---------------------------------------------------------------
     © Copyright Лев Абрамович Остерман
     From: [email protected]
     Date: 03 Jul 2024 
---------------------------------------------------------------

     Лев Остерман
     Диалоги через столетие
     Интеллигенция и власть в предреволюционной России

     © Изд. "Новый Индекс", 2009
     ISBN 978-5-94268-032-9
---------------------------------------------------------------



     Ты правильно поступил, дорогой  читатель, решив прочитать  мое короткое
введение.  Оно   поможет   тебе  сразу   принять  не  совсем  обычную  форму
повествования в этой книге.
     Словом   диалог   в   большинстве  случаев   обозначают  разговор  двух
собеседников,  находящихся рядом в определенный момент времени. Но они могут
разговаривать по  телефону, по  радио или  в Интернете,  находясь по  разные
стороны океана. Реплики их при этом будут едва заметно запаздывать, ибо даже
радиоволны  пересекают  океанский  простор не  мгновенно.  А  могут они быть
раздвинуты по времени и значительно,  если  разговор, дискуссия или интервью
происходят  на страницах  периодической  печати. Это  тоже  диалоги!  А  как
интересно было бы  поговорить с теми, кто жил давно, к примеру, сто лет тому
назад - в бурную и столь много значившую эпоху нашей российской Истории! Это
я и попытался сделать. Все очень просто - как в периодической печати. Только
работы много. Очень много! Попробую объяснить:
     Используя  современные исторические  и литературные  труды, я  составил
хронологию  наиболее   интересных,   с   моей   точки   зрения,  событий   в
предреволюционной России.  Познакомился  с  выдающимися  персонажами  эпохи:
яркими представителями  интеллигенции,  общественными деятелями, документами
Государственной  Думы, премьерами  и министрами. С царем и  его  семейством,
придворными и генералами. Прочитал книги некоторых писателей-эмигрантов.
     Почти   все  интересовавшие  меня   деятели   оставили  воспоминания  ,
написанные  в  эмиграции или,  что еще  интереснее,  дневники того  времени.
Раздобыл все эти первоисточники , включая  и Свод законов Российской Империи
. Все подряд, но в исторической последовательности  читал, бегло, как роман.
Однако  замечал все не  известные еще мне детали  происходивших  событий.  И
особенно  -  все оценки,  размышления и прогнозы  авторов.  Записывал номера
соответствующих страниц и  коротко, одной-двумя  фразами, о чем на каждой из
них идет речь.
     Потом  читал  второй  раз,  в  той  же  последовательности,   но  более
внимательно. По ходу дела составлял адресованный каждому  из  авторов список
моих вопросов, недоумений  (нередко они повторялись), а также возражений или
одобрений и... даже им уже бесполезных рекомендаций.
     Затем  начинал  поисковые  работы  ,   вытекающие  из  совмещения  двух
последовательных записей, переходя от автора  к  автору: на мой вопрос искал
по  всем зарегистрированным страницам  убедительный ответ, сверял его,  если
была  такая  возможность, с ответом  другого  автора на тот  же  вопрос.  На
возникшее недоумение точно  так же  искал удовлетворительных  объяснений. На
возражение - искал его опровержение. Если с ним  не соглашался, то записывал
для  этой  моей  книги  то и  другое, представляя их  на твой суд, уважаемый
читатель. Понравившийся мне  поступок  или суждение автора  фиксировал точно
так  же, сопровождая скромным выражением своего чувства. Наконец,  решившись
на дерзкую рекомендацию тщательно следил  за отсутствием в ней  дидактики  и
каких-либо аллюзий. Вот и все! Так получились диалоги  . Иногда, имея в виду
приемлемый объем книги, по возможности сокращал их,  не нарушая  подлинности
цитируемого  текста.   Порой   добавлял   нейтральное   словечко-другое  для
облегчения чтения. Но никаких  изменений  смысла  или утайки  суждений моего
собеседника  !  Между  диалогами,  разумеется,  помещал  строго  фактическое
описание происходивших событий.
     Итак,  по  поводу  диалогов  я объяснился. Надеюсь, что это  объяснение
будет принято. Есть  еще  одно  дело:  рассказать, что я  буду  понимать под
словом  интеллигенция .  Казалось  бы  просто:  множество  интеллигентов или
совокупность  всех  интеллигентов  .  Но  такая  простота  бессодержательна.
Во-первых, надо условиться кого я буду называть интеллигентом , и во-вторых,
каким свойством должно обладать это множество или,  если угодно совокупность
.
     Существует  масса  различных  определений  понятий  интеллигентности  и
интеллигента.  Не  претендуя на  оригинальность, воспользуюсь  определением,
предложенным человеком,  которого я  (как  и неисчислимые  его поклонники) в
высшей степени уважал  и уважаю,  хотя его, увы, уже нет с нами. Это - Булат
Окуджава. Вскоре после кончины поэта  и  барда в  огромном  концертном  зале
Россия состоялся  вечер его памяти. На вечере можно было получить  газету на
32  листах,  посвященных Окуджаве,  изданную  в  количестве  всего  40 тысяч
экземпляров. Булат не любил давать интервью. Но  своему  другу,  журналистке
Ирине Ришиной, он в интервале 20-ти лет, отвечая на ее  вопросы,  позволил 9
раз  воспользоваться диктофоном. В  упомянутой газете  Ришина поместила, как
она написала, - Фрагменты из тех бесед .
     В одном из  этих фрагментов, помеченном 5 февраля  1992 года, приведены
слова Окуджавы о том, кого он считает интеллигентами:
     Интеллигентность,  - я  думаю, - это  прежде всего  способность мыслить
самостоятельно и независимо,  это  жажда знаний и потребность приносить свои
знания, как говорится,  на алтарь отечества. Вот  уже что-то вырисовывается,
но  этого,  конечно,  мало.  Ведь  интеллигентность,  кроме   того,  в  моем
понимании, - это  состояние  души. Важны нравственные критерии:  уважение  к
личности, больная совесть, терпимость к инакомыслию, способность сомневаться
в  собственной правоте  и  отсюда склонность к  самоиронии  и, наконец,  что
крайне важно, неприятие насилия. Что-то, видимо, я  упустил и не сомневаюсь,
что кому-то эти качества покажутся и не полными и не достаточными, а кого-то
мое мнение, может  быть, и покоробит. Я вовсе не претендую  на окончательное
определение, просто размышляю...
     Я никогда не утверждал, что я интеллигент.  Но мне всегда хотелось быть
интеллигентом. Хотя  у меня  масса недостатков,  пороков, но освобождение от
них, наверное, и есть приближение к интеллигентности .
     Я  целиком и  полностью принимаю определение  Булата Окуджавы.  Но,  да
простится  мне такая нескромность,  хочу воспользоваться  его разрешением  и
добавить еще два качества интеллигента. Первое - исходная доброжелательность
при первом  знакомстве с любым человеком.  Второе  - преданность  сообществу
своих сограждан  (это,  на  мой  взгляд, лучше, чем  преданность Родине  или
государству).
     Теперь об  интеллигенции . Это, конечно, множество интеллигентов, пусть
даже  разделенных между собой  в пространстве или  времени. Но  объединенных
общим делом, единой целью  или верой. И не просто объединенных, но способных
благодаря  этому  всем  своим  общественным   слоем   (а  не  прослойкой!  )
воздействовать на образ жизни и нравственные нормы всех сограждан, включая и
тех, кто этой жизнью управляет.

     Москва, апрель 2008 г.




     Едва  закончив во введении описание  избранного мной способа  изложения
исторического  материала, я должен  принести  тебе,  мой уважаемый читатель,
извинение: в этой главе диалогов не будет. Но - это единственное исключение!
Действительно. С кем здесь  строить диалог? С крестьянами?  Они мемуаров  не
оставляли. Правда, был  в Московской губернии один замечательный  выходец из
деревни,  Семенов  Сергей  Терентьевич  1868 года  рождения. Переписывался с
самим  Львом Толстым, который  в 1894 г.  даже  написал  предисловие к книге
Семенова 25 лет в деревне . Только в книге этой  отдельные рассказы, эпизоды
из деревенской  жизни. А мне надо  описать кратко и  подробно  (Твардовский:
Теркин на том свете ) обычаи, интересы и настроения российского крестьянства
в начале XX века.
     Почему надо - ведь ни интеллигенции, ни власти здесь нет?
     Ну,  во-первых, крестьянство - фон  всей политической  жизни Росси в ту
пору. Из примерно 150-миллионного населения Империи добрых 130  миллионов  -
крестьяне: землепашцы, дворовые, коробейники , сельские мастеровые,  лесники
и проч. Во-вторых,  свои интересы  и настроения крестьяне в  письменном виде
(если не  считать  челобитные  ) не высказывали.  Но зато в иные годы они их
выражали действиями столь убедительными,  что сотрясалось и едва не рушилось
само  государство  российское.  Об этом  речь пойдет в  главе 4.  В-третьих:
немало интеллигентных людей  проживали  в  сельской  местности и  были тесно
связаны  с деревней:  врачи, ветеринары, агрономы,  учителя,  библиотекари и
прочие  специалисты,  образующие,  так  называемый  третий  элемент  земских
учреждений, с которым мы познакомимся уже в следующей главе. И,  наконец, не
будем забывать, что и среди дворян-помещиков, управляющих  имениями, членами
их  семей  и  сельских   священников   немало   было  людей   культурных   и
интеллигентных...
     Если у  автора исторического повествования (дилетанта)  нет возможности
самому надежно изучить быт и интересы какой-то части населения данной страны
в  определенную эпоху  ее  истории,  то  ему  следует  обратиться  к  трудам
профессионала-историка, описавшего эту эпоху. Так я  и поступаю.  К счастью,
превосходная книга Марины Михайловны Громыко  Мир русской деревни (М.,  1991
г.) была в моем распоряжении. Книга написана с большой любовью  к крестьянам
и на редкость подробно. Вот пример: одна из глав книги наименованная Совесть
,   содержат   разделы:   Взаимопомощь,  Милосердие,  Честь  и  достоинство,
Репутация, Трудолюбие, Отношение  к  старшим  и  Вера. Все эти разделы очень
интересны,  но за недостатком места я  процитирую  только последний, имеющий
наиболее прямое отношение к теме моей  книги. Почему? Да потому, что из веры
в Бога проистекала вера в царя, - помазанника божьего, - и преданность ему.
     Позволю себе поместить здесь заключительный абзац главы Совесть .
     Даже беглое соприкосновение с разными сторонами нравственности крестьян
открывает  сложнейший мир представлений, обычаев, отношений. К сожалению, мы
почти совсем забыли о нем,  об  этом мире -  о нравственных основах народной
жизни.  Определив, что  в  революционной  политической  мысли  крестьяне  не
достигли  искомых высот,  мы высокомерно отвернулись заодно и  от  глубоких,
тонких и вечных истин правды, от тех повседневных проявлениях  ее,  которыми
так богат был крестьянский опыт .
     В книге Марины Михайловны подробно рассмотрен еще один очень важный для
нас  аспект  крестьянской  жизни,  куда   менее  очевидный,   пожалуй,  даже
неожиданный для современного читателя по отношению  к крестьянству конца XIX
века  (оно описано в  книге). Я имею в  виду осведомленность крестьянства  о
российском законодательстве и событиях политической жизни в городах  и самой
столице  Империи.  Нас  будет  интересовать,  разумеется,  позиция  русского
крестьянства  в   самом  начале  следующего,  XX   века.   Но  психология  и
миропонимание  народа в рамках одного  поколения изменяются медленно, даже в
то  время,  когда  обстоятельства  жизни меняются  быстро.  Описанием  путей
образования этой осведомленности мне придется ограничить  цитирование  книги
М.М. Громыко.
     Однако есть еще один, не менее ценный источник информации для  описания
положения русского крестьянства в интересующую нас эпоху. Тоже ученый, но не
историк,  а химик и агроном, прекрасно знающий  и крестьянское  дело и самих
крестьян,   его   современников!  Это  -  Александр  Николаевич  Энгельгардт
(1832-1893 гг.). С 1866 по 1870 год - профессор Земледельческого института в
Петербурге.  За покровительство  студенческому либеральному  движению в 1871
году сослан  в родовое имение  в Смоленской  губернии, где и прожил до конца
своих дней, неизменно помогая местным крестьянам, передавая им свои знания и
опыт. С 1872 по 1882 год Энгельгардт прислал в столицу 12 подробнейших писем
о жизни  деревни 70-х и 80-х годов XIX  века. Это, правда,  на четверть века
раньше,  чем интересующие нас годы предреволюционной России. (Я поэтому и не
назвал  А.Н.  Энгельгардта  свидетелем  того  времени).  Но,  как  уже  было
упомянуто,  обычаи и психология народов  изменяются медленно, а в российской
деревне - тем  более  медленно. Письма  Александра  Николаевича были  изданы
одной книгой, так и названной  Из деревни 12 писем . Книга эта выдержала уже
8  изданий! (Последнее в  1999 г.).  Итак,  начинаю с книги М.М. Громыко Мир
русской деревни .
     Вера (стр. 111)
     Непременным   свойством   человека,  отвечающего  нравственному  идеалу
большинства крестьян, является вера.  Судили о ней по аккуратным  посещениям
церкви, по  соблюдению постов и  обрядов,  по  хождениям  на  богомолья,  но
особенно -  по степени выполнения нравственных норм  в целом. Креста на тебе
нет  -  говорили  человеку, совершавшему бессовестный  поступок. И наоборот:
Живет по-божески - говорили о тех, кто был совестлив и милосерден.
     Не  только  старшие  в  семье  следили, чтобы  молодежь  не  пропускала
особенно  важные  богослужения, но  и вся  община наблюдала  за этим. Соседи
выговаривали матери, если сын был ленив ходить к обедне ...
     Посещения церкви в воскресенье и праздники отмечали все корреспонденты.
В будни же ходили лишь те, кто заказал обедню по конкретному поводу: кончина
близкого человека, девятый, двадцатый и сороковой день, сорокоуст. Либо же в
Великий  пост, когда служили  в среду,  пятницу  и  субботу.  Чаще  посещали
церковь зимой и осенью. Летом ходили мало .
     (Стр. 177)
     Общины  строили  церкви,  приглашали причт  для  молебнов  на  полях  о
благополучном урожае,  для крестного хода  - например, по  случаю сева...  В
поле ставили стол, на нем чаша с освященной  водой,  свечи и коврига  хлеба;
перед столом стояли полукругом крестьяне, державшие в руках иконы,  напротив
-  священник  с причтом, и за ним  - все  остальные крестьяне. После молебна
священник брал  из севалки горсть сборной ржи (от  каждого двора  в  севалку
засыпалась горсть зерна) и  бросал на пашню. Затем он двигался краем  поля в
сопровождении дьячка, несущего чашу с водой, поперек всех полос  и кропил, а
следом за ним  шел крестьянин- засевщик , выбранный на сходке, и сеял. После
этого иконы относили в церковь, а священника приглашали в избу и угощали...
     Перед первой запашкой в семье (по описанию одного из крестьян):
     Рано  утром после завтрака или  чаю стали собираться на  пашню.  Всякое
дело надо начинать с  молитвы. С этого же начинается и пахота. Когда  лошади
уже  бывают  запряжены, вся  семья собирается  в горницу,  затворяют двери и
перед  иконами затепливают  свечки.  Перед началом молитвы, по  обычаю,  все
должны присесть, а  потом уже вставать  и молиться.  После молитвы в хороших
семьях сыновья, отправляющиеся на пашню, кланяются родителям в ноги и просят
благословения .
     Поводом  для  церковных  обрядов, организованных  на  средства  общины,
служили  также  стихийные  бедствия  -  засуха,  пожар,  град, повторяющиеся
неурожаи,  эпидемии.  Молебен чтобы  Бог сохранил от пожара , приурочивают к
тому  дню, в который в селении некогда был пожар. Молебен по поводу засухи в
некоторых  местах общины  заказывали  непосредственно в засушливое время,  в
других - приурочивали ежегодно к определенным праздникам...
     ...Николай Гумилев в 1915 г. писал с фронта:
     В конце недели нас ждала радость. Нас отвели в резерв армии, и полковой
священник  совершил  богослужение. Идти  на него не  принуждали, но  во всем
полку  не было  ни одного  человека, который бы не  пошел. На открытом  поле
тысяча   человек   (недавние   крестьяне  -   Л.О.)   выстроились   стройным
прямоугольником,  в  центре  его  священник в  золотой ризе говорил вечные и
сладкие  слова,  служа  молебен. Было похоже на полевые  молебны о  дожде  в
глухих, далеких русских деревнях. То же необъятное небо вместо купола, те же
простые и родные, сосредоточенные лица .
     Осведомленность
     а) Отходники (стр. 259)
     В  начале  XX века,  через  полвека  после  отмены  крепостного  права,
сменились  поколения,  семьи   бывших  крепостных  крестьян  разрослись,   а
земельный надел остался  прежним. Прокормиться с  него было трудно, да  надо
было еще  платить выкупные деньги  за землю и оброк помещику (подробнее  обо
всем  этом - ниже),  налоги в государеву казну  и местные. Приходилось главе
семьи (  большаку  ) отправлять  сыновей,  а иногда и дочерей,  в  город  на
заработки.  Кое-кто  там  и  оставался:   извозчиком  ли,  приказчиком   или
дворником, нянькой ли или уборщицей - любой обслугой . Но деньги с заработка
непременно посылали  в  деревню. Другие же  поодиночке, или чаще - артелями,
уходили  на время - осень и  зиму, а в страдную пору возвращались в семью. В
городах в ту пору своей рабочей  силы (не считая  заводских ) почти не было.
Землекопы, строители, плотники, маляры и прочий  необходимый городу работный
люд составляли крестьяне - отходники , как их называли. Вот  как пишет о них
М.М. Громыко:
     ...Уходили  на близкие, дальние  и очень  далекие расстояния.  Уходили,
чтобы  вернуться  в намеченный  срок, и  приносили из  чужих мест не  только
деньги  или  купленные  вещи,  но  множество  впечатлений,  новых  знаний  и
наблюдений, новых подходов к жизни...  Отходом почти все занимались по своей
охоте. Это почти относится к  тем случаям, когда парня посылала на заработки
семья, большак. Уходили  преимущественно молодые парни, но еще и вернувшиеся
со службы солдаты. Иногда уходили и  девушки: няньками и кухарками в рабочих
артелях. Ушедшие непременно присылают деньги семье...
     ...Если хозяйство крестьянской  семьи было небольшим и  рабочих  рук  в
семье было больше,  чем  нужно,  то  на  отхожие  заработки  уходили  лишние
надолго, иногда даже года  на три, покидая семью.  Но большинство отходников
оставляло  семью  и  хозяйство  лишь на  ту  часть  года, когда  нет полевых
работ...
     Крестьянин-отходник мог быть временным  наемным  рабочим на фабрике или
батраком в хозяйстве зажиточного крестьянина,  а мог быть  и самостоятельным
ремесленником, подрядчиком, торговцем.
     Особенно   большого  размаха  приобрело   отходничество  в  Московской,
Владимирской,  Тверской,  Костромской  и  Калужской  губерниях.   Для  всего
центрального района главным местом притяжения отходников была Москва...
     Владимирская  губерния  славилась мастерством  плотников  и каменщиков,
каменотесов и  штукатуров, кровельщиков и маляров. В 50-х  годах XIX века из
этой губернии на заработки в Москву ходили ежегодно 50  тысяч плотников и 15
тысяч  каменщиков.  Отправлялись  в Белокаменную  большими артелями.  Обычно
главой   артели   (подрядчиком)   становился   крестьянин   позажиточнее   и
поизворотливее других.  Он  сам подбирал из  односельчан и ближайших селений
членов артели.  Иные  артельщики  брали в  Москве крупные  подряды, собирали
артели по несколько сот человек...
     В числе  специальностей, которыми  славились владимирские  крестьяне на
отходе, видное  место занимало своеобразное занятие офеней. Офени - торговцы
мелким  товаром вразноску  или  вразвозку.  Они обслуживали  преимущественно
деревню и  малые  города.  Торговали  книгами, иконами,  бумагой,  лубочными
картинками, шелком, иглами, серьгами, колечками.
     Большую  изобретательность  в  отхожих  заработках  в  Москве  проявили
ярославские  крестьяне.  Они  стали,  в  частности,  инициаторами   разбивки
огородов  на пустошах большого города. Одни  крестьяне  имели  на территории
Москвы и ее  окрестностях  собственные огороды на купленных или арендованных
землях. Другие нанимались в работники к своим односельчанам.
     Нередкими  среди ярославских крестьян были также профессии  разносчика,
сидельца в лавке, парикмахера,  портного и особенно трактирщика.  Трактирщик
не  ярославец  -  явление  странное,  существо  подозрительное -  писал И.Т.
Кокорев о Москве.
     В  Рязанской  губернии,  в  близких  к  Оке  селениях  главным  отхожим
промыслом служило бурлачество. По рекам Оке и Проне занимались также хлебной
торговлей. Более зажиточные крестьяне участвовали в поставках хлеба  купцам.
Другие  зарабатывали  извозным  промыслом,  связанным с  хлебной  торговлей:
доставляли зерно на пристани. Иные работали на пристанях  на набивке  кулей,
нагрузке и выгрузке судов и проч.
     Часть  сельского  населения   челночно   обеспечивало   рабочей   силой
промышленность и  сферу обслуживания: извозчики, водовозы,  горничные, няни,
приказчики, трактирщики, сапожники, портные и проч.
     Современники   по-разному  оценивали   значение  отходничества.   Часто
отмечали  дух  самостоятельности,  независимости у поработавших на  стороне,
особенно в больших городах, подчеркивали осведомленность отходников в разных
вопросах...
     Но многие - в статьях, частной переписке,  ответах с мест  на программы
Географического  общества и Этнографического  бюро князя Тенишева - выражали
беспокойство  по  поводу  урона  нравственности,   который   наносил  отход:
оставляемые  надолго  семьи,  холостяцкий  образ   жизни  ушедшего,   иногда
поверхностное   заимствование   городской  культуры   в  ущерб  традиционным
нравственным устоям, привитым воспитанием в деревне .
     Мы  познакомились  с  одним  из путей,  которым информация  о  событиях
политической и  просто  общественной  жизни  в  городах,  о новых законах  и
уложениях , касающихся крестьян, поступала в деревню. Существовали ли другие
пути? Были  ли  молодые  отходники достаточно подготовлены и грамотны, чтобы
правильно  понять  информацию,  полученную  при  долговременных  контактах с
горожанами (в частности с осевшими в городе односельчанами)? Способны ли они
были  усвоить  смысл публикуемых в городских газетах постановлений  властей,
новых  законов, касающихся  крестьянства? На эти  весьма  важные  вопросы мы
находим вполне убедительные ответы в книге М.М. Громыко:
     б) Крестьянин и закон (стр. 240)
     Не  раз в своих челобитных крестьяне показывали  хорошее знание законов
Российской  империи, эти законы они умели перетолковывать все в том же плане
защиты   хорошим   царем  крестьянских  интересов   от  всех   чиновников  и
душевладельцев...  роль лиц, помогавших крестьянам при написании челобитных,
не следует преувеличивать. Ссылки на указы есть как в челобитных, написанных
при помощи других лиц, так и составленных и подписанных самими крестьянами.
     Пути приобретения крестьянами знаний  о законах и самих законодательных
текстов были  различны.  Многие указы печатались  в  виде отдельных листков,
которые были доступны крестьянам. Другие переписывались самими крестьянами с
писарских копий.  Отдельные  сведения  о законодательстве крестьяне получали
целенаправленно от писцов и канцеляристов...
     Крестьяне,  выступавшие  ходатаями  по   делам  своих  общин  в  разных
инстанциях, как правило, неплохо ориентировались в законодательстве  по ряду
вопросов, касающихся поземельных отношений, повинностей и других...
     Некоторые  черты  внутренней   политики  способствовали  укреплению   в
крестьянской  среде  представлений  о  возможности апелляции  к  центральной
власти  при несправедливости местных  правителей.  Благоприятные решения  по
части челобитных, дозволение отдельным категориям крестьян подавать их прямо
в  Москве  на  имя  царя,  возвращение  ответов  на   такие  прошения  через
просителей, происходившая время от времени кара наиболее  злостных лихоимцев
- все  это не могло  не  сказаться на  крестьянском сознании. О  многолетнем
здоровье  государя  пели молебны в  церквах -  и  это  входило  неотъемлемым
элементом представлений об окружающем мире уже с детских лет.
     По случаю царских праздников иногда прощали недоимки налогов...
     После реформы 1861  года, в  связи со  сложной перестройкой поземельных
отношений, заметно  расширяется  обращение  крестьянства к  государственному
законодательству.  Острее  ощущается необходимость  снабдить каждую  волость
(2-3  деревни -  Л.О.)  законодательными справочниками,  содержащими  сводку
указов, относящихся к деревне. Одновременно у многих представителей чиновной
и научной  интеллигенции крепнет убеждение в необходимости изучения обычного
права для постепенного, осторожного слияния крестьянских юридических обычаев
с государственным законодательством. Очень интересны в этом плане  протоколы
заседаний  Комиссии  по изучению народных юридических обычаев,  созданной  в
Петербурге при Географическом обществе .
     Но  помилуйте!  -  воскликнет  иной  читатель.   Все   описанное   выше
предполагает достаточно высокий  процент  грамотности  населения, между тем,
как российская деревня была сплошь безграмотной!
     Это  - великое заблуждение!  Быть может, связанное с изучением проблемы
грамотности в деревне первых  лет  существования  Советской власти,  хотя бы
времен начала коллективизации. После мировой войны (при мобилизации забирали
в первую очередь крестьян грамотных), после войны  Гражданской (то же самое,
но  только  в  красном  цвете),  после  подавления   крестьянских  восстаний
(зачинщики  -  грамотеи  ),  наконец,  после  раскулачивания  в   российских
деревнях, действительно, осталась, главным  образом, неграмотная  голытьба .
Совсем иной была ситуация  с грамотностью крестьян в интересующий нас период
предреволюционной  России. Вопрос  этот  настолько волнует Марину Михайловну
Громыко,  что самой большой  5-ой главе своей  книги, названной   Грамотеи и
книжники (стр. 271) она предпослала обширное Вступление  автора  , в котором
рассматривает динамику роста грамотности в русской деревне,  начиная с XVIII
века.  Полагаю возможным привести здесь это  очень  интересное  вступление с
некоторыми небольшими сокращениями:
     Одно  из  самых  больших  заблуждений  относительно  старой  деревни  -
представление  о  неграмотности  крестьян,  об  их  оторванности от  книжной
культуры. Современные серьезные  и объективные исследования опровергают  это
представление.
     Разнообразны были  пути  проникновения книжной культуры в  крестьянскую
среду.  Это  и  сохранение  старинных  рукописных и  первопечатных  книг,  и
новейшие  подписные  издания,  и  принесенная  разносчиком-офеней   лубочная
литература. Книжная культура  шла  от церкви  и  школы,  от семей, тщательно
сберегавших глубокую  духовную старину,  и  одновременно от бойких любителей
новизны,  привозивших  из  больших  городов,  где  они  были  на  промыслах,
сочинения самого разного характера.
     От  XVIII  века  до  нас  дошло  множество  свидетельств  о грамотности
значительной части крестьян. Об этом говорят,  в частности, собственноручные
подписи некоторых крестьян при подворных  и подушных  переписях, в повальных
обысках (так назывался сплошной опрос  при  расследовании какого-либо дела в
деловой  документации  всякого  рода).  Пока  не  установлен  процент  таких
подписей в массовых документах. Лишь по отдельным районам сделаны выборочные
попытки  подсчетов.  Так,  по переписи  1785  года, в  одиннадцати  волостях
архангельской  округи  17,1  процента  дворов  имели  грамотного мужчину,  в
Холмогорской  округе  -  18,6  процента,   в  Онежской   -   16,4  процента.
По-видимому,  государственные крестьяне  (жили  на  казенных  землях,  несли
повинности в пользу государства, считались лично свободными - почти половина
крестьянского  населения России  - Л.О.) имели б  льшую долю грамотных,  чем
помещичьи.
     В то же время все количественные подсчеты могут приниматься во внимание
лишь условно, поскольку некоторые крестьяне скрывали свою грамотность  перед
властями... Я  упомянул,  что  новобранцами в  армию  предпочитали  набирать
грамотных  крестьян.  Конечно,  на  100%  такое  намерение   осуществить  не
удавалось.  Но  вот  достаточно  красноречивая  таблица  роста  %  грамотных
новобранцев со временем:
     1874 г. - 21% 1896 г. - 40%
     1880 г. - 22% 1905 г. - 50%
     1890 г. - 31% 1913 г. - 73%
     (стр. 274)
     Азбуки  и  буквари,  псалтыри  и   часовники,  издаваемые  официальными
церковными  типографиями  использовались для  обучения  крестьянских детей и
бытовали в крестьянских  семьях. Часто элементарную грамотность крестьянские
дети получали от священника или других лиц причта...
     При ограниченной возможности  для крестьян обучаться в  государственных
учебных заведениях особенное значение приобретает частная инициатива... Есть
немало  данных  о  так  называемых вольных школах для  обучения крестьянских
детей...
     Во второй половине XVIII века  частное  обучение  крестьян развивается.
Часть  своих  крепостных  обучали  дворяне:  Шереметевы,  Голицыны, Юсуповы,
Орловы, Румянцевы, Муравьевы, Мещерские и др. Более массовый характер носило
обучение у грамотных  родителей  и односельчан, отставных солдат, писарей  и
бродячих учителей. Бродячего учителя, особенно если  он сам был из крестьян,
мог  пригласить  к  себе в  дом  надолго  и отдельный крестьянин...  Но чаще
возникала вольная  школа, в которой  обучалось несколько крестьянских детей.
Иные  из  разбогатевших  крестьян   заводили  на   свои  средства  постоянно
действующие   училища,   официально   разрешенные   приказом   общественного
призрения...
     (Стр. 277)
     Устойчивые традиции крестьянской письменности  и книжности существовали
в  XVIII  веке на  русском Севере  -  в  бассейнах  Печоры,  Северной Двины,
Пинеги...
     Распространение  старообрядчества в Верхокамье  в  течение  XVIII  века
сопровождалось,   как  и   в   других  районах,  постоянным  взаимодействием
книжно-письменной культуры хранителей  старой веры с культурой православного
крестьянства, не порвавшего с церковью...
     Исследователи  отмечают   влияние  старообрядческой   письменности   на
нестарообрядческую рукописную литературу в местах  широкого  распространения
раскола... В книжности и письменности нераскольничьего крестьянства светская
литература   занимала   большее   место,   чем   у   старообрядцев.  Активно
переписывались летописи, сочинения о Куликовской битве, о Смутном времени, о
взятии Нарвы в 1704 году и другие исторические тексты. Переписывали для себя
и на  заказ, для продажи.  В круг  чтения и  переписывания  крестьян входили
беллетристические повести,  басни,  произведения  демократической  сатиры...
Принадлежность    рукописных   книг    светского   характера   с   пометками
крестьян-владельцев  и  крестьян-переписчиков  к   разным  собраниям  страны
свидетельствует о широте распространения чтения такого рода .
     в) Частное обучение (стр. 286)
     Открытие многочисленных  фактов распространения грамотности и книжности
в крестьянской среде XVIII века пришло в такое явное противоречие с расхожим
необоснованном    представлением    о    неграмотной   и    темной   деревне
предреволюционного периода, что кое-кто из защитников тезиса о бездуховности
деревни стал даже  утверждать, что якобы был регресс в этом явлении, то есть
утрата,  сокращение  в XIX веке грамотности  простого народа, существовавшей
издавна, со времен берестяных грамот, обнаруженных археологами. Знакомство с
литературой  и  источниками  XIX  века  не оставляет  никаких сомнений,  что
грамотность  деревни  в это время постепенно увеличивается, хотя степень  ее
распространения   не   удовлетворяет   поборников  просвещения,  справедливо
полагавших, что школьное обучение должно охватить все крестьянство...
     (Стр. 288)
     Официально организованных школ для  крестьян и после реформы  1861 года
было  недостаточно. Современники, отмечая это, обращали особое  внимание  на
школы,  создаваемые самими  крестьянами  на их  средства во  всех  губерниях
страны... Повсеместно  крестьянские общины и отдельные группы крестьян, дети
которых  достигли  подходящего  возраста,  нанимали  учителей и представляли
поочередно  помещение  для  занятий либо снимали совместно  избу  для  такой
школы.  Помещение  учителю заинтересованные  родители нанимали  у  бездетной
вдовы или в малочисленной семье...
     Поначалу земства  нередко  оставались  в  стороне  от  школьного  дела.
Например, об Одоевском уезде Тульской  губернии  земство  (см. след. главу -
Л.О.) сообщало,  что там  есть множество  крестьянских  школ с  учителями из
крестьян,  отставных  солдат,  заштатных  дьячков  и   др.  Местные  деятели
откровенно  признавались,  что школы  эти  существуют  без  всякого  участия
земства   по недавней известности  ему  о  существовании  их  .  Вот  так-то
образованная часть общества открывала для себя крестьянскую  культуру. Здесь
кроется  и  еще одна  причина того, что  грамотность крестьян не  попадала в
официальную статистику. Ведь нередко она просчитывалась по числу обучающихся
в официально учтенных школах...
     Началось  движение  земств  по  оказанию  материальной  помощи  вольным
учителям  в  деревнях.  За инициативным земством  Тотьмы последовали  в этом
Ирбитское и Шадринское земства Пермской  губернии, где тоже,  как оказалось,
были  широко  распространены   крестьянские  школы.  Многие  губернии   лишь
поддержали вольные  школы, другие - сами  их  создавали  по  тому же типу. В
целом земство  в  80-х годах  XIX  века активно  приняло  опыт крестьянского
обучения .
     г) круг чтения (стр. 294)
     Постепенно  в течение  XIX  века в  деревню попадает  все больше  новой
печатной  литературы.   Среди  подписчиков  газет  и  журналов,  альманахов,
исторических   сочинений   появляются  крестьяне.   Складываются   отдельные
крестьянские   библиотеки  из  покупных  книг,   включающие   беллетристику,
религиозно-нравственные   сочинения  и   справочные   или  научно-популярные
издания.  Некоторые  частные  библиотеки крепостных крестьян насчитывали  до
2000 томов...
     Круг   чтения   крестьянства   привлек   особенно   активное   внимание
общественности России во второй  половине (80-х и 90-х годах) XIX века. Факт
сам по себе примечательный:  широко обсуждается, что читают,  следовательно,
чтение  крестьянства  - явление достаточно массовое. Повышенный  интерес был
связан с усилением деятельности земства в области крестьянской грамотности и
образования.  А также с обострением вопроса о характере лубочной литературы,
наводнявшей сельский книжный рынок, и  появлением специальной литературы для
народа   просветительно-демократического   направления.    Журналы   Русское
богатство , Северный вестник , Русская мысль  ,  Русское обозрение и  другие
живо откликнулись на эти проблемы...
     Горячая    заинтересованность   современников    лишала    подчас    их
объективности,  особенно  в  пылу   журнальной  полемики.  Но   у  нас  есть
возможность  представить,  что  и  как читали  крестьяне  по  многочисленным
ответам на программы (вопросники - Л.О.) научных обществ. Для конца XIX века
среди  источников такого  рода на  первое  место следует поставить материалы
Этнографического бюро князя В.И.  Тенишева. Анкета этого бюро включала около
пятисот  пунктов,  в  числе  которых  были  и  вопросы  о  чтении  крестьян.
Поступавшие  в  течение  90-х  годов ответы  корреспондентов  об  источниках
получения  книг,  характере библиотек,  вкусах  и интересах  крестьян в этой
сфере,  как и отклики  на другие вопросы программы, были очень различны и по
степени   осведомленности,   и   по  форме   изложения:  от   лаконичных   и
неопределенных  отписок  до   детальных  перечней  полного  состава  книг  в
отдельных деревнях. В целом  же степень  надежности  фонда по  этим вопросам
очень  высока,  как  в  силу охвата многих  губерний и  получения информации
непосредственно   на  местах  от  крестьян,  так  и  благодаря  многообразию
социальной  и  идейной принадлежности самих  корреспондентов.  Жители  самых
различных частей России, откликнувшиеся на тенишевскую программу, единодушно
отмечали интерес кресьян к чтению, авторитет печатного и письменного слова в
их среде.
     При  большом  количестве   неграмотных  широко   практиковалось  чтение
вслух...
     (Стр. 296)
     Автор одного из орловских сообщений отмечал, что духовная литература  -
любимое  чтение  огромного большинства  крестьян . Особенно предпочитали  ее
пожилые  и среднего возраста крестьяне  и крестьянки, серьезно относящиеся к
чтению. Читали Евангелие на русском языке, жития святых...
     Крестьянская  молодежь -  парни и  девушки  - любила, по мнению  автора
этого  сообщения,  светские книги:  повести,  рассказы  и романы в  лубочных
изданиях.  Но  известны  были  и  сказки  Пушкина,  Тарас  Бульба  и  другие
произведения  Гоголя,  сочинения  Льва  Толстого,   Крылова,  Кольцова.  Все
крестьяне  ценили  юмор  в  литературе. Всеобщим  также  представлялся этому
наблюдателю интерес  к книгам по  отечественной  истории. Он  выделил особый
интерес к событиям  Куликовской битвы...  Любили рассказы  о  Петре Великом,
Екатерине II, о выдающихся полководцах - Суворове, Кутузове и других. Любили
читать  о  событиях войны 1812 года  (особенно  об  участии в  ней  простого
народа),  о  русско-турецкой  войне   и  осаде  Севастополя.  Сказки  читали
преимущественно дети - точнее взрослые стеснялись в этом признаться.
     Учительница из  Саратовской  губернии  Журавлева  предостерегала против
прямого  использования  числа  посещений  библиотеки  и  сроков  пользования
отдельными  книгами,  как  показателями интенсивности чтения, отмечая важную
особенность бытования  книги в деревне: Хорошую книжку всегда до тех пор  не
отдают обратно,  пока  книга  не  перебывает в  руках  у  всех  грамотных  и
мало-мальски читающих крестьян...
     Интерес  к текущим  политическим  событиям, особенно  обострявшийся  во
время войн и других крупных событий, крестьяне  удовлетворяли, читая газеты.
Некоторые зажиточные крестьяне сами выписывали газеты, иногда - в складчину,
другие - брали на время и читали вслух...
     О крестьянском  чтении  вслух в  книге А.П. Вахтерова,  объездившего  в
конце века многие сельские школы и библиотеки на Смоленщине:
     Всякий, кто наблюдал за чтением в деревне, кто видел, с каким  трепетом
сердечным следят деревенские читатели  за терзанием героя рассказа, с  каким
восторгом узнают они  о его удачах, кто слышал этот  искренний, неудержимый,
гомерический  хохот деревенской аудитории,  когда  положение действующих лиц
рассказа  становится  комичным, видел  эти  слезы  наиболее  впечатлительных
слушателей, сопровождаемые вздохами  и восклицаниями  других при талантливом
воспроизведении кем-нибудь печального события, кто слышал суждения  крестьян
по поводу  просто  толково прочитанном,  тот  знает,  что при  хорошем чтеце
талантливая,  интересная  и   доступная  пониманию  народа  книга  оставляет
неизгладимый   след  в  душе  простолюдина,   входит  в  его  мировоззрение,
становится заметным фактором в его духовной жизни...
     По  Московской  губернии для  конца  прошлого  века  (XIX  - Л.О.) есть
интереснейшее свидетельство  о грамотности и чтении  крестьян, принадлежащее
Ивану Ивину, который был одним из авторов лубочных  сочинений. Ивин отмечал,
что издано уже (статья его написана  в 1898 г.) много хороших и  дешевых, но
не лубочных  книжек  для  народа: произведения  Пушкина, Гоголя, Лермонтова,
Тургенева, Достоевского, Григоровича, Лескова, Немировича-Данченко, Гаршина,
Островского,  А. Толстого,  Кольцова,  Шевченко,  Никитина,  Некрасова,
Салтыкова-Щедрина.  За  распространение их взялись сами  лубочники  - Сытин,
Губанов,  Морозов,  Абрамов  и др.  Он  подчеркивал,  что  все эти книжки во
множестве  проникают  в народ  . Такое свидетельство в  устах Ивина особенно
достоверно, поскольку  он стремился доказать,  что  неадаптированные издания
классиков не могут конкурировать с лубочными...
     Читали  крестьяне  Пушкина  очень  охотно.  Приобретали его  сочинения,
рекомендовали и передавали друг другу.  Особенной популярностью пользовались
повести. Из  них более других были любимы Капитанская дочка и Дубровский ...
очень популярна была также История Пугачевского бунта и, конечно же, сказки.
Сказки   Пушкина   знают   даже  безграмотные  старухи   ,   -   подчеркивал
корреспондент.   Из   поэтических  произведений  были  популярны  Полтава  и
многочисленные стихотворения, ставшие  народными  песнями: Сквозь  волнистые
туманы , Буря мглою , Черная шаль , Бесы и др.
     На  этом я заканчиваю цитирование  книги М.М. Громыко. Надеюсь, что  ей
удалось  убедить  тебя,  мой  читатель,  что  осведомленность крестьянства с
событиями, происходившими в городах, была  в предреволюционное  время вполне
возможна. Что же касается личных качеств самих крестьян, то здесь отмеченная
выше любовь  автора,  быть  может, мешала  ей  быть  совершенно объективной.
Вспомним хотя бы названия разделов главы Совесть : Взаимопомощь , Милосердие
... Когда прочитаешь всю книгу, остается впечатление идиллическое.
     Более трезво звучит суждение Энгельгардта. Автор 12-ти  писем бесспорно
симпатизирует  крестьянам, но  в одном  из  этих  писем  можно  найти  такое
заключение: Стоп!  Отложим это  заключение до  4-й  главы, где речь пойдет о
крестьянских бунтах. Там оно будет более к месту ...
     И  Громыко, и Энгельгардт описывают жизнь деревни в  конце XIX века, то
есть лет  через 30-40 после отмены крепостного права. Нас сейчас  интересует
эпоха еще лет на 10  более удаленная от этого переломного момента российской
истории. А между  тем, именно в эту эпоху  последствия освобождения крестьян
неожиданно  проявились  самым  ужасным  образом  -  охватившими  всю  страну
крестьянскими бунтами - бессмысленными и беспощадными .
     Чтобы  понять  неизбежность таких последствий, необходимо ознакомиться,
хотя  бы,  с   главными  особенностями  процедуры  освобождения  крестьян  ,
провозглашенного императором Александром II в Манифесте от 19  февраля  1861
г. и Положением о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости .
     Кстати  сказать,  в  1861  году эта  зависимость  существовала (вопреки
распространенному мнению) далеко не для  всех  крестьян. Добрую половину  из
них,   в  совокупности,  составили  крестьяне  не  закрепощенных  категорий:
Государственные крестьяне жили на казенных землях, несли повинности в пользу
государства - через  администрацию  Министерства государственного имущества.
Удельные крестьяне были изначально крепостными у членов царской фамилии,  но
были освобождены в 1859 году. Кабинетные крестьяне работали в личных имениях
царя.  Однодворцы  - потомки  тех солдат,  которые за  военные  заслуги были
награждены землей, но не дворянством.
     Дальше речь пойдет о крепостных, помещичьих крестьянах...
     Новизна  ситуации после отмены  крепостного права  было оглушительной .
Бывшему рабу  нельзя уже  было приказать что-либо,  выпороть  на конюшне  за
непослушание, и уж  конечно, ни продать  его,  ни  проиграть  в  карты.  Для
первого   поколения  освобожденных   крестьян   это  было  очень  важно.  Но
последующие свою свободу уже  не очень-то ценили, поскольку с  ней оказались
связаны очень  серьезные проблемы материального  характера, определявшиеся в
первую  очередь  количеством  и качеством  земли, которая  была получена при
освобождении . И здесь с самого начала возникли затруднения.
     Александр II вовсе не хотел обидеть дворян-помещиков,  оплот  престола.
Каждый из них должен был выделить  некоторую небольшую часть своей земли (по
своему выбору) в качестве наделов (от наделять - Л.О.) для всех своих бывших
крепостных. Размеры наделов  были установлены для трех полос  , обозначенных
по  стране:  черноземной,  нечерноземной и степной. Внутри полос  были еще и
разряды,  отличающиеся  друг от друга  качеством земли. Но  в  любом  случае
наделы не превышали 12 десятин на каждого трудоспособного мужчину в семье (1
десятина = 1,45  гектара). Современному хозяину с его крошечным приусадебным
участком  земли, 17 гектаров покажется большим наделом,  но ведь с него надо
было кормить весь  год обычно большую семью: хлеб, овощи,  выделить  и покос
для скотины! Хороший помещик, гуманный, да просто порядочный человек отрежет
от  своей  земли  для  освобождающихся  крепостных  хороший, плодородный  ее
участок,  а скверный, корыстолюбивый - болото  или песчаник, лесную порубку,
где надо выкорчевать не одну сотню крепких корней...
     Вся  отрезанная крестьянам  земля оставалась собственностью помещика до
тех  пор,  пока  крестьянин  не  сумеет  выкупить ее - либо  деньгами,  либо
отработав на  полях помещика барщину .  Для  облегчения  дела  большую часть
выкупного платежа помещику сразу  уплачивала казна. Но крестьянин эту  сумму
ей должен был возвратить с  рассрочкой на  49 лет под 6% годовых.  Ясно, что
если ему не удастся выплатить  долг  в  течение  ближайших лет, величина его
может очень сильно увеличиться.  Стоимость надела определялась по соглашению
крестьянина  с   помещиком,  чему  должны  были   содействовать  назначаемые
администрацией  мировые посредники .  На  чьей стороне в большинстве случаев
оказывались   эти  посредники  нетрудно  догадаться.  Кроме  указанных,  так
называемых выкупных платежей крестьянин  должен был  в компенсацию  прибыли,
которой лишался помещик,  выплачивать ему денежный оброк . Поначалу это было
8-10 рублей  в год  с души . Деньги в  те  годы немалые. К  тому же,  размер
оброка определял помещик и был вправе  увеличивать  его, пока земля  не была
еще выкуплена. Все это время крестьянин именовался и рассматривался властями
не как свободный гражданин, а как  временнообязанный .
     Деньги на  выкуп земли  и уплату оброка члены крестьянской семьи должны
были  либо заработать в  отходных промыслах  , либо получить за счет продажи
излишков своей сельскохозяйственной продукции. Но таковых почти ни у кого не
было - размер надела, как правило, едва позволял прокормить саму семью. Да и
то  лишь  сразу после  освобождения . Крестьянское население с каждым  годом
заметно увеличивалось,  а  наделы  не  изменялись. В  интересах взаимопомощи
освобожденные  крестьяне объединялись в общину или мир , как они себя  часто
называли, при том, что каждая семья обрабатывала  свой, положенный ей надел.
Управлялся  мир  решениями  общего  собрания  - схода  ,  где  право  голоса
принадлежало только мужикам. Председательствовал на сходе и  решал  текущие,
не  слишком важные  вопросы  избранный  на сходе  староста общины. Время  от
времени община перераспределяла  наделы земли  из общего котла по  семьям по
справедливости - т.е. по числу едоков . Со временем многие семьи разделялись
и  наделы  на каждую  семью  уменьшались. Можно было  прикупать  землю  -  в
складчину общиной или в личное пользование.
     Некоторые помещики, оставшиеся без крепостных,  охотно продавали землю.
Но  опять нужны  были деньги. А ведь, кроме названых выше платежей помещику,
крестьяне, числившиеся свободными гражданами, обязаны были уплачивать налоги
и прочие поборы в государственную и местную казну.
     Сделки производились через Крестьянский  банк,  появившийся еще в конце
XIX века. У него даже можно  было под сравнительно  малые проценты  получить
ссуду. Но как всякий банк, он давал ее под залог покупаемой земли.
     Для   надежного  получения  налогов  и   денег   по  выкупным  платежам
государство  использовало круговую  поруку . Все, что  должны  были  платить
крестьяне, суммировалось и взыскивалось властями с общины.  В течение первых
9-ти  лет после освобождения от земельного надела и связанных с ним платежей
никто из крестьян не  мог отказаться. И это в России, с ее скверным климатом
и, по большей части, неважной землей,  где едва  ли не каждый третий год был
неурожайным,  а  значит   -  голодным!   Не  таким,  что   его  можно   было
характеризовать  недоеданием  , но  таким,  что  от  голода  вымирали  целые
деревни. При крепостном праве помещик в голодный год заботился  о том, чтобы
как-то прокормить своих крестьян. Теперь же заботиться о них было некому!
     В свете всего вышесказанного нас не должно удивлять,  что в подавляющем
большинстве  поместий  крестьяне  были недовольны отменой крепостного права.
Недовольство это выражалось нередко в весьма агрессивной форме (об этом тоже
в  главе  4),  но иногда в форме комической.  Позволю себе развлечь читателя
рассказом  очевидца -  большого  русского писателя Владимира  Галактионовича
Короленко (1853-1921 гг.). Рассказ датирован концом XIX века и помещен в 5-м
томе 6-томного собрания сочинений писателя (М., 1971, с. 158). Озаглавлен он
Бунтовщики-Васильевцы :
     ...Остановлюсь  на  некоторых  чертах  из истории  Васильева-Майдана, -
пишет  Короленко,  -  отмеченных тоже своего рода  оригинальной типичностью.
Дело  в  том, что  в  этом  огромном селе  живут исконные бунтовщики , давно
известные  в  уезде.  С самого  освобождения  крестьян васильевцы  не платят
выкупных платежей (внося, впрочем, государственные и земские повинности)...
     Васильевцев убеждали,  васильевцев  секли.  А  васильевцы  знают  одно:
бунтуют да и только... (по-видимому, пользуясь при этом  помещичьей землей -
Л.О.).
     Однажды, если не ошибаюсь лет восемнадцать назад, за васильевцев решили
приняться вплотную. Нужно было  достигнуть  двух целей: во-первых, заставить
васильевцев  фактически  принять  надел,  во-вторых,  из  этого  должна была
истекать необходимость платить выкупные платежи. И вот  в село нагнали особо
организованную команду сотских (выборные: по одному человеку от 100 дворов в
уезде  -  Л.О.),  целый  сермяжный  батальон,  который  расквартировали   на
иждивении  васильевцев,  подлежащих  усмирению.  Меры  усмирения состояли  в
следующем. Рано утром  сотские запрягали лошадей в сохи и выводили  хозяина.
Один  из  усмирителей вел  под уздцы лошадь, другие два  тащили за сохой  ее
владельца. В таком виде оригинальный отряд выезжал на надельную землю.
     Здесь усмиряемых разводили по полосам. Затем сошник вставлялся в землю,
передний сотский брал опять лошадь под уздцы, двое других клали руки хозяина
на  рассоху.  Видя,  что  таким  образом  дело  клонится  к некоему  символу
обработки  надела ,  васильевец  производил,  со своей стороны некий  символ
бунта:  чтобы  доказать,  что он наделу  не принимает  и  желает  бунтовать,
невольный пахарь, вместо того, чтобы идти за сохой, ложился  на землю. Тогда
над  бунтующим тотчас же открывалось  заседание волостного суда,  который по
распоряжению энергичного губернатора выезжал для этого на васильевские поля.
Живо составлялся соответствующий приговор, который тут же, пользуясь удобным
положением  бунтовщика,  и приводился в исполнение: васильевца драли,  потом
поднимали под руки  и опять ставили к сохе, а он опять ложился. И так далее.
При  этом,  и  ложась и  поднимаясь,  имел сомнительное  удовольствие видеть
кругом на нивах свои односельчан-мирян, бунтовавших с таким же благодушием и
усмиряемых  с  таким  же  успехом...  К  вечеру  и  усмиряемые-васильевцы  и
усмирители-сотские  возвращались с  оригинальной работы домой  и, более  или
менее мирно, садились за один ужин...
     Сколько времени длились эти экзекуции, сказать трудно. Во всяком случае
бунт продолжается до  сих пор.  Откуда и  как он  начался?.. Темное предание
говорит о  каких-то двух  таинственных личностях, которые будто бы явились в
село, оставили тут золотую  грамоту и уехали.  Уехали и  потонули  в  тумане
минувшего  .  А  васильевцы  грамоту  прочли,  поняли из  нее,  что помещику
уступать  не  следует  (был спор  из-за  качества наделов)  и  на  том  себя
утвердили. И с тех пор бунтуют .
     Скептически  настроенный  читатель  скажет:  Ну,  это  было  редкостное
исключение  .  Ан нет! По  форме может  быть  и  редкостное, а  по  существу
общероссийское. О том в другом месте пишет тот же В.Г. Короленко - писатель,
по всеобщему  признанию, исключительно честный. Он рассказывает о делах  еще
одной   деревни   Дубровки   ,  попутно  отмечая   общероссийский   характер
описываемого события. Вот фрагмент его рассказа (т. 5, стр. 293):
     ... Когда пришло время освобождения и выкупа, - дубровцы  забунтовали .
По  всей мужицкой Руси того  времени (и только ли того?)  носились  какие-то
мифические представления об общественных отношениях и, главное, о земле.
     Когда   дубровцам  предложили  сделку  с   помещиком,   старики   стали
соображать:  За что платить? Что господа станут делать с землею? Разумеется,
отступятся без дарового  труда, бросят и уедут себе за границу. Земля  и так
будет наша ... И дубровцы на том себя утвердили. Дубровцам  тоже разъясняли,
тоже усовещали, тоже усмиряли . Из толпы вывели древнего старца...
     - Верно,  -  подтвердил  старик   скорбно,  -  исправник  усмирял.
Губернатор Муравьев сам выезжал... Что вы, - говорит, -  мужики, опомнитесь,
- говорит! - Почему землю не принимаете? Несчастными себя делаете... Хорошо,
правильно говорил, нечего сказать. Да вот поди ты! Миром уперлись, ничего не
поделаешь... Мир  осенила идея, мир укрепился на ней, мир решил... Что тут в
самом деле поделаешь! Стихия, неизбежность, закон! Деды обездолили , но ведь
деды думали сделать лучше , все думали, миром .
     С отменой крепостного права, в плане материальном, пострадало не только
большинство крестьян, но и помещики. Вот как об  этом пишет в своем Письме !
11 наш весьма компетентный свидетель А.Н. Энгельгардт (с. 585):
     Крепостное право пало,  вместе с ним пало и  помещичье хозяйство... При
крепостном  праве  помещик,   хороший  хозяин,  устраивал  обыкновенно  свои
отношения так: крестьянам было отведено точно определенное количество земли,
которая  так и называлась крестьянской землею;  крестьяне сами распоряжались
этой землей, вели на ней свое хозяйство (наверное с такой земли  и кормились
описанные выше бунтовщики-васильевцы - Л.О.) и за это  доставляли для работы
на помещичьих полях известное количество работников с  лошадьми  и орудиями.
Помещики их  содержали. Хозяева жили  в своей деревне, иногда верст за  20 и
более  отстоящей от господского дома,  вели свое хозяйство самостоятельно  и
были до известной степени независимы.
     Пригонщики  -  с  лошадьми  и  орудиями  жили  на  господском  дворе  и
производили все работы на господских полях. Кроме того, в некоторых случаях,
в страду делались сгоны , при которых являлись на работу и все хозяева...
     Это была система и, чем правильнее  были определены отношения  - а  это
так и было у помещика, - хорошего хозяина, - тем правильнее шло хозяйство.
     С уничтожением крепостного  права вся эта система рушилась и  сделалась
невозможной.  Все хозяйство страны  должно  было  принять  новые формы.  Но,
естественно, что  люди,  сжившиеся с известными порядками, желали, чтобы эти
порядки  продолжались... с той  только разницей, что вместо крепостных будут
работать вольнонаемные рабочие.
     Казалось,  что все  это так просто выйдет. Крестьяне получат  небольшой
земельный надел,  который  притом  будет обложен  высокой  платой,  так  что
крестьянин не  в состоянии будет с  надела прокормиться и уплатить налоги, а
потому  часть  людей должна будет заниматься  сторонними работами.  Помещики
получат плату  за отведенную в надел землю, хозяйство  у них останется такое
же,  как  и  прежде, с  той  только разницей,  что  вместо пригонщиков будут
работать вольнонаемные батраки...
     Но обрабатывающие  таким  образом земли в помещичьих усадьбах крестьяне
сами  хозяева и  нанимаются на  обработку помещичьей земли только по  нужде.
Есть нужда - крестьянин берет работу и задешево берет; нет нужды - не берет.
Чтобы иметь рабочих  на страдное  время, нужно закабалить  их с зимы, потому
что,  раз поспел хлеб, уже никто не  пойдет  в чужую работу: нет хлеба,  нет
зимних заработков (в городе - Л.О.) - берут  у помещика работы, закабаляются
с  зимы;  уродился  хлеб,  подошли  хорошие  зимние  заработки  -  никто  не
нанимается. Какое  же тут  может быть правильное хозяйство?  Мужик постоянно
стремится  освободиться   от  кабалы,  он  работает  в  помещичьих  усадьбах
временно, случайно... Одолевает или не одолевает мужик  нужду, а все-таки, в
конце  концов  подрывается  помещичье  хозяйство.  Одолел  мужик  -  он  сам
увеличивает  хозяйство, не одолел - он уничтожает хозяйство, бросает землю и
уходит (в город, на  завод и пр. - Л.О.). И в том, и в другом случае помещик
остается ни  с чем. Поэтому-то помещичьи  хозяйства  год от года все падают,
сокращаются и  уничтожаются  и  землевладельцы переходят  к  сдаче земель  в
аренду на выпашку (с. 588).
     Само  собой  разумеется, что мужик, сняв  землю  в господском имении на
год, на два, сеет  на ней лен, рожь,  овес без  удобрения, выпахивает из нее
все,  что можно, и  тащит на  свой надел, который удобряет самым  тщательным
образом. Иначе с чужой землей он и поступать не может. Но если бы  эта земля
была  его, мужицкая, то он поступил бы с  ней так же, как я (т.е. А.Н.) стал
бы ее  удобрять, вел бы  многопольную систему с посевом клевера и проч.  (с.
576).
     Письмо А.Н. Энгельгардта заканчивается так:
     Пало помещичье  хозяйство, не  явилось и  фермерство, а просто-напросто
происходит  беспутное  расхищение  -  леса  вырубаются,  земли выпахиваются,
каждый  выхватывает,  что можно,  и бежит. Никакие технические улучшения  не
могут в  настоящее  время  помочь нашему  хозяйству. Заводите  какие  угодно
сельскохозяйственные школы, выписывайте какой угодно иностранный скот, какие
угодно машины, ничто не поможет, потому что нет фундамента.
     По крайней мере я, как хозяин, не вижу никакой возможности поднять наше
хозяйство,  пока  земли  не перейдут  в руки  земледельцев. Кажется,  что  в
настоящее время это начинают понимать .

     Батищево 14 декабря 1881 года.

     Грустное заключение - не  так ли? Но ведь были и исключения,  не так уж
совсем редкие, когда крепкому и толковому мужику удавалось, освободившись от
крепости, стать  на ноги,  особенно  если  ему достался надел хороший и он с
разрешения общины (вспомним круговую поруку ) выделился на свой хутор.
     А не  обратиться ли  нам  еще  к одному, хорошо  знакомому  с  сельским
хозяйством, да еще всемирно знаменитому свидетелю? Ты прав, мой читатель,  к
Льву Николаевичу Толстому! Вот его роман Анна  Каренина . Написано в 1877 г.
-  тогда  же,  когда писал  свои  письма  Энгельгардт. Конечно,  нас  сейчас
интересует  Левин.  Его  наблюдения  и  размышления  о  сельском  хозяйстве,
наверное, в какой-то мере отражают впечатления и суждения автора романа.
     Вот  Левин,  получив  отказ  Кити,  едет в  деревню, но  сначала решает
посетить  своего друга Николая  Ивановича  Свияжского. По  дороге к  нему он
заезжает передохнуть и покормить лошадей к богатому  старику-крестьянину  на
хутор: Лысый свежий старик, - пишет Толстой - с широкою рыжею бородой, седою
у  щек, отворил ворота,  прижавшись к верее, чтобы пропустить тройку. Указав
кучеру место  под навесом  на  большом,  чистом  и прибранном новом дворе  с
обгоревшими  сохами,   старик  попросил  Левина   в  горницу.  Чисто  одетая
молодайка,  в  калошках  на босу  ногу,  согнувшись, подтирала  пол в  новых
сенях...
     - Самовар, что ли? - спросила она.
     - Да, пожалуйста.
     Горница была  большая, с голландскою печью и перегородкой. Под образами
стоял раскрашенный узорами  стол, лавка и  два стула.  У входа был шкафчик с
посудой.  Ставни  были  закрыты,  мух было  мало,  и так  чисто,  что  Левин
позаботился о том, чтобы Ласка,  бежавшая  дорогой и  купавшаяся в лужах, не
натоптала  пол,  и  указал ей место  в углу  у двери. Оглядев горницу, Левин
вышел  на  задний двор.  Благовидная молодайка  в  калошках,  качая  пустыми
ведрами на коромысле, сбежала впереди его за водой к колодцу.
     - Живо у меня! - весело крикнул на нее  старик и подошел к Левину.
- Что, сударь,  к Николаю Ивановичу  Свияжскому едете? Тоже  к нам заезжают,
словоохотливо начал он, облокачиваясь на перила крыльца.
     В  середине рассказа старика об его знакомстве с Свияжским ворота опять
заскрипели,  и  на  двор  въехали работники  с  поля с  сохами  и  боронами.
Запряженные  в  сохи  и  бороны  лошади  были  сытые  и  крупные. Работники,
очевидно,  были семейные: двое были молодые,  в ситцевых рубахах и картузах,
другие двое были наемные, в посконных рубахах, - один старик, другой молодой
малый. Отойдя от крыльца, старик подошел к лошадям и принялся распрягать.
     - Что это пахали? - спросил Левин.
     - Картошки пропахивали. Тоже землицу держим. Ты, Федот,  мерина-то
не пускай, а к колоде поставь, иную запряжем.
     - Что, батюшка,  сошники-то я приказывал взять, принес, что  ли? -
спросил большой ростом, здоровенный малый, очевидно, сын старика.
     - Во... в санях, - отвечал старик, сматывая кругом снятые вожжи  и
бросая их наземь. - Наладь, поколе пообедают.
     Благовидная молодайка с полными,  оттягивавшими ей плечи ведрами прошла
в сени.  Появились откуда-то еще бабы - молодые красивые,  средние  и старые
некрасивые, с детьми и без детей.
     Самовар загудел  в  трубе; рабочие и семейные,  убравшись  с  лошадьми,
пошли обедать.  Левин,  достав из  коляски свою провизию, пригласил с  собою
старика напиться чаю.
     - Да  что,  уже  пили   нынче,  -  сказал  старик,   очевидно,   с
удовольствием принимая предложение. - Нешто для компании.
     За чаем Левин узнал всю историю старикова хозяйства. Старик снял десять
лет тому назад у помещицы сто двадцать десятин, а  в прошлом году купил их и
снимал еще триста у соседнего помещика. Малую часть земли, самую  плохую, он
раздавал  внаймы, а десятин сорок в  поле пахал сам  своею  семьей  и  двумя
наемными рабочими. Старик  жаловался, что дело шло плохо.  Но Левин понимал,
что жаловался только из  приличия, а что хозяйство  его  процветало. Если бы
было  плохо,  он  не  купил  бы  по ста пяти рублей  землю, не женил бы трех
сыновей и племянника, не построился бы два раза после пожаров, и все лучше и
лучше. Несмотря  на  жалобы старика,  видно  было, что  он справедливо  горд
своими  сыновьями,  племянником,   невестками,  лошадьми,   коровами   и   в
особенности  тем, что  держится все это хозяйство.  Из разговора со стариком
Левин узнал, что он был и не прочь от нововведений. Он сеял много картофелю,
и картофель его, который Левин видел, подъезжая, уже отцветал и завязывался,
тогда как  у Левина только  зацветал. Он пахал под картофель  плугою, как он
называл плуг, взятый  у помещика. Он сеял  пшеницу.  Маленькая подробность о
том, что, пропалывая рожь, старик приполонною рожью кормил лошадей, особенно
поразила Левина. Сколько раз Левин,  видя  этот пропадающий прекрасный корм,
хотел собирать его; но всегда это  оказывалось невозможным.  У мужика же это
делалось, и он не мог нахвалиться этим кормом.
     - Чего же  бабенкам  делать? Вынесут  кучки  на дорогу,  а  телега
подъедет.
     - А вот у  нас, помещиков, все плохо идет с  работниками, - сказал
Левин, подавая ему стакан с чаем.
     - Благодарим,  -  отвечал  старик,  взяв стакан,  но отказался  от
сахара,  указав  на оставшийся обгрызенный им комок. - Где  же с работниками
вести дело? - сказал  он. - Раззор  один. Вот хоть бы  Свияжсков. Мы  знаем,
какая земля - мак, а тоже не больно хвалятся урожаем. Все недосмотр!
     - Да вот ты же хозяйничаешь с работниками?
     - Наше  дело мужицкое. Мы до всего  сами.  Плох - и  вон; и своими
управимся.
     - Батюшка, Финоген  велел дегтю достать, - сказала вошедшая баба в
калошках.
     - Так-то   сударь!  -   сказал   старик,   вставая,  перекрестился
продолжительно, поблагодарил Левина и вышел.
     Когда Левин зашел в черную избу, чтобы вызвать своего кучера, он увидал
всю семью мужчин за  столом. Бабы прислуживали стоя. Молодой здоровенный сын
с  полным  ртом  каши,  что-то  рассказывал  смешное,  и  все хохотали, и  в
особенности весело баба в калошах, подливая щи в чашку...
     Я привел здесь почти полностью 25-ю главу 3-ей части Анны  Карениной не
только  для того, чтобы опереться на  авторитет Толстого в утверждении,  что
вовсе не для всех крепостных освобождение обернулось бедствием, но еще и для
того,   чтобы   представить   сделанное    рукой   мастера   описание   того
самостоятельного   или,  как   ныне   принято   говорить,   самодостаточного
крестьянина, которого через 30 лет  будет представлять себе Петр  Аркадьевич
Столыпин, начиная свою земельную  реформу  (об этом  в  главе 5-ой). А пока,
чтобы  отдалить момент  расставания с  любимым  художником (впрочем,  он еще
появится в  этой  книге, но  уже в конце своей жизни),  я приведу  несколько
небольших фрагментов из трех  следующих  главок романа, относящихся к судьбе
помещичьего хозяйства после  отмены крепостного права, о которой  ранее,  не
без горечи писал Энгельгардт:
     Левин уже приехал к Свияжскому и  принимает участие в разговоре  своего
друга с двумя заехавшими к нему помещиками-соседями:
     Помещик  с  седыми  усами  был,   очевидно,  закоренелый  крепостник  и
деревенский старожил, страстный  сельский хозяин. Признаки эти Левин видел и
в одежде - старомодном потертом  сюртуке, видимо непривычном  помещику, и  в
его умных, нахмуренных  глазах, и  в  складной русской речи, и  в усвоенном,
очевидно,  долгим опытом,  повелительном  тоне,  и в  решительных  движениях
больших,  красивых,  загорелых  рук  с  одним старым обручальным кольцом  на
безыменке.
     - Только если бы не жалко бросить, что заведено... трудов положено
много... махнул бы на все рукой, продал бы, поехал бы, как Николай Иваныч...
Елену слушать, - сказал помещик с  осветившею его умное старое лицо приятною
улыбкой.
     - Да вот  не бросаете же, - сказал  Николай Иванович Свияжский,  -
стало быть, расчеты есть.
     - Расчет один, что дома живу,  непокупное,  ненанятое. Да  еще все
надеешься,  что  образумится  народ.  А  то,  верите  ли,  -  это  пьянство,
распутство! Все переделились, ни лошаденки, ни коровенки. С голоду дохнет, а
возьмите его в  работники  наймите  - он  вам  норовит напортить,  да еще  к
мировому судье.
     - Зато и вы пожалуетесь мировому судье, - сказал Свияжский.
     - Я пожалуюсь? Да ни за что на свете! Разговоры  такие пойдут, что
и не рад  жалобе! Вот на  заводе (видно местном,  может  сахарном  - Л.О.) -
взяли задатки, ушли. Что же  мировой судья? Оправдал.  Только и держится все
волостным  судом да  старшиной.  Этот отпорет  его по-старинному. А не  будь
этого - бросай все! Беги на край света!
     Очевидно,  помещик  дразнил  Свияжского,  но  Свияжский  не  только  не
сердился, но, видимо, забавлялся этим.
     - Да  вот  ведем  же мы свое  хозяйство без этих мер,  - сказал он
улыбаясь, - я, Левин, они.
     Он указал на другого помещика.
     - Да,  у  Михаила  Петровича идет,  а спросите-ка  как? Это  разве
рациональное   хозяйство?   -  сказал  помещик,   очевидно   щеголяя  словом
рациональное .
     - У меня хозяйство простое, - сказал Михаил  Петрович. - Благодарю
бога.  Мое  хозяйство  все,  чтобы денежки  к осенним податям  были  готовы.
Приходят  мужички:  батюшка,  отец, вызволь!  Ну,  свои все соседи,  мужики,
жалко.  Ну, дашь  на первую  треть, только  скажешь: помнить  ребята, я  вам
помог, и вы помогите,  когда нужда - посев ли  овсяный, уборка сена, жнитво,
ну и выговоришь,  по  скольку с тягла. Тоже есть бессовестные и  из них, это
правда.
     Левин, зная давно эти патриархальные приемы, переглянулся с Свияжским и
перебил Михаила Петровича, обращаясь опять к помещику с седыми усами.
     - Так  вы  как же полагаете? - спросил  он, - как  же  теперь надо
вести хозяйство?
     - Да  так же и вести, как Михаил Петрович: или  отдать исполу, или
внаймы мужикам; это можно, но только этим самым уничтожается общее богатство
государства.  Где  земля у меня  при крепостном труде  и  хорошем  хозяйстве
приносила  сам-девять,  она  исполу  принесет  сам-третей.  Погубила  Россию
эмансипация!...
     - Дело,  изволите видеть  в том, что  всякий  прогресс совершается
только  властью,  -  говорил  он, очевидно  желая показать,  то он  не  чужд
образованию. - Возьмите реформы Петра, Екатерины, Александра.  Возьмите
европейскую  историю.  Тем  более  прогресс  в  земледельческом  быту.  Хоть
картофель - и тот вводился у нас  силой. Ведь сохой тоже  не всегда  пахали.
Тоже  ввели ее, может быть, при уделах, но, наверное, ввели силою. Теперь, в
наше  время, мы, помещики,  при  крепостном  праве  вели  свое  хозяйство  с
усовершенствованиями, и сушилки, и веялки,  и возка  навоза, и все  орудия -
все  мы  вводили  своею  властью,  и  мужики сначала  противились,  а  потом
подражали  нам. Теперь-с,  при  уничтожении крепостного права, у  нас отняли
власть, и  хозяйство наше,  то где оно поднято  на высокий  уровень,  должно
опуститься к самому дикому, первобытному состоянию. Так я понимаю.
     - Да почему же? Если  оно  рационально, то вы  можете наймом вести
его, - сказал Свияжский.
     - Власти нет-с. Кем я его буду вести? Позвольте спросить.
     Вот она - рабочая сила, главный элемент хозяйства , - подумал Левин.
     - Рабочими.
     - Рабочие не  хотят работать хорошо и  работать хорошими орудиями.
Рабочий наш только одно знает - напиться, как свинья, пьяный и испортит все,
что вы ему дадите.  Лошадей опоит, сбрую  хорошую оборвет, колесо шипованное
сменит,  пропьет, в  молотилку  шкворень пустит,  чтоб ее сломать. Ему тошно
видеть все,  что  не по его. От этого и  спустился весь  уровень  хозяйства.
Земли  заброшены, заросли  полынями или розданы  мужикам, и  где производили
миллион, производят сотни тысяч четвертей; общее богатство уменьшилось. Если
бы сделали то же, да с расчетом...
     И он начал  развивать  свой  план освобождения,  при  котором  были  бы
устранены эти неудобства...
     - То, что  уровень хозяйства спускается и что при наших отношениях
к  рабочим   нет  возможности  вести  выгодно  рациональное  хозяйство,  это
совершенно справедливо, - сказал Левин.
     - Я не нахожу, - уже  серьезно  возразил Свияжский, я  только вижу
то,что мы не умеем вести хозяйство и что, напротив, то хозяйство, которое мы
вели  при крепостном праве, не то что слишком высоко, а слишком низко. У нас
нет  ни  машин,  ни рабочего скота хорошего,  ни  управления  настоящего, ни
считать мы не умеем. Спросите у хозяина, - он не знает, что ему выгодно, что
невыгодно.
     - Итальянская  бухгалтерия, - сказал иронически помещик. - Там как
ни считай, как вам все перепортят, барыша не будет.
     - Зачем же перепортят?* Дрянную молотилку, российский топчачок ваш
сломают, а мою паровую не сломают.  Лошаденку расейскую, как это? тасканской
породы, что  за хвост таскать, вам испортят, а заведите першеронов  или хоть
битюков, их не испортят. И так все. Нам выше надо поднимать хозяйство.
     Этот странный на наш взгляд спор у Толстого продолжается еще долго, и в
конце 28-й главы завершается  размышлениями Левина,  быть может  выражающими
позицию самого Льва Николаевича.
     Левин  долго  не  спал...  доводы помещика  требовали обсуждения. Левин
невольно вспомнил все его слова и поправлял в  своем воображении  то, что он
отвечал ему:
     Да,  я должен был сказать ему: вы  говорите,  что хозяйство наше нейдет
потому,  что  мужик ненавидит все  усовершенствования и  что их надо вводить
властью; но если  бы хозяйство совсем не шло без этих усовершенствований, вы
бы  были  правы;  но оно  идет, и  идет  только там, где  рабочий  действует
сообразно с своими привычками, как у старика на половине дороги. Ваше и наше
общее недовольство  хозяйством доказывает, что виноваты  мы  или рабочие. Мы
давно уже ломим по-своему, по-европейски, не спрашиваясь о свойствах рабочей
силы. Попробуем признать рабочую силу  не идеальною, а русским мужиком с его
инстинктами и будем устраивать сообразно с этим хозяйство. Представьте себе,
- должен бы я сказать ему, - что у вас хозяйство ведется, как у старика, что
вы  нашли  средство заинтересовать  рабочих в успехе работы и  нашли  ту  же
середину  в усовершенствованиях,  которую они признают, - и  вы,  не истощая
почвы,  получите  вдвое, втрое против прежнего. Разделите  пополам,  отдайте
половину  рабочей силе; та разность, которая вам останется, будет больше,  и
рабочей силе достанется больше. А чтобы сделать  это, надо  спустить уровень
хозяйства и заинтересовать рабочих в успехе хозяйства. Как это сделать - это
вопрос подробностей, но несомненно, что это возможно .
     - Мысль эта привела Левина в сильное волнение. Он не спал половину
ночи, обдумывая подробности для приведения мысли в исполнение. Он решил, что
уедет рано  утром домой... ему нужно было ехать не откладывая:  надо  успеть
предложить мужикам новый  проект,  прежде чем  посеяно озимое, с тем,  чтобы
сеять  его  уже  на  новых  основаниях.  Он  решил перевернуть  все  прежнее
хозяйство...
     Я полагаю, что он хотел  представить соседней крестьянской  общине план
взаимовыгодного  сотрудничества,  не  посягающего  на  право   собственности
помещика.
     Что    же    касается    предположения   Левина   найти   середину    в
усовершенствованиях  , отвечающую обычаям и мировоззрению  крестьян,  то оно
соответствует  одному из главных тезисов учения Толстого, который он записал
в своем дневнике за 1907  году: Когда  же  культура...  (так  он  обозначает
технический  прогресс  ,  перечисляя: железные  дороги, телеграфы, телефоны,
пароходы, пушки, все военные приспособления, взрывчатые вещества!). Когда же
технический  прогресс перегоняет  нравственное  движение, то  это  - великое
бедствие .
     В наше время,  наверное, этот тезис не требует доказательства! Но здесь
Лев  Николаевич  уводит  меня  за  рамки  рассказа  о  крестьянах  и  отмене
крепостного права, и потому я поспешу закончить эту главу.
     Нет! Не могу устоять против  соблазна подарить  тебе, мой читатель, еще
один,  замечательно   интересный   фрагмент  из  12-го,  последнего   письма
Александра Николаевича Энгельгардта. Это рассказ о делах соседней  общины: о
соблазнах и  сомнениях, обуревавших  ее  крестьян,  о  том, как  они чуть не
совершили роковую ошибку... Но вовремя нашли счастливый выход из положения -
благодаря совету одного из образованных и чем отплатили ему...
     И  во  всем  этом  не  навязчивое приглашение  городским  интеллигентам
помогать крестьянам. Не призывами к революции, а добрым советом!
     Итак, письмо ! 12, 1882 год.
     Когда сделалось  известно  об учреждении у  нас отделения крестьянского
банка,  то прежде всех возымели  намерение приобрести  землю  при содействии
банка крестьяне  другой,  соседней со мной деревни. -  О. Действительно, эти
крестьяне и приобрели целый хутор... Вот это-то и дало первый толчок делу.
     - Они, мол, купили землю, целый хутор!..
     А  так как крестьяне спят и видят,  как бы  иметь  побольше земли,  то,
конечно, факт, что покупается земля при содействии банка, произвел сенсацию,
заставил и других подумать,  как бы и им по примеру тех  приобрести землицы.
Земли у нас дешевы, пустопорожних земель на продажу огромное количество.
     Вскоре  стало известно, что  барин  согласен продать  земли крестьянам.
Распространился слух, что он продает  отрезки  крестьянам деревень Д.  и Х.,
которые уже давно на  них сильно охотятся. Откуда-то узнали, что он не прочь
продать участок земли, которая до сего ходила исполу, что крестьяне, которые
до сих пор держали этот участок по контракту на несколько лет, купив  теперь
хутор, рады были бы избавиться от работы на этом участке исполу.
     А участочек-то - сливочки! Всего пятьдесят десятин межа с межой; пахать
ли, под выгон ли пустить - прелесть! Одной  пахотной земли 36  десятин, да и
земля-то какая; положим запущена, но  силы еще не потеряла; добра-то  в  нее
что  прежде заложено; да и была тут  когда-то деревенька, которую барин  при
крепости  еще  свел,  так  что  часть  земли  -  селитебной,  на  много  лет
сдобженной. Опять же и лужок внизу,  овражки, покосец, хотя и  не мудрый,  а
все  же.  Торфяная  земля  заготовлена.  Речка   внизу  протекает.  Отличный
участочек -  хоть  кому!  Если  купить  да  построить  хуторочек,  земелькой
заняться, торговлишкой  какой-нибудь  - отлично!...  И цена небольшая  -  50
рублей  за  десятину;  у  кого  есть  деньги  чистыми  можно  отдать.  Купит
кто-нибудь, построится - возжайся тогда с ним, хуже большого барина будет...
     А крестьянам  купить  можно: часть  денег даст банк, а другую  -  барин
рассрочит под  работу. Сильно  задумались крестьяне, как бы  приобрести  эту
земельку,  но  если бы  не  молодежь,  то весьма вероятно, что прозевали  бы
покупку земли и потом век бы каялись. Пока бы старики думали, да гадали,  да
бабы разводили, да почесывались, кто-нибудь купил бы в частную собственность
-  вот бы и были у праздника! Или барин,  продав разные отрезки  раздумал бы
продавать  этот участок. Куй железо,  пока  горячо.  Настояла,  все  сделала
сельская  молодежь. Однако  сначала  только  несколько  человек из  молодежи
хотели,   выделившись   в  товарищество,  купить   землю  для  себя  и  даже
переселиться на  нее. Но  потом  дело устроилось  иначе: купила вся деревня.
Помог деревне в  этом отношении один  молодой  из образованных; он разъяснил
крестьянам  все  дело,  указал как и  что, уговорил купить  всей деревней  в
общественную собственность. Теперь, когда дело сладилось и вышло хорошо, как
нельзя  лучше, -  крестьяне, слыхал  я,  записали  имя  этого  юноши  в свои
поминальницы,  которые подают  за  обедней. И  это ему  зачтется!  - говорят
крестьяне.
     ...Предназначенную  для  посева часть земли крестьяне удобрили торфяной
землей, о которой я упоминал  выше, и тщательно удобрили; навоза положить не
могли, потому что его не хватает у них для полного удобрения своей надельной
земли.  Осенью  зелень  на этом  поле была превосходнейшая,  густая,  темная
цветом, лучше,  чем на  надельной  земле.  В прошедшем году урожай  ржи  был
превосходный,  так  что  крестьянам  хлеба  с  своей  надельной  земли  да с
прикупленной хватит без малого до нови ,  чего никогда прежде не бывало. Как
тут беднякам не записать имя Виктора в поминальницы!  Если  бы, мол  не он -
купили бы землю несколько товарищей помогутнее, посемьянистее, а бедняки  да
одиночки остались бы без хлеба - покупай тогда у товарищей .
     Вот такие дела. А язык-то какой! Ай да профессор!



