---------------------------------------------------------------
Любая публикация или какое бы то ни было другое
коммерческое использование данного произведения возможно только
с письменного согласия авторов.
copy; Copyright (с) Дмитрий Громов, Олег Ладыженский.
E-Mail: [email protected]
---------------------------------------------------------------
...Мы сидели за столом не более двух часов, но в воздухе уже повисло
сизое сигаретное облако, газеты были засыпаны рыбьими костями и чешуей, а
в канистрах оставалось не более трех литров пива. Все находились в стадии
легкого опьянения, сыпали плоскими шутками и старыми анекдотами, слушая
преимущественно самих себя. Из обшарпанных колонок хрипел "ДДТ", на
который, кроме меня, никто не обращал внимания. Скука. Пиво, рыба,
полузнакомая компания и осточертевшие записи - все то же. Надо было
предков не слушать, идти на литературный... Ну, не поступил бы сразу - так
отслужил бы и все равно... Предки теперь на два года в Венгрию укатили, а
я тут сижу и дурею от скуки...
- Слышь, Серый, что это у тебя за повязка на руке? Металлист, что
ли?.. Тогда почему клепок нет?
Если бы я еще сам знал, что это за повязка! Ну, была там какая-то
родинка, так как в шестнадцать лет перед днем рожденья отец мне эту
повязку на руку наложил, так я ее больше и не снимал. Батя, кстати, тоже
такую носит. Говорит, наследственное, болезнь, вроде саркомы. Не дай бог
на эту родинку свет попадет - все, кранты, помереть можно. Правда, я про
такую болезнь ни разу не слышал. Но экспериментов пока не проводил - уж
больно у отца глаза тогда серьезные были. И сам повязку никогда не
снимает. Даже когда купается. Или на медосмотрах...
- Серега, ты перебрал, что ли?
- Нет, я в норме.
- Тогда давай, колись про повязку.
- Да ничего особенного. Упал в детстве, руку до кости об железяку
пропорол. Шрам там жуткий. Лучше и не смотреть.
- Покажи.
- Ты что, шрамов никогда не видел?
- И то правда, Стас, чего ты к человеку пристал?..
- А мне интересно. Что ж это за шрам такой ужасный, что на него и
посмотреть-то нельзя?.. Под пиво.
Черт бы побрал этого Стаса! Вечно, как напьется, так ему дурь в
голову лезет.
- Слышь, Серый, ты меня уважаешь?
Ну вот, началось. Сейчас драться полезет. Не хочу я с ним драться.
- Уважаю.
- Тогда покажи.
- Слушай, Стас, я тебя уважаю, но повязку снимать не буду.
- Почему?
- Ну, повязку разматывать неохота. Да и тебя наизнанку вывернет, если
увидишь. Все пиво пропадет.
- Не пропадет. Я еще столько же выпить могу. Показывай.
Тут меня взяла злость.
- Хорошо. Показываю... - и я показал Стасу фигу.
- Ах ты козел! Это ты мне!..
Стас полез через стол, опрокидывая стаканы с пивом, на пол посыпались
остатки рыбы, зазвенело разбитое стекло. Сколько раз давал себе слово не
пить с малознакомыми людьми! Так этот балбес Колька опять затащил. Теперь
в углу помалкивает, пиво сосет...
Стаса ухватили сзади за штаны и стащили обратно на диван. Стас был
весь в пиве, в рыбьей чешуе, красный, как рак, и отчаянно ругался. Ему
сунули в руки недоеденный хвост - и Стас утих.
- Спасибо, ребята.
- Не за что. А шрам свой мог бы и показать. Может, хоть Стаса
стошнило бы...
- Не стошнило бы, - снова подал голос угомонившийся было Стас. - Ну
покажь, жалко, что ли?
Он привстал и запустил в меня хвостом.
- И то правда, - отозвался кто-то из угла, - чего ты ломаешься...
