---------------------------------------------------------------
Любая публикация или какое бы то ни было другое
коммерческое использование данного произведения возможно только
с письменного согласия авторов.
copy; Copyright (с) Дмитрий Громов, Олег Ладыженский.
E-Mail: [email protected]
---------------------------------------------------------------
...Эта рукопись была найдена в полуразвалившемся заброшенном бунгало
на острове Сан-Себастьян - одном из последних оплотов и убежищ
Человечества в тяжелое, смутное время после Великого Излома. Изгнанные из
городов, предоставленные самим себе, - люди частично поддавались на
уговоры Бегущих Вещей (Пустотников) и эмигрировали, подписав договор;
частично приспосабливались к новому образу жизни, быстро утрачивая
сдерживающие моральные факторы. Некоторые же уходили в очаги бурно
развивающейся Некросферы, и дальнейшая судьба их оставалась неизвестной.
Тогда еще мало кто сопоставлял формирование Некросферы с Большой
эмиграцией, связанной с подписанием договора между человеком и
Пустотником...
Сама рукопись в основном сгнила, так что создавалось впечатление, что
листы долгое время находились в воде, а оставшиеся страницы были написаны
корявым неустойчивым почерком, словно писавшему было трудно держать перо в
руках - или в чем там он его держал, тот, кто писал эту сказку, слишком
похожую на быль...
Это было давно, это было давно
В королевстве приморской земли.
Там жила и цвела та, что звалась всегда,
Называлася Анабель-Ли, -
Я любил, был любим, мы любили вдвоем,
Только этим мы жить и могли.
...Бирюзовые волны, загибаясь пенными белыми гребешками, накатывались
на рассыпанное золото побережья, а я сидел на песке и смотрел на море. Я
смотрел на море, а оно облизывало мои босые, исцарапанные ноги. Меня звали
Ринальдо. Я родился на этом острове, где неправдоподобно огромные
кокосовые пальмы врезались в неправдоподобно синее, глубокое небо. Я любил
свой остров. Чувствуете? Взрослые рассказывали, что раньше Сан-Себастьян
(так назывался наш остров) был частью материка. Но это было давно, еще до
Великого Излома. Вот почему мы живем в каменных белых домах - хотя здесь
их строить не из чего - и у нас есть и школа, и церковь, и даже
электростанция. Но взрослые все же часто сокрушаются и скучают по жизни на
материке, где у людей, по их словам, было много всякого такого... Но мне
хорошо и без этого. У меня есть море, и небо, и скорлупа от кокосов для
разных игр, и дом - а остального мне не надо. Дед Игнацио говорит, что я
похож на Бегущего Вещей, но мне не с чем сравнивать. Два раза я видел
Пустотника, заходившего в поселение, и оба раза меня тут же отсылали на
берег - играть - а издали он был обыкновенный и скучный. Мне хорошо. Я
могу сидеть и глядеть на море, и думать о разном, и песок струится между
пальцами, отчего пальцам чуть-чуть щекотно...
- Привет, Ринальдо! - чья-то тень заслоняет солнце, но я и так знаю,
что это Анабель - она все время ходит за мной. Вечно она... И чего ей
надо?!
- Привет, - не оборачиваясь, бурчу я. Некоторое время Анабель молчит
и смотрит на меня, а, может, и не на меня - потому что наконец она
произносит:
- Красивое сегодня море.
- Море всегда красивое, - соглашаюсь я и неожиданно для самого себя
предлагаю: - Садись. Давай смотреть вместе.
Анабель тихо опускается рядом, и мы смотрим на море. Долго-долго. А
потом я то и дело смотрю уже не на море, а на нее, на загорелые плечи, на
пепельные волосы, развевающиеся на ветру; а потом она поворачивается, и мы
смотрим друг на друга, и я впервые замечаю, что глаза у Анабель глубокие и
печальные, а вовсе не насмешливые и ехидные, и...
