Предuсловuе, составление
и подготовка текста.
АЛЕКСАНДРА ЖАРОВА
ДЖЕК АЛТАУЗЕН
Имя поэта Джека Алтаузена стало известно в конце двадца-
тых годов, когда он накануне первой пятилетки вступил в строй
молодых советских поэтов.
Родился Яков Моисеесаич Алтаузен в 1907 году на одном из
Ленских приисков, в семье старателя. Одиннадцати лет по сте-
чению обстоятельств он попал в Китай. Жил в Харбине, Шанхае,
работал мальчиком в гостиницах, продавал газеты, служил в ка-
честве боя на пароходе, курсировавшем между Шанхаем и Гон-
конгом. Вместо прежнего имени Алтаузену было присвоено и за-
писано в документ имя Джек.
Но скоро его потянуло на родину. Из Харбина он добрался
до Читы. В Чите встретился со своим старшим собратом-поэтом
Иосифом Уткиным, который помог ему добраться до Иркутска и
принял доброе участие в дальнейшей судьбе юного Алтаузена.
В Иркутске он некоторое время работал на кожевенном заводе,
на лесосплаве и одновременно восполнял пробелы в учении.
В конце 1922 года Алтаузен вступил в комсомол, а в 1923 го-
ду по комсомольской путевке приехал на учебу в Москву. Он
занимался в Литературно-художественном институте, где на него
обратил внимание Брюсов. В конце двадцатых годов Алтаузe
работал в редакции газеты "Комсомольская правда" в долж-
ности секретаря литературного отдела, которым тогда заведовал
Иосиф Уткин.
В ряду активньrх сотруд:ников газеты в то время был
В. В. Маяковский. По поручению редакции Алтаузен поддерживал
с ним постоянную связь. Часто бывал в редакции и Э. Багрицкий.
Творчество Маякавского и в особенности Багрицкого, беседы с
этими крупными поэтами оказали значительное влияние на Дже-
ка Алтаузена, способствуя формированию характера его поэзии
и его первым поэтическим успехам.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В 1942 году в бою под Харьковом Джек Алтаузен отдал
жизнь за Родину.
АЛEКСАНДР ЖАРОВ
Москва, 1957 г.
БАЛЛАДА О ЧЕТЫРЕХ БРАТЬЯХ
Иосифу Уткину
Домой привез меня баркас.
Дудил пастух в коровий рог.
Четыре брата было нас,-
Один вхожу я на порог.
Сестра в изодранном платке,
И мать, ослепшая от слез,
В моем походном котелке
Я ничего вам не привез.
15
Скажи мне, мать, который час,
Который день, который год?
Четыре брата было нас,-
Кто уцелел от непогод?
Один любил мерцанье звезд,
Чудак, до самой седины.
Всю жизнь считал он, сколько верст
От Павлограда до луны.
А сосчитать и не сумел,
Не слышал, цифры бороздя,
Как мир за окнами шумел
И освежался от дождя.
Мы не жалели наших лбов.
Он мудрецом хотел прослыть,
Хотел в Калугу и Тамбов
Через Австралию проплыть.
На жеребцах со всех сторон
Неслись мы под гору, пыля;
Под головешками ворон
В садах ломились тополя.
Встань, Запорожье, сдуй золу!
Мы спали на цветах твоих.
Была привязана к седлу
Буханка хлеба на троих.
16
А он следил за пылью звезд,
Не сльiшал шторма и волны,
Всю жизнь считая, сколько верст
От Павлограда до луны.
Сквозной дымился небосклон.
Он версты множил на листе,-
И как ни множил, умер он
Всего на тысячной версте.
Второй мне брат был в детстве мил.
Не плачь, сестра! Утешься, мать!
Когда-то я его учил
Из сабли искры высекать...
Он был пастух, он пас коров,
Потом пастуший рог разбил,
Стал юнкером.
Из юнкеров
Я Лермонтова лишь любил.
За Чертороем и Десной
Я трижды падал с крутизны,
Чтоб брат качался под сосной
С лицом старинной желтизны.
Нас годы сделали грубей;
Он захрипел, я сел в седло,
И ожерелье голубей
Над ним в лазури протекло.
17
А третий брат был рыбаком.
