---------------------------------------------------------------
Источник: Ковчег - поэзия первой эмиграции, М., ИПЛ, 1991 г.
OCR - Эдуард Ермаков.
---------------------------------------------------------------
1894 - 1972
Впервые Г. Адамович выступил в печати в 1915 г., будучи студентом -
филологом Петербургского университета. В 1916 г. вышел сборник его
стихотворений "Облака", о котором Гумилев писал, что в нем "чувствуется
хорошая школа и проверенный вкус". Второй сборник - "Чистилище" - был издан
в 1922 г. накануне эмиграции. С 1923 г. Адамович поселился во Франции. Его
стихи печатались едва ли не во всех ведущих журналах и альманахах зарубежья
и были включены в лучшие эмигрантские антологии: "Якорь", "На Западе", "Муза
диаспоры", "Содружество". Умонастроения Адамовича способствовали
формированию так называемой "парижской ноты" - направлению в поэзии,
отличавшемуся аскетизмом выразительных средств и ориентацией на самое
существенное в человеческой жизни. Представления и взгляды Адамовича
повлияли на многих поэтов. Свои же собственные стихи Адамович выпустил
отдельной книжкой лишь в 1939 г., когда "парижская нота" почти уже
отзвучала. Название этой книги - "На Западе" - впоследствии было
заимствовано поэтом Ю.Иваском, издавшим известную одноименную поэтическую
антологию. Последняя поэтическая книга Адамовича - "Единство" (1967).
Как поэт Адамович еще не оценен по достоинству. Его сборники не
переиздавались, не существует ни собрания его стихотворений, ни даже
избранного. В сознании предвоенного читателя имя Адамовича ассоциировалось с
еженедельными критическими эссе, печатавшимися в газетах. Позднее некоторые
из очерков вошли в книги "Одиночество и свобода" (1955) и "Комментарии"
(1967).
К суждениям Адамовича о стихах прислушивались многие. В его собственных
стихотворениях видна экзистенциальная основа критических суждений:
естественная простота, благородная ясность, ориентация на фундаментальные
человеческие ценности. В поэзии он вдохновлялся Лермонтовым, Анненским,
Блоком, однако и вне этих влияний сумел сказать свое убедительное и
впечатляющее слово.
Стихотворения
Без отдыха дни и недели,
Недели и дни без труда.
На синее небо глядели,
Влюблялись...И то не всегда.
И только. Но брезжил над нами
Какой - то божественный свет,
Какое - то легкое пламя,
Которому имени нет.
Холодно. Низкие кручи
Полуокутал туман.
Тянутся белые тучи
Из - за безмолвных полян.
Тихо. Пустая телега
Изредка продребезжит.
Полное близкого света,
Небо недвижно висит.
Господи, и умирая,
Через полвека едва ль
Этого мертвого края,
Этого мерзлого рая
Я позабуду печаль.
Как холодно в поле, как голо,
И как безотрадны очам
Убогие русские села
(Особенно по вечерам).
Изба под березкой. Болото.
По черным откосам ручьи.
Невесело жить здесь, но кто - то
Мне точно твердит - поживи!
Недели, и зимы, и годы,
Чтоб выплакать слезы тебе
И выучиться у природы
Ее безразличью к судьбе.
Нет, ты не говори: поэзия - мечта,
Где мысль ленивая игрой перевита,
И где пленяет нас и дышит легкий гений
Быстротекущих снов и нежных утешений.
Нет, долго думай ты и долго ты живи,
Плач, и земную грусть, и отблески любви,
Дни хмурые, утра, тяжелое похмелье -
Все в сердце береги, как медленное зелье,
И может, к старости тебе настанет срок
Пять - шесть произнести как бы случайных строк,
Чтоб их в полубреду потом твердил влюбленный,
Растерянно шептал на казнь приговоренный,
И чтобы музыкой глухой они прошли
По странам и морям тоскующей земли.
По широким мостам... Но ведь мы все равно не успеем,
Этот ветер мешает, ведь мы заблудились в пути,
По безлюдным мостам, по широким и черным аллеям
Добежать хоть к рассвету, и остановить, и спасти.
Просыпаясь, дымит и вздыхает тревожно столица.
Окна призрачно светятся. Стынет дыханье в груди.
Отчего мне так страшно? Иль, может быть, все это снится,
Ничего нет в прошедшем и нет ничего впереди?
Море близко. Светает. Шаги уже меряют где - то.
