-----------------------------------------------------------------------
   Keith Laumer. The Time Bender (1966) ("Lafayette O'Leary" #1).
   Пер. - С.Вербина. Авт.сб. "Укротитель времени". М., "Селена", 1993.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 26 November 2001
   -----------------------------------------------------------------------





   Лафайет О'Лири быстро шел по шуршащей гравием дорожке, которая  вела  к
пансиону мадам Макглинт, и обдумывал планы на вечер: во-первых, быстренько
перекусить,  затем  проверить,  как   продвигается   его   эксперимент   с
пластиками, после этого взглянуть на  культуру  penicillium  notatum  NRRL
1249B21, а потом... Мысли  его  вновь  вернулись  к  увесистому  фолианту,
который он нес под мышкой. Этой книги профессора Ганса Йозефа  Шиммеркопфа
по месмеризму ему хватит по крайней мере на неделю, чтобы скрасить вечера.
   Как только О'Лири ступил на покосившуюся  веранду,  входная  решетчатая
дверь с шумом распахнулась, и перед ним выросла квадратная фигура под метр
восемьдесят с измочаленной шваброй наперевес.
   - Мистер О'Лири! Какой  дрянью  вы  заляпали  плитку  в  моей  западной
комнате третьего класса?
   - Неужели я  оставил  свои  полимеры  на  огне,  миссис  Макглинт?  Мне
показалось, я их выключил...
   - Как же, от их паров даже обои поблекли! Не говоря уже о том,  сколько
электричества набежало! Я занесу это вам в счет, мистер О'Лири!
   - Но...
   - А это чтение ночи напролет? Жжете лампочки,  как  будто  они  у  меня
казенные! И другим жильцам постоянно мешаете отдыхать - учитесь бог  знает
чему по своим нечестивым  книжкам.  -  Она  с  нескрываемой  враждебностью
посмотрела на том, который О'Лири держал под мышкой.
   - Послушайте, миссис Макглинт, - начал О'Лири, наступая на  хозяйку,  -
вчера вечером я обнаружил  одну  интересную  вещь.  Я  проводил  небольшое
статистическое  исследование,  используя  шарикоподшипники  размером   три
четверти дюйма,  и  несколько  штук  случайно  упали.  Так  вот,  все  они
покатились прямо в северо-западный угол комнаты.
   - Так вы мне, небось, еще и линолеум попортили!
   - Я знал, что полы с наклоном, но не замечал, что с  таким  большим.  -
Лафайет продолжал наступать на хозяйку. - Поэтому я провел соответствующие
измерения. Должен сказать, что наклон от стены до  стены  составляет  пять
сантиметров. Да будет вам известно, миссис Макглинт, в жилищном кодексе  -
статья четыре, раздел девятнадцать - очень четко  сказано  об  опасностях,
которые могут возникнуть из-за усадки фундамента. Ну, конечно, это  должно
быть проверено инспектором, дом признают негодным для проживания,  а  ваши
постояльцы найдут себе другое место. Впрочем, здание можно спасти, закачав
в фундамент бетон. Сие, конечно, влетит в копеечку, но все-таки это лучше,
чем нарушать закон, не так ли, миссис Макглинт?
   - Закон? - взвизгнула владелица пансиона. - Жилищный кодекс?  Сроду  не
слыхала такой чепухи...
   - Вы сами сообщите или мне это сделать? Я знаю, что вы  ужасно  заняты,
устраивая дела всех и каждого, поэтому...
   - Да нет уж, мистер О'Лири, не беспокойтесь.
   Миссис Макглинт отступила назад, освобождая проход, и Лафайет  вошел  в
мрачный, пропахший капустой коридор.
   - Я знаю, вам надо заниматься вашей  наукой,  поэтому  не  буду  больше
задерживать.
   Она повернулась  и,  пыхтя,  поплыла  по  коридору.  О'Лири  облегченно
вздохнул и стал подниматься по лестнице.
   За занавеской, на полке в стенном шкафчике, где раньше хранились швабры
и который Лафайет приспособил  под  кладовку,  стояла  двухфунтовая  банка
тянучек, бутылка кетчупа, банка консервированного супа и две банки  рыбных
консервов.
   - Вообще-то я не люблю  сардины,  -  признался  он  себе,  разворачивая
тянучку. - Жаль, что они не  консервируют  консомэ  о'бер  бланк  эрмитаж.
Придется довольствоваться простым супом из лапши.
   О'Лири  поставил  разогреваться  кастрюлю  с  супом,  достал  пиво   из
маленького холодильника и вскрыл его.
   Ожидая, пока согреется суп, Лафайет доел  конфету,  выпил  пиво,  потом
достал тарелку, налил суп и положил две сардинки на  крекер.  Приступив  к
трапезе, О'Лири вновь вернулся к книге. Это был толстый пропыленный том  в
переплете из поблекшей, когда-то темно-синей, кожи. Тисненые золотом буквы
на корешке были едва различимы.
   Сдув пыль, О'Лири осторожно раскрыл книгу, старый  переплет  заскрипел.
На титульном листе было написано:
   "Месмеризм, теория и практика, или Нераскрытые загадки древних народов.
Сочинение господина профессора, доктора Ганса Йозефа Шиммеркопфа,  Доктора
богословия, Доктора философии, Доктора литературы,  Магистра  гуманитарных
наук, Бакалавра естественных наук. Адъюнкт-профессора психологических наук
и натуральной философии. Гомеопатический институт в Вене, 1888 год".
   О'Лири быстро перелистал страницы  из  папиросной  бумаги,  заполненные
мелкими буквами.
   Похоже, скучная вещь. В конце концов,  это  единственная  в  библиотеке
книга по гипнотизму, которую он еще не читал. Все  равно  заняться  больше
нечем.
   Лафайет посмотрел в узкое окно: сгущающийся желтый свет  уходящего  дня
наводил тоску.
   Он мог бы выйти и купить газету, даже  погулять  по  кварталу.  Мог  бы
посидеть в элитном гриль-баре и попить холодного пива. Да мало ли чем  мог
бы заняться молодой, здоровый, в расцвете счастливой юности чертежник,  не
обремененный деньгами, чтобы убить вечер в таком городе, как Колби Конерз.
   Послышался стук костяшками пальцев, и в дверях появился человек с узким
лицом, жидкими волосами и щеточкой усов.
   - Привет, Лейф. Как дела? - сказал он, входя в комнату и потирая  руки.
На нем была  яркая  рубашка.  Белые  подтяжки  поддерживали  брюки,  низко
сидящие на костлявых бедрах.
   - Привет, Спендер, - ответил О'Лири без особого энтузиазма.
   - Слушай, Лейф, ты не мог бы одолжить мне пятерку до вторника?
   - Я сам на мели. К тому же ты мне и так должен пятерку.
   - Э... А что это у тебя  за  книга?  -  спросил  Спендер,  бесцеремонно
заглядывая в нее. - Как ты только находишь время,  чтобы  читать  всю  эту
дребедень?  Это,  наверное,  что-то  заумное,  да?  Ты  все-таки  какой-то
странный, все время как будто учишься.
   - У этой книги удивительная история,  -  сказал  О'Лири  -  Станок,  на
котором она была напечатана, разбили ломом разъяренные  крестьяне.  Автора
схватили и обработали как оборотня по полной программе - серебряная  пуля,
осиновый кол в сердце. Вот так-то!
   - Бр-р! - Спендер  от  ужаса  передернулся.  -  Ты  что,  хочешь  стать
оборотнем?
   - Нет, меня больше интересуют вампиры. Ну, это те, которые превращаются
в летучих мышей.
   - Слушай, Лейф, не шути этим.  Я,  знаешь,  немного  суеверен.  Зря  ты
читаешь такие книжки.
   О'Лири задумчиво посмотрел на собеседника и продолжал:
   - Все, что мне сейчас нужно, это немного попрактиковаться...
   - Ну, с тобой все ясно, - сказал Спендер и скрылся за дверью.
   О'Лири покончил с трапезой и вытянулся на скомканной постели. Все  было
как и прежде. Подтеки на потолке  со  вчерашнего  дня  не  изменились.  На
плафоне молочного  цвета,  прикрывающем  висящую  на  перекрученном  шнуре
лампочку в шестьдесят  ватт,  было  то  же  количество  дохлых  мух.  Куст
олеандра все так же без конца скребся об оконную  сетку.  Лафайет  раскрыл
наугад Шиммеркопфа и стал просматривать убористый  текст.  В  разделах  по
гипнотизму он не нашел ничего для себя нового, а  вот  места,  посвященные
самовнушению, показались ему интересными:
   "...это  состояние  может  быть  легко  вызвано   адептом-практиком   в
искусстве месмерического воздействия (названном впоследствии  гипнотизмом)
посредством тренированной воли вкупе с концентрацией психических  энергий.
Совершенное владение этим искусством дает мгновенное облегчение не  только
при бессоннице, ночных испаринах, ослаблении памяти, дурной желчи, куриной
груди, слюнотечении, внутреннем разладе  и  других  недомоганиях  плоти  и
духа, но также одаривает истинной сокровищницей неописуемых наслаждений.
   Самая простая часть искусства самовнушения заключается в том, что сцены
когда-либо испытанного или воображаемого наслаждения,  чрезвычайно  высоко
ценимые некоторыми людьми, погрязшими в нашей ничтожной и монотонной серой
обыденности, могут быть легко вызваны, дабы  скрасить  свободное  время  и
получить удовольствие.
   Это  явление  подобно  гипнотическому  состоянию  полуосознанности,   в
которое  иногда  впадает  спящий  человек,  наполовину   проснувшись,   но
продолжая  осязать  образы,  явившиеся  ему  во  сне,  и  в  то  же  время
наслаждаясь осознанием их иллюзорности. В таком состоянии человек обретает
способность ощущать структуру  и  детали  воображаемого  предмета  так  же
остро, как мы можем  чувствовать  поверхность  реальной  книги,  при  этом
человек все время осознает различие между  опытом  галлюцинации  и  опытом
реальности..."
   О'Лири показалось, что в этом что-то есть. Именно это произошло  с  ним
буквально несколько ночей назад. Он почти почувствовал, как  его  сознание
настроилось на какой-то другой канал экзистенции,  будто  он  появился  из
полусна на каком-то не своем этаже и шагнул из лифта в  странный  мир,  не
полностью другой, но несколько перестроенный, и находился  в  нем  до  тех
пор, пока возврат сознания не откинул его  вновь  на  знакомый  уровень  к
заляпанным обоям и засевшему в памяти запаху брюссельской капусты, которую
когда-то давно варили в пансионе. А вот если бы удалось воздействовать  на
волю...
   О'Лири продолжал читать, выискивая конкретные рекомендации.  Через  три
страницы он наткнулся на следующие строки:
   "...возьмите яркий предмет, например хорошо отполированный  драгоценный
камень, который может с успехом послужить серьезно изучающему эти страницы
для концентрации сил..."
   Лафайет задумался. У него  не  то  что  драгоценных  камней  -  простой
стекляшки и то не было. Хотя нет - у него есть перстень. Похоже,  это  то,
что надо.
   Лафайет попытался снять тяжелую серебряную печатку, украшавшую  средний
палец левой руки. Но перстень, который он носил не снимая уже  много  лет,
не поддавался - мешал сустав. Впрочем,  это  совсем  необязательно.  Можно
пристально смотреть на него и не снимая.
   Лежа  на  спине  в  сумрачной  комнате,  Лафайет  разглядывал  обои  со
старинным цветочным узором - они до того выцвели, что стали почти  белыми.
Это, пожалуй, подходящее место для начала. Надо  просто  представить,  что
над тобой огромный высокий потолок бледно-золотистого цвета...
   О'Лири старался сосредоточиться, шепотом  подбадривая  себя.  Профессор
утверждает, что это легко - надо только сфокусировать психические  энергии
и настроить волю.
   Лафайет  вздохнул  и  заморгал,  блуждая  в   полумраке   взглядом   по
заляпанному  и  отнюдь  не  золотистому  потолку.  Он  встал  и  пошел   к
холодильнику за  еще  одной  банкой  пива,  которое,  впрочем,  так  и  не
охладилось. Вернувшись, сел на край  кровати,  которая  под  его  тяжестью
заскрипела. Следовало ожидать, что ничего не выйдет. Этот старый профессор
Шиммеркопф - просто шарлатан, вот и все. Разве такие восхитительные  вещи,
описанные стариком в его книге, могли бы остаться незамеченными в  течение
всех этих лет.
   О'Лири лежал, высоко подложив подушки. И все-таки было бы здорово, если
бы все это получилось. Он изменил бы тогда облик  своего  жалкого  жилища,
внушил бы себе, что комната в два раза больше, чем она есть на самом деле,
из окна видны башни на фоне неба,  а  вдали  -  горы.  Да,  и  обязательно
музыка; ведь у  него  абсолютная  память.  Он  может  воспроизвести  любой
музыкальный отрывок, даже если слышал его всего один раз.
   Нет, все это чепуха. Спал он на провисшей кровати,  тянучки  и  сардины
надоели до чертиков. А с другой стороны  -  надо  же  что-то  есть?  Да  и
комната, какой бы убогой она ни была, укрывает  от  дождя  и  снега,  а  в
холодную погоду можно включить радиатор, который хоть  и  издает  какие-то
булькающие и свистящие звуки, но тем не менее делает температуру в комнате
вполне терпимой. Мебель тоже не ахти какая,  но  его  устраивает.  Кровать
есть, есть стол, сколоченный из ящиков  из-под  апельсинов  и  выкрашенный
белой краской, кухонный шкафчик, овальный тряпичный  коврик,  который  ему
отдала мисс Флиндерс из библиотеки. Ах да, есть еще высокий закрытый  шкаф
в углу. Лафайет еще ни разу не пробовал его открыть. Этот шкаф  уже  стоял
тут, когда О'Лири переехал в пансион. Странно, но он только сейчас подумал
об этом. А вот теперь он мог бы открыть его! О'Лири точно знал, что с этим
шкафом связано что-то замечательное, но вот что  именно  -  никак  не  мог
вспомнить.
   Лафайет  стоял  перед  шкафом,  разглядывая   темную   дверцу.   Сквозь
потрескавшийся лак слабо проглядывало дерево благородных  тонов.  Замочная
скважина была отделана медью. Вокруг нее виднелись царапины.
   - Так, а где же ключ? Постой, постой...  -  О'Лири  пересек  комнату  и
вошел в тускло освещенную кладовку. Он вытащил большой ящик, встал на него
и, открыв люк в потолке, выбрался на  чердак.  Сквозь  запыленное  окно  с
трудом проникали лучи заходящего солнца, освещавшие старый коврик на  полу
и торчавшие изо всех углов окованные  медью  сундуки.  Лафайет  попробовал
приподнять крышки - все сундуки были закрыты. Он вспомнил, что пришел сюда
за ключами, и вскоре нашел их за дверью, на гвозде. О'Лири  снял  ключи  и
направился к люку. А собственно, почему бы не  воспользоваться  лестницей?
Ориентируясь по слабо видневшимся белым перилам, Лафайет спустился вниз  и
прошел по коридору до своей комнаты. Створчатые окна, доходившие до  пола,
были открыты. Свежий ветерок вздымал белые шторы, тускло просвечивающие на
солнце. За ними открывался вид на широкую лужайку, благородные  деревья  и
куда-то ведущую дорожку.
   Нет, он все-таки должен  отпереть  этот  шкаф  и  посмотреть,  что  там
внутри. Лафайет выбрал ключ - большой, медный - и попробовал вставить  его
в замочную скважину. Слишком велик. Взял другой - тоже большой.  Оставался
еще один - длинный тонкий ключ из чугуна. Увы, и  этот  тоже  не  подошел.
Вдруг за этим  последним  ключом  О'Лири  обнаружил  еще  несколько  штук,
которые вначале не заметил. Он начал по очереди пробовать их - ни один  не
подходил. Он снова внимательно посмотрел на  замочную  скважину  -  темное
дерево вокруг нее было покрыто следами неудавшихся попыток.
   Он непременно должен открыть этот шкаф! Внутри, разложенные по  полкам,
его ожидают сокровища, диковинные вещи. Лафайет  взял  последний  ключ,  и
тот... свободно вошел в  скважину.  Осторожно  повернув  его,  он  услышал
слабый щелчок.
   Сердце бешено колотилось, разрывая наступившую  тишину.  Дверца  шкафа,
слабо мерцая, стала постепенно исчезать. Наконец  осталась  одна  замочная
скважина. Он пытался удержать хоть это...
   - Мистер О'Лири, сию же минуту откройте дверь! - Голос миссис Макглинт,
словно топор, разрубил видение. Лафайет выпрямился; в  голове  гудело.  Он
все еще пытался удержать то, что  почти  ухватил,  а  теперь  потерял  уже
навсегда.
   В дверь так колотили, что она была готова соскочить с петель.
   - Немедленно откройте, слышите?
   До Лафайета доносились голоса и топот жильцов из соседних  номеров.  Он
дотянулся до шнурка выключателя, зажег верхний свет,  подошел  к  двери  и
резко ее распахнул.
   Перед ним, дрожа жаждой мести, возвышалась громада миссис Макглинт.
   - Я слышала голоса и должна знать, с кем  вы  шептались  в  темноте,  -
завизжала она. - Я слышала, как заскрипела кровать, а потом все стихло.
   Выпалив это, миссис Макглинт  просунула  голову  в  дверь  и,  оттесняя
Лафайета, стала рыскать глазами по комнате.
   - Ну, ладно, куда вы ее спрятали?
   Лафайет увидел в коридоре Спендера из соседнего номера и миссис Поттс в
халате и бигудях. Все сгорали от нетерпения, пытаясь  обнаружить  хотя  бы
малейший признак источника переполоха.
   - Кого спрятал? - О'Лири ойкнул, когда  хозяйка  мимоходом  задела  его
своим могучим локтем по ребрам.
   Окончательно оттеснив его животом, миссис Макглинт подскочила к кровати
на  тонких  ножках,  нагнулась,  кого-то  выглядывая  там,  потом   резким
движением рванула занавеску, отгораживающую кровать.
   Бросив укоризненный взгляд на О'Лири, миссис Макглинт поспешила к  окну
и стала нащупывать крючок, державший оконную сетку.
   - Он ее выпустил через  окно!  -  сказала  она,  тяжело  дыша  и  резко
поворачиваясь лицом к Лафайету. - А сам, раз - встал и пошел, как ни в чем
не бывало.
   - Кого вы тут ищете? Сетку эту уже сто лет не открывали...
   - Вы прекрасно знаете, молодой человек, что я сдаю комнаты и на ночь, и
на год...
   - Ну, Лейф, так ты, оказывается, сюда баб  водишь?  -  перебил  хозяйку
Спендер, протискиваясь в комнату.
   - Баб? - Лафайет усмехнулся. - Нет тут  никаких  женщин,  да  и  вообще
никого нет.
   - Ладно! - Миссис Макглинт еще раз окинула взглядом  комнату.  Лицо  ее
подергивалось от возбуждения. - Любой на  моем  месте  подумал  бы  то  же
самое, - объявила она, решительно тряхнув всеми своими подбородками,  -  и
никто меня не осудит за это!
   Первой удалилась, шмыгая носом, миссис Поттс. Спендер заржал и медленно
последовал за ней. Проходя мимо О'Лири, миссис Макглинт даже не  взглянула
на него.
   - В приличном доме, - ворчала она, - сидит в темноте, разговаривает сам
с собой, один...
   Лафайет закрыл дверь. Он чувствовал себя опустошенным и обманутым. Ведь
он был так близок к тому, чтобы открыть дверцу шкафа и  увидеть,  что  там
внутри, - все обещало нечто необыкновенное.
   О'Лири с сожалением посмотрел на пустое место рядом с дверью,  где  ему
пригрезился  таинственный  шкаф.  Лафайету  помешали  воплотить  до  конца
профессорские рекомендации по самовнушению, но он все, еще ощущал  в  себе
огромную силу, способную вызвать видение.
   "Ну, если миссис  Макглинт  снова  не  ворвется  в  самый  неподходящий
момент...  А  эти  сундуки  наверху!"  -  вспомнил  О'Лири  с  неожиданным
волнением. Он даже вскочил, но тут же снова сел. Слабая  улыбка  пробежала
по его лицу.
   Господи, ведь это ему тоже привиделось! Наверху, кроме  жалкой  каморки
старика Дендера, ничего нет. Но ведь все  выглядело  таким  реальным!  Это
были такие же осязаемые вещи, как  и  те,  что  окружают  тебя,  когда  ты
бодрствуешь, а может быть, даже более реальные.  Но  это  был  всего  лишь
мираж - элементарное стремление уйти от обыденности,  выйти  через  люк  в
другой мир. К сожалению, это совсем не просто. А шкаф - просто символ, как
и закрытая дверь. Они олицетворяют  собой  все  те  неизведанные  ощущения
жизни, которых ему никогда не удавалось достичь. И вся эта возня с ключами
- отражение жизненных разочарований.
   И все же этот иной мир - тусклый чердак, забитый  реликвиями,  закрытый
шкаф - таил в себе обещание чего-то сказочного и неизведанного, возможного
только  в  волшебном  мире,  напоенном  ароматом  приключений.   Но   этот
удивительный мир никак не давался. А реальная жизнь  -  это  нечто  совсем
другое:  это  -  встать  рано  утром,   весь   день   вкалывать,   вечером
подрабатывать, а потом спать.  Вот  этим,  последним,  сейчас  и  надо  бы
заняться.
   Лафайет лежал без сна. Из-под двери пробивалась  узкая  полоска  света.
Слышались слабые ночные шорохи. Уже, должно быть, далеко  за  полночь.  На
сон оставалось часов шесть, а там,  чуть  забрезжит  серый  рассвет,  надо
вставать и бежать в литейный цех. Надо  заснуть.  Хватит  попусту  тратить
время на видения.
   О'Лири открыл глаза. На расстоянии одного-двух ярдов он увидел стену  -
теплую, отливающую красным светом  в  лучах  яркого  солнца.  О'Лири  ясно
различал потускневшие, местами потрескавшиеся кирпичи, крошащийся пористый
раствор в швах. Часть кирпичей  поросла  мхом.  У  подножья  стены  весело
зеленела травка, усеянная какими-то желтыми  цветочками  размером  с  нашу
незабудку. На лепесток одного из них село маленькое серое  насекомое.  Оно
поводило усиками и заспешило  прочь  по  какому-то  важному  делу.  О'Лири
никогда не видел  такого  жучка,  да  и  таких  цветов  раньше  видеть  не
приходилось, впрочем, как и такой стены... Куда он попал? Лафайет  пытался
восстановить в  памяти  все,  что  с  ним  произошло.  Так...  Сначала  он
разговаривал с миссис Макглинт, потом читал книгу... Помнил, как в комнату
ворвалась хозяйка, потом он лег спать, долго не мог заснуть... Но  как  же
он попал сюда? Да и, собственно, куда - сюда?
   Неожиданно О'Лири понял, что с ним произошло: он спал - или  наполовину
спал, а стена и кирпичи с узором мха - великолепный  пример  гипнотической
иллюзии!
   Усилием воли Лафайет отбросил посторонние мысли.  Волнение  переполняло
его.  Главное  -  это  сконцентрироваться,  -   так   говорил   профессор.
Сконцентрировать психические энергии.
   Кирпичи становились все зримее и весомее. Лафайет  стряхнул  блуждающий
дымок отвлекающей мысли, устремляя  все  свое  внимание  на  образ  стены,
пытаясь удержать его, достроить и поверить в него.
   Он знал, что бывают  живые  сны,  и,  когда  они  снятся,  все  кажется
реальным. Но этот сон - само совершенство. Лафайет  попробовал  раздвинуть
границы картины. Увидел дорожку из каменных плит, отделявшую его от стены.
Плоские  камни  серо-коричневого  цвета  местами   расслаивались,   и   их
поверхность была усыпана мелкими чешуйками. Камни глубоко вросли в  землю,
и  между  ними  пробивалась  зеленая  травка.  О'Лири  проследил  взглядом
дорожку, вьющуюся вдоль стены  и  уходящую  в  тень  гигантских  деревьев.
Поразительно, как четко мозг формирует детали.  Деревья  были  без  единой
погрешности - каждая ветвь, веточка и листик,  шероховатость  коры  -  все
было как в жизни. Если бы у него под рукой был холст, он мог бы нарисовать
это...
   А что, если вместо того, чтобы позволять подсознанию поставлять детали,
самому их создавать? Например, поместить между  деревьями  кусты  роз.  Он
сосредоточился, стараясь представить цветы.
   Вначале картина не менялась. Затем она начала расплываться, словно вода
по промокательной  бумаге.  Деревья  подернулись  туманом,  превращаясь  в
сплошную неясную массу.  Казалось,  туман  обволакивает  все  пространство
между ним и едва различимой стеной. В смятении Лафайет пытался  ухватиться
за ускользающий мираж, напрягая все  силы,  чтобы  сохранить  видение.  Он
снова  переключился  на  кирпичную  стену   перед   собой,   которая   все
уменьшалась, и вот уже остался маленький кусочек кладки не  более  ярда  в
диаметре - тонкий и неубедительный. На нем он и сконцентрировал свои силы.
Лафайет боролся, шаг за шагом восстанавливая  целостность  стены.  Видимо,
эти  гипнотические  видения  очень  хрупкие  и  не   выдерживают   никакой
манипуляции с ними.
   Теперь вся стена снова была перед ним. Только, странно, - цветы куда-то
исчезли. На  их  месте  появился  мощенный  булыжником  тротуар.  В  стене
образовался  проем,  заколоченный  покоробленными   некрашеными   досками.
Побеленная штукатурка над  проемом  также  была  заколочена  крест-накрест
досками, доходящими до неровной линии карниза, четко  вырисовывающейся  на
фоне вечернего неба. Небо же было  залито  каким-то  неестественным  синим
светом, сквозь который тускло мерцал молодой месяц.
   "Ну что ж, вполне реалистическая картинка, - подумал Лафайет, - правда,
несколько мрачноватая. Надо бы чем-то ее оживить. Например, уютной аптекой
с  веселыми,  залитыми  неоновым  светом  окнами   и   душевной   рекламой
какого-нибудь потрясающего слабительного. Или чем-нибудь  еще,  что  может
внести нотку оживления".
   Но теперь он не будет переделывать картину - хватит с него и предыдущей
попытки. Он оставит все так, как есть, и  будет  смотреть,  что  из  этого
получится. Лафайет осторожно  раздвинул  границы  видимого.  Узкая  улочка
терялась в темноте,  зажатая  высокими,  нависающими  домами.  Он  отметил
отблеск мокрого булыжника, лужу с маслянистыми разводами  на  поверхности,
разбросанный мусор. Оказывается, его подсознанию явно не хватает инстинкта
аккуратности. Внезапно что-то резко изменилось. Появилось ощущение разрыва
- как будто кто-то плохо склеил концы кинопленки. О'Лири огляделся вокруг,
стараясь обнаружить причину этого сбоя, но ничего не увидел. И все-таки он
чувствовал, что произошли какие-то неуловимые изменения,  явных  признаков
не было видно, но картина стала более убедительной.
   Он стряхнул легкое ощущение беспокойства.  Видение  набирало  силу,  и,
пока оно не исчезло, надо насладиться им сполна.
   Лафайет видел дом через дорогу -  зажатую  со  всех  сторон  наполовину
деревянную постройку, как и тот, перед  которым  он  стоял.  Два  окна  на
первом этаже были сделаны из бутылочных донышек, вставленных  в  свинцовые
полоски. Освещенные изнутри, они переливались янтарным, зеленым и  золотым
светом. Рядом была  низкая  широкая  дверь  на  массивных  петлях,  обитая
железом. Над ней на железном стержне в стене висела деревянная вывеска, на
которой был грубо нарисован корабль викингов и двуручная  секира.  Лафайет
улыбнулся - для вывески таверны его подсознание  воспользовалось  рисунком
на печатке: секира и дракон. Похоже, что все в этой сцене возвращает его к
тому, что он уже видел когда-то или слышал, а может быть, об этом когда-то
читал. Вне всякого сомнения, картина была просто потрясающая.
   Но что же все-таки изменилось? А, вот что, - запахи. Лафайет принюхался
- пахнуло  плесенью,  пролитым  вином  и  отбросами.  Его  окутал  густой,
насыщенный дух с примесью запаха лошадиного пота.
   А как со звуками? О'Лири показалось, что где-то трубили в рог, слышался
шум двигателя, скорее всего мотороллера: по такой  узкой  улочке  вряд  ли
проедет что-нибудь большее.
   Откуда-то издалека доносились обрывки громких  разговоров  и,  судя  по
запаху, стук крышек мусорных баков. На самом деле было  тихо.  Кроме...  -
тут Лафайет приставил ладонь к уху... Послышался удаляющийся  цокот  копыт
по булыжной мостовой. Где-то звонил колокол - девять раз. Хлопнула  дверь.
О'Лири услышал негромкое посвистывание и звук тяжелых шагов. "Люди!"  -  с
удивлением подумал Лафайет. А почему бы и нет? Их так же легко вообразить,
как и все остальное. Вот было бы интересно  встретиться  с  созданными  им
самим людьми  лицом  к  липу,  вовлечь  их  в  разговор,  при  этом  могут
обнаружиться всевозможные скрытые черты его личности. Интересно, они будут
думать о себе, что реально существуют? Вспомнят ли они свое прошлое?
   Неожиданно О'Лири почувствовал, что стоит  голыми  ногами  на  холодных
булыжниках мостовой. Он взглянул на себя - кроме лиловой в желтую крапинку
пижамы, на нем ничего не было. Не  самый  подходящий  наряд  для  встречи.
Можно было бы надеть что-нибудь более уместное для городской улицы. О'Лири
закрыл глаза,  представляя  отличное  темно-синее  полу-пальто  с  рукавом
реглан, традиционный темно-серый  костюм  строгого  покроя,  шляпу  -  для
особого шика, ну и, конечно, трость с серебряным набалдашником - последний
штрих к портрету человека, собравшегося на прогулку по городу...
   Внизу что-то звякнуло.  О'Лири  оглядел  себя.  На  нем  было  бордовое
бархатное одеяние, замшевые коричневые бриджи, на  ногах  -  доходящие  до
бедер высокие ботфорты из мягкой глянцевой кожи. Из-за пояса торчала  пара
пистолетов, украшенных драгоценными камнями. На боку -  какая-то  вычурной
формы шпага с видавшим  виды  эфесом.  Самое  удивительное  было  то,  что
Лафайет схватился за эфес и наполовину обнажил шпагу. На  свету,  падавшем
из окон напротив, сверкнула сталь клинка.
   Ба! Это не совсем то, что Лафайет заказывал,  да  и  вид  у  него  был,
словно он собрался на бал-маскарад.  Похоже,  ему  предстоит  еще  не  раз
удивиться, постигая искусство самовнушения.
   Из темной улицы справа от О'Лири  послышался  пронзительный  испуганный
крик, потом поток ругательств. Словно из-под земли перед ним возник  босой
человек в поношенном белом трико с отвисшим задом.  Он  вздрогнул,  увидев
Лафайета, повернулся и помчался в противоположном  направлении.  О'Лири  в
изумлении открыл рот. Человек! Несколько странноватый, но все же...
   Снова послышались шаги -  появился  мальчик  в  деревянных  башмаках  и
кожаном фартуке. На голове у него была шерстяная шапка. Штаны  на  коленях
были изодраны в  клочья.  Он  нес  корзину,  из  которой  свешивалась  шея
ощипанного гуся. Мальчик насвистывал рэгтайм Александра.
   Паренек быстро прошел мимо О'Лири, даже не взглянув на него. Звуки  его
шагов и свист стали удаляться. О'Лири  усмехнулся.  Похоже,  он  сварганил
какую-то  средневековую  сценку.   Единственным   анахронизмом   оказалась
популярная мелодия. Что ж, это даже как-то успокаивает  -  оказывается,  и
его подсознание время от времени допускает ляпы.
   Из окон таверны все громче доносились пение  и  стук  глиняной  посуды,
тянуло запахами: древесного дыма, восковых свечей, пива и жареной дичи. Он
ужасно проголодался - под ложечкой сосало.  Тянучек  и  сардин  было  явно
недостаточно.
   Теперь послышался какой-то другой звук,  сопровождаемый  грохотом,  как
если бы по усыпанному галькой берегу медленно перекатывался валун. Звякнул
колокольчик. В поле зрения въехало что-то темное. Подвешенные на  передней
части фонари отбрасывали длинные бегущие  вдоль  улицы  тени.  Из  высокой
трубы валил дым. Сбоку, где находился массивный поршень громоздкой машины,
клубами  вырывался  пар.  Она  проехала  мимо,  глухо  стуча  по  неровным
булыжникам своими деревянными колесами, окованными железом. Лафайет  успел
разглядеть человека с красным лицом, в треуголке, который восседал  высоко
над котлом, сплошь усеянным заклепками. Паровая машина прогромыхала  мимо,
мигнув напоследок красным фонарем, болтающимся  на  задней  дверца  О'Лири
покачал  головой  -  это  уже,  пожалуй,   не   из   исторической   книги.
Усмехнувшись, он подтянул ремень.
   Дверь таверны "Секира и  Дракон"  широко  распахнулась,  выбросив  сноп
света на булыжную мостовую.  В  дверях,  шатаясь,  показался  толстяк.  Он
махнул рукой и  неверной  походкой  заковылял  по  узкой  улочке,  издавая
бессвязные звуки.
   На Лафайета пахнуло теплом, и перед тем,  как  захлопнулась  дверь,  он
успел увидеть  низкие  потолки,  мерцающий  огонь,  начищенную  до  блеска
латунную и медную посуду. До него донеслись громкие голоса и  глухой  стук
пивных кружек, когда их с шумом ставили на дощатые столы.
   Он продрог и проголодался. А там, внутри, было сытно и тепло, не говоря
уже о пиве.
   В четыре шага Лафайет пересек улицу. На мгновение остановился, надвинул
на лоб французскую треуголку, расправил сбившееся  у  подбородка  кружево,
затем решительно толкнул дверь и шагнул в подернутое дымкой нутро  таверны
"Секира и Дракон".





   Очутившись в теплом, пропахшем дурманящими запахами  помещении,  О'Лири
заморгал от яркого света фонарей, свисавших на крюках, которые были  вбиты
в деревянные столбы, поддерживающие просевший потолок.
   Гул голосов смолк, и в наступившей тишине все уставились на  вошедшего.
Лафайет обвел взглядом таверну.
   Вдоль одной из стен стоял ряд винных и пивных бочек. Справа  от  них  -
огромный камин, над углями которого на вертеле жарились  целый  поросенок,
гусь  и  полдюжины  цыплят.  Лафайет  потянул  носом:  запах  был   просто
божественный.
   Фактура и целостность происходящего поражали абсолютной  достоверностью
- даже  в  большей  степени,  чем  об  этом  писал  профессор  Шиммеркопф.
Представшая перед О'Лири картина воздействовала на  все  органы  чувств  -
осязание, слух, зрение, обоняние. Его вторжение нисколько ее не  нарушило.
А собственно говоря, почему оно должно было нарушить? Во сне Лафайет часто
проникал сквозь стены. Но на этот раз он знал, что  это  -  сон.  Какая-то
часть его мозга бодрствовала, наблюдая происходящее.
   В  глубине  длинного  помещения  Лафайет  увидел  свободное  место.  Он
направился прямо туда, по пути расточая любезные улыбки во все стороны.  А
те, кому они предназначались, не отрываясь  смотрели  на  Лафайета.  Худой
человек  в  залатанном  плаще  испуганно  посторонился,  уступая   дорогу.
Краснощекая толстая женщина, что-то прошептав, начертала в воздухе круг.
   Лафайет подошел к столу - сидящие  за  ним  резко  отпрянули.  Он  сел,
положив  рядом  шляпу,  и  огляделся  вокруг,  ободряюще  улыбаясь   своим
созданиям.
   - Продолжайте, продолжайте, - сказал он в тишине.
   - Эй, трактирщик, - обратился  Лафайет  к  замешкавшемуся  коротышке  с
толстой шеей, который топтался за стойкой среди пивных бочонков. - Бутылку
самого лучшего из ваших погребов! Пива или вина - безразлично.
   Трактирщик что-то буркнул; О'Лири переспросил, приставив ладонь к уху:
   - Что? Погромче, я не расслышал.
   - Я сказал, что у нас только простое пиво и обычное вино, - пробормотал
трактирщик. В его манере говорить было что-то странное...  Хотя,  напомнил
сам себе О'Лири, нельзя ожидать, что все в этом деле с первого раза пойдет
как по маслу.
   - Ну, ладно. Сойдет,  -  сказал  он,  непроизвольно  пытаясь  подражать
манере речи трактирщика.
   Трактирщик шумно сглотнул, нагнулся и резким движением вытащил из  кучи
на полу большую запыленную  бутылку.  Как  заметил  О'Лири,  пробираясь  к
столу, эта куча была облеплена плотным слоем грязи.
   "Прелестная деталь! - подумал он. - А главное - практично. Если  что-то
прольется, тут же впитается".
   В противоположном конце комнаты послышалось бормотание. Здоровенный как
бочка мордоворот медленно поднялся и, расправив на  свету  могучие  плечи,
двинулся в сторону Лафайета. О'Лири  смотрел  на  медленно  приближающуюся
колоритную   фигуру:   рыжие   всклоченные   волосы,   приплюснутый   нос,
изуродованное ухо, большие пальцы огромных волосатых кулаков просунуты  за
веревку,  служившую  поясом.  Лафайет   отметил   полосатые   чулки   ниже
заплатанных бридж, неуклюжие башмаки с большими железными  пряжками  и  не
первой свежести рубашку с открытым  воротом  и  просторными  рукавами.  На
бедре болтался привязанный ремнем зачехленный нож длиною в фут.
   Громила подошел к столу, за  которым  сидел  Лафайет,  остановился  как
вкопанный и с высоты своего роста уставился на О'Лири.
   - Да че вы, - прорычал он, оглядывая притихшую комнату, - не  такой  уж
он и страшный.
   Лафайет мог разглядеть лицо громилы: злобные с красными веками  глазки,
украшенные шрамами давно не бритые скулы, толстые губы  со  следами  былых
драк. О'Лири улыбнулся.
   - Великолепно,  -  сказал  он  и,  обратившись  к  трактирщику,  весело
добавил, - ну, давай живей твое вино. Я бы  съел  сэндвич  с  цыпленком  и
ржаным хлебом. Ужасно проголодался, за  обедом  съел  всего  лишь  парочку
сардин.
   Лафайет снова приветливо улыбнулся. Сидевшие рядом с ним, сжавшись,  со
страхом следили за ним.
   Рыжий, не меняя позы, все еще стоял перед ним.
   - Присаживайтесь, - пригласил его Лафайет, - как насчет сэндвича?
   - Ну, я вам говорю - он просто  голубой,  -  зычным  голосом  подытожил
амбал свои наблюдения.
   Лафайет аж цокнул от восторга и покачал  головой.  Ну,  это  уже  пошел
просто психоанализ. Этот придурок - олицетворение подсознательного символа
мужественности - высказал то, что до сих пор подавлялось где-то в  глубине
его эго, или сверх-я. Скорее всего, это подсознательное и вызывало всякого
рода неврозы. И вот теперь, вытащив это наружу, можно  встретиться  с  ним
лицом к липу, убедиться  в  его  нелепости  и  после  этого  -  похоронить
навсегда.
   - Ну, давай, садись, - настойчиво повторил Лафайет. -  И  объясни  мне,
что ты этим хотел сказать.
   - Да ты спятил, - проскрежетал громила, оглядываясь  вокруг  в  поисках
одобрения. - Слушайте сюда, - он носит короткие носки.
   - Ц-ц-ц... - Лафайет с упреком поглядел на рыжего. -  Делай,  что  тебе
говорят, - а не то я превращу тебя в толстую бабу.
   - Че?
   Брови рыжего детины сердито  поползли  вверх  по  низкому  лбу,  словно
гусеницы. Рот его раскрылся, обнажая ряд обломанных зубов.
   Хозяин обеспокоенно  покосился  в  сторону  рыжего,  поставил  на  стол
запыленную бутылку и положил рядом жареного цыпленка - прямо на стол,  без
тарелки.
   - С вас доллар пятьдесят, - пробурчал он.
   Лафайет похлопал  себя  по  карману  и  вытащил  знакомый  бумажник,  с
некоторым запозданием вспомнив, что в  нем  всего  один  доллар.  Гм-м,  а
почему бы вместо этого одного-единственного не сделать штук пятьдесят?  Он
представил себе  впечатляющий  банкнот  -  хрустящий,  зеленый,  вселяющий
уверенность. А почему, собственно, один банкнот?
   Почему не представить сразу пачку? И, может, даже кинуть туда несколько
сотенных для круглого счета. В принципе он мог бы представить любую сумму.
О'Лири даже прищурился, чтобы сосредоточиться...
   Вдруг послышался какой-то почти беззвучный хлопок -  как  будто  лопнул
большой мыльный пузырь. Лафайет нахмурился. Странное явление - хотя, может
быть, для галлюцинации оно и нормальное. О'Лири открыл бумажник, как будто
проделывал это тысячу раз, и  обнаружил  там  пачку  хрустящих  банкнотов.
Величественным жестом вытащил одну бумажку: пятьдесят  долларов  -  как  и
должно было быть. Но вот написание...
   Водяные знаки на поверхности банкнота выглядели как-то  незаконченно  -
были едва видны. Первая буква была похожа на "О" с маленькой "х"  наверху,
за ней следовала перевернутая  буква  "U",  потом  какая-то  загогулина  и
несколько точек...
   Постепенно странность исчезла. Казалось, буквы приобрели резкость,  как
будто попали в фокус видоискателя. Теперь О'Лири видел,  что  слова  стали
совершенно четкими. Но вот первая буква... Это была по-прежнему буква  "О"
с маленькой "х" наверху. Лафайет задумался. Такой буквы, вроде, вообще  не
существует. Хотя должна быть - ведь он же ее видит.
   И тут его осенило - он даже улыбнулся. Механизм его воображения, будучи
всегда последовательным, изобрел иностранный язык и  соответствующий  ему,
тоже иностранный, алфавит. Естественно, поскольку он изобрел его  сам,  то
может  прочитать  написанное  с  помощью  воображения.  Вероятно,  это  же
относилось и к разговорному языку. Если бы он  смог  сейчас  проснуться  и
послушать свою речь, то она, скорее  всего,  показалась  бы  ему  сплошной
тарабарщиной. Это как  стихи,  которые  приходят  во  сне.  Их  быстренько
запишешь, а утром посмотришь - сплошной бред. Но слова  на  банкноте  были
достаточно ясны  -  надпись  под  знакомым  изображением  Гранта  гласила:
"Королевские сокровища Артезии". Правда, Лафайет  с  некоторым  удивлением
обнаружил крошечный парик и кружевной воротник. В конце концов, это просто
игра в деньги.
   Но что это значило? Он улыбнулся про себя. А какая разница?  Он  же  не
сможет прихватить все это  с  собой,  когда  проснется.  Лафайет  протянул
бумажку трактирщику, который стоял рядом, разинув  рот.  Почесав  затылок,
тот пробурчал:
   - У меня нет сдачи, ваша светлость.
   Как только человек заговорил, О'Лири внимательно прислушался:  да,  это
был странный язык, напоминавший чем-то бруклинское наречие.
   - Сдачи не надо, - великодушно сказал Лафайет, - вина не жалей;  да,  и
еще - принеси-ка парочку стаканов и вилку с ножом, если можно.
   Трактирщик  поспешно  удалился.  Рыжий  стоял   не   двигаясь,   мрачно
уставившись на О'Лири.
   - Ты там сядь, - обратился снова к нему Лафайет, указав место напротив.
- Мне из-за тебя ничего не видно.
   Громила посмотрел вокруг и, заметив, что находится в  центре  внимания,
выпятил грудь.
   - Рыжий Бык не настолько пьян, чтобы подчиниться какому-то разряженному
франту, - заявил он.
   - Делай, что тебе говорят, - предупредил О'Лири, сдувая пыль с неровной
зеленой бутылки, которую ему принес трактирщик, -  или  я  пришлепну  тебя
так, что ты уже не возникнешь передо мной.
   Рыжий заморгал и в замешательстве скривил губы. Сзади подошел хозяин  с
двумя стеклянными кружками. Бросив взгляд на  рыжего,  он  быстро  вытащил
пробку из бутылки, плеснул вина в кружку на  один-два  дюйма  и  подал  ее
Лафайету. Тот взял, понюхал: пахло уксусом. Пригубил  -  слабое  и  кислое
пойло. О'Лири отодвинул кружку.
   - Неужели нет ничего получше? - Он вдруг замолчал. А если просто  взять
и представить, забавы ради, что там  найдется  бутылка  редкого  марочного
вина - ну, скажем, Шато-Лафит-Ротшильд-29 - прямо в этой куче, внизу - под
грязными бутылками... Он зажмурил глаза,  представляя  себе  цвет  стекла,
этикетку, напрягая все свои силы, чтобы она там оказалась.
   Глаза Лафайета резко раскрылись от  неожиданно  возникшего  мерцания  в
потоке чего-то неизвестного, что можно было бы принять за течение времени.
Странное слабое мерцание в течение  нескольких  секунд.  Это  случалось  и
раньше, когда он пополнял содержимое своего бумажника, и еще раньше - там,
на улице. Каждый раз, когда он  хотел  внести  изменения  в  происходящее,
возникало такое колебание света. Нет сомнения, что это маленький дефект  в
его технике. Впрочем, беспокоиться пока не о чем.
   - Лучше у нас нет, ваша светлость, - ответил трактирщик.
   - Посмотри под бутылками, - посоветовал О'Лири.  -  Нет  ли  там  такой
большой, - он начертил в воздухе контур бутылки с бургундским.
   - Нет у нас таких.
   - Хм-м, да ты посмотри сначала, - Лафайет откинулся назад и,  улыбаясь,
обвел взглядом окружающих.
   Какое же у него все-таки изобретательное подсознание! Самые разные лица
вокруг - вытянутые, округлые, старики, молодые женщины -  толстые,  худые,
видавшие виды, благородные. А  мужчины  -  с  бородами,  гладко  выбритые,
блондины, брюнеты, лысые.
   Подошел трактирщик и,  держа  бутылку  в  вытянутой  руке,  ошалело  ее
разглядывал. Потом поставил на стол и, отступив немного, спросил:
   - Вы это имели в виду?
   О'Лири самодовольно кивнул. Трактирщик вытащил пробку. На этот  раз  из
бутылки шел тонкий изысканный запах. Лафайет попробовал вино:  аромат  был
густой, богатый - настоящая симфония летнего солнца и темных погребов.  Он
с удовлетворением вздохнул. Вино, конечно, может  быть,  и  придумано,  но
запах был абсолютно настоящим. Рыжий, наблюдавший происходящее с  открытым
ртом, слегка подался вперед и потянул ноздрями. Он  даже  высунул  толстый
язык. Лафайет наполнил наполовину вторую кружку.
   - Садись и выпей, Рыжий, - сказал он.
   Здоровяк нерешительно взял кружку, еще раз понюхал и  залпом  опрокинул
содержимое. Улыбка изумления осветила грубые черты. Перекинув  ногу  через
скамейку, он сел и протянул кружку Лафайету.
   - Жидкость что надо! Я бы еще глотнул этого! - Он с  вызовом  посмотрел
вокруг.
   Лафайет снова наполнил обе кружки. Сидевший рядом старик  с  индюшечьей
шеей придвинулся ближе, внимательно разглядывая бутылку.
   - Гарсон! - крикнул Лафайет. - Стаканы на стол!
   Стаканы были тут же поданы. Он наполнил  один  из  них  и  передал  его
старику. Тот сначала осторожно пригубил, замер в изумлении, а потом залпом
выпил все. Обнажив беззубые десны, старик улыбнулся.
   - Эх, - прокудахтал он, - такого вина мы не видели с тех пор, как  умер
старый король.
   Круглолицая женщина в накрахмаленном головном уборе с оторванным  углом
так взглянула на старика, что тот сразу же замолк, и  протянула  оловянную
кружку. Лафайет налил.
   - Выпьем все, - пригласил он.
   Глиняные  кружки,  бутылки  с  отбитым  верхом,  медные  кружки  -  все
сгрудилось вокруг Лафайета. Он разливал вино, при этом не забывая себя,  и
то и дело прикладывался к кружке. Это превзошло все ожидания.
   - Давайте споем, - предложил О'Лири.
   Веселые голоса стали выводить "Старого Мак-Дональда".  Слова  несколько
отличались от тех, к которым он  привык,  но  Лафайет  быстро  приладился,
добавив к общему нестройному хору свой мягкий баритон.
   Кто-то тронул его сзади за шею. Пышущая здоровьем  девица  в  кружевной
блузке, плотно облегающей полногрудую фигуру, слегка покусывала  его  ухо.
Ее крестьянская юбка  уже  скользила  по  коленям  О'Лири.  В  нос  ударил
исходящий от нее запах, - потянуло козлом. Лафайет фыркнул  и  повернулся,
чтобы получше ее разглядеть. Это была довольно миловидная особа с красными
щечками и кокетливо вздернутым носиком, волосами цвета  спелой  пшеницы  и
пухлыми губками, но, похоже, никто ей ни разу не говорил  о  существовании
мыла. Это можно поправить. Лафайет сосредоточился, пытаясь вспомнить запах
духов, которые он нюхал однажды в магазине прямо перед закрытием. Тогда, в
спешке, он нечаянно разбил флакончик...
   О'Лири  опять  почувствовал  знакомый  щелчок.  Осторожно   принюхался.
Ничего. Еще - и он ощутил легкий аромат мыла  "Айвори",  третий  раз  -  и
теперь уже в ноздри проник запах "Шанели N_22". Лафайет улыбнулся девушке.
Та ответила ему тем же, явно не заметив ничего необычного.
   Стаканов становилось все  больше.  Лафайет  заставил  себя  переключить
внимание с мягких зовущих губ на вино и стал снова его разливать, время от
времени прерываясь, чтобы сделать глоток  самому.  Подлил  девушке,  потом
Рыжему в его кружку размером с пол-литра, потом еще и еще...
   Старик, сидевший  рядом  с  рыжим  громилой,  настороженно  смотрел  на
бутылку в руках О'Лири. Потом сказал  что-то  костлявой  старухе,  сидящей
рядом с ним. Появилось еще неясное  ощущение  тревоги.  О'Лири  ловил  все
больше и больше нахмуренных взоров, обращенных на него.
   Пение стало затихать, и,  наконец,  воцарилась  полная  тишина.  Пьяное
веселье смолкло. Все стали осенять себя крестным знамением или  чертили  в
воздухе круги.
   - В чем дело? - добродушно спросил Лафайет, приглашающим жестом опуская
бутылку на стол.
   Все вскочили. Те, что сидели  поближе,  быстро  попятились  назад.  Гул
усиливался, но в нем уже не было того веселого оживления,  которое  царило
минуту назад, - это был испуганный ропот.
   Лафайет пожал плечами и налил себе полный стакан. Он уже  было  опустил
бутылку на стол, как вдруг его осенило. О'Лири взвесил ее на руке: бутылка
была такая же тяжелая, как в самом начале. Лафайет налил до  краев  кружку
Рыжего Быка. Здоровяк икнул, нарисовал перед собой толстым,  как  польская
сосиска, пальцем нечто похожее на круг, поднял  стакан  и  выпил.  Лафайет
наклонил бутылку и внимательно посмотрел внутрь: темная поверхность густой
красной жидкости поблескивала всего в дюйме от верха. "Неудивительно,  что
они так переполошились", - с досадой подумал он.  Да,  оплошал.  Из  одной
литровой бутылки умудрился добыть несколько галлонов вина.
   - Ах... это... знаете, - начал он, - это был просто фокус типа...
   - Чародей! - крикнул кто-то.
   - Колдун! - поддержал его другой.
   Все дружно ринулись к дверям.
   - Постойте! - крикнул, вставая, О'Лири.
   Вслед за этим началась настоящая паника. Таверна опустела  в  считанные
секунды - остался один Рыжий Бык. Громила был  весь  в  поту,  но,  как  с
удовлетворением заметил Лафайет, позиций своих не сдавал.
   Облизнув губы, он прокашлялся.
   - Черт с ними, с сопляками, - прорычал он, - слюнтяи.
   - Прошу прощения за бутылку, -  извиняющимся  тоном  сказал  О'Лири.  -
Промашка с моей стороны.
   С улицы доносились  голоса  -  похоже,  там  собралась  большая  толпа.
Беспокоило то, что из общего гула то и дело вырывалось и было четко слышно
одно слово - "колдун".
   - Да что тут такого? Просто немного волшебства, -  сказал  Рыжий.  -  А
знаешь, что они думают насчет тебя?  Ну,  что  ты...  вроде  призрак,  что
можешь наслать на них, значит, порчу или еще хлеще - разверзнешь  землю  и
утащишь их в преисподнюю. Или...
   - Ну хватит, - прервал его Лафайет, заметив, что, пока Рыжий перечислял
возможные злосчастья, которые свалятся  на  головы  тех,  кто  якшается  с
нечистой силой, страх начал брать над ним верх.
   - Все, что я сделал, это налил несколько стаканов вина.  Неужели  этого
достаточно, чтобы считать меня колдуном?
   Рыжий Бык хитро улыбнулся, внимательно разглядывая одежду О'Лири.
   - Не надо меня разыгрывать, сэр, -  прохрипел  он,  -  я  всегда  узнаю
колдуна, даже когда он появляется передо мной в обличье бандита с  большой
дороги.
   О'Лири улыбнулся:
   - Неужели ты действительно веришь в колдунов?
   Рыжий Бык энергично закивал головой. И тут Лафайет уловил, что от  него
пахнет "Шанелью N_22". Да, точно, с духами он немного перестарался.
   - По ночам, когда луна похожа на корабль-призрак, - уверенно  заговорил
Рыжий, - вы все и появляетесь.
   - Чепуха, - резко сказал Лафайет. - Меня зовут Лафайет О'Лири.
   - Слушай, у меня есть одна задумка. Ты и я, мы вместе, могли бы  делать
большие дела, - Рыжий гнул свое. - Ты -  со  своими  потрясными  фокусами,
которые у тебя так здорово выходят, особенно если добавишь еще  что-нибудь
- вроде полетов по небу и все такое, а я -  со  своей  смекалкой.  Я  могу
подыскать пару кабаков, где можно вусмерть напоить публику, - продолжал он
громогласно. - Пока ты будешь работать, я буду выделывать разные  коленца,
чтобы эти городские гвардейцы не сводили с меня  глаз.  Их  в  наше  время
понатыкано, как блох в дешевой ночлежке. Да, если хочешь знать, страна  не
лучше полицейского участка. Не то что в старые  добрые  времена,  когда  я
малолеткой шмонал по карманам. Короче,  ты  делаешь  дело,  передаешь  мне
добычу, и, пока эти ищейки гонятся за тобой, я...
   - Слушай, Рыжий, ты несешь вздор, - прервал его О'Лири. -  Преступление
- последнее дело. Я уверен, что в душе ты честный мужик. Почему бы тебе не
устроиться на работу - куда-нибудь  на  станцию  обслуживания,  ну,  может
быть...
   Рыжий Бык угрожающе нахмурил лоб.
   - Ты хочешь сказать, что я похож на этих промасленных мартышек?
   Лафайет внимательно посмотрел на грубые черты своего собеседника сквозь
легкую дымку, которая, казалось, уже почти рассеялась.
   - Нет, - сказал он и на секунду задумался. - Мне кажется, что ты больше
похож на разжиревшую  обезьяну.  -  О'Лири  просиял  и  поднял  стакан.  -
Неплохая шутка, а - согласен? Я спрашиваю, ты согласен?
   Рыжий Бык зарычал:
   - По-хорошему говорю тебе - ты эти свои шутки брось, а то я не посмотрю
- дух ты там или не дух...
   - Ну-ну! - Лафайет погрозил ему пальцем. - Только, пожалуйста, не  надо
меня пугать.
   Рыжий вскочил на ноги, его слегка пошатывало.
   - Я могу одним ударом разбить  пополам  дубовую  доску,  -  заявил  он,
показывая свой кулачище, похожий на разбойничий кистень.
   - Сядь, Рыжий,  -  приказал  О'Лири.  -  Я  хочу  поговорить  с  тобой.
Поскольку ты - плод моего воображения, то ты мог бы мне многое  рассказать
о моей психике.  Меня,  например,  очень  интересует,  какую  роль  играла
детская ревность...
   - Да я могу одной рукой согнуть в крендель железный  лом,  -  продолжал
Рыжий. - Я могу...
   - Слушай, ты, Рыжий, если не сядешь, я буду вынужден  принять  меры,  -
предупредил Лафайет. - Ты лучше скажи мне,  какое  бывает  чувство,  когда
вдруг неожиданно начинаешь существовать - просто  потому,  что  я  породил
тебя своим воображением.
   - Я могу оторвать голову крокодилу, - самозабвенно продолжал Рыжий. - Я
могу оторвать заднюю ногу слону.
   Рыжего несло все дальше и дальше. Лафайет сосредоточился. Голос  Рыжего
становился все более высоким - от баса перешел в баритон, затем в тенор, а
там и в высокий контральто.
   - Да я справлюсь сразу с десятью, даже со связанными за спиной  руками,
- последние слова Рыжего были сплошным визгом.
   Лафайет предпринял последнюю попытку унять его и в результате услышал:
   - Когда меня выведут из себя, я  просто  зверею!  Иногда  я  становлюсь
просто безумным, я могу сразиться с нечистой силой!
   Он осекся, на мясистом лице появилось изумление.
   - С нечистой силой?! - взвизгнул он.
   - А теперь, Рыжий, давай, пей вино и послушай  меня,  -  строго  сказал
Лафайет. - Ты - вход в мой внутренний мир. Я  хочу  сказать,  что  ты  как
дверь,  приоткрыв  которую  я  смогу   заглянуть   в   преисподнюю   моего
подсознания. А впрочем, черт с ним! - Он поднял свою кружку.
   Дверь распахнулась. Показался высокий человек с длинными  локонами.  Он
был великолепен в своем наряде:  широкополая  шляпа  с  перьями,  жакет  в
малиново-голубую полоску, широкий пояс, широкие  штаны  поверх  закатанных
сапог.  Человек  выхватил  изящную  шпагу  и  направился  к  единственному
занятому столу. За ним появился другой - не менее пышно разряженный и тоже
при шпаге, а там и третий,  четвертый.  Они  окружили  стол,  держа  шпаги
наготове.
   - Салют, ребята! - приветствовал  их  Лафайет,  поднимая  свою  тяжелую
кружку. - Дернете по глоточку, а?
   - Именем короля, - прорычал первый денди,  -  вы  арестованы!  Вы  сами
пойдете, или нам применить силу?
   Его свирепые черные усы свисали по обе стороны лица, как рога  молодого
буйвола.
   О'Лири заметил, что острие одной из шпаг красовалось дюймах в шести  от
его горла. Посмотрев по сторонам, он увидел, что еще  две  шпаги  нацелены
ему в сердце. Наискосок от него, оторопело разинув рот, стоял Рыжий.
   - Эй, ты! - заорал усатый офицер, глядя на Рыжего. - Ты что?
   - Я, начальник, - забормотал мордоворот, - да я что...  я  просто  сижу
тут... ну, выпил, вот жду ужина.
   Полицейский удивленно заморгал, а потом грубо захохотал:
   - Этот бродяга как две капли воды похож на Рыжего Быка.
   - Пшел вон! - приказал другой.
   Рыжий с готовностью сорвался с места и неровной  походкой  заковылял  к
двери. Когда дверь открылась, Лафайет успел заметить, что люди с  улицы  с
любопытством заглядывают внутрь. Толпа по-прежнему гудела.
   - Ну все, пошли, - скомандовал офицер, стоящий слева от него.
   О'Лири небрежно улыбнулся, сосредоточив все внимание на шпагах.
   "Салями, - подумал он, - превратить шпаги в салями. Сезам!"
   В бок кольнуло  острие.  Лафайет  вскочил.  Блестящий  стальной  клинок
упирался ему в ребра, прямо над почками.
   - Салями! - приказал О'Лири, теперь уже вслух. - Да превращайтесь же  в
салями, черт вас побери!
   Клинок, упрямо оставаясь стальным, кольнул сильнее.
   - И ни звука больше, а то и до тюремной камеры не дойдешь!
   - Эй, осторожней! - закричал Лафайет. - Вы же продырявите меня!
   - Слушай, парень. Тебе что, надо глотку порвать, чтобы  ты  понял,  что
арестован? Мы мушкетеры городской гвардии, ясно? Наша задача  -  сажать  в
каталажку нарушителей спокойствия.
   - Вы хотите сказать, за бутылку  вина?  -  начал  О'Лири.  -  Я  сейчас
объясню...
   - Ну, это ты объяснишь палачу, - огрызнулся гвардеец с тремя нашивками.
- Ну, давай, парень, вставай!
   Лафайет встал.
   - Но это же смешно, - начал он.
   Кто-то сильно схватил его за руку и потянул к двери. Он вырвался,  взял
со стола свою шляпу и надел ее, глубоко надвинув на глаза.
   "Не стоит нервничать", - напомнил себе О'Лири.
   Гамбит с салями не удался, но это произошло потому, что ему  просто  не
хватило времени как следует сосредоточиться и настроить  свои  психические
энергии. Кроме того, он уже заметил, что вносить какие-либо  изменения  на
виду у всех очень сложно. Да и захмелел он немного от вина. Но как  только
появится свободная минутка, он тут же приструнит этих молодцов.
   Спотыкаясь, Лафайет шагнул через дверь на чистый ночной воздух.  Увидел
испуганные лица, глазевшие на него,  грозящие  кулаки.  Полетели  овощи  -
что-то ударило по плечу.
   - А ну, освободить дорогу! - прокричал самый высокий мушкетер. - Именем
короля - дайте дорогу!
   Он и двое  других  прокладывали  путь  со  шпагами  наголо  к  паровому
автомобилю, который уже ждал их.
   - Глянь, парень! - кивнул в сторону толпы один из мушкетеров. -  Говоря
твоим языком, мы, полицейские, не пользуемся тут особым уважением.
   Он едва успел увернуться от просвистевшего рядом спелого помидора.
   - Я их не виню. Его величество в последнее время сильно закрутил гайки.
Все должны ходить как по струнке, чуть в сторону - все, нарушил закон.
   - Похоже на тоталитарный режим, - прокомментировал О'Лири -  Почему  же
вы не бунтуете?
   - Шутишь? У короля Горубла есть армия, которая... -  он  осекся.  -  Не
стоит об этом.
   Полицейский с любопытством взглянул на О'Лири и придвинулся поближе.
   - Слушай, это просто утка, да? - не разжимая  губ  спросил  он.  -  Ну,
насчет того, что ты колдун?
   Лафайет внимательно посмотрел на собеседника:
   - Неужели ты, такой умный парень, веришь в колдовство?
   - Нет,  но  знаешь,  тебя  арестовали  по  девятьсот  второй  статье  -
обвинение  в  черной  магии.  Конечно,  это  стандартное   обвинение   для
задержания подозрительных лиц на двадцать четыре часа. Но я хочу  сказать,
была бы лягушка, а лужа найдется.
   - Слушай, а ты сам хоть раз видел кого-нибудь, кто совершает чудеса?  -
спросил Лафайет.
   - Нет, но вот племянник тети моей жены утверждает, что он знал одного.
   - Я не волшебник, - повторил Лафайет. - Хотя можно сказать, что да,  но
вы не поймете.
   - Послушай, ты мне вот что скажи:  знаешь,  моя  жена  последнее  время
как-то опустилась - растолстела, волосы сальные, никакой косметики - ну ты
знаешь, как это бывает - быт заел. А женаты всего лишь  год.  Может,  дашь
мне что-нибудь такое, ну, чтобы  подсыпать  ей  в  мартини,  подогреть  ее
немного, вернуть привлекательность? Ты, наверно,  знаешь,  что  я  имею  в
виду... - Он подмигнул и мимоходом отпихнул чрезмерно любопытного зеваку с
дороги.
   - Это же глупо, -  начал  было  Лафайет,  но  потом  остановился.  -  А
собственно, почему бы и нет. Прекрасная возможность попрактиковаться.
   Он прищурился и нарисовал себе одну популярную кинозвезду, имя  которой
не мог вспомнить. Представил, что она замужем за этим полицейским, что она
спешит по улице, привлеченная шумом толпы...
   Возникло мерцание. О'Лири почувствовал  удовлетворение  и  расслабился.
Прекрасно, теперь он снова сможет овладеть ситуацией...
   - Рой! - раздался над шумом толпы девичий голос.
   - Эй, Рой!
   Полицейский рядом с  О'Лири  стал  озираться  по  сторонам.  Прелестная
девушка  с  огромными  темными  глазами  и  мягкими  каштановыми  волосами
пробиралась сквозь толпу.
   - Гертруда, это ты? - слабым  голосом  спросил  полицейский.  Его  лицо
вытянулось от удивления, перемешанного с восторгом.
   - О-о, Рой! Я так беспокоилась!
   Девушка кинулась к полицейскому, чуть не сбив его с ног.  Упала  шпага.
Лафайет поднял ее и вернул владельцу.
   - Я слышала, было какое-то опасное задержание,  и  ты  в  нем  принимал
участие. А я знаю, какой ты смелый. Я так боялась!
   - Ну, будет, Гертруда. Со мной все в порядке. И вообще, все прекрасно.
   - Так это была ложная тревога? Ой, слава богу, а то я переволновалась!
   - Ложная тревога? Хм... Да, собственно...
   Мушкетер повернулся, моргая, к Лафайету. Тяжело сглотнул.
   - Вот те на! - пробормотал он. - Этот парень - ценный кадр!
   Он отодвинул девушку в сторону:
   - Прости, детка!
   Приложив руку ко рту, он крикнул:
   - Эй, Сарж!
   Появился большой мушкетер.
   - Ну?
   - Этот парень...  -  полицейский  ткнул  в  сторону  О'Лири,  -  ценный
экземпляр! Я хочу сказать, что люди говорят правду - он волшебник!
   - Ты что,  совсем  с  ума  спятил,  Коротышка?  Давай,  забирай  своего
арестованного и пошли!
   - Но посмотри на Гертруду! - сказал тот, указывая на девушку.
   Верзила взглянул и разинул рот. Он снял шляпу  и  отвесил  замысловатый
поклон.
   - Святой Моисей! Гертруда! - воскликнул он. - Ты как-то  изменилась.  У
тебя новая прическа или еще что?
   -  Новая  прическа?  -  повторил  коротышка.  -  Она  сбросила   фунтов
пятьдесят, и все стало на свои места. Сделала  завивку  и  вспомнила,  как
надо улыбаться. И все это сделал он! - полицейский показал на О'Лири.
   - О, пустяки, - скромно сказал Лафайет. - А сейчас, если вы, ребята, не
возражаете...


