---------------------------------------------------------------
     © Copyright Владимир Белобров, Олег Попов
     Email: [email protected], [email protected]
     WWW: http://www.belobrovpopov.ru/
     Date: 27 Nov 2000
---------------------------------------------------------------

     Эпизод первый


     Андрей   Яковлевич   Колчанов,  бывший  совхозный  бригадир,  поехал  в
правление
     получать пенсию.
     Он вывел из сарая старенький ржавый велосипед "Украина", привязал, на
     всякий случай, к багажнику сумку, сел и поехал.
     Педали  шатались  и  Колчанов  ехал как  хромой  ходит.  Но  его это не
смущало.
     Привычный ход.
     Осень только начиналась. Было еще тепло.

     Урожай в этом году собрали неплохой. Зиму перезимуем.
     Андрей Яковлевич ехал не очень быстро, но и не медленно. В углу рта
     дымилась папироска.
     Он убрал одну руку с руля и приподнял кепку, приветствуя шагающего
     навстречу Петьку Углова с удочкой.
     - Наше почтение, - Петька тоже приподнял кепку и остался позади.
     Раньше  Петька работал трактористом, а теперь стал свободным пьяницей и
жил
     со своего огорода. Всем такая жизнь не нравилась, а ему нравилась.
     Вырастил, продал, купил, пропил.
     Андрей Яковлевич нагнул голову вперед и съехал под горку. Из-под колес,
     кудахтая, разбежались перепуганные куры бабки Веры.
     - Здорово, старый пердун! - крикнула бабка.  Она  сидела  возле дома на
лавке
     и метила своих кур зеленкой. - Куда намылился?!
     - На танцы! - крикнул Андрей Яковлевич. - Поехали, старая карга,
     потанцуем! Садись на раму!
     - На твою раму уже отсадились, - бабка Вера загоготала.
     - Это откуда тебе знать, дура?!
     - Подруги говорять! А-ха-ха!
     - Откудова у  тебя подруги, ведьма?! С тобой,  проститутка  беззубая, я
один
     только и разговариваю, для собственного развлечения!
     Андрей  Яковлевич  нажал  на педали и выехал  на бугор к  картофельному
полю.
     "На обратном пути,  -  решилл  он,  - украду  картошки.  Насыплю полную
сумку."
     В поле работали солдаты с расположенного неподалеку военного аэродрома.
     Андрей  Яковлевич вздохнул. Глядя  на синие погоны, он вспомнил  своего
сына,
     который тоже был летчиком и разбился при испытаниях нового самолета
     несколько  лет  назад.  Андрей Яковлевич всегда  гордился сыном, что он
такой
     вырос умный, не спился, не остался в деревне, как раздолбай, а поступил
в
     летное училище, закончил с отличием, женился, завел детей и испытывал
     первейшие  в  мире самолеты. А вона как обернулось...  Лучше бы  спился
тогда
     уж... Хотя бы жив был... Не знаешь, где найдешь, где потеряешь...
     Колчанов натянул на лоб кепку и объехал яму с грязью...
     У Правления толпились мужики.
     Андрей Яковлевич подъехал, слез с велосипеда, прислонил его к стенке.
     Мужики с крыльца молча наблюдали.
     - Здорово, мужики, - Андрей Яковлевич подошел.
     - Здорово, Колчан! - поздоровались мужики. - Ты куда, на бля...ки
     собрался?
     - А-то куда ж? Двух уже по дороге отъ...б, ядрена палка.
     - Ага! - сказал дед Семен Абатуров. - Корову и собаку!
     - У тебя, бля, дед, - ответил Колчанов, - нет фантазии.
     - Вот я собак и не е...у, - дед Семен поплевал на окурок.
     - Слыхал новость, - продолжал говорить он, - бубийство у нас?
     - Ну?! Кого ж бубили? - Андрей Яковлевич вытащил беломорину.
     - Че, неуж не слышал?
     - А откель? Я из дому трентий день не выхожу!
     - Бляха-муха, какой анахорет!
     - Сам иди на хер!
     - Эка ты меня! Не стану тебе, долбаносу, коли так, ничего рассказывать,
     кол тебе в сраку!
     - Не обижайся, старый хрен!
     - А я на мудаков не обижаюсь.
     - Сам ты мудак! Скажи спасибо, что ты старый и немощный, а то бы я тебе
     как двинул сверху по  твоей тупой лысине,  чтоб  ты вошел в  крыльцо по
самые
     твои старые яйца!.. Говори кого бубили-то, а то развел манифест, как на
     собрании, е... твою мать!
     Дед Семен почесал бороду и плюнул с крыльца.
     - Евреев бубили, вот кого!
     - Ну?! - Колчанов удивился.
     - По жопе пну!.. Бубили евреев. И еврея и его еврейку.
     - Кто ж бубил?!
     - Кто ж скажет?!


     Этим летом в деревню приехали дачники. Весной они приезжали
     присматриваться. Они  прознали, что в Красном Бубне есть свободные дома
на
     продажу.
     Они  приехали  на стареньком "Москвиче"  и сразу застряли  в  грязи при
въезде
     в деревню.
     Слава Богу, мимо из сельпо ехал на велосипеде Колчанов.
     Колчанов с утра мучался. Вчера он ездил на свадьбу в соседнюю деревню и
     еле  оттуда вернулся. Сгуляли свадьбу сына его старого друга Василия...
С
     утра Андрей Яковлевич проснулся от того, что его всего колотило. Он по
     стенке добрался до бочки с водой, опустил туда голову и напился, как
     собака.
     Высунув голову, он посмотрел в мутное зеркало и ему стало так обидно за
     свою судьбу. Сын погиб, жена умерла вскоре после гибели сына. И остался
     Андрей Яковлевич один-одинешенек на всем белом свете. И некому было ему
с
     похмелья разогреть жирных щей со свининой и поднести сто грамм.
     Колчанов  определенно  знал,  кто  виноват  в  такой  жизни.  Жиды. Они
пролезли
     всюду и не дают русскому человеку ходу.
     Когда-то Андрей Яковлевич отправил жалобу в Политбюро ЦК КПСС на жидов.
     Ему не ответили. И Колчанов понял, что и там уже окопались носастые.
     Андрей Яковлевич вышел, шатаясь, на крыльцо. Лил дождь и от этого
     Колчанову стало еще поганей.
     Он выкатил из сеней велосипед и поехал в сельпо за бутылкой. Денег не
     было. Но была слабая надежда, что продавщица Тамарка отпустит в долг до
     пенсии.
     Сельпо оказалось закрыто.
     -  Жиды  постарались и  здесь, мать их  в  бок!  - выругался Колчанов и
поехал
     назад.
     Он ехал и думал, где бы еще можно поправиться, но вариантов было мало -
     времена трудные.
     И тут Андрей Яковлевич  увидел  городскую машину,  застрявшую  в грязи.
Вокруг
     машины  суетилась  , по-видимому, еврейская  пара.  Мужик толкал машину
сзади,
     а его баба держала над ним зонтик.
     У  него был  нос,  который  называют  в деревне  рулем, глубоко сидящие
темные
     глаза, бородка, как у Калинина, черные с проседью волосы торчали из-под
     красной бейсболки с  портретом бульдога. Одет был в американские джинсы
и
     клетчатую фланелевую рубаху.
     Женщина  была  помельче. И  нос у нее  был помельче,  и ростом она была
пониже.
     И худая, как шкилетина. А одета была в плащ и беретку с хвостиком.
     Андрей   Яковлевич  притормозил   и  слез   с   велосипеда.   Он  сразу
почувствовал,
     что бутылка, которую он искал все утро, сама едет к нему в руки.
     - Здрасте, - сказал он, приподнимая дерматиновую кепку.
     Мужик перестал толкать машину.
     - Здравствуйте... Вот, застряли немного... - сказал еврей.
     Андрей Яковлевич прислонил велосипед к дереву, обошел машину вокруг и
     усмехнулся.
     - Ни хера себе!.. Немного - он говорит!.. Ну, коли немного, то я тогда
     пошел,  - при этом Колчанов стоял на месте  и никуда не уходил. - А  вы
тута
     колупайтесь до вечера...
     Мужик понял намек и сказал:
     - Вы, наверное, здешний?
     Колчанов кивнул:
     - Ну! А ты что думал, что я австрийский боринген? - он усмехнулся. -
     Совершаю  кругосветное  путешествие  на  лисопеде  сраном с  кунгуру  в
кармане!
     Городской, оценив шутку, засмеялся.
     - Нет, я так не думал. Я думаю, что вы местный и можете нам помочь...
     - Дык это, - Колчанов поскреб небритый подбородок, - помочь я, конечно,
     могу добрым людям... Я тут, почитай, всю жизнь живу... Меня тут кажная
     собака знает... Знает и уважает... Потому что я тут не последний, тому-
     подобное,  человек... - Он постучал по капоту. - Можно помочь...  Звать
меня
     Андрей Яковлевич... Кого хочешь спроси - кто такой Колчанов, все тебе
     скажут...
     - Дегенгард Георгий Адамович... - представился мужик.
     "Ага!" - подумал Колчанов.
     А это моя супруга Раиса Павловна, - его жена кивнула головой.
     "Ага!" - еще раз подумал Колчанов.
     - Андрей Яковлевич я... Колчанов, - он протянул руку. - Жаль выпить не
     взял... за знакомство.
     - Так у нас есть, - москвич открыл багажник и Колчанов увидел там
     пол-ящика белой.
     Он даже зажмурился. "Одной бутылкой они от меня хрен отделаются!"
     Москвич вытащил бутылку и два пластмассовых стаканчика:
     - Только, я за рулем, - сказал еврей. - Выпейте с Раисой.
     - Ну и что, - Колчанов усмехнулся, - Я тоже за рулем, - он показал на
     велосипед.
     Мужик засмеялся:
     -  Мне очень  приятно,  что в деревне  сохранились носители  природного
юмора,
     - он открыл бутылку и налил сначала Колчанову, а потом жене.
     - Мне чуть-чуть, - остановила его руку Раиса Павловна.
     - Ну, за знакомство и чтоб не последняя, - Колчанов выпил, вытащил из
     кармана яблоко, понюхал и протянул жене еврея. - Закуси!
     -  Спасибо,  - женщина  взяла  яблоко,  но есть не  стала,  а  тихонько
засунула
     его куда-то в рукав.
     Колчанов это  заметил:  "Брезгует курва".  Водка  уже  подействовала  и
Андрею
     Яковлевичу похорошело.
     - Какими судьбами в наших местах? - спросил он.
     - Да вот... Хотим у вас в деревне домик прикупить... Потянуло с годами,
     знаете ли, к природе...
     - Это хорошо... - Колчанов посмотрел на бутылку и подумал: "И чего это
     тянет жидов к нашей природе?". - Значит, решили у нас, так сказать,
     обосноваться...
     - Мы  слышали, - высунулась вперед  еврейка, - что у  вас  тут недорого
можно
     домик купить...
     - Может и недорого можно, - неопределенно ответил Колчанов. - Смотря у
     кого покупать... Ты налил бы, хозяин, еще по стопке, чтоб я подумал...
     Еврей налил.
     - Мне больше не надо, - его еврейка прикрыла стопку ладонью.
     - Хорошая водка, - похвалил Колчанов. - Где брали?
     - В Москве.
     -  А... В  Москве  продукты  хорошие...  А  люди -  говно... Я  вас-то,
конечно,
     не имею в виду... Вы-то, я вижу, люди хорошие... А так... сколько я в
     Москву езжу - говно там люди живут...
     Дегенгард вздохнул:
     - Почему-то складывается такое мнение у людей в регионах...
     - Конечно, - Колчанов прищурился и, не вынимая пачки, достал из кармана
     беломорину.  - Какое  уж  тут  мнение может  быть, коли  люди  говно...
Зажрались
     там... всего до хера... вот и говно из москвичей повылазило... Ты не
     обижайся, Адамыч... Ты, я вижу, из других... - Колчанов еще раз обошел
     машину. - Как засела-то! - Он присел на корточки. - Без трактора не
     обойтись... Ну, повезло вам, москвичи, что на меня нарвались! А то б
     сидели до вечера в грязи... Я,  короче,  поеду за трактором... К  моему
другу
     Мишке Коновалову... Он  мне  трактор, конечно, даст... Но  я ему за это
буду
     должен... - Колчанов помялся, - бутылку... У Мишки такие расценки...
     - Нет проблем, - еврей открыл багажник, вытащил бутылку и протянул
     Колчанову.
     - Вы-то понимаете, - Андрей  Яковлевич засунул бутылку  в карман, - я ж
не
     себе...  Я-то с вас ничего б не  взял... Я  всю жизнь прожил  - ни хера
ничего
     не нажил... Потому что бескорыстный я человек, ни с кого за всю жизнь
     ничего лишнего не брал... Вот и живу в говне... Налей, Адамыч, еще на
     посошок, чтоб мне быстрее педали крутить.


     Мишка Коновалов, слава Богу, был дома. Он пьяный спал на крыльце. В это
     день Мишка помогал соседям выкапывать картошку и его отблагодарили.
     Трактор стоял рядом с домом.
     Колчанов обрадовался - можно было взять трактор незаметно и не делиться
с
     Мишкой.
     Колчанов  спрятал  велосипед  в  кустах,  огляделся  и спрятал  там  же
бутылку,
     зарыл ее в листья. Сел на трактор и погнал вытаскивать евреев.
     Носатые сидели в машине и пили что-то из термоса.
     - А вот и я, - крикнул Андрей Яковлевич, выпрыгивая из трактора. -
     Колчанов не подведет! Сказал - сделал!
     - Хотите кофе? - предложила еврейка.
     - Не-е, - Колчанов замахал руками. - У меня от него сердце это...
     барахлит... Ничего пить не будем, пока не вытащим!
     Он зацепил тросом "Москвича" и вытянул из грязи на сухое место.
     - Спасибо гр-р-ромадное! - Георгий Адамович приложил к груди руки. - Не
     знаем, что бы мы без вас и делали!
     - Да хулиш... - Андрей Яковлевич вытер рукавом лоб. - Ну вот.. одни
     работают, а другие награды получают, сидя дома... Мишка, вон, только
     разрешил  трактор  взять  и   бутылка  уже  его.  За  что?!  Трактор  -
общественный,
     горючее - тоже! А я, бля, туда на лисапеде... там уговаривай его...
     Кстати, не хотел за бутылку давать, жид! Грит - гони две! Еле уломал...
-
     Андрей Яковлевич вздохнул. - А я - туда на лисапеде... обратно на
     тракторе... Теперь обратно трактор вези, оттуда опять на  лисапеде... а
мне
     не по дороге ни хрена... И по делам я упоздал! Ну что ты будешь делать,
-
     Колчанов сделал паузу.
     Еврей намек понял и вытащил из багажника еще одну бутылку.
     - Это вам.
     - Это что?.. Да что ты, Адамыч! Я ж не к этому говорил-то! - Андрей
     Яковлевич взял бутылку и потряс ею перед евреем. - Я ж не ханыга какой!
Я
     ж за справедливость! Справедливости, говорю, нету! Вот я про что!.. Но,
     коли ты от души, возьму, чтоб не обидеть хорошего человека, потому  что
из
     Москвы в основном разное говно приезжает, вам не чета.
     Он засунул бутылку  в  карман и уже хотел было отправиться,  но еврейка
Раиса
     вдруг спросила:
     - Андрей Яковлевич, так вы не знаете, кто у вас в деревне дома продает?
     Колчанов остановился, и в его голове созрел молниеносный план. После
     гибели сына, остался пустой дом, в котором сын отдыхал летом  с семьей.
В
     доме уже несколько лет никто не жил. А присматривать за домом Андрею
     Яковлевичу было недосуг. Дом потихоньку приходил в негодность. Текла
     крыша. Труба частично обвалилась. Треснула потолочная балка. Да и
     деревенские  архаровцы  постарались  -  порастырили, что  могли. Честно
говоря,
     Андрей Яковлевич  и сам в точности  не  знал, в каком состоянии  теперь
дом,
     потому что забыл, когда в нем был последний раз. Хорошо бы продать его
     еврееям. А если не купят, то, по крайности, раскрутить их на угощение.
     Водки у них оставалось еще много. Со всех сторон расклад удачный. А
     продать евреям развалюху - дело богоугодное... А если продать не
     получится, он  водочки-то  их  попьет,  а  потом  и  скажет им -  Евреи
вонючие,
     катитесь отсюда к ебене матери! Дом  я вам не продам! Не стану я память
о
     сыне осквернять вашими жидовскими деньгами! Вы, бля...ь, евреи, Христа
     распяли и за это вам - ХЕР!
     - Как не знаю? Конечно знаю! Я и продаю, - сказал Колчанов.
     - Правда?!
     -  Ну, еп!  Колчанов  жизнь прожил  - никому  не  соврал! Продаю я дом,
конечно.
     Первосортный  дом...   пятистенок.   Печка,  чулан,  веранда,   хоздвор
огромный.
     Сад фруктовый не в рот, извините, какой! Только маленько запущенный. Но
     это  поправимо.  Сорняков  повыдергать  и  моркови  посадить...  Погреб
глубокий.
     Зимой картошку будете складать - хер чего замерзает в таком погребе!
     Сверху люка я шинель всегда кладу для тепла.
     - Вас нам, - сказала Раиса, - наверное, Бог послал.
     - А то кто ж еще? - согласился Колчанов. - Конечно...
     Поехали смотреть дом. Впереди на тракторе ехал Колчанов. За ним - евреи
на
     своей машине.
     Колчанов  приготовился  к  поединку.  Но  евреям,   на  удивление,  дом
понравился.
     Тогда Андрей Яковлевич заломил немыслимую, по его понятиям, цену. Он
     думал, что  евреи начнут торговаться и он  им уступит в половину.  Но и
тут
     евреи неприятно его удивили, согласившись с ценой без звука. За это
     Колчанов стал их уважать еще меньше и предложил им вдобавок купить
     втридорога оставшиеся в сарае дрова, которые все, вероятно, уже сгнили.
     Евреи и тут согласились. Мало того, они захотели оформить куплю прямо
     сейчас, чтобы лишний раз не ездить.
     Поехали  в  правление.  Там  Андрей  Яковлевич   немного  поволновался.
Бухгалтера
     не  оказалось  на месте и  Колчанов боялся,  что сделка сорвется  из-за
ерунды.
     Но к счастью, все обошлось. Уже через пару часов какие нужно документы
     подписали. Андрей Яковлевич пересчитал деньги за дом.
     В этот вечер Колчанов обмывал с евреями проданный дом, а утром евреи
     укатили в Москву за вещами.
     Колчанов запил и не просыхал, пока не кончились еврейские деньги.
     Колчанов очень обиделся на евреев, когда протрезвел.
     Правильно говорят, - подумал Андрей Яковлевич, - что еврейские деньги
     счастья не приносят. Продал сынов дом за тридцать серебренников батька
     Иуда!
     Поэтому,  когда  евреи приехали жить,  Колчанов  принял  их холодно. Уж
очень
     ему было обидно за себя и за русских вообще.


     Приехав, мосвкичи стали обустраиваться основательно. Первым делом
     выстроили  вокруг  хоздвора  глухой  высокий  забор. С деревенскими  же
общались
     вежливо, но в дом не приглашали. А если кто приходил по какому делу (а
     дела в деревне известные - денег на бухло  занять или бухла попросить),
то
     разговаривали с крыльца.
     Это деревенским не нравилось. Во-первых, им было любопытно - чем эти
     городские там  занимаются,  во-вторых, обидно,  что евреи  в их деревне
завели
     свои порядки. Все  ждали, когда же дачники наконец поедут за чем-нибудь
в
     город, чтобы  в их отсутствие можно было залезть  и  посмотреть внутри.
Но,
     как назло, они не уезжали.
     В  деревне поговаривали, что  они купили  дом для того,  чтобы пить там
кровь
     христианских  младенцев,  которых  они привозят из Москвы  в багажнике.
Этот
     вывод был сделан потому, что в деревне младенцы пока не пропадали. Лиза
     Галошина, которая долго прожила в Москве, работая санитаркой,
     рассказывала,  как  это сейчас делается.  Евреи  берут  детей-сирот  из
детдома,
     оформляют их за границу,  как  будто их  берут  бездетные иностранцы, а
сами
     детей увозят в глухие места и там пьют их кровь, а внутренние органы
     продают  на  Ближний  Восток  султанам разным  из  Махрейна,  чтоб  эти
черножопые
     султаны меняли свою старую засранную печенку на новую незасранную...
     Временами, из трубы дома шел какой-то уж очень черный дым. Об этом в
     деревне сложилось мнение, что евреи сжигают трупы младенцев, из которых
     они высосали кровь.
     Петька Углов предложил залезть на крышу и взять пробы дыма из трубы для
     экспертизы,  чтобы отвезти  их куда следует и  проверить.  Но никто  не
знал,
     как это  сделать  - во-первых, на крышу залезть,  во-вторых куда  везти
потом
     пробы?
     А дед Семен рассказывал у правления, стуча себя кулаками в грудь, будто
     ночью, проходя мимо еврейской синагоги, он видел на заборе несколько
     чертей с большими еврейскими  носами. Дед  Семен заключил, что евреи  и
есть
     черти из  Москвы, которые развалили  колхозы  и  довели  всю  Россию, а
теперь
     добрались до их мест, чтобы нафуярить и тут.
     Колчанова шпыняли за то, что он продал дом евреям, от которых теперь
     страдает вся деревня.  А Андрей Яковлевич  только огрызался -  он и сам
был
     недоволен.
     Наконец  порешили  на  собрании  за  клубом  послать  к   евреям  Мишку
Коновалова,
     как самого  здорового  в деревне, чтобы он заявил  им ультиматум - либо
пусть
     евреи ведут себя как положено, либо пусть уматывают отсюдова к свиньям
     собачьим в Израиль.
     С Коноваловым отправились несколько человек. По дороге Мишка размахивал
     палкой и кричал, что научит евреев уважать, бля, русский народ.
     Подошли к дому. Из трубы шел черный дым. Все спрятались неподалеку в
     кустах, а Мишка перекрестился, решительно постучал палкой по воротам и
     крикнул:
     - Открывай!
     Ворота открылись. Мишка прошел внутрь.
     Все притихли.
     Мишки  не было  полчаса. Через полчаса он  вышел  пьяный в дымину и без
палки.
     На  вопросы мужиков, Мишка ничего не  отвечал,  потому  что говорить не
мог.
     На  следующий день он ничего не  помнил. Помнил только,  как  евреи ему
налили
     и он выпил. А дальше - ничего.
     Деревенские в очередной раз осудили звериное нутро сионизмов, за то что
     они спаивают русский народ.
     За это им на заборе нарисовали череп-кости и написали внизу:
     "Х... и П..."
     И вот евреев убили.


     Мишка Коновалов, проезжая утром на тракторе мимо их дома, увидел, что
     ворота  открыты  настежь.  Он  остановился  и пошел  посмотреть.  Мишка
заглянул
     осторожно во двор. Во дворе никого не было. Он прошел внутрь.
     В доме Мишка нашел трупы застреленных москвичей, кучу каких-то пробирок
и
     мензурок,  какие-то  подозрительные   химикаты  и   старинную  книгу  с
еврейскими
     буквами. На полу валялись разорванные мятые деньги.
     Коновалов побежал за мужиками.
     Вызвали  милицию  из райцентра.  Приехало  двое  -  сержант  и капитан.
Капитан
     осмотрел трупы и пришел к такому предварительному выводу: Евреи
     застрелены. Их кто-то застрелил.
     Трупы погрузили в воронок и увезли. А еврейский дом заколотили и
     опечатали.
     А  потом  из Моршанска  приехал  сын Борьки  Сарапаева  Ванька, который
работал
     там милиционером, и рассказал, что трупы евреев из морга исчезли вместе
с
     морговским санитаром Семеном Кузовом. Ведется следствие.
     Похоже было, что убийцы заметали следы. Мнения на этот счет сложились
     разные. Одни говорили, что евреи послали какому-то султану испорченные
     органы и за это султан подослал к ним убийцу муджахеда из Афганистана.
     Другие говорили, что они не  поделили деньги с московскими чиновниками,
с
     помощью  которых  забирали  детей  из  детских домов. А Семен  Абатуров
сказал,
     что это чистая метафизика, но не объяснил, что он имеет ввиду.


     Петька Углов собрался ночью на рыбалку.
     Еще с вечера он прикормил карасей отрубями и надеялся на хороший клев.
     Петька вытащил из-за печки четверть самогона, налил стакан мутной жижи,
     выпил, зажевал огурцом, поставил бутыль на место, надел сапоги, взял
     удочку,  ведро,  банку  с  опарышами,  и  пошел  к  двери.  Но  у двери
остановился
     и вернулся назад, налить еще.
     Он  положил  на  пол удочку,  поставил  ведро,  кинул в  него  банку  с
опарышами,
     вытащил из-за печки четверть, налил стакан, выпил, зажевал огурцом,
     поставил бутыль на место, поднял с пола удочку, подцепил ведро  и пошел
к
     двери. В ведре  гремела  о стенки банка  с опарышами. Взявшись за ручку
двери
     Петька замер, а потом повернулся на каблуках и пошел обратно.
     Он поставил  ведро под стол, а  удочку  прислонил к столу, достал из-за
печки
     четверть, налил  стакан,  выпил,  понюхал  огурец,  поставил бутылку на
место,
     взял  удочку и  пошел к двери.  Но  рядом с  дверью  понял, что в  руке
чего-то
     не хватает. Не хватало ведра, которое он оставил под столом. Петька в
     третий раз повернулся к двери спиной и пошел к столу.
     Он поставил удочку,  нагнулся, выдвинул из-под стола  ведро  на  видное
место,
     достал четверть, налил стакан, выпил, поставил четверть на место, взял
     ведро и закинул на плечо удочку.
     От  резкого  движения  крючок  отцепился  от  удилища  и  зацепился  за
телогрейку,
     которая лежала на стуле. Петька пошел к двери, но что-то удерживало его
у
     стола и не давало идти на рыбалку. Углов напряг спину и, упираясь
     посильнее пятками в пол, все-таки пошел вперед, потому что не привык,
     когда его что-то удерживает и не дает сделать того,  что он задумал. Он
-
     вольная  птица,  сам себе голова, кормится со своего огорода и нЕ  хера
его
     задерживать!
     Что-то  за его  спиной не выдержало петькиного напора  и  потащилось за
ним.
     Но идти было нелегко.
     - Отъе...ись, говно! - сказал Петька невидимой силе.
     Но это не помогло.
     Петька напрягся  еще больше  и рванулся  со всей  силы. Леска лопнула и
Петька
     полетел  в дверь.  Его  сначало стукнуло  лбом,  а потом ведром.  Ведро
смялось,
     стало немного угловатым.
     Петька нахмурился, потер лоб. Он оглянулся на удочку и увидел свободно
     болтающуюся  леску  без  крючка. Без крючка  на  рыбалке  нЕ хера  было
делать.
     Петька вернулся к столу, вытащил четверть,  налил себе и выпил. И полез
на
     печку, где  у  него хранились  рыболовные крючки.  Он  без труда  нашел
нужный
     крючок и прыгнул вниз. И попал двумя ногами в ведро, сплющив банку с
     опарышами. Потерял  равновесие  и завалился на удочку, сбив еще по пути
со
     стола бутылку.
     Бутылку Петька спас, поймав ее вверх горлышком, лежа на спине. А удочка
     сломалась пополам.
     Не вынимая ноги из ведра, Петька допил бутылку и отключился.
     Через день Петька рассказывал, что нечистая сила забралась к нему в дом
и
     там  устроила  бардак,  а  его,  Петьку, не пускала на рыбалку,  крепко
схватив
     волосатыми лапами за  воротник.  Но он развернулся и  дал ей в пятак. А
после
     этого началась  у них  битва и  Сила  сломала  Петьке удочку,  оборвала
крючок и
     засунула Петьку ногами в ведро.
     Деревенские смекнули, что это помершие евреи продолжают безобразить в
     деревне после смерти.