Будто скошены ноги, я больше бежать не могу.
О, еще б хоть минуту! Но щелкнул курок пистолета.
Не могу... Все потеряно... Темная кровь на снегу.
Тишина, тишина. Поднимается солнце. Ни слова.
Тридцать градусов холода. Тускло сияет гранит.
И под черным вуалем у гроба стоит Гончарова,
Улыбается жалко и вдаль равнодушно глядит.
Еще переменится все в этой жизни - о, да!
Еще успокоимся мы, о былом забывая.
Бывают минуты предчувствий. Не знаешь когда.
На улице, дома, в гостях, на площадке трамвая.
Как будто какое - то солнце над нами встает,
Как будто над нами последнее облако тает,
И где - то за далью почти уж раскрытых ворот
Один только снег бесконечный и белый сияет.
Ни с кем не говори. Не пей вина.
Оставь свой дом. Оставь жену и брата.
Оставь людей. Твоя душа должна
Почувствовать - к былому нет возврата.
Былое надо разлюбить. Потом
Настанет время разлюбить природу,
И быть все безразличней - день за днем,
Неделю за неделей, год от году.
И медленно умрут твои мечты.
И будет тьма кругом. И в жизни новой
Отчетливо тогда увидишь ты
Крест деревянный и венец терновый.
Там, где - нибудь, когда - нибудь,
У склона гор, на берегу реки,
Или за дребезжащею телегой,
Бредя привычно за косым дождем,
Под низким, белым, бесконечным небом,
Иль много позже, много дальше,
Не знаю что, не понимаю как,
Но где - нибудь, когда - нибудь, наверно...
Под ветками сирени сгнившей,
Не слыша лести и обид,
Всему далекий, все забывший,
Он, наконец, спокойно спит.
Пустынно тихое кладбище,
Просторен тихий небосклон,
И воздух с каждым днем все чище,
И с каждым днем все глубже сон.
А ты, заботливой рукою
Сюда принесшая цветы,
Зачем кощунственной мечтою
Себя обманываешь ты?
(У дремлющей Парки в руках,
Где пряжи осталось так мало...)
Нет, разум еще не зачах,
Но сердце ... но сердце устало.
Беспомощно хочет любить,
Бессмысленно хочет забыться
(...И длится тончайшая нить,
Которой не надо бы длиться).
Что там было? Ширь закатов блеклых,
Золоченых шпилей легкий взлет,
Ледяные розаны на стеклах,
Лед на улицах и в душах лед.
Разговоры будто бы в могилах,
Тишина, которой не смутить...
Десять лет прошло, и мы не в силах
Этого ни вспомнить, ни забыть.
Тысяча пройдет, не повторится,
Не вернется это никогда.
На земле была одна столица,
Все другое - просто города.
Всю ночь слова перебираю,
Найти ни слова не могу,
В изнеможеньи засыпаю
И вижу реку всю в снегу,
Весь город наш, навек единый,
Край неба бледно - райски - синий,
И на деревьях райский иней...
Друзья! Слабеет в сердце свет,
А к Петербургу рифмы нет.
Патрон за стойкою глядит привычно, сонно,
Гарсон у столика подводит блюдцам счет.
Настойчиво, назойливо, неугомонно
Одно с другим - огонь и дым - борьбу ведет.
Не для любви любить, не от вина быть пьяным.
Что знает человек, который сам не свой?
Он усмехается над допитым стаканом,
Он что - то говорит, качая головой.
За все, что не сбылось. За тридцать лет разлуки,
За вечер у огня, за руки на плече.
Еще за ангела...и те, иные звуки...
Летел, полуночью...за небо, вообще!
Он проиграл игру, он за нее ответил,
Пора и по домам. Надежды никакой.
- И беспощадно бел, неумолимо светел
День занимается в полоске ледяной.
За слово, что помнил когда - то,
И после навеки забыл,
За все, что в сгораньях заката
Искал ты и не находил.
И за безысходность мечтанья,
И холод растущий в груди,
И медленное умиранье
Без всяких надежд впереди,
За белое имя спасенья,
За темное имя любви
Прощаются все прегрешенья
И все преступленья твои.
"О если где - нибудь, в струящемся эфире,
В надзвездной вышине,
В невероятной тьме, в невероятном мире,
Ты все же внемлешь мне,
То хоть бы только раз..."