   Вдруг послышался  резкий  скрежещущий  звук  стали.  Обнажились  четыре
острых клинка, взяв О'Лири в кольцо. Сержант смахнул свободной  рукой  пот
со лба.
   - Предупреждаю вас, сэр, ничего не предпринимайте!  Не  успеете  начать
свою абракадабру, как я воткну вам в живот все двенадцать дюймов стали!
   Лафайет фыркнул.
   - Все это становится просто глупо, - сказал он.
   Единственная неприятность с этими снами - как только доходишь до самого
интересного, обязательно что-нибудь случится. Придется сейчас  проснуться,
а завтра я снова попробую.
   О'Лири сосредоточился.
   "Ну, сейчас-то я уже  овладел  этим  искусством,  -  с  удовлетворением
подумал Лафайет. - Надо просто представить себе картину, которую ты хочешь
нарисовать в своем воображении..."
   Кто-то  резко  дернул   его   за   рукав.   Черт   -   мешают.   Трудно
сосредоточиться. Пансион миссис Макглинт, старые фамильные обои,  домашние
уютные запахи, скрипучие полы... Он открыл  глаза  и  увидел  перед  собой
разъяренные лица. Лафайет снова зажмурился, пытаясь удержать  ускользающую
картину  своей  комнаты  и  представить  ее  более  зримо.  "Проснись!   -
скомандовал он себе. - Это просто страшный сон..."
   Теперь все звуки вокруг стали стихать, он уже  почти  видел  заляпанные
стены,  свою  отгороженную  занавеской  кровать,  стол  с  ящиками  из-под
апельсинов...
   Кто-то снова дернул его за рукав. Он споткнулся, еле устоял  на  ногах.
Лафайет открыл глаза. Прямо у самого уха послышался крик. Гул  толпы  стал
усиливаться,  доходя  до  прежнего  уровня.  Дыхание  Лафайета  образовало
облачко перед лицом, как на морозе. Мушкетеры уставились на  него,  широко
открыв рты.
   - Ты видишь, Сарж, - с придыханием спросил Коротышка. -  Как  будто  он
закурил!
   Все попятились. Полицейский с  тремя  нашивками  стоял  как  вкопанный,
тяжело сглатывая.
   - Слушай, парень! - сказал он  в  отчаянии.  -  Я  тебя  прошу,  пойдем
спокойно, а? Я хочу сказать, что, если ты собираешься исчезнуть, то сделай
это хотя бы при свидетелях. Ты понимаешь, что я имею в виду? А то, если  я
в своем рапорте все это опишу, да еще и арестованного не  будет,  отставка
мне гарантирована, а я уже отслужил двадцать один год.
   О'Лири убедился, что у него ничего не получается: он просто  застрял  в
этом проклятом сне - по крайней мере до тех пор, пока не  получит  минутку
тишины и спокойствия.
   - Конечно, сержант, - сказал О'Лири, приняв гордую осанку, - я буду рад
составить вам компанию.  Она  может  быть  весьма  приятной,  если  вы  не
возражаете.
   - Конечно, ведь пока он ведет себя  мирно,  ребята.  А  теперь,  будьте
добры, пройдемте сюда.  -  Сержант  указал  в  направлении,  где  их  ждал
автомобиль.
   О'Лири подошел к машине, подождал, пока один из  мушкетеров  не  открыл
заднюю дверцу, и сел на деревянную скамейку.
   - Все ясно, - сказал он, - заводи.
   Когда  полицейские  торопливо  закрыли  дверцу,  О'Лири  увидел  четыре
настороженных лица, в которых произошли какие-то странные изменения...
   Большой  сержант  стал  гладко  выбритым,  а  громадные  усы   сержанта
безболезненно перекочевали на лицо Коротышки и красовались над его верхней
губой.
   О'Лири  улыбнулся  и  расслабился.  Действительно,  нет  такой  срочной
необходимости возвращаться в реальность. Почему бы не побыть тут подольше,
посмотреть, что еще выкинет его подсознание? А  выйти  из  сна  он  всегда
сможет  и  позже.  О'Лири  уперся  ногой  в  противоположную  скамейку   и
приготовился к поездке.





   Это  была  двадцатиминутная  поездка  по  ухабистой   дороге.   Лафайет
крепился, хотя на каждой неровности его зубы клацали  друг  о  друга.  Вот
тут-то он  и  пожалел,  что  не  предусмотрел  мягких  сидений  и  окон  в
автомобиле.
   Машину  качнуло,  она  слегка   накренилась   и   резко   остановилась.
Послышались шаги, голоса, что-то звякнуло. Дверца широко  распахнулась,  и
Лафайет  вышел  из  машины.  Перед  ним  простирался  широкий,  вымощенный
булыжником двор. По его сторонам  возвышались  вычурные  фасады  из  грубо
отесанного камня, украшенные колоннами и пилястрами, нишами  со  статуями,
рядами освещенных окон с готическими  арками.  Наверху,  в  лунном  свете,
мрачно отливали зеленью скаты массивных мансардных  крыш.  Перед  фасадами
располагались аккуратно  подстриженные  газоны  правильных  геометрических
форм. От легкого ветра листья высоких тополей мерцали серебром.
   Яркие фонари на столбах освещали вход с колоннадой, похожий на  пещеру.
По обе стороны, словно проглотив аршин, застыли два  стражника  в  широких
штанах голубого цвета  с  красным  отливом  и  в  красно-желтых  полосатых
жакетах с пышными рукавами. Они держали аркебузы наготове.
   - А сейчас, сэр, не будете ли вы  столь  любезны  пройти  вот  сюда,  -
нервничая, сказал сержант, - я  передам  вас  внутреннему  караулу.  После
этого  можете  исчезать  любым  способом.  Я  только  возьму  расписку   у
дежурного, хорошо?
   - Не волнуйтесь, сержант, я пока еще не собираюсь исчезать, -  успокоил
его О'Лири и в восхищении покачал головой. - Такого забавного полицейского
участка я в жизни не видел.
   - Не шути так, парень, - поспешно вставил сержант, - это  ведь  дворец.
Понимаешь, тут живет король. Король Горубл Первый.
   - Я не знал, - сказал Лафайет и зашагал в указанном направлении.
   Он споткнулся и придержал свою шляпу. Идти  в  непривычных  сапогах  по
неровным камням было трудно, да еще страшно мешала  шпага,  которая  то  и
дело попадала между ног.
   Когда полицейские с Лафайетом поднялись по высоким  ступеням,  один  из
охранников лающим голосом спросил  пароль.  Сержант  ответил  и  пригласил
О'Лири  в  хорошо  освещенный  зеркальный  зал  с   высокими   сводами   и
отполированным мраморным полом из черных и красных квадратов. Позолоченные
люстры замысловатой формы свисали с богато украшенных  лепниной  потолков.
Огромные темные драпировки с изображениями лесных пейзажей закрывали стены
напротив зеркал.
   Лафайет, сопровождаемый своим эскортом, направился к столу, за  которым
сидел человек в стальном нагруднике,  сосредоточенно  ковыряя  кинжалом  в
зубах. Когда вся компания приблизилась, он вопросительно поднял  глаза  на
О'Лири.
   - Запишите этого, гм... господина.  Доставил  Сарж,  -  сказал  старший
эскорта, - и дайте мне расписку.
   - Господина? - сержант за столом отложил кинжал и взял перо.
   - В чем он обвиняется?
   - По девятьсот второй  статье,  -  сказал  сопровождающий  Лафайета  и,
заметив,  что  на  лице  дежурного  появилось  страдальческое   выражение,
посмотрел на него с вызовом.
   - Ты что, шутишь, Сарж? - заворчал дежурный.  -  А  посерьезней  статью
нельзя? По девятьсот второй можно задержать пьяницу на ночь, но для  этого
совсем необязательно тащить его в королевский дворец.
   - Нет, статья именно эта.
   - Точно, Сарж, - поддакнул Коротышка. - Вы бы видели, что он  сделал  с
Гертрудой!
   - Гертрудой? Что - нападение?
   - Нет, Гертруда - это  моя  жена.  Он  сделал  так,  что  она  сбросила
пятьдесят фунтов, бедра ее приобрели прежние очертания. Уфф!
   Коротышка выразительно обрисовал в воздухе новые формы Гертруды  и  при
этом виновато взглянул на О'Лири.
   - Прости, приятель, - прошептал он, прикрывая губы ладонью,  -  я  тебе
так благодарен за это, но...
   - Слушайте, парни, да вы совсем с ума посходили, - сказал  дежурный.  -
Убирайтесь отсюда, пока я совсем не вышел из себя и не заковал вас всех  в
железо!
   Лицо  сержанта  мушкетеров  потемнело.  Послышался  скрежет  обнажаемой
шпаги.
   - Запиши его и дай мне расписку,  или  я  пощекочу  твой  хребет  через
потроха! Ты, бумажная крыса, сукин...
   Дежурный вскочил и попытался выхватить свою шпагу из ножен, висевших на
спинке стула, - она с грохотом упала.
   - Ах,  так!  Посягать  на  офицера  легкой  кавалерии  ее  королевского
высочества! Ты, полицейская ищейка, ночной сторож...
   - Тихо! - гаркнул кто-то.
   Лафайет, с живым интересом наблюдавший все происходящее,  повернулся  и
увидел  франтоватого  седовласого  мужчину  без  пиджака,  который  стоял,
нахмурившись, в дверях. Его окружала толпа  вычурно  разряженных  людей  в
немыслимых напудренных париках.
   - Что сие значит? Устроили перебранку прямо перед игровой комнатой!
   Новый персонаж развернувшейся перед О'Лири картины оскорбленно взмахнул
картами, которые держал в унизанной перстнями руке.
   Все вытянулись, щелкнув каблуками.
   - Ваше величество, сир, этот полицейский, - запинаясь,  стал  объяснять
дежурный, - хамит тут, понимаете, сир.
   -  Прошу  прощения,   ваше   величество,   -   прервал   его   сержант,
сопровождавший Лафайета, - если ваше величество соблаговолит...
   - Слушайте, не могли бы вы найти другое место для своих  перебранок?  -
грозно оборвал его король. - Проклятье! Мне только пошла карта в  руки,  а
тут невозможно спокойно сыграть несколько партий - обязательно  кто-нибудь
самым неприличным образом помешает!
   Король повернулся, намереваясь  удалиться.  Свита  быстро  рассыпалась,
уступая ему дорогу.
   - Если вашему величеству будет угодно выслушать, - продолжал настаивать
усатый мушкетер, - этот арестованный...
   - Нам не будет угодно! Ни слова больше.
   Король выпятил губу, над которой красовались усы.
   - Ну, а теперь - марш! Убирайтесь! И чтобы тихо у меня!
   На лице сержанта появилось упрямое выражение.
   - Ваше величество, я должен получить расписку за  этого  арестованного.
Он опасный колдун.
   Король открыл рот, потом закрыл его.
   - Колдун? - Он с интересом посмотрел на О'Лири.
   Лафайет заметил, что вблизи король выглядел старше, несмотря на то, что
был тщательно ухожен и вылощен. Следы забот и тревог  явно  проступали  на
его лице - вокруг глаз и у рта собрались мелкие морщинки.
   - Ты в этом уверен? - спросил король тихим голосом.
   - Абсолютно, ваше величество, - подтвердил полицейский.
   Дежурный засуетился за столом.
   - Ваше величество, я очень сожалею, эти сумасшедшие истории - они у нас
постоянно...
   - Ты волшебник? - Король поджал губы, и одна  из  его  бровей  поползла
вверх (они были тщательно ухоженны и имели форму дуг).
   - Ну почему все задают один и тот же вопрос? - Лафайет покачал головой.
- Меня бы больше устроило, если бы вы считали, что я  такой  же,  как  вы.
Считайте меня просто... гм... ученым.
   Король снова нахмурился.
   - Что-то я не вижу должного почтения к нашей особе с твоей стороны. Да,
как ты себя назвал - у... - черт! - как?
   - Ученый. Это человек, который знает толк в различных вещах и явлениях,
- объяснил О'Лири. - Понимаете, я провожу эксперимент. Вы все, конечно, не
понимаете этого, но на самом деле вы не существуете - вас нет.
   Король шумно потянул носом.
   - От парня несет вином, - сказал он. Потом нюхнул еще раз. -  А  пахнет
недурно, - заметил он щеголю в атласном одеянии, который стоял рядом.
   - Фу, ваше величество, - придворный говорил  сильно  в  нос,  помахивая
перед лицом платочком, - мне кажется, он  порядочный  негодяй,  да  еще  и
дурачит  нас.  Вы  только  послушайте,  что  он  сказал?  Нас  просто   не
существует, включая и - он утверждает - вас, ваше величество.
   - Сир, он колдун, поверьте мне! - в сердцах  воскликнул  сержант.  -  В
любой момент он может исчезнуть! Просто испариться!
   - Точно, ваше величество, - подтвердил Коротышка, сопровождая сказанное
энергичным движением головы, так что его локоны  разметались  по  липу.  -
Парень классный!
   - Так как ты говоришь,  мошенник?  -  Придворный  уставился  на  О'Лири
воспаленными глазами. - Значит, дилетантствуешь в искусстве черной магии?
   - Да на самом деле все это очень просто, - ответил Лафайет.
   Опьянение прошло, и кровь стучала у него в голове.
   -  Я  обладаю  некоторой  способностью  манипулировать  тем,  что  меня
окружает.
   Король сосредоточенно нахмурил лоб:
   - Что это значит?
   - Ну... - Лафайет задумался. - Возьмем, например, вино.
   Он прищурился, концентрируя свое внимание на верхнем ящике  письменного
стола, стоявшего перед  ним.  Наконец  он  почувствовал  знакомый  легкий,
вселяющий надежду толчок.
   - Посмотрите в ящике, - сказал Лафайет. - В верхнем.
   Король жестом приказал:
   - Делайте, что он говорит.
   Один из надушенных участников свиты подскочил  и  рывком  открыл  ящик,
заглянул внутрь и, не скрывая  удивления,  вытащил  бутылку  и  поднял  ее
вверх.
   - Э... эй! - начал было дежурный сержант.
   - Пьете при исполнении, да? - Король  вскинул  брови  на  незадачливого
дежурного. - Десять дней темницы, на супе из консервов!
   - Н-но, ваше величество, это не моя!
   - Правда, это не его, - вставил Лафайет, - он даже не знал об этом.
   - В таком случае, десять дней за то, что не  знает  содержимого  своего
стола! - ласковым голосом сказал король.
   Он взял бутылку, посмотрел  этикетку,  приподнял  ее  и,  прищурившись,
посмотрел на свет.
   - Хороший цвет, - констатировал он. - У кого есть штопор?
   В ту же секунду четыре ухоженные руки протянули ему  четыре  штопора  -
один причудливее другого. Король протянул бутылку и стал наблюдать, как ее
открывают. Послышалось громкое - чпок!
   Он взял бутылку, понюхал, наклонил ее и сделал добрый глоток.  Довольно
острые черты его лица осветились восхищением.
   - Класс! Нам оно нравится! Дьявольски знатное  вино!  Такого  на  нашем
столе не сыщешь!
   Король посмотрел на Лафайета с явным одобрением:
   - Ты все еще утверждаешь, что ты не волшебник, а?
   - Нет. Думаю, нет. В  конце  концов  волшебство  невозможно.  -  О'Лири
сделал предостерегающее движение пальцем. -  Я  полагаю,  что  кажусь  вам
несколько необычным, но это можно очень  просто  объяснить.  Понимаете,  в
этом сне...
   - Хватит! - Король поднял руку  с  маникюром.  -  Вся  эта  болтовня  о
снах... не хотим - нам это не нравится, а вот вино нам по душе. Этим делом
займется наш Совет.
   Он повернулся к худощавому человеку с одутловатым лицом и  простуженным
носом, одетому в матово-голубой шелк с жабо у горла.
   - Вызвать советников, мы рассмотрим это дело. Вполне  возможно,  что  у
парня есть простое объяснение всех этих... гм... отклонений.
   Король облизал губы, с любовью  посмотрел  на  бутылку  и  протянул  ее
О'Лири. Тот почти взял ее, как вдруг  монарх  резко  заторопился,  потянул
бутылку на себя, потом,  словно  передумав,  отдал  ее  О'Лири,  неотрывно
глядя, как тот берет бутылку.
   - Мы соберемся через минуту, - сказал король с волнением в голосе.
   - Сегодня вечером, ваше величество? - писклявым голосом спросил толстяк
в розовом атласном одеянии.
   - Конечно! В Верхней палате через четверть часа! - Король Горубл махнул
мушкетерам. - Всем оставаться на своих местах! А что касается тебя,  -  он
быстро взглянул на О'Лири, - ты, парень, пойдешь с нами. У нас есть к тебе
несколько вопросов.
   Король помахал всем на прощание и закрыл за собой и  Лафайетом  тяжелую
дверь. О'Лири с восхищением стал  осматривать  богатое  убранство  игровой
комнаты. На панельных стенах висели огромные картины в позолоченных рамах,
в баре был виден солидный запас напитков, кругом ковры с  длинным  ворсом.
Кроме ярких светильников, висящих над карточным и  бильярдным  столами,  в
комнате горело много ламп, которые добавляли свой мягкий свет  к  основным
источникам освещения.
   - Я вижу, у вас тут электрические лампочки, - заметил О'Лири. - Я  даже
не могу представить себе, куда меня занесло.
   - Это королевство Артезия. - Король,  выпятив  нижнюю  губу,  задумчиво
посмотрел на О'Лири. - Ты что, совсем того, парень? Может быть, ты  и  имя
свое забыл и забыл, куда направляешься?
   - Нет. Я Лафайет О'Лири. И никуда я не направляюсь: просто  я  не  могу
точно определить, в какой исторической эпохе все  это  происходит.  Шпаги,
паровые машины, бриджи до колен, электрические лампы...
   - О'Лири... хм. Странное имя. Я думаю, ты  прибыл  из  далекой  страны.
Неужели ты ничего не знаешь о нашем прекрасном королевстве Артезия?
   - Гм-м... - промычал Лафайет. - Я думаю,  можно  и  так  сказать,  хотя
живу-то я здесь - или где-то поблизости.
   - Что? Как это?
   - Да так! Хотя вы все равно не поймете.
   - По чьему заданию ты прибыл сюда? - спросил Горубл,  нервно  покусывая
нижнюю губу ровными, белыми, похоже, искусственными зубами. В его  голосе,
как показалось О'Лири, звучала тревога.
   - О! Никакого задания. Просто... вот хожу, смотрю...
   - Что смотришь? Чего ищешь?
   - Да ничего особенного. Просто осматриваю достопримечательности,  можно
сказать.
   - Так, может, ты хочешь покорить мой народ, подчинить его себе?
   - Ну нет. Я не достоин такой чести.
   - Каким образом ты оказался здесь? - резко спросил Горубл.
   - Ну, это сложно объяснить. По правде сказать, я и сам  не  совсем  это
понимаю.
   - У тебя есть друзья в столице?
   - Ни одной знакомой души.
   Горубл сделал три шага, повернулся, потом сделал три шага назад.
   Он остановился и взглянул на правую руку О'Лири.
   - Твое кольцо, - сказал он, - весьма интересная штучка.
   Король впился взглядом в лицо О'Лири:
   - Ты его здесь купил?
   - О нет, ваше величество, я ношу его уже много лет.
   Горубл нахмурился.
   - А как оно у тебя оказалось?
   - Можно сказать, что оно всегда было со мной. Оно висело у меня на  шее
на тесемке, когда меня нашли на пороге приюта.
   - Приюта? Места для брошенных и бездомных?
   О'Лири кивнул. Горубл вдруг оживился:
   - Ну-ка, будь добр, сними его. Я хочу его рассмотреть.
   - Очень жаль, но я не могу его снять - сустав не пускает.
   - Гм... - король пристально посмотрел на О'Лири. - Ну, ладно, у меня  к
тебе такое предложение, мой дорогой.  Поверни  перстень  печаткой  внутрь.
Некоторые, увидев изображение секиры и дракона  на  твоем  перстне,  могут
превратно это истолковать.
   - Что это еще за толкование?
   Горубл развел руками.
   - В тавернах рассказывают такую историю - что, дескать,  придет  время,
появится сказочный герой с этим самым знаком, и придет он, чтобы  избавить
страну от... гм... определенных затруднений. Конечно, чушь несусветная, но
у тебя могут быть неприятности, если они сочтут тебя посланцем,  пришедшим
исполнить пророчество.
   - Спасибо за информацию. - О'Лири повернул перстень на пальце. - Ну,  а
теперь, если вы не возражаете, ваше величество,  я  бы  хотел  задать  вам
несколько вопросов.
   - Ты, конечно, удивлен, почему  тебя  вместо  того,  чтобы  заковать  в
кандалы и бросить в темницу, привели сюда во дворец?
   - Да нет. Я бы так не сказал. Все, что здесь  происходит,  кажется  мне
совершенно бессмысленным. Но раз уж вы начали об этом,  то  действительно,
почему я здесь?
   - Такова была  королевская  воля!  Капитану  городского  гарнизона  две
недели назад был дан приказ прочесать весь город и доставить каждого,  кто
подозревается в колдовстве.
   Лафайет кивнул  и  вдруг  неожиданно  для  себя  заметил,  что  зевает,
прикрывая рот рукой.
   - Прошу прощения, - сказал он. - Продолжайте, я слушаю.
   -  Все-таки  твои  манеры  производят   странное   впечатление,   -   с
раздражением сказал король. - Ну, неужели у тебя нет ни капли  почтения  к
королевскому сану?
   - Да нет, не в этом дело, - ответил О'Лири. - Просто я немного устал.
   Монарх уселся в глубокое кожаное кресло и вдруг  раскрыл  рот,  увидев,
как Лафайет плюхнулся в другое кресло, стоящее рядом, и уютно положил ногу
на ногу.
   - Послушай! - взревел Горубл. - Наше королевское величество  не  давало
тебе позволения сидеть.
   О'Лири снова стала разбирать зевота.
   - Ваше величество, давайте без всех  этих  церемоний,  -  предложил  он
рассудительным тоном. - Я страшно устал. Понимаете, теперь я ощущаю,  что,
хоть эти приключения и происходят во сне, а выматывают, как  настоящие.  В
конце концов, мозг - или, по крайней мере, какая-то его часть -  полагает,
что ты на самом деле бодрствуешь, поэтому он так и реагирует...
   - Хватит! - рявкнул король. -  У  меня  от  твоей  болтовни  уже  мозги
набекрень.
   Он  пристально  посмотрел  на  О'Лири,  пытаясь  принять,  по-видимому,
непростое решение.
   - Послушай, юноша. Ты  уверен,  что  ничего  не  хотел  бы  нам...  ну,
сообщить? Например, кое-что из того, что мы могли бы сообща обсудить, а? -
Он подался вперед и, понижая голос, добавил: - К обоюдной пользе?
   - Боюсь, я не понимаю, о чем вы говорите.
   - Ответь нам коротко - да или нет? Говори, не бойся - мы заранее даруем
тебе прощение.
   - Ну, нет. И что из этого?
   - Нет?
   - Нет! - отрезал О'Лири. - Нечего мне вам сообщить.
   - Нет? - Плечи короля тяжело опустились.
   - Послушайте, - сказал Лафайет, смягчаясь, - почему  вы  не  расскажете
мне, что вас мучает, а? Может, я смогу вам чем-нибудь  помочь?  Я  кое-что
умею...
   Король выпрямился - вид у него был озабоченный.
   - Наше королевское величество привело тебя сюда,  чтобы  один  на  один
сообщить тебе, что ты заранее получишь  наше  королевское  прощение,  а  в
ответ будешь использовать свое искусство запретной  черной  магии  во  имя
интересов короны. Ты же отвергаешь наше предложение - и тут же, без всякой
паузы - намекаешь нам, что тебе подвластны  демонические  силы.  Создается
такое впечатление, что ты сам напрашиваешься на то, чтобы  тебя  растянули
на дыбе.
   - Интересно, - сказал О'Лири, - если я сейчас засну, где я  проснусь  -
здесь или в пансионе мадам Макглинт?
   - Уфф! - взорвался король. - Мы чувствуем, что какая-то  таинственность
вокруг тебя есть, поэтому перво-наперво отправим  тебя  в  государственную
тюрьму по обвинению в колдовстве.
   Взгляд его остановился на бутылке, стоящей на столе.
   - Скажи нам, - обратился он к О'Лири доверительным тоном, - как бутылка
оказалась в ящике стола?
   - Она всегда была там, - ответил О'Лири, - я всего лишь указал на нее.
   - Но как же... - Король тряхнул головой. - Хватит!
   Он подошел к колокольчику, висевшему на шнуре.
   - Мы заслушаем твой случай в открытом суде, если ты  уверен,  что  тебе
нечего сообщить нам один на один. - Он выжидательно поглядел на О'Лири.
   - Все это чепуха, - возразил тот. - Сообщить что? Почему вы  ничего  не
расскажете о себе? У меня  создалось  впечатление,  что  вы  представляете
собой что-то вроде символа власти.
   - Символа? - взревел Горубл. - Мы тебе покажем, что мы  есть  -  символ
или правитель.
   Он дернул за шнур. Дверь  открылась,  и  за  ней  уже  ждал  внутренний
караул.
   - Доставьте его в суд! - приказал король. - Этот человек  обвиняется  в
колдовстве.
   - Ну ладно, - сухо сказал О'Лири. - Думаю, что нет смысла пытаться  тут
что-то объяснять. Все это может быть не так истолковано.  Ну,  веди  меня,
дорогой.
   Лафайет сделал насмешливый жест, обращаясь к  капралу  с  бычьей  шеей,
когда караул окружил его.
   После пятиминутной ходьбы по гулким коридорам они попали  в  зал  суда,
где должно было состояться слушание дела. Толпа кричаще разодетых мужчин и
несколько женщин в широких юбках с кринолином были уже в  зале,  и  все  с
любопытством уставились на О'Лири, как только он вошел в зал  в  окружении
охраны. Почетный караул, который стоял  по  бокам  двойной  двери,  провел
О'Лири и его сопровождение в зал с куполообразным потолком в стиле  рококо
из красного и зеленого мрамора, украшенный тяжелыми портьерами из зеленого
бархата с золотистой бахромой. Все это напомнило Лафайету  зал  в  оперном
театре города Колби. С одной стороны комнаты было расположено  возвышение,
все пространство которого занимало широкое кресло.
   Несколько мальчиков  с  челками,  в  широких  штанах,  длинных  чулках,
остроносых  башмаках  и  матросках  подняли  длинные  горны  и   вразнобой
затрубили фанфары. Из дверей в противоположной  стороне  комнаты  появился
король. Теперь он был облачен в пурпурную мантию. За ним следовала все  та
же свита прихлебателей. Все застыли в низком поклоне,  женщины  присели  в
реверансе. Лафайет почувствовал, как кто-то  изо  всех  сил  пнул  его  по
голени.
   -  Поклонись,  олух,  -  прошипел  незнакомый  бородач   в   панталонах
горохового цвета.
   Наклонившись, Лафайет потер ушибленное место.
   - Так недолго и по зубам схлопотать!
   - Заткнись! А то я твоей мордой пол вытру, идиот!
   - Ты-то чего? У меня и так шесть  стражей  вокруг!  -  О'Лири  отступил
назад. - Тебе прежде никогда не ломали ногу?
   - Когда прежде?
   - Ну, прежде, как сломают руку. Я ведь могу сделать так, что и окосеешь
сразу. Пока я это могу!
   - Совсем рехнулся, негодяй!
   - Ты, может быть, не слышал? Я ведь здесь по обвинению в колдовстве.
   - Да-а? - незнакомец поспешно ретировался.
   Король теперь восседал на троне, а  вокруг  суетились  его  придворные,
занимая  места  в   соответствии   со   сложной   иерархической   системой
распределения  по  старшинству,  хотя  каждый  норовил  при  этом   слегка
отпихнуть соседа, чтобы на фут-другой быть поближе к трону.
   Некоторое время еще слышались звуки труб. Затем вперед вышел трясущейся
походкой старик в длинной черной мантии и стукнул тяжелым жезлом об пол.
   - Суд справедливости его величества короля Горубла начинает слушание! -
дрожащим голосом объявил он.  -  Все,  кто  хочет  обратиться  с  нижайшей
просьбой, могут приблизиться!
   И тут же, без всякой паузы, добавил:
   -  Пусть  вперед  выведут  того,  кто   нарушил   справедливые   законы
королевства.
   - Это тебя, парень, - шепнул черноволосый охранник. - Пошли!
   О'Лири последовал за ним, а  тот,  прокладывая  дорогу  сквозь  плотную
толпу, провел его на площадку в десяти футах от трона,  на  котором  сидел
король Горубл, покусывая дольку апельсина.
   - Ну, что ты можешь сказать в свое оправдание, мой дорогой?
   - Я не знаю, - ответил О'Лири. - А в чем меня обвиняют?
   - В колдовстве! Так признаешь себя виновным или нет?
   - Ах, опять вы за  свое!  Я  надеялся,  что  вы  придумаете  что-нибудь
пооригинальнее, ну, например, что я слонялся по почте.
   Из  рядов  многочисленной  свиты,  увивавшейся  вокруг   трона,   вышел
женоподобного вида придворный, одетый,  как  попугай,  в  зеленое,  сделал
какие-то замысловатые па и взмахнул кружевным платочком - пахнуло дешевыми
духами.
   - Не хотелось бы расстраивать  ваше  величество,  -  сказал  он,  -  но
нахальство этого парня выдает его с головой. С первого взгляда видно,  что
он имеет сильного покровителя. Я совершенно уверен,  что  этот  негодяй  -
платный шпион, нанятый мятежным Лодом.
   - Лод? - Брови Лафайета удивленно поползли вверх. - Кто это?
   - Без сомнения, ты знаешь эту личность,  именуемую  грозным  великаном,
который беспрестанно домогается руки ее высочества принцессы Адоранны.
   - И который спит и видит, как бы захватить наш трон, - добавил  Горубл,
в сердцах стукнув по резному подлокотнику трона.
   - Ну, так как, парень, ты отрицаешь это? - настойчиво спросил щеголь  в
зеленом.
   - Никогда не слышал об этом Лоде, -  ответил  Лафайет,  начиная  терять
терпение. - Как я вам  уже  говорил,  вся  эта  черная  магия  -  сплошные
глупости. На самом деле никакого колдовства не существует.
   Горубл, прищурившись, смотрел на О'Лири, обхватив подбородок  пальцами,
унизанными перстнями.
   - Так говоришь, ничего такого не существует? - Он махнул рукой.
   - Пусть Никодеус выйдет сюда!
   Из толпы выступил седовласый мускулистый человек с небольшим брюшком  в
желтых  панталонах  и  коротком  плаще,  красочно  расшитом   звездами   и
полумесяцами. Он слегка поклонился в сторону трона, достал из  внутреннего
кармана очки без оправы, надел их, повернулся к Лафайету и стал пристально
его разглядывать.
   - Так вы  отрицаете  существование  волшебства?  -  спросил  он  густым
баритоном. - Скептик!
   Никодеус встряхнул головой, грустно улыбнулся и быстрым движением вынул
изо рта  яйцо.  По  толпе  пронесся  гул  удивления.  Седовласый  медленно
прошелся, остановился перед пухленькой фрейлиной и  вытащил  из  ее  лифа,
плотно облегающего пышные формы, веселенькой расцветки шарф, отбросил  его
в сторону, потом вытащил еще  один  и  еще.  Зрители  прыскали  со  смеху,
толстуха, хихикая и повизгивая, попятилась назад.
   -  Хорошо  сработано,  Никодеус!  -  пропыхтел   какой-то   толстяк   в
бледно-лиловом. - Ну, просто здорово сработано!
   Никодеус подошел  к  возвышению  и,  пробормотав  извинение,  вынул  из
кармана короля мышку. Он опустил крошечное животное на пол, и мышка тут же
прошмыгнула  между  ногами,  вызывая  подобающие   ситуации   взвизгивания
придворных дам. Вторая мышка была извлечена из башмака короля, а третья  -
прямо из королевского уха. Монарх дернулся, бросил пристальный  взгляд  на
О'Лири и знаком приказал фокуснику отойти.
   - Ну, что ты скажешь теперь, О'Лири?  -  требовательно  спросил  он.  -
Разумеется, искусство моего преданного Никодеуса -  это  безвредная  белая
магия, благословенная в Храме Добра, которую мы используем только на благо
нашей короны. Никто не может отрицать, что обычные законы природы здесь не
действуют...
   - Уфф, -  вздохнул  Лафайет.  -  Это  просто  ловкость  рук.  Да  любой
второразрядный фокусник на карнавале имеет технику лучше, чем эта.
   Никодеус внимательно посмотрел на О'Лири, подошел ближе и  встал  перед
ним.
   - Будьте столь любезны, - спокойно  сказал  фокусник,  -  ответьте  мне
только на один вопрос - откуда вы?
   - Ну, я, так сказать, путешественник, прибыл из  далеких  краев,  -  на
ходу стал выдумывать О'Лири.
   Никодеус повернулся к королю Горублу:
   - Ваше  величество,  когда  я  услышал,  что  ваша  полиция  арестовала
колдуна, я посмотрел протокол. Арест был произведен в  таверне  на  Пивной
улице  около  восьми  часов.  Все  свидетели   подтверждают,   что   перед
задержанием он показал какой-то фокус с бутылкой вина.  Затем,  когда  его
уже вели к машине, он, как отмечено в  протоколе,  пытался  исчезнуть,  но
что-то у него сорвалось. Я также слышал, что он заколдовал  женщину,  жену
одного из  полицейских,  которые  его  арестовали,  вроде  бы  изменил  ее
внешность.
   - Да, да. Я все это знаю, Никодеус!
   - Ваше  величество,  мое  мнение  таково,  что  все  это  бессмысленные
сплетни, плод разгоряченного вином воображения.
   - Что? - Горубл  подался  вперед.  -  Ты  говоришь,  что  этот  человек
невиновен?
   - Не совсем так, ваше величество! О самом важном моменте мы пока вообще
не упомянули. Обвиняемого впервые увидели, как я уже сказал, в  таверне...
- Он сделал внушительную паузу. - До того никто ни разу его не видел!
   - Ну и...
   - Похоже,  вы,  ваше  величество,  не  совсем  понимаете,  -  терпеливо
продолжал Никодеус. - Городские гвардейцы утверждают, что не  видели,  как
он подходил к этой улице. Караульные у городских ворот клянутся, что он не
проходил мимо них. Он говорит, что прибыл  из  дальних  краев.  Верхом  на
лошади? Если так, то где же следы долгой езды? И где само животное? Может,
он пришел пешком? Посмотрите на его башмаки! По подошвам можно понять, что
если он и шел пешком, то самое большее по саду.
   - Ты что, хочешь сказать, что он прилетел? - Горубл бросил  пристальный
взгляд на Лафайета.
   - Прилетел? - Никодеус выглядел обеспокоенным. - Конечно, нет! Я думаю,
что он, скорей всего, проник в  город  тайно.  И  у  него,  конечно,  есть
сообщники, которые его приютили и одели.
   -  Так  ты  согласен,  что  он  шпион?  -  В  голосе  короля  слышалось
удовлетворение.
   Лафайет тяжело вздохнул:
   - Да если бы я хотел тайно проникнуть в город, то зачем бы я ни с того,
ни с сего пошел в таверну на глазах у полицейских?
   - Я  думаю,  что  это  объясняет  костюм,  -  сказал,  кивнув  головой,
Никодеус. - Вы специально нарядились как  призрак  бандита,  я  думаю,  вы
намеревались убедить доверчивых посетителей пивнушки в том, что вы и  есть
тот  мифический  призрак,  а  потом  заставить  их  выполнять   все   свои
приказания, угрожая сверхъестественными карами.
   Лафайет скрестил руки.
   - Меня начинает утомлять весь этот бред, - громко заявил он.  -  Или  я
направлю этот сон в нужное русло, или я немедленно просыпаюсь - и  пропади
все пропадом.
   Он указал на Никодеуса:
   - А теперь об этом шарлатане. Если бы два  человека  подержали  его,  а
кто-нибудь  третий  проверил  его  карманы  и  потайные  местечки  в   его
впечатляющем плаще, то вы бы сразу поняли, откуда взялись эти мышки! И...
   Фокусник поймал взгляд О'Лири, кивнул ему и, не разжимая губ, шепнул:
   - Продолжай играть.
   Лафайет не обратил на него внимания.
   - Мне уже порядком поднадоела вся эта чепуха насчет колдовства и  камер
пыток, - продолжал он.
   Никодеус подошел совсем близко.
   - Доверься мне. Я вытащу тебя отсюда. - Затем  повернулся  к  королю  и
мягко поклонился: - Король мудр.
   - Да вы просто все посходили с ума, - сказал Лафайет. - Это  похоже  на
сон, который я видел пару недель тому назад.  Я  был  в  саду,  где  росла
чудесная зеленая  трава,  протекал  небольшой  ручей,  высились  фруктовые
деревья. Единственное, чего мне тогда хотелось, - это просто  расслабиться
и понюхать цветы, но все  время  появлялись  какие-то  люди,  которые  мне
мешали. То проехал на велосипеде толстый епископ,  то  пожарник  играл  на
банджо, потом появились два карлика с ручным скунсом...
   - Ваше величество! Одну минуту! - вскрикнул Никодеус.
   Он дружески положил руку на плечо  Лафайета  и  подвел  его  поближе  к
трону.
   - Меня  только  что  осенило!  -  воскликнул  он.  -  Этот  человек  не
преступник! Каким же я был глупцом, что не додумался до этого раньше!
   - Что это ты такое несешь, Никодеус? - резко оборвал его Горубл.  -  То
ты шьешь ему неопровержимое дело, то через минуту готов обняться с ним как
с братом, которого не видел целую вечность!
   - Я  ошибся,  мой  господин!  -  поспешно  признался  Никодеус.  -  Это
прекрасный  молодой  человек,   честный   подданный   вашего   величества,
образцовый молодой человек!
   - Что ты знаешь о нем? - голос Горубла звучал резко. - Минуту назад  ты
говорил, что ни разу не видел его.
   - Да, ну, говоря...
   Звякнули колокольчики, и между ногами короля появилось лицо, похожее на
морду какого-то мифического зверя.
   - Что тут происходит? - пророкотало оно басом.  -  Вы  своей  болтовней
мешаете мне спать!
   - Успокойся, Йокабамп! - резко оборвал его король. -  Мы  рассматриваем
важное дело.
   Голова высунулась полностью, за ней показалось маленькое  тело.  Карлик
поднялся на кривые ножки, оглядел всех и почесал грудь.
   - Какие важные лица! - прогудел он.  -  Рожи  кислые,  как  будто  всем
стадом залезли по уши в грязь!
   Он вытащил гармошку, постучал ею по ладошке, неожиданно большой для его
габаритов, и заиграл веселенький мотивчик.
   - Засунули, а не залезли. Ты это хотел сказать? -  поправил  Горубл.  -
Теперь уходи, Йокабамп! Мы сказали тебе, что мы заняты!
   Он снова перевел взгляд на Никодеуса:
   - Ну, так мы ждем! Что ты знаешь  такого,  что  позволит  ему  избежать
повешения за большие пальцы?
   Йокабамп перестал играть.
   - Ты хочешь сказать, - загудел он, указывая на О'Лири, - что не узнаешь
этого героя?
   Горубл уставился на карлика:
   - Героя? Не узнаю? Нет, мы не узнаем!
   Йокабамп нагнулся вперед и застыл в этой позе.

   Когда дракон со стороны, где солнце прячет лик.
   Пришел в страну - сбежали все, и лучшие средь них.
   Но на пути у зверя стал с секирою герой -
   Со шкурой гада на плечах вернулся он домой!

   Король мрачно нахмурился.
   - Чепуха! - решительно сказал он и повернулся к карлику. - Так, все!  И
чтоб нам больше не мешали! Слышишь,  ты,  чучело.  Это  дело  чрезвычайной
важности. И не отвлекай нас своими глупыми историями.
   - Но он, истинная правда, мой сир, и есть  тот  победитель  дракона  из
пророчества.
   - Да, гм... я действительно, - Никодеус  сердечно  похлопал  О'Лири  по
плечу, - только что собирался это объявить.
   Йокабамп вразвалку подошел к Лафайету, задрал  голову  и  уставился  на
него.
   - Он не похож на героя, - объявил он своим утробным басом.
   - И все же он герой!
   Карлик  повернул  свою   тяжелую   голову,   заговорщически   подмигнул
фокуснику, а затем снова обратился к О'Лири:
   - Скажи нам, достопочтенный рыцарь, как ты  собираешься  встретиться  с
этим жутким чудовищем?  Справиться  с  его  могучими  челюстями,  ужасными
когтями?
   Горубл, прикусив губу, неотрывно смотрел на О'Лири.
   - Челюсти и когти, хм... - сказал Лафайет, снисходительно  улыбаясь.  -
Без крыльев? Без огненного дыхания? Без...
   - Чешуи, так я думаю, -  добавил  Никодеус.  -  Сам  я  его  не  видел,
конечно, но по сообщениям...
   Тут вперед вышел стройный молодой человек в светло-желтой одежде.
   В руках у него была табакерка, к которой он то и дело прикладывался. Он
щелкнул крышечкой, закрыл ее, засунул в рукав и с  любопытством  посмотрел
на О'Лири.
   - Так как ты говоришь, парень? Значит, собираешься расправиться с  этим
диким зверем, который охраняет подступы к крепости Лода?
   Неожиданно воцарилась тишина. Горубл замигал, глядя на О'Лири, губы его
отвисли.
   - Ну? - потребовал он ответа.
   - Соглашайся! - шепнул Никодеус прямо в ухо Лафайету.
   - Конечно! - Лафайет сделал воинственный жест. - Обделать это маленькое
дельце - одно удовольствие! Это у меня вроде излюбленного вида  спорта.  Я
частенько перед завтраком убиваю  полдюжины  драконов.  Обещаю  уничтожить
любое количество этих тварей, если это доставит вам радость.
   -  Очень  хорошо,  -  мрачно  отозвался  Горубл.  -  Мы  полагаем,  что
празднование, в честь такого завершения дела,  пойдет  своим  порядком,  -
язвительно добавил он. - Настоящим мы объявляем вечером праздник  в  честь
нашего нового доблестного друга О'Лири.
   Он неожиданно смолк и бросил свирепый взгляд на Лафайета:
   - А ты смотри, позаботься об угощении к празднику, молодой  человек,  -
и, понижая голос, добавил, - а иначе мы из твоей шкуры ремни нарежем!