     Земство
     Прежде, чем начать диалог с лидерами земского движения, мне,  уважаемый
читатель,  следует  напомнить тебе  структуру, круг  вопросов  и компетенцию
земских учреждений, созданных реформой, объявленной Александром  II 1 января
1864 г. в   Положении о  земских  учреждениях . Реформа эта была необходимым
следствием предыдущей реформы царя-освободителя - отмены крепостного права в
1861 г. До этой  реформы государственное  управление крепостными крестьянами
(включая  назначение  рекрутов  для армии),  равно  как и  забота  о  них  в
неурожайные голодные годы  осуществлялась  на  всей территории России  через
дворян-помещиков.  После  1861  г. пришлось  согласиться  на  самоуправление
крестьянских   общин   на   местах   ,  направляемое   специальной  выборной
организацией.   Разумеется,  эта  организация  должна  была  находиться  под
контролем  центральной  власти  через  назначаемых   царем  губернаторов   и
министерства внутренних  дел. Так  родилось земство. Сфера  его деятельности
оказалась весьма обширной.
     Неполный список земских задач, названных в Положении , включает в себя:
заботу  о  народном  продовольствии  и   общественном  призрении  (неимущие,
калеки), постройку церквей, попечение о  развитии торговли, промышленности и
сельского хозяйства, о народном образовании и здравии. В  число обязанностей
земства  входило  и   содержание  в  исправности  дорог,  проведение  новых,
обеспечение почтовых  лошадей, станций  для внутреннего сообщения, помещений
для  командированных   чиновников  и  проходящих  войск.  Земство  открывало
больницы  (изначально  ему  было  передано из государственного владения  785
больниц  с  17-ю тысячами кроватей). Земства  создавали  начальные  сельские
школы,  учительские   семинарии,  фельдшерские  курсы.  Нанимали  агрономов,
ветеринаров, врачей, инженеров и прочий квалифицированный  персонал, который
именовался  3-м земским элементом  (2-ой элемент составляли выборные земские
деятели,  1-ый  -  контролировавшие их  чиновники).  Для этой  цели  земства
получили право на самообложение ,  т.е. право  налагать на местное население
дополнительные налоги - уездные и губернские земские сборы . Существовали  и
определенные правительственные дотации.
     Земская  деятельность  осуществлялась параллельно  на  двух  уровнях  -
уездном  и  губернском. Структура  соответствующих учреждений  была  такова:
Распорядителем  всех уездных дел было Уездное  Земское собрание.  Его  члены
именовались  гласными - имели право  голоса  при  решении местных проблем  в
уезде  и  разного  рода выборах.  Избирались они  на съездах  трех курий  :
Землевладельцев ,  в которую  входили все, кто  владел  в  уезде удобной для
сельского хозяйства землей,  площадью  больше  минимальной, определенной для
каждой  губернии, но не менее 200 десятин или недвижимостью стоимостью более
15 тысяч рублей, или промышленным  заведением  с годовым оборотом не меньше,
чем 6  тысяч  рублей  -  все  это  вне  уездного городка;  курии   Городских
обывателей   - купцы  и прочие  жители  этого городка,  владеющие домами или
промышленными заведениями с таким же, как выше цензом; и  Крестьянской курии
, которую составляли избиратели  из состава волостного крестьянского съезда,
отобранные по  их достатку -  не более 1/3  числа делегатов съезда.  Сам  же
волостной съезд образовывали представители всех волостных  сходов уезда - по
2 человека от каждого схода.
     Всем  трем  куриям  было  заранее  определено  число  гласных  уездного
земского собрания,  которое им предстояло  избрать. Уездное земское собрание
созывалось 1 раз в году, не позже сентября и располагало для своих заседаний
10-ю  днями.  С  разрешения губернатора в  любом  уезде могло  быть  созвано
внеочередное  собрание.  Исполнительным  органом,  действующим постоянно  на
основании постановлений уездного собрания, являлась   Земская уездная управа
,  состоявшая  из  председателя  и  двух  ее  членов,  избранных  собранием.
Переизбрание управы, так же как  переизбрание самого  собрания производилось
раз в 3 года.
      Губернское земское собрание  избиралось гласными всех уездных собраний
из числа их членов.  Каждое из этих собраний посылало в губернское  собрание
1/6 часть своего личного состава. Губернское собрание созывалось тоже  1 раз
в году,  и его заседания могли продолжаться 20 дней. Исполнительным  органом
собрания являлась  Губернская земская управа  в составе председателя и шести
членов.  Она  избиралась,  так  же  как  само  собрание,  тоже  на  3  года.
Председателями   земских  собраний  бывали   обычно  уездные  и   губернские
предводители дворянства. Вся деятельность уездных и губернских собраний была
подотчетна губернаторскому надзору, а через него - министру внутренних дел.
     В 51 губернию  России земства вводились  постепенно: в 1865  г. в 19-ти
губерниях,  в 1866 г. - еще в 9-ти. В 1904 г. было уже  34 земства, а в 1914
г. - 43.
     В  1889 г.  в царствие Александра III было издано  Положение о  земских
начальниках .  Таковые  назначались губернатором и ему подчинялись.  Земским
начальникам  дано было  право надзора как над всеми  органами  крестьянского
самоуправления, так и  над отдельными крестьянскими хозяйствами. А также над
раскладом и сбором налогов с надельных земель, над назначением ратников, над
землеустройством   и   обеспечением   населения   продовольствием.   Земские
начальники утверждали  в должности избранных волостных  старшин  и  судей. В
каждом уезде назначалось несколько земских начальников из местных дворян. По
существу дела этим упразднялось самоуправление крестьян.
     2  июня 1890 г.  царь  утвердил новое Положение о земских  учреждениях.
Члены  земских управ были включены  в систему государственных установлений .
Им пришлось облачиться в  мундиры Министерства внутренних дел.  Председатели
уездных управ  теперь утверждались губернатором, а  председатели  губернских
управ  - министром. Решения  земских  собраний получали силу только после их
утверждения губернатором. Так же, как и наем представителей 3-го элемента.
     Государственный  Совет  уравнял  представительство  в  уездном  земском
собрании гласных, избранных  от  курий землевладельцев и крестьян: по одному
человеку от обладателей 3-х тысяч максимальных земельных наделов  для данной
местности.  Таким образом, если считать  в среднем  по России,  максимальный
надел  для одного крестьянского хозяйства в 10 десятин, то в уездном земском
собрании  один  гласный  избирался  не  менее,  чем  от  300 крестьян.  А  у
помещиков,  если  принять,  что после  реформы 1861  г.  у них оставалось, в
среднем, хотя  бы по 500 десятин, т.е. по 50  максимальных наделов,  то один
гласный   в  уездном   собрании   представлял  60  помещиков.  В  результате
представительство дворян в уездном собрании оказывалось заметно б льшим, чем
представительство   крестьян.   А  так   как   губернское  земское  собрание
формировалось из  гласных уездных собраний, то в  нем преимущество помещиков
было еще  более  заметным. К  примеру,  в  1867 г. соотношение  в губернских
собраниях  дворян  и  крестьян было 74,2%  и 10,6%,  а  в уездных  собраниях
соответственно 41,7% и 38,4%, то вскоре  после реформы 1890 года соотношение
помещиков и крестьян в  уездных собраниях (по всей России) было  уже 55,2% и
31%.
     У меня возник вопрос к  бывшему председателю Московской  земской управы
Дмитрию Николаевичу Шипову, как он  оценивает последствия  реформ 1890 года.
Вот что он  пишет в своей книге Воспоминания и думы о пережитом , изданной в
1918 г.:
     - Новое Положение всемерно усиливало административный контроль над
земскими учреждениями.  Так,  например:  губернатору  предоставлялось  право
наблюдения   не  только  за   законностью   действий  земства,   но   и   за
целесообразностью постановлений земских собраний; ему же было  предоставлено
право  ревизии  земских  управ   и   других  органов   земского  управления;
приглашение и  определение управами лиц  на земскую  службу было обусловлено
согласием  губернатора;  дискреционное  право  министра  внутренних  дел   и
губернатора  не утверждать избранных собранием председателей соответствующих
земских управ  было  распространено  на членов  управ, а  министру дано было
право в известных случаях замещать должности председателя и членов управы по
своему назначению...
     Предоставляя   дворянству  численное  преобладание  в  составе  земских
собраний,  государственная власть предполагала найти  в представителях этого
сословия добровольных сотрудников администрации, призываемых для наблюдения,
чтобы  в  земстве  не проявлялось либеральных  веяний  и чтобы  деятельность
земских   учреждений   соответствовала   видам   правительства   ,   но  тут
правительство  ошиблось  в  своих  расчетах.  Предположения   его  могли  бы
оправдаться, если  бы  русское  дворянство  преследовало  в  государственной
службе свои классовые  интересы; в этом  случае  направление  земской жизни,
несомненно,    определялось    бы    борьбой    сословных   интересов.    Но
представительство  и борьба интересов были  чужды нашему дворянству и вообще
русскому    духу.   Преобладание   в   составе   реформированного    земства
представителей   дворянства  не  помешало  земским  учреждениям  направлять,
по-прежнему, свои силы  и средства на обслуживание широких масс населения, а
характер   земской    деятельности   остался    неизменным   и   определялся
преимущественно идейными стремлениями.
     - Кстати сказать, - добавлю я, - в числе активных земских деятелей
было  немало представителей старинных  и знатных  дворянских родов, как  это
видно из  следующего, наверное, далеко не полного  списка встретившихся  мне
фамилий: князья: Петр и Павел Долгоруковы, М.Р. Долгоруков, В.А. Оболенский,
Г.Е.  Львов, Д.И. Шаховской,  А.А. Ширинский-Шихматов, Е.Н. Трубецкой,  С.Н.
Трубецкой,  Н.С. Волконский,  А.Н. Васильчиков; граф П.А.  Гейден, граф С.Л.
Толстой, барон Н.Г. Черкасов и барон А.Ф. Стуарт.
     Шипов
     Начиная первый  диалог, я  выбрал  в  качестве  основного  собеседника,
главного деятеля земского движения Д.Н. Шипова. В упомянутой его  книге
Воспоминания и думы о пережитом я буду искать ответы на интересующие меня (я
надеюсь,  что  и тебя,  мой  читатель) вопросы.  Но  сначала  очень  краткая
биография нашего собеседника:
     Шипов Дмитрий Николаевич (1851-1920)
     Дворянин, небогатый помещик в  Волоколамском уезде Московской губернии.
В 1872  г.  окончил  юридический факультет С.-Петербургского университета. В
1877 г. избран гласным уездного земского собрания, затем гласным Московского
земского собрания.  С  1893 по  1904 годы бессменный председатель Московской
земской управы. Был  членом  партии октябристов, в 1906  г. перешел в партию
Мирного обновления .  В том же году избран членом Государственного Совета от
Московского земства. В  1911 г. отошел от общественной  деятельности. В 1919
г. арестован и в 1920 г. умер в тюрьме.
     Главным  образом  по  Воспоминаниям  и  думам... Шипова я  буду вкратце
пересказывать  события,  относящиеся  к взаимоотношениям  Николая II  и
либерального земского движения в  предреволюционной России.  Но более  всего
нас  с  тобой, мой читатель, будут  интересовать именно  думы и  впечатления
Д.Н. Шипова - человека, бесспорно, интеллигентного.
     Первый  вопрос,  который  я  хотел  бы  задать   Д.Н.   -  каковы  были
взаимоотношения царя и земства  в  самом начале нового царствования? Шипов в
своей книге подробно отвечает на этот вопрос:
     - При вступлении на престол  Николая  II в земстве  появилась было
надежда,  что  молодой государь сознает  необходимость  сближения  власти  с
обществом и  создания их взаимодействия. Но  эти надежды тотчас же потерпели
крушение. Уже  в манифесте 20  октября 1894  года по  случаю  восшествия  на
престол было,  между прочим,  сказано, что  молодой император  ни в  чем  не
уклонится от вполне миролюбивой, твердой и прямодушной политики своего отца.
     Губернские земские собрания поспешили обратиться к государю с адресами,
в   которых  говорилось  о  желательности  доверия  власти   к  общественным
учреждениям, о необходимости единения  и совместной  работы правительства  и
общественных сил,  о предоставлении  земству  доступа его  голоса  о  нуждах
народа  к престолу и  тому подобное.  Но ни  в одном адресе не говорилось об
изменении  существующего  государственного  строя.  Эти  вполне  законные  и
справедливые пожелания  и надежды были встречены, однако, с  недовольством и
раздражением, которые проявились определенно и очень резко 17-го января 1895
г. при  приеме  во  дворце  депутаций, приносивших  поздравления  по  случаю
бракосочетания государя. В речи, обращенной к депутациям, Николай II сказал:
Мне известно, что в последнее время слышались в  некоторых земских собраниях
голоса   людей,   увлекающихся   бессмысленными   мечтаниями    об   участии
представителей земства в делах  внутреннего управления; пусть все знают, что
я, посвящая все свои силы благу народному, буду охранять начало самодержавия
так же твердо и неуклонно, как его охранял мой незабвенный покойный родитель
.
     Ко  дню коронации  14  мая  1896 г.  председатель Самарской  губернской
земской  управы В.С. Племянников предложил  в письме к  Шипову  собрать
деньги от всех 34-х земских губерний для осуществления значительного подарка
их  Императорским  Величествам. Д.Н. ответил,  что собранные  средства можно
было  бы направить на счет новоучрежденного  молодым  царем попечительства о
домах трудолюбия (приютов для бездомных). Однако министр внутренних дел И.Л.
Горемыкин  высказался  вообще против  какого-либо  совместного  подарка всех
земств  в  связи с  недоверием  к  земским  учреждениям  со  стороны  многих
влиятельных  лиц  и  кругов,  выразив  опасение,  что  объединенное  земское
выступление  усилит отрицательное отношение к  земству, а это обстоятельство
может помешать  ему,  министру, развить свое содействие земским учреждениям,
которое он признает необходимым .
     В  мае  1896 года съехавшиеся по приглашению на коронацию  председатели
земских управ неоднократно  встречались  в  помещении  Московской  управы  и
обменивались мнениями  по вопросам земской жизни.  Они пришли к единодушному
решению организовать  регулярные совещания председателей земских управ и, во
избежание кривотолков, сочли нужным согласовать  это решение с министром. По
их поручению Шипов в частной беседе  сообщил  о намерении земцев Горемыкину.
Министр сказал, что дать официальное  согласие на  сборы председателей он не
может,  так как это  не предусмотрено Положением о  земских учреждениях,  но
что,  в  то  же   время,  он  не  имеет  права  запретить  частные  собрания
председателей земских  управ на  частных  квартирах, а по существу  не может
отрицать  пользы  для  земского  дела  таких  совещаний.  Он  только  просил
принимать меры, чтобы печать об этих  собраниях не  трубила . Шипов ответил,
что Полное  умолчание в  прессе о  совещаниях  председателей  управ  откроет
простор для всякого рода слухов, не  соответствующих действительности, тогда
как  краткие,  но  верные  сообщения  устранят   возможность   нежелательных
извращений . На том разговор с министром закончился.
     Было  решено собраться  председателям губернских земских управ в Нижнем
Новгороде во время Всероссийской выставки, а  подготовку программы совещания
поручить Шипову и  председателю Нижегородской управы  В.В. Хвощинскому.
Совещание  состоялось  8-11-го  августа  1896  г.  в  квартире  Хвощинского.
Присутствовали председатели лишь 19-ти управ (хотя уведомлены о нем были все
34).  Собравшиеся  единодушно  выразили желание,  чтобы  начавшееся  общение
получило  дальнейшее  развитие  и  чтобы все  председатели губернских  управ
принимали в них участие...
     (Замечаете,   читатель,  как   начинает  зарождаться   слой  российской
интеллигенции?)
     Было   избрано   бюро   совещаний  председателей   управ   в   составе:
В.П. Маркова - С.-Петербург, Н.А. Рачинского - Смоленск, С.А.  Хвостова
-  Орел, В.В.  Хвощинского  -  Н.  Новгород  под  председательством  Шипова.
Следующее  заседание  председателей управ было решено провести в марте  1897
года в  С.-Петербурге. Однако собраться этому совещанию было, как говорится,
не суждено .
     В  ноябре 1896 года  Шипов около двух недель  пробыл в С.-Петербурге на
сессии сельскохозяйственного совета...
     - По  возвращении  в  Москву  30-го  ноября, -  пишет  он в  своих
Воспоминаниях  ,  -  я  был  крайне   удивлен,  известившись  о   совершенно
неожиданном обороте дела.  В  губернской  управе (это  не то  же  самое, что
губернская земская  управа  - Л.О.)  мне  сообщили,  что  губернатор  просит
побывать  у  него тотчас  по моем возвращении из С.-Петербурга, и я поспешил
отправиться   по  его  приглашению.  А.Г.   Булыгин,  бывший   в  это  время
губернатором, передал  мне свое конфиденциальное письмо от 25-го ноября 1896
года, где  сначала  упоминались решения съезда в Н.Н.,  говорилось,  что эти
решения  стали известны  министру внутренних дел и далее,  что... г. Министр
внутренних дел находит, что никакие  съезды, и  тем  более должностных  лиц,
состоящих  на государственной  службе,  не могут  иметь  места  без  особого
разрешения каждый  раз в установленном порядке, и  что  объединение  земских
учреждений   и  установление  руководящих   начал  для   этой   деятельности
принадлежит исключительно ведению Министерства внутренних дел.
     - По  сим соображениям,  - говорится  в конфиденциальном письме, -
имея в  виду,  что  предложенная  на  нижегородском совещании  председателей
губернских земских  управ  организация  съездов означенных  председателей не
была   разрешена   им,   министром,   и   как   разрушающая   строй   нашего
государственного  порядка  и  не  соответствующая  основной  задаче  земских
учреждений - ведать только местные дела - ни в каком случае допущена быть не
может,  г. Министр внутренних дел просит меня поставить  о сем в известность
ваше пр-тво  и предложить вам немедленно закрыть учрежденное при  Моск. губ.
земск. управе бюро предс-лей управ и не принимать в таковых съездах никакого
участия.
     - Не пришлось  ли тебе, любезный читатель,  дважды  перечитать это
письмо? Между прочим, легко убедиться, что  за столетие канцелярский язык не
претерпел существенных изменений!
     Шипов пытался протестовать. Послал 2-го декабря через Булыгина ответное
письмо Горемыкину,  в  котором  старался убедить  министра  в  том, что  как
происходившее в нижнем Новгороде, так и  предположенные в будущем  совещания
могут  иметь характер  исключительно  частных  бесед  и что  при  Московской
земской  управе  не  существует  никакого  постоянно  действующего  бюро,  о
закрытии которого вы предлагаете .
     20 декабря Шипов получил от Булыгина ответ Горемыкина:
     - Милостивый  государь  Дмитрий  Николаевич!  Сообщенные мне вашим
пр-вом 2-го  сего  декабря  сведения  по  вопросу  о  съездах  председателей
губернских земских управ были мною представлены по принадлежности, и ныне г.
Министр внутренних дел уведомил меня, что представленные вами по означенному
вопросу  объяснения  не могут быть признаны удовлетворительными.  Вследствие
чего  г. Министр  внутренних  дел  просит меня объявить вашему пр-ву  к
исполнению,  что он, министр не допускает ни дальнейшего существования бюро,
в каком виде  оно  ни  было  учреждено, ни  участия вашего  в вышеупомянутых
съездах. Об этом имею честь сообщить вашему пр-ву к надлежащему исполнению.
     О  распоряжении  министра  Шипов известил  всех  председателей управ  и
начатые в бюро совещания и подготовительные работы к съезду были прекращены.
     Между  тем,  меня интересовало еще  одно событие,  прямо отвечающее  на
вопрос об отношении Николая II к земству, о котором Шипов ничего  не сказал.
Тогда я  переадресовал мой вопрос другому,  тоже  весьма активному  земскому
деятелю, И.П. Белоконскому. В своей книге Земство и конституция , изданной в
1910  году он подробно рассказывает об этом событии. Но сначала познакомимся
с ним:
     Белоконский Иван Петрович (1855-1931)
     Сын  врача.  В 1970  г. сблизился  с народовольцами, вел  пропаганду  в
Киевской губернии, работая сельским учителем.  В 1880  г. выслан в Восточную
Сибирь.  В  1886  г. вернулся. До 1901 г.  работал  в  земствах Житомирской,
Курской, Орловской  и  Харьковской  губерний.  Участвовал в  создании  Союза
Освобождения   (1904  г.).  Потом  член  партии  кадетов.  Историк  земского
движения. Литератор - кроме  названной выше книги оставил книгу Воспоминания
, М. 1928 г.
     Событие, о котором пойдет речь -  принятие правительством  России 12-го
июня  1900 г.  двух законов:  О  предельности земского  самообложения  и  Об
устранении земства от заведыванием местными продовольственными запасами и от
продовольственной помощи .
     Первый из законов существенно сокращал финансовые возможности земств. Я
ранее  упоминал,  что  необходимые  земствам  средства   поступали  за  счет
назначения  ими  уездных  и  губернских земских сборов.  Для  крестьян  они,
разумеется,  были  весьма скромные. Зато некоторые из либерально настроенных
помещиков добровольно вносили подчас  значительные суммы денег. Вот это-то и
запрещалось!
     Второй  закон  отнимал  у  земства  самую  главную  функцию,  тем самым
уменьшая его популярность и влияние.
     Теперь мне, а я думаю и  моим читателям, хотелось  бы узнать, как Шипов
относился к Сергею Юльевичу Витте, в то время всемогущему Министру финансов?
     - Летом 1899  года,  -  пишет Шипов,  -  министром  внутренних дел
Горемыкиным  был составлен законопроект  о  введении  земских  учреждений  в
западных губерниях; проект этот до внесения его  на рассмотрение Гос. Совета
был  препровожден  во все  министерства  для  их  отзывов.  Министр финансов
отозвался обширной конфиденциальной запиской,  озаглавленной Самодержавие  и
земство ,  в которой дал вопросу совершенно неожиданную постановку. Основная
мысль,  проведенная в записке, заключалась в том, что прежде,  чем поднимать
вопрос  о территориальном  распространении  земских  учреждений,  необходимо
предварительно поставить и разрешить вопрос - совместимо ли вообще земство с
самодержавием?
     - Мне пришлось ознакомиться с запиской  в ноябре 1899  г. Она была
прислана мне  кн. А.А. Ливеном,  управляющим  дворянским и крестьянским
банками,  пользовавшимся  особым  расположением Витте.  Ливен  сообщил,  что
посылает записку по желанию автора и просит, возвращая записку, написать мое
о  ней  мнение. Читая  записку в первый раз, я испытывал  чувство  глубокого
возмущения, так как автор выступал  в ней  как  бы противником  общественной
самодеятельности,  и,  казалось  мне,  признавал  необходимость  упразднения
земства.  В записке  доказывалась несовместимость  земского самоуправления с
самодержавным  строем  государства...  Однако,  кончая  первое  чтение  и  в
особенности   последних  глав   записки,  я  почувствовал,  что  мое  первое
впечатление,  по-видимому, ошибочно, что  записка преследует иную  цель, чем
ту, которая  в ней  официально  выставлена; я  еще  более  укрепился в  моем
заключении  прочтя записку вторично и  делая  из нее выписки. Хотя  автор  и
говорит, что в трудном и ответственном деле государственного управления надо
быть прежде всего искренним , он сам этим путем не следует.
     - Я пришел к выводу, что С.Ю. Витте убежденный конституционалист и
что  главная цель его  записки доказать неизбежность конституции для России.
Хотя  в конце  записки он  и  говорит,  что  конституция великая ложь нашего
времени , но это положение автор не пытается подтвердить какими-либо вескими
доводами,  а  мнение противоположное,  как будто  автором  неразделяемое,  в
записке пространно  изложено и с  убедительностью выдвинуто. С.Ю. Витте
не высказывается принципиально против местного самоуправления, признает  его
как наиболее удобную форму для заведывания местными делами, но в то же время
в  записке неоднократно говорится, что  земские  учреждения, чтобы оправдать
свое  назначение  должны  пользоваться  самостоятельностью,  а  это  условие
невозможно  при  самодержавном  строе  с неизбежным  при нем бюрократическим
центром . В сущности,  вопрос  в записке  ставится  так: земские учреждения,
обеспеченные  необходимой  им  самостоятельностью,  вполне  отвечают  своему
назначению,   но  предоставление   народному  представительству  участия   в
управлении местном  предрешает необходимость  предоставления ему  участия  в
управлении  государственном,   а   так   как   это   противоречит   принципу
самодержавия, то, следовательно, нужно  выбирать одно из двух.  Как  человек
широкого кругозора С.Ю. Витте  понимал, что полумеры хуже  всего и  что
необходимо решиться - куда нам идти?
     - Поставив  так  вопрос,  он,  однако,  как царедворец  и министр,
дорожащий  своим положением,  высказывается,  как будто,  за  самодержавие и
говорит о необходимости поставить правительственные органы в тесную связь  с
обществом , но как  разрешить эту  задачу,  он не  указывает. Записка  Витте
заканчивается  словами: Ничто так не подавляет самодеятельности общества, не
подрывает  в такой мере  престиж  власти, как частое  и  широкое  применение
репрессивных мер. Меры эти, меры опасные и продолжение  их  применения  либо
приводит к взрыву, либо, действительно, обращают все  население в бессвязные
толпы - в людскую пыль .
     - После  вторичного чтения я пришел к  убеждению,  что С.Ю. Витте,
сочувствуя  конституционному  режиму,  дает в  своей  записке  материал  для
освещения вопроса. Желает, чтобы вопрос был поставлен ребром, а сам до поры,
до  времени предпочитает  оставаться в стороне. Если конституционные  веяния
возьмут верх,  С.Ю.  Витте поспешит к ним открыто  присоединиться,  если  же
восторжествует   противоположное   мнение  и  будет  признана  необходимость
ограничения местного самоуправления,  то, вероятно, С.Ю. Витте  рассчитывал,
что такое  решение вопроса укрепит и усилит отрицательное отношение общества
к  существующему строю и приблизит  время  неизбежного взрыва  ,  о  котором
говорится в конце записки.
     - Не  знаю, как тебе, любезный читатель, но мне размышления Шипова
о необходимости тесной  и действительной связи  правительственных  органов с
обществом  и опасности  широкого  применения репрессивных  мер  (  взрыв или
людская пыль!) кажутся справедливыми во все времена и  для всех народов. Что
же касается его последнего замечания в плане афоризма Чем хуже, тем лучше! ,
то  применение  его  к оценке  направления политической  жизни общества  мне
кажется  сомнительным,  хотя  бы  потому,  что  взрыв  -  наихудший  вариант
позитивного преобразования общественной жизни - слишком дорогая его цена!
     Но послушаем дальше Шипова:
     - Изложенные  мысли и предположения,  -  пишет  он,  - я сообщил в
письме кн. А.А. Ливену. Он  отвечал, что разделяет мое заключение и что
он в этом смысле уже ранее говорил с  С.Ю. Витте, на что последний отозвался
такими словами: Поверьте, если бы Государь был  другого образа  мыслей, то я
первый стал  бы  говорить как  Чичерин и  Градовский (последний  -  историк,
профессор Петербургского  университета - Л.О.), но я смотрю  на себя, как на
приказчика моего  Государя,  а  его взгляды  безусловно самодержавные. Нужно
уметь служить своему Государю и много можно сделать полезного...
     - Это  вечная,  - как  мне  кажется,  - проблема  интеллигентного,
самостоятельно  мыслящего  человека:  он  полагает,  что  знает,   как  надо
поступить в данной  ситуации,  но его  начальник,  которому  он  добровольно
обещал служить, думает иначе - долг чести подчиниться или... уйти со службы.
     Я недаром позволил  себе,  несмотря на необходимость  экономить место в
книге,  привести  полностью суждение Д.Н. Шипова  о замаскированных взглядах
Витте, а  следовательно о  его истинном мировоззрении того времени. Суждение
смелое, быть может не  очень хорошо обоснованное, но,  имея в виду, что С.Ю.
предстояло в ближайшее время занять пост Председателя  Совета министров, тем
более интересное. И потому спрашиваю Шипова напрямую:
     - А каково Ваше, Дмитрий Николаевич,  мировоззрение? В  частности,
каково Ваше  отношение к, насколько мне известно, животрепещущему вопросу  о
Народном представительстве (парламенте) и Конституционной монархии?
     - Народное  представительство,  -   отвечает   Д.Н.,   -  является
необходимым условием  живого единения государственной власти с населением...
В  основе конституционного  строя  лежит идея права.  Конституционный  строй
устанавливается, главным образом,  в целях  ограждения  народа от  произвола
государей,  и  основывается, как бы, на противоположении  интересов власти и
населения. Конституционная идея преследует  цель ограничения государственной
власти  и расширении  прав  Народного представительства  и  тем,  как будто,
возводит в принцип  систему неизбежных между  ними  соперничества и  борьбы.
Этот принцип противоречит всему моему жизнепониманию. Я  держусь  убеждения,
что  плодотворное   взаимодействие  власти  и  Народного   представительства
возможно  лишь  при  моральной их солидарности,  при  сознании и  выполнении
обеими сторонами лежащего на них  нравственного долга, т.е. при том условии,
что  в основе взаимодействия  власти и народа будет лежать  не столько  идея
правовая, сколько идея этико-социальная.
     - Правовое государство  должно всегда ставить  себе целью создание
условий государственной  жизни,  наиболее соответствующих этическим запросам
человечества.  Власть,  охраняющая  и  осуществляющая  в  государстве начало
правовое, должна  в  своей  деятельности  всегда  руководиться  требованиями
начала нравственного. Поручение правительственных должностей лицам, хотя  бы
и даровитым, но без нравственных  устоев, представляет большую опасность для
правильного течения и развития государственной жизни.
     - Эти  мысли Шипова  - наиболее интересные!  Трудно удержаться  от
соблазна и мне  поразмышлять  на эту  тему.  Проблема-то  вечная!  Право или
нравственность?  Что должно доминировать, к примеру, в сознании  и действиях
руководителя такого большого государства, как российское?  Если оставаться в
границах  самого главного, - на мой взгляд, - в раскрытии этих двух понятий,
то можно записать два равенства :
     1) Право = законы + принуждение к их исполнению.
     2) Нравственность = отзывчивость + честность и доброта.
     Я  имею в виду  нравственность  общественную - взаимоотношение людей  в
обществе. Что до права , то оно изначально, с времен древнего Рима, является
понятием общественным: право Государственной власти и права граждан.
     Так  что же  нам предпочесть  в качестве  главного стимула  и  критерия
деятельности  главы  Государства  и  правительства?  А  ничего! Только  их с
одинаковой  силой сочетание.  Мое физическое  образование понуждает записать
еще одно равенство :
     Право + Нравственность = Справедливость
     Вспомни,   читатель,  что  в  раннем  детстве  мы  восклицали,  заметив
нарушение   правил   игры  кем-либо  из  наших  товарищей?   Это   нечестно!
Несправедливо!  Малышам их родители,  как  правило, не  торопятся  объяснить
смысл слова  справедливость .  И  не  все дети ее одинаково  ценят,  но,  по
крайней мере, не скрывают свое отношение к честности и справедливости.
     Глава государства - не младенец!  При  всем  внешнем благолепии,  он, в
глубине души может оказаться нечестным, несправедливым, безнравственным. Это
рано или поздно приведет к прискорбным последствиям. Значит, для руководства
страной  нужно избрать человека воистину интеллигентного. Но нельзя  заранее
сказать выдержит ли он испытание властью? Допустим, что выдержит. А не будет
ли у него  склонности поддаваться  влиянию своих  приближенных помощников? И
вообще,  даже  самый достойный лидер тоже человек -  у него есть свои, пусть
небольшие,  слабости и пристрастия,  которые в некоторых нештатных ситуациях
могут оказаться опасными.
     Древние римляне  это понимали и потому верховную  власть  вручали  двум
выборным и равноправным консулам, полагая,  что один может понять пагубность
каких-то намерений  второго и  предотвратить их реализацию своим вето . Но у
такого правления есть слабая сторона:  один из лидеров  может в чем-то, даже
несправедливом,  уступить своему  коллеге, в  расчете на  то,  что  в нужный
момент тот ему  отплатит такой  же уступкой.  Значит, двоих правителей мало.
Троих?  Четверых?  Наверное,  и этого мало, если учесть возможность сговора.
Наверное,   верховную   власть   в  государстве  следует  вручить  какому-то
немноголюдному  Совету,  который  свои решения  будет принимать единогласно.
Разумеется,  все  члены   этого   Совета   должны  быть   людьми  совершенно
справедливыми и  высоконравственными.  В  большой  стране  таковых  отыскать
можно.  В ходе  обсуждений небольшие слабости любого  из членов Совета будут
нивелироваться  позициями остальных его коллег, и  достигнутое в  результате
дискуссии решение окажется наилучшим, как с правовой,  так  и с нравственной
своей стороны... Но вернемся к истории:
     2-го  апреля  1902 года был убит недавно назначенный министр внутренних
дел, Сипягин. За год до того - убит министр просвещения, гонитель студентов,
Боголепов. Террористы, отступившие было в связи с открывшимся предательством
их  главаря, Азефа, явно начинали новую атаку на власть.  Государь не мог не
вспомнить об убийстве своего деда Александра II.  Как-то договориться с
боевиками-эсерами  он явно  не мог (или  не хотел). Считал, что  есть только
один  путь  -  усилить  борьбу  с  ними  назначением еще  более сильного  (и
жестокого) министра внутренних дел. Таковым мог стать товарищ  (заместитель)
министра  В.К. Плеве,  успевший  зарекомендовать себя  в этом плане  с самой
лучшей стороны. Он и был назначен новым министром внутренних дел.
     28-го июня 1902 года Плеве пригласил в  С.-Петербург для встречи  с ним
Шипова. Очень бы хотелось  узнать, что подумал  Д.Н., получив приглашение. В
своей   книге   он   на  этот   вопрос  не  отвечает.  Зато   подробно,   со
стенографической  точностью записывает весь  разговор  с  министром, который
происходил  2-го июля  поздно  вечером.  За  недостатком  места,  я не  могу
воспроизвести здесь эту чрезвычайно интересную запись полностью и процитирую
лишь некоторые ее фрагменты. Начинается она так:
     - К  назначенному времени  я  был  на  даче  министра...  Вячеслав
Николаевич Плеве, вопреки моему ожиданию, принял меня очень любезно; мы сели
друг перед другом около  небольшого стола, на  который  тотчас же  был подан
чай, и министр  вызвал меня на  продолжительную беседу, продолжавшуюся более
полутора  часов. Во  время нашего разговора выяснилось, что министр признает
нужным считаться  с  настроением земской  среды, признает факт существования
известной организации, имеющей целью объединение земских деятелей, и говорил
со  мной,  как   с  ее   представителем,   хотя  одновременно  объявил   мне
неудовольствие Государя за  попытку создать такую  общественную организацию.
Вследствие этого  происходивший разговор  приобретал известный  общественный
интерес и я, по возвращении от министра, восстановил нашу беседу в следующей
записи почти со стенографической точностью:
     Плеве:
     - Я  давно  желал,  Дмитрий Николаевич,  с вами  познакомиться;  я
всегда  с вниманием следил за вашей общественной деятельностью и с уважением
к ней относился, и очень сожалею, что один факт из вашей деятельности самого
последнего времени заставляет меня начать нашу беседу не так, как  бы я того
желал. Я должен прежде всего объявить вам Высочайшее повеление. В  конце мая
вами  было организовано совещание земских деятелей (речь  идет  о  последней
встрече на квартире  Шипова  некоторых земских деятелей,  прибывших в Москву
для участия в официально разрешенном съезде пожарных...).
     - Государь  поручил  мне  выразить  вам  свое  неодобрение  и даже
неудовольствие и  предупредить вас, что если  вами  будут организованы вновь
такие совещания,  то, как ни полезна ваша деятельность вообще, он уволит вас
с   занимаемой   должности   с  воспрещением  навсегда  всякого   участия  в
общественной деятельности.
     Шипов:
     - Должен  я  принять все  выслушанное мною  только  к  сведению  и
руководству, или имею право представить вашему превосходительству объяснения
со своей стороны?
     Плеве:
     - Прошу вас  высказать  все,  что считаете  нужным  для объяснения
ваших действий.
     Шипов:
     - Прежде всего  должен  заявить, что  я  глубоко удручен и огорчен
тем, что навлек на себя неудовольствие Е.И.В. (Его Императорского Величества
-  Л.О.).  Но я должен объяснить, что беседа земских  людей,  о которой идет
речь, не имела вовсе того характера,  который был  в ней усмотрен... Беседа,
происходившая в конце мая в Москве, ничем не отличалась от целого ряда таких
бесед, происходивших в среде  земских людей, начиная  с 1895  года  во время
всякого рода официально разрешенных съездов,  как-то съезды сельских хозяев,
агрономический,  кустарный, по народному образованию и т.п.  Приезжающие  на
эти съезды земские люди, естественно,  собираются  между  собой для  бесед и
обмена  мнениями  по  различным общим  для всех  нас  практическим  вопросам
земской жизни. В этом году такие беседы происходили в С.-Петербурге во время
кустарного съезда и в Москве во время съезда пожарного...
     (Шипов  лукавит: пожарный  съезд  закончился  6-го  апреля,  а  встреча
земцев,  о которой  идет  речь,  происходила  с  23-го  по 25-е  мая).  Свое
объяснение по поводу  этой  встречи Д.Н.  заканчивает просьбой  передать его
царю.
     Плеве:
     - Я доложу  Государю  все  мною  от вас  выслушанное,  но не знаю,
изменит  ли Его Величество  свое  заключение. Со своей  стороны, как Министр
внутренних дел, должен сказать, что ваши объяснения не  могут быть  признаны
вполне удовлетворительными.  То обстоятельство,  что  не разрешенные законом
собрания имели место в течение ряда лет, не может служить оправданием вашего
последнего совещания, и оно не может быть признано законным...
     - Закончим на этом наш  официальный разговор  и перейдем к частной
беседе.  Мне давно  хотелось с вами  побеседовать. Я  полагаю,  что мы  люди
близкие по нашим убеждениям, и считал, что мы будем людьми одного лагеря. Не
знаю, так ли это будет в действительности, но я  очень рад случаю обменяться
с вами  мнениями. Я  сторонник  земских учреждений  и  убежден,  что никакой
государственный  строй  немыслим  без   привлечения  общества   к   местному
самоуправлению.  Я не  признаю  возможным  управлять страной  при посредстве
армии чиновников и не признаю, чтобы земские учреждения противоречили нашему
государственному  строю.  Напротив,  считаю,  что  при  самодержавном  строе
государства  необходимо  широкое  развитие   местного  самоуправления.   Но,
признавая  необходимым участие  общества в делах местного  управления, я  не
могу не  сказать, что часто  земские  учреждения бывают склонны  выходить из
круга подведомственных им задач и преследуют политические цели...
     - Возбуждение   земскими   учреждениями   вопросов   политического
характера, прямо или косвенно противоречащих  существующему государственному
правовому порядку, представляется  не только неправильным, но и  вредным для
земского дела.  Хотя я сторонник земских учреждений и готов содействовать их
правильному развитию, но я только министр внутренних дел  и обязан считаться
с течениями, которые выше меня,  и эти течения, конечно, должны иметь в виду
и  земские  учреждения.  Между  тем,  возбуждение земскими  людьми  вопросов
политического   характера   усиливает   неблагоприятные   для   общественных
учреждений  течения, и служат  оружием для  тех, которые вообще отрицательно
относятся к принципу местного самоуправления...
     - Я   полагаю,   что  никакой  государственный  порядок  не  может
оставаться навсегда  неизменным и,  очень  может  быть,  наш государственный
строй лет через 30, 40, 50 должен  будет уступить место другому  (прошу вас,
чтобы  эти  мои слова  не вышли из этих стен), но возбуждение  этого вопроса
теперь   во  всяком   случае  несвоевременно;  исторические  события  должны
развиваться с известной постепенностью.
     Шипов:
     - Позвольте  мне выразить  глубокую  благодарность за то,  что  вы
признали возможным  и  нужным познакомить меня так откровенно  со  взглядами
вашими на местное самоуправление и на  значение  его в нашем государственном
строе. Если вы уполномочите меня познакомить с содержанием выслушанного мною
моих товарищей по земскому представительству, как  Московской, так  и других
губерний,  то  я  уверен,  что  это  могло  бы  в  значительной мере  внести
успокоение  в земскую среду и земские люди с б льшим спокойствием  стали  бы
ожидать  грядущих   событий.  Позволите  ли  ваше  превосходительство,   мне
высказать со своей стороны мой взгляд на значение земских учреждений?
     Плеве:
     - Очень вас прошу.
     Шипов:
     - Я убежденный сторонник самодержавия и признаю, что  самодержавие
вполне  отвечает  жизнепониманию  русского народа. Удовлетворение требований
общественной  правды представляется мне более надежным при самодержавии, чем
при парламентаризме, т.е. представляется более обеспеченным при том условии,
когда выражение и осуществление  народной воли  предоставлено самодержавному
государю, который  принимает на себя ответственную  нравственную обязанность
перед  населением,  чем в том случае, когда выражение народной воли является
последствием  случайно  сложившегося  большинства,  часто  на  почве  борьбы
классовых или материальных интересов...
     - (Браво,  Шипов!) На этот абзац  хочу  обратить  особое  внимание
читателей - мне предстоит на него сослаться! А пока продолжу запись монолога
Дмитрия Николаевича:
     - Но высказывая  свою  преданность  идее  самодержавия,  правильно
понимаемой,  я  не могу отождествлять самодержавие  с абсолютизмом и  потому
убежден,  что   самодержавному  строю  государства  не  может  противоречить
развитие  общественной   самодеятельности.   Напротив,   если  самодержавный
государь принимает на себя тяжелую обязанность осуществления  народной воли,
то для выполнения этой обязанности необходимо непосредственное общение его с
выбранными представителями населения.
     Переживаемое    нами   тяжелое    положение   обусловливается    полной
разобщенностью  между  правительством  и  обществом,  отсутствием  взаимного
понимания и взаимодействия...
     - (Ах, как это важно и поныне!.. Но дальше, дальше).
     ...Общество  наше находится  в болезненном процессе,  в нем преобладают
отрицательные   настроения,   мало   положительных  идеалов   и  отсутствует
определенное  общественное мнение. Но если вы  признаете необходимым участие
общественных  элементов в нашем  государственном строе,  то в  таком  случае
нельзя  не  согласиться,  что  правительство  должно  быть заинтересовано  в
воспитании общества для участия его в государственной жизни, а  это возможно
только  при  условии  обеспечения обществу  необходимой  организации и путем
привлечения его к совместной работе с правительственными учреждениями.
     Между тем, пропасть, отделяющая правительство от общества, за последнее
время все  увеличивается  и это замечается особенно после того, как  по всей
России   получила   широкое  распространение   записка   министра   финансов
Самодержавие и земство  , в которой устанавливается положение, будто принцип
местного  самоуправления  противоречит  идее  самодержавия.  Согласно  этому
положению, все,  кому  дорого  самоуправление  и кто  считает  своим  долгом
отстаивать свободу  и  самостоятельность, - необходимые учреждения  местного
самоуправления, -  признаются  неблагонадежными  в  политическом  отношении.
Возможна ли при таком условии спокойная работа земских людей, и может ли при
нем быть нормальным настроение земской среды?...
     Плеве:
     - Я не  поклонник  политики  С.Ю.  Витте  (прошу, чтобы это  также
осталось  между нами), но должен сказать, что  он не противник  общественных
учреждений. Я  преклоняюсь  пред  его  гениальными способностями, создавшими
настоящее  блестящее  положение  наших государственных финансов, думаю,  что
будущие поколения еще более будут ему благодарны, но  не могу не признавать,
что  все,  что  делается  теперь для обеспечения будущих поколений,  ложится
тяжелым бременем на платежную способность современного населения...
     - Возвращаясь  к тому,  что  было  вами  высказано,  я,  признавая
отмеченную вами  разобщенность правительства и  общества, а также  признавая
необходимость  постройки  моста  через пропасть,  их отделяющую,  -  не могу
согласиться  с  вами,  будто  при  самодержавном  строе  необходимо  общение
государственной власти непременно с  выборными представителями, и думаю, что
взаимодействие  правительства   с  обществом   возможно   путем   общения  с
должностными  лицами  общественного  управления. Для  создания  необходимого
взаимодействия  с  обществом правительству  нужны  люди,  хорошо  знакомые с
местными  условиями  и  потребностями,  а  такими  лучше  всего могут  быть,
например,  председатели  губернских управ,  которые  уже  облечены  доверием
земских собраний и ближе всего стоят к земскому делу...
     Шипов:
     - Лица,  избранные  земскими  собраниями  для  заведывания  делами
земского управления, не всегда отвечают тем требованиям, которые должны быть
предъявлены к лицам, приглашенным правительством в качестве  сведущих людей.
Очень часто земские собрания избирают  в состав управ людей более склонных к
практической, хозяйственной  деятельности,  но  эти  лица  не  всегда  могут
обладать   широтой  взгляда  и   подготовкой,  необходимой   при  обсуждении
государственных вопросов...
     - Положение  о  земских  учреждениях  1890  года  ввело  сословную
группировку  в земскую  среду;  дворянство, купечество и  крестьянство имеют
своих  представителей в земских собраниях... но ни дворянство, ни купечество
не явились в земских собраниях  представителями своих классовых интересов. И
те,  и  другие  в земском общественном деле  продолжали руководиться земской
нравственной идеей и соединяли свои силы и свои  средства для удовлетворения
насущных потребностей  массы населения, наименее обеспеченной. Я уверен, что
когда государственной властью  будут  призваны выборные земские люди, то они
явятся представителями земли и всего населения и будут  обсуждать единое для
всех государственное -  земское дело, а не  явятся представителями классовых
интересов.
     Плеве:
     - Во всяком случае такая постановка вопроса теперь несвоевременна,
и  в  настоящее   время  может  быть  поставлен   вопрос  лишь  об   общении
правительства с должностными  лицами  общественного  управления. Прошу  вас,
Д.Н., не подавать больше повода к беседам такого характера, который имел наш
разговор  сегодня вначале.  Я  желаю  и постараюсь привлекать  председателей
губернских  управ к  совместному  при министерстве внутренних дел обсуждению
различных вопросов, входящих в компетенцию земских учреждений...
     Плеве:
     - Я желал  бы  выслушать  ваше  мнение  относительно значения  так
называемого  третьего   элемента  в  земских  учреждениях.  Контингент  лиц,
приглашаемых  на  земскую службу, быстро растет  количественно, приобретает,
по-видимому, все большее  значение, а,  между тем,  в громадном  большинстве
представляется далеко не благонадежным в политическом отношении.
     Шипов:
     - Высказываясь  перед  вами  с  полной  откровенностью,  я  должен
сказать,  что  по  глубокому   моему  убеждению,  будущность  земского  дела
заключается в третьем элементе .
     Плеве:
     - Неужели!
     Шипов:
     - Я  уже имел  случай  сказать,  что в  настоящее  время  ни  одна
сословная  группа, как таковая,  не может претендовать на руководящую роль в
жизни  общества. Эта роль  может принадлежать теперь  и в будущем только тем
общественным группам, которые явятся средоточием  умственных и духовных сил,
а эти силы преимущественно сосредотачиваются в третьем элементе .
     В  числе третьего элемента  есть,  несомненно,  люди  неблагонадежные в
политическом отношении,  как таковые  же найдутся и в земской среде, но едва
ли  возможно  обобщать  заключение   о  неблагонадежности  большинства  лиц,
составляющих третий  элемент . Нельзя не принять во внимание, что известное,
неспокойное   и  легко  возбудимое  настроение   этой   среды  находится   в
значительной мере в зависимости от неопределенности  часто  их  положения не
только в государстве,  но  и  в земстве.  В  большинстве же  эти люди вполне
бескорыстно посвящают свой труд земскому общественному делу.
     Плеве:
     - Что касается  бескорыстия, то я  вполне уверен, что люди  эти не
преследуют материальных  интересов,  довольствуются скромным  содержанием  и
являются самоотверженными работниками; но в то же время, я полагаю, что  они
преследуют,  главным   образом,   политические  цели  -   разрушение   всего
существующего социального строя.
     Шипов:
     - Повторяю,  что  как  среди  третьего элемента , так  и в земской
среде найдутся люди, руководящиеся указанными вами целями, но они составляют
исключения.  Мне давно  и близко  приходится работать с третьим элементом  в
земстве, и я должен сказать, что большинство этих лиц являются толстовцами в
лучшем  значении  этого слова, т.е.  не в  смысле отрицания государственного
строя, а  в  смысле  сознания лежащего  на всех  людях нравственного долга -
служить всеми своими  силами  своим  ближним, благу общему.  Руководясь этой
нравственной  идеей третий элемент и приобретает значение  той силы, которую
он имеет в земском деле.
     - Затем  министр  снова  говорил  о  своем  намерении организовать
общение  министерства  внутренних дел  с  председателями  губернских  управ.
Признавая,   что   для   осуществления   этого   предположения    необходима
предварительная  работа, В.К.  Плеве  просил меня принять  в  ней  участие и
выбрать для того время, более  мне  удобное, чтобы не помешать  моим текущим
занятиям. После этого министр говорил, что он рассчитывает на мое  ближайшее
сотрудничество  в недалеком будущем и, хотя он не высказался определенно, но
я  мог  понять,  что  он  имеет  в виду  меня,  как кандидата  на  должность
начальника  проектировавшегося  в  то  время главного  управления  по  делам
местного  хозяйства. Прощаясь со мной,  Плеве  проводил  меня  до  следующей
комнаты.
     Уважаемый   читатель,  здесь   хочу  тебе  посоветовать  на   основании
собственного опыта, остановиться, может  быть, кое-что  перечитать, взвесить
на  собственных  весах  значимость  мыслей  Шипова  и  немного  передохнуть,
поскольку сейчас тебе предстоит ознакомиться  еще  с одной  стенографической
записью его не менее интересного разговора  с соперником в отношении влияния
на  царя, и ненавистником Плеве, министром финансов Сергеем Юльевичем Витте.
Некоторая пикантность этого разговора связана с догадкой Шипова относительно
неявной политической ориентации Витте на конституционную монархию. Скажет ли
он об этом своему собеседнику?
     Шипов посетил  Витте  по  его приглашению  на следующий  же  день после
разговора с Плеве. Вот фрагменты записи их беседы:
     Витте:
     - Я очень рад, что вы встретили любезный прием со стороны министра
внутренних дел... Теперь, когда  выяснилось, что на  ваших беседах была дана
совершенно  правильная  постановка  вопроса,  я  тем  более не  вижу  повода
придавать вашим  собраниям  то  значение, которое в  них  было  усмотрено...
Скажите пожалуйста, как вам земским людям живется и как вы себя чувствуете?
     Шипов:
     - Живется и чувствуется  очень нехорошо.  Земство  окружено  такой
атмосферой  недоверия, которая не позволяет земским людям спокойно работать,
и мы находимся всегда  в каком-то нервном  возбуждении.  Вместо  того, чтобы
спокойно  заниматься тем или другим практическим делом,  озабочиваясь только
тем,  как лучше его разрешить  по существу в интересах населения, приходится
сосредоточивать все свое внимание на  другой стороне дела - предусматривать,
как бы не  вызвать  подозрения со  стороны администрации и  как предупредить
различные формальные затруднения,  которые неизбежно  встретятся. Невозможно
работать   как  следует   при  существующей  разобщенности  правительства  и
общества,  при  отсутствии  между  ними  взаимного  доверия  и  необходимого
взаимодействия.
     Витте:
     - Чем  объясняете  вы,  что   эти  условия  за   последнее  время,
по-видимому, ухудшаются?
     Шипов:
     - Могу ли я говорить совершенно откровенно?
     Витте:
     - Прошу вас  отнюдь не  стесняться. Мы говорим  не как  министр  и
председатель управы, как частные лица.
     Шипов:
     - В таком случае  я позволю  себе  сказать,  что записка  ваша  по
вопросу  о  введении земских учреждений в  западном крае, получившая большое
распространение, внесла в земскую среду большую смуту.
     Витте:
     - Почему?
     Шипов:
     - В этой записке устанавливается положение, что земские учреждения
несовместимы с самодержавным строем  государства, а отсюда получается вывод,
что  все,  кому дорого  местное самоуправление и кто  стоит  за  необходимую
самостоятельность земских  учреждений, - люди  политически  неблагонадежные.
Это не могло не усилить разобщенности между правительством и обществом.
     Витте:
     - Записка моя была  совершенно  неверно понята; она не заключает в
себе ничего такого,  что могло бы  вызвать  недовольство в земской среде.  Я
считаю безусловно верными и  никем  не опровергнутыми два основных положения
моей  записки. Первое положение то,  что предоставление обществу  участия  в
управлении  местном  предрешает  предоставление  ему  участия  в  управлении
верховном. Это аксиома, находящая себе подтверждение в  истории  всех стран,
науке,  и  ни один добросовестный человек  не может  отрицать верность этого
положения...
     Как  министр,  я  считал своим долгом  открыто сказать  об  этом, чтобы
Государю  известно  было,  куда  мы  неизбежно придем. Второе положение моей
записки  следующее: если земские учреждения существуют и упразднены быть  не
могут, то им нужно давать жить,  а им жить не  дают, что  я и выяснил в моей
записке.  Отчего земские  учреждения  находятся  в таком  недовольстве  и не
покойны? Да потому, что они в настоящем их виде учреждения беспочвенные, они
висят в воздухе  (показывает руками). Снизу  от земли и народа  их  отделяет
бюрократическая стенка,  сверху над земством  бюрократическая подушка. Земцы
просятся вниз - не пускают; земцы просятся верх - не пускают. Ну куда же вам
деваться: вот вы и мечетесь. Устранить вовсе неизбежность хода  политических
событий невозможно, но задержать их можно. Для  этого  необходимо приблизить
земские учреждения и дать им большое практическое дело. Как министр финансов
не  нахожу   возможным   широкое   проведение   в  населении   экономических
мероприятий, без  которых немыслимо  улучшение  его  благосостояния,  помимо
общественной самодеятельности. Но для этого нужно,  чтобы земские учреждения
стали  учреждениями  народными  и чтобы ничто  не отделяло их  от населения;
нужно создать мелкую земельную единицу...
     (Напомню,  что в  уезде, в  среднем,  насчитывалось  порядка ста  тысяч
взрослых мужчин. Мелкой земельной единицей Витте называет волость, - две-три
деревни, - насчитывающую не более, чем тысячу крестьянских хозяйств - Л.О.).
Если при  этом на земство  будет возложено проведение в жизнь многочисленных
необходимых  экономических  предприятий,  то  у  земцев  будет  такая  масса
практического  дела, которая даст им большое удовлетворение надолго отвлечет
их от  политических поползновений.  Кроме моей  записки, что же еще вызывает
недовольство земских людей?
     Шипов:
     - После   вашей   записки   появляются  законодательные   новеллы,
являющиеся  по  нашему  мнению  выполнением программы,  намеченной  в  вашей
записке.  Продовольственное  дело изымается  из ведения  земских  учреждений
(законы 1900 года - Л.О.).
     Витте:
     - Вот  тут   я  должен  с  вами  согласиться.   Такое   разрешение
продовольственного  вопроса  было  большой  ошибкой.  Я  предвидел   это   и
предупреждал Д.С. Сипягина, но убедить его не удалось; он настаивал,  а я, к
сожалению,    согласился.     Теперь    дело    по    существу    поставлено
неудовлетворительно, а устранение земских учреждений, конечно, не могло быть
для них не обидным. Еще что?
     Шипов:
     - В  самое  последнее  время стоящее под  вашим  председательством
Особое Совещание... признало возможным при разрешении столь важного вопроса,
затрагивающего  все  стороны  нашей   общественной   жизни  обойти   земские
учреждения...
     (Речь  идет  о созданном  в  начале 1902 г. по  инициативе Витте Особом
Совещании  по нуждам  сельскохозяйственной  промышленности  . Это  совещание
должно было опираться на сведения и рекомендации, полученные от созданных им
местных  комитетов. В эти  комитеты  были включены на уездном  и  губернском
уровне члены соответствующих земских управ. Но не предполагалось заслушивать
мнения   или   рекомендации   земских   собраний.   Управы  же   были   лишь
исполнительными органами этих собраний потому  не были  уполномочены вносить
какие-либо предложения. Собрания же  созывались только один  раз  в году.  -
Л.О.).
     Витте:
     - Прошу  вас верить,  что  я  говорю совершенно искренно. В Особом
Совещании я высказался за опрос земских учреждений,  но встретил  возражение
со   стороны   Сипягина,  который   был   поддержан   А.С. Ермоловым  и
большинством  членов  Совещания.   Мне  с  трудом  удалось  провести  состав
комитетов в их настоящем виде...
     Но скажите мне откровенно - полагает ли вы, что  земские собрания могут
по существу дела высказать в данном случае компетентное мнение и дать вполне
определенные указания?
     Шипов:
     - Говоря откровенно,  я должен согласиться, что  земские собрания,
при настоящем их составе,  едва  ли окажутся на  высоте  задачи,  но, тем не
менее, привлечение  их  к  обсуждению вопроса  о нуждах  сельского хозяйства
представляется мне необходимым, и не столько в практических делах, сколько с
точки зрения принципиальной - политической.
     Витте:
     - И я так же смотрю на этот вопрос...
     Далее следует обсуждение собеседниками на техническом уровне  того, как
можно найти выход из этого положения...
     - Затем С.Ю. Витте, -  записывает Шипов,  - расспрашивал  меня  об
арестах  в Москве  лиц,  признанных  полицией политически  неблагонадежными,
много ли таких  арестов и  какое они производят  впечатление на общество?  В
ответ  я  объяснил, что такие  аресты в  Москве очень многочисленны,  что по
большей   части    привлекаются   люди,   не   имеющие   за   собой   ничего
предосудительного, причем привел  несколько примеров, и  указал,  что  такие
произвольные действия  возмущают  всех  дорожащих  законностью  и  порядком.
Витте, выслушав  меня, сказал: А ведь  Сипягин был хороший, честный человек,
но  к сожалению, дальше  этого не  видел  (при этих словах С.Ю. закрыл глаза
руками).
     - Ни  конституция, ни Народное  представительство в этом разговоре
не упоминались.  Если  его  вели частные лица  ,  то  надо  отдать  дань  их
сдержанности.
     Позднее в своих Воспоминаниях Шипов запишет о своем представленном выше
разговоре с Плеве:
     - Образ действия министра внутренних дел вскоре после нашей беседы
привел меня к убеждению, что я напрасно отнесся с доверием к его словам. Мне
стало ясно, что В.К. Плеве своим любезным приемом и намерением привлечь меня
в число своих ближайших сотрудников имел в виду подкупить меня и рассчитывал
с одной стороны воспользоваться мной  в Министерстве, как человеком,  близко
знакомым  с земскими  делами,  а  с другой,  принимая во  внимание известное
уважение, которым  я  пользовался  в  земской  среде,  он полагал,  что  мое
сотрудничество сможет ослабить  оппозиционное настроение общества  к власти.
Увидав,  что его расчеты не оправдались, В.К. Плеве резко  изменил отношение
ко мне и вступил на путь последовательного моего преследования.
     17  марта  1903  г.  Шипов  по  делам был  в С.-Петербурге.  При  таком
появлении полагалось представляться  министру внутренних  дел,  что  Шипов и
сделал. Состоялся еще один разговор, тоже дословно записанный. Приводить его
здесь  уже  не стоит. Впрочем,  для  представления  тона  высказываний Плеве
достаточно процитировать хотя бы только один абзац:
     - В  деле  оппозиции  правительству  то  место,  которое в  печати
занимают Русские Ведомости , вы занимаете среди общественных деятелей.  Если
это  может быть  по нашим  цензурным условиям терпимо по отношению к органам
печати, то такое нелегальное направление недопустимо со стороны должностного
лица, так как, хотя председатели управ и выбираются земскими собраниями,  но
они такие же должностные лица на государственной службе, как и все другие...
     Разговор заканчивается на соответствующей ноте:
     Плеве:
     - Я знаю,  Д.Н., что  вы стойки  в  своих  убеждениях  и от них не
отступитесь; очевидно, мы вместе не пойдем.
     Шипов:
     - Это вероятно, так как наши убеждения, очевидно, разные.
     - В свете того, что произошло всего лишь на три недели раньше, чем
этот  второй разговор с Плеве, его  слова звучат угрожающе.  А произошло вот
что:
     26-го февраля того же  1903 года вышел манифест царя, где  говорилось о
путях к осуществлению народного  блага в разуме приснопамятных дел державных
Наших предшественников и, прежде всего, незабвенного Родителя Нашего , далее
пояснялось,  что  речь идет  и долге  довершить начатое Им  дело  укрепления
порядка и правды в Русской земле...
     С  достаточной   определенностью  предрешалось  сохранение   неизменным
непримиримое  отношение власти  к обществу и  развитию его самодеятельности.
Препятствием к  работе  по улучшению народного благосостояния, - указывалось
далее  в   манифесте,  -  является  смута,   посеянная   отчасти  замыслами,
враждебными государственному порядку, отчасти  увлечением началами,  чуждыми
русской жизни .
     Мне  очень  хотелось   узнать,  как  эту  угрозу  воспринимал   Дмитрий
Николаевич? Понимал ли  он,  какая туча  нависала на  его горизонте?  В  тот
момент  его защищало  положение  Председателя Московской земской управы.  Но
трехлетний срок  пребывания  на этом посту истекал  в середине февраля  1904
года.  Вполне  можно  было ожидать,  что  сразу  после  утраты  должностного
иммунитета, Шипов  будет  арестован и,  в лучшем случае, выслан  - вряд ли в
свое имение, скорее всего в Сибирь!
     В книге Д.Н. я  не нашел никакого упоминания о пережитой тревоге,  хотя
заключительная  фраза  его  разговора  с  Плеве  в  марте  1903 года  звучит
дерзко...
     И вот наступает  14-е февраля 1904  года. Московское губернское земское
собрание в  5-й  раз избирает Шипова председателем  земской управы. Согласно
Положению 1890 года,  этот выбор должен быть утвержден министром  внутренних
дел... В течение 2-х месяцев Плеве молчит.
     12 апреля 1904 г. Шипов по  каким-то  своим делам был в С.-Петербурге и
счел нужным  (как это  положено) явиться на прием  к министру. Принимая его,
Плеве сказал:
     - Вы   понимаете,  что  для  министра  внутренних  дел   вопрос  о
неутверждении председателя Московской губернской земской управы, а тем более
лица,  создавшего себе положение  самозваного  представителя  всероссийского
земства, является  вопросом,  требующим  большого  размышления. В  настоящее
время я пришел к окончательному решению, и на днях московские власти получат
мое уведомление о вашем неутверждении...
     Министр  не  удержался  и  продолжил  свое официальное  извещение целою
речью:
     - Остановившись на таком решении, я  хочу объяснить вам, почему  я
признаю  вашу деятельность  вредной и  прошу  вас передать  точно,  кому  вы
найдете нужным то, что я вам скажу. Что касается вашей работоспособности, то
она  всем  известна,  ваши нравственные  качества вне всякого упрека и не  в
этом,  конечно, причина, по которой я  считаю  вашу  деятельность вредной. Я
считаю ее  вредной в политическом отношении. Когда  говорят  о  политической
точке  зрения  в   такого  рода  вопросах,  то   обыкновенно  имеют  в  виду
политическую неблагонадежность, тайную революционную деятельность и т.п., но
по  отношению к  вам об этом, конечно,  не может быть и речи. Я признаю вашу
деятельность вредной в политическом отношении потому, что вы последовательно
стремитесь  к расширению компетенции и круга ведений общественных учреждений
и  к  созданию  организации,  объединяющей  деятельность  земских учреждений
различных губерний.  Я не могу  не согласиться, что  мы к этому идем  и  что
разрешение этого вопроса дело недалекого будущего. Но вопрос этот может быть
разрешен только сверху, а не снизу  и только тогда, когда в этом направлении
выскажется определенная воля  Государя. До тех пор все  поступающие так, как
поступаете  вы,   насилуют  волю  Государя  и  создают  противодействие  его
правительству.
     Вторая  причина,  по  которой  я  признаю  вашу  деятельность  вредной,
заключается  в  том положении, которое вы  отводите в  земском  деле пришлым
людям, не имеющим никакой связи  с местными интересами. При  земских управах
создаются когорты санкюлотов, которые  приобретают доминирующее  влияние  на
ход  земских  дел,  отстраняя  от  них  те  элементы,  которые  призваны   к
самоуправлению законодателем. Я очень об этом скорблю, так как, к сожалению,
у нас людей мало и мы  должны их беречь; в вашем лице я  не могу не признать
крупной силы, которую рад был бы  иметь  на своей стороне. Вы не забыли нашу
беседу два года назад?  Тогда я рассчитывал,  что мы пойдем вместе, но через
месяц  вы  вступили   в  такие  конъюнктуры(?),  после  чего  мне  сделалось
очевидным, что наши дороги разошлись.
     Вернувшись  немного (всего на 3 месяца) назад,  я напомню читателю, что
начиная с января  того же 1904 года шла злополучная война с  Японией.  Шипов
еще находился в должности председателя Московской земской управы и потому на
страницах своих  Воспоминаний мог рассказать,  каким образом земство  вполне
заслуженно вернуло себе  уважение и  популярность во всех  слоях российского
населения и даже... расположение царя.
     Я спросил Дмитрия Николаевича, как это произошло? Вот его ответ:
     - В последний раз мне, как председателю Московской земской управы,
пришлось принять  участие  в  объединении  земств  в деле  помощи больным  и
раненым  воинам  на Дальнем  Востоке.  27-го  января  1904  года  Московское
губернское  земское  собрание   под  впечатлением  начала  военных  действий
прервало  занятие  очередной  сессии  и постановило ассигновать  средства на
нужды, вызываемые войной и  сделало, между  прочим, следующее постановление:
Не предрешая вопроса в какой форме должна быть организована помощь раненым и
больным,  но признавая  желательным, чтобы в  деле обеспечения  этой помощи,
Московское земство  приняло  не только материальное, а  и  возможно  широкое
активное участие,  и признавая,  что  эта  цель может быть наиболее  успешно
достигнута  при  взаимодействии  с земствами других губерний решено  избрать
комиссию из 10-ти гласных Московского земского собрания  и  предоставить ей,
совместно с губернской земской управой, полномочия: выработать план действий
и организовать  дело  помощи раненым и  больным на  месте  военных действий,
привлекать необходимых для этого дела лиц  и входить в  соглашения с другими
общественными учреждениями.
     Приступая к организации взаимодействия земств  в деле помощи  раненым и
больным  воинам,  все  мы, земские  люди,  опасались  встретить  препятствие
земскому единению со стороны  министра внутренних  дел В.К.  Плеве,  и  наши
опасения в  ближайшее же время оправдались. Министр  тотчас же принял  меры,
чтобы пресечь  осуществление земского  начинания, и  земским  представителям
пришлось со своей  стороны безотлагательно приступить к  действиям,  с целью
преодолеть противодействие Плеве...  Но  14 апреля  1904  г. Плеве  был убит
эсером Сазоновым .
     - Вскоре  по  объявлению  войны главное управление Красного Креста
организовало исполнительную комиссию,  во главе  которой был  поставлен граф
И.М. Воронцов-Дашков. 24 февраля 1904 г. он обратился  с обширным воззванием
к земским и городским учреждениям, в котором, между прочим, говорилось: Если
население желает,  чтобы Красный крест  действительно выполнил  свою задачу,
необходимо влить в него живые силы людей,  желающих трудиться и материальные
средства. Тогда,  объединенные  под  флагом  Красного  Креста  усилия  всего
населения вырвут из рук смерти все то, что может быть спасено с поля битвы и
от эпидемических заболеваний. К этому  объединенному действию исполнительная
комиссия считает своим долгом пригласить земства и города .
     Исполнительная     комиссия,     обсудив     представленную    земскими
представителями записку  и имея в виду, что начертанный в ней план  действий
вполне соответствует постановлениям земских собраний, нашла со своей стороны
предполагаемую   земскую   организацию   вполне  целесообразной  и  признала
возможность принять ее предложение к исполнению.
     Постановление  комиссии  ее  председателем  было  доложено  Августейшей
Представительнице  Российского  Общества красного  креста, императрице Марии
Федоровне,  и  получило  одобрение  Ее  Величества.  Таким  образом  земская
организации была принята  под флаг Красного Креста и Плеве (он был еще  жив)
пришлось тогда считаться с совершившимся фактом.
     27-го апреля 1904 г. князь Г.Е. Львов, главноуполномоченный общеземской
организации  на Дальнем Востоке, представлялся Государю  Императору и просил
напутственного благословления  его Императорского  Величества  на  трудное и
ответственное дело.  Его  Величество милостиво благословил князя и соизволил
повелеть передать представителям  земств, принимавших участие в объединенной
земской  организации  и  персоналу  земских  отрядов  Высочайшее  сочувствие
предпринимаемому  земством делу,  напутственное  благословление и  пожелание
успеха в святом деле человеколюбия...
     Общеземская  организация  была встречена общим  сочувствием и на театре
военных  действий. Главнокомандующий  А.Н.  Куропаткин  проявлял  заботливое
отношение к земским  отрядам  (санитарам и врачам  развернутых госпиталей  -
Л.О.) и в беседе с уполномоченным Московского земства сказал, что он считает
себя членом  земской  семьи, как  сын бывшего  председателя земской  управы,
научившимся с ранней молодости ценить и уважать земскую деятельность...
     С  тех пор общеземская организация не прекращала своей деятельности; по
окончании  войны работа организации и поступавшие в ее распоряжение средства
направлялись преимущественно на помощь населению, страдавшему  от неурожаев,
а в  1914 году,  с началом великой европейской войны общеземская организация
явилась основной ячейкой,  из которой развился  мощный Всероссийский Земский
Союз.
     То ли в конце  августа 1904 года  царь  сам дошел до мысли такой, то ли
это  ему   посоветовал  Витте,   прекрасно   понимавший  безнадежность  пути
репрессий, но, так или  иначе, Высочайшая внутренняя политика России сделала
крутой поворот  -  решено было  попытаться мирным путем  снять напряжение  и
прекратить опасное противостояние общества и власти.
     На  пост Министра внутренних дел  был назначен  князь  Петр  Дмитриевич
Святополк-Мирский (1857-1914). Шипов с явной симпатией о нем отзывается:
     - Новый  министр   был  лицом  мало  известным  в  широких  кругах
общества. Я имел случай неоднократно  встречаться с  кн. П.Д. в течение ряда
лет   и   составил   себе   о  нем  определенное   представление.  Кн.  П.Д.
Святополк-Мирский  получил военное образование  сначала в пажеском корпусе и
затем в  Николаевской академии  Генерального штаба. Он был человек умный, но
не обладал всеми знаниями, необходимыми для лица, призванного  к руководству
внутренней жизнью страны. Но этот недостаток  в значительной мере возмещался
достоинством его духовной природы. Кн.  П.Д. был  человек  всегда  прямой  и
безусловно  честный деятель,  он  обладал  добрым  сердцем и  чуткой душой и
всегда  подходил  к   людям  с   доверием   и  любовью.  Он  хорошо  понимал
установившуюся  в  нашем государственном  строе ненормальность  в отношениях
властей  к  населению  и  сознавал  необходимость   моральной   между   ними
солидарности... с назначением князя  П.Д. С.-М. на пост министра  внутренних
дел  можно было  не сомневаться, что он откажется от  политики  недоверия  к
общественным силам, которую проводили последовательно его предшественники.
     И,  действительно, 16 сентября новый  министр поспешил  высказать  свою
программу в этом вопросе в речи представлявшимся ему членам министерства.
     - Шипов включает  в свою  книгу  полный текст этой речи. Я намерен
последовать  его  примеру  -  речь  министра будет  интересна для  понимания
произошедших вскоре событий. Вот она:
     Приступая  сегодня  к выполнению возложенных  на меня Монаршим доверием
обязанностей,  я  считаю  своим долгом  заявить,  что  в основу  направления
вверенного мне  министерства  мною будут положены начала,  провозглашенные с
высоты престола  всемилостивейшим  манифестом  26  февраля  1903  года  (это
необходимый  поклон в сторону  царя -  мы этот манифест всемилостивейшим  не
назвали - Л.О.).
     Приглашаю вас, господа,  к деятельному, самоотверженному сотрудничеству
именно  в  этом направлении. Административный опыт  привел меня к  глубокому
убеждению, что плодотворность правительственного  труда основана на искренно
благожелательном и истинно доверчивом  отношении к общественным и  сословным
учреждениями  и  к  населению  вообще. Лишь при этих  условиях работы  можно
получить взаимное доверие, без которого невозможно ожидать прочного успеха в
деле устроения государства. Призываю  вас, господа,  к неустанной работе,  я
верю в силы и опытность вашу.
     - Эта речь, - пишет далее Шипов, - пронеслась как оживляющая струя
по всей  стране и так как время ее произнесения  совпало с  обычным временем
очередных сессий уездных земских собраний, то последние поспешили отозваться
на  программу,   провозглашенную  министром,   посылкой  ему  приветственных
телеграмм. Речь  министра внутренних  дел  не могла не оказать  влияния и на
оживление  деятельности  организационного бюро земских съездов... можно было
ожидать, что организация  съездов  земских деятелей не встретит  со  стороны
правительства прежнего непримиримого к ним отношения.
     Сменивший Шипова председатель Московской губернской земской управы Ф.А.
Головин  созвал   оргбюро   земских   съездов   (Дм.   Ник.   оставался  его
председателем)  для обсуждения новой ситуации. Бюро  пришло  к  единодушному
заключению о необходимости  созыва  съезда председателей губернских управ  и
видных земских деятелей.  Наметили программу работы  съезда, который  решили
созвать  в Москве  6  и 7 ноября 1904 года. Тут же  было принято  решение  о
необходимости    участия    в    законодательной    деятельности    народных
представителей...
     - Ах,   какая   поспешность!   Какое   типичное   для   российской
интеллигенции нетерпение! Еще на могиле страшного Плеве  трава не выросла, а
земские активисты уже готовы требовать  созыва российского парламента. Шипов
полагал  это  преждевременным   и  опасался,  что   такое  требование  может
поколебать положение нового министра (спасибо, Дмитрий  Николаевич, что хоть
вы не  потеряли голову), а также опасался неизбежного серьезного расхождения
его  самого  с  большинством  бюро  по  вопросу  о  целях  участия  народных
представителей  в законодательной  деятельности  -  все  члены  бюро,  кроме
Шипова, были убежденными конституционалистами.
     На  предстоящем съезде имелось в виду сосредоточить главное внимание на
необходимости  изменения  общих  условий  государственной  жизни  в  России.
Решение   бюро   не  было  известно   Святополк-Мирскому.  Уверенный  в  его
достоинстве  и  понимая важность поддержки со стороны нового министра, Шипов
решил ввести его  в курс дела и потому  письмом просил о  встрече с ним. Она
состоялась 22-го октября 1904 года.
     По просьбе князя Д.Н. рассказал ему о  начале практики земских съездов,
о  запрещении  их  в  ноябре  1896  года  Горемыкиным,  о  роли  земства   в
заканчивающейся войне с Японией и, наконец, как он пишет:
     - Далее  я  доложил  князю, что в  заседании  бюро  16-го  октября
обсуждались и были  установлены основные положения, которые будут внесены на
обсуждение  намеченного  государственного  совещания  по  вопросу  об  общих
условиях   нашей  государственной   жизни...   Князь   П.Д.   прочел  громко
представленный ему  мной текст тезисов,  выработанных  оргбюро, затем  между
нами произошла следующая беседа:
     Кн. С.-М.:
     - Я  вполне согласен  со всеми пожеланиями  и  готов сейчас обеими
руками подписаться,  но постановка этой  программы  на  обсуждение совещания
равносильна   моей  отставке.  Ввиду   выяснившегося   полного   разногласия
действительности с тем, что я  докладывал Государю (будто бы на съезде будут
обсуждаться лишь вопросы земской практики -  Л.О.), я сам до совещания подам
в отставку; и это произведет скандал.
     Лично  я  не  дорожу занимаемым мной постом, но мой уход  теперь  может
иметь  нежелательные  последствия.  Моя  политика  встречает  много  врагов,
которые не упустят возможности воспользоваться моим уходом... Нельзя ли хоть
отсрочить совещание, чтобы иметь время обдумать, как быть?
     Шипов:
     - Изменить намеченную программу и отменить или отсрочить совещание
на  неопределенное  время  опасно  и  невозможно  (совещанием  здесь и далее
именуется  съезд  председателей  земских управ  с  добавлением  приглашенных
видных земских  деятелей - Л.О.). Повсюду ожидают с напряженным  вниманием и
нетерпением результаты  этого  совещания и в  ожидании его временно замолкли
все  многочисленнее  недовольные  и  беспокойные  кружки и организации... Мы
переживаем такое  время,  когда  земским  людям молчать  просто  преступно и
необходимо  высказаться  откровенно;  только  этим путем можно  умиротворить
настроение и придти к соглашению...
     Кн. С.-М.:
     - Может быть  Государь согласится на созыв  для  такого  совещания
выбранных  земскими собраниями лиц. Но в виду  военных событий и возможности
падения Порт-Артура, обстоятельство, которое, очень вероятно,  может вызвать
взрыв внутри страны, не лучше ли отложить совещание до конца войны?
     Шипов:
     - Напротив,  раз  вы  сами  опасаетесь возможности  взрыва  внутри
страны, то надо спешить провести совещание, так как только этим путем можно,
хотя  отчасти,   внести  умиротворение  и   ослабить   возможные  осложнения
вследствие наших неудач  на  Дальнем Востоке. Теперь все ожидают  6 ноября и
все волнующиеся  течения временно притихли;  но  если  нашего  совещания  не
будет,  то  общее  недовольство может проявиться очень резко  и, несомненно,
произойдут значительные беспорядки.
     Кн. С.-М.:
     - Да,  это  очень  вероятно. Однако  отсрочить совещание во всяком
случае необходимо. Государь завтра  уезжает прощаться  с войсками и вернется
только 1-го ноября. Я  не буду  иметь возможности переговорить  с ним до его
отъезда,  да  и в  интересах дела  лучше  не  ставить вопрос  на  разрешение
Государя так поспешно и следовало бы его к нему подготовить...
     Шипов:
     - Могу  ли я сообщить бюро,  что вы  доложите Государю  программу,
установленную  бюро, будете  просить согласие  Государя  на  обсуждение этой
программы совещанием и  предложите для этой  цели созвать в  совещание  лиц,
избранных земскими собраниями?
     (Здесь уже слово совещание приобретает более широкий смысл - Л.О.).
     Кн. С.-М.:
     - Да, я понимаю, что вам это нужно.
     Шипов:
     - Я сообщу об этом бюро, но не знаю, конечно, согласится ли оно. О
заключении бюро я немедленно поставлю вас в известность.
     29-го   октября   Шипов   доложил   оргбюро   о   его    разговоре   со
Святополк-Мирским. Бюро решило, что откладывать съезд уже поздно - извещения
на 6 ноября уже посланы.
     1-го ноября  министр доложил  все царю. Николай II не  дал официального
разрешения   на   съезд   6-го  ноября.  Тогда  делегация   бюро   запросила
СвятополкМирского,  могут  ли  они собраться  на  частое  совещание  земских
деятелей и не будет ли сему препятствий, на что, как свидетельствует Шипов:
     - Министр  ответил,  что  частные беседы на  частных квартирах  не
могут  быть  воспрещены  на основании  закона,  и что земское  совещание  не
встретит противодействия со стороны полицейской власти, а затем добавил, что
полицией   будут   приняты  меры  предосторожности  лишь  против   возможных
демонстраций со  стороны  студентов и  рабочих, - демонстраций,  может быть,
враждебных совещанию.
     На съезд  прибыли  105  депутатов  из  33-х  губерний. Я  полагаю,  что
читатели отметят тот факт, что совершенно аналогичная ситуация в 1896-м году
была  разрешена   прямо  противоположным   образом.  Теперь  царь   вынужден
отступать!
     Съезд земцев начался в С.-Петербурге, как и было намечено,  6-го ноября
1904  г.  и  продолжался  4  дня, меняя  на всякий  случай частные  квартиры
(впрочем,  - известные полиции). На нем были  приняты тезисы, содержавшие 11
пунктов. Десять из них мне не стоит называть - это перечень обычных свобод и
прав граждан.  Все  они были утверждены  единогласно.  Зато один из пунктов,
10-й,  вызвал  бурную дискуссию, в  результате которой было решено  изложить
этот пункт в двух вариантах. Шипов не приводит в своей книге эти варианты  и
я  обращаюсь по этому поводу к знакомому нам и  подробному в  своих  записях
И.П.  Белоконскому. У него они приведены. За первый вариант  было  подано 71
голос,  за  второй  -  27  голосов.  Различаются они только  заключительными
словами этого пункта (ниже - подчеркнуты):
     1. Мнение большинства:
     п. 10. Но для создания  и сохранения всегда живого  и тесного общения и
единения государственной власти с  обществом на основе вышеуказанных начал и
для  обеспечения  правильного  развития  государственной  жизни   безусловно
необходимо  правильное   участие  народного  представительства  как  особого
выборного  учреждения в осуществлении законодательной власти, в установлении
государственной росписи  доходов  и  расходов и в  контроле  за  законностью
действий администрации .
     2. Мнение меньшинства:
     п. 10.  Первая часть формулировки тождественна с 1; различие начинается
со  слов  безусловно  необходимо   правильное  участие   в  законодательстве
народного представительства, как особого выборного учреждения.
     Итак, меньшинство (в него входит и Шипов) предлагает  только  участие в
законодательстве,   может   быть  и   только   совещательное,  а  радикально
настроенное большинство  требует законодательной власти,  да еще и участия в
составлении  и  реализации  бюджета  и права  контроля  за  действиями  всей
администрации.  Последнее,   очевидно,  включает   в  себя  и  подотчетность
правительства собранию Народных представителей ( Государственной Думе ).
     Ясно,  что  различие  формулировок - кардинальное! Вариант  большинства
оставляет  царю  лишь представительные (на английский  манер) функции. Это -
куда как  крепче ,  чем конституционная монархия! Невольно  удивляешься, как
высоко   и  как   баснословно  быстро   поднимается  уровень  категорических
требований к существующей власти. Не  отдавая себе в этом отчета, наш автор,
Белоконский, восторженно комментирует решение съезда:
     - Без преувеличения можно  сказать, что  открыто  вдруг заговорила
вся страна (ссылка на  множество адресов и приветствий, полученных съездом),
сотни  лет до того молчавшая и  работавшая  для своего  освобождения лишь  в
подполье. Явление  было грандиозное, неповторимое, которое  бывает  в момент
весны свободы, если  можно так выразиться,  когда еще нет партийной вражды и
все, как один человек объединяются для достижения единой цели...
     Вернемся  к прерванному рассказу Шипова. По  поводу  решений  съезда он
сообщает, в каком свете они были представлены министру внутренних дел:
     - Я  обращал внимание князя на то, что мы  высказали наши мнения и
наше  понимание  переживаемого  момента,  но  все  земские  деятели держатся
одинакового  убеждения, что необходимое государственное преобразование может
совершиться правильно  и  спокойно  только в  том  случае,  если  оно  будет
проведено сверху  и если вся подготовительная работа будет произведена самим
правительством   при   участии   общественных   представителей.   Кн.   П.Д.
Святополк-Мирский выражал полное и, как я видел, вполне искреннее сочувствие
заключениям собрания, сказал, что доведет их до сведения Государя...
     (Потрясающая всеобщая наивность! Значит,  царь должен  сам  лишить себя
царской власти! И в это можно поверить?)
     2-го декабря  1904 года Святополк-Мирский  доложил  Государю о  земском
собрании, представил выработанные им 11 положений и предложил ввести в число
членов  Государственного  Совета  выборных  представителей  от  общественных
учреждений  -  в  видах  успокоения  общественного  мнения  и для  сближения
правительства  с обществом. Кн. С.-М. предупреждал царя, что в этом он видит
первый, необходимый  в настоящее время шаг, но хорошо понимает, что  вступив
на  этот путь, нужно будет постепенно  идти дальше в развитии взаимодействия
государственной  власти с выборными представителями  населения,  и  в  какую
окончательную  форму  выльется   народное   представительство  предусмотреть
трудно. Но возможно, что через 10-20 лет придется перейти к конституционному
строю.   Государь,    по-видимому,   отнесся    к    предложению    министра
благожелательно... (Это все - запись Шипова).
     Как?! Николай  II благожелательно относится  к  перспективе, быть может
еще  при своей жизни превратиться  из Самодержца в монарха, власть  которого
ограничивается  какими-то  параграфами  конституции?  Этого не  может  быть!
Дмитрий  Николаевич,  это   какая-то  ошибка!  Ведь  Император  неоднократно
повторял,  что смысл его жизни в  том,  чтобы сохранить в неприкосновенности
самодержавную власть династии Романовых, которые владеют ею вот уже 300 лет!
Быть  может его  благожелательность относилась  только к предложению С.-М. о
расширении состава Государственного Совета?
     Святополк-Мирский, в  виду важности вопроса, предложил собрать по этому
поводу авторитетное совещание под председательством Государя. Быть может, он
хотел таким образом закрепить согласие царя?
     Авторитетное  собрание  из  десяти  ближайших   сановников   царя  было
назначено и собралось на свое первое заседание  в Царском Селе 4-го декабря.
В  заседании  принял  участие  и  приглашенный  лично   царем  Победоносцев.
Высокопоставленные участники собрания были  возмущены притязаниями земцев  и
настаивали   на  опубликовании   правительственного  сообщения,  которое  бы
категорически осуждало решение земского съезда.
     Согласившись с этим, Николай II  решил одновременно с таким  сообщением
издать Указ, в котором было бы отражено его намерение  изменить политический
курс  своего правления. Не был ли он так напуган убийством Плеве? Или дело в
том, что  за четыре месяца  до  описываемых событий у  царя родился сын (это
после четырех дочерей!) и появилась реальная  надежда на сохранение династии
Романовых?
     Витте предложил составление Указа поручить ему, как Председателю Совета
министров. Святополк-Мирский не возражал, но просил сохранить и за ним право
представить  проект   редакции  Устава,  на  что  Государь   соизволил  дать
согласие...
     Второе заседание собрания состоялось через три дня. Вот что пишет о нем
Шипов:
     - На   заседании  7-го  декабря  присутствовали   великие   князья
Владимир,  Алексей и  Сергей Александрович  (дяди царя).  Сделанные  в  этом
заседании возражения не поколебали решения Государя, который, одобрив проект
Указа  в  редакции, представленной  Министром  внутренних дел,  поручил  ему
внести   некоторые  исправления,  согласно   с  последовавшими  в  совещании
указаниями, и представить затем Указ для подписи.
     Указ  в  исправленной редакции был  представлен Государю  8-го  декабря
утром  и кн. Святополк-Мирский считал вопрос  получившим  уже  окончательное
решение.  После этого прошло четыре  дня, в  течение которых  министр ожидал
возвращения Указа,  подписанного Государем, но 11-го декабря вечером получил
письмо С.Ю. Витте, извещавшее, что он в этот день был вызван в Царское  Село
и  что Государь исключил  из Указа  ту его часть,  в  которой  говорилось  о
привлечении   к   законодательной   деятельности   выборных   представителей
общественных учреждений...
     12-го  декабря  1904  года были  опубликованы  одновременно:  как будто
обнадеживающий  Указ  царя (без упоминания  народного  представительства)  и
откровенно угрожающее Правительственное сообщение .
     Святополк-Мирский немедленно подал в  отставку. Текст обоих  документов
(быть  может, с  некоторыми  сокращениями) опубликован в известной нам книге
И.П. Белоконского. Приведу их здесь вместе с комментарием автора книги:
     - ...верхом изумления всей  страны было  опубликование  12 декабря
1904  г. двух совершенно уничтожающих  один  другого актов, опубликованных в
газетах рядом и датированных оба 12 декабря:
     1. Высочайший Указ правительствующему сенату
     По священным заветам Венценосных предков Наших, непрестанно помышляя  о
благе  вверенной   Нам   Богом   Державы,  Мы  при   непременном  сохранении
незыблемости основных Законов Империи, полагаем задачу правления в неусыпной
заботливости  о потребностях страны,  различая действительно соответствующее
интересам   народа   от   нередко   навеянных   ошибочными   и   преходящими
обстоятельствами  стремлений. Когда же потребность  той или другой  перемены
оказывается назревшей, то к совершению ее Мы считаем необходимым приступить,
хотя  бы  намеченное  преобразование  вызывало  внесение в  законодательство
существенных нововведений .
     2. Правительственное сообщение
     ...Осенью  текущего  года происходили  в Петербурге  собрания некоторых
гласных разных губернских земств, выразившие ряд пожеланий о  необходимости,
по  мнению участников  их, реформ внутреннего управления Империей. Пожелания
эти сделались предметом обсуждения в печати, различных созывавшихся для сего
или  по  иным  поводам  собраний,  а  также,  вопреки   требованиям  закона,
обсуждались в заседаниях некоторых городских дум и земских собраний. Земские
и городские управления  и  всякого  рода учреждения  обязаны  не выходить из
пределов,  предоставленных  их  ведению  и  не  касаться  тех  вопросов,  на
обсуждение  которых  они  не  имеют законного  полномочия;  председатели  же
общественных  собраний  за допущение в них  обсуждения, не относящихся  к их
ведению вопросов общегосударственного свойства, подлежат  ответственности на
основании действующих законов. Органы печати при трезвом отношении к текущим
событиям  и  при  сознании лежащей на них ответственности,  должны  со своей
стороны внести необходимое успокоение в общественную  жизнь,  уклонившуюся в
последнее время от правильного течения .
     - И это в  разгаре того момента, - продолжает Белоконский, - когда
чуть не  вся  страна  была  объята  страстным  стремлением  к избавлению  от
полицейско-бюрократического режима!  Что  должно было  получиться  от шлюза,
поставленного против  широкого и  глубокого, хотя еще  совершенно  мирного в
смысле требований и пожеланий освободительного течения? Конечно, напор этого
течения  неминуемо  должен  был уничтожить этот шлюз  и вырваться уже в виде
бурного неудержимого потока.

     Так оно и случилось в 1905 году.

     В  феврале  1905 года собрался 2-й земский  съезд. Обсуждали,  можно ли
считать  Указ  царя от  12 декабря подлинным  началом проведения либеральной
программы,  не  обращая  внимания  на  правительственное  сообщение?  Решили
разработать  свою программу создания  Народного представительства.  Поручили
это дело оргбюро земских съездов для доклада на следующем съезде, намеченным
на  конец апреля.  В составе бюро к этому времени,  кроме Шипова,  оказались
исключительно члены большинства 1-го, ноябрьского съезда 1904 года.
     Беседа
     Так назвало себя  некое весьма  малочисленное  сообщество,  возникшее в
начале  активного   Земского   движения,   практически   неизвестное   своим
современникам.  Оно  не  удостоилось   упоминания  ни  в  Большой  Советской
Энциклопедии, ни в Политической, Исторической и Литературной  энциклопедиях.
Изданный в 2002  году Большой  Энциклопедический Словарь уделил  ему  четыре
коротеньких строчки.  Вот они: "Беседа", одно из первых  объединений земских
деятелей (Москва,  1899-1905).  Обсуждала  земские  и  политические вопросы.
Через  газету  Право  и  другие либеральные  издания  пропагандировала  идею
конституционализма .
     Немногим подробнее пишет о Беседе уже  известный нам участник и историк
Земского движения И.П. Белоконский в своей книге:
     - Закончим  наши  сведения о земском движении в конце XIX столетия
сообщением, что в самом конце 90-х годов по инициативе  князей Петра и Павла
Дмитриевичей Долгоруких был образован кружок  под названием Беседа . Сначала
в  нем обсуждали лишь исключительно земские вопросы. А потом и политические.
Когда  в  Беседе преобладающим  сделалось  конституционное направление,  все
неконституционные элементы ушли. Названный кружок играл видную роль почти до
1904   г.,   когда  начались   регулярные  Земские   съезды.  Беседа  близко
соприкасалась  с  журналом  Право  ,  результатом  чего  было  издание таких
серьезных книг  и сборников, как  Мелкая земская единица , изданная князьями
Д.И. Шаховским и Петром Дмитриевичем  Долгоруковым, Нужды деревни - изданная
И.Н. Петрункевичем и кн. П.Д. Долгоруковым.
     Свидетельство  не только  весьма краткое, но и неточное, поверхностное.
Оно и понятно. Сын врача, Белоконский, не  мог, как  мы узнаем  дальше, быть
хорошо  информированным о  характере Беседы . Всего лишь  кружок?  О,  нет -
далеко не  так! Значительно  серьезнее (хотя и тоже  краткая) запись в книге
современного историка  В.В. Леонтовича  История либерализма в России (пер. с
немецкого, М.,  1995). Там,  в  частности, есть такая фраза: Но главное было
создание  хоть  и  самой  примитивной,  но  все же  организации, позволявшей
вступать друг с другом в связь представителям общественности... По-видимому,
он  пользовался  воспоминаниями  члена Беседы  ,  одного  из лидеров  партии
кадетов,  депутата  двух  созывов  Государственной  думы  (1907-1917  годы),
эмигранта Василия Алексеевича Маклакова (1869-1957).
     Уважаемый   читатель,   я   совершенно   согласен    с   заключительным
предположением автора этих воспоминаний  о том, что  Исторический  интерес к
ней ( Беседе  - Л.О.)  остался и  может быть  когда-нибудь  еще возрастет...
Более того,  я  убежден,  что этот  интерес сыграет  свою роль  в позитивной
эволюции российского (а может быть и не только российского) государственного
устройства. Поэтому позволю себе поместить здесь воспоминания В.А. Маклакова
полностью,  как  они  представлены  в его книге Власть  и общественность  на
закате старой России (Париж, 1936 год). Вот эти воспоминания:
     О Беседе я хочу припомнить  еще и  потому, что о  ней мало знают; когда
она имела значение, говорить о ней вслух было нельзя; после 1905 года, когда
говорить обо  всем  стало можно, свое значение  она потеряла. На  собрании в
Париже, в память П.Д. Долгорукова П.Н. Милюков  в своей речи сказал о Беседе
несколько  слов,   которые  показали,  что  даже   он,   несмотря   на  свою
осведомленность  в русской общественной  жизни, имел о Беседе самое неточное
представление.   Рассматриваемая   через   призму   позднейших  политических
настроений Беседа стала мало понятна  как организация  бледная, не яркая; ее
интерес был в том, что она была типичным образчиком тех забытых общественных
настроений, которые существовали, но не успели развиться. Существование их и
их неудача объясняет многое  в ходе нашей истории. Беседу стоит припомнить и
потому, что деятели ее вымирают; а люди, которые  знают ее  лучше,  чем я, о
ней не говорят.
     Беседа  , кружок,  основанный  в  начале 90-х  годов,  сначала на почве
просто  личных  знакомств, в известный момент превратилась  в организованный
центр избранных общественных  деятелей.  Внешним  проявлением ее жизни  было
издательство.  Кружком был  выпущен  ряд  сборников  определенного  идейного
содержания: об  аграрном  вопросе,  об  основах  местного  самоуправления, о
конституционном устройстве различных стран и т.д. Издания  сообщали полезные
сведения и будили  определенные интересы. По условиям времени кружок не имел
права   ставить   на   изданиях   свое  имя.  Это   произошло  позднее,  при
Святополк-Мирском,  и  доставило  некоторым  членам  кружка  наивную радость
увидеть  на книгах родное слово Беседа . До  этого все  книги  выходили  как
личные издания отдельных членов.
     Главное   значение  Беседы  было  не  в  издательстве,  а   в   зачатке
организации. Беседа  связывала многих  крупных  общественных  деятелей  всей
России.  Почти  все  губернии  имели  в  ней  своих  представителей.  В  ней
сосредоточивались сведения и о том, как шла жизнь на местах, и о том, что ей
грозит  сверху;  из  Беседы  могла   вдохновляться  и  местная  общественная
деятельность. Раньше, чем в  России образовались легальные партии, передовая
общественность уже получила в Беседе свой объединяющий и направляющий центр.
     Я говорю передовая общественность ; более точно  ее определить было  бы
трудно.  Беседа  не хотела быть партией  с  определенной  программой;  в ней
уживались  и конституционалисты, будущие столпы кадетской  партии,  Головин,
Кокошкины,  Долгоруковы, Шаховские и последние рыцари Самодержавия: Хомяков,
Стахович,  Шипов. Характерно для Беседы  было  то,  что в ней,  как  во всем
русском   обществе    этого   времени,   передовые   направления   не   были
дифференцированы.  Только  Освободительное Движение  занялось  рассаживанием
людей по определенным  программам и стало клеймить как отсталых тех, кто  не
настаивал на конституции и  четырехвостке (всеобщие, прямые, равные и тайные
выборы  - Л.О.).  Беседа  шла иною дорогой. В ней не было стремления друг от
друга  отмежеваться .  По позднейшим взглядам на вещи,  в этом  был  признак
незрелости, но в ней это проводилось сознательно. Беседа понимала наличность
в ее  среде коренных разномыслей. Еще до меня там был раз поставлен вопрос о
Самодержавии  и конституции.  Я  познакомился с этим по  протоколам. В  этом
споре  схватились лучшие силы того и другого лагеря. Конечно,  Самодержавие,
которое защищали некоторые члены Беседы , имело мало общего с тем, что в это
печальное время Самодержавие  из  себя представляло.  Но  все же  были люди,
которые с  ним не  только  мирились, но  стояли  за  него,  как за  наиболее
подходящую  для России  форму правления. И что знаменательно: после горячего
обмена мнений, занявшего  не одно заседание, Беседа  на этом не развалилась;
то, что членов  ее объединяло,  казалось  им  сильнее этого  принципиального
разномыслия.
     Почвой,  которая  соединяла  всех  членов  Беседы  и  давала  им  право
причислять себя к передовой  русской общественности,  была преданность  идее
самоуправления . Это было condition  sine qua non принадлежности к  ней; эта
идея отличала  всех ее  членов  от  официального Самодержавия. Но вне  этого
признака  все  мнения  были  свободны.  Беседа  покрывала  и  последователей
славянофильства,  мечтавших о Самодержавном  Царе  при  свободной  земле,  и
сторонников народоправства, парламентаризма,  где  Монарх  царствует,  а  не
управляет. Оба  эти  направления чувствовали себя друг к другу  ближе, чем к
официальному Самодержавию.
     В Беседе был еще характерный признак.  Чтобы быть членом  Беседы , надо
было  не только стоять за самоуправление  в теории,  нужно было  служить ему
своей  практической деятельностью  в городском или земском самоуправлении. В
этом  отношении   Беседа  была  старомодна;   она  не  пускала  к   себе  ни
исключительных теоретиков,  интеллигентов в чистом  их  виде, ни даже третий
элемент земства.  Интеллигенты, писатели и журналисты могли писать те статьи
и книги, которые издавали члены Беседы , но в составе Беседы их не было. Это
проводилось   умышленно.   Беседа  хотела  стоять  на   почве   практической
деятельности  и опыта, не хотела засилья интеллигентского доктринерства; она
не включала в  свою среду и третьего элемента  земских  служащих,  считая их
органами   земского  управления,  а   не  самоуправления.   В   Беседе  были
исключительно выборные лица - предводители дворянства,  председатели и члены
земских  управ или просто видные земцы;  они  практически выражали  в России
идею самоуправления. Это условие придавало Беседе определенный характер; она
была составлена из лиц сравнительно обеспеченных, по позднейшей терминологии
была собранием цензовиков, носила буржуазный характер.
     В  эту Беседу мне суждено было войти в качестве ее секретаря. Для меня,
как я  узнал после,  было сделано  исключение.  Я  не  был  ни городским, ни
земским работником, был исключительно  адвокатом, т.е. только интеллигентом.
Но в свое время приглашение меня не удивило; я  был лично дружен  и близок с
большинством ее  тогдашних участников. Эти ли личные отношения,  или то, что
незадолго  до   этого  мне,   того  не  подозревая,  пришлось  поработать  в
Сельскохозяйственном Комитете вместе  с некоторыми членами Беседы ,  или то,
что за  отъездом одного  из  ее членов на  Дальний Восток  Беседе  нужен был
секретарь и я был приглашен как бы  в качестве третьего элемента , но только
я был принят в число ее членов.
     Беседа оставила во мне самые лучшие воспоминания. Не потому только, что
с ней  связаны впечатления  моей  личной политической молодости; была молода
она сама, хотя в ней  были люди  и старого поколения.  Она до  самого  конца
олицетворяла молодость  русской либеральной  общественности. В  ней были еще
живы и  сильны  те иллюзии на безболезненное  и  мирное  обновление  России,
которые позднее  ослабели. Она не потеряла еще веры  во власть и  была полна
веры  в  русское  общество.  По  самому  составу  она  принадлежала к  среде
избранных лиц, к тем, кого сейчас называют  элитой .  Своей избранностью она
дорожила   и  не   стремилась  демократизоваться   .  Даже,  поскольку   она
претендовала направлять  общественно  мнение, она обращалась  только к людям
культурным  и зрелым, и распространяла только серьезную, не  всем  доступную
литературу. В народных массах она не имела ни малейшей опоры; в этом была ее
слабость, но и одна  из причин ее  своеобразного  обаяния.  Она  в известной
степени  была отгорожена от  увлечений широкого общества, оставалась  вполне
независимой; в  ней не  было  ни следа демагогии или искания популярности. В
ней  думали и говорили  о пользе  народа,  а не о воле народа .  В ней  были
серьезность, терпимость и  уважение к несогласным  она не упрощала вопросов,
не старалась  бросать лозунги, соблазнительные для  народа . В ней было мало
приемов позднейшей политики .
     Исторический  интерес  Беседы  в  том и  заключается, что  она  как  бы
зафиксировала один из этапов в развитии русской  общественности,  когда  эта
общественность еще не забыла традиций 60-х  годов, помнила  о сотрудничестве
власти и общества и  готовилась именно к этому.  Как бы  отрицательно  члены
Беседы  ни  относились  к  политическому курсу  современной  России,  они не
мечтали о Революции, не видели в ней способа восстановить законность и право
. Они по происхождению были сами  связаны с правящим  классом,  не прерывали
близости  с представителями власти, верили в то, что без  катаклизмов власть
может пойти по пути соглашения  с обществом. По традиции на собраниях Беседы
первый день посвящался  тому,  что шутливо называлось собиранием  сплетен  ,
т.е.  информированию  о том,  что  не  всем  было доступно,  что  делалось и
предполагалось за кулисами власти. Беседа была по составу верхушкой русского
общества,  но  будущее России  она видела  не  в сохранении  своих  выгод  и
привилегий  и   не  в  аристократической  или  капиталистической  олигархии.
Продолжая традиции  60-х годов,  эту будущность  они  видели  в  земстве, не
предрешая формы того, как сложится русский государственный строй.
     Беседа  осталась  верна  этим  старомодным понятиям  даже тогда,  когда
вокруг  нее  забушевало  Освободительное Движение  и  выбросило  свои  новые
лозунги  . Многие из членов Беседы примкнули тогда к другим более активным и
определенным    организациям,    к   Союзу    Освобождения   ,    к   группе
земцев-конституционалистов  и др. Беседа осталась для  них местом  встречи с
теми, от кого они уже отошли, но с кем пока врагами не стали. Здесь была еще
возможность спора  о  том,  что уже  считалось  решенным в  освобожденческом
лагере.  Беседа  ,  создавшаяся  в эпоху,  когда  либерализм  был  еще  весь
государственным, а не военным (наверное, точнее  - воинствующим  - Л.О.)  не
могла, не распавшись, пойти за новыми настроениями. Она от событий отстала и
стала собираться все реже.
     Когда в самом конце Освободительного Движения дифференциация передового
земского  лагеря пошла дальше,  члены  Беседы  оказались во враждебных  друг
другу  политических партиях: кадетской,  октябристской,  националистической,
которые  повели  между собой  борьбу,  примирившись  только  перед крушением
России,  в  эпоху эфемерного  прогрессивного блока; тогда Беседа заглохла  и
умерла  естественной смертью. После  17 октября она ни  разу  не собиралась;
архивы ее до последних дней хранились у меня, пока их не взял для разработки
один из старейших членов Беседы . Исторический интерес к ней остался и может
быть когда-нибудь еще возрастет,  но политическая роль ее была уже окончена.
Ей нечего было делать.
     Беседа относилась к  тому  времени,  когда стала  пробуждаться  земская
среда и она  вдохновляла воскресавший  земский либерализм. Беседа давала ему
элементарную идеологию,  и  стремилась вернуть земство  к той  роли, которая
была ему предназначена в 60-х годах. На ней лежал отпечаток этого времени, и
для ее процветания нужна была тогдашняя атмосфера.
     После  1905  года   для   нее  уже  не  было   почвы.   Но  при  начале
Освободительного Движения  она  была  еще  типична  для передового  русского
земства .