Но длилось промедленье,
И, все слабей дыша,
От одиночества и от недоуменья
Здесь умерла душа.
Ну, вот и кончено теперь. Конец.
Как в мелодраме, грубо и уныло.
А ведь из человеческих сердец
Таких, мне кажется, немного было.
Но что ему мерещилось? О чем
Он вспоминал, поверяя сну пустому?
Как на большой дороге, под дождем,
Под леденящим ветром, к дому, к дому.
Ну, вот и дома. Узнаешь? Конец.
Все ясно. Остановка, окончанье.
А ведь из человеческих сердец...
И это обманувшее сиянье!
Невыносимы становятся сумерки,
Невыносимые вечера...
Где вы, мои опоздавшие спутники?
Где вы, друзья? Отзовитесь. Пора.
Без колебаний, навстречу опасности,
- Без колебаний и забытья, -
Под угасающим факелом "ясности",
Будто на праздник пойдем, друзья!
Под угасающим факелом "нежности",
- Только бы раньше не онеметь, -
С полным сознанием безнадежности,
С полной готовностью умереть.
"Граф фон - дер Пален". - Руки на плечах.
Глаза в глаза, рот иссиня - бескровный. -
"Как самому себе. Да сгинет страх.
Граф фон - дер Пален. Верю безусловно!"
Все можно искупить: ложь, воровство,
Детоубийство и кровосмешенье,
Но ничего на свете, ничего
На свете нет для искупленья
Измены.
Если дни мои, милостью Бога,
На земле могут быть продлены,
Мне прожить бы хотелось немного,
Хоть бы только до этой весны.
Я хочу написать завещанье.
Срок исполнился, все свершено:
Прах - искусство. Есть только страданье,
И дается в награду оно.
От всего отрекаюсь. Ни звука
О другом не скажу я вовек.
Все постыло. Все мерзость и скука.
Нищ и темен душой человек.
И когда бы не это сиянье,
Как могли б не сойти мы с ума?
Брат мой, друг мой, не бойся страданья,
Как боялся всю жизнь его я...
Твоих озер, Норвегия, твоих лесов...
И оборвалась речь сама собою.
На камне женщина поет без слов,
Над нею небо льдисто - голубое.
О верности, терпении, любви,
О всех оставленных, о всех усталых...
(Я здесь, я близко, вспомни, назови!)
Сияет снег на озаренных скалах,
Сияют сосны красные в снегу.
Сон недоснившийся, неясный, о котором
Иначе рассказать я не могу...
Твоим лесам, Норвегия, твоим озерам.
Пора печали, юность - вечный бред.
Лишь растеряв по свету всех друзей,
Едва дыша, без денег и любви,
И больше ни на что уж не надеясь,
Он понял, как прекрасна наша жизнь,
Какое торжество и счастье - жизнь,
За каждый час ее благодарит
И робко умоляет о прощеньи
За прежний ропот дерзкий...
Был дом, как пещера. О, дай же мне вспомнить
Одно только имя, очнуться, понять!
Над соснами тучи редели. У дома
Никто на порог нас не вышел встречать.
Мужчины с охоты вернулись. Звенели
И перекликались протяжно рога.
Как лен были волосы над колыбелью,
И ночь надвигалась, темна и долга.
Откуда виденье? О чем этот ветер?
Я в призрачном мире сбиваюсь с пути.
Безмолвие, лес, одиночество, верность...
Но слова единственного не найти.
Был дом, как пещера. И слабые, зимние,
Зеленые звезды. И снег, и покой,
Конец, навсегда. Обрывается линия.
Поэзия, жизнь, я прощаюсь с тобой!
Из голубого океана,
Которого на свете нет,
Из - за глубокого тумана
Обманчиво - глубокий свет.
Из голубого океана,
Из голубого корабля,
Из голубого обещанья,
Из голубого... la-la-la...
Голубизна, исчезновенье,
И невозможный смысл вещей,
Которые приносят в пенье
Всю глубь бессмыслицы своей.
Когда мы в Россию вернемся...о Гамлет восточный, когда? -
Пешком, по размытым дорогам, в стоградусные холода,
Без всяких коней и триумфов, без всяких там кликов, пешком,
Но только наверное знать бы, что вовремя мы добредем...
Больница. Когда мы в Россию... колышется счастье в бреду,
Как будто "Коль славен" играют в каком - то приморском саду,
Как будто сквозь белые стены, в морозной предутренней мгле
Колышатся тонкие свечи в морозном и спящем Кремле.