   Комната, которую отвели О'Лири, была сорок футов в длину и  тридцать  в
ширину. Богатое убранство апартаментов подчеркивалось роскошными  коврами,
драпировкой и позолотой, нанесенной где только можно.
   Широкая кровать поражала своими размерами,  как  и  высокое  зеркало  в
раме, в котором отражались резной шкаф и ночной, веселой расцветки, горшок
на подставке из красноватого дерева.
   Несколько окон с портьерами выходили  в  сад,  освещенный  фонарями.  В
глубине сада виднелись  облитые  лунным  светом  статуи  нимф  и  сатиров,
играющих среди журчащих  фонтанов.  Приоткрыв  дверцу  шкафа,  отделанного
кедром,  О'Лири  обнаружил  множество  изысканных  нарядов,  висевших   на
плечиках, обтянутых тканью.  Другая  дверь  вела  в  крошечную  часовенку.
Заглянув туда, Лафайет увидел ракию и  пучок  свежих  жертвенных  палочек.
Была еще одна дверь. Прежде чем ее открыть, он представил себе  в  деталях
уютную,  выложенную  плиткой   ванну   с   теплым   подогреваемым   полом,
отгороженный стеклом душ и море горячей воды...  Повернув  ручку,  Лафайет
широко открыл дверь и шагнул внутрь.
   Послышался громкий визг. О'Лири  в  недоумении  остановился.  В  центре
маленькой  комнаты  стояла  продолговатая  деревянная  бадья,  наполненная
мыльной пеной, а в ней сидела девушка. Ее темные волосы  были  собраны  на
макушке. Хлопья пены, как  успел  подумать  Лафайет,  совершенно  некстати
скрывали часть ее прелестей. Она смотрела на него не мигая,  а  прелестное
личико выражало полнейшее изумление.
   - Что? -  начал  О'Лири,  заикаясь.  -  Где...  но  я  только...  -  Он
неопределенно махнул рукой в сторону двери.
   Девушка продолжала смотреть на него широко открытыми глазами.
   - Вы... вы, должно быть, новый колдун, сэр?
   Она взяла полотенце с полки,  находящейся  сбоку  у  ванны,  и  встала,
пытаясь завернуться в него.
   - П...прошу прощения! - Лафайет  почувствовал,  что  ему  стало  трудно
дышать, и все его внимание было захвачено белым бедром - полотенца явно не
хватало, чтобы прикрыть все. - Я  просто...  видите  ли...  -  он  перевел
взгляд на полки, где ровными стопками лежали чистые простыни и полотенца.
   - Тут что-то не так, - сказал недовольно Лафайет. - По  моим  расчетам,
тут должна быть моя ванная комната!
   Девушка засмеялась:
   - Вы можете воспользоваться, сэр, я еще не успела начать мыться!
   - Да нет! Я это как-то иначе себе представлял. Ну, я думал, это  должна
быть прелестная, выложенная кафелем ванна, с душем, горячей водой, мылом и
кремом для бритья.
   - Это хорошая вода, сэр, - девушка шагнула из ванны на коврик, сняла  с
себя полотенце и, скромно придерживая его перед собой, что ей с переменным
успехом удавалось, стала вытирать шею.
   - Я - Дафна, горничная с верхнего этажа.
   - Тьфу, черт возьми, мисс. Я совсем не хотел вам помешать. Я просто...
   - Знаете, я никогда раньше не видела волшебников, -  сказала  Дафна.  -
Это так здорово! Я была у себя, наверху, и  минуту  подглядывала  за  вами
через щелочку в стене, а через секунду - фью-ить - и я уже здесь!
   - Вы, наверно,  принимали  ванну  где-то  в  другом  месте?  -  Лафайет
нахмурился. - Я, пожалуй,  ошибся.  Наверно,  переволновался  из-за  всего
этого и просто толком не сосредоточился.
   - Я слышала, что будет  праздник,  -  сказала  девушка.  -  Это  просто
отлично!  А  то  уже  столько  месяцев  во  дворце  ничего   по-настоящему
интересного не происходило, с тех пор как это страшилище Лод  пришел  сюда
со своими людьми под белым флагом, чтобы добиться руки принцессы Адоранны.
   - Послушай-ка, Дафна, мне надо приготовиться. В  конце  концов,  я  тут
вроде как почетный гость, поэтому...
   - Ах! - Вид у девушки был расстроенный. - Так  вы  меня  специально  не
вызывали?
   - Нет. Понимаешь, хм... мне сейчас надо принять ванну.
   - Хотите, я потру вам спину?
   - Нет, спасибо. - О'Лири почувствовал, что  краснеет.  -  Да  я  как-то
привык сам справляться с этим делом. Но  все  равно,  спасибо.  Но,  хм...
может, увидимся на вечере?
   - Со мной, сэр? Да я ведь всего лишь горничная!  Они  не  разрешат  мне
посмотреть даже из кухни!
   - Какая чепуха! Ты ничем не хуже всех остальных!  Я  тебя  приглашаю  -
приходи!
   - Я не смею, сэр. А кроме того, мне совершенно нечего надеть.
   Она, робко улыбаясь, стала застенчиво  поправлять  полотенце  на  своей
стройной фигурке. Лафайет глубоко вздохнул, успокаивая дыхание, и, пытаясь
сосредоточиться, с трудом перевел взгляд на шкаф. Он открыл дверцу, окинул
взором пышные наряды и вытащил розовое с позолотой парчовое платье.
   - Как тебе это?
   У девушки перехватило дыхание.
   - О, оно великолепно, сэр! Это правда мне?
   - Да, тебе. А теперь будь  хорошей  девочкой  и  беги.  До  встречи  на
вечере.
   - Я никогда не видела такой прелести! -  Она  бережно  взяла  платье  в
руки. - Если бы вы одолжили мне еще махровый халат, сэр, то я бы мгновенно
убралась. Я уже знаю, где мне взять туфли к этому платью и...
   Лафайет нашел махровый халат, накинул его ей  на  плечи  и  проводил  к
двери.
   - Еще раз прошу прощения, что помешал принять тебе ванну, - сказал  он.
- Это вышло непреднамеренно.
   - Не думайте об этом, сэр, - она  улыбнулась  ему.  -  Это  было  самое
замечательное событие в моей жизни.  Кто  бы  мог  подумать,  что  колдуны
бывают такие молодые и такие симпатичные?
   Дафна подошла к нему, приподнялась на цыпочках, быстро поцеловала его в
кончик носа и, повернувшись, помчалась по коридору.
   Когда  Лафайет  уже  застегивал  последнюю  позолоченную  пуговицу   на
темно-синем пиджаке, который он выбрал  из  множества  висевших  в  шкафу,
послышался легкий стук в дверь.
   - Войдите! - отозвался О'Лири. Он услышал, как сзади открылась дверь.
   - Надеюсь, вы не откажетесь переговорить со мной? -  произнес  вошедший
глубоким голосом.
   Лафайет повернулся. Никодеус, в сером элегантном костюме,  закрывал  за
собой дверь. Достав пачку сигарет, он предложил их О'Лири и дал  прикурить
от зажигалки.  Как  успел  заметить  Лафайет,  это  была  зажигалка  фирмы
"Ронсон".
   - Что-то я не видел,  чтобы  кто-нибудь  здесь  курил  сигареты,  вы  -
первый, - сказал О'Лири. - И эта зажигалка...
   Никодеус вертел зажигалку в руке, пристально глядя на Лафайета.
   - Позже у нас будет масса времени для всех этих  объяснений,  мой  юный
друг. А пока не началось торжество, я бы хотел несколько  минут...  э-э...
поговорить с тобой.
   - Да, спасибо, что выручили меня сегодня.
   Лафайет  застегивал  пояс,  на  котором  висела  шпага,  и  на  секунду
остановился, с восхищением разглядывая в зеркале покрой своих бриджей.
   - На какое-то  мгновение  мне  показалось,  что  Горубл  задался  целью
отправить меня на виселицу. Что со стариком?
   - Ну, он вообразил, что если ты что-то можешь по части магии, то должен
оказать нам большую помощь в предстоящей войне с мятежным Лодом.  И  когда
ты сказал, что  никакой  магии  вообще  не  существует,  это  его  страшно
расстроило. Ты должен его простить. В некоторых вопросах он весьма наивен.
Я рад, что смог выручить тебя, но если честно - мне  и  самому  не  все  с
тобой ясно. Гм... может, ты мне все-таки скажешь, зачем ты здесь?
   О'Лири наблюдал в зеркале за фокусником, который по-прежнему  вертел  в
руках зажигалку.
   - Хотел осмотреть здешние достопримечательности.
   - Ты раньше никогда не бывал в Артезии?
   - Нет. Я даже не подозревал о ее существовании. Правда, помню, был один
сон  -  какой-то  стеклянный  дом,  телескоп...  но  вряд  ли   тут   есть
какая-нибудь связь.
   Он резко обернулся. Никодеус, стоящий прямо перед ним,  быстро  положил
зажигалку в карман.
   - Что это вы ее так быстро спрятали? - запальчиво спросил О'Лири.  -  И
зачем вы все подкрадываетесь поближе ко мне?
   - Ах, это... - Никодеус  заморгал,  смущенно  улыбаясь.  -  Ну,  это...
миниатюрный фотоаппарат. Понимаешь, у меня  хобби:  я  делаю  "снимки  без
лести", естественно, когда человек не  знает,  что  его  фотографируют,  я
только...
   - Дайте-ка я взгляну.
   Никодеус заколебался,  потом  сунул  руку  в  карман  и  извлек  оттуда
фотоаппарат. Он был сделан  в  виде  зажигалки,  даже  мог  соответственно
действовать - это О'Лири уже видел, но по  весу  он  был  тяжелее  обычной
зажигалки. С тыльной стороны были встроены крошечные объективы. Он  вернул
фотоаппарат.
   - По-моему, я стал излишне подозрительным после того, как  за  неполные
два часа мне успели нарисовать несколько вариантов жуткой кончины, которая
меня ожидала.
   - Не думайте об этом, мой дорогой О'Лири. - Никодеус бросил  взгляд  на
его руку. - Ах да, я обратил внимание на твой перстень.  Очень  интересный
рисунок. Позволь мне поближе на него посмотреть?
   Лафайет покачал головой:
   - Он не снимается. А что, собственно, интересного в этом кольце?
   Лицо Никодеуса стало серьезным.
   - Так случилось, что здесь, в Артезии, секира  и  дракон  имеют  особое
значение.  Это  знак  старинного  королевского  дома.  Существует  древнее
пророчество - и люди здесь притворяются, что верят такого  рода  вещам,  -
что  королевство  в  его  лихую  годину  спасет...  гм...  герой,  который
прискачет верхом на драконе с секирой в руках. В пророчестве сказано,  что
героя сразу узнают по этому символу. Я  думаю,  что  этот  назойливый  шут
Йокабамп  заприметил  перстень  -  у  него  острый  глаз  -   и   тут   же
сымпровизировал все остальное. И я бы сказал, к счастью для тебя.  А  ведь
он мог завопить, что это дурной знак. Лод ходит с  секирой,  понимаешь,  и
повелевает драконом.
   Лафайет пристально посмотрел на Никодеуса и рассмеялся:
   - Вы так говорите, как будто сами верите во все это.
   Никодеус спокойно усмехнулся:
   - Конечно, это всего лишь басня. И все же я бы на твоем месте  повернул
перстень рисунком внутрь.
   - Не могу понять, - сказал О'Лири, - почему вас больше всех заботит мое
будущее? Все остальные, похоже, только и ждут,  чтобы  меня  вздернули  за
уши.
   - Просто естественное желание помочь чужестранцу  в  беде,  -  ответил,
улыбаясь, Никодеус. - В конце концов, избавляя тебя от каленого железа,  я
имел и свой интерес.
   - В какой-то момент вы почти убедили Горубла в том, что я шпион.
   - Да это же я специально, чтобы ввести его в заблуждение. Мне надо было
как-то отвлечь его внимание от черной магии. Как все артезианцы, он  очень
суеверен.
   - В таком случае, я был прав - вы не местный.
   - Это правда, - подтвердил Никодеус. - Я действительно прибыл...  гм...
из страны, расположенной к югу. Я...
   - Я думаю, что ваша страна сильно обогнала Артезию, например, в области
технологии.  Одна  ваша  зажигалка  чего  стоит.   Могу   поспорить,   что
электрические лампочки во дворце тоже ваших рук дело.
   Никодеус кивнул, улыбаясь:
   - Точно. Я делаю что могу, чтобы украсить дворцовую жизнь.
   - А каково ваше положение здесь?
   - Я - советник его величества. - Никодеус мягко улыбнулся. - Он считает
меня мастером магии. Разумеется, среди  этих  недалеких  людей  достаточно
наличия капли  здравого  смысла,  чтобы  прослыть  мудрецом.  -  Он  снова
спокойно улыбнулся. -  Послушай,  мой  юный  путешественник,  надеюсь,  ты
больше не сомневаешься в том, что я тебе друг, - так вот, не хочешь ли  ты
мне довериться и  конфиденциально  сообщить  что-нибудь?  Может,  я  смогу
помочь тебе в осуществлении твоих замыслов?
   - Спасибо, но никаких определенных замыслов, где бы потребовалась  ваша
помощь, у меня нет.
   - Я уверен, что мы могли бы договориться к обоюдной пользе, - продолжал
Никодеус. - Я - с моим прочным положением здесь, вы, мистер  О'Лири,  -  с
вашим... как бы это выразиться... - он остановился на этой  вопросительной
ноте.
   - Зовите меня просто Лафайетом. Я вам очень признателен за все, что  вы
для меня  сделали.  Но  правда,  мне  не  нужна  ничья  помощь.  Слушайте,
торжество вот-вот начнется.  Пойдемте  быстрее  вниз.  Я  не  хочу  ничего
пропустить.
   - Значит,  ты  все-таки  решил  идти  в  одиночку,  -  печально  сказал
Никодеус. -  Ну  что  ж,  как  хочешь,  Лафайет.  Не  буду  отрицать  -  я
разочарован. Честно говоря, все это мне уже немного наскучило. Я  думал...
Ну да ладно, - он все еще пристально глядел на Лафайета, покусывая  нижнюю
губу.
   - А знаешь, я вот думаю, а может, тебе лучше сбежать  сегодня  вечером,
до  начала  праздника?  Если  останешься,  его   величество,   по   зрелом
размышлении, все равно отправит тебя на пытки.  А  я  могу  устроить  тебе
быструю лошадь, которая будет ждать...
   - Да не хочу я убегать сейчас, до торжества, - сказал О'Лири. - А кроме
того, - добавил он, ухмыляясь, - я ведь обещал  расправиться  с  драконом,
помнишь? - Лафайет подмигнул Никодеусу. - Думаю, что это нелегкая задача -
убить дракона. Я должен по крайней мере попытаться. Да и еще я слышал, что
принцесса Адоранна весьма недурна собой.
   - Будь осторожен, парень! Принцесса  -  наиболее  ревностно  охраняемое
сокровище Горубла. Ты можешь совершить ошибку, думая...
   - Думать - это как раз то, к чему я решил не прибегать, пока я здесь, -
сказал Лафайет и, давая понять, что разговор окончен, добавил, - ну, давай
пойдем, Никодеус. Это первое королевское мероприятие в моей жизни. Я  весь
в нетерпении!
   - Ну, пошли. - Никодеус хлопнул О'Лири по  спине.  -  К  делу!  Сегодня
пирушка, а завтра - битва не на жизнь, а на смерть!
   - Битва? - с тревогой в голосе спросил Лафайет.
   - Но ты же собирался сразиться с драконом, - напомнил ему Никодеус.
   - Ах, вот вы о чем, - улыбнулся О'Лири.
   Никодеус рассмеялся:
   - Да, именно об этом!
   У высокого арочного входа в танцевальный зал Лафайет немного задержался
и осмотрел огромный зал из белого, отполированного до  зеркального  блеска
мрамора. Размером с футбольное поле, он был заполнен королевскими  гостями
в кружевах, тканях различных цветов и оттенков, какие  только  можно  себе
вообразить. Все переливалось в  свете  люстр,  которые,  словно  роскошные
гроздья сверкающего винограда, свисали со сводчатых позолоченных потолков.
   Когда дворецкий выкрикнул имя Никодеуса, все разом повернули  головы  в
их сторону и с интересом уставились на О'Лири.
   - Побольше почтения, Хамфрис, - посоветовал фокусник дворецкому. -  Это
Лафайет О'Лири, молодой герой,  который  пришел  к  нам  в  страну,  чтобы
избавить королевство от чудовища Лода.
   - О, прошу прощения, милорд. Какая честь!
   Он поклонился и стукнул жезлом об пол.
   - Рыцарь Лафайет О'Лири! - провозгласил дворецкий. - Королевский герой!
   - Я не рыцарь, - начал Лафайет.
   - Ничего. - Никодеус взял его под  руку  и  повел  к  ближайшей  группе
гостей.  -  Мы  подумаем  о  графском  титуле  для  тебя  при  первой   же
возможности.
   По пути он кивал всем, а люди уже окружали их, в  предвкушении  чего-то
необычного.
   - Дамы и господа! Разрешите  мне  представить  вам  моего  друга,  сэра
Лафайета.
   - Неужели вы правда собираетесь сразиться с этим  жутким  чудовищем?  -
выдохнуло  манерное  создание  в   бледно-голубом   платье   с   оборками,
обмахиваясь веером.
   Высокий человек с плоским лицом и тонкими белыми волосами поднял  вверх
костистый палец:
   - Надо неожиданно напасть на него, сильно врезать  ниже  пояса,  промеж
ног, и можно убираться. Вот что я  вам  советую,  сэр  Лафайет.  Я  всегда
говорил - смелость города берет!
   - А вы и голову ему отрубите?  -  взвизгнула  пухленькая  блондинка.  -
Бр-р-р, какой ужас! Наверно, будет море крови?
   - Я бы отправился с тобой, парень, - запыхтел рядом полный джентльмен с
крупным носом и длинными свисающими усами - К сожалению,  моя  подагра  не
пускает...
   Лафайет кивнул, весело прокомментировал  сказанное  и  взял  с  подноса
бокал. Понюхав дешевое пойло, он на  секунду  сосредоточился,  представляя
то, чем он хотел бы его наполнить, и, наконец, почувствовал легкий щелчок,
свидетельствовавший об успешном завершении манипуляции.
   Лафайет пригубил  бокал  -  настоящий  Реми-Мартин.  Осушив  его  одним
глотком, О'Лири тут же подхватил другой. Приятное тепло охватило его. Мимо
проносили поднос, и Лафайет взял себе еще один бокал.
   Неожиданно по толпе пронесся ропот. Негромко протрубили фанфары.
   - Принцесса, принцесса, - зашептали кругом.
   Лафайет посмотрел в направлении, куда все вытянули шеи, и увидел группу
женщин, входящих в широкую дверь под аркой.
   - Которая из них Адоранна? - спросил он Никодеуса, слегка  толкнув  его
локтем.
   - Она появится после них.
   Наконец показалась высокая стройная девушка с тигренком на поводке. Она
была в бледно-голубом платье,  сплошь  расшитом  мельчайшим  жемчугом.  Ее
движения были полны лебединой грации. Волосы  цвета  весеннего  солнечного
света - другого определения  О'Лири  подобрать  не  смог  -  были  прямые,
коротко  остриженные,  и  венчала  эту  очаровательную  головку  маленькая
корона. У нее были огромные глаза небесного цвета,  безукоризненной  формы
овал  лица  и  линия  подбородка,   маленький   аристократический   носик,
по-другому Лафайет назвать его не мог,  прелестная,  стройная,  излучающая
здоровье фигурка тренированной спортсменки. О'Лири сделал  глубокий  вдох,
губы его непроизвольно сложились, чтобы  присвистнуть  от  восхищения,  но
вместо этого вырвался какой-то хрип.
   - В чем дело? - шепотом спросил Никодеус.
   - Теперь я знаю, что имеют в виду, когда говорят "перехватывает дух", -
пробормотал Лафайет. - Ну, я пошел.
   И он начал пробираться сквозь толпу.
   - Ты куда? - схватил его за рукав Никодеус.
   - Хочу познакомиться с принцессой.
   - Но ты не можешь сам приблизиться к  ее  королевскому  высочеству!  Ты
должен подождать, пока она сама вызовет тебя.
   - Ой, давайте не будем разводить все эти церемонии! Я хочу проверить  -
неужели она и вблизи так же хороша, как и издали.
   Он протиснулся между двумя сухопарыми великосветскими  дамами,  которые
неуверенно завершали книксен, и улыбнулся девушке,  повернувшейся  в  этот
момент в его сторону и с удивлением взиравшей на него.
   - Привет! - сказал Лафайет, с  восхищением  оглядывая  принцессу.  -  Я
слышал, что вы прекрасны. Но сказать так - это ничего не сказать.  Я  даже
не знал, что способен представить такое совершенство!
   В  этот  момент  вперед  выступил  человек  высокого  роста  с  темными
кудрявыми волосами и  лицом,  которое  обычно  изображают  на  проспектах,
рекламирующих сигареты. Он резким  движением  расправил  плечи  Геркулеса,
так, что, казалось, его туника ярко-синего цвета с позолоченными  галунами
и петлицами вот-вот  лопнет.  Молодой  человек  сделал  поклон  головой  в
сторону принцессы, затем повернулся и угрожающе посмотрел на О'Лири.
   - Прочь, невежа! - тихо сказал он.
   О'Лири махнул рукой.
   - Иди, играй в свои карты.
   Лафайет решил обойти молодого человека, но тот преградил ему дорогу.
   - Ты что, оглох, чурбан? - рявкнул он.
   - Нет, я Лафайет О'Лири, и, если не возражаете, я бы хотел...
   Молодой Геркулес уперся пальцем в грудь Лафайета.
   - Пошел прочь! - свирепо прошипел он.
   - Ну, вот  те  раз!  Не  надо  грубостей  в  присутствии  принцессы,  -
предостерег О'Лири, отстраняя руку.
   - Граф Алан! - послышался холодный женский голос.
   Оба противника  повернулись.  Принцесса  Адоранна  дружески  улыбнулась
графу и обратилась к Лафайету:
   - Вы, должно быть, и есть тот смельчак, который пришел  освободить  нас
от дракона? - Она потянула за поводок, так как тигренок уже обнюхивал ноги
О'Лири. - Добро пожаловать в Артезию.
   - Благодарю. - Лафайет слегка  отодвинул  графа  локтем.  -  Собственно
говоря, я пришел сюда не для того, чтобы  убивать  драконов,  но  уж  коль
скоро я тут, то я не прочь помочь вам.
   - И много на вашем счету драконов, сэр Лафайет?  -  спокойно  улыбаясь,
спросила она.
   - Да нет. Если честно признаться, то я даже ни одного не  видел.  -  Он
заморгал. - А вы что - видели?
   От удивления рот принцессы слегка приоткрылся.
   - Нет. Дракон всего один, и это зверь мятежника Лода.
   - Я принесу вам его левое ухо - если у драконов вообще есть уши.
   Принцесса прелестно зарумянилась.
   - Парень, ты что-то совсем осмелел, - вмешался Алан.
   - Ну, коль уж я иду сражаться с драконом, то  это  вполне  естественно.
Мне ведь надо совершенствоваться. - Лафайет еще ближе подошел к принцессе.
- А знаете, Адоранна, мне следовало бы потребовать полцарства и вашу руку.
   Рука графа Алана рывком развернула  О'Лири,  другая  оказалась  у  него
прямо под носом.
   - Предупреждаю тебя последний раз!
   Лафайет высвободил руку.
   - Искренне надеюсь на это. Между  прочим,  у  вас  ведь  есть  какое-то
неотложное дело. - Лафайету пришлось тут же это срочное дело выдумать.
   Граф Алан встревожился.
   - Извините, ваше высочество, - произнес он напряженным  голосом,  потом
поспешно повернулся и быстро зашагал к воображаемой двери.
   О'Лири тепло улыбнулся принцессе.
   - Приятный молодой человек, - сказал он. - Ваш приятель?
   - Да, один из самых близких друзей. Мы еще в детстве вместе играли.
   - Поразительно, - сказал Лафайет. - Неужели вы помните свое детство?
   - Очень хорошо помню, сэр Лафайет. А вы что, не помните?
   - Да,  конечно,  помню.  Но  лучше  оставим  эту  тему.  Не  хотите  ли
потанцевать?
   Фрейлины принцессы, стоящие в ряд позади нее, громко зафыркали и начали
двигаться, как бы готовясь к наступлению. Адоранна задумчиво посмотрела на
О'Лири:
   - Но ведь музыки нет?
   Лафайет бросил взгляд на пальмы в горшках. Тут же  представил  себе  за
ними джаз-банд из пяти человек, одетых в смокинги. У  них  была  пауза,  и
инструменты лежали в стороне. Руководитель поднял  руку  и  что-то  сказал
музыкантам. О'Лири услышал негромкое вступление ударника. Это была мелодия
блюза "Королевский сад".
   - Разрешите? - Лафайет поклонился.
   Адоранна улыбнулась, передала поводок с тигренком стоящей рядом даме  и
взяла Лафайета под руку. Он  притянул  ее  поближе  -  такое  легкое,  как
перышко, небесно-голубое видение - и почувствовал слабый запах цветущего в
ночи жасмина.
   - Сэр Лафайет!  -  удивленно  воскликнула  принцесса.  -  У  вас  очень
странная манера обращения с дамами.
   - Я покажу вам оригинальный танец, который танцуют у меня на родине.
   Он сделал несколько па Артура Муррея, которые часто  разучивал  один  у
себя в комнате, держа учебник в левой  руке.  Она  двигалась  без  видимых
усилий.
   - Вы великолепно двигаетесь и удивительно тонко чувствуете партнера,  -
похвалил О'Лири. - Впрочем, я думаю, этого и следовало ожидать.
   - Конечно, я ведь обучалась бальным танцам. Но скажите мне,  почему  вы
все-таки согласились выйти против этого дракона Лода?
   - Ох, я не знаю. Ну, может быть, потому, что я не хотел  уточнять,  что
имел в виду ваш папочка, угрожая мне каленым железом.
   - Шутите, сэр!
   - Конечно.
   - Скажите, а вы давали какую-нибудь серьезную клятву,  что  пойдете  на
этот великий подвиг?
   - Ну...
   - А клятву держать все в тайне -  тоже?  -  Она  заметно  оживилась.  -
Скажите, - продолжала Адоранна возбужденным шепотом, -  кто  вы  на  самом
деле?  Имя  -  сэр  Лафайет,  -  за  ним,  наверно,  скрывается   какой-то
благородный титул в вашей стране?
   - Почему вы так решили?
   - По тому, как вы себя ведете, видно, что вы не привыкли  кланяться,  -
сказала она, с ожиданием глядя на него.
   - Да, вы правильно заметили. Там, откуда я прибыл, я никому  не  должен
был кланяться.
   Адоранна от изумления открыла рот:
   - Я так и знала! Как интересно! Скажите, Лафайет,  где  находится  ваша
страна? Не на востоке потому, что там  нет  ничего,  кроме  океана.  А  на
западе пустыня, владения Лода.
   - Не женское это  дело  -  выпытывать  мои  секреты,  -  сказал  игриво
Лафайет. - Да и вообще, будет интереснее, если я останусь загадочным.
   - Ну ладно, пусть будет так. Только обещайте мне, что  я  буду  первой,
кому вы решите раскрыться.
   - Можете на это рассчитывать, конфетка моя, - заверил ее О'Лири.
   - Конфетка?
   - Ну, знаете, это такая сладкая штука.
   Адоранна засмеялась:
   - Лафайет, вы очень оригинально выражаетесь!
   - Для меня это один из самых приятных  моментов,  -  продолжал  болтать
О'Лири. - Обычно я просто немею, когда дело доходит до светской беседы!
   - Лафайет, вы просто морочите мне голову! Могу поспорить, вы никогда не
лезете за словом в карман.
   - Если бы так! Моменты бывают разные.  Ну,  например,  когда  мушкетеры
пришли меня арестовывать. Да и перед этим,  когда  я  успел  переброситься
парой слов с неким Рыжим Быком...
   Адоранна удивленно вскинула брови.
   - Вы имеете в виду этого гнусного карманника и контрабандиста?
   - Похоже, у него были кое-какие криминальные  наклонности.  Думаю,  что
это отражение анархических тенденций во мне самом.
   - И они вас арестовали! - воскликнула Адоранна. - Лафайет, да вас  ведь
могли упрятать за решетку!
   - Ничего, я бывал в местах и похуже.
   -  У   вас,   наверно,   бывали   захватывающие   приключения?   Принц,
путешествующий инкогнито...
   Музыка смолкла, послышались звуки, как будто музыканты складывали  свои
инструменты в одно место. Все захлопали,  требуя  продолжения.  Граф  Алан
из-за спины О'Лири, вытянув голову к принцессе, спросил ее:
   - Могу ли  я  рассчитывать  на  честь  пригласить  ваше  высочество  на
следующий танец?
   - Извини, Ал, следующий танец занят, - Лафайет взял девушку за  руку  и
повел ее.
   Алан преградил ему путь.
   - Я, кажется, просил тебя убраться, остряк несчастный! - зашипел  граф.
- Предупреждаю тебя, исчезни, пока я совсем не вышел из себя!
   - Послушай, Ал, мне это начинает надоедать! - сказал Лафайет. -  Каждый
раз, когда я дохожу до самого интересного  в  разговоре  с  Адоранной,  ты
обязательно тут же влезаешь!
   - Ах  так!  Даже  самый  последний  тупица  давно  бы  понял,  что  его
присутствие нежелательно. А теперь - вон!
   Услышав громкий голос графа, все разом обернулись к ним.
   - Алан! - Видно было, что Адоранна была шокирована. - Ты не должен  так
разговаривать с... гостем, - ей наконец удалось закончить фразу.
   - Гостем? Да судя  по  всему,  это  просто  искатель  приключений,  его
наняли! Да как он  осмеливается  прикасаться  к  персоне  ее  королевского
высочества!
   - Алан,  ну  почему  бы  вам  не  подружиться?  -  в  голосе  принцессы
послышалась мольба. - В  конце  концов,  сэр  Лафайет  поклялся  сослужить
великую службу на благо нашей короны.
   - Похоже, он мастак говорить о великих подвигах, - резко выпалил  Алан,
- но когда придет время действовать...
   - Я заметил, что сам-то ты не очень рвешься, - поддел его О'Лири.  -  А
на вид ты такой большой и сильный.
   - Достаточно сильный, чтобы размозжить  тебе  голову.  А  что  касается
дракона, то ни я, ни кто другой не сможет  сразиться  с  чудовищем  больше
горы, с мощным панцирем и клыками.
   - Откуда ты знаешь про панцирь и клыки? Ты что, видел его?
   - Нет, не видел, но это всем известно.
   - Ну, так и быть, Алан, ты сейчас иди отсюда. А после того, как я  убью
дракона, я позволю тебе подойти к нему и измерить его рулеткой, вот  тогда
и узнаем - такой ли он огромный, разумеется, если ты не струсишь!
   - Я струшу?!
   Точеное лицо графа, искаженное злобой, оказалось в двух дюймах от  лица
Лафайета.
   - Да мне ничего не стоит сделать из твоей шкуры барабан, будь  ты  хоть
пеший, хоть на коне!
   - Граф Алан! - Голос Адоранны звучал  холодно  и  негромко,  но  в  нем
слышались властные нотки. - Что за манеры, сэр?
   - Манеры? - Алан бросил взгляд на О'Лири. - Да у этого  молодца  вообще
манеры свинопаса! Бьюсь об заклад, что и вояка он еще тот!
   - Я не знаю, Ал, - небрежно произнес  О'Лири.  -  Я  немного  знаком  с
каратэ, айкидо, дзюдо...
   - С этим оружием я незнаком, - раздраженно прервал его Алан.  -  Ну,  а
как насчет палаша, кинжала, булавы? Можно и палицу, копье...
   - Грубо, - ответил Лафайет. - Очень грубо.  Я  считаю,  что  фехтование
более подходящий вид спорта для джентльмена. Я как раз  в  прошлом  месяце
читал классную книгу об этом. Главное в фехтовании  -  это  укол  кончиком
шпаги, а не удар лезвием. Знаешь, сабля и эспадрон...
   - Я не новичок в фехтовании на рапирах, - мрачно произнес Алан. - И был
бы рад иметь возможность проучить тебя.
   Лафайет снисходительно рассмеялся:
   - Ты собрался меня проучить? Ал, старина, если бы ты знал, как все  это
глупо. В конце концов, что ты можешь такого, чего бы я не смог?
   - В таком случае, сэр Никто, может  быть,  вы  соблаговолите  снизойти,
чтобы принять мой вызов?
   - Алан... - начала было Адоранна.
   - Все в порядке,  ваше  высочество,  -  остановил  ее  О'Лири.  -  Есть
возможность позабавиться. Завтра днем, устроит?
   - Завтра? Ну нет! Сегодня - сейчас! Я не  сомневаюсь,  что  ты  с  утра
пораньше уберешься куда-нибудь в надежное место со всеми своими амбициями,
только тебя и видели! Но тебе это не удастся, негодяй! На внутреннем дворе
достаточно светло и от лунного света. Я хочу проучить тебя  прямо  сейчас,
без дальнейшей болтовни!
   Рядом с Лафайетом появился Никодеус.
   - Алан, - мягко сказал он. - Если позволите, я бы хотел предложить...
   - Не позволю!
   Глаза Алана и О'Лири встретились.
   - Я буду ждать вас во дворе.
   Граф кивком головы поклонился принцессе, повернулся на каблуках и начал
прокладывать себе  дорогу  среди  плотной  толпы  зевак,  которая  тут  же
устремилась за ним.
   - И весь этот ажиотаж вокруг урока фехтования! - воскликнул Лафайет.  -
Эта публика - настоящие спортивные фанаты!
   - Сэр Лафайет, -  еле  слышно  произнесла  принцесса,  -  не  обращайте
внимания на глупую выходку графа. Я потребую, чтобы  он  принес  вам  свои
извинения.
   - Не волнуйтесь, Адоранна. Я думаю, что немного свежего воздуха  пойдет
мне только на пользу. У меня еще не весь коньяк выветрился.
   - Лафайет, вы слишком хладнокровны перед лицом опасности!  Вот.  -  Она
вынула откуда-то кружевной платочек и  вложила  его  в  руку  Лафайета.  -
Носите его при себе и,  пожалуйста,  я  прошу  вас,  обойдитесь  с  графом
благородно.
   Сказав это, принцесса ушла.
   - Адоранна... - начал было О'Лири, но кто-то тронул его за руку.
   - Лафайет, - Никодеус говорил ему прямо в ухо. - Вы просто  не  знаете,
на что идете. Алан непревзойденный фехтовальщик в полку гвардейцев.
   - Да я просто покажу ему несколько приемов владения шпагой. Он...
   - Приемов? Да он блестящий фехтовальщик! Ты и ойкнуть не  успеешь,  как
он воткнет тебе шпагу под ребро!
   - Глупости. Мы просто немного разомнемся, забавы ради.
   - Забавы? Да ведь он просто взбешен!
   Лафайет задумался:
   - Вы действительно думаете, что он это все серьезно?
   - Еще чуть-чуть, и у него пена изо рта пойдет, - заверил его  Никодеус.
- Последнее время он был фаворитом принцессы,  пока  не  пришли  вы  и  не
перебежали ему дорогу.
   - Так он что - ревнует? Бедняга! Если бы он только знал...
   - Знал что? - отрывисто спросил Никодеус.
   - Ничего! - Он сердечно похлопал Никодеуса по спине.  -  Ну,  пошли,  -
выйдем и посмотрим, что можно сделать.





   Мрачный прямоугольный двор был огорожен гранитной стеной, сзади  неясно
вырисовывались крылья дворца, которые занимала прислуга. Все  было  залито
мрачным  холодным  лунным   светом.   Заметно   похолодало,   приближались
заморозки...
   Лафайет оглядел толпу, собравшуюся, чтобы посмотреть  урок  фехтования.
Группы  зрителей,  стоящие   как   вкопанные,   образовали   нечто   вроде
импровизированной  арены.  Слышались  тихие,   но   возбужденные   голоса.
Заключались пари. О'Лири заметил, что большинство ставило два к  одному  в
пользу его противника.
   - Давай подержу твой плащ, - живо предложил Никодеус.
   О'Лири  скинул  его  и  тут  же  передернулся  от   порыва   холодного,
промозглого ветра, ударившего в спину и  заставившего  трепетать  рубашку,
словно флаг. Граф Алан, с  засученными  рукавами,  огромный  как  никогда,
стоял в двадцати футах от  Лафайета.  Он  небрежно  разговаривал  с  двумя
элегантными секундантами, которые, взглянув на О'Лири, холодно  кивнули  и
больше не обращали на него внимания.
   - Ну, я вижу, хирург уже готов, - Никодеус указал на дородного человека
в длинной серой накидке, - хотя не думаю, что у него будет  много  работы.
Граф всегда наносит укол прямо в сердце.
   Алан принял  от  своего  помощника  шпагу,  проверил  ее  на  гибкость,
попробовал пальцем острие и несколько раз рубанул по воздуху.
   - Мне бы тоже надо согреться, - заметил Лафайет.
   Он потянулся за своей шпагой, но, чтобы вытащить  ее  из  ножен,  одной
руки ему было явно недостаточно, пришлось помогать второй.
   - Какая-то она слишком длинная, не правда ли? - сказал Лафайет.
   Помахав оружием, он принял боевую стойку.
   - Надеюсь, тебе приходилось драться с опытными противниками? -  спросил
Никодеус.
   - Да нет, я практиковался сам с собой.
   О'Лири сделал выпад, но не рассчитал, и ему пришлось дважды переступить
для того, чтобы сохранить равновесие.
   - Эта штука слишком тяжелая, - заметил он, опуская шпагу к земле.  -  Я
привык к оружию полегче.
   - Скажи спасибо, что она такая тяжелая. У  графа  великолепный  удар  -
легкое оружие он тут же выбивает из рук, и оно летит как щепка.
   - Эй, - Лафайет подтолкнул локтем фокусника, - глянь-ка туда, вон  -  в
черной накидке. Похоже, что это...
   - Да, да, это она, - подтвердил Никодеус, - только не смотри туда.  Все
делают вид, что будто невозможно узнать, кто скрывается под этой накидкой.
Сам понимаешь, в ее положении не пристало присутствовать  на  такого  рода
зрелищах.
   Лафайет вытащил платочек, помахал им в сторону Адоранны и засунул его в
карман  рубашки.  Граф   Алан,   находясь   на   противоположной   стороне
импровизированной арены, заметил это, но продолжал разогреваться, разрубая
воздух шпагой и упирая  свободную  руку  в  бедро.  О'Лири  с  восхищением
смотрел на свистящую сталь.
   - Послушай, Никодеус, - пробормотал он задумчиво, - а ведь он чертовски
хорош!
   - Я же говорил тебе, что ему тут нет равных. Но если ты  считаешь,  что
сможешь победить его...
   - Послушай, может, я несколько поторопился, а?
   Он наблюдал, как граф, молниеносно описав  серию  восьмерок,  изысканно
закончил повторную  атаку  и,  уперев  острие  шпаги  в  землю,  испытующе
посмотрел на О'Лири.
   - Давай, - зашептал Никодеус, - покажи ему  немного  из  того,  что  ты
умеешь.  Ты  получишь  психологическое  преимущество,  если  тебе  удастся
выполнить приемы хоть немного лучше, чем это сделал он.
   - Послушай-ка, Никодеус, я думаю, что будет не  очень-то  благородно  с
моей стороны, если я проучу его на глазах у друзей?
   - Ну что ж, пусть  сам  расхлебывает.  В  конце  концов,  это  ведь  он
настаивал на поединке.
   Секунданты Алана, о чем-то  посовещавшись,  направились  через  двор  к
О'Лири.
   - Никодеус! - Лафайет схватил своего секунданта за  руку.  -  Все  идет
совсем не так, как я предполагал.  Я  хочу  сказать,  я  предположил,  что
поскольку Алан - ну, то есть, я не понимаю, как...
   - После! - Никодеус высвободил руку, подошел к секундантам графа и стал
с ними о чем-то серьезно говорить.
   Лафайет взял шпагу и сделал пару неуклюжих взмахов. В его онемевших  от
холода пальцах шпага смотрелась топорно,  как  будто  он  орудовал  ломом.
Теперь Алан сделал несколько шагов вперед и стоял, выжидая, - его  изящная
шпага в бронзовой от загара руке выглядела почти невесомо.
   - Ну, начнем, Лафайет, - Никодеус уже стоял  возле  него.  -  Сейчас  я
взмахну белым платком, и вы скрестите шпаги.
   О'Лири почти не слышал, что говорил ему Никодеус, а тот  заговорил  еще
быстрее, настойчиво предлагая Лафайету начать.
   "Может,  упасть  и  притвориться,  что  сильно   повредил   колено,   -
лихорадочно соображал Лафайет. - Нет, это не годится. А может,  чихнуть  и
изобразить сильнейший приступ астмы? Нет,  это  тоже  не  подойдет.  Итак,
остается только одно... Черт! И как раз в тот момент, когда все  для  него
так хорошо разворачивалось. Ничего не поделаешь - другого выхода  нет.  Но
хоть бы на этот раз все сработало".
   О'Лири зажмурил глаза и представил пансион мадам  Макглинт.  Извилистый
коридор, скрипучие кровати, облупленные заляпанные обои, свою  кладовочку,
сардины... Он открыл глаза - Никодеус, не мигая, смотрел на него.
   - Что случилось? Вам что, плохо?
   Лафайет снова плотно зажмурил глаза, нашептывая про себя:
   - Ты спишь... Это все тебе только снится. Ты в постели, ты  чувствуешь,
что в кровати сломалась пружина и впивается тебе под левую  лопатку.  Дело
близится к утру, и если ты просто медленно откроешь глаза...
   Он приоткрыл один глаз и увидел графа Алана, в  нетерпении  стоящего  в
десяти футах от него, ряд напряженных  в  ожидании  лиц,  а  чуть  выше  -
нечеткие очертания каменной стены.
   - Это же все не на самом деле, - прошептал Лафайет еле  слышно.  -  Это
все обман, галлюцинация! На самом деле это совсем не здесь!
   Он топнул башмаком по мостовой:
   - Это не настоящий камень, ха-ха, он только воображаемый.  И  на  самом
деле мне  вовсе  не  холодно,  сейчас  прелестная  августовская  ночь!  Ни
ветерка...
   Неожиданно для себя  Лафайет  перестал  шептать.  Нет  никакого  смысла
обманывать себя: камень под ногами был по-прежнему  твердый  и  настоящий.
Порывы ледяного ветра все так же обжигали лицо.  Алан  ждал  -  обнаженная
сталь слабо мерцала в его руке. Никодеус озабоченно смотрел на О'Лири.
   - ...правила, инструкции, - говорил он. - Ну, постарайся, мой мальчик.
   Никодеус достал белый платок и взмахнул им.
   - Все это так отвлекает, - пробормотал под нос Лафайет. - Совершенно не
могу сосредоточиться, когда на меня так глазеют.
   - Джентльмены, начали! - резко скомандовал Никодеус.
   Граф Алан поднял шпагу и принял боевую стойку.  Ничего  не  видя  перед
собой, Лафайет сделал несколько шагов вперед, держа свою тяжелую шпагу  на
вытянутой руке. Скрестившись, клинки издали звук, похожий на звук от удара
по железному забору.
   - Послушайте! Одну минутку! - О'Лири опустил шпагу и отступил назад.
   Алан пристально смотрел на него - его темные  глаза  отливали  каким-то
неземным светом. О'Лири повернулся к Никодеусу:
   - Послушайте-ка, если  это  настоящая  дуэль,  а  не  просто  дружеский
поединок...
   - Ха!.. - прервал его Алан.
   - ...то, поскольку я принял вызов, за мной право выбора оружия, не  так
ли?
   Никодеус выпятил нижнюю губу.
   - Полагаю, что так. Но дуэль уже началась.
   - Никогда не поздно исправить ошибку, - твердо сказал Лафайет. -  Итак,
граф, вы выбрали шпаги - примитивное  оружие.  Надо  бы  взять  что-нибудь
посовременнее. Может быть, револьверы?
   - Вы настаиваете на револьверах? - удивился Никодеус.
   - А почему бы и нет? По крайней мере, - О'Лири ни  на  секунду  не  мог
забыть, что принцесса смотрит на него, - в моих руках он  будет  выглядеть
менее нелепо. Пусть  лучше  я  проиграю  на  револьверах,  чем  нахватаюсь
позора, когда Алан будет гонять меня по всему двору, ударяя по пяткам.
   -  Револьверы  так  револьверы,  -  согласился  Никодеус.  -   Надеюсь,
подходящая пара найдется?
   - В моей комнате есть прекрасная пара, - сказал Лафайет.
   - Как будет угодно сэру Лафайету, - ответил один из секундантов  Алана,
- при условии, разумеется, если граф не будет против.
   - Я уверен, что  граф  не  испугается,  -  сказал  О'Лири.  -  Конечно,
вероятность смертельного исхода при поединке  на  револьверах  значительно
выше... - Тут он резко оборвал себя,  внезапно  осознав,  что  говорит.  -
Револьверы? Может, немного подумаем, ребята? - начал он.
   - Я о них слышал, - кивнул Алан. - Это  похоже  на  маленькие  мушкеты,
которые можно держать в руке.
   Он пристально взглянул на О'Лири:
   - Вы говорили только о холодном оружии, когда  спровоцировали  меня  на
дуэль, сир, а теперь ваши ставки растут!
   - Ну, хорошо, - поспешно сказал Лафайет. - Если вы не...
   - ...но я принимаю вызов, - резко заявил Алан. - А ты, оказывается, еще
более кровожадный негодяй, чем  мне  показалось  вначале,  но  я  не  буду
возражать. Несите оружие!
   - Может быть, нам стоит уравнять шансы?
   Слова Никодеуса остались без внимания, так как косматый паж  с  большим
рвением устремился за оружием.
   Алан отвернулся, отошел на несколько шагов и стал  сквозь  зубы  что-то
говорить своим секундантам, которые время от времени  бросали  взгляды  на
О'Лири. Он развел руками и хмуро посмотрел на них. Никодеус сосредоточенно
жевал губу.
   - Мне это не нравится, - сказал он. - Одним удачным выстрелом он  может
в одно мгновение снести тебе голову, даже если  ты  успеешь  нажать  курок
одновременно с ним.
   Лафайет рассеянно кивал, полуприкрыв глаза.  Он  вспоминал  револьверы,
уютно  лежащие  в  своих  украшенных  драгоценными  камнями  кобурах.   Он
представил себе их  внутренний  механизм,  зримо  ощупывая  его  отдельные
детали... Ему казалось, что он  утратил  свою  способность  манипулировать
окружающим, словно его  околдовали.  Но  попробовать  все-таки  стоило.  В
данных условиях это было не так-то просто осуществить. О'Лири почувствовал
обнадеживающее колебание - такое слабое, что его  можно  было  принять  за
дуновение ветра.
   Вернулся мальчик и, тяжело дыша, протянул пояс великолепной  работы  из
черной кожи, на котором висели тяжелые револьверы с длинными стволами.
   - Я возьму их. - Никодеус принял оружие из рук пажа,  протянул  ждущему
графу и предложил проверить оба револьвера.
   Алан вытащил один из них,  взял  за  рукоятку  и  передал  секундантам,
которые  его  тщательно  осмотрели.  Покачав  головами,   они   о   чем-то
переговорили и вернули его обратно. О'Лири взял  свой,  рассеянно  заметив
при этом, что револьвер  был  автоматический,  с  магазином  и  прицельным
приспособлением с насечкой. Смотрелся он весьма угрожающе.
   - С какого расстояния стреляются, Лафайет? - шепотом спросил Никодеус.
   - О, я думаю, что трех шагов должно быть достаточно.
   - Что? - Никодеус изумленно посмотрел на него. - Да с такого расстояния
никто не промахнется!
   - В этом-то все и дело, - ответил Лафайет. - Давайте приступим!
   Он нервно облизывал губы и едва  слышал,  как  Никодеус  инструктировал
обоих дуэлянтов, что они должны стать спиной друг к другу, оружие  держать
сбоку с опущенным вниз стволом, затем по сигналу сделать три шага и только
после этого повернуться и выстрелить.
   Алан занял позицию и стоял в напряженном ожидании. Лафайет встал к нему
спиной.
   - Готовы? Пошли! - твердо скомандовал Никодеус.
   О'Лири судорожно сглотнул, сделал шаг, другой, третий, резко повернулся
и поднял револьвер. Алан уже держал свой готовым к стрельбе,  и  направлен
он был прямо в сердце Лафайета. Он увидел, что граф нажимает курок, и в то
же мгновение, прицелившись в белое пятно его рубашки, выстрелил.
   Струя фиолетовых чернил, описав длинную дугу, поразила  графа  в  самое
сердце, а поток красной жидкости из револьвера Алана заляпал плечо О'Лири.
   - Я первый попал!  -  радостно  закричал  Лафайет  и  сделал  еще  один
выстрел, на сей раз влепив струю прямо в  ухо  графа.  Это  была  хорошая,
мощная  струя,  как  одобрительно  успел  отметить  О'Лири.  Она  настигла
надменного графа, когда тот уже  отступал,  пронеслась,  обрызгав  лицо  и
залитую краской при первом выстреле рубаху. Струя впилась в  его  ухо  как
раз в тот момент, когда граф, отступая, столкнулся со своими перепуганными
секундантами и упал. Толпа,  взиравшая  до  этого  в  безмолвном  шоке  на
происходящее, взорвалась от смеха, и в этом общем хохоте явно  был  слышен
смех принцессы.
   - Ну, что? Думаю, победа на моей стороне?
   О'Лири опустил  револьвер  и,  улыбаясь,  принимал  от  толпы  возгласы
посвящения в рыцари. Алан вскочил на ноги, пытаясь обеими руками  вытереть
лицо. Он дико смотрел на свои фиолетовые руки, затем с ревом  подскочил  к
перепуганному секунданту, вырвал у него из ножен шпагу и рванулся в атаку.
   - Лафайет! - громко крикнул Никодеус.
   О'Лири оглянулся как раз вовремя. Увидев летящую прямо на  него  шпагу,
он схватился за эфес своей и успел выхватить ее и поднять, чтобы встретить
атаку Алана.
   - Эй! - О'Лири, сделав шаг назад, яростно отбивал атаку. Слышался  лязг
стали, Лафайет отступал все дальше и дальше под яростным натиском сильного
противника. Он споткнулся на неровной мостовой и тут же получил ряд мощных
ударов по руке, да таких, что не мог ею двинуть. Казалось, еще чуть-чуть -
и графу удастся выбить оружие у него из рук. О контратаке не могло быть  и
речи.
   Еще один сильный удар - и шпага вылетит  из  рук  О'Лири.  На  какое-то
мгновение он увидел  искаженное  яростью  лицо  Алана,  все  в  фиолетовых
пятнах. Лафайет выставил шпагу вперед, готовый  отразить  очередной  выпад
графа.
   Последовала атака, и в это мгновение послышался  звук  удара  -  что-то
белое мелькнуло сверху и, ударив графа по голове,  отлетело  в  сторону  и
вдребезги разбилось. Алан выронил шпагу и,  медленно  наклоняясь,  сначала
опустился на колени, а потом рухнул плашмя лицом вниз.
   Что-то звякнуло под ногами Лафайета. Это  оказался  осколок  "снаряда".
Хрипло выдохнув, он нагнулся  и  поднял  черепок.  Рисунок  на  осколке  с
ангелочками и прелестными девушками был ему знаком - точно такой же был на
ночном  горшке  в  его  комнате.  Он  быстро  посмотрел  вверх  и   увидел
симпатичное личико в обрамлении темных кудряшек, которое быстро скрылось в
окне.
   - Дафна, - прошептал Лафайет, - как ты вовремя подоспела, девочка.
   Когда вернулись в танцевальный зал, все долго  и  от  души  смеялись  и
поздравляли Лафайета, похлопывая его по спине.
   - Это самая прелестная выходка за весь год, - давясь от смеха,  говорил
пожилой седой человек в бледно-желтых брюках до колен, с моноклем в глазу.
- Молодой Алан, кажется, получил свое, а? Хотел  немного  смошенничать,  а
парень оказался для графа слишком крупной наживкой!
   -  Ты  прекрасно  справился  с  ситуацией,  -  глубокомысленно  одобрил
Никодеус. - Смертельный исход оставил бы дурное впечатление, а так  -  ты,
конечно, достиг своей цели. Ты поступил мудро.
   Подошла Адоранна, хорошенькая как никогда, с разрумянившимися на холоде
щечками. Она положила свою руку на руку Лафайета.
   - Я так благодарна вам, благородный сэр, за то, что вы сохранили  жизнь
графу. Он получил урок, который вряд ли скоро забудет.
   В переполненном танцевальном зале раздался  пронзительный  крик,  затем
послышался сердитый женский голос. Что-то произошло, и  круг  восторженных
почитателей подвига  Лафайета  резко  поредел.  Все  вытянули  шеи,  чтобы
увидеть причину переполоха.
   - Уфф! - О'Лири  оглянулся,  отыскивая  глазами  лакея,  и,  когда  тот
приблизился с подносом, взял девятый (а может быть, это был  уже  десятый)
стакан бренди.
   - Адоранна, - начал он, -  сейчас  для  нас  весьма  подходящий  момент
оставить общество и на минутку уединиться. Я заметил, что  тут  прекрасный
сад.
   - О, Лафайет,  пойдемте  вначале  посмотрим,  отчего  это  раскричалась
герцогиня, как простая торговка рыбой,  когда  полицейский  конфискует  ее
товар.
   Она игриво потянула его за руку. Лафайет последовал за ней, впереди шел
Никодеус и призывал всех уступить дорогу ее высочеству.
   - Ах эта горничная! - послышалось  сбоку.  -  Представляете,  смазливая
распутница крутится в обществе наравне  со  своими  господами,  да  еще  в
украденном платье!
   В душе О'Лири все оборвалось. Он напрочь забыл  о  том,  что  пригласил
Дафну. Маленькая горничная, теперь уже в розовом платье, белых перчатках и
серебристых туфельках, с ниткой белого сверкающего жемчуга на шее, оробев,
стояла перед  костлявой  матроной,  облаченной  в  светло-желтое  парчовое
платье, похожее на кольчугу. Матрона грозила пальцем,  взывая  к  небесам,
при этом жилы на ее шее вибрировали, как струны виолончели, даже  диадема,
прикрепленная сверху  на  ее  жесткой  прическе,  энергично  подпрыгивала,
словно подчеркивая глубину нанесенного оскорбления.
   - ...ну, моя милая, я обязательно  прослежу,  чтобы  тебя  сначала  как
следует высекли, а потом отправили в исправительный дом, где...
   - О, прошу прощения, герцогиня! - О'Лири  шагнул  к  разъяренной  даме,
ободряюще подмигнув при этом Дафне. - Я  думаю,  тут  произошло  маленькое
недоразумение. Эта молодая леди...
   - Леди? Должна вам сказать, что это простая служанка! Какая наглость  -
появиться здесь, да еще в моем платье! Моя швея только  сегодня  закончила
его!
   - Вы, вероятно, ошибаетесь, - твердо сказал О'Лири.  -  Это  я  подарил
девушке платье и пригласил ее сюда.
   В этот момент он услышал за спиной вздох. Лафайет повернулся и  увидел,
что Адоранна смотрит на него широко раскрытыми глазами. Наконец ей удалось
взять себя в руки и даже улыбнуться.
   - Это еще одна из прекрасных шуток сэра  Лафайета,  -  сказала  она,  -
успокойтесь, дорогая Вероника, девчонка получит свое.
   - Да нет! Вы не поняли! - запротестовал О'Лири. - Произошла ошибка. Это
платье я ей подарил сегодня и пригласил на торжество.
   - Прошу вас, благородный господин,  -  вмешалась  Дафна,  я  вам  очень
признательна за то, что вы хотите выручить простую служанку, но ничего  из
этого не выйдет. Я... я украла платье - все именно  так,  как  говорит  ее
высочество.
   - Да нет же! Не делала она этого! - Лафайет замахал руками. -  Вы  что,
все тут с ума посходили? Я говорю вам...
   Герцогиня ткнула костлявым, как у скелета, пальцем в украшение на  лифе
платья:
   - Разве это украшение не с герба дома Великого Джерси, да  или  нет?  -
Голос ее просто дрожал от торжества момента.
   - Вообще-то она права, - пробормотал Никодеус в сторону О'Лири. - В чем
тут дело? Как ты подарил ей это платье?
   - Я... я... - Лафайет смотрел то на герцогиню,  то  на  Дафну,  которая
стояла опустив глаза. И тут  у  него  зародилось  подозрение,  что  с  его
способностью вызывать материальные предметы не все обстоит так гладко, как
ему могло показаться. Когда он вызвал ванную  комнату,  то  получил  бадью
вместе с ее содержимым, которая перенеслась, как сказала девушка, прямо  с
чердака, где она мылась. А когда  он  захотел,  чтобы  в  шкафу  появились
платья, то он не мог создать их из ничего,  он  просто  переместил  их  из
ближайшего шкафа - в данном случае им оказался шкаф герцогини.
   - Я заплачу за платье, - выпалил он. - Это не ее вина!  Она  не  знала,
что оно украдено, ну... то есть, я его, конечно,  не  крал.  Понимаете,  я
пригласил ее на вечер, а она сказала...
   Он заметил, что на лицах  стали  появляться  многозначительные  улыбки.
Адоранна  тряхнула  головой,  повернулась  и  величественно  пошла  прочь.
Герцогиня таращила на  него  глаза,  как  тираннозавриха-мама,  которая  с
удивлением заметила,  что  какое-то  ублюдочное  млекопитающее  высасывает
отложенные ею яйца.
   -  Адоранна,  подождите  минутку!  Я  сейчас  все  объясню!  -  Лафайет
встретился взглядом с Дафной - ее глаза были полны слез.
   - Пошли,  Лафайет,  -  потянул  его  за  рукав  Никодеус.  -  Шутка  не
получилась. Эти люди очень консервативны по части соблюдения протокола.
   - Дафна, - начал было О'Лири, - мне так жаль...
   Девушка подняла голову, посмотрела на него невидящим взглядом.
   - Я вас не знаю, сэр, - сказала она холодно, повернулась и пошла.
   - Ох, черт бы побрал все это! - Лицо  О'Лири  исказилось  гримасой,  он
опустил руки. - Лучше бы я вообще не связывался с этим проклятым платьем.
   Послышался испуганный  вскрик  герцогини,  взвизгнула  Дафна,  раздался
восторженный рев мужской  половины  публики.  Лафайет  поднял  глаза  и  с
удивлением увидел, как промелькнула в поспешном бегстве  согнутая  фигурка
Дафны - кроме серебряных туфелек, нескольких кусочков кружев  и  пунцового
румянца  смущения,  на  ней   ничего   не   было.   Сопровождаемая   бурей
аплодисментов, она исчезла в толпе.
   - Ну, это просто грандиозно, старина! - Какой-то  полный  джентльмен  в
темно-красном бархатном костюме хлопнул О'Лири  по  плечу  своей  мясистой
рукой. - Это с помощью волшебного зеркала, да?
   - Ах, сэр Лафайет, ну и лиса же вы! - Это была уже похвала  от  другого
благодарного немолодого зрителя.
   Герцогиня засопела и,  спотыкаясь,  глядя  широко  раскрытыми  глазами,
пошла прочь.
   - Куда ушла Адоранна? -  Лафайет  привстал  на  цыпочки,  глядя  поверх
голов.
   - Такими шутками не впечатлишь ее  высочество,  -  сказал  Никодеус,  -
сегодня ты ее больше не увидишь, мой мальчик.
   Лафайет глубоко вздохнул:
   - Пожалуй, вы правы. Ну, ладно. Вечер все равно  сорван.  Может,  утром
мне удастся объяснить все.
   - Даже не пытайся, - посоветовал фокусник.
   О'Лири мрачно взглянул на него.
   - Мне нужно немного времени, чтобы уточнить кое-какие детали, и  только
после этого я смогу совершать кое-какие добрые дела, - сказал он. - Может,
мне надо поспать? Но, с другой стороны, если я засну...
   - Ничего, мой мальчик. Не будет же она вечно сердиться. Иди  и  отдохни
сейчас. А утром я бы хотел кое-что обсудить с тобой.
   Вернувшись  в  комнату,  Лафайет  подождал,  пока  служанка,   двигаясь
бесшумно по комнате, не зажгла свечу. При ее тусклом  свете  он  разделся,
нагнувшись над тазом, облил голову водой и вытер полотенцем.  Потом  задул
свечу, подошел к огромной с пологом кровати  и,  откинув  угол  одеяла,  с
облегчением нырнул в постель.
   Что-то теплое и гладкое  прильнуло  к  нему.  Вскрикнув  от  изумления,
Лафайет выскочил из постели и остолбенело уставился на личико с блестящими
глазками и голое плечо Дафны, которое показалось из-под  одеяла  вслед  за
всклоченной головкой.
   - Граф Алан задал вам приличную трепку,  да?  Давайте,  я  разотру  вам
спину.
   - Хм... спасибо за то, что вы запустили  в  него  этим...  снарядом,  -
начал О'Лири, - но...
   - А, пустяки! - сказала Дафна. - Это ничего, но ваш синяк...
   - Мне еще повезло, что он не пырнул меня острием. -  Лафайет  осторожно
пошевелил рукой. - Довольно сильно болит. Но, черт подери,  что  вы  здесь
делаете?
   Она озорно улыбнулась:
   - А куда еще я могла пойти, милорд, в моем-то положении?
   - Ну... -  И  тут  Лафайет  замер,  прислушиваясь  к  какому-то  звуку.
Скрипнула половица. Похоже, кто-то крался.
   - Тс-с-с!  -  раздалось  из  темного  угла  комнаты.  О'Лири  напрягся,
вспомнив, что свою шпагу он оставил там, в углу комнаты,  где  он  сбросил
прямо на пол свою одежду. Шпага должна быть сверху.
   - Сэр Лафайет, пойдемте-ка быстрей, - прошипел голос.  -  Это  касается
благополучия ее  высочества.  Только  не  кричите,  пожалуйста!  Полнейшая
тайна!
   - Кто вы? - строго спросил О'Лири. - И как вы сюда попали?
   - Некогда разговаривать! Быстрее!
   Голос был хриплый, незнакомый.  Лафайет  с  напряжением  вглядывался  в
темноту, пытаясь разглядеть очертания непрошеного гостя.
   - Что случилось?
   - Больше ни слова! Или идешь со мной, или нет - выбирай! Нельзя  терять
ни минуты!
   - Хорошо, подождите, я надену брюки...
   Он подошел к своей одежде, надел бриджи и рубашку, сунул ноги в башмаки
и подхватил свой короткий плащ.
   - Ну, вот и все. Я готов.
   - Сюда!
   Лафайет пошел на звук голоса. Когда он проходил  мимо  кровати,  Дафна,
схватив его за руку, потянула вниз.
   - Лафайет! - зашептала она прямо  в  ухо,  -  тебе  нельзя  идти!  Тут,
наверное, какой-то обман!
   - Я должен, - так же тихо шепнул он в ответ. - Это...
   - Кто там? - резко спросил тот же голос. - С кем это вы разговариваете?
   - Да нет тут никого! - Лафайет высвободился  и  пошел  на  голос.  -  Я
всегда разговариваю  сам  с  собой,  когда  не  понимаю,  что  происходит.
Послушай! С ней все в порядке?
   - Сами увидите.
   Узкая полоска тусклого света на  стене  тут  же  увеличилась,  так  как
кто-то  раздвинул  прямоугольную,  в  сорок  футов  панель.  На  мгновение
мелькнул силуэт в плаще. О'Лири последовал за ним,  с  трудом  различая  в
кромешной  тьме  низкие  потолки  коридора  и  крадущуюся  фигуру   своего
проводника. Неожиданно он стукнулся головой о низкую  балку,  выругался  и
соскреб  паутину,  облепившую  лицо.  Воздух  тут   был   спертый,   пахло
нечистотами и мышами. Где-то в трещине стены завывал ветер.
   Они шли более или менее  прямо,  затем  неожиданно  обогнули  массивную
каменную колонну, потом повернули направо, прошли еще  футов  пятьдесят  и
уперлись  в  кирпичную  стену,  на  которой  тут  и  там  виднелись  куски
строительного раствора.
   - Тут мы поднимемся, - отрывисто произнес хриплый голос.
   Лафайет  пошарил  руками  и  нащупал  грубые  деревянные   перекладины,
прибитые к вертикальной стойке рядом со стеной. Он поднялся и,  оказавшись
в  каком-то  новом  проходе,  поспешил  за  проводником.  О'Лири   пытался
сориентироваться, в каком месте дворца они находятся -  похоже,  это  было
где-то на четвертом этаже, на полпути к западному крылу.
   Впереди послышался  легкий  скрип,  негромкий  сердитый  окрик.  Кто-то
схватил его за руку, всунул мешок из грубой ткани - мешок был  тяжелый,  и
что-то в нем звякало.
   - Эй! Что э... - кто-то мощно толкнул Лафайета вперед.  Он  споткнулся,
ударился обо что-то плечом, почувствовал, что  стоит  уже  на  коврике,  и
уловил тонкий  запах  духов.  Он  резко  повернулся  -  раздвижная  панель
захлопнулась у него прямо перед лицом. Он  пошарил  руками,  но  тщетно  -
перед ним была сплошная стена. За спиной, в комнате,  кто-то  зашевелился.
Раздался окрик  и  тут  же  резко  оборвался.  О'Лири  прижался  к  стене,
напряженно вглядываясь в  темноту.  Из  соседней  комнаты  кто-то  позвал.
Послышались торопливые шаги.
   С противоположной  стороны  комнаты  открылась  дверь,  осветив  мягким
светом кусок ковра с  богатым  орнаментом,  часть  стены,  задрапированной
парчой, и арку  позолоченного  потолка.  О'Лири  увидел  окно,  в  изящных
оборках широкую, закрытую балдахином кровать. В  проеме  двери  показалась
маленькая толстая женщина в ночном чепце, отделанном  оборками.  В  высоко
поднятой руке она несла свечу.
   - Ваше высочество! Вы что-то кричали?
   Лафайет застыл от неожиданности  -  в  огромной  постели  он  разглядел
сидящую женскую  фигурку  с  оголенными  плечами,  которая  с  не  меньшим
удивлением смотрела на него. Толстуха,  проследив  за  взглядом  Адоранны,
увидела Лафайета. Она вскрикнула, хлопнула себя ладонью по мощной груди  и
снова крикнула - теперь уже громче.
   - Тс-с-с! Это всего лишь я, - Лафайет шагнул вперед, стараясь успокоить
женщину. Она снова закричала и попятилась к кровати.
   - Остановись, злодей!  Если  хоть  один  волосок  упадет  с  головы  ее
высочества...
   - Тут какое-то недоразумение... - О'Лири указывал  на  место  в  стене,
через которое он вошел. - Кто-то пришел ко мне в комнату и сказал...
   Раздался тяжелый топот и бряцание оружия.  Два  громадных  гвардейца  в
конусообразных  шлемах,  блестящих  кирасах  и  наколенниках  ввалились  в
комнату и первым делом посмотрели в сторону  Адоранны,  которая  мгновенно
подтянула розовую шелковую простыню к подбородку.
   - Вот он! - закричала толстая фрейлина,  указывая  в  сторону  Лафайета
толстым пальцем. - Убийца! Насильник! Ночной грабитель!
   - Позвольте мне объяснить, как я  тут  оказался,  ребята...  -  Лафайет
осекся, так как гвардейцы кинулись к  нему  и  пригвоздили  его  к  стене,
приставив к груди обоюдоострые пики длиной  в  шесть  футов.  -  Произошло
какое-то недоразумение. Я был в своей комнате, уже почти спал и вдруг...
   - ..вам взбрело в голову ворваться в будуар ее высочества! -  закричала
на него толстуха. - Взгляните на  этого  гнусного  негодяя  -  полуодетый,
сгорающий от грязной похоти...
   - Я только хо...
   - Молчи, собака, - рявкнул  один  из  стражников  сквозь  зубы.  -  Кто
вынашивает черные планы относительно нашей принцессы, того  ждет  кровавая
расправа.
   - Да неужели он... - Другой стражник сверлил  О'Лири  своими  пылающими
как уголья глазами.
   - Чудовищу не хватило времени, чтобы осуществить свои грязные  замыслы,
- снова заблеяла круглолицая фрейлина. - Я стала стеной  между  ним  и  ее
высочеством, готовая отдать себя в жертву,  если  это  потребуется,  чтобы
спасти ее от этого мерзавца.
   - Он что-нибудь взял?
   - О, ради бога! - запротестовал О'Лири. -  Я  не  вор.  -  Он  взмахнул
руками. - Я... - И тут мешок, который он все еще сжимал в руке, стукнул об
стену. Лафайет тупо уставился на него.
   - Что это у него? - Один из гвардейцев схватил мешок,  развязал  его  и
заглянул внутрь.
   Через его плечо Лафайет увидел лицо Адоранны - те же совершенные черты,
только теперь она наблюдала за происходящим с каким-то недобрым интересом.
   - Ваше высочество! - Гвардеец шагнул к кровати и  опрокинул  содержимое
мешка.
   На покрывало, расшитое розочками, посыпалась сверкающая масса из колец,
ожерелий, браслетов - при свете свечи все переливалось блестками красного,
зеленого цвета. Холодным светом отливали бриллианты.  Толстая  фрейлина  с
удивлением выдохнула:
   - Это драгоценности ее высочества!
   Лафайет попытался сделать шаг, но  почувствовал  сильный  укол  пики  в
грудь.
   - Кто-то сунул мне это в руки! - пытался оправдаться он.  -  Я  шел  по
темному проходу и...
   - Хватит, ворюга! - огрызнулся тот, что ткнул его копьем чуть ли не  до
крови. -  А  теперь  давай,  пошевеливайся!  От  меня  не  потребуют  даже
извинения, если я выпущу тебе кишки.
   - Послушайте, Адоранна! Я хотел только помочь. Он сказал мне...
   - Кто? Кто был твоим сообщником в этом преступлении? - Чтобы вопрос был
понятнее, стражник снова кольнул его.
   - Я хочу сказать, что это был мужчина... ну, такой... среднего роста, в
накидке. Он пришел ко мне в комнату...
   - Но как этот негодяй проник сюда? - завопила толстая фрейлина. - А вы,
увальни, наверно, дрыхли на посту?
   -  Я  прошел  через  какую-то  раздвижную  панель,  -  сказал   О'Лири,
поворачиваясь к принцессе. - Вот, прямо тут. Она сразу же  задвинулась  за
мной и...
   Адоранна вздернула подбородок, окинула его взглядом, полным  презрения,
и отвернулась.
   - Благодарю тебя, Марта, - холодно сказала она толстой  фрейлине,  -  и
вас, джентльмены, за то, что вы так бдительно  меня  охраняете.  А  теперь
оставьте меня.
   - Но ваше высочество... - начала было толстая фрейлина.
   - Оставьте меня!
   - Адоранна, если  бы  вы  только...  -  болезненный  укол  в  солнечное
сплетение заставил О'Лири отступить.
   Стражники схватили его за руки и поволокли из комнаты.
   - Подождите! - крикнул он. - Послушайте же!
   - Завтра ты все это расскажешь палачу, - прорычал стражник. - Еще  одно
слово, и, клянусь всеми святыми, я избавлю  корону  от  расходов  на  твою
казнь.
   В коридоре Лафайет, еще не оправившийся от изумления,  заметил  впереди
перекресток. Прямо за углом, начал он импровизировать, пусть будет  стоять
м-м... полицейский. Он арестует этих двоих.
   Стражники грубо толкнули его к повороту - полицейских там не оказалось.
А жаль! Наверно, потому, что он уже видел это место раньше  и  поэтому  не
смог тут ничего изменить. Но вон та дверь впереди: она  должна  открыться,
оттуда выползет питон, и вот тут, в замешательстве...
   - Ну, иди, пошевеливайся! - Стражник грубо толкнул его к  двери.  Змея,
увы, не появилась.
   - Ага, ну, тогда оружие в кармане брюк.
   Он пощупал, но ничего не обнаружил. Ему следовало бы знать, что  ничего
из этого не выйдет: ведь он надел брюки всего несколько  минут  назад,  и,
если бы в кармане было оружие, он бы это почувствовал. А кроме  того,  как
он мог сосредоточиться, если эти два амбала все время тащат  его  куда-то?
Неожиданно О'Лири резко толкнули под  руку,  показывая,  что  теперь  надо
спуститься вниз. Он споткнулся, и в то  же  мгновение  на  него  обрушился
шквал ударов. Лафайет полетел вниз по лестнице,  дальше  и  дальше,  пока,
наконец, не очутился в  пустом  вонючем  коридоре  между  двумя  каменными
сырыми стенами. Перед ним была железная дверь, ведущая  в  низкую  камеру,
освещенную коптящими светильниками на  железных  черных  подставках.  Пока
стражники Лафайета в нескольких выразительных словах объясняли неопрятному
увальню - бледному небритому и прыщеватому губошлепу - его историю, О'Лири
прислонился к стене, пытаясь определить, какое из  ушибленных  мест  болит
сильнее.
   - Подождите... дайте только чуть-чуть перевести дух, - сказал  Лафайет.
- И тогда я вас тоже помучаю.
   Последовал удар, и О'Лири отлетел к  двери  с  решеткой.  Сильные  руки
потащили его к дубовой двери, местами покрытой плесенью.  Звякнули  ключи,
заскрипели несмазанные петли -  светловолосый  тюремщик  распахнул  дверь.
Лафайет увидел кучу хлама на каменном полу. Черт! Жаль, что ему не  пришло
в голову вообразить что-нибудь поприличнее до того, как он это увидел.
   - Похоже, для такого хлыща, как ты, это не самые лучшие апартаменты,  -
заржал надзиратель. - Тут есть солома, но я открою тебе маленький  секрет:
лучше оставайся на голом полу.  У  нас  тут  блохи  и  все  такое  прочее.
Улавливаешь?
   После этих слов последовал пинок под зад, и  О'Лири  кубарем  влетел  в
камеру. Дверь с шумом захлопнулась.





