Перевод С. Митиной
Однажды в субботу, погожим мартовским днем, когда дул приятный ветерок и
по небу плыли облака, мистер Айвор Белли купил у бруклинской цветочницы
внушительный букет нарциссов и доставил его - сперва подземкой, а затем
пешком - на огромное кладбище в Куинсе. Он не был здесь с прошлой осени,
когда хоронил жену. Да и сегодня его привели сюда вовсе не сантименты, ибо в
характере миссис Белли, которая прожила в супружестве с ним двадцать семь
лет и произвела на свет двух дочерей, успевших за эти годы стать взрослыми и
выйти замуж, сочетались свойства весьма разнообразные, по преимуществу
трудно переносимые; так что мистер Белли отнюдь не жаждал возобновить
общение со столь беспокойным человеком, хотя бы чисто духовное. Вовсе нет.
Просто суровой зиме вдруг пришел конец, и в этот чудесный денек,
предвещавший весну, ему остро захотелось поразмяться, подышать воздухом,
потешить душу хорошей прогулкой; неплохо, конечно, что попутно он сможет в
разговоре с дочерьми упомянуть о своей поездке на могилу их матери, -
кстати, возможно, это немного умилостивит старшую, а то она как будто
возмущена тем, что он с такою охотой зажил на холостяцкий манер.
Кладбище отнюдь не являло собой мирной, отрадной взору картины; напротив,
оно наводило жуть: на сотни метров вокруг - серые, словно туман, могильные
камни, разбросанные на голой, без единого пятнышка тени равнине, лишь
кое-где поросшей чахлою травкой. Ясно видневшиеся вдали небоскребы
Манхэттена казались отсюда красивой декорацией - они громоздились, как
высоченное надгробие над могилами выжатых до последней капли людей, бывших
когда-то, очень давно, жителями Нью-Йорка. При виде столь причудливой
композиции мистер Белли - а он был по профессии сборщик налогов и потому
умел оценить иронию, пусть самую жестокую, - насмешливо улыбнулся, даже
хихикнул, и все-таки... Боже правый! - у него поубавилось бодрости, и он уже
не так весело вышагивал по прямым, усыпанным гравием кладбищенским дорожкам.
Он шел все медленнее и наконец остановился совсем. "Лучше было повести Морти
в зоологический сад", - мелькнуло у него в голове. (Морти был его трехлетний
внук.) Но повернуть сейчас обратно было бы просто хамством, мстительностью
по отношению к жене. Да и зачем пропадать букету? Бережливость и
добропорядочность заставили его ускорить шаг, и он тяжело дышал от спешки,
когда наконец нагнулся, чтобы втиснуть нарциссы в каменную урну, пустевшую
на серой неполированной плите с аккуратными готическими буквами. Надпись на
плите уведомляла, что
1901-1959
в прошлом -
ЛЮБИМАЯ МАТЬ АЙВИ И РЕБЕККИ
Господи, какое все-таки облегчение сознавать, что эта женщина наконец-то
умолкла! Но как ни успокоительно было это сознание, подкрепляемое к тому же
приятными мыслями о его новой, тихой, холостяцкой квартире, оно уже не могло
вновь зажечь в нем внезапно угасшую радость бытия, которую вызвал у него
погожий денек, вернуть ему уверенность, что сам-то он будет жить вечно.
Выходя из дому, он предвкушал столько удовольствия от прогулки, свежего
воздуха, аромата приближающейся весны. А вот сейчас вдруг подумал, что зря
не надел шарфа: солнце сияло обманчиво, оно еще не грело по-настоящему, да и
ветер что-то вдруг разыгрался вовсю. Расположив покрасивей нарциссы, он
пожалел, что нельзя поставить их в воду - тогда они сохранились бы дольше,
но потом махнул на цветы рукой и повернулся, чтобы уйти.
Путь ему загораживала какая-то женщина. Хотя народу на кладбище было
немного, он ее не заметил раньше и не слышал, как она подошла. Не давая ему
пройти, она мельком взглянула на нарциссы. Потом глаза ее, смотревшие из-за
очков в металлической оправе, вновь обратились к мистеру Белли.
- Хм. Родственница? - спросила она.
- Жена, - ответил он и для порядка вздохнул.
Она тоже вздохнула - странный это был вздох; в нем чувствовалось
удовлетворение.
- Ох, простите!
У мистера Белли вытянулось лицо:
- Ничего не поделаешь.