Когда мы...довольно, довольно. Он болен, измучен и наг,
Над нами трехцветным позором полощется нищенский флаг,
И слишком здесь пахнет эфиром, и душно, и слишком тепло.
Когда мы в Россию вернемся...но снегом ее замело.
Пора собираться. Светает. Пора бы и трогаться в путь.
Две медных монеты на веки. Скрещенные руки на грудь.
Чрез миллионы лет - о, хоть в эфирных волнах! -
Хоть раз - о, это все равно! -
Померкшие черты среди теней безмолвных
Узнать мне будет суждено.
И как мне хочется - о, хоть бессильной тенью! -
Без упоения и мук,
Хоть только бы прильнуть - о, только к отраженью! -
Твоих давно истлевших рук.
И чтоб над всем, что здесь не понял ум беспечный,
Там разгорелся наконец
Огромный и простой, торжественный и вечный
Свет от слиянья двух сердец.
Тянет сыростью от островов,
Треплет ветер флаг на пароходе,
И глаза твои, как две лагуны,
Отражают розовое небо.
Мимолетный друг, ведь все обман,
Бога нет и в мире нет закона,
Если может быть, что навсегда
Ты меня оставишь. Не услышишь
Голоса зовущего. Не вспомнишь
Этот летний вечер...
Рассвет и дождь. В саду густой туман,
Ненужные на окнах свечи,
Раскрытый и забытый чемодан,
Чуть вздрагивающие плечи.
Ни слова о себе, ни слова о былом.
Какие мелочи - все то, что с нами было!
Как грустно одиночество вдвоем...
- И солнце, наконец, косым лучом
Прядь серебристую позолотило.
Он говорил: "Я не люблю природы,
Я научу вас не любить ее.
И лес, и море, и отроги скал
Однообразны и унылы. Тот,
Кто в них однажды пристально вглядится,
От книги больше не поднимет глаз.
Один лишь раз, когда - то в сентябре,
Над темною, рябой и бедной речкой,
Над призрачными куполами Пскова,
Увидел мимоходом я закат,
Который мне напомнил отдаленно
Искусство человека..."
...может быть залог.
Пушкин
"О, если правда, что в ночи..."
Не правда. Не читай, не надо.
Все лучше: жалобы твои,
Слез ежедневные ручьи,
Чем эта лживая услада.
Но если... о, тогда молчи!
Еще не время, рано, рано.
Как голос из - за океана,
Как зов, как молния в ночи,
Как в подземельи свет свечи,
Как избавление от бреда,
Как исцеленье...видит Бог,
Он сам всего сказать не мог,
Он сам в сомненьях изнемог...
Тогда бессмер...молчи! ...победа,
Ну, как там у него? "залог".
Один сказал: "Нам этой жизни мало",
Другой сказал: "Недостижима цель",
А женщина привычно и устало,
Не слушая, качала колыбель.
И стертые веревки так скрипели,
Так умолкали - каждый раз нежнее! -
Как будто ангелы ей с неба пели
И о любви беседовали с ней.
Ничего не забываю,
Ничего не предаю...
Тень несозданных созданий
По наследию храню.
Как иголкой в сердце, снова
Голос вещий услыхать,
С полувзгляда, с полуслова
Друга в недруге узнать,
Будто там, за далью дымной,
Сорок, тридцать, - сколько? - лет
Длится тот же слабый, зимний,
Фиолетовый рассвет,
И, как прежде, с прежней силой,
В той же звонкой тишине
Возникает призрак милый
На эмалевой стене.
Ни срезанных цветов, ни дыма панихиды,
Не умирают люди от обиды
И не перестают любить.
В окне чуть брезжит день, и надо снова жить.
Но если, о мой друг, одной прямой дороги
Весь мир пересекла бы нить,
И должен был бы я, стерев до крови ноги,
Брести века по ледяным камням,
И, коченея где - то там,
Коснуться рук твоих безмолвно и устало,
И все опять забыть, и путь начать сначала,
Ужель ты думаешь, любовь моя,
Что не пошел бы я?
Есть, несомненно, странные слова,
Не измышленья это и не бредни.
Мне делается холодно, едва
Услышу слово я "Последний".
Последний час. Какой огромный сад!
Последний вечер. О, какое пламя!
Как тополя зловеще шелестят
Прозрачно - черными ветвями...