     Через день  Петька  Углов снова  пошел на пруд, прикармливать рыбу  для
ночной
     рыбалки.
     На берегу сидел дед Семен. Вернее сказать, лежал под ветками ивы. Ему
     кто-то заботливо подложил под голову полено.
     Петька нагнулся. От деда за версту разило сивухой. Но Углов этого не
     почувствовал, потому, что привык к этому запаху с детства. Он только
     подумал, что люди в их деревне живут добрые и отзывчивые,  что в городе
хер
     бы кто пьяному  человеку  подложил  под голову полено. Петька вспомнил,
как
     много лет назад, он поехал в Москву, посмотреть Олимпиаду-80 и что из
     этого получилось...
     В  поезде  Петька  познакомился  с  девушкой   Таней.   Она  ему  очень
понравилась.
     Таня  училась  в  Москве в  медицинском институте,  а  сейчас  ехала на
практику.
     Петька наврал, что он спортсмен - прыгун с шестом и едет в Москву
     участвовать в Олимпиаде.
     - А где ваш шест? - спросила Таня.
     -  Эх,  Таня,  - Петька наморщился, - шест  я покажу тебе в  Москве. Он
такой
     длинный, что в поезд его не затянешь.
     В вагоне-ресторане, куда Петька пригласил Таню отметить знакомство, он
     перепился и  распоясался. Он схватил стул и,  пользуясь  им как шестом,
стал
     перепрыгивать  через  столы,  попадая  ботинками по  головам  мужчин  и
коленкам
     женщин. Петька перебил всю посуду и хотел выбросить в окошко одного
     москвича в  очках,  который  сделал  Петьке  замечание. В  конце концов
Углова
     сняли с поезда в Рязани и посадили на пятнадцать суток. К тому времени,
     когда Петьку освободили, Олимпиада закончилась и кончились деньги. В
     Москву было  ехать не зачем и не на что.  К  тому же,  Углов узнал, что
пока
     он сидел, умер Владимир Семенович Высоцкий. А Петька Углов из-за этих
     штопаных московских очкариков не смог подставить Высоцкому свое плечо,
     чтобы поддержать его в трудный час.
     Со временем у Петьки сложился в голове складный рассказ о тех событиях,
и
     Петька делился им с теми, кого уважал.
     Выпив стакан и поморщившись, Петька начинал рассказывать:
     - Прослышал я от моего кореша армейского, который в Москве живет, что
     тяжелый  выдался  год  у  Владимира  Семеновича.  Со  всех  сторон,   -
рассказывал
     Высоцкий моему армейскому корешу, - обложили меня, короче, темные силы.
Не
     дают мне гады нормально жить и работать, сочинять песни для всей страны
и
     радовать население новыми работами в  кино. - Давят меня, как  будто...
это
     самое...  прессом, не  пускают за границу  к  жене, за  то,  что  я  не
побоялся
     рассказать народу правду. Сажают меня в кутузку менты, почитай, каждую
     неделю, чтобы я подорвал окончательно в тюрьме здоровье. И за что же
     сажают, ведь,  суки?!...Выпьешь  на СВОИ с мужиками  и идешь на  улице,
даже
     не  шатаешься.  А  они  налетят  сразу,  завернут  руки за  спину,  как
немецкому
     фашисту! Как будто я не Владимир Высоцкий, а ханыга какой-то
     архангельский! А как же мне  не выпить-то с мужиками, когда меня совсем
в
     кино не пущают сниматься! ...Шукшин Вася  хотел  кино  снимать  "Кто же
убил
     Есенина?". Правдивое кино, как евреи убили Есенина, русского поэта. А
     Шукшин их на чистую воду!.. Меня позвал на главную роль друга Есенина -
     чекиста. А евреи разнюхали про эти творческие планы и Шукшина тоже
     угандошили несчастным случаем.  И  нет теперь, стало быть, ни  кино, ни
друга
     моего любимого - Василия Макаровича! - Сказал это Высоцкий и слеза его
     прошибла  чисто  мужская.  - И  ко мне  -  говорит - подбирается теперь
всякая
     нечисть! Жить мне осталось считанные дни, ежли не найду я, значит,
     поддержки в народе!.. А кореш мой Высоцкому и говорит: Погоди, Семеныч,
     рано  тебя  еще  хоронить.  Песни твои нужны  и  кинороли,  в том числе
Жиглов,
     чтобы  людям русским,  стало быть,  глаза  открывать!  А есть  у меня в
деревне
     Красный Бубен лучший друг Петька Углов, служили с  ним вместе, ели кашу
из
     одного  котелка.  Охраняли  с  ним границы нашей Родины, чтобы ни  одна
гадина
     к нам не пролезла через колючку! Я, говорит, за Петьку ручаюсь головой,
     потому что, говорит, знаю его, как себя и уверен в его твердой, значит,
     руке и верном голубом глазе (глаза, вишь ты - у меня голубые). Дескать,
     стреляет этот  Петька с обоих рук вслепую, бегает быстрее твоей собаки,
а
     уж  при самообороне  вырвет  кому  хошь ноги  и вместо  рук  вставит их
обратно
     кверх  ногами. Мы  моего  друга  Петьку в  столицу  вызовем, дадим  ему
задание
     ЛИЧНО  отвечать  перед  народом и  партией за народного певца и  днем и
ночью,
     быть, значит, рядом, как Саньчапанса! И он тебе какую хочешь народную
     поддержку окажет и отмудохает - на кого только покажешь, которые, суки,
     тебе житья не дают! Работай, дескать, после этого, дорогой наш товарищ
     Высоцкий, сочиняй спокойно побольше песен, пой  их где только пожелаешь
и
     снимайся  в каких  душе  угодно фильмах. Тылы  и  фланги- епэрэсэтэ!- у
тебя...
     стало быть... будут НЕ ЗНАМО КАК НАДЕЖНО прикрыты. Только свистнешь - а
     Петька уже кому надо нос сворачивает на сторону. Работай, мол, Володя,
     одним паразитом меньше... Высоцкий как это услышал - повеселел - Вот
     спасибо,  -  говорит, - теперь я спокоен  и  напишу новую песню про то,
какие,
     бля, замечательные люди у нас по деревням. И написал такую песню:

     В деревне Красный Бубен
     Работал Петька Углов
     Пришел он, буги-вуги
     На танцы без штанов

     Шуточная такая песня, но по-доброму, не как про это самое - выпили,
     короче, жиды всю  воду и  пошло-поехало... Короче, прознали кому  надо,
что
     еду  я оказывать  поддержку  Высоцкому, и  подослали  в  поезд москвича
одного
     очкастого,  чтобы   он  меня  справоцировал  на  злостное  хулиганство,
пиздюлин,
     то есть, чтобы я ему  навешал от души. Ну я-то, не дурак, башка  варит,
ждал
     по дороге засаду и  решил терпеть до последнего. Говорит  мне очкастый:
Хули
     ты, деревня, стаканы со столов скидываешь? А я и не его стаканы вовсе
     скидываю. Просто стаканы бабы одной с которой познакомился. Посторонние
     стаканы,  не  имеющие к  нему  никакого отношения.  Но  молчу,  скриплю
зубами.
     Говорю ему культурно: Не твои стаканы, не лезь... Руки положил одну на
     другую, как в школе, и сижу смотрю в окошко на лампочки. Опять он мне:
     Хули ты, деревня, материшься на весь вагон-ресторан?.. А где, - я его
     спашиваю, - русскому человеку еще поматериться, коль не  в ресторане?..
И
     отодвинул его легонько в сторону, чтобы он мне вид из окна не закрывал
     своей гнусной мордой. А этот студент хватает меня за шиворот, плюет мне
на
     шею и кричит: Я не позволю! Я не позволю!.. Тут я не выдержал. Нервы у
     меня были натянуты до предела и сорвался я. Это  ж  надо - Петру Углову
за
     шиворот  плевать! Взял  я этого правокатора  фуева, вытащил  за ноги  в
тамбур
     и хотел с поезда спустить под откос, как фашистский эшелон партизаны
     спускали, да не успел. Налетели сзади из засады, повалили меня на
     зассанный  пол,  мордой  по ступенькам  повозили и все.  Как в песне  -
завели
     болезному руки ему за спину и с размаху бросили в черный воронок!.. Так
я
     и не доехал до Владимира Семеновича и он умер, не дождавшись подмоги,
     поддержки от народа.
     Петька поправил полено под головой деда Семена. Уже темнело. Он высыпал
     отруби в пруд на свое любимое место возле коряги и пошел домой, выпить
     самогона и посмотреть по телевизору кино про войну.
     Петька шел по дороге и курил.
     За спиной зазвенел велосипедный звонок. Углов обернулся. Сзади крутил
     педали Андрей Яковлевич Колчанов.
     - Привет, Петька, - поздоровался Колчанов. - А  где  Чапаев? - Это была
его
     коронная шутка. Колчанов всегда так шутил, когда встречал Петьку.
     - В пруду теперь живет, - ответил Петька. - Теперь он человек-анхимия,
     морской дьявол. Я его прикармливать ходил отрубями...
     - Ну  ты даешь, ...издикляус!  - Колчанов поровнялся с  Петькой, слез с
седла
     и пошел рядом. Вытащил из кармана папиросу, закурил.
     - А ты откуда, на ночь глядя, едешь, Кочан? - спросил Петька незлобно.
     - Да вот, еду от Васьки... - Он помолчал. - Надо по дороге картошки
     на...издить... Дай спички.
     - Пососи у птички, - Петька протянул коробок.
     Вышли к полю.
     Андрей Яковлевич огляделся.
     - Вроде, никого...
     - Да  ты  не ссы, - сказал Петька,  - сегодня Семен дед сторожит... А я
его у
     пруда видел... В говно... Я ему полено под голову подложил...
     - На хер?
     - Чтоб не сблевал.
     - Это правильно... Подержи лисапед, я быстро...
     Андрей Яковлевич  снял  с  багажника  сумку,  вытащил из  нее  саперную
лопатку,
     которую подарил ему сын, и подошел к ботве.
     Он поплевал на руки и несколько раз копнул.
     Вдруг, откуда  ни  возьмись,  налетел  ветер. Закаркали, поднявшиеся  в
воздух
     вороны.
     И что-то неясное, но тревожное почувствовалось в воздухе. В том числе,
     завоняло какой-то дрянью.
     - Чего это?...  -  Андрей Яковлевич  схватился рукой за кепку,  которую
чудом
     не сорвало с головы.
     Ему показалось, что у чучела, стоявшего неподалеку, сверкнули недобрым
     светом глаза-пуговицы, а нарисованный рот на мгновение скривился в
     ухмылке.
     Петьке тоже почему-то сделалось не по себе, но народная привычка шутить
     победила.
     - Японский цунами, - пошутил он и нажал на велосипедный звонок.
     Колчанов вздрогнул.
     -  Хе-хе,  - он  схватился  за  ботву и потянул.  - Не  лезет,  сука! -
удивился
     он и попробовал  еще  раз.  - Не пойму,  то  ли земля ссохлась,  то  ли
картошки
     больно до хрена!
     - Хрен там, Яковлич, - ответил Петька. - Старый ты стал...
     Напился-на...лся за жизнь, а  теперь не  можешь ботву  выдернуть.  Пора
тебе
     на погост в мавзолей...
     Колчанов неожиданно обиделся.
     - Пошел ты!.. Я еще всех вас переживу и на ваших похоронах набухаюсь! -
Он
     дернул куст.
     Еще один  порыв  ветра заставил  взмахнуть  чучело  рукавами. Закаркали
вороны.
     Их огромная стая поднялась в небо и закрыла собою полную луну.
     Колчанов, на всякий случай, перекрестился. Он допускал, что Бог, в
     принципе, есть и может помочь в затруднительном положении.
     У Петьки ветром вырвало изо рта окурок. Он выругался.
     - Что  за  херня, Петька? - Колчанов вопросительно  посмотрел в небо. -
Как
     будто война началась...
     - Современная война такая, что кнопку нажал и капец всему... Не успеешь
     пернуть... Хорош, Яковлич,  кота тянуть - выкапывай и пошли отсюда... Я
еще
     по  телевизору  хочу  кино посмотреть  про  фашистов...  -  он  вытащил
сигарету и
     чиркнул спичкой, но, как на грех, опять налетел ветер. - Черт! Штопаный
     Черт!
     - Ты, Петька, к ночи черта не поминай, а то накличешь, - Колчанов
     огляделся  и ему опять показалось, что  чучело ожило  и  усмехается.  -
Ладно,
     - он схватился за куст и, дернув что есть мочи, наконец вырвал его.
     Картошка, висевшая на кусте, была гигантского размера, каждая величиной
с
     небольшую голову.
     - Ни хера себе! - хохотнул Колчанов. - Вот так бульба! - Он стряхнул
     картошку об землю и руками полез в лунку за картошкой, оставшейся там.
     Вдруг лицо Колчанова вытянулось и брови поползли вверх.
     - Петька, - выдавил он сиплым голосом, - меня что-то схватило и вниз
     тянет! Помоги!
     Петька увидел, как Колчанова всего дернуло и как он напрягся,
     сопротивляясь неведомой силе.
     Петька   растерялся.  Он  держал   велосипед  и  боялся  почему-то  его
отпустить.
     -  Петька!  -  закричал Колчанов,  подняв  перекошенное  ужасом лицо. -
Помоги,
     Петька-а-а! - Он опять дернулся и ушел в землю по плечи. - По-мо-ги-те!
     У-би-ва-ют!
     Углов  хотел  помочь,   но,  словно  прирос  к   велосипеду  и  не  мог
пошевелиться.
     Голова Колчанова отогнулась назад, как у  человека, которого засасывает
в
     болото  и  он  из  последних  сил  старается  оставить  нос  и  рот  на
поверхности.
     Колчанов растопырил ноги, пытаясь зацепиться ими за ботву. Но ноги
     неудержимо скользили к лунке.
     - Ой! Больно! Больно, бляха-муха! - заорал он на всю округу. - Руки
     отпусти, сука-бля! Сука-бл...
     Крик  оборвался на полуслове. Колчанова снова дернуло и его голова ушла
в
     землю.  На  поверхности  остались только  рваные  офицерские  брюки  да
голенища
     яловых сапог - наследство погибшего сына. Еще рывок - и из земли торчат
     только подошвы. Еще рывок - и земля с краев посыпалась в опустевшую
     зловещую лунку.
     Заухал вдалеке над лесом филин.
     Петька  вздрогнул.  По  его  лицу  пробежала  судорога,  как  будто  он
проснулся
     среди ночи в глубоком похмелье. Захотелось блевануть. Петька мотнул
     головой, стряхивая оцепениние.
     А может и не было ничего? Может, все ему только показалось? Ведь он же
     современный человек и понимает, что такого в жизни не бывает, а бывает
     только  в  кино  и  в  иностранных  книжках.  Такими  историями  пугают
друг-друга
     перед сном дети. Подобной историей неплохо припугнуть на сеновале
     бабу-дуру, потому что, как показывает практика, они с перепугу лучше
     пялятся.
     Петьке изо всех  сил хотелось так думать, чтобы не е...ануться. Но  что
же
     он  держит  в руках?  Откуда тогда  у него  велосипед Колчанова? Откуда
взялась
     сумка на кустах картошки и откуда лежит рядом саперная лопатка?
     Углова крупно затрясло, зубы во рту бешено застучали друг о друга.
     Велосипед Колчанова упал на землю.
     - Бзынь-нь-нь! - звякнул звонок.
     - Ух-ху-ху! - заухал снова над лесом филин.
     Петька поднял к  темному  небу белое от  ужаса  лицо.  С  неба  на него
смотрела
     зловещая  луна. Ее круглый диск навис над  полем,  как будто специально
для
     того,  чтобы  охвативший  Петьку  Углова  ужас перешел  в  истерическую
панику.
     Петька  заорал бессмысленный  звук, обхватил  голову руками  и  кинулся
прочь
     через картофельное поле. Он налетел на чучело и сшиб его на землю. На
     голове  у  Углова  осталась  дырявая шляпа  пугала.  Но Петька этого не
заметил,
     он бежал и бежал, не  разбирая дороги и  хрипя, как  напуганная лошадь.
Ему
     мерещилось, что  сзади  за ним  катятся гигантские картофелины, а ботва
тянет
     к нему свои ветки, чтобы схватить Углова за ноги и утянуть вслед за
     Колчановым под землю.
     Не помня как, Петька добежал до дома, влетел в избу, задвинул засов,
     накинул крючок и подпер дверь бревном. Потом кинулся к печке, вытащил
     из-за нее четверть и прямо из горлышка выхлестал грамм триста-четыреста
     первача.
     Потихонечку он  начал  успокаиваться.  Поставил  бутылку  на  стол, сел
напротив
     и  смотрел  на нее не  отрываясь. Потом  налил  стакан, выпил, поставил
рядом с
     бутылкой и уставился теперь на стакан. Вздохнул. Почесал лоб и
     почувствовал  на голове  чужой  головной  убор. Осторожно  снял  его  и
осмотрел.
     Он не мог сообразить - что это за дырявая шляпа и откуда она взялась на
     его  голове.  Тогда  Петька положил шляпу на стол рядом  со стаканом  и
долго
     на нее смотрел. Потом налил себе еще, выпил и, рамахнувшись, швырнул
     стакан  об  печку.  Стакан  разлетелся  на  мелкие  осколки.  Несколько
осколков
     отлетело Петьке  на грудь. Он  стряхнул стекло, допил  остатки самогона
прямо
     из бутылки и послал бутылку вслед за стаканом. А сам застонал и уронил
     голову на стол.