- Беда-то какая.
-Да.
- Но она недолго болела? Не мучилась?
- Н-н-нет, - протянул он, переминаясь с ноги на ногу. - Это случилось во
сне. - Потом, чувствуя по ее молчанию, что она не удовлетворена столь
кратким ответом, добавил: - Сердце.
- Ох ты! Вот и отец мой из-за этого умер. Совсем недавно. Значит, у нас с
вами есть кое-что общее, - сказала она и жалобным тоном, от которого ему
стало не по себе, добавила: - Нам есть о чем поговорить.
- ...понимаю, каково вам.
- Но они хотя бы не мучились. Это уже утешение.
Запальный шнур, подведенный к терпению мистера Белли, догорал. До сих пор
он, как это приличествовало случаю, не поднимал глаз, только вначале бросил
на женщину беглый взгляд, а потом ограничивался созерцанием ее туфель,
грубоватых и прочных, - такую обувь, именуемую практичной, обычно носят
пожилые женщины и сиделки.
- Большое утешение, - сказал он и совершил одновременно три действия:
поднял глаза, коснулся борта шляпы и сделал шаг вперед.
Но она опять не дала ему пройти, как будто ее кто-то нанял специально,
чтобы его не пускать.
- Вы не скажете мне, который час? А то у меня часики старые, -
проговорила она, смущенно похлопывая по какому-то вычурному механизму,
красовавшемуся у нее на запястье. - Мне их купили, еще когда я кончила
среднюю школу. Так что теперь они ходят неважно, старые очень. Но вид у них
симпатичный.
Мистеру Белли пришлось расстегнуть пальто и извлечь из жилетного кармашка
золотые часы. За это время он успел основательно разглядеть стоявшую перед
ним женщину, чуть ли не разобрать ее на составные части. В детстве она,
вероятно, была совсем светлая, об этом говорило все: и белизна ее чистой
скандинавской кожи, и здоровый крестьянский румянец на пухлых щеках, и
синева простодушных глаз - такие честные глаза и красивые, несмотря на очки
в металлической оправе, но волосы, - по крайней мере, жиденькие кудельки
перманента, выглядывавшие из-под серо-бурой фетровой шляпы, - казались
бесцветными. Была она чуть повыше мистера Белли - а ему с помощью
специальных прокладок в туфлях удалось дотянуть свой рост до метра
семидесяти трех - и, должно быть, потяжелей его; во всяком случае, вряд ли
она испытывала особое удовольствие, поднимаясь по лестнице. Руки - что ж,
типично кухонные руки; ногти - мало того, что обкусаны до мяса, так еще и
покрыты каким-то диковинным перламутровым лаком. Простое коричневое пальто,
в руках простая черная сумка. Когда он, разглядев все эти частности, снова
свел их воедино, оказалось, что перед ним - очень приличная на вид женщина,
и она ему явно нравится; правда, этот лак на ногтях внушает подозрение, но
все-таки чувствуется - она из тех, кому можно довериться. Так же, как он
доверялся во всем Эстер Джексон - мисс Джексон, своей секретарше. Да, да,
вот кого она явно напоминает - мисс Джексон. Не то чтоб сравнение это было
особенно лестным для мисс Джексон (о которой он как-то раз, в пылу
супружеской ссоры, сказал, что она "изящно мыслит и вообще на редкость
изящна"). И все же стоявшая перед ним женщина, казалось, исполнена
доброжелательности, а именно это свойство он так ценил в своей секретарше
мисс Джексон, в Эстер (как он недавно по рассеянности к ней обратился). Он
решил даже, что они примерно одного возраста - обеим сильно за сорок.
- Полдень. Ровно двенадцать.
- Подумать только! Да вы, наверно, с голоду умираете! - воскликнула она,
и, раскрыв сумку, стала разглядывать ее содержимое, словно это была корзина
для пикника, до того набитая всякой снедью, что ее хватило бы на
smogasbord[*Холодные закуски, подаваемые с пивом и водкой (норвеж.)]. Потом
извлекла оттуда горсть земляных орехов. - Я кроме орешков почти ничего и не
ем - с тех самых пор, как папаша... с тех пор, как мне больше не для кого
стряпать. Вот я так говорю, а, по правде сказать, сама по своей стряпне
соскучилась; папаша всегда говорил, у меня все вкусней, чем в любом
ресторане. Но что за радость стряпать для себя одной? Даже если умеешь печь
пироги, легкие, как пух. Берите орешки. Угощайтесь. Я только что их
поджарила.