За все, за все спасибо. За войну,
За революцию и за изгнанье.
За равнодушно - светлую страну,
Где мы теперь "влачим существованье".
Нет доли сладостней - все потерять.
Нет радостней судьбы - скитальцем стать,
И никогда ты к небу не был ближе,
Чем здесь, устав скучать,
Устав дышать,
Без сил, без денег,
Без любви, в Париже...
Когда успокоится город
И смолкнет назойливый гам,
Один выхожу я из дому,
В двенадцать часов по ночам.
Под черным, невидимым небом,
По тонкому первому льду,
Не встретив нигде человека,
Не помня дороги, пойду.
И вижу широкую реку,
И темную тень на коне,
И то, что забыла Россия,
Тогда вспоминается мне.
Но спит непробудно столица,
Не светит на небе луна.
Не бьют барабаны. Из гроба
Никто не встает. Тишина.
Лишь с воем летя от залива
И будто колебля гранит,
Сухой и порывистый ветер
Мне ноги снежком порошит.
Куртку потертую с беличьим мехом
Как мне забыть?
Голос ленивый небесным ли эхом
Мне заглушить?
Ночью настойчиво бьется ненастье
В шаткую дверь,
Гасит свечу... Мое бедное счастье,
Где ты теперь?
Имя тебе непонятное дали,
Ты - забытье.
Или, точнее, цианистый калий -
Имя твое.
Летит паровоз, клубится дым.
Под ним снег, небо над ним.
По сторонам - лишь сосны в ряд,
Одна за другой в снегу стоят.
В вагоне полутемно и тепло.
Запах эфира донесло.
Два слабых голоса, два лица.
Воспоминаньям нет конца!
"Милый, куда ты, в такую рань?"
Поезд останавливается. Любань.
"Ты ждал три года, остался час,
она на вокзале и встретит нас".
Два слабых голоса, два лица,
Нет на свете надеждам конца...
Но вдруг на вздрагивающее полотно
Настежь дверь и настежь окно.
"Нет, не доеду я никуда,
нет, не увижу ее никогда!
О, как мне холодно! Прощай, прощай!
Надо мной вечный свет, надо мной вечный рай".
Ложится на рассвете легкий снег.
И медленно редеют острова,
И холодеет небо... Но хочу
Теперь я говорить слова такие,
Чтоб нежностью наполнился весь мир,
И долго, долго эхом безутешным
Мои стихи ложились бы... Хочу,
Чтоб через тысячи глухих веков,
Когда под крепким льдом уснет, быть может,
Наш опустелый край, в иной стране,
Иной влюбленный, тихо проходя
Над розовым, огромным, теплым морем
И глядя на закат, вдруг повторил
Твое двусложное, простое имя,
Произнося его с трудом...
И сразу
Бледнее неба, был бы он охвачен
Мучительным и непонятным счастьем,
И полной безнадежностью, и чувством
Бессмертия земной любви.
Навеки блаженство нам Бог обещает!
Навек, я с тобою! - несется в ответ.
Но гибнет надежда. И страсть умирает.
Ни Бога, ни счастья, ни вечности нет.
А есть облака на высоком просторе,
Пустынные скалы, сияющий лед,
И то, без названья... ни скука, ни горе...
Что с нами до самого гроба дойдет.
Наперекор бессмысленным законам,
Наперекор неправедной судьбе
Передаю навек я всем влюбленным
Мое воспоминанье о тебе.
Оно, как ветер, прошумит над ними,
Оно протянет между ними нить,
И никому не ведомое имя
Воскреснет в нем и будет вечно жить.
О, ангел мой, холодную заботу,
Сочувствие без страсти и огня
Как бы по ростовщическому счету
Бессмертием оплачиваю я.
Тихим, темным, бесконечно - звездным,
Нет ему ни имени, ни слов,
Голосом небесным и морозным,
Из - за бесконечных облаков,
Из - за бесконечного эфира,
Из - за всех созвездий и орбит,
Легким голосом иного мира
Смерть со мной все время говорит.
Я живу, как все: пишу, читаю,
Соблюдаю суету сует...
Но, прислушиваясь, умираю,
Голосу любимому в ответ.
Стихам своим я знаю цену.
Мне жаль их, только и всего.
Но ощущаю как измену
Иных поэзий торжество.
