Дачный роман
Николай Андреевич Капитонов, нотариус, пообедал, выкурил сигару и
отправился к себе в спальную отдыхать. Он лег, укрылся от комаров кисеей и
закрыл глаза, но уснуть не сумел. Лук, съеденный им вместе с окрошкой,
поднял в нем такую изжогу, что о сне и думать нельзя было.
- Нет, не уснуть мне сегодня,- решил он, раз пять перевернувшись с боку
на бок.- Стану газеты читать.
Николай Андреич встал с постели, набросил на себя халат и в одних
чулках, без туфель, пошел к себе в кабинет за газетами. Он и не
предчувствовал, что в кабинете ожидало его зрелище, которое было гораздо
интереснее изжоги и газет!
Когда он переступил порог кабинета, перед его глазами открылась
картина: на бархатной кушетке, спустив ноги на скамеечку, полулежала его
жена, Анна Семеновна, дама тридцати трех лет; поза ее, небрежная и томная,
походила на ту позу, в какой обыкновенно рисуется Клеопатра египетская,
отравляющая себя змеями . У ее изголовья на одном колене стоял репетитор
Капитоновых, студент-техник 1-го курса, Ваня Щупальцев, розовый, безусый
мальчик лет девятнадцати - двадцати. Смысл этой "живой" картины нетрудно
было понять: перед самым входом нотариуса уста барыни и юноши слились в
продолжительный, томительно-жгучий поцелуй.
Николай Андреевич остановился как вкопанный, притаил дыхание и стал
ждать, что дальше будет, но не вытерпел и кашлянул. Техник оглянулся на
кашель и, увидев нотариуса, отупел на мгновение, потом же вспыхнул, вскочил
и выбежал из кабинета. Анна Семеновна смутилась.
- Пре-екрасно! Мило!- начал муж, кланяясь и расставляя руки.-
Поздравляю! Мило и великодушно!
- С вашей стороны тоже мило... подслушивать! - пробормотала Анна
Семеновна, стараясь оправиться.
- Merci! Чудно!- продолжал нотариус, широко ухмыляясь.- Так все это,
мамочка, хорошо, что я готов сто рублей дать, чтобы еще раз поглядеть.
- Вовсе ничего не было... Это вам так показалось... Глупо даже...
- Ну да, а целовался кто?
- Целовались - да, а больше... не понимаю даже, откуда ты выдумал.
Николай Андреич насмешливо поглядел на смущенное лицо жены и покачал
головой.
- Свеженьких огурчиков на старости лет захотелось! - заговорил он
певучим голосом.- Надоела белужина, так вот к сардинкам потянуло. Ах ты,
бесстыдница! Впрочем, что ж? Бальзаковский возраст! Ничего не поделаешь с
этим возрастом! Понимаю! Понимаю и сочувствую!
Николай Андреевич сел у окна и забарабанил пальцами по подоконнику.
- И впредь продолжайте...- зевнул он.
- Глупо!- сказала Анна Семеновна.
- Черт знает, какая жара! Велела бы ты лимонаду купить, что ли. Так-то,
сударыня. Понимаю и сочувствую. Все эти поцелуи, ахи да вздохи - фуй,
изжога!- все это хорошо и великолепно, только не следовало бы, матушка,
мальчика смущать. Да-с. Мальчик добрый, хороший... светлая голова и достоин
лучшей участи. Пощадить бы его следовало.
- Вы ничего не понимаете. Мальчик в меня по уши влюбился, и я сделал
ему приятное... позволила поцеловать себя.
- Влюбился...- передразнил Николай Андреич.Прежде чем он в тебя
влюбился, ты ему небось сто западней и мышеловок поставила.
Нотариус зевнул и потянулся.