- Тили-тили-тесто, жених и невеста! - раздается издевательский вопль
совсем рядом, и на нас обрушивается целая туча мокрого песка, и глаза
Анабель наполняются слезами. Отворачиваясь, чтобы не видеть эти слезы и
набившийся в пряди ее чудесных волос песок, я замечаю Толстого Гарсиа с
соседней улицы и его дружков, которые прыгают вокруг нас и орут свое
"Тили-тили-тесто!.." - и тогда я вскакиваю и вцепляюсь в Гарсиа, и мы
катимся по песку, но вскоре я оказываюсь внизу, и во рту у меня песок, и в
глазах, и в волосах... Внезапно Гарсиа отпускает меня, и я слышу страшный
захлебывающийся крик, который тут же обрывается. Протирая засыпанные
песком глаза, я вижу ползущие по пляжу скользкие щупальца с плоскими
белесыми блюдцами присосок, и уносимую в море мальчишескую фигурку одного
из приятелей удирающего Гарсиа. Жертва обвита толстыми пульсирующими
шлангами, и я успеваю схватить бледную Анабель за руку, спотыкаясь и...
И любовью дыша, были оба детьми
В королевстве приморской земли,
Но любили мы больше, чем любят в любви -
Я и нежная Анабель-Ли,
И, взирая на нас, серафимы небес
Той любви нам простить не могли.
...Мне было почти семнадцать, и мы с Анабель стояли у парапета и
смотрели на раскинувшееся вокруг ночное, усеянное крупными звездами небо и
безбрежное море, в ленивых тяжелых волнах которого тонули огни звезд. Мне
в последнее время разрешали гулять по ночам, а отец Анабель год назад
подписал договор с Пустотниками, и с тех пор некому было запрещать ей
что-либо... Впрочем, такие прогулки становились все опаснее - слишком
часто подходили к берегу кракены, и рыбы-этажерки со своими бесчисленными
зубастыми пастями, и многометровые крабы-расчленители, и прыгающие акулы,
и электрические шнуры... Много появилось всякой нечисти, и с каждым годом
появлялось все больше - одни говорили, что это началось после Великого
Излома, другие связывали это с увеличивающимся количеством людей,
рискнувших продать душу под договор Пустотников, третьи...
Вот почему мы стояли под защитой парапета, вдалеке от воды, и под
нами громоздились ярусы крепостных бастионов, с раструбами огнеметов,
жерлами реактопушек и лучами прожекторов, полосовавших неподвижное море...
Дед Игнацио ворчал, что во взбесившихся городах человека как раз и подвела
любовь к оружию, но спрута ворчанием не остановишь... А мы по-прежнему
любили свое море, и Сан-Себастьян, и чернеющее к вечеру небо с
проступающими разноцветными огнями, манящими к себе... Мы молчали. Я обнял
Анабель за плечи и...
- А вот и наши голубки! - раздался над ухом хриплый ломающийся басок
Толстого Гарсиа. На нем блестела черная кожвиниловая куртка с заклепками,
сигарета прилипла к редкозубой ухмылке, и дым подозрительно отдавал чем-то
сладким, приторным... Он демонстративно раскрывал и защелкивал рыбацкую
наваху, а позади темнели фигуры его дружков.
- И что ты нашла в этом сопляке, Белли? Пошли с нами, а он пусть себе
таращится...
Звонкая пощечина оборвала очередной эпитет, готовый сорваться с губ
Гарсиа. Сигарета отлетела в сторону. В следующий момент Гарсиа рванулся к
Анабель, но я перехватил его, вцепившись в отвороты куртки, и швырнул на
парапет. И тут же почувствовал резкую боль в боку. В глазах потемнело.
Что-то липкое и теплое текло по боку, просачиваясь сквозь штаны,
набухавшие...
...И, взирая на нас, серафимы небес
Той любви нам простить не могли...
...Я лежал на спине. Слабость раскачивала меня на своих качелях, и
болел бок, куда вошла наваха Гарсиа. С большим трудом я приподнялся и сел.
И увидел.
