---------------------------------------------------------------
     © Copyright Евгений Козловский.
     WWW: http://ekozl.ru
     Date: 09 Apr 2015
---------------------------------------------------------------

     ПАРАНОЙЯ
     сценарий игрового фильма в двух частях
     На черном экране, в полной тишине, появляется заглавный титр фильма:



     Постепенно  возникает  фонограмма:  какие-то  люди  о  чем-то  говорят.
Фонограмма невнятная, многое невозможно расслышать, а, расслышав -- понять.

     Потом появляется эпиграф-пояснение:

     ПАРАНОЙЯ   [гр.   Paranoia,   безумие]   --   хроническое   психическое
заболевание,  характеризующееся  навязчивыми систематизированными  бредовыми
идеями, овладевающими сознанием больного и обусловливающими его действия.

     Словарь иностранных  слов, 16-е  издание,  исправленное,  М.,  "Русский
язык" -- 1988 г.

     Фонограмма  становится  все громче,  но  и  невнятнее. На  один  диалог
накладывается  другой,  вплетаются  обрезанные по частоте  звуки  телефонных
разговоров. Голоса буквально обнимают зрителя: звучат не  только от  экрана,
но и с боков, и сзади... На этом фоне проходят начальные титры картины.
     Завершает их пояснительная записка авторов фильма:

     В  этой  вымышленной  истории  вымышлено  почти  всё. Даже  ситуация  с
выборами  Президента 1996-го  года изменена в сторону  большей, чем  было на
самом  деле,  свободы  выбора:  не  из  фактически  двух  кандидатов,  а  из
пяти-шести. Поэтому, как это принято в последние годы, авторы просят считать
случайными  все   похожести  персонажей   на  реальных.  Даже  кабинет,  где
происходит  основное действие,  на самом деле отнюдь  не черный,  а обычный,
коричневый, с дорогой современной мебелью.
     Единственно, что здесь  безусловно подлинное -- стенограммы  прослушек,
на которых  базируются диалоги,  происходящие в  приемной  первого помощника
Президента. В черном кабинете.

     Выплывает титр:



     Голоса фонограммы продолжают звучать, малоразборчивые в своей мешанине.
Темнота экрана  разрушается  в уголке лучом  слабого света  -- от крохотного
фонарика, и две очень крупно снятые мужские руки выдергивает две иголочки от
проложенного внутри коммуникационной коробки одного из множества проводов. К
иголочкам тоже  прикреплены провода, и  камера, панорамируя по ним, приводит
нас  к  крохотному  записывающему  устройству, мини-дискмену.  Большой палец
нажимают  на  кнопку.  Из  образовавшейся  в  устройстве  щели   выпрыгивает
маленький золотистый диск. Мы  видим человека,  прячущего диск  в  чехол,  а
потом и в  карман, но  видим неразборчиво: мешает свет  от фонарика, который
человек держит во рту...

     ...На улице вечер.  "Человек с диском"  выходит из  служебного подъезда
четырнадцатого  корпуса Кремля.  Направляется  к  Спасским  воротам,  сквозь
которые  и  попадает  на Красную  площадь, предъявив часовым соответствующее
удостоверение.  Идет  по  Васильевскому  спуску к мосту, под  которым у него
припаркована  машина.  Садится,  запускает  двигатель,  достает   мобильник,
набирает номер...

     ...В машине неподалеку, --  с затемненными  окнами, -- сидят двое. Один
нацелился  на  "Человека  с диском"  небольшой,  но  с  длинным  объективом,
видеокамерой.  Второй,  в  наушниках,  нажимает  на  красную  кнопку  записи
портативного   диктофона,   к   которому   подключена   микрофонная   пушка,
высовывающаяся в щель приоткрытого окна..

     -- ...Привет, -- говорит в мобильник "Человек с диском". -- Да, у меня.
Все как договаривались...

     --  ...Еду, -- это окончание  краткого разговора звучит уже в наушниках
того, кто следит за "Человеком с диском"...

     ...Трогается  сперва  одна машина,  за  ней,  выждав  небольшое  время,
другая...

     ...В этот поздний  вечер в Москве еще было совсем светло: разгар  лета,
--  и в новом  здании  Высшей школы  ФСБ  на  проспекте  Вернадского  горели
немногие окна.
     Внизу,  в пустынном  тире, оборудованном по  последнему слову  техники,
тренировалась девушка лет  двадцати пяти. Пользуясь отсутствием  свидетелей,
она  стреляла  не   просто  и  спокойно,  а  как   бы  разыгрывая  сцену  из
американского крутого боевика.  Пули,  однако, ложились  удивительно кучно в
центры мишеней. Звенели  гильзы за ее  спиной,  пули  шмякались о деревянную
подложку с эдаким... плотоядным звуком.
     Прозвенел  звонок, требующий кого-то впустить. Девушка не услышала  бы,
когда  б не дублирующая  звонок мигающая  лампа.  Отложила пистолеты,  сняла
наушники,  пошла открывать.  Взглянула  у двери на монитор,  нажала  кнопку,
отпирающую дверь.
     В тир вошли моложавый человек средних лет и коренастый, весьма пожилой.
     -- Здравия желаю, товарищ генерал!
     -- Ладно, вольно, -- махнул  генерал рукой. -- Что-то  ты, Вера,  можно
сказать, засиделась.  Всё  тренируешься?  Я ж  тебе  говорил, -- обратился к
спутнику, -- застанем. Не вылазит из тира.
     -- В  девках я засиделась, -- улыбнулась Вера. --  Спешить-то  не особо
куда есть...
     -- По настоящей работе тоскуешь?
     -- А в тире-то чем  не настоящая?  Натаскиваю...  Может,  и жизнь  кому
через это спасу.
     -- Ну знакомься тогда: Армен Николаевич. Живая, можно сказать, легенда.
Все отечественное  ГБ стрелять  выучил.  Вон про тебя  прослышал,  поглядеть
хочет. Продемонстрируешь?
     --  Я  про  вас тоже слышала, --  слегка  закраснелась Вера.  --  Очень
приятно,  -- и, подхватив пистолеты, выпалила  с двух рук,  потом пригласила
жестом Армена Николаевича взглянуть в трубу.
     -- Да-а... -- протянул тот.
     -- Можно сказать, мастерица, -- похвастался генерал.
     --  Мастерица, --  согласился  Армен Николаевич.  --  Можно в отставку,
окончательно. И вот ведь что обидно: не я ее обучил!
     -- Ну, не ты -- так, можно сказать, твои ученики. Считай, что все равно
ты.
     -- А  настоящей  работы  я  дождусь:  терпеливая.  Просто, надо думать,
ничего нет пока под рукой, чтобы по моим силам...
     -- Честолюбивая! -- не то осудил, не то восхитился генерал.
     -- А это плохо?
     -- Это плохо, а, Армен?
     -- Ну... когда как... Иногда... -- не договорил мысль Армен  Николаевич
и произвел ладошкой непонятное движение...
     -- Пострелять не хотите? -- спросила Вера у генерала.
     -- При тебе и стрелять как-то  неловко. Всех  офицеров вон распугала. В
тир ходить  стесняются...  Девка,  -- говорят, -- а не догонишь...  Чего  ты
спортом-то не занимаешься?
     --  А  вы,  Армен  Николаевич,  занимались спортом?  Ну,  в  смысле  --
стрелковым?
     Тот едва заметно отрицательно покачал головой.
     -- К стрельбе надо серьезно относиться, -- прокомментировала Вера. -- А
спорт --  это  так,  баловство.  Демонстрация. Серьезные вещи должны быть...
сокровенными.
     --  Вот  сейчас  уже  точно вижу: правильная барышня, --  сказал  Армен
Николаевич, выходя. -- Пули в цель сажать и обезьяну научить можно...

     ..."Человек  с диском"  въехал на Ленинские горы  и направил машину  по
узкой темной аллее вниз к реке. Та мерцала и переливалась под непогасшим еще
небом.
     Под деревом пряталась машина с погашенными огнями.
     "Человек с диском" вышел из своей и направился к  этой,  темной, открыл
пассажирскую дверцу, сел...
     Те, кто следили, вынуждены были оставить свой автомобиль в аллее: иначе
засветились бы,  --  и,  выйдя, вооруженные  аппаратурой,  припустили  между
деревьев.
     Опоздали: "Человек с дискетой" уже возвращался.
     -- Кого поведем? -- спросил тот, кто в наушниках.
     -- Кого-кого! Этого, -- кивнул на темную машину  под деревом. -- Наш-то
чего? -- передал и домой поехал. Или я прав?
     И, пропустив сперва автомобиль "Человека с диском",  потом -- таившийся
в тени дерева, -- двинулись потихоньку следом.
     Тот, что был в наушниках (сейчас он их снял и бросил на заднее сиденье)
спросил у того, что был с камерой, а сейчас вел автомобиль:
     -- Его на чем-нибудь поймали?
     -- Вроде нет. Плановая разработка...
     -- Значит, попали... Бывает же!..
     --  А  я  думаю:  они все крысятничают. Кого ни возьми в  разработку...
Помнишь, в апреле этого вели, из ФАПСИ?
     -- Платят им, что ли, мало?
     --  Платят  всем   мало.  Дело  не  в  этом.  Просто,  коль  к   Кремлю
прикоснулись, надо что-нибудь, да урвать. Инстинкт...
     -- Мы-то тоже прикоснулись.
     -- Мы -- нет. Мы тут, можно сказать, родились...

     ..."Человек  с  диском"  едва  отыскал  место  у  не  первой  молодости
девятиэтажки и вошел  в плохо освещенный подъезд. На шестом этаже,  у выхода
из  лифта,  его поджидал парень в кожаной  куртке. Пока "Человек  с  диском"
пытался  нащупать  ключом  замочную скважину,  парень  извлек из-под  куртки
пистолет с глушителем и выпустил в  спину "Человека с диском" пару пуль. Тот
тяжело осел  на  пол.  Парень  перевернул  его  ногой  на  спину,  глянул  в
мертвеющее лицо и сделал контрольный выстрел. Бросил на пол пистолет,  вошел
в лифт и поехал вниз...

     ...В студии "Первого канала" дикторша перед камерой говорила:
     --  ...на  лестничной  площадке  перед собственной  квартирой был  убит
сегодня ночью  сотрудник  ФСБ. Смерть наступила от  трех пулевых  ранений из
пистолета,  брошенного   на  месте   преступления,  предположительно   около
полуночи. Труп ранним утром  обнаружил сосед, выводящий на  прогулку собаку.
Возбуждено уголовное  дело, ведется следствие. Сотрудники правоохранительных
органов  полагают, что убийство -- заказное, то есть из тех, которые труднее
всего раскрыть...

     ...Двое мужчин слушали новость, глядя в монитор у входа в студию. Один,
лощеный, помоложе, одетый намеренно элегантно и подгримированный для камеры,
сказал другому, одетому попроще, в джинсу:
     --  Да-а... перемены  налицо.  Раньше  они  на  гэбистов  охотиться  не
осмеливались.
     --  Э-э...  какой  он гебист!  Настоящих  гебистов...  Уж  поверьте, --
отозвался джинсовый. -- Наверняка -- коммерческие разборки.
     --  ...после  рекламной  паузы  выступление  независимого  кандидата  в
президенты, предпринимателя Лисовского.
     --  Это меня, -- сказал лощеный. -- Пора, -- и  пошел было в студию, но
джинсовый задержал его вопросом:
     -- Извините, конечно. Не  мое дело...  Но вы и впрямь собираетесь стать
президентом? Вы и впрямь думаете, что это реально?
     Лощеный глянул на джинсового пристально и,  ничего не ответив, пошел  в
студию.
     Джинсовый  остановился   в   приоткрытых   дверях   и  цепко   осмотрел
помещение...

     ...Утреннее солнце  лупило по  Москве. Небоскреб Высшей школы  ФСБ весь
сиял под его лучами...

     ...Вера вгоняла в мишень пулю за пулей...

     ...С похожим  на  шмяканье пули  звуком теннисный мяч  ударил  о  сетку
своевременно подставленной ему ракетки.
     -- Чпок!
     -- Чпок!
     -- Чпок!
     -- Чпок!
     Двое:  низенький,  плюгавый  человечек,   Павлушин,   первый   помощник
Президента Российской Федерации, и стройная, чрезмерно даже высокая  женщина
не самой первой молодости играли на отрытом корте в теннис.
     Мужчина размахнулся, подпрыгнул, пытаясь  дотянуться до мяча, и замер в
стоп-кадре, сопровожденном звуком фото-затвора. Закадровый голос прочел:

     Николай  ПЕТРУШИН.  Первый  помощник  Президента Российской  Федерации.
Родился  в 1947  году в г.  Магнитогорске Челябинской области (Урал). Женат,
двое детей  (сын и дочь), есть внуки. Образование: Уральский политехнический
институт  по  специальности  инженер-электромеханик;  Академия  общественных
наук...