   О'Лири сидел на голом полу в полнейшей темноте. Надо будет  обязательно
прочитать о  символике  снов  у  Фрейда.  Все  эти  блуждания  в  темноте,
сопровождаемые побоями здоровенного мужика, должны означать  что-то  вроде
желания быть наказанным. А желание это, скорей всего, возникло из  чувства
вины перед Адоранной и Дафной - особенно перед первой.
   Лафайет поднялся на  ноги,  ощупью  добрался  до  стены,  затем  обошел
камеру. Окон в ней, похоже, не было, но даже если они и  были,  дотянуться
до  них  он  не  мог.  Итак,  всего-навсего  -  одна  дверь,  массивная  и
неприступная, О'Лири услышал какой-то шорох,  торопливую  возню.  Крысы...
Да... это не  самое  приятное  место,  чтобы  провести  остаток  ночи.  Он
вздохнул, в который раз сожалея, что все  эти  события  не  позволили  ему
подготовиться заранее и обеспечить себе хоть какие-нибудь удобства. Теперь
уже поздно, но, может, что-нибудь все-таки удастся...  Лафайет  представил
свечу длиной пять дюймов, лежащую на куче мусора в дальнем углу, и  спички
у себя в кармане.
   Он почувствовал толчок, как будто ехал по ровной  дороге  и  неожиданно
попал на полоску гудрона. О'Лири шарил руками, натыкаясь на  всякий  хлам,
пока не нащупал солому. Там лежали  какие-то  косточки...  Ага,  а  вот  и
огарок восковой свечи с подтеками... вот фитилек. Ну, а теперь  спички.  В
его кармане такую мелочь могли просто не  заметить.  Нащупав  их,  Лафайет
вытащил спички из кармана и  зажег  огарок.  Свеча  горела  слабым  желтым
пламенем. При тусклом свете он убедился, что был прав, представив себе эту
камеру в виде крошечной клетушки.
   О'Лири выбрал на полу место посуше и сел. Казалось,  что  он  останется
тут навсегда, если не сможет вообразить  свое  убежище  в  пансионе  мадам
Макглинт. Последние две  попытки  не  удались,  но,  собственно,  этого  и
следовало ожидать. В конце концов, кому бы удалось  сконцентрировать  свои
психические энергии, когда тебя куда-то волокут, зажав мертвой хваткой,  и
каждую секунду могут проткнуть острой как бритва шпагой?
   В конце концов, в камере хоть не бьют. Однако вернуться назад - это  уж
в самом  крайнем  случае.  Не  может  же  он  просто  исчезнуть,  даже  не
попытавшись объяснить Адоранне, как он оказался  в  ее  комнате  с  мешком
награбленного  добра.  Что  он   мог   сделать?   Если   бы   события   не
разворачивались с такой скоростью, он смог бы найти какой-нибудь выход и в
самую последнюю минуту избежать  всего  этого.  Может,  и  сейчас  еще  не
поздно? Может, Никодеус?..  Вот  кто  мог  бы  вытащить  его  отсюда.  Он,
наверно, еще и не знает  об  аресте  своего  подопечного  -  или,  Лафайет
поправил себя, - может, услышал об этом всего лишь несколько минут назад и
уже идет сюда, проходит через зал, подходит к двери с железной решеткой  и
отдает приказ о немедленном освобождении О'Лири...
   У двери послышался звук. Открылось крошечное откидное  окошко,  блеснул
свет. Лафайет увидел в отверстии лицо и мгновенно подскочил к нему.
   - Дафна! Что ты тут делаешь?
   - О, сэр Лафайет! Я так и знала, что случится что-то ужасное!
   - Да, ты оказалась права, тут что-то нечисто. Послушай, Дафна, я должен
отсюда выбраться. Я беспокоюсь за Адоранну. Интересно, кто это привел меня
в ее комнату?
   - Я пыталась им все рассказать, но они считают, что я ваша сообщница.
   - Что? Какая чушь!  Но  не  переживай,  Дафна,  Никодеус  должен  скоро
появиться.
   - Он делал попытки, сэр, но король пришел в ярость. Он  сказал,  что  с
вами все решено, вас поймали прямо на месте преступления.
   - Но ведь все было подстроено!
   - По крайней мере, вам не придется долго ждать в этой  ужасной  камере.
Осталось три часа до рассвета, сейчас рассвет наступает рано.
   - А на рассвете они меня выпустят?
   - На казнь, - мрачно ответила Дафна.
   - На чью казнь?
   - На в-вашу, сэр, - Дафна зашмыгала носом. - А  я  отделаюсь  двадцатью
годами тюрьмы.
   - Ну нет! Они не посмеют! Король Горубл хотел, чтобы  я  убил  дракона,
и...
   - Ну, ладно, - перебил охранник хриплым голосом,  -  ты  посмотрела  на
него, детка. С тебя поцелуй.
   Окошко с шумом захлопнулось. О'Лири застонал и снова уселся на  прежнее
место. Он не только свел на нет свои шансы на спасение, но еще и втянул  в
это ни в чем не повинную девушку. Дело оборачивалось так,  что  конец  уже
близок - второй раз в течение нескольких часов он оказался лицом к лицу  с
неминуемой смертью. Ну  и  сны,  однако!..  А  что,  если  он  вовремя  не
проснется и приговор приведут в  исполнение?  Он,  например,  слышал,  что
бывали случаи, когда людям снилось, что они падают и при этом ударяются, -
и они в самом деле умирали во сне от сердечного  приступа.  Проверить  это
трудно, да он и не мог позволить себе такой эксперимент. Делать нечего. Он
должен проснуться!
   Опершись о стену, Лафайет сидел расслабившись, его глаза были  закрыты.
Он думал о пансионе миссис Макглинт, представляя себе его крыльцо в  сером
предрассветном полумраке, темный зал, скрипучие  лестницы,  покоробленную,
покрашенную черной краской дверь в его комнату, железную ручку  на  двери,
покрытую коричневой эмалью, которая  местами  потрескалась  и  отвалилась,
затем саму комнату, спертый запах кухни, старинное дерево, пыль...
   Лафайет открыл глаза. Свечка оплыла, ее неровное пламя  отбрасывало  на
каменную стену пляшущие тени. Ничего не изменилось.  О'Лири  почувствовал,
как в нем поднимается беспокойство, словно вода, которую пытаются сдержать
дырявой посудой.
   Он решил еще раз  попытаться,  рисуя  в  воображении  шуршащую  гравием
дорожку около пансиона, прямо над головой -  запыленные  листья  деревьев,
почтовый ящик на углу, множество  магазинов  на  главной  площади,  здание
почты из потускневшего кирпича...
   Все это существовало на самом деле. Это тебе не какие-то там непонятные
сны с принцессами и драконами. А он - Лафайет О'Лири, двадцати  шести  лет
от роду, имеющий работу, которая  хоть  и  не  вызывала  у  него  большого
воодушевления, но вполне была надежной, буквально через несколько часов он
должен на ней появиться. Старик Байтворс просто сойдет с ума, если  О'Лири
опоздает, да еще если придет с затуманенными от недосыпа  глазами.  Нельзя
было терять время, попусту блуждая в каком-то фантастическом  мире,  в  то
время как его ждет реальная работа  в  реальной  жизни  с  ее  предельными
сроками, перенапряжением глаз  и  битвой  за  следующее  повышение  в  два
доллара.
   Лафайет  почувствовал  слабый  толчок.  Лица  коснулась  волна  теплого
воздуха. Он резко открыл глаза. Прямо перед ним  поднимались  клубы  пара.
Воздух был горячий и влажный. В следующее мгновение он понял,  откуда  это
неуютное ощущение,  словно  он  сидел  на  мокром  месте  и  брюки  успели
промокнуть. Лафайет вскочил на ноги и  увидел  неясные  очертания  бледных
фигур,  движущихся  в  тумане.  Фигуры  приблизились  настолько,  что   он
разглядел  розовые,  наспех  прикрытые  тела  молодых  девушек  с  мокрыми
волосами, обмотанными влажными полотенцами. О'Лири  застыл  от  удивления.
Итак, ему удалось вырваться, но, как оказалось,  он  попал  не  в  пансион
миссис Макглинт,  а  в  какой-то  арабский  рай,  наполненный  обнаженными
гуриями.
   Послышались испуганные  крики:  приближающиеся  к  Лафайету  девушки  с
визгом кинулись прочь. Идущие за ними  натолкнулись  на  О'Лири,  поспешно
прикрываясь  полотенцами,  и,  присоединяя  свои  крики  к  общему   хору,
стремительно побежали за первыми.
   - О, нет, - пробормотал О'Лири, - снова не то...
   Он быстро пошел по левой стороне, дошел до угла и услышал  шум  текущей
воды. Лафайет попробовал пойти в другую сторону - впереди виднелась темная
арка без двери. Едва он успел  дойти  до  этого  места,  как  из  соседней
комнаты на него налетело нечто огромных размеров,  облаченное  в  какие-то
немыслимые одежды. Раздался крик, который можно было сравнить разве что  с
ревом  рассвирепевшей  самки  гиппопотама,  кинувшейся  на  защиту  своего
детеныша. Мимо уха О'Лири  просвистел  сложенный  зонтик.  Он  едва  успел
увернуться. Без  всякого  промедления  ужасная  великанша,  издавая  дикие
вопли, перекрывающие своей мощью  более  слабый  хор  криков,  предприняла
новую  атаку.  Лафайет  отступал,  отражая  град   ударов,   наносимых   с
неистовством молотилки.
   - Мадам, вы не поняли! - закричал он, пытаясь  перекрыть  грохот.  -  Я
забрел сюда просто по ошибке и... - В этот  момент  О'Лири  поскользнулся.
Мелькнуло квадратное красное  лицо,  изношенное,  как  подкладной  лист  у
машинистки, с раскрытым ртом и сверкающими глазами. Последовал  удар,  как
взрыв бомбы, - и Лафайет провалился в бездонную темноту.
   - Я думаю, это было так, шеф, - произнес жирный голос. - Вчера  вечером
этот тип спрятался на мужской половине,  так?  После  того  как  помещение
закрыли, он поднялся вверх по веревке, пролез через слуховое окно,  прошел
по крыше, влез в другое слуховое  окно,  спустился  по  другой  веревке  и
прятался в душевой до тех  пор,  пока  не  начались  утренние  занятия  по
современным танцам миссис Грудлок.
   - Да? -  спросил  другой  голос,  липкий,  как  глина.  -  А  куда  он,
по-твоему, дел веревки? Съел, что-ли?
   - Да ну! Как он мог съесть сорок футов веревки, шеф?
   - А так же, как он сделал все остальное, что ты тут наплел, недоумок!
   - Как?
   - Послушайте, я, кажется, понял, шеф, - раздался взволнованный голос. -
Он переоделся сторожем!
   - Это здание охраняет  всего  один  сторож.  Ему  девяносто  лет.  Есть
отметка о его уходе после работы. Кстати, в прошлом году он жаловался, что
видел голую женщину. Да, парни, вы точно проверяли боковую дверь?
   - Она была закрыта надежней, чем пояс с деньгами у шулера, шеф.
   - Ну, а у меня такая версия, -  начал  еще  один  голос,  -  он  вошел,
переодевшись женщиной. А очутившись внутри...
   - Он надел узкие бриджи и плащ и напал на старую леди Грудлок. Ха!
   Дискуссия продолжалась. О'Лири сел, поморщившись от боли в затылке и  в
других частях тела, которое представляло, казалось, коллекцию  болезненных
точек - от удара  меча  Алана,  от  уколов  гвардейцев  пиками,  ну  и  от
всевозможных других  пинков,  ударов  и  падений.  Лафайет  огляделся.  Он
находился в маленькой комнатке с  бетонным  полом  и  цементными  стенами,
побеленными известкой. Тут же стоял унитаз без какой-либо крышки  ("Совсем
даже не лишняя вещь", - отметил про себя О'Лири), раковина с одним  краном
и зеркалом наверху. К стене были привинчены две лавки. На  нижней  он  как
раз и сидел. Через широкую дверь с  железной  решеткой  была  видна  часть
коридора, выкрашенного в коричневый цвет двух оттенков,  и  другая  дверь,
тоже с решеткой. За ней располагалась группа мужчин в широких  темно-синих
костюмах и брюках, вытертых на заду до блеска.  Поверх  широких  бедер  на
ремнях болтались кобуры из толстой кожи.
   Лафайет встал и подошел к маленькому зарешеченному окошку. Первые  лучи
солнца едва коснулись лужайки перед окном - все вокруг еще было  наполнено
дремотой. Он увидел парк с пушкой  времен  гражданской  войны  и  улицу  с
второсортными магазинами города Колби Конерз. О'Лири попятился и снова сел
на лавку. Он был дома - по крайней  мере  это  уж  можно  было  утверждать
точно. Но как, во имя всех святых,  каким  образом  он  попал  в  окружную
тюрьму? После того как  он  побывал  в  подвалах  дворца,  Лафайет  мог  с
уверенностью сказать, что его нынешние апартаменты значительно совершеннее
аналогичных артезианских заведений, и потом...
   - Ах, да, гурии, этот пар и огромная женщина с зонтом...
   - Слушай, шеф,  -  заговорил  полицейский  с  неприятным,  как  наждак,
голосом, - а какую статью мы повесим на этого шутника?
   - Что ты имеешь в виду - какую статью? Подсматривание, нарушение  права
владения, взлом, кража?
   -  Мы  не  обнаружили  сломанных   замков,   шеф.   Может,   незаконное
проникновение, но вход в баню никому не запрещен.
   - Но не в женскую же половину! Да кроме того, он еще, небось, и  стянул
что-нибудь!
   - Нет, не успел. - Оценив реплику, полицейские грубо заржали.
   Тут прорезался снова тот, с нетерпеливым голосом:
   - Так какое наказание будет ему за то, что  он  подглядывал  за  голыми
бабами, шеф?
   - Да, шеф, а разве можно инкриминировать ему слежку, если он  занимался
этим средь бела дня, открыто?
   О'Лири перестал слушать эти юридические споры. Тут  было  что-то  очень
странное. Из того, что говорили полицейские, было ясно, что он очутился  в
женской бане. Уж это-то точно был  не  сов,  свидетельством  чего  служила
шишка на затылке. Она образовалась, когда пол из плиток неожиданно  поплыл
вверх и сильно стукнул его по голове. А эта бой-баба позвонила в  полицию,
и теперь он в камере. Но как и почему он оказался в душевой комнате -  вот
бы что сначала выяснить. Он находился сейчас где-то в  пяти  кварталах  от
пансиона миссис Макглинт. Вдруг его осенило: ведь приблизительно такое  же
расстояние разделяло таверну "Секира и дракон" и дворец. Значило  ли  это,
что он на самом деле прошел то расстояние, которое он проходил во  сне?  И
вообще, передвигался ли он, когда видел во сне, что идет?  Но  на  нем  не
было пижамы.
   Лафайет оглядел себя - да, он был в брюках.  Узкие  брюки  темно-синего
цвета были слегка вытянуты на коленях. На ногах  -  неглубокие  башмаки  с
тонкими подошвами и серебряными пряжками.
   В нем нарастало волнение, подобно  нарастающему  звуку  приближающегося
барабана.  Все-таки  тут  есть  что-то  странное,  самогипнозом   это   не
объяснишь.
   Артезия - это не сон; одежда,  которую  он  там  получил,  была  вполне
реальна. А если одежда  настоящая  -  он  снова  потрогал  ее  и  потянул,
убедившись в абсолютной материальности ткани, - то, может, и все это тоже?
   Но тогда получается какая-то идиотская история! О'Лири снова встал. Его
раны и шишки тут же неприятно напомнили о себе. Вот и они тоже  совершенно
настоящие. Лафайет оглядел камеру. Ну, не могло же быть так, что ты лег  в
постель и заснул, а потом проснулся и узнал, что все  это  было  на  самом
деле! Может, он был дома и  видел  сон,  что  он  в  Артезии,  а  там  ему
приснилось, что он в тюрьме?
   "Черт! Если это так, то он, похоже, безнадежно влип".
   О'Лири ощупал рукой стену - она была шершавая, холодная и твердая. Даже
если это не настоящий цемент, то уж очень похожий.
   Лафайет вернулся к лавке и сел. Да, ему будет  очень  трудно  объяснить
все это мистеру Байтворсу. Когда разнесется слух,  что  его  арестовали  в
женской душевой и при этом на нем были весьма странные брюки и  рубашка  с
кружевами, - тогда все, прощай, работа. Даже если  полиция  его  выпустит,
что очень маловероятно, судя по тому, в чем его хотят обвинить. Он  должен
что-то сделать. Но что? Если бы он оказался снова в Артезии, можно было бы
представить  себе  ключ  от  своей  комнаты,  а   потом   действовать   по
обстоятельствам. А здесь, в  Колби  Конерз,  все  складывается  не  так-то
просто.  Твердые  предметы  остаются  по-прежнему  твердыми.   Если   тебе
потребуется, скажем, телефон, то ты  должен  сначала  отыскать  где-нибудь
любой аппарат фирмы "Бел". Это не то что свистнул - и на тебе...
   Лафайет  сидел,  пытаясь  контролировать  и  сдерживать   свое   пылкое
воображение. В конце концов кто, как не он, создал во сне всю эту Артезию?
Почему бы тогда не представить маленький телефонный аппарат? Он может быть
где-нибудь в коридоре, на стене. И вот если бы он смог дотянуться до  него
сквозь решетку... Стоит попробовать.
   О'Лири встал, потихоньку подошел к двери и украдкой выглянул в коридор.
Там никого не было. Итак - путь свободен. Он  закрыл  глаза  и  представил
себе телефонный  аппарат  на  каменной  стене.  Вокруг  нацарапаны  разные
номера, а ниже болтается потрепанная телефонная книга...
   Лафайет осторожно потянулся, но ничего не обнаружил. Глубоко  вздохнув,
он собрал все свои силы. Ну, вот тут, - шептал он, - чуть-чуть правее...
   Рука нащупала что-то твердое и прохладное.  О'Лири  схватил  предмет  и
подтянул поближе. В его руках оказался старомодный  телефонный  аппарат  с
микрофоном в виде медного рожка. Он поднял висевший наушник и задумался. В
лаборатории у Никодеуса он  не  видел  телефона,  но  его  можно  было  бы
установить. Там  было  много  закрытых  шкафов  с  массивными  деревянными
дверями. Внутренность одного из них как раз подходящее место для телефона.
Например, вот этот - сразу как войдешь в лабораторию, слева, у двери.
   -  Центральная,  -  звонко  произнес  механический  голос,   -   номер,
пожалуйста.
   - Ах, да! 9534... 900... 211, - машинально произнес  Лафайет,  заметив,
что номер возник в голове сам собой.
   - Спасибо, не кладите трубочку, пожалуйста.
   Он слышал гул, время от времени  прорезаемый  треском,  затем  раздался
громкий щелчок и сразу за ним  -  резкие  длинные  гудки,  чередующиеся  с
паузами. А что, если Никодеуса нет дома? Полицейские могут в любой  момент
заметить его. Наконец послышался короткий зуммер и за ним  чье-то  тяжелое
дыхание.
   - Алло, - вкрадчиво произнес глубокий голос.
   - Никодеус! - Лафайет прижал наушник.
   - Лафайет! Это ты, мой мальчик? Я думал... я боялся...
   - Давайте оставим пока это. Кажется, я допустил пару небольших ошибок и
сейчас...
   - Лафайет! Как вы узнали мой номер? Он ведь нигде  не  зарегистрирован,
и...
   - У меня свои методы, но об этом позже. Мне нужна помощь. Я хочу знать,
где, вернее, я имею в виду, как - о, черт, я не знаю, что мне надо!
   - Я что-то не пойму. Где ты сейчас находишься?
   - Я бы сказал, да боюсь, вы не поймете. Понимаете, вас  на  самом  деле
нет, я просто создал вас в своем воображении, а потом, когда Горубл бросил
меня в тюрьму, я решил проснуться - и вот теперь я тут.
   - Лафайет, ты, похоже, повредился головой, бедняга!  Так  вот,  о  моем
телефоне...
   - Да черт с ним, с твоим телефоном! Вытащи меня отсюда!  Дюжина  глупых
полицейских  вокруг  обсуждают,  за  какое  из  шести  приписываемых   мне
преступлений можно посадить на год, без права освобождения под залог.
   - Ты думаешь, что полицейские ничего не слышат, да?  -  зарычал  кто-то
угрожающим голосом и вырвал у Лафайета телефон.
   О'Лири увидел перед собой  рыжего  полицейского  с  толстыми  губами  и
давнишними шрамами на скулах, полученными на  ринге.  В  его  облике  было
что-то бычье-тупое.
   - Никаких разговоров без разрешения шефа,  ясно?  -  Полицейский  убрал
телефон. - Да, с тебя десять центов за звонок.
   - Запиши это на мой счет, - ехидно ответил Лафайет.
   Полицейский фыркнул и удалился.
   Тяжело вздохнув, О'Лири вытянулся на жесткой лавке и закрыл глаза.
   С ума сойти - ведь единственная возможность выбраться из этой  ситуации
- это воспользоваться тем же самым путем, которым он попал сюда. Все,  что
теперь надо сделать - это ускользнуть в какой-нибудь другой  сон:  на  сей
раз приятный  и  спокойный,  чтобы  можно  было  отдохнуть.  К  черту  эти
романтические старые улочки,  уютные  таверны  и  прекрасные  принцессы...
Правда, Адоранна была великолепна  -  в  своей  тонкой  ночной  сорочке...
Чертовски стыдно, что он вынужден был исчезнуть, оставив ее  в  убеждении,
что он лгун и мошенник. Не встречался ли ему раньше тот  человек,  который
пришел за ним тогда? Кто его послал - и зачем? Может, Алан?  Нет,  граф  -
просто напыщенное ничтожество, такое коварство не для него. Просто я встал
у него на дороге. Никодеус? Но что могло им двигать?
   Эти размышления были прерваны возникшим ощущением скольжения, как будто
потолок куда-то бесшумно  поплыл.  О'Лири  сел  и  посмотрел  в  окно.  На
подоконнике стояла герань в горшочке, а на окне висели занавески в красную
клетку.
   Откуда это? Лафайет вскочил и ошалело  стал  озираться  вокруг.  Низкие
потолки, неровный пол,  всюду  идеальная  чистота,  кровать  с  периной  и
спинками из полированного дерева, табуретка на трех ножках и дверь, обитая
деревянными планками. Бетонные стены, окно с решеткой, полицейские,  дверь
с решеткой - все исчезло. О'Лири подошел к окну и выглянул на  улицу.  Она
круто поднималась вверх. Слышался звон кузнечного молота, крики торговцев,
расхваливающих свой товар. На  другой  стороне  улицы  возвышались  фасады
домов с каменным низом и деревянным верхом. А дальше, за ними  были  видны
флажки на башнях замка. Он снова был в Артезии!
   Лафайет поймал себя на том, что глупо улыбается. Несмотря ни на что, он
был рад снова оказаться здесь. А коли  так,  надо  будет  выкроить  время,
чтобы уладить это недоразумение с Адоранной.
   О'Лири быстро умылся из  тазика,  стоящего  в  углу  комнаты,  заправил
рубашку, пригладил волосы, бросил на кровать одну из мелких золотых монет,
которые обнаружил в кармане, и вышел на улицу.
   Как оказалось,  звуки  молота  разносились  из  мастерской  с  вывеской
"Оковка колес в присутствии заказчика".  Рядом  стояла  опрокинутая  набок
деревянная паровая машина. Два ее колеса болтались в воздухе.  Для  одного
из них кузнец выковывал новый обод.
   Лафайет свернул на  первую  улочку,  ведущую  в  центр,  ко  дворцу,  и
оказался среди шумной  толпы  снующих  дородных  артезианских  домохозяек,
вышедших  с  утра  пораньше  за  покупками.  Его   носа   коснулся   запах
свежеиспеченного  хлеба.  О'Лири  почувствовал  дикий  голод.  Сколько  же
времени он не ел? Похоже, с тех пор как...
   Лафайет вошел в уютное помещение с двумя столиками и заказал пирожные и
чашечку кофе у краснощекой девушки в накрахмаленном  переднике.  Когда  он
полез за деньгами, ему пришла  в  голову  мысль  о  том,  что  полицейские
наверняка ищут его по всему городу и поэтому не стоит  оставлять  следы  в
виде золотых монет. Вот если бы у него среди соверенов  нашлось  несколько
монет поменьше... О'Лири сосредоточился,  представляя  серебряные  монеты,
после чего проверил содержимое карманов. Кажется,  получилось!  Он  выбрал
четвертной, отдал его девушке и направился к выходу.
   - Прошу прощения, сэр!  -  крикнула  она  ему  вслед.  -  Вы  дали  мне
иностранные деньги. Вы, наверно, ошиблись?
   - Да нет. Это американская монета в двадцать пять  центов...  -  сказал
Лафайет и осекся. - Извините.
   Он извлек золотую монету и протянул ее девушке.
   - Сдачи не надо. - О'Лири улыбнулся и шагнул к двери.
   - Но, сэр. Это же целый соверен! Подождите секунду, я заскочу  в  лавку
мистера Самуэля напротив...
   - Не стоит. Я... гм... тороплюсь.
   Лафайет стал подниматься по ступенькам, девушка бросилась за ним.
   - Да вы с ума сошли, сэр! - изумленно воскликнула она. - Соверен  -  за
двухпенсовые пирожные!
   На  них  начали  обращать  внимание.  Вдруг  одна  женщина,   с   резко
выпирающими вперед скулами и корзинкой  на  руке,  рванулась  так,  словно
кто-то дернул ее за веревку. Она указывала на О'Лири пальцем.
   - Это он! - заверещала женщина. - Я видела этого негодяя так же близко,
как сейчас, когда вчера вечером в Большом зале подрезала фитили.
   Лафайет бросился прочь, свернул за угол и понесся  что  было  мочи.  За
спиной раздались крики и топот преследователей. Он оглянулся и увидел, что
из-за угла появился широкоплечий мужчина в расстегнутом жилете.  Он  бежал
следом, неуклюже переставляя ноги.
   О'Лири прибавил скорость и чуть не попал под машину,  груженную  разной
мишурой и миниатюрными бело-розовыми артезианскими флагами. Лафайет  резко
затормозил и свернул в узкую улочку. Тяжело топая по мостовой, он  побежал
к видневшейся впереди церковной стене. Вдруг кто-то  выскочил  из  боковой
улочки и, широко расставив руки, остановился,  пытаясь  задержать  О'Лири.
Лафайет толкнул его  в  грудь,  перепрыгнул  через  растянувшееся  тело  и
заскочил во двор, окруженный стеной высотой в  восемь  футов.  Подбежав  к
стене, он подпрыгнул, ухватился за верх, подтянулся и перевалил на  другую
сторону. Лафайет оказался в крошечном дворике.  Какой-то  старик  большими
ножницами подрезал кусты роз. Увидев,  как  О'Лири  шмыгнул  мимо  него  в
дверь, он от удивления раскрыл свой беззубый  рот.  Лафайет  промчался  по
короткому темному коридору, в котором приятно  пахло  древесным  дымом,  и
выскочил на спокойную боковую улочку. Остановившись на  мгновение,  О'Лири
перевел дух и осмотрелся.
   Один из  преследователей,  который  свернул  за  угол  кварталом  выше,
заметил его и закричал. Лафайет рванул вниз по  улице.  Жаль,  что  он  не
успел вовремя свернуть в тот переулок впереди, тогда бы он был вне поля их
зрения...
   Улица сделала поворот и вывела О'Лири на рыночную площадь  с  фонтаном,
окруженным цветочными лотками, заполненную толпой покупателей.
   Восходящее из-за башен собора солнце придавало какую-то  необыкновенную
живописность представшей перед Лафайетом  картине.  Манящая  вперед  улица
поворачивала  налево.  Пригнувшись,  он  прокладывал  себе  дорогу  сквозь
гудящую толпу. О'Лири казалось, что если он сольется с этой  массой  и  не
будет возвышаться над ней, то его не  заметят.  Согнув  спину  и  наклонив
голову, Лафайет продолжал свой путь. Люди расступались  перед  ним,  давая
дорогу. Какая-то женщина с добрым лицом подала ему медный  грош.  Безногий
нищий, сидящий на углу под фонарем и собирающий  милостыню  в  потрепанную
шляпу, бросил на О'Лири презрительный взгляд:
   - Эй, парень! Ты что, вступил в профсоюз?
   Быстро миновав нищего, Лафайет выпрямился  и  резво  зашагал  вверх  по
улице. Его осенило, что план этого города был почти такой же, как и  Колби
Конерз. Отличие заключалось только в том, что Колби Конерз располагался на
равнинной местности, а здесь улицы петляли, то поднимаясь вверх на  холмы,
то спускаясь в долину. Это, конечно,  вносило  определенный  романтический
аромат по сравнению с равнинным ландшафтом.
   Улица, на которой он находился, была очень похожа на ту, что  проходила
мимо аптеки Пота и лавки скобяных товаров Хэмбенгера. Ну, а если это  так,
то, повернув чуть подальше направо, а потом еще раз направо, можно попасть
в парк и там попытаться оторваться от своих  преследователей,  тем  более,
что он снова слышал  их  голоса.  Поворачивая  за  угол,  Лафайет  боковым
зрением заметил их. Впереди всех бежал верзила, вооруженный вилами.
   Добежав до следующего поворота, О'Лири свернул за  угол.  Дорога  пошла
вверх. С облегчением он увидел, что чуть  дальше  здания  заканчиваются  и
начинается заросший участок.
   Лафайет нырнул в траву и, спрятавшись за живой изгородью, наблюдал, как
его преследователи промчались мимо. Как ему показалось, никто  из  них  не
заметил, где он спрятался. Может быть, хоть на какое-то время он  будет  в
безопасности. Прячась за живой изгородью,  О'Лири  осторожно  пробрался  к
участку, где росли туи. Здесь, между деревьями, он и устроил себе убежище.
Было  тихо.  Солнечные  лучи,  проходя  сквозь  густые   заросли,   слегка
рассеивали приятный изумрудный полумрак. Лафайет расположился поудобнее на
ковре из хвои и  приготовился  ждать,  пока  не  стемнеет.  Очевидно,  что
история о том, что он ворвался в спальню к принцессе, облетела весь город.
Пока он не разберется с этим недоразумением, тут ему не будет ни мира,  ни
покоя.
   Когда О'Лири  покидал  свое  убежище,  из-за  башен  собора  показалась
аппетитная, как персик, луна. Улицы, едва  освещенные  стоящими  на  углах
фонарями, были пустынны. То тут, то там на темных фасадах домов  светились
теплым желтым или оранжевым светом редкие окна, отбрасывая заплатки  света
на мостовую. Лафайет быстро пересек  парк  и  оказался  у  высокой  стены,
окружающей территорию дворца. Кстати, сам дворец  располагался  в  том  же
самом месте, что и здание Ассоциации молодых христиан в Колби Конерз.
   Впереди, на расстоянии в полквартала, были видны  ворота  и  часовой  в
кивере из медвежьей шкуры, стоящий по  стойке  "вольно"  возле  караульной
будки. Не стоит даже пытаться пройти - его тут же узнают.
   О'Лири пошел в противоположную сторону. Спустя десять минут, прячась  в
густой тени вязов, Лафайет вскарабкался  на  стену,  пользуясь  небольшими
выступами на ее поверхности, и  заглянул  внутрь  двора.  Охраны  не  было
видно. Осторожно подтянувшись, он перекинул  ногу  и  сел  верхом.  Задрав
голову, он  увидел,  что  ветви  дерева,  в  тени  которого  он  прятался,
расположены слишком высоко и вряд  ли  смогут  помочь  ему  спуститься  на
землю.
   Неожиданно внизу послышался топот ног и звук, который нельзя было ни  с
чем спутать, - звук вынимаемой из ножен стали.
   - Держи негодяя! - рявкнул чей-то голос.
   Вздрогнув от неожиданности, Лафайет  покачнулся,  ухватился  за  стену,
пытаясь сохранить равновесие. Руки  его  сорвались,  и  он  со  сдавленным
криком рухнул вниз. Падая, он видел отражение света от  обнаженной  шпаги.
О'Лири еще  успел  представить,  как  он  извивается,  нанизанный,  словно
букашка,  на  шпагу.  В  последний  момент  ему  каким-то  чудом   удалось
увернуться, и он плашмя рухнул на человека внизу. Удар был такой силы, что
тот испустил дух. Приподнявшись, Лафайет посмотрел на стражника,  лежащего
на спине без движения. Слева  кто-то  крикнул.  О'Лири  вскочил  на  ноги,
попытался восстановить дыхание  и,  шатаясь,  устремился  туда,  где  была
погуще тень. Стражники уже бежали. Он прижался к  стволу  самого  высокого
вяза, толщиной фута в три, стараясь унять тяжелое дыхание.
   - Это Мортон, - прогудел низкий голос, - кто-то пришиб его.
   - Он не мог далеко уйти, - пробасил другой.
   - Ты там посмотри, Хими, а я тут проверю...
   О'Лири старался сдержать хрип,  вырывавшийся  из  его  груди.  Стражник
находился совсем близко. Было слышно, как он  лупит  шпагой  по  кустам  у
стены. Когда стражник отошел футов на шесть, Лафайет немного расслабился и
решил перебежать через дорогу к кустам, которые росли чуть в стороне.
   - Хватай его, Хими! - крикнул один из преследователей.
   Лафайет заметался в поисках укрытия, залез в какую-то грязь, прополз по
ней, потом, приподнявшись, все-таки перебежал на другую сторону и юркнул в
заросли. Словно из-под земли прямо перед ним  возник  высокий  стражник  в
шляпе с загнутыми полями. Угрожающе подняв шпагу над головой, он с  криком
ринулся в атаку. О'Лири увернулся и побежал вдоль живой изгороди,  которая
в этом месте поворачивала направо, и  чуть  не  угодил  в  пруд,  поросший
лилиями. Он едва успел затормозить,  ухватившись  за  мраморную  скамейку,
стоящую на берегу пруда, как тут же сзади послышался крик и всплеск  воды.
Его  преследователь  не  рассчитал   и   загремел   в   прибрежную   тину.
Воспользовавшись  моментом,  О'Лири  сиганул  в  обширную  тень  дворца  и
устремился вправо, огибая  ярко  освещенный  фонарями  павильон.  Судя  по
доносившимся крикам, теперь за ним охотилось много народу.  Большая  часть
из них была позади, но крики раздавались и спереди, и  справа.  Только  бы
ему удалось добежать не замеченным до стен дворца и спрятаться там...
   Откуда-то спереди выскочили два  человека  и,  увидев  Лафайета,  резко
остановились.
   - Они побежали туда! - крикнул О'Лири.
   Стражники круто развернулись и стремительно исчезли  из  вида.  Лафайет
добежал до аллеи, которая вела  ко  дворцу,  и,  прячась  в  кустах,  стал
пробираться вдоль нее. Из-за деревьев показалось крыло массивного  здания.
О'Лири добрался до конца аллеи и укрылся в густой тени. Впереди,  ярдах  в
пятидесяти, он увидел  человека,  внимательно  разглядывающего  кусты,  из
которых он только что выскочил.  Лафайет  поспешил  спрятаться  в  плотных
зарослях плюща, вьющегося по стене дворца. В  этот  самый  момент  человек
обернулся.
   - Эй, ребята, он тут!
   О'Лири пробормотал  проклятие  и  начал  пробираться  вдоль  стены  под
завесой плюща, плотно обвивающего грубообтесанные  каменные  блоки.  Рядом
раздались шаги. Лафайет замер. Совсем рядом слышались голоса. Было слышно,
как стражники рубили плющ шпагами.
   - Похоже, мы уже его тут и пришили... А  ну-ка,  -  крикнул  кто-то,  -
давайте вырубим этот плющ и растащим его.
   Шпаги снова  застучали  по  камням.  О'Лири  закрыл  глаза,  припоминая
расположение дворца. Это, похоже, была юго-западная часть здания. Здесь он
еще ни разу не был, поэтому все  должно  получиться.  Он  представил  себе
дверь, просто маленькую дверь, на высоте одного - двух футов от земли...
   Дверь была дубовая, видавшая и стужу и  зной,  но  все  еще  достаточно
крепкая. Железный засов на ней основательно заржавел.  Так  как  она  была
закрыта плющом, заметить ее было довольно  трудно.  Эта  дверь  прикрывала
вход в забытый коридор, который вел неизвестно куда.
   Наконец в безмолвном пространстве вселенной  послышался  обнадеживающий
щелчок. Лафайет открыл глаза и почувствовал, что он уже где-то  на  стене.
Звуки клинков доносились откуда-то снизу. Его руки сначала нащупали грубое
дерево косяка, а потом и саму дверь, размером четыре  на  пять  футов.  Ее
петли проржавели, а на засове, чье состояние было ничуть не лучше  петель,
висел огромный замок. Вздохнув с облегчением, О'Лири  толкнул  дверь.  Она
немного подалась, но затем, под тяжестью засова, вернулась  на  место.  Он
толкнул сильнее, и проржавевшие винты со скрежетом выскочили из дерева.
   - Эй, ребята! Слышите? Что это?
   Стражники стали лихорадочно разрывать  руками  плотные  заросли  плюща.
О'Лири еще раз подналег на  сопротивляющуюся  дверь,  и  тут  наконец  она
открылась. Лафайет проскользнул внутрь и с трудом закрыл ее за  собой.  На
полу, прямо перед дверью, лежал деревянный засов, а на косяке, по бокам, -
две скобы для его крепления. Едва он успел поднять засов и  поставить  его
на место, как услышал, что кто-то начал ломиться в дверь снаружи.
   - Эй, Сарж! Смотри, дверь!
   Какое-то время из-за двери был слышен разговор, шум, потом кто-то начал
колотить в нее.
   - Да нет. Тут он не мог пройти. Тут же закрыто!
   - А если этот парень на самом деле колдун?
   - Вообще-то закрытая дверь для него не препятствие...
   О'Лири разглядывал узкий, с низкими потолками проход,  ведущий  куда-то
вглубь. Он был несколько похож на тот, которым его вели в покои  Адоранны.
Сколько же времени прошло с тех пор? Меньше суток, а ощущение  такое,  что
несколько дней. Что же касается этого прохода, то похоже,  он  был  частью
общей системы ходов, пронизывающих весь дворец. Если ему  повезет,  то  он
сможет найти дорогу в покои принцессы и объяснить  ей,  что  произошло  на
самом деле. Главное сейчас - это чтобы его не обнаружили.
   Лафайет продвигался по проходу, почти ничего не различая.  То  тут,  то
там были видны тусклые полоски света, проникающие сквозь плохо  заделанные
швы в стенах. Футов двадцать проход шел прямо, затем поворачивал  направо.
Почти сразу же за поворотом показалась дверь.  О'Лири  дернул  задвижку  -
дверь открылась, и он  очутился  в  просторной  чистой  комнате  с  ровным
настилом. Она была заставлена какими-то  громоздкими  темными  предметами,
которые  по  форме  и  размерам  напоминали  пианино.  Вдоль  левой  стены
светились массивные циферблаты. Их тусклый свет отражался  в  полированной
арматуре и создавал какую-то причудливую  картину.  Справа,  под  широкими
экранами, напоминающими телевизионные,  располагалось  большое  количество
панелей, приблизительно таких, какие используются для  пультов  управления
компьютерами.
   Все  это  вместе  напоминало  Лафайету  центр  управления  космическими
полетами. Как все это могло попасть в незатейливую Артезию? Правда, он уже
видел  во  дворце  электрические  лампочки  и  ряд  простых   механических
устройств, но все виденное раньше не шло ни в какое сравнение с  тем,  что
он обнаружил здесь. Все это было трудно объяснить, разве что Никодеус  мог
знать  об  этом  что-нибудь.  Наверно,  так  и  есть.  С  этим  придворным
волшебником  не  так-то  все  просто.  Например,  этот  его   фотоаппарат,
замаскированный под зажигалку...
   Однако все это нисколько не продвинуло поиски Адоранны.  О'Лири  закрыл
дверь. С внутренней  стороны  она  была  укреплена  толстым  металлическим
листом на болтах. Такую дверь не так-то просто выломать. Он прошел  дальше
по коридору и наткнулся еще на одну тяжелую металлическую  дверь,  похожую
на те,  которые  используют  для  больших  мясных  холодильников.  За  ней
оказалось  еще  больше  современных  приборов.  Может,  все  это   устроил
Никодеус, чтобы запасать продукты в сезон? Ничего нельзя лучше  придумать,
чтобы предстать настоящим волшебником в глазах короля-гурмана, выставив на
стол среди зимы блюдо свежезамороженной клубники.
   Футах в тридцати от "холодильника" коридор упирался  в  тупик.  Лафайет
постучал по стене, в поисках скрытой двери, но ничего не обнаружил. Он уже
было решил вернуться назад, как  вдруг  замер,  услышав  впереди  какой-то
звук.
   О'Лири стоял,  настороженно  прислушиваясь,  вдыхая  затхлый  воздух  и
стараясь сдержать свое шумное дыхание. Звук повторился -  это  был  мягкий
скрип. Лафайет прижался к стене. Было видно какое-то движение  -  пляшущее
тени на темном фоне. Что-то громоздкое, согнутое, доходившее ему до пояса,
двигалось по направлению к нему.  От  волнения  О'Лири  удалось  сглотнуть
только со второго раза. Неудивительно, что в этих потайных ходах ему никто
не встретился. Раньше он никогда не верил в существование призраков, но...
Теперь это нечто было совсем близко, не более чем в двух ярдах. Оно стояло
в темноте, чего-то ожидая. Лафайет представил себе, что  перед  ним  стоит
домовой  с  растопыренными  когтями  и  изучает  его  своими  дьявольскими
глазами.
   Он ощупал карманы - оружия не было. Черт бы побрал его рассеянность! Но
не может же он просто стоять и ждать, пока это чудовище нападет  на  него.
Лучше уж атаковать вслепую. Сразиться с ним - что бы это ни было.  Лафайет
глубоко вздохнул и шагнул вперед...
   - А, сэр Лафайет, - проворковал кто-то вкрадчиво.  -  Что  это  вы  тут
делаете?
   От  неожиданности  Лафайет  подскочил,  больно  ударившись  головой  об
потолок, затем, расслабившись, осел по стене.
   - Йокабамп... - выдохнул он. - Не ожидал вас тут встретить.





