---------------------------------------------------------------
    Роман
    Первая часть дилогии "Охотники за растениями",
    © Перевод Е. Бируковой и З. Бобырь
    Компьютерный набор Б.А. Бердичевский
    Источник: Харьков, "Фолио" - "Золотой век", 1995
---------------------------------------------------------------




     Охотник за растениями!  Что  это  такое?  Нам  приходилось
слышать  об  охотниках  на  лисиц,  об  охотниках на оленей, об
охотниках на медведей и буйволов, об охотниках на львов, но  об
охотниках за растениями -- никогда... Постойте! Трюфели -- ведь
тоже растения. Их разыскивают с помощью собак, а собирателей их
называют  охотниками  за  трюфелями. Может быть, вы их имеете в
виду, капитан?
     Нет, мой юный читатель. Мой охотник за растениями не имеет
ничего общего с тем, кто выкапывает  грибы.  Его  занятие  куда
благороднее,  и  его  цель  не  только  в  том,  чтобы потакать
капризам   лакомки.   Ему   должен   быть    благодарен    весь
цивилизованный  мир,  в  том  числе  и  ты. Да, он подарил тебе
немало радостей. Пестрота и яркость твоих  садов  --  дело  его
рук.  Пышная далия, колыхающаяся над клумбой; сверкающий яркими
красками  пион;  прелестная  камелия,  радующая  твой  взор   в
теплице;  калмии,  азалии,  рододендроны, белые звезды жасмина,
герань и тысячи других прекрасных цветов подарены нам охотником
за растениями. С  его  помощью  Англия  --  холодная,  туманная
Англия   --   превратилась   в   сад,   полный   цветов,  более
разнообразных и ярких, чем те, какие цветут в знаменитой долине
Кашмира. Многие красивые  деревья,  придающие  прелесть  нашему
пейзажу, большинство прекрасных кустов, украшающих наши виллы и
коттеджи,  --  плоды  его  трудов. Если бы не он, мы никогда не
отведали бы за  обедом  и  десертом  многих  овощей,  кореньев,
фруктов  и  ягод, которые разнообразят наш стол. Если бы не он,
мы никогда не попробовали бы этих вкусных вещей. Так помянем же
добрым словом охотника за растениями!
     А теперь, юный читатель, я скажу тебе, кто  такой  охотник
за  растениями.  Это человек, посвятивший все свое время и силы
собиранию редкостных растений и цветов,  --  словом,  тот,  кто
сделал  это  занятие своей профессией. Это не просто ботаник --
хотя ему необходимо обладать знанием ботаники,  --  это  скорее
тот, кого до сих пор называли "ботаник-коллектор".
     Хотя  в  ученом мире и не слишком высоко ценят этих людей,
хотя кабинетный ученый, наверно, их недооценивает,  --  я  смею
утверждать,  что  самый  скромный  охотник за растениями принес
человечеству  больше   пользы,   чем   великий   Линней1.   Это
замечательные   ботаники!   Они  не  только  ознакомили  нас  с
растительностью всего  земного  шара,  но  и  показали  нам  ее
редчайшие  виды,  позволили нам вдыхать аромат чудесных цветов,
которые, не будь этих безвестных тружеников, цвели бы незримо и
расточали бы свой аромат в безлюдной пустыне.
     Не думай, юный читатель, что я хочу  преуменьшить  заслуги
ученого-ботаника.  Я  далек  от  такого  намерения. Мне хочется
только  обратить  твое  внимание  на  людей,  заслуги  которых,
по-моему,    недостаточно    оценены:    я    имею    в    виду
ботаников-коллекторов -- охотников за растениями.
     Весьма возможно, что ты и не подозреваешь о  существовании
такой  профессии.  И  тем  не  менее еще в седой древности были
люди,  занимавшиеся  этим   делом.   Охотники   за   растениями
существовали  во  времена Плиния и обогащали сады Геркуланума и
Помпеи; охотники за растениями состояли  на  службе  у  богатых
мандаринов  Китая  и  царственных сибаритов Дели и Кашмира в те
времена, когда наши полудикие предки  довольствовались  цветами
своих родных полей и лесов. Но даже в Англии профессия охотника
за  растениями  далеко  не  нова.  Ее происхождение относится к
эпохе открытия и  колонизации  Америки,  и  имена  Традесканта,
Бартрама,  Кэтсби,  этих  подлинных охотников за растениями, --
одни из самых уважаемых  в  истории  ботаники.  Мы  обязаны  им
нашими  тюльпанными  деревьями  и множеством других благородных
деревьев, которые  уже  акклиматизировались  в  наших  лесах  и
растут наравне с исконными видами.
     Никогда   еще   охотники   за   растениями   не  были  так
многочисленны, как  в  наши  дни.  Поверите  ли  вы,  что  этим
благородным  и  полезным  делом  заняты  сотни людей? Среди них
можно встретить  представителей  всех  народов  Европы:  больше
всего  немцев,  но  есть  и  шведы, русские, датчане, британцы,
французы, испанцы, португальцы, швейцарцы и итальянцы.
     Их встретишь в любом уголке земного шара:  в  непроходимых
ущельях  Скалистых  гор,  в  бездорожных  прериях,  в  глубоких
каньонах  Анд,  в  девственных  лесах  на  берегах  Амазонки  и
Ориноко,  в степях Сибири, в долинах среди ледников Гималаев --
решительно во  всех  диких,  безлюдных  местностях,  где  можно
надеяться открыть новые виды растений.
     Охотник  за  растениями  осматривается  по сторонам зорким
взглядом, внимательно вглядывается в каждый  листок  и  цветок,
бродит  по  холмам  и  долинам,  карабкается  на  крутые утесы,
переходит вброд топкие болота и быстрые реки, прокладывает себе
путь сквозь колючий кустарник, сквозь чаппараль и джунгли, спит
под открытым небом, терпит голод и жажду, рискует подвергнуться
нападению диких зверей -- таковы испытания, которыми так богата
жизнь охотника за растениями.
     Но почему, спросите вы, эти люди идут на такие  лишения  и
опасности?
     Разные  бывают  причины.  Одних  влечет любовь к ботанике.
Другим нравится путешествовать.  Третьи  состоят  на  службе  у
царственных  или  высокопоставленных  особ, у знатных любителей
цветов. Многих посылают искать растения для общественных парков
и дендрариев. Есть  и  такие,  которые  работают  у  владельцев
частных  питомников:  это,  пожалуй,  самые скромные и наименее
обеспеченные, но они отличаются горячим  рвением  и  любовью  к
своему делу.
     Вы,  конечно,  удивитесь,  услыхав,  что  рядовой торговец
семенами, продающий вам корневища, луковицы и рассаду, содержит
целый  штат  охотников  за  растениями  --  опытных  ботаников,
рыскающих  по  земному  шару в поисках новых растений и цветов,
которые могли бы порадовать взор любителя цветов.
     Нужно ли повторять, что жизнь этих людей полна приключений
и смертельных опасностей? Вы сможете судить об этом сами, когда
я расскажу вам о похождениях молодого  баварского  ботаника  --
охотника за растениями Карла Линдена -- во время его экспедиции
в величавые Гималайские горы, эти "индийские Альпы".





     Карл  Линден  родился  в  Верхней Баварии, близ тирольской
границы. Он  был  незнатного  происхождения  --  отец  его  был
садовником; однако он получил хорошее воспитание и образование,
а это в наши дни самое главное. Его отец был честолюбив, хотя и
мало  образован;  зная  на опыте, как досадно быть невеждой, он
решил избавить сына от такой неприятности.
     Девятнадцати лет от роду  Карл  Линден  решил,  что  немцы
недостаточно  свободны  и  заслуживают  лучшей  участи.  Он был
студентом одного из университетов и, естественно, проникся теми
принципами свободы и патриотизма, какие в 1848  году  волновали
каждое немецкое сердце.
     Но он не только проповедовал свое учение. Вместе со своими
коллегами он сделал попытку провести его в жизнь и был одним из
тех отважных  студентов, которые в 1848 году освободили Баден и
Баварию.
     Но гидру -- союз коронованных голов  --  не  так-то  легко
было победить, и в числе других молодых патриотов наш герой был
вынужден бежать из родной страны.
     Очутившись в Лондоне в положении эмигранта -- так называли
этих изгнанников,  --  он  не знал, что ему дальше делать. Отец
был слишком беден, чтобы  помогать  ему  деньгами.  К  тому  же
старик  был  недоволен  сыном.  Он  был из тех, кто еще верит с
божественное право королей и  уважает  "существующий  порядок",
хотя  бы  в  стране  царила тирания. Он считал, что Карл сделал
глупость, вздумав стать патриотом,  или  "мятежником",  как  их
любят  называть  коронованные  чудовища.  Он прочил сыну лучшее
будущее -- надеялся, что тот станет секретарем у  какого-нибудь
важного  придворного, поступит в таможенное ведомство или, быть
может, в лейб-гвардию какого-нибудь мелкого  тирана.  Любое  из
этих  мест  было бы по душе старому честолюбцу, и потому он был
недоволен поведением  сына.  Карлу  нечего  было  надеяться  на
помощь  из  дому,  по  крайней мере, до тех пор, пока старик не
перестанет на него гневаться.
     Что   было   делать   молодому    эмигранту?    Английское
гостеприимство показалось ему довольно холодным. Правда, он был
свободен,  то  есть  мог  свободно  бродить по улицам и просить
милостыню.
     К счастью, он придумал выход из положения. В прежние  годы
ему  иногда  случалось работать с отцом в саду. Он умел копать,
сажать и  сеять,  прививать  деревья  и  выводить  новые  сорта
цветов. Он мог работать в парниках и теплицах, на замедленной и
ускоренной  выгонке.  Более  того,  он  знал названия и природу
большинства  растений,  возделываемых  в  странах  Европы,   --
словом, он был ботаником.
     Все  эти  познания  он  приобрел,  работая  в  саду одного
знатного  дворянина,  где  его  отец  был  старшим  садовником.
Почувствовав призвание к этому делу, Карл изучил ботанику.
     Если   не   найдется   ничего   лучшего,  он  может  стать
садовником, поступить в питомник или  еще  куда-нибудь  --  это
лучше,  чем  бродить  без  дела  по улицам столицы и умирать от
голода среди царящего там изобилия.
     С такими мыслями молодой эмигрант подошел к воротам одного
из роскошных питомников, каких немало в  огромном  Лондоне.  Он
рассказал свою историю; его приняли.
     Довольно  скоро  умный,  предприимчивый владелец питомника
обнаружил,  что  его  немецкий   протеже   обладает   обширными
познаниями  по  ботанике. Именно такой человек был ему нужен. У
него уже имелись охотники за растениями в других частях  света:
в  Северной  и  Южной Америке, в Африке, в Австралии. Ему нужен
был собиратель растений в Индии; он хотел обогатить свои запасы
флорой Гималаев, которая тогда только что начала входить в моду
благодаря чудесным растительным видам,  открытым  там  великими
охотниками за растениями Ройлом и Хукером.
     Были  описаны  великолепные сосны, арумы, кедры, различные
виды  бамбука,  огромные  магнолии  и  рододендроны,  в   таком
изобилии  растущие  в  долинах  Гималаев,  и  многие из них уже
появились в европейских садах. Эти растения были в  моде,  и  о
них мечтал владелец питомника.
     Особенно  интересно  и  ценно  было то, что многие из этих
прекрасных экзотов могут расти под  открытым  небом  в  высоких
широтах,  так  как природные условия на большой высоте, где они
растут в диком виде, сходны с температурой и климатом  Северной
Европы.
     Не  один  ботаник-коллектор  был  к  этому  времени послан
исследовать цепь "индийских  Альп",  которая  благодаря  своему
огромному    протяжению    представляет   обширное   поле   для
ботанических изысканий.
     В числе этих охотников за растениями был и наш герой, Карл
Линден.





     Английский  корабль  доставил  охотника  за  растениями  в
Калькутту,  а  крепкие ноги привели его к подножию Гималаев. Он
мог бы добраться туда и другим способом, ибо,  вероятно,  ни  в
одной стране не существует столько способов передвижения, как в
Индии.  Чтобы  переносить  путешественника  с  места  на место,
используются  слоны,  верблюды,  лошади,  ослы,   мулы,   пони,
буйволы,  быки,  зебу,  яки  и...  люди.  Для  перевозки грузов
приспосабливают даже собак, коз и овец.
     Если бы Карл Линден был послан правительством или служил у
какого-нибудь венценосного хозяина, он, вероятно, путешествовал
бы комфортабельно: либо  на  слоне,  в  пышной  боуда,  либо  в
паланкине, где его несли бы сменяющие друг друга носильщики и к
его  услугам была бы толпа кули. Однако у него не было денег на
всю эту ненужную роскошь. Он тратил не казенные суммы, а деньги
частного лица, и его средства были ограничены. Тем не менее  он
стремился осуществить поставленные ему задачи.
     Немало   больших   и  превосходно  снаряженных  экспедиций
направляли  в  различные  места,  не  считаясь  с  расходами  и
затратами,  но  многие  из  них возвращались, не выполнив своей
задачи. "Когда поваров слишком много, обед  испорчен",  --  эта
старая,   всем   известная  поговорка  применима  и  к  научным
экспедициям. И еще вопрос, что больше  содействовало  прогрессу
географии:  частная ли инициатива или громкие правительственные
предприятия. Во всяком случае, можно  с  уверенностью  сказать,
что   самыми   плодотворными   и   продуктивными  оказались  те
экспедиции, на которые было  затрачено  меньше  всего  средств.
Так,  например,  для  исследования  северного побережья Америки
было отправлено несколько кораблей;  экспедиции  эти  поглотили
колоссальные   суммы  денег  и  стоили  жизни  многим  отважным
морякам, но оказались  безрезультатными.  В  конце  концов  эту
задачу  удалось осуществить экипажу простой лодки, отправленной
компанией Гудзонова залива. Затраченной при этом незначительной
суммы не хватило бы и на неделю  для  любой  из  наших  крупных
экспедиций по исследованию Арктики.
     У  нашего  охотника  за  растениями не имелось ни дорогого
оборудования, ни толпы бесполезных  слуг.  Он  достиг  Гималаев
пешком  и  решил  пешком  взбираться  на  их  крутые  склоны  и
пересекать обрывистые долины.
     Но Карл Линден был не один. Далеко не один. С ним был тот,
кто был ему дороже всех на свете, -- его единственный брат. Да,
сильный юноша, разделяющий с ним труды и опасности  экспедиции,
-- его  брат  Каспар,  присоединившийся к нему в эмиграции. Они
были приблизительно одного роста, хотя Каспар был двумя  годами
моложе.  Но  Каспар не утруждал себя изучением наук. Он никогда
не блистал в стенах школы или в городе. Он  недавно  прибыл  из
своих  родных  гор, и его крепкая фигура и свежие, румяные щеки
сильно  отличались  от  хрупкой  комплекции  и  бледного   лица
студента.
     Одежда  братьев  соответствует  их  внешности. У Карла она
темная, как подобает ученому, и  на  голове  у  него  запретная
геккеровская   шляпа2.   Каспар   одет  ярче:  на  нем  зеленая
тирольская куртка, зеленая  шляпа  с  высокой,  острой  тульей,
синие вельветовые брюки и блюхеровские сапоги3.
     Оба  имеют  с  собой  ружья  и охотничьи принадлежности: у
Каспара -- охотничья двустволка, у Карла -- ружье особого типа,
так называемое "швейцарское охотничье".
     Каспар -- настоящий охотник. Еще мальчиком  ему  случалось
преследовать  серн  на  головокружительных  тропинках  в  своих
родных горах. Он мало образован, так как недолго был  в  школе,
но  в  охотничьем  деле  очень искусен. Славный и веселый юноша
этот Каспар, легконогий и неутомимый, и Карл во всей  Индии  не
нашел бы себе лучшего спутника.
     Но  в  свите  охотника за растениями есть еще одно лицо --
проводник Оссару. Потребовалась бы целая глава,  чтобы  описать
Оссару,  и  он  достоин подробного описания, но вы в дальнейшем
познакомитесь с ним по его поступкам. Достаточно  сказать,  что
Оссару  --  индус,  хорошо  сложенный,  с темным цветом кожи, с
красивыми,  большими  глазами  и  пышными   черными   волосами,
характерными  для его племени. Он принадлежит к касте "шикари",
или охотников, не только по своему происхождению, но и  потому,
что  Оссару -- один из "славных охотников" своей провинции. Его
имя широко известно, так  как  Оссару  обладает  живым  умом  и
крепким  подвижным  телом;  он  выделился  бы  где угодно, но в
стране, где мало таких людей, Оссару стал  охотником-героем  --
Немвродом4 в своей области.
     Своим  костюмом  и снаряжением Оссару сильно отличается от
товарищей  по  путешествию.  Белая  ситцевая  рубашка,  широкие
штаны,  сандалии,  алый  пояс  вокруг  талии, пестрый платок на
голове, легкое копье в руке, бамбуковый лук, колчан за плечами,
длинный нож  за  поясом,  сумка  на  боку  и  множество  мелких
предметов,  навешенных на груди наподобие брелоков. Такова была
амуниция шикари.
     Оссару никогда в жизни не поднимался на  великие  Гималаи.
Он  уроженец  знойных  равнин  -- охотник джунглей. Несмотря на
это,  ботаник  взял  его  в  проводники.  Это  был  не  столько
проводник,  указывающий  дорогу,  сколько помощник в ежедневной
работе, хорошо знающий  трудности  бродячей  жизни  в  пустынях
Индии,  привыкший ночевать под открытым небом; в этом отношении
Оссару не имел себе равных.
     Кроме того, экспедиция была ему по душе. Живя на  равнине,
он  подолгу  смотрел  на  далекие гигантские Гималаи: на крутые
купола и острые вершины в одеянии  вечного  снега,  сверкающего
непорочной  белизной,  --  и  не  раз мечтал отправиться туда в
охотничий поход. Но ему не представлялось  подходящего  случая,
хотя всю жизнь эти громадные вершины были у него перед глазами.
Поэтому  он  с  радостью принял предложение молодого ботаника и
стал охотником и проводником в их экспедиции.
     Был  у  них  еще  спутник  охотничьей  породы,  столь   же
преданный   общему   делу,   как  Оссару  и  Каспар.  Это  было
четвероногое, ростом с крупного дога, но черно-бурая окраска  и
длинные,  висячие  уши доказывали, что оно принадлежит к породе
ищеек. Это был поистине  великолепный  пес,  задушивший  своими
могучими  челюстями  немало  рыжих  оленей  и  диких  баварских
кабанов. Фриц был драгоценным псом, и хозяин высоко его  ценил.
Хозяином  был Каспар. Он не променял бы Фрица на самого лучшего
слона в Индии.





     Посмотрите, как путешествует охотник за растениями  и  его
маленькая компания.
     Это   был  тот  самый  день,  когда  они  взяли  Оссару  в
проводники, -- первый день их совместного  путешествия.  Каждый
нес на спине дорожный мешок и одеяло. И так как приходилось все
тащить  на  себе, то лишнего багажа было немного. Оссару шел на
несколько шагов впереди, а Карл и Каспар большей частью  рядом,
если  позволяла  тропинка.  Фриц обычно трусил в арьергарде, но
иной  раз  подбегал  к  проводнику,  инстинктом   чуя   в   нем
прирожденного охотника. Хотя они только что познакомились, Фриц
уже стал любимцем шикари.
     Между   тем  внимание  Каспара  привлекли  красные  пятна,
встречавшиеся на  тропе  на  определенном  расстоянии  друг  от
друга. Дорожка была узкая -- на ней легко было рассмотреть даже
самые  маленькие  предметы.  Пятна  были похожи на кровяные, да
притом еще совсем свежие.
      -- Это кровь, -- заметил Карл, рассматривавший пятна.
      -- Интересно, человек это или животное? -- сказал  Каспар
через несколько мгновений.
      -- Знаешь,  брат,  --  ответил  Карл,  -- я думаю, это --
животное,  и  довольно  крупное.  Я  наблюдал  эти   пятна   на
протяжении  доброй  мили;  такого  количества  крови  не мог бы
потерять даже великан. Верней всего, это истекает кровью слон.
      -- Но следов слона не видно, -- возразил  Каспар,  --  по
крайней  мере,  свежих  следов,  а  кровь  как будто совершенно
свежая.
      -- Ты прав, Каспар, -- согласился брат. -- Это  не  может
быть ни слон, ни верблюд. Интересно знать, кто бы это мог быть?
     При   этих   словах   юноши   посмотрели   вперед,  в  том
направлении,  куда  шли,  надеясь  найти  объяснение   загадке.
Впереди,  насколько  хватал  глаз,  не видно было никого, кроме
Оссару. Это не могла быть его  кровь  --  конечно,  нет!  Такая
потеря  крови  уже  давно  убила  бы  шикари. Так думали Карл и
Каспар.
     Наблюдая за Оссару, они вдруг  увидели,  что  он  повернул
голову  в  сторону,  словно собираясь плюнуть на дорогу. Братья
приметили место. И каково же было их изумление, когда, подойдя,
они обнаружили на дороге еще  одно  красное  пятно,  совершенно
такое  же, как замеченные ими ранее! Сомнений не было -- Оссару
харкал кровью!
     Они сильно встревожились за жизнь своего проводника.
      -- Бедный Оссару!  --  воскликнули  они.  --  Он  недолго
проживет, потеряв так много крови!
     И   тотчас   же  кинулись  вперед,  крича  ему,  чтобы  он
остановился.
     Проводник  обернулся  и  остановился,  не   понимая,   что
случилось.  Он  быстро схватил лук и наложил стрелу, думая, что
на братьев напал  какой-нибудь  враг.  Собака,  заразившись  их
тревогой, тоже примчалась и вскоре очутилась рядом с ними.
      -- В  чем  дело,  Оссару? -- спросили в один голос Карл и
Каспар.
      -- "Дело", саибы? 5 Я не знать никакой дела.
      -- Но что у тебя болит? Ты болен?
      -- Нет, саибы, я не больной! Почему саибы спрашивать?
      -- Но эта кровь! Смотри!
     И они указали на красную слюну на дороге.
     Tyт шикари расхохотался, приведя  братьев  в  еще  большее
недоумение.  Он не хотел обидеть своим смехом молодых "саибов",
но не мог удержаться от хохота при виде их ошибки.
      -- Поуни,  саибы...  --  сказал  он,  извлекая  из  сумки
сверток,  напоминающий скрученные табачные листья, и откусил от
него кусочек, чтобы убедить их, что именно  поуни  придает  его
слюне такой странный цвет.
     Юноши сразу поняли свою ошибку. Перед ними был пресловутый
бетель,  и  Оссару  жевал  бетель, как миллионы его земляков, а
также уроженцев Ассама, Бирмы, Сиама, Китая, Индокитая, Малайи,
Филиппин и других островов великого Индийского архипелага.
     Юношам захотелось  узнать,  что  такое  бетель,  и  шикари
рассказал им об этом любопытном продукте.
     Бетель,  или  поуни,  как  его называют индусы, -- сложное
вещество;  в  состав  его  входят  листья,  орехи  и  некоторое
количество   извести.   Лист  берется  с  одного  вечнозеленого
кустарника, возделываемого в Индии  специально  с  этой  целью.
Оссару  сообщил,  что  этот  кустарник  обычно  выращивают  под
бамбуковым навесом, со всех сторон  защищая  его  от  солнечных
лучей.  Это  растение  требует влажного, жаркого воздуха, а под
действием солнца или сухого ветра теряет  свой  вкус  и  резкий
запах.  За  ним  нужен  тщательный  уход.  И  каждый  день  под
бамбуковый навес входит кто-нибудь,  чтобы  осторожно  обобрать
куст.  Место, где он растет, обычно привлекает ядовитых змей, и
ежедневное посещение бетелевого куста -- довольно опасное дело;
но это такой выгодный промысел, взрослый  куст  приносит  такую
крупную  прибыль,  что  его  владелец  не  боится ни трудов, ни
опасности. В сумке Оссару нашлось несколько целых  листьев.  Он
назвал  эти  листья  "поуни",  но ботаник сразу же узнал редкое
тепличное растение из семейства  перечных.  Действительно,  это
была   разновидность  перца,  родственная  ползучему  растению,
дающему  черный  перец.  Листья  у  него  были   темно-зеленые,
овальные, заостренные, как у бетеля. Вот все, что можно сказать
об  одной  из  составных  частей этого своеобразного восточного
"жевательного табака".
      -- А там, -- продолжал Оссару, поворачиваясь в сторону  и
указывая  наверх,  --  если  саибы  посмотреть, то увидеть орех
поуни.
     Юноши  с  любопытством  взглянули,  куда  он  указывал,  и
увидели  рощицу  благородных  пальм высотой не менее пятидесяти
футов, с  гладким  цилиндрическим  стволом  и  красивым  пучком
перистых  листьев  на  вершине.  Листья  были  около двух ярдов
шириной, а длиной в несколько ярдов.  Каждое  из  перышек  было
более  ярда  длиной.  Как  раз  под  тем  местом, где из ствола
вырастали    листья,    свисала    большая    гроздь     орехов
красновато-оранжевого  цвета,  каждый величиной с куриное яйцо.
Это и были знаменитые орехи бетеля, еще в старину упоминавшиеся
в описаниях  путешествий  по  Востоку.  Карл  узнал  арек,  или
бетелевую  пальму,  которую  многие считают красивейшей пальмой
Индии.
     Известно еще два вида арековых пальм: один, также исконный
индийский, другой -- американская пальма, еще более знаменитая,
чем бетелевое  дерево,  так  как  это  пресловутая   "капустная
пальма"  Вест-Индии.  Она  достигает в высоту двухсот футов при
диаметре ствола всего в семь дюймов. Ее прекрасные стволы часто
срубают ради молодых сердцевидных листочков у вершины,  которые
обрабатывают особым способом и едят вместо капусты.
     Оссару показал молодым саибам, как приготовляют бетель для
жевания.   Сперва   расстилают   листья  бетеля-перца.  На  них
накладывают слой извести, разведенной в  воде.  Затем  нарезают
тонкими  ломтиками орех бетеля, кладут на слой извести; все это
свертывают, как сигару,  и  складывают  свертки  в  хорошенький
бамбуковый  ящичек, откуда достают всякий раз, как захочется их
пожевать.
     Орех сам по себе несъедобен. У него  неприятный  запах,  а
вкус  чересчур  вяжущий,  так  как  в  нем  много  танина, но в
соединении с перечным листом и известью он становится  мягче  и
приятнее  на вкус. Однако он слишком едок для европейского неба
и у непривычных людей вызывает  опьянение.  Старые  потребители
бетеля,   вроде   Оссару,   ничего   этого   не   испытывают  и
расхохотались бы, если  бы  им  сказали,  что  от  поуни  может
закружиться голова.
     Орех   бетеля   отличается   странной   особенностью:   он
окрашивает слюну в темно-красный цвет, напоминающий цвет крови.
Смышленый и находчивый  Оссару,  побывавший  в  большом  городе
Калькутте  и  в  других  частях Индии, рассказал в связи с этим
интересный случай.
     Молодой доктор, только что окончивший университет,  прибыл
из  Европы  на пароходе в большой индийский город. На следующее
утро после своего приезда он отправился  погулять  за  город  и
встретил   на   шоссе   девушку-индуску,   плевавшую,  как  ему
показалось, кровью. Доктор пошел  вслед  за  девушкой,  которая
продолжала   плевать   кровью   чуть  не  на  каждом  шагу.  Он
встревожился, полагая, что бедняжка  не  проживет  и  часа,  и,
последовав  за  нею  до  дома,  сказал  ее родителям, кто он, и
заявил им, что, судя по  замеченным  им  симптомам,  минуты  их
дочери  сочтены.  Родители,  в свою очередь, перепугались, да и
сама девушка, так как никто не сомневался в опытности  доктора.
Послали  за  священником,  но не успел он прийти, как девушка в
самом деле умерла. А бедняжка умерла от страха,  и  напугал  ее
доктор.  Но  ни  ее  родители, ни священник, ни сам доктор в то
время этого не знали.  Доктор  продолжал  думать,  что  девушка
умерла  от  чахотки,  и никто не подозревал, на чем основывался
его диагноз.
     Быстро распространилась молва  об  искусном  враче.  Народ
валил  к  нему  валом,  и  он мог надеяться, что вскоре наживет
богатство. Но с некоторого времени он стал  замечать  у  других
людей  признаки  той  же  болезни,  от  которой  умерла  бедная
девушка, и узнал, что они вызваны жеванием ореха  бетеля.  Будь
он  человек  рассудительный,  он  сохранил  бы эту тайну, но, к
несчастью, он был болтун и не мог не рассказать своим товарищам
об этом забавном случае, ибо, как это ни грустно, жизнь  бедных
туземцев дешево ценится европейцами.
     Однако  развязка оказалась для доктора далеко не забавной.
Родители девушки узнали, в чем дело,  да  и  все  остальные,  и
друзья  умершей  поклялись отомстить ему. Пациенты покинули его
так же быстро, как и появились, и, чтобы  избегнуть  угрожавших
ему неприятностей и опасностей, ему пришлось уехать домой.





     Наши путешественники следовали вверх по одному из притоков
Брамапутры,  который  берет  начало  в  Гималаях, течет к югу и
впадает в эту  реку  близ  ее  большой  излучины.  Охотники  за
растениями рассчитывали проникнуть в Бутанские Гималаи, так как
туда не заходил еще ни один ботаник, а их флора славилась своим
богатством  и  разнообразием.  Охотники проходили по населенной
части  страны.  Кругом  расстилались  поля  риса  и   сахарного
тростника,   банановые  и  пальмовые  рощи;  некоторые  пальмы,
например кокосовые и  бетелевые,  разводят  для  сбора  орехов,
другие, как широколистные кариоты, для добывания вина.
     Можно  было  видеть  также опийный мак и манговые деревья,
высокие,  широколистные  папавы  и  стебли  черного   перца   с
красивыми зелеными листьями, вьющиеся вокруг пальмовых стволов.
По   пути  встречалось  хлебное  дерево,  украшенное  огромными
плодами, смоковницы, каркасовые деревья, сосны,  молочайники  и
различные виды померанцев.
     Ботаник замечал немало растений и деревьев, относившихся к
китайской  флоре,  да и многое другое напоминало ему то, что он
читал о Китае. Действительно, эта часть  Индии,  примыкавшая  к
Ассаму,  по  характеру  своих  природных  богатств  имеет много
общего с Китаем, и даже нравы и  обычаи  ее  жителей  несколько
похожи   на  образ  жизни  сынов  Небесной  империи6.  Сходство
увеличивают плантации  чайного  куста,  выращиваемого  здесь  с
успехом.
     Но,  продвигаясь  дальше,  наши  путники стали свидетелями
сцены, которая еще живее напомнила им Китай, чем все,  что  они
до сих пор наблюдали.
     Обогнув  группу  деревьев,  они  увидели небольшое озеро и
недалеко  от  берега  заметили  человека,  стоявшего  в  легкой
лодочке.  Он  держал  в  руках  длинный  тонкий  шест,  которым
отталкивался от дна, направляясь к середине озера.
     Оба  молодых  человека  удивленно   вскрикнули   и   сразу
остановились.
     Что же их так удивило? Разумеется, не лодка, не стоявший в
ней человек   и   бамбуковый  шест.  Все  это  им  каждый  день
приходилось  видеть  в  пути.  Почему  же  они   так   внезапно
остановились  и  застыли  в  изумлении?  Удивило их, что с двух
сторон лодки, на бортах, сидели в ряд большие птицы,  величиной
с  гуся.  Грудь  у  них была белая, крылья и спина в коричневых
пятнах, шея длинная, согнутая, клюв  большой  желтый,  а  хвост
широкий, закругленный на конце.
     Хотя  человек  в  лодке  стоял  и работал шестом у них над
головой то с одной стороны, то с другой, птицы не  обращали  на
это  никакого  внимания,  до того они были ручные, -- казалось,
они не были даже привязаны, а просто сидели на борту лодки.  По
временам  то  одна, то другая вытягивала над водой длинную шею,
поворачивала голову немного вбок и снова втягивала ее, принимая
прежнюю позу. Птицы были на диво ручные, и это зрелище поразило
молодых баварцев. Они обратились к Оссару за объяснением, но он
только кивнул головой на озеро и пробормотал:
      -- Он ловить рыба.
      -- А-а, это рыбак! -- сказал ботаник.
      -- Да, саиб! Вы смотреть -- увидеть.
     Этого объяснения было  достаточно.  Юноши  вспомнили,  что
читали  о  китайском  обычае  ловить  рыбу  с  помощью  больших
бакланов, и вскоре разглядели, что находившиеся в  лодке  птицы
были именно бакланами. Хотя они несколько отличались от обычных
бакланов,  у них были все характерные признаки этого семейства:
длинное плоское тело, выдающаяся грудная кость, загнутый  книзу
клюв и широкий закругленный хвост.
     Желая  увидеть  птиц  за  работой, наши путники неподвижно
стояли на берегу озера. Было ясно, что рыбак еще не приступил к
работе и только подплывает к нужному месту.
     Вскоре  он  достиг  середины  озера,  и,   отложив   шест,
обратился  к  птицам.  Слышно  было, как он дает им указания --
совсем как охотник своему пойнтеру или спаниелю, -- и тотчас же
большие птицы, распустив широкие крылья, поднялись с  борта  и,
пролетев немного, все как одна погрузились в воду.
     Тут  наши  путники  увидели  странную  сцену:  одна  птица
плавала, зорко всматриваясь в воду; другая нырнула, и над водой
торчал лишь ее широкий хвост;  третья  скрылась  под  водой,  и
только   рябь  на  поверхности  показывала,  где  она  нырнула;
четвертая схватила крупную рыбу, которая  отчаянно  извивалась,
сверкая  в  ее  похожем  на  щипцы клюве; пятая уже взлетела со
своей добычей и  несла  ее  в  лодку.  Все  двенадцать  усердно
занимались  своим  удивительным  ремеслом,  для  которого  были
обучены. Озеро, еще недавно спокойное и гладкое,  как  зеркало,
покрылось  рябью,  кругами,  пузырями и пеной, -- большие птицы
ныряли и гонялись за добычей. Напрасно рыба  пыталась  спастись
от  них -- баклан быстро скользит в воде и плавает под водой не
хуже, чем на поверхности. Его заостренная, как нож, похожая  на
киль,  грудь  рассекает водную стихию; действуя своими сильными
крыльями, как веслами, и широким  хвостом,  как  рулем,  баклан
может   делать   крутые   повороты   и  устремляться  вперед  с
невероятной быстротой.
     Наши путники наблюдали еще одно интересное обстоятельство.
Если одной из птиц случалось напасть на крупную  рыбу,  которую
она  не  могла  донести  до лодки, то другие бросались к ней на
помощь и сообща относили рыбу.
     Удивительно, что эти создания,  пищей  которым  служит  та
самая  добыча, какую они приносят хозяину, не глотают пойманных
ими рыб. Если птицы молодые и недостаточно  обучены,  то  порой
случаются   мелкие  покражи.  Но  тогда  рыбак  принимает  меры
предосторожности, надевая баклану  ошейник  так,  чтобы  он  не
спускался  на  толстую  часть  шеи  и не задушил птицу. Но если
птицы старые и хорошо обучены, такая предосторожность  является
излишней. Как бы ни была голодна птица, она приносит всю добычу
хозяину  и получает за труд вознаграждение в виде мелких, менее
ценных рыбок из ее улова.
     Иной раз на баклана нападает лень -- и он сидит  на  воде,
забыв  о своих обязанностях. В таких случаях рыбак подплывает к
нему в лодке и, замахнувшись бамбуковым шестом, ударяет по воде
в нескольких дюймах от беспечно сидящего лентяя и бранит его за
безделье. Такое наказание обычно  достигает  цели,  и  крылатый
ловец,  взбодренный  хорошо  знакомым  голосом хозяина, с новой
энергией принимается за работу.
     Ловля продолжается несколько часов, пока утомленным птицам
не позволят вернуться и сесть  на  борта  лодки;  тогда  хозяин
снимает с них ошейники, кормит и ласкает их.
     Наши  путники не стали ждать, пока окончится рыбная ловля,
и двинулись дальше. При этом Карл рассказал  Каспару,  что  еще
недавно  в некоторых европейских странах, особенно в Голландии,
обыкновенного европейского баклана обучали  таким  же  способом
ловить   рыбу,   а   в   настоящее  время  этот  способ  широко
распространен в ряде областей Китая. И во  многих  городах  вся
рыба, какая продается на рынке, поймана бакланами.
     Кажется,   ни   один  народ  в  мире  не  проявляет  такой
изобретательности в обучении животных и в выращивании растений,
как обитатели Небесной империи.





     Поднимаясь над уровнем моря и приближаясь к большой горной
цепи,  вы  вступите  в  обширную  полосу  холмов,   разделенных
глубокими  оврагами, по которым несутся быстрые ручьи и потоки.
Чем выше горы, тем шире  эта  полоса;  если  горы  относятся  к
первому  классу,  она  бывает шириной от двадцати до пятидесяти
миль. Такие пояса  предгорий  тянутся  по  обе  стороны  Анд  в
Северной и Южной Америке, а также вдоль Скалистых и Аллеганских
гор.  Всем  известны  предгорья  Альп  в  Италии, и французское
название этой  местности  "Пьемонт"  в  переводе  на  наш  язык
означает: "подножие гор".
     "Индийские  Альпы"  также  отличаются  этой  геологической
особенностью. Вдоль их южного склона,  обращенного  к  равнинам
Индостана,  тянется  полоса  предгорий  нередко  шириной  свыше
пятидесяти миль, для которой характерны крутые утесы,  глубокие
долины  и  ущелья,  быстрые,  пенящиеся  потоки,  горные тропы,
вьющиеся над стремнинами, и дикие живописные пейзажи.
     Нижняя часть этой полосы, примыкающая к знойным  равнинам,
известна европейцам под названием "Тераи".
     Тераи  --  это  неправильных  очертаний  полоса шириной от
десяти до тридцати миль,  тянущаяся  вдоль  Гималаев,  от  реки
Сатледж   на   западе  до  Верхнего  Ассама.  Это  своеобразная
местность. Она  резко  отличается  и  от  равнин  Индии,  и  от
Гималайских гор, обладая совершенно особой флорой и фауной. Это
малярийная  область,  климат  там  один  из самых губительных в
мире. Поэтому Тераи почти необитаемы, лишь кое-где, на  больших
расстояниях  друг от друга, разбросаны селения полудиких мэхов,
их единственных жителей.
     Большая часть Тераи покрыта лесами и  джунглями:  несмотря
на  свой  нездоровый  климат,  они  привлекают  множество диких
зверей, характерных для этой части света. Тигр, индийский  лев,
пантера  и  леопард,  чита  и  другие  крупные кошки кишат в их
густых зарослях; в лесах обитают дикий слон, носорог, гайял; на
покрытых густой травой полянах пасутся замбар и аксис. Ядовитые
змеи, отвратительные ящерицы, летучие мыши и  самые  прекрасные
птицы и бабочки находят прибежище в Тераи.


     Через  несколько  дней  наши  путники  вышли из населенной
части страны и вступили в область густых зарослей. В тот  день,
когда  они  вошли  в  Тераи, они рано тронулись в путь и потому
прибыли на место отдыха за несколько часов  до  захода  солнца.
Молодой   ботаник,  восхищенный  разнообразием  растительности,
богатой самыми редкими видами, решил  остаться  на  этом  месте
несколько дней.
     У  путников  не  было палатки: это было бы для них слишком
большим грузом -- ведь они шли пешком. Действительно, все  трое
и  без  палаток  были до предела нагружены. Каждому приходилось
нести одеяло и другие принадлежности. Но все они привыкли спать
под открытым небом.
     На  этот  раз  и  не  было  нужды  ни  в  каких   лагерных
принадлежностях.   Природа   дала   им   шатер,  не  уступающий
полотняной палатке. Они расположились на ночлег под  балдахином
густой листвы баньянового дерева.
     Юный  читатель,  ты,  вероятно, слыхал о большой индийской
смоковнице -- баньяне, этом  удивительном  дереве,  чьи  ветви,
вырастающие  из  основного  ствола,  выпускают воздушные корни,
образуя новые стволы.  И  под  конец  одно-единственное  дерево
раскидывается  так  широко, что в его тени может укрыться целый
полк  кавалерии  или  происходить   многолюдный   митинг.   Без
сомнения,  ты  читал  о  таком  дереве и видел его на картинке,
поэтому мне не надо подробно описывать  смоковницу.  Скажу  все
же,  что  это  было фиговое дерево -- не то, что дает съедобные
плоды, которые ты так  любишь,  а  другой  вид  того  же  рода.
Некоторые   из   них  --  это  вьющиеся  и  ползучие  растения,
цепляющиеся за скалы и за стволы деревьев  наподобие  винограда
или   плюща.  Другие,  как,  например,  баньян,  принадлежат  к
крупнейшим деревьям. Они обычно растут в тропическом поясе  или
в жарких странах, примыкающих к тропикам, и встречаются в обоих
полушариях:  и  в  Америке  и  в  Старом Свете. Великолепные их
разновидности растут в Австралии. Все они в большей или меньшей
степени обладают замечательной особенностью, а именно выпускают
из  ветвей  воздушные  корни,  образуя  новые  стволы,  подобно
баньяну.
     Наши   путники   были   свидетелями  любопытного  явления.
Смоковница, листва которой служила им  шатром,  была  невелика,
так  как  это  было  еще  молодое  дерево,  но  из  ее верхушки
поднимались огромные  веерообразные  листья  пальмы  из  породы
пальмирских. Ствола пальмы не было видно. И не будь Карл Линден
ботаником,  знакомым  с удивительными свойствами смоковницы, он
был бы озадачен таким необычайным  сочетанием.  Длинные  листья
пальмиры  расходились  кверху лучами прямо из вершины баньяна и
резко отличались  от  его  листвы;  зрелище  получалось  весьма
своеобразное.   Действительно,   овальные,  порой  сердцевидные
листья смоковницы контрастировали с широкими жесткими  листьями
пальмиры.
     Вопрос  был  в том, как попала сюда пальма. Конечно, можно
было предположить, что семя пальмы упало на вершину смоковницы,
проросло там и выгнало листья.
     Но как могло попасть на вершину баньяна семя пальмы?  Было
ли  оно  посажено рукой человека или занесено птицей? Последнее
было маловероятно -- ведь плод  пальмиры  величиной  с  детскую
голову,  а находящиеся в нем семена размером с гусиное яйцо. Ни
одна птица не могла бы поднять такую тяжесть. Если бы это  было
единичным  явлением,  то можно было бы предположить, что пальму
кто-то посадил; но в индийских лесах встречается  немало  таких
сочетаний,  даже  в  совершенно  необитаемых местностях. Как же
объяснить подобный союз?
     Из всех наших  путников  один  Каспар  был  озадачен  этим
явлением. Карл и Оссару знали, чем оно вызвано, и Карл объяснил
брату.
      -- Дело  в  том,  --  сказал  ботаник,  --  что не пальма
выросла на фиговом дереве, а наоборот. Смоковница --  настоящий
паразит.   Какая-нибудь  птица  --  лесной  голубь,  майна  или
фазановый петух -- унесла ягоды фигового дерева, и семена упали
в пазуху листа пальмы. Это может сделать самая маленькая птица,
так как плод смоковницы не крупнее мелкой вишни. Семя  проросло
и  пустило  корни, которые поползли вниз по стволу пальмы, пока
не достигли земли. Эти  корни  так  оплели  ствол  пальмы,  что
совсем  его  закрыли,  кроме  верхушки.  Потом дерево выпустило
боковые ветки -- и теперь можно  подумать,  что  это  индийская
смоковница с веерной пальмой на вершине.
     Объяснение Карла было вполне правильным.





     Сложив свою ношу, Оссару тотчас же вскарабкался на баньян.
Это ему  легко  удалось,  так как ствол был бугристый, а шикари
лазил с ловкостью кошки.
     Но зачем он полез на дерево? Может быть, он искал  плодов?
Совсем  нет,  фиги  были еще зеленые, но если бы они и созрели,
это неважная еда. Может быть, он  полез  за  орехами  пальмиры?
Опять  нет,  ибо они еще не завязались. Большое соцветие еще не
раскрылось и только начало разворачивать свои зеленые оболочки.
Если бы орехи уже завязались, ими можно было  бы  полакомиться.
Как  мы  уже  сказали, орех пальмиры достигает размеров детской
головы. Он треугольный,  с  закругленными  углами,  и  под  его
толстой,  сочной желтоватой коркой лежат три семени величиной с
гусиное яйцо. Эти семена едят, пока они молодые и мягкие;  если
же  дать  им  созреть,  они  приобретают  синеватый  оттенок  и
становятся твердыми, безвкусными и несъедобными. Но Оссару и не
думал их искать, так как и в помине не было ни семян, ни орехов
-- только цветы,  да  и  те  еще  скрывались  в  своих  зеленых
чашелистиках.
     Юноши  внимательно  следили  за  Оссару.  Он  взял с собой
колено бамбука, вырезанное из очень толстого стебля.  Оно  было
полое  внутри  и  срезано  сверху  так,  что  получился  сосуд,
вмещавший более кварты7. Они заметили, что он захватил с  собой
также камень величиной с добрый булыжник и длинный нож.
     В  несколько секунд шикари очутился на верхушке баньяна и,
цепляясь за толстые черешки, вскарабкался на огромный пальмовый
лист. Затем он схватил цветок  за  стебель  и,  пригнув  его  к
стволу,  начал  ударять  по  нему  камнем  с  явным  намерением
отломить молодой отросток. Это  ему  удалось  после  нескольких
ударов. Тогда он выхватил из-за пояса нож и ловким ударом отсек
верхнюю часть цветоножки, которая тут же упала на землю.
     Затем  он взялся за бамбуковый сосуд. Шикари установил его
на дереве, введя внутрь него  обрезанный  конец  стебля.  Потом
привязал  цветоножку  вместе  с  бамбуком к черешкам листьев, и
сосуд повис вертикально  дном  вниз.  Закончив  эти  процедуры,
шикари швырнул булыжник наземь, засунул нож за пояс и спустился
с дерева.
      -- Ну,  саибы,  --  сказал  он,  спрыгнув на землю, -- вы
ждать час -- вы пить индийский вино.
     Прошел  какой-нибудь  час,  и  его  обещание  исполнилось.
Бамбуковый сосуд был отвязан и снят с дерева, и в самом деле он
был   полон  прохладной  прозрачной  жидкости,  которую  все  с
удовольствием пили, сравнивая с шампанским. В Индии  нет  более
вкусного  и  освежительного  напитка,  чем  сок пальмиры, но он
сильно опьяняет, и жители страны, где растет это  замечательное
дерево, слишком усердно пьют "индийское вино".
     Из  этого  сока  можно  добывать сахар, попросту вываривая
его. Для получения сахара дерево надрезают, как  было  описано,
но  в  сосуд  нужно  положить  немного  извести, иначе начнется
брожение и сок не будет годиться для этой цели.
     Оссару остановил выбор именно на этом дереве,  потому  что
баньян  позволял ему добраться до вершины пальмы. Иначе было бы
нелегко  влезть  по   стройному   гладкому   стволу   пальмиры,
поднимающемуся  на тридцать -- сорок футов, без всяких сучьев и
веток.  Как  только  бамбуковый  сосуд  опустел,  Оссару  снова
поднялся  и  прикрепил  его к "крану", зная, что сок продолжает
течь. Он течет несколько дней, только нужно  ежедневно  срезать
новый  слой  с  верхушки  стебля,  чтобы  надрез  не зарастал и
отверстие оставалось открытым.
     Днем было жарко, но, как только наступили  сумерки,  стало
так свежо, что путникам пришлось развести костер. Оссару быстро
высек  огонь,  поджег  кучку  сухих  листьев и моха, и они ярко
запылали. Тем временем Карл и Каспар наломали сучьев  с  сухого
дерева,  лежавшего  поблизости,  и,  принеся охапку, бросили на
горящие листья.  Через  несколько  минут  уже  бушевало  пламя;
путники  уселись вокруг костра и начали готовить ужин из риса и
сушеного мяса, которое достали в последней деревне.
     Хотя ботаник был занят  делом,  весьма  увлекательным  для
голодного   человека,   он   продолжал   наблюдать   окружающий
растительный мир и вскоре  заметил,  что  дерево,  которое  они
жгли,  сильно  напоминает дуб. Он поднял веточку, и, отрезав от
нее кусочек ножом, с изумлением увидел, что это  в  самом  деле
дуб,  походивший  по своему строению на гиганта северных лесов.
Его удивило присутствие дуба в стране,  обладавшей  тропической
флорой.  Он  знал,  что  можно  встретить  представителей этого
семейства на склонах Гималаев, но  сейчас  он  находился  у  их
подножия, в области пальм и баньянов.
     Карл  в то время не знал -- да это и сейчас далеко не всем
известно, -- что многие  виды  дубов  относятся  к  тропическим
деревьям;  немало  их обнаружено в жарком поясе, где они растут
даже на уровне  моря.  Хотя  в  тропической  Южной  Америке,  в
Африке,  на  Цейлоне  дубы  не  растут,  но  множество видов их
встречается в Восточной  Бенгалии,  на  Молуккских  островах  и
островках Индийского архипелага, и, пожалуй, там его видов даже
больше, чем в других местах земного шара.
     Встреча   со  "старым  знакомым",  как  они  назвали  дуб,
порадовала молодых баварцев. После ужина  они  побеседовали  на
эту  тему и решили на следующее утро поискать живые деревья для
подтверждения замеченного ими странного факта.
     Пора было ложиться спать, и они собирались уже  закутаться
в одеяла, но неожиданный случай задержал их еще часа на два.





