим свое слово, ублюдок, -- ответил Макс.
     -- У нас деловой подход, -- добавил я. -- Уговор есть уговор.
Что ты можешь нам предложить?
     -- У меня хранятся деньги прямо в этом здании. Я их отдам. Вы
отпустите меня? -- Сколько? -- спросил я. -- Сорок пять тысяч. --
Да, это подходит. Где они? -- Вы сдержите свое слово? -- проныл
он. -- Да, -- ответил я. -- Где ты их прячешь? -- В холодильнике.
     -- В холодильнике? -- изумился я. -- Да, в холодильнике, который
стоит в комнате кассира.
     -- Ладно, пошли посмотрим, -- сказал Макс и жестом приказал
боссу встать.
     Мы прошли в комнату кассира и открыли холодильник. Там
были только бутылки с молоком. Босс засунул в холодильник руки
и, пыхтя от натуги, попытался вытащить поднос для льда. Тот
самый, с которым я не стал связываться утром. - Деньги там? --
спросил я. Он кивнул.
     -- За сорок пять тысяч я, пожалуй, не пожалею свой нож, --
сказал я и начал долбить лед.
     Хорошенько поддолбив его у основания подноса, я рванул
ледяной куб на себя и чуть не свалился вместе с ним на пол. Куб не
был прозрачным, лед имел белый цвет.
     -- Ты добавлял в воду молоко, когда замораживал все это? --
спросил я.
     Босс  кивнул.  Мы  отнесли  куб в туалет и засунули под водопроводный кран.
Когда лед подтаял, я легонько постучал  по  нему  ножом  и  извлек  из  него
сверток,   обмотанный   белой   клеенкой.  В  свертке  находилось  девяносто
пятисотдолларовых купюр. Пересчитав их, Макс удовлетворенно кивнул. -- Все в
порядке.
     -- Значит, вы меня отпустите? -- обеспокоенно спросил босс. --
Я могу завтра открыть казино?
     -- Слушай, я тебе ничего не говорил насчет казино, -- сердито
ответил Макс. -- Я обещал, что мы тебя отпустим. И это все. Не
пытайся пудрить мне мозги. Ты что, думаешь, что меня пальцем
делали, ублюдок?
     Макс отвел в сторону Косого и что-то прошептал ему на ухо. Я
расслышал только слово "бензин". Косой кивнул и вышел. Оставив
Простака с боссом, мы с Максом спустились в подвал. Глазастик и
охранник мирно лежали на своих местах. Оба были в стельку пьяны.
     -- Как дела, малыш? -- спросил я у Глазастика. -- Отлично, --
ответил Глазастик, и его лицо расплылось в бессмысленной улыбке.
     -- Мы тебя сейчас понесем, ладно? -- спросил Макс. -- Мне все
равно, чем вы будете заниматься, -- ответил Глазастик и захихикал.
Макс осторожно взял его на руки и произнес Через плечо:
     -- Давайте все наверх. И прихватите своего недобитка.
Мы все собрались в зале. Раненых положили на стол для игры в
кости, и я налил обоим по стакану виски. Макс встал лицом к группе
пленников.
     -- Мне жаль, что вам досталось, ребята, -- произнес он. -- Но
ваша преданность этому дешевому сукину сыну была куда больше
требуемой. Мы навсегда увольняем этого скота. Для него казино
больше не существует. Нас вы не видели. Если начнете болтать про
нашу встречу, то обещаю, что мы сюда вернемся и устроим для
непонятливых групповые похороны.
     Макс прошелся перед ними, многозначительно помахивая
пулеметом. Затем он передал пулемет Простаку и достал из кармана
пачку денег. Отсчитав тысячу долларов, он подошел к парню с
восемью пулями в ногах.
     -- Держи тысячу. Думаю, этого хватит до того времени, пока ты
не оправишься.
     Парень тупо уставился на протянутую руку с деньгами. Затем
боль, страх, алкоголь и вид денег сделали свое дело. Он истерично
захохотал, временами срываясь
     на рыдания. В конце концов он схватил деньги и пьяным
голосом произнес:
     -- Спасибо, мистер. Вы замечательный человек. Спасибо.
Парню со сломанным носом Макс сунул пятьсот долларов.
И столько же вручил кассиру Си. Остальным было роздано
по двести долларов.
     -- Что, выплачиваешь выходное пособие? -- пошутил я.
Макс не успел ответить. В дверях появилась голова
Косого.
     -- Эй, Макс, я все приготовил! -- крикнул он. -- Хорошо,
оставь пока снаружи. -- Макс обернулся к пленным и
предупредил их еще раз: -- Значит, поняли? Вы, ребята,
ничего не видели, ничего не слышали и ничего не знаете.
Иначе... -- Макс многозначительно посмотрел на пулемет в
руках Простака.
     Мы с Максом вышли на улицу. У дверей стояли две
двадцатилитровые канистры с бензином. Макс постучал по
ним ногой. -- Полные?
     -- Под завязку, -- ответил Косой. На автостоянке находились
"бьюик" и "плимут". -- "Бьюик", наверное, принадлежит боссу, --
рассеянно проговорил Макс, а затем обратился ко мне: -- Башка,
пора кончать, давай всех на выход.
     Мы поспешно вернулись в зал. С любовной заботливостью
Макс взял Глазастика на руки и, вынеся из казино, бережно
уложил на заднее сиденье "кадиллака". Парня, раненного в
ноги, мы положили в "бьюик". -- Ты водишь машину? --
спросил Макс у Си. -- Да, -- ответил тот.
     -- Отлично, поведешь "бьюик". Остальные давайте в "плимут".
Веселый, ты сядешь за руль, а Пипи проследит, чтобы эти парни не
помешали тебе вести машину. -- Макс продолжал давать короткие
распоряжения: -- Си, будешь следовать за "кадиллаком". Веселый,
держись сразу за "бьюиком". Понятно?
     Они кивнули, и Макс подошел к Косому, усевшемуся за руль
"кадиллака".
     -- Сейчас вниз по дороге, за тот поворот, -- сказал он, показав
направление. -- И ждите нас там -- Понял, -- ответил Косой.
     Колонна из трех машин тронулась с места. Мы подождали, пока
они не скрылись за поворотом, потом Макс взял одну из канистр.
Указав на другую Простаку, он произнес:
     -- Давай в подвал. Разольешь там три четверти канистры. И
действуй старательно, полей все вокруг. Только смотри, не попади
на одежду.
     Простак коротко кивнул, подхватил канистру и исчез в здании.
     -- Ты подождешь меня внизу, Башка. Я займусь чердаком, --
сказал Макс.
     Я обошел первый этаж, с сожалением глядя по сторонам. Здание
было слишком хорошо, чтобы его уничтожать. При правильном
ведении дел здесь можно было бы делать очень большие деньги. Я
был уверен, что Общество смогло бы получать от этого казино до
полумиллиона долларов чистого дохода в год. Я подумал, что Макс
слишком уж поспешно решил использовать крайние средства.
Может, он и прав, но в этом все равно было что-то постыдное. Такое
прекрасное здание... Первым появился Макс. -- Простак все еще
внизу? -- спросил он. -- Да. Он, наверное, очень старается, --
ответил я. Макс сноровисто продолжил работу, расплескивая бензин
по полу такими же движениями, какими уборщики расплескивают
воду, прежде чем подмести. Появился улыбающийся Простак.
     -- Я выполнил отличную работенку, -- сообщил он. -- Молодец.
Давай выливай остатки в другом конце зала, -- сказал ему Макс.
Я с сожалением наблюдал, как они старательно поливают из
канистр все вокруг. Когда они закончили, Макс сказал:
     -- Давай, Простак, дуй в подвал. Спички у тебя с собой?
Простак кивнул.
     -- На тебе для облегчения бумажный фитиль, -- сказал Макс и,
плотно скрутив в трубку газету, сунул ее Простаку. Затем скрутил
еще несколько газет и обратился ко мне: -- Ладно, Башка. Ты
начинай тут, а я пойду на чердак. Только будь осторожен.
Пройдя в дальний конец зала, я запалил бумажный факел. Остальное
оказалось еще проще. Достаточно было
     поднести факел к окропленным бензином полу или мебели, как они
мгновенно вспыхивали.
     Рев огня подействовал на меня опьяняюще. Мне хотелось
сорваться с места и запрыгать по комнате с воплями и смехом.
Видимо, каждый из нас в душе немного поджигатель. Макс, смеясь,
спустился с.чердака. -- Как дела, Башка? -- крикнул он. --
Простак все еще внизу? Он очень старательный работник, верно?
     -- Макс со смехом подбежал к открытому люку в подвал и заорал
вниз: -- Эй, Простак! Давай вылазь. Ты что, еще не кончил?
Из дыма, повалившего из подвала, появился Простак. Лицо его
было черным от сажи и весело улыбалось.
     Смеясь, словно маленькие дети, мы выскочили из горящего
здания и остановились чуть поодаль, чтобы полюбоваться
результатом своей работы.
     -- Черт возьми, правда замечательно? -- прокричал Макс,
танцуя вокруг нас. --Настоящий праздник. Как в ночь после
выборов в Ист-Сайде.
     Он хлопнул меня по спине и прошелся по газону, отплясывая
джигу.
     Пламени понадобилось всего несколько минут, чтобы
прорваться сквозь крышу здания. Затем языки огня взметнулись
вдоль стен, и все казино превратилось в один огромный костер.
Откуда-то издалека до нас донеслись звуки пожарной сирены. Всю
дорогу до "кадиллака" мы проделали бегом.
     Колонна из трех автомобилей двинулась по шоссе в
направлении Нью-Йорка. Проехав около двадцати километров, мы
свернули на глухую проселочную дорогу и остановились.
     -- Веселый и Пипи, берите босса и давайте в "кадиллак", --
распорядился Макс. Затем он подошел к парню, раненному в ноги,
и спросил: -- Как дела, приятель?
     -- Опять стало больно, -- скривившись, ответил охранник. -- У
меня больше не осталось виски.
     -- Значит, тебе пора домой, приятель. Эй, Си, как только
окажешься в городе, сразу же отвези этого парня в госпиталь. --
Конечно, -- ответил Си.
     -- Кто-нибудь из вас водит машину? -- спросил Макс у
остальных.
     Второй охранник сел за руль "плимута". Мы проводили
взглядами две машины, выехавшие на шоссе и повернувшие в
сторону города.
     -- Что вы хотите сделать со мной? -- испуганно спросил босс.
     -- Тебе не о чем беспокоиться, приятель, -- мрачно
произнес .Макс.
     --Но вы же обещали меня отпустить! -- отчаянно проскулил
босс. Мы ничего не ответили.
     Проехав еще километров восемь по проселочной дороге,
мы остановились.
     -- Ты тоже приехал, болтун! -- пролаял Макс.  Босс, словно
лунатик, вылез из машины. Мы с Максом отвели его далеко в лес и
поставили спиной к дереву. Макс приставил к уху босса револьвер и
проскрежетал: -- Молись, гад!
     Босс рухнул на колени и замычал что-то нечленораздельное. Макс
рассмеялся и засунул револьвер в кобуру.
     -- Ладно, ублюдок. На сей раз мы сдержим свое слово. Но если
ты квакнешь что-нибудь лишнее или попытаешься вернуться к
прежней деятельности, то мы скормим тебя червям. Ты понял?
Босс обмяк и расстелился по земле, тихонько всхлипывая и
бормоча, что клянется всеми святыми вести себя как следует.
     -- Кроме того, -- продолжил Макс, -- у нас припасены козыри
на тот случай, если ты что-нибудь забудешь. Это твои фальшивые
списки избирателей. Я в любой момент могу послать их
противоположной партии. Уловил? Так что лучше всего для тебя
будет поскорей выйти в отставку.
     -- Да, -- с трудом выдавил из себя босс. -- Честное слово,
обещаю, что сделаю все, как вы сказали.
     Макс резко развернулся на каблуках, и мы оставили босса сидеть
на земле. Когда мы вернулись к машине, Косой спросил:
     -- Мы что-то не слышали выстрелов. Ты его прикончил
ножом, да, Башка?
     -- Нет, Макс просто попугал его, -- ответил я. Выехав на шоссе, мы
проделали километров пятнадцать в том направлении, откуда,
только что приехали, и,
     немного не доехав до курорта, свернули на дорогу, ведущую в
сторону Филадельфии.
     Когда мы оказались на окраине, Макс позвонил Лу-Лу --
главному человеку Общества в Филадельфии. Лу-Лу не было
на месте, и Макс переговорил с его заместителем, Джонни.
Джонни встретил нас и помог добраться до проверенной в
щепетильных делах частной клиники, расположенной в тихом
переулке.
     Мы занесли Глазастика внутрь. Врач немедленно приступил к
работе и при помощи зонда извлек пулю из плеча. Макс сказал
Джонни, что мы на всякий случай хотели бы пересидеть в городе
пару дней, и попросил разместить нас на это время.
Джонни задумчиво выпятил губы, покрутил головой, затем
подошел к доктору и о чем-то с ним пошептался. Доктор улыбнулся
и кивнул. Джонни вернулся к нам и спросил:
     -- Вас устраивает это заведение? -- Вполне,
     -- ответил Макс.
     -- А сестры здесь есть? -- с надеждой поинтересовался Косой.
Врач хохотнул:
     -- Сестры приходят, только когда я делаю аборт. Клиника
располагалась в обшарпанном деревянном здании, состоящем из
десяти комнат. И вся она была в нашем распоряжении. Кроме
доктора и нас, единственным постояльцем являлся сгорбленный
старик, который стряпал и убирал помещения. Старик не проявлял
никакого интереса к происходящему и как ни в чем не бывало
занимался своими делами, что-то тихонько бормоча себе под нос.
     -- Судя по его поведению, у него должно быть множество денег
на счету в банке, -- заметил Косой.
     -- Кстати, о деньгах, -- сказал Макс. -- Ты мне напомнил. Пора
бы их и разделить.
     Мы поднялись на второй этаж. Простак, Пипи и Веселый
выложили свою добычу. Вычтя все расходы, Макс разделил
оставшиеся деньги на семь равных частей.
     Чуть позже мы с Максом начали возиться с пулеметом:
разобрали его на части, хорошенько почистили и вновь собрали.
Это был армейский ручной пулемет системы Браунинга, который
весил около семи килограммов. Макс с довольным смешком
произнес:
     -- А я отлично наловчился обращаться с этой штуковиной?
     -- Посредственно, всего лишь посредственно, -- ответил я.
     -- Почему? Я и целился ему в ноги. Не забывай, что он был
движущейся мишенью. Я попал восемь раз, по четыре в каждую
ногу. Если это не хорошая стрельба, то что тогда ты считаешь
хорошей?
     -- Ты промазал больше, чем попал, Макс. Ты дал трехсекундную
очередь, а значит, выпустил больше двадцати пуль.
     -- Ладно-ладно, всезнайка. Как-нибудь мы заберемся в
глухомань и тогда посоревнуемся. -- Макс улыбнулся.




     Целых два дня мы только спали, играли в карты, пили,
закусывали, читали газеты и слушали, как Косой играет на
гармонике. Для нас это были два дня ленивого, идиллического
отдыха. Для Глазастика это был восстановительный период, после
которого он встал на ноги. На прощание Макс вручил доктору
тысячу долларов за его труды и наше проживание в клинике..
Мы прямиком направились в Нью-Йорк. Шины монотонно
шуршали по горячему бетону шоссе. Влажный жаркий ветер
врывался в открытые окна автомобиля.
     -- Да, жара, как в ист-сайдских пекарнях накануне еврейской
Пасхи, -- заметил Макс.
     Меньше чем через два часа "кадиллак" уже пробирался сквозь
плотный поток автомобилей нижнего Манхэттена.
     -- Вот и наш милый дом, старый, добрый, вонючий Ист-Сайд, --
весело пропел Косой, посылая в окно воздушные поцелуи.
Темная задняя комната у Толстого Мои с ее влажной прохладой и
освежающим запахом пива показалась нам после жаркой и пыльной
дороги просто райским уголком. Мы сбросили пиджаки, повесили
на спинки стульев револьверы и растянулись в креслах с чувством
удовлетворения от того, что мы снова дома.
     На следующий день мы с Максом отправились в главный офис,
чтобы сообщить, как прошла операция. Фил поздравил нас с
успешным выполнением задания.
     -- Вы у руля, ребята, -- сказал он. -- Скоро вы поймете, что это
означает. А пока у меня есть для вас небольшое дельце. Его нам
подбросил наш приятель из муниципалитета. Городские власти
попали в затруднительное положение из-за забастовки лифтеров.
Похоже, что у них нет возможности взять ситуацию под контроль.
Так что придется заняться этим делом. Газеты и общественность
уже начали выражать свое недовольство. С нашей стороны это
будет демонстрацией Дружеского расположения к властям. Кроме
этого мотива, Общество не имеет каких-либо собственных
интересов в деле. -- Да ну? -- сказал я. Фил усмехнулся:
     -- Ладно, ладно. Я забыл, что имею дело с Башкой. От этого
парня ничего не скроешь. Ладно, я открою карты. Мы хотим взять
профсоюз под свой контроль, исходя из обычных для подобного
случая интересов.
     Он с улыбкой наклонил голову. Мы с Максом знали, что
понимается под обычными интересами: усиление влияния,
возможности для вымогательства, незаконное получение доходов.
Фил продолжил:
     -- Как я уже говорил, мы получили благословение городских
властей... Я перебил его:
     -- Мы не заметили никаких пикетов на улицах. Когда началась
забастовка?
     --  Бастуют  только  вдоль Бродвея и на некоторых улицах Вест-Сайда. Начали
вчера. Мы хотим,  чтобы  все  кончилось  раньше,  чем  выступления  лифтеров
перекинутся в другие места.
     -- Они организованы? За ними кто-то уже стоит? -- спросил
Макс.
     --  Это  мы  выяснили.  По  большей части это стихийные выступления, и лишь
кое-где они носят организованный характер. У меня  имеется  вся  необходимая
информация.  Профсоюз  только  начинает организовываться. Так что налицо все
признаки становления: грызня за добычу между двумя или  тремя  уголовными  и
безответственными   группировками,   очень   небольшое   количество  штатных
профсоюзных работников и вдобавок в  этом  случае,  по-видимому,  существует
влияние со стороны домовладельцев. Они не упустят случая ухватить кусок
     для себя. У меня есть точная информация, что все эти ребята
собираются провести переговоры между собой в... -- фил пошарил в
карманах пиджака, извлек листок бумаги и прочитал вслух: -- В
"Райском саду", угол Шестидесятой улицы и улицы Колумба.
Встреча состоится сегодня в два часа дня. -- Мы знаем это
заведение, -- сказал я. -- Да, это место, где сшивается этот парень,
Везунчик, и его отребье, -- добавил Макс. -- Он в этом тоже
участвует?
     -- Да, знаменитый Везунчик тоже в деле, и мы хотим, чтобы он
из него вышел, -- сказал Фил и, окинув нас с Максом быстрым
взглядом, добавил: -- Никаких крайних мер, просто постарайтесь
его убедить, что он будет гораздо здоровее, если займется чем-нибудь другим.
     -- Он ведь очень известен, этот Везунчик, -- заметил я. --
Газеты окрестили его неуязвимым, ведь так? Мы сами его не
встречали, но, по слухам, его расстреливали и оставляли подыхать
раз пять или шесть.
     -- А как насчет той истории, когда его засунули под машину и
переехали? -- весело подхватил Макс. -- Но так и не смогли
прикончить. Говорят, что он словно змея уполз от этих ребят в
клинику.
     -- Да, -- добавил я, -- за рулем этой машины сидел славный
нежный малыш Винсент, который оттяпал ухо у Большого Френци.
     -- Так вот, -- продолжил Фил, -- по сообщениям нашего
разведывательного отдела этот Везунчик организовал небольшую
группу, которая в основном и занимается организацией профсоюза.




     Обратно мы возвращались на такси -- Похоже, что нам подсунули
непростое дельце, -- произнес Макс
     -- Да, похоже, -- согласился я и подумал о нарочито
пренебрежительной манере, в которой Фил поручил нам заняться
забастовкой лифтеров. Но королевский указ -- всегда Королевский
Указ. -- Я уже думал над этим, Макс Мне кажется, что первым
делом стоит
     заглянуть в "Райский сад" и посоветовать Везунчику чтобы он
отвалил. -- Да, с этого мы и начнем. Я взглянул на часы. Было
двенадцать. -- Макс, давай заскочим в это заведение пораньше пока
они не начали свои переговоры, перехватим Везунчика с его бандой
и обработаем их отдельно от остальных.
     -- Я тоже думаю, что это лучший вариант. -- согласился Макс.
Мы выехали из плотного транспортного потока, и водитель
быстро одолел оставшуюся часть пути.
     Косой сидел на стуле у стены и наигрывал "Что я буду делать"
     -- слащавый, привязчивый мотивчик, бывший гвоздем сезона.
Полураздетый Простак трудился над боксерской грушей в дальнем
конце комнаты. Они встретили нас мимолетными взглядами и вновь
полностью отдались своим занятиям. Мы с Максом подсели к столу
и не спеша пропустили по рюмочке виски. Затем Макс переглянулся
со мной и крикнул: -- Эй, Простак, мы опять при деле! Простак
приблизился к столу и спросил: -- Что предстоит?
     -- Фил поручил нам заняться забастовкой лифтеров, -- ответил
Макс.
     Простак начал одеваться. Косой перестал играть и
поинтересовался: -- Лифты на Третьей авеню?
     -- Нет. Лифты в административных зданиях, -- ответил Макс.
     -- И кто у них заправляет? -- спросил Косой, прилаживая кобуру
под левую руку. -- Везунчик, -- ответил Макс.
     -- Этот подонок? -- презрительно произнес Простак. -- Я знаю
этого урода. Его еще называют Везучим Змеенышем. Он
околачивается в "Райском саду" на Шестидесятой вместе со своим
дружком Гориллой Вилли.
     -- Я заходил туда с подружкой пару недель назад, -- влез в
разговор Косой. -- Мне сказали, что Большой Майк и Петушок
выкупили это заведение у Вилли за пятьдесят тысяч.
     -- Горилла продал свое заведение? -- удивился Простак. -- Так
мне сказали, -- ответил Косой.
     Мы погрузились в "кадиллак" и помчались к Шестидесятой
улице. Косой с отчаянной лихостью маньяка лавировал среди потока
грузового транспорта.
     -- Черт возьми, ну ты и гонишь, -- заметил Простак.
     -- Похоже, мы уже подъезжаем? -- удивленно произнес Макс. --
Косой, ты устроил нам скачки вроде тех, что задавала Пегги. -- Он
рассмеялся своей шутке. -- Что ты имеешь в виду, Макс? Без
остановок? -- Нет, с резкими рывками, подскоками и швыряниями
из стороны в сторону.
     Пройдя через красиво отделанные входные двери под
полотняным козырьком, мы спустились по лестнице на один пролет.
Я толкнул дверь, ведущую в зал. Да, нас ждал настоящий сюрприз!
Мы полагали, что в это время заведение должно быть пустым, но зал
оказался полон хорошеньких девушек. Они были повсюду, это место
просто кишело особями женского пола.
     Со всех сторон нас окружали экстравагантные наряды,
мелодичный щебет женских голосов, симпатичные, накрашенные
личики, нежные, благоухающие духами женские тела. Мы стояли,
пожирая их взглядами, н.е в силах сдвинуться с места. Мы стояли,
словно охваченные страстью племенные жеребцы, глядящие
горящими глазами на табун грациозных кобылок-.
Первым дар речи обрел Простак. Он издал долгий, полный
страсти стон, похожий на волчий вой: -- Уо-о-о-о!
Девицы подхватили этот звук. Со всех сторон к нам понеслось
"Уо-о-о-о!", сопровождаемое смехом и призывными посвистами
     -- Это настоящий рай! -- воскликнул Макс. Откуда-то из глубины
помещения к нам поспешил высокий, худощавый мужчина средних
лет. В его грациозных, плавных движениях было что-то
женственное.
     -- Эй-эй, девочки, девочки! -- закричал он, громко хлопая в
ладоши. -- Что это за отвратительный переполох?
Бесцеремонно распихав девиц в разные стороны, он остановился
перед нами, уперев руки в бока, и, выпячивая губы после каждого
произнесенного слова, спросил: -- Чем могу служить,
джентльмены?
     Он узнал Косого только после того, как тот засмеялся и сказал:
     -- Привет, Петушок!
     -- А, привет, -- холодно улыбнувшись, ответил мужчина и
добавил: -- Прошу меня так не называть. Меня зовут Теодор,
обращайтесь ко мне по этому имени. Косой представил нас:
     -- Это мои друзья -- Макс, Простак и Башка. Познакомься с
ними, Петушок.
     -- Меня зовут Теодор, -- повторил он, церемонно пожимая нам
руки:
     Обмениваясь с ним рукопожатием, я испытал слегка отталкивающее чувство. Его
рука  была  влажной,  холодной  и  по-детски  маленькой.   Он   самодовольно
ухмыльнулся и многообещающе поскреб мне ладонь.
     -- О Теодор, какой ше ты дершкий! -- насмешливо
прошепелявил я. ..
     Этот урод был рад встрече с нами и сказал, что много слышал о
каждом из нас. Затем он подался вперед и, тихонько хихикнув,
громким шепотом сообщил: -- Вы -- известные гангстеры.
     -- Ох нет! Пожалуйста, все что угодно, но только не это! --
игриво простонал я и, обратившись к окружавшей нас толпе
прелестниц, попросил: -- Девочки, пожалуйста, оставьте нас
ненадолго без вашего внимания.
     -- Кыш! Кыш! Кыш! -- закричал Теодор, размахивая руками так,
словно разгонял стаю цыплят.
     И девицы, словно цыплята, прыснули в разные стороны, весело
щебеча и пересмеиваясь.
     -- Глупые девки, вы что, ни разу не видели мужчин? -- бросил
Теодор им вдогонку.
     -- Ну ладно, любовничек, -- раздраженно бросил Макс, -- когда
здесь появится Везунчик?
     -- О-о, вам нужен он? Он -- хулиган, он -- подколодная змея! --
с отвращением проговорил Теодор. -- Да, Теодор, -- сказал я. --
Когда он обычно при
     ходит?
Теодор с улыбкой посмотрел на меня, облизал губы и, приоткрыв
рот, выразительно поиграл языком:
     -- О-о, насколько я могу судить, то около двух часов дня.
     -- Ладно, мы посидим в сторонке и подождем, сказал Макс.
     -- А вы не думаете, что приличным считается вначале получить
приглашение? -- бесстрашно поинтересовался Теодор, с
возмущением глядя на Макса.
     Я не стал дожидаться, пока Максу придет в голову врезать по его
выпяченному от возмущения подбородку и таким образом
отправить его в дальний конец зала, и с серьезным видом произнес:
     -- Теодор, ты не будешь возражать, если мы здесь немного
подождем?
     -- Я очень гостеприимный человек, -- сердито проговорил он.
     -- Если люди позволяют мне быть гостеприимным.
     -- Очень похвально, -- вежливо пропел я. -- Так ты не
возражаешь, если мы подождем?
     -- Нет. Проходите, садитесь, где вам больше нравится Можете
посмотреть, как я прослушиваю и отбираю девочек для своей новой
программы. Макс добродушно рассмеялся: -- Спасибо за
приглашение.
     -- Добро пожаловать, -- все еще дуясь, ответил Петушок.
В дальней части зала мы выбрали стол, из-за которого одинаково
удобно было наблюдать и за входом, и за танцевальным помостом.
Зал был большим и роскошно отделанным. По размерам он занимал
примерно половину квартала Толстое ковровое покрытие
полностью застилало пол Цветные фрески с пасторальными
мотивами плотно покрывали стены. По всему залу были
расставлены столы В центре находился большой квадратный
танцевальный помост, от полированной поверхности которого
зеркально отражался неяркий свет скрытых светильников. Рядом с
помостом находилось огороженное барьером пространство, внутри
которого было полным-полно музыкальных инструментов, но не
было музыкантов- Лишь за роялем одиноко сидел какой-то лысый
парень. С одной стороны, недалеко от входа, находился богато
оснащенный бар.
     Теодор уселся за небольшой столик, расположенный на самом
краю помоста, и повелительно хлопнул в ладоши
     -- Так, леди Прошу соблюдать тишину и быть внимательными.
Какая-то девчонка сдавленно хихикнула Он обвел толпу
ищущим взглядом и заорал:
     -- Те леди, что пришли сюда для развлечения, могут уходить
прямо сейчас! В зале установилась мертвая тишина. -- Петушок
умеет управляться с ними, -- заметил Косой.
     -- Да это' потому, что им нужна работа, -- сухо ответил я.
     -- Иначе они плевали бы на его замашки.
     -- Итак, леди! -- пронзительным голоском проверещал Теодор.
     -- Те, у кого есть специальность, пройдите направо.
Около двадцати девиц сгрудились с правой стороны от его стола.
Некоторые из них были ну просто ужас как хороши. Он обвел их
холодным взглядом.
     -- Значит, так. Во-первых, мне требуется профессиональная
ридотоу.
     Какая-то прелестная крошка громко спросила: -- А что это такое,
мистер Теодор? -- Какое невежество, -- фыркнул он. -- Разве ты не
знаешь? Ридотоу -- это человек, который танцует и поет
одновременно.
     -- О-о, так, значит, это я! -- радостно объявила та же малышка.
     -- Как только меня не называли, но такое слово я слышу впервые.
     -- Ты слишком непочтительна. И вовсе никуда не годишься. --
Он насмешливо посмотрел на нее и с чувством мстительного
удовлетворения добавил: -- Можешь уйти прямо сейчас.
     -- Ну, он и ублюдок, -- проворчал Макс себе под нос.
Девушка сердито собрала свои пожитки и направилась к выходу.
Макс поднялся и перехватил ее возле дверей. Мы с
любопытством наблюдали, как он что-то ей объяснял. Наконец она
пожала плечами, улыбнулась, кивнула и прошла за соседний столик.
Макс поднес зажженную спичку к ее сигарете. Затем он вернулся к
нам и сел на свое место. Девушка с улыбкой смотрела на нас и
курила сигарету Демонстрируя свои красивые ножки, она
поддернула юбку повыше, забросила ногу на ногу и стала весело
покачивать туфелькой. -- Назначил ей свидание, Макс? -- спросил
я. Макс отрицательно покачал головой: -- Нет, я просто принял ее
на работу в это заведение в качестве ридотоу
     Я рассмеялся:
     -- Мы забираем это заведение себе? -- Ну, если только в свободное
от работы время. -- Макс, это хорошая мысль, -- произнес Косой.
     -- Здесь можно будет здорово повеселиться.
     -- Да, вы будете веселиться и совсем забудете о деле, --
проворчал Макс.
     -- Мы будем думать о делах, -- пообещал Косой. В его голосе
звучала такая мольба, словно он был маленьким ребенком,
выпрашивающим сладости.
     -- Вы будете думать не о делах, а о проделках, -- отрезал Макс.
Мы понаблюдали, как Теодор отобрал исполнительниц канкана,
стриптизерш, чечеточниц и одну ридотоу.
     -- На самом деле у него будет две ридотоу, но он пока еще этого
не знает, -- заметил Макс.
     -- Я плачу вам, леди, пятьдесят долларов в неделю, сюда входит
и питание, -- объявил Теодор и обвел танцовщиц взглядом.
Он знал, что им полагается более высокая оплата. Но ни одна из
девушек не возражала, и я подумал, что, видимо, сейчас стало очень
трудно найти подобную работу.
     -- Хорошо, а теперь попрошу встать в одну шеренгу всех
хористок, -- скомандовал Теодор.
     Он по-деловому прошелся вдоль шеренги взад и вперед.
     -- Эй, Косой, -- сказал Макс, кивая в сторону бара. -- Принеси
бутылку виски и стаканы. --
     Мы сидели и выпивали. Петушок увлеченно занимался отбором
хористок. Он по одной вызывал девушек из шеренги, давал знак
лысому у пианино и заставлял их прыгать на одной ноге, болтая
другой в воздухе. От такого движения груди девушек ходили
ходуном. Ему самому было на это, конечно, наплевать, но он знал
свое дело и понимал, что должно вызывать интерес у нормальных
мужчин.
     Мое внимание особенно привлекла последняя из отобранных им
хористок. Это была чувственная на вид куколка с пышными
формами. Глядя на нее, я вспомнил Долорес, хотя они были совсем
не похожи. Долорес была царственней и утонченней, но эта девица
обладала исключительной притягательностью. И я уже понял, что
именно меня так притягивало. Центром притяжения
     были -- как там называл их Макс? -- небесные, божественные,
медвяные зимние дыньки. Я подошел к ней и сказал: -- Привет! --
Да? -- ответила она.
     -- Вы просто великолепны, -- заикаясь, произнес я и попытался
запустить взгляд в вырез ее платья.
     -- Я вам не верю, -- ответила она со слабой улыбкой и,
перехватив мой блудливый взгляд, поддернула лиф платья вверх.
     -- Я хочу сказать, что видел ваш танец. У вас просто
удивительный... -- тут я вновь начал запинаться, -- т-т-талант.
     -- Да? Значит, у меня т-т-талант? И что дальше? -- Она
посмотрела на меня с дразнящей улыбкой. В ее. глазах плясали
озорные огоньки.
     От моей обычной находчивости не осталось и следа. Я не знал,
что сказать. Она видела меня насквозь и, похоже, потешалась надо
мной.
     -- Ну ладно, мой застенчивый, -- сказала она. -- Значит, у меня
талант. И ты мне устроишь контракт в Голливуде или хорошую роль
в шоу на Бродвее, если 'я буду хорошо с тобой обращаться. Верно?
Я помогла тебе? Ты ведь хотел сказать именно это? Она
рассмеялась, увидев мое раздосадованное лицо. -- Да, что-то в этом
духе, -- согласился я и тоже засмеялся. -- На что я смогу
рассчитывать, если устрою вам танцевальный номер соло прямо
здесь?
     Некоторое время она рассматривала меня с дразнящей,
оценивающей улыбкой, затем решительно кивнула:
     -- Ладно, милашка. Я согласна заключить договор. Я получаю
сольный номер в этом заведении, а ты получаешь меня на всю ночь.
     -- Уговор есть уговор, -- сказал я. -- Нет деяний изнурительнее
и опасней, чем те, на которые способен пойти поклонник во имя
своей избранницы, -- протараторил я, обретя свою привычную
форму.
     -- Ты имеешь в виду предстоящую обработку этого голубка? --
засмеялась она, кивая в сторону Теодора. -- Да, его, эту мисс
Теодор, -- улыбнулся я. -- Такой милый мальчик, как ты, может
довольно легко найти управу на чудика вроде него. -- В каком это
смысле?
     -- Вручи ему свой милый мальчишеский жезл, -- произнесла
она и весело захохотала. Я рассмеялся, возбужденный ее
бесстыдством. -- Нет уж, детка, это не для меня. Я уговорю его при
помощи другого инструмента. Я подошел к Петушку.
     -- Теодор, -- произнес я, беря его под руку и увлекая в сторону,
     -- я бы хотел поговорить с тобой, дорогуша, наедине. У меня к тебе
одна просьба.
     Он порозовел от волнения и пропел, захлебываясь словами:
     -- Да-да, дражайший. Именно об этом я и мечтал. Как только я
увидел тебя, мне стало понятно, что мы предназначены друг для
друга. Я безумно люблю тебя. Ты хочешь жениться на мне, да? --
Он умоляюще посмотрел на меня. -- Я богат. У меня много денег.
"Бог ты мой, -- подумал я. -- Мало того, что у этого ублюдка
сексуальные отклонения. Он еще и просто сумасшедший. Какого
черта я обрек себя на такое?" Я обернулся и посмотрел на девицу.
Она улыбнулась и помахала мне рукой.
     -- Слушай, Теодор, -- грубо произнес я. -- Кончай этот чертов
спектакль. Чего ты, к черту, так распалился? Возьми себя в руки.
Ты что, не понимаешь шутливого тона, если с тобой говорит
парень? Он ошеломленно уставился на меня и прошептал: --
Значит, ты говорил не всерьез? -- Всерьез о чем? Ты сам себя
распалил. Я не давал тебе никакого повода. Просто старался быть
вежливым и снисходительным. Я с пониманием отношусь к твоему
состоянию и к тому, что ты не властен над своей природой. И я
испытываю жалость к таким, как ты. Мои единственные чувства к
тебе -- это жалость и брезгливость.
     -- Тогда о чем же ты хотел поговорить со мной? --
прохныкал он.
     -- Мне жаль, что ты меня не понял. Какого черта я так себя веду? Я
слишком уж терпелив. Мне просто надо было приказать этому
ублюдку, а если бы он не согласился, то молотить его до тех пор,
пока он не передумал бы. Впрочем, что ему этим докажешь? Ведь
по существу этот парень баба, а не мужик. Поэтому я спокойно
добавил:
     -- Я хочу, чтобы ты проявил благосклонность к одному
человеку.
     -- Какую именно благосклонность? И кто этот человек?
     -- Вон та девушка, которая нам улыбается. -- Да? Эта серая
деваха? Я совершенно не могу понять, что интересного можно
найти в столь бесцветном создании.
     -- Она женщина, и мне ее вид доставляет радость. -- Женщины
нужны, чтобы растить детей. Радость могут доставлять только
мужчины, -- игриво ответил Теодор.
     -- О вкусах не спорят, Теодор, -- раздраженно сказал я. -- Я
хочу, чтобы девушка получила сольный номер.
     -- Хорошо, хорошо, -- безнадежным голосом произнес он. --
Ради тебя я это сделаю. -- Спасибо, Теодор, я буду очень
признателен тебе. Когда мы двинулись к девушке, он прошептал:
     -- Мне понадобится ужасно много времени, чтобы преодолеть
мою страсть к тебе.
     Я сделал вид, что не расслышал его слов. С девушкой он
разговаривал деловито. Быстро окинув ее взглядом, он сухо
спросил:
     -- У вас готов номер для сольного выступления? -- Я могу очень
быстро подготовить такой номер, -- ответила она. -- Уже к
завтрашнему дню.
     Он вновь окинул ее быстрым взглядом и отрицательно помотал
головой.
     -- Теодор, но ведь ты можешь научить ее. На Бродвее о тебе
говорят как о лучшем преподавателе, танцев, -- вмешался я.
     -- Правда? Ты слышал обо мне? -- улыбнулся он. -- А кто не
слышал? -- нахально соврал я. -- Ты пользуешься большим
уважением за свои оригинальные трактовки танцев и за
мастерскую постановку хореографии.
     -- М-м-м... -- промычал он от удовольствия. Макс делал мне
какие-то знаки. Боже ты мой! Ну конечно, он хотел, чтобы я
поговорил с этим хреном насчет той крошки, к которой он проявил
участие. Это будет смертельный номер. Ну ладно. Я наклонился к
Петушку. -- Теодор, есть еще один вопрос... -- начал я





     Входная дверь отворилась, и я, оставив Теодора, двинулся вслед
за Максом навстречу высокому, плотному человеку, вошедшему в
зал. Косой и Простак пристроились за нами. Когда мы подошли
поближе, Косой узнал его.
     -- Привет, Майк! -- произнес он и шепотом добавил: -- Это
Большой Майк, партнер Петушка. -- О-о-о, привет, ребята! --
ответил Майк. Косой представил нас, и мы обменялись
рукопожатиями. При этом Майк деланно посмеивался. По его
льстивым ужимкам было видно, что он кое-что знает о нас и считает
необходимым продемонстрировать нам свое уважение.
     -- Могу быть чем-то полезен, ребята? Все в порядке? Надеюсь,
что мой партнер показал вам все необходимое. Он знает, кто вы?
     -- Бог ты мой, похоже, я еще не встречал такого
пресмыкающегося, как этот тупица, -- заметил Макс. -- Наверняка
он подлиза экстра-класса.
     -- Да, Петушок знает, кто мы такие, -- сказал я и собрался
добавить, что на него это не произвело сильного впечатления, но
решил промолчать.
     -- Вы уже обратили внимание на пиво, виски и игровые
автоматы? Все это из легальных источников, верно? В этом я чист,
так как внимательно слежу за порядком в подобных вещах. -- Майк
льстиво захихикал. -- Да. Мы проверили, -- сухо заметил Макс.
"Врунишка, -- подумал я. -- Мы и не думали обращать внимание
на что-нибудь кроме женских фигурок".
     -- Да, кстати, пока не забыл, -- произнес Макс, -- я хочу, чтобы
ты выполнил одну мою просьбу.
     -- Конечно, все что угодно, конечно. Чем могу быть полезен?
     -- Прими вон ту малышку в ваше новое шоу. Она чертовски
здорово поет, -- сказал Макс, указывая на миниатюрную
обольстительницу, сидящую за столом с наигранной скромностью.
     -- Вообще-то это по части моего партнера. Но не беспокойтесь, я
обо всем позабочусь. Какая славная малышка... -- Майк игриво
повел бровями. -- Мы ждем Везунчика, -- сообщил Макс.
     -- Этот парень ваш приятель? -- спросил Майк и быстро
добавил: -- Это ничего, что я интересуюсь?
     -- Он не наш приятель, и мы не против твоего любопытства, --
ответил я.
     -- Судя по твоей реакции, для тебя он тоже совсем не приятель,
     -- заметил Макс.
     -- Конечно, нет. -- Майк воровато оглянулся. -- У Везунчика
была интрижка с Петушком, и теперь он не только вымогает у
Петушка деньги, но и требует себе долю в предприятии.
     -- Ну и что ты собираешься предпринять? -- спросил я.
Большой Майк растерянно пожал широченными плечами.
     -- Ты что, не можешь с ним управиться? -- удивился Макс.
     -- Парень не слазит с иглы, он наркоман, -- сказал Майк.
     -- И это делает его крутым? -- поддразнил Майка я. -- Он очень
опасен, он убийца. -- Майк испуганно покрутил головой по
сторонам и добавил: -- Он ходит с шилом для льда.
     -- Да, он действительно походит на плохого парня, --
насмешливо произнес Макс.
     -- Можно я задам один личный вопрос? Если вдруг окажется,
что это не мое дело, то вы, ребята, прямо так и ответьте, ладно?
     -- Давай, дерзай, Майк, -- сказал Макс. -- Вы пришли, чтобы
грохнуть Везунчика? -- с плохо скрываемой надеждой спросил
Майк.
     -- Нет. Но ты, конечно, нашел, что спросить, -- сурово ответил
я.
     -- Прошу прощения, -- покорно произнес он. -- Мы пришли, чтобы
призвать его к порядку, --сказал я. -- Может быть, тебе послужит
утешением то, что по отношению к нему это отнюдь не дружеский
визит.
     Он молча кивнул, а затем с отчаянием произнес: -- Я уже не знаю,
что и делать. Он грозится, что выставит отсюда Петушка. Он хочет
силой стать моим партнером. На Петушка мне, конечно, наплевать,
но я знаю, что Везунчик сделает потом. Он выставит меня и
присвоит заведение себе. -- Майк всплеснул руками, словно
женщина -- Боже мой, этот паршивый бизнес,
     этот чертов "сухой" закон! Все нелегально. Я не могу обратиться в
полицию. Это заведение нелегально. С точки зрения полиции
"Райский сад" существует только в дни выдачи их доли. И им
совершенно наплевать, кто возьмет верх. До тех пор, пока они будут
получать причитающееся.
     -- Везде жизнь не сахар, -- ласково пробормотал я. -- Даже
метрополитен в глубокой яме, -- философски заметил Простак.
     -- Даже подошвы придавило горами, -- продолжил Косой нашу
групповую игру. -- Тьфу, гадость! -- сказал Макс. -- Что?--
спросил Майк. -- Ничего, -- ответил я.
     -- Ребята, а вы не можете чем-нибудь помочь? Вчера Петушок
сказал Везунчику, чтобы тот отвалил и сдох. Везунчик наверняка
пришьет его. Он не прощает таких вещей.
     -- То, что он пришьет Петушка, никак не отразится на твоей
заднице, -- раздраженно произнес Макс. -- И тем более на наших.
     -- Я оплачу ваши хлопоты, -- возбужденно проговорил Майк.
     -- И во сколько ты их оценишь? -- равнодушно спросил Макс.
Майк настороженно осмотрелся по сторонам и, подавшись к нам,
прошептал дрожащим голосом:
     -- Мы с Петушком заплатим десять тысяч, если вы пришьете
Везунчика. Макс спокойно покачал головой: -- Нет, Майк. Мы не
принимаем подряды на такую работу.
     "Только по приказанию сверху", -- мысленно добавил я.
К нам приблизилась девушка. Та самая, с изумительными,
прекрасными, совершенными, неотразимыми зимними
дыньками. -- Милашка, -- .позвала она.
     -- Простите, джентльмены, это меня, -- сообщил я и подошел к
ней.
     -- Я не хотела вам мешать, но мне надо идти.. -- Значит, все в
порядке?
     -- Да, завтра мне надо быть на репетиции. Этот Теодор просто
замечательный преподаватель танцев. Я
     хочу отблагодарить тебя. Сегодня вечером. --Она
обольстительно улыбнулась. -- Но где и во сколько?
Я немного подурачился. Нагнувшись, я попытался
заглянуть ей за вырез платья и, громко облизываясь,
произнес:
     -- М-м, м-м, я просто умираю от голода. -- Оставь это на
вечер, милашка, -- со смехом ответила она.
     Я дал ей свой адреса отеле и спросил: -- Ужин до
или после? -- До.
     -- Бифштекс или цыпленок? --
     Бифштекс и картофель фри.
     -- Ужин будет подан в девять! -- торжественно произнес я.
     -- Остальное будет подано в десять, -- ответила она уже из
дверей.
     Группками, парочками и поодиночке девушки покинули
заведение. На помосте остался только Петушок, танцующий под
звуки фортепьяно. Он вращался и совершал прыжки с невероятной
легкостью и поразительной виртуозностью. Он то отбивал ногами
бешеную чечетку, словно выражал злость и возмущение, то
грациозно кружился, двигаясь с .томной откровенностью гавайских
танцовщиц. Кончив танец, он приблизился ко мне и, тяжело дыша,
прошептал: -- Этот танец был моим посланием тебе. Я повернулся и
молча отошел от него. Макс со смехом последовал за мной. Мы сели
за стол и продолжили наше ожидание. Было начало второго, когда к
нашему столу подошел Большой Майк. Виновато улыбнувшись, он
сказал:
     -- Я, пожалуй, покину вас, ребята. Скоро появится Везунчик,
а я не хотел бы присутствовать при чем-нибудь грубом. Мы
холодно посмотрели на него-- Вали, -- проворчал Макс, и
он отвалил. Лысый пианист ушел почти сразу после Майка.
Теодор удалился в игрушечную по размерам
     административную комнату Сквозь стеклянную дверь было
видно, как он что-то записывает в большую тетрадь.
Я взглянул на часы над баром. Час тридцать. Мы
продолжали сидеть за столом, куря, выпивая и почти не
разговаривая

     Входная дверь отворилась, и в зал вошли два человека. Оба около
ста восьмидесяти ростом. Один среднего возраста и здоровяк,
другой совсем юный и тонкий, словно хлыст. Они походили на
ирландцев, и я отрицательно покачал головой, адресуясь к Максу.
Везунчик был итальянцем, а Вилли -- немцем. -- Да, это не они, --
согласился Макс. Оба человека остановились, оглядывая зал Я не
спеша приблизился и спросил: -- Кого-то ищете, ребята?
     -- У нас назначена встреча с Везунчиком и другими людьми, --
ответил старший.
     Младший посмотрел на меня с чуть неприязненным
любопытством.
     -- Да, Везунчик мне говорил, -- произнес я. -- Мы тоже в этом
участвуем. Он появится чуть позже. А пока мы можем
познакомиться. Выпьете с нами?
     Не дожидаясь ответа, я с радушной улыбкой подхватил их под
руки и подвел к нашему столу.
     Макс взглянул на меня. Я кивнул и, улыбаясь, сообщил:
     -- Они из тех ребят, которых попросил встретить Везунчик.
Я взял бутылку и наполнил два стакана. -- Спасибо, я не пью,
     -- сказал молодой Старший с улыбкой взял свою порцию и
произнес: -- А я, пожалуй, выпью.
     С максимальной вежливостью, на которую только был способен,
я подпихнул к ним пару стульев и сказал: -- Не хотите присесть?
Они опустились на стулья и с независимым видом стали
разглядывать нас. Я непринужденно рассмеялся и сказал:
     -- Меня зовут Морис. Это Милти. -- Я кивнул в сторону --Макса.
     -- А это Мюррэй и Марио. -- Я показал на Простака и Косого.
Макс хохотнул, услышав, что все четыре имени начинаются с
буквы "М". Старший ирландец дружелюбно улыбнулся и ответил:
     -- Я Фитцджеральд, но люди зовут меня просто Фит-цем. А это
Джимми.
     -- Выпьешь еще, Фитц? -- спросил Макс -- Не откажусь.
     -- И кого вы, парни, представляете? -- спросил Макс.
     -- Да это и так ясно, --.сухо произнес я. -- Мы от профсоюза, --
ответил Фитц. -- Мы делегаты.
     -- И как идут дела? -- с улыбкой продолжил Макс. -- Какие-
нибудь столкновения? -- вылез Косой. Макс бросил на него
предостерегающий взгляд и под-кал губы, показывая, чтобы Косой
не раскрывал рта.
     -- Да почти никаких столкновений. Везунчик прислал своих
людей, и это несколько помогло, -- ответил фитц.
     -- Это уже некоторое достижение, -- заметил я. -- Да, все не так
плохо. Есть несколько домов, кото-дые Везунчик хочет оставить в
стороне от дел. Но, зидимо, у него свои соображения на сей счет, --
сказал Фитц.
     -- Не нравится мне, как ведутся дела, -- произнес юный
Джимми.
     Фитц со вздохом кивнул в его сторону: -- Он в 'этом деле новичок.
Его только что избрали. Он думает, что он рыцарь в сверкающих
доспехах, вышедший на защиту униженных рабочих. -- Фитц
похлопал юного ирландца по спине: -- У тебя есть идеи, Джим, но
ты должен уметь поддерживать хорошие отношения с людьми. Вы
бы видели этого малыша на митинге, -- обратился он к нам. -- Это
настоящий оратор.
     -- Я обещал людям, что забастовка будет продолжаться и
расширяться, -- пробормотал Джимми.
     -- Послушай, Джимми, -- сказал я. -- Занимаясь такими делами,
ты должен быть политиком. Ты должен уметь время от времени
идти на компромиссы. Он пожал плечами и упрямо поглядел на
меня. -- Я не иду на компромиссы. Почему я должен уступать? Те,
которые меня выбирали, зависят от меня и надеются на мое честное
поведение. Они не зарабатывают себе на жизнь. Женатые мужчины
получают от двенадцати до пятнадцати долларов за рабочую неделю
продолжительностью от пятидесяти четырех до шестидесяти часов.
А Везунчик говорит, чтобы я не рвал на себе рубаху и что он
устроит нам доллар прибавки без сокращения рабочего времени или
без каких-либо других улучшений. -- Он обвел нас упрямым
взглядом. -- Я
     пришел сюда сказать Везунчику, чтобы он отвалил За мной сотни
человек с их семьями, и я должен беспокоиться только о них.
     -- Ради Бога, Джим, -- произнес Фитц и посмотрел на нас
извиняющимся взглядом. -- Не обращайте внимания на малыша, он
немного перевозбудился
     -- Да нет, с ним все в порядке, -- сказал я -- Не берите в
голову то, что обещал Везунчик. Какие у вас требования?
     -- Не брать в голову обещания Везунчика? -- поразился Фитц и
с опаской посмотрел на меня
     -- Да, забудьте о том, что говорил этот змеиный
подкидыш. Он остается за кадром, -- угрюмо глядя на Фитца,
сказал Макс.
     Фитц ошалело посмотрел на Макса. Затем на меня. Затем на
Простака. Затем медленно перевел взгляд на Косого. Мы
улыбались. Нас по-настоящему развеселило застывшее на лице
Фитца выражение благоговейного страха. Да, и это всего лишь
оттого, что Макс назвал Везунчика змеиным подкидышем. Наконец
к Фитцу вернулся дар речи.
     --  -- А я думал, что вы друзья Везунчика, -- протянул он. -- Вы
что, хотите взять верх и вытеснить его? -- Да. Этого мы и хотим,
     -- ответил Макс. -- А-а-а... -- с вновь обретенным пониманием
протянул Фитц.
     -- Мне это не нравится, -- сказал Джимми -- Ты в этом не виноват,
Джим, -- произнес я. -- А теперь скажи, с каким "багажом" ты бы
хотел вернуться к своим людям?
     Джим с сомнением взглянул на меня, а затем выпалил:
     -- Сорокавосьмичасовая рабочая неделя, минимум сорок центов
в час и полуторные расценки при сверхурочной работе.
Оплачиваемые выходные во время официальных праздников и
признание нашего профсоюза домовладельцами.
     -- Готовь упаковку, Джим, -- рассмеялся я -- "Багаж" твой.
Макс с улыбкой посмотрел на меня и одобрительно кивнул.
Джимми и Фитц разглядывали меня так, словно я был
сумасшедшим.

