==================================================
Dolphin Island (1963)
Перевод с английского В. Голанта.
Изд.: Остров Дельфинов. Большая Глубина. Пресса, 1992. - 480 с., ил. ISBN 5-253-00278-2
OCR + Spellcheck: Alef ([email protected])
==================================================
Джонни Клинтон спал, когда амфибия на воздушной подушке промчалась
по равнине вдоль старого шоссе. Свист и рев среди ночи не потревожили
Джонни, к такому шуму он привык чуть ли не со дня своего рождения. Для
любого мальчика двадцать первого века это были волшебные звуки, они
говорили о далеких странах, об удивительных грузах, которые перевозили
первые суда, передвигавшиеся с одинаковой легкостью по суше и по морю.
Нет, рев дюз не мог разбудить Джонни, хоть и привычно вторгался в
его сны. Но когда рев внезапно прекратился, Джонни приподнялся с
кровати, протирая глаза и напрягая слух. Амфибия замолкла на середине
Трансконтинентальной магистрали No 21. Что могло случиться? Неужели один
из огромных сухопутных лайнеров и вправду остановился здесь, более чем в
шестистах километрах от ближайшей станции?
Что ж, проверить это можно было только одним способом. Мгновение он
колебался, не хотелось встретиться лицом к лицу с морозной ночью. Все же
он собрался с духом, набросил на плечи одеяло, тихонько поднял раму окна
и вылез на балкон. Свежо!
Стояла прекрасная ночь, почти полная луна четко и подробно освещала
спящую долину. Отсюда, с южной стороны, Джонни не мог видеть шоссе, но
балкон опоясывал весь старомодный дом, и мальчик украдкой стал
пробираться к северному фасаду. Особенно осторожно он крался мимо спален
тети и кузенов; знал, что начнется, если они проснутся.
Но дом крепко спал под зимней луной, и никто из его "милых" родичей
не пошевельнулся, когда Джонни проскользнул на цыпочках мимо их окон.
Через мгновение он и думать забыл о них.
Ему ничего не приснилось, амфибия сошла с широкой ленты шоссе и,
сияя огнями, стояла на земле в нескольких сотнях метров от магистрали.
Джонни понял, что это грузовое судно, а не пассажирский лайнер, на нем
была только одна обсервационная палуба, значительно более короткая, чем
корпус судна, достигавший в длину ста пятидесяти метров. Джонни подумал,
что амфибия похожа на огромный утюг - только вместо ручки, которая у
обыкновенного утюга расположена вдоль, судно ближе к носовой части
пересекал поперек обтекаемый мостик. Над мостиком мигал красный огонь,
предупреждавший об опасности любое другое судно, если бы оно оказалось в
этих местах.
"С ним что-то не в порядке, - подумал Джонни. - Интересно, сколько
времени оно пробудет здесь? Успею ли я подбежать к нему и хорошенько
осмотреть?" Джонни никогда не видел судно-амфибию вблизи, во всяком
случае, не видел во время остановки. Ну, а когда такое судно с ревом
проносится мимо, делая около пятисот километров в час, много не
разглядишь.
Джонни не стал долго раздумывать. Десять минут спустя, одевшись
потеплее, он отпер дверь черного хода. Но, выходя в эту холодную ночь,
он, конечно, не мог предвидеть, что затворил за собой дверь дома в
последний раз. А если б и предвидел, то не слишком бы огорчился.
Чем ближе подходил Джонни к судну, тем яснее понимал, какое оно
огромное. А ведь это еще не был один из тех гигантов, стотысячетонных
танкеров или зерновозов, которые иногда, свистя, проносились по долине;
тоннаж этого судна, вероятно, всего тысяч пятнадцать-двадцать. На носу
его виднелась чуть выцветшая надпись:
"САНТА-АННА БРАЗИЛИЯ"
Даже при лунном свете Джонни разглядел, что амфибии не помешал бы
новый слой краски, да и хорошая чистка тоже. Если двигатели находятся в
таком же состоянии, что и видавший виды, залатанный корпус, то
удивляться неожиданной остановке не приходится.
Джонни обошел неподвижное чудовище кругом - никаких признаков
жизни. Что ж, грузовые суда управлялись в значительной степени
автоматически, и в команде амфибии с таким тоннажем насчитывалось,
вероятно, не более дюжины человек. Если его предположение верно, все они
сейчас в машинном отделении - стараются выяснить, что там испортилось.
Теперь, когда двигатели больше не поддерживали "Санта-Анну" в
воздухе, она покоилась на огромных плоскодонных камерах, сообщавших ей
плавучесть при посадке на море. Они занимали всю длину корпуса и стеной
возвышались над Джонни. В нескольких местах на эту стену можно было
взобраться; трапы с поручнями вели к входным люкам, находившимся на
высоте шести метров.
Джонни задумчиво поглядел на люки. Они, вероятно, закрыты; а что,
если взять и подняться на борт? Может, ему повезет, и он успеет толком
осмотреть судно, прежде чем его обнаружат и вышвырнут вон. Такой случай
выпадает раз в жизни, и он никогда не простит себе, если упустит его...
Недолго думая, Джонни начал карабкаться вверх по ближайшему трапу.
Однако примерно в полутора метрах от земли заколебался и на мгновение
остановился.
Слишком поздно. Огромная изогнутая стена, по которой он полз, как
муха, вдруг стала вибрировать. Тишину ночи разорвали вой и рев -
казалось, на землю обрушилась разом тысяча ураганов. Джонни глянул вниз
- из-под "Санта-Анны", тяжело поднимавшейся на воздух, полетели комь
грязи, камни, пучки травы. Он не мог спрыгнуть: струи воздуха унесут
его, как буря уносит пушинку. Спасение было наверху: ему надо попасть
внутрь, прежде чем судно тронется. А что, если люк задраен, - об этом
даже страшно подумать!
Но ему повезло. Нажав на ручку, вделанную заподлицо с поверхностью
металлической двери, он увидел тускло освещенный коридор. Секунду
спустя, с глубоким вздохом облегчения, Джонни очутился внутри
"Санта-Анны". В тот момент, когда он закрывал дверь, рев дюз сменилс
глухими раскатами, и он почувствовал, что судно тронулось. Так началось
путешествие Джонни в неведомое.
Первые несколько минут он был испуган, но потом сообразил, что
тревожиться не о чем. Нужно только найти дорогу к мостику, объяснить
капитану, что произошло, и его высадят на ближайшей остановке. Через
несколько часов полиция доставит его домой.
Домой. Но у него нет дома; нет такого места, где он был бы
по-настоящему своим. Двенадцать лет назад, когда ему только исполнилось
четыре года, родители его погибли при авиационной катастрофе; с тех пор
он жил у тетки, сестры матери. У тети Марты была своя семья, прибавление
к которой ее не очень-то обрадовало. Пока был жив веселый толстяк дяд
Джеймс, Джонни чувствовал себя не так уж плохо, но теперь, когда дяди не
стало, мальчик понимал все яснее, что в этом доме он чужой.
А раз так, зачем возвращаться, по крайней мере пока не принудят? Он
вытащил счастливый билет и чем дальше, тем больше убеждался, что сама
судьба занялась его делами. Удача поманила его, и он последует за ней.
Прежде всего надо спрятаться. Пожалуй, это нетрудно на таком
большом судне. Но, к несчастью, он не имел понятия о внутренней
планировке "Санта-Анны". Малейшая неосторожность - и напорешься на
кого-нибудь из команды. Самое лучшее - поискать трюм, вряд ли туда кто
заглядывает, пока судно движется.
Чувствуя себя почти взломщиком, Джонни отправился на поиски и
вскоре совсем заблудился. Казалось, он прошел уже много километров по
тускло освещенным коридорам и проходам, то поднимаясь по винтовым
лестницам, то спускаясь по отвесным трапам, то пробираясь мимо люков и
металлических дверей с таинственными надписями. Раз, не в силах устоять
перед обаянием надписи:
"ГЛАВНЫЕ ДВИГАТЕЛИ"
он тихонько приоткрыл одну из них. Внизу он увидел обширное
помещение, где теснились турбины и компрессоры. Огромные воздухопроводы,
толщиной со здоровенного мужчину, спускались с потолка и уходили в пол.
В ушах Джонни опять завыла, засвистела буря. Дальнюю стену машинного
отделения занимали контрольные приборы. Трое людей рассматривали эти
приборы и были так заняты своим делом, что Джонни чувствовал себя в
полной безопасности. К тому же их и Джонни разделяло не меньше
пятнадцати метров, вряд ли кто-нибудь из них заметит, что дверь
приоткрылась на несколько сантиметров.
Люди о чем-то совещались - преимущественно жестами: говорить в
таком грохоте было бессмысленно. Впрочем, Джонни вскоре понял, что они,
пожалуй, не совещаются, а спорят между собой, яростно рубя ладонями
воздух, тыча пальцами в шкалы приборов и пожимая плечами. Наконец один
из людей сделал жест, как бы желая сказать: "Я умываю руки", и вышел из
машинного отделения. Джонни подумал, что на "Санта-Анне" не все
благополучно.
Несколько минут спустя он нашел место, где можно было спрятаться, -
небольшую кладовую, заваленную грузами и багажом. Багаж был адресован в
различные пункты Австралии, и Джонни решил, что ему еще долго ничто не
будет грозить. Вряд ли кто-нибудь зайдет в кладовую, раньше чем судно
пересечет Тихий океан и окажется на другом конце земли. Он, Джонни,
очутится далеко, далеко от дома.
Мальчик расчистил себе местечко среди ящиков и тюков и со вздохом
облегчения уселся, опершись спиной о большой ящик с надписью:
"П-ОЕ СРЕДСТВО ХИМИЧЕСКОЙ КОМПАНИИ БУНДАБЕРГ"
Он задумался над тем, что означает таинственное "П-ое", и, так и не
додумавшись до слова "Патентованное", уснул, сраженный усталостью, на
твердом металлическом полу.
Когда он проснулся, судно стояло; Джонни сразу понял это по тишине
и отсутствию вибрации. Он глянул на часы и увидел, что провел на борту
уже пять часов. За это время "Санта-Анна" могла пройти тысячу миль,
разумеется, если ей не пришлось делать новых остановок. Вероятно, она
стоит в одном из крупных внутренних портов Тихоокеанского побережья и
выйдет в море, как только закончится погрузка.
Джонни понимал, что, если его сейчас обнаружат, приключению конец.
Лучше не вылезать, пока судно не окажется далеко в океане. Не станут же
поворачивать назад, чтобы высадить шестнадцатилетнего зайца. Но ему
хотелось есть и пить; раньше или позже придется раздобывать пищу и воду.
Может случиться, что "Санта-Анна" простоит здесь несколько дней, и тогда
голод выгонит его из потайного убежища...
Он решил не думать о еде, хотя это было нелегко, так как наступило
время завтрака. Но Джонни твердо сказал себе: великие искатели
приключений и исследователи терпели и не такие лишения.
По счастью, "Санта-Анна" оставалась в неведомом порту не более
часа. С величайшим облегчением Джонни почувствовал, как пол под ним
задрожал, раздался приглушенный рев дюз. Джонни придавило книзу, когда
судно приподнялось над землей, а когда оно рванулось вперед, его
отбросило назад. Часа через два, если его расчеты правильны и это
последняя остановка на суше, Джонни окажется далеко в открытом море.
Он терпеливо прождал эти два часа, а затем решил, что может сдатьс
в плен, ничем не рискуя. Немножко волнуясь, Джонни отправился на поиски
команды и - на что он очень надеялся - какой-нибудь еды.
Но скоро он убедился, что сдаться не так легко, как он предполагал:
если снаружи "Санта-Анна" выглядела большой, то внутри она казалась
просто громадной. Голод стал невыносимым, а Джонни все еще никого не
нашел.
Кое-что, однако, его подбодрило. Он набрел на маленький
иллюминатор, через который впервые увидел окружающий судно мир. Обзор
был не очень широкий, но все же достаточный. Перед ним, насколько хватал
глаз, беспокойно катились сероватые волны. Никаких признаков земли,
только пустынный океан, проносившийся внизу с огромной быстротой.
Море Джонни видел впервые. Всю свою жизнь он провел в глубине
материка среди гидропонных ферм Аризонской пустыни или молодых лесов
Оклахомы. Зрелище безбрежного, неукротимого океана было замечательным и
немного пугающим.
Он долго смотрел в иллюминатор, стараясь убедить себя, что и
вправду удаляется от родины и держит путь в страну, о которой ничего не
знает. Но теперь-то передумать нельзя!
Совершенно неожиданно разрешилась продовольственная проблема.
Джонни наткнулся на спасательный катер. Это был восьмиметровый палубный
баркас, он был вдвинут под одну из секций корпуса, открывавшуюся, как
огромное окно. Катер висел на двух шлюпбалках, которые при надобности
спускали его прямо в море.
Джонни не устоял перед искушением влезть в катер, и первое, на что
он наткнулся, был сундук с надписью:
"АВАРИЙНЫЙ ЗАПАС"
Борьба с совестью продолжалась недолго; уже через полминуты он
жевал сухари и что-то похожее на сушеное мясо. Порядком прогорклая вода
из бачка утолила его жажду, и вскоре он почувствовал себя гораздо лучше.
Конечно, такое плавание не увеселительная прогулка, но перенести его
теперь будет легче.
Открытие заставило Джонни пересмотреть свои планы. Сдаватьс
незачем; он может прятаться до конца путешествия, а в случае удачи даже
сойти незамеченным на берег. Он не имел представления о том, что будет
делать потом, но Австралия большая страна и что-нибудь - в этом Джонни
был уверен - подвернется.
Возвратившись в свое потайное убежище с запасом пищи часов на
двадцать - а дольше плавание, очевидно, и не продлится, - Джонни дал
себе отдых. Он то дремал, то поглядывал на часы, пытаясь угадать, где
находится "Санта-Анна". Сделает ли она остановку на Гаваях или других
островах Тихого океана? Он надеялся, что такой остановки не будет. Ему
хотелось начать новую жизнь как можно скорее.
Раз или два он вспомнил тетю Марту. Огорчится ли она, узнав, что он
убежал? Едва ли. А двоюродные братья, несомненно, будут только рады от
него избавиться. Придет день, когда, богатый и преуспевающий, он снова
предстанет перед ними лишь для того, чтобы доставить себе удовольствие
поглядеть, какую они при этом скорчат мину. Встретится он и со своими
одноклассниками - прежде всего с теми, кто смеялся над его маленьким
ростом и звал "Коротышкой".
Он покажет им, что ум и решимость стоят больше, чем мускулы...
Джонни предавался этим приятным фантазиям, пока они незаметно не перешли
в сон.
Он все еще спал, когда путешествие оборвалось. Его разбудил взрыв,
за которым мгновение спустя последовал сильный толчок - "Санта-Анна"
рухнула в море. Затем погас свет, и он остался совсем один в полном
мраке.
Впервые в жизни Джонни испытал панический, нерассуждающий страх.
Ноги у него подгибались, грудь стеснило так, что он едва дышал. Ему
казалось, что он уже тонет. Так, верно, и случится, если он не выберетс
из ловушки.
Необходимо найти дверь. Но его окружали тюки и ящики, и, брод
среди них, он окончательно заблудился. Это было, как в кошмарном сне,
когда хочешь бежать и не можешь. Но Джонни не спал - все происходило
слишком наяву.
Его панический страх прошел только тогда, когда он больно стукнулс
о какое-то невидимое препятствие - это его отрезвило. Нельзя терять
голову и наугад метаться в темноте. Нужно двигаться в одном направлении,
пока он не найдет стену. Тогда вдоль нее можно будет добраться до двери.
Задумано было правильно, но пришлось обходить столько препятствий,
что Джонни показалось, будто это длится вечность. Наконец он нащупал
ровную металлическую поверхность и понял, что добрался до стены отсека.
Теперь найти дверь уже несложно. Он чуть не вскрикнул от радости, когда
распахнул ее настежь, потому что там, в коридоре, не было, как он
боялся, темно. Правда, основная осветительная система вышла из строя, но
работала аварийная, и он свободно пошел вперед.
Вдруг он увидел клубы дыма и понял, что "Санта-Анна" горит. Пол в
коридоре стал покатым - это судно дало сильный крен в сторону кормы, где
размещались двигатели. "Значит, взрывом поврежден корпус, - догадалс
Джонни, - и море врывается внутрь".
Возможно, судну не грозила опасность, но Джонни совсем не был в
этом уверен. Ему не нравился крен и еще больше - зловещее потрескивание
обшивки. Судно беспомощно зарывалось носом и переваливалось с борта на
борт, это было ужасно неприятно. Джонни замутило - начиналась морска
болезнь. Он старался не обращать на это внимания и сосредоточиться на
более важной проблеме: как остаться живым.
Если судно тонет, нужно как можно скорее разыскать спасательный
катер; там, конечно, сейчас все, кто находится на борту. Вот изумитс
команда, увидев еще одного пассажира. Надо надеяться, что на катере
хватит места и для него.
Но как попасть в ту часть судна, где помещается спасательный катер?
Ведь он только раз ходил туда! Разумеется, он нашел бы, будь у него
побольше времени, а вот времени-то и не было. Джонни так торопился, что
то и дело сворачивал не в ту сторону, и ему приходилось возвращаться.
Вдруг дорогу преградила массивная стальная переборка, он определенно не
видел ее раньше. По краям ее вился дымок, и Джонни совершенно отчетливо
слышал непрекращавшийся треск где-то далеко за ней. Он повернулся и
стремглав понесся обратно по тускло освещенному проходу. Наконец он,
изнемогая от усталости, окончательно перепуганный, выбрался на
правильный путь. Да это тот коридор - в конце его должно быть несколько
ступенек, ведущих туда, где находится спасательный катер. Теперь, когда
цель оказалась близка и незачем было беречь силы, он снова побежал.
Память не подвела его. Вот и ступеньки, как раз там, где он ожидал.
Но катер исчез. Шлюпбалки повернуты наружу, блоки еще раскачиваются,
словно издеваясь над Джонни. Через огромный люк, открытый, чтобы дать
проход спасательному катеру, с яростью врывается ветер, швыряя клубы
пены. Джонни почувствовал на губах горький вкус соли. А скоро ему
придется распробовать эту горечь до конца.
С тяжело бьющимся сердцем, он подошел к открытому люку и глянул на
море. Стояла ночь, и луна, свидетельница начала его приключения, теперь
смотрела на то, чем оно кончается. Всего лишь в нескольких метрах внизу
море свирепо колотило в борт судна. Время от времени волна побольше
добиралась до верха, крутя водовороты у ног Джонни. Даже если вода не
заливает "Санта-Анну" через другие отверстия, это скоро начнется здесь.
Где-то неподалеку раздался глухой взрыв, огни аварийного освещени
мигнули и погасли. Что ж, они послужили ему ровно столько, сколько было
необходимо - он никогда не нашел бы дороги сюда в темноте. Но какое это
имело, в сущности, значение? Он был один на тонущем судне, в сотнях миль
от земли.
Джонни вглядывался во мрак ночи, надеясь увидеть спасательный
катер, но море было пустынно. Катер мог, разумеется, находиться за
другим бортом "Санта-Анны", тогда понятно, почему его не видно. Такое
объяснение казалось Джонни наиболее вероятным, вряд ли команда покинет
эти места, пока судно держится на плаву. С другой стороны, поспешность,
с какой люди погрузились на катер, показывает, что они знали, насколько
велика опасность. У Джонни мелькнуло в голове: а что, если груз
"Санта-Анны" - взрывчатка или горючие вещества? Если да, то когда они
взорвутся?
Волна ударила его по лицу, залепив глаза пеной. Всего за несколько
минут море намного приблизилось. Джонни не поверил бы, что это большое
судно может погружаться с такой быстротой. Но суда на воздушных подушках
строились с небольшим запасом прочности и не были рассчитаны на подобные
испытания. Он подумал, что примерно через десять минут вода дойдет до
его ног.
Но он ошибся. Вдруг, совершенно неожиданно, "Санта-Анна" вместо
того, чтобы по-прежнему медленно и равномерно переваливаться с борта на
борт, сделала отчаянный рывок, как умирающее животное, которое пытаетс
в последний раз вскочить на ноги. Джонни инстинктивно почувствовал, что
судно сейчас пойдет ко дну, что нужно отплыть как можно дальше, и не
стал колебаться.
Собравшись с духом, он ловко и красиво прыгнул. Погружаясь в воду,
успел удивиться, что ощутил не холод, а тепло.
Он забыл, что за эти несколько часов перенесся из зимы в лето.
Вынырнув, Джонни поплыл во всю мочь стилем оверарм, неуклюже, но
быстро. Позади раздавалось громкое бульканье, чудовищный треск и
какой-то свист, будто пар вырывался из гейзера. И вдруг все оборвалось.
Слышались только стоны ветра да шипение волн, катившихся мимо него во
мрак. Усталая старая "Санта-Анна" пошла ко дну плавно, без всякой суеты,
не оставив за собой засасывающей воронки, которой так страшился Джонни.
Убедившись, что все кончено, он повернулся в воде стоймя, чтобы
оглядеться, и первое, что увидел, был спасательный катер. Их разделяло
не больше полумили. Он замахал руками, закричал во весь голос. Но
бесполезно - катер уходил; даже если бы кто-нибудь и оглянулся назад, он
вряд ли заметил бы Джонни. Ведь никому и в голову не могло прийти, что
крушение пережил еще один человек, которого нужно взять на борт.
Джонни остался один под желтой луной, уже клонящейся к закату, и
никогда им не виденными звездами южного неба. Он мог продержаться на
поверхности много часов: вода в море - Джонни уже успел заметить это -
была гораздо плотнее, чем пресная вода рек, в которых он учился плавать.
Но сколько бы он ни проплыл, в конечном счете это не имело значения. Нет
и одного шанса на миллион, что кто-нибудь найдет его; последняя надежда
ушла со спасательным катером.
Что-то толкнуло его, и Джонни тревожно вскрикнул от неожиданности,
но это был только какой-то предмет с судна. Тут Джонни заметил, что
вокруг плавают разные обломки. Это открытие немного ободрило его, ведь
если ему удастся соорудить плотик, это очень увеличит его шансы. Может
быть, ему даже удастся добраться до берега, подобно команде знаменитого
"Кон-Тики", которая почти за столетие до него воспользовалась
тихоокеанскими течениями.
Он поплыл к медленно вращавшимся обломкам по успокоившемуся морю.
Нефть с погибшего судна утихомирила волны, они уже не шипели так
сердито, а только вяло вздымались и опускались. Высота валов сначала
пугала Джонни, но, покачавшись на них, он понял, что это совсем не
страшно. Даже и в том ужасном положении, в какое он попал, ему нравилось
взбираться на высоченную волну без всяких усилий, ничем не рискуя.
Джонни стал прокладывать себе путь среди плавающих ящиков, кусков
дерева, пустых бутылок и каких-то обломков. Они ему не годились. Нужно
найти что-то большое, чтобы на нем можно было плыть. Он уже почти
потерял надежду на такую находку, когда метрах в пятнадцати от себ
увидел темный прямоугольник, поднимавшийся и опускавшийся вместе с
волнами.
Подплыв, он с радостью обнаружил, что это большой упаковочный ящик.
Не без труда он вскарабкался на крышку и убедился, что ящик выдерживает
его тяжесть. Правда, плот был не очень устойчив и норовил перевернуться,
пока Джонни не догадался плашмя растянуться на крышке, возвышавшейся над
водой на семь-восемь сантиметров. Так он и отправился в плавание по
волнам океана. В ярком свете луны он разобрал сделанную трафаретом
надпись, проходившую под его животом:
"ХРАНИТЬ В ПРОХЛАДНОМ СУХОМ МЕСТЕ"
Что ж, ни ящик, ни Джонни отнюдь не хранились сейчас в сухом месте,
а вот прохладным оно действительно становилось. Джонни уже дрожал от
ветра, продувавшего его вымокшую одежду, но до восхода солнца
приходилось смириться. Джонни глянул на часы: конечно, стоят. А тот час,
на котором они остановились, ничего не мог ему подсказать; Джонни
сообразил, что злополучная "Санта-Анна", на борту которой он очутился,
пересекла несколько временных поясов. Так что если бы часы и шли, то
спешили бы по меньшей мере на четверть суток.
Он ждал, дрожа на своем плотике, следя за заходом луны и
прислушиваясь к шуму моря. Хотя тревога не покидала Джонни, он больше не
испытывал такого страха, как раньше. Уже не раз он был, казалось, на
волосок от гибели, и это вселило в него уверенность, что все обойдетс
благополучно. Без пищи и воды он продержится несколько дней. А о том,
что будет дальше, Джонни не хотелось думать.
Луна скользнула вниз по горизонту, и окружавший его мрак сгустился.
И тут, к своему крайнему удивлению, он заметил, что море сверкает
летучими огоньками. Они зажигались и гасли, как электрические рекламы,
образуя за его дрейфующим плотом светящийся след. Джонни сунул руку в
воду, и ему показалось, что между пальцами его струится пламя.
Это было так чудесно, что он на мгновение забыл об опасности. Он
слышал, что в море обитают светящиеся существа, но никогда не
предполагал, что существ этих мириады.
Стихия, покрывавшая три четверти земного шара и вершившая ныне
судьбу Джонни, впервые позволила ему заглянуть в свои тайны, и он увидел
мир чудес.
Луна коснулась горизонта, как будто повисла на мгновение, и затем
исчезла. Небо над ним сверкало звездами-теми, что извечно светили
знакомыми созвездиями, и теми, более яркими, что вознесены ввысь
человеком полвека назад, с тех пор, как он устремился в космос. Но ни
одно светило не блистало так, как звезды, горевшие под водой; их было
такое множество, что плот, казалось, плыл по огненному озеру.
Луна зашла, но до первых признаков рассвета протекли, как
представлялось Джонни, целые века. Наконец восточная часть небосклона
слегка посветлела, и он стал неотрывно следить, как свет этот
разливается по горизонту. Его сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда
золотой диск солнца показался из-за края земли.
Через несколько секунд звезды неба и моря погасли, как будто
никогда и не зажигались. Наступил день.
Не успел Джонни насладиться красотой рассвета, как глазам его
предстало зрелище, которое разбудило улегшееся было отчаяние. Кровь
застыла в жилах - прямо на него, быстро и неуклонно, неслись с запада
десятки серых треугольных плавников.
Джонни успел вспомнить все прочитанные им страшные истории про акул
и потерпевших кораблекрушение матросов, пока эти плавники, рассека
воду, на страшной скорости приближались к плоту. Он сжался в комок на
середине ящика. А ящик переваливался с боку на бок, и Джонни прекрасно
понимал, что даже слабого толчка достаточно, чтобы перевернуть плот. К
своему удивлению, страха он не чувствовал - только какая-то немая тоска
охватила сердце, он надеялся, что печальный конец настанет быстро. И,
конечно, было жалко, что никто никогда не узнает об его участи...
И вот вода вокруг ящика заполнилась ловкими серыми телами,
грациозно перекатывавшимися, словно на "американских горах", с волны на
волну. Джонни мало знал об обитателях моря, но что акулы не ведут себ
так - в этом он был уверен. К тому же эти существа выдыхали воздух
совершенно так же, как он. Он слышал их дыхание, когда они проплывали
мимо, и время от времени видел, как открывались и закрывались их дыхала.
Конечно же, это дельфины!
Джонни расслабил мускулы, теперь он больше не старался сделатьс
незаметным на своем плотике. Он часто видел дельфинов в кинофильмах или
по телевидению и знал, что это разумные существа, дружественные
человеку. И тут они играли, как дети, среди обломков "Санта-Анны",
толкая их своими рылами обтекаемой формы.
При этом они издавали удивительные звуки, свистели и скрипели на
все лады в нескольких метрах от плота. Один из дельфинов выставил из
воды голову и балансировал обломком доски, удерживая его на носу, как
дрессированное животное в цирке. Казалось, дельфин говорил своим
сородичам: "Поглядите на меня, до чего я ловок!"
Странная, совсем непохожая на человеческую голова повернулась и
посмотрела на Джонни разумным взглядом. Дельфин отбросил свою игрушку, и
в этом движении, несомненно, было удивление. Он нырнул, тонко и
возбужденно пискнув, и через несколько секунд Джонни окружили лоснящиес
физиономии, на которых было написано любопытство. Казалось, они
улыбаются, рты их как бы застыли в усмешке, такой заразительной, что
Джонни невольно заулыбался им в ответ.
Он больше не чувствовал одиночества. Теперь он в веселой компании,
пусть это даже не люди, а существа, которые ничем не могли ему помочь.
Было увлекательно смотреть на покрытые кожей, сизые, как перья голубя,
тела, что с легкостью кружили вокруг него, кувыркаясь среди обломков
"Санта-Анны". Джонни понял, что они ведут себя так только из-за
свойственной им игривости, ради развлечения. Так резвятся овцы на
весеннем лугу, никогда Джонни не подумал бы, что такое возможно в море.
Дельфины время от времени высовывались из воды и глядели на него,
словно хотели удостовериться, что Джонни не убежал. С живым любопытством
следили они за тем, как он снял свою промокшую одежду и расстелил ее,
чтобы просушить на солнце. А когда Джонни торжественно спросил их: "Ну,
что мне делать теперь?", они как будто задумались.
Один ответ на этот вопрос напрашивался сам собой: нужно было
соорудить какое-то укрытие от тропического солнца, пока оно не изжарило
его живьем. К счастью, эта задача была легко разрешима: Джонни удалось
построить маленький вигвам из плававших в море кусков дерева - он связал
остов носовым платком и накрыл его рубашкой. Закончив работу, он с
гордостью посмотрел на дело рук своих, надеясь, что и публика оценила
его смекалку.
Теперь ему оставалось только улечься в тени и беречь силы,
предоставив ветру и течениям нести его к неведомой цели. Он не
чувствовал голода и, пожалуй, еще несколько часов без мучений вытерпит
жажду, хотя уже и сейчас губы его были сухи.
Море заметно успокоилось, плот слегка покачивался на невысоких
маслянистых волнах, катившихся мимо, Джонни где-то прочел фразу:
"Качался в колыбели глубокого моря". Теперь он точно знал, что это
означает. Море было таким мирным, оно так убаюкивало его, что он почти
забывал о своем отчаянном положении. Довольствовался тем, что глядел на
синее море и синее небо, да следил за странными, но прекрасными
животными, которые кружились вокруг него, скользя по волнам, и иногда
высовывались из воды, словно радуясь жизни...
Что-то тряхнуло плот, Джонни вздрогнул и очнулся. Сначала он не
поверил, что действительно спал и что солнце почти в зените. Плот снова
тряхнуло, и тут он увидел, в чем дело. Четверо дельфинов, плывущих
рядом, толкали плот вперед. Он двигался быстрее, чем мог бы плыть
человек, и продолжал набирать скорость. Джонни с удивлением глядел на
животных, плескавшихся и сопевших всего в нескольких сантиметрах от
него. Что это - еще одна из игр? Но уже задавая себе этот вопрос, он
знал, что ответом будет: "Нет!" Все их поведение стало иным -
решительным и целеустремленным. Время игр кончилось. Джонни находилс
теперь в центре большой стаи животных, неуклонно державшихся одного
направления. Впереди и сзади, слева и справа, - до самых пределов
видимости, их были десятки, если не сотни. Джонни почувствовал, что
движется по океану в походных порядках воинского соединения - скажем,
кавалерийской бригады.
Он подумал, долго ли это будет продолжаться, однако дельфины,
по-видимому, и не собирались замедлять ход. Время от времени один из них
отплывал от плота, но его немедленно сменял другой, так что скорость не
уменьшилась. Хотя трудно было определить точно, какова эта скорость, все
же он прикинул, что плот делает, пожалуй, побольше пяти миль в час.
Разобраться же, куда держат курс дельфины - к северу, югу, востоку или
западу, - Джонни не мог: солнце стояло почти в зените и определиться по
нему было невозможно.
Только через несколько часов он понял, что плывет на запад, ибо
солнце опускалось как раз впереди. Джонни радовался приближению ночи,
прохлада которой сменит палящий зной дня. Ему уже мучительно хотелось
пить; губы запеклись и потрескались. Он испытывал танталовы муки - ведь
его окружала вода, - но знал, что пить ее опасно. Жажда так томила его,
что он не ощущал голода; даже будь тут еда, он не смог бы проглотить и
кусочка.
Но зато какое чудесное чувство облегчения охватило его, когда
солнце зашло, исчезнув в золотисто-красном пламени. Дельфины же
продолжали плыть на запад и при свете звезд, а потом взошедшей луны.
Джонни высчитал, что за ночь они пройдут с ним около ста миль. У них
должна быть определенная цель, но какая? Зародилась надежда, что где-то
неподалеку есть земля и что по какой-то непостижимой для него причине
эти дружелюбные и разумные существа пригонят плот к суше. Но зачем они
взяли на себя такой труд - этого он даже представить себе не мог.
Эта ночь была самой длинной в жизни Джонни. Жажда все усиливалась и
не давала ему уснуть. К этим страданиям добавлялась боль от ожогов -
палящее солнце постаралось за день; он все ворочался на плоту, тщетно
пытаясь устроиться поудобнее. Большей частью он лежал растянувшись на
спине, прикрывая одеждой самые обожженные места. А луна и звезды
двигались по небу мучительно медленно.