     ***

     Уважаемый читатель, в заключение этого раздела хочу представить простой
ориентировочный  расчет, характеризующий  динамику образования Беседы  . Его
результат нам еще  пригодится. Согласно  справке  И.П. Белоконского,  начало
образования Беседы нужно отнести к концу 90-х  годов XIX века. В этом начале
фигурируют  только  два человека  - братья  Долгорукие.  Сколько  же  членов
насчитывала Беседа  в конце своего существования, т.е. в 1905  году? Никакой
цифры  не называет даже Маклаков.  Но у него есть  фраза: Почти все губернии
имели  в  ней  своих  представителей  .  Согласно  росписи  числа  депутатов
Государственной думы, избираемых от каждой губернии от 6 августа  1906 года,
в  европейской части  России  (без  Польши,  Кавказа и  Сибири) числилась 51
губерния. Та  же цифра  называется для конца 60-х  годов. Так  что,  если мы
примем,  что под  выражением Почти все губернии... можно считать хотя бы  40
губерний, то заведомо не преувеличим число губерний, представленных в Беседе
в 1905 году.
     Но  сколько членов Беседы  , хотя  бы в  среднем, приходилось  на  одну
губернию? Определенной цифры у Маклакова  тоже нет, но есть фраза: в  Беседе
были исключительно выборные лица -  предводители  дворянства, председатели и
члены   земских   управ  или  просто  видные   земцы  .  Оставим  в  стороне
неопределенных  видных  земцев  . Зато число остальных  кандидатов  в  члены
Беседы  нам  хорошо  известно: один предводитель дворянства  и семь человек,
образующих  губернскую  земскую управу,  включая  ее председателя. Итого 8 в
каждой губернии. Я думаю, что мы вправе предположить, что в  среднем на одну
губернию  приходилось по  2 члена Беседы . Весьма  вероятно, что  эта  цифра
занижена. 2  х  40 = 80.  Таким  образом, получается, что к 1905 году Беседа
объединяла не менее 80-ти видных общественных деятелей. За пять лет  от двух
человек до восьмидесяти! Такова динамика.
     Если вспомнить сколь строгие требования предъявлялись к членам Беседы ,
становится  ясно,  что  все  они  принимались в  индивидуальном порядке  при
наличии  очень  надежной   рекомендации   или  после  тщательного   изучения
гражданской ориентации,  а  также  опыта  земской работы,  деловых и  личных
качеств каждого кандидата. Такой способ отбора сотрудников некой организации
(или предприятия) именуется  кооптацией .



     Союз Освобождения и Милюков
     Уважаемый  читатель,  сейчас к нашему  диалогу присоединится  еще  один
собеседник,  чья  роль  в Российской  истории была  не  меньше, чем  Шипова.
Человек сильной воли, честолюбивый, образованный, превосходный оратор. Это -
Милюков,  профессор,  историк и  публицист. Пока  он  мчится на  почтовых  с
глубоким  волнением оглядывая  бескрайние просторы покинутой  10  лет  назад
родины, познакомимся с его корнями и опытом заграничных путешествий.
     Милюков Павел Николаевич (1859-1943)
     Интеллигентная семья. Отец - архитектор, тоже профессор. В 1882 г. П.Н.
заканчивает Московский  Университет.  С 1886  г. - приват-доцент  на кафедре
русской истории МГУ.  В 1892 г.  защищает диссертацию на звание магистра.  В
1894 г.  за  связь со студенческим антиправительственным движением уволен из
Университета и выслан  в  Рязань.  Вскоре уезжает  за границу. Путешествует,
повсюду  жадно  знакомится   с   историей,  государственным   устройством  и
политической   жизнью   посещаемых  им  стран.  В  Софийском   и   Чикагском
университетах читает лекции по русской истории. В Америке выходят его книги.
В Лондоне  встречается  с Лениным, во Франции сближается с Петром Струве и с
самого начала  участвует  в  создании  им журнала  Освобождение  . В  Россию
возвращается 22 апреля 1905 года.
     Петр  Струве  не  примет  участия  в  нашем  диалоге. Но  основанный  и
редактируемый им журнал будет играть важную роль в течение  первых трех  лет
рассматриваемого нами отрезка истории  российской  интеллигенции. 18  апреля
1902 года  в Штутгарте выходит первый номер журнала Освобождение . Вслед  за
передовой  в  нем помещены  две  статьи: От  русских  конституционалистов  и
Открытое  письмо , подписанное  группой видных русских земцев. Нет сомнения,
что  душа  журнала  будет  принадлежать  именно  им. Земцы  же  организовали
нелегальную сеть распространения журнала по всей Росси.
     Уже  знакомый  нам собеседник, И.П. Белоконский, в своей книге приводит
из первой названой выше статьи:
     Отличие нашего органа от других заграничных изданий заключается  в том,
что мы предполагаем  объединить  группы русского общества, которые  не имеют
возможности  найти исход  своему возмущенному чувству  ни в  классовой, ни в
революционной  борьбе.   Мы  желаем  выражать   исключительно   бессословное
общественное мнение  и на  него опираться... И далее:  ...историческая  роль
первого организованного представителя русского общественного мнения выпадает
на долю земства  и земские люди обязаны сделать все от них зависящее,  чтобы
выполнить  свою ответственную  роль  так, чтобы  ни  на  минуту  не лишиться
нравственного права на действительное представительство общественного мнения
.
     - Я  полагаю,  что  это   требование  можно  отнести  и   к  любой
политической  партии.   Но  что  означает  нравственное  право   ?  Наверное
честность, открытость и бескорыстие... А ты как думаешь, мой читатель?
     О  своем  возвращении  на  родину  Павел  Николаевич  Милюков  в  своих
Воспоминаниях пишет так:
     - Потеряв  репутацию начинающего  историка, с которой я  уезжал из
России, я возвращался домой с  репутацией начинающего политического деятеля.
Перемена произошла  постепенно, но  она  была неизбежна в моем положении. За
границей я оказался в роли наблюдателя политической жизни и внешней политики
демократических  государств.  А дома происходили события, которые  требовали
применения этих  наблюдений - и  требовали именно от меня, так  как  русских
наблюдателей было очень мало.
     - Вы  уверены,  Павел Николаевич,  что Россия с  ее  незыблемым  в
течение  трех  столетий  самодержавием,  готова к усвоению опыта  зарубежной
демократии? Милюков отвечает:
     - Дворянский либерализм 60-х годов XIX века после введения земства
и  появления  свободных либеральных  профессий  выработал  систему  реальной
практической политики. Со  своей  стороны  социалисты убедились, что русский
народ - не прирожденный социалист, и что государство не разрушится от одного
заклинания народного  духа. Государством надо овладеть; политическая реформа
должна    предшествовать    социальной...    Психология     побежденных    и
разочаровавшихся  революционеров-социалистов  80-х  и  90-х  годов  прошлого
столетия шла навстречу этому выводу.
     - Аргументация Ваша не очень  убедительна. Политическая реформа  в
направление  демократии  из  этой  аргументации  не  вытекает.  И что  такое
практическая политика ?
     - Я  не выбирал  точно политической позиции, - пишет Милюков, - на
которой  остановлюсь, но  считал  несомненным,  что только на почве  мирного
соглашения либералов с революционерами революция может удасться и достигнуть
своей  ближайшей цели  - политической  свободы. Я думал, что  занятая мной в
Освобождении позиция окажется для этого достаточно левой.
     - Вы уверены,  П.Н.,  что без революции нельзя добиться свободы. А
готова ли Россия  к революции?  И  возможно ли мирное соглашение либералов с
революционерами?  Я  в   этом  сомневаюсь,  но...  посмотрим,  как  оно  все
образуется...
     В своих  Воспоминаниях Милюков  описывает  то, что  он нашел в России в
конце апреля 1905 года:
     - Растерянное  правительство   продолжало  быть  связано  в  своих
попытках пойти навстречу хотя бы более умеренной части общества непреклонной
волей монарха, которого поддерживали фавориты-реакционеры (Победоносцев, кн.
Мещерский и др.).
     Революционное движение не  успело  далеко проникнуть  в массы; его роль
заменяла      симуляция   революции   интеллигентами(?)...  Первые   попытки
социалистических течений организоваться  в партии не  успели  еще выработать
своих программ - и уже раскололись по вопросам тактики. Основное расхождение
произошло между ветеранами народнического течения,  искавшими (теоретически)
опоры  в  крестьянстве  и  молодым течением марксизма, не покончившим споров
между легальными  и  нелегальными  и уже  готовым разделиться  внутри  самих
нелегальных .
       Общество    в  более  широком  смысле  было,  несомненно,  объединено
приподнятым  настроением,  но  не   успело   еще   распределиться  на  более
определенные  группы и не разобралось в реальном значении лозунгов все более
левых.
     Какие еще свежие воспоминания, мысли, надежды занимают в эти дни далеко
не заурядный  ум Милюкова? Вот  политическая программа,  записанная в тех же
Воспоминаниях  . Она была подготовлена  еще в  Париже  для  опубликования  в
журнале Освобождение :
     личная свобода, гарантированная независимым судом, равенство всех перед
законом,  основные  политические  права  и как  первый  шаг  -  бессословное
народное  представительство  в постоянно  действующем и ежегодно  созываемом
учреждении  с  правами  высшего  контроля   законодательства  и  утверждения
бюджета.
     Первые шаги:
     1. Односторонний  акт  верховной  власти,  утверждающий Высочайшей
волей   все    упомянутые   предпосылки    политической    свободы,   отмена
административных  распоряжений и  восстановление  границ  закона  и  широкая
амнистия. Все это должно быть объявлено в форме Высочайшего манифеста.
     2. Создание    учредительного    органа   ,    составленного    из
представителей    земского   самоуправления   и   дополненного   элементами,
недостаточно  в  нем  представленными.  На  его  обязанности  должно  лежать
составление избирательного закона...
     - Не многовато  ли, Павел  Николаевич? Все сразу:  и  политические
права, и народное представительство, и учредительный  орган для  составления
избирательного  закона.  Не рано ли для России, где подавляющее  большинство
населения (крестьяне) видит в лице царя посланника Божьего?
     Сопоставляя  программу Милюкова с приведенной в  главе  2 формулировкой
10-го  пункта тезисов 1-го Земского  съезда,  легко усмотреть,  что  надежды
Милюкова  в апреле  1905  года совпадают с  мнением радикального большинства
съезда,  собиравшегося в  России  полугодом  раньше. Но,  может быть,  и там
слишком поторопились? Все то же интеллигентское нетерпение!
     Вместе  с тем у Милюкова, так  же  как и  у  депутатов съезда, нет  еще
представления о том, кем и как будут  избираться (или назначаться?) народные
представители.  Впрочем,   он  упоминает,  что  учредительный  орган  должен
составляться  из представителей земского самоуправления,  что, как мы узнаем
далее,  совпадает  с  мнением   нашего  друга  Шипова.  Более  того:   слова
дополненного элементами, недостаточно в нем представленными означают  то же,
что и предлагаемая Шиповым кооптация .
     Вопрос  законотворчества  большинством земского  съезда  был  поставлен
резче ( Законодательная власть ), чем у Милюкова ( контроль законодательства
). На эту важнейшую  прерогативу Государя Павел Николаевич еще  не  решается
поднять руку.  Ни в решениях  земского съезда,  ни в программе Милюкова  нет
слова  конституция   и   предполагается,   что  все   преобразования   будут
осуществляться Высочайшей волей . Странная наивность -  полагать, что весьма
существенные ограничения Высочайшей  власти  будут осуществляться Высочайшей
волей !..
     Наверное, во  время долгой своей дороги Милюков вспоминает, как в конце
июля 1903  года  10 человек земцев и 10 просто интеллигентов , встретившиеся
под видом туристической поездки в  Швейцарии, приняли решение  о создании  в
России Союза  Освобождения .  Было  ли им ясно -  освобождение  от чего:  от
административного произвола, от полицейского надзора  или от Самодержавия? В
последнем случае это, в ту  пору, означало не республику, а  Конституционную
Монархию,  как это  было  провозглашено  учредителями  Союза Освобождения  ,
собравшимися в  начале  января  1904 года из  20-ти  городов под  прикрытием
съезда по техническому образованию в Харькове.
     Союз   образовался   слиянием   двух   групп   общественных   деятелей:
земцы-интернационалисты и интеллигенты (как они себя  называли). В избранный
тогда же  Совет Союза  Освобождения вошли представители обеих групп поровну.
Председателем Совета был избран один из лидеров земского движения Иван Ильич
Петрункевич.  В  вопросе о конституции Союз Освобождения обогнал земцев, но,
упомянув в  своем решении  всеобщее избирательное право , не уточнил, что же
предполагается выбирать.
     Милюков рассказывает,  как Петрункевич  беседовал с Витте и пытался ему
доказать, что  правительство должно будет уступить и принять конституционный
строй взамен самодержавия . На это Витте отвечал авторитетно и убежденно: Вы
не принимаете в расчет, во-первых, что Государь относится к самодержавию как
к своему долгу,  как к  догмату веры,  которого он ни  в  целом, ни  в части
уступить  кому  бы  то ни было не  может.  Это -  его вера и вы бессильны ее
изменить.  Во-вторых, общество русское не настолько сильно, чтобы вступить в
борьбу с самодержавием... крестьянство будет на стороне самодержавия .
     Еще  во  время харьковского  учредительного  съезда была сформулирована
сущность Союза. Она выглядит так:
     Союз Освобождения ставит  своей первой  и главной целью -  политическое
освобождение России. Считая  политическую свободу, даже в  самых минимальных
ее  пределах,  совершенно  несовместимой  с  абсолютным  характером  русской
монархии, Союз будет добиваться, прежде  всего,  уничтожения самодержавия  и
установления в России конституционного  режима.  При  определении конкретных
форм, в которых конституционный режим может быть осуществлен в России,  Союз
Освобождения употребит все усилия, чтобы политическая проблема была решена в
духе широкого демократизма и, прежде всего, признает существенно необходимым
положить в основание политической реформы принцип всеобщей, равной, тайной и
прямой подачи голосов.
     Отдадим  должное скромности авторов документа по поводу конкретных форм
конституционного   режима.    Это   означает,   в   частности,   возможность
Конституционной Монархии (самодержавие и монархия - далеко не одно и то же).
А дальше? Я понимаю горячее желание интеллигентов того времени реализовать в
России принципы западной демократии  в полном объеме. Но подумайте, господа,
подходит ли для такой  посадки российская почва? Значит -  всеобщая, равная,
тайна и  прямая подача  голосов! Относительно  всеобщей,  равной  (для  всех
сословий)  и  тайной - не возражаю. Но прямая?!  То есть все граждане страны
выбирают напрямую  депутатов парламента (Государственной Думы). Популярность
всей четверки требований при голосовании в интеллигентной среде была такова,
что ее даже шутливо-ласково наименовали четырехвосткой .
     Однако  представьте  себе,  уважаемые  либералы,  реальную  ситуацию  в
России. На ее бескрайних просторах, без сколько-нибудь доступной связи между
ними, проживает около 150  миллионов человек крестьянского населения (четыре
пятых этого множества  - неграмотны). Не считая  женщин и детей, не менее 50
миллионов  человек  должны принять участие в выборах.  Для простоты подсчета
принимаю,  что  в России  50  губерний - в среднем по миллиону избирателей в
каждой. Примем, также в среднем, что в  губернии 12 уездов.  В каждом  уезде
получается около 80 тысяч избирателей. Всего по России 12 х 50 = 600 уездов.
Если в каждом уезде  выберут хотя бы  по одному депутату, в Думе их окажется
600 человек.  Больше  некуда!  Теперь представьте себе,  господа, как эти 80
тысяч, в основном  неграмотных крестьян,  отыщут представляющего их интересы
кандидата в депутаты. Это же - чистой воды утопия!
     Вот - Ахилесова пята российской интеллигенции: прекрасные мечты и планы
не сопоставляются с реальной возможностью их осуществления.
     Обратимся теперь к первым реальным действиям Союза Освобождения .
     20  октября 1904  годя, т.е.  еще за две недели до открытия 1-го съезда
председателей земских  управ,  Совет  Союза Освобождения принял  развернутое
решение, описывающее его ближайшие практические шаги. Это решение, с обычной
для  него  полнотой и подробностью, приводит в своей книге наш тот же ценный
свидетель И. Белоконский:
     ...1. Принять  самое  деятельное  участие  в   предстоящем  съезде
земских и  городских деятелей и употребить все силы, чтобы  направить его на
путь открытого заявления конституционных требований.
     2. Ввиду того,  что  20  ноября  исполняется сорокалетие  судебных
уставов, организовать в этот день  в  Петербурге, Москве и возможно  большем
числе других городов банкеты, на которых должны быть приняты конституционные
и демократические резолюции, составленные в самом решительном тоне.
     3. Через  своих  членов-земцев  поднять на предстоящих  уездных  и
губернских  земских собраниях вопрос  о введении  в  России конституционного
строя  и необходимости созыва для  этой цели Народного представительства  на
широко-демократической основе.
     4. Начать агитацию  за  образование  союзов  адвокатов, инженеров,
профессоров,  писателей и других лиц либеральных  профессий, организацию  их
съездов, выбора ими постоянных бюро и  объединение этих  бюро в  единый Союз
Советов.
     5. Он  должен  установить  организационные  связи  с  центральными
учреждениями  всех левых политических партий, выработать  общую платформу  и
явиться в некотором роде предпарламентом .
     Самым  реальным  и  привлекательным  для   широких  кругов  либеральной
интеллигенции в этом решении был  2-ой пункт - о  банкетах. Прокатившаяся по
всей  России  волна  этих  своеобразных  мероприятий  впоследствии  получила
наименование Банкетной кампании  . Смысл кампании  был в  противопоставлении
готовности земцев  к сотрудничеству  с  властями  и  призыва Совета Союзов в
самом  решительном тоне выразить в резолюциях конституционно-демократические
намерения. (Не странно ли - резолюция банкета ? Невольно возникает мысль: не
придает  ли  участникам  банкета решительности  неизбежная  в  этом  случае,
специфическая ресторанная обстановка ?)
     Отклик на призыв Совета Союза  Освобождения был весьма внушительным. По
данным современного исследователя О.А. Курсеевой (книга Земский либерализм в
провинциях на рубеже XIX и XX веков , Уфа, 2003 г.), уже 5-го ноября 1904 г.
в Саратове состоялся первый банкет для широкого круга общественности города.
В  решении банкета  выражается надежда на то,  что назначенный  на следующий
день  земский  съезд  потребует  создания Народного представительства. 20-го
ноября  там  же  состоялся  специальный  юридический   банкет  ,  устроенный
саратовской  адвокатурой  (повод  ведь  -  судебные  уставы).  Как  сообщает
Курсеева, банкет этот начался  в 9 часов вечера  и  продолжался до 4-х часов
утра. На  нем  присутствовало  700  человек(!).  В  его  решении  фигурирует
требование созыва  Народного представительства. По данным того же автора: До
начала революции, согласно сведениям департамента полиции, прошло  более 120
собраний и банкетов, в которых участвовало около 50-ти тысяч человек.
     20  ноября  состоялся   и  грандиозный   банкет  в  С.-Петербурге.  Его
председателем был В.Г. Короленко.
     Снова Шипов
     Уважаемый  читатель,  в нижеследующей, пожалуй, наибольшей  части  этой
главы,  вопреки ее названию, будет свидетельствовать Шипов,  а не Милюков. В
этом есть свой смысл. Милюков вернулся в Россию лишь 22-го апреля 1905 года.
Чтобы понять и оценить его последующую деятельность, необходимо рассказать о
предшествовавших событиях начала этого года.
     Когда  я ознакомился  с бурной,  явно  антиправительственной  банкетной
кампанией, естественно  возник вопрос, как отреагировала на нее власть? Этот
вопрос я адресовал нашему старому знакомому Дмитрию Николаевичу  Шипову. Вот
что он пишет в своих Воспоминаниях :
     - Указ  и правительственное  сообщение  от  12  декабря 1904 г.  и
удаление  с поста  министра внутренних  дел Святополк-Мирского явились новым
подтверждением тому, что государственная власть не придает никакого значения
голосу  представителей общественной  среды,  не принимает во  внимание  рост
общественного  сознания  и  быстро  нарастающего  в  слоях  всего  населения
недовольства политической властью...
     Однако  сразу после  такого  вступления Шипов  приводит текст  царского
Указа  Сенату  от  18 февраля 1905 года. В нем можно  усмотреть определенное
понимание царем опасности складывающейся ситуации. Вот текст этого Указа:
     В   неустанном   попечении   об   усовершенствовании   государственного
благоустройства и улучшения народного  благосостояния Империи Мы признали за
благо облегчить  всем нашим верноподданым, радеющим об общей пользе и нуждах
государственных, возможность  быть  Нами услышанными. В виду сего повелеваем
возложить  на  состоящий  под  председательством  Нашим  Совет  министров...
рассмотрение  и  обсуждение  поступающих  на  имя  Наше  от  частных  лиц  и
учреждений видов и предположений  по вопросам, касающимся усовершенствования
государственного благоустройства и народного благосостояния .
     Полный текст опубликованного в тот же день Высочайшего рескрипта на имя
министра внутренних дел  Булыгина (сменившего Святополк-Мирского) поместил в
свою книгу все тот же неутомимый Белоконский. Вот этот текст:
     Преемственно  продолжая царственное  дело  венценосных  предков Моих  -
собирание и устроение земли русской, Я вознамерился отныне с Божьей  помощью
привлекать достойнейших, доверием народа  облеченных, избранных от населения
людей к  участию  в предварительной разработке и обсуждении  законодательных
предположений.  И  ныне,  предпринимая  сие  преобразование,  уверенный, что
знание  местных  потребностей,  жизненный опыт и разумное  откровенное слово
лучших выборных  людей обеспечит  плодотворность  законодательных  работ  на
истинную пользу народа, Я, вместе  с тем, предвижу всю сложность и трудность
проведения   сего  преобразования   в   жизнь   при  непременном  сохранении
незыблемости основных законов Империи. А посему Я признаю  за благо учредить
под Вашим  председательствованием  особое  совещание  для  обсуждения  путей
осуществления сей Моей  воли ( Булыгинское совещание - Л.О.). Да благословит
Господь  сие  благое  начинание  Мое и поможет Вам исполнить оное успешно на
благо Богом вверенного Мне народа .
     Шипов торопится на следующий же день послать Государю  благодарственный
адрес, в котором, в частности, говорится:
     Животворною  вестью пронеслась сегодня по  всей России выраженная Вашим
Императорским  Величеством в рескрипте на  имя  министра внутренних дел воля
Ваша, Государь, привлечь достойнейших, доверием народа облеченных, избранных
от населения  людей  к  участию в законодательной  работе ... (далее следует
многословная  благодарность  и  наконец:)...  Московское  губернское земское
собрание проникнуто сознанием, что призыв Вами, Государь, свободно избранных
представителей народа  укрепит единение  Верховной  Власти с землею  (т.е. с
Земством - Л.О.), обеспечит и плодотворность  законодательной работы, внесет
успокоение во внутреннюю жизнь нашу и восстановит в стране прочный порядок и
правильное течение общественной и государственной жизни .
     Надо отметить, что  в своем адресе  Шипов дважды упоминает избранных от
населения достойнейших представителей  народа, но обходит  полным молчанием,
словно  не замечает, настоятельного  предупреждения  о незыблемости основных
законов Империи,  в которых  ясно  и категорически  утверждается  абсолютный
характер российского Самодержавия...
     Между  прочим,  Маклаков  в  своей  книге  называет  еще  один,  третий
документ, будто бы появившийся того же  18 февраля 1905 года. Он его именует
манифестом и, хотя кратко, но категорически приписывает совсем иной характер
этому документу:
     - Манифест,   повторявший  в  иных   выражениях  Правительственное
сообщение  от  12   декабря  1904  года.  Освободительное   движение   опять
объявляется  мятежным  ,  дерзновенным  посягательством  на  основные  устои
Государства Российского .
     Ни текста этого манифеста, ни подтверждения его существования мне найти
не  удалось  (хотя  иных беспочвенных фантазий  у Маклакова я не  встречал).
Однако возможность появления такого  Манифеста следует  из рассмотрения двух
других надежных  документов, датированных  ненамного более поздним временем,
чем приведенные  выше. Наш надежный собеседник, Иван Белоконский  сообщает о
первом из них:
     - Однако в  апреле  1905  года  министр  внутренних  дел  разослал
губернаторам секретный циркуляр, в котором, в частности, говорится:
     ...Именной  указ от 18 февраля с.г. вместе с тем не  может быть толкуем
как основание для  земских и  городских учреждений, а равно и  для различных
Обществ  возбуждать  какие-либо  ходатайства по  предметам до  их ведения не
относящимся...  - Не препятствуя существующим общественным  и сословным
учреждениям    подвергать     своему    обсуждению    вопросы,    касающиеся
усовершенствования государственного  благоустройства  и улучшения  народного
благосостояния, надлежит, вместе с тем,  иметь наблюдение, чтобы  обсуждение
это  ни  в  чем   не  противоречило  началу  незыблемости  основных  законов
Империи... Сообразно сего  в занятиях земских, городских, сословных и других
учреждений  могут принимать участие лишь лица,  входящие в состав означенных
учреждений. Председательствующие  в заседаниях сих учреждений не имеют права
допускать  рассмотрение  вопросов,  по содержанию своему  не соответствующих
предуказанным  с  высоты  Престола преобразованиям, а  тем более стремящихся
подорвать  силу и значение  основных законов  Империи.  В  случае  нарушения
председательствующими  своих в этом  смысле обязанностей, они неукоснительно
должны привлекаться к законной ответственности.
     Вот как! Дошло дело и до ответственности! А Шипов  в своем адресе писал
что-то  о свободно избранных представителях... Но зато  язык, язык-то какой!
Так   и   видишь   себя   в   канцелярии   навытяжку    перед   разгневанным
столоначальником!
     А вот  и второй документик  . Это в наш разговор  с Шиповым вмешивается
все тот же Маклаков:
     - 25 июня  1905  года в Освобождении  опубликована мемория  Совета
министров по поводу Указа: Население империи пожелало широко воспользоваться
дарованным правом; частные  лица стали  группироваться  в  кружки,  публично
обсуждать указанные выше вопросы (это все о тех документах  от 18-го февраля
-  Л.О.);  то  же  самое  имеет  место  в  частных обществах и  в заседаниях
городских дум и земских собраниях, хотя закон до сих пор уполномочивал и тех
и  других  заявлять  ходатайства лишь  о местных пользах и  нуждах. Вопрос о
пределах и степени допустимости этих собраний и совещаний и объем дарованных
населению   прав  толкуется   местными   властями   очень   различно.  Враги
существующего порядка, без сомнения, не преминут в настоящем случае проявить
свою деятельность .
     Сопоставление   цитированных   документов   дает,  по   меньшей   мере,
достаточное  основание для  сомнения в  искренности заявления Николая  II  о
намерении призвать избранных от народа людей к участию в законотворчестве.
     Но вернемся к событиям, произошедшим  в первые недели после 18 февраля.
Благодарственный адрес с его животворной  вестью  , написанный Шиповым,  был
одобрен  в  заседании  Московского губернского земского собрания,  очередная
сессия которого происходила как раз в это время. В том же заседании собрание
постановило  избрать  комиссию  из  10  человек,  поручив  ей,  совместно  с
губернской  управой (это, в  отличие  от  губернской земской управы  - орган
чисто   административный,   подчиненный   губернатору)    составить   проект
предположений    по   вопросу   об    усовершенствовании    государственного
благоустройства   для  представления  его  в   Совет   министров,   согласно
Высочайшему Указу.  8  марта 1905 г. комиссия доложила этот  проект земскому
собранию. Он был  одобрен. В  проекте,  в  частности,  был  намечен  порядок
избрания народных  представителей. Четырем членам собрания,  включая Шипова,
было поручено доложить одобренный проект министру внутренних дел.
     10-го марта они выехали в  С.-Петербург. Одновременно с ними и с той же
целью по поручению Московской  городской Думы туда  направились:  московский
предводитель дворянства, князь П.Н. Трубецкой, и городской голова князь В.М.
Голицын. Обе делегации просили Булыгина  принять их одновременно. Но министр
принял отдельно депутацию  городскую,  а  земцам предложил явиться на  общий
прием.  Те обиделись и  уехали  в Москву,  оставив  письменное постановление
губернского земского собрания.
     - В то же время,  - пишет Шипов,  - все многочисленные ходатайства
земств  и  городов о  привлечении их  представителей  в  состав Булыгинского
совещания оставались не только без  удовлетворения, но  даже  без каких-либо
отзывов, и разработка  вопроса, имевшего целью организовать  тесное единение
власти с населением производилось обычным бюрократическим порядком...
     Такой  образ  действия  правительства  вызывал в  обществе  недоверие к
работе  аппарата   министра  внутренних  дел   и  пробудил  в  разнообразных
общественных  кругах  желание  выразить  свое  представление  об  основаниях
народного    представительства.   Организационное   бюро   земских   съездов
постановило созвать  22-го апреля  в  Москве  съезд  и  подготовить  к  нему
подробный доклад о порядке введения в жизнь представительного учреждения.
     Однако  подготовка  эта оказалась  делом не  простым. Мы знаем, что  на
ноябрьском 1904  года  земском  съезде  возникало  серьезное разногласие  по
поводу  будущих  полномочий  собрания Народных представителей. Тогда  весьма
убедительное  большинство  делегатов  съезда   (71  против  27)  великодушно
согласилось выступать  единым фронтом со своими оппонентами, в числе которых
был  и  Шипов.  Теперь  же разногласие  настолько обострилось, а  настроение
большинства  делегатов так изменилось, что Дмитрий Николаевич решил выйти из
состава бюро земских съездов. Вот как он мотивирует этот неожиданный для его
коллег поступок:
     - Разногласие, проявившееся в земском совещании в ноябре 1904 года
и имевшее в то время преимущественно принципиальный, теоретический характер,
при обсуждении вопроса об организации Народного представительства переходило
на  практическую  почву и приводило представителей двух  мнений к совершенно
различным   заключениям   об   основаниях  и   системе   избрания   народных
представителей.  Это условие побудило меня выйти из состава организационного
бюро   и   приступить   к    составлению   проекта   организации   Народного
представительства  в  согласии  с  основной  идеей  меньшинства  ноябрьского
совещания земских деятелей.
     В  написанной им брошюре Шипов счел  необходимым подробно изложить свою
систему взглядов. Такое изложение нам особенно интересно! Я от всей  души  и
от  вашего,  уважаемые  читатели, имени  поблагодарил Дмитрия  Николаевича и
решил  не только  поместить  здесь это довольно пространное изложение,  но и
обсудить  его  последовательно  -  раздел за  разделом. Первый тезис  Шипова
выглядит так (курсив Д.Н.):
     - Если в основу  государственного строя  полагается идея правовая,
т.е.  главным образом обеспечение личных прав  и  интересов  всех граждан, и
если источник государственной власти усматривается в  суверенном праве всего
населения  государства,  то  организация  избрания  народных  представителей
должна явиться  выражением принципа  народовластия и в основу  избирательной
системы логически  следует признать  правильным  положить  формулу всеобщей,
прямой, равной  и  тайной  подачи  голосов.  Но  выше  я  высказал  уже  мое
отрицательное отношение к идее народовластия... и эта идея  не могла служить
мне базисом для проектирования порядка избрания народных представителей.
     - Я совершенно согласен  с  Д.Н.  относительно народовластия. Но у
него не было возможности подкрепить свою позицию  нашим политическим опытом.
Поэтому  он   ссылается   на  профессора  Московского   Университета  Бориса
Николаевича  Чичерина  (1828-1904),  цитируя   важнейшие   постулаты  своего
уважаемого предшественника из  его книги  О  народном представительстве (М.,
1899 г.). Вот некоторые из них:
     Коренная ошибка учения о полновластии народа заключается в том, что оно
личную свободу,  личную волю человека полагает в основу  всего общественного
здания...  Но  человек не  только  существо  свободное;  он, вместе  с  тем,
существо  разумно-нравственное...  Человек  имеет права  потому,  что  имеет
обязанности...  он  обязан  служить государственной цели -  общему  благу...
Необходимое условие  государственной жизни  состоит в подчинении личной воли
другим, высшим началам .
     Но, разумеется, кроме  весьма  весомой ссылки у  Шипова  должна быть  и
собственная аргументация в пользу рассматриваемого тезиса. Вот она:
     - Всецело  разделяя приведенные мысли (Чичерина - Л.О.), я видел и
вижу  в Народном  представительстве лишь необходимое условие для  создания и
сохранения  всегда  живого  и  тесного  единения  государственной  власти  с
населением и  придерживаюсь  убеждения,  что Народное  представительство  по
составу своему должно явиться не представительством случайно сложившегося во
время   выборов   большинства  избирателей,  а  должно   служить  выражением
действительного направления и силы народного  духа и общественного сознания,
опираясь  на  которые  власть   только   и  может  получить  необходимый  ей
нравственный авторитет, а  веления ее будут  встречать живой и сочувственный
отклик в населении государства.
     - Ох,  как верно  Вы,  Дмитрий  Николаевич,  написали,  - случайно
сложившееся большинство . Но  ведь это основной способ решения всех вопросов
при  так  называемом  демократическом  государственном  строе!  Как   же  Вы
предлагаете обойтись без пресловутого большинства голосов ?
     - Чтобы  Народное  представительство  соответствовало   указанному
назначению, -  продолжает Шипов, - необходимо привлечь в состав его наиболее
зрелые  силы народа,  которые видели бы  в  предстоящей  им  деятельности не
осуществление   идеи  народовластия,   а  выполнение   возлагаемых   на  них
ответственных  обязанностей  в  устроении  и  развитии,  в  сотрудничестве с
верховной властью, государственной жизни, в целях обеспечения всем гражданам
достойного  человеческого существования  и установления  в  стране  условий,
благоприятствующих  не  только материальной,  но  и духовной жизни  людей  -
условий,  содействующих  как  политическому,  так  и  моральному  воспитанию
народа.
     - А  как  реализовать столь  строгое условие? И почему  Вы,  Д.Н.,
считаете, что большинство (на выборах) всегда бывает случайным?
     На второй вопрос у Шипова есть убедительный ответ:
     - В современном  конституционном  государстве  предполагается, что
каждый  гражданин  способен  судить  о  всех  вопросах,  которые  приходится
разрешать Народному представительству. Едва ли, однако, можно признать такое
предположение справедливым.  Для обсуждения  и правильного разрешения весьма
сложных вопросов  государственной жизни необходимо, чтобы  лица, входящие  в
состав Народного  представительства,  были достаточно  к  нему подготовлены,
обладали жизненным опытом и установившимся определенным миросозерцанием. Чем
менее просвещен человек умственно и духовно, тем с большей  самоуверенностью
и  легкомыслием  готов он разрешать  самые  сложные проблемы  жизни; (это  -
точно! И  во все времена  - Л.О.), чем б льшим развитием ума и духа обладает
человек, тем  осторожней осмотрительней  относится он  к вопросам  устроения
жизни личной и общественной.
     Чем менее сведущ и опытен человек в жизни и в деле государственном, тем
более он  склонен  к  восприятию  самых  крайних  политических  и социальных
увлечений (а  это - очень опасно - Л.О.); чем более человек имеет сведений и
жизненного опыта, тем более сознает он неосуществимость крайних учений.
     - Совершенно согласен! А как с первым вопросом? Каким  образом  Вы
полагаете отыскивать столь компетентных и  достойных представителей  народа?
Вот что думает по этому поводу Д.Н.:
     - При всеобщих  и  прямых  выборах личность избираемых  кандидатов
остается  для  подавляющего  числа   избирателей  неизвестной  и  избиратели
поставлены   перед  необходимостью  подавать  свой  голос  за   программы  и
кандидатов,   выставляемых   борющимися   политическими   партиями,   причем
значительное   большинство   избирателей  не  в   состоянии  разобраться   в
политических   программах  и  вотум  их  обуславливается,  главным  образом,
партийными лозунгами,  возбуждающими и  поощряющими  эгоистические классовые
инстинкты. (Позволю себе  напомнить, что все это было написано 100 лет  тому
назад - Л.О.).
     Избрание народных представителей органами общественного  самоуправления
обеспечивает  правильный  отбор  действительно  лучших  и  более зрелых  сил
общества  для  целесообразного  направления государственной  жизни страны  и
исключает или значительно сокращает элементы политической борьбы, в  которую
при всеобщем голосовании вовлекается все население страны.
     - Насчет  борьбы политических партий я с Вами совершенно согласен.
Но  нельзя ли расшифровать,  что Вы подразумеваете  под  избранием  народных
представителей органами общественного самоуправления ?
     - Земские и городские общественные учреждения, - отвечает Шипов, -
своею   многолетней  деятельностью  засвидетельствовали   свою  жизненность.
Сосредотачивая свою  работу преимущественно  на  заботах о местных пользах и
нуждах,   они,   в  то   же  время,  всегда   стояли   на  высоте  понимания
государственных   задач   и  воспитали  в  себе   глубокое   сознание  долга
общественного и государственного служения.
     - Наверное, это не всегда так. Но допустим, что речь идет об очень
достойных  учреждениях. Как,  все-таки, и в этом случае избежать справедливо
осужденных  Вами   некомпетентных  выборов.   Если   можно,  то   с  цифрами
представительства! Хотя бы для России Вашего времени.
     - Необходимо приблизить земские учреждения к населению. Только при
образовании мелких  земских единиц  земские учреждения  станут  учреждениями
народными и сельское население  (а это 95% всего населения  страны  -  Л.О.)
получит возможность принимать активное участие в их деятельности. Только при
такой организации земских  учреждений они приобретут  вполне демократический
характер,  явятся вполне компетентными для  выбора народных  представителей,
призываемых к участию в государственной работе  в центральном  учреждении; и
наш земско-государственный строй явится  органически цельным,  представляя в
себе постепенное  развитие  идеи служения  общему  благу,  начиная  с мелких
земельных единиц и до государственного народного представительства.
     - Стоп,  стоп! Что такое мелкая земская единица ? Если не деревня,
то волость. Сколько избирателей  проживает  в одной волости?  Волость  - это
две-три  близко  расположенных   деревни.  Будем   считать,  что  в  деревне
насчитывается на круг 100 семей, а в каждой семье - 10 человек (напомню, что
в начале XX века Россия была страной деревенской). Пусть  четверо  из семьи,
опять же в среднем, - избиратели: хозяин и взрослые сыновья. Получается, что
в  деревне проживает  400 избирателей, в  волости 800-1000. Немного ранее мы
прикинули,  что в уезде должно  быть  около  80 тысяч  избирателей.  Значит,
каждый уезд имеет не менее чем 80 волостей. Ранее было  подсчитано, что если
в  Государственную Думу  будет избрано по  1  человеку  от  уезда,  то в ней
окажется 600 депутатов-крестьян. А если по одному депутату от каждой волости
(волостного собрания), то 600 х 80 = 48 тысяч депутатов!
     - Извините,  глубокоуважаемый Дмитрий  Николаевич, но  это  полный
абсурд! Предложение вести избирательную кампанию на уровне  мелкой земельной
единицы , то бишь волостного собрания - это самообман. Ведь речь вроде шла о
прямых выборах. Или я Вас не понял?..
     Действительно, случилось недоразумение. Немного позже Шипов поясняет:
     - Уездные  земские собрания должны  состоять из  уездных  гласных,
избираемых  собраниями мелких земских единиц, т.е. волостными собраниями  (и
малыми городами, находящимися  в  уезде). Губернские земские  собрания будут
состоять  из  гласных,  избираемых  уездными  собраниями  (и более  крупными
городами  губернии)... Избрание  народных  представителей  (в  Думу)  должно
происходить в  губернских  земских  собраниях  (и  в  думах больших  городов
губернии).
     - Так значит это не прямые выборы , где каждый избиратель голосует
непосредственно за кандидата (к  примеру - своего, деревенского),  желающего
попасть в Государственную  Думу. Это - трехступенчатые  выборы: из волости в
уезд, из уезда в губернию, а уже из губернии в Думу.
     - Ну, слава богу, все разъяснилось! У четырехвостки один хвостик -
выборы прямые - надо  отрубить.  Однако  с тем, что, -  как  ранее утверждал
Шипов, - избранные  на последней ступени народные представители будут хорошо
знакомы избирателям  (надо полагать,  рядовым, в деревнях),  вряд  ли  можно
согласиться.  Может и так случиться, что среди избранных  от целой  губернии
депутатов   Думы  не   окажется   ни   одного  компетентного   (  достаточно
подготовленного,   обладающего    жизненным    опытом    и    установившимся
миросозерцанием ) лица. Или, скажем, мягче - очень мало таких лиц.
     Шипов  это понимает и предлагает неожиданное, но, на мой взгляд, весьма
разумное решение этой проблемы:
     - Принимая во внимание,  - пишет  он, - что при  такой организации
земского представительства  некоторые  лица, участие которых в  уездных  или
губернских  собрания  может   быть  весьма  желательным  и  полезным,  могут
оказаться не вошедшими в их состав  по случайным причинам (как-то, например,
неблагоприятно сложившиеся отношения... и пр.) представляется целесообразным
предоставить  уездным и  губернским  собраниям право пополнять  свой  состав
путем кооптации... однако число кооптированных не должно превышать 1/5 всего
состава собрания.
     - Кооптация! Да ведь это давным-давно  известная,  апробированная,
по сей  день широко  применяемая  операция! Как дельный директор предприятия
или заведующий  научной  лабораторией пополняет  штат  своих сотрудников? Да
конечно, путем  кооптации или, если угодно, путем  подбора  - дело ведь не в
термине.  Наводят   справки,  выясняют  опыт  работы,  подробно  беседуют  с
кандидатом.  Иногда  даже  знакомят  с  будущими  коллегами и  учитывают  их
впечатление. Можно ли  вообразить,  что  кто-нибудь  из  этих  руководителей
согласился бы на то, что новый  сотрудник  будет  где-то избран  посредством
голосования?
     Соображения  Д.Н.  Шипова  о  создании  Народного  представительства  в
упомянутой  брошюре  (она  вышла   из  печати  в  начале  апреля  1905  г.),
представлены в 20-ти пунктах , из которых я процитирую  только самые, на мой
взгляд, важные, сохранив при этом нумерацию автора:
     2. Народное   представительство    не   должно   иметь   характера
парламентарного  с  целью  ограничения царской  власти,  но  должно  служить
органом выражения народного мнения для  создания и сохранения всегда тесного
единения и живого общения царя с народом.
     (Претензия весьма скромная:  никакого законотворчества, а лишь единение
царя с народом - Шипов бесспорно монархист. Но может быть,  для того момента
нашей Истории это было  единственным реально  возможным и  перспективным?  -
Л.О.).
     3. Народное представительство должно  быть организовано как особое
выборное учреждение - Государственный Земский Совет.
     4. В круг  обязанностей  Государственного  Земского  Совета должны
входить:
     а) рассмотрение всех законопроектов;
     б) обсуждение государственного бюджета;
     в) рассмотрение отчетов по  исполнению  государственной росписи  и
деятельности ведомств;
     г) право  возбуждения  вопросов  об  издании   новых  законов  или
изменения прежних.
     (Рассмотрение,  обсуждение,  возбуждение вопросов - это не их  решение.
Таковое Шипов оставляет за Государем - Л.О.).
     5. Государственному  Земскому  Совету  должно  быть  предоставлено
право  запроса  министров,  но   ответственны  министры  не  перед  Народным
представительством, а перед Государем (он же их назначает - Л.О.).
     6. Председатель   Государственного  Земского  Совета  утверждается
Государем  из  числа  избранных  Советом  кандидатов.  Все   мнения   совета
докладываются Государю Председателем Совета.
     7. Народное представительство должно быть построено не на всеобщем
и   прямом   избирательном   праве,    а    на   основе    реорганизованного
представительства в учреждениях местного самоуправления.
     .............................................................................................
     13. Число  гласных в  собрании мелких земских  единиц определяется
пропорционально их  населению: 1 на  250  жителей, но число  гласных в таких
собраниях не должно быть больше 50-ти человек.
     (Очевидно: если  получается больше, надо мельчить далее земскую единицу
- Л.О.).
     14. Уездные земские собрания составляются из уездных  гласных, 4/5
котрых  избраны  в  собраниях  мелких  земских   единиц  и   малых  городов,
пропорционально  их  населению из расчета 1 на 3 тысячи жителей, а
1/5 - кооптированы.
     15. Губернские земские собрания: 4/5 губернских гласных избираются
уездными    земскими    собраниями   и   крупными   городами   по   расчету:
1 на 30 тысяч жителей; 1/5 - кооптацией.
     18. Народные  представители   в  Государственный   Земский   Совет
избираются губернскими  земскими  собраниями  и думами городов с  населением
больше 250 тысяч жителей путем пропорциональных выборов, как из своей среды,
так  и из среды всех лиц,  принадлежащих к населению губернии или  города из
расчета 1 на  200 тысяч жителей.  (Здесь кооптация не нужна,  т.к. депутатов
Г.З.С. можно избирать из всех жителей губернии - Л.О.).
     19. Уездные и губернские гласные, а также  народные  представители
(т.е.  депутаты  Государственного  Земского  Совета) никакого  содержания не
получают, но им должны  выдаваться  прогонные деньги  и суточные  во время и
пребывания на сессиях...
     (Кроме того заметим, что  ни  в  каких  выборах  материальный  ценз для
избрания не требуется - Л.О.).

     ***

     22-26  апреля 1905  г.,  как и намечалось, в  Москве проходил 3-й съезд
земских  деятелей,  на котором обсуждался вопрос  Об основаниях  желательной
организации  Народного  представительства в Российской  Империи и о  порядке
введения в жизнь представительных учреждений . В решении съезда были названы
начала будущей организации народного представительства:
     1. Необходимы  выборы представителей от населения  путем всеобщей,
равной и тайной подачи голосов.
     2. Вышеозначенные  выборы  от населения  должны быть прямыми, т.е.
представители  должны  быть  избраны  непосредственно  гражданами,  имеющими
избирательное право.
     3. Наряду с представительным собранием, избираемым путем всеобщего
и  прямого  голосования  (палата   народных  представителей),   должно  быть
образовано  особое представительство  от реорганизованных на демократических
началах органов местного самоуправления.
     - Удивительно!  Бурная  атмосфера споров на этом съезде по  поводу
возможности прямых  выборов  из его решения  является  нам и  сейчас - через
столетие! Наверное, все его депутаты читали брошюру Шипова...  Но никто  так
не  глух,  как  тот,  кто  не  желает  слышать  . В  решении  съезда  прямое
голосование  выделено  отдельным  пунктом!  Таково  очарование  абстрактного
представления о народовластии . Из уважения к Д.Н. добавили нелепый пункт об
избрании   второго,   земского   народного   представительства,   избранного
трехступенчатым  голосованием.  Не потрудившись  даже записать  - как делить
представительские полномочия между  двумя собраниями. Естественно,  что  при
голосовании  резолюции  произошел  раскол:  71 голос был  подан за  избрание
палаты народных представителей по четырехвостке : всеобщим, равным, тайным и
прямым  голосованием. 37  голосов - за  такое  же,  но двухступенчатое  (??)
голосование,  17  голосов  -  за  избрание  представителей  народа  земскими
собраниями пополненными представителями крестьян и рабочих (тоже  кооптация,
но специализированная - Л.О.).
     Часть земцев,  оказавшихся  в меньшинстве, покинули заседание и  решили
всем, не согласным с  использованием прямого голосования, собраться  снова в
Москве через месяц, 22-го мая.
     Но 14-го мая произошла Цусимская трагедия (война-то еще идет) и оргбюро
решило собрать объединительный съезд...
     Как пишет Шипов в своей книге:
     - ...ввиду  переживаемого Россией грозного времени необходимо было
отложить всякую рознь и разномыслие в земской  среде и единодушно обратиться
к  государственной власти, чтобы общими усилиями внести умиротворение в нашу
государственную  жизнь  и  предупредить  возможность  дальнейших потрясающих
событий.
     4-й коалиционный земский съезд собрался в Москве 24 мая 1905 г.
     Официального разрешения на  его проведение не было, но  Шипову  удалось
добиться  у генерал-губернатора  Москвы  А.А. Козлова  согласия  на  частное
совещание,  которому  полиция  мешать  не  будет.  Непримиримое  большинство
делегатов,  однако,  не  последовало патриотическому призыву Шипова  и  было
настроено враждебно по отношению  к  власти, обвиняя ее  как в  развязывании
неоправданной войны, так и  в  бездарном ее ведении. В резких выражениях был
составлен  адрес к  царю.  Белоконский приводит  текст  его полностью; я  же
ограничусь цитирование лишь небольшого из него отрывка:
     ...Увидав  вместе  со  всем народом  Вашим  все  пороки ненавистного  и
пагубного приказного строя, Вы  положили  изменить его  и предначертали  ряд
мер, направленных к его преобразованию. Но  предначертания эти были искажены
и ни в  одной области не получили надлежащего исполнения. Угнетение личности
и общества, угнетение слова  и всяческий произвол  множатся и растут. Вместо
предуказанной Вами  отмены  усиленной  охраны и административного произвола,
полицейская  власть  усиливается и  получает  неограниченные  полномочия,  а
подданным  Вашим  преграждают  путь, открытый Вами, дабы голос правды не мог
доходить до Вас...  Государь,  пока  не  поздно,  для  спасения  России,  во
утверждение  порядка  и  мира внутреннего,  повелите без  замедления созвать
Народных  представителей, избранных  для  сего равно  и без  различия  всеми
подданными Вашими...
     Закрытым  голосованием  была  избрана делегация  из  15-ти  человек для
вручения  царю  адреса.  В  их  числе  и Шипов - единственный  представитель
меньшинства. Он от участия  в делегации отказался.  Ее  возглавил князь С.Н.
Трубецкой, профессор Московского Университета.
     6-го июня  1905  года  царь  в  Петергофе принял делегацию съезда.  При
вручении  адреса  Трубецкой  обратился  к  нему  с  речью.  Несмотря  на  ее
внушительную   протяженность,  я   приведу  ее  здесь   полностью  (как  она
представлена   у   Белоконского).   Трудно   придумать  лучшую   возможность
ознакомления  с  настроением и  взглядами  самой образованной  и либеральной
части дворянской интеллигенции того времени. Вот эта речь:
     - Ваше Императорское Величество. Позвольте выразить нашу глубокую,
искреннюю  благодарность  за  то, что  Вы приняли  нас  после  нашего к  Вам
обращения.  Вы поняли те чувства, которые руководили нами и не поверили тем,
кто  представляет  нас,  общественных   и  земских  деятелей,  чуть   ли  не
изменниками  Престола  и  врагами  России. Нас привело  сюда одно  чувство -
любовь к Отечеству и сознание долга перед Вами.
     Мы знаем, Государь, что  в эту минуту Вы страдаете больше всех нас. Нам
было бы отрадно сказать Вам  слово  утешения, и если мы обращаемся к  Вашему
Величеству  в такой необычной  форме, то верьте, что  к этому  нас побуждает
чувство долга и сознания общей опасности, которая велика, Государь.
     - В  смуте, охватившей  все государство,  мы  разумеем не крамолу,
которая сама  по  себе, при нормальных  условиях не  была бы опасна. А общий
разлад  и полную дезорганизацию, при которой власть  осуждена  на  бессилие.
Русский  народ   не  утратил  патриотизма,  не  утратил  веры  в  Царя  и  в
несокрушимое могущество России; но именно поэтому он не может уразуметь наши
неудачи, нашу  внутреннюю  неурядицу;  он  чувствует себя  обманутым, в  нем
зарождается мысль, что обманывают Царя. И  когда народ видит, что Царь хочет
добра,  а делается  зло,  Царь указывает одно, а творится совершенно другое,
что  предначертания  Вашего Величества урезываются  и  нередко  проводятся в
жизнь людьми,  заведомо враждебными к преобразованиям, то такое  убеждение в
нем все  более  растет.  Страшное  слово измена  произнесено  и  народ  ищет
изменников решительно во  всех: в генералах и советниках Ваших и в нас, и во
всех господах  вообще.  Это чувство  с  разных  сторон эксплуатируется. Одни
натравливают  на  помещиков,  другие  -  на  учителей,  земских  врачей,  на
образованные  классы.  Одни  части  населения  возбуждаются  против  других.
Ненависть  неумолимая  и  жестокая,  накопившаяся веками обид  и  утеснений,
обостряемая нуждой  и горем, бесправием  и тяжкими экономическими условиями,
поднимается  и  растет,  и  она  тем  опаснее,  что в  начале  облекается  в
патриотические формы,  - тем  более она заразительна, тем легче она зажигает
массы. Вот грозная опасность, Государь, которую мы, люди, живущие на местах,
измерили до глубины во  всем ее значении и о которой мы сочли долгом довести
до  сведения  Вашего  Императорского Величества. Единственный выход из  всех
этих  бедствий  -  это  путь,  указанный Вами, Государь - созыв  избранников
народа.   Мы  верим  в  этот   путь,  но  сознаем,  однако,  что  не  всякое
представительство может  служить тем благим целям, которые Вы  ему  ставите.
Ведь оно  должно  служить  водворению  внутреннего  мира,  созиданию,  а  не
разрушению,  объединению, а не разделению  частей  населения и, наконец, оно
должно  служить  преобразованию государственному ,  как  сказано было  Вашим
Величеством.
     Мы   не  считаем   себя   уполномоченными  говорить  здесь   ни  о  тех
окончательных формах, в которые должно вылиться  Народное представительство,
ни о порядке избрания. Если позволите, Государь, мы можем сказать только то,
что объединяет  всех нас, что объединяет большинство русских людей, искренне
желающих идти по намеченному  Вами пути. - Нужно, чтобы все Ваши подданные -
равно и без различия - чувствовали себя гражданами русскими, чтобы отдельные
группы населения и  группы общественные не  исключались из представительства
народного, не  обращались бы тем самым  во врагов обновленного строя; нужно,
чтобы  не  было  бесправных и обездоленных. Мы хотели  бы,  чтобы  все  Ваши
подданные,  хотя  бы и чужие нам  по  вере и  крови,  видели в  России  свое
отечество,  а в  Вас  -  своего  Государя; чтобы они чувствовали себя сынами
России и  любили Россию так же,  как мы ее любим. Народное представительство
должно служить делу  объединения и  мира внутреннего. Поэтому  также  нельзя
желать, чтобы представительство было сословным. Как русский Царь - а не Царь
дворян,  не  Царь  крестьян или купцов, не Царь сословий - а Царь всея Руси,
так и выборные люди от всего населения призываемые, чтобы делать совместно с
Вами   Ваше   Государственное   дело,   должны   служить  не   сословным,  а
общегосударственным интересам. Сословное представительство неизбежно  должно
породить сословную рознь там, где ее не существует вовсе.
     - Далее,   Народное   представительство    должно   служить   делу
преобразования  государственного  . Бюрократия  существует  везде, во всяком
государстве, и осуждая ее, мы винили не отдельных лиц, а приказной строй . В
обновленном строе  бюрократия  должна занять  подобающее ей  место.  Она  не
должна  узурпировать Ваших Державных  прав, она должна стать  ответственной.
Вот дело, которому должно послужить собрание выборных представителей. Оно не
может быть заплатой к старой системе бюрократических учреждений. А для этого
оно должно быть поставлено самостоятельно, и между ними и Вами не может быть
воздвигнута новая стена в лице высших бюрократических учреждений Империи. Вы
сами в  этом  убедитесь,  Государь,  когда  призовете  избранников народа  и
станете с ними лицо к лицу, как мы стоим перед Вами.
     - Наконец,   предначертанные  Вами   преобразования  столь  близко
касаются  русского  народа  и  общества,  ныне  призываемого  к  участию   в
государственной работе, что русские люди не  только  не могут,  но не должны
оставаться  к  ним  равнодушны.  Посему  необходимо  создать  самую  широкую
возможность обсуждения государственного преобразования не  только на  первом
собрании выборных, но ныне же  в печати  и  общественных собраниях.  Было бы
пагубным противоречием призывать общественные силы к государственной  работе
и вместе с тем не допускать свободного суждения.  Это подорвало бы доверие к
осуществлению реформ, мешало бы успешному проведению их в жизнь.
     Государь, на доверии должно создаться обновление России.

     ***

     Какая  блестящая  речь -  не правда ли?  Сколько  достоинства, ни  тени
раболепия! С  уважением положения  собеседника, но  в высоком  -  духовном и
интеллектуальном плане - как равного с равным!
     Здесь   уместно  отметить,  что  текст   речи  Трубецкого  был  одобрен
депутатами  4-го  земского  съезда  и...  осужден  в   журнале  Освобождение
(! 73).
     Очевидно под влиянием этой речи царь ответил так:
     - Я  был  рад  выслушать  вас.  Не сомневаюсь,  что вами, господа,
руководило чувство горячей любви к родине в вашем непосредственном обращении
ко мне. Я вместе с вами и со всем народом  Моим всей душой скорбел и скорблю
о  тех бедствиях, которые  принесла  России война и  которые необходимо  еще
предвидеть, и о всех внутренних наших неурядицах.
     - Отбросьте  ваши  сомнения. Моя  вола  -  воля  Царская  созывать
выборных  от народа  - непреклонна;  привлечение их к работе государственной
будет выполнено  правильно. Я  каждый  день слежу и стою за этим  делом.  Вы
можете передать об этом всем вашим  близким, живущим  как на земле, так и  в
городах.
     Я  твердо  верю,  что  Россия  выйдет   обновленною  из  постигшего  ее
испытания.
     Пусть установится,  как  было  встарь,  единение между  Мною и земскими
людьми,  которое  ляжет в  основу  порядка, отвечающего  самобытным  русским
началам. Я надеюсь, что вы будете содействовать Мне в этой работе.
     (Похоже,  что царь хоть и получил  адрес земского съезда, но  прочитать
его не успел).

     ***

     Милюков и кадеты
     В  начале  главы  было сказано,  что  Павел  Николаевич  Милюков  после
10-летнего отсутствия вернулся в Россию 22 апреля 1905  г. - в день открытия
в Москве 3-го земского съезда. Участия в его заседаниях он принять не мог, и
происходившую там горячую дискуссию  слушал из соседней  комнаты (в особняке
Новосильцева на Б. Никитской).
     Не  беда - сейчас он  вступит в  наш диалог и останется с нами до конца
этой книги. Деятельность учрежденного  в начале 1902 года Союза Освобождения
разворачивалась главным образом  в С.-Петербурге. Милюков решает  остаться в
Москве.  Хотя  в  своей  книге  он вспоминает, что его первое  впечатление о
московском  обществе сводилось к тому,  что оно не  разобралось  в  реальном
значении политических  лозунгов, позднее  он  подробно  и с явной  симпатией
обосновывает свой выбор места пребывания:
     - ...Университет,  журналы,  газеты,  наука  занимали в  Москве то
первое  место,  которое  в  С.-Петербурге принадлежало придворным сановным и
военным  кругам...  больше  душевного  равновесия   и  спокойствия  в  среде
интеллигенции, чем в вечно тревожном и  нервном,  вечно спешащем Петербурге.
Даже традиционная  оппозиционность  Москвы  к правительственным  влияниям не
принимала  того   острого   характера,   какой  близость   власти   сообщала
петербургской  интеллигенции.   Социальные  элементы  Москвы,  купеческие  и
дворянские, ближе стояли друг  к другу и к своей интеллигенции;  это  давало
московскому обществу характер большего культурного и политического единства,
чем это было в Петербурге и на русских окраинах.
     В С.-Петербурге все  усиливающуюся роль играло рабочее  движение: здесь
находились  и руководящие им идейные кружки.  В Москве элемент  беспокойства
проявлялся, главным образом, в  студенческих  волнениях, которые уже вошли в
традицию.
     - В С.-Петербурге вырабатывались политические программы, в  Москве
научно и систематически разрабатывались законодательные  проекты,  которые -
Москва  в  это  твердо   верила   -  когда-нибудь  осуществятся  в   порядке
радикальной, но благоразумной и мирной реформы...
     Милюков быстро  входит  в  круг  русских  законоведов. В их собраниях и
творческих  дискуссиях  участвуют местные профессора-юристы: С.А. Муромцев и
М.М. Ковалевский и молодые профессора МГУ Ф.Ф. Кокошкин и П.Н. Новгородцев.
     Занимаясь избирательным правом Милюков приходит к  неожиданному для нас
выводу: - Прямые выборы от больших  округов  лучше  всего обеспечивают выбор
интеллигентного и подготовленного представителя.
     Мотивировка:  -  Выборы  двухступенчатые  или  многоступенчатые  теснее
связывают представителя  с  его деревней; но это  будет  не представитель, а
ходатай, доступный влиянию  и  подкупу... Однако реальную возможность прямых
выборов Милюков (как полагается теоретику), увы, не рассматривает.
     Уже   отмечалось,  что  выбранный   в  январе  1904  года  Совет  Союза
Освобождения в своем решении от 20 октября 1904 года одновременно с призывом
открыть банкетную  кампанию постановил начать агитацию за образование союзов
лиц  либеральных профессий, организацию  их съездов,  выбора ими  постоянных
бюро  и объединение этих бюро  в единый Союз Союзов. 22-24 мая 1905 г., т.е.
одновременно с 4-м земским съездом, собрался Учредительный съезд этого Союза
Союзов.  Милюков  не  только участвовал в работе  съезда,  но был избран его
председателем.  Спрашиваю  Павла  Николаевича: какова  была программа  этого
съезда, как он протекал?
     - Съезд кроме  вопроса  о Булыгинской думе,  -  записывает  П.Н. в
своих Воспоминаниях , -  должен был  определиться  и со  своей  организацией
Союза Союзов, объединив  то,  что  было общим в позициях  всех членов Союза.
Оказалось, что  общим  является только  Борьба за политическое  освобождение
России  на  началах  демократизации  и  Необходимость   немедленного  созыва
Учредительного собрания народных представителей, избираемых всеобщим, прямым
и тайным голосованием (опять прямым - никак с ним не расстаться - Л.О.).
     - Несмотря  на  обращение к царю  делегации  коалиционного  съезда
земцев, - продолжает Милюков, - Союз  Союзов пошел  другим путем:  Для своих
членов   он  признал  обязательным  явочный   порядок  действий  ,  то  есть
фактическое   осуществление  свободы  слова,  печати,  союзов  и   собраний,
устройство демонстраций по разным поводам, открытое заявление каждого члена,
в случае преследования, о  своей принадлежности к  Союзу - и соответствующую
организацию их юридической защиты.  Вместо  обращения  к царю,  съезд  решил
обратиться  к  обществу и  народу,  и принял  воззвание, написанное  мною. Я
составил его  в  очень  резких выражениях, но это  соответствовало  и  моему
собственному настроению и настроению собравшихся... (- Но ведь прошел только
месяц, как Вы приехали, вставил я робко, но не был ответом удостоен - Л.О.).
     Мы обращаемся, - продолжает П.Н., -  ко всему, что есть в народе живого
и  говорим: всеми  силами, всеми мерами  добивайтесь немедленного устранения
захватившей власть разбойничьей шайки и поставьте на  ее место Учредительное
собрание...  чтобы  оно  могло  как  можно  скорее  покончить  с  войной   и
господствующим до сих пор политическим режимом...
     - Вот-вот, Павел Николаевич, уж очень круто Вы сгоряча берете! Тут
и  разбойничья шайка и явочный порядок  осуществления еще совсем неведомых у
нас свобод  (полиции  вопреки!). Может быть, в  Америке или Франции это дело
привычное, но в России... как бы лишних дров не наломать... У земцев-то ведь
опыт...
     6-8 июля 1905 г.  в Москве состоялся 5-й  земский  съезд. Шипов пишет о
нем:
     - Заслушав доклад о  составленном  Булыгинским  совещанием проекте
Народного   представительства,   съезд    почти   единогласно    вынес   ему
категорическое осуждение.
     Однако  вопрос  о  бойкоте выборов  в  Булыгинскую  думу  съезд оставил
открытым.
     Милюков об этом съезде пишет так:
     - Съезд отвергнул проект  Булыгина и принял свой проект  Основного
закона , подготовленный  заранее и напечатанный  в  день открытия  съезда  в
Русских Ведомостях .
     - Вот  видите,  П.Н.,  заранее  подготовленный   и   напечатанный,
очевидно, для сравнения...
     Но Милюков  не хочет расстаться с явочным порядком и заключает о съезде
и основном Законе явно с натяжкой :
     - По существу  предлагалось  введение  Учредительного  собрания  и
осуществление всеобщих выборов явочным порядком.
     - Не обессудьте, Павел  Николаевич,  но  всеобщие выборы -  это не
митинг  или демонстрация  - их явочным  порядком  не провести. Уж тогда надо
сначала существующую власть свергнуть...
     Между  прочим,  на  том  же  съезде  было  решено, наверное,  с  подачи
Милюкова, начать организацию кадетской партии (по воспоминанию Маклакова).
     Забавно  выглядит  описанное  Маклаковым  начало  съезда.  Оно отражает
своеобразное равенство сил самодержавия и его оппонентов:
     - Съезд был естественен после встречи Государя с общественностью и
обращенных  им  к  депутации  слов.  И,  несмотря  на  это,  съезд  оказался
запрещенным администрацией.  Мало того, его  официально предупредили, что  в
случае  неподчинения съезд будет  разогнан силой... Земцы решили ослушаться,
собрались  и ждали  полицию.  Но и полиция не  являлась;  она ждала открытия
заседания. Была  летняя жара; в ожидании  властей земцы гуляли по  саду (при
доме князей Долгоруких)...
     В  применение насилия не  верил никто,  но зато  все  чувствовали,  что
делается история .
     - Без конца пережидать  друг друга  становилось смешно. Заседание,
наконец,  открылось  под  председательством  графа  Гейдена.  Тотчас  явился
пристав Носков. Он понимал нелепость данного ему поручения.  Перед  ним были
известные,  почтенные  люди,  сиял  генеральский мундир  Кузьмина-Караваева;
пристав знал о  ласковом приеме этих  самых людей Государем.  Носков не имел
полномочия  разогнать силой съезд - власть  не решилась идти до  конца. Дело
ограничилось составлением протокола.
     19 июля 1905 года в Петергофе под председательством царя началась серия
совещаний,  обсуждавших  проект  Государственной  Думы,   представленный  (и
опубликованный) министром внутренних дел Булыгиным. В совещаниях участвовала
только   верхушка   власти:   великие   князья,   министры,   видные   члены
Государственного  совета.  Никаких  представителей общественности!  Впрочем,
редакции Освобождения удалось  добыть и напечатать стенографический отчет об
этих совещаниях.
     Проект был одобрен,  и  6-го августа 1905  г. вышел царский манифест  с
Положением  о  совещательной  Государственной Думе  (  Булыгинская  дума  ).
Одновременно были опубликованы Устав думы и избирательный закон для нее.
     Левые партии призвали к бойкоту выборов. Милюков категорически выступил
против него. В Сыне Отечества он писал:
     - Здесь  как-никак  перейден тот Рубикон, перед которым на полвека
остановилась  русская политическая борьба. Из  акта  6-го августа, во всяком
случае, вытекает  признание существования политических партий и тех Свобод ,
которые  необходимо связаны с самим фактом  выбора  Народных представителей.
Как  бы ни была  несовершенна Дума, она  является новой  ареной, куда должна
быть   перенесена  открытая   парламентская  борьба,   свойственная   нашему
направлению...
     - Ах,  Павел  Николаевич,  давно ли  Вы  требовали явочный порядок
действий  и немедленное  устранение захватившей власть разбойничьей шайки  ?
вроде  и  трех  месяцев не  прошло... и  оказалось, что  вашему  направлению
свойственна парламентская борьба. Я - не в упрек: хорошо, что Ваши намерения
так изменились... Всему - свое время!
     27-го августа 1905  г. в надежде оторвать молодежь от  освободительного
движения, была объявлена автономия университетов...
     - Что это означало? - хочу я узнать у Маклакова, самого подробного
из наших собеседников. Вот его живое описание:
     - Для ректоров и деканов устанавливалось выборное начало.  Советам
профессоров  передавалась обязанность  поддерживать  правильный  ход учебной
жизни в  университете,  принимая для этого  соответствующие меры ... В какой
степени эти меры должны быть сообразны с инструкциями Министра и Попечителя,
не говоря уж о Законе? Об этом не было и речи...
     Первым выборным ректором в Москве стал князь С.Н. Трубецкой.
     Но студенты  смотрели на свою борьбу как на  борьбу не за академические
интересы, а за цели  всего Освободительного Движения ...  Автономия ими была
принята как возможность превратить аудиторию в удобное место для продолжения
политической борьбы.  Благоразумная часть студенчества была в меньшинстве  и
бессильна с этим бороться; слово академический считалось реакцией . Конфликт
профессуры  со   студентами,  понятное  нежелание   университетских  властей
прибегать к тем мерам строгости, которые они  раньше осуждали, невозможность
иначе  добиться порядка,  вело  новых университетских  хозяев  к бессилию. В
результате Университеты превратились в место для митингов...
     В  октябре  здания  Московского Университета были  заняты  вооруженными
дружинами студентов. Автономия не позволяла полиции им помешать.
     12-го     октября    в    Москве    состоялся    Учредительный    съезд
Конституционно-демократической партии (сокращенно: к.-д. или кадеты ).
     - Единство взглядов и обязательность партийной дисциплины, - писал
Милюков,  - таковы были два  условия перехода  от Союза к  партии . При этом
партия   Конституционная   не   должна   быть   республиканской   ;   партия
демократическая  не должна  быть  социалистической  .  Для  России  это есть
попытка   претворить  интеллигентские  идеалы  в  практически   осуществимые
требования...
     Но продолжу красочное описание Маклаковым ситуации в Москве:
     - ...Решительная  атака на  власть  разразилась  в форме  всеобщей
забастовки... Очевидно, кто-то ее организовывал... Началось  с фабрик, потом
остановились железные дороги, почта,  газеты,  электричество,  водопровод  и
т.д.  Население  в  панике запасалось водой и провизией. Толпы забастовавших
фабричных скопами слонялись по улицам.  Жандармы,  казаки,  военная  власть,
полицейские выбивались  из сил,  их  разгоняя. Они  разбегались, потом снова
собирались.  Ночью  Москва  была  погружена   в  темноту;  заревом  светился
Университет,  где забаррикадировались студенты  и жгли на дворе  сложенные в
костры скамейки. Зловещие слухи ползли среди обывателей...
     В  доме  Долгоруких  происходил Учредительный  съезд  кадетской партии.
Одновременно   шло  заседание  городской  Думы   с   приглашением  различных
общественных  деятелей.  Никто из  приглашенных  не  помышлял  о  водворении
спокойствия  и  порядка;  одни  видели  в  наступившей  анархии  способ  для
свержения Самодержавия, другие именно в  этой анархии  видел новый  порядок.
Забастовочный комитет  требовал немедленной сдачи ему  Городским Управлением
денег и власти. Гласные (городской думы) отказали...
     А правительство все бездействовало...
     Наверху  стала дилемма: или репрессии, и тогда неумолимые, или уступки,
но тогда уже полные.
     - Автору,  -  это  пишет  Маклаков, - успехи  голой  репрессии  не
казались  невозможными.  Материальной  силы  у  власти  против  народа  было
достаточно. Но  не  хватало решимости, веры  в  себя - лучшие  представители
власти понимали ошибки  правительства и в своей  правоте  усомнились. Витте,
который  не   исключал   этого  пути   репрессий,  сам  от  него  отказался,
рекомендовав  призвать  для него людей другого  типа. Великий князь, Николай
Николаевич, умолял Государя согласиться на конституцию. У Государя выхода не
было и он уступил...
     В Москве продолжался наш  съезд. Но общее внимание было не здесь,  не в
прениях о партийной программе. Все  с тревогой ждали, как все  это кончится.
Будет ли  правительство упорствовать в своей тактике выжидания?  Или  начнет
контратаку  и объявит военное  положение?  Вдруг вечером прибежал  сотрудник
Русских Ведомостей И.А. Петровский и задыхающимся от волнения голосом  начал
читать  какую-то  бумагу.  Это  был  Манифест. Тогда  наступил момент  такой
радости, которая после не повторялась... Манифест 17-го октября в тот момент
явился  для нас неожиданной  и полной победой. Не мы победили; противник пал
духом и сдался. Самодержавие само себя упраздняло...
     17 октября было апогеем П.Н. Милюкова. Свою  военную кампанию он провел
превосходно...

     ***

     Текст Манифеста (сокращенный)
     Божьей милостью
     Мы,   Николай  Вторый,  Император   и  Самодержец  всероссийский,  царь
польский, великий князь Финляндский и прочая, и прочая.
     Смуты и  волнения  в  столицах  и  во  многих местностях Империи Нашей,
великой  и  тяжкой  скорбью  преисполняют  сердце  Наше.  Благо  российского
Государя  неразрывно  связано  с  благом  народным  и  печаль народная - Его
печаль.  От  волнений  ныне  возникших  может  явиться  глубокое  нестроение
народное и угроза целости и единству державы Нашей...
     Мы   для  успешного  выполнения  общих  мер,  предназначенных   Нами  к
умиротворению   государственной   жизни,  признали  необходимым   объединить
деятельность  Высшего Правительства. На обязанность  Правительства возлагаем
Мы выполнение непреклонной Нашей воли:

       -- Даровать населению незыблемые основы гражданской свободы
на  началах  действительной неприкосновенности  личности,  свободы  совести,
слова, собраний и союзов.
       -- Не останавливая преднамеченных выборов в Государственную
Думу  ( Булыгинскую  -  Л.О.) привлечь теперь же к участию в Думе  те классы
населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав, предоставив  засим
дальнейшее  развитие  общего  избирательного   права   вновь  установленному
законодательному порядку, и...
       -- Установить как  незыблемое правило, чтобы никакой  закон
не мог воспринять силу без одобрения Государственной Думы и чтоб выборным от
народа  обеспечена была  возможность действительного  участия в  надзоре  за
закономерностью действия поставленных от Нас властей.

     Призываем всех верных сынов России  вспомнить долг  свой перед Родиною,
помочь  прекращению сей неслыханной смуты и вместе с Нами напрячь все силы к
восстановлению тишины и мира на родной земле.
     Дан  в Петергофе, в  17-ый  день Октября в  лето  от Рождества Христова
тысяча девятьсот пятое, царствования же Нашего одиннадцатое.

     Николай.

     В связи с изданием Манифеста Маклаков пишет:
     - Самодержавие сумело вовремя уступить и этим избавить Россию и от
гражданской войны, и  от Революции... Но власть опоздала. Уступка, сделанная
в   разгаре  борьбы,  не  останавливает,  а  поощряет  побеждающую  сторону.
Революционным партиям... казалось, что в России можно установить то, чего не
было и  в Европе, т.е.  новый социальный порядок.  В одном они  не ошиблись.
Нигде  демагогия не могла встретить  так  мало  сопротивления, как  именно в
нашей некультурной стране(!!)
     17-й год  доказал  это  с  достаточной  яркостью.  Поэтому  в 1905 году
конституционной реформой нельзя было совершенно  предупредить Революцию;  ее
можно было на время победить, но с ней уже приходилось бороться.