- Удивительное дело!- проворчал он, глядя в окно.- Поцелуй я так же
безгрешно, как ты сейчас, девушку, на меня черт знает что посыплется:
злодей! соблазнитель! развратитель! А вам, бальзаковским барыням, все с рук
сходит. Не надо в другой раз лук в окрошку класть, а то околеешь от этой
изжоги... Фуй! Погляди-ка скорей на твоего обже! Бежит по аллее бедный
финик, словно ошпаренный, без оглядки. Чай, воображает, что я с ним из-за
такого сокровища, как ты, стреляться буду. Шкодлив, как кошка, труслив, как
заяц. Постой же, финик, задам я тебе фернапиксу! Ты у меня еще не этак
забегаешь!
- Нет, пожалуйста, ты ему ничего не говори!сказала Анна Семеновна.- Не
бранись с ним, он нисколько не виноват.
- Я браниться не буду, а так только... шутки ради.
Нотариус зевнул, забрал газеты и, подобрав полы халата, побрел к себе в
спальню. Повалявшись часа полтора и прочитавши газеты, Николай Андреич
оделся и отправился гулять. Он ходил по саду и весело помахивал своей
тросточкой, но, увидав издалека техника Щупальцева, он скрестил на груди
руки, нахмурился и зашагал, как провинциальный трагик, готовящийся к встрече
с соперником. Щупальцев сидел на скамье под ясенью и, бледный, трепещущий,
готовился к тяжелому объяснению. Он храбрился, делал серьезное лицо, но его,
как говорится, крючило. Увидав нотариуса, он еще больше побледнел, тяжело
перевел дух и смиренно поджал под себя ноги. Николай Андреич подошел к нему
боком, постоял молча и, не глядя на него, начал:
- Конечно, милостивый государь, вы понимаете, о чем я хочу говорить с
вами. После того, что я видел, наши хорошие отношения продолжаться не могут.
Да-с! Волнение мешает мне говорить, но... вы и без моих слов поймете, что я
и вы жить под одной крышей не можем. Я или вы!
- Я вас понимаю,- пробормотал техник, тяжело дыша.
- Эта дача принадлежит жене, а потому здесь останетесь вы, а я... я
уеду. Я пришел сюда не упрекать вас, нет! Упреками и слезами не вернешь
того, что безвозвратно потеряно. Я пришел затем, чтобы спросить вас о ваших
намерениях... (Пауза.) Конечно, не мое дело мешаться в ваши дела, но,
согласитесь, в желании знать о дальнейшей судьбе горячо любимой женщины нет
ничего такого... этакого, что могло бы показаться вам вмешательством. Вы
намерены жить с моей женой?
- То есть как-с?- сконфузился техник, подгибая еще больше под скамью
ноги.- Я... я не знаю. Все это как-то странно.
- Я вижу, вы уклоняетесь от прямого ответа,проворчал угрюмо нотариус.-
Так я вам прямо говорю: или вы берете соблазненную вами женщину и
доставляете ей средства к существованию, или же мы стреляемся. Любовь
налагает известные обязательства, милостивый государь, и вы, как честный
человек, должны понимать это! Через неделю я уезжаю, и Анна с семьей
поступает под вашу ферулу. На детей я буду выдавать определенную сумму.
- Если Анне Семеновне угодно,- забормотал юноша, - то я... я, как
честный человек, возьму на себя... но я ведь беден! Хотя...
- Вы благородный человек!- прохрипел нотариус, потрясая руку техника.-
Благодарю! Во всяком случае, даю вам неделю на размышление. Вы подумайте!
Нотариус сел рядом с техником и закрыл руками лицо.
- Но что вы сделали со мной!- простонал он.Вы разбили мне жизнь...
отняли у меня женщину, которую я любил больше жизни. Нет, я не перенесу
этого удара!
Юноша с тоской поглядел на него и почесал себе лоб. Ему было жутко.
- Сами вы виноваты, Николай Андреич!вздохнул он.- Снявши голову, по
волосам не плачут. Вспомните, что вы женились на Анне только из-за денег...
потом всю жизнь вы не понимали ее, тиранили... относились небрежно к самым
чистым, благородным порывам ее сердце.