Иногда с запада на восток гораздо быстрее всех звезд и в
противоположном им направлении проносился, сверкая, как маяк,
искусственный спутник. Можно было сойти с ума при мысли, что на
космических станциях находятся люди, которые с помощью своих приборов
могли бы легко обнаружить его, если б только им пришло в голову занятьс
поисками. Но с чего бы они вздумали этим заниматься?
Наконец луна закатилась, и в недолгом предрассветном мраке море
снова стало фосфоресцировать. Грациозные, идеально обтекаемые тела,
окружавшие плот, были теперь очерчены огненными контурами; всякий раз,
когда один из дельфинов выпрыгивал из воды, кривая его полета рассекала
ночь, подобно сверкающей радуге.
Небо начало светлеть, но Джонни не обрадовался рассвету; теперь он
уже хорошо знал, как жалка его защита от тропического солнца. Он снова
соорудил маленький шалаш, залез в него и старался не думать о питье. Но
это было невозможно. То и дело он ловил себя на том, что грезит о
холодных молочных коктейлях, стаканах фруктового сока со льда, об
искрящихся струях фонтанов. А ведь он дрейфовал не более тридцати часов;
были люди, - которые жили без воды значительно дольше.
Единственное, что поддерживало дух Джонни, это решительность и
энергия его эскорта. Стая все еще шла на запад, толкая перед собой плот
с неуменьшающейся быстротой. Джонни больше не ломал себе голову над
тайной поведения дельфинов. Это была проблема, которая со временем
решится сама собой. Или совсем не решится.
И вот около полудня он заметил землю. Сначала он сомневался, не
облако ли это на горизонте, но в таком случае, почему оно единственное
на всем небосклоне и почему оно так неподвижно? Через несколько минут он
понял, что перед ним действительно остров, хотя и казалось, что этот
кусок суши парит над водой в поднимающихся струях раскаленного воздуха и
очертания его будто пляшут над горизонтом.
Час спустя он уже мог рассмотреть остров во всех подробностях.
Остров был длинный, с низменными берегами, весь заросший деревьями. Его
опоясывала узкая прибрежная полоса ослепительно белого песка, а перед
ней тянулся, верно, очень широкий пологий риф, потому что пенистые
буруны виднелись в море на протяжении доброй мили.
Сначала Джонни не заметил никаких признаков жизни, но потом, к
своей радости, разглядел струйку дыма, поднимавшуюся в поросшей лесом
внутренней части острова. Где дым - там и люди! И вода, которой жаждало
все его тело.
До острова оставалось всего несколько миль, и тут дельфины здорово
напугали Джонни; они стали поворачивать, словно собирались миновать
столь близкую уже землю. Затем Джонни сообразил, зачем они это делают.
Риф был слишком серьезным препятствием. Они намеревались обойти его и
приблизиться к острову с другой стороны.
На этот крюк ушло не меньше часа, но теперь Джонни больше не
тревожился, он был уверен, что движется к месту, где будет в
безопасности. Когда плот и его неутомимый эскорт повернули к западному
берегу острова, он увидел несколько рыболовных ботов, стоявших на якоре.
Потом показались низкие белые строения на берегу и кучка хижин, среди
которых сновали темнокожие люди. Выходит, на этом острове, затерянном в
Тихом океане, немало людей.
Тут наконец дельфины как бы замешкались. Джонни решил, что они,
наверно, не хотят плыть по мелководью. Дельфины медленно протолкнули
плот мимо стоявших на якоре ботов, а потом развернулись и поплыли прочь,
как бы говоря: "Дальше дело твое!"
Джонни хотелось крикнуть им всем хоть несколько слов благодарности,
но рот и горло его так пересохли, что он не мог издать ни звука. Тогда
он спокойно слез с плота - вода доходила ему только до пояса - и побрел
к берегу.
По прибрежному песку к нему бежали люди. Но люди могли подождать.
Джонни повернулся к ним спиной, лицом к прекрасным, сильным существам,
которые помогли ему совершить это невероятное путешествие, и с
благодарностью помахал им на прощание. А они уплывали все дальше, домой,
в глубоководную часть моря.
Тут что-то случилось с его ногами, и ему показалось, что прибрежный
песок вздыбился, чтобы нанести ему удар, а дельфины, остров и все
остальное исчезли из его сознания.
Джонни проснулся на низенькой койке, стоявшей в очень чистой
комнате с белыми стенами. Над головой его вращался электрический
вентилятор, через затянутое шторой окно проникал свет. Плетеный стул,
столик, комод и таз для умывания - вот и вся обстановка. Даже если бы
Джонни не почувствовал легкого запаха дезинфекции, он все равно
догадался бы, что находится в больнице.
Он приподнялся на постели и вскрикнул от боли. Все тело жгло словно
огнем. Он взглянул на себя и увидел, что кожа у него ярко-красная и
местами слезает лохмотьями. Верно, с ним уже повозился доктор - самые
обожженные места были густо смазаны белой мазью.
Джонни отказался, по крайней мере сейчас, от попыток подняться,
откинулся на подушку и опять невольно вскрикнул. В этот момент дверь
открылась и в комнату вошла огромная женщина. Руки ее напоминали
неотесанные бревна, да и вся она была сработана на такой манер. Весила
она, наверно, килограммов сто пятнадцать, не меньше, но никто не назвал
бы ее толстой - просто эта женщина была громадной.
- Ну-с, молодой человек, - сказала она. - Из-за чего такой шум?
Никогда не видела столько суеты из-за пустякового солнечного ожога.
Она улыбнулась всем своим плоским шоколадно-коричневым лицом как
раз вовремя, потому что Джонни уже собирался возмутиться. А теперь он
лежал и тоже улыбался, пока она считала его пульс и мерила температуру.
- А сейчас, - сказала она, - я нашлю на вас сон. Когда вы
проснетесь, болеть уже не будет. Но сперва дайте-ка мне адрес, чтоб
могла позвонить вашим домашним.
Джонни весь напрягся, забыв об ожогах. Он не для того прошел через
все мытарства, чтобы его с первым же судном отправили назад.
- У меня нет семьи, - сказал он. - И я не хочу никому ничего
сообщать.
Брови сиделки поднялись на несколько миллиметров.
- Гм, в таком случае придется сразу отправить вас в сонное царство,
- сказала она скептическим тоном.
- Минутку, - взмолился Джонни. - Скажите мне, пожалуйста, где я.
Это Австралия?
Сиделка ответила не сразу, потому что отмеряла мензуркой бесцветную
жидкость.
- И да, и нет, - сказала она. - Это австралийская территория, хот
до материка добрая сотня миль. Вы находитесь на одном из островов
Большого барьерного рифа. Вам очень повезло, что вы до него добрались.
Ну-ка, проглотите это - оно не очень противное.
Джонни сделал гримасу, но лекарство и правда было непротивное.
Проглотив снадобье, он задал еще один вопрос.
- Как называется эта местность?
Огромная сиделка захихикала, и Джонни показалось, что он услышал
раскаты грома.
- Вы-то это должны знать, - ответила она.
Лекарство, видимо, действовало очень быстро, потому что Джонни уже
еле расслышал, что она сказала еще:
- Мы называем его Островом Дельфинов.
Джонни провалился в сон.
Проснувшись в следующий раз, он почувствовал только легкую ломоту в
теле, но боли от ожогов не было. Не было и половины его кожи, на
несколько дней он уподобился линяющей змее.
Сиделка - она сказала ему, что зовут ее Тесси и что родом она с
островов Тонга - с удовольствием смотрела, как он уплетал яйца,
консервированное мясо и тропические фрукты. Подкрепившись, Джонни
почувствовал себя как нельзя лучше и захотел немедленно приступить к
исследованию острова.
- Не будьте таким нетерпеливым, - сказала сестра Тесси, - у вас
хватит времени.
При этом она шарила в ворохе одежды, выбирая шорты и рубашку,
которые пришлись бы впору Джонни.
- Примерьте-ка вот эти. И шляпу тоже возьмите. Избегайте солнца,
пока кожа не покроется достаточным загаром. А не послушаетесь - попадете
к нам опять, и тогда я очень рассержусь.
- Я буду осторожен, - обещал он, решив, что сердить сиделку ни в
коем случае не следует.
Она вложила в рот два пальца и издала оглушительный свист, в ответ
на который почти тотчас же появилась маленькая девочка.
- Вот тебе твой дельфиний мальчик, Анни, - сказала сиделка. -
Отведи его в контору - доктор уже ждет.
Джонни последовал за ребенком. Они шли по дорожкам, усыпанным
крупным коралловым песком, ослепительно белым под палящими лучами
солнца. Большие тенистые деревья, росшие вдоль дорожек, напоминали дубы,
но листья их были в несколько раз больше. Джонни испытывал некоторое
разочарование: он всегда думал, что тропические леса покрыты пальмами.
Вскоре узенькая дорожка вывела их на просторную поляну, расчищенную
в лесу, и Джонни увидел несколько одноэтажных бетонных строений,
соединенных крытыми переходами. В некоторых домах через большие окна
можно было разглядеть людей, занятых работой. В других домах окон совсем
не было, и Джонни догадался, что там находятся машины, - туда тянулись
трубы и кабели.
Джонни вслед за своим маленьким проводником поднялся по ступенькам,
ведущим в главное здание. Проходя, он заметил, что люди из окон глядели
на него с любопытством. Удивляться не приходилось - ведь они, конечно,
знали, как попал сюда Джонни. Иногда ему самому приходило в голову, что
все это странное плавание - плод воображения, слишком уж оно
фантастично, чтобы быть правдой. И неужели это место действительно
называется Островом Дельфинов, как сказала сестра Тесси? Это было бы
просто невероятным совпадением.
Проводница, из скромности или смущения не проронившая ни звука,
исчезла, как только довела Джонни до двери с надписью:
"ДОКТОР КЕЙТ - ПОМОЩНИК ДИРЕКТОРА"
Джонни постучал, подождал, пока не услышал: "Войдите", и вошел в
большой кабинет. Жара сразу сменилась бодрящей свежестью, тут
действовала установка искусственного климата.
Доктору Кейту казалось за сорок, и вид у него был профессорский.
Хотя ученый сидел за своим письменным столом, Джонни разглядел, что он
высокий, даже долговязый; кроме того, это был первый белый, которого он
видел на острове.
Доктор указал Джонни на стул, сказав при этом слегка в нос:
"Садись, сынок".
Джонни не понравилось, что его называют "сынком", как не понравилс
и австралийский акцент доктора, с которым он столкнулся впервые. Однако
он очень вежливо ответил: "Спасибо", уселся и стал ждать продолжения.
Продолжение оказалось неожиданным.
- Прежде всего расскажи-ка, - сказал доктор Кейт, - что случилось с
тобой после гибели "Санта-Анны".
Джонни разинул рот от удивления - его планы рухнули. Правда, планы
эти еще не отчетливо сформировались в его голове. Он надеялся, что, по
крайней мере какое-то время, сможет выдавать себя за юнгу, потерпевшего
кораблекрушение и потерявшего память. Но если они знают, каким способом
он путешествовал, то для них не секрет и откуда он прибыл; без сомнения,
его сразу отошлют домой.
Он решил не сдаваться без боя.
- Никогда не слышал про "Санту" или как там ее зовут, - с невинным
видом ответил он.
- Не считай нас дураками, сынок. Когда ты достиг суши столь
необычным манером, мы, естественно, связались по радио с береговой
охраной, чтобы выяснить, не было ли где-нибудь кораблекрушения. Нам
ответили, что команда "Санта-Анны", грузового судна на воздушной
подушке, прибыла в Брисбен и сообщила, что судно это пошло ко дну
примерно в ста милях к востоку. Однако она сообщила также, что спаслись
все находившиеся на борту, даже судовой кот. На первый взгляд,
"Санта-Анна" не подходила, но потом нас осенила остроумная догадка, мы
решили, что ты заяц. Ну, а дальше осталось только связаться с полицией
вдоль трассы пути, пройденного "Санта-Анной".
Доктор сделал паузу, вынул из своего письменного стола трубку,
вырезанную из корня эрики, и принялся изучать ее с таким вниманием,
словно никогда не видел до этого. Тут Джонни решил, что доктор Кейт
просто разыгрывает его, и антипатия, которую он сразу почувствовал к
этому доктору, повысилась, как температура, еще на несколько градусов.
- Ты бы удивился, если б узнал, сколько ребят бегут из дому и в
наше время, - продолжал противный голос. - Потребовалось несколько
часов, чтобы установить, кто ты. Должен признаться, что когда мы наконец
дозвонились до твоей тети Марты, она не рассыпалась в благодарностях.
Право, я не осуждаю тебя за то, что ты сбежал.
А вдруг доктор Кейт не так уж плох, как кажется?
- Что вы думаете со мной делать, раз уж я здесь? - спросил Джонни.
Он с тревогой почувствовал, что голос его слегка дрожит, а из глаз
вот-вот хлынут слезы разочарования и безнадежности.
- В ближайшее время мы ничего не можем сделать, - сказал доктор, и
настроение Джонни сразу улучшилось. - Наше судно ушло на материк и
вернется только завтра. В плавание оно снова отправится не раньше чем
через неделю, так что рассчитывай дней на семь.
Семь дней! Удача еще не отвернулась от него. За это время может
произойти многое - об этом он позаботится сам.
Следующие полчаса Джонни рассказывал обо всем, что случилось с ним
после гибели судна, а доктор Кейт задавал вопросы и что-то записывал.
Казалось, он ничему не удивлялся и, когда Джонни кончил свой рассказ,
вытащил из ящика стола пачку фотографий. На них были сняты дельфины.
Джонни не представлял себе, что существует так много разновидностей этих
животных.
- Можешь ты указать своих друзей? - спросил доктор.
- Постараюсь, - сказал Джонни, перебирая снимки. Он быстро отложил
в сторону все фотографии, кроме трех вероятных и двух возможных.
Такой отбор, видимо, вполне удовлетворил доктора Кейта.
- Да, - сказал он, - среди этих снимков находится именно тот,
который нам нужен.
Затем он задал Джонни очень странный вопрос.
- Кто-нибудь из них говорил с тобой?
Сначала Джонни решил, что это шутка. Но затем понял, что доктор
Кейт говорит совершенно серьезно.
- Они издавали всякие звуки вроде писка, свиста или лая, но
ничего не мог понять.
- Не в этом ли роде? - спросил доктор.
Он нажал кнопку на своем столе, и из репродуктора, вделанного в
стену кабинета, послышался звук, напоминавший скрип заржавевшей калитки.
Потом раздался целый залп звуков, похожих на работу старомодного
двигателя внутреннего сгорания в момент его запуска. Наконец Джонни ясно
и отчетливо услышал слова: "Доброе утро, доктор Кейт". Слова были
произнесены быстрее, чем мог бы вымолвить человек, но Джонни определенно
разобрал их. Это не просто звукоподражание, быссмысленное повторение
слов, как у попугая. "Доброе утро, доктор Кейт" животное произносило
сознательно.
- Ты, кажется, удивлен? - усмехнулся доктор. - Разве ты не слыхал,
что дельфины могут говорить?
Джонни покачал головой.
- Ну, так вот, мы знаем уже пятьдесят лет, что у них имеется свой,
достаточно сложный язык. Мы стараемся овладеть им и в свою очередь
обучаем их "бейзик инглишу" [Система обучения английскому языку,
основанная на искусственном ограничении его словарного состава (до 850
слов). - Здесь и далее примеч. пер.]. Благодаря методам, разработанным
профессором Казаном, мы уже порядком продвинулись вперед. Ты
познакомишься с профессором, как только он вернется с материка: ему
очень хочется послушать твой рассказ. Пока же мне придется поручить теб
кому-нибудь.
Доктор Кейт нажал рычаг селектора, и из аппарата сразу же
послышалось:
- Говорит школа. Да, доктор?
- Кто-нибудь из старших мальчиков сейчас свободен?
- Можете взять Мика, мы будем только рады.
- Хорошо. Пошлите его в контору. Джонни вздохнул. Даже на таком
маленьком и далеком острове, как этот, нельзя, видно, избавиться от
школы.
Мик Науру как гид имел только один недостаток-склонность к
преувеличениям. Его россказни были столь невероятны, что их и невозможно
было принимать всерьез, но иногда Джонни все же одолевали сомнения.
Верно ли, к примеру, что сестра Тесси (или "Двухтонная Тесси", как звали
ее островитяне) уехала из дому, с острова Тонга, потому, что ее извели
насмешками: допекали маленьким ростом и называли не иначе, как Малышка,
- столь велики обыкновенные девушки ее племени. Джонни не мог себе этого
представить, но Мик уверял, что именно так и было.
- Спроси ее, если не веришь, - предложил он с торжествующим
выражением лица. Над лицом этим нависала черная шапка густых, курчавых
волос.
Хорошо еще, что другие его рассказы легче было проверить, а когда
речь шла о действительно важных вещах, он относился к делу серьезно. Как
только доктор Кейт поручил Джонни заботам Мика, тот немедленно
отправился показывать ему остров.
Однако лишь через несколько дней Джонни научился ориентироваться,
потому что на этом маленьком клочке суши умещалось много всякой всячины.
Прежде всего он узнал, что жители Острова Дельфинов делятся на две
группы: на сотрудников исследовательской станции - ученых и техников - и
на рыбаков, которые жили дарами моря и обслуживали экспедиционные суда.
Люди из рыбачьей общины обслуживали также силовую и водопроводную
установки и работали в столовой, прачечной и на маленькой молочной
ферме, где содержалось десять холеных коров.
- Коров завезли сюда после того, как профессор попытался ввести в
употребление дельфинье молоко, - объяснил Мик. - Это был единственный
случай, когда на острове возник бунт.
- Ты здесь давно? - спросил Джонни. - Родился тут?
- О нет, мои родители с острова Дарнлей в Торресовом проливе. Они
приехали пять лет назад, когда мне было двенадцать. Плата хорошая, да и
работа обещала быть интересной.
- Она и верно интересная?
- Еще бы! Я ни за что не вернулся бы на Дарнлей. Даже на материк бы
не поехал. Вот подожди, увидишь риф, тогда поймешь почему.
Они свернули с расчищенных тропинок и пошли напрямик через лес,
покрывавший большую часть острова. Деревья росли густо, но оказалось,
что по лесу можно идти, не опасаясь колючек и ползучих растений. А
Джонни-то был до сих пор уверен, будто тропический лес без них не
обходится. Растительность острова была дикой, но вела себя хорошо.
Джонни показалось, что многие деревья держатся на подпорках, но
потом понял: каждая подпорка - часть самого растения. Словно не довер
мягкой почве, в которой они росли, деревья выпустили над землей
дополнительные корни, служившие им опорой.
- Это панданусы. Их иногда зовут хлебными деревьями, потому что из
плодов можно испечь нечто вроде хлеба. Я как-то попробовал: ужасно
невкусно. Эй, берегись!
Но было поздно. Правая нога Джонни вдруг провалилась в пустоту по
самое колено, а когда он попытался вытащить ее, то провалилась левая,
еще глубже.
- Вот досада, - сказал Мик. Впрочем, он совсем не выглядел
огорченным. - Следовало предупредить тебя. Тут целая колония больших
буревестников - они роют себе гнезда в земле, как кролики, кое-где и
шагу не ступишь, чтобы не угодить в такую нору.
- Спасибо за объяснение, - саркастически сказал Джонни, когда
наконец выбрался из ловушки и принялся счищать с себя землю. -
Оказывается, на Острове Дельфинов можно многому научиться.
Еще два-три раза норы клинохвостых буревестников доставляли ему
неприятности, но тут лес кончился, и они вышли на песчаный берег
восточной стороны острова; перед ними распахнулась великая пустота
открытого океана.
Трудно было поверить, что сюда он приплыл из-за этого далекого
горизонта, что сюда привело его чудо, которое все еще оставалось
непонятным.
Нигде ни признака жизни! Можно подумать, что они единственные
обитатели острова. С востока на берег обрушивались сезонные бури, а
потому строения и причалы находились на противоположной стороне. Ствол
огромного дерева, выброшенный на песок и выцветший добела за много
месяцев, а может, и лет под лучами солнца, служил молчаливым памятником
какому-то урагану. На пляже виднелись даже большие, во много тонн, глыбы
мертвых кораллов, их могло выбросить на берег только волнами. Но сейчас
все это выглядело очень мирно.
Мальчики пошли вдоль песчаных дюн между опушкой леса и покрытым
кораллами пляжем. Мик что-то искал и вскоре нашел. Какое-то большое
существо, вылезавшее из моря на берег, оставило следы, похожие на
отпечатки танковых гусениц. Следы вели к участку утрамбованного песка
высоко над урезом воды. Мик принялся раскапывать песок руками. Джонни
помог ему, и на глубине примерно тридцати сантиметров они наткнулись на
множество яиц, которые формой и величиной напоминали мячики дл
пинг-понга. Однако оболочка у них была не твердая, а кожистая и
податливая. Мик снял рубашку, сделал из нее мешок и запихал туда столько
яиц, сколько поместилось.
- Знаешь, что это? - спросил он.
- Да, - поспешно ответил Джонни, к явному разочарованию Мика. -
Яйца черепахи. Я раз смотрел по телевизору фильм, там показывали, как
вылупляются маленькие черепашки и как они выбираются из песка. А что ты
будешь делать с яйцами?
- Съем, конечно. Они вкусные, если приготовить с рисом.
- Гм! Меня не проведешь, - сказал Джонни. - Я их пробовать не
стану.
- А ты и не узнаешь, - ответил Мик. - У нас ловкий повар. Они пошли
дальше, следуя изгибам берега, обогнули северную оконечность острова, а
затем и западную часть, прежде чем вернулись в поселок. Перед самым
поселком находилось большое водохранилище - бассейн, каналом
соединяющийся с морем. Прилив уже кончился, и канал был заперт воротами
шлюза, которые задерживали воду до нового прилива.
- Ну, вот и все, - сказал Мик. - Больше на острове ничего нет.
В бассейне кувыркались два дельфина, точно так, как тогда в океане.
Джонни хотелось подойти к ним поближе, но бассейн был огражден
проволочной сеткой. На ней виднелась надпись, сделанная большими
красными буквами:
"СОБЛЮДАЙТЕ ТИШИНУ-ГИДРОФОНЫ В ДЕЙСТВИИ"
Мальчики послушно прошли на цыпочках мимо бассейна. Мик объяснил:
- Профессор не любит, когда кто-нибудь разговаривает поблизости -
это может сбить дельфинов с толку. Однажды вечером какой-то дуралей
рыбак напился; пришел к бассейну и стал выкрикивать ругательства.
Поднялся страшный скандал, и его выслали с первым же судном.
- Что за человек этот профессор? - спросил Джонни.
- Отличный, только не в воскресенье вечером.
- А что с ним происходит в это время?
- В воскресенье утром всегда звонит его старуха и уговаривает
приехать домой. Ну, а он не соглашается - говорит, что не выносит
московского климата: летом слишком жарко, а зимой слишком холодно. Из-за
этого между ними происходят ожесточенные сражения, но примерно раз в
полгода оба идут на уступки и встречаются в месте, которое называетс
Ялтой.
Джонни раздумывал над тем, что услышал. Ему хотелось знать побольше
о профессоре Казане, может, тогда он найдет способ продлить свое
пребывание на острове. Рассказ Мика немного встревожил его. Но поскольку
конец недели уже позади, следует надеяться, что у профессора еще
несколько дней будет хорошее настроение.
- А он действительно умеет говорить по-дельфиньи? - спросил Джонни,
- Никак не могу представить себе, чтобы кто-то сумел подражать этим
странным звукам.
- Сам он может произнести всего несколько слов, но с помощью
счетно-решающих устройств переводит магнитофонные записи их разговоров.
А потом он делает какие-то новые ленты и отвечает им. Ужасно сложное
дело, но у него выходит.
Все это произвело на Джонни большое впечатление и разожгло
любопытство. Джонни был человеком любознательным, ему всегда хотелось
разобраться, что почему и что откуда, но с какой стороны подступиться к
изучению языка дельфинов, он и вообразить не мог.
- А ты думал когда-нибудь над тем, как сам научился говорить? -
спросил Мик, когда Джонни поделился с ним своим недоумением.
- Вероятно, повторяя слова матери, - сказал Джонни немного грустно;
он едва помнил ее.
- Так оно и есть. Вот профессор и взял дельфинью маму с недавно
родившимся детенышем и поместил их вдвоем в бассейн. И с самого начала
слушал все их разговоры. Так он учился дельфиньему языку вместе с
детенышем.
- Хм, так это же совсем простое - воскликнул Джонни.
- Но ему понадобились целые годы, и он все еще учится. Теперь,
однако, он располагает словарем в тысячу слов и начал даже писать
историю дельфинов.
- Историю?
- Да, это можно так назвать. У них нет книг и поэтому замечательно
развилась память. Они могут рассказать о том, что произошло в море много
веков назад. По крайней мере, так говорит профессор. И это понятно. Ведь
прежде чем люди изобрели письменность, им приходилось держать все в
голове. Так же поступают и дельфины.
Джонни думал об услышанном, пока они не достигли центрального
квартала, закончив таким образом круговой обход острова. При виде всех
этих зданий, где работало столько людей и сложных машин, ему пришла в
голову вполне земная мысль.
- Кто платит за все? - спросил он. - Это должно обходиться в
копеечку.
- Расходы не так уж велики по сравнению с тем, что уходит на
космос, - отвечал Мик. - Профессор начал пятнадцать лет назад всего с
шестью помощниками. А когда он стал получать результаты, крупные фонды
развития науки оказали ему полную поддержку. Так что теперь нам
приходится устраивать каждые полгода генеральную уборку перед приездом
целой кучи ископаемых, которые называют себя инспекторской группой.
Профессор говорил при мне, что прежде было куда интереснее.
"Возможно, так и есть", - подумал Джонни. Но он считал, что и
теперь островитянам здорово интересно. Он намерен жить так же.
Катер на подводных крыльях "Летучая рыба" стремительно мчался к
острову с запада со скоростью пятьдесят узлов. От берегов Австралии
катер шел всего два часа. У рифа, опоясывавшего Остров дельфинов, он
вобрал в себя огромные крылья, превратился в обыкновенное судно и
неторопливо закончил плавание, сбавив ход до степенных десяти узлов.
Джонни узнал о появлении катера, когда все население острова
двинулось к пристани. Он, конечно, пошел вместе со всеми и, стоя на
пляже, наблюдал, как белый катер осторожно пробирается по каналу,
пробитому взрывчаткой в коралловом барьере.
Профессор Казан, в белоснежном тропическом костюме и широкополой
шляпе, первым сошел на берег. Его встречала и тепло приветствовала
делегация жителей, в которую входили техники, рыбаки, конторские
служащие и даже дети. Община островитян была демократична, каждый считал
себя равным всем остальным. Но, как вскоре обнаружил Джонни, профессор
Казан был, так сказать, сам по себе и в отношении островитян к нему
смешивались уважение, симпатия и гордость.
Оказалось, что если уж ты пришел на берег встречать "Летучую рыбу",
ты должен помочь разгрузить ее. Не без участия Джонни внушительный поток
посылок и ящиков устремился с судна в здание с надписью:
"СКЛАД"
Через час, когда работа была закончена и Джонни с наслаждением
утолял жажду прохладительным напитком, громкоговоритель пригласил его
прийти в Дом техники, и как можно быстрее.
Джонни, конечно, последовал приглашению, и его тотчас же провели в
большое помещение, уставленное электронным оборудованием. Профессор
Казан и доктор Кейт сидели у замысловатой приборной доски и не обратили
на него никакого внимания. Но Джонни не обиделся: ему все тут было
интересно.
Из репродуктора неслись звуки, сочетание которых повторялось снова
и снова. Звуки показались Джонни знакомыми: ну да, он слышал их от
дельфинов в ту памятную встречу. Похожи и чем-то отличны.
Прослушав одно и то же раз десять, он понял, в чем это отличие:
запись пускали на замедленной скорости, чтобы грубое человеческое ухо
могло воспринять речь дельфинов во всех деталях. Но это было еще не все.
Всякий раз, как динамик разносил по комнате серию звуков, они тотчас
отображались на большом телевизионном экране игрой света и тени.
Расположение светлых линий и темных полос напоминало на первый взгляд
географическую карту, и хотя это ничего не говорило неопытному глазу
Джонни, но, несомненно, означало очень многое для ученых. Они
внимательно разглядывали изображение всякий раз, как оно появлялось на
экране, и время от времени изменяли высоту звука, отчего одни участки
становились светлее, а другие темнее.
Наконец профессор заметил Джонни, отключил звук и повернулся к нему
на вертящемся сиденье. Но телевизора он не выключил, и изображение
продолжало бесшумно и ритмично возникать на экране с таким гипнотическим
постоянством, что Джонни все время возвращался к нему взглядом.
Тем не менее он не упустил возможности разглядеть получше
профессора Казана, плотного седого мужчину лет около шестидесяти. У него
было ласковое, но несколько отсутствующее выражение лица, оно как бы
говорило, что он не прочь дружить со всеми, но предпочитает оставатьс
наедине с самим собой и своими мыслями.
Позднее Джонни узнал, что профессор - человек, очень общительный в
свободные часы, хотя во время самой оживленной беседы иногда казалось,
что мысли его где-то очень далеко. Не то чтобы он походил на
пресловутого "рассеянного ученого", героя бесчисленных анекдотов: в
жизни и в работе никто не мог быть менее рассеянным, чем профессор
Казан. Он как бы обладал способностью раздваиваться: часть его мозга
занималась повседневными делами, а другая трудилась над решением
какой-нибудь сложной научной проблемы. Неудивительно поэтому, что
временами он словно прислушивался к некоему внутреннему голосу, внятному
ему одному.
- Садись, Джонни, - начал он. - Доктор Кейт радировал о тебе, когда
я находился на материке. Ты, вероятно, понимаешь, как тебе повезло.
- Да, сэр, - с чувством ответил Джонни.
- Уже много веков известны случаи, когда дельфины помогали людям
достичь берега. Легенды двухтысячелетней давности донесли до нас
рассказы об этом, хотя до недавнего времени никто не принимал их
всерьез. Но тебя не просто вытолкнули на берег, тебя влекли по морю
больше сотни миль. К тому же тебя доставили непосредственно к нам. Но
зачем? Очень хотелось бы узнать. Что ты сам думаешь?
Вопрос польстил Джонни, но он мало чем мог помочь профессору.
- Что же, - медленно ответил Джонни, - им, вероятно, известно, что
вы работаете с дельфинами, хотя я не могу представить себе, каким
образом они это узнали.
- Ну, тут ответить нетрудно, - вмешался доктор Кейт. - Им,
вероятно, сказали дельфины, которых мы выпустили в море. Вспомните, что
Джонни узнал пятерых на тех фотографиях, что я показал ему, когда он у
нас появился.
Профессор Казан кивнул.
- Да, и это для нас ценная информация. Выходит, что дельфины
прибрежной породы, с которыми мы работаем, и их глубоководные родичи
говорят на одном языке. До сих пор мы не знали этого.
- Но все же, что заставило их поступить подобным образом? Тут мы
бродим в потемках, - сказал доктор Кейт. - Если дикие дельфины, никогда
не имевшие никакого контакта с людьми, взяли на себя столько хлопот, то,
значит, им что-то нужно от нас, притом очень нужно. Может быть, спасение
Джонни было чем-то вроде сигнала: "Мы помогли вам - теперь помогите
нам".
- Весьма правдоподобно, - согласился профессор Казан, - Но
бесплодные рассуждения не дадут нам ответа. Есть только один способ
узнать, чего хотят друзья Джонни, - это спросить у них самих.
- Если мы сумеем их отыскать.
- Коль скоро им действительно что-то нужно, их не придется искать
далеко. Возможно даже, что нам удастся установить с ними контакт, не
выходя из комнаты.
Профессор повернул рычажок, и комната снова наполнилась звуками.
Вскоре Джонни понял, что сейчас он слышит не только голос дельфина, но и
все голоса моря.
То была невероятно сложная смесь шипения, треска и рокота.
Слышалось еще что-то, напоминавшее щебет птиц, далекие, слабые стоны да
приглушенный шум волн.
Несколько минут они прислушивались к этой удивительной мешанине
звуков. Затем профессор повернул другой рычажок на огромной машине.
- Это был западный гидрофон, - пояснил он Джонни. - Теперь
испробуем восточный. Он погружен глубоко в воду, у самого края рифа.
Звуковая картина изменилась. Шум волн ослабел, но зато стоны и
скрипучие звуки, издаваемые неведомыми обитателями моря, стали гораздо
громче. Профессор прислушивался к ним несколько минут, затем
переключился на север и, наконец, на юг.
- Пропустите, пожалуйста, магнитофонную ленту через анализатор, -
попросил он доктора Кейта. - Но я и без этого готов побиться об заклад,
что на расстоянии по крайней мере двадцати миль от нас нет большой стаи
дельфинов. - В таком случае моя гипотеза никуда не годится.
- Не обязательно; двадцать миль - это ничто для дельфинов. Учтите
также, что они охотники и, значит, не могут оставаться на одном месте.