     Крестьянские бунты
     Вот уже второй  раз, рано  утром,  в полусне видится  мне  одна и та же
кошмарная  картина. Будто я в театре сижу в заполненном партере, недалеко от
сцены,  с правого  краю.  Разыгрывается  спектакль  как  раз  из той  бурной
политической жизни, которую я стараюсь понять и описать в эти дни. Справа на
сцене - митинг, слева -  вроде бы  трибуна заседания Государственной Думы, в
середине  - какая-то демонстрация, полиция, казаки...  А  позади и над  всей
этой  сумятицей  -  фон!  Огромное  полотно:  синее   небо  с  облачками,  в
перспективе поля,  рощицы,  деревенька,  мужики, идущие  с  покоса,  бабы  с
серпами, коровки на лугу - идиллия!..
     Вдруг замечаю,  что на  левом  краю  полотна,  внизу,  почти за кулисою
изображен костер;  сразу  не усмотрел  - может  быть,  цыгане?...  Но  языки
пламени подвижны, полотно над ними чернеет  - пожар! И не  один - еще в двух
местах загорается... Но  захваченные  своими  страстями люди на сцене его не
видят!  Вот  уже добрая  половина фона охвачена  пламенем.  Сейчас перегорят
веревки и пылающее полотно упадет на сцену... В ужасе просыпаюсь...
     Происхождение  этого видения мне  понятно.  В  начале  1-й главы  я  не
случайно   назвал   жизнь   российского  крестьянства   фоном,   на  котором
разыгрывается  политическая  борьба  в  городах.  И  вот  этот  фон  запылал
крестьянскими  бунтами  по всей  России...  Но  не  слишком  ли  разыгралась
предутренняя фантазия? Попробую разобраться в этом по документам:
     1904  год,  декабря  8-го.  Докладная  записка  директора  Департамента
полиции А.А. Лопухина  Государю  о причинах восстания крестьян в Полтавской,
Харьковской губерниях и роста революционных выступлений в России.
     В качестве прокурора Харьковской судебной  палаты  мне  выпало на  долю
наблюдать почти воочию небывалое до сих пор в жизни русского народа явление.
В марте  1902  г. крестьяне  нескольких  страдавших в  течение  пяти  лет от
неурожаев  и  голодовок деревень  Константиноградского  у.  Полтавской  губ.
встали  как  один  человек  и  пошли  грабить  соседние  помещичьи  усадьбы.
Неподготовленные  к этому  власти растерялись,  оставляя  преступления расти
безнаказанно. Движение  быстро перенеслось  в  соседние  уезды  Полтавский и
Волковский Харьковской губ. Целые толпы  крестьян,  собиравшиеся десятками и
сотнями, двигались пешком и на подводах из усадьбы в усадьбу, грабя и  увозя
с собой все, что попадало под руку.  Распространяясь вширь, движение росло в
своем  ожесточении. Сначала крестьяне являлись в экономии и требовали хлеба,
картофеля и скота, говоря: Не дадите - все равно возьмем , затем стали брать
все,  что  хотели,  молча,  без  предварительных требований,  затем  кое-где
принялись  бить  служащих  в  экономиях  и,  наконец,  стали  жечь  усадьбы.
Последние дни беспорядков ознаменовались многочисленными  поджогами  на двух
крайних пунктах  охваченной  волнениями местности  - под гор. Валки  и  близ
Полтавы.  Решительные  действия  харьковского  губернатора  кн.  Оболенского
остановили движение, но для всех наблюдавших его было совершенно ясно, что в
следующей стадии  беспорядков ни один грабеж  не обошелся бы  без поджога  и
озверевший   народ  стал  бы  резать  помещиков.  Беспорядки  эти,  поистине
достойные  названия бунта, были  до  того ужасны,  что, оценивая  их теперь,
почти через три года, нельзя не содрогаться от основанного на наблюдении над
ними сознания той неожиданной простоты, с которой может вспыхнуть в России и
разрастить  народный  мятеж.  Если  наступит  минута,  когда в  значительном
количестве губерний крестьянам станет  жить невмоготу,  если в одной из этих
губерний появится  какой-либо  внешний  толчок  для беспорядков,  они  могут
разрастись в такое разнузданное движение, волны которого охватят  территорию
столь обширную, что с ним нельзя будет справиться без кровавой расправы. Это
достаточно доказали вышеописанные  беспорядки  в  Полтавской  и  Харьковской
губерниях.  В  них  сказались:   обнищание   крестьянства,   сословная   его
приниженность, созданная  долгими  годами бесправия,  отсутствия сознания  о
законе  и праве  и  тупая  жестокость нравов.  Голодные, не  евшие в течение
нескольких  лет хлеба без примеси  соломы или древесной коры  и давно уже не
знавшие  мясной  пищи,  мужики шли  грабить чужое  добро  с сознанием  своей
правоты, основанным на безвыходности положения и на том, что им помощи ждать
не  от  кого. И действительно,  все власти,  на коих  возложено попечение  о
народном  благосостоянии,  оказались в  бездействии.  Было  обнаружено,  что
земские  начальники  годами  не посещали  многих местностей своих  участков;
несомненно существовавший в некоторых  деревнях голод  никому из  властей не
был известен и никто понятия не имел о степени обеднения населения. Никто не
знал,  что  поставленный только под опеку власти  и  оставленный  без  опеки
закона  народ  дошел до  такого  состояния,  что не  только нищие,  но  даже
пользующиеся  сравнительным  достатком  крестьяне способны,  как  то было  в
действительности,  идти  на  грабеж в  предположении, что  на  это откуда-то
пришло разрешение. Никто не знал, что многие из этих крестьян уже развращены
преступной пропагандой.  Губернатор  и губернские учреждения не  знали,  что
власти  и  учреждения  уездные занимаются только  канцелярской  отпиской, не
делая  никакого  живого дела. Они в своей чиновничьей косности  и  не  могли
ничего  знать и делать. Ничего не знало и Министерство, ослепленное верой  в
живучесть своих местных органов и робким молчанием газет...
     Я  должен  здесь  остановиться  и отметить  следующее. Во-первых,  меня
удивляет  такая  суровая  критика  отношения  государственных  чиновников  к
народу, высказанная  самому Императору,  и описание  бедственного  положения
крестьян.   Во-вторых,  можно  думать,   что   истинное   положение  дел   с
крестьянскими бунтами было еще хуже, чем описывает Лопухин - все-таки всегда
и всюду неприятные вещи царям говорились осторожно, не переходя определенной
границы.  И,  наконец,  замечу,  что  о  событиях  почти  3-летней  давности
докладывается  царю в 1904 году. Видимо, доклад был затребован и к тому были
серьезные   причины.  Мы-то  знаем,  что  наибольшего  размаха  крестьянские
восстания приобрел как раз в 1904 и 1905 годах.
     Однако продолжу прерванную записку Лопухина:
     С тех пор прошло три года. Ни один из поставленных  на очередь грозными
событиями вопросов не получил разрешения, и даже не было  сделано ничего для
усиления полицейской  охраны, объединением ее  разрозненных органов.  За это
время  во многих  уездах Саратовской, Тамбовской,  Пензенской, Херсонской  и
Киевской губерний происходили систематические поджоги крестьянами помещичьих
усадеб. В Саратовской губ.  крестьяне в течение  одного лета шестнадцать раз
поджигали усадьбу помещика Ермолаева, в Тамбовской - усадьба статс-секретаря
Безобразова  в течение пяти месяцев  была подожжена одиннадцать раз, в одной
волости Киевской губ. в течение полутора лет было совершено семьдесят восемь
поджогов дворянских имений. Летом 1904 г. в Херсонской губ. было три случая,
когда  крестьяне  скопищами  в сотни человек нападали на помещичьи экономии,
грабили их, поджигали, убивали служащих в них. Отношения между крестьянами и
землевладельцами в Екатеринославской  и Херсонской губерниях дошли до такого
напряжения, что последние перевозят  ценности в города, бросают  свои родные
гнезда,  предпочитая  имущественные  потери жизни  без уверенности в  личной
безопасности.  Все это  приобретая значение обыденных явлений должно было бы
подвинуть разрешение неразрешенных до сего времени местных и государственных
вопросов, на  деле же привело к  обратному пути и самая обыденность событий,
делающих  жизнь  в  деревне невозможной,  только  расширило круг  применения
частных паллиативных мер и отвлекла правительство от мер общих .
     - Но, - скажет скептически настроенный читатель, - все это местные
явления, можно  ли их  экстраполировать на всю Россию?  Надо бы  представить
какую-то общероссийскую статистику...
     Извольте:  наиболее  убедительными,  на  мой  взгляд,  являются  данные
динамики  изменения  процентной  доли  губерний,   в   которых   происходили
крестьянские  бунты  за  определенный  достаточно   длинный  для  статистики
промежуток  времени. Вот эти  данные  за  следующие друг за другом  4-летия,
начиная с 1861 года:
     1861-65 гг. - 90% 1881-85 гг. - 54% 1901-1904 гг. - 74%
     1886-70 гг. - 8% 1886-90 гг. - 4%
     1871-75 гг. - 12% 1891-95 гг. 10%
     1876-80 гг. - 20% 1896-1900 гг. - 48%
     Данными за 1905 г. я не располагаю, но  известно, что своего  максимума
крестьянские   волнения  достигли  к  концу  1905  г.  -   по-видимому,  еще
приблизившись  к  100%.  8 первых  строк  этой  таблицы  приведены  в  Малой
Советской Энциклопедии,  издания 1929 года. Я  полагаю,  что  причина выбора
столь  раннего  энциклопедического  свидетельства  читателю  вполне понятна.
Последняя   строка  подсчитана  по  материалам,  опубликованным  в  сборнике
документов Крестьянское движение в России в 1901-1904 гг. .
     Любопытно,  что  в  первые  4  года  после   освобождения   подавляющее
большинство  крестьян  было  им крайне  недовольно!  Причина  этого нам  уже
известна  из  главы 1.  В  следующее  4-летие  недовольство было  решительно
подавлено.  В  1866  году  Каракозов  стрелял  в  Александра  II.  Этот  год
отмечается как момент  перехода обиженного царя-освободителя  от либеральных
реформ к  реакции  и единоборству  с  террористами,  столь  плохо  для  него
закончившемуся. Министром внутренних дел в 1868 г. был назначен генерал А.Е.
Тимашев - усмиритель опытный,  в  течение  пяти лет бывший начальником штаба
корпуса жандармов. Тем  не  менее, в течение следующих 12-ти лет  до 1880 г.
включительно, процент бунтовавших губерний медленно возрастал от 8  до  20%.
Скачок  до  54%  в  следующее  4-летие  можно  связать  со  сменой  министра
внутренних дел. В 1881 г. им был назначен генерал Н.П. Игнатьев - человек из
культурной  дворянской  семьи  (его  отец - почетный член Академии  Наук). А
можно   связать  и  с  убийством   Александра   II.   Среди   крестьян  было
распространено убеждение в том,  что царь  был убит дворянами за то, что дал
волю крестьянам и собирался передать им всю землю - по справедливости , тем,
кто землю обрабатывает  (Манифест  об этом  дворяне,  де,  скрыли). На грани
веков крестьянские бунты  были направлены  именно на дворян-помещиков, а  не
против царя.
     Новое резкое падение процента  бунтующих  губерний, очевидно, связано с
крутым правлением Александра  III. В Министерстве  внутренних  дел Игнатьева
сменили  сначала граф  Дм.  Андр.  Толстой, потом  Ив. Ник.  Дурново  -  оба
решительные  поборники  контрреформ Александра III.  И  наконец,  с  момента
воцарения   Николая   II   начинается  мощный  и  длительный   подъем  числа
крестьянских бунтов, охвативших к концу 1905 г. практически всю Россию...
     Ну  хорошо.  Мы  видим,  что к  1905  году  пожар  крестьянских  бунтов
разгорелся не на  шутку. Существование  Империи  было под  угрозой. Чем были
недовольны крестьяне  (малоземелье, голод) было подробно описано  в главе 1.
Но помещики-то  в чем виноваты?  Они ведь все сделали по закону...  А в  том
виноваты,  что  владеют  сотнями, а  то  и  тысячами  десятин  земли  не  по
справедливости,  не  по  совести!  Земля,  -  считали  крестьяне,  -  должна
принадлежать  тем,  кто на ней  работает. Так и  царь-батюшка считает! Стоп!
Откуда нам знать, что думали крестьяне сто лет тому назад? Они ведь мемуаров
не писали... А у нас уже есть надежный свидетель, человек  очень достойный -
Энгельгардт Александр Николаевич, с которым мы познакомились в первой главе.
И с его 12-ю письмами из деревни. Вот отрывок из 11-го письма:
     - ...толковали  о том,  что  будут равнять землю и каждому отрежут
столько, сколько кто может обработать. Никто не будет обойден.  Царь  никого
не  выкинет,  каждому даст соответствующую долю  в общей земле. По  понятиям
мужика, каждый человек думает за себя, о своей личной пользе, каждый человек
- эгоист. Только мир (сходка общины -  Л.О.) да царь думают обо всех... Царь
хочет, чтобы всем  было равно, потому что  всех он одинаково любит, всех ему
одинаково жалко... Тут дело идет вовсе  не об  отобрании земли у  помещиков,
как  пишут корреспонденты, а об равнении всей  земли, как помещичьей,  так и
крестьянской...  Да и  как  же мужик может в этом сомневаться, когда, по его
понятиям,  вся  земля  принадлежит  царю  царь властен, если  ему  известное
распределение  невыгодно, распределить  иначе  -  поравнять  ... Видя, что у
помещиков земли пустуют,  или обрабатываются не так, как следует, видя,  что
огромные   пространства  плодороднейшей  земли  остаются  невозделанными   и
зарастают  всякой дрянью, не приносящей  никому пользы,  мужик  говорит, что
такой порядок царю в убыток...  Царю  выгодно,  чтобы  земли  не  пустовали,
обрабатывались, приносили пользу...  Видит  царь,  что у одних  земли  мало,
податься некуда, а у других много, так, что они справиться с ней не могут, и
болит его сердце.
     И ждет  мужик  царской  милости,  ждет нового царского Положения , ждет
землемеров к весне. Ждет год за годом, голодает, а потом терпение  кончается
и начинается крестьянский бунт - бессмысленный и беспощадный .
     - Ясно, чем крестьяне недовольны. Только вот ни рассказ Короленко,
ни  лестное описание  характера  крестьян,  заимствованное  из  работы  М.М.
Громыко (см. гл. 1) не  вяжутся с образом крестьянина-грабителя, поджигателя
и убийцы.  Но психология и настроение крестьянина (как  и каждого из нас)  -
явления непростые - одной краской их не  обрисуешь. Вот и  А.Н. Энгельгардт,
явно сочувствующий крестьянам, пишет в своем  письме  (я  продолжаю  цитату,
оборванную в 1-й главе):
     - Зависть,  недоверие  друг  к  другу,   подкапывание  одного  под
другого,  унижение слабого  перед сильным, высокомерие  сильного, поклонение
богатству - все это  сильно развито в крестьянской среде. Кулаческие  идеалы
царят в ней.  Каждый  крестьянин, если обстоятельства тому благоприятствуют,
будет самым отличнейшим образом  эксплуатировать  всякого другого, все равно
крестьянина  или  барина, будет выжимать из  него  сок,  эксплуатировать его
нужду...
     Характеристика вполне совместимая с обликом грабителя и даже убийцы, но
окончание цитаты звучит так:
     - Все это, однако, не  мешает крестьянину быть чрезвычайно добрым,
терпеливым,  по  своему  необыкновенно гуманным,  как  редко  бывает гуманен
человек интеллигентного  класса. Посмотрите, как  гуманно относится  мужик к
ребенку,  к  идиоту, к сумасшедшему,  к  иноверцу,  пленному,  к  нищему,  к
преступнику -  от  тюрьмы да от сумы не отказывайся ,  -  вообще  ко всякому
несчастному человеку. Но  при всем  том, нажать на кого при случае - нажмет.
Если скот из соседней деревни будет  взят в  потраве, то они  его не отдадут
даром. Если крестьяне поймают в своем лесу порубщика, то вздуют его так, что
он и  детям своим закажет ходить в этот лес. Как  бьют  воров и конокрадов -
всем известно...
     Вот такая диалектика! В каждом из нас есть доброе, великодушное начало,
и  есть  начало  своекорыстное,  жестокое (разумеется,  у  разных  людей  их
исходное  соотношение  различно),  но какое  из  начал  возобладает,  сильно
зависит   и  от  обстоятельств  жизни.  Для  российского   крестьянства  эти
обстоятельства, в первую очередь  хроническое голодание, - к  1905 году были
явно в пользу второго начала!
     Витте
     - Но  хватит!  Пора покинуть этот  кошмарный  фон  и  вернуться  в
спокойный Петербург.
     - Вы шутите! Спокойный? На дворе ноябрь. Сотни наиболее знатных  и
состоятельных помещиков на  зиму приехали  в столицу. Что ожидает их весной,
когда они вернутся в свои поместья? Быть может, пепелища?..
     Но  есть и  другая  причина  для  волнений,  захватывающих  почти  весь
огромный город. 17-го октября 1905 года был опубликован Высочайший Манифест,
в котором черным по  белому  написано: Установить, как  незыблемое  правило,
чтобы  никакой закон не  мог  воспринять силу  без одобрения Государственной
Думы  ...   Ведь   это   означает   Народное  представительство,  облеченное
полномочием  законодательной деятельности! ... или  не обозначает?  Радость!
Возмущение! Волнения, споры, надежды и проклятия...
     Известный уже нам В.А. Маклаков свидетельствует:
     - Когда 18-го октября утром прочли Манифест, толпы народа повалили
на улицу. Дома раскрасились национальными флагами. Но ликование продолжалось
недолго.  Революция  не остановилась. Манифестанты рвали  трехцветные флаги,
оставляя только красную полосу. На улицах была не только стихия; появились и
ее  руководители...  В  зале  консерватории  состоялся  митинг  и  доклад  о
преимуществе маузера над браунингом (это - марки револьверов - Л.О.). В фойе
собирали деньги на  вооруженное  восстание . Черносотенцами был убит член ЦК
социал-демократической партии Н.Э.  Бауман.  20-го  октября  состоялись  его
грандиозные  похороны. Кадеты постановили принять  в  них участие. Процессия
тянулась на  много верст.  Двигался лес флагов  с надписями:  Да здравствует
вооруженное  восстание , Да  здравствует демократическая республика . К ночи
процессия достигла кладбища, где подруга Баумана, Медведева,  при  факельном
свете и с  револьвером в руке клялась  отомстить. Целый  день улица была  во
власти народа . Сила  невидимой организации, которая собрала эту толпу и  ею
управляла, невольно противопоставлялась слабости власти...
     В С.-Петербурге создается первый Совет Рабочих депутатов...
     Были, конечно, и скептики. В их числе и Павел Николаевич Милюков.
     Вот его сомнения (из воспоминаний П.Н.):
     - Почему  манифест  говорит  о скорейшем прекращении смуты  мерами
власти,  когда собираются прекратить ее мирным порядком? Почему в  настоящем
одни  обещания,  а  исполнение их предоставляется  в  будущем  объединенному
кабинету? Что  это будет за кабинет и  в чем  будет  состоять объединение  ?
Почему не останавливаются выборы  в Думу по старому закону и развитие начала
общего  избирательного  права  отлагается  до введения вновь  установленного
законодательного   порядка   -   вместо  прямого   провозглашения  всеобщего
избирательного  права? Прекрасно,  что Дума, наконец, привлекается к изданию
законов, но почему говорится лишь о их одобрении ?..
     - Народ на улицах радовался манифесту, - продолжает  Милюков, - но
утром  на  Малой  Никитской  я встретил  толпу,  которая  от  Охотного  Ряда
поднималась  к  Никитским  Воротам. Это  была  толпа в картузах и  чуйках  (
охотнорядцев ). В руках  у  знаменосцев, шедших  впереди толпы, был  большой
портрет  Государя  и  еще  какие-то  изображения  или  иконы.  Толпа  что-то
выкрикивала, но, кажется, не гимн, -  и попутно сбивала шапки с прохожих, не
успевших обнажить голову...
     Милюков не понял, что это за объединенный кабинет, а он уже создавался,
поскольку  того же 17-го октября  вышел указ о назначении его главой в ранге
Председателя  Совета Министров Сергея  Юльевича  Витте, а на  следующий день
после  этого  назначения  Витте  телеграммой просит  немедленно  приехать из
Москвы в Петербург Д.Н. Шипова...
     Но  мы почти  ничего не знаем о  Витте, хотя в Российской  Истории он -
один из самых значительных политических деятелей.
     Витте Сергей Юльевич (1849-1915)
     Потомственный дворянин из старинного рода прибалтийских немцев.  Отец -
высокопоставленный чиновник на Кавказе. К концу жизни разорился. С.Ю. в 1866
г.  поступает  и   в  1870  г.  оканчивает  физико-математический  факультет
Одесского университета. Хотел остаться на кафедре. Семья - против. Поступает
на  службу  в  дирекцию  Одесской  ж/д  (1871  г.)  1886  г.  -  управляющий
Юго-Западными  железными  дорогами. 1889  г.  -  директор  Департамента  ж/д
Министерства финансов.
     Существует  легенда,   что  столь   быстрое  продвижение  по  службе  и
неизменное   доверие   Александра   III   явились   результатом   следующего
чрезвычайного происшествия: 17 октября  1888 г. поезд, в  котором ехала  вся
семья Императора, потерпел крушение  близ  Харькова.  Поезд шел с повышенной
скоростью  -  его  влекли  2  паровоза.  Никто  не пострадал.  Расследование
установило, что еще  будучи начальником станции на  этой  дороге, С.Ю. Витте
указывал,  что  состояние  пути  на  ней не  позволяет  ехать  с  повышенной
скоростью - чревато катастрофой...
     В  1892  г.  Витте  назначен  министром путей сообщения,  а  через  год
занимает самый высокий по своему значению пост министра финансов.
     Превосходный  организатор,  он  навел   порядок  в  таможенной  службе,
осуществил  питейную монополию  государства и широко развернул строительство
железных  дорог   по  всей   России,  в  том   числе   начал   строительство
транссибирской магистрали.
     В  течение 3-х  лет  (1895-1897  гг.) Витте удалось  совершить  золотую
реформу  денежного  обращения  -   бумажный  рубль  получил  гарантированное
обеспечение золотом. Это означало его совершенное укрепление и рост доверия,
особенно со стороны иностранных инвесторов...
     У  подавляющего большинства граждан России  деятельность Витте вызывала
восхищение, но кое у кого - неприятие и зависть. Особенно  у Николая II, как
у всякого владыки по отношению к подчиненному, который умнее его.
     А вот любопытная характеристика Витте, данная ему Милюковым:
     - Как всякий самородок, Витте был энциклопедистом.  Он мог браться
за все, учась попутно на деле. Он сразу отделял главное от второстепенного и
шел прямо  к цели, которую поставил.  Он умел брать с собой все  нужное, что
попадется  на  дороге,  и  отбрасывать  все ненужное: людей,  знания,  чужие
советы,  закулисные интриги... Он прекрасно умел  распознавать людей, нужных
для  данной минуты,  организовывать  их  труд, заставлять  их  работать  для
себя...
     По мере удачи росла и его самоуверенность, поднимался  командующий тон,
крепла сопротивляемость всему постороннему и  враждебному. Придворная  среда
была  всегда для него  неблагоприятна. На Витте там  смотрели как на чужака,
пришельца из  другой, более демократической  среды, а потому как на человека
подозрительного и даже опасного. Витте, со своей стороны, дарил эту сановную
среду плохо скрытым презрением, а она отвечала ему скрытой враждой.
     Александру  III грубоватый тон и угловатая речь Витте были по душе. При
Николае  II  безволие  царя  и  злая  воля  царицы  сталкивались  с  волевым
характером и решимостью  Витте. Давление начинало чувствоваться как насилие,
лицо и глаза  монарха превращались  в  непроницаемую маску  и, наконец,  под
влиянием  случайного наития со стороны, все разрешалось внезапным отказом от
сотрудничества вчерашнего фаворита...
     Витте   сам,  без  лишней  скромности,  вспоминает   результаты   своей
министерской деятельности:
     - Во время  моего  пребывания  в Минфине  наш бюджет  окончательно
укрепился и всегда был значительный излишек  доходов над расходами, что дало
мне  возможность   всегда  держать   свободную  наличность  государственного
казначейства в значительных размерах, доходивших до нескольких сот миллионов
рублей... Многие, в особенности газеты, находили, что лучше  эту  наличность
употреблять на производственные цели... (читатель, узнаешь?)
     Я нахожу, что Российская  Империя имеет такие особенности,  что держать
свободную наличность в несколько сот миллионов рублей ( те еще рубли - за 10
р.  можно  было  купить корову - Л.О.) не только всегда полезно, но часто  и
необходимо... С одной  стороны  Россия -  страна исключительной  иностранной
задолженности. Необходимо держать  такой резерв, который при неблагоприятных
обстоятельствах  мог  бы  остановить  паническое  движение  русских  фондов,
находящихся за границей  и в России... С другой стороны, Россия представляет
собой  страну,  которая  в  смысле земледельческом  живет  при самой  низкой
культуре. Главный фактор ее -  урожай,  заключается  в стихиях: один или два
дождя, которые  упадут вовремя, могут  дать прекрасные  урожаи, а  несколько
недель без дождя во время сильной жары уничтожают все хлебные посевы...
     Когда  главный источник богатства  страны - земледелие  -  находится  в
зависимости  от  стихии,  является  необходимым иметь в резерве значительные
суммы на случай неурожаев... когда  я ушел, я оставил свободную наличность в
380  миллионов  рублей,  которая дала  Российской  Империи,  когда  началась
Японская война, жить несколько месяцев без займа...
     В  мое управление  Министерством финансов в значительной мере развилась
наша  железнодорожная  сеть...  Эти  вновь  сооруженные  дороги  принесли  и
приносят государству значительную пользу...
     В  мое время  значительно  возросла русская  промышленность.  Благодаря
систематическому  проведению   протекционной  системы  и   приливу   к   нам
иностранных  капиталов, промышленность  у нас быстро начала развиваться... Я
был и остаюсь сторонником нестеснения иностранных капиталов, идущих в Россию
на пользу ее развития.
     Пусть Витте немного похваляется - так ведь имеет на это право. Это даже
Советская Энциклопедия признавала,  а нам-то, кое-что пережившим,  еще лучше
это видно...
     Тем не  менее, 16-го августа 1903 года Высочайшим Указом действительный
тайный  советник  Сергей  Юльевич  Витте  был уволен  от должности  министра
финансов и назначен Председателем  Комитета министров. Царь сообщил  Витте о
своем   решении  после   его  очередного   доклада  за  несколько  дней   до
опубликования Указа.  Толчком к отставке послужил отказ Витте поддержать  за
счет казны сомнительные махинации  российских  предпринимателей  во главе  с
А.М. Безобразовым в Маньчжурии и Корее. Не лишне будет отметить, что в число
этих предпринимателей входил Плеве.
     Момент отставки в своих Воспоминаниях Витте описывает подробно:
     - Государь Император  сказал мне так: Сергей Юльевич, я вас  прошу
принять пост Председателя Комитета министров. А  на пост министра финансов я
хочу назначить Плеске .
     - Меня  это неожиданное  решение,  -  пишет Витте,  -  неожиданное
главным образом  по своей  форме  - весьма удивило. Его Величество, заметив,
вероятно, что я выразил на своем лице удивление, сказал мне:
     Что,  Сергей Юльевич, разве  вы недовольны этим назначением? Ведь место
Председателя  Комитета министров есть  самое  высшее  место, которое  только
существует в Империи .
     - На это я сказал Государю,  что если  это назначение  не выражает
собой признака  неблаговоления ко мне, то  я,  конечно, буду очень рад этому
назначению. Но я не думаю, чтобы на этом месте я мог быть полезен, сколько я
мог бы быть полезным на месте более деятельном.
     Здесь необходимо остановиться  и разъяснить вполне возможное недоумение
читателя. В  приведенном разговоре царь в августе  1903  г.  назначает Витте
премьер-министром и  подчеркивает,  что это - наивысший пост в  государстве.
Витте этим явно недоволен, даже позволяет себе  съязвить. Я  выше назвал это
назначение отставкой . Не ошибся ли? А Милюков недоумевал по поводу создания
объединенного  кабинета  и назначения  Витте премьер-министром 17-го октября
1905   года.  Ведь  он  уже  был  премьером!  Какая-то  неувязка!  И  чем  в
действительности был занят Витте в  промежутке времени  между  двумя датами?
Премьер -  всем понятное, я бы  сказал  даже,  бытовое  слово в  современном
русском  языке.  Столетие  назад оно  не употреблялось  в  интересующем  нас
смысле. Запишу  как звучали полностью назначения Витте: в августе  1903 года
он  был назначен Председателем Комитета министров, а в  октябре 1905 года  -
Председателем Совета министров. В этом-то  и все дело;  наименования Комитет
министров и  Совет министров обозначали совершенно  разные учреждения,  а их
председатели были наделены весьма несходными полномочиями.
     До 17 октября 1905 г. комитет министров вовсе не являлся правительством
и  вообще  сколь-нибудь  определенной единицей государственного  устройства.
Каждого министра назначал Государь и только перед ним все министры регулярно
отчитывались,  непосредственно ему  адресовали свои доклады  и  предложения.
Председатель Комитета министров не мог их ни собрать, ни  заслушать, ни, тем
более, дать какое бы то ни было поручение. К царю он доступа  практически не
имел.
     Новая организация  была названа Совет  министров.  Подразумевалось, что
министры  будут  регулярно  собираться  по инициативе  своего  Председателя,
обсуждать важнейшие вопросы текущей государственной жизни и политики, а свои
рекомендации и решения  сообщать  царю  через Председателя Совета министров.
Ему  же  поручалось сформировать  кабинет , т.е. подобрать  кандидатуры всех
министров и представить их список на Высочайшее одобрение.
     Таким образом, создавалось действительно правительство, уполномоченное,
к тому  же,  решать, что должно  быть доложено Государю  и  утверждено им, а
какие постановления Совета министров будут обязательны к исполнению и без их
утверждения Верховной властью.
     Манекен  ,  как  назвал Председателя  Комитета  министров  Кони,  одним
росчерком  пера   превратился  в  руководителя  и  главу  вполне   реального
правительства,  которому,  в  частности,  предстояло  выстраивать  отношения
власти с грядущей  Государственной Думой.  Теперь, я полагаю тебе, читатель,
ясно, что  перевод Витте с поста всемогущего министра финансов на  должность
зитц-председателя  (если  вспомнить  бессмертное сочинение  Ильфа и Петрова)
было не просто  отставкой, а еще  и унижением  - заявление  царя о том,  что
место  Председателя  Комитета министров  есть  высшее  место в Империи, было
издевательством. Зато в октябре 1905 года... Но об этом - позже...
     В  своих   Воспоминаниях  знаменитый  юрист  того   времени  А.Ф.  Кони
рассказывает о встрече с  Витте  как раз летом 1903 года. В свете  того, что
нам известно  о  заслугах Витте  в предшествовавших тому годах  пройти  мимо
этого рассказа нам никак нельзя.  Прошу Анатолия  Федоровича  повторить свой
рассказ и прокомментировать сам факт отставки Витте. Вот что он пишет:
     - Я  встретил Витте  в  июле  1903  года, проживая  в Сестрорецком
курорте.  Я  едва узнал в этом согнувшемся, мешковатом, с потухшим  взором и
тревожным  лицом  человеке  самоуверенную   и  энергичную  фигуру   министра
финансов.  Я  видел, что  он,  оглушенный  шумом  внутренней  тревоги  среди
злобного торжества  многочисленных  врагов,  радуется встрече  с  человеком,
который не учинил ему никакой  неприятности.  Я понял,  что  над ним нависла
грозовая туча. Через месяц я узнал, что она разразилась. С ним случилась  не
только внешняя, но и внутренняя  трагедия. Из самого влиятельного министра с
широкой  творческой  деятельностью  он  сделался  в  августе  того  же  года
председателем комитета министров, т.е. декоративным манекеном,  про которого
нельзя  даже  было  сказать,  что  он первый среди  равных,  так  как  такой
председатель даже  не  имел определенных  докладов  у Государя и должен  был
отыскивать и изобретать случаи, чтобы попасть в поле августейшего зрения .
     - Душевная драма, -  продолжает Кони, - состояла  в том,  что имея
громадное влияние  на  ход внутренней  жизни России, вызвав  в  ней  сильное
развитие  промышленности, введя  и упрочив  переход железнодорожного дела  в
руки государства,  учредив ряд высших технических училищ,  коренным  образом
повлияв на экономический строй страны и поставив на твердую почву наш бюджет
и денежное  обращение,  он  не нашел в  себе  решимости  остаться в  истории
личностью  с  определенными  и  вызывающими  уважение,  -  даже  со  стороны
противников, - очертаниями...
     - Сейчас  мы услышим  комментарий  Кони,  -  о  какой решимости он
говорит:
     - Между  тем еще за полгода до  своего падения он имел возможность
привлечь на свою сторону многих  порядочных людей и создать  себе  достойное
положение  без  особых   жертв.  Таким  шагом  была  бы  твердая  постановка
министерского вопроса после того, как Плеве стал бесстыдно и безответственно
ссылать  выдающихся  земских  деятелей  за  откровенные  мнения,   вызванные
запросами  сельскохозяйственного  совещания,  созванного  по  почину  Витте.
Решительный  протест против устройства под его именем такой  западни мог бы,
конечно, ему стоить портфеля, но это был бы прекрасный пример и  быть может,
целительный урок самодержцу...
     - Вот оно что! Типичная позиция российского  интеллигента: главное
в  жизни - утверждение своего благородства,  подвиг, жертва, если угодно,  и
связанная с этим слава,  хотя бы у немногих, понимающих из  своего круга!  А
как это отзовется на судьбе  очень многих людей, с тобою связанных - об этом
думать не стоит, это не  столь возвышенно... Ну, а насчет целительного урока
самодержцу - сие, в лучшем случае, наивно!
     - Нет, Анатолий Федорович, при всем моем к вам уважении, я с такой
рекомендацией  решительно  не  согласен.  Выше я задал  риторический вопрос:
...чем  был  занят  Витте в  промежутке  времени  между  двумя  назначениями
(оставаясь председателем комитета министров) ?  Для начала скажу, что именно
он,  пусть   в  качестве  манекена  добился  для  проигравшей  войну  России
чрезвычайно мягкого мирного договора с Японией. Как это ему удалось, я позже
попрошу рассказать самого Сергея Юльевича.
     Еще  важнее то,  что  если  бы  Витте в  1903  году  покинул  бы  арену
политической деятельности то, - как это следует из цитируемого ниже рассказа
Шипова, - не появился бы на свет Манифест  17-го  октября  и волнения  осени
1905 года могли бы перерасти  в настоящую революцию со  всеми вытекающими из
этого кровавыми последствиями...
     Но почему на  действительно высокий пост  Председателя Совета министров
был назначен сравнительно недавно  отстраненный от  реальных дел Витте? Царь
его  не  любил,  царица  - еще  более  того. Даже неожиданный  успех  мирных
переговоров с Японией, хотя и был, как полагается,  отмечен графским титулом
не столько порадовал царя, сколь послужил ему укором.
     Но вспомним  пылавший в 1905 году фон  крестьянских восстаний. К  концу
года их размах грозил крушением  всего государства. И некому,  кроме  Витте,
было поручить  усмирение сего огнедышащего  дракона  . Теперь понятен  и его
незамедлительный  вызов  Шипова.  Никто  в охватывающей  всю страну  земской
системе, а значит и в большей части  российского крестьянства не пользовался
таким доверием и  авторитетом, как Шипов. С него  Витте  и  собирался начать
формирование объединенного  кабинета . Понятно и кто с кем  в  этом кабинете
должен  был объединиться: интеллигентные  либералы с представителями прежней
администрации. От  опыта  и  связей  этих  последних  отказываться  было  бы
неразумно. Да и  рискованно  -  слишком  крутые  повороты  в государственном
устройстве  к  добру не  приводят.  Витте  это  прекрасно  понимал. В  своих
Воспоминаниях он  подробно описывает драматические события последующих  6-ти
месяцев вплоть до  его окончательной  отставки (22 апреля 1906  г.)  в канун
открытия  1-ой  Государственной  Думы.  В  интересах  экономии  места  я  не
воспользуюсь этими, - разумеется,  не вовсе беспристрастными,  - описаниями.
Достаточно  подробную и  объективную,  картину  происходившего  можно  будет
составить на основании свидетельств уже известных нам  и заслуживших доверие
авторов:  Шипова,  Милюкова  и В.А.  Маклакова (кстати:  Василия Алексеевича
Маклакова,  либерала, одного  из лидеров кадетов,  депутата  Государственной
Думы,  не следует путать  с  его братом  Николаем - убежденным  монархистом,
министром внутренних дел  с  1912  по 1915 год). Зато,  за  счет  упомянутой
экономии места, я смогу привести здесь хотя бы частично, очень интересные и,
на  мой взгляд, глубокие размышления С.Ю. Витте общего характера, которые он
включил в свою книгу воспоминаний. А также некоторые,  только ему известные,
детали переговоров о мире с Японией в г. Портсмуте (США) в июле-августе 1905
года.
     Итак, послушаем Витте (заголовки разделов - мои).
     1. Об индивидуальной собственности и социализме.
     - Одна и, может быть, главная причина нашей революции (1905 года -
Л.О.)   -   это  запоздание   в  развитии   принципа   индивидуальности,   а
следовательно, и сознания собственности, и  потребности гражданственности, а
в  том числе и гражданской  свободы.  Принципом индивидуальной собственности
ныне слагаются все экономические отношения, на нем держится весь мир.
     (Верно  ли,  что  индивидуальность  обязательно   связана  с  сознанием
собственности? А миссионеры  и схимники, великие  художники и  ученые,  даже
революционеры? - Л.О.).
     - В  последней  половине  прошлого  столетия явился  социализм,  -
продолжает  Витте,  -  во  всех  его видах и формах, который сделал довольно
видные  успехи  в  последние  десятилетия.  Несомненно,  что эта эволюция  в
сознании многих миллионов  людей  приносит  пользу,  так  как она заставляет
правительства  и общества  обращать больше внимания на нужды народных  масс.
Бисмарк явил тому явное доказательство...
     Но насколько это движение стремится нарушить  индивидуализм  и заменить
его коллективизмом, особливо в области собственности, настолько движение это
имело мало  успеха, и едва ли оно, по  крайней  мере  в будущем, исчисленным
десятками лет, сделает какие-либо заметные успехи...
     (Вите,  слава богу,  не дожил  до  советской версии социализма,  но,  с
другой  стороны,  десятки  лет  уже  прошли и будущее  в  этом  плане  вновь
становится неопределенным - Л.О.).
     Продолжаю цитату из книги Витте:
     - Чувство Я -  чувство эгоизма в хорошем  и дурном смысле  -  есть
одно  из  чувств, наиболее  сильных в  человеке.  Люди  в  отдельности  и  в
совокупности будут бороться насмерть за сохранение своего Я .
     Вообще социализм для настоящего времени очень метко и сильно  указал на
все слабые стороны и даже язвы общественного и  государственного устройства,
основанного на индивидуализме, но сколько бы то ни было разумно - жизненного
иного  устройства  не  предложил.  Он  силен  отрицанием,   но  ужасно  слаб
созиданием. Между  тем,  духом  социализма-коллективизма  заразились  у  нас
многие,  даже   очень  почтенные  люди.  Они,  уже  не   говоря  о  натурах,
поклоняющихся   всякому   государственному   разрушению,    также    явились
сторонниками общины . Первые  потому,  что  видели в ней применение принципа
мирного социализма, а вторые потому, что в применении этого принципа в жизни
народа  не  без  основания  усматривали   зыбкую  почву,  на  которой  легко
произвести   землетрясение  в   общеэкономической,   а,   следовательно,   и
государственной жизни.
     2. Свободный труд
     - Чтобы оплодотворить  народный  труд,  необходимо поставить народ
так, чтобы он мог  и хотел не только  производительно трудиться, но старался
всячески увеличивать эту производительность.
     У  нас же  народ так же трудится, как и пьет. Он мало пьет,  но больше,
чем  другие народы напивается.  Он  мало  работает,  но  иногда  надрывается
работой.  Для   того  чтобы  народ   не   голодал,  чтобы   его   труд  стал
производительным, нужно дать ему возможность трудиться, нужно его освободить
от попечительских  пут,  нужно ему дать  общие гражданские права,  нужно его
подчинить общим нормам, нужно его сделать полным и личным обладателем своего
труда - одним словом, его нужно сделать,  с точки зрения гражданского права,
персоною. Человек  не  разовьет свой труд,  если он  не  имеет сознания, что
плоды его труда суть собственность его и его наследников.
     (Опять  снижение  мотивировки труда  до  приумножения собственности.  А
бескорыстный  труд - для других  людей, ради  их уважения,  ради утверждения
определенных  идеалов,   наконец,  ради  права  на   самоуважение,   радости
творчества. Это все химера? - Л.О.).
     - Как может человек  проявить и  развить инициативу в своем труде,
когда он знает, что  обрабатываемая  им земля  (значит, речь  идет  только о
крестьянах  -  Л.О.)  через  некоторое  время  может  быть  заменена  другой
(община!), что плоды его трудов будут делиться не на основании общих законов
и  завещательных  прав, а по  обычаю ,  когда  он может быть ответственен за
налоги, не внесенные другими  ( круговая  порука  ), когда он  не  может  ни
передвигаться,  ни  оставлять  свое жилище  без  паспорта,  выдача  которого
зависит от начальника...
     3. О благородных дворянах
     - Говоря  о  русском  дворянстве,  я считаю  своим долгом  еще раз
сказать, что я  сам потомственный  дворянин и я знаю, что и между  дворянами
есть немало  весьма благородных,  неэгоистических людей,  проявляющих именно
тот дух, который должен быть свойственен каждому истинному дворянину, именно
заботу о слабых и о народе.
     (Уместно вспомнить здесь приведенный мною во 2-ой главе  список знатных
дворян - активных земских деятелей. А также организацию Беседа , описанную в
конце той же главы - Л.О.).
     - Все великие реформы Императора Александра II были сделаны кучкой
дворян,  хотя  и вопреки  большинству дворян того времени; так и в настоящее
время  имеется большое число дворян,  которые не  отделяют  своего  блага от
блага  народного   и  которые  своими  действиями  изыскивают  средства  для
достижения  общенародного  блага,  вопреки  своим  интересам, а  иногда и  с
опасностью для своей жизни.
     К сожалению, такие дворяне составляют меньшинство...
     4. О царе
     - Все революции происходят оттого,  что  правительства вовремя  не
удовлетворяют  назревшие  народные  потребности.  Они   могут   игнорировать
средства,  которые предлагаются для удовлетворения этих  потребностей, но не
могут   безнаказанно   не   обращать   внимания  и   издеваться   над  этими
потребностями.  Между тем, мы десятки лет высокопарно  все  манифестировали:
Наша главная забота - это  народные нужды, все наши помыслы стремятся, чтобы
осчастливить крестьянство и проч., и проч.  . Все это были и до сего времени
представляют одни слова.
     - После Александра II дворцовое дворянство загнало крестьянство, а
теперь  крестьянство  темное бросается  на дворянство, не разбирая  правых и
виноватых...
     Те,  которые  милостью   Божьей  неограниченно  царствуют,   не  должны
допускать таких бедствий,  а  коли допускают, то должны  затем признать свои
невольные ошибки.
     - Наш  же  нынешний  самодержец имеет  тот  недостаток,  что когда
приходится решать, то выставляется лозунг Я неограниченный и  отвечаю только
перед богом , а когда приходится нравственно отвечать перед живущими людьми,
впредь до ответа перед богом,  то все виноваты, коме Его Величества: тот его
подвел, тот обманул и проч...
     5. О культурных классах населения
     - Явился акт  17-го октября 1905 года. Этот  акт,  конечно, не был
добровольным  в  том  смысле,  что  Николай  II  никогда  не  согласился  бы
осуществить  напрасные мечтания ,  если бы не  видел, что в  данный момент у
него  нет  другого  выхода, обещающего успокоение. Этот выход  мною ему  был
указан,  и под  влиянием силы не  только русского, но мирового общественного
мнения, он заставил меня принять бразды правления.
     Должен  сказать,  что как ни  несоблазнителен был выход  17 октября для
Императора и особливо до  всей  дворцовой клики и той части  дворян, которая
издавна состояла нахлебником достояния народа, Николай II исполнил бы данные
17-го  октября  обещания,  если  бы  культурные  классы  населения  выказали
благоразумие  и сразу отрезали от  себя революционные хвосты  .  Но этого не
случилось;  культурные  классы  населения  оказались не на высоте положения,
которое впрочем, приобретается только большим политическим и государственным
опытом.
     (Культура  всегда связана  с определенным идеализмом.  А идеализм  плюс
нетерпение порождают революцию - Л.О.).
     - 17-е   октября   дало  повод  культурным,  либеральным   классам
населения  предъявить  крайние требования,  до которых  можно доходить  лишь
постепенно,   приспосабливая  к   ним  государственную   жизнь,  двигающуюся
преемственно, иначе водворяется хаотическое состояние...
     О евреях
     - ...единственное  решение еврейского вопроса  заключается  в том,
чтобы  дать  им  возможность  жить,  а  это возможно  лишь  при  постепенном
уничтожении специальных  законов,  созданных для евреев,  так  как, в  конце
концов, не существует другого решения еврейского вопроса, как предоставление
евреям равноправия с другими подданными государя... Если бы после Александра
II  продолжали  вести политику относительно евреев в духе его  царствования,
т.е.  постепенно  уничтожали исключительные  законы  относительно евреев, то
еврейского вопроса в России ныне не было бы. Евреи не стали бы одним из злых
факторов нашей проклятой  революции, еврейский вопрос  существовал бы в  том
виде, в котором он существует в тех странах, где имеется изрядное количество
евреев.  Для  того  чтобы  этот  вопрос был  окончательно  предан  забвению,
конечно, нужно десятки, вероятнее, сотни лет...
     - После  Александра   II  начали   принимать   ряд  самых   резких
законодательных  стеснений...  Ни  с  кого  администрация не  берет  столько
взяток,  сколько  с  евреев,  вся  тяжесть  антиеврейского режима  легла  на
беднейший класс, ибо чем еврей более богат, тем он легче откупается...
     - В  начале 80-х  годов  Сенат боролся с таким  положением  вещей,
стараясь не допускать произвольных толкований законов и стеснений евреев, но
затем  со  стороны  министров внутренних дел  последовали  всякие  наветы на
некоторых сенаторов как  противодействующих  администрации.  Начали обходить
таких сенаторов  наградами,  были случаи увольнения наиболее  строптивых.  В
результате  и  Сенат начал  давать по  еврейским законам  такие  толкования,
которые, по правде, никоим образом из законов не следовали.
     - Все  это  способствовало крайнему  революционированию  еврейских
масс, и в особенности молодежи. Из  феноменально  трусливых  людей, которыми
были почти  все  евреи лет 30  тому назад,  явились  люди, жертвующие  своей
жизнью для революции, сделавшиеся бомбистами, убийцами, разбойниками...
     Конечно,  не все евреи сделались революционерами, но несомненно, что ни
одна  национальность не дала в России  такого  процента революционеров,  как
еврейская... Ожидая  от освободительного  движения облегчения своей  участи,
почти  вся  еврейская интеллигенция,  кончившая  высшие  учебные  заведения,
пристала к  партии Народной Свободы (впоследствии - кадеты  - Л.О.), которая
сулила им немедленное  равноправие. Партия эта в  громадной степени  обязана
своим  влиянием  еврейству,  которое  питало ее как  своим  интеллектуальным
трудом, так и материально...
     В   результате,   конечно,  явилась   сильнейшая  реакция;  многие   из
сочувствовавших евреям или индифферентные  к ним стали антисемитами и весьма
резкими.  В России никогда не было столько  врагов евреев, как ныне, никогда
еврейский вопрос  не стоял так  неблагоприятно для  евреев. Такое  положение
очень тягостно  для них и  крайне  неблагоприятно для  России,  т.е. для  ее
успокоения.  Я  убежден в  том,  что  покуда  еврейский  вопрос  не  получит
правильного,  неозлобленного,  гуманного и государственного решения,  Россия
окончательно не  успокоится; но вместе  с тем весьма  опасаюсь,  чтобы сразу
данное евреям равноправие не наделало много новых смут и опять не  обострило
дела...   Когда   министром   внутренних  дел   стал   Плеве,  то   он,  ища
психологического перелома в революционном настроении масс во  время Японской
войны,  искал  его  в  еврейских  погромах,  а потому  при  нем  разразились
еврейские  погромы,  из  которых  был особенно  безобразен дикий  и жестокий
погром  в  Кишиневе...он свел  евреев  с  ума  и  толкнул их  окончательно в
революцию. Ужасная, но еще более идиотская политика...
     Не столь глубокие, но  любопытные мысли приходят в голову Витте,  когда
он  плывет на пароходе в Америку,  чтобы возглавить российскую  делегацию на
мирных  переговорах с Японией.  Он их  закончил блестяще - Россия отделалась
уступкой половины Сахалина,  не уплатив никакой контрибуции (парадокс: этого
чрезвычайно важного для истощенной войной России результата не было бы, если
бы  царь не назначил  Витте  на ничтожную  должность  Председателя  Комитета
министров.  Только в таком звании, согласно международному протоколу, он мог
вести мирные переговоры).
     Свои мысли и планы перед началом  этих переговоров, обдуманные во время
долгого плавания, он  приводит в  своих Воспоминаниях .  При этом оказалось,
что он был еще и незаурядным психологом. Вот его тактический план:
     1. Ничем не показывать, что мы желаем мира,  вести себя так, чтобы
внести впечатление, что если  государь  согласился  на переговоры, то только
ввиду общего желания всех стран,  чтобы война  была  прекращена. (Переговоры
при   посредничестве   президента  США  Теодора  Рузвельта  были  начаты  по
инициативе Японии. Они проходили в г. Портсмуте с 27 июля по 23 августа 1905
г. - Л.О.).
     2. Держать себя  так,  как  подобает  представителю  России,  т.е.
представителю  величайшей   Империи,   у   которой  приключилась   маленькая
неприятность.
     3. Имея в  виду громадную роль  прессы  в  Америке,  держать  себя
особливо предупредительно и доступно ко всем ее представителям.
     4. Чтобы  привлечь  к  себе  население  Америки,  которое   крайне
демократично, держать себя с  ним  совершенно просто, безо всякого чванства,
совершенно демократично.
     5. Ввиду значительного влияния евреев, в особенности в Нью-Йорке и
американской прессе, не относиться к ним враждебно, что, впрочем, совершенно
соответствовало моим взглядам на еврейский вопрос .
     (В  результате   бегства  от  погромов  в  Нью-Йорке   проживало  около
полумиллиона евреев - Л.О.).
     Упорно  разыгрывая  демократизм, Витте  завоевал  симпатию американцев.
Так,  что  Рузвельт,  который  в  начале   переговоров  поддерживал  Японию,
почувствовав,  что ему опасно идти  против  этого  течения,  начал  склонять
Японию к уступчивости, в частности, к отказу от требования контрибуции.
     Продолжу  теперь  описание  событий,  последовавших  за  опубликованием
Манифеста  17-го октября.  Первое из  них,  как я уже упомянул, был вызов  в
Петербург Шипова, чтобы с его  помощью Витте смог начать формирование своего
кабинета. Что и  как там  происходило, я, естественно, решил узнать у самого
Дмитрия Николаевича. Вот его подробный рассказ:
     - 18-го  октября 1905 года мною была получена телеграмма от  графа
С.Ю. Витте,  который  просил меня немедленно  приехать  в С.-Петербург.
19-го, в час дня я был уже у графа Витте.
     Встречая  меня,  Витте  сказал,  что  он   обращается  ко  мне,  как  к
общественному  деятелю, пользующемуся доверием в общественных кругах, просит
меня  в настоящее  тяжелое  время помочь ему  при  осуществлении высочайшего
манифеста  17  октября  и  предлагает   мне   занять  пост  государственного
контролера   в  формируемом  им  правительстве.  Я   отвечал,  что  не  имею
принципиальных возражений,  но сочту себя обязанным принять этот пост лишь в
том  случае, если  буду  иметь  уверенность, что  мое  вступление  в  состав
правительства будет полезным. Правительству необходимо  доверие  общества не
по  отношению к  вопросу о  правильном расходовании государственных средств;
нужно,  чтобы  общество  было  уверено, что  старый  строй  государственного
управления  уступил   безвозвратно   место  новому  государственному  строю,
возвещенному 17 октября. Для  создания такой уверенности необходимо привлечь
в  состав  правительства  представителей  различных общественных  кругов.  В
настоящее  время я  не вхожу в  состав  бюро земских и городских  съездов, и
потому мое  единоличное вступление  в  кабинет не  может иметь  значения.  Я
указывал  на необходимость привлечь представителей большинства  этих съездов
более  левого  направления  и  говорил, что для создания  атмосферы  доверия
желательно,  чтобы  общественным  деятелям   были   предоставлены   портфели
министерств:  внутренних  дел, юстиции,  земледелия, народного  просвещения,
торговли и промышленности.
     - Не многовато ли сразу, дорогой  Дмитрий Николаевич? Это не те ли
крайние  требования ,  о  которых  пишет  Витте,  говоря, что  до  них  надо
двигаться постепенно  и преемственно  ? Что вы предлагаете оставить властям,
государю?  Финансы, иностранные и военные дела, а всю сферу внутренней жизни
страны отдать  самоуправляющейся общественности!  Вспомните сказку о золотой
рыбке... Шипов ничего не пишет о том, как  отнесся Витте  к его предложению.
Но рекомендация  обратиться к бюро земских съездов, очевидно,  была принята,
потому что уже  20-го  октября бюро получило  другую  телеграмму  Витте -  с
просьбой срочно направить  к  нему уполномоченных  для ведения  переговоров.
Бюро  избрало в качестве таковых  Ф.Ф. Кокошкина, Ф.А.  Головина  и кн. Г.Е.
Львова.
     - 21-го  октября, - рассказывает далее Шипов, - депутация была уже
у  гр.   Витте  и  с  самого  начала  приняла  вызывающий  тон,  исключивший
возможность благоприятных результатов.  По требованию уполномоченных от бюро
текст переговоров был записан и в тот же день был передан, а 23-го напечатан
в Русских Ведомостях .  Вот  условия  сотрудничества, которые по  требованию
земцев  должны  быть выполнены  прежде,  чем  можно  будет решить  вопрос  о
вхождении в правительство:
     Немедленный созыв  Учредительного собрания  для  выработки Конституции,
причем это собрание должно быть избрано путем всеобщего, равного, тайного  и
прямого голосования; возвещенные в Манифесте свободы должны  быть немедленно
осуществлены и дана полная политическая амнистия.
     - А какую  роль  вы,  уважаемые  господа-либералы,  отводите  ныне
здравствующему государю,  от  чьего  имени  с вами  должен  вести переговоры
только   что   назначенный   Председатель  Совета   министров?   Требованием
немедленной  публикации вы наступили ему коленом  на  горло . Это понимает и
Шипов, он пишет по поводу опубликованных требований членов бюро:
     - Очевидно,  что  такая  постановка  вопроса  свидетельствовала  о
полном отсутствии сознания необходимости сохранения и поддержания авторитета
государственной   власти  в  переживаемое  страной  время  и  исключала  для
правительства возможность  дальнейших  переговоров  с  членами бюро  съездов
земских  и городских деятелей и привлечения его  представителей к  участию в
государственном управлении.
     - Опять  высокомерная  и  глупая, губительная позиция  либеральной
интеллигенции:  Все или  ничего! .  Но,  быть  может, мое  суждение чересчур
строго?  Спрошу  мнение еще кого-нибудь  из  наших  собеседников, к примеру,
весьма уважаемого мной Маклакова. Вот его мнение:
     - Самодержавная власть усомнилась в себе и  потому  согласилась на
конституцию во  имя примирения с общественностью.  Но переговоры со  стороны
общества повели те военные руководители, которые мира вообще еще не хотели и
стремились сначала врага добить до конца, а  потом диктовать ему свою  волю.
Они  не умели  понять  вовремя,  что интересы  России  требуют  не  разгрома
монархии, а соглашения  с ней... что только  соглашением  с  прежней властью
можно избежать Революции со всем тем, что она принесет. И вместо того, чтобы
говорить о  пределах возможных  уступок, чтобы создать  тот тип конституции,
который более всего подошел бы  к России, передовая общественность предпочла
говорить  языком  победителя, который старается  не только обессилить,  но и
унизить врага...
     Тем временем стало известно,  что члены партии Народной воли (кадеты) и
академического  Союза профессоров решили в состав правительства  не входить.
Положение для  Витте  становилось  безвыходным.  Он еще раз  вызвал  к  себе
Шипова,  и кроме  него Гучкова, Стаховича и  князя  Оболенского. Два дня шло
совещание с  этими  наиболее видными лидерами  либерального движения.  Витте
рассказал им о том,  что  предшествовало появлению Манифеста 17-го  октября.
Вот пересказ этой информации Шиповым:
     14-го  октября гр.  Витте  был  вызван  в  Петергоф  и  Государь  ввиду
происходивших повсеместно волнений и  забастовок, обратился  к его  совету и
предложил ему принять главное руководство государственным управлением. Витте
ответил  в письме,  что выход  из  переживаемого страной  тяжелого положения
может быть двоякий - или нужно немедленно, опираясь на военную силу, принять
ряд репрессивных мер и  восстановить  порядок, или, так же неотложно,  нужно
пойти навстречу пожеланиям  общества,  даровать  населению незыблемые основы
гражданской  свободы  и  участие  в  осуществлении законодательной власти. В
первом случае Витте не считал себя человеком  подходящим; во втором варианте
он соглашался принять на себя тяжелую ответственность.
     При этом граф  признал своим долго просит Государя принять во внимание,
что избрание второго  пути знаменует отказ от  начала  самодержавия и явится
переходом к  новому правовому строю.  Государь признал за благо второй путь.
(Благо для России или для спасения  самодержавия? - Л.О.). Тогда  гр.  Витте
составил доклад и текст Манифеста, удостоившийся высочайшего одобрения 17-го
октября и был назначен Председателем Совета министров.
     - Назначение было  принято и обнародовано, но второй вариант,  как
мы  видели,  оказывался неосуществимым  из-за  позиции  либералов. Оставался
единственный путь - репрессивных мер.
     И был единственный человек, готовый и могущий  организовать в масштабах
всей  страны  насильственный  способ  восстановления  порядка, в  том  числе
подавления  крестьянских  бунтов,  -  Петр  Николаевич  Дурново,  бывший при
Александре III директором Департамента полиции, а затем при Сипягине и Плеве
товарищем (в нашей терминологии - заместителем) министра внутренних дел.
     Витте понимал,  что  нет другого пути спасения Российского государства,
кроме  назначения Дурново министром  внутренних  дел с  предоставлением  ему
полной  свободы  действий.   Он  пытался   убедить  в  этом  своих  умных  и
интеллигентных  собеседников,  просил  их, не обращая  внимания  на Дурново,
войти  в состав  правительства, чтобы  помочь ему,  Витте,  осуществить  все
необходимые политические преобразования и  экономические реформы после того,
как пожар крестьянских бунтов будет погашен. Он уверял их, что это не займет
много времени,  после чего Дурново из  правительства будет убран. Но тщетно!
Шипов  и Гучков заявили  категорически,  что  за один стол  с Дурново они не
сядут .
     В  результате министры остались теми  же,  что в  Комитете министров  и
Витте  оказался  генералом  без  армии.   Через  5   месяцев,  в   связи   с
опубликованием новой редакции Основных законов России он вышел в отставку.
     - Досадно!  Очень досадно! Как же Вы,  Дмитрий  Николаевич, и  Вы,
Александр  Иванович,  не  смогли  ради спасения  отечества, которому  отдали
столько  сил,  побороть свое интеллигентское отвращение,  смирить гордыню  и
принять предложение  Витте в течение ограниченного отрезка времени потерпеть
Дурново,  понимания,  что  должна   совершиться   спасительная  для   России
хирургическая операция . Вашему  примеру,  вероятно, последовали бы и другие
лидеры либерального движения, а левое крыло  земцев стал бы скромнее в своих
требованиях  и вместе с вами согласилось бы направить своих представителей в
кабинет  министров.  Такое  сильное,  свободно  мыслящее  правительство  под
руководством столь блистательного государственного деятеля как Витте, смогло
бы совсем иначе направить течение политической жизни России.
     - Возможно,  что  настолько  иначе,  что не было бы мировой  войны
(позиция  России  сыграла решающую роль в ее начале), ни двух революций и их
последствий...  Быть   может,   мирным   путем,  без   кровопролития  Россия
превратилась бы в  процветающую  Конституционную Монархию  и  развивалась бы
далее наравне с цивилизованными странами Западного мира.
     - Да, да! Конституционную Монархию. Вспомним,  что еще в 1899 году
Шипов после внимательного изучения записки Витте пришел к выводу, что  Витте
в душе - убежденный конституционалист  и главная цель его записки - доказать
неизбежность конституции  для России. Еще можно вспомнить,  что  в 1904 году
Святополк-Мирский  говорил  царю,  что  через  10-20  лет  возможно придется
перейти  к  конституциональному строю. И Государь не  одернул его, ничего не
возразил! Да и зачем возражать? Судьба России была безразлична ее последнему
императору - о том свидетельствуют две войны, в которые он без  нужды бросил
свой  народ.  Для него  было  важно лишь одно -  сохранить и  передать своим
потомкам  титул  Самодержец  всея Руси  . Под призрачной властью обладателей
этого титула могло бы развиться цивилизованное общество, как под королевской
короной владельцев Букингемского дворца в Англии. И не исключено, что в свое
время,  когда к этому будет готово общественное мнение, титул Самодержца мог
бы без  всякого  насилия  и  революции  быть заменен на должность  выборного
президента.
     Говорят,  что сослагательное  наклонение  если  бы  ...  неприменимо  к
Истории. Не  согласен!  Без него нельзя было  бы  осознать совершенную ранее
ошибку в политике и на ее примере чему-то  научиться. История ничему не учит
? Нет - это государственные деятели плохо учат Историю!
     Я не сожалею, что потратил столько места  для комментария  к  событиям,
которые заняли лишь несколько дней во второй половине октября 1905  года. Не
каждый год  появляется возможность повернуть курс  государственной  политики
огромной  страны  в  благоприятном для  ее  будущего направлении. Поворот не
состоялся!  В то время никто из либералов, кроме  Шипова,  этого не заметил.
Ведь  о  том,  что не произошло, современники, как правило,  не думают -  их
волнует то, что должно произойти завтра...
     Если попытаться в плане  заявленного содержания этой книги одним словом
обозначить главную причину описанной  неудачи, я бы выбрал слово высокомерие
- дворянской интеллигенции того времени.
     Но какое завтра  волновало ее в течение  того полугода (от Манифеста до
открытия 1-ой Думы), которым ограничено  содержание этой  главы? Конечно же,
вопрос  о  способе  избрания  и  реальных  полномочий этой  Думы,  что  было
непосредственно связано с  выполнением  обещаний, содержавшихся в  Манифесте
17-го октября.
     В конце 3-ей главы записано, что Положение о совещательной  Булыгинской
думе  было  принято и объявлено царским Манифестом от  6  августа  1905  г.,
одновременно  с  Уставом   этой  думы  и  избирательным  законом   для  нее.
Происходивший   в   начале  июля  5-й   земский   съезд  решительно   осудил
опубликованный ранее проект Булыгинской думы. Но к призыву социал-демократов
и эсеров бойкотировать выборы не присоединился, оставив вопрос открытым. 6-й
съезд  (12-15 сентября) заявил о согласии участвовать  в даже этой  скверной
думе. Спросим у  Милюкова, как  объяснить  эту смену позиции земцев. Вот его
ответ:
     - ...С одной стороны сплоченная группа единомышленников, проникнув
в  Думу,  должна  была  оттуда  служить  средоточием  и  точкой  опоры   для
общественного движения; с другой - ставилось целью добиться через посредство
думского  органа  гарантий  личной  и  общественной  свободы  и  правильного
Народного представительства...
     Однако   выборам  этим  не   суждено   было  состояться:  радикализация
общественного мнения  происходила слишком быстро - забастовка рабочих  стала
всеобщей.  Как мы уже знаем  из рассказа Витте, Булыгинская дума умерла,  не
родившись, а вместо  нее появился  Манифест 17-го  октября и связанные с ним
надежды.
     7-го  ноября 1905 г. состоялся  7-ой (последний)  земский  съезд. (6-ой
съезд был в  сентябре). Большинство  делегатов  седьмого съезда  по-прежнему
были непримиримыми конституционалистами. Принятые съездом решения открывали,
по мнению  этих делегатов,  перспективу  сотрудничества  с  властью, но  они
поспешили фиксировать ее двумя категорическими требованиями:
     1. Немедленного  издания  акта  о  применении  к созыву  Народного
представительства всеобщей, прямой, равной и закрытой подачи голосов.
     2. Формальной  передачи  первому  собранию Народных представителей
учредительной функции для выработки,  с  последующим утверждением Государем,
Конституции Российской Империи.
     Отметим, что в первом требовании все еще остается прямое голосование, а
во  втором  -  очень  сомнительно звучит  утверждение Конституции царем (что
будет, если он откажется?).
     Хочу узнать  мнение  наиболее  серьезного комментатора текущих  событий
В.А.  Маклакова (в связи с открытием  7-го земского съезда)  о  политической
ситуации  в России (в преддверии декабрьского восстания 1905 года, о позиции
интеллигенции, о возможной роли Земства, об избирательном законе. Вот что он
пишет:
     - Конституционный   строй   невозможен,    пока   в   стране   нет
общественного  слоя, способного понимать  задачи государственной власти. Для
конституции  мало  отдельных людей,  которые на это  годятся; отдельные люди
могут  служить и абсолютизму,  ими он держится, а  иногда и преуспевает. Для
конституции нужен общественный слой,  который был бы способен сам  выдвигать
из себя представителей политически зрелых...
     - Наша интеллигентная общественность была убеждена, что весь народ
на это уже способен и требовала 4-хвостки . Это убеждение доказывало  только
наивность  иллюзий  общественности.  Но когда  Конституцию  признали и стали
отстаивать  не  теоретики, а серьезные государственные  люди,  как  Витте, а
позднее Столыпин, то  это  лишь потому, что они  видели  в  России  разумный
общественный слой, с которым Самодержавная  монархия могла без опасности для
государства  разделить  свою власть. В их  глазах таким слоем  было  русское
земство.  Это   издавна   было  мнением  передовой   бюрократии,  начиная  с
Лорис-Меликова и кончая Святополк-Мирским.
     - У  земства,  - продолжает Маклаков, -  был  хотя бы ограниченный
опыт  практического управления государственным делом;  земство  представляло
почти все население. Конечно, разные части населения были представлены в нем
не пропорционально их удельному  весу:  были обижены крестьяне, промышленный
капитал, еще более интеллигенция, не говоря уже о том,  что довольно большая
часть  России  земства  еще  не знала.  Но  все это  можно  было  исправлять
постепенно.
     - Жизнь  уже  давно  исправила  многие  несправедливости  земского
положения. Какой реванш брала себе интеллигенция в роли третьего  элемента !
Не  имея  на  выборах  голоса,  этот  третий  элемент,  только  потому,  что
практически  работал  и дело  действительно  знал, стал вдохновлять  земскую
деятельность.  А земская  работа,  в свою очередь,  воспитывала этот  третий
элемент в более трезвом понимании того, что нужно и главное - можно. Поэтому
избирательный  закон  в Государственную  Думу мог  быть построен на  земской
основе со всеми теми изменениями, на которые указывал опыт...
     После  неудачного контакта с представителями бюро земских съездов Витте
продолжал надеяться, что на  публичном собрании благоразумие и здравый смысл
победят. И он стал ждать  земского съезда. 7-й земский съезд показал, что от
общественности ему ждать больше нечего, и он повернул резко направо...
     Как заключает Маклаков:
     - Съезд ему выбора не оставил. Витте должен  был идти с Революцией
или  опереться  не  на  либеральное  общество, которое  его  поддерживать не
хотело, а на реакцию . Он так и  сделал. Он передал фактическую власть  П.Н.
Дурново. Без  радости и энтузиазма, с горечью  против самодовольной и слепой
либеральной общественности Вите уступил Дурново. Разочарование в либерализме
отразилось на дальнейшем его поведении...
     5-го  декабря  1905  г.  в  Царском  Селе  для  обсуждения  сложившейся
ситуации,  под  председательством царя  собралось  весьма высокое совещание.
Шипов и Гучков были  приглашены, но не  для  участия в нем, а  лишь  с целью
заслушать до начала обсуждения  предложения  этих  двух  популярных  лидеров
либерального движения, после чего им надлежало удалиться.
     Шипов  в своей речи  отстаивал принцип действительно всеобщих  и равных
выборов,  т.е.  без  имущественного  ценза   и  раздельного  голосования  по
сословиям. Гучков говорил о предполагаемом специальном представительстве для
рабочих в лице 14-ти депутатов (прекратить забастовки!).  По его  словам эти
рабочие депутаты  будут  держать в  своих  руках нити  рабочего  движения  и
представлять из себя легализованный стачечный комитет...
     С 5 по 11 января 1906  года проходил 2-й съезд партии  кадетов. Я снова
обратился к Павлу  Николаевичу с просьбой рассказать о предложенной им линии
поведения для кадетов. Он согласился:
     - В  ноябре  1905  г.  мы постановили,  что  учредительная  работа
нуждается  в  утверждении государем.  Теперь мы развернули  формулу  дальше.
Россия  должна быть конституционной  и парламентской  монархией.  Борьба  за
демократическую   республику  этим  окончательно   вычеркивалась   из  задач
партии...
     - Спрашиваю:  что  же должно войти  в  учредительную  деятельность
Думы?
     - Обязательное  изменение   избирательной   системы,   закрепление
законом  гражданских  свобод,  обещанных  в Манифесте  17  октября,  а также
законодательные мероприятия,  безусловно, неотложного  характера,  например,
аграрный вопрос. После чего должны состояться роспуск Думы и новые выборы.
     8-12 февраля  1906 г. в доме  графа Шереметева на Воздвиженке состоялся
1-й  учредительный  съезд  Союза 17-го  октября (  октябристов  ).  Основным
докладчиком  был  Михаил  Александрович  Стахович   (1861-1923),   Орловский
предводитель дворянства, видный земский деятель, депутат I Думы.
     - Мы  одинаково  не  сочувствуем,  - сказал он,  -  и революции  и
реакции: нам одинаково кажутся незаконными  как насильственные революционные
действия, так и логика со  стороны правительства основных начал Манифеста 17
октября.  Мы одинаково выказали  себя  противниками как  тех, которые  путем
насилий  с  оружием  в  руках  хотели  заменить  Манифест  17-го  октября  и
Конституционную  монархию иным  социальным строем  государства,  так  и тех,
которые всеми силами стараются  удержать выгодный для  них  старый, отживший
строй.
     Спрашиваю:
     - Как  Вы,  Михаил  Александрович,  после  декабрьских  событий  в
Москве,  относитесь,  в принципе,  независимо  от  целей, к  идее  изменения
государственного  строя  путем  вооруженного  восстания  и к его  подавлению
военной силой?
     - Мы понимаем, - отвечает Стахович,  - что исключительные  события
требуют исключительных  мер; мы понимаем,  что вооруженное восстание  нельзя
подавить увещеваниями  и лекциями, что его можно подавить только вооруженной
силой.  Мы  даже  убеждены,  что  так  всегда  и нужно  энергично  подавлять
вооруженное  восстание. Но,  водворив порядок, правительство  обязано тотчас
же, немедля прекратить всякое насилие, к которому было вынуждено прибегнуть,
нарушив тем самым священные основы гражданской и политической жизни  страны.
После подавления вооруженного восстания, насилия со стороны правительства не
находят себе никаких оправданий.
     - А  между  тем,  мы  видим  необузданный  произвол, и  насилия со
стороны  правительства  продолжаются  повсеместно,  даже там,  где  не  было
никакого вооруженного восстания.
     В заключительной части резолюции съезда говорится:
     Общее собрание делегатов Союза 17 октября требует:
     1. Ускорить всеми мерами выборы в Государственную Думу.
     2. Определить  точный  и  близкий срок ее  созыва,  не  позднее 25
апреля сего года.
     3. Издать   безотлагательно  временные   правила,   обеспечивающие
установленные Манифестом 17 октября свободы и ограждающие от злоупотреблений
в  пользовании   ими,   отменив  одновременно  положение   об  усиленной   и
чрезвычайной охранах, как  меру  неправосудную, возбуждающую  в стране общее
недовольство и не достигающую цели.
     4. Введение   военного   положения  может  быть   вызвано   только
вооруженным восстанием или приготовлением к нему и должно быть отменено  как
только минет крайняя в нем необходимость .
     Отмечу,  что  в  этой   резолюции   вопрос  о   характере   выборов  не
затрагивается.  Молчаливо  принят их  порядок,  прописанный  в  Положении  о
выборах Булыгинской думы...
     Съезд избрал бюро своей партии и его председателя - А.И. Гучкова.

     ***

     Московское восстание
     Может показаться  странным, что я  не  спрашиваю моих корреспондентов о
Московском вооруженном восстании.
     За несколько дней до начала восстания в Москве Милюков  предупреждал  о
неизбежности поражения  и о той общей опасности, которой провал левых грозит
общему делу революционного движения . С немалой долей яда он добавлял:
     - Главный штаб  должен  быть  убежден, что  ведет своих  солдат на
победу, а не на бойню.
     Предупреждение Милюкова относилось  не  к  Московскому  восстанию,  а к
Петербургскому,   которое  открыто  готовил   Петербургский   Совет  Рабочих
депутатов.  События развивались  следующим  образом. 25 ноября 1905  г.  был
арестован председатель Совета Носарь-Хрусталев.  Совет опубликовал бюллетень
о том, что избрав нового председателя, он продолжает готовиться к восстанию.
     2-го декабря от имени Совета революционных партий , социал-демократов и
эсеров  был  опубликован  Манифест.  Населению  рекомендовалось  не  платить
налогов, требовать уплаты по всем обязательствам властей золотом и  вынимать
золотом  же  вклады  из  сберегательных касс.  Призыв открыто  мотивировался
решимостью  свергнуть  правительство,  лишив его  финансовых средств.  Совет
Рабочих  депутатов разослал это воззвание  по газетам. Большинство газет его
напечатало(!).
     3-го  декабря,  во  время пленарного заседания, 257 членов  Совета были
арестованы. В  ответ на эту  провокацию  Совет в новом составе  6-го декабря
объявил  всеобщую  забастовку  с переходом  в  восстание.  Но  забастовка  и
восстание в Петербурге не удались. Обыватель уже устал и боялся. Вооруженное
восстание  произошло только  в  Москве с 9  по  20  декабря  1905 г. Но силы
оказались  неравны.  Достаточно  было  перебросить в Москву один Семеновский
полк,  чтобы  потопить восстание  в крови.  Вместо  пересказа  источников  я
предлагаю  читателю  свидетельство  очевидца  и,  судя  по всему,  участника
восстания  в  форме  автобиографического  романа  писателя-эмигранта  Бориса
Зайцева Дальний край .

     Б.К. Зайцев. Странное путешествие. М., 1996


     (сборник сочинений)


     Дальний край. РоманС. 19-234 (1912 г.)

     Петя  и  Лизавета -  молодожены. Он -  студент, она  -  курсистка.  Они
поселились  в Москве  на Арбате. Петя  зарабатывает на  жизнь  переводами...
...Начиная  с  первых   демонстраций,   в  которых  Петя  участвовал  еще  в
Петербурге,  брожение  не  утихало. Скорее - оно  крепло. Собирались съезды,
устраивались   банкеты,   произносились   речи.   Газеты   посмелели.   Силы
революционных   кружков   росли.  Готовился   электрический  удар,   молнией
осветивший  Россию, показавший  все  величие  братских чувств  и  всю бездну
незрелости, в которой находилась страна - и,  что  бы  потом  не говорили, -
начавший в истории родины новую эпоху.
     Как всегда  в  таких  случаях, тюрьмы  работали усердно. Молодые люди и
девицы,  занимавшиеся   подозрительными  делами,   препровождались   туда  в
изобилии.
     Хотя в богеме, где  вращались Петя  и Лизавета, мало  кто интересовался
политикой, все же при громадности Лизаветиных знакомств, случилось  так, что
в Бутырках оказались лично известные люди.
     Началось хождение туда.  Сегодня она передавала  книги, завтра хотелось
повидать какого-нибудь  Михайла  Михайловича,  бородатого  человека в очках,
отсиживающего  правды  ради  . Кому-нибудь  собрать  деньги,  отдать  письма
родственников,  вообще куча  дел. И  родственники  заключенных, надзиратели,
тюремные офицеры и солдаты скоро привыкли к высокой Лизавете в синем костюме
и  огромной  шляпе.  Лизавета  постоянно просила  пустить  ее не в  очередь,
подольше посидеть,  передать что-нибудь сверх позволенного и т.п. Иногда она
ссорилась с  офицерами, бранилась. Они  грозили не  пускать ее больше, но ее
милый вид, веселость и горячие порывы чаще одерживали победы.
     Скоро практика ее получила такую известность,  что незнакомые приносили
ей на дом письма с просьбой передать. Лизавета усердно все исполняла.
     Раз  ее рвение чуть не привело  к  скандалу: после приема,  возвращаясь
домой, она забралась на дрова,  на пустыре позади тюрьмы, и принялась махать
заключенным. Часовой окликнул ее, но она не расслышала, и  тогда он бросился
к ней  со штыком наперевес. Лизавета захохотала, прыгнула вниз,  ушибла себе
немного коленку  и, на предложение солдата сдаться, сделала такую гримасу  и
так  внимательно стала  растирать ногу  (не  допускала  она, чтобы  за такой
пустяк арестовали), - что солдат засмеялся сам. Кроме того, он признал в ней
знакомую,  сумасбродную. Она  дала  ему  гривенник. Он помог ей  перебраться
через лужу.
     Эти дела  занимали ее больше и больше; да и время  было  особенное. Так
что Лизавета довольно быстро стала на линию сотрудничества революции...
     ...А пока они хохотали, пока летели дни их беспечной юности, все ярче и
грозней  разгоралось большое дело русского народа,  и  скоро  гул бури  стал
доноситься  и  до  них.  Впервые  почувствовали  они  это,   когда  началась
забастовка, охватившая и Москву.  Все,  кто  пережил это, помнят те чувства.
Помнят,  как вдруг  появился на сцене народ, так долго, упорно  молчавший, и
своим выступлением вторгся в жизнь каждого. Закрылись магазины, остановилась
вода, вечером  в Москве стало темно. В роскошных  особняках  зажигали свечи.
Бедному Штеккеру негде было даже купить водчонки, его служба закрылась, и он
занимался раскладыванием пасьянсов. Но и на это не хватало терпения.
     Зато Лизавета ходила как на пружинах.  Ей казалось, что это  все общее,
настоящее, что здесь есть какая-то и ее капля,  и в ее пылкой голове  не раз
проносились образы  - как они с  Петей  умирают, сражаясь на баррикадах. Все
время  у нее  вертелись в мозгу революционные песни, и ее только раздражало,
что Петя, по ее мнению, недостаточно горячо к этому относится.
     Это было отчасти  верно. Петя помнил  свои политические авантюры. Кроме
того, как и многие  тогда, он плохо понимал, что происходит,  - в какой мере
все это серьезно.
     До поры до времени он хранил нейтралитет.  Симпатии  его были, конечно,
налево, но он не очень их проявлял - все ждал и старался взвесить.
     Как  всегда  бывает, думали,  гадали,  строили  проекты,  а  все  вышло
по-особенному и довольно удивительно.
     В  одно  октябрьское утро Петя  проснулся часов  в  десять, потянулся и
подумал, что хорошо  бы посмотреть в газете, как дела у забастовщиков. Вдруг
в комнату влетела Лизавета, размахивая газетным листом.
     - Петя, - закричала она, - ну это что-то удивительное! Ты слышишь,
конституцию  дали!  Нет,  ты  вставай,  ты  понимаешь,  забастовка  кончена,
правительство уступило.
     Она  откинула портьеру,  чтобы  было  светлей,  и  пока  Петя одевался,
смущенный,  обрадованный,  возбужденный,  она читала  вслух известные  слова
Манифеста. Петя  был поражен. Парламент, свобода  печати, амнистия! Странные
для  русского слова. Во всяком случае, что-то  большое, светлое подымалось в
нем...
     Едва он успел одеться, Лизавета потащила его на  улицу  - это следовало
сделать.   Действительно,   город    был   особенный.   Народ,   возбуждение
демонстрации,  все  это приподымало, давало  характер праздничности.  Было и
ощущение победы - первой серьезной победы народа.
     Лизавета рвалась сразу  всюду:  и за  демонстрантами, и на  митинги,  и
освобождать  заключенных. Петя  был  менее рьян,  и  когда на Никитской  они
встретились  с  процессией  черносотенцев  (пришлось   отступать  в  угловую
кондитерскую), его настроение порядочно упало. Скоро он устал, и ему надоело
шататься  по  улицам.  Лизавета заметила это и  стала  гнать его  домой.  Он
согласился,  -  но  под  условием,  что она  не  будет  лезть  в  толпу.  Ей
разрешалось только зайти к Зине.
     Петя пошел по Арбату. Был третий час, он испытывал  странное для такого
дня, но уже знакомое чувство: вокруг него идет жизнь, и  сам он частица этой
жизни, он радуется ее успехам, но что сделал он сам? Есть ли его доля, капля
его  участия  в  сегодняшнем  торжестве?  Лизавета  куда-то  бегала,  что-то
устраивала  и хлопотала,  она  нынче  здесь,  как дома. Ему  кажется, что он
чужой, ненужный. До каких пор это будет продолжаться?  Положим, он  студент,
еще  учащийся, но не  такой уж зеленый щенок - мог бы что-нибудь сделать для
жизни родины. А что сделано? Петя вспомнил Степана, всегда бывшего  для него
образцом, но на этот раз ему  стало жаль его. Почему, почему с ним случилось
это? - думал он.  - За что? И для него в первый раз  стало  неясно, нужно ли
подражать Степану или отдаляться от него (друг Пети, Степан,  - террорист  -
Л.О.).
     Он  вернулся  домой  в  этом  неопределенном  и  несколько  подавленном
настроении. Обедал он  один. К  вечеру  снова  вышел, и  теперь его внимание
привлекли кучки темных людей у ворот домов, у подъездов; они были  в чуйках,
картузах,  что-то  совещались,  кричали:  эти люди  быстро получили название
черной сотни . В те дни они проявили себя не менее революционеров.
     На Арбатской площади его встретил знакомый, веселый адвокат. Адвокат не
одобрил, что Петя в студенческой фуражке, и рассказал, что  были уже  случаи
биться студентов. Это подействовало на Петю неприятно. Тотчас у него явилась
тревога за Лизавету: бегает она  Бог знает где, мало ли что может случиться?
Петя мысленно себя выругал. И наверное, она сейчас в Бутырки дернула .
     Петя чуть не бегом бросился домой. Черносотенцев  стало больше. Проходя
мимо них, слыша за  собой злобные замечания, он испытывал невеселое чувство.
Но главным образом беспокоила его Лизавета.
     Дома ее не оказалось. Петя провел еще час в  мучительном  беспокойстве.
Наконец влетела Лизавета, розовая, горячая,  с выбившимися  прядями  светлых
волос - и повисла у него на шее.
     - Прямо из Бутырок! - кричала она запыхавшись и блестя глазами.
     - Освобождали заключенных! Фу,  я так устала, просто не могу.  Она
отцепляла вуаль и, действительно, тяжело дышала.
     - Это прелесть какая-то,  ну,  милый мой,  ты  бы  посмотрел,  что
делалось! Нас  чуть  не  перестреляли.  Совсем  уж  скомандовали, а  мы  все
требуем, чтобы  выпустили  политических. Ух,  страшно было!  Я  зажмурилась,
думаю, ну сейчас... и все время о тебе  только думала. Но все-таки не  стали
стрелять и всех выпустили.  Милый мой, что  там было!  Многие плакали,  и  я
тоже...
     ...Штеккер припрятал порядочно огненной влаги: нос его уже краснел. Они
быстро сошлись с Федюкой, пили  за свободу, за народ, за революцию и прочее.
Выпили и Петя с Лизаветой, но немного. Вечером они собирались на митинг.
     Кто не помнит этих митингов, когда при свете нескольких свечей домашние
Дантоны громили власть, звали к борьбе  за учредительное собрание? Аудитории
ломились от публики. Под красным знаменем, у трибуны собирали пожертвования.
Дамы бросали туда свои кольца.
     Все это было, и в том - часто нелепом и детском, что тогда происходило,
-  всегда  присутствовал   буйный  подъем   молодости.  Он   покрывал  собой
банальность  фраз, несоразмерность притязаний. Он, в  конце  концов,  только
этот психологический  подъем -  устрашил власть: каковы  были действительные
силы революции, знает всякий.
     И как в жизнь страны, так  и в жизнь Пети,  Лизаветы  эти дни врезались
неизгладимо.
     Все  пошло вверх  дном.  Их квартира  стала пристанищем революционеров,
приняла вид, не принадлежащей им. Через день у них бывали явки. Приходили на
совещания молодые люди в черных шляпах  и синих рубашках  -  их  можно  было
узнать издали,  и когда они шли  по  Арбату,  то значило  это: в переулок, к
Лизавете. На десяток юношей приходилось  по  провокатору, но  об этом узнали
позднее, а  тогда все они казались необыкновенными и героическими. Некоторые
ночевали, иногда  жили  по неделе,  ютясь  в столовой. Всем  было достаточно
дела. То борьба с  черной сотней,  то  образование союзов, подготовки  новой
забастовки и восстания.
     Петя воспринимал все это нестройно. Были моменты яркие, были тяжелые.
     Навсегда   остались   в   памяти   похороны    революционера,   убитого
черносотенцами, - движение  несметной толпы, песнь,  певшаяся без шапок  под
открытым  небом  и напоминавшая гигантскую панихиду. Реянье красных  знамен,
тот восторг, что теснит в такие минуты сердце.
     И рядом - расстрел из засады, насилия  над студентами, грозные вести со
всех концов России, погромы. В общем, в это время больше  Петю угнетало, чем
воодушевляло.  Он чувствовал  себя в  кутерьме, гаме, свалке, и у  него было
ощущение, что его затолкают.
     Самое дурное началось тогда,  когда по  городу распространился  слух  о
погроме: погроме интеллигенции. Утверждали, что составлены списки и назначен
день. На  некоторых домах ставят отметки -  черные  кресты. Утром того  дня,
когда это должно было начаться, Петя вышел на улицу,  и первое, что увидел -
черный крест на углу  своего  дома. Он вспомнил,  это  у них  постоянно были
явки,  и  тяжелое  чувство,   вроде  испытанного  некогда  в  Петербурге  на
демонстрации с Ольгой Александровной, охватило его. Он скоро вернулся домой.
Ни Лизаветы,  ни жильцов не было. Он  сел работать  и через полчаса  вышел в
переднюю  на звонок.  Его  удивил татарин, ввалившийся  с парадного хода,  -
обычно он являлся в кухню. Татарин  показался наглым,  и подозрительным было
то,  что он как  бы рассматривает размещение комнат. Петя выпроводил  его, и
его  дурное  настроение возросло.  Лизавету  он  старался не  пугать, но она
многое уже знала; впрочем, относилась покойнее.
     - Около дома будут дружинники, - сказала она и на том успокоилась.
     Петя мало верил в дружинников. Он зашел в  комнату  Штеккера и спросил,
есть ли у него оружие. Штеккер забегал по комнате и закричал:
     - Конечно  есть,  я не дурак, у меня всегда с собой револьвер,  да
наган, то есть нет,  черт, маузер,  пускай они явятся, дрянь, сволочь! Пусть
попробуют, подойдут, садовые  головы  -  трах,  хлоп, бац и отделка.  Быстро
делается: в лоб никаких!
     Штеккер  шумно  заржал. Можно было подумать, что его обычное занятие  -
стрельба по  людям. К вечеру же, подвыпив, он так воодушевился, что возникло
опасение, как бы он не открыл огонь по мирному населению.
     - страшно воинственный человек, страшно воинственный! - говорил из
своей комнаты Фрумкин, чистя револьвер. - Прямо Пальмерстон!
     Оказалось, что татарин приходил и к знакомым, тоже вызвал подозрение, и
это  еще  больше встревожило Петю. На ночь он запер дверь за  засов и  читал
часов до двух, потом лег.
     Лизавета уже спала покойным сном чистой души, розовая, теплая.
     - Пить, - спросила она, сонно  улыбаясь,  как  ребенок, когда Петя
ложился.
     Пила она жадно, потом отвалилась,  зевнула,  и,  повернувшись к стенке,
свернулась  калачиком. Вспомнив о том, что дикие пьяные люди могут ворваться
в их квартиру и замучить Лизавету, Петя похолодел. Он положил  рядом с собой
револьвер и решил, что в крайнем случае застрелит и ее, и себя.
     Он  почти не  спал эту ночь. Каждая хлопнувшая дверь, шаги внизу, - все
казалось ему началом тревоги. Он заснул, когда стало светать.
     Никакого погрома в Москве не было. Впоследствии он вспоминал об  этом с
улыбкой, с  легкой насмешкой  над своей нервностью.  Но  хорошо  вспоминать,
когда тяжелое прошло. Тогда же было невесело.
     Наступил ноябрь, тот памятный месяц, когда казалось, что дело революции
шагнуло вперед колоссально, когда готовился новый взрыв.
     Петина жизнь совсем выбилась из русла. Он это понимал, но ничего нельзя
было поделать.
     К  Лизавете приезжали  молодые  люди с корзинами,  оставляли  их, потом
являлись   другие,   обкладывались   под   платьем   листками   и   выходили
потолстевшими. В диване  лежало оружие. Раз косноязычный юноша принес шрифт,
они  с  Лизаветой рассыпали его, никак не могли  собрать, наконец  увязали в
старую Лизаветину  юбку. И  Лизавета  с  Петей долго  не могли вспомнить без
смеха, как  заикающийся товарищ, полный тайн,  конспирации,  особенно громко
выкрикивал слово бомбы .
     В  это  же  время жил у них кроткий еврей  - рабочий из западного края,
Илья Исакыч. Кто он был, почему его занесло  к Лизавете, - сказать трудно. В
противоположность  другим,   он  мало  ораторствовал,  но  делу  был  предан
беззаветно.  Он  был  мал  ростом,  слаб  и  бледен, говорил  неправильно  -
гостеприимчество  , бессомненно ,помогал Лизавете  по хозяйству, сам  убирал
постель  и мужественно встретил  выстрелы из засады: с немногими товарищами,
защищал безоружных и был тяжело ранен.
     Петя с Лизаветой горько жалели его. В больнице он лежал почерневший, но
с живыми  глазами,читал газеты и говорил: Движение растет, бессомненно .  Он
все же выздоровел,  уехал и  куда-то сгинул. Ходили слухи о его  пленении  и
смерти - ничего достоверного узнать нельзя было.
     У Пети и и Лизаветы составилось мнение, что он погиб. Они помолились за
упокой его скромной души.
     В конце ноября,  в разгар явок на Петиной квартире пришло известие, что
у  дедушки  припадок  ревматических болей.  Петя захватил работу,  несколько
книжек и уехал.
     В деревне он  попал  на  первопуток.  Тишина ранней зимы, лыжи, работа,
чтение вслух дедушке, ожидание почты, переписка с Лизаветой, все это вначале
освежило.  Во время  одиноких  прогулок, среди обвеянных снегом рощ, он  мог
думать и мечтать  свободнее,  и отсюда,  издали, даже  больше любил  родину,
народ, - больше сочувствовал ее  судьбам.  Потом читал Флобера  -  Легенду о
Юлиане Милостивом  ,  Саламбо  ; душа его раскрывалась  свету искусства. Тут
впервые приблизился он к Пушкину...
     ...Эта  аркадская  жизнь продолжалась  недолго:  в начале  декабря  все
изменилось - в Москве вспыхнуло восстание.
     Петя  с дедушкой узнали о нем  не  сразу. Первое, что дошло до  них,  -
молокан, ездивший на станцию с флягами, объявил, что поезда не ходят. Москва
же, по его словам, горит.
     С  каждым  днем  слухи   разрастались  и  становились  грознее.  Начали
возвращаться  крестьяне, работавшие в Москве. В  страхе и  растерянности они
бежали домой пешком,  подбирая  партию по десяти, пятнадцати человек. По  их
рассказам Москва пылала с четырех  концов. На улицах  шел  бой, дома громили
артиллерией. Выходило так, что верх брали революционеры.
     Петя ничего не понимал и томился в  жестоком беспокойстве. Ехать нельзя
было даже  на  лошадях,  потому что в Москву,  как говорили, не пускают.  От
Лизаветы никаких известий. Петю терзали разные чувства. Во-первых, отчаянье,
что он не с Лизаветой. Она одна в  революционном гнезде, в пылающем  городе,
покрытом баррикадами. Ну, конечно, он уклонился! Избрал благую долю - сидеть
в  деревне и  восхищаться  Флобером. Страх  за Лизавету и стыд за  себя были
основой  чувств. Второе - что же происходит? Что с Россией, с жизнью? Правда
ли, что верх взяли восставшие - но тогда на их стороне войско, значит, у нас
настоящая, огромная революция? Ведь не предполагали  же октябрьских  дней, а
они  пришли? Так,  может быть,  жизнь действительно сдвинулась, это глубокий
кризис, и восторжествует социализм? Может  быть  у дедушки отберут  имение и
оставят надел? Все  это кружило Пете  голову. Как  все нервные  и  некрепкие
люди,  он  вдруг перепрыгнул  огромное  расстояние, отделяющее  его  обычные
взгляды от теперешних, и горячо уверовал, как многие тогда  в России молодые
люди, что  начинается  абсолютно новое.  На  этом  они  тотчас  сцепились  с
дедушкой,  и  все  их  мирные чтения полетели  прахом: дедушка в известия не
верил  и  говорил,  что только  глупые могут сочувствовать  восстаниям. Петя
взволновался,  почему-то  лез на  стену  и  доказывал,  что теперь все может
произойти и что в дедушке говорят чувства помещика.
     Споры эти  были ненужны и утомительны; они раздражали обоих и ни к чему
не вели.  Кончились они внезапно, как только получилось известие, что поезда
ходят. Петя выехал в тот же день она дальнюю станцию Курской дороги...
     ...Поезд  шел, как ему показалось, быстро; чем  ближе к Москве,  больше
жандармов, казаков на станциях, возбужденней, тревожней.
     Он приехал на Курский вокзал в три часа ночи. В город же его не пустили
до семи, пока не засинело в огромных окнах. Восстание  кончилось,  но Москва
была на военном положении.
     Ему казалось, что он не узнает знакомых улиц, что везде дымят пожарища,
лежат разбитые груды. Ничего этого не было. Но в том, как люди шли, глядели,
говорили,  в  самом  извозчике медленно  везшим  его по Арбату, было  что-то
скорбное. Город молчал.  На Пресне, на Москве-реке еще расстреливали. В этот
день застрелили, - делая вид, что казнят преступника, - студента, у которого
нашли ноты Марсельезы .
     Когда  Петя подъехал  к знакомому своему дому и нужно было  взбежать на
четвертый этаж, у него остановилось сердце.
     Лизаветы  он  не  застал.  Она  была  цела, благополучна, но  эту  ночь
проводила у Клавдии, потому что в девять должна была везти ее в клинику...
     ...Хотя  Лизавета была очень в курсе дел, все же восстание началось для
нее неожиданно.
     Несколько  дней  она не  получала писем  от  Пети,  стала  сердиться  и
раздражаться.  Фрумкин  поддразнивал  ее, Алеша рыскал  целые дни, а Штеккер
пил. От волнений, передряг он повысил норму...
     Но  все  изменилось к двенадцати, когда явился Алеша и сообщил,  что на
Долгоруковской баррикады.
     Лизавета сидела на диване, в нижней юбке и читала роман.
     - Нет, - закричала она. - Правда? Ты врешь!
     - Конечно правда. Начинается восстание,  - ответил Алеша и полез в
комод доставать из Лизаветина белья обоймы для маузера.
     Днем в городе уже началась стрельба. К  вечеру появились баррикады и на
Арбате. В  них  пряталось по нескольку человек в папахах, и когда  подходили
солдаты или на рысях подлетали казаки, папахи открывали огонь. Потом шмыгали
в ворота, проходные дворы, переулки. Их было мало, и пока дело носило скорее
характер опасной и азартной игры.
     На  другой  день  Лизавета,   со  знакомыми   курсистками,   Куниной  и
Соловьевой, чуть  было  не обезоружили на Пречистенке  офицера:  они  втроем
ухватились за его шашку, и бедный подпоручик,  очень молоденький и не весьма
решительный, насилу вырвался от них, - принужден был отступать.
     Но  понемногу  замирало  движение,  исчезли  извозчики.  Наспех   стали
закрывать магазины. Пахло острой, бодрой тревогой. Восстание разрасталось.
     Во  вторник,  в  самый  разгар  баррикад, Фрумкин пришел  к  Лизавете и
покачал головой:
     - Я  только  что был у  жены  Степана  Николаевича,  -  сказал  он
серьезно, и его влажные глаза стали как будто даже грустными. - Ее положение
безнадежно, как  врач, могу вам это сообщить. Непременно надо отправить ее в
лечебницу. Притом, ей ни в коем случае нельзя оставаться одной с ребенком, я
утверждаю это, ни в коем случае!
     - Пойду к ней ночевать, - решила Лизавета.
     - Это было бы хорошо, если б можно было туда дойти. Но уже четыре,
начинает смеркаться,  и  это далеко небезопасно. - Фрумкин картинно  заложил
руку за бот сюртука и прибавил: - Далеко небезопасно, Лизавета Андреевна!
     - Пустое! - закричала Лизавета. - Какие глупости! Фрумкин погладил ус и
сказал:
     - Я вам говорю, что опасно. Но если вы настаиваете, я вас провожу.
     Он посмотрел на нее значительно.
     - Провожу я.
     Лизавета накинула шубенку и они отправились.
     - Я  захватил револьвер, - сказал  Фрумкин. -  Если  вас попробует
обидеть какой-либо негодяй...
     Лизавета скакала вниз по лестнице, через две ступеньки.
     - Говорят, теперь расстреливают, кто захвачен с оружием в руках, -
ответила она.
     - Это ничего, это ничего.
     На Арбате к ним пристал Алеша. Он тоже был с оружием.
     Такой эскорт  лишь увеличивал  опасность,  но на то она  была Лизавета,
чтобы делать нелепости.
     Темнело. Кое-где  были зажжены  фонари. Окна  слабо  светились, - шторы
задергивали особенно тщательно, опасаясь выстрелов:  казаки могли стрелять в
каждого, кто подходит к незанавешенному окну.
     На углу  Никольского  переулка перелезли через баррикаду. У Смоленского
рынка  - через вторую.  Было безлюдно, лишь  ветер сдувал  снег на площади в
направлении Зубова. Та луна, что светила Пете, выглянула краешком.
     У  Лизаветы  от мороза горели ушки; пустынность площади,  свист ветра в
бульварных деревьях показались ей жуткими.
     На третьей баррикаде, не доходя до Неопалимовского, их окликнули.
     - Провожаем, - ответил Алеша, - нам на Плющиху.
     - Не пройдете, надо обождать.
     Действительно, по проезду бульвара, от Пречистенки, послышалась рысь.
     - Драгуны!
     - У меня нет оружия! - пробормотала Лизавета растерянно.
     Ее отвели в сторону.
     - Становись за углом.
     Но Лизавете  не  терпелось.  Алеша  с Фрумкиным  стали за баррикаду, ей
хотелось  тоже, но было страшно.  Месяц  скрылся.  Драгуны  остановились, не
понимая, занята баррикада или нет. Они должны были ее поджечь.
     Минута пошла в нерешимости. Лизавета юркнула за старый шкаф, на котором
лежали выломанные ворота,  -  ближний к ней  край  баррикады: любопытство не
давало ей покоя.
     Драгуны дали залп. По доскам  что-то  застучало, и в  ответ с баррикады
блеснули  огни. Протяжно,  мучительно заржал  конь. Раздались  ругательства,
команда  и  драгуны  повернули  в Левшинский.  Лишь одна  лошадь  с седоком,
свисавшим ей на шею, в ужасе кинулась прямо и влетела в проволоки баррикады.
     - Товарищи, обходят!
     Очевидно,  драгуны собирались  зайти сбоку. Все бросились в  переулок к
Плющихе.  Фрумкин  поддерживал  Лизавету,  она   вдруг  почувствовала  такую
усталость,  что едва  двигала ногами. Дружинники  убежали  вперед.  Лизавета
видела еще перед  глазами поникшее тело, слышала ржание,  - голова ее слегка
кружилась.
     Драгуны  выскакали  сбоку,  опять  затрещали  выстрелы  по  пустой  уже
баррикаде.  Часть  их осталась  жечь  ее, другие  поскакали  в  переулок  за
дружинниками.  Алеша  быстро сообразил, в  чем  дело: он толкнул Лизавету  в
первые незапертые ворота и прыгнул за ней сам с Фрумкиным. Дворник загородил
им дорогу, но Алеша пригрозил револьвером. Тот стих.
     В  это время подскакали драгуны. Перед ними  была  темная  дыра  ворот,
ведших во  внутренний двор; кто-то был здесь, они чувствовали, но их смущала
темнота.
     Лизавета  прижалась к стене,  закрыв глаза. Ей ясно представилось,  что
это  уже смерть, наверно, бесповоротно. Она вздохнула,  с  каким-то  сладким
отчаянием вспомнила Петю и  про себя сказала: Ну  скорей уж, что ли! . Алеша
держал  за руку дворника и дворник чувствовал, что достаточно  ему пикнуть -
его укокошат.
     Драгуны наугад выстрелили и унеслись.
     - Есть, - сказал Алеша. - Целы.
     Он только что  отвел голову от выступа штукатурки. Пуля ударила в  этот
выступ, и отбитый осколок царапнул его по щеке.
     Трудно было Лизавете идти дальше. Ее тащил  Фрумкин  и проклинал  себя,
что впутался в такую передрягу.
     Но теперь было  близко, и в двадцать минут они дошли до Грибоедовского.
Алеша тотчас  удрал. Он  не  мог  уже жить без первого опьянения, опасности,
азарта...
     ...Это  была  одна из  труднейших ночей  Лизаветы. С одиннадцати  часов
загорелась  Пресня. Ухали  пушечные  выстрелы,  от которых  звенели  стекла.
Красный отсвет  появился в  комнате, и за садиком, за домами, на  фоне  неба
медленно ползли золотистые клубы. Стрельба раздражала Клавдию. Она  сидела у
окна,  бормотала  что-то,  то вдруг  громко  вздыхала, подходила к Лизавете,
брала ее за руки и говорила:
     - Враги. Со всех сторон. Ах, какие у меня враги ужасные! Все убить
грозятся. И потом этот... щенок!
     Она взглядывала на ребенка, и в глазах ее появлялось что-то свирепое.
     - Я его  убью,  непременно,  я  его  ненавижу, понимаешь? Это  мой
главный враг...
     ...И Лизавета не могла уже заснуть.
     Она  сидела у окна, смотрела на далекое зарево и  думала о своей жизни.
Если  выбросить  из  нее любовь к  Пете,  то что останется?  Вероятно,  она,
Лизавета,  и сейчас ненужная,  но  в  сердце  ее  горит пламя,  - ярче  этих
огненных клубов. Это ее вера и надежда.  За нее она  пойдет на какую  угодно
казнь и ни перед чем не остановится. Очевидно, Бог назначил ей такую  долю в
жизни. Но почему он послал этот  ужас Клавдии? Разве  Клавдия  более  дурной
человек, чем  она? Конечно,  нет, напротив.  Чей  грех  она несет, за  какие
неправды  наказывается?  Этого   Лизавета  не  могла  сказать.   Ее   сердце
наполнилось жалостью, и захотелось помолиться за Клавдию, за  облегчение  ее
страдальческого существования.
     Так, сидя, со слезами на глазах и чистым сердцем Лизавета к шести часам
все-таки заснула .