Снять, что ли? На секунду. И сразу обратно завяжу. Самому ведь
интересно - считай, девять лет не разматывал... Выпитое пиво подталкивало
к подвигам.
- Ладно, уговорили. Только на минутку - покажу - и обратно замотаю.
- Об чем разговор!
- Только шрама там нет никакого. Наврал я.
- А черт тебя разберет, когда ты врешь! Показывай.
Я с трудом расстегнул уже основательно приржавевшую застежку
(нержавейка, называется!) и стал аккуратно разматывать черную кожаную
ленту. Надо будет и вправду заклепок на нее насажать. Пусть думают, что
металлист - приставать не будут.
Кожа под повязкой была неестественно белая, в красных прожилках, и
совсем без волос. Ну, однако, папа и намотал! Перестраховщик. Вот хохма
будет, если там вообще ничего нет. Ладно, посмотрим...
- Что это у тебя, Серый? Татуировка? - все с интересом придвинулись к
моей руке. И в самом деле, что это? На месте родинки - две пересекающиеся
окружности, диаметром с двухкопеечную монету, перечеркнутые крест-накрест.
Откуда...
И тут руку мне словно ожгло огнем. Окружности вспыхнули горячим
красным светом, как спираль электроплитки. Нестерпимый жар быстро
распространился по всему телу. Перед глазами поплыло, в ушах нарастал
звон, окружающее стремительно проваливалось в расплавленную качающуюся
пустоту... "Ну вот, предупреждали же!.." - успел подумать я, попытался
было отдать приказ несуществующим рукам закрыть проклятую родинку - и это
последнее усилие окончательно выбросило меня из реальности...
Мыслю - следовательно, существую. Не мыслю? Следовательно, не
существую...
...Тишина. Нет, не совсем тишина. Часы тикают. За окном, в отдалении,
прогрохотал трамвай. Стоп. За каким окном?
Лежу на чем-то твердом, наверное, на полу. Очень не хочется открывать
глаза. Странно, почему так тихо?
Сквозь ресницы я вижу белый потолок с тонкими витиеватыми трещинками,
люстру с одним горящим плафоном... Та же комната. И ничего не болит, даже
голова. Может, мне все спьяну привиделось? Так вроде бы не с чего,
подумаешь, каких-то три литра "Колоса"...
Подтягиваю ногу, опираясь руками об пол, при этом влезаю во что-то
липкое - а, это Стас стакан с пивом разбил, на стекло бы не напороться! -
и медленно встаю, поднимая опухшие веки. И тут же хватаюсь рукой за
стенку, чтобы не упасть снова.
Возле дивана, обивка которого была разорвана в клочья, лежал
окровавленный Стас, неестественно вывернув голову. Живот его был распорот,
часть внутренностей вывалилась на паркет. Правая рука была оторвана по
локоть, из культяпки еще сочилась кровь, смешиваясь с пивом из
раздавленной восьмилитровой канистры. Вот во что я влез...
Из-под обломков стола торчали ноги в кроссовках. Одни ноги, без
туловища. На правом "Адидасе" налип рыбий плавник.
Когда меня перестало рвать, я с трудом разогнулся и побрел в
прихожую, к телефону. Телефон, к счастью, уцелел. Я переступил через
кого-то с огромной рваной раной на спине и взял трубку. И только тут
обратил внимание, что повязка по-прежнему аккуратно закрывает предплечье
левой руки. Может, я ее действительно не снимал?..
Молоденькому сержанту сразу стало плохо, и пожилой врач из приехавшей
с ними "скорой помощи" минут семь приводил его в чувство. Пока они там
возились, коренастый капитан с серьезным лицом отвел меня в сторонку и
стал задавать вопросы. Я честно удовлетворил его любопытство, умолчав,
правда, о случае с повязкой - не хватало еще, чтобы этим заинтересовалась
милиция. Внимательно выслушав меня, капитан вместе с очухавшимся сержантом
удалился осматривать место происшествия. Бледный сержант предположил
возможность пьяной драки, споткнулся о разорванного Стаса и все остальное
время угрюмо молчал.