     ...По мере того,  как  шел рассказ, на  экране одна за  другой менялись
документальные фотографии,  его иллюстрирующие: какие-то задымленные заводы,
рабочие в спецовках; кабинеты один богаче другого -- по возрастающей; здание
ЦК НДПА  в Кабуле  с  улыбающимся, в летней  одежде,  героем на  ступеньках,
тревожная  путчевая  Москва;  наконец снимок с  Президентом:  один,  другой,
третий...
     ...Карьера:
     слесарь  в   машинном   зале  рельсобалочного   стана   Первоуральского
новотрубного завода,  шесть лет работы  на  Нижнетагильском металлургическом
комбинате;
     первый  секретарь Свердловского горкома комсомола,  затем Свердловского
обкома  комсомола; первый секретарь Ленинского райкома  КПСС г. Свердловска;
работа в Центральном Комитете КПСС (Москва); полгода работал в Афганистане в
качестве советника ЦК НДПА;
     попал в аппарат Б. Н. Ельцина и работал в качестве помощника  Ельцина в
ЦК КПСС и Московском городском комитете КПСС, затем -- помощник председателя
Верховного  Совета   РСФСР,  руководитель  Секретариата  Президента  РФ   (в
1991--1992 г.г.). С мая 1992 года -- первый помощник Президента России.
     Увлечения:
     теннис.
     Влияние на Президента:
     По    неофициальному   рейтингу    самых   влиятельных   политиков    в
мае-июне1996-го  года,  подготовленному  московскими  журналистами,  Николай
Петрушин занимает 10-е место; по степени же влияния на  Президента Петрушин,
пользуясь  огромным  доверием   "хозяина",   явно  обгоняет   многих   особо
приближенных  к  Ельцину  --  фактически все  тексты окончательных  проектов
указов,  распоряжений  и  публичных  выступлений  Президента  готовятся  под
руководством   г-на  Петрушина.  Именно  он  руководит  группой   помощников
Президента, тесно работая с аналитиками и  воплощая их рекомендации в тексты
будущих официальных документов за подписью Президента.

     Стоп-кадр ожил. Петрушин промахнулся.
     --  Всё.  На  сегодня  --  хватит, -- с заграничным акцентом произнесла
высокая женщина.
     Петрушин подошел  к ней и глянул снизу в верх с заискивающим выражением
лица.
     -- А что вечером? Не увидимся? Ты ж обещала...
     -- Вы тоже обещали... встречу с Президентом.
     --  Но  ты  же  уже   дважды  с  ним   разговаривала...  Учитывая  твое
происхождение...
     -- Что-то мое происхождение не мешает вам так назойливо приглашать меня
на... ужин. А уговора про две встречи не было...
     -- Я не отказываюсь. Только...
     --  Ладно... -- отозвалась  высокая женщина. Если  удастся  -- позвоню.
Вон,  --  кивнула  за  ограду,  где  сидел  в  автомобиле  мужчина,  --  муж
дожидается. Не будем  будить в нем подозрений... Кстати,  а  почему вы  свою
супругу на  корт не возите? --  и, оставив  Петрушина преодолевать смущение,
залившее ему краской лицо, направилась к мужу.
     Тот, не выходя из машины, приоткрыл пассажирскую дверцу.
     -- Ну что? -- осведомился по-итальянски.
     --  Завтраками  кормит...  -- по-русски,  но  уже  без  следа  акцента,
ответила высокая.
     -- Не понял?.. -- по-итальянски переспросил супруг.
     Захватив  крупный  план  женщины,  кадр  замер  под  чмок  фотозатвора.
Закадровый голос прочел:

     Елена АНЖЕЛОТТИ.  Урожденная Цыпкина. Родилась в  Каспийске, увлекалась
теннисом,  сумела занять  одну  из нижних строчек топ-100.  Вышла  в  Италии
замуж. Часто бывает в России.

     Камера спанорамировала на мужчину. Еще один щелчок затвора.  Закадровый
голос:

     Марио АНЖЕЛОТТИ. Сотрудник итальянской  разведки. Часто бывает в России
под видом коммерсанта. Впрочем, коммерцией занимается реально.

     Кадр ожил.
     Синьора Анжелотти  не  сумела подобрать  итальянский аналог идиоме  про
завтраки и перевела попроще:
     -- Пообещал.
     Автомобиль взял с места и влился в поток...

     ...Петрушин  вышел  из  раздевалки  с волосами,  влажными  после  душа,
направился  к  маленькому,  очевидно  очень  дорогому красному  "Мерседесу".
Выехав на Садовое  и попав в  небольшой по московским  меркам затор,  извлек
из-под  сиденья  мигалку,  шлёпнул  на  крышу,  врубил. И  пошел  вперед  по
встречной.  Въехал  под "кирпич"  на  Красную площадь,  прямо к  с  Спасским
воротам. Там притормозил  на  мгновенье  и,  пропущенный охраной, закатил  в
Кремль...

     ...Человек лет сорока в штатском, но с военной выправкой,  стоял у окна
небольшого кабинетика на четвертом этаже четырнадцатого корпуса  и несколько
рассеянно наблюдал, как маленький красный "Мерседес" въезжает на территорию,
паркуется,  как  Петрушин  направляется   к   парадному  подъезду.  У  двери
дожидался,  пока человек в  штатском  вернется к разговору  с  ним,  офицер,
который накануне вел машину наблюдения. Дождался.
     -- Значит, говоришь, точно из разведки.
     -- Проверили.
     -- И что ж он ему передал?
     -- Ну не успели мы, не успели, товарищ генерал! Разве можно, с одной-то
машиной! Да и кто ж ожидал?
     -- Ладно, -- отозвался товарищ генерал.  -- Не суть важно. Ты мне лучше
скажи, по чьему распоряжению вы его убрали?
     -- Мы? Его?! -- очень искренне изумился офицер.
     Генерал  бросил  на  офицера  пронзительный  взгляд,   пытаясь  оценить
искренность  его  эмоций.  И  камера  остановилась,  под  звук  фото-затвора
зафиксировав стоп-кадр. Пошел закадровый голос:

     Алексей   КОСЯЧКОВ.   Руководитель   Службы   безопасности   Президента
Российской Федерации.
     Карьера:
     первое звание -- рядовой, службу начал в Кремлевском полку;
     в  качестве охранника от КГБ отвечал за  безопасность Первого секретаря
МГК  КПСС  Бориса  Ельцина;  после  снятия  Ельцина  в  1987  году  с  поста
руководителя  московских коммунистов, г-н Косячков продолжал навещать своего
бывшего шефа,  за  что  и попал в опалу у руководства  9-го управления  КГБ;
перешел  работать,  не получая зарплату,  к Ельцину  после  назначения  того
заместителем  председателя Госстроя СССР; позже  обеспечивал безопасность Б.
Ельцина  во   время  всех   его  избирательных  кампаний,  стал,  по   сути,
своеобразным "администратором" как самого Ельцина, так и  его  семьи -- так,
по некоторым данным, отвечал за решение жилищно-дачных вопросов Президента и
его семьи...

     Резюме  сопровождается  документальным  слайд-шоу,  как  и в  случае  с
Петрушиным: рота кремлевских курсантов на выпуске, сцена с  падением Ельцина
в  канаву,  речь  перед  Белым  домом  наутро  после  победы  над  путчем  и
подобное...
     ...Влияние на Президента:
     Алексей  Косячков   имел   много  возможностей  доказать  Ельцину  свою
преданность.  Например,  во  время  путча  1991  года  он  --  "живая"  тень
Президента -- неизменно следовал за Ельциным, обеспечивая его  безопасность,
даже  во  время  знаменитого  выступления  Б.  Н.  на броне танка. Во  время
ноябрьского (1993 года) кризиса именно Косячков первым докладывал обстановку
прилетевшему  в  Кремль  Ельцину.  В   своих  "Записках  президента"  Ельцин
вспоминал,  что  именно  Косячков  и Петрушин в те  ноябрьские  дни  от лица
президента  постоянно  присутствовали на  совещаниях в Генштабе Министерства
обороны России, прессингуя  генералитет к принятию решения  по вводу войск в
Москву.  Безусловно,  Косячков  посвящен  в самые  деликатные обстоятельства
жизни  Президента,  что гарантирует ему  прочность  его  положения  в  самом
близком служебном и  личном  окружении Ельцина. Алексей Косячков оказался не
чужд и  финансовой деятельности -- при его  участии в 1991 году в Кремле был
создан кооператив  "Ален",  торговавший правом  видеосъемок Президента и его
апартаментов.   Только   после   вмешательства   прокуратуры    деятельность
кооператива  была остановлена.  Несмотря на  этот факт,  Косячков в рейтинге
пятидесяти  самых  влиятельных политиков  прочно  удерживает  шестое  место,
уступая лишь Ельцину, Луговому, Носковцу, Черноморову и Иващенко.

     Стоп-кадр ожил.
     -- Значит, говоришь, не трогали?..
     -- Да я и не знал, что его... И чьи б я распоряжения, кроме ваших, стал
выполнять?
     -- Дело не в этом. А в том, что я о таком никогда бы и не распорядился.
Понимаешь?  Ни-ког-да! Очень хотелось бы, чтобы  ты это  понимал.  Правильно
понимал. Выгнал  бы... отовсюду... -- это конечно. Ему  б еще хуже пришлось,
чем сейчас.
     -- Я понимаю... Я правильно понимаю!
     Косячков подошел к столу  и протянул офицеру пачку снимков,  на которых
был запечатлен труп  "Человека  с диском"  на  заплеванном  полу  лестничной
площадки девятиэтажки.
     -- Ладно, иди...
     Офицер  вышел. Косячков вернулся к  окну, и  замер, глядя на Кремль, на
российский флаг, трепетавший по ветру над куполом первого корпуса. Думал.
     -- Забавно... кто  ж это  его? -- Собрался было  позвонить  куда-то, да
передумал,  махнул  рукой. -- А... все  равно  не найдут, -- пробормотал под
нос...

     ...Петрушин  вошел в  кабинет. Собственно, кабинетом  назвать его можно
было  очень  условно:  это  была  просторная  квартира:  приемная  с   двумя
секретарями, кабинет собственно: стильный, весь  отделанный черным, с черной
же  мебелью.  За  что и прозван был  "черным кабинетом". Из окон открываются
самые,  наверное, престижные  в  России  виды: Красная  площадь,  Покровский
собор,  Сенат... Дальше  --  комната  отдыха с роскошным  диваном,  домашним
кинотеатром, четырехсекционным холодильником, сервировочными  столиками. Еще
дальше -- небольшой, но по полной оборудованный спортивный зал. За ним не то
что бы ванная -- скорее, небольшой бассейн с джакузи и прочими излишествами.
     Петрушин прошелся  по всем  помещениям, оглядывая  их,  словно впервые,
словно  пытаясь убедить себя,  что  все  это  --  его,  компенсируясь,  надо
полагать,  за  пренебрежительные   интонации  синьоры  Анжелотти,  Ленки  из
Каспийска... Вернулся  в кабинет собственно. Уселся за стол  черного дерева.
Посидел  замерши, с закрытыми глазами -- аутотренинг, что ли...  Потом  снял
трубку.
     -- Владимир Иванович? Петрушин  у  аппарата.  Как там  у нас  с  курсом
доллара?  Что-что?   В  четверг,  говоришь?  Намного?  Ну  хорошо,  спасибо.
Заглядывай...

     ...В маленькой тесной комнате  без окон, у стола, на котором  крутились
бобины  профессионального магнитофона, сидела женщина в наушниках и строчила
на   бумаге   стенографические   знаки.  Разговор   Петрушина  с  Владимиром
Ивановичем, ослабленный, доносился из наушников...

     ...Петрушин тем временем набрал другой номер...

     -- ...Люда! А-га... В четверг будет повышение курса, так что ты  на все
купи  сейчас  долларов. А  в четверг продашь.  Поняла? О-кей, о-кей! Нет, не
знаю, когда вернусь... Дел много. Выборы на носу...

     ...Бобины магнитофона вертелись, женщина строчила непонятные значки...

     ...Косячков набрал  двузначный номер на  одном  из телефонов.  Дождался
ответа.
     --  Петрович? Косячков  говорит. Нет ли у тебя специального  человечка.
Мастера по связи, по электронике -- это само собой. Но главное -- надежного.
За которого ты сам головой ответил бы! Что?? Да  нет...  но хотелось бы кого
постарше. Подполковника какого. А то и полковника... Это правда, что  в моей
власти. Особенно,  если  рекомендуешь.  Ну  ладно,  заеду,  заеду.  Погляжу.
Сегодня же и заеду...

