--------------------------------------------------------------------------
Источник: Ольга Рыкова. ШУМЕРСКИЕ ТАБЛЕТКИ ДЛЯ ПОЭТА. НГ-EX LIBRIS,1999, ? ?
OCR: В.Есаулов, www.darkhorse.ru, 07 октября 2002 г.
--------------------------------------------------------------------------
Origin: http://exlibris.ng.ru/lit/1999-12-23/2_shumer.html
Высокое косноязычье студент-профессора Владимира Шилейко.
Владимир Шилейко. Пометки на полях. -
СПб: Издательство Ивана Лимбаха, 1999, 160 стр.
В узких кругах Владимир Казимирович Шилейко был известен как прекрасный
ассириолог, автор книги "Вотивные надписи шумерийских правителей" (1915 г.)
и "тайный соавтор" перевода знаменитого вавилоно-аккадского эпоса
"Гильгамеш" (1919 г.); в более широких -всего лишь как второй муж Анны
Ахматовой. Поэт Шилейко остался в серебряновечных воспоминаниях и разделах
"Шуточное. Коллективное" чужих собраний сочинений. Собственного сборника
стихов, который он и за сборник-то не считал, скромно назвав его "Пометки на
полях", издать Вольдемару Казимировичу так и не удалось. По самой простой
для России причине - перемене государственного строя. Чудом сохранившийся и
найденный в архиве Михаила Лозинского сборник этот увидел свет только в
нынешнем году - почти в том самом, задуманном Шилейко, виде.
Владимир Шилейко был плоть от плоти Серебряного века, века,
перемешавшего и слившего в одно целое точную, узконапраленную науку и
легкую, развлекательную поэзию, "апокалиптическое" богословие и общества "по
обучению писания стихов". При слове "ассириолог" мы представляем себе
почтенного ученого мужа, просиживающего дни и ночи с библиографиями и
шумерскими таблетками (то есть табличками с древними клинописными текстами).
А вот Георгий Иванов, мастер "разоблачительства званий", писал о всемирно
известном ассириологе, члене Коллегии по делам музеев и охране памятников
искусства и старины, действительном члене Российской академии истории
материальной культуры, профессоре Петроградского археологического института
и т.д и т.п. В.К. Шилейко следующее: "...в Петербурге в египтологическом
кабинете университета знали студента Шилейко. Вечного студента (Шилейко так
и не закончил университет. - О.Р.), который не сдает зачетов, унес на дом и
прожег пеплом от трубки музейный папирус, которого из студенческого
общежития хотят выселить. Каждую ночь он, вопреки правилам, возвращался на
рассвете, нередко пьяный..." К сожалению, даже от "подвижного", живого и
персоналистичного Серебряного века в памяти нашей остались лишь
закостеневшие, неподвижные образы: медитативный Блок в лунном сиянии,
бесстрашный Гумилев у расстрельной стены, отверженные и нищие
поэты-эмигранты... Шилейко остался ассириологом и мужем - и то, конечно,
далеко не для всех. Как трудно представить себе Блока, играющего в
комедийном спектакле, так уже почти и не верится, что Шилей, человек с
удивительным и заразительным чувством юмора, придумал шуточную форму
стихосложения под названием "жора": в каждой строке такого "произведения"
должно было присутствовать сочетание слогов "жо-ра" - как в слове
"тамбурмажора" или на стыке "ужо рассвет". Чтобы написать "жору", надо было
испрашивать разрешения Вольдемара.
А это все совсем не вяжется с "нешуточной" поэзией Шилейко. Несмотря на
книжность и ученость, обычно оставляющих сильный отпечаток на лирике (в
эклектичнейшем Серебряном веке, например, у Дмитрия Мережковского или
Вячеслава Иванова), несмотря на встречающееся обилие античных, библейских и
мифологических образов, поэзия Шилейко на редкость "неголовная", необычайно
изящная и очень чувственная. По духу она даже более близка к "позднему
Серебряному веку", к "парижской ноте" - в ней явно "сквозит" открытый
Адамовичем "трансцедентальный ветерок" на минимальных отрезках стихотворного
текста. Гумилнв, с которым Шилейко даже после ухода Ахматовой от одного к
другому, был в дружеских отношениях, гораздо раньше назвал этот "ветерок"
"высоким косноязычьем" (в изначально посвященном Шилейко стихотворении "Ни
шороха полночных далей...").
В поэзии Шилейко постоянно присутствует одна из главных тем Серебряного
века, которая тоже досталась по наследству "эмигрантскому" периоду, - тема
вечного изгойства или, как, наверно, сказал бы Шилейко, "агасферства". Одной
из причин ее появления в лирике являлась вечная неудовлетворенность всеми
видами своей деятельности - а уж разноплановость, "разбрасываемость" была
типичной приметой того времени.
Я - косный камень. Только камень серый.
Чужой звезды неизмененный сплав,
Тяжелый гул падением создав,
Я опочил бессмысленно и праздно -
И вопию, и славлю безобразно
("Метеорит". Вторая эпитома)
У эмигрантов изгойство, естественно, было напрямую связано с потерей
родины. Шилейко же никогда не уезжал из России. Георгий Иванов писал, что "в
этом человеке все было как-то неизвестно "почему." Почему Вольдемар, а не
Владимир, почему с 7-летнего возраста - изучение древнееврейского,
древнегреческого, шумерского... Видимо, эта, на первый взгляд, нелепая смесь
"второй жизни" в Вавилонии, вечного пьяного студенчества в Петербурге и
тонкой, очень личностной лирики, где есть лишь "пространство, звезды и
певец", и породила еще одну причудливую фигуру запутаннейшего периода
русской литературы.
Популярность: 1, Last-modified: Fri, 20 Dec 2002 18:58:30 GmT