Мне сунули протокол, подписку о невыезде, я подписал, не глядя, и
потащился домой.
В голове гвоздем засела идиотская фраза из протокола. "В квартире
имели место пять трупов в состоянии расчленения". Пять трупов. В
состоянии.
Так нас же было семеро! Это я точно помню! Стаса я опознал сразу,
потом Дуремара с Сашкой, Зеленого... И чьи-то ноги. Коля был в турецком
свитере, зеленоватый такой, с полосками, варенки на нем кооперативные,
туфли, саламандровские, кажется... А ноги-то были в кроссовках! Значит,
это Славка. А Николай, выходит, исчез... Куда?
Придя домой, я сразу схватил телефонную трубку.
- Алло, Коля, это ты?
- Я.
- Это Сергей.
- Ну?
Да что он, в самом деле, ваньку валяет!..
- Ты знаешь, что на хате произошло?!
- А что?
- Ты только держись за что-нибудь... Всю компанию в куски порвали.
Имеют место пять трупов в состоянии расчленения. Милиция приехала,
"скорая"...
- Кончай трепаться.
- Да не вру я! И трезвый. Ты-то куда исчез?
- "Скорую" тебе вызывать побежал. Ты ведь как руку размотал, так
посинел сразу и грохнулся; непонятно с чего. А тут телефон на блокираторе.
Ну, я и побежал с автомата звонить. Дозвонился, возвращаюсь - а там менты
у подъезда, врачи суетятся... Ну, думаю, это ты Стаса порезал. Или он
тебя. И ушел. От греха подальше. А что там хоть случилось-то?
- Да не знаю я! Очнулся - а они... уже... Слушай, ты б в милицию
сходил, а?
- А что я? Я еще меньше тебя знаю... И потом у меня аспирантура - сам
понимаешь. Зачем мне это надо?
- Ладно, я про тебя говорить не стану.
- И не говори. Пока.
И он повесил трубку.
Неделя прошла, как в тумане. Я рассчитывал калькуляции, бегал с
бумагами, составлял и корректировал сметы, а перед глазами у меня все
время стояла залитая пивом и кровью комната - и изуродованные тела на
полу. Ночью эти трупы оживали и звали меня за собой. Я кричал, и
возмущенные соседи начинали стучать в стенку. Еще один вызов в милицию,
для уточнения показаний, ничего не изменил.
Приходя домой, я бросался на диван, включал видео и застывал, тупо
уставившись в экран. Но там снова стреляли, резали, лилась кровь - и я
выключал аппаратуру. После того, что было на самом деле, я не мог смотреть
боевики.
А в субботу позвонил старый знакомый Володя и пригласил к нему на
дачу, на день рождения. Отказаться было неудобно, тем более, что он
собирался заехать за мной на машине. Компания там, конечно, еще та - одни
фарцовщики да брокеры, что, в принципе, одно и то же - но сидеть одному
дома мне уже было невмоготу. Выбрав кассету из кучи опротивевших мне
"ужасов", я сунул ее в сумку. На подарок.
Как только приехали, Володя сунул кассету в свою видуху. На экран
толпой полезли вампиры, вурдалаки и прочая нечисть.
- Спасибо, Серега, - Володя, не отрываясь от экрана, протянул мне
руку. - Я за этим фильмом уже третий месяц гоняюсь.
- Не за что. Ты названивай чаще, может, еще что объявится...
- Обязательно, - оторвать его от экрана было уже невозможно, и я
прошел в соседнюю комнату.
- О, Серый, привет! - ко мне со всех сторон потянулись руки. Я прошел
через строй и в награду получил бокал шампанского.
- За именинника!.. - шампанское было отличным. Я закусил шоколадной
конфетой из коробки и принялся за холодные закуски.
- А где наш именинник?
- Я ему новую кассету подарил - так он ее тут же смотреть уселся.