      -- Смотри! -- воскликнул Каспар, который был зорче Карла.
-- Смотри вот сюда! Видишь два огонька?
      -- Вижу, -- ответил Карл. -- Две круглые яркие светящиеся
точки. Что бы это могло быть?
      -- Какое-то  животное,  --  заявил  Каспар.  --  Я в этом
уверен. Должно быть, дикий зверь.
      -- Может быть, тигр? -- высказал предположение Карл.
      -- Или пантера, -- прибавил его брат.
      -- Надеюсь, ни то, ни другое, -- сказал Карл.
     Их прервал Оссару, который также заметил светящиеся точки.
Одним словом он успокоил товарищей.
      -- Самбу, -- заявил шикари.
     Братья знали, что Оссару называет "самбу" оленя,  которого
европейцы  именуют  "замбар".  Оказывается,  их  напугали глаза
оленя,  в  которых  отразилось  пламя  костра.  Страх  внезапно
сменился  радостью. Они вдвойне радовались встрече с оленем: им
доставляло  удовольствие  его  застрелить  --   они   надеялись
полакомиться олениной.
     Все   трое   были   слишком   опытными  охотниками,  чтобы
действовать торопливо. Малейшее движение может  спугнуть  оленя
-- одним прыжком он скроется в чаще; стоит ему только повернуть
голову,  и  его  больше  не  будет  видно -- такой кругом мрак.
Блестящие глаза -- вот все, что было видно, и, если бы животное
догадалось закрыть глаза,  оно  могло  бы  простоять  здесь  до
рассвета, не рискуя попасть на прицел.
     Однако  любопытство  так  овладело  оленем, что он позабыл
всякую осторожность.
     Он и не думал убегать и стоял как вкопанный;  его  большие
круглые глаза были широко открыты и блестели, как два фонарика.
     Каспар  шепотом  сказал  товарищам, чтобы они молчали и не
шевелились. Затем он  стал  медленно  опускать  руку,  пока  не
достал   двустволку;   осторожно  подняв  ее  к  плечу,  Каспар
прицелился и выстрелил. Он намеренно не целился  между  глазами
оленя.  Дело  в том, что ружье было заряжено не пулей, а только
дробью, но дробь, даже крупная, едва  ли  может  пробить  череп
такого  крупного животного, как замбар. Охотник прицелился не в
глаза, а футом ниже -- прямо под ними. Так как глаза находились
на горизонтальной линии, он заключил, что олень стоит головой к
костру, и расчитывал попасть ему в горло или в грудь.
     Как только он выстрелил из первого ствола, блестящие глаза
погасли,  как  свеча,  которую   задули;   чтобы   использовать
преимущества дуплета, он выстрелил и из второго.
     Он  мог бы и поберечь заряд, так как первый выстрел достиг
своей  цели:  шум  сухих  листьев,  которые   олень   судорожно
разбрасывал ногами, доказывал, что он если и не убит, то тяжело
ранен.
     Фриц  уже прыгнул в темноту, и, прежде чем охотники успели
схватить факел и подбежать, сильная собака вцепилась  животному
в горло и задушила его, положив конец судорогам.
     Охотники подтащили тушу оленя к костру. Они смогли сделать
это лишь  общими  усилиями,  так  как  замбар -- крупная порода
оленей, а тот, что попал  им  в  руки,  был  прекрасным  старым
самцом  с  огромными  ветвистыми рогами, которыми при жизни он,
без сомнения, гордился.
     Замбар -- одна из самых замечательных пород  оленей.  Хотя
он и меньше ростом, чем американский вапити, но гораздо крупнее
европейского  оленя.  Это  быстроногое, смелое и злое животное;
когда его загонят, он становится опасным противником для  людей
и  собак.  Шерсть  у  него  гладкая,  жеcткaя,  бурого,  слегка
сероватого цвета. Шея обросла длинными косматыми волосами;  под
горлом  у него борода, как у американского вапити. Сверху вдоль
шеи -- густая грива, придающая  животному  еще  более  свирепый
вид.  Морда  окаймлена  черноватой полосой, а "салфетка" вокруг
хвоста невелика и желтоватого цвета.
     Такова   внешность   обыкновенного    замбара,    которого
англо-индийские охотники называют оленем; в Азии водится немало
родственников и разновидностей замбара.
     Представители  этой  группы  встречаются  во всех областях
Индии  --  от  Цейлона  до  Гималаев  и  от  Инда  до  островов
Индийского архипелага. Они живут в лесах, обычно по берегам рек
или озер.
     Америку  долгое время считали излюбленным местопребыванием
оленей, подобно тому как Африка считается родиной антилоп.  Но,
по-видимому, это не так, и ошибка вызвана тем, что американский
олень  известен  европейцам лучше других. Правда, самый крупный
из оленей, лось, обитает на Американском материке, а  также  на
севере Европы и Азии, но количество его видов на этом материке,
как в северной, так и в южной части, очень ограничено.
     Когда  фауна  Востока  --  я  говорю  обо  всех  странах и
островах, обычно именуемых  Ост-Индией,  --  будет  доскональмо
изучена,  мы  убедимся, что там раза в три больше видов оленей,
чем в Америке.
     Если мы  вспомним,  сколько  образованных  англичан  --  и
военных  и  штатских  --  всю  жизнь  прожили в Индии, то можно
только удивляться, что фауна этой страны до сих  пор  так  мало
изучена.  Большинство  английских  офицеров  смотрят  на  диких
животных Индии скорее глазами охотника,  чем  натуралиста.  Для
них  всякий  олень  -- просто олень, а большое, похожее на быка
животное -- это буйвол, будь то гайял, или лесная  корова,  или
гоор.  Еще  неизвестно,  принадлежат ли все эти разновидности к
одному и тому же роду. Хорошо еще, что эти  джентльмены  иногда
догадываются  прислать на родину шкуру или рога, -- иначе мы бы
вообще ничего не знали о животных, с которых сняты эти  трофеи.
Поэтому   особенно   приходится  ценить  таких  исследователей,
которые являются редким исключением. Если бы в каждой провинции
Индии имелись подобные им люди, мы получили бы  такое  описание
фауны  этой страны, которое удивило бы даже ученых, созерцающих
мир сквозь очки.





     Оссару быстро ободрал оленя,  разрубил  тушу  на  куски  и
развесил  их  на  ветвях дерева. Хотя все уже успели поужинать,
волнение, вызванное охотой,  снова  возбудило  у  них  аппетит;
оленину  испекли  на  дубовых  угольях, поели с удовольствием и
запили восхитительным пальмовым вином, а затем путники  собрали
мох,  свисавший с деревьев, сделали из него постель, улеглись у
костра, завернулись в одеяла и уснули.
     Около полуночи поднялась тревога.  Спящих  разбудил  Фриц,
его  яростный  лай  и злобное ворчание доказывали, что к костру
приближается какой-то враг. Все трое вскочили и им  показалось,
что  они  слышат  неподалеку  крадущиеся  шаги и глухое рычание
дикого зверя; но различать звуки было нелегко, так  как  в  это
время  года  в  тропическом лесу по ночам бывает так шумно, что
даже собеседникам трудно услышать друг друга. Стрекочут цикады,
квакают болотные лягушки, серебристо звенят древесные  лягушки,
вскрикивают   и   ухают   совы   и  сычи  --  все  это  создает
оглушительный гам, не смолкающий до самого утра.
     Полаяв некоторое время, Фриц замолчал. Все снова уснули  и
спокойно проспали до утра.
     Едва рассвело, они встали и принялись готовить завтрак.
     В костер подбросили сухих сучьев и решили изжарить лопатку
оленя. Оссару взобрался на дерево, а Каспар пошел за мясом.
     Куски  оленьей  туши  были  развешаны  на  дереве  шагах в
пятидесяти  от  костра.  Это  место  выбрали  потому,  что  там
протекал   ручеек,   в   котором   можно   было   вымыть  мясо.
Горизонтальная  ветка  как  раз  на  нужной  высоте  соблазнила
Оссару, и он решил использовать ее вместо крюка.
     Внезапно Каспар подозвал к себе товарищей.
      -- Смотрите!  --  воскликнул  он,  когда  они подошли. --
Часть туши исчезла!
      -- Значит, здесь были  воры!  --  заметил  Карл.  --  Вот
почему Фриц лаял.
      -- Воры!  --  воскликнул  Каспар. -- Только не люди! Люди
унесли бы все мясо, а тут пропал лишь один  кусок.  Его  стащил
какой-то дикий зверь!
      -- Да,  саиб,  вы  сказать  верно,  --  отозвался шикари,
подходя ближе. -- Он дикий зверь, очень дикий зверь --  большой
тигр!
     При  имени этого ужасного хищника юноши вздрогнули и стали
тревожно осматриваться. Даже Оссару обнаружил признаки  страха.
Подумать  только,  они  спали  под открытым небом так близко от
тигра -- самого страшного и свирепого из всех зверей! И  это  в
Индии,  где  постоянно  приходится  слышать  о нападениях этого
хищника!
      -- Ты думаешь, это был тигр? -- спросил ботаник, прерывая
Оссару.
      -- Да, саиб! Смотреть сюда, саиб, видеть его следы!
     Шикари показал на песчаный берег ручья. Да, там  виднелись
следы  лап  крупного  зверя;  присмотревшись, можно было узнать
следы  зверя  кошачьей  породы.  На  песке  четко  отпечатались
подушечки  лап и виднелись легкие следы когтей, ибо, хотя когти
у тигра очень длинные, он может втягивать их на ходу,  оставляя
на  песке  или  глине  лишь  очень легкие отпечатки. Следы были
слишком большие для леопарда -- они могли  принадлежать  только
льву  или  тигру. Львы водились в этих местах. Но Оссару хорошо
умел различать следы этих двух крупных хищников и  без  всякого
колебания заявил, что это тигр.
     Следовало серьезно подумать о том, что теперь предпринять.
Может  быть, сняться с места и двигаться вперед? Но Карлу очень
хотелось провести здесь день или два.  Он  не  сомневался,  что
обнаружит  в  этих  местах  несколько  новых видов растений. Но
невозможно было спать спокойно, зная о таком  соседстве.  Тигр,
конечно, вернется. Едва ли он уйдет оттуда, где ему удалось так
вкусно  поужинать.  Он,  конечно,  видел  на  дереве  еще куски
оленины  и  наверняка  придет  навестить  ее  следующей  ночью.
Конечно,  можно  развести  большие  костры  и  отпугнуть его от
своего бивака, но все же нельзя будет спокойно  спать.  И  даже
днем  он всегда сможет напасть на них, особенно когда они будут
искать растения в чаще. В дремучих зарослях легко повстречаться
с этим страшным соседом. Не лучше ли уложить вещи и  продолжать
путь?
     За  завтраком они обсуждали создавшееся положение. Каспар,
страстный охотник, хотел только взглянуть на  тигра;  но  Карл,
более  осторожный, а может быть, и более боязливый, считал, что
лучше  им  перебраться  в  другое  место.  Таково  было  мнение
ботаника,  но  в  конце  концов он уступил настояниям Каспара и
Оссару, который предложил убить тигра, если они останутся здесь
хоть на одну ночь.
      -- Как! Убить тигра  из  лука?  --  удивился  Каспар.  --
Отравленной стрелой?
      -- Нет, молодой саиб, -- ответил Оссару.
      -- Я  думаю,  тебе  едва  ли удастся убить большого тигра
таким оружием. Но как ты примешься за дело?
      -- Если саиб Карл остаться до завтра, Оссару покажет вам:
он убить тигра, он поймать его живой.
      -- Поймаешь живьем? В ловушку? В капкан?
      -- Нет ловушка, нет капкан. Вы  увидеть.  Оссару  делать,
что сказать, -- он поймать тигр живой.
     У  Оссару  был,  очевидно,  какой-то замысел, и братьям не
терпелось узнать, в чем дело. Так как шикари обещал, что  охота
будет  безопасной, ботаник согласился остаться и поохотиться на
тигра.
     Тогда Оссару рассказал им свой план. И,  позавтракав,  все
трое занялись приготовлением к охоте.
     Действовали  они  так.  Прежде  всего  в соседних зарослях
нарезали  множество  бамбуковых  колен.  Затем  надрезали  кору
смоковницы  и  пристроили  к ним бамбуковые колена так, чтобы в
них стекал млечный сок. Так как  каждое  колено  бамбука  имело
"донце" благодаря узлу на стволе, то оно и превратилось в сосуд
для  сбора  сока, а на смоковнице надрезали лишь молодые, самые
сочные побеги. Когда в бамбуковых сосудах собралось  достаточно
жидкости,  ее  перелили в котелок, который подвесили над слабым
огнем.  Затем  сок  стали  помешивать,  по  временам   подливая
свежего,  и  вскоре  он  стал густым и липким, как самый лучший
птичий клей. Это и был настоящий птичий клей, какой применяется
индийскими птицеловами, почти не уступающий по  качеству  клею,
приготовленному из остролиста.
     Пока  Оссару  варил клей, Карл и Каспар, по его указаниям,
взобрались на деревья и нарвали целую кучу листьев. Срывали  их
только со смоковниц, причем выбирали самые молодые деревья. Эти
листья,  величиной  с  чайное  блюдечко,  были  покрыты  мягким
пушком, какой бывает только на листьях  молодых  деревьев,  так
как,  когда смоковница стареет, ее листья становятся твердыми и
гладкими.
     Когда листья были собраны,  а  клей  готов,  Оссару  начал
приводить свой план в исполнение.
     Оставшиеся  две  четверти  туши  оленя  все  еще висели на
дереве.  Решено  было  оставить  их  там   как   приманку   для
оригинальной  ловушки,  задуманной  Оссару, и только перевесить
повыше, чтобы тигр не мог их достать.
     Повесив мясо, как ему хотелось, Оссару  вместе  со  своими
помощниками  расчистил  вокруг  этого  дерева большую площадку,
вырвав все кустики и убрав хворост. Затем  шикари  приступил  к
осуществлению  заключительной  части  своего  плана. Добрых два
часа  он  намазывал  клеем  собранные   листья   смоковницы   и
разбрасывал  их  по земле; они покрыли пространство в несколько
квадратных ярдов, так что нельзя  было  подойти  к  дереву,  на
котором  висело  мясо,  не наступив на клейкие листья. Они были
смазаны с обеих сторон, слегка прилипали к траве, и ветерок  не
мог их унести.
     Когда все было готово, Оссару и юноши вернулись к костру и
с аппетитом  пообедали. День уже клонился к вечеру, им пришлось
много поработать, но они не хотели обедать,  пока  не  закончат
всех приготовлений. Теперь оставалось только ждать результатов.





     Мне  нет  надобности  описывать  тигра.  Вы,  конечно, его
видели, хотя бы на картинке.  Тигр  --  это  большая  полосатая
кошка.  Пятнистые  кошки  --  это ягуары, пантеры или леопарды,
рыси, гепарды, сервалы. Но  вы  никогда  не  спутаете  тигра  с
каким-нибудь   другим  зверем.  Он  после  льва  самый  крупный
представитель кошачьего семейства, но  отдельные  тигры  бывают
ростом  с крупного льва. К тому же лев кажется больше благодаря
косматой гриве, покрывающей его шею. Сдерите с него шкуру, и он
будет не крупнее старого тигра, также ободранного.
     Подобно львам, тигры мало различаются по форме и  окраске.
Природа  не  слишком мудрит над раскраской этих могучих зверей,
изощряя  свою  фантазию   над   животными   меньших   размеров.
Характерный  желтый  цвет  шерсти  тигра может быть светлее или
темнее, полосы могут быть более или менее яркими,  но  в  общем
окраска  остается  постоянной  и любую особь можно распознать с
первого взгляда.
     Тигр менее распространен, чем лев.  Последний  встречается
на  протяжении  всего  Африканского  материка  и лишь кое-где в
южной половине Азии, между тем тигр обитает только в Азии и  на
некоторых  крупных  островах Индийского архипелага. К западу он
распространен лишь до южного побережья Каспийского моря.  Тигры
встречаются  в  Маньчжурии  и  в  Приморской  области. Из этого
видно, что он совсем не такое тропическое животное,  каким  его
обычно считают.
     Если  верить  некоторым путешественникам, то тигры обитают
не только в  Африке,  но  и  в  Америке.  Но  тигр,  о  котором
упоминают   испано-американцы,   --  это  ягуар,  а  в  старину
путешественники  по  Африке  принимали  за  тигра  пантеру  или
леопарда, а может быть, и сервала.
     Основное   местопребывание   этого  свирепого  хищника  --
знойные джунгли Индостана, Сиама, Малайи и  некоторых  областей
Китая. Там тигр -- неограниченный хозяин лесных дебрей; правда,
в  некоторых из этих стран встречается и лев, но очень редко, о
нем мало говорят туземцы и не слишком его боятся.
     Мы живем так далеко от  этих  крупных  хищников,  что  нам
трудно себе представить, какой ужас наводят тигры в тех местах,
где они обычно охотятся.
     Там  жить  далеко  не  безопасно, и человек, находящийся в
пути, так же боится встретить тигра, как мы -- бешеную  собаку.
Эти  страхи  вполне  обоснованы.  В  каждом селении вы услышите
правдивые рассказы о нападениях тигров или о встречах с ними; в
каждом поселке имеется свой список убитых или  изувеченных.  Вы
едва ли поверите, а между тем достоверно известно, что иной раз
население  уходит из самых плодородных районов страны только из
страха перед появившимися там  тиграми  и  пантерами.  Подобные
случаи  наблюдались  и  в  Южной  Америке, где они были вызваны
гораздо менее опасным хищником -- ягуаром.
     В некоторых  областях  Индии  туземцы  почти  не  решаются
сопротивляться при нападении тигра. Суеверие приходит на помощь
свирепому   чудовищу.   Индусы   считают,   что  тигр  обладает
сверхъестественной силой  и  послан  богами  уничтожать  людей;
поэтому  они  покорно  ему  сдаются,  не  оказывая ни малейшего
сопротивления.
     В других местах, где живут более  энергичные  племена,  на
тигра  усердно  охотятся,  и  в различных районах его ловят или
убивают разными способами.
     Иногда заряжают лук отравленной стрелой  и  прикрепляют  к
тетиве  бечеву.  Затем кладут на землю приманку так чтобы тигр,
приближаясь к ней, зацепился лапой за бечевку, спустил тетиву и
был пронзен стрелой, яд которой убивает его. Таким  же  образом
устанавливают пружинное ружье, и тигр сам стреляет в себя.
     Западня  из  бревен,  к  какой  нередко  прибегают  жители
американских лесов для ловли  черного  медведя,  применяется  в
Индии  для  ловли  тигров.  Она состоит из тяжелого чурбана или
бревна, установленного на другом  бревне  с  помощью  подпорки;
стоит какому-нибудь животному сдвинуть эту подпорку, как бревно
падает  и убивает его. Для такого типа ловушки также необходима
приманка.
     Охотятся за тиграми и на слонах -- это "королевский" спорт
в Индии. Им нередко  занимаются  индийские  раджи,  а  порой  и
английские  офицеры  Ост-Индской  компании. Это, конечно, очень
увлекательная забава, но тут не применяется  никакой  хитрости.
Охотники  вооружены  ружьями и копьями, и их сопровождает толпа
туземцев, которые прочесывают чащу и выгоняют оттуда  животных.
Немало  жизней  приносится  в жертву при этой опасной охоте, но
страдают обычно бедные крестьяне, которых  берут  в  загонщики,
ведь  индийский  раджа  ценит жизнь трех-четырех десятков своих
подданных не дороже, чем жизнь тигра.
     Говорят, китайцы ловят тигров в клетку,  куда  в  качестве
приманки  ставят простое зеркало. Подойдя к зеркалу, тигр видит
свое отражение, кидается на него,  принимая  за  соперника,  --
затвор падает, и зверь пойман. Быть может, китайцы и пользуются
подобной  ловушкой,  но едва ли таким путем можно поймать много
тигров.
     Вы  можете  подумать,  что  способ  Оссару  был  не  лучше
китайской западни с зеркалом. Его спутники тоже сперва выразили
недоверие,  когда  он  заявил  им,  что  хочет поймать тигра на
птичий клей.





     Способ шикари подвергся проверке даже раньше, чем  ожидали
наши друзья. Они не думали, что тигр появится до захода солнца,
и  решили  провести  ночь на смоковнице. Ночевать у костра было
небезопасно, потому что хищник мог неожиданно на них напасть.
     Хотя эти свирепые звери обычно боятся огня,  некоторые  из
них  не обращают на него внимания, и бывали случаи, когда тигры
набрасывались на людей, сидящих у ярко пылающего костра. Оссару
знал несколько таких случаев и посоветовал ночевать на  дереве.
Правда,  тигр может забраться и на смоковницу в случае, если их
заметит; но, если они  будут  сидеть  тихо,  ему  трудно  будет
обнаружить  их  убежище.  Они  заранее  соорудили  площадку  из
бамбуковых жердей и водрузили ее на дерево.
     Сделали  это  на  всякий  случай,  так  как  им  не  очень
улыбалось  ночевать  на  таком  насесте.  Но все же им пришлось
просидеть там некоторое  время,  и  они  оказались  свидетелями
самой забавной и необычайной сцены.
     До  заката  оставалось  еще  с  полчаса, и охотники сидели
вокруг огня, когда услыхали странный звук. Он слегка  напоминал
жужжание  молотилки;  всякому,  кто  бывал  за  городом, не раз
приходилось  слышать  этот  звук.  По  временам  это   жужжание
прерывалось, затем снова возобновлялось.
     Лишь   один   Оссару   встревожился,  услыхав  этот  звук.
Остальные испытывали  только  любопытство.  Это  был  необычный
звук. Им хотелось поскорее узнать, чем он вызван.
     Но  и  они,  в  свою  очередь, встревожились, когда шикари
сообщил им, что эти звуки не что иное, как "мурлыканье" тигра.
     Оссару сказал это зловещим  шепотом  и  неслышными  шагами
быстро   направился  к  смоковнице,  знаком  пригласив  братьев
следовать за ним.
     Они молча повиновались -- один  за  другим  взобрались  на
дерево и спрятались среди ветвей.
     Сквозь завесу листвы им были видны куски туши, висевшие на
суку, и площадка, усеянная блестящими от клея листьями.
     Быть может, тигру оказалось мало куска оленины, унесенного
в предыдущую ночь, и он проголодался раньше обычного. Во всяком
случае,  Оссару,  хорошо  знавший  повадки  полосатого вора, не
ожидал его так рано, рассчитывая, что  он  явится,  лишь  когда
совсем   стемнеет.  Но  громкое  "мурлыканье",  все  явственнее
доносившееся из чащи, доказывало, что огромная кошка  вышла  на
охоту.
     Вдруг  они  увидели,  как  тигр  показался из кустов по ту
сторону ручья; его широкая белая шея и грудь  резко  выделялись
на  темном  фоне  листвы.  Он подкрадывался совсем как домашняя
кошка к какой-нибудь неосторожной птичке:  растопырив  огромные
лапы,  припав к земле могучим телом, -- ужасное, отвратительное
зрелище! Глаза его вспыхнули, когда он  увидел  соблазнительные
куски мяса, висевшие высоко на ветке.
     Осмотревшись   по   сторонам,  он  выгнул  спину  и  мигом
перепрыгнул через ручей. Потом быстро  направился  к  дереву  и
остановился прямо под висящими кусками.
     Оссару   нарочно  перевесил  мясо  повыше,  и  оно  теперь
находилось футах в  двенадцати  над  землей.  Хотя  тигр  может
делать  очень  большие  прыжки,  он  не способен прыгать высоко
вверх, и  заманчивые  куски  были  за  пределами  досягаемости.
Казалось,  он  был  несколько обескуражен -- в прошлый раз дело
обстояло совсем иначе, -- но, поглядев на  мясо  минуту-другую,
он сердито фыркнул, припал к земле и подпрыгнул кверху.
     Попытка  оказалась  неудачной:  он  упал  на лапы, даже не
коснувшись мяса, и выразил свое неудовольствие гневным ревом.
     В следующий миг он снова подпрыгнул. На этот раз он  задел
лапой  один из кусков, который начал раскачиваться, но не упал,
так как был крепко привязан.
     Внезапно  внимание   огромного   зверя   привлекло   новое
обстоятельство;  вид  у него был озадаченный. Он заметил, что у
негo что-то прилипло к лапам. Он поднял одну и  увидел,  что  к
ней  пристало  несколько листьев. Почему эти листья так липли к
его лапам? Они казались мокрыми, но что из того? Он никогда  не
замечал,  чтобы  мокрые  листья  прилипали  к лапам больше, чем
сухие. Быть может, они-то и помешали ему прыгнуть  так  высоко,
как  он  хотел?  Во  всяком  случае,  ощущение было неприятное;
необходимо удалить эти листья прежде, чем  снова  прыгнуть.  Он
слегка  потряс  лапой, но листья не упали. Он потряс сильнее --
никакого толку! Ему не удавалось  их  стряхнуть.  На  них  было
что-то   клейкое,   чего  он  никогда  еще  не  видел  в  своих
странствованиях.  Ему  не  раз  случалось  ходить  по   листьям
смоковницы, но таких клейких он еще не встречал.
     Тигр продолжал трясти лапами, но все было напрасно. Листья
приклеились, как пластыри, -- облепили его лапу со всех сторон.
Некоторые прилипли даже к лодыжкам. Что бы это значило?
     Видя,   что   трясти   лапой   бесполезно,   он  попытался
освободиться от листьев другим способом -- стал тереть лапой по
щекам и морде. Правда, листья отстали от лапы, зато прилипли  к
голове, ушам и к носу, а это было еще неприятнее. Он хотел было
смахнуть  их  лапой, но вместо того наклеил еще больше, так как
на поднятой лапе оказался  свежий  слой  налипших  листьев.  Он
попытался  проделать  это другой лапой, но не тут-то было! Лапа
оказалась  облепленной  листьями,  которые  отставали  от  нее,
приклеиваясь  к  голове,  и,  несмотря  на  все  усилия,  их не
удавалось оттуда сорвать. Некоторые даже налипли ему на глаза и
почти ослепили его. Оставалось последнее средство -- потереться
головой о землю.
     Задумано -- сделано.  Тигр  прижался  мордой  к  земле  и,
отталкиваясь  лапами, начал изо всех сил тереться сначала одной
стороной морды, потом другой, но от этого стало еще хуже: глаза
были залеплены,  и  он  окончательно  ослеп,  а  голова  и  все
туловище до кончика хвоста было сплошь обклеено листьями.
     Тигр  разъярился.  Ему было уж не до мяса. Он хотел только
освободиться от ужасной ловушки, в которую попал.  Он  принялся
прыгать  и дико метаться по площадке: то терся головой о землю,
то скреб ее своими огромными лапами и  то  и  дело  кидался  на
стоявшие  кругом  деревья.  Его  отчаянный  рев, рычание и визг
гулко разносились по лесу.
     Охотники  следили  за  каждым  его  движением,  с   трудом
удерживаясь   от   смеха.  Оссару  увидел,  что  пришел  момент
решительно действовать, спустился с дерева и с  копьем  в  руке
направился  к  тигру,  дав  знак  товарищам  следовать за ним с
ружьями.
     Шикари мог бы без особого риска подойти и пронзить  тигра,
но  пуля  все  же  была  надежнее,  и Каспар выстрелил из своей
двустволки, а вслед за ним -- Карл из  своего  ружья.  Одна  из
пуль,  попав между ребрами, положила конец мучениям тигра -- он
упал на траву, убитый наповал.
     Осмотрев тигра,  они  обнаружили,  что  листья  смоковницы
залепили ему глаза и он был совершенно ослеплен. Ему не удалось
содрать листья своими огромными когтями, и он не мог бы пустить
в   ход   когти,  даже  если  бы  кто-нибудь  схватился  с  ним
врукопашную.
     Когда эта волнующая сцена окончилась, охотники разразились
громким хохотом. Еще  бы  не  смеяться  --  королевского  тигра
поймали на клей, как жалкую пичужку!





     Оссару  поспешил  содрать с тигра шкуру и поужинал большим
куском грудинки, вырезанным из туши. Братья не приняли  участия
в  этом странном пиршестве, хотя шикари уверял их, что тигровое
мясо гораздо вкуснее, чем мясо замбара. Может быть, Оссару  был
и  прав, так как известно, что мясо некоторых плотоядных зверей
не только съедобно, но и очень вкусно. В самом деле, вкус мяса,
по-видимому,  совсем  не  зависит  от  характера  пищи  данного
животного: свинья -- всеядное животное, но что может быть лучше
на вкус и нежнее жареной свинины! С другой стороны, мясо многих
животных, питающихся только свежей травой или сладкими, сочными
корнями и растениями, отличается горьким вкусом. Примером могут
служить  южноамериканский  тапир,  африканские  зебры, квагги и
даже некоторые породы антилоп, чье мясо можно  есть  только  от
голода.
     То же наблюдается и среди птиц. Мясо многих хищных птиц не
уступает     лучшей     дичи.     Например,    мясо    крупного
ястреба-перепелятника в Америке (на которого  усердно  охотятся
негры  на  плантациях)  ничуть  не  хуже мяса птиц, которыми он
питается.
     Но Оссару содрал шкуру с тигра не только для  того,  чтобы
полакомиться  его  мясом,  а ради самой шкуры, хотя она сама по
ceбe и не очень высоко ценится в Индии. Будь это шкура  пантеры
или  леопарда,  или  даже менее красивая шкура гепарда-читы, за
нее можно было бы получить хорошие деньги. Но шкура тигра имеет
условную ценность, и шикари этo было известно. Он знал, что  за
каждого  убитого  тигра  дается  премия  в  десять  рупий,  для
получения которой нужно  показать  шкуру.  Правда,  эту  премию
выплачивала  Ост-Индская компания и только за тигров, убитых на
ее территории. Этот  тигр  не  был  убит  на  земле,  осеняемой
знаменем  Англии,  но  что  из  того?  Тигровая  шкура остается
тигровой шкурой; Оссару мечтал в недалеком  будущем  попасть  в
Калькутту. Он взобрался на высокую смоковницу и спрятал шкуру в
самых  верхних  ветвях,  с  тем  чтобы захватить ее нa обратном
пути.
     Следующие два дня они провели на том же месте, и охота  за
растениями  была  очень  успешной.  Были  найдены семена многих
редких растений; некоторые были даже неизвестны  ученому  миру;
как  и  тигровую  шкуру, их спрятали в надежное место, чтобы не
тащить с собой в горы.
     Карл решил, составляя свои коллекции, прятать найденные им
семена  и  орехи  в  различных  пунктах  своего  маршрута.   Он
рассчитывал  на  обратном  пути  нанять  несколько носильщиков,
которые отнесут их в Калькутту или другой приморский город.
     На четвертый день они снова пустились в путь,  направляясь
к северу, в сторону гор. Они не нуждались в проводнике, так как
река,  вверх  по  которой решили идти, была достаточно надежным
проводником;  обычно  они   шли   вдоль   берега,   но   иногда
непроходимая,  болотистая чаща заставляла их отдаляться от него
на некоторое расстояние.
     Около полудня они дошли до одного  из  притоков  реки.  Он
пересекал  им  путь,  и его необходимо было перейти. Не было ни
моста, ни брода, ни какой-либо переправы, а поток был широкий и
глубокий. Они  прошли  вдоль  него  милю-другую,  но  нигде  не
обнаружили  мели. Несколько часов разыскивали они переправу, но
напрасно.
     Каспар и Оссару были хорошими пловцами, но Карл совсем  не
умел  плавать  --  переправу  искали  только  из-за  него.  Его
товарищи без колебаний бросились бы  в  воду.  Но  как  быть  с
Карлом?  При  таком быстром течении даже самый лучший пловец не
смог бы тащить за собой другого человека. Но тогда  как  же  им
переправиться?  Они  сели  под  деревом  и стали обсуждать этот
вопрос. Без сомнения, изобретательный  Оссару  вскоре  придумал
бы,  как  переправить молодого саиба через реку, но в это время
появилась совершенно неожиданная помощь.
     На противоположном берегу расстилался  небольшой  луг,  за
которым виднелся густой лес.
     Они заметили, как из леса вышел человек и направился через
луг к  берегу.  Его мускулистое сложение, густые черные волосы,
небрежно  падающие  на  плечи,  одежда,  состоявшая  из   куска
материи,  похожего  на  одеяло и подхваченного на талии кожаным
поясом, голые ноги, обутые в сандалии, -- все  доказывало,  что
это полудикий обитатель Тераи.
     Его  появление  чрезвычайно  поразило  всех, кроме Оссару.
Удивительным был не дикий вид его и не  странная  одежда;  тех,
кто   путешествует  по  Индостану,  нелегко  удивить  необычной
внешностью или костюмом. Наших путников, как и всякого  другого
человека,  изумило  то, что приближавшийся к берегу человек нес
на спине буйвола. Не  кусок  его  туши,  не  голову,  а  целого
буйвола,  черного,  мохнатого,  величиной  с  английского быка.
Спина животного лежала на спине у  человека,  голова  с  рогами
возвышалась  над  плечом, ноги торчали сзади, а хвост волочился
по земле.
     Наши путники не  понимали,  как  может  человек  выдержать
такую ношу, но дикий мэх нес ее без труда и шел по лугу легко и
непринужденно, словно у него на спине был мешок с пухом.
     У  Карла  и  Каспара  вырвались  возгласы удивления, и они
засыпали Оссару вопросами,  требуя  объяснений.  Оссару  только
загадочно  улыбнулся  в  ответ:  очевидно, он мог объяснить это
странное  явление,  но   так   наслаждался   изумлением   своих
спутников,   что   ему   хотелось   подольше  продержать  их  в
неизвестности, -- впрочем не дольше, чем позволяло приличие.
     Удивление юношей еще  возросло,  когда  из  чащи  появился
другой туземец с буйволом на спине, за ним третий, четвертый --
целых полдюжины, причем каждый нес по буйволу.
     Тем временем первый уже подошел к берегу реки, и удивление
ботаников  достигло  предела, когда туземец сбросил животное на
землю, затем схватил его, столкнул в воду и сел на него верхом!
Еще  мгновение  --  и  он  уже  плыл  на  буйволе,  вернее   --
подталкивал буйвола, действуя руками и ногами, как веслами.
     Остальные  пятеро,  подходя  к  воде,  поступали так же, и
вскоpe вся компания уже переплывала реку.
     Только когда первый мэх, выйдя на  берег  около  путников,
вынул  своего  буйвола из воды и снова взял его на плечи, они с
удивлением обнаружили, что принимали за буйволов надутые  шкуры
этих  животных, которыми дикие, но изобретательные туземцы этих
мест пользуются как плотами.
     Такие плоты встречаются и у туземцев Пенджаба и  в  других
частях  Индии,  где  реки  весьма  редко можно перейти вброд, а
мостов не имеется. С буйвола сдирают шкуру  вместе  с  головой,
ногами  и  рогами,  чтобы  удобнее  было  управлять  плотом. Их
тщательно сшивают, так чтобы воздух не проникал сквозь  них,  и
надувают  вместе  с  головой  и  ногами;  надутая шкура до того
похожа на живого буйвола, что даже собаки нередко  ошибаются  и
рычат  и  лают  на нее. Воздуха в ней с избытком хватает, чтобы
держать на воде  человека.  Для  переправы  грузов  или  других
предметов   несколько   шкур  связывают  вместе,  и  получается
превосходный плот.
     Такой  же  плот  был  тотчас  же  сделан   и   для   наших
путешественников.  Хотя  мэхи  и  полудикое  племя,  они весьма
учтивы с иноземцами. Достаточно было двух-трех  слов  Оссару  и
нескольких   трубок,   подаренных   ботаником,  чтобы  получить
желанный плот из буйволовых шкур. Не  прошло  и  получаса,  как
маленький  отряд уже очутился на другом берегу и мог продолжать
свой путь.





     Продвигаясь  вверх  по  реке,  нашим  путникам   случалось
проходить обширные пространства, покрытые травой особой породы,
так   называемой   "травой   джунглей",   которая  заначительно
превышала человеческий рост.
     Ботаник измерил несколько стеблей этой гигантской травы  и
обнаружил,  что она достигает высоты четырнадцати футов и имеет
толщину у корня с палец. Ни одно  животное,  кроме  жирафа,  не
может поднять голову над этой травой; но в Индии жирафов нет --
эти  длинношеии  создания обитают лишь на Африканском материке.
Однако здесь встречаются дикие слоны, самый крупный из  которых
может спрятаться в этой заросли, как полевая мышь в траве наших
лугов.
     Но  в  траве  джунглей  скрываются  и другие животные. Это
любимое убежище тигра и индийского льва, и наши ботаники не без
опасений прокладывали себе путь среди этих высоких стеблей.
     Вы, конечно, согласитесь, что трава  джунглей  --  высокая
трава.  Но  она  далеко  не  самая  высокая  в  мире или даже в
Ост-Индии. Поверите ли вы, что существует трава в пять раз выше
этой?  А  между  тем  такая  трава  растет  в  Индостане.   Это
разновидность   проса,  достигающая  пятидесяти  футов  высоты,
причем ее стебель не толще гусиного пера. Но  эта  своеобразная
трава  --  вьющееся  растение;  она  растет  среди  деревьев и,
цепляясь за их ветви, добирается почти до самой вершины.
     Вы, пожалуй, подумаете, что эта разновидность проса и есть
самая высокая трава в мире. Ничуть не бывало! Имеется еще  один
вид травы, достигающий фантастической высоты -- ста футов!
     Вы  догадываетесь,  о  каком  виде  я говорю? Разумеется о
гигантском бамбуке. Это и есть самая высокая в мире трава.
     Бамбук обычно называют тростником,  но  он  принадлежит  к
семейству   злаков,   или   трав,   и   отличается   от  других
представителей того же семейства своими гигантскими размерами.
     Мой юный читатель, я  смело  могу  сказать,  что  во  всем
растительном  мире не существует семейства, более полезного для
человека,  чем  злаки.  У  всех  цивилизованных  народов   хлеб
считается  основной  пищей, а почти все сорта хлеба -- продукты
злаков. Пшеница, ячмень, овес, кукуруза, рис -- все это  злаки,
так  же  как и сахарный тростник, который так ценится благодаря
своему   вкусному   продукту.   О   различных   видах   злаков,
доставляющих  человеку  необходимые продукты и лакомства, можно
было бы написать длинную главу, а еще  больше  о  видах,  также
полезных для человека, но еще не окультуренных.
     Но  из  всех  злаков  самый интересный -- бамбук. Хотя это
благородное растение не дает ценных пищевых продуктов, зато оно
приносит человеку немалую пользу. Для жителей Южной Азии  --  и
материка  и  островов  --  бамбук примерно то же, что различные
виды пальм для туземцев Южной Америки или  тропической  Африки.
Это  изящное  растение,  чьи легкие, стройные стебли служат для
множества полезных целей,  --  пожалуй,  самый  ценный  подарок
природы  туземным  племенам.  Способы  применения бамбука столь
многочисленны, что их не так просто  перечислить.  Расскажем  о
некоторых  из  них,  чтобы вам стало ясно, насколько ценен этот
злак.
     Молодые побеги  некоторых  видов  срезают,  пока  они  еще
нежны,  и  едят  как  спаржу.  Подросшие, но еще зеленые стебли
служат футлярами, в которых можно перевозить  свежие  цветы  на
большие  расстояния  благодаря влаге, постоянно выделяющейся из
их стенок. Когда стебли затвердеют, из них делают луки,  стрелы
и  колчаны,  древки для копий, корабельные мачты, трости, ручки
для паланкинов, мостовые настилы и множество других  предметов.
Из самых прочных сортов бамбука строят частоколы, которые могут
разрушить   лишь  регулярная  пехота  и  артиллерия.  Делая  на
бамбуковых стволах надрезы, малайцы превращают их в изумительно
легкие и удобные для переноски лестницы.  Листьями  низкорослых
пород китайцы выстилают чайные ящики. Растертые в воде листья и
стебли  бамбука  идут на изготовление китайской бумаги, высокие
качества  которой  можно  еще  повысить,   добавляя   в   массу
хлопок-сырец  и тщательно ее растирая. Разрезая стебли на куски
и вырезая перегородки, делают водопроводные трубы  или  футляры
для  хранения  свитков.  Расщепляя стебель на полоски, получают
весьма прочный материал для плетения циновок,  корзин,  жалюзи;
из  него  изготовляют  даже  паруса.  Более  крупные  и толстые
отрезки стволов китайцы покрывают восхитительными орнаментами.
     Особенно ценен бамбук как строительный материал. Во многих
областях Индии можно встретить бамбуковые хижины.
     Бамбук  легко  срезать  и   легко   заготовить   в   любом
количестве.  Поэтому  дома из бамбука возводятся с удивительной
быстротой. Один  из  выдающихся  английских  ботаников,  Гукер,
сообщает,  что  целый  дом  с  мебелью,  состоявшей  из стола и
кресел, был построен шестью его помощниками в один час.
     Известно около пятидесяти видов бамбука; некоторые из  них
-- уроженцы  Африки и Южной Америки, но большинство принадлежит
Южной Азии, которую можно считать родиной этих гигантских трав.
Все эти виды значительно отличаются  друг  от  друга:  у  одних
ствол   толстый   и   прочный,  у  других  --  легкий,  тонкий,
эластичный.  Они  бывают   также   весьма   различной   высоты:
существует  карликовый  бамбук,  тонкий, как стебель пшеницы, и
высотой всего в два фута, а есть и такой,  у  которого  стебель
толщиной с человеческое туловище и высотой в добрых сто футов.





     Оссару   прожил  всю  свою  жизнь  в  стране,  где  бамбук
чрезвычайно распространен, и прекрасно  знал  все  способы  его
применения.  Он  мог сделать из бамбука любой сосуд или предмет
утвари. Если бы ему пришлось пересекать безводную местность, он
без труда смастерил бы большой сосуд  или  флягу  куда  прочнее
жестяных изделий.
     Так  как  в тех местностях, по которым они проходили, вода
встречалась чуть не через каждую  милю,  в  крупной  бамбуковой
фляге  не  было  нужды.  Чтобы иметь под рукой воду всякий раз,
когда захочется пить, достаточно было одного бамбукового сосуда
емкостью в кварту.
     Не появись мэхи в  нужный  момент  со  своими  плотами  из
надутых   шкур   буйволов,   Оссару,  несомненно,  придумал  бы
какой-нибудь другой способ переправиться через реку. Он доказал
свою изобретательность,  когда  наши  путники  через  несколько
часов  очутились  перед  таким  же препятствием. На этот раз им
преградило путь главное русло, вдоль которого они шли.  В  этом
месте река образовала большую излучину, и, если бы они стали ее
обходить,   пришлось  бы  сделать  изрядный  крюк,  к  тому  же
проводник сообщил, что тропа несколько раз пересекает болото.
     Оссару предложил переправиться  через  реку.  Но  как  это
сделать?  Переплыть ее будет нелегко, ибо она шире, чем приток,
через который они уже переправились, а туземцев нигде  не  было
видно. Но проводник указал на небольшую бамбуковую рощицу.
      -- А,  ты  хочешь  сделать  бамбуковый  плот?  -- спросил
ботаник.
      -- Да, саиб, -- ответил шикари.
      -- Боюсь, что это займет много времени.
      -- Не бойся, саиб, полчаса хватит.
     Оссару сдержал свое обещание. За полчаса были построены  и
готовы  к  спуску  три  плота.  Конструкция их была чрезвычайно
проста и остроумна. Они состояли  из  четырех  кусков  бамбука,
связанных   ратановыми   полосками   так,  чтобы  внутри  этого
четырехугольника  мог  поместиться  человек.  Полые  бамбуковые
стебли вполне могли удержать на воде человека.
     Привязав  за  плечами  багаж и неся плоты в руках, путники
подошли к реке,  смело  бросились  в  воду  и  поплыли.  Оссару
показал  им,  как  держаться  в  воде  вертикально и как грести
руками и ногами; немало было плескания, и брызганья, и  хохота,
и   крика,   пока  все  трое  благополучно  не  перебрались  на
противоположный берег. Впрочем, Фрицу плот не понадобился.
     Так как  предстояло  еще  раз  переправиться  через  реку,
каждый захватил с собой плот, и после новой переправы они опять
очутились  на  тропе,  по  которой  шли  раньше. Таким образом,
каждый день -- чуть ли не каждый  час  --  братьям  приходилось
удивляться      какому-нибудь     новому     подвигу     своего
охотника-проводника и новому способу применения бамбука.
     Но их ожидал еще один  сюрприз.  У  Оссару  был  в  запасе
фокус,  в  котором  бамбук  играл большую роль. На следующий же
день охотнику удалось его проделать,  к  великому  восторгу  не
только  своих спутников, но и целого туземного поселка, который
немало выиграл от изобретательности Оссару.
     Я  уже  упоминал,  что  в  Индии  есть  немало  мест,  где
население  живет  в  постоянном  страхе  перед тиграми, а также
перед дикими слонами, пантерами и носорогами. Эти люди не знают
настоящего огнестрельного оружия. У некоторых, правда,  имеются
неуклюжие  кремневые ружья, но они почти бесполезны на охоте; а
луки, даже  с  отравленными  стрелами,  --  плохое  оружие  при
встрече с этими могучими зверями.
     Иной  раз  тигр,  избрав  себе  логово  близ какого-нибудь
селения, целые месяцы терроризирует  его  жителей,  то  и  дело
нападая на коров, буйволов и других домашних животных. Наконец,
доведенные  до отчаяния, туземцы устраивают облаву, отваживаясь
на борьбу с  четвероногим  тираном.  В  этой  борьбе  некоторые
погибают, а другие на всю жизнь остаются калеками.
     Но  бывает  и  еще  хуже:  нередко тигр, вместо того чтобы
охотиться на скот, уносит кого-нибудь из  жителей  деревни,  и,
если  его сейчас же не отгонят или не убьют, чудовище наверняка
повторит нападение. Странно, но, к сожалению, верно, что  тигр,
отведав  человеческого мяса, предпочитает его всякому другому и
будет делать самые дерзкие попытки его добыть. Такие  тигры  не
редкость в Индии, где туземцы называют их людоедами. Любопытно,
что  кафры  и  другие туземцы Южной Африки точно также называют
львов, которые охотятся на людей.
     Трудно представить себе более ужасное  чудовище,  чем  лев
или  тигр  с  такими наклонностями; в Индии они наводят ужас на
целые округи.
     Местные охотники-шикари  действуют  сообща  и  либо  берут
тигра  хитростью, либо рискуют жизнью в открытой борьбе. Оссару
уже доказал свою  хитрость  и  отвагу  во  многих  сражениях  с
тиграми,  ему  известны  были  самые  верные способы ловли этих
зверей.
     Теперь ему предстояло показать свое искусство, и его новый
способ был не менее остроумен, чем поимка тигра на птичий клей.





     Тропа, по которой шли наши путники, привела их в  туземное
селение, расположенное в глубине леса. Жители селения встретили
их   восторженными  криками.  Об  их  прибытии  стало  известно
заранее, и навстречу им вышла депутация жителей, приветствуя их
радостными восклицаниями и жестами.
     Карл и Каспар, не знавшие туземного языка, сперва не могли
понять, в чем дело. Они спросили объяснения у Оссару.
      -- Людоед, -- ответил тот.
      -- Людоед?
      -- Да, саиб, людоед из джунглей.
     Этого объяснения  было  недостаточно.  Что  хотел  сказать
Оссару?  Людоед  из джунглей? Что это такое? Ни Карл, ни Каспар
никогда  не  слыхали  о  людоедах  в  этих  местах.  Они  стали
расспрашивать Оссару.
     Тот  рассказал  им,  что такое людоед. Тигр, о котором шла
речь, убил и утащил мужчину, женщину и двух  детей,  не  считая
множества домашних животных. Уже больше трех месяцев он наводит
ужас  на жителей поселка. Несколько семейств покинули это место
только из страха перед зверем, а оставшиеся обычно запирались в
домах с наступлением темноты и не смели выходить до утра. Но  и
этой  предосторожности  было недостаточно, ибо недавно свирепый
хищник проломил хрупкую бамбуковую  стену  и  унес  ребенка  на
глазах у ошеломленных родителей.
     Несколько раз злополучные жители поселка собирались вместе
и отваживались нападать на своего страшного врага.
     Они  находили  его в логове, но, так как они были неумелые
охотники да к тому же плохо вооружены, тигр всякий  раз  уходил
от  них. В одной из таких схваток он убил охотника. Другие были
тяжело ранены. Неудивительно, что туземцы не знали покоя.
     Но почему же они так обрадовались, увидев путников?
     Оссару с гордостью рассказал им, в чем дело,  --  у  него,
конечно, были основания гордиться.
     Оказывается,  слава шикари как великого охотника на тигров
опередила его -- имя Оссару было известно даже в Тераи. Туземцы
услыхали, что он приближается в сопровождении двух феринги (так
туземцы называют европейцев), и надеялись с помощью знаменитого
шикари и саибов избавиться от ужасного разбойника.
     Когда туземцы обратились к Оссару  с  такой  просьбой,  он
тотчас же обещал им помочь. Ботаник не возражал, а Каспар был в
восторге.
     Предстояло  провести  в  селении  ночь  --  до наступления
сумерек ничего нельзя было предпринять. Можно было бы  устроить
большую  облаву,  обыскать  джунгли  и  напасть  на тигра в его
логове. Но что это дало бы? Быть может,  только  привело  бы  к
гибели  нескольких  туземцев.  Ни  один  из  жителей селения не
отважился бы на такую охоту, и не таким способом убивал  Оссару
тигров.
     Карл  и  Каспар  ожидали, что их спутник снова прибегнет к
хитрости с листьями и птичьим клеем. Сперва он так и  собирался
поступить.  Однако,  расспросив  местных жителей, он узнал, что
сделать птичий клей невозможно. Они не умели его изготовлять, а
поблизости не росло ни  смоковниц,  ни  остролиста,  ни  других
деревьев, из сока которых можно было бы сделать клей.
     Как же поступит Оссару? Может быть, он откажется от своего
намерения  и  покинет  жителей поселка на произвол судьбы? Нет!
Его охотничья гордость не позволяла ему этого. О нем шла  слава
как  о  великом  шикари.  Кроме  того,  ему  было искренне жаль
несчастных  жителей  поселка.  К  тому   же   Карл   и   Каспар
заинтересовались  охотой  и просили его сделать все, что можно,
обещая ему свое содействие.
     Итак, было решено, что тигр будет убит,  чего  бы  это  ни
стоило.
     Оссару  были  известны  другие способы охоты, кроме клея и
облавы, и он тотчас же принялся выполнять  свой  план.  У  него
было много помощников, так как жители поселка горячо взялись за
дело   и   беспрекословно   ему  повиновались.  Перед  поселком
находилась большая поляна. Она и была  предназначена  для  этой
цели.
     Первым   делом   Оссару   велел  принести  четыре  больших
деревянных   столба   и   вкопать   их   в   землю,   отгородив
четырехугольник  шириной  и  длиной в восемь футов. Эти столбы,
глубоко вкопанные, высотой в восемь футов, оканчивались наверху
развилками. На  развилки  были  положены  горизонтально  четыре
прочных бруса, крепко привязанных сыромятными ремнями. Затем от
столба  к  столбу  были  вырыты  глубокие канавы, и в них вбиты
толстые бамбуковые стволы. Землю на дне канавы утоптали,  чтобы
стволы   крепче   держались.  Затем  такие  же  стволы  уложили
горизонтально  поперек  стволов,  поддерживаемых  столбами.  Их
прочно  привязали друг к другу и к брусьям остова, и сооружение
было закончено.  Оно  напоминало  огромную  клетку  с  гладкими
желтыми  прутьями;  не  хватало  только двери, но дверь не была
нужна. Хотя это была "западня", но "птичку",  для  которой  она
предназначалась, нельзя было впускать внутрь.
     Затем  Оссару  попросил  у жителей поселка козу, у которой
были козлята. Такая коза быстро нашлась. Ему понадобилась также
шкура буйвола,  вроде  тех,  которыми  туземцы  пользуются  для
переправы через реку.
     Когда  все  было  готово,  уже  начало  темнеть, и поэтому
нельзя было терять времени. С помощью  жителей  поселка  Оссару
напялил на себя шкуру буйвола; руки и ноги его заняли место ног
животного,  а  голова  с  рогами была надета, как шлем, так что
отверстия в шкуре приходились как раз против его глаз.
     Переодевшись таким  образом,  Оссару  вошел  в  бамбуковую
клетку, захватив с собой козу. Один из прутьев был вынут, чтобы
дать  им  пройти, и затем поставлен на место так же прочно, как
остальные.  После  этого  жители  поселка  вместе  с  Карлом  и
Каспаром разошлись по домам, оставив в клетке шикари и козу.
     Всякий посторонний, проходя мимо, подумал бы, что в клетке
сидят  буйвол и коза. Присмотревшись, он заметил бы, что буйвол
держит передним копытом копье, и это, конечно, его удивило  бы.
В остальном буйвол был как буйвол. Коза стояла рядом с ним.
     Солнце  село,  и  наступила  ночь. Жители поселка погасили
огни и, запершись в домах, затаив  дыхание,  напряженно  ждали.
Оссару  тоже волновался -- правда, ему не грозила опасность, но
он беспокоился, придет ли людоед, так как жаждал показать  свое
охотничье искусство. Он очень надеялся на успех. Жители уверяли
его,  что  свирепый хищник имеет обыкновение приходить к ним по
ночам и целыми часами бродить вокруг поселка.  Он  не  приходит
несколько   дней   сряду,  только  когда  поймает  какое-нибудь
домашнее животное и ему есть чем утолить голод; но так  как  за
последнее  время он никого не поймал, они ожидали его посещения
в эту же ночь.
     Оссару был уверен, что  сумеет  привлечь  внимание  тигра,
если   тот   приблизится   к  поселку.  Приманка  была  слишком
соблазнительна. Разлученная со своими  козлятами  коза  жалобно
блеяла,  а  козлята  отвечали  ей  из  хижины  в  селении. Зная
пристрастие тигра к козлятине, охотник не сомневался, что  коза
приманит его к клетке. Лишь бы он пришел!
     Ждать  пришлось  недолго. Прошло каких-нибудь полчаса -- и
громкое рычание, донесшееся из леса, возвестило  о  приближении
страшного   хищника.   Коза   заметалась   по  клетке,  издавая
пронзительные крики.
     Этого только и нужно было Оссару. Тигр услыхал козу  и  не
нуждался  в  дальнейших приглашениях; через несколько мгновений
он появился из чащи и  направился  к  клетке.  Он  и  не  думал
прятаться.  Зверь  чувствовал  себя  неограниченным властелином
джунглей и ничего не боялся, вдобавок  он  был  голоден.  Коза,
голос  которой  он  слышал,  дразнила  его  аппетит, и он решил
тотчас же ее схватить. В несколько прыжков  он  очутился  возле
клетки.
     Странное  сооружение  озадачило  тигра -- он остановился и
стал его разглядывать. К счастью,  светила  луна,  и  тигр  мог
увидеть,  что  делается в клетке, а Оссару мог следить за всеми
движениями хищника.
     "Уж наверно, -- подумал тигр, -- загородку  поставили  эти
глупые  люди,  чтобы коза и буйвол не убежали в лес, а может, и
для того, чтобы уберечь их от моих когтей. Правда, она  сделана
как-то чудно. Посмотрим, крепкие ли у нее стенки".
     Размышляя так, он подошел поближе, поднялся на задние лапы
и, схватив  огромной передней лапой один из бамбуковых стволов,
начал его расшатывать. Крепкий,  как  железо,  бамбук  выдержал
натиск  тигра;  тогда  зверь  быстро  обежал  вокруг загородки,
дергая ее то там, то сям и разыскивая вход.
     Входа, однако, не оказалось; убедившись в этом, тигр решил
схватить козу и просунул лапу в клетку.  Но  коза  с  отчаянным
криком отскочила к противоположной стенке. Тигр был бы не прочь
задрать  и  буйвола,  но  тот  благоразумно оставался посредине
клетки и,  казалось,  ничуть  не  был  испуган.  Без  сомнения,
спокойствие  буйвола несколько озадачило тигра, но, поглощенный
ловлей козы, он позабыл  об  этом  и  продолжал  бегать  вокруг
клетки, то яростно кидаясь на бамбуковую решетку, то просовывая
лапу между стволами.
     Вдруг буйвол кинулся прямо на тигра. Надеясь его схватить,
зверь  просунул  лапу  в  клетку,  но,  к его удивлению, что-то
острое резануло его по морде и стукнуло по зубам, так что искры
посыпалось у него из глаз. Конечно,  это  сделал  буйвол  своим
рогом.  Разъяренный  от  боли, тигр позабыл о козе -- он жаждал
отомстить ранившему его врагу. Несколько раз он бешено бросался
на бамбуковую решетку, но она  устояла,  несмотря  на  все  его
усилия.  Тут  он  сообразил,  что  может проникнуть в загородку
сверху, и одним прыжком очутился на  решетке.  Этого  только  и
надо  было  буйволу:  широкое  белое  брюхо  было  превосходной
мишенью. Блеснув,  как  молния,  страшный  рог  вонзился  между
ребрами  тигра;  брызнула  алая кровь, раненный насмерть людоед
дико взревел; несколько минут он бился в судорогах, потом затих
и растянулся на решетке, неподвижный, мертвый.
     Оссару свистком вызвал  жителей  поселка.  Шикари  и  козу
освободили. Тушу людоеда с громкими, ликующими криками потащили
в  деревню  и  до  утра  веселились,  празднуя свое избавление.
Оссару и его спутникам было предложено "почетное  гражданство",
и  благодарные  жители,  как  могли,  оказывали  им  внимание и
заботу.