   - Вам повезло, что это  я  наткнулся  на  вас,  -  сказал  Йокабамп.  -
Пригнитесь, тут низкая арка.
   Следуя за ним, Лафайет  обогнул  огромное  бревно,  которое  наполовину
загораживало и без того узкий проход.
   - Это уж точно, - согласился с ним Лафайет. - Без вас я бы ни за что не
выбрался отсюда. Интересно, сколько людей знают про эти тайные ходы?
   - Немного.
   - В следующий раз, когда за мной будут гнаться, я буду по крайней  мере
знать, где можно спрятаться.
   - Кое-кому может не понравиться, что я  вывожу  вас  отсюда,  -  сказал
карлик.
   - Я могу объяснить всю эту нелепую ситуацию и  то,  как  я  оказался  в
покоях ее высочества, - начал О'Лири.
   - Да бросьте, сэр Лафайет. Я всего  лишь  шут  при  дворе.  Смешу  этих
господ, немного облегчая им жизнь. А вам я доверяю.
   - Это потому, что у меня есть перстень с секирой и драконом?
   - Нет. Я в эти байки не верю. Да и вообще, эту легенду состряпал старик
Горн, когда только начинал свое поприще. Знаете, народ бурлил,  надо  было
их чем-то успокоить. Они, похоже,  любили  старого  короля.  А  кто  тогда
слышал о каком-то кузене Горубле? Да и сейчас многие считают, что по праву
трон должен принадлежать ее высочеству.
   - Надо полагать, что король не очень-то популярен в народе?
   - Да нет. Он - ничего. Ну, может, немного строг, но за это  его  нельзя
винить, поскольку этот гусь Лод устроил спектакль вместе со своим любимцем
драконом.
   - Я это воспринимаю как сказку, а ты?
   - Ну, собственно говоря, я его никогда не видел.
   - Хм... Никто из тех, с кем я встречался, его не видел, но все верят  в
него.
   - Ну вот, мы и пришли, - Йокабамп остановился перед голой стеной. - Вот
здесь  как  раз  находится  потайная  дверь,  ведущая  в  опочивальню   ее
высочества. Я полагаю, вы отдаете себе отчет в том, что вы делаете.  Я  не
спрашиваю вас, зачем вы туда идете. Если я кому-то доверяю, то доверяю  до
конца.
   - Знаете, это очень благородно с вашей стороны, Йокабамп. Поверьте, что
я действую исключительно в интересах ее высочества.
   - Разумеется. Только прошу вас, сэр  Лафайет,  дайте  мне  пять  минут,
чтобы я успел исчезнуть, ладно? Если у вас что-нибудь пойдет  не  так,  то
мне не хотелось бы оказаться где-нибудь поблизости.
   - Если меня схватят, то я про вас не упомяну. Если вас это беспокоит.
   - Желаю удачи, сэр Лафайет, - прожурчал карлик.
   Послышался легкий шорох, и О'Лири остался один. Он  подождал,  медленно
сосчитав до трехсот, затем нащупал руками дверь. Отыскав защелку,  Лафайет
повернул ее, и дверь плавно подалась в сторону. О'Лири заглянул  в  темную
комнату. Буквально несколько часов  назад  он  проходил  через  эту  самую
дверь, подталкиваемый сильной рукой. И вот он снова здесь, но  теперь  уже
по своей воле.
   Он шагнул на ковер с глубоким ворсом и увидел большую мягкую кровать.
   - Адоранна! - шепнул он, осторожно двигаясь вперед. - Только не  кричи.
Это я - Лафайет. Я хочу объяснить...
   Он замолк. Даже при слабом  лунном  свете,  проникающем  сквозь  тонкие
шторы на высоких окнах, было видно, что кровать пуста. Пятиминутные поиски
подтвердили, что в комнате никого нет. О'Лири стоял у туалетного столика в
золотисто-белых  тонах,  украшенного  затейливой  резьбой.  Он   даже   не
предполагал, что отсутствие Адоранны так угнетающе подействует на него.  А
собственно говоря, с чего это он решил,  что  Адоранна  обязательно  будет
здесь? Может быть, во дворце сейчас какой-нибудь  бал,  и  она  танцует  с
графом Аланом?  Ладно,  хватит  предаваться  этим  грустным  мыслям.  Пора
уходить, а то можно снова дождаться какой-нибудь толстой фрейлины, которая
опять поднимет переполох. Он направился к проходу, которым пришел сюда,  и
вдруг замер, услышав шум голосов. Дверь с противоположной стороны  спальни
открылась, и едва Лафайет успел спрятаться, как в комнату вошла  горничная
со шваброй в сопровождении пожилого человека. Девушка шмыгала носом:
   - Это... это... не одно и то же...
   - Ну, что теперь. Слезами тут не поможешь.
   О'Лири тихонько пересек  комнату  и  толкнул  дверь  в  коридор.  Дверь
открылась, и он осторожно выскользнул. В коридоре царил  полумрак,  никого
не было. Странно, обычно во  время  дворцовых  торжеств,  да  и  просто  в
соответствии с внутренним распорядком в коридоре должно быть полно  охраны
- буквально через каждые пятьдесят футов стоял стражник.  Странно,  что  и
электрические лампочки Никодеуса в пятьдесят ватт отключили так рано.
   Он шел по устланному ковром коридору к большой  золотисто-белой  резной
двери, которая отделяла личные  апартаменты  принцессы  от  присутственных
помещений. Лафайет повернул сверкающую золотистую ручку. Дверь отворилась,
и он направился в следующую комнату,  из  которой  можно  было  попасть  в
систему потайных ходов.
   Кто-то приближался. Послышались  тихие  голоса.  О'Лири  заторопился  и
юркнул в боковой проход. Неожиданно он  увидел  на  следующем  перекрестке
стоящего стражника. Тот зевал и не заметил Лафайета.
   Прямо перед ним была узкая дверь. О'Лири быстро подошел к ней, открыл и
юркнул внутрь. Здесь были ступеньки, ведущие  куда-то  вверх.  Можно  было
подняться по ним либо выйти опять в коридор. Лафайет остановился  у  самой
двери. Снаружи раздались мягкие шаги. Все. Путь  в  коридор  был  отрезан.
О'Лири развернулся и пошел вверх по винтовой лестнице.
   Подъем занял пять минут, и О'Лири оказался на крошечной площадке. Перед
ним была  массивная  дверь.  Он  прислушался  и  повернул  защелку.  Дверь
бесшумно открылась. Лафайет  просунул  голову  и  поморщился  от  тяжелого
смрада, исходившего от плотного облачка зеленых паров, поднимавшегося  над
открытой сковородой, и  напоминавшего  запах  паленой  свинины.  Сковорода
стояла на треножнике. Сквозь  дым  он  увидел  высокую  фигуру  Никодеуса,
склонившуюся над рабочим местом. Он стоял спиной к двери и  был  полностью
поглощен своим занятием.
   О'Лири рассматривал узкую  с  гранитными  стенами  комнату:  выстланный
большими каменными плитами пол, освещавшие ее огромные  свечи  в  оплывших
подсвечниках, потолок, теряющийся в тенях и паутине. Кругом было множество
шкафов, полок, сундуков, заставленных чучелами сов, часами с боем, старыми
башмаками, бутылками, склянками, банками - заполненными и  пустыми.  Вдоль
стен стояли деревянные ящики с какими-то таинственными значками на  боках,
нанесенными с помощью трафарета желтой и черной  краской.  Тут  же  стояли
верстаки,  заваленные  инструментами,   обрывками   проволоки,   кусочками
металла, стекла, пластика самых различных форм. Над всем этим  возвышалась
только что изготовленная панель, облепленная множеством круглых стеклянных
циферблатов с дрожащими  стрелками.  В  дальнем  конце  комнаты  виднелись
полуприкрытые тяжелыми портьерами  двойные  двери.  С  потолка  свешивался
человеческий скелет, покрашенный золотистой краской.
   Лафайет проскользнул внутрь, закрыл за собой дверь и задернул задвижку.
Вонь в комнате была ужасная. О'Лири сосредоточился, памятуя о своем успехе
с серебряными монетами в кондитерской. Ну, скажем,  запах  жареного  кофе.
Это было бы гораздо лучше...
   Он   почувствовал   легкий   щелчок.    Цвет    дыма    изменился    на
красновато-коричневый,  смрадный  запах  исчез,  и   комната   наполнилась
ароматом свежемолотых кофейных зерен.
   Никодеус выпрямился, подошел к  панели  с  приборами  и  стал  нажимать
какие-то  кнопки.  Небольшой  экран  засветился   бледно-зеленым   цветом.
Чародей, бормоча себе под нос, что-то  помечал.  Вдруг  он  остановился  -
шариковая ручка застыла в воздухе. Он принюхался и повернулся:
   - Лафайет! Где... как... что...
   - Не все сразу, Никодеус. Не так-то просто мне было до  вас  добраться.
Весь город словно с  ума  сошел.  Нет  ли  у  вас  под  рукой  чего-нибудь
съестного? А то я весь день пролежал под кустом в парке.
   - Лафайет, мальчик мой, ты раскаялся! Ты пришел ко мне, чтобы честно во
всем признаться и сказать, где ты ее спрятал? Я пойду к его величеству!
   - Постойте! - О'Лири опустился на стул. - Да не в чем мне раскаиваться,
Никодеус! Я уже говорил, что кто-то пришел ко мне в комнату,  сказал,  что
Адоранна в опасности, и повел меня каким-то потайным коридором. Затем этот
обманщик толкнул меня и сунул в руку какой-то мешок...
   - Ну конечно же, дорогой, а сейчас ты решил  отдаться  на  милость  его
величества.
   - Вы хотите сказать, что я должен еще извиниться  за  то,  что  не  дал
разрезать  себя  на  кусочки  за  какое-то  преступление,  которого  я  не
совершал? Ха! Послушайте, Никодеус, тут происходит что-то странное вокруг.
Я хочу увидеть Адоранну и объяснить ей, что произошло. Она думает,  что  я
украл королевские драгоценности, или... - Он осекся, увидев выражение лица
своего собеседника.
   - Что случилось? - Он в тревоге встал со стула. - С ней все в порядке?
   - Ты хочешь сказать, что ничего не знаешь? - Глаза Никодеуса моргали за
стеклами очков без оправы.
   - А что я должен знать? - воскликнул О'Лири. - Где Адоранна?
   Плечи Никодеуса опустились:
   - А я надеялся узнать это от тебя, Лафайет. Она исчезла незадолго перед
рассветом. И все думают, что это именно ты ее похитил.
   - Нет, ну вы просто все с ума посходили, - возмущался О'Лири, дожевывая
крекер с сардинами, -  кроме  этого,  у  Никодеуса  под  рукой  ничего  из
съестного не оказалось. - Да меня же  заперли  в  камере.  Как  я  мог  ее
похитить? Да и зачем мне это?
   - Но ты же  исчез  из  камеры?  Ну,  а  зачем...  -  Никодеус  взглянул
понимающе. - Стоит ли вообще об этом спрашивать?
   - Конечно, стоит!. Неужели я похож  на  человека,  который  среди  ночи
похищает девушку, чтобы... ну,  чтобы...  сделать  с  ней  то,  ради  чего
похищают девушек ночью?
   - Но, Лафайет!  -  Никодеус  скрестил  руки.  -  Почему  же  все  сразу
подумали, что это ты ее похитил?
   - Да я понятия не имею, кто это сделал! Вы ведь тут занимаете должность
что-то вроде волшебника. Отыскать ее - это же по вашей части?
   - Кто верит сейчас в волшебство? - с горькой усмешкой спросил Никодеус.
Он пристально посмотрел на Лафайета.  -  Между  прочим,  сегодня  в  шесть
пятнадцать утра я заметил, что был зарегистрирован мощный выход энергии по
бета-шкале. Потом, где-то десятью минутами  позже,  стало  быть,  в  шесть
двадцать пять, был отмечен еще один энергетический  всплеск,  правда,  уже
меньший по силе.  Затем  подобные  всплески  продолжались  через  какие-то
промежутки целый день.
   - Что вы измеряете? Это что, вроде сейсмографа?
   Никодеус испытующе взглянул на О'Лири:
   - Послушайте, Лафайет, по-моему, настало время, чтобы  вы  искренне  со
мной обо всем поговорили. Я, признаться, не понимаю, что  за  связь  между
вами и данными, которые я получаю с момента вашего  появления  тут.  Но  я
убежден, что это не просто совпадение.
   - А этот великан? - неожиданно прервал его О'Лири. - Клад, или как  там
его зовут? Он на самом деле существует, или это тоже чья-то выдумка, вроде
призрака с большой дороги или дракона Горубла?
   - О, Лод существует. За это я  могу  поручиться,  мой  мальчик.  Еще  и
месяца не прошло с тех пор, как он был в городе. Тысячи людей видели  его:
ростом метра три, шириной - не обхватишь двумя  руками,  и  страшный,  как
тысяча чертей!
   - Так, может, это он и украл? Ведь говорили  же,  что  он  пришел  сюда
домогаться руки принцессы Адоранны! А когда ему отказали, он  и  решил  ее
похитить.
   - А как, дорогой мой, смог бы этот Лод, огромный и неуклюжий, за голову
которого назначено огромное вознаграждение и которого все  знают,  -  как,
скажи мне, он мог проникнуть в город, похитить  принцессу  из-под  носа  у
охраны и незамеченным исчезнуть?
   - Тогда кто же это сделал? Надеюсь, я убедил тебя, что  это  не  я!  Ты
только подумай - во дворце целая система потайных ходов, и я не  удивлюсь,
если окажется, что один из них выходит наружу где-то за городской  стеной.
Мне нужен хороший конь...
   - Но, Лафайет, где же я возьму коня?
   - У тебя же есть один, у ворот, помнишь? Не тяни, Никодеус!  Это  очень
серьезно!
   - А, это тот конь... Мм... Да, пожалуй. Но...
   - Больше никаких "но"! Давай мне коня и подготовь провизию  на  дорогу,
пару носков для смены, ну и еще что необходимо. Да, и не  забудь  положить
дорожную карту.
   - Может, ты и прав, Лафайет. Лод вполне мог ее похитить.  Тебя  ожидает
нелегкое путешествие. Неужели ты хочешь пойти один, с голыми руками?
   - Да. Но мне нужна помощь! Ты меня уже пару  раз  обманул.  Может,  это
было из-за твоей преданности Адоранне. Ведь ты ее любишь, не так ли?
   - Обманул? С чего это ты взял, Лафайет?
   В дверь громко заколотили. О'Лири подскочил от неожиданности.  Никодеус
резко повернулся к нему и  показал  на  тяжелую  занавеску  в  узком  углу
комнаты.
   - Быстро! - скомандовал он шепотом. - За портьеру!
   Лафайет  одним  прыжком  достиг  того  места,  на  которое  указал  ему
Никодеус, и скользнул за тяжелую портьеру. Со спины потянуло  холодом.  Он
оглянулся и увидел чуть сбоку двойную стеклянную дверь. За ней, в темноте,
смутно виднелся крошечный балкончик. Лафайет перебрался  туда,  поеживаясь
от холодного ночного воздуха. Шел моросящий дождь вперемешку со снегом.
   - Отлично, - пробормотал Лафайет, устраиваясь у покрытой  плющом  стены
рядом с дверью.
   Через узкую щель между портьерами он видел,  как  Никодеус  заспешил  к
двери  и  отодвинул  защелку.  Дверь  широко  распахнулась,  и  в  комнату
ввалились вооруженные люди - один, два, три, потом еще...  Наверно,  стало
известно, что он проник во дворец. Теперь они  проверяют  каждую  комнату.
Два стражника  сразу  же  направились  к  портьерам,  за  которыми  О'Лири
прятался  всего  минуту  назад.  Лафайет  перекинул  ногу  через  железные
поручни, скользнул вниз, и теперь пальцами рук и ногами держался только за
переплетенный плющ. Его глаза оказались как  раз  на  уровне  пола.  Через
стеклянную дверь он видел, как шпага протыкала  драпировку.  Острие  шпаги
задело дверь, и послышался  негромкий  звук  разбиваемого  стекла.  О'Лири
нырнул вниз, под прикрытие балкона, изо всех сил цепляясь за мокрые  ветви
плюща. Было слышно, как вверху с шумом открыли дверь.  Прямо  над  головой
чьи-то башмаки наступили на битое стекло.
   - Тут его нет, - раздался хриплый голос.
   - Я  говорил  вам...  -  Остальные  слова  Никодеуса  уже  нельзя  было
разобрать из-за топота башмаков. Дверь захлопнулась. Лафайет висел,  дрожа
на холодном ветру, с кончика носа стекали капли воды. Он посмотрел вниз  -
сплошная темень. Барабанящий сверху дождь усилился. Не  очень-то  хотелось
ему ползти вниз на этом промозглом ветру, но нельзя же висеть на стене  до
скончания веков.
   О'Лири начал осторожно спускаться, отыскивая, куда бы поставить ногу на
мокром камне, из последних сил цепляясь немеющими руками за жесткие ветви.
Мокрые листья били  по  лицу,  вода  стекала  ручейками  по  телу,  куртка
промокла до последней нитки.
   Двадцатью футами ниже балкона он обнаружил каменный выступ и прошел  по
нему до угла. Ветер здесь хлестал еще сильнее  и  с  остервенением  бросал
режущие снопы дождя  ему  в  глаза.  О'Лири  добрался  до  противоположной
стороны башни. Теперь он был приблизительно в пятнадцати футах над покатой
крышей основного  жилого  крыла  дворца,  покрытой  позеленевшими  медными
листами. Сначала надо бы добраться до крыши и спрятаться под  карнизом,  а
потом незамеченным спуститься на землю. Далеко внизу было  видно,  как  по
саду движутся факелы, слабо доносились крики. Вся охрана дворца в эту ночь
бодрствовала.
   Перебраться с выступа вниз, на крышу, было совсем  не  просто.  Хорошо,
что переплетение плюща было  очень  плотное.  Лафайет  коснулся  какого-то
упора одной ногой,  встал  на  тяжелый  водосточный  желоб,  радуясь,  что
удалось оторваться от верхнего фронтона, и минут пять  передохнул.  Затем,
крепко ухватившись за ветви плюща, он начал  спускаться  к  простирающейся
внизу крыше. О'Лири болтал ногами, нащупывая опору, но ничего не  находил.
Плющ здесь был намного реже, чем там,  вверху.  Его,  наверно,  специально
прореживали, чтобы расчистить водосточный желоб.
   Он  спустился  еще  на  фут.  Край  крыши  был  теперь  на  уровне  его
подбородка. Лафайет делал тщетные попытки найти место, куда можно было  бы
поставить ногу. Это ему никак  не  удавалось.  Напряжение  в  закоченевших
руках дошло до предела.  Он  еще  немного  соскользнул  вниз  и  повис  на
вытянутых руках, ухватившись за край крыши. О'Лири  старался  подтянуться,
но силы покинули его. До фасада здания было три  фута,  да  каких!  -  вся
поверхность стены была гладкая,  как  доска  объявлений,  никакого  плюща.
Слева, на расстоянии шести футов, находилось темное и  закрытое  окно.  Да
если бы даже оно и было раскрыто, все равно до него не добраться.
   Лафайет, бормоча себе что-то под нос, пытался хоть немного подтянуться,
чтобы добраться до окна. Он  вдруг  ощутил,  что  внизу,  в  сотне  футов,
разинула свою пасть ночная зияющая бездна, готовая его поглотить.  Неужели
ему суждено  вот  так,  по-дурацки,  погибнуть?  Руки  О'Лири  уже  совсем
одеревенели. Он уже не мог точно сказать - по-прежнему ли крепко  держится
за край крыши, или хватка уже ослабевает и сейчас он начнет падать вниз...
   В отчаянной попытке, дрыгая  ногами,  Лафайет  как-то  сумел  уцепиться
одной ногой за подоконник. Но ненадолго,  нога  сорвалась.  Сможет  ли  он
повторить это  еще  раз?  Из  последних  сил  он  снова  и  снова  пытался
подтянуться. Край крыши врезался в ладони. Еще  несколько  раз  безнадежно
поболтав ногами, О'Лири безвольно повис.
   "Ну, все. Еще, может быть,  минут  пять,  -  подумал  он,  -  мои  руки
слабеют, и я полечу вниз..."
   Вдруг ставни окна с шумом распахнулись. Выглянуло  бледное,  испуганное
личико, обрамленное темными волосами.
   - Дафна, помоги... - простонал О'Лири.
   - Сэр Лафайет! - взволнованно прошептала девушка. Она выпустила ставню,
ветер тут же подхватил ее и ударил о стену. Дафна протянула руки.
   - Вы можете... можете дотянуться до меня?
   Собрав остатки сил, Лафайет сделал взмах ногой, Дафна схватила ее, и...
башмак с пряжкой остался у нее в руках.  Девушка  бросила  его  за  спину,
откинула назад прядь волос тыльной стороной руки  и  снова  высунулась  из
окна.
   - Ну, еще раз! - попросила Дафна.
   О'Лири,  набрав  полную  грудь  воздуха,  слегка  раскачавшись,   снова
взмахнул ногами. На сей раз  сильные  пальцы  горничной  ухватили  его  за
лодыжку. Она отклонилась назад, подтягивая его вторую ногу,  и,  когда  та
чуть приблизилась, ухватила и ее. Лафайет почувствовал,  что  девушка  уже
тащит его и надо разжимать онемевшие пальцы. Он  сделал  последний  рывок,
руки его освободились, и он, качаясь, повис вниз головой.
   С размаху больно ударившись спиной о  стену,  О'Лири  подумал,  что  из
легких вышибло весь воздух. Чувствуя сильное  головокружение,  он  пошарил
вверху и ухватился одной рукой за подоконник. Дафна схватила его за руку и
втащила в комнату.
   - Ты очень... сильная для... девушки, - выдавил О'Лири. - Спасибо.
   - Помахай-ка весь день шваброй, будешь тут сильной, - сказала она  едва
слышно. - С вами все в порядке?
   - Все отлично! Как тебе удалось очутиться здесь в самый нужный момент?
   - Я услышала, что снаружи кто-то крикнул. Побежала в башню к  Никодеусу
узнать, в чем дело. Внизу с  ругательствами  рыскали  стражники.  Никодеус
шепнул мне, что это ищут вас и что вы  скрылись  через  балкон.  Вот  я  и
подумала - вдруг я увижу вас из окна, если вы, конечно, не упали... ну, то
есть...
   - Послушай, Дафна, ты спасла мне жизнь, но...
   О'Лири нахмурился, вспомнив последний разговор с девушкой.
   - А почему ты не в тюрьме?
   - Король Горубл помиловал меня. Он был  так  добр,  сказал,  что  такое
дитя, как я, не может быть виновато. Он не  разрешил  даже  начать  разбор
дела в суде.
   - Оказывается, у этого  старого  брюзги  есть  кое-какие  положительные
черты.
   О'Лири встал, потирая свои ободранные руки.
   -  Послушай,  мне  надо  как-то  отсюда  выбраться.  Здесь  уже   стало
припекать. Я только что узнал, что Адоранну похитили, и я...  -  Он  вдруг
осекся. - Ты что, тоже считаешь, что я замешан в этом деле?
   - Я... я ничего не знаю, сэр. Но я рада, если вы тут  ни  при  чем.  Ее
высочество такая милая, да и потом, такой  джентльмен,  как  вы...  -  Она
опустила глаза.
   -  Такой  джентльмен,  как  я,  чтобы  добиться  расположения  девушки,
необязательно должен ее похищать, не так ли? Я думаю, что смогу найти  ее.
Если ты выведешь меня к одному из  входов  в  потайную  систему  дворцовых
лабиринтов, я постараюсь найти принцессу.
   - Потайные ходы, сэр?
   - Да. Они пронизывают весь дворец. И войти в них можно почти из  каждой
комнаты в этом здании. Где мы сейчас находимся?
   - Это складское помещение, оно не используется. А расположено оно прямо
под коридором, который ведет в анфиладу комнат графа Настекса.
   - Он у себя?
   - Нет. Он с одним из отрядов отправился на поиски ее высочества.
   - Ну, тогда это подойдет.
   Лафайет надел свой башмак и пошел за Дафной, которая сначала проверила,
нет ли кого в коридоре. Она подвела его к  двери,  открыла  ее  ключом  из
связки, висевшей на поясе. О'Лири взял девушку за руку.
   - Да, а ты, случайно, не знаешь, где обитает этот Лод?
   - В пустыне, к западу.
   - Хм. Ну это все знают. Спасибо тебе за все, Дафна.
   Он наклонился и поцеловал ее гладкую щечку.
   - Куда вы идете? - спросила Дафна,  глядя  на  него  широко  раскрытыми
глазами.
   - Искать Лода.
   - Сэр, а это не опасно?
   - Со мной будет все нормально. Пожелай мне удачи.
   - Желаю удачи, сэр.
   Лафайет проскользнул в комнату, подошел к потайной двери,  которую  ему
указал Йокабамп, и через нее попал в спертую, затхлую темноту.
   Два часа спустя О'Лири шел по  дорожке,  извивающейся  вдоль  городской
стены, и находился на расстоянии в три четверти мили  от  дворца.  Немного
погодя он решил передохнуть, укрывшись  с  подветренной  стороны  какой-то
полуразвалившейся лачуги. Лафайет тяжело дышал. Он  устал  от  подъемов  и
бросков от куста к кусту, от перебежек через  широкие  дворцовые  лужайки.
Ему удалось  пройти  через  ворота,  сумев  отвлечь  внимание  караульного
брошенной в сторону шишкой. После быстрой ходьбы по улицам О'Лири оказался
в этом вонючем районе городских трущоб.
   Он промок до нитки и весь дрожал от холода. Его руки  были  порезаны  и
поцарапаны. Вчерашние синяки по-прежнему давали о  себе  знать.  Те  крохи
еды, которые успел ему дать Никодеус, ни в коей мере не могли восстановить
его силы после всех испытаний и вынужденного поста в течение целого дня.
   Дождь шел все сильнее и сильнее. О'Лири трясло уже так, что зуб на  зуб
не попадал. Казалось, что все кости обледенели. При таком раскладе к  утру
наверняка можно подхватить воспаление легких, особенно если учесть, что  и
ночь он провел, стоя на холодном ветру. Постучаться в  дверь  и  попросить
укрытия от непогоды он не мог:  ему  казалось,  что  каждый  житель  этого
города знал его в лицо. Самое умное, что  Лафайет  мог  сейчас  сделать  -
оставить всю эту глупость и вернуться в Колби Конерз, в  свою  комнату,  и
просто поспать. А завтра он мог бы позвонить мистеру Байтворсу и объяснить
свое отсутствие неожиданной простудой.
   А что будет с Адоранной? О'Лири представил, как  она  идет,  как  вдруг
кто-то зажимает ей рот. Этот злодей проник к ней, конечно, через  потайной
ход. Он, наверно, заткнул ей рот кляпом, связал ей руки-ноги,  перенес  на
плече к машине, а потом увез в неизвестном направлении.
   Лафайет не мог оставить ее. Может быть, его  усилия  ни  к  чему  и  не
приведут, но не мог же он уйти, даже не попытавшись ей помочь. Вот  только
что он мог сделать? Он сам в настоящее  время  был  беглецом,  за  которым
охотились и которому  неоткуда  было  ждать  поддержки.  Его  единственный
приятель, Никодеус, как-то уж слишком подозрительно быстро впустил  солдат
в комнату, и те сразу же ринулись к тому месту, где он спрятался. Если  бы
он не выбрался наружу, подгоняемый каким-то неведомым инстинктом,  то  ему
был бы конец. Неужели Никодеус намеренно предал его?  Но  почему?  Что  им
двигало? Конечно, ему бы хотелось, чтоб О'Лири исчез с его глаз.  Все  эти
разговоры о быстром коне, потайных ходах... С другой стороны, ведь  именно
Никодеус помог ему в суде, во время слушания его дела...
   Лафайету повезло, и он выбрался  незамеченным  из  дворца.  Поднявшаяся
суматоха, к счастью, отвлекла большую часть охраны, поэтому он добежал  до
ворот без особых проблем и ему не пришлось бессчетное число раз  падать  в
грязь, припадая к земле.
   Лафайет вытер грязные ладони о мокрые  брюки.  Его  продолжало  трясти.
О'Лири решил нарисовать в воображении образ принцессы, спрятанной, скажем,
в ближайшей хибаре. Он тогда выломал бы дверь, а там - она...
   Бессмыслица... Лафайет не верил в это. Да и потом,  он  слишком  устал,
чтобы создавать в воображении нелепейшие картины. Адоранна была  за  сотни
миль отсюда, и он прекрасно это знал... Сейчас ему необходимы еда, тепло и
сон. Только после этого он мог бы снова заставить работать свой мозг.
   Лафайет посмотрел на покосившуюся лачугу,  у  которой  он  пристроился.
Ветхая хибара была размером не более чем шесть на восемь футов,  с  крышей
из промокшей соломы.  Видавшая  виды  дверь  представляла  собой  мешанину
разномастных досок, скрепленных вместе парой проржавевших полос. Она  косо
болталась на одной полусгнившей кожаной петле. О'Лири слегка  толкнул  ее.
Дверь жалобно заскрипела, словно  предупреждая,  что  вот-вот  развалится.
Внутри было темно. Лафайет отвел глаза. Нет смысла снова повторять  старую
ошибку. Неизвестно, что может таиться за этом убогим  видом.  Кому  и  чем
служила  эта  хибара?  Может,  это  было  чье-нибудь  убежище,  устроенное
каким-нибудь лихим человеком  вдали  от  сутолоки  многолюдных  улиц?  Оно
достаточно хорошо  скрыто  от  посторонних  глаз...  Не  надо  увлекаться,
напомнил себе О'Лири, пора переходить к делу. Он нарисовал  в  воображении
прочные  стены   под   прогнившими   плитами,   водонепроницаемую   крышу,
замаскированную мокрой соломой, прочную дверь, которой не страшны ни буря,
ни ветер, и камин, с газовым огнем  и  искусственными  поленьями,  который
питался пропаном из баллона. Естественно - ковер, уж очень неуютно было бы
сидеть на холодном полу с голыми ногами, душ с большим количеством горячей
воды,  а  то  ее  вечно  в  обрез,  даже  во  дворце.  Наконец,  небольшой
холодильник, в котором найдется все необходимое,  и  кровать  с  приличным
матрацем. О'Лири завершил в воображении эту картину, с любовным  вниманием
прорисовывая каждую деталь. Без этого  не  обойдешься,  говорил  он  себе,
укрытие сейчас просто необходимо.
   На  какое-то  мгновение  время   заколебалось,   Лафайет   самодовольно
усмехнулся и потянул дверь...
   Спустя полчаса, укрывшись  за  прочной  дверью  от  непрошеных  гостей,
вымытый и согретый горячим душем, О'Лири  доедал  второй  кусок  баварской
ветчины со швейцарским ржаным хлебом. Он залпом выпил последнюю  маленькую
бутылочку легкого пива, взбил подушку, устроил ее поудобней под головой  и
мгновенно заснул, что было ему крайне необходимо.
   На рассвете О'Лири разбудил  звон  будильника.  Эта  штука  также  была
предусмотрительно нарисована в воображении вчера  вечером.  Он  потянулся,
зевнул и с удивлением уставился  на  стеклянную  дверь  душа.  Откуда  эти
бледно-зеленые  стены,  пол,  устланный  оливковым  ковром,  темно-зеленый
холодильник, висящий на стене, вишневый огонь в камине? Постой,  постой...
Где это я? Это комната в пансионе миссис Макглинт  или  очередной  сон?  В
голове Лафайета вихрем  пронеслись  комната  во  дворце,  лавка  в  камере
полицейского участка, комнатка с цветком в горшке. Ах, да... Он  же  вчера
преобразил хижину. Ну, что ж, вполне уютно. О'Лири мысленно похвалил себя.
Как-то так выходит, что последнее  время  он  каждое  утро  просыпается  в
разных местах.
   Лафайет откинул одеяло, открыл  холодильник  и  съел  холодную  куриную
ножку. Потом не спеша принял душ, одновременно прокручивая в памяти, как в
калейдоскопе, впечатления предыдущего дня. Ему было все труднее и  труднее
отделить сон от яви. Порой он просто начинал путаться. Бегство из дворца -
это было явью? О'Лири посмотрел на свои страшные, изодранные руки. Да,  уж
это-то точно не сон. Никодеус, подлец, чуть его не погубил, если, конечно,
полицейские сами не догадались. Обыскивая комнату, они первым делом начали
протыкать шпагами занавеску...
   И Адоранны нет, похищена. Это было самым главным, и  он  должен  что-то
предпринять, прямо сейчас. Как ни странно, но теперь, утром, после  еды  и
ночного сна, ему все представлялось совсем иначе. Он уже не так переживал.
Конечно, он ее разыщет, объяснит все, что произошло той ночью: и как  этот
мешок оказался у него в  руках,  и...  Ну,  а  там  будет  действовать  по
обстоятельствам. А теперь за дело.
   Открыв дверцу платяного шкафа, О'Лири обнаружил приличный выбор одежды,
состоящей из бридж для верховой езды из толстого  габардина,  современного
покроя, плотной серой фланелевой  рубашки,  сапог  из  цветной  кордовской
кожи, короткой ветровки на  подкладке  и  пары  водительских  перчаток  из
свиной кожи. Персонажем несколько другой оперы выглядела шпага, лежащая  в
аккуратных ножнах с прикрепленным кожаным ремнем в западном стиле. Лафайет
оделся, быстро поджарил три яйца с полудюжиной ломтиков ветчины.  Покончив
с завтраком, он вымыл посуду.
   Ливший с вечера дождь прекратился.  О'Лири  тщательно  запер  за  собой
дверь.  Лачуга,  как  он  с  удовлетворением  отметил,  по-прежнему  имела
допотопный вид.
   Ну, а теперь пора действовать. Сначала... Лафайет  остановился  посреди
замусоренной дороги, освещаемой лучами восходящего  солнца,  и  задумался.
Что же ему следует предпринять сначала? Ну, прежде  всего  надо  выяснить,
где искать этого Лода. Куда он возвращается после своих набегов?  Что  там
говорили все, кого он об этом  спрашивал?  На  западе,  в  пустыне?  Да...
Точными координатами это не назовешь. Нужна более  конкретная  информация.
Как назло, ни одного прохожего поблизости. Впрочем, если он  и  попытается
что-нибудь спросить у любого местного  жителя,  то,  скорее  всего,  опять
придется удирать под аккомпанемент жутких криков,  прежде  чем  он  успеет
что-либо предпринять.
   По дороге загромыхали тяжелые башмаки. Лафайет приготовился  нырнуть  в
укрытие... Слишком  поздно.  На  дороге  показался  коренастый  человек  в
замызганной куртке из овечьей шкуры и, увидев О'Лири, остановился.  Из-под
сырой  и  бесформенной  шляпы  с  широкими  полями   выглядывало   помятое
напряженное лицо. Мгновение спустя губы  незнакомца  расплылись  в  хитрой
улыбке, обнажив редкие зубы.
   - Призрак с большой дороги! - воскликнул незнакомец. - Как я  рад  тебя
видеть! Я хотел поблагодарить тебя за  то,  что  ты  здорово  провел  этих
полицейских болванов прошлой ночью. Я не знаю, как тебе это  удалось,  но,
похоже, они меня не узнали.
   - О, да это никак Рыжий Бык, - нерешительно сказал О'Лири. - Я рад, что
смог помочь тебе. Ну, а сейчас я тороплюсь.
   - Я слышал, что ты принцессу... того, умыкнул. Ну, и как она?
   - И ты тоже! Да не имею я к этому ни малейшего отношения. По-моему, это
дело рук Лода. Кстати, может быть, ты знаешь, где его резиденция?
   - Слушай, входи со мной в долю, а? Будем работать вместе, брать буду я,
а выручку поделим. Идет?
   - Да забудь ты об этом. Скажи мне лучше о Лоде. Где он скрывается?
   - Соображаю. Ты хочешь продать принцессу этому великану. Какие бабки ты
будешь иметь с этого?
   - Слушай, ты, придурок... - Лафайет сунул кулак  под  приплюснутый  нос
Рыжего Быка. - Еще раз повторяю: я не принимал участия в  ее  похищении  и
никому не  собираюсь  ее  продавать.  А  темные  делишки  меня  совсем  не
интересуют.
   Толстый палец Рыжего Быка уперся в грудь О'Лири.
   - Ты хочешь сказать, что я тебя не убедил? Ну, а как насчет того, чтобы
поделить территорию? Ты чистишь на дорогах, а я  беру  город,  как?  Да  и
похищения я оставляю тебе. Лады? И...
   - Господи! Да  я  никогда  не  занимался  похищениями,  и,  ради  бога,
прекрати нести эту чушь! Иди ты, знаешь куда, со своими похищениями!
   - Ах вот ты как! - Теперь голос Рыжего Быка больше походил на  рычание.
- Значит так - или мы с  тобой  ладим,  или  я  отваливаю,  раз  ты  такой
слюнтяй, и сдаю тебя легавым, за вознаграждение. Адью!
   О'Лири отпихнул упирающийся в грудь палец:
   - Так ты скажешь мне, где находится Лод?  И  хватит  пороть  чушь,  ты,
дебил несчастный...
   Огромная  рука,  схватив  Лафайета  за  отвороты  его  нового  костюма,
заставила приподняться его на цыпочки.
   - Ты, это... кого назвал дебилом? Да у меня не голова, а парламент!
   - Ну, тогда у меня, похоже, палата лордов, - сказал  О'Лири  сдавленным
голосом, - если я, как последний идиот, стою тут и точу с тобой лясы. А  у
меня ведь есть неотложное дело.
   Лафайет поднял руку и  с  размаху  ударил  ребром  ладони  в  основание
толстой шеи Рыжего Быка. Потом еще раз в сердцах саданул по тому же самому
месту. Рыжий Бык опрокинулся  назад  и  разжал  руку,  сжимавшую  лацканы.
Помотав головой, он зарычал и поступью гориллы пошел на О'Лири,  расставив
руки в стороны. Последовал молниеносный удар под  ложечку.  Рыжий  Бык  со
стоном сложился пополам. Лафайет встретил его отупевшую физиономию  ударом
твердого колена. Рыжий Бык начал  заваливаться  набок,  схватившись  одной
рукой за живот, а другой зажимая свой нос, из которого хлестала кровь.
   - Э... это не  честно!  -  заявил  он.  -  Я  никогда  не  видел  таких
приемчиков!
   - Пардон.  Это  из  урока  номер  три.  Контрудар  без  оружия.  Иногда
приходится очень кстати. А теперь скажи, где я могу найти Лода, и  поживей
- это очень важно.
   - Лода, говоришь? - Рыжий Бык неодобрительно смотрел  на  окровавленную
руку и осторожно  поворачивал  голову  в  разные  стороны,  проверяя,  как
работает шея. - А какой процент ты бы хотел?
   - Оставь! Я просто хочу спасти ее высочество!
   - Ну, ладно, давай сорок на  шестьдесят,  а  я  подкину  пару  надежных
ребят, которые тебе помогут при встрече с Лодом.
   - Ну все, хватит. Я спрошу кого-нибудь другого.
   О'Лири оправил костюм, потер синяк на руке, и  бросив  на  Рыжего  Быка
взгляд, полный презрения, пошел по дороге.
   - Эй, постой! - Рыжий Бык потопал за ним. - У меня есть отличная  идея!
Ну, давай тридцать на семьдесят. Это более чем джентльменское  соглашение,
правда ведь?
   - Ты меня удивляешь! Я и не думал, что ты так силен в арифметике.
   - Я постигал математику на практике, занимаясь ночным бизнесом. Ну  так
как, согласен?
   - Нет! Исчезни! У меня полно дел! Я и  так  довольно  заметная  фигура,
обойдусь как-нибудь без Гаргантюа, который тащится за  мной,  наступая  на
пятки!
   - Ну, ладно. Учитывая  твой  знатный  удар  левой  и  потрясную  работу
коленом, я согласен на вшивые десять процентов.
   - Пошел прочь! Отчаливай! Отцепись! Исчезни! Отвали! Изыди, сволочь  ты
такая! Никаких сделок!
   В это время они проходили мимо  мусорного  ящика.  Какой-то  коротышка,
лениво  копавшийся  в  его  содержимом,  оторвался  от  своего  занятия  и
внимательно на них посмотрел.
   - Ты привлекаешь внимание. - О'Лири остановился. - Ну, ладно, сдаюсь. Я
вижу, что ты мне подходишь.  Давай  сделаем  так:  встретимся  за  час  до
восхода луны у...
   - Как насчет "Одноглазого" у Западной почтовой дороги?
   - Молодец! Именно это я и имел в виду. Приколи красную гвоздику и делай
вид, как будто ты меня не знаешь, до тех пор, пока я не чихну девять раз и
не высморкаюсь в яркий платок в горошек. Ясно?
   - Так бы давно. Это уже деловой разговор.  Больше  всего  уважаю  такие
планы, в которых все продумано до мелочей. Кстати, а где я возьму гвоздику
в это время года?
   О'Лири закрыл глаза, стараясь сосредоточиться.
   - Сразу же за следующим поворотом, -  сказал  он,  -  увидишь  мусорные
бачки. Цветок будет лежать на крышке первого бачка слева.
   Рыжий Бык кивнул. Потом, несколько нерешительно посмотрев на  Лафайета,
сказал:
   - Слушай, приятель, когда-нибудь, когда ты не будешь  так  спешить,  ты
обучишь меня своим приемчикам, а?
   - Конечно. А теперь давай, поторапливайся, пока твой цветок не украли.
   Рыжий Бык быстрыми шагами направился  к  указанному  месту,  а  О'Лири,
чтобы побыстрей оторваться от навязчивого компаньона,  свернул  в  боковую
улочку. При этом он сам не переставал  удивляться,  как  ему  удались  эти
приемы. Произведенный ими эффект, похоже, привел к тому, что Лафайет начал
воспринимать происходящее вполне серьезно, как будто  все  происходило  на
самом  деле.  Ему  все  трудней  и  трудней  было  отличить  настоящее  от
воображаемого, происходящее в Артезии от событий в Колби Конерз.


   Лафайет потягивал крепкий кофе из толстой кружки, уютно  расположившись
в кафе под полосатым выцветшим навесом, сооруженном на пятачке у  проезжей
части улицы. Как же узнать, где находится этот мятежник? Ведь стоит только
задать этот вопрос - тут же начнут  показывать  на  него  пальцем.  Вот  и
девушка, стоящая у жаровни с древесным  углем,  на  которой  кипела  вода,
начинает искоса на него поглядывать. Может быть, он ей и  приглянулся,  но
сейчас совершенно не до того. О'Лири резко встал  и  пошел  дальше.  Самое
разумное сейчас - это побольше ходить, глядишь - что-нибудь да и узнаешь.
   День тянулся ужасно долго. Он провел его, бесцельно шатаясь по открытым
рынкам, листая книги в крошечных лавчонках, примостившихся  в  промежутках
между стенами домов. С интересом смотрел, как ремесленники  -  серебряных,
золотых дел мастера, резчики по  дереву,  умельцы  по  коже  -  узловатыми
пальцами раскладывали творения своих рук на маленьких лоточках размером не
более крыши собачьей будки в  Колби  Конерз.  О'Лири  скромно  позавтракал
салями с пивом в трактирчике с плотно утоптанным земляным полом и  черными
от сажи, перекрещенными, низко просевшими квадратными балками.
   За час до захода солнца он находился  неподалеку  от  Восточных  ворот.
Лафайет делал вид, что рассматривает  витрину  с  образцами  рисунков  для
татуировки, при этом он не спускал глаз с часового, который, скользнув  по
нему взглядом, лениво прохаживался  у  караульной  будки.  Похоже,  пройти
через ворота особого труда не составит. Вот если бы он знал, куда ему идти
дальше...
   В нескольких ярдах от него стоял какой-то рослый  мужик  и  внимательно
следил за Лафайетом краешком глаз с покрасневшими веками. О'Лири, нарочито
громко насвистывая начальные такты "Мэрзи Доутс",  неожиданно  пересохшими
губами, быстро свернул в заросшую, темную улочку. Он шел очень  быстро  и,
когда обернулся, то ничего, кроме колеблющихся теней, не  увидел.  Лафайет
пошел  дальше  по  извивающейся  дорожке,  с  трудом  различая  в  темноте
повороты.
   На небе исчезли последние проблески света.  Вскоре  дорожка  привела  к
какому-то грязному дворику. Внимательно оглядевшись  по  сторонам,  О'Лири
обнаружил еще одну узенькую дорожку, уходящую в темноту. Он быстро свернул
на нее, и тут же перед ним  возникла  темная  фигура.  Секунду  спустя  из
темноты выступила еще одна. Лафайет молча  развернулся  и  что  есть  духу
припустил прочь. Пробежав около двадцати футов,  он  налетел  на  бачок  с
мусором, который с грохотом покатился прочь.  Сразу  же  послышался  топот
бегущих ног. О'Лири инстинктивно юркнул в сторону и затаился. Мимо  тяжело
протопал кто-то в плаще, споткнулся обо что-то  и  рухнул.  Раздался  звук
упавшего металлического предмета и сдавленные  проклятия.  Всматриваясь  в
темноту  из  своего  укрытия,   Лафайет   разглядел   человека,   который,
опустившись на четвереньки, шарил в темноте.  "Наверно,  ищет  оружие",  -
подумал О'Лири.
   Да, дело, похоже, принимает серьезный  оборот.  Лафайет  быстро  шагнул
вперед и изо всех сил трахнул ногой в то  место,  где,  по  его  расчетам,
должна была находиться челюсть незнакомца. Человек рухнул плашмя и  затих.
О'Лири  устремился  дальше,  внимательно  вглядываясь  вперед,  чтобы   не
пропустить других членов "комитета по встрече". По крайней мере их  должно
быть еще человека два, если не больше. Самое время сейчас сойти с  дороги,
чтобы не попасть в лапы этим убийцам.
   Только он успел это подумать,  как  впереди  возник  еще  один  силуэт.
Наверно,  это  один  из  преследователей,  обошедших  его  спереди,  чтобы
отрезать путь. О'Лири нагнулся, подобрал  с  земли  увесистый  булыжник  и
прижался к стене. Фигура приближалась, слышалось хриплое дыхание.  Лафайет
ждал. Человек подходил все ближе, внимательно всматриваясь в тени, но  все
еще не замечая О'Лири.
   - Стой и не двигайся, - прошептал Лафайет. - Мой мушкет нацелен прямо в
твою левую почку. Брось оружие и оставайся на месте.
   Незнакомец  застыл,  словно  восковая  фигура,  символизирующая   сцену
"застукали на месте". Он поник, бросил что-то, сверкнувшее в лунном свете,
и сделал нерешительный шаг.
   - Отлично. Как я вижу, ты малый понятливый,  -  произнес  О'Лири.  -  А
ну-ка, быстро отвечай: сколько вас тут?
   - Только я, Моу и Чарли, и еще Сэм, Парки и Клэренс...
   - Клэренс?
   - Ага. Он новенький. Еще только учится.
   - Где он?
   - Где-то впереди... Послушай-ка, приятель, а как  тебе  удалось  пройти
через них?
   - Очень просто - перелетел. А ты-то что здесь делаешь?
   - В конце концов ты все равно  должен  был  пройти  через  какие-нибудь
ворота, чтобы выбраться из города.
   - Откуда вам известно, что я еще в городе?
   - Ты что, парень, думаешь, я выдам тайны своего шефа? Ты от меня больше
не дождешься ни слова на эту тему.
   - Ладно, скажи мне только одно - где находится Лод?
   - Лод? Откуда я знаю? Говорят, где-то на западе.
   - Лучше бы тебе знать, а то твой ответ начинает меня сердить. А когда я
сержусь, мой палец начинает непроизвольно дергаться.
   - Черт возьми! Да любой знает о Лоде ровно столько, сколько и я. Ты что
думаешь, если я тебе не сказал, так кто-нибудь другой обязательно  скажет,
где сшивается этот чертов Лод? Ошибаешься, парень! Мне нет никакого резона
строить из себя героя... ты понимаешь, о чем я говорю?
   - Даю тебе еще один шанс, последний. Мой палец начинает дергаться.
   - Скачи на запад. За полдня доберешься до пустыни. Потом слева появится
гряда гор. Скачи вдоль нее, пока не упрешься в перевал. Вот и все.
   Лафайету почудилось, что он услышал сдавленный смешок.
   - А от перевала до места, где бывает Лод, далеко?
   - Может, миль пять, может, десять... Если  дотуда  доберешься,  уже  не
пропустишь.
   - А почему это я не доберусь?
   - Смотри фактам в лицо, парень! Нас ведь пятеро, а ты один.
   О'Лири сделал шаг вперед и со всего размаха опустил камень чуть  повыше
уха своего собеседника. Булыжник, весом в пять фунтов, сделал  свое  дело.
Человек тихо сложился пополам и упал лицом вниз, издав слабый хрип.
   "Теперь - четверо", - отметил про себя Лафайет  и  отшвырнул  камень  в
сторону.
   Обойдя лежащее тело, О'Лири вновь вышел на дорогу. Через пять минут  он
уже был в полуквартале от Восточных ворот.
   Готовый каждое мгновение  куда-нибудь  юркнуть  или  побежать,  Лафайет
прошел мимо часового как раз в тот момент, когда тот зевал, широко разинув
рот и закрыв глаза. Рот был раскрыт так широко, что Лафайет успел заметить
дешевую серебряную пломбу.
   Пройдя через ворота, он облегченно вздохнул и направился  вдоль  стены,
чтобы обогнуть город.  Порядком  уставшие  ноги  гудели.  Отчасти  в  этом
виноваты были новые сапоги, которые слегка  жали.  Если  бы  у  него  было
время, чтобы раздобыть лошадь! Путь предстоял неблизкий:  мили  три  вдоль
городской стены, затем по крайней мере миль десять до пустыни и  там  еще,
наверное, миль десять... Ладно, ничего  не  поделаешь,  поэтому  не  стоит
предаваться пустым мечтам.
   Он  настроил  себя  на  пеший  переход  и  бодро   двинулся   в   путь,
сопровождаемый луной, поднимавшейся все выше и выше над городской стеной.
   Впереди  мелькнул  свет.  Это  светилось  окошко   маленького   домика,
притулившегося у городской стены неподалеку  от  Западных  ворот.  Лафайет
направился к нему, по пути перебрался через кучу мусора и,  когда  подошел
поближе, увидел, что от  дома  на  запад  уходит  грязная  дорога  шириной
двадцать футов. Да... Прежде чем отправляться в  путь,  когда  надо  будет
целую ночь идти пешком, неплохо бы подкрепиться чем-нибудь существенным  и
выпить бутылочку-другую доброго пива. К тому же это, кажется,  трактир.  И
точно - на  столбе  висела  вывеска  с  изображением  страшного  пирата  с
перевязанным глазом и кустистой бородой.
   Судя  по  вывеске  -  заведение  не  из  лучших.  Однако  выбирать   не
приходится.
   Лафайет толкнул дверь и с удивлением обнаружил, что внутри  было  очень
уютно. Слева расположились столы, прямо перед ним -  стойка,  а  справа  -
площадка для игр, где с полдюжины седовласых крестьян горячо  спорили  над
шахматной доской. Масляные  фонари  на  стойке  отбрасывали  мягкий  свет.
О'Лири потер озябшие руки и сел.
   Дородная полная женщина выплыла из темного угла и  плюхнула  перед  ним
большую оловянную кружку.
   - Чего тебе, лапочка? - живо спросила она.
   Лафайет заказал ростбиф  с  жареным  картофелем  и,  ожидая,  пока  его
принесут, попробовал пиво. Совсем  даже  недурно.  Похоже,  в  этом  месте
должны хорошо кормить.
   - Однако ты здорово припозднился, - раздался  знакомый  голос  над  его
ухом.
   О'Лири резко обернулся и увидел полное упрека красное лицо  с  плоскими
чертами.
   - Я жду тебя уже целый час.
   - Слушай, Бык, - быстро проговорил Лафайет, - я ведь предупреждал тебя,
что со мной нельзя разговаривать, пока я не высморкаюсь  шесть  раз  и  не
махну красным платком.
   - Постой, постой. Ты ведь говорил, что  чихнешь  девять  раз,  а  потом
высморкаешься в свой красный платок. А  моя  красная  гвоздика  на  месте,
смотри. Только немного подвяла, но...
   - Успокойся, Рыжий. Я уверен, что наш союз будет  плодотворным.  Теперь
ты должен сделать следующее: иди прямо ко  дворцу.  Большая  часть  охраны
сейчас занята поисками принцессы, поэтому ты сможешь проникнуть внутрь без
особых хлопот и взять там все, что захочешь. Они вернутся не скоро.
   - Да, но городские ворота уже закрыты.
   - Ну и что, перелезь через стену.
   - Слушай, это дельная мысль. Только куда я дену лошадь? Она у  меня  не
мастак перелезать через стены.
   - Хм... Знаешь что, Рыжий? Так и быть, я позабочусь о ней.
   - Ты настоящий кореш. - Он откинулся на стуле. - Где мы встретимся?
   - Оставайся где-нибудь в саду, около дворца. Наверняка  найдешь  место,
чтобы укрыться. Встретимся под белым олеандром на второй заре.
   - План смотрится что надо, ты - молоток! Да, а что ты-то будешь  делать
в это время?
   - Ну а я поищу какую-нибудь новую работенку.
   Рыжий Бык встал и завернул в плащ свою широкую фигуру.
   - О'кей! До встречи в каталажке! - Он повернулся и зашагал прочь.
   Женщина,  которая  в  этот  момент  ставила   перед   О'Лири   тарелку,
внимательно посмотрела вслед Рыжему.
   - Слушай, а это не тот ли знаменитый карманник и бродяга?
   - Тс-с. Он тайный агент  его  величества,  -  доверительно  сообщил  ей
Лафайет. Женщина в испуге отошла.
   Через полчаса, после добротной пищи и трех больших кружек пива,  О'Лири
садился на лошадь Рыжего Быка - крепкую гнедую с новым седлом,  припоминая
все, что ему доводилось когда-либо читать об искусстве верховой  езды.  Он
пришпорил лошадь и поскакал по Западной почтовой дороге.





   К рассвету Лафайет миновал плодородные земли равнины,  расположенной  к
западу от столицы, оставляя позади в ночи  маленькие  деревушки  и  фермы.
Далеко  впереди  уже  можно  было  различить  дымчато-синюю  гряду  гор  с
освещенными первыми лучами солнца  вершинами.  Зеленеющие  поля  сменились
сухими  пастбищами  с  разбросанными  тут  и  там  островками  разросшихся
деревьев. Под деревьями лежала застывшая без движения скотина.
   Теперь  он  скакал  по  пологому  откосу.  Пыль,  напоминавшая   тальк,
клубилась, оседая на свежие побеги и колючки  деревьев,  растущих  по  обе
стороны дороги, и тут же скатывалась вниз на  бесплодную  глинистую  землю
цвета бледной терракоты.
   О'Лири   в   задумчивости   остановился.   Он   рассчитывал   встретить
какой-нибудь предупреждающий знак перед  въездом  в  пустыню  -  например,
трактир с вывеской "Последний шанс Чарли" или что-нибудь в таком роде, где
он мог бы что-нибудь подкупить для предстоящей  долгой  поездки.  А  здесь
ничего подобного. Он стоял абсолютно один перед  раскинувшейся  перед  ним
пустыней, изможденный от непривычной верховой езды.  Кстати,  ни  в  одном
описании езды в седле не упоминалось о мозолях на заднице.
   О'Лири почувствовал голод. Продолжая скакать, он начал  думать  о  еде.
Возьмем,  например,  тянучку.  Это  питательно,  компактно,  может  хорошо
храниться.  При  мысли  о  тянучке  его  челюсти  заныли.   Замечательные,
рыжевато-коричневые тянучки. Как это ни покажется  странным,  но  ему  все
время их не хватало. У себя, в Колби Конерз, он  мог  купить  их  в  любом
количестве в кондитерском магазине Шрумфа, но  всякий  раз  он  чувствовал
себя глуповато, когда заходил в магазин и спрашивал тянучки. Как только он
вернется в Колби Конерз, то первым делом закупит  их,  и  побольше,  чтобы
тянучки всегда были под рукой, когда ему захочется.
   Лафайет пристально вглядывался в туманную даль расстилавшейся перед ним
равнины и при этом неотрывно думал о сумках,  притороченных  к  седлу.  Он
мысленно наполнил их запасами всевозможной пищи и питьевой воды. Если  все
получится, то останется только слезть с лошади,  открыть  сумки  -  и  все
перед тобой. О'Лири представлял продукты, которые  не  испортились  бы  от
жары и которых хватило бы, скажем, на неделю.
   Появилось легкое колебание, уже знакомое  ощущение,  как  будто  что-то
расцепилось в космическом механизме вселенной. Лафайет улыбнулся. Ну, вот,
теперь полный порядок. Он еще проскачет с милю или около того, чтобы  уйти
дальше в глубь пустыни, где уж никто не  сможет  его  потревожить,  и  там
насладится долгожданной едой.
   Стояла несносная жара. Лафайет  съехал  набок  и  скакал,  опираясь  на
половину седалища, чтобы облегчить боль от потертостей. Восходящее  солнце
нещадно палило в спину  и,  отражаясь  от  каждой  выступающей  скалы  иди
одинокого дерева, немилосердно било в глаза.  Черт,  надо  было  запастись
солнцезащитными очками.  Да  и  ковбойская  шляпа  с  широкими  полями  не
помешала бы. Он натянул вожжи и, повернувшись в  седле,  посмотрел  назад,
прищурившись от яркого света. Кроме следов его лошади  и  осевшей  за  ней
пыли, на всем протяжении серой массы песка, куда только  хватал  глаз,  не
было видно ни  единого  следа  присутствия  человека.  Казалось,  что  мир
остался где-то в одной-двух милях позади, где низкое плато  встречалось  с
ослепительным утренним небом. Не самое лучшее место для пикника, но  голод
становился невыносимым.
   Тело затекло. Он слез с лошади, отстегнул  ремень  на  сумке  слева  от
седла, пошарил внутри и вытащил картонную коробку. Коробка  была  в  яркой
обертке золотисто-коричневого цвета. О'Лири с восторгом прочитал:  "Лучшая
тянучка тетушки Ау. Изготовлена с добавлением  соленой  воды".  Это  будет
отличный десерт, но сначала надо подкрепиться чем-нибудь  посерьезнее.  Он
положил тянучку обратно в сумку и вытащил банку знакомой  формы:  "Сардины
моряка Сэма в рассоле" - было напечатано на  этикетке  яркими  буквами,  а
чуть пониже, маленькими красными, другая надпись - "Тянучки. Высший сорт".
Потом он извлек коробку, на которой  значилось:  "Тянучки.  Старая  марка.
Только для детей и взрослых". Лафайет, тяжело вздохнув, положил обратно  и
эту коробку, поискал еще, достал - в  коробке  была  дюжина  яиц,  облитых
шоколадом с начинкой из тянучек.
   В другой сумке оказалась жестяная банка с тянучкой весом в пять фунтов.
Вся масса была мастерски оформлена в виде небольшого  окорока.  Затем  еще
три прямоугольные банки, содержащие тянучки,  изготовленные  по  старинным
рецептам  наших  бабушек,  потом  плоские  брикеты  деревенских   тянучек,
разделенные на дольки. И, наконец, горсть отдельных тянучек в целлофановых
обертках под названием "поцелуйчики" - сладкие, как "губы любимой".
   О'Лири с сожалением окинул взглядом все это добро  -  что  и  говорить,
диета не очень сбалансирована. Но могло быть  и  хуже  -  тянучки  он,  по
крайней мере, любил. Лафайет присел в тени, которая падала  от  лошади,  и
приступил к трапезе.
   После обеда, если так можно назвать то, что он съел, по мере  того  как
солнце поднималось все  выше,  скакать  становилось  все  труднее.  Теперь
каждое движение лошади отдавалось в нем не просто болью,  а  пронзало  так
сильно, что он то и дело морщился. Гот перекосило от пресытившей сладости.
На желудке было такое ощущение, словно туда влили солидную  порцию  глины.
Уголки губ склеивались, пальцы были липкими. О,  мой  бог!  Почему  он  не
помечтал о сэндвичах с ветчиной или жареном цыпленке? На худой конец на ум
мог бы прийти знакомый вермишелевый суп марки "Р". Да и разумнее  было  бы
снабдить себя какой-нибудь закуской, пока он имел такую возможность.
   И тем не менее, как бы плохо  он  ни  был  готов,  он  решился  на  это
рискованное предприятие. Пути назад нет. После  такого  фиаско  на  дороге
полицейские соберут все свои силы для его поимки.  Никодеус  уже  показал,
под чьими знаменами он служит. Таким образом, здесь, в Артезии, список его
друзей можно сократить с одного до нуля. Разумеется,  когда  он  прискачет
обратно с Адоранной в седле,  он  всех  простит.  Эта  часть  путешествия,
наверное, будет приятней всего. Она будет сидеть, тесно прижавшись к нему,
а он будет обнимать ее, хотя бы одной рукой, придерживая, чтоб  не  упала.
Золотистые волосы будут приятно щекотать  его  подбородок.  И  скакать  он
будет не очень быстро,  чтобы  не  утомлять  ее  высочество.  Путешествие,
пожалуй, займет целый день, а возможно, и ночь придется провести вместе, у
маленького костра, где-нибудь далеко-далеко, завернувшись в  одно  одеяло,
если такое найдется.
   Но это будет потом. А сейчас жарко, пыльно, все  тело  ноет,  короче  -
сплошное неудобство.
   Горная гряда несколько приблизилась и теперь стала походить на  пилу  с
громадными зубьями. Эта "пила" слегка поворачивала налево  и  шла  дальше,
уходя за горизонт. Скачи, пока не доберешься до перевала... Тот парень,  с
дороги, вроде так объяснял. Правда, это  совсем  не  значит,  что  на  его
указания можно положиться. Но сейчас не оставалось ничего иного, кроме как
продолжать скакать дальше и надеяться на лучшее.
   Солнце двигалось к западу, все ниже и ниже склоняясь над горной грядой.
Теперь оно выглядело как запыленный шар на  грубо  размалеванном  алыми  и
розовыми красками небе. На его фоне четко выделялись силуэты тощих  пальм,
неведомо как оказавшихся маленькой компанией в этой глуши.
   О'Лири проскакал последние несколько ярдов до оазиса  и  осадил  лошадь
под  иссушенными  деревьями.   Лошадь   под   ним   к   чему-то   тревожно
принюхивалась, перебирая в  нетерпении  ногами,  потом  сделала  несколько
шагов к низкой,  полуобвалившейся  стенке  и,  склонив  морду  над  темным
прудиком, стала жадно пить.
   Лафайет перекинул саднящую ногу через седло и спустился  на  землю.  Он
подумал, что, наверное, так  же  чувствовала  бы  себя  египетская  мумия,
погребенная  верхом  на  своем  верном  скакуне  и  только   что   отрытая
археологами, всюду сующими свой нос. О'Лири неуверенно опустился на колени
и окунул голову в воду. Вода была теплая, солоноватая,  богато  сдобренная
разными посторонними частицами. Но эти мелочи не могли  испортить  остроты
наслаждения моментом. Он  откинул  намокшие  волосы,  потер  лицо,  сделал
несколько глотков, затем с трудом поднялся и оттащил от воды  припавшую  к
ней лошадь.
   - Как бы то ни было, но я не могу допустить, чтобы ты пошла ко  дну,  -
сказал он терпеливому животному. - Очень жаль, что ты не  можешь  получить
удовольствие от тянучки. А может, попробуешь?
   Он засунул руку в мешок и вытащил "поцелуйчик". Сняв  обертку,  Лафайет
протянул конфету лошади. Животное  понюхало  и  осторожно  взяла  угощение
мягкими губами.
   - Береги зубы, - предупредил О'Лири. -  Что  поделать,  старик.  Ничего
другого нет. Придется довольствоваться этим.
   Лафайет потянулся к свертку за седлом, отвязал его и развернул.  В  нем
оказалось тонкое дырявое одеяло и палатка, видавшая и зной и стужу.  К  ее
четырем углам были прикреплены разбитые от долгого употребления колышки, а
посередине - небольшой столбик. Да, экипировка Рыжего Быка  могла  быть  и
лучше.
   Через пятнадцать  минут,  установив  заплатанную  палатку  и  прикончив
последнюю тянучку, О'Лири вполз в это хлипкое сооружение, сделал  в  песке
ямку для ноющего бедра, свернулся калачиком и мгновенно заснул.
   Лафайет проснулся от ощущения, что под ним проваливается земля. Чпок! -
как будто лопнул гигантский пузырь, и вслед за  тем  неожиданно  наступила
тишина, нарушаемая  отдаленным  звуком,  напоминающим  морской  прибой,  и
одинокими  выкриками  птиц.  О'Лири  широко  открыл  глаза.  Он  сидел  на
крошечном острове с одиноко растущей пальмой, а вокруг,  насколько  хватал
глаз, простирался безбрежный океан.