     Дед Семен проснулся от  холода. Он  открыл  глаза  и  увидел над  собой
кровавый
     лунный диск. В его возрасте спать на улице по такой погоде было не
     очень-то полезно. Дед поежился, сел. Он почувствовал вспышку внезапной
     боли в затылке.
     -  Топтаный  павлин!  -  вырвалось  у Абатурова. Он  поднял  полешко на
котором
     лежала  голова  и  осмотрел.  Пучок  седых  волос  остался  на  полене,
прилипнув к
     смоле.
     - Я бы тому му...озвону, - сказал дед вслух, - который мне это полено
     подложил под голову, вставил бы его с удовольствием в сраку! - Он
     размахнулся и отшвырнул деревяшку в кусты.
     С кряхтением поднялся на ноги. Кости ломило. Руки и ноги двигались с
     трудом. Возраст  уже не тот, а  тут еще нажрался  как молодой, на сырой
земле
     полежал и все такое...
     Дед Семен подошел к берегу, нагнулся и плеснул в лицо воды.
     По воде пошли круги и деду Семену показалось, что между его вибрирующим
     отражением и вибрирующим отражением луны втиснулась еще какая-то
     вибрирующая тень.
     Дед Семен охнул и обернулся. Но ничего такого не заметил.
     - Руки-ноги не ходють, - сказал он вслух, - и глаза не видють!
     Ё-пэ-рэ-сэ-тэ!
     И пошел прочь.
     Он шел и думал, что жизнь, которая оказалось такой короткой и тяжелой,
     практически подходила к  концу, он устал за нее, а помирать,  все-таки,
не
     хотелось,  потому  что  почти  ничего  интересного не успел  дед  Семен
получить
     от жизни.
     Он остановился, вздохнул и сказал вслух:
     - Эх, ядрена палка!
     И пошел дальше.
     Родился дед Семен в этой же деревне, подрос, начал работать в колхозе,
     потом война, потом вернулся и думал, что теперь-то начнется жизнь...  А
она
     так  и не началась. До пенсии дотянул,  а  жизни  не  почувствовал.  Ну
женился
     после войны на Нюрке... Нормальная, в общем, баба, не хуже, чем у
     других...  Ну родила она  ему троих... Выросли они и разъехались... Все
как
     у людей  - не  лучше  и не хуже...  И обижаться  вроде бы не на  что...
Однако,
     почему-то, было обидно деду Семену, что жизнь, которая дается человеку
     один раз, прошла как-то зря и неинтересно. Когда-то дед Семен собирался
     пойти работать в Уголовный Розыск, но Нюрка не пустила... Дед Семен
     вздохнул. Ему стало  жаль, что он не смог тогда проявить характер. Если
бы
     он устроился в УгРо, жизнь была бы куда как интереснее... Погони за
     бандитами, перестрелки, операции, слежка и все такое. Вот это настоящая
     была  бы жизнь! И если бы его даже  убили на задании враги общества, он
бы и
     умер, как герой, с удовольствием и сознанием - зачем он умирает,
     сознанием, что геройская жизнь прожита не зря и заканчивается тоже
     интересно. Возможно, после его такой смерти, деревню Красный Бубен
     переименовали б даже в честь деда Семена в Абатурово.
     Единственное светлое пятно в жизни, которое дед вспоминал всегда с
     чувством,  была  война.  Там  Семен Абатуров впервые почувствовал,  что
такое
     настоящая жизнь. Почувствовал всю ее  полноту и остроту. Ему нравилось,
что
     каждое  мгновение на войне  имеет  смысл  и может стать последним.  Это
чувство
     крайней опасности очень нравилось Семену Абатурову.
     Однажды, уже в Германии, в самом конце войны, с дедом Семеном произошла
     странная история. Наши только что заняли город Фрайберг. И Семен с
     друзьями  пошли  прогуляться.  Прогулки   по  вражескому   городу  тоже
нравились
     Семену. Можно было неожиданно нарваться на затаившегося фрица или на
     что-нибудь заминированное фашистами. Конечно, не  хотелось  погибать  в
самом
     конце  войны, но любопытство и  бодрящее чувство  опасности  заставляли
идти
     на риск. К тому же, в захваченных городах было чем поживиться. А деду
     Семену очень хотелось  привезти в Красный Бубен что-нибудь такое, чтобы
все
     обосрались... Ну,  не  говоря уже  о  немках... Немки сильно  нравились
Семену
     Абатурову. У немок  росли  такие жопы  и титьки,  которых  он раньше не
видел.
     Конечно,  и  польки были ничего, и  чешки  с румынками тоже... Но немки
были
     для  Семена, как окончательный и заслуженный приз. Когда он драл немок,
у
     него  было  такое  ощущение, что  он дерет  в  их  лице всю  фашистскую
Германию.
     Кончая, Семен даже кричал для их удовольствия по-немецки "Хенде Хох" и
     "Гитлер Капут".
     И вот он с друзьями-однополчанами  Мишкой Стропалевым и Андреем Жадовым
шел
     по отбитому у  фашистов Фрайбергу,  прихлебывая из фляги  спирт. Семен,
Мишка
     и Андрей были не разлей вода. Всю войну они прошагали бок о бок, не раз
     спасали  друг друга  от смерти, делились последним, и теперь в Германии
все
     трофеи тоже делили поровну.
     Они долго гуляли по незнакомому городу, пока не вышли к какому-то
     старинному полуразбомбленному замку.
     - Ничего себе, фашисты жили! - присвистнул Жадов. - Мы всю войну в
     землянках промудохались, а они, гады...
     - Ничего, Андрюха, - Мишка Стропалев похлопал товарища по  плечу,  -  с
войны
     вернемся, каждому по дворцу построим! Заживем, как фашисты!
     - А я высоко жить не привык, - сказал Семен. - У меня от высоты голова
     кружится и тошнит. Я в Москве на Чертовом колесе катался и блеванул
     оттуда.
     - Ну и прекрасно, - сказал  Мишка. - Снизу, например, фашист идет, а ты
на
     него сверху блюешь.
     - Или ссышь, - добавил Жадов.
     Друзья расхохотались своим мечтам.
     Решили   посмотреть  замок  внутри,  чтобы  узнать   практически,   как
устраивать
     после Победы  дворцы  на  Родине.  Они прошли  сквозь полуразвалившиеся
ворота
     и оказались  во  внутреннем дворе с колодцем посередине. Хотелось пить,
но
     из колодца пить поостереглись - мало ли какой туда дряни фашисты
     напускали, чтобы отравить русских освободителей.
     Освободители обошли двор кругом и подошли к железной, кованной двери с
     кольцом заместо ручки. Кольцо торчало из бронзовой головы носорога. На
     роге у носорога была наколота рейхсмарка.
     - Как это понимать? - Жадов снял очки и протер их бархатным носовым
     платком, взятым у одной немки на память о встрече.
     - Вход платный? - предположил Стропалев.
     - Мы их фашистские деньги отменили, - сказал Семен, снял марку с рога,
     порвал на мелкие кусочки и подкинул в воздух.
     Мелкие обрывки опустились на выложенный булыжниками пол, как новогоднее
     конфетти.
     Андрей подергал кольцо.
     - Заперто!
     - Поправимо! - Мишка снял с плеча автомат ППШ. - Отойдите...
     Жадов и Абатуров отошли в сторону, закурили американские сигареты
     "Каракум" с верблюдом на пачке.
     - Тра-та-та! - застрочил автомат.
     Но универсальная отмычка военного времени на этот раз не сработала.
     Железная дверь выдержала.
     - Ничего! - сказал Стропалев, отстегивая гранату. - Все съе...лись за
     колодец!
     Жадов и Абатуров присели за колодцем.
     Через секунду к ним присоединился Стропалев.
     - Получи, фашист, гранату!
     Раздался взрыв и на друзей  упало  ведро,  которое  стояло  на колодце.
Ведро
     наделось Стропалеву  на голову и Мишка стал похож на Тевтонского рыцаря
в
     гимнастерке.
     - У-у! - загудел Стропалев в ведре.
     А Семен флягой треснул по ведру сверху.
     - Чего?! - Мишка снял ведро. - Оглохнуть же можно!
     Они  выбрались  из-за колодца.  Дверь  валялась  на земле.  Проход  был
свободен.
     Друзья вошли внутрь. Было темно. Стропалев включил трофейный немецкий
     фонарик и посветил вокруг.
     Они находились в коридоре, на стенах которого висели рыцарские гербы и
     портрет какого-то немца в рогатой каске.
     -  Что за рожа? -  спросил Жадов. - Чего-то я не узнаю, -  он приподнял
очки
     и встал на цыпочки перед портретом. - Вроде, не Гитлер...
     - Наверно, Геббельс, - предположил Стропалев. - Или Моцарт...
     - Моцарт не фашист, - возразил Жадов.
     - Один х... - сказал Абатуров.
     - Тут слова в углу написаны, - Жадов стал читать по складам. - Теофраст
     Кохаузен... Вот такие и отравили Моцарта!
     Семену на  мгновение  показалось,  что  портрет  немца живой.  Немец на
портрете
     нахмурил брови, посмотрел на Андрея неодобрительно и сверкнул зелеными
     глазами... Как из могилы...
     По затылку у Семена пробежали мурашки. Он подтолкнул в бок Мишку.
     - Ты ничего не заметил?..
     - Что? - Мишка потянулся к автомату.
     - Да так... - Семен заглянул за портрет. - Я в кино одном видел, что в
     таких портретах делают дырки в глазах и оттуда подсматривают...
     Дырок в портрете не оказалось.
     Мишка докурил  сигарету  и окурком  пририсовал  портрету  немецкие  усы
вверх. А
     потом плюнул на бычок и прилепил его немцу ко рту.
     - Покури, фриц.
     Семену вновь показалось, что портрет живой и  недовольный. Но он списал
это
     на счет тусклого освещения, действия спирта и необычной обстановки.
     Однако,   Абатуров,   незаметно  от   товарищей,   на   всякий   случай
перекрестился
     на портрет.
     Друзья пошли по коридору дальше. На стенах висели и другие портреты
     красноносых немцев в париках и бледных немок с завитыми кудрями. Но
     солдаты перестали  обращать на них внимание.  Живопись им уже  надоела.
Они
     же не знали никого из тех, кто был изображен на полотнах, а поэтому им
     было  неинтересно   на   них  смотреть.  Все  равно,  как  разглядывать
фотокарточки
     в чужом семейном альбоме.
     Наконец коридор закончился и друзья оказались в огромных размеров  зале
с
     высоченными потолками. В зале царил беспорядок. Тут и там валялись
     перевернутые  старинные  кресла.  Посреди  помещения  стоял   громадный
дубовый
     стол, заваленный посудой - помятыми металлическими кубками и тарелками,
     битыми фарфоровыми вазами, гнутыми подсвечниками, огромными вилками с
     отломанными перекрученными зубцами, и прочим хламом. В самом центре на
     столе  лежала люстра  диаметром  метра  три-четыре.  Видимо,  в  разгар
немецкого
     пиршества,  люстра грохнулась с  потолка  на  стол и покалечила посуду.
Может
     быть, люстра задела и кого-нибудь из людей, но трупов заметно не было.
     - Неплохо, видать, немцы погуляли, - сказал Жадов, подходя к столу. Он
     взял мятый кубок.- Люстру еба...ули.
     - Это бомбой, - сказал Семен.
     Мишка Стропалев посмотрел наверх:
     -  Может,  и   от  бомбы...  А  может,  какой-нибудь  фриц  подвыпивший
подпрыгнул
     со стола, уцепился за нее, раскачался и навернулся.
     - Гитлер Капут, - закончил Семен.
     Друзья расхохотались. Их голоса диким эхом отозвались под потолком,
     вибрируя и искажаясь. Из-под потолка вылетела целая стая отвратительных
     перепончатокрылых летучих мышей.
     Солдаты вскинули автоматы и полоснули очередями по летающей мерзости.
     Грохот поднялся такой, что нормальный человек сразу бы сошел с ума.
     Нормальный-обычный, но не закаленные в топке войны русские солдаты!
     - Гады какие! - крикнул Жадов.
     - Хуже фашистов! - добавил Семен.
     - Кончай стрелять! - крикнул Мишка. - А то охренеть можно! - Он опустил
     автомат и покрутил в ухе пальцем, чтобы лучше слышать.
     Семен тоже прекратил стрельбу. А Жадов, увлекшись, перевел  автомат  на
стол
     и расстрелял несколько тарелок и кувшин. Простреленный кувшин слетел со
     стола  и покатился по каменному  полу  к  старинному  шкафу  с  резными
ножками.
     Жадов  подбежал  и хотел двинуть по кувшину сапогом, но  промахнулся  и
угодил
     ногой в дверцу шкафа. От удара, со шкафа  свалилась толстая книга прямо
на
     голову Андрея. Жадов присел. У него с носа соскочили очки
     - Фашистская сволочь!
     Он нагнулся, поднял книгу и сдул с нее пыль.
     Стропалев чихнул.
     - Какая-то старинная  книга, - Андрей поднял очки. - Какие-то тут знаки
на
     обложке кобылистические...
     - Какие же это у кобыл знаки? - спросил Семен.
     - Кобылистические знаки, - пояснил Жадов, - это знаки колдунов...
     закорючки  такие,  навроде  фашистских... -  Он открыл обложку. -  Ого!
Какая
     гарнитура интересная! Как будто ручкой написано... Бурыми чернилами.
     - А что написано-то? - спросил Стропалев, заглядывая Андрею через левое
     плечо.
     - Не по-нашему... То ли по-немецки, то ли по-еврейски... Буквы, вроде,
     немецкие, а слова - непонятно чьи... - Он нагнулся и прочитал. - Хамдэр
     мых марзак дыхн цадеф юфр-бэн.
     Только Жадов прочитал эти  слова, как стены замка задрожали, зашатались
и с
     потолка  на  солдат  посыпались  мелкие  камушки.  Летучие  мыши  снова
заметались
     под потолком. И друзья решили, что началась бомбежка.
     Они кинулись к входной двери, но у них перед носом потолок в коридоре
     рухнул и проход завалило камнями. Друзья застыли перед завалом, не зная
     что делать. Но в следующую секунду бомбардировка закончилось.
     - Что делать будем? - спросил Стропалев.
     - Попробуем поискать другой выход, - сказал Жадов.
     - Через окна хрен пролезешь, - Семен посмотрел наверх.
     Друзья  обошли  залу  и  у противоположной стены  обнаружили  дверь. За
дверью
     оказался коридор. Пошли вперед.
     Вдруг Жадов, который шел впереди, резко остановился.
     - Странно, - сказал он, показывая фонариком на стену. - Точно такой
     портрет, как и там, где мы проходили.
     На стене висел портрет того же немца, только с настоящими  усами кверху
и
     сигарой во рту.
     - Во, Мишка, как ты угадал ему усы с папиросой добавить! - воскликнул
     Абатуров.
     - Меня  мать, когда я в школе учился, - ответил  Мишка,  - в  изостудию
отдала
     из-за  талантов. - Он  вытащил  изо  рта  сигарету  и  подрисовал немцу
круглые
     очки.
     Коридор привел друзей в зал.
     - Ни хрена! - вырвалось у Стропалева.
     Жадов присвистнул.
     А Семен не знал, что сказать, но ему сделалось как-то не по себе.
     В зале, в который они вошли, все было точно такое, как и в предыдущем.
     Точно такая люстра лежала на точно  таком дубовом столе. В  углу  стоял
точно
     такой шкаф.
     - А вон и кувшин, который я прострелил! - закричал Жадов.
     Он взял в руки кувшин и увидел дырки от пуль.
     - А вон и книга, - Жадов показал пальцем. - Ну точно, мы дали круг и
     пришли опять в ту же комнату.
     - Как это мы так? - Стропалев почесал затылок.
     - Пошли снова, - сказал Семен. - Надо выбираться отсюда, а то скоро
     стемнеет.
     Они снова вошли в дверь и пошли по темному коридору.
     - Жрать охота, - сказал Стропалев.
     - Надо успеть к ужину, - добавил Жадов.
     - ...бный в рот! - крикнул Семен. - Я споткнулся об кирпич!
     - Не щелкай клювом, - сказал ему Стропалев.
     - Ты в логове врага, - добавил Жадов.
     - Пошли все на хер! - ответил Абатуров. - Учители!
     - Черт! - сказал Жадов. - Очки соскочили.
     Он остановился, ему на спину налетел Стропалев, а ему на спину налетел
     Абатуров.
     - Че встал?! - крикнул Стропалев.
     - Очки уронил!
     - Поднимай и пошли! - крикнул из-за Мишки Семен.
     -  Легко сказать, когда я  их не вижу! - Андрей опустился на  коленки и
стал
     шарить руками. - Есть!  - Он поднял очки, надел и сам стал подниматься.
Но
     вдруг застыл, не распрямившись как следует. - Гляди-ка, братцы!
     На стене висел портрет знакомого немца с поднятыми вверх усами, сигарой
и
     в круглых очках в тонкой золотой оправе.
     - Говно какое-то, - сказал Стропалев.
     Семен, который стоял сзади всех, перекрестился и сплюнул через плечо.
     - Что-то мне это нравится все меньше,  - сказал  Андрей. - Ну а если мы
ему
     хер на лбу нарисуем?
     Стропалев вынул изо рта окурок, но хера на лбу рисовать не стал, а
     нарисовал торчащие изо рта зубы.
     - Зря ты,  Миш, зубы ему нарисовал,  -  поежился  Абатуров. - Лучше  уж
хер...
     А то...
     - А че?
     - А ниче...
     - Пошли, - Жадов двинулся вперед.
     - Погоди, - остановил его Стропалев. - Я ссать хочу.
     Мишка поставил автомат к стенке и нассал в угол.
     И опять Семену показалось, что портрет поморщился.
     Коридор вывел  в  зал, похожий как две  капли воды на предыдущий. Бойцы
молча
     прошли через него к противоположной двери и вошли в коридор.
     Если  б они были не втроем,  то, наверное, подумали  бы,  что  спят или
сошли с
     ума.
     - Если  бы вас  не было со мной, - сказал Жадов, - то я подумал бы, что
сплю
     или свихнулся.
     Стропалев хмыкнул.
     Семен перекрестился и сказал:
     - Лучше бы мы сюда вообще не заходили... Может, вернемся в первый зал,
     рванем гранату, где завал и все?
     -  Граната такой завал  не  возьмет...  - Жадов замер и медленно поднял
руку,
     показывая на стену.
     На стене  висел  портрет  немца. Ко всему,  что уже  было,  добавились,
торчащие
     изо рта желтые клыки вампира с капельками крови на концах.
     -  А-а-а! -  закричал  Стропалев,  перехватил  автомат  и  выпустил  по
портрету
     очередь.
     Очередь отозвалась оглушительным треском стен и потолков. А из
     продырявленного наискосок немца хлынули струйки багровой крови.
     Друзья бросились бежать. Первым теперь бежал Семен. За ним - Мишка.
     Последним, придерживая очки, бежал Андрей.
     Вдруг Семен застыл как вкопанный. Мишка налетел на него сзади и чуть не
     опрокинул. Жадов ткнулся в спину Стропалева и тоже застыл с раскрытым
     ртом.
     Они стояли на пороге точно такой же залы, как и прежде, но вместо
     беспорядка и разрухи, в зале было все наоборот.
     Люстра висела на потолке и освещала пространство тысячью свечей. Вся
     посуда целая и невредимая стояла на столе. В тарелках дымились куски
     сочного  мяса,  обложенные  по  краям   ломтиками   румяного  жаренного
картофеля,
     зеленью,  кружками  помидоров  и  огурцов.  Вазы  ломились  от фруктов:
свисали с
     краев грозди зеленого и черного винограда, бархатные желтые персики и
     глянцевые рыжие мандарины выглядывали из-под длинных бананов и шершавых
     бурых ананасов с зелеными хвостиками-хохолками. Еще там были, кажется,
     сливы, груши, яблоки  и какие-то  фрукты, названия  которых  солдаты не
знали.
     Три жареных поросенка с морковками во рту, осетр в длинной тарелке и
     много-много бутылок с вином, запечатанных сургучом.
     Но это было не главное. Если бы только это! Если бы только этот стол,
     который  во  время  войны  можно  было  увидеть  лишь  на  какой-нибудь
старинной
     картине,  а  не  так  вот прямо перед  собой!  Русские солдаты, которые
повидали
     за годы войны всякого, конечно бы выдержали и  это. Но то  главное, что
они
     увидели еще,  чуть  не  уложило их в обморок,  как  немецких  городских
женщин
     от запаха портянок.
     За столом в дубовом кресле с подлокотниками сидел в смокинге и белой
     рубашке немец с портрета. На вид немцу было лет пятьдесят с небольшим.
     Впрочем, могло  быть и  сорок и  шестьдесят. Его лицо  ежесекундно  как
будто
     изменялось, оставаясь неподвижным.
     Увидев  солдат, немец  поднялся,  кивнул  головой  и  сказал на  чистом
русском
     языке:
     - Здравствуйте, товарищи освободители. Как удачно, что вы оказались в
     нужное время в нужном месте. Я тут, признаться, скучаю один. И сегодня,
     как раз, думал - как было бы славно разделить мою скромную трапезу с
     мужественными воинами восточными славянами. Я не раз гостил в вашей
     прекрасной стране и имею очень высокое мнение о вашем великом народе.
     Народе-труженике,  народе-художнике,  народе-освободителе угнетенных. Я
сам
     не раз бывал угнетен западно-европейскими поработителями и скрывался от
     них в  России.  Там,  в этой суровой заснеженной  стране,  я понял, что
такое
     свобода и оценил по достоинству благородство и гостеприимство  русских.
И
     теперь  я  хочу,  в  знак благодарности,  совершить ответный жест. - Он
сделал
     приглашающий жест к столу. - Прошу же, товарищи бойцы, сесть за стол и
     разделить со мной ужин.
     Друзья не знали,  что делать. Все это было  как-то  уж слишком странно.
Замок
     этот, портрет какой-то пиз...обля...ский - то у него усы отрастают, то
     очки... А теперь еще этот  немец живой... только без зубов... И говорит
на
     чистом русском языке... Может, он шпион из Абвера?.. Или, может, он
     генерал Власов, волчина позорный?.. Но  говорил он,  вроде бы, разумные
вещи
     и угощал пожрать... А солдаты усвоили, что от приглашений пожрать в
     военное время не отказываются. К тому же, они так проголодались, что в
     тишине зала было слышно, как урчит у них в животах.
     - А чем докажешь, что еда не отравлена? - спросил Стропалев, грозно
     сдвинув брови к переносице. - А то мы знаем вас... фашистов...
     - Я не фашист никакой, - незнакомец развел руками, - и никогда фашистом
не
     был... Жидомасоном меня еще можно назвать с некоторой натяжкой... Но
     фашистом - извините... Сами вы фашист, - добавил он обиженным тоном.
     - Что ты сказал, фриц?! - Мишка схватился за автомат. - Это я-то
     фашист?!.. Да ты за такие слова!.. - Он чуть не задохнулся от ярости. -
Да
     я из тебя сейчас сделаю котлету по-киевски?! Ты, бля, знаешь, что такое
     котлета по-киевски?!..
     -  Да, -  неожиданно  ответил  немец. -  Прекрасно  знаю.  Свернутое  в
трубочку
     мясо курицы со сливочным маслом внутри... Правильно?
     От неожиданности Мишка опустил автомат.
     - Правильно... - ответил он немцу. - Еще раз меня фашистом назовешь,
     получишь пулю в живот...
     - Больше  не назову, -  сказал  немец, прикладывая  ладонь  в блестящей
черной
     перчатке  к  груди.  -  Теперь  я  понимаю,  что на  ваш  взгляд  немцу
называться
     фашистом  естественно,  а  русскому  -  противоестественно...  -  Он на
мгновение
     задумался. - Тогда я вас буду называть противофашистами...
     - Нечего болтать! - сказал Мишка. - Давай ешь - на что я тебе укажу.
     Мишка  подошел  к столу  и  стал  тыкать пальцами  в блюда, а  немец их
пробовал.
     Когда  немец  почти все перепробовал и с ним ничего не случилось, бойцы
сели
     за стол, положив автоматы себе на колени.
     - Из-за вашей проверки, я так объелся, - немец похлопал себя по
     надувшемуся животу, - что теперь могу покушать только маленький кусочек
     пудинга, - он приподнял крышечку с блюда и положил себе на тарелку
     серебряной ложечкой небольшой кусочек пудинга с изюмом. - По моим
     наблюдениям, русские люди недоверчивы к иностранцам. Это, мне кажется,
     вызвано неблагородным поведением иностранцев, которые плохо себя  ведут
в
     гостях.
     - Это точно!  -  согласился Мишка, накладывая  рыбу.  -  Ведут себя как
свиньи!
     - Кто к нам с мечом придет, - добавил Семен, - тот покойник!
     - Хм... - немец ложечкой отломил от пудинга и отправил в рот. - Мы не
     познакомились... Давайте наполним наши бокалы  и  выпьем за знакомство.
Вы
     какое вино предпочитаете?
     - Мы предпочитаем вино - водку, - ответил за всех Мишка.
     - Какую водку? - спросил немец.
     Мишка насупился.
     - Тебе ж говорят - водку!.. А ты говоришь - какую! Водка - это водка!
     Шнапс!
     - Извините, не хотел вас обидеть.
     Немец взял со стола темную бутылку и разлил всем по полному бокалу
     прозрачной жидкости.
     Миша понюхал.
     - Пахнет водкой... А ну-ка, немец, махни!
     -  С  удовольствием.  Кстати,  и  познакомимся.  Меня  зовут  Себастьян
Кохаузен.
     - Кохаузен пригубил из бокала.
     - Э-э, Себастьян, так у нас не принято. До дна!
     - Ну до дна, так до дна, - он допил и поставил бокал на стол.
     Солдаты немного подождали и, видя, что  с немцем опять ничего страшного
не
     произошло, подняли свои бокалы.
     - Михаил...
     - Андрей.
     - Семен.
     - За победу над фашистами!
     Бзынь! Буль-буль...
     Водка разошлась по телу приятной теплой волной.
     - Повторим, - Мишка пододвинул свой бокал.
     Кохаузен налил всем еще.
     Выпили.
     - Ты откуда здесь такой взялся? - спросил Мишка.
     - И почему так чисто по-русски болтаешь? - добавил Андрей.
     - Ты случайно не генерал Власов? - докончил Семен.
     Кохаузен улыбнулся.
     - Увы, я не генерал Власов... Вы, товарищи противофашисты, наверное,
     подумали, что раз я живу во дворце, - он обвел вокруг рукой, -  если уж
я
     не фашист, то непременно немецкий барон-кровопийца пролетариата. А это
     совсем и  не  так...  На  самом деле,  я  старый  сотрудник КОМИНТЕРНА,
соратник
     Владимира Ульянова!.. - он сделал паузу, оценивая, произвел ли он
     впечатление. - Я, между прочим, вместе с Лениным ехал в Россию в
     пломбированном вагоне, помогать делать революцию!
     - Пиз...шь?! - выдохнул Стропалев.
     - Извините?
     - Я говорю: пиз...шь!.. Чего-то мы тебе не верим!
     - Видали мы таких биздаболов! - добавил Семен. - С Лениным его
     запломбировали! Вот, б...дь, гусь!
     - Пломбир, уев! - Андрей захмелел.
     Немец вроде бы ничуть не обиделся.
     -  Ну  что  ж, мне  вполне  понятно  ваше  недоверие,  -  сказал он.  -
Во-первых,
     действительно сложно поверить, что на войне в каком-то замке сидит
     какой-то, как вы  выражаетесь, ...уй и уверяет, что он саратник Ленина.
И
     все же это так. И если вы, товарищи противофашисты, не возражаете, я
     расскажу вам, как это было.
     - Ну, попробуй, - Мишка отломил от поросенка ногу и впился зубами в
     румяную хрустящую кожу. - А пока поедим.
     Себастьян Кохаузен взял с бюро коробку с сигарами.
     - Разрешите вам предложить?
     Солдаты взяли по две и вставили их себе за уши.
     - Итак, я начинаю... Я родился в преуспевающей немецкой семье. Мой папа
     был преуспевающий фабрикант, производитель чугуна и стали. Мама -
     баронесса фон Петц. Но и мама и папа мне с юности не нравились. Я долго
не
     мог понять почему, пока в шестнадцать лет не прочитал труды Маркса и
     Энгельса.  И  тогда  я  все  понял.  Мои родители  были мне  чужды, они
являлись
     яркими представителями класса эксплуататоров. А я  не мог  олицетворять
себя
     с этим классом. И все же это были мои родные мама и папа и я ужасно
     мучился  и  страдал,  не  зная  как  мне  поступить.  Мои  противоречия
разрешились
     чудесным образом, после знакомства с Владимиром Ульяновым, который в то
     время  находился  в  Германии.  Мы познакомились  с  ним  в  пивной  "У
Шульмана",
     куда я частенько захаживал залить свое горе двумя-тремя кружечками
     светлого пива.
     - Чего это Ленин делал в пивной? - подозрительно спросил Семен.
     - Читал газету и пил кофе с молоком и сахаром...
     - Ладно...
     - Много раз я  замечал в пивной этого странного человека с большим лбом
и
     пронзительными умными глазами. Мне хотелось с ним познакомиться, но не
     было  повода.  Мы  немцы  более  скованны,  чем  русские,  и  не  можем
знакомиться
     просто так. Частенько Ленин  приходил в  пивную  с  шахматной доской  и
играл в
     шахматы с хозяином заведения на чашку кофе. И вот однажды, когда хозяин
     Шульман приболел и лежал на втором этаже в постели, Владимир Ильич
     оглядев,  хитро  прищурившись,  заведение,  пригласил  меня  совершенно
запросто
     сыграть с ним партию. Для русских, как вы сами знаете, обратиться к
     незнакомцу  не составляет  никакого  труда.  Так мы познакомились и уже
через
     три часа мне казалось, что я знал этого человека всю жизнь. Мы
     подружились.  Ульянов  объяснил  мне  мою  проблему  с  родителями.  Он
объяснил,
     что я родился среди буржуазии, а воспитывался среди интеллигентов.
     Интеллигенты это говно, а буржуазия - вчерашний день, который скоро
     похоронят пролетарии всех стран. Когда я это узнал, мне стало легко и
     свободно.
     - Может ты и врешь, -  сказал  Семен,  -  но слова эти чисто ленинские.
Потому
     что никто, кроме  Ленина не  мог сказать так  хорошо!  Интеллигенция  -
говно,
     буржуи - покойники. Выпьем за Ленина! Он вечно живой!
     -  Именно - вечно живой!  - воскликнул  Себастьян Кохаузен. -  Вы очень
хорошо
     заметили это!
     -  Хули  ты говоришь  заметил! У нас все  это  знают!  - гордо  ответил
солдат.
     - Все знают, да не все понимают! - Кохаузен  поднял бокал. - Я заметил,
что
     русский знает больше, чем немец!
     - В сто раз! - сказал Мишка.
     - Как минимум, - добавил Андрей.
     - Сравнил жопу с пальцем, - Семен усмехнулся.
     Выпили.
     - Я продолжаю... В семнадцатом году я сел с Лениным и Надеждой
     Константиновной Крупской  в пломбированный  вагон  и  поехали в  Россию
делать
     революцию. В этом же вагоне ехали другие революционеры. В том числе Лев
     Троцкий и Инесса Арманд. Троцкого подсадили немцы, чтобы он вредил по
     дороге Ленину, мешал ему  сосредоточиться... Вы  не поверите, но  в  то
время
     у  Ленина и  Инессы была яркая  любовь, какой  могут любить  друг друга
только
     пламенные революционеры. Ленин и Арманд искали удобного случая, чтобы
     уединиться  и  предаться любви. Но  так, чтобы при  этом  не  оскорбить
чувств
     другой  пламенной  революционерки  Надежды  Константиновны  Крупской...
Тогда
     Ленин сказал мне следующее:
     -  Себастьян, - он  взял меня под  руку  и  повел  по коридору  вагона,
подальше
     от своего купе. - мне стали известны коварные планы вредителя Троцкого.
     Еврейский мировой капитал поручил ему скомпроментировать меня в глазах
     моей революционной жены и всего мирового пролетариата. Троцкий получил
     задание  накрыть  нас   с   Инессой  в  тамбуре,  когда  мы  будем  там
е...аться!..
     Наше дело под угрозой! Ты же, Себастьян, знаешь Надежду Константиновну!
     Если  она  узнает, что я  е..у Инессу, русская  революция  может  выйти
криво!..
     Мы не  должны допустить искажения исторической  перспективы, потому что
все
     условия  для революции созрели -  верхи не хотят,  а низы  не  могут...
Дорогой
     немецкий товарищ, ты должен отвлечь на себя Троцкого. Я бы выкинул эту
     сволочь в окошко, но ты же знаешь, что в нашем вагоне их нет. И еще,
     Троцкий нам пока нужен, чтобы перехитрить еврейский мировой капитал...
     Сегодня ночью, в три часа я встречаюсь с Инессой в тамбуре. А ты должен
     задержать Троцкого.
     Ночью, когда Владимир Ильич был в тамбуре и имел там Инессу Арманд, я
     стоял в коридоре и внимательно смотрел по сторонам. Вдруг, выходит из
     своего  купе Троцкий на  цыпочках и  осторожно  крадется  по коридору в
сторону
     тамбура. В одной руке у него фотоаппарат, в другой - магниевая вспышка,
во
     рту - свисток. "Ну подожди, - думаю я, - сейчас ты попробуешь моего
     немецкого кулака!" Я вжался в стену, а когда Троцкий подошел поближе,
     выскочил неожиданно, вырвал у него из руки фотоаппарат и ударом
     фотоаппарата в челюсть, загнал ему свисток в глотку. Троцкий упал без
     сознания. Магниевая вспышка  неожиданно вспыхнула и у Троцкого  сгорели
все
     волосы на голове.
     Всю оставшуюся до России дорогу, Троцкий проехал лысый и со свистком в
     горле,  поэтому он  все  время свистел,  когда дышал  и не  мог  больше
незаметно
     подкрасться к Ленину. Владимир Ильич спокойно е...ался с Инессой в
     тамбуре. И еще Ленин все время хлопал Троцкого по гладкой голове и
     говорил: Не свисти, Лев Давыдыч, а то денег не будет.
     Именно  после  этого   случая  среди  коммунистов  появилось  выражение
"Свистит,
     как Троцкий".
     Себастьян Кохаузен дернул себя за волосы и они остались у него  в руке.
На
     солдат, лукаво улыбаясь, глядел совершенно лысый человек с усами, как у
     кота. На его носу блеснуло пенсне.
     Мишка всем корпусом подался вперед, что-то знакомое промелькнуло в лице
     полысевшего иностранца.
     Справа закричал Жадов:
     - Ребята, да это же Троцкий! Стреляй в гада!
     Бойцы вскинули автоматы и застрочили в лысого.
     Троцкий задергался в кресле. Его белая рубаха в одно мгновение стала
     красной,  как у цыгана.  Пенсне  разлетелось  на  тысячу  осколков.  Но
несмотря
     на  умопомрачительное  количество свинца он  почему-то все не падал,  а
махал
     руками и кричал "Ой! Ой! Я умираю!"
     Расстреляли по целому магазину. Отстегнули их, чтобы вставить новые и
     продолжить убивать Троцкого.
     Но Троцкий  не стал этого дожидаться,  он упал головой на стол и замер.
По
     скатерти вокруг расползалось багровое пятно.
     - Кабздец, - сказал Семен, опуская ствол.
     Вдруг сверху  на  стол  рухнула  люстра,  едва  не  задев  бойцов.  Они
отскочили в
     сторону и застыли.
     Ощущение, что случится что-то еще, потихоньку отступало.
     - Бля... - сказал Семен в полной тишине и всем стало легче.
     - Ни хера себе! - Мишка сдвинул на затылок пилотку, - Троцкого убили...
     Самого...
     - Во-ка... - Андрей снял очки, - медаль или орден дадут, как думаете?
     - Орден, - твердо ответил Семен. - Железнобетонно!
     -  Бери  выше,  -  Мишка рассеянно посмотрел  на трупа.  -  Вы, ребята,
подумайте
     башкой, кого мы только что захерачили! Подумайте, своими мудацкими
     чайниками,  какую   мы  гадюку  историческую   угондошили!   Подумайте,
подумайте,
     только, что это  за вредная  манда с  ушами истекает поганой  кровью на
столе!
     Это истекает  кровью тот  самый  говнюк,  который  залупался на  самого
Ленина и
     мешал ему спокойно  пялиться!.. - Мишка окинул всех ошалевшим взглядом.
-
     Нет,  ребята,   за  такого   трурпа  ордена  маловато!..  Будем  мы,  я
предполагаю,
     как герои советского  народа, ездить везде на  автомобилях  и  все  нас
будут
     цветами закидывать, а лучшие бабы Москвы и Ленинграда будут брать у нас
в
     рот по первому требованию!
     - Думаешь, Мишка, Героев дадут?! - спросил Андрей. Его рука повисла в
     воздухе с очками.
     - Эквивалентно! - ответил Стропалев. - Считай, мы почти самого Гитлера
     шпокнули в мировом масштабе!
     - Ну, это ты загнул! - возразил Семен, желая в это поверить. - Гитлер
     поглавнее Троцкого будет... Вон он чего наделал... Урод в жопе ноги...
     - А Троцкий кто по-твоему?!
     - Хватит, - остановил их Жадов. - Надо еще труп этот начальству
     предъявить, чтобы оно знало, что мы делом занимались, а не немок
     натягивали. Давай его на плащ-палатку и потащили...
     - Жалко плащ-палатку-то... Давай штору сорвем.
     Сорвали штору. Расстелили ее возле стола.
     -  Берись, Андрюха, за  Троцкого  слева, -  скомандовал Мишка.  -  А  я
справа. А
     ты, Семен, за ноги тащи.
     Они взяли покойника и перенесли на штору. Троцкий был тяжелый, как
     кирпичи. Бойцов это не удивило, они знали, что совершать геройские
     поступки не легко.
     Когда   укладывали  Троцкого  на  штору,  у  него  из  кармана   выпала
серебрянная
     табакерка с драгоценными камнями. Табакерка была такая красивая, что
     невозможно было оторвать от нее глаз. Даже казалось, что она тебя
     примагничивает. Солдаты, уставившись на табакерку, застыли с покойником
на
     руках.
     - Семен, - Мишка встряхнул головой, - возьми пока себе эту хреновину, а
     потом разберемся.
     Семен положил ноги Троцкого на тряпку, а табакерку в карман.
     Они завернули Троцкого в штору и закинули на плечи.
     - А как выбираться-то будем?
     - Попробуем той же дорогой... Куда-то идти-то надо...
     - Ну пошли...
     Солдаты вошли в дверь и снова оказались в темном коридоре.
     Впереди  покойника  нес  Жадов  с  фонариком  во  рту.  В  середине нес
Стропалев.
     Последним нес ноги Семен Абатуров.
     - Ё! - вскрикнул вдруг Жадов. Фонарик выпал у него изо рта, ударился об
     пол и погас. - Я автомат там забыл! Кладем Троцкого, я за автоматом
     сбегаю!
     - Ну что ж ты, Андрюха, такой раздолбай Веревкин! Беги быстрее.
     Они положили труп на пол. Жадов пошарил по полу руками, нашел фонарик,
     потряс его. Фонарик замигал неровным светом, но все-таки загорелся.
     - Немецкий, - отметил Андрей. - Крепкая вещь!
     Он побежал назад и Мишка с Семеном снова оказались в темноте.
     - Все Андрюха вечно забывает, - сказал Мишка. - Башка у него дырявая!
     - Очкастые все такие, - подтвердил Семен. - У них память ухудшается от
     очков...
     - Ага... Покурим?
     - Давай...
     - На сигарету...
     - Где она?..
     - В манде... Вот она...
     - На х... намотана...
     Вспыхнула в темноте мишкина зажигалка из гильзы. Запахло бензином.
     - Смотри-ка, Сема! - Мишка поднес зажигалку к стене.
     На  стене  висел портрет немца-Троцкого. Все  лицо  у  портрета было  в
крови.
     Кровь капала с подбородка на рубаху, которая из белой превратилась в
     красную, как у цыгана.
     Семена охватил ужас. Ему снова показалось, что портрет живой.
     Мишка провел пальцем по холсту... На пальце осталась кровь!
     - Ни хера себе картина! - он вытер палец о стену.
     - Мишка! - крикнул Семен. - Троцкий в шторе шевелится!
     - Гаси!
     Мишка и Семен наставили автоматы на сверток и расстреляли его.
     Эхо  очередей   прокатилось   по   коридору,  разлетаясь  на  множество
отголосков и
     растворилось в темноте.
     - Вот  живучая  гадина!  - Мишка  запалил  зажигалку.  -  Никак  его не
убьешь...
     - Контра...
     - Гидра...
     - Что-то Андрюха не идет...
     - Да... Давай посмотрим, убили мы его наконец...
     - Ну на хрен... Неохота разворачивать...
     - Да ладно... А вдруг он опять живой...
     - Если хочешь, смотри, а я не буду...
     - Ну и черт с тобой!.. Что, обдристался?
     - Сам ты обдристался! Просто не хочу...
     - Обдристался-обдристался... Дристун...
     - Пошел ты в жопу!
     - Сам ты пошел в жопу!
     - Шел бы я, да очередь твоя!
     - Ну и хрен с тобой!
     Мишка нагнулся и,  морщась,  откинул край шторы в сторону. И тут же сел
на
     пол.
     - Мама родная! - вскрикнул он. - Мы... мы... Андрюху расстреляли!
     - Как это?! Ты что несешь?! - Семен шагнул вперед. - Дай зажигалку!
     Мишка протянул. Семен посветил вниз и остолбенел. В шторе, вместо
     Троцкого, лежал залитый кровью Жадов в разбитых  очках и с перекошенным
от
     ужаса лицом. Рот у него был открыт и слабо светился. Кто-то запихнул
     Андрею в глотку фонарик.
     - Как это?!.. - прошептал Семен. - Андрюха же за автоматом пошел... Как
     это может быть?!..
     Семен услышал сдавленный мишкин хрип. Он резко обернулся и увидел, что
     окровавленный  портрет Троцкого  до пояса вылез из  рамы  и душит Мишку
своими
     ужасными руками  с длинными когтями. У Мишки повылазили из орбит глаза,
а
     его лицо, и без того не худое, стало надуваться, как воздушный шар. Уши
     оттопырились и разбухли, а потом вытянулись вверх, как у черта. Нос
     округлился  и стал  похож  на  свиной пятачок.  Из  подбородка  полезла
щетина. А
     волосы встали дыбом.
     Семен схватил себя за рот.
     А голова Стропалева  продолжала надуваться  и  видоизменяться. Она была
уже
     величиной  с полковой  барабан,  когда Семена  схватили за  гимнастерку
чьи-то
     руки и потянули вниз.
     Семен, от неожиданности, едва не потерял равновесие. Он увидел, что
     расстрелянный ими Андрюха Жадов, сидит на окровавленной шторе с
     закатившимися глазами, и тянет Семена на себя.
     Семен закричал:
     - Пусти, сука! - и прикладом автомата ударил взбесившегося покойника в
     грудь.
     Руки Жадова оторвались от туловища и остались висеть на семеновской
     гимнастерке. А туловище упало  на штору. Жадов страшно зашипел, зарычал
и
     завыл. Его глаза сделались красными, как паровозная топка и из них
     выскочило два луча, которые начали шарить в темноте, нащупывая Семена.
     - Се-е-ме-он! - загудел Жадов голосом страшным, как у совы. - Сдавайся,
     Се-е-ме-он!
     Семен   отступил  назад.  Руки   Жадова,   оставшиеся   на  семеновской
гимнастерке,
     поползли к  его шее, перебирая  холодными пальцами. Семен  схватил руки
почти
     у самого горла и попытался их отодрать, но они вцепились в гимнастерку
     мертвой  хваткой и крепко  за нее держались. Едва Семен ослабил хватку,
как
     руки снова поползли вверх.
     Семен  быстро  отпустил  руки  Жадова,   а  своими  руками   взялся  за
гимнастерку
     сзади и содрал ее через голову вместе с чужими руками, оставшись в
     исподней рубахе.
     - На, бля...ь! - он швырнул гимнастерку с мертвыми руками в Жадова.
     Гимнастерка накрыла тому голову и красные лучи его глаз погасли.
     - У-у-у! - завыл из-под гимнастерки зловещий голос.
     Кто-то схватил Семена сзади и швырнул об стену. Семен больно ударился
     плечом, упал  на пол, но  тут же вскочил. Он  увидел, что над ним стоит
Мишка
     Стропалев, окончательно превратившийся в черта с огромной волосатой
     головой.  Изо  рта  у Стропалева  торчали острые желтые  клыки,  капала
ядовитая
     слюна и шел зеленый дым. Мишка растопырил руки, оскалился и подался
     вперед.  Из-под  разорванной  на  груди  гимнастерки высовывали  головы
черные
     змеи с раздвоенными языками. Сильный хвост за мишкиной спиной ходил
     вправо-влево и бил по полу. Кирзовые сапоги на ногах лопнули, обнажив
     раздвоенные копыта.
     - Убей его! - услышал Семен крик Троцкого.
     Троцкий вылез из портрета почти весь и подталкивал Стропалева сзади.
     Стропалев с вытаращенными глазами обернулся к своему новому хозяину и
     что-то вопросительно прорычал.
     - Убей его! - снова крикнул Троцкий.
     Мишка повернулся обратно к Семену и изготовился к прыжку.
     Семен в ужасе вжался  в стену  и закрыл лицо  рукой,  случайно  зацепив
большим
     пальцем шнурок, на котором висел крестик.
     Чудовище застыло.
     Мгновенно Семен все понял. Он пнул черта сапогом по яйцам. Мишка-Черт
     перегнулся пополам и дико заорал.
     Семен швырнул  в  черта зажигалку. Черт  вспыхнул, как стог  сена. И  в
языках
     пламени Семен увидел, как скукоживается и лопается чертова кожа.
     Отвратительно завоняло паленой шерстью и чем-то еще таким, что
     христианскому человеку нюхать совешенно невозможно.
     Все произошло так быстро, что если бы Семен захотел засечь время, не
     прошло бы и трех секунд. А в следующую секунду он уже бежал прочь по
     коридору, крича вслух "Отче Наш!".
     Сзади слышался топот и рев гнавшейся за ним нечести. Но Семен бежал не
     оглядываясь.  Ему  очень   хотелось  оглянуться,  но  внутренний  голос
говорил,
     что если он оглянется -  ему конец. Если он оглянется, с ним произойдет
то
     же самое,  что и с той теткой из Библии, (имени он  не помнил), которая
тоже
     от  кого-то  бежала,  оглянулась  и  превратилась в телеграфный  столб.
Абатуров
     понимал, что если он оглянется и увидит - что там бежит, его ноги
     прирастут к полу и он не сможет больше ими управлять.
     Семен бежал  и бежал по темным коридорам замка, поворачивая  то налево,
то
     направо. А сзади все слышался рев демонов и перестук сатанинских копыт.
     Семен, не оглядываясь, положил на плечо автомат  стволом назад, и нажал
на
     курок. Автомат запрыгал на плече. Грохот вылетающих пуль заглушил звуки
     дьяволов.  Семен  подумал,  что попал и дьяволы  умерли. Ствол автомата
сильно
     нагрелся и обжигал плечо, как адская сковородка. Но Семен терпел и
     продолжал  стрелять,  пока  не  расстрелял  весь  магазин. Когда грохот
стрельбы
     затих, Абатуров снова услышал стук копыт и зверское рычание.
     - Гсподи! - крикнул он в потолок. - Господи, помоги! Помилуй, Господи!
     Если спасешь меня, Господи, всю жизнь Тебе отдам! Церковь построю!
     Господи! Господи! Господи!..
     Он бежал  и чувствовал, что силы  покидают  его,  а преследователи  все
ближе и
     ближе.  Он уже ощущал их замогильное дыхание сзади и слышал как клацают
их
     вонючие желтые зубы. Еще  мгновение и нечисть настигнет его, повалит на
пол
     и он потеряет не только жизнь, но и бессмертную душу. А это гораздо
     страшнее смерти. В боях с фашистами Семен не трусил, ему было, конечно,
     страшно, он совсем не хотел умирать... но это был иной страх, страх к
     которому  можно  привыкнуть   и  броситься,  если  надо,  на  вражескую
амбразуру
     или  штык.  Такая  смерть  подводила  героический  итог  всей  жизни  и
бессмертная
     душа должна была, по всем понятиям, заслуженно попасть в Рай...
     И  вдруг  Семен  увидел  в  стене  приоткрытую  низкую  дверцу.  Низкую
настолько,
     что пролезть в  нее можно было, только  встав на четвереньки. Семен  не
стал
     долго раздумывать. Он упал на колени, вполз в дверцу и оказался в таком
же
     узком и низком коридоре-норе, двигаться по которому можно было только
     вперед и на карачках.
     "Мишка  со своей вздутой  башкой  хер пролезет!"  -  понял  он,  быстро
перебирая
     ногами и руками. Дверь сзади хлопнула и Семен услышал, усиленное узким
     коридором рычание дьяволов. Он пополз быстрее. Непонятно было - то ли
     дьяволам все-таки удалось пролезть и они ползут за ним, то ли они рычат
в
     дверь.
     Впереди посветлело. Семен вполз в какой-то подвал и захлопнул за собой
     дверцу.
     На стене  подвала горел факел и коптил стену.  Семен огляделся. В  углу
стоял
     ящик с кусками мела для побелки. Абатуров схватил один кусок и начертил
на
     двери крест. Потом, как Хома Брут, ползая на коленках, быстро очертил
     вокруг себя круг, встал в центре и начал безостановочно креститься,
     повторяя слова молитв.
     - Господи, спаси на небеси... Алиллуя... Помилуй мя, грешного... да
     святится имя Твое... да пребудет царствие Твое... во веки веков...
     Аминь... Аминь... Аминь...
     Нечисть с ужасной силой врезалась в дверь. Дверь содрогнулась и сверху
     посыпались камешки и известка.
     - У-у-у! - услышал Семен зловещее нечеловеческое рычание.
     Еще один удар потряс дверь. Но и он не смог сокрушить силу животворящей
     молитвы и чудотворного креста, который нарисовал Абатуров.
     Семен  увидел, что крест на  двери  засиял золотистым светом  и  во все
четыре
     стороны  от  него  разошлись ослепительные  лучи. Сила  Бога  перекрыла
проход
     нечисти  в подвал  и  заслонила  бессмертную  душу Семена  Абатурова от
гибели.
     Стало тихо.
     Семен, на всякий случай, посидел в кругу еще пару минут, а потом на
     четвереньках осторожно подполз к двери и прислонил к ней ухо.
     Тишина.
     Дрожащей рукой он вытащил из кармана пачку сигарет,  прикурил от факела
и
     съехал по стене вниз, вконец обессилев. Он сидел у стены и курил, глядя
в
     одну точку. Все, что случилось с ним, никак не укладывалось в голове.
     Как он оказался здесь... где его друзья... что это с ним было... откуда
     взялся в немецком замке Троцкий... и что теперь делать?
     Он не знал.
     Вдруг за дверью послышался шепот.
     Семен вздрогнул.
     - Семен! - услышал он из-за двери голос Жадова. - Пусти нас, Семен! За
     нами гонится Троцкий!
     - Пусти, Семен! -  прибавил  Стропалева.  - Он  уже  рядом!  Спаси нас,
Семен! -
     Раздался стук.
     Голоса звучали по-настоящему. Семен уже потянулся было к двери, но в
     последний момент отдернул руку. Внутреннее чувство подсказало, что это
     Лукавый хочет его обмануть.
     В дверь снова постучали.
     - Семен, ну  что же ты  не  открываешь?! Ты что, сука вонючая,  хочешь,
чтобы
     нас, твоих товарищей, Троцкий захреначил?!
     - Ты что, предатель, Семен?!
     - Ты ж нас фашистам предаешь! Открывай, е...аный в рот!
     - Манда с ушами! Вспомни, говно, как мы с тобой всем делились?! А ты!..
     - Иуда!
     Жадов и Стропалев говорили, как в жизни, и Семен снова засомневался и
     опять  было  потянулся  к  двери,  но  тут  вспомнил, как у  Стропалева
надувалась
     голова, а у Жадова оторвались руки, и сказал твердо:
     - Не открою! Ибо не Мишка вы и Андрюха, а демоны! Хрен вам в сраку!
     За дверью помолчали.
     - Что, не откроешь? - спросил Мишка. - Пойдешь под трибунал за
     предательство!
     - Во вам, демонам! - Семен потряс перед дверью дулей. - Никто меня не
     осудит за  то,  что я своего Бога  истинного  не предал,  как вы,  Иуды
адские!
     А вот  вам  будет говна на орехи! За  то, что  стали  вы слуги Сатаны и
меня,
     православного, затянуть стараетесь! - Абатуров машинально стал говорить
на
     церковный манер. - Истинно говорю, ибо защищают меня христианский крест
и
     молитва, а вам, диаволам,  будет  пи...дец!  Во веки  веков!  Аминь!  -
Абатуров
     поднял перед собой нательный крестик и перекрестил им дверь.
     За дверью  раздался жуткий,  нечеловеческий  стон.  У  Семена  по  коже
пробежали
     мурашки. Он перекрестил дверь снова и крикнул:
     - Сгинь, нечистая сила! Убирайся в жопу отсюда!
     Вопли грешников усилились, а из-под двери повалил густой красный дым.
     Клубы дыма окутали Семена Абатурова и он упал в обморок.
     Очнулся Семен от того, что где-то неподалеку закричал недорезанный
     немецкий петух.
     - Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку!
     Абатуров открыл глаза и обнаружил себя лежащим на куче мусора посреди
     развалин,  лицом  вверх.  В  чистом   синем  небе  кружился   советский
истребитель.
     Семен сел и огляделся. Место было незнакомое. Какие-то руины какого-то
     замка...
     Что со мною было? Где я? Где Мишка и Андрюха?
     Постепенно Семен все вспомнил, но его мозг отказывался верить. Скорее
     всего, они попали под бомбежку и он потерял сознание. А все, что он
     вспомнил, ему попросту приснилось без сознания.
     Семен встал... Голова болела. А ноги плохо слушались, как будто он
     накануне пробежал сто километров.
     А где гимнастерка?.. Почему я в одной рубахе?.. Немцы, суки, сняли!.. А
     кому еще?!..
     Абатуров полез в карман за сигаретами и вытащил табакерку.
     Его кинуло в пот! Это была та самая табакерка, которая в его сне выпала
из
     кармана Троцкого! Все у него в голове перепуталось...
     В части, куда Семен добрался лишь к вечеру, проплутав весь день по
     незнакомому городу, он рассказал, что  попал с  друзьями  под бомбежку,
был
     контужен, а друзей потерял...
     Стропалева и Жадова так и не нашли и записали их пропавшими без вести.
     А того, что Абатуров вспомнил, он никому не рассказывал. Еще бы, такое
     рассказывать! Все равно бы никто не поверил, а куда надо, за такие
     истории, попал бы определенно.
     Табакерку  же  Семен  открыть  не  смог. Он  додумался,  что  табакерку
открывает
     какой-то скрытый механизм, но его секрета так и не разгадал, хоть и
     нажимал на все выпуклости.
     Ладно, решил тогда Абатуров, вещь дорогая, пусть пока лежит на черный
     день, а я ее потом продам.
     Этот случай, как ни хотел Семен его забыть, он  помнил всю жизнь. И так
уж
     получилось, что это и было самым ярким пятном всей его жизни.
     Обещание свое перед Богом Семен сдержал и церковь в деревне построил...
     Дед Семен  шел по  дороге, куря самокрутку. Проходя мимо  картофельного
поля,
     он опять почувствовал какую-то тревогу. Дед остановился и огляделся.
     Неприятное ощущение, внезапно его охватившее, было каким-то знакомым,
     будто дед Семен уже его испытывал.
     Он вздрогнул - на краю поля стоял темный силуэт. Семен напряг зрение,
     пытаясь разглядеть, кто это стоит, но возраст давал себя знать - зрение
     было уже не таким, как раньше.
     Вдруг силуэт поднял руку и произнес:
     - Здорово, дед!
     Семен узнал голос Андрея Яковлевича Колчанова.
     - Ты, Колчан?..
     - Я...
     - Головка от руля!.. Хули ты меня испугал в темноте, рожа?..
     - Ты еще не видел, как пугают! - ответил Колчанов и засмеялся как-то
     нехорошо. Он стоял так, что Семен никак не мог разглядеть его лица.
     Дед опять почувствовал себя как-то не так. Что-то ему тут не нравилось.
     Какая-то здесь была явная или скрытая подъ...бка.
     - Хулишь ты, Колчан, тут среди ночи делаешь? - спросил он осторожно.
     - У меня здесь свидание назначено...
     - С чучелой что ли? - Семен показал на пугало.
     - Не, не с чучелой. - ответил Колчанов спокойно.
     - А с  кем? - дед Семен начинал  нервничать и  ему захотелось  поскорее
отсюда
     уйти.
     - С тобой, - сказал Колчанов и усмехнулся.
     Семена замутило. На кончике носа выступили капельки пота.
     - С тобой, дед, - повторил Колчанов. - Раз  уж ты пришел, то с тобой...
Я,
     дед, картошки набрал... мешок... Один не могу на лисапед загрузить.
     Помоги, дед, мешок на багажник закинуть...
     Семен облегченно вздохнул. Он хоть и охранял чужую картошку, но не от
     земляков же?
     -  Жадный  ты,  Колчан!..  На  хрен  тебе картошки  столько?..  Один же
живешь!..
     Своя, наверно, на огороде гниет картошка!..
     - Не твое, дед, дело! Я, может, жениться задумал...
     - На ком же?..
     - Секрет...
     - Небось, тоже из-за приданого!.. Ой, и жадный ты, Колчан! А жадность -
     первый в мире грех! Гитлер, вот, пожадничал - Францию, Польшу и тому
     подобное прибрал к рукам, а все ему, значит, не хватало. Захотелось ему
     Россию захапать, тут ему кабздец. Пожадничал потому что... Так и ты,
     Колчан... Дом продал евреям, а меня ни разу как следует не угостил...
     Небось, и деньги-то все зарыл где-нибудь, чтоб сгнили они, как твоя
     картошка... - Семен посмотрел на Колчанова, но опять не смог разглядеть
     его лица.
     - Не пи...ди, - коротко ответил Колчанов. - Берись за мешок.
     Мешок был огромных  размеров. Таких Семен никогда не видел и  чем-то он
ему
     не понравился.
     - Ну набрал!
     - Давай, хватайся!
     Семен нагнулся, ухватился за углы... Что-то в этом мешке было не то...
     - Е-пэ-рэ-сэ-тэ! Дак его не то, что поднять, его с места не сдвинешь!
     - Эх, блин! - буркнул Колчанов. - Чего делать-то?
     - Не знаю! Твой мешок-то, что хочешь, то и делай, а я пошел спать...
     - Погоди, дед... Давай тогда отсыплем маленько... Черт с  ней! Отвезу в
два
     захода... Ты, дед, мешок-то развяжи, а я сзади дерну, чтоб маленько
     повысыпалось...
     Семен нагнулся, дернул за грязную веревку. Мешок раскрылся и из него
     выпала человеческая нога. Семен остолбенел.
     Колчанов засмеялся страшным смехом и покрылся бурым мехом. Неожиданно
     сильным движением он встряхнул мешок.
     Из мешка на землю выпрыгнули, (мама родная!), Мишка Стропалев и Андрей
     Жадов. Они выпрыгнули, присели и бросились на деда Семена.
     Чья-то  невидимая,  но  добрая рука пригнула  Семена  к  земле.  Демоны
пролетели
     над ним и врезались в чучело. Толстая палка, на которой  стояло чучело,
не
     выдержала   удара  сатанинских  сил,  переломилось  и  упала  вместе  с
дьяволами.
     Семен   вскочил.   Колчанов,   растопыря   руки,   двинулся  на   него,
переваливаясь с
     боку на бок.  Глаза  Колчанова  горели в темноте жутким красным  огнем.
Семен
     наконец-то  смог разглядеть  его лицо. Господи  боже  мой! Это было уже
другое
     лицо, совсем не такое, какое бывает у людей!
     -  Ха-ха-ха!  -   засмеялся  Колчанов  так,   что  задрожала  земля,  а
картофельная
     ботва пЭдикла. - Попался, старый пердун!
     - Ха-ха-ха! - услышал Семен сзади и оглянулся.
     Мишка и Андрюшка надвигались на него, крутя хвостами. Причем оторванные
     руки Жадова летали вокруг его головы самостоятельно.
     - Давно не виделись, солдат! - зашипел Мишка.
     - Хенде-хох! - крикнул Жадов своим рукам.
     Руки  взлетели  вверх и  заняли  над  Андрюхиной головой  выжидательную
позицию,
     как два мессершмидта, мелко подрагивая и шевеля желтыми пальцами с
     длинными острыми ногтями, под которые набилась черная могильная земля.
     - Ахтунг! - скомандовал Жадов.
     Семен понял,  что еще мгновение и ему конец.  Он схватил  валявшийся на
земле
     мешок и хлестнул им Колчанова по его дьявольской морде. Колчанов не
     удержался на ногах, упал на четвереньки и щелкнул зубами. Семен, как
     молодой, перепрыгнул через него и побежал в деревню.
     - Взять его! - услышал он сзади дикий крик Жадова. Семен понял, что
     Андрюха  дал  команду  своим  летающим  рукам  и  руки,  как  самолеты,
сорвались с
     места  и летят  за Семеном, оставляя  за собой черный  клубящийся  след
адского
     дыма.
     Семен прибавил ходу. Головой он понимал, что от нечести на этот раз ему
не
     убежать,  но  все  же  верил, что Бог не  оставит его на растерзание  и
спасет
     его бессмертную душу.
     Дорога пошла в горку и бежать стало совсем тяжело. Семен задыхался. Он
     чувствовал спиной, что  руки Жадова совсем рядом и вот-вот вцепятся ему
в
     горло. Боковым  зрением он  заметил,  как  руки обходят  его с флангов,
чтобы
     получше схватить. Ужас обуял Семена, и в тот момент, когда руки начали
     смыкаться  на его шее, добрая невидимая сила сделала Семену  подножку и
он
     со всей скорости полетел на землю. Руки дьявола, не успев затормозить,
     врезались в землю и увязли в ней по локоть.
     Семен вскочил, набросил на Жадовские руки мешок и побежал дальше. Сзади
     рычали  и  завывали  преследующие  дьяволы.  Сильные  дьяволы  догоняли
старого
     деда.
     Семен выскочил на холм и прижался на секунду к тонкой березе, чтобы
     перевести дыхание. Силы были на исходе. Из-за тучи выглянула луна,
     осветила  край  деревни  и  маковку  часовни   с   крестом...   часовни
построенной
     им. Сзади  опять  зарычали. Семен собрался  и  бросился  вперед,  держа
ориентир
     на часовню.
     В деревне завыли все собаки, почуявшие нечистую силу.
     Семен бежал по узкой тропинке и чувствовал уже своими ногами, как земля
     содрогается от топота дьявольских копыт. Дьяволы догоняли его.
     Давай, Семен, поднажми! Еще чуть-чуть и все! Там они  тебя не достанут!
Ну
     же, ну!
     Когда  до часовни  оставалось  несколько  метров, ноги  подвели и Семен
упал,
     сильно ударившись о землю ребрами. Но боли он не почувствовал. Боль от
     удара - это ерунда перед ужасом вечных мук!
     Абатуров пополз вперед, царапая землю скрюченными пальцами. Коленки его
     тут же намокли от ночной росы.
     - Ху-ху-хыр-р! - услышал он над головой дьявольский хохот.
     Все!
     Дед собрал все  оставшиеся силы и,  как молодой  спортсмен, рванулся  с
земли,
     совершил  неимоверный  прыжок  к  часовне,  на лету распахнул  дверь  и
оказался
     внутри.
     Дверь закрылась за ним сама.
     Первым подбежал Колчанов. Он схватился за ручку и взвыл от боли. Его
     ладонь задымилась от прикосновения к раскаленному металлу.