Мистер Белли взял орехи. Он всегда их по-детски любил и сейчас, усевшись
на могилу жены, чтобы с ними расправиться, думал лишь об одном, - хорошо б,
у его новой приятельницы их было побольше. Жестом он предложил ей сесть
рядом и с удивлением заметил, что она смутилась. И без того румяные щеки ее
раскраснелись еще сильней - можно было подумать, что он предложил ей
превратить могилу миссис Белли в любовное ложе.
- Вам-то можно. Вы муж. А я? Разве ей бы это понравилось? Какая-то чужая
женщина расселась тут, на ее... на месте ее последнего упокоения...
- Ну что вы! Располагайтесь. Сара ничего не имела бы против, - сказал он,
радуясь, что мертвые не могут слышать. Ему стало жутковато и в то же время
смешно, когда он подумал, что сказала бы Сара, эта любительница бурных сцен,
ревниво осматривавшая его одежду в поисках белокурых волос и следов губной
помады, что сказала б она, если бы могла видеть, как он щелкает орехи,
рассевшись у нее на могиле вместе с женщиной, не лишенной привлекательности.
И вот тут-то, когда она осторожно присела на краешек могилы, он обратил
внимание на ее левую ногу. Нога не сгибалась и торчала, словно она вытянула
ее нарочно, чтоб подставлять подножки прохожим. Перехватив его любопытный
взгляд, она улыбнулась, подвигала ногой.
- Несчастный случай, понимаете? Я еще маленькая была. Свалилась с русских
гор на Кони-Айленде. Правда. Про это даже в газетах было. Никто не понимает,
как я осталась жива. Но колено с тех пор не сгибается. А так мне это ничуть
не мешает. Только танцевать не могу. А сами-то вы охотник до танцев?
Мистер Белли помотал головой - рот у него был набит орехами.
- Ага, значит и это у нас с вами общее. Хм... Танцы. Я бы, наверно,
любила танцевать. Но не могу. А вот музыку обожаю.
Мистер Белли кивнул в знак солидарности.
- И цветы, - добавила она, потрогав нарциссы. Потом пальцы ее поползли
вверх по плите и прошлись по выбитым на мраморе буквам его имени, словно она
читала шрифт для слепых.
- Ивор, - прочла она, неверно произнеся его имя. - Ивор Белли. А меня
звать Мэри О'Миген. Жаль, что я не итальянка. Вот сестра у меня итальянка;
ну, то есть она замужем за итальянцем. Ой, до чего ж он веселый, а
добродушный какой и хлопотун, как все итальянцы. Он говорит, никогда не едал
макарон вкуснее, чем у меня. Особенно под рыбным соусом. Вам непременно надо
их как-нибудь попробовать.
Мистер Белли, покончив с орехами, стряхивал скорлупу с колен.
- Что ж, перед вами еще один любитель макарон. Только я не итальянец.
Просто фамилия у меня такая. А сам я еврей.
Она нахмурилась, но не в знак неодобрения, а так, словно сообщение это
каким-то непонятным образом смутило ее. - Мы выходцы из России. Я там
родился.
При этих словах она снова воспрянула духом и заговорила еще оживленней:
- А мне наплевать, что там газеты пишут. Я уверена: русские - они такие
же, как все. Люди как люди. Вы смотрели по телевизору балет Большого? После
такого можно гордиться, что родился в России, верно ведь?
"Она хочет сделать мне приятное", - подумал он и промолчал.
- Свекольник, горячий или холодный, со сметаной. Хм... м... Вот видите, -
сказала она, снова протягивая ему пригоршню орехов, - вы же проголодались.
Бедняжка. - Она вздохнула. - Как вы, наверно, соскучились по домашней
стряпне!