     Государственные Думы
     В  двух  предыдущих главах упоминалось,  что еще 6  августа  1905  года
царским  Манифестом  было утверждено  создание совещательной ( Булыгинской )
Государственной  Думы.  Одновременно  с Манифестом  появилось и Положение  о
порядке выборов в Думу, подготовленное министром внутренних дел. 5-й земский
съезд решительно осудил оба документа, но 6-й съезд заявил о согласии земцев
участвовать в выборах Думы ради использования ее трибуны в своих интересах.
     7-й  земский  съезд,  собравшийся  после  17  октября,  подтвердил  это
согласие,  обусловив  его  (поскольку  выборы   еще   не   начались)   двумя
категорическими  условиями, относящимися  к процедуре выборов, в том числе и
требованием пресловутой прямой  подачи голосов. Однако в Положении о выборах
фигурировала описанная ниже 3-ступенчатая система голосования.
     Февральский съезд  Союза 17 октября ( Октябристов ) в своем решении уже
не упоминает о прямой подаче голосов, и я могу приступить к описанию системы
выборов  по Булыгинскому  рецепту  .  Она  была  использована  при  избрании
депутатов I и II Думы, а затем  с  небольшими  изменениями при выборах III и
IV Думы.
     Для понимания всей механики выборов удобнее начать ее описание с конца,
т.е. с избрания депутатов Государственной Думы, а потом выяснить,  кто такие
их избиратели ( выборщики ) и как они  поднялись на последнюю (3-ю)  ступень
избрательной лестницы. Напомню,  что сначала пойдет речь о системе выборов I
и II Думы.
     Подавляющее число депутатов Думы выбирают из своего  состава Губернские
избирательные собрания (не путать с дворянскими и земскими собраниями).
     В губернских избирательных собраниях участвуют:
     1. Землевладельцы, крупные и мелкие, владеющие землей в губернии.
     2. Владельцы  недвижимости  (мельницы,   магазины,  сахарные   или
кирпичные заводы и проч.) в сельской местности.
     3. Священники монастырей и церквей, владеющих землей.
     4. Крестьяне или уполномоченные от крестьян.
     5. Горожане из провинциальных, небольших городов губернии.
     Все гласные ,  т.е. имеющие право  голоса в губернских собраниях, имеют
одинаково - по одному голосу, независимо от их достатка: крестьяне наравне с
помещиками. Их сословное различие скажется на предшествующей ступени выборов
-   уездной.   Председательствует  на   губернском   избирательном  собрании
губернский предводитель дворянства. Ни губернатор, ни вице-губернатор, никто
из чинов полиции присутствовать там не вправе.
     Вторая,  очень  небольшая группа депутатов Думы  выбирается в  столицах
(С.-Петербург,  Москва) и еще нескольких крупных городах, отобранных по всей
России.  Поначалу обе группы депутатов Думы избирались только из европейских
губерний  России,  Белоруссии   и  Украины.  Потом  к   ним   присоединились
представители окраинных губерний.
     Весьма  существенно,  что   для  каждой  губернии   и  крупного  города
центральной  властью   устанавливались   квоты  представительства  в   Думе,
варьировавшие  от 2-х человек (Архангельская губ.) до 16-ти (Киевская губ.).
В  какой-то  мере  эти  квоты  соответствовали численности  населения каждой
губернии  или  города,  но...   могли  отражать  и  господствующие   в   них
политические настроения. Кроме этих квот верховная власть назначала и  число
выборщиков  для всех губернских собраний в пределах от 32 до  225 человек. А
в  столицах  и  больших  городах:  6  депутатов  Думы  и  160  выборщиков  в
С.-Петербурге,  соответственно 4 и 160  в Москве,  по 2  и 80 для Астрахани,
Баку, Киева  и  Варшавы, по 1 и 80  человек еще для  20-ти  крупных городов,
избиравших депутатов Думы напрямую.
     Царским  Указом от 11 декабря 1905 г., в соответствии с  духом времени,
участие в  выборах  было  предоставлено и рабочим. Однако  смехотворно малое
участие!  Всего по  России (с  распределением  по  губерниям и  городам) 105
выборщиков, в то время как общее число выборщиков было более 5800 человек.
     Процедура  самого выбора депутатов Думы  выглядела так: каждый выборщик
губернского  или  городского  избирательного  собрания  подавал  записку,  в
которой указывал достойных, по его мнению, кандидатов в депутаты думы из его
коллег  по собранию - в количестве,  равном соответствующей квоте... Записки
эти обсчитывались таким образом, что появлялся  список кандидатов, набравших
больше  половины  голосов  выборщиков  (этот  способ  -  демократичнее,  чем
общеизвестное  открытое  или  голосование,  предписанное сверху  составление
списка  кандидатов).  Если  набранное число кандидатов  в  списке  превышает
квоту, то  отбор депутатов  Думы из  этого списка  производится голосованием
шарами , т.е. по большинству голосов.
     Губернские и городские  избирательные собрания считались состоявшимися,
если на них  присутствует более  половины числа назначенных для губернии или
города выборщиков.
     Теперь можно спуститься по  избирательной  лестнице на ступеньку  ниже.
Избрание  выборщиков  в  Губернское  избирательное  собрание  происходит  на
уездном   уровне.   Здесь   начинают   сказываться  сословия   и  появляются
избирательные  цензы.  С  ними придется разобраться  для  того, чтобы понять
причины роспуска I, а затем и II Думы.
     В первоначальном Булыгинском Положении о выборах в Думу было предписано
собрать во всех губерниях по 3 уездных избирательных съезда:
     1. Съезд уездных землевладельцев.
     2. Съезд крестьянских уполномоченных.
     3. Съезд городских избирателей из малых уездных городов.
     (Столица  губернии, -  большой город,  -  выбирает,  как было  указано,
депутатов Думы напрямую).
     Напомню, в 3-ей  главе  было  принято  полагать наличие в среднем 12-ти
уездов в каждой губернии.
     После упомянутого выше Указа 11 декабря 1905 г. к трем основным уездным
съездам добавился съезд уполномоченных от рабочих.
     Крупные  помещики,  владеющие в  уезде землей в  количестве  более  200
десятин  (избирательный  ценз)  могли   лично   явиться  на  уездный   съезд
землевладельцев, хотя нередко пренебрегали этим своим правом.
     Мелкие  землевладельцы  могли  послать  на уездный съезд столько  своих
уполномоченных, сколько полных цензов насчитывала в сумме вся  принадлежащая
им   земля.  Этих  уполномоченных  они  выбирали  на  своих  предварительных
собраниях в уездном центре. Для уполномоченных от мелких землевладельцев был
тоже установлен ценз - в 20 десятин, т.е. 1/10 от полного земельного ценза.
     Тот же  принцип  применялся и для владельцев  недвижимости  (в сельской
местности). Их уполномоченные направлялись на съезд уездных землевладельцев.
Полный ценз составляла недвижимость стоимостью в 15 тысяч рублей. Для мелких
владельцев - ценз в тысячу пятьсот рублей и свое предварительное собрание.
     Выборщики  от  крестьян  в  губернском  собрании, согласно  Положению ,
избирались  отдельно  на  съездах  уполномоченных  от  волостей  уезда.  Эти
уполномоченные  назначались волостными  сходами - по  2 человека  от каждого
схода. Во 2-й главе  этой книги была названа средняя  цифра:  80  волостей в
каждом  уезде.   Таким   образом,   в  съезде  крестьянских   уполномоченных
оказывается около 160 человек крестьян или их доверенных  лиц. Они  посылали
своих  выборщиков  в  губернское избирательное собрание. Избирательный  ценз
здесь не устанавливался.
     Уполномоченные горожан (домовладельцев, ремесленников, торговцев и др.)
из малых городов каждого уезда собирались на свой уездный съезд для избрания
выборщиков  губернского  собрания.  Им   был  назначен  ценз  по   стоимости
недвижимости - 1500 рублей.
     Рабочие предприятий, расположенных в  уезде, посылают уполномоченных на
свой уездный  избирательный съезд  из расчета  1 человек от  каждого  малого
предприятия  (от  50  до 1000  чел.)  и  от  каждой тысячи человек  крупного
предприятия   (более    1000   рабочих).   Ценз   здесь,   естественно,   не
устанавливается.
     Норму суммарного (по всем 4-м съездам) представительства  каждого уезда
в  губернском собрании, так  же,  как  и распределение этой  нормы по  самим
уездным  избирательным  съездам  в  своей росписи  определяет  губернатор  и
утверждает  министр  внутренних  дел.  Все  уездные  съезды  выбирают  своих
уполномоченных  выборщиков  в губернское  собрание  тайным  голосованием  по
большинству голосов.
     Описывать  порядок выбора в  столицах и крупных городах не имеет смысла
ввиду малости числа их представителей, хотя именно среди них могут оказаться
будущие думские  лидеры. Ценз по стоимости  недвижимости  установлен в  3000
рублей для столиц и 1500 рублей для крупных городов.
     Резюмируя, можно  сказать, что в избирательном законе от  четырехвостки
осталось только всеобщее и  тайное  голосование. Его неравенство проявляется
сословным  разделением на  уездном уровне голосования, а  о  прямых  выборах
здесь нет и речи.
     Весьма важным фактором, в смысле влияния на результаты выборов,  явился
в этой системе произвол верховной и  губернской власти в определении квот на
выборах для разных губерний и для уездов в каждой из них.
     Я  позволю  себе  порекомендовать читателю  разобраться  в  распорядках
описанных выборов и цензов для  того, чтобы в своем месте понять смысл  того
небольшого (как записано в  начале главы)  изменения этих  порядков, которое
сыграет роль некой мирной революции всей избирательной системы.
     Выборы в I Думу были успешно проведены. Открытие ее заседаний назначено
на 27 апреля 1906 г. Попробуем разобраться в результате выборов, хотя бы  по
двум наиболее интересным категориям: помещиков и крестьян.
     В книге  Ф. Дан Выборы  в Государственную  Думу по Положению от  3 июня
1907  года  (С.-Петербург,  1912  г.) приведены для  сопоставления  итоговые
таблицы выборов в I  и III  Думу. Они представлены в конце этой главы, когда
мы доберемся до ноября 1907  года. Но данные этих таблиц  для I Думы можно и
следует использовать здесь. Взыскательный читатель, быть может, не поленится
сверить каждую из цифр, которые сейчас появятся,  с  соответствующей строкой
таблицы. Постараюсь быть максимально внимательным...
     Итак, начнем.  Таблиц,  описывающих результаты выборов, две: ! 1 -
Разделение  по сословиям и ! 2  - Распределение по роду занятий .  Использую
данные, приведенные в верхних строках обеих таблиц, - для I Думы. Наибольший
интерес представляет сопоставление этих данных для двух таблиц. Например:  в
таблице  !  1 указано, что дворяне  в  I Думе имели  164  голоса  при  общей
численности депутатов 448, т.е. 36,7%, а у крестьян было 204 голоса (45,5%).
А в таблице  ! 2 находим для I  Думы, что у землевладельцев было 114 голосов
(25,4%), а  у земледельцев-крестьян 124 голоса  (27,7%).  Как это  понимать?
Разве дворяне-помещики  и  землевладельцы  не одно  и  то же?  Напомню,  что
дворяне и крестьяне - это  понятия  сословные,  со всеми вытекающими для них
привилегиями  и  ограничениями  (налоги,  свобода  перемещения   и   проч.).
Землевладельцы и земледельцы - слова, характеризующие род деятельности.
     Сумма голосов  землевладельцев и  земледельцев из  табл. ! 2 равна  238
(114 + 124), что составляет  53,1%.  Заметим, что  эта сумма всего
лишь на 34 голоса больше, чем число голосов крестьян  в табл. ! 1 (238 - 204
= 34). Этот результат  нельзя истолковать  иначе, как то, что  только эти 34
голоса (7,6%) принадлежат помещикам-дворянам, а остальные 80  голосов (114 -
34 = 80), т.е. 17,8% - землевладельцам-крестьянам, т.е. богатым крестьянам (
кулакам ).
     То, что в табл.  !  1  процент  дворян (36,7%) значительно  больше, чем
дворян-помещиков в табл. ! 2 (7,6%) объясняется тем, что в табл. ! 2 дворяне
фигурируют еще  в графе  интеллигенция (112 голосов, 25%), что само  по себе
интересно, а также в числе чиновников и частно-служащих.
     Но откуда  взялись землевладельцы-крестьяне? Вопрос  естественный после
того, как мы узнали ранее о голодных бунтах  российских крестьян. Как видно,
не все крестьяне голодали! Во-первых, более половины крестьянского  сословия
составляли не крепостные, а  государственные крестьяне  (главным образом те,
чьи предки-солдаты за военные заслуги были награждены не дворянским званием,
а землей). Они  обрабатывали  земли  государственных имений , принадлежавших
членам  царской фамилии и  придворным.  Государственные  крестьяне  отдавали
своим  далеким от деревни  хозяевам тягло  - деньгами и  продуктами, платили
налоги и подати,  но были  свободны,  не  испытывали нехватки земли и  могли
использовать  избыток  плодов  своего  труда  после  уплаты  тягла,  как  им
заблагорассудится.
     Даже крестьяне бывшего Аракчеевского военного поселения, расположенного
неподалеку от имения ее отца - весьма либерального помещика, - пишет в своих
Воспоминаниях Ариадна Тыркова, -  жили  заметно  лучше, чем их освобожденные
крепостные.
     Во-вторых, в  течение 40 лет после отмены крепостного права  дворянские
поместья разорялись,  их  землю  неудачные  владельцы продавали,  а покупали
(через Крестьянский банк ) успевшие разбогатеть крестьяне. Богатели  они еще
при  крепостном  праве  на отхожих промыслах. После освобождения  выкупали у
помещика  свой  земельный  надел  и  в  сельскую   общину  не  входили.  Вот
свидетельство, куда как авторитетное (хотя и представленное в художественной
форме),  датированное  1875  годом, т.е.  всего через 14  лет  после  отмены
крепостного права:
     Лев Николаевич Толстой. Роман Анна Каренина
     (Левин после отказа Кити едет к своему приятелю Свияжскому  и по дороге
останавливается кормить лошадей у старика крестьянина...)
     За чаем Левин узнал всю историю старикова хозяйства. Старик снял десять
лет тому назад у помещика сто двадцать десятин, а в прошлом  году купил их и
снимал еще триста у соседнего помещика. Малую часть земли,  самую плохую, он
раздавал в наймы, а  десятин сорок в  поле пахал сам, своею  семьей и  двумя
наемными рабочими.  Старик жаловался, что дело шло плохо. Но  Левин понимал,
что он жаловался только из приличия, а что хозяйство его процветало. Если бы
было  плохо,  он  не купил бы  по ста  пяти рублей землю, не женил  бы  трех
сыновей и племянника, не построился бы два раза после пожаров, и все лучше и
лучше. Несмотря на жалобы старика, видно было, что он справедливо горд своим
благосостоянием,  горд своими сыновьями,  племянником, невестками, лошадьми,
коровами и в особенности тем, как держится все это хозяйство. Из  разговоров
со стариком Левин  узнал, что он был  и  не прочь от нововведений.  Он  сеял
много  картофелю, и  картофель  его,  который Левин  видел,  подъезжая,  уже
отцветал и завязывался,  тогда  как у  Левина только зацветал.  Он пахал под
картофель плугою, как он называл плуг, взятый у помещика. Он сеял пшеницу...
     Небольшое пояснение: крестьянин в те  времена пахал  сохой. Не  уверен,
что все читатели знают, что это такое...
     Таким образом  возникли  землевладельцы-крестьяне  в I  Государственной
Думе.  Были там  и  просто крестьяне, избранные  от курии  уполномоченных от
волостей.
     20 февраля 1906 года были опубликованы Устав Думы  и  Манифест царя  Об
изменении  Учреждения   Государственного  Совета  и  пересмотра   Учреждения
Государственной Думы . Вот основные его положения:
     К  участию  в  законодательной  деятельности  Государственного   Совета
призываются в равном  числе с членами,  присутствующими в нем по  назначению
Нашему, выборные члены от  духовенства господствующей  в России Православной
Церкви,  от дворянства и земства, а  также  представители  науки, торговли и
промышленности.  В   сем   обновленном   составе   Государственному   Совету
предоставляются  в  делах  законодательные  равные  с Государственной  Думою
права...
     Сохраняя   незыблемым   коренное  положение   Основных  Государственных
Законов, на основании коего никакой закон не может  иметь своего  совершения
без  Нашего  утверждения,  Мы  постановляем  впредь  общим правилом,  что со
времени  Созыва  Государственного Совета  и  Государственной Думы,  закон не
может восприять силы без одобрения Совета и Думы...
     Но во время прекращения занятий Государственной Думы, если чрезвычайные
обстоятельства  вызовут  необходимость  в  такой   мере,   которая   требует
обсуждения в порядке законодательном, Совет Министров представляет о ней Нам
непосредственно. Мера эта не  может, однако, вносить изменения ни в Основные
Государственные   Законы,  ни  в  Учреждения  Государственного  Совета   или
Государственной Думы...
     Итак, не всех  членов Госсовета назначит  царь.  Половина из них  будет
выборной,  хотя процедура таких выборов не обозначена. Это  - хорошо! Но вот
заявление о том, что Закон не  может восприять  силу  без одобрения  Думы  и
Госсовета!  А  как  же  с  объявленным  в Манифесте  17  октября  незыблемым
правилом,   что  Никакой  закон  не  может  восприять   силу  без  одобрения
Государственной  Думой  ? И  только  Думой - другого не  указано! Теперь  же
оказывается,  что принятый  Думою  закон может  быть  заблокирован  решением
Госсовета.   К  тому  же  еще  прописана   необходимость  утверждения  царем
одобренного  обоими учреждениями  закона.  Этого  тоже  нет  в Манифесте  17
октября!
     Похоже на то, что законодательная власть Народных представителей сильно
убавляется...
     А  тут еще в перерыве между  созывом  двух  Дум  оказывается  возможным
принимать законы, одобренные только Советом Министров и царем!
     Забегая вперед,  скажу, что между  роспуском I  Думы и созывом  II думы
окажется перерыв в 7 месяцев. За это время будет принято 59 законов, включая
и  закон, позволяющий законодателю  обойти и Думу и Госсовет,  известный под
злополучным названием статья ! 87 . Он, этот особенный закон, внесен в новую
редакцию Свода Основных Законов Российской Империи, опубликованную 22 апреля
1906  года  -  за 4 дня до начала  заседаний  I Думы. В  этом  Своде Законов
осталось понятие самодержавия, хотя там, где идет речь о власти  самодержца,
было опущено слово неограниченная .  При том, что  ни о какой возможности ее
ограничения сказано  не  было.  Все это  открывало возможности (и они  будут
использованы!) для полного произвола  властей  в  промежутке  времени  между
двумя Думами,  причем  длительность этого промежутка  определяется  теми  же
властями.
     В  связи с этим 26 апреля 1906 года С.Ю. Витте подал в отставку с поста
Председателя  Совета Министров. Вместе  с  Витте  был отправлен в отставку и
весь Совет Министров. Об этом с горечью пишет Милюков:
     - Но  за неделю до созыва Думы пало  правительство  Витте. Он  был
больше  не  нужен  после  того, как,  благодаря  ему,  правительство  успело
получить заем  в  Париже,  а  войска  вернулись  из  Маньчжурии.  Военные  и
материальные силы правительства  теперь были  достаточны, чтобы  не  бояться
Государственной Думы.
     Председателем     Совета    Министров     был     назначен    67-летний
И.Л. Горемыкин,  с  которым  мы  познакомились  в  главе 2  в  качестве
министра внутренних дел. Новый состав правительства был образован  государем
из  людей,  столь же преданных престолу,  как и его Председатель.  Министром
внутренних дел царь назначил П.А. Столыпина...
     Небезынтересно ознакомиться с партийным составом I Думы. Ко времени  ее
избрания  партия  кадетов уже окрепла  и была популярна в деревне.  Как было
отмечено в 1-й главе, благодаря  отхожим промыслам в городах, крестьяне были
неплохо  осведомлены  о  том, что там  происходит. Кадеты в  своей программе
обещали им землю и отрицательно относились к революции. Крестьяне, избранные
в Думу, и  интеллигенция народнического толка образовали партию Трудовиков .
В  программе  этой  партии   помимо  демократических   свобод   фигурировала
национализация  земли  государственных  имений  и  помещиков  с  последующим
справедливым  распределением ее  между  земледельцами. Мирным  путем - через
Думу!  Трудовики и  кадеты  в  качестве государственного  устройства  России
предполагали Конституционную Монархию.
     В   своих  Воспоминаниях  Тыркова  приводит  такие  слова  Председателя
трудовиков Жилкина,  адресованные руководству  кадетов: Мы  знаем,  что  вы,
кадеты,  гораздо  образованнее  нас.  Среди  вас  столько  блестящих ученых,
юристов,  мужей Совета  и  опыта. Но  народные массы ближе  к  нам  и мы все
обязаны прислушиваться к  их голосу. А от народа идет дружное  требование  -
земли и воли .
     В  I  Думе  кадеты  получили 153  голоса, а  трудовики  - 107  голосов.
Социал-демократы  и эсеры выборы в Думу  бойкотировали. Партия  октябристов,
хотя и  была  в феврале 1905  г. объявлена  состоявшейся, попасть  в Думу не
успела.  Беспартийные  имели  105 голосов. Поляки, Прибалтийские губернии  и
украинцы - 63  голоса.  Блок  кадетов и трудовиков (а он  нередко создавался
ввиду согласия их  программ) получил 260 мандатов -  абсолютное  большинство
голосов  в  I Государственной  Думе. Это означало, что  большинство  голосов
принадлежало  крестьянам и либерально настроенным интеллигентам - защитникам
интересов   крестьянства.   Такая   ситуация   была   создана  преднамеренно
избирательным   законом:   уездные   собрания  уполномоченных   от  волостей
независимо направляли своих избранников в губернское собрание, а  в  уездном
собрании  землевладельцев   зажиточные  крестьяне   имели   почти  такое  же
представительство, что и крупные помещики-дворяне.
     Все  это  проистекало  из  традиционной  уверенности  Государя   и  его
советников в неизменной преданности  крестьян царю-батюшке .  Для этого были
достаточные основания в отдаленном прошлом, как это описано в 1-й главе, и в
отмене  крепостного права в 1861 году царем-освободителем . Но спустя 45 лет
освобождение обернулось нищетой  и голодом. А  тут  еще злополучная Японская
война, - и в результате - крестьянские бунты...
     Но  вот наступает  27  апреля  1906  года  -  открытие первой в  России
Государственной Думы. Этот  день войдет в Историю и должен быть торжественно
отмечен.  В Зимний  дворец,  где  Государь  произнесет  напутственную  речь,
приглашен весь Государственный совет и наиболее  видные общественные деятели
Империи...
     Как бы мне хотелось  увидеть и  услышать, как произойдет первая встреча
русского царя с парламентом . У кого бы спросить?
     Вспоминаю,  что, когда я  просматривал  Воспоминания известного  юриста
А.Ф. Кони о  встрече с Витте в  1903  году,  мне вроде бы  попался  на глаза
рассказ  Кони  об  этом  событии.  Не  уверен.  Спрашиваю  самого  Кони.  Он
подтверждает, что я не ошибся,  и разрешает воспользоваться его записками. В
числе  приглашенных во  дворец был и он -  так, что мы получим информацию из
первых рук . Но сначала надо познакомиться с автором этих записок:
     Кони Анатолий Федорович (1844-1927 гг.)
     С 1892  г. почетный профессор  Московского  Университета.  С 1900 г.  -
почетный  член Российской  Академии наук. В  1878 г. суд  присяжных  под его
председательством вынес оправдательный  приговор Вере Засулич,  покушавшейся
на жизнь  петербургского градоначальника  Ф. Трепова. Сейчас ему 62 года, он
не у дел. В 1907 году будет избран членом Госсовета. Переживет обе революции
1917  года. Примет вторую из них. С  1918 по 1922 год - профессор уголовного
права в Ленинградском Университете. Его Воспоминания , начатые публикацией в
1912  году (в 1966 г.  - собрание  речей  и  сочинений  в  5-ти томах),  нам
особенно   интересны   тем,  что  он   был  одним  из  наиболее   выдающихся
представителей    предреволюционной     интеллигенции,     не     причастных
непосредственно к политической деятельности.
     Итак,  подробные  воспоминания А.Ф.  об историческом  приеме  в  Зимнем
дворце, записанные вечером и ночью того же дня, 27 апреля 1906 года:
     - Комендантский  подъезд  Зимнего  дворца   закружен   военными  и
гражданскими мундирами,  и на каждом повороте лестницы приходится показывать
свой  входной билет. Чудная, невиданная в это время погода смотрится в окнах
зал, по  которым приходится проходить вплоть до Георгиевской залы, посредине
которой стоит аналой, а по бокам возвышения в две ступени для Думы и Совета;
в  глубине  залы  трон  в  виде  старинного  кресла,  на  которое  наброшена
горностаевая  мантия;  к нему ведут несколько  ступенек, покрытых  малиновым
сукном; сзади виднеется обветшалый вышитый орел под балдахином...
     - С  боков трона  вход  в  небольшую  комнату,  где  стоит  караул
Московского полка и вдоль  стен помещены две старинные картины, изображающие
пресловутую Полтавскую  викторию  . Скачущий на коне  великий Петр  является
диссонансом  в  тот   день,  когда  его  жалкий  слабовольный  потомок  дает
вынужденную и  омраченную мятежами и казнями конституцию через полгода после
неслыханных  поражений  и  небывалого  позора  России.  Невольно  с  горечью
думается,  что всей  этой  напрасно пролитой  крови  можно было  избежать  и
двинуть  Россию  на  путь  политической  свободы,  если  бы  не  считать  ее
бессмысленным    мечтанием   ,   которое   все-таки   приходится    признать
действительностью,  и если  бы поменьше заботиться об  охранении собственной
особы и власти...
     - В   час,   в  зале  еще  нет   ни  Государственного  Совета,  ни
Государственной Думы, но Сенат в сборе, хотя многие отсутствуют... Но  и  за
всем  тем между собравшимися сенаторами достаточно людей, которым не хочется
подавать руки, а подав оную по малодушной терпимости, приходится жалеть, что
нельзя ее  немедленно  дезинфицировать... Но  вот проходят  министры:  новый
премьер Горемыкин  с  обычным  видом  мороженого леща раздает  рукопожатия и
старается каждому сказать что-нибудь приятное, на мою долю достается: Давно,
давно мы с вами не виделись... Проходит преисполненный самим собой Коковцев,
с очень  скромным  деловым видом  и унылым обличием  двигается  одиноко граф
Ламздорф; наконец появляется  умное  и жесткое лицо  Стешинского  и проходит
смущенный Щегловитов...
     - После   министров   в    среде   сенаторов   появляется    князь
Ширинский-Шихматов  и  объявляет  к  печальному  изумлению  многих,  что  он
назначен сегодня обер-прокурором Св. Синода. Но вот и Государственный Совет,
в среде которого я тщетно ищу Шахматова; в  его составе идет Витте с угрюмым
выражением лица,  огромный и грузный.  Мы  молча  здороваемся.  За  красным,
распухшим лицом Таганцева  и  хамской  рожей  Платонова  следует  Дурново, с
радостью заявляющий о  том,  что он более не министр... (стоило ли  Шипову и
Гучкову из-за него так горячо отказываться от участия в правительстве Витте?
-  Л.О.). Государственный  Совет  занимает приготовленное ему  возвышение...
Входит Государственная Дума... - Какая смесь одежд и лиц,  племен,  наречий,
состояний: из хат, из келий, из темниц сюда стеклись для совещаний - хочется
пародировать   слова  Пушкина.  Спиджаки  и  высокие   сапоги,  у  некоторых
запыленные  чалмы   и  халаты  инородцев,  фиолетовая  скуфья  католического
епископа,  шапочка  раввина,  русские  клобуки,  фраки  и   белые  галстуки,
придворные  и дворянские  мундиры  и  устарелые  военные  формы  сливаются в
живописном беспорядке. У членов Думы серьезные и истовые лица. Густою толпою
они занимают  отведенное  для них возвышение. Ближе к  Сенату, с самого краю
становится  граф  Гейден  во  фраке,  за ним  виднеются  самодовольное  лицо
Набокова и умное, красивое лицо Муромцева... Набоков жалуется мне, что я его
забыл и даже не прислал ему  моей последней книги, а с Муромцевым мы говорим
о важности сегодняшнего дня, и о том, что мы оба выстрадали в ожидании этого
дня, и я чувствую, что у меня глаза на мокром месте.
     - Вдалеке раздаются звуки народного гимна. Все становятся на  свои
места,  и я снова вглядываюсь  в  Государственный Совет в его  полном сборе.
Сколько там знакомых лиц, выражавших мне не раз лицемерное  сочувствие  моим
убеждениям и способностям и наносивших мне затем предательские удары заочным
шипением и клеветою!  Скольким из  них я обязан бессонными  ночами, скорбным
сознанием погибающих сил и внезапными приливами  презрения к людям и потерей
веры в них, с чем нужно  было мучительно бороться, чтобы не утратить в своей
душе  мысли о заветах Христа.  И теперь  я  стою  перед ними  в моем  глупом
красном  мундире, среди  ничтожных  сослуживцев, устраненный  от возможности
принять активное  участие в работе  по возрождению  родины,  службе  которой
бескорыстно  и с явным ущербом для себя были отданы в течение 40 лет и труд,
и знания,  и способности, и, быть может, даже личное счастье. Но в душе моей
нет ни злобы, ни мстительного чувства: я смотрю на них спокойно и думаю, что
для всех нас скоро перестанет существовать  настоящее  и мы предстанем туда,
где все разберут ...
     - В  дверях залы  в предшествии  дворцовых  гренадеров  появляются
императорские регалии  и государственное знамя. Регалии становятся по  бокам
трона,  и  вслед  за  тем  под  звуки  народного  гимна  идет  в предшествии
духовенства Государь и вся  царская  фамилия.  Начинается длинный и  скучный
молебен...  (типичные для  интеллигенции той поры:  искренняя вера в  заветы
Христа  и...  скучный  молебен - Л.О.). По  окончании молебна великие князья
становятся по  правую  сторону  трона  тесной и  некрасивой кучкой.  Женщины
становятся на особое возвышение. Я не вижу на лицах обеих императриц (жена и
мать царя) ни слез, ни особого  испуга, о  которых  так много  высказывалось
впоследствии.  У  Александры  Федоровны  обычный  холодный  вид   и  кислая,
недовольная складка рта, у Марии Федоровны безразлично-ласковый взор глупой,
но доброй женщины. Они обе одеты с ослепительной роскошью и буквально залиты
бриллиантами...
     Но  вот и Государь.  Я  не видел  его с  1898 года и нахожу в нем  мало
перемен:  он  только более бледен, чем его  приходилось видеть.  Идет ровно,
неторопливой походкой к трону, как  бы нерешительно, входит на его ступени и
садится... Наступает минута молчания. Он  делает какой-то знак левой рукой и
министр двора Фредерикс почтительно подает ему бумагу...
     - Государь  встает,  делает два шага  вперед  и при  первых звуках
своего голоса весь преображается, выпрямляется и с оживленным лицом, внятным
и  громким голосом читает  свою речь  к  лучшим людям с большим  мастерством
оттеняя отдельные слова и выражения, делая необходимые паузы. В одном месте,
где говорится о сыне-наследнике престола, в голосе его звучат ноты тревожной
нежности. Но вот он окончил  и сделал  легкий поклон  в  обе стороны. В зале
звучит  сперва негромко,  но  потом все  возрастающее  ура!  ,  которое, мне
кажется, исходит и от  членов Думы, хотя  многие при выходе из дворца меня и
уверяли, что члены  думы  вовсе не кричали,  а некоторые даже демонстративно
закрывали рот рукой.
     - Царская фамилия быстро удаляется, и все присутствующие пестрой и
оживленной  толпой   спешат   к   выходу.  Площадь  запружена   экипажами  и
извозчиками, и под яркими лучами солнца представляет очень оживленный вид.
     - Я еду домой со смутным чувством, сознавая, что присутствовал при
не совсем ожиданном для многих участников погребении самодержавия. У его еще
отверзтой  могилы я видел и трех его  наследников:  Государя, Совет  и Думу.
Первый  держал  себя  с большим достоинством и  порадовал мое  старое сердце
которое  боялось  увидеть  русского  царя  объятым  недостойным   страхом  и
забывающим, что Caesarem licet standem mori).
     Второй - жалкое и жадное сборище вольноотпущенных холопов - не  обещает
многого  в  будущем,  несмотря  на  свою  сословную  и  торгово-промышленную
примесь. Но  Дума, Дума - что даст  она? Поймут ли ее лучшие люди лежащую на
них  святую обязанность  ввести  в  плоть и  кровь русской государственности
новые  начала справедливости  и  порядка,  как  это успели сделать  со своей
задачей мировые посредники первого  призыва (очевидно, 1861 года - см. гл. 1
- Л.О.).
     И пред  этим  роковым вопросом  сердце сжимается с невольной тревогой и
грустным предчувствием...
     После приема у  царя  депутаты направились в  Таврический  дворец,  где
будут   происходить   их   заседания.   На   первом  из   них  Председателем
Государственной   Думы   был   единодушно   избран   профессор   Московского
Университета, юрист Сергей Андреевич Муромцев, человек исключительного ума и
благородства.
     Муромцев Сергей Андреевич (1850-1910)
     Юрист,   публицист,  политический  деятель.  Родился  в  С.-Петербурге,
дворянин. В 1871 г. окончил юридический факультет Московского Университета.
     С  1875 г. - доцент, с 1877 г. - профессор на кафедре римского права. В
1884 г.  ввиду политической  неблагонадежности снят с поста заведующего этой
кафедрой.  Присяжный поверенный Московской судебной  палаты. Видный адвокат.
1897  г.  -  гласный  Московской  городской  думы.  1904-05  гг.  - один  из
основателей и лидеров партии кадетов. С 1905 г. - член ее ЦК. 1906 г. - член
и председатель I Государственной Думы.
     Вот что он сказал в своей первой речи:
     - Кланяюсь Государственной Думе. Не нахожу в достаточной мере слов
для  того, чтобы выразить благодарность за ту честь,  которую  вам, господа,
угодно было мне  оказать. Но настоящее время - не время для выражения личных
чувств. Избрание Председателя Государственной Думы представляет собой шаг на
пути  организации Думы в  государственное  учреждение.  Совершается  великое
дело; воля  народа получает  свое  выражение в форме правильного,  постоянно
действующего,   на   неотъемлемых   законах   основанного   Законодательного
учреждения. Великое дело  налагает  на нас  и великий  подвиг,  призывает  к
великому труду. Пожелаем друг другу  и  самим себе, чтобы у всех нас достало
сил  для  того, чтобы  вынести  его на своих  плечах на благо избравшего нас
народа, на благо Родины. Пусть эта работа свершится на основании подобающего
уважения к прерогативам  Конституционного Монарха (гром аплодисментов)  и на
почве совершенного  осуществления прав Государственной  Думы,  истекающих из
самой природы Народного представительства (гром аплодисментов).
     Последние строчки - разумная, сбалансированная программа сотрудничества
Государя и Думы. Как же она реализовалась  в  первые  месяцы Законодательной
работы   Думы?   Да   никак!   Видный  деятель   кадетской  партии   Ариадна
Тыркова-Вильямс  (1869-1962 г. Вторая часть ее  фамилии по мужу-англичанину)
записывает в своих Воспоминаниях :
     - Народные   представители,   увлеченные   борьбой,   обличеньями,
требованиями,  не  смогли  сразу  приняться за законодательство,  продолжали
митинговать  и  обличать.  Думцы и министры  впервые  встретились во дворце,
принеся с собой груз и путы враждебности,  нежелания  подойти  друг у  другу
ближе, недоверия... Царила общая уверенность, что все будет  прекрасно, если
только неустанно вынуждать правительство на уступки. Требуйте!...
     ...В кулуарах (великолепная бальная зала) публика, журналисты, депутаты
общаются между собой... У женщин не было избирательных прав - они  приходили
в кулуары, как в клуб...
     - Одержимость 1906 года  была  насыщена высокими идеями  и добрыми
порывами. Это  не  была эгоистическая борьба за  власть  людей определенного
класса. Где  уж тут, когда на штурм бросились дворяне, господствующий класс.
Усовершенствовать     государственный     строй,    устранить     социальную
несправедливость!
     - Журналисты, как бы продолжая работу  Думы,  старались выделить и
оттенить в своих отчетах,  что говорилось против правительства. Министрам не
сочувствовали ни думцы, ни журналисты, ни публика на хорах...
     Увы!  Знакомая  картина.  В  другом  месте  своих Воспоминаний  Ариадна
Тыркова выражается резче:
     - Русская   оппозиция   всех    оттенков   боялась   компромиссов.
Соглашательство    было    слово     поносительное,    почти    равносильное
предательству... Русская интеллигенция все еще упивалась негодованием и себя
обуздывать не  желала. В этом  грехе  повинны и  социалисты и либералы... Но
такая же  непримиримость ослепляла  и правительственные круги. Они  тоже  не
проявили  никакой  благожелательности,  никакой  потребности  сговориться  с
общественностью  о том,  чем должна быть Государственная Дума. В  результате
все шли в  Думу,  как на  бой. Вместо того,  чтобы  думать о государственном
строительстве, думали о том, как больнее уязвить противника...
     Первым своим неотложным делом думцы сочли составление адреса Государю в
ответ на произнесенную в Зимнем дворце тронную речь. Текст адреса  обсуждали
на заседаниях 2 и 4 мая. Не стоит приводить здесь его  полностью. Интереснее
узнать о  нем от  одного из  членов нового  правительства, министра финансов
В.Н. Коковцева. Если верить его воспоминаниям, адрес содержал требования:
     Немедленного  увольнения  правительства, как не  пользующегося доверием
народа (это  за  две-то недели своего существования? - Л.О.) и о  замене его
правительством,  ответственным перед  народными представителями; упразднения
Госсовета  и  введения  однопалатной  системы;  принудительного   отчуждения
частновладельческих земель; дарования всевозможных свобод; преобразования на
демократических  началах  , чуждых  всякой  опеки правительства,  земских  и
городских  учреждений;  преобразования  всей  налоговой   системы;  амнистии
политических заключенных и т.д. ...
     (Принято почти единогласно, без обсуждения, под гром аплодисментов, так
же, как решение о посылке к царю особой делегации для вручения адреса).
     Странное начало  сотрудничества  только  что  родившегося парламента  с
традиционной, триста лет существующей царской  властью дома Романовых.  Быть
может  грубовато, но  точно  этот адрес  к царю можно выразить кратко: Пошел
вон! Править будем мы .
     Требование  личной  передачи  царю  адреса  было  сообщено  Горемыкину,
который 8-го мая уведомил  Председателя Думы, что ее делегация принята царем
не будет.
     - Дума  становилась, -  пишет  далее  Коковцев, - очагом  открытой
революционной пропаганды.  Начиная с  последних дней апреля, Горемыкин почти
через день собирал совет Министров - готовил свою декларацию в Думе. Министр
внутренних  дел  Столыпин  докладывал  о  телеграммах  губернаторов,  о  том
впечатлении, которое  производили в  губерниях  речи  в Думе -  о нарастании
революционного подъема, о возможности самых крайних последствий,  о брожении
среди низших слоев  чиновничества, о том, что успокоение,  наступившее после
подавления   московского   восстания,   сменяется   открытым   революционным
брожением.  Власть дискредитирована  и  общее  внимание обращено  только  на
Думу...
     Весь  Совет  Министров  был  единодушен  в  необходимости  дать   отпор
требованиям адреса. Так и была составлена декларация премьера...
     - Спасибо, Владимир Николаевич,  хорошенькое  начало работы Вашего
правительства!
     Горемыкин читал  правительственную  декларацию в Думе  13-го  мая тихим
бесстрастным голосом при  гробовом  молчании зала. Присутствовал весь состав
правительства, которое,  дождавшись перерыва,  удалилось.  После  нескольких
пылких выступлений был принят почти единогласно,  заранее подготовленный для
печати ответ на декларацию правительства. Он начинался словами:
     Усматривая   в  выслушанном  заявлении  председателя  Совета  министров
решительное  указание  на  то,   что   правительство  совершенно  не  желает
удовлетворить народные требования и ожидания земли, прав и свободы...
     И заканчивался явно выраженным презрением:
     ...признавая   необходимым   условием   умиротворения   государства   и
плодотворной работы Народного представительства немедленный выход в отставку
теперешнего  кабинета  и  замену  его правительством, пользующимся  доверием
Государственной Думы, Дума переходит к очередным делам .
     Что  же  это были  за  дела?  Спрашиваю  об  этом  известного  историка
Владимира  Ивановича  Герье (1837-1919),  посвятившего I Думе  целую  книгу,
написанную по горячим следам  в  том же 1906 году. Оказывается - одни только
филиппики в адрес правительства и Государя!
     По своим взглядам и  настроениям Герье безусловно консерватор  (ему уже
под 70  лет). Поэтому я воздержусь от цитирования его суждений, а ограничусь
только  взятыми  им  в  кавычки   словами  ораторов  -  по  стенограммам  их
выступлений. Их  имена  он не называет, за исключением Милюкова и Муромцева.
Милюков первым выступил с  ответом Горемыкину, хотя и не был депутатом Думы.
(Его избранию  воспротивилось  министерство внутренних дел, вспомнив высылку
его, как неблагонадежного, в 1804 году).
     В  своем  выступлении,  говоря  о  том,  что  правительство  не  желает
выполнять  требования   народных  представителей,  Милюков  произнес  фразу,
ставшую крылатой :
     - Исполнительная власть да покорится власти законодательной!
     Далее без имен - в связи с отказом царя принять адрес думы: Товарищи, я
должен упомянуть о глубоком оскорблении, нанесенном представителям народа...
и в лице их всему русскому народу многомиллионному. А от кого, спрашивается?
От того одного лица, которое должно быть ответственным перед народом .
     Это - о царе. А вот в адрес правительства:
     Я указал бы не  на отдельные факты, а на целые ряды преступлений (опять
же  за  две  недели?  -   Л.О.),  так  как  каждый  шаг  правительства  есть
преступление перед народом.  Именем  этого  народа я призываю на суд, предаю
суду всех грабителей, весь  состав администрации сверху  донизу, и нового, и
бывшего  министра  и  премьера.  От имени русского народа  говорю, чтобы они
сейчас  ушли  со  своих  мест  и  дали возможность занять  эти места  людям,
избранным самим народом, людям более способным, более честным, неподкупным .
     Хорошо  известная  всем  митинговая  риторика  -  за  столетие  она  не
изменилась! Но вот, как  будто, более конкретный случай:  в ответ на  запрос
правительству о мерах, принятых им для борьбы с голодом,  министр внутренних
дел Столыпин,  в частности, сказал, что потребуются многомиллионные затраты.
На что один из депутатов немедленно отреагировал так:
     Каждый  раз, когда нужны  многомиллионные затраты, эти господа являются
своевременно,  и  мы  знаем  результаты  их появлений:  три  четверти  денег
остается в карманах, начиная с министерства .
     Это нам тоже хорошо знакомо! Еще в адрес министра внутренних дел:
     ...Министр  Столыпин  вступает открыто на  путь борьбы со  свободою, со
всем освободительным движением, и мы шлем  пожелание Столыпину в этой борьбе
всяких неудач, поражений и  гибели. Шлем  ему свое народное проклятие (левые
шумно аплодируют) .
     Спрашиваю  Сергея  Андреевича  Муромцева,  не  следовало  ли  ему,  как
председателю думских собраний, как-то усмирить чересчур ретивых обличителей.
Оказывается, он пытался это сделать:
     - Старый строй, - сказал он, -  власть которого во  всем  исходила
сверху,  приучил к  тому,  что  люди,  стоящие  у власти, часто считали себя
вправе  наносить подчиненным оскорбления,  вместо  того,  чтобы ограничиться
спокойным и авторитетным указанием на неправильность их поступков  (Как? И у
вас  тоже?  -  Л.О.).  Неужели  мы,  представители  русского  народа,  заняв
положение  в качестве органа государственной власти,  будем подражать старым
носителям ее? Но  укор  председателя,  по-видимому, остается  без  внимания.
Далее звучат уже прямые угрозы:
     Не пора  ли  этим  большим и  малым правителям понять,  что  может быть
недалек   тот  момент,   когда  Государственная  Дума  поставлена  будет   в
невозможность  отвести  занесенную  над  ними  руку  разгневанного  русского
народа?!
     И еще:
     Первое русское народное представительство  живет и  действует  в период
революции и стоит на пороге революционного урагана. Я знаю (?), что  народ и
половина армии стоит с недоумением перед спокойствием Государственной Думы и
только ждет...
     Наверное  хватит!  (Хотя в  книге Герье таких угроз еще  много). Однако
возникает вопрос: какой  смысл этих  угроз  и проклятий? Кто их услышит? Ну,
столичные журналисты и читатели  их газет. А горожане-провинциалы, помещики,
крестьяне?  А иностранцы?  Достигнет  ли  их ушей эхо грозы, бушующей в зале
Таврического дворца?  Кое-кто  выписывает столичные  газеты, но  мало таких,
очень мало. И все-таки достигнет!..
     27-го  июня  1906 г.  было опубликовано постановление  Думы  О  порядке
рассылки  стенографических отчетов и  постановлений Государственной  Думы  .
Удивительное постановление - даже для наших дней! Вот его главные положения:
     Должно  быть  изготовлено  такое количество  отчетов,  чтобы  бесплатно
разослать в течение года:
     По 2  экземпляра во все представительные государственные учреждения, по
1 экземпляру  в посольства  иностранных  государств,  в земские и  городские
управы по всей  России, в думы губернских  городов, в  Академию наук, ученые
общества, во все высшие учебные заведения, в музеи и архивы.  В общественные
библиотеки из расчета по одному экземпляру на каждые 150 тысяч читателей.
     При  первой  же  рассылке  стенографических отчетов  все  перечисленные
учреждения  оповещаются, что посылаемые бесплатные экземпляры  назначены для
общественного пользования...
     Члены   Думы,   кроме   своего    экземпляра   могут   абонировать   по
заготовительной цене любое число годовых  экземпляров. Оставшиеся экземпляры
поступают в продажу...
     По  предложению  о распубликовании  отдельных  постановлений  и  речей,
подписанному  30-ю голосами Думы, это  предложение  поступает  в комиссию по
распространению стенографических  отчетов и с ее заключением  передается для
решения  Думы.  И  соответственно  распечатывается  и рассылается... Все это
должен осуществлять секретариат Думы .
     Бдительный критик  не преминет заметить, что постановление было принято
за  две   недели  до  роспуска  Думы.  Впрочем,  специальная   комиссия  для
организации и заведывания рассылкой  стенографических отчетов  была  создана
еще 18  мая, через  3 недели после начала  работы  Думы. Разумеется, годовые
отчеты I Думы  никак не могли быть разосланы, поскольку  она просуществовала
только 2 с  половиной месяца. Но ведь  думцы полагали, что будут работать  5
лет.
     Естественно,  что в  первые месяцы они хотели  укрепить  свои  позиции,
защитить права, попутно дискредитировать неугодное им правительство, а потом
уже  заняться  необходимым  законотворчеством.  Вряд  ли  кто-нибудь  из них
ожидал, что первые два месяца их работы будут  и последними! Лезли на рожон!
Умные,  интеллигентные  люди в своем увлечении  забыли, что  в  Уставе  Думы
записано право царя на роспуск  Думы. Таковой и состоялся 10 июля 1906 года.
Неужели  они   думали,  что  царь  без  конца  будет  терпеть   их  наскоки?
Рассчитывали  на его  порядочность?  Напрасно!  Это  качество  у  правителей
никогда не котировалось!
     Одновременно с  Указом  о  роспуске  Думы  было объявлено  об  отставке
правительства   Горемыкина  и  назначении  Председателем   Совета  Министров
Столыпина.

     ***

     Столыпин
     Столыпин Петр Аркадьевич (1862-1911)
     Старинный дворянский  род  Столыпиных прослеживается  с XVI  века. Петр
родился  2  апреля  1862  г.  в  Дрездене, где  гостила  его  мать,  Наталья
Михайловна. Она вернулась с сыном в Подмосковное имение Середниково, которое
сейчас  относится  к  Лермонтовскому музею.  Петр  Столыпин  и  Лермонтов  -
троюродные  братья.  Отец  Петра,   генерал  Аркадий  Дмитриевич   Столыпин,
участвовал в  Крымской войне, дружил  с Львом Толстым, писал книги, играл на
скрипке, был скульптором. Высококультурная семья! До 1877 г. она проживает в
Литве  (именье Колноберже). В  1881  г. Петр  оканчивает  гимназию  в  Орле,
переезжает в С.-Петербург.
     В  1884 г.  заканчивает  физико-математический факультет Петербургского
Университета и  женится.  Начинает службу по Департаменту земледелия. В 1890
г.  направлен в г.  Ковно, где  избирается Предводителем сначала уездного, а
затем  губернского дворянства (1899  г.).  В  1902 г. семья  возвращается  в
Колноберже,  затем  переезжает  в г. Гродно,  где Петр  Аркадьевич исполняет
обязанности  губернатора. В  следующем  году  -  назначение  губернатором  в
Саратов. 11 марта  1905 г. Высочайшая благодарность за борьбу с беспорядками
в Саратовской  губернии.  4 января 1906  г.  -  снова благодарность  царя за
посылку  по своей инициативе войск для  подавления  беспорядков  в  соседней
Самарской губ.
     26 апреля 1906 г. назначение Министром внутренних дел. Как видим,  - не
случайное. Сильный характер и преданность Престолу проявились в полной мере.
     8 июля 1906 г. - назначение премьер-министром.
     (Внимательный  читатель,  наверное,  заметил,  что  два  самых  крупных
политических  деятеля  предреволюционной   России,  Витте  и  Столыпин,  оба
закончили физико-математический факультет Университета).
     Министр  финансов Владимир  Николаевич  Коковцев, сохранивший  пост при
смене   правительства,   в   своих    воспоминаниях    описывает    события,
предшествовавшие этой смене на высшем уровне власти... Прошу его познакомить
с ними и меня.
     Но сначала бегло познакомимся с ним самим. И даже не с биографией, мало
интересной, а с характеристикой его П.Н. Милюковым:
     - Это был странный человек,  этот министр финансов, попавший потом
(после  смерти  Столыпина  -  Л.О.)  в  премьеры  за  то же  свое  качество:
аккуратность и добросовестность в рамках принятого на себя  служения. Там он
охранял казенный  сундук  от постоянных покушений, в том  числе и царских...
Здесь  он охранял  от покушений вверенные  ему интересы  патрона - не считая
себя ни в коей мере политиком , а только верным слугой престола...
     Итак, Коковцев:
     - 7 июля вечером  царь вызвал Горемыкина и  согласовал  с  ним его
отставку, чему Горемыкин был весьма рад. Потом был принят, также вызванный в
Царское  Село,  Столыпин.  Совет  Министров ждал  их возвращения.  В 9 часов
вечера приехал радостный Горемыкин  и сообщил о  назначении Столыпина. Потом
прибыл и  Столыпин, уже  в качестве  премьера. По словам Столыпина, Государь
был  совершенно  спокоен  и  начал с  того,  что  сказал  ему,  что  роспуск
Государственной  Думы  стал,  по  его  глубокому  убеждению,   делом  прямой
необходимости. Иначе, - сказал он, - все мы понесем ответственность  за нашу
слабость и нерешительность .
     Далее Коковцев, со слов Столыпина, пересказывает обращение к нему Царя:
     - Бог  знает,  что  произойдет,  - говорил  Государь,  -  если  не
распустить   этого  очага   призывов   к   бунту,   неповиновению   властям,
издевательству  над ними  и нескрываемого стремления вырвать  власть  из рук
правительства, которое назначено  мною,  и захватить  ее в свои руки.  Чтобы
затем  тотчас  же лишить меня всякой  власти и  обратить  в послушное орудие
своих стремлений, а при малейшем несогласии моем устранить и меня.
     Я не раз говорил Горемыкину, что ясно вижу, вопрос идет об  уничтожении
монархии... К сожалению, при всем моем полнейшем доверии к Ивану Логиновичу,
я вижу,  что  такая задача борьбы ему уже не  под силу, да он и  сам отлично
сознает  это. Он  прямо  указал  мне  на  вас,  как на единственного  своего
преемника  в настоящую минуту, тем более, что сейчас министр  внутренних дел
должен быть именно председателем Совета Министров и объединить в своих руках
всю полноту власти.
     Я прошу вас не отказать мне в моей просьбе и даже не пытаться приводить
мне какие-либо доводы против моего твердого решения.
     Далее Коковцев продолжает уже от своего имени:
     - Столыпин  предложил   назначить   роспуск   Думы   на  ближайшее
воскресенье 9 июля 1906 г. Никому об этом пока  не говорить. Указ о роспуске
Думы  и  смене  премьера  должен  быть  опубликован  в воскресенье  утром  в
Правительственном Вестнике  .  Указ  надо расклеить  по городу и  на  дверях
Государственной  Думы.   Таврический   дворец  занять   усиленным  караулом,
запретить вход в него кому бы то ни было. Удалить  Петербургский гарнизон за
счет  перевода в столицу нескольких гвардейских кавалерийских частей, а рано
утром  занять усиленными  воинскими караулами наиболее существенные центры в
городе...
     (Если бы Столыпин дожил до октября 1917 года! - Л.О.).
     В том же собрании у Столыпина решено было созвать II Думу 20-го февраля
1907  г.  Долго обсуждали  избирательный  Закон,  понимая,  что  корень  зла
относительно состава  Думы лежал в  избирательном законе  от 11 декабря 1905
года.  Но в 3 часа утра  разошлись,  не приняв  какого-либо решения по этому
поводу...
     - Никаких  инцидентов  в течение  всего  воскресенья  не  было,  -
продолжает свой рассказ Коковцев.  - Указ о  роспуске  Думы был  расклеен по
городу в 6 часов утра и  тогда же наклеен на дверях Думы, но скопления людей
не  было. К  вечеру  стало  известно,  что в  Выборг  прибыли  многие  члены
распущенной  Думы,  а  затем и  знаменитое  заседание,  открытое  Муромцевым
словами Заседание Государственной Думы возобновляется ...
     Теперь я  хочу  услышать рассказ  об  этих  судьбоносных днях с  другой
стороны  -  от  думцев.  Естественно  обратиться по  этому  поводу  к  Павлу
Николаевичу Милюкову. Вот что рассказал он:
     - Я  ушел из  редакции  Речи (газета кадетов - Л.О.)  на рассвете,
поручив позвонить мне, если будет что-нибудь новое. Я не успел заснуть,  как
из  редакции  позвонили  и  сообщили,  что  Манифест  о  роспуске  Думы  уже
печатается  в  типографии. Я  сел на велосипед и около 7 часов утра  объехал
квартиры членов ЦК, пригласив  их собраться немедленно у Петрункевича. Когда
около 8 часов они начали собираться, текст Манифеста уже был нам известен от
типографщиков, и мы знали, что на дверях думы повешен замок. Все мечтания  о
том, как  по  примеру  Римского Сената мы останемся  сидеть и добровольно не
уйдем из Думы сами собой разлетелись в прах. Не только  помещение Думы, но и
клуб ее на Потемкинской улице были оцеплены войсками и полицией.
     - Было подготовлено  воззвание  к народу. Но где его принимать (от
имени  всей  Думы, а не только кадетов).  Решили ехать  в Выборг.  Трудовики
поддержали и воззвание и поездку. Присоединились и  социалисты, резервировав
для себя, как свой отдельный шаг - попытку вооруженного восстания(!)
     - Воззвание  содержало  призыв к населению в знак протеста  против
разгона  Думы  прекратить до созыва  новой Думы  выплату налогов, исполнение
повинностей, явку новобранцев на призывные пункты и т.п.
     - Позабыли  Вы,  Павел  Николаевич,  свое   собственное  изречение
накануне Московского  восстания: Главный штаб должен быть убежден, что ведет
своих солдат на победу, а не на бойню . Куда  Вы повели кадетов с этим вашим
воззванием?  Никакой победой  здесь и не пахло:  у вас только речи, газетные
статьи да митинги, а у царя - верные ему войска и полиция! Вы же сами голову
в петлю продевали. Ваше воззвание - уже не  сотрясение воздуха, а документик
с призывом неповиновения властям и прочим, что вы  сейчас перечислили. А это
все - уголовно наказуемо!
     Ну да  ладно. Продолжайте, пожалуйста, Ваш рассказ. Итак, вы  все разом
заявились в тихий Выборг и, конечно, тут же собрали совещание и Муромцев...
     - Конечно   неверен   слух,   будто   Муромцев  открыл   совещание
сакраментальными  словам  и  Заседание  продолжается  ,  -  перебивает  меня
Милюков. - В этой обстановке председатель  Думы вообще чувствовал себя очень
неловко.
     Переход  от  ожидания  быть призванным монархом  на пост премьера (ниже
описаны  усилия  Шипова и  самого Столыпина  в этом  направлении -  Л.О.)  к
заседанию с определенно революционным  оттенком не мог ему улыбаться. Но он,
все же, не мог не принять  председательствования в заседании. Это разумелось
само собой: отказ противоречил бы установившейся за ним репутации...
     - Дело не в репутации - Сергей Андреевич был рыцарем по всей своей
природе!.. Мы порой не представляем себе (дорогой читатель,  это  я  к  тебе
адресуюсь), сколь  прочны и коротки наши связи с как будто  далеким прошлым!
Увлекательные  рассказы о Муромцеве я слышал от его дочери, Ольги Сергеевны.
В молодости мне посчастливилось  часто встречаться  с ней  в родном для меня
доме  семьи  Родионовых. Она тоже  была человеком замечательным  - достойной
дочерью  своего  отца!  Но  я  увлекся  дорогими воспоминаниями. Вернемся  в
Выборг.  Член  ЦК партии эсеров, уже  знакомая  нам  Ариадна Тыркова-Вильямс
записывает в своих Воспоминаниях :
     - Стахович, Н. Львов и С.Н. Трубецкой приехали тоже (в Выборг), но
с целью отговорить от  резких шагов.  Им  не удалось это, не удалось одолеть
общего настроения, общего чувства.
     - Для  меня,  -  продолжает  Ариадна, -  это  еще одно  из  многих
подтверждений,  что в острые  моменты  чувство имеет больше власти даже  над
рассудочными политическими деятелями, чем логические рассуждения...
     Воззвание  10  июля  в  Выборге  подписали  около  200  депутатов  Думы
(немногим меньше половины ее). Первым - князь Петр Долгоруков.
     - А что  дальше? - вопрошает  Милюков. -  Воззвание сохраняло лишь
один  смысл  тактического шага, неизбежного для данной минуты,  чтобы  найти
наименее рискованный выход (?) для общей  потребности - протестовать  против
правительственного   насилия.  Между   тем,  до  Петербурга  дошли  слухи  о
местопребывании Думы и  Выборгскому губернатору был послан приказ распустить
собрание. Мы теперь бы подвели своих финляндских  друзей, если бы продолжали
упорствовать. Муромцев  закрыл  собрание,  надел перчатки и удалился.  Среди
общего волнения  воззвание все-таки  подписали, отпечатали  тут  же и  тайно
ввезли в Петербург.
     - По путям, проторенным еще журналом Освобождение  , через земства
текст  воззвания  разошелся  по  всей  России.  По  прибытии в  столицу  169
депутатов  (среди них 120 кадетов)  были  арестованы, осуждены на  основании
129-ой статьи Уголовного  кодекса - О  распространении антиправительственных
воззваний  . 3  месяца  они отсидели  в тюрьме и потому лишились права  быть
избранными в состав новой Думы!
     Как  оценить с  точки зрения  дальнейшей Российской  Истории Выборгское
собрание  думцев и  выпуск воззвания к народу?  Милюков  пишет, что все  это
имело смысл тактического шага... протеста  против правительственного насилия
. В этом  утверждении нет и  тени сожаления о  совершенном! Странно... Но не
будем торопиться с осуждением. Послушаем сначала оценку описанных событий из
другого  лагеря.   Обращаюсь  за  ней  к  недавно  снабдившего  меня  ценной
информацией профессору Герье. Он, как  я  и ожидал,  весьма  резко  осуждает
поступок думцев:
     - Но   деятельность   депутатов,  -   пишет  он,   -   имела   еще
знаменательный   эпилог,  который  окончательно  выяснил  истинный  характер
главнейших думских групп. В течение воскресенья многие из бывших членов Думы
выехали в Выборг и там устроили заседание, в котором сняли с себя маску. Они
обратились  к русскому народу с воззванием, которым уже прямо толкали его на
путь  революции, приглашая не  платить  податей  и  не давать  правительству
рекрутов. Воззвание вдвойне  революционное - и потому,  что подписавшись под
ним в своей мании величия  поставили себя выше законной власти и потому, что
завали на бунт многомиллионный народ.
     Они не поняли своего  положения, а именно,  что перестали  представлять
собой  законодательное учреждение,  что они не  что  иное,  как политический
клуб, не имеющий права говорить от имени Думы...
     А ведь Владимир Иванович Герье не придворный и не черносотенец. Он тоже
интеллигент: профессор,  историк, быть может, консерватор, но... организатор
высших женских курсов  в Москве.  Видимо, не вся, а может быть  и  далеко не
вся, российская интеллигенция разделяла политические взгляды кадетов...
     А как нам,  уважаемый  читатель, судить  обо всем этом,  зная,  чем оно
кончилось?   Гражданское   мужество,   бесстрашие,   вызов   властям    или,
действительно, призыв к революции? Чепуха!  Для революции Россия еще явно не
созрела  -  Московское восстание это хорошо  показало.  Да кадеты  и не были
сторонниками революции. Милюков не раз сие подчеркивал. Так что же?
     На мой взгляд,  фанфаронство и величайшая глупость! В лучшем  случае  -
интеллигентская  гордыня, в  худшем  - измена делу устроения в России режима
конституционной монархии и сотрудничества Думы с либеральным правительством.
Что  было  декларировано  в   программе   кадетов  и,   наверное,   являлось
единственным  путем  мирного  и  постепенного  перехода  от  самодержавия  к
демократии.
     Какой ужасной ценой заплатила Россия за  эту ошибку! Ну неужели господа
адвокаты и  профессора не понимали, что будут арестованы  и  осуждены, после
чего лучшие умы и авторитетные  лидеры партии кадетов лишатся права избирать
и  быть  избранными   в  Думу   последующего  созыва.   В   результате  само
представительство кадетов в Думе существенно уменьшится.  (И  действительно:
по данным того же  профессора Герье в I Думе кадеты имели 177 голосов, во II
- 105, а в III и IV Думах - менее 60-ти мандатов).
     Или они забыли, что в седьмом  пункте Положения о выборах записано, что
в  выборах  не участвуют  лица,  подвергшиеся  суду  за  преступные  деяния,
влекущие  за собой лишения  или ограничения прав состояния  -  проще говоря,
побывавшие в тюрьме, хотя бы и ненадолго?!
     Назначая  Столыпина Председателем  Совета  Министров, царь  поручил ему
сформировать новое правительство.  Петр Аркадьевич попросил Государя уволить
из  прежнего  состава  кабинета  людей,   явно  враждебных   идее  Народного
представительства: министра земледелия  Стишинского и  обер-прокурора Синода
Ширинского-Шихматова.  Вместо  них он намеревался  пригласить двух  наиболее
ярких представителей либерального движения, число которых впоследствии может
быть  увеличено,  образуя коалиционное  правительство.  Видные представители
бюрократии, такие как  министр финансов Коковцев, министр юстиции Щегловитов
и  министр  иностранных дел Извольский были нужны ввиду их административного
опыта,  связям и для  преемственности государственной  работы.  Политические
деятели же, пользующиеся доверием в широких кругах общества, обеспечивали бы
сотрудничество  с  Государственной  Думой и  проведение  в  жизнь  программы
реформ, обещанных Манифестом 17 октября, и задуманных самим Столыпиным.
     Идея  коалиционного  правительства возникла  у Петра Аркадьевича еще до
его  назначения  премьером.  Он   понимал,  что  наилучший  результат  будет
достигнут,  если  правительство  возглавит  наиболее  достойный,  опытный  и
популярный  лидер освободительного движения. В такой роли  он,  естественно,
видел Шипова. Сам Столыпин предполагал остаться на посту министра внутренних
дел  (крестьянские бунты к этому времени достигли апогея. Дурново справиться
с ними не сумел).
     Поэтому  еще 26  июня 1906 г., когда  вопрос о  роспуске  Думы  был уже
решен, Столыпин пригласил Шипова встретиться с ним.
     Последовавшие за  этим приглашением дни были воистину судьбоносными для
России...
     Итак, 26 июня  Н.Н. Львов  передал приехавшему  в С.-Петербург по делам
Шипову  приглашение  Столыпина  побывать  у  него  для  переговоров по очень
важному вопросу  . Львов сказал,  что Столыпин считает  необходимым  роспуск
Думы, но не правительством Горемыкина, а обновленным правительством, имеющим
во  главе  общественного  деятеля, пользующегося  доверием  в широких кругах
общества . И таковым считает его, Шипова.
     Однако  Дмитрий Николаевич возразил,  что он отрицательно  относится  к
роспуску Думы и потому считает лишним вступать  в переговоры по этому поводу
со Столыпиным. Однако 27-го числа утром он получил приглашение явиться 28-го
в 6 часов дня к Государю.  Тогда Шипов  решил все же сначала переговорить со
Столыпиным, поскольку понял, что приглашение царя инспирировано им.
     27-го июня 1906 г. в 11  часов вечера  Шипов  и Н. Львов отправились на
дачу Столыпина. Вскоре туда же прибыл  министр иностранных  дел  Извольский.
Шипов сразу же заявил,  что согласно его убеждениям и пониманию современного
положения,  роспуск  Думы  представляется  актом  несправедливым  и  даже  с
политической точки  зрения  преступным  . Обоснования  своей  позиции он  не
заявил (мы узнаем о нем после его встречи с царем).
     Столыпин  был недоволен и  перевел  разговор  на вопрос  об образовании
коалиционного кабинета,  предложив Шипову  его возглавить. В состав кабинета
должны   войти  по  выбору   Дмитрия  Николаевича   общественные  деятели  и
представители бюрократических кругов,  а  из прежнего состава правительства:
Столыпин  в  должности  министра  внутренних  дел  и  Извольский  -  министр
иностранных дел.
     Шипов выразил  сомнение,  что  таким образом сформированный им  кабинет
смог бы получить одобрение Думы.  Представители  ее большинства  (кадеты) не
захотят   войти  в  кабинет,  где   кроме   Шипова,  очевидно,   будут   его
единомышленники, например, князь Г.Е. Львов и граф Гейден.
     Столыпин  сообщил, что он  приглашал к себе  Милюкова и тот дал понять,
что готов сформировать  кабинет (надо  думать, главным образом из  кадетов).
Беседа  Шипова, продолжавшаяся до 3-х  часов утра, закончилась тем,  что все
должен решить царь.
     Потом,  по просьбе Д.Н. гр. Гейден, в свою очередь, зондировал почву  у
Милюкова, и тот открыто заявил, что в коалиционное правительство к Шипову не
пойдет  и  что   кабинет  должен   быть   образован  исключительно  из  лиц,
принадлежащих  к  думскому большинству,  и  что  он  готов  его  возглавить.
(Ультиматум, ничем, кроме честолюбия не обоснованный - Л.О.).
     Сам  Шипов говорил с Муромцевым (с  ним  он был  в  дружбе) о  том, что
Сергею  Андреевичу  следует  возглавить  новый  кабинет. Но  тот  решительно
отказался. По его мнению:
     - ...ввиду  господствующего  в  стране  возбужденного настроения в
широких  кругах населения и воспитанного в обществе  политикой правительства
отрицательного  отношения  к  государственной власти,  никакой состав  вновь
образованного  министерства  (так  именовало себя правительство  -  Л.О.) не
может рассчитывать на  спокойную и продуктивную государственную деятельность
и не сможет сохранить свое положение более или менее  продолжительное время.
Неизбежны   революционные  вспышки,   против  которых   правительство  будет
поставлено  в  необходимость  принимать строгие,  репрессивные меры, а  это,
несомненно,  вызовет  недовольство  в общественных  кругах  и  лишит  власть
необходимой ей поддержки со стороны общества...
     - Не обессудьте, глубокоуважаемый Сергей Андреевич, но я не могу с
Вами согласиться. Обоснование  Ваше,  на  мой  взгляд,  не  убедительно. Ну,
поначалу   неспокойная  будет   обстановка.   Но  почему   же   деятельность
правительства должна из-за  этого  быть непродуктивной и  непродолжительной?
Это  зависит  от  первых шагов, которые сделает правительство, и никто лучше
Вас не понимает, что это должны быть за шаги. Если при поддержке Столыпина и
с благословения Государя Вы сформируете достойный и дееспособный кабинет, то
революционные вспышки ,  очевидно, будут  не очень  серьезными.  Сейчас  они
могут  возникать  в  любую минуту  и  повсюду. Вспышки эти, разумеется, надо
своевременно  подавлять репрессивными мерами - таков  опыт мировой политики!
Но если эти меры будут достаточно обоснованные и лишь необходимо строгие, то
общественные круги их сумеют оценить и одобрить.
     Я упоминал, что  визит Шипова к Столыпину  предшествовал  его встрече с
царем. Мне было чрезвычайно интересно узнать, как эта  встреча  протекала. Я
просил  Дмитрия Николаевича рассказать  о ней возможно  подробнее.  Он пошел
навстречу моей просьбе. Дважды прочитав этот рассказ, я сказал Шипову:
     - Благодарю  Вас,   Дмитрий  Николаевич!   Рассказ  Ваш  настолько
интересен, что я должен передать его читателю полностью, не жалея страниц...
     Вместе  с  тем,  с  некоторыми  Вашими  утверждениями  я решительно  не
согласен  и  хочу  обосновать  эти несогласия.  Ввиду большого объема  Вашей
записи, для того,  чтобы облегчить читателю  сопоставление  наших позиций, я
позволю  себе  разделить  ее  на  две  части в  соответствии  с  их  основой
тематикой,  которую обозначу заголовком. А свои замечания помещу сразу после
каждой части.
     1. По поводу роспуска Думы. Шипов:
     - Прежде  всего  я сказал (Государю), что я не  вижу определенного
конституционного повода для такого акта. Ненормальные отношения  между Думой
и  правительством   проявляются,  главным  образом,   на  почве   совершенно
различного понимания Высочайшего Манифеста 17-го октября.  Дума, а с ней вся
страна, понимают этот акт как несомненный переход к новому, конституционному
государственному строю, а правительство держится традиций и приемов прежнего
времени. (Напомню: это  еще  правительство Горемыкина  -  Л.О.).  При  таком
условии  роспуск Думы и назначение новых выборов поставит перед избирателями
вопрос: желает ли страна осуществления прав, дарованных ей Вашим Величеством
Манифестом 17  октября, или  желает она  вернуться  к старому строю... Здесь
Государь остановил меня и сказал: Об этом не может быть и речи...
     - Кроме соображений принципиального  характера, я  остановился,  -
пишет Шипов, - и на практической стороне вопроса, на рассмотрении  вероятных
результатов новых выборов.  Если первые выборы при действующем избирательном
праве дали очень левый состав Думы,  то  вторичные выборы дадут, несомненно,
состав  Думы  гораздо  более  левый...  Впрочем, добавил я, может быть, Ваше
Величество, имеете в виду одновременно с роспуском Думы произвести некоторое
изменение в Положении о выборах ?
     Об этом тоже не может быть речи , - сказал Государь. Однако  (это снова
Шипов) состав Думы является последствием недостатков  избирательной системы,
построенной  на  основе классовой  группировки избирателей.  Затем нельзя не
принять  во  внимание  то  недоверие,  которое  систематически  и  постоянно
проявлялось  правительством  к  развитию  общественной  самодеятельности,  к
органам общественного самоуправления и ко всем общественным организациям...
     Настроение, в котором собралась Дума, могло бы быть вскоре же ослаблено
и  умиротворено,  если  к  началу  деятельности  законодательных  учреждений
правительством  были  бы  представлены законопроекты, имеющие  целью широкое
проведение  в жизнь  начал, возвещенных  Манифестом 17  октября,  и если  бы
правительство  проявило бы при этом  искреннюю готовность  осуществить новый
порядок в доброжелательном сотрудничестве с Народными представителями.
     Мои комментарии:
     - Что касается Вашего соображения принципиального характера , я не
уверен, что роспуск Думы для  страны  будет  означать намерение вернуться  к
старому   строю.  Этот   роспуск  можно   трактовать   и   как   обозначение
неудовлетворительной работы  I  Думы  в  направлении,  указанном  Манифестом
(точнее, такой работы вовсе не было).
     Что  же касается того, что новая  Дума  (после участия в выборах  левых
партий)  окажется  еще более левой,  Вы  абсолютно  правы  (так оно  потом и
случилось).  А  относительно  изменений в  Положении  о выборах Вы оказались
настоящим провидцем (хотя это изменение появилось перед выборами не во II, а
в III Думу).
     Но по поводу недоверия  правительства Горемыкина ко  всем  общественным
организациям  и  отсутствия  доброжелательного  сотрудничества с  Думой,  то
неужели  Вы  полагаете,  что  это правительство  во главе  с  его  ничтожным
председателем  могло самостоятельно решать  вопросы  доверия  к общественной
самодеятельности и сотрудничества с Думой? Или представить разумные и смелые
законопроекты?  Полноте!  Ваши  справедливые упреки должны  быть  адресованы
Государю.
     2. По поводу коалиционного правительства. Шипов:
     - Я отвечал (Государю), что образование коалиционного министерства
из лиц,  принадлежащих к  разным  общественным  группам, по моему убеждению,
отвечало бы вполне потребностям времени... Но,  к сожалению,  сейчас мысль о
таком  коалиционном кабинете встречает  отрицательное  к  себе отношение  со
стороны наиболее многочисленной и влиятельной партии  кадетов. Я доложил Его
Величеству  о переговорах  с Муромцевым  и  Милюковым и сообщил  их  ответы,
исключающие возможность предположения, чтобы кто-либо из влиятельных  членов
этой партии согласился войти в состав коалиционного  кабинета. А без участия
в нем  представителей  руководящего большинства Государственной  Думы  такой
кабинет встретит,  несомненно,  отрицательное  к себе  отношение  Думы  и не
сможет  сколько-нибудь  продолжительное  время  находиться  у   власти...  В
настоящее  время  возможно  образование  кабинета  только  из представителей
большинства  Государственной Думы. Оппозиционный  дух, который  в  настоящее
время ярко проявляется среди к.-д.  партии  не  может  не  внушать серьезных
опасений. Такой характер  ее в значительной мере обуславливается  занимаемым
ею положением безответственной оппозиции. Но если представители партии будут
привлечены к осуществлению правительственной власти и примут на себя тяжелую
ответственность с ней  сопряженную,  то нынешняя окраска партии, несомненно,
изменится.
     - В заключение я добавил, что если представители к.-д. партии были
бы  призваны к власти,  то весьма  вероятно,  что  в  ближайшем времени  они
признали бы необходимым распустить Государственную  Думу  и произвести новые
выборы с целью освободиться от многочисленного левого крыла и создать палату
из  сплоченных прогрессивных элементов  страны  (при  прежнем  избирательном
законе?   -   Л.О.).   Государь,   как   мне   казалось,   был  удовлетворен
представленными  мною пояснениями и спросил, кто из членов кадетской  партии
пользуется в ней б льшим авторитетом и более способен к руководящей роли?..
     - Самым влиятельным я назвал Милюкова, но добавил, что в нем слабо
развито   религиозное   сознание,   т.е.   сознание  лежащего  на   человеке
нравственного долга... и едва  ли  его политика могла бы содействовать столь
необходимому  духовному  подъему  в населении страны.  В  то  же время  П.Н.
Милюков  -  человек  очень  властный и,  если  он будет  поставлен во  главе
министерства, то можно опасаться, что он будет подавлять своих товарищей...
     - На посту  председателя желательно было бы видеть С.А. Муромцева,
человека высокоморального настроения.  В это  время Государь сказал: Я вынес
самое  хорошее впечатление  из знакомства  с Муромцевым  . С.А.  Муромцев, -
продолжал я, -  пользуется  общепризнанным авторитетом  и  его появление  на
посту  главы  кабинета  будет  приветствовано  в широких кругах  общества...
Обладая  сильной волей,  С.А.  в  то  же  время  отличается большим тактом и
мягкостью  характера.  Будучи  председателем кабинета, он сумеет  обеспечить
всем его членам необходимую самостоятельность,  и при его главенстве участие
в кабинете П.Н. Милюкова будет особенно полезно. На это Государь сказал: Да,
таким  образом  может  установиться  правильное   соотношение  умственных  и
духовных сил .
     Мой комментарий:
     - Относительно  желательности  образовать  правительство  из  лиц,
принадлежащих различным группам общества Вы совершенно правы.  Отрицательное
отношение к этому  партии кадетов  (если это даже  всей  партии, а не одного
Милюкова) ничего  не решает. Пока что все  правительство назначает царь, как
это записано в Основных Законах Империи. Претензия Милюкова  на формирование
министерства из одних только  кадетов вовсе не исключает согласия  некоторых
влиятельных  членов  этой  партии  войти  в  коалиционное  правительство.  К
примеру, это  могут быть такие  вполне  самостоятельные  люди, как Шингарев,
Родичев, Набоков, Петрункевич, Н. Львов, да и  тот же  Муромцев. Это и будет
участие в кабинете представителей большинства Государственной Думы. Согласен
с тем, что это может вывести кадетов из положения безответственной оппозиции
(надо будет запомнить это выражение!).
     - В конце второй части  своего  монолога  Вы,  Дмитрий Николаевич,
говорите о непригодности Милюкова к роли Председателя правительства и весьма
убедительно - о желательности назначения на  этот пост Муромцева. И Государь
с этим, как будто, согласился. Почему же Вы не попросили царя  пригласить  к
себе  Сергея Андреевича и предложить ему сформировать правительство?  Вполне
возможно, что Муромцев принял бы Высочайшее предложение. К  тому же  Вы сами
сказали,   что   появление   Муромцева   на  посту   главы  кабинета   будет
приветствовано в широких кругах общества ...
     По окончании аудиенции, как записывает Шипов:
     - Государь, подавая  руку,  сказал:  Я очень  рад, что вы говорили
свободно;  я  видел, что  вы говорили не стесняясь и очень  вам благодарен .
Аудиенция продолжалась  более часа. Возвращаясь в С.-Петербург, я чувствовал
себя  в  бодром  настроении; я был счастлив, что имел случай высказаться так
откроено перед Государем, и был тронут оказанным мне доверием и вниманием...
     Вернувшись в столицу, Шипов, естественно, посетил Столыпина и  подробно
рассказал ему  о приеме у царя. По-видимому, после встречи с новым премьером
настроение его испортилось, поскольку он записал так:
     - Уходя от  П.А. Столыпина, я  уносил  уверенность,  что  им будет
оказано все  возможное  противодействие  осуществлению мысли об  образовании
кабинета из руководящих элементов Государственной Думы.
     7 июля  1905 г., прибыв в  С.-Петербург по  своим делам,  Шипов узнал о
просьбе  Извольского   связаться  с  ним,  для   чего  посетил  Министерство
иностранных дел. Оказывается:
     - А.П. Извольский хотел сообщить  мне, что  после  моей  аудиенции
сложившееся было  благоприятное отношение  к  моему  докладу продолжалось до
5-го  июля.  Но  с  этого дня  положение  резко  изменилось  и,  как  видно,
предположение о вероятности  приглашения в Петергоф С.А. Муромцева отпадает.
На  мой вопрос, чем вызвана такая перемена, А.П. отвечал, что ему неизвестно
точно, что повлияло на такое изменение настроения,  но  он предполагает, что
тут сказалось влияние Столыпина.
     Мы уже  знаем, что 8 июля был  подписан Указ о роспуске Государственной
Думы с назначением созыва вновь избранной Думы на 20 февраля 1907 г. И в  то
же  время  было   объявлено  о  назначении  Столыпина  Председателем  Совета
Министров. Шипов продолжает свой рассказ:
     - Роспуск Государственной Думы  и  назначение  премьером Столыпина
вызывали  тревожные мысли. Была утеряна  последняя  надежда  на  возможность
создания   единения  государственной   власти  с   обществом,   на   честное
осуществление свобод, дарованных Манифестом 17 октября и на мирный переход к
обещанному стране государственному строю.
     - Почему же утрачено, Дмитрий Николаевич?  Может быть  потому, что
Вы невзлюбили Столыпина и отказались  войти в  формируемое им правительство?
Или Вы уже смутно начали понимать, что говорить о  мирном  переходе к новому
строю  в  стране,  охваченной  крестьянскими восстаниями,  но  меньшей  мере
наивно.  Столыпин  наивностью не  отличался,  да  и  по  должности  министра
внутренних  дел знал о размахе этих восстаний. Более того, он  уже знал, что
самыми строгими, но ординарными способами подавить восстания не удастся (это
при Витте не удалось  и  Дурново).  И  потому  обдумывал  меры чрезвычайные,
которые наверняка  будут встречены  с возмущением либеральной интеллигенцией
(эти меры будут объявлены царским указом через месяц, 16-го августа).
     Шипов  уехал 10-го, а 14 июля 1906  г. снова приехал в  С.-Петербург по
телеграмме, подписанной Гейденом, Н.Н.  Львовым,  Гучковым и Стаховичем. Они
сообщили  ему, - как  он  пишет, -  что П.А. Столыпин, занятый формированием
министерства, вступил в переговоры  с тремя первыми  из перечисленных лиц; в
то  же время  он  просил их  убедить меня  принять участие  в  образуемом им
кабинете и говорил, что с таким же приглашением он имеет в виду обратиться к
князю Г.Е. Львову.
     - Я   отнесся  к  мысли   о  моем  участии  в  кабинете  Столыпина
отрицательно  и  высказал,  что  П.А.  Столыпин  и  я   совершенно  различно
пониманием задачи правительственной власти и  особенно в переживаемое время.
Я вижу в нем человека, воспитанного и проникнутого традициями старого строя,
считаю  его  главным  виновником  роспуска  Государственной  Думы  и  лицом,
оказавшим несомненное противодействие образованию кабинета из представителей
большинства  Государственной Думы. Не  имею  вообще  никакого доверия к П.А.
Столыпину и  удивляюсь, как он, зная  хорошо  мое отношение к  его политике,
ищет моего сотрудничества!
     - Право же, Дмитрий Николаевич, Вы несправедливы  к Столыпину.  За
что же так - никакого доверия ? И какая его политика, если он только неделю,
как премьер? Может быть он, уважая ваш ум и жизненный опыт, надеялся, что Вы
сможете  после  его  разъяснений правильно  оценить критическую  ситуацию  в
стране и поддержать необходимыен меры для ее разрешения...
     - Н.Н. Львов, А.Н. Гучков и М.А. Стахович, - констатирует Шипов, -
видели   в  П.А.   Столыпине   человека,   способного  в   сотрудничестве  с
общественными  деятелями  осуществить  реформы,   вызываемые  Манифестом  17
октября и старались убедить меня в правильности их точки зрения. Граф Гейден
скептически  относился  к  этим  предположениям,  склоняясь  к  моей  оценке
политической физиономии П.А. Столыпина, но, тем не менее,  находил лучшим не
уклоняться  от  переговоров  с ним и  постараться  выяснить определенно  его
намерения  и программу. Я  остался  при высказанном решении и  указывал, что
цель,  намеченная  гр. Гейденом,  может  быть  достигнута  продолжением  уже
начатых  ими  переговоров,  но мне  принять в них  вновь участие после  моих
сношений с П.А. Столыпиным до роспуска Думы, я находил невозможным.
     - Странное заключение - пристрастие, обида, неожиданные для такого
серьезного политического деятеля, как Шипов.
     15-го  июля 1906  г. в С.-Петербург приехал князь  Г.Е. Львов. В тот же
день он  был  приглашен  к Столыпину вместе  с  Шиповым  как  представителей
общеземской  организации   для   переговоров   по  вопросу   об  организации
продовольственной помощи населению (Львов для этого и приехал).
     Шипов продолжает:
     - Но, естественно, разговор был не о том...
     Наконец  Столыпин сказал: Я  обращаюсь к вам  обоим с просьбой войти  в
состав  образуемого  кабинета  и   оказать  ваше   содействие  осуществлению
конституционных начал, возвещенных Манифестом 17  октября  ... Мы  говорили,
что прежде, чем дать наш ответ, нам необходимо ознакомиться  с  политической
программой Председателя Совета Министров.  П.А. заявил, что теперь не  время
для   слов  и  программ;  сейчас  нужны  дело  и  работа.  Мы  указывали  на
необходимость решительной  перемены  правительственной политики и скорейшего
созыва  новой Государственной  Думы.  П.А. говорил,  что  прежде  всего, для
успокоения всех классов населения нужно в  ближайшем же  времени дать каждой
общественной группе удовлетворение  их насущных потребностей и  тем привлечь
на сторону правительства. Делу поверят больше и скорее, чем словам...
     - Собеседники  говорят на разных  языках . Когда Столыпин называет
первостепенным  успокоение  всех классов  населения, то он, конечно, имеет в
виду  прекращение крестьянских восстаний. А Шипов,  подчеркивая  курсивом  в
своей книге всех классов населения , имеет в виду  нечто  другое,  в  первую
очередь либеральную интеллигенцию и земство. Столыпин не может раскрыть свои
намерения,  понимая,  что  они  вызовут  крайнее   возмущение  и  переговоры
прервутся,  а  он надеется, что когда эти  гуманные и  благородные  господа,
войдя  в  правительство, почувствуют на своих плечах груз ответственности за
грабежи,  насилия  и  смертоубийства,  накатившиеся  волной  на  деревенскую
Россию, то они поймут и поддержат его планы спасения от этого кошмара!
     - Мы  указывали, -  продолжает Шипов,  - что,  во  всяком  случае,
никакие мероприятия,  нуждающиеся в  законодательной санкции,  не могут быть
осуществлены   помимо   законодательных   учреждений   и   недоумевали,  как
правительство  может  решать после  17  октября 1905  года помимо  Народного
представительства, какие именно реформы должны быть проведены в жизнь.
     - И сколько  времени, глубокоуважаемый Дмитрий  Николаевич,  нужно
будет ожидать, пока законодательные учреждения образуются, потом  рассмотрят
и  утвердят срочно необходимые мероприятия  ?  А  тем  временем пожары будут
полыхать все ярче!..
     - П.А. Столыпин заявил (это опять Шипов), что ему совершенно ясно,
какие мероприятия являются неотложными  и требуют  скорейшего осуществления.
Он критически относился к законодательной способности Госдумы,  особенно  на
первое время,  и  еще раз  подтвердил  свою уверенность,  что  правительство
сумеет  предоставить  безотлагательно всем  классам  населения  то,  что  им
действительно  нужно  (кстати   сказать,  в  число  этих  классов  входят  и
землевладельцы... - Л.О.).
     - Разве граф  Толстой,  Сипягин, Плеве,  - продолжает Шипов, -  не
желали блага России, как  они его понимали; разве граф Витте не говорил, что
он знает, что  нужно для счастья  России?  Если  их  политика была,  однако,
пагубна для страны, то  они,  по  крайней мере,  имели оправдание в том, что
действовали при старом строе; но как можно идти теми же путями после акта 17
октября?..
     - Вы меня  удивили,  Дмитрия  Николаевич! Сравнивать  Столыпина  с
первой  названной Вами троицей -  это, как  говорится,  удар ниже пояса  , а
называть политику и  деятельность Витте пагубной для страны ?!  Да  поимейте
совесть!
     Шипов заканчивает свое свидетельство так:
     - Видя,  что  мы  не  находим  общего языка  с  П.А.  Столыпиным и
совершенно  различно  оцениваем значение переживаемого  времени, князь  Г.Е.
Львов и я  сочли дальнейший  обмен мнениями с председателем Совета Министров
бесполезным и, простившись с ним, удалились.
     По возвращении Г.Е. Львов  и  Шипов ознакомили  остальных с содержанием
своего разговора  со  Столыпиным.  Гр.  Гейден  находил подтверждение своему
скептицизму.  Н.Н.  Львов, Гучков  и Стахович  продолжали  выражать  доверие
готовности Столыпина вступить на путь обновления государственного строя.
     Шипов  и  кн.  Г.  Львов  сочли  нужным  обосновать документально  свое
разочарование  Столыпиным и  написали ему письмо. В этом  письме повторялось
высказанное ими в  разговоре  с премьером требование, чтобы половина  мест в
кабинете  (если  будет  достигнуто  согласие  о  формировании  коалиционного
правительства)   было  предоставлено  общественным  деятелям,  причем  сразу
перечислялись  портфели   министров:  внутренних  дел,  юстиции,   народного
просвещения,  земледелия,  торговли,  обер-прокурора   Священного  Синода  и
государственного контролера...
     При  этом кабинет должен будет сразу заявить, что внесет  в Думу Проект
земельного устройства  и  расширения  крестьянского  землевладения,  в целях
которого правительство  не  остановится  и  перед принудительным отчуждением
части  частновладельческих земель  в случаях  необходимости, устанавливаемых
местными землеустроительными учреждениями.
     По-видимому,  эти  прекраснодушные  авторы  письма полагали,  что  этим
туманным обещанием можно погасить бушующее пламя крестьянских восстаний...
     18 июля 1906 г. Столыпин ответил любезным письмом, адресованным Шипову,
где вполне  определенно  заявил: Что  касается  портфеля Министра внутренних
дел,  то  пока, видимо,  Государь  еще  не освободит  меня от  этой  ноши  .
(Напомню, что царь, назначая  Столыпина премьером, настоял на том,  чтобы он
сохранял по совместительству свой пост министра внутренних дел).
     Здесь, как  говорится, и  была зарыта собака  . Столыпин  понимал,  что
остановить   волну  крестьянских   восстаний  можно   только  силой,  причем
действовать надо было  немедленно. А  его оппоненты, требовавшие передать им
Министерство внутренних дел, наивно полагали, что достаточно будет заявления
о намерении  властей  наделить крестьян землей. При том, что соответствующий
закон, даже если новая Дума соберется  еще в текущем году, выйдет  не ранее,
чем через полгода.  А его исполнением  будут ведать некие землеустроительные
учреждения , чьи решения еще потребуется утверждать в инстанциях .
     Таким образом,  коалиционное правительство  умерло, еще  не  родившись.
Точно  так  же,  как  девятью месяцами  ранее не  смогло  появиться на  свет
коалиционное правительство  Витте. Тогда,  уважаемые господа, вы  не  желали
сидеть  за одним столом  с бывшим главным  полицейским П.Н. Дурново.  Теперь
портфель  министра  внутренних  дел  в  руках  премьер-министра,  такого  же
образованного, культурного и интеллигентного человека,  как вы. Почему же он
не  может  добиться вашей поддержки и  сотрудничества?  Нехорошо получается,
господа!
     Но...  опасения  либералов  оказались не напрасны -  через  месяц после
роспуска  Думы  16-го августа 1906  г.,  используя  злополучную 87-ю  статью
основных  законов,  без  одобрения  Народных  представителей   был  подписан
высочайший  Указ О  военно-полевых судах  , разработанный  министром юстиции
Щегловитовым - без сомнения по инициативе Столыпина.
     Военно-полевые  суды  предстояло вершить  командирам военных отрядов, в
срочном порядке  направляемых к  месту,  где бунтовщики-крестьяне  совершали
поджог или убийство в помещичьей усадьбе. На разбирательство дела отводилось
два  дня, после  чего  зачинщиков преступления  казнили через повешивание на
глазах его  семьи  и  всей деревни. Такая  острастка была несравненно  более
эффективной, чем  арест, увоз в  город, предание  неспешному суду там, когда
даже казнь оставалась  неведомой односельчанам.  Указ  появился всего  через
неделю после  того,  как дом премьер-министра  на  Аптекарском  острове  был
взорван  террористами. Сам Петр  Аркадьевич не пострадал, но двое  его детей
стали  жертвами покушения.  Было бы  наивным  полагать,  что  жажда отмщения
подвигла Столыпина на инициативу введения столь жестокого способа пресечения
крестьянских  бунтов.  Указ  готовился исподволь. Совпадение по времени было
случайным.  Я  убежден,  что  план его созревал в голове премьера уже тогда,
когда он вел переговоры о коалиционном правительстве с либералами.
     За  два  года  с крестьянскими бунтами  было покончено - класс крестьян
успокоился . Впрочем, в этом  свою  роль сыграло и добровольное  переселение
крестьян  из   европейской  части  России  в  Сибирь,  а  также  перетекание
крестьянской молодежи из  деревень  в  города, в  связи  с  бурным развитием
промышленности и сферы городских  услуг.  Тому  способствовал  и появившийся
9-го ноября 1906 г.  (с  опорой  на  ту  же  87-ю  статью) царский Манифест,
предоставивший крестьянам право свободного выхода из общины.
     II  Государственная Дума начала свою  работу  20-го февраля  1907 года.
Профессор  Герье и ей  посвятил  еще более солидную книгу  (380  стр.),  где
подробно описывает почти все заседания Думы. Воспроизводить эти  описания не
имеет смысла,  так как II  Дума была заведомо неработоспособна, обречена  на
непрерывные внутренние конфликты, что явствует из ее фракционного состава:
       Правые фракции:  октябристы, правые  ,  умеренные и  мирно обновленцы
имели в сумме 103 голоса (соответственно: 31, 52, 18 и 2 голоса).
      Левые фракции: социал-демократы, эсеры, левые  и народные социалисты -
112 голосов (65, 31, 3 и 17).
       Фракция  центра    - кадеты располагали  105-ю мандатами.  Трудовики,
имевшие  101 голос,  уже не блокировались  с кадетами  (крестьяне в  кадетах
разочаровались и кроме того известные и авторитетные лидеры кадетской партии
по  известной нам  причине  в Думу не попали). Трудовики  чаще склонялись  к
позиции  левых . Хотя устойчивого большинства  ни у  одной коалиции не было,
Дума,  как это  и ожидалось, имела заметно антиправительственную ориентацию.
Не   удивительно,   что,  как   отмечает  в  своих   Воспоминаниях   Ариадна
Тыркова-Вильямс:
     - Одно  появление  Столыпина  на  трибуне  сразу  вызывало кипение
враждебных   чувств,   отметало    всякую   возможность   соглашения.    Его
решительность,  уверенность  в  правоте  правительственной  политики  бесила
оппозицию...  но  Дума  чувствовала, что  перед  ней  человек,  полный  сил,
волевой, твердый.
     6  марта  1907  г.  на  5-м  заседании  II  Думы  Столыпин  выступил  с
декларацией о деятельности правительства и  его задачах. Вот основные пункты
этой декларации:
     1. Решение земельного вопроса.
     2. Обеспечение свободы личности.
     3. Упразднение административной (внесудебной) высылки.
     4. Преобразование  полиции;  передача   политических  дознаний  от
жандармерии следствию прокуратуры.
     5. Реформа рабочего законодательства, ненаказуемость экономических
стачек,  государственное  страхование,  уменьшение продолжительности  труда,
организация врачебной помощи.
     6. Школьная реформа: повышение зарплаты  учителей, общедоступность
начального образования.
     7. Возрождение армии и флота.
     После    выступления    Столыпина    начались   ожесточенные    прения.
Социал-демократы,  эсеры и другие левые ораторы нападали на  премьера, точно
петушки, - пишет Ариадна. - Правые отвечали им с не меньшим пылом. Выступило
более 20 депутатов.
     Наконец,   решили  прения   прекратить   и  все   взоры  обратились   к
правительственной ложе. Столыпин экспромтом ответил своим противникам речью,
которая произвела  огромное  впечатление в  России и за  границей... Вот  ее
заключительный абзац:
     - В тех  странах,  где еще  не  выработаны  определенные  правовые
нормы,  центр тяжести, центр власти лежит не  в установлениях,  а  в  людях.
Людям,  господа,  свойственно и  ошибаться,  и увлекаться, и  злоупотреблять
властью. Пусть эти злоупотребления будут разоблачены, пусть они будут судимы
и осуждаемы. Но иначе должно правительство относиться  к нападкам, ведущим к
созданию  настроения,  в  атмосфере  которого  должно  готовиться   открытое
выступление; эти нападки рассчитаны на то,  чтобы вызвать у правительства, у
власти паралич воли и мысли. Все они сводятся к двум  словам,  обращенным  к
власти:  Руки вверх  .  На  эти два слова,  господа, правительство  с полным
спокойствием,  с  сознанием  своей  правоты,  может  ответить  только  двумя
словами: Не запугаете ... (Однако, дорогой читатель, однако...).
     Жена и старшая дочь Столыпина, Мария, присутствовали  на заседании. Она
записывает в дневнике: Впечатление было потрясающее. Что делалось  в публике
трудно описать:  всем  хотелось высказать  свой  восторг,  и  со слезами  на
глазах, с  разгоряченными лицами входили к нам в ложу знакомые и незнакомые,
пожимая руки мам .
     Но, разумеется, депутатами декларация правительства одобрена не была...
     13 марта  1907 года  на  9-м  заседании  Думы  был  поставлен  вопрос о
прекращении   практики   военно-полевых    судов.   Это   было,    очевидно,
преждевременно.   Помимо   крестьянских    восстаний   не   прекращались   и
террористические акты...  Тыркова-Вильямс  продолжает  (напомню: она член ЦК
кадетов):
     - В  Думе  между  революционерами  и  кадетами происходили  острые
схватки.  Социалисты  руководили непрекращающимися  аграрными  беспорядками,
убийствами губернаторов, градоначальников, городовых. В 1906 году террористы
по  стране убили полторы  тысячи  человек; в  1907 году  - две  с  половиной
тысячи.  В единодушии, с  которым  вся оппозиция, и  социалисты  и либералы,
отказывались осудить террор было что-то жуткое, нездоровое.
     - Кадеты и по  программе и по  психологии были против  насилия. Но
стоило  им  в  Думе  увидать,  тем  более  услыхать министров,  как  все  их
оппозиционные страсти  взвивались  на дыбы... Они в  каждом министре  видели
ненавистного прислужника  самодержавия,  подозревали  неприязнь  и  вражду к
народному представительству...
     - По  поводу  террора  логика кадетов  была  такова: Мы  террор не
одобряем,  но осудить его не имеем права, так как это может быть истолковано
как одобрение военно-полевых судов .
     - Несмотря на то, что  она член ЦК кадетской партии, исключительно
независимая женщина, Ариадна Тыркова с восхищением пишет о Столыпине:
     - Высокий, статный, с красивым, мужественным  лицом, это был барин
по  осанке,  манерам  и  интонациям. В первый раз  из  министерской ложи  на
думскую трибуну поднялся человек,  который не уступал в умении выражать свои
мысли думским ораторам. В ответ на неоднократное  требование Думы прекратить
военно-полевые суды Столыпин сказал:
     - Умейте различать кровь на руках врача от крови на руках палача.
     Левый  сектор,  занимавший б  льшую часть  скамей  ответил ему  гневным
гулом...
     Премьер стоял на трибуне, выпрямившись во весь свой рост, высоко подняв
красивую голову (женщина есть женщина, даже если  она член ЦК)... Это был не
обвиняемый. Это был  обвинитель.  У меня (у Ариадны Т.-В.), как и других, не
хватило   политического   чутья,  чтобы  понять  подлинное  значение  мыслей
Столыпина,  чтобы  признать  государственную  необходимость  его  стремления
замирить Россию...
     - Замирить  посредством  широкомасштабных и  практически бессудных
казней? Можно ли согласиться с метафорой Столыпина, назвавшего их кровью  на
руках врача . Как ни трудно это  написать, я должен признаться, что согласен
с такой оценкой.
     Цифры,   названные    Тырковой,   нельзя   приписать   профессиональным
террористам-эсерам. Их  боевая организация насчитывала не  более 30 человек.
Очевидно,  что  тысячи  убитых -  это  жертвы крестьянских  восстаний. Столь
бурный рост числа этих жертв всего за один год означал начало крушения всего
государственного строя, погружения Россия в кровавый хаос.
     Столыпин во  II Думе  выступал неоднократно.  Убедившись, что  все  его
попытки  наладить контакт с  ее  депутатами безуспешны, он  решил,  что надо
распустить и эту Думу.
     Стал  готовить  проект нового  избирательного  закона,  который  мог бы
обеспечить наличие в Думе лояльного правительству большинства.
     Павел Николаевич Милюков так описывает последний день  существования II
Думы:
     - ...в тактике социал-демократов был найден  определенный криминал
-  их деятельность в  стране  и армии по организации революции.  У  депутата
Озола  при  обыске  нашли  (настоящее  или  поддельное) обращение  солдат  к
социалистической  фракции  в  Думе.  Столыпин потребовал от Думы  лишить всю
социал-демократическую   фракцию   депутатской   неприкосновенности,   чтобы
арестовать  ее  за антиправительственную  деятельность.  Кадеты  потребовали
передачу  запроса   премьера   в  специальную  комиссию,  где  разбирать  бы
виновность  каждого члена  с.-д. фракции отдельно.  Столыпин ждать не стал и
распустил 2-ю Думу. Царский Указ о роспуске был опубликован 3  июня 1907  г.
одновременно с утвержденными в исключительном порядке через Совет  Министров
новыми правилами выборов в Думу...
     Тыркова же рассказывает буквально о последнем часе существования Думы:
     - В последний день Думы,  в 11 часов  вечера, меньшевик Церетели в
последней  речи  заявил,  что  Народным  представителям  прятаться  (бежать,
скрываться) не подобает. На суде  докажут нелепость обвинений, Тогда увидим,
что народ скажет . Церетели, да не он один, все еще верил,  что народ что-то
скажет. В ту же ночь депутаты с.-д. были арестованы. Их судили и отправили в
Сибирь, где Церетели пробыл 10 лет до Февральской революции...
     Здесь, я  полагаю, будет уместно подвести, хотя бы предварительный итог
деятельности  Столыпина  на посту премьера  до выборов  в III Думу, которые,
тоже благодаря его активности, имели особое значение.
     Я  думаю, что главный итог, главное достижение этого периода - спасение
Российского   государства   от  разрушения  бушующим  океаном   крестьянских
восстаний.
     Вторым номером,  бесспорно, следует назвать высвобождение  и  поощрение
производительных сил, дремавших в  народе, для того, чтобы поднять экономику
России, ее могущество, культуру и материальный достаток населения.
     Как мы уже знаем,  первая задача ввиду чрезвычайной опасности ситуации,
была решена чрезвычайной же мерой - введением военно-полевых судов. Столыпин
взвалил  на  свои плечи и  вынес тяжелейшую ношу ответственности  за  тысячи
казней (вспомним о  тысячах  погибших от рук тех, кто был за это казнен). Из
уважения  к этому труднейшему  испытанию  я предоставлю ему  еще раз  слово,
процитировав  еще один фрагмент из его выступления во II Думе 13 марта  1907
года:
     - Мы слышали тут обвинения правительству, мы слышали о  том, что у
него руки в  крови, что  для  России стыд и позор,  что в нашем  государстве
осуществлены такие меры, как военно-полевые суды... Но, господа, государство
может, государство обязано, когда оно находится в опасности, принимать самые
строгие, самые исключительные законы, чтобы оградить себя  от распада. Когда
дом горит, господа, вы вламываетесь в чужие квартиры, ломаете двери, ломаете
окна. Когда человек болен, его организм лечат,  отравляя  его ядом. Когда на
вас  нападает  убийца,  вы  его  убиваете.  Этот  порядок  признается  всеми
государствами.   Нет   законодательства,   которое   не   давало   бы  права
правительству   приостанавливать   течение   закона,  когда  государственный
организм  потрясен   до   корней,  которое   не  дало   бы  ему   полномочия
приостанавливать  все  нормы  права.  Это,  господа,  состояние  необходимой
обороны.   Бывают,   господа,   роковые   моменты,   когда   государственная
необходимость стоит  выше права и  когда  надлежит  выбирать  между целостью
теорий и целостью государства...
     Решение   второй  задачи   означало   необходимость   крутого   подъема
промышленного производства  одновременно  с ростом  интенсивности  сельского
хозяйства. Это настоятельно  требовало освобождения  крестьян  от  общинного
землепользования.  Община не разрешала крестьянину безвозвратное переселение
в город для работы на заводе, в мастерской или в сфере обслуживания.
     С другой стороны, вследствие переделов земли, она  лишала его стимула к
улучшению качества  ее  обработки, а следовательно  и повышения урожайности.
Царский Указ от 9 ноября 1906 года о праве выхода  из общины, подготовленный
Столыпиным,  означал новое  освобождение  крестьян. Достаточно  было  подать
заявление старосте общины и крестьянин становился на вечные времена хозяином
находившейся  в его пользовании земли. Одновременно с  этим, крестьянам было
разрешено  получать  паспорта без согласия общины, свободно  выбирать  место
жительства  и   профессию.   В  связи  с  известным  нам  малоземельем,  это
обеспечивало  мощный  приток молодежи из  деревни в промышленность и быстрый
рост городов.
     Положение  крестьян,  остававшихся  в  деревне,   заметно   улучшалось.
Множество нерадивых  помещиков,  в  связи  с убылью  наемной  рабочей  силы,
разорялись и продавали землю.
     Крестьянский  банк,  основанный  еще  в  1882 году,  но  до сих  пор не
игравший  значительной роли, теперь обязан был покупать  помещичьи имения  и
продавать земельные участки свободным и состоятельным крестьянам по льготной
цене в  многолетний кредит. Кроме  того, в  Крестьянский  банк была передана
большая  часть  государственной  земли  ,  принадлежавшей  царской  семье  и
придворным. Банковская  ссуда  для покупки  земли доходила до  95% стоимости
участка. Покупали  землю не богачи (ее у  них уже хватало, работников нанять
было трудно), а крестьяне среднего достатка и даже бедняки (в  кредит), если
у них были лошади и инвентарь.
     Начала развиваться  сельская  кооперация. В 1908  году  был издан Устав
сельскохозяйственного    кооператива.    Создавались    артели,    кредитные
товарищества.
     Пахотные  земли Западной Сибири практически  безвозмездно  передавались
поселенцам.
     Все это  привело  к бурному  развитию российской экономики.  С. Рыбас в
своей книге Столыпин (серия ЖЗЛ) приводит следующие убедительные цифры роста
за  десятилетие с 1902 до  1912  года (по данным французского экономического
обозревателя Эдмона Тэри):
     Добыча каменного угля увеличилась на 79,3%.
     Производство железа и стали - на 53,1%.
     Производство пшеницы увеличилось на 37,5%.
     Ячменя - на 62,2%; картофеля - на 31,6%, сахарной свеклы - 66,3%.
     Экспорт продуктов питания вырос на 93,7%.
     Население страны за те же 10 лет увеличилось на 22,7%.
     Затраты на просвещение - на 216,2%.
     Вывоз хлеба за границу в 1909 г. достиг 748 миллионов рублей.
     Стоимость масла, поставленного в 1912 г. в Англию из Сибири - 68 млн. -
вдвое больше, чем стоимость добытого в том же году золота.
     Общий прирост промышленного производства с 1904 по 1913 г. достиг 88%.
     Русские, - пишет Тэри в 1914 году,  - производят свои паровозы, военные
и торговые суда, все свое вооружение, земледельческие орудия, трубы и т.д. .
     Как  это  происходило,  живо  описано  известной  художницей-эмальером,
меценатом  и  коллекционером  княгиней  Марией  Тенишевой (1807-1929)  в  ее
Воспоминаниях . Муж Марии  князь Вячеслав Тенишев построил в  поселке Бежеца
Тверской  губернии  огромный  машиностроительный  завод.  В  его  отделении,
производящем   паровозы,  работало  2000   человек;  в  отделении  котлов  и
железнодорожных мостов - 1500.
     Начало промышленного роста в России, бесспорно, связано с именем Витте.
Столыпин  продолжил начатое  им  дело, обеспечив этот рост  притоком рабочей
силы из деревни и стимулированием быстрого развития сельского хозяйства, без
чего   невозможен   рост   городов   и  промышленности.  Сугубо   инженерная
квалификация и опыт Витте не позволили ему вплотную заняться делами деревни,
хотя он тоже высказывался о необходимости отказа от общины...
     Может   быть,   поэтому   он   считал   себя  несправедливо   обиженным
восхвалениями  в  адрес  Столыпина  и люто  его ненавидел. Только этим можно
объяснить характеристику Петра Аркадьевича, которую Витте  приводит в  своих
Воспоминаниях :
     - Столыпин  последние два-три года  своего  управления водворил  в
России  положительный террор, но,  самое главное, внес  во  все  отправления
государственной жизни полнейший произвол и полицейское усмотрение...
     И уже прямой клеветой звучит последняя фраза этой характеристики:
     - ...он применял в отношении лиц, которых он  считал, почему бы то
ни было своими недоброжелателями, самые жестокие и коварные приемы...
     Никто из мемуаристов о Столыпине не писал ничего подобного.
     В  названии  этой  главы  обозначены просто  Государственные  Думы, без
порядковых  номеров. Беглое знакомство с судьбой I  и II Думы было интересно
потому,   что   в  них   главную  роль   играла   оппозиционно   настроенная
интеллигенция, - в партиях кадетов  и трудовиков. III и IV Думы были лояльны
правительству и  интеллигенция в них играла роль  второстепенную. III Дума в
течение  4-х  лет  (с ноября 1907 г. по  1  сентября 1911  г.) работала  под
руководством Столыпина.
     Приведенные   выше   цифры,  характеризующие   бурный  рост  российской
экономики, относятся к  интервалу  времени 1902-1911  гг. Начало этому росту
положил  Витте (еще в 1893 г., когда был назначен  министром  финансов).  Но
процессы быстрого экономического роста идут  с ускорением, и потому наиболее
впечатляющая часть  Российского чуда проявилась в те 5 лет (с 8 июля 1906 г.
по 1 сентября 1911 г.), что Столыпин возглавлял правительство.
     Впечатление было настолько сильным, что в заключение своего отчета Тэри
написал (цитирую по книге С. Рибаса):
     Если у больших европейских народов  дела пойдут таким  же образом между
1912  и  1950  годами,  то  к  середине  настоящего  столетия  Россия  будет
доминировать в Европе как в политическом, так и в экономическом и финансовом
отношении.  А  население  ее, по  мнению  ученого  француза,  достигнет  344
миллиона  человек.   Рибас  добавляет,   что   Были   и   другие  зарубежные
исследования, германские,  вывод  которых полностью совпадал с  французским:
через десять лет Россию будет не догнать .
     Увы,  мой  дорогой современник, историческая действительность оказалась
совсем  иной. Причиной  тому явилась цепь совсем не  обязательных несчастий,
постигших  нашу страну  в  начале XX  века.  И  первым из них  было убийство
Столыпина анархистом-недоумком Богровым.  Это случилось  поздно вечером 1-го
сентября 1911 г. в Киеве, в оперном театре.
     Некоторые авторы намекают, что  к этому убийству был  причастен Николай
II.  Позволю себе  усомниться  в  справедливости таких  намеков.  Рассмотрим
аргументы, на которых они опираются, воспользовавшись фактами,  приведенными
в книге С. Рибаса и  Воспоминаниями  уже знакомого нам Владимира Николаевича
Коковцева (1853-1943 гг.),  бывшего свидетелем как самого момента покушения,
так и всех последовавших за ним событий.  Коковцев не завоевал моего особого
уважения,  но  человек  он   был,  безусловно,   честный,  добросовестный  и
пунктуальный.  (После  смерти Столыпина  он  был  немедленно назначен  царем
Председателем Совета Министров).
     Главным аргументом обвинителей царя явилось его отсутствие на похоронах
Столыпина  и, вообще,  полное  к нему безучастие - на  следующее утро  после
выстрела в театре Николай II уехал из Киева.
     Начну с  приведенного Коковцевым расписания поездок царя, составленного
до злополучного спектакля:
     2 сентября утром - отъезд на маневры, возвращение в Киев 3-го вечером и
тут же - отъезд в Чернигов. Снова возвращение - 6-го ранним утром и в тот же
день отъезд с семьей  в Крым... Приведя этот сжатый график, Коковцев не  без
осуждения добавляет:
     - Эта программа была целиком и пунктуально выполнена;  смертельное
ранение  Столыпина  и его кончина ни в чем не нарушили заранее составленного
расписания...
     Но было ли ясно утром 2-го сентября, что ранение смертельно?
     Внимательно прочитаем  подробное  описание случившейся трагедии в книге
С. Рибаса:
     Затем начался и прошел второй акт... Было около одиннадцати с половиной
часов. Царская  ложа  снова опустела. Столыпин встал (он  сидел в 1-м ряду -
Л.О.),повернулся  лицом  к залу и оперся на барьер оркестра. К нему  подошел
военный министр Сухомлинов и граф Потоцкий. Подошел и Коковцев.
     Из восемнадцатого ряда двинулся по  направлению к первому  ряду высокий
черноволосый  молодой  человек  в черном  фраке. Он шел  уверенно, прикрывая
афишкой  оттопырившийся карман брюк. Дойдя до второго ряда,  он  остановился
метрах в двух от Столыпина и вытащил браунинг.
     Столыпин  смотрел  прямо на  него. По лицу молодого  человека пробежала
гримаса  страха  и  напряжения.  Он  дважды выстрелил...  Столыпин  наклонил
голову, посмотрел на свой белый китель. Владимирский крест был пробит пулей.
Столыпин положил на барьер фуражку и перчатки и замедленными движениями стал
расстегивать  и снимать  китель. У него была  прострелена кисть правой руки,
капала  кровь.  Кто-то принял  китель,  и тогда  он  снова наклонил  голову,
разглядывая красное  пятно, расплывающееся повыше правого кармана жилета. Он
безнадежно махнул рукой и тяжело опустился в кресло...
     Потом, словно вспомнив что-то, повернулся к Царской ложе. Там никого не
было. Он поднял  левую руку и  сделал предостерегающий  жест. В  это время в
ложе  появился  Николай  и встал у всех на  виду.  Столыпин  перекрестил его
широким, медленным движением. После этого он  склонился набок и вытянул ноги
.
     Теперь Коковцев (он уже отошел):
     - Я побежал  к Столыпину, еще стоявшему на ногах  с бледным лицом.
На кителе проступило в  нижней части груди  небольшое пятно крови. Столыпин,
пошатываясь,  обернулся к  царской  ложе, совершил крестное  знамение  в  ее
сторону и стал опускаться в кресло...
     - Как всегда при сопоставлении воспоминаний, некоторое расхождение
в  деталях.  У  Рибаса  Столыпин  сначала  сел,  а  потом  (очевидно,  сидя)
повернулся к царской ложе. Но это неважно. Подтверждено главное: вторая пуля
попала  в  правую,  нижнюю  часть  груди.  Она  могла,  хотя  и  ослабленная
пробиванием Владимирского креста, задеть верхушку печени. Это очень  опасно,
но смерть не будет быстрой. Столыпин смог снять китель, благословить царя...
     Умер он 5-го сентября вечером.
     2-го  утром  Николай  никак не мог знать, что  рана смертельна. Но царь
уехал из Киева еще раз, 4-го  числа в Чернигов, на день задержавшись  против
приведенного   выше   расписания.  Хотел   навестить  Столыпина,  но   этому
воспротивилась жена Петра Аркадьевича и царь подчинился.
     Снова Коковцев:
     - Утром  4-го приехала жена Столыпина. В тот же день  ее  навестил
Государь,  причем  всем дано  было знать  о  нежелательности  присутствия  в
лечебнице посторонних лиц (это означает, что царь все-таки собрался посетить
Столыпина - Л.О.). Больного Государь не видел;  тот начинал терять сознание,
бредил  и стонал... Боткин продолжал уверять  царя,  что ничего  угрожающего
нет. Под вечер того же дня Государь уехал в Чернигов, откуда возвратился в 6
часов утра 6-го сентября и уже не застал Столыпина в живых...
     Ну,  хорошо,  а  на  похоронах-то  почему царя  не  было?  Полагаю,  из
опасения, что у террористов возник другой вариант покушения  на царя. Богров
на допросе  сказал, что он собирался стрелять в царя,  но когда он  вышел  в
зал, царская ложа была уже пустой. На похоронах, под  открытым небом, да  из
толпы провожающих  усопшего, можно было  бы легко достичь цели. Кроме  того,
царь уже простился со Столыпиным:
     С. Рибас:
     Царя на похоронах  не  было. Он простился  с телом раньше,  как  только
прибыл  6-го сентября пароходом из Чернигова. Долго стоял  на коленях  перед
умершим, молился и много раз повторял "Прости" .
     Итак,  главный аргумент  обвинения государя отпадает. Второй аргумент -
не было суда над проявившими халатность охранниками царя, генералом Курловым
и  полковником  Спиридовичем  (они  виноваты  в  том,  что  Богрову  удалось
проникнуть в  залу). Но царя  там  не было  -  аргумент  оказывается слабым.
Премьер-министру охрана не полагалась!
     Переворот 3 июня 1907 года
     Еще одним  безусловно выдающимся  творением  Столыпина следует признать
совершенное им преобразование закона о выборах в Государственную Думу. Новый
избирательный закон был опубликован 3 июня 1907 г., в день роспуска II Думы.
     Петр Аркадьевич весьма искусно  скорректировал этот закон - так, что на
первый взгляд он изменился  незначительно.  Однако  результат  корректировки
оказался   весьма  значительным.  По  существу  говоря,  это  был  настоящий
государственный переворот!
     Напомню, что первоначальная версия закона отвечала намерению обеспечить
в   Думе  преимущественное   влияние  крестьянства,  которое  предполагалось
преданным Государю.  Теперь верховная власть  решила  опереться на  наиболее
состоятельный слой граждан - крупных помещиков и богатых горожан.
     Желательный результат  был достигнут, что хорошо видно из сравнительных
таблиц распределения депутатов I и III Думы по сословиям и роду занятий  (Ф.
Данф.  Выборы  в  Государственную Думу по  Положению  от  3 июня  1907  г. .
С.-Петербург, 1912 г.).
     Распределение по сословиям (таблица 1)
     