Любил он мирные слова,
Но загорелым кулаком
Мог зубы вышибить у льва.
В садах гнездились лишаи,
Деревни гибли от огня,
Не счистив рыбьей чешуи,
Вскочил он ночью на коня,-
Вскочил и прыгнул через Дон.
Кто носит шрамы и рубцы,
Того под стаями ворон
Выносят смело жеребцы.
Но под Варшавою, в дыму,
у шашки выгнулись края.
И в ноздри хлынула ему
Дурная, теплая струя.
Домой привез меня баркас,
Гремел пастух в коровий рог.
Четыре брата было нас,-
Один вхожу я на порог.
Вхожу в обмотках и в пыли
И мну буденновку в руке,
И загорелые легли
Четыре шрама на щеке.
Взлетают птицы с проводов.
Пять лет не слазил я с седла,
18
А он следил за пылью звезд,
Не сльiшал шторма и волны,
Всю жизнь считая, сколько верст
От Павлограда до луны.
Сквозной дымился небосклон.
Он версты множил на листе,-
И как ни множил, умер он
Всего на тысячной версте.
Второй мне брат был в детстве мил.
Не плачь, сестра! Утешься, мать!
Когда-то я его учил
Из сабли искры высекать...
Он был пастух, он пас коров,
Потом пастуший рог разбил,
Стал юнкером.
Из юнкеров
Я Лермонтова лишь любил.
За Чертороем и Десной
Я трижды падал с крутизны,
Чтоб брат качался под сосной
С лицом старинной желтизны.
Нас годы сделали грубей;
Он захрипел, я сел в седло,
И ожерелье голубей
Над ним в лазури протекло.
17
А третий брат был рыбаком.
Любил он мирные слова,
Но загорелым кулаком
Мог зубы вышибить у льва.
В садах гнездились лишаи,
Деревни гибли от огня,
Не счистив рыбьей чешуи,
Вскочил он ночью на коня,-
Вскочил и прыгнул через Дон.
Кто носит шрамы и рубцы,
Того под стаями ворон
Выносят смело жеребцы.
Но под Варшавою, в дыму,
у шашки выгнулись края.
И в ноздри хлынула ему
Дурная, теплая струя.
Домой привез меня баркас,
Гремел пастух в коровий рог.
Четыре брата было нас,-
Один вхожу я на порог.
Вхожу в обмотках и в пыли
И мну буденновку в руке,
И загорелые легли
Четыре шрама на щеке.
Взлетают птицы с проводов.
Пять лет не слазил я с седла,
18
Чтобы республика садов
Еще пышнее расцвела.
За Ладогою, за Двиной
Я был без хлеба, без воды,
Чтобы в республике родной
Набухли свежестью плоды.
И если кликнут - я опять
С наганом встану у костра.
И обняла слепая мать,
И руку подала сестра.
1928
Я в дом вошел, темнело за окном,
Скрипели ставни, ветром дверь раскрыло,-
Дом был оставлен, пусто было в нем,
Но все о тех, кто жил здесь, говорило.
Валялся пестрый мусор на полу,
Мурлыкал кот на вспоротой подушке,
И разноцветной грудою в углу
Лежали мирно детские игрушки.
Там был верблюд, и выкрашенный слон,
И два утенка с длинными носами,
И дед-мороз - весь запылился он,
И кукла с чуть раскрытыми глазами,
И даже пушка с пробкою в стволе,
Свисток, что воздух оглашает звонко,
А рядом, в белой рамке, на столе
Стояла фотография ребенка...
178
Ребенок был с кудряшками, как лен,
Из белой рамки, здесь, со мною рядом,
В мое лицо смотрел пытливо он
Своим спокойным, ясным взглядом...
А я стоял молчание храня.
Скрипели ставни жалобно и тонко.
И родина смотрела на меня
Глазами белокурого ребенка.
Зажав сурово автомат в руке,
Упрямым шагом вышел я из дома
Туда, где мост взрывали на реке
И где снаряды ухали знакомо.
Я шел в атаку, твердо шел туда,
Где непрерывно выстрелы звучали,
Чтоб на земле фашисты никогда
С игрушками детей не разлучали.
1941
Популярность: 1, Last-modified: Tue, 11 Nov 2003 08:21:09 GmT