Он и в самом деле соскучился и сейчас, когда от разговоров о еде у него
разыгрался аппетит, отчетливо это понял. При Саре у них был превосходный
стол, разнообразный и вкусный; все всегда подавалось вовремя. Ему
вспомнились праздничные, пахнущие корицей дни; вспомнились обеды -
аппетитная мясная подливка и винцо, накрахмаленная скатерть, "парадное"
серебро и приятная послеобеденная дремота. И ведь вот еще что - ни разу в
жизни Сара не попросила его хотя бы тарелку вытереть (он слышал, бывало, как
она тихонечко напевает в кухне), ни разу не пожаловалась, что ей надоело
хозяйничать. Она ухитрялась так растить девочек, будто их воспитание было
ровной чередой радостных, тщательно подготовленных ею событий; участие в нем
мистера Белли сводилось к роли восхищенного наблюдателя. И если теперь он
мог гордиться своими дочерьми (старшая, Айви, была замужем за
хирургом-стоматологом и жила в Бронксвилле, младшая - за А. Дж. Крэкоуэром,
совладельцем юридической фирмы "Финнеган, Лэб и Крэкоуэр"), то этим он
всецело обязан Cape - обе они были личным ее достижением. Вообще, в пользу
Сары можно сказать немало, и ему самому было отрадно, что он так думает, что
ему вспоминаются сейчас не те нескончаемые, невыносимые часы, когда она
точила на нем язык, разнося его за простецкие манеры и за ею же выдуманные
пороки - и в покер-то он играет, и за женщинами волочится, - а совсем
другие, приятные, моменты: вот Сара горделиво демонстрирует самодельные
шляпки, вот она зимней порой разбрасывает на подоконниках крошки для
голубей... Поток видений, сносящий в море сор неприятных воспоминаний... Он
почувствовал грусть и обрадовался этому чувству, а вместе с тем огорчился,
что не испытывал огорчения до сих пор; но хотя он вдруг совершенно честно
отдал должное Саре, он был не в силах притворяться, будто жалеет, что их
совместная жизнь кончилась, - ведь в общем-то, сейчас ему живется гораздо
приятнее, чем при ней. А все-таки лучше было вместо этих нарциссов принести
ей сегодня орхидею - яркую, праздничную, вроде тех, какие она всякий раз
сберегала после дня рождения которой-нибудь из дочек и держала потом в
холодильнике, покуда они не завянут.
- ...ведь верно? - услышал он вдруг и не сразу понял, кто это говорит;
потом, растерянно поморгав, узнал Мэри О'Миген - голос ее звучал
безостановочно, не доходя до его сознания, очень робкий, усыпляющий голос,
странно тихий и молодой для такой дородной особы.
- Я говорю, они у вас умницы, верно?
- Да как вам сказать... - осторожно ответил мистер Белли.
- Скромничайте, скромничайте! А я все равно уверена, что умницы. Если они
в папу. Ха-ха! Вы не подумайте только, что я это серьезно, я шучу. Нет,
правда, до смерти обожаю ребятишек. Не променяю ребенка ни на кого из
взрослых. У моей сестры их пятеро: четверо мальчишек и одна девочка. Дот,
моя сестра, вечно пристает ко мне, чтобы я с ними посидела, - ведь теперь у
меня уйма времени, уже не нужно всякую минуту присматривать за отцом. Они с
Франком - это мой шурин, я вам про него рассказывала, - так вот они говорят:
Мэри, лучше тебя никто с ребятами не умеет, да еще чтоб от них удовольствие
получать! Но это ж так просто: напоить ребятишек горячим какао, а потом
пускай всласть пошвыряются подушками - будут спать, как убитые.
- Айви, - прочла она вслух, вглядываясь в надгробную надпись. - Айви и
Ребекка. Хорошие имена. Уверена - вы делаете для них все, что только можно.
Но две маленьких девочки без матери... - Да нет же, - возразил мистер Белли.
(Ей наконец удалось втянуть его в разговор.) - Айви сама уже мать. А Бекки
ждет ребенка.
На лице ее промелькнуло разочарование, но тут же сменилось удивлением:
- Как, уже дедушка? Вы?
У мистера Белли были кое-какие тщеславные заблуждения: ему, например,
казалось, что у него больше здравого смысла, чем у других; а еще он считал
себя ходячим компасом; луженый желудок и умение читать вверх ногами также
способствовали его самоутверждению. Но, глядя на себя в зеркало, он не
испытывал особого восторга; не то чтоб он был недоволен своею внешностью,
просто он понимал, что она очень так себе. Урожай его темных волос осыпался
вот уже несколько десятилетий, и сейчас голова его напоминала обнажившееся
поле; нос явно выказывал характер, а подбородок, хоть и усердствовал
вдвойне, все-таки был бесхарактерный; плечи широкие, да он и весь был
широкий. Разумеется, вид у него был опрятный: он следил, чтобы туфли его
всегда сверкали, своевременно отдавал белье в стирку, дважды на дню скоблил
и припудривал свои синеватые щеки. Но все это не скрадывало, а скорее
подчеркивало его заурядность - ничем не примечательный человек средних лет и
среднего достатка. Однако он и не думал оспаривать льстивые слова Мэри
О'Миген - ведь что там ни говори, а незаслуженный комплимент зачастую самый
приятный.