     --И как вы этого добьетесь? -- спросил Джимми -- С чьей
помощью?
     -- Это уже наша забота, -- самоуверенно произнес Макс.
     -- Следуйте нашим указаниям, и все будет в порядке
     -- Мне непонятно, с чего это вы, ребята, такие
сговорчивые. Какое отношение вы имеете к забастовке? В
смысле вы-то что будете иметь?
     Не успел я открыть рот, как Фитц уже раздраженно
ответил ему:
     -- Ради Бога, Джим, ну нельзя же быть таким
молокососом. У них такие же интересы, как и у Везунчика.
Они хотят загрести под себя и профсоюз, и все остальное.
     -- Не знаю, -- произнес Джимми. -- Мне это не нравилось
раньше, и мне это не нравится теперь. Это не настоящий
профсоюз.
     Макс вопросительно взглянул на меня. Я покрутил в ответ
головой и сказал:
     -- Послушай-ка, малыш. Тебе еще многому надо научиться. В
особенности .подобным вещам. Эту область трудовых отношений
не проходят в школах, и ее нет в справочниках. Но она самая
важная. Разве ты не знаешь, что обычно победа в трудовых
конфликтах остается за теми, на чьей стороне оказываемся мы?
     -- Пусть, но это, ребята, не ваше дело. Вы не рабочие и не
работодатели. Это наши отношения. Наши и наших боссов.
Оставьте нам их выяснение.
     -- Ради Бога, Джим, не будь таким идиотом, -- пробормотал
Фитц.
     -- Не трогай его, Фитц, -- сказал я. -- Малыш абсолютно
прав. Совершенно верно, это не наше дело. Но мы, похоже,
являемся необходимым злом. Одна из сторон неизбежно
призывает нас на помощь, и, насколько мне известно, боссы
первыми начали использовать нас. Нас... -- тут я замялся,
подбирая нужное слово -- Гангстеров, -- пробормотал
Джимми. -- О-о-о, ради Бога, Джим! -- простонал Фитц. --
Успокойся, Фитц, -- с усмешкой сказал Макс -- Нас это не
смущает Я продолжил:
     -- Так вот, как я уже сказал, боссы в прошлом создали эту
традицию -- нанимать громил для запугивания рабочих и
профсоюзных деятелей. А если запугать профсоюзных
деятелей не удавалось, то работодатели
     подкупали их при помощи своих деловых партнеров или юристов.
Об этом тоже не написано в справочниках Запугивание и подкуп --
основные и важнейшие фак-торы при решении большинства
трудовых конфликтов. Просто сведения об этом редко доходят до
широкой публики. -- Я взглянул на часы. Четверть третьего.
Везунчик на самом деле задерживался. -- И еще Джим, -- сказал я.
     -- Фитц сможет подтвердить, что если не мы, то какая-нибудь другая
группа обязательно ввяжется в это дело. Впрочем, ты и сам сможешь
это понять. Ведь до Везунчика были и другие, верно, Фитц?
     -- Да, -- ответил Фитц. -- Небольшая банда из верхней части
города.
     -- Везунчик вышвырнул их, а мы вышвыриваем Везунчика.
Уловил, Джим? -- продолжил я.-- К тебе всегда будут приходить
незваные союзники. Так почему бы в этой роли не выступить нам?
Мы пользуемся влияни-ем. Мы можем быть полезны, и мы убережем
вас от многих проблем, в особенности после того, как вы
окончательно сформируете свой профсоюз. Тогда вокруг вас
засуетится целая свора паразитов: полиция, городские чиновники,
бандитствующая шелупонь. И всегда вы сможете ссылаться на нас.
Мы возьмем на себя улаживание отношений с ними. Кроме того,
хочешь -- верь, хочешь -- не верь, но мы когда-то сами были
организаторами профсоюза. И по этой причине мы сможем
предложить вашим рабочим более выгодные условия, чем кто-либо
другой.
     -- Вы были организаторами? -- презрительно фырк-нул Джимми.
     -- И какого же профсоюза? -- Водителей прачечных, -- ответил я.
     -- Ну ладно, допустим, что я согласен играть с вами, -- упрямо
произнес он. -- Я не говорю, что согласен, но допустим...
     -- Ты наверняка согласишься, малыш, -- сказал Макс.
     -- Не уверен, -- уперся юнец. . Я взглядом остановил Макса и
сказал-- Ладно, Джим, что ты там собирался сказать? -- Откуда мне
знать, что не появится кто-нибудь еще, кто выпихнет вас и влезет на
ваше место? Макс и Простак рассмеялись. Я с улыбкой ответил--
Конечно же, нет ничего невозможного, Джим Возможно, завтра
утром в Нью-Йорке произойдет земле-
     трясение. Но это в высшей степени маловероятно. Мы
представляем крупнейшую и самую влиятельную группировку. в
стране.
     Фитц подался вперед и возбужденно прошептал -- Вы из
Общества?
     Я кивнул. Джим побледнел, но упрямо стоял на своем.
     -- Мне все равно надо подумать. Я посоветуюсь .членами
профсоюза.
     -- Я поговорю с ним наедине. Я разъясню ему, в чем состоит
правда жизни, -- пробормотал Фитц.
     -- Слушай, Джим, -- раздраженно начал я, -- скажу тебе так...
Я не успел закончить. Меня отвлек звук распах-нувшейся
входной двери.




     За всю свою жизнь я не видел ничего подобного тем двоим, что
вошли в двери "Райского сада". Черт меня подери, если хоть раз на
мои глаза попадалось что-ни будь -- будь то птица или рыба, зверь
или человек, живое или мертвое -- что-нибудь столь фантастичное
как эта парочка. Такого я не видал даже в своих самых диких
опиумных снах. Должно быть, сам дьявол приложил свою руку к
образованию этого дуэта -- никому другому подобное было не под
силу. Даже его величеству случаю навряд ли удалось бы создать
столь мастерски согласованное объединение двух уродов.
Я посмотрел на Макса. Макс посмотрел на меня. Мы не могли
поверить собственным глазам
     Один из них был длинным, тощим, омерзительного вида
ублюдком. Его тело на ходу совершало плавные змеиные движения.
Я засомневался, есть ли у этого типа позвоночник. Казалось, что по
его резиноподобному туловищу непрерывно пробегают волны. Его
сильно вытянутая голова служила продолжением неестественно
длинной шеи. Цвет его лица имел ярко выраженный желтушный
оттенок. Когда он начал рассматривать нас своими блестящими, как
бусинки, глазами, его голова продолжала резко подергиваться в
разные стороны Он был одет в желтовато-коричневый костюм и в
близкие по цвету рубашку и галстук Это и был тот самый парень, чье
тело, по слухам, покрывали бесчисленные шрамы от
     ножевых и пулевых ранений. Это был знаменитый Везунчик -- тот,
кого невозможно убить ни автомобилем. ни любым другим
смертоносным оружием Тот, кто всегда выживал для того, чтобы
покончить со своими врагами Он считался настолько свирепым и
безрассудным, что Общество никогда не прибегало к его услугам
А его напарник! Уродина -- дальше некуда Кривоногий и
обезьяноподобный, с плоским носом и толстыми.. выпяченными
губами. Он очень походил на своих предков, причем весьма
отдаленных. Словом, типичный питекантроп. Судя по его виду, он
был настоящим дебилом, и его звали Горилла Вилли.
Они остановились и уставились на нас Мы четверо вытащили
свои пушки и, подойдя, окружили их со всех сторон. Везунчик
начал вынимать руку из кармана
     -- Не глупи, Везунчик! -- рявкнул Макс -- Мы можем
договориться полюбовно. Они вызывающе смотрели на --нас -- Кто
вы и чего хотите? -- произнес Везунчик, подергивая головой из
стороны в сторону.
     -- Если ты не против, -- ответил я,--то мы хотели бы немного
поговорить с тобой о деле.
     Я жестом предложил им сесть за ближний стол Когда они
нехотя опустились на стулья, мы спрятали револьверы. Я увидел,
что Петушок наблюдает за нами из-за стеклянной двери. Оба
делегата настороженно следили за происходящим, не вставая со
своих мест Макс сразу приступил к делу.
     -- Мы из Общества, -- произнес он. -- Мы руководим
забастовкой и профсоюзом. А вы, парни, отползаете в сторонку.
Везучий Змееныш воровато огляделся и нахально спросил:
     -- А откуда я знаю, что вы из Общества? И потом, мы с Вилли
туда не входим. Чего ради я должен выполнять приказы Общества?
     -- Мы не просим вас выполнять приказы, -- сказал я. -- Мы
вам приказываем: "Проваливайте!"
     -- Это нечестно, что Общество везде влазит, -- прогундосил
Горилла Вилли. -- Нам ведь тоже надо есть! -- Зачем? --
равнодушно спросил Простак --Как зачем? --глупо вытаращился
'Вилли. -- Нам ведь тоже надо жить, верно?
     -- А зачем вам жить? -- спросил Косой, заглядывая Вилли
в глаза.
     -- Не выступай, Вилли, -- сказал Змееныш и окинул нас
долгим взглядом. -- Так, значит, так? -- Значит, так, --
равнодушно подтвердил Макс. Везунчик пожал плечами: --
Ну че я могу сказать? Ниче.
     -- Ниче не говори, ниче не делай, и тогда ниче с тобой не
случится, -- сказал Макс.
     Вилли смотрел на Везунчика. Везунчик смотрел на нас. И
оба они "ниче" не говорили.
     Петушок вышел из своей комнатушки и, приблизившись,
обратился ко мне:
     -- Вы можете сделать так, чтобы эти громилы не
появлялись в нашем заведении? Мне они здесь совершенно
не нужны.
     Змееныш подался вперед и, показав Петушку шило для
льда, просипел:
     -- Ты, гомик долбаный, я тебе уже сказал, что имею долю
в этом заведении.
     Петушок оттанцевал назад, чтобы Везунчик не смог до него
дотянуться, и пронзительно крикнул: -- Ты -- мерзкая
подколодная змея! -- Я пришью тебя, гомик долбаный, и заведение
целиком достанется мне, -- прошипел Везунчик.
     -- А вот и нет, а вот и нет! Я тебя не боюсь, -- хорохорился
Петушок, танцуя на безопасном расстоянии. -- Вышвырните
отсюда этих хулиганов! -- крикнул он нам. Везунчик посмотрел на
нас.
     -- Мы не вмешиваемся в ссоры любовников, -- произнес
Макс.
     Вилли загоготал. Везунчик бросил на Макса ненавидящий
взгляд и двинулся к Петушку с шилом в руке. Петушок
оттанцевал назад, на помост в центре зала. Везунчик следовал
за ним, многозначительно поигрывая шилом. Профсоюзные
делегаты с открытыми ртами смотрели на это представление.
Я двинулся вслед за Змеенышем, держа руку на рукоятке
лежащего в кармане пружинного ножа. -- Эй, Везунчик,
кончай этот балаган! -- крикнул я. Он резко обернулся ко
мне. Я сказал: -- Давай-ка, проваливай, убирайся, линяй
отсюда. Оставь Петушка в покое.
     Несколько мгновений он с бешенством глядел на меня, затем
отвернулся и вышел в туалет.
     -- Боже мой, разве это не ужасно? -- произнес подошедший
Петушок. -- Мне стыдно за самого себя. Как мне только могло
прийти в голову связаться с таким омерзительным типом?
     -- Брось, Петушок, -- проворчал Вилли. -- Разве ты не говорил
раньше, что любишь его. Да и со мной ты тоже ведь заигрывал?
Теодор собрался что-то ответить, но в этот момент открылась
входная дверь. На пороге стоял человек. Он был настолько велик,
что целиком заполнял дверной проем
     "Что за проклятое Богом место? -- подумал я. -- Просто какое-
то место сбора разнообразных, уродов".
     Человек шагнул в зал. Он был настоящим колоссом, не меньше
двух метров ростом и с огромным брюхом. Сквозь красноватую
кожу его лица просвечивала сеть тоненьких лиловых прожилок. Он
выглядел так, словно за каждым приемом пищи потреблял только
бифштексы с кровью Его свиные глазки пристально смотрели на
нас сквозь толстые линзы очков Тонкий нос загибался так сильно,
что его кончик в буквальном смысле смотрел в рот.
К нам торопливо подошел Фитц.
     -- Этот большой навозный жук представляет работодателей, --
шепотом сообщил он. -- Они во всем слушаются этого навозника
Его зовут Кроунинг. Я кивнул Фитцу и, подойдя к громадине,
сказал: -- Проходите, проходите, мистер Кроунинг. Мы как раз
говорили о вас
     -- Говорили обо мне? Кто говорил? Где Везунчик? -- Везунчик
слегка прихворнул, будет чуть позже Мы его доверенные Работаем
с ним в тесном контакте, -- с улыбкой ответил я
Мы подошли к столу, он кивнул Вилли и поздоровался с Фитцем
     -- Выпьем? -- предложил я и наполнил стаканы. -- Спасибо' --
сказал он, беря свой стакан, и, подняв его перед собой, со смешком
произнес -- За долгую и изнурительную забастовку! -- Дерьмо
какое, -- сказал Джимми. -- Что это за шпана? -- спросил
Кроунинг.
     -- С ним все в порядке, он новый делегат, -- объяснил Фитц. --
Он еще немного новичок в этой игре.
     -- Новый делегат, да? -- произнес Кроунинг. -- Маловат для
делегата. Ну ладно, ладно, я люблю молоденьких мальчиков.
Он ущипнул Джимми за ляжку. Джимми шарахнулся в сторону
и злобно проворчал: -- Не трогай меня, ты, жирный ублюдок! -- Я
пришел сюда не для того, чтобы меня оскорбляли, -- обиженно
произнес Кроунинг. -- Я пришел заниматься делом.
     -- Отлично,--отозвался Макс.--Давайте приступим к делу.
     -- Где Везунчик? Давайте его дождемся. -- .Мы можем принимать
решения без него, -- ответил я. -- А как обстоит с этим у вас?
     -- Без Везунчика? Ладно, раз вы считаете, что все в порядке...
Везунчик вам сообщал, что я хочу, чтобы забастовка продлилась
еще минимум две недели? Тогда мои партнеры решат, что дело
совсем худо; и выложат большие откупные для подмазывания
активистов. -- Довольно улыбаясь, он потер руки. -- На сей раз
будут приличные деньги. Хватит всем, и этому молоденькому
мальчику. Эй, симпатяга, -- окликнул он Джима, -- как ты
относишься к тому, что у тебя в кармане окажутся четыре-пять
тысяч? -- А чтоб ты сдох, ублюдок, -- ответил Джим. -- Ну, как
вам нравится такой ответ? За это я и люблю своих мальчиков -- за
силу духа. Только смотри не переусердствуй. Все хорошо в меру.
Переусердствуешь -- и я дам знак Везунчику вышвырнуть тебя из
организации.
     -- Везунчик больше никого не вышвырнет... -- начал было
Джим, но, остановившись, посмотрел на меня. Я одобрительно
кивнул и с улыбкой сказал: -- Давай, Джим, объясни ему.
     -- Везунчика самого вышвырнули! -- злобно закончил
Джим.
     -- Кто это тут расшвырялся без моего ведома? -- Кроунинг
пристальным взглядом обвел сидящих за столом.
Горилла Вилли радостно загоготал и показал оттопыренным
большим пальцем в нашу сторону-- Вон те парни.
     -- Эти вежливые ребята? -- спросил Кроунинг, глядя
на нас.
     -- Вежливые, как моя задница, -- ответил Макс. Везунчик вышел
из туалета. Мне не понравился его вид, и я посигналил Максу. Макс
стал внимательно следить за его приближением. Кроунинг тоже его
увидел.
     -- Привет, Везунчик, -- произнес он. -- Что это такое я тут
услышал? Ты позволил этим ребятам выпихнуть себя? --
Подначивая его, он насмешливо продолжил: -- Но мне-то это без
разницы. Мне все равно, кому платить.
     -- Я остаюсь в деле. Ты платишь мне, -- проворчал Везунчик.
     -- У меня на улице люди, которые поддерживают эту забастовку. Я
должен им платить. Никто и никогда не сможет меня ниоткуда
вышвырнуть.
     Он стоял на месте, яростно дыша. Внезапно в его руке
появилось шило. Макс выхватил револьвер и, наставив его на
Везунчика, проворчал: -- Брось шило, тупой ублюдок.
По дикому выражению лица Везунчика можно было понять, что
он успел уколоться. Он находился в состоянии безумного
наркотического бесстрашия и дерзко смотрел на Макса сквозь
прищуренные до размеров ножевых разрезов щелки глаз. Я
поднялся со стула и с улыбкой сказал: -- Успокойся, Везунчик.
Убери шило. -- И двинулся к нему, держа большой палец на
кнопке, открывающей нож.
     Он с ненавистью посмотрел на меня и по-змеиному прошипел:
     -- Пш-ш-шел вон, ты, ублюдок! Он плюнул в меня и попал прямо в
лицо. Я воткнул нож ему в руку. Мой нож был длинней и
проворней его шила. Лезвие скользнуло между его сжимающими
рукоятку шила пальцами, острие вошло в ладонь и вышло наружу с
тыльной стороны. Шило упало на пол. Потрясенный, он на
несколько мгновений неподвижно застыл. Я выдернул нож и обтер
лезвие об его желтый пиджак. Из его руки закапала кровь. Он
посмотрел на свою рану и начал орать на меня: -- Ублюдок! Ты --
ублюдок!
     Макс подлетел к нему и ударил рукояткой револьвера по
голове. Он упал на пол, несколько раз дернулся и затих. Я
положил руку ему на грудь. Сердце билось.  -- Все в
порядке, -- сообщил я. Разорвав его рубашку, я перевязал
ему руку. -- Ну ладно, -- произнес Макс. -- На сегодня
хватит валять дурака. Теперь переходим к делу Ты, -- указал
он на Джимми, -- ну-ка, сядь. Джимми сел.
     -- Ладно, ты тоже садись и слушай, -- велел Макс
Кроунингу.
     Кроунинг сел, но слушать не стал. Он стал говорить. --
Замечательные ребята! -- произнес он, кивая на распростертую на
полу фигуру. -- Вы -- именно те ребята,.которые мне нужны.
Действия -- вот чего я хочу. Мне нужны действия. Надо поставить
людей на место. А то развелось слишком много умников и
высокомерных идиотов с радикальными идеями. Особенно среди
иностранцев. Среди этих вшивых евреев, среди этих проклятых
ниггеров.
     По движению Макса я понял, что он готов врезать этому уроду,
и жестом попросил его этого не делать. Помощь Кроунинга могла
существенно облегчить нашу работу. Но я не удержался и спросил,
впрочем, больше из любопытства, чем из желания ткнуть его
носом:
     -- Эй, ты, жирный дебил, ты что, не видишь, что мы почти все
евреи? Даже Везунчик это понял.
     -- Я не заметил, что вы евреи, -- ответил Кроунинг и
улыбнулся. -- Но мне все равно. Среди моих приятелей и
деловых партнеров много евреев. Кстати, один из моих
компаньонов тоже еврей. Вам надо бы с ним познакомиться.
     -- Мы хотим, чтобы забастовка кончилась сегодня, --
сказал я. -- Должны быть выполнены следующие условия. --
И я изложил ему требования, о которых договорился с
Джимми.
     Его лицо налилось кровью, он затряс головой и вскочил:
     -- О чем здесь речь? Вы, парни, на кого работаете? На
меня или на профсоюз?
     -- На профсоюз, -- коротко ответил Макс. -- Но это без
разницы. Ты все равно будешь выполнять наши указания.
     -- Не буду, -- раздраженно ответил он. -- Где вы, по-
вашему, находитесь? Тут, к вашему сведению, Америка. И
здесь все надо делать по-американски. Макс напрягся..
     -- Не надо, Макс, -- сказал я и произнес, глядя в глаза
Кроунингу: -- Ты, незаконный лицемерный ублюдок, ты
всегда заворачиваешься в флаг, когда это служит твоим
интересам?
     Ничего не ответив, он повернулся и двинулся к выходу. Простак
догнал его и, заломив ему руку, отконвоировал обратно к столу.
     -- Отпусти этого урода, пускай убирается, -- сказал я.
Кроунинг демонстративно стряхнул с руки воображаемую
грязь, бросил на нас возмущенный взгляд и пошел прочь. В
дверях он остановился, развернулся лицом к залу и проорал:
     -- Вы, парни, хотите драки?! Вы ее получите! У меня ко
всему деловой подход. Я найму штрейкбрехеров и охрану
через детективное агентство. Через час они будут в каждом
здании.
     Макс заскрежетал зубами, делая вид, что хочет кинуться за ним.
Кроунинг выскочил за дверь. Было слышно, как он торопливо
затопал вверх по лестнице. Мы с Максом переглянулись, и я пожал
плечами. -- Все-таки надо было вышибить ему мозги, -- произнес
Макс.
     -- Что должны делать мы? -- спросил Фитц. -- Продолжайте
начатое, -- ответил я. -- Объединяйте всех, кого можете, и
поддерживайте дух ваших людей.
     -- Это трудно. Некоторые уже начали скисать, -- ответил
Джимми. -- У тех, кто стоит в пикетах, нет денег даже на
кофе. Но я думаю, что еще Некоторое время мне удастся
удерживать их на местах.
     Я достал из кармана пачку денег и сунул Джимми четыре
пятисотенные купюры.
     -- На кофе твоим людям. Если будут нужны еще, скажешь
мне.
     Он недоверчиво посмотрел на деньги. -- Ого! Это 'большая сумма.
Спасибо. Тут паре-дру-гой парней требуются небольшие займы по
несколько долларов. Ничего, если я дам им из этих денег?
     -- Когда они успели попасть в такую дыру? -- спросил я. --
Ведь они не работают всего пару дней.
     -- Они всегда в такой дыре. Их зарплата ниже
прожиточного минимума, -- ответил Джим. Я дал ему еще
тысячу.
     -- Раздели между всеми. Там, откуда деньги приходят, их
вполне достаточно.
     Мне было наплевать, сколько я ему дал. В подобных
командировках, как, впрочем, и при выполнении других заданий
Общества, мы в два раза завышали все свои расходы и после
получения компенсации делили доходы между собой.
Мы с Фитцем обменялись адресами и телефонами, по
которым могли связаться друг с другом, и они с Джимом
ушли, чтобы проверить, что делается на местах. Ко мне
подошел Горилла Вилли. -- Я знаю, кто ты такой, -- сказал
он. -- Я это понял по тому, как ты владеешь ножом. -- Да
ну? -- удивился я.
     -- Ты тот парень, которого называют Башка с Пером с Деланси-
стрит.
     -- Нет, ты ошибся, дружок, -- ответил я. -- Меня называют
Грозой для Задниц с Малбери-стрит. -- С неприязнью посмотрев на
него, я добавил: -- Ну, выкладывай, что там у тебя еще на уме?
     -- Ниче особенного. Я только хотел сказать, что я -- не как
Везунчик. Я уважаю людей из Общества.
     -- Так ты дольше проживешь на этом свете. Да и он тоже. -- Я
кивнул на неподвижное тело на полу. -- Не мог бы ты поделиться с
ним своим здравомыслием? Научить его немного уважать людей,
чтобы ему не так часто доставалось?
     -- Не-е, его нельзя ничему научить. Он еще хуже Бешеного
Майка. И потом, он колется. Я пожал плечами: -- Это его личное
дело. Глупо ухмыльнувшись, Вилли сказал: -- Змееныш -- он
никогда не прощает. -- И что дальше? -- спросил я. -- Я хочу.
договориться с вами за него и за себя. -- Мы не договариваемся с
пустым местом,-- оборвал его Макс.
     Но мне стало интересно, и я спросил: -- Чего ты
хочешь?
     -- Мы со Змеенышем работаем в трех больших домах. Мы
даем деньги в рост и принимаем пари на скачки и на номера в
газетах. Кроунинг -- представитель домовладельцев. Если
профсоюз наложит лапу на тамошних лифтеров, Кроунинг не
разрешит нам заниматься там делами.
     -- Что это за дома? -- спросил я. Он назвал три огромных
высотных здания в деловом районе. Я отрицательно покачал
головой.
     -- Нет, дохлый номер. Все должны вступить в профсоюз.
Особенно в этом районе.
     -- Мы имеем с этих домов две-три тысячи в неделю.
Змеенышу такое не понравится. -- Придется уж ему это
сожрать, -- ответил я. -- Ему такое не понравится, -- зловеще
повторил Вилли.
     -- Слушай, ты, тупой урод, -- проворчал Макс. -- Мы можем
пришить тебя, Змеееныша и Петушка прямо здесь. А потом спокойно
уйти. И никаких свидетелей.
     -- Я ниче не имею, парни. Честное слово. Я же сказал, что
уважаю вас. Вы сказали -- нельзя, значит, нельзя. Я только так,
спросил на всякий случай. Я понимаю, когда мне говорят.
Змееныш застонал, и я посмотрел в его сторону. Он сел на пол,
обвел комнату бессмысленным взглядом и начал потирать голову.
     -- Значит, поняли, парни? -- сказал Макс. -- Вас в этом деле
больше нет. И не вздумайте выкинуть какой-нибудь номер
Вилли кивнул. Змееныш лишь тупо посмотрел на Макса. Мы
отвернулись от них и, провожаемые взглядом Петушка, направились
к выходу.




     Мы доехали до Бродвея. Через окно я заметил первых пикетчиков
и. пихнув Макса, показал ему на них. Он кивнул.
: -- Да, думаю, пора начинать. Тормозни, Косой. Косой подрулил к
тротуару -- Схожу гляну, как там, -- сказал Макс. Минут через пять
он вернулся и сообщил: -- Лифтами управляют штрейкбрехеры.
     -- Кто этим занимается? Банда или агентство? -- спросил я.
.
     -- Детективное агентство. Похоже, Кроунинг к ним все-
таки обратился.
     -- Давай заедем в помещение профсоюза. Может быть,
там есть какая-то информация, -- предложил я.
Офис профсоюза находился всего в нескольких кварталах.
Мы с Максом зашли, но там не оказалось ни одного
ответственного работника. Только несколько забастовщиков
сидели и ждали, когда кто-нибудь придет и даст им указания.
Дежурная объяснила нам, где можно найти Фитца и Джимми.
Через двадцать минут поисков мы обнаружили их в одном из
пикетов. Оба они были слегка обескуражены.
     -- Нам удается вытеснять штрейкбрехеров, -- сообщил
Джимми. -- Но как только мы убираем одних, на смену им сразу
же появляются другие. Это не кончится ничем хорошим.
     -- Не беспокойся, Джим, -- ответил я. -- У тебя есть
соображения, откуда они берутся? Джим пожал плечами.
     -- Ладно, мы это выясним, -- пообещал я. -- И закроем их
лавочку, -- добавил Макс. -- И поотрываем им головы, --
закончил Простак. Мы направились к машине.
     -- А что, Макс, не поступить ли нам на службу в полицию? --
предложил я.
     -- Да, как в старые добрые времена. Это хороший способ
собрать информацию. -- Макс улыбнулся. -- Интересно,
сохранились ли наши побрякушки?
     -- Да наверняка, -- ответил я. -- В этом шкафу уже много лет
никто не наводил порядка. -- Ладно, посмотрим, -- ответил Макс.
Мы приехали к Толстому Мои, и Макс сразу полез в шкаф. Через
некоторое время он крикнул: -- Ага, вот они! Косой, держи
коробку. -- Да, как в старые добрые времена, -- весело проговорил
Простак. -- Один день -- полицейские. Другой -- налоговые
инспектора на выезде. Помните, я еще каждый день спрашивал, не
будем ли мы сегодня инспекторами по делам несовершеннолетних?
Косой поставил картонную коробку из-под ботинок на стол
и сказал:
     -- Эй, Макс, а не стать ли нам инспекторами по делам
публичных домов?
     Макс молча высыпал содержимое коробки на стол и равномерно
разгреб по сторонам коллекцию блестящих значков.
     -- Сегодня, -- торжественно объявил он,, -- мы вступим в ряды
самых больших поганцев Нью-Йорка.
     -- Мы будем просто полицейскими? -- спросил Простак.
     -- Макс, может быть, сделаешь меня капитаном полиции? --
вылез Косой.
     -- Вы, парни, начнете с самого низу, и, может быть, к концу дня
кому-нибудь из вас удастся дослужиться до капитана, -- ответил
Макс.
     Он выбрал три никелированных значка рядовых патрульных и
сунул их нам. Себе Макс взял ярко блестящий желтый значок
лейтенанта. Положив его в карман, он проревел грубым басом:
     -- Я -- лейтенант Бредерик и жду сегодня от вас, олухи в
штатском, активных действий! Мы погрузились в автомобиль, и
Макс скомандовал: -- На Бродвей, патрульный Косой! -- Поцелуйте
меня в задницу, лейтенант, -- ответил Косой, поворачивая ключ
зажигания.
     -- Всю жизнь мечтал именно о таком уважении со стороны
рядовых полицейских, -- произнес Макс.
     Мы выехали на Бродвей. Группки людей толпились возле входов
в административные здания. Пикетчики с большими плакатами на
груди и на спине бродили вдоль фасадов туда и обратно. К
забастовке лифтеров присоединились и другие подразделения по
обслуживанию зданий.
     -- Нам сюда, -- сказал Макс. -- Давай-ка, Косой, тормозни вон
там
     Мы остановились возле многоэтажного административного
здания и зашли внутрь. Когда мы проходили мимо пикетчиков, они
обзывали нас продажными шкурами.
     Несмотря на забастовку, лифт работал. Им управлял низенький
коренастый штрейкбрехер. Мы присоединились к другим
пассажирам и поехали наверх. Когда лифт достиг верхнего этажа, в
кабине кроме нас остались еще два плечистых пассажира. Лифтер
настороженно посмотрел на нас и объявил:
     -- Верхний этаж, все должны выйти. -- А как насчет этих
двух парней? -- спросил Макс. Один из амбалов оттопырил
губу и задиристо поинтересовался: -- А тебе что за дело,
умник? Макс достал из кармана значок.
     -- Я лейтенант Бредерик из полицейского управления. Вы кто
такие?
     -- Простите, лейтенант, я вас не узнал, -- извинился
парень. -- Мы из детективного агентства Зес-пуса.
     -- Покажите документы! -- резко скомандовал Макс. Они
предъявили карточки, подтверждающие их слова. Макс
внимательно изучил документы и жестко произнес:
     -- Ладно, все в порядке. Но никакого насилия с вашей стороны.
Проявляйте выдержку при любых обстоятельствах. Понятно?
     -- Да, лейтенант, -- покорно ответили они. -- Ладно...
Лифтер, давай вниз и без остановок, -- скомандовал Макс.
     -- Слушаюсь, сэр, -- с готовностью отреагировал крепыш.
Мы вышли из здания и направились к автомобилю. Один Из
пикетчиков вновь прокричал нам в спины: -- Продажные шкуры!
Макс рассмеялся:
     -- Эй, Башка! Послушай со стороны милые глупости из твоего
детства. Другой пикетчик проорал: -- Вы -- долбаные ублюдки! Я
хохотнул:
     -- А вот это, похоже, уже новое поколение. Через каждые несколько
кварталов мы повторяли проверку. Везде было одно и то же:
штрейкбрехер за пультом управления лифта и охрана из
детективного агентства Зеспуса.
     Мы остановились в каком-то переулке, чтобы выработать
план дальнейших действий. Косой и Простак сделали
несколько предложений, но мы с Максом не стали их даже
обсуждать.
     За неимением лучшего я переключил свое внимание на
шагающую по тротуару элегантно одетую мисс. Ее
соблазнительная походка притягивала не только меня.
     -- Да, вот это фигурка, вот это ножки, -- мечтательно протянул
Косой
     -- Она, наверное, манекенщица, -- отозвался Простак.
Мне она напомнила. о предстоящем свидании. Я подумал о
размерах своей сегодняшней подружки и решил, что она имеет где-
то около пятидесяти в талии и никак не меньше ста в обхвате груди. --
     -- Над чем ты так улыбаешься? Придумал что-нибудь стоящее?
     -- поинтересовался Макс.
     -- Да, -- со смехом ответил я. -- Думаю кое о чем чертовски
стоящем. -- Давай выкладывай, -- сказал Макс. -- Мне надо это еще
раз хорошенько обдумать. -- Только не откладывай до утра, --
проворчал Макс. -- Очень бы не хотелось, -- пробормотал я себе
под нос.
     Мы закурили еще по одной сигаре и молча сидели, провожая
глазами проходящих девушек. Мне совсем не хотелось, чтобы кого-
нибудь из парней посетила идея, из-за которой нам пришлось бы
заниматься делами сегодня вечером. Я решил опередить их и сказал:
     -- Мне кажется, лучшее, что мы можем сделать, -- это
попробовать отключить агентство Зеспуса на время забастовки. И
начинать лучше всего рано утром, когда они только открываются. В
некотором роде это то же самое, что застать их спросонья. Согласен,
Макс? Нам необходимо, чтобы лифты не работали. Тогда
арендаторы начнут давить на хозяев.
     Макс с задумчивым видом поскреб в голове и с сомнением
произнес:
     -- Да, вроде бы это звучит вполне разумно. Я усилил
нажим:
     -- Это лучший вариант, Макс. Если мы помешаем агентству
присылать людей, остальное решится совсем просто. Мы заедем к
Эдди и скажем, чтобы он приготовил человек двести шантрапы для
обработки неорганизованных штрейкбрехеров. Пусть поотрывают
им головы. Попросим главный офис, чтобы они связались с
помощником комиссара. Пусть отзовет полицейские патрули на то
время, когда шантрапа Эдди будет заниматься расчисткой
территории
     -- Да, Башка, вот это мне уже нравится. -- Макс энергично
хлопнул меня по спине.
     Эдди сидел в своем кабинете, задрав ноги на стол, и читал
одну из библий, которыми бесплатно снабжал все комнаты
отеля.
     Макс сообщил ему, какую работу нам поручил главный
офис. Эдди кивнул: -- Я уже слышал. Макс продолжил:
     -- Завтра с утра нам нужны сотни две ребят для вправления
мозгов.
     -- Ладно. Они будут ждать вашей команды в течение
всего дня. Двух сотен хватит? Может быть, добавить
лишнюю сотню? Макс кивнул.
     -- Хорошо, пусть будет три сотни. -- Как насчет полиции? --
поинтересовался Эдди. -- Через полчаса мне надо будет заскочить в
главный офис. Хотите, я им скажу?
     -- Конечно, Эд. Избавишь нас от лищней езды по городу, --
ответил Макс. -- Ну ладно, значит, с этим покончили... Эд, мы
хотим расслабиться и остаемся у тебя на ночь.      о -- С или без? --
игриво спросил Эд. -- Ты что, думаешь, что мы стали
вегетарианцами? -- вылез Косой.
     -- Макс, я не останусь, -- сообщил я. -- Не
хочешь погулять на вечеринке? -- У меня личная
вечеринка. -- А, с той прелестницей из "Сада"?
     -- Да, -- ответил я. Макс улыбнулся:
     -- Ладно, веселись и наслаждайся. Но завтра будь с самого
утра. К шести у Толстого Мои.
     -- Понял, -- ответил я. -- В шесть у Толстого Мои. Кстати,
Макс...
     -- Да?
     -- Я только что подумал... Пусть Мои сделает две бутылки виски с
сюрпризом. Они завтра могут нам пригодиться. -- Со снотворным?
     -- Да. И покрепче, -- ответил я. -- Хорошо, я позвоню ему позднее
и скажу, чтобы он приготовил их к утру. -- И дюжину стаканов.
     -- И дюжину стаканов, -- повторил Макс. -- Ну ладно, пока.
Наслаждайтесь,-- сказал я. -- Ну ладно, пока. Наслаждайся, -- эхом
ответили они.




     Погода располагала, и я решил прогуляться по Бродвею. Улица
медленно оживала с наступлением сумерек. Тысячи надписей и
миллионы ламп начали лениво приходить в себя после дневного
небытия. Вначале они загорались вразброд, как будто улица начала
делать первые вздохи после проведенного ей искусственного
дыхания. Затем, когда горячий электрический ток помчался
живительным потоком крови по всем сосудам, сияние огней затмило
свет вечереющего неба. И движение транспорта и людей сразу
ускорилось, словно этот же самый ток зарядил их новой энергией.
Я был частью улицы, частью этого подчиняющего себе,
подталкивающего, суетливого веселья. Хорошенькие девочки,
любительницы и профессионалки, сияли искусственными цветами
румян, губной помады и туши. Их блуждающие, блестящие глаза
выискивали в толпе прохожих интересного, щедрого мужчину,
которому можно было бы отдать себя. Отдать только на одну ночь.
Это все, о чем я думал. Здесь были женщины, миллионы прекрасных
женщин, и все они были мои.
     Дневные события стали далекими воспоминаниями, отошли на
задний план. Я полностью отдался счастливому. состоянию
предвкушения. Я был взволнован и счастлив, как будто впервые
вышел на вечернюю охоту. Я рассмеялся. Да, я, Башка, был
взволнован так, словно не получал больше, чем любой другой
парень. Да, больше, чем любой из живущих парней или вообще
любой парень в истории. Я наверняка знал, что на протяжении двух-
трех кварталов я смогу найти пять, или десять, или сто по своему
вкусу Это был мой, мой Бродвей. Мои счастливые охотничьи угодья,
мой личный гарем. О-о, вот и кое-что привлекательное! Я коснулся
пальцами, краешка полей своей шляпы и сказал: -- Привет,
прелестница. Она улыбнулась и мелодично проворковала: --
Привет, малыш
     Она призывно повела плечом и бросила через него быструю
подтверждающую улыбку. Я рассмеялся, словно пацан во время
первого флирта. Я был захвачен пьянящим возбуждением улицы,
будоражащим кровь волнением охоты. Да, это была моя личная,
изобилующая дичью охотничья территория.
     О-о, вот и еще одна милашка -- м-м-ням, -- ну просто
прелесть! Сегодня просто отличная охота.
     Я посмотрел на нее, коснулся пальцами шляпы и улыбнулся: --
Привет, красотка. Она улыбнулась и промурлыкала: -- Привет,
симпатяга.
     Приходилось пропускать и эту лакомую дичь. Черт подери!
Я рассмеялся над собой. Ну я и ублюдок! Лишь бы повеселиться.
Хотя, какого черта? Мне так и положено Во всяком случае, я не
женат. А посмотреть на Косого с Простаком? Оба женаты, но
похаживают до сих пор. Вот прямо сейчас они у Эдди на вечеринке
резвятся с какими-нибудь разнузданными девками. Вот Максу так
положено. Он не женат, как и я. Странно, что ни он, ни я ни разу не
были женаты. Я хотел, но Долорес не пожелала выходить за меня
замуж. Пожалуй, это было к лучшему для нас обоих, потому что я --
сатир. Мне мало одной женщины. Мне каждый раз нужна какая-
нибудь другая. Да, я с ними сплю и потом забываю. Это и есть я,
Башка. Эта, которая придет сегодня вечером, в ней действительно
кое-что есть. Бог ты мой, у нее есть целая пара кое-чего. И владелице
пары таких прекрасных кое-чего я должен преподнести что-нибудь
особенное.
     Проходя мимо магазина нижнего белья, я понял, что я ей
преподнесу. Я куплю ей дюжину черных кружевных
бюстгальтеров, таких же, как этот, за три восемьдесят пять,
выставленный в витрине.
     Я зашел в магазин. Он был заполнен женщинами, и мне показалось,
что все они уставились на меня. Мне стало немного не по себе, и я
подобрался. Я чувствовал себя так, словно участвовал в своем
первом налете Продавщица с улыбкой посмотрела на меня. -- Я
вас слушаю. С дьявольским бесстрашием я объявил.
     -- Пожалуйста, дюжину черных кружевных бюстгальтеров. как
тот, что у вас на витрине. Сотый размер Девушки по соседству
захихикали Продавщица достала несколько коробок из-под
прилавка и сказала:
     -- Они имеют четыре размера: А, В, С и D Вы будете
выбирать, какой вам нужен?
     -- Она весьма велика в этом месте, -- ответил я -- Так что
решайте сами. Продавщица улыбнулась и кивнула. Я
швырнул на прилавок сотенную купюру Прежде чем дать
сдачу, продавщица внимательно ее изучила. Протягивая мне
сверток, она прошептала
     -- Если они не подойдут леди, то она может обменять их
на другой размер,
     Поднявшись в свой номер, я связался с кухней и заказал шеф-
повару Чико ужин на двоих.
     -- Привезли шампанское, которым ты интересовался. Я
поставил его на лед. Во сколько подавать ужин? -- спросил Чико.
Я сказал, что позвоню, и пошел бриться и принимать душ Я
надел новые просторные брюки и приталенный вельветовый
пиджак. Потом я долго вертелся перед зеркалом, пытаясь получше
приладить галстук-бабочку. В конце концов я решил, что он не
подходит к пиджаку, и выбрал другой галстук, узел которого
перевязывал вновь и вновь до тех пор, пока результат не
удовлетворил меня В нагрудный карман я засунул свежий носовой
платок и добрых десять минут стоял перед зеркалом, доставая его,
складывая по-новому и заталкивая обратно. Наконец я решил, что
платок в порядке, и оставил его в покое Но я никак не мог
успокоиться и все время возвращался к зеркалу, чтобы проверить
свой внешний вид.
     Я стал противен самому себе. Вести себя как какой-то
тщеславный идиот! Впрочем, это не было тщеславием.
Просто я волновался. Волновался, как кот, поджидающий в
аллее свою подружку. Что со мной происходит? Для парня,
который переспал со всем, что. гуляло, щебетало или приятно
пахло на Бродвее, такое поведение было просто
возмутительно.
     Я налил себе двойное виски. Выпивка малость помогла, музыка
тоже должна была помочь. Не глядя, я достал какую-то пластинку,
поставил ее на проигрыватель