Им приходится следовать за своей пищей. Стая, спасшая Джонни, живо смела
с нашего рифа всю рыбу, словно пылесос.
Профессор поднялся, сказал:
- Займитесь, пожалуйста, анализом. Мне пора к бассейну. Идем,
Джонни. Я хочу познакомить тебя с некоторыми из моих близких друзей.
По дороге к берегу профессор молчал, погрузившись в свои мысли. И
вдруг поразил Джонни - неожиданно и очень искусно он засвистал на разные
лады, быстро модулируя звук.
Увидев удивление на лице Джонни, он засмеялся.
- Ни один человек не может научиться свободно говорить
по-дельфиньи, - сказал он, - но я умею довольно точно воспроизвести с
десяток общеупотребительных фраз. Мне приходится немало работать над
этим, но боюсь, что произношение у меня все-таки ужасное. Только хорошо
знакомые дельфины могут разобрать, что я хочу сказать. Да и то мне
иногда кажется, что они просто притворяются из вежливости.
Профессор отпер калитку в изгороди и тут же тщательно запер ее за
собой.
- Каждому хочется поиграть с Сузи и Спутником, но я не могу этого
разрешить, - объяснил он. - По крайней мере, пока я стараюсь научить их
английскому языку.
Сузи оказалась лоснящейся нервозной матроной весом в полторы согни
килограммов. Завидев гостей, она наполовину высунулась из воды. Ее
девятимесячный сын Спутник был поспокойнее или, может быть, застенчивее.
Он все норовил устроиться так, чтобы между ним и посетителями непременно
оказалась мать.
- Привет, Сузи, - сказал профессор нарочито четко. - Привет,
Спутник.
Затем он вытянул губы и издал тот самый сложный свист. Однако
что-то у него не получилось, и, ругнувшись вполголоса, он начал все
сначала.
Сузи нашла все это очень забавным. Она расхохоталась по-дельфиньи,
затем пустила в сторону посетителей струю воды, хотя проявила
достаточную вежливость, чтобы не окатить их. Потом подплыла к
профессору, который полез в карман и вытащил пластикатовый мешочек с
гостинцами.
Достав лакомый кусочек, он поднял его высоко над головой, а Сузи
отплыла несколько метров назад, вылетела из воды, как ракета, ловко
приняла пищу из рук профессора и почти без всплеска нырнула обратно в
бассейн. Затем она снова появилась и отчетливо произнесла: "Спасибо,
профессор".
Ей явно хотелось еще, но профессор Казан покачал головой.
- Нет, Сузи, - сказал он, похлопав ее по спине. - Это все. Скоро
обед.
Она фыркнула, выражая негодование, а затем принялась кружить по
бассейну, как моторная лодка, очевидно, чтобы покрасоваться.
Спутник последовал ее примеру, а профессор сказал Джонни:
- Не удастся ли тебе покормить его, боюсь, не доверяет он мне.
Джонни взял кусок дельфиньего лакомства, от которого разило рыбой,
растительным маслом и какими-то химикалиями. Впоследствии он узнал, что
для дельфинов это угощение все равно что для людей конфета или хороша
сигарета. Чтобы создать подобную смесь, профессор несколько лет
занимался специальными исследованиями; животным она так нравилась, что
они были готовы почти на все, лишь бы получить кусочек.
Джонни встал на колени у края бассейна и принялся помахивать
приманкой.
- Спутник! - кричал он. - Спутник, сюда!
Дельфинчик высунулся из воды и недоверчиво посмотрел на него. Потом
на мать, потом на профессора и снова на Джонни. Лакомство, верно,
соблазняло его, но он не приблизился к Джонни, только фыркнул, поспешно
нырнул в воду и начал кружить по бассейну, не поднимаясь на поверхность.
У него, как видно, не было определенной цели; он вел себя словно
человек, который никак не может принять решение и мечется из стороны в
сторону.
"Вероятно, боится профессора", - предположил Джонни. Он отошел по
краю бассейна метров на пятьдесят от профессора и снова позвал Спутника.
Его догадка оказалась правильной. Дельфин оценил создавшеес
положение, одобрил его и медленно поплыл к Джонни. У него еще оставались
кое-какие сомнения, однако он все же высунул из воды рыло и разинул
пасть, усеянную ужасающим количеством маленьких, но острых, как иголки,
зубов. Джонни облегченно вздохнул, когда дельфин проглотил свою награду,
не откусив ему пальцев. Все-таки Спутник был плотоядным животным, а
Джонни никогда не жаждал кормить из собственных рук молодого льва.
Дельфинчик задержался у края бассейна, явно рассчитывая получить
еще кусочек.
- Нет, Спутник, - сказал Джонни, вспомнив слова профессора,
обращенные к Сузи. - Нет, Спутник, скоро обед.
Дельфин все еще держался совсем рядом, и Джонни протянул руку,
чтобы его погладить. Спутник немножко отодвинулся, но не отпрянул и
позволил погладить свою спину. Джонни удивился: кожа животного была
мягкой и эластичной, как резина. Она совсем не походила на рыбью чешую.
Человек, хоть раз погладивший дельфина, не забудет, что это теплокровное
млекопитающее.
Джонни хотелось поиграть со Спутником, но профессор поманил его к
себе. Когда они отошли от бассейна, ученый шутливо воскликнул:
- Я оскорблен в лучших чувствах! Спутник никогда не подпускал мен
близко к себе, а тебе это удалось с первого раза. Умеешь, видно,
обращаться с дельфинами. Не держал ли ты прежде ручных животных?
- Нет, сэр, - сказал Джонни. - Разве что головастиков, да и то
давно.
- Ну, этих можно не считать, - усмехнулся профессор. Всего через
несколько шагов профессор Казан заговорил совершенно другим, серьезным
тоном, как говорил бы с равным, а не с мальчиком на сорок с лишним лет
моложе его.
- Я ученый, - сказал он, - но в то же время я суеверен. Хотя с
точки зрения логики это глупость, мне начинает казаться, что ты послан
сюда судьбой. Ты возник, как в греческом мифе. И вот теперь Спутник ест
у тебя из рук. Это, конечно, простое совпадение, но умный человек и
случай заставляют работать на себя.
"Что он задумал?" - подивился Джонни.
Но профессор больше ничего не прибавил, пока они не очутились снова
у входа в Дом техники. Тут он вдруг со смешком заметил:
- Насколько я понимаю, ты не слишком жаждешь поскорее вернутьс
домой.
У Джонни екнуло сердце.
- Это так, сэр, - горячо сказал он. - Я хочу остаться здесь как
можно дольше, чтобы узнать побольше о ваших дельфинах.
- Не моих, - твердо поправил его профессор. - Каждый дельфин - это
самостоятельное существо, личность, пользующаяся большей свободой, чем
сможем когда-либо пользоваться мы, обитатели суши. Они никому не
принадлежат и, надеюсь, никогда не будут принадлежать. Я хочу помочь им
не только ради науки, но и потому, что это приносит мне радость. Никогда
не считай их зверями. На своем языке они зовут себя морским народом, и
лучшего названия не придумаешь.
Джонни в первый раз видел профессора таким взволнованным, и
чувства, обуревавшие ученого, были ему понятны. Ибо он был обязан жизнью
морскому народу и надеялся, что сможет вернуть этот долг.
Остров Дельфинов окаймлял коралловый риф - и это было настоящее
волшебное царство. Чтобы узнать все его чудеса, не хватило бы
человеческой жизни. Такое Джонни и во сне не снилось. Поля и леса
казались безжизненной пустыней по сравнению с рифом, где кишмя кишели
диковинные прекрасные существа.
Во время прилива море совсем заливало риф и только опоясывавша
остров узкая полоса белого песка оставалась незатопленной. Однако
проходило несколько часов - и все неузнаваемо преображалось. Правда,
разница в уровнях при приливе и отливе составляла около метра, но риф
был таким плоским, что вода отступала на несколько километров. На
некоторых участках море уходило за горизонт и коралловая банка
обнажалась, сколько хватал глаз.
Тогда-то и наступало время обследовать риф. Не нужно было даже
особого снаряжения: пара крепких башмаков, широкополая шляпа, защищающа
от солнца, да маска - вот и все. Самое важное - башмаки: острые ломкие
кораллы могли изрезать ноги; даже маленькая царапина легко воспалялась,
а иногда проходили целые недели, пока она заживала.
В первый раз Джонни отправился на риф вместе с Миком. Конечно, он
не представлял себе того, что его ждет, все казалось ему удивительным и
чуть страшным. Джонни вел себя на первых порах очень осторожно - и это
было правильно. Тут обитали существа маленькие и на вид безобидные,
которые тем не менее легко могли убить его, допусти он малейшую
оплошность.
Мальчики спустились с пляжа на западной стороне острова, где
обнажившийся риф имел всего около восьмисот метров в ширину. Сначала они
шли по неинтересной ничьей земле - по мертвым, разбитым кораллам; эти
обломки приносили сюда бури в течение веков. Да и весь остров был сложен
из таких обломков, за столетие они покрылись сначала тонким слоем почвы,
потом на ней проросли семена травы, потом поднялись деревья.
Вскоре мальчики миновали зону мертвых кораллов, и Джонни
показалось, что он очутился в саду со странными окаменелыми растениями.
Тут были ветви и веточки из цветного камня и какие-то массивные
образования, напоминавшие гигантские грибы, такие прочные, что по ним
спокойно можно было ходить. И все-таки это были не растения, а создани
из мира животных. Когда Джонни наклонился, чтобы осмотреть один из таких
грибов, он увидел, что его поверхность испещрена тысячами крошечных
отверстий. Каждое из них представляло собой ячейку одного кораллового
полипа - маленького существа, напоминающего миниатюрный морской анемон.
Все эти ячейки были из извести, выделяемой самим животным. Когда
животное умирало, домик его оставался пустым, и следующее поколение вело
свое строительство поверху. Так, год за годом, век за веком рос
коралловый риф. Все, что видел Джонни - целые километры плоской равнины,
блестевшей под солнцем, - создали существа меньше его ногтя.
А ведь это был только маленький участок Большого барьерного рифа,
который тянулся вдоль берега Австралии более чем на полторы тысячи
километров. Теперь Джонни оценил замечание, брошенное профессором
Казаном: профессор сказал, что риф - это самое большое сооружение на
поверхности Земли, построенное живыми существами.
Джонни скоро убедился, что у его ног ведут свою особую жизнь не
только кораллы, но и множество других тварей. Совершенно неожиданно
неподалеку от него взметнулся в воздух маленький фонтанчик.
- Кто это сделал? - спросил Джонни, раскрыв рот от изумления.
Мик рассмеялся.
- Моллюск, - лаконично ответил он. - Услыхал твои шаги.
Еще через несколько шагов Джонни увидел, как это происходит.
Моллюск сантиметров тридцати в поперечнике так глубоко врос в коралл,
что снаружи виднелись только его створки. Сам моллюск наполовину высунул
свое тело из раковины, оно походило на яркий кусок бархата и
одновременно напоминало о блеске драгоценных камней-сапфиров и
изумрудов. Мик шагнул к нему, встревоженный моллюск мгновенно захлопнул
створки и выпустил струю воды чуть не в лицо Джонни.
- Это так, мелюзга, - презрительно сказал Мик. - Большие водятс
поглубже - там они вырастают до метра в диаметре, а то и до полутора.
Мой дед рассказывал, что, когда он занимался ловлей жемчуга и плавал на
люгере из Куктауна, ему повстречался моллюск поперечником в три с
половиной метра. Но он славился своими небылицами, и я в это не верю.
Джонни не верил и в полутораметровых моллюсков. Но позднее он
убедился, что на этот раз Мик говорил истинную правду. Было
неблагоразумно пропускать мимо ушей, как чистую фантазию, любой рассказ
о рифе и его обитателях.
Они прошли еще сотню метров, обстреливаемые время от времени
водометами встревоженных моллюсков, и достигли маленького озерка в
скале. Стояло полное безветрие, и под неподвижной поверхностью воды
Джонни увидел сновавших в глубине рыб столь же отчетливо, как если бы
они парили в воздухе.
Они были окрашены во все цвета радуги, полосы на чешуе перемежались
кругами и точками, словно над ними поработал безумный художник. Даже
самые ослепительные бабочки не могли быть более яркими и цветистыми, чем
рыбы, вьющиеся среди кораллов.
В озерке было много и других обитателей. Мик обратил внимание
Джонни на два длинных щупальца, высовывавшиеся из маленькой пещерки. Они
беспокойно двигались, обследуя окружающий мир.
- Пестрый лангуст, - сказал Мик. - Может быть, мы поймаем его на
обратном пути. Они очень вкусные, если жарить их целиком, положив
побольше масла.
На протяжении следующих пяти минут он показал Джонни десятка два
различных существ; тут были моллюски с чудесными узорами на раковинах;
пятиконечные морские звезды, медленно ползавшие по дну в поисках добычи;
раки-отшельники, селившиеся в чужих опустевших раковинах; и, наконец,
что-то вроде гигантского слизня, который выпустил целое облако пурпурных
чернил, когда Мик дотронулся до него ногой.
Был там и осьминог, впервые встреченный Джонни. Он оказалс
младенцем, имел всего несколько сантиметров в поперечнике и застенчиво
укрывался в тени, где его мог обнаружить только наметанный глаз Мика.
Мик напугал его и заставил выбраться на свет: осьминог грациозно и
плавно проплыл над кораллами, изменив при этом свою окраску с
темно-серой на розоватую. Джонни восхитился этим красивым маленьким
созданием, хотя тут же подумал, что, попадись ему навстречу большой
осьминог, он испытал бы совсем другие чувства.
Джонни готов был простоять у этого маленького озерка хоть целый
день, но Мик торопился. Они снова двинулись в путь, к видневшемуся вдали
морю, огибая участки, где кораллы были слишком хрупки, чтобы выдержать
их вес.
Один раз Мик остановился и подобрал пеструю раковину, величиной и
видом напоминавшую еловую шишку.
- Посмотри-ка, - сказал он, протягивая ее Джонни.
Черный заостренный крючок, похожий на маленький серп, тщетно
тянулся к нему с одного конца раковины.
- Ядовитый, - сказал Мик. - Если она ужалит тебя, сильно заболеешь.
Можно даже умереть.
Мик осторожно положил раковину обратно. Джонни задумчиво смотрел на
нее. Такая красивая, безобидная на вид и несет в себе смерть! Он надолго
запомнил этот урок.
Но он узнал также, что риф не грозит опасностью, если следовать
двум правилам здравого смысла. Первое - гляди, куда ступаешь, второе -
ничего не трогай, если не знаешь, что это безвредно.
Наконец они достигли края рифа. Перед ними расстилалось медленно
дышавшее море. Отлив еще продолжался, и вода стекала с обнажившихс
кораллов по сотням узеньких русел, которые она пробила в живых скалах.
Тут оставались большие глубокие озера, соединявшиеся с морем, в них
плавали такие крупные рыбы, каких Джонни еще никогда не видел.
- Пошли, - сказал Мик, надевая маску. Почти без всплеска он нырнул
в ближайшее озерко, даже не обернувшись, чтобы узнать, следует ли за ним
Джонни.
На мгновение Джонни помедлил, но, побоявшись показаться трусом,
осторожно спустился по хрупкому кораллу. Как только его маска
погрузилась в воду, он забыл обо всех своих страхах. Подводный мир,
который он рассматривал сверху, оказался еще прекраснее теперь, когда он
плыл, опустив лицо вниз. Он и сам чувствовал себя рыбой в гигантском
аквариуме. Через стекло маски он видел все поразительно отчетливо.
Джонни медленно следовал за Миком вдоль изгибавшихся стеной
коралловых скал, которые, казалось, расступались по мере приближения к
морю. Сначала глубина составляла всего шестьдесят-девяносто сантиметров.
Затем дно внезапно ушло из-под ног Джонни, и, прежде чем он понял, что
произошло, оно опустилось на шесть метров. Обширная банка кончилась, и
теперь он плыл в открытое море.
Сперва он сильно испугался. Застыл на минутку и перевел дух, потом
через плечо взглянул назад, чтобы убедиться, что безопасное место всего
в нескольких метрах за ним. Затем снова стал глядеть вперед, вперед и
вниз.
Определить точно, как глубоко проникает его взор, он не мог -
пожалуй, метров на тридцать. Перед ним был длинный пологий скат, который
вел в места, совершенно не похожие на только что покинутые им озера,
пронизанные светом и играющие красками. Из мира, залитого солнцем, он
заглянул в синий таинственный сумрак. Далеко внизу в этом мраке,
колыхаясь, проплывали огромные тела, взад и вперед, словно в величавом
танце.
- Кто это? - шепотом спросил Джонни своего спутника.
- Разновидность морского окуня, - сказал Мик. - Посмотри-ка.
И Мик, к ужасу Джонни, покинул поверхность воды и устремился в
глубину так же быстро и грациозно, как любая рыба.
По мере приближения к этим движущимся теням Мик становился все
меньше и меньше, а они словно вырастали в сравнении с ним. Он
остановился прямо над ними, на глубине около пятнадцати метров. Вытянув
руки, попытался коснуться одной из этих огромных рыб, но она махнула
хвостом и вильнула в сторону.
Мик явно не спешил наверх. Джонни же, пока длилось это
представление, успел судорожно вздохнуть не менее дюжины раз. Наконец, к
большому облегчению единственного зрителя, Мик медленно всплыл, помахав
на прощание морским окуням.
- Какой величины эти рыбы? - спросил Джонни, когда Мик вынырнул на
поверхность и отдышался.
- Эти весят каких-нибудь сорок-пятьдесят кило. Видал бы ты их на
севере - там они действительно большие. Мой дед поймал на крючок близ
Кернса рыбину весом четыреста килограммов.
- Но ты ведь не веришь ему, - усмехнулся Джонни.
- Нет, верю, - ответил Мик, тоже с улыбкой. - В тот раз он ее
сфотографировал и сохранил снимок.
Они повернули обратно. И пока добирались до края рифа, Джонни
глядел в синеватую мглу, где нависали уступами коралловые глыбы, а между
ними медленно плавали грузные тела. Этот мир был чужд, как инопланетный,
хотя и находился здесь, на родной Земле. И именно потому, что мир этот
был таким чужим, он наполнял Джонни любопытством и страхом.
Был только один способ освободиться от этого чувства. Рано или
поздно ему придется последовать за Миком и спуститься вниз по этому
синеватому таинственному склону.
- Вы правы, профессор, - сказал доктор Кейт, - хотя черт мен
подери, если я знаю, как вы об этом догадались. В радиусе действия наших
гидрофонов нет ни одной крупной стаи дельфинов.
- Тогда мы поищем их с помощью "Летучей рыбы".
- Но как их найти? Они могут оказаться где угодно в пределах
двадцати пяти тысяч квадратных километров.
- А для чего искусственные спутники? Вызовите контрольную станцию
Вумера и попросите провести фотосъемки моря вокруг острова в радиусе
восьмидесяти километров. Завтра как раз на восходе солнца один из
спутников пройдет над нами.
- Но почему именно на восходе? - спросил Кент. - А, понимаю,
длинные тени помогут обнаружить цель.
- Разумеется. Обыскать такую огромную акваторию - дело непростое,
и, если поиски продлятся слишком долго, дельфины за это время окажутс
бог знает где.
Джонни услышал о проекте вскоре после завтрака, когда его вызвали
для участия в разведке. Профессор Казан, видимо, откусил кусок больше,
чем мог разжевать: бильдаппарат острова принял двадцать пять фотографий,
каждая из которых охватывала квадрат со стороной тридцать километров и
содержала огромное количество деталей. Эти снимки были сделаны с
метеорологического спутника, обращавшегося на высоте всего восемьсот
километров, примерно через час после рассвета. Облачности не было, и
фотографии получились отличными. Мощные телескопические камеры сократили
расстояние всего до восьми километров.
Из всей этой мозаики Джонни дали на рассмотрение не слишком важный,
но самый интересный для него снимок. Снимок этот был центральным и
запечатлел остров целиком. Рассматривать его через лупу было
необыкновенно увлекательно. Джонни узнавал здания, дорожки и суда,
отчетливо видимые у берега.
Можно было разглядеть даже отдельных людей, которые казались
маленькими черными точками.
Джонни воочию убедился, какой гигантский риф окружает Остров
Дельфинов. Он тянулся на много километров в восточном направлении, и
остров возле него казался маленькой запятой.
Съемка производилась в часы прилива, но сквозь неглубокий слой воды
ясно вырисовывалась каждая деталь рифа. Джонни почти забыл о полученном
задании, увлекшись исследованием углублений, подводных долин и сотен
маленьких ущелий, прорытых водой, устремлявшейся с рифа во врем
отливов.
Поиски увенчались успехом: стаю обнаружили примерно в ста
километрах к юго-востоку от острова, почти что на краю фотомозаики.
Ошибиться было невозможно: видно было, как поверхность воды рассекали
десятки темных тел; некоторых объектив запечатлел в тот момент, когда
они выпрыгивали в воздух. Двузубые расходящиеся вилки следов, которые
дельфины оставляли на воде, показывали, что они направляются на запад.
Профессор Казан с удовлетворением посмотрел на фотографию.
- Они приближаются, - сказал он. - И если не свернут, мы сможем
встретиться с ними через час. "Летучая рыба" готова?
- Еще принимает топливо. Сможем выйти в море через тридцать минут.
Профессор взглянул на часы. Он был взволнован, как маленький
мальчик, которому обещали пикник.
- Хорошо, - отрывисто сказал он. - Через двадцать минут всем быть
на пристани.
Джонни явился через пять. Он в первый раз попал на борт судна
("Санта-Анна" в счет не шла, ибо там он почти ничего не видел), а потому
принял твердое решение ничего не упустить. Его только успели согнать с
"вороньего гнезда", возвышавшегося над палубой на десять метров, как на
борту появился профессор в яркой гавайской рубашке, с фотоаппаратом,
биноклем и портфелем. Он курил огромную сигару.
- Пошли? - сказал профессор.
"Летучая рыба" отчалила.
Выйдя из канала, пробитого в коралловом барьере, она снова
остановилась у края рифа.
- Чего мы ждем? - спросил Джонни у Мика, который, перегнувшись
через поручни, глядел вместе с ним на удалявшийся остров.
- Не знаю точно, - ответил Мик. - но догадываюсь. А, вот и они!
Профессор, верно, вызвал их через подводные громкоговорители. Хот
обычно они появляются и без этого.
К "Летучей рыбе" приближались два дельфина, они высоко подпрыгивали
над водой, словно желая привлечь к себе внимание. Животные подплыли к
самому судну, и, к удивлению Джонни, их немедленно приняли на борт. С
помощью лебедки на воду спустили парусиновый кошель, один из дельфинов
вплыл в него, и кошель с ним подняли на палубу. Там дельфина выпустили в
ящик с водой, расположенный на корме. То же проделали и со вторым. В
маленьком аквариуме едва хватало места на двух животных, но они, видимо,
чувствовали себя превосходно. Было ясно, что все это им не в новинку.
- Эйнар и Пегги, - сказал Мик. - Самые умные дельфины из всех,
какие у нас бывали. Профессор выпустил их в море несколько лет назад, но
они никогда не уплывают слишком далеко.
- Как вы их различаете? - спросил Джонни. - Мне они все кажутс
одинаковыми.
Мик почесал в своей курчавой голове.
- Не знаю, как и ответить. Что касается Эйнара, то его легко узнать
- видишь шрам на левом плавнике? А его девушка обычно Пегги. Так что
вот. Думаю, что это Пегги, - добавил он с сомнением в голосе.
"Летучая рыба" набрала ход и удалялась теперь от острова со
скоростью около десяти узлов. Шкипер (один из многочисленных дядей Мика)
не хотел, однако, давать полный вперед, пока судно не минует все
подводные препятствия.
Риф остался в двух милях за кормой, когда шкипер выпустил крылья и
открыл гидропульты. Как бы обретя силы, "Летучая рыба" разогналась,
потом сделала рывок и стала подниматься. Через несколько сот метров над
водой оказался весь ее корпус. Эффект торможения сократился во много
раз. Теперь при одной и той же мощности двигателей "Летучая рыба"
скользила по гребням, делая уже пятьдесят узлов, а не десять, которые
были ее пределом, если ей приходилось корпусом рассекать волны.
Необыкновенно увлекательно было стоять на открытой носовой палубе,
крепко держась за леера, и следить за бурунами, что вздымались за кормой
скользящего по океану судна. Однако Джонни пробыл там недолго. От ветра
спирало дыхание, и он укрылся за мостиком. Здесь он и оставался, глядя,
как тает вдали Остров Дельфинов. Сперва остров плыл по морю, словно плот
из белого песка, покрытого зеленью, потом превратился в узкую полоску и
наконец совсем исчез у горизонта.
На протяжении следующего часа они прошли мимо нескольких таких же
островов, только поменьше Дельфиньего. Острова эти, как говорил Мик,
были необитаемыми. Издали они казались такими чудесными, что Джонни
никак не мог понять, почему они пустуют в этом перенаселенном мире. Он
пробыл на Острове Дельфинов слишком недолго и ничего не знал обо всех
трудностях, с которыми неизбежно сталкивается любой, кто захотел бы
поселиться на Большом барьерном рифе, - со сложной проблемой снабжени
энергией, водой и кучей всякого другого.
Вдруг "Летучая рыба" замедлила ход, осела в воду, а затем и совсем
остановилась, хотя кругом в пределах видимости не было и признака земли.
- Тише, пожалуйста! - закричал шкипер. - Профессор хочет немного
послушать!
Слушал профессор недолго. Минут через пять он вышел из каюты,
видимо, очень довольный.
- Мы напали на след, - сказал он. - Дельфины в пяти милях от нас и
орут во всю глотку.
"Летучая рыба" снова пустилась в путь, отклонившись на несколько
румбов к западу от своего первоначального курса. Через десять минут ее
уже окружали дельфины.
Сотни животных легко, без всяких усилий прокладывали себе путь в
океане. Когда "Летучая рыба" остановилась, они собрались вокруг нее,
словно ждали этого визита; возможно, так оно и было.
Эйнара с помощью лебедки спустили за борт. Но только одного Эйнара.
- Там слишком много неистовых самцов, - объяснил профессор, - а мы
не хотим никаких передряг, пока Эйнар будет вести с ними переговоры.
Пегги была глубоко возмущена, однако ничего не могла поделать,
разве что окатывать водой всякого, кто неосторожно приближался к ней.
"Это одно из самых странных совещаний, какие происходили когда-либо
на свете", - подумал Джонни. Он стоял с Миком на передней палубе,
свесившись через борт, и рассматривал лоснящиеся темно-серые тела,
теснившиеся вокруг Эйнара. "Что они говорят? Достаточно ли понимает
Эйнар язык своих, глубоководных родичей - и поймет ли самого Эйнара
профессор?"
Тем не менее независимо от любого исхода совещания Джонни
чувствовал глубокую благодарность к этим дружелюбным грациозным
существам. Он надеялся, что профессор Казан сумеет помочь им, как они
помогли ему, Джонни.
Через полчаса Эйнар вернулся и был снова поднят на борт - к
большому облегчению Пегги, а также и профессора.
- Будем надеяться, что большую часть времени они потратили на
болтовню, - сказал профессор. - Чтобы понять серьезную беседу, котора
длилась у дельфинов целых тридцать минут, нам нужна неделя напряженной
работы, даже с помощью кибернетических машин.
Под палубой взревели ожившие двигатели "Летучей рыбы", и судно
опять неспешно поднялось из воды. Дельфины держались вровень с ним на
протяжении нескольких сот метров, но вскоре безнадежно отстали. Это были
единственные гонки, в которых они не могли рассчитывать на победу.
Джонни в последний раз разглядел их в нескольких милях за кормой - стадо
казалось черной полоской у горизонта. Потом не стало и - этой полоски.
Джонни начал обучаться легководолазному делу у края пристани среди
стоявших на якоре рыболовных судов. Вода была прозрачной, как хрусталь.
Глубина здесь не превышала полутора метров, так что, привыкая к ластам и
маске, он мог совершать все ошибки новичков, ничем не рискуя.
Мик был не очень хорошим учителем. Сколько он себя помнил, он
всегда умел плавать и нырять и теперь начисто забыл о трудностях, с
которыми когда-то сталкивался. Ему казалось просто невероятным, что
кому-то приходится прилагать значительные усилия, чтобы опуститься на
морское дно и провести там две-три минуты. Поэтому он терял терпение,
когда его ученик не мог сразу погрузиться глубже, чем на десять
сантиметров, и болтался на поверхности, словно пробка, размахивая ногами
в воздухе.
Однако довольно быстро Джонни понял, что нужно делать. Он научилс
до конца выдыхать воздух перед погружением: с полными легкими он
превращался в воздушный шар, обладавший такой плавучестью, что уйти под
воду было попросту невозможно. Далее он установил, что нужно поднимать
ноги из воды, и тогда их ничем не поддерживаемая тяжесть толкнет его
книзу. А уже под водой он сможет начать действовать ластами, с легкостью
передвигаясь в любом направлении.
После нескольких часов тренировки тело его обрело ловкость. Джонни
узнал, какое это наслаждение устремляться вниз и парить в мире
невесомости, подобно космонавту на орбите. Научился делать петли и
переворачиваться на месте или же, не шевеля и пальцем, дрейфовать на
любой глубине. Однако он не мог оставаться под водой и половину того
времени, какое способен был провести там Мик. Как и для всякого стоящего
дела, тут требовались время и практика.
Он знал теперь, что время у него будет. Профессор Казан, вообще-то
человек мягкого характера, когда было нужно, проявлял завидную
твердость; пользуясь своим влиянием, он позаботился о Джонни, нажав на
все кнопки. После заполнения бесконечных анкет Джонни был официально
зачислен в штат островной станции. Тетя согласилась на это с величайшей
готовностью и немедленно выслала ему те немногие вещи, которые имели дл
него какую-то ценность. Теперь, когда он находился на другом конце света
и мог беспристрастно подумать о своем прошлом, Джонни понял, что кое в
чем виноват и сам. Разве он когда-нибудь прилагал усилия, чтобы стать
членом семьи, в которую был принят? Он ведь знал, что его овдовевшей
тетке приходилось нелегко. Вероятно, со временем, став постарше, он
сумеет лучше разобраться во всех ее делах и затруднениях и, возможно,
даже подружиться с ней. Но как бы то ни было, он ни на мгновение не
жалел о том, что убежал из дому.
В жизни его открылась новая глава, никак не связанная с прошлым.
Ему казалось, что раньше он только существовал, а не жил по-настоящему.
Потеряв в раннем детстве тех, кого любил, он боялся привязаться к
кому-нибудь снова. Хуже того - он стал подозрительным и замкнутым в
себе. Но теперь, на острове, в дружной товарищеской семье, опрокинувшей
перегородки его сдержанности, он менялся с каждым днем. Рыбаки были
дружелюбны, добродушны и не слишком надрывались на работе. Да и зачем им
было надрываться: в этих краях постоянно тепло и достаточно закинуть в
море сеть, чтобы быть всегда сытым. Чуть не каждый вечер люди собирались
на берегу, чтобы потанцевать, посмотреть кинофильм или поужинать всем
вместе. Ну, а если лил дождь - здесь за час выпадало несколько
сантиметров осадков, - сидели у телевизора. Можно было смотреть передачи
откуда угодно: благодаря спутникам связи расстояние между Островом
Дельфинов и любым городом Земли преодолевалось менее чем за полсекунды.
Островитяне видели все, что мог предложить им мир, сохраняя при этом все
преимущества обособленности. Они пользовались, в сущности, всеми благами
цивилизации и страдали лишь от немногих ее пороков.
Жизнь Джонни, разумеется, состояла не из одних только развлечений.
Как и все островитяне в возрасте до двадцати лет (а некоторые и
постарше), он должен, был ежедневно проводить несколько часов в школе.
Профессор Казан уделял много внимания делу образования, и на
острове было двенадцать учителей - два живых и десять электронных. Почти
- обычное соотношение - изобретение обучающих машин в середине
двадцатого века наконец поставило систему образования на научную основу.
Все счетно-решающие устройства на острове были соединены с ОСКАРОМ
- большой кибернетической машиной. ОСКАР делал для профессора переводы,
выполнял значительную часть канцелярской и бухгалтерской работы, а
иногда и участвовал в шахматных чемпионатах. Вскоре после появлени
Джонни на острове ОСКАР тщательно проэкзаменовал его, чтобы установить
уровень знаний, затем подготовил соответствующие магнитофонные ленты дл
самообучения и отпечатал программу занятий. Теперь Джонни ежедневно
проводил не менее трех часов за клавиатурой обучающей машины, усваива
информацию и печатая ответы на вопросы, появлявшиеся на экране. Он мог
сам выбирать время для занятий, но у него хватало ума не пропускать их.
А если уж такое случалось, ОСКАР немедленно жаловался профессору или -
еще хуже - доктору Кейту.
Впрочем, обоих ученых занимали сейчас куда более важные дела.
Проработав целые сутки, профессор Казан перевел послание, доставленное
Эйнаром, и угодил, можно сказать, прямо в тупик. Если уж выбирать дл
характеристики профессора одно слово, то вернее всего было назвать его
"миролюбивым". И вот, к великому огорчению ученого, ему предлагалось
поддержать одну из ведущих войну сторон.