- Черт, да мне уже пятьдесят один, - сказал он, убавив себе четыре года.
- Впрочем, нельзя сказать, чтобы я их чувствовал.
Сейчас он и в самом деле не чувствовал своих лет. Может быть, потому что
ветер улегся и солнце уже припекало по-настоящему. Как бы то ни было, в нем
вновь разгорелась надежда, он вновь был бессмертен и строил планы на
будущее.
- Пятьдесят один? Это же пустяки! Самый расцвет для мужчины. Если,
конечно, следить за собой. Мужчине вашего возраста нужен уход, о нем кто-то
должен заботиться.
Пожалуй, на кладбище человек в безопасности от дамочек, ищущих себе мужа?
Мысль эта, внезапно пришедшая ему в голову, остановилась и замерла, покуда
он всматривался в простодушное, приветливое лицо Мэри О'Миген, пытаясь
прочесть в ее взгляде коварный умысел. Хоть и несколько успокоившись, он все
же почел за лучшее напомнить ей, где они находятся.
- А ваш отец... - тут мистер Белли сделал неловкий жест, - он тоже
где-нибудь здесь поблизости?
- Папаша? Да нет. Он был решительно против. Ни в какую не хотел, чтобы
его закопали. Так что он дома.
Перед глазами мистера Белли возникло тягостное видение, которое не смогли
отогнать даже последующие слова Мэри О'Миген:
- То есть его прах, конечно! Что поделаешь! - Она пожала плечами. -
Такова была его воля. А, понимаю: вам невдомек - что же я здесь тогда делаю?
Просто я тут неподалеку живу. Неплохая прогулка да и вид...
Разом обернувшись, они стали вглядываться в даль. Над шпилями небоскребов
стягами реяли облака, и ослепленные солнцем окна сверкали мириадами слюдяных
блесток.
- День прямо для парада! - сказала Мэри О'Миген.
Мистер Белли подумал: "Ей-богу, славная женщина", а потом сказал это
вслух, но тут же пожалел; она, разумеется, спросила, почему он так считает.
- Потому что... Ну, у вас это так мило получилось - насчет парада.
- Вот видите, сколько у нас с вами общего! Ни одного парада не пропускаю,
- горделиво объявила она. - Обожаю горны. Я и сама на горне играю, - верней,
раньше играла, когда была в "Святом сердце"[* Католическая молодежная
организация в США (Примеч. пер.)]. Вот вы говорили... - И она понизила
голос, словно тема, которой она собиралась коснуться, требовала
торжественного тона. - Вот вы сказали, что любите музыку. А у меня дома -
тысячи старых пластинок. Ну - сотни. Папаша, пока не ушел на покой, работал
на фабрике грампластинок - покрывал пластинки шеллаком. Вы Элен Морган
помните? Я от нее с ума схожу, просто обалдеваю.
- О Господи, - шепотом выдохнул мистер Белли. Руби Килер, Джин Харлоу -
это все были его бурные, но преходящие увлечения. А вот Элен Морган -
белесый, как альбинос, призрак, усыпанный блестками, переливающимися в огнях
рампы, - ох, и любил же он ее!
- А вы тогда поверили? Что она спилась и погибла? Из-за какого-то
гангстера?
- Ну, какое это имеет значение! Она была очаровательна.
- Иной раз сижу я одна и чувствую - все-все мне надоело, и тогда я
начинаю воображать, будто я Элен Морган. Будто я выступаю в ночном клубе.
Это занятно, знаете?
- Знаю, - подхватил мистер Белли; он и сам обожал придумывать разные
истории, которые могли бы с ним приключиться, будь он невидимкой.
- Разрешите спросить, - вы мне не сделаете одно одолжение?
- Если смогу - с удовольствием.
Она набрала побольше воздуху и задержала дыхание, будто ныряя в
набегающую волну робости, потом, словно выплыв опять на поверхность,
сказала:
- Тогда послушайте, как я ей подражаю. И честно скажите мне свое мнение,
хорошо?