   С вершины дерева, чахлого представителя благородного  племени  пальм  с
полудюжиной вялых листьев, собранных в пучок  на  макушке  тощего  ствола,
Лафайет пристально осматривал море. Рядом плескались волны, которые белыми
барашками пересекали ярко-зеленые отмели  и  с  шипением  накатывались  на
плоский берег. А чуть дальше, на больших глубинах, вода синего цвета  была
спокойная, и эти спокойствие и синева простирались  до  самого  горизонта.
Несколько больших птиц, наподобие буревестников, время от времени с криком
падали на белый, как сахар, песок,  чтобы  выловить  какой-нибудь  лакомый
кусочек, когда волна с шельфа уходила обратно в море. Где-то высоко-высоко
на солнечном небе плыли крошечные облака. В другой ситуации  это  было  бы
великолепное место для тихого отпуска. Лучше не придумаешь!
   О'Лири смирился со своей участью. Ему было безразлично, где  он  сейчас
находился. К чувству душевной опустошенности добавились резкие болезненные
спазмы желудка, требующего реальной пищи.
   Он спустился на землю и сел, прислонясь к  стволу.  Это  была  какая-то
новая  форма  катастрофы.  Просто,  когда  он   что-либо   воображал,   он
бессознательно  соблюдал  какие-то  правила,  а  теперь  они  вжик!  -   и
развеялись. Как он оказался в такой ситуации? Естественно, что он этого не
хотел. У него даже в мыслях никогда не возникало желания оказаться  одному
на необитаемом острове.
   Лафайет должен был также признать, что попытки вернуться назад в оазис,
к своей лошади,  оказались  тщетными.  Он  не  мог  сконцентрироваться  на
чем-либо в то время, когда  его  желудок  подавал  сигналы  отчаяния.  Эта
способность покидала его всякий раз, когда он в ней больше всего нуждался.
О'Лири вспомнил Адоранну,  ее  холодные  голубые  глаза,  завитки  золотых
волос, обворожительную припухлость девичьей фигурки. Он поднялся  и  начал
вышагивать по острову взад и вперед  -  десять  футов  до  кромки  воды  и
обратно.
   Когда-то Адоранна подарила ему платок и, вне  всякого  сомнения,  ждет,
что он придет спасти ее. А он сидит тут, в безнадежном положении, на  этом
дурацком необитаемом острове. Черт бы его побрал!
   Простое хождение по острову с покусыванием губ  ничего  не  даст.  Надо
придумать что-нибудь конструктивное. Однако эти рези в желудке  отнюдь  не
способствовали умственному напряжению. Лафайет  приложил  руку  к  животу.
Пока он не раздобудет что-нибудь поесть, нечего  и  думать  о  том,  чтобы
выбраться отсюда. Итак Пальма в этом деле  помочь  не  может  -  кокосовых
орехов на ней нет. О'Лири посмотрел на кромку воды. Черт возьми, ведь  там
же есть рыба...
   Лафайет глубоко вздохнул и  попытался  сосредоточиться.  Он  представил
коробку спичек, комплект рыболовных крючков и солонку.  Он  надеялся,  что
такие  скромные  потребности  не  подорвут  его  силы...  Раздался   почти
беззвучный  щелчок,  скорее  почувствованный,  чем  услышанный.  О'Лири  в
нетерпении пошарил по своим просторным карманам и вытащил книжечку  спичек
с наклейкой: "Сад  на  крыше  алькасара.  Танцующая  Нители"  и  маленькую
солонку от Мортона с дырочками на пластмассовом верхе. Из другого  кармана
он извлек полдюжины завернутых в бумагу булавок.
   - Хоть и не совсем то, что надо, но все-таки  -  фирма,  -  пробормотал
Лафайет, сгибая одну из булавок в примитивный крючок.
   Он вспомнил,  что  совсем  забыл  о  леске.  Ничего,  это  можно  легко
поправить. О'Лири отыскал торчащую с изнанки его расшитого бисером  жилета
нитку  и  отмотал  четыре  ярда,  которых  вполне  должно  хватить,  чтобы
использовать ее в качестве лески. К тому  же  нить  оказалась  нейлоновой.
Так, теперь наживка. Хм... пожалуй, сойдет  гроздь  жемчужинок  с  жилета.
"Будь я рыбой, - подумал Лафайет, - я бы на нее клюнул".
   Он привязал леску к крючку, сбросил сапоги и вошел в  воду.  Отойдя  на
несколько  ярдов  от  берега,  О'Лири  увидел  сквозь  прозрачный  гребень
разбивающейся  волны  метнувшуюся  стайку  рыбок.  Большой  голубой  краб,
которого ненароком  вспугнул  Лафайет,  воинственно  взмахнул  клешнями  и
проворно юркнул в сторону, оставляя  после  себя  облачко  взбаламученного
песка. Закинув леску, О'Лири  пытался  представить  себе,  как  неподалеку
проплывает большая форель, весом эдак фунта два...
   Прошло два часа. Лафайет, облизав  пальцы  и  удовлетворенно  вздохнув,
прилег на горячий песок, чтобы обдумать свои дальнейшие действия. Рыбу  он
поймал  только  с  третьей  попытки,  поскольку  оказалось,   что   крючки
стремились распрямиться при  первой  же  хорошей  поклевке.  Чистить  рыбу
пришлось камнем с острым краем. Инструмент не  очень  удобный,  однако  он
великолепно сыграл роль сковороды.
   В углублении  на  песке  догорал  костер  из  топляка,  который  О'Лири
насобирал на берегу. В сложившейся ситуации эдакая поспешная импровизация,
к которой пришлось прибегнуть Лафайету, дала вполне приличный результат.
   Ну, а теперь надо серьезно подумать, как  все-таки  выбраться  с  этого
острова. Проблема решалась бы гораздо проще, если б он  знал,  где  именно
находится. Вряд ли этот остров был частью Артезии и уж, конечно, нисколько
не походил на то, что  О'Лири  видел  в  Колби  Конерз.  Стоит  ли  сейчас
пытаться вернуться домой, назад в мир гудящих литейных цехов и  пансионов?
Что, если, потеряв однажды Артезию, он никогда не сможет в нее вернуться?
   Необходимо принять какое-нибудь решение. Время было дорого, да и солнце
уже садилось  за  оранжевый  горизонт.  Второй  день  этой  фантастической
истории близился к концу.
   О'Лири закрыл глаза,  сжал  губы  и  сосредоточил  все  свои  мысли  на
Артезии. Он старался воскресить в памяти узкие извилистые улочки, высокие,
с деревянным вторым этажом дома, шпили башен  дворца,  булыжные  мостовые,
паровые автомобили, лампочки в сорок ватт и Адоранну, ее аристократическое
лицо, улыбку...
   В  воздухе   почудилось   какое-то   напряжение,   появилось   ощущение
надвигающейся  грозы.  Послышался  легкий  щелчок,  как  будто   вселенная
перекатилась через трещину в тротуаре.  Лафайет  почувствовал,  что  летит
вниз, и пучина холодной соленой воды поглотила его.
   Отплевываясь и глотая соленую воду, О'Лири  пробивался  к  поверхности.
Неспокойное  темно-синее  море,  взъерошенное  холодным  бризом;   наконец
выпустило его из своих объятий. Остров еще был виден. Он находился  далеко
слева, а справа, в  миле  или  чуть  дальше,  виднелся  берег,  освещенный
огнями.
   Волны били в лицо. Тяжелый меч и мокрая одежда тянули  вниз  -  Лафайет
тонул. Пряжка на поясе никак не поддавалась.  О'Лири  крутил  ее,  пытаясь
расстегнуть.  Наконец  он  почувствовал,  что  освободился.  Так,   теперь
сапоги...
   Вынырнув на поверхность и глотнув воздуха, Лафайет стащил  один  сапог.
Одежда, словно кольчуга, тянула его на дно. Он пытался стащить  жилет,  но
так запутался в нем левой рукой, что  чуть  не  захлебнулся.  В  последний
момент ему удалось высунуть голову над поверхностью и глотнуть воздуха.
   Пока это было единственное, что он смог  сделать,  чтобы  продержаться.
О'Лири задыхался, чем дальше, тем быстрее силы покидали его. Казалось, что
холодная вода парализовала его руки. Кисти  были  похожи  на  замороженную
треску. С трудом повернув голову, чтобы взглянуть на берег, он вдруг узнал
этот выступающий участок суши, с округлой башней маяка  Катооса  на  мысу.
Теперь он знал, где находится. О'Лири бултыхался в заливе,  находящемся  в
двадцати милях к западу от Колби Конерз.
   Силы совсем его покинули, и он  пошел  ко  дну,  все  больше  и  больше
захлебываясь.  Руки  его  не  слушались.  Легкие  разрывались   от   боли.
Необходимо было глотнуть воздуха. Какой же он был дурак, что  заслал  себя
опять в Колби Конерз... Ну, а поскольку он  мазанул  миль  на  двадцать  к
западу, то, естественно, оказался в заливе... и  вот  теперь...  полностью
обессилел... плыть нет никаких сил... холодно... одежда  тянет  ко  дну...
плохо... увидеть еще хотя бы раз ее вздернутый носик...
   Что-то холодное стукнуло его по спине. Холод  и  тяжесть  исчезли,  как
будто их и не было. О'Лири раскрыл от удивления рот и закашлялся. Выплюнул
соленую воду и, продолжая покашливать, перевернулся. Через некоторое время
боль в легких отпустила, и дышать стало легче.
   Он сел и посмотрел вокруг. В  сумеречном  свете  мертвенно  поблескивал
песок - море песка до самой линии  зубчатых  пиков,  казавшихся  абсолютно
черными на закатном фоне.
   Похоже,  он  снова  оказался  в  Артезии.  Лафайет  взглянул  вверх  на
темнеющее небо. Появились первые звезды. Самое лучшее, что он  мог  сейчас
сделать - это поспать несколько часов, а после этого продолжить  путь.  Но
он так продрог, что заснуть не  удавалось.  Может  быть,  сначала  немного
пройтись, чтобы согреться, да и одежда заодно просохла бы?
   О'Лири рассеянно зашагал по песку, ставя одну ногу перед  другой.  Ноги
были как ватные. Неожиданно он споткнулся о какой-то узел,  полузасыпанный
песком.
   В узле была одежда - сухая  одежда:  брюки,  рубашка,  сапоги,  куртка.
Наверное, все это кто-то потерял  или  забыл  на  пикнике.  Из-за  крайней
усталости он об этом не думал вообще, да  и  кроме  того,  он  не  испытал
ощущения движения вселенной, которое всегда предшествовало  материализации
желаний. О'Лири поспешно переоделся во все сухое. Стало намного лучше.  Он
ощупал карманы... И - о чудо! Это слово лишь в слабой мере могло  выразить
то  чувство,  которое   охватило   Лафайета,   -   карманы   были   набиты
"поцелуйчиками" из тянучки.
   Он был слишком измотан, чтобы искать объяснения  всему  этому.  Лафайет
вырыл углубление в песке, сделал небольшой  бруствер,  чтобы  укрыться  от
ветра, и лег спать.
   Утро было в самом разгаре, а, как прикинул О'Лири, прошел он  не  более
пяти миль. Его ноги  глубоко  уходили  в  вязкий  песок,  а  когда  он  их
вытаскивал,  возникало  жуткое  ощущение  тщетности  усилий,  так   хорошо
знакомое по снам. Ноги погружались  по  щиколотку,  а  когда  он  наклонял
корпус  вперед  для  очередного  шага,  они  скользили  назад,   заставляя
повторять все сначала. При этом каждый  раз  истертые  ноги  казались  ему
многопудовыми железными якорями, которые он вытаскивает из  мягкой  грязи.
Да, передвигаясь с такой скоростью, он никогда не доберется до гор.
   Лафайет тяжело плюхнулся на песок. Пестрый  платок,  повязанный  вокруг
головы, теперь совершенно не спасал от все сильнее припекавшего солнца. Он
снял и вытер им мокрый лоб.  Вспотеть  больше,  чем  он  вспотел  сегодня,
пожалуй, было невозможно. Казалось, что он превратился в сухую  головешку.
Внутри не было ни капли влаги. И надежды на то, чтобы где-нибудь раздобыть
глоток воды, тоже не было... Прикрыв глаза ладонью, он осматривал огромное
ребристое пространство, покрытое  песком.  Впереди,  на  расстоянии  около
трехсот ярдов, начинался небольшой подъем к гребню  песчаной  дюны.  Может
быть, с другой стороны этого затейливого творения  ветра  есть  вода?..  А
почему бы ей и не быть? Он изо всех сил напряг  остатки  своих  физических
энергий. Вот. Вроде бы  он  почувствовал  легкий  щелчок,  который  всегда
сопровождал удачное завершение материализации, или ему только показалось?
   Поняв, что это не терпит отлагательства, О'Лири вскочил  и  рванулся  в
направлении гор, запинаясь и падая на каждом шагу. В очередной раз,  когда
он переводил дыхание, опустившись на четвереньки и  собирая  остатки  сил,
чтобы встать и  пробираться  дальше,  Лафайет  осознал,  что  силы  совсем
покинули его. Еще бы один рывок, а  там  оазис,  зеленые  пальмы,  пруд  с
чистой прохладной водой, благословенная тень. Осталось-то всего  несколько
ярдов! Он лежал, распластавшись на песке, и ловил ртом обжигающий  воздух.
Не то что силы, даже желание добраться до гребня дюны покинуло его.  Вдруг
там нет  никакого  оазиса?  Нет,  это  была  крамольная  мысль.  Профессор
Шиммеркопф не одобрил бы такого образа  мысли.  Лафайет  встал  и  зашагал
вверх, к вершине дюны. Взобравшись на нее, он посмотрел  вниз  на  пологий
склон, покрытый сверкающим на солнце песком. В конце этого  склона  стояла
большая красная махина... автомата с кока-колой.
   Автомат стоял примерно футах в пятидесяти, слегка наклонившись, так как
с одной стороны осыпался песок. Он стоял один-одинешенек посреди  широкого
заброшенного пространства. О'Лири рванулся и скачками помчался  к  машине,
упал возле этого монстра и с радостью услышал тихое  урчание  компрессора.
Откуда же  бралась  энергия?  Сверхмощный  энергетический  кабель,  пройдя
несколько ярдов по поверхности, уходил в песок. А, черт  с  ними,  мелкими
деталями! Не стоит к ним придираться.
   Лафайет полез в левый  карман  брюк,  достал  десятицентовую  монету  и
дрожащими от нетерпения пальцами опустил ее в щель. С замиранием сердца он
слышал, как упала монета. Затем глубоко внутри что-то заурчало,  звякнуло,
и на подающем лотке появилось горлышко бутылки, покрытое изморозью. О'Лири
схватил  ее,  открыл  с  помощью  открывашки,  которая  была  укреплена  в
специальном гнезде, и сделал длинный, жадный глоток.  Это  была  настоящая
кока-кола, точно такая  же,  какую  продавали  в  центре  Колби  Конерз...
Странно. До ближайшего завода по производству этого напитка, по  прикидкам
Лафайета, было очень далеко. Он поднял бутылку и внимательно посмотрел  на
донышко. Выпуклыми буквами на стекле было написано:  Дэйд  Сити,  Флорида.
Поразительно! Оказывается, цивилизация проникает даже в самые  заброшенные
уголки.
   А что же с Артезией? Вряд ли распространители прохладительных  напитков
включили ее в свою сферу  обслуживания.  Таким  образом,  кока-кола  могла
появиться здесь только из реального мира, перенесенная сюда  концентрацией
воли О'Лири. Он уже успел заметить, что, когда воспроизводил  такие  вещи,
как ванна для  мытья  или  платье,  его  подсознание  доходило  до  самого
ближайшего под рукой предмета и хватало его. Между тем мысль о том, что он
подсознательно добрался до Дэйд Сити, несколько пугала его. Хотя, с другой
стороны, это был какой-то признак рациональности, а не чистое  волшебство,
как это выглядело вначале. Занимающая Лафайета мысль сводилась к тому, что
его несколько озадачил фокус с передвижением предметов с одного  места  на
другое, тех предметов, о которых он и не думал в общей канве  размышлений.
Но тогда получается, что Артезия тоже существовала на самом деле!  А  если
это так, то где же она находится? О'Лири отложил пока этот вопрос.
   Спустя десять  минут,  посвежевший,  с  двумя  бутылками  засунутыми  в
карманы про запас, Лафайет снова шагал к своей далекой цели.
   День был на исходе, когда он наконец достиг подножья гор. Голые выступы
и края разрушенного красноватого камня возвышались над морем песка. Здесь,
в тени вздымающихся скал, его  обожженное  солнцем  лицо  приятно  обдувал
прохладный воздух. Лафайет передохнул на плоском выступе, допил  последнюю
бутылку кока-колы, в двадцатый, наверно, с рассвета раз высыпал  песок  из
башмаков и возобновил свой путь, направляясь теперь к северо-западу  вдоль
линии выступающей из песка породы.  Топать  предстояло,  по-видимому,  еще
долго, но здесь, у подножья, это делать было значительно легче. Песок  тут
был намного плотнее, местами покрыт галькой, было даже несколько  участков
плоского камня, шагать по ним - одно удовольствие. Если ничто не помешает,
то можно успеть до темноты сделать этот  переход.  А  завтра  -  последний
рывок, к убежищу Лода.  Что  касается  воды  -  то  это  не  проблема,  он
позаботится о живительном источнике где-нибудь впереди. Постой... А почему
бы ему не представить и боевого коня? О'Лири  остановился  как  вкопанный.
Почему же эта мысль не пришла ему в голову раньше?
   Конечно, будет не просто  заставить  себя  вообразить,  что  где-нибудь
рядом бродит конь, просто так, сам по себе. Животное - это не автомат  для
кока-колы. Ему нужна вода и пища. Длинный кабель здесь не поможет.
   Впрочем, в этих краях, среди множества пещер и укромных мест  в  горах,
как пить дать, может водиться  какая-нибудь  местная  порода  лошадей  или
мулов. Конечно, он найдет его, где-нибудь впереди, на  пятачке  обнаженной
породы, - великолепное выносливое животное, приспособленное к пустыне. Оно
будет сильное, с боевым задором, горящими глазами, но и не слишком нервное
и пугливое, чтобы можно было подойти к нему...
   Прошло два часа.  О'Лири  миновал  четыре  участка  обнаженной  породы.
Теперь он шел значительно медленнее. Лошади пока не  было  видно,  но  это
совсем не означало, как тут же напомнил себе Лафайет, что он не найдет  ее
в ближайшее время. Он ведь не говорил, на каком конкретно участке появится
лошадь - может, на этом, а может, и  на  следующем,  который  виднеется  в
полумиле впереди.
   Он продолжал идти. Снова хотелось  пить.  Надо  бы  сотворить  источник
где-нибудь  поблизости,  но  сначала  все-таки  лошадь.  Его  обувь   была
предназначена для верховой езды, а не для пеших прогулок.  Песок  проникал
всюду - за ворог, под ремень -  омерзительное  ощущение.  Вообще  идти  по
пустыне - удовольствия мало, но ведь и для Адоранны, скорее всего, переход
будет не очень приятным...
   Он дошел до скалы, взмывающей вверх, как нос корабля. Впереди, в сорока
- пятидесяти футах, маячил участок вертикального обнажения породы.  О'Лири
срезал угол, чтобы обойти скалу, и оказался  перед  ущельем,  напоминающем
американский каньон, прорезанный  в  возвышающейся  массе  камня.  Проход!
Наконец-то он достиг его!
   Лафайет поспешно вышел на дорожку, освещенную лучами заходящего солнца,
и устремился в глубь ущелья, оставляя позади себя  длинную  тень.  Солнце,
похожее на оранжевый шар  над  плоским  горизонтом,  отбрасывало  кровавые
блики на стены ущелья. Казалось, что песок,  устилающий  дно  ущелья,  был
вытоптан  множеством  ног.  В  последних  лучах  заходящего  солнца  четко
вырисовывались отпечатки сапог и лошадиных  копыт  -  последнее  прибавило
О'Лири уверенности в том, что лошадь он все-таки получит.  Она  проскакала
тут совсем недавно - вернее, несколько лошадей Лода и  его  подручных,  и,
несомненно, с Адоранной. Были еще  и  другие  отпечатки.  Лафайет  заметил
след, оставленный маленькой ящерицей, еще ряд следов, наподобие  кошачьих,
а там... погоди, а что это там? О'Лири  проследовал  взглядом  по  цепочке
следов, оставленных чьими-то лапами.  Следы  были  большие,  -  невероятно
большие трехпалые отпечатки, будто оставленные какой-то гигантской птицей.
Вряд ли кто-нибудь слышал о птице, у которой лапы в поперечнике  достигали
бы ярда? Это, скорей, причуда воображения, игра света  на  зыбучем  песке.
Да, а где же лошадь?  Он  ведь  определенно  задумал  ее  еще  задолго  до
перехода...
   Впереди раздался пугающий в темноте звук. А  вот,  наверно,  и  лошадь!
Лафайет остановился, поднял голову и прислушался.  Звук  повторился  -  он
напоминал цоканье копыт по камню.  О'Лири  широко  улыбнулся  и  попытался
насвистеть мелодию Роя Рогерса, которой он обычно  подзывал  Триггера.  Но
губы  так  пересохли,  что  вместо  свиста  получилось   какое-то   слабое
чириканье. Откуда-то сверху из ущелья надвигалась тень.
   Что-то  гротескно  высокое  выступило  со  стороны  ущелья  из   мрака,
образованного тенью каменного выступа. Какая-то  неясная  форма  с  тонкой
шеей и огромным туловищем стояла на высоте  пятнадцати  футов.  Это  нечто
величаво двигалось на двух массивных лапах и напоминало гигантскую пародию
на индюшку в день Благодарения, за исключением того, что колени у нее были
согнуты вперед, а голова, повернутая в его сторону, походила на черепашью.
Горящие зеленые глаза  внимательно  следили  за  Лафайетом.  Безгубый  рот
открылся и издал свистящий звук.
   - Это не совсем то, о  чем  я  думал,  -  произнес  О'Лири  в  пустоту.
Кажется, пришла пора спасаться бегством, но ноги  словно  окаменели  и  не
слушались его. Через подошвы явно ощущалось дрожание почвы при каждом шаге
этого чудовища.  Оно  приближалось,  двигаясь  с  величественной  грацией.
Относительно небольшие передние конечности были согнуты и прижаты к  узкой
груди,  а  огромный  выпирающий  живот,  освещенный   последними   лучами,
отсвечивал розовым цветом.
   В пятидесяти футах от О'Лири оно остановилось и  пристально  посмотрело
поверх его головы в даль пустыни. Казалось, что  оно  обдумывает  какую-то
серьезную проблему, не имеющую никакого отношения к  маленькому  созданию,
едва доходившему ему до  колена  и  вторгшемуся  в  его  владения.  О'Лири
по-прежнему смотрел не  отрываясь,  он  словно  прирос  к  земле.  Секунды
тянулись  с  агонизирующей  медлительностью.  Лафайет  был   уверен:   еще
мгновение - и игуанодон,  а  это  был  именно  он,  О'Лири  узнал  его  по
восхитительным  иллюстрациям,  которые  он  недавно  видел   в   книге   о
динозаврах, так вот, еще мгновение - и это чудовище снова  заметит  его  и
вспомнит, с какой целью оно двинулось в этом направлении. О'Лири  мысленно
нарисовал  себе  дальнейшую  картину:  одна  его  нога  свисает  из   угла
ороговевшего рта,  а  сам  он,  не  до  конца  проглоченный  и  всеми  уже
забытый...
   Он остановил полет своей фантазии. Не  стоит  усугублять  надвигающееся
несчастье живым воображением. Пока он еще жив. А  может  и  дальше  сумеет
выкрутиться, если удастся что-нибудь придумать, ну хоть что-нибудь!
   Может, вообразить второго ящера и заставить их драться? Пока они  будут
биться не  на  жизнь,  а  на  смерть,  он  успеет  куда-нибудь  убежать  в
безопасное место.  Слишком  рискованно.  Эти  уроды  могут  его  ненароком
раздавить в лепешку во время своего поединка. Может быть, танк?  Например,
немецкий "Тигр" с большой пушкой восемьдесят восьмого  калибра?  Нет,  это
слишком фантастично. А может быть, его чем-нибудь отвлечь? Скажем,  стадом
великолепных жирных коз, бродящих  поблизости?  Но,  увы,  здесь  не  было
никаких коз. Только он и динозавр. Вдруг его осенило - это дракон Лода! Он
просто забыл об этом, как о слишком фантастической детали  в  рассказах  о
Лоде. Тут он совершил ошибку, впрочем, он их много совершил. Но сейчас нет
возможности исправить ее. Что-то надо делать. Ведь не может же  он  просто
так сдаться!
   Огромная рептилия  зашевелилась  и  повела  головой.  О'Лири  явственно
услышал при движении шеи скрежет чешуйчатой шкуры. Теперь она повернулась,
и ее взгляд упал на маленькую фигурку человека. Из ее желудка  раздавалось
урчание. Чудовище подняло ногу и направилось к  О'Лири.  Лафайет  полез  в
задний  карман  брюк  и  вытащил   горсть   "поцелуйчиков"   из   тянучки.
Размахнувшись, он запустил ими в морду наступающего монстра. Рот  чудовища
в мгновение ока раскрылся и заглотил лакомые кусочки. О'Лири развернулся и
побежал. Сделав несколько шагов, он  оступился,  подвернул  ногу  и  упал,
растянувшись во всю длину. Гигантская тень накрыла  его.  Лафайет  пытался
представить себе Колби Конерз,  изо  всех  сил  желая  оказаться  там.  Он
предпочел  бы  лучше  утонуть  в  заливе,  чем  послужить  закуской   этой
гигантской допотопной ящерице-ядозубу. Но его мозг от шока просто отупел.
   Сверху послышался специфический причмокивающий звук, словно  из  вязкой
грязи вытаскивают  ботинок.  Лафайет  поднял  голову  и  посмотрел  вверх.
Чудовище, нависшее над ним,  сосредоточенно  жевало,  с  заметным  усилием
разжимая склеенные налипшей тянучкой челюсти. О'Лири никак не мог  решить,
что ему делать. Или лежать спокойно, в надежде на то, что животное  о  нем
забудет, или скрыться куда-нибудь, пока оно занято.
   Высунулся острый язык и слизнул кусочек тянучки, прилипший к чешуйчатой
щеке. Пресмыкающееся вздернуло голову и уставилось на Лафайета.  Это  было
абсолютно бесстрастное разглядывание.
   О'Лири  начал  пятиться  назад  на  четвереньках.  Динозавр  понаблюдал
немного, а затем сделал шаг, отрезая ему путь к отступлению и издав резкий
звук. Похоже, он проглотил остатки  тянучки.  Лафайет  прибавил  скорости,
ящер последовал за ним. О'Лири добежал до стены каньона и побежал по нему.
Чудовище следовало за ним, рассматривая его  с  таким  же  интересом,  как
кошка наблюдает за раненной ею мышью.
   - Десять  минут  такой  гонки...  Больше  не  могу,  -  решил  Лафайет,
плюхнувшись вниз лицом и пытаясь перевести дыхание.
   Если уж этому чудищу суждено его сожрать, то пусть так и будет. А может
быть, удастся как-нибудь прогнать его?
   - Уходи прочь! Брысь! - прошептал  он  в  отчаянии.  -  Ты  только  что
вспомнил о своей подруге, да, именно так, и должен немедленно поспешить  к
ней.
   Однако это не сработало. Динозавр был уже совсем близко, до  безобразия
реальный, с  растрескавшейся  шкурой,  покрытой  бородавками.  О'Лири  уже
ощущал запах огурца, исходивший от рептилии, видел  ее  сверкающие  глаза.
Сосредоточиться было невозможно. И вот большая  голова  низко  склонилась,
раскрылась огромная пасть... Ну, вот и все... Лафайет зажмурился.
   Но ничего не произошло. Он открыл глаза. Широкая морда чудовища  висела
прямо над ним, не более чем в двух ярдах, а в выражении глаз было... нечто
такое, что вселяло надежду на сохранение жизни.
   О'Лири сел. Может, оно не ест людей? Оно, наверное, ручное. Может... Ну
конечно! Ведь он же вызывал боевого коня! Вот этот-то зверюга  как  раз  и
был им! Там, во дворце,  когда  задумал  ванну,  он  получил  нечто  более
приятное в придачу. А на сей раз он, видимо, получил соседнего дракона,  к
тому же большого любителя тянучек.
   Лафайет бросил гигантскому зверю другую тянучку, высшего сорта "Тетушка
Ау". Динозавр поймал ее, как собака муху, с той  лишь  разницей,  что  его
челюсти клацнули значительно  громче.  Потом  О'Лири  бросил  с  полдюжины
вместе, а затем  и  остатки.  Динозавр  оперся  на  свой  огромный  хвост,
вздохнул, как подводная лодка, готовая заглотить балласт, и  начал  жевать
сладости. Лафайет тоже вздохнул и сел, привалившись к скале. Эта  четверть
часа была просто ужасна. Впрочем, еще не  все  закончилось.  Вот  если  бы
удалось как-нибудь улизнуть...
   Он  поднялся,  стараясь  двигаться  как  можно  незаметнее.   Игуанодон
наблюдал  за  ним.  Двадцать  футов,  тридцать...  ну,  теперь  только  бы
завернуть за тот поворот, а там он, глядишь, и отвяжется.
   Рептилия  встала  на  ноги  и  потопала  за  ним,  создавая   маленькое
землетрясение  при  каждом  шаге.  О'Лири  остановился.  Гигантская  тварь
припала к земле и низко склонила голову, как будто ожидая чего-то.
   - Прочь! - заорал Лафайет.
   Он сделал движение, как будто  собирался  стрелять.  Динозавр  серьезно
наблюдал за ним глазами, в которых теплилась надежда.
   - Убирайся! - снова закричал О'Лири. - Ты что, думаешь, я их рожаю?
   И тут его осенило. Ведь чудовище  появилось  в  ответ  на  его  желание
обзавестись боевым конем. Может, его в этом качестве и использовать? Какое
впечатление он произвел бы на Адоранну, прискакав к Лоду на  этом  чудище,
чтобы спасти ее! Ну что ж, надо  попробовать.  К  тому  же  этот  зверюга,
похоже, от него не отцепится.  По  крайне  мере,  он  будет  менее  уязвим
верхом, чем просто так прыгая у динозавра под носом. Да, помнится,  в  той
книге говорилось, что игуанодоны вегетарианцы,  так  что  бояться  нечего.
О'Лири расправил плечи, стиснул зубы и осторожно стал отползать в сторону.
Гигант следил за ним, поворачивая голову. Лафайет задумчиво  посмотрел  на
ногу рептилии, которая была похожа на шершавый ствол дерева. Без  "сучков"
забраться на него шансов маловато. Он обогнул  чудище,  дошел  до  хвоста,
толстого и похожего на мехи, объемом  в  пятьдесят  галлонов,  наполненные
черной патокой. Конец хвоста, подобно громадному молоту, ритмично лупил по
песку. Вот по нему-то и можно влезть на спину. О'Лири прошел вдоль  хвоста
до того места, где бы он мог подтянуться и взобраться.
   Когда Лафайет преодолевал участок спины над  задними  ногами  чудовища,
пришлось немного помочь руками. А вообще-то пробираться было  легко,  ноги
удобно цеплялись за чешуйчатые пластины. Ящер терпеливо ждал, пока  О'Лири
доберется до самого предплечья. Затем он наклонил голову. Лафайет  оседлал
шею,  сразу  за  головой,  чудовище  выпрямилось,  подняв  его  футов   на
пятнадцать, и приготовилось скакать. С высоты открывался великолепный  вид
- далеко  на  западе  О'Лири  увидел  участки,  покрытые  растительностью,
крошечные огоньки светящихся окон. Вот там-то он и  найдет  Лода.  Лафайет
пришпорил своего коня, ударив пятками по ороговевшей шкуре.
   - Ну, пошли, малыш, - скомандовал О'Лири.
   Игуанодон припустил легким галопом... совсем в другую сторону.  Лафайет
закричал и, чтобы было понятней, стал одной пяткой пинать чудище  по  шее.
Могучий скакун развернулся, устремился ко входу в  ущелье  и  помчался  по
нему, словно поезд подземки по туннелю. Через пять минут  ущелье  осталось
далеко позади, и они выскочили на обожженную солнцем равнину,  делая,  как
показалось О'Лири, милю за каждый шаг. Солнце зашло. В  пустыне  сгущались
глубокие сумерки.
   - Ну, если так и дальше будет продвигаться, малыш, - произнес  Лафайет,
- то где-то через час мы преподнесем Лоду такой сюрприз, какого он в жизни
не видал.





   Была темная безлунная ночь,  когда  О'Лири  остановил  своего  могучего
боевого коня около едва различимой ограды из высоких эвкалиптов. Эвкалипты
ограничивали   площадку,   на    которой    стояло    громадное    здание,
вырисовывающееся на фоне звезд. Как прикинул Лафайет, это сооружение имело
этажей пятнадцать, не меньше. В  слабом  свете  звезд  поблескивали  сотни
окон, в трех из них горел тусклый свет.
   На вывеске из темного  пластика  неоновыми  буквами  лавандового  цвета
размером примерно двенадцать футов каждая значилось:  "Лас-Вегас  Хилтон".
От ближайшего угла выступающего крыла  здания  его  отделял  металлический
забор с прутьями, украшенными острыми наконечниками.
   -  Да,  я  представлял  себе  все  это  несколько  иначе,  приятель,  -
пробормотал О'Лири. - Лачуги из жести, несколько  деревянных  хибар,  куда
можно было бы проникнуть без особых трудов. А тут и  постучать  некуда.  А
перелезать опасно. Напорешься на эту штуковину и  уже  не  сможешь  помочь
Адоранне.
   Динозавр уперся шеей в забор. Лафайет глянул вниз на острия.
   - Не свалиться бы на них, динозаврик, - передернулся О'Лири.
   Игуанодон приналег на  прутья,  они  заскрежетали  и,  согнувшись,  как
соломинки для коктейля, рухнули.
   - Неплохо  сработано.  Будем  надеяться,  что  никто  не  слышал  этого
грохота...
   Великан пригнул голову к земле, Лафайет спрыгнул на  ковер  из  высокой
травы, доходящей до колена, а рептилия, понюхав травку, принялась ее мирно
щипать, что твоя корова.
   - Ну что ж, малыш, - прошептал он. -  Место,  конечно,  просторное,  но
заселено, похоже, негусто. Подожди меня  здесь,  пока  я  схожу  разведаю.
Только спрячься куда-нибудь.
   Огромная голова легонько заржала. Теперь она была высоко над  землей  и
внимательно изучала нижние ветви огромного дуба.
   Лафайет бесшумно передвигался в направлении группы тополей с  шуршащими
в ночной тишине листьями. Он обогнул пересохший фонтан в виде  абстрактной
женской фигуры, пересек дорожку, на которой виднелись  какие-то  отметины,
сделанные белой краской  через  каждые  десять  футов,  перепрыгнул  через
натянутую цепь и спрятался среди деревьев.
   Отсюда было прекрасно видно все здание. Он покинул рощицу и  направился
к широкому подъезду. Лафайет почувствовал, что асфальт перешел  в  широкие
ступени, ведущие  к  анфиладе  стеклянных  дверей.  Над  ними,  на  высоте
пятидесяти  футов,  простирался  шатер,  опирающийся  на  консоли.   Рядом
проходила терраса с  большими  неподрезанными  кустами  капского  жасмина.
Теплый ночной воздух  был  наполнен  удушающим  ароматом  его  цветов.  За
дверями просматривалось фойе,  устланное  роскошными  коврами.  На  тускло
освещенных бледным систем желтовато-коричневых  стенах  висели  картины  в
замысловатых рамах и золотисто-белые бра. Вокруг низких кофейных  столиков
удобно расставлены легкие кресла и мягкие с виду диванчики.
   Мирный порядок этой картины нарушался разбросанными бумагами,  костями,
пустыми банками из-под консервов. Рядом с кадкой, в  которой  росла  юкка,
виднелся закопченный круг,  оставшийся  от  маленького  походного  костра.
Похоже, кому-то простая походная кухня  была  куда  больше  по  душе,  чем
блюда, приготовленные в ресторане отеля.
   О'Лири поднялся по ступенькам, подошел  к  двери  и  тут  же  в  испуге
отскочил, так как она  неожиданно  распахнулась  перед  ним,  выпустив  со
свистом сжатый воздух. Он почувствовал, как его отросшие волосы на затылке
стали дыбом.
   - Тьфу ты, нечистая сила, -  выругался  про  себя  Лафайет.  -  Чертова
электроника. Хотя это тоже своего рода  нечистая  сила,  только  принявшая
рациональный облик.
   Он бочком прошел через дверь и оглядел вестибюль площадью акра два.
   Адоранна, несомненно, где-то здесь. Судя по размерам здания,  ее  поиск
по всем комнатам и на всех этажах займет много времени. С чего же  начать?
О'Лири наугад выбрал мрачный коридор, подошел к первой комнате и дернул за
ручку...
   За полтора часа Лафайет добрался до девятого этажа в юго-западном крыле
здания. Пока он никого не встретил. Комнаты, большей частью безукоризненно
убранные, были пусты. Единственным признаком непорядка можно было  считать
разве что пыль на поверхностях столов да засохшие цветы в вазах.
   Однако в некоторых комнатах постели были смяты, а на светлых покрывалах
проступали отпечатки грязных сапог,  например  как  вот  в  этой  комнате.
Какой-то неряха ощипывал цыплят в ванной комнате, оставив в унитазе  ворох
перьев. По какой-то непонятной причине был разломан стул,  и  его  обломки
валялись по всей комнате. Из-под кровати выглядывала раздавленная  корзина
для мусора. Среди мусора что-то блеснуло. Это оказался ключ с  пластиковой
биркой бежевого цвета, на которой  золотыми  цифрами  был  выдавлен  номер
1281. О'Лири поднял его. Может, он послужит в качестве сезама? Как  бы  то
ни было - надо проверить.
   До сих пор он не увидел здесь чего-либо, что хоть  как-то  намекало  на
присутствие Адоранны. Где сейчас Лод - неизвестно. Может быть,  со  своими
подручными рыщет где-нибудь. Надо спешить. Добравшись до лестничной клетки
двенадцатого этажа, Лафайет услышал  звук  голосов.  Сердце,  забилось  от
недоброго  предчувствия.  Его  даже   прошибла   испарина.   О'Лири   стал
пробираться вдоль коридора в направлении,  указанном  мерцающей  стрелкой.
После поворота, за углом, голоса стали слышны сильнее. Номер  1281  должен
быть в конце коридора, а громкие голоса  доносились,  похоже,  из  комнаты
напротив. Лафайет тихонечко подкрался  и  стал  сбоку  от  полоски  света,
падающего из комнаты на ковер, и прислушался.
   - ...видели его во дворце два дня назад, - скрипел чей-то голос. - А  я
ему  и  говорю:  слушай,  говорю,  значит,  так...  если   есть   у   тебя
какой-никакой план, то, пока ты будешь брать добро, мы сделаем всю  черную
работу и все - дело в шляпе.
   - Но он пообещал шефу,  что  добудет  девчонку,  -  начал  было  кто-то
второй. Тут его резко, словно ударом молотка для крокета по  мясной  туше,
оборвал кто-то другой.
   - Не очень-то вежливо называть даму девчонкой, - хрипло  произнес  этот
другой. - Я знаю, что он обещал. Наше дело  выполнять.  Не  беспокойся,  у
босса все планы продуманы. У него в загашнике есть парочка  сюрпризов  для
ее высочества.
   - Да, против него не  попрешь,  -  сказал  третий  голос,  -  с  его-то
мощью...
   О'Лири напряженно ловил каждое  слово  и  вдруг  почувствовал,  что  по
коридору кто-то приближается. Он быстро юркнул в дверь напротив и прижался
к стене.
   - Эй! - послышался голос. - А ты кто такой?
   В дверях ванной комнаты стоял детина с мыльной пеной на лице.
   - Иди-ка поищи себе другое место для ночлега.
   Внезапно тон его речи изменился:
   - Постой, постой... Я что-то раньше тебя не видел.
   - Э... да я новенький, только что вступил, -  на  ходу  сымпровизировал
Лафайет. - Понимаешь,  страсть  к  приключениям,  желание  найти  компанию
близких по духу. Да, кстати, о девушке. В какой она комнате?
   - Чего?
   - Я просто хотел убедиться - заперта ли дверь. Нашему боссу  Лоду  вряд
ли понравится, если она исчезнет. Не так ли?
   - Ты чего, спятил, что ли?.
   Громила мрачно посмотрел на  О'Лири,  ковыряя  указательным  пальцем  в
изуродованном ухе.
   "Еще один боксер", - подумал Лафайет.
   - Она...
   Дверь резко распахнулась.
   - Эй, Железолом, - прорычал тип, похожий на Джона Сильвера, с такой  же
деревянной ногой и облаченный в грязное белье. -  Дай  мне  твой  запасной
медный кастет.
   Вошедший пристально посмотрел на О'Лири:
   - А это кто?
   - Да новый парень. Что-то вроде горничной для леди. Вечно ты  приходишь
что-нибудь клянчить, Боунз. Кстати, ты еще не вернул мне тиски для больших
пальцев, которые завещала мне мама.
   - Подожди. А что это  за  горничная?  -  Боунз  пристально  смотрел  на
Лафайета.
   - А я почем знаю. Он спрашивал, где дама. Болван не знает даже...
   - Это  неважно,  чего  он  не  знает.  Он,  наверно,  один  из  этих  -
новобранцев. Так, что ли, парень?
   - Абсолютно точно, - кивнул О'Лири. - Да, кстати, о  пленнице.  Скажите
только, в какой она комнате, и я пойду. Не  смею  вас  больше  беспокоить,
джентльмены.
   - Этот дурень думает... - снова начал Железолом.
   - В какой комнате, говоришь? - Боунз  посмотрел  на  Железолома.  -  Ее
трудно найти. Мы сейчас покажем тебе дорогу, не так ли, Железолом?
   Железолом нахмурил свое плоское лицо:
   - Ты же видишь, я занят.
   - Ничего, ради гостеприимства не грех потратить две минуты. Пошли.
   - Да не беспокойтесь, господа, - возразил  Лафайет.  -  Скажите  только
номер комнаты.
   - Ничего, ничего, приятель. Это наш долг. Пойдем. Тут совсем недалеко.
   - Ну...
   О'Лири вышел за ними в коридор.  Может,  так  оно  и  впрямь  лучше,  с
сопровождающими. В конце концов так можно  избежать  неприятных  вопросов,
если они наткнутся на кого-нибудь. Он следовал  за  двумя  тяжеловесами  с
покатыми плечами. Они прошли коридор, поднялись два пролета по лестнице  и
вошли в другой коридор, ничем не отличающийся от предыдущего.
   - Прямо сюда, приятель, - пригласил Боунз с кроткой, как  у  крокодила,
улыбкой.
   Они миновали  еще  несколько  дверей,  за  которыми  царила  тишина,  и
остановились перед комнатой с номером 1407.  Боунз  осторожно  постучал  в
дверь костяшками пальцев. Внутри послышалось какое-то рычание.
   "Это не похоже на Адоранну, - подумал Лафайет, - это  скорей  смахивает
на..."
   Боунз подскочил к О'Лири, но тот успел увернуться и нанес  мощный  удар
сбоку прямо по кадыку на бычьей  шее.  Железолом,  ничего  не  понимая,  с
удивлением наблюдал, как его напарник зашатался, издавая сдавленный вопль.
Он резко повернулся к Лафайету и... напоролся на удар в  грудь.  Железолом
согнулся пополам и тут же  получил  сильнейший  апперкот  в  челюсть.  Его
голова запрокинулась.
   - Ты чего это? - спросил Железолом прерывающимся от боли голосом.
   Лафайет схватил его за  руку  и  попытался  бросить  через  бедро,  но,
почувствовав, что сам начинает  подниматься  в  воздух,  быстро  отскочил.
Железолом, с искаженным от боли лицом, схватился за руку.
   - У... у! - замычал тяжеловес.
   Тут  О'Лири  заметил,   что   Боунз,   слегка   оклемавшись,   начинает
приближаться к нему. Он двигался, как-то странно перекосившись влево, лицо
выражало зверскую решимость. Лафайет, не раздумывая, обогнул Железолома  и
пулей кинулся к лестничной клетке. Камнем проскочил один пролет,  выскочил
в коридор - и попал прямо в объятия... медведя. О'Лири и  раньше  замечал,
что не в силах сосредоточиться в авральной ситуации в состоянии наивысшего
напряжения, вот как сейчас. Человек, который в данный момент схватил  его,
был просто гигант - рост семь футов, ручищи, как  железные  тиски,  плечи,
как доспехи регбиста, вдобавок отовсюду  выпирали  узлы  мышц.  Он  держал
О'Лири железной хваткой в крайне неудобном положении  -  руки  за  спиной.
Гигант приподнял его и слегка пританцовывал на пальцах  ног,  чтобы  легче
было стоять.
   - Я буду вести себя спокойно, - заверил Лафайет  своего  ловца.  -  Как
насчет того, чтобы вставить мне руки на  то  самое  место,  где  они  были
раньше, мне так как-то больше нравится.
   Могучая рука дернула его в сторону, направляя в другой коридор.  О'Лири
поерзал, чтобы переместить тяжесть на ноги. Через открытые двери он  видел
незаправленные кровати, ворохи грязной одежды, тут  и  там  валявшиеся  на
замусоренных полах. Кругом были разбросаны пустые коробки из-под  печенья,
банки из-под сардин, фасоли. Его конвоир остановился и  стукнул  два  раза
кулаком в дверь. Дверь мягко скользнула внутрь - это был лифт. Он втолкнул
Лафайета, повернул ручку, и они поехали вверх. Миновали  один  этаж,  лифт
остановился. Вышли в коридор, где жарко спорили Боунз и Железолом:
   - ...мы скажем ему, что у парня был нож, понимаешь...
   - Да нет, не будем ему ничего говорить. Я скажу, что ты был пьяный...
   Разговор неожиданно оборвался, так как они увидели О'Лири.
   - Глянь! - сказал Боунз. - Его Дробитель поймал!
   - Ну, спасибо тебе, - поблагодарил его Железолом, - сейчас  мы  заберем
его у тебя.
   Дробитель издал какой-то  низкий  клокочущий  звук,  и  два  головореза
поменьше поспешно удалились.
   Дробитель подтащил О'Лири к двери, в которую раньше стучался Боунз.  На
сей раз от удара она заходила ходуном.
   Раздался низкий голос:
   - Да открыта она, черт вас возьми!
   Громила повернул ручку и, широко распахнув дверь, втолкнул  Лафайета  в
комнату.
   Там, у окна, стояло кресло, в котором сидел человек. Первое впечатление
было просто устрашающее -  даже  сидя  он  был  выше  стоящего  перед  ним
Дробителя. Вдобавок он был шире, толще, тяжелее, словом -  крупнее  любого
человека из всех, которых О'Лири доводилось когда-либо видеть. Сама  собой
невольно напрашивалась мысль - да было ли это чудовище человеком?
   Массивная голова сидела как-то под углом, можно было подумать, что  эту
шею  один  раз  уже  сломали,  а  потом  неправильно  починили.   Истинным
украшением  этого  монстра  было  темное  лоснящееся  лицо,   похожее   на
вырезанное из камня изображение какого-то героического демона. Тонкий  нос
с огромными крыльями ноздрей, широкий тонкогубый рот.  Над  верхней  губой
топорщилась жидкая щеточка усов. Массивные челюсти и срезанный  подбородок
покрывала редкая растительность. На этом мясистом лице глубоко  посаженные
яркие карие глаза  казались  маленькими.  Белков  совсем  не  было  видно.
Коротко  остриженные  волосы  покрывали  широкий  шишковатый  череп.  Шея,
толщиной с хорошую ногу, была замотана длинным шарфом,  а  массивное  тело
задрапировано  складками  блестящей  ткани  цвета  темного  вина.  Ладони,
лежащие на подлокотниках кресла, были настолько велики, что  в  каждой  он
мог держать по два футбольных мяча. По крайней мере так показалось О'Лири.
На  толстых  волосатых  пальцах  сверкали  огромные  драгоценные  камни  в
массивной оправе. Гигант  сделал  движение  одним  из  них,  и  Дробитель,
оставив О'Лири, вышел из комнаты.
   - Итак, ты добрался до моей цитадели, - услышал Лафайет густой  бас  на
самом низком регистре слышимости. - Я  предполагал,  что  тебе  это  может
удаться, хотя многомудрый Никодеус был иного мнения.
   - Черт побери, но вы правы, - ответил О'Лири,  пытаясь  унять  дрожь  в
голосе, - и если вы  не  желаете  себе  зла,  то  немедленно  отдайте  мне
Адоранну, и тогда, возможно, я замолвлю  за  вас  словечко  перед  королем
Горублом.
   - Если я не хочу себе зла? Увы, малыш, никто и никогда  не  знает,  что
есть зло, а что добро. И даже  если  бы  знал,  неужели  ты  думаешь,  что
человек сможет воспользоваться этим знанием?
   - Я предупреждаю тебя, Лод. Ты ведь Лод, не так ли? Если  ты  причинишь
какой-нибудь вред ее высочеству...
   - Да, да. Лод - это мое имя! - В голосе  великана  послышались  жесткие
нотки. - Потрудись-ка не угрожать мне, ничтожное создание.  Ты  мне  лучше
скажи, что за причина привела тебя сюда?
   - Я пришел за принцессой... - О'Лири остановился и сглотнул. - Я  знаю,
она у тебя, потому что никто, кроме...
   - Одно слово лжи - и я сделаю так, что ты пожалеешь об этом,  -  сказал
Лод. - Например, так.
   Он быстро наклонился и молниеносным движением схватил Лафайета за плечо
своей огромной ручищей. Хватка была настолько сильная, что О'Лири взвыл от
боли. Лод откинулся назад, явно наслаждаясь мучениями Лафайета.
   - Еще соврешь - станешь калекой. Следующий раз я тебе сломаю конечность
или выбью глаз. А соврешь в третий раз, клянусь, я повешу  тебя  в  клетке
слез. Ты будешь умирать медленной смертью. Ты  даже  представить  себе  не
можешь, какие муки тебя ожидают.
   - К... кто врет? - с трудом выдавил О'Лири, смахивая слезы, выступившие
от боли. - Я слышал, что Адоранна исчезла, и все решили, что это сделал я.
Но это не так. Единственный, у кого есть повод и возможность это сделать -
ты.
   - Что? Может, ты хочешь, чтобы я перешел ко второму уроку? Я...
   - Он говорит тебе  правду,  глупая  безобразная  махина,  -  послышался
откуда-то резкий, несколько приглушенный, но все равно трубный голос.
   Лод остановился на полуслове и настороженно оглянулся.
   - Конечно. Я говорю только правду, - Лафайет пошевелил плечом. Вроде бы
цело, не поломал. Ух как жаль, что он не прихватил  с  собой  кольт  сорок
пятого калибра, когда тот был у него под рукой. С каким  удовольствием  он
бы сейчас изрешетил эту гору лоснящегося мяса.
   - Кто послал тебя сюда? - продолжал Лод. -  Думаю,  что  это  Никодеус,
хитрый предатель!
   - Никодеус выдал меня дворцовой охране, когда я навестил его, - ответил
О'Лири. - Нет, это не он послал меня.
   - Спроси его, кто он сам, а не  кто  его  хозяин,  -  снова  послышался
брюзгливый голос.
   Лафайету показалось, что голос раздается откуда-то из-за спины Лода. Он
вытянул шею, чтобы увидеть того, кто мог прятаться за спинкой кресла.
   - Ну, ладно. Назови себя, маленький человек, - скомандовал Лод.
   - Я Лафайет О'Лири, ты удовлетворен? Я требую...
   - Откуда ты явился?
   - Я выехал из Артезии. Вчера вечером, если ты это имеешь в виду. Ну,  а
где я был до этого, объяснить достаточно сложно.
   - В этом человеке есть что-то странное, - протрубил  голос.  -  Отпусти
его, отпусти его!
   Лод прищурился:
   - Ты пошел один и без оружия против меня, могущественного Лода. Как  же
тебе удалось пройти  через  мои  восточные  ворота,  охраняемые  драконом?
Как...
   - Это все равно, что спрашивать у западного ветра, почему тот  дует,  -
снова послышался резкий голос. - На этот  раз  ты  столкнулся  с  реальной
силой, подлый узурпатор! Пусть же у тебя хватит ума покорно уступить ей!
   - Отвечай! - злобно прорычал Лод. - Я вижу, ты  сам  напрашиваешься  на
пытку!
   - Послушай, все, что я хочу - это  девушку  и  свободу,  -  в  отчаянии
сказал О'Лири. -  Скажи  своим  гориллам,  чтобы  они  выпустили  нас,  не
причинив вреда, и...
   Огромные руки Лода взметнулись, схватили  Лафайета  и  приподняли  его,
оставляя синяки на ребрах.
   - Разорвать тебя, что ли, на части, упрямая букашка?
   - Убей его сейчас, или он скажет тебе то, что ты так боишься  услышать,
- проворчал резкий голос. - Попробуй, заткни глас судьбы!
   Лод зарычал и отшвырнул О'Лири от себя. Он поднялся на ноги и навис над
Лафайетом, как гора высотой  в  десять  футов.  Эдакая  глыба  с  горбатой
спиной.
   - Может, тебя сварить в котле? - прогудел он. - Или положить  на  ложе,
утыканное тысячью острейших иголок? Или бросить  тебя  в  темный  колодец,
наполненный ядовитыми змеями? А может,  закопать  по  горло  в  бутылочных
осколках?
   О'Лири поднялся. Голова после удара об пол продолжала гудеть.
   - Нет, покорнейше благодарю, -  он  посмотрел  прямо  в  лицо  гиганту,
который продолжал стоять над ним,  как  башня.  -  Просто...  отдайте  мне
Адоранну и... я покину вас, не причинив особого вреда.
   Лод заревел, а другой голос залился  каким-то  диким  хохотом.  Великан
круто повернулся, подошел к креслу и тяжело опустился  в  него.  Лицо  его
сменило ряд выражений. Наконец, он поднял на Лафайета мрачный взор.
   - Я вижу, ты не понимаешь по-хорошему, -  еле  сдерживаясь,  проговорил
Лод. - Ну, а коль так, придется прибегнуть к жестким мерам.
   Он дернул что-то на манжете. Дверь открылась. За ней  стоял  Дробитель,
казавшийся карликом рядом с Лодом.
   - Отведи его в камеру пыток, подготовь и жди меня, - рыкнул великан.
   Казалось, прошло много  часов.  Лафайет  почувствовал,  что  его  снова
качнуло, и попытался сохранить равновесие. Тут  же  острая  боль  пронзила
правое плечо - это впивались острые  иголки,  унизывающие  стенки  клетки.
Лафайет дернулся от  боли  и  левым  локтем  стукнулся  о  выступ,  словно
специально сделанный в точно рассчитанном месте.  Боль  была  невыносимая.
Это заставило его опять принять единственно возможное положение в  клетке:
полусогнувшись, полуприсев, с  головой,  неестественно  повернутой  набок.
Колени и спина нестерпимо ныли. Свербящая боль от множества  поверхностных
уколов распространилась по всему телу. И уже нельзя было понять, где болит
сильнее. Бедро свело судорогой.  Пытаясь  хоть  чуть-чуть  облегчить  свое
положение, он капельку сдвинулся в сторону. Тут же тысячи  игл  впились  в
кожу.
   - Это ничего тебе не даст, Лод, - выдавил О'Лири. - Я никогда не  смогу
тебе сказать, кто меня  послал,  потому  что  меня  никто  не  посылал.  Я
действую сам по себе.
   Великан барски развалился в шезлонге. Он уже успел переодеться и сейчас
был в каком-то бледно-розовом одеянии, а шея  была  замотана  ярко-красным
шарфом необъятных размеров. Он отмахнулся огромной, как  чемодан,  ладонью
со сплошь унизанными перстнями пальцами.
   - Хочешь поупрямиться, букашка, пожалуйста. Мне доставляет удовольствие
наблюдать, как ты тут дергаешься,  захлебываясь  от  боли.  Ведь  уколы-то
следуют друг за другом один больнее другого. Эта клетка слез  -  блестящее
изобретение. Она не только обжигает тело  своими  острыми  ласками,  но  и
заставляет  мозг   поспешно   принимать   мучительные   решения,   -   Лод
удовлетворительно хмыкнул.
   Он поднял пивную кружку из просмоленной кожи емкостью в галлон,  залпом
осушил ее, оторвал ногу от чего-то жареного, размером с индюшку,  и  одним
махом обсосал мясо с кости.
   Одними глазами, не поворачивая головы, Лафайет уже  в  пятнадцатый  раз
оглядывал всю комнату. Высокие потолки с балками, сыроватый земляной  пол,
не очень дорогой ковер, на котором стоял шезлонг Лода. На грубых  каменных
стенах были небрежно развешаны трофеи. Это были головы огромных  рептилий,
не  выделанные  и  не  высушенные,  просто  черепа  с   гниющими   пустыми
глазницами. Тут же висело сломанное оружие, размером  в  два  раза  больше
нормального -  огромная  секира  с  древком,  обернутым  кожей,  и  ржавым
обоюдоострым лезвием. Здесь не было ничего, что он мог бы  использовать  в
целях своего спасения. Лафайет даже не мог просто  сосредоточиться,  когда
на него со всех сторон накатывала боль. Здесь была всего одна дверь, и  он
знал, куда она ведет. Воображать  американскую  кавалерию,  которой  отдан
приказ его спасти, бесполезно. Подданные короля Горубла,  при  всей  своей
любви к принцессе, страшно боялись Лода и его дракона, так что  и  с  этой
стороны надеяться на помощь не приходится.
   - Я вижу, ты в восторге от моих маленьких  игрушек,  -  весело  рокотал
Лод.
   Он становился все более разговорчивым по  мере  того,  как  опрокидывал
темное пиво кружку за кружкой.
   - Эти безделицы напоминают мне о прежних годах, когда я еще  не  достиг
настоящего величия.
   - Величия? - О'Лири попытался вложить в это  слово  все  презрение,  на
которое он только был способен. - Ты самый обычный проходимец.  Ну,  может
быть, несколько отвратительней, чем все  остальные.  А  похищать  людей  и
пытать их - в этом ли величие. Уже тысячи лет этим повсеместно  занимаются
отбросы общества.
   - А, ты все еще поешь  веселую  песенку,  -  прогудел  Лод,  добродушно
улыбаясь и обнажая огромные квадратные зубы. - Но боль, жажда  и  голод  -
очень надежные слуги, они делают свое дело. А тут еще их помощник страх...
   - Только дурак не ведает  страха,  -  опять  произнес  странный  резкий
голос. - Ты забавляешься сейчас с неведомой тебе силой, грязный узурпатор!
   - Откуда раздается этот голос? - спросил О'Лири.
   - Это голос моей совести, -  прорычал  Лод,  потом  загоготал  и  снова
опрокинул кружку. - Скорее остатков совести. Все время, пока  я  здесь,  я
слышу его. А почему бы тебе не прислушаться к нему?  Он,  похоже,  поумнее
тебя.
   У Лода злобно оттопырилась губа.
   - В один прекрасный день я убью его, - пробурчал он себе под нос.
   - И день этот все ближе и ближе, - снова раздался тот же резкий  голос,
захлебывающийся недобрым смехом.
   Лод опять опрокинул кружку в свое  бездонное  нутро.  Пиво  потекло  по
подбородку. Он шваркнул кружкой о стол и с вызовом уставился на Лафайета.
   - Ты вот все лепечешь о  ее  высочестве,  принцессе  Адоранне,  которая
должна была стать моей невестой, - Лод уже еле-еле ворочал  языком.  -  Он
поклялся, что девчонка будет мне наградой! А сейчас  мои  агенты  доносят,
что он тайно упрятал ее куда-то. А время идет... Его заговор уже созрел, и
сейчас он во мне не нуждается. Он так считает! Он обязательно  разделается
с девчонкой, ведь только она может помешать ему вступить на  трон.  Ну,  а
меня - отшвырнет в сторону, меня - которому он дал клятву!
   - Так это что, правда?.. Адоранны действительно здесь нет? - О'Лири  не
отрываясь смотрел расширенными от боли глазами на отвратительную образину.
   - Слышь, он -  хитрая  бестия,  -  слова  великана  звучали  все  более
невнятно.  -  Черт  его  дери,  со  всеми  его  обещаниями,  подарками   и
предательством. Но он, дурак, забыл, что в своей собственной стране я  был
королем! - Лод снова грохнул кружкой  об  стол,  расплескивая  пиво.  -  Я
сделался королем благодаря силе своих рук и вероломству. Мой отец,  уж  на
что могуч был, а я и его обскакал.
   - Он доверял тебе, коварный сын и  брат,  -  прогудел  голос.  -  А  ты
прирезал его во сне!
   - Трофеи принадлежат победителю! - зарычал Лод.
   Он снова наполнил кружку, осушил ее одним  махом  и  оторвал  приличный
шмат от жареной птицы. Голос в это время сыпал проклятиями.
   - Но, - Лод ткнул пальцем в сторону О'Лири, как раз в тот момент, когда
он дернулся от очередного укола в бедро. - Скажи,  разве  этот  предатель,
готовящий заговор во дворце, поступил со мной честно? Есть ли у него страх
перед силами, которые сделали меня королем? Нет! Он отшвырнул меня, думая,
что я навеки останусь в этом краю выжженной земли, а все богатство городов
и полей достанется только ему!
   - А почему бы и нет? - усмехнулся Лафайет неожиданно для самого себя.
   Мозг его уже затуманился, и только постоянные уколы игл держали его  на
грани сознания.
   - Никодеус знает, что тебя можно совершенно спокойно надуть, потому что
ты - глупый!
   -  Глупый?  -  Лод  захохотал,  издавая  звуки,   похожие   на   грохот
разваливающейся каменной башни. - И все же он послал сюда тебя, замухрышка
несчастный.
   - А как же этот замухрышка прошел мимо твоей  мощной  охраны?  -  опять
вклинился приглушенный голос. - Спроси его об этом, могучий недоумок!
   - Ну, вот теперь ты будешь говорить!  -  Лод,  покачиваясь,  наклонился
вперед. - П-почему этот сивый волшебник послал тебя? Почему  именно  тебя?
Кто ты? Чем ты занимаешься? Как...
   О'Лири рассмеялся, изо всех сил стараясь, чтобы это выглядело как можно
натуральнее. Лод вскочил было на ноги, но тут же снова плюхнулся на место.
   - Я, похоже, зря упражняюсь в красноречии, - пробормотал он. -  Но  еще
немного подождем, и клетка сделает свое дело.
   - Еще немного - и ты умрешь,  -  завизжал  тот  же  голос.  -  А  потом
призраки обезображенных предков  будут  раздирать  твой  вонючий  труп,  и
первым среди них будет призрак моего отца.
   - Молчать! - заревел Лод.
   Он нетвердой рукой налил себе пиво и выпил, расплескивая его повсюду.
   - Если я умру,  то  кто  будет  кормить  тебя,  кровопийца?  -  великан
откинулся в кресле, наблюдая за Лафайетом покрасневшими глазами.
   - Ну, ладно. Хватит об  этом,  -  проворчал  он.  -  А  теперь  говори,
букашка! Каковы секретные планы Никодеуса? Что кроется за его  обещаниями?
Зачем он послал тебя? Зачем? Зачем? Зачем?
   - А ты разве... жаль, что ты не знаешь... - выдавил с трудом О'Лири.
   Вот если бы клетка  была  сделана  из  чего-нибудь  мягкого,  ну,  типа
тянучки... или если бы он заранее подумал о том, чтобы запастись маленьким
ружьем... или если бы кто-нибудь, ну хоть кто, ворвался бы сейчас и открыл
клетку... Все бесполезно. Он зажат здесь и бессилен что-либо предпринять в
таком положении. Правда, когда он тонул, ему удалось  в  последний  момент
вернуться в Артезию. Да, но ведь тонул-то  он,  можно  сказать,  в  полном
комфорте. Последняя минута еще не наступила. Если ему удастся выбраться из
этой  переделки,  то  надо  будет  непременно  поставить  ряд  контрольных
экспериментов,  чтобы  определить  природу  и  диапазон   действия   своих
возможностей. Но на этот раз, похоже,  выбраться  не  удастся.  Он  тут  и
погибнет, а Адоранна так никогда и не узнает, что он пытался ее спасти.
   - ...и сейчас, пока еще не поздно, - продолжал монотонно вещать  голос,
- отпусти его, гнусный отцеубийца, не лезь навстречу несчастьям, о которых
даже понятия не имеешь.
   - Не совсем, - Лод говорил уже совсем неразборчиво.  -  Я  думаю,  этот
упрямый коротышка подкупил тебя. Иначе с чего это ты так рьяно  заботишься
о нем? Но я - Лод, король и господин, я не боюсь ни людей,  ни  черта,  ни
дурного глаза.
   - Глупец! Отпусти его! Я вижу смерть и реки крови,  вижу,  как  рушатся
все твои грязные планы. Я вижу тень Великой Секиры - она уже  нависла  над
твоей головой!
   - Великая Секира висит среди моих трофеев, - дико захохотал Лод.  -  Не
родился еще тот герой, который осмелится поднять ее против меня.
   Он прикончил очередной галлон пива и дрожащими  руками  снова  наполнил
кружку.
   - Ну, что скажешь, заморыш? - обратился он к О'Лири. - Может, хватит  с
тебя? Как тебе мои иголочки - развязали язычок?
   -  Я  чувствую  себя  превосходно,  -  проговорил  Лафайет  не   совсем
отчетливо. - Мне тут нравится. Тихо, спокойно.
   - Отпусти его! - злобно шипел голос. - Отпусти его, кретинское отродье!
   Лод, с упрямством пьяного человека, тряхнул головой:
   - Понимаешь, букашка, даже величие должно нести бремя. Денно  и  нощно,
когда я бодрствую или сплю, все время у меня в ушах  звенит  этот  мерзкий
голос! Кого другого, послабее, это давно бы свело с ума, не так ли?  -  Он
осоловело уставился на О'Лири.
   - Я... ничего... не слышу, - заговорил Лафайет с большим усилием. -  Да
я думаю, ты... и так уже свихнулся...
   Лод опять засмеялся, икая.
   - Это не призрачный голос, - рыкнул он. - Этот голос  рожден  в  недрах
такого же горла, как у всех.
   - Это... это первый признак, - задыхаясь, выдавил  из  себя  О'Лири.  -
Слышатся голоса...
   Великан криво усмехнулся.
   - И тебе, букашка, наверное, приятно слышать все эти дерзости, несмотря
на наказание.  Ты  думаешь,  что  приобрел  союзника?  -  Смешок  Лода  не
предвещал ничего хорошего.  -  От  этого  союзничка  тебе  будет  невелика
помощь. Но я  нарушил  правила  хорошего  тона!  Я  не  представил  нашего
собеседника! Сейчас ты увидишь зрелище что надо! Уж поверь мне! Я исправлю
свой промах.
   Лод потянулся к горлу и начал распутывать шарф. Наконец он сорвал его.
   Прямо у основания его  бычьей  шеи  росла  вторая  голова  -  с  худым,
морщинистым лицом, впалыми щеками и глазами, как, горящие  уголья.  Голова
была - копия первой.
   - Прошу любить и жаловать,  мой  брат!  -  произнес  Лод  заплетающимся
языком.
   После этих слов он  откинулся  в  своем  кресле,  рот  открылся,  глаза
сомкнулись.