- Ладно, хозяин - барин... А мы пока за него еще выпьем.
Выпили еще шампанского. Потом кто-то сбегал и достал из холодильника
водку. Выпили. Повторили. И включили музыку. "Совдеп" здесь был не в моде,
и из новеньких колонок фирмы "Перлос" застучал приторно пульсирующий ритм
"диско".
Кто-то танцевал, кто-то продолжал пить. Напиваться я не собирался,
поэтому пробрался к двери и присоединился к танцующим.
За дверью двое выясняли свои темные дела.
- Я же сказал, что беру, - я узнал голос Коли. Ну конечно, без него
ни один день рожденья не обходится...
- Мало ли, что ты сказал. Пока ты там телился, их уже забрали.
- Слушай, Влад, кончай! Я из-за тебя на двадцать кусков влетел.
Оба были изрядно поддатые, и разговаривали на повышенных тонах.
- А что мне твои двадцать кусков?! Сам виноват.
- Ладно, Влад, отдай их мне за сорок - и разойдемся.
- Ага, раскатал губы... Я их уже за шестьдесят сдал.
- Ну, Владя, ты об этом еще пожалеешь. Пеняй на себя...
- Да пошел ты!.. Не из пугливых.
- Тем хуже для тебя.
Дверь открылась, и Николай с силой захлопнул ее за собой. Он бросил
быстрый взгляд в мою сторону, поспешно отвел глаза, чертыхнулся,
пробираясь между танцующими, и вышел через противоположную дверь.
Ну вот, опять чего-то не поделили.
Через минуту в комнате появился Влад и протолкался ко мне.
- Слушай, Серега, дело есть. Пошли, воздухом подышим.
Ну конечно, опять будет просить что-нибудь достать. Для Влада любое
сборище - лишний повод провернуть очередное дело.
Мы вышли на лужайку перед дачей. Солнце еще не зашло за горизонт, и
огромным диском висело над подернутыми дымкой горами, играя бликами на
вымытых стеклах, черепичной крыше, ветках старых кленов. За небольшим
холмом начинался лес, темневший сумрачными провалами теней. Влад достал
пачку "Мальборо", угостил меня. Закурили.
- Пошли, пройдемся.
По тропинке мы поднялись на холм, перевалили через него и подошли к
лесу.
- Слушай, Серега, ты видеокассеты достать можешь?
- Чистые или с записями?
- С записями. Чистые я и сам достать могу.
- Тогда с какими записями?
- Порнуха.
- Ты знаешь, Владя, я этим не увлекаюсь. Фантастику там, боевики,
ужасы разные - это пожалуйста. А порнухи у меня нет.
- Ну, может, у кого-то из друзей есть?
- Погоди, надо подумать.
Мы медленно направились обратно к даче.
- Ты знаешь, есть один... Тебе как надо - записать или купить?
- Можно записать, можно - купить. Можно поменяться - как он захочет.
- Хорошо, я с ним поговорю. Да ты его и сам знаешь! Никаноров,
Федька...
- Конечно, знаю!
- У тебя его телефон есть?
- Нет.
- А ручка и бумага?
- Есть.
- Тогда записывай.
Я продиктовал Владу номер телефона, и мы двинулись обратно. Сигарета
догорела, и я щелчком отправил "бычок" вперед, следя за траекторией
огонька. В том месте, где упал окурок, на земле было что-то нарисовано. Я
подошел и взглянул на рисунок. Это были две окружности, перечеркнутые
крест-накрест!
Меня обдало жаром. Окружающее зыбко потекло перед глазами, резко
застучало сердце... Опять! Но ведь повязка на месте. Как же так?!.
Словно издалека, до меня донесся голос Влада:
- Серега, что с тобой? Перебрал, да?
Враг. Передо мной враг. Его надо убить. Нет, не враг. Пища. Ее надо
есть. Отличная пища, слабая и вкусная. Пищу надо есть еще живой, когда
азарт победы продолжает кружить голову и вырывается из глотки низким
ревом. Враг тоже может быть пищей, но враг умеет делать больно. А эта пища
совсем не умеет, она только дергается и издает странные клокочущие звуки.