Она сняла очки. Их металлическая оправа так сильно врезалась ей в
переносицу и подглазья, что казалось, рубцы у нее на лице останутся
навсегда. Глаза - оголенные, затуманенные, беззащитные - глядели растерянно,
словно напуганные внезапной свободой; веки с реденькими ресницами трепетали,
как птицы, долго сидевшие в клетке и нежданно-негаданно выпущенные на волю.
- А теперь дайте волю своему воображению. Представьте себе, что я сижу за
роялем... Ох, извините меня, ради Бога, мистер Белли!
- Ничего. Забудьте об этом. Итак, вы сидите за роялем.
- Я сижу за роялем, - мечтательно повторила она и, откинув голову,
приняла весьма романтическую позу. Потом втянула щеки, рот ее приоткрылся.
Мистер Белли тотчас же закусил губу - до того неуместным казалось это
чарующее выражение на пухлом, розовом лице Мэри О'Миген. Лучше б оно не
появлялось вовсе. Она помолчала, словно пережидая музыкальное вступление,
потом: "Не покидай меня, побудь со мною. Ведь мы с тобой одно. Когда ты
здесь, вся жизнь озарена тобою. А без тебя так пусто и темно!"
Мистер Белли был потрясен: в точности голос Элен Морган, и голос этот,
такой теплый, изысканно-гибкий, нежно вибрирующий на высоких нотах,
казалось, был не имитацией, а принадлежал самой Мэри О'Миген, был
естественным выражением ее сущности, скрытой от посторонних глаз.
Мало-помалу она перестала позировать и теперь сидела прямо, зажмурив глаза:
"...Ты так мне нужен! В горе и в тревоге привыкла я всегда к тебе идти. Не
покидай меня! Оставленной тобою, к кому, скажи мне, боль свою нести?" Оба
они лишь с большим опозданием заметили, что уединение их нарушено. Черной
гусеницей подползала похоронная процессия, и все участники ее, подавленные,
безмолвные негры, с таким ужасом глазели на белую пару, словно наткнулись на
двух забулдыг, задумавших ограбить могилу; все - кроме маленькой девочки:
увидев их, она так и закатилась, а потом никак не могла остановиться; ее
судорожный, похожий на икоту, смех слышался еще долго после того, как
процессия, отойдя на порядочное расстояние, исчезла за поворотом.
- Будь это моя девчонка... - заговорил мистер Белли.
- Ой, до чего мне стыдно!
- Слушайте, будет вам. Ну что тут такого? Это было прекрасно. Я серьезно.
Петь вы можете.
- Спасибо, - сказала она и вновь водрузила на нос очки, словно преграждая
путь готовым хлынуть слезам.
- Поверьте, я был тронут. Знаете, чего бы мне хотелось? Чтобы вы спели на
бис.
Можно было подумать, что она девочка, которой дали воздушный шарик, но не
простой, а особенный: он все раздувался и раздувался, пока не взмыл вместе с
нею вверх, и она заплясала в воздухе, лишь изредка касаясь земли носками
туфель. Потом опустилась на землю, чтобы сказать: - Только не здесь.
Может... - начала было она, но тут же опять воспарила и весело закачалась
там, наверху. - ...Может, вы как-нибудь позволите мне угостить вас обедом.
Уж я соображу вам настоящий русский обед. А потом мы послушаем пластинки.
...Тревожная мысль, подозрение, еще недавно бесплотным призраком
проскользнувшее мимо, сейчас надвигалось на мистера Белли с тяжелым топотом;
теперь это было налитое жиром существо, поперек себя шире, и мистер Белли
уже не мог его отогнать.
- Благодарю вас, мисс О'Миген. Это очень приятная перспектива, - сказал
он, но тут же поднялся, поправил шляпу и обдернул пальто. - Если слишком
долго сидеть на холодном камне, можно простудиться.
- Когда же?
- Да никогда. Никогда не надо сидеть на холодном камне.
- Когда же вы придете ко мне обедать?
Мистер Белли умел изворачиваться - от этого в немалой степени зависел его
заработок.
- Когда вам угодно, - ответил он как ни в чем не бывало. - Только не в
самые ближайшие дни. Я работаю в налоговой системе, а вы ведь знаете, каково
нам, беднягам, приходится в марте. Вот так-то, - добавил он, снова
вытаскивая часы, - пора мне опять запрягаться.