     и, упав в кресло, стал слушать. Это было интермеццо из
"Травиаты". Мне нравилось место, в котором вступали скрипки.
Мелодия была сладкой, нежной и шелковистой, словно женская
грудь. Я рассмеялся над собой. Ну и сравненьице! Сравнивать
нежную, сладкую музыку с женской грудью! Это просто говорит о
том, где блуждают мои мысли. Это единственное, о чем я думал все
последние Часы.
     Может быть, я просто страдаю какой-то разновидностью
сексуального отклонения? Интересно, такая навязчивая
потребность в прекрасной груди является нормальной, или это
стало у меня фетишизмом? Да нет. какой это, к черту, фетиш то
нормальное желание, ну, может быть, лишь самую малость сильнее
и прямолинейной, чем надо.
     Музыка кончилась. Я снял "Травиату" с проигрывателя, нашел
"Красотка музыке подобна", опустил иглу на пластинку и налил
себе еще одну порцию виски. Из всех современных мелодий эта
песня нравилась мне больше остальных Я снова и снова
проигрывал ее и тихонько подпевал.
     В одну минуту девятого в дверь постучали. Я открыл. На пороге
стояла она. Еще более соблазнительная, чем в моих мечтах. Она
была одета так, что это впечатляло и волновало. На ней были
зеленая кружевная шляпа с огромными полями, потрясающе белое,
обтягивающее платье, оставляющее обнаженными спину, плечи и
руки, зеленые кружевные перчатки до локтей. И зеленые же туфли
и сумочка.
     Она протянула мне обтянутую перчаткой руку, и я легонько
прикоснулся к ней губами. Закрыв дверь и не выпуская ее руки из
своей, я провел ее в гостиную и повертел перед собой,
рассматривая со всех сторон.
     -- Шляпа, и ты, и все, что на тебе, просто прекрасно, --
произнес я.
     -- Тебе нравится шляпа? -- переспросила она, стоя у зеркала и
проверяя, надежно ли удерживают шляпу заколки.       .
     -- Просто соблазнительная, -- ответил я. -- Ее создал
мистер Джон, -- сказала она. -- То есть?
     -- Это произведение мистера Джона. -- А-а,он шляпник?
     --. Нет, -- улыбнулась она, -- он художник.
     -- И платье тоже его произведение? -- Нет, милашка, он создает
только шляпы. Платье делал Бергдож Гудман. -- А туфли и
сумочку?
     Она приподняла свою очаровательную ножку. -- Туфли от Палтера
де Лизо, а сумочку создал Кобленц.
     Она с улыбкой взглянула на меня, подперла обтянутым
кружевами пальчиком подбородок, задорно усмехнулась и,
кокетливо поведя глазами, сказала: -- А все остальное -- это Ева
Мак-Клэйн. -- То есть ты, -- сказал я. -- То есть я. А ты?
     -- Я -- Милашка. Ты дала мне это имя, и оно мне понравилось.
     --Мне нравится это имя и ты, Милашка, -- улыбнулась она.
Да, она определенно чем-то напоминала Долорес. Я обхватил ее и
начал целовать, крепко прижимая к себе.
     -- Ну пожалуйста, -- нежно прошептала она -- Подожди
немного.
     -- Ну хоть чуточку сейчас, -- взмолился я. Она пожала плечами и,
улыбнувшись, отошла к проигрывателю. Посмотрев на пластинку,
она обрадованно сообщила:
     -- Это моя песня. Я под нее танцую. Она включила пластинку и
начала покачиваться и мурлыкать под "Красотка музыке подобна".
     -- Ты выступала в этом шоу? -- спросил я. Она покачала головой и
сказала:
     -- Сейчас посмотрим, сможешь ли ты отгадать, в каком шоу я
выступала.
     Она медленно завальсировала по комнате и начала расстегивать
молнию на платье. Приблизившись ко мне, она наклонилась,
выставив плечо. Я поцеловал теплую. розовую, благоухающую
кожу, и она, отпорхнув, вновь закружила в танце. -- Угадал? --
спросила она на ходу. -- Нет, -- соврал я. -- Тогда вот тебе
хорошая подсказка. Не прекращая танца, она сделала
волнообразное движение телом, и платье упало на пол. На ней не
было нижней юбки. Под платьем она была одета только в белый
атласный бюстгальтер и такие же панталоны Она
     все еще оставалась в широкополой зеленой шляпе, длинных
зеленых перчатках и зеленых туфлях.
     Танцуя в ритме вальса, она сбросила туфлю с одной ноги, затем
с другой. Тихонько напевая мелодию песни, она скатала с ноги
чулок и швырнула его мне. Затем другой. Ее ноги были хорошо
сложены и прекрасны. Наблюдать, как раздевается красивая
женщина с пышными формами, было восхитительно до дрожи. Это
походило на неспешное снятие покровов с впервые выставляемого
на обозрение произведения искусства. Она подтанцевала ко мне и,
подняв брови, спросила: -- Ну, Милашка, узнал, что за шоу? --
Бурлеск Минского, --довольно ответил я. -- Продолжай, я возьму
на себя роль аудитории.
     Я поудобнее уселся в кресле и, хлопая руками в такт музыке,
начал скандировать -- Сни-ми е-ще! Сни-ми еще! Сни-ми еще! Но
она больше ничего не снимала и продолжала танцевать в чем была.
Музыка кончилась, и она остановилась.
     -- Еще немного, -- взмолился я. Она пожала плечами и поставила
песню с начала. Я сидел, наблюдая за ее ритмичными, дразнящими
движениями.
     -- Сейчас сними что-нибудь еще, -- проканючил я. -- Что, вот
это? -- улыбнулась она. -- Да, пожалуйста, -- прошептал я. -- В
самом деле? -- поддразнила она. -- Пожалуйста.
     -- Только для тебя, дорогой, -- шепотом ответила она. -- Я это
сделаю только для тебя.
     С улыбкой, одновременно и дразнящей, и страстной, она
остановилась прямо передо мной, плавно покачивая бедрами.
Лепестки ее губ приоткрылись.
     -- Дорогой, -- выдохнула она, -- я хочу вручить их тебе. Люби
их. нежно-нежно.
     Она начала расстегивать застежку у себя на спине. Жарким,
сухим от волнения голосом она прошептала: -- На, дорогой, возьми
их. Они --твои. И она бросила их мне на колени.
Я ошеломленно поднял их. Это была прекрасно выполненная по
форме и цвету пара накладных резиновых грудей. В немом
оцепенении я изумленно таращился на нее. Она стояла в
вызывающей позе, расставив ноги,
     уперев руки в бедра и пристально глядя на меня. Я перевел
взгляд на ее грудь. Она была плоской. Да, она была такой
плоской, какой только может быть плоская грудь безгрудой
девки.
     Я еще раз тупо посмотрел на накладки и швырнул их на
стол. Они подпрыгнули. -- Ну-у? -- вызывающе протянула
она. Я пожал плечами. Ко мне все еще не вернулся дар речи.
Чуть погодя мне на глаза попался сверток, лежащий на
столе. Я с ехидцей выдавил из себя: -- Этот сверток -- тебе.
Открой его. Она с равнодушным видом развернула сверток,
без всяких комментариев или эмоций изучила бюстгальтеры и
примерила один из них на накладки. Затем с шаловливой
улыбкой посмотрела на меня:
     -- Милашка, огромное спасибо. Они как раз по размеру.
И она протянула мне их для проверки. -- Ага, --
проворчал я.
     Улыбаясь и ласково глядя на меня, она подошла и
взъерошила мне волосы: -- Мой милашка расстроился?
Я взглянул яа нее, стоящую совсем рядом со мной, и подумал: "А
с чего, собственно говоря, расстраиваться?" В своей зеленой
широкополой шляпе, в длинных перчатках и белых атласных
панталонах она была просто великолепна. Я с восхищением смотрел
на нее. Она внимательно смотрела на меня большими зелеными
глазами, пытаясь уловить мое настроение.
     Я притянул ее к себе. Она продолжала теребить пальцами мои
волосы. Потом поцеловала меня в щеку и промурлыкала:
     -- Ты очень сладкий, -- и поцеловала опять. -- Ты
действительно не злишься на свою малышку за то, что она
такая глупая?
     -- Злюсь? Я думаю, что ты милая и веселая. Я
поцеловал ее.
     -- А ты мне нравишься, -- сказала она. -- Ты такой
выдержанный. Ты наверняка вообще никогда не злишься. --
Она снова стала перебирать мои волосы. -- Ведь правда? --
Никогда, -- подтвердил я.
     -- У тебя такой характер, что ты и мухи не обидишь, верно?    .
     -- Конечно, -- ответил я. -- С моим-то характером. Мне хотелось
спросить, не приняла ли она нож в моем кармане, на котором
сидела, за что-нибудь совсем другое.
     -- Ты мягкий человек, и я знаю, почему ты такой, -- улыбаясь,
продолжила она -- Почему?
     -- Потому, что ты еврей. Еврейские мужчины всегда такие
мирные и сдержанные.
     -- Да, -- подтвердил я. -- Они такие все без исключения
     -- Ты мне нравишься. -- Она поцеловала меня и промурлыкала:
     -- А тебе нравится твоя девочка? -- Да. Ты мне нравишься. Ты
милая и симпатичная. Она мурлыкала, как котенок, и, не
останавливаясь, перебирала мои волосы. Потом она покрыла мое
лицо теплыми влажными поцелуями. Потом мы посмотрели друг на
друга и дружно расхохотались. Она начала гоняться за мной по
всему номеру и стукать меня своими резиновыми накладками по
голове. Мы резвились до тех пор, пока совершенно не выбились из
сил.
     Она подобрала туфли, чулки, сумочку и платье и ушла в ванную.
До меня донесся звук душа. Я растянулся на диване и стал ждать.
Минут через тридцать она вернулась, приведя себя в полный
порядок. На ее лице была свежая косметика. На ней была вся ее
одежда, за исключением шляпы и перчаток. Ее роскошные черные
волосы были тщательно уложены в величественную прическу.
     -- Ты прекрасна, как прекрасная королева. -- За это,
Милашка, ты можешь поцеловать мою
     руку
Я прижал ее гладкие пальцы к своим губам. Показав на
проигрыватель, книжную полку и бар, я предложил ей занять себя
самостоятельно и ушел в винную. Торопливо приняв душ и
одевшись, я вышел и позвонил Чико:
     -- Подавай сразу, как только все будет готово. Через двадцать
минут два официанта вкатили в номер накрытый столик. Весь
остаток вечера мы соблюдали приличия и провели время за
милой болтовней. Когда она собралась и подошла к двери, я
открыл сумочку и
     засунул туда пятьдесят долларов. Она улыбнулась и, сделав
реверанс, сказала: -- Благодарю вас, добрый сэр.
Уже в открытых дверях она остановилась и обернулась ко мне.
Мы нежно взглянули друг на друга, и она бросилась в мои объятия.
Я закрыл дверь, поднял ее на руки, отнес в спальню и выключил
свет.
     В половине пятого утра я встал, принял душ и оделся. Я уже
собрался уходить, когда она открыла глаза. Увидев меня, она
улыбнулась и, протянув ко мне руки, позвала: -- Милашка!
Я наклонился и поцеловал ее. Она еще несколько мгновений
удерживала меня, а затем прошептала: -- Я люблю тебя, Милашка.
Еще ни одна женщина не говорила мне этого так просто и
буднично, без какой-либо ненужной наигран-ности. Я сел на край
кровати и погладил ее руку. Затем мы просто молчали и долго
смотрели друг на друга. Черные волосы обрамляли ее немного
бледное лицо. Ее тушь, румяна и губная помада почти стерлись и
слегка размылись. Она улыбнулась и повторила: -- Милашка, я
тебя люблю.
     -- Хочешь быть моей постоянной девушкой? -- спросил я. --
Да, хочу, -- ответила она.
     -- Хочешь жить здесь вместе со мной? -- спросил я. -- Да, хочу, --
сказала она. Я достал свой ключ и вложил в ее руку. -- Хорошо.
После того как отдохнешь, привози свои вещи и устраивайся здесь.
Я предупрежу регистратуру. Она кивнула и сказала: -- Хорошо.
Поцелуй меня. Я поцеловали направился к двери. -- Я не знаю о
тебе ничего, даже как тебя зовут, но я люблю тебя. Милашка,--
произнесла она. Я остановился, уже взявшись за дверную ручку. --
А я знаю про тебя совершенно все. -- Правда? -- удивленно
спросила она. -- А что ты знаешь про меня?
     -- Тебя зовут Ева Мак-Клэйн, ты очень славная, и я тебя люблю.
     Я шагнул за дверь.
     -- Милашка, я люблю тебя... люблю тебя, -- провожал меня ее
шепот.




     Я подкрепился в закусочной-автомате, поймал такси и доехал до
Деланси-стрит. Друзья ждали меня в "кадиллаке" у входа в салун
Толстого Мои. Рядом с Максом на сиденье лежал сверток. -- Виски
с начинкой? -- спросил я. -- Да. Две бутылки и дюжина стаканов.
     -- Ну что, можно трогать? -- поинтересовался Косой.
     -- Давай поехали, -- ответил Макс. Мы оставили машину в гараже
недалеко от Бродвея и пешком добрались до детективного
агентства Зеспуса. Было начало седьмого. К нашему удивлению,
агентство было уже открыто. За столом в приемной белобрысый
малый читал какую-то газету. Макс вежливо произнес: -- У нас
назначена встреча с мистером Зеспусом. -- Что-то вы, ребята,
рановато. Он еще не скоро появится. -- Белобрысый обвел нас
взглядом и добавил: -- Ищете работу? Макс улыбнулся:
     -- Да, блондинчик, это то, что нам необходимо. -- Не надо
называть меня блондинчиком, -- раздраженно произнес парень. --
У вас есть какой-нибудь опыт детективной работы по срыву
забастовок? И вообще хоть какой-нибудь детективной работы?
     -- Конечно, блондинчик, -- небрежно ответил Макс. -- Мы
только что окончили заочные курсы "Как стать детективом",
состоящие из одного урока пониженной трудности. -- Молотя эту
белиберду, Макс обогнул стол и приблизился к белобрысому. -- И
знаешь, чему мы научились, блондинчик? -- С этими словами
Макс схватил испуганного юнца со спины, обхватив одной рукой
вокруг талии и другой зажав рот. Он поднял его в воздух и,
оттащив во внутреннее помещение, швырнул на пол. -- Мы
научились тому, что работу надо начинать с руководящих постов.
Так что это заведение переходит в наши руки. Ладно, блондинчик?
Ты не против? -- вежливо закончил свою речь Макс.
     -- Что за дела? -- зло ощерился белобрысый и, поднявшись с
пола, бросился к выходу.
     Макс достал его левой по челюсти, и белобрысый, отлетев к
стене, сполз по ней на пол. Он был выключен так же надежно, как
солнце за окном. Мы оставили его Там, где он лежал, и осмотрели
все агентство. Оно состояло из трех комнат. Большая приемная была
меблирована несколькими стульями, стоящими вдоль стен скамьями
и столом, за которым мы застали белобрысого. Сразу за приемной
располагались две комнаты средних размеров. Из одной в другую
можно было попасть через дверь, не выходя в приемную.
В одной из этих комнат находился большой стенной шкаф
со сломанной пишущей машинкой. К другой примыкала
тесная уборная.
     -- Упакуй блондинчика и убери его с глаз, -- сказал Макс,
обращаясь к Косому.
     -- Но ведь нечем, Макс, -- растерянно завертел головой Косой.
     -- Ай-яй-яй... -- произнес Макс с видом учителя. -- Косой,
детка, ты совершенно лишен инициативы. Свяжи руки урода его
галстуком. Сними с урода рубашку. Разорви рубашку урода на части
и .сделай уроду кляп. -- Макс с самодовольной улыбкой посмотрел
на нас. -- Ну что. Косой, правда ведь, все очень просто?
Косой весело приступил к работе. Когда он закончил, мы с ним
подхватили белобрысого и посадили его в стенной шкаф рядом с
пишущей машинкой. Макс расположился за столом в одной из
комнат. Он распаковал сверток, приготовленный Толстым Мои, и
аккуратно выставил на край стола дюжину стаканов и две бутылки с
заправленным снотворным виски. Затем он сложил ноги на
выдвинутый ящик стола, закурил сигару и, широко улыбнувшись,
произнес:
     -- Вот видите, сегодня мы являемся частными детективами. Так
что ты. Косой, будешь теперь секретарем в приемной. Будешь
сидеть там за столом. Хотя, конечно, жаль, что ты не так красив, как
блондинчик.
     -- Блондиночка, G которой я провел эту ночь, считает, что я
очень красив! -- ответил Косой, направляясь к дверям. -- Кстати, а
что я должен говорить, если кто-нибудь появится?
     -- Что, по-твоему, говорят все секретари в приемных? Вели
подождать -- у босса идет совещание. Я прав, Башка?
     -- Прав. Именно так и отвечают секретари в приемных.
     -- А потом? -- спросил Косой.
     -- Что потом? -- Макс всплеснул руками в шутливом отчаянии.
     -- Импровизируй на ходу. Говори хоть что-нибудь.
     -- Тьфу, на фиг! -- проворчал Косой и удалился. Около семи мы
услышали, как кто-то воше'л в приемную. Через некоторое время до
нас донесся громкий голос человека, выговаривающего Косому:
     -- Что ты тут бормочешь насчет того, что Лаки уволен? Я
управляющий делами агентства. Кто его мог уволить? Сам старик
не мог этого сделать. Вчера вечером я отвозил Зеспуса домой, и он
мне не говорил ничего такого.
     Макс встал со своего места и направился к дверям. Мы с
Простаком двинулись следом. В приемной с Косым ругался
крупный плотный человек. Он с удивлением посмотрел на нас.
     -- Пожалуйста, потише, -- произнес Макс. -- Это деловой офис.
     -- А вы кто такие? -- растерянно спросил человек. -- Проходи,
проходи. Мы сейчас все объясним, -- сказал я, держа открытой
дверь.
     -- А что, Лаки там? -- совсем растерялся человек. -- Этот
парень, -- продолжил он, кивнув на Косого, -- сказал, что Лаки
уволен.
     Макс улыбнулся и ответил, ткнув себе за спину оттопыренным
большим пальцем. -- Да, он там.
     -- Где? -- спросил управляющий, заглядывая в дверь. -- Я
его не вижу.
     -- Не стесняйся, -- произнес Простак и подпихнул его.
Человек сунул правую руку себе под мышку и застыл в этой
позе: я пропорол лезвием своего пружинного ножа его пиджак, и
острие уткнулось ему в пупок.
     -- Опусти руку, урод, или я выпущу тебе кишки! -- приказал я.
Простак извлек из его наплечной кобуры револьвер сорок пятого
калибра. Макс открыл двери стенного шкафа. Надежно
упакованный белобрысый Лаки сидел на дне шкафа и таращил на
нас глаза. Макс обратился к управляющему:
     321
     -- Ты присоединишься к блондинчику добровольно? Или ты
хочешь, чтобы мы вначале вправили тебе мозги? Управляющий
растерянно закрутил головой -- Снимай рубашку, -- приказал
Макс. Управляющий замешкался, но, посмотрев на наши суровые
лица, быстро снял пиддеак, галстук и рубашку Галстуком Макс
связал ему руки. Когда я начал рвать его рубаху, чтобы сделать
кляп, управляющий тонко взвизгнул'
     -- Эй, это очень хорошая рубашка! -- Ну что такое рубаха в
отношениях между друзьями? -- философски заметил я.
Заткнув парню рот, я поместил его рядом с белобрысым и
закрыл двери. Минут через десять в комнату зашел Косой. -- Там у
меня пара олухов, -- объявил он. -- Они хотят знать, в какое
здание им сегодня отправляться Макс вручил Косому бутылку
виски и два стакана. -- Держи. Предложи им пропустить по паре
стаканчиков Скажи, что у тебя родился сын и ты обмываешь
событие.
     -- Эй, Косой, -- добавил я ему вдогонку. -- Только сам не пей
Не забывай, что там снотворное.
     -- Не беспокойся Я им скажу, что у меня язвы по всему
желудку.
     Через закрытую дверь до нас донеслось: "За здоровье!" Минуту
спустя мы вновь услышали: "За здоровье!" Затем наступила
тишина. В комнату зашел улыбающийся Косой.
     -- Да! Ну и вещь! Эти двое ослов уже уснули. Мы услышали, что
входную дверь кто-то открыл. Косой выскочил в приемную. До нас
донеслись звуки голосов. Косой вернулся и сообщил: -- Там
пришли еще четверо. Что делать с ними? -- Пригласи их сюда, --
сказал я. -- Да, давай, -- подхватил Макс. -- Надо ведь
посмотреть, как выглядят частные детективы. В комнату зашли
четверо.
     -- Пожалуйста, представьтесь, -- по-деловому попросил Макс
Ребята, похоже, были не из лучших и имели не слишком-то
умный вид. Они назвали свои имена, и один из них
поинтересовался: -- Ты здесь новенький? А где Лаки и Вальтер?
     Макс пропустил его вопрос мимо ушей и спросил -- Парни, а где
вы работали вчера? Они назвали адреса двух высотных зданий в
нижней части Бродвея. Макс достал ручку и занес информацию да
листок бумаги. Один из парней уставился на бутылки -- У вас
праздник?
     -- Да, -- с улыбкой ответил Макс. -- Хотите выпить? -- Не
откажемся. Макс наполнил четыре стакана.
     -- Простите, что мы не пьем с вами,-- с извиняющимся видом
сказал я, -- но мы только что пропустили по парочке порций.
Парни не возражали. Четыре стакана были подняты и
опустошены "за долгую забастовку".
     -- Вы, ребята, пьете хорошее виски, -- заметил один из парней.
     -- Из Ирландии. Только что с корабля, -- ответил Макс и
призывно занес бутылку над их стаканами. -- Хотите еще, ребята?
Не дожидаясь ответа, он налил им еще по порции Они выпили
за удачу и с минуту топтались возле стола с глупыми улыбками.
Затем их начало Пошатывать. Я подхватил двоих под руки и повел
в соседнюю комнату Они не возражали. Следом Простак завел
двух других, и мы без всякого труда усадили всех четверых на пол.
Из приемной вновь послышались голоса.
     -- Пойду помогу Косому, -- объявил я. -- Буду работать
помощником секретаря.
     Вид приемной привел меня в изумление. Косой отлично
выполнял свою работу. Кроме двух, пришедших первыми, на
стульях мирно посапывали еще четыре человека, и в данный
момент Косой наливал выпивку двум очередным детективам,
одновременно объясняя, что спящие люди проработали всю ночь и
теперь у них короткий отдых перед следующим заданием. Меня
удивило, что детективы серьезно восприняли рассказ Косого. По-
видимому, они были наняты со стороны только на время
забастовки и не знали распорядка работы агентства. Немного
поговорив с ними, я узнал, что для их работы не требуется
лицензий или официальных разрешений.
     Я начал расспрашивать их, в каких агентствах и с какими еще
забастовками им приходилось работать. Меня это интересовало в
основном потому, что в моей
     памяти живо сохранилась взбучка, которую я получил от четырех
детективов много лет назад, когда участвовал в забастовке
развозчиков белья. Конечно, найти их здесь был один шанс из
миллиона, но я все равно попытался. Было бы славно встретить их
сейчас. С каким удовольствием я отправил бы их в больницу. Но,
увы, парни уснули прежде, чем я успел удовлетворить свое
любопытство.
     Я велел Косому больше никого не подпаивать в приемной, а
направлять посетителей ко мне, и ушел в комнату. Макс по-
прежнему сидел за столом.
     -- Надо разбавить виски, -- сказал я ему. -- Мои накачал туда
слишком много снотворного. Парни чересчур быстро отключаются.
     -- А нам-то какая разница?
     -- Просто вскоре мы плотно набьем спящими телами все
помещения, и у кого-нибудь это наверняка вызовет подозрение.
Будет гораздо лучше, если мы разведем виски и парни после пары
порций будут уходить и отрубаться где-нибудь на стороне.
     -- Ладно, ладно, -- согласился Макс. -- Эй, Косой! -- крикнул он.
     -- Сгоняй к Герхарту и возьми там  четыре бутылки виски.
Косой ушел, и его место в приемной занял Простак. Через
некоторое время он просунул голову в дверь и прошептал:
     -- Тут пришли двое парней. Они хотят встретиться с Зеспусом и
ни с кем другим. -- Давай их сюда, -- ответил я. В комнату вошли
два крепких здоровяка. Они были чисто и аккуратно одеты, но не
бриты. Их глаза жестко и прямо смотрели из-под полей надвинутых
на лбы фетровых шляп. По тому, как оттопыривались их пиджаки с
левой стороны, я решил, что в их наплечных кобурах висит нечто
сорок пятого калибра.
     Мы с Максом перекинулись взглядами. Он понял то же, что и я: с
этими парнями следует быть повниматель-ней. Они высокомерно
посмотрели на нас с Максом. -- Где Зеспус? -- коротко бросил
один. Второй прикурил сигарету, сел на стол и начал равнодушно
наблюдать за нами.
     -- Его еще нет, -- ответил я. -- Чем можем быть полезны?

     -- Ничем, -- небрежно обронил парень. Закурив сигарету, он
уселся на другой край стола. -- Мы подождем Зеспуса, -- объявил
он.
     Макс многозначительно повел бровями, но я улыбнулся и
отрицательно покачал головой.
     -- Вы, парни, когда-нибудь работали на Зеспуса? -- вежливо
спросил я. -- Нет, -- проворчал один из них. -- Вы что, не знаете,
кто мы такие? -- сказал другой. -- Как долго вы, парни,
занимаетесь этим делом? -- Не очень долго, -- ответил я. Один из
них презрительно хрюкнул. Другой спросил' -- Когда-нибудь
слышали про Лефти и Эдди? Я постарался изобразить, что на меня
его слова произвели ожидаемое впечатление.
     -- Ну так вот, я -- Лефти, а это -- мой напарник Эдди, --
махнул он рукой. Эдди дружелюбно хрюкнул в ответ. Я понял, что
эти парни считают себя боевыми тузами детективного дела. По
мне, так они были просто двумя козырными идиотами, и я повел их
в нужном мне направлении.
     -- Ну, кто о вас не слышал, ребята, -- сказал я. -- А вы,
случайно, не имели дело много лет назад с забастовкой в
прачечных?
     -- В прачечных? -- насмешливо переспросил Эдди. -- Бог ты мой!
Ты что, пытаешься нас обидеть? -- презрительно фыркнул Лефти.
     -- Мы работаем на Рыжего.
     -- На Рыжего? -- не понял я. -- Да, на Рыжего. На Рыжего
Дьявола. Я пожал плечами с извиняющимся видом. -- Ну, парни,
вы действительно новички в этом деле, -- сказал Лефти. И
добавил, обращаясь к Эдди: -- Черт возьми, они не знают даже,
кто такой Рыжий Дьявол.
     Эдди хрюкнул, выражая свое презрение к нашему
невежеству.
     -- Бог ты мой, -- продолжил Эдди, -- если я скажу Рыжему,
что в офисе у Зеспуса сидят двое служащих, которые никогда о нем
не слышали, его просто разорвет от злости
     -- Вы работаете над крупными делами? -- спросил я тоном
начинающего любителя, обращающегося к профессионалам.
     -- Правильно, -- гордо ответил Лефти. -- Над крупными
делами. Мы занимаемся забастовками на крупных предприятиях.
Мы проломили множество голов.
     -- Да, множество голов! -- эхом откликнулся Эдди и довольно
хрюкнул.
     -- И это были американские головы? -- спросил я. --
Американские? Нет, они не были американцами, -- сказал Лефти.
     -- В основном это были ирландцы, шведы и итальяшки.
     -- Впрочем, они и не могли быть американцами, -- пробормотал
я. -- Ведь они не были индейцами.
     -- Индейцев не принимают на работу, -- снисходительно сказал
Лефти.
     В этот момент кровь ударила мне в голову, и я закатил речь о
том, что если бы не профсоюзы с их беспощадной борьбой за
высокий уровень жизни рабочих, то уровень жизни в Америке был
бы самым низким в мире. Под конец речи мое лицо горело, и я
рычал и плевался словами:
     -- Знаете, что ответил Морган в сенате на вопрос о достойной
оплате труда рабочих? Он сказал, что платит настолько мало,
насколько может себе позволить. Да, это сказал главный миллионер
Морган. Вот это -- настоящие американцы. Их политика -- грабить
маленьких людей) и да здравствуют они сами. -- Ты что это
разошелся? -- спросил Лефти. Эдди удивленно хрюкнул. Макс
рассмеялся и сказал: -- Да, Башка, ну и речугу ты закатил. Но
похоже, что ты напрасно распинался перед этими ублюдками.
     -- Башка? -- удивился Лефти. -- Ты Башка с Де-ланси-стрит?--
В его голосе прозвучало уважение. -- А это Макс?                    . Я
кивнул.
     -- Ну вы даете, ребята, -- восхищенно произнес Лефти. -- А я
думал, что разговариваю с парой ослов.
     Эдди лишь хрюкнул, выражая свои уважение и удивление.
     -- Как вы сюда попали, ребята? -- почтительно спросил Лефти.
     -- Берем заведение в свои руки, -- ответил я.
     -- Общество решило прибрать к рукам профсоюз? -- еще более
почтительно, почти благоговейно спросил Лефти.
     -- Да, -- ответили мы с. Максом. Эдди
хрюкнул.
     -- А вы здесь зачем? -- спросил я. -- За работой, -- ответил
Лефти. -- Охранниками за восемь долларов в день? -- с издевкой
спросил я.
     -- Нет, Башка, мы не восьмидолларовые детективы, --
запинаясь, ответил Лефти. -- Мы из благородных. Благородные
получают по шестнадцать долларов в день. Мы вроде как боссы
над простыми агентами.
     -- То есть вы, ребята, круче, чем простые частные детективы?
     -- уточнил Макс.
     -- Да, мы выполняем грязную работу, -- подтвердил Лефти.
Макс посмотрел на меня. Я ответил ему кивком. Мы с ним
подумали об одном и том же.
     -- Хорошо, ребята, -- сказал Макс, -- вы наняты за
шестнадцать долларов в день.
     -- А кто нам будет платить? -- удивленно спросил Лефти.
Макс вытащил из кармана пачку денег. Детективы, вытаращив
глаза, проследили, как он отделил от пачки две стодолларовые
купюры и сунул их им. -- Годится? -- спросил Макс.
     -- Конечно, годится. А что делать? -- спросил Лефти. Макс
посмотрел на меня. В это время в комнату вошел Косой с
бутылками. Он поставил бутылки на стол и вопросительно
посмотрел на детективов.
     -- Эти двое -- благородные, -- объяснил я. -- Они работают на
нас.
     -- Что-то они не очень благородно выглядят, -- заметил Косой.
     -- Они частные детективы, -- ответил я. -- Что? Благородные
детективы? -- поразился Косой.
     -- Да. Благородные детективы, -- ответил я. Макс открыл одну из
принесенных Косым бутылок и предложил Эдди и Лефти выпить
вместе с нами. Мы выпили. Затем я нашел графин для воды и
смешал в нем новое виски с зельем от Толстого Мои. Вручив по
бутылке смеси Эдди и Лефти, я спросил:
     -- Вы узнаете благородного по внешнему виду? -- Конечно, --
ответил Лефти. -- Мы знаем их всех. -- Будете угощать выпивкой
из этих бутылок всех
     благородных, которых увидите на работе у лифтов. В
виски добавлено снотворное. Лефти
     улыбнулся:
     -- Неплохой способ, чтобы выключить-их из игры. -- После
того как они выпьют, можете их вышвыривать, -- сказал Макс.
     -- Большинство из них и так смоется, если я скажу,
что за профсоюзом стоит Общество, -- ответил Лефти. -- Ладно, --
сказал Макс. -- Только не вздумайте
     сами смыться раньше, чем сделаете работу. И без всяких
фокусов. -- Хочешь забрать деньги и заплатить потом? --
оскорбленно спросил Лефти.
     -- Нет, мы вам верим, -- ответил я. -- Заскакивайте сюда ближе к
вечеру.
     Лефти кивнул и сказал; "Пока". Эдди кивнул и хрюкнул.




     В конце концов в приемной в разнообразных позах спали уже
около пятнадцати человек.
     -- Слушай, Макс, приемная просто нашпигована этими спящими
уродами. Туда просто страшно зайти, -- сказал я.
     -- Свали их там, -- ответил Макс, ткнув большим пальцем в
сторону соседней комнаты. -- А я позвоню Эдди. Пора
выпускать на улицы его шантрапу.
     Макс снял трубку и связался с отелем. Мы с Простаком
перетащили большую часть спящей команды. Когда мы взялись за
очередного неподвижно храпящего на стуле посетителя, раздался звук
открывшейся входной двери, и чей-то голос изумленно воскликнул:
     -- Какого черта!
Мы обернулись. Возле двери стоял человек средних лет. Он
удивленно рассматривал представшую перед ним картину.
     -- Кто вы, к черту, такие? И что здесь, к черту,
происходит?
     Мы ничего не ответили, и он повторил: -- Кто вы, к черту, такие?
Где Вальтер и Лаки?
     Не дожидаясь ответа, он сердито пробежал через ;)иемную и
ворвался в другую комнату. Увидев Макса, 1дящего за столом и
курящего сигару, он вновь изум-.'нно воскликнул: -- Какого
черта?
     Макс посмотрел на него, стряхнул пепел с сигары и,
обворожительно улыбнувшись, вежливо спросил:
     -- Если я не ошибаюсь, передо мной мистер Ли-вингстон?
     -- Какой, к черту, Ливингстон! -- завопил человек. -- Я Зеспус.
И какого черта ты делаешь за моим столом?
     -- Не надо так орать, -- вежливо ответил Макс. -- Кроме
грыжи это может вызвать и повышение кровяного давления.
     -- Что за чертовщина здесь происходит? -- сердито произнес
Зеспус. -- Где мои люди, Лаки и Вальтер? -- Здесь, -- ответил
Макс.
     Он поднялся на ноги, взял Зеспуса под руку и, подведя его к
стенному шкафу, открыл дверцу. Зеспус немо уставился на своих
беспомощно сидящих на полу сотрудников. Макс отвел обмякшего
хозяина агентства к столу и усадил на стул. Тот некоторое время
сидел, тяжело дыша и утирая лоб носовым платком.
     -- Вы откуда? -- наконец заговорил он. -- Вы из конторы Рыжего?
     -- Как ты догадался? -- спросил я. -- А откуда еще вы могли взяться?
Теперь, решив, что мы из конкурирующего детективного агентства,
пытающегося оттяпать себе работу по вербовке штрейкбрехеров,
Зеспус вновь ощутил почву под ногами. Он несколько оживился и
сразу же пошел в  лобовую атаку.
     -- Вы -- ребята что надо, -- произнес он, прикуривая
трясущейся рукой сигару. -- Должен признать, что вы отлично
знаете свое дело. Могу я узнать, сколько вам платит этот рыжий
жмот? -- Зачем^ -- спросил я.
     -- Ладно, я скажу вам зачем. Возможно, я смогу сделать
вам, парни, куда лучшее предложение.
     Он откинулся на спинку стула с видом добренького дяди и
одарил нас радостной улыбкой.
     -- Рыжий платит нам по сотне в неделю, -- сказал Макс.
     Не дожидаясь ответа, он сердито пробежал через приемную и
ворвался в другую комнату. Увидев Макса, сидящего за столом и
курящего сигару, он вновь изумленно воскликнул: -- Какого
черта?
     Макс посмотрел на него, стряхнул пепел с сигары и,
обворожительно улыбнувшись, вежливо спросил:
     -- Если я не ошибаюсь, передо мной мистер Ли-вингстон?
     -- Какой, к черту, Ливингстон! -- завопил человек. -- Я Зеспус.
И какого черта ты делаешь за моим столом?
     -- Не надо так орать, -- вежливо ответил Макс. -- Кроме
грыжи это может вызвать и повышение кровяного давления.
     -- Что за чертовщина здесь происходит? -- сердито произнес
Зеспус. -- Где мои люди, Лаки и Вальтер? -- Здесь, -- ответил
Макс.
     Он поднялся на ноги, взял Зеспуса под руку и, подведя его к
стенному шкафу, открыл дверцу. Зеспус немо уставился на своих
беспомощно сидящих на полу сотрудников. Макс отвел обмякшего
хозяина агентства к столу и усадил на стул. Тот некоторое время
сидел, тяжело дыша и утирая лоб носовым платком.
     -- Вы откуда? -- наконец заговорил он. -- Вы из конторы
Рыжего? -- Как ты догадался? -- спросил я. -- А откуда еще вы
могли взяться? Теперь, решив, что мы из конкурирующего
детективного агентства, пытающегося оттяпать себе работу по
вербовке штрейкбрехеров, Зеспус вновь ощутил почву под ногами.
Он несколько оживился и сразу же пошел в лобовую атаку.
     -- Вы -- ребята что надо, -- произнес он, прикуривая
трясущейся рукой сигару. -- Должен признать, что вы отлично
знаете свое дело. Могу я узнать, сколько вам платит этот рыжий
жмот? -- Зачем? -- спросил я.
     -- Ладно, я скажу вам зачем. Возможно, я смогу сделать
вам, парни, куда лучшее предложение.
     Он откинулся на спинку стула с видом добренького дяди и
одарил нас радостной улыбкой.
     -- Рыжий платит нам по сотне в неделю, -- сказал Макс.
     -- Это очень большие деньги для такого жадного ублюдка, как
он. А теперь я вам скажу, что вы получите у меня. -- Он прочистил
горло и приготовился сразить нас наповал своим заявлением. -- Я
вам буду платить сто двадцать пять в неделю. Ну как? Ну как, а? --
Он просто сиял от восхищения своей щедростью.
Старый осел. Сто двадцать пять в неделю. Я сделал вид, что на
меня это произвело должное впечатление, и ответил: -- Просто
прекрасно. -- Мы покорены, -- сказал Макс. Я поднял бутылку с
виски. -- По этому поводу надо выпить. Со словами "За трезвость
взора" Зеспус опустошил свой стакан. Я тут же налил ему еще. Он
подозрительно посмотрел на наши нетронутые порции: -- Вы что,
парни, трезвенники? Мы подняли наши стаканы. -- За трезвость
взора, -- произнес Макс. Зеспус заглотил свою порцию, посмотрел
на нас, возвышающихся над ним с полными стаканами в руках, и
пробормотал:
     -- За... трезвость... взо... -- Не договорив, он откинулся на
спинку и уснул.
     Косой и Простак отволокли его в соседнюю комнату. У нас
наступило небольшое затишье. Косой достал свою гармонику и
сидел за столом в приемной, наигрывая лирические мелодии.
Простак нашел большой молоток и пытался с его помощью вскрыть
ящики с картотекой. Мы с Максом изучали содержимое столов.
Затем случилось невероятное. Косой зашел в комнату и сообщил,
что пришел детектив, который не пьет. -- Этот урод говорит, что
он трезвенник. --Узнай у парня, где он живет, -- сказал я. Косой
вернулся с адресом. Я взял телефонный справочник и, полистав
раздел с номерами из противоположной части города, выбрал
наугад какие-то имя и адрес и записал их на листке бумаги. --
Давай парня сюда, -- сказал я Косому. Когда тот вошел, я
произнес:
     -- Как раз такой человек мне нужен. Достойный, честно
живущий частный детектив, который не пьет. Этот идиот
расплылся в самодовольной улыбке. -- Ты вообще не пьешь? --
спросил Макс.
     -- Пока это против законов страны, я даже не притронусь к
выпивке, -- чопорно произнес он.
     -- А до того, как ввели "сухой" закон, ты пил? -- спросил я.
     -- Нет. Мне вообще не нравится алкоголь. А зачем вы задаете
такие вопросы?
     -- Ладно, ладно, -- успокоил я его. -- Есть важное задание. Вот
имя и адрес человека. -- Я протянул ему листок. -- Следи за ним
днем и ночью, пока тебе не пришлют замену. Предоставишь нам
подробный отчет о всех его действиях. И запомни, это очень
важно. Дело очень крупное. А теперь давай, не теряй времени
понапрасну.
     Он торопливо направился к выходу, затем обернулся и спросил:
     -- Извините, а как лучше всего туда добраться? -- Сам найдешь,
     -- грубо ответил Макс. -- Ты ведь частный детектив, верно?
Парень пробормотал под нос что-то неразборчивое и вышел за
дверь.
     -- Эй, я открыл эту чертову штуку, -- радостно сообщил
Простак.
     Я заглянул в ящики с картотекой. Они были плотно забиты
конвертами, документами и папками всевозможных размеров.
     -- И что ты надеешься здесь найти? -- спросил я. -- Ну, не знаю,
     -- ответил Простак. -- Может быть, какие-нибудь деньги.
     -- Держи карман шире, -- усмехнулся я и отошел к окну.
Через минуту Простак окликнул меня: --
     Смотри, Башка.
Он выложил на стол толстую пачку фотографий, негативов и
писем. На фотографиях была запечатлена голливудская кинозвезда,
разнообразно упражняющаяся в постели с каким-то неизвестным
парнем.
     -- Я ее помню, -- сказал Макс. -- Она начинала в "Серебряной
тапочке" на Бродвее. Помнишь, Башка? Сейчас она замужем за...
,-- и он назвал имя одного из кинокумиров. Макс прочитал письма,
время от времени улыбаясь себе под нос. -- Да, горяченькое
блюдо, -- сказал он и протянул письма мне. Это была переписка
между актрисой и каким-то парнем. -- Для чего он это припас? --
спросил Простак.
     -- Улики для бракоразводного процесса. Или для шантажа, --
ответил я.
     Начали поступать звонки из различных компаний, владеющих
административными зданиями. Звонившие требовали срочно
прислать людей. Видимо, шантрапа Эдди хорошо поработала над
вышедшими с утра штрейкбрехерами.
     Макс обещал принять меры и бросал трубку. Один из звонивших
упорно настаивал на том, чтобы его связали с Зеспусом. Макс
ответил, что тот очень занят, но звонивший заявил, что он Кроунинг
и что Зеспус обязательно захочет поговорить с ним. Максу дважды
пришлось класть трубку, прежде чем он отвязался: Вновь начали
прибывать люди за направлением на работу или с жалобами на то,
что их вышвырнули из лифтов.
     Некоторое время мы были заняты работой, как черти в аду.
Виски со снотворным подходило к концу. Макс наугад выбирал
имена из разных телефонных книг и посылал детективов в
отдаленные части города вести слежку за попавшими под его палец
людьми. Затем наступила небольшая передышка. Макс поднялся из-
за стола, потянулся и прошелся по комнате, разминая ноги.
     -- Черт возьми, -- произнес он. -- Я всегда считал конторских
служащих большими лентяями. А это тяжелая работа.
Он разжал и сжал свои огромные кулаки и устроил короткий бой
с тенью.
     В комнату ввалился какой-то здоровенный придурок. Я дал ему
адрес в Бруклине и велел следить за хозяином. Парень наотрез
отказался. -- А в чем дело? -- спросил его Макс. -- Я был нанят
сюда как благородный. Я не занимаюсь этой чертовой слежкой, --
ответил здоровяк.
     -- Ну и какая тебе разница? Не все ли равно, чем заниматься в
рабочее время за те же деньги? -- заметил Макс.
     -- Я люблю действовать. Мне нравится крутить хвосты
пикетчикам.
     Макс с улыбкой подошел к нему и спросил: -- Значит, ты любишь
работать с народом? -- Да. Я люблю отрабатывать удары на
публике, -- довольно ответил этот слабоумный.
     -- А ты когда-нибудь пробовал вот это? -- спросил Макс и
пнул его в пах.
     Парень согнулся от боли, и Макс врезал ему правой в челюсть.
Парень воткнулся в стену и осел на пол.
     -- Извини, это была всего лишь глупая шутка, -- сказал Макс.
Я поднес к губам парня стакан с виски. Он медленно его выпил
и вскоре уснул, так и не сдвинувшись с места. Я за ноги отволок
его в соседнюю комнату, которая стала здорово походить на
ночлежку.
     -- Тут в приемной маленький урод, который говорит, что ему
обязательно надо увидеть Зеспуса, -- объявил Косой.
     -- Дай ему выпить и уложи спать, -- ответил Макс. -- Не-а, он
умный. Он посмотрел на этих спящих идиотов и сказал, что пить не
будет, что он и так не страдает бессонницей. -- Тогда давай его
сюда, -- сказал Макс. В комнату вошел худощавый парнишка. --
Привет, ребята, -- улыбаясь, произнес они, небрежно опустившись
на стул, закинул ногу на ногу и извлек из кармана пачку-сигарет.
Предложив нам угоститься и не. обнаружив интереса с нашей
стороны, он закурил сам и, покачивая ногой, с интересом принялся
нас рассматривать.
     -- Ладно, приятель. У нас дела, -- сказал Макс. -- Так что
выкладывай, чего тебе надо. -- Где Зеспус?
     -- Слушай, Приятель, здесь спрашиваем мы, -- сказал Макс.
Парнишка, улыбаясь, повторил: -- Так где же все-таки
этот идиот Зеспус? Макс начал выходить из себя.
     -- Пойдем, -- сказал он и открыл дверь в соседнюю комнату.
Парнишка сунул туда голову и сипло выдохнул: -- Бог ты
мой!
     Картина произвела на него впечатление. Вернувшись на
свое место, он произнес:
     -- Меня вышвырнули из моего здания. Потом я маленько
погулял там и здесь и понял, что происходит. -- Он улыбнулся. --
Там просто бойня. Куче народа поразбивали головы. Все лифты
остановлены, и нет ни
     охраны, ни штрейкбрехеров Можно считать, что профсоюз выиграл
забастовку.
     Парнишка широко улыбнулся, демонстрируя зубы. Он знал, что
они у него белые и чистые. Затянувшись сигаретой, он произнес:
     -- Я, ребята, вырос в вашем районе. Я знаю, кто вы такие. -- И?
     -- поторопил его я.
     -- В общем, я понял, что за забастовку взялась серьезная
организация, Общество, -- улыбась, закончил парнишка.
     -- Ты плавал, ты знаешь, -- сказал Макс. -- Да, я немало попрыгал
с места на место, -- нахально ответил парнишка.
     -- А как ты думаешь, если я вышвырну тебя из окна, ты сможешь
запрыгать? -- насмешливо спросил Макс.
     -- В этом нет необходимости. Я могу быть вам полезен.
     -- Ты -- нам? -- спросил Макс. -- И в чем? -- Да в чем
угодно.
     -- Нам не нужна твоя помощь. Но ты можешь здесь остаться. Все
равно мы тебя никуда не выпустим.
     -- Ну и ладно, -- ответил парнишка и поудобней устроился на
своем месте.
     Я вышел в приемную и расположился за столом. Через некоторое
время спящие вокруг люди начали действовать мне на нервы. Я
ухватил одного из них за ноги и оттащил в комнату.
     -- Ты хочешь убрать этих уродов из приемной? -- спросил
парнишка. -- Да. Они меня раздражают. -- Я ими займусь, -- с
жаром сказал он. Я с восхищением наблюдал, с какой легкостью
парнишка управляется с телами одурманенных детективов. Закончив
их транспортировку, он нашел веник и начал подметать пол в
приемной. Наведя чистоту, парнишка унес веник в комнату со
спящими. Мне показалось, что он остается там дольше, чем надо, и,
подкравшись ко входу, я резко открыл дверь. Он стоял на коленях и
проверял карманы спящих. Повернув голову в мою сторону и
улыбнувшись, он как ни в чем не бывало продолжил свою работу. Я
стоял в дверях, курил сигару и наблюдал за его действиями.
Окончив, он отряхнул брюки и пересчитал добытые деньги.
     -- Ну и как улов? -- поинтересовался я. -- Сто десять долларов и
сорок центов, -- ответил парнишка и, отсчитав пятьдесят пять
долларов двадцать центов, предложил их мне.
     -- Там еще трое парней, -- сказал я -- Как насчет того, чтобы
поделиться с ними? Он улыбнулся:
     -- А зачем? Пусть останется между нами Им совсем не
обязательно об этом знать.
     -- А если бы я тебя не застукал за этой работой? Ты оставил бы
все себе?
     -- Конечно, -- улыбаясь ответил он. -- А ты разве нет?
Я отрицательно покачал головой и, хмыкнув, сказал:
     -- Ладно, оставь это все себе. -- А ты что, ничего не хочешь? --
не поверил он -- Нет. Забирай.
     -- Ну, как знаешь, приятель. Спасибо тебе за это, -- произнес он
недоумевающим тоном.
     -- Эти парни твои друзья, да? -- спросил я, показывая на
распростертые на полу тела. -- Нет. Я просто работаю вместе с
ними. -- Вы все время занимаетесь поддержкой штрейкбрехеров?
     -- Большую часть времени -- да.-- Иногда сбором улик для
разводов.
     -- Чего не сделаешь ради того, чтобы честно заработать на хлеб,
     -- заметил я.
     -- Да, -- со смехом ответил он. -- Эти ублюдки занялись бы
сбором улик даже против собственных бабушек.
     -- Все детективные агентства занимаются тем же самым? --
спросил я.
     -- Да. Они все полны дерьма. Я работал во многих из них. Они
берутся за любую работу, от воровства до убийства. Некоторые
специализируются на слежках по заданию крупных компаний. -- За
кем следят? За ворами среди рабочих? -- И за ними тоже. Этот вид
слежки нам нравится. Можно подзаработать во время поимки. Мы
изымаем у воришки все украденное. -- А затем сдаете его?
     -- Эти ублюдки сдают. Они не знают жалости. Я -- нет. Я
просто обираю воришку и отпускаю его восвояси.
Зазвонил телефон. Макс поднял трубку. На том конце снова был
Кроунинг.
     -- Я секретарь Зеспуса, -- сообщил ему Макс. -- Чем могу
быть полезен?
     Даже до нас из трубки доносились вопли Кроунинга: -- Жулье
паршивое! Я заплатил вам вперед! Где ваши чертовы работники?!
     -- Мистер Зеспус хочет еще пять тысяч долларов, -- ответил
Макс. -- Иначе он не пошлет ни одного своего человека.
     -- Жулье паршивое! -- донеслось из трубки. -- Я сейчас
приеду, но это последняя работа, которую получило от меня ваше
вшивое агентство.
     Раздались короткие гудки. Макс позвонил Эдди и
поинтересовался, как у него дела. Эдди ответил, что все отлично. В
комнате было тихо, и до нас долетало каждое слово, которое Эдди
говорил Максу. -- Много возни на улице? -- спросил Макс. -- С
утра немного повозились, -- ответил Эдди. -- Но теперь все
спокойно. Почти все штрейкбрехеры разбежались, как только
увидели, что дело дошло до мордобоя, а у них нет охраны.
     -- Кто-нибудь из твоих парней арестован? -- спросил Макс.
     -- Трое на три сотни. Неплохо ведь, а, Макс? Я их уже взял на
поруки. -- Какое обвинение им предъявлено? -- Угроза
применения физического насилия. -- Ты уже связывался с клубом?
     -- Да. Они сказали, 'что позвонят судьей он все уладит без суда.
Макс, тебе нужно еще что-нибудь? -- Нет, Эдди. Все под
контролем. Пока. Довольно улыбаясь, Макс положил трубку. --
Теперь они должны подписать договор с профсоюзом, -- сказал я.
     -- Арендаторы с потрохами сожрут владельцев зданий.
Невозможно нормально вести дела, когда лифты не работают.
     -- Да, -- согласился Макс. -- Долго это не продлится.
Простак вновь занялся изучением картотеки. Время от времени
он подбрасывал нам что-нибудь интерес-ненькое. Здесь были
собраны досье на несколько сотен
     человек; имена многих были весьма и весьма известны. Я не мог
придумать, для какой еще цели, кроме шантажа, могли
понадобиться собранные документы. Иногда информация была
настолько подробной, что мы с Максом просто балдели и начинали
с жаром обсуждать, каким образом можно было раздобыть такие
материалы. Через некоторое время я позвонил в профсоюз и
попросил к телефону Джимми или Фитца. Снявшая трубку девушка
ответила, что их обоих вызвали в муниципалитет на переговоры,
которые проводятся под председательством независимого лица. Я
оставил ей номер телефона, по которому со мной можно связаться.
Через полчаса позвонил Фитц. Он сказал, что звонит из автомата
в холле муниципалитета, и сообщил, что владельцы зданий
настроены не очень воинственно, но независимый председатель
играет заодно с командой боссов.
     -- Не переживай, -- ответил я. -- У них все равно никаких
шансов. Арендаторы будут давить на них со страшной силой, а мы
предупредим все их попытки запустить лифты без вашего участия.
Мы заставим их сожрать этот договор. А что касается независимого
председателя, играющего в одни ворота, то мы подрежем крылья
этому уроду.
     -- Ублюдок ведет себя так, словно получает зарплату от
владельцев зданий, -- сказал Фитц.
     -- Ладно. Я займусь им прямо сейчас. В ближайшее время он
либо изменит свою точку зрения, либо ему сделают замену без
перерыва в игре. И помни, Фитц, вы не должны ни в чем уступать.
Они уже прижаты к стенке.
     -- Ладно. Вот это хорошо, -- ответил Фитц и повесил трубку.
Я сразу же связался с главным офисом и попросил, чтобы они
вступили в контакт с муниципалитетом и нейтрализовали
председателя до нейтрального состояния. На том конце линии
посмеялись и сказали, что немедленно позаботятся об этом.
Затем я. позвонил в отель и переговорил с Эдди. Я попросил его,
чтобы он пока подержал свою шантрапу наготове и послал кого-
нибудь понаблюдать за улицами. -- Возможно, боссы свяжутся с
другим агентством по вербовке штрейкбрехеров, -- объяснил я. --
И если такое случится, то мы хотим сразу же узнать об этом.
     -- Ладно, -- ответил Эдди, -- я тебя понял. Я сам все проверю
и сообщу тебе.
     Не успел я ответить, как входная дверь с треском распахнулась
от пинка, затем захлопнулась с такой силой, что даже в этой
комнате задребезжало окно. Я замер, сжимая в руке трубку. Из
наушника доносился голос Эдди:
     -- Алло, Башка, алло, ты меня слышишь? В приемной кто-то ревел
взбешенным голосом: -- Зеспус! Где этот скот Зеспус?! -- Ладно,
Эдди, -- торопливо проговорил я в трубку. -- Если у тебя нет
ничего срочного, то пока. У нас тут небольшая заварушка.
     -- Да вроде бы ничего срочного, -- ответил Эдди, и я бросил
трубку.
     Макс спокойно сидел на своем месте, задрав ноги на стол.
     -- Похоже, что появился Кроунинг, -- произнес он. -- Ага, --
согласился я.
     -- Эй, Косой! -- заорал Макс. -- Пропусти сюда этого
толстобрюхого ублюдка.
     Словно бык, словно огромный разъяренный бык, Кроунинг
ворвался в комнату, наполняя ее своим ревом: -- Зеспус! Где
Зеспус?!
     Он резко затормозил и задохнулся от изумления, увидев нас с
Максом, небрежно сидящих у стола с закинутыми на него ногами.
Его лицо было настолько красным, насколько красным оно вообще
может быть до того, как начнут рваться кровеносные сосуды.
Узнав нас, он бросил испепеляющий взгляд сквозь толстые
линзы очков.
     -- Вы здесь откуда? Где Зеспус? -- произнес он
требовательным тоном.
     Простак и Косой стояли у него за спиной. Косой держал свой
револьвер за ствол и показывал нам, что ждет сигнала, чтобы
оглушить Кроунинга. Глядя на Косого, я едва сдерживал смех. Он
был настолько разозлен и взволнован, что его глаза смотрели в
разные стороны, и было непонятно, от меня или от Макса он'
ожидает сигнала к действию.
     -- Не надо. Косой. Пока не надо, -- сказал я и обратился к
Кроунингу- -- Садись. Давай поболтаем как приятели.
     Он не сел, а продолжал стоять, громко пыхтя и водя по комнате
вытаращенными глазами. -- Где, к черту, Зеспус? -- рявкнул он.
     -- Он сдох, -- ответил Макс.
Кроунинг резко развернулся и двинулся к выходу Специалист
по очистке карманов своих коллег подставил ему ногу. Кроунинг
споткнулся и чуть не упал.
     -- Ну-ка, давай сюда. Ты, тупой ублюдок, ты что, не понял? --
сказал я.
     Он крутанулся, словно раненый бык, и, подлетев к стоку, навис
надо мной, злобно пыхтя. Не убирая ног со стола, я смерил его
равнодушным взглядом и сказал: -- Да?
     -- Я не потерплю, чтобы со мной так разговаривали, --
произнес он, яростно потрясая воздетым к потолку пальцем.
     -- Хорошо. Считай, что я извинился, -- ответил я и послал ему
улыбку.
     -- Это другое дело, -- пробормотал он. -- Никто не сможет
меня запугать. Если вы хотите провести разговор на дружеской
основе, тогда все в порядке.
     Он сел на стул. От его неуклюжего вранья мне стало смешно.
     -- Ты загнан в угол, Кроунинг. Ни один лифт не начнет
работать, пока не будет подписан договор.
     -- Это вы так думаете, -- огрызнулся он. -- Я найду людей для
работы и охрану. Мы все еще в Соединенных Штатах Америки, и
таким бандитам, как вы, с вашими гангстерскими методами, не все
позволено.
     -- Знаешь, Кроунинг, -- ответил я, --.ты рассуждаешь, как все
бизнесмены. Ты показываешь пример, а когда ему начинают
следовать другие, --начинаешь поливать их грязью и называть
гангстерами. Конечно, мы гангстеры. Что правда, то правда. Но
ведь гусыне-то все равно кто, лишь бы гусак. Верно? Все, кроме
Кроунинга, рассмеялись. -- Ну а если серьезно, Кроунинг, --
продолжил я, -- давай посмотрим на наш случай. Ты нанял
Везунчика и его людей, чтобы они помогли тебе уладить конфликт
Кроме того, что ты нанимал гангстеров, ты еще и подкупал
представителей профсоюза. Ты знаешь, что подкуп должностных
лиц -- тяжкое уголовное преступление?
     -- Вы ничего не сможете доказать! -- проорал Кроунинг.
     -- Слушай, Кроунинг, кончай орать. Я по своему опыту знаю,
что подкуп является естественной частью любой деловой
деятельности. Кстати, здесь, в этой картотеке много документов о
деятельности разных фирм. Не знаю,, зачем Зеспусу понадобились
эти материальчики. Скорее всего, для шантажа. Но там полным-
полно всякого рода фокусов со взятками. Здесь мне в голову
пришла хорошая мысль. -- Эй, Простак, -- произнес я. -- Ты
докуда добрался? Я имею в виду, до какой буквы в картотеке? -- С
начала и до."Р", -- ответил Простак. -- Посмотри снова на "К",
поищи там Кроунинга. -- Здесь не может быть дела на меня, --
фыркнул Кроунинг.
     -- Не говори "гоп", -- отрезал я. Простак выдвинул ящик на "К"
и, перебрав несколько дел, вытащил одно и заглянул в него. Затем
поставил его обратно и, перебрав еще несколько дел, вытащил
одно. Он заглянул внутрь и улыбнулся.
     -- Ага, все в порядке. --На него здесь тоже припасено, -- сказал
он. -- Фотографии? -- спросил Макс. -- Фотографий нет, --
ответил Простак и швырнул дело на стол.
     Я расстегнул скоросшиватель и извлек содержимое. Оно
состояло' из трех страниц убористого печатного текста. Первая
страница освещала взаимоотношения Кроунинга с
несовершеннолетними обоих полов. Несколько раз его
задерживала полиция, но дело ни разу не доходило до суда. Его
всегда выпускали за недостатком улик. Во всех случаях и молодые
люди, и производившие арест полицейские меняли свои показания
в ходе следствия. В примечаниях указывались суммы, которые
агентство Зеспуса потратило на подкуп каждого свидетеля. Я
передал страничку Максу и сказал: -- Этот ублюдок, оказывается,
еще и содомит. Кроунинг тупо посмотрел на меня с открытым ртом
и безотчетным выражением страха в глазах.
     Всю вторую страницу занимало перечисление его различных^
постов и деловых предприятий. Он был весьма крупной фигурой.
Он владел контрольными пакетами нескольких компадий по
операциям с недвижимостью. У него была
     хлопкоперерабатывающая фабрика в Массачусетсе и суконная
фабрика в Нью-Джерси. Он являлся
     директором одного из нью-йоркских банков. Он состоял во
множестве патриотических, антисемитских и еще анти-хрен-его-
знает-каких организациях. Во всех, что позволяли положить в
карман лишний доллар за счет ущемления чьих-нибудь прав.
     -- Истинный ура-патриот Америки! -- произнес я. -- Ура мне,
наколовшему ближнего.
     На третьей странице была подробная запись противоправных
действий Кроунинга и его делового партнера Моритца. Здесь были
перечислены все случаи подкупа профсоюзных деятелей на их
предприятиях в Нью-Джер-си, Массачусетсе и Нью-Йорке. Здесь
приводились примеры злоупотреблений при выполнении
правительственных заказов на его суконной фабрике.
Здесь был целый раздел, посвященный уклонению Кроунинга от
уплаты налогов. Эту страничку я молча протянул ему. По мере того
как он читал, его глаза все больше вылезали из орбит. Он облизал
пересохшие губы. Страничка дрожала в его трясущихся руках. Он
выронил ее на пол и прохрипел: -- Пожалуйста, дайте мне стакан
воды. Косой принес ему воду.
     -- Нас не интересует этот мусор, -- произнес я, кивая на
лежащие на столе страницы. -- Нас интересует только то, чтобы
был подписан договор, который в данный момент обсуждается в
муниципалитете. -- А тогда я смогу забрать эти бумаги? -- Нет, --
ответил я. -- Мы сохраним их для будущего. Сейчас мы тебя
прищучили, и они нам не нужны. Но, может быть, они понадобятся
когда-нибудь потом.
     -- Значит, Зеспус меня продал? -- спросил Кроу-нинг. -- Он в
той комнате? -- Он кивнул в сторону нашего склада спящих
детективов ri встал со стула. -- Я хотел бы с ним побеседовать.
Он подошел к двери в соседнюю комнату и, открыв ее, замер у
порога с открытым ртом. -- Они что, все мертвы? -- с ужасом
выдохнул он. Я подошел и взглянул. Бог ты мой. Они
действительно походили на покойников. Я зашел в комнату, чтобы
получше рассмотреть, и почувствовал облегчение. Просто все они
очень крепко спали. Я обернулся и, подмигнув Максу, сказал: --
Да, здесь мы складываем трупы.
     Кроунинг задрожал и, шатаясь, вернулся на свое место.
     -- Можно мне немного этого виски? -- простонал он. -- Не сейчас,
     -- ответил я. -- Давай вначале закончим разговор. Ты -- один из
руководителей ассоциации владельцев недвижимости? -- Я ее член,
     -- настороженно ответил он. -- Позвони своим союзникам и скажи,
чтобы они подписали договор. Мы знаем, что ты там все решаешь,
     -- произнес Макс.
     -- Я .ничего не могу сделать сам. -- Его голос дрожал и
прерывался, его было еле слышно. -- Могу я проконсультироваться
по телефону со своим партнером?
     -- Да, -- ответил я, -- но только без фокусов. Открытый
разговор без всяких намеков, иначе тебе будет очень больно.
     -- Я все понял. Мне не нужны неприятности. Я хочу, чтобы
вопрос был решен и я смог бы уйти. Я кивнул.
Он придвинул к себе телефон и набрал номер. По цифрам я
определил, что его собеседник находится в этом же районе.
Он позвонил человеку, которого звали Моритц. Судя по тому,
как шел разговор, Моритц уперся. Кроунинг посмотрел на меня. Я
закрыл нижнюю часть трубки рукой и кивнул ему.
     -- Я не могу убедить Моритца, -- сообщил Кроунинг. -- Что
мне делать?
     -- Скажи ему, пусть придет сюда, -- ответил Макс. -- Ведь он
находится где-то недалеко, верно?
     -- В пяти минутах ходьбы, -- ответил Кроунинг и добавил: --
Моритц -- славный парень. Он белый еврей.
     Я чуть не врезал этому уроду, но в последний момент удержался.
Все равно от этого не было бы никакой пользы.
Через десять минут в комнате возник Моритц. Он обладал
способностью автоматически улыбаться и профессионально
пожимать руки. Он был высокого роста, среднего телосложения и
имел очень, очень холеный вид. На отвороте пиджака он носил
небольшой золотой значок, инкрустированный бриллиантами,
свидетельствующий о том, что Моритц -- масон.
     -- Можем мы с Моритцем переговорить наедине? -- спросил
Кроунинг. -- Конечно, -- ответил я. Они отошли в дальний угол и
встали вплотную лицом друг к другу. Кроунинг мотнул головой в
нашу сторону и начал что-то нашептывать Моритцу. Я смог
уловить только слово "евреи". Моритц внимательно посмотрел на
нас с Максом и ответил Кроунингу одобрительным кивком. Было
совершенно очевидно, о чем они там шепчутся. Моритц тоже был
евреем. И отличным партнером для Кроунинга. Он был из тех
типов, что используют для получения личной выгоды все, что
угодно. Он извлекал выгоду и из того, что он еврей, и из своего
масонства, и из антисемитизма своего компаньона. Они решили
поставить на евреев. Моритц подошел к нам и заговорил на идише.
Смысл его речи сводился к тому, что мы, евреи, должны держаться
друг за друга, поскольку поодиночке нас легче обидеть. Затем он
пообещал, что хорошо заплатит нам, если мы объединимся с ними.
Я ответил ему на английском и достаточно долго объяснял ему,
кто он такой. Чтобы он усвоил это получше, под конец я повторил
то же самое, но уже в предельно сжатой форме. Я сказал ему: "Ты
     -- шлюха". Он заявил, что не боится гангстеров вроде меня и
найдет на нас управу, если не у городских властей, то у своего
сенатора.
     Я уже начал подумывать, не вышибить ли ему зубы, чтобы в
разговоре с сенатором он, кроме всего прочего, смог использовать
и возникшие дефекты речи, но в это время зазвонил телефон. Я
снял трубку. Звонил Фитц из здания муниципалитета.
     -- Все отлично, -- сообщил он. -- Председатель изменил свое
поведение и теперь играет на нашей стороне. Он просто огорошил
боссов, когда сообщил им, что мэр требует немедленного решения
вопроса. В общем, они понимают, что им кранты. Похоже, они
просто хотят услышать, что проиграли, от этого навозного жука
Кроунинга.
     -- Кроунинг здесь, под боком, -- сообщил я. -- Да?! --
возбужденно крикнул Фитц. -- Да, да, -- ответил я. -- Ты можешь
позвать к телефону их представителя? -- Конечно, -- ответил
Фитц.
     -- Тогда давай. Мой друг Кроунинг с удовольствием поговорит
с ним.
     -- Не вешай трубку, -- сказал Фитц. Я стал ждать, держа трубку в
руке. -- Мистер Кроунинг не желает ни с кем говорить по
телефону, -- нахально заявил Моритц.
     Я кивнул Простаку, и тот сунул Моритцу левой под ложечку.
Моритц согнулся пополам, и Простак разогнул его, врезав правой
по челюсти. Моритц опрокинулся назад и спиной по стене съехал
на пол.
     В трубке раздался голос, спрашивающий Кроунинга. Я протянул
Кроунингу трубку, и он вяло поднес ее к уху.
     -- Я не могу организовать никакой поддержки, -- сообщил он
своему собеседнику. -- Да. Думаю, будет лучше, если вы
подпишете договор прямо сейчас. -- Он с отсутствующим видом
положил трубку и спросил: -- Теперь мы можем уйти? Мне сильно
нездоровится.
     -- Пока еще нет, -- ответил я. -- Но теперь это не займет много
времени.
     -- Сказал раввин младенцу, берясь за нож, -- добавил Макс.
     -- Раввин не делает обрезания, -- поправил я Макса. -- Это
делает мохель.
     -- Может быть, вам с партнером не помешает пропустить по
рюмашке? -- предложил я Кроунингу.
     Парнишка-детектив, который между делом сообщил нам, что
его зовут Келли, наполнил два стакана. Один он подал Кроунингу,
и тот осушил его огромным глотком. Со вторым стаканом Келли
подошел ко все еще сидящему на полу у стены Моритцу. Он
поднес стакан к его губам, и Моритц маленькими глотками выпил
всю порцию. Мы внимательно наблюдали за ними. Моритц уснул
первым. Затем Кроунинг начал падать со стула, и я едва успел
подхватить его и опустил на пол.
     Минут через пятнадцать зазвонил телефон. Я взял трубку.
Это опять был Фитц.
     -- Чертов договор подписан! -- радостно проорал он. Я его
поздравил, и он передал трубку Джимми.
     -- Я хочу поблагодарить вас, парни, за то, что вы сделали для
нас, -- сказал Джимми. -- Да ладно, Джим, это ерунда, -- ответил
я. -- Как только у нас в кассе наберется достаточное количество
денег, я верну сумму, которую вы мне давали.
     -- Не беспокойся об этом, Джим, -- ответил я. -- Об этом
позаботятся и без тебя. Вашим секретарем и казначеем будет кто-
нибудь из наших людей.
     -- Да? -- удивился он. Какое-то время до меня доносилось
только его сопение. Затем он тихо произнес: -- Ладно. Я понял, --
и положил трубку. -- Ну все, пошли, -- объявил Макс. Когда мы
подходили к дверям, он спросил: -- Может быть, стоит подбросить
Келли несколько долларов? Я покачал головой: -- Нет. Он сам их
себе подбросит. -- Да? -- удивился Макс. -- Интересно как? Я
развернул Макса и показал на Келли, обчищающего карманы
фирмы Кроунинга и Моритца.