Сквозь умаленья, повторенья,
Без красок и почти без слов,
Одно, единое виденье,
Как месяц из - за облаков,
То промелькнет, то исчезает,
То затуманится слегка, -
И тихим светом озаряет,
И непреложно примиряет
С беспомощностью языка.
Да, да... я презираю нервы,
Истерику, упреки, все.
Наш мир - широкий, щедрый, верный,
Как небеса, как бытие.
Я презираю слезы, - слышишь?
Бесчувственный я, так и знай!
Скажи, что хочешь... тише, тише...
Нет, имени не называй.
Не называй его... а впрочем,
Все выдохлось за столько лет.
Воспоминанья? Клочья, клочья.
Надежды? Их и вовсе нет.
Не бойся, я сильней другого,
Что хочешь говори...да, да!
Но только нет, не это слово
Немыслимое:
никогда.
Он милостыни просит у тебя,
Он - нищий, он протягивает руку.
Улыбкой, взглядом, молча, не любя
Ответь хоть чем - нибудь на эту муку.
А впрочем, в муке и блаженство есть.
Ты не поймешь. Блаженство униженья,
Слов сгоряча, ночей без сна, бог весть
Чего... Блаженство утра и прощенья.
Ночь... и к чему говорить о любви?
Кончены розы и соловьи,
Звезды не светят, леса не шумят,
Непоправимое ...пятьдесят.
С розами, значит, или без роз,
Ночь, - и "о жизни покончен вопрос".
...И оттого еще более ночь,
Друг, не способный понять и помочь,
Друг моих снов, моего забытья,
Счастье мое, безнадежность моя,
Розовый идол, персидский фазан,
Птица, зарница...ну, что же, я пьян,
Друг мой, ну что же, так сходят с ума,
И оттого еще более тьма,
И оттого еще глуше в ночи,
Что от немеркнущей белой свечи,
_ Если сознание, то в глубине,
Если душа, то на самом дне, -
Луч беспощадный врезается в тьму:
Жить, умирать - все одно одному.
В последний раз... Не может быть сомненья,
Это случается в последний раз,
Это награда за долготерпенье,
Которым жизнь испытывала нас.
Запомни же, как над тобой в апреле
Небо светилось всею синевой,
Солнце сияло, как в ушах звенели
Арфы, сирены, соловьи, прибой.
Запомни все: обиды, безучастье,
Ночь напролет - уйти, увидеть, ждать? -
Чтоб там, где спросят, что такое счастье,
Как в школе руку первому поднять.
Приглядываясь осторожно
К подробностям небытия,
Отстаивая, сколько можно,
Свое, как говорится, "я",
Надеясь, недоумевая,
Отбрасывая на ходу
"Проблему зла", "проблему рая",
Или другую ерунду,
Он верит, верит... Но не будем
Сбиваться, повышая тон.
Не объяснить словами людям,
В чем и без слов уверен он.
Над ним есть небо голубое,
Та бесконечность, вечность та,
Где с вялой дремой о покое
О жизни смешана мечта.
Остров был дальше, чем нам показалось.
Зеркало озера, призрачный нег,
С неба снежинки... ну самая малость...
Лишь обещаньем заоблачных нег.
С неба снежинки... а впрочем, какому
Летом и снегу небесному быть?
В памяти только... сквозь сонную дрему...
Воображение... к ниточке нить.
Остров и снег. Не в России, а где - то,
Близко глядеть, а грести - далеко.
Было слепое и белое лето,
Небо, как выцветшее молоко.
Что ж, вспоминай, это все, что осталось,
И утешения лучшего нет.
С неба снежинки, сомнения, жалость,
За морем где - то, за тысячи лет.
Был вечер на пятой неделе
Поста. Было больно в груди.
Все жилы тянулись, болели,
Предчувствуя жизнь впереди.
Был зов золотых колоколен,
Был в воздухе звон, а с Невы
Был ветер весенен и волен,
И шляпу срывал с головы.
И вот, на глухом перекрестке
Был незабываемый взгляд,
Короткий, как молния, жесткий,
Сухой, словно кольта разряд,
Огромный, как небо, и синий,
Как небо... Вот, кажется, все.
Ни красок, ни зданий, ни линий,
Но мертвое сердце мое.
Мне было шестнадцать, едва ли
Семнадцать... Вот, кажется, все.
Ни оторопи, ни печали,
Но мертвое сердце мое.
Есть память, есть доля скитальцев,
Есть книги, стихи, суета,
А жизнь... жизнь прошла между пальцев
На пятой неделе поста.