   Некоторое время стояла полная тишина, изредка  нарушаемая  посапыванием
великана, потом Лод сильно захрапел, зашевелился, выкинул руку и  столкнул
кружку с пивом. Темная жидкость выплеснулась на пол,  а  остатки  побежали
ручейком по столу и затем методично, капля за каплей, стали стекать  вниз.
О'Лири открыл глаза, когда услышал, что зашевелилась вторая  голова  Лода.
Голова смотрела прямо на Лафайета и что-то говорила,  еле  разжимая  губы.
О'Лири прислушался.
   - Большой... зверь... спит, - отрывисто прошептала она. -  Это  крепкое
пиво не прошло бесследно и для меня, но я постараюсь перебороть хмель.
   О'Лири не отрываясь наблюдал за происходящим. Было слышно,  как  капало
на пол пролитое пиво. Лод пошмыгал носом и зафыркал во сне.
   - Слушай, ты, малыш, - прошипела голова. - Если я помогу  тебе  сейчас,
обещаешь выполнить мою просьбу? Ответь мне!
   Лафайет силился что-то сказать, но язык не слушался. Эти попытки стоили
ему невероятных усилий. Переводя дух, О'Лири немного  обмяк,  и  в  ту  же
секунду тысячи игл впились в его тело. Он  знал,  что  адская  боль  будет
невыносимо терзать его. Пусть хоть такой  дорогой  ценой,  но  он  получит
благословенное мгновение облегчения...
   - Не умирай, глупец! - свирепо зашипела голова. - Я освобожу  тебя,  но
вначале дай мне слово, что выполнишь то, о чем я тебя попрошу!
   - Что... о чем ты? - Лафайет старался вникнуть в то, что ему  говорили.
Он понимал, что это чрезвычайно важно, но где-то совсем рядом  его  манила
гигантская яма мягкой черноты, и если он не остановится сейчас, то тут  же
начнет все глубже и глубже погружаться в ее пучину...
   - Слушай меня! Поклянись свободой, что сослужишь мне службу.
   Голос с трудом пробивался сквозь туман, заполняющий сознание О'Лири.  В
груди что-то нестерпимо ныло. Боже мой,  какая  боль!  Стоило  ему  только
чуть-чуть расслабиться, как тут же  опять  в  истерзанное  тело  впивались
адские шипы. Что-то острое уже буравило его щеку, кололо в челюсть.
   Он судорожно хватил  ртом  воздух  и  снова  сжался,  чтобы  шипы  чуть
отпустили его. Горящие  глаза  на  морщинистом  лице  неотступно  сверлили
Лафайета.
   - ...Ну давай, глупец! Лови  шанс,  который  фортуна  бросает  тебе  на
дороге! Дай мне слово, и я освобожу тебя!
   - Что... что ты хочешь, что  я  должен  сделать?  -  с  трудом  выдавил
О'Лири.
   - Видишь секиру, вон там, на стене? Когда-то,  много-много  лет  назад,
бытовало предание, что острое лезвие этой секиры поставит последнюю  точку
в судьбе изменника! Возьми ее, размахнись посильней и отсеки его голову!
   - Его... голову?
   - Убийца короля, своего отца, поклялся, что то же самое  сделает  и  со
мной, -  продолжала  голова  сиплым  голосом.  -  Он  заявил,  что,  когда
принцесса Адоранна станет его невестой, на брачном празднике свидетелей не
будет! Он соберет самых лучших хирургов страны, и их ножи обезглавят меня.
Лод меня ненавидит и в то же время боится. Меня, который был с ним во всех
переделках, готовый в  любую  минуту  дать  дельный  совет.  А  теперь  он
говорит, что я  опозорю  его  перед  трепетной  прелестницей.  О,  мерзкое
создание! Он с удовольствием избавится от меня. Он  считает,  что  это  не
сложнее, чем удалить бородавку. Взял и срезал.
   - Как же ты сможешь освободить меня?
   - Когда он спит в пьяном забытье, вот так, как сейчас, я  могу  немного
управлять телом, нашим общим телом, которое скоро будет только  моим.  Ну,
отвечай, малыш, ты согласен?
   - Я... я попробую.
   - Отлично!
   Сверкающие глаза прищурились. О'Лири заметил, что из-под  пряди  волос,
спадающей на темный морщинистый лоб, проступили капельки пота.
   Волосатая рука зашевелилась и стала неуклюже шарить в складках одежды.
   Послышалось звяканье металла,  и  в  руке  появилась  увесистая  связка
ключей. Лод продолжал храпеть, высунув язык из раскрытого рта.
   - Будет больно... это будет смертельно больно,  -  пробормотала  вторая
голова. - Но скоро, очень скоро победа будет за мной.
   О'Лири видел, как рука неловко размахнулась и бросила связку в  сторону
клетки. Ключи звякнули по металлу и повисли на одном из шипов в нескольких
дюймах от руки Лафайета.
   - Я не могу до них дотянуться, - прошептал он.
   - Попробуй! Между тобой и свободой стоит только  одно  мгновение  боли.
Попробуй!
   Лафайет просунул руку на дюйм. Сотни жал  тут  же  впились  в  нее.  Он
чуть-чуть подался корпусом, всей кожей ощущая, как  шипы  вгрызаются  в  в
бока и под ребра. Он тянул руку вперед и вверх, до боли сжимая зубы  и  не
обращая внимания на треск кожи и  потоки  свежей  крови,  бежавшей  поверх
прежних, подсохших ран. Еще один дюйм, и Лафайет коснулся пальцами связки.
Ключи упали на ладонь. Он  схватил  их  и  зажал  в  руке.  Сердце  бешено
колотилось. Неожиданно Лод зачмокал во сне губами  и  зашевелился.  О'Лири
затаил дыхание. Великан поерзал в кресле,  что-то  пробормотал  во  сне  и
снова задышал ровно и спокойно. О'Лири  стал  просовывать  руку  к  замку,
получая все новые и новые уколы. Его одежда пропиталась кровью, неглубокие
многочисленные раны кровоточили и нестерпимо болели.
   - Ключ из черного металла... Ну, давай же, скорее... - шептала  голова.
- Он может скоро проснуться.
   Так, еще одна попытка. Лафайет крепко сжимал ключи  в  мокрой  от  пота
ладони. Он глубоко  вздохнул  и  снова  потянулся,  стараясь  не  обращать
внимания на свою израненную кожу,  думая  только  о  цели.  Ключ  коснулся
замка, замок закачался и с  бряцаньем  ушел  в  сторону.  Голова  негромко
выругалась. Не выпуская ключей из рук, Лафайет попытался придержать  замок
пальцами. В этот момент великая снова заерзал в кресле, засучил  ногами  и
почесал толстым пальцем под носом. Вторая голова замерла,  раскрыв  рот  с
пересохшими, потрескавшимися губами...
   Дужка замка распахнулась, он покачался и со стуком упал на пол.
   Лод приоткрыл глаза, шумно облизал  губы  и  снова  погрузился  в  сон.
Лафайет  рванул  дверь  клетки.  Натужно  скрипнули  петли,  дверь  широко
распахнулась, и О'Лири вывалился из нее. Шатаясь,  он  подошел  к  спящему
великану и остановился перед ним.
   - Адоранна, - прошептал Лафайет. - Где она сейчас? Лод  лгал  мне,  или
она все-таки здесь?
   - Он сказал тебе правду, дурачок.  Не  сомневайся.  А  о  принцессе  ты
сможешь порасспросить того, кто сейчас плетет  нити  заговора  во  дворце.
Поэтому не трать попусту время! Поторопись сделать то, что обещал мне!
   О'Лири распрямил ноющую спину, вытер окровавленные ладони  о  брюки  и,
едва переставляя ноги, двинулся к стене. Секира висела высоко, так высоко,
что он не мог до нее дотянуться. Он  обернулся,  отыскал  глазами  стул  с
тремя ножками, подтащил его к стене  и  стал  на  него  забираться.  Когда
Лафайет выпрямился, у него закружилась голова от большой потери крови.  Он
чуть  было  не  упал  и,  чтобы  удержаться,   оперся   рукой   о   стену.
Головокружение постепенно прошло.
   Древко секиры, толщиной с запястье в обхвате, было  обмотано  наискосок
плотной и жесткой, давно высохшей кожей какого-то зверя. О'Лири взялся  за
древко и снял секиру с проржавленного крюка. Тяжелое  оружие  выскользнуло
из рук и с грохотом упало на плотный земляной пол.
   Лод что-то забормотал.  Лафайет  нагнулся  и  поднял  ее.  Секира  была
тяжелая, неудобная, со слишком длинным древком. Стальная рубящая часть  от
ржавчины имела бурый цвет. Обоюдоострая и широкая - два фута от острия  до
острия, она была насажена на древко и крепко  примотана  узкими  полосками
кожи.
   - Давай быстрей, малыш! - торопил приглушенный голос.
   Глаза Лода  широко  раскрылись.  Он  обвел  комнату  невидящим  взором,
встряхнул головой и что-то пробурчал. Его взгляд  остановился  на  О'Лири,
который крепко сжимал руками древко секиры,  готовясь  нанести  удар.  Лод
зарычал, попытался приподняться, поскользнулся и с диким  воплем  упал  на
спину обратно в кресло.
   О'Лири рывком сбросил секиру с плеча, сделал два шага вперед, поднял ее
над головой и со всего размаха рубанул по шее великана в  том  месте,  где
она соединялась с грудью.  Огромная  голова  подскочила  дюймов  на  пять,
словно чудовищный пляжный мяч, привязанный к малиновому шесту.  Ударившись
о мощное плечо, она отлетела  в  сторону,  тяжело  плюхнулась  на  пол  и,
перевернувшись, замерла, обратив свой мерзкий лик к Лафайету.
   В это  время  огромное  тело,  из  которого  хлестала  фонтаном  кровь,
поднялось из кресла и неуверенно встало на ноги.
   - Теперь я господин, - прохрипела маленькая головка.
   После этих слов тело качнулось и замертво рухнуло на пол.
   Чувствуя,  что  проваливается  в  какую-то  темноту,  О'Лири  на  ощупь
добрался до стола, пошарил по нему, наткнулся  на  кружку,  выпил  остатки
пива и распластался  на  мокром  столе  грудью,  ожидая,  пока  прохладная
жидкость разгонит мрак, в который погрузилось его сознание.
   Немного  погодя  Лафайет  мало-помалу  пришел  в  себя  и  почувствовал
звериный  голод.  На  столе  было  чем  закусить,  причем  в   количестве,
достаточном для целого полка. Он опустился на стул, схватил жареную  птицу
и начал жадно есть, нисколько не смущаясь присутствием  гигантского  тела,
распростертого у его ног в луже черной, как смола, крови.
   Утолив голод, О'Лири снял рубашку и внимательно осмотрел свои раны.
   Он прикинул, что их около пятидесяти. Слава богу,  самые  большие  раны
были не глубокие. Лафайет тут же  представил  себе,  что  если  бы  доктор
сейчас наложил швы, то он был бы похож  на  образец  вышивки  какой-нибудь
начинающей ученицы. Морщась от боли, О'Лири промыл раны  пивом.  Все  тело
щипало и ныло. Отмыв засохшую кровь, он оторвал несколько полосок ткани от
шарфа Лода и перевязал наиболее серьезные раны.
   Покончив с этим, Лафайет подошел к  двери.  Снаружи  не  доносилось  ни
звука. Интересно, эти верзилы -  телохранители  Лода,  Дробитель  или  еще
кто-нибудь, все еще стоят у двери, ожидая вызова своего повелителя?  Нужно
чем-нибудь вооружиться. То,  что  висело  на  стене,  было  поломано.  Как
похвалялся  Лод,  это  были  военные  трофеи,   добытые   у   поверженного
противника. Секира в данной  ситуации  была  не  самым  лучшим  оружием  -
слишком велика. А может быть, ее как раз и надо взять?  Окровавленный  вид
ее лезвий может произвести должное впечатление на людей из шайки великана.
Он взял секиру на плечо и резко распахнул дверь.  В  темном  проходе  было
пусто.
   Грубо   проложенный   проход   поднимался   вверх,   огибая   массивный
железобетонный фундамент,  и  упирался  в  дверной  проем,  вырубленный  в
подвальной  стене,  покрытой  керамической  плиткой.  Вход   был   завешен
невыделанной чешуйчатой шкурой какого-то животного. О'Лири откинул шкуру и
оказался в мрачном  подвале,  заставленном  громоздкими  кондиционерами  и
обогревателями, опутанными проводами, кабелями и  трубками  в  алюминиевой
фольге. В стороне надсадно пыхтел дизельный генератор, мощностью эдак ватт
в пятьдесят. Похоже, он и служил источником  электроэнергии  в  гостинице.
Лафайет прошел еще одну широкую комнату, поднялся по лестнице и оказался в
кухонном помещении, пропахшем гниющими продуктами. Начинало светать. Через
плотно закрытые окна на  противоположной  стене  пробивался  слабый  серый
свет. Пожалуй, выбираться наружу именно в этом месте не стоило. Здесь  его
могли легко обнаружить. Главное теперь - просто  выбраться  отсюда  и  как
можно быстрей  вернуться  в  столицу.  Без  прирученного  дракона  тут  не
обойтись. Никодеус, конечно, хитер - направил его по ложному следу, а  сам
в это время спокойно доводит до конца свои планы по  захвату  королевства.
Лод проговорился, что заговорщики собираются захватить  Адоранну.  И  если
хоть один волосок упадет с ее  головы...  Впрочем,  об  этом  можно  будет
подумать позднее.
   О'Лири ударил секирой по стеклу. Брызнули осколки. Он  аккуратно  отбил
оставшиеся в раме острые куски стекла, взобрался на стол, со  стола  -  на
широкий каменный подоконник, и с него, с высоты шесть футов, спрыгнул вниз
на подстриженную траву.
   Пока все идет хорошо. А где же его малыш -  скакун?  Лафайет  негромко,
свистнул. В ответ из едва различимых в  утреннем  тумане  густых  зарослей
раздалось шипение. О'Лири пошел на звук и из-за  стволов  деревьев  увидел
движение чего-то  гороподобного.  Гигантский  зверь  шагнул  навстречу.  В
тумане он казался еще более громадным, чем прежде.
   - Ну, что, малыш, пора и за работу, -  тихонечко  обратился  Лафайет  к
зверю и заспешил в  его  сторону.  Зверюга  стал  приближаться  к  О'Лири,
издавая звуки, очень похожие на рокотание проснувшегося вулкана. Лафайет с
восхищением наблюдал за движущимся зверем и игрой  его  могучих  мышц  под
зеленоватой шкурой. А шея, подобная колонне, челюсти... челюсти? Что-то он
не помнил, чтобы у его скакуна голова была размером с фольксваген  и  что,
раскрыв пасть, он походил  на  гигантский  экскаватор,  в  ковше  которого
сверкало множество костяных кинжалов. Не  припоминал  он  и  этих  красных
глаз,  пронзающих,  словно  шпаги,  и  гигантских   когтей,   напоминавших
изогнутую турецкую саблю. О'Лири повернулся, бросил  громоздкую  секиру  и
кинулся прочь, ища убежища. За ним под ногами  преследователя  сотрясалась
земля.
   Что-то огромное нависло над ним, и Лафайет краем  глаза  увидел  пасть,
отороченную чем-то красным, из которой валил пар и в которой мог  спокойно
разместиться пони. Он сделал рывок, и в это время  за  его  спиной  что-то
жутко хлопнуло - это  в  нескольких  дюймах  от  него  сомкнулись  челюсти
чудовища. Что-то ударило, закрутило О'Лири, и он  полетел,  вращаясь,  как
волчок. Перевернувшись последний раз, он оказался на четвереньках.
   Рубашка на спине  была  изодрана  в  клочья.  Вдруг  страшный  динозавр
развернулся. Лафайет заметил в его зубах болтающиеся клочья своей рубашки.
Он метнулся назад. Челюсти чудовища были снова в боевой готовности. О'Лири
попятился и уперся в плотную живую изгородь. В этот момент, с шумом  ломая
заросли, вышла еще одна рептилия, размером поменьше.
   Это чудовище,  насколько  мог  понять  Лафайет,  было  травоядное.  Оно
сделало еще пару шагов  и  оказалось  на  свету.  Это  был  Динни.  Хищник
зарычал. Как только Динни увидел перед  собой  тиранозавра,  он  мгновенно
отпрянул, заблеял, как овца, сделал три поспешных шага назад, повернулся и
рванул в заросли, ища укрытие.
   - Ну, ты даешь, динозаврик! - пробормотал О'Лири.
   Лафайет уже был готов к паническому бегству, тем более  что  плотоядное
чудовище резко кинулось в сторону ручного ящера, еще шире  разинув  пасть.
Пробежав несколько ярдов, игуанодон резко остановился.  Подавшись  вперед,
он выставил свой тяжелый мясистый хвост и мощным ударом  по  ногам  подсек
набегавшего хищника. Тиранозавр споткнулся и с  грохотом  начал  падать  в
плотную изгородь из деревьев  и  сломанных  веток,  все  больше  и  больше
запутываясь в густых переплетениях вьющихся растений. Он, наконец,  совсем
исчез из вида, издав при падении оглушительный рев, сравнимый  с  грохотом
рушащегося небоскреба. Рев был ужасен, казалось, что какой-то  сумасшедший
музыкант, нажимая на все клавиши сразу,  создал  эту  взрывную  какофонию.
Гигантские лапы взметнулись вверх, потом, подергиваясь,  стали  опускаться
и, наконец, после секундной судороги,  застыли  в  неподвижности.  Лафайет
поспешно пересек лужайку, пытаясь разглядеть, что там произошло под  кучей
обломанной зелени. Гигант рухнул прямо на стальной забор,  и  острые  пики
насквозь пропороли его мощную шею. О'Лири нагнулся  и  подобрал  брошенную
секиру.
   - Отлично сработано, малыш, - похвалил он победителя. - Ну, а теперь по
коням. Вперед! Надеюсь, мы еще не слишком опоздали?


   Вот уже два часа, как  они  скакали  по  раскаленной  пустыне.  О'Лири,
прикрыв ладонью глаза от  солнца,  наблюдал  за  гусеницей  пыли,  которую
поднимала колонна всадников, двигающаяся в их  направлении  на  расстоянии
нескольких миль. Внезапно колонна  остановилась,  и  всадники  рассыпались
веером. Один или два, то ли дезертира, то ли курьера, поскакали  назад,  к
далекой полоске зелени, туда, где в пятнадцати милях оканчивалась пустыня.
Следы от копыт их лошадей ясно прорисовывались на песке.
   Один всадник, пришпоривая коня, вырвался вперед. Он мчался, увлекая  за
собой развернутый строй. О'Лири  попридержал  своего  скакуна  и  поскакал
неторопливым шагом. Вырвавшийся вперед всадник был высок ростом и  одет  в
черные доспехи. Сбоку у него болтался длинный меч, а в руках  -  ожидавшее
своей  минуты  копье.  Когда  всадник  в  великолепном  черном   облачении
приблизился на сотню ярдов, О'Лири смог разглядеть черные волосы и  четкий
профиль графа Алана. Он поднял руку в латной рукавице  и  смахнул  пот  со
лба.
   - Как я и ожидал, это вы, изменник сэр Лафайет! - закричал  граф.  -  Я
предупреждал короля, я говорил ему, что вы -  наемник  Лода,  но  ему  эта
мысль показалась почему-то смешной.
   - Я согласен с ним, это и правда забавная мысль, - отозвался О'Лири.  -
А что вы тут делаете, посреди пустыни?
   - Я пришел сюда с сотней верных воинов, чтобы  потребовать  возвращения
ее высочества целой и невредимой. Ну так как, злодей, сам  отдашь  или  мы
атакуем?
   - Да, эта речь достойна благородного человека. Ал, - сказал Лафайет.  -
Твоя смелость и самообладание  в  присутствии  Динни  достойны  всяческого
восхищения. Но, боюсь, ты на ложном пути.  У  меня  нет  Адоранны.  Можешь
смеяться над этим. Ладно, хватит болтать. Ее  там  никогда  не  было.  Нам
нужен Никодеус. Он плетет какой-то заговор, чтобы завладеть  королевством.
У него были какие-то делишки с Лодом, но потом, похоже, великан  стал  ему
просто не нужен. Он надул Лода,  и  вместо  того,  чтобы  вручить  ему  ее
высочество в качестве утешительного приза, Никодеус  теперь  хочет  просто
разделаться с ней.
   - Ложь! - закричал Алан, приподнимаясь в стременах и потрясая  кулаком,
обтянутым кольчугой. - Ты просто хочешь сбить нас  со  следа.  Неужели  ты
думаешь, что я настолько глуп, что поверю в эту сказку?
   - Не веришь? Тогда езжай, посмотри сам. Ты найдешь Лода  в  его  личной
камере пыток, которая находится в конце туннеля, ведущего из  погреба  под
кухней. Там шныряют около пятидесяти или шестидесяти головорезов, так  что
будь осторожен. А вот его дракона можешь больше не бояться  -  Динни  убил
его.
   - Ты что, принимаешь меня за идиота? Даже  то,  что  ты  сидишь  передо
мной, взгромоздившись на дракона Лода, свидетельствует о вашем  преступном
сговоре с Великаном!
   - К сожалению, я больше не могу терять  времени.  Мне  надо  спешить  в
столицу, а то будет поздно. Жаль, что  ты  не  веришь  мне,  мы  могли  бы
объединить наши усилия.
   О'Лири, пристукнув каблуками, пришпорил своего скакуна, и тот  послушно
тронулся в путь. Алан посторонился, пропуская О'Лири, и, глядя ему  вслед,
крикнул:
   - Сначала я спасу ее высочество,  а  потом  рассчитаюсь  с  тобой,  сэр
Лафайет!
   - Я буду ждать тебя. Бывай!
   О'Лири махнул рукой и поскакал дальше. Путь ему предстоял неблизкий.
   Солнце стояло почти в зените, когда Лафайет пересек поросшую  кактусами
пограничную область  и,  спустившись  по  последнему  склону,  оказался  в
Артезии, утопающей в зелени. Известие  о  том,  что  он  скачет  в  город,
опередило О'Лири. Его  скакун,  возвышавшийся  на  пятнадцать  футов,  был
виден, наверное, уже в течение четверти часа, когда  они  еще  скакали  по
безбрежным пескам. На дороге не было  ни  души.  Магазины  стояли  пустые;
ставни на окнах домов на протяжении всего пути по  городским  улицам  были
плотно закрыты. Раны и ушибы  страшно  болели,  да  и  мысли,  одолевающие
Лафайета,  были  невеселые.  Разыгрывая  версию  о  том,  что  похитителем
принцессы  является  Лод,  Никодеус,  похоже,  тщательно  продумывал  одно
препятствие за другим,  чтобы  О'Лири  и  гигант  уничтожили  друг  друга.
Волшебник  был  отъявленным  негодяем,  но  ему  нельзя  было  отказать  в
способности вызывать симпатию. Бедный король Горубл даже выделил интригану
отдельные апартаменты во дворце, где Никодеусу было еще проще, осуществить
свой замысел. Лафайет понимал, что план,  который  разрабатывал  Никодеус,
был продуман до мельчайших деталей,  и  надеяться  можно  было  только  на
удачу, которая позволит помешать его осуществлению. Только бы не опоздать!
   Он въехал в пригород. Здесь, прямо у городской стены, прилепились лавки
шляпников и других мастеровых Артезии. Вокруг царила тишина. Узкие  улочки
были пустынны. Какая досада, что не  с  кем  перекинуться  словом,  некому
сказать, что  он  на  их  стороне  и  что  ему  необходима  помощь,  чтобы
справиться с Никодеусом. Представить  себе  заранее,  что  может  выкинуть
Никодеус для своей защиты, невозможно. Может быть,  уже  сейчас  в  стенах
дворца его поджидает артиллерийская батарея. Ну что ж, даже если и так, то
риск - благородное дело.
   Вот и городские ворота - они, конечно, плотно закрыты. Со спины  своего
скакуна через стену О'Лири были видны пустые улицы.  Ладно,  если  его  не
пускают через ворота, то он  найдет  другой  способ  проникнуть  в  город.
Лафайет стал вдохновлять Динни на активные действия.  Сначала  ящер  вроде
заартачился, но потом боком подошел  к  стене,  неожиданно  развернулся  и
нанес по стене мощный удар хвостом. Двадцати футов  старой  стены  как  не
бывало, лишь грохот рухнувшей кладки подтверждал,  что  секунду  назад  на
этом месте что-то было.  Динозавр,  осторожно  переступая  через  обломки,
вышел на  городскую  улицу,  встретившую  их  глухим  безмолвием  закрытых
магазинов.  Откуда-то  доносился  тревожный   звон   далекого   церковного
колокола. Кроме этого звука да еще щелкающих  звуков  ороговевших  птичьих
ног игуанодона по булыжникам, ничего не было слышно. Город словно вымер.
   Еще когда О'Лири ехал на своем скакуне  по  дорожке,  проходящей  через
парк, к высоким железным решеткам, он заметил, что ворота  дворца  наглухо
закрыты. Двое перепуганных часовых заняли  позицию  с  внутренней  стороны
ограды и судорожно сжимали свои мушкеты. Лафайет остановился в  пятидесяти
ярдах от ворот, и один из них тут же поднял свое оружие.
   - Не стреляй! - крикнул О'Лири. - Я...
   Раздался грохот, и из ствола оружия с  силой  вырвалась  струя  черного
дыма. Лафайет почувствовал, как сильный удар пришелся по шкуре  динозавра,
но тот спокойно  повернул  голову,  продолжая  объедать  пучки  листьев  с
нависавших ветвей.
   - Послушайте меня, - предпринял следующую попытку Лафайет. - Мне только
что удалось выбраться из крепости Лода и...
   На этот раз выстрелил второй часовой. Пуля просвистела над ухом  О'Лири
и ударила в ограду.
   - Эй! - крикнул он. - Так и  до  беды  недолго!  Почему  вы  не  хотите
выслушать меня? Мне надо кое-что вам сказать до  того,  как  вы  совершите
непоправимую ошибку!
   Оба стражника подняли оружие и угрожающе взвели курки.
   - Ах, так! Ну, тогда пеняйте на себя... - пробормотал Лафайет.
   - Ну, что, малыш, давай приступай, - подзадорил он динозавра.
   Тот подошел к воротам, подналег, в мгновение ока  смял  их  и  спокойно
зашагал  по  устланной  гравием  дорожке.  Возвышавшийся  впереди   дворец
поблескивал стеклами,  в  которых  отражалось  полуденное  солнце.  Стояла
напряженная тишина. Краешком глаза  О'Лири  уловил  какое-то  движение  на
верху одной из башен. Он пересек лужайку и помахал рукой.
   - Эй! Привет! - закричал Лафайет. - Это я, Лафайет О'Лири.
   Из-за балюстрады, с заостренных вершин  зубчатых  башен,  из  бойниц  в
каменных стенах обрушился град стрел.  Они  летели  со  свистом,  описывая
гигантские дуги. О'Лири пригнулся, закрыл глаза и  от  злости  заскрежетал
зубами. Одна стрела,  ударившись  в  нескольких  дюймах  от  его  башмака,
отскочила от шкуры Динни. Что-то дернуло его за разорванный  левый  рукав.
Стрелы скользили по упругой  шкуре  динозавра,  отскакивали  и  падали  на
траву. Внезапно воцарилась тишина. Лафайет приоткрыл глаза  и  увидел  ряд
воинов, толпившихся на крепостном  валу.  Они  доставали  новые  стрелы  и
натягивали луки, готовясь к очередной атаке.
   - Давай-ка отойдем отсюда от греха подальше, малыш.
   О'Лири пришпорил своего скакуна, и могучая рептилия  рванулась  вперед.
На то место, где  они  стояли  мгновение  назад,  обрушился  шквал  стрел.
Несколько из них скользнули по хвосту игуанодона. А вот и главный  вход  с
балюстрадой. Динозавр грациозно  перелетел  через  широкие  ступени  и  по
команде О'Лири остановился.
   - Нет смысла разрушать стену, - размышлял Лафайет, соскальзывая по  шее
ящера, которую Динни нагнул,  пытаясь  дотянуться  до  ящиков  с  геранью,
стоящих на краю балюстрады. - Подожди меня тут.
   Не выпуская из рук секиры Лода, он подбежал к широкой стеклянной двери.
С удовлетворением отметив, что она по размерам  уступает  дубовым  панелям
дверей со стороны двора, Лафайет навалился на нее и... попал внутрь. Звуки
его шагов гулко отдавались в огромном зале. Где-то в отдалении были слышны
хриплые голоса,  выкрикивавшие  команды.  В  любую  минуту  стрелки  могли
появиться прямо перед ним.  С  такого  близкого  расстояния  они  вряд  ли
промахнутся. О'Лири помнил, что вход из большого зала в  систему  потайных
ходов находился с другой стороны, как раз  там,  где  расположены  высокие
зеркала, отражающие позолоченный потолок и хрустальную люстру.
   Сверху загрохотали шаги. О'Лири рванулся, подбежал  к  стене  и  быстро
перемахнул через нее. Налево? Нет, надо брать правее.  Послышался  громкий
крик. Лафайет поднял голову и увидел  мясистое  лицо  часового  внутренней
охраны с тремя широкими желтыми нашивками на рукаве.  Часовой,  свесившись
через перила, указывал на  О'Лири.  Подбежали  другие,  появились  луки  и
мушкеты. Лафайет озирался в поисках выхода. Он помнил, что когда  Йокабамп
открывал панель, чтобы осмотреться, он видел люстру. Да, и вон тот фонтан.
   В ту самую секунду, когда через зал со свистом полетели пули и  стрелы,
панель на стене скользнула в сторону. Одна из пуль ударила в  стену  прямо
над головой О'Лири. Звенели натянутые тетивы.  Он  едва  успел  проскочить
через открытую панель внутрь, волоча за собой секиру, как в то место,  где
он только что стоял, попала стрела. Вторая стрела пролетела между коленями
и вонзилась в стену уже внутри потайного хода. Лафайет с силой задвинул за
собой панель. Снаружи забарабанили множеством прикладов. Он прислонился  к
грубой кирпичной стенке и перевел дух.
   - Ну, теперь на поиски Никодеуса.
   Добравшись до комнаты в башне,  О'Лири  обнаружил,  что  тяжелая  дверь
заперта. Он прислушался: изнутри не доносилось ни звука. То  там,  то  тут
раздавались  крики  возбужденной  охраны,  которая  носилась   в   поисках
потерянного следа. В любой момент они могут подняться сюда по лестнице,  и
тогда он окажется в ловушке. К сожалению, секира не лучшее  оружие  против
луков и мушкетов. Лафайет постучал в дверь.
   - Никодеус, впустите меня, - негромко произнес О'Лири и приложил ухо  к
двери.
   Ему показалось, что изнутри донесся слабый шорох.
   - Открывайте, или я выломаю дверь!
   На сей раз  он  был  абсолютно  уверен,  что  за  дверью  кто-то  есть:
послышался какой-то глухой удар. Вполне вероятно, что существует еще  один
потайной ход, о  котором  Йокабамп  не  мог  знать.  И  сейчас,  наверное,
волшебник удирает, пока он стоит здесь как  истукан.  О'Лири  размахнулся,
высоко  подняв  секиру  над  головой.  В  это  время  дверь   со   скрипом
приоткрылась дюймов на шесть и, как только  секира  тяжело  обрушилась  на
нее, распахнулась. Послышался хриплый крик. Лафайет заглянул  за  дверь  и
увидел Никодеуса, который пятился к столу, судорожно глотая воздух.
   - Дорогой мой мальчик, - с трудом выдавил из себя волшебник. -  Как  ты
меня напугал.
   О'Лири рывком вытащил секиру из дубовой двери.
   - Оставьте ваши штучки с "дорогим мальчиком", нечего меня умасливать, -
холодно сказал Лафайет. - Я никогда не тороплюсь плохо думать о  людях,  с
которыми разделил чашу вина. Но с вами мне все ясно. Где она?
   - Кто?
   - Адоранна. И перестаньте изображать полное неведение. Я все знаю.  Ваш
приятель Лод все выложил перед тем, как я его убил.
   - Ты убил Лода? - Брови Никодеуса подскочили вверх  -  чуть  ли  не  до
линии волос на низком лбу.
   -  Вот  этой  штуковиной,  -  О'Лири  поднял  секиру.  -  И   я   готов
воспользоваться ею снова, если будет нужно. Ну, а теперь поговорим о деле.
Где вы ее прячете? Думаю, что где-то здесь, во дворце. При  такой  системе
потайных ходов в стенах дворца это не так уж и сложно.
   -  Ты  должен  мне  верить,  Лафайет,  -  Никодеус  выпрямился.  -   Об
исчезновении ее высочества я знаю не больше вашего.
   О'Лири не отступал.
   - Перестаньте запираться. Я не собираюсь попусту тратить с вами  время.
Быстро говорите, или я изрублю вас на мелкие кусочки, а  потом  сам  найду
ее. Я уже достаточно хорошо знаком с вашей системой потайных ходов.
   - Лафайет, вы совершаете большую ошибку! Я не знаю, что  Лод  наговорил
вам обо мне, но...
   - Оставим это.  А  вот  что  вы  скажете  по  поводу  события,  которое
произошло два дня назад в вашем кабинете, когда я заскочил к вам, чтобы вы
мне помогли. Буквально через пять минут сюда нагрянули полицейские. Как вы
это объясните?
   - Но... но я не имею к этому никакого отношения! Это был обычный обыск.
Да если бы я и захотел, у меня просто не было времени  вызвать  охрану!  А
если бы я и вызвал, то они не смогли бы появиться так быстро.
   - Хватит с этим. Я думаю, что скорее всего не вы подстроили мне  глупую
сцену в будуаре Адоранны. Хотя, как знать, может быть,  вы  решили  убрать
меня с дороги, чтобы никто не смог помешать реализации ваших планов.
   - Конечно же нет! Я был поражен этим не меньше вашего.
   - Ну, ну. А мне надо просто не обращать внимания на то,  что  рассказал
Лод о ваших планах.
   - Лафайет! Действительно, один раз я обращался к Лоду,  надеясь  с  его
помощью   узнать   кое-какие   детали.   Я   предложил   ему...    скажем,
вознаграждение,  если  он  расскажет  мне  все,  что  ему  известно...  об
определенных вещах.
   Взгляд Никодеуса упал на секиру: в руках О'Лири лезвие блеснуло в лучах
света, и по краю  была  четко  видна  коричневая  засохшая  полоска.  Лицо
волшебника покрылось испариной, глаза забегали.
   - Гм... говоришь, определенное вознаграждение, - например, Адоранна?
   - Нет! - воскликнул волшебник. - Неужели он так сказал? Лод был  весьма
грубым субъектом, но, по-своему,  прямолинейным  и  неспособным  на  такую
подлость. Не мог он меня очернить!
   - Ну... - О'Лири стал вспоминать разговор с Лодом.  -  Он  назвал  тебя
предателем, а себя - твоим агентом.
   - Нет, подожди. Скажи мне только  одно  -  неужели  он  на  самом  деле
сказал, что я обещал отдать ему ее высочество?
   - Он все время твердил о заговоре во дворце, о том, что ты  собираешься
захватить трон и разделаться с Адоранной.
   - Заговорщики во дворце? - Никодеус нахмурился. - Вот что, дорогой мой,
он говорил не обо  мне.  Это  я  тебе  точно  говорю.  Что  он  еще  успел
рассказать тебе?
   - Он сказал, что ты использовал его, а когда он стал не нужен, исчез  и
не рассчитался с ним.
   - Да, я давал великану обещание - это я не отрицаю. Но речь шла о  том,
что если Лод расскажет все, что он знает об... определенных  вещах,  то  я
помогу  ему  утвердить  его  положение   и   прослежу,   чтобы   обещанное
вознаграждение он полу-чип наличными. Лод обещал подумать над этим. Но что
касается трона, убийства...
   - Давай-ка поконкретнее, Никодеус! Что это за определенные вещи?
   - Я... я не имею права говорить об этом.
   - Неужели ты думаешь, что, играя в темную, тебе удастся заговорить меня
и выпутаться таким образом? - О'Лири шагнул вперед, поднимая секиру.
   - Остановись! - Никодеус поднял обе руки. - Я скажу тебе,  Лафайет.  Но
предупреждаю - это великая тайна!
   - Валяй! - О'Лири ждал с секирой наготове.
   - Я...  являюсь  представителем  огромной,  важной  организации.  Можно
сказать -  секретным  агентом.  У  меня  было  задание  исследовать  здесь
определенные нарушения...
   - Определенные вещи,  определенные  нарушения  -  хватит  с  меня  этой
"определенности"!
   - Хорошо. Я был послан Центральной. Здесь, в этом месте, был  обнаружен
локальный всплеск Поля Вероятности. Меня послали выяснить, в чем тут дело.
   - Здорово, - сказал О'Лири, тряхнув головой. - Но не очень убедительно.
Придумай еще что-нибудь.
   - Смотри... - Никодеус порылся в складках своего просторного одеяния  и
извлек сверкающий предмет, имеющий форму щита.  -  Мой  знак.  И  если  ты
позволишь мне взять вон тот ящичек, я покажу тебе мое удостоверение.
   О'Лири наклонился вперед, чтобы получше рассмотреть  значок.  В  центре
значка были выгравированы цифры 7-8-6, сплетенные  вместе  таким  образом,
что образовывали стилизованное изображение луковицы. По краю шла  надпись:
"Помощник инспектора по континуумам".  Нахмурившись,  О'Лири  взглянул  на
Никодеуса и опустил секиру.
   - Что все это значит?
   - Одна  из  обязанностей  Центральной  -  обнаружение  и  нейтрализация
несанкционированных всплесков напряжений Поля  Вероятности.  Эти  всплески
могут   причинить   огромный   вред   упорядоченному   процессу   развития
человечества.
   О'Лири приподнял секиру.
   - Это выше моего понимания. Ты можешь объяснить попроще?
   - Постараюсь, Лафайет. Я совсем  не  уверен,  что  сам  все  знаю.  Это
связано  с  координатным  уровнем...   гм...   ну...   вселенной,   с   ее
размерностью. Это один из аспектов многомерной реальности.
   - Ты хочешь сказать, всего  мира?  -  О'Лири  взмахнул  рукой,  как  бы
охватывая всю Артезию.
   - Совершенно верно! Ты хорошо сказал. Несколько десятилетий назад  этот
мир был ареной вероятностной ошибки, что привело к постоянному  напряжению
в континууме. Естественно, что это потребовало выяснения,  так  как  вдоль
линии напряжения могут произойти  всякого  рода  неблагоприятные  события,
особенно в тех местах, где произошел сдвиг материи.
   - Ну, хорошо. Давайте не будем об этом.  Я  сказал  бы,  что  все  ваши
истории весьма занятны, кроме той, что  случилась  в  последнее  время  со
мной. Жаль, что у нас нет времени обсудить ее поподробнее. Но все же,  как
насчет Адоранны?
   - Все мои действия продиктованы добрыми намерениями, мой  дорогой.  Лет
двадцать-тридцать тому назад здесь произошла вероятностная ошибка, ставшая
причиной постоянного напряжения  в  континууме.  И  до  сих  пор  ситуация
остается неразрешенной. Моя обязанность -  найти  центр  поля  напряжения,
восстановить все анахронизмы и сверхдлительные  явления,  поместить  их  в
нормальные  пространственно-временные  ниши  и  таким  образом   устранить
аномалию. Должен признаться, я не очень-то преуспел  в  этом.  Центр  поля
находится  где-то  здесь,  поблизости.  Был  такой  момент,  что  я  начал
подозревать вас, Лафайет. В конце концов вы  появились  здесь  при  весьма
таинственных обстоятельствах. Однако данные обследования показали, что  вы
чисты, как пятки младенца. - Никодеус кисло улыбнулся.
   - Данные? Что вы имеете в виду?
   - Когда я зашел к вам перед балом, я снял с вас  показания.  С  помощью
зажигалки, вы помните? Ваши  показания  оказались  нейтральными.  Если  бы
индексация оказалась положительной, то это означало бы, что вы  -  человек
из другого континуума. Но поскольку вы не пришелец, то и индексация ваша -
нейтральная.
   - М... м... Вы бы лучше как следует проверили свой прибор.  Однако  это
все не имеет ни малейшего отношения к поискам Адоранны. Я-то  был  уверен,
что она у вас. А если это не так...  -  О'Лири  взглянул  на  Никодеуса  с
выражением полной беспомощности. - Кто же тогда?
   - Так вы говорите, что Лод рассказывал о заговоре во дворце? -  спросил
Никодеус, задумчиво потирая подбородок.
   - Я его не очень внимательно слушал. Я ведь был уверен, что он  говорит
о вас. Он был хоть и  под  мухой,  но  говорил  достаточно  осторожно,  не
называя имен.
   - Ладно. Давайте подумаем: кому выгодно исчезновение ее высочества? Это
должен быть некто, с амбициями узурпатора, близкий к трону  и  находящийся
вне подозрений, - размышлял  вслух  Никодеус.  -  Не  может  ли  это  быть
кто-нибудь из размалеванных придворных Горубла?
   - Больше всех о троне мечтал Лод, да и об Адоранне  тоже.  Может  быть,
это Алан? Пожалуй, нет. Несмотря на его ошибки, я думаю, что  он  все-таки
честный человек. Теперь вы. Не знаю почему, но я верю  тому,  что  вы  мне
рассказали. Мне хотелось бы узнать, откуда стало известно,  что  я  еду  в
город?  Меня  встретили  уже  у  ворот.  Вы   уверены,   что   никому   не
проговорились?
   - Уверяю вас, я был нем как рыба, даже  королю  Горублу...  -  Никодеус
вдруг замолчал и о чем-то глубоко задумался.
   - Так что насчет Горубла? - резко спросил Лафайет.
   - Сразу же после твоего визита я имел разговор с его величеством. Тогда
я не мог понять его намеков. Мне казалось, что он подозревал меня  в  том,
что я покрываю тебя.
   - Вы ему сказали, что я был здесь?
   - Нет... Хотя вот сейчас,  когда  вы  спрашиваете  меня  об  этом,  мне
кажется, что он об этом знал... - Глаза  Никодеуса  вдруг  округлились.  -
Боже мой, Лафайет! Возможно ли это? Я все время ищу  какого-то  пришельца,
но король...
   - Лод говорил, что кто-то хочет захватить трон, а ведь Горубл и так  им
владеет.
   Никодеус нахмурился:
   - Знаете, в подобных случаях  это  связано  с  какой-нибудь  личностью,
агентом, изменившим Центральной.  Он  ищет  тепленькое  местечко  в  менее
развитом окружении, чтобы стать  там  диктатором.  Центральная  обычно  не
возражает, если это не влечет за собой какие-либо аномалии. Но мне никогда
и в голову не приходило...
   - ...что он уже захватил трон, - закончил за него О'Лири. - Я не  очень
хорошо знаком с историей Артезии,  но  по  некоторым  наблюдениям  у  меня
создалось впечатление, что короля Горубла не очень-то здесь  жалуют.  Ведь
он пришел к власти лет двадцать назад, при весьма неясных обстоятельствах.
   - Я был слепцом! - воскликнул Никодеус. - Я никогда не тестировал  его.
Да и кто бы  стал  подозревать  короля?  Но  все  сходится,  Лафайет.  Все
сходится! Только у него была возможность свободно войти в ее  апартаменты,
не вызвав тревоги, увлечь ее за собой, спрятать в какой-нибудь комнате,  а
потом поднять крик!
   - Но зачем ему все это? Она ведь его племянница.
   - Если наша догадка верна, то никакая она ему не  племянница,  дружище!
Он - пришелец, узурпатор, и прав на трон у него не больше, чем  у  вас!  А
Адоранна, как племянница  предшествующего  короля,  представляет  реальную
угрозу, особенно если учесть его  непопулярность  в  народе.  А  принцессу
Адоранну все просто обожают.
   - Тогда что же получается? Это он имел сговор с Лодом, и он же является
заговорщиком? - задумчиво проговорил О'Лири, покусывая губу.  -  Постойте,
Никодеус. Здесь есть одна неувязка: насколько я понял - Лод тоже откуда-то
прибыл. Пользуясь вашей терминологией - из какого-то  другого  континуума;
как и его динозавр, которого он держал у себя. Да и  само  его  убежище  -
создается такое впечатление, что  его  откуда-то  вырвали  и  перенесли  в
пустыню специально для Лода.  Заговорщик,  которого  мы  ищем,  специально
использовал Лода, чтобы отвлекать внимание, чтобы люди поменьше  думали  о
его собственных делах. А убежище в пустыне и дракон -  это,  так  сказать,
только часть платы за сделку. Но единственный человек во  всем  окружении,
имеющий внешние ресурсы для этого, - вы, Никодеус?
   - Я?.. Но, Лафайет! Я же только инспектор! Не в моих  силах  переносить
здания   и   распоряжаться   тиранозаврами.   Моя    деятельность    здесь
ограничивается несколькими скромными приборами для  наблюдения,  и  ничего
больше! Не забывайте, что злоумышленник является пришельцем. Если он  смог
добраться сюда, то почему бы не предположить, что он смог  сделать  и  все
остальное?
   - Все-таки вы не до конца откровенны со мной, Никодеус. Чем же на самом
деле вы занимаетесь? Там, внизу, я видел какие-то огромные машины. Вряд ли
они  предназначены  только   для   того,   чтобы   регистрировать   данные
подозреваемых.
   - Чем я занимаюсь? Я вас не совсем понимаю, Лафайет.
   - Там, в подвале, есть большая комната с железной дверью, и  еще  одна,
поменьше, похожая на морозильную камеру.
   - На что, на что? - Глаза Никодеуса забегали. - Вы сказали, похожая  на
большую морозильную камеру?
   - Да, и...
   - С большой дверью, на которой вот такой огромный запор? -  он  очертил
его в воздухе.
   - Точно! И что же это такое?
   Никодеус застонал.
   - Боюсь, Лафайет, что мы никогда больше не увидим Адоранну. Устройство,
которое ты описал, очень похоже на транспортный  корабль,  предназначенный
для доставки небольших грузов с одного  координатного  уровня  на  другой.
Один такой корабль забросил меня сюда, и, я надеюсь, другой в  свое  время
заберет меня отсюда. И если у Горубла есть подобный  корабль,  который  он
украл у Центральной, то скорей всего Адоранна уже недосягаема для нас.
   - Вы действительно думаете, что человек, которого мы ищем, Горубл?
   - А кто же еще? Ах, как жаль Адоранну! Она была такая милая девушка!
   - Может быть, еще не все  потеряно!  -  воскликнул  О'Лири.  -  Давайте
поскорей нанесем визит его величеству!  На  этот  раз  я  не  буду  с  ним
миндальничать!
   Когда они спускались по главной лестнице с третьего этажа,  их  заметил
красномордый сержант охраны. Он закричал и подскочил к ним, держа наготове
мушкет.
   - Спокойно, сержант! - предупредил его Никодеус. - Я веду сэра Лафайета
поговорить  с  его  величеством  по  вопросу,   касающемуся   безопасности
королевства! Соблаговолите вызвать охрану для почетного эскорта!
   - Почетного эскорта? - Сержант угрожающе поднял свой мушкет. - Я должен
оказывать почет этому негодяю, который похитил нашу принцессу?
   - Я никого не похищал! - вмешался О'Лири в разговор. - Однако  я  знаю,
кто это сделал. Но если вы собираетесь пристрелить меня, не выслушав,  что
ж, валяйте!
   Сержант явно колебался.
   - Опусти-ка лучше свою секиру, негодяй. Брось ее тут.
   - И не подумаю! - резко заявил Лафайет. - Или пошли с нами, или отстань
- мне все равно, но только не стой у меня на пути.
   Лафайет  повернулся  и  направился   в   королевские   покои.   Немного
поколебавшись, сержант выругался и громко скомандовал охранникам следовать
за ними. Мгновение спустя О'Лири с Никодеусом  шли  в  плотном  кольце  из
десяти человек, державших наперевес свои мушкеты  и  не  сводивших  с  них
угрожающих взглядов.
   - Не вздумай дергаться! - предупредил О'Лири идущий рядом охранник. - Я
сразу же прочищу ствол мушкета!
   Лафайет подошел к покоям и, не  обращая  внимания  на  двух  изумленных
часовых, повернул замысловатую золотую ручку  и  широко  распахнул  дверь.
Послышался неуверенный голос:
   - Да как ты смеешь...
   - Выходи, Горубл! - позвал О'Лири.
   Он окинул взглядом шитые золотом  портьеры,  дорогие  ковры,  мебель  с
резными ножками и матовым блеском редчайших пород дерева. В комнате никого
не было. О'Лири прошел через комнату к внутренней двери  и  распахнул  ее.
Это была богато украшенная ванная комната  с  огромной  ванной  и  разными
золотыми штучками. Следующая дверь вела в просторную  спальню  с  кроватью
под балдахином, напоминающим распущенные паруса.  Лафайет,  сопровождаемый
Никодеусом, проверил еще две  комнаты.  За  ними  неотступно  следовали  в
молчании  стражники,  полные  благоговейного  трепета  от  столь   грубого
вторжения в королевские покои.
   - Его здесь нет, - сказал Никодеус, когда О'Лири осматривал королевские
одежды в настенном шкафу последней комнаты.
   - Он должен быть здесь, - произнес один из стражников.  -  Незамеченным
он выйти не мог. В конце концов, мы телохранители короля!
   - Мне кажется, я знаю, куда он делся! -  воскликнул  О'Лири.  -  Сейчас
проверим.
   - Ты никуда не пойдешь, парень! - выступил вперед сержант,  олицетворяя
уязвленную власть. - Я упеку тебя в тюрьму, внизу, а  когда  появится  его
величество...
   - Я очень сожалею, но у меня нет времени.
   С этими словами Лафайет подхватил с пола за  рукоятку  секиру  и  нанес
сильный удар сержанту прямо под третью пуговицу.  Тот  ойкнул  и  сложился
пополам. О'Лири перехватил секиру и сначала разделался с солдатом, стоящим
сзади, а потом и с тем, что был впереди и готовился стрелять. После  этого
он подбежал к двери, юркнул в нее и с шумом захлопнул  прямо  перед  носом
преследователей. Поворачивая ключ в  замке,  он  слышал  громкие  крики  и
глухой стук падающего  тела.  Лафайет  в  три  прыжка  пересек  комнату  и
отодвинул драпировку, окаймлявшую портрет  короля,  мрачно  взиравшего  на
мир. Он стал поспешно ощупывать панели до тех пор, пока  одна  из  них  не
отодвинулась. О'Лири проскользнул вовнутрь и быстро захлопнул ее за собой.
   - Ловко у тебя получается, Лафайет, - раздался глухой голос  Йокабампа.
- Честно признаться, я ожидал, что ты вот-вот  здесь  появишься.  Куда  ты
спешишь?
   - Я рад, что встретил тебя! - произнес О'Лири. - Ты помнишь  комнаты  в
подвале? С такими большими машинами, помнишь?
   - А, ты имеешь в виду те комнаты, в которых Горубл думает?  Конечно!  А
что случилось?
   - Я должен немедленно попасть туда!
   - Может быть, тебе лучше пока не ходить туда? Около часа тому  назад  я
по этим переходам отвел туда самого старика, и, доложу тебе, настроение  у
него было отвратительное.
   - Около часа назад? Тогда, может быть, еще  не  все  потеряно.  Быстро,
Йокабамп! Веди меня туда как можно быстрее, может, еще успеем!
   Неслышно ступая по узким проходам  и  поднимая  за  собой  клубы  пыли,
О'Лири подошел к потертой плоской двери, которая была плотно закрыта.
   - Он еще здесь, - прошептал Йокабамп.
   Было слышно, как внутри урчала динамо-машина, потом она остановилась.
   - По отпечаткам ног видно, что он зашел, но не видно, чтобы он выходил.
   - У тебя глаза как у кошки, - похвалил О'Лири.
   - Это и помогает мне ориентироваться здесь.
   Йокабамп приложил ухо к двери:
   - Тишина...
   О'Лири зажмурился.
   - Тут, у края, должна быть замочная скважина, - говорил он  себе.  -  И
ключ... он должен быть на гвозде, вбитом в балку...
   В гладком потоке  времени  почувствовалось  легкое  колебание.  Лафайет
усмехнулся. Он пошарил по шершавой поверхности балки и  нащупал  маленький
ключ.
   - Откуда ты узнал, что он там? - прошептал Йокабамп.
   - Тес.
   О'Лири вставил ключ и осторожно его повернул. Раздался  слабый  щелчок.
Дверь беззвучно распахнулась. В тусклом освещении были  видны  циферблаты,
световые индикаторы, корпуса массивных приборов с  гирляндами  проводов  и
трубок. В центре комнаты, в кресле, сидел Горубл.  На  коленях  он  держал
готовый к бою пулемет.
   - Входите, сэр Лафайет, - мрачно пригласил его король. - Я жду вас.