     Эпизод второй


     Юра Мешалкин отпросился в пятницу с работы. Он намеревался поехать в
     деревню Красный Бубен, забирать жену с детьми, котырые все лето прожили
     там у тещи.
     Юра остановил жигуль и вышел купить сигарет в одиноко стоявшем на шоссе
     киоске. Небо было синее и ясное, но в воздухе уже чувствовалась осенняя
     свежесть.
     Эх! Жалко лета!

     Это лето Мешалкин провожал с грустью. Он не ездил на Юг и вообще не был
в
     отпуске, он просто отправил своих в деревню и целых три с лишним месяца
     был предоставлен самому себе. Нельзя сказать, что Юра пустился в разгул
и
     вставлял кому попало. Нет, этого сказать нельзя. Конечно, он встретился
с
     двумя давними подружками и приятно провел с ними время, не беспокоясь о
     том, что  его ждут  дома,  что от него будет пахнуть  женскими духами и
тому
     подобное... Но все-таки, это было не главное. Главное было то, что ему
     наконец-то удалось побыть одному и заняться своим любимым делом -
     вырезанием из дерева солдатиков и животных. Как же здорово сидеть на
     балконе и орудовать резцами, когда тебя никто не дергает за штаны и не
     кричит, что ты везде соришь стружкой! Как же здорово знать, что тебя не
     прервут на самом интересном месте, чтобы сообщить, что рассказала по
     телефону какая-нибудь тетя Мотя  про  какого-нибудь  дядю  Петю! За это
лето
     Юра успел вырезать  как никогда много. Два ряда кухонных полок, которые
он
     сам сделал, были плотно заставлены  вкусно пахнущими фигурками! Сколько
же
     он всего вырезал?  Юра  наморщил лоб и  начал про себя считать:  Больше
сотни
     солдатиков российской, французской и германской армий; композиция "Три
     медведя ловят Машу"; кинетические игрушки "Куры клюющие" и "Как медведь
с
     кузнецом  долбят молотками  по пеньку";  композиция  из  русской сказки
"Волк
     ловит хвостом  рыбу";  композиция  "Лиса  и виноград"; три  африканские
маски;
     подсвечник для жены; для детей семью Микки-Маусов (маму, папу, сына и
     дочку) и много еще чего другого.
     Юра подошел к киоску и протянул в окошко купюру:
     - Пачку "Удара по Америке".
     Рука из окошка взяла деньги и положила пачку "Золотой Явы". Рука была
     тонкая белая и красивая. На безымянном пальце поблескивало аккуратное
     колечко с камушком. Юре рука понравилась. Он, как художник и творец,
     понимал толк в  красивом,  а такие красивые руки  встречаются не часто.
Юра
     нагнулся и заглянул в окошко, чтобы посмотреть кто там сидит.
     Чувство прекрасного  и  на  этот  раз  не подвело его. В  киоске сидела
красивая
     девушка лет двадцати-двадцати пяти. Мешалкину стало приятно, что он
     угадал.
     -  Хороший  денек,- сказал он,  чтобы  оправдать  свое  заглядывание. -
Далеко
     еще до Красного Бубна?
     - Ага, - ответила девушка. - Километров двадцать...
     Юра побарабанил пальцами по прилавку, думая, что бы еще сказать.
     - Не страшно вам сидеть здесь одной?.. Вы такая красивая... Вас могут
     обидеть шоферы...
     -  А я  не  трусиха. У меня  вот  что есть,  - девушка  вытащила из-под
прилавка
     пистолет.
     - Ого!.. Настоящий?
     - Газовый. Но с близкого расстояния можно глаз выбить.
     - А что, приходилось уже?
     - Нет, но если что - рука не дрогнет. Я в тире тренируюсь.
     - Ну и как успехи?
     - Из пятидесяти выбиваю сорок пять.
     - Ничего себе!.. Как-то не вяжется пистолет с вашими руками...
     - Это почему?
     - У вас такие руки красивые и женственные.
     - Правда?
     - Я немного художник и кое-что  в красоте  понимаю... Я бы очень хотел,
если
     бы это было возможно, вырезать вашу скульптуру из дерева.
     - А вы что, скульптор?
     - Минуточку, - Юра поднял руку. - Я бы хотел подарить вам одну мою
     скульптуру из малых форм на память.
     Он вернулся к машине, вытащил из бардачка деревянную белку и направился
к
     киоску, держа ее перед собой за подставку.
     Пока он ходил, девушка вышла из киоска и курила рядом, прислонившись
     спиной к стенке. На ней была короткая юбка и, едва прикрывавшая живот,
     белая  облегающая маечка с надписью "Love". Ноги и грудь у нее были  не
хуже
     рук. Юра почувствовал возбуждение.
     - Это вам, - он протянул белку.
     - Ой!.. Ну что вы... Мне неудобно...
     - Что вы говорите?! Такая красивая девушка, как вы, должна владеть
     красивыми вещами... Берите-берите, - Юра сунул белку ей в руки.
     - Белка... Шишку грызет! Какая прелесть!
     - Строго говоря, она грызет не саму шишку, а орехи, которые в шишке
     находятся.
     - Это вы правда сами вырезали?
     - Не верите?!.. Я вырезал ее вот этими самыми руками. И мне вдвойне
     приятно, что эта белка попала в такие хорошие руки, как у вас!
     Девушка подняла белку на уровень глаз и смотрела на нее с восхищением.
     -  Надо же! Мои подруги умрут  от зависти! Настоящий  скульптор подарил
мне
     свою скульптуру! Еще не поверят!
     -  Вот тут  на подставке -  мои  инициалы.  И я вам  дам  свой  рабочий
телефон.
     Можно позвонить и я подтвержу, что это я вам подарил... Потому что вы
     такая прекрасная... Кстати, мы не познакомились... Вот видите здесь
     написано Мешалкин Ю. Москва. 1998г. Мешалкин это я. А зовут меня Юра.
     - Света...
     - Вот и познакомились. А нет ли у вас ручки, чтобы записать телефон?
     - Пойдемте в киоск, там есть.
     Ага - подумал Мешалкин и сказал:
     - Ага.
     Они прошли в киоск. Света вырвала листок из журнала учета проданного
     товара и протянула Юре вместе с привязанным к журналу карандашом.
     Он написал телефон.
     - Вот и все... звоните, когда захотите... - Можно было ехать дальше, но
     почему-то не хотелось прерывать этого случайного, но такого приятного
     знакомства.  Юра   взял  с  витрины  банку  очаковского  джин-тоника  и
повертел,
     разглядывая этикетку. - А вы здесь одна работаете?
     - Сутки через трое... Нас всего четыре продавца... А хозяин один...
     Айзер...
     - Понятно...
     -  А  давайте за знакомство, - неожиданно предложила  Света, - выпьем с
вами
     по баночке джин-тоника!
     - Я бы с огромным удовольствием, но я же за рулем...
     - Да ерунда, - девушка махнула рукой. - Вам до деревни ехать осталось
     десять минут, а милиции здесь практически никакой... Раз и готово!
     - Да? - Мешалкину почему-то очень понравилось последнее замечание
     Светланы. - Ну, давайте!
     - И жвачка есть. Зажуете и не пахнет.
     Юра открыл две банки и они чокнулись.
     - За знакомство, - сказала Света.
     - И за вас,  за прекрасных дам,  - Юра  запрокинул  голову  и в его рот
потекла
     освежающая газированная жидкость.
     Пока его голова была запрокинута, Юра обдумывал перспективы задержки в
     дороге, встречи с женой, в смысле ее возможных подозрений, но эти мысли
     были где-то сзади, а на переднем плане были перспективы неожиданного
     флирта и связанные с ним последствия.
     -  Хороший  напиток,  -  сказал Юра,  прощупывая  почву. -  Пьется  как
лимонад, а
     вставляет как крепкое пиво.
     - Как это вставляет?
     - Ну... - Юра покраснел, уловив двусмысленность, - Я хотел сказать,
     балдеешь от него капитально...
     - Может еще по баночке?..
     - А не слишком будет?.. - Мешалкин неуверенно возразил. - Все-таки я за
     рулем...
     - Мы же взрослые люди!
     - Ладно, уговорили...
     Они  выпили еще  по банке  и Юра  почувствовал себя смелее.  И поэтому,
когда
     Светлана предложила выпить еще, то  он уже не сомневался. Ему сделалось
так
     хорошо, как бывало не часто. Юра приобнял Светлану за плечо и стал
     рассказывать ей о интересной жизни скульптора, о том как он работает,
     какие он задумал новые композиции и о выставке своих работ во дворце
     культуры Металлургов. Света слушала, приоткрыв  рот. Видно было, что ей
не
     хватает той культурной жизни, которая кипит в Москве. А еще Мешалкин
     рассказал, что он живет в одном подъезде с киноартистом Леонидом
     Куравлевым  и  часто встречается с  ним  в  магазине. Иногда  они  даже
запросто
     бухают с артистом в гараже.
     - Вот  так,  - говорил Юра, - как  мы с тобой. Простецкий мужик! Но  не
дурак!
     Голова у него на плечах! И режиссеры его очень ценят!
     Так, слово за слово  и жест за жестом, Юра поймал себя  на том,  что он
снял
     со  Светы трусики и отступать некуда. Да и не  хочется. Тем более,  что
Света
     тоже была на подъеме.
     Секс в  киоске получился  захватывающим и каким-то  космическим.  Таких
сексов
     в   жизни   Юры  было  немного.   Секс   без   неоправданных  надежд  и
разочарований.
     Совсем наоборот. Таких  сексов бывает немного в жизни каждого человека.
Ну,
     может быть четыре...
     Светлана   тоже  выглядела  счастливой  и  стала  еще  прекраснее.  Она
прерывисто
     дышала.
     Они улыбнулись друг другу, говоря глазами то, о чем не хотелось сейчас
     говорить словами. Слова не могли этого передать.
     Юра гладил Свету по волосам. А она целовала ему грудь.
     Вдруг завизжали тормоза и хлопнула дверца.
     Светлана резко отстронила Мешалкина, вырвавшись из его обьятий.
     - Прячься за коробками! Хозяин приехал!
     Юра полез за коробки, застегивая на ходу штаны.
     - Привет, детка, - услышал он голос с азербайджанским акцентом. - Как
     дела?
     - Здравствуйте, Мурат Рашидович.
     - Сколько раз я тебя просил, не зови меня Мурат Рашидович! Для тебя я
     просто Мурат.
     - Хи-хи-хи...
     - Как торговля?
     - Плохо... Никто здесь не ездит... Вот  если  бы на перекрестке стояли,
там
     другое дело...
     - Ясный дело!  Там  ментам не пускают! Много денег хотят, шакалы!.. Это
чей
     машина стоит?
     - Да один сломался, попросил присмотреть, а сам за слесарем пошел.
     - Куда пошел? В лес?
     - Да нет, в деревню какую-то... Я забыла...
     - Девичий память короткий. Сегодня помню, завтра - нет... Мина тоже
     забудешь...
     - Да нет... Как же можно?..
     - А вот сейчас посмотрим...
     Мешалкин услышал, как хлопнула дверь киоска и понял, что сейчас
     произойдет. Ему стало как-то очень неловко и обидно за себя и за всех
     русских  парней и девчонок. Ему  захотелось  встать  из-под  коробок  и
вырвать
     эту прекрасную девушку из рук грязного предпринимателя, но Мешалкин
     вспомнил, что у него жена, дети и свои проблемы. А девушке надо где-то
     работать,  зарабатывать деньги, а  он  сейчас  вылезет  и  испортит  ей
карьеру.
     Кроме того, наверное, не обойдется без рукоприкладства, возможно они
     попадут в милицию,  а  у него  в  крови  алкоголь.  А потом еще до жены
дойдет,
     что  он  спутался  с  какой-то  девицей  из  киоска...  И  он  не  стал
вмешиваться.
     Мешалкину оставалось только прислушиваться к долетающим из-за коробок
     звукам. И они ему не очень-то, конечно, нравились.
     Через, примерно, полчаса Мурат Рашидович уехал.
     Юра  вылез из-под коробок. Они попрощались  со  Светой,  не глядя  друг
другу в
     глаза и Мешалкин поехал дальше.
     От возвышенного настроения не осталось и следа.