     ...Ближе  к вечеру служебный  автомобиль  Косячкова  подкатил  к зданию
Высшей школы ФСБ на проспекте Вернадского.
     Петрович, давешний генерал,  что  спускался  к  Вере  в тир  с  Арменом
Николаевичем, встретил гостя в приемной, заказал секретарше кофе, проводил в
кабинет.  Подвинул  папочку  "личного  дела", которую Косячков открыл,  стал
бегло просматривать.
     -- Видишь ли, -- сказал  Петрович.  --  Девица совсем  особая.  У меня,
можно сказать, к ней слабость... Да не гляди ты на меня так, я другое имел в
виду. Дочка,  можно  сказать, полка.  В  смысле надежности. По специальности
была первая на курсе, это само собой. Стреляет, как... Диана...
     -- Как кто?
     -- Греческая богиня. Охотница. Сестрица Аполлона.
     -- А-а...
     --  Единоборства. Холодное оружие. Не советовал бы с ней столкнуться по
разные стороны. Но главное -- ее судьба. Биография, можно  сказать. Помнишь,
в восемьдесят втором была заваруха в Тарзании?
     Косячков пожал плечами.
     -- Ну не важно, была. Поверь на слово.  Родители у нее по нашей линии в
посольстве  работали,  она  с  ними  жила..  Сколько  ей  было?  Ну  да, лет
двенадцать. Ну,  естественно, приказ  об  эвакуации.  Им там  разобраться  с
документами надо было, с тем, с сем, можно сказать. Задержались. К аэропорту
подкатывали -- эти гребаные обезьяны-повстанцы уже рядом были...
     ...дальше голос Петровича уходит за кадр, а на экране, в сепии, идет



     ...Пленка слегка исцарапана: словно это старые архивные материалы. Зато
звук  этой  громкой сцены боя -- сегодняшний,  шестиканальный. Так бывает со
снами и воспоминаниями.
     Крохотный  аэродром  на  краю  лежащего  в горной  впадине африканского
городка.  Солдаты  еще  пытаются удержать  ближние  подходы,  но  сверху,  в
стрекоте   стрельбы,  в  разрывах  мин  и  реактивных  снарядов,  спускаются
повстанцы. Старый армейский газик со снятым верхом и пробитым задним колесом
козлом прыгает  по выбоинам, проскакивая между воронками  разрывов. За рулем
--  мужчина (как  мы  скоро поймем --  отец Веры),  рядом  -- ее  мать, сама
двенадцатилетняя Вера на заднем сидении, в окружении багажа. Ей и страшно, и
любопытно. Газик, минуя сорванные с петель решетчатые ворота, выскакивает на
летное  поле,  где   в  начале  полосы  уже  запустил   двигатели  небольшой
турбореактивный самолет советского  производства. Спущен трап, возле него --
суета спешной посадки.
     И  тут  наперерез   джипу  выскакивает  откуда  ни   возьмись  открытый
броневичок,  полный  стреляющими  повстанцами.  Граната попадает  прямо  под
передние  колеса газика, он взлетает в воздух и обломками оседает на пыльную
землю. Броневичок огибает обломки,  направляясь к  самолету. Вера приходит в
себя и видит рядом мертвых родителей.
     -- Мама! -- кричит.  --  Папа! -- и трясет их, словно  пытаясь оживить.
Потом  хватает  валяющийся  рядом   ручной   пулемет   и  начинает  яростно,
остервенело палить вслед  удаляющемуся  броневичку. Попала! Еще попала! Двое
повстанцев  вываливаются  на  землю.  Броневичок замирает,  разворачивается,
направляется к Вере, осыпая пространство перед собою пулями. Вера, укрываясь
за обломками, меняет магазин, продолжает палить по броневичку:
     -- Вот вам! Вот вам! Вот!!!
     Но машина  неумолимо приближается. И тут,  словно  с  неба спустившись,
материализуется мощный харлей... За  рулем -- человек, в котором мы могли бы
признать того, джинсового, с телевидения, --  только лет эдак  на пятнадцать
помоложе. Джинсовый хватает Веру поперек, бросает на бак, как на седло коня,
и  гонит,  провожаемый стрельбой из  броневичка,  к трапу  самолета. Тот уже
опустел  и  вот-вот  поднимется.  Джинсовый  с Верой  на  руках  успевают  в
последнее мгновенье, когда самолет уже начинает разгон.
     И -- в грохоте стрельбы и взрывов -- тяжело взбирается в небо...

     Закадровый монолог:

     -- В общем, спас ее Василькин. Был у нас  такой...  в  девяносто первом
ушел в отставку. По принципиальным, можно сказать, соображениям. Хотя так  я
его принципов и не  понял. Они с ее отцом дружили. Он сейчас на телевидении,
на первом канале,  шеф безопасности.  Вернулись  в  Москву,  она  --  можешь
представить? -- настояла пойти... в Суворовское. Как дочь погибших офицеров.
Доби-илась... Пристроили... на  особом, можно  сказать, режиме.  Приходящей.
Закончила с отличием. Потом -- в виде исключения -- сразу в академию...

     Возвращаемся в кабинет:
     -- ...А вот у меня  тут  задержалась... Тиром  заведует. Инструктор. Ее
даже  сам  Армен  признал!   Короче,  рекомендую,  можно  сказать.  И,  если
настаиваете -- ручаюсь головой.
     -- Ну ладно, зови, познакомимся.
     -- Да она, можно сказать, в приемной уже сидит.
     Петрович нажал кнопку интеркома:
     -- Воронович здесь? Пускай заходит...
     Дверь отворилась. На  пороге появилась Вера. И  обменялась с Косячковым
пристальными, оценивающими взглядами. Взглядами равных...

     ...В  "черном  кабинете"  находилось четверо:  Петрушин  за собственным
столом,  рыжий,  моложавый Чубарь  и  представительный Кравченко  в  удобных
кожаный  креслах  и,  наконец,  ничем  не  примечательный  молодой  человек,
опасливо перетаптывающийся в дверях.
     --  Будет  для вас  другой  вариант,  --  обратился Чубарь  к  молодому
человеку.  --  У вас находится Ростропович  в гостях.  Ростропович  едет  на
машине в Финляндию. Вы садитесь  к нему в машину, ничего не оформляйте, а мы
поможем  вам  доехать  нормально.  Вам  уже заказан самолет из  Хельсинки  в
Турцию.  И  спокойно полетите в  Турцию. Все будет  нормально.  Только  одно
главное: вам  нужно  будет  прожить  в Турции  месяца четыре--пять,  поэтому
возьмите побольше денег с собой, чтобы все было нормально и не было проблем.
Иначе ваша жизнь... Вас схватят буквально у трапа самолета.
     -- Понял.  Спасибо, понял, -- благодарно закивал молодой человек.  -- Я
всё сделаю, как вы сказали. Я... конечно... я в приемной, если можно... -- и
вышел из кабинета.
     Оставшиеся помолчали, переглянулись друг с другом.
     -- Я не  уверен,  -- нарушил  тишину хозяин,  --  что  Борис Николаевич
сочиняет. Приказ Бориса Николаевича будет... прекратить.
     -- Я  же  говорю,  что  тут  язык совершенно  однозначный, -- продолжил
Чубарь. -- Только  в лоб  ему сказать,  что  либо  заткнетесь, ребята,  либо
посадим. Всё!  У  нас  материалов  столько с документами, что  хватит лет на
пятнадцать каждому,  про  все  воровство, про все убийства, про  всю  кровь,
которая за ними  стоит. В полном  объеме.  И  лежит  в  достаточно  надежных
местах... Во многих местах это лежит. Если с любым из нас что-то происходит,
мгновенно эти материалы  публикуются. Схему я лично проработал до мельчайших
деталей,  сделал два месяца назад, потому что я  знал,  с кем имею  дело.  А
сейчас   картина  такая:  либо  они   затыкаются,  либо   посажу  совершенно
однозначно. Можете от меня лично им передать в качестве привета...

     Стоп-кадр.  Щелчок фото-затвора.  Камера  наезжает  сперва  на  Чубаря.
Закадровый голос:

     Валерий Чубарь. Вице-премьер правительства. Начальник штаба по  выборам
президента.

     Потом -- на Кравченко.

     Андрей Кравченко. Работник аппарата Президента. Член штаба по выборам.

     Кадр оживает...
     -- Я к этой роли не подхожу,  -- возразил Петрушин. -- И поэтому делать
этого не  буду. А  Осинкер  сможет  это сделать? Он же с ними  там  вроде по
контакту дружит.
     -- Да нет, -- вмешался Кравченко. -- Осинкера  сажать вообще не должны.
Он там хорошо... в контактах.
     -- Сергей, поговори с двумя, -- довольно властно распорядился Чубарь.
     -- Ясное дело: вот здесь нас в штабе познакомить.
     -- ...это дает возможность...

     ...Вставив кодовую карточку в щель  замка, Вера открыла дверь и вошла в
каморку  без окон, где  безустанно  крутились магнитофонные бобины и так  же
безустанно строчила стенографические каракули немолодая женщина в наушниках.
     -- Всё в порядке? -- спросила Вера.
     --  А  что ей сделается, электронике вашей? Ручка скорей сломается. Или
бумага порвется, -- ответила женщина. -- Если чо надо будет, я тебя кликну.
     Вера, однако,  не  ушла,  а  взяла пару  параллельных наушников,  стала
вслушиваться в разговор в "черном кабинете":

     ... -- Как ему сказать? Что иначе Чубарь вас посадит?
     -- Да. Вот все, что я сказал здесь, перескажи ему.
     -- А почему ты сам ему это не скажешь?
     -- Могу и сам сказать.
     --  Ну,  тогда  они  пожалеют.  Мы  вот здесь  даже не посредники  и не
парламентарии.
     -- Ну, и что?
     -- Меня пошлют.
     Повисла пауза. Нарушил ее голос Петрушина:
     -- Да, ребята, похоже,  взорвались настолько уже... Так, ну что, мы это
дело закончим тогда? Сами скажете...
     -- Ладно, -- согласился Чубарь. -- Скажем.

     ...Камера возвращается в кабинет.
     -- Я так понимаю,  -- сказал Петрушин,  --  что,  если меня  выгонят  с
работы, завтра я буду за Кремлевской стеной и не войду  никуда.  А  у них-то
какие силы, если они освобождены от занимаемой должности? С помощью чего они
реализуют?  Лично  сами  занимаются  что  ли?  Или  у  них  все  это  оружие
функционирует под их руководством?..

     Стоп-кадр. Щелчок  затвора.  Закадровый голос  и  пара  соответствующих
фотографий:

     Оперативная  справка:  после  смены  президента  Первушин  устроился  в
Нефтепром менеджером по  связям с  общественностью на оклад в  десять  тысяч
долларов в  месяц. Продолжает ездить  на  красном спортивном "Мерседесе", но
уже новой модели.

     ...Вера сняла наушники.
     -- Кто это?
     --  А я  знаю? -- с одесской интонацией ответила женщина.  -- А мне это
надо?  Мое  дело  --  записывать.  А  кто,  что...  Я  б  и  тебе  не  очень
советовала... вслушиваться.
     --  Ну да,  понимаю, отозвалась Вера. --  Многие  знания рождают многие
печали.
     -- Тихо!  --  прикрикнула  шепотом стенографистка. --  Не  мешай. Снова
заговорили...

     -- ...А я к тебе, Николай Васильевич,  вот с  какой просьбой...  -- еле
слышно донеслось из наушников...

     ...-- Мне  б увидеться с  Борис  Николаевичем по совершенно неотложному
делу,  --  сказал  вошедший  в  кабинет   седой  представительный   мужчина,
удивительно похожий на артиста Кирилла Лаврова, и подошел к столу.

     Стоп-кадр. Щелчок фото-затвора. Закадровый голос:

     Олег  Колобов.  Первый  вице-премьер  правительства.  Курирует  силовые
министерства.

     --  ...А  в  чем  проблема?  --  поинтересовался Петрушин.  --  Вы  мне
скажите... или еще лучше -- записочку. Я ознакомлюсь, доложу.
     -- Записочку тебе? --  осведомился посетитель густым  басом.  --  Лучше
всего тебе таких записочек и не видеть. Чтоб спать спокойнее...
     -- Ну уж, знаете!.. Я такого повидал... И ничего. Никакой, так сказать,
бессонницы,  --  попытался  Петрушин  взять  верх над  посетителем.  Однако,
безуспешно...
     -- В общем, передай, что есть разговор по поводу этого...  кандидата...
Лисовского... Президент знает...

     ...У Веры кабинетик был не намного больше, чем  кабинка  прослушивания,
--  но с  окном и  весь заставленный разного рода  электронной  аппаратурой.
Наступал вечер. В окне светилась близкая Кремлевская звезда.
     Раздался стук в дверь.
     -- Войдите, -- разрешила Вера.
     На пороге появился генерал Косячков.
     -- Освоилась?
     -- Осваиваюсь...
     -- Погода  хороша, -- кивнул Косячков на окно.  --  Не  прогуляемся? По
историческим местам...  Да  не  смотри ты на  меня  так... Если  чего  --  я
по-другому приглашаю. Поняла бы...

     ...Исторические места в вечернем освещении  были  красивы  и  безлюдны:
только замаскированные под милиционеров охранники тенями торчали тут и там.
     -- Я хочу рассказать тебе, почему ты сюда попала. Вот, -- генерал вынул
из кармана несколько фотографий, -- взгляни.
     Они подошли  поближе к фонарю, и Вера внимательно перетасовала снимки с
изображением трупа "Человека с диском".
     -- На твоем месте еще неделю назад  работал он. Подполковник Тришин. Ты
у  нас кто, старший лейтенант? Ничего,  через  месяц-другой я  тебе капитана
сделаю. У меня инженеров  младше майора никогда раньше не служило. Ладно, не
будем отвлекаться.  Дело  в  том,  что  через  кабинет, который мы  слушаем,
проходят чуть ли не каждый день миллионы... долларов. Я не оговорился. Такие
там договоры происходят, такие сделки совершаются. Президент -- ребенок. Его
не так трудно уговорить подписать  ту или иную бумагу. И дело, получается, в
том, какие бумаги  ложатся ему на подпись. А вот это зависит от  помощников.
От Петрушина, например. И, может,  в  первую  очередь.  Сам  он  --  человек
мелкий, если  что и наваривает  -- какие-то копейки. То ли попасться боится,
--  из-за  десяти  тысяч  с  ним  ведь  никто  связываться не  станет. То ли
воображение слабое...  А его посетители... Их,  обладая  информацией,  очень
хорошо расколоть можно. Тришин, наверное, и раскалывал. Да вот -- на кого-то
не того нарвался. Убийство заказное, если  случайно киллера не  схватили, --
раскрыть можно только через "кому выгодно". Проходила в Академии?  Вот я уже
неделю  тут  прикидываю,  пасьянсы  раскладываю:  кому  же  выгодно?  И  кто
способен? И знаешь: буквально всем, кто в этот кабинет вхож, и выгодно может
быть. И способен -- каждый.
     -- Да. Я уже кое-что слышала...
     -- До Кремля дошел -- значит, способен... Вот, собственно... все, что я
хотел тебе рассказать. Свободна...
     Вера пошла к четырнадцатому корпусу.
     -- Постой! -- окликнул ее  Косячков и  она вернулась. -- Я тебя звал-то
не  за  тем,  чтобы  образовывать. Как-то  само получилось.  Ты  стенографию
знаешь?
     Вера кивнула.
     -- У  меня одна из дам в отпуск  просится. Не  могу отказать -- учились
вместе. Не подменишь на недельку? Заодно и в атмосферу глубже проникнешь...