     На другой день, рано утром, они снова пустились в путь  и,
миновав  возделанные  поля,  опять  вошли  в  девственные леса,
покрывающие холмы и долины Тераи.
     Путь  был  нелегкий:  приходилось  подниматься  на  холмы,
спускаться  в  ложбины,  идти  по высокому берегу лесной речки,
переправляться через нее  вброд  или  по  естественному  мосту,
образованному длинными, спутавшимися корнями фиговых деревьев.
     Хотя путники поднимались все выше, их по-прежнему окружала
тропическая  растительность:  лотосы,  широколиственные  арумы,
бамбук,  дикие  бананы  и  пальмы;   с   деревьев   свешивались
прелестные цветы орхидей и спускались фестонами стебли ползучих
растений; естественные шпалеры порой пересекали тропинку.
     Ботанику  выпал  хлопотливый денек. Многие редкие виды уже
дали семена, и он собрал такое количество, что груза хватило на
всех троих. Они намеревались спрятать семена в надежном месте и
оставить там до возвращения с гор.
     Карл отметил в записной книжке, какие растения в это время
цвели. Он надеялся, что на  обратном  пути  сможет  собрать  их
семена.
     Около   полудня  путешественники  остановились  на  отдых.
Выбрали полянку в рощице пурпурных  магнолий,  которые  были  в
полном  цвету  и  разливали  вокруг сладкий аромат. Хрустальный
ручей  с  мелодичным  журчанием  бежал   в   высоких   берегах,
распространяя прохладу.
     Путники развязали свои заплечные мешки и достали провизию;
они собирались  пообедать и отдохнуть часок-другой, как вдруг в
кустах, по ту сторону ручья, послышался шорох.
     Завзятые охотники, Каспар и Оссару тотчас же схватились за
оружие  и,  перейдя  ручей,  пустились  выслеживать   животное,
предполагая, что это олень. Карл остался один.
     Он  очень  устал. Все утро он проработал, собирая семена и
орехи, и совершенно выбился из сил. Карл даже подумывал о  том,
чтобы  остаться  здесь  на ночь. Однако он не хотел сдаваться и
решил принять лекарство, которое  захватил  с  собой.  Это  был
красный  перец,  маринованный  в  уксусе; один из друзей уверял
Карла, что это прекрасное средство против усталости, куда лучше
рома, бренди и даже любимой немцами вишневой настойки.
     На  стакан  воды  достаточно  двух  --  трех  капель  этой
настойки; если выпить такой раствор, усталость сразу проходит и
силы  восстанавливаются.  Карл  решил последовать совету своего
друга и испробовать действие маринованного перца.
     Взяв бутылку в одну руку, а стакан в другую, он  спустился
к ручью, чтобы набрать воды.
     Ручеек  струился  в  глубоком овражке; он был не шире двух
ярдов и совсем мелкий. И Карл, спустившись по  крутому  склону,
встал  на сухие камешки. Не успел он нагнуться, чтобы наполнить
стакан, как услышал выше по течению голоса  Каспара  и  Оссару,
по-видимому   преследовавших  какого-то  зверя.  Потом  в  лесу
раздался выстрел; конечно, это стрелял  Каспар,  ибо  вслед  за
выстрелом Карл услыхал голос брата.
     Карл  выпрямился.  Ему  пришло  в  голову, что надо помочь
охотнику -- перехватить животное, если оно побежит на него.
      -- Берегись! -- долетел до него крик Каспара.
     И в тот же миг он увидел, что прямо на него бежит  большой
зверь с мохнатой черной шерстью и белым пятном на груди. Сперва
Карл  принял  его  за  медведя,  но,  заметив на спине какой-то
странный горб, терялся  в  догадках,  что  это  за  зверь.  Ему
некогда было рассматривать зверя: тот был уже совсем близко. Не
рискуя на него напасть, Карл решил отступить.
     Первым   его  намерением  было  взобраться  на  откос.  Он
заметил, что зверь бежит по прямой линии, и единственный способ
избежать  встречи  --  это  уйти  с  дороги.  Он  начал  быстро
карабкаться   на   откос.  Но  глинистый  скат  был  влажный  и
скользкий, и, не добравшись  до  верха.  Карл  поскользнулся  и
мигом скатился вниз.
     Он очутился носом к носу с медведем (это действительно был
медведь);  их  разделяло  не  более  шести футов. Разминуться в
узком овраге  было  невозможно,  и  Карл  знал,  что,  если  он
повернется  и  побежит,  медведь  быстро его догонит и задерет.
Оружия у него не  было  --  ничего,  кроме  бутылки  с  красным
перцем. Что ему было делать?
     Но  размышлять  было  поздно.  Медведь  поднялся на задние
лапы, страшно зарычал и бросился на него. Он уже хотел облапить
Карла, когда тот размахнулся бутылкой и  изо  всех  сил  ударил
медведя по голове.
     Бутылка  со звоном разлетелась на мелкие осколки, а настой
красного перца облил медведя и потек у него по морде.
     Зверь взревел от ужаса и бросился вверх по крутому откосу.
Он оказался ловчее Карла и в одно мгновение очутился наверху; в
следующий миг он скрылся бы в кустах, но тут подбежал Каспар  и
выстрелом сбил его на дно оврага.
     Медведь   упал  мертвым  к  ногам  Карла,  и  тот  стал  с
любопытством его рассматривать. Каково же было  его  изумление,
когда  он  обнаружил, что на спине у зверя был вовсе не горб, а
два медвежонка. Теперь  они  скатились  с  мохнатого  хребта  и
бегали вокруг трупа матери, взвизгивая, рыча и лая, как лисята.
Но Фриц тут же кинулся вперед и после короткой, яростной борьбы
покончил с ними.
     Каспар  рассказал,  что  в  тот момент, когда они с Оссару
увидели медведицу, медвежата играли на земле; но как только  он
выстрелил,  не  задев  медведицу,  она  схватила  в  зубы своих
детенышей, посадила  их  одного  за  другим  себе  на  спину  и
убежала.
     Зверь,   убитый   пулей   Каспара,   оказался  длинногубым
медведем, или медведем-губачом. Это название дано  ему  потому,
что он, хватая еду, сильно вытягивает губы.
     Эти   неуклюжие,   безобразные  звери  очень  умны,  легко
поддаются дрессировке,  поэтому  их  особенно  ценят  индийские
фокусники.
     Шерсть  у медведя-губача длинная, косматая, черного цвета,
и только на шее, над грудью, -- белое пятно в виде  буквы  "У".
Он  почти не уступает размерами американскому черному медведю и
похож  на  него  своими  повадками.  Этот  зверь  нападает   на
человека,  только  когда  его  раздразнят или ранят, и, если бы
Карл успел уйти с ее пути, медведица не погналась  бы  за  ним,
хотя выстрел Каспара и привел ее в ярость.
     Без  сомнения,  не  будь  у Карла под рукой перца, медведь
"задал бы ему перцу". Едкий уксус,  попав  медведице  в  глаза,
ошеломил  ее,  и  она пустилась наутек. Карл благодарил судьбу,
что ему удалось  так  дешево  отделаться  --  он  потерял  лишь
бутылку с настойкой красного перца.





     Карл  и  Каспар  стояли,  рассматривая  задушенных  Фрицем
медвежат, когда громкий крик привлек их внимание.  По-видимому,
это  был  крик  Оссару. Шикари попал в беду, он громко вопил, и
можно было разобрать, что он кричит:
      -- Помоги, саиб, помоги!
     Что случилось с Оссару? Может быть, на него  напал  другой
медведь?  Может  быть,  пантера  или  тигр?  Во  всяком случае,
требовалась их  помощь,  и  Карл  с  Каспаром  бросились  в  ту
сторону,  откуда доносились крики. Карл успел схватить ружье, а
Каспар быстро зарядил свою двустволку.
     В несколько секунд они  добежали  до  Оссару  и,  к  своей
величайшей  радости,  убедились,  что никакого зверя поблизости
нет: ни медведя, ни пантеры,  ни  тигра.  Но  Оссару  продолжал
громко  взывать  о помощи, и юноши с удивлением увидели, что он
пляшет на полянке, то наклоняя голову, то высоко подпрыгивая, и
размахивает руками, словно отбирается от невидимого врага.
     Что  это  значило?  Уж  не  сошел  ли  Оссару  с  ума?  Он
проделывал  такие  уморительные  прыжки и все движения его были
так комичны, что можно было подумать,  что  это  пляшет  клоун.
Если  бы  в  голосе  Оссару  не  звучал  ужас,  Карл  и  Каспар
разразились бы смехом. Но они видели, что  шикари  находится  в
какой-то  опасности,  и  им пришло в голову, что на него напала
ядовитая змея и, быть может, даже укусила его. Может быть,  она
продолжает  его кусать, забралась к нему под платье, поэтому ее
и не видно.
     При этой мысли им  стало  не  до  смеха.  Если  так,  надо
немедленно   помочь  бедняге,  и,  охваченные  тревогой,  юноши
бросились к нему.
     Подбежав, они сразу поняли в чем дело  и  наконец  увидели
врага,  с  которым сражался шикари. Вокруг головы Оссару витала
какая-то туманная дымка,  окружавшая  его  словно  ореолом,  и,
присмотревшись, юноши обнаружили, что это пчелиный рой.
     Все  объяснилось.  На Оссару напали пчелы -- вот почему он
так вопил и размахивал руками.
     Карл и Каспар сдерживали смех, пока думали,  что  их  друг
находится  в  опасности;  но  увидев, что на него напали только
пчелы, невольно разразились хохотом.
     Оссару очень обидело,  что  спутники  не  сочувствуют  его
несчастью.  Укусы пчел раздражали его, а смех юношей еще больше
разозлил. Он решил их проучить и, ни слова не говоря,  бросился
к ним, увлекая с собой пчелиный рой.
     Неожиданный маневр проводника сразу же прекратил их хохот,
и тотчас  братья  стали  выделывать  такие  же забавные прыжки.
Пчелы, заметив новых врагов, мгновенно разделились на три  роя,
из  которых каждый избрал себе жертву, так что теперь не только
Оссару, но и Карл и Каспар кувыркались на поляне, как настоящие
акробаты. Даже на Фрица напало несколько пчел, и он  стал  дико
метаться, кусая себе лапы как сумасшедший.
     Карл  и  Каспар убедились на опыте, что в положении Оссару
не было ничего смешного. Лица у  них  были  искусаны,  и  укусы
оказались  очень болезненными. Кроме того, врагов было чересчур
много. Охотники начали испытывать не только боль, но и страх.
     Как от них избавиться? Сколько они ни махали руками, никак
не удавалось отогнать пчел. Куда бы они ни бежали,  разъяренные
насекомые следовали за ними, жужжа и яростно жаля.
     Трудно  сказать,  чем  бы  кончилась эта сцена, если бы не
Оссару. Хитрый индус придумал спасительное средство и,  крикнув
товарищам, чтобы они следовали за ним, бросился в лесную чащу.
     Карл  и  Каспар  устремились  вслед за Оссару, спасаясь от
своих преследователей.
     Через несколько минут Оссару очутился на берегу  ручья;  в
этом  месте  он  был  перегорожен  обвалом и образовал глубокий
прудик. Оссару  мгновенно  прыгнул  в  воду.  Юноши,  отшвырнув
ружья, последовали его примеру, и все трое очутились по горло в
воде.  Они  то и дело погружались с головой в воду, потом снова
высовывались наружу. Наконец пчелы, видя,  что  жертвы  от  них
ускользнули, улетели обратно в лес.
     Когда   враги   отступили,   охотники  вылезли  на  берег,
промокшие  до  нитки.  Им   хотелось   посмеяться   над   своим
приключением,  но  боль  отбивала  всякую охоту к смеху; вконец
обескураженные, они направились к месту своей стоянки.
     По дороге Оссару рассказал,  чем  было  вызвано  нападение
пчел.  Услышав выстрел Каспара и шум, который поднялился, когда
Фриц схватился с медвежатами, он поспешил на помощь. Он  бежал,
не  глядя  перед  собой,  и ударился головой о большое пчелиное
гнездо, висевшее на лиане. Гнездо было  построено  из  глины  и
лишь слегка прикреплено к лиане. Оссару тряхнул его так сильно,
что  оно  упало  и  раскололось;  разъяренный рой сразу окружил
шикари. Тут он закричал, и Карл и Каспар прибежали  на  помощь.
Теперь  им  было  стыдно,  что  они смеялись над Оссару. Вскоре
Оссару раздобыл в лесу какой-то травы;  они  смазали  укушенные
места  ее  соком  --  боль  быстро  утихла, и настроение у всех
улучшилось.





     Материнская  заботливость   медведицы,   спасавшей   своих
детенышей  от  опасности,  тронула  охотников  за растениями, и
теперь они начинали жалеть, что убили ее. Но дело было сделано,
и раскаиваться было поздно. К тому  же  Оссару  рассказал,  что
туземцы  считают этих медведей вредными животными. Спускаясь из
своих горных убежищ или выходя  из  джунглей  во  время  уборки
урожая,  они  причиняют  больщой  ущерб; нередко они забираются
прямо в сад и за одну ночь его опустошают. После  его  рассказа
совесть   перестала   мучить  молодых  охотников.  Может  быть,
рассуждали они, если бы эти медвежата  выросли,  они  вместе  с
матерью   опустошили  бы  рисовое  поле  какого-нибудь  бедного
крестьянина или фермера, и его семья впала бы в нищету.
     Но  по  дороге  они   долго   говорили   о   замечательном
материнском  инстинкте медведицы. Карлу приходилось читать, что
и другие  животные  проявляют  такое  же  материнское  чувство,
например   большой   южноамериканский   муравьед,   опоссум   и
большинство пород обезьян. Братья сошлись во  мнении,  что  это
замечательное  свойство  животных  доказывает,  что  даже самые
дикие из них способны испытывать нежные чувства.
     В тот же день  им  случилось  наблюдать  еще  один  пример
материнской  любви,  но,  к  счастью,  на этот раз обошлось без
трагической развязки.
     Охотники кончили свой дневной переход и  расположились  на
опушке   небольшой  рощицы,  в  тени  развесистого  талаума  --
разновидность магнолии с очень крупными листьями.  Переход  был
тяжелый,   так  как  они  подходили  к  подножию  главной  цепи
Гималаев. И хотя им казалось,  что  спусков  было  столько  же,
сколько и подъемов, на самом деле они все время поднимались и к
вечеру  находились  уже  на  высоте  более пяти тысяч футов над
равнинами  Индии.  Характер   растительности   изменился:   они
вступили  в  леса  магнолий,  опоясывающие подножие этих гор. В
этой горной  стране  встречается  больше  всего  разновидностей
замечательного   семейства   магнолий;   целые   леса  магнолий
покрывают склоны нижних Гималаев. На высоте четырех  --  восьми
тысяч футов магнолию с белыми цветами начинает вытеснять другая
разновидность  --  с  великолепными  пурпурными цветами, -- это
самый красивый вид магнолии; нередко она одевает склоны  холмов
сплошным  пурпурным  ковром.  Нашим  путникам встречались также
редкие виды каштанов, несколько видов дуба и лавра, но это были
не маленькие кустики, а высокие  деревья  с  прямыми,  гладкими
стволами,  не  уступающие по размерам дубу. В лесу попадались и
клены, и древовидные рододендроны до сорока футов высотой.
     Ботаника  удивляло  смешение  европейских  и   тропических
растительных форм. Береза, ива, ольха и орешник росли бок о бок
с  диким  бананом,  пальмой  Валлиха  и  гигантским бамбуком, а
крупные фиги различных сортов, меластомы,  бальзамины,  потосы,
перечные  кусты  и  гигантские  ползучие  лианы и орхидеи росли
наряду с вероникой, ежевикой,  незабудками  и  крапивой,  столь
обычными  на  европейском  лугу. Древовидные папоротники высоко
поднимались над обыкновенными папоротниками английских болот, и
целые  лужайки   были   усыпаны   дикой   земляникой.   Правда,
гималайская земляника не отличалась ни запахом, ни вкусом; зато
росшая  здесь  в  изобилии  желтая  малина  была одной из самых
вкусных ягод в этих горах.
     Наши  путники  только  что  растянулись  под  великолепной
магнолией,  чьи  крупные,  словно  восковые  цветы  разливали в
воздухе чудесный аромат; они хотели отдохнуть несколько  минут,
а затем заняться приготовлениями к ночлегу.
     Occapy  жевал  бетель,  а  Карл  и  Каспар  молча  лежали,
оцепенев от усталости. Фриц тоже лежал на траве, высунув язык и
тяжело дыша после долгой беготни.
     Вдруг Каспар схватил Карла за рукав  и  сказал  торопливым
шепотом:
      -- Смотри, Карл, смотри! Какая прелесть!
     И  он указал на животное, которое только что вышло из чащи
и остановилось у самой опушки. Это животное весьма походило  на
лань  и по своему общему облику и по размерам; стройные члены и
изящество очертаний говорили о близком родстве с этим видом. Но
оно сильно отличалось от лани  своей  окраской.  Основной  цвет
шерсти  был  тот  же,  но она была усеяна белоснежными пятнами,
придававшими  ей  очень  нарядный   вид.   Животное   несколько
напоминало молоденького олененка. Карл сразу узнал эту породу.
      -- Пятнистый  олень,  --  ответил он тоже шепотом. -- Это
аксис. Смирно, Фриц, дай нам на него полюбоваться.
     И в  самом  деле  это  был  аксис,  хорошо  известный  вид
индийского  оленя,  принадлежащий  к  азиатской породе оленей и
родственный замбару. В Восточной Азии имеется  несколько  видов
аксиса,   более   или   менее  пятнистых,  но  чаще  всего  они
встречаются в той местности, где сейчас проходили путники, -- в
районе Ганга и Брамапутры.
     Каспар схватил Фрица  и  крепко  его  держал,  и  охотники
сидели, затаив дыхание, следя за движениями животного.
     К  их  удивлению,  из  лесу  вышел второй аксис, но совсем
маленький, и они сразу догадались, что это детеныш.
     Это был крохотный олененок, всего нескольких дней от роду,
также пятнистый.
     Не подозревая о присутствии путников, аксис стал  спокойно
пастись  на лугу. Олененок еще не умел щипать траву -- он играл
и прыгал вокруг матери совсем как козленок.
     Охотники стали  шепотом  совещаться  между  собой.  Оссару
хотелось  раздобыть  к  ужину  оленины,  а  олененок,  конечно,
представлял собой лакомый кусок. Каспар стоял за то, чтобы  его
убить, но мягкосердечный Карл запротестовал.
      -- Пожалейте  его! -- сказал он. -- Посмотри, брат, какие
они прелестные! Как мы жалели,  когда  убили  медведицу,  а  об
оленях еще не так пожалеем!
     Пока   они   спорили  шепотом,  на  сцене  появился  новый
персонаж,  заставивший  охотников  сразу   позабыть   о   своих
кровожадных намерениях.
     Это  был  зверь  величиной  с аксиса, но совсем на него не
похожий. Окраска его шерсти напоминала  масть  оленя,  но  была
несколько  темнее;  он  также был пятнистый, однако представлял
поразительный контраст с оленем. Мы уже говорили, что  пятна  у
аксиса  были  белоснежные, а у этого зверя они были черные, как
смоль.  Едва  ли  можно  было  их  назвать  пятнами.  Хотя   на
расстоянии  они  казались  сплошными, но, присмотревшись, можно
было различить, что они имеют форму колец.
     Зверь  был  низкорослый,  с  короткими,  сильными  лапами,
длинным,  суживающимся  к концу хвостом и кошачьей головой. Это
была пантера.
     Охотники сразу же забыли об аксисе; они напряженно следили
за огромной пятнистой кошкой -- все трое узнали пантеру,  после
льва  и  тигра  самого  опасного из азиатских хищников кошачьей
породы.
     Им было известно, что индийская пантера  нередко  нападает
на  человека, и потому ее появление никого не обрадовало. Юноши
крепче  сжали  ружья,  а  Оссару  лук,  готовясь  выстрелить  в
пантеру, если она подойдет к ним поближе.
     Однако  пантера  не  собиралась  нападать на путников. Она
даже не подозревала об их присутствии.  Все  ее  внимание  было
поглощено  аксисом, мясом которого -- или мясом олененка -- она
рассчитывала поужинать.
     Пригнувшись к земле, она беззвучно  приближалась  к  своей
жертве, крадучись вдоль опушки зарослей. Еще две-три секунды, и
она  прыгнет,  а  между  тем  бедняжка аксис продолжал беспечно
пастись. Пантера уже присела, готовясь к прыжку, и в  следующий
миг  бросилась  бы  на  оленя,  но как раз в этот момент Каспар
чихнул. У него не было намерения предупредить аксиса: все  трое
были  так  поглощены  действиями  пантеры,  что им не могло это
прийти в голову.  Может  быть,  чиханье  было  вызвано  запахом
цветущих  магнолий;  во всяком случае, Каспар чихнул как нельзя
более кстати.
     Услыхав этот звук, мать подняла голову  и  осмотрелась  по
сторонам.
     Взгляд ее упал на прижавшуюся к земле пантеру, и мигом она
прыгнула  к  олененку,  схватила  удивленного  малыша  в  зубы,
кинулась, как стрела, через лужайку и скрылась в чаще джунглей.
     Пантера не слыхала чиханья. Она прыгнула, но ей не удалось
схватить оленя. Она бросилась вдогонку, сделала новый прыжок --
опять неудача! Увидев, что добыча ускользает от  нее,  пантера,
как  это  делают  все  хищники  кошачьей  породы, отказалась от
дальнейшей погони. Повернув назад, она скрылась в чаще  прежде,
чем в нее успели выстрелить, и больше ее не видели.
     Вернувшись  на  место  привала,  Карл  заявил,  что Каспар
чихнул очень удачно. Каспар же  уверял,  что  это  была  чистая
случайность,  что  он очень сожалеет о случившемся, так как это
помешало ему убить пантеру или добыть на ужин кусок оленины.





     Много было написано и сказано в похвалу  яркому  солнцу  и
синему   небу   тропиков.  Путешественники  красочно  описывают
великолепные плоды, цветы и листву тропических лесов. Тот,  кто
никогда не бывал в этих краях, мечтает о них, как о земном рае.
Ему  кажется,  что  обитатели  тропиков -- счастливейшие люди в
мире, и все представляется в розовом свете.
     Но  природа  никогда  не  бывает  слишком  расточительной,
распределяя  свои  блага  между  различными  странами,  и, если
вдуматься, мы найдем, что эскимос,  зябнущий  в  своей  снежной
хижине,   пожалуй,  не  менее  счастлив,  чем  смуглый  южанин,
покачивающийся в гамаке под сенью пальм и баньяна.
     Растительность жаркого  пояса  роскошна,  но  там  водится
множество  всяких  насекомых  и  гадов,  поэтому  жители жаркой
страны нередко испытывают еще больше неприятностей и страданий,
чем обитатели полярных областей.
     Легче переносить недостаток растительной пищи  и  жестокий
холод,  чем  укусы  насекомых  и  пресмыкающихся, которые так и
кишат между тропиками Рака и Козерога.
     В тропической зоне Америки существуют целые  области,  где
человеку   невозможно  жить  из-за  обилия  москитов,  комаров,
муравьев и прочих насекомых.
     Вот что пишет один крупный немецкий географ:
     "Люди,   которым   не   случалось   плавать    по    рекам
экваториальной   Америки,  не  могут  себе  представить,  какие
мучения  приходится  там  терпеть  день  и  ночь  от  москитов,
санкудо,  хехенов  и темпранеро; они облепляют вам лицо и руки,
прокалывают одежду своими  длинными,  иглообразными  хоботками,
забираются  в рот и в нос, вызывая кашель и чиханье, как только
вы попытаетесь говорить на открытом воздухе.
     Когда в воздухе кишат ядовитые насекомые,  всегда  кажется
жарче,  чем  на  самом  деле. Нас страшно мучили днем москиты и
хехены (маленькие ядовитые мошки),  а  ночью  санкудо,  крупные
комары, которых боятся даже туземцы.
     В  различные  часы  дня на вас нападают различные виды. Но
когда одни из них улетают, другие  не  сразу  прилетают  им  на
смену,  и  у  вас  есть  несколько  минут  отдыха  -- иногда до
четверти часа. С половины седьмого утра до пяти часов пополудни
воздух полон москитов. За час до захода солнца москитов сменяют
мелкие комарики, называемые темпранеро;  они  появляются  и  на
восходе солнца. Их нападение продолжается полтора часа, и между
шестью  и  семью  часами  вечера  они  исчезают.  После краткой
передышки вы чувствуете, что на вас напали  санкудо  --  другой
вид  комара,  с  очень длинными ножками. Уколы санкудо, хоботок
которого   снабжен    остроконечными    присосками,    особенно
болезненны, и после них опухоль держится несколько недель.
     Спасаясь  от этих крохотных мучителей, туземцы прибегают к
самым странным мерам. В  Майпуре  индейцы  на  ночь  уходят  из
селения  и  спят  на  островках  среди  речных порогов. Там они
наслаждаются отдыхом,  так  как  водяные  пары  имеют  свойство
отгонять москитов.
     Возле  устья  Рио-Унаре  несчастные  туземцы  зарываются в
песок, оставляя снаружи только голову, накрытую платком, и  так
проводят ночь. "
     Невероятные мучения пришлось претерпеть нашим охотникам за
растениями, когда они шли по сырым лесам нижних Гималаев. Ночью
и днем  в  воздухе  тучами  носились крупные и мелкие мотыльки,
светляки, крылатые муравьи, майские  мухи,  уховертки,  жуки  и
долгоножки.  Каждый  миг  их  кусали муравьи или москиты или же
нападали крупные отвратительные клещи, какие кишат в бамбуковых
зарослях. Пробираясь в лесу, совершенно невозможно их избежать.
Они забираются под одежду,  иногда  сразу  по  нескольку  штук,
незаметно, без всякой боли прокусывают кожу и вонзают глубоко в
тело  зазубренный  хоботок.  Такого  клеща можно извлечь лишь с
большим трудом, и это чрезвычайно болезненная операция.
     Но самое ужасное мучение им пришлось  испытать  на  другой
день  после приключения с медведем и пчелами. Они прошли с утра
много миль и, когда жара стала  нестерпимой,  решили  отдохнуть
немного,  пока  не спадет зной. Сложив на землю багаж, все трое
растянулись  на  траве  возле  маленького   ручейка,   в   тени
раскидистого дерева.
     Они  сильно  устали,  от зноя клонило ко сну, и вскоре все
трое уснули.
     Каспар проснулся первым. Сон его  был  беспокоен.  Москиты
или  какие-то другие насекомые все время кусали его и не давали
крепко уснуть. Наконец он очнулся и сел.  Товарищи  еще  спали.
Глаза  Каспара  случайно  остановились на Оссару, тело которого
было  больше  чем   наполовину   обнажено:   ситцевый   балахон
распахнулся,  и виднелась грудь, а ноги были голые, ибо шикари,
шагая по мокрой траве, закатал штаны. Каково же было  изумление
Каспара, когда он увидел, что торс и ноги Оссару усеяны черными
и  красными  пятнами, причем последние явно были пятнами крови!
Каспар заметил, что некоторые из черных  пятен  шевелились,  то
удлиняясь, то сокращаясь; присмотревшись к ним внимательнее, он
понял,  что  это  такое.  Это  были  пиявки.  Оссару был покрыт
пиявками.
     Каспар вскрикнул так  громко,  что  сразу  разбудил  своих
спутников.
     Оссару  был  крайне раздосадован, но Карлу с Каспаром было
некогда ему сочувствовать, ибо, осмотревшись, они увидели,  что
сами с ног до головы покрыты ползучими кровопийцами.
     Трудно   описать   сцену,   которая  последовала  за  этим
открытием.  Все  трое  сбросили  с  себя  одежду  и   принялись
вытаскивать  пиявок  пальцами -- это единственный способ от них
избавиться;  добрых  полчаса  они  вынимали  одну  за   другой.
Покончив  с  этим,  быстро оделись и пустились в путь, стремясь
поскорее уйти из этого опасного района.
     Сухопутные пиявки --  самый  ужасный  бич  экваториального
пояса  Азии. Они прямо кишат в сырых лесах по склонам Гималаев,
причем встречаются даже на высоте десяти тысяч футов.
     Встречаются они также в горных лесах на Цейлоне, Суматре и
в некоторых частях Индии. В Гималаях на  незначительной  высоте
попадаются  крупные  желтые  особи,  выше  трех  тысяч футов --
мелкие черные особи. Эти пиявки не только отвратительны,  но  и
опасны.  Нередко  они  заползают людям в нос, горло, попадают в
желудок,  вызывая  ужасные  боли  и  даже  смерть.  Скот  также
подвергается нападению, и в результате погибают сотни голов.
     Уберечься   от   них,  путешествуя  в  этих  лесах,  почти
невозможно. Если путник сядет хоть на минуту, пиявки  незаметно
наползают  на  него.  Они двигаются с поразительной быстротой и
обладают способностью очень сильно растягиваться и сокращаться.
Растянувшись, они становятся похожи  на  нитку,  но  тотчас  же
могут сжаться в горошину. Это позволяет им быстро передвигаться
с  места  на  место  и  проникать  в самые маленькие отверстия.
Говорят,  у  них  очень  острое  обоняние,  и  они  сразу  чуют
человека, как только oн сядет. Они сползаются со всех сторон, и
через  несколько  минут  их  оказывается на человеке чуть ли не
сотня.
     Особенно много их в сырых, тенистых лесах;  они  покрывают
листья,  увлажненные  росой.  Во время дождя они так и кишат на
тропинках; в сухую же погоду они прячутся в руслах ручьев  и  в
темной чаще.
     Эти  жадные  проворные маленькие хищники буквально изводят
путешественников: забираются  в  волосы,  виснут  на  ресницах,
ползают  по ногам, по спине, присасываются к подошвам ног. Если
их не сорвать, они сосут кровь,  пока  не  отвалятся.  Нередко,
окончив   дневной  переход,  путешественник  обнаруживает,  что
сапоги у него полны этих гнусных тварей. Причиненные  ими  раны
вначале  не  болят,  но потом образуются язвы, не заживающие по
месяцам; шрамы остаются на несколько лет.
     Известно немало средств против них. Натирают тело табачным
соком или посыпают одежду табачной пылью,  но  если  приходится
идти сквозь сырые леса и высокую влажную траву, то табачный сок
быстро   смывается,   и   так   надоедает  им  натираться,  что
большинство  путешественников  предпочитают  носить  сапоги   с
высокими голенищами.





     Еще  несколько  дней пути -- и наши путники вышли из леса.
Они  снова  увидели   уходящие   в   облака   снежные   вершины
центрального  хребта. Я говорю -- снова, ибо они уже видели эти
вершины, находясь более чем в сотне миль  от  них  на  равнинах
Индии,  но,  когда  они  приблизились  к  ним и проходили через
предгорья, снеговых гор не было видно.
     Это явление может показаться странным, но легко объяснимо.
Стоя перед домом,  вы  не  увидите  шпиля  церкви,  находящейся
позади  него,  а если отойдете подальше, сразу заметите высокий
шпиль.
     Так происходит и с горами. Самые высокие их вершины  видны
издали,  но,  когда вы подойдете поближе, более низкие цепи или
предгорья заслоняют гигантов, и, лишь миновав их или поднявшись
над ними, можно снова увидеть снеговые горы.
     Наши  путники   теперь   любовались   снежными   вершинами
Гималаев;  некоторые из них поднимаются на высоту пяти миль над
уровнем моря, а две-три -- даже выше.
     Охотники  за  растениями  не  собирались  подниматься   на
вершину  этих  гигантских  гор.  Им было известно, что на такой
высоте человек едва ли может жить. Однако Карл решил  подняться
до такой высоты, на какую поднимаются растения, ибо рассчитывал
найти   некоторые   редкие   виды   у   самой  снеговой  линии.
Действительно, в зоне, которую можно  назвать  "полярной  зоной
Гималаев",  растет  несколько  видов  прекрасных рододендронов,
можжевельников и сосен.
     Итак,  путники  продвигались   вперед,   с   каждым   днем
поднимаясь все выше и проникая все дальше в глубь Гималаев.
     Несколько  дней  путники  пробирались по диким, пустынным,
совершенно необитаемым долинам; однако у них не было недостатка
в  еде,  так  как  в  долинах  встречалось  множество  животных
различных пород, и опытным охотникам ничего не стоило раздобыть
дичи.  Они  встретили талина -- разновидность дикой козы, самец
которой весит до трехсот  фунтов.  Они  застрелили  также  двух
диких  овец,  называемых  "беррелл",  и  горала  --  эту  серну
"индийских Альп".
     Следует отметить, что в широко  раскинувшихся  Гималайских
горах,  так  же  как в высокогорных степях Азии, обитает немало
видов диких овец и коз, а также оленей, серн и антилоп, еще  не
описанных  натуралистами.  То  немногое,  что  о  них известно,
почерпнуто из записей предприимчивых охотников-англичан.  Можно
насчитать около двенадцати азиатских видов диких овец и столько
же  видов  диких  коз.  Когда  Азия будет тщательно исследована
учеными, к списку жвачных  прибавится  немало  новых  названий.
Почти  в  каждой  обширной  долине или на горном хребте обитает
особая порода овец или коз. Одни живут в густых  лесах,  другие
-- в  редких.  Одни  предпочитают травянистые склоны, другие --
голые скалистые обрывы. Есть и такие, которые живут на  границе
растительности,  проводя  большую  часть жизни в области вечных
снегов. К ним относятся знаменитый  каменный  козел  и  крупный
дикий баран -- архар.
     Но  особенно  интересовало  путников  небольшое  создание,
называемое мускусной  кабаргой.  Это  животное  имеет  свойство
выделять  ароматичное  вещество  --  мускус,  поэтому  на  него
усиленно охотятся. Оно обитает  в  Гималаях  начиная  с  высоты
восьми тысяч футов до границы вечных снегов. И местные охотники
живут  исключительно  охотой  на  кабаргу;  добывая мускус, они
отвозят его на равнину  и  продают  купцам.  Мускусная  кабарга
вдвое  меньше  нашего красного оленя; она буровато-серой масти,
пятнистая, причем задняя половина тела темнее передней.  Голова
маленькая, уши длинные и торчащие, рогов нет.
     Самцы  обладают  одной  особенностью, благодаря которой их
легко отличить от  других  представителей  оленьей  породы:  из
верхней  челюсти  у них торчат книзу клыки дюйма в три длиной и
толщиной  в  гусиное  перо.  Они   придают   животному   весьма
своеобразный  вид.  Мускус выделяют только самцы; его находят в
виде шариков или зернышек в мешочке  или  сумке,  расположенной
около пупка; трудно сказать, что это за вещество и для чего оно
служит  животному.  Оно  оказалось роковым для кабарги: не будь
мускуса,  охотники  мало  интересовались  бы  этим   безвредным
животным,  но  выделяемое  им ценное вещество создало ему много
врагов, которые упорно его истребляют.
     Охотники за  растениями  несколько  раз  видели  мускусную
кабаргу,  пробираясь  в  горах,  но,  так  как  она чрезвычайно
пуглива и очень быстро бегает,  им  до  сих  пор  не  удавалось
подойти  к  ней на расстояние выстрела. Им хотелось добыть хоть
одну кабаргу, и трудность задачи только подстрекала их.
     Однажды,  пробираясь  по  дикому  ущелью,   среди   чахлых
можжевельников  и рододендронов, они спугнули крупную мускусную
кабаргу. Им показалось, что она  бежит  не  слишком  быстро,  и
охотники  решили ее преследовать. Они пустили по следу Фрица, и
сами побежали за ней так быстро, как только позволяла  неровная
местность.
     Вскоре  лай собаки показал им, что кабарга покинула ущелье
и свернула в боковую долину.
     Пройдя  некоторое  расстояние,  они  увидели,  что  долина
заполнена  ледником.  Это  их  не  удивило,  так  как  они  уже
встречали ледники в горных долинах.
     Охотники  поднялись  наверх  по  крутой  тропинке   и   на
свежевыпавшем снегу увидали четко отпечатавшиеся следы кабарги.
     Фриц  остановился у края ледника, словно ожидая дальнейших
распоряжений, но охотники недолго думая пошли по следам.





     С великим трудом охотники  прошли  больше  мили  вверх  по
склону ледника, по обеим сторонам которого поднимались отвесные
утесы.
     Следы кабарги доказывали, что она бежит где-то впереди. Да
ей и некуда  было  свернуть  --  ведь она не могла подняться на
вертикальную каменную стену.
     По мере того как охотники продвигались вперед,  утесы  все
сближались  и  впереди,  в  нескольких  стах  ярдов,  казалось,
смыкались, образуя острый треугольник; как  видно,  ущелье  там
оканчивалось, и в этом направлении выхода из него не было.
     Это  и  было  как  раз  на  руку  охотникам.  Если  ущелье
окончится  тупиком,  они  загонят  туда  кабаргу  и  смогут  ее
подстрелить.
     Чтобы  обеспечить  себе  успех, они разделились и пошли по
одной  линии  по  направлению  к  острому  углу,  образованному
каменными стенами.
     В  том  месте,  где они разделились, ущелье имело в ширину
ярдов четыреста, и они находились на расстоянии более ста ярдов
друг от друга.
     Охотники старались идти вперед  по  прямой  линии,  но  на
поверхности  льда  то  и  дело  попадались трещины или огромные
глыбы, которые  нужно  было  обходить.  Мало-помалу  расстояние
между   охотниками  уменьшалось,  так  как  долина  суживалась;
наконец они оказались всего  в  каких-нибудь  пятидесяти  ярдах
друг  от  друга.  Теперь,  если бы животное вздумало проскочить
между ними, они наверняка бы его подстрелили. Надежда на  успех
придавала им рвения.
     Внезапно  все их надежды рухнули. Охотники остановились, с
удрученным видом глядя друг на друга. Перед ними во льду  зияла
огромная  трещина,  шириной  в  пять  ярдов,  пересекавшая  все
ущелье.
     С первого же взгляда они  убедились,  что  им  не  перейти
через трещину -- охота кончилась. Дальше не было пути. Это было
всем ясно.
     Ледник  заполнял  все  ущелье  -- от утеса до утеса. Между
льдом и скалистой стеной не было ни  промежутка,  ни  тропинки.
Стена  поднималась  вертикально  футов  на пятьсот и опускалась
вниз, вероятно, на такую же глубину.
     Когда  они  заглянули  в  эту  страшную  бездну,   у   них
закружилась  голова; из осторожности они приблизились ползком к
краю трещины.
     Нечего было и думать через нее перейти. Но как же  перешла
ее кабарга? Неужели она перепрыгнула эту страшную расселину?
     Да, она ее перескочила. Следы на снегу вели к самому краю,
и на уступе  было  видно  место,  с которого она прыгнула. А на
другой стороне примятый снег  показывал,  где  она  опустилась,
перепрыгнув  пространство футов в шестнадцать-восемнадцать. Это
ничего не стоило мускусной кабарге,  которая  на  ровном  месте
может  прыгнуть  вдвое дальше; известно, что вниз по склону она
может сделать прыжок на расстояние шестидесяти футов.
      -- Довольно! -- сказал  Карл,  простояв  несколько  минут
перед   расселиной.   --   Ничего   не   поделаешь,  приходится
возвращаться назад. Что ты скажешь, Оссару?
      -- Вы сказать верно, саиб, нам не помочь -- не перейти...
Слишком много прыгать, нет моста, нет бамбука сделать мост, нет
дерева здесь!
     И Оссару уныло покачал головой.  Он  был  раздосадован  --
особенно  потому,  что  кабарга была очень крупной и могла дать
унции две мускуса, а на калькуттском рынке платили по гинее  за
унцию.
     Индус  снова  поглядел на расселину, затем отвернулся, и у
него вырвалось восклицание досады.
       -- Ну что ж, пойдем назад... -- сказал Карл.
      -- Постой, брат, -- прервал его Каспар, -- мне  пришла  в
голову  одна  мысль. Не подождать ли нам здесь немного? Кабарга
не может далеко уйти. Наверняка она где-нибудь  в  самом  конце
ущелья,  но  там  она долго не задержится. Ведь там ничего нет,
кроме снега и льда, -- чем она будет питаться? Если  где-нибудь
повыше  нет  выхода,  она непременно вернется тем же путем. Так
вот: я предлагаю устроить засаду; мы подстрелим ее, как  только
она появится. Что ты на это скажешь?
      -- Что  ж,  давай попытаемся, Каспар, -- ответил Карл. --
Но лучше разойдемся и спрячемся за утесами,  иначе  она  увидит
нас и повернет назад. Больше часа не станем ждать.
      -- Да  ей  наскучит  так  долго стоять на одном месте, --
сказал Каспар, -- и она  еще  раньше  оттуда  выйдет.  Впрочем,
посмотрим.
     Охотники  разошлись  в разные стороны, чтобы спрятаться за
утесом или снежным бугром. Каспар взял влево и  дошел  до  края
ледника;  он  скрылся  среди  скал,  поднимавшихся над снегами.
Вдруг он закричал:
      -- Ура! Идите сюда! Мост! Мост!
     Карл и Оссару вышли из засады и поспешили к нему.
     Пробравшись между обломками скал, они с радостью  увидели,
что  огромная  глыба  гнейса  лежала поперек трещины совсем как
мост, воздвигнутый человеческими руками.  Но  такого  моста  не
смогли  бы  построить  даже  гиганты, так как глыба была добрых
десяти ярдов в длину и почти такой же ширины.
     По всей вероятности, глыба оторвалась от каменной стены  и
упала  на  ледник,  когда еще не было этой огромной трещины. Ее
концы лишь  на  каких-нибудь  два  фута  выдавались  над  краем
расселины,  и,  казалось,  глыба  каким-то  чудом  держится  на
хрупком ледяном настиле; однако она  пролежала  здесь  годы  --
может    быть,   сотни   лет.   Казалось,   достаточно   одного
прикосновения, чтобы она рухнула в зияющую бездну.
     Будь Карл возле брата, он удержал бы его от  переправы  по
такому  опасному  мосту, но он не успел подойти, как Каспар уже
ступил на глыбу и быстро пробежал по ней.
     Через  несколько  мгновений  он  оказался  по  ту  сторону
пропасти   и,   махая   шапкой,  кричал  товарищам,  чтобы  они
последовали за ним.
     Они  тоже  перебежали  по  каменному  мосту;  затем  снова
разошлись  и  стали  продвигаться  вверх по ущелью, которое все
суживалось и словно упиралось в отвесную стену.
     Конечно, кабарга теперь не ускользнет от них!
      -- Как жаль, --  заметил  Каспар,  --  что  мы  не  можем
сбросить  этот  огромный камень в пропасть, чтобы кабарга снова
не перескочила через трещину, --  тогда  мы  заперли  бы  ее  в
ущелье.
      -- Ты  прав, Каспар! -- сказал Карл. -- Но что сталось бы
в таком случае с нами? Боюсь, что и мы оказались бы запертыми.
      -- Правда, брат, я не подумал об этом. Какой бы  это  был
ужас -- оказаться в каменной тюрьме! Что может быть страшнее?..
     Не  успел  Каспар  это сказать, как раздался оглушительный
грохот, похожий на  удар  грома;  по  горам  разнеслись  гулкие
раскаты,  и  все  кругом  загрохотало;  казалось, огромные горы
треснули и ломались на куски.
     Адский шум прокатился по ущелью; орлы, сидевшие на утесах,
с криком взвились кверху; дикие звери завыли в своих  норах,  и
долина,  до  сих  пор  такая  безмолвная, наполнилась грохотом,
треском и гулом, -- можно было  подумать,  что  наступил  конец
света.