     Татьяна уже давно собрала вещи  и  буквально сидела на чемоданах. А Юра
все
     не ехал и не ехал. Верочка с совком и ведерком забежала на веранду и
     крикнула:
     - Мама! А где папа?!
     - Скоро приедет, - Татьяна вздохнула.
     Где его, правда, черти носят? Давно уже должен быть!
     Она села у окошка и стала перебирать фасоль, которую вырастила сама. В
     этот раз ее увезти домой не получится. Слишком мало в машине места, а
     нужно уместиться самим и еще забрать одежду и прочее такое, что могут
     украсть.  А  за урожаем, уж,  придется приезжать специально. И не  один
раз!
     Вон,  сколько всего  выращено!  Целая куча! А  сколько труда  положено!
Сколько
     она воды перетаскала! Сколько сорняков повыдергала потрескавшимися от
     работы руками! Говорила же ему  - купи прицеп к машине!  Так нет - лень
жопу
     поднять!  Только  бы  от  семьи подальше  на  балкон  и  стругать  свою
деревянную
     дребедень!  Кому  она  нужна?!  Понятно,  когда  мальцы,  вроде  нашего
Игорька,
     себе пистолетики выстругивают! А этот-то куда?! Лет уже - слава богу, а
     все  какой-то  ерундой  занимается! А за все  лето только  два  раза  и
приехал!
     И тут от него помощи никакой! Походил, походил, две грядки вскопал и на
     рыбалку! Говорит - куда ты столько насажала! А как картошку с огурцами
     зимой жрать или как соления банку за банкой открывать - это он не
     отказывается! Паразит! Это для него - как с неба упало! А что за этим
     стоит  тяжелый  труд его  жены  - он не вспоминает! Конечно,  я бы тоже
лучше
     сидела и лепила что-нибудь из пластелина  и на пианино ставила, если бы
у
     меня  не  было  такого  чувства  ответственности  перед  своей  семьей!
Конечно,
     сослал  меня как на каторгу и рад!  Что я ему - домработница?! Другие у
всех
     жены уважают себя  как женщины, в бассейнах плавают, в солярии загорают
и
     делают себе прически в салонах красоты!.. Ходят на концерты, по
     ресторанам, ездят отдыхать за границу...  Одна я, как Золушка, пашу  на
него
     всю жизнь и радости не вижу.
     Таня  увидела в  окно,  что Игорек в  кошках  (которые нашел на днях  в
сарае)
     лезет  на телеграфный стоб,  и уже долез до половины. Таня представила,
что
     будет, когда  он доберется  до верхушки  и схватится руками за провода.
Она
     испугалась, бросила фасоль  и  побежала  к двери,  наступая  ногами  на
зеленые
     помидоры, разложенные на газетах. Помидоры лопались и в разные стороны
     летели брызги.
     - Игорь! - закричала Таня с порога. - Ты что?! Ты что?! Немедленно
     перестань лезть! Тебя током стукнет, дурак!
     От  неожиданного шума, Игорь  отпустил столб и  в следующую секунду уже
висел
     вниз головой. Если бы не кошки, он бы точно упал и свернул  себе шею. А
так
     Игорь просто не очень сильно ударился затылком о стоб и захныкал.
     Таня ахнула. Она представила,  что бы было, если  бы  Игорек долетел до
земли
     и сломал шею. Ее сердце упало вниз и там бешено заколотилось. Она
     схватилась рукой за грудь и зашаталась.
     - Игорек! - из ее груди вырвался отчаянный  материнский вопль. - Что ты
со
     мной делаешь?!
     Игорек  не  отвечал, потому  что хныкал и  старался  подтянуться, чтобы
слезть
     со столба нормально, а не вниз головой. Но у него не получалось. Лицо
     Игоря налилось кровью.
     Таня подбежала к столбу. У нее открылось второе дыхание.
     -  Слезай  немедленно!  -  закричала  она. - Папа  приедет,  я все  ему
расскажу!
     Вот он тебе задаст!
     -  Папа  тебя  выпорет  ремешком! -  подхватила  подбежавшая  Верочка с
лопаткой
     в  руке.  -  А-та-та!  А-та-та!  А-та-та! -  Она застучала лопаткой  по
железному
     ведерку.
     - Уйди  отсюда!  - закричала на нее  несчастная мать. -  У меня  и  так
голова
     от вас раскалывается!
     Верочка отбежала к калитке, забралась на лавочку и, ухватившись ручками
за
     забор, наблюдала за событиями оттуда.
     - Что ж ты за садист такой! - крикнула Таня сыну. - Над родной матерью
     издеваешься  как  фашист!  Все вы  хотите меня  поскорее  на  тот  свет
отправить!
     И ты, и Верка и папа ваш любимый!  Все вы надо мной издеваетесь! За что
же
     мне такое наказание, Господи! - Она обхватила голову руками и убежала в
     дом.
     Игорь, закусив губу, продолжал попытки подтянуться и оказаться вверх
     головой.  Наконец  он  понял, что  так  не получится и  стал  осторожно
вынимать
     ноги из кошек. Сначала вынул одну и обхватил ею столб. Потом  - другую.
И
     начал потихонечку двигаться к земле вниз головой.
     Когда до земли оставалось совсем немного, на крыльцо выскочила мать со
     стремянкой и закричала:
     - Осторожнее, расшибешься!
     Игорь от неожиданности, ослабил хватку и рухнул вниз.
     Верочка запрыгала на лавке и захихикала.
     Игорь поднялся, потирая ободранный лоб.
     Таня обхватила голову руками и убежала назад в дом.
     - Игорь фасыст! - крикнула Верочка. - Мамку замучил!
     - Пошла ты ... - и прибавил выученное в деревне слово.


     Когда приехал  Юра,  было  уже совсем темно. У  калитки  его  встречала
Татьяна
     с тряпкой в руках. Юра понял, что сейчас начнется. Он заглушил мотор,
     вздохнул, вылез из машины и направился к калитке.
     Он шел специально медленно, на ходу соображая, какую занять позицию по
     вопросу опоздания, чтобы ослабить напряжение. Он перебрал в голове
     несколько возможных вариантов, но потом махнул рукой, потому что, в
     принципе,  знал, что Таню убедить словами невозможна. Остается надеятся
на
     авось.
     Он вытащил пачку Явы, закурил и подошел к калитке, улыбаясь, что
     наконец-то увидел свою жену, по которой сильно соскучился.
     Таня размашистым движением закинула тряпку на забор.
     - Интересно...  Интересно, что именно тебя так задержало?..  Что именно
для
     тебя важнее, чем твоя жена и дети, которые тебя с утра ждут?.. - она
     подбоченилась.
     Юра затянулся.
     - Да ладно, чего ты... - виновато улыбнулся он.
     -  Чего  я?!..  Чего я?!.. Он спрашивает -  чего я?!.. Я все  лето  гну
спину,
     как батрачка! Таскаю огромные ведра с  водой! Делаю заготовки, (которые
ты
     будешь  жрать всю зиму!), только  для того, чтобы прокормить семью, раз
уж
     ты не можешь  заработать  достаточно денег,  чтобы покупать  все это на
рынке!
     За все  лето ты приехал два раза и  то ни хуя не делал,  а вместо того,
чтобы
     нам помочь,  ловил  дохлых  карасей  для  кошки!  Хотя  бы  сегодня,  в
последний
     день, ты мог меня разгрузить?! Ты мог приехать вовремя, чтобы помочь
     собраться и уехать засветло?! Я кручусь, как белка в колесе, укладываю
     вещи,  собираю помидоры,  и  еще должна  успевать  смотреть  за  твоими
детьми,
     которые  все в тебя! Вместо  того, чтобы матери помогать,  одна колотит
весь
     день по  ведру, а  у меня и без того голова от  всего раскалывается!  А
Игорь
     из-за тебя, из-за того, что ты вовремя не приехал, упал со столба и мог
бы
     разбиться! Спасибо тебе, дорогой,  за твое внимание к нам! К жене своей
и к
     детям! Проходи теперь поужинай, - Таня раскрыла перед ним калитку. -
     Проголодался, наверное, дорогой, пока неизвестно где шлялся? Иди поешь!
     Все  на  столе!  Картошечка  своя, огурчики  малосольные,  помидорчики,
зелень,
     котлеты! - Она схватила тряпку и закинула себе на плечо. - Давай-давай,
     проходи, господин Мешалкин!
     - Я есть не хочу, - буркнул Юра и прошел в калитку.
     - А и почему же ты не хочешь есть?!.. - Таня приблизила к нему лицо и
     высунула кончик языка. - Может,  тебя уже где-то  накормили?!  А?!  Ну,
скажи,
     кто  тебя накормил?! Что  молчишь-то?!.. Или  ты  какую-нибудь  профуру
сводил
     в  ресторан?!..  На  это  у  тебя денег  хватит! Не жену  же в ресторан
водить! А
     ты знаешь, когда я последний раз в ресторан ходила, а?!.. Ты думаешь, я
не
     хочу в ресторан?!.. Ты думаешь, мне больше нравится на грядках все лето
     мудохаться?!.. Скотина!
     - Да что ты пристала! - не выдержал Юра. Он знал по опыту, что лучше бы
не
     возражать, а дать возможность жене выговорить все до конца и тогда она
     быстрее успокаивалась. Но он опять не сдержался. - Да не ходил я ни в
     какие рестораны! Я по дороге сломался и машину чинил! Вот и задержался!
     - Ага! Машину  он чинил!  Тебе было недостаточно того  времени, пока мы
были
     в  деревне, чтобы как  следует отремонтировать  машину  и  забрать  нас
отсюда,
     как  людей,  без   приключений!  Нет  же,  вместо   этого  ты,  небось,
пьянствовал в
     гараже с Куравлевым! Ну-ка, ну-ка... Да от тебя  и сейчас  пахнет!.. Ну
ты,
     Мешалкин,  докатился  -  за рулем  уже  пьешь!  Ну,  я не  знаю!.. - От
возмущения
     у Татьяны надулись щеки. - Все! Никуда я с тобой не поеду, пока не
     протрезвеешь!  И  детей не  отпущу!  Не  хватало еще,  чтобы  ты  детей
угробил!
     Убийца!
     Это была последняя для Юры капля.
     - Да пошла ты!.. Я после твоих сраных выступлений сам никуда не поеду!
     Меня от твоей тупости трясет! Видишь тебя три раза за лето и ты за это
     короткое время успеваешь вылить на меня всю помойку, которая накопилась
у
     тебя в твоем мусорном баке! - Он постучал себя кулаком по голове. - Не
     хочу  я жрать и видеть тебя  не  хочу!  Я пошел на пруд!  Завтра  утром
поедем!
     Юра  демонстративно прошел в сарай и хотел взять удочку, но ее на месте
не
     оказалось.
     - Где моя удочка?! - крикнул он из глубины сарая.
     -  Где  твоя удочка?!  - Татьяна вбежала  следом.  - А  вот она!  - Она
вытащила
     удочку из кучи лопат, сломала об колено и швырнула. - Вот твоя удочка!
     Юра поднял с пола обломки и посмотрел на жену так, что та побледнела и
     отступила назад.
     - Сука ты!.. И ведьма!.. Ну и черт с тобой! Я все  равно пойду на пруд!
-
     Он отодвинул Таню в сторону и пошел.
     У калитки Юра обернулся:
     - А удилище я новое срежу! Чай, не без рук!
     - Сволочь!  -  закричала  ему  в  спину Татьяна.  - Ты  мне  всю  жизнь
испортил! -
     И заплакала.
     Юра уходил не оборачиваясь. А если бы знал, что видит жену в последний
     раз, наверное обернулся бы, чтобы запомнить ее на всю жизнь.


     Юра, размашисто шагая, подошел к пруду и остановился. Сердце бешено
     колотилось в груди и на душе было тяжело. Он прожил с Таней восемь лет,
но
     взаимопонимания и душевности им так и не удалось достичь.
     Они познакомились еще в институте. Юра тогда учился на последнем курсе.
     Тогда все было по другому. Жизнь казалась прекрасной и удивительной.
     Казалось, впереди столько всего замечательного и разного, что мелкие
     неприятности, типа студенческого безденежья, похмелья  или  чего-нибудь
еще
     вот такого, не шли в счет. Тогда казалось, что можно легко перевернуть
     весь мир с ног на голову. А уж исправить мелкие недостатки женского
     характера - раз плюнуть. Со временем Юра понял, что изменять мир это не
     его  дело,  а  мелкие  недостатки   характера,   не  только  невозможно
устранить,
     но наоборот,  со временем начинаешь понимать,  что ты увидел  далеко не
все
     недостатки,  которые  в  этой женщине  есть. Юра  приехал  в Москву  из
Воронежа
     и жил в общежитии. А Таня жила в Подмосковье, в Пушкине, и снимала в
     Москве  комнату,   а  на  выходные  ездила  домой  к   родителям.   Они
познакомились
     на студенческом вечере. Юра выпил с друзьями портвейна и ходил по залу,
     присматриваясь к девушкам. Таня стояла скромная в углу, теребя в руках
     сумочку. Юра никогда не приглашал таких одиноко стоящих баб, потому что
     знал на уровне инстинкта,  что толку от них никакого - ни пообжиматься,
ни
     пососаться, ни вставить таким бабам обычно не удавалось. А все начинало
и
     заканчивалось одними разговорами  про учебу,  писателей и киноартистов.
Уж
     лучше бы такие бабы ходили в библиотеку, а не на танцы. Но в этот раз
     что-то остановило Юру и он поглядел на одиноко стоявшую девушку с
     интересом. Юра подумал: Интересно... Обычно меня тянет на веселых баб с
     большими титьками. А вот эта в углу совсем из другой оперы, но мое
     внимание на ней почему-то остановилось... Интересно... А не попробовать
ли
     для свежести ощущений завязать с ней знакомство?.. Возможно, я что-то
     упускаю в жизни, не приставая никогда к таким бабам... Надо бы это дело
     исправить   для,   как  говорит   мой   приятель   Шурик,  баланса   на
колонках-стерео.
     Юра поправил съехавший на бок зеленый галстук в белый горох и подошел к
     девушке.
     - Разрешите вас пригласить на медленный танец.
     Девушка покраснела. Видно было, что танцевать ей хочется и приятно, что
ее
     пригласили. Но приличный ли это человек и не опасно ли будет для нее
     принимать  подобные   приглашения?  За  несколько  секунд  на  ее  лице
отразилась
     вся эта гамма противоречивых чувств. Но желание потанцевать победило
     рассудок. Она повесила сумочку на плечо и  пошла за Юрой в  центр зала.
Там
     они остановились и Юра аккуратно прихватил девушку за бока, а девушка
     положила руки ему на плечи, но так осторожно, что Юра их почти не
     почувствовал. Это необычная деликатность ему понравилась.
     Да, напрасно я раньше не  приглашал танцевать таких баб...- подумал Юра
и
     поставил Татьяне первый плюсик. - Эта деликатность действует на меня
     как-то прямо положительно... Возбуждает  как-то...  Не  то  что  другие
бабы, с
     которыми я привык общаться - повиснут на тебе, как на вешалке и трутся
     своими большими титьками!.. И животом... Никакой романтики!.. Один
     разврат!.. Разврат иссушает... Я же художник и должен творить! А как я
     могу творить, если всю ночь протрахаешься и на следующий день глаза
     слипаются и резец из рук падает!.. - Он посмотрел на Таню с уважением и
     приобнял ее покрепче. - Вот какие девушки должны становиться подругами
     художников!
     - Вас как зовут? - спросил он.
     - Таня, - она ответила так тихо, что Юра едва расслышал. И это тоже ему
     понравилось.
     - Как? - переспросил он.  - Говорите пожалуйста  погромче,  а  то из-за
музыки
     ничего  не слышно. -В это время вокалист группы "Скорпионс" высвистывал
из
     динамиков "Ветер Перемен".
     - Таня, - повторила девушка погромче и опустила глаза.
     - А меня Юра! - достаточно громко представился Юра и подсвистел
     "Скорпионам". - Вы на каком факультете учитесь?
     - На мехмате.
     - А я на географическом. Вам  эта музыка нравится?  - он мотнул головой
на
     колонки.
     Таня кивнула.
     Вот здорово!..  Языком  лишнего  не треплет,  как остальные бабы...  На
вопросы
     отвечает конкретно. А то другие как начнут выкладывать к делу не
     относящиеся подробности. Затрахаешься  слушать!  Ты  им - как  дела,  в
смысле
     поздоровался  - А  они  тебе  про маму-папу,  дедушку-бабушку! Куда как
лучше -
     задал конкретный вопрос, получил конкретный ответ...Второй плюсик...
     Весь  вечер  Юра протанцевал  с Таней и поставил ей  за  поведение  еще
немало
     воображаемых  плюсов. Потом  он пошел  ее провожать с заходом в парк. В
парке
     Юра попытался зажать  Татьяну,  но  она  твердо его отстранила,  не дав
сделать
     ничего лишнего. Но убегать, как дура, не стала и по морде бить тоже не
     стала. Юра поставил Тане еще плюс.
     Как замечательно, что я сломил в себе стереотип интереса к бабам с
     большими титьками и познакомился с этой чудесной девушкой.
     Татьяна, по его мнению, наилучшим образом подходила на роль
     девушки-подруги-художника и они  стали встречаться. Юра рассказал Тане,
что
     он мечтает стать настоящим художником и давно режет по дереву. Ему
     нравилось  дарить девушке свои скульптуры  (малые формы), было приятно,
что
     он работает для любимого человека. К тому же, Юра считал, что это ее
     культурно развивает.
     Он забросил всех своих подружек с большими титьками и стал обхаживать
     Татьяну. Примерно  через  месяц она ему  дала. И почти  сразу залетела.
Когда
     она сообщила об этом, он подумал, что пора ему  уже подумать о семье...
о
     домашнем уюте, домашней кухне, о детях наконец... Тем более, что, в
     принципе, когда-то потом он все равно собирался жениться, так почему бы
     это не сделать сейчас, когда наконец он нашел такую замечательную
     кандидатку в подруги художника? И вообще, благородно будет сказать
     девушке, что вот и прекрасно, что ты  залетела, давай быстрее поженимся
и
     рожай на здоровье. Это гораздо лучше,  чем  говорить:  Я, конечно, тебя
люблю
     и хотел бы иметь от тебя ребенка, но ты же понимаешь, что сейчас, когда
у
     нас нет ни квартиры, ни работы, ни денег - какие ( на х...) могут быть
     дети?! Вот встанем на  ноги,  окрепнем,  тогда рожай на здоровье... Так
Юре
     говорить не хотелось. Он же не гад какой-нибудь?!.. Тем более, что он
     отлично обдумал, что лучшей подруги для художника ему не найти.
     Правду  сказать, некоторые  недостатки  у  Татьяны  Юра  уже  усмотрел.
Например,
     она была болезненно ревнива. И еще Татьяна не понимала Пикассо, который
     был для Юрия  кумиром.  Но Юрий  не придавал  этому  особого  значения,
потому
     что он  считал, что общение с ним повысит  культурный уровень Татьяны и
она,
     во-первых, сможет отценить уровень гениального художника, а вследствие
     этого культурного подъема, рефлекс ревности отомрет в ней, как ненужный
     человеку хвост.
     Но оказалось, что  он жестоко ошибся  в  ней.  В  результате получилось
полное
     дерьмо. Татьяна не только не перестала его ревновать, но даже наоборот!
     Пикассо она так и не поняла, а юрины скульптуры считала никчемным
     занятием, которое не достойно взрослого человека и мешает ему уделять
     необходимое внимание семье.
     В  какой-то момент Юра  хотел уже порвать семейные  узы  и  уйти. Но не
успел.
     Татьяна опять забеременела и родила дочку. Уйти стало сложнее.
     Вот, -  думал  Юра, - вырастет  Игорек, не дай Бог,  таким же,  как  я,
олухом,
     приведет в дом какую-нибудь курву  и будет с ней мучаться всю  жизнь! И
чего
     людям одним не живется?! Как хорошо! Паришел домой, взял резцы и сидишь
     себе, вырезаешь из дерева скульптуры! И ни одна сука тебе слова поперек
не
     скажет! Люди живут вместе, чтобы заебывать друг друга до смерти!
     Юра подошел к осине и отломал длинную палку. Привязал леску и вспомнил,
     что пошел на рыбалку без  наживки.  Он  сплюнул. В  темноте раскапывать
червей
     было не очень-то. Но не возвращаться же?.. Юра вздохнул, вытащил из
     внутреннего  кармана пиджака резец по дереву,  который  всегда  носил с
собой,
     и начал им ковырять землю.
     От земли шел какой-то странный неприятный запах, как будто в этой
     местности  протухло  что-то  гигантское.  Юре  это не  понравилось.  Он
перешел
     по берегу  подальше  и  покопал  там. Вони  было не  меньше. Юра  зажег
зажигалку
     и посветил в лунку. В земляной стенке шевелил вялым концом полудохлый
     червяк. Юра ухватил его двумя пальцами и выдернул. Чпо-ок! Чтобы червяк
не
     потерялся, Юра тут же насадил его на крючок и пошел к воде.
     Он забросил дочку и сел на полено, которое валялось тут же. И закурил.
     Выглянула луна, осветив купол часовни на противоположном берегу пруда и
     тропинку ведущую к ней.
     Вдруг на пригорок на том берегу кто-то выскочил и,  с  криком, бросился
вниз
     по тропе в сторону часовни. Чего кричали, Юра не разобрал. Три какие-то
     тени пробежали следом за первой. В деревне завыли собаки. В часовне
     хлопнула дверь. А через несколько секунд опять кто-то дико закричал.
     Кому это приспичило среди ночи помолиться?..
     Юра к церкви  относился снисходительно. Он считал,  что какие-то Высшие
Силы
     Разума,  наверное,  присутствуют,  но  к  церкви они  навряд  ли  имеют
отношение.
     Ну разве ж может Высший Разум проявлять себя через деревянное здание, в
     котором  толкаются  глупые старухи в черных  платках?!  Делать  Высшему
Разуму
     больше не фига, чем проявлять себя там! Высший Разум это, скорее всего,
     инопланетяне, которые транспортируются на большой скорости в летающих
     тарелках.


     Таня швырнула тряпку в темноту, вслед уходящему мужу, и быстрыми шагами
     вернулась в избу. Села на табурет и уставилась в стену, где висел
     выцветший  прошлогодний  календарь с обезьяной на  унитазе с плейером в
ушах
     и надписью "Радио России".
     Он сука!.. Я загубила свою жизнь!.. Если бы не дети, я давно бы от него
     ушла!.. И все  было бы по-другому!.. Все мужики сволочи!..  В следующий
раз
     я бы знала за кого выходить замуж и как себя вести!.. Я бы вышла  замуж
за
     какого-нибудь додика с хорошей зарплатой и без всяких там художеств в
     голове, навроде Стасика Соловьева! Ну и пусть он несимпатичный! Зато бы
он
     не выступал, любил бы меня  и делал бы все, что от него  требуется! А к
его
     внешности  я бы привыкла как-нибудь! Подумаешь внешность - ночью темно!
Он
     и сейчас готов на мне  жениться! Во всяком случае, когда мы встречались
с
     ним в последний раз на квартире у Ирки, он так и сказал : Бросай ты,
     Танька, своего художника на букву Хэ и выходи за меня! Я тебя буду на
     руках носить... А я ему: А как же дети?.. Нет, я не могу... Так я ему
     тогда ответила... Вот подрастут дети чуть-чуть, станут понимать, что с
     таким мудаком мамке жить невозможно, вот тогда и уйду к Соловьеву!..
     Таня встала и прошла в избу, посмотреть - как там дети. Дети смотрели
     телевизор. Шел какой-то американский фильм. Дети с  интересом смотрели,
как
     на экране  какая-то  парочка  занималась сексом, а  откуда-то из  шкафа
вдруг
     вылезал мертвец весь в болячках и нападал на парочку сзади.
     Татьяна  издала  вопль.  Дети  подскочили, подумав, что  это кричат  на
экране.
     Таня вырвала вилку из розетки и закричала на детей:
     - Что вы смотрите?! Кто вам это разрешил смотреть?! И в кого вы такие?!
     Уроды! Ну-ка быстро мыть ноги и спать!
     Когда дети ушли на веранду мыть ноги, Таня подумала:
     Если Мешалкина кто сейчас у пруда увидит, подумают - Ну и сука у него
     жена!  Муж приехал,  а она  его с дороги не накормила и  он  пошел, как
мудак,
     рыбу ловить! Как будто у него дома-семьи нету!.. Скажут, что я плохая
     хозяйка, и у меня будут неприятности... В деревне все сразу становится
     известно... А мне тут еще жить да жить... Знает этот гад, как похуже
     сделать, чтобы я за ним побежала! Все так повернет, что все равно я в
     говне, а он весь в белом! Паразит! Вот выйду за Стасика, все будет
     по-другому!.. Ну что... надо идти за этим мудорезом!..
     Таня уложила детей, взяла фонарик и отправилась в темноту.