Звуки жертвы. Вкусные звуки...
Я пришел в себя. Земля была забрызгана еще дымящейся кровью, а у моих
ног на тропинке лежало то, что осталось от Влада, закрывая проклятый знак.
Я опустился на землю, поднял голову к темнеющему небу и дико завыл...
Теперь я знал правду.
...Серьезный капитан долго и пристально смотрел на меня. Если бы в
моем кармане нашелся хотя бы перочинный нож - он немедленно выписал бы
ордер на арест. Но он был реалист, этот немолодой капитан, и его реализм
не мог предъявить мне никаких улик. Да, гуляли. Да, вернулся к даче. Да,
ничего не видел. Прибежал на крик. Подпишите протокол.
Дома я устало опустился в протертое кресло и откинулся на спинку.
Генетический атавизм. Мутация. Проклятие рода. Отец знал, но не сказал
мне. И правильно - я бы все равно не поверил... Итак, я - чудовище.
Выродок. Монстр.
...Но во второй раз знак был начерчен прямо на земле. Кто-то
рассчитывал, что я увижу рисунок - и правильно рассчитывал... Кто-то знает
мою тайну. И Влада... Влада хотели убрать. Моими руками. Вернее, лапами
моего монстра. И убрали. И я знаю, кто этот человек.
Тогда он сказал, что побежал вызывать "скорую". Но ведь я не терял
сознания и не валялся на полу! Зачем нужна была "скорая"?! Николай стоял
сбоку, со спины, и через плечо глядел на открывающийся знак. Он видел
знак! И видел мое превращение. Но монстр-то не мог его видеть! Потому что
Коля стоял сзади. И успел удрать. Чтобы потом воспользоваться своим
знанием. В полной уверенности, что я ничего не вспомню. Я сам подтвердил
это своим звонком.
Он - убийца. И может снова и снова делать убийцей меня. Что же
делать? Убрать его? Встретить в безлюдном месте и размотать повязку?..
Нет! На мне и без того слишком много крови. Единственный выход - уехать.
Уехать из города, туда, где меня никто не знает. И эта повязка больше
никогда не будет размотана. Решено... Но осталось последнее испытание.
Я задернул занавески, на всякий случай вынес аппаратуру и бьющиеся
предметы в соседнюю комнату, запер дверь. Потом встал напротив зеркала,
положил на тумбочку лист бумаги и вывел две пересекающиеся окружности,
жирно перечеркнув их крест-накрест...
...Враг! Хитрый враг, хорошо прячется. Не вижу. Где?! Ярость
клокотала, подкатывая к горлу, заливая глаза. Где враг? Убить! Найти и
убить. Сразу. Убить...
Нет, это не я. Это он. А ну-ка... Боже праведный! Изображение было
немного размытым, но достаточно отчетливым. Из зеркала на меня смотрел
ящер. Плоская ухмыляющаяся физиономия, утонувшие под низким лбом глазки,
розовая пасть с узким длинным язычком и белоснежными клыками. Тело,
закованное в зеленоватую чешую с металлическим отливом, покоится на
треугольнике мощных лап и мясистого хвоста. Передние лапы кротко сложены
на груди и выглядят хилыми в сравнении с могучим постаментом - но их силу
и крепость кривых когтей я уже знаю. Только рост, вроде бы, мой. Ходячая
смерть. Ископаемый убийца...
...Очнулся я на полу. Не глядя, скомкал лист и поднес к нему спичку.
Прощай, монстр...
На следующий день я подал заявление об увольнении.
Уволить меня обещали через два месяца, а пока все оставалось
по-прежнему. Я ходил на работу, занимался осточертевшими расчетами, а дома
валился на диван и брал книгу. Или включал видео. Комедии смотрел.