     На Бродвее пробил час окончания дневных спектаклей. И всю
дорогу до ресторана нам пришлось пропихиваться сквозь толпы
вытекающих из театров зрителей. Из ресторана Макс позвонил в
главный офис и получил приказ, в котором нам предписывалось
немедленно отправляться в Чикаго вместе с "оборудованием". Мы
торопливо проглотили еду и поспешили в гараж, где загрузили все
"оборудование", включая ручной пулемет, в отсек под днищем
"кадиллака". В девятнадцать тридцать мы уже находились в пути.
Всю дорогу мы гнали, сменяя друг друга за рулем, и к полудню
следующего дня прибыли на место. Мы больше чем на два часа
обставили другие группы, которые были посланы главным офисом
в Чикаго одновременно с нами.
     Само дело было коротким. Оставив многочисленные кровавые
метки на углах чикагских улиц, мы вернулись в Нью-Йорк уже
через семнадцать часов после прибытия в Чикаго. Мы сразу же
заехали в бани отеля "Пенсильвания" и потом отсыпались там же в
течение пятнадцати часов. В три часа утра я покинул
отправившихся попариться приятелей и, поймав такси, поспешил к
себе домой. Я попытался сообразить, сколько времени меня там не
было. Получалось, что мы расстались с Евой четыре дня назад. Мне
было интересно, поселилась ли она в моем номере. Было бы
прекрасно, если бы она это сделала.
     Я чувствовал себя возвращающимся из деловой поездки мужем
и подумал, что надо будет ей что-нибудь подарить.
По дороге я задремал и погрузился в кошмарный сон. Ужасное
видение ожило перед моими глазами. Призрачные марионетки
танцевали и вопили под монотонное "тра-та-та, тра-та-та, тра-та-
та" пулеметной дроби и по одной исчезали под струями горячего
свинца до тех пор, пока не наступила полная, оглушающая тишина.
Эта тишина была хуже, чем вопли и монотонное "тра-та-та"
пулемета. Она холодом разлилась по моему животу. Я
почувствовал, что болен, смертельно болен.
     Когда мы приехали, я с трудом вылез из машины и нетвердой
походкой направился к стойке, чтобы взять ключи. По дороге меня
перехватил гостиничный детектив Свини. Мы обменялись
приветствиями, и он сказал:
     :- Эта крошка въехала в твой номер. Сейчас она наверху.
     -- Спасибо, Свини, -- ответил я. Взяв ключи, я поднялся наверх и
тихо открыл дверь. В номере было темно. Я ощупью добрался до
ванны, умылся и переоделся в пижаму. Потом осторожно забрался
под одеяло, и мое сердце затрепетало от волнения. Ева была здесь.
Она прижалась ко мне, обвилась вокруг моего тела и прошептала:
     -- Привет, Милашка!
Светлая грусть наполнила мое сердце. Ева начала ласково
перебирать мои волосы. Ее руки дарили мне ощущение
безопасности, я чувствовал себя так, словно вернулся в тихое,
скрытое от всего мира убежище.
     -- Милашка, скажи что-нибудь, -- сонно пробормотала она.
Кроме слов "Ева, я люблю тебя" больше ничего не приходило
мне в голову. Она вздохнула и больше ни о чем меня не
спрашивала.
     Я заставил ее бросить работу танцовщицы, и большую часть
времени мы проводили вместе. Меня изумляло, насколько я к ней
привязался. Я не мог поверить, что могу быть счастлив только с
ней одной, но я был. Я наслаждался, покупая ей одежду и все, что
она желала иметь. Вместе мы ходили по клубам, театрам,
ресторанам, на скачки. Чем больше я смотрел на нее, тем больше
восхищения и уважения она во мне вызывала. Она умела интересно
рассуждать. Она была умна и
     имела представление обо всем на свете. Меня она любила, по
отношению к другим вела себя с той надменностью, которая очень
ее украшала. Я восхищался ее манерой одеваться. В любой ситуации
ее наряды выглядели безупречно. Меня не интересовало ее прошлое.
И она, в свою очередь, никогда не задавала вопросов о моих делах.
Я настоял, чтобы она отказалась от своей возмутительной
привычки носить накладную грудь. Она мне нравилась такой, какой
была. Она объяснила, что единственной причиной, по которой она
это делала, была озабоченность карьерой танцовщицы.
В течение нескольких месяцев после рейда в Чикаго не
происходило ничего существенного. Затем нам сообщили, что
Везунчик и его партнер Вилли стали доставлять профсоюзу
серьезные неприятности. Мы навестили их, когда они отдыхали в
"Райском саду". Они вели себя дерзко и ничего не хотели слушать.
Еще через несколько дней Везунчик впал в неистовство и отправил
в больницу профсоюзного активиста Джимми. К счастью, рана,
нанесенная шилом для льда, оказалась поверхностной. Мы получили
приказ навсегда отлучить от мира Везунчика и его партнера.
Я понял, что должен отправить Еву из города. На это были целых
две причины. Во-первых, я не хотел, чтобы она каким-нибудь
образом оказалась замешана в моих делах, если во время разборок с
Везунчиком возникнут осложнения. Во-вторых, мне не нравилось,
каким образом на меня действует ее присутствие. Только от одной'
мысли о ней я размягчался и терял способность к энергичным
действиям.
     Когда-то она упомянула, что ее родители живут в Северной
Каролине. Поэтому я дал ей две тысячи долларов и отправил ее --
навестить их.
     Тем же вечером мы пошли в "Райский сад", чтобы произвести
разведку. Мы вовсе не ожидали обнаружить там Везунчика или
Вилли. Заведение оказалось закрытым.
     На улицах было слишком много прохожих, поэтому мы
отказались от мысли выломать дверь. Мы зашли в закусочную на
углу и заказали бутерброды и кофе. Во время еды я предложил,
чтобы Косой сгонял за Веселым и привез его сюда вместе с его
отмычками. Макс согла-
     сился. Косой что-то обиженно проворчал себе под нос, проглотил
остаток бутерброда и вышел.
     Спустя полчаса Косой вошел в закусочную вместе с .
улыбающимся от уха до уха Веселым Гонифом. Мы проводили
Веселого до закрытой двери. Он извлек связку отмычек и приступил к
работе. Через некоторое время он прошептал:
     -- Чертова дверь закрыта изнутри. Похоже, там кто-то есть.
Он достал из кармана перочинный нож и начал ковыряться им в
замочной скважине. Изнутри донесся звук упавшего на пол ключа.
Еще через пять минут Веселый распахнул дверь.
Мы зашли внутрь. Там было темно, как в погребе. Я начал шарить
по стене, ища выключатель. Отыскав его, я шепотом сообщил об этом
Максу. Макс скомандовал остальным, чтобы они приготовили
оружие. Я нажал на выключатель.
     Мы впятером стояли в ярко освещенном зале. Пять наших
револьверов глядели в .сторону танцевального помоста. Место
походило на бойню. На полу в луже крови неподвижно лежал
Теодор. Справа от него лежал Горилла Вилли. Его лицо
представляло собой бесформенную кровавую маску. Большой Майк
"сидел в кресле с короткой бейсбольной битой на коленях. Я
вгляделся в его лицо. Мне показалось, что он находится в пьяном
оцепенении.
     Я потряс его за плечо. Он медленно поднял голову и посмотрел
на меня остекленевшими глазами. -- Что произошло, Майк? --
спросил Макс. Майк не ответил. Похоже, он был в состоянии шока.
Макс резко .ударил его ладонью по щеке. Это привело Майка в
чувство. Он выронил биту и начал плакать. Затем, всхлипывая,
произнес:
     -- Зачем мне все эти неприятности! -- Слезы жалости к самому
себе струились по его щекам. Он поднялся с места и обвел нас
мутным взглядом. -- До того как ввели "сухой" закон, я всегда был
честным законопослушным хозяином салуна, -- громко проскулил
он. -- Я ходил в церковь каждую субботу. -- Он в отчаянии
всплеснул руками и громко всхлипнул. -- А теперь вокруг меня
гангстеры и убийства. И он снова сел и залился слезами.
     -- Кончай эту ерунду, -- проворчал Макс. -- Говори, что
случилось. Майк ничего не ответил.
     -- Слушай, Майк, возьми себя в руки, -- сказал я. -- Это что.
Везунчик поработал над Петушком?
     -- Да, мы уже закрывались прошлым вечером, -- пробормотал
Майк. -- Петушок пересчитывал чеки, когда пришли Везунчик и
Вилли. Они потребовали пять тысяч долларов. Петушок
разозлился. Он поцарапал Везунчику лицо и велел ему убираться к
дьяволу. Везунчик впал в бешенство. Наверное, незадолго до того
укололся. Он достал свое шило и все тыкал и тыкал им в бедного
Теодора. Это было просто ужасно! -- Майк потер глаза, как бы
пытаясь отогнать стоящее перед ними видение.
     -- Ладно, Майк, а что случилось с Вилли? -- спросил Макс,
тряхнув Майка за плечо.
     --Не знаю, -- еле слышно ответил он. -- Мне кажется, что я
пошел за битой и потом начал махать ею во все стороны.Он что,
умер? Я нагнулся и осмотрел Вилли.
     -- Нет, его неплохо помяли, но с ним все будет в порядке.
     -- Слава тебе, Господи, -- пробормотал Майк. -- Я сидел и не
знал, что мне делать. -- Он с надеждой посмотрел на нас. -- Что
мне делать? Я хочу покончить с этим бизнесом, я хочу выйти из
него. Я больше не могу переносить всего этого.
Мы с Максом переглянулись. Я кивнул и прошептал: -- Отлично.
Давай заберем заведение у этого идиота. Макс встал перед
Большим Майком. -- Послушай, Майк. Вот что я тебе скажу. Ты
ведь знаешь, что не в наших правилах покупать заведения.
     -- Да, Макс, -- ответил Майк и испуганно посмотрел на нас.
     -- Мы уберем отсюда Петушка. Можешь не беспокоиться. Мы
похороним его по высшему разряду. И мы позаботимся о Вилли. --
Макс ткнул Вилли ногой под ребра. -- И, кроме того, ты получишь
пять тысяч за то, что передашь нам это заведение. Годится?
Большой Майк грустно посмотрел на Макса и проскулил:
     -- Но, Макс, это заведение обошлось нам в пятьдесят тысяч!
     -- Пяти будет вполне достаточно, -- насмешливо ответил Макс.
     -- Ладно, Макс, я согласен, -- почти неслышно пробормотал
Майк.
     Макс достал из кармана пачку денег, отсчитал пять. тысяч и
сунул их Большому Майку. Я составил договор о передаче салуна, и
Майк подписал его.
     -- Спасибо, ребята,-- сказал он. -- Теперь я увольняюсь до тех
пор, пока не отменят "сухой" закон.
     -- Бог не допустит, чтобы "сухой" закон когда-нибудь отменили,
     -- ответил Косой.
     -- И не забудь, Майк, -- предупредил я, -- не вздумай где-
нибудь проболтаться.
     -- Вы ведь знаете, ребята, что я не из болтливых, -- сказал Майк.
     -- Теперь я могу уйти? -- Да, можешь проваливать, -- ответил
Макс. Тем же вечером мы завернули Петушка в ковер, и Косой на
грузовике Клеми перевез его в похоронное бюро. Мы оформили все
бумаги и устроили Теодору похороны по первому разряду. Мы
привели в чувство Вилли и забрали его в отель к Эдди. Там его
лечением занялся доктор.
     -- Чего мы возимся с этим уродом? -- спросил Косой. -- Я
думал, что нам приказали его прикончить.
     -- Он нужен нам в качестве приманки, -- объяснил я. -- Так что
некоторое время придется быть с ним поласковее.
На следующий день "Райский сад" открылся как обычно. Мы
проинформировали штат о том, что купили это заведение, и все
пошло как раньше. Неделю спустя, когда Горилла Вилли был в
состоянии передвигаться, мы пригласили его в "Райский сад". Мы
попытались убедить его, что не имеем никаких претензий к нему
или к Везунчику. Макс объяснил, что мы бизнесмены и никогда не
держим зла за прошлое. Первое время Вилли был настороже и
всячески избегал нас, затем начал время от времени заходить, чтобы
бесплатно закусить и выпить. В конце концов он полностью утратил
осто-рожность и превратился в ежедневного посетителя.
В одну из ночей появился районный участковый. Он с
подозрением осмотрел нас и спросил у Макса, где Майк и Петушок.
Макс ответил ему, что мы по всем правилам приобрели это
заведение. Я показал расписку Большого Майка, но участковому не
понравился ее внешний вид.
     -- Она незаконна, -- сказал он. -- А вот это? -- спросил Макс и
сунул ему пятисотенную купюру. -- Раз в месяц, хорошо?
Участковый ухмыльнулся:
     -- Да, с таким подтверждением от правительства расписка
законна. Спасибо, навещу вас в следующем месяце. ,
Домовладелец оказался еще более пустяковой проблемой.
На протяжении многих недель о Везунчике не было никаких
известий. Мы знали, что Вилли поддерживает с ним контакт, но не
пытались выследить или расспросить его, чтобы не вызвать в нем
подозрений. В один из вечеров Горилла сам подсел к нашему столу.
     -- Макс, ты не держишь зла на Везунчика? -- спросит он.
     -- У меня нет на то причин, -- ответил Макс. -- А в чем дело?
     -- Везунчик навестил меня вчера ночью. Он на мели. -- Он может
прийти сюда. Нам нужен человек для управления этим заведением.
То же самое относится к тебе. У нас намечается небольшая деловая
поездка, которая займет около недели. Нам все равно нужен кто-то,
кто мог бы присмотреть за всем этим. -- Макс улыбнулся. -- Если
тебе нужна работа, то она твоя. Решай сам. Но мы бы предпочли
тебя. Ты знаешь персонал и посетителей, и вообще все об этом
заведении.
     Видимо, у Вилли оставались какие-то сомнения, но он не смог
скрыть радостного блеска глаз. Какое-то время он делал вид, что
размышляет. Но в конце концов принял предложение. Мы
сообщили о его назначении персоналу. В тот же вечер мы
навестили Веселого и сказали, чтобы он и его компаньоны ни днем
ни ночью не спускали глаз с "Райского сада". Мы дали ему
телефон в Джерси, по которому с нами можно было связаться в
случае, если появится Везунчик.
     Целых четыре дня мы самым жалким образом просидели на
другом берегу реки, прежде чем в телефонной трубке раздался
взволнованный голос Веселого:
     -- Он появился! Но вам лучше пока не приезжать. Нам нужно
где-нибудь встретиться, парни.
     Тем же утром мы встретились с Веселым в одном из салунов
Нью-Йорка. Он был взволнован.
     -- Все паршиво, -- сказал он. -- Вам лучше не ввязываться,
ребята. Везунчик появился, но похоже, что он что-то унюхал. Он не
такой тупой, как Вилли, По слухам, он роздал разным людям два
или три письма, которые они должны будут отправить в полицию,
если с ним или с Вилли что-нибудь произойдет. Так что вам, парни,
лучше не трогать его.
     -- Напротив, вот теперь мы и должны что-то делать. И делать
очень быстро, -- сказал я. -- Почему? -- Макс удивленно
посмотрел на меня. -- А ты не подумал, скольким людям Везунчик
досадил за все эти годы?
     -- И? -- спросил Макс. -- И если одному из них придет в голову
свести с ним счеты, то где после этого можем оказаться мы все? --
Да, пожалуй, ты прав, Башка, -- согласился Макс. -- Естественно.
Если хотя бы один из его врагов имеет голову на плечах, он не
будет колебаться. Он разделается с ним и останется в стороне. Эти
письма отвлекут внимание полиции на нас, -- более четко выразил
я свою мысль. Макс нахмурился:
     -- Да-да, ты абсолютно прав. Действительно, паршивая
ситуация.
     -- Ладно, давай расстанемся, Веселый, -- сказал я. --
Продолжай наблюдать за заведением и сообщать нам о
происходящем.
     Веселый уехал от нас сильно встревоженный. После его
ухода Макс обратился ко мне: -- Ну, что будем делать?
     -- Ну, с одной стороны, мы не можем отказаться от исполнения
приказа из офиса. Мы ведь не можем пойти и сказать: "Дайте-его
кому-нибудь другому, потому что мы не можем управиться сами".
Верно?
     -- Нет, конечно, не можем, -- согласился Макс. -- Но мы ведь
не будем говорить, что не можем потому, что не в состоянии. Мы
не можем потому, что нам нельзя этого делать.
     -- Конечно, нельзя! -- подхватил Простак. -- Бог ты мой,
действительно нельзя, -- произнес Косой.
     Я подался вперед и оперся на стол. -- Ребята, это даже не стоит
обсуждать. Мы должны это сделать, и чем быстрее, тем лучше. Мы
уже при-
     кормили их и в любой момент легко можем их найти. Так что
осталось только решить вопрос с этими чертовыми письмами
Везунчика.
     -- Может быть, стоит поискать, у кого эти письма, и
побеседовать с ними? -- предложил Косой.
     -- Нет, это не годится, -- ответил я. -- Нам надо действовать
очень быстро. Но первым делом мы должны обеспечить себе
железное алиби.
     -- Бог ты мой! С учетом того что существуют эти письма, алиби
должно быть по-настоящему железным! -- сказал Простак.




     Несколько часов мы провели в задней комнате салуна, обсуждая
сложившуюся ситуацию. Мы прикончили уже две бутылки виски, и
бармен принес нам третью. Я открыл зарешеченное окно, чтобы
впустить внутрь немного свежего воздуха. Начинался новый день.
По какой-то неясной причине мои мысли сосредоточились на
закрепленной на окне решетке. "Да, вот оно, -- подумал я. ,-- Если
бы мы были за решеткой, это послужило бы прекрасным алиби. Да,
Солли сможет организовать это. В своем городе он управляет
почти всем, в том числе и полицией". Я вернулся к столу и
сообщил остальным свою идею.
     -- Отлично, Башка! -- сказал Макс. Простак и Косой согласно
кивнули. -- Я позвоню Солли прямо сейчас, -- сказал я и, опустив
монету в автомат на стене, набрал номер. Из трубки раздался
сонный голос Солли. -- Это Башка, Солли, -- сказал я, -- извини,
что разбудил.
     -- Все нормально, Башка, -- ответил он. -- Что случилось?
     -- У нас возникло небольшое дельце. Мы хотели бы встретиться
с тобой.
     -- Давайте, -- ответил Солли и положил трубку ,3а чашкой
черного кофе я объяснил Солли, что он должен сделать.
     -- И не забудь глушители и джерсийские номерные знаки на
машину, -- напомнил ему я. Солли кивнул:
     -- Конечно, я позабочусь обо всем. Это займет три четыре часа
Приезжайте в мой городской офис в три часа дня
Я позвонил Веселому и в осторожных выражениях сообщил ему,
что мы собираемся делать и^что должен сделать он. Затем мы
вернулись в Нью-Йорк, чтобы немного вздремнуть.
В три часа мы были в офисе у Солли. Там мы оставили все свое
оружие и деньги. Солли отвез нас к небольшому приземистому
зданию в самом центре города
     -- Так, ребята. Вот вам ключи. Заведение находится на первом
этаже -- Он усмехнулся. -- Теперь вы при деле
Мы поднялись по лестнице на один пролет, и Макс открыл дверь.
Это было достаточно дешевое, но хорошо оснащенное заведение.
Одну стену полностью занимала большая школьная доска. Здесь
были телефоны, оборудование для приема ставок на лошадей,
игральный стол и несколько игровых автоматов. -- А где рулетка?
     -- удивленно спросил Косой. -- Здесь тебе не казино, -- ответил я.
     -- Это просто небольшой игорный притончик..
Минут двадцать мы бродили по комнате и развлекались с
игровыми автоматами. Внезапно раздался чудовищный удар в дверь,
и она распахнулась. В помещение ворвались пятеро здоровенных
парней.
     -- Кто хозяин этого заведения? -- спросил один из здоровяков
Он был совсем неплохим актером.
     -- Мы все хозяева, -- весело улыбнувшись, ответил Макс.
     -- Ладно, ребята. Вы задержаны за содержание игор ного
притона, -- произнес здоровяк и обратился к од ному из своих
парней: -- Ронни, ты останешься здесь, пока не прибудет фургон за
всем этим оборудованием Оно изымается в качестве вещественного
доказательства. А вы, парни, давайте со мной. Вы что, думаете, что
можете завалить .в город и открыть здесь притон? У нас в Джерси
запрещены азартные игры.
     Мы покорно проследовали за ним до полицейского автомобиля
В участке нас обыскали и переписали по именам Дежурный
сержант спросил: -- Хотите внести залог?
     -- Нет, сержант, -- ответил Макс. Сержант с удивлением взглянул
на нас: -- Мне-то это все равно, но придется вас запереть на ночь,
до завтрашнего утра, пока не откроется суд. В этом городе ночью
суд не работает. Макс беззаботно пожал плечами. 'Нас отвели в
подвал и поместили в маленькую камеру. Там было довольно
тесно, но мы постарались устроиться поудобнее и, сменяя друг
друга, по очереди отдыхали на двух койках. Мы курили и болтали в
кромешной темноте. Время от времени Макс зажигал спички и
смотрел на часы. Около половины четвертого утра в коридоре за
дверью прозвучали шаги. Мы прислушались. Шаги замерли около
нашей камеры. Раздался скрежет поворачиваемого в замке ключа.
С той стороны двери кто-то прошептал: -- Вам налево по
коридору.
     Затем раздался звук торопливо удаляющихся шагов Мы немного
подождали, затем осторожно пошли в указанном направлении. В
конце коридора находилась обитая железом дверь со вставленным в
замок ключом Макс повернул ключ. Дверь со скрипом отворилась, и
мы вышли в темный переулок, по которому дошли до боковой
улицы. Солли ждал нас в нашем "кадиллаке"
     -- Глушители и все ваше снаряжение под задним сиденьем. --
Выйдя из машины, он сказал: -- Пока,
     желаю удачи. -- И пошел вниз по улице к ожидающему его
автомобилю.
     Я поднял заднее сиденье. Там лежали наши револьверы с уже
навинченными на них глушителями. Я раздал их остальным, и мы
медленно тронулись в сторону Нью-Йорка.
     Было четыре утра, когда Косой остановил машину за
полквартала от "Райского сада". Какой-то человек приблизился к
"кадиллаку". Я прицелился ему в голову, но это оказался Веселый
Гониф.
     -- Они оба там, и с ними еще какой-то парень, -- прошептал
Веселый. -- Что за парень? -- спросил я. -- Не знаю, никогда не
видел его раньше -- И черт с ним. Он отправится с ними за
компанию, -- холодно произнес Макс
     Я удивленно посмотрел на него. Он отрицательно покачал
головой и ответил мне непроницаемым взглядом.
     -- Придется кончать всех троих, -- решительным тоном произнес
он.
     -- Вот ключ. Они закрылись на замок, -- сказал Веселый.  Макс
взял ключ.
     -- Ладно, Веселый. А теперь проваливай. Веселый торопливо
зашагал вниз по улице. Косой остался за рулем автомобиля. Мы с
пистолетами в руках спустились вниз по ступенькам. Макс беззвучно
открыл дверь. Я медленно и тихо закрыл ее за нашими спинами.
Мы увидели всех троих. Они стояли к нам спинами. Везунчик и
Вилли пересчитывали деньги, лежащие на стойке бара. Незнакомец
наблюдал за ними. Мы на цыпочках приблизились к ним по
застланному ковром полу. Они были слишком увлечены. Мы
оказались прямо за их спинами. Макс встал позади Змееныша, я --
Гориллы Вилли, а Простак -- за спиной у чужака. Наши пистолеты
были в дюйме от их голов, когда они увидели нас в висящем над
баром зеркале. На нас уставились три пары обезумевших от ужаса
глаз. Три наших выстрела слились в один приглушенный хлопок.
Три здоровенные дыры появились в трех затылках. Три пары рук со
стуком упали на стойку бара. -- Еще раз, -- сказал Макс.
Еще три выстрела слились в один приглушенный хлопок. Три
пары рук соскользнули со стойки бара. Три обмякших тела осели на
пол. -- На всякий случай, -- сказал Макс. Еще три выстрела слились
в один приглушенный хлопок. Три мертвых, мертвых, мертвых,
неподвижных тела лежали на полу. Мы поднялись по лестнице,
пряча за пазухи дымящиеся револьверы. -- Обратно в Джерси, --
сказал Макс. Косой включил первую скорость, машина плавно
двинулась вдоль по улице. Косой включил вторую скорость, машина
перешла на .бег. Косой включил третью скорость, машина
стремительно ворвалась в ночь и помчалась прочь от убийства.
Когда паром выбрался на середину реки, мы выбросили наши
пистолеты в темные воды Гудзона. Мы оста-
     вили машину в квартале от полицейского участка. Солли уже
поджидал нас.
     -- Все нормально?    спросил он, садясь в "кадил лак"-
     -- Нормально, -- ответил Макс. Солли уехал. По одному, держась
неосвещенных мест мы прошли по улице и нырнули в темный
переулок.