Он пристально смотрел на отпечатанное ОСКАРОМ послание, словно
надеясь, что оно исчезнет. Но пенять он мог только на себя; в конце
концов, не кто иной, как он сам добивался этого послания.
- Ну, профессор, - спросил, склонившись над контрольным
устройством, усталый и небритый доктор Кейт, - что мы теперь будем
делать?
- Не имею ни малейшего представления, - сказал профессор Казан.
Подобно большинству талантливых ученых и очень немногим бесталанным, он
никогда не скрывал, что чем-либо озадачен. - А что вы предлагаете?
- Мне кажется, это как раз тот случай, когда следует обратиться к
нашему Консультативному комитету. Почему бы не потолковать с несколькими
его членами?
- Неплохая идея, - сказал профессор. - Посмотрим, с кем можно
связаться в это время суток.
Он вынул из ящика список имен и стал водить пальцем по столбцам.
- С американцами нельзя - они все спят. То же относится и к
большинству европейцев. Остаются - посмотрим - Саха в Дели, Гирш в
Тель-Авиве, Абдаллах в...
- Вполне достаточно! - прервал его доктор Кейт. - Не припомню
такого случая, чтобы совещание принесло хоть какую-нибудь пользу, если в
нем участвовало больше пяти человек.
- Правильно, попробуем вызвать этих.
Четверть часа спустя пять человек, разбросанных по всему земному
шару, беседовали между собой, как если бы находились в одной комнате.
Профессор Казан не потребовал установления телесвязи, хотя в случае
надобности это было вполне осуществимо. Для обмена мнениями достаточно и
звука.
- Господа, - начал он после обычных приветствий, - перед нами
возникла проблема. Вскоре она будет передана на рассмотрение всего
комитета, а может быть, куда более высоких инстанций. Но сначала мне
хотелось бы узнать ваше мнение неофициально.
- Ха! - сказал крупнейший биохимик доктор Хассим Абдаллах, из
Пакистана. Говорил он из своей лаборатории. - Вы уже раз десять
"неофициально" запрашивали мое мнение, но я не помню случая, чтобы вы
хоть в чем-то с ним посчитались.
- Но на сей раз будет иначе! - ответил профессор.
Торжественность его тона возвестила, что это не обычная дискуссия.
Профессор вкратце описал события, предшествовавшие появлению Джонни
на острове. Они были уже известны его слушателям, ибо весть о чудесном
спасении мальчика разнеслась по всему миру. Затем профессор рассказал, о
дальнейшем - о рейсе "Летучей рыбы" и о переговорах Эйнара с
глубоководными дельфинами.
- Это может войти в учебники истории, как первое совещание между
людьми и представителями другого вида животных. Первое! Я уверен, что
оно не будет последним. Думаю, именно теперь нам представилась
возможность внести свой вклад в грядущее на Земле и в космосе. Я знаю,
что, по мнению некоторых из вас, я преувеличиваю умственные способности
дельфинов. Что ж, судите сами. Они обратились к нам, ища защиты от самых
беспощадных своих врагов. В море только два вида живых существ нападают
на них. Разумеется, прежде всего акула, но она не представляет серьезной
опасности для стаи взрослых дельфинов, они могут убить ее ударами по
жабрам. Поскольку акула глупая рыба - глупая даже для рыбы, - они не
испытывают к ней ничего, кроме презрения и ненависти. Иное дело другой
их враг, потому что это их родич - косатка Orcinus Orca. Не будет
особенным преувеличением, если мы назовем этого гигантского дельфина
каннибалом. Длина его достигает порой десяти метров, случалось ловить
косаток, в брюхе которых находились остатки двадцати дельфинов.
Представляете аппетит, для удовлетворения которого требуется по двадцать
дельфинов зараз! Неудивительно, что они просят нашей помощи. Они знают,
что мы обладаем недоступными для них возможностями: ведь наши суда
бороздят моря уже много столетий. Быть может, на протяжении всех этих
веков их дружелюбное отношение к нам было попыткой установить контакт,
обратиться к нам за помощью в их бесконечной войне, и лишь теперь у нас
хватило ума понять их. Если это так - я стыжусь за себя и весь
человеческий род.
- Минутку, профессор, - вмешался индийский физиолог доктор Саха. -
Все это очень интересно, но вполне ли вы уверены, что ваше толкование
правильно? Не сердитесь, но нам известно ваше пристрастие к дельфинам, и
большинство из нас разделяет эти симпатии. Вы уверены, что не вложили в
их уста собственные мысли?
Другому эти слова могли бы показаться обидными, хотя доктор Саха и
старался говорить как можно тактичнее.
Но профессор Казан ответил ему достаточно мягко.
- Сомнений нет. Спросите Кейта.
- Это точно, - подтвердил доктор Кейт. - Я, разумеется, перевожу с
дельфиньего хуже, чем профессор, но тут я готов поставить на карту свою
репутацию.
- Во всяком случае, - продолжал профессор Казан, - следующий пункт
моего выступления покажет, что я не такой уж безоглядный сторонник
дельфинов, как бы я их ни любил. Я не зоолог, но знаю кое-что о
равновесии в природе. Даже если мы в состоянии им помочь, должны ли мы
это делать? Доктор Гирш, что вы думаете?
Директор тель-авивского зоопарка ответил не сразу. Он не совсем
проснулся - в Израиле еще не наступил рассвет.
- Вы сунули нам в ладони горячую картошку, - проворчал он. - И
сомневаюсь, чтоб вы подумали обо всех осложнениях. На воле все животные
имеют врагов-хищников, а если б не имели, это обернулось бы для них
катастрофой. Взгляните, например, на Африку, где в одной местности
обитают львы и антилопы. Предположим, что вы перестреляете всех львов, -
что из этого получится? Я скажу вам: антилопы размножатся настолько, что
уничтожат весь растительный покров, им не хватит пищи и они перемрут с
голоду. Что бы ни думали по этому поводу антилопы, львы для них очень
полезны: не дают им перерасходовать запасы продовольствия и поддерживают
поголовье на нормальном уровне, устраняя наиболее слабых. Так действует
природа - жестоко, с нашей точки зрения, но эффективно.
- В данном случае подобную аналогию провести нельзя, -
запротестовал профессор Казан. - Мы имеем дело не с дикими животными, а
с разумными существами. Это не народ в человеческом понимании слова, но
тем не менее народ. Поэтому, чтобы аналогия была правильной, этот народ
следовало бы сравнить, скажем, с племенем мирных земледельцев, постоянно
подвергающихся опустошительным набегам людоедов. Возьметесь ли вы
утверждать, что людоеды полезны земледельцам, или попытаетесь
перевоспитать их?
Гирш засмеялся.
- Сказано недурно, хотя я не представляю себе, как вы намерены
перевоспитывать косаток.
- Постойте, - вмешался доктор Абдаллах. - Вы вторглись в область,
лежащую за пределами моих знаний. Скажите, насколько сообразительны
косатки? Если они не столь же умны, как дельфины, аналогия с людскими
племенами повисает в воздухе, и никакой моральной проблемы тут
существовать не может.
- О, они достаточно умны, - горестно ответил профессор Казан. - Те
немногие исследования, которые я произвел, убедили, что, они разумны
ничуть не меньше, чем другие дельфины.
- Вы слышали знаменитую историю о косатках, пытавшихся настичь
полярников в Антарктике? - спросил доктор Гирш. И, так как остальные
участники совещания сознались в своем полном неведении, принялс
рассказывать.
Это случилось еще в начале прошлого столетия, во время одной из
первых экспедиций к Южному полюсу, кажется, под командованием Скотта.
Несколько исследователей стояли на краю ледяного поля и наблюдали за
поведением косаток в воде. Им и в голову не приходила мысль об
опасности. И вдруг лед под ними затрещал. Животные таранили его снизу,
и, когда в конце концов он проломился, полярники едва успели перебежать
на безопасное место. Кстати, толщина льда превышала семьдесят
сантиметров.
- Так что, если дать им волю, они примутся жрать людей, - сказал
кто-то. - Я голосую против них.
- Существует, видите ли, мнение, что они приняли одетых в меха
исследователей за пингвинов, но мне не хотелось бы проверять эту теорию
на себе. Во всяком случае, достоверно известно, что они несколько раз
пожирали ныряльщиков.
Наступила короткая пауза, все обдумывали услышанное. Затем доктор
Саха снова прервал молчание.
- Очевидно, чтобы принять какое-либо решение, нам нужно больше
фактов. Придется поймать нескольких косаток и тщательно изучить их. Как
ты думаешь, Николай, удастся вам установить с ними контакт, как с
дельфинами?
- Вероятно, удастся, хотя на это могут уйти целые годы.
- Мы отклоняемся от темы, - нетерпеливо сказал доктор Гирш. - Нам
все еще нужно решить, что делать и как поступить. Боюсь, что существует
еще один чертовски важный аргумент в пользу косаток и против наших
друзей-дельфинов.
- Я предвижу ваш аргумент, - заметил профессор Казан, - но
продолжайте.
- Значительный процент нашей пищи мы получаем из моря - около ста
миллионов тонн рыбы в год. Дельфины - наши непосредственные конкуренты;
то, что они съедают, для нас потеряно. Вы говорите, что между косатками
и дельфинами вдет война, но война идет также между рыбаками и
дельфинами, которые рвут рыбачьи сети и воруют улов. В этой войне
косатки наши союзники. Если бы они не ограничивали прирост дельфиньего
населения, мы могли бы остаться без рыбы.
Как ни странно, это соображение, видимо, не обескуражило
профессора. Наоборот, судя по его ответу, он был даже доволен.
- Спасибо, Мордухай, - ты сыграл мне на руку, напомнив о рыбаках.
Коль так, то тебе должны быть известны и другие случаи, когда дельфины
загоняли целые косяки рыб в невода рыбаков и те делились с ними уловом.
Так бывало с аборигенами здесь, в Квинсленде, лет двести назад.
- Да, знаю, тебе хотелось бы возродить этот обычай?
- В числе прочих мер. Благодарю вас, господа; очень признателен.
Как только мне удастся провести несколько опытов, все члены комитета
получат от меня докладную записку и мы соберем пленарное заседание.
- Разбудив нас так рано, вы могли бы, по крайней мере, хоть
как-нибудь намекнуть о своих планах.
- Только не сейчас - если вы не возражаете. Должно пройти некоторое
время, пока я узнаю, какие из моих идей совершенно безумны, а какие
просто неразумны. Дайте мне недели две и, если можете, наведите справки,
нет ли где-нибудь косатки, которую мне согласятся одолжить. Хорошо бы
такую, которая жрет не больше полутонны в день.
Джонни навсегда запомнил свою первую ночную прогулку по рифу.
Прилив кончился, луны не было, и звезды ярко сверкали на безоблачном
небе, когда он и Мик сошли с берега, вооруженные водонепроницаемыми
фонарями, копьями, масками, перчатками и мешками, которые они
рассчитывали наполнить лангустами. Многие обитатели рифа вылезали из
своих убежищ только с наступлением темноты, а Мику хотелось найти
несколько особенно редких и красивых раковин, каких, не сыщешь днем. Он
неплохо подрабатывал, продавая их коллекционерам с материка; правда,
торговля эта была недозволенной - фауна острова находилась под охраной
закона штата Квинсленда о рыболовстве.
Обнажившиеся кораллы трещали у них под ногами, фонари выхватывали
из мрака впереди лишь кусочек, очень маленький в сравнении с морем тьмы,
окутывавшей риф.
Ночь была такой темной, что через сотню метров они уже совсем
потеряли остров из виду. К счастью, красный предупредительный сигнал на
одной из радиомачт служил им маяком. Без этого ориентира они бы
безнадежно заблудились. Даже звезды не могли заменить его: путешествие
до края рифа и обратно длилось так долго, что звезды успели проделать
большой путь по небосклону.
Впрочем, Джонни и не очень глядел на звезды, на это не хватало
времени: в ломком и прозрачном мире кораллов каждый шаг требовал
напряженного внимания. Но когда он все-таки взглянул вверх, его глазам
представилось нечто столь странное, что он застыл в изумлении.
В небо вздымалась огромная пирамида света, основание ее покоилось
на западной стороне горизонта, вершина упиралась в точку, расположенную
почти прямо над головой Джонни. Этот неяркий, но вполне отчетливый свет
можно было принять за отблеск огней далекого города. Однако на
расстоянии более ста миль в этом направлении не было никаких городов -
перед ними лежало одно лишь море.
- Это еще что? - спросил наконец Джонни.
Мик, продолжавший шагать впереди, пока приятель глазел на небо, не
сразу сообразил, о чем идет речь.
- О, - сказал он, поняв, в чем дело, - это можно наблюдать в любую
ясную безлунную ночь. Кажется, что-то такое в космосе. А разве из твоей
страны этого не видно?
- Никогда не замечал, но у нас не бывает таких ясных ночей, как
здесь.
Ненадолго выключив фонари, ребята глядели на чудо, которое лишь
немногие видели с тех пор, как свет и дым городов окутали землю, погасив
великолепие небес. То был зодиакальный свет, над загадкой которого
астрономы бились целые века, пока не узнали, что это - свечение
огромного пылевого облака в околосолнечном пространстве.
Вскоре Мик поймал своего первого лангуста. Рак полз по дну
неглубокого озерка, и свет электрического фонаря так ослепил бедное
животное, что оно даже не пыталось спастись. Лангуст отправился на дно
мешка Мика, и вскоре к нему присоединились другие. Джонни решил, что
такой способ ловли не спортивен, но это соображение не помешало ему
потом с удовольствием уплетать тех же лангустов.
По рифу бродили и другие охотники - лучи их фонариков то и дело
выхватывали из темноты тысячи маленьких крабов.
Обычно при приближении Джонни и Мика те убегали, но иногда решали
защищать свои владения и угрожающе размахивать клешнями, чтобы отпугнуть
двух надвигавшихся на них чудовищ. Джонни подумал: что это, храбрость
или просто глупость?
По кораллам то там, то здесь ползали причудливо раскрашенные каури
и конусы. Было трудно представить себе, что для более мелких жителей
рифа даже эти медлительные существа - страшные хищники.
Весь чудесный, обворожительный мир, лежавший под ногами Джонни,
являлся полем битвы. Каждое мгновение в окружавшем друзей безмолвии
происходили бесчисленные убийства и нападения из засады.
Джонни и Мик приблизились к краю рифа, где глубина воды достигала
всего нескольких сантиметров; они шли, разбрызгивая ее во все стороны.
Море светилось вовсю, так что при каждом шаге из-под ног у них вылетали
звезды. Даже когда они стояли, от малейшего их движения искорки света
проносились по поверхности воды. Но если они направляли лучи своих
фонариков вниз, вода казалась совершенно безжизненной. Существа,
испускавшие свет, были слишком малы или прозрачны, чтобы их можно было
разглядеть.
Глубина постепенно увеличивалась, и из окружавшего их мрака до
Джонни донесся гром: то был рев волн, бившихся о края рифа. Джонни
продвигался медленно и осторожно. Хотя днем он бывал в этих местах раз
десять, ночью, освещаемые только узкими лучами фонарей, они выглядели
странными и незнакомыми. К тому же он знал, что в любой момент Может
свалиться в глубокое озерко или затопленную долину.
И все же то, чего он опасался, застигло его врасплох: коралловое
дно вдруг ушло из-под ног, и он очутился на самом краю таинственного
мрачного озера. Луч фонарика проникал туда только на несколько
сантиметров - вода была прозрачной как хрусталь, но свет сразу терялся в
глубине.
- Тут наверняка есть лангусты, - сказал Мик. Он погрузился в озерко
почти без всплеска, оставив Джонни наверху, в гремящей тьме рифа, метрах
в восьмистах от берега.
Следовать за Миком было необязательно, можно дождаться его на
месте. К тому же озерко выглядело зловещим и неприветливым, и легко было
представить, что в глубине его кишат всякие чудовища.
- Но это же смешно, - сказал себе Джонни, - Вероятно, он нырял уже
в это самое озерко и встречался со всеми его обитателями. Они должны
испугаться его гораздо больше, чем он их.
Джонни тщательно осмотрел свой фонарик и сунул его в воду, чтобы
проверить, будет ли он светить и там. Затем поправил маску, сделал
полдюжины быстрых и глубоких вдохов и последовал за Миком.
Теперь, когда и он сам, и фонарик находились по ту сторону границы
между воздухом и водой, свет показался ему необыкновенно ярким. Однако
фонарик делал видимым лишь небольшой участок кораллового или песчаного
дна, на который падал его луч. За пределами этого узкого конуса все
оставалось мраком, тайной, угрозой. Первые мгновения этого ночного
путешествия вглубь Джонни был близок к панике. Ему непреодолимо хотелось
оглянуться через плечо, чтобы проверить, не следует ли за ним по пятам
какой-нибудь враг...
Однако через несколько минут он взял себя в руки. Луч фонарика
Мика, мерцавший в подводной тьме метрах в пяти от него, напоминал, что
он не один. Теперь ему доставляло удовольствие заглядывать в пещерку и
под выступы и сталкиваться с напуганными рыбами. Один раз он увидел
красиво окрашенную, похожую на угря мурену; та, сидя в своем убежище
среди скал, сделала угрожающее движение к нему; ее змеиное тело
изогнулось в воде. Джонни не хотелось знакомиться с острыми зубами, но
он знал, что мурены никогда не атакуют первыми. А у самого Джонни вовсе
не было намерений наживать себе врагов в этом подводном путешествии.
Озерко было полно странных шумов, так же как и странных существ.
Вот Мик задел копьем за скалу - там, наверху, Джонни услышал бы легкий
скрежет, а здесь, под водой, этот звук оглушительно отдавался в ушах. Он
слышал, порой ощущал всем телом, как ударяют волны о край рифа, всего в
нескольких метрах от него.
Вдруг до него донесся новый звук, похожий на стук мелких градин.
Стук был слабым, но очень отчетливым и, казалось, раздавался где-то
поблизости. В тот же миг луч фонарика уперся как бы в облако тумана.
Этот свет привлек миллионы крошечных, не больше песчинки, существ,
и теперь они бились о стекло, как мотыльки, летящие к пламени свечи. Их
становилось все больше и больше, и вскоре луч фонарика уже не мог
пробиться сквозь эту завесу. Те, кому не хватало места под светом
фонаря, бились об обнаженное тело Джонни, покалывая его кожу. Они
двигались с такой быстротой, что Джонни не мог разглядеть их как
следует, кажется, некоторые из них были похожи на креветок величиной с
рисовое зернышко.
Он знал, что это самые крупные и активные представители планктона -
основной пищи почти всех морских рыб. Ему пришлось выключить свет и
ждать, когда они рассеются и он перестанет слышать и ощущать эти мириады
движущихся тел. Пережидая, пока исчезнет живой туман, он размышлял над
тем, не привлек ли свет более крупных животных, например акул. Джонни
был бы готов встретиться с ними при дневном свете, но после захода
солнца...
Он с радостью поспешил за Миком, когда тот наконец стал выбиратьс
из озерка. Однако был доволен, что не отказался от этого ночного
путешествия: он увидел еще одно лицо океана. Ночь преображала мир,
скрытый под волнами, так же как преображала мир над ним. Тот, кто
изучает море только при дневном свете, не имеет о нем никакого понятия.
К тому же лишь незначительной толще воды доступен дневной свет. Больша
часть моря - это царство вечного мрака, потому что солнечные лучи
проникают лишь на глубину в несколько десятков метров, а затем полностью
поглощаются. В безднах океана никогда не появлялся свет, если не считать
холодного свечения словно рожденных кошмаром обитателей этого мира,
лишенного солнца и смены времен года.
- Что ты поймал? - спросил Джонни у Мика, когда оба они выбрались
из озерка.
- Шесть лангустов, двух тигровых каури, трех мурексов и еще,
смотри, такой свиток мне ни разу не попадался. Неплохой улов, хот
видел там еще здоровенного лангуста, но не смог до него добраться.
Наружу были только щупальца, а сам он засел в пещере.
Они двинулись домой по большой банке из живых кораллов, и
путеводным маяком им служил красный огонек радиомачты. В темноте
казалось, что до этой яркой звезды еще много километров, - а между тем,
пока они исследовали озерко, уровень воды, покрывавшей риф, сильно
поднялся. Джонни стало не по себе - начинался прилив. Неприятно застрять
здесь, так далеко от суши, когда море заливает банку.
Но эта опасность им не грозила: Мик точно рассчитал врем
экскурсии. Он нарочно устроил ее, чтобы испытать своего нового друга, и
Джонни вышел из этого испытания с развевающимися знаменами.
Бывают люди, которым нервы никогда не позволят уходить под воду
ночью, когда видимость ограничена лишь маленьким овалом на конце луча
фонарика, а в окружающем мраке может примерещиться все, что угодно.
Джонни, конечно, испытывал страх, как и всякий новичок, но сумел
его побороть.
Пройдет немного времени, и он сможет безбоязненно покинуть
безопасные, укрытые водоемы и, ныряя с края рифа, совершать путешестви
в вечно пульсирующие, полные неожиданностей глубины открытого океана.
Недели через две жители острова увидели, как претворяются в жизнь
первые идеи профессора. Всякие толки, разумеется, ходили и раньше. С тех
самых пор, как стало известно, чего просят дельфины, у каждого появилось
собственное мнение о том, как надлежит действовать.
Ученые с исследовательской станции держали, понятно, сторону
дельфинов. Доктор Кейт выразил эти взгляды, заметив как-то:
- Даже если косатки окажутся умнее, я ставлю на дельфинов. Они куда
симпатичнее, а друзей выбирают не за интеллект.
Джонни порядком удивился, услышав его слова; он все еще никак не
мог привыкнуть к небрежно-снисходительному обращению доктора Кейта и про
себя сравнивал его с холоднокровной рыбой, наделенной лишь немногими
человеческими эмоциями. Впрочем, приходилось допустить, что у доктора
Кейта были и какие-то хорошие качества, раз профессор Казан сделал его
своим помощником. А все, что делал профессор, не подлежало, с точки
зрения Джонни, критике.
Мнение рыбаков было противоречивым. Они неплохо относились к
дельфинам, но не без оснований вынуждены были считать их конкурентами,
ведь рыбаки на своей шкуре испытали то, о чем говорил доктор Гирш.
Случалось, и не раз, что дельфины рвали сети, расхищали улов и тем самым
давали повод отзываться о себе в таких выражениях, которые очень
огорчили бы профессора Казана, если б он услышал, как поносят его
друзей. Что ж, если косатки не дают дельфинам слишком расплодиться, им
можно только пожелать удачи.
Джонни слушал эти споры с интересом, но у него уже давно сложилось
собственное мнение и никакие факты не могли его поколебать. Если кто-то
спас тебе жизнь, тут уж ничего не поделаешь! Что бы ни говорили, ты не
пойдешь против него.
К этому времени Джонни стал искусным ныряльщиком, хотя понимал, что
с Миком ему все равно не сравняться. Он уже прекрасно умел пользоватьс
ластами, маской и дыхательной трубкой; всего несколько недель назад он
просто не поверил бы, если бы ему сказали, как долго он сможет
продержаться под водой. И дело было не только в том, что от здоровой
жизни на открытом воздухе он быстро рос и набирался сил. Раньше он
попросту побаивался, а теперь привык, и чувствовал себя под водой так же
уверенно, как на суше. Он научился двигаться в глубине плавно и без
усилий, запаса воздуха в легких хватало на гораздо более долгий срок,
чем вначале. При желании он мог без особого напряжения оставаться под
водой целую минуту.
Его никто не принуждал, он учился всему ради интереса; право же,
эти навыки сами по себе заслуживали того, чтобы их приобрести. Только
потом, когда профессор как-то после полудня вызвал его к себе, Джонни
понял, что его любимое занятие очень скоро найдет полезное применение.
Профессор выглядел усталым, но веселым, как человек, который день и
ночь трудился над решением сложной задачи и был наконец близок к ее
разгадке.
- Джонни, - сказал он, - у меня есть для тебя дело, думаю, оно тебе
понравится. Погляди!
И он подвинул к нему стоявший на письменном столе аппарат,
напоминающий миниатюрную счетную машину с двадцатью пятью клавишами,
расположенными в пять рядов. Аппарат с вогнутым основанием из губчатой
резины занимал площадь не более двадцати квадратных сантиметров. Кроме
того, он был снабжен ремешками с пряжками, как будто его следовало
носить на запястье, словно огромные ручные часы.
Лишь некоторые из клавиш оставались пустыми, на большинстве же
крупными четкими буквами было выгравировано одно какое-нибудь слово.
Приглядевшись к маленькой клавиатуре, Джонни понял назначение аппарата.
Он прочел слова:
"нет", "да", "вниз", "вверх", "друг", "направо", "налево",
"быстро", "медленно", "стоп", "пошел", "следуйте", "подойдите",
"опасность!"
и, наконец,
"на помощь!"
Расположение слов на клавиатуре определялось ходом логического
мышления. Так, "вверх" и "вниз" располагались соответственно вверху и
внизу, "налево" и "направо" - слева, и справа. Слова с взаимно
противоположным значением, такие, как "нет" и "да", "стоп" и "пошел",
размещались сколько возможно дальше одно от другого, чтобы исключить
ошибку при нажимают клавиш. Клавиши со словами "опасность!" и "на
помощь!" были снабжены предохранителями, и, прежде чем нажать клавишу,
предохранитель следовало отвести.
- Там, внутри, полно добротной полупроводниковой электроники, -
объяснил профессор, - батарея рассчитана на пятьдесят часов. Человек,
нажавший одну из этих кнопок, услышит лишь слабое гудение. Дельфин же
должен услышать слово, обозначенное на клавише, только на своем языке -
по крайней мере, мы надеемся, что так будет. Мы хотим знать, что
произойдет после этого.
- Вероятно, тебе непонятно назначение пустых клавиш? Мы просто
держим их про запас, пока не решим, какие еще слова нам понадобятся.
Возьми эту штуковину - назовем ее "Коммуникатор, образец No 1" - и
попрактикуйся. Ты должен плавать и нырять с ним, пока он не станет как
бы частью тебя самого. Запомни, что к чему на клавиатуре, чтоб ты мог
найти нужную клавишу с закрытыми глазами. Потом вернешься сюда, и мы
приступим к нашему новому опыту.
Все это было необычайно увлекательно. Джонни просидел почти всю
ночь, нажимая на клавиши, чтобы запомнить их расположение. Сразу после
завтрака он уже был у профессора; ученый встретил его приветливо, но
никакого удивления не выказал.
- Захвати свои ласты и маску - сойдемся у бассейна, - сказал он.
- Можно взять Мика? - спросил Джонни.
- Конечно, если только он будет вести себя тихо и не станет
надоедать мне.
Коммуникатор очень заинтересовал Мика, его только не устраивало,
что аппарат доверили Джонни, а не ему.
- Не понимаю, почему он поручил испытания тебе, - сказал он.
- Совершенно ясно, - самодовольно ответил Джонни. - Дельфины мен
любят.
- Тогда они не так умны, как думает профессор, - возразил Мик.
При других обстоятельствах такое замечание непременно привело бы к
ссоре, впрочем, до драки у них никогда не доходило, хотя бы по той
простой причине, что Мик был вдвое тяжелее и вдвое сильнее Джонни.
По совпадению, которое нельзя назвать таким уж случайным, профессор
Казан и доктор Кейт толковали, в сущности, о том же, пока шли к
бассейну, нагруженные различной аппаратурой.
- Отношение Спутника к Джонни меня не удивляет, - сказал профессор.
- Во всех описанных в литературе случаях если уж дельфин вступал в
дружбу с человеком, то почти неизменно выбирал ребенка.
- А Джонни для своих лет так мал! - добавил доктор Кейт. -
Животные, вероятно, лучше чувствуют себя с детьми потому, что взрослые
слишком велики и, может быть, таят угрозу. А дети, что человечьи, что
дельфиньи, примерно одного роста.
- Совершенно верно, - сказал профессор. - И дельфины, вступающие в
дружбу с маленькими купальщиками на морских курортах, - вероятно, самки,
потерявшие детенышей. Ребенок, возможно, заменяет им потерю.
- Вот идет наш мальчик-дельфин, - сказал доктор Кейт. - вы только
посмотрите, как он сияет.
- Чего не скажешь о Мике. Боюсь, что я обидел его. Что поделаешь!
Спутник относится к нему недоверчиво. Однажды я пустил его в бассейн, и
даже Сузи выражала недовольство. Займите его чем-нибудь - пусть помогает
вам при киносъемке.
Тут ребята нагнали ученых, и профессор Казан дал им последние
наставления.
- У бассейна надо сохранять полное молчание, - сказал он. - Всякие
разговоры могут сорвать опыт. Доктор Кейт и Мик установят кинокамеру на
восточной стороне, чтобы солнце оказалось сзади. Я стану напротив, а ты,
Джонни, ныряй в бассейн и плыви до середины. Думаю, что Сузи и Спутник
последуют за тобой. Как бы то ни было, оставайся там, пока я не покажу
тебе рукой, в какую сторону плыть дальше. Понятно?
- Есть, сэр, - ответил Джонни, очень гордый собой. Профессор
захватил пачку больших белых карточек, на которых были написаны те же
слова, что на клавишах коммуникатора.
- Я буду поднимать эти карточки одну за другой, - сказал он. - А ты
каждый раз нажимай нужную клавишу, да смотри не перепутай - именно ту.
Если я подниму две карточки, то нажимай клавишу, соответствующую верхней
карточке, а потом сразу же нижней. Ясно?
Джонни кивнул.
- В самом конце мы сделаем решительный ход. Ты дашь сигнал:
"опасность!" и через несколько мгновений следующий: "на помощь!". При
этом ты должен биться в воде, как утопающий, а потом медленно пойти ко
дну. Повтори все это.
Джонни как раз успел повторить инструкцию профессора, когда они
подошли к проволоке, огораживавшей бассейн. Тут всякие разговоры
прекратились. Разговоры, но не шум, потому что Сузи и Спутник встретили
их громким визгом и всплесками.
Профессор Казан, как обычно, угостил Сузи порцией лакомства, но
Спутник держался в отдалении и не дал себя соблазнить. Тогда Джонни
соскользнул в воду и медленно поплыл к центру бассейна
Оба дельфина следовали за ним, держась на расстоянии метров шести.
Приподняв голову над водой, Джонни оглянулся и впервые смог оценить
грацию, с которой изгибались их эластичные тела, посылаемые вперед
движением плавников.
Он держался в середине бассейна, поглядывая то на дельфинов, то на
профессора и ожидая его знака. Первой оказалась карточка со словом
"друг".
Дельфины, без сомнения, услышали это слово - они взволновались.
Гудение коммуникатора четко отдавалось в ушах Джонни, хотя он и знал,
что может воспринимать только исходившие от аппарата звуки низкой
частоты, а не ультразвуки, которые позволяли дельфинам слышать слова.
"Друг" - снова поднял вверх профессор, и Джонни опять нажал
клавишу. На этот раз, к восторгу мальчика, оба дельфина двинулись к
нему. Они подплыли ближе и остановились всего в полутора метрах, гляд
на него своими темными умными глазами Джонни решил, что они уже
догадались, чего от них хотят, и ждут следующего сигнала
Таким сигналом оказалась команда "налево". Результат был
неожиданный Сузи тотчас повернула налево, а Спутник - направо. Тут
профессор Казан принялся ругать себя идиотом, на всех четырнадцати
языках, которыми свободно владел. Только теперь он сообразил, что
команда должна быть однозначной, чтобы не давать возможности иного
толкования. Ясно - Спутник поплыл направо, потому что это было с левой
руки Джонни, а более эгоцентричная Сузи решила, что речь идет о ней
самой и ориентировалась на свой левый бок.
Следующее приказание - "вниз" - не допускало двух толкований.
Сильно работая плавниками, дельфины опустились на дно бассейна. Они
терпеливо ждали под водой, пока Джонни не подал команду "вверх". Джонни
подумал: как долго оставались бы они на дне, если б он не нажал клавишу?
Сузи и Спутнику, по-видимому, очень нравилась эта новая и
увлекательная игра. Ведь дельфины - самые шаловливые из всех животных;
если их и не обучают играм, они придумывают себе забавы сами. А Сузи и
Спутник, может быть, даже сообразили, что это не просто развлечение, а
начало союза, который может пойти на пользу обоим видам живых существ.
Вот поднялась первая пара карточек "плыть" - "быстро". Джонни нажал
клавиши одну за другой. Гудение коммуникатора после передачи второго
слова еще не успело умолкнуть в его ушах, как Сузи и Спутник понеслись к
краю бассейна. Не сбавляя скорости, они выполнили и команды: "направо" и
"налево" (на сей раз правильно рассчитав поворот от себя), а затем,
опять-таки повинуясь сигналам, замедлили движение и наконец
остановились, услыхав "стоп".
Профессор просто обезумел от радости, даже у невозмутимого доктора
Кейта, наблюдавшего эту сцену, лицо расплылось в улыбке. А Мик скакал по
бортику бассейна, словно какой-нибудь из его предков при исполнении
ритуальной пляски племени. И вдруг все они торжественно замерли: в
воздух поднялась карточка со словом "опасность!".