На улицах мне всюду мерещился проклятый знак. Я старался возвращаться
домой разными маршрутами, кружил по городу, входя в подъезд, на мгновение
закрывал глаза...
Но ничего не происходило, и постепенно я стал успокаиваться. Вряд ли
за эти два месяца Николай снова попытается выкинуть такой фокус. А
потом... Потом я уеду.
В тот вечер после работы я забрел в рок-клуб. Здесь, как всегда,
царила вольная психоделическая атмосфера. Кто-то терзал гитару, извлекая
из нее самые невероятные звуки; в углу бренчал разбитый рояль, на крышке
которого художник, не обращая внимания на игравшего, рисовал афишу к
предстоявшему рок-фестивалю; за стеной скрежетали и вопили какие-то
металлисты, и повсюду бродили длинноволосые личности в потертых джинсах и
с сигаретами в зубах. Это были музыканты, их друзья и знакомые, друзья
знакомых и знакомые друзей.
Нужную мне группу "ЗЭК" - "Земля: Экология Космоса" я нашел довольно
быстро. Репетиция была в самом разгаре: ударник избивал свои барабаны, не
забывая прикладываться к бутылке пива и периодически ударяя ею по
бас-тому; гитарист, извиваясь между колонками, выдавал плачущие трели, от
которых хотелось выть на луну, что и делал вокалист, используя вместо луны
прожектор; клавишник с зажатой в зубах "Примой" балансировал между
Иоганном Себастьяном и Одессой-мамой; и только рыжий басист, устало
сидевший на побитом трехногом табурете, меланхолично и методически играл
свою партию. Короче, полная психоделика. Это и был их стиль. А больше
половины текстов для них писал я.
Ребята доиграли песню, и я подошел здороваться.
- Серега, как тебе?
- Нормально, темп только надо подвинуть. Песня, конечно, унылая, но
злая. А у вас она незлая, но унылая.
- Точно. Что я тебе говорил, Вадюха?! Говорил - темп подвинуть надо,
а ты - "психоделика, психоделика"!..
Ребята снова взялись за инструменты. Я стал высказывать свое мнение,
и когда мы перестали посылать друг друга и начали прощаться - была уже
половина одиннадцатого.
Прохожих на улице почти не было, фонари горели редко, и это, как ни
странно, успокаивало - черта с два в такой темноте увидишь этот знак, даже
если Колька и нарисовал его где-нибудь. Я свернул в проходной двор с
идиотским стишком про мусорный киоск и ехидной припиской "А. С. Пушкин", -
и впереди раздался крик. Кричала женщина, и кричала так, что я сразу понял
- это серьезно. И побежал на крик.
В углу двора двое парней прижимали к стенке какую-то девушку, а
третий, присев на корточки, пытался стащить с нее юбку. Еще один стоял в
стороне и курил. Девушка старалась вырваться, и это очень мешало парням в
осуществлении их замыслов. Наконец куривший шагнул вперед и ударил ее
наотмашь кулаком по голове. Девушка обмякла и повисла на руках у державших
ее мужчин.
В следующий момент я был уже рядом и, налетев на присевшего парня,
сбил его с ног. Мы покатились по земле. Злость моя, к сожалению, не
соответствовала возможностям - и через секунду я ударился затылком об угол
кирпичного забора. Приподнялся и сел. На большее сил уже не было. Все.
Погиб поэт, невольник чести...
- Щас, мальчики... Салатик делать будем, - перед глазами возникло
длинное тусклое лезвие.
- Я бы этих металлюг живьем закапывал... Гады лохматые... Браслетик
вот только снимем, браслетик бабки стоит... Черт, застежка-то ржавая
совсем...
...Салатик, говоришь? Ну, монстр, давай!..
...Пища. Много. Хорошо. Одна пища думает, что она - враг, и машет
блестящим коротким когтем. Коготь свистит в воздухе, скользя по чешуе, и
вместе с лапой отлетает в сторону. Убегает! Пища убегает!.. Нельзя. Тело
мягкое, без чешуек. Хорошее тело. Еда. Хорошая еда. Удовольствие...