      -- Лавина!.. -- крикнул Карл Линден, заслышав грохот, но,
обернувшись,  увидел,  что  ошибся.  --  Нет, -- прибавил он, с
ужасом озираясь по сторонам, -- это не лавина! Боже  мой!  Боже
мой! Ледник двигается!
     Ему  не  нужно  было указывать товарищам! Взгляд Каспара и
Оссару уже был  прикован  к  леднику.  Насколько  хватал  глаз,
поверхность ледника двигалась, напоминая бурное море: горы льда
вздымались  и перекатывались с оглушительным грохотом; огромные
синеватые глыбы высоко поднимались над уровнем льда и с треском
разбивались об утесы.  Густое  белое  облако  снега  и  ледяных
осколков   наполнило  ущелье,  и  под  этим  зловещим  покровом
некоторое время еще продолжались стук и скрежет.
     Потом страшные звуки внезапно прекратились, и воцарившуюся
тишину нарушали только крики птиц и вой зверей.
     Бледные, дрожащие от страха охотники упали на четвереньки,
ожидая, что вот-вот ледник под ними задвигается и  их  поглотит
бездна  или  раздавят волны ледяного моря. И даже когда треск и
грохот затихли, они оставались на месте, парализованные ужасом;
вскоре они убедились, что под  ними  ледник  не  двигается.  Но
каждый  миг  они  могли ожидать, что он начнет скользить вниз и
похоронит их в глубокой расселине или раздавит глыбами льда.
     Ужасная мысль! Прошло  несколько  минут,  а  они  все  еще
оставались  в  неподвижности:  боялись пошевельнуться, чтобы не
потревожить ледяную массу, на которой стояли на коленях.
     Но вскоре к  ним  вернулась  способность  рассуждать.  Они
сообразили,  что  нет  смысла оставаться на месте. Ведь они все
еще находились в опасности. Не лучше ли отсюда уйти?  Но  куда?
Может  быть, двинуться вверх по ущелью? В верхней его части лед
оставался неподвижным.  Разрушение  происходило  ниже  трещины,
которую они недавно перешли.
     Может  быть,  искать  спасения  на  скалах?  Уж они-то, во
всяком случае, не сдвинутся с места, даже  если  верхняя  часть
ледника также придет в движение. Но можно ли на них взобраться?
     Охотники взглянули на ближайший утес. Он был отвесный, но,
приглядевшись,  они  обнаружили  на нем выступ -- правда, очень
узкий, но все же там уместятся, пожалуй, все трое,  а  главное,
до него легко добраться, он вполне подходит.
     Как  люди,  спасающиеся  от сильного ливня или от грозящей
опасности, все трое устремились к скале и через несколько минут
вскарабкались на уступ. Стоять было тесно.  Для  четвертого  не
хватило бы места. Приходилось прижиматься друг к другу.
     Но как ни узка была эта площадка, она все же была убежищем
-- ведь  они  стояли  на  твердом граните. Все трое вздохнули с
облегчением.
     Однако опасность еще не миновала, и у них  были  основария
тревожиться  за  свою  участь.  Что,  если  придет в движение и
верхняя часть ледника? Ведь лед может внезапно  осесть,  и  они
окажутся на головокружительной высоте над черной пропастью.
     Даже  если  ледник  в этом месте останется неподвижным, им
было чего опасаться.
     Карл знал, что случилось: это был ледниковый  оползень  --
явление,  которое  редко кому удается наблюдать. Он подозревал,
что оползень произошел на участке ледника  ниже  трещины.  Если
так,  то  трещина  расширилась, огромная глыба гнейса рухнула в
пропасть, и обратный путь отрезан.
     Наверху ничего не было видно, кроме крутых, нависающих над
головой утесов. Человек на них никак не сможет взобраться. Если
в этом направлении нет выхода, шутливое пожелание Каспара может
исполниться: они окажутся запертыми в  этих  гранитных  стенах,
где  вместо  постели  --  лед, а вместо крыши -- небо. При этой
мысли они холодели от ужаса.
     До сих пор охотники еще не знали, действительно ли отрезан
обратный путь. Выступ утеса закрывал от  них  ущелье.  Инстинкт
самосохранения  заставил их опрометью броситься к скале. В этот
момент никто не вспомнил о трещине и не вглянулся на глыбу.  Но
теперь они с замиранием сердца думали: не обрушится ли каменный
мост?..
     Часы  шли  за часами, а они все еще не решались спуститься
на ледник. Стемнело, а они продолжали  стоять  на  своей  узкой
площадке.  Их  мучил  голод,  но  какой смысл был спускаться на
ледник, ведь все равно там не достать никакой еды.
     Всю ночь простояли они на узком карнизе то на одной  ногe,
то  на  другой, то упираясь спиной в каменную стену; до утра не
сомкнули глаз. Все еще не хватало  решимости  ступить  на  лед,
который казался таким ненадежным.
     Но больше терпеть не было сил. С первыми лучами солнца они
решили спуститься.
     Всю  ночь  лед  оставался неподвижным. Шума больше не было
слышно. Мало-помалу охотники осмелели, и, как только  рассвело,
они спустились с выступа и снова ступили на лед.
     Сначала  они  держались ближе к утесам, но через некотоpoe
время осмелились пройти немного подальше, чтобы посмотреть, что
делается в нижней части ущелья.
     Каспар взобрался на скалу, поднимавшуюся над  ледником.  С
ее  верхушки  было  видно  на большое расстояние. Трещина стала
шире на много ярдов. Каменный мост исчез!..





     Причины  движения  ледников  еще  не  вполне  установлены.
Ученые  предполагают,  что  нижняя  поверхность  этих  огромных
ледяных масс отделяется от почвы в результате таяния, постоянно
происходящего благодаря теплу, излучаемому землей.  Вода  также
вызывает  их  отделение,  так  как под ледниками текут потоки и
даже  большие  реки.  Лежащие  на  наклонной  плоскости  массы,
отделившись   от   своей  опоры,  увлекаются  вниз  собственной
тяжестью.
     Иной раз приходит в движение лишь небольшой участок нижней
части  ледника;  тогда  над  сдвинувшимся  участком  образуется
трещина,  которая  может закрыться, если вышележащий участок, в
свою  очередь,  сдвинется.  Сильное  таяние  льдов   во   время
исключительно   жаркого   лета  также  может  вызвать  движение
ледника; порой ему  дает  толчок  лавина  или  сильные  оползни
почвенных слоев.
     Разумеется,    тяжесть    трех    наших   охотников   была
незначительна в сравнении с весом ледяных масс, и она не  могла
бы  вызвать  движения ледника; но возможно, что каменная глыба,
по  которой   они   переходили,   находилась   в   неустойчивом
равновесии.  Лед  вокруг  нее подтаял, и она еле держалась; как
перышко может  опустить  чашу  весов,  так  и  их  переход  мог
нарушить равновесие глыбы и вызвать обвал.
     Эта  огромная  глыба,  вклинившаяся  в  глубокую  трещину,
могла, в свою очередь, привести  в  движение  участок  ледника,
находящийся в неустойчивом равновесии, и вызвать катастрофу.
     Но  наши  путники  не  собирались  выяснять  причины этого
страшного явления. Они оказались в таком бедственном положении,
что им было не до размышлений. Один за другим взобрались они на
скалу и воочию убедились,  что  трещина  расширилась,  каменный
мост исчез -- обратный путь отрезан!
     Через   некоторое  время  они  отважились  приблизиться  к
ужасной пропасти. Они добрались до самого ее края и заглянули в
глубь трещины. Она была шириной в несколько десятков  ярдов,  а
глубина  ее  достигала, вероятно, нескольких сот футов. Не было
никакой возможности перекинуть через  нее  мост.  Итак,  нельзя
было   надеяться   вернуться   назад,   спускаясь  по  леднику.
Потрясенные, они отошли от пропасти  и  начали  подниматься  по
ущелью.
     Они  шли неуверенными шагами; почти не разговаривали, лишь
изредка вполголоса перебрасываясь фразами; по дороге напряженно
разглядывали скалы, обступившие ущелье.
     Справа  и  слева  возвышались  черные  утесы,   хмурые   и
неприветливые,  как тюремные стены. Ни выступа, ни площадки, ни
ложбины, по  которой  можно  было  бы  перебраться  в  соседнюю
долину.  На  отвесных  и  гладких  утесах  не  было  опоры  для
человеческой ноги; на них могли взлетать только орлы  и  другие
птицы, которые с криком носились над ущельем.
     Но  все  же  охотники  не  теряли  надежды. Так уж устроен
человек: он  не  поддается  отчаянию,  пока  не  убедится,  что
положение  совершенно  безнадежно.  Они еще могли предполагать,
что из ущелья имеется какой-нибудь  выход,  и  продолжали  идти
вперед.
     Вскоре  они  заметили на снегу следы мускусной кабарги. Но
следы были не свежие -- вчерашние.
     У них появилась надежда, и они  с  радостью  двинулись  по
этим   следам.   Но  это  не  была  радость  охотника,  который
предвкушает добычу. Ничуть не бывало! Хотя их мучил голод,  они
боялись нагнать кабаргу, боялись обнаружить свежие следы.
     Это  вас  удивляет,  а  между тем это легко объяснить. Они
рассудили, что, если наверху имеется выход,  кабарга  наверняка
ушла  туда  из  ущелья.  Если же нет, животное можно настигнуть
где-нибудь в верхнем его конце. Встреча с кабаргой была бы  для
них самым неприятным сюрпризом.
     Казалось,  их  надежды  были  близки  к  осуществлению. На
леднике не видно было свежих  следов.  Следы  кабарги  тянулись
вверх   по   леднику.   Видно   было,   что  животное  даже  не
останавливалось, не отклонялось в сторону. Оно бежало по прямой
линии,  словно  направляясь  к  какому-то  знакомому   убежищу.
Правда, по временам ему приходилось огибать трещины во льду или
глыбы, загораживающие ему путь.
     Охотники  шли  по  следу  с замиранием сердца, внимательно
оглядывая утесы и снег.
     Наконец они дошли почти до конца ущелья -- оставалось лишь
каких-нибудь сто шагов до  замыкающей  его  каменной  стены,  а
выхода  все  еще  не  было  видно.  Со всех сторон их обступили
высокие отвесные скалы. Ни расселины, ни тропинки...
     Куда же могла уйти кабарга?
     Перед  ними  лежало  лишь  несколько  крупных  камней.  Не
спряталась  ли она за ними? Если так, они вскоре ее найдут, ибо
находятся в нескольких шагах от камней.
     Охотники осторожно подошли с ружьями наготове. Хоть они  и
боялись  увидеть  кабаргу,  но,  если  бы она оказалась там, ее
конечно бы подстрелили -- ведь необходимо было утолить голод.
     Каспара послали на разведку, а Карл и шикари  остались  на
месте,  чтобы  перехватить кабаргу, если она вздумает повернуть
назад.
     Каспар   беззвучно   подползал    к    каменным    глыбам.
Приблизившись  к самой крупной, он приподнялся и заглянул через
нее.
     За глыбой не было ни кабарги, ни следов на снегу.
     Он осмотрел одну за другой все глыбы. Теперь он  стоял  на
самом  верху  ледника,  откуда можно было охватить взглядом все
ущелье.
     Кабарги не было и  в  помине,  но  открывшееся  перед  ним
зрелище  обрадовало  Каспара  куда  больше, чем встреча с целым
стадом оленей, и у него вырвался восторженный крик.
     Он выскочил из-за камней и закричал, направляясь к Карлу:
      -- Сюда,  брат!  Мы  спасены!  Здесь  есть  проход!  Есть
проход!





     Действительно, между утесами открывался проход, похожий на
большие  ворота.  Охотники  не  заметили его раньше, потому что
ущелье поворачивало немного вправо, и казалось, будто  каменные
стены смыкаются.
     Пройдя ярдов сто, они вошли в тесный проход между скалами,
и перед ними открылся чарующий, восхитительный вид.
     Трудно  представить  себе более причудливое зрелище. Прямо
перед ними, несколько ниже уровня ледника, простиралась долина.
Она была почти круглая, больше мили в  поперечнике.  Посередине
было  озеро  диаметром  в  несколько сот ярдов. Дно долины было
плоское -- лишь немного выше уровня воды.  Кругом  расстилались
изумрудные  луга,  были  живописно  разбросаны  группы кустов и
рощицы;  листья  деревьев  отличались  удивительным  богатством
оттенков.  На  лугах  и  в  кустарниках  бродили стада оленей и
газелей, а в голубой воде озера плескались водяные птицы.
     Уединенная долина  была  так  похожа  на  парк,  что  глаз
невольно искал человеческое жилье.
     Казалось, вот-вот они увидят над деревьями вьющийся дымок,
трубы  и башни какого-нибудь замка или дворца, гармонирующего с
красотой ландшафта.
     Правда,  они  вскоре  обнаружили  дымок,  но  на   поверку
оказалось,  что  это белый пар, клубившийся на краю долины. Это
удивило и озадачило путников. Они не могли понять, в чем  дело,
но ясно было, что это не дым от очага.
     Долину  такой  же  формы  и  размеров,  с  озером, лугами,
деревьями, пасущимися стадами и  стаями  птиц,  можно  было  бы
встретить  в  другом  месте земного шара. Не эти ее особенности
заставили нас назвать пейзаж одним из самых причудливых в мире.
     Дело  в  том,  что  долину  со  всех   сторон   опоясывала
гигантская   ограда.   Это   был   ряд  утесов,  которые  круто
поднимались с ровного дна долины.  Иначе  говоря,  долина  была
окружена  неприступной  стеной.  На  расстоянии  стена казалась
высотой всего в несколько ярдов, но это был обман зрения.
     Над  темной  оградой  скал  поднимались  голые  каменистые
склоны   гор,  над  которыми  высились  снежные  вершины  самых
причудливых форм: то острые, как шпиль,  то  закругленные,  как
купола, то конусообразные, как пирамиды.
     Казалось,  в  эту  странную  долину  можно проникнуть лишь
через проход, в котором сейчас стояли путники.  Они  находились
несколько   выше  уровня  долины,  но  туда  легко  можно  было
спуститься по пологому скату, усеянному обломками скал.
     Несколько минут охотники стояли в проходе,  глядя  на  эту
удивительную  картину;  они были охвачены восторгом, к которому
примешивалось удивление и страх. Солнце  только  что  поднялось
над  горами,  и  косые  лучи, дробясь в мельчайших кристалликах
снега, переливались всеми цветами радуги. Снег нежно розовел, а
местами отливал золотом. В голубом диске озера отражались белые
пики  гор,  черный  пояс  утесов  и  зеленые  кроны   деревьев,
обступивших берега.
     Карл Линден мог бы часами смотреть на эту сказочную сцену.
Ее прелестью был очарован и Каспар, хотя и менее чувствительный
к красотам  природы.  И даже Оссару, уроженец индийских равнин,
осененных пальмами и бамбуковыми рощами, признался, что еще  не
видел  места  красивее.  Всем  были  известны  поверья  местных
жителей относительно Гималайских гор. Туземцы убеждены,  что  в
одиноких долинах, затерянных среди неприступных вершин, обитают
их  боги.  В  этот  момент  путники  были  готовы поверить этой
легенде.
     Но вскоре поэтическая иллюзия рассеялась. Голод давал себя
знать, и приходилось  подумать  о  том,  как  бы  поскорее  его
утолить.
     Итак, они вышли из прохода и стали спускаться долину.





     В  долине на лугу паслось немало животных различных пород,
но охотники были так голодны,  что  решили  подстрелить  первых
попавшихся.  Ближайшее  к  ним  стадо состояло из особей разных
размеров: одни величиной с крупного быка, другие --  не  больше
ньюфаундлендской  собаки.  Их  было  около десяти, по-видимому,
одной породы.
     Ни один из охотников не мог сказать, какие  это  животные.
Даже  Оссару никогда не видел таких созданий на равнинах Индии.
Но ясно было, что  это  какая-то  порода  быков  или  буйволов.
Особенно  выделялся  вожак,  этот патриарх стада, огромный бык,
ростом с добрую лошадь. У него  были  могучие  изогнутые  рога,
длинная густая волнистая шерсть, и он отличался свирепым видом,
характерным  для  животных  буйволовой  породы. Но удивительнее
всего были длинные густые волосы, которые  свисали  бахромой  с
боков,  с  шеи и брюха, почти касаясь травы, так что он казался
коротконогим.
     Карл нашел у этого старого быка  значительное  сходство  с
редкостным  мускусным  американским  быком,  чучело которого он
видел в музеях. Но наблюдалось между ними и  заметное  отличие.
Мускусный  бык  почти  бесхвостый, вернее -- хвост у него такой
короткий, что еле заметен в густой массе волос, украшающей  его
круп,  а  у странного животного, которое паслось на лугу, хвост
был длинный и пышный,  с  огромной  пушистой  кистью  волос  на
конце.    Масть   быка   издали   казалась   черной,   хотя   в
действительности была темно-шоколадной.
     В стаде находился только один  большой  бык  --  очевидно,
вожак и повелитель всех прочих. Остальные были коровы и телята.
Коровы  были чуть не вдвое меньше старого быка; рога у них были
менее массивные, а хвост и волосяная бахрома не такие длинные и
пышные.
     Телят было несколько, различного возраста; от полувзрослых
бычков до новорожденных малышей; последние  катались  по  земле
или  прыгали  возле  своих  матерей. У этих малышей наблюдалась
одна особенность: у них еще не выросли длинные волосы на  боках
и  спине,  но  шерсть была черная и курчавая, как у сеттера или
ньюфаундленда. Издали они очень напоминали этих животных, и все
стадо можно было принять за буйволов, среди которых  замешалось
несколько черных собак.
      -- Не знаю, что это за животные, -- заметил Каспар, -- но
думаю,  что  мясо  их  вполне  съедобно. Вероятно, это какая-то
разновидность быков.
      -- Говядина, оленина или баранина --  одно  из  трех,  --
добавил Карл.
     Оссару  в  этот момент готов был съесть какое угодно мясо,
даже волчатина показалась бы ему вкусной.
      -- Надо подкрасться к ним, -- продолжал Карл. -- Придется
проползти сквозь эти заросли.
     Без труда они  достигли  зарослей  и,  пробираясь  ползком
между   деревцами,   подкрались   к   самой  опушке.  Это  были
вечнозеленые   рододендроны.   Их   густая    листва    служила
великолепным  укрытием. Дикие быки не сразу почуяли приближение
врагов. Стрела Оссару не долетела бы  до  животных,  но  в  них
вполне  можно  было  попасть  из  ружья,  которое было заряжено
крупной дробью.
     Карл шепнул Каспару, чтобы он  взял  на  мушку  одного  из
телят, а сам стал целиться в более крупное животное.
     Бык был слишком далеко. Он стоял в стороне, видимо карауля
стадо;  правда,  на этот раз он не проявил особой бдительности.
Но вскоре он заподозрил, что не все в порядке, и не успели  они
выстрелить,  как он стукнул о землю массивными копытами и издал
странный звук, похожий на хрюканье свиньи.  Сходство  было  так
велико,  что наши охотники даже оглянулись, подумав, что где-то
поблизости свиньи.
     Но в следующий миг они поняли, что хрюкал именно бык. Карл
и Каспар прицелились и выстрелили.
     Выстрелы эхом прокатились  по  долине,  и  тотчас  же  все
стадо,  с  быком  во  главе,  галопом  понеслось  по равнине. К
великой   радости   охотников,   на   лугу   остались    лежать
подстреленные  теленок  и  корова.  Выйдя  из  засады, охотники
подошли к своей добыче.
     Они решили сперва изжарить теленка, чтобы утолить голод, и
уже начали его свежевать, как вдруг раздалось громкое протяжное
хрюканье. Обернувшись, они увидели,  что  большой  бык  несется
прямо на них, пригнув голову к земле и яростно сверкая глазами.
Он отбежал не слишком далеко, воображая, что за ним следует все
его  семейство,  но,  заметив,  что  двоих недостает, вернулся,
чтобы помочь им или отомстить за них.
     Хотя  охотники  в  первый  раз  видели  это  животное,  не
приходилось сомневаться в его силе. Широко расставленные рога и
сверкавшие  бешенством глаза доказывали, что перед ними грозный
враг. Нечего было и думать вступать с ним в  бой.  Спасая  свою
жизнь, охотники со всех ног бросились наутек.
     Они   устремились   к  зарослям,  но  молодые  деревца  не
представляли надежной защиты. Их преследователь бросился  вслед
за  ними в кусты, с треском ломая их и громко хрюкая, как дикий
кабан.
     К  счастью,  среди  молодняка  росло   несколько   крупных
деревьев,  и  на  них было нетрудно взобраться. Через несколько
мгновений все трое сидели уже высоко в ветвях  и  находились  в
безопасности  -- у их врага были на ногах не когти, а копыта, и
он не мог взобраться на дерево.
     Некоторое время бык с хрюканьем метался по  зарослям,  но,
не  обнаружив врагов, решил вернуться на луг, где лежали убитые
животные. Он подошел сперва к корове, затем  к  теленку,  потом
стал  переходить  от  одного  к другому, обнюхивая их и издавая
какое-то жалобное хрюканье. Выразив так свое горе,  бык  поднял
голову, оглядел равнину и мрачно побрел в том направлении, куда
скрылось стадо.
     Охотники не сразу решились спуститься с деревьев. Но голод
наконец  взял  верх  над  страхом;  спустившись,  они подобрали
ружья,  которые  побросали  на  землю,  вновь  их  зарядили   и
вернулись к своей добыче.
     Они  перетащили туши убитых животных к опушке рощи, чтобы,
в случае  если  бык  вздумает  вернуться,  можно  было  быстрей
добежать до спасительных деревьев.
     Вскоре  теленок  был освежеван, костер разведен, несколько
кусков  мяса  зажарено  на  угольях  и  быстро  съедено.  Такой
превосходной  телятины им еще не приходилось есть. Дело было не
только в голоде -- мясо действительно было отменное, и этому не
приходилось удивляться, ибо они теперь знали, кого подстрелили.
Когда бык бежал к зарослям, Оссару, сидя на дереве,  успел  его
рассмотреть  и  узнал  по хвосту. Сомнений не было! Много таких
хвостов видел и держал в руках в  детстве  Оссару.  Немало  мух
отогнал он таким хвостом, как же было его не узнать!
     Когда  они  вернулись  к  добыче,  Оссару  указал на хвост
коровы, который был вдвое короче, чем  у  быка,  но  такого  же
вида, и, многозначительно поглядев на товарищей, заявил:
      -- Я теперь знаю, саибы: это чоури!





     Оссару  хотелось  сказать,  что он узнал хвост; он не имел
понятия о животном, которому  принадлежал  этот  придаток.  Для
Оссару  хвост  был  чоури,  то есть опахало, каким пользуются в
жарких областях Индии, чтобы отгонять мух,  москитов  и  других
насекомых.  Оссару  нередко отгонял в детстве таким хвостом мух
от старого саиба, своего хозяина.
     Однако слово "чоури" навело  на  размышления  охотника  за
растениями.  Он знал, что чоури привозят в Индию через Гималаи,
из Монголии  и  Тибета,  что  это  хвосты  одного  вида  быков,
характерного  для  этих  стран и известного под названием "яки"
или "хрюкающие быки". Несомненно, убитые животные были яками.
     Догадка Карла оказалась верной.  Охотники  столкнулись  со
стадом  яков,  так  как  в  этих местах они встречаются в диком
состоянии.
     Линней назвал это животное хрюкающим быком. Трудно было бы
придумать лучшее название, но оно не удовлетворило  современных
кабинетных  ученых, которые, найдя некоторые различия между ним
и  другими  быками,  решили  создать  новый   род   для   этого
единственного  вида  и таким образом только затруднили изучение
зоологии. Действительно, некоторым из этих господ  хотелось  бы
создать  отдельный  род  для  каждого  вида,  даже  для  каждой
разновидности,  хотя  эта  абсурдная  классификация   порождает
только путаницу в понятиях.
     Як,  которого называют также "сирлак" или "хрюкающий бык",
весьма своеобразное и полезное животное. В  Тибете  и  соседних
странах  он  встречается  не  только  в  диком состоянии -- там
немало домашних яков. В самом  деле,  для  народов,  живущих  в
холодных  горных  странах, простирающихся к северу от Гималаев,
як то же самое, что верблюд для арабов или северный  олень  для
жителей  Лапландии.  Из  его  длинной темной шерсти изготовляют
ткань для шатров или вьют веревки. Из шкуры выделывается  кожа.
На  спине  он  таскает  поклажу или же людей, если им захочется
ездить  верхом;  он  тянет  за  собой  повозку.  Его  мясо   --
прекрасная, вкусная еда, а молоко, доставляемое коровами, равно
как сыр и масло, составляет основную пищу тибетских народов.
     Хвосты яков являются ценным предметом торговли. Их вывозят
во все области Индии, где они употребляются для различных целей
-- главным образом как чоури, или опахала от мух. Монголы носят
их на  шапке  как знак отличия, что разрешается только вождям и
прославленным военачальникам. В Китае их носят с той  же  целью
мандарины, предварительно окрасив в ярко-красный цвет. Хороший,
пышный хвост яка высоко ценится в Китае и в Индии.
     Существует  несколько  разновидностей  яков.  Прежде всего
дикий як -- тот самый, с которым повстречались наши путники. Он
значительно крупнее домашних пород, а быки отличаются  огромной
силой  и  свирепостью.  Охота на них чрезвычайно опасна; обычно
охотятся верхом и с крупными собаками.
     Домашние яки разделяются на несколько  классов:  на  одних
пашут,  на  других  ездят  верхом  и  так далее; масть у них не
темно-бурая, как у  дикой  породы,  а  серо-бурая;  встречаются
пятнистые  яки и даже белоснежные. Однако преобладает бурая или
черная масть, часто при белом хвосте. Мясо теленка -- лучшее  в
мире,  но,  если  отнять  теленка у матери, та перестает давать
молоко. В таком случае  ей  приносят  телячьи  ножки  или  даже
чучело   теленка,   которое   она   облизывает,   выражая  свое
удовлетворение коротким хрюканьем, и продолжает доиться.
     Когда яка используют как вьючное животное, он может пройти
в день двадцать миль, неся два мешка с рисом или с солью или же
четыре -- шесть сосновых досок, подвешенных у  него  по  бокам.
Обычно  погонщики  прокалывают  якам  уши и украшают их пучками
красных шерстяных  ниток.  Подлинная  родина  яка  --  холодные
плоскогорья  Тибета  и Монголии или же еще более высокие горные
долины Гималаев, где он кормится травой или  кустарниками.  Яки
пасутся  на  крутых  склонах  и любят карабкаться на скалы; они
спят или отдыхают на вершине одинокой глыбы,  где  их  со  всех
сторон  прогревает  солнце. Перевезенные в более теплые страны,
они начинают тосковать и вскоре  умирают.  Вероятно,  их  можно
было бы акклиматизировать в различных европейских странах, если
бы за это взялись правительства. Но тираны не слишком заботятся
о благе своих подданных.





     Путешественникам  очень  понравилось  мясо  теленка яка, и
втроем они быстро уничтожили добрую его четверть.
     Утолив голод, охотники стали совещаться,  как  действовать
дальше.  Они  уже  решили  провести  в  этой  прекрасной долине
несколько дней,  посвятив  их  охоте  за  растениями.  Карл  не
сомневался,  что флора здесь чрезвычайно богата и разнообразна.
Действительно, проходя  через  заросли,  он  заметил  множество
любопытных,   незнакомых   растений,  и  ему  хотелось  открыть
какие-нибудь новые виды, еще неизвестные в ботанике. Он  мечтал
привезти  редкие,  невиданные растения и обогатить свою любимую
науку. Эта мысль заставила радостно биться его сердце.
     Своеобразное  положение   долины,   окруженной   снеговыми
горами,  изолированной  от других растительных зон и защищенной
высокими утесами от  ветров,  давало  надежду  на  своеобразную
флору.  К  своему  удивлению, Карл увидел здесь множество видов
тропических растений, хотя долина находилась по меньшей мере на
высоте пятнадцати тысяч футов, а снеговые  горы,  поднимавшиеся
над  ней,  были  чрезвычайно высоки. Тропическая растительность
немало  его  озадачила,  и  он  решил,  что  необходимо   найти
объяснение такому странному явлению.
     Каспара   обрадовало   решение  брата  провести  в  долине
несколько дней. Он  не  слишком  интересовался  растениями,  но
заметил,   что   в   долине   множество  диких  животных,  и  с
удовольствием думал об охоте.
     Быть может, Оссару вздыхал о жарких равнинах, о  пальмовых
рощах  и  зарослях  бамбука, но и он был не прочь поохотиться в
долине.
     К тому же в долине было гораздо теплее,  чем  в  окрестных
ущельях.
     Охотников  очень удивила такая разница в температуре; и ее
можно было объяснить  лишь  тем,  что  долина  со  всех  сторон
защищена от ветров.
     Итак, они решили побыть здесь несколько дней; прежде всего
необходимо  было  позаботиться о пропитании. Правда, дичи было,
по-видимому, много, но охота не всегда бывает удачна, а тут под
рукой у них туша самки  яка,  мяса  которой  могло  хватить  на
несколько дней, -- следовало заготовить его впрок.
     Поэтому  они  тотчас  же  приступили к заготовке мяса. Без
соли  трудно  справиться  с  этой  задачей;  на  севере  обычно
засаливают  мясо, но Оссару был жителем тропиков, где соли мало
и она дорога, и  знал  другие  способы  заготовки  мяса,  кроме
засола.  Он умел его вялить. Этот способ прост и состоит в том,
что мясо разрезают на тонкие  ломтики  и  либо  развешивают  на
деревьях,   либо   раскладывают  на  камнях,  а  солнце  делает
остальное.
     Однако, как назло, день выдался облачный,  и  нельзя  было
провялить  мясо  на солнце. Но Оссару не так легко смутить: ему
был известен еще один способ, применявшийся в подобных случаях,
-- он умел коптить мясо.
     Набрав побольше хвороста, он развел костер и развесил мясо
вокруг огня на шестах на таком расстоянии, что до него достигал
дым, но оно не  жарилось  и  не  горело.  Оссару  уверял  своих
спутников,   что,  провисев  таким  образом  день-другой,  мясо
прокоптится и высохнет и его можно будет сохранять месяцами без
всякой соли.
     Все эти заботы потребовали несколько часов; и,  когда  все
было окончено, было уже далеко за полдень.
     Затем приготовили и съели обед, что заняло еще час; и хотя
было еще  совсем  светло,  всех  клонило ко сну после бессонной
ночи, проведенной на уступе, --  они  растянулись  у  костра  и
задремали.
     После  захода  солнца  резко  похолодало,  и только теперь
охотники вспомнили о своих одеялах и других  вещах,  оставшихся
на месте последней стоянки. Но при мысли о своем снаряжении они
только  вздыхали.  Вернуться  к  брошенным  ими  вещам  прежней
дорогой было невозможно.  Без  сомнения,  им  придется  сделать
большой обход через горы, чтобы добраться до места стоянки.
     Оссару  придумал,  чем  заменить одеяло. Он растянул шкуру
яка на раме и поставил ее перед огнем. К ночи она уже  высохла,
и в нее можно было закутаться. Действительно, Каспар завернулся
в  это  необычайное  одеяло,  шерстью  внутрь,  и, проснувшись,
уверял, что никогда в жизни не спал так сладко.
     Все трое хорошо отдохнули. Но если  бы  они  знали,  какое
открытие  ожидает  их  утром, их сон не был бы таким крепким, а
сновидения -- такими приятными.





     Охотники позавтракали  вяленым  мясом  яка  и  запили  его
водой.  У  них  не  было  даже  чашки, чтобы набирать воду; они
становились  на  колени  и  пили  прямо  из  озера.  Вода  была
прозрачная,  но  не  очень  холодная, как можно было ожидать на
такой высоте. Они  заметили  это  еще  накануне  и  были  очень
удивлены.  У них не было термометра, чтобы измерить температуру
воды, но было очевидно, что она теплее воздуха.
     Откуда взялась вода в озере? Оно не могло образоваться  от
таяния  снегов,  так  как  в подобном случае вода в нем была бы
куда холоднее. Может быть, где-нибудь поблизости  есть  горячий
источник?
     Это  было  весьма  вероятно,  ибо,  как  это ни странно, в
Гималаях немало горячих источников, и  некоторые  из  них  бьют
среди снега и льдов.
     Карлу приходилось читать о таких источниках, и он высказал
предположение,  что  где-то  неподалеку  находится именно такой
источник. Иначе почему бы вода в озере была теплой?
     Тут  им  вспомнилось,  что  накануне  утром  они  заметили
странное  облачко  пара,  поднимавшееся  над  деревьями на краю
долины. Теперь его не было видно, так  как  они  спустились  со
склона;  но  они  запомнили,  в  какой  стороне  его  видели, и
отправились разыскивать источник.
     Вскоре  они  пришли  к  этому  месту.   Предположения   их
оправдались.  Между  камнями  кипел и пенился горячий источник,
который переходил в ручей, вливавшийся в озеро. Каспар  опустил
руку  в воду и тотчас же выдернул ее с криком боли и удивления.
Это был почти кипяток.
      -- Что ж, -- сказал он,  --  это  большое  удобство.  Как
жаль,  что  у  нас  нет  ни  чайника, ни котелка! Но, во всяком
случае, здесь можно иметь горячую воду в любое время дня.
      -- Теперь я все  понял!  --  воскликнул  Карл,  осторожно
окунув  пальцы  в  источник. -- Так вот чем объясняется высокая
температура в этой долине, вот  почему  здесь  такая  роскошная
растительность   и  встречается  немало  тропических  растений!
Посмотри на эти магнолии! Это любопытно! Я не удивлюсь, если мы
встретим здесь пальмы или бамбук.
     Внезапно внимание  путников  было  отвлечено  от  горячего
источника.   К   ним  приближалось  легкими  прыжками  красивое
животное,  но,  не  добежав  ярдов  двадцати,  остановилось   и
несколько мгновений смотрело на пришельцев.
     С  первого же взгляда по ветвистым рогам они узнали оленя.
Он был величиной почти с европейского оленя, масть у него  была
рыжевато-серая,  на  крупе белая салфетка. Но это был азиатский
представитель  того  же  рода,  известный  у  натуралистов  под
названием "олень Валлиха".
     Заметив   людей,   стоявших   у  источника,  олень  скорее
удивился, чем испугался. Возможно, он  впервые  видел  двуногих
существ. Он не знал, друзья это или враги.
     Бедняга! Скоро он понял, с кем имеет дело.
     Раздался  выстрел,  и  в  следующий миг олень уже лежал на
земле.
     Выстрелил Карл, так как  Каспар  стоял  дальше.  Все  трое
бросились к добыче, но, к их огорчению, олень вскочил на ноги и
кинулся в заросли. Фриц устремился за ним по пятам. Видно было,
что  олень бежит на трех ногах, а четвертая, задняя, перебита и
волочится по земле.
     Охотники  погнались  за  ним,  надеясь  его  настичь;  но,
выбежав  из  чащи, увидели, что олень мчится у подножия утесов,
далеко опередив собаку.
     Пес продолжал гнаться за оленем, и охотники  со  всех  ног
неслись  за ним. Карл и Оссару бежали вдоль утесов, а Каспар --
на некотором расстоянии от  них,  чтобы  перехватить  животное,
если оно повернет в сторону озера.
     Так  пробежали  они  около  мили,  не  видя оленя. Наконец
громкий лай Фрица возвестил, что пес нагнал добычу.
     Так и оказалось. Фриц загнал оленя к  самым  зарослям;  но
едва  появились  охотники, как тот метнулся в кусты и скрылся в
чаще.
     Они пробежали еще с полмили, и Фриц  снова  загнал  оленя,
но,  как  и  в  первый  раз,  с приближением охотников животное
кинулось в заросли и исчезло.
     Досадно было упустить такую прекрасную дичь, которая  была
почти  в их руках, и они решили продолжать охоту, если даже она
продлится целый день. У Карла были еще  основания  преследовать
оленя.  Он  был  на редкость добрый и чуткий человек: зная, что
животное, у которого была перебита нога,  все  равно  умрет  от
этой  раны,  он хотел положить конец его мучениям. К тому же он
был очень не прочь добыть оленины.
     Поводив за собой охотников, олень снова появился, но и  на
этот раз скрылся в кустах.
     Олень  казался  прямо  неуловимым,  они  уже начали терять
надежду.
     Почти все время он держался вблизи утесов, и  охотники  не
могли  не  заметить,  какая крутая каменная стена высится у них
над головой. Утесы поднимались на высоту нескольких  сот  футов
почти везде отвесно.
     Но  охотники  были  слишком  поглощены  погоней за оленем,
чтобы обратить серьезное внимание на  это  обстоятельство;  они
бежали, не останавливаясь, -- разве на минутку, чтобы перевести
дыхание;  шесть  или семь раз показывался раненый олень, и Фриц
загонял его, но в награду за свое усердие получал лишь свирепые
удары рогов.
     Охотники пробежали мимо прохода в  скалах,  через  который
они проникли в долину, и помчались дальше.
     Громкий  лай  собаки оповестил их, что олень загнан, и они
снова кинулись вперед.
     На этот раз они увидели,  что  олень  загнан  в  небольшой
водоем   и   стоит  по  самые  бока  в  воде.  Каспару  удалось
подкрасться к  нему  на  расстояние  нескольких  ярдов.  Грянул
выстрел, и с оленем было покончено.





     Вы,  конечно,  подумали,  что охотники очень обрадовались,
успешно закончив погоню. Так было бы при иных  обстоятельствах,
но сейчас их занимали другие мысли.
     Подойдя  к  водоему,  чтобы  вытащить  оленя  из воды, они
заметили нечто, заставившее  их  обменяться  многозначительными
взглядами.  Это  был  горячий источник, возле которого началась
охота. Мертвый олень лежал в каких-нибудь  ста  ярдах  от  того
места, где получил первую рану.
     Действительно,  водоем  был  образован  тем  самым ручьем,
который вытекал из источника и впадал в озеро.
     Я  сказал,  что  охотники,  увидав  источник,   обменялись
многозначительными  взглядами.  Ясно  было,  что  они вернулись
туда, откуда начали погоню. Итак, преследуя оленя, они  обежали
вокруг  всей  долины.  Они  ни  разу  не повертывали вспять, не
пересекали долины, даже не видели озера в  продолжение  погони.
Карл  и  Оссару все время бежали у подножия утесов -- то сквозь
заросли, то по открытому месту.
     Что было в этом примечательного? Это значило,  что  долина
небольшая,  круглой формы и что ее можно обежать за час. Почему
же наши охотники стояли как вкопанные, с недоумением глядя друг
на друга? Быть может, их удивило, что  олень  вернулся  умирать
туда,  где  был  ранен?  Конечно,  это было немного странно, но
из-за такого пустяка  не  омрачились  бы  их  лица.  Взгляд  их
выражал   не   удивление,   а  тревогу,  страх  перед  какой-то
опасностью, еще не совсем ясной и определенной. Но что  же  это
была за опасность?
     Несколько  минут  все  трое стояли молча: Оссару рассеянно
вертел в руках свой лук, Карл опирался на  ружье,  а  Каспар  с
немым вопросом смотрел брату в глаза.
     Каждый  хотел догадаться, о чем думают другие. Олень лежал
у их ног в водоеме, над водой виднелись лишь его огромные рога,
а пес стоял на берегу и лаял.
     Но вот Карл прервал молчание. Казалось, он говорил  сам  с
собой -- так он был поглощен своими мыслями.
      -- Да,  стена  утесов идет вокруг всей долины. Я нигде не
видел перерыва. Правда, кое-где есть ущелья, но они упираются в
такие же утесы. Ты не видал выхода, Оссару?
      -- Нет, саиб. Мой бояться -- долина закрыта, нет выход из
эта ловушка, саиб.
     Каспар промолчал. Он все время держался в стороне от скал,
а иной раз и вовсе терял их из виду -- деревья скрывали от него
их вершины. Однако он вполне понимал беспокойство брата.
      -- Так ты думаешь, что  скалы  окружают  долину  со  всех
сторон? -- спросил он Карла.
      -- Боюсь, что да, Каспар. Я не видел выхода, Оссару тоже.
Правда,  мы  его  не искали, но я все время смотрел на скалы --
нет ли там выхода. Я не забыл, в  каком  опасном  положении  мы
очутились  вчера,  и меня беспокоит этот вопрос. Я заметил, что
из долины ведет несколько ущелий, но, кажется, все они замкнуты
отвесными скалами. Правда, погоня не позволила мне как  следует
все  рассмотреть, но мы можем заняться этим сейчас. Если выхода
из долины нет, то мы попали в неприятное положение.  Эти  утесы
поднимаются   на   добрых   пятьсот  футов  --  они  совершенно
неприступны... Идемте! Я готов к самому худшему.
      -- Что ж, мы вытащим оленя? -- спросил  Каспар,  указывая
на рога, торчавшие из воды.
      -- Нет,  оставим  его здесь: с ним ничего не сделается до
нашего возвращения. А если  мои  опасения  оправдаются,  у  нас
будет более чем достаточно времени... Идемте!
     С  этими  словами  Карл  направился  к  подножию  скал,  а
товарищи последовали за ним.
     Фут  за  футом,  ярд  за  ярдом  осматривали  они  суровые
отвесные утесы.
     Они   исследовали   сперва  их  подножие,  потом,  отойдя,
оглядывали до самых вершин. Расселин было  немало,  и  все  они
напоминали  морские  заливы:  дно  у них было на одном уровне с
долиной, и они были окружены отвесными гранитными утесами.
     В  некоторых  местах  утесы  прямо  нависали  над  головой
охотников.  Кое-где  попадались груды камней и валялись обломки
скал, иной раз огромного  размера.  Отдельные  глыбы  достигали
пятидесяти   футов   в   длину   и  высоту;  порой  встречались
колоссальные груды камней на значительном расстоянии от утесов,
и было ясно, что они не могли упасть сверху. Возможно, что  они
были  занесены сюда льдами, но братьям в этот момент было не до
геологических проблем.
     Они  шли  все  дальше,  занятые  обследованием  скал.  Они
заметили, что утесы не везде одинаковой высоты, но даже в самых
низких  местах невозможно на них подняться, так как они были не
менее  трехсот  футов  в  вышину,  а  отдельные  участки  стены
поднимались чуть ли не на тысячу футов.
     Итак,  они  продвигались  вдоль подножия скал, внимательно
осматривая ярд за ярдом. По этому пути они уже однажды  прошли,
но более легким шагом и с более легким сердцем. На этот раз они
сделали  обход  за  три  часа  и остановились у каменных ворот,
придя к безотрадному заключению, что это ущелье -- единственный
доступный человеку выход из таинственной долины.
     Долина походила на кратер погасшего  вулкана;  можно  было
подумать,  что  лава  прорвалась  сквозь эту расселину, оставив
"бассейн" пустым.
     Охотники не стали вновь обследовать  заполненное  ледником
ущелье.  Они  уже убедились, что в этом направлении нет выхода.
Стоя у входа в долину, они смотрели на  белый  пар,  курившийся
над источником. Отсюда была видна каменная стена, поднимавшаяся
позади него. В этом месте скалы были особенно крутые и высокие.
     Охотники  уселись на камнях. Все трое молчали и, казалось,
были близки к отчаянию.





     Однако отважные люди нелегко поддаются отчаянию. Карл  был
человек мужественный, Kacпаp, несмотря на свой юный возраст, не
уступал  в храбрости брату. Шикари тоже был далеко не трус. Его
не устрашил бы ни тигр, ни гайял, ни медведь,  но,  как  и  все
индусы,  он  был  суеверен.  Теперь он уже не сомневался, что в
этой долине обитает один из богов и что люди будут наказаны  за
то, что проникли в его священное убежище.
     Но,  несмотря  на  этот  суеверный  страх, Оссару не падал
духом.  Напротив,  он  всей  душой  был  готов  помогать  своим
спутникам,  если  они  сделают  попытку  бежать  из этой земли,
принадлежавшей Браме, Вишну или Шиве8.
     Все трое напряженно размышляли, стараясь  найти  выход  из
создавшегося положения. Этим и объясняется их молчание.
     Но  как  они  ни  ломали голову, им не удавалось придумать
ничего  путного.  Необходимо  взобраться  на  утес  высотой   в
пятьдесят футов. Как совершить такой подвиг?
     Сделать  лестницу?  Нелепая  мысль. Ни на какой лестнице в
мире не доберешься и до четверти высоты скал. Будь у  них  даже
под  рукой  веревки,  их  все  равно  нельзя использовать. С их
помощью  можно  спуститься  в  пропасть,  но  для  подъема  они
совершенно бесполезны.
     У охотников мелькнула мысль -- выдолбить ступеньки в скале
и таким   образом   выбраться   из  долины.  Издали  это  может
показаться возможным. Но если бы вы сами оказались в  положении
наших  путников  --  сидели,  как  они, перед мрачной гранитной
стеной, -- и если бы вам сказали, что вы должны  взобраться  на
нее,  своми  руками  высекая  в  ней  зарубки, то вы, вероятно,
отказались бы от такого предприятия.
     Оставили эту мысль и охотники.
     Несколько часов просидели они  на  камнях,  погруженные  в
размышления. Почему у них нет крыльев, на которых можно было бы
улететь из ужасной темницы?..
     Не  придумав  никакого  выхода, они печально направились к
месту стоянки.
     В довершение беды, дикие звери, вероятно волки,  навестили
стоянку  во  время  их  отсутствия  и  унесли  вяленое  мясо до
последнего  кусочка.  Это  было  печальное  открытие,  ибо  при
создавшихся   обстоятельствах  провизия  была  им  нужнее,  чем
когда-либо.
     У них еще оставался олень. Может быть, его еще не  унесли?
И  они  поспешили  к  водоему,  который находился неподалеку. К
счастью, олень оказался на месте: вероятно, вода  не  позволила
хищникам до него добраться.
     Найдя,   что  место  стоянки  выбрано  неудачно,  охотники
перетащили оленью тушу к горячему  источнику,  где  можно  было
удобнее   расположиться.   Там  ее  ободрали,  развели  костер,
пообедали жареной олениной, а все остальное мясо  Оссару  решил
провялить,  но теперь он, из предосторожности, повесил его так,
чтобы четвероногие разбойники не могли достать.
     Они так дорожили олениной, что припрятали  даже  кости,  и
Фрицу пришлось поужинать внутренностями.
     Благоразумный, как большинство его соотечественников, Карл
предвидел,  что  им  придется  долго  пробыть  в  этой странной
долине.
     Как долго, трудно было сказать,  и  не  хотелось  об  этом
думать,  но  возможно,  что  всю жизнь. Он предвидел трудности,
какие могут вскоре представиться -- может даже не хватить  еды,
-- и потому нельзя выбрасывать ни кусочка.
     Вечером,  сидя  вокруг костра, они обсуждали, как добывать
еду, говорили о животных,  которые  могут  встретиться  в  этой
долине,  об  их  количестве  и  породах,  о  плодах и ягодах, о
кореньях, которые можно откопать в земле, -- словом, обо  всем,
что можно здесь найти для поддержания жизни.
     Они  проверили  свои  охотничьи припасы. Их оказалось даже
больше, чем  они  предполагали.  Большие  пороховницы  Карла  и
Каспара  были  почти  полны. Им мало приходилось стрелять с тех
пор, как они пополнили запасы пороха. Был также  большой  запас
дроби  и  пуль,  хотя  без  них и можно было обойтись: в случае
нужды найдется чем их заменить.
     Но порох ничем не заменишь!
     Впрочем, если порох придет к концу, у Оссару остается  его
меткий  лук,  для  которого  не требуется ни пороха, ни свинца.
Тонкая камышинка или гибкая ветка -- вот все, что нужно шикари,
чтобы сделать смертоносную стрелу.
     Они были уверены, что смогут убить  всех  животных,  какие
только  им встретятся в этом месте. Если даже у них не окажется
стрел,  в  таком  замкнутом  пространстве  всегда  можно  будет
окружить  и  поймать  любую  дичь.  Они могли не опасаться, что
какое-нибудь четвероногое от них  уйдет.  Ведь  из  долины  нет
иного пути, кроме того, каким они сюда пробрались. Только через
ущелье   входили  в  долину  ее  четвероногие  обитатели:  они,
наверное,  протоптали  тропинку  на  леднике,  но  сейчас   она
занесена снегом. Весьма вероятно, что это ущелье посещают самые
разнообразные  животные;  возможно  также, что некоторые из них
постоянно живут в долине и там же размножаются. В  самом  деле,
трудно было бы найти более подходящее местожительство для диких
животных. И, судя по всему, их тут несметное количество.
     Правда,  охотники  еще  не потеряли надежду найти выход из
своей необычной тюрьмы. Если бы они отчаялись отсюда выбраться,
у них было бы тяжело на душе и они не могли  бы  так  оживленно
разговаривать. Птицы и животные, плоды и коренья в таком случае
мало бы их интересовали.
     Но  они  смутно  на  что-то  надеялись.  Приняв решение на
следующий  день  снова  обследовать  утесы,  охотники  улеглись
спать.





     На  следующее  утро  каменная  стена  была снова тщательно
осмотрена  и  обследована.  Еще  раз  совершили  обход  долины.
Охотники  даже  взбирались  на  деревья, чтобы лучше разглядеть
поднимавшийся над ними гребень утесов. Результатом была  полная
уверенность  в  том,  что  взобраться на обрыв решительно нигде
нельзя.
     До сих пор они не  помышляли  о  том,  чтобы  вернуться  в
расселину,  ведущую  к леднику, но, потеряв надежду уйти другим
путем, снова туда отправились.
     Они шли  не  легким,  быстрым  шагом  людей,  уверенных  в
успехе,   а   как-то  вяло,  машинально,  подчиняясь  какому-то
бессознательному импульсу. До сих пор они  еще  не  обследовали
ледяную пропасть.
     Испуганные   ледниковым   оползнем,   они  поспешили  уйти
подальше от пропасти. Они бросили на трещину всего один взгляд,
но сразу же увидели, что перейти через  нее  невозможно.  В  то
время,  однако,  они  не знали, что спасение так близко. Они не
заметили  высокого  леса  в  каких-нибудь  пятистах  ярдах   от
трещины.  Да едва ли и могла возникнуть у них такая мысль, пока
они еще не знали о безвыходности своего положения.
     Но в ту минуту, когда они проходили сквозь каменные ворота
в ущелье, эта мысль пришла в голову всем троим. Карл первый  ее
высказал. Внезапно остановившись, он произнес, указывая на лес:
      -- А что, если нам сделать мост?
     Никто  не спросил, о каком мосте он говорит. В этот момент
все трое думали об одном и том же и знали, что он имеет в  виду
мост через трещину.
      -- Сосны здесь высокие, -- заметил Каспар.
      -- Не довольно высокий, саиб, -- возразил шикари.
      -- Можно их соединить, -- продолжал Каспар.
     Оссару ничего не ответил, только покачал головой.
     У них снова появилась надежда, и все трое ускорили шаг. По
пути они  осматривали  утесы  со  всех сторон, но эти скалы уже
раньше были обследованы.
     Они осторожно приблизились к краю расселины. Посмотрели иа
противоположную сторону. Расселина  была  не  менее  ста  футов
шириной.  Став  на колени, заглянули в зияющую бездну. Отвесные
утесы уходили вниз на глубину нескольких тысяч футов.  Пропасть
суживалась   книзу.   Голубоватые   у  вершины,  ледяные  утесы
становились все темнее и зеленее по мере того,  как  спускались
вниз.  Кое-где  виднелись  застрявшие  в щелях каменные глыбы и
смерзшийся снег; со дна пропасти  доносился  глухой  шум  воды.
Глубоко  подо  льдами струился поток -- без сомнения, там нашли
себе выход избыточные воды озера.
     Зрелище было великолепное, но жуткое: нельзя было смотреть
в бездну  без  головокружения,  а  голоса,  повторенные   эхом,
звучали  так гулко и странно, что охотников прохватывала дрожь.
Спускаться на дно провала было бы безумием, да они и не  думали
о  таком  предприятии.  Они  знали,  что,  даже  если бы это им
удалось,  все   равно   невозможно   будет   вскарабкаться   на
противоположную отвесную стену.
     Единственно,   на   что   они   могли  надеяться,  --  это
перебросить мост через трещину, и только об этом они и думали.
     Такой  проект  может  показаться  нелепым.   Люди,   менее
мужественные,  сразу же отказались бы от него: так поступили бы
и они сами, будь у них хоть малейшая надежда  выбраться  отсюда
другим путем. Но теперь это был вопрос жизни или смерти.
     Отказаться  от  всякой надежды вернуться домой, к друзьям,
провести  остаток  жизни  в  этой  каменной  тюрьме  --   такая
перспектива были бы не многим лучше смерти.
     Все  трое  не могли даже допустить подобной ужасной мысли.
Но сознание, что им угрожает трагическая судьба,  если  они  не
найдут  выхода из этого тяжелого положения, заставляло их мысль
напряженно работать, и каждый новый план горячо обсуждался.
     Глядя на зияющую пропасть, они  пришли  к  убеждению,  что
вполне возможно перебросить через нее мост.
     Карл  первый  высказал  эту  мысль.  Пылкий  Каспар быстро
присоединился к мнению брата. Оссару долго возражал, но в конце
концов согласился, что стоит попытаться.
     Изобретательный  ботаник  вскоре  придумал  план,   правда
требовавший больших усилий, но все же казавшийся выполнимым.
     Прежде всего необходимо было определить ширину трещины. Но
как это сделать?
     Оценке  на  глаз нельзя было доверять, и в самом деле, все
трое по-разному определили ширину трещины. Карл считал, что она
шириной в сто футов,  Оссару  полагал,  что  сто  пятьдесят,  а
Каспар -- что сто двадцать.
     Необходимо было точное измерение. Но как его произвести?
     Таков был первый вопрос, вставший перед ними.
     Будь у них соответствующие инструменты, Карл вполне мог бы
определить  расстояние  путем триангуляции, но у них не было ни
квадранта, ни теодолита.
     Я  сказал,  что  трудные  обстоятельства   заставляли   их
пускаться   на  всякие  изобретения.  В  самом  деле,  проблема
измерения расселины вскоре была решена -- и не  кем  иным,  как
Оссару.
     Карл  и Каспар стояли в стороне, обсуждая этот вопрос. Они
даже не спрашивали мнения шикари. Внезапно они увидели, что  он
разматывает длинную бечевку, которую достал из кармана.
      -- Эй,  Оссару,  -- крикнул Каспар, -- что ты делаешь? Ты
хочешь измерить пропасть бечевкой?
      -- Да, саиб, -- ответил шикари.
      -- А кто перенесет твою бечевку на ту сторону, хотел бы я
знать? -- спросил Каспар.
     Действительно,  смешно  было  думать,  что  трещину  можно
измерить  бечевкой;  однако  природная изобретательность Оссару
подсказала ему простой и верный способ.
     Вместо  ответа  он  вынул  из  колчана  стрелу  и  сказал,
показывая братьям:
      -- Это, саиб, понести бечевка.
      -- Правильно!   Верно,  верно!  --  радостно  воскликнули
братья, сразу догадавшись о намерении шикари.
     Оссару  быстро  привел  в  исполнение  свой  замысел.   Он
размотал  бечевку  во всю длину. Она оказалась длиной около ста
футов. Ее  туго  натянули,  чтобы  расправить  все  завитки,  и
привязали  одним  концом к стреле. К другому ее концу привязали
камень, затем шикари натянул тетиву  --  и  стрела  взвилась  в
воздух.
     Крик  радости  вырвался  у  всех,  когда  они увидели, что
стрела упала на снег  по  ту  сторону  трещины;  видна  была  и
бечевка, повисшая над бездной, как паутина.
     Оссару  схватил  бечевку  и  осторожно  подтянул  стрелу к
самому краю пропасти; отметив  заранее  на  бечевке  узлом  это
место,  он  дернул  ее,  сбросив  стрелу  в  пропасть,  и начал
сматывать бечевку.
     Через несколько минут и стрела и бечевка оказались у  него
в руках. Наступил важный момент: измерение бечевки.
     Сердца   у  наших  охотников  усиленно  бились,  пока  они
отсчитывали фут за футом. У всех  вырвался  радостный  возглас,
когда  оказалось,  что оценка Карла ближе всех к истине. Ширина
трещины равнялась примерно ста футам.