Но не мог же он - право, не мог - просто так взять и уйти, оставив ее
сидеть на Сариной могиле. Она заслужила вежливое обращение, хотя бы одними
орехами, да и не только: ведь это благодаря ей он вспомнил про Сарины
орхидеи, как они съеживались в холодильнике. И вообще она славная. Чтобы
совсем чужая женщина оказалась такой симпатичной - небывалое дело. Лучше
всего было б сослаться на погоду, но погода не давала никаких поводов для
жалоб: облака поредели, солнце светило даже чересчур ярко.
- Становится свежо, - объявил он и потер руки. - Может пойти дождь.
- Мистер Белли! Я хочу вам задать один очень личный вопрос, - заговорила
она, отчетливо выговаривая каждое слово. - Мне не хотелось бы, чтобы вы
думали, будто я приглашаю к обеду каждого встречного и поперечного. Мои
намерения... - Глаза ее блуждали, голос дрожал, словно откровенность эта
была лицедейством, требовавшим от нее непомерных усилий. - Поэтому я хочу
вам задать один очень личный вопрос: думали вы о том, чтобы снова жениться?
В ответ мистер Белли заурчал - так урчит нагревающийся приемник, прежде
чем заговорить; когда же он наконец подал голос, звуки его напоминали
атмосферные помехи.
- Что вы, это в моем-то возрасте? Я даже собаку заводить не хочу. Что мне
нужно? Телевизор. Ну, пива немножко. Покер раз в неделю. Черт подери! Да
кому я, к чертям собачьим, нужен?
Но едва он это сказал, как его кольнула мысль о Ребеккиной овдовевшей
свекрови, в прошлом - зубной врачихе, Полине Крэкоуэр, весьма напористой
участнице некоего семейного заговора... А Сарина лучшая подруга, настырная
"Мышка-Норушка" Поллок? Как ни странно, пока Сара была жива, обожание
Мышки-Норушки его забавляло, и при случае он умел им воспользоваться, но
после Сариной смерти он в конце концов объявил Мышке, чтобы она ему больше
не звонила. (И она заорала в ответ: "Все, что Сара про тебя говорила, чистая
правда! Ах ты жирный волосатик, мразь плюгавая!") Ну, а кроме того... Кроме
того, есть еще и мисс Джексон! Несмотря на Сарины подозрения, вернее - на
твердую ее уверенность, - между ним и симпатичной Эстер, рьяной
любительницей кеглей, никогда не было ничего предосудительного, ничего
особенно предосудительного. Но он всегда чувствовал - а в последние месяцы
окончательно убедился, - что если в один прекрасный день он предложит ей
выпить с ним, пообедать, сразиться в кегли... Вслух он сказал:
- Я был женат. Двадцать семь лет. Этого хоть кому на всю жизнь хватит. -
Но только произнося эти слова, он понял, что именно сейчас у него созрело
решение. Да, он непременно пригласит Эстер обедать, потом сыграет с ней в
кегли и купит ей орхидею - празднично-яркую пурпурную орхидею с бантом цвета
лаванды. А кстати, где проводят молодожены медовый месяц в апреле, самое
позднее - в мае? В Майами? На Бермудах? Да, на Бермудах! - Нет, я никогда не
думал об этом. О том, чтобы снова жениться.
Поза Мэри О'Миген выражала напряженное внимание; могло показаться, что
она ловит каждое слово мистера Белли, вот только взгляд у нее был
отсутствующий, глаза блуждали, словно она, сидя в компании, усердно
выискивала какое-нибудь другое лицо, сулящее ей больше надежды. У нее
сбежала вся краска с лица, и оно тут же утратило почти всю свою свежесть и
привлекательность. Она кашлянула.
Он тоже кашлянул. Потом приподнял шляпу.
- Очень рад был познакомиться с вами, мисс О'Миген.
- И я тоже, - сказала она и поднялась. - Ничего, если я с вами дойду до
ворот? Вы не против?
Да, он, безусловно, был против. Ему так хотелось пройтись в одиночестве,
насытиться терпкой прелестью сияющего, словно созданного для парада
весеннего денька, остаться одному с приятными мыслями об Эстер, со своим
радужным настроением, с этой твердой уверенностью, что он никогда не умрет.
- Сделайте одолжение, - ответил он, приноравливаясь к ее медленному шагу,
- она шла, слегка припадая на больную ногу.
