-----------------------------------------------------------------------
Ernest Hemingway. Che Ti Dice La Patria? (1927) Пер. - Н.Георгиевская.
В кн. "Эрнест Хемингуэй". М., "Правда", 1984.
OCR & spellcheck by HarryFan, 14 November 2000
-----------------------------------------------------------------------
* О чем говорит тебе родина? (итал.)
Рано утром дорога через перевал была твердая, гладкая и еще не пыльная.
Внизу были холмы, поросшие дубом и каштановыми деревьями, а еще ниже вдали
- море. По другую сторону - снеговые горы.
Мы спускались с перевала по лесистой местности. Вдоль дороги лежали
груды угля, а между деревьями виднелись шалаши угольщиков. Был воскресный
день. Дорога то поднималась, то опускалась, но все время удалялась от
перевала, шла через деревни и мелкие кустарники.
За деревнями раскинулись виноградники. Они уже потемнели, и лоза стала
жесткой и грубой. Домики были белые, а на улицах люди, одетые
по-праздничному, гоняли мяч. Вдоль домиков росли грушевые деревья, и их
ветки на фоне белых стен были похожи на канделябры. На листьях были
заметны следы опрыскивания, и на стенах еще виднелись пятна, отливавшие
сине-зеленым металлическим блеском. Вокруг деревень были небольшие
расчищенные участки, где рос виноград, а за ними - леса.
В деревне, в двадцати километрах от Специи, на площади собралась толпа.
Какой-то молодой человек с чемоданом в руке подошел к нашему автомобилю и
попросил довезти его до Специи.
- Только два места, и оба заняты, - сказал я.
У нас был старый двухместный форд.
- Я поеду на подножке.
- Вряд ли вам будет удобно.
- Ничего. Мне нужно в Специю.
- Возьмем его? - спросил я Гая.
- Он все равно увяжется, - ответил Гай.
Молодой человек протянул нам в окно сверток.
- Возьмите это к себе, - сказал он.
Двое мужчин привязали его чемодан поверх нашего сзади машины. Он
попрощался с ними за руку, сказав, что для фашиста и человека, привыкшего
к путешествиям, не существует неудобств, вскочил на левую подножку
автомобиля, просунув правую руку в окно.
- Можно ехать, - сказал он.
Из толпы ему замахали. Он махнул в ответ свободной рукой.
- Что он сказал? - спросил меня Гай.
- Что мы можем ехать.
- Хорош, а? - заметил Гай.
Дорога шла вдоль реки. За рекой тянулись горы. Иней на траве таял на
солнце. Холодный прозрачный воздух врывался через поднятый щит машины.
- Интересно, как он там себя чувствует?
Гай смотрел вперед. С левой стороны наш спутник закрывал от него
дорогу. Молодой человек торчал на подножке машины, как фигура на носу
корабля. Он поднял воротник пальто и нахлобучил шляпу. Нос его посинел от
холода.
- Может быть, это ему скоро надоест. С той стороны у нас садится шина,
- сказал Гай.
- Да он живо соскочит, если шина лопнет, - ответил я. - Он не захочет
испачкать в пыли свой дорожный костюм.
- Ладно. Он мне не мешает, - сказал Гай. - Только здорово кренит машину
на поворотах.
Леса кончились; река осталась позади; дорога пошла в гору; вода в
радиаторе кипела; молодой человек со скучающим и недоверчивым видом
смотрел на пар и ржавую воду; машина кряхтела. Гай нажал педаль первой
скорости, толчок вперед, еще вперед, потом назад, опять вперед, и машина
взяла подъем. Кряхтенье прекратилось, и в наступившей тишине слышно было
только бульканье воды в радиаторе. Мы были на самой высокой точке над
Специей и морем. Дорога стала спускаться короткими крутыми петлями. Наш
попутчик свешивался на виражах, почти опрокидывая на себя перегруженную
машину.
- Нельзя же запретить ему, - сказал я Гаю. - Ведь это инстинкт
самосохранения.
- Великий итальянский инстинкт.
- Величайший итальянский инстинкт.
Крутыми поворотами, сквозь густую пыль, мы спускались к морю. Оливы
посерели от пыли. Внизу раскинулась Специя. Перед городом дорога
выровнялась, Наш попутчик просунул голову в окно.
- Мне здесь надо сойти.
- Стой, - сказал я Гаю.