- Что сделают теперь Сузи и Спутник? - подумал Джонни, нажима
клавишу.
Но Сузи и Спутник только посмеялись над ним. Они прекрасно
понимали, что это лишь игра, и не дали себя провести. Реакция у них была
гораздо более быстрой, чем у него; дельфины знали каждый сантиметр
своего бассейна и почуяли бы опасность задолго до того, как медленный
человеческий разум смог бы их предупредить.
Тут профессор Казан совершил небольшую тактическую ошибку. Он велел
Джонни отменить предыдущий сигнал, передав новый: "опасности нет".
Обоих дельфинов мгновенно охватило какое-то судорожное, бившее
ключом возбуждение. Они носились по всему бассейну, выпрыгивали в воздух
чуть ли не на два метра и мелькали мимо Джонни с такой скоростью, что он
боялся, как бы они его не протаранили. Это представление продолжалось
несколько минут, а потом Сузи высунула голову из воды и, судя по
интонации, сказала профессору какую-то дерзость. Теперь наблюдатели
поняли, что дельфины потешались над ними.
Оставалось испытать еще один сигнал. Отнесутся ли они к нему, как к
шутке, или воспримут всерьез? Профессор Казан помахал карточкой со
словами "на помощь!". Джонни нажал на клавишу и пошел ко дну, пуска
пузыри для большего правдоподобия. Два серых метеора ринулись к нему. Он
почувствовал сильный, но ласковый толчок, вынесший его на поверхность.
Джонни не смог бы, даже если б старался, оставаться под водой: дельфины
поддерживали его так, чтобы голова находилась на поверхности, - подобным
же образом они помогают своим раненым товарищам. Поверили ли они, что
сигнал "на помощь!" был настоящим, или не поверили, но рисковать не
хотели.
Профессор жестом поманил Джонни, и тот поплыл к берегу. Но озорство
дельфинов словно передалось ему. Он так развеселился, что без всякой
надобности нырнул на дно, сделал там сальто и поплыл на спине. Он даже
принялся подражать движениям дельфинов - свел вместе ноги в ластах,
стараясь плавно, по-дельфиньи, двигаться в воде.
В какой-то степени это удалось ему, только скорость была не та, он
плыл раз в десять медленней, чем могли плавать дельфины.
Сузи и Спутник неотступно следовали за мальчиком, иногда нежно
касаясь его. Джонни чувствовал, что, по крайней мере, для этих двоих ему
никогда не понадобится нажимать на клавишу "друг".
Когда он вылез из бассейна, профессор Казан обнял его так, как
обнимают давно потерянного и вдруг обретенного сына; даже доктор Кейт, к
ужасному смущению Джонни, попытался прижать его к себе костлявыми
руками, и Джонни в последнее мгновение едва сумел увильнуть.
Покинув "зону молчания", оба ученых принялись болтать, как
взволнованные школьники.
- Так хорошо, что просто не верится, - сказал доктор Кейт. - Они
все время опережали нас!
- Я это отметил, - кивнул профессор, - Не знаю, соображают ли они
лучше нас, но что быстрее - это точно.
- А можно мне в следующий раз испробовать эту штуку? - жалобно
спросил Мик.
- Да, - тотчас же ответил профессор Казан. - Ясно, с Джонни-то они
готовы общаться сколько угодно, а вот как они поведут себя с другими
людьми - следует проверить. Я уже вижу, как отряды специально обученных
дельфинов-водолазов ломают границы доступных нам сейчас глубин, с их
помощью мы будем проводить исследования, поднимать затонувшие ценности и
делать еще сотни дел.
Весь поглощенный своими замыслами, профессор вдруг резко
остановился.
- Я только что вспомнил два слова, которых не хватает в
коммуникаторе, их надо немедленно вставить.
- Какие же слова? - спросил доктор Кейт.
- "Пожалуйста" и "спасибо", - ответил профессор.
Более ста лет на Острове Дельфинов жило предание. Конечно, рано или
поздно кто-нибудь рассказал бы его Джонни, но случилось так, что он
наткнулся на это предание сам.
Однажды, чтобы сократить путь, он пошел напрямик через лес,
покрывавший большую часть острова. Как обычно в таких случаях, путь
вовсе не стал короче. Только-только свернул он с дорожки, как сразу же
заблудился в густых зарослях пандануса и пизонии, а ноги его при каждом
шаге проваливались по колено в почву, изрытую норами буревестников.
Странно было чувствовать себя "затерявшимся" в каких-нибудь двух
сотнях метров от поселка, где было множество людей, где жили его друзья.
Джонни легко мог вообразить, что путешествует в самом сердце бесконечных
джунглей, в тысячах километров от цивилизованных мест, что он одинок в
этих таинственных неосвоенных дебрях. Но опасность не грозила ему,
достаточно было пяти минут ходьбы в любом направлении, чтобы выбратьс
из леска. Правда, он может выйти не туда, куда хотел, но на таком
маленьком островке это не имеет значения.
Вдруг он заметил, что уголок джунглей, куда он забрел, выглядит
довольно странно. Деревья были меньше, и весь лес не так густ, как в
других местах. Осмотревшись, Джонни сообразил, что когда-то этот участок
леса был расчищен. Но его, очевидно, давно забросили, и он успел
зарасти. А еще через несколько лет он и совсем одичает.
"Интересно, кто мог жить здесь за много лет до того, как радио и
авиация связали Большой барьерный риф с остальным миром? - подумал он. -
Разбойники? Пираты?"
В голове его теснились всякие романтические предположения, и он
принялся шарить у корней деревьев в чаянии какой-нибудь находки.
Потом ему надоели бесплодные поиски, и он решил, что все это только
игра его воображения. И тут же наткнулся на закопченные камни, укрытые
листьями, полузасыпанные землей. "Очаг!" - подумал он и принялся за
раскопки с удвоенной силой. Вскоре он нашел несколько кусков ржавого
железа, чашку без ручки и ломаную ложку.
И это все. Не ахти какое сокровище! Находки все же
свидетельствовали, что когда-то давно здесь побывали люди, и не дикари,
а люди из мира цивилизации. Не на пикник же приехали они сюда, на Остров
Дельфинов, отстоящий так далеко от материка! Кто бы они ни были, их
привела к этому месту какая-то важная причина.
Захватив на память ложку, Джонни покинул старую расчистку и через
десять минут уже был на побережье. Теперь следовало найти Мика. Он
обнаружил его в учебной комнате, где тот заканчивал второй раздел
математической программы по ленте No 3. Как только Мик освободился,
выключил обучающую машину и показал ей нос, Джонни протянул ему ложку и
рассказал, где нашел ее.
К его удивлению, Мику вроде бы стало не по себе.
- Лучше бы ты ее не брал, - сказал он. - Снеси-ка назад.
- Почему? - с удивлением спросил Джонни. Замешательство Мика стало
еще сильней. Он переступал своими большими босыми ногами по полу из
блестящего пластика и явно уклонялся от прямого ответа.
- Конечно, - сказал он, - я по-настоящему не верю в привидения, но
оказаться там темной ночью я бы не хотел.
Джонни бесился от нетерпения. Но ничего не поделаешь, придетс
ждать, пока Мик на свой лад поведает ему эту быль.
Мик начал с того, что потащил Джонни на узел связи, вызвал по
телефону музей в Брисбене и сказал несколько слов помощнику заведующего
отделом истории Квинсленда.
Через несколько секунд на телевизионном экране появилось
изображение странного предмета, стоявшего в стеклянном шкафу. Это был не
то железный бак, не то бадья площадью с квадратный метр и высотой
сантиметров шестьдесят. Рядом лежали два грубо сколоченных весла.
- Как ты думаешь, что это такое? - спросил Мик.
- Какая-то, бадья, - сказал Джонни.
- Да, - сказал Мик, - но она послужила и лодкой. Сто тридцать лет
назад в ней отплыли с этого острова трое людей.
- Три человека в такой вот штуке?
- Видишь ли, один из них был младенцем. А двое взрослых - это
англичанка Мэри Уотсон и ее повар-китаец по имени А... - не помню, как
дальше.
Слушая странную историю, Джонни старался перенестись в те времена,
которые казались ему невообразимо далекими. Между тем дело происходило в
1881 году - менее полутора веков назад. Тогда уже существовали телефоны
и паровые машины, уже родился Альберт Эйнштейн. Но каннибалы все еще
плавали на своих боевых каноэ вдоль Большого барьерного рифа.
Презрев опасность, недавно женившийся капитан Уотсон поселился на
Острове Дельфинов. Он занялся сбором и продажей морских огурцов, или
beche-de-mer - безобразных, похожих на колбасы существ, неуклюже
ползавших среди кораллов по дну каждого озерка. Китайцы хорошо платили
за высушенную оболочку этих созданий, которую ценили как лекарственное
снадобье.
Вскоре запасы beche-de-mer на острове истощились, и капитану
пришлось уплывать все дальше и дальше от дома. Он, бывало, пропадал на
своем суденышке по нескольку недель кряду, предоставляя заботиться о
доме и новорожденном сыне своей жене, которой помогали двое слуг -
китайцев.
Именно в отсутствие капитана на острове и высадились дикари. Они
успели убить одного из слуг и тяжело ранить другого, прежде чем Мэри
Уотсон заставила их отступить выстрелами из ружья и револьвера. Но она
знала, что дикари на этом не успокоятся, а муж вернется не раньше чем
через месяц.
Положение создалось отчаянное, но Мэри Уотсон была женщиной храброй
и предприимчивой. Она решила бежать с острова вместе с младенцем и боем,
приспособив вместо шлюпки железную бадью - для варки beche-de-mer. Мэри
надеялась, что ее подберет одно из судов, курсировавших вдоль рифа.
Она погрузила в свое маленькое валкое суденышко запасы пищи и воды
и принялась отгребать подальше от дома.
Тяжело раненный слуга почти не мог ей помогать, а четырехмесячный
сын нуждался в постоянном уходе. Ей повезло только в одном - стоял
полный штиль, иначе они не продержались бы на воде и десяти минут.
На следующий день они высадились на ближайшем рифе и провели там
двое суток, высматривая судно. Однако ни один корабль не показался на
горизонте. Им пришлось вновь пуститься в плавание. На этот раз они
достигли островка, лежащего в сорока двух милях от места, где началось
их путешествие.
Тут они увидели шедший мимо пароход, но никто на борту не заметил
миссис Уотсон, отчаянно махавшую платком, которым она обычно кутала
своего сына.
На острове не было воды, а взятый с собой запас кончился. Однако
они прожили еще четыре дня, медленно умирая от жажды, тщетно надеясь на
дожди, которые так и не хлынули, и на появление корабля, который так и
не пришел.
Через три месяца, совершенно случайно, капитан проходившей мимо
шхуны послал на остров нескольких матросов поискать чего-нибудь
съедобного. Они нашли труп повара-китайца и железную бадью, укрытую в
зарослях. Там, скорчившись, лежала Мэри Уотсон, все еще прижимавшая к
груди своего сына. Рядом с ней обнаружили журнал восьмидневного
путешествия, который она вела до самого конца.
- Я сам видел его в музее, - торжественно сказал Мик. - Он написан
на дюжине листков, вырванных из блокнота. Многое еще можно прочесть,
никогда не забуду последнюю запись. Она совсем короткая: "Воды нет, мы
почти мертвы от жажды".
Мальчики долго молчали. Джонни взглянул на ломаную ложку, которую
все еще держал в руке. Глупо, конечно, но он вернет ее назад, на место,
откуда взял, из уважения к доблестной Мэри Уотсон. Он понял, почему Мик
и другие так относятся к ее памяти. И еще подумал, что, верно, в лунные
ночи островитянам, наделенным самым пылким воображением, часто
мерещилось, будто они видят молодую женщину, уплывающую в море в
железной бадье...
Но тут ему вдруг пришла в голову другая, еще больше взволновавша
его мысль. Он повернулся к Мику, не решаясь спросить. Но это и не
понадобилось - Мик сам дал ответ.
- Мне очень неприятна вся эта история, - сказал он, - хоть это и
случилось так давно. Я, видишь ли, точно знаю, что дедушка моего дедушки
участвовал в пиршестве, когда ели второго китайца.
Теперь Джонни и Мик ежедневно плавали в бассейне вместе с двум
дельфинами, чтобы исследовать их способность и готовность сотрудничеству
с людьми. Дельфины попривыкли к Мику, выполняли его требования,
передававшиеся через коммуникатор, но полностью завоевать их
расположение он так и не смог. Иногда они даже пытались напугать Мика,
кидались на него, оскалив зубастую пасть, но в самый последний момент
отворачивали. Они никогда не позволяли себе таких штучек с Джонни, хот
частенько покусывали его ласты или осторожно терлись о него, ожидая,
чтобы он погладил или пощекотал их.
Мик, конечно, огорчался, он не понимал, почему Сузи и Спутник
отдают предпочтение такому, по его выражению, бледнокожему лилипуту, как
Джонни. Но дельфины так же эмоциональны, как люди, а о вкусах не спорят.
Успех пришел к Мику позднее и при таких обстоятельствах, каких никто
ожидать не мог.
Несмотря на споры и распри, ребята стали настоящими друзьями, их
редко можно было увидеть врозь. Мик оказался, в сущности, первым близким
другом в жизни Джонни. На это были свои причины, хотя Джонни не очень-то
об этом раздумывал. Он лишился родителей, когда был совсем мал, и
инстинктивно боялся привязаться к кому-нибудь другому. Но теперь его
прошлое ушло далеко и во многом потеряло свою власть над ним.
К тому же Мик вызывал всеобщее восхищение. Он был прекрасно развит
физически, подобно большинству островитян: это досталось ему в дар от
многих поколений предков, проводивших жизнь в борьбе с морем. Он был
ловок, умен и набит сведениями о таких вещах, о которых Джонни никогда
не слыхивал. Конечно, без недостатков не обойдешься, но не столь уж они
велики: нетерпеливость, склонность к преувеличениям и любовь к грубым
шуткам, которая, впрочем, часто приносила неприятности ему самому.
К Джонни он относился покровительственно - почти по-отцовски, как
сильный мужчина к более слабому. А может быть, его доброе сердце
островитянина, имевшего четырех братьев, трех сестер и считавшего теток,
дядей, кузенов, кузин, племянников и племянниц десятками, чувствовало
внутреннее одиночество этого сироты, бежавшего с другого конца света.
С тех пор как Джонни одолел азбуку водолазного искусства, он начал
приставать к Мику с просьбами взять его с собой за риф, чтобы испытать
силы на глубине, где водятся крупные рыбы, и проверить, чему же он
научился. Но Мик не спешил. Нетерпеливый в малом, он умел быть
осторожным в большом. Он-то знал, что одно дело - нырять в маленьком,
безопасном водоеме или даже в море - у самой пристани и совсем другое -
пускаться в подводное плавание на настоящих глубинах. Там случаетс
всякое из-за сильных течений, внезапных штормов, из-за коварного
нападения акул. Даже для опытного водолаза море полно неожиданностей.
Оно не щадит тех, кто допустил ошибку, и редко дает возможность ее
исправить.
И все-таки благоприятный случай представился Джонни, правда, совсем
не так, как он мечтал. Помогли Сузи и Спутник. Профессор Казан решил,
что пришло время предоставить им свободу и заставить их добывать пищу
самим. Он никогда не держал у себя дельфинов дольше года, по его мнению,
это было бы несправедливо. Дельфины-животные общественные и должны жить
среди себе подобных. Почти все выпущенные на волю ученики профессора
держались поблизости от острова, их всегда можно было позвать с помощью
подводного громкоговорителя. Профессор не сомневался, что Сузи и Спутник
поведут себя так же.
Но случилось неожиданное: Сузи и Спутник вообще отказались покинуть
бассейн. Когда ворота перед ними распахнулись, дельфины немного проплыли
по каналу, ведущему к морю, но потом ринулись обратно, словно
испугались, что им отрежут путь назад.
- Это потому, - с негодованием сказал Мик, - что они привыкли
получать готовое, им просто лень самим ловить рыбу.
Тут, возможно, была доля истины, но не вся истина. Как только по
приказу профессора Казана Джонни поплыл по каналу к морю, оба дельфина
последовали за ним, ему даже не пришлось нажимать ни на одну клавишу
коммуникатора.
Теперь никто больше не плавал в опустевшем бассейне, для которого
профессор Казан готовил другое применение, хотя никто не подозревал об
этом.
Каждый день, сразу же после утренних уроков в школе, Мик и Джонни
спешили к рифу, чтобы встретиться с обоими дельфинами. Обычно они брали
с собой акваплан Мика, он служил им плавучей базой, куда удобно было
складывать снаряжение и пойманную рыбу.
Мик рассказал ужасную историю о том, как однажды он сидел на этом
самом акваплане, а вокруг него рыскала тигровая акула и пыталась
откусить кусок от тридцатифунтовой барракуды, которую он убил копьем и
сдуру оставил в воде на привязи.
- Если хочешь долго прожить на Большом барьерном рифе, - сказал он,
- вытаскивай рыбу из моря сразу, как проткнешь ее. Австралийские акулы -
самые подлые в мире, что ни год, они губят трех-четырех водолазов.
Чудесная перспектива! Джонни невольно стал подсчитывать, сколько
времени понадобится акуле, чтобы прогрызть пять сантиметров пенистого
фиброгласа, из которого сделан акваплан Мика, если она всерьез возьметс
за дело...
Однако под эскортом Сузи и Спутника можно было не бояться акул.
Джонни и Мику даже редко приходилось видеть их. То, что мальчиков
неотступно сопровождали два дельфина, дарило чудесное ощущение
безопасности. Такого никогда не мог испытать в открытом море ни один
водолаз. Иногда к Сузи и Спутнику присоединялись Эйнар и Пегги, а как-то
за ними увязалась целая стая - не меньше полусотни дельфинов. Не так уж
это было удобно - толпа закрыла обзор, и Джонни с Миком почти ничего не
видели вокруг. Джонни мог бы нажать на клавишу "уходите!", но боялс
обидеть друзей.
Он достаточно поплавал в мелких водоемах на большой коралловой
банке вокруг острова. Но спускаться в открытое море вдоль внешнего ската
рифа было всякий раз страшновато. Иногда вода бывала такой прозрачной,
что Джонни чудилось, будто он парит в воздухе, казалось, ничто не
отделяет его от острозубых коралловых глыб, хотя до них оставалось не
меньше десяти метров... Ему приходилось напоминать себе, что он не
упадет - здесь это невозможно.
В некоторых местах большой риф, окаймлявший остров, уходил в
глубину почти отвесной стеной кораллов. Необыкновенно увлекательно было
скользить вдоль этого обрыва, спугивая великолепно окрашенных рыб,
живущих в трещинах и углублениях. Джонни не раз пытался найти в
справочниках института названия самых ярких из этих порхающих обитателей
рифа, но натыкался чаще всего лишь на непроизносимую латинскую
классификацию.
Кое-где со дна неожиданно вздымались, доходя почти до самой
поверхности, остроконечные скалы. Мик называл их шестами. Иногда они
напоминали Джонни зазубренные утесы Большого каньона у него на родине.
Однако они не были созданием сил эрозии. Наоборот, они медленно росли на
костяках бесчисленных, уже умерших кораллов. Живым был только тонкий
слой, а под ним находилась известковая масса, достигавшая трех-шести
метров в высоту и весившая много тонн. При плохой видимости - после
шторма или ливня - вдруг, словно из тумана, возникали перед водолазом
эти каменные чудовища.
Почти все они были изрыты пещерами, которые населяло множество
обитателей. Не стоило соваться туда, если не знаешь, кто хозяин этого
дома. Там могла сидеть угревидная мурена, непрерывно разевающая и
захлопывающая свою отвратительную пасть. Или семейство дружелюбных, но
отнюдь не безобидных рыб-скорпионов, иглы их топорщились, словно перья у
рассерженного индюка, а наконечники игл были ядовиты.
В больших пещерах жила обычно американская треска или морской
окунь. Некоторые из них были гораздо больше Джонни, но не могли нанести
никакого вреда и сами испуганно шарахались в сторону при его
приближении.
Вскоре Джонни научился различать породы рыб и узнал, где они
водятся. Морские окуни никогда не уплывали далеко от своих отдельных
квартир, и Джонни вскоре стал относиться к некоторым из них, как к
близким друзьям. У одного покрытого шрамами ветерана в нижней губе
торчал рыболовный крючок с обрывком лески. Несмотря на столь неудачный
опыт общения с человечеством, эту рыбу нельзя было назвать недружелюбной
- она позволяла Джонни подплыть к себе так близко, что он мог погладить
ее.
С морскими окунями, муренами, рыбами-скорпионами и другими
постоянными обитателями здешнего подводного мира Джонни свел короткое
знакомство. Однако случалось, что в этот мир заплывали с больших глубин
неожиданные гости, поднимавшие переполох. Но тем-то и был привлекателен
риф, что никогда не угадаешь заранее, с кем тебе доведется встретитьс
на этот раз, даже в таком месте, которое ты знаешь как свои пять
пальцев.
Чаще всего сюда заплывали, разумеется, акулы. Джонни навсегда
запомнил свою первую встречу с акулой. Это случилось, когда однажды он и
Мик ускользнули от своего эскорта, выплыв в море на час раньше обычного.
Он совсем не заметил ее приближения. Акула появилась внезапно - торпеда
идеально обтекаемой формы. Она приближалась к нему медленно, не шевел
ни единым плавником, казалось, без всяких усилий, такая красивая и
изящная, что мысль об опасности просто не могла прийти в голову. Только
когда она оказалась метрах в шести, Джонни заволновался и поискал
глазами Мика. Он увидел своего друга неподалеку, прямо, над собой, и
облегченно вздохнул. Мик спокойно наблюдал, держа, однако, наготове
ружье, заряженное копьем.
Как и большинство ее сородичей, акула была просто любопытна. Она
разглядывала Джонни холодным, неподвижным взором, таким непохожим на
умный дружелюбный взгляд дельфинов, и отвернула в сторону лишь в трех
метрах от мальчика. Джонни успел рассмотреть рыбу-лоцмана, плывшую перед
ее носом, и присосавшегося к ней спиной прилипалу - этого океанского
безбилетника, который пользуется присоском, чтобы всю жизнь ездить
зайцем.
С акулой ничего не поделаешь - аквалангисту остается только
проявить выдержку, следить за ней, ничего не предпринимая, и надеяться,
что она поведет себя так же. Если не растеряешься, она обычно уходит.
Пловец, пытающийся спастись бегством от акулы, не заслуживает уважения -
она свободно делает около 50 миль в час, а пловец-аквалангист примерно
пять.
Страшнее любой акулы были барракуды, стаями плававшие вдоль кра
рифа. Впервые увидев, как вокруг него замелькали, словно серебристые
пики, враждебно глядевшие существа с хищно выставленными вперед
челюстями, Джонни от души обрадовался, что вверху покачивается на волнах
его акваплан. Барракуды были не очень велики - не больше метра в длину,
но в стае их насчитывались сотни; они образовали в воде живую стену,
замкнутый круг, в центре которого оказался Джонни. Чтобы лучше
рассмотреть его, барракуды описывали сужающиеся спирали и подступали все
ближе и ближе. И вот уже Джонни ничего не видел, кроме их блестящих тел.
Он размахивал руками и кричал в воду, но на барракуд это не производило
никакого впечатления. Они неторопливо осмотрели его, потом без
какой-либо видимой причины внезапно повернулись и исчезли в голубой
дали.
Джонни выплыл на поверхность и, крепко вцепившись в акваплан, начал
взволнованно советоваться с Миком. Время от времени он погружал голову в
воду, чтобы проверить, не вернулась ли волчья стая.
- Они тебя не тронут, - успокоил его Мик. - "Куды" - трусы.
Подстрелишь одну - все остальные бросаются наутек.
Джонни успокоился и при следующей встрече с барракудами уже не
испугался. Все же он и потом не испытывал особого удовольствия, когда
серебристые охотники окружали его, подобно флоту космических кораблей из
чуждых миров. Ведь может случиться такое - одна из барракуд отважитс
пойти на риск, и тогда вся стая...
Исследовать риф оказалось не так-то просто - он был слишком велик.
Большая часть его находилась далеко за пределами, доступными пловцу, а
на горизонте виднелись участки, где вообще никто не бывал. Джонни часто
хотелось попасть в такие необследованные места, но он не отваживался -
на обратный путь наверняка не хватит сил. Решение трудной задачи озарило
его однажды, как раз тогда, когда они с Миком усталые возвращались
домой, толкая перед собой акваплан, нагруженный полусотней килограммов
рыбы.
Мик отнесся к его идее скептически: великолепно, но вряд ли
осуществимо.
- Непросто сделать упряжь для дельфинов, - сказал он. - Они такие
скользкие, что никакая сбруя не удержится.
- Я хочу придумать что-нибудь вроде эластичной шлеи, перед самыми
плавниками. Если ее сделать достаточно широкой и плотно прилегающей, она
не будет соскальзывать. Но пока не стоит никому рассказывать, а то
засмеют.
Это было благое, но невыполнимое намерение. Всем хотелось знать,
зачем понадобились губчатая резина, эластичная ткань, нейлоновые веревки
и куски пластика причудливой формы. Так что они вынуждены были во всем
признаться. Провести первые опыты тайно тоже оказалось невозможньм.
Прилаживать упряжь на Сузи пришлось при таком стечении публики, что
Джонни от смущения готов был сквозь землю провалиться.
Тем не менее он застегивал пряжки на полосках ткани, обмотанных
вокруг тела дельфина, стараясь сохранять невозмутимость и пропуская мимо
ушей бесчисленные шутки и советы. Сузи полностью доверилась Джонни и не
выказывала никакого недовольства, словно решив раз навсегда, что он не
причинит ей никакого вреда. Для нее это была удивительная новая игра,
правилам которой она охотно подчинялась.
Упряжь охватывала переднюю часть веретенообразного тела дельфина,
Джонни надеялся, что плавники - хвостовой и спинные - не дадут ей
соскользнуть назад. Он позаботился о том, чтобы дыхало, расположенное в
верхней части головы, оставалось свободным. Дельфины дышат через него,
когда выплывают на поверхность, при погружении же отверстие
автоматически закрывается.
Джонни привязал к упряжи нейлоновые поводья и сильно дернул. Вс
сбруя держалась как будто прочно. Тогда он прикрепил другие два конца к
акваплану Мика и взобрался на доску.
Едва Сузи потянула акваплан от берега, в толпе послышались
насмешливые напутствия. Дельфину не понадобилось никаких приказаний;
Суэи, как всегда, быстро разобралась в положении дел и прекрасно поняла
замысел Джонни.
Джонни подождал, пока они удалятся от берега на несколько сот
метров, и нажал клавишу коммуникатора со словом "налево". Сузи
повиновалась немедленно. Он попробовал сигнал "направо", и она снова
послушалась. Акваплан двигался уже гораздо быстрее, чем мог бы плыть
Джонни, а Сузи не делала никаких видимых усилий.
Они направились прямо в море. Джонни пробормотал: "Ну, я им
покажу!" и тут просигналил: "Быстро". Акваплан слегка подскочил и
понесся по волнам: Сузи дала полный ход. Джонни чуть подвинулся назад, к
краю акваплана, и теперь тот скользил по поверхности, не зарываясь носом
в воду, Джонни был взволнован и горд собой. Интересно, с какой скоростью
они идут! Вообще-то говоря, Сузи способна давать по крайней мере
тридцать миль в час. Даже теперь, в упряжи и с тяжелым аквапланом
позади, она, вероятно, делала миль пятнадцать-двадцать. А это здорово
быстро, когда лежишь на уровне воды и брызги летят тебе в лицо.
Но тут произошла неожиданность - акваплан из-под Джонни рванулся в
сторону, а сам он полетел в другую. Отфыркиваясь, он вынырнул на
поверхность и увидел, что никакой аварии не произошло: просто Сузи
выскочила из своей упряжи, как пробка из бутылки.
Что ж, технические трудности неизбежны в начале любых испытаний.
Хотя до берега плыть не близко, а на берегу все еще стоит целая толпа,
которой только и нужно, что позубоскалить, Джонни не был обескуражен.
Все-таки он победил. Он открыл новый способ передвижения по морю и
теперь, проникнув в тайны рифа, недоступные раньше, он изобрел новый вид
спорта, который когда-нибудь станет приятным развлечением и для людей, и
для дельфинов.
Услышав о выдумке Джонни, профессор Казан пришел в восторг: это как
нельзя лучше отвечало его собственным планам. Замыслы его еще не приняли
определенной формы, но уже начинали проясняться. Пожалуй, через две-три
недели он сможет преподнести своему Консультативному комитету конкретные
предложения. Он задаст его членам нелегкую работу.
Профессор был не из тех ученых, чаще всего математиков, которые
искренне огорчаются, поняв, что их работа в области чистой теории,
оказывается, представляет и практическую ценность. Сам Казан с радостью
посвятил бы оставшиеся ему годы изучению языка дельфинов, нимало не
заботясь о приложении своих знаний, но он понимал, что пришло врем
использовать эти знания в жизни. Его принудили к этому сами дельфины.
Он все еще не знал, как можно, более того - как должно разрешить
проблему, связанную с косатками. Он отчетливо понимал, что, если
дельфины рассчитывают получить помощь от человеческого рода, они и сами
должны проявить добрую волю, чтобы стать полезными людям.
Еще в шестидесятых годах XX века доктор Джон Лилли - первый ученый,
попытавшийся войти в непосредственное общение с дельфинами, наметил пути
их сотрудничества с человеком. Дельфины могут спасать потерпевших
кораблекрушение - как это было с Джонни - и способствовать неизмеримому
расширению наших знаний об океане. Им должны быть известны существа,
никогда не виданные человеком, они могут даже решить все еще не решенную
загадку Морского Змея. Если они будут систематически помогать рыбакам -
а до сих пор это были лишь отдельные случаи, - им предстоит сыграть
важную роль в насыщении шести миллиардов жителей Земли.
Всем этим безусловно стоило заняться. Кроме того, у профессора
Казана имелись и собственные соображения. Дельфины могут разыскать и
обследовать в Мировом океане любое затонувшее судно, разумеется, если
оно лежит на глубине не свыше трехсот метров, поскольку это предел
погружения дельфинов. Они найдут такое судно, даже если оно потерпело
крушение сотни лет назад и погребено под илом или кораллами. Чрезвычайно
тонкое обоняние или, точнее, необычайно развитое чувство вкуса позволяет
им обнаруживать в воде едва заметные следы металла, нефти или дерева.
Дельфины-разведчики, обнюхивая морское дно, подобно собакам-ищейкам,
могут вызвать революцию в морской археологии. Профессор Казан даже
задумывался над тем, нельзя ли выдрессировать их для поисков золота по
запаху...
Профессору была необходима практическая проверка некоторых своих
теорий. И вот однажды "Летучая рыба" взяла курс на север. На борту, в
специально установленных резервуарах, находились Эйнар, Пегги, Сузи и
Спутник. На судно погрузили также большое количество специального
оборудования. Но, к величайшему огорчению Джонни, его-то самого не
взяли. ОСКАР запретил это.
- Очень жаль, Джонни, - сказал профессор, мрачно разглядыва
карточку с машинописным текстом, которую выкинуло счетно-решающее
устройство. - У тебя пять по биологии, пять с минусом по химии, четыре с
плюсом по физике и только четыре с минусом по английскому, математике и
истории. Это, знаешь ли, не слишком хорошо. Сколько времени ты проводишь
под водой?
- Вчера я совсем не выходил из дому, - уклончиво ответил Джонни.
- Ничего удивительного, - вчера ведь ни на минуту не прекращалс
дождь. Я имею в виду в среднем за день.
- О, часа два.
- Утром и днем - так это надо понимать. Ну, так вот, ОСКАР
выработал для тебя новое расписание, с упором на те предметы, по которым
ты недостаточно успеваешь. Боюсь, что ты еще больше отстанешь, если
отправишься в плавание вместе с нами. Мы будем отсутствовать две недели,
а тебе нельзя терять столько времени.
Ничего не поделаешь. Спорить было бесполезно, даже если бы он
решился на это. Джонни понимал, что профессор прав. Коралловый остров и
в самом деле не лучшее на свете место для занятий.
Прошли долгие две недели, прежде чем "Летучая рыба" вернулась после
нескольких заходов в порты материка. Она добралась до самого Куктауна,
где в 1770 году великий капитан Кук приставал к берегу, чтобы починить
свой поврежденный "Индевр".
И хотя время от времени по радио передавали вести об экспедиции,
подробности Джонни узнал только от Мика, когда вернулось судно. Отъезд
Мика с экспедицией благотворно повлиял на занятия Джонни, ведь некому
стало отвлекать его от учителей и обучающих машин. Поэтому успехи Джонни
за эти две недели были просто замечательны, профессор остался доволен
им.
Первое, что Мик показал Джонни по возвращении из плавания, был
матово-белый камешек величиной с горошину, почти яйцевидной формы.
- Что это? - спросил Джонни, на которого камешек не произвел
никакого впечатления.
- Неужели не знаешь? Жемчужина. И даже очень хорошая.