     Фонарик выхватывал  из  темноты маленькое  круглое пятно желтого света.
Ночи
     в это время года были особенно темными. Если бы луна не скрылась за
     облаками, было бы, конечно, не так темно, и можно было бы обойтись без
     фонарика.
     Фонарик замигал и стал судорожно гаснуть. Батарейки садились.
     Говорила же этому уроду еще в позапрошлый раз - Привези нам батарейки!
     Привези нам батарейки!.. Куда там! Разве он о семье думает! У него в
     голове  более  возвышенные  мысли   -  как  с  Куравлевым  нажраться  и
показывать
     ему свои деревянные сувениры! Куравлев тоже хорош! Вместо того, чтобы
     Мешалкина осадить и сказать: Брось ты это занятие для детей! Или уж на
     худой конец иди кружок вести за деньги в  клуб... А он наоборот - Какой
ты,
     Юра,  молодец,  талант,  художник!.. И всякое такое... Тьфу!  Художник!
Лучше
     бы паркет дома положил, коль он так дерево любит! А то вырежет
     какую-нибудь штукенцию и сует под нос - По-ню-хай-как-пах-нет! Тфу!
     Фонарик моргнул в последний раз и потух окончательно. Вокруг стало
     совершенно темно. Таня остановилась и потрясла его, но это не помогло.
     Вот сейчас попаду  в  темноте  в  яму и ногу  сломаю!  Все из-за  этого
дурака!
     Говорила же мне мама - не выходи ты, Танька, за него, ничего хорошего у
     тебя с ним не получится! У него одна дурь в голове! А я не послушала,
     дура! Теперь мучаюсь!
     Она осторожно пошла вперед. Идти было страшновато. К страху упасть и
     покалечиться, примешивалось еще что-то. Что-то пугало Татьяну в этой
     темноте. То ли крики ночных птиц, то ли  огоньки  светлячков на кустах,
то
     ли первобытный страх человека перед темнотой, то ли невесть откуда
     взявшийся противнй запах.
     Нога  провалилась в пустоту, Таня пролетела вперед и ударилась о землю.
К
     счастью, несильно. Она поднялась. Коленка немного болела.
     Вот так-то! Спасибо  тебе, Мешалкин! Дождался ты наконец! А в следующий
раз
     я голову сверну, как ты этого давно добиваешься! Ты уже давно хочешь
     свести в могилу мать своих детей!
     Таня выбралась из неглубокой ямы и пошла дальше, имея твердое намерение
     свернуть шею, назло мужу.
     Вдруг она уловила впереди какое-то движение. Таня остановилась.
     Наверное это Мешалкин...
     - Юра, ты?! - крикнула она.
     - Нет, - ответили незнакомый голос, - мы не Юра.
     Из темноты появились две фигуры и остановились перед Таней.
     В это время из-за тучи выглянула луна и осветила незнакомцев. Таня
     обомлела. Перед ней стояли два солдата, как из кино про войну. Они были
в
     плащ-палатках, в пилотках с красными звездами, на груди у них висели
     автоматы  с круглыми  магазинами. Такие  автоматы Таня  видела только в
кино
     про войну!
     - Здравствуй, хозяйка, - сказал один.
     А второй спросил:
     - Нет ли, хозяйка, у вас в деревне фрицев?
     Таня попятилась. Пять минут назад она вышла из совершенно обычного дома
с
     электрическим освещением, где работал телевизор и висел плакат обезьяны
на
     унитазе. Она сделала несколько шагов в темноту и оказалась в месте, где
     творится что-то немыслимое и несуразное.
     - Хозяйка, ты что немая? - переспросил первый.
     - Или глухая? - добавил второй. - Фрицы, спрашиваем, есть в деревне?
     - Ка-ка... какие фрицы?..
     - Вот-вот-вот... вот с такими  рогами! - передразнил первый и приставил
к
     голове два пальца.
     - И с ушами! - второй пошевелил ушами. - Ты что, издеваешься над нами?
     Может быть ты фрицам служишь?
     - Ка... каким фрицам?.. Ребята, вы что кино здесь снимаете про войну?
     - Ага! Я артист Крючков! - ответил солдат потолще.
     -  А  я  артист Ильинский! -  ответил солдат в  очках. -  Ты что, баба,
совсем
     рехнулась?! Какое, на  хер,  кино! Мы тебя русским языком  спрашиваем -
немцы
     в деревне есть?!
     Таня совсем растерялась. Она вдруг вспомнила, что читала в каком-то
     фантастическом рассказе, который ей подсунул  Юра,  как  главный  герой
пошел
     по городу, шел, шел и провалился в яму времени и очутился за сто лет
     назад. Быть  может с ней случилось то же самое?!.. Какой ужас! Но этого
не
     может же быть! Это же был всего лишь фантастический рассказ! В жизни
     такого не бывает!..
     - Немцы?.. Так год-то сейчас какой?..
     - Какой-какой!  Суровый  военный год!  С тяжелыми боями  войска Красной
армии
     теснят фашистские полчища за пределы нашей Родины!
     - А ты, конечно, этого всего не знаешь? Ты что дура?! Или психическая?!
     - Как же немцы?!.. Я же после войны родилась!
     - Что ж с того! И мы после войны.
     -  Это всегда так. Война пройдет, детей нарожают, а  на следующей войне
их
     убьют. А после новые опять родятся. И так далее...
     - Сейчас 1998 год, - сказала Таня глухим голосом.
     - Знаешь  что,  -  сказал ей солдат  в очках  сквозь  зубы,  - ты  нам,
подруга,
     голову не морочь! Видали мы таких до хрена!.. Ну а коли ты, того-сего,
     очки тут втираешь, то чего-то значит хочешь скрыть! А раз так, то ты,
     скорее всего, за фашистов! И мы сейчас с тобой разберемся на месте!
     Таня  никогда  бы не  предположила,  что  ее  обвинят  в  пособничестве
фашистам,
     да  еще  в  таких  серьезных  обстоятельствах.  Головой  она,  конечно,
понимала,
     что все что происходит - абсурд. Но глазами своими она видела бойцов, а
     ушами слышала их суровые речи.
     - Я фашистка?! - крикнула она. - Да у меня дед на войне погиб!
     - Дед за внуков не ответчик!
     - У тебя дед погиб, а Андрюха обе руки на войне потерял! Мог бы со
     спокойной совестью демобилизоваться и на вокзалах окурки собирать, а он
не
     покинул поле боя! Теперь ногами воюет!
     Тот что в очках подпрыгнул неожиданно высоко и ударил ногой по
     электрическому столбу. Столб переломился и рухнул. Провода натянулись и
     лопнули.    Ночную    темноту    прорезали    зигзагообразные   разряды
электричества.
     Татьяну охватил ужас. Вокруг творилось что-то невероятное. И появление
     солдат времен войны, и их разговор, и то, как они ногами  ломают столбы
-
     все это не лезло ни в какие ворота. Она поняла, что случилось самое
     страшное и живой ей отсюда не уйти. Ноги подкашивались. На лбу выступил
     холодный пот. Руки дрожали.
     - Товарищи бойцы, отпустите меня, - заскулила Татьяна. - У меня дети!..
     Игорек и Верочка!..
     - Вот  и хорошо, - сказал очкарик спокойно. - Мы  тебя  сейчас убьем, а
твоих
     детей воспитает Родина, как своих верных сыновей и дочерей, а не
     пособниками  фашистов!  -  Он страшно  засмеялся. -  Ты  же мать, ты же
хочешь,
     чтобы твои дети выросли настоящими людьми, а не мразью, как ты?!
     - Конечно хочет! - поддакнул второй. - Думаешь, Андрюха, легко мразью
     жить? Мучается, небось, она с утра до вечера. Света белого не видит.
     - Скажи нам спасибо, фашистская подметка, что мы твои мучения теперь
     прекратим.
     - Как ты хочешь  умереть? Чтобы  я тебя из автомата застрелил или чтобы
тебя
     Андрюха ногами забил?
     Таня зарыдала.
     - Не хочу-уу!
     Почему  я стою на месте?.. - пронеслось у нее  в  голове. - Почему я не
зову
     на помощь и не бегу отсюда подальше?..
     Но не язык ни ноги не слушались ее.
     -  Что,  -  очкарик наклонил к  ней  голову и  заглянул  в  лицо,  - не
получается
     орать?! Не получается ногами бегать?!.. От нас, сука, не удерешь! - Он
     снова засмеялся. - Потому что мы тебя насквозь видим!
     Таня заглянула в его глаза и почувствовала, что тонет в какой-то черной
     вязкой трясине. Она испугалась еще больше и хотела отвернуться, но не
     могла оторвать глаз.
     - Капут тебе, Танечка! - сказал очкарик.
     Откуда они знают мое имя?.. - последнее, что успела подумать Таня перед
     тем, как увидела, как у очкарика открылся рот, обнажив огромные волчьи
     клыки. Он взвыл и впился зубами в ее горло. Таня дернулась и
     почувствовала, как с другой стороны в шею вонзились зубы второго бойца.
     Вся деревня содрогнулась от поднявшегося собачьего воя.


     Верочка и  Игорь не  спали.  Они лежали в  темноте и Игорь  рассказывал
Верочке
     страшную историю,  которую  ему  рассказал его  друг  Васька  в детском
лагере.
     Верочка натянула одеяло до самых глаз и боялась.
     -  Значит так, - зассказывал Игорь.  - В одном городе жила семья: мама,
папа
     и  их дети.  Дочка и сын.  Дочку  звали Ева, а сына звали  Генрик. Папу
звали
     Карл, а маму - ммм... не помню как... Просто будет мама называться. Вот
     однажды к ним в гости  приехал один неизвестный им дядя. Мама подумала,
что
     это папин  родственник. А папа Карл подумал, что это мамин родственник.
А
     спросить у него  чей он родственник они  постеснялись. И стал  он у них
жить.
     Фамилия у него была Никитин. Он был длинного роста, худой как скелет, с
     черными волосами и большим носом. Еще у него росла длинная-придлинная
     черная борода. И одевался он во все черное. Черный плащ, черные очки,
     черная шляпа, черные перчатки, черные штаны, черные ботинки, а в руке
     черный чемодан. Никитин всегда носил чемодан с собой и никогда его не
     оставлял. Однажды ему нужно было в магазин пойти, купить черный носовой
     платок. А родители  были на работе. Никитин  сказал детям: Только ни  в
коем
     случае не открывайте чемодан и не смотрите чего в нем лежит. И ушел в
     магазин. Тогда Генрику стало интересно и он пошел посмотреть. Открывает
     чемодан,  а   там  табакерка  лежит.  А  в  табакерке   желтый  мизинец
отрезанный.
     Тогда Генрик испугался, бросил в чемодан табакерку и убежал в свою
     комнату... И не заметил, что его носовой платок упал из кармана в
     чемодан... Сидит он под столом и дрожит, вдруг слышит шаги по лестнице.
     Это  Никитин  возвращается  из  магазина.  Раз-два!  Раз-два!  -  Игорь
старался
     говорить страшным голосом. - Вот он уже подходит к двери! Раз-два!
     Раз-два! Вот он заходит в квартиру! Раз-два! Раз-два! Вот он идет по
     коридору! Раз-два! Раз-два! Вот он заходит в свою комнату посмотреть на
     свой чемодан. Раз-два! Раз-два! Вот он подходит к чемодану и открывает
     крышку!.. А там валяется платок Генрика! Тогда он все понял и пошел в
     комнату к Генрику. Раз-два! Раз-два!
     - А как он узнал, что это Генрика платок? - спросила Верочка.
     - На нем было написано Генрик... Сидит Генрик под столом и видит ноги в
     черных ботинках. И слышит голос страшный: Где этот противный мальчишка,
     который  залезал ко  мне в  черный чемодан и  узнал мою тайну! А Генрик
сидит
     под столом и боится пошевелиться. А Никитин комнату обошел и стал
     принюхиваться. Чую, здесь ты, противный мальчишка! Вылезай, а то я тебя
     все равно найду! Подходит Никитин  к кровати, нагнулся  и смотрит  - не
сидит
     ли там Генрик. А Генрик в это время из-под стола выскочил и в шкафу
     спрятался, где Никитин его уже искал...
     - Лучше бы он совсем из дома убежал.
     - Он не мог, потому что Никитин закрыл комнату на ключ...
     - А откуда у него ключ был?
     - Он его у папы Карла из кармана вынул, когда папа мылся.
     - Это тот папа Карл у которого Буратино?
     - Нет, это другой.
     - А буратинин где?
     - У тебя на бороде! Не мешай мне рассказывать, а то не буду!.. Забежал
     Генрик в шкаф, а его красная рубашка между дверцами застряла и краешек
     наружу торчит. И Никитин увидел. Схватил он Генрика за рубашку, вытащил
из
     шкафа и говорит: Говорил я - никому не лазить в мой чемодан и никому не
     открывать мой чемодан! А ты, противный мальчишка, залез в мой черный
     чемодан и узнал мою страшную тайну желтого пальца! И за это я тебя убью
и
     кровь твою  выпью! Убил  он Генрика и кровь  выпил,  а труп  выкинул  в
окошко.
     Вечером приходят родители и спрашивают: А где Генрик? А Никитин им
     отвечает: Говорил  я - никому не лазить в мой чемодан! А  он залез.  За
это я
     его убил  и кровь у него выпил! И вас тоже последний  раз предупреждаю:
Не
     лазьте ко  мне в чемодан,  а то хуже  будет!  Погоревали  родители,  но
делать
     нечего. И ушли на следующий день на работу. А Никитин опять пошел в
     магазин  покупать черный  галстук. Перед уходом,  он  говорит  Еве:  Не
подходи
     Ева  к  моему чемодану, а то  худо будет!  Сказал  так  и ушел.  А  Еве
интересно
     стало. И она тогда не сдержалась и чемодан открыла...
     - Глупая какая! Он же теперь ее убьет!
     - Девчонки все глупые дуры!
     - Сам дурак!
     - Еще раз перебьешь - не буду рассказывать!
     - Больше не буду перебивать.
     - ... Открывает Ева чемодан и видит там табакерку, а в табакерке желтый
     палец с синим  ногтем. Испугалась Ева,  бросила табакерку и  побежала в
свою
     комнату. И не заметила, что у нее с головы в чемодан упал волос.
     Спряталась  Ева  за занавеску,  потому  что  была  очень  глупая  и  не
догадалась,
     что у нее из-под занавески туфли торчат. Идет домой Никитин. Раз-два!
     Раз-два! Это слышно его шаги на лестнице. Раз-два! Раз-два! Это Никитин
     подходит к двери. Раз-два! Раз-два! Это он идет по коридору и заходит к
     себе в комнату. Стой, раз-два! Он открыл чемодан, а в чемодане лежит
     волос.  Никитин  взял,  на  палец намотал  и  понюхал. Так-так!  Пахнет
Евой...
     Он  все  сразу понял и пошел ее искать.  Раз-два!  Раз-два! Он вышел из
своей
     комнаты. Раз-два! Раз-два! Он идет по коридору. Раз-два! Раз-два! Он
     подходит к комнате Евы. Раз-два! Раз-два! Он заходит в комнату и сразу
     видит туфли за занавеской. Стой: Раз-два! Отдернул занавеску, а там Ева
     дрожит. Обоссалась! Все колготки мокрые. Никитин говорит: Я тебя
     предупреждал,  глупая  девчонка,  чтоб  ты  не  залазила в  мой  черный
чемодан! А
     ты не послушалась и тоже узнала мою страшную тайну, как и твой негодный
     брат! И  я тебя теперь тоже убью и выпью твою кровь!.. Не убивай  меня,
дядя
     Никитин!  - запищала Ева. -  Я боюсь! Я у  родителей  одна  осталась! Я
никому
     не расскажу про желтый палец с синим ногтем!.. Но Никитин ей не поверил
и
     убил ее, высосал кровь, а труп выкинул в окошко. Приходят родители с
     работы и спрашивают: А где  Ева? А  я, - Никитин говорит,  - ее убил  и
кровь
     у нее выпил за то, что она меня не послушалась и залезла в мой чемодан.
     - А почему родители милицию не вызвали?
     - Потому что было лето и все милиционеры были в отпуске... И еще... -
     Игорь ненадолго задумался. - Никитин все телефонные провода перерезал,
     чтобы нельзя было звонить... Ну вот... На следующий день папа ушел на
     работу,  а мама  расстроилась, что  всех детей  потеряла  и заболела от
этого,
     и осталась дома. Лежит в кровати с бинтом на голове и зубами стучит от
     холода. Заходит Никитин весь в черном и говорит: Извините. Мне нужно
     сходить в магазин, чтобы купить черную повязку на глаз. Посторожите,
     пожалуйста, мой черный чемодан. Но если вы не хотите, чтобы с вами
     случилось то же самое, что и с вашими непослушными детьми, ни в коем
     случае его не  открывайте. Ушел  Никитин, а маме  стало интересно из-за
чего
     ее дети  погибли  страшной смертью,  она  встала  с постели  и пошла  в
комнату
     Никитина.  Идет  и  шатается. И  плачет. Бедные мои детки!  Бедный  мой
Генрик.
     Бедная моя Ева. На кого вы меня оставили!.. Вдруг видит, на потолке
     призрак Генрика висит, а из шкафа призрак Евы вылетает со светящимися
     глазами. И призраки ей говорят: Мама, не открывай черный чемодан, а то
     Никитин тебя убьет из черного пистолета и высосет твою кровь!.. Но мама
     сказала им: Нет, я должна узнать, из-за чего мои дети умерли! И вошла в
     комнату.  Открыла  чемодан,  вытащила  табакерку, открыла  табакерку  и
увидела
     желтый  палец с  синим ногтем. И  вспомнила, что она  читала про  такой
палец в
     одной старинной книге. В книге было написано, что палец вошебный. Это
     палец  одного злого  колдуна. Только мама хотела взять палец  и отнести
его в
     милицию, как слышит - в подъезд вошел Никитин. Раз-два!..
     - Как же она его отнесет в милицию, если милиционеры все в отпуске?
     - Она про это забыла, потому что была расстроена из-за детей... Идет
     Никитин по лестнице. Раз-два! Раз-два! Мама палец в карман засунула и
     побежала за веревкой. А Никитин уже поднимается по лестнице. Раз-два!
     Раз-два! А мама веревку в чулане ищет. А Никитин уже на втором этаже.
     Раз-два! Раз-два! А мама веревку нашла наконец. А Никитин, раз-два, уже
на
     третьем  этаже. А мама только веревку к батарее привязывает. А  Никитин
уже
     к  двери  подходит.  Раз-два!  Раз-два!  А  мама  только на  подоконник
залезает
     задом-наперед. А Никитин, раз-два, дверь открывает и по  коридору идет.
А
     на  глазу  у него  страшная  черная  повязка,  как  у  пирата. Раз-два!
Раз-два! А
     мама  по веревке вниз начинает  слезать.  А Никитин смотрит  -  у  него
чемодан
     открыт  и палец пропал! Тут он все понял и кинулся  в комнату к маме. А
мама
     дверь на ключ закрыла и шкаф придвинула.
     - Как же она это сделала? Она же на веревке слезает?
     - Это она раньше еще все сделала.
     - Понятно.
     - Никитин пистолет выхватил и пальнул в замок. И дверь открылась.
     - Там же шкаф еще был.
     - У него пуля разрывная. Шкаф разлетелся на мелкие кусочки. Подбегает
     Никитин к окну, за веревку схватился и вытащил маму обратно в комнату.
     - А почему она не спрыгнула?
     - Не успела. Никитин очень резко дернул... Ах ты негодная, мама! -
     закричал он. - Я тебе запретил окрывать мой черный чемодан, а ты не
     послушала! Теперь я и тебя убью и кровь высосу! Вырвал у нее палец,
     прицелился одним глазом маме в самое сердце и выстрелил. И убил маму, а
     кровь высосал. И выбросил маму в окошко. И сел смотреть телевизор.
     Приходит папа с работы и спрашивает: А  где  моя  жена?.. А  я ее убил,
потому
     что она в мой чемодан лазила. Убил и выкинул в окошко. Тут уж папа не
     стерпел. Ах ты гад Никитин! Мы тебя в дом пустили, оказали тебе
     гостеприимство, а ты ведешь себя как последний гад! Мало тебе, что ты
     наших детей убил, а теперь ты еще и мою любимую жену убил тоже! Уходи
     отсюдова, пока живой! И забирай  свой проклятый черный чемодан! Никитин
не
     ожидал, что  папа такой  смелый и немного растерялся.  А потом  вытащил
свой
     черный пистолет и говорит: Ничего подобного! Не ты  меня, а я тебя убью
и
     буду в твоей квартире жить! И выстрелил в папу. А папа нагнулся и пуля
     попала  в люстру. Люстра упала прямо  на Никитина. А Никитин  не понял,
что
     это на него упала и стал бегать по комнате и стрелять из пистолета в
     разные стороны. А папа выбежал на улицу и закрыл дверь на палку. Дом
     поджег и Никитин там сгорел вместе с чемоданом. Когда загорелся желтый
     палец, на всех кладбищах встали покойники и закричали: У-у-у-у-у-у-у!
     Верочка спряталась под одеяло.
     Игорек посмотрел на нее и закричал еще страшнее:
     - Рэ-э-э-э! У-у-у-у! Бэ-э-э! Мы встаем из могил и идем к тебе, Верка!
     У-у-у!
     - Хватит, дурак! - послышался из-под одеяла глухой голос.
     - Сама ты дура! У-у-у! - Игорь так вошел в роль, что ему самому стало
     страшно.
     И в этот момент дверь хлопнула и заскрипели половицы. Раз-два! Раз-два!
     Дети притихли.
     Кто-то  вошел в дом  и приближался к их комнате. Им  стало как-то не по
себе.
     Может быть это страшный рассказ так на них подействовал, а может они
     испугались потому, что  тот,  кто вошел  в дом, шел, не  зажигая света.
Если
     бы это  была мама,  она  обязательно включила  бы  свет  и  под  дверью
появилась
     бы узкая желтая полоска. Но свет никто не включил. Раз-два! Раз-два! У
     Игоря от  страха кожа покрылась пупырышками. Раз-два! Раз-два! Кто-то с
той
     стороны взялся за ручку и  потянул дверь  на себя. У Верочки похолодели
ноги
     и  сердце  забилось  часто,  как  часы. Кто-то вошел и  остановился  на
пороге.
     Игорь зажмурился, хотя и так ничего не было видно.
     - Дети, вы не спите? - послышался голос мамы.
     Фу-у! - вздохнули облегченно Игорь и Верочка. Как же  это было здорово,
что
     пришла мама, а не какой-нибудь Никитин!
     - Мама, это ты? - спросила Верочка. - А почему ты свет не включаешь?
     - А я и так хорошо вижу. Сейчас я и вас научу без света обходиться.
     Она  наклонилась  над  Игорем  и,  когда  он  разглядел  в  темноте  ее
изменившиеся
     черты лица, он хотел закричать, но крик застрял в горле.


     Мешалкин почувствовал натяжение лески. Клюет! Юра очень удивился. Он
     пришел на рыбалку собственно не за тем, чтобы поймать рыбу, а для того,
     чтобы успокоить нервы из-за дикой выходки жены. Но в тот момент, когда
     леска сильно  дернулась,  в  нем включился механизм  заядлого рыболова.
Кровь
     устремилась по сосудам с удвоенной скоростью, глаз прищурился, а руки
     начали  двигаться  четко точно и  быстро. Мышцы ног  напряглись,  пятки
прочно
     уперлись в землю. Юра моментально позабыл о жене, о детях, о случайной
     связи в киоске и даже о малых формах из дерева. Он был единое целое с
     удочкой. Образовалась как бы невидимая ось - его голова, кончик удочки,
     поплавок,  грузило, рыба на  крючке.  Такие моменты  случаются в  жизни
каждого
     мужчины.  И эти  моменты являются в жизни  мужчин  самыми  важными.  Мы
мужчины
     их  особенно  ценим.  Это   моменты  первобытных   диких  захватывающих
инстинктов,
     когда ты чувствуешь себя  охотником, преследующим добычу. Не важно кого
ты
     преследуешь - зайца, рыбу или бабу. Главное - догнать, схватить и не
     допустить, чтобы другие увели ее у тебя из-под носа. Это не жадность
     скопидома, который жаждет иметь побольше. Нет,  это  не такая жадность.
Это
     жадность другая. Это жадность полнокровной жизни доисторического воина.
     Глаза Мешалкина как будто даже засверкали в темноте. Он почувствовал по
     натяжению лески, что рыба на крючке сидит здоровая. Может быть такая,
     которая никому  еще  не  попадалась.  Он немного заволновался.  И  ноги
начали
     немного дрожать. Но это не была дрожь неуверенного неудачника. Это была
     дрожь  человека, почувствовавшего азарт. Мешалкин чуть-чуть согнул ноги
в
     коленях, резко подсек и потянул. Удилище выгнулось дугой.
     Не слишком ли легкомысленную палку я срезал для такой рыбы-зверя! -
     Пронеслось у него в голове. Он потянул осторожнее, ведя удилище вдоль
     берега. Рыба  под водой резко  рванула  и  Юра  чуть не  упал. Чтобы не
потерять
     равновесие и  не упустить  удочку,  ему пришлось  забежать  по колено в
воду.
     Лицо Мешалкина  покрылась  капельками  пота. И  руки  тоже увлажнились.
Удочку
     стало держать  сложнее.  Того и гляди она  могла выскользнуть.  Но  Юра
знал,
     что никогда не простит  себе, если такая добыча вырвется у него из рук.
Он
     повел удилище в другую сторону и на мгновение из воды выглянула голова
     рыбы. О, что это была за голова! Такой головы он в жизни не видел! Черт
     побери! В  неверном  лунном  свете  блеснули  выпученные  рыбьи  глаза,
величиной
     с куриные яйца! По бокам рта, из которого торчала леска, росли огромные
     усы, как у кошки!  А сама  голова была  бугристая и  уродливая,  вся  в
каких-то
     наростах, шипах и фосфоресцирующих трещинах. Гигантские жабры, по форме
     напоминавшие  китайский веер, ходили ходуном и было  очевидно, что если
под
     жабры случайно сунуть  палец  - пальцу пришлось бы туго! Голова исчезла
под
     водой, но зато рыба показала  спину  и хвост. Ого! Мешалкин не  поверил
своим
     глазам. Во-первых, спина была очень длинная! Во-вторых, по всей длине
     хребта шли острые шипы. Шипы были длиной с карандаш и на конце
     раздваивались, как язык змеи. Сразу было видно, что они ядовитые. Может
и
     сама  рыба-то была несъедобная, но об этом Мешалкин  не думал.  Главное
было
     победить  рыбу и вытащить ее  на берег, а не  сожрать. Пусть жена жрет!
Спина
     заканчивалась  неглубокой  впадиной с  короткими шипами,  после которой
сразу
     шел  хвост.  Хвост,  несмотря  на  тусклое  освещение,  сверкал разными
красками,
     как разлившийся по воде бензин. Синий, зеленый, розовый, голубой и еще
     много  таких цветов,  названия которым  так просто не подберешь.  И еще
хвост
     по  форме  напоминал   скрещенные  лопаты.   Такой   это   был   хвост!
Ё-пэ-рэ-сэ-те!
     По спине у Мешалкина пробежали мурашки. Он понял, что если рыба, при
     извлечении ее из воды, изловчится и хлестнет по нему своим страшным
     хвостом  -  ему  капут!  И еще  он  понял,  что  такое  существо  будет
сражаться,
     как  зверь,  почти равный  ему,  Мешалкину, по силам.  Рыба  рванула  в
глубины
     пруда. Юра вынужден был сделать еще два шага вперед и намочил штаны по
     самые  яйца.  Сырой  холод  темной  воды  поднялся  по  позвоночнику  и
постучался
     в голову. Тук-тук! Мешалкин, что происходит?!.. Происходит какая-то
     ерунда! Что-то непонятное происходит!.. Юра испугался, что удилище не
     выдержит  и  сломается, и  тогда  -  прощай, рыба!  Он стал  перебирать
удилище
     руками, чтобы добраться до лески и намотать ее на кулак. Постепенно он
     подобрался к ней, но рыба за это время отвоевала еще два шага, и теперь
     Мешалкин стоял в воде по пояс.
     -  Сейчас-сейчас,  ты  у  меня  подергаешь! -  выдавил  Юра  осипшим от
волнения
     голосом.
     Он начал наматывать  леску на кулак, но леска здорово  резала  руку.  И
тогда
     Юра размотал ее с ладони и намотал на рукав пиджака.
     Он, как какой-нибудь швед, стоял по пояс в воде и равномерно наматывал
     леску на локоть. Но  рыба не сдавалась. Мешалкин  отклонился назад так,
что
     если бы рыба схитрила  и ослабила тягу,  он бы затылком полетел в воду.
Но
     рыба не сообразила так сделать, потому что у нее было мало мозгов.
     Мешалкин  понемногу  стал  пятиться  к  берегу.  Шаг  назад...  Полшага
назад...
     Еще  полшага.  В этот  момент рыба  так  дернула,  что  Мешалкин  снова
оказался
     по пояс в воде. И еще удивительно, что он удержался на этом уровне. Вот
     это  дернула! Как будто на том конце лески  была не рыба, а автомобиль.
Но
     Юра  не привык  пасовать  перед трудностями. Он  уперся ногами в  ил  и
потащил
     рыбу на себя.
     - Врешь, не уплывешь!
     За всем этим Мешалкину даже не пришло  в голову подумать, откуда вообще
в
     деревенском пруду  взялась  подобная рыба.  Эти  мысли он будет  думать
позже.
     Схватка  продолжалась.  Чувствовалось,  что противники  поизмотали друг
друга
     и борьба пошла без перевеса. И тут Мешалкину в голову неожиданно пришла
     великолепная  идея.  Он  понял,   что  ему  нужно  повернуться  кругом,
перекинуть
     руку с леской на плечо и выволочь рыбу, как мешок, на сушу. Человеку
     свойственно идти лицом вперед, а не затылком. В этом ему равных нет!
     Юра  резко  развернулся,  закинул  леску  на  плечо   и  медленно  стал
двигаться,
     наклоняясь корпусом вперед. Каждый шаг давался ему с трудом. Но теперь
     рыба  уступала. Мешалкин услышал  за  спиной  всплеск  и  оглянулся. Он
увидел,
     как чудовищная  рыба высунула  из  воды свою страшную  голову, щелкнула
ртом с
     длинными шипообразными  зубами  и  по бокам  ее головы  захлопали,  как
крылья,
     гигантские жабры. Мешалкин поежился и отвернулся, чтобы страшные  мысли
не
     отвлекали его от борьбы. Он двигался и двигался вперед. И вот уже
     наполовину вытащенная на берег  рыба замолотила по поверхности хвостом.
Шум
     поднялся такой, как будто рядом с берегом застряла моторная лодка. От
     такого шума пол-деревни должно было проснуться. Еще немного. Мешалкин
     набрал в грудь побольше воздуха и рванул вперед со всей силы. Рыба
     оказалась на берегу у самой воды. Но леска не выдержала и лопнула.
     Мешалкина швырнуло  в землю лбом.  А  рыба запрыгала назад к  воде.  От
удара
     об землю в глазах у Мешалкина потемнело и когда он протер их, рыба была
     уже  наполовину в  воде.  Мгновенно Мешалкин  выхватил  из  внутреннего
кармана
     пиджака резец и  рванул к чудовищу. Он подбежал, занес руку, но ударить
ему
     никак не удавалось. С одной стороны рыба молотила ужасным хвостом, с
     другой стороны щелкала зубастой пастью, а с третьей стороны можно было
     легко напароться на ядовитые шипы. Но - медлить с ударом было нельзя,
     потому что рыба уходила в свою родную стихию. В мгновение, когда хвост
     отогнулся в противоположную сторону, Мешалкин изловчился и вонзил резец
ей
     в место, где голова соединялась с хребтом. Хрусь! Рыба выдохнула и
     замерла. Мешалкин понял, что победил.
     Он  плюхнулся рядом  с рыбой  на задницу и почувствовал сквозь  радость
победы
     усталость  борьбы. Он почувствовал такую сильную усталость борьбы,  что
она
     буквально заслонила собой радость победы. Мешалкин сидел неизвестно
     сколько  времени и  смотрел  на  рыбу  пустыми  глазами. А  рыба уже не
смотрела
     на  своего  врага, ее огромные как  куриные  яйца  глаза затянул  туман
смерти.
     Ее глаза стали похожи на костяные перламутровые пуговицы от немецкого
     пальто  жены.  Почему-то  Юра  вспомнил  теперь это  треклятое  пальто,
которое
     они с Таней купили в магазине "Лейпциг"... Они поехали в магазин совсем
не
     за этим. Юра долго откладывал с зарплаты, потому что очень хотел
     приобрести гэдээровский фотоаппарат "Практика". Но в магазине Таня
     случайно встретила свою бывшую одклассницу, которая там работала
     продавщицей. И эта торговая сволочь предложила Таньке купить пальто,
     которое она отложила для себя, но оно ей почему-то не подошло. Когда
     Танька  увидела это  кургузое  пальто, она так  вцепилась в него руками
ногами
     и зубами, что Мешалкин понял, что если он ей его теперь не купит, то до
     конца жизни ему этого не простят. Он понял, что если купит фотоаппарат,
     этот фотоаппарат станет постоянным предметом для удобрения мозгов. Юра
     плюнул и купил ей это еще одно сраное пальто, которых у жены было и так
до
     хера.
     Эх! - вздохнул Мешалкин. А как бы теперь ему пригодился этот
     чудо-фотоаппарат. Он бы снялся с рыбой так и эдак. Потом повесил бы
     красиво оформленную фотографию дома. Возможно, послал бы фотки в газеты
и
     журналы...   Конечно,  в  конце  концов,  можно   в  прихожей  повесить
отрезанную и
     засушенную голову  рыбы, покрытую эпоксидкой. Можно красиво укрепить ее
на
     деревяшке, скажем, на спиле березы, и под рыбой выжечь дату  ее смерти.
Но
     это же совсем не то! Голова это только одно. А как же показать людям,
     какого она была размера, какими цветами  переливалось его тело, какие у
нее
     были огромные шипы и страшный хвост!
     Мешалкин почувствовал горькую досаду и обиду на жену и на несложившуюся
     жизнь. Его жена  так и не смогла  стать настоящей подругой художника  и
его
     полноценной музой. И теперь, вместо того, чтобы чувствовать восторг
     победы, он чувствовал разочарование и горечь неудовлетворенности.
     Мешалкин резко поднялся, обошел рыбу кругом и почесал затылок. Вторая
     проблема встала во весь  рост - как  теперь  эту  рыбу тащить домой! На
руках
     ее не унесешь, а  на  машине к  пруду  не подъедешь... Оставлять же  ее
надолго
     одну тоже не годилось. Потому что деревенские все п...дят... Что же
     делать?..
     Мешалкин  принял решение. Он  решил сходить  домой  за тележкой. Только
надо
     все-таки рыбу, на  всякий пожарный, маленько замаскировать.  Потому что
пока
     я ее  вытаскивал, она наделала столько шума, что, наверняка, кто-нибудь
из
     деревенских проснулся для того чтобы рыбу спиздить.
     Юра нарвал травы и набросал на рыбу. Сделал шаг назад и оглядел
     критически. Сойдет.