     ...Дальше пошла  мешанина голосов, приблизительно, как в начальных,  на
черном  фоне, титрах.  Только голоса  эти крутились, -- через наушники, -- у
Веры в голове. Надо было, не думая, успевать стенографировать, -- поэтому до
Веры  доходил  смысл  немногого.  Но порой куски  того, что доходило, просто
потрясало ее.

     ... -- И  я не постесняюсь даже тех, кто занимался организацией выборов
в  ЦК КПСС. У них опыта много, это люди хорошие. Они скажут, на что обратить
особое внимание.
     -- Есть  такая шутка: главное не  правильно проголосовать,  главное  --
правильно подсчитать.
     -- И это тоже правильно. Потому что сейчас у нас ситуация такова...

     ... -- Поэтому вводить шефа в состояние,  когда  я при каждом  входе  в
кабинет буду вызывать у него  зубную боль, я тоже не  могу, я  это прекрасно
понимаю. Ну ладно, давай поговорим о чем-нибудь другом...

     ...  --  Там,  понимаешь,  кампания  с капиталом  на  миллиард. Рублей,
конечно. А  я -- вице-президент. У нас десяток инвестиционных программ. Есть
проекты  и даже  рабочие  чертежи.  Я  показывал наверху,  есть  интерес.  В
основном -- металлы: медь,  алюминий, твердые сплавы. Володя  Кухарев, ну ты
его  помнишь,  выехал  в составе  делегации  на  Кипр,  напился  и  подписал
протокол,  --  серпом, знаешь,  по  яйцам. А  Мавроди  обратился  с  письмом
напрямую к  Борису  Николаевичу, и тот  написал в инстанцию:  "Разобраться".
Идут разбирательства  одно  за  другим.  УВД там, Прокуратура... Я ничего не
прошу.  Хочу только посоветоваться... -- вот! (шлепок увесистой пачки бумаги
о полировку столешницы).  И копия  заключения юристов (второй шлепок, сильно
послабее). Нельзя ли  организовать нам  тайм-аут с разбирательством? Скажем,
на полгода. За которые мы найдем выход?
     --  Надо,  чтоб  Борис  Николаевич  потерял  к вопросу интерес.  Напиши
короткую записку: два-три  аргумента в пользу каждой из сторон и  вывод, что
спорные моменты урегулированы. Я ее доложу.
     -- Понял,  сделаю...  А  как  с  этими... ну, с баксами...  с  двумя  с
половиной лимонов?
     -- В такие дела я стараюсь не лезть, извини...
     -- Но ссылаться-то на беседу с тобой можно?
     -- Н-ну... если между собой разберетесь -- с Президентом я улажу.
     -- Я позвоню?
     -- Знаешь, я не хотел бы превращаться в постоянного  консультанта твоей
фирмы. Ты не представляешь реакцию прессы, если они узнают...

     ...Отслушав  и  отстенографировав  смену,  Вера  гнала  на Вернадского,
спускалась в тир и стреляла там с остервенением...

     ...Первушин ехал  в  красном  своем "Мерседесе" по  вечерней Тверской и
говорил по мобильнику.
     -- Может,  сегодня поужинаем?  У  меня  для тебя  кое-что есть.  Угу...
раздобыл...  как просила... Интересное. Нет, дорогая... Только за  ужином. Я
-- тебя?? Нет, дорогая, это ты  меня  шантажируешь. Уже полгода... Ну что, я
за тобой заезжаю? Нет уж, пожалуйста,  без  мужа. Тогда  извини... Ну, лады,
так-то лучше... Правильнее... Кишка у них тонка -- мой мобильник слушать.

     ...Но  у  Веры кишка  была  нормальная. Она  слушала  и мобильник. И --
стенографировала...

     ...Несмотря на поздний вечер,  на  огромной стоянке  у сияющего  огнями
останкинского телецентра было полно машин.
     Василькин, джинсовый человек с телевидения,  ковбой  на харлее, миновал
проходную, мельком предъявив раскрытые  корочки пропуска, и, выйдя на улицу,
пошел  в  дальний  конец  стоянки, к своему скромному, не  первой  молодости
фордику.  Открыл дверь, запустил  двигатель,  тронулся  с места.  И  услышал
негромкий Верин голос с заднего сиденья.
     -- Не оборачивайся, пожалуйста...
     -- Вера? Что за шпионские игры? Позвонить не могла?
     -- Боюсь прослушки...
     -- Это  уже паранойя, дурочка! При Андропове разговоры  пошли, будто ГБ
начало слушать всех... Знаешь, сколько этих всех оказалось?  Двести человек,
даже  меньше. На остальных ни аппаратуры, ни,  главное,  персонала просто не
хватило... Ресурсов...
     -- Я, Валентин, последнее время про  прослушку лучше тебя знаю. Поверь.
И про ресурсы. И если говорю -- значит, могут слушать.
     -- И что, мы так  вот с тобой по городу  колесить будем? Я между прочим
целый день отработал, устал. Молодость-то уже не первая...
     -- Ладно, --  согласилась Вера. --  Поехали к  тебе.  Старикашечка. Они
вроде  не  должны  знать,  что  я  к тебе в машину села. А  я тебе хоть ужин
приготовлю. Все еще один живешь?
     -- Зная тебя,  --  улыбнулся Василькин,  --  разве можно жить  с кем-то
другим?..

     ...Войдя к  Василькину  домой,  Вера  извлекла  из  сумочки миниатюрную
коробочку сканера, включила, покрутила туда-сюда. Но, не успокоившись, еще и
осмотрела комнату, кухню, прихожую в поиске жучков. Василькин улыбался.
     -- Точно паранойя!
     --  Знаешь, Валентин: я ведь уже второй месяц в Кремле работаю. Как раз
на прослушке. И просто с ума схожу...  Буквально! У меня никогда, никогда! с
детства,  особых иллюзий не было!..  Но того,  что  там  творится, я даже  в
кошмаре вообразить не могла... За этот месяц  в кабинете первого помощника и
трех  слов не было сказано про страну, про государство... Только про  бабки,
про квартиры, про валютные счета. Про то, кому охрана положена, кому -- нет.
Про то, кто может на служебном самолете к морю летать, а кому -- не по чину.
Ну вот,  про  выборы  еще много...  Но  такое  всё... циничное.  Бандитское.
Знаешь, там ведь  одни бандиты сидят... Воры и бандиты...  Причем, что самое
немыслимое: мы  ведь сами их выбрали!  Как,  как такое  могло  произойти?  И
выберем снова: они так суетятся, что обязательно выберем!
     Василькин задумался.
     -- Кто-то мне, кажется, обещал ужин?
     Вера  шумно  выдохнула,  улыбнулась, как  бы  стирая с  лица  страстное
выражение, с которым произносила монолог.
     -- Ладно, уже иду. Холодильник-то не пустой?..



     И  снова, как в начале картины, из ниоткуда возникает мешанина голосов,
сперва едва слышимая.  Постепенно усиливается, и вот уже обнимает зрителя со
всех сторон. Идет титр:



     ...И  снова  возникают руки,  --  на  сей  раз женские.  Большой  палец
нажимает кнопку, из прорези выпрыгивает золотистый диск, исчезает в сумочке,
откуда  извлекается следующий, заправляется в поджидающий зев мини-дискмена,
который,   приняв   диск,  защелкивается   со   звуком,   похожим  на   звук
фото-затвора...

     ...Первушин   из-за   своего  стола  с  эдаким   слегка   презрительным
любопытством смотрит на сидящего в гостевом кресле Лебединского:
     ... --  Мы вчера  совещались  с  нашими ребятами с Канала, из газет, мы
пытались понять  на  сегодняшний день, с моей точки зрения, не  очень умелые
действия власти. Начинает обостряться противостояние Канала. Ситуация сейчас
такая. Скоро  выборы. Мы все  это  прекрасно понимаем. Я бы  не очень хотел,
чтобы  на этих выборах выиграли  не те, кто надо, а хотел бы, чтобы выиграли
те,  кто надо.  Мы  хотим  жить в  стране, и  мы хотим работать...  бизнес в
средствах массовой информации останется...

     Стоп-кадр. Щелчок затвора. Закадровый голос:

     Марк   Лебединский.   Банкир,   медиа-магнат.    Владелец   популярного
телевизионного канала.

     ...  -- Извините,  такой серьезный,  лобовой  вопрос. Если нужно, чтобы
часть  средств  массовой  информации  и  часть моих  коллег банкиров  были в
оппозиции, так можно нам сказать: "Ребята, будьте в оппозиции! А когда надо,
мы договоримся..."

     ...Снова  выскакивает  мини-диск.  Снова  исчезает  в   сумочке.  Снова
меняется на следующий...

     ...В гостевом кресле -- лощеный потрепанный мужчина, эдакий артист:
     -- Если сейчас вогнать этих людей в новые выборы, если их сейчас  опять
заставить  выходить  на  Васильевский  спуск  голосовать  по  поводу  любого
кандидата --  это отбросить  страну назад. Сегодня любой  пришедший к власти
будет или из  обиженных,  или из вооруженных. В России обиженные у власти --
это катастрофа. Сейчас надо сделать всё, чтобы у власти оставался тот, кто к
ней уже привык...

     Стоп-кадр. Щелчок затвора. Закадровый голос:

     Кирилл Кузьменков. Известный актер и кинорежиссер.

     -- ...Наш  фонд на сегодняшний  день -- единственная  организация, поле
которой распространено по всей  стране и по всем  странам  СНГ. Но  основной
вопрос: восемьдесят  филиалов фонда влачат  нищенское существование. Которые
вынуждены организовывать сапожные мастерские, в которых они починяют ботинки
за еду... Дайте немного денег,  и мы поможем  власти... Я прошу предоставить
льготы, хотя  бы  такие,  которые  были  предоставлены фонду  спорта и фонду
афганцев. Под мое имя и под мою ответственность. На пять лет. Всё!..

     ...И опять -- смена мини-дисков...

     ...Бесноватый телеведущий едва не заикается от накачанного завода:
     -- ...и  поскольку вы знаете, что я больше всего на свете сейчас боюсь,
как бы Президент не принял решения, противоположного тому, что уже принял...
     -- В смысле? -- интересуется Петрушин.
     -- Я имел в виду по поводу Чечни...

     Стоп-кадр. Щелчок затвора. Закадровый голос:

     Владимир Ненаглядный. Популярный телеведущий.

     -- Отказаться от продолжения?
     -- Да.
     -- Нет. Только до конца.
     -- Только  до конца! Потому что...  вот этот мальчик,  к слову сказать,
если вы смотрели, вы его запомнили, последний лейтенант, который...
     -- Да, конечно.
     -- Он позавчера убит.
     Это сказано таким значительным тоном, будто убил его сам Ненаглядный...

     ...Смена мини-дисков...

     ...Важный   квадратный   человек  в  генеральском  мундире  говорит  не
по-генеральски заискивающе:
     --  Есть  у  меня  один разговор. Я вообще-то собрался к Шефу пойти, но
предварительно решил с вами. Эта ручка вам, чтоб писалось лучше. Здесь у нас
в Росвооружении был вопрос,  связанный с тем, что им, возможно, будет  нужен
региональный представитель на американский континент. Мы с Борис  Николаичем
уже поговорили на эту тему,  с Плошкиным тоже. Но это дело, знаете, здесь ты
представитель как  бы  Росвооружения. И Росвооружение  обещает  тебя как  бы
содержать. Но сегодня у меня хорошие отношения, завтра  -- другие  будут.  А
здесь уже всё...

     Стоп-кадр. Щелчок затвора. Закадровый голос:

     Василий  Шляпников. Генерал армии. Некоторое время  -- министр обороны,
позже -- глава ракетных войск.

     --  ...Он  говорит:  надо подумать:  в  Сомали пошлют,  так  там  можно
сдохнуть. Но это -- в наших руках. Мы, говорит, подрегулируем это дело...
     -- Неплохое дело. Проблемы с языком не будет?
     -- Будет! Но он мне сказал, что на уровне разговорного вы сядете на три
месяца на курсы --  я  их уже нашел,  уже начал, но  он  говорит, что это на
самом  таком базарном уровне.  А  когда  будут серьезные вещи --  там  будет
переводчик. Но я уже начал заниматься, и Илону  Давыдову купил  уже, так что
все идет...

     ...Черная "Волга"  с  одетым  в штатское,  но очевидным  солдатиком  за
рулем, нырнула  с  шоссе  под мост и попала  на защищенную  кирпичом гладкую
извилистую  дорогу, попетляв по которой  минуту-другую, свернула в  аллейку,
завершающуюся запертыми воротами с будкой охраны и карманом-отстойником.
     Охранник подошел к машине:
     --  Вы  к  кому?  -- обратился  к расположившемуся  на  заднем  сидении
Петровичу, генералу с проспекта Вернадского.
     -- К Косячкову.
     -- Пропуск заказывали?
     Взглянул на номер машины, потом на кондуитик в руке.
     -- Проезжайте.
     Ворота тяжело  отъехали в сторону, и  "Волга" оказалась на  огороженном
пространстве, уставленном  богатыми двухэтажными коттеджами,  -- правда,  на
одно лицо...