     Мы осторожно прокрались вниз по ступенькам к оби той железом
двери и затем на ощупь вдоль по коридору до нашей камеры. Дверь
камеры была незаперта. Мы зашли внутрь. Несколько минут спустя
раздался звук шагов. Шаги остановились около нашей камеры, и мы
услышали, как в двери повернулся ключ. Затем звук шагов затих в
глубине коридора. Мы облегченно вздохнули. Я опустился на
кровать. За весь остаток ночи никто из нас не проронил ни слова.
В семь утра дежурный полицейский принес нам по порции
паршивого кофе и пережаренные гренки. В де-вять тридцать мы
были в суде.
     Признаете ли вы себя виновными в содержании игорного
дома? -- пробурчал судья.
     Виновны, ваша честь, -- ответил я. -- По сто долларов штрафа с
каждого или по десять дней тюремного заключения, -- произнес
судья.
     Солли заплатил наши штрафы. Принимавшему их чиновнику я
сказал
     Нам нужны квитанции.
     -- Для подоходного налога? -- с улыбкой спросил чиновник
     -- Да, -- ответил я    И пожалуйста, проставьте на них дату и время
Солли пригнал наш "кадиллак", и мы направились обратно в Нью-
Йорк.
     Макс открыл дверь, ведущую в заднюю комнату заведения
Толстого Мои, и мы сразу же оказались в руках поджидавших нас
четырех "наездников" Они сидели вокруг нашего стола и глушили
наше виски
     -- Что-то мы заждались вас, парни,    сказал один из гостей за
столом
     -- Простите, что заставили ждать, лейтенант. Вы как зашли -- по
дружбе или по делу? -- спросил я, ста-
     раясь выглядеть совершенно безразличным к их при сутствию.
     -- Исключительно по делу, -- ответил лейтенант, внимательно
рассматривая меня.
     Макс бросил быстрый взгляд на бутылку виски, стоящую на столе.
Полицейский лейтенант перехватил его взгляд.
     -- А, это! -- Он покрутил бутылкой. -- Я знаю, что у вас здесь
есть виски. Вы ведь не против того, что мы угостились в ваше
отсутствие?
     -- Нет-нет, продолжайте, лейтенант. Все здесь к ва шим
услугам, -- сказал я.
     Лейтенант насмешливо поблагодарил меня, по новой наполнил
свой стакан и быстро опустошил его.
     -- Отличная вещь. А теперь... -- он замолчал, глядя на нас с
задумчивой улыбкой. -- Как это там на идише, Макс? А, да-да. -- И
он произнес на идише: -- Давайте приступим прямо к делу.
Эта фраза очень странно прозвучала из уст полицейского-
ирландца. Его поведение изменилось. Он отбросил в сторону свои
вежливость и улыбку. Протянув Максу письмо, он мрачно произнес:
     -- Наконец-то я достал вас, уроды. Это принесли с утренней
почтой. Чтобы найти вас, мы обшарили все притоны Ист-Сайда. Мы
знали, что вы в любом случае вернулись бы сюда. Где вы, к черту,
пропадали?
     -- Это что, задержание? -- спокойно спросил я. -- Что это за
письмо читает Макс? -- Вопросы здесь задаю я! --рявкнул
лейтенант. Макс кончил читать и раскурил сигару. Потом подошел
вплотную к лейтенанту и насмешливо посмотрел на него:
     -- Ты знаешь, что ты можешь сделать с этим письмом? Я не
обязан отвечать на твои вопросы, если не пожелаю. Все, что ты
можешь сделать, -- это задер жать нас. И это, максимум, что тебе
удастся. Уверяю тебя, что ничего больше у тебя не выйдет.
Макс нахально посмотрел на лейтенанта и передал мне письмо. Я
прочитал его и сказал:
     -- Лейтенант, я гарантирую, что мы выйдем из ку тузки быстрее,
чем ты доставишь нас туда. Судя по всему,. Везунчика прикончили.
Это грустная новость. Независимо от того, что говорится в письме, он
был нашим другом. Впрочем, как бы это ни случилось, нас
     там не было. Кроме того, у нас есть связи, лейтенант, и ты знаешь,
что они достигают весьма высокого уровня.
     Лейтенант немного изменил свою тактику. Он улыбнулся.
     -- Да, я знаю, что у вас есть связи, но здесь они вам не помогут.
Это вовсе не мелкое правонарушение. Вам нужно чертовски
хорошее алиби, чтобы выбраться сухими из воды..
Макс беспечно улыбнулся и опустился на стул. Потом налил
себе порцию виски и весело произнес:
     -- Что касается меня, я вообще не понимаю, о чем ты
говоришь, лейтенант.
     -- Слушай, Макс, не валяй дурака. Ты хочешь сказать, что не
знаешь о том, что Везунчик, Вилли и еще один парень были убиты
сегодня ночью ,в вашем новом заведении, в "Райском саду"?
     -- Меня ничто не может удивить, лейтенант, --сказал Макс. --
Но откуда мы можем это знать? Со вчерашнего вечера мы
находились в каталажке в Нью-Джерси.
     Макс начал шарить по карманам. С небрежным видом он
выложил на стол пачку денег и продолжил свои поиски.
     -- У меня есть доказательства, -- сказал я. -- Вот они, -- и я
показал лейтенанту квитанцию об уплате штрафа. -- Или можешь
позвонить дежурному сержанту в полицейский участок, --
добавил я с улыбкой. -- А хочешь, свяжись с судьей и проверь у
него.
     Лейтенант попытался прочитать квитанцию одним глазом.
Второй его глаз внимательно наблюдал заначкой
тысячедолларовых банкнотов, которую Макс выложил на стол.
Макс спрятал пачку в карман, оставив на столе одну купюру.
Четверо полицейских уставились на Макса такими же глазами,
какими зрители бурлеска наблюдают за выступлением звезды
стриптиза Розы Ли. Лейтенант расплылся в улыбке, затем издал
довольный смешок -- он знал правила -- и восхищенно тряхнул
головой. Подойдя к столу, он усмехнулся еще раз и спокойно
произнес:
     -- Да, вы обеспечили себе железное алиби. А я-то думал, что
наконец застал вас врасплох. -- Он небрежно подхватил со стола
купюру и засунул в карман. -- Ладно, ребята, -- сказал он,
обращаясь к своим людям, -- я думаю, что мы можем идти. --
Подойдя к дверям, он
     . 359
     обернулся: -- Кстати, имейте в виду. В рапорте я укажу, что мы не
смогли вас найти. Свяжитесь со своим адвокатом, пусть он убедит
районного прокурора закрыть дело против вас, чтобы эти чертовы
циркуляры о вашем розыске были отозваны из полицейских
участков.   Довольно посмеиваясь, он скрылся за дверью.
Мои зашел в комнату с подносом, уставленным стаканами с
двойным виски. Мы молча выпили. Это не принесло мне облегчения.
Мне это вообще ничего не дало. Как правило, после одной или двух
порций виски мое напряжение спадало, и я расслаблялся. На сей раз
этого не произошло. Я взглянул на Макса. Он, похоже, тоже был на
грани нервного срыва. Похоже, он понял, что я испытываю, и
сочувственно улыбнулся мне.
     -- Мне бы хотелось ненадолго проехаться за город, сказал я. --
Совершить небольшую прогулку. -- К Еве? -- спросил Макс. -- Да.
Она в Северной Каролине. -- Я выясню этот вопрос, -- сказал Макс.
     -- Может быть, мы все сможем устроить себе отдых на пару недель.
     -- Отличная мысль, -- сказал Косой. Простак
эхом повторил его слова. Макс кивнул: -- Завтра я
узнаю.
     Нас ожидало разочарование. В главном офисе нам приказали
оставаться в городе по крайней мере пару недель. Слишком много
других групп взяли отпуска в то же самое время. Я позвонил Еве в
Северную Каролину и почти час проболтал с ней по телефону. Она
чувствовала себя одиноко и хотела вернуться назад. Я попросил ее
не делать этого: я заеду за ней, и мы отправимся прямо во Флориду.
Это ее немного развеселило.
     Дни шли непрерывной чередой. Мы не могли вы-браться из
города, несмотря на то что у нас не было никаких особых дел. Две
недели спустя мы вновь открыли "Райский сад" и проводили там
большую часть времени.
     В одну из ночей, около трех часов, я увидел, как в бар торопливо
ворвался Эдди. Он остановился и огляделся вокруг. Я помахал ему
рукой, и он подскочил ко мне, тяжело дыша. У него был очень
встревоженный вид. Это было совершенно не похоже на обычно
флегматичного Эвди.
     -- В чем дело, Эд? -- спросил я. -- У тебя что, пожар в отеле?
     -- Где Макс? -- все еще задыхаясь, спросил Эдди. Вы оба
должны поехать со мной. Машина стоит на улице.
Мы поспешили в другой конец зала к Максу, сидящему за
столом с одной из танцовщиц. Я подал ему знак, и он подошел к
нам. -- Что случилось? -- спросил он. -- Пошли, -- суетливо
произнес Эдди, -- я расскажу вам все по дороге.
Эдди на высокой скорости запетлял по направлению к верхней
части города:
     -- Из-за чего такая паника? -- спросил Макс. -- Вы, парни, должны
припрятать одного покойника. И как можно быстрее, -- ответил Эд.
     -- Боже ты мой, -- сказал Макс. -- И это все? -- Да, -- подхватил
я, -- к чему вся эта спешка и таинственный вид?
     -- Или ты думаешь, что труп очухается и смоется до нашего
приезда? -- спросил Макс.
     -- Да, Эд, с чего бы весь этот переполох? -- поинтересовался я.
     -- Ну, вообще-то я не имею права рассказывать. Это совершенно
секретное дело. Вот почему его поручили именно мне. Если что-
нибудь просочится наружу, пострадает не только муниципалитет, но
и политики на уровне штата. Этот покойник был крупной шишкой.
     -- Да ладно, Эд, -- сказал я. -- Нам все равно, какая это была
шишка.
     -- И представителям подземного мира тоже нет никакой
разницы, -- добавил Макс.
     Мы подъехали к новому жилому дому и поднялись наверх. Дверь
в квартиру была приоткрыта, на пороге стоял человек, охраняющий
вход. Он окинул нас с Максом внимательным взглядом, по которому
можно было угадать полицейского со стажем. Так оно и было. --
Как тут дела, инспектор? -- спросил Эд. -- А у тебя, Эд? -- ответил
инспектор. Мы с Максом переглянулись. Нам вовсе не улыбалась
мысль оказаться замешанными в подобном деле заодно с
полицейским инспектором. Несмотря на то что он был на
содержании, это все равно было слишком рискованно.
аб
     Мы считали аксиомой, что полицейским никогда нельзя верить.
Инспектор провел нас в большую, роскошно обставленную
гостиную. В дальнем углу лежал покойник, накрытый белой
простыней. Эдди повел меня в спальню. Здесь находился человек,
сидящий в кресле. Когда мы вошли, он испуганно уставился на нас.
Я узнал его. Он был знаменитым адвокатом и крупным деятелем
Демократической партии.
     -- Убери к чертовой матери этого проклятого инспектора, --
прошептал я, обращаясь к Эдди.
     -- С ним все в порядке, -- ответил Эдди. -- Он полностью в
курсе.
     -- Мне плевать, насколько в порядке этот ублюдок. Убери его
отсюда, -- настойчиво проговорил я. -- Мы не желаем никакого
участия с его стороны. Эдди растерянно пожал плечами: -- Не знаю,
попробую что-нибудь сделать. Мы вернулись в гостиную.
Инспектор стоял на страже над покрытым простыней телом. Из-под
простыни торчала рука покойника. На безымянном пальце блестело
золотое масонское кольцо. Инспектор перехватил мой взгляд. Он
встал на колени и снял кольцо с пальца. Трясущейся рукой он
засунул кольцо себе в карман и нервно произнес:
     -- Я хочу, чтобы вы убрали это тело немедленно. И я должен
буду отправиться с вами, чтобы проследить". Макс перебил его:
     -- Мы сами назначим время, когда убирать покойника. И ты с
нами не отправишься.
     -- Мы не можем ждать, это слишком опасно. Он должен быть убран
отсюда немедленно.
     Инспектор снял шляпу и смахнул пот со лба. Потом снова надел
и опять снял ее трясущейся рукой. Затем посмотрел на нас белыми
от страха глазами. -- Мы не будем выносить его сейчас, -- ответил
я. -- Жена этого человека, -- инспектор ткнул рукой в направлении
спальни, .-- возвращается из-за города сегодня утром.
Я пожал плечами. Инспектор продолжал настаивать дрожащим
голосом:
     -- Вы должны... Вы должны быстро убрать его отсюда. Вы
просто не представляете, какой взрыв может произойти. Полетят
все, начиная с самого верха.
     Эдди, Макс и я отошли в угол и шепотом обменялись
мнениями.          .
     -- Мы делаем работу по-своему и в удобное для нас время, --
сказал я Эдди.
     -- Убери отсюда этого чертова инспектора, -- добавил Макс.
     -- Я не могу, -- ответил Эдди. -- Я не знаю, как это сделать.
Парень замешан в этом деле, и ему даны указания проследить,
чтобы все было в порядке.
     -- Нет, Эд, -- сказал я. -- Он с нами не пойдет Это совершенно
точно. Он нам не нужен, и все будет отлично сделано без его
участия.
     -- Я ничего не могу поделать, Башка, -- сказал Эд. -- Он
должен присутствовать, и это приказ. Мы с Максом понимающе
переглянулись. --Наплевать, какие у тебя приказы, -- сказал я. --
Этого урода не будет рядом. -- Кто дал тебе задание? -- спросил
Макс. Эдди замялся, а потом ответил: -- Главный офис. -- Кто
именно? -- спросил я. -- Я не имею права сказать вам это. -- Кто
бы он ни был, он наверняка знает, что мы делаем работу по-своему,
     -- сказал я.
     -- Да, и ты можешь передать это ему, -- сказал Макс. Эд пожал
плечами.
     -- Скажи инспектору, пусть проваливает, -- сказал Макс.
     -- Ладно, ладно, -- проворчал Эдди. Он подошел к инспектору. По
разговору было видно, что инспектор настаивает на своем.
Отрицательно по качав головой, инспектор подошел к нам.
     -- Я извиняюсь, ребята, -- сказал он, --но я не могу уйти. Я
должен проследить, чтобы никто не видел его лица.
     -- Нам совершенно наплевать, кто он такой, -- от ветил я. --
Нам наплевать, даже если это президент Соединенных Штатов. Для
нас это просто покойник, так что не беспокойся. Мы не будем
смотреть на парня. И никто не будет.
     -- Я должен проследить, -- настаивал он. -- Ладно, тогда мы не
будем этим заниматься, -- ответил я.
     Мы считали аксиомой, что полицейским никогда нельзя верить.
Инспектор провел нас в большую, роскошно обставленную
гостиную. В дальнем углу лежал покойник, накрытый белой
простыней. Эдди повел меня в спальню. Здесь находился человек,
сидящий в кресле. Когда мы вошли, он испуганно уставился на нас.
Я узнал его. Он был знаменитым адвокатом и крупным деятелем
Демократической партии.
     -- Убери к чертовой матери этого проклятого инспектора, --
прошептал я, обращаясь к Эдди.
     -- С ним все в порядке, -- ответил Эдди. -- Он полностью в
курсе.
     -- Мне плевать, насколько в порядке этот ублюдок. Убери его
отсюда, -- настойчиво проговорил я. -- Мы не желаем никакого
участия с его стороны. Эдди растерянно пожал плечами: -- Не знаю,
попробую что-нибудь сделать. Мы вернулись в гостиную.
Инспектор стоял на страже над покрытым простыней телом. Из-под
простыни торчала рука покойника. На безымянном пальце блестело
золотое масонское кольцо. Инспектор перехватил мой взгляд. Он
встал на колени и снял кольцо с пальца. Трясущейся рукой он
засунул кольцо себе в карман и нервно произнес:
     -- Я хочу, чтобы вы убрали это тело немедленно. И я должен
буду отправиться с вами, чтобы проследить". Макс перебил его:
     -- Мы сами назначим время, когда убирать покойника. И ты с
нами не отправишься.
     -- Мы не можем ждать, это слишком опасно. Он должен быть убран
отсюда немедленно.
     Инспектор снял шляпу и смахнул пот со лба. Потом снова надел
и опять снял ее трясущейся рукой. Затем посмотрел на нас белыми
от страха глазами. -- Мы не будем выносить его сейчас, -- ответил
я. -- Жена этого человека, -- инспектор ткнул рукой в направлении
спальни, .-- возвращается из-за города сегодня утром.
Я пожал плечами. Инспектор продолжал настаивать дрожащим
голосом:
     -- Вы должны... Вы должны быстро убрать его отсюда. Вы
просто не представляете, какой взрыв может произойти. Полетят
все, начиная с самого верха.
     Эдди, Макс и я отошли в угол и шепотом обменялись
мнениями.          .
     -- Мы делаем работу по-своему и в удобное для нас время, --
сказал я Эдди.
     -- Убери отсюда этого чертова инспектора, -- добавил Макс.
     -- Я не могу, -- ответил Эдди. -- Я не знаю, как это сделать.
Парень замешан в этом деле, и ему даны указания проследить,
чтобы все было в порядке.
     -- Нет, Эд, -- сказал я. -- Он с нами не пойдет Это совершенно
точно. Он нам не нужен, и все будет отлично сделано без его
участия.
     -- Я ничего не могу поделать, Башка, -- сказал Эд. -- Он
должен присутствовать, и это приказ. Мы с Максом понимающе
переглянулись. --Наплевать, какие у тебя приказы, -- сказал я. --
Этого урода не будет рядом. -- Кто дал тебе задание? -- спросил
Макс. Эдди замялся, а потом ответил: -- Главный офис. -- Кто
именно? -- спросил я. -- Я не имею права сказать вам это. -- Кто
бы он ни был, он наверняка знает, что мы делаем работу по-своему,
     -- сказал я.
     -- Да, и ты можешь передать это ему, -- сказал Макс. Эд пожал
плечами.
     -- Скажи инспектору, пусть проваливает, -- сказал Макс.
     -- Ладно, ладно, -- проворчал Эдди. Он подошел к инспектору. По
разговору было видно, что инспектор настаивает на своем.
Отрицательно по качав головой, инспектор подошел к нам.
     -- Я извиняюсь, ребята, -- сказал он, --но я не могу уйти. Я
должен проследить, чтобы никто не видел его лица.
     -- Нам совершенно наплевать, кто он такой, -- от ветил я. --
Нам наплевать, даже если это президент Соединенных Штатов. Для
нас это просто покойник, так что не беспокойся. Мы не будем
смотреть на парня. И никто не будет.
     -- Я должен проследить, -- настаивал он. -- Ладно, тогда мы не
будем этим заниматься, -- ответил я.
     К разговору подключился Эдди:
     -- Не беспокойтесь, инспектор. Они сделают все, как надо.
Инспектор смерил нас долгим взглядом, зло чертыхнулся и
вышел из квартиры. Мы с Максом подошли к покойнику, я снял с
него простыню. Даже в таком состоянии он имел весьма
презентабельный вид. Он был среднего возраста, и его лицо
показалось мне знакомым.
     -- Я ведь где-то видел этого парня, -- сказал я и пригляделся
повнимательней. -- Да, точно, я часто встречал его на Бродвее. Он
любил девушек. Он отъявленный бабник. -- Я повернулся к Эдди:
     -- Этот парень вроде бы судья, да? Эдди кивнул:
     -- Да, он 'был судьей Верховного суда. Я взглянул, куда попала
пуля. Пулевое отверстие было в животе. Кровь все еще стекала на
пол тонкой струйкой.
     -- Посмотри, нет ли здесь где-нибудь изоляционной ленты, --
сказал я Эдди, -- и найди мне какую-нибудь тряпку.
Через некоторое время Эдди вернулся с мотком изо-ленты и
полотенцем. Я оторвал кусок от полотенца, заткнул рану и закрепил
изолентой. Эдди шепотом спросил:
     -- Можете вы его убрать прямо сейчас? -- Нет, не в такое время, --
ответил я. -- Жена этого парня, -- Эдди махнул рукой в сторону
спальни, -- должна вернуться из-за города сегодня утром.
     -- Узнай, в какое время она прибывает. Мы постараемся убрать
труп до ее появления. Эдди скрылся в спальне. Вернувшись, он
сказал: -- Парень говорит, что вы должны убрать его прямо сейчас.
Его жена возвращается ранним утром.
     -- Да пошел он к черту! -- сказал я. -- Как это будет выглядеть,
если чистильщики ковров начнут выносить ковер из дому в четыре
часа утра?
     -- Да, -- согласился Эдди, -- это будет выглядеть
подозрительно. Но все равно надо избавиться от него как можно
скорее.
     -- Перестань дергаться, Эд, -- сказал Макс. -- Мы уберем его. Ну
ладно, -- продолжил 6н, -- поскольку
     раньше восьми утра ничего сделать нельзя, то мы, пожалуй, на
время исчезнем.
     Эдди остался в квартире вместе с адвокатом, мы с Максом
ушли.




     Мы отправились прямо на Томпсон-стрит. Пит был в своей
мастерской и занимался новым делом. Ему пришло в голову
попробовать печатать почтовые марки. Большое количество
стандартных блоков лежало на столе.
     -- Прямо из-под пресса! -- довольно хихикнул Пит. -- Ну, как
они выглядят? Я взял один блок.
     -- А вот настоящие, --сказал Пит, протягивая мне другой блок,
который достал из стола. -- Видишь какую-нибудь разницу?
Я сравнил марки между собой. На мой взгляд, они ничем не
отличались.
     -- Я нанял несколько отличных граверов, -- довольно сообщил
Пит. -- Раньше они работали на итальянском монетном дворе.
Он провел нас в небольшую кладовую. Все стены ее были
увешаны полками с небольшими ящичками. Он с гордостью
продемонстрировал нам свою коллекцию. Ящички вдоль одной
стены содержали изготовленные им этикетки на любые спиртные
напитки местного или иностранного производства. В других
ящичках были гербовые марки США и поддельные мексиканские и
американские купюры.
     -- Когда-нибудь, -- мечтательно проговорил Пит, -- я сделаю
такую купюру, которую даже эксперты не смогут отличить от
настоящей. -- А такое когда-нибудь случалось? -- спросил я. --
Нет, но когда-нибудь произойдет. Об этом мечтает каждый, кто
занимается нашим бизнесом: напечатать идеальную купюру.
Из одного ящичка Пит достал сертификаты о смерти и
похоронах и вернулся к столу. -- Мужчина или женщина? --
спросил он. -- Мужчина, -- ответил Макс. Пит заполнил и
проштамповал справки. Мы сказали "Привет!" и ушли.
От Пита мы поехали в "Райский сад". В заведении были только
Простак и Косой в компании с танцующей
     командой из двойняшек. Похоже, мы прервали что-то важное. Мы
закрыли заведение, а двойняшкам пришлось взять такси.
Заехав в бани Лутки, мы несколько часов поспали, затем
ненадолго заскочили к массажисту и взбодрились, по-быстрому
окунувшись в холодный бассейн. В семь тридцать мы прибыли в
похоронное бюро. Косой и Простак отправились за грузовиком к
чистильщику ковров Клеми, а мы с Максом, взяв большой кусок
мешковины, толстую иглу и моток прочных суровых ниток,
поехали прямо на место.
     Эдди встретил нас в дверях квартиры. Он выглядел очень
усталым.
     -- Этот урод действует мне на нервы больше, чем покойник, --
сообщил он нам.
     Мы взглянули на адвоката. Он был растрепан и имел
совершенно затравленный вид. Когда мы стали заворачивать
покойника в ковер, он тоскливо, точно пьяный, пробормотал:
     -- Этот китайский ковер стоит пять тысяч долларов. Не обращая на
него никакого внимания, мы обмотали ковер мешковиной, и я
надежно зашил ее по краям. Потом минут двадцать мы сидели,
курили и ждали Косого и Простака.
     Они вошли, уже одетые в форму чистильщиков ковров.
Грузовой лифт оказался недостаточно высоким, и лифтеру
пришлось поднимать проволочную крышу кабины, чтобы ковер
поместился.
     На улице мы с Максом отошли в сторонку и наблюдали, как
Косой и Простак борются с громоздким свертком, пытаясь
запихнуть его в грузовик. В конце концов им это удалось, и они уже
собрались отъезжать, когда к ним подошел полицейский.
Мы с Максом торопливо приблизились, чтобы узнать, чего он
хочет. Полицейский спорил с Косым и говорил ему, что груз
выступает за задний борт автомобиля и по правилам к концу груза
необходимо прикрепить красный флажок. Я отправил Косого
обратно в квартиру, чтобы он нашел там кусок красной материи,
даже если его придется оторвать от пальто или платья.
Он вернулся с большим куском красного шелка, судя по всему,
оторванного от платья, и привязал его к выступающему концу.
Больше никаких проблем не возникло.
     В похоронном бюро был только Розенберг Он готовился к
похоронам, которые должны были состояться где-то в середине
дня. Макс сказал Розенбергу, что он может пока свалить. Мне не
понравилась интонация, с которой Розенберг ответил- "Хорошо,
раз уж вы так хотите", и решил, что потом надо будет обсудить с
Максом, многое ли этот Розенберг успел разнюхать.
Косой привел из гаража катафалк, а мы с Простаком,
подогнавшим грузовик к задней двери, вытащили сверток,
распаковали его и положили покойника в сосновый гроб.
Полчаса спустя Простак уже увозил на катафалке тело в
последний путь. Вслед за катафалком Косой на "кадиллаке" вез
нескольких стариков -- наемных плакальщиков, одолженных нами
в соседней синагоге.
     Мы с Максом остались дожидаться возвращения Ро-зенберга.
     -- Так, значит, покойник был судьей Верховного суда, --
проговорил Макс. -- Во всяком случае, так считает Эдди. Не знаю.
На мой взгляд, он не похож на судью из федерального Верховного
суда.
     -- Ну, может быть, он и не федеральный. Он, пожалуй,
действительно слишком молод. Скорее всего, он из Верховного
суда штата.
     -- Кто это сделал, как ты думаешь? Этот адвокат? -- Похоже на то,
     -- ответил я. --. Возможно, они оба участвовали в каком-нибудь
крупном грязном деле
     -- Судья какого-то Верховного суда, --^ ехидно произнес Макс.
     -- Но мы-то знаем, что любой юрист, имеющий двадцать пять
тысяч, чтобы заплатить демократам, может попасть на это место.
     -- Да, и, попав туда, они стараются как можно быстрее вернуть
свои деньги.
     -- Как, кстати, его звали? -- спросил Макс. Я пожал плечами.
Некоторое время мы молча курили Я задумался. Это что, дело рук
адвоката? Но зачем он сделал это? Может быть, из-за своей жены
или какой-нибудь девки, из-за которой они поссорились? Да, оба
они были известны на Бродвее как отъявленные бабники. А может
быть, судья просто продал кому-нибудь адвоката? Интересно,
каким образом в этом деле оказался замешан офис? Навряд ли
случившееся станет когда-нибудь состоянием гласности. Говорят,
что все убийства раскрываются. Какая чушь! Большинство из
     них так и остаются нераскрытыми. Полицейские слишком тупы, по
крайней мере честные полицейские. А те, что куплены, знают об
очень многих нераскрытых убийствах хотя бы потому, что в той или
иной степени причастны к большинству из них.
Вернулся Розенберг. Я сразу решил проверить, что ему
известно.
     -- Простак уехал на катафалке, -- сказал я. --Да? Ну ладно, --
ответил он. -- Когда он вернется назад? У меня на два часа
назначены похороны.
     -- Он будет вовремя,-- -- ответил я и, стараясь, чтобы это
прозвучало беззаботно, спросил: -- Как ты думаешь, что перевозит
Простак в Катафалке?
     -- Это совершенно не мое дело. Это ваш катафалк, -- ответил он.
     -- Да, но что об этом думаешь ты? -- Алкоголь. Я думаю, вы
перевозите алкоголь, -- ответил Розенберг. -- Да, но не вздумай
болтать. -- Да, конечно, -- ответил он.




     В один из дней Макс притащил полный карман механических
зажигалок. Это была интересная новинка, выпускаемая Ронсоном.
Они только-только появились на рынке. Я уже видел их, но еще не
успел обзавестись своей. Макс отдал мне одну. Она возбуждала мое
любопытство. Я стоял в углу бара, курил и играл с зажигалкой. Мне
нравилось наблюдать за тем, как искры сыплются на фитиль и
зажигают его. Подняв голову, я уловил взгляд больших искрящихся
глаз, устремленный на меня поверх бокала с коктейлем. Женщина
оглядела меня с ног до головы. Это вызвало у меня такое чувство,
как будто бы меня обдало вихрем горячих искр. Я вновь щелкнул
зажигалкой. Ее огонь снова привлек ко мне взгляд этих прекрасных
глаз. Опять взгляд заскользил по мне, пока его обладательница
потягивала коктейль. Это было уже слишком. Я почувствовал, что
меня бросило в жар. Я послал ей улыбку, и она улыбнулась в ответ.
Она была худощавая, симпатичная и сильно загорелая. Я подошел к
ней и сказал:
     -- Простите, мисс, но ваши глаза действуют на меня так же, как
и эти искры. -- В подкрепление своих слов я щелкнул зажигалкой.
     -- Обжигают? -- улыбнулась она, показывая ослепительно белые
ровные зубы. -- Нет, пробуждают во мне огонь, -- ответил-я. -- О,
как интересно! -- рассмеялась она. Ее хрипловатый голос был
печальным и вместе с тем мелодичным и глубоким. Даже когда она
смеялась, в смехе слышалась какая-то скрытая грусть.
     -- Вы поете? -- спросил я. -- Вы, наверное, исполняете блюзы?
     -- Да. -- Она показала свои прекрасные зубы. -- Поэтому я сюда
и пришла. Я ищу работу.
     -- Вы уже встречались с хозяином этого заведения? -- спросил я.
     --.Я вижу его перед собой, -- со смехом ответила она. -- Мне на
вас показали. -- Я очень разочарован, -- сказал я. -- Почему?
     -- Я думал, что вы... Но теперь я вижу, что у вас корыстный
интерес. Она рассмеялась:
     -- А какой интерес заставил вас подойти ко мне? Впрочем, не
говорите, я это знаю и так.
     Мы оба рассмеялись. Оркестр заиграл тягучее танго. Огни над
танцевальной площадкой погасли. Вращающаяся сфера под
потолком кружилась и кружилась, гипнотизируя своим движением.
Воздух затрепетал, наполненный чувственной мелодией.
     -- Может быть, мы продолжим разговор во время танца? --
предложил я. -- С удовольствием.
     Я проводил ее на площадку. Она скользнула в мои объятия и
обхватила левой рукой мое плечо. Ее взгляд притягивал меня. Под
тонким шелковым платьем на ней ничего не было. Ее тело было
горячим и податливым. Мы не говорили, мы не могли. Этот момент
был слишком волнующим для разговора. Она положила голову мне на
грудь и опустила глаза, признавая свою капитуляцию. Потом с силой
сжала мою руку и тесно прижалась ко мне гибким, обжигающе-
горячим телом. Держа ее в объятиях, я мог чувствовать каждый изгиб,
каждое движение. Я мог чувствовать все. Она прерывисто дышала,
     приоткрыв рот. Ее руки, обнимающие меня, напряглись. Она все
теснее и теснее прижималась ко мне, по мере того как мы медленно
кружились под нарующую мелодию.
     Она приблизила ко мне свои губы, глаза ее были закрыты. Когда я
поцеловал ее, она хрипло простонала:
     -- О-о-о! -- Тело ее затрепетало. -- О-о-о! -- снова простонала
она. -- Сдави меня, сделай мне больно! Я сдавил ее, она затрепетала с
новой силой. -- Пожалуйста, пожалуйста, -- зашептала она. -- Вонзи
свои пальцы мне в спину!
     Ее колотило, как в лихорадке. Я вдавил в ее спину ногти, чуть-
чуть, самую малость. Она судорожно вздохнула:
     -- Пожалуйста, пожалуйста, сильнее! Она смотрела на меня
сияющими, полными страсти глазами. Я ничего не мог поделать с
собой. Ее безумная страсть передавалась мНе. Я сильнее вдавил ногти
в ее тело. Она затряслась, застонала и начала извиваться. Потом
судорожно сжала меня в коротком импульсивном объятии, и я
прильнул к ее трепещущим губам. Мы прижались друг к другу так,
что превратились почти в одно целое. Я потерялся во времени и в
пространстве. Я ничего не помнил. Это было потрясающе, но
кончилось слишком быстро. Я не помню, как вел ее обратно. Помню
только, что я помог ей сесть на стул за одним из дальних столиков.
. За столом сидел какой-то мужчина. Мне показалось, что я где-то
встречал его раньше. Когда мы подошли, он с улыбкой поклонился
мне и показал рукой на стул. Женщина села между нами. В петлице у
мужчины был белый цветок. Я внимательно посмотрел на него,
пытаясь вспомнить, где мы встречались, но в тот момент не смог
этого сделать. С озорным блеском в глазах женщина сказала,
обращаясь ко мне: -- Дорогой, это мой муж, Джон. Я сидел, переводя
взгляд с нее на него. Они улыбались.
     -- Я наблюдал за вами на танцевальной площадке, -- сказал он.
     -- Вы неплохо провели время, верно? -- И он рассмеялся.
По тому, как это было сказано, я понял, что он все знает. Мы
втроем засмеялись. Но я оборвал смех на середине. Я-то над чем
смеюсь? Этот рогоносец -- ее
     ^70
     муж. Я вновь посмотрел на него. Он был среднего возраста, сильно
загорелый, хорошо одет и недурно выглядел. Я не мог понять его
дружелюбного отношения ко мне в подобных обстоятельствах. --
А ты не против? -- спросил я. -- Конечно, нет! А почему я должен
возражать? -- улыбнулся он.
     Его зубы казались ослепительно белыми, такими же, как и у нее.
Я подумал, что это от того, что их лица очень загорелые. Это
создавало контраст. -- Что, во Флориде прекрасная погода? --
спросил я. -- Да, превосходная, -- ответила она. -- Да, там можно
замечательно покататься на яхте и порыбачить, -- ответил он.
Я вновь испытал странное чувство. Мне показалось, что я где-то
уже встречал их обоих. Она наклонилась к мужу и что-то
прошептала ему на ухо. Они посмотрели на меня и засмеялись.
     -- Похоже, я являюсь предметом обсуждения, -- произнес я.
     -- Моя жена Бетти вспомнила особенно интересную часть
вашего танца, -- со смехом ответил мужчина.
     -- А мне показалось, что твоя жена Бетти совсем не танцевала, а
занималась чем-то другим, -- резко ответил я. -- И что это за особо
интересная, часть?
     Они прыснули со смеху. "Весьма странные типы", -- подумал я и
вслух спросил: -- Джон, мы раньше с тобой не встречались? --
Встречались, -- улыбнулся он.--И с моей женой ты тоже
встречался. Угадаешь где? -- Сдаюсь. Скажи сам, -- ответил я
этому уроду. -- Ладно, хорошо, -- сказал он. -- Я Джон, дорогой
друг твоего приятеля Макса. Я с удивлением посмотрел на него. --
Из страховой компании, -- добавил он. _ Черт возьми! --
воскликнул я и пристально вгляделся в него.
     Да, это действительно был Джон, наводчик из страховой
компании, с которым мы имели дело много лет тому назад. Вместо
того чтобы постареть, он, похоже. даже помолодел. И его жена
тоже. Теперь ее я вспомнил. Это та самая мазохистка. Тогда она
выглядела совсем заморенной. Я повнимательней пригляделся к ее
лицу. Ага, накладные ресницы и, похоже, пластическая
     операция носа. Плюс, по всей видимости, много времени в салонах
красоты, и еще румяна и толстый слой помады. Да, и она перестала
носить очки. И тем не менее она выглядела совсем неплохо. Честно
говоря, она выглядела очень даже лакомым кусочком.
     -- Вы оба сильно изменились, -- сказал я. -- Вы выглядите
замечательно, просто замечательно. В чем ваш секрет?
     -- Отдых. Полный отдых, -- ответил Джон, -- и изобилие
солнечного света. Флорида, как ты правильно угадал.
     -- Ушел в отставку? -- спросил я. -- Что-то вроде этого, -- ответил
он. -- Должно быть, заработал состояние на рынке ценных бумаг? --
высказал предположение я.
     -- Нет, -- ответила она. -- Один из друзей Джона ушел в лучщий
мир, а перед этим застраховался в мою пользу.
     -- Ты очаровываешь людей настолько, что они бросаются со
скалы или выкидывают что-нибудь подобное? -- рассмеялся я. -- А
я-то думал, что ты исполнительница блюзов, ищущая работу.
Она рассмеялась вместе со мной, но Джону мое замечание,
похоже, не понравилось. Он бросил на меня холодный взгляд. Ну и
урод. Я вспомнил, как когда-то хотел перерезать ему горло.
     -- Джон, дружище, -- поддразнил я этого урода, -- а ты не
против, что твоя жена знакомится с другими мужчинами?
Мне было интересно, как работают мозги этого рогоносца.
     -- А почему я должен возражать, если ей это нравится? Я люблю
ее, -- спокойно ответил он.
     -- Конечно, Джон не возражает. -- Она с улыбкой посмотрела на
мужа. -- Правда ведь, дорогой?
     -- Конечно, дорогая. -- Он похлопал ее по руке. -- Развлекайся
как тебе угодно.
     -- Видишь, дорогой? -- сказала она мне. -- Кроме того, я все ему
потом рассказываю. Ему нравится слушать об этом во всех
подробностях.
     Она поцеловала его. Я вспомнил, как я целовал ее во время танца,
и меня едва не вывернуло. Я продолжил свои изыскания.
     --А ты не возражаешь, когда твоя жена занимается
сексом с другими мужчинами, а, Джон?
     -- Вовсе нет, -- с гордостью ответил этот полоумный. -- Я вовсе
не смотрю на это, как провинциал. -- И он с видом превосходства
улыбнулся мне. -- Ты ду маешь, что любовь -- это секс? Секс не
имеет ничего общего с любовью. Я получаю удовольствие от всего,
что делает и от чего получает удовольствие Бетти- Ты можешь
понять такое?
     -- Да, это что-то новенькое! -- со смехом ответил я-- Боюсь, что
ты просто не можешь понять сути по-настоящему глубокого
чувства. Но я попробую объяснить тебе, что значит для меня любить
мою жену. К примеру, она требует норковую шубу. Я покупаю ее
для Бетти, потому что она ее очень хочет и ей доставляет
удовольствие ходить в такой шубе. Сам я ее не ношу. Но мне
доставляет удовольствие, что эта шуба доставляет удовольствие ей,
потому что я люблю ее, очень сильно люблю. Понятно? -- Он
посмотрел на меня с дурацкой улыбкой и продолжил: -- Совсем не
важно, от чего она получает удовольствие. Если она получает
удовольствие, то я тоже получаю удовольствие оттого, что она
получает удовольствие. Ты еще не запутался?
     Я пожал плечами. Я маленько ошалел, пытаясь следовать за
логикой этого парня. Бетти потрепала меня по руке.
     -- Я испытываю то же самое по отношению к Джону Так же, как
он описал, -- произнесла она.
     -- Ну вот, -- продолжил Джон. -- Если ей нравится иметь
отношения с каким-нибудь славным, достойным человеком вроде
тебя, я не возражаю, чтобы она этим занималась, поскольку ей
этого хочется. Если это доставляет ей удовольствие, я тоже
получаю удовольствие. В некотором роде это то же самое, как
получать удовольствие оттого, что ей нравится норковая шуба.
     -- Но мужчины -- это не норковая шуба, -- растерянно возразил я.
     -- Впрочем, иногда женщина судит о мужчине по его способности
одеть ее в шубу Бетти презрительно усмехнулась:
     -- И таких женщин большинство. Их мужья олицетворяются
для них только с норковыми шубами. Эти женщины -- просто
пустышки. У них нет ни чувства собственного достоинства, ни
понятия, что такое настоящая любовь.
     Я уставился на нее. Она действительно имела в виду то, что
сказала. Она была совершенно серьезна. Я рассмеялся.
     -- Ладно, я думаю, что у каждого свое определение чувства
собственного достоинства. Думаю, что мои представления о
достоинстве покажутся возмутительными для большинства людей.
     -- Ох, мой сладенький, давай перестанем обсуждать то, что
ничего не значит, -- произнесла Бетти, передвинула свой стул ближе
к моему и погладила меня по ляжке. -- Почему бы тебе сегодня
вечером не прийти к нам в номер? Не пожалеешь.
Ее откровенно похабная улыбка обещала все, что вообще только
можно было вообразить. -- А как насчет друга-мужа Джона? --
спросил я. -- О, его не будет дома. Правда ведь, дорогой? -- Да,
дорогая, у меня свидание.
     -- С этой прелестной блондиночкой, да, дорогой? -- поддразнила
Бетти.
     -- Да, с той милой маленькой девчушкой, -- ответил Джон.
Макс подошел к нашему столику и с удивлением посмотрел на
меня. Я махнул ему рукой и спросил: -- Помнишь этих людей,
Макс? Джон вскочил со стула с протянутой рукой. -- Как дела,
Макс? -- воскликнул он. Недоумевающе глядя на него, Макс пожал
протянутую руку.
     -- Ты не помнишь нас с Бетти? -- спросил Джон. Улыбка узнавания
появилась на лице Макса. --А, да,-- сказал он. -- Как поживаешь,
Джон? А ты, Бетти?
     Бетти вскочила со стула и смачно поцеловала Макса в губы.
     -- Дорогуша! -- воскликнула она. -- Я сразу не узнал вас, -- сказал
Макс. -- Вы просто превосходно выглядите. Что вы здесь делаете?
     -- О, мы провели кое-какое расследование, и нам сказали, что мы
можем найти тебя в этом заведении.
     -- Прекрасно, -- ответил Макс, -- я рад, что вам это удалось.
Джон предложил Максу свой стул. Бетти отодвинулась от меня и
почти залезла к Максу на колени. Она
     сидела, одной рукой обнимая его за шею и поглаживая другой по
бедру.
     -- М-м-м, какой красивый здоровяк! -- произнесла она, целуя
Макса в щеку. -- Я люблю тебя. Я гоготнул и спросил:
     -- И как много здоровяков ты можешь полюбить за один вечер,
Бетти?
     Макс бросил на меня недовольный взгляд. Я удивился и пожал
плечами: дескать, мне, в общем-то, наплевать. Макс обратился к
Джону:
     -- Столько лет не встречались. Как у тебя дела? Джон рассказал
ему про своего друга, который оставил Бетти наследство, об их
путешествии по Европе и отдыхе во Флориде.
     -- Мы потратили почти все деньги, -- грустно улыбнулся он.--
Ноя снова возвращаюсь на работу и... -- Он подался к Максу и
прошептал: -- У меня есть кое-что по-настоящему большое,
огромное. Все уже подготовлено.
     Я попытался перехватить взгляд Макса, но не смог. Бетти
полностью завладела его вниманием. Она что-то шептала ему,
время от времени засовывая язык прямо в его ухо.
     -- Мы потратили на поиски вас несколько недель, -- добавил
Джон.
     -- Мы слишком заняты другими делами, -- ответил я.--А в
данный момент у нас запланирован небольшой отпуск во Флориде.
Примерно на месячишко. -- -- Вначале дело, удовольствия потом.
Башка! -- рявкнул Макс.
     Я был удивлен его тоном. Похоже, так на него действовала эта
стерва Бетти. Джон начал шепотом сообщать детали возможного
дела. Дважды в неделю двести тысяч долларов зарплаты, которые
их фирма страхует и знает все об их перемещении. Я подумал о Еве
и о том, что это помешает нам провести отпуск вместе. Это дело
выглядело вполне стоящим. Сумма была весьма крупной, но на кой
черт она нужна нам? Деньги ради денег давно уже не значили для
нас почти ничего Меня раздражало даже то, что Макс просто
выслушивает предложение Джона. Эти двое, эта парочка, имели
явные заскоки. Нельзя было надеяться на то, что они не заложат
нас либо добровольно, либо под давлением. Они были парочкой со
странностями во всех смыслах этого слова. Да,
     когда-то давно мы провернули дело с помощью двух этих иуд, но
сейчас... Да пошли они к черту!
     Макс внимательно слушал Джона и одобрительно кивал. Какого
черта! Где его здравомыслие? Я вышел из себя и злобно выпалил:
     --.Слушай, Джон, кончай это обсуждать! Нам неинтересно. Мы
не будем заниматься этим делом, мы слишком заняты. Кроме того,
мы уезжаем в отпуск. Лицо Макса побагровело.
     -- С каких это пор ты принимаешь окончательное решение?
Какого черта ты выступаешь? -- Он перегнулся через Бетти и
вызывающе поглядел на меня. Я ошалел, не ожидая такой реакции с
его стороны. -- Ты что-то стал слишком задаваться, Башка. То, что
время от времени тебе в голову приходят какие-то хорошие мысли и
я иногда их выслушиваю, вовсе не означает, что твои слова имеют
решающее значение.
     Бетти ласково погладила Макса по бедру. Ее смех окончательно
достал меня. Прямо мне в лицо! Вот стерва! Я поднялся, навис над
столом с еще более вызывающим видом, нежели Макс, и злобно
проворчал:
     -- Ладно, ты -- босс. Ты займешься этим делом, но без меня.
Один, с двумя такими же идиотами, -- я имел в виду Простака и
Косого, -- но без меня.
     Мы уставились друг на друга, как два боевых петуха. Джон
попытался охладить наш пыл.
     -- Это большое дело. Денег хватит на всех, -- сказал он.
Я нагнулся и прошипел ему прямо в лицо: -- Слушай, ты, жалкий,
паршивый, долбаный ублюдок! Когда-то давно я уже чуть было не
перерезал тебе глотку. Еще одно слово из твоего поганого рта, и я
сделаю это! Тебе и твоей дешевке-жене. Вам обоим.
У меня хватило ума понять, что в следующую минуту я взбешусь
и полностью потеряю способность контро-.. пировать свои действия.
Я резко развернулся и почти бегом выскочил из заведения.