Мы замедлили ход и остановились у края дороги. Молодой человек
соскочил, подошел сзади к машине и отвязал чемодан.
- Ну, я останусь здесь. Теперь у вас не будет неприятностей из-за
пассажира. Мой сверток.
Я протянул ему сверток. Он порылся в кармане.
- Сколько с меня?
- Ничего.
- Почему?
- Да так, - ответил я.
- Ну что же, благодарю.
Молодой человек не сказал: "благодарю вас", или "очень вам благодарен",
или "тысяча благодарностей", - словом, все то, что полагалось раньше
говорить в Италии человеку, который протягивал вам расписание поездов или
объяснял, как пройти куда-нибудь. Он выбрал самое сухое "благодарю" и
очень подозрительно посмотрел на нас, когда Гай тронул машину. Я помахал
ему рукой. Он был слишком преисполнен собственного достоинства, чтобы
ответить. Мы въехали в город.
- Этот молодой человек в Италии далеко пойдет, - сказал я Гаю.
- Конечно, - ответил Гай. - На двадцать километров он уже продвинулся.
ЗАВТРАК В СПЕЦИИ
Мы заехали в Специю, чтобы закусить. Улица была широкая, дома высокие и
желтые. По трамвайным путям мы добрались до центра города. На стенах домов
виднелись сделанные при помощи трафарета портреты Муссолини с
вытаращенными глазами, а под ними от руки "Vivas"; от двух V по стене шли
брызги черной краски. Боковые улочки спускались к гавани. День был яркий,
и все высыпали на улицу по случаю воскресенья. Мостовая была только что
спрыснута, и струйки воды сбегали в пыли. Мы ехали вдоль тротуара, чтобы
не столкнуться с трамваем.
- Выберем ресторанчик попроще, - сказал Гай.
Мы затормозили около двух ресторанных вывесок. Наша машина остановилась
на противоположной стороне улицы. Я купил газеты. Оба ресторана были
рядом. Женщина, стоявшая у входа одного из них, улыбнулась нам. Мы
пересекли улицу и вошли.
Внутри было темно. В глубине комнаты за столом сидели три девушки и
старуха. Прямо против нас за другим столиком сидел матрос. Он ничего не ел
и не пил. Еще дальше - молодой человек в синем костюме писал за столом.
Волосы его были напомажены и блестели; он был хорошо одет и имел
франтоватый вид.
Свет проникал через входную дверь и окно, где на витрине были
выставлены фрукты, овощи, ветчина. Одна из девушек подошла к нам принять
заказ, другая стояла в дверях. Мы заметили, что платье ее было надето на
голое тело. Девушка, принимавшая заказ, обняла Гая за шею, пока мы
рассматривали меню. Девушек было три, и они по очереди выходили и стояли в
дверях. Старуха, сидевшая в глубине комнаты за столом, пошепталась с ними,
и они снова уселись вместе с ней.
В комнате была только одна дверь, которая вела в кухню. На ней висела
занавеска. Девушка, принявшая заказ, принесла из кухни спагетти. Она
поставила перед нами блюдо, подала бутылку красного вина и подсела к
столику.
- Ну вот, - сказал Гай, - ты искал местечка попроще.
- Да, здесь как будто совсем не просто. Скорее - наоборот.
- Что вы говорите? - спросила девушка. - Вы немцы?
- Южные немцы, - ответил я. - Южные немцы, приветливый, хороший народ.
- Не понимаю, - сказала девушка.
- Как здесь принято? - спросил Гай. - Обязательно, чтобы она меня
обнимала за шею?
- Конечно, - ответил я. - Муссолини уничтожил публичные дома. Это
ресторан.
На девушке было надето гладкое платье. Она облокотилась на стол,
скрестила руки на груди и улыбнулась. С одной стороны лица улыбка у нее
была привлекательнее, чем с другой, и она все время поворачивала эту
сторону к нам. Очарование этой стороны подчеркивалось еще тем, что с
другой нос ее был вдавлен, точно он был из теплого воска. Но, в сущности,
ее нос не был похож на теплый воск. Он был очень холодный и твердый,
только сбоку немного вдавлен.
- Я вам нравлюсь? - спросила она Гая.
- Он обожает вас, - сказал я. - Только он не говорит по-итальянски.
- Ich spreche deutsch [я говорю по-немецки (нем.)], - сказала она и
погладила Гая по волосам.