 
   

     Всего

      

     Дворяне

      

     Духовенство

      

     Купцы

      

     Крестьяне

      

     Мещане

      
 
 
 I Дума
      

     448


     100%

      

     164


     36,7%

      

     14


     3,3%

      

     20


     4,5%

      

     204


     45,5%

      

     20


     4,5%

      
 
 
 III Дума
      

     440


     100%

      

     229


     52%

      

     45


     10,2%

      

     55


     12,5%

      

     99


     22,5%

      

     12


     2,6%

      
 

 (Некоторые несовпадения суммарного числа депутатов разных сословий с полным их числом объясняется отсутствием распределения по сословиям в окраинных губерниях).

     Распределение по роду занятий (таблица 2)
     
 
   

     Землевладельцы

      

     Духовенство

      

     Чиновники

      

     Купцы

      

     Частная служба

      

     Интеллигенция

      

     Земледельцы

      

     Рабочие

      
 
 

     I

      

     114


     25,4%

      

     14


     3,1%

      

     15


     3,3%

      

     26


     5,8%

      

     18


     4%

      

     112


     25%

      

     124


     27,7%

      

     25


     5,6%

      
 
 

     III

      

     167


     38%

      

     45


     10,2%

      

     31


     7%

      

     31


     7%

      

     8


     1,8%

      

     79


     18%

      

     67


     15,2%

      

     11


     2,5%

      
 

 Сопоставление 2-х таблиц можно прокомментировать:
     1. Превышение  числа дворян  в  таблице  1  по  сравнению с числом
землевладельцев в таблице  2  объясняется тем, что  немалое число  дворян по
роду занятий  были горожанами-интеллигентами  (профессора,  адвокаты и др.).
Попутно можно заметить, что согласно таблице 2 число интеллигентов в I  Думе
почти  равно  числу   землевладельцев,  а  в  III  Думе  вдвое  меньше,  чем
землевладельцев.
     2. Превышение числа крестьян в I Думе над числом землевладельцев в
ней  (таблица 2) рассмотрено подробно в начале этой главы: богатые крестьяне
могли  быть землевладельцами, в то время  как  богатые  помещики зачастую не
принимали участия в выборах Думы.
     3. Наиболее важным обстоятельством является тот факт, что согласно
таблице 1 число дворян в III Думе по сравнению с I Думой увеличилось заметно
(на 15,3%).
     4. Представительство крестьян в III Думе, согласно обеим таблицам,
уменьшилось вдвое, оказавшись значительно меньше, чем дворян.
     Попробуем  выяснить, каким образом Столыпину удалось  этого достигнуть.
Во-первых, конечно,  использовав государственную роспись распределения чисел
выборщиков  в  Думу по губерниям и, что еще  эффективнее,  распределение  на
уездном  уровне  по сословиям представительства  в губернских  избирательных
собраниях.  Сопоставляя  две  росписи из Полного собрания законов Российской
Империи  ,  можно обнаружить, что  хотя  численные квоты представительства в
Думе  для  различных губерний  остались  практически неизменными,  суммарное
число  выборщиков-крестьян  для 51 губернии  по  избирательному закону  от 6
августа  1905  года  оказалось  равно  2530  человек,  а  число   выборщиков
землевладельцев только 1962  человека. И наоборот:  по избирательному закону
от  3  июня  1907  г.  депутатов  Госдумы  выбирали  1147  крестьян  и  2596
землевладельцев.
     Мало  того!   Для  этих  последних  было  осуществлено  преимущество  в
представительстве в число выборщиков для богатых помещиков.
     Уездные  землевладельцы  теперь  расходились  на  два  уездных  съезда:
полноцензовых  и  неполноцензовых  землевладельцев.  Избирательный  ценз  не
изменился - те же 200  десятин пахотной земли. Но те, кто владел б льшим чем
ценз,  количеством земли, собирались на один съезд,  а те,  кто имел  меньше
ценза  -  на  другой. Эти  два  уездных  съезда  землевладельцев  направляли
выборщиков  для   губернского  собрания  порознь.  Вместе  они  должны  были
заполнить  указанное в  росписи полное  число выборщиков-землевладельцев. Но
соотношение   числа   избранных  на  двух  съездах  определялось  отношением
суммарных  количеств  земли,  выраженное  в числе  цензов,  находившемся  во
владении  участников  каждого из  съездов. К чему это приводило, лучше всего
иллюстрировать примером.
     Пусть отведенное для всех землевладельцев число выборщиков, которое они
могут  направить  в  губернское избирательное собрание  - 40. А  в  губернии
насчитывается 100 крупных помещиков, владеющих совокупно 330 тысячам десятин
земли,  и  1000  мелких землевладельцев (сюда  войдут и богатые  крестьяне),
имеющих  совместно  110 тысяч  десятин (им  достаточно иметь  каждому по  20
десятин, 1/10 ценза).
     По   старому   избирательному   закону   на   общем    уездном   съезде
землевладельцев могли присутствовать все 100  крупных помещиков и 550 мелких
землевладельцев     -     у    них     совместно     550    полных    цензов
(110 000 : 200 = 550).      Каждый      из      650
землевладельцев (100+550), явившихся на съезд, имел  бы  по  одному  голосу.
Подавляющее большинство мелких землевладельцев в уездном съезде позволило бы
им  (голосование простое  -  по  большинству голосов) провести  в Губернское
избирательное собрание всех 40 выборщиков из своей среды.
     По новому избирательному  закону соотношение чисел посланных в губернию
выборщиков  должно быть  3 : 1 (соотношение 330  тысяч и 110 тысяч
десятин; если считать по  числу цензов, соотношение будет таким же). То есть
теперь в губернское собрание будет избрано 30 крупных помещиков и 10  мелких
землевладельцев.
     Для жителей уездных  городов в новом избирательном законе использовался
аналогичный прием. Богатые горожане (ценз - по стоимости недвижимости - 1000
рублей) собирались на один городской съезд, а  менее состоятельные (ценз 300
руб.)   -  на   другой  съезд.  В  силу  меньшего  различия  цензов,  чем  у
землевладельцев представительство  богатых и  не очень богатых  горожан (для
них в росписи свое число выборщиков) будет примерно одинаковым.
     Для  съездов уполномоченных от волостей (т.е. от крестьян) и от рабочих
цензы не вводились.
     В  новом  избирательном законе  вместо 26 городов, избиравших депутатов
Думы  напрямую  (а  все оппозиционеры гнездятся  в городах!) оставлено  было
только   пять:  С.-Петербург,   Москва,  Киев,  Одесса  и  Рига.  От  столиц
соответственно 6  и 4 депутата, от трех остальных - по 2. (Всего 16  голосов
вместо 38, которые ранее избирались от крупных городов).
     Механизмы  выборов на  обоих уровнях  остались  прежними:  избрание  по
большинству голосов (  шарами ) на  уездном уровне и  в две  стадии: сначала
записками, потом шарами - на губернском.
     Легко заметить, что все нововведения Положения о выборах от 3 июня 1907
года  были  направлены на то, чтобы  повысить уровень достатка выборщиков, а
следовательно и депутатов Думы. Уменьшить среди  них число представителей от
крестьян   и   интеллигентов.  Число   депутатов  интеллигентских  профессий
уменьшилось от 112 человек в I Думе до 79-ти в III Думе.
     Однако следует отметить, что  одновременно  с этим 3-го июня  1907 года
была  отменена предварительная  цензура. Арест отдельных номеров  газет  или
журналов  мог  проводиться только по решению  Присутствия  по  делам печати,
закрытие органов печати - только по решению суда.




     Война
     19  июля 1914 года (по старому стилю - здесь и далее) Германия объявила
войну России.  В  этой  книге  не  имеет  смысла подробно рассматривать  ход
военных  действий  - интеллигенция  в ней не  участвует. Отмечу лишь главные
события, ощутимо влившие на настроение российского общества. Как  это всегда
бывает, объявление  войны  породило волну  патриотизма, охватившего  страну.
Александр   Федорович  Керенский,  в   ту  пору  еще   только   депутат   IV
Государственной  думы,  в  своей  книге   Россия  на  историческом  повороте
вспоминает:
     - На следующий день царь прибыл из Петергофа  в Санкт-Петербург. В
3 часа в  огромном Георгиевском зале  дворца собралась не одна тысяча званых
гостей. Из Казанского  собора доставили икону Казанской Божьей  Матери... На
площади перед дворцом - толпа. Царь и Царица приветствуют ее с балкона.
     Собравшимся в зале Николай II зачитал  Манифест. Потом, подняв руку над
Евангелием, он обратился к армии с краткой речью, начинавшейся словами:
     - Со спокойствием  и достоинством встретила наша  великая  матушка
Русь  известие об  объявлении  нам  войны... Обращаюсь  ко  всей однородной,
единодушной, крепкой как  стена гранитная, армии  моей и  благословляю ее на
труд ратный...
     И еще там же, у Керенского:
     - В  день  объявления  войны  тысячи  рабочих направились  в  знак
солидарности  к посольствам  союзных стран. Потом  на площади  перед  Зимним
дворцом  огромные  толпы  людей  из  всех  слоев общества  с  воодушевлением
приветствовали самодержца и пели Боже, царя храни ...
     4-5  августа  1914   г.  две  русских  армии,  генералов   Самсонова  и
Ренненкампфа вторглись в  Восточную Пруссию. Такая поспешность была  вызвана
необходимостью  оттянуть  на  русский  фронт  часть немецких войск,  успешно
наступавших во Франции. Об этом была предварительная договоренность. Сначала
обе русские армии потеснили противника. Затем немцы сменили командующего 8-й
армии на  Гинденбурга  и перебросили со своего  Западного  фронта  2 корпуса
пехоты  (около  100  тысяч  солдат)  и кавалерийскую дивизию. Наступление во
Франции  остановилось. Верность  союзу с Антантой обошлась России дорого. Не
успев  развернуться   и  подтянуть  свои  обозы,  обе   русские  армии  были
разгромлены. 13-17 августа  армия Самсонова, окруженная немецкими  войсками,
капитулировала. Самсонов застрелился.
     26-30  августа армия  Ренненкампфа  потерпела  поражение и  в поспешном
отступлении едва  сумела  оторваться от немцев. Еще 26  июля 1914 г.,  через
неделю после объявления  войны  Государственная Дума и Государственный Совет
были созваны на чрезвычайное собрание. Перед началом заседаний депутаты были
приняты Государем.
     Из  воспоминаний  председателя  IV думы  М.В.  Родзянко (книга Крушение
Империи , Л., 1929):
     Родзянко Михаил Владимирович (1859-1924)
     Крупный помещик. В 1900  г. - председатель Екатеринославской губернской
земской управы. С  1907  г.  -  член  Государственной Думы. Один  из лидеров
партии  октябристов .  Председатель  III и  IV  Госдумы.  После  Февральской
революции - председатель Временного Комитета членов Думы.  После Октябрьской
революции - в Добровольческой армии. Эмигрант.
     - Патриотическое чувство охватило все и заставило забыть партии. В
Николаевском  зале  собрались  все  министры  и   высшие  чины  Двора,  весь
Государственный   Совет   и   Государственная   Дума.   Государь   вошел   с
главнокомандующим,  великим  князем  Николаем  Николаевичем  и  обратился  к
собравшимся со следующими словами:
     Приветствую вас в нынешние знаменательные и тревожные дни, переживаемые
всей  Россией.  Германия,  а  затем  и  Австрия  объявили войну  России. Тот
огромный подъем патриотических чувств любви к родине и преданности престолу,
который  как ураган пронесся  по  всей земле нашей, служит в моих глазах,  и
думаю,  что  и ваших - ручательством в том, что наша великая  матушка Россия
доведет ниспосланную Богом войну  до желанного  конца. В этом же единодушном
порыве любви и готовности на всякие жертвы,  вплоть до жизни своей, я черпаю
возможность поддерживать свои силы и спокойно и бодро взирать на будущее. Мы
не  только  защищаем свою честь  и  достоинство в пределах  земли своей,  но
боремся за  единокровных братьев-славян. И  в  нынешнюю  минуту я с радостью
вижу, что объединение славян происходит так же крепко и неразрывно  со  всей
Россией. Уверен, что вы все, каждый на  своем месте,  поможете мне перенести
ниспосланные испытания и  что все,  начиная  с  меня,  исполнят свой долг до
конца. Велик Бог земли русской!
     - Ура! - пронеслось по залу.
     Ответное слово Родзянки заканчивалось так:
     - Государь,   настала   пора  грозной   борьбы   во   имя   охраны
государственного достоинства, борьбы за целость и неприкосновенность русской
земли, и нет ни  в  ком из  нас  ни  сомнений,  ни колебаний.  Призванное  к
государственной  жизни  по  вашей  воле   Народное   представительство  ныне
предстало перед вами. Государственная Дума, отражая в себе единодушный порыв
всех областей России  и сплоченная объединяющей  всех  мыслью,  поручила мне
сказать  вам,  Государь,  что народ ваш готов  к  борьбе  за  честь  и славу
отечества. Без различия мнений, взглядов и убеждений Государственная дума от
лица  русской  земли  спокойно  и  твердо  говорит  своему царю:  "Дерзайте,
Государь, русский  народ  с  вами,  и  твердо  уповая на  милость  божию, не
остановится  ни  перед  какими  жертвами,  пока  враг  не  будет  сломлен  и
достоинство России не будет ограждено" .
     У Государя были слезы на глазах.
     Однако  в конце января 1915 года немецкие армии, в свою очередь, начали
наступление на Северо-Западном фронте. В апреле 1915 г. началось наступление
немцев на Юго-Западном фронте, в Галиции.  В июле-августе того же года  - по
всему фронту войны.
     Настроение в Петербурге  изменилось. Город кипел. Вот как это выглядело
в  глазах генерала  А.Н.  Спиридовича (он  мне  рекомендовал свои  подробные
воспоминания в книге Великая война и Февральская революция 1914-1917 годов -
очень ценные,  поскольку он был близко  к  царю, в качестве  начальника  его
охраны):
     - Непрекращающееся отступление в Галиции и слухи о больших потерях
породили всплеск ругани сплетен. Говорили, что на фронте не хватает оружия и
снарядов, за что бранили Сухомлинова и Главное артиллерийское управление под
начальством великого князя  Сергея Михайловича. Бранили  генералов,  бранили
бюрократию...  С бюрократии переходили на немцев, на повсеместный шпионаж, а
затем все  вместе  валили на Распутина, а через  него уже  обвиняли  во всем
императрицу. В  высших кругах кто-то  пустил  сплетню  о сепаратном  мире...
Намеками  указывали на  Царское  Село,  на двор. А там  никому  не приходило
думать о таком мире (мы слушаем бесспорного сторонника власти - Л.О.).
     Далее у того же собеседника :
     - В   Москве  недовольство  низов  прорвалось  в  форме  немецкого
погрома. Было ли  это проявлением  ненависти к немцам  или  протестом против
действия  местных властей, которые якобы  благоволили к немцам  в  Москве  -
трудно  сказать. Но только  28 июля простой  народ  начал  громить  немецкие
магазины.  Погром продолжался 3 дня, причем петербургская центральная власть
не получила официально из Москвы о том уведомления.
     - Военного  министра Сухомлинова  бранили вполне заслуженно. Перед
войной он докладывал, что русская армия находится в полной боевой готовности
и в  достатке обеспечена всем необходимым. Великого князя  вслух не бранили,
но потихоньку  говорили, что  вместо  пушек  и  снарядов  он  увлечен  своею
балериной (через 6 месяцев  после начала войны запас снарядов был исчерпан -
Л.О.).
     - Уступая  просьбам Николая Николаевича,  Государь решил  заменить
Сухомлинова генералом Поливановым, которого император не любил и которому он
даже не доверял в полной мере, зная про  его интриги против Сухомлинова, про
его связи с думскими кругами и его дружбу с Гучковым.
     В  5-й  главе  этой  книги  было  отмечено бурное  развитие  российской
экономики в годы сотрудничества  III Думы  со Столыпиным  (1907-1911 гг.). А
что российская интеллигенция? Как она жила  после ухода Столыпина с сентября
1911 г. до июля 1914-го?
     В ноябре 1912 г. происходили выборы  IV Госдумы. Ей  предначертана была
та  же  роль  сотрудничества  и  послушания  по  отношению  к  правительству
Коковцева,  хотя  новый  премьер,  по  своему жизненному  опыту  финансист и
банковский  деятель,  был  человеком далеко  не  такого  масштаба,  как  его
предшественник. Никто не мог бы предположить, что этой Думе в конце срока ее
работы суждено стать центром революционного переворота.
     Выборы шли под сильным давлением  властей. Наш  хороший знакомый, Павел
Николаевич Милюков, вспоминает:
     - Министр   внутренних  дел  Н.А.  Маклаков  (не  путать  с  нашим
собеседником, братом Н.А., Василием Алексеевичем Маклаковым) поручил ведение
выборов своему чиновнику, Харузину...  Все сколько-нибудь подозрительные  по
политике лица бесцеремонно устранялись от участия в выборах. Целые категории
лиц  лишались избирательны  прав или  фактической возможности участвовать  в
выборах. При голосованиях присутствовали  земские  начальники. Нежелательные
выборы   отменялись.  Самые   названия   нежелательных   партий  запрещалось
произносить...   В  результате  на   второй  стадии   (избрании  губернского
избирательного  собрания)  мелкие  землевладельцы  почти  отсутствовали  (мы
видели, как избирательный закон от 3  июня 1907 года позволял этого добиться
-  Л.О.).  Зато  мобилизованы  были  священники.  В  49  губерниях  на  8764
уполномоченных  (в уездных  собраниях)  было  7142 священника. Во  избежание
скандала дозволено  было послать в Думу лишь 150  духовных лиц. В остальном,
велено было  голосовать за  правительственных кандидатов.  Следующая  стадия
избрания выборщиков  проходила  более  сознательно  , но и тут  работали все
приемы политического давления.
     - Только  в городах,  -  продолжает  Милюков, -  и особенно в пяти
больших  городах с  отдельным  представительством выборы  были  относительно
свободными.  Влияние правительства на ход выборов сводилось прежде  всего  к
правительственным субсидиям. Еще Столыпин  в  1910 году, начиная  подготовку
выборов IV Думы, потребовал от министерства  финансов 4 миллиона рублей. Эти
деньги  пошли, в  основном, правым партиям...  В  1912  году  лидеры фракции
правых в III Думе, Пуршикевич и Марков - 2-й обещали Коковцеву затмить самые
смелые ожидания относительно будущего состава Думы .
     Тем не менее,  партийный  состав IV Думы немногим отличался  от состава
III-ей. Только октябристы утратили свое бесспорное лидерство. 35 человек  из
их фракции  перешли на  сторону правых. В результате правые  партии вместе с
октябристами получили  283 голоса из  438. Но  захотят  ли они  всегда  идти
вместе? При выборе  председателя Думы октябристы сговорились с оппозицией  и
выбрали  М.В. Родзянко (251 против  150).  В своем  вступительном  слове  он
заявил:
     - Я  всегда  был и  буду  убежденным сторонником представительного
строя на Конституционных началах, которые дарованы России великим Манифестом
17 октября 1905 года...
     - А  Вы  уверены,  Михаил  Владимирович,   -  спрошу   я,   -  что
действительно  уже дарованы?  Слова  Манифеста:  Установить  как  незыблемое
правило, чтобы никакой закон не  мог воспринять силу без одобрения Госдумы -
это  еще  не  конституционное начало!  Не принимаете  ли  Вы, как это  часто
случается, желаемое за действительное?
     Сенсацией  выборов   было  забаллотирование  лидера   октябристов  А.И.
Гучкова. В  первые годы  своего существования IV Дума не играла сколь-нибудь
значительной  роли. Правительство не  только не предлагало  на ее обсуждение
какие-либо законопроекты, но, как правило, не удосуживалось даже отвечать на
запросы депутатов. Зато  начала возрождаться общественная  самодеятельность.
Внимание интеллигенции  привлекли собравшиеся в Киеве  в  конце июля 1913 г.
всероссийские городской и сельскохозяйственный съезды. 8-го ноября 1913 г. в
Петербурге  собрался  съезд  партии октябристов. Гучков  на  нем  выступил с
блестящей речью  о неправильности политики  правительства. Резолюция съезда,
адресованная думской фракции, гласила:
     Парламентской  фракции  Союза  17  октября,  как  его органу,  наиболее
вооруженному средствами  воздействия,  надлежит  взять  на  себя  неуклонную
борьбу  с вредным и опасным направлением правительственной политики и с теми
явлениями произвола и нарушения закона,  от  которых ныне так тяжко страдает
русская жизнь ...
     В  заключительной резолюции съезда говорилось Об угрозе стране  тяжкими
потрясениями  и  гибельными  последствиями  от  дальнейшего  промедления   в
осуществлении реформ 17 октября .
     - Но высшая  точка  общественного негодования, - как пишет  Милюков,  -
была достигнута,  когда вся неправда  режима, все его  насилие над личностью
воплотилось  в попытке сосредоточить на лице  еврея Бейлиса обвинение против
всего еврейского народа  в  средневековом навете - употреблении христианской
крови  младенца. Нервное  волнение  охватило  самые глухие закоулки  России,
когда в течение 35 дней  (сентябрь, октябрь 1913 г.) разворачивалась в Киеве
при прямом содействии властей гнусная картина лжесвидетельства, подкупленной
экспертизы,  услужливых  прокурорских  усилий,  чтобы вырвать  у  специально
подобранных малограмотных  крестьян-присяжных  обвинительный приговор. Помню
тревожное ожидание этого приговора группой друзей и сотрудников, собравшихся
поздно  вечером в  редакции Речи  .  Помню  и наше торжество,  когда  темные
русские крестьяне вынесли Бейлису оправдательный приговор.
     В связи  с  делом  Бейлиса свидетельствовала полиция:  на  печать  было
наложено   более   сотни  наказаний,   шесть  редакторов   арестованы,   120
профессиональных  и  культурно-просветительных   обществ  закрыто.  Все  это
напоминало  предреволюционные настроения и полицейскую реакцию на них в 1905
году.
     В  конце  января  1914 года был уволен  глава  правительства Коковцев -
продолжатель дел Столыпина. Его сменил старик Горемыкин (ему 75 лет).
     - Естественно, - замечает далее Милюков, - что и поведение фракции
кадетов  в  Думе  должно было  теперь принять  иное направление. При  полной
безнадежности  думского  законодательства,  черновая   работа   в  комиссиях
отходила на последний план. Наши выступления должны  были сосредоточиться на
том,  что интересовало страну, т.е. на вопросах общеполитического значения и
на критике поведения правительства во внутренней  жизни России, проводимой в
форме запросов. И так до начала войны...
     Вернемся  и  мы к  прерванному рассказу о  войне. 23 августа 1915  года
Государь объявил, что он принимает  главное командование  войсками на  себя,
начальником генерального штаба назначил  генерала  Алексеева,  а  вел. князя
Николая  Николаевича  отправил  в  Одессу  командовать  Южным  фронтом  (где
реальных боевых действий не велось).
     Как  потом  оказалось, главнокомандование сводилось к довольно  частным
(более  20-ти  за время войны) наездам на несколько  дней в  Ставку;  трижды
вместе с наследником. А также к посещениям в целях  поднятия воинского  духа
частей действующей армии и  госпиталей, иногда расположенных довольно близко
от линии  фронта.  Регламент  пребывания  Царя в  Ставке  был  установлен  и
выполнялся  неукоснительно.  Утром  доклад  Алексеева  и  завтрак  с высшими
офицерами штаба, потом в любую погоду 2-3-х часовая прогулка пешком по шоссе
или в  автомобиле, посещение  ближайшей церкви,  молитва. Вечером  - чтение,
иногда партия домино с офицерами.
     Пребывание  в  Ставке  длилось,  в  среднем,  недели  две.  Фактическое
управление  фронтами  и  армиями осуществлял  Алексеев -  генерал  опытный и
талантливый.    Ему   удалось   остановиться   наступление   немцев.   Фронт
стабилизировался.
     Алексеев Михаил Васильевич (1857-1918)
     Родился  в  Тверской  губернии,  в  семье  солдата. Окончил  московское
юнкерское училище (1876 г.),  Академию Генерального  штаба (1890). 1898-1904
гг. - профессор кафедры военной истории в той же Академии. С октября 1904 г.
генерал-квартирмейстер  3-й  Манчжурской  армии.  С  1906  г.  -  в  Главном
управлении Генштаба. 1912-1914 гг.  командовал корпусом (2-4 дивизии,  до 50
тысяч человек).  В 1908 г. нач. штаба Юго-Западного фронта.  С марта 1915 г.
командовал войсками Северо-Западного фронта. С августа 1915 по мат 1917 г. -
Нач.  штаба  Ставки главнокомандующего. Образованный,  умный,  исключительно
работоспособный генерал (БСЭ, 1973 г.).
     В конце  мая 1916 г. фронт немецкой обороны был прорван на Юго-Западном
направлении   армиями   под  командой  генерала   Брусилова  Рейд  Брусилова
продолжался  около  2-х месяцев, русская армия основательно продвинулась  на
Запад в Карпатах,  потери противника оценивались в полтора миллиона человек.
Однако ожидаемого перелома в ходе войны он не  сделал. Командующий  Западным
фронтом  ген.  Эверт  долго  готовился,  но так и не  выступил  в  поддержку
Брусилова и тому пришлось  вернуться  обратно.  Война перешла в  позиционную
фазу. И  не  только  в России, но  и на линии  обороны союзников во Франции,
вдоль реки Марна, откуда немцам пришлось перебросить на русский фронт добрую
половину своих войск.
     Современные  историки не раз обращались к выяснению причин  длительного
отступления русских  армий  в 1914 и 1915  годах.  Поскольку  нас интересуют
взгляды и настроения тех, кто пережил 1-ю Мировую войну, постараемся  узнать
их мнение по этому поводу.
     В  1914  и  начале 1915 года,  безусловно, главную роль играла нехватка
оружия и боеприпасов, особенно артиллерийских снарядов. Недаром в марте 1914
года, после соответствующего расследования  Царь направил дело Сухомлинова в
Госсовет для предания его  суду. Но этот дефицит  к  середине 1915 года  был
ликвидирован,  а  отступление  продолжалось.   Был  оставлен  Брест-Литовск.
Очевидно, были и другие причины. Одна  из них проступает из  яркого описания
эпизода, по-видимому характерного для этого момента войны,  сделанного сыном
М.В.  Родзянко,  гвардейским  офицером.  Михаил  Владимирович  включил   это
описание в свою книгу:
     - Великий князь Павел  Александрович,  командовавший  корпусом, не
послушался  приказания   обойти   намеченный  пункт  с  фланга  и   приказал
преображенцам  и императорским  стрелкам двинутся  прямо на высоты Рай-Место
Полки  попали  в трясину,  где  многие  погибли:  пока  они  вязли, с трудом
передвигаясь  по болоту,  над  их  головами носились  немецкие  аэропланы  и
расстреливали  в упор. Сын провалился по  плечи, и  его  с  трудом  вытащили
солдаты. Раненых  нельзя было вынести из  болота и  они все погибли. Трясина
тянулась вплоть до высоты, которая вся была опутана колючей проволокой. Наша
артиллерия действовала слабо, проволочные заграждения не разрушала,  снаряды
до  нее  не  долетали  или  попадали  в  своих. Командовавший  кавалерийской
дивизией генерал Раух не  выполнил распоряжения  штаба и вместо того,  чтобы
зайти  неприятелю в  тыл,  отвел  свои  полки.  Вообще,  каждый  командующий
действовал по своему усмотрению, и люди гибли напрасно. Несмотря на все это,
геройские  полки  гвардии  выполнили возложенную на  них задачу, и,  истекая
кровью, заняли высоты, после чего им велели отступать...
     - Сын, всегда  спокойный и уравновешенный, - добавляет Родзянко, -
сильно волновался и говорил мне: Ты должен довести до сведения Государя, что
преступно  так зря  убивать народ... Командный состав никуда не годится. Все
чувствуют  в   армии,  что   без  всяких   причин  дела  пошли  хуже:  народ
великолепный, снарядов и орудий в избытке, но не хватает мозгов у генералов.
Плохо  еще, что нет  аэропланов. Ставке  никто  не доверяет.  Так  же как  и
ближайшему  начальству. Все  это может кончиться озлоблением и  развалом. Мы
готовы умирать  за Россию, для родины, но не для прихоти  генералов.  Они во
время боя, в большинстве случаев, сидят в безопасных местах на линии фронта,
редко  кто  из них  показывается,  а умираем мы.  У нас и солдаты, и офицеры
одинаково  думают, что если порядки  не  изменятся,  -  мы не  победим. Надо
открыть на все это глаза...
     Есть  еще один  свидетель,  тем  более  интересный, что сам он  не  был
военным  и по молодости лет не мог оказаться в действующей армии, но в своей
деятельности,  о  которой  речь   пойдет   ниже,   был  тесно  связан  с  ее
командованием.  Этим   современником  войны  был  князь   Сергей  Евгеньевич
Трубецкой, принадлежавший к не очень знатной ветви рода Трубецких. Семья его
бесспорно интеллигентная:  отец,  Евгений  Николаевич -  философ,  профессор
Университета и видный  общественный деятель. Брат  отца,  Сергей  Николаевич
Трубецкой  - первый  выборный ректор Московского  Университета.  Нам он  уже
знаком по  замечательной речи, обращенной  6 июня 1915 года к  царю во время
приема делегации 4-го земского съезда.
     В книге воспоминаний Сергея Евгеньевича Минувшее есть отдельная  глава,
названная О командном составе  русской армии . Вот  несколько  фрагментов из
этой главы:
     - Из  военных   мне  приходилось  общаться,  главным  образом,  со
штабными офицерами и высшими  военными начальниками. Я лично знал верховного
Главнокомандующего, нескольких  командующих фронтами  и армиями, начальников
высоких  штабов  и  многих  генералов,  занимавших  те  или  иные  командные
должности. К  этой среде у меня, повторяю, не только  нет никакой антипатии,
но, напротив  -  симпатия. И  все-таки, если  мне, штатскому,  позволительно
судить о военных делах, я думаю, что за многочисленные поражения наших армий
в последнюю войну, главную ответственность несет  именно ее высокий и высший
командный состав...
     - С  некоторыми крупными  минусами  в  деле  нашей государственной
обороны  военным властям, действительно,  нельзя  было полностью справиться.
Например, приходилось  считаться с  очень тонким  мало-мальски  образованным
слоем  русского народа. Благодаря  этому, либо  число  офицеров запаса  было
недостаточным, либо  культурный уровень их был недостаточно высок; это очень
ослабляло нашу армию при  мобилизации. Но даже и  в  этой области были явные
недочеты. Обучение наших запасных офицеров, например, могло  быть поставлено
лучше...
     - При нашей бедности  в кадрах - офицерских и унтер-офицерских,  -
надо  было быть  особенно  бережливыми с  ними. Поступали  же наоборот.  Как
безумно расточительно было наше  командование в начале войны, когда запасные
унтер-офицеры шли просто рядовыми! Когда  они были выбиты, разразился острый
кризис кадров. Стоит ли этому удивляться?!
     В  отношении совершенно недостаточной  подготовленности в  материальной
части и  всяческого  снабжения армии и говорить нечего.  С болью в сердце  я
читал позже  самоуверенные  заявления представителей  наших  высших  военных
властей (начиная с  военного министра  и Начальника  Генерального  штаба) на
созванных  по Высочайшему  повелению секретных заседаниях (помнится,  в 1912
г.),  посвященных   выяснению  вопроса  нашей  дипломатической   и   военной
подготовки. Наши военные говорили на них о полной готовности нашей армии...
     И далее, прямо-таки курьез:
     - ...среди нашего генералитета  было очень  мало  однотипности. То
встречаешь действительно современного военачальника, то - часто очень милых,
но   совершенно  устарелых   генералов,  годных   скорее  для  помещения   в
какой-нибудь ретроспективный  музей ,  чем  на  командный пост.  Один  такой
милейший  старик  -  начальник  дивизии  -  публично  высказывал  мысль, что
противогазовые  маски надевают только трусы и что его, старого георгиевского
кавалера,   никакой  газ  не  возьмет  .  Профессор  Лавров,  работавший  по
противогазовой  обороне,  лично присутствовал при  том,  как  этот  генерал,
несмотря на все  уговоры, без маски вошел  в испытательную  газовую  камеру,
откуда скоро был вытащен без сознания... Он сам мне об этом рассказывал .
     И далее:
     - Неблагополучно  у нас было  и с  отношением к армии. В России за
последний  период  начала  образовываться  опасная  трещина  между армией  и
наиболее   культурной  частью   народа.  Наша   интеллигенция  -   даже   не
интернациональная и антинациональная ее часть - считала армию чем-то чуждым.
А уж, кажется, в недемократичности нашу армию  последнего периода  упрекнуть
было  невозможно!  Скорее - наоборот. Высший  командный состав был,  обычно,
скромного,  а  часто  очень  скромного  происхождения,  например,  генералов
Алексеева и Иванова, занимавших в  нашей  армии самые высокие  посты!  И это
было не исключение, а скорее правило. Например, можно отметить, что за время
Мировой войны  ни  один главнокомандующий фронтом или  командующий армией не
носил громкой, тем более титулованной русской фамилии. Люди с такими именами
сражались на куда менее видны постах .
     Наконец, заключение главы:
     За поражение нашей армии несем тяжелую, но справедливую ответственность
все  мы, русские люди, не выдержавшие грозного военного испытания поколений.
Русские знамена, которые при наших дедах и прадедах были овеяны победами, мы
- их недостойные потомки - покрыли позором поражений.
     Но пусть спят спокойно в  сырой  земле кости тех русских людей, которые
сложили их в  борьбе за Отечество. Мертвые сраму не имут! . На  их крови, на
их подвигах воздвигнется снова временно поверженная слава России .
     Внимательный  читатель,  вероятно, заметил  в  предпоследнем  фрагменте
странное  выражение  Наша  интеллигенция  -  даже  не   интернациональная  и
антинациональная ее часть . Похоже, что автор не очень-то жалует современную
ему  русскую интеллигенцию. Это  неожиданно и,  коль  скоро мы  интересуемся
судьбой предреволюционной интеллигенции, для нас особенно важно.
     В третьей главе этой книги, в числе  активных  земских деятелей,  тесно
сотрудничавших с  земской интеллигенцией (в том  числе и третьим элементом )
были  названы  такие,  до сих  пор  широко  известные  имена  представителей
старинных  и  знатных  дворянских   родов,   как  князья  Долгоруковы,  В.А.
Оболенский, Д.И. Шаховской, граф С.Л. Толстой и  другие. Все это были  люди,
бесспорно, интеллигентные.  В том же списке можно назвать и князей Трубецких
- отца и дядю  Сергея Евгеньевича. По-видимому, при смене  поколений и веков
культурный уровень и роль дворянства в российском государстве изменилась. Об
этом, немного ранее в той же книге пишет и сам Сергей Евгеньевич:
     - Наше старое, но незнатное и небогатое родовое  дворянство  много
сделавшее  для  России  и за  последние  десятилетия  только  немногим менее
оклеветанное, чем наша аристократия (написано  в начале 30-х годов XX века -
Л.О.) к  сожалению,  быстро оскудевало  и потеряло  свое  бывшее  значение в
государстве.  При  этом  одни представители  этого  сословия  скатывались  в
пропасть бескультурья , а другие - объинтеллигенчивались , теряя характерные
и полезные для государства черты служилого сословия ... Типичный интеллигент
- это человек, оторванный  от земли,  и от истории,  и не  имеющий традиций,
кроме, конечно, специфически интеллигентских .
     Странное выражение объинтеллигентиаться явно  выдает  полупрезрительное
отношение  автора  к интеллигенции.  Об  этом  говорят  и  такие  пассажи  ,
встречающиеся  в  книге, как отвлеченное  доктринерство 1-ой Государственной
Думы , где собрался цвет русской интеллигенции ...
     Пренебрежительное   отношение  к  интеллигенции  сложилось   у   Сергея
Евгеньевича еще в гимназии,  куда он попал  в 1905 году, в  6-й класс  после
предшествовавшего домашнего  обучения. (Пишу об  этом  потому, что наша тема
Интеллигенция  и  власть  тесно   связана   с  отношениями  интеллигенции  и
дворянства). Об этом времени своей гимназической молодости  С.Е.  вспоминает
так:
     - ...с понятием аристократия у меня с детства неразрывно связалось
чувство  обязанности и  ответственности, но  никак  не мысль о превознесении
себя  над  другими  и  о  привилегиях.  Я   хорошо  запомнил  фразу  Дедушки
Трубецкого, говорившего о ком-то с Пап  : Когда князь делается хоть  чуточку
хамом,  он  хуже  всякого  хама!...  А Дедушка  Щербатов  в публичной  речи,
обращенной к московскому дворянству в Эпоху великих реформ , говорил, что Не
само дворянство должно возлагать  на себя венец,  а  пусть его возлагают  на
него другие, видя  его ревность  к общему делу и его  способность руководить
обществом...
     Такая аристократия, достойных представителей которой и я  имел  счастье
видеть среди  старшего поколения современников,  действительно, была лучшим,
что было тогда в Советском  Союзе.  Конечно,  таких людей  было немного,  но
всякая настоящая элита - немногочисленна.
     Продолжу воспоминания Сергея Евгеньевича:
     - Я  всегда слышал, что все должны как-то служить России, но слово
чиновник было  скорее уничижительное. Точно так же быть культурным человеком
было хорошо, но  слово  интеллигент  было  столь же мало  похвально,  как  и
чиновник .  Все  это вошло в мое подсознание еще раньше, чем  в  сознание...
Теперь я вижу, что не все в этом отношении к чиновникам и интеллигентам было
справедливо .
     Спустя 10  лет, работая  во  время войны  в Комитете помощи  больным  и
раненым воинам  Северного фронта, Сергей Евгеньевич приобретает более зрелое
отношение как к чиновникам, так и к интеллигентам:
     Мои опасения, что мой молодой возраст,  да еще при моем княжестве может
повлечь трения с  многими интеллигентами,  входящими  в  комитет, к счастью,
тоже  не  оправдались. Наши заведующие отделами  сравнительно легко простили
мне  мой титул, так  как  они  (совершенно  правильно)  не чувствовали  себя
способными иметь дело со штабами и вообще военными, психология  которых была
им  слишком чужда.  С другой стороны, они не могли не  считать  меня хорошим
работником  ,  что в среде интеллигенции  очень ценилось.  Для  обеих сторон
совместная работа оказалась легче, чем мы это предполагали.
     Мне  пришлось на  практике сравнить  плюсы и  минусы третьего  земского
элемента и чиновников приблизительно такого  же  губернского состава  (у нас
служило  несколько  чиновников).  С интеллигентами,  как общее правило, было
труднее обращаться: они первое время  часто ершились , все время опасаясь за
свое хрупкое  чувство собственного интеллигентского  достоинства, на которое
я, конечно,  и не думал покушаться. Зато  они в работе проявляли куда больше
инициативы и любили - даже излишне - возражать при всех возможных случаях. С
чиновниками все шло  как  по  маслу,  но  они  были,  на мой взгляд, слишком
покорным  и  безвольным  орудием  в руках  начальства. Там,  где  дело  было
рутинное, с интеллигентом бывало часто  раздражительно, так как надо было не
совещаться , а исполнять и  разговоры  только отнимали драгоценное  время. В
нерутинных  делах полное чего изволите типичного чиновника бывало опасно:  я
предпочитал,  когда служащие и сотрудники делали мне возражения, а не  таили
их  из фальшивой почтительности,  про  себя.  С другой стороны,  интеллигент
становился иногда опасен для дела  ввиду  его недисциплинированности.  Если,
несмотря  на возражения,  ему  говорят  все же сделать не  по его мнению, он
склонен  сделать  это  так, что может сорвать самое  разумное  распоряжение.
Конечно, я не обобщаю этого, но такую черту, очень вредную для всякого дела,
я встречал чаще всего именно у интеллигенции...
     - Я  уделил  довольно   много  места  воспоминаниям   князя   С.Е.
Трубецкого,   поскольку    они    хорошо   иллюстрируют   происходившее    в
предреволюционное   время   в  России  изменение   взаимоотношений  родового
дворянства,  уже  утратившего  свое  влияние  на  государственную  жизнь,  и
интеллигенции,  главным  образом разночинной.  При том, что офицеры  русской
армии все еще в большинстве своем были дворяне.
     Что же  касается  учреждения,  в котором во  время войны  служил  князь
Трубецкой,  то о  нем  тоже уместно сказать несколько  слов.  Читатель может
вспомнить, что  во  время  войны  с  Японией российское  земство,  благодаря
активному  участию   в  медицинском  обеспечении   фронта,   получило  право
образовать  под  руководством  князя Георгия  Евгеньевича  Львова  легальный
Всероссийский  Земский   Союз  (ВЗС).  Он  благополучно   просуществовал  до
следующей, уже мировой войны и принял  в ней аналогичное участие, назвавшись
Всероссийским Земским Союзом  помощи больным  и раненым  воинам (сокращенно,
по-прежнему,  ВЗС). Князь Трубецкой был активным  деятелем  этого Союза. Его
функцию и последующую трансформацию князь описывает со знанием дела:
     - Всероссийский Земский  Союз помощи  больным  и  раненым воинам с
самого  начала  кампании перерос  узкие рамки  краснокрестной организации  ,
каковой  он  по  своему  названию  и  по желанию  правительства, должен  был
являться. Помощь  больным и раненым воинам  при  этом отнюдь не  отпала,  а,
напротив,  очень широко развивалась, но,  крое того, Союз  начал обслуживать
самые разнообразные и все увеличивающиеся нужды армии.
     Армии  не хватало сапог или полушубков -  немедленно создавался  в  ВЗС
огромный  закупочный  и  заготовительный  аппарат,  который доставлял  армии
недостающую обувь  и  одежду. Отчасти заказы шли  на свободном  внутреннем и
внешнем  рынке, большей  же  частью  заготовка  шла  через  местные  земские
организации.   Последние   широко  использовали   труд   кустарей,   которых
приходилось при этом снабжать  необходимым сырьем; между ними распределялись
заказы.
     - На  фронте  шли  большие  земляные  работы.  Оказалось,  что  не
организовано  кормление  многочисленных  вольнонаемных  рабочих.  Во  многих
местах Земский Союз взял организацию этого на себя...
     Немцы  произвели  первые  газовые  атаки.  Необходимо  было  быстрое  и
массовое заготовление масок, - Земский Союз взялся и за это...
     Перечислять  все  отрасли  этой  многообразной  и  полезной  для  армии
деятельности  я  не буду (это все - Трубецкой).  Скажу  лишь, что  принципом
Всероссийского Земского Союза было не только не отказываться от любой работы
на  армию, которую ему поручали  исполнить, но проявлять и инициативу в этом
отношении:  увидеть,   чего  не  хватает,  убедить  власть  поручить   Союзу
восполнить эту нехватку и сделать все, что нужно...
     Почти с  самого  начала  разрастающаяся  деятельность  Союза  не  могла
ограничиться,  как  того и первоначально хотело правительство,  одним  тылом
армии. Опираясь на  крепкую земскую сеть  учреждений и работников на местах,
Главный  комитет  Союза,  во  главе  которого  стоял  кн.  Львов,  постоянно
продвигал свои  учреждения в Действующую армию. Для организации и управления
этими многочисленными и  разнообразными учреждениями Всероссийского Земского
Союза,  при армии были  созданы на каждом  фронте  так называемые  фронтовые
комитеты  ВЗС  .  Каждый такой  комитет  состоял  из  уполномоченных  Союза,
ведающих  разными отделами  -  медицинским, транспортным, заготовительным  и
т.д.  Членами фронтового  комитета  были  уполномоченные  Союза при  армиях.
Фронтовые комитеты  были  учреждениями коллегиальными,  но  фактически очень
большая власть сосредоточивалась в руках их председателей .
     - Одновременно  с  ВЗС,  в  связи  с  поражениями  русской  армии,
связанными,  в  частности, с  ее  плохим  обеспечением  к началу  войны,  по
инициативе Председатель IV Госдумы М.В. Родзянко на правительственном уровне
было  создано Особое Совещание по улучшению снабжения  армии (с августа 1915
г. оно именовалось Особое совещание по обороне ).
     - В эту организацию входили,  на постоянной основе,  представители
банков,  субсидировавших  военное производство,  промышленники, общественные
деятели, члены Государственной Думы и военного ведомства.
     Родзянко  в  названной  выше  книге  приводит  свой  доклад  по  поводу
необходимости такого Совещания 30-го мая 1915 г.  на приеме у Царя. По  моей
просьбе Михаил Владимирович изложил существенные моменты своего доклада:
     - Я докладывал обо  всем, что наболело  и накипело за это время: о
порядках  артиллерийского  ведомства,  о  ничтожном   производстве   военных
заводов,  о том, что во главе большинства заводов стоят немцы, о беспорядках
в  Москве, о  положении армии,  которая  самоотверженно умирает на фронте  и
которую  предают в тылу  люди,  ведающие  боевым снабжением,  о  гадостях  и
интригах министра  внутренних  дел  Н.А.  Маклакова,  о  возбуждении  против
Сухомлинова, которого ненавидят на фронте  и в  тылу... Я старался доказать,
что  Сухомлинов,  Маклаков,   Саблер  (обер-прокурор  Синода)  и  Щегловитов
(минюст)  совершенно  нетерпимы  и  что  вел.  кн. Сергей Михайлович  должен
непременно   уйти,   иначе   раздражение  против  артиллерийского  ведомства
обрушится на голову одного  из  членов  царской семьи,  а  косвенно и на всю
царскую семью.
     В  том же  мае 1915  г. без уведомления  правительства,  по  инициативе
крупных   московских   промышленников   и    предпринимателей   был   созван
Всероссийский  съезд  представителей промышленности и торговли. Съезд создал
Центральный  Военно-промышленный Комитет  (ВПК) и много  его  провинциальных
отделений. ВПК работал в тесном контексте с ВЗС.
     К началу  1916  года было создано 220 местных ВПК в 33-х губерниях. Они
привлекли  к обслуживанию армии 1300 средних и мелких предприятий, построили
120 заводов  и мастерских. До Февральской  революции  они получили от  казны
заказов на 400 миллионов рублей.
     С июля  1905  г. в  ВПК образуются  группы представителей от рабочих. В
центральном ВПК - 10 человек во главе с меньшевиком Гвоздевым.
     Гучков
     Председателями  центрального  Комитета  были  назначены  двое:  крупный
текстильный  фабрикант   Александр  Иванович   Коновалов  и   лидер   партии
октябристов  Александр  Иванович  Гучков.  Имя  последнего  нам  уже  не раз
встречалось. Но  не было повода более подробно познакомиться  с этим  весьма
незаурядным политическим деятелем.  К описываемому  моменту ему уже 54 года.
Первые сорок  с лишним лет бурной и в немалой степени  авантюрной  биографии
(до 1904 года)  не  связаны с российской общественной деятельностью. С этими
годами его  жизни  мы познакомимся бегло, чтобы начиная  с  1906  года более
подробно описать его довоенную (1914-го года) политическую деятельность, без
чего  нельзя понять, какую роль  в  нашей истории он играл  во время мировой
войны и революции...
     Гучков Александр Иванович (1862-1936 гг.)
     Сын московского купца-старообрядца. Крупный домовладелец, промышленник,
директор Московского учетного  банка,  член  правления  товарищества  газеты
Новое время.
     Окончил историко-философский факультет Московского Университета. Совсем
молодым человеком совершил весьма рискованное путешествие  в Тибет. Служил в
пограничной страже  в Сибири. Дрался на дуэли. В  англо-Бурской войне на юге
Африки  сражался на  стороне буров. В 1902  году попал в плен к  англичанам.
Годом   позже  в   Македонии   участвует   в  восстании  против   турок.   В
Русско-Японской  войне  снаряжает  на  свои средства  санитарный  поезд, сам
отправляется с ним  в качестве уполномоченного Красного  Креста.  В сражении
под  Мукденом  попадает  в плен к  японцам.  Возвращается в Москву в  разгар
декабрьского  восстания 1905 года. Крайние формы революции не принимает. Его
брат Ник.  Ив.,  в те дни  городской голова  Москвы, по совету А.Н. проводит
резолюцию городской думы, осуждающую восстание.
     В  5-й  главе,  уважаемый  читатель,  мы  познакомились  с  содержанием
Высочайшего Указа от 16 августа 1906 года О военно-полевых судах . Как я уже
писал, эти неправедные с  юридической точки  зрения суды,  не предполагавшие
иных наказаний  осужденных,  кроме  виселицы,  создавались для  того,  чтобы
посредством острастки погасить крестьянские восстания. Что же думал по этому
Гучков?  На  этот  вопрос  он  отвечает  в  интервью,  данному  Французскому
журналисту Базили в 1932 году (стенограмма):
     - Указ  о военно-полевых судах встретил у  меня  полное одобрение,
потому что в условиях гражданской войны ждать медленно работающего судебного
аппарата  - это  значит  ослабить власть и ослабить  то впечатление, которое
репрессии  и должны  вызывать.  В  качестве правильного решения  между двумя
крайностями  (безнаказанность   и   немедленная  казнь   -  Л.О.)   я  видел
военно-полевой суд, который  давал известную гарантию, потому что, все-таки,
был суд.
     Но в тех условиях, - продолжает Гучков, - приказ о военно-полевых судах
был  встречен криком  негодования.  Ко  мне зашел один из журналистов Нового
времени с просьбой дать мой отзыв по этому делу, и  я совершенно определенно
высказался одобрительно и  вообще высказался о необходимости суровыми мерами
подавить революционное движение,  которое мешает  проведению у нас назревших
либеральных  реформ.  Травля  против  меня  в  либеральной прессе  поднялась
невероятная. Очень даже заколебались такие  столпы, как  Шипов, граф Гейден,
Стахович. Шипов после  этого заявил  о своем  уходе из Октябристской партии.
Гейден  имел очень суровое объяснение  со мной,  после которого объявил себя
удовлетворенным. Он и Стахович остались в рядах октябристского комитета.
     Продолжу рассказ о предвоенной деятельности Гучкова.
     Напомню,  что  учредительный  съезд  созданной  им   и  Шиповым  партии
октябристов  состоялся 8-12  февраля 1906  года. 8 июня того же  года главой
российского правительства царем был назначен Петр Аркадьевич  Столыпин. С 14
по   18  июля  1906  года  происходили   его   переговоры  с  руководителями
либерального  движения  (включая  Гучкова)  о формировании  коалиционного (с
прежней бюрократией) правительства. Они успеха не имели. Но в 5-й главе было
отмечено,  что решительное  несогласие со Столыпиным  выразили  Шипов и  кн.
Г. Львов.  Гучков  же, вместе с Н.Н.  Львовым и  Стаховичем  продолжали
верить  в  готовность  Столыпина  вступить на  путь  обновления  российского
государственного строя. Однако Столыпин был, наверное, не только огорчен, но
и  обижен  отказом лидеров  освободительного  движения от сотрудничества.  В
течение  почти  года он не возобновлял попытки привлечь в свое правительство
кого-нибудь  из  них.  Но вот после  роспуска  2  июня  1907 г.  II-ой  Думы
появляется повод для такой  попытки. Отношения с Шиповым и князем Г. Львовым
разорваны  категорически.  Столыпин  приглашает  к  себе для  переговоров  о
включении  в состав реформируемого правительства Гучкова и Н.Н. Львова.  Вот
как рассказывал об этом Базили Александр Иванович 11-го ноября 1932 г.:
     - Он  нас  убеждал  войти в министерство,  он всю  свою  программу
строит на аграрной реформе, на умиротворении крестьянского  моря,  на  целом
ряде  начинаний,   которые  должны  крестьянство  культурно   и  материально
поднять...  Он говорит:  Если  мы на этой реформе  провалимся, то гнать надо
всех .  Он считал,  что будущее России надо строить  на  этом. Убеждает Н.Н.
Львова  стать во главе  Министерства земледелия... У меня  было впечатление,
что он готов идти на расширенный  состав, но сверху не  получил согласия. Мы
не  шли  очень  далеко,  о  министерстве  внутренних дел  не  было  речи, но
требовалось  ввести туда (в МВД - Л.О.) еще кого-нибудь. Я, - сказал Гучков,
- назвал Кони - человека, который с  восторгом  был бы принят и общественным
мнением, и судебным персоналом. Водворение у нас  не только правосудия, но и
человека, который являлся бы гарантией бескорыстного укрепления правосудия -
это произвело бы сильнейшее впечатление.  Столыпин только говорил: Я подумаю
. Потом выяснилось, что он получил согласие на Кони. Но было нелегко, потому
что придворные круги припомнили ему председательствование в окружном суде по
делу Засулич.
     Гучков  и  Н.  Львов,  видимо,  уже  готовы  были  принять  предложение
Столыпина, поскольку далее Гучков говорит Базили:
     - Вот, значит, приблизительный состав правительства определился, а
что касается выработки программы, то  тут мы не  встретили со  стороны Петра
Аркадьевича  большой  готовности  идти  в  этом  направлении  сколько-нибудь
далеко... На этом мы разошлись и комбинация почти готова была рухнуть, когда
он  нам  в одну из бесед  сказал, что Государь  хочет лично переговорить  со
Львовым и со  мной и назначил такой-то день.  Это было  в  первые  дни после
роспуска II Думы...
     Государь принял Львова; час с четвертью продолжалась беседа, потом меня
- тоже час с четвертью.
     Я  прошу  Александра  Ивановича  сообщить  подробно, как  протекала его
беседа с Царем. Он рассказывает:
     - Хотя эта беседа  и началась с предложения войти в правительство,
пошла потом по неожиданному  руслу - впрочем, имеющему отношение к программе
и проблеме,  волновавшей  интеллигенцию  той  поры... Я  был  поражен полным
спокойствием  и  благодушием  Государя  и,  как  мне  показалось,  не совсем
сознательным   отношением   к  тому,  что  творится...   Был,  как   всегда,
обворожительно  любезен,  сказал,  что  хотел бы, чтобы  я  вошел  в  состав
правительства. Я  сказал, что  согласен,  но что  для того, чтобы вступление
Львова и мое было бы эффективным, нужно, чтобы была программа. Я сказал, что
именно мы полагали ввести в декларацию. Там  был один любопытный пункт - это
еврейский вопрос. Я Государю сказал:
     - Я не  охотник до евреев, лучше, если бы их у нас не было, но они
у нас - даны историей. Надо известный модус вивенди установить. Надо создать
нормальные  условия, как бы к  ним не относиться,  но надо  сказать, что все
мероприятия  с  еврейским  засилием  никуда   не   годятся.  Есть   цензовые
ограничения в школах - это, казалось бы, должно  нас оградить  от еврейского
засилья в духовной области, а на  самом деле посмотрите: в области печати  -
евреи там всесильны; художественная, театральная критика -  в  руках евреев.
Это все ничего  не  дает. Между  тем озлобления без конца. Надо  снять черту
оседлости.
     - Я сказал, как это развращает администрацию, говорю: Это все надо
уничтожить,  это произведет  сильное  впечатление  на общественное  мнение в
России,  во  всем  мире  .  Только  в одном отношении я  согласен  сохранить
ограничения  в  отношении  к  еврейству  -  не  допускать  евреев  в  состав
офицерства (но они и не хотят) и  ограничить  их права в приобретении земель
вне  городов  (их  и  не тянет  на  роль  помещиков).  Я считал  долгом  эти
ограничения  сохранить,  потому что  я  понимал, что  морально  мы при  этом
теряем,   но   избегаем  противодействия  в  кругах,  которые   антисемитски
настроены. Сохраняя же  эти ограничения могли бы  еврейские реформы провести
без потрясений...
     Государь ответил  мне на эту  часть моей программы следующим образом: А
не  думаете ли  вы, что такие  меры  расширения прав  евреев  могут  вызвать
сильное противодействие. Могут привести к громадному всероссийскому погрому?
...
     Гучков заканчивает свой рассказ:
     - Затем  мы  вышли  с Николаем  Николаевичем, был  поздний  вечер.
Столыпин ждал результатов нашей беседы и просил, чтобы мы заехали к  нему...
Когда  мы, Львов и  я,  вышли из дворца, сели в  коляску, стали обмениваться
впечатлениями, наши  впечатления совершенно  совпадали -  один ужас,  полное
непонимание. Ночью мы  попали к Столыпину и сказали: Нет, при таких условиях
мы  совершенно  бесполезны  . И  не  то, что  был  страх за  себя  и  боязнь
ответственности - у меня было чувство: я среди них ничего не сделаю...
     - Извините,  Александр  Иванович,  но  конец  этого   рассказа   -
неудачен. В чем оказалось  полное непонимание  при  разговоре  с  Царем? При
каких таких условиях работа в правительстве  окажется совершенно бесполезной
? Среди них - среди кого?
     Но мы готовы слушать Вас дальше. Быть может, все и прояснится.
     - Столыпин,  -  продолжает Гучков  свое  интервью,  -  был  ужасно
удручен - он рассчитывал на  наше сотрудничество и на эффект, который  нужно
было вызвать в известных общественных кругах. Я ему сказал: Вы ссылаетесь на
Государя.  Если спасать  Россию и династию,  и  самого  Государя -  это надо
делать вопреки его желаниям, капризам и симпатиям...
     1908  год.  В  III  Государственной думе  октябристы  имеют большинство
голосов. Гучков возглавляет комиссию по обороне...
     - Мы с  самого начала, - вспоминает он, - встали в самые дружеские
отношения с  Военным Министерством, во  главе которого стоял Редигер - очень
умный, знающий и благородный человек... Он  нам  раскрыл всю картину, ожидая
нашей помощи в отношении  кредитования. Но за краткий период, который протек
со  времени  созыва  Думы  и обсуждения  в ней сметы,  наша  группа в  одном
убедилась: что  есть  совершенно непреодолимое  препятствие  для возрождения
нашей военной мощи и для поднятия ее на ту высоту, чтобы представлять Россию
-    это    участие    великих    князей    в    военном    управлении    на
хозяйственно-административных  должностях. Очень ярко сказалось хозяйничание
великих князей в морском ведомстве, но также и в военном, в смысле глубокого
застоя, невозможности провести  новую мысль и новых людей... Я не обвиняю их
самих. Даже когда великие князья были сами  по себе неплохие  знатоки данной
области  (таким  был   Сергей  Михайлович),  то  все  равно   были  окружены
неподходящими людьми...
     - Здесь я понял свое упущение и тороплюсь его исправить.  Довольно
часто  в моем тексте  упоминаются великие князья . Но современный и не очень
старый читатель может и не знать, что означает это наименование. Приношу мои
извинения!  Великие   князья   -   это  кровные  родственники   Государя   -
представители семьи Романовых,  мужчины,  которых поэтому называют просто по
имени-отчеству. При жизни Николая II в России их было около 20-ти.
     - Когда мы, -  продолжает Гучков свое интервью французу  Базили, -
на первых  порах  ознакомились  с положением  армии  выяснилось,  что  самая
тяжелая  сторона -  большой  и все растущий  некомплект офицерского состава.
Отчасти потому, что каждое поражение  несет умаление притягательности звания
(описывается ситуация вскоре  после  открытия  III Думы -  1-го ноября  1907
года.  Память о Японской войне  еще жива - Л.О.),  а  также  потому,  что  в
российской интеллигентской среде относились к военному ремеслу отрицательно.
Прилив  в  юнкерские  училища  сократился.  К  этому присоединились  тяжелые
материальные условия. Оклады  были низкие; зажиточный  класс, который раньше
был поставщиком в армию, обеднел.
     В  III  Думе Гучков  произнес речь о  недостатках  подготовки и  кадрах
армии. Редигер с ним согласился, за что и был уволен, а на его место в марте
1909 года был назначен Сухомлинов. Первые его шаги обнадеживали, но затем он
убедился,  что  Дума не в фаворе, Комиссия  по государственной  обороне  под
подозрением,  а ее председатель  тем  более.  И  тогда, будучи равнодушным к
интересам  армии,  он   круто  повернул  против   них  и  стал  подчеркивать
пренебрежительное  отношение к народным представителям. В Комиссию не ходил,
а посылал туда своего помощника.
     - Ему на все было наплевать, - отвечает Гучков на вопрос Базили. -
Жизнь  и успехи - наверху. Все  свое благополучие  он построил на том, чтобы
завоевать душу Государя, привлечь к себе, подлаживаясь  под его вкусы. Новые
воинские части..., перемены формы...  Забавлял Государя, старался освободить
от скуки выслушивать серьезный доклад, а недочеты не доводил до его сведения
(чем это кончилось, мы уже знаем - Л.О.).
     - От военных агентов в Берлине Гучков знал, как росла военная мощь
Германии.  Он  был  в  отчаянии.  Как  устранить  Сухомлинова?  Критикой его
деятельности?  Но  чем  резче  критика  в  Думе,  тем  проще   при  ловкости
Сухомлинова, ему  было бы представить дело так, что его травят как человека,
преданного  Государю. После смерти Столыпина и вовсе не  осталось канала, по
которому можно было попытаться выправить положение.
     Перед открытием  уже IV Думы, в ноябре 1912 года  на  партийном  съезде
Гучков выступил с речью, где, в частности, сказал:
     - Легко нашим радикальным и социалистическим элементам в их борьбе
с  существующим  строем,  потому  что  они  штурмуют его  целиком:  и темные
стороны,  злоупотребления,  и  самые  основы строя  подвергаются  критике  и
нападкам  одновременно.  Трагично  положение  нашей  партии, которую я  могу
назвать  либерально-консервативной,  потому  что она стоит  на  исторических
основах и пытается, исходя из этих основ, вести к широким реформам,  которые
должны обновить  русскую  жизнь...  Нам  приходится бороться за  монархию  и
против монархии,  за  армию  и  против  ее  военачальников  (я  имею в  виду
Сухомлинова), за церковь и против ее иерархов (Питирим).
     Началась война.  Осенью 1916  года состоялось важное  совещание  членов
гражданского  кружка  на  квартире  редактора  газеты  Слово М.М.  Федорова.
Присутствовали:  Родзянко, Гучков,  Милюков, Шидловский, Шингарев, Некрасов,
Годнев и Терещенко.
     Спрашиваю  Гучкова: чем  важно было  это совещание?  Александр Иванович
отвечает:
     - Там  был  поставлен вопрос о  тревожном  положении и  очень ясно
определившейся линии развития событий в сторону большого народного движения,
уличного  бунта. Вопрос  был поставлен не о  том, нужно ли мешать этому либо
содействовать. Предполагалось, что эти события произойдут независимо от воли
и  желания  собравшейся  группы.  Они  сами  собой  разовьются.  Вопрос  был
поставлен: что нам делать, когда это все наступит?
     С другой стороны,  было ясно:  правительство не в состоянии будет  дать
отпор  и подавить  это движение.  Произойдет одно из двух. Либо это движение
будет  иметь  успех   и  власть   свалится,   либо  правительство  в   своей
беспомощности обратится  к общественным  кругам,  у  которых  есть известный
авторитет, которые готовы взять на себя ответственность и справиться  с этим
кризисом.  Обратится  к  нам,  к людям,  которые  в составе  законодательных
учреждений  выделялись. И было решено, как  нам отнестись  к  этому моменту.
Поскольку в этой подготовительной стадии мы беспомощны, стоим в стороне, все
наши предположения не приняты в расчет, остановить это движение мы не можем,
а  присоединиться не  хотим... Но  когда  все  это совершится,  мы не  можем
оставаться в стороне... Но  мы  отдаем себе отчет, что  умиротворение стихии
возможно лишь при одном условии, что тот, кто является главным ответственным
лицом,  т.е. Государь, должен уйти. С самого начала  было ясно,  что  только
ценой отречения Государя возможно получить известные шансы успеха в создании
новой власти.  Притом  тут были люди республикански настроенные, как кадеты,
но вопрос о режиме никем не  затрагивался, потому  что в душе у каждого было
решено,  что  строй  должен  остаться монархическим.  О  возможности  замены
монархии  другим  строем речи и потом не  было. Но отречение Государя давало
возможность укрепить строй.
     - Итак, слово отречение впервые прозвучало, но как его согласовать
с тем, что о замене монархии другим строем речи не было.
     Гучков отвечает:
     - У Федорова оказался свод Основных Законов. Нашли закон,  который
предусматривает  отстранение  носителя  верховной  власти и  нашли  статью о
регентстве - отречение Государя в  пользу  сына, а дальше по закону.  У всех
было ясно желание возможно меньше трясти основу.
     О своей позиции Гучков говорит так:
     - Я мало  участвовал в  этих  прениях, не возражал, только  сказал
одну фразу: Мне кажется, господа, когда предполагаем, что какие-то одни силы
выполнят  революционное действие, а какие-то другие силы  будут призваны для
создания новой власти, то  я боюсь, что те, которые будут делать  революцию,
те станут во главе революции . Я был  убежден, что если  свалится власть, то
улица и будет управлять. Тогда произойдет провал власти, России, фронта.
     А.Ф. Керенский  в  своих   мемуарах   пишет,   что   после   этого
высказывания  Гучкова,  Милюкову  стало  очевидным, что  Александр  Иванович
намеревается организовать переворот . Хотя Керенский на совещании у Федорова
не  был  (он  тогда еще был мало  кому  известным  лидером небольшой фракции
трудовиков в Думе), он был недалек  от  истины... Но  лучше узнать  об  этом
заговоре у самого Гучкова.
     В другом интервью Базили (9 ноября 1932 г.) он рассказывает:
     - Мысль о терроре по отношению к носителю верховной власти даже не
обсуждалась  - настолько она считалась неприменимой в данном случае. Так как
в дальнейшем предполагалось возведение на престол сына Государя - наследника
с  братом  Государя  в  качестве  регента,  то  представлялось  недопустимым
заставить сына и брата присягнуть через лужу крови. Отсюда и родился замысел
о дворцовом  перевороте,  в  результате которого  Государь  был  бы вынужден
подписать  отречение с  передачей  престола  законному  наследнику.  В  этих
пределах план  очень быстро  сложился. К группе двух  инициаторов (Гучков  и
Некрасов - Л.О.) в ближайшие дни присоединился М.Н. Терещенко...
     - Представлялись  три  конкретные  возможности.  Первая  -  захват
Государя  в  Царском Селе или  Петергофе.  Этот  план  вызывал  значительные
затруднения. Если  даже иметь на своей стороне  какие-нибудь воинские части,
то  было   несомненно,  что  им  будет  оказано  вооруженное  сопротивление,
предстояло  кровопролитие,  которого  хотелось  избежать. Другая возможность
была произвести  эту  операцию в Ставке,  но это требовало,  если не прямого
участия, то, во всяком  случае, некоторого попустительства со стороны высших
чинов командования... Не хотелось вводить  этих  лиц  в  состав  заговора по
многим  причинам.  Не только потому, что мы  не были уверены, найдем  ли там
сотрудников, но мы не хотели, чтобы эти лица, которые после переворота будут
возглавлять русскую армию, участвовали в самом перевороте...
     - Третья возможность -  и  на  ней  мы остановились  - это  захват
царского поезда во время переезда из Петербурга в Ставку и обратно...
     Были  изучены  маршруты,  выяснено,  какие воинские  части  расположены
вблизи  этих путей.  Остановились на некоторых железнодорожных  участках  по
соседству  с расположением кавалерийских частей в Новгородкой губернии. Надо
было найти единомышленников среди  офицерского состава этих  полков. Имелось
ввиду совсем не  трогать солдат...  Мы крепко  верили, что  есть гвардейские
офицеры,  усвоившие   гораздо  более  болезненное  и   острое   отношение  к
правительственной политике и власти, чем в каких-нибудь армейских частях...
     - К  нам присоединился князь Вяземский.  Он  был ценен тем, что не
находился под  наблюдением, как  мы  все;  затем,  в силу его  общественного
положения,  семейных и других связей, он был близок к гвардейским офицерским
кругам. На  него была  возложена  миссия  завести  связи, которые  могли  бы
выразить  настроение  офицерства,  может  быть,  привлечь  к нашему заговору
каких-нибудь более высоких чинов, чем офицеры запасных эскадронов... С одним
из  командиров  гвардейских полков у  Вяземского была беседа. Я его лучше не
назову.  Он был  близок  к  монархическим  кругам. В силу отношения  к  нему
Вяземского, ему был раскрыт весь план, задача, способ осуществления. Он, как
порядочный, умный человек, оценил все  это правильно. Был в большом отчаянии
относительно всего, что  совершалось  и в  стране и на фронте... Он  выразил
большое  сочувствие   нашему  плану,   но  одновременно  наотрез   отказался
участвовать  в  его выполнении: то ли чувство тяжкой ответственности,  страх
кары,  то  ли просто известная лояльность  (это  было  бы нарушение присяги)
сказались...
     - Сам   план  рисовался  таким  образом:  захват  воинской  частью
фронтового  поезда;  затем  мы  крепко верили, что нам  удастся  вынудить  у
Государя  отречение с  назначением  наследника в  качестве преемника. Должны
были быть заготовлены соответствующие  манифесты.  Предполагалось  выполнить
все  это в  ночное  время и утром  вся Россия  и армия узнают о  двух актах,
исходящих из самой верховной власти - отречении и назначении наследника...
     - Претензий на захват власти у нас не  было. Просто крепко верили,
что  новая  власть,  в  основе  которой  лежал  бы  революционный  акт,  при
образовании правительства  была  бы вынуждена считаться  с иными элементами,
чем старая власть. Поэтому у нас не было  ни списка министров, ни каких-либо
других лиц... мы были убеждены, что если бы даже эта новая  власть строилась
на  старых бюрократических элементах,  то среди бюрократии  было много людей
государственного  понимания и  вполне честных в смысле общественном. Так что
составить  хороший государственный, технически  подготовленный и  приемлемый
для широкого общественного  мнения кабинет, можно было  даже не  прибегая  к
элементам   общественного   мнения...   (замечу  попутно,   что   много  раз
встречавшееся  у  нас  слово элемент  в те  годы употреблялось  в  смысле  -
человек,  принадлежащий   к  определенной  категории  граждан.  Вспомним,  к
примеру, третий элемент земства - Л.О.).
     - Я всегда весьма  скептически  относился к возможности создания у
нас в России (по крайней мере,  в то время) общественного или парламентского
кабинета...   Я   осторожно  относился  к  проведению   на  верхи  элементов
общественности;  так,  некоторые  элементы ввести -  это  еще туда-сюда,  но
избави Бог образовать  чисто общественный кабинет -  ничего бы  не  вышло. У
всех  этих  людей  такой хвост  обещаний, личных  связей  (особенно у людей,
связанных с партиями), что я этого опасался бы.
     Меня очень подбадривала, -  продолжает  Гучков, - вот  какая мысль. Мне
казалось, что чувство презрения и гадливости,  то чувство злобы, которое все
больше нарастало по адресу верховной  власти, все это было бы начисто смыто,
разрушено тем, что в качестве носителя верховной власти появится мальчик, по
отношению к  которому  ничего нельзя сказать дурного... Я до сих пор глубоко
убежден:  если бы удалось провести  все это до  конца, мы  избегли бы  всего
последующего. Но трудность заключалась в том, что не только в низших, но и в
средних кругах  военного  командования,  если даже и  встречалось  понимание
происходящего, то не  встречалось жгучего чувства долга,  повелевающего, что
нельзя остаться в стороне, надо взяться...
     - Чувство долга?! Получается,  уважаемый  Александр Иванович,  что
это -  понятие относительное: верность присяге или  участи е  в  необходимом
заговоре против  того, кому принесена  присяга? Я думаю, что чувство долга -
дело серьезное, но последнее слово остается, все-таки, за совестью.
     - Если бы не было революции, -  снова Гучков, - это (его заговор -
Л.О.) могло разыграться весной  в марте, апреле (1917 год). События обогнали
нас.  Конечно,  довольно  большой  период времени  нужен для того, чтобы все
скомбинировать...
     И еще одна деталь рассказа  Гучкова, хорошо отмечающая  его  сильный  и
даже азартный характер:
     - Желая выяснить, готовы ли мы были на какой-нибудь кровопролитный
акт, меня кто-то спрашивал: а  если бы Государь  не  согласился,  если бы он
отказался подписать, что  бы  вы предприняли?... Я  отвечал:  нас, вероятно,
арестовали бы и, вероятно повесили бы.  Но  я  был настолько убежден  в этом
средстве  спасения  России  и  династии, что готов  был спокойно судьбу свою
поставить  на  карту. И  если  я  говорю,  что  был  монархистом  и  остался
монархистом и умру монархистом, то  должен сказать, что никогда за все время
моей политической деятельности у меня не было сознания, что я совершаю столь
необходимый для монархии шаг, как в тот момент.
     Ну  вот мы и дошли в биографии Александра Ивановича Гучкова до  времени
мировой войны, а значит, и до кануна Февральской революции.
     Февральская революция
     Прежде, чем начать рассказ  о ней, я хочу на минутку вернуться к войне,
точнее, к отношению российской  интеллигенции к ней. Есть еще один свидетель
этого отношения.  Свидетель  куда более крупного масштаба,  чем наш скромный
князь Сергей Евгеньевич  Трубецкой. И, к  тому же,  не просто интеллигент, а
человек, принадлежавший  к  лучшей части  российской  интеллигенции  -  миру
высокого искусства.
     Это - великий художник  Александр Николаевич Бенуа (1870-1960)  гг.). Я
его  биографию  приводить  здесь не  буду.  Ее  невозможно  представить  без
рассказа о  творчестве мастера. Я - поклонник, но профан, - сего не достоин.
Да и написано о нем людьми эрудированными много. К тому же, в 2005 году Н.В.
Захаров  опубликовал  5-е  издание Воспоминаний  Бенуа в 2-х томах  на  1500
страниц. Увы, его воспоминания оканчиваются 1908 годом. Однако в 2003 году в
Москве (изд-во Русский путь ) был опубликован менее известный широкому кругу
читателей  Мой дневник  Бенуа. В нем  записи  с 1916  по 1918  год.  В конце
1916-го и  начале 1917  года  - восемь записей о войне. Александр Николаевич
был горячим  противником - нет, лучше сказать ненавистником войны. Я помещаю
эти восемь  записей  здесь, а не в начало главы потому, что  Александр Бенуа
был не  только художником, но и страстным гражданином. Он исключительно живо
и остро представил в  своем  дневнике драматические события  двух  революций
1917 года, и будет далее одним из главных свидетелей этих событий со стороны
интеллигенции.  Поэтому  читателю уместно начать знакомство  с его дневником
сейчас. Вот эти 8 записей:
     6 октября 1916 г.
     - Совершенно  зря  втянулся  в разговор о  войне. Какая чудовищная
бестолочь!  Именно этому патриотизму  всмятку  нашей  интеллигенции  суждено
погубить  Россию. Нельзя  кончить  войну!  Точно их спрашивают! Между тем из
этого нелепого общественного  мнения слагаются  те препятствия к решительным
мероприятиям, которые тормозят людей,  стоящих  у  власти, имеющих как-никак
более верное  представление о положении вещей. Сбивают их с толку... Хотя бы
и столь непопулярного Штюрмера.
     7 ноября 1916 г.
     - ...После ухода  прочих, мучительный спор с  Арутинским о  войне.
Немцев надо всех истребить! Они  начали войну! Точно мы еще в первом  месяце
этой чертовщины. И притом ни малейшего сознания, что  мы-то первые полетим к
черту.
     25 ноября 1916 г.
     - Молодчина Зика (художница Зинаида Серебрякова - Л.О.), говорит о
войне и  о Думе  (об  ее  краснобаях,  продолжающих  взывать  к  дальнейшему
кровопролитию,  несмотря на явную  невозможность  продолжать проклятую игру)
совсем так, как мы, пожалуй, даже еще энергичнее!
     29 ноября 1916 г.
     - Фотограф Глебовский,  только  что вернувшийся с фронта,  где его
брат состоит  генералом, рассказывает всякие  ужасы об общей деморализации у
нас и одновременно расхваливает идеальную постановку военного дела у немцев.
Солдаты  и  офицерство, будто  бы,  говорят  во всеуслышание:  Если вы там в
Питере не разделаетесь с грабителями (это - про правительство), то мы придем
и тогда будет хуже.
     1 января 1917 г. (старого стиля)
     - Что-то  принесет  наступивший  год?  Только  бы  принес  мир,  а
остальное  приложится.  А   для   того,  чтоб  был  мир,  нужно,  чтоб  люди
образумились, чтоб  возникла  и развилась  воля  к миру  .  И как  будто уже
какие-то  проблески того  замечаются. Я их  усматриваю хотя бы  в  том,  что
сейчас  легче эту тему затрагивать и даже с людьми посторонними, неблизкими.
Развязываются языки.
     14 января 1917 г.
     - В  3  ч. у  Горького. Наконец  давно  предполагавшаяся  интимная
беседа с ним состоялась. Однако  ничего  путного  не вышло...  Лишь вскользь
коснулись войны.  Видимо, он избегает таких тем (со мной). Нет,  едва ли я в
нем  найду себе утешение, едва  ли ему  дано сказать то  целительное  слово,
ожидание которого становится невыносимым. Ах, зачем в  эти дни среди нас нет
больше Толстого?!
     16 февраля 1917 г. (первая половина записи)
     - Сегодня в  редакции  после  мрачного  политического  разговора с
Гессеном  (редактор кадетской газеты Речь - Л.О.)  я, уходя,  придержал его,
куда-то  спешащего, и говорю (разумеется, без надежды на  то, что мои  слова
могут   иметь   какое-либо   действие):   Умоляю   вас   -   откажитесь   от
Константинополя,  иначе говоря, от  войны до победного конца . В ответ нечто
очень  симптоматичное; сначала  он  с  унылым  видом  отвернулся,  улыбнулся
грустной усмешкой и наконец  произнес: Это теперь  все равно бесполезно, все
равно  все летит  к черту! (Это за неделю до начала Февральской  революции -
Л.О.).  Выходит, что они, вояки, это  как будто наконец осознали.  Зачем  же
тогда  путать и морочить общественное  мнение и продолжать в газете ратовать
за  продолжение  бойни? Что гонит их к  собственной  гибели?  В чем сила  их
вождя, их главного искусителя - Милюкова? Неужели только в том, что он такой
ученый-книжник?..
     Теперь  можно  обратиться  и  к  самой  Февральской революции.  Начать,
разумеется, надо с некоторых предшествовавших ей событий.
     В конце 1915 года ситуация в стране  и  на фронте стала критической. IV
Дума бездействовала - в ней не  было решительного большинства, как в I и III
Думах. Правительство ее игнорировало, не предлагая никаких проектов законов.
Лидеры  умеренно  левой ориентации  решили путем  определенного  компромисса
объединиться  и  образовать в Думе  надежное большинство, которое  могло  бы
взять в свои руки руководство дальнейшими событиями.
     22  августа   1915   г.  было  подписано   соглашение  об   образовании
Прогрессивного блока . В его  состав вошли кадеты,  октябристы-националисты,
прогрессисты, группа  центра, академисты, беспартийные и центральная фракция
Государственного  Совета. Всего  - 300 человек. Было избрано  бюро блока (25
человек) во главе с Милюковым. В него входили: Шидловский, Шингарев, Шульгин
и  другие.  Цель  объединения -  предотвратить  военное  поражение  России и
революцию  снизу.  В  программе:  добиться  создания Министерства  доверия ,
ответственного  перед  Думой, (  ответственное министерство , как оно  будет
ниже  именоваться).  Активная  деятельность  блока  относится  к  подготовке
осенней  (1915  г.)  сессии  Думы.  Милюков  готовил  программу  ее  работы.
Обсуждение  этой  программы в Совете старейшин Думы длилось месяц.  Открытие
осенней сессии  было первоначально намечено на  3  сентября  1915 г., но  по
распоряжению  Государя  было  отложено  сначала  до  15  ноября,   потом  на
неопределенное время.
     23  августа   1915  г.  Объявив  себя  Главнокомандующим,   Николай  II
отправился в Ставку, на  этот раз  на  3 недели. Верховную власть он передал
царице.  На мой  вопрос  Как  протекало  ее  правление?  ,  Милюков  написал
следующее:
     - К вечеру (в Ставку) приходила  почта. Императрица  день  за днем
сообщала о политических событиях, давала советы и диктовала решения, которые
по своей определенности и настойчивости не уступали планам Алексеева...  Она
принимала министерские доклады и все более входила во  вкус государственного
управления. Распутин льстил ей сравнением с Екатериной II. В государственных
делах она понимала  еще меньше, чем  царь в военных. Ее управление свелось к
личным  предпочтениям одних лиц другим, смотря по тому,  были это друзья или
враги нашего друга (Распутина - Л.О.). Двор замыкался в пределы апартаментов
царицы и  маленького домика  верной, но глупой подруги царицы, фрейлины Анны
Вырубовой. Над ними двумя царил Распутин, а около этого центрального светила
группировались кружки проходимцев и аферистов, боровшихся за влияние на него
и грызшихся между собой. Через его ходатайство ( Милай, помоги ) попадали на
высшие посты  при дворе, назначались на должности и освобождались от военной
службы  и от  суда. За это  платили деньги  окружению старца  .  На его долю
приходились пустяки, оплачивающие его трактирные подвиги...
     - И по мере того, как  страна узнавала, кто в действительности  ею
правит, падал престиж самой верховной  власти; вместо традиционного уважения
к престолу распространялось в  стране негодование и презрение к кучке людей,
действительно ответственных за сложившееся положение.
     Из кабинета Горемыкина один за другим стали исчезать министры, вошедшие
в  него  в тяжелое время поражений  на  фронте. В  начале  октября  с  поста
министра  внутренних дел был уволен  Щербатов  и заменен  крайне правым А.Н.
Хвостовым. Тем самым царица дала понять всей нации, что отныне положен конец
каким-либо   колебаниям   при   защите   многовековых   принципов   русского
самодержавия.
     18 января  1916  г. с  поста председателя  Совета Министров  был уволен
престарелый Горемыкин и на его место назначен немногим более молодой Штюрмер
(68  лет).  Позади  него опять  был  Распутин,  а сам  Штюрмер проявлял  все
признаки старчества. Милюков о нем пишет так:
     - Совершенно невежественный  во  всех областях, за которые брался,
он не мог связать  двух слов для выражения сколько-нибудь серьезной мысли, и
принужден был  записывать  или поручать  записывать  для  своих  выступлений
несколько фраз на бумажке...
     Тем  не менее,  Штюрмеру был  поручен по  совместительству еще  и  пост
министра внутренних дел. Какая нелепость! Однако может быть  оценка Милюкова
предвзята? Спросим об этом Председателя IV Думы М.В. Родзянко. Но перед этим
стоит его послушать о том, в какой обстановке он высказывает свое суждение о
Штюрмере. Тем более, что эта обстановка сама по себе интересна...
     9 февраля  1916 г. открылась очередная сессия Думы. Стало известно, что
Государь прямо из Ставки приедет в Думу.
     - Все депутаты, - вспоминает Родзянко, без различия партий, - были
приятно  поражены  и  хотели видеть  в  этом  хорошее  предзнаменование  для
будущего. В городе эта весть быстро разнеслась, из уст  в  уста передавали с
радостными лицами: Царь в Думе! Слава богу, теперь все изменится к лучшему .
     Депутаты   были   все  в   сборе.   В  Екатерининском  зале   собрались
представители союзных держав, члены  Госсовета и сенаторы. Председатель Думы
со своими  товарищами и с  Советом старейшин  встретили Государя на крыльце.
Государь  подъехал  на  автомобиле с вел. князем Михаилом Александровичем  и
графом Фредериксом. Поздоровавшись, Государь прошел в Екатерининский зал под
неумолкаемые крики ура и приложился к кресту. Государь был очень бледен и от
волнения у него дрожали руки. Начался молебен; хор пел великолепно, все было
торжественно и проникновенно. Спаси господи, люди твоя пели члены Думы, даже
публика   на   хорах.   Вся   эта   обстановка,  по-видимому,  успокоительно
подействовала  на Государя,  и  его волнение сменилось  довольным выражением
лица. Во  время провозглашения Вечной памяти всем на  поле брани живот  свой
положившим - Государь встал  на  колени, а за  ним  опустилась и вся Дума...
Поговорив  несколько  минут  с  подошедшими иностранными  послами,  Государь
обратился к депутатам, которые окружили его тесным кольцом. Речь,  сказанная
спокойно, внятно  и громко, произвела  хорошее  впечатление, и  громовое ура
было  ответом на царские милостивые слова.  Присутствовавшие пропели гимн...
Воспользовавшись тем, что я в это время остался с Государем вдали от всех, я
обратил его внимание на воодушевление и подъем, царившие среди членов Думы:
     - Воспользуйтесь,  Ваше  Величество,  этим   светлым   моментом  и
объявите здесь же, что даруете ответственное министерство. Вы не можете себе
представить величие этого  акта, который благотворно отразится на успокоении
страны и на благополучии исхода войны. Вы впишите славную страницу в историю
вашего царствования...
     Государь промолчал, а затем сказал:
     - Об этом я подумаю...
     Перед отъездом Государь несколько  раз благодарил депутатов за прием и,
обратившись ко мне, сказал:
     - Мне было очень приятно. Этот день я никогда не забуду!
     Все высыпали на подъезд, и царский автомобиль отъехал  при громовом ура
, подхваченном улицей, где собравшаяся толпа радостно приветствовала царя...
     Вот так! А теперь Родзянко о Штюрмере:
     - Декларация  Штюрмера,   прочитанная  после   отъезда   Государя,
произвела  удручающее  впечатление:  произнес  он ее  невнятно, а  когда  по
газетам ознакомились с ее содержанием, она еще более разочаровала. В длинных
и путанных фразах ничего  не  было сказано о намерениях правительства. Сошел
он с кафедры при гробовой  тишине. С  первых  же шагов  Штюрмер предстал как
полное ничтожество и вызвал к себе насмешливое отношение...
     Таким образом, Михаил Владимирович подтвердил впечатление Милюкова.
     Весь  1916  год  отмечен чехардой смены  премьер-министров и  министров
внутренних дел.
     16   сентября   1916   г.   Штюрмер   передает   этот  последний   пост
А.Д. Протопопову,  бывшему  товарищу  (заместителю)  Председателя  Думы
(Родзянко). А.Ф. Керенский, по моей просьбе, поделился своим впечатлением от
этой передачи:
     - Некоторыми  в  провинции  это назначение  было  истолковано  как
намерение  царя  найти  общий  язык  с  Думой,  поскольку  о  тесных  связях
Протопопова и Распутина широким кругам не было известно. Распутин хвастался,
будто это он сыграл решающую роль в назначении Протопопова.
     Родзянко   рассказал   Керенскому  о  том,  как  произошло  назначение.
Протопопов  познакомился  с  Распутиным  у врача по  венерическим  болезням.
Распутин представил Протопопова царице. Та была им очарована и рекомендовала
его на пост министра внутренних дел.
     10  ноября  1916 г.  Штюрмера  на посту  премьер-министра сменяет  А.Ф.
Трепов,  крайне правый  член  Госсовета (брат Дм.  Ф. Трепова,  командующего
корпусом жандармов и петербургского генерал-губернатора - Л.О.). 27  декабря
1916 г. Трепова сменяет князь Ник. Дм. Голицын (ему 66 лет).
     Тот же Керенский по поводу его назначения замечает:
     - Н.Д.  Голицын,  советник царицы  по  делам  благотворительности,
умолял царя не назначать его премьером  ввиду  неопытности.  Но... потому  и
назначили. Отныне вся власть сосредоточилась в руках Протопопова...
     Милюков  считал,  что толчком  для  этой чехарды послужила его речь при
открытии  сессии Думы 1  ноября  1916 г. За этой  речью  потом  установилась
репутация  штурмового сигнала к революции, хотя  он и  говорит, что не хотел
этого. Вот как он сам рассказывает о своем выступлении в Думе:
     - Я сознавал тот риск, которому подвергался, но считал необходимым
с ним не считаться, ибо, действительно, наступил решительный час . Я говорил
о слухах  об  измене ,  неудержимо распространяющихся в стране, о  действиях
правительства, возбуждающих общественное негодование, причем в каждом случае
предоставлял  слушателям  решить:  глупость  это  или  измена  .   Аудитория
решительно поддерживала своим одобрением  второе толкование -  даже там, где
сам я не был в нем  вполне уверен... Наиболее сильное центральное место речи
я  замаскировал цитатой  из  Neue  Freie Presse  . Там  было  упомянуто  имя
императрицы в связи  с именами окружавшей  ее камарильи.  Это спасло речь от
ферулы  председателя,  не  понявшего  немецкого текста,  но,  конечно,  было
немедленно  расшифровано  слушателями.  Впечатление  получилось,  как  будто
прорван был  наполненный  гноем  пузырь.  В  ближайшем  заседании  нападение
продолжалось.  В.В.  Шульгин  произнес  ядовитую  и  яркую  речь - и  сделал
практические  выводы. Осторожнее, но достаточно ясно  поддержал  меня и В.А.
Маклаков.  Наши  речи были запрещены для  печати,  но это только усилило  их
резонанс.  В миллионах  экземплярах они были  размножены на пишущих машинках
министерств и штабов - разлетелись по всей стране.
     Наконец, в завершение этого предреволюционного года еще два выступления
и одно событие.  В начале декабря в  Москве начались заседания съездов Союза
земств и Союза  городов. 8 и 9-го декабря по приказу  Протопопова оба съезда
были разогнаны полицией, но они успели принять резолюции, адресованные Думе.
13  декабря  1916  г.  в  канун  открытия  думской  дискуссии  по  действиям
Протопопова  (закрытой  -   по  требованию  правительства)  Керенский  успел
прочитать в Думе эти резолюции. Обе заканчивались весьма резко:
     Союз земцев:  Правительство, ставшее  орудием в руках темных сил, ведет
Россию  по пути к  гибели  и колеблет царский трон (значит,  непоколебимость
трона еще желательна для  земцев - Л.О.). Должно быть создано правительство,
достойное великого  народа,  в  один  из величайших  моментов  его  истории,
сильное и  ответственное перед  народом и народным представительством. Пусть
Государственная  Дума  при  начатой  решительной  борьбе  помнит  о  великой
ответственности  и оправдает  то  доверие, с  которым к  ней обращается  вся
страна .
     Союз городов: Государственная Дума  должна с неослабевающей энергией  и
силой  довести до конца  свою борьбу  с постыдным режимом. В этой борьбе вся
Россия с  нею.  Союз городов  призывает Госдуму исполнить  свой  долг  и  не
расходиться  до  тех  пор,  пока  основная  задача  создания  ответственного
министерства не будет достигнута...
     17  декабря  1916 г. был  убит Распутин. Это  убийство столь подробно и
многократно описано, что я не буду занимать им внимание читателя. Тем более,
что  ни  на политику  правительства  и двора, ни  на поведение Думы  оно  не
повлияло. Что же  касается  интеллигенции, то, конечно, она была этой смерти
рада, хотя воспитанные люди об этом не говорят.
     1917-й год
     - В начале января, - вспоминает Родзянко, приехал с фронта генерал
Крымов и просил дать ему возможность  неофициальным образом  осветить членам
Думы катастрофическое  положение  армии и  ее  настроение.  У меня собрались
многие из депутатов, членов Госсовета и членов Особого Совещания.
     - И что же Крымов? Михаил  Владимирович, расскажите  подробно, что
поведал  вам генерал  и как  был  принят присутствующими  его доклад - ввиду
дальнейших событий это очень важно.
     - Крымов  говорил,   что  пока   не  прояснится  и   не  очистится
политический горизонт,  пока правительство не примет  другого курса, пока не
будет другого правительства, которому там, в армии,  поверили бы, - не может
быть надежд  на  победу. Войне определенно мешают  в тылу и временные успехи
сводятся к нулю. Закончил Крымов такими словами:
     - Настроение  в   армии   такое,   что   все  с   радостью   будут
приветствовать  известие о перевороте.  Переворот неизбежен и на фронте  это
чувствуют. Если  вы  решитесь на  эту крайнюю меру,  то  мы  вас  поддержим.
Очевидно, других средств нет... Вредное  влияние жены  сильнее честных слов,
сказанных царю.  Крымов  замолк,  и несколько минут все  сидели смущенные  и
удрученные. Первым прервал молчание Шингарев:
     - Генерал прав, - переворот необходим. Но кто на него решится?
     Шидловский с озлоблением сказал:
     - Щадить и жалеть его нечего, когда он губит Россию...
     Многие из  членов Думы соглашались с Шингаревым и  Шидловским...  Самым
неумолимым и резким был Терещенко, глубоко меня взволновавший. Я его оборвал
и сказал (это все Родзянко):
     - Вы не учитываете, что будет  после  отречения царя. Я никогда не
пойду на переворот. Я присягал... прошу вас в моем доме об этом не говорить.
Если армия может добиться  отречения  -  пусть  она  это  делает  через свои
начальников, а я  до последней минуты буду  действовать  убеждением,  но  не
насилием...
     - много и  долго еще  говорили у меня  в тот вечер.  Чувствовалась
приближающаяся гроза, и жутко было за будущее:  казалось, какой-то  страшный
рок влечет страну в неминуемую пропасть.
     7  января Родзянко  был принят царем. В своем  докладе он, в частности,
сказал:
     - К нашему позору в дни войны у нас во всем разруха. Правительства
нет, системы нет, согласованности между тылом и фронтом до сих пор тоже нет.
Куда ни посмотришь - злоупотребления и непорядки. Постоянная смена министров
вызывает  сперва растерянность,  а потом равнодушие  у всех  служащих сверху
донизу.  В  народе  сознают,  что вы  удалили  из  правительства  всех  лиц,
пользовавшихся  доверием   Думы  и  общественных  кругов,  и   заменили   их
недостойными и неспособными...
     - Ни  для  кого  не  секрет,  что  императрица  помимо вас  отдает
распоряжения по управлению государством, министры ездят к  ней с докладом, и
что  по ее желанию неугодные быстро  летят со своих мест и заменяются людьми
совершенно  неподготовленными. В стране растет негодование  на императрицу и
ненависть  к ней. Ее считают  сторонницей Германии, которую она охраняет. Об
этом говорят даже среди простого народа...
     - Дайте факты, -  сказал  Государь, -  нет фактов,  подтверждающих
ваши слова.
     - Фактов нет, но все  направление политики, которой так или  иначе
руководит Ее Величество, ведет  к  тому, что  в народных  умах  складывается
такое убеждение. Не заставляйте, Ваше Величество, чтобы  народ выбирал между
Вами и благом родины. До сих пор понятия царь  и родина были неразрывны, а в
последнее время их начинают разделять...
     Государь сжал обеими руками голову, потом сказал:
     - Неужели я двадцать  два года  старался,  чтобы все было лучше, и
двадцать два года ошибался?
     Минута была очень трудная. Преодолевая себя, я ответил:
     - Да, Ваше Величество, двадцать два года Вы стояли на неправильном
пути.
     - Михаил  Владимирович, в качестве  факта я  бы мог Вам предложить
выдержку  из  письма  императрицы   к  мужу  в  Ставку  -  быть  может,  Вам
неизвестного,   от   14  декабря:   Будь  Петром  Великим,  Иваном  Грозным,
Императором  Павлом,  сокруши всех. Я  бы  повесила Трепова  за  его  дурные
советы. Распусти  Думу сейчас же. Спокойно  и  с чистой  совестью перед всей
Россией я бы  сослала Львова в Стибирь. Отняла бы чин у Самарина.  Милюкова,
Гучкова  и  Поливанова  -  тоже в Сибирь. Теперь  война,  и  в  такое  время
внутренняя война есть  высшая измена. Отчего ты не смотришь на это дела так,
я, право не могу понять?
     Уважаемый  читатель,   мои  дальнейшие  планы  таковы.  Воспоминаний  о
Февральской  революции  много.  Естественно, что они  перекрываются  друг  с
другом.  Чтобы  сохранить логическую  последовательность  изложения, я  буду
опираться на наиболее полные воспоминания Александра Федоровича Керенского -
мы познакомимся при  этом с  делами,  взглядами и  оценками, пожалуй, самого
активного  участника февральских событий (его краткую биографию  мне удобнее
поместить в следующей главе). Пока что  он всего лишь депутат IV Госдумы, но
его авторитет думцами общепризнан.
     Потом я призову для свидетельства со стороны , в качестве представителя
российской  интеллигенции  Александра Бенуа,  а также еще  раз  воспользуюсь
записками известного  нам свидетеля из другого лагеря  - генерала Александра
Ивановича Спиридовича, начальника охраны царя.
     И, наконец,  к этой обширной  и,  пожалуй, самой важной главе будет еще
некое Приложение .
     Итак, я  открываю  солидную  книгу  мемуаров Керенского,  озаглавленную
Россия на историческом повороте (Москва, 1993 г.). Для экономии места что-то
буду кратко пересказывать, а наиболее интересные описания, по совету автора,
цитировать.
     Начну  с  того,  что  реальное  осуществление  переворота,  задуманного
Гучковым,  все время откладывалось,  но к середине  февраля  подготовка  его
близилась к завершению.  Дата была намечена на середину марта  1917 года, но
конец наступил 27-го февраля - революция отодвинула уже ненужный заговор.
     Через 2  месяца  после отречения  царя,  4-го мая  1917  года, один  из
лидеров  кадетской  партии,  В.А. Маклаков,  на частной встрече членов  Думы
сказал:
     - Господа,  хочу  сказать  вам полную правду.  Нет,  мы не  хотели
революции во время  войны.  Но наступил  момент, когда всем стало  ясно, что
добиться победы в войне при сохранении старой системы невозможно.  И те, кто
понимал,  что  революция  будет  равнозначна катастрофе, сочли своим долгом,
своей  миссией  спасти Россию  от революции  посредством  переворота сверху.
Такова была миссия, которую мы не выполнили.
     И  если  наши  потомки проклянут революцию,  они  проклянут и  тех, кто
вовремя не прибег к средствам, что могли бы ее предотвратить...
     В  январе  1917  г. царь  приказал возвратить с фронта  в Петроград два
гвардейских  кавалерийских   полка  и  полк  уральских  казаков.  Замещавший
больного Алексеева генерал Гурко вместо личной гвардии царя  послал  морскую
гвардию, которой  командовал вел.  князь Кирилл, как и все  великие князья -
злейший  враг  царицы.  Войска эти  в  Петроград  так  и  не  прибыли, что и
предрешило успех революции.
     8  февраля 1917 г.  по  приказу  царя  Петроградский военный округ  был
выделен   из   Северного  фронта.   Командующим  назначен  генерал  Хабалов,
получивший специальные полномочия...
     Думе  доверяла  армия  на фронте,  в  ее  деятельность  верили  рабочие
столицы.  Открытие  ее  очередной сессии  было назначено  на 14 февраля. Как
обычно,   перед   открытием   Думы   (10-го  февраля)  состоялся   визит  ее
Председателя,  Родзянко, к  царю  с докладом.  Керенский  пересказывает  его
содержание, но я предпочитаю выслушать самого докладчика. Вот его рассказ:
     - Необычайная холодность,  - пишет Родзянко,  - с  которой  я  был
принят,  показала, что я не мог даже, как обыкновенно, в свободном разговоре
излагать свои доводы,  а стал  читать написанный доклад.  Отношение Государя
было не только равнодушное, но даже резкое. Во время чтения доклада, который
касался  плохого продовольствия  армии  и  городов  и  общего  политического
положения, Государь был рассеян и, наконец, прервал меня:
     - Нельзя ли поторопиться? - заметил он резко. - Меня  ждет великий
князь Михаил Александрович пить чай...
     При  упоминании  об  угрожающем   положении   в  стране  и  возможности
революции, царь прервал:
     - Мои   сведения  совершенно   противоположны,  а   что   касается
настроения Думы, то если она позволит себе такие же резкие  выступления, как
прошлый раз, то она будет распущена.
     Приходилось кончать доклад:
     - Я считаю  своим  долгом,  Государь,  высказать  вам  мое  личное
предчувствие и убеждение, что этот доклад мой у вас последний.
     - Почему? - спросил царь.
     - потому,  что Дума будет распущена, а  направление,  по  которому
идет  правительство, не  предвещает  ничего  доброго...  Еще  есть  время  и
возможность все повернуть и дать ответственное перед палатами правительство.
Но этого, по-видимому, не будет. Вы, Ваше Величество, со мной не согласны, и
все  останется  по-старому. Результатом  этого,  по-моему, будет революция и
такая  анархия, которую никто не удержит. Государь ничего не ответил и очень
сухо простился.
     15  февраля  1917  г.  в Думе  выступает  Керенский.  У меня  есть  его
воспоминание об этом скандальном выступлении:
     - Я сказал то, о  чем  думали,  но  не  рисковали  сказать открыто
депутаты думы.  И  заявил, что ответственность  за происходящее лежит  не на
бюрократии  и даже  не  на  темных  силах ,  а на короне. Корень, сказал  я,
кроется в тех, кто сейчас  сидит на троне. Обращаясь к членам Прогрессивного
блока , я продолжал:
     - Нам  говорят: правительство  виновато,  правительственные  люди,
которые  как  тени приходят и уходят... Но кто же те, кто  приводит сюда эти
тени?
     И вот я спрошу вас, господа члены Думы (а вместе с вами общественность,
которую вы представляете): поняли  ли вы, что исторической  задачей русского
народа в настоящий момент является задача уничтожения средневекового режима,
немедленно, во что бы то ни стало, героическими  жертвами тех людей, которые
это исповедуют и этого хотят?
     Как сочетать  это с  тем,  что подчеркивается,  что вы хотите  бороться
только законными  средствами  ?  Как можно  бороться законными средствами  с
теми, кто  сам закон  превращают в орудие  издевательства  над народом?..  С
нарушителями закона есть только один путь - физического их устранения...
     Председатель Думы в этом месте спросил, что я имею в виду. Я ответил:
     - Я имею в виду  то, что свершил Брут  во времена Древнего Рима...
Когда мои слова передали царице, она воскликнула: Керенского надо повесить .
     - На следующий  день  председатель  Думы  получил  от министерства
юстиции  официальное  заявление  с  требованием  лишить  меня  парламентской
неприкосновенности для привлечения к судебной ответственности за  совершение
тяжкого  преступления против  Государя.  Получив эту  ноту,  Родзянко тотчас
пригласил меня в свой кабинет и, зачитав ее, сказал: Не волнуйтесь, Дума вас
никогда не выдаст .
     18 февраля  началась  серия забастовок в ответ на резкое повышение цен.
Кузнецкий  цех  Путиловского  металлургического  завода  тотчас   потребовал
50-процентное  повышение  зарплаты. Администрация  решительно  отвергла  это
требование,  и рабочие,  не покидая территорию  завода,  остановили  машины.
Митинги состоялись  во  всех  других  цехах.  Администрация  распорядилась о
закрытии цеха  под  видом  прекращения поставки  угля.  Волна  забастовочных
митингов прокатилась по всему заводу.
     22  февраля  дирекция  Путиловского  завода  объявила  локаут. 40 тысяч
рабочих были выброшены на улицу...
     В тот же день царь отбыл в Ставку,  может быть для того, чтобы привести
в Петроград  гвардию -  ведь его январский  приказ  об  этом  так  и не  был
выполнен. Прежде, чем  уехать, он подписал указы Сенату как об отсрочке, так
и о роспуске Думы и вручил оба документа князю Голицыну.
     23 февраля началась всеобщая стачка в Петербурге, на десятках заводов и
фабрик  состоялись  митинги и была прекращена работа. После митингов рабочие
под  звуки революционных песен устремились на  улицы города. Отряды конной и
пешей полиции  оказались бессильны сдержать  толпу. В 2 часа градоначальник,
генерал Балк, отдал приказ военному командованию подавить бунт.
     24 февраля Дума продолжала рассмотрение законопроекта о передаче Союзам
городов  и   земств   организации  продовольственного  снабжения.   Родзянко
обратился к князю Голицыну с настоятельной просьбой передать это дело из рук
Протопопова в руки муниципальных властей.
     Тем  временем, тысячи  рабочих двигались  по  направлению  к  Литейному
проспекту,  толпы людей собирались  в других  районах города. Поперек мостов
должны  были  быть  воздвигнуты заграждения, чтобы разделить  город  на  две
части. Но сделать этого не успели.
     25 февраля Керенский:
     - Против   народа  были   брошены   казачьи   отряды  и   пехотные
подразделения. Невский проспект  и  прилегающие к нему улицы были  запружены
толпами  людей.  На  площади  около   Николаевского  вокзала,   у  памятника
Александру III  проходил  многотысячный митинг, однако казаки не  только  не
стали  разгонять его, но начали брататься  с толпой. Неожиданно прибыл отряд
конной полиции  под командованием  какого-то  офицера.  Он приказал  сделать
предупредительный залп, но в это время из рядов казаков прозвучал выстрел, и
офицер упал  замертво. Полицейские произвели ружейный залп прямо в толпу,  и
люди стали разбегаться по прилегающим улицам...
     - В  тот день Дума собралась на свое последнее заседание. Для всех
было  очевидно, что  судьба Думы висит на  волоске,  что она наверняка будет
распущена, либо ее заседания будут перенесены  на более поздний срок.  Чтобы
не дать застичь себя врасплох, Думе следовало любой ценой продолжить сессию.
Однако  в  полночь с  26 на  27  февраля весенняя сессия Думы была  прервана
царским указом, на котором князь Голицын поставил дату 25 февраля.
     27  февраля  утром  начался  мятеж в  резервных батальонах  гвардейских
частей  (в этих батальонах были  собраны новобранцы, которым вдруг открылась
перспектива  избежать  посылки  на  фронт  -  Л.О.).  А отозванные  с фронта
кавалерийские  подразделения  в  столицу  так  и  не  прибыли. Правительство
Голицына перестало существовать...
     Еще 26-го  февраля Родзянко  послал царю  в  Ставку, в Могилев, а также
командующим фронтов телеграмму:
     Положение серьезное.  В столице  анархия.  Правительство  парализовано.
Транспорт пришел в полное расстройство. Растет общественное недовольство. На
улицах  идет  беспорядочная  стрельба.  Части войск  стреляют друг в  друга.
Необходимо  немедленно  поручить  лицу,   пользующемуся   доверием   страны,
составить новое правительство. Медлить нельзя .
     27 февраля снова Родзянко телеграфирует царю:
     Занятия Госдумы указом Вашего Величества прерваны до  апреля. Последний
оплот порядка устранен. На войска  гарнизона надежды нет. Запасные батальоны
гвардейских  полков охвачены бунтом. Убивают  офицеров... Гражданская  война
началась  и  разгорается.  Повелите  немедленно  призвать  новую  власть  на
началах, доложенных  мною во  вчерашней  телеграмме. Повелите отмену  Вашего
Высочайшего указа  и созыв законодательных палат. Возвестите безотлагательно
Высочайшим Манифестом. Государь,  не медлите.  Если движение  перебросится в
армию,  восторжествует  немец  и  крушение  России,  а  с  ней  и  династии,
неминуемо.  От  имени  всей  России  прошу  Ваше  Величество  об  исполнении
изложенного. Час, решающий судьбу Вашу  и Родины,  настал. Завтра может быть
уже поздно .
     Возвращаюсь к воспоминаниям Керенского:
     - В 8 утра понедельника (27 февраля) звонил Некрасов, сообщил, что
заседание Думы переносится, а в Волынском полку восстание. Наскоро одевшись,
поспешил  в  Думу...  Уходя  из  дома, позвонил  нескольким  друзьям,  чтобы
отправились в восставшие  казармы  и  убедили  войска идти к Думе. Мы хорошо
наладили по всей столице службу  сбора  информации, и телефонные сообщения о
событиях поступали к нам каждые 10-15 минут.
     - В зале Думы рассказал, что  восставшие войска  идут к Думе, и на
мой  взгляд,  началась  революция.  Наш  долг,  как  представителей  народа,
приветствовать восставших и вместе с ними решать общие задачи...
     - Тем временем,  полки солдат без офицеров один за другим покидали
казармы,  заполняя  улицы.  Некоторых  офицеров  арестовали, были  отдельные
случаи  их  убийства.  Остальные  бежали,  столкнувшись  с  явно  враждебным
отношением   и  недоверием   солдат.  Повсюду   к   войскам   присоединялись
гражданские.  От  окраин  к центру города двигались огромные толпы  рабочих.
Вскоре поступили сообщения о  столкновениях  с  полицией. С колоколен и крыш
домов полицейские обстреливали из пулеметов движущиеся толпы...
     - Отказавшись   взять  в   свои   руки   инициативу,  Дума   стала
неофициальной  организацией  наравне  с Советом рабочих депутатов, который к
тому времени только-только начал набирать силу... В столице уже возникло два
центра  власти, обязанные  своим  существованием  революции. Дума  на  своем
неофициальном  заседании назначила Временный комитет  в качестве  временного
руководящего  органа.   Состав  Временного   Комитета:   Родзянко,  Милюков,
Керенский,  Шидловский,  Шингарев и другие  - всего 13 человек. Представлены
были все партии, кроме крайних правых.
     Керенский записывает далее (того же 27 февраля):
     - В  час  дня  солдат  около Думы еще  не было.  Потом появились -
растерянные, без офицеров;  выстроились на противоположной стороне улицы. Не
медля ни минуты,  не накинув даже пальто,  я кинулся  через главный вход  на
улицу. Подбежав к центральным  воротам, я от  лица Думы  выкрикнул несколько
приветственных слов. (Интересно бы знать, сколько депутатов оставалось еще в
Таврическом  дворце  - ведь  предшествующей  ночью  Дума  была  распущена  и
провинциалы,  вероятно,  поспешили  вернуться  домой  -  Л.О.)...  появились
Чхеидзе,  Скобелев и другие... Я попросил  солдат следовать за мной в здание
Думы,  чтобы  разоружить охрану  и  защитить  Думу,  если  она  подвергнется
нападению  войск, сохранивших  верность правительству. Я  опасался,  что для
разоружения  охраны придется прибегнуть  к силе, однако, она разбежалась еще
до нашего появления. Я передал командование охраной какому-то унтер-офицеру,
объяснив, где следует расставить часовых.
     - Вернувшись  в  Екатерининский  зал,  я  обратился  к заполнившей
здание толпе (вовсе не депутатов Думы - Л.О.). У этих людей,  пришедших сюда
из  всех  районов  города,  не было  ни  малейших  сомнений,  что  революция
совершилась. Они хотели знать, как мы  собираемся поступить со  сторонниками
царского режима... Я объяснил, что  самых опасных из них возьмут под стражу,
однако толпа ни при каких условиях не должна брать в свои руки осуществление
закона. Я потребовал не допускать кровопролития...
     В  течение дня были  арестованы: Протопопов (явился сам),  Щегловитов и
Сухомлинов.
     - Подходящие к Думе солдаты не знали, что же им делать дальше. Они
посмели  не  подчиниться  своим  офицерам, но  не  решались  разбежаться  по
деревням, памятуя,  как  называют дезертиров. Ни в  Думе, ни в ее  Временном
Комитете не оказалось ни одного авторитетного офицера, который мог бы  взять
на  себя  командование взбунтовавшимся гарнизоном, как это  сделал в  Москве
подполковник Грузинов, он же председатель Московского земства.
     Зная, что  социалистические партии - эсеры  (социалисты-революционеры -
с.-р.)  и  эсдеки  (социалисты-демократы - с.-д. - меньшевики и  большевики)
пользуются уже заметным влиянием среди бастующих рабочих и солдат, Временный
Комитет решил включить  в состав будущего правительства представителей  этих
партий.   Но   социалисты  не   хотели   становиться   членами   буржуазного
правительства  ,  хотя  и  готовы  были с ним сотрудничать  на  данном этапе
буржуазной революции . Они  решили  создать  Совет  Рабочих депутатов.  Член
Думы, меньшевик  Скобелев попросил у Родзянко выделить  помещение для  этого
Совета в  Таврическом дворце. Была  им предоставлена  сначала комната, потом
кабинет и зал заседаний.
     Это решение было неудачным:
     - В глазах  политически неискушенны обывателей, - пишет Керенский,
-  из-за  непосредственной  близости  Совета  к  новому  правительству  этот
институт  (впоследствии)  представлялся  им  в  какой-то  мере  равнозначным
правительству и посему обладавшим властью в пределах всей страны...
     - Инициаторы создания Совета, дабы не  терять времени,  установили
обратный порядок организации: сначала объявили себя Временным Исполкомом еще
не существующего Совета, а  затем  разослали  по  заводам  просьбу присылать
своих   представителей   в  Совет  Рабочих  депутатов.  Большевики   сначала
отказались в этом участвовать, но потом прислали Молотова и Шляпникова.  Они
предложили пригласить  и представителей  солдат (по 1 человеку от  роты).  В
результате уже к вечеру 27 февраля Петроградский Совет  Рабочих и Солдатских
депутатов собрался в количестве 3-х тысяч своих членов, из которых около 2-х
тысяч  оказались  солдатами.  (В  гарнизоне  насчитывалось  около 200  тысяч
человек,  в  роте  - около 100  -  Л.О.). Совет избрал  10  человек  в  свой
Исполком, предоставив ему право расширять свой состав путем кооптации. Что и
было  сделано  с претензией на всероссийское руководство народом под  хорошо
известным названием ВЦИК (Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет).
Первым же  решением  ВЦИК  была  объявлена готовность  поддерживать  будущее
Временное Правительство, но...  до  тех пор, пока оно  не посягает  на права
рабочих, завоеванные в результате революции .
     Впоследствии  именно  Совет  Рабочих  и  Солдатских  депутатов  и  ВЦИК
добились восстановления дисциплины на военных заводах и  в казармах, а также
порядка   на   улицах  города,   создав  рабочую   милицию,   что  Временное
правительство сделать не сумело.
     К исходу дня 27 февраля весь Петроград перешел в руки восставших войск.
Прежняя  государственная   машина  прекратила   работу,   здания   некоторых
министерств и  правительственных  учреждений  были заняты силами  революции:
штаб-квартира охранки, полицейские участки, суды были сожжены.
     Керенский, не без тревоги замечает:
     - Временами  стихия  толпы  принимала столь  мощный  размах,  что,
казалось,  вот-вот  захлестнет всех нас.  Но, мало-помалу,  напор ее стихал,
давая нам  несколько минут  передышки... Таврический  дворец более напоминал
военный  лагерь,  нежели законодательный  орган. Повсюду виднелись  ящики  с
боеприпасами, ручные  гранаты, пирамиды  винтовок, пулеметы.  Во всех  углах
расположились солдаты, среди которых, к сожалению, почти не было офицеров.
     - На  случай  необходимой  обороны,  - продолжает  Керенский, -  к
вечеру  27-го  создали Военную  Комиссию ,  в  которую  вошли  первоначально
несколько  штатских,  обладающих  хоть какими-то познаниями в  военном деле,
горстка  офицеров  и  рядовых  солдат,  а  также  Родзянко  и  я.  В  момент
формирования Комиссии подошел 1-й резервный пехотный полк,  включая офицеров
и во главе с полковником.
     Прежнее правительство перебралось в Адмиралтейство под защиту  войск  и
артиллерии, прибывших из Гатчины...
     - Помилуйте, Александр Федорович! Какие войска из  Гатчины? Что за
фантазия?  Керенский  понятия  не  имел,  что  происходило  в  городе!  Одна
коротенькая фраза...  Далее в своих мемуарах он (уже двумя фразами) отрицает
существование   обстоятельства,  представлявшего   очень  серьезную   угрозу
подавления революции. Вот эти две фразы:
     - Царь  приказал  ген.  Н.И.  Иванову,  герою  первой  Галицийской
кампании, во главе специального армейского подразделения захватить Петроград
и восстановить там  порядок.  Но по прибытии на рассвете  1  марта в Царское
Село подразделение разбежалось, и генерал вернулся в Ставку.
     Постараемся восстановить истинную картину обоих событий.
     Начну со второго, более важного. Вот в моем кратком пересказе важнейшие
факты:
     - С ген.  Ивановым по железной  дороге к Петрограду  двигалось  не
армейское  подразделение,  а   батальон  (~500  чел.)  личной  охраны  царя,
безусловно, ему преданный. Эшелон Иванова шел через станцию Дно - по  другой
железной дороге, чем поезд царя, проходивший по Николаевской железной дороге
через ст.  Бологое.  Это разделение двух  маршрутов было решено ночью  перед
отправлением, в поезде царя. Знали об этом только  самые приближенные к царю
люди. Тем не  менее, узнали об этом в Петрограде, и  батальон был остановлен
железнодорожниками  на ст. Вырица, в  30 км от Царского Села. Иванов,  один,
приехал в  Царское  пассажирским поездом (1 марта).  На  вокзале он  получил
телеграмму Алексеева о том, что в Петрограде  наступило полное спокойствие и
дело  можно закончить  мирным путем .  Иванов  Алексееву  не поверил,  хотел
привести  свой  батальон пешим ходом и собрать  в Царском  Селе  все  верные
престолу  силы. Однако царица, опасаясь за больных детей, на это согласия не
дала.
     2 марта  Иванов получил телеграмму  от царя  из  поезда: Прошу до моего
приезда и доклада мне  никаких мер не принимать . После чего Иванов вернулся
в Вырицу. А царский  поезд тоже  вынужден был остановиться  и направиться  в
Псков,  где   располагался   штаб  командующего  Северным  фронтом  генерала
Рузского. Самое интересное  и непонятное  в  экспедиции Иванова  то, что его
эшелон  вышел  из Могилева (где  располагалась  Ставка)  лишь в час  дня  28
февраля,  на 8 часов позже, чем предполагалось. Вполне возможно, что если бы
он выехал вовремя, то эшелон успел бы проскочить в Царское Село.
     Телеграмма Алексеева  производит  странное  впечатление (а он  ее текст
послал  и  всем  командующим  фронтами).  Конечно,  можно  предположить, что
Алексеев получил от кого-то заведомо неверные сведения о том, что происходит
в  столице. Но как он мог  этому поверить (и  не проверить), когда в течение
3-х  предшествовавших  дней  в  Ставке  было  получено  целых  8  панических
телеграмм: две от Родзянки, две от командующего военным округом Хабалова, от
кн. Голицына и две - от императрицы.
     Похоже, что ген.  Алексеев посылал  заведомо  ложную  информацию.  Чего
ради? Ради  того,  чтобы избежать кровопролития  в  Петрограде и... избежать
подавления революции! Поскольку лишь революция могла заставить царя отречься
от  престола.  На   отречении  настаивала  Дума,  отречения  царя  требовала
гражданская  ответственность. И  таким  же  было  настроение  фронтовиков  -
главным образом, по причине подозрения царицы в пособничестве немцам.
     Теперь я попрошу Александра Ивановича Спиридовича рассказать о том, что
происходило  в  Петрограде  и  осталось  неизвестным  находившемуся  там  же
Керенскому.
     На столе  лежит недавно  изданная книга его Воспоминаний ,  а в  кресле
перед  моим  мысленным  взором  -  их  автор.  Он, конечно,  очень похож  на
фотографию  бравого  генерала  с  лихо  закрученными  вверх  усами,  которая
украшает обложку  его  книги... Только  выражение  его  лица  не  бравое,  а
горестное. Я ему невольно  сочувствую - верный служака  Государю, каково ему
теперь?
     Но не из сочувствия генералу, а справедливости ради я должен включить в
эту главу рассказ его о мытарствах верных присяге солдат и офицеров. А также
о бездарности  и  постыдной  панике, овладевшей всем  военным  командованием
столицы. Вот этот рассказ с некоторыми, несущественными, сокращениями:
     - Военный министр, генерал Беляев,  передал  командование войсками
Петрограда  боевому   генералу  Занкевичу,  который  на  фронте   командовал
лейб-гвардии Павловским полком.
     - Собрав офицеров, Занкевич старался узнать истинное настроение их
и солдат в частях. Офицеры не  надеялись, что солдаты пойдут против Думы. Да
и сами  они, офицеры,  не были сторонниками  правительства. Генерал приказал
собраться во дворе Зимнего дворца тем частям, которые находились поблизости.
Во  дворе  собрались:  две  роты  Преображенского  полка, запасной  батальон
Павловского  полка, рота Запасного батальона 3-го  Гвардейского  стрелкового
полка и рота Запасного Кексгольмского полка (порядка тысячи человек - Л.О.).
     - Генерал Занкевич вышел к отряду,  поздоровался и  рассказал, что
происходит в городе. Говорил, что если  революция победит, от этого выиграют
только  немцы.  Значит, войскам надо  подавить революцию,  послужить царю  и
доказать ему верность гвардии.
     Выставили  часовых, выслали  патрули.  Ни о  каком-либо наступлении  на
бунтовщиков  высшее  начальство и  не думало.  Не  было никакого  плана, что
делать. Ни Хабалов,  ни Беляев никаких приказаний  не давали.  Тянулись часы
ожидания чего-то. Изредка по телефону сообщали,  что такая-то часть, которую
ожидали, не  придет.  Это вызывало разговоры. Настроение солдат  и  офицеров
было  тревожное.  Роты преображенцев  ушли ужинать в казармы и не вернулись.
Пошли с музыкой в свои казармы павловцы , и тоже не вернулись...
     - Тревожным было настроение у  оставшихся в распоряжении Занкевича
частей... Генералы решили, что отряд надо перевести в здание Адмиралтейства.
Там будет ближе к градоначальству. Туда подойдут еще какие-то части.
     - Войска вошли в ворота южного фасада.  В это крыло здания,  кроме
генералов  Беляева  и Занкевича, перешло все  высшее военно-административное
начальство: генерал Хабалов со  своим начальником штаба, градоначальник Балк
с помощниками, начальник жандармского дивизиона генерал  Казаков. Начальства
было  много,  но  оно  не  знало и не понимало, что надо делать. На одном из
дворов Адмиралтейства находилось сорок пулеметов Первого пулеметного  полка,
о которых как будто забыли. Высшие начальники были растеряны.
     - Руководил обороной Занкевич. Генерал Хабалов пояснял, что отряду
надо продержаться  до вечера  28-го  числа,  т.е. до того  времени,  когда с
фронта прибудет целая дивизия. Он был уверен, что в городе восстало около 40
тысяч человек и справиться  с этой силой  может  только дивизия (10-20 тысяч
солдат -  Л.О.). Около 11  часов приехал  вел. кн.  Кирилл Владимирович.  Он
только что был в офицерском собрании преображенцев , и там  ему сказали, что
они признали  власть Комитета  Государственной Думы. Князь с  горечью сказал
Занкевичу об упущенном времени и оценил положение как безнадежное.  Приезжал
и генерал-адъютант Безобразов. Он  дружески советовал генералу  Занкевичу не
заниматься обороной Адмиралтейства, на которое никто и не думает  наступать,
а  самим  быстро перейти в наступление. Если вы не  перейдете в наступление,
все  пропало ,  -  говорил  он.  С  Безобразовым  не  соглашались.  В  какое
наступление, против кого, ведь правительства нет?! Безобразов уехал.
     - Около полуночи ген. Занкевич обошел посты. Настроение солдат ему
показалось ненадежным. Он стал убеждать Беляева, что погибать с честью лучше
всего, обороняя Зимний дворец как символ царской власти. Надо уйти с отрядом
в Зимний.  Беляев согласился.  Поговорили  с Хабаловым. Тот тоже согласился.
Началось  шествие в  Зимний  дворец...  Странным  было  это  шествие,  точно
похороны, как выразился один из его участников. Войска вошли во двор дворца.
Дворец  у  всех поднял настроение.  Занкевич распределил отряд и организовал
караулы и оборону... Потянулось скучное  время в  ожидании чего-то. Оно было
нарушено  известием, что  эскадроны  запасного  гвардейского  кавалерийского
полка уходят.  К командиру полка явились  делегаты и  заявили, что эскадроны
без пищи и фуража, что они не хотят офицерам смерти, но и себе не хотят того
же,  и потому  решили  идти  пешим  порядком  обратно  в  Новгород, где  они
квартировали...
     - Около  трех  часов  ночи  во  дворец  приехал  вел.  кн.  Михаил
Александрович. Ему не удалось уехать  в Гатчину и он приехал переночевать во
дворец.  Вскоре  князь  пригласил  к себе  генералов Беляева и  Хабалова. Он
просил их увести войска  из дворца, заявив, что не  желает, чтобы стреляли в
народ  из  дома  Романовых.  Генералы  ушли,  и  Беляев  отдал  распоряжение
Занкевичу  очистить  дворец  от  войск  и снова  перейти  в  Адмиралтейство.
Оставление дворца по приказу брата Государя подействовало на всех удручающе,
особенно  на офицеров. Никто  -  ни правительство,  ни  брат  Государя  - не
поддержали верных долгу и присяге людей, более того, каждый мешал им...
     - Из-за полного  бездействия  правительства  к  вечеру 27  февраля
почти весь Петроград был во власти революционного движения. По улицам ходили
толпы солдат и  вооруженных рабочих. Повсюду  велась беспорядочная стрельба,
главным образом подростками... Над городом  стояло зарево. В Литейной  части
горело жандармское управление. В Александро-Невской - догорал  Окружной суд,
горела  тюрьма Литовский замок .  Выискивали  и  избивали городовых.  Ходили
слухи, что полиция стреляет  из пулеметов с  крыш и с чердаков. Под покровом
темноты  в разных  концах города толпы  разнузданных  солдат  и всякого люда
осаждали  казармы, где находились еще не  присоединившиеся к ним  части... К
ночи в бунт были вовлечены солдаты почти всех запасных частей...
     - Ночь  на  28   февраля.  Отряд  преданных  Императору,  -  пишет
Спиридович,  -  снова  в  здании Адмиралтейства.  Опять расставлены  посты и
пулеметы,  два  орудия  у  главных   ворот.  Светало.  Из  окон  была  видна
собирающаяся  толпа. Около  9 часов утра Хабалова  вызвал к прямому  проводу
ген.  Иванов из Могилева... Настроение Хабалова и Беляева стало удрученным -
Иванов  еще  и  не выезжал  из  Могилева! Упало настроение  и  младших чинов
отряда. Один из ротных командиров, хороший  и храбрый  офицер,  Георгиевский
кавалер, явился к полковнику Фомину и просил отпустить его домой по болезни.
Стали говорить откровенно. Правительство сбежало, бесцельные, противоречивые
распоряжения высшего начальства, агония какая-то, - так разъяснял просивший.
- Не отпустите - все равно уйду. За мной уйдут и другие, а тогда все пропало
.  Удерживать  не  хватало  духу. Рота  была  сдана офицеру,  следующему  по
старшинству. А через  несколько минут кто-то крикнул, что артиллерия уходит.
Началось волнение в  ротах Петроградского  полка,  стоявших  в вестибюле. Их
удалось временно уговорить, успокоить...
     - В  12 часов (28  февраля)  к генералу Хабалову явился офицер  от
морского министра Григоровича с требованием  во  избежание разрушения здания
Адмиралтейства  орудиями Петропавловской  крепости, чем  угрожают оттуда,  -
очистить здание  от  войск.  Генералы  стали  совещаться. Все  склонялись  к
роспуску войск. Возник вопрос, как уходить: с оружием или без оружия. Кто-то
предложил сложить оружие в здании  Адмиралтейства  и  разойтись, как частным
лицам. Командир стрелков просил разрешения выйти с оружием.  Беляев разрешил
уходить, кто как хочет...  Стали  расходиться.  Некоторые офицеры и  солдаты
поодиночке  отправились в Царское Село,  надеясь там найти центр  для  сбора
верных Государю войск. Туда же  направилась одна  из  рот  лейб-гвардейского
Петроградского полка.
     - В  4  часа  дня  вооруженная  толпа  хлынула в  Адмиралтейство и
арестовала находившихся  там  генералов:  Хабалова,  Беляева  и  других.  Их
отвезли в Таврический дворец...
     Вот так, Александр Федорович, с такими мытарствами все это происходило.
А не так просто правительство перебралось в Адмиралтейство , как Вы изволили
написать.
     Но  вернемся  теперь  к   прерванному  моим  возмущением  свидетельству
Керенского:
     - В  ночных  дебатах  (ночь  на  28  февраля  -  Л.О.)  мы  (члены
Временного Комитета  -  Л.О.)  оценили  необходимость немедленного  создания
Временного правительства; иначе Совет Рабочих  депутатов может провозгласить
себя  верховной  властью России. После  долгих колебаний Родзянко согласился
принять   пост   Председателя  Временного  Комитета,  который  до   создания
Временного правительства брал на себя верховную власть в стране.
     (Собственно говоря, Комитет уже  существовал, как некий аморфный Совет,
не наделенный властью и не имевший своего председателя - Л.О.).
     Вслед за временным Комитетом Думы, свою Военную Комиссию создал и Совет
Рабочих  и Солдатских депутатов. Она  быстро наладила тесные  связи со всеми
районами столицы.
     Керенский продолжает рассказ (от третьего лица):
     - К утру  1-го марта  работа  по  созданию  нового правительства и
выработка  его  программы были, в  основном, закончены. Однако сам Керенский
оказался в трудном положении: ему был предложен портфель министра юстиции, а
он, в то же время, хотя и лишь  формально, являлся заместителем председателя
Совета Рабочих  депутатов. Керенский принял  решение войти  в правительство.
Членам  Исполкома  не  удалось  его  отговорить.  А  Совет  на  одновременно
происходившем  пленуме  не только поддержал Керенского, но даже его пронесли
на руках через Думу к двери Временного Комитета.
     - Там  шла лихорадочная  работа над завершением правительственного
манифеста  и  формированием  министерств.  Вопрос о верховной исполнительной
власти в повестке дня не стоял. Большинство Временного Комитета Думы все еще
считало  само собой разумеющимся,  что  до  достижения  наследником престола
Алексеем  совершеннолетия вел.  князь Михаил  Александрович  будет исполнять
функцию регента.  В ночь  с 1 на  2  марта почти  единогласно  было  принято
решение,    что   государственное   устройство   страны   будет   определено
Учредительным собранием.
     - 2-го марта в  4 часа дня Гучков и Шульгин отправились в качестве
делегации Временного Комитета  в  Ставку, чтобы потребовать  отречения царя.
Царь отрекся, но не в пользу сына, а в пользу своего  брата  Михаила. Михаил
Александрович  принять  корону  отказался,  опасаясь   возможных   для  него
последствий. Он заявил, что  согласится, если  Учредительное собрание примет
решение о сохранении монархии. Таким  образом, Россия на неопределенный срок
осталась  без царя. Это  осложняло ситуацию и потому было решено  немедленно
опубликовать состав  правительства,  включая  и его Председателя, а вопрос о
монархии оставить Учредительному собранию.
     Запишу  теперь  то, что  происходило  в Ставке  (Могилев),  а  затем  в
г. Пскове,  где находился Государь  в эти судьбоносные  для  России три
дня. Опять использую свидетельство генерала  Спиридовича. В  архиве Главного
штаба  хранились тексты  и указания времени  всех  распоряжений, телеграмм и
разговоров по беспроволочному телеграфу. Спиридович по своему положению имел
доступ ко  всем записям.  Это не имеет прямого  отношения  к  теме  книги. В
описываемых  событиях  интеллигенция  не  участвует, но обойти  их молчанием
невозможно.  Ограничусь  самым кратким хронологическим перечнем.  Стоящая за
ним трагедия не нуждается в разъяснении.
     28  февраля 1917 г.  Ген. Алексеев  передает  командующим  Северного  и
Западного фронтов, генералам Рузскому и  Эверту  приказ Государя высласть по
бригаде  пехоты  и по бригаде кавалерии,  а также  по  пулеметной  команде в
Петербург (бригада - это 2 или 3 дивизии - до 50 тысяч человек). В ночь на 1
марта Алексеев рассылает  упомянутую ранее ложную  телеграмму  об успокоении
столицы.
     1 марта. В 11 ч. Утра связь Ставки с Царским Селом прервана. Поезд царя
в пути, направляясь в Царское - с ним связи тоже нет.
     4 ч.  дня. В Ставке известно,  что царскому поезду пришлось отступить в
Псков. Алексеев  телеграфирует  туда  Рузскому для передачи царю: Подавление
беспорядков  силой  при нынешних условиях опасно и приведет Россию и армию к
гибели .
     7 ч. вечера. Царский  поезд прибывает в Псков (на  вокзале его никто не
встречает!). Рузской докладывает положение на фронте.
     9  ч.  вечера.  Доклад о ситуации  в  Петербурге. Рузской настаивает на
необходимости дарования манифестом ответственного перед Думой правительства.
Доклад прерывается срочной телеграммой Алексеева. Она заканчивается словами:
Я признал необходимым призвать ответственное  перед  представителями  народа
министерство, возложив его образование на Родзянко .
     Под  таким  давлением  царь   соглашается   и  диктует  соответствующую
телеграмму для Родзянко.
     Полночь. Рузской снова у царя  (в поезде).  Убеждает его отказаться  от
применения силы: остановить Иванова и вернуть на фронт идущие с него войска.
Царь соглашается  и на это.  Иванову отправляется известная нам  телеграмма.
Рузской и Эверт отдают приказы о возвращении войск (которых Хабалов напрасно
ждал в Адмиралтействе - Л.О.)...
     3  ч. 30  мин.  ночи. Начинается разговор Рузского по радиотелеграфу  с
Родзянко.   Рузской  сообщает,   что  Государь  согласен   на  ответственное
правительство, и что войска возвращаются на фронт. Родзянко утверждает,  что
уже  поздно  -  всеобщее  требование  отречения  царя.  Разговор  длится  до
6 ч. утра (2-го марта).
     2 марта. С  раннего утра Алексеев рассылает телеграмму всем командующим
фронтами  с предложением  сообщить  царю  через Рузского  свое  отношение  к
вопросу о необходимости отречения (такова тональность телеграммы).
     10  ч. утра.  Рузской  пересказывает  Государю  свой ночной  разговор с
Родзянко. Николай II сомневается, что народ одобрит его отречение.
     2  ч.  30 мин.  Прибывают одна  за другой  утвердительные телеграммы от
командующих фронтами. Рузской докладывает об этом царю.
     9  ч. 40 мин.  вечера. В Псков  приезжают  Гучков  и  Шульгин. Государь
вынужден отречься от престола. Он отрекается, но  не в пользу  своего сына -
законного наследника, а в пользу брата Михаила.
     Вот   так,   за  2   дня  оборвалось   300-летие  правления  Российским
государством династии Романовых (Михаил царем не станет).
     Но почему  Николай  II решил  нарушить  прописанную в Основных  Законах
Империи  процедуру  возможного  отречения  царя -  в  пользу  его  законного
наследника?
     Сначала он поступить  так не собирался, и даже составил текст отречения
для отсылки его в Думу. Этот  текст заканчивался фразой: ...Я готов отречься
от  престола  в  пользу  моего сына  с тем,  чтобы он оставался  при мне  до
совершеннолетия при регентстве моего брата Михаила Александровича...
     Но еще до приезда в Псков Гучкова и  Шульгина царь  спросил лейб-медика
С.П. Федорова:  Правду ли предсказывал Распутин,  что  если царевич  Алексей
проживет  до  17  лет,  то  совершенно выздоровеет? С.П. ответил, что  наука
говорит  о  болезни  наследника (гемофилия  - наследственная  по материнской
линии - Л.О.) следующее:  Может быть, Его Высочество проживет  и дольше, чем
мы  с  вами,  но может умереть каждую  минуту  от неожиданной  случайности .
Государь стал говорить,  как  он будет  жить с  сыном  после  отречения.  Но
Федоров заметил, что вряд ли это будет возможно - наследнику придется жить в
семье регента.
     Тогда, - как это записал Спиридович, - Государь решительно  заявил, что
никогда  не  отдаст  своего  сына  в руки  супруги  великого  князя,  причем
высказался о ней  очень  резко. Так же  он  и Гучкову  сказал,  что не может
расстаться с  больным  сыном  и добавил  совсем  не по-царски:  "Надеюсь, вы
поймете чувство отца" .
     Для   посланцев   Временного  комитета  важнее   всего  было   добиться
добровольного  отречения  Николая II  и  они были  вынуждены  согласиться  с
отречением  в пользу  брата. Впрочем, это ничего  не меняло.  Если  бы  царь
отрекся  в   пользу   сына,  Михаил   все   равно  не  дождался  бы  решения
Учредительного   собрания,  поскольку   этому  собранию   не  суждено   было
состояться. С монархией в России было покончено!