- Это она вам сказала?- спросил Николай Андреич, вдруг отнимая от лица
руки.
- Да, она. Мне известна вся ее жизнь, и... и верьте, я полюбил в ней не
столько женщину, сколько страдалицу.
- Вы благородный человек...- вздохнул нотариус, поднимаясь.- Прощайте и
будьте счастливы. Надеюсь, что все, что тут было сказано, останется между
нами.
Николай Андреич еще раз вздохнул и зашагал к дому.
На полдороге встретилась ему Анна Семеновна.
- Что, финика своего ищешь?- спросил он.Ступай-ка погляди, в какой пот
я его вогнал!.. А ты уж успела ему поисповедаться! И что у вас,
бальзаковских, за манера, ей-богу! Красотой и свежестью брать не можете, так
с исповедью подъезжаете, с жалкими словами! Наврала с три короба! И на
деньгах-то я женился, и не понимал я тебя, и тиранил, и черт, и дьявол...
- Ничего я ему не говорила!- вспыхнула Анна Семеновна.
- Ну, ну... я ведь понимаю, вхожу в положение. Не бойся, не выговор
делаю. Мальчика только жалко. Хороший такой, честный, искренний.
Когда наступил вечер и всю землю заволокло потемками, нотариус еще раз
вышел на прогулку. Вечер был великолепный. Деревья спали, и казалось,
никакая буря не могла разбудить их от молодого, весеннего сна. С неба,
борясь с дремотой, глядели звезды. Где-то за садом лениво квакали лягушки и
пискала сова. Слышались короткие, отрывистые свистки далекого соловья.
Николай Андреич, проходивший в потемках под широкой липой, неожиданно
наткнулся на Щупальцева.
-Что вы тут стоите?- спросил он.
- Николай Андреич!- начал Щупальцев дрожащим от волнения голосом.- Я
согласен на все ваши условия, но... все это как-то странно.- Вдруг вы ни с
того ни с сего несчастны... страдаете и говорите, что ваша жизнь разбита...
- Да, так что же?
- Если вы оскорблены, то... то, хоть я и не признаю дуэли, я могу
удовлетворить вас. Если дуэль хоть немного облегчит вас, то, извольте, я
готов... хоть сто дуэлей...
Нотариус засмеялся и взял техника за талию.
- Ну, ну... будет! Я ведь пошутил, голубчик!сказал он.- Все это пустяки
и вздор. Та дрянная и ничтожная женщина не стоит того, чтобы вы тратили
из-за нее хорошие слова и волновались. Довольно, юноша! Пойдемте гулять.
- Я... я вас не понимаю...
- И понимать нечего. Дрянная, скверная бабенка - и больше ничего!.. У
вас вкуса нет, голубчик. Что вы остановились? Удивляетесь, что я такие слова
про жену говорю? Конечно, мне не следовало бы говорить вам этого, но так как
вы тут некоторым образом лицо заинтересованное, то с вами нечего
скрытничать. Говорю вам откровенно: наплюйте! Игра не стоит свеч. Все она
вам налгала и, как "страдалица", гроша медного не стоит. Бальзаковская
барыня и психопатка. Глупа и много врет. Честное слово, голубчик! Я не
шучу...
- Но ведь она вам жена!- удивился техник.
- Мало ли чего! Был таким же, как вот вы, и женился, а теперь рад бы
разжениться, да - тпррр... Наплюйте, милый! Любви-то ведь никакой, а одна
только шалость, скука. Хотите шалить, так вон Настя идет... Эй, Настя, куда
идешь?
- За квасом, барин!- послышался женский голос.
- Это я понимаю,- продолжал нотариус,- а все эти психопатки,
страдалицы... ну их! Настя дура, но в ней хоть претензий нет... Дальше
пойдем?
Нотариус и техник вышли из сада, оглянулись и, оба разом вздохнувши,
пошли по полю.
Популярность: 1, Last-modified: Mon, 15 Sep 2003 16:50:09 GmT