     Карл не сомневался, что им удастся перекинуть  мост  через
пропасть.   Правда,  единственными  их  орудиями  были  ножи  и
небольшой топорик, случайно оказавшийся  за  поясом  у  Оссару,
когда  они  пустились в погоню за мускусной кабаргой. Имелись у
них ружья, но разве они могли пригодиться при постройке моста!
     Нож Оссару, как мы уже говорили, имел длинное лезвие;  это
был  полунож-полумеч,  какие  в  ходу  у  обитателей  джунглей.
Топорик был не больше индейского томагавка. И при помощи  таких
орудий  Карл  Линден  собирался построить мост длиною свыше ста
футов.
     Он подробно рассказал о своем замысле товарищам и сумел их
убедить, что  его  план  вполне  осуществим.  Не  приходится  и
говорить, что у всех поднялось настроение.
     Правда,   они   сознавали,   что   это  трудная  задача  и
предприятие может не удасться, но все же  крепко  надеялись  на
успех.
     Сделав все нужные приготовления, измерив самую узкую часть
трещины  и хорошенько заметив это место, они вернулись в долину
бодрые и веселые.
     Сооружение моста было делом не одного дня и даже не  одной
недели;  возможно,  на  это  потребуется больше месяца. Если бы
можно было строить мост  сразу  с  двух  сторон  пропасти,  они
окончили  бы  его  гораздо  скорее.  Но,  как  вам известно, им
приходилось работать только на одной  стороне  и  перебрасывать
оттуда  мост  на  другую.  Если  бы  им удалось протянуть через
трещину хотя бы канат, это вполне заменило бы для них мост.  Но
откуда  взять  канат?  Придет  время,  и  у них будет канат или
толстая веревка, но  покамест  они  могли  пользоваться  только
бечевкой, которую должна была перенести на тот берег стрела.
     Изобретательный  Карл  не только создал проект моста, но и
придумал,  как  перебросить  его  через  пропасть.  Для   этого
потребуется немало сноровки и труда. Но не приходится жалеть ни
сил, ни времени, когда речь идет о жизни и свободе.
     Прежде всего пришлось построить хижину. Ночи были свежие и
становились  все  холоднее,  так  как  приближалась гималайская
зима, и уже нельзя было спать на открытом  воздухе  даже  возле
ярко пылающего костра.
     Итак,  они  построили  грубую  хижину из бревен и каменных
глыб;  пришлось  прибегнуть  к  камням,  так  как  трудно  было
раздобыть   достаточное   количество  бревен  нужной  длины,  а
распиливать стволы было нечем.
     Стены были толстые и прочные; щели замазали глиной, взятой
со дна ручейка; крышей служил настил  из  осоки,  срезанной  на
озере,  а  пол устлали листьями душистого рододендрона. В крыше
проделали отверстие для выхода дыма. Небольшие гранитные  глыбы
служили  табуретками,  в  столах  не  было  надобности; матрацы
заменял толстый настил сена и сухих листьев.
     Такое жилище  вполне  удовлетворяло  охотников.  Они  были
слишком  заняты  мыслями  о  будущем  и  легко мирились с самой
убогой обстановкой.
     На постройку хижины они потратили всего  один  день.  Будь
под рукой бамбук, Оссару построил бы дом вдвое скорее и гораздо
красивее.
     На следующее утро охотники приступили к постройке моста.
     Они  решили  разделить  между  собой работу. Карл и Оссару
работали как дровосеки, орудуя топориком  и  большим  ножом,  а
Каспар  ходил  на охоту, добывая дичь, и в случае нужды помогал
товарищам.
     Но Каспар был полезен не только тем, что добывал мясо.  Им
нужны были веревки -- длинные, прочные веревки, -- и они решили
заменить их ремнями, вырезанными из шкур животных. Поэтому роль
Каспара  была  очень  важной.  Потребуются два крепких, толстых
ремня, сказал ему Карл, длиной в сто футов и еще  много  других
ремней   и   ремешков.   Чтобы   добыть  их,  придется  усердно
поохотиться. Ведь на ремни пойдет не меньше десяти шкур. Каспар
был создан для такой работы и горячо принялся за дело.
     Необходимо было выбрать деревья для  постройки.  С  самого
утра на четырех деревьях были сделаны зарубки.
     Это  были сосны, известные под именем тибетских; они очень
высокие, стройные, и ветви у них начинаются  на  высоте  добрых
пятидесяти  футов  над  землей.  Карл  не брал особенно толстых
деревьев, так как их пришлось бы слишком долго обстругивать,  а
для этого не имелось соответствующих орудий.
     Он  выбирал  деревья,  подходящие по толщине, которые было
легче обрабатывать. Ободрав кору и отрубив  комель,  необходимо
было придать стволу одинаковую толщину на всем его протяжении.
     Но труднее всего было соединить по длине два ствола -- эта
работа требовала особенной сноровки и внимания.
     Итак,  каждый  приступил  к  своему  делу.  Карл  и Оссару
отправились в сосновый бор, а Каспар стал собираться на охоту.





     "Хорошо бы напасть на след  того  самого  стада  яков!  --
сказал  себе  Каспар, вскидывая двустволку на плечо и выходя из
хижины. -- Мне думается, это самые крупные животные в долине, и
мясо у них недурное, особенно молодое. Интересно знать, сколько
ремней можно выкроить из шкуры старого быка? "
     Тут  Каспар  принялся  вычислять  в  уме,  сколько   ярдов
сыромятного  ремня  шириной  в два дюйма можно сделать из шкуры
яка-самца.  Карл  сказал,  что  такая   ширина   будет   вполне
достаточной,  если  шкура  яка  окажется  не менее прочной, чем
бычья.
     Мысленно сняв шкуру с большого быка, разостлав ее на земле
и измерив,  молодой  охотник  пришел  к  выводу,  что  из   нее
получится  около  двадцати ярдов крепкого ремня. Затем он таким
же образом измерил шкуру коровы. В стаде четыре коровы:  раньше
было  пять,  но  одну  убили. Каспар решил, что из шкуры коровы
выйдет десять ярдов ремня, ибо корова чуть ли не  вдвое  меньше
быка. К тому же шкура у нее тоньше и не такая прочная.
     Были  также  молодые бычки и телки -- всего четыре. Каспар
успел их пересчитать во время охоты. Из  шкур  этого  молодняка
можно   нарезать   всего  каких-нибудь  тридцать  ярдов.  Таким
образом, все шкуры -- быка, коров и годовиков, --  по  расчетам
Каспара,  могут дать ремень длиной в девяносто ярдов. Как жаль,
что не сто! Ведь Карл сказал, что  ремень  должен  быть  именно
такой  длины.  В  стаде, правда, были и маленькие телята, но от
них не было никакого толку.
     "Может быть, в долине не одно  стадо  яков,  --  продолжал
размышлять  Каспар.  -- Если так, то все благополучно. Еще один
бык -- и дело сделано".
     Тут охотник снял с плеча  двустволку,  проверил  кремни  и
затравку, снова вскинул на плечо и весело зашагал дальше.
     Каспар  не  сомневался,  что  рано или поздно перебьет все
стадо. Ведь животные, как и сам охотник, не могли выбраться  из
долины.  Если они имели обыкновение уходить на другие пастбища,
то должны были идти через ледник, но теперь путь  был  отрезан.
Они были во власти охотника -- можно сказать, в загоне.
     По правде сказать, долину нельзя было назвать загоном. Она
была шириной в добрую милю и едва ли не больше в длину. Это был
маленький мирок. Местность была пересеченная. Множество холмов,
высокие  утесы;  хаотически нагроможденные глыбы, поднимавшиеся
на высоту нескольких сот футов; глубокие лощины, где в трещинах
скал росли деревья. Были в долине и  дремучие  леса  и  густые,
трудно проходимые заросли. О, здесь имелось множество убежищ, и
самое  глупое  животное  могло спрятаться от самого хитроумного
охотника! Но все же добыча не могла окончательно уйти, и,  хотя
яки на время могли скрыться, они должны непременно вернуться, и
Каспар надеялся со временем истребить их всех.
     Каспару  представлялся  замечательный случай показать свое
охотничье искусство.  Освобождение  его  друзей  и  его  самого
зависело  от  него  --  на  юношу  была возложена ответственная
задача раздобыть шкуры. Неудивительно, что нервы  его  были  до
крайности напряжены.
     Выйдя   из  хижины,  он  направился  вдоль  берега  озера.
Несколько раз ему попадались китайские гуси и дикие  утки,  но,
предвидя  встречу  с  яками,  он зарядил оба ствола пулями. Это
было сделано в расчете на большого быка, ибо даже крупная дробь
не пробила бы его толстой шкуры. Нечего было и думать  стрелять
по  водяной птице. Он мог легко промахнуться, а между тем порох
и свинец следовало  экономить.  Итак,  он  приберег  заряд  для
лучшей добычи и зашагал дальше.
     Некоторое время он шел вдоль берега озера, но яков не было
видно;  тогда  он  направился к утесам. Он надеялся найти стадо
среди скал.
     Карл, знакомый  по  книгам  с  привычками  этих  животных,
рассказал ему, что они любят пастись среди скал и утесов.
     Каспар прошел через лесок, и перед ним открылась небольшая
поляна,  поросшая  густой,  высокой  травой; кое-где разбросаны
группы кустов и низкорослых деревьев.
     Он шел осторожно, как подобает  охотнику,  оглядываясь  по
сторонам и чутко прислушиваясь.
     Когда   Каспар  пересекал  поляну,  его  внимание  привлек
странный звук. Он  очень  напоминал  тявканье  лисицы,  которое
Каспару  не  раз приходилось слышать на родине. Однако этот лай
показался ему громче и отрывистее лисьего.
     Пройдя несколько шагов,  он  увидел  животное,  ничуть  не
похожее на лисицу, но именно оно издавало эти звуки.
     Каспар  чуть  не  расхохотался,  увидав,  что  тявкает  не
лисица, не собака и даже не волк, а животное, от которого никак
нельзя было этого ожидать, -- олень!
     Это было маленькое изящное создание, не выше  двух  футов,
причем рога были длиной в семь -- восемь дюймов. Его легко было
принять  за  антилопу,  но  Каспар  заметил  у  него  на  рогах
отростки, совсем крохотные, длиной около дюйма. Несомненно, это
представитель  семейства  оленей.  У  него  была   светло-рыжая
шерсть,  короткая  и гладкая. Присмотревшись, Каспар обнаружил,
что из уголков рта у животного торчат клыки,  как  у  мускусной
кабарги.  Действительно,  это  был  ее  близкий  родственник --
какур, или лающий олень, названный так благодаря издаваемому им
звуку, привлекающему внимание охотников.
     В Индии встречается немало разновидностей  лающих  оленей,
еще   почти  неизвестных  натуралистам;  к  ним  относится  так
называемый мунтжак. У него также имеются клыки и один  отросток
на стволе рогов.
     Лающие  олени  нередко встречаются в предгорьях Гималаев и
обычно не заходят выше семи -- восьми тысяч футов; но иной  раз
они  поднимаются  по  течению реки или по долине на значительно
большую высоту. Тот, которого увидел Каспар, очевидно, забрел в
эту прекрасную долину  летом,  идя  по  леднику  и  побуждаемый
любопытством  или  каким-нибудь  инстинктом.  Бедное  маленькое
создание! Ему не суждено было вернуться назад...
     Но Каспар не сразу решился выстрелить: некоторое время  он
колебался,  стоит  ли  тратить  заряд  на такого крошку, и даже
позволил ему уйти.
     Когда  олень  убегал,  охотника  удивил   странный   звук,
издаваемый  им на бегу, похожий на стук костяшек или кастаньет.
Этот стук был слышен  ярдов  за  пятьдесят,  а  может  быть,  и
дальше;  но  внезапно животное остановилось, повернуло голову и
снова начало тявкать.
     Каспар не понимал, чем вызван этот странный стук, да и  ни
один  натуралист  не  мог бы объяснить это явление; может быть,
этот  звук  издавали  копыта,  вернее   --   половинки   копыт,
ударявшиеся друг о друга, когда ноги взлетали над землей.
     Известно,  что  подобный  же  звук,  только  гораздо более
громкий, издают копыта  крупного  лося.  Каспар  недолго  ломал
голову  над  этим  вопросом.  Животное,  стоявшее на расстоянии
выстрела, было слишком заманчивой мишенью, и первый же  выстрел
оборвал его тявканье.
      -- Не  тебя  я  хотел  убить,  --  сказал Каспар. -- Но у
старого оленя слишком жесткое мясо.  Уж,  наверно,  ты,  малыш,
окажешься  более  нежным,  и  я  уверен,  что из тебя получится
замечательное жаркое. Я повешу тебя на дерево, а потом  вернусь
за тобой.
     С  этими  словами Каспар связал какуру ноги и повесил тушу
на дерево.
     Потом, снова зарядив правый ствол, он двинулся  дальше  на
поиски яков.





     Каспар  шел  по-прежнему  осторожно, намереваясь незаметно
подкрасться к якам. Он оставил Фрица в хижине, так  как  собака
была бесполезна при такой охоте.
     Он  действовал  с  такой необычайной осторожностью по двум
причинам: во-первых, нужно было подойти к  якам  на  расстояние
выстрела; во-вторых, он опасался свирепого нрава животного.
     Юноша  не  забыл,  как  вел  себя старый бык при их первом
знакомстве.  Перед  уходом  Каспара   Карл   настоятельно   его
предостерегал, советуя действовать осторожно и не попадаться на
рога быку. Поэтому Каспар решил не стрелять, если поблизости не
окажется  дерева или другого укрытия, куда можно будет спастись
от преследований быка.
     Он  выбирал  подходящее  место  для   нападения,   и   это
значительно усложняло охоту.
     Он  бесшумно  продвигался вперед, пересекая лужайки, минуя
перелески, пробираясь сквозь густые заросли. Выходя на открытое
место или на прогалину, он всякий раз останавливался, прячась в
кусты, и зорко осматривался. Ему не хотелось наскочить на  яков
и  оказаться  носом  к  носу  со  старым быком. Он не собирался
подходить к ним ближе чем на пятьдесят -- шестьдесят ярдов. Его
ружье как раз подходило для стрельбы с такого расстояния.
     Несколько раз ему  перелетали  дорогу  крупные  птицы;  он
обратил   внимание   на   прекрасных  фазанов-аргусов,  которые
красотой своего оперения почти не уступают павлину.
     Эти птицы, заметив охотника, замирают на  ветке,  и  нужен
исключительно   зоркий  глаз,  чтобы  различить  их  в  листве.
Действительно, яркая раскраска  их  оперения,  делающая  аргуса
таким  заметным  среди  других  птиц,  помогает  ему оставаться
незаметным в листве. С головы до хвоста птица испещрена  яркими
золотистыми  крапинами  и  благодаря  этому  сливается  с фоном
листвы. Будь эта птица менее яркой окраски, но одноцветной,  ее
куда  легче  было  бы заметить. К тому же листва деревьев, если
смотреть на нее снизу, пронизана солнечными бликами, на которые
так похожи крапины, усеивающие оперение аргуса.
     Быть  может,  таким  путем  природа  охраняет  красивую  и
довольно  беспомощную  птицу,  ибо этот пернатый красавец плохо
летает, и не  будь  у  него  способности  прятаться,  он  легко
становился бы добычей врагов.
     Натуралисты  и  охотники  уже  давно  заметили,  что дикие
животные принимают окраску окружающей их  среды.  Казалось  бы,
ягуары,  леопарды  и  пантеры  с  их желтыми пятнистыми шкурами
должны бросаться в  глаза,  но  в  действительности  их  трудно
различить среди зарослей, в которых они обитают. Животное такой
же  величины,  но одноцветное, было бы заметнее, чем они. Самая
пестрота делает их невидимыми, так как многочисленные пятна как
бы раздробляют большое их тело на  множество  мелких  пятен,  и
неопытному  глазу нелегко уловить контуры зверя на пестром фоне
зарослей.
     По этой же причине фазана-аргуса  крайне  трудно  заметить
среди листвы и сучьев, когда он сидит на дереве. Но, незаметный
для  охотника,  он  видит  все, что происходит внизу. Он назван
очень метко. Хотя глазки на его оперении и  слепы,  но  у  него
есть два глаза, которые могут соперничать по зоркости с глазами
пресловутого  стража, чье имя он носит9: аргус все время следит
за охотником и сразу почует, что его заметили, и в тот  момент,
когда щелкнет курок, улетает, громко хлопая крыльями.
     Но,  как  мы уже говорили, аргус плохо летает. Его главные
маховые перья  слишком  малы,  а  второстепенные  малоподвижны,
поэтому  он  летает  тяжело,  как все птицы его породы. Зато он
быстро бегает по земле, помогая себе  крыльями,  подобно  дикой
индейке, которой он приходится сродни. Когда аргус спокоен, его
оперение  не  так  ярко  и  красиво.  Во  всей  своей  красе он
предстает перед  самками.  Тогда  он  распускает  свои  пестрые
крылья  --  совсем  как  павлин.  Хвост  также развертывается и
поднимается кверху, между тем как в обычное время он вытянут  в
одну линию с телом и два его длинных пера лежат одно на другом.
     Аргус  обитает  в  южной  части  Азии,  хотя  пределы  его
распространения еще не вполне изучены. Он встречается повсюду в
Индии, а также в Китае.
     Но аргус не единственный красивый фазан этих стран. Индия,
вернее -- Южная Азия, является также родиной настоящих фазанов.
Натуралистам  уже  известно  больше  десяти  видов  этих  птиц.
Некоторые  из  них  гораздо красивее райской птицы. Когда фауна
Индийского  архипелага  будет  глубже  изучена,  вероятно,  там
откроют еще несколько пород фазанов.





     Каспар  не  собирался  охотиться  за аргусами и потому дал
красивым птицам улететь невредимыми. Ему  нужен  был  хрюкающий
бык.
     Где могло находиться стадо? Он обошел уже половину долины,
не встретив  яков;  но  в  этом не было ничего странного. Среди
скал и деревьев очень легко укрыться, а  дикие  животные,  даже
крупные,  обладают  такой  способностью  прятаться, что нередко
удивляют  охотника.  Даже  гигантский  слон  может  скрыться  в
реденькой заросли, а огромный черный буйвол иной раз неожиданно
выскакивает  из  кустов,  которые не выше его самого. Мы знаем,
что куропатка может притаиться в низенькой травке, а  белка  --
вытянуться  вдоль  тонкой  ветки,  но  и крупные дикие животные
умеют прятаться в самом незначительном укрытии.
     Это было  известно  молодому  охотнику,  и  потому  он  не
слишком  удивился, что не сразу встретил яков. Первое нападение
на  них,  при  котором  они  потеряли   двоих,   сделало   яков
осторожными,   а   шум,   производимый  при  постройке  хижины,
несомненно, заставил их уйти в самую уединенную  часть  долины;
туда-то и направлялся теперь Каспар.
     Он  рассчитывал  найти  их где-нибудь в чаще и уже начинал
жалеть, что не взял с собой Фрица, как вдруг увидел все  стадо.
Животные  спокойно щипали траву на открытой поляне. Телята, как
и  в  тот  раз,  играли  друг  с  другом,   прыгали,   тоненько
похрюкивали, как поросята. Коровы и годовички беспечно паслись,
по  временам  приподнимая голову и оглядываясь, но в их взгляде
не было ни малейшей тревоги. Быка не было видно.
     "Где же может он быть? -- спросил себя Каспар. -- Или  это
другое  стадо?  Раз,  два,  три...  -- И он начал пересчитывать
животных. -- Нет, по-видимому, это те же самые, -- продолжал он
рассуждать. -- Три коровы, четыре годовика, телята  --  их  как
раз  столько  же, только нет быка. Где же спрятался этот старый
негодяй? "
     Каспар внимательно оглядел всю прогалину и опушку леса, но
быка нигде не было видно.
     "Куда же девался старый  ворчун?  --  снова  спросил  себя
Каспар.  --  Что,  если  он ушел один или с другим стадом? Нет,
наверняка  в  долине  оно  только   одно.   Яки   --   животные
общительные,  --  так говорил Карл. Если бы их было больше, они
собрались  бы  здесь  все.  Должно  быть,  бык  ушел  один,  по
какому-нибудь  своему делу. Я думаю, что он недалеко. Вероятно,
притаился в кустах. Готов  биться  об  заклад,  что  старый  як
придумал  какую-нибудь  хитрость.  Он  охраняет  стадо,  а  сам
остается невидимым. Это  дает  ему  преимущество  перед  всяким
врагом,  какой  вздумает на них напасть. Если бы волку, медведю
или другому хищнику пришло в голову сейчас напасть на телят, он
наверняка стал бы подкрадываться в этих зарослях. Да я и сам бы
так поступил, если бы не подозревал,  что  там  находится  бык.
Прячась  за деревьями и под кустами, я потихоньку подобрался бы
как можно ближе. Но теперь я не стану этого делать: я почти  не
сомневаюсь,  что  старый  як  притаился  вон  в  тех кустах. Он
кинется на меня, как только я туда направлюсь, а в этой заросли
нет ни одного большого дерева, так что  и  кошке  не  спастись,
если  он  за  нею погонится. Только мелкие кустики и терновник.
Это не годится -- я  не  стану  подкрадываться  к  ним  с  этой
стороны.  Но  откуда  же  мне  подойти к ним? Другого прикрытия
нет... А, вон тот валун пригодится! "
     Каспар уже давно заметил валун  --  в  тот  самый  момент,
когда  увидел  стадо.  Его  нельзя  было не приметить: он лежал
посреди прогалины, и его не закрывали ни кусты, ни деревья. Это
был огромный  четырехугольный  камень,  величиной  с  сарай,  с
ровной,  как  площадка, вершиной. Но Каспар не собирался за ним
прятаться: чаща кустарника казалась ему более надежной.
     Однако теперь, когда Каспар боялся встретиться в  зарослях
с быком, он остановил внимание на валуне.
     Если  он будет идти так, чтобы валун оставался между ним и
яками, животные его не заметят,  и  он  сможет  приблизиться  к
стаду  на расстояние выстрела. Каспару казалось, что стадо тоже
приближается к валуну, и он рассчитывал, что  к  тому  времени,
как сам доберется до камня, оно окажется достаточно близко и он
сможет прицелиться в самое крупное животное.
     Не  выходя  из зарослей, в которых он стоял все это время,
Каспар стал продвигаться вдоль опушки, пока валун  не  оказался
между  ним  и стадом. Хотя камень был очень велик, он не вполне
закрывал стадо, и нужно было подкрадываться  крайне  осторожно,
чтобы приблизиться к животным, не испугав их. Каспар сообразил,
что  если  ему  удастся  незаметно  пройти первые сто ярдов, то
валун заслонит его от стада и он сможет спокойно  идти  дальше.
Но  первые  шаги  будут  очень  опасны.  Придется  продвигаться
ползком. Каспар не раз подкрадывался к сернам  в  своих  родных
горах,  и ему частенько приходилось ползать по скалам и камням,
по снегу и льду. Поэтому проползти каких-нибудь сто ярдов  было
для него сущим пустяком.
     Недолго  думая  он опустился на колени, затем распластался
на траве и пополз, как  огромная  ящерица.  К  счастью,  трава,
вышиной  в  добрый  фут,  скрывала его от взглядов животных. Он
продвигался, толкая  перед  собой  ружье  и  время  от  времени
осторожно  приподнимая  голову  над  травой  и следя глазами за
стадом.  Когда  оно  изменяло  направление,  он   тоже   слегка
отклонялся  в сторону и старался так держаться, чтобы валун все
время находился между ним и стадом.
     Минут через десять охотник очутился шагах  в  тридцати  от
валуна.  Теперь  камень  целиком  его  скрывал. Каспару надоело
ползти, и он рад был снова встать на ноги. Вскочив, он пустился
бежать и через миг уже спрятался за валуном.





     Только теперь Каспар заметил, что каменная  глыба  состоит
из  двух камней разной величины. Тот, что покрупнее, как мы уже
сказали, был величиной с небольшой домик или с порядочный  стог
сена; тот, что поменьше, -- не больше фургона. Они лежали почти
вплотную друг к другу; между ними был узкий промежуток, шириной
в   фут,  что-то  вроде  коридора.  Этот  промежуток  напоминал
трещину. Вероятно, обе глыбы некогда составляли  одну  огромную
скалу,    которая    раскололась    в    результате   какого-то
землетрясения.
     Каспар почти бессознательно отметил  все  эти  особенности
скалы.  Он искал глазами место, откуда можно было бы стрелять в
животных,  оставаясь  для  них  невидимым.  На  поверку   валун
оказался  плохим прикрытием: у него были гладкие отвесные бокa,
ни одного выступа, на который можно было бы опереть  ружье;  ни
одной   выбоины,   чтобы   спрятаться.  Вершина  валуна  слегка
вависала, так как была шире основания. Вокруг него не  было  ни
кустика,  ни  высокой травы -- скрыться решительно негде. Земля
была почти голая, вся растительность вытоптана --  по-видимому,
это  было  любимое место отдыха яков -- их "скребница". В самом
деле, кругом на земле виднелись следы яков -- некоторые из  них
совсем  свежие  и  такие  крупные,  что, без сомнения, это были
следы быка.
     Вид этих широких свежих следов навел Каспара на  невеселые
размышления:  "Что,  если  як стоит по другую сторону валуна? "
Охотник был в затруднении. До этой минуты ему  не  приходило  в
голову, что бык может оказаться за скалой.
     "Гром  и молния! -- воскликнул про себя Каспар. -- Если он
там, то, чем скорее я вернусь в лес, тем лучше для меня. Как  я
об  этом  не  подумал!  Он  затопчет  меня  в полминуты. Бежать
некуда... А-а! Какая удача! "
     Восклицание это вырвалось  у  охотника,  когда  он  бросил
взгляд наверх. Он заметил, что у того валуна, который поменьше,
одна  сторона  была  пологой и по ней легко будет взобраться на
вершину, а оттуда можно перебраться на большой валун.
     "Вот это здорово! -- размышлял Каспар. --  Там  я  буду  в
безопасности  и  смогу быстро туда взобраться, если бык за мной
погонится. Валун ничуть не хуже дерева. Он  меня  спасет.  Есть
там бык или нет -- я буду стрелять! "
     Он  еще  раз  осмотрел  ружье  и,  опустившись  на колени,
пополз, огибая большой валун.
     То и дело он осматривался по сторонам, глядя с опаской  на
выступ, за которым, как он думал, скрывался бык. По временам он
прислушивался,  ожидая  услышать  дыхание  или хрюканье старого
яка.
     "Если бык за валуном, то я уже совсем близко от  него,  --
подумал  Каспар,  --  и вполне могу услышать его дыхание". Один
раз охотнику  даже  почудилось,  что  он  слышит  хрюканье.  Но
сознание,  что  он  сможет в любой момент взобраться на камень,
придавало ему уверенность.
     Все эти размышления и действия заняли не более пяти минут.
Еще минуту-другую он  полз,  огибая  валун,  и  наконец  увидел
стадо.
     Быка  все еще не было видно. Вероятно, он стоял за камнем.
Теперь стадо находилось прямо  против  Каспара,  на  расстоянии
выстрела,  и,  позабыв  о быке, он решил стрелять в ближайшее к
нему животное.
     В одно мгновение юноша вскинул ружье, нажал  на  спуск  --
грянул выстрел, и эхо гулко прокатилось по долине,
     Одна  из  коров  упала  на траву, убитая наповал. Раздался
второй выстрел, и пуля перебила ногу молодому  бычку,  который,
хромая,  потащился  к кустам. Остальные яки опрометью бросились
прочь и мигом скрылись в зарослях.
     Возле упавшей коровы остался маленький теленок.  Он  бегал
вокруг, подскакивая к ней и тоненько похрюкивая; видимо, он был
ошеломлен и не понимал, что такое стряслось с его матерью.
     При других обстоятельствах Каспару стало бы жалко теленка,
так как,  несмотря  на  страсть  к  охоте,  сердце  у него было
доброе. Но сейчас ему было не до  жалости.  Он  поспешил  снова
зарядить  ружье, прицелился в теленка, и палец его уже лежал на
спуске, когда  послышался  звук,  от  которого  у  него  екнуло
сердце. Рука дрогнула -- и годовичок получил пулю не в грудь, а
в  ногу. Каспара испугало хрюканье старого быка; оно показалось
ему таким близким, что охотник опустил ружье и  стал  озираться
по сторонам, думая, что животное рядом с ним.
     Он  не увидел быка, но был уверен, что тот находится всего
в нескольких футах, за валуном. Опомнившись, Каспар вскочил  на
ноги, как молния бросился к камню и начал на него взбираться.





     Каспар  быстро  поднимался по откосу более низкого валуна.
Он озирался по сторонам, ожидая, что бык вот-вот выскочит из-за
угла. Но, к его удивлению, як все не  появлялся,  хотя,  огибая
валун, Каспар несколько раз слышал его грозное хрюканье.
     Очутившись на верху невысокого валуна, он решил взобраться
оттуда   на   вершину   большого.  Там  он  окажется  в  полной
безопасности, оттуда  будет  видна  вся  поляна,  и  он  сможет
следить   за   быком.   Юноша   ухватился   за  выступ  и  стал
подтягиваться кверху. Задача была  нелегкая,  ибо  край  валуна
приходился на уровне его подбородка. Пришлось пустить в ход всю
свою силу и ловкость.
     Подниматься  было  так трудно, что Каспар даже не заглянул
на площадку. Но, очутившись наверху, охотник с  ужасом  увидел,
что он не один. Бык тоже был там!
     Да,  он  все время находился на широкой каменной площадке;
вероятно, спокойно лежал, греясь на солнце и следя, как пасется
внизу на лужайке его стадо. Так как он лежал  на  дальнем  краю
площадки,  то  охотник  его  не  увидел,  приближаясь к валуну.
Каспар не подумал даже взглянуть в ту сторону, как не  стал  бы
искать  старого  быка на вершинах деревьев. Он совершенно забыл
слова Карла, уверявшего, что яки очень любят лежать на вершинах
скал и на больших валунах, -- иначе он  не  попал  бы  в  такое
затруднение.
     Увидев   быка,   молодой   охотник  остолбенел  от  ужаса;
несколько мгновений  он  стоял  как  вкопанный,  не  зная,  что
предпринять.
     К  счастью,  бык стоял на дальнем конце площадки, наблюдая
за тем, что делается в долине.  Он  очень  тревожился  за  свое
семейство  и  громко хрюкал, словно призывая своих назад. Он не
мог понять, что вызвало такую суматоху, хотя был уже  знаком  с
ужасными последствиями этих громких звуков. Он подошел к самому
краю,  словно  собираясь  спрыгнуть с вершины, забыв о том, что
гораздо безопаснее спуститься по отлогому склону.
     Когда Каспар карабкался  иа  площадку,  бык  услыхал,  как
звякало  ружье,  ударяясь о камень, и как только юноша встал на
ноги, як повернулся, и взгляды их встретились.
     На мгновение оба замерли. Каспар оцепенел  от  ужаса;  его
противник,  вероятно, был изумлен неожиданной встречей. Правда,
пауза была краткой. В  следующий  миг  разъяренный  як  ринулся
вперед, издавая свирепое хрюканье.
     Избежать  столкновения было невозможно, увернуться некуда!
Даже самый искусный матадор не мог бы уклониться от рогов  быка
на  таком  тесном пространстве. К тому же Каспар стоял у самого
края валуна.
     Оставалось только спрыгнуть с площадки на  нижний  утес  и
спуститься  вниз  тем же путем, каким он поднялся. Это и сделал
Каспар, повинуясь инстинкту самосохранения.
     Скатившись кубарем  по  склону  нижнего  валуна,  он  упал
ничком на землю и услышал стук копыт по камню у себя за спиной,
и через миг бык ринулся вслед за ним с валуна.
     К счастью, Каспар не разбился, и, к счастью, сила инерции,
заставившая  его  упасть  ничком,  бросила  его  врага на землю
довольно далеко от него. И не успел бык подняться, как  молодой
охотник вскочил на ноги.
     Но  куда  бежать? Деревья были слишком далеко -- ему ни за
что не добежать до них!  Не  успеет  он  пробежать  и  половину
прогалины,  как  свирепый  зверь  догонит  его и пронзит своими
ужасными рогами... Куда деться? Куда?..
     В смятении  и  нерешительности  он  повернулся  и  кинулся
обратно к большому валуну.
     На  этот  раз  он  быстрее  взбежал по его склону и ловчее
поднялся на площадку, но у него не было надежды на спасение. Он
действовал безотчетно, в порыве смертельного ужаса.
     Огромное животное мгновенно  тоже  взбежало  по  склону  и
вспрыгнуло  на  площадку  с  легкостью  серны или дикой козы. С
пеной у рта и горящими глазами бык бросился вперед.
     Каспар почувствовал, что пришла его последняя  минута.  Он
пробежал гранитную площадку и стоял на самом ее краю. Вернуться
назад  и спуститься по склону было невозможно: мстительный враг
преграждал путь. Оставалось либо спрыгнуть с валуна, либо  быть
сброшенным    вниз   рогами   свирепого   быка.   Высота   была
головокружительная -- больше  двадцати  футов!  --  но  другого
выхода не было. И Каспар бросился в пустоту...
     Он  упал  на  ноги,  но страшный толчок ошеломил его, и он
свалился. В  следующий  миг  небо  над  ним  потемнело  --  это
бросился  вслед за ним огромный бык, -- и тотчас же он услышал,
как копыта яка тяжело стукнулись о камни.
     Охотник с трудом поднялся на ноги и  тут  же  снова  упал.
Одна  нога отказывалась служить. Он понял, что случилось что-то
неладное, -- вероятно, у него сломана нога.
     Но даже эта  страшная  мысль  не  сломила  духа  отважного
юноши.  Он  увидел, что бык тоже очнулся и снова приближается к
нему. Тогда Каспар подполз к валуну, волоча  за  собой  больную
ногу.
     Вы  подумаете,  что  надежды  для  Каспара  больше  нет  и
разъяренный бык, ринувшись, наверняка  затопчет  его  насмерть.
Так  и случилось бы, если бы у Каспара не хватило духа на новое
усилие.
     Повернувшись к валуну, он увидел  в  нескольких  шагах  от
себя расселину -- и у него вспыхнула надежда.
     Как  мы  уже  говорили,  она  была  шириной около фута, но
кверху  постепенно  суживалась,  так  что  глыбы  соприкасались
верхушками.
     Каспар  тотчас  же  сообразил,  что  ему  делать. Если ему
удастся добраться до трещины и вовремя в нее заползти, он будет
спасен. Трещина достаточно широка, чтобы он мог  туда  залезть,
но окажется слишком тесной для его врага.
     Он  быстро  пополз на четвереньках, подгоняемый отчаянием.
Очутившись возле  трещины,  он  ухватился  за  выступ  камня  и
забрался внутрь. Еще секунда -- и было бы поздно.
     Он  услышал, как бык ударился рогами о края трещины; вслед
за ударом раздалось свирепое хрюканье.
     У охотника вырвался крик радости: он понял, что спасен.





     Каспар  глубоко  вздохнул,  переводя  дух.  От  пережитого
ужаса, от стремительного бега, от прыжков по скалам и от боли у
него захватило дыхание. Еще минута -- и он потерял бы сознание.
     Встретив   неожиданное  препятствие,  бык,  казалось,  еще
больше рассвирепел. Он бросался из стороны в  сторону,  издавая
гневное  ворчание,  и по временам ударял рогами о скалы, словно
надеясь разбить их и добраться до своей  жертвы.  Один  раз  он
даже  просунул голову в трещину, и покрытая пеной морда чуть не
коснулась Каспара. К счастью, широкая, мохнатая грудь  быка  не
могла  просунуться  дальше,  и ему с трудом удалось высвободить
рога из расселины.
     Каспар воспользовался этим и,  схватив  первый  попавшийся
камень,  начал так яростно колотить быка по морде, что животное
быстро отскочило от валуна. И хотя оно  продолжало  метаться  у
входа в расселину, но уже не решалось повторить нападение.
     Почувствовав  себя  в безопасности, Каспар с беспокойством
подумал, что у него сломана нога. Неизвестно,  сколько  времени
ему   придется  просидеть  здесь  взаперти,  --  он  знал,  что
мстительный як ни  за  что  не  уйдет,  пока  перед  ним  будет
находиться  его  враг.  Эти животные готовы разорвать на клочки
разозлившее их существо, но, как только потеряют его  из  виду,
словно забывают о нем.
     Бык  вовсе  не  собирался  уходить.  Он  расхаживал взад и
вперед, свирепо хрюкая и время от времени ударяя рогами о  край
расселины, как будто все еще надеясь достать свою жертву.
     Каспар  теперь  смотрел  равнодушно  на маневры врага. Его
гораздо больше занимала нога, и он  стал  ее  исследовать,  как
только ему удалось поудобнее устроиться.
     Он  осторожно  ощупал  ногу книзу от колена, так как знал,
что бедро у  него  цело.  Он  опасался,  что  кость  сломана  у
щиколотки.  Нога  распухла  и  посинела,  но признаков перелома
Каспар не обнаружил.
     "В конце концов, -- сказал он  себе,  --  возможно  что  я
только ее вывихнул. Если так, то еще не беда".
     Он  продолжал осмотр, пока наконец не пришел к заключению,
что у него только вывих.
     К нему опять вернулось хорошее  настроение;  правда,  нога
сильно болела, но Каспар умел стоически переносить боль.
     Он  начал  размышлять о своем положении. Как избавиться от
этой  свирепой  осады?  Услышат  ли  Карл  и  Оссару,  если  он
закричит?  Едва ли. Он почти в миле от них, их отделяют от него
леса и холмы. К тому же они, вероятно, рубят деревья  и  ни  за
что  не  услышат  его  призыва.  Но ведь они не все время будут
работать, а он будет кричать без передышки. Он уже заметил, что
в долине, со всех сторон замкнутой утесами, звуки разносятся на
большое расстояние, повторенные  эхом.  Без  сомнения,  Карл  и
Оссару   в   конце   концов   его  услышат,  особенно  если  он
пронзительно свистнет; ведь Каспар умел свистеть очень громко и
часто вызывал эхо в Баварских горах.
     Он готов был вызвать эхо и в Гималаях и уже поднес  пальцы
к  губам,  когда  ему  пришло  в  голову,  что этого не следует
делать.
      -- Нет, -- сказал он после краткого размышления, -- я  не
стану их вызывать. Я знаю, что мой свисток призовет Карла. Брат
прибежит на мой сигнал. Я не смогу его остановить, и он побежит
прямо  к  этим  скалам и попадет на рога к быку! Нет, я не имею
права рисковать жизнью Карла. Не буду свистеть!
     И он отнял пальцы от губ.
      -- Если бы только у меня было ружье, -- сказал  он  после
паузы  --  если  бы  только  у  меня  было мое ружье, я бы живо
расправился с тобой, гадкая скотина! Благодари свою судьбу, что
я его бросил!
     Ружье выпало из рук Каспара в момент, когда  он  повалился
ничком, спрыгнув с валуна в первый раз. Без сомнения, оно лежит
там, где упало, но он не знал, в какую сторону оно отлетело.
      -- Если  бы  не  нога, -- размышлял он вслух, -- я бы еще
мог выбежать за ним. О, только бы мне  достать  ружье!  Мне  бы
удалось  прикончить  старого  ворчуна,  прежде  чем  он  успеет
махнуть хвостом. Уж  я  бы  с  ним  расправился!..  Постой!  --
продолжал  охотник,  помолчав  несколько минут. -- А ведь ноге,
кажется, лучше. Она сильно распухла, но  не  очень  болит.  Это
только  вывих!  Ура,  это  только  вывих!..  Клянусь  честью, я
попытаюсь достать ружье!
     Каспар встал на ноги и, держась за  стенки,  направился  к
выходу.  Он мог свободно продвигаться вперед, так как расселина
была всюду одинаковой ширины.
     Но -- странное дело! -- увидев, что охотник  направился  к
противоположному  концу  трещины, старый бык кинулся туда и уже
приготовился поднять его на рога.
     Каспар не ожидал от быка такой хитрости. Он надеялся,  что
ему  удастся  сделать вылазку с одной стороны валуна, пока враг
сторожит другой выход; но теперь он убедился, что  животное  не
уступает  ему  в  хитрости.  Валун был не так велик -- бык живо
обежит вокруг и догонит его, если он осмелится отойти футов  на
шесть от выхода.
     Он  попробовал  было  сделать такую вылазку, но был загнан
обратно в расселину противником,  который  едва  не  задел  его
рогами.  Теперь  як  стал  еще  внимательнее  следить  за своей
жертвой, ни на минуту не спуская с нее глаз.
     Однако  охотник  кое-что  выиграл  от  своей  вылазки.  Он
разглядел, где лежит его ружье, и рассчитал расстояние от него.
Будь у него хоть тридцать секунд, он достал бы оружие. Он начал
ломать голову, как бы отвлечь внимание врага.
     Внезапно   у   Каспара   возник   план,  и  он  решил  его
испробовать.
     Як стоял у самого отверстия трещины, опустив  голову  чуть
не  до  земли;  он  свирепо  вращал  глазами, и из пасти у него
капала пена.
     Каспар мог бы ткнуть быку в  голову  копьем,  будь  оно  у
него, или ударить дубиной.
     "Нет ли способа ослепить это животное? " -- подумал он.
      -- А, клянусь честью, я придумал! -- воскликнул он, когда
ему пришла счастливая мысль.
     Он  быстро  снял  через  голову  свою  пороховницу и пояс;
потом, сняв куртку, растянул  ее,  насколько  позволяла  ширина
трещины.  Затем  он  стал  приближаться  к выходу из расселины,
надеясь, что ему удастся  набросить  куртку  быку  на  рога  и,
ослепив его на несколько мгновений, выбежать за ружьем.
     Идея  была хорошая, но -- увы! -- ее не удалось привести в
исполнение. Расселина была очень узкая -- Каспар был стеснен  в
движениях  и не смог достаточно метко бросить куртку. Она упала
быку на лоб; он отшвырнул ее презрительным движением  головы  и
продолжал наблюдать за противником.
     На   мгновение  Каспар  упал  духом;  понурив  голову,  он
вернулся в глубь расселины.
     "В конце концов, пожалуй, придется вызвать Карла и Оссару,
-- подумал он. -- Нет, нет! Подожду их вызывать. Я нашел  новый
выход. И на этот раз мой план удастся, клянусь честью! "
     Он  схватил пороховницу и вынул из нее пробку. Затем снова
подполз к выходу, возле которого стоял бык.  Держа  пороховницу
за  широкий  конец  и вытянув руку как можно дальше, он насыпал
кучку пороха на самое ровное и сухое место,  потом,  постепенно
притягивая   пороховницу   к  себе,  сделал  дорожку  длиной  в
несколько футов.
     Хрюкающий як не подозревал, какой сюрприз его ожидает.
     Каспар достал кремень, огниво,  трут,  в  один  миг  высек
искру и поджег пороховую дорожку.
     Как  он  и  рассчитывал,  як был напуган вспышкой и окутан
густым сернистым дымом. Слышно было, как  животное  мечется  по
сторонам,  не  зная,  куда  бежать.  Этого  мига и ждал Каспар,
стоявший наготове, -- он тотчас  же  выскочил  из  расселины  и
кинулся к ружью.
     Он  поспешно  схватил  его  и,  забывая о вывихнутой ноге,
помчался назад с быстротой оленя. Но  даже  и  теперь  он  едва
успел  отступить,  так  как  бык, оправившись от неожиданности,
увидел его, погнался и снова ударился рогами о валун.
      -- Ну, -- сказал Каспар,  обращаясь  к  своему  свирепому
врагу,  --  на  этот  раз  ты  скорее  испуган, чем ранен, но в
следующий раз, когда я зажгу порох, дело  будет  посерьезнее...
Стой  где  стоишь,  старик! Дай мне еще минуту -- и я покончу с
этой осадой. Не жди от меня пощады!
     С этими словами Каспар стал заряжать ружье. Он зарядил оба
ствола; впрочем, хватило бы и  одного,  потому  что  первый  же
выстрел  сделал  свое  дело  --  свалил старого быка и навсегда
прекратил его хрюканье.
     Каспар вышел из расселины, приложил пальцы к  губам  --  и
громкий  свист  разнесся  далеко  по  долине.  Такой  же  свист
раздался в ответ из леса. Через четверть  часа  Каспар  увидел,
что  к  нему  бегут  Карл  и Оссару. Вскоре они слушали рассказ
Каспара о его приключении и поздравляли со спасением.
     Убитых яков ободрали, разрубили туши на куски и понесли  к
хижине.  Неподалеку  они  заметили  раненого  молодого  быка, и
Оссару  прикончил  его  ударом  копья;  его  также  ободрали  и
разрубили. Все это сделали Карл и шикари: у Каспара разболелась
нога, и им пришлось нести его на спине.