     ***


     Акт об отречении императора Николая II

     Ставка.  Начальнику  штаба.  В  дни великой  борьбы с  внешним  врагом,
стремящимся почти  три года поработить нашу Родину, господу Богу угодно было
ниспослать  России  новое тяжелое  испытание. Начавшиеся внутренние народные
волнения грозят катастрофически отразиться  на ведении войны. Судьба России,
честь героической  нашей  армии,  благо народа,  все будущее дорогого нашего
Отечества  требуют  доведения войны во  что бы то ни  стало до победоносного
конца.
     Жестокий  враг  собирает  последние  силы,  и  уже  близок  час,  когда
доблестная  армия  наша,  совместно со  славными  нашими  союзниками,  может
окончательно сломить врага. В эти  решительные дни в  жизни  России мы сочли
долгом совести облегчить народу нашему тесное  единение и сплочение всех сил
народных для скорейшего  достижения победы  и, в согласии с  Государственной
Думой, признаем мы за благо отречься от  престола  государства российского и
сложить с себя верховную власть.
     Не  желая расставаться с любимым сыном нашим, мы передаем наследие наше
брату нашему великому князю  Михаилу Александровичу  и благословляем  его на
вступление на престол государства российского.
     Заповедуем  брату нашему  править делами  государственными в  полном  и
нерушимом единении  с представителями народа  в законодательных учреждениях,
на тех началах, которые  будут ими  установлены, принеся  в  этом  нерушимую
присягу.
     Во имя  горячо любимой Родины призываем  всех верных сынов  Отечества к
исполнению своего святого долга перед ним повиновением царю в тяжелую минуту
всенародного испытания  и помочь ему вместе с представителями народа вывести
государство российское на путь победы, благоденствия и славы.
     Да поможет России Господь Бог!
     г. Псков. Николай. 2 марта. 15 часов 1917 г.
     (По просьбе царя, для Истории, день и  час были указаны задним числом -
когда  после  доклада Рузского о телеграммах командующих  фронтами  он решил
отречься от престола).
     Верховное  главнокомандование  после отречения царя было,  естественно,
возложено на Начальника генерального штаба генерала Алексеева.

     ***

     Уважаемый  читатель, я сейчас хочу с тобой поделиться моими догадками о
том, что стояло за отречением Николая II.
     Нигде в  современных  трудах  я не  встретил удивления  тому, что  меня
поразило  при первом знакомстве  с  Актом  об отречении  .  Он адресован  не
народу, не  гражданам  России,  а  начальнику Генерального  штаба Алексееву.
Почему?
     Позже  из  Воспоминаний  Анатолия  Федоровича Кони  (их  я  поместил  в
Приложении к этой  главе) я узнал, что и он был удивлен  таким адресованием.
Один  из  абзацев  у  Кони  начинается  словами:  Умно  и  даже  трогательно
написанный отказ от престола, почему-то адресованный начальнику штаба...
     Действительно, почему?
     Я попытался представить себе, что передумал российский Император  за те
12  часов  2-го  марта 1917  года  между  10 часами утра,  когда он  сообщил
Рузскому о своем согласии на отречение и встречей с Гучковым и Шульгиным.
     Представляю, читатель, на твой суд логику моих размышлений:
     - Сначала   он,  естественно,   с  горечью  подумал  о  полученных
одновременно,  единодушных  настояниях  всех  командующих  фронтами.   Такое
совпадение не может быть случайным. Организовать его мог только Алексеев! За
что  он так ненавидит царя? Ну, Рузской,  который  даже  не  встретил его на
вокзале в Пскове - с ним все понятно! Он смертельно  обижен  на меня за  то,
что Начальником штаба я назначил  не его, так отличившегося в боях на  Южном
фронте,  а  Алексеева.  Но почему  интриговал против  него сам Алексеев?  Не
прошло  и двух  недель,  как  он  вернулся из  Крыма, куда  был  выслан  под
предлогом болезни  . Это  случилось 12-го  ноября прошлого  года. На высылке
настояла императрица, которая в тот же день приехала в  Ставку с  дочерьми и
Вырубовой. Мы ведь знали, что Алексеев сговаривался  с князем Львовым, чтобы
заставить меня отослать Аликс  в Англию.  Они все, эти либералы,  ополчились
против нее, ненавидели, клеветали...
     Значит,  Алексеев  был   так   оскорблен   своим  принудительным  почти
3-месячным отдыхом в Крыму,  что, вернувшись, стал  душой заговора  с  целью
добиться отречения? Нет, этого мало, да и начал  он  интриговать против меня
раньше.  Ведь,  конечно, Алексеев  задержал  эшелон  Иванова на  8  часов  в
Могилеве.  Наверное, он  же  сообщил  в Петроград,  каким путем поедет  этот
эшелон.  Когда мы  тогда  ночью  перед  отъездом из Ставки договаривались  о
разведении  наших маршрутов, Алексеев участвовал в разработке этого плана...
А эта ошибочная его телеграмма о том, что в Петербурге все успокоилось! Было
это действительной ошибкой или умыслом, чтобы остановить Иванова?
     Повсюду  видна  рука  Алексеева  -  недаром  он  дружит  с  Гучковым  -
заговорщиком...
     Революция и отречение  - дело его рук. И  весь  хаос,  который  за этим
последует...  Я  не  буду  унижаться оглашением его предательства, -  думает
Николай, -  но сделаю так, что История сможет  назвать имя того, кто погубит
Россию, - я адресую ему, ему, а не моему народу, отречение от престола...
     Возможно,  что  царь  так  не  думал,  но  ведущая   роль  Алексеева  в
принуждении царя к отречению мне кажется ясной. И дело, конечно,  не в обиде
за   высылку  в  Крым.  Просто  ген.  Алексеев  лучше,  чем  кто-либо,  знал
некомпетентность, слабость и равнодушие  царя и понимал, что все это ведет к
поражению в войне - отсюда необходимость заменить его хотя бы на брата...
     Поддержка Временного Комитета и Думы. Надежда на Учредительное собрание
и Конституционную монархию -  вот что,  как мне кажется, направляло действия
генерала Алексеева.  И своим успехам Февральская революция в немалой степени
обязана этим действиям.
     Для завершения главы приглашаю нашего в высшей степени  интеллигентного
свидетеля   двух   революций,   художника   Александра   Бенуа,   поделиться
впечатлениями  от первых  дней Февральской революции. На  столе  у  меня его
книга Мой дневник (1916-1918 гг.) М., 2003 г.
     Вначале записи кратки, и, я  бы сказал, носят отстраненный характер. Но
с каждым днем становятся все подробнее, все эмоциональнее и пространней. Так
что,  ввиду   необходимости  ограничения  объема  книги,  я  буду   вынужден
довольствоваться лишь  фрагментами из  его заметок. Впрочем, надеюсь, что  в
следующей   главе   смогу   уделить  живому  рассказу  этого  замечательного
наблюдателя, а затем  и  участника событий,  больше места. Итак,  пока что в
рамках Февральской революции:
     Четверг, 23 февраля 1917 г.
     - Сегодня состоялся большой обед у  Палеолога (французский посол -
Л.О.).  Начинает твориться  что-то неладное! На Выборгской стороне произошли
беспорядки из-за хлебных затруднений (надо только удивляться, что они до сих
пор  не  происходили!).  Граф  Робъен  видел из  окон посольства,  как толпа
рабочих на литейном мосту повалила  вагон трамвая и стала строить баррикаду.
Навстречу им  поскакали жандармы и произошла  свалка.  Разобрать  дальнейшее
было трудно...
     С  Робьеном я простоял добрых четверть  часа в амбразуре одного из окон
гостиной. Оттуда  мы украдкой, слегка раздвигая занавески, могли  следить за
тем, что  происходило  на  Литейном мосту. Однако  из-за темноты трудно было
различить,  что именно  там творится;  видно  было,  что непрерывно движутся
какие-то  массы  в  направлении  города.  Робьен,  с  виду  такой  веселый и
кажущийся  беспечным,  очень  мрачно настроен.  Больше всего  он  обеспокоен
финансовой стороной: 80 миллиардов долга! Никогда он не будет выплачен!..
     Пятница, 24 февраля
     - Днем  Эрнст  с  нашими  девицами  в  Александринском  театре  на
генеральной репетиции Лермонтовского Маскарада , постановку которого Головин
готовил  много  лет  в  тесном  сотрудничестве   с   Мейерхольдом.  То,  что
получилось, говорят  и Эрнст, и  наши барышни, превосходит  все  до сих  пор
виденное по роскоши, но и по безвкусию... По выходе из театра  наша молодежь
видела, как казаки разъезжали по тротуарам Невского и разгоняли густые толпы
народа. Решительно, это  начинается!  Говорят, что  даже кое-где в городе  и
постреливали...
     Суббота, 25 февраля
     - Акица (жена А. Бенуа - Л.О.) снова  была  в банке,  но поспешила
его  покинуть,  ничего  не  успев  сделать, так как  пронесся слух,  что все
магазины,  в  ожидании беспорядков, уже закрываются, что закроют  и банк,  а
главное,  что  после  полудня  через мост на  Васильевский  остров не  будут
пускать.  -  К обеду  Эрнст. Он был на Невском и  видел,  как  конные войска
оттесняли во всю ширину улицы  толпу  в сторону Николаевского вокзала. В том
же направлении раздавались  выстрелы. Говорят, что солдатам теперь приказано
ложиться на землю, дабы лишить их возможности стрелять в воздух. Другой слух
- более чудовищный (и если  это окажется правдой,  то события могут получить
грозный оборот), будто по крышам домов расположены городовые, которые должны
производить  по  скопищам стрельбу из пулеметов... Мне, однако, кажется, что
все  еще может обойтись . С  другой стороны, не подлежит сомнению, что нарыв
созрел вполне и что так или иначе он должен лопнуть...
     Какие мерзавцы или,  вернее, идиоты все же кто довел страну и  монархию
до такого кризиса!
     Воскресенье, 26 февраля
     - Пишу красками фигуру  Зимы, но работа не  клеится, я начинаю все
более заражаться общей тревогой.
     - К завтраку  Коля  Лансере, с которым  мы обсуждали (точно ничего
грозного вокруг не творится)  грандиозный заказ  М.  Горчакова. - Днем Браз.
Вот он крайне встревожен. - Около четырех Этьен де Бомон... Мы расположились
было посидеть в приятной беседе час-другой вокруг чайного прибора, как вдруг
явился наш швейцар с известием, что через час, по распоряжению  полиции, все
мосты будут разведены. Бомона мы поручили Бразу, и они  поспешили удалиться.
К Гессенам  на  обед мы, разумеется, не  решились отправиться, хотя они  (по
телефону) очень настаивали на нашем приезде, уверяя, что ничего не будет . -
К чаю Саша Яша, Яремиги, Добужинский, Шейхель. Все крайне возбуждены и никто
не  питает  иллюзий насчет  успеха  революционного  движения. Представляется
более вероятным, что полиция и штыки подавят  мятеж. Но о  мятеже, во всяком
случае, можно  вполне говорить как о факте уже свершившимся. Безумец Костя с
сестрой Анютой и Вальполем все же отправились  во французский театр (звали и
нас по телефону).
     Понедельник, 27 февраля
     Чудный ясный день.  Я воспользовался этим, чтоб начать рисунок лета  на
холсте, однако работа никак не клеилась... Оторвала от работы чета Лебедевых
- оба  донельзя возбужденные. Анна Петровна - сущая Жанна д'Арк или Шарлотта
Корде! Она горит желанием убить Николая . Он же, Сергей Васильевич, особенно
встревожен тем, что беспорядки могут привести к миру, а мир - к закрытию его
ядо-газового завода.
     - Вечером опять хлынула волна революции . Зашедший  к чаю  Аллегри
рассказал,  чему  он был очевидцем  вчера,  когда  он, этот  шалый  человек,
движимый ненасытным любопытством, вместе  с сыном Петей отправились  рыскать
по  городу. Особенно их поразила атака,  произведенная конными жандармами на
толпу рабочих с примкнувшими к  ним солдатами! Пройдя Конюшенный переулочек,
выходящий на  Екатерининский канал, они принуждены были остановиться - и тут
заметили, что  прохожие люди  от  чего-то прячутся  - это  они прятались  от
выстрелов, долетавших  с Невского. И там  же  через канал,  они  видели, как
ринулись в направлении к Царицыну лугу жандармы, как враги , а толпа рабочих
встретила их выстрелами. Они  видели  и  то, как жандармы пустились обратно,
причем  некоторые  падали с  коней!  Накануне тот  же Аллегри был свидетелем
того, как у памятника Кутузову перед Казанским собором солдат выхватил саблю
из рук крайне возбужденного офицера, как раз когда тот  обратился с речью  к
толпе,  и  переломил  саблю  на  своем  колене.  Тут же  толпа чуть  было не
линчевала какого-то штатского, вздумавшего фотографировать Кодаком другого (
левого ) оратора...
     - Масса  слухов  сообщается  по  телефону.   Будто  осаждают  (кто
осаждает?)  Государственную  Думу,  будто  она  даже  взята  (кем?).  Что-то
серьезное там, во всяком случае, происходит. Оливы с  Потемкинской сообщили,
что мимо  их  окон  все время  бродят кучки вооруженных  рабочих, человек по
десяти,  а то  и  с полсотни... Изредка  они стреляют,  но  в воздух  -  для
острастки.  Совершенно  достоверно, что взбунтовавшимися  полками  (какими?)
взят Арсенал  на Литейном, освобождены узники из тюрьмы ( Крестов )... горит
окружной  суд. Приказами  Государя  Дума и  Государственный совет распущены.
Однако на сей  раз  это не пройдет  , ибо уже выбрано нечто вроде Временного
правительства  (!!) из  12 лиц, в состав которого  вошли: Милюков,  Маклаков
(думский),  Родзянко  и  Керенский.  Только  что,  впрочем (сейчас десять  с
половиной  вечера) Добужинский  по  телефону передал, что этот  комитет  уже
распался.  (Напомню  читателю,  что  по  утверждению всех  более  близких  к
событиям лиц  к  концу дня  27-го  февраля  почти  весь  город  был в  руках
восставших  .  Бенуа  живут  на  Среднем  проспекте  Васильевского  острова.
По-видимому, это почти относится к их району - Л.О.)...  Продолжаю запись из
дневника Бенуа:
     - В  ответ на  вчерашнюю  телеграмму Госдумы (?) получены довольно
загадочные  ответы  -   от  ген.  Рузского:  Телеграфировал  Государю  и  от
Брусилова:  Мы  исполним  (sic!)  свой  долг  перед  родиной  и Государем  .
Истолковываются эти телеграммы как присоединение обоих  генералов к Думе и к
восстанию  (?)  Наконец, ходят слухи,  что  арестованы  Щегловитов, а  также
Беляев... Казаки отказываются стрелять и братаются с рабочими. Шейхель видел
даже  такую сцену (в субботу  около 5  ч. вечера)  у Николаевского  вокзала.
Полицейский  пристав  шашкой  зарубил  оратора-студента;  это  увидел казак,
проезжавший как раз мимо со своим взводом, отделился от товарищей, пробрался
через  густую толпу и,  в  свою очередь,  зарубил  пристава.  После этого он
закричал толпе: если из вас никто не выдаст, то мои  не выдадут - и поскакал
догонять свою часть.
     - Слух о взятии Крепости представляется мне  все же  вздорным. - Я
по-прежнему  спокоен (не  ощущаю  внутренней  тревоги - что  было бы  вполне
естественно), однако я и не разделяю оптимизма более доверчивых людей. Но во
что я решительно не  верю - так это в какую-то осмысленность всего того, что
творится, в какую-то планомерность. Еще новость, но уж очень нелепая:  будто
Протопопов назначен диктатором.
     - Сейчас около одиннадцати. На улице ни  души, но часа  два назад,
говорят,  стреляли недалеко от нас, на Среднем проспекте... Но все это носит
такой  спорадический характер!  Все так  неслаженно! И  сколько во всем этом
болезненной истерии! Каких-либо лозунгов еще не слышно. С моей точки зрения,
это  как-никак голодный бунт .  Все  дело в хлебе -  ведь хвосты у лавок  за
последнее время удлинились до жутких размеров. И каждый такой хвост клокочет
возмущением. А  это значит, что все дело в хлебе,  иначе говоря,  в войне, в
фактической невозможности ее продолжать - уже год  назад, когда  обнаружился
чудовищный недостаток в вооружении - не было возможности вести войну.
     Вторник, 28 февраля. А, пожалуй, это и РЕВОЛЮЦИЯ!
     Теперь и во  мне возникла тревога,  что  выразилось  уже  в том,  что я
проснулся в 6 часов.  Тревожность (скрываемая  изо  всех  сил) проявляется в
повышенной  раздражительности. Меня  злят наши  девочки,  слишком  беспечно,
шумно и весело воспринимающие события.  Уже за кофием Дуня взбудоражила всех
сообщением,  что  она  только  что,  высунувшись в окошко,  увидела, как  со
Среднего  проспекта к Тучкову мосту сворачивают один за другим автомобили  с
красными  флагами.   Толпа   (в   столь  ранний   час   наличие   толпы  уже
многозначительный симптом) их провожала кликами. В тот момент это  сообщение
показалось  нам чем-то чрезвычайным и ужасно грозным, но уже  к середине дня
такие же проезды  революционных колесниц стали явлением до того обычным, что
даже  потеряли всякую остроту  новизны и  успели  надоесть  . Вот и сейчас в
ясном морозном воздухе гулко гудит  проезжающий грузовик и слышны крики ура!
. Очевидно, опять мчится мимо нашего дома одна из бесчисленных партий солдат
и рабочих, вооруженных винтовками и  саблями наголо. Катят во  весь опор,  в
большинстве  случаев к  Тучкову мосту.  В  некоторых из этих самокатов сидят
вместе  с пролетариями сестры милосердия, а  то и просто какие-то дамочки, а
также штатские с красным  крестом  на  ручной повязки. Очень принято -  двум
солдатам  помоложе  лежать с  ружьем  в позе  прицела  на  колесных  крыльях
грузовиков.  Так  более  картинно,  в  этом  больше показной удали.  Публика
приветствует каждую такую повозку сниманием шапок и криками ура! .
     Продолжение записи того же дня
     - Соблазненный   главным   образом    божественно   ясной,   такой
праздничной погодой, я, наконец, часов  около одиннадцати  решил  пройтись в
сопровождении всей семьи и Стипа поглядеть поближе, что делается на свете. -
Мы  прошли по нашей 1-й линии до Невы и перешли по  льду к  Сенату -  причем
пришлось  карабкаться  по  снежному  завалу, засыпавшему  ступени  гранитной
пристани.  Оттуда  - по Адмиралтейской набережной к Дворцовому мосту и далее
мимо Университета по  1-й линии домой. Стип  бросил  нас  у адмиралтейства и
отправился,   мучимый  любопытством,  к   Невскому.  Акица,  возбужденная  и
радостная,  настаивала,  чтоб  и  мы  пошли с  ним, но я  уже успел устать и
предпочел вернуться.  Чего-либо сенсационного мы не видели, но  когда мы шли
зигзагами  протоптанной  между сугробами  тропинки  по льду  через Неву,  то
слышали несколько,  и  даже  много,  выстрелов;  казалось,  что  стреляют  у
Академии художеств.  На обратном пути по реке катилось  эхо  далекой тяжелой
пушечной пальбы. На  углу  1-й линии и набережной мы присоединились к кучке,
читавшей ходивший по рукам бюллетень, озаглавленный Известия . В них имелось
сообщение  с фронта, а  за ним  распоряжение Временного правительства: текст
приказа о роспуске Госдумы (уже показалось сегодня странным  увидать подпись
Николай  ) и  тексты двух телеграмм  Родзянки  царю  с  предостережением  об
опасности  для династии . Так  как  листок был  один и обладатель его вскоре
скрылся, то мы его так и не дочитали. На улицах  и площадях, покрытых снегом
и залитых солнцем, все кажется празднично-прекрасным. Уже не предсмертная ли
это  красота Петербурга? Всюду довольно много слоняющегося народу, но все же
это не  грозные толпы,  а,  скорее,  обыкновенные  прохожие, а то  и  группы
(человек  в  двадцать-тридцать),   разговаривающих  между  собой  обывателей
довольно  серого  вида...   Впечатлению   некоторого   увеличения   людности
способствует, вероятно,  полное отсутствие  каких-либо средств передвижения;
всякий,  кто обыкновенно ехал, теперь идет пешком. Немало военных и штатских
чиновнического  типа,  но  большинство -  пролетарии,  не столько  форменные
рабочие с  фабрик ,  сколько (если  судить по виду)  приказчики, конторщики,
мастеровые; просто же мужичков что-то совсем не видел... Но замечательно то,
что нескончаемые хвосты продолжают с прежней покорностью дежурить  на морозе
у дверей булочных и мелочных лавок. Издали их можно  принять за митинги,  но
приблизившись,  видишь свою  ошибку.  Какого-либо  сочувствия  низвергнутому
правительству мы  тоже нигде не  встретили, если  не  считать двух свирепого
вида  унтеров  дворцовой полиции,  которые дерзнули выйти на улицу в  полной
парадной форме и с  грудью,  увешанной знаками  отличия. В них чувствовалась
какая-то готовность хотя бы и умереть за батюшку царя ...
     Дома мы узнали от прислуги, что разгромлен участок на Большом проспекте
и  как  будто  много городовых  в  разных  местах убито. Все  же  часть этих
несчастных продолжает  сидеть на чердаках и оттуда постреливать из пулеметов
- это все  обреченные  жертвы идиотского плана Протопопова. Естественно, что
нигде никаких охранителей  общественного порядка  не  видно,  и  это  ужасно
необычайно для нашего полицейского Петербурга .
     - К сожалению, перестал действовать телефон, а то уж  наверное  мы
бы  получили ценнейшие  сообщения  от наших  друзей,  разбросанных  по всему
городу,  а самые сенсационные (и верные)  от Палеолога - ведь  он, наверное,
мучается, что  не  может  поделиться всем тем историческим , чему  он сейчас
свидетель... Леля,  выходившая отдельно от нас, читала (наклеенное на стене)
воззвание  (от  кого?),  в  котором  жителям  гарантируется  безопасность  и
сохранность имущества.  Плохой знак, если считают  нужным  (кто это считает?
Какие власти?) об этом говорить.
     - В общем, у меня впечатление как-то  двоится. Многое из того, что
видишь  и слышишь, носит случайный,  бессвязный характер. Многие беспорядки,
несомненно, не имеют какого-либо революционного сигнала и вызваны  паникой и
негодованием при ощущении ныне уже несомненно наступившего голода! Но, может
быть, многим руководит и чья-то воля. Электричество и водоснабжение все еще,
слава Богу, действуют (и ни на минуту не переставали действовать), и это, во
всяком случае, добрый знак. Но магазины все закрыты и торгуют  лишь мелочные
лавочки...
     - Вообще меня поражает неорганизованность такого важнейшего рычага
революции как  пресса.  Комическое  и  даже  жалкое впечатление  производят,
например, такие сценки: барышня,  - вероятно, курсистка -  булавкой  силится
приколоть  к  стене гектографированный  листок  (меньше  странички  школьной
тетради), призывающий товарищей к порядку;  а  на  Конногвардейском бульваре
листок каких-то неофициальных  Известий  прикреплен  также булавкой  к  коре
дерева.  Я  застал  момент, как его по  складам старался  прочитать какой-то
простолюдин, а кучка  не  то  дворников, не то  писарей с  унылым видом  его
слушали.  В  этих  Известиях  уже  говорится  об  отобрании в  казну  земель
духовенства,  помещиков и  удельных крестьян, требуется введение  8-часового
трудового дня и т.п. Правительство считается окончательно рухнувшим.
     -  С  Благовещенской площади  видно  было,  как вдалеке языки  пламени,
прорвавшись из  зияющих  окон Литовской  тюрьмы,  лижут ее стены  -  я  было
собрался  идти туда  смотреть,  но в эту  минуту  из-за церкви грянул резкий
залп.  Я  предпочел повернуть в другую сторону. Поразило  меня,  что никакой
сенсации эта стрельба в беседовавших на площади людей не вызвала. Видно, все
уже привыкли к такой острастке и не считаются с ней. Пройдя  несколько шагов
по бульвару, я  поглядел, как пожарные тушат пылающий особняк Министра Двора
гр. Фредерикса  (его-то за что?) и вышел через Замятин переулок (мимо бывшей
квартиры Дягилева - ах, как жаль, что его здесь нет!) к Неве и оттуда  через
лед домой...
     - К этому  моменту (было  около  5 ч.) вечером солнце  уже  совсем
померкло из-за дыма  пожаров,  и  все приняло сразу какой-то угрюмый и  даже
угрожающий  вид. Из наших окон видна почти вся панорама. Столб  черного дыма
третий день как  возвышается над  тем ее  участком,  где находится  Окружной
суд... Кроме того, перед каждым полицейским участком горит костром бумаг его
архив вперемешку  со  всяким  добром  (якобы награбленным),  что вытащили из
казенной  квартиры  только что еще  всемогущего  пристава.  Наш  полицейский
участок на Большом проспекте совсем  опустошен, а сам пристав добит почти до
смерти  (у  него репутация  взяточника).  В  помещении  участка,  по  словам
прислуги, найдена  масса  муки,  сахару,  окороков, сапог и  т.д.  Возможно,
однако, что часть этих запасов предназначалась для нужд нижних чинов. Костры
перед участками  питаются  пачками  всяких  дел  , частично  переплетенных в
фолианты, и  -  в  громадной  массе  -  ненавистными  паспортными  книжками!
Характерно, что наша деревенщина, Мотя, сначала очень испугалась беспорядков
и даже горевала, зачем не уехала к  себе в Воронеж, а как поглядела вместе с
другими прислугами, как  расправляется народ с полицией, так вернулась домой
вся сияющая. Теперь я уже не боюсь! Это хорошо! Нет, теперь я не боюсь .
     - Судя  по  всем  разговорам  и   слухам,  уже  начались  какие-то
разногласия среди  наших новоиспеченных жирондистов и якобинцев. Юридическая
природа образования Совета Рабочих  депутатов пока еще совсем не выяснена. В
каком  отношении  он   находится  к  Госдуме,  все  еще   что-то  как  будто
представляющей  и к Временному правительству (Временное правительство еще не
сформировано. Бенуа, очевидно, имеет в  виду Временный Комитет Думы - Л.О.).
Это нечто вроде государства в государстве или правительство в правительстве.
С другой стороны,  утешительно то, что как раз в призывах этого Совета много
благоразумия и умеренности.
     Среда, 1 марта
     - Сегодня  я не выходил, потому что валил густой снег и дул резкий
ветер. Это производит удручающее впечатление после вчерашней праздничности .
Кое-что от второго дня  Революции мы видели, не выходя  из дому. Утром к нам
во двор посыпались пули. Это продолжают стрелять полицейские, посаженные еще
распоряжением Протопопова на колокольню лютеранской церкви  Св. Михаила  (на
углу 3-й линии и Среднего проспект), и Акица даже видела, как,  ударяясь  об
брандмауэр  соседнего  дома  они  в  ней  выбивали  вспышки  снега.  Дворник
отказался на это время носить по квартирам дрова.
     - В  11  ч.  пришли Браз и Аллегри -  оба почти  сияющие и даже на
радостях принявшие  какую-то прокламацию, подписанную Родзянко за объявление
Республики .  Спрашивается, чему они радуются? Им-то какая  польза будет  от
того,  что у нас  вместо упадочной монархии водворится хаотичная республика?
Тут  же  Аллегри  рассказал вещи  вовсе  невеселые. Он  собственными глазами
видел, как жестоко расправлялась с околоточным, жившим в их доме, озверевшая
толпа  .  В конце концов несчастного  убили, и  труп  его пролежал несколько
часов  на улице. Аллегри  главным образом  радуется тому,  что продажа хлеба
пошла  бойчее и хвосты благодаря распорядительности и  энергичному понуканию
приставленных к ним солдат, продвигаются с небывалой быстротой. Браз  рвет и
мечет по адресу полиции, с  которой  у  него,  как  у  еврея, вероятно, были
какие-то  свои  счеты.  С  другой  стороны, каждый из  них  рассказывает  по
анекдоту,  рисующему добродушие и  здравый  смысл солдата (пойдет теперь эта
идеализация народа ).Браз,  кроме того, рассказал в больших подробностях про
взятие штурмом Морского корпуса.  Кадеты вняли, несмотря  на республиканский
дух  воспитателей, призыву преданного  монархии  директора Карцева,  и когда
первые  солдаты  прорвались  на  лестницу  училища  и  собирались вступить в
переговоры, то набросились на  них и даже двоих подняли  на штыки . Но вслед
за  этим начался усиленный  обстрел (эти  выстрелы  мы  слышали вчера, когда
переходили через  Неву)  и  училищу  пришлось  сдаться.  Аллегри видел,  как
Финляндский полк в  полном составе и со  знаменем  впереди  переходил  через
Николаевский мост, направляясь к Госдуме...
     Кроме Стипа, к  обеду  подошли Эрнст и Шейхель.  Последний  в состоянии
чрезвычайного возбуждения.  В нем  чувствуется какое-то торжество  ( за  все
племя ),однако все же нерадостное. В ночь с понедельника на вторник он лично
принял участие  в осаде казармы Флотского экипажа  у Поцелуева моста, откуда
навстречу  осаждавшим рабочим и  солдатам палил пулемет, -  вследствие  чего
осаждавшим  пришлось лечь на  снег, прячась за гранитным парапетом у  моста.
Гессен по  телефону  рассказал мне про разгром гостиницы Астория . Обитатели
после ее  сдачи перебрались в  недалеко  от нее  отстоящий дом  Итальянского
посольства, а оттуда по соседним частным  домам.  Таким образом, и  Набоковы
(их дом через три дома от посольства) приютили шесть или семь человек.
     Четверг, 2 марта
     - Снова ясный день. На улицах  спокойно, но трамваи  еще не ходят.
Поработав  немного  над  Летом  ,  я отправился вместе  с Акицей и  Кокой на
далекую прогулку. Всюду довольно много всякой публики, но уже гораздо меньше
демонстративных  автомобилей .  Масса вооруженных ружьями  солдат  бредет  с
бесцельным видом.  У каждого  алый  бант на  рукаве,  а кокарда  на  фуражке
заменена  красным  лоскутком. В  одной  из кучек  на  набережной Невы  вслух
читались  Известия  (все еще редкость). Тут мы узнали  о задержании государя
где-то  у   Бологого.  Тотчас  же  во  мне  проснулась   острая  тревога  за
Царскосельский дворец. Вообще,  особенно  страшно  за все памятники, которые
так или иначе причастны  к царизму  . Мы дошли до нашего  родного квартала у
театров .  Стены  Литовской  тюрьмы  ( замка ) представляют самое  печальное
зрелище. Белая штукатурка над каждым  окном запачкана следами черного  дыма.
Браз  видел пожар  тюрьмы вблизи.  Удивительно было, как во время  того, что
горело все внутри,  оттуда с  чрезвычайной  поспешностью  выносились  больше
запасы провианта,  грузились  на  грузовики и  увозились... У лавок  длинные
хвосты (раза в четыре длиннее, чем в начале зимы), но объясняют это тем, что
получилась  временная  задержка в  поставке продовольствия и  в  то же время
выросла  запасливость хозяек...  -  Меня вообще поражает, что  ни в  чем  не
выражается  какое бы  то  ни  было  впечатление  от низвержения  самодержца,
помазанника  Божьего! . Точно  этого и не произошло, точно никогда  никто  в
России  не  царствовал. Все принимают известие  об  его  задержании,  об его
аресте как нечто  давно ожиданное и естественное.  И не слыхать о каких-либо
самоотверженных героических выступлениях наших роялистов ...
     - На Екатерининском канале  у Львиного пешеходного  мостика против
дома  выгоревшего  Полицейского архива  целая  гора  всяких  бумаг,  видимо,
выброшенных три  дня  назад из окон, и  так с  тех  пор лежащих.Прохожие эти
документы подбирают и читают, потом снова бросают. Сама наша Казанская часть
вся выгорела и еще дымится, однако каланча стоит, а с ее макушки развевается
красный флаг. Дошли мы до Астории (на  углу Исаакиевской площади). Гостиница
по нижнему этажу заколочена, однако очень небрежно, и  солдаты влезают в нее
и вылезают, чуть отодвинуть две доски. Местами видно внутренность ресторана;
солдаты бродят в поисках,  не найдется ли еще чем поживиться. Никакой охраны
я здесь не заметил...
     -  На Морской  с нами  повстречался  продолжающий сиять Браз, со  своей
собачкой таксой, а у Александровского сада - Валечка. Вчера этого последнего
и его братца Ричарда чуть не арестовала партия солдат, обыскивавшая весь дом
!  12 по Галерной.  И уже их повели на допрос в Госдуму, но затем им удалось
освободиться. С  крыши соседнего  с  ихним дома  (там,  кажется,  помещалось
какое-то полицейское учреждение) стреляли, и подозрение пало, что это именно
эти два  буржуя с иностранной фамилией занимались подобным делом... Отпустив
Нувелей,  самозваные  блюстители  Общественного Спасения  вознаградили  себя
арестом немца  -  старика  барона  Икскуль,  проживающего под Нувелями.  Его
потащили в Тавриду, и уже оттуда Родзянко телеграфировал дочерям барона, что
произошло печальное недоразумение и что отец завтра вернется.
     - Другой рассказ, Казы Розы. На чердаке, над квартирой ее подруги,
пианистки  Миклашевской,  были  слышны  шаги  и  возня  с  чем-то   тяжелым;
Миклашевская дала о том знать милиционерам, те поднялись, и тотчас затем она
увидела, как мимо ее окна летел вниз головой городовой. Та же Каза Роза, идя
с Яковлевым  по Кирочной  была  свидетельницей того,  как броневик стал  без
предупреждения палить по верхним этажам и по крышам домов. Чуть не сделалась
жертвой шальных  пуль вся семья  И.М. Степанова, случайно покинувшая угловую
комнату  своей квартиры, в  окно которой как  раз  в этот момент ударил град
пуль.  Очевидно,  стреляли   с  крыши  Александровского   рынка  в  соседние
Измайловские казармы...
     Гессен по телефону подтвердил известие, что состоялось соглашение между
Советом Рабочих депутатов и Госдумой о министерствах...
     Упорные  слухи ходят о взятии  немцами Двинска  и даже  Риги; с  другой
стороны пронесся слух, что в Германии революция...
     - Добужинский побывал вчера у Госдумы.  Там  неописуемый хаос. Все
время  подходят  войска  -  на  присягу  новому строю.  Их с великим  трудом
задерживают  и не пускают  внутрь.  Протискавшись  под самый портик подъезда
Добужинский  слушал  речь  Милюкова,  которого  солдаты  подняли  на  руках.
Основной мотив речи  -  продолжение войны: нужно довести раз начатое дело до
конца. Видно и сейчас будет сражаться за Царьград ! Говорил он гладко, но по
отзыву  Добужинского  очень  скучно.  По  всему  городу продолжаются  поиски
самозваными охранниками  оружия. Такая партия ворвалась в  особняк к Оливам.
Но Михаил Сергеевич не оробел,  не растерялся, а накричал на них  и не отдал
им своей кавалерийской шашки. Были такие мальчишки - искатели и у  Раткевича
- шумели, бушевали, а затем постыдно ретировались - после  того, что один из
них, размахивая браунингом, нечаянно прострелил руку товарища...
     Пятница, 3 марта
     Снова  чудесный ясный день  - сильный мороз.  Начался день с того,  что
неврастеничка  Дуня,  со  слов  кухарки  Аннушки,  сообщила,  будто Думу уже
разогнали и теперь все будут драться между собой. Вчера из того же источника
(записываю, ибо  это очень  характерно для настроения  в широких массах)  мы
узнали, будто убита балерина Кшесинская, а на Петербург движется целая масса
войск:  16 000 казаков и три полка. Для  отпора им двинуты  к  вокзалам
вооруженные рабочие. Родзянко бежал!..
     - У  меня   противное   чувство,   что  мы   куда-то   катимся   с
головокружительной быстротой! Всего неделю назад  мы жили в самой что ни  на
есть абсолютной монархии , а ныне мы чуть  ли не в Федеративной республике !
Не то надо радоваться такой перемене, а не то - мы ударимся в какой-то хаос,
из которого  не  выбраться... Происходит, шутка  сказать,  экзамен  русскому
народу!  Или народ  обнаружит  свою  пресловутую, на все лады  прославленную
мудрость, и тогда он не только сумеет уберечь свою культуру, но  даст ей еще
решительный толчок,  или в нем возьмет верх начало разрушительное - грядущий
хам  - и  тогда сначала хаос,  а затем  и возвращение  в  казарму,  к  Ивану
Грозному,  к Аракчееву, а то и просто к Николаю II (давал я сам себе слово -
не комментировать Бенуа - не по Сеньке шапка , но хотя бы одно слово, только
одно: Потрясающе!! - Л.О.).
     Именно предвидится экзамен русскому народу, этой тайне, которая вот тут
под боком, точнее, которая окутывает нас со всех сторон и частями которой мы
сами состоим,  однако  которую  мы распознать не в силах: ни я, ни  все  мы,
интеллигенты, вместе взятые. Да и никто никогда не знал, что такое народ , а
лишь  ощущал как некий символ, причем делались  чудовищные ошибки и в ту и в
другую сторону... И вот эта-то тайна явится  теперь вершительницей не только
наших узкорусских дел,  но и судьбы всего мира! В такие дни, как те, которые
мы   сейчас   переживаем,   соблазн   какого-то  безотлагательного   решения
приковывает к себе внимание. Лик русского народа то улыбается восхитительной
улыбкой,  то корчит такую  пьяную и подлую рожу, что только  и хочется в нее
плюнуть и навеки забыть о таком ужасе!..
     - В витрине Русской воли уже вывешено объявление: Николай  Романов
отрекся от престола и т.д. прохожие читают это с видом полного равнодушия. С
таким же безмятежным и вяло-деловитым видом какие-то пролетарии, чаще совсем
молодые  ребята, снимают геральдических орлов, украшавших аптеки  и магазины
поставщиков Высочайшего Двора (их по  Невскому  немало). И  тут же жгут  эти
символические  скульптуры  на  разожженных  кострах...  Какой-то  мальчишка,
подкладывавший в огонь распиленные куски орла с вывески куафера Молэ, весело
и добродушно приговаривал: Вот тебе, Николашка! Вот тебе! ...
     На меня отречение Государя производит  не столько тяжелое и трагическое
впечатление,  сколько  впечатление  чего-то жалкого,  отвратительного. Точно
актер,  неудачно   выступавший  в  течение  долгого  и  очень  утомительного
спектакля, теперь сконфуженно  уходит  в  кулису. К  сожалению,  этот  актер
неумелыми  своими жестами поджег  самые  подмостки - и теперь  спрашивается:
когда-то они  догорят до конца? Удастся ли их восстановить новой  дирекции ?
или на этом месте будет пустырь?.. Дурное впечатление производит, впрочем, и
та  всеобщая легкость и та беспечность,  с  которой  воспринимается сам факт
падения  самой грандиозной, самой  внушительной  монархии!  И  опять  что-то
нашептывает  старую, но  уже не внушающую доверия песенку: эта де легкость -
мудрость. Будто?  А  как нет,  как нынешние  кривичи и  вятичи доиграются до
необходимости нового  призвания варягов? Впрочем,  и  в таком  случае вера в
чудо  - этот ужас  русского мировосприятия, -  пожалуй, не ослабнет! Да и не
разберешь,  что означает сама  эта вера в чудо, -  означает ли она силу  или
слабость?  Красоту  или  безобразие?  Во  всяком  случае  изумительно  и  до
предельной степени жутко,  что столько  крови было  пролито,  сколько  жертв
заклали  во  имя  священного принципа монархии ,  а  ныне его сбросили,  как
старую,  ненужную ветошь. Сбросили  - и как будто даже забыли? Впрочем, если
сегодня никто не плачет по монархам, то уже завтра наверное поплачут, и даже
те, которые сейчас напялили себе огромные красные банты и чистосердечно мнят
себя революционерами...
     Того же 3-го марта. Запись в дневнике Николая II. Ночью после отречения
выехал  из  Пскова  в  Могилев  -  проститься  со  штабом.  Последнее  слово
осужденного :
     - Спал долго  и  крепко.  Проснулся  далеко  за  Двинском.  День  стоял
солнечный и морозный... Читал много о Юлии Цезаре. В 8-20 прибыли в Могилев.
Все чины штаба были на платформе. Алексеев пришел с последними известиями от
Родзянко. Оказывается,  Миша отрекся. Его  манифест кончается четырехвосткой
для выборов через 6 месяцев Учредительного собрания. Бог знает, кто надоумил
его подписать такую гадость! В Петрограде  беспорядки прекратились - лишь бы
так продолжалось дальше.