     ...Косячков в спортивном костюме встречал гостя на высоком крыльце.
     -- А, Петрович! Добро пожаловать! Как  раз  к шашлычку. Нажми  двадцать
восемь.
     Петрович нажал. Сейчас отъехали в сторону ворота собственно дачные...

     ...Шашлык ели в саду, рядом с бассейном. Когда  с  едой и выпивкой было
покончено, Косячков взял Петровича под руку и повел к задней калитке:
     --  Замечательный  у  нас тут  лес.  Ни за  что не догадаешься,  что до
кольцевой -- девять километров.
     Они  шли по  узкой извилистой тропинке, на  которой ни  следить за ними
было  невозможно,  ни  подслушивать.  Во  всяком  случае,  Косячков  на  это
надеялся.
     --  Как ты  понимаешь,  я  позвал тебя не просто шашлык  поесть. У меня
серьезное дело. Я не знаю, есть ли сегодня  люди, которым можно  доверять...
если  б  совета  спросили --  сказал бы, что  нет.  Но в  моем списке людей,
которым  доверять  нельзя... прости уж  за  откровенность... ты стоял  бы на
последнем  месте.  Поэтому, вот...  В  одиночку  тоже  ничего  не  сделаешь.
Приходится...
     -- Ну да...
     --  А этот  лес  для таких разговоров --  место  самое,  как  видишь...
безопасное. Деревья микрофонной пушкой не пробьешь. -- Хохотнул. -- Я как-то
пытался. Если  б  получилось, одного очень  вредного человека сковырнул  бы.
Может,  и спал  сегодня спокойнее. И не  один я.  Ладно, к делу... Президент
позавчера передал мне... ну,  моей службе... под  контроль  все предвыборные
средства. Все!  --  понимаешь?  Посмотрел  я  на эту бумажку  с его визой  и
почувствовал, что всё... кирдык!
     -- Не понял? Если он тебе всё передал, почему ж кирдык? Наоборот!
     --  Да разве  ж эти  шакалы  допустят,  что у них  из-под  носа столько
неподконтрольных бабок ушло? У нас там эдакое...  неустойчивое равновесие...
Что-то вроде джентльменского  соглашения: равных  не  трогать. Но  это было,
пока бабки крутились сепаратно. А сейчас... Сейчас -- кирдык! Уверяю тебя --
кирдык!  Носом  чую.  Но  и кирдык,  как  понимаешь,  может  иметь несколько
сценариев. В мокрый я не верю: это неправильно, невыгодно...  Они ж точно не
знают,  кто из них у меня на мушке и затвор взведен. Поостерегутся.  Значит,
отставка... Или...
     -- Или что?
     -- Ты ж понимаешь, что информация -- это власть! А столько  информации,
сколько у меня сегодня...
     Петрович   остановился,  развернулся   к   Косячкову  лицом,  вгляделся
пристально.
     -- В Бонапарты, что ль, целишь?
     --  Ну,  это как получится...  Лучше всего, конечно б, по-тихому.  Чтоб
комар носу... Президент как бы Президент. Я как бы -- первый помощник. А там
и выборы  на носу. Выберут! Может получиться самым что ни  на есть  законным
образом. Но  в крайнем случае можно рискнуть  и на  крайние меры.  Народ  --
схавает. Народ -- он у нас победителей всегда признаёт.
     -- Да-а... -- протянул Петрович.
     --  Короче... мне  срочно! --  понимаешь:  срочно нужны очень близкие и
очень верные люди. Которым в случае победы...
     -- А в случае поражения?
     -- Да не пугайся ты так!
     -- С чего ты взял?
     -- Не слепой...  Не о тебе речь. К тебе я обращусь, когда всё уже будет
у меня в руках... Если всё  будет у меня в руках.  Я про твою ковбойшу. Дочь
полка. Любознательная. Во все пытается вникнуть, во что и не следовало бы. Я
пока не препятствую. Как ты насчет ее думаешь?
     -- Я думаю, -- ответил, помолчав, Петрович, -- что  мне будет  жалко...
очень жалко... если ты ее  подставишь. Ты-то  вынырнешь так или иначе. Ну, в
Лефортово посидишь три  месяца, а там в депутаты или в губернаторы. А она...
Но...  вместе  с  тем...  да, она девочка из тех,  которые...  если  во  что
поверит... Только эту веру как-то завоевать надо...
     -- А что там у нее за дела с этим... ну, как его? С Василькиным?
     -- А у нее разве с ним есть дела?..

     ...Они находились дома у Василькина.
     -- Вот, -- извлекла Вера из сумочки мини-диск и, взглянув на надпись на
ребре,  добавила. -- Ненаглядный... -- и протянула диск Василькину. Извлекла
следующий. -- Кузьменков. -- Следующий. -- Лебединский...  -- Следующий.  --
Шляпников... Хватит для первого раза? Ты послушай, послушай!
     Василькин  вставил  первый  диск в  щель  проигрывателя.  Из  динамиков
донеслось:
     --  ...Потому  что  солдаты  как-то,  так  сказать,  сразу  же  в  моих
взаимоотношениях  с  сегодняшней российской  властью ставят огромный  жирный
минус...  Но я  просто даю слово чести, мне  наказано передать Президенту...
коленопреклоненную просьбу, слёзную просьбу: только не отступать!
     -- Дай-ка, прокручу!  -- отобрала  у него  Вера  пульт.  --  Тут  будет
поэффектнее, -- запустила "play", промотав несколько минут. -- Слушай!
     -- Мы можем  об  этом  цинично  и  откровенно говорить,  это  предельно
жестоко, но мы сейчас получим благодаря этой войне человеческий  потенциал в
государстве  необыкновенно  могучий!  Борис  Николаевич  посмотрит это кино,
пусть посмотрит в глаза этим людям, которые... там уже никто не  рассуждает,
плохой Президент или хороший. Там мгновенно очистились, там стерилизуются от
всякой  политики,  от  всяких  отношений  к Президенту  или  не  Президенту,
стерилизуется любой гражданин...
     --   Боевой!   --  прокомментировал  Василькин.   --   Но   какой-то...
недостерилизованный...
     --  А вот -- Лебединский, -- поменяла диск и промотала до нужного места
Вера.
     -- ...Правильный  губернатор должен  иметь две газеты. Которая хвалит и
которая ругает. Но в нужный  момент  похвалит. Наш Канал --  это то  оружие,
которое  выстрелит ближе к осени. Оно выстрелит тогда, когда надо. Тогда, за
несколько  дней. Я не побоюсь  имиджа потерять. За несколько дней. Я... могу
играть  целенаправленно. Я  могу прийти и  сказать:  "С этого  дня мы делаем
то-то и то-то". И все  будут делать так, как я скажу. Мы вложили в это очень
много  денег,  я вам честно  скажу. Наши  деньги  от возврата и от  рекламы.
Значит,  нас  должны  смотреть  люди. Чем больше нас  смотрят,  тем больше я
получаю денег обратно. Я не хочу убивать Канал. А убить Канал -- это сделать
из него ОРТ... И я тогда для Президента ничего сделать не смогу...
     -- Хар-ро-ош! -- протянул Василькин. -- Я, в общем-то, никогда в нем не
сомневался. Но это же... документ!
     -- Оперативные материалы! -- возразила Вера.
     -- А! У нас это пока -- без разницы. Меньше американские фильмы смотри!
     -- А вот --  Шляпников!  Представляешь?  -- ни  фига  ему не надо кроме
теплого места  в  Новой  Зеландии.  Или  где-то там  еще... А  иначе обещает
политический  скандал  с  Галкиным  закатить.  Хотела бы  я  самого  Галкина
послушать,  но он -- особа особо приближенная, напрямую к Президенту  ходит.
Минуя "черный кабинет"...
     -- А Президента, как ты думаешь, не слушают?
     -- Президента?! -- изумилась Вера самой этой мысли,  пришедшей в голову
Валентина, и замолчала надолго...
     -- Ты мне всё это оставишь? -- кивнул Василькин на диски.
     -- Конечно. Для тебя и писала... Только ты сам понимаешь...
     --  Я  понимаю. О! -- глянул  на часы. -- "Черта  недели", -- и включил
телевизор.   Попал   как   раз   в  нужную   точку:  популярный  телеведущий
комментировал диаграмму рейтинга кандидатов в президенты:
     -- ...как ни странно, несмотря на  все преимущества,  которые дает  ему
нынешнее положение,  среди первой шестерки Борис Ельцин  занимает  последнюю
строчку.  Выше  его  -- Зюганов с одиннадцатью  процентами,  далее  вверх --
Лисовский с пятнадцатью с половиной, далее -- Лебедь...
     Вера выключила телевизор:
     -- Не могу, не могу, не могу!..

     -- ...Ну и  что вы мне прикажете с этими делать?  -- скорее сам у себя,
чем  у  стоящего  в дверях  офицера  наблюдения,  поинтересовался  Косячков,
внимательно перебрав  фотографии, на которых были запечатлены любовные утехи
Петрушина с длинной  теннисисткой, синьорой Анжелотти, Ленкой из  Каспийска.
-- Жене его что ли показать? Так она, я думаю, в курсе. Мне его не развести,
мне его свалить надо! А чтоб его свалить, настоящие доказательства нужны. Он
за сомнительные  прелести этой длинноногой девицы сдает итальянской разведке
столько   информации,   сколько   не  весит   годовой  национальный   бюджет
какой-нибудь  Бельгии.  Да ладно, иди!  --  махнул рукой попытавшемуся  было
начать оправдываться офицеру. -- Нет тут твоей вины...

     --  ...Поехали, покатаемся, --  предложил  Василькин  Вере, едва  войдя
домой, где она, готовя на кухне ужин, его поджидала. -- Никогда не знал, что
паранойя -- инфекционное заболевание. Ты меня вполне заразила...
     -- Ужин остынет!
     -- Ничего! Это лучше, чем если перегреюсь я.
     Вера пожала  плечами  и  пошла вслед за Василькиным. Они  спустились во
двор, сели в автомобиль Василькина, двинулись...

     ...И,  спустя  десяток секунд за ними  двинулась старая  наша знакомая:
машина наблюдения с двумя знакомыми же офицерами внутри...

     ...Василькин включил  магнитолу, из  которой понеслась довольно громкая
музыка...

     --  ...Ч-черт побери! -- сдернул с  головы наушники  оглушенный  офицер
наблюдения. -- Ни хрена не услышим!..

     --  ...Видишь  ли...  --  сказал  Василькин.  --  Материалы  совершенно
потрясающие,  я трое суток слушал,  не отрываясь, вчера  даже  на службу  не
пошел.  Но  для  широкой   публики...  Для  широкой  публики   это,  извини,
неубедительно.
     -- Для какой такой широкой публики? -- поинтересовалась Вера.
     -- Мы  ведь  с тобой из какой предпосылки исходим? Что за них  голосуют
потому, что не имеют понятия, что  они собой представляют. Так? Скажу честно
--   это  самая  оптимистическая   предпосылка.  И   уже  поэтому  --  самая
маловероятная. Скорее  всего, они  за них голосуют, потому  что  именно  эта
власть и есть плоть от  плоти и кровь  от крови народа. Своя власть! Плохая,
хорошая,  но  -- своя! Но такая  теория нам  с тобой  бесполезна:  мы хоть в
лепешку разбейся, хоть  по первому каналу самосожгись, -- ничего изменить не
сможем. Не в наших силах!  Не в человеческих... Поэтому мы просто  вынуждены
исходить из  первого варианта: не знают! Не  имеют понятия!  И мы  должны им
рассказать. Да нет, я  не прав!  Даже  если на самом деле -- вариант второй,
действуя  по первому,  мы  все  равно  хоть что-то,  да поменяем:  лишим  их
возможности  оправдываться потом,  что, дескать, не знали...  Ну, как  после
пятьдесят  шестого  оправдывались...  Ты,  конечно,  не  помнишь...  А  твои
прослушки... они им... не то что бы невнятны -- они им... неинтересны. Народ
ведь приучен по тиви шоу смотреть. А не диалоги анализировать. Поэтому...
     -- По какому  тиви? -- ничего не поняла  Вера. -- Ты что,  прослушки на
тиви хочешь загнать?
     --  А  ты думала!.. и непременно  -- на  первый канал.  А  как  ты  еще
обратишься к народу? Или... как это точнее сказать? -- к э-лек-то-ра-ту!
     -- Да кто ж у тебя их возьмет?
     -- А я ни у  кого и спрашиваться не стану. Тут  задача не как их в эфир
протолкнуть:  дело  неординарное,  но  возможное. Мы в  Тарзании и не  такое
проделывали.  Задача:  как  заставить  их это выслушать. И тут мне снова без
твоей помощи не обойтись. Ты ведь там инженер, так? Имеешь доступ... ну... в
"черный  кабинет".  Не  протянешь  ли  по  тому  же  каналу, что  провод  от
микрофона,  оптическую жилу  с объективчиком на  конце?  Вот...  --  вытащил
Василькин  из   бардачка  моток   чего-то  похожего  на  провод...  --   Ну,
замаскировать там... понятно?.. А это вот последний писк: микро-камера...

     -- ...Ни ч-черта не разобрать! -- ругнулся офицер наблюдения, отводя от
глаза телекамеру...