     У  Карла  и  Оссару тоже было приключение, хотя и не такое
опасное, как у Каспара. На этот раз они были скорее  зрителями,
чем  участниками. Настоящим героем был Фриц: пес вышел живым из
схватки, получив большую рану в бок.
     Они выбрали сосну и начали ее рубить. Из  лесу  послышался
странный  шум -- смесь тявканья и воя. Охотники прервали работу
и стали прислушиваться. В этом месте лес  был  негустой;  среди
кустарника  кое-где  поднимались  сосны, и можно было видеть на
большое расстояние.
     Внезапно мимо них  пробежало,  видимо  спасаясь,  какое-то
крупное  животное.  Бежало  оно не слишком быстро, и они успели
хорошо его  разглядеть.  Крепкие  заостренные  рога,  дюймов  в
двенадцать,  показывали,  что  оно принадлежит к парнокопытным.
Шерсть у него была жесткая и грубая,  спина  темно-бурая,  бока
рыжеватые, живот еще светлее; на шее, передних ногах и по бокам
шерсть была очень длинной и свисала, словно грива; шея толстая,
а  голова  довольно  крупная.  Рога  были загнуты назад и почти
касались шеи; ноги толстые и сильные; вид у этого животного был
довольно нелепый, и бежало оно тяжело и неуклюже.
     Ни Карл, ни Оссару еще не видели подобного  животного,  но
они  решили,  что  это  тар  --  разновидность  породы антилоп,
называемого козерогом; в Ост-Индии их имеется несколько видов.
     И в самом деле это был тар.
     Но тар был не один. Правда, он бежал не слишком быстро, но
со всей скоростью, на какую был способен.  Он  убегал  от  стаи
зверей,  которые  гнались  за  ним  по пятам. Карл принял их за
волков, но Оссару сразу узнал  диких  красных  собак.  Их  было
около  дюжины,  каждая ростом с волка; у них были длинные шеи и
туловища,  довольно  длинные  морды,  длинные  прямые   уши   с
закругленными  концами.  Шерсть  рыжая, на животе светло-бурая;
хвост длинный, пушистый, на конце темный, между глазами  темное
пятно,  придававшее  им  свирепое,  волчье  выражение. Они-то и
издавали вой и тявканье, яростно преследуя тара.
     Услыхав этот дикий концерт, Фриц стал метаться, явно желая
к ним присоединиться. Хорошо, что  Карл  перед  началом  работы
привязал  его к дереву, чтобы пес не попал в какую-нибудь беду.
Фрицу волей-неволей пришлось остаться на месте.
     Тар и собаки промчались мимо и  вскоре  исчезли  из  виду,
хотя вой еще раздавался вдали.
     Через   некоторое  время  вой  стал  громче,  и  охотники,
заметив, что  животные  возвращаются  в  их  сторону,  прервали
работу,  желая  посмотреть,  чем  все  это  кончится.  Снова на
полянке показался тар, а собаки по-прежнему бежали  за  ним  по
пятам.
     Они опять исчезли, но через некоторое время шум стал вновь
нарастать,  и  охотники  с удивлением увидели, что собаки снова
гонят тара по лесу.
     Видно было, что собакам ничего не стоит догнать  тара,  --
они  не  отставали  от  него, и каждая могла бы вцепиться ему в
горло. Казалось, они гонят его  для  забавы  и  могут  окончить
травлю когда захотят.
     Охотники были отчасти правы. Дикие собаки могли бы в любой
момент  перегнать тара, но они и делали это, так как не раз уже
заставляли его поворачивать. Но вместе с тем они гнали  его  не
только  для  забавы.  Они  гоняли свою жертву взад и вперед для
того, чтобы загнать ее ближе к своим логовищам и избавить  себя
от труда тащить туда ее тушу. Такова была цель красных собак, и
этим объяснялось их странное поведение. Оссару, хорошо знакомый
с  дикими  собаками,  уверял  Карла,  что,  когда у них родятся
щенята, они гоняют крупных животных с места на  место,  до  тех
пор  пока  не загонят поближе к своим логовам, а там прыгают на
жертву, перегрызают ей горло;  а  щенята  сбегаются  к  туше  и
терзают ее в свое удовольствие.
     Охотник  за растениями уже слышал об этой странной повадке
и наблюдал ее у диких собак Южной  Африки,  так  что  не  очень
удивился рассказу Оссару.
     Впрочем,  Карл и Оссару вели эту беседу несколько позже. В
данный момент они были слишком поглощены этим зрелищем  --  тар
снова промчался ярдах в двадцати от того места, где они стояли.
     Казалось,  он  был  вконец затравлен, и чувствовалось, что
преследователи скоро его  свалят.  Но  этого  они,  видимо,  не
хотели делать. Им нужно было угнать его еще немного подальше.
     Однако животное не собиралось им уступать, хотя выбивалось
из сил.  На  пути  ему  попалось  большое  дерево -- ствол имел
несколько футов в диаметре; у  основания  оно  разветвлялось  в
разные  стороны,  причем  развилка  была  так  глубока, что там
вполне поместилась бы лошадь. Именно такого места искал тар  --
он  бросился  к  дереву,  вскочил  в развилку и, повернувшись к
врагам, приготовился к обороне.
     Этот  внезапный  маневр,  видно,  сбил  c  толку  свирепых
преследователей.   Многие   из  них  были  знакомы  с  таром  и
испугались направленных на них рогов.  Они  знали,  что,  заняв
такую позицию, он становится опасным противником.
     Поэтому  почти  все старые собаки отступили, поджав хвост.
Но в стае было несколько молодых собак, быстрых и  горячих,  --
им  стыдно  было  опускать  хвост перед врагом, и они тотчас же
набросились на тара. Последовала сцена, глядя на которую Оссару
хлопал в  ладоши  и  хватался  за  бока  от  смеха.  Завязалась
отчаянная  битва.  Со  всех  сторон налетали дикие собаки, но в
следующий миг с визгом отползали назад, раненые,  искалеченные.
Одна  или  две  уже  лежали, пронзенные насмерть острыми рогами
тара. Оссару наслаждался этой сценой,  так  как  питал  большое
отвращение к диким собакам, нередко отбивавшим у него добычу.
     Неизвестно,  чем  окончился  бы  этот  бой, так как он был
внезапно прерван. Фрицу  удалось  сорваться  с  привязи,  и  он
тотчас  же  помчался к месту свалки. Дикие собаки были испуганы
его  появлением  не  меньше,  чем  их  жертва,  и,   не   желая
знакомиться  с  пришельцем,  все  как одна разбежались и вскоре
исчезли в лесу.
     Фриц никогда еще  не  видал  тара,  но,  считая,  что  это
настоящая  дичь,  сразу  же  кинулся на него. Легче было бы ему
справиться с саксонским диким кабаном! Тар нанес псу  несколько
ударов рогами; борьба была упорная и длилась бы еще долго, если
бы  Карл  не пришел на помощь Фрицу, одним выстрелом покончив с
таром.
     Охотников интересовала только шкура тара, так как  мясо  у
него  жесткое  и  невкусное.  Однако  жители  Гималаев  усердно
охотятся на тара, тем более что охота эта считается  нетрудной,
а вкус у них неприхотливый.





     Как  мы  уже  сказали,  Оссару  всей душой ненавидел диких
собак. Они часто перехватывали у  него  добычу,  когда  он  уже
готов  был  подстрелить  антилопу  или  оленя, а сами не стоили
выстрела: мясо у  них  несъедобное  и  шкуру  почти  невозможно
продать.  Оссару считал их нечистыми животными, которых следует
уничтожать.
     Поэтому шикари ликовал,  видя,  что  старый  тар  избивает
своих врагов.
     Но Оссару суждено было в этот же вечер жестоко поплатиться
за свое злорадство. Его ожидало еще одно приключение, о котором
мы сейчас расскажем.
     Поляна, где были убиты яки, находилась далеко от хижины --
их разделяли  добрых три четверти мили. Карлу и Оссару пришлось
несколько раз ходить туда и обратно,  чтобы  перенести  мясо  и
шкуры.  Каспар  лежал с вывихнутой ногой и не мог им помочь. Мы
уже сказали, что его самого пришлось нести домой.
     Они  перетаскивали   мясо   до   самого   вечера;   начало
смеркаться,  а между тем оставалось принести еще четверть туши.
За этой последней четвертью Оссару отправился один, а  товарищи
занялись приготовлением ужина.
     Разрубив   туши   на   куски,  охотники  предусмотрительно
развесили мясо высоко на ветвях, чтобы дикие звери не могли его
достать. Они знали по горькому опыту, что  в  долине  множество
хищников,  которые  могут  уничтожить  бычью  тушу  в несколько
минут. Правда, им было неизвестно,  какой  хищник  утащил  мясо
самки  яка.  Карл и Каспар думали, что это волки, так как волки
различных пород встречаются во всех частях света, а в Индии  их
несколько  видов:  например, ландгах, или индийский волк, бериа
-- волк желтой масти,  ростом  с  борзую,  с  длинными  прямыми
ушами,  как  у  шакала. Там встречается и шакал и обыкновенная,
или пятнистая, гиена, поэтому трудно  было  сказать,  какой  из
этих хищников произвел грабеж. По мнению Оссару, это сделали не
волки,  а  дикие собаки -- быть может, та самая стая, которая в
этот день гналась за таром. По существу, большой  разницы  нет,
ибо  эти  дикие  собаки -- скорее волки, чем собаки, и не менее
свирепы и прожорливы, чем волки. Но вернемся к Оссару.
     Когда шикари возвратился на  поляну,  он  был  не  слишком
удивлен,   увидев   множество  шнырявших  там  диких  собак.  С
полдюжины их собралось под деревом, где висело мясо:  некоторые
подпрыгивали  кверху,  и  все смотрели на соблазнительный кусок
жадными, голодными глазами. С обрезками  и  потрохами  они  уже
покончили  --  не оставалось ни кусочка. Оссару пожалел, что не
захватил с собой ни лука  со  стрелами,  ни  копья  --  словом,
никакого  оружия.  Даже  свой  длинный  нож  он  оставил, чтобы
удобнее было нести увесистую четверть туши.
     Но Оссару не устоял перед  искушением  попугать  проклятых
собак и, набрав крупных камней, бросился прямо в середину стаи,
швыряя камни направо и налево.
     Ошеломленные  внезапным  нападением,  собаки шарахнулось в
кусты. Но Оссару заметил, что они не слишком-то испуганы:  иные
из  них  отступали  нехотя,  злобно  ворча; отойдя на несколько
шагов, останавливались и, казалось, готовы были вернуться.
     Первый раз в жизни Оссару ощутил что-то похожее  на  страх
перед  дикими  собаками.  Он привык нападать на них, как только
завидит, и они всякий раз разбегались, стоило ему крикнуть.  Но
таких   огромных  и  свирепых  собак  ему  еще  не  приходилось
встречать, и у них был явно воинственный вид.
     Между тем стемнело, а ночью такие  звери  становятся  куда
смелее,  чем  днем.  Действительно,  темная тропическая ночь --
самое подходящее время для грабежа и нападений. К тому  же  эти
собаки, вероятно, никогда еще не встречали человека, а потому и
не обнаруживали перед ним страха.
     Шикари  стало  не по себе -- ведь он был совсем один, да к
тому же безоружен.
     Он расшвырял все камни, но несколько собак еще  оставались
на поляне; в серых сумерках они казались гораздо больше, чем на
самом деле.
     Оссару хотел было набрать еще камней, чтобы расправиться с
собаками,  но, поразмыслив, решил, что лучше их не затрагивать.
Ведь он уже почти разогнал собак,  а  если  их  разозлить,  они
могут  наброситься  на него всей стаей. Итак, он решил оставить
собак в покое и делать свое дело.
     Он поспешно снял мясо с дерева и, взвалив  его  на  плечи,
зашагал по направлению к хижине.
     Не  прошел  он и нескольких шагов, как ему стало казаться,
что собаки идут за ним  следом.  Вскоре  он  в  этом  убедился,
услыхав  за спиной шелест сухих листьев и приглушенное рычание.
Шикари шел, согнувшись под тяжестью мяса, и  не  мог  повернуть
голову и осмотреться по сторонам.
     Но  топот  лап  слышался  все ближе, все громче тявканье и
рычание. Опасаясь, как бы  на  него  не  напали  сзади,  Оссару
остановился и обернулся.
     Зрелище,  которое  ему  представилось,  могло нагнать ужас
даже на храбреца. Он ожидал увидеть собак  шесть,  но  их  было
несколько  десятков  разного  возраста  и размера. Казалось, на
него ополчились все собаки, обитавшие в долине.
     Но отважный шикари не  упал  духом.  Он  слишком  презирал
диких собак, чтобы их испугаться, и решил снова отогнать свору.
     Прислонив свою ношу к дереву, он наклонился и начал шарить
по земле.  Набрав  крупных камней, величиной с добрый булыжник,
он отошел на несколько шагов и стал изо всех сил швырять  их  в
своих преследователей, целясь прямо в морды. Ему удалось ранить
нескольких  собак,  которые  с  воем  убежали  прочь;  но самые
сильные и свирепые не  отступили,  только  злобно  ощерились  и
зарычали;  в  лунном  свете  зловеще поблескивали их оскаленные
зубы.
     Оссару понял, что ничего не выиграл от этой новой  стычки,
и,  взвалив  мясо на плечи, двинулся дальше, но вскоре заметил,
что собаки не отстают от него.
     У него был уже  соблазн  бросить  мясо,  но  внезапно  ему
пришла счастливая мысль -- он придумал, как избавиться от своих
отвратительных спутников.
     Оссару  уже  приближался  к  озеру. Его отделяла от хижины
широкая полоса воды -- залив озера. Он знал, что залив довольно
мелкий и его можно перейти вброд. Еще сегодня он переходил его,
сокращая дорогу. Сейчас он  находился  ярдах  в  ста  от  этого
брода;  быть  может,  он  успеет  добежать  до воды прежде, чем
собаки нападут на него. Он бросится в воду, и это их  отпугнет.
Как  ни  дерзки  его  враги,  они,  конечно, не пустятся за ним
вплавь.
     Тут он снова вскинул мясо на  плечи  и  быстро  зашагал  к
озеру.  Ему не было времени осматриваться по сторонам. Он и без
того знал, что стая бежит за  ним  по  пятам,  ибо  по-прежнему
раздавались  топот,  взвизгивание  и  рычание.  Эти  звуки  все
приближались, и, когда наконец  Оссару  подошел  к  озеру,  ему
показалось,  что  он чувствует горячее дыхание зверей у себя на
ногах.
     Он спустился с берега и быстро пошел по дну, по  колено  в
воде.  Теперь он уже ничего не слышал, кроме плеска рассекаемой
им воды, и не оглядывался на  своих  преследователей,  пока  не
выбрался   на   другой  берег  залива.  Тут  он  остановился  и
огляделся. К его досаде, вся стая плыла за ним, как  гончие  за
оленем.  Они уже находились на середине залива. Конечно, собаки
не  сразу  решились  пуститься  вплавь,  что  позволило  Оссару
довольно  далеко  уйти  вперед; если бы не это, они вышли бы на
берег в одно время с ним. Но, во всяком случае, они  скоро  его
нагонят.
     Оссару  хотел  уже  бросить  мясо  и убежать, но охотничья
гордость  не  позволяла  ему  позорно  отступить  перед  дикими
собаками. Он побежал по тропинке со своей ношей. До хижины было
уже  недалеко. Он все еще надеялся добраться до нее, прежде чем
псы решатся на него напасть.
     Он бежал со всех ног. Но собаки его нагоняли -- все  ближе
раздавались  их  ворчание,  тявканье,  рычание, горячее дыхание
обдавало ему ноги. Тут он почувствовал, что его ноша становится
все тяжелее. Внезапно она перетянула его -- и он упал  навзничь
на  землю.  Несколько  собак вцепились в мясо и повалили ношу и
носильщика.
     Но Оссару тут же вскочил и, схватив большую палку, которая
случайно оказалась  у  него  под  рукой,  начал  изо  всех  сил
колотить собак, громко крича.
     Началась  дикая  свалка:  собаки яростно боролись, хватали
зубами  палку,  наскакивали  на  охотника,  но   шикари   ловко
действовал  своим  импровизированным  оружием,  отражая  натиск
врагов.
     Он уже начал уставать; без сомнения, еще немного --  и  он
окончательно  выбился  бы из сил, и собаки растерзали бы его на
клочки. Но в эту страшную  минуту  какое-то  большое  пятнистое
тело выпрыгнуло из темноты и ринулось в самую гущу собак.
     Это  был  Фриц.  А  с  Фрицем  прибежал  его  хозяин Карл,
вооруженный двустволкой; грянули  выстрелы,  и  страшная  свора
рассеялась,  как  стадо  баранов,  оставив  на  месте несколько
трупов.
     Битва быстро закончилась, Оссару был  спасен;  но  он  дал
страшную клятву отомстить диким собакам.





     Оссару  так  обозлился  на собак, что поклялся не ложиться
спать, пока им не отомстит.  Карлу  и  Каспару  любопытно  было
знать,  что  он собирается делать. Они предполагали, что собаки
будут всю ночь бродить вокруг хижины. Действительно,  невдалеке
раздавался  их вой. Но каким образом Оссару с ними расправится?
Тратить порох и пули на этих гнусных тварей не стоило;  к  тому
же  вряд  ли  можно было бы застрелить хоть одну из них в такой
темноте.
     Может быть, Оссару хочет перестрелять их из лука? Но разве
ночью в них попадешь! А  между  тем  он  грозился  устроить  им
настоящую гекатомбу10. Разумеется, лук и стрелы не годились для
этой  цели.  Но,  в  таком  случае,  как  же  он  хочет  с ними
расправиться?
     Братья знали, что ни в одну  западню  не  поймаешь  больше
одной  собаки;  и  даже  самую  простую  западню  было бы долго
сооружать, не имея нужных инструментов. Правда,  можно  было  в
несколько  минут  сделать "медвежью ловушку" из бревен, которые
валялись кругом, но она убьет  только  одну  жертву,  и  Оссару
придется снова и снова ее налаживать. Кроме того, умные собаки,
увидев,  что  одна  из  них  погибла,  не  полезут второй раз в
ловушку.
     Карл с Каспаром никак  не  могли  догадаться,  что  именно
задумал  Оссару,  но  ясно было, что у него уже созрел какой-то
план; поэтому они не  задавали  ему  лишних  вопросов  и  молча
следили за его приготовлениями.
     Первым  делом шикари собрал жилы всех убитых ими животных:
тара, лающего оленя,  подстреленного  утром,  и  яков,  которых
принесли  неободранными.  Вскоре  в руках у него оказался целый
пучок жил; он высушил их на огне, потом скрутил из  них  тонкие
бечевки.  Получилось  больше  двадцати  штук.  Карл  с Каспаром
работали под его руководством, помогая ему. Эти туго скрученные
бечевки  были  похожи  на  грубые  струны.  Оставалось   только
завязать мертвую петлю -- и струна превращалась в силок.
     Теперь  братья  начали догадываться о намерении Оссару: он
решил ловить собак в силки. Но как он будет ставить  эти  силки
-- разве  годится  для  этого тонкая струна? Ведь собаки быстро
перегрызут ее. Без сомнения, так бы и случилось, если бы  силки
были  поставлены  обычным  способом.  Но у Оссару была какая-то
своя система, и он рассчитывал переловить всех собак.
     Когда веревка была готова, Оссару вырезал  из  сырых  шкур
яков  двадцать  прочных  ремней. Затем он нарезал в кустах штук
двадцать палочек и заострил их с одного  конца.  Далее  вырезал
для  приманки  двадцать кусков из туши тара, мясо которого было
не слишком хорошо на вкус. После всех этих приготовлений Оссару
отправился ставить силки.
     С ним вышли и братья. Прихрамывая на одну ногу, Каспар нес
вместо факела ярко пылающую сосновую ветку -- луна зашла, и для
работы нужен был свет. Карл тащил ремни, палочки и куски  мяса,
а Оссару -- силки.
     Невдалеке от хижины росло множество деревьев, нижние ветви
которых  были  горизонтально  расположены  над землей. Это была
разновидность  горного   ясеня,   называемая   также   "ведьмин
орешник".  Ветви  у него длинные, тонкие, но крепкие и упругие,
сучьев не так много, а листва негустая. Это было  как  раз  то,
что требовалось Оссару; он приметил эти деревья еще в сумерках,
подходя  к  хижине  и думая о том, как бы расправиться с дикими
собаками. От тотчас же подошел к деревьям.
     Подпрыгнув, шикари поймал одну из веток, пригнул к  земле,
затем  отпустил,  чтобы  испытать ее упругость. По-видимому, он
остался доволен; тогда он оборвал с ветки листья, обломал сучья
и привязал к ее верхнему концу  сыромятный  ремень.  К  другому
концу  ремня  привязал  палочку, которую затем воткнул в землю.
Она прочно  удерживала  ветку  в  согнутом  положении,  но  при
малейшем толчке ветка должна была разогнуться.
     Затем  шикари привязал к ремню кусок мяса так, что до него
нельзя было дотронуться, не вытащив  из  земли  палочку,  после
чего  ветка должна была подняться кверху. Наконец был поставлен
силок с таким расчетом, что всякое животное,  пытаясь  схватить
приманку, непременно попадало в скользящую петлю.
     Поставив  западню,  Оссару  перешел к другому дереву и там
проделал то же самое; затем -- к третьему, и так  далее.  Когда
все  двадцать  силков  были  поставлены,  охотники  вернулись в
хижину.
     Все трое просидели еще с полчаса, чутко прислушиваясь. Они
надеялись, что еще с вечера в западню попадется хоть одна дикая
собака.
     Но, вероятно, собак напугал яркий  факел,  потому  что  ни
вой,  ни  лай,  ни  рычание  не нарушали ночной тишины. Наконец
охотникам надоело ждать -- они затворили дверь своей  хижины  и
крепко уснули.
     Кажется,  никогда  в  жизни  им  не приходилось так тяжело
работать. Они до смерти устали и с наслаждением растянулись  на
душистых листьях рододендронов.
     Не  будь  их  сон  так  глубок,  они  всю  ночь слышали бы
разноголосый  шум:  лай,  ворчание,  тявканье,  вой,   рычание,
отчаянный  визг  и треск ветвей. Этот адский концерт, казалось,
разбудил бы и мертвеца. Перед рассветом все трое проснулись  и,
увидев,  что  в  щели  хижины проникает свет, быстро вскочили и
бросились наружу. Солнце еще не взошло, но, когда они  протерли
заспанные  глаза,  им  представилось зрелище, при виде которого
Карл и Каспар разразились громким смехом, а Оссару стал прыгать
как сумасшедший, издавая ликующие крики.
     Почти в каждую западню попалась жертва,  почти  на  каждом
дереве  в  ветвях висела дикая собака; одни, повешенные за шею,
уже  издохли;  другие  захваченные   поперек   тела,   отчаянно
барахтались;  третьи,  схваченные за лапу, висели головой вниз,
почти касаясь земли, высунув покрытый пеной язык.
     Зрелище было удивительное. Оссару сдержал  свою  клятву  и
жестоко  отомстил  собакам.  Он  довершил  мщение: схватив свое
длинное  копье,  прикончил  тех,  которые   еще   корчились   в
предсмертных судорогах.





     Я не стану утомлять тебя, юный читатель, описывая со всеми
подробностями,  как  происходила  постройка  моста.  Достаточно
сказать, что все работали без передышки и днем и ночью, пока не
закончили сооружение.
     Строить мост пришлось целый месяц. Это была  всего-навсего
длинная  жердь,  дюймов  шести  в поперечнике и более ста футов
длиной. Она была составлена из двух тонких,  сосновых  стволов,
крепко  связанных  сыромятными  ремнями.  Но этим стволам нужно
было  придать  одинаковую  толщину  на  всем  протяжении,  а  в
распоряжении охотников был лишь небольшой топорик и ножи. Затем
следовало  просушить древесину на костре и как можно тщательнее
и прочнее соединить стволы, чтобы они не разошлись под тяжестью
людей. Кроме того, нужно было заготовить  множество  ремней,  а
для  этого  пришлось  застрелить  и поймать множество животных;
необходимы были и другие приспособления; все эти  приготовления
заняли немало времени.
     К  концу  месяца  мост был готов. Вот он лежит в ущелье на
снегу, и его конец находится в  нескольких  футах  от  трещины.
Охотники  перенесли  его  сюда и теперь собираются поставить на
место.
     Но как же они смогут уложить  эту  жердь  поперек  зияющей
трещины? -- спросите вы. Жердь достаточно длинна, чтобы достать
до другого края трещины, -- ведь они точно рассчитали ее длину.
И по нескольку футов будет лежать по обоим краям. Но как они ее
перебросят?  Если  бы  кто-нибудь стоял на другом краю трещины,
держа конец ремня, привязанного к жерди, то  было  бы  нетрудно
это  сделать.  Но  как быть, когда у них нет такой возможности?
Ясно, что толкать жердь вперед невозможно: конец такой  длинной
жерди  опустится  книзу  прежде, чем дойдет до противоположного
края, а как  тогда  его  поднять?  Действительно,  когда  жердь
продвинется  больше  чем  наполовину,  она  перегнется  вниз, и
тяжесть ее будет так велика, что им даже втроем ее не  сдержать
-- она  выскользнет  у  них  из  рук  и упадет на дно пропасти,
откуда, конечно, невозможно  будет  ее  достать.  Так  печально
окончится затея, стоившая им огромных трудов.
     Но  охотники  не  такие  простаки, чтобы проработать целый
месяц,  не  разрешив  предварительно  всех  этих  задач.   Карл
тщательно  разработал  проект  переброски  моста.  Вскоре и вам
будет ясно, как они собирались преодолеть эту трудность.
     Вы видите здесь лестницу длиной футов в пятьдесят, прочный
блок со  шкивом  и  ремнями   в   несколько   мотков   крепкого
сыромятного ремня.
     А  теперь они будут перебрасывать мост через пропасть. Для
этого охотники и пришли сюда со всеми  сооружениями.  Не  теряя
времени, они приступили к работе.
     Лестницу  приставили  к  отвесной  скале,  нижний ее конец
укрепили во льду как можно ближе к краю пропасти.
     Мы сказали, что лестница была длиной  в  пятьдесят  футов;
следовательно,  верхний  ее край находился на высоте пятидесяти
футов.  На  этом  уровне  в  скале  удалось   найти   небольшое
углубление, вероятно выщерб, которое легко можно было углубить.
     Работая   топориком   и  железным  острием  копья,  Оссару
проделал в скале отверстие глубиной в фут. На это ушел час.
     Затем  в  отверстие  вставили  крепкий   деревянный   кол,
подогнав  его  как  можно  точнее, а чтобы он держался плотнее,
вокруг него забили несколько клиньев.
     Кол выдавался из скалы примерно на  фут;  на  нем  сделали
глубокие зарубки и привязали ремнями блок.
     Блок  состоял  из двух шкивов, оси которых были достаточно
прочны, чтобы выдержать  груз  в  несколько  сот  фунтов.  Этот
механизм был предварительно подвергнут испытанию.
     Затем  в  утес,  в нескольких футах от пропасти, вбили еще
один кол, чтобы наматывать на него  ремень,  когда  понадобится
затормозить движение.
     После  этого  ремень  был  накинут на шкив. Это было делом
всего нескольких минут, так как  ширина  ремня  была  тщательно
подогнана к желобам шкивов.
     Затем  ремень,  или  "канат",  как его называли юноши, был
привязан к длинной жерди, которая должна была  служить  мостом.
Один  канат  был привязан к ее концу, другой -- к середине, как
раз у места соединения стволов.
     Узлы затягивались чрезвычайно тщательно, особенно тот, что
посередине: этот канат имел большое  значение.  Он  должен  был
играть  роль  главной  опоры  или  устоя  моста -- не только не
позволять длинной жерди "нырнуть"  вниз,  но  и  не  давать  ей
разломиться.
     Если  бы  изобретательный Карл не придумал такой опоры, то
сделанный ими тонкий шест не  выдержал  бы  веса  человеческого
тела, а сделай они его толще, им не удалось бы перебросить шест
через  трещину. Центральной опоре было уделено особое внимание,
и этот канат и  шкив,  через  который  он  перекидывался,  были
гораздо прочнее остальных. Второй канат должен был поддерживать
дальний  конец  жерди  с таким расчетом, чтобы, приблизившись к
противоположному краю трещины, его можно  было  приподнять  над
поверхностью льда.
     Закрепив   хорошенько  ремни,  каждый  занял  свое  место.
Оссару, как самый сильный, должен был толкать жердь  вперед,  а
Карл  и  Каспар -- тянуть ремни. Под жердь подложили катки, ибо
хотя она  была  всего  шести  дюймов  толщиной,  но  вследствие
значительной  длины  было  бы  трудно  ее  продвигать  даже  по
скользкой поверхности мерзлого снега.
     По сигналу Карла жердь пришла в движение. Вскоре ее  конец
уже выдвинулся над пропастью у подножия черной скалы.
     Медленно,  неуклонно  он  двигался  вперед.  Все  работали
молча, поглощенные своим делом.
     Наконец передний каток подошел к краю трещины, и  пришлось
остановить движение, чтобы его переместить.
     Сделать  это  было  очень просто: несколько оборотов ремня
вокруг  болта  --  и  механизм  остановился.   Шкивы   работали
превосходно, и ремни легко скользили по желобкам.
     Катки  были  переставлены,  ремни  размотаны, и мост вновь
пришел в движение.
     Медленно, но уверенно продвигался он  все  дальше.  И  вот
дальний его конец лег на противоположный край трещины и прополз
еще  несколько  футов  по  твердому  льду.  Ближний конец жерди
прочно закрепили другими ремнями --  и  зияющая  пропасть  была
перекрыта мостом.
     Только  теперь  строители остановились, чтобы взглянуть на
дело своих рук; когда  они  увидели  это  странное  сооружение,
которое   должно  было  вернуть  им  свободу,  у  них  невольно
вырвалось громкое, ликующее "ура".





     Вероятно, вам кажется смешным это жалкое подобие моста,  и
вам любопытно узнать, как по нему переправились охотники.
     Взобраться  на призовую мачту -- сущий пустяк по сравнению
с такой переправой. Подняться на шест толщиной в  тесть  дюймов
на  высоту  нескольких  ярдов  -- дело нетрудное, но когда речь
идет о том, чтобы проползти по жерди добрую сотню футов да  еще
над  страшной пропастью, от одного вида которой кружится голова
и замирает сердце, это немалый  подвиг.  Но  если  бы  не  было
другого   способа  переправы,  наши  герои,  вероятно,  на  это
отважились бы.
     Оссару не раз приходилось взбираться  по  высоким  стволам
бамбука и пальм, и он легко бы с этим справился, но для Карла и
Каспара,  которые  не  были опытными верхолазами, такой переход
был опасен. Поэтому они придумали более легкий способ.
     Для каждого было сделано нечто  вроде  большого  стремени.
Для  этого  срезали  прочный  молодой  ствол, подержали его над
огнем и согнули в виде треугольника. Этот грубый равнобедренный
треугольник был крепко связан у вершины сыромятным ремнем, и  к
нему  привязан  другой ремень, образовавший петлю и скользивший
по жерди,  как  ролик.  Пассажир  должен  опираться  ногами  на
стремя;  одной  рукой  он  будет  держаться  за  шест, а другой
постепенно передвигать ролик. Таким способом  все  переправятся
через  пропасть. Ружья и другие вещи привяжут на спину. Возьмут
с собой лишь самое необходимое. Что же касается Фрица,  то  они
долго  ломали  голову,  как  его  переправить. Оссару решил эту
задачу, предложив завернуть пса  в  шкуру,  привязать  себе  на
спину  и  перенести  через  пропасть. Для шикари это была сущая
безделица.
     Через каких-нибудь полчаса после наводки  моста  все  трое
были  уже  готовы  к переправе. Каждый стоял, держа в руке свое
стремя; вещи были крепко привязаны за спиной. Фриц был  закутан
в  косматую  шкуру  яка, и только его голова торчала над плечом
шикари; у пса было крайне удивленное выражение, и в этот момент
он был очень  комичен.  Казалось,  он  недоумевал,  что  с  ним
собираются делать.
     Оссару  вызвался  переправиться первым, но отважный Каспар
заявил, что он легче всех и должен  идти  первым.  Однако  Карл
возразил,  что  так  как  проект  моста  принадлежит ему, то он
первый обязан испытать свое сооружение.  Карл  был  начальником
отряда, самым авторитетным лицом и сумел настоять на своем.
     Осторожно  подойдя  к  концу  жерди, лежавшему на льду, он
перекинул через жердь ремень и  опустил  стремя.  Затем  крепко
схватился  руками  за  жердь  и  стал  обеими  ногами в стремя.
Несколько раз он сильно давил  на  него  ногой,  испытывая  его
прочность,  при  этом  он держался руками за жердь; потом левой
рукой протолкнул петлю по жерди на фут вперед. При этом  стремя
продвинулось  на  такое же расстояние; Карл слегка покачнулся и
повис над пропастью.
     Зрелище было страшное,  и  товарищи  с  замиранием  сердца
следили  за  каждым  движением  Карла,  но  положение  их  было
настолько трагично, что они сознательно шли на опасность.
     Через несколько минут Карл был далеко от края  ледника  и,
казалось, висел на ниточке между небом и землей.
     Если  бы  тот или другой конец жерди соскользнул со скалы,
отважный Карл полетел бы в бездну;  но  они  приняли  все  меры
предосторожности: ближний конец жерди они закрепили, навалив на
него  крупные  камни,  а дальний удерживался канатом, натянутым
так туго, как только позволял блок.
     Несмотря на все это, жердь  сильно  прогнулась  посередине
под  тяжестью  Карла, и было ясно, что, не будь системы блоков,
им ни за что бы  не  переправиться.  Когда  Карл  находился  на
полпути  между  берегом  и  опорным  канатом,  жердь прогнулась
гораздо ниже уровня  ледника,  и  ботанику  пришлось  подвигать
петлю   вверх  по  склону.  Ему  удалось  однако,  благополучно
добраться до места соединения стволов.
     Наступил "узловой" момент, действительно, петля  не  могла
двигаться  дальше,  ибо  канат  преграждал  ей путь. Нужно было
снять ее с жерди и снова надеть по другую сторону каната.
     Карл зашел слишком далеко,  чтобы  отступить  перед  такой
пустячной  трудностью.  Он  уже  обдумал,  как  ему поступить в
данном случае, и только на миг остановился, чтобы  передохнуть.
Ухватившись  рукой  за  канат,  он уселся верхом на жердь и без
особого труда перенес петлю по другую  сторону  каната.  Сделав
это, он снова "ступил в стремя" и продолжал свой путь.
     По  мере  того  как он приближался к противоположному краю
пропасти,  ему   становилось   все   труднее   двигаться,   ибо
приходилось  подниматься  кверху,  но, вооружившись терпением и
напрягая силы, он  неуклонно  продвигался  вперед;  все  ближе,
ближе... наконец стукнулся ногами о ледяную стену.
     Еще последнее усилие -- и он взобрался на ледник и, отойдя
на шаг  от  края,  сорвал шапку и стал махать товарищам. На его
торжествующий крик ему ответило с другого края  звучное  "ура".
Но  еще  более громкое и радостное "ура" огласило ледник, когда
через каких-нибудь полчаса все трое стояли рядом, по ту сторону
трещины, глядя на оставшуюся позади зияющую пропасть.
     Только тот, кому случалось избегнуть  страшной  опасности,
вырваться из тюрьмы или спастись от смерти, может понять, какое
глубокое,  радостное  волнение  овладело  в этот момент Карлом,
Каспаром и Оссару.
     Но -- увы! -- недолго продолжалась их  радость;  пережитый
ими  восторг  был как бы проблеском света, который быстро угас,
когда надвинулась мрачная туча.
     Прошло не более десяти минут. Они освободили Фрица из  его
мохнатой   оболочки   и  направились  вниз  по  леднику,  спеша
выбраться из этого мрачного ущелья. Но не сделали они и пятисот
шагов, как вдруг остановились; все трое побледнели  и  в  ужасе
преглянулись  между собой. Никто не произнес ни слова, но все с
многозначительным  видом   указали   друг   другу   на   что-то
видневшееся впереди. Слова были излишни, все было понятно и без
слов.
     Перед ними зияла вторая трещина -- гораздо шире той, через
которую  они перешли. Она тянулась от утеса до утеса, пересекая
весь ледник. Шириной она была по крайней мере в двести футов, а
какая глубокая! Ух! Они едва осмелились заглянуть в эту ужасную
бездну. Было ясно, что  переправиться  через  нее  нет  никакой
возможности. Даже пес, казалось, это понимал, так как испуганно
остановился на краю и печально завыл.
     Я  не  буду  передавать  их  унылых  разговоров.  Не стану
подробно  описывать  их  возвращение  в  долину.  Мне   незачем
рассказывать,  как  они переправлялись обратно через пропасть и
какие чувства испытывали, совершая этот опасный подвиг. Все это
нетрудно себе представить.
     Приближалась ночь, когда, измученные, обескураженные,  они
добрались до хижины и бросились на свои подстилки.
      -- Боже  мой, боже мой! -- в отчаянии воскликнул Карл. --
Долго ли еще эта конура будет нашим домом?!





     Ночь прошла почти  без  сна.  Печальные  мысли  никому  не
давали  уснуть,  а  душу  терзала острая боль обманутых надежд.
Когда они засыпали, было еще хуже: им снились зияющие  пропасти
и  отвесные утесы; снилось, что они висят в воздухе, каждый миг
готовые упасть в страшную бездну, где ждет их гибель.  Эти  сны
-- искаженное отражение дневных испытаний -- были необыкновенно
ярки  и  еще  ужаснее  действительности.  То  один,  то  другой
внезапно    просыпался,    разбуженный    каким-то     страшным
переживанием,  и предпочитал лежать без сна, чем снова испытать
хотя бы во сне все эти ужасы.
     Даже  Фриц  беспокойно  спал  в  эту  ночь.  Его  жалобные
повизгивания   доказывали,   что   и   ему   снятся  тревожные,
мучительные сны.
     Яркое   солнечное   утро   подействовало   на    охотников
благотворно:  оно  разогнало  ночные страхи. За завтраком к ним
вернулось  хорошее  настроение.  Каспар  быстро   развеселился,
уписывая за обе щеки жареное мясо. Правда, все ели с аппетитом,
так как накануне у них почти не было времени поесть.
      -- Если уж нам суждено навсегда остаться здесь, -- заявил
Каспар,  -- то зачем морить себя голодом! Еды здесь достаточно,
у нас может быть очень разнообразный стол.  Почему  бы  нам  не
наловить  рыбы?  Я  видел,  как  форель  играет в озере. Что ты
скажешь, Карл?
     Каспар говорил все это, желая ободрить брата.
      -- Не возражаю, -- спокойно ответил ботаник. -- Я  думаю,
в  этом  озере  есть  рыба.  Я  слышал, что в гималайских реках
водится очень вкусная рыба; ее называют  "гималайская  форель";
однако  неправильно,  потому что это не форель, а разновидность
карпа. Вероятно, мы и здесь ее найдем, хоть  я  не  представляю
себе, как она могла попасть в это уединенное озеро.
      -- Я  только  не  знаю,  --  продолжал  Каспар, -- как ее
вытащить из воды. У нас нет ни сетей, ни удилищ, ни крючков, ни
лесок. Да и сделать их не из чего... Ты не знаешь какого-нибудь
способа ловить рыбу, Оссару?
      -- Ах, саиб! -- ответил шикари. -- Дать мне бамбук  --  я
живо сделать сетка ловить рыбка... Нет бамбук -- нет сетка! Нет
ничего для сетка -- Оссару отравить вода, достать вся рыбка!
      -- Как  --  отравить  воду?!  Как ты это сделаешь? Где же
взять яду?
      -- Я скоро достать отрава -- бикх-трава годится.
      -- "Бикх-трава" -- что это такое?
      -- Идем, саиб! Я показать вам бикх-трава -- тут много.
     Карл и Каспар встали и последовали за шикари.
     Пройдя несколько шагов, проводник остановился и указал  на
густые  заросли.  Травянистый стебель этого растения поднимался
футов на  шесть  над  землей  и  был  увенчен  негустой  кистью
ярко-желтых цветов; листья были широкие, лапчатые.
     Каспар  быстро  схватил  одно  из  этих растений и, сорвав
соцветие, понюхал его, чтобы узнать, пахнут ли цветы. Но  вдруг
он   выронил  из  рук  цветок,  испуганно  вскрикнул  и,  теряя
сознание,  упал  на  руки  брату.  К  счастью,  он  успел  лишь
неглубоко  вдохнуть ядовитый аромат, иначе слег бы на несколько
дней.  Да  и  то  он  еще  несколько  часов  спустя   испытывал
головокружение.
     Карл  с первого же взгляда узнал растение. Это был один из
видов аконита, или "волчьего  зелья",  близкий  к  европейскому
"борцу", из корней которого добывают очень сильный яд.
     Растение все целиком ядовито: и листья, и цветы, и стебли;
но самая эссенция яда содержится в корнях, похожих на маленькие
брюквы.  Во  всех  частях  света встречается немало видов этого
растения, а в Гималаях --  около  двенадцати.  То,  на  которое
указывал  Оссару,  называется  у ботаников Aconitum ferox, и из
него добывают знаменитый индийский яд бикх.
     Оссару предложил отравить рыбу, бросив  в  озеро  побольше
корней и стеблей этого растения.
     Но  Карл  отверг  это предложение, заметив, что хотя таким
способом можно добыть сразу очень много рыбы, но они  уничтожат
ее больше, чем смогут съесть, а может быть, и совсем истребят.
     Карл  уже помышлял о будущем, предполагая, что им придется
провести немало времени на берегу этого прелестного озера.  Все
трое  уже  стали  подумывать о том, что, быть может, никогда не
найдут выхода из долины;  правда,  каждый  старался  скрыть  от
других эти печальные мысли.
     Увидав, что Каспар повеселел, Карл тоже попытался шутить.
      -- Не  будем  больше  мечтать  о  рыбе,  -- сказал он. --
Правда, рыба всегда бывает на  первое,  но  что  поделаешь!  Уж
как-нибудь  обойдемся  без  нее.  Что  до  меня, то мне надоело
жареное мясо без хлеба и  овощей.  Я  думаю,  что  здесь  можно
раздобыть и то и другое, потому что благодаря своему необычному
климату  наша  долина  обладает  богатой, разнообразной флорой,
какую можно увидеть только  в  ботаническом  саду.  Идемте  же!
Поищем, из чего бы нам сварить суп.
     С этими словами Карл пошел вперед, а за ним Каспар, Оссару
и верный Фриц.
      -- Посмотрите!  --  сказал  ботаник,  указывая на высокую
сосну, стоявшую поблизости. -- Взгляните на эти крупные  шишки.
Внутри мы найдем зернышки величиной с фисташку и очень приятные
на вкус. Если их собрать побольше и поджарить, они вполне могут
заменить хлеб.
      -- В  самом  деле,  --  воскликнул  Каспар, -- это сосна!
Какие крупные шишки! Они не меньше артишока...
      -- Что это за порода, брат?
      -- Это  один  из  видов,  называемый  "съедобные  сосны",
потому  что  их  семена  можно  употреблять  в  пищу.  Этот вид
называется у ботаников "неоза". В  других  частях  света  также
встречаются  сосны  со съедобными семенами: например, сибирская
сосна или  сибирский  кедр,  японский  гик,  сосна  Ламберта  в
Калифорнии  и  несколько видов в Новой Мексике, где их называют
"пиноны". Таким образом, сосна дает человеку не  только  ценную
древесину, смолу, скипидар и канифоль, но и пищу. Из этих шишек
ничего не стоит получить хлеб.
     Карл шел все дальше по направлению к озеру.
      -- А  вот и ревень! -- воскликнул он, указывая на высокое
растение. -- Посмотрите-ка!
     В самом деле, это был настоящий  ревень,  который  нередко
встречается  в диком виде в Гималайских горах; на фоне крупных,
широких листьев, окаймленных красной полосой, резко  выделялась
высокая   пирамида  желтых  прицветников.  Это  одно  из  самых
красивых травянистых растений. Жители  Гималаев  употребляют  в
пищу  его  толстые,  кислые  на вкус стебли в сыром или вареном
виде, а листья высушивают и курят, как табак. Но невдалеке  рос
ревень  другой  породы,  несколько  мельче, листья которого, по
словам Оссару, еще лучше подходят для этой цели. Оссару знал  в
этом  толк:  он  высушивал и курил листья некоторых растений, с
тех пор как охотники попали в долину. Действительно,  у  Оссару
давно  вышел бетель, и шикари очень страдал без своего любимого
возбуждающего  средства.  Он  очень  обрадовался,  что   сможет
заменить  бетель "чулой" -- так называл он дикий ревень. Оссару
пользовался весьма оригинальной трубкой, которую мог  соорудить
в  несколько  минут.  Поступал он так: втыкал в землю палочку и
проделывал под землей горизонтальный канал длиной  в  несколько
дюймов,  потом  вынимал палочку с другой стороны; таким образом
получалась норка с  двумя  отверстиями.  В  одно  отверстие  он
вставлял  камышинку  вместо  мундштука,  другой  конец  набивал
листьями ревеня и закуривал. Можно  сказать,  что  ему  служила
трубкой сама земля.
     Такой способ курения в ходу у полудиких обитателей Индии и
Африки, и Оссару предпочитал свою трубку всем остальным.
     Карл  шел  все  дальше, указывая своим спутникам различные
съедобные породы кореньев, плодов и овощей. Среди них был дикий
порей,  который  годился  на  похлебку.  Было  немало  ягод  --
несколько  видов смородины, вишен, земляники и малины, -- давно
уже известных в европейских странах, и братья приветствовали их
как старых знакомых.
      -- Посмотрите! -- сказал Карл. -- Даже в воде можно найти
растительную пищу. Видите эти большие белые  и  розовые  цветы?
Это знаменитый лотос. Стебли у него съедобные; а при желании из
полых  стеблей  можно  сделать  сосуды для питья. А вот рогатый
водяной орех, он тоже очень вкусный. О! Нам  нечего  жаловаться
на судьбу! Еды у нас вдоволь!
     Хотя Карл старался казаться веселым, на сердце у него было
тяжело.





     Да,  у  всех  троих  на  душе скребли кошки, хотя охотники
вернулись в хижину, нагруженные плодами, кореньями,  орехами  и
овощами,  и  надеялись  в  этот  день  пообедать  лучше, чем за
последнее время.
     Весь  остаток  дня  они  провели  около  хижины,   усердно
занимаясь  кулинарией.  Не  то  чтобы они уж так интересовались
хорошим обедом, но это занятие отвлекало их от мрачных  мыслей.
Вдобавок им больше нечего было делать. До сих пор они целые дни
напролет   работали   над  изготовлением  ремней  и  жерди  для
переправы, и за этим занятием время проходило незаметно, к тому
же у них была надежда выбраться на свободу.  Но  теперь,  когда
надежда   рухнула,  когда  затея  кончалась  неудачей,  они  не
находили себе места и не знали, чем бы заняться.
     Поэтому приготовление обеда из  этих  новых  разнообразных
овощей и плодов было приятным развлечением.
     Все  трое с удовольствием пообедали. В самом деле, они уже
давно не ели овощей и отдали честь новым блюдам. Скромные дикие
плоды показались им вкуснее самых лучших фруктов, созревающих в
садах Европы. Было уже  за  полдень,  когда  они  приступили  к
десерту.  Они  сидели под открытым небом, перед хижиной. Каспар
говорил больше всех.  Он  изо  всех  сил  старался  развеселить
товарищей.
      -- Давненько  я  не  ел такой замечательной земляники, --
заявил он. -- Правда, с сахаром и  сливками  она  была  бы  еще
вкуснее... Как ты думаешь. Карл?
      -- Пожалуй, -- кивнул головой ботаник.
      -- Напрасно,  --  продолжал  Каспар, бросив выразительный
взгляд на разостланную на земле шкуру яка, -- мы перебили  всех
коров...
      -- Представь  себе,  --  прервал  его  Карл, -- я как раз
думал об этом. Если нам суждено оставаться до конца наших  дней
в  долине...  Ах!.. -- Это восклицание вырвалось у Карла против
воли. Он не закончил фразу и снова погрузился в молчание.
     Через несколько дней Карл вышел из хижины и, ни  слова  не
сказав  своим товарищам, направился к утесам. Правда, у него не
было никакого определенного плана -- ему просто  захотелось  на
всякий случай еще раз обойти долину и обследовать окружающие ее
скалы.
     Никто  из товарищей не предложил его сопровождать, даже не
спросил, куда он идет. Оба были заняты  своими  делами:  Каспар
вырезал  палочку,  готовя  шомпол  для  ружья, а Оссару занялся
плетением сети -- ему хотелось поймать одну из больших красивых
рыб, которых много было в озере.
     Итак, Карл отправился один.
     Добравшись до утесов, он  медленно  пошел  вдоль  каменной
стены; чуть ли не на каждом шагу он останавливался, вглядываясь
в  скалы  и  утесы. Он осматривал обрыв на всем его протяжении,
фут за футом, еще тщательнее, чем раньше, хотя они в свое время
очень внимательно его исследовали.
     Что, если взобраться на утесы?..
     Обследовав  скалы,  охотники   убедились,   что   на   них
невозможно  вскарабкаться.  Но  ведь  можно  и  другим способом
подняться на отвесный обрыв, и  у  Карла  уже  зародился  новый
план.
     Вы  спросите:  что  же  он  задумал?  Уж  не  хочет  ли он
взобраться при помощи веревок?
     Ничуть не бывало! Веревки при подъеме  на  скалу  были  бы
совершенно  бесполезны. Другое дело, если бы они были укреплены
на ее вершине, тогда и Карл и его товарищи  сумели  бы  по  ним
взобраться.  Они  могли  бы  сделать  лестницу  даже  из  одной
веревки, привязывая к ней на некотором расстоянии друг от друга
палочки  вместо  ступенек.  Такое  приспособление   вполне   бы
годилось,  если бы им пришлось спускаться в пропасть; тогда они
привязали бы к скале веревку и спустились  бы  по  ней.  Но  им
приходилось  подниматься.  Кто  же привяжет им наверху веревку?
Ведь для этого надо предварительно вскарабкаться на обрыв...
     Ясно,  как  день,  что  в  данном   случае   нельзя   было
использовать  веревочную  лестницу.  Поэтому  Карл и не думал о
ней.
     Но  он  все  же  подумывал  именно  о  лестнице  --  не  о
веревочной,  а  о  деревянной, состоящей из боковин и ступеней;
как всякая другая лестница.
     "Как!  --  удивитесь  вы.  --  Вскарабкаться  на  утес  по
лестнице?  Но  ведь  вы сказали, что он высотой в триста футов.
Самая длинная лестница в мире не дойдет и до половины утеса".
     "Совершенно верно, я это знаю не хуже вас, --  ответил  бы
Карл. -- Но я и не собираюсь подниматься на утес по лестнице. Я
имею в виду не лестницу, а лестницы".
     "Вот как! Ну, это другое дело".
     Карл  прекрасно  знал, что одной лестницы не хватит, чтобы
подняться на такую высоту. Если бы даже им и удалось  построить
такую лестницу, ее все равно невозможно было бы установить.
     Но  ему  пришло  в  голову, что можно было бы подняться по
нескольким лестницам, поставив их одну над  другой  на  уступах
утеса.
     В самом деле, тут не было ничего невероятного, хотя Карл и
понимал,  какое  это  отчаянное предприятие. Лишь бы в каменной
стене оказались подходящие уступы! С этой целью он и обследовал
скалы.
     Итак,  он  медленно  шел  вдоль   скал,   внимательно   их
оглядывая.