     Той же ночью я набил вещами два чемодана и в последний
момент успел сесть в самолет, улетающий в Майами. Оттуда я
позвонил Еве в Северную Каролину, и.
     она вылетела на следующий день. Две недели, проведенные в
абсолютном покое и блаженстве на берегу океана, были самыми
счастливыми в моей жизни.
     На обратном пути я завез Еву домой к родителям, оставил ей пять
тысяч долларов и сказал, чтобы она ждала от меня известий. Меня
все время мучили сомнения. Я колебался между желанием
покончить со всем и завязать или...
     В Нью-Йорке, выйдя из самолета и отправив багаж в гостиницу, я
сразу же поехал в "Райский сад". В баре меня встретил Шмуле.
     -- Где Макс? -- первым делом поинтересовался я. Он был очень
удивлен.
     -- Ты что, не в курсе, Башка? Макс продал заведение мне. -- Нет,
я был в Майами.
     -- И правда, ты здорово загорел, -- заметил он. Мы выпили с ним, и
я отправился к Толстому Мои. Выйдя из такси на углу Деланси и
Баури, я все еще находился в состоянии неопределенности. Быстро
шагая вверх по Деланси-стрит, я не переставал размышлять и
спорить с самим собой. Я только что вернулся из мира, наполненного
покоем, солнечным светом и чистотой, из мира, пахнущего
свежестью и добропорядочностью, где у меня была нежная,
понимающая и очень красивая подруга, с которой я чувствовал себя
необыкновенно легко.
     И вот я опять на Деланси-стрит. Ко мне вернулось мое обычное
напряжение. Я потрогал кнопку лежащего в кармане ножа и
настороженно вгляделся в лица идущих навстречу людей. Я весь был
словно туго натянутая струна. Я надвинул на Лоб шляпу и поднял
воротник пальто. Мое лицо вновь стало мрачным и надменным. Да, я
вновь стал Башкой с Пером с Деланси-стрит.
     Да, все предопределено. Это и есть я. Башка. И это и есть м^я
жизнь, и ничего тут не поделаешь. Мне, городскому хищнику,
неожиданно захотелось на травку, на солнышко, захотелось стать
ягненочком.
     Я рассмеялся над самим собой. Какой же я идиот. Да, лопоухий
идиот. Подумать только, мне захотелось жизни, в которой каждый
последующий день похож на предыдущий. Нет, моя жизнь здесь.
Зачем себя обманывать? Вот мой Ист-Сайд, моя Деланси-стрит с ее
вечным пчелиным гулом и зловонными ароматами. А белый чистый
     пляж и золотистый теплый солнечный свет не для меня. Мое место
здесь.
     И даже если бы я мог жить по-другому, разве другие люди
приняли бы меня? Никогда. На мне клеймо. Мы все заклеймены.
Взгляни на людей, идущих тебе навстречу. Они жмутся по
сторонам улицы, они уступают тебе дорогу. Они боятся. Они не
верят тебе. Они говорят о тебе за твоей спиной: "Он был
испорченным ребенком, он очень испорченный человек, и он
останется таким всю свою жизнь. Это .Башка, с Пером с Деланси-
стрит. Взгляните на него. Он аморальный тип. Он вор. Он убийца".
Ладно, не стоит об этом думать. К черту все. Для меня -- нож в
кармане, пистолет под мышкой и неуважение ко всему, что имеет
отношение к закону.
     Я вошел в салун Толстого Мои. Ребята были там и, как всегда,
резались в карты. Макс даже не поднял головы при моем
появлении.
     -- Что, явился из своего отпуска? -- ехидно проговорил он.
Я молчал. Косой коротко кивнул мне. Простак поздоровался и
улыбнулся.
     Я сел за стол и налил себе двойную порцию виски. Потом
вытащил из ящика стола точильный камень и начал править свой
нож. Они продолжали меня игнорировать.
     Я посмотрел на Макса. Бог ты мой, он выглядел просто ужасно.
Я никогда еще не видел его таким помятым. Когда он раздавал
карты, было видно, как трясутся его руки. Лицо его было
желтовато-бледным, а под глазами появились мешки. Что касается
самих глаз, то они были ярко-красного цвета от многочисленных
кровоизлияний. И такая перемена за какие-нибудь три недели! Ну и
ну, кто-то действительно хорошо выжал парня.
В конце концов Максу надоело, и он с яростью щвыр-нул колоду
в дальний конец комнаты.
     -- Ни черта не везет, -- выругался он и выпил подряд два
стакана виски. -- Нам тут пришлось здорово поработать, --
проворчал он. -- Где тебя черти носили?
     -- Да? -- произнес я, не переставая точить нож. -- Было полно
дел, одно хуже другого. -- Какого сорта? -- поинтересовался я.
     -- Угоны, какая-то эпидемия угонов. Мы как раз обираемся
заняться одним, вот ждем, когда поступит кое-какая информация
от водителя. Я кивнул. . Макс продолжал:
     -- Кроме того, Общество теряет множество катеров. -- Тоже
угоны? -- спросил я. -- Да, угоны и еще таможенники, --
проворчал Макс. -- Ну, это заботы парней из Бруклина, -- заметил
я. -- Да, у Анастасия забот полон рот, -- добавил Простак,
поднимаясь с места. Он незаметно подал мне знак, и я не спеша
прошел
     вслед за ним в другой конец комнаты, где он принялся
изо всех сил лупить по боксерской груше. __ Как тебе Макс? --
шепотом спросил он, нанося
     очередную серию ударов. --
А что с ним?
     -- Он все ночи проводит с этой стервой Бетти. Мазохисткой,
женой наводчика Джона. -- По нему и видно, -- заметил я. __ Она
его здорово заездила, -- пожаловался Простак. -- Эта сучка за
неделю может заездить десятерых
     мужиков, -- посочувствовал я. -- Это иссушает мозги, -- добавил
он. -- Если бы только мозги, -- возразил я. -- Это делает из
мужика мумию. В дверях показалась голова Мои. Заметив меня,
он
     сказал:
     -- Привет, Башка. -- Привет, Мои, -- ответил я. -- Хорошо
отдохнул? -- Очень хорошо. -- Там пришел водитель, Хоган, --
сообщил Мои. --
     Впустить его? В ответ на этот невинный вопрос Макс ворчливо
заметил:  _ д да кой тогда черт его послали из конторы cюдa:'
Естественно, пусть войдет. Мои некоторое время смотрел на Макса,
затем пожал
     плечами и крикнул: -- Эй, Хоган, можешь войти! Хоган оказался
приземистым лысым ирландцем со
     сломанным носом. 379
     Макс не мешкая приступил к делу: -- Ты думаешь, что сможешь
опознать тех двух молокососов, которые увели твой грузовик?
     -- Да, Макс. Я думаю, что знаю двух парней, которые на меня
напали. Я уже видел их однажды, только не помню где.
Макс затянулся сигарой и пристально посмотрел на Хогана.
     -- Они что, итальяшки или евреи, или кто-нибудь еще?
     -- Нет, они ирландцы, это я могу сказать совершенно точно. Они
походили на двух свихнувшихся чертей вроде тех, что запихивают
грешников в котлы на адовой кухне Типичная парочка малолетних
хулиганов из Хадсона.
     -- Эти молокососы знали, что совершают налет на ценный груз с
выпивкой, принадлежащий Обществу?
     -- Не могу сказать, -- ответил Хоган. -- Эти про клятые
ирландские ребята из преисподней не уважают не только Общество,
но и самого дьявола. В голосе Хогана прозвучала нотка гордости. --
Каким образом смотритель склада выпустил тебя в рейс без охраны?
     -- продолжал Макс. Хоган растерянно поскреб в затылке. -- Ну и
вопросики. -- Он нашарил в кармане сигарету и судорожно закурил.
     -- Знаю только, что мне -- дали адрес и велели отправляться. Я выехал
на Вест стрит и дал по газам. Но я уехал не больно-то далеко Дорогу
мне перегородила машина, а из нее выскочили эти черти с железными
прутьями. Они забрали весь мой груз, а меня оставили стоять посреди
улицы как послед него идиота.
     -- А кто сейчас работает начальником склада? .спросил я.
     -- Тот же самый парень, что и раньше, по фамилии Херринг, мистер
Херринг, -- ответил Хоган.
     -- Кажется, я его помню, -- заметил я.--Он не много больной, все
время кашляет и сплевывает. -- Ага, кашляет и сплевывает, --
поддакнул Хоган Говорить больше было не о чем. Мы просто
сидели и молчали.
     Хоган оглядел наши невозмутимые лица и жалобно спросил:
     -- Надеюсь, вы не думаете, что я как-то с ними связан? Честное
слово, ребята, это все что я знаю
     380
     Мы его успокоили:
     -- Вовсе нет, Хоган. Мы ни в чем тебя не обвиняем и не
подозреваем. Единственное, чего мы от тебя хотим, это чтобы ты
назвал нам место, где могут сшиваться эти малолетки. Мы научим
их уважать взрослых и вернем назад товар. Мы вообще никого не
обвиняем.
     -- Я точно знаю, что где-то видел этих двоих, -- задумчиво
произнес Хоган. Он почесал небритый подбородок, затем пожал
плечами, всем своим видом показывая, что недоволен своей
забывчивостью. -- Какой же я дурак! -- сказал он. -- Я никак не
могу вспомнить место, но это должно быть где-то в районе Вест-
Сайда, в одной из тамошних забегаловок.
     -- В скольких забегаловках ты околачивался последнюю пару
месяцев? -- спросил я.
     Хоган снова потер свой массивный, заросший черной щетиной
подбородок.
     -- В пяти или шести... Может быть, в семи... Наверное, так, --
ответил он. Макс вскочил на ноги.
     -- Нет смысла продолжать эту болтовню. Поехали. Хватит
рассусоливать, груз был слишком ценным, чтобы мы могли
позволить себе его потерять. В разговор вмешался Простак:
     -- А когда мы поймаем этих сосунков, мы зажарим их во
фритюре.
     Мы загрузились в "кадиллак" и помчались в Вест-Сайд.
В течение двух часов мы с Хоганом посетили по меньшей мере
пятнадцать пивнушек.
     В глубоких сумерках наш "кадиллак" скользил по одной из
вест-сайдских улиц, когда Хоган вдруг взволнованно замахал
рукой, указывая на какое-то здание.
     -- Вот это местечко очень похоже, -- воскликнул он. --
Тормози! Думаю, это то самое место, где я встречал этих ребят, --
пивная Фитиджеральда. Тут часто сшиваются хадсонские
бездельники.
     С грацией скаковой лошади на подходе к кормушке "кадиллак",
ведомый Косым, резко сбросил скорость и изящно подкатил к краю
тротуара. Вслед за Хоганом мы вошли в пивную. Пивная
Фитиджеральда мало чем отличалась от той, которую посещают
попавшие в ад грешники. В огромном помещении не было ничего
лишнего: длинная стойка
     бара и несколько столов и стульев, расставленных в полном
беспорядке тут и там. Разношерстная клиентура состояла из
портовых грузчиков, водителей грузовиков и мелких хулиганов, по
преимуществу ирландских кровей. Наш приход был встречен с
оскорбительным невниманием. Пока мы добирались до столика в
углу зала, Хоган успел оглядеть присутствующих.
     -- Нет, их тут нет, -- сказал он, -- но, кажется, я видел их
именно здесь. Мы заказали по двойному виски Потягивая из своего
стакана, Хоган уверенно подтвердил:
     -- Да, точно, именно здесь я их и видел. Как пить дать.
     -- Хорошо, побудем здесь некоторое время, -- неохотно
пробормотал Макс. -- А то вдруг ты и впрямь знаешь, о чем
говоришь, и эти два урода действительно сюда завалят.
Казалось, что за выпивкой и ничего не значащими разговорами
мы провели много часов. Время от времени прибывали новые гости,
и наконец наше терпение было вознаграждено. Двое подвыпивших
молодых парней уверенно вошли в зал и проследовали прямо к бару.
Хоган взволнованно прошептал: -- Это они. Те самые молокососы.
Он взволнованно замахал рукой в их сторону. Макс осадил его:
     -- Ладно-ладно, Хоган. Поутихни, смотри, как бы в заварушке
тебе не прищемили носа.
     Мы подошли к бару и встали за спинами парней. Один из них
резко обернулся, видимо, почувствовав надвигающуюся опасность.
Он узнал Хогана и понял, зачем мы пришли. Я следил за его руками.
Когда его правая рука скользнула к заднему карману, я взялся за
рукоятку ножа. Он успел наполовину вытянуть из кармана пистолет,
я нажал на кнопку и глубоко всадил в тыльную сторону его ладони
сверкающее лезвие. Он вскрикнул от боли, оружие со стуком упало
на пол.
     Все словно зачарованные молча уставились на окровавленную
руку парня. В комнате повисла мертвая тишина. Затем раздался звук
двойного удара: кулак Макса врезался в челюсть второго парня, и
тот попытался пробить пол головой. -- Вы оба, быстро на выход! --
прорычал Макс.
     Парень с окровавленной рукой немного замешкался Лаке
ухватил его за загривок и швырнул так, что тот без остановки
долетел до входной двери. Движение Макса запомнйло мне, как
бармен швыряет кружку с пивом, посылая ее на другой конец
стойки.
     Второй парень продолжал лежать на полу, упрямо отстаивая свое
право на отдых.. -- Просыпайся, сонная тетеря, а то простудишься.
Простак пнул его в живот. Парень застонал и послушно встал на
задние лапы, придерживая передними живот Косой и Простак
выволокли его на улицу.
     Мы уложили их на пол "кадиллака" и загрузились сами. Всю
дорогу до Толстого Мои они выполняли роль ковриков для наших
ног. Когда мы втащили их в нашу комнату, они уже были всего
лишь парочкой перепуганных ребятишек.
     Парень, рука которого все еще кровоточила, жалобно
прохныкал:
     -- Не надо больше, а, парни. Мы друзья Оуни Мэд-дэнса.
     -- Значит, вы знаете, что Оуни входит в Общество, и все равно
плохо себя ведете, -- проворчал Макс и смазал ему по губам. Тот
упал на четвереньки и заныл: -- Мы просто были пьяны. -- У нас
была наводка, -- захныкал второй. Они без всякого стыда просили
нас о пощаде. -- Не бейте нас больше, ребята. Клянемся, мы больше
никогда не сделаем такого, -- взмолился один из них.
     -- Ну ладно, вы скажете нам, кто вас наводил? -- спросил я.
Парень поспешно закивал: -- Да, да, мы все сделаем, только не
бейте. Они сообщили нам имя человека, который навел их на
грузовик, а также адрес, по которому они доставили товар.
     -- Мы научим этого парня хорошим манерам, -- скупо пообещал
Макс.
     -- А вы, случайно, не трогали товар до того, как его передать? --
спросил я.
     -- Нет, мы ничего не трогали, честное слово. Тут вмешался
второй-
     __ Да у нас и времени не было. Мы доставили товар через
полчаса после того, как взяли его у того водителя. Клянусь Богом.
     -- А кто вам заплатил? -- спросил я. -- Мы ведь уже сказали, что
его зовут Гордон. Мы встретились с ним в баре. Он сказал, что
дело чистое. Честное слово, мы не знали, что это грузовик
Общества. Если бы знали, то не согласились бы ни за какие деньги.
     -- Мы знаем, что это вредно для здоровья, -- добавил второй.
     -- Идти против Общества.
     -- Этот парень такой, небольшого роста, худой и с усами? --
спросил я. Это был выстрел вслепую. -- Да-да, это он, -- сразу же
согласились они. -- Прежде чем заговорить, он всегда прочищает
горло? -- продолжал я. -- Как будто у него с нервами не в порядке.
     -- Да, это тот самый парень. Он еще все время сплевывает.
С язвительной вежливостью я сказал: -- Ну что, Макс, похоже, нам
следует нанести визит нашему другу, мистеру Херрингу? Макс
мрачно кивнул.
     -- Ладно, парни, мы скоро вас отпустим, -- сказал я. --
Надеюсь, вы понимаете, что надо держать язык за зубами и больше
не соваться в чужие дела? -- Да, конечно, клянусь вам.
     -- Клянусь Богом, -- с горячностью закивал другой. --
Довольно, уматывайте отсюда! -- рявкнул Макс. -- Нет,
погодите.
     Я наклонился к Максу и зашептал ему на ухо. -- Хорошо, хорошо,
     -- нетерпеливо перебил меня Макс. Я повернулся к парням:
     -- Мы займем еще около часа вашего времени, а потом
отпустим. Мы хотим, чтобы вы немного с нами прокатились.
     -- Давай пошли, -- резко прервал меня Макс. -- Какого черта
ты разводишь с-этими мерзавцами такие церемонии!
Парень с раненой рукой испуганно сжался. Я решил
его подбодрить:
     -- Не беспокойся, детка, это не будет путешествием в один
конец.
     Судя по его взгляду, он мне не поверил. Я
продолжил:
     -- Мы хотим взять вас с собой в гости к мистеру Гордону.
Макс подтолкнул его и сказал: -- Поедешь как миленький. А не
то... Мы всей компанией влезли в "кадиллак". Когда мы уже
подъезжали к складу, я сказал Косому: -- Будешь с ними в
машине, пока не позовем.  --Простак постучал в дверь склада на
Вест-стрит условным стуком -- два сильных и три слабых удара.
Макс вынул из кармана монету и стал царапать ею стену,
нетерпеливо приговаривая: -- Ну открывайте же скорее,
открывайте. Массивная дверь медленно открылась внутрь, и на нас
пахнуло зловонием. В складе стояла кромешная темнота. Макс
прошипел:
     -- Какого черта вы не включаете свет? У порога появилась
невысокая, худая фигура. Человек нервно покашлял и судорожно
выдохнул: -- Это ты, Макс?
     -- Да, Херринг. А ты ждешь кого-нибудь еще? Тень Бешеного
Мика? -- зловеще пошутил Макс.
     -- Нам нужно быть осторожными. Сам знаешь, Макс, у нас тут
много всяких ценных вещей, -- проныл Херринг.
     -- Но у тебя тут должны быть охранники? -- рявкнул Макс. --
Где они, черт побери?
     -- Мы здесь, Макс, -- раздался чей-то голос из-за
полуоткрытой двери.
     Херринг зажег карманный фонарик. Его луч выхватил из
темноты фигуры пятерых людей, полукругом стоявших вокруг
входа. У двоих были ручные пулеметы.
     -- Где же вы, ребята, были вчерашней ночью, когда Хоган
отправился в поездку без охраны? .-- издевательски спросил Макс.
     -- Спроси Херринга, -- посоветовал раздраженный голос. --
Он за все отвечает. Он дает приказания. Мы были здесь. Мы даже
не знали, что собираются отправлять груз.
     -- Хорошо, хорошо, -- примирительно заметил Макс. -- Это
ты, Малютка Дятел?
     385
     -- Да, Макс, -- ответил раздраженный голос. -- Хорошо, давайте
пройдем в контору, -- сказал Макс.
     Следуя гуськом за Херрингом, несущим фонарь, мы проделали
извилистый путь, преодолевая по дороге различные препятствия.
Со всех сторон высились груды принадлежащих Обществу товаров:
тысячи упакованных игровых автоматов, огромные стеллажи с
ящиками и коробками с отечественными и импортными
алкогольными напитками. Эти горы ящиков поднимались до
самого потолка. Здесь же были и сотни стальных канистр,
наполненных чистейшим спиртом, только недавно произведенным
в Нью-Джерси на принадлежащих Обществу подпольных
дистилляторах.
     Мы ощупью пробрались между гигантскими пирамидами из
бочек с черной патокой, которую обычно используют для
производства дешевого рома.
     За моей спиной Простак успел произвести в. уме кое-какие
подсчеты:
     -- Тут валяется на миллион долларов всякого барахла. Верно,
Башка?
     -- Миллиона на два, мой мальчик, -- ответил я. Херринг открыл
дверь и зажег в комнате свет. После густых сумерек склада мы
почувствовали себя так, словно вышли на залитый солнцем пляж из
темной кабинки для переодевания. Некоторое время мы могли
лишь беспомощно щуриться друг на друга.
     Макс расположился за столом Херринга. Обведя комнату рукой,
он произнес бесстрастным тоном судьи:
     -- Прошу вас сесть, господа, и говорить правду и ничего кроме
правды. И чтобы никаких выкрутасов. -- И он свирепо посмотрел
на Херринга и охранников.
     Херринг с несчастным видом встал со своего места и робко
прочистил горло, собираясь что-то сказать. Макс прервал его на
полуслове. Оскорбительно-вежливым тоном он произнес:
     -- Мой дорогой мистер Херринг, в свое время вы тоже получите
слово. Пожалуйста, присаживайтесь. Вначале я хотел бы
выслушать свидетелей.
     Херринг промычал что-то нечленораздельное. Макс грохнул
своим огромным кулаком по столу, и мистер Херринг осел на стул,
тихо бормоча: -- Я имею право на справедливый суд. Я не виноват.
     -- Да, вы имеете право, дорогой мистер Херринг. И если вы не
виноваты, то вы не виноваты.
     Макс зловеще улыбнулся. Он вел себя, как кот, решивший
поиграть с мышью. Мне это не нравилось.
     -- Итак, Малютка Дятел, -- обратился Макс к сварливому
охраннику с ручным пулеметом, -- отдай свою игрушку Башке и
давай послушаем, что ты нам скажешь.
     Малютка Дятел послушно протянул мне свое оружие и сказал:
     -- По правде сказать, Макс, мы ничего не знаем. -- Хорошо,
Малютка Дятел, -- продолжил Макс. -- Чем вы, ребята,
занимались в тот день?
     Раздраженный Малютка Дятел неожиданно робко и смущенно
ответил строгому суду: -- Мы играли в карты возле ящиков с
пивом. -- И попивали пивко? -- высказал предположение Макс.
Малютка Дятел виновато кивнул. Тут вмешался еще один
охранник: -- Но мы получили разрешение мистера Херринга.
Макс, я помню, как он сказал: "Идите и раскупорьте по паре
бутылочек. Грузовик еще не скоро будет готов". Это его слова.
     -- Ага, -- подхватил третий. -- Сейчас я припоминаю. Часа
через два я пошел в туалет. По дороге я заскочил к мистеру
Херрингу и спросил его, неготов ли грузовик. Он сказал, что
грузовик уже уехал.
     -- И тебе не показалось странным, что грузовик уехал один, без
вашего сопровождения? -- поинтересовался Макс. Охранник
совсем упал духом.
     -- Сказать по правде, Макс, мы все к тому времени хорошо
окосели от этого пива.
     -- Окосели, ну и ослы, -- рассердился Макс. -- Если вы пьете и
не знаете, что творится у вас под носом, если вы косеете от пива, то
надо кончать пить на работе!
     -- Хорошо, Макс, -- промямлил свидетель. -- Но мы пили это
чертово голландское пиво. -- Крепкое, зараза, --
прокомментировал другой. -- В следующий раз будете пить
отечественное, -- сухо сказал Макс.
     Я наблюдал за Херрингом все время, пока Макс выстраивал
перед ним стену из обличающих показаний.
     Тот понимал, что песенка его спета и что Макс играет с ним в
очень опасную игру.
     Обмякший на стуле Херринг представлял собой весьма жалкое
зрелище. Правая сторона его лица непрерывно подергивалась. Его
беспомощный, полный ужаса взгляд блуждал по комнате, ища
дорогу к спасению. Он походил на загнанную в угол крысу. Да,
парень понимал, что ему крышка. Он знал, зачем мы здесь. Я
почувствовал, что жалею его. Но на кой черт он это сделал?
Общество платило ему три сотни в неделю. Зачем он все это
сделал? Расточительная жена? Понадобились деньги на дорогую
девку? Или лошади? К черту. Не имеет смысла тратить на него
сочувствие. Это наша работа. Идиот сам вырыл себе могилу, и мы
поможем ему устроиться в ней поудобней. Впрочем, пусть
начальство решает, что с ним делать. До меня донесся голос Макса:
     -- Эй, Башка, ты что, грезишь наяву? Я к тебе обращаюсь. Мне
его тон не понравился. -- Да, Макс? -- нехотя отозвался я. --
Давай сюда Косого и главных свидетелей. Макс явно наслаждался
ролью судьи и обвинителя. Я взял с собой фонарь Херринга и
вышел из комнаты. Я пробрался сквозь складские завалы, открыл
дверь и позвал Косого. Он вошел вместе с двумя парнями. Я
проводил их в комнату.
     Когда Херринг увидел, кого я привел, мне показалось, что он
отдаст концы прямо здесь, на своем стуле. Выпучив от ужаса глаза,
он уставился на парней. Затем он закашлялся и чуть не подавился
собственной слюной. Ледяным голосом Макс спросил: -- Ну что,
молокососы, узнаете парня, который вас наводил? -- Да, вот он.
Их ответ подействовал на Херринга, словно удар грома. Лицо
его перекосилось от ужаса, и он истерически закричал, обхватив
голову руками: -- Нет, нет, это не я, не я!
     -- Не ты? Ты, крысиное отродье. Они ведь сказали, что это был
ты. -- Нет, не я, -- простонал он.





     Внезапно тишину склада разорвал резкий и требовательный
звонок. Это было так неожиданно, что мы все на несколько секунд
замерли, прислушиваясь. Этот звук вызвал в моей памяти сцену
поединка между Демпси и Виллардом. Несколько лет назад я с
удовольствием понаблюдал за их боем. Тогда Вилларду повезло, и
он продержался до финального удара гонга. У Херринга на лице
было сейчас такое же выражение, с каким Виллард встретил тогда
этот спасительный удар.
     -- А это что за чертовщина? -- спросил Макс, обращаясь ко
всем сразу.
     -- Это звонят в боковую дверь, через которую мы отгружаем
товар, -- пояснил Малютка Дятел.
     -- Простак, вы с Дятлом пойдете и посмотрите, кого там еще
принесло. Простак взял фонарь, и они вышли. -- На всякий случай,
     -- сказал я, -- я тоже пойду с ними и захвачу с собой эту штуку.
Я схватил ручной пулемет и догнал Простака с Дятлом как раз в
тот момент, когда они отпирали наружную дверь. На платформе
стоял незнакомый здоровяк, водитель огромного грузовика, кузов
которого возвышался прямо напротив входа.
     -- Что тебе надо, парень? -- поинтересовался Простак.
     -- Где мистер Херринг?                   . -- Что тебе от него надо?
     -- Он попросил меня отвезти десять бочек с товаром. В
Балтимор.
     -- Десять бочек в Балтимор? -- удивился Малютка Дятел. --
Но мы туда не возим. У нас там есть проблемы.
     -- Заходи, заходи. -- Я посторонился. -- А куда в Балтимор?
Он показал мне визитку.
     Если что-то и могло навсегда опустить занавес за Херрингом, то
именно это. На визитке стоял адрес человека из банды, с которой у
Общества были давние счеты. Мы прихватили водителя и пошли
назад. -- Значит, этот безмозглый идиот до сих пор не избавился от
товара. Должно быть, он прячет его где-то здесь, -- прошептал
Простак.
     -- Да, этот Херринг настоящий придурок, -- согласился я.
Простак тихо усмехнулся:
     -- Этот олух, наверное, сразу окочурится, когда увидит,
кого мы привели. Простак оказался почти прав. -- Кто этот
парень? -- спросил Макс. Простак что-то прошептал ему на
ухо. Макс мрачно кивнул.
     -- Ладно, водила, ты знаешь, кому в Балтиморе должен
доставить товар?
     -- Да, конечно. Мистер Херринг уже дал мне имя и адрес.
Ничего не подозревая, шофер сообщил присутствующим имя
человека, связанного с соперничающей группировкой. Это
произвело эффект разорвавшейся бомбы.
     -- Что? -- заорал Макс, вскакивая со стула и хватая Херринга
за подбородок. -- Ладно, ладно. -- Немного поутихнув, он
щелкнул пальцами. -- Шофер может убираться. Нам нечего везти в
Балтимор.
     Простак проводил шофера до грузовика. Голос Макса зазвучал
резко и отрывисто. Он стал похож на старшего сержанта,
отдающего приказы рядовым.
     -- Дятел и все остальные -- проваливайте, -- сказал он
охранникам. -- У вас до утра выходной. Башка, покажешь этим
двум молокососам дверь, через которую надо выметаться.
Он громко щелкнул пальцами, давая понять, что разговор
окончен. На лице его появилось какое-то странное выражение. Мне
показалось, что с ним что-то не в порядке.
     Когда я вернулся, Простак, Косой и Макс стояли вокруг
Херринга. Тот с обезумевшим от страха лицом сидел на стуле и,
словно в трансе, раскачивался из стороны в сторону. Макс нанес
удар. Херринг свалился на пол и начал жалобно подвывать,
размазывая по лицу слюни и сопли. Он молил о пощаде. Макс
выругался и ударил его еще раз. Наконец Херринг сдался.
     -- Я... спрятал десять... бочек под мешками с сахаром... в
западном крыле... склада.
     Херринг едва дышал от страха и в полуобморочном состоянии
висел в руках Макса и Простака, которые волокли его в западное
крыло. Косой шел впереди, осве-
     щая дорогу неверным и трепетным лучом фонаря. До меня
доносились шорохи, производимые крысами, рыскающими среди
величественных нагромождений из разнообразных товаров. Все
вокруг выглядело нереальным -- казалось, что действие
происходит в каком-то тусклом, зловещем сне.
Мне было интересно, что Макс будет делать с Хер-рингом. По
давней традиции Общества он не мог принять решения
самостоятельно. Он должен был следовать "программе". В
случаях, подобных этому, программой предписывалось передать
все собранные сведения и самого преступника в руки тех, кто
находился наверху. Я вдруг понял, что Макс ведет себя не совсем
нормально, что с ним происходит что-то необычное. Он прервал
мои размышления резким замечанием: -- Вот сахар. Давай
начинать.
     Нам пришлось переложить с места на место около полусотни
пятидесятикилограммовых мешков с сахаром, прежде чем мы
добрались до бочек. Эта дополнительная работа вывела Макса из
себя.
     -- Мерзавец паршивый, давай открывай бочку! -- приказал он
Херрингу.
     -- Но у меня нет молотка и ваги, -- беспомощно
захныкал тот.
     -- Где ты хранишь свои проклятые инструменты? -- зловеще
проскрипел Макс. Херринг взмахнул трясущейся рукой: -- Вон в
том ящике.
     -- Косой! -- взвизгнул Макс. -- Неси их сюда. Херринг едва стоял
на ногах. Мне пришлось его поддерживать, чтобы он не упал на
пол. Его всего колотила крупная дрожь. Его кожа была холодной,
как лед.
     Вернулся Косой с инструментами и передал их Херрингу. Тот
хотел взять их, но руки, висящие словно плети, не слушались
своего хозяина. Откупориванием бочки занялся Простак. Косой
светил ему фонарем. Стук молотка разбудил громкое эхо. которое
заметалось от стены к стене необъятного склада. Когда клепки на
бочке немного ослабли, виски стало просачиваться сквозь щели и
заливать крышку.
     Внезапно Макс схватил Херринга и принялся срывать с него
одежду. Он донага раздел отупевшего от ужаса беднягу. Какое-то
мгновение я недоумевал по поводу необычного поведения Макса,
но очень скоро страшный
     смысл происходящего заставил меня содрогнуться. Косой направил
свет фонаря на Макса и его жертву. Это походило на замедленную
съемку центральной сцены из какого-нибудь фильма ужасов. Точно
рассчитанными, неспешными движениями Макс ухватился своей
лапой за худую волосатую ногу Херринга, а другой принялся
давить ему на затылок. Медленно, очень медленно он наклонил его
голову к бочке. Вначале макушка, лоб, а следом и вытаращенные
глаза Херринга погрузились в янтарную жидкость. Макс надавил
еще. Пришла очередь носа. Еще усилие, и виски стало заливать
хватающий воздух рот. Я услышал страшный булькающий звук и
увидел, как дико задергались высоко задранные худые ноги.
Это было чересчур даже для меня. Я подскочил к Максу, сбил
его с ног и опрокинул бочку. Херринг лежал в луже виски, хватая
воздух широко открытым ртом. Он бился и трепыхался на полу, как
выброшенная на берег рыба. Затем он внезапно вскочил и умчался
с таким воем, будто его преследовал сам дьявол.
Макс остался сидеть на полу, плюхаясь в луже виски, как
расшалившийся ребенок. Он хохотал и истерически выкрикивал:
     -- Я хотел его заспиртовать, я хотел его заспиртовать! Я хотел
заспиртовать Херринга!
     "'Простак и Косой стояли, с изумлением уставившись на Макса,
снова и снова повторявшего одну и ту же фразу:
     -- Я хотел заспиртовать Херринга! Я поднял руку и изо всей^силы
дал ему пощечину. Ее звук отскочил от его щеки и эхом заметался
по помещению. От удара у меня отнялась ладонь. Макс же только
хрюкнул и перестал повторять свое сумасшедшее "Я хотел
заспиртовать Херринга". Мы подняли его, отнесли в контору, и я
вытер его полотенцем.
     Макс выглядел так, как будто только что очнулся от глубокого
сна. Он посмотрел на свою грязную одежду и нормальным,
спокойным голосом произнес:
     -- Боже мой, я такой грязный. Нужно почиститься. У меня
свидание с Бетти.
     Из глубины, склада до нас время от времени доносился какой-то
грохот. Я шепнул Простаку:
     -- Вы с Косым позаботьтесь о Максе. Отвезите его домой.
     -- А как же Херринг? Судя по шуму, ой все еще на складе.
     -- Предоставьте это мне. Я о нем позабочусь. Я проследил, как
Макс, сопровождаемый Простаком и Косым, покинул склад. Затем
я разыскал дрожащего, почти обезумевшего от страха Херринга и
приказал ему одеваться и убираться из города.
Немного погодя я позвонил в главный офис и вкратце рассказал
о случившемся. Я опустил то, что нашел Херринга, и только
мимоходом упомянул о внезапной болезни Макса.
     -- Ладно, о Херринге мы позаботимся. Он слишком многое
знает.
     -- Вышлите кого-нибудь мне на замену, -- попросили. Я ждал
около трех часов, затем долгое время не мог поймать такси на этой
чертовой Вест-стрит. Шел дождь.
     Я приехал прямо в отель. Я устал и чувствовал себя несчастным.
Я сразу упал в кровать. Без ужина, без ванны, вообще без всего.
Один.




     В течение нескольких недель я продолжал наблюдать, как ведет
себя Макс. Его поведение становилось все более непредсказуемым.
Большую часть времени он был абсолютно нормальным, но иногда
откалывал настолько дикие штуки, что мы с Простаком абсолютно
терялись. Что касается Косого, то он, кажется, вовсе не замечал тех
изменений, которые произошли с Максом. По крайней мере, он
никак этого не показывал. Иногда, когда с Максом случался
очередной из его припадков, в поведении Косого тоже появлялась
некоторая странность.
     Насколько я мог судить, у Макса начала развиваться мания
величия, и он пока еще находился на первой стадии, при которой
проявляются чрезмерная возбудимость и жажда деятельности. Все
его планы были только грандиозными. Никакого разменивания по
мелочам, только великие начинания.
     Однажды ему необычайно повезло на скачках. Без особых
размышлений он поставил двадцать тысяч на какую-то никому не
известную лошадь и в результате выиграл сорок тысяч долларов.
После этого случая игра по-крупному вошла у него в привычку.
Судя по его
     рассказам, он каждый день выигрывал по целому состоянию.
Любое несогласие с его мнением, даже по пустякам, вызывало у
него приступы негодования. В таких случаях Косой вел себя не
менее странно. Макс обычно быстро шагал по комнате и
назидательным тоном читал нам нотации, а Косой, примеряясь к его
шагу, следовал за ним где-то сбоку, наигрывая на гармонике
мелодии, окрашенные в те же тона, что и настроение Макса. Нам с
Простаком не оставалось ничего другого, как с ужасом наблюдать за
происходящим.
     Я выявил четкую закономерность: чем дальше Макс заходил в
своих отношениях с этой мазохистской стервой. Бетти, тем сильней
сдвигались набекрень его мозги. Мы с Простаком обсудили эту
проблему и решили попытаться убедить Макса нанести визит к
доктору. Впрочем, Простак считал, что наши шансы преуспеть в
этом равны нулю. Макс ни разу в жизни не удосужился посетить
какого-нибудь врача. Однажды я как бы невзначай заметил, что
Макс слишком много времени проводит с Бетти, на что он ответил
одной из своих яростных речей и обвинил меня в ревности.
Приближалось время налета на кассу с предполагаемой добычей
в двести тысяч долларов. Это опять была наводка Джона. Макс ни
словом не обмолвился со мной об этом деле, но я обо всем узнал от
Простака. За неделю до налета я пожелал им удачи и улетел к Еве в
Северную Каролину, где пробыл три недели.
     В день своего возвращения я вообще не смог заставить себя
появиться на Деланси-стрит. На следующий день я отправился туда,
охваченный дурными предчувствиями. Меня беспокоило, как
прошел налет и какого сорта прием меня ожидает. В первый раз я
шел к Толстому Мои с чувством неуверенности, как какой-нибудь
чужак. Мне казалось, что, уклонившись от участия в налете, я их
подставил. Макс начнет меня упрекать? Ну и что, какого черта,
пусть будет что будет.
     Я вошел к Толстому Мои через черный ход. Первое, что я
услышал, были приветливые звуки гармоники. Затем я
почувствовал на себе холодный взгляд Макса.
     А затем мои глаза остановились на одной штуке. Это было
кресло. Да, Макс сидел в странном, необъятных размеров резном
кресле во главе стола. По обе стороны от него в своих обычных
креслах сидели Простак и
     Косой. По сравнению с Максом казалось, что .они сидели
прямо на полу. Я остановился, не зная что сказать при виде
этого нелепого зрелища. Поверх гармоники глаза Косого
следили ?а каждым моим движением. Он продолжал
наигрывать какую-то мелодию. Простак улыбнулся и сказал:
     -- Привет.
Бесстрастным голосом Макс произнес: -- Как
     тебе это нравится?
Он явно имел в виду то, на чем сидел. Я обошел это
величественное кресло со всех сторон, рассматривая каждый
сантиметр и прикасаясь пальцами к изысканной резьбе. Оно
походило на королевский трон, на древнее наследие королевской
семьи. Я пригляделся повнима-тельней. В центре резного рисунка
находился королевский флаг Румынии, вокруг которого
располагались лики святых и всевозможные геральдические знаки
и эмблемы.
     Кресло со сгорбившимся в нем ист-сайдским головорезом
придало задней комнате Толстого Мои совершенно нелепый вид. Я
не удержался и спросил: -- Как ты его достал? Где ты его достал?
Макс ответил вопросом на вопрос: -- Ты знаешь, кому оно
принадлежало? . Я пожал плечами: -- Откуда?
     -- Когда-то давно оно принадлежало барону из древней
румынской королевской династии. Я повторил: -- Как ты достал
его?
     -- Как достал? -- спросил Макс с улыбкой полного
превосходства. -- А как я достаю все, что мне необходимо? С
помощью силы. Как люди зарабатывают большие деньги? Воруют.
Как эта старая знать заработала свои? К примеру, этот мерзавец,
барон, в чьем кресле я сейчас сижу. Могу поспорить на что угодно,
он добыл свой миллион тем же самым способом. Украл. То же
самое собираюсь сделать и я. Украсть несколько миллионов за
один-единственный раз. К черту этот паршивый мелкий рэкет,
несколько тысчонок тут, несколько тысчонок там. Я покажу им,
как действует настоящий барон разбойников.
     По общей атмосфере успеха я понял, что налет прошел
нормально.
     Было интересно, что же он имел в виду, обещая всем показать,
какой он крутой парень. Макс вдруг расхохотался.
     -- Разве я не повелитель Ист-Сайда? -- обратился он ко мне. --
Разве Ист-Сайд не мое родовое имение? Разве мое слово не
является здесь законом?
     Пока Макс произносил эту напыщенную тираду, Косой не
переставал играть на своей гармонике. Эта странная связь между
его музыкой и бредом, который нес Макс, видимо, нисколько не
ослабла. Может быть, своей музыкой Косой погружает Макса еще
глубже в его странные припадки. Интересно. Было трудно
поверить, что передо мной прежний Макс. Разве возможно, чтобы
излишества в обществе какой-то извращенки могли так ослабить
умственную потенцию мужчины? Я слышал, что у мужиков-
иногда развивается размягчение мозга при такого типа
извращениях. А это тронное кресло -- разве не проявление мании
величия?
     Я взглянул на Простака. Тот спокойно курил сигару и ответил мне
пожатием плеч и движением густых бровей.
     Макс достал из кармана лист бумаги и, протянув его мне, с
нотками гордости спросил:
     -- А что ты думаешь об этом?
     Я взял листок и попытался угадать значение изображенного на
ней чертежа. Это был черновой карандашный набросок района
Уолл-стрит, изображающий улицы, входи внутреннюю часть
какого-то огромного здания. Я вернул его Максу. -- Что это?
     -- Такой умник и не может догадаться? -- язвительно произнес
он.
     Косой перестал играть и .задумчиво посмотрел на меня.
Я пожал плечами и повторил: -- Что
     это такое?
     -- Это вот это. -- Макс с чувством похлопал по подлокотнику
своего кресла. -- Это вот это? -- не понял я.
     -- Именно вот это. Самый крупный в истории налет. В десять
раз крупнее ограбления Рубеля. Вместо того чтобы ограбить один-
единственный бронированный автомобиль, мы враз грабанем
десять. -- В голосе Макса
     зазвучало сильное возбуждение. -- Тут миллионное дело. Я все как
следует рассчитал. Это план налета на федеральный резервный
банк.
     -- Что? -- воскликнул я. -- Ты все еще носишься с этим
ограблением?
     -- А что? Ты в чем-то сомневаешься? -- рассвирепел Макс. --
Слишком умный? Парень, который знает все? Я неохотно возразил:
     -- Здание Федерального резервного банка спроектировано с
учетом возможных налетов. Это слишком твердый орешек.
     -- Ну уж, я смотрю на это по-другому. Может быть, тебе не
хватает...
     Макс смерил меня взглядом, который был красноречивей, чем
слово, которое он не договорил. Он хотел сказать, что у меня
недостает смелости. -- Я пойду с вами на любое дело! -- рявкнул
я. Простак одобрительно подмигнул. -- Ладно, ладно, -- помахал
рукой Макс. -- Мне показалось, что ты стал слишком осторожным.
Этот налет на кассу прошел отлично. Только мы взяли сто
тридцать тысяч вместо двухсот.
     -- Прими мои поздравления, Макс. Я рад, что все в порядке.
     -- В любом случае у меня твоя доля, Башка, -- проворчал
Макс. -- Забудь. Мне ничего не надо.
     Он внимательно посмотрел на меня. Он понял, что я твердо
решил не брать этих денег.
     -- Ну ладно, ты на самом деле интересуешься этим
"федеральным" делом?
     Я подумал, что это явная глупость, но, чтобы удовлетворить
свое любопытство, сказал: -- Давай послушаем.
     -- Кроме нас четверых в деле примут участие еще десять
человек. -- Кто?
     -- Веселый, Пипи и Глазастик, а еще Малютка Дятел и его
команда. Этого будет вполне достаточно. -- Ты им сказал, кого мы
собираемся обчистить? Макс покачал головой:
     -- Нет, я сказал им, что дело очень крупное и опасное и что мы
все пойдем на него с пулеметами.
     _ Где мы достанем столько пулеметов? -- Где? На складе,
конечно, а ты как думал? -- Франку это не понравится. То,
что мы в своих личных целях используем оружие,
принадлежащее Обществу.
     -- Я сам решу эту проблему, -- отрезал Макс. -- С каких это
пор ты начал оспаривать мои решения?
     Несколько секунд мы не отрываясь смотрели в глаза Друг
Другу.
     -- Я думал, что тебе надо бы прежде получить разрешение
Франка.
     -- Я не нуждаюсь ни в чьих разрешениях! -- пролаял Макс.
Мне это не нравилось. Какая дурь нашла вдруг на парня? Ему
становится все хуже и хуже. Все признаки того, что в ближайшее
время произойдет катастрофа, непоправимая катастрофа. И он утя
ICT С СОБОй всех нас. Мне не нравилась вся эта затея. Надо будет
разузнать все получше, для их же пользы. Вслух я сказал:
     -- Как ты собираешься проникнуть в здание? -- Это твой первый
толковый вопрос. -- Налицо Макса появилась довольная улыбка.
     -- У меня на примете есть грузовик, который через день доставляет
туда всякие продукты. Я все разузнал у своих людей. Мы можем
захватить его и спрятаться в кузове, пока он не пройдет контроль у
ворот и не встанет у разгрузочной платформы, на которую
выгружают деньги из этих самых бронированных машин. Тут
появимся мы и сделаем свое дело. За воротами нас будут ждать три
автомобиля, на которых мы сможем скрыться от погони. По этой
дороге мы отправимся к реке. -- Макс показал мне план. -- Там
погрузимся на быстроходное судно, самое быстрое среди тех, что
составляют флот Общества. Может быть, мы возьмем самое
лучшее из них -- "Калифорнию". На ней мы доплывем до Лонг-
Айлендского пролива, -- Он пальцем изобразил на плане наш
будущий маршрут. -- И вот здесь мы заляжем на дно. -- Он
остановил палец в какой-то точке. Я наклонился. -- Где это?
     -- Коннектикут. -- Он рассмеялся, видя, что я удивлен такой
детальной разработкой его плана.
     На бумаге все выглядело неплохо. Очень даже неплохо. Но
мне это все равно не нравилось. Чего-то не хватало. Это была
задача со многими неизвестными, и слишком много людей
принимали в ней участие. До этого мы никогда не ходили на
дело в таком количестве.
     Я начал расхаживать взад и вперед по комнате, сопровождаемый
взглядом Макса. Косой продолжал играть на гармонике. Нет, все
это слишком плохо пахнет, пахнет большим провалом. Но мне не
хватило смелости заявить об этом вслух.
     Вместо этого я неуверенно спросил: -- А ты подумал об алиби на
случай, если нас будут допрашивать? В будущем?
     -- К черту алиби, -- надменно отмахнулся Макс. Я перестал ходить
и остановился напротив него. Большой Макс смотрел на меня
ледяным взглядом. Он по-королевски выпрямился в своем
огромном кресле. Обе руки его покоились на подлокотниках. Это
делало его значительным и давало ему какое-то психологическое
преимущество надо мной. Он сидел так высоко, что. казалось: перед
тобой находится королевская особа, которая ждет, когда ты
закончишь читать свое прошение и покорно удалишься. Я
почувствовал себя маленьким и ничтожным.
     -- Ты что, забыл одно из условий успешного налета? Алиби,
которое делает тебя неуязвимым, -- робко сказал я.
     -- К черту алиби, -- повторил он. -- Дело верное. Я обдумал
отход и выверил все по минутам. У тебя есть еще что-нибудь? Макс
надо мной издевался. -- Не знаю, Макс, -- неуверенно ответил я. Я
снова принялся ходить взад и вперед, пытаясь выиграть время. Я
начал сомневаться в своих опасениях. А вдруг и вправду это
возможно, если правильно оценить опасность и рассчитать все до
секунды? Было бы неплохо посмотреть на это здание изнутри.
Внезапно я понял, как лучше всего подать свою идею Максу. Я
остановился и сказал:
     -- Как насчет того, чтобы отправить меня на разведку? Ты
можешь это устроить?
     До того как он успел что-либо сказать, вмешался Простак:
     -- Отличная идея, Макс. Пусть Башка попробует все разнюхать.
     -- Ладно, ладно, -- нетерпеливо согласился Макс. -- Я позвоню
парням из профсоюза и устрою тебе поездку на этом грузовике в
качестве подсобного рабочего.
     Остаток дня мы провели как-то неуютно. Дружеская близость
прошлых лет уже не возвращалась. Макс большую часть времени
просидел в своем большом кресле, погрузившись в размышления,
которые приправлял большим количеством виски. Не было
ощущения, что ты у себя дома и можешь расслабиться. Мы все
были на взводе. Комната была как бы наэлектризована. Мы были
хмурыми и недовольными.
     Макс позвонил в профсоюз и договорился о моей поездке в
качестве помощника водителя.
     -- Хочу, чтобы этот парень поехал на этом грузовике! -- орал он
в трубку. -- Да, он хочет осмотреть достопримечательности в
центре города. И вы заплатите ему дневной заработок. И не стоит
задавать так много вопросов. Просто устройте мне это.                   ,
Он сообщил мне адрес, по которому я должен был в восемь утра
следующего дня встретить грузовик. Так скоро, черт бы его побрал!
Я думал, ему понадобится по крайней мере неделя, чтобы все
устроить. Я отправился на Байард-стрит, чтобы купить себе
поношенную рабочую одежду и кепку. Тогда я смог бы сойти за
помощника водителя грузовика.
     Будильник был заведен на шесть часов. Ночь я провел почти без
сна и поднялся еще до того, как зазвонил будильник. Я натянул на
себя потрепанную одежду и поглубже надвинул на лоб
бесформенную кепку. Посмотрев на себя в зеркало, я грустно
улыбнулся. Да, именно так я одевался, когда был ребенком и
шатался по улицам Ист-Сайда. В таком виде я и ходил в свою
"суповую" школу.
     Я выглядел помятым. И чувствовал себя точно так же. Просто
удивительно, какое влияний на внутреннее состояние человека
оказывает его одежда. Я прошел к грузовому лифту в дальнем конце
холла и спустился на нем до служебного выхода. Оттуда я
направился на Десятую улицу, где в одной из забегаловок
позавтракал бутербродом с ветчиной и кофе. Затем я поймал такси,
чтобы доехать на нем до гаража, где мне была назначена встреча с
водителем грузовика.
     Начальник гаража попросил меня назвать ему номер
грузовика, на который я получил назначение. Он сказал, что
нужный мне водитель еще не появлялся, но, наверное, скоро
будет. Я залез в кабину и стал ждать. Когда водитель
наконец-то прибыл, я встал и представился:
     -- Я Джек, твой новый помощник. С первого взгляда я ему почему-
то не понравился. Он оглядел меня со всех сторон и проворчал:
     -- Этот проклятый профсоюз совсем сдурел. Куда делся мой
обычный помощник?
     -- Но я тоже хочу ням-ням, парень, -- ответил я. -- Я за многие
годы не проработал и дня.
     -- А выглядишь так, будто ешь каждый день, -- проворчал он.
     -- Просто у меня есть друзья, которые кормят меня время от
времени, -- беспечно пояснил я. -- Как твое имя, парень?
     -- "Как твое имя, парень", -- зло передразнил он. -- Послушай,
дружок, -- он ткнул пальцем мне в грудь, -- обойдемся без всех
этих формальностей. Нам с тобой не детей крестить. Мы должны
отъездить вместе один день, и это все.
     Он нажал на стартер, вывел грузовик из гаража и погнал его
вниз по Вест-стрит. Он ловко подъехал задним ходом к
загрузочной платформе склада оптовой фирмы, торгующей
бакалейными товарами. Работник склада, встретивший нас у
дверей, принялся отмечать количество ящиков с консервами,
мешков с мукой, сахаром и рисом, подвозимых к грузовику на
тележках складскими работниками. Водитель и я начали погрузку.
В деле перебрасывания пакетов и ящиков я показал себя весьма
неуклюжим.
     -- Ты настоящий недотепа, -- непрерывно ворчал водитель. --
Ты даже не знаешь, как правильно загружать товар. Этот
проклятый профсоюз прислал мне в помощники такого придурка!
Я был зол и весь в поту от непривычной нагрузки, но старался
сдерживать себя. Я думал о том, с какой радостью отделал бы этого
парня. У нас ушло около полутора часов на то, чтобы загрузить
примерно десять тонн всевозможных бакалейных товаров.
Водитель опустил брезентовый верх кузова и закрепил его с
помощью веревки. Но задний борт поднимать не стал.
     -- Покатайся-ка денек у меня на хвосте, -- злорадно сказал он
мне.
     Всю дорогу я стоял у заднего края кузова, хватаясь за веревки
всякий раз, когда он нарочно подбрасывал грузовик на колдобинах,
резко тормозил или на полном ходу проделывал резкие повороты,
от которых меня кидало на борт. В конце концов он остановился у
какой-то закусочной, вылез из кабины и не спеша подошел к
заднему борту. На лице его была довольная ухмылка.
     -- Ты все еще здесь? А я думал, что потерял тебя где-нибудь по
дороге. Это была показательная поездка. Впереди у тебя еще целый
день такого удовольствия. Может быть, хочешь слинять прямо
сейчас?
     Когда я спустился на землю, меня пошатывало. Я прикинул
размеры водилы и решил, что он крупный и тяжелый бугай. Надо
действовать наверняка. Нельзя уповать на случай. Я нагнулся,
сделав вид, что поправляю задравшуюся штанину. Затем, быстро
распрямившись, нанес ему удар снизу левой прямо в подбородок.
Он зашатался, и я носком ботинка пнул его в живот. Согнувшись от
боли, он повалился в грязь. К нам подошла компания грузчиков.
Один из них спросил: -- Что с ним?
     -- У моего друга заболел живот или что-то вроде этого. -- Я
заботливо склонился над ним и спросил: -- Как ты себя
чувствуешь, парень? Надеюсь, тебе уже лучше?
Я помог ему подняться. Он с трудом удерживал равновесие.
     -- Тебе хватило, мерзавец? -- прошептал я. -- Или мне
выкупать тебя в реке?
     Он взглянул мне в лицо и кивнул. Я в ответ улыбнулся.
Мы взялись под руки и вместе вошли в закусочную.
     -- Что случилось, Бач? -- обратился к водителю человек за
прилавком. -- Ты что-то неважно выглядишь. -- Бач и чувствует
себя неважно, -- ответил за него я. Человек за прилавком сказал: --
Это очень плохо.. Что будете есть, ребята? -- Яичницу с ветчиной,
жареный хлеб и кофе. И Бачу то же. -- Отлично.
     Мы молча поели. Я взял е прилавка пригоршню сигар я
заплатил за нас обоих. Мы вышли на улицу.
     Влезая в кабину, водитель обернулся, потер подбородок и,
глупо улыбнувшись, сказал:
     -- Я вел себя как последний идиот. Давай садись со мной в
кабину. Как, говоришь, тебя зовут? -- Джек, -- коротко бросил я.
     -- А меня Бач. Я кивнул.
     -- Ты можешь за себя постоять, Джек. Я скромно улыбнулся и
протянул ему сигару. Он дал мне прикурить первому и достал
накладные.
     -- Первый рейс в больницу Бикмена. Ты знаешь, как заполнять
заказы на бакалейные товары? -- Нет.
     -- Ничего. Я покажу тебе, когда приедем. -- Отлично. Было бы
неплохо подучиться, -- ответил я.
     Он завел грузовик, и мы отправились в больницу. Там он
откинул задний борт, достал из кузова ручную тележку и с верхом
нагрузил ее всякой всячиной. -- Оставайся здесь, Джек, а я сам
отвезу товар. Он вернулся через десять минут, швырнул тележку в
кузов, закрепил брезент и, заглянув в накладные, сообщил:
     -- Следующая остановка в банке Симэна. Мы отправились в банк,
где Бач проделал ту же самую операцию, что и в больнице
Бикмена. Я помог ему завезти товар внутрь здания. Мы поднялись
на лифте и доставили товар в банковский кафетерий.
     -- Все эти конторы имеют собственные кафетерии для
обслуживания своих работников, -- начал объяснять Бач. -- Это
твоя первая поездка на таком грузовике? Я кивнул. -- Ну и как
тебе?
     -- Очень тяжелая работа -- целый день таскать все эти ящики и
мешки. -- Просто надо привыкнуть.
     -- Думаю, я мог бы через какое-то время привык^ путь, --
согласился я. -- Но уж слишком тяжелые эти банки номер десять.
Они что, самые большие, больше не бывает?
     -- Да, эти банки делаются по специальному заказу и являются
гордостью нашей фирмы. На востоке мы единственная фирма,
которая специализируется на крупных оптовых поставках. -- Он
явно гордился своей работой. -- Ты, наверное, .заметил, что мы
почти не связываемся с мелкой тарой. Этим пусть занимается
мелкая розничная торговля. -- Бач был невысокого мнения о
мелкой розничной торговле.
     Следующим пунктом доставки был шикарный клуб инженеров-
железнодорождиков.
     -- Тут придется здорово попотеть, -- предупредил Бач. -- Зато
сможем отдохнуть при следующей доставке. Будет обычная
платформенная разгрузка. -- Да? -- равнодушно сказал я. -- Да,
там ты здорово удивишься, когда увидишь мешки с деньгами и
золотые слитки, разбросанные повсюду, как какой-нибудь мусор.
Столько денег, сколько ты не увидишь за всю свою жизнь. -- Да? А
где это?
     Мое сердце забилось в несколько раз быстрей. Я постарался,
чтобы голос не выдал охватившее меня возбуждение.
     -- Мы закинем товар в Федеральный резервный банк, -- важно
провозгласил Бач.
     Мы остановились у тяжелых стальных ворот. Снаружи здание
выглядело как неприступная крепость. Вдоль ворот прогуливался
вооруженный охранник. Он помахал нам рукой:
     -- Привет, Бач. Похоже, ты нашел себе нового помощника?
Этот парень смотрит в оба, отметил я. Бач ответил на
приветствие:
     -- Как поживаешь, Мак? Да, со мной сегодня новый парень.
Я ничего не заметил, но, видимо, наружный охранник каким-то
образом отдал распоряжение людям за воротами, потому что
стальные створки начали медленно приоткрываться. Прямо в
воротах нас встретили четыре охранника с кольтами сорок пятого
калибра. Они так внимательно изучали мою физиономию, что я
почувствовал себя не в своей тарелке. Затем мы получили знак
проезжать, и Бач въехал в ворота, которые сразу же закрылись. Мы
оказались в крытом дворе по величине приблизительно в
полквартала. Охранник знаком
     велел Бачу подождать в стороне: у разгрузочной платформы в
дальнем --конце двора не было свободного места. Я вылез из
машины и встал у борта. По двору прогуливались не менее
пятнадцати охранников, и все с болтающимися на поясе кобурами с
"сорок пятым".
     Около платформы под разгрузкой стаяли десятки
бронированных автомобилей. Люди бросали мешки с деньгами на
небольшие деревянные возвышения. Из одного автомобиля
выносили слитки матового желтого металла и укладывали их на'
деревянные подставки. По тому, с каким усилием люди поднимали
слиток, я смог оценить его приблизительный вес. Что-то около
двадцати килограммов. Три подставки были полны и ждали своей
очереди отправиться дальше, в глубокие подземные хранилища. Я
сделал несколько шагов по направлению к платформе, чтобы
получше все рассмотреть. И в тот же момент рядом со мной
очутился охранник. Он похлопал меня по плечу и вежливо сказал:
     -- Вы должны оставаться у своего грузовика, мистер. Прогулки
по двору запрещены. Бач расхохотался и прокричал:
     -- Это мой новый помощник, Мак! Разреши ему сходить на
экскурсию и выбрать себе .что-нибудь на память. Охранник сухо
улыбнулся: -- Сегодня не экскурсионный день. Бач вылез из
машины и уселся на подножке грузовика. Я примостился рядом.
     -- Могу поспорить, что сегодня на этой платформе около десяти
миллионов, -- сказал он. Я от удивления присвистнул. Бач
многозначительно зашептал мне на ухо: -- Это ерунда. Недавно
один из охранников мне сказал, что они за день приняли пятьдесят
миллионов. -- Да, это очень большие "бабки", -- согласился я. --
Да, и они очень здорово эти "бабки" охраняют. -- Бач показал
кивком на стены. -- Ты заметил эти отверстия?
Я оглядел стены, окружающие двор. По всей их протяженности
насчитывалось около пятидесяти отверстий.
     -- Там около двадцати охранников с пулеметами. Кроме того,
парень с кинокамерой весь день снимает всех на пленку. -- На
пленку? -- с тревогой переспросил я.
     _ Да. Тебя, меня и вообще всех, кто здесь находится.
     -- Боже мой! -- Я попытался прикрыть лицо руками.
Бронированная машина закончила разгрузку. Шофер захлопнул
дверцы и отъехал от платформы. -- Эй, Бач, подъезжай! -- крикнул
охранник. Бач дал задний ход. Мы разгрузили заказанные десять
.мешков муки и двадцать ящиков самой разной снеди.
Все время, пока служащий кафетерия проверял выгруженный
товар и подписывал наши накладные, я стоял на платформе и
наблюдал, как разгружаются машины с деньгами.
Мы медленно выехали за ворота. И в это время я с полной
отчетливостью осознал, что любая попытка ограбить это заведение
обречена на провал. Я помог Бачу еще с одной доставкой, а затем
сказал: -- У меня разламывается голова. Тебе придется управляться
без меня, парень. -- И выскочил из машины.
     --Джек, ты получишь .зарплату за четыре часа! -- крикнул он
мне вслед.
     -- Получи сам и оставь ее себе, -- ответил я. -- Спасибо, Джек! --
крикнул он и помахал мне рукой.
     Я доехал до Толстого Мои на такси. Когда я входил, навстречу мне
попались двое посыльных с пустыми тележками. Они только что
доставили нам четыре сейфа и четыре пустых чемодана, которые
стояли как раз посреди комнаты. Простак и Косой --рассматривали
их.
     Макс заметил меня и указал рукой на сейфы. -- Отлично, да?
Правда ведь здорово, а, Башка? -- Зачем они нам? -- спросил я. --
Чтобы положить наличные, -- сказал Макс. -- Нужно их спрятать.
     -- Спрятать? Но зачем? -- удивился я. -- Вот именно, --
нетерпеливо сказал Макс. -- Нужно их спрятать. Из прямых
источников в министерстве внутренних дел Франку стало известно
о намечающейся в самое ближайшее время акции налогового
управления страны. -- Он швырнул изжеванный окурок на пол,
закурил новую "Корону" и продолжил: -- Они уже успели
соорудить дельце против Капоне, и складывается такое
впечатление, что парню здорово достанется.
     Казалось, неприятности Капоне доставляют Максу
настоящее удовольствие.
     -- Ты думаешь, люди налоговой инспекции захотят связываться
с нами? -- спросил я.
     -- Я что, гадалка? Не знак). Наверху тоже ничего не знают
наверняка. Есть только инструкции забрать всю наличность из
депозитных сейфов и снять все с наших банковских счетов. Тогда
к. нам Не прикопаешься. -- И положить все деньги в чемоданы? --
спросил я. -- Какого черта, мы ведь не можем весь день таскаться
по городу с сумками, полными денег, -- недовольно заметил
Косой.
     -- Да, тебе понадобится очень большая сумка для твоей кучи
денег, -- насмешливо заметил Простак.
     -- Говори за себя, Простак, ты ведь тоже не последний бедняк,
     -- ответил Косой.
     -- Да, ребята, я помог вам всем превратиться в нищих, у
которых в. кубышках по двести тысяч или чуть больше, --
хвастливо заявил Макс.
     Мы с Простаком переглянулись. Итак, оказывается, Макс
считает успех нашего дела только своей личной заслугой. Это было
что-то новенькое.
     -- Весьма рискованно хранить столько наличности в чемодане в
номере отеля или где-нибудь еще, -- сказал я.
     -- Да, в этом ты, Башка, прав, -- согласился Макс и сухо и
высокомерно продолжил: -- Но это главная идея нашего босса, это
его приказ, который является законом для всех. Каждый из нас
будет иметь свой собственный маленький сейф. И мы положим
наши деньги в наши сейфы. -- Он замолчал и демонстративно
стряхнул пепел с сигары прямо на пол. -- Свой сейф каждый
положит в свой чемодан. -- Макс прихлебнул виски из бокала. --
А свой чемодан он положит на хранение в большой несгораемый и
неприступный дом, где обычно хранятся ценные вещи.
     -- Все четыре чемодана в один? -- спросил я. -- Ага. И я не
понимаю, почему бы и нет! -- рявкнул на меня Макс. -- Все будет
в одном хранилище, но каждый чемодан в отдельной комнате. Так
это тебя устраивает, а, Башка?
     В голосе Макса чувствовалась легкая ирония. Во взгляде,
который он бросил не меня, сквозило презрение.
     _ и у нас у каждого будет свой шифр в хранилище, и у каждой
комнаты будет свой собственный ключ? -- спросил я.
     -- Да. Не беспокойся. Башка, -- сухо сказал Макс. -- Кстати, ты
когда-нибудь бывал в специальных хранилищах, предназначенных
для хранения картин, серебра и тому подобного? Я помотал головой.
     -- Ц-ц-ц, -- поцокал языком Макс. -- Такой умный парень, как
ты... Ладно, давай я тебе опишу. Во-первых, здание построено из
бетона и стали, а значит, пожаро-устойчиво. Охраняется оно днем и
ночью. Кроме того, оно снабжено специальной сигнализацией,
которая имеет связь с наружной службой охраны. Каждая комната
представляет собой большой сейф: толстые бетонные стены, тяжелая
стальная дверь и замок специальной конструкции для защиты от
взломщиков, который, думаю, не по зубам даже Веселому. Я слабо
улыбнулся: -- Звучит совсем неплохо.
     -- Да, очень даже неплохо, -- согласился Макс. -- А разве полиция
не сможет проверить эти хранилища и обнаружить там наши деньги?
     -- спросил Простак.
     -- Я думаю, -- ответил я, -- основная идея в том, чтобы
положить наши деньги на хранение под вымышленными именами,
так?
     -- Ага, ты прав, Башка, -- снисходительно сказал Макс. -- Это
основная идея, и чем скорее мы припрячем там наши денежки, тем
лучше. -- Это что, очень срочно? -- спросил я. -- Ага, чем быстрей,
тем лучше. Налоговая полиция уже поднята на ноги.
     -- Да, очень хороший план, -- сказал Косой. -- Чемодан и свой
собственный шифр.
     Он открыл свой сейф и начал возиться с цифровой комбинацией.
Макс заметил:
     -- А ты выглядишь как заправский подсобный рабочий. -- Он
медленно прикурил новую сигару и сплюнул на пол. -- Итак, что ты
обнаружил?
     -- Этот налет не даст ничего хорошего, Макс, -- сказал я. -- Ты
должен навсегда выбросить Федераль-
     ый резервный банк из головы. Это дело для каких-лбудь
сумасшедших, но не для нас.~ Уже  произнося эти слова, я
понял, что совершаю цибку. Фраза прозвучала так, будто я
назвал сума-.цедшим Макса.
     -- Кого это ты считаешь сумасшедшим, мерзавец? --'рдито
засопел Макс.
     -- Не обращай внимания, Макс. -- Простак взял его 1 правую
руку. -- Башка вовсе не это имел в виду, едь правда, Башка?
     -- Нет, Макс, именно это, он ведь всегда считал себя амым
большим умником в мире, -- вылез Косой.
     Этот подонок хотел завести Макса на полную ка-ушку.
     -- Я не .собирался никого обижать, -- сказал я. -- имел в виду, что
это не по силам не только нашей  , оманде, но и любой другой.
     -- Уж об этом позволь судить мне. Я больше не нуждаюсь в
твоих проклятых советах! --заорал Макс. -- . 1 все будет так, как
решу я!
     Он уже отпустил тормоза и начал набирать обороты, .оводя себя
до бесконтрольной ярости.
     -- Хорошо-хорошо, Макс, ты хозяин, -- примири-ельно сказал
я.
     Он сидел с багровым лицом и побелевшими губами, (то-то
бормоча себе по нос. В комнату вошел Мои с подносом. -- Какого
черта! -- завопил Макс. -- Никогда не ?ходи в эту комнату, пока
тебя не позовут!
     Мои опустил поднос на стол. На лице его были написаны обида
и удивление. Он быстро вышел из комнаты. ^ы с Простаком
присели к столу.
     -- Этот Макс, он совсем свихнулся, -- шепнул Прос- . так так
тихо, что я едва услышал. Я кивнул над своим стаканом с виски.
Косой исполнил пару мелодий на гармонике. Некоторое время Макс
спокойно курил, затем встал и направился к чемоданам. Он открыл
один из них и немного повозился с комбинационным устройством
сейфа. Потом, вздыхая, он вернулся к столу и потянулся за
выпивкой.
     Осушив свой стакан, он улыбнулся: -- Прости, Башка, я,
кажется, маленько сорвался. Я кивнул:
     _ Да. Тебя, меня и вообще всех, кто здесь находится.
     -- Боже мой! -- Я попытался прикрыть лицо руками.
Бронированная машина закончила разгрузку. Шофер захлопнул
дверцы и отъехал от платформы. -- Эй, Бач, подъезжай! -- крикнул
охранник. Бач дал задний ход. Мы разгрузили заказанные десять
мешков муки и двадцать ящиков самой разной снеди.
Все время, пока служащий кафетерия проверял выгруженный
товар и подписывал наши накладные, я стоял на платформе и
наблюдал, как разгружаются машины с деньгами.
Мы медленно выехали за ворота. И в это время я с полной
отчетливостью осознал, что любая попытка ограбить это заведение
обречена на провал. Я помог Бачу еще с одной доставкой, а затем
сказал: -- У меня разламывается голова. Тебе придется управляться
без меня, парень. -- И выскочил из машины.
     -- Джек, ты получишь .зарплату за четыре часа! -- крикнул он
мне вслед.
     -- Получи сам и оставь ее себе, -- ответил я. -- Спасибо, Джек! --
крикнул он и помахал мне рукой.
     Я доехал до Толстого Мои на такси. Когда я входил, навстречу мне
попались двое посыльных с пустыми тележками. Они только что
доставили нам четыре сейфа и четыре пустых чемодана, которые
стояли как раз посреди комнаты. Простак и Косой --рассматривали
их.
     Макс заметил меня и указал рукой на сейфы. -- Отлично, да?
Правда ведь здорово, а, Башка? -- Зачем они нам? -- спросил я. --
Чтобы положить наличные, -- сказал Макс. -- Нужно их спрятать.
     -- Спрятать? Но зачем? -- удивился я. .-- Вот именно, --
нетерпеливо сказал Макс. -- Нужно их спрятать. Из прямых
источников в министерстве внутренних дел Франку стало известно
о намечающейся в самое ближайшее время акции налогового
управления страны. -- Он швырнул изжеванный.окурок на пол,
закурил новую "Корону" и продолжил: -- Они уже успели
соорудить дельце против Капоне, и складывается такое
впечатление, что парню здорово достанется.
     Казалось, неприятности Капоне доставляют Максу
настоящее удовольствие.
     -- Ты думаешь, люди налоговой инспекции захотят
связываться с нами? -- спросил я.
     -- Я что, гадалка? Не знаю. Наверху тоже ничего не знают
наверняка. Есть только инструкции забрать всю наличность из
депозитных сейфов и снять все с наших банковских счетов. Тогда к
нам не прикопаешься. -- И положить все деньги в чемоданы? --
спросил я. -- Какого черта, мы ведь не можем весь день таскаться
по городу с сумками, полными денег, -- недовольно заметил
Косой.
     -- Да, тебе понадобится очень большая сумка для твоей кучи
денег, -- насмешливо заметил Простак.
     -- Говори за себя, Простак, ты ведь тоже не последний бедняк,
     -- ответил Косой.
     -- Да, ребята, я помог вам всем превратиться в нищих, у
которых в кубышках по двести тысяч или чуть больше, --
хвастливо заявил Макс.
     Мы с Простаком переглянулись. Итак, оказывается, Макс
считает успех нашего дела только своей личной заслугой. Это было
что-то новенькое.
     -- Весьма рискованно хранить столько наличности в чемодане в
номере отеля или где-нибудь еще, -- сказал я.
     -- Да, в этом ты. Башка, прав, -- согласился Макс и сухо и
высокомерно продолжил: -- Но это главная идея нашего босса, это
его приказ, который является законом для всех. Каждый из нас
будет иметь свой собственный маленький сейф. И мы положим
наши деньги в наши сейфы. -- Он замолчал и демонстративно
стряхнул пепел с сигары прямо на пол. -- Свой сейф каждый
положит в свой чемодан. -- Макс прихлебнул виски из бокала. --
А свой чемодан он положит на хранение в большой несгораемый и
неприступный дом, где обычно хранятся ценные вещи.
     -- Все четыре чемодана в один? -- спросил я. -- Ага. И я не
понимаю, почему бы и нет! -- рявкнул на меня Макс. -- Все будет
в одном хранилище, но каждый чемодан в отдельной комнате. Так
это тебя устраивает, а, Башка?
     В голосе Макса чувствовалась легкая ирония. Во взгляде,
который он бросил не меня, сквозило презрение.
     _ и у нас у каждого будет свой шифр в хранилище, и у каждой
комнаты будет свой собственный ключ? -- спросил я.
     -- Да. Не беспокойся, Башка, -- сухо сказал Макс. -- Кстати, ты
когда-нибудь бывал в специальных хранилищах, предназначенных
для хранения картин, серебра и тому подобного? Я помотал
головой.
     -- Ц-ц-ц, -- поцокал языком Макс.' -- Такой умный парень, как
ты... Ладно, давай я тебе опишу. Во-первых, здание построено из
бетона и стали, а значит, пожаро-устойчиво. Охраняется оно днем и
ночью. Кроме того, оно снабжено специальной сигнализацией,
которая имеет связь с наружной службой охраны. Каждая комната
представляет собой большой сейф: толстые бетонные стены,
тяжелая стальная дверь и замок специальной конструкции для
защиты от взломщиков, который, думаю, не по зубам даже
Веселому. Я слабо улыбнулся: -- Звучит совсем неплохо.
     -- Да, очень даже неплохо, -- согласился Макс. -- А разве полиция
не сможет проверить эти хранилища и обнаружить там наши
деньги? -- спросил Простак.
     -- Я думаю, -- ответил я, -- основная идея в том, чтобы
положить наши деньги на хранение под вымышленными именами,
так?
     -- Ага, ты прав, Башка, -- снисходительно сказал Макс. -- Это
основная идея, и чем скорее мы припрячем там наши денежки, тем
лучше. -- Это что, очень срочно? -- спросил я. -- Ага, чем
быстрей, тем лучше. Налоговая полиция уже поднята на ноги.
     -- Да, очень хороший план, -- сказал Косой. -- Чемодан и свой
собственный шифр.
     Он открыл свой сейф и начал возиться с цифровой комбинацией.
Макс заметил:
     -- А ты выглядишь как заправский подсобный рабочий. -- Он
медленно прикурил новую сигару и сплюнул на пол. -- Итак, что
ты обнаружил?
     -- Этот налет не даст ничего хорошего, Макс, -- сказал я. -- Ты
должен навсегда выбросить Федераль-
     ный резервный банк из головы. Это дело для каких-нибудь
сумасшедших, но не для нас.
     Уже -- произнося эти слова, я понял, что совершаю ошибку.
Фраза прозвучала так, будто я назвал сумасшедшим Макса.
     -- Кого это ты считаешь сумасшедшим, мерзавец? -- сердито
засопел Макс.
     -- Не обращай внимания, Макс. -- Простак взял его за
правую руку. -- Башка вовсе не это имел в виду, ведь
правда, Башка?
     -- Нет, Макс, именно это, он ведь всегда считал себя самым
большим умником в мире, -- вылез Косой.
     Этот подонок хотел завести Макса на полную катушку.
     -- Я не собирался никого обижать, -- сказал я. -- Я имел в
виду, что это не по силам не только нашей команде, но и любой
другой.
     -- Уж об этом позволь судить мне. Я больше не нуждаюсь в
твоих проклятых советах! --заорал Макс. -- И все будет так, как
решу я!
     Он уже отпустил тормоза и начал набирать обороты, доводя
себя до бесконтрольной ярости.
     -- Хорошо-хорошо, Макс, ты хозяин, -- примирительно сказал
я.
     Он сидел с багровым лицом и побелевшими губами, что-то
бормоча себе по нос. В комнату вошел Мои с подносом. -- Какого
черта! -- завопил Макс. -- Никогда не входи в эту комнату, пока
тебя не позовут!
     Мои опустил поднос на стол. На лице его были написаны обида
и удивление. Он быстро вышел из комнаты. Мы с Простаком
присели к столу.
     -- Этот Макс, он совсем свихнулся, -- шепнул Простак так
тихо, что я едва услышал. Я кивнул над своим стаканом с виски.
Косой исполнил пару мелодий на гармонике. Некоторое время
Макс спокойно курил, затем встал и направился к чемоданам. Он
открыл один из них ^немного повозился с комбинационным
устройством сейфа. Потом, вздыхая, он вернулся к столу и
потянулся за выпивкой.
     Осушив свой стакан, он улыбнулся: -- Прости, Башка, я,
кажется, маленько сорвался. Я кивнул:
     --_ Все в порядке, Макс. Он потер
     голову.
     -- Не понимаю, какой дьявол на меня находит. -- Он слабо
улыбнулся. -- Думаю, мне надо немного отдохнуть. Я просто
дико устал.
     -- Думаю, нам всем не помешает немного отдохнуть, -- сказал
Простак.
     --Да, после этого дела мы дадим себе небольшую передышку.
Мы с Простаком многозначительно переглянулись. -- Эй, Косой,
иди сюда и выпей! -- крикнул Макс. Косой послушно прекратил
играть, подошел к столу, сел и стал медленно тянуть из своего
стакана.
     -- Кроме того, нам надо побыстрее кончить эту возню с
деньгами, -- сказал Макс.
     -- Ты уже нашел подходящее хранилище? -- спросил я.
     --И да и нет, -- равнодушно ответил он. -- Решим это завтра. У
меня на примете много приличных мест. В любом случае, чем
быстрее мы снимем деньги со счетов, тем меньше у нас будет
хлопот с людьми из налоговой полиции. Вы, парни, принесете
сюда свои деньги завтра утром, и мы быстро закончим эти дела.
Договорились? -- Макс произнес это так, будто к нему вернулось
что-то от того старого доброго Макса, которого мы так хорошо
помнили. Мы согласно кивнули. -- Деньги будут в надежном
месте, и хоть об этом можно будет не беспокоиться, -- Макс
задумчиво попыхивал своей сигарой. -- Это позволит мне, не
отвлекаясь, сосредоточиться на деле с "резервом". Мне требуется
всего пара дней, чтобы додумать недостающие детали.
Неужели налет так скоро? Я предпринял последнюю попытку:
     -- Послушай, Макс, а тебе не кажется глупым, что ребята с
нашим положением идут на такое дело, как налет?
     -- Ну и что? Почему ты считаешь это глупым? Мы ведь с
самого начала специализировались на налетах, так? -- Он холодно
посмотрел на меня. -- Мы достигли в этом деле вершины, разве
нет?
     -- Да, но все изменилось, -- воззвал я к его здравому смыслу.
     -- Мы ведь и так делаем хорошие деньги. Уже многие годы мы
получаем хорошее жалованье. Общество платит каждому из нас --
по. пятьсот долларов в
     неделю. -- Я достал записную книжку и принялся считать. --
Вместе с доходами от заведений, игровых автоматов, похоронного
бюро и остальных мелочей каждый из нас в год имеет около ста
тысяч. И это верняк. Зачем испытывать судьбу? Это несвойственно
настоящим деловым людям.
     -- А кто тебе сказал, что я деловой? Если бы я хотел играть
только наверняка, где бы я сейчас был? И вы все вместе со мной?
Развозили белье из прачечной?! -- проревел он, глядя на меня.
Он встал и принялся мерить комнату шагами. Затем вновь уселся
в свое тронное кресло. Это немедленно вернуло ему чувство
превосходства. Он развалился, откинувшись на спинку и скрестив
ноги. Потом посмотрел на потолок, провожая взглядом дым своей
сигары, и вниз, на нас.
     -- Что касается меня, то те двести тысяч долларов, которые я
собираюсь заложить на хранение завтра утром, просто мусор. И к
тому же нам понадобилось слишком много времени, чтобы их
заработать. -- Он наклонился вперед и указал на меня пальцем: --
И мы всегда испытывали судьбу, не забывай об этом. -- Он
постучал кулаком себя в грудь. -- И не забывайте, что я и никто
иной планировал все наши успешные операции. Так будет и на сей
раз. Какого черта! С каких это пор я должен объяснять вам, что
собираюсь предпринять?
     Взгляд 'его стал совершенно диким. Клянусь, -- или мне это
только почудилось? -- он щелкнул пальцами, подавая Косому знак
начинать игру на гармонике. Во всяком случае, Косой вынул
гармонику и заиграл какую-то сумасшедшую мелодию.
Макс сердито заворочался в кресле, а затем ткнул пальцем в мою
сторону.
     -- Ты, ты. Башка. Ты стал слишком непочтительным. Здесь
приказываю я.
     Я поднялся, не зная, как мне поступить. В своих лохмотьях я
почувствовал себя маленьким и ничтожным. Мне в голову пришла
дичайшая идея: мне показалось, что Макс ждет, что я паду перед
ним на колени и буду просить прощения. Интересно, как такая идея
вообще могла появиться? Действовала магия кресла? Или
царственный вид Макса? Я попытался избавиться от на-
     важдения, но вскоре уже стоял перед его креслом и, склонив голову,
бормотал что-то вроде:
     -- Хорошо, хорошо, Макс. Ты хозяин. Можно я пойду к себе и
сниму эту грязную рабочую одежду? --
     Он величественно показал рукой на дверь, выражая тем самым
свое королевское согласие.
     -- Ладно, но я надеюсь, что ты появишься здесь завтра до
одиннадцати часов утра. Хочу поскорей избавиться от всех этих
проклятых чемоданов. Они портят вид комнаты.
     -- Хорошо, Макс, -- пробормотал я. Внутри у меня все сжалось. С
тяжелым чувством я закрыл за собой дверь.