     ...Кремлевская звезда струила в окно свой кровавый свет.
     -- Чего домой-то не идешь? -- заглянул в Верин кабинетик Косячков.
     -- Да нет у  меня  никакого дома!  -- огрызнулась она,  хоть, вроде, не
было повода огрызаться. -- Я вот тут лучше еще... с документацией...
     -- Ну-ну... счастливо оставаться... -- Косячков закрыл за собой дверь.
     У  Веры от сердца отлегло: не заметил мотка оптики, который она как раз
перед его приходом рассматривала, готовила к прокладке. Вера подошла к окну,
подождала,  пока  фигурка  генерала  не  появится из  подъезда  и,  захватив
маленький  чемоданчик, куда предварительно сунула моток оптики, выскользнула
в коридор:
     -- С Богом! -- неслышно выдохнула.
     Коридоры  четырнадцатого  корпуса  были освещены  по ночному,  дежурным
светом,  посты  охраны были где вообще  сняты, где --  переполовинены.  Вера
дошла до  входа  в  "черный кабинет"  вроде бы никем не замеченная,  достала
специальный ключик на связке, повернула в скважине,  проскользнула вовнутрь.
Фонарик нужен не был: света от парадной подсветки Кремля было довольно. Вера
подвинула   к   простенку  тяжелое  кресло,  взобралась   на  него,  открыла
чемоданчик, достала  инструмент,  вскрыла плитку  на панели,  потянула пучок
проводов...

     ...Выходя, слегка приоткрыла дверь на  незаметную щелочку. Вроде  бы --
никого.  Выскользнула,  быстро  заперла  дверь.  Двинулась  по коридору.  За
поворотом,  на другом  конце длинного прострела,  увидела  вдруг появившуюся
фигуру Президента.  Вера  замерла. Откуда он шел, куда?.. Потянулся... завел
назад согнутые в локтях руки. Потом повернулся и увидел  Веру. Мгновенье они
глядели друг на друга. Вере захотелось было  подойти к нему, рассказать, кто
его окружает,  но... Но Президент  уже исчез за поворотом. Да и не  стала бы
Вера к нему подходить, ни в каком случае не стала бы...

     ...А на другой день, утром, моложавый невысокий  блондин с "дипломатом"
в  руке, чем-то  напоминающий Крошку  Цахеса,  подошел  к проходной Спасских
ворот  и  протянул  охраннику  удостоверение. Тот изучил его  и сверился  со
списком, приколотым к стене.
     -- На вас пропуска не заказано!
     -- Как не заказано?!  Этого не  может быть!.. --  блондин был ошарашен,
подавлен.
     -- Потому что не может быть никогда, -- под нос пробурчал  охранник, но
еще раз просмотрел список. -- Не заказано. Проходите, проходите, пожалуйста,
там люди идут...
     -- Но мы вчера с Косячковым... У меня с Петрушиным... назначено...
     -- Проходите!
     Крошка  Цахес прошел  и  остановился  неподалеку  от ворот, раздраженно
оглядывая Красную площадь. Достал мобильник, набрал номер.
     -- Алексей Алексеич! Уткин говорит. А меня в Кремль не впускают...

     Стоп-кадр. Щелчок затвора. Закадровый голос:

     Вадим Уткин.  Майор  ФСБ в отставке. Помощник вице-губернатора  Нижнего
Новгорода. В недалеком будущем -- второй...

     ...И тут  неожиданная помеха ворвалась в фонограмму  фильма  и  напрочь
забила слова "Президент России"...

     ...Кадр ожил.
     --  Не  заказан  пропуск, -- говорят. -- Но  ведь вы  же вчера при  мне
Косячкову  звонили,  правда ведь?!  И  подтверждение  приема  у Петрушина...
Может, это Слипчак козни строит?
     В  голосе  Уткина  было   столько  тревоги,   обеспокоенности,  столько
искренней, детской обиды, что его становилось даже жалко.
     -- Да, пожалуйста. Перезвоните. Конечно, я подожду.
     Пока   начальство   перезванивалось,  Уткин  прогуливался  по  площади,
наблюдая за ее утренней жизнью, но не  на  миг не выпуская из  поля внимания
будку проходной.
     Наконец,   охранник   привысунулся   из  будки,  сделал  едва  заметный
подзывающий жест.
     -- Как говорите? -- Уткин? Проходите. Знаете, куда идти?
     -- Да уж... не первый раз...
     И мигом приосанившийся Уткин прошел, бросив на охранника пронзительный,
запоминающий взгляд...

     ...А Петрушин ехал  в  это время в своем "Мерседесе" в обществе длинной
синьоры  Анжелотти по совершенно свободному  загородному  шоссе и  говорил в
мобильник:
     --  Да, Люсенька, знаешь: стр-рашная авария. Все шоссе  забито!  Даже я
пробраться не могу.  Мигалка -- и та не помогает! Сколько раз я говорил, что
первым   помощникам  --  ну  просто  для  дела!   --  необходимы  автомобили
сопровождения. По протоколу три! Ну ладно, короче: двое из группы содействия
выборам  должны  подойти и  от  этого...  из  Нижнего... шестерка  Кравчука.
Извинись эдак... культурненько... попроси  посидеть в приемной.  Минут через
сорок, думаю, доберусь...

     --  ...Поняла,  Николай  Васильевич, все  сделаю,  в  лучшем виде!  Ой,
извините,  тут  другой  аппарат  звонит,  а  Вера больная,  не  вышла. А-га,
сделаю... --  и  повесила  трубку, чтоб  взять другую  с  другого  аппарата,
который и впрямь заливался.
     -- Приемная Петрушина... Ой, Светка, ты? Правда? Прямо щас? Ой, я тут в
приемной  одна...  Ну  ладно,  забегу, жди. Забегу, говорю,  шефа все  равно
нету... -- и, повесив трубку, направилась к выходу...
     ...где  едва не столкнулась нос к носу с Крошкой  Цахесом.  Но, скрытая
коленом коридора, разминулась.
     Крошка  Цахес  приоткрыл дверь приемной, оглядел внутренности и, никого
не обнаружив, зашел.
     -- Есть кто живой?
     Подождал  ответа, будто рассчитывал, что живой вылезет из-под стола или
спрыгнет  с книжной полки. Потом направился к следующей  двери,  приоткрыл и
ее. Осмотрел, пока с порога, "черный кабинет".
     -- Есть  кто живой? -- повторил реплику и, снова не дождавшись  ответа,
прикрыв дверь за спиною, оказался внутри...

     ...Вера  наблюдала  в  крохотный  монитор   крохотной   видеокамеры  за
манипуляциями Крошки Цахеса. Тот, мельком оглядев  кабинет, прошел в дальнюю
дверь,  ведущую  к комнате  отдыха, просунулся и  в нее,  и там осведомился:
"Есть кто  живой?" --  после чего  возвратился в  кабинет и осмотрел его уже
повнимательнее.
     Изображение  на мониторчике было,  конечно,  так  себе, но  все  же  --
удовлетворительное.
     Крошка Цахес  присел  за  стол,  в рабочее  кресло Петрушина, чуть-чуть
попрыгал на нем задом, проверяя "на мягкость", после чего вдруг, неожиданно,
резко, закрутил его, да так резво, что оно сделало два с небольшим  оборота.
Которыми, поджав ноги, Крошка Цахес и насладился.
     Вышел из-за стола,  плюхнулся в одно из  гостевых  кресел, попрыгал и в
нем, вскочил и точно, целенаправленно направился  прямо к  объективу Вериной
камеры,  -- Вера  аж отшатнулась.  Движение Крошки Цахеса было удивительным,
почти мистичным:  Вера  замаскировала объектив  профессионально.  Искаженное
чрезмерным  приближением  к  широкоугольному  объективу,  лицо  заняло  весь
монитор, и вдруг Уткин подмигнул и высунул язык.
     Вера  захлопнула  мониторчик,  выдернула  провода  и  воровато   сунула
крохотную камеру в ящик стола. Оглянулась на дверь. Вроде, всё тихо...

     ...А в "черном  кабинете" уже шел очередной  прием: правда, Петрушин за
своим  столом  чувствовал себя  как-то  не  вполне  уютно:  все менял  позы,
устраивался, -- словно чуял, что в кресле посидел кто-то посторонний.
     В креслах посетительских сидели мужчина и женщина. Докладывала женщина:
     --  ...И  дальше несколько  программ  на  те категории, на  которые  мы
особенно хотели бы  обратить внимание с привлечением президентских структур,
правительственных  программ:  это  инвалиды, которых у нас  девять миллионов
все-таки. Если с каждым инвалидом  по два участника  придут -- это  двадцать
семь миллионов. Поэтому мы с ними договорились -- они были у меня, и слепые,
и глухие, -- договорились сотрудничать...
     Крошка Цахес, осторожно,  на малую щелочку приотворив  дверь, слушал из
комнаты отдыха.
     -- ...Скажем, Совет при Президенте по делам инвалидов сделал бы для них
какую-то программу,  взять их кандидатов, этих кандидатов показать, что  они
будут заботиться об  этих категориях людей, поддерживать и  их  структуры, и
наши.  Договорились  с  социальным советом при премьере... попробовать здесь
найти  еще  какие-то  ключевые  позиции  с тем,  чтобы  можно  было эту тему
особенно... поехать порассказать. Такая программа, мне кажется, должна быть.
Должна  быть  и  программа наук с теми  же основами. Эта  та многомиллионная
армия  озверелых наукой  людей, которых, может  быть,  надо  попытаться  или
расколоть, или по крайней мере...
     Дверь из комнаты отдыха отворилась и на пороге появился Крошка Цахес:
     -- И слепые  хороши, и глухие...  И даже ученые.  Но  на выборах  можно
победить только одним способом:  пообещать  уничтожить врага, который мешает
нам  всем жить хорошо.  Чеченца. Поклясться  уничтожить  их всех до  одного!
Отлавливать и  в горах, и в лесах, и в сараях, и в квартирах. И в Грозном, и
в  Москве,  и  в  Питере...  Вот  тогда весь электорат будет ваш! Весь народ
превратится в слепых и глухих!
     При появлении Крошки Цахеса у Петрушина даже челюсть отвисла:
     -- Вы... вы... вы как здесь оказались?
     --  Я? -- переспросил Уткин.  -- Я -- зашел. Мне было назначено, насчет
встречи Алексей Алексеевича с Борис Николаичем. В приемной никого не было...
     -- А там, там вы что делали? -- кивнул  не пришедший в себя Первушин на
дверь комнаты отдыха.
     -- Там? Вас искал... Ванну потом принял. С дороги...
     -- Долго однако искал...
     -- Ну  у вас же тут секретов  особых  не было...  А если были -- сами и
виноваты. Лучше охранять надо.
     Петрушин набрал двузначный номер.
     -- Алексей Дмитриевич! Если свободен  -- загляни ко мне на минутку. Тут
какой-то странный человек в кабинет проник.
     Странный человек странно улыбнулся и плюхнулся в свободное кресло:
     -- Только не надо меня запугивать, договорились?..

     ...У Василькина дома крутился видеомагнитофон:
     -- ...Если с каждым инвалидом по два  участника  придут -- это двадцать
семь миллионов. Поэтому мы с ними договорились -- они были у меня, и слепые,
и глухие, -- договорились сотрудничать...
     --   М-да...  слепые  и  глухие,   --  протянул   Василькин,  остановив
демонстрацию пленки  стоп-кадром. -- Слепые и глухие. Как раз то, о чем мы с
тобой говорили, помнишь, в машине?
     Вера кивнула.
     -- Качество, конечно,  не ахти, но если  набрать материалов  побольше и
правильно их смонтировать... Как там у тебя, в Кремле, проблем нет?
     Вера пожала плечами.
     -- Косячков что-то слишком уж пристально ко мне присматривается...
     -- Сам Косячков? Пристаёт, что ли?
     -- Да нет.... по-другому присматривается. Словно для какого спецзадания
собирается готовить.
     Василькин замер, задумался. Повисла достаточно долгая пауза.
     -- Может, кофе сварить? -- предложила Вера.
     -- Постой! Очень мне хочется одну... легенду рассказать. Ну, то есть...
историю. Я сам  даже  в ней  участвовал,  в  семьдесят девятом. Нет,  все же
скорее  --  легенду.  Я  был  тогда по  службе в  одном  мелком городишке, в
длительной   командировке.   Там  на   центральной  площади  стояла   старая
колокольня...  А,  может, и  сейчас стоит.  А в одном  из ЖЭКов,  плотником,
служил человек по фамилии  Симаков, ветеран войны, которому как раз подходил
пенсионный срок. И вот  однажды он записался  на  прием  к первому секретарю
Горкома и в нужное время заявился туда  при всем параде, с  полной выкладкой
орденов. И сказал...

     ...голос Василькина уходит за кадр, а на экране, в сепии, идет



     ...На  старом, подштопанном, но чистеньком пиджаке плотника  Симакова в
два ряда выстроились награды, среди которых были и два ордена Славы.
     -- Так что, Сергей Кузьмич, вышло мне время на пензию.  Я думаю, если б
вы положили мне... ну, рублей пятьсот, для достойной старости...  да участок
земли  выделили,  соток  пять...  дачку  там сооружу, огородик...  будем  со
страной в расчете и никаких обид друг на друга держать не станем...
     -- Ты чего? -- покрутил первый секретарь пальцем у виска. -- Ты знаешь,
какая зарплата у меня? Сто семьдесят. Со всеми премиями! Ну, еще полтинник в
конверте -- но это секрет.  А  у  председателя горисполкома?..  По пятьсот у
нас, может, одни министры получают.
     -- Это мне без разницы. Соглашаетесь -- значит, зарплата нормальная.  А
мне надо рублей хотя бы пятьсот...
     -- Ладно, иди, не смеши... И вообще, я в ЖЭКе  справлялся, -- на пенсию
тебя никто не гонит. Работай пока работается...
     -- На пензию я  сам ухожу, -- сказал Симаков. -- Но вы все ж зря, я вам
честное предложение сделал. Разумное. Справедливое
     -- Ладно, иди, иди. Пока я психовозку не вызвал...