- Гай, поговори с леди на твоем родном языке.
- Откуда вы приехали? - спросила девушка.
- Из Потсдама.
- И побудете здесь?
- В этой чудесной Специи? - спросил я.
- Скажи ей, что мы собираемся уезжать. Скажи, что мы очень больны и у
нас нет денег, - сказал Гай.
- Мой друг - закоренелый женоненавистник. Он настоящий немец и
ненавидит женщин.
- Скажите, что я люблю его.
Я сказал.
- Перестань болтать вздор, и давай лучше удерем, - продолжал Гай.
Девушка обняла его другой рукой.
- Скажите ему, что он мой.
Я сказал.
- Уйдем мы отсюда когда-нибудь или нет?
- Отчего вы ссоритесь? - сказала девушка. - Вы не любите друг друга?
- Мы немцы, - ответил я с гордостью. - Настоящие немцы с юга.
- Скажите ему, что он красивый малый, - сказала девушка.
Гаю тридцать восемь лет, и он слегка гордится тем, что во Франции его
принимают за путешествующего коммивояжера.
- Ты красивый малый, - сказал я.
- Кто это говорит? - спросил Гай. - Ты или она?
- Конечно, она. Я всего-навсего переводчик. Ведь только потому ты и
взял меня с собой.
- Хорошо, что это она, - сказал Гай. - А не то пришлось бы нам тут
расстаться.
- Ну что же. Специя - приятное местечко.
- Специя? - спросила девушка. - Вы говорите о Специи?
- Приятное местечко, - сказал я.
- Это моя родина. Специя - мой родной город, а Италия - моя родина.
- Она говорит, что Италия - ее родина.
- Оно и видно, что это ее родина.
- Что у вас на десерт? - спросил я.
- Фрукты, - сказала она. - Есть бананы.
- Бананы, пожалуй, можно, - заметил Гай. - Они хоть с кожурой.
- Ах, он любит бананы, - сказала девушка. Она обняла Гая.
- Что она говорит? - спросил Гай, отворачивая лицо.
- Она радуется, что ты любишь бананы.
- Скажи ей, что я не люблю бананов.
- Синьор не любит бананов.
- Ах, - сказала девушка упавшим голосом, - он не любит бананов.
- Скажи ей, что я люблю утром холодную ванну.
- Синьор любит холодную ванну по утрам.
- Не понимаю, - сказала девушка.
Сидевший против нас бутафорский моряк не двигался с места. Никто в
комнате не обращал на него никакого внимания.
- Дайте нам счет, - сказал я.
- Нет, нет, останьтесь!
- Послушай! - сказал франтоватый молодой человек из-за стола, за
которым он писал. - Пускай они уходят, они ничего не стоят.
Девушка взяла меня за руку.
- Ну останьтесь! Попросите его остаться.
- Нам нужно ехать, - сказал я. - Сегодня к вечеру мы должны попасть в
Пизу, а если удастся, то и во Флоренцию. Мы можем вечером там
поразвлечься. Сейчас еще рано. Мы должны доехать засветло.
- Отдохнуть немного - тоже хорошо.
- Путешествовать необходимо при дневном свете.
- Послушай, - сказал франтоватый молодой человек. - Не трать с ними
времени понапрасну. Говорю тебе, они ничего не стоят. Уж я-то знаю.
- Подайте нам счет, - сказал я.
Девушка взяла счет у старухи, вернулась обратно и села опять за стол.
Другая девушка вошла из кухни. Она прошла через всю комнату и стала в
дверях.
- Не трать с ними времени понапрасну, - сказал опять франтоватый
молодой человек недовольным голосом. - Садись и ешь. Они ничего не стоят.
Мы заплатили по счету и встали. Все девушки, старуха и франтоватый
молодой человек сели вместе за стол. Бутафорский моряк сидел, опустив
голову на руки. Пока мы завтракали, никто с ним не заговаривал. Девушка
принесла нам сдачу, которую отсчитала старуха, и вернулась к своему месту
за столиком. Мы оставили ей на чай и вышли. Когда мы сели в машину, чтобы
двинуться в путь, девушка вышла и стала в дверях. Машина тронулась, и я
махнул рукой девушке. Она не ответила, только посмотрела нам вслед.
Популярность: 1, Last-modified: Thu, 16 Nov 2000 05:02:51 GmT