     Приняв душ, я надел пижаму и лег в постель. Мои мысли все
время возвращались к предстоящему налету. А вдруг Макс и правда
знает, что делает? Может быть, он на самом деле додумался до чего-
то такого, что позволит осуществить его дерзкую мечту. Как
известно, каждая вещь имеет свой секрет. Почему бы не быть такому
секрету и у Федерального банка? А в случае успеха, Бог ты мой, это
было бы самым крупным ограблением за всю историю человечества!
Каждый из нас заработал бы тогда около миллиона долларов --
каково? У меня будет целый миллион, я завяжу и уйду на покой. С
такой уймой денег я смогу делать все, что пожелаю. Я буду
путешествовать. По всему миру. С такой прорвой денег я смогу
иметь самых прекрасных женщин тех стран, в которые буду
приезжать. Нет, я не буду торопиться, я буду очень систематичным, я
должен буду не упустить ни одной расы, ни одного оттенка кожи, ни
одного женского типа. И ладно уж, попробую быть
человеколюбивым: если они захотят отдохнуть от меня, я буду
иногда давать им передышку!
     Я буду путешествовать с большим комфортом, оста-. навливаться
только в лучших отелях, обедать только в самых дорогих ресторанах.
Пожалуй, стоит немного задержаться в Турции. Говорят, что
турчанки -- это действительно нечто особенное. Интересно,
найдется ли у них что-нибудь, чего я еще Не пробовал? Навряд ли.
Кстати, говорят, что они довольно часто прибегают к
     наркотическим средствам. Мне это как нельзя лучше подходит --
много-много очень хорошего опиума. О пресвятая Дева, я совсем
забыл, что у меня есть ^ва. Когда я вернусь из кругосветного
путешествия, мы с ней поселимся вместе или даже поженимся.
Что это со мной? Я совсем чокнулся. Лежу и мечтаю, как
потрачу миллион долларов, которых у меня никогда не будет. Налет
на Федеральный резервный банк -- просто самоубийство. А Макс
     -- законченный маньяк. У нас не будет и одного шанса на миллион
выйти оттуда живыми. Двадцать пулеметов через отверстия в стене
превратят нас в кровавый фарш так быстро, что мы не успеем даже
дотронуться до мешков с деньгами. Проклятье, этого психа ничто и
никто не сможет переубедить. Федеральный резерв -- мечта его
детства. Мне казалось, что он давно похоронил ее. Но, видимо, это
     -- как неизлечимая болезнь вроде рака, который растет, растет, пока
не убьет больного. А вместе с ним и всех нас.
Нет, он никого не послущает. Никого? Черт побери, как я мог
забыть про Франка? Этот сукин сын должен послушаться Франка.
Его приказу он должен будет подчиниться, это точно. Когда Франк
узнает, он быстро вправит этому придурку мозги. Он вправит мозги
кому угодно. У меня сразу же отлегло от сердца. Я подошел к
телефону и позвонил в главный офис Общества. После двух минут
разговора я почувствовал, как земля уходит у меня из-под но^. Какая
невезуха -- Франк куда-то уехал из города, и никто не знает куда.
Как назло, Фила тоже не оказалось на месте. Кроме них двоих
помочь мне ^ыло некому. От моей надежды ничего не осталось.
Может быть, мне просто дать деру, пока еще не поздно? Поехать к
Еве и переждать там некоторое время? Да, но это будет означать
окончательное сожжение мостов: мне никогда не позволят
вернуться, меня будут считать предателем. А я уже не смогу жить
по-другому^ я привык к быстрым и легким деньгам, привык к Нью-
Йорку и старому доброму Ист-Сайду.
     Но куда мог отправиться Франк? В Новый Орлеан? Ведь он
должен же где-то быть. Пусть я просижу на телефоне всю ночь,
обзванивая все известные мне отделения нашей организации, ни я
найду его.
     Я тут же заказал разговор с Новым Орлеаном. Ожидая, когда меня
соединят, я снимал возбуждение тем,
     что не останавливаясь бегал по комнате. Десять минут ожидания
показались мне вечностью. В Новом Орлеане к телефону подошел
Дадли.  .
     -- Нет, он здесь не' появлялся. Попробуй позвонить в Хот-
Спрингс.
     Я позвонил в Арканзас, разговор задержали всего на несколько
минут, которых мне вполне хватило, чтобы несправедливо обругать
телефонистку. В Хот-Спрингсе мне сказали то же, что и в Новом
Орлеане, и посоветовали обратиться в Чикаго.
Чикаго? Паника внутри меня росла. Ведь для меня это был
вопрос жизни и смерти. Тем же, кто отвечал на мои звонки, на это
было начхать. Им было некуда 'спешить, и они плевать хотели,
найду я Франка или нет. Да, но куда, черт побери, он мог
подеваться? Я снова схватился за телефонную трубку и резко
потребовал соединить меня с Чикаго.
     Я весь задрожал, когда услышал слова Фичетти, нашего
человека в Чикаго: -- Его здесь нет. Позвони в Детройт. Ожидая,
когда эта чертова телефонистка соединит меня с Детройтом, я весь
покрылся холодным потом. Слова "Его здесь нет" вызвали
нестерпимую боль во всем теле. Не сдержавшись, я дико заорал
прямо в трубку:
     -- Но куда же он, черт побери, подевался? Спокойный голос из
Детройта ответил: -- Кто знает? У шефа дела по всей стране. А ты
звонил в Чикаго?
     Я с раздражением перечислил все города, куда звонил.
Спокойный голос предложил мне позвонить в Джерси. Кстати, как
я мог забыть про Джерси? Какой я все-таки идиот. Ведь он может
быть совсем близко отсюда, на другом берегу реки. Я с
ожесточением принялся нажимать на рычаг и, когда услышал голос
телефонистки, во врю мочь проорал номер в Джерси. Через
несколько минут Солли сообщил мне, что Франка там нет. Что это?
Конспирация? Они все скрывают от меня местонахождение
Франка? Чушь. А если он в Майами? Но что он там делает в это
время года? Шансы невелики. Но я решил их проверить и позвонил
в Майами. В ответ на мой вопрос в трубке раздался смех:
     -- Что ему здесь делать, ведь ипподром сейчас закрыт.
     Отчаяние продержало меня у телефона всю ночь. Я
обзвонил все города Восточного побережья. Я сделал по
звонку в Мексику и Канаду. Все с тем же результатом.
Когда окончательно рассвело, у меня кончились номера, по
Которым имело смысл звонить. Я почувствовал, что теряю
последние силы. Горло саднило, голос стал сиплым, как у франка.
Я с трудом дотянулся до телефона и позвонил в гостиничный
коммутатор. Мне нужно было, чтобы меня разбудили в восемь
часов утра. Телефонистка сказала:
     -- А вы знаете, что за эту ночь наговорили на четыреста
долларов?
     -- А тебе какое дело? -- рявкнул я. -- Включи это в мой счет.
     -- И швырнул трубку.
Выпив полбутылки виски, я задремал. Мне снились тревожные
сны. Меня разбудил телефонный звонок. -- Доброе утро, -- сказал
девичий голос, -- вы просили разбудить вас в восемь.
Я чувствовал себя совершенно разбитым. Страшно болела
голова. В один присест я выпил то, что оставалось в бутылке.
После этого мысли в моей голове стали приходить в порядок. Какая
нынче программа? Посещение банка и закрытие счета. Еще нужно
забрать все из депозитного сейфа.
     Я быстро натянул на себя одежду. Из гардероба я извлек
большую дорожную сумку и с ней вышел из номера. На часах было
двадцать минут девятого -- для банка еще слишком рано. Я
отправился в буфет, где выпил несколько чашек очень горячего и
очень крепкого кофе. Это меня окончательно разбудило.
На улице я впрыгнул в такси и попросил отвезти меня к Паблик
Нэйшнл. Банк был еще закрыт. Пять минут до открытия я прошагал
вниз и вверх по улице и оказался самым первым посетителем. Я
страшно нервничал, мне казалось, что все только и делают, что
смотрят на меня. Я заполнил бумаги, нужные для закрытия счета, и
подошел к кассиру.
     -- Мне нужно покинуть город по очень важному делу, --
непонятно для чего пробормотал я. Он улыбнулся: -- Каким
достоинством? -- Сотенными, -- ответил я.
     Не считая, я стал торопливо заталкивать пачки долларов в свою
дорожную сумку. У посетителя, стоявшего рядом со мной, от
изумления округлились глаза. -- Какого черта ты на меня
уставился? -- рявкнул я. Он отвернулся.
     Я спустился в подвал. Служитель поприветствовал меня кивком
и открыл дверь. Я вошел в хранилище и быстро побросал в сумку
содержимое своих ящиков. Затем поднялся наверх и вышел на
улицу.
     На улице я почувствовал, что теряю уверенность. Мне начало
казаться, что прохожие смотрят на меня так, будто догадываются,
что лежит у меня в сумке. Судьба могла как раз в этот момент
приготовить мне одну из своих шуточек в виде случайных
грабителей. Да, такой налет хоть для кого был бы хорошем
подарком. Двести тысяч долларов за здорово живешь.
Мне что тогда? Уповать на профессиональную солидарность?
"Ребята, отстаньте, мы с вами коллеги".
     Ну, парень, ты совсем р'ехнулся. Откуда они знают, что ты
несешь в сумке? Или кто-то знает?
     Какой-то здоровый детина пристроился чуть позади меня. Я
переложил сумку в левую руку, а правой нащупал в кармане свой
нож. Когда он поравнялся со мной, я боковым зрением увидел, что
его пальто как-то странно топорщится. Судя по форме, это могла
быть дубинка или железный прут. По моему телу пробежала
нервная дрожь, волосы на затылке встали дыбом. Мы нога в ногу
шагали вниз по улице. Когда он засунул руку в карман и что-то
начал доставать оттуда, я первым .ринулся в атаку.
С силой прижавшись к его спине, я прошипел ему на ухо:
     -- Стой на месте, мерзавец. Сделаешь хоть шаг, и твоя
голова покатится в канаву.
     Вытаращив на меня глаза, он остановился и пробормотал:
     -- Каких только психов не встретишь на Деланси-стрит.
Я оглянулся. Он стоял, где остановился, и чистил банан. Потом
помахал мне бананом и крикнул на идише:
     -- Тебе следует обратиться в психушку! С каждой минутой сумка
становилась все тяжелее. Мне казалось, что я тащу в руке не менее
сорока
     килограммов. Почему я не взял такси? Глупо, но дорога казалась
такой близкой.
     Я подумал: какого черта ставить все на одну карту? Лучше
поставить сразу на несколько. Недалеко от меня находился вход в
здание Юнайтед Стайте Банк. Это хороший надежный банк. Я
вошел. Лучше всего поместить деньги под вымышленным именем.
А еще лучше открыть два счета. Пятьдесят тысяч на имя Евы Мак-
Клэйн и пятьдесят тысяч на имя Джона Мак-Клэйна, а оставшиеся
сто тысяч положить в чемодан. Все, начиная с президента банка,
пожали мне руку. Я был рад, когда наконец-то добрался до
Толстого
     Мои.
На месте оказался один Простак, который сидел за столом и пил.
Он помахал мне стаканом.
     -- Иди продери глаза, Башка. -- Он взглянул на мою сумку. --
Что, принес свои "бабки"? А вон мои.
     Он махнул рукой на большую сумку у себя в ногах. Я кивнул и
налил себе выпить. Как бы между прочим Простак спросил: _
Значит, ты не в восторге от налета на Федеральный резервный
банк? -- А ты? Простак пожал плечами:
     -- Макс обычно знает, что делает. Последний налет на кассу
прошел как по маслу. Вот увидишь, здесь все будет как надо. Я
махнул рукой: -- Надеюсь. Простак довольно потер руки.
     -- Все-таки миллион долларов -- это миллион долларов. А наш
Макс знает, что делает. У него всегда в запасе какой-нибудь фокус.
     -- Надеюсь, -- повторил я
Я знал, что мой пессимизм совершенно оправдан. Какой фокус
Макса поможет устоять против пулеметов, направленных на нас со
всех сторон? Мы будем очень удобной мишенью: Я вздрогнул. Это
напомнило мне нашу вылазку в Чикаго, когда мы поливали
свинцом тех парней. Я налил себе еще порцию. Открылась дверь, и
в комнату вошли Макс и Косой с большими сумками. Макс был в
приподнятом настроении.
     14 Однажды в Америке                                                       ^ ^ 1
     __ Как поживаете? -- поприветствовал он нас, протягивая руку к
бутылке и наливая себе и Косому. Он поднял свой стакан: -- За нашу
дружбу! -- За нас, -- хором ответили мы. Макс почмокал губами.
     -- Превосходное виски. -- Он подхватил бутылку и налил всем
еще по порции. Чокаясь с нами, он заявил: -- Завтра великий день,
который войдет в историю.
     -- Ты хочешь сказать, что дело назначено на завтра? -- с
восхищением спросил Косой.
     -- Ага, все пойдет по плану. Я вскоре посвящу вас во все детали.
А пока что надо избавиться от всех этих чемоданов.
Макс проверил наши сумки, заглянув в каждую из них.
     -- Итак, вы, парни, сделали свой выбор, -- сказал он. Затем
подошел к двери в бар и крикнул: -- Эй, Мои, держи эту дверь на
замке! Мы не хотим, чтобы нас тревожили.
     -- Хорошо, Макс, -- ответил Мои. Мы взяли свои сумки и
направились к сейфам. Оказалось, что Косой и я присмотрели себе
один и тот же. -- Бери этот, а я возьму вон тот, -- предложил я. Он
направился к оставшемуся сейфу, бормоча: -- Не надо мне твоих
одолжений. Я вскрыл конверт, привязанный ниткой к ручке сейфа, и
достал оттуда напечатанный на машинке код. Потом совместил ручку
с нужным числом. Раздался щелчок, и дверца распахнулась. Я открыл
сумку и принялся перегружать деньги в сейф. Краем глаза я видел,
что остальные делают то же самое.
     Неожиданно зазвонил телефон. Макс недовольно выругался и взял
трубку.
     Остальные продолжали заниматься деньгами. Макс отошел от
телефона и обратился к нам: -- Это из главного офиса. Нам
приказано сегодня днем сопроводить крупную партию спиртного в
Вест-честер.
     "О Боже, -- подумал я, -- вот было бы здорово, если бы нас
поймали за этим занятием". Через пять минут эта мысль полностью
оформилась в моей голове. Это было спасением. Как ни крути, но
лучше отсидеть восемнадцать месяцев за нарушение "сухого" закона,
чем встретить смерть во время этого дурацкого налета
     на Федеральный резервный банк. Вот именно. И как это ни
мерзко, я пойду на то, что заложу нас всех правительственным
агентам. Да, заложу своих друзей и стану стукачом. Я пойду в
федеральное управление и сообщу, где они смогут накрыть нас
вместе с грузом.
     И нам придется отсидеть каких-нибудь полтора года, а при
примерном поведении срок могут сократить и до одного. А уж год
мы как-нибудь перетерпим. Может быть, за год в голове у Макса
немного прояснится, и он бросит носиться с идеей об этом
чертовом ограблении. Это единственный выход. Если Общество
узнает когда-нибудь, что я навел полицейских на их бесценный
груз, мне крышка. Меня просто оденут в цементную рубашку. Но
как они об этом узнают? Им и в голову не придет, что я мог
настучать на самого себя. Попробую слинять при первом удобном
случае, чтобы успеть поговорить с ребятами из управления.
Оставалось выяснить, когда и куда отправятся на покой наши
чемоданы. Я окликнул Макса:
     -- Эй, Макс, ты уже нашел местечко для наших капиталов?
Он поднял голову над своим чемоданом: -- Я еще не делал
никаких конкретных распоряжений. У меня богатый выбор.
Давайте вначале закончим, а потом все вместе это обсудим.
     -- Мы успеем отправить их в надежное место до того, как
поедем в Вестчестер, да? -- с тревогой спросил Косой.
     -- Конечно. Ты что, -- проворчал Макс, -- думаешь, мы оставим
все эти "бабки" здесь на полу?
     Их прервал резкий стук в дверь из бара. Некоторое время мы
стояли на месте, прислушиваясь. Макс подошел к двери и
спросил:
     -- Да? -- Он прислонил ухо к щели и стал слушать. Затем
повернулся ко мне: -- Башка, Мои говорит, что к тебе пришел
твой младший брат. Это очень важно, он хочет увидеть тебя
немедленно.




     Это известие меня встревожило. Если мой младший брат
осчастливил меня своим посещением, значит, случилось что-то
действительно серьезное.
     _ Попроси его подождать, -- сказал я Максу. -- Я выйду через
несколько минут.
     Я поспешно засунул в сейф оставшиеся деньги и долго не мог
закрыть замок. У меня начали трястись руки.
     Ну и в переделку я попал. Все как в тумане, полная
неопределенность. С одной стороны, мне не хотелось покидать
нашу комнату до тех пор^пока я не удостоверюсь, что мои деньги в
безопасности. Но с Другой стороны, я должен был связаться с
правительственными агентами, чтобы спасти нас всех от
бессмысленной гибели. А тут еще братишка с его неожиданным
посещением. Какое, к черту, дело могло заставить его сюда
притащиться? Могу поспорить, оно имеет отношение к нашей
маме. Ну и ситуация! Чем дольше я обо всем этом размышлял, тем
в большее замешательство приходил. Мне понадобилось еще
пятнадцать минут, чтобы закрыть сейф и уложить его в чемодан.
Я вышел в зал. Мой брат сидел в баре в компании наполовину
опорожненной бутылки виски. Мне стало не по себе. Если
братишка явился за мной прямо сюда, значит, произошло что-то
ужасное. Да, наверное, что-то случилось с мамой.
     -- Ну как ты, братишка? -- спросил я, положив руку ему на
плечо. Он сердито стряхнул ее:
     -- Где ты, черт возьми, пропадал? Почему ты заставил меня
ждать? -- А что? Что-то случилось? Он свирепо уставился на меня.
     -- Что-то? -- повторил он. В его голосе звучало презрение и
бессильная ярость.-- Тебе было всегда плевать на то, как мы
живем, ублюдок.
     -- Подожди, что-то случилось? С мамой? -- встре-
воженно спросил я..
     Он сразу весь обмяк, в глазах заблестели слезы. Он отвернулся
и, всхлипывая, произнес:
     -- Мама в больнице. Она умирает. Она хочет тебя видеть.
По моей спине пробежали мурашки, в груди похолодело.
     -- Подожди минутку, -- сказал я. На ватных ногах я вернулся в
комнату и сказал, пытаясь сдержать дрожь в голосе:
     -- Макс, мне надо уйти. Моя мать в больнице. Повернувшись, я
направился к двери. Макс догнал меня и обнял 'за плечи.
     -- Если тебе понадобится помощь, дай мне знать. -- Хорошо,
Макс, -- тихо произнес я. -- Спасибо. Мы с братом вышли на
улицу. Он поймал такси. В одну минуту мир потерял для меня все
свои краски, кроме черной. В моей груди бешено колотилось
сердце, голова раскалывалась, тело стало липким от пота'.
Некоторое время брат молчал, а затем пробормотал: -- Ты мерзкий
ублюдок. Ты не появлялся у нас годами. Ты разбил ее сердце. --
Но я посылал деньги, -- промямлил я. -- Кому нужны твои
вонючие деньги? Я сам забочусь о маме.
     У меня не было сил возражать. Горькие слезы стояли у меня в
глазах.
     Я даже не заметил, как мы доехали до больницы. Брат
расплатился с таксистом. В оцепенении я поднялся вслед за братом
по больничной лестнице и вошел в палату.
     Мама открыла глаза и улыбнулась мне своей чудесной нежной
улыбкой.
     -- Сынок, -- еле слышно позвала она и потянулась ко мне.
Меня била дрожь. В глазах потемнело. Я прильнул к ее руке.
     -- Как... ты... живешь... мой сыночек? -- с большим трудом
проговорила она. -- Ты нашел работу? Ты... хороший мальчик? --
Ее шепот стал почти беззвучным. -- Ты хорошо... ведешь себя?
Сынок? -- Да, мама. У меня работа за городом. Больше говорить
она не могла и впала в беспамятство. В полном отчаянии я
бросился искать врача. Я влетел в его кабинет и стал бессвязно
молить его о помощи.
     -- Тут уже никто не в силах помочь, -- сказал он и, печально
покачав головой, добавил: -- Ей осталось всего несколько часов.
Я больше не мог сдерживать себя и разрыдался. Брат взял меня
под руку.
     -- Держи себя в руках, тупая скотина, -- сказал он. Он довел меня
до ближайшей забегаловки. Мы сели за стол и выпили. Я остался,
пытаясь с помощью виски
     заглушить терзающие меня адские муки. Брат вернулся в больницу.
И вдруг я вспомнил, что должен связаться с парнями из
управления. Я вышел на улицу, нашел какую-то аптеку и попросил
дать мне т-елефонный справочник. Отыскав в нем номер нью-
йоркского отделения, я позвонил и подробно рассказал о
предстоящей поездке, о том, где удобней сделать засаду на пути
транспорта, и услышал на том конце голос, который не скрывал
своего скептицизма:
     -- А откуда мы знаем, что это не глупый розыгрыш, что ты
просто не отнимаешь наше время? Что заставило тебя позвонить?
Как твое имя?
     Я был настолько сбит с толку, что проорал в трубку свое имя и
сообщил, что сам буду участвовать в сопровождении транспорта. Я
проклинал его минут пять, а затем повесил трубку и вернулся в бар.
Пришел брат и тихо сказал: -- Мама все еще без сознания.
Я зарыдал, слезы закапали прямо в стоящий передо мной стакан с
виски. С отвращением взглянув на меня, брат вышел. Через
некоторое время я вернулся в больницу. Я сидел рядом с мамой и не
отрываясь смотрел на ее лицо. Ее дыхание вырывалось из груди
вместе с тяжелыми хриплыми стонами.
     И вдруг мама открыла свои чудесные глаза и стала искать мою
руку. -- Я умираю, сыночек.
     Я взял ее за руку. Не желая смириться с надвигающимся на меня
ужасом и не зная, как уберечь и защитить мою маму, я заплакал, как
маленький ребенок: -- Мама, мамочка...
     Ее лицо светилось печалью и нежностью. -- Мы встретимся с тобой
на том свете, детка, -- успокаивала она меня.
     -- Но меня не пустят туда, чтобы встретиться с тобой. -- Я
безудержно разрыдался. -- Я очень, очень плохой.
     -- Я попрошу за тебя у Бога, сынок. Ее дыхание
постепенно угасло.
     Я услышал рыдания моего младшего брата, стоявшего рядом:
     -- Это ты убил маму! Ты разбил ее сердце. Ты, мерзавец!
     Еле держась на ногах, я выбрался из палаты и вер-ну,лся в бар.
Я не помню, как долго там просидел, заливаясь слеза-ми. Я
вспомнил о времени только тогда, когда за окном наступили
сумерки. У меня осталась масса невыпол-ненных дел. Нужно
было еще позаботиться о том, чтобы надежно спрятать чемодан с
деньгами и закончить дело с поездкой в Вестчестер. Надеюсь, эти
борцы с "сухим" законом отпустят меня на похороны моей
матери. Да, они всегда так делают.
     Я отправился на такси к Толстому Мои. Наша комната была
пуста, все уже ушли. Я долго стоял и недоуменно озирался по
сторонам. -- Куда подевались сейфы? -- пробормотал я. В комнату
вошел Мои и подал мне записку от Макса. В ней говорилось, что он
отправил чемоданы в одно из  надежных мест и что, когда они
вернутся из Вест-честера, он отдаст мне квитанцию, ключи и все
остальное. Он просил меня не беспокоиться и писал, что они
благополучно обойдутся без моей помощи.
     Внезапно я почувствовал необыкновенную легкость. "Боже мой,
какая удача, -- подумал я. -- Я остаюсь в стороне от дела. Да, но
как же Макс, Простак и Косой? Их поймают, и им придется
отсидеть в тюрьме целых восемнадцать месяцев. Если бы не
сумасшедшая идея Макса ограбить Федеральный резервный банк, я
никогда не. пошел бы на такое предательство".
Я позвонил брату. Он уже сделал все распоряжения,
касающиеся погребения, и наотрез отказался иметь дело с нашим
бюро. Он назвал мне адрес и сообщил время похорон. Завтра
утром.
     Я поднялся в свой номер и лег в постель, прихватив с собой
бутылку. Я пил до тех пор, пока не впал в состояние
меланхолической грусти.
     Где-то над головой я услышал пение хора, исполняющего
молитву в память о навсегда покинувших этот мир. На фоне хора
зазвучал сильный голос великого певца Йозеля Розенблата,
который слился в одно целое с печальной мелодией, исполняемой
Косым Хими на его гармонике. Мое сердце печально заныло, и я
заплакал о своей умершей маме.
     Мне не спалось. Я вышел на улицу и стал бродить, переходя от
забегаловки к забегаловке.
     Не помню, как я забрел в Китайский город и очутился в
заведении Джо. Увидев меня, он спросил: -- В чем дело, Башка, ты
заболел? -- Приготовь мне трубку, -- еле слышно попросил я. Я
упал на кушетку. Пока Джо готовил мне трубку, меня всего трясло.
Он обмакнул шарик в воду, подержал его над открытым пламенем, а
затем вставил в трубку.
     -- Затянись, это подарит тебе покой, -- прошептал Джо.
Не помню, посещали ли меня мои обычные фантастические сны.
Знаю лишь, что проснулся я в подавленном состоянии. Я лежал,
охваченный приступом меланхолии, когда вошел Джо. Его обычно
невозмутимое лицо было мертвенно-бледным и выражало скорбь.
Слезы бежали по его щекам. В трясущейся руке он сжимал свежую
газету. Он присел рядом со мной на кушетку и рыдающим голосом
произнес: -- Ужасно, как это все ужасно, Башка. Я сел с
удивленным видом. Мне было совершенно непонятно, как могла
расстроить такого человека, как Джо, смерть моей мамы. Я похлопал
его по спине и сказал:
     -- Ну что ты, это было неизбежно, она была очень больной
женщиной.
     Он удивленно посмотрел на меня и протянул утреннюю газету.
Я посмотрел на фотографии и попытался прочитать статью.
Дьяволы начали молотить меня стальными стержнями по голове,
втыкать их в сердце и в живот. Комнатное освещение то меркло, то
вспыхивало невыносимо ярко. Потолок качнулся над моей головой,
пол бросился мне навстречу --я ударил в лицо. Это был конец света.
Дважды газета выпадала из моих ослабевших рук и, казалось, сама
начинала кружиться по комнате. Я сидел на полу и смотрел на
фотографии. Да, все они были здесь, на первой странице, лежащие в
лужах крови на этой проклятой вестчестерской дороге. Боже, мой
Боже, это были они, они трое, мои братья. --Нет, они были больше
чем братья. Макс, Простак и Косой -- мертвые, мертвые, мертвые
лежали там. Я любил их, я любил их. Они были больше, чем братья.
И я их убил. Боже, я их --убил. Сквозь застилающие глаза слезы я
прочитал статью. Две
     машины, набитые правительственными агентами, попытались
перехватить транспорт со спиртным. Сопровождавшая груз охрана
оказала сопротивление и открыла огонь. В результате перестрелки
были убиты трое бандитов и один правительственный агент. Еще
четверо агентов находились в критическом состоянии.
Вконец обессилевший, я сидел на полу и оплакивал самого себя.
Это была моя вина. Я убил их. В конце концов мне удалось взять
себя в руки. Новая мысль пришла мне в голову. Словно
одержимый, я выскочил из комнаты и поймал такси. -- На
Деланси-стрит!,
     Меня гнала вперед мысль, что все деньги, лежащие в
чемоданах, стали теперь моими. Все они мои, почти миллион
долларов наличными. Внизу живота у меня нестерпимо горело, в
голове бешено грохотал барабанный бой. В мозгу вертелось: "Я
должен забрать их немедленно, раньше, чем кто-либо. Они были
моими братьями. Деньги принадлежат мне". От нетерпения я
выпрыгнул из такси, не доехав целый квартал, и торопливо
помчался по наполненной людьми Деланси-стрит, расшвыривая по
сторонам испуганных пешеходов. Словно буйнопомешанный, я
вломился в салун Толстого Мои и бросился к задней комнате,
отпихивая встревоженно устремившихся ко мне официантов.
Комната была пуста! Чемоданы исчезли. Да, теперь я вспомнил.
Макс отправил их на хранение. Я дико закричал, зовя Мои. Когда
он вошел в комнату, его лицо выражало страх и глубокую скорбь.
Я схватил его за горло и, бешено тряся его, заорал ему прямо в
лицо: -- Где они? Куда они подевались? Он не понял меня и
ответил: -- Они мертвы, они все мертвы.
     Он начал всхлипывать. Слезы заструились по его лицу. Я
прижал его спиной к стене и, поднеся к его горлу нож, бешено
заорал:
     -- Не они, ты, жирный ублюдок, я спрашиваю про чемоданы!
Про четыре чемодана. Куда они делись? -- Чемоданы? -- тупо
переспросил он. -- Да, ублюдок, чемоданы!
     -- За ними приходили посыльные! -- испуганно выкрикнул он.
     -- Макс вчера их отдал каким-то посыльным. Я ведь давал тебе
записку от Макса, где он про это писал. Разве ты не помнишь?
     Да, теперь я вспомнил. Как я мог про это забыть? --'Что за
посыльные? -- спросил я. -- Ты знаешь, откуда они?
     -- Честное слово, не знаю. Башка, но мы их найдем. Успокойся,
Башка, возьми себя в руки, -- взмолился он.
     -- Да, я их найду, --пробормотал я и, выпустив Мои, упал в
кресло. Это было большое кресло Макса. Когда я понял, где сижу,
я начал смеяться и истерично выкрикивать: -- Кресло Макса,
кресло барона!
     Я смеялся и повторял это снова и снова до тех пор, пока к горлу
не подступила тошнота.
     Я начал биться головой о стол. Мои подошел ко мне и обтер мое
лицо мокрым полотенцем. Слезы стекали по его пухлым щекам.
     -- Успокойся, Башка, успокойся. Ты можешь сойти с ума.
Я начал плакать. Я обнял Мои и уронил голову ему на плечо.
Мы стояли и рыдали, положив головы на плечи друг друга,
оплакивая Макса, Простака и Косого -- наших безвременно
ушедших братьев. Я чувствовал себя ужасно одиноким,
потерявшимся. Мы плакали и плакали.
     Не скрывая слез, я вышел в зал, попросил всех посетителей
разойтись по домам и закрыл за ними дверь. Мы с Мои взяли по
бутылке, сняли ботинки и сели на пол.
     -- Мои, -- сказал я, -- ты и я, мы будем сидеть и скорбеть по
моей матери, по Максу, Простаку, и Косому. Мы всю неделю
будем сидеть прямо здесь, на полу, и оплакивать их так, как это
принято у праведных евреев.
     Только теперь я вспомнил, что пропустил похороны своей
матери. Я громко взвыл и поклялся не сходить с места и
оплакивать своих мертвых на протяжении всей недели.
Мы сидели на полу, плача и раскачиваясь взад и вперед, как это
принято у евреев. Мы били себя в грудь кулаками и громко выли от
горя и отчаяния.
     Когда две литровые бутылки виски опустели, мы погрузились в
пьяное небытие. Должно быть, прошло несколько часов, прежде
чем я пришел в себя. оа окнами брезжил новый день. Мои громко
храпел, лежа на спине. Все мое тело словно онемело. В голове
мягко пульсировала боль. Внезапно гигантские паровые турбины
заработали в моей голове и завыли, повторяя пронзительным
рефреном: "Деньги, деньги, деньги! Где деньги? Миллион
наличными. Где все эти деньги?"
     Я с трудом поднялся на ноги. Обжигающий, побуждающий к
действию жар внизу живота вновь проснулся и стремительно
разлился по всему телу.
     Каждый мой нерв вторил турбинному вою: "Деньги, деньги,
деньги! Миллион долларов". Этот рефрен звучал и звучал во мне, и
я начал громко орать:
     -- Деньги, деньги, деньги! Миллион долларов! Я должен найти
свои деньги! Мой миллион долларов! Мои четыре чемодана,
наполненные деньгами!
     Словно сумасшедший, я выскочил на улицу. Удивленный
молочник и его испуганная лошадь уставились на меня, стоящего в
сточной канаве и орущего: "Деньги, деньги, деньги! Где мои
четыре чемодана с деньгами?"
     Внезапно я опомнился и сообразил, что веду себя как
сумасшедший. Я понял, что должен взять себя в руки. Никто кроме
меня не знает о деньгах в чемоданах. Я должен спокойно и
планомерно заняться их донском. Если я буду вести себя как
сумасшедший, все бросятся искать мои деньги.
"Спокойно, Башка, -- начал я себя уговаривать. -- Спокойно,
приятель, возьми себя в руки". И тут же сделал очередную
глупость. Я подошел к телеге молочника. Встревоженный возница
попятился. Я схватил литровую бутылку молока и вылил половину
содержимого в свое горящее горло.
     Молочник смотрел на меня выпученными глазами. Это
взбесило меня, и я запустил в него бутылкой. Но промахнулся на
какие-то сантиметры. Молочник издал испуганный вопль и
бросился бежать по улице. Лошадь пронзительно заржала и
поскакала вслед за ним. Они быстро скрылись из виду. Я
почувствовал себя немного лучше и без всякой цели побрел вниз
по пустынной Деланси-стрит.
     Утренний воздух взбодрил меня, в голове немного прояснилась.
Я зашел в небольшую кофейню и выпил три чашки горячего
черного кофе. Затем поймал такси, доехал до отеля, принял
холодный душ, переоделся в свежую одежду и принялся за поиски.
Первым делом я опросил всех посыльных и развозчиков грузов
на Ист-Сайде. Я снова и снова задавал одни и те же вопросы:
     -- Грузили ли вы недавно четыре больших чемодана? Знаете ли
вы, кто это делал?
     Я предложил тысячу долларов в награду за любую полезную
информацию. Вначале я хотел предложить даже больше, но затем
решил, что это может вызвать слишком много разговоров и
ненужное любопытство.
     Я разбил весь район на небольшие участки и систематически
обходил все местные хранилища. Это не дало результатов.
. Целую неделю я стаптывал ботинки. Затем я нанял такси и день
за .днем неутомимо мотался по разным частям огромного города,
пытаясь проследить даже самые слабые нити, могущие привести
меня к разгадке.
     Ведя поиски подобным образом, я напрасно растратил
драгоценное время.
     В один из дней меня поразила мысль о том, что я пропустил
похороны своей матери и Макса, Простака и Косого. Были ли они
уже похоронены? Я попробовал узнать. Я опоздал. Я проклял себя
за бессердечие и черствость. Меня чуть не арестовали, когда я
попытался предъявить Права на одежду и личные вещи Макса. Я
думал, что среди них может находиться какое-нибудь указание на
то, куда отправлены чемоданы. Я неутомимо продолжал свои
поиски. Я снизу доверху обшарил нашу комнату у Толстого Мои в
поисках ключей или квитанций.
     Толстый Мои предупредил меня, чтобы я не- появлялся у него.
Какие-то крутые чужаки расспрашивали его обо мне. Мне было
наплевать на это. В полном отчаянии я ухватился за то, что
посчитал удачной мыслью. Я обратился в небольшое детективное
агентство на Бродвее. Они задали мне слишком много вопросов,
просто чертовски много. Их интересовало, что было в чемоданах и
тому подобное. Я почувствовал, что не могу доверять им, и
попросил, чтобы они забыли наш разговор. Мне ответили, что
сделают это с удовольствием. Мне показалось, что они приняли
меня за сумасшедшего. И на самом деле, я побывал в стольких
местах и задал столько дурацких вопросов, что сам начал
чувствовать себя сумасшедшим.
     Я вдруг понял, что часто захожу в одни и те же хранилища и
обслуживающий персонал со страхом встречает мое появление. В
одно из крупных хранилищ я пришел со значком нью-йоркского
следователя полиции и заявил, что должен осмотреть все камеры
хранения.
     Управляющий отказал мне, сославшись на то, что я обязан
предъявить ордер на обыск.
     В отчаянии, в одну из ночей, я ворвался в это хранилище,
оглушил охранника и провел остаток ночи в лихорадочных и
безрезультатных поисках.
     Неделя сменяла неделю. В конце концов я опустил руки. Я
пришел к Толстому Мои и проторчал у него весь день. Я
непрерывно пил, чтобы заглушить свое отчаяние. Видения
прошлого сводили меня с ума. Я вышвырнул всех посетителей и
закрылся в салуне.
     Я бродил по пустому залу. Я вновь начал терять голову. И вновь
то ли бредил, то ли думал об одном и том же. Миллион долларов,
они где-то лежат. Но где, черт возьми, где? Куда Макс мог
отправить чемоданы?
     В одном только городе сотни и сотни хранилищ. А если он
отправил их в одно из загородных? А если он укрыл их в какой-
нибудь квартире или в подвале одного из административных
зданий^ Боже всемогущий, где они могут находиться? Или это
должно стать моим наказанием? Провести остаток жизни в
безнадежных поисках чемоданов? Этот ублюдок Макс. Сделать
такое для меня! Чтоб его душа горела в аду и чтоб он испытывал
такие же муки, какие испытываю я. Я проклинал Макса, вспоминая
все известные мне грязные слова и сравнения.