     Шаг за шагом обследуя скалы, Карл дошел до края долины, то
есть до места, наиболее удаленного от их хижины.
     Однако  его  поиски не увенчались успехом. Правда, уступов
было немало и некоторые из них достаточно широки,  чтобы  можно
было  поставить  на  них  лестницу  и придать ей нужный наклон.
Уступы виднелись на разной высоте, но, к несчастью, нельзя было
встретить несколько уступов  друг  над  другом.  В  большинстве
случаев  они отстояли один от другого довольно далеко, так что,
если бы даже и удалось взобраться на один из них  по  лестнице,
все равно оттуда не перебраться на вышележащий.
     Итак,  все  эти  уступы  явно  не подходили для задуманной
Карлом операции; со вздохом разочарования он шел дальше.
     На дальнем краю долины среди скал темнела  расселина.  Как
мы  уже  упоминали,  на  всем  протяжении  каменной ограды было
несколько таких расселин, но эта  была  глубже  остальных.  Она
была  очень  узкая, шириной всего в несколько ярдов и около ста
ярдов в длину. Ее  дно  находилось  почти  на  одном  уровне  с
долиной,  хотя  в  некоторых  местах  поднималось  немного выше
благодаря обвалившимся с утесов камням и обломкам скал.
     Карл вошел в эту расселину и стал  внимательно  оглядывать
ее  каменные стены. Всякий, кто увидел бы его в эту минуту, был
бы поражен тем, как внезапно изменилось его  лицо,  еще  минуту
назад  такое  мрачное: глаза его вспыхнули радостью, и на губах
появилась улыбка. Что же вызвало такую резкую  перемену  в  его
настроении?  По  натуре молодой ботаник был серьезен, а теперь,
после пережитых неудач, стал еще  серьезнее.  Что  же  его  так
обрадовало?
     Достаточно  было  взглянуть на скалы, чтобы понять причину
его радости. Дело в том, что окружавшие  расселину  утесы  были
ниже,  чем  в  других  местах, -- вероятно, всего около трехсот
футов в  вышину.  Но  Карл  не  этому  обрадовался  --  сделать
лестницу  длиной  в  триста  футов  все равно невозможно, -- он
увидел в стене скал ряд уступов, один над другим,  напоминавших
полки шкафа.
     Хотя утес был гранитным, он состоял из нескольких пластов,
лежащих  горизонтально.  Пласты  были  разной толщины, и уступы
находились на различном расстоянии друг от друга. Одни  из  них
были шире, другие уже, но почти все -- достаточной ширины, и на
них можно было поставить лестницу.
     Чтобы  подняться  на  нижние  уступы, казалось, хватило бы
лестницы футов в двадцать -- тридцать  длиной,  но  было  очень
трудно  определить  ширину  верхних  уступов и промежутки между
ними с такого расстояния. Промежутки были как будто не  слишком
велики,  но  верхние  уступы казались очень узкими; если же это
был оптический обман, то  Карл  мог  ошибаться  и  относительно
ширины  пластов, -- возможно, что они окажутся такими толстыми,
что никакая лестница не достанет до верха.
     Если когда-нибудь вам приходилось стоять на дне  глубокого
оврага,  то  вы  могли  заметить,  как трудно определить размер
предметов, находящихся наверху. Уступ шириной в несколько футов
покажется простой впадиной в скале, а сидящая на нем  птица  --
совсем  крохотной.  Как  человек  осторожный,  Карл принимал во
внимание и это обстоятельство.
     Он был знаком с законами перспективы и не торопился делать
окончательные выводы. Чтобы точнее определить ширину пластов  и
расстояния  между  ними,  он отошел как можно дальше от скал. К
сожалению, расселина была узка, и отойти  можно  было  лишь  на
несколько шагов.
     Тогда  он  вскарабкался  на один из крупных валунов и стал
смотреть   оттуда;   правда,   его   не    удовлетворял    этот
"наблюдательный  пункт",  но  лучшего  не было. И Карл довольно
долго простоял на этом пьедестале, глядя на отвесную стену:  он
то   пристально   рассматривал  какое-нибудь  место  скалы,  то
пробегал глазами весь утес сверху донизу.
     Лицо  Карла  снова  омрачилось,  так  как   он   обнаружил
препятствие,    показавшееся   ему   непреодолимым.   Один   из
промежутков между уступами был слишком велик, чтобы  перекинуть
через  него  лестницу,  к  тому же находился очень высоко. Туда
невозможно будет подняться по лестнице.
     Он заметил, что нижний пласт самый тонкий, а следующий  --
уже вдвое толще его.
     До  сих  пор он только старался определить на глаз высоту,
но тут ему пришло в голову,  что  необходимо  измерить  толщину
нижнего  пласта.  Это  нетрудно  сделать,  а измерив этот слой,
можно будет судить и о толщине вышележащих.
     Но как измерить толщину пласта? Уступ отстоял от земли  на
добрых  сорок  футов  --  вряд  ли  можно  было бы измерить его
рулеткой. Но  у  Карла  не  было  и  рулетки,  и  он  собирался
действовать по-другому.
     Вы  думаете,  что  он  стал искать у подножия скал высокое
дерево, вершина  которого  достигала  бы  до  уступа,  а  потом
измерил  бы  его  высоту?  Конечно, это было бы очень удобно, и
Карл охотно применил бы этот способ,  если  бы  не  подвернулся
другой, который показался ему еще проще.
     Он  мог  бы  определить  высоту путем триангуляции, но для
этого  тоже  понадобилось  бы  дерево  и  вдобавок  --   нудные
вычисления,  отнимающие  много  времени  и  не  дающие надежных
результатов.
     Если взобраться на уступ, будет очень легко  измерить  его
высоту.  Нужно  только  спустить  с  него бечевку с камешком на
конце, вроде плотничьего отвеса.
     Случайно у него оказался довольно длинный ремешок,  вполне
пригодный  для  этой  цели, и Карл решил тотчас же подняться на
уступ.
     Вынув ремешок из кармана и привязав  к  нему  камешек,  он
подошел к утесу и начал на него взбираться.
     Это оказалось труднее, чем он думал, и он с немалым трудом
вскарабкался  на  уступ.  Для Каспара такое восхождение было бы
сущей безделицей, так как  молодой  охотник  привык  лазить  по
альпийским скалам, гоняясь за сернами.
     Но Карл был неважным альпинистом, -- добравшись до уступа,
он совсем запыхался и даже удивлялся своей смелости.
     Пройдя  несколько  шагов по уступу до места, где обрыв был
вертикальным, он опустил камешек на ремешке  и  быстро  измерил
толщину  пласта.  Увы!  Уступ  оказался  гораздо  выше,  чем он
предполагал, стоя внизу. Увидев результат измерения, Карл  упал
духом.  Теперь  он  уже  не сомневался", что верхние промежутки
невозможно перекрыть никакой лестницей.
     Грустный  и  унылый,  он  подошел  к   тому   месту,   где
поднимался. собираясь спуститься вниз.
     Но  иной  раз сказать легче, чем сделать; представьте себе
смущение Карла, когда он увидел, что спуститься со скалы так же
невозможно, как взлететь кверху. Сомнений не было: он  оказался
в тупике -- буквально приперт к стене!





     Легко понять, почему Карл очутился в таком затруднении.
     Всякий,  кто  поднимался по крутому склону -- по стене, по
мачте, даже по обыкновенной лестнице,  --  отлично  знает,  что
подниматься  гораздо легче, чем спускаться; а если подъем очень
крут и труден, то зачастую человек, поднявшись наверх, не может
спуститься обратно.
     Но Карл не мог оставаться здесь на ночь. Нужно было что-то
предпринять, чтобы выйти из  этого  неприятного  положения,  и,
собравшись с духом, он сделал попытку спуститься.
     Он  встал  на колени на краю уступа, лицом к утесу. Затем,
вцепившись в край скалы обеими руками, осторожно спустил  ноги.
Ему  удалось  нащупать небольшой выступ и встать на него, но на
этом дело и кончилось. Он  не  решался  отпустить  руки,  чтобы
сделать  еще  один  шаг  вниз,  а  опуская ногу в поисках новой
опоры, не находил ничего. Несколько  раз  он  прощупывал  ногой
поверхность  скалы,  стараясь  найти  впадинку  или  выступ, но
опереться было решительно не на что, и в конце  концов  он  был
вынужден подтянуться наверх и снова очутился на уступе.
     Карл решил поискать более подходящее место для спуска.
     Можно  было спокойно ходить по уступу, который был шириной
в несколько футов. Он тянулся вдоль скалы футов на пятьдесят, и
ширина его была почти одинакова на всем протяжении.
     Но  вскоре  Карла  постигло  разочарование.  Спуститься  с
уступа  могла  бы  разве кошка или другое животное, вооруженное
крючковатыми когтями -- во всяком случае, не находилось  места,
удобного  для  спуска,  --  и  он  вернулся  к  тому месту, где
вскарабкался на утес, сильно опасаясь, что ему так и не удастся
спуститься.
     Карл разыскивал спуск  и  был  всецело  поглощен  осмотром
нижней  части  утеса.  Но,  идя назад, он стал осматриваться по
сторонам и заметил в скале, в  нескольких  футах  над  уступом,
темное  отверстие.  Оно было величиной с обыкновенную дверь, и,
приглядевшись. Карл  обнаружил,  что  это  вход  в  пещеру.  Он
заметил  также,  что пещера постепенно расширяется и, вероятно,
очень велика. Однако в данный момент она его не интересовала. У
него лишь промелькнула мысль, что ему, может быть, придется там
переночевать. Это было вполне вероятно, если, конечно, Каспар и
Оссару не хватятся его до наступления ночи и  не  освободят  из
этой  "тюрьмы".  Но  они  вполне могли этого не сделать -- ведь
случалось, что тот или другой из них уходил надолго, и товарищи
нисколько  за  него  не  тревожились.  Вероятно,   они   начнут
беспокоиться о нем, лишь когда стемнеет. Но в темноте они могут
пойти  не  в ту сторону и будут долго блуждать по лесу, пока не
приблизятся к месту, где он находится. Он был в  самом  дальнем
конце  долины,  в  расселине,  замкнутой скалами и загороженной
высоким лесом, поэтому издали не будет слышно его криков.
     Он прекрасно понимал, что сам не в силах выбраться отсюда.
Остается ждать прихода Оссару или Каспара.  Итак,  вооружившись
терпением, Карл уселся на краю уступа.
     Не  думайте,  что  он  сидел  молча. Он понимал, что, если
будет молчать, охотникам будет трудно  его  найти,  поэтому  по
временам он вставал и зычно кричал; эхо подхватывало его крик и
разносило  по  расселине. Но на его призыв отвечало только эхо.
Хотя он кричал очень  громко,  ни  Каспар,  ни  Оссару  его  не
слышали.





     Целых  два  часа  просидел  Карл на уступе. Он уже начинал
терять терпение и ругал себя за свой  легкомысленный  поступок.
Он не слишком тревожился за свою дальнейшую участь, так как был
уверен,  что товарищи в конце концов выручат его. Правда, может
случиться, что они не разыщут его в этот день или в эту ночь  и
ему  придется  просидеть до утра на уступе. Но это также его не
смущало. Он может обойтись без ужина,  может  проспать  ночь  в
пещере,  это  не  в  диковинку человеку, привыкшему недоедать и
ночевать под открытым небом.  Даже  если  бы  у  него  не  было
никакого  убежища,  он  преспокойно  растянулся  бы на уступе и
проспал бы так всю ночь. Утром товарищи наверняка отправятся на
поиски. Он криками подзовет их к себе, и  приключение  кончится
благополучно.
     Так  размышлял  Карл, утешая себя тем, что в его положении
нет ничего опасного.
     Но неожиданно его встревожил странный звук.
     Сидя на краю уступа, он услыхал какое-то фырканье, похожее
на то, какое издает осел, перед тем как зареветь.
     Невдалеке от утеса росли кусты, и  звук  доносился  из  их
чащи.
     Карл  начал  прислушиваться и всматриваться в кусты. Через
минуту звук повторился, хотя животное, которое его издавало, не
показывалось.  Однако   ветка   шевелилась,   в   чаще   кто-то
пробирался,  а  громкий треск сучьев и веток доказывал, что это
животное большое и грузное.
     Через мгновение Карл увидел, как из кустов на поляну вышел
большой зверь.
     Он сразу же узнал это  животное.  Не  было  сомнений,  что
перед  ним  медведь,  хотя  Карлу  еще не приходилось встречать
такой породы. Все члены семейства  мишек  так  похожи  друг  на
друга,  что всякий, кто видел хоть одного -- а кто их не видал!
-- легко узнает остальных.
     Тот,  которого  увидел  наш  охотник  за  растениями,  был
средней  величины,  то есть меньше полярного медведя или гризли
Скалистых гор, но крупнее  породы,  обитающей  на  Борнео,  или
малайского  медведя.  Он  был  немного меньше медведя-губача, с
которым у Карла было такое  смешное  приключение  в  предгорьях
Гималаев,  и  тоже совершенно черный, хотя шерсть была не такая
длинная и косматая. Как и у губача, нижняя  губа  у  него  была
беловатая,  а  на шее красовалось белое пятно в виде буквы "У":
продольная полоска  шла  посередине  груди,  а  развилки  --  к
плечам;  такое  пятно характерно для нескольких пород медведей,
обитающих на юге Азии.
     Впрочем, вид у медведя был  весьма  своеобразный:  у  него
была  на  редкость  толстая  шея, большие уши, плоская голова и
странно вытянутая морда, в противоположность медведю-губачу,  у
которого  очень  крутой  лоб.  Был  он  приземистый  и неуклюже
переступал на  толстых  лапах,  вооруженных  короткими,  тупыми
когтями.
     Таков был медведь, вышедший из кустов. Охотник никогда еще
не встречал  такой  породы,  но  по  описаниям узнал тибетского
медведя  --  одну  из  пород,  населяющих  высокие  плоскогорья
Тибета;  предполагают,  что  она  обитает  на  всем  протяжении
верхних Гималаев, так как встречается в Непале и других местах.
     Я сказал, что Карл очень испугался, увидев  этого  черного
зверя,  но  он быстро оправился от страха. Во-первых, он читал,
что  эти  медведи  отличаются   мирным   характером,   они   не
плотоядные,  питаются  только  плодами и никогда не нападают на
человека, пока их  не  раздразнят  или  не  ранят.  Тогда  они,
конечно,   защищаются,  как  и  всякое  даже  самое  безобидное
животное.
     Кроме того, Карл находился на такой  высоте,  что  медведь
едва  ли мог к нему залезть. Вероятно, зверь пройдет мимо скалы
и, если Карл не будет шуметь, даже не посмотрит в его  сторону.
Итак, Карл замер на месте, притаившись, как мышь.
     Но Карл ошибся, воображая, что медведь пройдет, не заметив
его.
     Медведь  не собирался уходить -- у него были совсем другие
намерения.
     Некоторое  время  он  бродил  среди  камней,   по-прежнему
пофыркивая,  затем  подошел  как  раз  к  тому  месту утеса, на
котором сидел Карл. Потом выпрямился, оперся передними лапами о
скалу, и глаза его встретились с глазами ошеломленного охотника
за растениями.





     Должно быть, медведь в этот момент был ошеломлен не  менее
Карла,  хотя  и  не так испуган. Он, по-видимому, встревожился,
так как,  заметив  охотника,  опустился  на  передние  лапы  и,
казалось, некоторое время раздумывал, не повернуть ли ему назад
и не скрыться ли в чаще.
     Несколько  раз  он озирался, тревожно ворча; потом, словно
победив свой страх, снова подошел к утесу,  явно  собираясь  на
него вскарабкаться.
     Когда  появился  медведь. Карл сидел на краю уступа, в том
месте, где поднялся на  скалу.  И  по  тем  же  самым  выступам
собирался  подниматься  и медведь. Разгадав его намерение, Карл
вскочил и в ужасе заметался по уступу,  не  зная,  что  делать,
куда бежать.
     Нечего  было  и  думать о том, чтобы остановить медведя. У
Карла не было никакого оружия, даже ножа, а если он  попытается
бороться  с  медведем,  надеясь  только на свою силу, то борьба
наверняка кончится тем, что огромный зверь задушит его в  своих
объятиях или сбросит с утеса. Поэтому Карлу даже не приходило в
голову защищаться -- он думал только об отступлении.
     Но как отступить? Куда бежать? На тесном уступе от медведя
все равно  никуда  не  спрячешься, а если зверь намерен на него
напасть, то Карл вполне может остаться на месте и встретить его
здесь.
     Карл все еще колебался, не зная,  как  поступить.  Медведь
уже  начал  карабкаться на утес, когда охотник вдруг вспомнил о
пещере. Может быть, там он сможет спрятаться?
     У него не было времени обдумывать свое решение. Подбежав к
отверстию пещеры, он влез в нее и,  пройдя  в  темноте  два-три
шага, спрятался за выступ скалы у входа.
     К  счастью,  он  прижался к стене. Он сделал это для того,
чтобы скрыться в  темноте.  Если  бы  он  остался  на  середине
прохода,  медведь задавил бы его, навалившись всей своей тушей,
или задушил огромными лапами -- Карл и  пикнуть  бы  не  успел.
Едва он спрятался, как медведь вошел в пещеру, продолжая рычать
и фыркать, но не остановился у входа, а побежал дальше; судя по
удаляющемуся шуму, он ушел далеко в глубь пещеры.
     Охотник  за  растениями спрашивал себя, что делать дальше:
оставаться ли там, где он стоит, или вернуться на уступ?
     Конечно,  его  положение  не  из  приятных.  Если  медведь
вернется, то наверняка увидит его. Карлу было известно, что эти
звери  обладают  способностью  видеть  почти  в полной темноте;
поэтому медведь заметит его, а если и не приметит, то почует.
     Оставаться в пещере было бесполезно, и  хотя  снаружи  ему
угрожала не меньшая опасность, он все же решил выйти. Во всяком
случае,  там  будет  светло, и он увидит неприятеля прежде, чем
тот нападет, -- его ужасала мысль, что  он  погибнет  во  мраке
пещеры,  задушенный невидимым врагом. Если он встретит там свою
смерть, то ни Каспар, ни Оссару  даже  не  узнают,  что  с  ним
случилось,  --  его кости навеки останутся в темной пещере; это
было бы так ужасно!
     При мысли об этом Карл бросился вон из пещеры.
     Он мигом добежал по уступу до того  места,  где  начинался
спуск  со  скалы;  здесь  он  остановился  и простоял несколько
минут, то тревожно озираясь на отверстие пещеры, то со  страхом
поглядывая на головокружительный спуск.
     Карл  был  далеко не трус, хотя при других обстоятельствах
едва ли решился бы спуститься с утеса. Но сейчас, когда он  был
так  напуган, ему представлялось, что спуск не так уж опасен, к
тому же мишка мог вот-вот вернуться, -- и  Карл  решил  сделать
еще одну попытку.
     Против  ожидания, ему сразу удалось нащупать ногами выступ
и встать на него. Это придало ему уверенности, и он  уже  начал
надеяться,  что  через  минуту-другую  окажется  внизу и сможет
спастись от медведя на дереве или же выстрелить в него --  ведь
заряженное ружье лежало у подножия утеса.
     Неудивительно,  что  он  смотрел на уступ взглядом, полным
тревоги. Если медведь сейчас нападет на него, как ужасна  будет
его судьба!
     Но   медведь   все  не  показывался,  а  Карл  мало-помалу
спускался все ниже и ниже.
     Карл проделал около половины спуска, и до земли оставалось
еще добрых двадцать футов, когда внезапно он потерял опору  под
ногами.   Он   ступил  было  на  выдававшийся  камень,  но  тот
отломился, -- не оставалось даже места, куда  упереться  носком
ноги. Карл успел ухватиться за выступ и повис на руках.
     Это  был страшный момент. Если он не найдет опоры для ног,
то неминуемо свалится в расселину!
     Поверхность утеса оказалась гладкой,  как  стекло,  --  ни
малейшей опоры! Карл решил, что он погиб.
     Он  попытался  было  подтянуться и взобраться на уступ, но
это ему не удалось. Спасения не было...
     Но он все еще  боролся  с  тем  упорством,  с  каким  юное
существо  цепляется  за  жизнь,  и  продолжал  висеть на руках,
сознавая, что каждый миг может оборваться.
     Вдруг он услышал снизу голоса, возгласы ободрения,  крики:
"Держись, Карл! Держись! "
     Он узнал голоса, но товарищи пришли слишком поздно. Он мог
ответить  им  только  слабым  криком.  Это  было  его последнее
усилие. Руки у него разжались -- и он полетел с утеса.





     Бедняга Карл! Наверно, он разбился насмерть  о  камни  или
переломал себе кости...
     Не  торопись,  читатель! Карл не разбился, даже не ушибся.
Падение повредило ему не больше, чем если бы он упал  с  кресла
или скатился с мягкого дивана на ковер в гостиной.
     Сейчас я расскажу, как он спасся.
     Каспар и Оссару ожидали, что Карл вернется рано.
     Видя,  что он долго не возвращается, они решили, что с ним
случилось что-то недоброе, и  отправились  на  поиски.  Они  не
нашли  бы  его  так  быстро,  если  бы не Фриц. Пес повел их по
следу. Им не пришлось разыскивать Карла в долине, и вскоре  они
достигли расселины, где и разыскали его.
     Они  явились  в  тот  критический момент, когда Карл делал
последнюю попытку спуститься с утеса. Они кричали ему, чтобы он
остановился, но он был так поглощен спуском, что даже не слыхал
их. Это было как раз в тот миг, когда ботаник потерял опору,  и
Каспар  с  Оссару  видели,  как  он  беспомощно  шарит по скале
ногами.
     Сообразительный Каспар быстро догадался, что  делать.  Они
подбежали  к  скале  и  вытянули  руки кверху, чтобы подхватить
Карла при его падении. У  Оссару  на  плечах  оказался  широкий
кожаный  плащ:  он  сбросил  его  по  приказанию Каспара, и они
поспешно растянули его, держа  высоко  над  головой.  Занимаясь
этими  приготовлениями,  они  кричали  Карлу:  "Держись! " Едва
успели они поднять плащ, как Карл упал прямо на  него.  И  хотя
толчок  свалил всех троих с ног, они тотчас же вскочили целые и
невредимые.
      -- Ха-ха-ха!  --  расхохотался   Каспар.   --   Вот   это
называется   поспеть   вовремя!   Ха-ха-ха!  Сегодня  для  меня
счастливый день, хотя можно ли назвать его счастливым, когда oн
чуть было не оказался роковым для обоих моих спутников?
      -- Для обоих? -- удивленно спросил Карл.
      -- Ну да, брат! -- ответил Каспар. -- Сегодня я спас двух
людей.
      -- Как, Оссару тоже угрожала опасность?.. Ба! Да oн  весь
мокрый,  до  нитки! -- сказал Карл, подойдя к шикари и потрогав
его одежду. -- Да и ты тоже, Каспар... Что это значит? Вы упали
в озеро? Тонули?
      -- Ну да, -- ответил Каспар, -- Осси тонул. (Каспар часто
называл Оссару этим уменьшительным именем.  )  Даже  хуже,  чем
тонул.  Нашему  товарищу грозила еще более ужасная гибель -- он
чуть не был проглочен!
      -- Проглочен? -- в изумлении воскликнул Карл. --  Что  ты
хочешь сказать, брат?
      -- Только   то,   что   я  сказал:  Оссару  едва  не  был
проглочен... Еще немного -- и от него не осталось бы и следа...
      -- Ах, Каспар, ты, кажется, смеешься надо мной!  В  озере
нет  китов,  и  наш бедный шикари не мог очутиться в роли Ионы.
Нет ни акул, ни других больших рыб, которые могли бы проглотить
взрослого человека. Так о чем же ты говоришь?
      -- Честное слово, брат, я говорю совершенно серьезно.  Мы
с  тобой  чуть было не потеряли своего товарища -- он находился
на краю гибели, совсем как ты. И если бы мне не удалось  спасти
Оссару,  мы с ним не пришли бы тебе на помощь, и я потерял бы и
тебя. Я мог лишиться сразу вас обоих!  Что  бы  тогда  было  со
мной?..  Нет,  сегодняшний  день нельзя назвать удачным! Ведь о
пережитых опасностях потом даже вспоминать тяжело. Меня бросает
в дрожь, как подумаю, что нам сегодня угрожало...
      -- Говори же, Каспар! -- перебил его ботаник.  --  В  чем
дело?  Расскажи,  что с вами случилось, почему вы такие мокрые.
Кто собирался проглотить Оссару? Рыба, зверь или птица?  Скорей
всего,  рыба,  --  прибавил  он  шутливо, -- раз вы оказались в
воде.
      -- Конечно, рыба играла тут известную  роль,  --  отвечал
Каспар. -- Оссару доказал, что в озере есть крупные рыбы, -- он
поймал  рыбину,  пожалуй,  не меньше его самого. Но едва ли там
оказалась бы такая, которая могла бы его  проглотить.  А  между
тем  то  чудовище,  которое  собиралось совершить такой подвиг,
наверняка проглотило бы его, и от бедняги осталось бы лишь одно
воспоминание.
      -- Чудовище! -- воскликнул Карл  в  крайнем  изумлении  и
ужасе. -- Каспар, ты раздразнил мое любопытство. Прошу тебя, не
теряй времени и скорее расскажи мне, что с вами произошло!
      -- Я предоставляю это Осси, потому что приключение было с
ним, а  не со мною. Я даже не видел, как все это случилось, но,
к счастью, пришел туда в решительную  минуту  и  протянул  руку
помощи.  Бедный  Осси!  Не приди я вовремя -- интересно, где он
был бы?  Наверно,  на  глубине  нескольких  футов  под  землей.
Ха-ха-ха!  Конечно,  это  дело  серьезное,  брат, и смеяться не
следует, но, когда я увидел Оссару, прибежав ему на выручку, он
находился в таком  необычном  положении  и  у  него  был  такой
потешный  вид,  что  я никак не мог удержаться от смеха... Да и
сейчас меня невольно разбирает смех, стоит мне представить себе
эту картину.
      -- Каспар,   --    воскликнул    Карл,    раздосадованный
недомолвками  брата,  --  ты  кого  угодно  можешь  вывести  из
терпения!.. Рассказывай, Оссару, я хочу знать все, что с  тобой
произошло.  Не  обращай  внимания  на  Каспара  --  пусть  себе
смеется. Говори же, Оссару!
     Тут шикари рассказал о своем приключении, которое едва  не
стало для него роковым.





     Оссару  удалось сделать настоящую рыболовную сеть. Так как
ему не позволили отравить озеро "волчьим зельем", а бамбука для
верши у него не было, он стал искать другой материал для сети и
вскоре нашел растение,  которое  в  изобилии  росло  в  долине,
особенно же на берегах озера.
     Это   было   высокое   однолетнее  растение  с  лапчатыми,
зазубренными по краям листьями, увенчанное  кистью  зеленоватых
цветов.  С  виду  в  нем  не было ничего замечательного, только
стебель его был  покрыт  короткими  жесткими  волосками  и,  не
разветвляясь,  поднимался  на высоту двадцати футов. Много этих
растений росло в одном месте; все  трое  уже  обратили  на  них
внимание,  и Каспар сказал, что это растение похоже на коноплю.
Он не ошибся -- это и была конопля, ее индийская разновидность,
вернее -- вещество, из  нее  добываемое,  называется  индийской
коноплей.
     Как  известно,  конопля  дает  превосходный  материал  для
выделки грубых тканей, всевозможных канатов и веревок. Для этой
цели используют волокнистую оболочку стебля, отделяемую от него
почти  тем  же  способом,  каким  обрабатывают   лен.   Коноплю
связывают  в  пучки и некоторое время мочат в воде. Высушив, ее
мнут, треплют,  а  когда  отделятся  волокна,  их  расчесывают,
причем  они  становятся  все более тонкими. Тонкость волокна не
зависит  от  размеров  стеблей,  ибо  высокие,  грубые   стебли
итальянской  и  индийской конопли дают столь же тонкое волокно,
как и более низкорослые мелкие северные сорта.
     В России из семян конопли добывают масло, которое  идет  в
пищу, а художники разводят на нем краски.
     Конопляное  семя  дают  также  домашней птице, так как, по
народному поверью, куры от него хорошо несутся.  Мелкие  птички
также  очень  его  любят,  но  при  этом  наблюдается  странное
явление:  если  кормить   снегирей   и   щеглов   исключительно
конопляным  семенем,  то  их  яркое  красное  и желтое оперение
постепенно чернеет.
     Несмотря на все свои ценные свойства, это  растение  может
быть  не  только  вредным,  но  и опасным. Оно содержит сильное
наркотическое вещество;  любопытно,  что  индийская  конопля  и
вообще  южные  сорта  значительно  богаче  этим  веществом, чем
европейские ее  виды.  Это,  конечно,  объясняется  разницей  в
климате.  Всякий,  кто  долго пробудет в коноплянике, наверняка
испытает  неприятное  действие  конопли  --  головную  боль   и
головокружение.  В жарких странах конопля действует еще сильнее
и вызывает своего рода опьянение.
     Восточные  народы  давно  уже  обратили  внимание  на  эти
свойства  конопли и стали приготовлять из нее снадобье, которое
употребляют наряду с опиумом, -- оно оказывает точно  такое  же
действие:  опьянение,  экстатический  подъем  духа,  за которым
неизменно следует тяжелая реакция --  полный  упадок  сил.  Это
снадобье  известно  у  турок,  персов  и индусов под различными
названиями: например, "банг", "гашиш", "кинаб", "ганга"  и  др;
оно  разрушительно  действует  на весь организм и на умственные
способности.
     Но Оссару не задумывался о  вредных  последствиях  курения
этого  наркотика;  заметив  в  долине  коноплю, он вскрикнул от
радости и принялся готовить себе порцию "банга".
     Шикари был очень доволен, обнаружив в долине  коноплю.  Он
давно  страдал  от отсутствия бетеля, который не могли заменить
листья ревеня; конопля как нельзя лучше устраивала  Оссару:  из
нее  можно  было  получить  опьяняющий  напиток,  а  ее  листья
годились для курения; их нередко  употребляют  для  этой  цели,
смешивая с табаком.
     Но  у  Оссару  были  и  другие  основания радоваться этому
открытию:  он  знал,  что  из  волокон  конопли  можно  сделать
бечевки, из бечевок -- сеть, а сетью ловить рыбу.
     Оссару  тотчас  же  приступил  к  делу. Нарвав конопли, он
связал ее в пучки, отнес к  горячему  источнику  и  погрузил  в
воду,  где  она  некоторое время мокла. Замечено, что в горячей
воде достаточно продержать  коноплю  или  лен  всего  несколько
часов,  между тем как в холодной приходится мочить их весколъко
недель.
     Оссару вскоре приготовил достаточное  количество  волокна,
отделив  его  вручную.  Работая  без устали, он через несколько
дней сделал настоящую сеть длиной в несколько ярдов.
     Оставалось только забросить ее в воду и узнать, какая рыба
ловится в этом уединенном горном озере.
     А теперь перейдем к приключению Оссару.





     Вскоре после Карла ушли и его товарищи.  Каспар  и  Оссару
отправились  в  разные  стороны: Каспар с ружьем -- на охоту, а
Оссару -- к озеру ловить рыбу.
     Подойдя к озеру, шикари быстро  выбрал  место,  где  лучше
всего  было  поставить сеть. На одном конце озера был небольшой
залив, вдававшийся в берег ярдов на  двадцать;  в  него  впадал
ручей, начало которому давал горячий источник.
     Устье  залива  было  узкое  и напоминало небольшой пролив.
Залив был довольно глубокий, но в проливчике  не  было  и  трех
футов  глубины.  Дно  его  покрывал  белый песок, блестевший на
солнце, как  серебро.  В  ясную  погоду  с  берега  можно  было
наблюдать,  как  рыбы  всевозможных пород и размеров резвятся в
прозрачной  воде,  на  фоне   серебристого   песка.   Охотникам
доставляло удовольствие смотреть, как играют рыбы, и они не раз
ходили на берег залива.
     Оссару испытывал при этом скорее досаду, чем удовольствие:
эти красивые рыбки, казалось, были совсем близко, но поймать их
он не  мог.  Даже в заливе на самом мелком месте ему не удалось
построить плотину.  Оссару  безуспешно  перепробовал  несколько
способов  рыбной  ловли.  Он  пытался  стрелять  в рыбу, но она
плавала слишком глубоко и ему никак не удавалось в нее попасть.
Дело в том, что Оссару еще никогда не  приходилось  стрелять  в
рыбу, и, не имея понятия о законах преломления света, он всякий
раз промахивался, потому что целился слишком высоко.
     Будь  он индейцем, уроженцем Северной или Южной Америки, а
не жителем Восточной Индии, его стрелы всякий раз попадали бы в
цель.
     Ему приходилось  входить  в  воду  лишь  для  того,  чтобы
вылавливать  свои  стрелы.  Поэтому он испытывал досаду, глядя,
как весело и беспечно играет рыба  на  серебристом  песке;  эта
досада и подстрекнула его поскорее сделать сеть.
     Но  вот сеть была готова, и Оссару с торжествующей улыбкой
понес ее к озеру, радуясь, что сможет наконец отомстить  рыбам;
он  сердился  на  бедных  рыбок за то, что они так долго ему не
давались.
     Шикари собирался поставить сеть поперек залива и сделал ее
как раз такой длины,  чтобы  можно  было  растянуть  от  одного
берега до другого.
     К  верхнему краю сети был привязан прочный ремень, сделать
который было легче, чем веревку, к другому краю  --  веревка  с
закрепленными  на  ней  грузилами. Грузила, а также поплавки из
легкого, сухого  дерева,  привязанные  к  верхнему  краю  сети,
должны  были  как  следует  растягивать  сеть и удерживать ее в
вертикальном положений.
     Сеть должна была перегородить устье залива так, чтобы рыба
не могла ни войти, ни  выйти  из  него.  У  сети  были  крупные
ячейки,  так как Оссару не нужна была мелкая рыбешка. Теперь уж
рыба не уйдет от него!
     Оссару поставил сеть в самом узком месте залива, как раз у
самого выхода из  него.  Это  ему  легко  удалось  сделать.  Он
привязал  ремень  к  молодому  деревцу, стоявшему у самой воды.
Потом, держа сеть за верхний край, чтобы она  не  запутывалась,
он  перешел  залив  вброд  и закрепил веревку на другом берегу.
Грузила потянули нижний край сети на дно, а поплавки удерживали
верхний край на поверхности воды.
     На  другом  берегу  залива  росло  большое  дерево,  ветви
которого  простирались над водой чуть не до самой его середины.
И когда солнце склонилось к закату, густая листва бросила  тень
на  воду,  придавая  ей  темноватый  оттенок.  В это время рыбу
нелегко было увидеть, даже на фоне серебристого песка.
     Но Оссару выбрал час, когда солнце скрывается за  деревом,
так  как  знал,  что в ярком солнечном свете рыба заметит сеть,
испугается и уйдет. Поэтому  он  решил  заняться  ловлей  после
полудня.
     Закрепив   оба   конца   сети,  он  уселся  на  берегу  и,
вооружившись терпением, стал ждать результатов.





     Больше часа просидел Оссару, следя за  малейшей  рябью  на
поверхности  залива,  за малейшим движением поплавков; но можно
было подумать, что в озере нет  ни  одной  рыбы.  Раз  или  два
набегала  легкая  рябь,  поплавки  чуть  вздрагивали,  и Оссару
казалось, что "клюнуло"; но, войдя в воду и осмотрев  сеть,  он
не  находил  там  ни  одной  рыбешки  и  возвращался на берег с
пустыми  руками.  Эту  рябь   вызывала   либо   мелкая   рыбка,
проскользнувшая  сквозь  сеть, либо крупная, которая, подойдя к
сети и коснувшись ее носом, пугалась и уходила обратно в  омут,
откуда вышла.
     Оссару  уже  начинал  терять  терпение и с досадой думал о
том, что товарищи поднимут его на  смех,  когда  он  ни  с  чем
вернется  в  хижину.  Он  рассчитывал блеснуть своим рыболовным
искусством, а теперь ему грозил постыдный провал. Внезапно  ему
пришла  в голову блестящая мысль: нужно попросту загнать рыбу в
сеть, войдя в озеро, наделав побольше шуму и взбудоражив  воду.
План  был  превосходный,  и  Оссару  поспешил  привести  его  в
исполнение.  Вооруживвяеь  длинной  палкой  и  набрав   крупных
камней,  он  вошел  в залив выше того места, где стояла сеть, и
направился к ней, с шумом рассекая воду, колотя по ней палкой и
швыряя камни в самые глубокие места; он  наделал  такого  шуму,
что перепугал всю рыбу в озере.
     Его  затея  увенчалась успехом: непрошло и трех минут, как
поплавки стали дергаться, доказывая, что в сеть попалась  рыба.
Шикари  перестал будоражить воду и бросился вытаскивать добычу.
Подойдя, он увидел, что рыба  попалась  довольно  крупная.  Она
находилась  в  самой  середине  сети,  и Оссару довольно быстро
схватил ее. Рыба оказалась сильной и отчаянно  билась,  пытаясь
вырваться  из рук врага, но тот прикончил ее, стукнув по голове
камнем.
     Шикари уже хотел выйти со своей добычей на берег, когда, к
своему изумлению, обнаружил, что не может ступить ни  шагу.  Он
попытался  двинуть  одной  ногой, потом другой -- напрасно! Обе
ноги были крепко схвачены, словно тисками. Сперва он был только
озадачен и изумлен, но его изумление сменилось отчаянием, когда
он почувствовал, что не в силах двинуть ногой,  сколько  бы  ни
старался.  Он  сразу  же сообразил, в чем дело, ибо тут не было
ничего таинствеииого. Пока шикари возился с рыбой, он незаметно
начал погружаться в зыбучий песок. Он ушел  в  песок  уже  выше
колен,  так что даже не мог согнуть ноги и стоял неподвижно как
вкопанный.
     Я сказал, что Оссару в первый момент только  удивился,  но
это  чувство  быстро  сменилось  отчаянием  и  ужасом, когда он
обнаружил, что постепенно все больше погружается в  песок.  Да,
сомнений  нет: он уходит все глубже и глубже! Песок доходил ему
уже до бедер, а так как вода здесь была глубиной почти  в  ярд,
то  его  подбородок  почти касался воды. Еще каких-нибудь шесть
дюймов -- и он утонет стоя; он захлебнется, и  некоторое  время
его  глаза  будут над водой, а небесный свет будет отражаться в
его мертвых зрачках. Ему грозила ужасная судьба!
     Не надо думать, что Оссару молча  переносил  это  страшное
испытание,  -- как только он понял, что ему угрожает смерть, он
принялся изо всех сил кричать и пронзительно засвистел;  лес  и
скалы  загудели  вокруг,  и  эхо далеко разносило его отчаянные
призывы.
     К счастью, Каспар бродил с ружьем неподалеку от озера.  Он
тотчас  же побежал на крики и вскоре очутился на берегу залива.
Однако ему не сразу удалось вызволить Оссару.  Каспар  вошел  в
воду  и  приблизился  к  шикари,  но  был  не  в  состоянии его
вытащить. Действительно, стоило  только  Каспару  остановиться,
как он сам начинал погружаться в песок, поэтому ему приходилось
все  время  двигаться  и переступать с ноги на ногу. Было ясно,
что у него не хватит сил спасти шикари, и наши друзья приуныли.
     В первую минуту Каспар от души расхохотался,  увидев,  что
Оссару  стоит  по  горло в воде с убийственно мрачным видом, но
когда он понял, какая смертельная  опасность  угрожает  шикари,
его смех оборвался и лицо омрачилось тревогой.
     Каспар  был  чрезвычайно сообразителен и не терял голову в
момент опасности; он мгновенно придумал план  спасения  Оссару.
Крикнув  шикари,  чтобы  тот  стоял спокойно, юноша выскочил на
берег, отвязал сеть,  выдернул  ремень  из  ее  верхнего  края,
обрезав  ячеи и поплавки. Потом быстро влез на большое дерево и
прополз вдоль горизонтальной ветки, нависавшей как раз над  тем
местом,  где  стоял  шикари.  Он захватил особой ремень. Бросив
Оссару один его конец и приказав ему обвязаться  вокруг  пояса,
он перекинул другой конец через ветку и спрыгнул в воду.
     Оссару  быстро  обвязал  себя  ремнем  под  мышками, затем
Каспар схватился за другой  конец  и  стал  изо  всех  сил  его
тянуть. К великой его радости, у него оказалось достаточно сил.
     Постепенно  песок  начал  отпускать Оссару из своих цепких
объятий. Каспар продолжал изо всех сил тянуть и дергать ремень;
наконец ноги шикари высвободились из песка --  он  был  спасен!
Оба  выскочили на берег и радостными криками пробудили в скалах
эхо, которое еще недавно повторяло отчаянные вопли шикари.





     Только что пережитая смертельная опасность отбила у Оссару
охоту к рыбной ловле, по крайней мере  на  ближайшее  время.  К
тому  же сеть сильно пострадала, когда Каспар выдергивал из нее
ремень,  и  ее  необходимо  было  починить,  прежде  чем  снова
ставить.  Итак, захватив пойманную рыбу и сеть, Каспар и Оссару
направились к хижине.
     Придя домой, они удивились, что Карл еще не вернулся.  Уже
вечерело.   Не   случилось   ли   с   ним  чего-нибудь?  Сильно
встревоженные, они тотчас же отправились его искать.
     Как мы уже знаем, Фриц повел их по следу. И они  подоспели
как раз вовремя, чтобы спасти Карла.
      -- Скажи,  брат,  --  спросил  Каспар,  --  зачем ты туда
полез?
     Карл подробно рассказал о своем приключении и посвятил  их
в  свой  план,  состоявший  в  том,  чтобы подняться на утес по
лестницам.
     Когда он заговорил о медведе, Каспар насторожился.
      -- Как!  Медведь?  --  воскликнул  он.  --  Ты  говоришь,
медведь? Куда же он ушел?
      -- В пещеру. Он и сейчас там.
      -- В  пещере? Отлично! Мы его захватим. Давайте сейчас же
за ним полезем.
      -- Нет, брат, я думаю, опасно нападать на него в пещере.
      -- Ничуть,  --  возразил  отважный  охотник.  --   Оссару
говорит,  что  здешние  медведи  --  большие  трусы и что он не
побоялся бы выйти на такого зверя  с  копьем  один  на  один...
Правда, шикари?
      -- Да,  саиб.  Он  медведь  --  большой  трус,  я  его не
бояться.
      -- Помнишь, Карл, как удрал от нас тот медведь? Ну совсем
как олень!
      -- Но этот другой породы, --  возразил  Карл  и  подробно
описал встреченного им медведя.
     Оссару  сразу же по описанию узнал зверя и заявил, что это
животное почти такое же трусливое, как медведь-губач.
     Он участвовал в одной экспедиции и охотился  на  тибетских
медведей  в  горах  Силхета, где их очень много. По его мнению,
охотники вполне могли войти в пещеру к медведю.
     В конце концов товарищи убедили Карла. Он стал думать, что
медведь, быть может,  вовсе  и  не  гнался  за  ним,  --  иначе
непременно  выбежал  бы  наружу,  не найдя его в пещере; скорее
всего, он жил в пещере и бросился туда, убегая от Карла,  чтобы
спрятаться  в своем логовище. Это легко можно было допустить --
ведь охотники довольно долго простояли внизу, а мишка так и  не
появился на уступе.
     Итак,  решено  было  забраться  в  пещеру  втроем  и убить
медведя.
     Правда, решение приняли после длительного обсуждения. Были
приведены весьма веские доводы, которые решили  дело  в  пользу
охоты на медведя.
     Прежде всего зверь им действительно нужен.
     Речь шла не только о теплой шкуре, хотя она может им очень
пригодиться  --  ведь  зима  уже  не  за  горами,  и не простой
охотничий азарт толкал их на это рискованное предприятие.  Нет,
у  них совсем другая цель: им нужна медвежья туша, или, вернее,
медвежий жир.
     Зачем, спросите вы? Чтобы приготовить помаду  для  ращения
волос?  Но  у  всех троих волосы, уже давно не видавшие ножниц,
были и без того очень длинные.
     У Каспара кудри вились по плечам, а черные  волосы  Оссару
спускались  до  пояса,  жесткие  и  прямые,  как конский хвост.
Шелковистые локоны Карла  придавали  ему  весьма  романтический
вид...  Нет!  Медвежий жир был им нужен не для ращения волос, а
для готовки. Прежде всего они собирались на нем жарить. Медведь
был особенно для них ценен,  так  как  им  приходилось  большей
частью  охотиться  на  жвачных  животных,  у которых очень мало
жира.
     Тому, кто живет в стране, где сколько угодно сала и масла,
трудно себе представить, как можно обходиться без  этих  важных
продуктов.  В  большинстве  культурных  стран  все  необходимое
количество жира дает свинья. И вы не можете  себе  представить,
насколько  важен  этот  продукт, пока не попадете в страну, где
свиньи нет в числе домашних животных. В таких местах жир высоко
ценится, так как без него трудно готовить.
     Судьба медведя была решена. Охотники  знали,  что  у  этих
зверей  много жира, который был им нужен теперь и понадобится в
долгие зимние ночи. Может быть, в пещере и не один  медведь  --
тем  лучше:  они  перебьют  их  всех. Каспар привел еще другой,
более  веский  довод,   окончательно   убедивший   Карла,   что
необходимо проникнуть в пещеру.
      -- А вдруг, -- сказал он, -- нам удастся выбраться наружу
через эту пещеру? Что, если она ведет кверху и у нее есть выход
где-нибудь наверху или по ту сторону горы?
     Карл  и  Оссару  невольно  вздрогнули  при его словах. Эта
мысль сильно их взволновала.
      -- Я читал, что бывают пещеры, --  продолжал  Каспар,  --
которые прорезают гору насквозь. В Америке есть пещера, которую
исследовали  на  протяжении  двадцати  миль,  --  кажется,  она
называется  Мамонтовой.  Ведь  и  эта  пещера  может  оказаться
сквозной.  Ты говорил, она глубокая, Карл? Давайте исследуем ее
и посмотрим, куда она ведет!
     Правда, надежда была слабая, но все же  следовало  сделать
попытку,  тем  более  что  обследовать,  вероятно, пещеру будет
легче, чем  сооружать  лестницы  для  подъема.  Вдобавок  после
исследования  каменной  стены  они  убедились, что на утесы все
равно невозможно взобраться, и  почти  отказались  от  мысли  о
лестницах.  Если  у  этой  пещеры  окажется выход по ту сторону
горы, они смогут уйти из своей ужасной "тюрьмы".
     Они   сознавали   фантастичность   своего   замысла,    но
зародившаяся надежда все же вдохнула в них бодрость.
     Решено  было  исследовать  пещеру  на следующий день. Хотя
солнечный свет и помог бы им, они вполне могли бы  начать  свою
разведку  и  ночью. Однако они не были готовы к ней. Необходимо
было изготовить побольше  факелов,  срубить  дерево  и  сделать
зарубки  на  его  стволе,  чтобы  взобраться по нему на утес. К
завтрашнему утру все будет готово.
     Они вернулись в  хижину  и  сразу  же  начали  заготовлять
факелы и добывать ствол для лестницы. Работали до поздней ночи,
и  никто  не  думал о сне, пока не была закончена большая часть
приготовлений.





     Едва рассвело, они снова принялись за работу. Наконец  все
было готово, и маленький отряд направился к расселине.
     Каспар   и  Оссару  несли  импровизированную  лестницу  --
сосновый ствол футов сорока длиной,  на  котором  были  сделаны
топором  зарубки  на расстоянии примерно фута друг от друга. На
более тонкой части ствола  зарубок  не  было,  так  как  ветки,
коротко обрубленные, вполне заменяли ступени.
     Будь  дерево  свежим,  даже  двум сильным мужчинам было бы
тяжело нести ствол длиной в сорок футов. Но  им  удалюсь  найти
давно  упавшее,  сухое  дерево. Тем не менее нести его пришлось
вдвоем. Карл нес ружья, факелы и длинное копье шикари. Фриц  не
нес  ничего,  кроме  своего хвоста, но нес его так лихо, словно
знал, что замышляется что-то необычайное и что в этот день  они
убьют большого зверя.
     Они шли медленно, делая частые передышки, и через два часа
добрались до расселины и подошли к скале.
     На   установку   лестницы  потребовалось  около  часа.  Ее
водрузили почти против устья пещеры, а не  на  том  месте,  где
взбирался  Карл,  так  как  в  скале нашлась удобная трещина, в
которой можно было прочно установить  лестницу.  Верхний  конец
ствола  втиснули  в  трещину,  и  он плотно в ней засел. Нижний
конец неподвижно  укрепили,  навалив  вокруг  него  целую  кучу
тяжелых  валунов.  Теперь  оставалось  только подняться, зажечь
факелы и войти в пещеру.
     Однако вставал вопрос: а  пещере  ли  еще  медведь?  Этого
никто не мог сказать.
     Со  вчерашнего  вечера он сто раз мог уйти, и вполне можно
было допустить,  что  он  отправился  на  ночную  прогулку.  Но
вернулся  ли  он  домой,  встретит  ли гостей или еще бродит по
чаще, обрывая ягоды с кустов и лакомясь медом  из  ульев  диких
пчел?
     Невозможно  было  узнать,  дома  ли  хозяин, но дверь была
открыта и гости могли войти.
     Некоторое время охотники колебались и обсуждали вопрос: не
лучше ли подождать в засаде, пока медведь выйдет из пещеры  или
вернется  в  нее?  Несомненно, его берлога находилась в пещере.
Видно было, что медведь часто поднимался на уступ  все  тем  же
путем.  Камни были исцарапаны его когтями. Карл это заметил еще
в прошлый раз, и  потому  можно  было  именно  здесь  встретить
медведя.
     Его  легко было бы поймать в ловушку, и это избавило бы их
от борьбы, но такой способ не нравился ни Каспару, ни шикари, а
Фриц энергично подавал голос за борьбу.
     Оссару уверял, что охота на медведя не опаснее, чем  охота
на  замбара,  --  ведь  они  так хорошо вооружены. Он высказал,
кроме того, предположение, что  может  пройти  несколько  дней,
прежде  чем  они  увидят  медведя.  Если  зверь  уснул  в своей
берлоге,  он  проспит  целую  неделю,  а   потому   ждать   его
бесполезно.  Медведя нужно разыскать в пещере и сразиться с ним
в его мрачной  крепости.  Так  советовал  шикари.  Карл,  самый
осторожный  из  всех,  сперва  настаивал  на ловушке, но вскоре
сдался: ему, как и всем  остальным,  не  терпелось  обследовать
пещеру.
     Слова  Каспара  произвели  на него глубокое впечатление, и
как ни слаба была надежда на освобождение,  она  все  же  могла
оправдаться. Они хватались за нее, как утопающий за соломинку.
     Охотники  водрузили лестницу, и вскоре все четверо (считая
Фрица) уже стояли на уступе перед устьем пещеры.
     Каждый  взял  свое  оружие:  Карл  --  ружье,  Каспар   --
двустволку, Оссару -- копье, лук, стрелы, топорик и нож.
     Факелов было два, длиной в ярд, причем рукоятка была такой
же длины.  Сделаны факелы были из сосновых щепок, валявшихся на
месте, где обтесывали стволы для моста. Щепки хорошо высохли и,
связанные в пучок, должны были превосходно гореть. Охотники  не
в   первый  раз  применяли  факелы.  Им  и  раньше  приходилось
пользоваться таким освещением, и они знали,  что  факелы  очень
пригодятся в пещере.
     Они вошли в пещеру, не зажигая факелов; решили прибегать к
ним лишь   в  случае  необходимости.  Но,  может  быть,  пещера
окажется совсем небольшой. Правда, Карл этого не думал.  В  тот
раз  ему  показалось, что медведь ушел довольно далеко, судя по
его ворчанию и фырканью, которое становилось все глуше.
     Этот вопрос был вскоре решен. Отойдя на несколько десятков
шагов от входа, когда вокруг них  уже  сгущалась  темнота,  они
заметили, что по мере углубления в недра горы подземный коридор
все  расширяется  и своды его становятся все выше, -- он уходил
во тьму, как огромный туннель. Ему не видно было конца.
     Подожгли заранее приготовленный трут, поднесли к  факелам,
и они ярко вспыхнули.
     Пещера  заискрилась  мириадами  огней. Тысячи сталактитов,
свешивающихся  с  ее  сводов,  всеми  своими  гранями  отражали
колеблющееся пламя факелов; эти гигантские сосульки были усеяны
каплями  кристально  чистой воды, сверкавшими алмазным блеском.
Нашим юным охотникам чудилось, будто они очутились в  сказочном
дворце Аладдина.
     Они  шли  все  дальше  по  широкому  проходу, держа факелы
высоко  над  головой,  останавливаясь  на  каждом  повороте   и
исследуя  все закоулки в надежде обнаружить медведя. До сих пор
нигде не было видно его следов,  хотя  возбужденный  лай  Фрица
доказывал,  что  не так давно здесь прошел либо сам мишка, либо
другой зверь. Пес, очевидно, бежал по  горячему  следу,  и  так
быстро, что охотники с трудом за ним поспевали.
     Вдруг   собака  бросилась  в  темноту,  что-то  заметив  в
углублении  скалы.  Охотники   остановились   и   приготовились
стрелять, думая, что зверь загнан.
     На  через  несколько  мгновений Фриц выскочил из-за угла и
побежал дальше по следу. Заглянув в закоулок, они  увидели  при
свете  факелов  большую  груду  сухих листьев и травы. Это была
уютная берлога мишки; сено еще  сохраняло  тепло  его  огромной
туши;  но  хитрого  зверя не удалось захватить в "постели". Его
поднял шум, и он отступил в глубину пещеры.
     Фриц бежал по следу, по временам издавая рычание. Основным
его достоинством  была  удивительная  преданность   хозяину   и
безумная  отвага в схватке со зверем. На него вполне можно было
положиться:  если  он  пустился  по  следу,   то   можно   было
рассчитывать на добычу.
     Охотники  не  сомневались,  что  Фриц  ведет  их  прямо  к
медведю, и лишь старались не терять собаку из виду.  Валявшиеся
на  пути  камни  и  крупные  сталагмиты не позволяли псу быстро
бежать. Видно было, что медведь  довольно  часто  сворачивал  в
сторону и останавливался -- ведь ему нелегко было пробираться в
темноте. Фриц то и дело останавливался на поворотах, и охотники
почти все время его видели.
     По временам пес исчезал в темноте, тогда все трое замирали
и несколько  мгновений  стояли  в  нерешимости, но, услыхав вой
собаки, гулко отдававшийся под сводами пещеры, бежали дальше.
     Вас удивляет, что они по временам теряли  направление.  Вы
думаете,  что, продолжая идти вперед, они должны нагнать собаку
или встретить ее, когда она будет возвращаться.  Дело  обстояло
бы  так,  будь  в  этой  огромной пещере только один ход, но им
встречались десятки проходов, расходящихся  в  разные  стороны.
Они  давно уже не раз сворачивали то вправо, то влево, заслышав
вдалеке лай бежавшего по  следу  Фрица  или  увидав  его  рыжую
спину.
     Пещере,  казалось,  не  будет  конца -- там было множество
"залов", ходов, коридоров и "камер"; иные были так похожи  друг
на  друга,  что  охотникам  казалось,  будто  они  блуждают  по
лабиринту, проходя все по одним и тем же местам.
     Карл уже начал опасаться,  что  они  продвигаются  слишком
быстро.  Ему  пришло  в  голову,  что  если  они будут идти все
дальше,  не  делая  никаких  отметок  на   стенах,   то   могут
заблудиться.
     Он  хотел  было окликнуть товарищей и обсудить с ними этот
вопрос, как  вдруг  раздался  своеобразный  шум:  яростный  лай
собаки  смешивался со свирепым рычанием медведя. Ясно было, что
мишка и Фриц схватились "врукопашную".