Я не тебя любил, но солнце, свет,
Но треск цикад, но голубое море.
Я то любил, чего и следу нет
В тебе. Я на немыслимом просторе
Любил. Я солнечную благодать
Любил. Что знаешь ты об этом?
Что можешь рассказать
Ветрам, просторам, молниям, кометам?
Да, у меня кружилась голова
От неба, от любви, от этой рощи
Оливковой... Ну да, слова.
Ну да, литература... Надо проще.
Был сад во тьме, был ветерок с высот,
Две - три звезды, - что ж не простого в этом?
Был голос вдалеке: "Нет, только он,
Кто знал..." - мне одному ответом.
И даже ночь с Чайковским заодно
В своем безмолвии предвечном пела
О том, что все обречено,
О том, что нет ни для чего предела.
"Нет, только тот...". Пойми, я не могу
Ясней сказать, последним снам не вторя,
Я отплываю, я на берегу
Иного, не земного моря.
Я не тебя любил. Но если там,
Где все кончается, все возникает,
Ты к новым мукам, новым небесам
Покорно, медленно... нет, не бывает...
Но если все - таки... не будет, ложь...
От одного к другому воплощенью
Ты предо мной когда - либо пройдешь
Неузнаваемой, ужасной тенью,
Из глубины веков я вскрикну: да!
Чрез миллионы лет, но как сегодня,
Как солнце вечности, о навсегда,
Всей жизнью и всей смертью - помню!
Светало. Сиделка вздохнула. Потом
Себя осенила небрежным крестом
И отложила ненужные спицы.
Прошел коридорный с дежурным врачом.
Покойника вынесли из больницы.
А я в это время в карты играл,
Какой - нибудь вздор по привычке читал,
И даже не встал. Ничего не расслышал,
На голос из - зА моря звавший не вышел,
Не зная куда, без оглядки, навек...
А вот, еще говорят - "человек"!
Железный мост откинут
И в крепость не пройти.
Свернуть бы на равнину
С опасного пути?
Но белый флаг на башне,
Но узкое окно!
О, скучен мир домашний,
И карты, и вино!
Я знаю - есть распятья
И латы на стенах,
В турецкой темной рати
Непобедимый страх.
Пустыни, минареты,
И дым, и облака.
И имя Баязета,
Пронзившее века.
Белеют бастионы
За мутною рекой,
Знамена и короны
Озарены луной.
И на воротах слово, -
Старинно и темно, -
Что на пути Христовом
Блаженство суждено.
О том, что смерти нет, и что разлуки нет,
И нет земной любви предела,
Не будем говорить. Но так устроен свет,
Где нам дышать судьба велела.
И грустен мне, мой друг, твой образ, несмотря
На то, что ты и бодр и молод,
Как грустно путнику в начале сентября
Вдруг ощутить чуть слышный холод.
Единственное, что люблю я - сон.
Какая сладость, тишина какая!
Колоколов чуть слышный перезвон,
Мгла неподвижная, вся голубая...
О, если б можно было твердо знать,
Что жизнь - одна и что второй не будет,
Что в вечности мы будем вечно спать,
Что никогда никто нас не разбудит.
"О, сердце разрывается на части
От нежности... О да, я жизнь любил,
Не меряя, не утоляя страсти,
- Но к тридцати годам нет больше сил".
И, наклоняясь с усмешкой над поэтом,
Ему хирург неведомый тогда
Разрежет грудь усталую ланцетом
И вместо сердца даст осколок льда.
Памяти М. Ц.
Поговорить бы хоть теперь, Марина!
При жизни не пришлось. Теперь вас нет.
Но слышится мне голос лебединый,
Как вестник торжества и вестник бед.
При жизни не пришлось. Не я виною.
Литература - приглашенье в ад,
Куда я радостно входил, не скрою,
Откуда никому - путей назад.
Не я виной. Как много в мире боли.
Но ведь и вас я не виню ни в чем.
Все - по случайности, все - поневоле.
Как чудно жить. Как плохо мы живем.
Sulmo mihi patria est... ( Сульмо - мой родной город)
Овидий
Нам Tristia - давно родное слово.
Начну ж, как тот: я родился в Москве.
Чуть брезжил день последнего, Второго,
В апрельской предрассветной синеве.
Я помнить не могу, но помню, помню
Коронационные колокола.