- Мне ведь и правда казалось, что это разумная мысль... - вдруг сказала
она, словно возражая кому-то в споре. - А тут еще старая Энни Остин - живое
доказательство... И никто мне не посоветовал чего-нибудь получше. Понимаете,
все на меня насели: выходи замуж. С того самого дня, как умер папаша, моя
сестра, да и все кругом заладили одно: "Бедняжка Мэри, что с нею станется?
На машинке печатать не умеет, стенографии не знает. А тут еще нога и все
такое - она даже официанткой работать не может. Что станется с девушкой - с
взрослой женщиной, которая ничего не умеет, сроду нигде не работала, только
стряпала да смотрела за отцом?" Со всех сторон я только и слышу: "Мэри, ты
должна выйти замуж".
- Так. Ну, о чем же тут спорить? Такая милая женщина, как вы, непременно
должна выйти замуж. Кому-то с вами здорово повезет.
- Безусловно. Вот только кому? - И она выбросила обе руки вперед, словно
протягивая их к Манхэттену, ко всей стране, к далеким континентам. - Вот я и
пустилась на поиски; я ведь совсем не ленивая по природе. Но скажите
начистоту, в открытую - как женщине найти себе мужа? Ну разве что она
красавица-раскрасавица или танцует, как богиня. А если она просто - ну
совсем серенькая? Как я?
- Нет, нет, что вы, - пробормотал мистер Белли. - Вовсе вы не серенькая.
Нет, нет. А не могли бы вы как-нибудь применить свой талант? Свой голос?
Она остановилась, теребя замок сумочки.
- Не насмехайтесь надо мной. Прошу вас. Ведь речь идет о моей жизни. - И
твердо добавила: - Нет, я самая что ни на есть серенькая. Как и старая Энни
Остин. А она говорит, единственное место, где я могу найти себе мужа -
приличного, спокойного человека, - это столбец некрологов в газете.
Мистеру Белли, привыкшему считать себя ходячим компасом, довольно-таки
неприятно было обнаружить, что он сбился с дороги, и он почувствовал большое
облегчение, увидав метрах в ста кладбищенские ворота.
- Значит, так она и говорит, старая Энни Остин?
- Да. А она женщина очень практичная: умудряется прокормить шестерых на
пятьдесят восемь долларов семьдесят пять центов в неделю - тут и еда, и
одежда, и все. Когда ее слушаешь, все это кажется очень разумным. Ведь в
некрологах полным-полно женихов. Вдовцов то есть. Значит, так: идешь на
похороны и выражаешь сочувствие, вот вроде и познакомились. Или погожим
деньком сходишь сюда, на кладбище. А то отправляешься в Вудлаун - там всегда
прогуливаются вдовцы. Стосковались по домашнему уюту и, может, не прочь
снова жениться.
Когда мистер Белли понял, что она говорит вполне серьезно, ему стало не
по себе. Но вместе с тем это было забавно, и он рассмеялся, сунув руки в
карманы и закинув голову. Вторя ему, Мэри О'Миген рассыпалась коротким
смешком, от которого снова порозовела, и проказливо привалилась к плечу
мистера Белли.
- Ведь я и сама, - сказала она, хватая его за рукав, - я и сама понимаю,
что это смешно... - Вдруг она снова стала серьезной: - Да, но именно так
Энни нашла себе мужей. Обоих - сперва мистера Крукшенка, а потом мистер
Остина. Значит, это все-таки разумная мысль. Вы не согласны?
- Почему же, согласен.
Она пожала плечами.
- Но у меня ничего не выходит. Взять хоть нас, к примеру. Уж, казалось
бы, у нас с вами столько общего!
- Когда-нибудь выйдет, - бросил он, ускоряя шаг, - с другим парнем,
побойчее меня.
- Не знаю. Мне попадались чудесные люди. И всякий раз кончалось вот так.
Как у нас с вами... - начала было она, но так и не договорила: внимание ее
привлек новый пришелец, появившийся в воротах кладбища, - шустрый коротышка
с весьма энергичной походкой, весело посвистывавший на ходу. Мистер Белли
тоже его заметил и, увидав, что на рукаве его пальто из ярко-зеленого твида
нашита черная траурная повязка, проговорил:
- Желаю удачи, мисс О'Миген. Спасибо вам за орехи.
Компьютерный набор - Сергей Петров
Дата последней редакции - 26.01.00
Популярность: 1, Last-modified: Fri, 06 Sep 2002 08:26:17 GmT