Это сообщение тоже не вызвало у Джонни восторга. Но ему не хотелось
обидеть Мика, к тому же он боялся выказать собственное невежество.
- Где ты ее нашел? - спросил он.
- Это не я. Пегги нырнула за ней на глубину почти в полтораста
метров. Во впадине Марлина. Люди там никогда не работали - это опасно,
даже при современном снаряжении. Но однажды дядя Генри спустился на дно
в мелком месте и показал дельфинам, как выглядят раковины с серебристыми
створками. Тогда Пегги, Сузи и Эйнар натаскали на судно несколько
центнеров раковин. Профессор говорит: "Хватит, чтобы покрыть все наши
расходы".
- Хватит таких вот жемчужин?
- Да нет же, глупый, раковин. Самый лучший материал для пуговиц и
рукояток ножей - перламутр жемчужниц, а устричные фермы не могут
полностью обеспечить потребность в раковинах. Профессор считает, что с
помощью нескольких сот прирученных дельфинов можно отлично наладить
добычу жемчужниц в промышленном масштабе.
- А погибшие корабли попадались?
- Штук двадцать, но почти все они уже значились на картах
адмиралтейства. Это не так интересно. Самый важный опыт мы провели с
рыболовными траулерами из Гладстона. Нам удалось загнать две стаи тунцов
прямо к ним в сети.
- Воображаю, как обрадовались рыбаки.
- Как бы не так! Они попросту не поверили, что это сделали
дельфины, - уверяли, будто тут поработали их электрические поля и
звуковые приманки. Но мы-то знаем лучше и докажем это, когда
выдрессируем побольше дельфинов. Мы сможем загонять рыбу, куда захотим.
И вдруг Джонни вспомнил, как еще при первой их встрече профессор
Казан сказал: "У дельфинов свободы больше, чем когда-либо будет у нас на
суше. Они никому не принадлежат и, надо надеяться, никогда принадлежать
не будут". И вот теперь... Неужели они потеряют свою свободу?! И
виноватым окажется сам профессор, несмотря на все его благие намерения?
Это покажет будущее. А может быть, дельфины совсем не так свободны,
как воображают люди. Джонни не мог забыть рассказ о косатке, в брюхе
которой обнаружили останки по крайней мере двадцати дельфинов-детей
мирного морского народа.
За свободу, как и за все на свете, приходится платить, - профессор
Казан уже думал об этом, как и о многом другом. Быть может, дельфины
захотят вступить в сделку с человечеством, променяв часть своей свободы
на безопасность. На это пришлось пойти многим нациям, причем сделка не
всегда оказывалась для них выгодной.
Впрочем, профессор Казан пока не очень тревожился. Он все еще
ставил опыты и накапливал информацию. Решения были впереди; договор
между человеком и дельфинами, о котором он уже подумывал, оставалс
делом далекого будущего. Возможно, что договор этот даже не будет
подписан при жизни профессора, - если вообще можно ожидать, что дельфины
смогут его подписать. Но почему бы и нет? Мышцы рта у них удивительно
развиты - они доказали это, собирая и доставляя сотни жемчужных раковин
с серебристыми створками. А в дальние планы профессора входило обучение
дельфинов письму или, по крайней мере, рисованию.
Еще больше времени - быть может, целые века - потребуется дл
осуществления другого его плана - составления Истории моря. Профессор
Казан всегда подозревал - а теперь был уверен, - что у дельфинов
чудесная память. До изобретения письма так было и с людьми, они хранили
свое прошлое в голове. Древние сказители запоминали бесчисленные
сочетания слов и передавали их из поколения в поколение. Песни, которые
они пели, легенды о богах и героях, о битвах, происходивших в
доисторические времена, являли собой причудливую смесь фактов и вымысла.
Но факты были - следовало только добраться до них. Так, в девятнадцатом
веке Шлиман добрался до Трои, покрытой толщей культурного слоя, который
образовался за три тысячи лет, и доказал, что Гомер говорил правду.
У дельфинов тоже были свои менестрели и барды, хотя профессору пока
еще не удалось установить контакт с кем-либо из них. Эйнар пересказывал
содержание некоторых преданий, слышанных им в юности. Профессор перевел
их с магнитофонной записи и убедился, что легенды дельфинов содержат
богатейшую информацию, которую нельзя найти нигде больше. Легенды эти
уходили в глубь времен, дальше, чем любые мифы или предания людей, ибо
некоторые из них содержали прямые указания на ледниковые периоды, а от
последней из этих эпох нас отделяет семнадцать тысяч лет.
Одно сказание было настолько необычным, что профессор Казан не
поверил собственному толкованию. Он передал магнитофонную запись доктору
Кейту и попросил перевести текст.
Кейту, который знал дельфиний язык далеко не так хорошо, как
профессор, понадобился почти месяц, чтобы разобраться в записи. Но и
после этого он излагал то, что перевел, столь неохотно, что Казану
пришлось прямо вытаскивать клещами каждое слово.
- Очень старинное предание, - начал Кейт. - Эйнар повторил это
несколько раз. То, о чем в нем рассказывается, видимо, произвело на
дельфинов огромное впечатление. Эйнар утверждает, что ничего подобного
не случалось ни раньше, ни позже. Насколько я понял, однажды ста
дельфинов плыла ночью мимо большого острова. Вдруг стало светло, как
днем, и "солнце спустилось с неба". Я совершенно уверен в этой фразе.
"Солнце" село в воду и погасло; во всяком случае, стало снова темно. Но
по морю плавал огромный предмет - длиной в 128 дельфинов. Я передаю
правильно?
Профессор Казан кивнул.
Я согласен со всем, кроме цифры. По моей дешифровке, выходит 256,
но важно не это. Без сомнения, предмет был велик.
Он знал, что дельфины пользовались двоичной системой счисления. Это
было естественно, ибо они могли считать только на двух "пальцах" или
плавниках. Их слова, означающие 1, 10, 1000, 10000, соответствовали 1,
2, 4, 8, 16 по десятичной системе, принятой у людей. Поэтому для них 128
и 256 были круглыми числами, удобными для выражения величин
приблизительных, а не основанных на точных измерениях.
- Дельфины испугались и старались держаться подальше от предмета, -
продолжал доктор Кейт. - Предмет продолжал плавать по воде, из него
неслись странные звуки. Эйнар пробовал передать некоторые из них; они
похожи на работу электрических моторов или компрессоров.
Профессор Казан кивнул в знак согласия, но не стал прерывать своего
собеседника.
- Затем произошел чудовищный взрыв, море нагрелось и закипело. Все
живое на расстоянии 1024 или даже 2048 длин от предмета погибло. Сам же
предмет стал быстро тонуть, и по мере его погружения происходили новые
взрывы.
- Даже те дельфины, которые уцелели при взрыве и, казалось, были
невредимы, вскоре умерли от неведомой дотоле болезни. Многие годы никто
не заплывал в те места. Но все было тихо, ничего больше не случалось, и
тогда несколько любознательных дельфинов отправились туда. Там, на дне,
они нашли нечто огромное со множеством "пещер" и принялись охотиться на
рыбу в этих пещерах. А потом и они умерли от той же странной болезни. С
тех пор никто и близко не подплывает к тому месту. Думаю, - добавил
Кейт, - что основным назначением этого предания является предупреждение
об опасности.
- Да, предупреждение, повторяемое на протяжении тысяч лет,
-согласился профессор. - Но о какой опасности?
Доктор Кейт беспокойно повернулся на своем стуле.
- Просто невероятно, - сказал он. - Но если эта легенда основана,
на фактах - а трудно предположить, чтобы дельфины могли ее целиком
придумать, - некогда, тысячи лет назад, где-то в океане опустилс
космический корабль. Его атомные двигатели взорвались, и радиоактивность
поразила все вокруг. Фантастическая гипотеза, но я не могу предложить
иного объяснения.
- Почему фантастическая? - спросил профессор Казан. - Мы теперь
точно знаем, что во Вселенной хватает разумной жизни. Естественно
думать, что обитатели дальних миров умеют строить космические корабли.
Собственно говоря, следовало бы удивляться другому: почему они не
побывали до сих пор на Земле? Да, некоторые ученые считают, что в
прошлом гости из космоса навещали нас, но так давно, что не осталось
никаких доказательств. Что ж, теперь мы, пожалуй, кое-какие
доказательства получим.
- Что вы думаете делать?
- Сейчас ничего. Я расспрашивал Эйнара, но он понятия не имеет о
том, где все это произошло. Нужно разыскать одного из этих дельфиньих
менестрелей и записать сагу полностью. Будем надеяться, что она содержит
больше подробностей. Когда, же мы приблизительно определим район, нам,
очевидно, удастся разыскать обломки с помощью гейгеровского счетчика -
даже если прошло десять тысяч лет. Боюсь только одного.
- Чего же?
- Могло случиться, что косатки сожрали информацию вместе с ее
носителем. И мы никогда не узнаем правды.
Ни одного гостя никогда еще не встречали на острове со столь
смешанными чувствами. Все, кто не ушел в море, толпились вокруг
бассейна, когда с юга показался грузовой вертолет, летевший с
научно-исследовательской Тасманийской станции по изучению китов.
Вертолет повис над бассейном, и струи воздуха от его роторов
вычерчивали на поверхности воды фантастические, беспрестанно менявшиес
рисунки. Затем в его брюхе раскрылся люк, и оттуда медленно стала
опускаться большая петля с грузом. Едва она коснулась воды, произошло
нечто вроде взрыва, в воздух поднялся фонтан брызг и пены. Над водой
болталась пустая петля, а в бассейне кружило, обследуя его, самое
большое и свирепое из всех существ, когда-либо побывавших на Острове
Дельфинов.
Но Джонни, впервые увидевший косатку, был слегка разочарован. Она
оказалась меньше, чем он ожидал, хоть и была значительно крупнее любого
дельфина. Когда грузовой вертолет исчез вдали и уже можно было не
кричать, а просто разговаривать, Джонни поделился своим разочарованием с
Миком.
- Так это же самка, - ответил Мик. - Они вдвое меньше самцов.
Поэтому их гораздо легче содержать в неволе. Этой, пожалуй, достаточно
центнера рыбы в день.
Несмотря на понятное предубеждение, Джонни пришлось признать, что
косатка красива. Пестрая расцветка - белая снизу, черная на спине,
большое белое пятно за каждым глазом - она была просто неотразима. Из-за
этих пятен она тут же получила прозвище "Снежинка".
Окончив осмотр бассейна, косатка принялась разглядывать окружающий
мир. Она высунула массивную голову из воды, обвела умным, проницательным
взором толпу и лениво разинула пасть.
При виде этих страшных, похожих на заостренные колья зубов среди
зрителей пронесся почтительный шепот. Кажется, Снежинка правильно
оценила произведенный ею эффект, потому что снова зевнула, еще шире
раскрыв пасть и показав во всей красе ряды ужасающих зубов. У дельфинов
зубы маленькие, похожие на булавки, они служат просто для того, чтобы
схватить рыбу, перед тем как проглотить ее целиком. Но эти зубы... Они
выполняли ту же работу, что и акульи. Могли перекусить пополам тюлен
или дельфина, а то и человека.
Итак, на острове появилась своя косатка! Конечно, всем не терпелось
увидеть, что будет с ней делать профессор. Первые три дня он оставлял ее
в покое. Должна же она привыкнуть к новой обстановке и оправиться от
потрясения, вызванного перевозкой. Однако косатка уже несколько месяцев
прожила в неволе и вполне привыкла к людям. Она очень быстро успокоилась
и пожирала с одинаковой жадностью всю рыбу, которую ей давали, - и
живую, и снулую.
Обязанность кормить косатку возложили на семью Мика. Это делал
обычно отец Мика, Джо Науру, или его дядя Стефен, шкипер "Летучей рыбы".
Взялись-то они за этот труд, чтоб немножко подзаработать, однако вскоре
прониклись симпатией к своей подопечной. Косатка оказалась не только -
умной - это никого не удивляло. Она была еще и добродушной, что уж
совсем как будто не вязалось с ее репутацией убийцы. Особенно
симпатизировал ей Мик, а она встречала его с явным удовольствием всякий
раз, как он появлялся у бассейна, и выказывала разочарование, если он
уходил, ничем ее не угостив.
Убедившись, что Снежинка успокоилась и обрела вкус к жизни,
профессор приступил к первым опытам. Через подводный гидрофон он передал
несколько фраз на языке дельфинов, записанных на пленку, и стал
наблюдать ее реакцию.
Сначала эта реакция была весьма бурной. Косатка принялась носитьс
по бассейну во всех направлениях, разыскивая, откуда шел голос.
Несомненно, она его узнала, он связывался у нее с представлением о пище,
и она решила, что кушать подано.
Всего через несколько минут косатка поняла, что обманута - в
бассейне нет никаких дельфинов. Она продолжала прислушиваться к звукам,
несшимся из гидрофона, но гоняться за ними больше не собиралась.
Профессор Казан был разочарован, он-то надеялся что, услышав дельфинью
речь, косатка ответит на своем языке! Но она упорно молчала.
Профессор уже кое-что знал о языке "оркан" - языке косаток. Он
изучил магнитофонные записи звуков, издаваемых косатками. А безошибочна
электронная память ОСКАРА помогла выделить из всей массы записей слова,
совпадавшие с дельфиньими. Таких слов оказалось немало. Например,
названия некоторых рыб у косаток звучали почти так же, как у дельфинов.
Вероятно, оба языка, подобно английскому и немецкому или французскому и
итальянскому, происходили от некоего общего древнего корня. Профессор
Казан считал, что такое родство поможет ему и упростит работу.
Однако нежелание Снежинки общаться с ним не обескуражило
профессора. В сущности, он собирался использовать ее в других целях,
которые не зависели от ее доброй воли.
Недели через две после водворения Снежинки на остров из Индии
прибыла группа специалистов по медицинской аппаратуре. Они немедл
принялись устанавливать вдоль бортика бассейна электронное оборудование.
Как только они закончили эту работу, из бассейна спустили почти всю
воду, и возмущенная косатка беспомощно забарахталась на мелководье.
Теперь за дело взялись десять мужчин. Они были вооружены толстыми
канатами и массивной деревянной рамой, сконструированной так, чтобы
косатка не могла шевельнуть головой.
Все это ей не слишком понравилось, впрочем, так же как и Мику,
которому поручили окатывать Снежинку водой из шланга, чтобы ее кожа не
высохла на солнце.
- Никто тебя не обидит, старушка, - успокаивал он косатку. -
Потерпи немножко, скоро опять заплаваешь.
Но сейчас же сам Мик встревожился по-настоящему: один из техников
подошел к Снежинке, держа в руках какой-то странный инструмент, не то
шприц, не то электрическое сверло, не то помесь их обоих. Этот тип
тщательно наметил участок на верхней стороне ее головы и приставил свою
штуку к этому месту. Потом нажал кнопку. Послышалось негромкое, но
пронзительное завывание мотора, и игла вошла глубоко в мозг Снежинки,
проникнув сквозь толстые кости черепа с такой же легкостью, с какой нож
режит масло.
Эта процедура расстроила Мика куда больше, чем саму Снежинку. Она
ощутила... не больше чем булавочный укол и почти не обратила на него
внимания. Это не могло удивить никого, хоть сколько-нибудь знающего
физиологию, но Мик, как и большинство людей, ничего не слышал об одной
любопытной особенности мозга: он лишен всякой чувствительности. Его
можно резать или протыкать, не причиняя его обладателю боли.
В мозг Снежинки ввели десять датчиков. К ним присоединили провода,
концы которых помещались в плоской обтекаемой коробке, укрепленной на
затылке косатки. Вся операция продолжалась меньше часа. Потом бассейн
снова заполнили водой, и Снежинка принялась лениво плавать взад и
вперед, фыркая и отдуваясь. Эксперимент явно не причинил ей вреда, хот
Мику показалось, что Снежинка посмотрела на него с обидой, так, как
может смотреть человек, брошенный в беде другом, на которого он
рассчитывал.
На следующий день из Нью-Дели прибыл доктор Саха. Он был не только
членом Консультативного комитета института и старым другом профессора
Казана, но и всемирно известным ученым, специалистом по проблемам,
связанным с самым сложным из всех органов человеческого тела - мозгом.
- В последний раз я использовал эту аппаратуру для работы со
слоном, - сказал физиолог, глядя на Снежинку, плававшую в бассейне. -
Эксперимент еще не был окончен, а я уже вертел его хоботом, как хотел,
да так точно, что мог печатать им на пишущей машинке.
- Нам подобная виртуозность не нужна, - ответил профессор Казан. -
Я должен уметь контролировать движения Снежинки и научить ее не жрать
дельфинов.
- Если мои сотрудники вживили электроды туда, куда следовало,
обещаю, что мы справимся. Не сразу, разумеется; сначала мне придетс
составить карту мозга.
Это оказалось весьма деликатным делом. Оно требовало большого
терпения и сноровки и продвигалось медленно. Саха часами сидел за своей
приборной доской, следя, как Снежинка ныряла, грелась на солнце, лениво
описывала круги в бассейне или принимала рыбу от Мика. И все время мозг
ее, как спутник со своей орбиты, передавал сигналы через присоединенную
к нему радиоаппаратуру. Импульсы регистрировались датчиками и
записывались на ленту, так что доктор Саха мог наблюдать картину
электрического возбуждения, соответствующего каждому действию.
Наконец он счел подготовку достаточной и перешел в наступление.
Вместо того чтобы фиксировать импульсы, исходящие из мозга Снежинки, он
стал воздействовать на него электрическими токами.
Смотреть на результаты было увлекательно и жутко. Казалось, тут
вступила в игру не наука, а магия. Нажимая на кнопку или вертя тумблер,
доктор Саха заставлял это крупное животное плыть направо или налево,
описывать круги или выделывать восьмерки, неподвижно лежать в центре
бассейна - словом, командовал Снежинкой, как хотел. Опыты Джонни по
управлению Спутником и Сузи с помощью коммуникатора, которые в свое
время производили столь большое впечатление, теперь выглядели просто
детской игрой.
Но Джонни не обижался. Сузи и Спутник были его друзьями, и он
радовался, что у них оставалась свобода выбора. Если они подчас и не
желали его слушаться - что ж, это было их право. Для Снежинки же не
существовало двух решений; электрические токи, подведенные к мозгу,
превратили ее в живого робота, лишенного собственной воли и
повинующегося приказам доктора Сахи.
Чем больше думал об этом Джонни, тем неуютнее ему становилось.
Неужели такую же систему контроля можно применить и к нему? Он принялс
расспрашивать и узнал, что в лабораторных условиях нечто подобное
производилось неоднократно. Наука получила новое оружие, не менее
грозное, чем атомная энергия, если обратить его не ко благу, а во зло.
Профессор Казан несомненно хотел блага дельфинам, но Джонни все еще
не понимал, как он этого добьется. Немногим больше Джонни понял и тогда,
когда на остров доставили удивительнейшую штуку. Это была большая, в
натуральную величину, механическая модель дельфина, приводимая в
движение электрическими моторами. Эксперимент вступил в следующую
стадию.
Модель изготовил лет двадцать назад ученый из Исследовательской
лаборатории военно-морского флота, который пытался выяснить, почему
дельфины могут плавать так быстро. По его расчетам, мускулатура
дельфинов обеспечивала скорость не свыше десяти миль в час - они же без
всякого труда крейсировали со скоростью по крайней мере в два раза
большей.
Для этого он построил свою модель и с помощью приборов принялс
изучать ее движение в воде. Из всей этой затеи ничего не вышло, но
модель была так великолепна и действовала так безотказно, что ни у кого
не поднялась рука отправить ее на слом, даже когда сам конструктор с
отвращением отвернулся от своего детища. Время от времени ее
демонстрировали публике, и лаборанты бережно стирали с нее пыль. После
одной такой демонстрации профессор и услышал о ней. Слава ее была
ограниченной, но громкой.
Модель могла бы обмануть кого угодно. Разумеется, если речь шла о
человеке. Когда же при стечении десятков зачарованных зрителей ее
запустили в бассейн к Снежинке, результат получился самый неожиданный.
Один-единственный раз косатка бросила на механическую игрушку
презрительный взгляд и потом попросту перестала ее замечать.
- Этого-то я и опасался, - сказал профессор почти без огорчения.
Как истинный ученый, он давно знал, что опыты чаще всего кончаютс
неудачей и не боялся выглядеть посрамленным даже в присутствии других.
(В конце концов, сам великий Дарвин отправился однажды в огород и
несколько часов продудел там на трубе, чтобы установить, действует ли
звук на рост растений.)
- Вероятно, косатка услыхала, как работает электромотор, и поняла,
что ее дурачат. Что ж, теперь у нас нет другого выбора. Придетс
использовать как приманку настоящих дельфинов.
- Обратитесь с призывом к добровольцами - шутливо посоветовал
доктор Саха.
Однако шутка не была принята. Профессор Казан немного подумал,
потом кивнул в знак согласия.
- Именно это я и сделаю, - сказал он.
- Островитяне считают, что профессор спятил, решительно и
окончательно, - сказал Мик.
- Ты же знаешь, что это чепуха, - возразил Джонни, бросаясь на
защиту своего героя, - Чем он теперь не угодил?
- Придумал регулировать питание Снежинки этой игрушкой с мозговыми
волнами. Велел мне давать ей рыбу какой-нибудь одной породы, а доктор
Саха не позволяет ей есть эту рыбу. Она уж и сама не хочет после того,
как ее несколько раз тряхнуло. Доктор Саха называет это
"кондиционированием". Сейчас в бассейне плавают четыре или пять больших
щук, но она на них и не смотрит. А всякую другую рыбу жрет по-прежнему.
- Так с чего ты взял, что проф спятил?
- Ясно ведь, что он задумал. Если он может помешать Снежинке есть
щук, то сможет помешать ей есть и дельфинов. Но что это даст? Косаток в
море тьма-тьмущая, не может же он кондиционировать каждую!
- Ну, что бы ни делал проф, - упрямо сказал Джонни, - на то,
значит, есть веские причины. Поживешь - увидишь.
- А все-таки я бы хотел, чтоб они оставили Снежинку в покое. Боюсь,
что у нее испортится характер.
Джонни удивился - странно, что так можно говорить о косатке.
- Подумаешь, важность какая! - сказал он.
Мик несколько смущенно усмехнулся и завозил ступней по земле.
- Обещаешь никому не говорить? - спросил он.
- Конечно.
- Ну, так вот, я не раз плавал с ней. Она куда занятнее твоих
маленьких головастиков.
Джонни в изумлении уставился на Мика, он даже пропустил мимо ушей
оскорбление в адрес Сузи и Спутника.
- И еще ты говорил, что спятил профессор! - воскликнул он, едва
перевел дух. - А ты часом не треплешься, а? - подозрительно добавил он.
К этому времени он научился уже распознавать шутки Мика, но на сей раз
тот, видимо, говорил серьезно.
Мик пожал плечами:
- Не веришь - приходи к бассейну. Конечно, это может показатьс
безумием, но на самом деле никакой опасности нет. Все началось случайно:
однажды, когда я кормил Снежинку, я неосторожно поскользнулся на бортике
бассейна и плюхнулся в воду.
Джонни присвистнул.
- Бьюсь об заклад, ты решил, что тебе конец.
- Ясное дело, решил! Выплываю на поверхность - прямо передо мной
пасть Снежинки. - Мик помолчал. - Знаешь, это ведь все врут, будто в
такие мгновения вспоминается вся прежняя жизнь. Я ни о чем не мог
думать, кроме как об этих зубах. Гадал, проглотит она меня целиком или,
стерва, перекусит пополам.
- А дальше? - спросил Джонни, затаив дыхание.
- В общем, она не перекусила меня пополам. Только подтолкнула
легонько носом, будто сказала: "Давай дружить". С тех пор мы и
подружились. Если мы с ней не поплаваем хоть денек, она начинает
нервничать. А я не всегда могу - если это заметят, скажут профу и тогда
всему конец.
Мик засмеялся, уловив на лице Джонни тревогу и неодобрение.
- Так это же гораздо безопаснее, чем укрощение львов, а люди
сколько времени их укрощают. Мне здорово нравится. Я, может,
когда-нибудь доберусь до больших китов, вроде синих, тонн на сто
пятьдесят.
- Что ж, они, по крайней мере, тебя не проглотят, - сказал Джонни.
С тех пор как он попал на остров, он многое узнал о китах, - У них
слишком узкие глотки, и они жрут креветок и всякую другую мелюзгу.
- Ладно, ладно! А что ты скажешь насчет кашалота, этакого Моби
Дика? [Моби Дик - гигантский кит из одноименного романа классика
американской литературы Г. Мелвилла.] Уж он-то может в один присест
проглотить десятиметрового кальмара.
Мик горячился все больше, и Джонни вдруг понял, что им движет дух
соперничества. Даже и теперь дельфины равнодушно сносили его присутствие
и никогда не проявляли радости и симпатии, не то что при виде Джонни. В
общем, хорошо, что Мик наконец обрел друга среди китообразных, но лучше
бы этот друг был более миролюбивым.
Джонни так никогда и не - увидел Мика и Снежинку плавающими рядом:
профессор Казан приступил к следующему опыту.
Много дней он провел, монтируя магнитофонные ленты и составл
длинные фразы на дельфиньем языке; но и теперь у него не было
уверенности в том, что он сумеет сказать дельфинам то, что намерен. Он
надеялся, что там, где перевод не удался, быстрый ум дельфинов доскажет
то, чего не хватает.
Часто он задумывался над тем, как они относятся к его речам,
которые он складывал, словно мозаику, из слов, добытых из многих
источников. Каждая фраза, переданная под водой, звучала, очевидно, так,
как если бы дюжина или больше дельфинов поочередно произнесли несколько
слов, каждый с присущим ему выговором. Слушателям все это должно
показаться очень странным, потому что они вряд ли имеют представление о
таких вещах, как магнитофонная запись и звукомонтаж. И если они вообще
хоть что-нибудь понимают из производимого им шума, то это только
доказывает, как они умны и терпеливы.
Когда "Летучая рыба" отчалила от пристани, профессор Казан заметно
волновался, хотя обычно это не было ему свойственно.
- Знаете, как я себя чувствую? - сказал он доктору Кейту, стоявшему
рядом с ним на баке. - Так, словно я пригласил в гости друзей, а потом
напустил на них тигра-людоеда.
- Ну, ну, не так уж мрачно, - засмеялся Кейт. - Друзья честно
предупреждены, а тигр находится под вашим контролем.
- Надеюсь, - сказал профессор.
Репродуктор на борту объявил: "Открываем ворота бассейна. Однако
она что-то не спешит уходить".
Профессор Казан поднял к глазам бинокль и посмотрел назад, на
остров.
- Не хотелось бы, чтобы Саха отдавал ей свои команды, пока это не
понадобится, - сказал он. - А, вот и она.
Снежинка медленно плыла по каналу, соединявшему бассейн с морем.
Когда канал кончился и Снежинка оказалась в открытых водах, она
заметалась, завертелась, словно потеряв ориентировку; казалось, все ее
удивляет. То была характерная реакция животного или человека, долгое
время находившегося в заточении и выпущенного затем на волю.
- Вызовите ее, - сказал профессор. В воду передали сигнал "сюда!".
Даже если на родном языке Снежинки это слово звучало иначе, оно было
одним из тех слов, которые она понимала. Снежинка поплыла к "Летучей
рыбе" и не отставала больше от судна. А "Летучая рыба" все удалялась от
острова, держа курс в глубоководную часть моря за рифом.
- Мне нужно достаточно места для разворота, - сказал профессор
Казан. - И я уверен, что Эйнар, Пегги и Ко это оценят, если им придетс
спасаться бегством.
- Если они появятся. Быть может, у них хватит ума не показываться,
- ответил доктор Кейт с сомнением в голосе.
- Что ж, через несколько минут узнаем. Сигнал призыва
транслировался все утро, так что все дельфины в радиусе многих миль
должны были его услышать.
- Глядите! - сказал вдруг Кейт, указывая на запад. В полумиле
параллельно курсу судна плыла небольшая стая дельфинов. - Вот ваши
добровольцы, но подойти поближе они, видно, не торопятся.
- Сейчас начнется потеха, - пробормотал профессор. - Пойдемте на
мостик к Сахе.
Радиоаппаратура, которая посылала сигналы Снежинке через коробку,
укрепленную у той на голове, и принимала в ответ импульсы ее мозга, была
установлена близ штурвала. Из-за аппаратуры на маленьком мостике
"Летучей рыбы" стало совсем тесно, но Стефен Науру и доктор Саха должны
были находиться рядом. Оба точно знали, что надлежит им делать, и
профессор Казан не собирался вмешиваться, если, конечно, не возникнут
чрезвычайные обстоятельства.
- Снежинка почуяла их, - прошептал Кейт.
Сомнений не было, от растерянности, охватившей ее, когда ей
предоставили свободу, не осталось и следа: она ринулась прямо на
дельфинов, как быстроходный катер, вспенивая длинный след.
Дельфинья стая мгновенно рассеялась. Профессор с горьким чувством
вины представил себе, что думают о нем сейчас дельфины, если они вообще
способны в такой момент думать о чем-либо, кроме косатки.
Она разогналась к одному толстому дельфину, и их разделяло уже не
больше десяти метров... И вдруг Снежинка взлетела в воздух, но сейчас же
звонко плюхнулась, да так и осталась лежать неподвижно, мотая головой
совершенно как человек.
- Два вольта, центральный участок наказания, - сообщил доктор Саха,
снимая палец с кнопки. - Интересно, попробует ли она еще раз.
Дельфины, удивленные и даже потрясенные результатами опыта, снова
собрались в стаю, но держались на расстоянии нескольких сот метров от
этого места. Они тоже неподвижно лежали в воде, зорко следя за своим
исконным врагом.
Снежинка не сразу опомнилась от полученной встряски. Она медленно
поплыла в сторону от дельфинов. Наблюдатели не сразу разобрались в ее
тактике.
Она описывала большие круги, в центре которых находились все еще
неподвижные дельфины. Лишь внимательный взгляд мог уловить, что это не
окружность, а постепенно сужающаяся спираль.
- Собирается надуть нас, не так ли? - с восхищением сказал
профессор Казан. - Подплывет, насколько осмелится, делая вид, что не
заинтересована, а потом ринется на них.
Именно так она и поступила. Если дельфины все еще оставались на
месте, это доказывало их безграничное доверие к друзьям-людям и еще -
поразительную быстроту, с которой они усваивали новые истины. Редко
приходилось повторять дельфину одно и то же дважды.
Напряжение росло по мере того, как Снежинка приближалась по спирали
к центру, подобно головке с мембраной на старомодных граммофонах,
постепенно продвигающейся к шпинделю. Только какой-нибудь десяток метров
отделял ее от ближайшего и самого отважного дельфина, когда она наконец
решилась.
Косатка может ускорить движение с невероятной быстротой. Но доктор
Саха был готов ко всему и держал палец в нескольких миллиметрах от
кнопки. Шансов на успех у Снежинки не оставалось.
Она была разумным животным - не столь разумным, как намеченные ею
жертвы, но обладала интеллектом примерно того же уровня. Снежинка
поняла, что потерпела поражение. Оправившись от второго шока,
повернулась спиной к дельфинам и поплыла прочь. Палец доктора Сахи опять
ткнулся в приборную доску.
- Эй, что вы делаете? - спросил шкипер "Летучей рыбы", следивший за
происходящим с явным неодобрением. Как и его племянник Мик, - он не
желал, чтобы обижали Снежинку. - Она же вас послушалась!
- Я не наказываю, а вознаграждаю, - объяснил доктор Саха. - Пока
нажимаю на эту кнопку, она чувствует себя удивительно хорошо, потому что
я посылаю ток напряжением в несколько вольт в те центры ее мозга,
которые ведают наслаждением.
- Думаю, на сегодня хватит, - сказал профессор Казан. - Пошлите ее
назад в бассейн - она заслужила хорошее угощение.
- Завтра будет то же самое, профессор? - спросил шкипер, когда
"Летучая рыба" повернула к дому.
- Да, Стив, то же самое будет повторяться каждый день. Но я здорово
удивлюсь, если нам понадобится заниматься этим больше недели.
Через три дня стало уже ясно, что Снежинка усвоила урок. Наказывать
ее больше не приходилось, достаточно было награды-нескольких мгновений
электрического блаженства. Дельфины преодолели свой страх не менее
быстро, к концу недели они и Снежинка совсем освоились друг с другом.
Они дружно охотились вокруг рифа, иногда устраивая совместную облаву на
стаю рыб, иногда действуя порознь. Молодые дельфины затевали вокруг
Снежинки свои резвые игры, но, если им и случалось толкнуть ее, косатка
не проявляла раздражения и даже не поддавалась неподвластному ей чувству
голода.
На седьмой день косатку больше не отправили назад в бассейн после
ее утренней прогулки с дельфинами.
- Мы сделали все, что могли, - сказал профессор. - Теперь я ее
выпущу.
- А вы не считаете, что это рискованно? - возразил доктор Кейт.
- Считаю, но рано или поздно нам все равно придется пойти на такой
риск: если мы не вернем ее в естественное состояние, мы никогда не
узнаем, как долго сохранится эффект кондиционирования.
- А если она устроит себе закуску из парочки дельфинов? Что тогда?