Враг! Враг ударил в спину! Где?! Вон... У врага идет дым изо рта, и
из руки. Тоже. Враг далеко, враг спешит к выходу из пещеры, враг прячет в
шкуру летающий коготь... Хорошо спешит, медленно. Хороший враг. Теперь
совсем хороший. Пища...
С полминуты я лежал неподвижно на асфальте двора, прижав гудящий
затылок и огромный синяк на спине к холодной поверхности. Вставать не
хотелось. Я видел все, что происходило - я видел, или монстр? - Наверное,
все-таки я - ящер жрал... А я на грани обморока, истерики, самоубийства
держал проклятую рептилию, не давая расслабиться, насытиться, обернуться
назад... и заметить девушку, без сознания лежавшую у стены. Что это
означало, мне было хорошо известно. Пища. Коротко и емко. И страшно.
Страшно, когда когтистая узкая лапа мелькает в воздухе, вспарывая
кричащего человека от пряжки пояса до ключицы; страшно, когда могучий
хвост сбивает жертву, оскалившаяся пасть нависает над ней, и затвердевший
вдруг язык протыкает живот и пробует внутренности; страшно, когда пуля
рикошетом визжит по чешуе, и стрелявший слышит рев моего ящера -
последнее, что он слышит...
Я встал, отвернувшись, замотал повязку и пошел к девушке.
Девушку звали Люда. Я это узнал уже после, выйдя из подворотни и
выслушав целый поток застенчивых благодарностей. В тот момент мне было не
до этого - Люда не должна была заметить следов побоища. Иначе я просто не
смог бы объяснить ей ситуацию. Потом Люда ужаснулась собственному виду, и
пришлось заходить ко мне за иголкой, мылом и пузырьком йода. Потом мы пили
чай, шли по ночному городу, прощались у подъезда, договаривались о
завтрашней встрече.
А потом я возвращался обратно, топая по проезжей части и не желая
уступать дорогу встречному запоздалому троллейбусу. Сонный водитель,
высунувшийся из окна, подробно изложил свою точку зрения на пьяных
сопляков и их антисоциальное поведение. И я с ним полностью согласился.
На следующий день мы сидели в кафе и болтали о всякой ерунде. Я
увлеченно представлял в лицах какой-то заурядный случай из жизни
канцелярских крыс, Люда весело смеялась, встряхивая челкой, прикрывшей
следы вчерашних царапин... Она вообще умела на удивление здорово
сопереживать всему, что окружало нас - хорошей погоде, сливочному
мороженному, моим наивным шуткам... Когда я подошел к кульминации, за наш
столик неожиданно подсел Коля. Я даже не заметил, как он возник на
вертящемся стуле между нами.
- Привет, ребята. Серый, есть разговор.
Коля излучал любезность и радушие. Я было хотел принять условия игры,
но истрепанные в конец нервы не выдержали.
- Мне с тобой не о чем разговаривать.
- Зато мне с тобой есть. Пошли, выйдем.
Я положил ложечку, успокаивающе кивнул насторожившейся Люде и пошел к
выходу.
- Серый, мне повестка пришла из ментовки. Это твоя работа?
- Нет.
- Сережа, хороший мой, я ж тебя, кажется, просил... Зачем тебе лишние
неприятности на единицу времени?
- А что будет?
- Увидишь.
И тут на мне сказалось вредное влияние моего ящера.
- Я сам тебе скажу, что будет, - я аккуратно взял Николая за
пуговицу. - Я встречу тебя в каком-нибудь безлюдном месте и размотаю эту
повязку. Понял? Или повторить?
Он понял. Он посерел и уставился на меня стеклянным взглядом. Если бы
взглядом можно было убивать - я бы не дошел до столика. Но я дошел.
Вспоминая по дороге, что похожее выражение лица я уже, кажется, где-то
видел. Где?..