     Закадровый голос Василькина:
     --  ...Когда за окном только начало светать, Симаков осторожно, чтоб не
разбудить  взрослую  дочку, поднялся  с  постели, прошел  на  кухню,  собрал
поесть...

     ...Симаков развернул тряпицу с буханкой хлеба, отхватил ножом половину,
снял с подоконника, где они дозревали, три помидора, отрезал  от  куска сала
пальца на три, в спичечный коробок сыпанул соли, все это уложил в аккуратный
холщовый мешочек.  Оставил  мешочек  у  подножья  лестницы, а сам  полез  на
чердак,  прихватив  из  сундучка  простыню.  Взобрался, зажег огарок  свечи;
извернувшись, извлек из-за балки длинный сверток. Развернул. В свечном свете
замерцал  жирным  слоем оружейной  смазки  как новенький  ППШ  времен войны.
Симаков  разорвал простыню на несколько  кусков  и  тщательно протер оружие.
Потом из другого закута извлек тоже аккуратно завернутые магазины. Спустился
вниз, упрятал вооружение в сумку, туда же сунул еду  и по едва различимому в
свете сереющего неба городку пошел к центральной площади, к колокольне.
     Оторвал две доски, забивавшие крестом вход, зашел  внутрь и  с  помощью
подручных   материалов   забаррикадировал  дверцу  намертво.   А   сам  стал
подниматься наверх, в звонницу...

     Закадровый голос Василькина:
     -- Как позже, на следствии, выяснилось, в начале сорок пятого, в Чехии,
Симаков  с автоматом в одиночку часа  четыре  сдерживал целую немецкую роту.
Вот так же, с колокольни. За это вторую "Славу" и получил...

     ...Удобно  расположившись  в  звоннице:  разложив  на тряпице  нехитрый
завтрак, а магазины с патронами -- под рукой, на сумке, Симаков взял автомат
в руки, зарядил, снял с предохранителя и принялся ждать.
     Вставало  солнце, косо освещая  запущенные  здания  старого российского
городка: торговые ряды за аркадами, двухэтажные беленые каменные дома...
     ...Через некоторое время появился первый прохожий.
     Симаков  перекрестился:  "С  Богом!",  приложился  к  оружию  и  сделал
выстрел. Прохожий споткнулся и упал.  Никто пока этого не видел и не слышал.
Спустя  время,  на площадь выбежала  собака,  подошла  к телу,  понюхала  и,
запрокинув голову, принялась выть.
     Еще чуть погодя на площадь выплыла женщина. Симаков вскинул автомат, но
тут же и опустил:
     -- Все виноваты! -- Но бабы... бабы -- они, конечно, тоже, ну да ладно.
Бабам -- рожать. А так -- все!
     Баба  заголосила,  разобравшись, что  на  площади  лежит  не  пьяный, а
мертвый.  На голос  появилось двое мужчин.  Симаков приложился  к  оружию  и
сделал два точных выстрела.  Сейчас на площади лежало уже трое. Баба со всех
ног бросилась прочь, петляя по-заячьи.
     -- Да не трону я тебя, дура! Не трону.
     Спустя время  из-за угла высунулся человек в милицейской форме. Симаков
прицелился и  нажал на  спуск. Пуля  щелкнула  по  старой  кирпичной кладке,
обрызгав милиционера красной острой пылью. Тот тут же и скрылся за углом.
     А  спустя еще  небольшое время на площадь  опасливо выехал  милицейский
ГАЗик. Симаков дождался, пока тот заберется достаточно далеко, и пробил одно
колесо, второе,  третье. ГАЗик  завертелся на месте, после чего  застыл, как
уткнулся в невидимую преграду.
     Из приоткрытого окна высунулся раструб мегафона:
     -- Эй, на колокольне! Что за хулиганство?
     Симаков тщательно прицелился и разнес раструб.
     -- Хулиганство! -- передразнил под нос.
     Укрываясь  за машину, один  из  милиционеров  попытался  выбраться,  но
Симаков достал его точным попаданием. Тел на площади прибавилось...
     Симаков отрезал  кусок  хлеба,  ломтик сала, лизнул  помидор, чтоб соль
пристала, и макнул в спичечный коробок. Начал завтракать...
     И тут в прорези звонницы полетели пули:  снайпер угнездился  где-то  за
окном  и начал атаку. Симаков нырнул  вниз,  но рикошетная пуля  успела-таки
попасть ему в голову. Кровь потекла по лицу...
     --  Ничего,  -- стиснув  зубы  и  стирая  кровь  тряпицей  из-под сала,
пробормотал Симаков. -- Царапинка...
     Придя  в  себя,  попытался  приподняться,  но снайперские  пули тут  же
защелкали снова.
     А  по  площади уже бежало несколько милиционеров,  бессмысленно  паля в
колокольню из табельного оружия. Симаков приладился, высунулся на мгновенье,
и несколькими  короткими очередями уложил двоих наступавших. Но и сам поймал
в плечо снайперскую пулю. Оставшиеся  целыми нападавшие тут  же и откатились
назад, за укрытия домов.
     -- Ну вот,  -- сказал Симаков, перетягивая плечо тряпочкой. --  Это уже
похоже на честный бой. А то даже как-то неинтересно было...

     Закадровый голос Василькина:
     --  ...Вызвали  наших.  Симаков  ранил  двоих,  одного  положил.  Тогда
запросили из Москвы вертолеты. Те прилетели. Я как раз был на первом...

     ...Два  вертолета  зависли  над  колокольней.  Один  подлетел к  проему
звонницы, человек в штатском -- молодой Василькин, -- спрыгнул в проем. Пол,
усыпанный гильзами. Брошенный автомат. Раздавленный помидор.
     Василькин глянул  в небо: там ангел уносил  на руках  Симакова  куда-то
наверх, в зенит...

     -- ...Прыгнул на звонницу, едва не сорвался. Симакова не было. Его унес
ангел..
     -- Настоящий ангел? -- спросила Вера. -- Паришь?!
     --  Не знаю, -- вздохнул Василькин. --  Чем больше  проходит с  тех пор
времени, тем более я уверен, что  да, настоящий  ангел...  Знаешь, какая для
меня  главная  загадка в этой жизни? Как люди  умудряются жить  так,  словно
никогда не умрут?
     -- Это ты к чему?
     -- Выборы через две недели. И даже не в том дело, что в одиночку  я  не
справлюсь. Просто  тебя послушают скорее. А я постараюсь  обеспечить,  чтобы
хотя бы  минут  пять  нас  не  отрубали от эфира.  Ну и чтоб  ты прошла... с
оружием...
     Вера смотрела  на  Василькина изумленно,  пока еще не очень  понимая, к
чему он клонит.
     -- Гляди-ка: не один Косячков готовит меня к спецзаданию. Еще и ты...
     -- Причем, заметь: рискую  только я. Если ты засветишься в эфире -- они
просто не посмеют тебя тронуть. Так ведь? Так? Согласна?
     -- Не посмеют?
     --  Хотя,  как известно  из истории,  слушают  только  тех,  кто  своей
кровью... своей жизнью... и то -- недолго. Христос -- исключение.
     -- Христос??
     -- Да  и то: они тут же всё извратили...  Но мы ведь ничего говорить не
будем, да?  Проповедовать...  Так ведь? Мы просто покажем, верно?  А  они уж
потом пусть  выбирают сами. А мы сможем  с чистой  совестью умыть  руки. Так
ведь? Так?..

     ...Вера с Косячковым снова гуляли по пустынному вечернему Кремлю.
     --  Значит,  товарищ  генерал-лейтенант,  если  я правильно  поняла, вы
предлагаете мне принять участие в небольшом... дворцовом перевороте?
     -- Н-ну... н-ну, можно сказать и так.
     -- Тогда ответьте мне вот на какой вопрос: а вы их лучше?
     -- Забавный ты  мне  задала  вопрос. Если  я  отвечу  "лучше"  --  буду
выглядеть идиотом. Если "не лучше" -- мое предложение потеряет  смысл. Есть,
правда, третий  вариант:  "хуже".  Но это неправда.  Когда вопрос  ставит  в
тупик, обычно отвечают  вопросом же.  А  кто  лучше?  Где они,  лучшие? Твой
Василькин лучше?
     Вера едва заметно вздрогнула:  ей, при всей ее паранойе, все же всерьез
не приходило в голову, что Косячков знает про Василькина. Причем, совершенно
непонятно, сколько знает.
     -- Хочешь почитать его досье? Пойдем, у меня в кабинете лежит.
     -- Нет, спасибо. Не надо. Не хочу!
     -- Вот и я о том же.  Рассказывают, что Фадеев как-то пришел  к Сталину
жаловаться  на писателей: он был глава их Союза. А Сталин  ответил: "Таварыш
Фадеев! Других писателей у меня нет -- придется работать с этими".
     -- Можно я, товарищ генерал-лейтенант, подумаю?
     -- Вообще-то,  обычно  над  подобными предложениями  не думают. Их  или
принимают,  или  их  принимать  становится  некому. Шучу, шучу! Подумай. Еще
немножко времени, кажется, у меня есть...

     ...Василькин сидел в своем кабинете в Останкино и говорил по телефону:
     -- Леонид Израилевич? Василькин беспокоит. Ну, помните, вы с моим отцом
в сорок девятом... Да-да, именно он. Леонид  Израилевич, вы еще не отошли от
дел? Так вот, Леонид Израилевич, у меня  к вам огромная  просьба. Потому что
лучше  вас все равно никто  не  сделает. Есть тут одна... барышня... Наша...
Старший лейтенант.  Ей  выпало по  телевидению выступить. Не  могли б вы  ей
пошить  мундирчик, чтобы выглядел, как вечернее платье?  Угу... Угу... Ну, я
понимаю. Так я пришлю ее к вам? Вера ее звать. Скажет, что от меня. Огромное
спасибо, -- и повесил трубку...

     ...Леонид  Израилевич с  сантиметром  в руках  и  карандашиком в  зубах
вертел перед собою Веру и приборматывал:
     --  Я, барышня,  конечно, понимаю  все эти современные верования... Все
это  равноправие...  Лет  сто  назад это называли  эмансипация.  Нет-нет, не
пугайтесь! Я стар, но не настолько, чтобы помнить. Однако, образование  папа
дал: читал, рассказывали. По мне,  так права  человеку раздавать надо по его
особенностям. Помню, меня как-то канаву копать заставили. Как  всех!  Вместо
того, чтобы шить. Равноправие...  Вот может мужчина ребенка родить, извините
за банальность? Какое ж тогда равноправие? Эх, были б вы актриска и шил бы я
вам  этот  мундир  для  сцены...  Честное  слово,  куда  больше  получил  бы
удовольствия...

     -- ...Вот это  -- аппаратная,  через которую сигнал идет в эфир. Точнее
-- на передатчик, а уже оттуда -- в эфир. И там,  на передатчике, постоянный
дежурный.  Которого, естественно,  я беру на себя... --  Вера с Василькиным,
под  руку,  словно болтая о  чем-то лирическом, прогуливались  по  коридорам
Останкинского телецентра.  -- Сюда я заправлю прослушки:  аудио и видео. И в
нужный момент  запущу. На  всякий случай  у тебя в студии  будет  сигнальная
кнопка, я покажу.
     -- Ты так хорошо разбираешься в аппаратуре?
     -- Подготовился. К тому же,  я собираюсь  одного  инженера оставить под
прицелом.  Двери здесь запираются изнутри наглухо, как, кстати,  и в студии.
Когда я дам тебе сигнал по рации, ты войдешь в студию через главную дверь...
Пошли, посмотрим...
     Спустившись по лестнице, они подошли ко входу в студию.
     --  Вот, видишь... При большевиках тут  был  охранный  пост, сейчас, из
соображений экономии  --  пусто.  Давай-давай,  вперед! Видишь  эти  рычаги?
Войдешь  и запрешь наглухо.  Но в студии будет человек  пять--шесть: диктор,
операторы, помреж. И ты со всеми ими должна будешь управиться. Тут я тебе не
помощник.
     Вера внимательно  осмотрела помещение,  в  котором  сейчас  шел  монтаж
какой-то мелкой декорации, кивнула.
     -- А сейчас -- вот сюда.  Вот из-за этого столика  будет вести  новости
диктор. Ты должна будешь ее... попросить. И занять ее место. Я  не знаю, как
поведут себя операторы,  будем надеяться  -- смирно,  так что  постарайся не
выходить вот за это  пространство, -- обвел рукой Василькин довольно большой
виртуальный прямоугольник. И последнее: вот эта самая сигнальная  кнопка. Но
вообще-то я думаю, что она тебе не понадобится:  Почувствую момент и запущу.
Всё запомнила?
     Вера еще раз внимательным, цепким  взглядом осмотрела  помещение, потом
прикрыла глаза, как бы проявляя пленку, и кивнула:
     -- Пойдем.
     Они пошли по коридору прогулочным шагом. Вера вдруг сказала:
     -- Знаешь,  Валентин:  если б мне, кроме тебя, было с кем поделиться, я
рассказала бы ему вот про какие сомнения...
     -- А Косячков?
     -- Валентин! Ну как не стыдно!
     Василькин продемонстрировал, что ему стыдно.
     -- Только пожалуйста: не возмущайся,  не  перебивай, не  переубеждай: я
здесь,  и  значит уже давно  сама себя  переубедила. Но мне надо поделиться.
Обещаешь?
     -- Хм... н-ну...
     --  Я ведь  очень  хорошо  запоминаю, что ты по тому или другому поводу
говоришь. Или даже без повода.  Про то, например, что люди верят только тем,
кто за  свои слова расстается с жизнью. При  них. Про тиви-шоу. Про то,  чем
прямой эфир  отличается по биополю, по воздействию на зрителя, от записи. Во
что  я,  как  инженер,  впрочем,  поверить  не могу. Если  запись  сделана с
качеством, предельным для передающего канала, ни одна собака не отличит... И
вот,  меня  никак  не  может  покинуть  ощущение,  будто  ты все  специально
подстраиваешь,  чтобы  это  самое шоу  произошло. С  пальбой  и  кровью.  И,
возможно, с человеческой жертвой  в  эфире. Трогательной молодой  барышней в
мундире от Кутюр. Стоп-стоп-стоп! Ты обещал не  перебивать! Но это не важно.
Если даже и так, -- а я верю, что это не так и что  ты всё делаешь правильно
и единственно возможно, -- так вот: если даже  и так --  ты спас мою жизнь и
она все равно твоя. Помнишь, у  Чехова: "Если тебе понадобится моя жизнь..."
Молчи! Я лучше тебя знаю, чтО ты можешь возразить. К тому же, я надеюсь, что
достаточно подготовлена, чтобы человеческой жертвы не было. Ну, той самой, в
мундире  от  Кутюр.  Знаешь, эдакая  профессиональная  гордость. Или, может,
заносчивость. А теперь я тебя прошу: забудь обо всем,  что я тебе сказала, и
продолжим рекогносцировку...