- Другие сейчас же сообщат нам. Мы выйдем в море и поймаем ее. Это
будет несложно, коробка с радиоустройством останется прикрепленной к ее
голове.
Стефен Науру, который прислушивался к разговору, стоя за штурвалом
"Летучей рыбы", оглянулся через плечо и задал вопрос, волновавший всех.
- Даже если вы обратили Снежинку, так сказать, в вегетарианство,
как быть с остальными миллионами этих тварей?
- Мы должны набраться терпения, Стив, - ответил профессор. - Пока
что я только собираю информацию, которая, возможно, не принесет никакой
пользы ни людям, ни дельфинам. Но в одном я уверен - весь болтливый
дельфиний мир уже знает об эксперименте и они поймут - мы делаем для них
все, что можем. У ваших рыбаков теперь выгодная позиция, чтобы
торговаться с дельфинами.
- Гм-м, я об этом не подумал.
- Во всяком случае, если со Снежинкой получится, мы сможем,
пожалуй, ограничиться кондиционированием всего лишь нескольких косаток в
каждом районе. Да и то самок - а уж те растолкуют самцам и детенышам,
что за всякого съеденного дельфина они расплатятся сильнейшей головной
болью.
Стива это не убедило. Может быть, если б он понял, как
могущественна и необорима электрическая стимуляция мозга, слова
профессора произвели бы на него больше впечатления.
- Все же мне сдается, что один вегетарианец не заставит целое плем
людоедов отказаться от своих обычаев.
- Возможно, вы совершенно правы, - ответил профессор. - Как раз это
я и хочу выяснить. Даже если задача и разрешима, затея может оказатьс
ничего не стоящей. А если и стоящей, то такой, что потребуются усили
нескольких поколений. Но нужно быть оптимистом; припомните хотя бы
историю двадцатого века.
- Какую ее часть? - спросил Стив. - Она такая длинная!
- Ту часть, которая имеет значение. Пятьдесят лет назад очень
многие отказывались верить в то, что народы земли могут жить в мире.
Сейчас-то мы знаем, что они ошибались. Если бы это было не так, нас с
вами тут бы не было. Так что не смотрите на наш проект слишком мрачно.
Стив вдруг захохотал.
- Что я сказал смешного? - спросил профессор.
- Да нет, я просто подумал, - ответил Стив, - что вот уже тридцать
лет, как не находилось повода для присуждения Нобелевской премии мира.
Ну, а если этот план осуществится, настанет ваш черед.
Пока профессор Казан ставил опыты, мечтал, над Тихим океаном
собирались силы, равнодушные к надеждам и страхам и людей, и дельфинов.
Мик и Джонни одними из первых узрели их могущество. Это было на рифе в
безлунную ночь.
Как всегда, они охотились за лангустами и редкими раковинами. На
этот раз Мику помогало недавно появившееся у него новое орудие -
водонепроницаемый фонарик размером несколько больше обычного; когда Мик
зажигал его, появлялось очень слабое голубое свечение. Кроме того,
фонарь испускал пучок сильных ультрафиолетовых лучей, невидимых
человеческому глазу. Кораллы и раковины, на которые падали эти лучи,
казались охваченными пламенем. Они сверкали в темноте синим, золотистым
и зеленым цветом. Невидимый луч был подобен волшебной палочке, котора
находит скрытые во мраке предметы, невидимые даже при обычном освещении.
Если моллюск зарывался в песок, ультрафиолетовый луч делал видимой
оставленную им бороздку, и Мик не проходил мимо очередной добычи.
Под водой эффект был поразительный: стоило мальчикам нырнуть в
коралловое озерко близ края рифа, луч неяркого синего света устремлялс
далеко вперед. Он заставлял светиться ветки кораллов на расстоянии
доброй дюжины метров, и они мерцали, как звезды или туманности в
глубинах космоса. Естественное свечение моря, каким бы прекрасным и
удивительным оно ни было, ни в какое сравнение не шло с этим зрелищем.
Увлеченные новой чудесной игрушкой, Мик и Джонни задержались на
рифе дольше, чем собирались. Когда же они наконец решили отправитьс
домой, то заметили, что погода изменилась.
Еще недавно она была тихой и безветренной, в ночи раздавалось
только бормотание волн, лениво плескавшихся о риф. А теперь задул
порывистый ветер и голос моря стал сердитым, в нем слышались решительные
ноты.
Джонни первым заметил перемены, вынырнув на поверхность озерка. За
рифом, непонятно, на каком расстоянии, по волнам медленно двигалось
пятно слабого света. Сначала Джонни подумал, не корабль ли впереди, но
тут же сообразил, что это не может быть судно - пятно лишено очертаний и
форм и скорей напоминает светящийся туман.
- Мик - встревоженно прошептал он, - что это такое, там, в море?
Мик не ответил. Слегка присвистнув от удивления, он подошел поближе
к Джонни, словно ища защиты.
Едва веря своим глазам, они следили за тем, как туман собирался в
облако с острыми краями и это облако становилось все ярче и тянулось все
выше по небосклону. Несколько минут спустя слабого света уже не было и в
помине - по морю шествовал огненный столб.
Мальчиков охватил страх - суеверный ужас перед неизвестным, от
которого никогда не избавится человек, ибо загадкам Вселенной нет конца.
В умах их рождались дикие объяснения фантастические теории. Вдруг Мик
радостно засмеялся. Но смех его прозвучал взволнованно.
- Я знаю, что это, - сказал он. - Всего лишь смерч. Я видал такое и
раньше, только не ночью.
Разгадка этой тайны, как и многих других, оказалась простой - как
только вы узнали ответ. Но чудо оставалось чудом, и мальчики глядели как
завороженные на крутящийся столб воды, он засасывал и взметал к небу
мириады светящихся обитателей моря. Смерч, очевидно, находился далеко,
за много миль от них, потому что Джонни не слышал рева, который тот
издает, несясь по волнам; вскоре смерч исчез, ушел в сторону материка.
Между тем начался прилив. Когда мальчики наконец опомнились, воды
уже было им по колено.
- Пошли, а не то придется добираться вплавь, - сказал Мик.
Бредя по воде, он добавил задумчиво:
- Не нравится мне эта штука. Она предвещает непогоду, ставлю десять
против одного, что у нас скоро здорово задует.
Уже на следующее утро стало понятно, что Мик прав, стоило только
взглянуть на телевизионный экран. Даже для тех, кто ничего не понимал в
метеорологии, изображение на экране было устрашающим. Огромный клуб туч,
насчитывающий тысячи миль в поперечнике, охватил всю западную часть
Тихого океана. Изображение, передаваемое на экран телекамерами
метеорологических спутников, находившихся высоко в космосе, на первый
взгляд казалось неподвижным. Но это объяснялось только огромным
масштабом явления. Если же рассматривать изображение внимательно, через
несколько минут можно было заметить, что спиралевидные полосы облаков
быстро проносились над поверхностью земного шара. Ветры несли их со
скоростью до двухсот пятидесяти километров в час. Это был сильнейший
ураган из всех обрушивавшихся на побережье Квинсленда на памяти целого
поколения.
Жители Острова Дельфинов не отходили от телевизионных экранов.
Каждый час передавались сводки, в которых с помощью счетно-решающих
устройств предсказывался ход циклона, но за день особых изменений не
произошло. Метеорология теперь стала точной наукой; синоптики могли с
уверенностью говорить о том, что произойдет, но влиять на происходящее
почти не умели.
На Остров Дельфинов уже не раз обрушивались бури, и привычные
жители, хоть и тревожились, были готовы побороться с циклоном и не
впадали в панику. К счастью, максимальной силы ураган должен был достичь
во время отлива, и жители не опасались, что волны покроют остров, как
это иногда случалось здесь, в Тихом океане.
Весь день Джонни работал наравне с другими. Из предосторожности
следовало надежно укрепить или укрыть все, что мог повредить или снести
ураган. Окна зашивали досками, лодки вытягивали на берег как можно
дальше. "Летучую рыбу" взяли на четыре тяжелых якоря, да еще на всякий
случай привязали толстым корабельным канатом к стволам панданусов,
росших на берегу. Впрочем, рыбаки не слишком беспокоились за свои лодки,
так как гавань находилась на защищенной стороне острова: лес ослабит
силу бури.
А пока стояла гнетущая жара. Ни дуновения ветерка. Не нужно было
никаких сводок с востока, не к чему было рассматривать изображения на
телевизионном экране - и без того ясно, что природа готовит одно из
своих грандиозных представлений. К тому же, хоть небо было чистым и
безоблачным, буря выслала вперед своих гонцов. Весь день огромные волны
бились о внешний риф, так что остров содрогался от ударов.
Когда стемнело, небо все еще оставалось ясным и звезды казались
небывало яркими. Джонни стоял у бетонно-алюминиевого бунгало семьи Науру
и, прежде чем войти, разглядывал небо. И вдруг услышал звук, покрывший
даже грохот волн. Никогда раньше он не слышал ничего подобного.
Казалось, будто застонало от боли какое-то гигантское животное. Вечер
был жаркий и душный, но Джонни почувствовал, что кровь стынет у него в
жилах.
А потом он увидел на востоке нечто такое, отчего у него совсем
подкосились ноги. Сплошная стена полного мрака поднялась к небу - и на
глазах у него вздымалась все выше и выше. Так Джонни довелось услышать и
увидеть начало урагана. Он не стал больше медлить.
- Я как раз собирался идти за тобой, - сказал Мик, когда Джонни с
облегчением затворил за собой дверь. И это были последние слова, которые
он услышал за много часов.
Несколько мгновений спустя дом сотрясся до основания. Затем
раздался шум невероятной силы. И все же он показался Джонни странно
знакомым. Невольно он вернулся памятью к началу своих приключений; он
вспомнил гром дюз "Санта-Анны" всего в нескольких метрах под собой,
когда карабкался на борт амфибии; между тем местом и островом лежало
полмира и, как чувствовал Джонни, целая жизнь.
Человеческий голос уже давно нельзя было расслышать в реве урагана.
И все-таки, как это ни невероятно, шум еще усилился - на дом низвергс
такой потоп, какого Джонни и представить себе не мог. Вялое слово
"дождь" ни в какой мере не передавало того, что творилось.
Судя по доносившимся звукам, человек, оказавшийся снаружи, тут же
утонул бы в этих потоках воды, если бы они еще раньше не раздавили его.
Однако все семейство Мика сохраняло полное спокойствие. Младшие
ребята собрались вокруг телевизора и следили за передачей, хотя ничего
не могли слышать. Миссис Науру безмятежно вязала, это было редкостное
искусство, которым она владела с детства. Джонни оно попросту
завораживало, он никогда прежде не видел, чтобы кто-нибудь вязал. Но
теперь он был слишком взволнован, чтобы следить за сложными движениями
спиц и волшебным превращением шерсти в носок или свитер.
Он пытался определить по стоявшему вокруг грохоту, что же
происходит за стенами. Ясно, что ураган выворачивает с корнями деревья,
разбрасывает в стороны лодки, а может, и рушит дома! Но вой ветра и
оглушительный бесконечный рев моря покрывал все другие звуки. Под дверью
могли палить из орудий, и никто бы этого не расслышал.
Джонни с мольбой взглянул на Мика, ему было просто необходимо,
чтобы кто-нибудь успокоил его, подал знак, что все идет как надо, скоро
кончится и станет на свои места. Но Мик только пожал плечами и
изобразил, как надевают маску и дышат кислородом из акваланга; сейчас
вся эта пантомима не показалась Джонни смешной.
Он пытался представить себе, что происходит с остальными
островитянами, но не мог. Получалось как-то так, что единственной
реальностью оставались только эта комната и находившиеся рядом с ним
люди. Казалось, что на свете только они и существуют, это на них обрушил
ураган всю свою ярость. Вероятно, именно так чувствовал себя Ной со
своим семейством; единственные уцелевшие среди живых в целом мире, они
носились по волнам потопа, надеясь, что ковчег куда-нибудь прибьет.
Джонни никогда не думал, что буря на суше может быть так страшна.
Ведь это всего лишь ветер и дождь! Однако злоба дьяволов, бесновавшихс
вокруг непрочной крепости, в которой он укрывался, превосходила все, что
могло быть доступно его опыту и воображению. Если бы ему сказали, что
ураган сейчас опрокинет весь остров в море, он поверил бы и этому.
И тут, покрывая рев бури, песлышался ужасающий треск. Но
определить, где он раздался - поблизости или вдалеке, было невозможно. И
тотчас же погас свет.
Это мгновение полного мрака в разгаре бури было одним из самых
страшных в жизни Джонни. Он чувствовал себя в сравнительной
безопасности, пока видел, что друзья рядом, хоть и не мог говорить с
ними. Теперь он ощущал себя одиноким в кричащей ночи, беспомощным,
отданным силам природы, о существовании которых прежде не подозревал.
К счастью, темнота длилась только несколько секунд. Мистер Науру не
ждал ничего хорошего и был наготове: он держал под рукой электрический
фонарь, и, когда его луч рассеял мрак, Джонни увидел, что в комнате все
осталось по-прежнему, и ему стало стыдно.
Жизнь продолжается даже во время урагана. Раз нельзя смотреть
телевизор, младшие взялись за игрушки и книжки с картинками. Миссис
Науру продолжала спокойно вязать, а муж ее принялся читать толстый том,
изданный Всемирной продовольственной организацией; он углубился в отчет
о состоянии рыболовства в Австралии, со множеством таблиц,
статистических данных и карт. Мик расставил на доске шашки. Джонни не
слишком хотелось сражаться с ним, но он понимал, что это единственный
разумный выход.
Ночь тянулась долго. Иногда вой урагана чуть ослабевал и можно было
бы расслышать человеческий голос, правда, для этого пришлось бы кричать.
Но никто не делал такой попытки - о чем тут говорить?! Да и затишье
длилось не подолгу, ураган скоро достигал прежней силы.
Около полуночи миссис Науру поднялась, скрылась в кухне и вернулась
с кувшином горячего кофе, полудюжиной оловянных кружек и блюдом
пирожков. Джонни подумал, что он ест, пожалуй, в последний раз. И
все-таки пирожки ему понравились; поев, он опять принялся играть с Миком
и проигрывал ему партию за партией.
Только к четырем утра, часа за два до восхода солнца, шторм стал
утихать. Сила его медленно слабела, и он наконец перешел во все еще
завывавший, но обыкновенный ветер. Ослабел и дождь, и затворникам больше
не казалось, что на дом низвергается водопад. В пять утра дом еще врем
от времени сотрясался под ударами ветра, но сила их уже была не та, что
раньше. Это умирающий ураган испускал последние вздохи. А когда над
потерпевшим бедствие островом взошло солнце, уже можно было осмелитьс
выйти из дома.
Джонни предполагал, что его ждет невеселое зрелище, и не ошибся.
Пока он и Мик перебирались через десятки упавших деревьев,
загромождавших знакомые тропинки, им то и дело попадались навстречу
жители острова. Островитяне бродили в растерянности, как бродят в
смятении горожане по родному городу, разрушенному бомбежкой. Многие были
ранены, у некоторых голова обмотана бинтами, у других рука висит на
перевязи... И все же никто не пострадал серьезно - сказалась тщательная,
хорошо спланированная подготовка.
Ураган нанес лишь материальный ущерб. Все линии электропередачи
были порваны, но исправить их - дело несложное. Куда более печально, что
из строя выведена электростанция. Ее разрушило дерево. Ураган выворотил
его с корнями, оно, кувыркаясь, пронеслось по воздуху добрую сотню
метров и наконец ударилось о здание станции, как гигантская дубинка.
Катастрофа не пощадила и вспомогательную дизельную установку.
И все же худшее было еще впереди. Среди ночи, опровергая все
прогнозы, ветер изменил направление. Он задул с востока и атаковал
остров со стороны, которая считалась защищенной. Половина рыболовного
флота погибла в море, остальные суда выбросило на берег и разнесло в
щепы. "Летучая рыба", полузатопленная, лежала на боку. Судно еще можно
было спасти, но для того, чтобы "Летучая рыба" смогла выйти в плавание,
требовалось несколько недель труда.
Однако, несмотря на весь этот разгром и хаос, никто не выглядел
подавленным. Сначала это поразило Джонни, но потом он понял, что ураганы
- неотъемлемая часть жизни Большого барьерного рифа. Всякий, кто решилс
обосноваться там, должен быть готов уплатить за это цену, назначенную
самой природой. А у тех, кого это не устраивало, оставался простой
выход: они всегда могли переехать куда-либо в другое место.
Профессор Казан выразил ту же мысль другими словами, когда Мик и
Джонни разыскали его у бассейна дельфинов, где он осматривал поваленную
изгородь.
- Возможно, придется потерять с полгода, - сказал он. - Но мы свое
наверстаем. Оборудование всегда можно заменить, незаменимы лишь люди и
их знания. А мы сохранили и то, и другое.
- Что с ОСКАРОМ? - спросил Мик.
- Будет спать, пока мы снова не получим энергию и не разбудим его.
Ячейки его памяти невредимы.
"Значит, какое-то время уроков не будет, - подумал Джонни. - Даже и
этот злой ветер все-таки принес кое-что хорошее..."
Хорошее! Но он нанес и такой урон, который пока еще никто не мог
оценить - никто, кроме сестры Тесси. Эта большая деловитая женщина как
раз осматривала в полном отчаянии размокшие остатки медикаментов.
Еще кое-как она справлялась с простыми порезами, ушибами и даже
переломами - этим она занималась с самого рассвета. Но все более
серьезное находилось за пределами ее возможностей. У нее не осталось ни
единой целой ампулы пенициллина, ни единой ампулы, которой можно было бы
доверять.
А холод и другие невзгоды, принесенные штормом, заставляли ее
подумывать о простудах, лихорадке и, может быть, даже о более страшных
болезнях. Что ж, ей надо, не теряя времени, затребовать по радио свежий
запас медикаментов.
Она быстро составила список лекарств, которые, как она знала по
опыту, понадобятся ей в ближайшие несколько дней, и побежала на узел
связи. Там ее ждал второй удар.
Два обескураженных техника-электронщика калили на примусе свои
паяльники. Вокруг них валялись перепутанные провода и ломаные стеллажи
для инструментов, изувеченные сучьями пандануса, пробившего крышу.
- Извини, пожалуйста. Тесс, - сказали они, - но если нам удастс
установить связь с материком к концу недели, то и это будет чудом. А
пока нам придется вернуться далеко назад - к дымовым сигналам.
Тесси призадумалась.
- Я не могу рисковать, - сказала она, - Необходимо отправить на
материк судно.
Оба техника горько засмеялись.
- Слыхал, чего она хочет? - сказал один другому. - "Летучая рыба"
лежит кверху килем, а все другие суда пришвартовались к деревьям посреди
острова.
Выслушав эти сообщения, правда, немного - но совсем немного -
преувеличенные, Тесси почувствовала себя более беспомощной, чем
когда-либо с тех пор, как она, еще совсем неопытная практикантка,
получила ужасный нагоняй от сестры-хозяйки. Бедной Тесси оставалось
надеяться лишь на то, что никто не заболеет, пока не восстановитс
связь.
Но к вечеру на одной из многих поврежденных ног, которые ей
пришлось врачевать, появились признаки гангрены. А вскоре к ней пришел
профессор, бледный и дрожащий.
- Измерь-ка мне температуру, Тесси, - сказал он. - У меня, кажется,
жар.
Еще не наступила полночь, а ей уже стало ясно, что профессор
заболел воспалением легких.
Весть, о том, что профессор Казан серьезно болен и лечить его
нечем, вызвала больше тревоги, чем все убытки, причиненные ураганом.
Тяжелее всех переживал известие Джонни.
Ведь остров - хоть он и не очень над этим задумывался - стал дл
него родным домом, которого он никогда не знал, а профессор заменил ему
отца, которого он почти не помнил. Именно здесь он обрел чувство
уверенности, к которому так давно и сильно, правда, подсознательно,
стремился. Теперь это чувство оказалось под ударом, потому что никто не
мог послать радиограмму через каких-нибудь сто миль морского
пространства - и такое в век, когда спутники и планеты переговаривались
между собой!
Всего лишь сотня миль! А ведь прежде чем попасть на остров, он сам
проплыл больше...
Вспомнив об этом, Джонни вдруг понял - совершенно отчетливо, без
всяких сомнений и колебаний, - что именно он должен сделать. Дельфины
доставили его к острову, пускай теперь проплывут с ним остаток пути до
материка.
Он был уверен, что Сузи и Спутник смогут, поочередно ведя на
буксире акваплан, преодолеть стомильное расстояние не больше чем за
полсуток. Это подведет итог всем тем дням, которые они провели вместе,
исследуя окраины рифа и охотясь. Рядом с друзьями-дельфинами он
чувствовал себя на воде в полной безопасности. Они угадывали все его
желания, даже без коммуникатора.
Джонни вспомнилась одна из их прогулок. Тогда с ними был и Мик.
Сузи тащила тяжелый акваплан, на котором сидел Мик, а Спутник буксировал
небольшой акваплан Джонни. Так они перебрались на соседний риф,
окаймлявший остров Рек. До него было миль десять, и плыли они чуть
подольше часа, причем дельфины не спешили.
А вдруг все, что он придумал, дурацкий самоубийственный бред?
Посоветоваться можно только с Миком, он единственный, кто поймет. Любой
другой островитянин, без сомнения, задержит его, если проведает о таком
плане. Что ж, надо отправляться в плавание прежде, чем кто-нибудь
узнает.
Мик отнесся к замыслу именно так, как и ждал Джонни. Совершенно
серьезно, однако не обрадовавшись.
- Уверен, что это выйдет, - сказал он. - Но ты не должен плыть
один.
Джонни покачал головой.
- Я уже думал, - ответил он. Действительно Джонни обдумал и это; в
первый раз в жизни он порадовался тому, что так мал ростом. - Помнишь
наши гонки? - сказал он Мику. - Много ли раз тебе удалось выиграть? Ты
слишком большой и только задержишь нас.
Это была правда, которую Мик не мог отрицать. Даже более сильной
Сузи не под силу тащить его с такой же скоростью, какую развивал Спутник
с Джонни на буксире.
Потерпев поражение в одном пункте, Мик выдвинул новый аргумент.
- Прошло уже больше суток с тех пор как мы отрезаны от материка.
Вот-вот кто-нибудь непременно прилетит посмотреть, что случилось, раз
они не имеют от нас никаких известий. И ты будешь рисковать головой
понапрасну.
- Это верно, - признался Джонни. - Но чья голова важнее - моя или
профессора Казана? Если мы промедлим еще, может статься, что будет
слишком поздно. А после такого урагана и на материке много дел. Чего
доброго, минет целая неделя, прежде чем очередь дойдет до нас. - Знаешь,
что я тебе скажу, - заговорил Мик. - Давай готовиться, и если к тому
времени, когда все закончим, помощь не явится, а профессору не станет
лучше - обсудим окончательно.
- Ты никому не скажешь? - с тревогой спросил Джонни.
- Конечно, нет. Кстати, имеешь ли ты представление, где сейчас Сузи
со Спутником? Ты уверен, что сумеешь разыскать их?
- Да, сегодня утром они подплывали к пристани, верно, искали нас.
Они откликнутся быстро, стоит только нажать клавишу с сигналом "на
помощь!".
Мик принялся перечислять по пальцам, что нужно захватить с собой.
- Тебе понадобится фляга с водой, ну, знаешь, плоская,
пластмассовая, немного консервов, компас, обычное подводное снаряжение -
больше ничего не приходит на ум. Ах да, еще фонарик! Ты не успеешь
проделать все путешествие за день.
- Я собирался отплыть около полуночи. Тогда в первую половину пути
мне будет светить луна, а берега я достигну днем.
- Ты, видно, хорошо все обдумал, - сказал Мик, неохотно выража
свое восхищение. Он все еще надеялся, что план Джонни окажется ненужным
- подвернется что-нибудь другое. Но если нет, что ж, он сделает все
возможное, чтобы помочь товарищу.
Как все островитяне, мальчики должны были участвовать в аварийном
ремонте и почти ничего не успели сделать днем. Да и когда стемнело,
многие работы продолжались при неярком свете керосиновых ламп, поэтому
Джонни с Миком смогли закончить свои приготовления только поздно
вечером.
По счастью, никто не увидел, как они снесли меньший акваплан в
гавань и спустили на воду среди перевернутых и разбитых судов. К
акваплану было привязано снаряжение и упряжь. Теперь оставалось только
вызвать дельфинов и, конечно, убедиться, необходим ли самый отъезд.
Джонни протянул Мику браслет с коммуникатором.
- Попробуй-ка вызвать их, - сказал он. - А я сбегаю в госпиталь.
Вернусь минут через десять.
Мик взял браслет и зашел поглубже в воду. На маленькой клавиатуре
ярко светились буквы, но Мик не нуждался в надписях, он, как и Джонни,
мог бы пользоваться прибором с завязанными глазами.
Мик погрузился в теплую влажную темноту и лег на коралловый песок.
Он снова начал колебаться: еще есть время помешать Джонни. Можно не
трогать клавиши, пусть коммуникатор молчит... А потом сказать, что
дельфины не откликнулись... Все равно они вряд ли приплывут.
Нет, он не обманет друга даже для его блага, даже для того, чтобы
он не рисковал жизнью. Оставалась одна надежда: сейчас Джонни прибежит в
госпиталь и ему скажут, что профессор вне опасности.
И страшась, что ему придется жалеть о своем поступке всю жизнь, Мик
нажал клавишу "на помощь!". Во мраке раздалось слабое гудение. Мик
выждал пятнадцать секунд, потом опять нажал клавишу - еще и еще.
А Джонни - тот ни в чем не сомневался. Следуя за лучом фонарика
сначала по пляжу, а затем по тропинке к главному зданию, он сознавал,
что, может быть, его ноги ступают по Острову Дельфинов в последний раз.
Возможно, он не увидит следующего рассвета. Бремя такого решения редко
ложится на плечи мальчика его возраста, но Джонни охотно принял его. Он
отнюдь не мнил себя героем, просто выполнял то, что считал своим долгом.
Он был счастлив здесь, на острове, здесь он жил той жизнью, о какой
можно только мечтать. За нее, за эту жизнь, он должен теперь бороться, а
если нужно, то и рискнуть собой.
В маленьком госпитале, где год тому назад очнулся он сам - жертва
кораблекрушения, полусожженная солнцем, царила полная тишина. Окна
плотно затянуты шторами, все, кроме одного. Оттуда струится желтый свет
керосиновой лампы. Джонни не удержался и заглянул в освещенную комнату
-это была дежурка. Сестра Тесси сидела за письменным столом и писала в
большом журнале или дневнике. Вид у нее был вконец измученный. Вот она
поднесла руки к глазам. Джонни обмер - сестра Тесси плакала. Если уж эта
огромная стойкая женщина доведена до слез, значит, положение безнадежно.
У Джонни сжалось сердце - вдруг он опоздал!
Нет, оказалось не так плохо, хоть и здорово плохо. Когда он, тихо
постучав, вошел в дежурку, сестра Тесси тотчас же придала своему лицу
профессионально бодрый вид. Скорее всего она просто вышвырнула бы за
дверь любого, кто осмелился бы потревожить ее так поздно, но для Джонни
в ее сердце всегда находился теплый уголок.
- Он очень болен, - сказала она шепотом. - Будь у меня нужные
лекарства, я привела бы его в порядок за несколько часов. Но сейчас...
Она беспомощно пожала своими массивными плечами и добавила:
- У меня на руках не только профессор: двум другим больным
непременно нужно ввести противостолбнячную сыворотку.
- Но они все-таки выкарабкаются? Даже если нам не придут на помощь?
Как вы думаете? - прошептал Джонни.
Сестра Тесси не ответила, и молчание ее было красноречивее любых
слов. Джонни не стал медлить, ждать больше нечего. Хорошо еще, что Тесси
слишком устала и даже не обратила внимания, когда он вместо "спокойной
ночи", брякнул: "Прощайте!"
Джонни вернулся на пляж и увидел, что Сузи запряжена, а Спутник
терпеливо ждет рядом с нею.
- Они были здесь уже через пять минут, - сказал Мик. - Я даже
испугался, когда они вынырнули из темноты - никак не думал, что
приплывут так быстро.
Джонни погладил мокрые и блестящие тела, и дельфины нежно потерлись
о него. Он подумал, где и как они укрывались во время шторма, невозможно
представить, чтобы живое существо могло уцелеть в волнах, бушевавших
вокруг острова. За спинным плавником Сузи виднелся порез, раньше его не
было, но в остальном буря, видимо, не причинила обоим дельфинам никакого
вреда.
Фляга с водой, компас, фонарь, герметический контейнер с пищей,
ласты, маска, дыхательный автомат - Джонни все осмотрел и проверил.
Потом сказал:
- Спасибо, Мик, я скоро вернусь.
- Мне все-таки хотелось бы отправиться с тобой, - хрипло ответил
Мик.
- Тревожиться не о чем, - сказал Джонни уверенно, хотя сам
чувствовал, что прежняя уверенность начала его покидать. - Спутник и
Сузи обо мне позаботятся, не так ли?
О чем тут еще говорить! Джонни взобрался на акваплан, крикнул:
"Пошли" - и помахал безутешному Мику, когда Сузи рванула акваплан
вперед.
И это было как раз вовремя: Джонни увидел свет фонарей, двигавшихс
по пляжу. Исчезая в ночи, он пожалел Мика, которому придетс
расхлебывать кашу.
Может, именно с этого пляжа полтора века назад отплыла злосчастна
железная бадья, в которой тщетно пыталась спастись Мэри Уотсон с
младенцем и умирающим слугой. Как странно, что в век космических
кораблей, атомной энергии, в век освоения других планет ему приходитс
почти так же покидать тот же остров!
А ведь, пожалуй, ничего удивительного тут нет. Как бы он мог
подражать Мэри Уотсон, если бы никогда и не слышал о ее истории?! И если
он добьется успеха, значит, она умерла не понапрасну на том пустынном
рифе, в сорока милях к северу.
Джонни предоставил дельфинам самим прокладывать курс, пока они не
миновали риф. Их удивительная система звуковой локации, котора
позволяла улавливать наполнявшие темное море отзвуки, недоступные слуху
Джонни, точно указывала им, где они находятся. Она предупреждала
дельфинов обо всех препятствиях, обо всех крупных рыбах в радиусе
тридцати метров. За миллионы лет до того, как люди изобрели
радиолокацию, у дельфинов - да и у летучих мышей - она уже была
совершенной, разработанной во всех деталях. Правда, они пользовались не
радиоволнами, а звуковыми колебаниями, но принцип был тот же.
Море покрывали барашки, но волнение было не очень сильным. Иногда
до Джонни долетали брызги, и время от времени акваплан зарывался носом в
волну; в общем мальчик продвигался вперед по поверхности моря, не
испытывая неудобств. В темноте было трудно судить о скорости хода. А
когда он зажигал фонарь, казалось, будто волны проносятся мимо него с
огромной быстротой. Однако Джонни знал, что намного больше десяти миль в
час они делать не могут.
Джонни посмотрел на часы. Прошло всего пятнадцать минут, но когда
он оглянулся назад, никаких следов острова уже не было заметно. Он
надеялся еще увидеть огни, но и огни исчезли. Целые мили отделяли его
теперь от суши. Он несся сквозь мрак ночи к цели, которую сам поставил
перед собой. А ведь всего год назад, скажи ему такое, он насмерть бы
перепугался. Сейчас он не боится, во всяком случае, может подавить свой
страх, потому что знает - рядом друзья, и они сумеют защитить его.
Пора ложиться на курс. Это не проблема! Если плыть на запад, хоть
приблизительно на запад, раньше или позже наткнешься на австралийское
побережье, растянувшееся на тысячи километров. Взглянув на компас, он с
удивлением обнаружил, что нет никакой надобности менять курс. Сузи сама
держала прямо на запад.
Могло ли быть более яркое и убедительное доказательство ее ума?!
Одного только сигнала "на помощь!", поданного Миком, оказалось
достаточно. Незачем было указывать ей то единственное направление,
откуда можно ждать помощи; она уже знала этот путь, как знала, вероятно,
каждый сантиметр береговой линии Квинсленда.
А вот плывет ли она со всей быстротой, на какую способна, -
неизвестно. Джонни не мог решить: предоставить ли это на ее усмотрение
или постараться объяснить ей срочность их путешествия? Поколебавшись, он
сказал себе: "Пожалуй, имеет смысл нажать на клавишу "быстрее".
Нажал и тотчас почувствовал плавный рывок акваплана. Он,
разумеется, не знал, насколько возросла быстрота их движения. С него
хватило и легкого ощущения ускорения. Теперь он обрел уверенность, что
Сузи осознала, о чем он ее просил, и плывет с максимальной скоростью.
Если он станет настаивать на большем, Сузи скоро устанет.