     Мешалкин шел домой. Луна скрылась за тучами и стало так темно, что он
     буквально ничего не видел. Он полез  в карман за  зажигалкой, но там ее
не
     оказалось.  Видимо, зажигалка  выпала из  кармана,  когда он сражался с
рыбой.
     Идти приходилось очень медленно и осторожно.
     Ничего, - думал Юра,  - зато в такой темноте  никто из деревенских рыбу
не
     найдет... Пожалуй, как бы мне самому ее не потерять... Возьму из дома
     фонарик... Откуда же в этом пруду взялась такая рыба?.. Мистика
     какая-то!..  Озеро Лохнесс Тамбовской  области!.. А  что,  я  в  газете
читал,
     как  один дядя  поймал  в  пруду  гигантскую щуку, а на  плавнике у нее
кольцо
     петровских времен... Вот и это, возможно, рыба-сторожил... Но это что
     касается ее возраста... А вот что касается ее породы - тут совсем
     непонятно... Никогда я не видел таких рыб в прудах и реках России, хотя
я
     рыбак со стажем и в рыбах разбираюсь... Скорее всего, это рыба-мутант.
     Потому что тут недалеко под Тамбовом находится военный аэродром.
     Наверняка,  военные сливают в землю какие-нибудь  вредные вещества. Вот
тебе
     и  пожалуйста  -  появляются  в  прудах  рыбы-мутанты!..  Безобразие!..
Возможно,
     с помощью выловленного мною чудища, удасться привлечь внимание
     общественности к этим фактам и остановить загрязнение природы... А я
     природу люблю... Наверное, поэтому меня тянет к дереву... Хорошо пахнет
     стружка... В каждом полене я вижу, скрывающиеся в нем малые формы...
     В  этот  момент  Юра  наступил  ногой   на  что-то  живое.  Это  что-то
вывернулось у
     него  из-под  ноги  и нанесло  удар  ниже  пояса и в лицо.  Юра  охнул,
согнулся и
     схватился руками за низ живота.
     - Ой! За что?! - выдавил он.
     - Простите, - услышал он женский голос. - Я спала и думала, что на меня
     напал маньяк.
     - Вы кто?
     - Я туристка. Решила провести выходные вместе с природой.
     Несмотря   на   боль  в  паху,   Мешалкин  почувствовал  к  собеседнице
расположение.
     И голос был приятный. Жалко, что так темно.
     - Я тоже люблю природу, - неожиданно признался он. - Извините, что я на
     вас наступил. Совсем ни фига не видно.
     - Это вы меня извините... Я вас ни за что ни про что ударила...
     - Ничего страшного... Мне ни капельки не больно...
     - А что, вы здесь гуляете?..
     - Нет... Я был на рыбалке...
     - Вы любите ловить рыбу? - сказала  Ирина  (а это была  она), вспоминая
как
     она в Америке ловила с палубы яхты тунца на спининнг.
     - Да... Люблю...Вы знаете, я сейчас поймал такую невероятную рыбу! Если
вы
     любите природу, вы должны обязательно на нее посмотреть! Она такая
     огромная, что я оставил ее на берегу и пошел за тележкой. Как жаль, что
     нет фотоаппарата, чтобы с ней сфотографироваться, пока она еще не
     испортилась! Рыба быстро портится!
     - У меня, к счастью, - сказала из темноты разведчица, - есть хороший
     фотоаппарат.  -  (Еще  бы  у  нее  не   было!  У  нее  было  целых  два
фотоаппарата.
     Один обыкновенный и другой  - в пуговице штормовки!)  - Когда я выезжаю
на
     природу, я всегда беру его с собой, чтобы фотографировать интересные
     места.
     - Какая удача! - Юра не поверил своим ушам и у него бешено заколотилось
     сердце. В  его голове замелькали возможные фотоснимки (фотосюжеты). Вот
он
     стоит  и держит рыбу за  жабры. Вот он  лежит, подперев голову рукой, а
перед
     ним лежит  рыба, раскрывшая зубастый рот. Вот он поставил ногу на рыбу,
как
     победитель. Вот он стоит, как на первом кадре, но с линейкой, чтобы
     показать размеры. - Пойдемте быстрее туда к берегу! Вы увидите чудо
     природы и сфотографируетесь с ним!
     - Пойдемте, - согласилась девушка. - Только я рюкзак соберу. - Она а
     скатала спальный мешок.
     - Кстати, у вас случайно нет линейки? - спросил Юра.
     Девушка остановилась.
     - Чего?
     - Линейки у вас нет?
     - Зачем она вам?
     - Хочу рыбу измерить.
     - Нет, - ответила Ира. Хотя линейка у нее конечно же была. В ее кармане
     лежала   замаскированная  под  швейцарский  армейский   складной   нож,
специально
     разработанная в ЦРУ штука, в которой чего только не было. В том числе и
     раздвижная шестиметровая линейка. Но использовать ее для измерения
     какой-то рыбы, пойманной сумасшедшим русским рыболовом, Ирине как-то не
     хотелось. Это не входило в ее планы.
     - Жаль. Мы могли бы сфотографироваться с рыбой на фоне линейки, чтобы
     сразу было видно, какой она длины.
     - Я готова, - Ирина закинула на плечо рюкзак.
     - Пойдемте тогда... Только осторожно наступайте, чтобы куда-нибудь не
     провалиться... Очень темно...
     - Вижу...
     - А давайте, - предложил Юра, - вы вспышкой от фотоаппарата будете
     освещать  нам дорогу.  - Он был сейчас на подъеме  и  хорошие идеи сами
собой
     приходили к нему в голову.
     - Вообще-то, у меня фонарик есть,  - ответила девушка немного обиженно.
-
     Странно... Вот вы отправились ночью на рыбалку и не подготовились
     нисколько... Этого у вас нет... другого...
     -  У меня и удочки не было... Вернее была,  но ее  жена сломала... А  я
назло
     ей ушел на рыбалку и сделал себе новую удочку из ветки!.. И поймал вот
     такую рыбу! Сейчас увидите, обалдеете!
     - А на что ловили? - Ирина рылась в ркзаке. - Ага, вот он!..
     - На червяка. Я зажигалку зажег и выкопал себе червяка.
     - Какой вы, оказывается... Трудности вас не останавливают... Что-то
     фонарик не загорается...
     - А вы потрясите... Да, трудностей я не боюсь... Трудности мобилизуют
     человека, заставляют его собраться в клубок и действовать находчиво. В
     Евангелии сказано, что легче верблюду пролезть в игольное ушко, чем
     богатому попасть в Царствие Небесное. Это потому, что у богатого все
     хорошо  и  он  ленится,  чтобы попасть в  Царство  Небесное. А  тот,  у
которого
     ничего   нет...  ни  фонарика,  ни  удочки  ни  червяка...  как  нибудь
извернется и
     Царствия  Небесного  достигнет...  Есть  масса  русских сказок  на  эту
тему...
     Например, "Мужик и Медведь"...
     - А при чем здесь рыба? - спросила Ира.
     - Рыба?.. Рыба - это символ раннего христианства.
     - Понятно... А почему это такой символ?
     -  Не знаю... У символов, как правило,  смысла нет... Символ и все... -
Юра
     принюхался.  - Не пойму...  Чем  это  так воняет?..  Неизвестно  откуда
берется
     такой запах?..
     -  Да,  -  согласилась  разведчица, -  меня  тоже  преследует  какой-то
неприятный
     запах... Нет ли поблизости каких-нибудь отстойников?..
     - Фиг знает! Я не знаю, что такое отстойники, но раньше здесь так не
     воняло... Может и есть  чего-то, раз рыбы такие попадаются... Как будто
на
     дерьмо наступил...
     Ира тряхнула рукой с  фонариком и  он  наконец-то зажегся.  В  неверном
свете
     она  увидела  приятные  черты  лица  человека  с  большими  залысинами.
Несмотря
     на это, лицо было достаточно приятное и не вызывало антипатии. Человек
     немного зажмурился и сказал:
     - Ничего себе! Какой у вас яркий фонарик!.. Кстати, мы вот с вами
     разговариваем-разговариваем уже столько, а до сих пор не познакомились.
     Меня зовут Юра... Мешалкин.
     - А меня Ира.
     -  Очень  приятно,  Ира.  Только  я  вас  совершенно  не  вижу.  Как-то
получается,
     что вроде  бы мы познакомились, а вроде и нет. Вы не могли бы  осветить
свое
     лицо на минутку.
     - Пожалуйста.
     Ира посветила себе снизу в лицо.
     Юра   увидел,   что   перед  ним  очень  симпатичная  молодая  женщина,
выглядевшая
     именно так, как ему в мечтах не раз представлялась подруга художника.
     Сердце заколотилось.  Он понял,  что,  возможно, его  наконец  настигла
любовь
     с первого взгляда.
     - Спасибо, - сказал он.
     - Пойдемте. Что вы, в самом деле, застыли?
     - А? - Мешалкин вздрогнул, приходя в себя. - Извините... Давайте мне
     фонарь, я буду показывать дорогу...
     Они зашагали к пруду. Впереди шел Мешалкин с фонариком.
     - Далеко еще? - спросила Ира.
     - Уже рядом... Вот она! - закричал он, направляя луч света на холмик из
     травы.
     - Где?
     - Здесь! Я ее замаскировал, чтобы  не украли деревенские.  А то  знаете
какие
     тут люди живут! Все воруют... Вот...
     Мешалкин  подошел к холмику и стал руками разбрасывать траву в стороны.
Ира
     отодвинулась,  чтобы  мусор  на  нее  не попадал.  Вскоре  она  увидела
чудовищную
     рыбу. Честно говоря, когда она  шла, она  не думала,  что увидит такое.
Она
     думала,   что   это  обычные  мужские   рыбачьи  побасенки.  Она   даже
побаивалась,
     что вообще никакой рыбы не будет и ей снова придется отбиваться от
     насильника  приемами каратэ. Рыбу он  мне  покажет! Знаю  я  эту  рыбу,
которая
     растет у них между ног! Многие мне пытались ее показывать. Они не знали
на
     кого напали. Они привыкли преследовать слабых женщин, которые не могут
     надрать  им задницу! В России,  (впрочем,  не только в России, но и  во
всем
     мире), мужчины считают себя чем-то вроде охотников за женщинами. Но в
     России, все же, эта тенденция выражена особенно сильно. Впрочем, этот
     парень  мне  чем-то симпатичен. В других обстоятельствах я, быть может,
не
     стала пинать его по яйцам...Так думала Ирина, пока не увидела рыбу.
     - Мама! - сказала она удивленно. - Разве такое бывает?!
     - Вот видите! -  восторженно воскликнул Юра. - Теперь вы понимаете, что
я
     не зря вас побеспокоил! Я и сам не знаю, откуда здесь взялась такая
     рыба... Одно из двух. Или в этом пруду водилась загадка двадцатого века
-
     чудовище озера Лохнесс... Или это радиоактивный мутант.
     Ирина навострила уши.
     - А что, - спросила она осторожно, - здесь есть источники радиации?
     -  А  кто их  знает,  где  они есть... - Юра  пожал  плечами, - У  вас,
случайно,
     нет счетчика Гейгера?
     Ирина внутренне вздрогнула. Конечно же счетчик у нее был. И был большой
     соблазн померить им рыбу. Но уж больно это было подозрительно.
     Подозрительно было, что Юра задал такой вопрос. И подозрительно было,
     отвечать на него утвердительно.
     - Откуда же? Я же не физик-ядерщик?
     - Да?.. А жаль... Тогда давайте фотографироваться...
     - А вы не боитесь получить дозу радиации?
     Мешалкин на минуту задумался.
     - А,  - махнул  он  рукой,  - где  наша  не  пропадала!..  Одному  Богу
известно,
     от чего мы умрем.
     Темная русская душа в очередной раз привела Ирину  в  удивление. А  про
свое
     здоровье она подумала, что если бы была  сейчас в родном Висконсине, то
при
     виде  такой  рыбы,  она   убежала  бы   подальше  и  только,  когда  бы
почувствовала,
     что находится на безопасном расстоянии, сразу бы позвонила куда надо.
     Потому что здоровье не купишь и за сто миллионов долларов. Но здесь в
     России, так поступать было невозможно. Поступив так, Ирина сразу бы
     навлекла на себя подозрение.
     - Ну что ж, давайте, - она полезла в рюкзак за фотокамерой.
     Сверху обычная недорогая мыльница, внутри была напичкана по высшему
     классу.
     Сначала Ирина фотографировала Юру. Юра поинтересовался - сколько у нее
     пленки, и услышав, что достаточно, сфотографировался с рыбой во всех
     позах, в которых хотел. Потом он предложил сфотографировать Иру, но она
     отказалась, сказав, что от рыбы слишком плохо пахнет. Мешалкин все же
     уговорил Иру сфотографироваться один раз на расстоянии. Он сказал, что
     неплохо разбирается в фотографии и предложил Ирине встать сзади рыбы, а
он
     сфотографирует под таким углом, чтобы рыба была в широком формате на
     переднем плане.
     - Получится  такой эффект, - объяснил Юра,  -  будто  вы стоите рядом с
рыбой
     сзади.
     Потом Мешалкин пожалел вслух, что у них нет такого приспособления, для
     фотографирования  самого  себя, а то  бы  можно  было  сняться  с рыбой
втроем.
     Ира, рыба и он.
     Такой режим в Ириной камере был, но она промолчала.
     И в этот момент (О-го-го!) они услышали из темноты:
     - Ага! Вот ты где!


     Ветки  кустов   с  треском  раздвинулись  и  Юра  увидел  свою  жену  с
перекошенным
     от злости лицом. Такой злобной он никогда ее раньше не видел. Мешалкину
     даже показалось, что у жены светятся от злости глаза.
     - Это  у тебя называется рыбалка?! Баб рыбачишь своим вонючим крючком?!
-
     Не дав Мешалкину опомниться, она врезала ему по лицу ладонью с такой
     неожиданной  силой,  что  Юра  отлетел  назад,  перелетел  через  рыбу,
врезался
     затылком в дерево и отключился.
     Таня повернулась к Ире:
     - Попалась, бля...юга!
     Она занесла руку и хотела врезать Ирине по щеке, но Ирина подпрыгнула и
с
     разворота в воздухе  ударила  Таню внешней  стороной ступни по  голове.
Удар
     получился настолько мощный, что жена Юры совершенно точно должна была
     отлететь  метров на  десять  назад.  Но  она  лишь слегка  пошатнулась,
подвигала
     пальцами челюсть и сказала:
     - Ого.
     Ирина от удивления вскинула брови и на мгновение растерялась.
     -  Хорошо.  Поиграем  в Мортал Комбат.  -  Татьяна  высоко подпрыгнула,
сделала
     в воздухе сальто, опустилась на землю сзади Ирины и нанесла ей
     сокрушительный удар по почкам.
     Ирина  отлетела вперед, перекувыркнулась через голову, вскочила и нашла
в
     себе силы быстро развернуться и поставить блок. И это было как раз
     вовремя, ей удалось остановить ногу Татьяны в нескольких сантиметрах от
     своего лица. Ирина почувствовала, что если бы она пропустила этот удар,
то
     поединок на этом бы и закончился.
     За  всем  этим  она  даже  не успела подумать,  что  происходит  что-то
странное.
     Какая-то баба из деревни, дерется как чемпионка мира. Эти мысли она
     подумает позже.
     Ирина крикнула "ХО!" и резко ударила рукой противнику по печени. На
     мгновение ей  показалось,  что  рука  провалилась в  какую-то  холодную
липкую
     массу. Но  это ощущение сразу  отступило назад, перед разочарованием  -
удар,
     как и в прошлый раз, получился мощный, точный, но эффекта никакого!
     -  А  теперь я!  - крикнула жена Юры,  снова подпрыгнула  и, зависнув в
воздухе
     ногами вперед, замолотила ими по лицу шее и груди Татьяны.
     Татьяна успела отразить несколько ударов удачными блоками, но несколько
     пропустила   и   опять   отлетела  назад.  Но   тут   же   вскочила   и
сгруппировалась...


     Мешалкин открыл глаза и увидел багровую луну, выглядывающую из-за тучи.
Он
     немного повернул голову и сразу почувствовал резкую боль. В глазах
     запрыгали кровавые зайчики. А когда зайчики  исчезли,  Мешалкин  увидел
свою
     жену и  Ирину.  Женщины  стояли  друг  против друга в  бевых  позах.  В
следующее
     мгновение его  жена фантастическим образом взлетела в воздух (как будто
у
     нее сзади был реактивный двигатель) и оказалась на ветке дерева, в пяти
     метрах над землей. Мешалкин подумал, что он спит и ему снится кошмарный
     сон. Тогда он ущипнул  себя за ляжку.  Но сон не проходил. В это  время
жена
     на ветке дико завыла и прыгнула вниз. Она приземлилась Ирине на шею,
     обхватила ногами ее голову и стала душить.
     Ничего себе!  Что  за ерунда мне снится! Он  попытался сесть, но резкая
боль
     снова пронзила его голову. Мама дорогая! Что-то я не припомню, чтобы во
     сне я чувствовал когда-нибудь такую боль!
     Жена Татьяна тем временем скакала на  Ирине верхом и дико хохотала. Вид
у
     жены был совершенно ненормальный. Как будто она сбежала из сумасшедшего
     дома.
     Мешалкин  вспомнил, отчего у него  так болит голова. Она болит  оттого,
что
     жена,  в  которой  он  никогда  не замечал  никакой особенной силы, так
врезала
     ему  по  морде, что он отлетел  аж  вон  куда и ударился  об это дерево
головой.
     Юра поднял глаза и увидел, что на стволе, от того места в которое он
     впечатался, отскочила кора. Вот так удар! Опять жена приревновала его к
     столбу. Это ему уже так надоело! Всякий раз, когда Мешалкин немного
     задерживался откуда-нибудь, жена  устраивала ему дикие сцены. Даже если
он
     задерживался по уважительной причине.
     Вот и теперь эта дура делает фиг знает что! А ему перед человеком,
     которого он попросил помочь, неудобно.
     Мешалкин увидел, что у Ирины уже посинело лицо и глаза вылезли на лоб.
     Чего доброго, сейчас эта дура ее задушит! Он схватился рукой за нижнюю
     ветку, подтянулся, встал на ноги и закричал:
     - Отстань от нее, дура несчастная! Это совсем не то, что пришло в твою
     голову с куриными мозгами! Эта женщина фотографировала меня с рыбой!
     Татьяна  перестала хохотать,  повернула к  Мешалкину  лицо и  закричала
таким
     голосом, от которого по спину у Юры пробежали холодные мурашки:
     - Что-о-о!
     -  Не  веришь?!  Смотри!  -  он  ткнул  пальцем  в  лежавшую  на  земле
рыбу-мутанта.
     - Поняла?!
     Татьяна поглядела на рыбу и, видимо, в этот момент ослабила хватку. Но
     этого короткого мгновения полузадушенной Ирине хватило, чтобы уцепиться
за
     плечи Татьяны, она пригнулась и перекинула ее через себя. Татьяна упала
     спиной на пенек, крякнула и замолкла.
     У Мешалкина отвалилась челюсть. В голове напечатался заголовок газетной
     статьи:
     РЫБАЛКА ЗАКОНЧИЛАСЬ КОНЧИНОЙ ЖЕНЫ
     (РЫБА ПОЙМАНА, ЖЕНА УБИТА)
     Ира, тяжело дыша, стояла рядом и потирала ладонью шею.
     Мешалкин встряхнул головой.  Надо что-то делать.  Он подошел к  жене  и
взял
     ее за запястье. Пульса не было. Юра не особенно знал, как его щупать и
     поэтому легкая надежда у него оставалась. Он нагнулся и приложил ухо к
     груди. Тишина.
     Вдруг  тело  Татьяны дернулось. Мешалкин от  неожиданности подскочил. У
жены
     приоткрылся рот и из уголка вытекла густая темно-красная жижа.
     Мешалкин  в ужасе схватился ладонью за  свой рот. Татьяна не двигалась.
Юра
     сделал  над собой  неимоверное усилие  и поднес дрожащую ладонь к  носу
жены.
     Он попытался узнать, дышит жена или нет. Рука не почувствовала никаких
     движений воздуха.
     - Кажется, она того... - сказал он тихим бесцветным голосом.
     Сзади подошла Ирина.
     - Я не хотела... Она сама на меня набросилась... - голос у нее дрожал.
     Хорошее  дело...  -  подумала  она  про  себя.  -  Я,  профессиональная
разведчица,
     попала  в  такую  нелепую  глупую  ситуацию!  Меня  застукала  какая-то
ревнивая
     жена  с каким-то  дураком,  который  поймал рыбу!..  Теперь,  наверное,
придется
     и его тоже... А что делать... Придется...Таковы издержки нашей
     профессии...
     Ирина   незаметно  пощупала   в  кармане  штуку,   замаскированную  под
швейцарский
     складной  нож, тот самый,  в котором была линейка.  Одним из  предметов
этого
     ножа предполагалось измерить рыбу, а другим Ирина теперь собиралась
     зарезать Мешалкина. Какая ирония судьбы!
     Вдруг она услышала сзади жалобные детские голоса:
     - Папа, папа! Где наша мама?!
     Ирина вздрогнула. Она обернулась. Из кустов вышли на поляну мальчик и
     девочка.
     Неужели придется убивать детей?.. Какой ужас! Такого мне делать еще не
     приходилось!.. Самое неприятное,  что эти трудности не вызваны работой,
я
     сама влезла в это дерьмо и увязла в нем по уши!..
     Ирина сделала шаг назад и скрылась за деревом.