     ...Над дверями студии горела  красная  надпись: "Прямой эфир". Дикторша
читала  новости, за чем можно было наблюдать как по монитору в коридоре, так
и сквозь внутреннюю дверь тамбура.
     Вера  стояла в  тамбуре в новенькой, с иголочки,  форме  офицера ФСБ  и
наблюдала:
     -- ...Очередная трагедия с российским авиалайнером. Сегодня в аэропорту
Пулково-2   потерпел    катастрофу    самолет   ИЛ-86,   совершавший    рейс
Санкт-Петербург  --   Париж.  Все  пассажиры  и  экипаж  погибли.  Президент
Российской   Федерации   и   мэр   Санкт-Петербурга   направили   телеграммы
соболезнования  Президенту  Франции  и  мэру  Марселя  в связи с трагической
гибелью  французских граждан  в авиакатастрофе российского самолета. Создана
правительственная комиссия по расследованию причин катастрофы. Председателем
комиссии назначен первый вице-премьер Олег Петрович Колобов...

     ...Василькин вошел в аппаратную и сказал:
     -- Пожалуйста,  полное  спокойствие. В Останкино -- террористы, которые
стремятся в эту  студию  и аппаратную. Поэтому прошу всех... повторяю, всех!
--  кроме  вас,  --  кивнул  в  сторону  инженера,  сидящего  у  одного   из
видеомагнитофонов,  --  тихо  и быстро покинуть помещение.  Счет  на десятки
секунд. Спускайтесь в холл, в бар... Я понятно всё объяснил? И -- молчите...
     Трое  из четверых работников  аппаратной, постепенно  осознав сказанное
Василькиным, покорно закивали головами и на полусогнутых, гуськом, двинулись
к выходу. Четвертый остался, и чувствовалось, что ему очень не по себе.
     -- Не бздите, --  сказал Василькин. -- Я с  вами, -- и, наглухо заперев
двери  за последними  вышедшим, достал из-за  пояса  пистолет,  направил  на
инженера. Тихо сказал в микроскопический  радиомикрофон, укрепленный  где-то
под пиджаком:
     -- Вера, слышишь меня?..

     -- ...Слышу! -- так же тихо отозвалась Вера
     -- Можно, пошла!
     -- Иду!
     И  Вера  сделала в  студию  решительный  шаг,  резко  повернула  рычаги
затворов...

     ...Василькин протянул инженеру кассету:
     -- Зарядите, быстро. Так... Выставьте на начало. Где кнопка запуска?
     Перепуганный инженер показал на кнопку пальцем.
     -- Отлично, -- сказал Василькин. -- Спасибо. А теперь -- извините, -- и
пустил в голову инженера пулю...

     ...Вера тихо, едва ли  не на  цыпочках  подобралась к линии  передающей
камеры, извлекла  из-за  пояса небольшой  пистолет  со  стволом,  удлиненным
глушителем. И сделала резкий шаг в кадр.
     -- Извините! --  сказала пересохшим  от волнения голосом. -- Мне правда
неловко.  Но мне  нужно это  место буквально  на  пять  минут,  --  показала
пистолетом на столик дикторши. -- Студия заперта, связь перерезана.  Если вы
выполните мою просьбу, ни с кем из вас ничего не случится. Прошу всех, кроме
вас, -- кивнула дикторше, -- делать всё так, как делали до  этого. Ну... Ну,
милая! Ну, потеснись, пожалуйста...
     ...Косячков включил телевизор именно в этот момент.
     Дикторша,  совершенно  опешившая, просто не понимала,  что  ей  делать,
стояла столбом, поднявшись  из-за своего столика. Вера тоже плохо  понимала,
что  предпринимать  дальше... Но  драгоценные секунды утекали, и  она  вдруг
выпалила  в  потолок. Выстрела  почти не  было слышно, так, плевок, но  пуля
попала в потолочный  софит и взорвала его, осыпав студию  осколками горячего
стекла...

     ...Одно стеклышко попало дикторше  в щеку,  перебило  сосудик  и тонким
фонтаном брызнула кровь.  Дикторша истерически закричала и бросилась  ничком
на пол.
     --  Извините, -- сказала Вера и села за дикторский столик. -- Я еще раз
прошу всех сохранять полное спокойствие. Студия  заперта, связь отрезана.  Я
займу не больше десяти  минут. Я очень прошу не пытаться мне помешать, иначе
вынуждена  буду  применить  оружие.  И  хотя  обычно  я  делаю  я  это очень
аккуратно,  сейчас  мне бьют в глаза софиты. И я случайно могу попасть не  в
руку или колено, а в живот или в сердце.  Мне очень бы этого не хотелось, но
у  меня не останется  выхода.  Я  очень  надеюсь, что  собственная жизнь вам
дороже, чем... чем... ну, я не знаю чем что... Короче, что вы не созрели для
подвига  во имя... То  есть  нет, не так... Я,  может,  предпочла бы,  чтобы
созрели, чтобы ценой жизни остановили меня, но ведь вы не остановите, не так
ли?  Извините, --  обратилась  прямо в  объектив  камеры, к телезрителям. --
Сейчас --  только  для  вас.  Только то,  ради  чего  все это... Граждане...
Товарищи...  Друзья...  Я даже  не знаю, как вас называть. Соотечественники,
что ли? Мы ведь все -- соотечественники... Через несколько дней -- выборы. Я
четыре месяца проработала в Кремле, я наблюдала за этой командой...

     ...Василькин  следил за Верой через широкое, двойное звуконепроницаемое
стекло: голос передавался из студии через микрофон на динамики.
     --  ...Я слушала их  разговоры, я  видела,  как  они  договариваются за
вашими спинами о вашей стране, как растаскивают ее на куски и рассовывают по
собственным  карманам.  Многие   даже  не  знают,   сколько   это  стоит,  и
довольствуются копейками. Последние  годы обесценили все слова. Каких только
разоблачений  мы  не  слышали  по  всем  каналам из  уст  и  журналистов,  и
политиков. Без каких бы то ни было последствий для разоблачаемых...

     ...В  "черном  кабинете"   зазвонил   особенно  пронзительный  телефон.
Петрушин, раскладывавший  в  это вечернее время на компьютере пасьянс,  снял
трубку:
     --  Слушаю... Что?  По  какому,  говоришь, каналу? Ага,  сейчас,  --  и
потянулся к пультику, нажал на первую кнопку.
     Экран медленно загорелся, явив говорившую Веру:
     --  ...Поэтому  я и  не надеялась,  что  вы  поверите мне  на слово,  а
приготовила небольшой ролик с подлинными  записями происходящего  в одном из
самых высоких кремлевских кабинетов: в кабинете первого помощника Президента
России,  Николая Петрушина. Аудио и  видео.  Если вы, увидев и услышав  это,
снова проголосуете за них... Ну, значит, так нам всем и надо...

     ...Вера  протянула руку к зеленой кнопке, но Василькин уже сам запустил
прослушку  в эфир  и,  убедившись, что она пошла, открыл небольшую  дверцу и
оказался на балкончике студии.
     Вера  с извиняющимся выражением на  лице шла к выходу. Василькин поднял
пистолет   и,  быстро  прицелившись,  нажал  на   спуск.  Вера   упала,  как
подкошенная: пуля вошла со спины точно напротив сердца.
     Испортил мундирчик от Кутюр...
     И все это время фонограммой шел монтаж прослушки:

     --  ...Валера, знаешь  в чем проблема?  Каждый  день рубль  падает. Все
деньги с  рублевого  счета, который мы имеем с  тобой... Сегодня, точнее  --
позавчера, вчера и сегодня, каждый день пунктов на сорок,  еб твою  мать, ни
хуя себе.  Так что надо хитро  сделать: при очередном поступлении  рублей на
наш счет, все деньги, которые остаются, перечисляются на валютный...

     -- ...Может быть, какой-нибудь отдельный доклад сделать по Чечне? Не от
имени Ельцина.
     -- Идея прекрасная, если б не была сильно запоздалая.
     -- А  нужно сделать  небольшую подтасовочку:  сказать,  что  существует
секретный доклад,  который был подготовлен  в  ноябре,  и что Президент  дал
указание его рассекретить. Вот  тогда все будет тип-топ. Но  об этом  должны
знать раз... два... три... четыре человека!..

     --  ...Мы  почему-то  думаем,  что,  чтобы  переломить  ситуацию,  надо
обязательно  рубануть.  Давайте  профилактировать,  это, кстати, изобретение
КГБ.  Пригласить для беседы, высказать свое отношение к тому или иному делу.
Я думаю, что это вполне естественный процесс и  сейчас. Ну нет КГБ,  но есть
специальные службы, которые должны следить за этим...

     -- ...А я им сказал: "Вот что, мужики, от этой  должности до тюрьмы  --
один шаг. Вы его можете сделать сами или за вас сделают"...

     -- ...Обнаглел -- не то слово. Во-первых, мы останемся без самолета...
     -- Но с другой стороны, у нас, конечно, такие деньги мы грохаем. Летают
сейчас все: Чубарь, Молоховец -- самолет себе выколотили.
     -- Ну, тут они... любовь это...
     -- Он сейчас будет летать каждый день, наверное. А ведь во все времена,
даже во времена Политбюро, так не летали. Когда официальная делегация -- это
да,  пожалуйста,  Минтранс всегда  выделит. Вот  я летал в  Австрию, в Вену,
летел на обычном  пассажирском  самолете. Первый ряд весь освободили, мне аж
было неудобно сидеть. Я сидел  нормально, мне никто не  мешал. Единственное,
что эти девочки при личных самолетах. Допустим,  с Борисом Николаевичем. Они
еще более приветливые...

     Звуки прослушки  становятся  все  невнятнее,  один  голос  налезает  на
другой, сливаясь во  все тише  становящийся  гул. Экран  темнеет.  Выплывает
титр:


     Дикторша читает очередной, краткий, выпуск "Новостей":
     -- Только что закончилось голосование в последнем российском регионе --
Калининградской области. Об официальных результатах говорить пока  рано,  но
по  результатам  предварительных   подсчетов   можно   предположить,  что  с
пятьюдесятью и восемью десятыми процентов победил нынешний Президент,  Борис
Николаевич Ельцин. Так что второй тур практически невероятен.
     Сегодня  в  кремле  Борис  Николаевич  подписал указ о  расформировании
Службы безопасности  Президента Российской Федерации и увольнению в отставку
ее начальника, Алексея Косячкова. Функции охраны Президента переходят отныне
под юрисдикцию Федеральной Службы Безопасности, где будет создан специальный
отдел.
     Инцидент  с  захватом  первого  канала  на прошлой  неделе  практически
расследован:  за  офицера  Службы  безопасности  себя  выдавала  талантливая
выпускница Высших режиссерских курсов,  Вера Воронович, заболевшая в прошлом
году  тяжелой  формой  паранойи и сумевшая тайком  покинуть  психиатрическую
лечебницу  имени  Кащенко. Ей  помогал ее любовник, работавший  в  Останкино
видеоинженером.
     Как   известно,   паранойя   --   стойкое   психическое   расстройство,
проявляющееся  систематизированным  бредом,  который  отличается  сложностью
содержания, последовательностью доказательств и внешним  правдоподобием. Все
факты, противоречащие бреду, отметаются; каждый, кто не разделяет  убеждения
больного, квалифицируется им, как враждебная  личность. Борьба за реализацию
бредовых  идей  непреклонна  и  активна. Явных  признаков  интеллектуального
снижения нет. Профессиональные навыки обычно сохраняются.
     Содержание так называемых прослушек, -- это фрагменты  дипломной работы
Воронович.
     В настоящий  момент следствие выясняет, как Воронович удалось  пронести
на  территорию Останкинского  телецентра боевое оружие. Как заявил начальник
службы безопасности первого канала, полковник в отставке Валентин Василькин,
с  блеском  обезвредивший  информационных  террористов,  без  содействия как
минимум еще  одного сообщника здесь не обошлось. Сейчас следствие занято его
поиском...



     Лисий Нос, 8--14 октября 2002 г.


Популярность: 1, Last-modified: Wed, 08 Apr 2015 21:28:08 GmT