Я расплатился, и мы с Людой пошли в парк. Часть парка, прилегавшая к
кафе, была похожа скорее на лес. Настроение было испорчено уже
окончательно, Люда молчала - я перестал быть занимательным собеседником и
угрюмо созерцал повороты тропинки.
Шагнув за очередной поворот, я остолбенело замер. Смотреть было
нельзя, но тело не слушалось. Решился, все-таки, сволочь трусливая...
Передо мной был мой знак. Нижняя часть креста была смазана - видимо,
рисовавший очень торопился. Сквозь знакомую жаркую волну донесся голос
Люды: "Что с тобой, Сережа? Тебе плохо?".
Мне было очень плохо.
Пища. Пища и деревья. Неправильные деревья, неопасная пища. Запах
леса. Неправильный лес, не такой... Нельзя! Стой, мерзавец! Стой...
Почему? Нельзя... Деревья. Пища. Можно.
Слов проклятый ящер не понимал. Он хотел жрать, он всегда хотел
жрать, это была доминанта его существования. Я ворочался в чужом теле,
низким ревом продираясь через чешуйчатую глотку, отбрасывал плоскую морду
в сторону - но ящер хотел жрать и медленно, но упрямо восстанавливал
власть над телом. Это было его тело. Время опутывало меня длинными липкими
волокнами, тяжелая лапа неотвратимо зависла в воздухе...
Ископаемая смерть из длинной цепи моих перерождений, прорвавшая
пласты времени и эпох - разъяренный ящер стоял перед своей жертвой. А
между ними стоял я и всем упрямством своих волосатых предков, всей яростью
прижатых к стене, забитых в колодки, всем отчаянием закованных в цепи -
всем человеческим, что еще было во мне, я держал своего монстра, держал
через потребность жрать, держал, собирая всего себя в кулак, и наконец
собрал, и этим кулаком - нет, не кулаком - чешуйчатой когтистой лапой...
Острая боль пронзила все мое существо, отовсюду навалилась жгучая,
черная, ревущая пустота, и цепи, которые еще держали мой рассудок,
растянулись и начали лопаться...
Что-то теплое текло по лицу. Я медленно поднял руку и провел по щеке.
Кровь. Малой кровью... Значит, все-таки могу. Могу.
- Сережа, что же это?! Я сошла с ума... Мне показалось... У тебя все
лицо в крови!..
Я еле успел подхватить падающую девушку и мягко опустить ее на траву.
На большее меня уже не хватило. Я повернулся лицом к тропинке - и увидел
Колю. Он быстро шел прочь. Один раз он оглянулся - и я наконец вспомнил,
где я видел это выражение лица.
В зеркале, в пустой комнате.
Это был мой монстр.
Николай ускорил шаг, потом побежал, ветки деревьев упруго хлестнули
его силуэт, размытый быстрым движением - и вот уже парк пуст, только по
аллее неторопливо идут двое и катят перед собою ярко-красную коляску, в
которой сидит толстый сердитый младенец, увлеченно грызущий круглую
погремушку...
Я моргнул, земля качнулась, завертелась, и на миг мне показалось, что
это мы, мы с Людой движемся сквозь вечерний парк, сквозь лиловые тени
надвигающегося будущего. Мы-завтрашние о чем-то болтали, не замечая
нас-сегодняшних, и наш нерожденный сын все пытался укусить беззубыми
деснами новую игрушку, круглую, как земной шар... кусал, смеялся и
взмахивал ручкой с едва заметной родинкой у пухлого запястья...
Я молчал, молчал парк, молчала лежащая у моих ног девушка - и лишь в
сознании моем, как в гулком заброшенном соборе, все бормотал сухой
срывающийся голос, сбивался, хихикал и снова принимался за свое...
"И положено будет начертание на правую руку их или на чело их, и
никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это
начертание, или имя зверя, или число имени его..."
Популярность: 1, Last-modified: Thu, 05 Feb 1998 07:44:16 GmT