     Мешалкин вскочил.
     - Дети?!.. Как вы здесь оказались?!.. Почему вы не спите?!..
     - Мы боимся, - Верочка захныкала. - Нам приснился сон, что ты обижаешь
     маму...
     Юру бросило в жар.
     Ничего себе  картина! У пруда на поляне  лежит  мертвая жена,  а  рядом
стоят
     дети, которым, если и удастся что-то объяснить, они все равно станут
     психическими инвалидами на всю жизнь. Если бы он только знал, что сюда
     идут дети, он закидал бы временно жену ветками, как рыбу, а потом бы
     что-нибудь придумал...
     Мешалкин растерялся. Слава Богу, хотя бы за то, что он, Мешалкин, стоял
     теперь так, что жену практически не было за ним видно.
     -  Не плачь, мама обязательно найдется, -  Игорек дернул  сестренку  за
руку.
     - Папа, где мама?
     -  Мама?.. -  Мешалкин подумал, что он как-то должен попытаться  увести
детей
     отсюда.  -  А разве  она не  дома?..  Где  же она  тогда,  интересно?..
Пойдемте
     ее поищем  вместе... Мама,  ау! - крикнул он фальшивым голосом. - Мама,
ау!
     Где ты?!
     Над деревьями разнеслось эхо.
     Он сделал шаг вперед и взял детей за руки. Их руки были непривычно
     холодными.
     - Вы совсем замерзли, - сказал Мешалкин. - Вам нужно домой скорее...  А
то
     простудитесь...
     - Нет!  - Верочка топнула  ножкой. - Я без мамы  домой  не пойду!.. Где
наша
     мама!.. - Она опять заплакала. - Папа, где наша мама?!..
     - Так вот же она лежит! - крикнул Игорек, показывая пальцем.
     Дети вырвались из рук остолбеневшего Юры и побежали к матери.
     - Мамочка, мамочка! Что ты тут лежишь?! Вставай, попку простудишь! -
     Верочка  обхватила  маму  за шею. - Мамочка,  ты совсем  холодная  уже!
Вставай,
     пойдем домой!
     Игорь потянул маму за руку.
     - Вставай, мама, пожалуйста!
     Рука Татьяны выскользнула из его рук и шлепнулась на землю, как большой
     хвост мертвой рыбы.
     - Мама! Мама! Что с тобой!.. - Игорек присел на корточки. - Тебя папка
     обидел, да?! - Последнюю фразу он почти прокричал и на глазах у него
     выступили слезы. - Мама, что же ты молчишь?!.. - Он снова схватил ее за
     руку и сильно потряс.
     Но рука и на этот раз безжизненно упала на землю.
     Верочка зарыдала так громко, что Мешалкин почувствовал, как у него
     разрывается сердце.
     - Я  знаю,  почему мама  не  встает!.. Ее папка убил!.. Папка, зачем ты
маму
     убил?!.. Папка плохой!.. - Верочка повалилась на спину и стала кататься
по
     земле.
     Игорек схватил Татьяну за платье и стал отчаянно дергать:
     - Мама, мама,  вставай!  Вставай, мама!..  Я больше никогда  не буду со
столба
     падать?..  Мама,  вставай!..  Я  больше  не  буду  воровать  конфеты!..
Вставай,
     мама!.. Вставай же...
     От этих криков Мешалкину хотелось провалиться  сквозь землю.  Наверное,
он
     отдал бы полжизни, чтобы дети перестали рыдать. Он отдал бы полжизни,
     чтобы его  жена,  которая была для  него, несмотря  на годы  совместной
жизни,
     совершенно чужим человеком, ожила...
     И случилось ЧУДО!
     Тело Татьяны дернулось, она вытянула руки вперед и села.
     От неожиданности Мешалкин подпрыгнул.
     Значит, самое ужасное позади! К черту всю эту ругань! Ничего страшного!
     Завтра они помирятся и уедут в Москву! Зато все живы и здоровы! Все
     позади... А впереди Москва...
     Э, нет!
     Татьяна, продолжая сидеть с вытянутыми вперед руками, повернулась всем
     туловищем к Мешалкину и произнесла каким-то скрежещущим голосом:
     - Дети,  это ваш папа  меня обидел! О,  как  он меня обидел, нехороший,
гадкий
     папа! Паршивый Урфин Джюс!
     В  моменты  сильного  раздражения  Татьяна  обзывала Мешалкина  Урфином
Джюсом
     из-за  его увлечения  деревянными  фигурками. Юра почему-то страшно  от
этого
     бесился.  И  Татьяна использовала  кличку,  как  козырную карту.  Хотя,
нельзя
     было  сказать,  что  это  всегда  срабатывало.  Несколько  раз  Юра  не
выдерживал.
     А  один раз он  наполнил ванну  водой, схватил жену за волосы, макнул в
воду,
     подержал там с минуту, а когда вытащил, намекнул, что в следующий раз,
     если  она будет обзываться, он вытаскивать ее не станет.  Татьяна тогда
так
     перепугалась, что больше Мешалкина Урфином Джюсом не называла.
     И  вот  опять!  Радость неожиданного воскресения жены, начала  уступать
место
     раздражению, за  которым  (Мешалкин это  чувствовал)  пряталась  глухая
ярость.
     Что  за жизнь! Не успела  жена  воскреснуть, как  ее опять  понесло! Не
успел я
     подумать,  что все в  порядке, как эта  стерва все  опять  испортила! И
зачем
     только  я на ней женился!.. Юру все время мучил этот вечный  вопрос. Но
он,
     как человек  мыслящий,  всякий  раз  находил на него достойный  ответ у
великих
     мыслителей.  Я женился потому, что "в  трудностях  рождается опыт. А из
опыта
     вырастает истина."(Эйнштейн). "Если сухое дерево терпеливо поливать, то
     оно,  быть  может,  зазеленеет"  (Тарковский).  А  еще  Мешалкин  часто
вспоминал
     слова  Сократа,  который  говорил,  что если попадется хорошая жена, то
будешь
     царем, а если плохая - будешь философом. Юре, как человеку творческому,
     импонировала мысль, что он философ. Философ, считал Мешалкин, лучше чем
     царь. Потому что великие мыслители не очень-то уважали царей. Маркс,
     Энгельс,  тот  же Сократ, Конфуций кажется... и другие тоже. А  Диоген,
так
     тот вообще сказал царю "Подвинься"...
     Ладно,  я  не стану  ей ничего  пока говорить...  Все же  она  пережила
болевой
     шок и, возможно, себя не очень контролирует... Пусть пока обзывается, я
     потерплю...
     Хотя терпеть ему было трудно.
     - Подонок! - закричала  Татьяна прямо при  детях. -  Ваш папа  подонок!
Пока
     мы ждали его дома, он встречался здесь с грязной, заразной гадиной! Да!
     Ваш  папа  нас   променял  на  проститутку!  -  Татьяна  всем  корпусом
повернулась
     к дереву и  указала  за него рукой.  - Вон  она прячется!  Посмотритие,
дети,
     на эту вонючую сучку!
     Дети зарыдали.
     -  Па-а-апа!  Па-а-апа! - Верочка  терла  кулаками  глаза.  - Зачем  ты
променял
     нас на эту проститутку!
     - Па-а-апа! Па-а-апа! - Игорек вытер рукавом под носом. - Зачем ты
     встречаешься с сууучками!
     - И кроме того, дети, - Татьяна опять развернулась корпусом (как-то
     неестественно она поворачивалась). - ваш папа, сволочь такая, со своей
     проституткой задумали убить вашу маму!
     - Па-а-апа! Па-а-апа! - Верочка зарыдала громче. - Зачем ты со своей
     проституткой хотел убить мааааму?!
     - Па-а-апа! Па-а-апа! - Игорек тоже повысил голос. - Зачем ты такая
     своооооолочь?!
     - Дети, хотите ли вы, чтобы у вас был папа убийца?!
     - Нет, не хотим! - Верочка убрала от глаза один кулачок и посмотрела на
     Мешалкина так, что у него открылся рот. Ему показалось, что на него
     смотрит не собственная дочь, а собственная смерть.
     - Вы хотите, дети, чтобы у нас был хороший папа?
     -  Да,  хотим, - Игорек перестал вытирать под  носом. -  Хотим хорошего
папу!
     - Хотим хорошего папу!
     - Хотим хорошего папу!
     - Хотим хорошего папу!
     Запричитали дети на разные голоса. Причитания становились все громче и
     перешли в конце концов в дикий ор.
     У Мешалкина от такого звука, лицо исказила грмасса боли. Звук был такой
     громкий, что барабанные перепонки буквально лопались.  Дети ревели  как
два
     реактивных самолета. Юра зажал ладонями уши. Но это почему-то не
     подействовало. Он продолжал все слышать точно так же.
     - Мы все хотим хорошего папу! - произнесла Татьяна. - Поэтому, давайте,
     дети, этого убьем!
     - Убьем! Убьем плохого папу! - словно эхо откликнулись дети.
     - И его проститутку тоже убьем вместе с ним!
     - Убьем! Убьем проститутку!
     Татьяна, как монстр из фильма ужасов, поднялась на ноги и, с руками
     вытянутыми   вперед,  двинулась,  переваливаясь  с  боку  на  бок,   на
Мешалкина.
     А дети, глядя на маму, тоже выставив вперед руки и переваливаясь,
     двинулись к дереву, за которым пряталась Ирина.
     Мешалкин   совсем   растерялся.  Вокруг  творилось  что-то   совершенно
нереальное.
     Он опять подумал, что видит сон. Не может же нормальный современный
     человек верить, что такие вещи происходят на самом  деле.  Конечно  он,
как
     человек культурный,  увлекался  мистикой  и  готическими  романами,  но
относил
     это к разряду искусства, а не жизни.
     У Татьяны вспыхнули глаза и длинные зеленоватые лучи прорезали темноту
     тамбовской ночи.
     - Я убью тебя, Мешалкин! - заревела Татьяна голосом ведьмы из фильма
     "Вий". - Ш-ш-ш!
     - Мы убьем тебя, проститутка! - заревели в один голос дети. У них тоже
     вспыхнули глаза.
     Татьяна присела и  развела  в стороны  руки  с растопыренными пальцами.
Щелк!
     - и из кончиков пальцев вылезли страшные, уродливые, железные когти.
     Татьяна поиграла пальцами. Когти стучали друг о друга и позвякивали.
     Крюгер! - услышал  Мешалкин  у  себя в голове. - Я  точно сплю! В жизни
такого
     не бывает!  Мы  же не в семнадцатом веке, когда  верили в  призраков! В
жизни
     и так  хватает всякой  мерзости... Я безусловно  сплю и  мне снится моя
жена,
     потому что, когда я не сплю, моя жена почти такая же. Я сплю сейчас в
     Москве и подсознательно помню, что завтра мне нужно ехать забирать из
     деревни   семью.  И   моя   сущность,   глубоко  упрятанная   во  время
бодрствования
     внутрь, во сне всплыла на поверхность, чтобы показать,  что  я вовсе не
хочу
     забирать никого из деревни, что мне и так хорошо. И еще оно хочет
     показать, что моя жена - сука. Опасная сука, я бы сказал... Спасибо,
     конечно, моему  подсознанию,  но уже достаточно. Я  все  понял. Хватит.
Пора
     просыпаться. Пора вставать... Ку-ка-ре-ку... Ну же... Ну...
     Мешалкин часто заморгл. Потом ударил себя по щеке ладонью.
     Татьяна приближалась.  Она, приседая и  подпрыгивая,  двигалась на Юру.
Еще
     она шипела и подвывала.
     Мешалкин отступил на шаг назад и больно ущипнул себя за ногу.
     Сон не проходил.
     Ну же... ну... Просыпайся, дурак... Она уже близко...
     Мешалкину,  хоть он  и понимал, что  это сон, стало  так  страшно,  что
волосы у
     него на голове встали торчком.
     Хоть это и сон, а все как по-настоящему!
     - Сгинь, нечистая... - крикнул он первое, что вспомнил.
     Татьяна подпрыгнула и засмеялась зловещим издевательским смехом...
     В жизни она никогда так не смеялась. У нее вообще отсутствовало чувство
     юмора. Это очень сильно раздражало Мешалкина, потому что он считал, что
     творческому человеку без чувства юмора жить нельзя.  Это уже получается
не
     человек, а бревно или робот. Однажды они должны были пойти в Театр
     Эстрады, слушать Михаила Жванецкого. Мешалкин с большим трудом сумел
     достать  через  Куравлева  два билета.  Он прибежал домой  и  с  порога
радостно
     сообщил Татьяне, что сегодня вечером они идут Угадай на кого?!.. Ну на
     кого?.. Ну  угадай с трех раз?!.. Делать мне нечего!.. Если бы ты знала
на
     кого мы пойдем, ты бы  так  не говорила! У тебя бы язык  не  повернулся
бы!..
     А  ты  бы  только и  рад  был,  чтобы у  меня язык не  поворачивался!..
Мешалкин в
     сердцах хотел подтвердить это ее высказывание, но сдержался, чтобы не
     испортить ТАКОЙ вечер. Все нормально. Ты правда же не знаешь, куда мы
     идем, а как узнаешь, сразу обрадуешься!.. По-твоему, я такая дура, что
     вообще никогда ничего не знаю! Конечно! Это ты у нас такой умный! Все
     знаешь! Умник! А я у  тебя только для того, чтобы  обслуживать  тебя  и
твоих
     бешеных детей!.. Да помолчи ты, в конце концов! Дай сказать!.. Вот-вот!
     Вечно ты мне рот затыкаешь! Я вот твои речи дожна с утра до вечера
     слушать! Думаешь, мне очень интересно каждый день слушать, как ты палки
     стругаешь?!.. Да погоди ты! Я знаю, что  ты мое творчество не уважаешь.
Я
     понимаю - откуда в тебе эта нетонкость натуры, но дай же мне сказать...
     Что?! - перебила Татьяна, -  Ты моих маму-папу не трогай! Ты их мизинца
не
     стоишь!.. Чьего мизинца? Маминого или папиного?.. - Мешалкин начинал
     заводиться. - Или общего их мизинца?!.. Не цепляйся к словам!.. Да
     послушай лучше,  куда  мы  идем!..  С  тобой  вообще  никуда  ходить не
интересно!
     У тебя все друзья одни придурки!.. Сама ты дура! - Мешалкин не терпел,
     когда жена обижала его друзей. - Если у тебя в башке ничего нету, лучше
     помолчи! Лучше послушай, куда мы идем!.. Да я тебя уже затрахалась
     слушать!  Иди  куда  хочешь  сам! Только  без  меня!.. Татьяна закусила
зубами
     рукав, убежала в комнату и хлопнула дверью. Юра понял, что в очередной
     раз,  вместо праздника,  он  получил  оскорбительный  выговор.  Он  так
старался,
     с таким трудом достал билеты на Жванецкого, так радовался эту, и вот
     теперь  - НАТЕ! Но  билеты лежали в кармане  и не давали ему  покоя. Он
решил
     попытаться все-таки  помириться с женой, хотя внутри у него все кипело.
Юра
     постоял немного в коридоре, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов,
а
     потом подошел к двери в комнату, собрал волю в кулак, и открыл дверь.
     Татьяна лежала на диване лицом вниз и противно всхлипывала... Ну ладно,
я
     тебе скажу  на кого мы  идем. На  самом  деле  мы идем на Жванецкого!..
Татьяна
     подняла голову и из-под руки посмотрела на Юру. Лицо у нее было все
     красное, но плакать она перестала. Юра переступил с ноги на ногу. Ну
     давай,  чего  ты,  уже  собирайся... а то  мы уже опаздываем...  И  тут
раздался
     крик: Куда ты, сволочь, прошел в ботинках! Я весь день полы мою, а ты
     ходишь в ботинках! Что я тебе - уборщица?!.. Дура ты, а не уборщица!
     Тупица! Мешалкин хлопнул дверью, прошел по коридору и хлопнул входной
     дверью.  Сначала он  хотел пойти  в гараж  и  там  напиться.  Но  потом
подумал,
     что это путь некультурного человека. К тому же в  кармане лежали билеты
на
     Жванецкого,  а  ему так  хотелось пойти на концерт.  И он пошел.  Возле
Театра
     Эстрады толпился народ, который пришел на лишний билетик. Юра выбрал из
     толпы девушку посимпатичнее и предложил ей билетик. Сколько я вам
     должна?.. Нисколько... Как это?.. Я вам дарю... Они сидели рядом в
     партере,  слушали  любимого  сатирика,  смеялись,  было так хорошо... А
после
     концерта Мешалкин предложил ей заехать в мастерскую его друга,
     гениального,   но  непризнанного,  по  понятным   причинам,   уфимского
художника
     Сутягина,  чтобы  посмотреть  его  работы.  Там  они  выпили  и  как-то
совершенно
     естественно она ему отдалась. Во время этого дела Мешалкин подумал: Как
     хорошо себя чувствуешь с людьми, у которых есть чувство юмора...
     Юра отступил еще на шаг и наступил на удочку, которая, как швабра,
     подскочила и стукнула его по спине. Юра автоматически схватил ее рукой.
     Какое-никакое  -  оружие.  Он  ухватился за  удочку двумя руками и стал
бешено
     размахивать ею перед собой.
     Татьяна остановилась. Что-то ей пришлось не по вкусу.
     Мешалкин вспомнил, что нечистая сила не любит осиновую древесину. Мне
     помогает знание материала, - пронеслось у него голове.
     - Хо! - крикнул он и перешел в наступление. - Хо!
     Татьяна отступила назад и зашипела по другому. Теперь в ее шипении явно
     слышалась нерешительность.
     - Что, обосралась, ведьма?! - Мешалкин почувствовал себя увереннее. -
     Сейчас я тебя, кикимора, отстегаю осинкой и в задницу тебе ее воткну,
     чтобы у тебя  мозги вылезли из ушей, или что у тебя там вместо мозга! -
Он
     пошел вперед, размахивая перед собой удилищем...


     Ирина  стояла  за деревом  и  слушала весь этот странный  непонятный  и
какой-то
     потусторонний  (именно  это  слово  пришло  к  ней  на  ума)  разговор.
Непонятный
     ей не только как американке, но и как человеку вообще. Стивен Кинг
     какой-то... -  подумала  она.  Но  отбросила  эту последнюю мысль,  как
человек
     разумный. Она знала, что такого быть не может. Но чувствовала, что,
     несмотря на это, ее собираются убивать и сейчас, видимо, убьют. И это
     серьезно.
     Дети шли прямо  на нее  и у них светились в темноте глаза, а на пальцах
(у
     нее на виду!) выросли лезвия, как у Фредди Крюгера. Ирина выхватила из
     кармана швейцарский нож. Но  что она могла с  ним сделать, когда  у них
таких
     ножей   было  по  десять  у  каждого.   Конечно,  они  дети,  но  Ирина
чувствовала,
     что в том качестве, в каком они выступают, от взрослых они отличаются
     только ростом. Хотя бы этим нужно воспользоваться!..
     Однажды Ирина ехала из Тамбова в Моршанск на встречу со  связным.  Было
уже
     поздно и в вагоне электрички она сидела одна. Вошел одинокий пожилой
     мужчина. И хотя весь вагон был свободный, он уселся напротив  Ирины. На
вид
     Ирина оценила его, как вышедшего на пенсию бывшего работника народного
     образования. На мужчине была серая шляпа, защитного цвета дождевик,
     короткие брюки и очки. На коленях он держал потертый кожаный портфель.
     Вроде,  вид  был вполне  нормальный. Мужчина посмотрел  в  темное окно,
сказал
     э-хе-хе, покачал головой, вздохнул и вытащил из портфеля книгу в синей
     матерчатой обложке. Раскрыл и углубился в чтения. Почитав страницы две,
он
     оторвался  от книги  и  снова уставился в  окно.  Вздохул,  снял шляпу,
провел
     рукой по волосам. И сказал как бы в сторону, ни к кому конкретно не
     обращаясь:
     -  Безобразие, -  помолчал  и  добавил,  -  Свихнуться можно.  -  Потом
медленно
     повернул голову  и сказал,  глядя  на Ирину  и в то же время  как будто
через
     нее. - Правда, дочка?..
     - Что правда? - спросила Ирина.
     - Да  вот пишут  так, - мужчина  хлопнул  тыльной  стороной  ладони  по
книжке.
     - Что пишут?
     - Философию, - ответил мужчина. - Я, дочка, работал в школе учителем
     обществоведения... Э-э... Бронислав Иванович Магалаев меня зовут...
     Вообще,  я военное дело  в школе преподавал  (сам я бывший  военный), а
потом
     вакансия открылась, я и думаю:  Чего деньжат-то не подзаработать.  Мели
себе
     языком про общество и  все! Я в  армии научился трудностей  не бояться.
Нет
     таких вершин, которые нельзя превозмочь?.. А?.. Кто, по-вашему, это
     сказал?
     - Суворов.
     - Точно! Знаете историю! Похвально... Так вот.  Прихожу  я к  директору
школы
     и  говорю ( а директор - мой кум): Слушай, Алексеич, не бери  ты никого
со
     стороны. Дай-ка я попробую. А если не получится, тогда посмотрим... Вот
     так  и  стал преподавать. И такой хороший  преподаватель из меня вышел,
что
     на все вопросы философии отвечал без запинки. А ни одной книги по
     философии я, между прочим, не читал тогда, и из философов знал только
     Маркса и  Энгельса. И  еще знал,  что Диоген  жил в бочке,  а  Спиноза,
вроде,
     танцевал (я про это  читал).  Но многие  и этого  не  знают.  Так  что,
считаю,
     преподаватель  я был хороший. А  вот вышел на пенсию и заинтересовался,
что
     это за предмет такой философия. И вот теперь читаю и понимаю, какое это
     безобразие в широком смысле!
     - Жизнь - безобразие? - осторожно спросила Ирина.
     -  Жизнь-то,  само собой, - мужчина махнул рукой. - Философия эта вся -
вот
     безобразие,  - он потыкал  в  книгу указательным пальцем. -  Дармоеды и
все!
     - Почему?
     - Да вот послушайте, что я здесь вычитал!.. Оказывается Диоген и Сократ
     были гомосеки!.. А я эту дрянь детям преподавал!.. Один из них, как тут
     пишут, справлял свою... сексуальную  потребность при  всех  на площади!
Ну,
     вы  понимаете...  не то чтобы  он на  площади с кем-то  это  самое... а
так...
     знаете ли... сам... с собой... ну... рукой имеется ввиду. Да у нас в
     армии,  если  бы поймали за такими штучками, сразу бы голову оторвали и
все
     остальное! А этот Диоген при всех это делает! А второй Диоген про это
     одобрительно пишет! - Мужчина показал пальцем на имя автора, Диогена
     Лаэртского. - Я, правда, не понял до конца, то ли это он сам про себя
     написал,  и тогда уж это вообще  все границы переходит! То  ли  у них в
Греции
     Диогенов  как  собак нерезанных!..  А  вот Сократ  (тут  так и  пишут!)
развращал
     малолетних. Причем, - мужчина поднял палец, - мальчиков! И его жена про
     это прекрасно знала и терпела!.. И этому предмету я учил детей! - он
     гневно швырнул  книгу  на сидение рядом  с  собой.  - Легко ли в  таком
возрасте
     узнать, чему я  учил детей за пятьдесят рублей  в  месяц! За  тридцать,
короче
     говоря, сребренников! Сам еще напросился! ЧТО ЖЕ ЭТО, блядь, ЗА
     ОБЪЕКТИВНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ ТАКАЯ, ДАННАЯ НАМ В ТАКИХ, блядь, ХУЕВЫХ
     ОЩУЩЕНИЯХ!?
     - Не выражайтесь, - сказала Ирина.
     - Ой, извините, -  мужчина покраснел. - Право слово, вырвалось... Очень
уж
     разволновался...
     Потом он рассказал Ирине еще  что-то. Потом она задремала. А проснулась
от
     того, что почувствовала, как  на ней  расстегивают джинсы. Она  открыла
глаза
     и  увидела  склонившегося  над  ней пенсионера без  штанов.  Его  штука
надулась
     и медленно покачивалась из стороны в сторону прямо у нее перед глазами.
Но
     это было не самое ужасное. Самое ужасное было то, что в руке мужчина
     держал  здоровый  кухонный  нож.  И этот нож уже был занесен у  нее над
горлом.
     Моментально  среагировав,  Ирина пнула  мужчину  ногой  по  яйцам.  Тот
отлетел
     назад,  но  тут  же  вскочил  на ноги,  будто  молодой  натренерованный
спортсмен.
     Ирина поняла, что справиться с ним будет не очень легко, потому что он,
     скорее всего, сумасшедший, а сумасшедшие бывают в моменты припадков
     нечеловечески сильны. Она бросилась к дверям. Мужчина кинулся следом
     Ирина  перебегала  из вагона  в вагон,  а  за  ней с  небольшим отрывом
следовал
     пенсионер с ножом. Как на зло, в вагонах не было ни одного человека.
     Добежав до конца последнего вагона, Ирина, по инерции, дернула
     междувагонную  дверь, но та была закрыта. Ирина развернулась и увидела,
что
     маньяк настигает ее. Она схватила раздвижные двери и сжала их, что было
     сил обеими руками.
     Мужчина  подбежал и дернул дверь  одной рукой. Не получилось. Тогда  он
взял
     нож в зубы и стал раздвигать двери в разные стороны, как будто он
     растягивал меха чудовищной гармони. Мужчина сильно покраснел и на лбу у
     него надулась синяя жила. Лицо перекосило, изо рта по подбородку текла
     слюна, член раскичивался в такт колесам. Тук-тук! Тук-тук!
     Так они стояли практически лицом к лицу, разделенные только стеклом. И
     Ирина чувствовала, что долго она не продержится.
     Но к  счастью, поезд дернулся и остановился на станции. Ирина выскочила
и
     побежала по  платформе  вперед. Она пробежала, не  оглядываясь,  до  ее
конца и
     тут мимо проехали окна поезда, за которыми она увидела искаженное лицо
     маньяка.
     Через год, в телепередаче Ирина узнала этого мужчину. Это был
     маньяк-убийца Чикатило. До момента задержания, он успел убить и
     изнасиловать более пятидесяти человек...
     Мальчик выскочил вперед и прыгнул. Он перевернулся в воздухе несколько
     раз, как карликовый Брюс Ли. В глазах у Ирины все смешалась, она уже не
     понимала где  у него руки, а где  ноги. Но,  слава  Всевышнему,  успела
вовремя
     убрать назад голову. Острые, как бритвы, когти рассекли воздух перед ее
     глазами и чиркнули по дереву. На дереве остались глубокие борозды. Если
бы
     не Иринина реакция, приобретенная в разведшколе, сейчас бы эти борозды
     были не на дереве, а на ее шее.
     Ирина сделала сальто назад, приземлилась на руки, и тут же на ноги.
     Вперед вышла девочка. На вид ей было всего лет пять, она была совсем
     маленькая, но двигалась с ловкостью кошки. И еще глаза... Ее глаза были
     глазами взрослого  зверя,  не знающего пощады, не ведающего жалости.  К
тому
     же, глаза  светились зеленым потусторонним  огнем. Девочка зашипела, ее
рот
     скривился в злобной ухмыллке.
     - Хамдэр мых марзак дыхн цадеф юфр - бэн! - произнесла она какие-то
     непонятные, но почему-то вызывающие тревогу, слова.
     В следующее мгновение девочка развела руки в стороны и плавно поднялась
     вертикально  над  землей,  как  вертолет.  Зависнув   в  полуметре   от
поверхности,
     она перестроилась в горизонтальное положение, вытянула руки перед собой
и
     полетела на Ирину с громадной скоростью.
     Ирина успеа отскочить за дерево. Девочка на полной скорости влетела в
     ствол, но, против ожиданий, не застряла в нем своими когтями, а начисто
     срезала огромное дерево  и пролетела  дальше. Толстый ствол тяжело осел
на
     землю и стал заваливаться в сторону. Ирина отскочила. Сзади, с
     оглушительным грохотом и треском, дерево упало на землю.
     Теперь дети стояли от Ирины по обе  стороны и  отразить следующий  удар
было
     гораздо  сложнее.  Девочка  зависла над  землей,  угрожающе  фыркала  и
немного
     покачивалась.  Мальчик  пригнулся  и  переваливался  с  ноги  на  ногу,
поигрывая
     когтями.
     Сейчас они набросятся на меня. Мысли в голове Ирины закрутились, как
     рулетка в Лас Вегасе. Красное-черно... чет-нечет...зеро...
     красное-черное... Драться с вампирами ее не учили. В разведшколе они
     прошли  краткий  спецкурс  "Встреча   с  инопланетянами".   В  ЦРУ  был
спецотдел,
     который занимался неопознанными объектами. У отдела было две основные
     задачи.  Первая  -  поддерживать среди  населения  мнение, что  никаких
летающих
     тарелок не существует, второе - заниматься НЛО, как неоспоримым фактом.
Во
     время курса Ирина узнала столько  всего  необыкновенного.  Оказывается,
НЛО
     появлялись  над  Америкой  не  реже,  чем  "Грейтфул  Дэд"  играли свои
концерты.
     Это было абсолютным открытием для нее. Существовала масса кино и
     фотоматериалов, от  которых средний американский  обыватель  сошел бы с
ума.
     И, в частности, поэтому, материалы касающиеся НЛО держались в строгом
     секрете. Поэтому,  обыватель  мог  видеть на экране  своего  телевизора
только
     кадры   показывающие   мутные  точки   в  темном  небе  и  расплывчатые
черно-белые
     фотокарточки, которые легче было принять за дефекты при проявлении, чем
за
     НЛО. Обывателю не показывали расчлененные трупы зеленых человечков с
     присосками   вместо  носа,   ушей   и  половых  органов.  Обывателю  не
показывали,
     как сверкающие на солнце металлические блюдца размером с Капитолий
     величественно  движутся  по небу Невады. Обывателю не показывали их,  в
том
     числе  и потому, что тарелки  появлялись  в основном в тех местах,  где
была
     большая концентрация военных объектов. Но именно по этой причине,
     разведчики проходили эту дисциплину. Ориентируясь на скопление тарелок,
     можно было вычислить местонахождение военных объектов потенциального
     противника.  В  частности,  в  тамбовской  области, появление  летающих
объектов
     было не редкостью. И это наводило на мысли. Однажды Ирина собственными
     глазами  видела в небе над Тамбовом  летающую тарелку.  Это было летом.
Ночь
     была душная.  Ирина долго  ворочалась с боку на бок. Не  могла заснуть.
Она
     никогда  не страдала бессонницей, но  в  ту  ночь,  что-то  витавшее  в
воздухе
     мешало  ей.  Это  была не духота  (к  духоте она  привыкла с детства  в
Америке),
     это было что-то другое. Ирина встала и вышла на балкон подышать. И  тут
в
     небе над домом она увидела, как серебристая махина с мигающими по краям
     лампочками, бесшумно пролетает над спящим Тамбовом. Ирина застыла,
     совершенно растерявшись. Ей бы теперь быстро бежать в комнату за
     фотоаппаратом, а она все стояла и стояла, не в силах оторвать глаз от
     мерцающих огней посланца вселенной. Потом она опомнилась и побежала за
     камерой, но когда вернулась, тарелки и след простыл.
     Как вести  себя  при  встрече с  НЛО и  НЛОнавтами  их  обучали, но что
делать,
     когда на тебя набрасываются паранормальные  порождения тьмы - вот этого
им
     не объяснили...
     Девочка, как  реактивные самолет,  который запустил все свои моторы, но
еще
     не сорвался с  места,  завибрировала тельцем. Ее глаза засверкали ярче.
Она
     снова сложила перед собой  руки и стала похожа не только на самолет, но
еще
     и на ныряльщика, который готовится вспороть руками прозрачную воду
     бассейна. Только это будет не вода, это будет человеческая плоть! Ее,
     Ирины  плоть,  которую  эта маленькая  ведьма готовилась искромсать  на
куски!
     Тело девочки завибрировало сильнее.
     Одновременно с этим, мальчик подскочил на месте.
     Не успею я досчитать до трех, как они бросятся на меня и, скорее всего,
     через несколько мгновений от меня ничего не останется!
     Вдруг зловещую ночную тишину прорезал громкий крик Юры:
     - Что, обосралась, ведьма?! - кричал он. - Сейчас я тебя, кикимора,
     отстегаю осинкой и в задницу тебе ее воткну, чтобы у тебя мозги вылезли
из
     ушей, или что у тебя там заместо мозга!
     Юра шел  вперед, размахивая перед  собой какой-то палкой.  А его  жена,
злобно
     шипя отступала, пятясь назад.
     - Ирина, - крикнул он, - беги ко мне! Они боятся осины!
     Ирина побежала к Мешалкину. Они обхватили друг друга за талию.
     Татьяна и дети кружили вокруг них, злобно шипя, но напасть не решались.
     Не переставая размахивать удочкой, Юра и Ира понемногу отступали назад.




Популярность: 1, Last-modified: Wed, 05 Mar 2003 05:44:49 GmT