Я находился на Обзорном выступе. Отсюда скалы обрывались вертикально
вниз на полторы сотни футов, и там, в гулкой пропасти, крутился и ревел
Глаз Дьявола. Совсем рядом, в нескольких шагах, стоял Гарсиа и
приглашающим жестом указывал в бездну. Он больше не улыбался. И его
приятели - тоже.
- Тебе еще нравится смотреть на море, Ринальдо? Не хочешь ли ты
взглянуть на него изнутри?
Из воронки Глаза не выплывал никто. Правда, дед Игнацио говаривал
спьяну, что, если попасть точно в центр, в "зрачок", то Сатана моргнет - и
тогда происходят удивительные вещи... И еще...
Парни Гарсиа схватили меня под руки и потащили к обрыву. Сам Гарсиа
стоял чуть поодаль, кривя толстые губы в напряженной гримасе.
- Уберите руки! Я сам!
От неожиданности они отпустили меня, и я шагнул к краю обрыва. Бурый
пенящийся водоворот ревел внизу, скручиваясь к черному провалу "зрачка", и
я оттолкнулся от края, изгибая больное, избитое, распоротое, но еще
послушное тело...
...Я любил, был любим, мы любили вдвоем.
Только этим мы жить и могли...
...Меня выворачивали судороги, я плавился, распадался на части... -
Может быть, так умирают? - но смерть не была неприятной, она перекраивала
меня, переделывала, сливала с водой, с воздухом; мне казалось, что я вижу
себя со стороны, свое прозрачное светящееся тело, и оно текло, менялось...
...Я ощутил упругость воды, скользившей вдоль моего тела - гладкого,
пружинящего! Я шумно вдохнул воздух, выдохнул. Глаз Дьявола ревел более
чем в миле от меня, вокруг было открытое море, и в нем плыл глянцевый
черный дельфин, который был мной!
Плавники прекрасно слушались приказов, на языке ощущались привкусы
йода, водорослей и разных морских жителей, невидимые колебания отражались
в мозгу четкой картиной берегового рельефа... Берег! Анабель и подонки
Гарсиа!..
Я ринулся обратно, легко избегая электрических шнуров и объятий
гигантского кракена. Впрочем, все они не особенно и старались меня
поймать. Дикая мысль закралась в голову - а что, если и они тоже...
Воронка была уже совсем рядом, когда я наконец увидел высоко вверху
оранжевое платье Анабель. Увидел - не то слово, но других у меня пока не
было. Вокруг нее толпились дружки Гарсиа, и он сам стоял там, скалился,
что-то говорил - и наконец обнял замершую девушку.
Через мгновение он неловко взмахнул руками, запрокидываясь назад,
теряя равновесие, отделяясь от скалы, тщетно пытаясь оторвать от себя
цепкие пальцы Анабель - и оранжевое платье с черной курткой зависли над
пропастью! И я знал, знал всем своим новым дельфиньим знанием, что
проклятый Гарсиа попадет в "зрачок", а Анабель...
Анабель!..
Я рванулся в Глаз Дьявола, неистовой торпедой взрывая засасывающую
силу воронки, благодаря Небо, Бога, Сатану за то, что я больше не был
человеком - я пробился, я успел - и выбросил новое послушное тело в
воздух, встретив Анабель, направляя оранжевое платье туда, где чернела
молчащая пустота...
Но любя, мы любили сильней и полней
Тех, что страсти бремя несли,
Тех, что мудростью нас превзошли, -
И ни ангелы неба, не демоны тьмы
Разлучить никогда не могли,
Не могли разлучить мою душу с душой
Обольстительной Анабель-Ли.
...Через несколько минут в пяти милях от острова вынырнули два
дельфина и, чуть помедлив, поплыли прочь, направляясь в открытое море.
Слева от них темнел в тумане материк взбесившихся городов, диких вещей и
рождавшихся преданий. Справа лежал тихий остров Сан-Себастьян, с его
Обзорным выступом, бойницами парапета и Глазом Дьявола, из которого
медленно поднималась скользкая чернильная туша колоссального спрута...
Это было давно, это было давно
В королевстве приморской земли...
Популярность: 1, Last-modified: Thu, 05 Feb 1998 07:43:17 GmT