     Сражение  происходило  где-то  неподалеку   --   ярдах   в
двадцати,  и охотникам нетрудно было найти дорогу. Они побежали
на шум, спотыкаясь о сталагмиты, то и дело стукаясь головой  об
острые  концы сталактитов, и увидали в свете факелов посередине
огромного "зала" собаку и медведя. Бой  был  в  самом  разгаре:
медведь  стоял  на  обломке  скалы  фута  в  три высотой, а пес
наскакивал на него,  впиваясь  ему  в  шерсть  зубами.  Медведь
яростно   оборонялся;   порой,  наклонившись,  выбрасывал  лапы
вперед, стараясь схватить собаку.
     Фриц понимал, как опасно попасть в лапы к медведю, поэтому
нападал сзади, бросаясь на него с разных сторон и кусая  его  в
спину   и   за  лапы.  Защищая  свой  тыл,  медведь  все  время
поворачивался.
     Сцена  была  весьма   занятной   и,   если   бы   охотники
преследовали  медведя только ради забавы, они дали бы драке еще
некоторое время продолжаться, не вмешиваясь в нее. Но о  забаве
тут  не  могло  быть  и  речи -- надо было добыть медвежий жир.
Вдобавок охотники понимали, что  в  этом  гигантском  подземном
лабиринте  нетрудно потерять медведя. Он мог от них убежать так
же легко, как если бы они находились в дремучем лесу.
     Итак, они спешили положить конец борьбе и завладеть  своей
добычей.   Нельзя  было  упустить  такой  случай.  Стоявший  на
каменном пьедестале медведь  был  превосходной  мишенью  и  для
ружейных  пуль  и  для  стрел.  К  тому  же они, будучи меткими
стрелками, не рисковали поранить Фрица.
     Охотники  прицелились  --  грянули  выстрелы,  просвистела
стрела,  вонзившись в толстую мохнатую шкуру, и в следующий миг
черная туша тяжело рухнула со скалы и распростерлась на камнях;
медведь  дергал  лапами  в  предсмертных  судорогах.  Тут  Фриц
прыгнул  на зверя, вцепился мертвой хваткой в шею и душил, пока
тот не застыл на месте.
     Фрица оттащили. Поднеся  поближе  факелы,  охотники  стали
разглядывать убитого ими зверя. Это был великолепный экземпляр,
на  диво крупный и увесистый; из его туши, конечно, можно будет
получить немало драгоценного жира.
     Но не успели они об этом подумать, как у  них  блеснула  в
голове  другая  мысль,  от  которой  они невольно содрогнулись;
несколько мгновений они стояли в молчании, глядя друг на  друга
с  немым вопросом. Каждый ожидал, что заговорят другие, и, хотя
никто не обмолвился ни словом, всем было ясно, что они попали в
тяжелое положение.
     Почему же в тяжелое положение? -- спросите вы.  Со  зверем
покончено.  Разве  так  трудно вытащить его из пещеры и отнести
домой, в хижину?
     Но, любуясь своей добычей, они вдруг заметили, что  факелы
у  них  догорают. Правда, они еще не погасли, но ясно было, что
при свете их можно  будет  пройти  лишь  каких-нибудь  двадцать
ярдов.  Факелы  уже  начали меркнуть и мигать, -- еще несколько
секунд, и они совсем погаснут. А что тогда?
     Да, что тогда? Эта мысль встревожила охотников;  оттого-то
они и стояли, тревожно глядя друг на друга.
     Они еще не осознали весь ужас своего положения. Они знали,
что сейчас окажутся в темноте -- в абсолютном мраке подземелья!
-- но им не приходило в голову, что они могут больше никогда не
увидеть света.
     Они  думали  только  о  том,  как  неприятно  остаться без
факелов и что, пожалуй, будет трудно найти выход из  пещеры.  К
тому  же  -- как они потащат медведя? Им сперва придется ощупью
выбраться из пещеры, запастись новыми факелами и  вернуться  за
добычей; но это не беда: главное -- у них будет медвежий жир, а
теплая  мохнатая шкура, из которой получится превосходная шуба,
вознаградит их за все пережитые трудности.
     Но вот факелы погасли и охотники очутились в  непроглядном
мраке. И только когда они несколько часов пробродили в темноте,
ощупывая  стены,  спотыкаясь  о  камни, проваливаясь в глубокие
трещины,  когда  они  потеряли  надежду  выбраться  на  свет  и
окончательно  заблудились в подземном лабиринте, -- они наконец
осознали весь ужас своего положения и начали опасаться, что  им
больше не суждено увидеть свет.
     Проблуждав несколько часов, охотники остановились в полном
изнеможении,  держась  за  руки,  съежившись, прижавшись друг к
другу  и  чувствуя  себя  безнадежно  затерянными  в  глубоком,
беспросветном мраке...





     Надо  сказать,  что  их страхи не были лишены оснований. В
самом деле, пещера тянулась в глубь горы на целые мили,  в  ней
было  столько запутанных ходов и наши друзья так далеко зашли в
погоне за медведем, а кругом царил такой мрак, что трудно  было
надеяться найти выход.
     Особенно  угнетала  их  темнота: они не видели друг друга,
нельзя было разглядеть даже собственной руки.
     Если вы окажетесь в  полной  темноте,  то  удивитесь,  как
трудно  пройти в том или ином направлении. Действительно, вы не
сможете идти по прямой линии, даже если у вас не будет  никаких
препятствий на пути.
     Пройдя несколько шагов, вы начнете уклоняться в сторону и,
возможно,  через  некоторое время даже опишете полный круг. Нет
нужды об  этом  говорить:  ведь  вы  играли  в  жмурки  и  сами
прекрасно  знаете, что, повернувшись два-три раза, вы не можете
сказать, к какой стене стоите лицом,  пока  не  прикоснетесь  к
роялю или к какому-нибудь другому знакомому предмету.
     Наши  друзья  находились  совершенно в таком же положении,
как играющие в жмурки, с той лишь разницей,  что  в  пещере  не
было ни рояля, ни мебели, ни других предметов, по которым можно
определить,  где  находишься.  Они не знали, куда повернуть, --
окончательно потеряли ориентацию.
     Довольно долго простояли они в странном оцепенении, крепко
держа друг друга за руки. Они не решались разжать  руки,  боясь
потерять  товарищей. Правда, этого нечего было бояться, так как
всегда можно было позвать друг друга, но ими овладел ужас,  они
чувствовали свою беспомощность и по-детски жались друг к другу.
     Простояв  некоторое  время,  они  снова  пустились в путь,
держась за руки. Во  время  ходьбы  эта  предосторожность  была
нужнее,  чем  при  остановке,  --  охотники боялись, как бы кто
нибудь из них не свалился с  высокого  уступа  или  в  глубокую
расселину,  а если они будут держаться друг за друга, то меньше
шансов упасть.
     Так проблуждали они несколько часов. Им казалось, что  они
прошли  уже  много миль; в действительности же они продвигались
очень медленно, так как приходилось на каждом  шагу  нащупывать
путь.  Все  трое  выбились  из сил; по временам они садились на
камни, чтобы передохнуть, но владевшая  ими  тревога  гнала  их
дальше,  --  тогда  все  поднимались  снова  и  брели в темноте
неизвестно куда.
     Долго блуждали так охотники; они уверяли друг  друга,  что
прошли  немало миль, но не видели ни одного проблеска света, ни
одного предмета, по которому  можно  было  бы  ориентироваться.
Порой  им казалось, что они отошли на несколько миль от входа в
пещеру; иногда им чудилось,  что  они  второй  или  третий  раз
проходят  по одному и тому же коридору; наконец все трое узнали
скалы, мимо которых уже проходили.
     У них появилась  надежда,  что  со  временем  можно  будет
изучить  различные повороты и проходы и выбраться из лабиринта.
Но на это уйдет немало  времени,  а  чем  они  будут  питаться,
занимаясь    этим    изучением?    Поразмыслив,    они   поняли
неосновательность этой надежды.
     Фриц шел то впереди, то рядом, а то и позади своих хозяев.
Казалось, он тоже был смущен и испуган. Он не издавал ни  звука
и  только когда перебирался через лежащую на дороге глыбу, было
слышно царапанье его когтей. Но какой толк от  Фрица?  В  такой
тьме  он  не  видит даже кончика своей морды. Но нет, ему очень
может пригодиться его чутье,  и,  пожалуй,  он  может  выручить
своих хозяев.
      -- Постойте! -- воскликнул Каспар, когда эта мысль пришла
ему в голову.  --  Брат, Оссару! Разве Фриц не может нас вести?
Разве он не может найти чутьем дорогу из этой ужасной  темницы?
Ведь ему здесь осточертело не меньше, чем нам!
      -- Что  ж,  попробуем, -- откликнулся Карл, но в его тоне
слышалось, что он не  слишком-то  надеется  на  этот  опыт.  --
Подзови его, Каспар, ведь он к тебе так привязан!
     Каспар  окликнул собаку, прибавив несколько ласковых слов,
и Фриц тотчас же к нему подбежал.
      -- Как нам поступить? Не предоставить ли его самому себе?
-- спросил Каспар.
      -- Боюсь, что он  будет  стоять  на  месте  и  не  пойдет
вперед, -- возразил Карл.
      -- Посмотрим.
     Все трое остановились и стали прислушиваться.
     Они  стояли  долго,  выжидая,  что будет делать собака, но
Фриц не понимал, что от него требуется, и терпеливо стоял рядом
с ними, не обнаруживая желания идти вперед. Опыт не удался.
      -- Ну что же, -- предложил Карл, -- пусть он идет вперед,
мы за ним. Быть может, он выведет нас.
     Фрицу приказали идти вперед, и он двинулся в  путь,  слабо
повизгивая;  но,  к  своей  досаде,  они не могли догадаться, в
каком  направлении  он  ушел.   Когда   он   бежал   по   следу
какого-нибудь  животного,  то  лаял,  и  легко  было определить
направление его  пути,  как  это  имело  место  при  погоне  за
медведем.  Но  теперь  он бежал бесшумно, и, хотя порой царапал
когтями о камни, этот звук был  слишком  слаб,  чтобы  по  нему
ориентироваться. Опыт опять не удался, и Фрица снова подозвали.
     Однако  этот  опыт  все  же имел благие последствия. Как и
другие  неудачные  опыты,  он  заставил  задуматься  и   вызвал
усовершенствования.
     Каспар  ломал  голову, придумывая новый выход. Оссару тоже
напряженно размышлял. Вдруг он воскликнул:
      -- Веревка на хвост!
      -- Нет, -- возразил Каспар, -- не на хвост -- так  он  не
пойдет. Давайте сделаем ему ошейник и поводок по всем правилам.
Так будет лучше, я ручаюсь!
     Сказано  --  сделано.  Сняли  пояса и ремни с пороховниц и
сумок, сделали  поводок,  повязали  его  собаке  вокруг  шеи  и
пустили ее вперед.
     Каспар держал поводок, а остальные шли на голос Каспара.
     Так  прошли  они  еще  около  ста  ярдов,  как  вдруг  пес
заскулил, потом залаял, словно напал на след, и через несколько
секунд внезапно остановился.
     Поводок натянулся, и Каспар понял, что пес прыгнул  вперед
и  что-то схватил. Юноша нагнулся и стал ощупывать рукой камни.
Неожиданно он почувствовал под рукой густую косматую шерсть.
     Увы! Надежды их рухнули, -- вместо того чтобы  привести  к
выходу из пещеры, Фриц привел их обратно к медвежьей туше.





     Все   трое   были  сильно  разочарованы.  Особенно  же  их
огорчило, что, придя к убитому медведю,  пес  не  пожелал  идти
дальше. Ни приказания, ни ласковые слова не могли заставить его
расстаться  с  тушей.  Даже  когда его оттаскивали на несколько
шагов и снова отпускали, он всякий раз приводил Каспара все  на
то же место. Было от чего прийти в отчаяние!
     Так  им  сперва  казалось,  но, поразмыслив, Карл пришел к
заключению, что этот неприятный  инцидент  имеет  свою  хорошую
сторону.  Он уверял товарищей, что судьба им благоприятствует и
что  у  них  есть  шансы  благополучно  выбраться  из   унылого
подземелья, куда они так неосторожно попали.
     Слова Карла ободрили охотников, и они согласились, что это
большая удача: не будь у них туши, им нечего было бы есть и они
вскоре погибли бы от голода.
     Но  теперь,  найдя  медведя,  они  смогут  несколько  дней
прокормиться его мясом и за это время, наверно,  найдут  выход.
Необходимо  тщательно  изучить  место,  где  лежит  туша. Делая
отсюда вылазки в разные стороны,  они  всегда  будут  оставлять
отметины, по которым смогут вернуться назад.
     К  счастью,  в пещере имелась вода. Кое-где со скал падали
капли, и можно было напиться,  а  совсем  недавно  они  перешли
через  ручеек, бежавший в одном из проходов. Они знали, что его
легко будет найти, а потому не беспокоились о питье.
     Вопрос был лишь в том, долго ли они будут искать  выход  и
хватит ли им на это время медвежатины.
     Находка   туши   открывала  новые  перспективы,  и,  когда
охотники уселись обедать, на душе у них было веселей.
     Кругом было так темно, что вполне можно было  назвать  эту
трапезу  ужином.  К  тому  же  с  тех пор, как они позавтракали
утром, прошло уже много часов, хотя они не  могли  бы  сказать,
сколько именно; но так как после завтрака они ничего не ели, то
назвали  свою  трапезу обедом. Никогда еще обед или ужин не был
так быстро приготовлен, потому что он  вовсе  не  готовился  --
ведь у них не было огня.
     Но  охотники  были  не  склонны привередничать. Прошло уже
очень много времени после их скудного завтрака. Карл  и  Каспар
сперва  не решались есть сырое мясо, но муки голода становились
нестерпимыми,  и  сырая   медвежатина   показалась   достаточно
вкусной.  Для  Оссару  это  был  ужин  --  он не страдал такими
предрассудками и давно уже съел свой обед, поэтому  был  далеко
не так голоден, как его спутники.
     Карл  и  Каспар ели с таким аппетитом, как если бы обедали
при  свете  канделябров.  Быть  может,  отсутствие  света  даже
помогло им победить свое отвращение. Обед был весьма изысканный
-- медвежий окорок; ведь охотники уверяют, что вареный, жареный
или даже сырой медвежий окорок -- вкусное блюдо.
     Пообедав,  все  трое  ощупью направились в ту сторону, где
слышалось журчание ручейка.
     Они нашли место, где вода  сочилась  из  расселины  скалы,
падая  частыми  каплями,  и,  припав  губами к этому подземному
источнику, быстро утолили жажду.
     Затем они вернулись в свою "столовую". Утомленные  долгими
странствованиями,  все  трое  растянулись  на камнях; их сильно
клонило ко  сну.  Правда,  ложе  было  жесткое,  но  совсем  не
холодное,  так как в больших пещерах никогда не бывает холодно.
Температура там ровнее, чем на открытом воздухе:  там  холоднее
летом  и  теплее  зимой,  так  что разница между временами года
почти не ощущается; во всяком случае, там не бывает ни  мороза,
ни  жары.  Таковы  климатические  условия в Мамонтовой пещере в
Кентукки и в других больших пещерах; поэтому у врачей  возникла
мысль, что людям с больными легкими полезно жить в пещерах. Это
побудило  многих  туберкулезных больных поселиться в Мамонтовой
пещере,  где  они  живут  в  прекрасном  отеле  и  наслаждаются
комфортом и даже роскошью.
     Но Карл, Каспар и Оссару не обращали внимания на приятную,
умеренную  температуру в пещере. Они с радостью променяли бы ее
на самую знойную страну  экваториального  пояса  или  на  самое
холодное  место  полярной  области.  Злые  москиты или свирепая
стужа были бы им  куда  желаннее,  чем  мягкий,  ровный  климат
пещеры, где никогда не сияло солнце и не шел снег.
     Несмотря  на  их  угнетенное  состояние, усталость наконец
взяла верх, и все трое уснули крепким сном.





     Охотники проспали долго  и,  когда  проснулись,  не  могли
определить,  день  сейчас  или ночь. Они только гадали об этом,
вспоминая, сколько времени прошло с тех пор, как они проникли в
пещеру; но такого рода суждениям вообще нельзя  доверять.  И  в
самом  деле,  они сильно разошлись в своих предположениях: Карл
считал, что они блуждают уже два дня и ночь, а  по  мнению  его
товарищей, они находились в пещере всего сутки.
     Карл  приводил  в доказательство тот факт, что они зверски
проголодались, -- значит, прошло много времени; кроме того,  он
уверял,  что  они спали именно ночью, ибо инстинкт подсказал им
это время отдыха. Впрочем, Карл и  сам  сознавал  всю  шаткость
второго  своего  довода:  ведь  после бессонной ночи они вполне
могли заснуть в любое время дня.
     Возможно, однако, что Карл был и прав.  Они  долгое  время
блуждали   взад  и  вперед  и  много  раз  отдыхали.  Терзавшая
охотников смертельная тревога гнала их вперед, и неудивительно,
ведь они потеряли всякое представление о пройденных расстояниях
и о времени, потраченном на бесплодные поиски.  Охотники  долго
возились,  устанавливая лестницу, и день уже клонился к вечеру,
когда они вошли в пещеру.  Поэтому  можно  допустить,  что  они
уснули лишь на вторую ночь после того, как попали в это мрачное
подземелье.
     Так   или   иначе,  они  спали  долго  и  крепко,  хотя  и
неспокойно; им снилось, что на них нападают медведи и  свирепые
косматые   яки.  Они  падали  в  бездонную  пропасть  и  тщетно
старались взобраться на высокие утесы. Впрочем,  неудивительно,
что в подобных обстоятельствах они видели такие страшные сны.
     Пробуждение   стало  мучительным.  Вместо  радующего  глаз
солнечного света и синего утреннего неба они не увидели  ничего
-- кругом  царил  мрак.  Вместо  пения  птиц или просто веселых
звуков они  не  услышали  ничего  --  кругом  стояла  могильная
тишина.
     В  самом  деле,  эта  пещера  могла  оказаться их могилой:
сперва они будут здесь заживо погребены, но рано или поздно она
станет усыпальницей, где будут покоиться их кости.
     Таковы были их  мысли  при  пробуждении.  Действительность
оказалась ужаснее сновидений.
     Если  отсутствие  света  не  мешает  человеку  превосходно
спать, то на аппетит  оно  влияет  еще  меньше.  Трапеза  снова
состояла из сырой медвежатины без хлеба и соли.
     Насытившись,  они  принялись  за  дело,  решив  привести в
исполнение замысел Карла.  Он  уже  успел  сообщить  свой  план
товарищам.
     Они  должны  были  делать  вылазки  во все стороны от того
места, где был убит  медведь.  Отсюда  расходилось  лучеобразно
множество  проходов  --  они  заметили  это,  когда  факелы еще
горели.  Решено  было  исследовать  их  все,  один  за  другим.
Исследовать  постепенно,  отрезок  за  отрезком, пока не изучат
проход, идущий в каком-нибудь направлении.  Шаг  за  шагом  они
будут  ощупывать скалы по обе стороны прохода, пока не запомнят
всех  выступов  или  других  ориентиров.  Если  ориентиров   не
окажется,  то  они их сделают, насыпая кучки камней или отбивая
куски  сталактитов  топориком.  Они  хотели  "переметить"   все
проходы,  чтобы  потом  их  узнавать,  подобно тому как охотник
отмечает свой путь в непроходимом лесу.
     Это была очень удачная мысль, и при известном  терпении  и
настойчивости  их  усилия  могли  увенчаться успехом. При таком
планомерном  обследовании   пещеры   была   некоторая   надежда
выбраться  из  нее  --  ведь  нельзя рассчитывать на счастливую
случайность, находясь в сложном лабиринте путаных ходов.
     Они знали, что для выполнения такого плана нужно  время  и
терпение,  но терпению все трое уже научились. Сооружение моста
было хорошей школой. Возможно, что этот план потребует  немного
времени,  но  вполне  вероятно,  что его удастся осуществить не
очень скоро. Они должны быть готовы и к тому и к другому.
     Но, скорее всего, пройдет немало времени, прежде  чем  они
снова увидят солнечный свет. О, как они мечтали увидеть светлый
круг  у  входа в пещеру, на который они едва взглянули, уходя в
глубь прохода!
     Поэтому  охотники  решили  избрать  одно   направление   и
тщательно  обследовать  данный  проход,  прежде  чем  входить в
другие. Когда первый будет пройден до конца или  они  убедятся,
что  взяли  неверное  направление,  они  оставят  его  и начнут
исследовать  другой.  Таким  образом,  рано  или   поздно   они
неизбежно  найдут проход, который выведет их из этой гигантской
"тюрьмы".
     Прежде чем приступить к  работе,  они  еще  раз  подвергли
испытанию  Фрица,  но  пес  ни  за  что не хотел расставаться с
тушей, и, хотя Каспару порой удавалось увлечь его за  собой  на
некоторое   расстояние,  он  всякий  раз  возвращался  назад  к
медведю. Убедившись, что Фриц не может быть их проводником, они
отвязали его с поводка и приступили к выполнению плана.
     Они применили довольно остроумный способ: ощупывали стены,
пока не обнаружили широкий проход, который вел из  "зала",  где
они  находились.  Этот  проход  они решили обследовать в первую
очередь.
     Чтобы  не  заблудиться  на  обратном  пути,  один  из  них
оставался  на  определенном месте, а двое других шли вперед, по
временам останавливаясь и  отмечая  свой  путь.  Если  бы  двое
разведчиков  свернули в неправильном направлении и заблудились,
они стали бы кричать -- и третий указал бы им дорогу.
     Таким образом они продвигались без особых затруднений,  но
очень  медленно.  Вы  можете  подумать,  что  они могли бы идти
быстрее, зная, что не заблудятся на обратном пути. Но по дороге
встречалось множество препятствий. Каждый боковой проход  --  а
их  были  десятки  --  нужно  было  как-то отметить для будущих
разведок, и знаки следовало сделать  очень  приметные,  на  что
требовалось   довольно   много  времени.  Отметки  делались  на
небольшом расстоянии друг от друга, чтобы их легче  было  найти
на  обратном пути. Приходилось также перебираться через большие
валуны и переправляться через трещины, повсюду пересекавшие  их
путь, -- все это тоже отнимало время.
     Итак, они продвигались медленно и с большой осторожностью,
и, когда   настала   ночь,   то   есть   когда   они  устали  и
проголодались, по их расчетам, они прошли примерно полмили.  За
эти долгие, трудные часы их не порадовал ни один луч света, но,
когда  они  вернулись  к месту отдыха, в сердце у них теплилась
надежда. Завтра или послезавтра, или днем позже --  не  все  ли
равно! -- они твердо верили, что снова увидят солнце.





     Их  тревожил вопрос о пище: надолго ли хватит медвежатины?
Медведь был большой и жирный, в этом можно  было  убедиться  на
ощупь,  и  если  они  будут  есть  его понемногу, то его хватит
надолго.  Но   как   сохранить   мясо?   Если   тушу   оставить
неободраниой, мясо вскоре испортится, хотя не так скоро, как на
открытом   воздухе:   в   достаточно   глубоком   погребе  мясо
сохраняется  лучше,  чем  когда  оно  выставлено  на  солнечный
свет...
     Хотя местами в пещере имелась вода, но в основном там было
очень  сухо.  Камни  повсюду  были  сухие, а в некоторых местах
покрыты слоем пыли. Они заметили это,  еще  когда  преследовали
медведя. Приблизившись с факелами к месту побоища, они увидели,
что  медведь  и  собака окутаны облаком пыли. О сухости воздуха
можно было судить и по тому, что у них пересыхало в горле.
     Опасаясь, что  мясо  может  испортиться,  прежде  чем  они
выберутся  из  пещеры,  охотники  начали придумывать способ его
сохранить. Соли у них не было, так что о засолке не могло  быть
и речи. Будь у них материал для костра, они могли бы обойтись и
без  соли,  прокоптив  мясо; но дрова было так же трудно найти,
как и соль. Находись  они  на  открытом  воздухе,  под  горячим
солнцем, они могли бы высушить мясо так, что оно сохранялось бы
долгие месяцы.
     Увы,  солнечные  лучи были столь же недоступны, как соль и
дрова!
     Обнаружив чрезвычайную сухость воздуха, они подумали,  что
если  нарезать  мясо  тонкими  ломтиками  и  развесить  их  или
разложить  по  камням,  то  оно  может  долго  сохраняться   --
продержится  дольше,  чем  если  бы лежало сплошной массой. Эту
мысль подал Оссару, и мысль была  удачной.  Во  всяком  случае,
невозможно  было  придумать  ничего  лучшего,  и  после зрелого
размышления они принялись заготавливать мясо.
     Но где достать огня? Как ободрать медведя,  не  видя  его?
Как резать и раскладывать мясо?
     Задача  эта  была  не из трудных и отнюдь не смущала наших
искателей приключений. К этому  времени  они  уже  освоились  с
темнотой,  а Оссару ничего бы не стоило ободрать медведя. Итак,
с помощью товарищей, державших тушу в правильном положении,  он
начал  работать своим острым ножом почти так же ловко, как если
бы ему светила дюжина свечей, и, сняв мохнатую  шкуру,  отложил
ее в сторону на камни.
     Разрезать  мясо  на  полоски и ломтики было нетрудно, хотя
это заняло  много  времени,  так  как  приходилось  работать  с
величайшей   тщательностью:   слишком  толсто  нарезанное  мясо
быстрее бы испортилось.
     Но шикари был  очень  опытен  в  этом  деле  и  так  ловко
справился  со  своей  задачей,  что, если бы вынести нарезанные
куски на свет,  никто  не  догадался  бы,  что  они  сделаны  в
темноте.
     Ломтики,   нарезанные   Оссару,   переходили  в  руки  его
товарищей, а  те,  расстелив  на  земле  шкуру  шерстью  вверх,
раскладывали их.
     Возник  вопрос,  как  лучше высушить мясо, -- разложить на
камнях или развесить на бечевках.
      -- Развесить, конечно, лучше, -- подал  мысль  Оссару,  и
все с ним согласились.
     Они  считали,  что  таким  образом  мясо высохнет быстрее;
кроме того, оно не попадется Фрицу, который,  если  за  ним  не
усмотрят, может прокрасться к туше и истребить чуть не половину
всего запаса.
     Как бы то ни было, лучше держать мясо подальше от него.
     Но как это осуществить? Где достать веревок? У них не было
ни шестов, ни веревок, чтобы протянуть между шестами. Правда, у
Оссару  имелась  длинная  веревка,  которую  он свил из пеньки,
когда готовил свою сеть, но ее все равно  бы  не  хватило.  Для
такого  количества  мяса нужно было много ярдов веревки. Что же
делать?
      -- Разрезать шкуру на полоски! -- воскликнул Каспар.
     Сказано -- сделано.  Сырую  медвежью  шкуру  растянули  на
камнях,  нарезали из нее ремней шириной около дюйма, и когда их
связали вместе, то  получился  ремень  длиной  от  одной  стены
большого  "зала"  до другой. Концы его прикрепили к скале: один
перекинули через высокий камень, другой положили  на  небольшой
выступ и закрепили, придавив тяжелым обломком, -- таким образом
ремень  протянули  через весь "зал" наподобие веревок для сушки
белья.
     Испытав его прочность и убедившись, что  он  пригоден  для
намеченной  цели,  они стали приносить мясо, кусок за куском, и
аккуратно развешивать его на ремне.
     Когда  на  ремне  уже  не  оставалось  свободного   места,
пришлось  сделать второй ремень; как и первый, его прикрепили к
камням. На него  повесили  остальное  мясо.  Дневной  труд  был
закончен;  правда,  охотники  не знали -- ночь это или день, но
они долго работали и, закончив работу, рады были отдохнуть.
     Поужинав,  они   улеглись,   намереваясь   проспать   лишь
несколько  часов,  а затем встать и с новыми силами устремиться
на поиски солнца и свободы.





     Люди, находящиеся в темноте, всегда  мечтают  о  свете,  и
Карлу  приснилось,  что в пещере вдруг стало светло. Ее стены и
своды заискрились  алмазным  блеском;  он  мог  разглядеть  все
закоулки, все расходящиеся отсюда проходы и коридоры. Но ни он,
ни  его  товарищи не удивлялись свету -- только радовались, что
смогут найти выход. И вот, без сожаления бросив межвежью  тушу,
пройдя  множество  галерей  и  "залов"  (некоторые  из  них они
пробежали в погоне за медведем и узнавали теперь), они достигли
наконец входа в пещеру и снова увидели небо и солнце.
     Эта развязка так  взволновала  Карла,  что  он  проснулся,
громко  вскрикнув  от  радости.  Но его восторг быстро сменился
разочарованием.  Все  это  было  только  сном   --   обманчивой
иллюзией,   действительность   была   по-прежнему   мрачной   и
безотрадной.
     Восклицание  Карла   разбудило   его   товарищей,   и   он
почувствовал, что Каспар очень возбужден. Он не видел брата, но
сразу понял это по его голосу.
      -- Я видел сон, -- сказал Каспар, -- странный сон!
      -- Сон? Что же тебе приснилось?
      -- О! Я видел во сне свет! -- ответил Каспар.
     В  сердце  Карла  шевельнулось что-то похожее на суеверный
страх. Неужели Каспару приснилось то же, что и ему?
      -- Какой же это свет, Каспар?
      -- О! Яркий свет, который может вывести  нас  отсюда!  Но
пусть  меня  повесят,  если это мне приснилось! Клянусь честью,
брат, я уже наполовину проснулся, когда эта мысль пришла мне  в
голову! Ведь правда замечательная мысль?
      -- Какая  мысль?  -- спросил Карл, изумленный и несколько
встревоженный, -- ему  пришло  в  голову,  что  Каспар  во  сне
лишился рассудка. -- Какая же это мысль, Каспар?
      -- О чем же мне думать, как не о свечах!
      -- О свечах? О каких свечах?
     "Ну   конечно,  --  с  ужасом  подумал  Карл,  --  бедняга
помешался! Эта ужасная тьма свела его с ума... "
      -- Ах, я еще не рассказал тебе свой сон, если только  это
был сон! Я сам не знаю, что говорю... Не помню себя от радости!
Мы  не будем больше ходить ощупью в этой проклятой темноте -- у
нас будет свет... много света, обещаю вам! Как это  мы  до  сих
пор об этом не подумали!
      -- Но в чем дело, брат? Что ты видел во сне? Расскажи!
      -- Теперь,  когда  я окончательно проснулся, мне кажется,
что это был не сон или, вернее, не совсем сон. Я думал об этом,
засыпая, вот  и  увидел  свои  мысли.  Помнишь,  брат,  я  тебе
говорил,  что,  когда я размышляю над каким-нибудь вопросом, ко
мне нередко приходит решение в полусне; так было и на этот раз.
Я уверен, что нахожусь на верном пути.
      -- На каком же это верном пути, Каспар? Уж не выведет  ли
нас этот путь из пещеры?
      -- Надеюсь, что да.
      -- Но что же ты предлагаешь?
      -- Заняться производством сальных свечей.
      -- Производством   свечей?!  "Бедный  мальчик!  --  снова
подумал Карл. -- Так оно и есть -- бедняга потерял  рассудок!..
"
     Но, конечно, он не высказывал вслух своих грустных мыслей.
      -- Да,  именно  этим производством... -- продолжал Каспар
все тем же  слегка  шутливым  тоном.  --  И  наделать  побольше
свечей.
      -- А  из  чего  же  ты  сделаешь  свечи, милый Каспар? --
спросил Карл, делая вид, что  сочувствует  идее  брата,  --  он
боялся ему противоречить, чтобы не раздражать больного.
      -- Ну конечно, из медвежьего жира! -- заявил Каспар.
      -- Вот  как!  --  воскликнул  Карл. Он сразу изменил тон,
заметив, что в этом безумии есть своя логика. -- Ты говоришь --
из медвежьего жира?
      -- Ну конечно. Карл! Ведь его брюхо битком набито  жиром.
Почему  бы  нам не наделать из жира свечей, которые помогут нам
выбраться из этого чудовищного каменного лабиринта?
     Карл уже больше не думал, что его брат  сошел  с  ума.  Он
понял,  что  Каспара осенила замечательная мысль. И хотя он еще
не знал, как ее привести в исполнение, было ясно,  что  это  не
пустая выдумка.





     Оссару  разделил  радость  своих  друзей, и все трое стали
обсуждать предложение Каспара и способы его выполнения.
     Но ни Карлу, ни  Оссару  не  пришлось  высказывать  своего
мнения, так как изобретатель уже как следует обдумал свой план.
В  самом  деле,  он  думал о свечах перед сном, а потому, когда
проснулся, ему показалось, что он увидел это во сне. Когда  они
разрезали  на  ломтики  медвежатину,  у него зародилась мысль о
свечах из медвежьего жира.
      -- Представьте себе, -- начал Каспар,  --  мне  пришла  в
голову  эта  мысль, когда мы с Оссару разделывали тушу медведя.
Когда я брал в руки некоторые куски,  то  чувствовал  на  ощупь
жир.  Тут я спросил себя, не может ли гopeть медвежий жир. Ведь
в брюхе медведя пропасть жира, а из него  можно  делать  свечи.
Только  будет  ли  он  гореть? Вот какой вопрос меня занимал. Я
боялся, что если не вытопить жира и не вставить в него  фитиль,
то  гореть он не будет. Но откуда достать огонь, чтобы вытопить
жир, и где взять для него сосуд? Вот в чем загвоздка!
      -- К сожалению, это так, --  сказал  Карл  разочарованным
тоном.
      -- Так  думал  и  я и совсем было оставил эту мысль. Даже
вам ничего не сказал. Я ведь знал, что  мы  не  можем  наделать
дров из камней, и мне стало ясно, что я зашел в тупик.
      -- Да, в тупик, -- машинально повторил Карл.
      -- Да  нет  же,  брат, нет! -- возразил Каспар. -- Слушай
дальше. Я никак не мог отделаться от  этой  мысли  и  продолжал
размышлять.  Как  добыть огонь, чтобы вытопить жир? Я знал, что
ничего не стоит высечь искру, ведь у нас есть трут и порох.  Но
где  взять  топлива  для  костра  и  сосуд,  чтобы собрать жир?
Сначала я думал исключительно об огне. Если только нам  удастся
развести  костер,  можно  обойтись  и  без  сосуда  -- мы можем
нагревать тонкий, плоский камень и понемногу топить на нем жир.
Если нельзя сделать настоящие  свечи,  можно  обмакнуть  в  жир
фитиль,  и  получится светильня. Я знал, что у нас есть фитиль,
-- я вспомнил про длинную веревку,  которую  сделал  Оссару  из
пеньки.  Она  отлично  сойдет.  Со  всеми  этими задачами легко
справиться, но труднее всего добыть дров для костра.
      -- Очень остроумно, Каспар! Признаюсь, мне это никогда не
пришло бы в голову. Продолжай, брат!
      -- Так вот, друзья мои, я нашел дрова!
      -- Браво! Молодец! -- воскликнули в  один  голос  Карл  и
Оссару. -- Ты нашел дрова?
      -- Да,  я  придумал,  как их достать, в тот момент, когда
засыпал, а потом мне показалось, что я видел это во сне.  Когда
я  начал  просыпаться,  то  снова  принялся об этом думать -- и
придумал сосуд, в котором можно топить жир. Мне  думается,  нам
удастся его сделать.
      -- Ура! Вот это замечательно!
      -- Сейчас  вам  расскажу  свой  способ.  Я  все время его
обдумывал, пока говорил. Может  быть,  вы  мне  еще  что-нибудь
подскажете. Но вот что я предлагаю.
      -- Говори, Каспар, поскорей!
      -- У нас два ружья. У Оссару копье, топорик, лук и полный
колчан  стрел.  К  счастью,  колчан  тоже бамбуковый, толстый и
сухой, как трут.  Итак,  я  предлагаю  прежде  всего  расщепить
топориком  приклады  ружей  вместе  с  шомполами  -- мы сделаем
другие, когда выберемся отсюда, -- а также древко  копья,  лук,
стрелы  и  колчан... Ничего, Оссару, ты потом сделаешь новые...
Этого материала у нас хватит на большой костер, на  котором  мы
сможем натопить сколько угодно жира...
      -- Хорошо,  --  перебил  его  Карл.  -- Но где мы возьмем
котел?
      -- Сначала   это   мне   тоже   казалось    непреодолимой
трудностью,  --  ответил молодой изобретатель, -- но внезапно я
вспомнил  про   свою   пороховницу;   ты   знаешь,   ведь   она
патентованная  и  крышка  у  нее  отвинчивается. Мы можем снять
крышку, высыпать порох в карман и пустить  в  ход  пороховницу.
Жаль  только,  что  она  мала.  Ну  что  ж,  можно  топить сало
маленькими порциями.
      -- Значит, ты предлагаешь наделать из веревки  фитилей  и
обмакивать их в растопленный жир?
      -- Ничуть  не  бывало,  --  отвечал  торжествующим  тоном
Каспар,  --  ничего  мы  не  будем  макать!  Правда,  сперва  я
подумывал  о  светильне,  но  она  меня не удовлетворила. У нас
будут настоящие свечи -- литые!
      -- Как -- литые свечи? Как же ты их сделаешь?
      -- Со временем узнаете. Когда  Оссару  собирался  поймать
тигра,  он не захотел нам открыть свой план, и в отместку ему я
тоже покамест ничего не скажу. Ха-ха-ха!
     И Каспар залился веселым смехом. Они смеялись в первый раз
с тех пор, как вошли в пещеру; впервые под ее мрачными  сводами
раздавался человеческий смех.





     Не  теряя  времени,  все  трое  принялись  за  работу  под
руководством  Каспара.  Первым  делом  они   разобрали   ружья,
вывинтили  замки,  отделили  от  ложа все железные части. Затем
осторожно сняли ложе и раскололи топором на  мелкие  щепки,  не
пощадили  даже  шомполов,  сохранив  их  головки  и  шурупы.  У
охотников теперь была твердая надежда выбраться  из  пещеры.  И
они  знали,  что  им  еще пригодится ценное оружие, которое они
сейчас разрушают. Поэтому они не выбрасывали  ни  одной  части,
которую  нельзя  было  бы  впоследствии  заменить: пожертвовали
только деревом, но тщательно сохранили все железные  части,  до
малейшего  гвоздика  и винтика; отделив от дерева, их собрали и
связали в один пакет.
     Затем так же разделались с оружием Оссару. С  копья  сняли
наконечник,  а древко разрубили на куски. С лука сняли тетиву и
превратили его в щепки,  затем  разломали  стрелы  и  расщепили
колчан. Это был прекрасный горючий материал, который должен был
вспыхнуть, как порох.
     Неожиданно  у  них  оказались  еще  новые ресурсы топлива.
Охотники вспомнили о длинных рукоятках, приделанных к  факелам,
-- они  были  сделаны  на  манер  ручек для метлы. Когда факелы
догорели,  рукоятки  бросили,   и,   вероятно,   они   валялись
где-нибудь  поблизости.  Все  трое  принялись шарить по земле и
вскоре нашли рукоятки, из  которых  получилось  довольно  много
смолистых сосновых щепок.
     Это  была  большая удача -- им не хватало как раз сосновых
щепок, чтобы разжечь огонь. Хорошо  просушенные  и  пропитанные
смолой,  стекавшей с горящих факелов, они должны были мгновенно
воспламениться.
     Когда собрали все топливо,  получилась  порядочная  груда.
Решили  покамест  пощадить топорик Оссару. С него можно будет в
любую минуту снять ручку, но, вероятно, это не понадобится.
     Однако было очевидно, что, если  разжечь  обычный  костер,
дрова  сгорят,  прежде  чем  они успеют отлить свечи. Вот будет
беда!  Необходимо  было  принять  меры   во   избежание   такой
катастрофы.
     Поэтому  они сложили небольшой очаг, дюймов шести-восьми в
поперечнике. Его быстро соорудили извалявшихся кругом камней. В
очаг положили лишь немного дров.  Как  известно,  очаг  требует
гораздо  меньше  топлива,  чем  костер.  Весь  жар направляется
кверху, и сосуд, поставленный над огнем, получает вдвое  больше
тепла,  чем  если бы он висел над костром, где пламя мечется во
все стороны.
     Вскоре они сообразили, что, когда дерево разгорится, можно
замедлить процесс  горения,  положив  сверху  куски  медвежьего
сала. Таким способом они не только продлят горение дерева, но и
получат  более жаркий огонь. Мысль была очень удачная -- теперь
им  должно  было  хватить  топлива.  Очаг   суживался   кверху;
отверстие было сделано как раз по размерам пороховницы.
     Работали сначала без света. Но вот очаг был сложен. На дно
его положили  щепки,  высекли  искру  из кремня, подожгли трут,
поднесли  его  к  просмоленным  сосновым  щепкам  --  и   через
мгновение  обширный  зал  озарился  ярким  пламенем,  стены его
заискрились, словно усыпанные алмазами.
     Освещение позволило значительно ускорить работу. Все стали
действовать увереннее. Склонившись над тушей, Оссару вырезал из
нее большие  куски  жира  и  раскладывал  их  на  камнях.  Карл
поддерживал огонь в очаге. Когда он подбросил в пламя несколько
кусков жира, оно стало гореть ярко и ровно. Каспар, стоя рядом,
что-то проделывал со своей двустволкой.
     Что  делает Каспар с ружьем? Конечно, оно сейчас никуда не
годится без замка и без ложа!  Ошибаетесь!  Именно  теперь  оно
стало  полезным  и  даже  незаменимым.  Понаблюдайте немного за
Каспаром, и вы увидите, что он возится со  стволами.  Смотрите!
Вот  он  отвинтил  оба бойка и продевает в каждый из стволов по
куску бечевки. Это и есть фитили, приготовленные  из  пеньковой
веревки.   И  мне  нечего  говорить  вам,  как  намерен  Каспар
использовать свои превосходные стволы: ведь вы уже сами  теперь
догадались.
     "Свечные формы! " -- воскликнете вы.
     "Разумеется,  свечные  формы,  --  отвечу  я. -- Это будут
замечательные формы, лучших не бывает! "
     Итак, работа продолжалась: фитили были вставлены,  и,  как
только  первая  порция жира была вытоплена, его влили в один из
стволов. Эта процедура  повторялась  несколько  раз,  пока,  ко
всеобщему восторгу, оба ствола не наполнились доверху.
     Правда,  они были еще горячие, и жир внутри совсем жидкий.
Приходилось  терпеливо  ждать,  пока  они   остынут   и   свечи
затвердеют.  Чтобы ускорить остывание, стволы отнесли в проход,
где со сводов капала холодная вода,  и  поставили  вертикально,
чтобы вода стекала вдоль стволов; затем вернулись к очагу.
     Огонь  в  нем  немедленно погасили, оставив лишь несколько
искорок, чтобы его можно было снова  разжечь.  Необходимо  было
экономить  топливо,  так  как  они  намеревались отлить еще две
свечи. У них оставалось достаточно топлива, чтобы вытопить жира
еще на две свечи; веревки для фитилей тоже должно было хватить,
а жира в огромной туше было более чем достаточно.
     Вы спросите: почему не пустили в ход ствол от ружья Карла?
Это легко объяснить. У Карла была винтовка, и ee нарезной ствол
не годился для этой цели. Если бы они вздумали отливать  в  нем
свечу, то ее невозможно было бы вытащить, и их труды пропали бы
даром.
     Пока  остывали  стволы,  охотники  занялись  изготовлением
фитилей из пеньковой веревки. Затем они поджарили на  маленьком
огне  несколько  кусков  медвежатины,  с  аппетитом  их съели и
почувствовали новый прилив сил.
     Они терпеливо ждали, пока остынут  стволы  и  можно  будет
вынуть  свечи.  Ждать  пришлось  довольно долго; наконец стволы
сделались  холодными,  как  лед,  а  жир  внутри   окончательно
затвердел.
     Тогда  снова  в  очаг  подбросили  дров,  слегка разогрели
железные формы и начали медленно извлекать из них свечи. У всех
троих вырвался крик радости,  когда  появился  белый  стержень,
медленно  и плавно выходивший из ствола. Так же удачно вытащили
вторую свечу. Теперь к их  услугам  были  две  огромные  свечи,
длиною в три фута.
     Их  тут  же  испытали,  и  оказалось,  что обе превосходно
горят.
     Через некоторое время появились еще две  свечи.  Теперь  в
распоряжении охотников был запас свечей, которого могло хватить
на  сто  часов.  Они  могли  бы  наделать и еще свечей -- у них
оставалось достаточно жира и топлива, -- но и этих было  вполне
достаточно.  Разве  за  сто часов они не выберутся на солнечный
свет!
     И они увидели его  гораздо  скорее:  не  прошло  и  восьми
часов, как они уже выбрались из пещеры.
     Я   не   буду  описывать  подробно  их  странствования  по
сводчатым переходам этой гигантской пещеры. Достаточно сказать,
что они наконец увидели яркое, как метеор,  пятно,  указывавшее
на  выход  из  пещеры.  Бросив  свечи,  они ринулись вперед и с
восхищением смотрели на сияющие небеса...





     Вы можете подумать, что после такого опасного  приключения
в  огромной  пещере  охотники  никогда больше не вступят под ее
мрачные своды. Разумеется, они ни за что бы туда не  вернулись,
если  бы существовал выход из долины, которая стала их тюрьмой.
Но они все еще надеялись, что один из ходов пещеры  выведет  их
по ту сторону горы.
     Упорно  цепляясь  за  эту  надежду,  они  решили тщательно
обследовать пещеру и  целую  неделю  занимались  приготовлением
больших факелов и отливкой свечей.
     Заготовив  их в достаточном количестве, они отправились на
разведку.
     День за днем, упорно и методически они обследовали пещеру.
Но попытки их не увенчались успехом. Второго выхода из  нее  не
существовало.
     Прошло   несколько   недель.  Охотники  побывали  во  всех
закоулках этого  гигантского  лабиринта,  исследовали  все  его
проходы  и,  лишь  когда  убедились,  что все они заканчиваются
тупиком, отказались от своей затеи.
     Итак,  они  вышли  из  пещеры,  решив  больше  в  нее   не
возвращаться.  Теперь у них уже не оставалось надежды выбраться
из долины. В полном отчаянии все трое уселись на камнях у входа
в пещеру. Долго сидели они молча. У всех  была  одна  и  та  же
мысль  --  печальная  мысль о том, что они навсегда отрезаны от
всего света и больше никогда не увидят человеческих лиц,  кроме
лиц своих товарищей.
     Каспар первым нарушил молчание.
      -- О,  --  простонал  он,  -- какая ужасная судьба! Здесь
суждено нам прожить всю жизнь, здесь мы и  умрем  --  вдали  от
родины, от людей, в полном одиночестве!
      -- Нет,  Каспар,  --  возразил  Карл,  пытаясь подбодрить
брата, -- это нельзя назвать одиночеством! Нас здесь трое, и мы
будем   поддерживать   друг   друга.   Постараемся   же   найти
какой-нибудь  другой выход, а пока эта долина пусть будет нашим
домом!








     1   Линней   Карл   (1707    --    1778)    --    шведский
естествоиспытатель,   создатель  основы  научной  классификации
животного и растительного мира.

     2 Геккеровская шляпа. -- Геккер Фридрих (1811 -- 1881)  --
немецкий    буржуазный   демократ,   республиканец.   Один   из
руководителей восстания в Бадене (1848).

     3 Блюхеровские сапоги. -- Блюхер Гебхард Лебрехт (1742  --
1819) -- прусский фельдмаршал времен войн с Наполеоном.

     4   Немврод   --   по   библейской   легенде,   основатель
Вавилонского царства и знаменитый охотник.

     5 С а и б -- господин, хозяин.

     6 Небесная империя -- так в старину называли Китай.

     7 Кварта -- мера сыпучих и жидких тел  разной  величины  в
некоторых странах, в Англии равняется 1, 14 литра.

     8   Брама,  Вишну  и  Шива  --  три  основных  божества  в
браманистской (индусской) религии.

     9 Аргус -- в древнегреческой  мифологии  стоокий  великан,
который  охранял возлюбленную Зевса -- Ио, превращенную в белую
корову.

     10 Гекатомба -- у древних греков -- жертвоприношение богам
из ста  быков;   позднее   --   всякое   большое   общественное
жертвоприношение.


---------------------------------------------------------------
     Набрано:   20.05.98 01:49
     Коррекция: 01.06.98 00:50

Популярность: 1, Last-modified: Thu, 11 Jun 1998 10:10:08 GmT