   О'Лири мысленно прикинул расстояние до возвышавшегося посредине комнаты
монарха. Если кинуться в сторону и низко пригнуться...
   - Я бы не советовал, - сказал  Горубл.  -  Я  бью  без  промаха.  Лучше
отойди-ка от двери. Не хочу, чтобы у тебя было такое искушение.  Сядь  вон
там, в кресло. - Король  кивком  головы  показал  на  кресло,  стоявшее  у
приборной панели.
   Лафайет прошел через комнату и,  неудобно  напружинив  ноги,  осторожно
сел, не расслабляясь и в любую минуту  готовый  вскочить,  когда  позволят
обстоятельства.
   - Тебе, кажется, неудобно? - произнес Горубл. Его голос звучал  жестко.
- Будь добр, откинься назад и вытяни ноги. Из такого положения тебе  будет
сложнее выкинуть какую-нибудь глупость.
   О'Лири повиновался. Это был совсем  другой  Горубл.  Версия  Никодеуса,
казавшаяся  вначале   неправдоподобной,   получала   теперь   все   больше
подтверждений. Его маленькие сверкающие глазки  свидетельствовали  о  том,
что этот человек способен на все.
   - Где Адоранна? - резко спросил Лафайет.
   - Я скажу, если ты  ответишь  на  мои  вопросы.  Я  бы  хотел  получить
кое-какую информацию перед тем, как расправиться с тобой.
   - С помощью этого? - О'Лири кивнул на пулемет.
   - Да нет. Постараюсь обойтись без кровопролития, если  ты  не  вынудишь
меня к этому. Эта вынужденная мера не доставит мне особого удовольствия. Я
просто отправлю тебя в такое место, откуда ты  не  сможешь  причинить  мне
никаких хлопот.
   - Что это за место?
   - Не забивай себе голову, - холодно ответил Горубл. - А теперь расскажи
мне все, что ты знаешь. Если будешь артачиться, то я сошлю  тебя  на  один
маленький остров. Там вполне  можно  выжить,  но  развлечений  я  тебе  не
гарантирую.  Однако  за  каждую  конкретную  информацию,  которую  ты  мне
сообщишь, ты получишь дополнительные удобства в своем изгнании.
   - Кажется, я догадываюсь, о каком месте ты говоришь, но мне совсем  там
не нравится, поэтому-то, хочу тебе напомнить, я и сбежал оттуда.
   О'Лири произнес это совершенно машинально и теперь с  интересом  следил
за реакцией дородного правителя. Губы  Горубла  искривились  в  судорожной
гримасе.
   - На сей раз у тебя не  будет  помощника,  который  прихватил  бы  тебя
назад. Ну, а теперь, будь добр,  начинай  свой  рассказ.  Что  известно  в
Центральной?
   Лафайету пришло  на  ум  несколько  остроумных  ответов,  но  он  решил
отказаться от них и, после небольшой паузы, коротко произнес:
   - Достаточно.
   - Я так понимаю, что ты полностью доверился Никодеусу,  и  он  в  курсе
всех твоих дел. Как он раскрыл тебя?
   О'Лири решил рискнуть.
   - Я сам сказал ему.
   - Ах так! - король хитро взглянул на Лафайета. - А  как  ты  обнаружил,
кто он такой?
   - Мне кто-то сказал об этом, - быстро ответил О'Лири.
   Горубл нахмурился:
   - Советую говорить правду. Выкладывай все, что знаешь.
   О'Лири молчал.
   - Чем скорее скажешь, тем для тебя же будет лучше, - продолжал  король.
- Запомни, в моей власти причинить тебе массу... неудобств или  обеспечить
тебе на острове относительно легкое положение, без особых проблем.
   Лафайет внимательно вглядывался в полуоткрытую дверь за спиной  короля.
В этой комнате должна быть какая-нибудь  склянка,  стоящая  где-нибудь  на
краю и готовая упасть от малейшего толчка. Если бы  раздался  какой-нибудь
резкий звук, скажем, кто-нибудь бы чихнул...
   - Думаю, что ты не настолько наивен,  чтобы  рассчитывать  отвлечь  мое
внимание, притворясь, что ты видишь  кого-то  за  моей  спиной,  -  сказал
Горубл, кисло улыбаясь. - Я... - Он зашмыгал носом. - Я далек...
   Вдруг Горубл резко задержал дыхание  и  взрывоподобно  чихнул.  Еще  не
придя в себя, он тут же схватил пулемет и направил его точно на Лафайета.
   - Чтобы меня отвлечь, чиха недостаточно. Тут нужен, скорее, выстрел...
   Он полез во внутренний карман за платком.
   - По этим потайным коридорам мало кто ходит. Здесь полно пыли, но я уже
почти привык к ней.
   Мощный чих Горубла потряс воздух; слегка скрипнув, приоткрылась  дверь.
На темной полке что-то блеснуло, маленькая мензурка объемом в восемь унций
закачалась и упала...
   От звука разбивающегося  о  бетон  стекла  Горубл  подпрыгнул.  Пулемет
полетел на пол, выпуская очереди и разрывая в  клочья  обшивку  кресла,  с
которого молнией успел вскочить О'Лири. Он  нанес  сильный  удар  Горублу,
подхватил выпавший из рук короля пулемет и, резко  повернувшись,  направил
его прямо в выпирающий живот монарха.
   - Отличная машина, - сказал Лафайет. - Держу пари,  что  парочка  таких
штучек решила все дело, когда ты захватывал трон.
   Горубл угрожающе зарычал.
   - Сядь вон там! - приказал О'Лири. - Не будем долго разглагольствовать.
Где Адоранна?
   Он ощупывал  пальцами  выпирающие  части  незнакомого  оружия,  пытаясь
угадать, какая из них является спуском.  Если  у  Горубла  еще  где-нибудь
припрятано оружие и он захочет сейчас им воспользоваться...
   - Послушай, дурак  набитый,  -  начал  король.  -  Ты  не  знаешь,  что
делаешь...
   - Ты хотел факты, - сказал Лафайет, - тогда слушай. Ты сидишь на троне,
на который не имеешь ни малейшего права. Ты похитил ее высочество, которая
на самом деле никакая тебе не племянница. И сделал ты это потому, что  она
представляет для тебя определенную угрозу. Ты  перенес  Лода  из  Внешнего
Мира с его любимцем ящером.  К  сожалению,  придется  тебя  огорчить  -  я
вынужден был убить их обоих.
   - Ты... - начал было Горубл и сник, увидев, как палец  О'Лири  коснулся
выступающей части около затвора оружия.
   Пули просвистели прямо над ухом монарха и с чмоканьем впились в  стену,
сделав на ней ряд выбоин.
   - Это всего лишь предупредительный выстрел, - успокоил короля  Лафайет.
- А теперь выкладывай, где она?
   Король стоял на четвереньках и трясся от страха.  Его  толстые  щеки  и
двойной подбородок, обычно такие жизнерадостно розовые, были покрыты потом
и приобрели какой-то безжизненный оттенок.
   - Ну, хорошо, хорошо, не волнуйся, - пробормотал Горубл,  поднимаясь  с
колен. Его все еще трясло. - Я расскажу тебе все, что ты хочешь узнать. Не
буду скрывать, что все это время  я  хотел  с  тобой  договориться.  -  Он
стряхнул пыль со своего костюма. - Ты конечно же не думаешь,  что  я  могу
поступить по-свински, не так ли, мой дорогой? Я просто хотел, так сказать,
объединить сделанные мной усовершенствования, а уж потом вызвать, то  есть
пригласить тебя или...
   - Ближе к делу. Где она?
   - Она в надежном месте, - поспешно заверил Горубл.
   - Если с ней что-нибудь произойдет, я сверну тебе башку!
   - Уверяю тебя. С ней все в порядке. В конце концов, я тебе не  причинил
ни малейшего вреда, так ведь? Я не кровожаден. Ну, а в тот раз был  просто
несчастный случай.
   - Что, что? Ну-ка, расскажи мне об этом.
   Горубл развел руками:
   -  Просто  не  повезло.  Я  пришел  к  нему  в  покои,  чтобы   сделать
предложение, вполне разумное предложение, а он...
   - "Он" - это твой предшественник?
   - Ну да, мой предшественник. И не с чего ему было впадать в такой гнев.
Ни с того, ни с сего он так разъярился... В  конце  концов,  учитывая  мои
возможности и тот вклад, который я мог бы сделать, вполне  можно  было  бы
пойти мне навстречу. Вместо этого он повернул дело так, что будто бы я его
оскорбил, как будто бы почетное предложение взять в жены его сестру  можно
трактовать таким примитивным образом. Недоразвитый народ!
   - Ясно, ясно. Давай дальше.
   - Меня это, конечно, задело. Я был  с  ним  совершенно  откровенен.  Он
напал на меня, мы схватились. В то время я был достаточно силен. Он упал.
   - Ты, наверно, ударил его по голове?
   - Нет. У него была шпага и, не знаю как, но во время драки он напоролся
на нее. Укол пришелся прямо в сердце. Все произошло в одно  мгновение.  Он
тут же скончался, понимаешь? И ничего уже нельзя было поделать.
   Горубл вспотел и откинулся в изрешеченное пулями кресло, вытирая  виски
кружевным платочком.
   - Сам понимаешь, что положение мое было незавидное. Не мог же я вызвать
стражу и рассказать им, что случилось.  Единственный  выход,  который  был
передо мной в этой ситуации, - избавиться от тела. Я перенес его  вниз  по
внутренним  проходам  и...  отправил  его.  Но  что  было  делать  дальше?
Пораскинув мозгами, я решил, что выход  только  один  -  принять  на  себя
верховную власть, временно, конечно, до того момента, когда  эту  проблему
можно  будет  решить   соответствующим   образом.   Я   провел   кое-какую
подготовительную работу, созвал членов  Совета,  объяснил  им  ситуацию  и
заручился их поддержкой. Правда, нашлось два  или  три  человека,  которые
пытались возражать, но они сразу успокоились, когда им в деталях объяснили
их собственное положение.
   - В основном мне все ясно. - О'Лири подошел  к  Горублу  и  упер  ствол
пулемета в его подбородок. - Веди меня к Адоранне, прямо сейчас! Остальные
твои признания я выслушаю позже.
   Глаза короля потемнели, когда его взгляд упал на холодную сталь оружия.
   - Хорошо. Дорогое дитя в полном порядке.
   - Хватит болтать. Покажи ее мне.
   Горубл осторожно поднялся и пошел  по  коридору.  О'Лири  посмотрел  по
сторонам, Йокабамп как в воду канул. Клоун, похоже, исчез  сразу  же,  как
только понял, что дело пахнет керосином. Король шел  впереди,  двигаясь  в
полумраке по направлению к комнате, которую Лафайет определил для себя как
"морозильную камеру". Под пристальным взглядом  О'Лири  король  порылся  в
кармане, нашел ключи,  повозился  с  замком,  и  тяжелая  дверь  беззвучно
открылась. Горубл слегка отпрянул, ослепленный ярким  светом,  наполнявшим
комнату. Внутри она представляла собой уютное помещение размером восемь на
десять футов. Лафайет через открытую дверь увидел  увешанную  циферблатами
стену и установки на консолях. Все  это  напоминало  хорошо  оборудованную
электронными приборами кухню. У одной из стен  он  увидел  Адоранну  -  со
связанными руками и ногами и кляпом из шелкового шарфа во  рту.  Она  была
привязана к креслу  с  обивкой  из  золотой  парчи.  Взглянув  на  О'Лири,
Адоранна широко раскрыла голубые глаза и  начала  изо  всех  сил  рваться,
пытаясь развязать веревки. На ней была бледно-голубая ночная сорочка,  как
успел отметить Лафайет, из богатой ткани, похожей на  тончайшую  паутинку.
О'Лири ободряюще улыбнулся девушке и направил пулемет в сторону Горубла.
   - Только после вас, ваше временное величество, - сказал он.
   Горубл проворно вошел, быстро  подскочил  к  креслу,  к  которому  была
привязана Адоранна, шмыгнул за него и обратился к Лафайету.
   - Я должен еще кое-что тебе сообщить, - сказал король  с  самодовольным
видом. - Во-первых...
   - Оставим это. Развяжи ее.
   Горубл поднял пухлую руку.
   - Будь добр, потерпи немного. Я не думаю, что у  тебя  хватит  смелости
выстрелить  в  меня,  когда  я  нахожусь  так  близко  от  предмета  твоих
вожделений... - И  он  фамильярно  положил  руку  на  обнаженное  округлое
плечико  принцессы.  -  И  если,  несмотря  ни  на  что,  тебе   захочется
предпринять что-нибудь грубое по  отношению  ко  мне,  прошу  учесть,  что
контрольный пульт находится у меня под рукой, - он кивнул на стену  слева,
где было множество переключателей. - Конечно, ты можешь  остановить  меня,
но учти опасность рикошета, - Горубл  самодовольно  ухмыльнулся.  -  Я  бы
советовал тебе быть осторожнее.
   О'Лири перевел взгляд с Адоранны на монарха. Действительно, стена  была
совсем рядом, и переключатели находились у него прямо под рукой.
   - Ну, ладно, - выдавил он сквозь зубы, - оставим это...
   - Находящийся здесь корабль, как ты,  вероятно,  уже  знаешь,  является
стандартной моделью, используемой для  коммуникационных  целей.  Он  может
доставить груз в  любую  заданную  заранее  точку,  а  потом  вернуться  в
исходное  место.  Разумеется,  при  этом  за  пультом  должен   находиться
оператор.  Но  есть  и  то,  чего  ты  не   знаешь.   Я   ввел   кое-какие
усовершенствования для своих, гм... особых целей!
   Король кивком головы указал на место между собой и Лафайетом,  все  еще
стоящим по ту сторону полуоткрытой двери.
   -  Подойди  чуть-чуть  поближе,  чтобы  я   мог   показать   тебе   эти
усовершенствования. Так, хватит, отсюда  уже  все  будет  видно,  -  резко
остановил его король, когда О'Лири подошел к  порогу.  -  Для  удобства  я
устроил все таким образом, что теперь  могу  доставлять  полезный  груз  в
любую точку, и при этом нет необходимости сопровождать его  самому.  -  Он
указал на многочисленные переплетенные медные кабели, свисавшие с панелей.
- Мои переделки, вероятно, весьма несовершенны, но я достиг  желаемого.  Я
получил возможность перенести все, что находится в комнате и  в  коридоре,
на расстояние, примерно, пятнадцати футов. - Он удовлетворенно улыбнулся и
потянулся к переключателю.
   О'Лири уже  хотел  стрелять,  но  тут  же  ярко  представил  себе,  как
разрывные пули раздирают нежное  тело  Адоранны.  Он  отбросил  пулемет  в
сторону, бросился в прыжке...
   ...и упал лицом вниз. Лафайет лежал на песчаной дюне у каменной  стены,
возвышавшейся над нагромождениями прибрежного сверкающего льда.  Задыхаясь
от резких  порывов  холодного  арктического  ветра,  сквозь  пелену  слез,
застилавших глаза, О'Лири увидел совсем низко  на  черном  небе  маленькое
пурпурное солнце и рваную линию ледяных торосов. Он ловил ртом разреженный
воздух, который проникал в легкие, словно  острые  лезвия  бритв.  Лафайет
предпринял попытку подняться, но ветер тут  же  сбил  его  с  ног.  О'Лири
смирился и, свернувшись  калачиком,  пристроился  в  небольшой  расщелине,
образовавшейся в дюне. Его утешала мысль, что долго он здесь не  пробудет.
Должно же быть какое-нибудь место, куда он  сможет  перебраться  из  этого
холода... В десяти футах от него каменная стена резко  поворачивала.  Там,
за  поворотом,  среди  нагромождений  камней,  обязательно   должен   быть
какой-нибудь вход. Просто его отсюда не видно. Надо  только  добраться  до
него. Лафайет мысленно уже нарисовал его, потом... Вот!
   Было ли при этом знаменитое слабое колебание в ровном  потоке  времени,
сказать трудно. Особенно при таком безумном  ветре.  Скорее  всего,  было.
Сейчас температура, наверное, минус сто. Камень за спиной и лед под руками
вначале обжигали, как раскаленные уголья. А теперь его будто  заключили  в
плотный пластик, и это жжение уходило все дальше и дальше.
   Заставляя себя двигаться,  Лафайет  пытался  ползти  вперед.  Очередной
порыв ветра обрушился на него с дикой силой, заставляя прижиматься лицом к
земле. Его руки стали походить на деревянные молоточки. О'Лири прополз еще
немного и снова был отброшен свирепым порывом ветра. При очередной попытке
прямо  перед  собой  он  увидел  слабое  мерцание  желтого  света,  весело
отражающегося ото льда. Лафайет обогнул скалу и...  Наконец-то!  Вот  она,
стеклянная дверь в алюминиевой окантовке, его спасение в  царстве  холода,
большой и теплый светящийся прямоугольник.
   Не надо думать о ее неуместности здесь,  надо  просто  войти.  Задвижка
была в нескольких сантиметрах от него, только бы  дотянуться  непослушными
руками. О'Лири всем телом подался вперед, ухватил  задвижку,  дернул...  и
почувствовал,  что  дверь  открывается.  Едва  переступив  порог,  Лафайет
окунулся в море тепла. Он на мгновение застыл,  а  потом  рухнул  на  пол.
Дверь со свистом захлопнулась. Тишину нарушала только тихая музыка. О'Лири
лежал, прижавшись щекой к ковру, глотая  воздух.  Каждый  вздох  отдавался
мучительной болью в легких. Наконец он сел и  огляделся.  Потертые  стены,
когда-то  окрашенные  масляной  краской,  встроенный  бар  со  сверкающими
стаканами на серебряном подносе, картина на стене,  изображавшая  какое-то
буйство красок на серебристом фоне. Лафайет с  трудом  поднялся  на  ноги,
доковылял до бара, плеснул в стакан самую крепкую жидкость  из  того,  что
было в баре, и залпом выпил.
   Отлично! Теперь нельзя терять ни минуты. Гадать о том, где он очутился,
совсем нет времени. Единственное, что можно сказать сразу, - это место  не
на родной старушке Земле, а где-нибудь в глухом закоулке Вселенной.
   Он  должен  вернуться  назад.  Горубл,  по  всей  видимости,  полностью
подготовился к полету и теперь ждет момента, чтобы  разделаться  со  своим
врагом. О'Лири закрыл глаза. Не обращая внимания на то, что в руках, ногах
и ушах снова стало  появляться  ощущение  пульсации,  он  представил  себе
темные, грязные проходы под  дворцом.  Адоранна  еще  там,  она  ждет  его
помощи...
   Раздался толчок, как будто весь мир приземлился на песчаном откосе.
   О'Лири открыл глаза. Стояла кромешная тьма, в нос ударил запах  пыли  и
пораженной плесенью древесины. Неужели он ошибся?
   - Сюда, сэр Лафайет, - пророкотал  кто-то  над  ухом.  -  Ты,  конечно,
выбрался, мой мальчик.
   - Йокабамп!
   О'Лири начал пробираться на звук  голоса,  пока  не  коснулся  сильного
плеча на уровне своей талии.
   - Где он? Я старался попасть сюда как можно скорее.
   - Ух! У тебя руки как ледышки! -  Йокабамп  потащил  О'Лири  вперед.  -
Дверь вот здесь, прямо за углом. Я боялся попасться на глаза и поэтому  не
видел, что там у вас происходило. Я  слышал  твой  крик,  сдавленный  смех
Горубла. Потом, когда он стал разговаривать сам с собой,  я  проскользнул,
чтобы посмотреть, в чем дело. Когда я увидел ее высочество, привязанную  к
креслу, я еле сдержался, чтобы не броситься на этого изверга. Но  потом  я
решил...
   - Так они еще здесь?
   - Конечно!  Причем  его  величество  орудует  один,  как  целая  банда,
переключая какие-то провода. Я рад, что ты уже здесь.
   - Как ты узнал, где я?
   - Я услышал  какой-то  своеобразный  свист,  точно  такой  же,  который
сопровождал твое исчезновение из тюрьмы...
   - А-а, так ты, выходит, все время крутился где-то рядом?
   - Конечно, я всегда люблю быть в курсе.
   - Тс-с! - Лафайет выглянул через грубую  деревянную  дверь  в  коридор,
который он покинул не по своей воле пять минут назад.
   До распахнутой двери комнаты, в которой находился транспортный корабль,
было футов пятнадцать. Приблизительно такое же расстояние  он  прополз  по
кромке  прибрежного  льда.  Горубл  был   поглощен   изучением   показаний
циферблатов. Адоранна по-прежнему находилась в кресле  и  тщетно  пыталась
распутать узлы на шнуре от звонка, которым были связаны ее  руки.  Лафайет
проскользнул в коридор и начал осторожно  пробираться  вперед.  Только  бы
добраться до двери, а там,  одним  прыжком,  он  дотянется  до  Горубла  и
оттолкнет его от пульта управления. И тут, в этой кромешной  тьме,  О'Лири
треснулся головой о низкую балку. От шума Горубл на  мгновение  застыл  и,
оторвав  взгляд   от   приборов,   прислушался.   Полуоглушенный   Лафайет
заплетающимися  ногами  продолжал  пробираться  к   нему.   Король   резко
повернулся, и в тот же миг О'Лири прыгнул...
   ...Вспыхнул яркий свет, какая-то сила стремительно подхватила  Лафайета
за ноги и швырнула в  заросли  колючего  кустарника.  Его  окутало  облако
влажного   воздуха,   наполненного    запахом    свежесрезанной    зелени,
разлагающихся растений, мокрой земли и  молодой  поросли.  Было  влажно  и
душно, как в турецкой бане. Он барахтался, пытаясь вырваться,  отдирал  от
себя цепкие усики каких-то растений и одновременно отбивался от насекомого
длиною в дюйм, зудящего у него под  носом.  Красные  и  зеленые  листья  с
острыми краями царапали его кожу. Вокруг звенящим роем  вились  насекомые.
Неожиданно послышалось шуршание. Прямо перед собой, среди  густой  листвы,
О'Лири увидел змею. Цвета свежей зелени, толщиной в человеческую руку, она
ползла,  грациозно   обвивая   сук.   Заметив   Лафайета,   змея   подняла
клинообразную голову и уставилась  на  него.  Где-то  высоко,  в  вершинах
гигантских деревьев, с резким криком порхали птицы.
   О'Лири  с  трудом  поднялся  и  поискал  ногами  надежную  опору  среди
наваленных сучьев и листвы.
   На этот раз он переиграет Горубла. Что-то подсказывало Лафайету, что на
сей раз король находился недалеко от него, футах в десяти, если  двигаться
в том направлении. Змея, застыв  как  изваяние,  продолжала  рассматривать
О'Лири. Лафайет обогнул сук, на  котором  она  сидела,  и  переполз  через
поваленное дерево, отмахиваясь от роя мошкары. Это где-то здесь...
   Боковым зрением О'Лири увидел какое-то  движение  и  резко  повернулся.
Прямо над головой, футах в  десяти,  в  развилке  дерева  сидела  огромная
полосатая кошка с пушистой  желтоватой  гривой.  Она  уставилась  на  него
своими зелеными глазами. Ее взгляд пронзал как шпага. Кошка раскрыла пасть
и зарычала, заставив дрожать окрестную листву. Потом, готовясь  к  прыжку,
она перенесла всю тяжесть тела на задние лапы, снова зарычала и прыгнула.
   Лафайет зажмурился и, пробормотав что-то, резко метнулся в  сторону.  В
ту же секунду мимо него со свистом пролетело тело хищника. Он  ударился  о
твердую, как камень, стену. Сзади послышался мощный удар,  душераздирающий
рык и звук рвущейся ткани.
   О'Лири с трудом выпрямился.  Он  снова  оказался  в  комнате,  где  был
транспортный корабль,  прямо  за  креслом  с  Адоранной.  Огромная  кошка,
оправившись от удара, повернулась в сторону падающего  Горубла.  Бархатный
костюм монарха в результате неудачной атаки хищника  был  разорван  сверху
донизу, так, что было видно шелковое белье с монограммой. Не сводя глаз  с
короля, О'Лири заметил, как у него за спиной, в коридоре,  мелькнуло  лицо
Йокабампа с  большим  носом.  Атакующий  хищник,  резко  затормозив  перед
лежащим лицом вниз Горублом, развернулся и вновь приготовился  возобновить
нападение.  О'Лири  рванул  вниз  рычаг,  которым  пользовался  Горубл,  и
мгновенно  полутигр-полулев  перескочил  через  порог   и   исчез,   шумно
всколыхнув воздух. Лафайет с облегчением  вздохнул.  Йокабамп  вразвалочку
подошел к двери, остановился и почесал под коленкой.
   - У старика неплохая реакция. Я  чуть  не  промахнулся.  Теперь  он  не
опасен.
   О'Лири подошел к Адоранне.
   - Сейчас я развяжу вас, - сказал он, распутывая узлы.
   В руках у Йокабампа оказался складной нож, которым он перерезал узлы  у
нее на запястьях. Через мгновение Адоранна соскочила с кресла и  бросилась
в объятия О'Лири.
   - О, сэр Лафайет...
   Он почувствовал у себя на шее ее горячие слезы. Его лицо  расплылось  в
улыбке. Лафайет ласково, успокаивающе похлопал ее по  спине,  затянутой  в
шелка:
   - Ну,  ну  же,  ваше  высочество.  Теперь  все  позади.  Можно  петь  и
танцевать.
   - О-о, он все еще живой, - сказал Йокабамп, указывая на корчившегося на
полу и стонавшего Горубла.
   - Свяжи-ка лучше его, - предложил О'Лири. - Эта бестия  слишком  хитра,
чтобы оставлять ее на свободе.
   - Как прикажете, сэр Лафайет.
   Карлик шагнул к Горублу и присел на корточки.
   - Ну, вот и все, ваше величество. Есть ли у вас какое-нибудь  последнее
желание перед... перед...
   - Что... - в изумлении уставился король. - Где...
   - Лежите спокойно, ваше величество. Говорят, так легче.
   - Легче? О, моя голова...
   Горубл попытался сесть. Йокабамп не дал ему сделать это.
   - Это было великолепно, ваше величество. Он  победил  вас,  вырвал  все
ваши внутренности. Не смотрите, это слишком ужасно.
   - Мои внутренности? Но я ничего не чувствую, вот только голова...
   - Это  благословенный  дар  природы.  Лучше  поторопитесь  с  последним
желанием.
   - Так что, со мной все кончено? - Горубл откинулся.  -  Ах,  как  жаль,
Йокабамп... И все это из-за моего доброго сердца.  Если  бы  я  еще  тогда
разделался с младенцем...
   - Доброе сердце? - прервал его Лафайет. - Ты убил короля, захватил  его
трон, сидел на нем более двадцати лет, притащил сюда головореза, чтобы  он
держал в страхе твоих подданных (которые на самом деле  твоими  не  были),
дал  ему  в  помощь  динозавра  и,  наконец,  пытался  разделаться  с   ее
высочеством. И это ты называешь "добрым сердцем"?
   - Совершив одно, я вынужден был совершить  и  следующее,  -  задыхаясь,
произнес Горубл. - Ты и сам с этим столкнешься. Мне необходимо было чем-то
отвлечь народ. В массах росло недовольство налогами.  Даже  по  прошествии
стольких лет очень многие задавали вопросы о причинах смерти короля. Их не
устраивала моя версия - что я, дескать, его блудный кузен, который наконец
вернулся домой. Поэтому мне пришлось помотаться в корабле и отыскать Лода,
который жил черт знает где, в пещере. Я перенес его сюда. Потом я  отыскал
и притащил эту огромную  безобразную  рептилию.  Все  это  соответствовало
старинной легенде о драконе. Конечно, потом я собирался отделаться от него
под аплодисменты черни. Но этот план привел к результатам, на которые я не
рассчитывал.  Все  обернулось  против  меня.  Пока  я  изо  дня   в   день
прислушивался к нарастающему ропоту недовольства, Лод  постепенно  набирал
силы. Народ хотел видеть на троне Адоранну, ходили слухи  об  исчезновении
принца, - он вздохнул. - Подумать только, я мог бы все сохранить, если  бы
нашел в себе силы убить младенца!
   - О каком младенце вы говорите?
   - Как о каком? Я имею в виду принца. Все, что я  смог  сделать,  -  это
заслать его в другой мир. И вот,  посмотрите,  как  это  все  против  меня
обернулось.
   - Вы... услали маленького принца? - чуть слышно выдохнула  Адоранна.  -
Вы жестокий, гадкий человек! Подумать только, я считала вас своим дядей! И
все эти годы вы знали, где находится настоящий наследник престола!
   - Нет, моя дорогая, я не знал. Он плакал в своей  кроватке,  несчастное
дитя, не знавшее материнской ласки, а я,  собственной  рукой,  сделал  его
полным сиротой. И я отправил его - сам  не  знаю  куда.  Но  он  выжил,  и
пожалуй,  даже  преуспел.  Я  думаю,  что  в  этом  заключена   Вселенская
справедливость. А теперь...
   - Откуда вы знаете, что с ним все в порядке? - воскликнула Адоранна.
   - Да взгляните на него сами, - сказал Горубл. - Вот  он  -  стоит  надо
мной, смотрит сверху вниз взглядом, полным укора.
   Адоранна застыла в изумлении. О'Лири озадаченно посмотрел по  сторонам.
Йокабамп многозначительно кивнул своей огромной головой.
   - Ну вот,  теперь  у  вас  начались  галлюцинации,  -  прокомментировал
Лафайет. - К сожалению, для раскаяния уже слишком поздно.
   Горубл пристально посмотрел на О'Лири:
   - Ты хочешь сказать, что не знал этого?
   - Чего этого?
   - Ребенок - принц, которого я забросил куда-то двадцать три года назад,
- это ты!
   Адоранна,  которая  стояла  за   спиной   О'Лири,   запинаясь,   громко
воскликнула:
   - В таком случае... вы, сэр  Лафайет,  являетесь  полноправным  королем
Артезии.
   - Постойте, постойте,  -  стал  возражать  О'Лири.  -  Вы  что,  с  ума
посходили? Я - американец. Первый раз я увидел вашу страну  где-то  неделю
назад.
   - Я узнал тебя по перстню, - сказал Горубл слабым голосом.
   - Какой перстень? - быстро спросила Адоранна.
   О'Лири протянул правую руку.
   - Вы это имеете в виду?
   Адоранна схватила его ладонь и  повернула  перстень,  чтобы  разглядеть
печатку.
   - Секира и дракон - королевская печать!
   Она смотрела на Лафайета широко раскрытыми глазами.
   - Почему вы не показали его мне раньше, сэр Лафайет - ваше величество?
   - Он сказал, чтобы я перевернул его, - ответил О'Лири. - Но...
   - Мне уже тогда надо было догадаться, что  все  мои  планы  рухнули,  -
продолжал Горубл. - Но я решил, что, бросив на тебя  подозрение,  я  смогу
безболезненно от тебя отделаться.
   - Ну, положим, тюрьма была далеко не безболезненным местом,  -  вставил
О'Лири.
   - Тебе каким-то образом удалось бежать.  И  тогда  потребовались  более
жестокие меры. С помощью усовершенствованного мною оборудования  я  выслал
тебя. Я до сих пор не понимаю, как ты смог вернуться. Я следил  за  каждым
твоим шагом и ждал тебя здесь, чтобы наконец раскрыть все карты.  Но  увы,
все закончилось моим поражением, и вот  -  я  лежу  здесь,  распотрошенный
хищным чудовищем, которого спустил с привязи своей собственной рукой.
   -  Эй!  -  позвал  изнутри  корабля  Йокабамп,  где  он   с   интересом
рассматривал рычаги и циферблаты. - Это была всего лишь шутка, ваше бывшее
величество. На самом деле с вами все в порядке. Вставайте! Мы посадим  вас
на вашего дракона, а потом вас будут судить!
   - Я в порядке? - Горубл сел и стал осторожно  ощупывать  свои  объемные
телеса.
   - Так значит... - Через открытую дверь  он  взглянул  на  свою,  вернее
когда-то им похищенную, машину.
   В следующее мгновение он вскочил на ноги, проскочил между  Адоранной  и
О'Лири и метнулся к выходу. Йокабамп схватил рычаг, подождал, пока толстый
монарх не влетел в корабль, и дернул его. Раздался шум воздуха,  и  Горубл
исчез.
   - Я надеюсь, что он окажется в том же месте, где и его кошка, -  сказал
шут, вытирая руки. - Подлец оставил меня без работы, если, конечно,  новое
величество не захочет меня нанять! - И он с надеждой посмотрел на О'Лири.
   - Потерпи немного, - запротестовал Лафайет.  -  Трон  по  праву  должен
принадлежать Адоранне. Я просто человек, случайно попавший сюда.
   Принцесса взяла его за руку и тепло на него посмотрела:
   - Я знаю, как разрешить эту проблему. Все станет на  свои  места,  если
мы... если я... если вы...
   - О детки! - воскликнул Йокабамп. - Подождите, я сообщу это всем. Ничто
не сможет поднять народный дух лучше, чем королевская свадьба.





   Сверкающее собрание заполнило танцевальный зал. Все  робко  сторонились
О'Лири, отдавая дань уважения его новому высокому положению.
   - Как  я  полагаю,  Лафайет,  то  есть  ваше  высочество...  -  говорил
Никодеус.
   - Выбрось из головы эту чепуху,  все  эти  высочества,  -  прервал  его
О'Лири. - Королева - Адоранна. Я ведь уже говорил, как я сюда попал.
   - Замечательно, - тряхнул  головой  Никодеус.  -  У  вас  было  сильное
природное влечение  к  этой  части  многомерной  Вселенной,  поскольку  вы
прожили здесь до двухлетнего возраста. Странно, что вы совсем  не  помните
жизнь во дворце.
   - Иногда мне кажется, что я что-то припоминаю. Но я думал, что это игра
моего воображения. Ведь и язык я понял сразу. Наверное,  все  это  было  у
меня в подсознании.
   -  Конечно,   и   когда   вы   уже   сознательно   пытались   разрушить
межкоординатные барьеры, в первую очередь вы должны были обратиться к  той
части Вселенной, где вы родились, и тем самым ликвидировать  всплеск  поля
вероятности, который вы создали в другом континууме. Но раньше я не думал,
что этого можно  достичь  без  специального  оборудования.  Это  настоящее
достижение.
   - Я сам до сих пор не могу понять, как все  произошло,  -  прервал  его
Лафайет. - Ведь я все это выдумал. Как это могло оказаться реальностью?
   - Это всегда было у  вас  в  душе,  Лафайет.  Ваша  неудовлетворенность
однообразной жизнью была выражением подсознательной острой тоски по  своей
настоящей родине. Что же касается вашего нынешнего высокого положения,  то
даже при наличии  широкого  выбора  из  бесконечного  множества  вселенных
каждый разумный человек выбрал бы то место, где его ждет трон.
   - Но все это не объясняет, как мне удается материализовать разные вещи,
начиная от ванны для купания и кончая игуанодоном, который поджидает  меня
за следующим поворотом.
   - А вы ничего и не создавали. Эти  вещи  уже  где-то  существовали.  Вы
просто манипулировали ими вдоль линий ослабления поля Вероятности.  Я  уже
сообщил об этом и думаю, что все  должно  скоро  кончиться.  Мы  не  можем
допустить, чтобы кто-нибудь,  пусть  даже  вы,  ваше  высочество,  нарушал
естественный порядок вещей.
   О'Лири посмотрел на часы.
   - А где Адоранна? - спросил он. - Вечер вот-вот начнется.
   - Она скоро придет. А я должен идти,  Лафайет.  Наступает  время  моего
регулярного отчета, который я делаю по вечерам каждую пятницу.
   Инспектор по континуумам кивнул и заспешил прочь. Оркестр играл  что-то
весьма похожее на вальс Штрауса, хотя О'Лири уверяли, что автор этой  вещи
- некто по имени Кушман Й.Блатц. Лафайет вышел  через  высокие  стеклянные
двери на террасу  и  вдохнул  аромат  цветов,  витавший  в  теплом  ночном
воздухе. Совсем даже недурное место эта  Артезия,  независимо  от  того  -
король ты или нет. А вот что касается  Адоранны  в  качестве  его  будущей
невесты...
   Со стороны лужайки послышались шаги. О'Лири  посмотрел  вниз  и  увидел
мрачного графа Алана, наклонившегося перед балюстрадой со шпагой  в  руке.
От неожиданности Лафайет выронил стакан, который с шумом разбился.
   - Э-эй, вы испугали меня, - начал он.
   Алан подскочил к нему  и  приставил  острие  шпаги  к  новому  зеленому
бархатному костюму.
   - Ну, говори, где она, грязный заговорщик! - прохрипел граф.  -  Только
пикни, и я проколю тебя. Выкладывай, и дай бог, чтобы она была невредима.
   - Послушай, ты все перепутал, - проговорил Лафайет, отступая назад.
   Алан продолжал надвигаться.
   -  Ты  смелый  негодяй,  -  продолжал  граф.  -  Ты  разделался  с  его
величеством, так вот, здесь, на этой террасе, при всех, тебе будет  не  до
развлечений!
   - Да мы просто вышвырнули его.
   - И ее высочество!
   Казалось, что шпага вот-вот проткнет О'Лири.
   - Она здесь! Через минуту она будет здесь, внизу. Послушай, Ал,  я  все
объясню тебе, старик.
   - Как я и думал, она всегда была у  тебя.  А  я,  болван,  целые  сутки
потратил зря.
   - Я ведь тебе предупреждал, что ты зря тратишь  время.  Ты  видел,  что
осталось от Лода?
   - Когда воры перессорятся... - процитировал его Алан. - Я думаю, что ты
просто одурачил его. Но уж меня-то ты не обманешь.
   Со стороны открытых дверей послышался  резкий  крик.  О'Лири  увидел  в
дверях  Адоранну  -  невыразимо  прелестную  в  своем  белом   платье,   с
бриллиантами в волосах.
   - Ваше высочество! - хрипло выдавил граф. - С вами все в порядке? А что
касается этого негодяя...
   Он еще больше напряг свою руку, глядя прямо в глаза Лафайету.
   Адоранна вскрикнула. За спиной Алана возникла темная  тень.  Послышался
глухой удар. Молодой дворянин выронил шпагу, которая загремела по каменным
плитам, и стал медленно падать прямо на О'Лири. Лафайет  подхватил  его  и
осторожно опустил на пол. И тут О'Лири  увидел  коренастую  фигуру  Рыжего
Быка, который стоял, ухмыляясь во весь рот с плутовским видом.
   - Я вижу, что этот слюнтяй чуть не проколол  вас,  -  радостно  объявил
громила.
   Он кивнул своей красной гривой в сторону Адоранны:
   - Привет, ваше высочество.
   Рыжий Бык потянул Лафайета за вялую руку.
   - Послушай, я постоял там немного, как ты предлагал,  и  улов  оказался
неплохой.
   Он полез своей пятерней с толстыми красными пальцами в обвисший боковой
карман и достал с полдюжины золотых часов.
   - Спасибо, приятель. Из нас с тобой получилась отличная команда. У меня
появилась одна знатная мысль, там будет такая добыча,  что  эта  покажется
ничтожной.
   Адоранна судорожно всхлипнула и стала оседать в проеме  дверей.  О'Лири
подскочил, подхватил и поднял на руки изящное тело принцессы.
   - Она  без  сознания,  -  объявил  он  растерянно.  -  Да  сделайте  же
что-нибудь!
   - Мне надо быстро испариться, старик,  -  заявил  Рыжий  Бык.  -  Давай
встретимся во вторник, в полночь, в таверне "Секира и  Дракон",  идет?  На
этот раз я приколю желтый тюльпан, ладно?
   Он перескочил через балюстраду и исчез в  темноте.  Отовсюду  подбегали
люди и вскрикивали, обнаружив принцессу в глубоком обмороке.
   - Я отнесу ее высочество в покои, - сказал О'Лири. - Бедная  девочка  в
шоке.
   Сопровождаемый суетливым камергером, который показывал дорогу, и толпой
придворных дам, которые кудахтали не умолкая, Лафайет  взбежал  на  третий
этаж и,  тяжело  ступая,  пошел  по  коридору,  выложенному  мрамором.  Он
подождал,  пока  откроют  дверь,  вошел,  подошел  к  широкой  кровати   с
балдахином, застеленной желтым шелковым покрывалом,  и  осторожно  опустил
свою ношу. Обернувшись, Лафайет обнаружил,  что  в  комнате,  кроме  него,
никого нет. Он остался один на один с Адоранной.
   - Черт бы побрал  этих  дураков!  Где  же  нюхательная  соль?  Наверно,
оттого, что он не удостоил  их  своим  королевским  приглашением,  они  не
осмелились войти с ним. Ну...
   Глаза Адоранны приоткрылись.
   - Граф Алан, - прошептала она. - Он жив?
   О'Лири присел на край кровати.
   - Конечно жив. Рыжий Бык слегка стукнул его по голове. Вам лучше?
   - Да, да, Лафайет. Но вы... он угрожал вам шпагой.
   - Бедолага просто не знает, в чем тут дело. Все нормально. Он хотел вам
помочь.
   - Вы ведь не будете держать на него зла?
   Прелестные руки принцессы обвили шею Лафайета и притянули его лицо.  Ее
губы  были  мягкие,  как  розовый  бархат.  Где-то  здесь,  на  груди   ее
серебряного платья, должны быть  крошечные  бриллиантовые  пуговицы.  Руки
О'Лири лихорадочно пытались отыскать их.
   - Ваше величество... - прошептала Адоранна.
   - А может быть, нам подождать до завтра? - Лафайет с удивлением услышал
свой собственный хриплый голос.
   - Вы король, - таков был ответ принцессы.
   Руки Адоранны потянулись к пуговицам. Они расстегивались  на  удивление
легко. Одна, две... показался изгиб  белой  шеи...  три,  четыре,  пять...
показались кружева... шесть, осталось дернуть за ленточку, и...
   Послышался отчетливый хлопок. Все лампочки разом погасли, кроме  одной,
тускло светившей в пятидесяти  футах  над  темным  проемом  двери.  О'Лири
выпрямился, под ним скрипнули пружины.
   - Адоранна?
   Он пошарил  рукой  и  нащупал  только  грубое  одеяло,  лежащее  поверх
комковатого матраца.
   - Эй, ты, заткнись! - проворчал кто-то совсем близко. - Дай же  немного
поспать!
   - Где... где я? - задыхаясь, проговорил Лафайет.
   - Ого, - раздалось рядом. - Я, кажется, долго  проспал.  Когда  я  сюда
пришел, тебя еще не было. Ты в ночлежке железнодорожников, третий этаж, по
доллару за место и еще сорок центов сверху за душ. А я и говорю:  кому  он
нужен, этот душ?
   О'Лири, пошатываясь, встал и протиснулся между кроватями  к  освещенной
двери. Он быстро спустился вниз, шагая через две ступеньки, выскочил через
вращающуюся дверь на улицу и уставился  на  темные  витрины  магазина,  на
голубое  мерцание  люминесцентных  ламп,  свисающих  с  высоких   стальных
столбов. Немногочисленные прохожие с любопытством рассматривали его наряд.
Он снова очутился в Колби Конерз.
   Прошел час. О'Лири стоял на углу, хмуро глядя на лунный серп,  нависший
над гастрономом и  рынком  Винербургер.  А  ведь  еще  совсем  недавно  он
смотрел, как эта луна поднимается над городской стеной,  бросая  мерцающий
свет сквозь тополиную листву и отражаясь в фонтане над террасой,  где  они
стояли с Никодеусом в ожидании Адоранны. Да,  судьба  подарила  ему  такой
лакомый  кусочек,  а  он  застрял  у  него  в  горле.  Адоранна...  и  эти
пуговицы... Лафайет  расправил  плечи.  Надо  еще  попытаться.  Он  должен
вернуться туда. Торчать тут - это просто несправедливо после всего, что он
преодолел. О'Лири зажмурил глаза. В памяти  всплыл  сад,  музыка  -  вальс
Блатца. Лафайет зашмыгал носом, вспоминая  запах  жасмина,  свежий  аромат
сада, шелест ветра в кронах деревьев.
   Послышался скрежет металла и  урчание:  ур...  ур...  ур...  Этот  звук
вернул  О'Лири  к  действительности.  Заработал  автомобильный  двигатель.
Лафайет угрюмо смотрел на ветхую  колымагу,  стоящую  на  обочине  дороги.
Автомобиль так резко тронулся с места,  что  завизжали  покрышки.  Секунду
спустя он уже исчез из вида,  оставив  за  собой  клубы  выхлопных  газов.
Ладно, хватит аромата жасмина  в  ночи  и  ветерка  в  ивняке.  Что-то  не
получается. Раньше, когда его ничто не отвлекало, например, щелканье  шпор
динозавра,  ему  всегда  удавалось  перемещаться.   Конечно,   для   этого
приходилось достаточно сильно сосредоточиваться. А теперь - полный провал.
Создавалось  впечатление,   что   его   способности   были   парализованы.
Сконцентрировав всю свою психическую энергию, О'Лири не почувствовал  даже
подобия какого-либо движения. Но ведь должен же быть  какой-нибудь  выход?
Ах, если бы он мог поговорить с Никодеусом, сказать ему...
   Лафайет застыл,  боясь  спугнуть  идею,  которая  забрезжила  в  мозгу.
Никодеус... так ведь он разговаривал с ним по телефону... из тюрьмы.  Так,
номер... Там было десять цифр, он помнил, что... О'Лири зажмурился  и  изо
всех сил пытался его  восстановить...  Затхлый  запах  камеры,  прохладный
утренний воздух (странно, но  в  Артезии  было  прохладнее,  чем  в  Колби
Конерз),  побеленные  известкой  стены.  Там  был  еще   такой   старинный
телефонный аппарат с медным микрофоном. А  вот  номер...  Он  начинался  с
девятки... пять, три, четыре... так, так... точно, потом девять, два  нуля
и заканчивался два одиннадцать... или один, один, два?
   Лафайет бросил взгляд вдоль улицы. В полуквартале от того места, где он
стоял, была видна телефонная будка. Пошарив в кармане, он нашел  монету  в
десять центов и направился к телефонной будке.
   Будка  была  маленькая,  тесная,  старого  образца  со   складывающейся
деревянной дверью. Внутри находился старинный аппарат с медным  микрофоном
и  изогнутой  слуховой  трубкой,  висящей  на  стене.  Стена   изобиловала
вырезанными инициалами и откровенными анатомическими рисунками  вперемежку
с телефонными номерами. Затаив  дыхание,  он  опустил  монету  и  покрутил
ручку. Сначала была долгая тишина,  потом  раздался  щелчок,  потом  опять
тишина, потом резкий гудок и что-то зажужжало.
   - Центральная! - крикнул звонкий  голос  прямо  ему  в  ухо.  -  Номер,
пожалуйста!
   - Хм... 9...5...3...4...9...0...0...2...11, - выпалил Лафайет.
   - Такой номер у нас  больше  не  значится.  Проверьте,  пожалуйста,  по
справочнику.
   - Подождите! - закричал О'Лири в трубку. - Мне нужно с вами поговорить.
   - Да, сэр?
   - Мне необходимо снова  вернуться  в  Артезию.  -  Лафайет  в  волнении
сглотнул воздух и лихорадочно пытался собраться с мыслями. - Понимаете,  я
там был, и все шло хорошо, затем, без всякой причины, - бал, и я здесь.  А
сейчас...
   - Прошу прощения, сэр, откуда, говорите, вы звоните?
   - Что? А... ну из этой, из телефонной будки в Колби  Конерз,  на  углу,
недалеко от кондитерского магазина Шрумфа. Да какое это имеет...
   - Произошла ошибка, сэр. Звонок из этого сектора запрещен.
   - Позвольте мне поговорить с инспектором! - потребовал О'Лири.  -  Речь
идет о жизни или... высылке! Всего только одну минуту. Пожалуйста!
   О'Лири ждал, прислушиваясь  к  громким  ударам  своего  сердца.  Прошло
полминуты. Потом раздался хорошо поставленный голос:
   - Да?
   - Здравствуйте. Понимаете, я - жертва какой-то ошибки. Я был совершенно
счастлив там, в Артезии... Я родился там...
   - Одну секунду, пожалуйста, - прервали его. Затем  кому-то  в  сторону:
"Оператор, это, видимо, какой-то чудак. Я вижу, что звонят  из  одного  из
нулевых секторов. Наверное, какой-нибудь местный пьяница набрал по  ошибке
наш номер. И как это ему повезло? Сразу же соединили,  а  ведь  линия  так
перегружена, что иногда приходится ждать пятьдесят лет!"
   - Я не пьян! О, господи,  впору  в  самом  деле  напиться!  -  закричал
Лафайет. - Да послушайте, как вас там! Я король  Артезии  Лафайет  Первый.
Произошла какая-то ужасная ошибка. Я хочу поговорить с Никодеусом! Он  все
вам объяснит. Пусть он подумает. Вполне вероятно, что все это произошло по
его ошибке. Он подготавливал свой отчет и, видимо, что-то напутал и  забыл
сообщить вам, что я родом оттуда, несмотря на то, что прибыл туда...  м...
неофициально.
   - Никодеус? Я слышал  о  его  великолепном  отчете  полчаса  назад.  Вы
говорите, что принимали в этом участие?
   - Я был там! Вы не можете оставить меня здесь! Я родился в Артезии. Моя
маленькая невеста ждет меня там, и народ требует своего короля,  Йокабампу
нужна работа, а я, как только вспомню о литейном цехе...
   - А, вы, должно быть, тот самый парень... Фишнер, кажется, или что-то в
этом роде. Старик здорово попотел,  вычисляя  вас.  Вам  известно,  что  в
настоящее  время  вы  на  несколько  недель  создали  напряжение  в   поле
Вероятности?  Вы  разработали  замечательный  метод,  но   мы,   здесь   в
Центральной, не можем допустить,  чтобы  это  продолжалось  и  дальше.  Вы
вызвали довольно мощную утечку  энергии  из  Космического  Энергетического
Источника. Один динозавр...
   - Я этого не делал! Он уже был там!
   - Да, один был, но вы, кажется, доставили еще одного.  Как  бы  там  ни
было, в настоящий момент вы находитесь  под  воздействием  Подавителя.  Он
будет прочно  удерживать  вас  там,  где  вы  находитесь,  -  в  настоящем
континууме. Он даже лишит вас всех сновидений, и скоро  вы  сможете  спать
без всяких помех и утомительных фантазий.
   - Да не хочу я спать спокойно без видений! Я хочу вернуться на  родину,
домой, в Артезию! Я же там родился. Неужели вы не понимаете?
   - Ну, конечно,  понимаю,  мой  дорогой.  Вполне  понимаю  ваше  желание
вернуться в это приятное, хоть, как указывает наш человек в своем  отчете,
весьма допотопное место. Но мы не можем  позволить  вам  скакать  по  всем
континуумам, не так ли? Спасибо, что позвонили. До свидания.
   - Подождите, позовите Никодеуса! Он подтвердит все, что я сказал.
   - Я занятый человек, мистер Фишнер. У меня неотложные дела...
   - Если вы оставите меня здесь,  то...  произойдет  новый  вероятностный
всплеск, а при вашей слабой системе регистрации вам потребуется лет  сорок
для того, чтобы  выяснить  причину.  А  к  этому  времени  я  буду  уже...
чертежником,  ушедшим  на  пенсию,  который  по-прежнему  будет   питаться
сардинами и не будет видеть никаких снов!
   - Ну, ладно, я сейчас кое-что проверю. Не кладите, пожалуйста,  трубку,
а то, если вы попытаетесь перезвонить, то  вас  могут  больше  никогда  не
соединить.
   О'Лири ждал, судорожно сжимая трубку. Через стекло в дверце он  увидел,
что по улице идет толстая женщина и роется в кошельке,  отыскивая  монету.
Она взялась за ручку дверцы и дернула ее. Увидев Лафайета, дама бросила на
него негодующий взгляд. Он прикрыл микрофон рукой.
   - Меня соединят через  минуту,  -  пробормотал  он,  четко  артикулируя
губами через закрытую дверцу.
   Женщина поджала губы и по-прежнему не спускала с него глаз.
   Прошла еще одна минута. В  трубке  ничего  не  было  слышно,  кроме  то
усиливающегося, то ослабевающего гула. Женщина постучала по стеклу. О'Лири
кивнул, показывая знаками, что ждет ответа. Она рванула ручку и сказала  в
полураскрытую дверь:
   - Послушайте, вы, я очень тороплюсь.
   Лафайет рывком захлопнул дверь  и  прижал  ее  ногою,  так  как  теперь
разъяренная особа буквально ломилась в будку.
   - Ну, что - никак? - подзадоривал ее О'Лири.
   Наконец толстячка отступила. Лафайет вздохнул с облегчением.
   "Интересно, что он там делает, на  другом  конце  провода?  Прошло  уже
добрых пять минут. А что, если он вообще не вернется? Как он сказал: ждать
придется пятьдесят лет?"
   О'Лири представил  себе  свежее  личико,  черные,  как  смоль,  волосы,
дерзкую улыбку.
   "Господи, неужели я никогда больше ее  не  увижу?  Постой...  постой...
откуда черные волосы? Адоранна ведь блондинка?"
   Лафайет обернулся на звук. Толстячка вернулась, но уже в  сопровождении
рослого полицейского.
   - Это он! - пронзительно верещала женщина, так, что было слышно  сквозь
стекло. - Он уже сидит  здесь  полчаса,  просто  назло  мне,  он  даже  не
разговаривает. Смотрите сами!
   Полицейский нагнулся и  заглянул  внутрь  будки,  осматривая  О'Лири  с
головы до ног - его  бархатный  зеленый  костюм,  желтые  длинные,  плотно
облегающие чулки, рюши вокруг шеи, ордена, ленты, золотую цепь.
   - Эй, там, послушайте, - сказал полицейский и потянулся к дверце.
   Лафайет подналег всем телом на дверь и заклинил ее  ногой.  Полицейский
попытался снова открыть ее...
   Телефонная будка замерцала, ее очертания стали  расплываться  и...  она
исчезла, словно растаяв в воздухе.
   О'Лири почувствовал, что он сидит на мраморной скамейке,  на  одной  из
тех, которые стояли вдоль дорожки, посыпанной гравием. Вокруг  возвышались
темные деревья.
   Он вскочил на ноги и стал озираться по сторонам: дворцовый сад, высокие
освещенные окна,  цветные  лампочки  вокруг  танцевального  павильона.  Он
вернулся! Он снова в Артезии!
   О'Лири побежал по траве, продрался  сквозь  стену  кустарника  и  резко
остановился. Прямо около звенящего фонтана стояла Адоранна  и...  целовала
графа Алана.
   Лафайет пригнулся, чтобы его не заметили.
   - Алан, все  это  так  загадочно,  -  говорила  принцесса.  -  Не  могу
поверить, что он ушел, вот так, даже не попрощавшись.
   - Адоранна, теперь уже ничего не вернешь. Я уверен,  что  он  не  хотел
тебя обидеть. В конце концов, он был кем-то вроде колдуна.
   - Он был замечательный человек, благородный  и  смелый.  Я  никогда  не
забуду его, - продолжала принцесса.
   - Я благодарен ему за то, что он спас вас. Зря он, конечно,  оставил  в
боковом саду  дракона,  который  объедает  сейчас  кусты  роз!  В  легенде
говорилось, что он принесет шкуру монстра, а он приволок и его, вместе  со
шкурой.
   - Я так рада, так рада, что вы здесь, Алан!
   Адоранна смотрела снизу вверх, на симпатичное лицо графа.
   - Скажи, ты ведь никогда не уйдешь  и  не  оставишь  меня  здесь  одну?
Правда?
   - Никогда, ваше высочество...
   И пара, взявшись за руки, пошла дальше.
   Как только они скрылись из вида, О'Лири вышел из-за укрытия,  прошел  к
террасе  и  добрался  по  ней  до  маленькой  двери,  ведущей   в   кухню.
Находившийся там повар с испугом посмотрел на него.
   - Тс...с! - предупредил Лафайет. - Я путешествую инкогнито.
   Он прошел через  кухню,  лавируя  между  горящими  плитами  и  столами,
заваленными продуктами, и вышел через заднюю дверь. Наконец  по  служебной
лестнице Лафайет поднялся на пятый этаж. Здесь, в служебном крыле,  никого
не было видно. О'Лири  быстро  прошел  по  коридору  и  свернул  за  угол.
Горничная в замызганном сером халате, оторвавшись от  тряпки,  подняла  на
него глаза. Лафайет внимательно посмотрел в  покрасневшие  от  слез  глаза
Дафны. На лице у девушки отразились все чувства, переполнявшие ее.  Сердце
О'Лири готово было разорваться от  счастья.  Она  улыбнулась.  У  Лафайета
перехватило дыхание.
   - Ваше высочество! - прошептала Дафна.
   - Для тебя, девочка, Лафайет! - сказал О'Лири и обнял ее.  -  Принцесса
Адоранна просто прелесть, и я обязан был сделать для нее все возможное. Но
когда все было позади, именно твое лицо постоянно стояло передо мной.
   - Но... Вы ведь король, сэр... а я простая...
   - У нас и без того будет чем заняться. Зачем брать на себя  хлопоты  по
управлению страной?





   Выписка из вахтенного журнала Никодеуса, инспектора,  порядковый  номер
786.
   "Местонахождение: Альфа 9-3, плоскость V-87, Фокс-22, 1-В (Артезия).
   По вопросу: проведение вербовки Л.О'Лири.
   ...на следующий день после двойной  свадьбы,  отказавшись  от  трона  в
пользу принцессы Адоранны, объект, похоже, абсолютно успокоился, живет  со
своей супругой, леди Дафной, в  комфортабельных  апартаментах  в  западной
пристройке дворца. Оборудование для транспортировки по-прежнему  находится
на  своем  месте,  в  закрытом  помещении  бывшей  лаборатории  настоящего
корреспондента.  Линия  и  впредь  будет  круглосуточно  под  наблюдением.
Количество поступающих квалифицированных добровольцев  явно  недостаточно,
поэтому ряд важных  заданий  ждут  своей  очереди.  Несколько  раз  объект
поднимал трубку, прислушивался к гулу, но пока ни разу не звонил".

Популярность: 1, Last-modified: Tue, 27 Nov 2001 19:28:55 GmT