     Громкий стук в дверь прервал мои мысли. -- Кто там еще, к черту?
     -- сказал я, обращаясь к Мои. -- Пошли подальше этих уродов.
Они действуют мне на нервы.
     -- Кто-то уже стучался несколько раз, -- проворчал Мои. -- Я.
говорил им, что закрыто, но они, похоже, не поняли.
     -- Сейчас я разберусь с этими ублюдками, -- раздраженно
пробормотал я и, шатаясь, направился к двери. Открыв ее, я заорал
в темноту улицы: -- Эй, парни, не надо будить спящего зверя, а не
то...
     Это было все, что я успел произнести. Кто-то схватил меня
сзади, и я почувствовал себя зажатым в гигантские тиски. Я сразу
понял, кто это. Только один человек обладал такой нечеловеческой
силой. Я был совершенно беспомощен. Кости моей грудной клетки
и рук, казалось,
     уже начали хрустеть в этих чудовищных лапах. Я напряг все
свои силы и с трудом выдавил из себя: -- Бугай, прекрати,
ради Бога. Бугай громко рассмеялся: -- Что, Башка, ты .узнал
мои крепкие руки? -- Я узнал твой крепкий запах, ты,
вонючий ублюдок, -- выдохнул я.
     Он сдавил меня еще сильнее. Больше я не мог вымолвить
ни слова. Все мое тело словно парализовало. Я чувствовал
себя так, будто все мои кости были уже переломаны. Кто-то
прошелся по моим карманам и извлек из них нож и пистолет.
Бугай оторвал меня от земли, словно я ничего не весил, внес в
заднюю комнату и бросил на пол.
     Не вставая с пола, я поднял глаза. В груди у меня. похолодело.
Надо мной возвышались Бугай, Меткий Майк и Менди. Я понял,
что обречен. Это была козырная команда палачей Общества,
которая действовала по всей стране. Они были карательным
отрядом, созданным для расправы с людьми из высшего эшелона
Общества. Я понял, зачем они пришли. Меня замутило от страха.
Это был мой конец, но я поклялся, что ни за что не покажу своей
слабости.
     Я поднялся на ноги, дерзко посмотрел на них и злобно
проворчал, глядя на Бугая: -- Когда-нибудь я отрежу твои чертовы
лапы. Он двинулся на меня. -- Кончай, Бугай, -- приказал Менди.
     -- Я разорву эту крысу на куски. -- А за это я отрежу тебе язык,
ублюдок недоделанный, -- сказал я и плюнул в его сторону.
Моя ярость, похоже, произвела на него впечатление, и он
попятился.
     -- Ладно, Башка, кончай. Мы знаем, что ты крутой, и мы будем
обращаться с тобой достойно, если ты не станешь сильно
брыкаться, -- сказал Майк. -- Что вам надо? -- спросил я.
     -- А, обычное дело, -- холодно улыбнулся мне Менди. Мои ноги
обмякли, и я. чуть не упал на пол. -- А при чем здесь я?
     -- Нам очень жаль. Башка, -- ответил Менди. -- Но считается,
что именно ты тот парень, который стукнул на Макса и остальных
твоих друзей.
     Сердце сжалось у меня в груди, и я еле слышно произнес: --
Кто так говорит, Менди?
     -- Ну, люди наверху обсудили все "за" и "против" и посчитали
очень странным, что тебя не было вместе с Максом.
     -- Зачем объясняться с этой крысой? -- проворчал Бугай.
     -- Слушай, Бугай, если я хочу объясняться с Башкой, то я не
должен спрашивать у тебя разрешения, -- злобно пробурчал
Менди.
     -- Ну, давай-давай, трать свое время, а у меня сегодня еще
свидание с девкой.
     -- Да иди ты со своими девками, -- насмешливо проговорил
Менди. -- Самой потасканной из них не придет в голову
показаться с тобой на публике. Кроме того, мы на работе, и если
парень хочет задать несколько вопросов, прежде чем мы возьмем
его в оборот, а в особенности такой парень, как Башка, то я готов
ответить на его вопросы.
     -- Ладно-ладно, давай, трать свое время, -- пробормотал
Бугай.
     -- Спасибо, Менди, -- сказал я, пытаясь побороть дрожь в
голосе. -- То, что меня не было с Максом, ничего не доказывает.
Почему никто не захотел выслушать меня? Я могу доказать, что
был в госпитале, в котором умирала моя мать, -- грустно сказал я.
Менди пожал плечами:
     -- Думаю, они решили, что вызывать тебя нет никакого смысла.
Они считают доказательства вполне весомыми.
     -- Да, Башка, они считают, что ты заслужил смерть, -- добавил
Меткий Майк. -- Ты ведь знаешь, какие у них связи. Они
установили, что именно ты позвонил и сообщил о перевозке груза.
И ты назвал свое имя. Ты сообщил им, кто ты такой, Башка! -- В
голосе Майка звучало удивление. -- Надо сойти с ума, чтобы
сделать подобное.
     -- Это мог быть кто-нибудь другой, кто воспользовался моим
именем, -- вяло возразил я.
     -- Да, это мог быть кто-нибудь другой, кого ты крепко обидел,
     -- сказал Менди и пожал плечами. -- Какая, к черту, разница? Я
думаю, что начальство решило не рисковать. Они совершенно
уверены, что стучал именно
     Сердце сжалось у меня в груди, и я еле слышно произнес: --
Кто так говорит, Менди?
     -- Ну, люди наверху обсудили все "за" и "против" и посчитали
очень странным, что тебя не было вместе с Максом.
     -- Зачем объясняться с этой крысой? -- проворчал Бугай.
     -- Слушай, Бугай, если я хочу объясняться с. Башкой, то я не
должен спрашивать у тебя разрешения, -- злобно пробурчал
Менди.
     -- Ну, давай-давай, трать свое время, а у меня сегодня еще
свидание с девкой.
     -- Да иди ты со. своими девками, -- насмешливо проговорил
Менди. -- Самой потасканной из них не придет в голову
показаться с тобой на публике. Кроме того, мы на работе, и если
парень хочет задать несколько вопросов, прежде чем мы возьмем
его в оборот, а в особенности такой парень, как Башка, то я готов
ответить на его вопросы.
     -- Ладно-ладно, давай, трать свое время, -- пробормотал
Бугай.
     -- Спасибо, Менди, -- сказал я, пытаясь побороть дрожь в
голосе. -- То, что меня не было с Максом, ничего не доказывает.
Почему никто не захотел выслушать меня? Я могу доказать, что
был в госпитале, в котором умирала моя мать, -- грустно сказал я.
Менди пожал плечами:
     -- Думаю, они решили, что вызывать тебя нет никакого смысла.
Они считают доказательства вполне весомыми.
     -- Да, Башка, они считают, что ты заслужил смерть, -- добавил
Меткий Майк. -- Ты ведь знаешь, какие у них связи. Они
установили, что именно ты позвонил и сообщил о перевозке груза.
И ты назвал свое имя. Ты сообщил им, кто ты такой, Башка! -- В
голосе Майка звучало удивление. -- Надо сойти с ума, чтобы
сделать подобное.
     -- Это мог быть кто-нибудь другой, кто воспользовался моим
именем, -- вяло возразил я.
     -- Да, это мог быть кто-нибудь другой, кого ты крепко обидел,
     -- сказал Менди и пожал плечами. -- Какая, к черту, разница? Я
думаю, что начальство решило не рисковать. Они совершенно
уверены, что стучал именно
     ты. Ладно, во всяком случае, мы просто выполняем приказы. Мы
получили задание взять тебя в оборот. Ты ведь понимаешь, Башка,
приказ есть приказ. Так что пошли.
     Он двинулся к выходу. У меня еще оставалась надежда. Я мог
обратиться к высшей власти.
     -- Мне надо увидеть Франка, -- решительно произнес я. -- Я
хочу рассказать ему свою версию. Менди отрицательно покачал
головой. -- Почему? -- встревоженно спросил я. -- Я ведь имею
право встретиться с ним. Ведь он всегда выслушивает показания
обеих сторон, правда? -- Да, ты имеешь право, но Франка нет в
стране. Мое тело стало мягким, как будто враз лишилось всех
костей. Не знаю, каким образом мне удалось удержаться на ногах и
не упасть. В голове у меня шумело, и откуда-то, словно издалека, до
меня донеслись слова Меткого Майка:
     -- Да, Франк уехал навестить свой родной город. Повез туда
подарок. Большие часы для городской площади, на которых
написано его имя.
     -- Да, большие часы, на которых написано его имя, -- эхом
повторил Менди.
     Бугай сжал мою руку своей чудовищной хваткой. Один из
палачей стал впереди, другой за спиной у меня, и мы вышли на
улицу и приблизились к блестящему черному восьмицилиндровому
"паккарду". Мне предстояла поездка, поездка, из которой не было
обратного пути.
     "Нет, это будет маленько не так, -- подумал я. -- Поездки в одну
сторону в Обществе запрещены. Теперь так уже не делают. Теперь
никому не стреляют в голову прямо в машине, а потом не
вышвыривают тело на улицу. Покойники, лежащие в сточных
канавах, вызывают слишком большое внимание прессы. Так делали
только в прошлом. Нет, со мной все произойдет не так. Интересно,
как они возьмут в оборот меня? Боже мой, неужели нет никакого
выхода?" Меня начала колотить дрожь. Мое дыхание перехватило, и
я чуть не потерял сознание. Я, Башка, чуть не потерял сознание. Я не
мог этого себе позволить. С трудом я сумел собраться, взять себя в
руки.
     Но все это было так нереально. Я никак не мог поверить, что это
происходит со мной. И вместо того,
     чтобы я, Башка, брал кого-нибудь в оборот, приходят берут в
оборот меня. Неужели все это на самом деле? Или это просто
видение, возникшее в моем одурманенном опиумом мозгу? Нет,
зловонное дыхание Бугая на моем лице ощущалось слишком
реально. Я откинулся на спинку сиденья. Чувствуя дрожь в
коленях, я вновь и вновь думал, каким именно образом они будут
брать меня в оборот. Может быть, Менди прикажет Бугаю свернуть
мне шею или позволит ему просто задушить меня? Впрочем, нет,
на Менди это не похоже. У этого парня есть сердце, он не такой
равнодушный скот, как Бугай.
     Пытаясь избавиться от ужаса, вызванного такими мыслями, я
растер себе шею. Я узнал место, в котором мы остановились. Вест-
стрит. Здесь находился большой склад Общества. Да, именно здесь
меня и возьмут в оборот. Ужас пронзил меня с новой силой. Этого
просто не может быть. Затем я рассмеялся. Я был смелый, когда
проделывал это с другими. А теперь, посмотрите на меня -- просто
цыпленок какой-то. Как я поведу себя перед смертью? Буду
парализован страхом? Начну умолять их иЛи верещать от ужаса?
Нет, только не я. Надо взять себя в руки. Я, Башка, крутой парень из
Ист-Сайда. Надо быть злым. Я попытался вызвать в себе эту злость.
Надо быть злым, чтобы потом, когда эти ублюдки будут вспоминать
обо мне, они говорили бы: "Да, этот Башка был крутым, очень
крутым парнем". Да, чтобы они говорили обо мне с уважением.
Бугай дернул меня за руку, чуть не вырвав ее из плеча.
     -- Ну что, -- с глупой ухмылкой спросил он, -- как себя
чувствуешь, Башка? Еще не наделал в штаны?
     -- Ты, придурочный вонючий урод! -- яростно заорал я. --
Если бы у меня было перо, я бы нарезал тебя на мелкие кусочки, на
миллион крошечных вонючих кусочков.
     Я плюнул ему в лицо. Бугай утерся и поднялся на дыбки. Между
нами встал Менди и рявкнул на Бугая:
     -- Ты сам напросился! Я ведь тебе говорил, что Башка --
настоящий парень. -- И уже спокойным тоном добавил: -- И ты
должен относиться к нему с уважением.
     Менди постучал в дверь склада условным стуком. Дверь отворилась,
и мы вошли внутрь. Из четырех чело-
     век, охранявших склад, я узнал только Малютку Дятла. Он стоял с
ручным пулеметом и с удивлением глядел на меня. Я
приветственно кивнул ему. -- Привет, Башка, -- сказал он. Бугай
загоготал:
     -- Эй, Дятленыш, лучше бы ты сказал: "Пока, Башка". --
Заткнись! -- прикрикнул на Бугая Менди и посмотрел на
охранников. -- Давайте, ребята, проваливайте отсюда.
Малютка Дятел и трое охранников быстро пошли прочь.
     -- Ладно, давайте побыстрее, -- сказал Менди  и жестом
приказал следовать за ним.
     Мы начали петлять среди сваленных в кучи грузов. Похоже,
Менди направлялся в определенную часть склада. Когда мы
обогнули пирамиду из железных бочек, я остановился и чуть не
потерял сознание. Да, это было здесь. В четырехугольнике из
уложенных на полу досок находилась свежеприготовленная
цементная смесь. Рядом стояла пустая железная бочка. Это и был
ответ на мучивший меня вопрос', ответ ценой в шестьдесят четыре
доллара. Теперь я знал, что со мной сделают. С пулей в башке меня
оденут в цементную рубашку и отправят на дно реки. От вида
цемента и железной бочки вся моя бравада враз улетучилась. Я
ощутил собственную беспомощность. Что делать? Что делать? Мне
ничего не приходило в голову.
     Менди наклонился и с видом знатока попробовал пальцем
качество раствора, а потом обратился к Бугаю: -- Добавь еще две
лопаты песка. Я зачарованно следил, как Бугай добавил две лопаты
песка и начал тщательно перемешивать цементный раствор.
Вдруг он остановился и, с улыбкой взглянув на меня,
произнес:
     -- Последним, на кого мы надевали цементную рубашку, был
кривоногий Вайнберг.
     -- Кто тебя спрашивает? -- грубо сказал Менди. -- Давай
мешай. Делай это хорошенько. Я не люблю халтурной работы.
Мое нервное напряжение было слишком велико. Я чувствовал,
что в любое мгновение могу не выдержать и сорваться. Теперь я
знал, что люди чувствуют перед смертью. Они умирают сотни и
сотни раз, прежде чем
     наконец умрут по-настоящему. Куда лучше умереть
неожиданно, чем знать, когда ты должен умереть. Это
отвратительно. Почему они так возятся? Боже мой, Боже,
молю тебя, сделай что-нибудь.
     Менди подал сигнал Меткому Майку. Майк достал
револьвер сорок пятого калибра и надел на него глушитель.
Менди с сочувствием спросил:
     -- Как ты предпочитаешь, Башка, в сердце или в голову?
     -- Куда ни стреляй, пуля все равно окажется в Башке! --
заржал Бугай.
     -- Заткнись, он заслуживает уважения, -- сказал Менди,
свирепо глядя на Бугая. -- Ну, Башка?
     Во рту у меня пересохло, язык отнялся, и я не мог
вымолвить ни слова.
     -- Ну, Башка? -- терпеливо повторил вслед за Менди Майк.
У меня было такое ощущение, что он уже несколько суток стоит
и смотрит на меня, сжимая в руке револьвер. Собрав все свои силы,
я заставил себя поднять руку и коснулся ею лба. Да, я хотел, чтобы
пуля попала в это место. Медленно, ох как медленно, целое
столетие поднималась его рука с револьвером. Оружие с надетым
на него глушителем выглядело огромным, как пушка. Егб черный
зрачок гипнотизировал меня. Его ствол, приставленный к моему
лбу, казался холодным как лед и одновременно обжигал меня, как
раскаленное железо. Словно сквозь толстый слой ваты, до меня
донесся голос Майка: -- Эй, Менди! -- Что, Майк?
     -- Ты что, не позволишь Башке прочитать последнюю
молитву? Разве он не имеет на это права?
     -- Да, ты прав, Майк, -- сказал Менди и обратился ко мне: --
Прости, Башка, я совсем забыл. Можешь прочесть молитву. Я
молча помотал головой.
     --Тебе совсем нечего сказать? -- вежливо спросил Менди. --
Может быть, ты хочешь передать кому-нибудь прощальное
послание?
     Прощальное послание? Кому? У меня никого нет кроме Евы. Но
как ей передать его? Если бы я смог это сделать, то у нее была бы
возможность воспользоваться той сотней тысяч, которую я
положил в банк. И может
     быть, она смогла бы найти этот призрачный миллион в чемоданах,
который не удалось найти мне.
     Внезапно мой мозг очнулся от оцепенения и начал напряженно
работать. Да, если я сделаю это аккуратно и нигде не переиграю,
то, по меньшей мере, смогу получить небольшую отсрочку и,
может быть, сумею передать Еве несколько слов через Толстого
Мои. Да, но я должен сделать это очень аккуратно. Я должен
раздразнить их наживкой и ни в коем случае не переиграть. Их
нельзя провести по дешевке.
     Слабая надежда вернула к жизни мой язык. Я вновь обрел
способность говорить.
     -- Да, -- произнес я, -- я хотел бы передать послание своему
брату.
     -- Ладно, мы это сделаем. Что ты хочешь ему передать?
     -- Я хочу передать, где находятся мои деньги. При слове "деньги"
они переглянулись. -- Ладно, мы ему скажем. И где они? --
спросил Менди. В его глазах загорелись жадные огоньки.
     -- Вы слышали о приказе Франка, когда он потребовал, чтобы
все сняли свои деньги со счетов в банках? -- Да, -- коротко
ответил Менди. -- Так вот, Макс, Косой, Простак и я забрали свои
деньги и сложили их в чемоданы.
     -- И ты. наложил лапу на все? -- напряженным голосом
спросил Менди. Я стыдливо опустил голову. -- Да, я присвоил все.
     -- Должно быть, это кругленькая сумма, да. Башка? -- Меткий
Майк заглянул мне в глаза с мечтательной' улыбкой.
     -- Да, мы все были при деньгах, -- уклончиво ответил я.
     -- Сколько? -- прорычал, Бугай, вцепившись мне в волосы.
Он чуть не свернул мне шею. Менди подскочил к нему, схватил
за ухо и оттащил от меня. Изображая боль, я отпрянул назад и
закричал:
     -- Я имею миллион долларов, которые надежно припрятаны в
укромном месте! Но вам ни черта не достанется. Я вижу, что у вас
на уме. Менди в бешенстве посмотрел на Бугая.
     -- Я предупреждаю тебя в последний раз: не прикасайся к
Башке! -- Затем он обратился ко мне: -- Давай все спокойно
обсудим. -- Он указал на стоящий в стороне ящик, и мы вдвоем
присели на него. -- Я могу сделать тебе предложение.
Я с трудом сдержался, чтобы не говорить слишком навязчиво и
не разбудить в нем никаких подозрений.
     --^ Не анаю. -- Я пожал плечами. -- Что за предложение?
     -- Половина этих денег -- и я тебя отпускаю. Я сыграл в
простачка.
     -- Это стоящее предложение, Менди. А как-быть с этими? -- Я
кивнул в сторону двух его компаньонов, настороженно
наблюдающих за нами.
     -- С ними я управлюсь, они выполняют мои приказы, --
ответил Менди и громко крикнул: -- Подойдите сюда! -- Когда
они подошли, он сказал: -- Мы с Башкой заключили сделку. Он
отдает нам половину денег и исчезает, сматывается из страны. Ну
как, годится?
     Он не ждал их ответа. Он смотрел на меня. Я кивнул. -- Никто
ничего не узнает, -- продолжил Менди. -- Я доложу, что мы взяли
тебя в оборот и сбросили на дно Гудзона.
     -- Согласен, -- торопливо произнес я. Они сгрудились в сторонке
и принялись что-то шепотом обсуждать. Бугай повернулся и
взглянул на меня с насмешливой улыбкой, как будто я не понимал,
что даже если бы эти деньги у меня были и я смог бы их им
предъявить, они не ограничились бы половиной. Они взяли бы все,
а потом утопили бы меня. Эти уроды почти наверняка поубивали
бы и друг 'друга во время дележа такой суммы.
Ну ладно, значит, они клюнули. Что я должен делать теперь? На
кой черт я продлил все это? Все могло бы уже кончиться. Куда я их
теперь поведу? Боже милостивый, я должен что-нибудь придумать.
Боже мой, Боже, подскажи мне, что делать. Ну ладно, по крайней
мере, я выберусь отсюда. Это место всегда вызывало во мне дрожь,
Я не хотел умирать здесь. Оно походило на большой мавзолей.
Слишком много парней было здесь убито. Если мне суждено
умереть, я хотел бы сделать это в другом месте. Я наколол этих
ублюдков. В крайнем случае я начну драться с ними. И буду делать
это до тех
     пор, пока они меня не убьют. Может быть, мне удастся прихватить
с собой этого урода Бугая. Если бы только я мог достать нож или
пистолет. Боже, но где их взять? Может быть, что-нибудь лежит в
туалете у Толстого Мои? Да, решено, я отвезу их туда. Может
быть, где-нибудь поблизости окажется Веселый Гониф или его
друзья, и они смогут помочь мне? Да, это был бы хороший шанс.
Боже мой, Боже, сделай что-нибудь. Тогда я до конца своей жизни
буду ходить в синагогу, как это делал мой папа. Господи, помоги
мне.
     Они кончили шептаться и с хитрыми улыбками
посмотрели на меня.
     -- Ну что, мы пойдем за добычей? -- спросил Менди. -- Да, давай
пойдем, -- сказал я. -- И где это? -- Менди ласково улыбнулся. --
В хранилище, -- ответил я. -- В хранилище? В каком именно? --
Вначале мне надо будет забрать ключи и квитанции на чемоданы.
Они в салуне у Толстого Мои. -- Я попытался говорить деловым
тоном, лишенным каких-либо эмоций.
     -- У Толстого Мои? -- улыбнулся Менди. -- Туда вовсе не
обязательно идти нам всем.
     Сердце радостно дрогнуло у меня в груди. Они собирались
разделиться. Это было настоящей удачей. -- За ключами пойдем
мы с Майком. В груди у меня похолодело.
     -- Я никогда не скажу вам, где ключи, и вы их сами не найдете,
если не возьмете меня с собой. И неважно, что вы будете со мной
делать.
     -- Ладно, -- дружелюбно улыбнулся Менди. -- Тогда пойдем
все вместе.
     Во время поездки я чуть было не воспользовался возможностью
выпрыгнуть через дверь. Мы остановились на перекрестке как раз
рядом с двумя разговаривающими полицейскими. Но Бугай успел с
дружелюбным видом обнять меня за шею. Если бы я сделал хоть
одно лишнее движение, он просто задушил бы меня. Оставшуюся
часть дороги я напряженно думал. Что делать, когда мы приедем к
Толстому Мои? Я вновь потерял какую-либо надежду на успех.
Силы покинули меня. Эта отсрочка вновь стала казаться мне
совершенно бессмысленной.
     Я поймал себя на том, что начал думать о бессмысленности
всего происходящего. У меня больше не было друзей. Макс,
Простак и Косой, все они мертвы. И было бы совсем неплохо
присоединиться к ним и моей матери. Боже мой, я совсем забыл о
Еве. Ева, вот кто будет ждать меня. Приступ жалости к самому
себе был прерван скрипом тормозов, когда автомобиль
остановился у тротуара.
     Как лунатик я прошел в окружении этих уродов по Деланси-
стрит и вошел в салун Толстого Мои. Показалось ли мне или
Толстый Мои на самом деле подал мне одобряющий знак, когда
мы проходили мимо? Никто, никто в целом мире не мог мне
помочь. Даже Мои отвернулся в сторону и занялся своими делами.
В нашей комнате было холодно и темно.
     -- Ладно, доставай то, что тебе надо, и пошли отсюда, --
приказал Менди.
     Медленно, как в гипнозе, я подошел к дверям в туалет. Это
было сном, непрекращающимся ночным кошмаром. Дверь туалета
казалась недостижимо далекой, хотя я держался за ее ручку. Сзади
до меня донеслось ворчание Менди:
     -- Какого черта тебе надо? Пошел отсюда. Я медленно обернулся,
чтобы посмотреть, к кому он обращается. В комнате стоял
Толстый Мои с бутылкой и стаканами на подносе. Его лицо сияло
дружелюбной улыбкой. -- Хотите выпить, ребята?
     -- Хорошая мысль, -- ответил Бугай, косясь на бутылку.
Все так же улыбаясь, Мои поставил поднос на стол, сказал:
"Угощайтесь сами" -- и вышел из комнаты.
     Бугай наполнил три стакана. Менди, не сводя с меня глаз, взял
свой стакан и поднес к губам. Я отвернулся, открыл дверь в туалет
и медленно опустился на колени, чтобы обшарить пол под
стояками. Я не нашел, там ничего, с чем можно было бы вступить в
драку. Там не было даже ни одной бутылки из-под виски.
Я не глядел назад. Затягивая время, я стоял на коленях и, задрав
кусок линолеума, покрывавшего пол в туалете, делал вид, что
старательно занимаюсь поисками. На меня нахлынуло
непреодолимое желание заползти поглубже, закрыть за собой
дверь и провести в темноте туалета всю оставшуюся жизнь. За
моей спиной
     стояла подозрительная тишина. Я начал молиться, молиться о,
чуде. Я молился Богу. Какому Богу? Был ли вообще Бог? Мог ли он
услышать молитву жалкого создания, забившегося в глубину
туалета? Это было неважно.
     Я молился, повторяя: "Боже, спаси меня, я исправлюсь. Я буду
хорошим человеком". А может быть, стоит попробовать по-
другому? "роже, спаси мою поганую жизнь, и я заключу с тобой
сделку. Я сделаю все, что ты скажешь. Спаси меня, Господи".
А-а, к черту все это. Почему они не вытащат меня отсюда и не
убьют? В отчаянии я пробормотал себе под нос:
     -- На кой черт это надо? Почему они не схватят и не прикончат
меня?




     Внезапно за моей спиной раздался грохот. Я вскочил на ноги и
вылетел в комнату. Я вновь вернулся к жизни! Менди неподвижно
лежал на полу. Меткий Майк громко храпел, уронив голову на
стол. Бугай с остекленевшими глазами нетвердой походкой бродил
по комнате и несвязно бормотал:
     -- Снотворное, все накачано снотворным... Пытаясь
приободриться, он вылил оставшийся в бутылке алкоголь себе на
голову. Потом увидел меня и двинулся в мою сторону.
     -- Это ты велел ему подсыпать снотворного. Я тебя удавлю.  .
Споткнувшись о тело Менди, он упал на пол и застыл, не
пытаясь подняться. Я уже собрался броситься наутек, когда увидел
револьвер, высовывающийся из кармана Меткого Майка. Я
наклонился, вытащил его и, услышав, как сзади кто-то шагнул ко
мне, резко развернулся. В то же мгновение Бугай с чудовищной
силой сжал мою руку. Она сразу же онемела. Револьвер выпал.
Хватка Бугая ослабла, я вырвался и выскочил в зал. Бугай догнал
меня, прыгнул мне на спину и, опрокинув на пол, ухватил меня за
горло. Посетители с воплями бросились на улицу. К нам подбежал
Мои и разбил бутылку из-под виски о голову Бугая. Это оглушило
его на несколько секунд. Я, не глядя, пнул его в живот, затем с
трудом
     встал на ноги и, спотыкаясь, вывалился на улицу в огромную
толпу, собравшуюся возле дверей.
     Бугай прыжком догнал меня, и я упал, подмяв под себя какого-
то зеваку. Бугай тяжело пыхтел, лежа у меня на спине. Из-под меня
раздавались пронзительные вопли зеваки. Кровь из его разбитой
головы забрызгала мне лицо. На улице царил жуткий переполох.
Казалось, будто тысячи мужчин, женщин и детей в дикой панике
метались во все стороны и вопили пронзительными голосами:
     -- Полиция, полиция, здесь убийство! Руки Бугая добрались до
моего горла. Черные точки, яркие мерцающие пятна поплыли у
меня перед глазами. Это конец, подумал я и, словно во сне, увидел,
как Мои медленно, очень медленно склоняется над Бугаем с другой
бутылкой виски и она разлетается на тысячи осколков от удара о
его голову.
     Я тяжело поднялся на ноги и двинулся прочь, пиная и разгоняя
криками людей в разные стороны. Я вовремя оглянулся. Бугай
вновь оказался у меня за спиной. Кровь тонкими струйками стекала
с его головы, и за ним по Деланси-стрит тянулась тонкая кровавая
дорожка. Я влетел в хлебный магазин и запер дверь на засов.
Казалось, я ворвался в переполненный курятник. Словно
перепуганные наседки, пронзительно вопя и вереща, женщины
начали метаться по всему магазину. Бугай ввалился прямо через
закрытую дверь под звон брызгами разлетевшегося во все стороны
дверного стекла. Женщины начали выскакивать на улицу, издавая
пронзительные крики. Я метнулся за прилавок и увидел под
витриной большой хлебный нож. Он оказался в моей руке как раз в
нужное время.. Я взмахнул им, целясь в морду атакующего Бугая.
Лезвие угодило в верхнюю часть щеки и распороло ее до самого
рта. Щека повисла, закрыв подбородок и обнажив коренные зубы.
Истекая кровью, Бугай выскочил на Деланси-стрит и с
громкими воплями помчался вдоль по улице. Я гнался за ним по
пятам, размахивая большим хлебным ножом, и орал словно
сумасшедший: -- Я сделаю из тебя строганину! Люди в панике
разбегались в разные стороны. -- Урод! -- бесновался я, яростно
размахивая ножом.
     Догнав его, я одним движением .распорол ему пиджак. Потом
махнул ножом еще раз, лезвие оставило тонкую кровавую полосу
на его шее. Кто-то с топотом догонял меня.
     -- Брось нож, Башка!,-- раздался крик. -- Или я буду
стрелять!
     Я остановился и обернулся. Рядом стоял, целясь в меня из
револьвера, местный полицейский. Я увидел, что он настроен
решительно, и бросил нож, который со стуком упал на мостовую.
     -- Эй, ты, давай сюда! -- проорал полицейский, обращаясь к
Бугаю.
     Пьяно пошатываясь и придерживая рукой располосованную
щеку, тот подошел к нам. Сотни людей окружили нас со всех
сторон.
     -- Я все-таки поймал тебя при покушении на убийство. От этого
обвинения ты уже не отвертишься. -- Полицейский посмотрел на
истекающего кровью Бугая. -- Ты славно разделал этого парня. А
вы все сдайте назад! -- сказал он и махнул рукой окружавшей нас
толпе. -- Пусть кто-нибудь вызовет "скорую помощь".
Он зашел ко мне за спину, чтобы проверить мои задние
карманы.
     С диким нечленораздельным ревом, который, казалось, рвался из
раны на щеке, Бугай бросился на меня.
     Полицейский вклинился между нами. Чудовищная сила, с
которой Бугай совершил этот рывок, выбила револьвер из руки
полицейского и зашвырнула нас троих и еще пятерых зевак на дно
сточной канавы. Это была какая-то бешеная, пронзительно
верещащая куча мала. Не знаю, каким образом Бугай умудрился
ухватить хлебный нож, но он был уже совсем рядом и бешено
полосовал воздух вокруг меня, тогда как я пытался выбраться из-
под полицейского, скользя руками и ногами по грязному дну
канавы. Увидев на краю тротуара валяющийся револьвер
полицейского, я рванулся к нему, схватил и, нажав на курок, не
глядя выстрелил в ту сторону, где бесновался размахивающий
ножом Бугай. Пуля попала ему в живот. Он упал лицом вниз на дно
канавы. Я выстрелил еще раз. Но у меня тряслись руки, и я
промазал. Пуля рикошетом отскочила в зеваку, и тот, вереща,
повалился на землю. Бугай застонал.
     -- А-а, я не могу выносить эту боль! -- завыл он. -- Башка,
прикончи меня, пожалуйста, прошу тебя!
     Я подошел вплотную к умирающему Бугаю, тщательно
прицелился и выстрелил ему в голову. ГТотом навел
револьвер на подбегающего ко мне полицейского и заорал:
     -- Я тебя тоже прикончу, урод! Он замер на
месте.
     Махая револьвером, я двинулся на толпу. Люди побежали в
разные стороны. Я бросился бежать куда глаза глядят. Следом за
мной мчались полицейские и орущая, воющая толпа. Казалось,
тысячи людей оглушительно орут у меня за спиной: -- Хватай
Башку, хватай убийцу! Казалось, тысячи рук тянутся, чтобы
схватить меня и разорвать на куски. Деланси-стрит дрожала от воя
жаждущей крови толпы.
     Какое-то такси остановилось прямо на середине проезжей
части. Не выключая мотора, любопытный, водитель вылез из
машины. Я оказался рядом прежде, чем он понял, что тут вообще
происходит, ткнул револьвером в его грудь и проорал: --
Сваливай, пока я не продырявил тебя! Он как заяц метнулся в
сторону. Я нырнул в машину, молниеносно сыграл скоростями --
первая, вторая, третья, -- и под пронзительный визг шин, с жутким
креном уходя от столкновения с другим транспортом, помчался по
Деланси-стрит. Я проехал мимо Клинтонской полицейской
станции. Целая орда полицейских выскочила на середину проезжей
части и с криками опустошила мне вдогонку свои револьверы. Я
сделал левый поворот и направил машину в верхнюю часть города.
Словно безумный сон, мне запомнилась поездка по узкой
улице, по которой я мчался, разбрасывая ручные тележки
уличных торговцев. Это просто чудо, что мне удалось
добраться до широкой Первой авеню.
     Я бросил такси на одном из углов и укрылся в кинотеатре, где
просидел до самого его закрытия. Затем я поймал такси и
отправился в заведение китайца Джо.
     Оказавшись в его владениях, я почувствовал себя в
безопасности.
     -- Джо, мне нужна отдельная комната, -- сказал я. -- Меня все
хотят выпороть. Полиция, банда, в общем, все. -- Успокойся,
Башка. Я спрячу тебя в комнате, которую никто не сможет найти.
     Я лег на кушетку. Джо разжег лампу под моей трубкой. С
каждой затяжкой чудесным влажным дымом все мои боли и страхи
отступали все дальше и дальше. Сладкий покой просачивался в мое
тело и растекался по нему вместе с кровью. Затем пришли грезы,
цветные удивительные грезы, пронизанные сладковатыми
испарениями трубки.




     Внезапно кто-то схватил меня и начал энергично трясти. В моих
ушах зазвучал настойчивый голос: -- Вставай, Башка, просыпайся,
они внизу. Вставай! Я ошалело потряс головой и увидел над собой
испуганное лицо Джо.
     -- Ради Бога, очнись, Башка! -- умоляюще произнес он.
     -- Что за идиотские сны бывают от опиума, -- пробормотал я и
сел на кровати. -- Что? --Что? Что случилось? -- Быстро вставай,
Башка.
     Снизу до меня донеслись крики и звук револьверных выстрелов.
     -- Они здесь, -- торопливо зашептал Джо сдавленным голосом,
     -- Менди, Меткий Майк и с ними еще двое!
Я испуганно вскочил на ноги.
     -- Быстро за мной!-- страшным голосом прошептал Джо.
Через пожарный выход мы с ним выбежали в тесный переулок,
нырнули в какую-то дверь и вскоре вышли в другой переулок. Мы
оказались в двух кварталах от заведения Джо. Я осторожно
осмотрел улицу. Она была пуста.
     -- Тебе лучше смотаться из города, -- задыхаясь, произнес
Джо.
     -- Спасибо, Джо, -- сказал я и торопливо зашагал по улице,
стараясь держаться в тени. .
     Выйдя на Бродвей, я почувствовал, что меня колотит, и сбавил
скорость, чтобы восстановить дыхание. Я попытался взять себя в
руки. Что теперь делать? Куда мне идти? Да, мне надо смотаться из
города, но как? С полицейскими и людьми из Общества на хвосте
нельзя
     воспользоваться ни поездом, ни автобусом. Первым делом они
возьмут под наблюдение все вокзалы.
     В квартале от меня находилась станция метро. Это меня
устраивало. Я сбежал по лестнице и сел в поезд, идущий в
верхнюю часть города. Проехав до конечной станции в районе Сто
восемьдесят первой улицы и пройдя несколько кварталов по
Бродвею, я наткнулся на круглосуточную закусочную, рядом с
которой было припарковано несколько грузовиков. Я взял кофе и
гамбургеры и стал ждать. Заметив, что один из водителей
направился к выходу, я подошел к нему испросил: -- Ты не
можешь подбросить меня, приятель?-- Пожалуйста, -- ответил
он, -- если ты мне потом поможешь.
     -- Конечно, -- ответил я. -- Куда ты направляешься?
     -- Везу в Гастингс ящики со всяким барахлом. Когда мы приедем
на место, ты поможешь разгрузить машину? -- Конечно,
договорились.
     Я сел рядом с ним. Когда мы выехали за город, я глубоко
вздохнул и попытался отогнать страх, терзающий мой мозг, но
тщетно. Вновь и вновь я переживал ужасные события вчерашнего
дня. Думая о том, что произошло и что могло произойти, я
чувствовал, как меня колотит.
     Две независимые силы объявят по всей стране о моем розыске.
Какая из них сработает более действенно -- полиция или
Общество? Могу ли я укрыться от полицейских с их прямыми
связями и участками в каждом городе и штате? Пожалуй, это будет
не очень трудно. Но как укрыться от револьверов тысяч бандитов,
которые, наверное, уже получили приказ уничтожить меня при
первой встрече? Да, каждая группировка в каждом городе
наверняка уже получила такой приказ. Кому как не мне знать,
насколько эффективно работает Общество. Ни в одном крупном
городе я не буду чувствовать себя в безопасности. Но недаром
меня зовут Башка. Я буду скрываться в захолустных городишках
или в безлюдных местах до тех пор, пока страсти не поулягутся.
Водитель что-то тихонько напевал себе под нос. Когда большой
грузовик вкатил в Гастингс, уже рассветало.
     -- Что, неплохо отдохнул, приятель? -- спросил водитель с
довольной улыбкой.
     слишком быстро. Я не подозревал, что так проголодался. Я
подумал, не съесть ли мне еще банку сардин и оставшийся хлеб, но
решил ограничиться шоколадом и молоком.
     Две плитки шоколада растаяли у меня во рту. У холодного
молока оказался неземной вкус волшебного нектара. Я попытался
вспомнить, когда в последний раз пил молоко, но не смог -- так
давно это было. Я вытянулся на земле, заложив руки под голову.
Боль и усталость утекали из моего тела. На смену им приходило
радостное ощущение покоя и безопасности. Да, мир прекрасен!
А теперь, видите, я снова здесь, спустя столько лет. Я здесь,
чтобы рассказать вам обо всем. Но как я спасся, где прятался -- это
уже другая история. Думаю, вы поймете, почему я не могу
рассказать ее вам сейчас.
     Несмотря на ноющую боль и усталость, я сдержал свое
обещание и помог ему разгрузить грузовик. Затем сказал:
     -- Спасибо, приятель, -- и двинулся вдоль по улице.
Водитель развернул- грузовик и отправился обратно в Нью-
Йорк. Я пересчитал свою наличность. В бумажнике было
около четырехсот долларов. Этого вполне хватит на текущие
расходы. Я не буду трогать ту сотню тысяч, которую оставил
в банке. Она находится в надежном месте. Да, я не буду их
трогать. Я очень умно поступил, когда оставил их там. Но
первым делом мне надо подобрать подходящую одежду, раз
уж я собрался играть роль любителя пеших путешествий. Я
прошелся по главной улице Гастингса и нашел магазин
одежды. Он был еще закрыт. .
     Около часа я проболтался поблизости, дожидаясь открытия. В
магазине я купил высокие, прочные туристские ботинки, рабочие
штаны, пиджак, рубашку и дешевую широкополую фетровую
шляпу. На смену всего гардероба у меня ушло тридцать два
доллара. Я с"улыб-кой подумал, что было время, когда один только
галстук обходился мне дороже.
     Я вышел из города и двинулся вдоль реки. Дойдя до укромного
места, окруженного со всех сторон густо растущим кустарником, я
разделся, умылся речной водой и переоделся в свою новую одежду.
У меня все еще оставался револьвер полицейского с одним
патроном. Я вытащил патрон и швырнул его в реку. А револьвер
положил на большой камень, затем нашел еще один тяжелый
булыжник и молотил по револьверу до тех пор, пока он не
развалился на несколько частей, которые я расшвырял в разные
стороны далеко в воду. Старую одежду я закопал под корнями
прибрежных кустов'.
     Я весело зашагал дальше, ощущая, как во мне возрождаются
чувства надежды и уверенности в собственных силах. Недалеко от
Гармона-на-Гудзоне я заскочил в небольшой бакалейный магазин и
купил две банки потрошеных и чищеных сардин, булку, литровую
бутылку молока и пять плиток шоколада. Поднявшись по берегу
реки немного выше Гармона, я вышел на небольшую поросшую
травой поляну, окруженную со всех сторон небольшой рощей.
     Испытывая  какое-то  новое  чувство  приятной лени, я устроился на этой
поляне, открыл банку сардин и сделал два  бутерброда.  Они  исчезли  слишком
быстро.  Я  не подозревал, что так проголодался. Я подумал, не съесть ли мне
еще банку сардин и  оставшийся  хлеб,  но  решил  ограничиться  шоколадом  и
молоком.
     Две плитки шоколада растаяли у меня во рту. У холодного молока оказался
неземной вкус волшебного нектара. Я попытался вспомнить, когда  в  последний
раз  пил  молоко,  но  не  смог  -- так давно это было. Я вытянулся на земле,
заложив руки под голову. Боль и усталость утекали из моего тела. На смену им
приходило радостное ощущение покоя и безопасности. Да, мир прекрасен!
     А  теперь,  видите,  я  снова здесь, спустя столько лет. Я здесь, чтобы
рассказать вам обо всем. Но как я спасся, где  прятался  --  это  уже  другая
история. Думаю, вы поймете, почему я не могу рассказать ее вам сейчас.

Популярность: 2, Last-modified: Wed, 02 Jan 2002 13:50:06 GmT