Вся в белом, шелестящем, - как сегодня! -
Мать, улыбаясь, в детскую вошла.
Куда, куда? Мы недоумеваем.
Какой - то звон, сиянье, пустота...
Есть между младенчеством и раем
Почти неизгладимая черта.
Но не о том рассказ...
Ни музыки, ни мысли - ничего.
Тебе давно чистописанья мало,
Тебе давно игрой унылой стало,
Что для других - и путь, и торжество.
Но навсегда вплелся в напев твой сонный, -
Ты знаешь сам, - вошел в слова твои,
Бог весть откуда, голос приглушенный,
Быть может, смерти, может быть, любви.
Но смерть была смертью. А ночь над холмом
Светилась каким - то нездешним огнем,
И разбежавшиеся ученики
Дышать не могли от стыда и тоски.
А после... Прозрачную тень увидал
Один. Будто имя свое услыхал
Другой... и почти уж две тысячи лет
Стоит над землею немеркнущий свет.
Слушай - и в смутных догадках не лги.
Ночь настает, и какая: ни зги!
Надо безропотно встретить ее,
Как не сжималось бы сердце твое.
Слушай меня, но не слушай людей.
Музыка мира все глуше, бедней.
Космос, планеты, восторги, война -
Жизнь, говорят, измениться должна.
(Да, это так... Но не поняли вы:
"Тише воды, ниже травы").
Ночью он плакал. О чем, все равно.
Многое спутано, затаено.
Ночью он плакал, и тихо над ним
Жизни сгоревшей развеялся дым.
Утром другие приходят слова,
Перебираю, но помню едва.
Ночью он плакал. И брезжил в ответ
Слабый, далекий, а все - таки свет.
Пять восьмистиший
Ночь... в первый раз сказал же кто-то - ночь!
Ночь, камень, снег... как первобытный гений.
Тебе, последыш, это уж невмочь.
Ты раб картинности и украшений.
Найти слова, которых в мире нет,
Быть безразличным к образу и краске,
Чтоб вспыхнул белый, безначальный свет,
А не фонарик на грошовом масле.
Нет, в юности не все ты разгадал.
Шла за главой глава, за фразой фраза,
И книгу жизни ты перелистал,
Чуть - чуть дивясь бессмыслице рассказа.
Благословенны ж будьте вечера,
Когда с последними строками чтенья
Все, все твердит - "пора, мой друг, пора",
Но втайне обещает продолженье.
Окно, рассвет... едва видны, как тени,
Два стула, книги, полка на стене.
Проснулся ль я? Иль неземной сирени
Мне свежесть чудится еще во сне?
Иль это сквозь могильную разлуку,
Сквозь тускло - дымчатые облака
Мне тень протягивает руку
И улыбается издалека?
Что за жизнь? никчемные затеи,
Скука споров, скука вечеров.
Только по ночам, и все яснее,
Тихий, вкрадчивый, блаженный зов.
Не ищи другого новоселья.
Там найдешь ты истину и дом,
Где пустует, где тоскует келья
О забывчивом жильце своем.
"Понять - простить". Есть недоступность чуда,
Есть мука, есть сомнение в ответ.
Ночь, шепот, факел, поцелуй... Иуда.
Нет имени темней. Прощенья нет.
Но, может быть, в тоске о человеке,
В смятеньи, в спешке все договорить
Он миру завещал в ту ночь навеки
Последний свой закон: "понять - простить".
Там солнца не будет... Мерцанье
Каких - то лучей во мгле,
Последнее напоминанье
О жизни и о земле.
Там солнца не будет... Но что - то
Заставит забыть о нем,
Сначала полудремота,
Полупробужденье потом.
Там ждет нас в дали туманной
Покой, и мир, торжество,
Там Вронский встретится с Анной,
И Анна простит его.
Последние примиренья,
Последние разъясненья
Судеб, неведомых нам.
Не знаю как будто храм
Немыслимо - совершенный,
Где век начнется нетленный,
Как знать? Быть может, блаженный...
Но солнца не будет там.
На чужую тему
Так бывает: ни сна, ни забвения,
Тени близкие бродят во мгле,
Спорь, не спорь, никакого сомнения,
"Смерть и время царят на земле".
Смерть и время. Добавим: страдание,
... Ну а к утру, без повода, вдруг,
Счастьем горестным существования
Тихо светится что - то вокруг.
Популярность: 1, Last-modified: Fri, 26 May 2006 03:30:49 GmT