Ночь была очень темная. Луна еще не взошла, а низко нависшие облака
- остатки бури - почти совсем закрывали звезды. Не было даже обычного
фосфорического сияния моря: быть может, светящиеся обитатели глубин все
еще не оправились после урагана - чтобы снова заблестеть, им нужно
сначала успокоиться. А Джонни так хотелось опять увидеть это знакомое
слабое свечение! Все-таки он испытывал какой-то трепет, мчась вот так,
очертя голову, сквозь непроглядную ночь. Что, если им навстречу катитс
гигантский водяной вал или на их пути встал невидимый утес и они несутс
прямо на него? А он, Джонни, ничем не защищен, и от его носа до
поверхности воды всего каких-нибудь семь-восемь сантиметров! Как ни
верил он в Сузи, а страхи временами одолевали его, и Джонни приходилось
сражаться с ними.
Какое же облегчение испытал он, когда на востоке появились первые
бледные отблески лунного света. Толща облаков скрывала луну, но
отраженный блеск ее все же разлился в окружающем мраке. Этот блеск был
еще так неярок, что различить что-нибудь кругом не удавалось. Но лини
горизонта вырисовывалась вдали, и одно это уже успокаивало. Наконец
Джонни увидел собственными глазами, что впереди нет ни утесов, ни рифов.
Органы чувств Сузи были развиты куда лучше, чем зрение Джонни, как бы ни
напрягал он свои глаза, зато теперь он хоть не чувствовал себ
совершенно беспомощным.
Сейчас под ними была настоящая глубина, и неприятная зыбь, качавша
акваплан в начале путешествия, осталась позади. Они скользили навстречу
медленно катящимся валам, незаметно взбираясь на гребни, расстояние
между которыми составляло сотни метров. О высоте их судить было трудно.
Из-за того что Джонни лежал плашмя, они, конечно, казались гораздо выше,
чем на самом деле.
Сузи долго поднималась по длинному пологому склону, затем акваплан
на мгновение повисал на вершине движущегося водяного холма и наконец
несся вниз, в распадок. И все начиналось сначала Джонни давно
приспособился к этим подъемам и спускам, ритмично перемещая центр
тяжести своего тела на акваплане. Делал он это бессознательно, как
велосипедист на неровной местности.
Вдруг из-за туч вырвался полумесяц - луна была на ущербе. Впервые
за все путешествие взгляд Джонни объял целые мили окружавшей его воды,
мир огромных волн, медленно уходивших в ночь. В свете луны их гребни
отливали серебром, и от этого провалы между ними казались совсем
черными. Стремительные спуски акваплана в темные долины и медленные
подъемы на пики движущихся гор напоминали чередование дня и ночи, ночи и
дня.
Джонни посмотрел на часы, они плыли уже без малого четыре часа. Это
означало, что они в лучшем случае прошли сорок миль и что уже близок
рассвет. Расчеты помогли ему отогнать сон. До этого он дважды
задремывал, падая с акваплана, и просыпался, барахтаясь в воде. А это не
очень-то приятно - плавать в темноте и ждать, пока Сузи сделает разворот
и подберет тебя.
Понемногу небо на востоке светлело. Джонни оглянулся - ему хотелось
поймать первые лучи солнца - и вспомнил тот давний рассвет, который он
видел с борта гибнущей "Санта-Анны". Каким беспомощным чувствовал он
себя тогда и как нещадно жгло его потом солнце! Теперь он был спокоен и
уверен в себе, хотя от того места, где он находился, до суши было
пятьдесят миль в обе стороны. А солнце больше не могло повредить ему,
оно уже давно сделало его кожу темной, смугло-золотистой.
Быстро наступивший рассвет прогнал ночь. Джонни почувствовал спиной
тепло нового дня и нажал клавишу "стоп".
Пора было дать Сузи отдохнуть и позавтракать, пусть поохотится. Он
соскользнул с акваплана, проплыл немного вперед, чтобы снять с нее
упряжь, и Сузи, почувствовав себя свободной, радостно подпрыгнула в
воздух и помчалась прочь. Спутника нигде не было видно, он, верно,
где-то промышлял рыбу сам по себе. Но Джонни не сомневался - стоит его
позвать, и он будет тут как тут.
Джонни сдвинул на лоб маску, в которой пробыл всю ночь, чтобы
защитить глаза от брызг, и уселся на краю слегка покачивавшегося на
волнах акваплана. Съев банан, два пирожка с мясом и глотнув
апельсинового сока, он счел себя сытым. Остальная еда пригодитс
попозже. Даже если все пойдет хорошо, путешествие продлится не меньше
пяти-шести часов.
Он дал дельфинам еще пятнадцатиминутный отдых, да и сам в это врем
спокойно лежал на мирно колыхавшемся акваплане. Потом он нажал клавиши
вызова и стал ждать.
Минут через пять он слегка встревожился. За время остановки
дельфины могли сделать мили три. Но не уплыли же они так далеко! И тут
же он успокоился, потому что увидел знакомые очертания спинного
плавника, который разрезал волны, приближаясь к нему.
Но уже через мгновение Джонни поспешно поднялся и сел. Очертани
плавника недаром показались ему знакомыми, но это было совсем не то,
чего он ждал, - плавник принадлежал косатке.
Считанные секунды, пока Джонни глядел в лицо своей внезапной
смерти, несшейся к нему со скоростью тридцати узлов, показались ему
вечностью. Тут ему пришла в голову мысль, несколько успокоившая его и
позволившая забрезжить надежде. Косатка приплыла на его сигнал; неужели
это...
Так оно и было. Когда огромная голова вынырнула метрах в пяти от
него, Джонни увидел обтекаемую коробку контрольного устройства, все еще
крепко державшуюся на массивном затылке.
- Здорово же ты меня напугала. Снежинка, - сказал он, переведя дух.
- Пожалуйста, не делай так больше.
Даже и сейчас он не был твердо уверен в безопасности. По последним
сведениям, Снежинка по-прежнему соблюдала строго рыбную диету - никаких
жалоб от дельфинов не поступало. Но ведь он-то не дельфин! И не Мик!
Акваплан сильно закачался, едва Снежинка потерлась об него, и
Джонни чуть не полетел в воду. Но это было ласковое прикосновение, самое
ласковое из всех, на какие была способна пятиметровая разбойница, и,
когда она повернулась, чтобы повторить тот же маневр с другой стороны,
Джонни почувствовал себя гораздо лучше. Теперь уже не оставалось никаких
сомнений, что косатка настроена дружелюбно, и Джонни про себя горячо
поблагодарил Мика.
Все еще немного встревоженный, он протянул руку и похлопал по спине
Снежинку, которая тихо проплыла мимо, казалось, не делая никаких усилий.
Кожа у нее была эластичная, словно резиновая, - такая же, как у
дельфинов, что, разумеется, вполне естественно. Но разве поверишь, что
эта гроза морей - тот же дельфин, только побольше!
Ей, видно, понравилось немножко нервное прикосновение руки Джонни,
потому что она вернулась, чтобы он снова ее погладил.
- Верно, тебе скучно в одиночестве? - сочувственно сказал Джонни. И
тут же застыл, охваченный ужасом.
Снежинка совсем не томилась одиночеством, ей не приходилось
скучать. К ним, не торопясь, приближался ее приятель, метров этак десяти
длиной.
Только самцу косатки и мог принадлежать этот огромный спинной
плавник, высотой с рослого мужчину. Огромный черный треугольник,
напоминавший парус, неторопливо двигался к акваплану, на котором сидел
оцепеневший Джонни. Одна мысль мелькала в его голове: "Тебя-то не
кондиционировали, ты не резвился в бассейне рядом с Миком!"
Самец был, несомненно, самым крупным из всех виденных Джонни
косаток - чуть ли не с судно величиной! Снежинка рядом с ним казалась
просто обыкновенным дельфином. Но хозяйкой положения была все же она.
Пока ее огромный супруг медленно патрулировал вокруг акваплана, она
кружила по внутренней орбите, все время держась между ним и Джонни.
Вот он остановился, выставил голову чуть ли не на два метра над
водой и через спину Снежинки посмотрел прямо на Джонни. В этих глазах
светились голод, ум и жестокость - так, по крайней мере, представилось
взволнованному Джонни - и уж, во всяком случае, в них не было и намека
на дружелюбие. Кроме того, самец неотвратимо приближался по пологой
спирали к акваплану; через несколько минут он прижмет к нему Снежинку.
Однако Снежинка мало считалась с его замыслами. Когда он оказалс
уже в трех метрах от Джонни, заслонив собой весь мир, она вдруг
бросилась на него и резко толкнула в бок. Джонни хорошо расслышал звук,
отдавшийся под водой. Таким ударом свободно можно проломить борт лодки!
Приятель Снежинки понял легкий намек и, к неописуемому облегчению
Джонни, отплыл подальше. Метрах в пятнадцати от акваплана между этой
парочкой снова возникли разногласия, в результате которых последовала
новая затрещина. Тем дело и кончилось. Через несколько минут Снежинка и
ее поклонник, держа курс прямо на север, исчезли из виду. Провожая их
взглядом, Джонни подумал, что вот сейчас, на его глазах, свирепое
чудовище стало покорным мужем, находящимся, как говорится, под башмаком
у жены. Она попросту запретила ему закусить немножко между завтраком и
обедом. "Закуска", о которой шла речь, почувствовала горячую
благодарность к Снежинке.
Долго еще Джонни неподвижно сидел на акваплане, пытаясь унять
нервный озноб. Он был испуган, как никогда в своей жизни. И даже не
стыдился этого - было чего испугаться! Наконец, он перестал то и дело
оглядываться через плечо, ожидая опасности сзади, он снова обрел
способность здраво рассуждать. И первым вопросом было: "Где Сузи и
Спутник?"
Не видать и следа. Впрочем, это не удивляло Джонни. Дельфины, без
сомнения, обнаружили косаток и разумно держались в стороне. Даже если
они доверяли Снежинке, у них хватило сообразительности не приближаться к
ее другу.
Неужели страх заставил их совсем уплыть или - какая ужасная мысль!
- их проглотили косатки? Если они не вернутся, Джонни конец! Ведь до
берега Австралии уж никак не меньше сорока миль.
Он боялся снова нажать клавишу вызова. Могли вернуться косатки, а
Джонни ни за что не хотелось опять пережить все сначала, даже при
условии счастливого конца. Оставалось сидеть и ждать, не покажется ли
где вдали спинной плавник нормальных размеров - не больше тридцати
сантиметров высотой.
Протекли еще пятнадцать бесконечных минут. И вот с юга показались
Спутник и Сузи. Они, верно, пережидали, пока минет гроза. Встреча с
дельфинами принесла Джонни больше радости, чем свидание с любым из
людей. Соскользнув с упряжью в воду, он похлопывал их по спинам, осыпал
всяческими ласками, которые они так любили, и без конца говорил с ними,
как будто они могли его понять. Впрочем, дельфины и вправду понимали
его. Хоть они знали всего несколько английских слов, зато прекрасно
чувствовали интонации голоса Джонни. Они всегда различали, доволен он
или рассержен, а сейчас, без сомнения, полностью разделяли с ним радость
миновавшей угрозы.
Джонни застегнул пряжки на сбруе Спутника, проверил, свободны ли
дыхало и плавники, потом взобрался на акваплан. Как только он поудобнее
улегся на животе и установил равновесие. Спутник тронулся с места.
Но двинулся он не к западу - в сторону Австралии, а направился к
югу.
- Эй! - воскликнул Джонни. - Ты куда?
И тут же, вспомнив о косатках, сообразил, что в конечном счете это
неплохая идея. Он не станет мешать Спутнику делать по-своему. Посмотрим,
что из этого выйдет.
Они неслись быстро, быстрее чем когда-нибудь доводилось Джонни на
акваплане. Трудно, конечно, определить скорость, находясь так низко над
водой, но Джонни не удивился бы, узнав, что они делают пятнадцать узлов.
Спутник выдерживал такую скорость минут двадцать. Потом, как и
предполагал Джонни, они повернули на запад, оправдав его надежды. Теперь
не понадобится особого везения, чтобы беспрепятственно достигнуть
Австралии.
Время от времени Джонни все же оглядывался, чтобы проверить, не
преследуют ли их, но монотонной пустоты оставшегося за ними пространства
ни разу не взбороздил высокий спинной плавник.
Только однажды в нескольких сотнях метров от них из воды вдруг
выскочил большой скат - морской дьявол. Он повис на мгновение в воздухе,
как гигантская летучая мышь, а потом плюхнулся обратно с таким шумом,
что его, вероятно, можно было бы услышать за несколько миль. И во всю
вторую половину пути это было единственное проявление жизни, которой был
полон океан.
Ближе к полудню Спутник замедлил ход, но продолжал добросовестно
тянуть акваплан. Джонни не хотел делать больше остановок, пока не
покажется берег; тогда он снова запряжет Сузи - к этому времени она
хорошо отдохнет. Если его расчеты верны, до берега Австралии остается не
более десяти миль и он вот-вот покажется.
Джонни вспомнил, как впервые увидел Остров Дельфинов, тогда все
было похоже на сегодняшний день и в то же время совсем не похоже. Остров
напоминал маленькое облачко у горизонта, трепетавшее в мареве. Теперь
Джонни приближался не к острову, а к обширному материку, береговая лини
которого протянулась на тысячи километров. Даже самый плохой штурман
едва ли миновал бы такую цель, а у Джонни их было два, и притом
великолепных. Тревожиться нечего, но его начинало одолевать нетерпение.
Берег открылся перед ним, когда необычайно высокая волна приподняла
акваплан. Акваплан на миг замер на гребне, и Джонни, невольно посмотрев
вдаль, увидел белую линию, доходившую до самого горизонта.
У него захватило дыхание, кровь прилила к щекам. Всего час или два
пути отделяют его от берега, где он найдет безопасность для себя и
помощь для профессора. Его долгое путешествие по океану с дельфинами в
упряжке подходило к концу.
Минут тридцать спустя большая волна дала ему возможность лучше
разглядеть берег, лежавший впереди. И тут он понял, что море еще не
кончило играть с ним; самое тяжелое испытание было впереди.
Ураган отбушевал два дня назад, но море все еще помнило его. По
мере приближения к берегу Джонни стал различать отдельные деревья, дома
и бледно-синие вершины холмов в глубине материка. Но он увидел также и
огромные волны впереди. Не только увидел, а и услышал. Воздух был
наполнен их громом; вдоль всего побережья, с севера на юг к суше неслись
целые горы с белыми шапками пены. В трех сотнях метров от суши они
ударялись о подводный уступ. Подобно человеку, который спотыкается и
чуть не падает, они набирали скорость, опрокидывались на берег и,
набежав на него, оставляли за собой клубящиеся облака пены. Джонни
тщетно искал какой-нибудь проход в этих живых гремящих стенах воды. Но
насколько он мог судить - привстав на акваплане, он охватывал взглядом
несколько километров побережья, - полоса прибоя повсюду была одинаковой.
Можно, конечно, попробовать поискать какую-нибудь защищенную бухту или
речное устье, где высадиться будет безопаснее. Нет, лучше идти напролом
да побыстрее, пока его не покинула решимость.
Джонни знал об одном виде спорта - катании на волнах, серфинге. Но
никогда до сих пор он не пробовал этим заниматься. На Острове Дельфинов
плоское коралловое плато близко подходило к берегу, там не было пологого
дна, по которому разгоняются волны, набегая на берег. Там кататься было
негде. Но Мик часто с энтузиазмом объяснял ему технику серфинга, или,
как он говорил, "ловли волны". Как будто не такое уж это сложное дело.
Нужно продержаться какое-то время в том месте, где волны начинают
загибать гребни перед тем как рассыпаться, выбрать волну повыше и грести
словно бешеному. А потом, несясь на гребне, надо только держаться за
доску покрепче и молиться, чтоб тебя не сбросило. Остальное сделает
волна.
Вроде бы совсем просто, но сумеет ли он? Джонни вспомнил глупую
шутку: "Умеешь играть на скрипке? - Не знаю, никогда не пробовал".
Здесь-то неудача может быть куда серьезнее, чем несколько фальшивых нот.
В полумиле от суши он подал Сузи сигнал остановиться и отстегнул ее
упряжь. Затем с сожалением обрезал постромки, прикрепленные к акваплану;
ни к чему им путаться вокруг, когда он станет штурмовать полосу прибоя.
Упряжь стоила ему немалых трудов, и ужасно не хотелось ее выбрасывать.
Но он помнил слова профессора Казана: "Оборудование всегда можно
заменить". Упряжь таит опасность, и ею придется пожертвовать.
Оба дельфина продолжали плыть рядом, пока он двигался к берегу,
подталкивая акваплан ногами в ластах, но теперь они уже не могли ему
помочь. Джонни подумал, что даже эти замечательные пловцы едва ли
уцелеют в кипящем водовороте, который ждал его впереди. Море часто
выбрасывало дельфинов на такие вот берега, и он не хотел подвергать Сузи
и Спутника опасности.
Участок, к которому он приближался, показался Джонни приемлемым дл
высадки. Здесь буруны пенились почти параллельно берегу, не было и
отраженных волн, вызывающих завихрения. К тому же на берегу маячили
люди, следившие за полосой прибоя с верхушек невысоких песчаных дюн.
Может, эти люди уже заметили его; в случае чего они помогут ему
выбраться на берег.
Он поднялся и замахал руками, хотя на такой зыбкой опоре, как
акваплан, это была делом нелегким. Да, они заметили! Маленькие фигурки
вдруг пришли в движение, вытянули руки, указывая друг другу на него.
Но тут Джонни разглядел кое-что, не доставившее ему удовольствия.
Там, на берегу, было по крайней мере дюжина досок для серфинга.
Некоторые из них покоятся на автоприцепах, другие воткнуты в песок.
Столько штук на суше и ни одной в море! Мик достаточно часто говорил
ему, и Джонни это запомнил, что австралийцы - лучшие в мире пловцы,
безразлично - с плавательными досками или без них. Вон они стоят и
терпеливо ждут доброго часа, приготовив снаряжение. Но ближе не идут,
понимают, что при таком волнении лучше не соваться. Подобное зрелище
отнюдь не вдохновляло человека, собирающегося впервые преодолеть полосу
прибоя.
Он медленно греб, все отчетливее слыша нарастающий рев впереди. До
сих пор волны, обгонявшие его, чередовались равномерно, их верхушки были
сглажены, но вот их гребни побелели. Всего лишь в сотне метров впереди
водяные валы начинали загибаться и с громом обрушивались на берег. Но
здесь, на ничейной земле, между бурунами и открытым морем, он находилс
еще в безопасности. Где-то в двух или четырех метрах под ним волны,
беспрепятственно прошедшие по океану тысячи миль, вдруг чувствовали, как
их притягивает, тащит к себе суша. Еще несколько секунд они жили, а
потом прощались с жизнью, с шумом разбиваясь о берег.
Некоторое время Джонни поднимался и опускался у внешнего края белой
пенной полосы, пристально следя за волнами, запоминая места, где они
начинали разбиваться, ощущая их мощь, но не поддаваясь ей. Раз или два
он чуть не ринулся вперед, но инстинкт или осторожность удержали его. Он
знал - глаза и уши прямо говорили ему об этом, - что рискнуть можно
только один раз.
Люди на берегу тревожились все больше. Они махали ему руками,
показывая на море. Куда это они его посылают? Обратно, в океан? Джонни
нашел этот совет глупым. Но тут же сообразил, что они хотят помочь ему -
предостерегают от волн, которые ловить не следует. А раз, когда он уже
собрался грести, далекие наблюдатели призывно замахали, чтоб он шел
вперед, но в последний миг мужество покинуло Джонни. Проследив, как
упущенная им волна ровно накатила свою пену на берег, он понял, что
нужно было следовать их совету. Они знатоки, прекрасно изучили свой
берег. В следующий раз он поступит, как они велят.
Он направил акваплан точно на берег, а сам, оглядываясь через
плечо, следил за бегущими волнами. Одна волна, едва поднявшись из моря,
начала свертывать свой гребень, и белая пена закипела на нем.
Джонни бросил беглый взгляд на берег - танцующие фигурки отчаянно
жестикулировали, приказывая грести вперед. Настал его час.
И он стал грести изо всех сил, думая лишь о том, как выжать из
акваплана всю скорость, на какую тот способен. Но акваплан повиновалс
неохотно, и Джонни казалось, что он едва ползет. Оглянуться Джонни не
решался, но знал, что вздымающаяся волна нагоняет его, - слышал, как с
каждой секундой нарастал, приближаясь, ее рев.
Наконец волна подхватила акваплан, и его отчаянные попытки грести
оказались жалкими и совершенно ненужными. Он находился во власти
неодолимой силы, такой мощной, что его ничтожные усилия не могли ни
помочь, ни помешать ей. Оставалось только подчиниться этой силе.
Джонни охватило вдруг чувство удивительного покоя; акваплан
сделался устойчивым, как будто катился по рельсам. И хотя это несомненно
было иллюзией, ему даже показалось, что наступила тишина, а шум и грохот
остались позади. Единственной реальностью, воспринимаемой им, была пена,
шипевшая вокруг него, накрывавшая его с головой, слепившая ему глаза.
Джонни был как всадник, которого несет без седла и узды пойманный
им конь, а грива хлещет ему в лицо, и он ничего не видит перед собой.
Акваплан оказался построенным на славу, а чувство равновесия у
Джонни всегда было отличным, и он все время удерживался на гребне волны.
Он инстинктивно отклонялся назад и вперед на какой-нибудь сантиметр, а
то и меньше, регулируя центр тяжести и сохраняя вместе с аквапланом
горизонтальное положение. Вскоре он снова начал видеть - пена покрывала
его теперь только до пояса; голова и плечи освободились от свистящих
летучих брызг, и лишь ветер дул ему в лицо.
Это было неудивительно, ведь он несся со скоростью не меньше
тридцати-сорока миль в час. Даже Сузи или Спутник, даже сама Снежинка не
могли бы развить такую скорость. Он балансировал на гребне волны столь
огромной, что не поверил бы прежде, что такие бывают; когда он
взглядывал вниз, в изножье волны, у него кружилась голова.
До берега оставалась какая-нибудь сотня метров, и волна начала
переворачиваться, перед тем как разбиться вдребезги. Джонни знал, что
это самый опасный момент. Если волна накроет его сейчас, она грохнет его
о дно.
Он почувствовал, что акваплан под ним начинает качаться и
зарываться носом. Сейчас он ринется вниз с этой головокружительной
высоты, и с Джонни будет покончено. Волна, которую он оседлал, была
более могучей и опасной, чем любое морское чудовище. Если не удастс
замедлить бег акваплана, он слетит под обрыв водяной скалы, а нависающа
толща волны будет расти и расти, пока наконец вся не обрушится на него.
Очень осторожно он переместил тяжесть своего тела назад. Нос
акваплана медленно поднялся. Но Джонни не осмеливался отодвинуться еще
дальше, он знал, что может соскользнуть с плеч этой волны и тогда
следующая сотрет его в порошок. Ему нужно было поддерживать полное, хот
и шаткое равновесие на самой вершине этой горы пены и ярости.
И вот гора под ним начала опускаться, и он опускался вместе с ней,
по-прежнему балансируя на акваплане. Волна становилась более пологой,
превратилась сначала в холм, а потом в холмик движущейся пены:
противодействие берега лишило ее силы. Акваплан еще продолжал стремитьс
вперед сквозь теперь уже бесцельное кипение.
Он летел к берегу, как стрела, увлекаемый силой собственной
инерции. Внезапный толчок, медленное змеиное скольжение - и Джонни
увидел перед собой уже не зыбкую воду, а неподвижный песок.
Сильные руки сейчас же подхватили его и поставили на ноги. Кругом
раздавались голоса, но он все еще был оглушен ревом моря и улавливал
только отдельные фразы: "Сумасшедший молодой дурак!", "Повезло, что жив
остался!", "Это не из наших ребят!"
- Со мной все в порядке, - пробормотал Джонни.
Освободившись от поддерживавших его рук, он повернулся к морю,
чтобы посмотреть, не видно ли где-нибудь за чертой бурунов Спутника и
Сузи. Но сейчас же забыл о них, потому что то, что он увидел, потрясло
его.
Глядя на громады волн, которые, бурля и дымясь, неслись к нему, он
осознал, через что прошел. Никто не мог бы пройти через такое дважды!
Ему выпала большая удача. Он уцелел.
Нервы сдали. Ноги у Джонни подкосились, и он возблагодарил судьбу
за то, что мог сесть и уцепиться двумя руками за твердую гостеприимную
австралийскую землю.
- Можете войти, - сказала сестра Тесси, - но помните, только на
пять минут. Он еще не окреп и не успел отдохнуть от предыдущего
посетителя.
Джонни знал все это. Два дня назад на остров высадилась миссис
Казан. "Вроде отряда казаков", - сказал кто-то. И право, это было лишь
небольшим преувеличением. Она предприняла энергичные попытки утащить
профессора в Москву для лечения, и потребовались вся решимость Тесси и
все коварство профессора, чтобы противостоять ей. Однако угроза
поражения по-прежнему висела над ними. Одержать победу помог врач,
ежедневно прилетавший с материка. Он строго-настрого запретил перевозить
больного, по крайней мере еще неделю. Поэтому миссис Казан отбыла в
Сидней. Ей хотелось поглядеть, что может предложить Австралия по части
культуры, а теперь это было очень многое. Она уехала, обещав вернутьс
ровно через неделю.
Джонни на цыпочках вошел в палату. Он с трудом разглядел профессора
Казана, который лежал в постели, зарывшись в книги, и даже не заметил,
что к нему пришли. Пожалуй, только через минуту профессор обратил
внимание на посетителя. Он поспешно положил книгу, которую читал, и
протянул ему руку.
- Я так рад видеть тебя, Джонни, спасибо за все. Ты сильно
рисковал.
Джонни не отнекивался. Риск был куда большим, чем он предполагал,
покидая Остров Дельфинов неделю тому назад. Если бы он знал, то, может
быть... Но он это сделал, а все остальное не имело значения.
- Я рад, что поехал, - ответил он просто.
- И я тоже, - сказал профессор. - Сестра говорит, что вертолет
Красного Креста чуть не опоздал.
Наступило долгое неловкое молчание. Затем профессор Казан снова
заговорил, уже не так серьезно.
- Как тебе понравились квинслендцы?
- Чудесные люди! Они долго не хотели верить, что я приплыл с
Острова Дельфинов.
- Меня это не удивляет, - сказал профессор, - Чем ты там занимался?
- Не помню уж, в скольких радио- и телепередачах мне пришлось
выступать - все это мне порядком надоело. Самое лучшее было носиться по
бурунам. Когда море успокоилось, они взяли меня с собой и обучили всем
своим штукам. Теперь, - добавил он с гордостью, - я являюсь пожизненным
почетным членом квинслендского клуба любителей серфинга.
- Прекрасно, - несколько рассеянно ответил профессор.
Джонни понял - он что-то задумал. Так оно и было.
- Вот что, Джонни, - сказал профессор, - все эти дни, пока я лежал
здесь, у меня было достаточно времени на размышления. И я принял целый
ряд решений.
Это звучало довольно зловеще, и Джонни с беспокойством подумал о
том, что его ждет.
- В особенности, - продолжал профессор, - тревожит меня твое
будущее. Тебе уже семнадцать, и пора посмотреть вперед.
- Вы же знаете, профессор, что я хочу жить здесь, - сказал, фазу
расстроившись, Джонни. - Все мои друзья на острове.
- Знаю. Но остается нерешенной важная проблема - твое образование.
ОСКАР может помочь тебе пройти лишь часть пути. Если хочешь приносить
пользу, тебе придется избрать специальность и развивать все способности,
которые тебе отпущены. Ты со мной не согласен?
- Должно быть, вы правы, - ответил Джонни без энтузиазма. "Куда это
профессор гнет?" - подумал он.
- Я предлагаю, - сказал профессор, - чтобы со следующего семестра
ты поступил в Квинслендский университет. Не расстраивайся, это же не
другой конец света. Брисбен всего лишь в часе пути отсюда, и ты можешь
прилетать каждую субботу. Нельзя же провести всю свою жизнь, занимаясь
легководолазным спортом в окрестностях рифа!
Джонни подумал, что он не прочь жить именно так, но в глубине души
понимал, что профессор прав.
- У тебя уже есть некоторые навыки и тяга к нашему делу. А это нам
очень нужно, - сказал профессор Казан. - Но тебе все еще не хватает
дисциплины и знаний - то и другое ты приобретешь в университете. Тогда
ты сможешь по-настоящему помочь в осуществлении моих планов на будущее.
- Каких планов? - спросил Джонни, уже не так горестно, как только
что.
- Да ведь ты знаешь о них. Все они сводятся к одному:
сотрудничество людей и дельфинов к выгоде обеих сторон. За последние
месяцы мы установили, что многое можем делать сообща, но это только
самое начало. Рыболовство, добыча жемчуга, спасательные операции,
патрулирование побережья, осмотр потерпевших крушение судов, водный
спорт - о, есть сотни дел, в которых дельфины могут нам помочь! А
существуют еще вещи куда более значительные...
Профессор Казан чуть не проговорился о космическом корабле,
затонувшем в доисторические времена. Но удержался, они с Кейтом решили
никому не говорить об этом, пока не получат более достоверных сведений.
Это была козырная карта, и сыграть ею следовало только в подходящий
момент. Когда он почувствует нехватку средств, он ознакомит Управление
космических исследований с этим образцом дельфиньей мифологии и будет
ждать притока долларов...
Голос Джонни вернул его к действительности.
- А что будет с косатками, профессор?
- Это проблема будущего. Так просто ответить на твой вопрос сейчас
нельзя. Воспитание электричеством - только одно из орудий, к которым нам
придется прибегнуть, когда мы разработаем наилучшую линию поведения по
отношению к косаткам. Но мне кажется, что я уже знаю окончательное
решение.
Он указал на низенький столик у противоположной стены палаты.
- Принеси этот глобус, Джонни.
Джонни принес большой земной глобус, и профессор стал вертеть его
вокруг оси.
- Смотри сюда, - сказал он. Я подумываю о заповедниках: "Только дл
дельфинов, косаткам вход воспрещен". Очевидно, начинать надо со
Средиземного и Красного морей. Понадобится только стомильна
перегородка, чтобы отделить эти моря от океанов и сделать безопасными
для дельфинов.
- Перегородка? - недоверчиво спросил Джонни.
Профессор довольно усмехнулся. Несмотря на предупреждение сестры,
он был способен проговорить несколько часов подряд.
- О, я имею в виду не проволочную сетку или какой-нибудь прочный
барьер. Но когда мы достаточно изучим язык косаток, оркан, мы сможем
использовать подводные звукоизлучатели. Пусть себе пасутся, не суясь
куда не надо! Несколько излучателей в Гибралтарском проливе, несколько
других в Аденском заливе - и в обоих морях дельфины будут жить
припеваючи. А позднее нам, может быть, удастся отгородить Тихий океан от
Атлантического, отдав один из них дельфинам, а другой косаткам. Видишь,
от мыса Горн недалеко до Антарктики, управиться с Беринговым проливом
легко. Трудно перегородить только пространство к югу от Австралии.
Китобои давно уже о таком мечтают, и рано или поздно придется приступить
к делу.
Профессор улыбнулся, заметив изумление на лице Джонни, и как бы
вернулся на землю.
- Если тебе показалось, что половина моих идей безумна, ты не
ошибся. Но неизвестно, какая половина, именно это и предстоит выяснить.
Теперь ты понимаешь, почему я хочу, чтобы ты шел в университет? Я
действую столько же из собственных эгоистических соображений, сколько
ради твоей пользы.
Джонни кивнул в ответ, но не успел ничего сказать, так как дверь
открылась.
- Я предупреждала - пять минут, а вы разговариваете уже больше
десяти, - заворчала сестра Тесси. - Уходи сейчас же. А вам я принесла
молоко.
Профессор Казан произнес несколько слов по-русски; тон их не
оставлял сомнений, что молоко ему явно не по вкусу.
И все же он начал его пить, а Джонни в глубокой задумчивости вышел
из палаты.
Он спустился к берегу по узкой тропе, вившейся среди леса.
Сваленные ветром деревья убрали, и ураган казался страшным сном,
которого не было и не могло быть наяву.
Начался прилив, вода поднялась над рифом на шестьдесят-девяносто
сантиметров. Дул легкий бриз и причудливо играл с поверхностью воды.
Местами она оставалась неподвижной, маслянистой, спокойной, как зеркало.
Местами ее испещряли миллиарды непрерывно менявших очертания маленьких
трещин, блестевших и сверкавших как бриллианты под солнечными лучами.
В это утро риф был чарующе красивым и мирным, последний год он
заменял Джонни весь свет. Но теперь юношу влек иной, широкий мир
неоглядным горизонтом.
Предстоящие ему годы учения больше не казались тягостными. Его ждет
нелегкий труд, но зато и много радости. Ему надо столько узнать о море.
И о морском народе, с которым он подружился.
==================================================
Dolphin Island (1963)
Перевод с английского В. Голанта.
Кларк А. Остров Дельфинов. Большая Глубина. Рассказы: Пер. с англ.
В. Голанта, Л. Жданова / Послесл. В. Ревича; Ил. Е. Медведева. - М.:
Пресса, 1992. - 480 с., ил. ISBN 5-253-00278-2
OCR + Spellcheck: Alef
URL: http://elib.narod.ru
E-mail: [email protected]
==================================================
Популярность: 1, Last-modified: Sun, 18 Jun 2000 06:46:49 GmT