     Приложение к главе 6


     А.Ф. Кони Николай II (Воспоминание).Записано 8 июня 1917 г.

     Перебирая впечатления, оставленные во мне павшим так бесславно Николаем
II и, быть может,  обреченным  на гибель,  и воспоминания о его деятельности
как  человека и  царя, я не могу  согласиться ни с одним из господствующих о
нем мнений.
     По  одним  -  это  неразвитый, воспитанный и  укрепившейся  в  безволии
человек, соединивший упрямство с привлекательностью в обращении: un charmeur
(фр.). По  другим - коварный  и лживый византиец, признающий только интересы
своей  семьи и их эгоистически оберегающий; человек недалекий по  кругозору,
неумный и необразованный. Б льшая часть этих определений неверна.
     Умно  и  даже  трогательно  написанный  отказ  от  престола,  почему-то
адресованный  начальнику штаба, и мои личные беседы  с царем убеждают меня в
том, что  это  человек  несомненно  умный,  если только  не  считать  высшим
развитием  ума разум, как способность  обнимать  всю совокупность явлений  и
условий, а не развивать свою мысль в одном исключительном направлении. Можно
сказать,  что из пяти  стадий мыслительной способности  человека: инстинкта,
рассудка,  ума,  разума  и гения, он  обладал  лишь средним и,  быть  может,
бессознательно первым.  Точно  так  же  он не был ограничен и необразован. Я
лично  видел у  него на столе номер Вестника Европы ,  заложенный  посредине
разрезкой,  а в беседе он проявлял такой  интерес к  литературе, искусству и
даже науке и знакомство с  выдающимися в них  явлениями, что встречи  с ним,
как  с  полковником  Романовым, в  повседневной  жизни могли быть  не лишены
живого интереса.  Если  считать безусловное подчинение жене и пребывание под
ее немецким башмаком семейным достоинством, то он им, конечно, обладал... Но
поручение надзора за воспитанием  ребенка какому-то матросу  под наблюдением
психопатической  жены  и отсутствие  заботы о воспитании дочерей  заставляют
сомневаться  в серьезности отношений его к обязанностям отца.  Представители
мнения о  его умственной ограниченности любят ссылаться на вышедшую во время
первой революции брошюру  Речи Николая II , наполненную банальными словами и
резолюциями. Но это не доказательство.  Мне не  раз приходилось слышать  его
речи по разным случаям. И я с трудом узнавал их потом в печати - до того они
были  обесцвечены и сокращены, пройдя сквозь  своеобразную цензуру. Я помню,
как по вступлении  на престол, он сказал приветственную речь Сенату, умную и
содержательную. По просьбе министра  юстиции Муравьева,  я передал ее ему по
телефону в самых точных выражениях и на другой день совершенно не узнал ее в
Правительственном вестнике . Мне  думается, что искать  объяснения  многого,
приведшего  в  конце  концов  Россию  к  гибели  и позору,  надо искать не в
умственных   способностях   Николая  II,  а  в  отсутствии  у  него  сердца,
бросающемся  в  глаза  в целом  ряде  его  поступков. Достаточно  припомнить
посещение им бала французского посольства в ужасный день  Ходынки, когда  по
улицам  Москвы  развозили  пять  тысяч  изуродованных трупов  и  когда посол
предлагал отсрочить этот бал.
     Стоит  вспомнить  его  злобную выходку о  бессмысленных мечтаниях перед
лицом  земств  и  подтверждение  в  указе  министру  внутренних  дел особого
благоволения земским начальникам в ответ  на восторженное отношение к нему и
его  молодой  жене  всего  населения  Петербурга  после  его  вступления  на
престол...
     Достаточно,  наконец, вспомнить  равнодушное  отношение его к  поступку
генерала Грибского, утопившего в 1900 г. в Благовещенске на Амуре пять тысяч
мирного китайского населения, трупы  которых затрудняли пароходное сообщение
(по   рассказу   мне   брата  знаменитого   Верещагина);   или   равнодушное
попустительство  еврейских  погромов  при  Плеве; или жестокое  отношение  к
ссылаемым   в  Сибирь   духоборам,  где  они   на  севере   обрекались,  как
вегетарианцы, на голодную смерть,  о  чем  ему пламенно  писал  Лев Толстой,
лишению которого христианского  погребения  Синодом  возлюбленный  монарх не
воспрепятствовал,  купив  одновременно  на  выставке передвижников Репинский
портрет  Толстого  для  музея  в  Михайловском  дворце. Нельзя не  вспомнить
одобрения  им гнусных  зверств  мерзавца  -  харьковского  губернатора  И.М.
Оболенского при усмирении аграрных беспорядков в 1902 г.
     Можно  ли затем  забыть  Японскую  войну, самонадеянно  предпринятую  в
защиту  корыстных  захватов? Можно ли забыть ничем  не выраженную  скорбь по
случаю  Цусимы  и  Мукдена и,  наконец,  трусливое  бегство в  Царское Село,
сопровождаемое   расстрелом   безоружного   рабочего   населения  9   января
1905 г.? Этой бессердечностью можно объяснить нежелание ставить себя на
место  других  людей и  разделение  всего  мира  на Я  или  мы и они  . Этим
объясняются  жестокие испытания законному самолюбию  и чувству  собственного
достоинства,  наносимые  им  своим сотрудникам на  почве  самомнения  и даже
зависти, которые распространялись даже  на членов фамилии, как, например, на
великого  князя  Константина  Константиновича.  Таковы  отношения  к  Витте,
таковые, в особенности, к  Столыпину, которому он был обязан столь многим  и
который для спасения его династии принял на душу тысячи смертных приговоров.
     Неоднократно предав Столыпина и поставив его в беззащитное положение по
отношению к явным и  тайным врагам, обожаемый монарх не нашел возможным быть
на похоронах убитого, но зато нашел возможным прекратить дело о попустителях
убийцам и  сказал, предлагая  премьерство Коковцеву: Надеюсь, что вы меня не
будете заслонять,  как Столыпин? . Такими  примерами полно его царствование.
Восьмидесятилетний  Ванковский, взявший на  свои трудовые плечи тяжкое  дело
народного просвещения в  смутные годы,  после ласково и любезно встреченного
доклада о  преобразовании средней школы получил  записку о своем увольнении.
Обер-прокурор  Синода Самарин,  приехав на  другой день  после  благосклонно
принятого  доклада, в Совете  Министров прочел записку  царя к Горемыкину, в
которой стояло: Я вчера  забыл  сказать Самарину, что он уволен. Потрудитесь
ему сказать это . И так далее.
     Государственный Совет  упорно  наполнялся крайними правыми. К  1 января
1917 г. был уволен Голубев и призвана шайка  прохвостов, нарочно подобранных
стараниями Щегловитова. Монарх принял с благодарностью значок Союза русского
народа и приказывал  оказывать  поддержку клеветническим  и грязным изданиям
черносотенцев...  Наконец,  -  и  это  очень  характерно,   -  когда  старый
Государственный   совет   постановил   обратить   внимание    Государя    на
своевременность отмены телесных  наказаний, последовал  отказ и резолюция: Я
сам знаю, когда это надо сделать! ...
     Трусость  и  предательство  прошли   красной   нитью  через   все   его
царствование.  Когда  начинала  шуметь   буря  общественного  негодования  и
народных беспорядков, он начинал уступать,  поспешно и  непоследовательно, с
трусливой готовностью,  то уполномачивать Комитет министров  на реформы,  то
обещая Совещательную Думу, то создавая Думу Законодательную в течение одного
года. Чуждаясь  независимых  людей, замыкаясь от них в узком семейном кругу,
занятом  спиритизмом и гаданиями, смотря на  своих министров, как на простых
приказчиков, скупо  и  редко  жертвуя из  личных  средств во время  народных
бедствий,  ничего  не  создавая  для  просвещения  народа  и  одарив  Россию
изобилием  мощей, он жил,  окруженный сетью охраны,  под  защитой  конвоя со
звероподобными и наглыми мордами, тратя на это огромные народные деньги.
     Отсутствие сердечности  и  взгляд  на  себя  как  на  провиденциального
помазанника  Божия,  вызывали  в  нем  приливы  горделивой  самоуверенности,
заставлявшей его  ставить  в ничто советы и предостережения немногих честных
людей, его окружавших или с ним беседовавших.
     А между тем  судьба  посылала ему  предостережения, на  которые он даже
только как образованный человек, должен был обратить внимание, памятуя уроки
истории. Между ними было главное - смутное время 1905-1908 гг., когда первая
революция  сыграла пролог  ко второй, показав  во внушительных размерах, чем
может  грозить  русской   культуре,   единству,  справедливости,  порядку  и
человеколюбию русский  бунт  -  бессмысленный  и  беспощадный .  Кровь массы
неповинных жертв не возопила перед ним и,  освободившись от ненавистных  ему
Витте  и  Столыпина,  он  с  особым  тщанием  стал  выбирать  руководителями
внутренней политики таких ничтожных людей как Горемыкин, Штюрмер и, наконец,
безличный князь  Голицын,  давая  им  в помощь таких министров,  как Николай
Маклаков, Алексей Хвостов и  Протопопов; покупая минутное расположение  Думы
увольнением в  отставку  неугодных ей министров и  дразня  ее вслед  за  тем
увольнением таких  людей, как  Кривошеин,  граф Игнатьев,  Александр Хвостов
(честный человек, несмотря на свои ошибки) и Поливанов.
     А  между  тем,  судьба  была  к  нему  благосклонна.   В  его  кровавое
царствование народ не раз  объединялся вокруг него  с любовью и доверием. Он
искренне  приветствовал  его брак с Гессен-Дармштадтской  принцессой.  Народ
простил ему Ходынку; он удивлялся, но  не роптал  против Японской  войны и в
начале войны с Германией отнесся к нему с трогательным  доверием. Но все это
было  вменено в ничто,  и интересы родины были принесены  в жертву  позорной
вакханалии распутинства  и избежанию семейных сцен со  стороны властолюбивой
истерички.  Отсутствие сердца, которое  подсказало бы  ему,  как  жестоко  и
бесчестно привел он Россию на  край  гибели,  сказывается и в том отсутствии
чувства  собственного  достоинства, благодаря  которому он  среди  унижений,
надругательства и несчастия всех близких окружающих продолжает  влачить свою
жалкую жизнь, не умев  погибнуть с честью в  защите  своих исторических прав
или  уступая  законным требованиям  страны.  Этим  же  отсутствием сердца  я
объясняю и то отсутствие  негодования или праведного гнева за судьбы людей и
подданных, пострадавших от противозаконных  и вредных действий его сатрапов.
Достаточно  припомнить  безнаказанность   виновников  Ходынки,  связанную  с
отобранием у графа Палена возложенного на него следствия...
     Обращаясь к  непосредственным личным  воспоминаниям, я  должен сказать,
что хотя я  и  был удостаиваем Высокомилостивым  приемом ,  но никогда я  не
выносил   из   кабинета   русского   царя  сколько-нибудь   удовлетворенного
впечатления. Несмотря на любезность и ласковый взгляд газели, я понимал, что
цена этой приветливости очень небольшая и, главное, неустойчивая... При этом
он,  предвосхищая  будущий  заговор  против  меня господ Плеве  и Муравьева,
выразил сомнение, дадут ли  мне мои прямые служебные обязанности возможность
читать, как я предполагал, в Университете курс судебной этики.
     Каждый раз, когда мне приходилось ему представляться  и выслушивать его
обычный вопрос: Что вы  теперь пишете и что интересного в сенате или Совете?
- я присоединял к моему ответу, по возможности, яркое  и сильное указание на
ненормальные явления и безобразия нашей внутренней жизни и законодательства,
стараясь вызвать его на дальнейшую беседу или двинуть в этом направлении его
мысли. Но  глаза газели смотрели на меня  ласково,  рука, от почерка которой
зависело  счастье  и горе  миллионов, автоматично  поглаживала  и пощипывала
бородку, и наступало неловкое молчание, кончаемое  каким-нибудь вопросом  из
другой  оперы . Мне  пришлось его видеть в тяжкие минуты первой революции...
После нескольких  ласковых  вопросов  мне о состоянии  моего здоровья  ввиду
предстоящей  мне  лечебной поездки  за границу,  я  попытался  заговорить  о
задачах  будущей  деятельности  Государственного Совета  и  о  том, что  все
успокоится, если только правительство нелицемерно  исполнит обещание, данное
Государем в Манифесте 17 октября и в речи при открытии I Думы.  На  этот раз
тусклый  взгляд  непроницаемых  глаз  сопроводил не  прямой ответ:  Да!  Это
(конечно,  подразумевалась  смута)  везде  было. Все  государства через  это
прошли: и  Англия, и Франция .  Я едва удержался, чтобы не  сказать: Но ведь
там Вашему Величеству отрубили бы голову! . С  тех  пор  прошло 13 лет, и ни
одно из обещаний, данных торжественно, не было осуществлено прямодушно и без
задней мысли. И, в сущности, в переносном смысле, глава монарха скатилась на
плаху  бездействия,   безвластия  и   бесправия...  (Это  июнь  1917  г.   -
Екатеринбург еще впереди - Л.О.).
     Наоборот  всему,  что сказано  выше  о  Николае  II, личные  встречи  с
императрицей  Александрой  Федоровной  могли  бы  оставить  во  мне  чувство
известного нравственного удовлетворения за  лицо,  которому могло предстоять
благодетельное  влияние на  монарха. В  первый раз мне пришлось  ее видеть в
качестве  попечительства в  домах трудолюбия, основанных по ее желанию и под
ее председательством. Она живо интересовалась этим делом, и все ее вопросы и
замечания были проникнуты  большой, хотя  и,  надо  заметить,  теоретической
обдуманностью. Она, очевидно, старалась держаться в пределах предоставленной
ей деятельности и избегать вмешательства в общегосударственные вопросы, но в
делах  попечительства она держалась самостоятельных взглядов и стояла всегда
на разумной  и  целесообразной  стороне. Это  было нелегко для нее. Она была
застенчива  и  выражалась  с  трудом,  хотя  всегда  весьма   определенно  и
решительно, несмотря на то, что докладчиком и руководителем в заседаниях был
лукавый   царедворец  Танеев,   старавшийся  держать  ее  в  бюрократическом
застенке...  неоднократно  она  умела  прислушиваться  к  правдивому  голосу
вопреки уверений угодливых советников или молчаливых попустителей  напрасной
траты народных денег, ежегодно ассигнуемых в распоряжение попечительства...
     Нельзя  сказать,  чтобы  внешнее  впечатление,  производимое  ею,  было
благоприятно. Несмотря на ее чудные волосы, чудесной короной лежавшие  на ее
голове и большие темно-синие глаза  под длинными ресницами, в ее  наружности
было  что-то  холодное  и  даже  отталкивающее.  Горделивая  поза  сменялась
неловким  подгибанием  ног,  похожим на книксен...  лицо  при  разговоре или
усталости покрывалось красными пятнами, руки были мясисты и красны.
     Но если мои личные воспоминания о  ней, относящиеся к периоду с 1898 до
1904 года (т.е. до рождения сына - Л.О.)  в  общем  и благоприятны, то  я не
могу  то  же  сказать о ее  деятельности в делах общегосударственных. Уже  в
конце 90-х годов я  слышал от Е.А. Нарышкиной рассказы о ее faitet et  setes
(фр.),  направленных  к  укреплению  в муже идеи, что  он, как самодержавец,
имеет  право  на  все,  ничем  и  никем  не   стесняемый.  Это   настроение,
по-видимому, усилилось с рождением наследника престола, и когда она  пришла,
бестактно  залитая бриллиантами,  в тронную  залу  на объявление нашей куцей
конституции, кислое выражение ее по  обычаю пущенных  углов рта  на  бледном
лице  не  обещало  ничего   хорошего,   и,   действительно,  затем  началось
постепенное  воздействие  на  личные  назначения,  дошедшее  до   следования
указаниям  Распутина.  Слепо доверявшаяся  деланным телеграммам,  заказанным
Союзом русского народа, и таким  проходимцем,  как  Протопопов, и видя в них
доказательство  народной любви, она  презрительно и высокомерно относилась к
просвещенной части русского общества, к Государственной Думе и даже к членам
своей фамилии, пытавшимся указать ей на надвигающуюся опасность... Я не имею
основания   думать,   чтобы   суеверная,   полурелигиозная   и   полуполовая
экзальтация, вызвавшая у нее почти обоготворение  Распутина,  имела характер
связи. Быть может, негодяй  влиял на ее материнское  чувство к  сыну разными
предсказаниями и гипнотическим воздействием, которое ему приписывалось,  так
как именно  после его  убийства  ее роковое влияние на дом возросло с особой
силой.   Деловое  влияние   Распутина  в  значительной  степени  создавалось
раболепством и хамскими  происками  лиц,  получавших назначения,  причем  он
являлся лишь  ловким исполнителем и отголоском их вожделений. Поэтому в этой
сфере вредное влияние императрицы, быть может, было менее, чем его рисовали.
Но   ей   нельзя   простить  тех  властолюбия   и  горделивой  веры  в  свою
непогрешимость,  которые   она  обнаружила,  подчиняя  себе  мысль,  волю  и
необходимую  предусмотрительность  своего супруга.  Она  не  любила  русский
народ, признавая в нем хорошим, как мне  говорила Нарышкина, лишь монашество
и  отшельничество; она презирала его и ставила ниже известных ей европейских
народов, что особенно резко выразилось в ее  разговоре с Е.В. Максимовым (?)
по поводу женщин-работниц. Еще  больше нельзя  ей  простить  и  даже  понять
введение дочерей в круг влияния Распутина. Опубликованные в  последнее время
письма несчастных девушек к наглому и развратному старцу и их имена на иконе
оказавшейся  на  шее  его  трупа,  показывают,  в  какую бездну  внутреннего
самообмана, ханжества, кликушества и внешнего позора огласки и двусмысленных
комментариев  подвергла своих  дочерей  Дармштадтская  принцесса  ,  ставшая
русской  царицей и  почему-то  воображавшая,  что ее обожает  презираемый ею
русский народ .

     1917.VI.27. Павловск




     Временное правительство
     Уважаемый читатель!
     Я, право же, не мог  предугадать, что высказанное ранее предположение о
том, что свидетельства Александра Бенуа нам еще понадобятся, оправдается так
скоро.
     А. Бенуа,  так  же, как уже знакомые нам  выдающиеся  общественные
деятели: Шипов,  Кони, Муромцев, Милюков, князь Г. Львов и Гучков, бесспорно
принадлежали  к  элите российской  интеллигенции.  Я рискну  дополнить  этот
перечень именами Витте и Столыпина, хотя они и поднимались на высшую ступень
гражданской власти (хотя и редко, но случается).
     Принадлежность к элите  не снижает  ценности всех  использованных  мною
свидетельств, ибо именно элита интеллигенции, в  конечном счете,  определяла
(и  определяет ныне) настроение и  взгляды  всей  общественно активной части
населения страны.
     Однако  неплохо  бы  дополнить  эти  свидетельства  духовным  наследием
рядовых представителей интеллигенции  дореволюционной  России,  оценить  это
наследие путем изучения  архивных  материалов (писем, дневников и проч.).  К
сожалению, у меня не было такой возможности, за  исключением  опубликованных
воспоминаний  Ариадны  Тырковой  и   князя  Сергея  Евгеньевича  Трубецкого.
Последнего  вполне можно причислить к российской интеллигенции, несмотря  на
традиционное  для родового дворянства, не  лишенное высокомерия, отношения к
разночинной интеллигенции.
     Итак, я снова приглашаю к диалогу Александра Бенуа. Мой первый вопрос:
     - Как случилось,  что Вы, художник, из семьи, близкой  к престолу,
сразу после  Февральской революции,  на которую взирали  отстраненно,  вдруг
стали активным общественным деятелем?
     Из дневника Бенуа:
     Суббота, 4 марта 1917 г.
     - Очень выдающийся в моей личной жизни день. Я покинул мою  Хату с
краю и пущен в коловорот ! Вытащили меня Гржебин, Добужинский, Петров-Водкин
и, больше всего, сам Горький. Я бы предпочел остаться зрителем и в стороне -
больно  все,  что  творится, мне чуждо и уж очень  отчетливо стал  я  видеть
вообще суетную  природу  вещей.  Но  теперь мне  не  дадут  опомниться и  на
попятный идти поздно. С другой стороны,  те перспективы, что передо мной, не
лишены даже известной грандиозности!  Просыпается и  какое-то чувство долга.
Многое из  того, что  теперь может  сделаться  в  специально  художественной
области,  может быть сделано лишь при  моем  ближайшем участии,  а  то  и  -
руководстве. Вот я взялся  за  лямку, хоть  и  предвижу, что вся предстоящая
деятельность будет одним сплошным разочарованием! Эх, был бы здесь Дягилев!
     Однако  расскажу   все   по  порядку.  Рано  утром  телефон  от  Кузьмы
Петрова-Водкина.  Приглашает сегодня к Горькому: он  де,  Кузьма, был  вчера
вечером  у  Алексея  Максимовича,  и  они  нашли,  что  теперь  самое  время
соединиться художникам, обсудить общее дело  и (поразительная конкретность и
быстрота) наметить кандидата в министры искусства. Даже  все уже согласились
на том, что министром должен быть Дягилев...
     Возвращались мы от Горького по чудесной, трескуче-морозной и ясной ночи
большой  компанией  пешком...  Повсюду  -  полный  порядок.  Довольно  много
патрулей вокруг горящих  костров.  Нигде никаких  криков или  ругани. Пьяных
вовсе нет (а  их за последние дни было много, несмотря на запрещение крепких
напитков). А  вообще, все носит  какой-то неправдоподобный  характер,  точно
сон. И вот опять спрашиваешь: неужто и впрямь русский народ так мудр и зрел?
Или этот порядок есть только выражение общей вялости  и общей усталости? Мое
же внутреннее беспокойство  почему-то не перестает  расти  -  без каких-либо
видимых поводов...
     Воскресенье, 5 марта
     Один  из  самых   богатых  впечатлениями  дней  моей  жизни!  Я  увидел
собственными  глазами и как  бы  нащупал наше новое правительство. Увы! Меня
это не успокоило относительно будущего.
     Итак,  во  исполнение  намеченного  вчера  у  Горького  плана несколько
депутатов отправились  сегодня, снабженные выработанными (крайне бестолково)
директивами, в Государственную  Думу, дабы войти -  от имени художественного
мира - с пожеланиями организационного порядка, направленными главным образом
на  образование известной системы  по охране  наших художественных сокровищ.
Было назначено место, куда  к двум  часам сошлись все  депутаты , а  именно:
Горький, Шаляпин,  Петров-Водкин,  Добужинский, Гржебин  и  я.  Сойдясь,  мы
общими усилиями выправили текст нашего заявления, а Шаляпин дважды переписал
его. Закусив и выпив чаю, мы отправились в Думу...
     У самого Таврического дворца улица запружена ожидающими автомобилями, у
каждого флажок с  красным крестом; ворота в низкой  ограде оберегаются тремя
солдатами, которым Горький издали помахал  своим пропуском,  после чего  они
распорядились дать нам  дорогу  сквозь осаждавшую ограду толпу.  Несмотря на
такую  предосторожность,  широкая  площадь  перед  дворцом  оказалась  густо
наполненной людьми, обладающими,  очевидно,  такими же пропусками.  У  самых
колонн портика среднего корпуса свалена огромная куча мусора: пустые коробки
от  консервов,  банки, объедки - это отбросы трехдневного питания засевших в
своей  цитадели  парламентариев.  Пришлось  через  эту  кучу  перелезть. Под
колоннами совсем  тесно, хотя непрерывно прибывающих манифестантов туда и не
пускают, а заставляют (отряд  солдат, вооруженных штыками) проходить мимо по
двору.  К  манифестантам  то и дело, несмотря  на  холод,  выходят из дворца
думские люди  под открытое небо  и обращаются к  ним  с речами.  Неумолкаемо
трещит аппарат кинематографической съемки.
     В дверях, ведущих внутрь дворца, давка. Караул солдат с большим  трудом
сдерживает напор.  Цепляясь друг за друга, мы  все же добираемся до дверей и
проникаем  внутрь...  Густой  смрад  и  туман от  пыли  и испарений  стоит в
ротонде, где биваком, прямо на полу, расположился значительный отряд солдат.
Ротонда, видимо,  служит антикамерой знаменитого Совета Рабочих депутатов. В
перестиле  сутолока  невообразимая:  солдаты,  чиновники, сестры милосердия,
мужички в  тулупах, горничные с подносами чая, телефонистки  и  переписчицы,
офицеры,  журналисты - все  это  снует в разных направлениях или топчется на
месте.
     Впечатление вокзала  на  какой-либо  узловой  станции. Через  несколько
прекрасных,  но  совершенно загаженных  комнат мы  попадаем  в широкий слабо
освещенный  коридор.  Тут  Горькому, после  некоторого  ожидания  удается  с
помощью встретившегося знакомого провести  нас в обширную  комнату ! 48, где
тоже  много народу  и где нам приходится, уже  уставшим, так и не снявшим ни
калош, ни шуб, ни пальто, с четверть часа топтаться в виде жалких просителей
. За канцелярскими столами здесь сидят усталые, плешивые господа помещичьего
вида, вяло прихлебывающие  чай и  вяло между  собой беседующие. На  нас ноль
внимания...  Наконец,  от  одного  из  столов  отделяется тучный, холеный  и
добродушный типичный барин и, отрекомендовавшись Петр Неклюдов,  спрашивает,
что  нам  угодно.  Узнав, в  чем  дело, он удаляется в дальнейшие глубины  с
докладом  о нас.  Урывками и другие господа принимают в нас участие.  Немало
мечется  юношей определенно  семитического  типа... Неклюдов возвращается  и
тащит за собой члена правительства, единственного, которого  он  отыскал.  И
это оказывается не кто иной, как наш милый  С.Н. Шидловский с потемневшим до
неузнаваемости  изнуренным лицом, едва  от  усталости держащийся на ногах...
Читает  наше предложение и говорит: Это, очевидно, будет  сейчас же принято,
но надо вам обратиться к  князю  Львову . Наскоро  прощается  и  убегает. Мы
снова  как  бы  брошены,  но все  же  у  нас  уже  имеется  два добровольных
покровителя  - помянутый  Неклюдов и один из еврейчиков, сильно напоминающих
тех  с наклеенными усами и темными очками детективов, которые  встречаются в
американских фильмах. Он берется служить нам путеводителем,  и  мы следом за
ним отправляемся дальше. Через  три комнаты и два коридора попадаем в нечто,
похожее на официантскую, заставленную шкафами и примыкающую к  кухне, откуда
все время девушки выносят подносы с бесчисленными стаканами чая. И тут сидят
почтенные, плешивые, заморенные помещики . Однако еврейчик не для них привел
нас в  этот  закоулок,  а  для  изготовления  нового,    более  действенного
обращения  нашей  депутации к главе  правительства .  За  составление  этого
обращения  берется его приятель, кудлатый Миша (так он представился:  Зовите
меня Миша  ; позднее мы  узнали, что  его фамилия Гуревич), который добывает
несколько листов бумаги, расчищает стол и начинает диктовать - однако уже не
обращение к князю Львову ,  а нечто вроде указа  за подписью самого  Львова.
Это он озаглавливает словами: Постановление Председателя  совета министров .
Эту  бумагу он вручает  Горькому со  словами: Теперь  вам остается только ее
подсунуть для подписи . Горький, Шаляпин и  мы  все покорно выслушиваем  это
наставление,  причем  никто из нас  понятия не имеет,  кто этот  самозванный
редактор...
     В   бумаге   говорится,  что  нам  предоставляется   право   образовать
специальную милицию для охраны памятников  и  музеев, а также право издавать
потребные для той же цели распоряжения... Ничего подобного мы  не просили, и
получение подобных правомочий представилось нам неожиданностью, однако ни  у
кого из нас  не  хватает решимости противостоять прыткости и апломбу  нашего
инструктора, и мы слепо сдаемся стихии,  которая сразу  нас  и выносит через
коридоры во двор в чей-то откуда-то для нас раздобытый Гржебиным автомобиль.
Остальные отправляются к Манухину, у которого мы все должны обедать...
     Едем  по ухабам  неубранного,  только  утоптанного  снега.  То  и  дело
встречаются манифестации  с красными  флагами,  с лозунгом Земля и Воля и  с
заунывным  похоронным  пением   Русской  Марсельезы  (русский  перевод  П.Л.
Лаврова, 1875  г. -  Л.О.).  Довольно жалкое и унылое впечатление. На улицах
масса народу, исключительно пешего, часто встречаются пикеты вокруг пылающих
костров;  доносятся  возбужденные  крики  или отрывки речей среди митинговых
сборищ.
     Неклюдов  слышал,  что   в  Кронштадте   матросы  перерезали  семьдесят
офицеров, трупы их выбросили на  лед и торжествующий пролетарий не разрешает
их хоронить. В Гельсингфорсе тоже беспорядки, 12 офицеров убито - вот тебе и
бескровная  !  ...Опять-таки, по слухам: царь  оставлен на свободе и уехал в
Ставку  прощаться  с  войсками,  и оттуда же приходят известия, что  солдаты
отказываются отпустить своего верховного вождя и  готовятся защитить его или
умереть  вместе  с ним.  Ходят  и  самые  противоречивые  слухи относительно
отречения.  Меня особенно поражает тот совсем равнодушный, беспечный  тон, с
которым Неклюдов рассказывает  об этом, и говорит  о возможности реставрации
Николая II...
     Целью  нашей  поездки  оказался  вовсе не Мариинский  дворец,  а здание
Министерства внутренних дел, находящееся за Александринским театром (премьер
Г. Львов,  по совместительству, министр внутренних дел - Л.О.). Здесь  имеет
временное   пребывание  новый  Совет  министров,  иначе  говоря,   Временное
правительство. Автомобилей перед подъездом не больше полудюжины (видно, мало
еще  кто  знает,  где  устроилось правительство).  Почти пустая  раздевался.
Прекрасная  классическая россиевская архитектура. Тусклое освещение.  Пальто
снимают  услужливые сторожа  - точь-в-точь  как  только что  они снимали  со
Столыпина. В качестве вооруженной  охраны  всего два  караульных  солдата со
штыками у  входа  на широкую парадную лестницу и несколько  прапорщиков  или
юнкеров на ее площадке. Не дойдя еще до нее, мы знакомимся с новым министром
Двора -  точнее с  исполняющим эту должность Н.Н. Львовым (не князем). Сразу
узнаю известный тип русского  барина... Жеманистые манеры.  Тощий,  длинный,
несколько развинченный... Репутация у Львова - кристаллически честного земца
; пусть  она  за ним  и остается, но,  несомненно, он никуда  не годится как
деятель  в  настоящий  критический  момент.  Познакомившись  с  целью нашего
приезда,  Львов утверждает, что это касается именно его, берет нашу бумажку,
еле знакомится  с ее  содержанием  и сразу  соглашается  с  тем, что  в  ней
изложено:
     Отлично, я сейчас вам ее подпишу (все это происходит на тех же ступенях
лестницы...). Однако  в  самый  этот  момент  появляется  откуда-то  Горький
(приехавший за несколько минут до нас...) и настаивает, чтоб бумагу подписал
председатель  Совета  (министров  -  Л.О.),  с  чем Н.Н.  Львов  моментально
соглашается.
     Теперь  мы,   наконец,  на  верхней   площадке  лестницы;  под   строго
классической колоннадой,  посреди которой высокая дверь  -  в зал Совета. Из
дверей коридора справа выходит группа лиц с понурым и сумрачным Гучковым и с
юным  сияющим красавцем М.Н. Терещенко во главе. Слева  же к средней двери в
зал  пробегает  белый,  как  бумага,  Милюков  - он,  обыкновенно обладающий
цветущим  видом. Терещенко,  заметив  Шаляпина, направляется к  нам. Он весь
какой-то  улыбчивый и  держит себя  не  как демократический министр,  а  как
милостивый  принц...  Из  разговора Терещенко с Н.Н. Львовым  мы узнаем, что
само Министерство  Двора  продолжает функционировать  по инерции,  что нигде
ничего пока не разрушено (только о Петергофе нет точных сведений). Терещенко
делится  своей мечтой  -  о  создании  Министерства  искусства или,  если не
министерства, то хотя бы Комитета по делам искусств и его было бы правильнее
причислить  к  Министерству просвещения. Да  и  министр  уже  имеется  у нас
идеальный  - это Дягилев!  Надо его  непременно  выписать,  выписывайте  его
скорее, Александр николаевич! .
     Все это время я, не переставая, ищу глазами того,  кто меня более всего
интересует... Где же  Керенский?! Наконец, я спрашиваю об этом Терещенко. Да
вот он - там, под колоннами , - указывает он мне на очень молодого человека,
беседующего с Гучковым, сидя на  скамейке  для сторожей у  дверей в зал, и я
узнаю в нем  того беспокойного, стремительного юношу , который уже не раз за
прошедшие три четверти часа  проносился мимо меня и  которого  я принимал за
какого-то чрезмерно усердствующего писаришку. Я,  не откладывая, направляюсь
к  нему,  чтоб  лучше его разглядеть,  но  в это время он срывается с места,
расталкивает и  огибает группы, прямо подбегает ко мне с  протянутой рукой и
быстро-быстро   говорит:  Здравствуйте,   я  -  Керенский,  пойдемте,  здесь
невозможно  говорить .  Вероятно, на меня ему  указал  Гучков  или  Горький.
Пожав,  все с той же поспешностью, руки остальных, он  как-то сбивает нас  в
одну кучу  и почти бегом проводит в отведенную ему невзрачную комнату в одно
окно  - имеющую вид не то  приемной, не то лакейской.  С нами в одной  куче,
кроме  меня,  Шаляпина,  Неклюдова и  Львова  (Горький опять куда-то  исчез)
оказывается  совершенно  нам   незнакомый  человек;  это   близкий  приятель
Керенского - инженер П.М. Макаров. Не успели мы рассесться, - частью на двух
креслах, частью на деревянном диване, а Керенский - за невзрачным письменным
столом,  как  последний принялся  говорить, и  почти  сразу разговор  принял
какой-то  обостренный характер  и  переходит  в  спор. Создается  атмосфера,
напоминающая безумные главы в романах Достоевского.
     От   природы  уже  испитое  лицо  Керенского   сегодня  показалось  мне
смертельно бледным. Совершенно ясно, что этот человек уже много ночей совсем
не спал. Выражение лица кислое - но ему это  вообще свойственно, он, видимо,
очень  редко  улыбается,  пожалуй,  никогда  не   смеется.  На  нем  черная,
застегнутая   до   самого   ворота  тужурка,  что   придает   ему  несколько
аскетический, но и очень деловой вид. Говорит он громко, моментами крикливо,
высоким  фальцетом,   с  головокружительной  стремительностью  и  с   легким
пришептыванием. Изредка  внезапно  среди  фразы  он  останавливается, кладет
голову на ладонь, закрывает глаза,  точно засыпает или впадает  в обморочное
состояние, но затем снова пускается вскачь,  продолжая начатую  и оборванную
фразу. После только что нами отведанной бездари и просто российской вялости,
Керенский  производит  необычайно  возбуждающее  впечатление  и  определенно
ощущается талант, сила воли и какая-то бдительность . О да! Это прирожденный
диктатор! Но спокойно с таким  человеком едва ли можно что-либо  обсудить, и
постепенно  наша беседа переходит  в спор -  тем более что  Н. Львов  с
момента  входа  в  комнату  Керенского  стал  неузнаваемым.  Из   ласкового,
утрировано-вежливого   джентльмена   он  превратился   в  какого-то  петуха,
злобствующего  и  пробующего  наскочить  на  противника. Видимо, он в  своих
дворянских  чувствах крайне оскорблен, что какой-то  мальчишка , ничтожество
вдруг позволяет себе им распоряжаться .
     Львов сразу стал отказываться  от  своего только что полученного поста,
после того, что Керенский, уже посетивший сегодня Зимний дворец для решения,
годится ли  дворец как помещение для Учредительного собрания  (решил, что не
годится), поручил дальнейшее наблюдение за дворцом Макарову, не потрудившись
посоветоваться с ним,  Львовым,  об этом... Керенский, повысив  тон, заявил,
что  Львов не может  отказаться и тут Львов стал кричать: Как так!  Не могу?
Кто может запретить? Я отказываюсь и  баста! Никто в мире, и менее всего вы,
не может мне в этом препятствовать!
     И действительно, остается необъяснимым, почему не только Зимний дворец,
но и все дома Министерства Двора оказались вдруг в ведении Керенского. Разве
только потому, что он уже на  пути к диктаторству? Неклюдов мимоходом шепнул
мне:  О! Он  поразительно талантлив,  он  единственный  из всех  (намекая на
министров), который что-нибудь делает! .  Остальные как работники  никуда не
годятся, и естественно, что вся работа должна фатально сосредоточиться в его
руках!... Не могу скрыть  от себя, что во всем нововведении,  во всей манере
быть  и в  разговорах  Керенского  много  наигрыша, но актер  он,  во всяком
случае,  неплохой.  Кроме  того,  я  думаю,  что  известный   каботинаж  (от
французского cabotin - комедиант - Л.О.) при подлинном уме  и прозорливости,
вещь для государственного деятеля не столь уж плохая...
     Из дальнейшей  беседы выяснилось, что Керенский  нашел Зимний дворец  в
образцовом  порядке,  что  Царскосельский  дворец он  поставил  под надежную
охрану и  что вообще приступил к урегулированию всей деятельности по бывшему
Министерству   Двора.  Ясно,   что  наше  (вернее,  Гуревича)   пожелание  о
сформировании какой-то специальной милиции запоздало. Это было решено сообща
с  Керенским,  и он  тотчас  послал  кого-то  перехватить нашу бумажку -  до
подписания  ее  князем   Львовым.  Оказалось,  что  она  уже  подписана,  но
Керенский,  получив этот документ , без  всяких разговоров  сунул его себе в
карман. Вообще же к нашему вступлению он отнесся с величайшей благодарностью
... Для  него это действительно козырь, заключающийся в  том, что он  может,
как  бы, опереться  на  целую группу  лиц, пользующихся авторитетом в данной
области. И все же, что именно он от нас ждет, он  так и не высказал, а самая
наша беседа оборвалась внезапно после того,  как  в дверях появился какой-то
курьер, вызвавший Керенского в Совет.  Стремительно собрав разложенные перед
собой бумаги,  Керенский сорвался с кресла  и,  ни  с  кем  не  простившись,
ринулся вон из комнаты...
     ...Керенский находит время объезжать все дворцы; слышно, что он побывал
в Эрмитаже.
     ...Телефон  от  В.Д.  Набокова,  который  теперь  назначен  начальником
Канцелярии Совета Министров.
     Выработали окончательный  текст телеграммы Дягилеву...  Через день  был
получен ответ с решительным отказом. Не так глуп Сереженька. Хаос и бедлам -
не его стихия. Он любит творить мятежное в чем-либо крепко установленном.
     Среда, 8 марта
     Сегодня, наконец, состоялась наша поездка в Петергоф. Выбрались из дому
за полтора часа,  ибо и на сей раз пришлось шагать  через весь город пешком.
Извозчики совершенно исчезли, трамваи еще  не ходят...  В Петергофе все, как
будто,  обстоит  благополучно, хотя  насмерть перепуганный генерал Лермонтов
ничего  со  своей  стороны не  предпринял для  ограждения  дворцов. Власти с
радостью согласились поместить  на всех дворцовых зданиях наши охранительные
грамоты - о переходе дворцов в народную собственность...
     ...Д.С. Мережковский  выразил  бурную  радость  по  поводу   моего
появления. Видимо, он уже впал в отчаяние от непонимания всего (так и кричал
Я ничего  не понимаю!  и  взывал ко  мне, чтоб я  ему объяснил!).  Не  нужно
воспринимать  это  буквально. Это  больше  такой его  стиль...  Зиночка тоже
засуетилась,  не  оставляя,  однако,  своего  иронического тона...  (Дневник
Зинаиды Гиппиус еще появится в этой книге - Л.О.). С Димой же (Философовым -
он живет в  том же  доме  -  Л.О.). Я  сразу вступил во  что-то  похожее  на
конспирацию. У  них  лозунг: поддерживать всеми  силами правительство,  и  в
частности Керенского, которого они хорошо знают лично и от которого все трое
в восхищении. В  то же время они  в  панике от  эсдеков  (социал-демократы -
Л.О.) и большевиков. Горького и Тихонова они считают за последних...
     ...Удивительно, как  незаметно во  всей заварившейся сутолоке  проходит
известие об  аресте царя. Возмутительны все те пакости  и пошлости,  которые
теперь изрыгают по адресу этого лежачего всякие негодяи.
     ...Случайно встретил С.Н. Шидловского. По  его сведениям, положение  на
фронте улучшилось, а то первые  дни было совсем плохо:  беспорядки,  красные
флаги,  отказы  целых  частей  исполнять  приказы,   открытое  дезертирство,
убийство офицеров. Но в Кронштадте безобразия продолжаются вовсю. Из другого
источника слышал,  что дезертиры  потянулись с  фронта целыми  массами.  Мне
кажется,  во всяком случае, мы воевать  дальше просто  не в состоянии.  Надо
только надеяться,  что Милюков это поймет и отложит (хотя  бы на время) свое
до победного конца и свою мечту водрузить крест на куполе Св. Софии...

     ***

     Последующая, большая часть дневников Бенуа вплоть до записи от 9 ноября
1917  г.  -  утрачена.  Закончив,  в основном,  свою  работу  по  сохранению
памятников культуры,  он в 1926 году, экспромтом,  эмигрировал во Францию, и
часть дневника осталась.
     В упомянутой  выше  книге  Мой дневник  Бенуа заполняет  образовавшийся
пропуск не датированными воспоминаниями. Начало их по смыслу можно отнести к
концу апреля 1917 г. Эти Воспоминания  еще появятся в соответствующих местах
ниже.
     Кстати сказать: не  упрекай  меня, читатель,  за  то, что я  так часто,
здесь и  далее, цитирую  дневниковые  записи Александра  Бенуа. У  меня  нет
другого, столь  же интеллигентного и блестящего свидетеля последних  событий
моей истории.
     А  теперь  нам  пора  познакомиться  с  началом  биографии центрального
персонажа этой главы.
     Керенский Александр Федорович (1881-1970)
     Дворянин. Родился в Симбирске. В 1904 г.  окончил юридический факультет
Петербургского Университета.  Работал  адвокатом. Депутат  IV Госдумы  от г.
Вольска Саратовской губернии. Возглавлял фракцию трудовиков .
     После  Февральской революции 1917 года  член Временного Комитета Думы и
одновременно  заместитель  председателя  Петроградского   совета  Рабочих  и
Солдатских  депутатов.  С  марта  1917  г.  -  в  партии эсеров.  В  составе
Временного правительства министр юстиции (март-май 1917 г.).
     Вернемся в русло течения  интересующих  нас событий. В предыдущей главе
мы вышли  из  этого русла  после  отречения Николая II.  Его  брат,  Михаил,
отказался  принять  завещанную   ему  корону  до  соответствующего   решения
Учредительного собрания. И поскольку в конце этой главы мы узнаем, что такое
собрание не состоится, можно уже вполне обоснованно повторить: С монархией в
России было покончено! . Но нет ничего опаснее для государства и народа, чем
безвластие...  Так  что же в это время  происходит  в Петрограде? Спросим об
этом Александра Ивановича Гучкова. Он отвечает :
     - В ночь, когда я вернулся  в Петербург из Пскова после  отречения
Государя, в эту ночь, по-видимому, и обсуждался Приказ ! 1 в особой комиссии
при Солдатском  и  Рабочем Совете. Так  как  в  этот  момент  беспроволочный
телеграф находился в руках Совета солдатских депутатов, то приказ сейчас  же
был  разослан по всем фронтам. Узнал я о его существовании  только на другой
день... Я тотчас же телеграфировал в Ставку об этом самовольном акте Совета,
прося принять меры. Какие меры  мы в центре должны  были принять? В то время
мы строили  нашу дальнейшую  работу  на  попытках соглашения между Временным
правительством и Советом Р. и С. депутатов. В серьезных случаях  их делегаты
приходили  даже   в   заседания  Совета  министров...  Мне  хотелось   найти
какой-нибудь способ убедить Совет этот шаг отменить.
     - А что содержалось в этом Приказе? Гучков его текста не приводит,
но он есть в мемуарах добросовестного и подробного Спиридовича:
      Приказ ! 1 от 1 марта 1917 г. по гарнизону Петроградского округа. Всем
солдатам  гвардии,  армии, артиллерии  и флота для  немедленного  и  точного
исполнения, а рабочим Петрограда для сведения.
     Совет Рабочих и Солдатских депутатов постановил:
     1. Во  всех  ротах, батальонах,  полках, батареях, эскадронах и на
судах военного флота немедленно выбрать комитеты из выборных  представителей
от нижних чинов вышеуказанных воинских частей.
     2. Во   всех  воинских  частях,   которые  еще  не  выбрали  своих
представителей в  Совет Рабочих  и  Солдатских депутатов,  избрать по одному
представителю от рот, которым явиться с письменными удостоверениями в здание
Государственной Думы к 10 часам утра 2-го марта.
     3. Во  всех   своих  политических  выступлениях   воинская   часть
подчиняется Совету Рабочих и Солдатских депутатов и своим комитетам.
     4. Приказы  военной  комиссии   Госдумы   следует  исполнять,   за
исключением тех  случаев, когда они  противоречат приказам  и постановлениям
Совета Рабочих и Солдатских депутатов.
     5. Всякого  рода оружие,  как-то винтовки, пулеметы, бронированные
автомобили и прочее должны находиться в распоряжении и под контролем  ротных
и батальонных комитетов и ни в коем случае  не выдаваться офицерам,  даже по
их требованию.
     6. В строю и при исполнении  служебных обязанностей солдаты должны
соблюдать строжайшую дисциплину, но вне службы и строя в своей политической,
общегражданской и частной жизни солдаты ни в чем не могут быть умалены в тех
правах, которыми  пользуются все граждане. В частности, вставание во фронт и
обязательное отдание чести вне службы отменяется.
     7. Также    отменяется     и     титулование    офицеров:     ваше
превосходительство, благородие  и  т.п. и  заменяется  обращением:  господин
генерал, господин полковник и т.д.
     8. Грубое  обращение  с  солдатами  всяких  воинских  чинов  и,  в
частности, обращение к  ним на ты  воспрещается и  о  любом нарушении этого,
равно  как  и о всех  недоразумениях между  офицерами и солдатами, последние
обязаны доводить до сведения ротных комитетов.
     Настоящий приказ прочесть во всех ротах, батальонах,  полках, экипажах,
батареях и прочих строевых и нестроевых командах.

     Петроградский совет Рабочих и Солдатских депутатов.

     Гучков  вызвал к  себе представителей Совета,  осуществлявших  связь  с
военным министром, и сказал им:
     - Этот  приказ  принесет  чрезвычайный  вред   -  он  окончательно
разрушит армию,  она перестанет быть опасной для врага  внешнего и сделается
опасной для внутреннего положения.  Не думайте,  что вы этим путем создадите
послушную армию, вы создадите хаос, который отразится на всей стране.
     Беседа  продолжалась  довольно  долго, Гучков  настаивал,  чтобы  Совет
отменил свой приказ. Потом он предоставил некоторое время для обсуждения его
требования и вышел.
     - Они остались у меня в кабинете, - пишет Гучков. Затем пригласили
меня и сказали, что на  мои условия  о полной отмене приказа они согласиться
не  могут. Я думаю, что тут играл роль вопрос об их  престиже. Говорят: вот,
что мы можем сделать - мы можем издать приказ ! 2, где будет указано, что те
основы, которые преподаны в приказе ! 1, имеют отношение только к тылу.
     Гучков  решил,  что  надо  выбрать  меньшее  из  зол,  и  согласился. В
министерстве  началась  выработка  положения  о  солдатских  комитетах.  Нам
приходилось  решать вопрос: вводить ли комитеты или нет,  - пишет он. Где не
было авторитета командного состава,  там эти  комитеты уже возникли.  Вопрос
шел о том, в состоянии ли мы закрыть существующие комитеты. Тогда была мысль
легализовать их, но ввести в рамки солдатских экономических вопросов...
     - Ах,  Александр Иванович! Вы ли это?  Разве  не  Вы  сражались на
стороне буров в Южной Африке, участвовали в восстании македонцев, в сражении
под Мукденом? А теперь готовы капитулировать перед  агрессией Совета Рабочих
и Солдатских депутатов -  в  порядке выбора меньшего  из  зол .  Пишете, что
временное  правительство  строило  свою  работу  на  попытках  соглашения  с
Советом. Полноте! Неужели Вы не понимали, с кем имеете дело? Ведь большевики
открыто  заявляли  о своем  намерении силой  захватить  власть. Еще  они  не
командовали  в  Совете,  но  было  ясно,  что,  благодаря  своей  бесстыдной
демагогии,  они непременно приберут его  к рукам! Вы пишете: Какие меры мы в
центре должны  были принять? А те  же,  что  принял Витте в декабре 1905 г.,
арестовав разом  всех 257 членов Петербургского  Совета и  таким  образом  -
одним  росчерком  пера  предотвратил  возможность  вооруженного восстания  в
столице. Вам так же следовало арестовать весь Совет, обвинив его в измене во
время войны!
     Царь отрекся от  престола днем 3  марта. В ту  же  ночь  Вы вернулись в
Петроград.  А  еще  утром  3-го  Государственной Думой  был  объявлен состав
Временного правительства. Вы -  военный министр. Телефонная связь со Ставкой
не нарушена. Прикажите всем командующим фронтами оповестить войска об аресте
изменников и распорядиться изъятием Приказа ! 1 и закрытием , как Вы пишете,
существующих  комитетов. Да  много  ли их  существует?  Приказ ! 1  мог быть
разослан  лишь  4-го марта утром  и Ваша  встреча  с представителями  Совета
состоялась, вероятно, в ближайшие дни после этого.
     - Вы скажете, что в 1917 году Совет насчитывал чуть ли не в 10 раз
большее число членов, чем в 1905 г. и что у Вас не хватило бы сил, чтобы его
арестовать. Это - неверно! Мы знаем запись А. Бенуа в дневнике от 2-го марта
1917 года: Добужинский  побывал  вчера у Госдумы.  Там неописуемый хаос. Все
время  подходят  войска  -  на  присягу  новому  строю  .  Приходили  целыми
полками... Впрочем, и  не было необходимости арестовывать весь Совет Рабочих
и Солдатских депутатов. Достаточно было бы только объявить об его роспуске и
арестовать  членов  Исполкома   Совета   и,  может  быть,  членов  комиссии,
составившей Приказ ! 1. Эффект этого на фронте был бы тем же самым.
     - И еще: Вы же прекрасно знаете,  Александр  Иванович, что через 4
месяца после образования Временного правительства, 3-го  июля 1917 г. первая
попытка большевиков  захватить власть была  легко  подавлена.  Значит, еще в
июле у правительства было достаточно военной силы - а тем более в марте!
     Как я уже упомянул, утром 3-го марта 1917 г. была опубликована от имени
Госдумы следующая декларация:
     Граждане! Временный Комитет членов Государственной думы, при содействии
и  сочувствии  столичных войск и населения,  достиг в настоящее время  такой
степени успехов  над  темными силами старого режима, которая  позволяет  ему
приступить к более прочному устройству исполнительной власти.
     Для  этой  цели  Временный   комитет  Государственной   Думы   назначил
министрами  первого  общественного кабинета следующих лиц, доверие к которым
обеспечено их прошлой общественной и политической деятельностью:
     Предс. СМ и мин. вн. дел - князь Г.Е. Львов
     Мин. ин. дел - П.Н. Милюков (кадет)
     Мин. воен. и морск. - А.И. Гучков (октябр.)
     Мин. путей сообщ. - Н.В. Некрасов (кадет)
     Мин. торговли и пром. - А.И. коновалов (б/п)
     Минфин - М.Н. Терещенко (б/п)
     Мин. просвещ. - А.А. Мануилов (кадет)
     Обер-прокурор Св. Синода - В.Н. Львов
     Мин. земледелия - А.П. Шингарев
     Мин. юстиции - А.Ф. Керенский.
     В   своей   настоящей  деятельности  кабинет   будет  руководствоваться
следующими основаниями:
     1. Полная  и немедленная амнистия  по всем  делам  политическим  и
религиозным, в том числе террористическим покушениям,  военным восстаниям  и
аграрным преступлениям.
     2. Свобода   печати,   слова,   союзов,   собраний  и   стачек   с
распространением  политических   свобод   на   военнослужащих   в  пределах,
допускаемых военно-техническими условиями.
     3. Отмена   всех  сословных,   вероисповедальных   и  национальных
ограничений.
     4. Немедленная подготовка к созыву  на началах всеобщего, равного,
тайного и  прямого голосования Учредительного  собрания,  которое  установит
форму правления и Конституцию страны.
     (Ну что делать? Опять прямое голосование! Магия какая-то - Л.О.).
     5. Замена  полиции  народной  милицией  с   выборным  начальством,
подчиненным органам местного самоуправления.
     6. Выборы в органы местного  самоуправления на  основе  всеобщего,
прямого, равного и тайного голосования.
     7. Неразоружение   и  невывод  из  Петрограда   воинских   частей,
принимавших участие в революционном движении.
     8. При  сохранении  строгой  дисциплины  в  строю  и  при  несении
воинской  службы  -  устранение для солдат  всех ограничений  в  пользовании
общественными правами, представленными всем остальным гражданам.
     9. Временное правительство считает своим долгом присовокупить, что
оно  отнюдь   не   намерено  пользоваться   военными   обстоятельствами  для
какого-либо промедления в осуществлении вышеизложенных реформ и мероприятий.
     Председатель Госдумы М. Родзянко
     Председатель С.М. князь Г. Львов
     Министры: Милюков, Гучков, Некрасов, Коновалов, Мануйлов, Терещенко, В.
Львов, Шингарев, Керенский
     Здесь уместно  ближе  познакомить  читателя  с Председателем Временного
правительства, хотя имя  его уже появлялось на предыдущих страницах. Большой
Энциклопедический словарь  издания  2002  года  уделяет  лидеру либерального
движения в России всего три коротких строчки:
     Львов  Георгий Евг.  (1861-1925),  князь,  крупный  помещик.  Деп.  1-й
Госдумы.  Пред. Всерос.  Земского  союза. В марте-июле 1917  г.  глава врем.
прав. После Окт.  рев-ции  в эмиграции; в 1918-20 глава Рус. полит. совещ. в
Париже .
     Я  же позволю себе процитировать  подробную характеристику кн.  Львова,
включенную Керенским (не слишком щедрым на похвалы) в его Мемуары :
     Наш председатель, князь Львов, вел свое происхождение от Рюриковичей и,
следовательно,  принадлежит  к старейшему роду, который  правил Россией  700
лет. И,  несмотря  на  это,  всю  свою  жизнь он  стремился  улучшить участь
крестьян и являлся  активным участником борьбы против  быстро разлагающегося
монархического  абсолютизма.  В Союзе  земств  он настойчиво отстаивал право
крестьян  быть представленными в политической жизни страны. Он стал одним из
основателей либерального  течения в  земствах, которое с начала  века играло
роль авангарда в борьбе  за Конституцию,  приведшей  к манифесту  17 октября
1905 года. По  натуре он  был  застенчивый, сдержанный человек, который мало
говорил, но был прекрасным слушателем. Он обладал выдающимся организаторским
талантом, и  его  огромный  моральный  авторитет проявил себя в  создании им
Всероссийского Союза земств.
     Князь  Львов  никогда  не  придерживался  партийных  взглядов,  и после
кратковременного сотрудничества в 1-й Думе  с партией народной свободы ,  он
уже никогда  не  входил ни в  какие  партии,  ни  в  какие политические  или
заговорщицкие организации.  В этом глубоко религиозном человеке  было что-то
толстовское.  Приказам он  предпочитал  убеждения  и  на заседаниях кабинета
стремился побудить нас  к  общему согласию. Его часто обвиняли в слабоволии.
Такое  обвинение  было абсолютно безосновательным...  Он  слепо  верил,  как
утверждает Гучков,  в  неизбежный триумф  демократии, в способность русского
народа играть созидательную роль в делах государства. И не уставал повторять
слова: Не теряйте присутствия духа, сохраняйте веру в свободу России .
     Там  же  в своей книге Керенский  называет  4 наиболее  важных (по  его
мнению) задачи, которые сразу встали перед новым правительством. Вот они:
     1. Продолжить защиту страны (т.е. войны - Л.О.).
     2. Воссоздать по всей стране действенный административный аппарат.
     3. Провести необходимые политические и социальные реформы.
     4. Подготовить   путь  для   преобразования   России   из   крайне
централизованного государства в федеральное.
     Все  это  в  условиях  быстро  нарастающего  хаоса  в  стране.  Если  в
Петрограде   рабочей  милиции,  а  в  Москве  -  городской  думе  с  помощью
кооперативов  удалось  достигнуть  определенного  спокойствия и порядка,  то
отовсюду с  мест  поступали сообщения, что власти и полиция разбежались  или
арестованы  самозванцами; бандитизм, грабежи и насилия  принимают угрожающий
размах. Непопулярных  чиновников  избивают,  рабочие не  работают - изгоняют
неугодных  им  инженеров. Крестьяне  вновь,  как  в 1905 г. захватывают
земли   помещиков,   грабят  и   поджигают   поместья.  Земские   учреждения
развалились,  поскольку  в  них  важную  роль  играли  местные  предводители
дворянства. На  фронте  солдаты  отказываются  подчиняться офицерам, открыто
дезертируют...
     Однако  Керенский  отдает  должное  не  только устоявшим  перед  такими
трудностями членам  правительства, но  и...  чиновникам аппарата управления.
Вот что он пишет:
     - Наряду с большим опытом членов нового правительства, важную роль
в проведении столь обширной и бурной законодательной деятельности сыграло то
обстоятельство, что  практически все  высшие чиновники прежних министерств и
других  правительственных  учреждений  остались  на своих  местах при  новом
правительстве  (кроме высших чинов мин.  внутр.  дел  - Л.О.)  и,  за редким
исключением, работали с огромным  энтузиазмом. Многие из них часто трудились
ночи напролет, готовя проекты новых  законов и  предложения  по реформам. Их
глубокие  познания  и подготовленность находились на самом высоком уровне, и
крайне  прискорбно,  что позднее, в  мае,  некоторые  из  вновь  назначенных
министров  от   социалистических   партий   начали  заменять   этих  опытных
гражданских  служащих  своими  коллегами  по  партии,  которые  не имели  ни
малейшего представления о работе правительственных учреждений.
     - То,  что  Вы пишите,  Александр  Федорович, очень  интересно  и,
должен признаться, для меня  неожиданно.  Но как бы Вы могли оценить, спустя
много  лет,  реальные  результаты кратковременного  управления жизнью страны
кабинетом министров, членом которого Вы являлись, в условиях описанного Вами
хаоса?
     - Временное  правительство успело принять ряд  важных  законов:  о
политической   свободе  и   правах   граждан,  включая   женщин,  о  свободе
вероисповеданий,  о кооперативах, о порядке выборов в Учредительное собрание
по принципу пропорционального представительства в нем всех партий.
     Декрет   об  аграрной  реформе   был  подготовлен  министром  сельского
хозяйства Шингаревым.  Был создан Главный Земельный Комитет местные комитеты
землеустройства. В  директиве Главного Комитета от 20 мая 1917 г.  было
сказано:   В  соответствии  с  новыми  потребностями   нашей   экономики,  с
пожеланиями  большинства крестьян и программами  всех демократических партий
страны,  основным  принципом  предстоящей  земельной  реформы  должна  стать
передача всей обрабатываемой земли тем, кто ее обрабатывает .
     Закон о земле предлагалось утвердить в Учредительном собрании, и весной
1918 г. местным комитетом начать законную передачу земли крестьянам.
     Принятое правительством Трудовое  законодательство  представило рабочим
беспрецедентные права, включая  8-часовой рабочий  день (в  том  числе и  на
оборонных  предприятиях).  Рабочие комитеты и профсоюзы  получили фактически
полную автономию.
     По  вопросу о реальном управлении государством мы  пришли к  согласию о
том,  что  для  создания новой машины  управления нам  следует прежде  всего
установить  связь с надежными людьми в  губерниях и уполномочить  их  занять
места бывших  губернаторов для преобразования механизма местного управления.
Туда,  где   таких   людей   не  найдется,  немедленно  направить  достойных
представителей из Петрограда. Однако двумя неделями позже, когда  выяснилась
полная  несостоятельность отправки комиссаров из Петрограда ... было принято
решение назначать в качестве  комиссаров  Временного правительства тех людей
из местных жителей,  которых выбрали или  рекомендовали местные общественные
комитеты...
     Новое  правительство  было  лишено  какой-либо  физической  возможности
навязать свою волю и единственным инструментом убеждения, находившимся в его
распоряжении, было живое слово... Мало было писать и обнародовать сверхумные
манифесты и статьи в  газетах.  Мало  было  создать  новую  административную
машину.  Надо  было  также, постоянно используя  живое  слово, противостоять
силам  разрушения, пробуждать в  людях чувство личной ответственности  перед
нацией в целом.
     Об  ушедших из  жизни -  либо хорошо,  либо ничего! - гласит пословица.
Ввиду  некоторых моих  сомнений  о  личных качествах А.Ф.  Керенского,  я не
решался  его спросить, какова  была личная его  роль в решении  сверхтрудных
задач,  стоявших перед  Временным правительством  в этот  первый период  его
существования.  Однако  сразу после  цитированного  выше  описания  ситуации
следует...  ответ  А.Ф.  на  этот  незаданный  ему  вопрос.  Ответ  простой,
искренний и без излишней скромности:
     - В силу  того,  что  обстоятельства вознесли  меня в революции на
вершину власти (это справедливо для более позднего момента - Л.О.) и в  силу
того, что мое имя в глазах народа  стало своего рода символом новой жизни  в
условиях свободы, именно на мою долю  выпало вести полемическую борьбу среди
масс   населения...  Далее   следует  описание   командировки  Керенского  в
разъяренный Кронштадт  (матросы  буквально  на клочки разорвали командующего
крепостью адмирала Видена,  убили нескольких офицеров и бросили сотни других
в тюрьму, предварительно  избив  их). Прибегнув только к силе  слов,  я смог
внести  успокоение  в  разъяренную  толпу,  и  хотя мне не  удалось добиться
освобождения  всех арестованных  офицеров,  тем не менее,  десяти  разрешили
выехать в Петроград.
     - Признаю, что Александр Федорович  был  человеком  отважным и  по
многочисленным свидетельствам того времени - превосходным оратором.
     - Князь  Львов, - продолжает А.Ф., - как правило, обращался ко мне
с  просьбой отправиться в тот или иной район беспорядков с тем, чтобы  живым
словом  сбить волну анархических  беспорядков и оказать  моральную поддержку
здоровым и созидательным силам.
     Неотложной проблемой перед Временным правительством и Советом Рабочих и
Солдатских депутатов  встал  вопрос: как поступить с отрекшимся царем  и его
семейством.  Большевики  требовали  его   казнить,   но  это  привело  бы  к
нежелательному  осуждению  российской и  мировой  общественности и ухудшению
отношений с союзниками  в то время, когда война с Германией была  еще далека
от окончания.
     4  марта Николай II через генерала Алексеева обратился к князю Львову с
прошением:
     1. Разрешить ему и его свите проехать в Царское Село.
     2. Гарантировать безопасность временного (до  выздоровления детей)
нахождения там его семьи и свиты.
     3. Гарантировать беспрепятственный переезд  всех их в Мурманск для
отбытия в Англию, на что было получено согласие английского правительства .
     Решено было это прошение удовлетворить, но ввиду близости Царского Села
к  взбунтовавшемуся  Петрограду и  опасности самосуда, держать  там  царскую
семью под  арестом и охраной. Для этой цели, а одновременно для  обеспечения
авторитетного  командования  Петроградским  гарнизонам отозвать  с фронта  и
назначить командующим Петроградского военного округа прославившегося в  боях
генерала Л.Г. Корнилова. 8 марта был опубликован соответствующий декрет
Временного  правительства. Кстати  сказать, под нажимом своей общественности
английское правительство взяло назад  свое согласие  принять царскую семью -
ведь  временное правительство  объявило о своем намерении продолжать военные
действия.
     Керенский предложил перевезти царя  в город Тобольск, стоящий в стороне
от железной дороги.
     Корнилов Лавр Георгиевич (1870-1918)
     Из  семьи   казачьего   офицера.   В   1892  г.  окончил   Михайловское
артиллерийское  училище.  В  1898 - Академию  Генерального  штаба.  Служил в
Туркестане. Участвовал в Русско-Японской войне 1904 года. С 1907 по 1911 гг.
военный атташе в Китае. В 1-ю Мировую войну командовал пехотной  дивизией. В
1915 г.  попал в плен к австрийцам. Бежал.  Назначен командиром  корпуса.  В
марте-апреле 1917 г. командовал войсками Петроградского военного округа...
     После  героического,  но  безрезультатного  Брусиловского   прорыва  на
Юго-Западном фронте  летом 1916  г., к  весне  1917  г. положение на фронтах
войны с Германией и Австрией в чисто военном плане установилось относительно
спокойное.  Однако  окопная  война  ,  когда  время  от  времени  начинается
артподготовка и вылазка  противника  или  газовая атака, дело нелегкое.  Тем
более, что снабжение русской армии боеприпасами и продовольствием поставлено
было скверно.
     21 апреля 1917 г. эти проблемы обсуждал  собравшийся в Петрограде съезд
фронтовиков. После 3-х лет  изнурительной войны  устали все: и фронтовики, и
гражданское население.  Патриотический пыл давно остыл. Все  желали и  ждали
мира более, чем победы над  врагом.  Таковым было  и настроение  большинства
членов  Временного  правительства.  И только  министр  иностранных  дел П.Н.
Милюков горячо  ратовал  за продолжение  войны до победного  конца,  который
сулил России отнятие  у Турции,  союзницы немцев,  вожделенных  Черноморских
проливов.  Павел  Николаевич даже  поспешил 18-го  апреля,  не  согласовав с
коллегами по правительству, секретной почтой заверить союзников в готовности
России продолжать войну.  Секрет  открылся,  и это  вызвало 23  и 24  апреля
демонстрации протеста, вынудившие Милюкова 25 апреля уйти в отставку.
     5 мая 1917 г. подал в отставку и военный министр А.И. Гучков.
     - Ради  бога,  Александр  Иванович,  почему?  Неужели  из-за  этих
треклятых солдатских комитетов? Идет война! Кто может  заменить Вас  с Вашим
жизненным  опытом,   связями  с  военной  промышленностью,   известностью  и
уважением  в армии,  наконец,  с  Вашим личным мужеством, не  раз доказанной
отвагой?
     - О замене не  беспокойтесь. Этот  петушок -  Керенский  -  спит и
видит себя на моем  месте. Но не в нем дело. 23  и 24 апреля толпы рабочих и
солдат ходили по городу  и кричали Долой  буржуазное  правительство ,  Долой
Милюкова  и  Гучкова . Это  принимало  довольно  грозный характер,  и  мы  с
Корниловым  подсчитали   и  пришли  к  выводу,  что  в  случае  вооруженного
столкновения в нашем распоряжении имеется всего 3 тысячи человек, а против -
100 тысяч. Правда - это в одних руках, а то - толпа.
     - Толпа необстрелянных  новобранцев,  склонная поддаваться панике!
На заседании правительства Вы после доклада о ситуации сказали, что в случае
столкновения с демонстрантами можете только гарантировать  вооруженный отпор
. Ну,  пусть  только  отпор  -  достаточно  продержаться несколько дней и  в
Петроград прибудут вызванные военным министром надежные войска с фронта!
     - В  ответ  на  мое  предложение, -  продолжает  Гучков,  -  общее
молчание, только  встал  Коновалов.  Он  подошел  ко  мне  и громко говорит:
Александр Иванович, я вас предупреждаю, что первая пролитая кровь, и я ухожу
в отставку . Подошел Терещенко и сказал то же самое.
     - Ну  и  что  же?!  Вам  только  угрожали  отставкой,   только  не
поддержали! Не запретили,  даже не  приняли  никакого  решения! Почему же Вы
отступили, почему решили уйти?  Что это: гордыня,  до сих пор несвойственная
Вам,  интеллигентская мягкотелось  или  особое уважение  демократии? Но ведь
всему должно быть свое место!...
     Гучков:
     - Когда  я  убедился,  что  как  не  велики  затруднения,  но  они
преодолимы,  а непреодолимо одно  препятствие в  виде  определенного  отказа
большинства Временного правительства от резких мер борьбы - тогда моя миссия
кончилась. Я не отказывался вообще от  работы, но мне  казалось, что ее надо
перенести  на  фронт.  Может  быть,  там  удастся  подготовить  какие-нибудь
здоровые части, с которыми  можно бы предпринять поход  на Петербург для его
оздоровления.
     - Что Вы под этим подразумеваете?
     - Весь  план  мой  заключался  в  том,  чтобы  ликвидировать Совет
Рабочих и Солдатских депутатов. Я думал, что если бы  нам удалось образовать
единую свободную, ответственную  перед  собой, а  не перед  другими, твердую
правительственную власть, то даже  при всей разрухе, которая охватила страну
и фронт, шансы навести порядок  были.  Надо было какое-то кровавое действие,
расправа должна была быть.
     То же, но более  ясно направленное: ликвидировать большевиков предложил
на одном из заседаний Корнилов, но и он поддержки не получил.
     Отставка  двух непосредственно  связанных с  войной министров  означала
кризис всего  правительства,  его реорганизацию. Она и состоялась того  же 5
мая  1917 г. Ее  наиболее существенный результат  состоял в том, что военным
министром по  рекомендации  генерала Алексеева  был  назначен  Керенский.  В
составе правительства  появились социалисты: меньшевики Церетели и Скобелев.
Председателем Совета министров остался князь Львов.
     Свой   роспуск   первый   кабинет   Временного   правительства  отметил
Политическим завещанием , которое заканчивалось словами:
     Перед Россией встает  страшный  призрак  междоусобной войны  и анархии,
несущей  гибель  свободы.   Губительный  и  скорбный  путь  народов,  хорошо
известный истории  - путь, ведущий от свободы через междоусобие к реакции  и
возврату деспотизма .
     Итак, во  Временном правительстве произошла весьма важная перестановка:
ключевой во время войны пост военного министра  занял молодой (ему 36 лет) и
честолюбивый   провинциал  Александр  Федорович  Керенский.  С  началом  его
биографии мы уже знакомы. А читая рассказ  Александра Бенуа,  могли вместе с
ним подивиться неукротимой энергии молодого министра.
     Естественно, что к нему я и  обращаюсь  с просьбой описать обстановку в
стране и на фронте, как она виделась с высоты нового поста. К  счастью,  как
мы уже знаем, Керенский в конце своей долгой жизни издал большую книгу своих
Мемуаров , где я без особого труда нахожу интересующее меня описание:
     - В первые  недели после  падения монархии вся страна прошла через
кризис, но именно на фронте этот кризис приобрел наиболее глубокие и опасные
черты. Ведь с потерей  дисциплины армия неизбежно разлагается  и теряет свою
боеспособность. Привычный для солдат распорядок фронтовой жизни был нарушен,
и солдаты  занялись дискуссиями,  стали  митинговать, беспрерывно  обсуждая,
когда и как смогут вернуться домой  и отказываясь  выполнять приказы. Ощущая
утрату  своего авторитета, в полной  растерянности  от создавшейся ситуации,
офицеры  колебались,  стоит  ли  или  не  стоит вообще  отдавать  какие-либо
приказы.
     В этот-то  начальный период разложения  в  действующей  армии  и  стали
впервые  выбираться   солдатские  комитеты.  Одновременно  с  этим  Дума   и
Петроградский Совет начали направлять на  фронт своих делегатов с тем, чтобы
рассказать солдатам о произошедших  событиях и внести  успокоение в их души.
Но  не прошло и  нескольких  недель,  как непререкаемый авторитет Думы  стал
постепенно  уменьшаться  и   ее  делегаты  стали  поспешно  ретироваться  из
фронтовых воинских частей.
     С  другой  стороны,  делегаты  Совета,  действуя  от  имени  рабочих  и
крестьян, стали быстро набирать  в армии силу - именно им доверяли выступать
в  качестве  комиссаров,   ответственных   за  всю  деятельность   созданных
комитетов.
     Воспользовавшись  сложившейся  ситуацией,  большевистские   агенты  под
личиной делегатов и комиссаров  внедрились  в  армию;  такое  нетрудно  было
осуществить в первые дни революции, когда  комиссарские  мандаты  выдавались
всем,  не  удосуживаясь  проверить,  с  какой  целью  претендент  на  мандат
отправлялся на фронт.
     - Немцы, должно быть, воспользовались начавшимся развалом фронта и
начали наступление. Или они только воспользовались описанной Вами ситуацией,
чтобы перебрасывать войска во Францию, где их наступление было остановлено?
     - Немцы  внезапно прекратили  все боевые  действия против русских.
Немецкие солдаты стали переползать к русским окопам и брататься  с русскими.
Со временем  начали посылать на  русскую  сторону офицеров с белыми флагами,
которые  просили  передать  начальству  предложения о  перемирии... Братание
приобрело масштабы  эпидемии.  Блиндажи  и  окопы  опустели,  развал военной
дисциплины  достиг  своего  апогея.  А тем  временем  регулярные  германские
дивизии, одна за другой, переправлялись на Западный фронт.
     - Выходит дело,  что  я не  ошибся:  наступление  в  Россию  немцы
отложили.  А свою безопасность на востоке обеспечивали совершенно  новым для
всех  способом - организацией братания на фронте. Зная  дисциплинированность
немцев,  я не  сомневаюсь, что с  их  стороны  братание было санкционировано
командованием. Оно же и посылало офицеров с предложениями о перемирии.
     В  связи  с этим,  под  давлением  своего энергичного военного министра
Временное  правительство  словно  пробудилось   от  сна.  Оно   опубликовало
Декларацию, где первым  пунктом было объявлено, что отвергая сепаратный мир,
правительство ставит  задачу достижения  мира без аннексий и контрибуции , а
во  втором   пункте,  что   Временное   правительство   твердо   верит,  что
революционная армия не  допустит, чтобы  германские  войска разгромили наших
союзников на Западе и обрушились все силой своего оружия на нас .
     В первом же приказе нового военного министра, без  всяких обиняков было
сказано:
     1. Отечество  в опасности и каждый должен отвратить ее по крайнему
разумению и  силе, невзирая на все тяготы. Никаких  просьб  об  отставке лиц
высшего командного состава я не допущу.
     2. Самовольно покинувшие ряды армии  и флотских команд (дезертиры)
должны вернуться в установленный срок.
     3. Нарушившие  этот  приказ  будут подвергнуты наказанию  по  всей
строгости закона .
     Вскоре появился и сам закон, принятый Думой:
     Дезертирство,  отказ  от  подчинения   приказам,  открытый   мятеж  или
подстрекательство к нему повлекут за собой каторжные работы .
     - Ого! Дезертиров не обратно в часть или в штрафной  батальон, а с
полпути или из родной деревни этапом на каторгу.  Туда же и смутьянов . Это,
как нынче говорит молодежь, - круто! .
     На  переговорах с Исполкомом Совета было решено,  что  все  комиссары в
армии,  назначенные  ранее, перейдут под юрисдикцию  военного  министра, а в
будущем их будет назначать лично он.
     11  мая  1917  г.  появился  приказ военного  министра  !  8  О  правах
военнослужащих .  В  14 этого приказа было  объявлено  о праве офицеров
прибегать  к  дисциплинарным мерам,  включая  использование  силы  в  случае
нарушения  субординации  во  время боевых действий на фронте. А в  18 -
сказано,  что назначение,  перемещение  и смещение  командования офицерского
состава относятся полностью к компетенции высших офицеров.
     Сразу  за текстом  приказа в Мемуарах Керенского появляется неожиданная
запись:
     - К 12  мая чувства  здорового  патриотизма  стали  на фронте  той
определенной силой,  в которой отныне могли искать поддержку правительство и
Верховное командование. Политические митинги прекратились, также и братания,
была восстановлена воинская дисциплина.
     - Увольте, Александр  Федорович!  Чудес  на  свете не  бывает.  На
следующий же  день после выхода приказа такой  эффект и, как можно понять из
Вашей  записи,  -   по  всей  огромной  армии?!..   Я  готов  поверить,  что
дезертирство (в случае его  безнаказанности) может быстро, как лесной пожар,
охватить  все  фронты - о нем давно  мечтают  солдаты! Но чувство  здорового
патриотизма ?  Не поверю!  Другое дело,  если  записанное  в  Вашем  приказе
выражение  включая использование  силы негласно означает  введение  смертной
казни на фронте. После  первых же случаев такого  наказания известие о  них,
действительно, распространятся по всем фронтам  со скоростью ветра (но  тоже
вряд ли за один день!)...
     Видимо, для  проверки выполнения его  приказа, Керенский отправляется в
длительную поездку по фронтам: на Юго-Западный фронт к Брусилову, на корабли
Черноморского флота к Колчаку, потом в Киев, в Ригу... В начале июня 1917 г.
он   возвращается   Петроград,   с   одобрения    правительства    назначает
Главнокомандующим  Брусилова   вместо  Алексеева.  Для  последнего   создают
почетный  пост  военного  советника  правительства. Начальником Генерального
штаба министр  назначает генерала  Лукомского.  А  Корнилова,  не  сумевшего
завоевать доверие солдат и  членов Совета, Керенский отправляет  подальше от
Петрограда, на  Юго-Западный  фронт, командующим 8-й  армии.  Я  думаю,  что
положение штатского военного министра рядом с прославленным боевым генералом
показалось Александру Федоровичу неуютным .
     3-го июня 1917 г. состоялся 1-й Всероссийский съезд Советов. Из его 822
делегатов  только  105 человек оказались большевиками.  Съезд  признал,  что
Переход  всей власти  к  Советам  в  переживаемый момент  русской  революции
значительно ослабил бы  ее  силу, преждевременно оттолкнув  от нее элементы,
еще  способные ей  служить  ,  т.е.  либеральную  буржуазию и  средний класс
населения.
     13 июня Керенский поехал в Ставку  к Брусилову, где было  решено начать
наступление на Юго-Западном фронте 18-го июня.
     Так оно и началось и первые дни шло успешно, но вскоре выдохлось.
     В  отличие  от  Брусиловского прорыва  в 1916 году,  когда  австрийские
войска были в значительной мере укомплектованы балканскими славянами, теперь
противниками   были   отборные  германские   части,   поддержанные   тяжелой
артиллерией.  Наступление  русский  войск  было  остановлено,  а  6-го  июля
началось  контрнаступление немцев.  8-го июля Керенский назначил командующим
Юго-Западным фронтом Корнилова. Ему  удалось  остановить немцев только 15-го
июля.
     Между тем,  еще  3-го  июля,  воспользовавшись  наметившимся  переломом
ситуации на  фронте и отсутствием Керенского, Ленин,  за 2 месяца до того, в
апреле прибывший  в Петроград,  организовал  вооруженное восстание рабочих и
бунтовавших  солдат.  Оно было  в  течение 4-х дней подавлено  присягнувшими
Временному правительству частями гарнизона и юнкерами.
     На назначение Корнилова нам стоит обратить  внимание.  Прошло всего два
месяца с  момента изгнания его из Петрограда, и  вот,  минуя все  нормальные
ступени военной карьеры,  генерал  Корнилов назначен командующим фронтом. Не
думаю, что  нельзя  было  найти  кого-нибудь  другого,  чтобы  ему  поручить
сопротивление  только  еще   начинающемуся  наступлению  немецких  войск.  Я
полагаю,  что  во  время  недавней  продолжительной   поездки  Керенского  в
действующую армию  он  должен  был  понять,  что  ему,  человеку  штатскому,
несмотря на его  талант оратора, привлечь на свою сторону солдат  и офицеров
не удастся, и  потому  решил  опереться на прославленного  в  боях генерала,
высоким назначением привлекая его к себе.
     Во  время восстания 3-го июля Керенский находился на Западном фронте  у
генерала Деникина. Наступление  на этом  фронте  планировалось  на  9  июля.
Керенский собирался  при этом  присутствовать,  но  князь  Львов вызвал  его
срочно в  Петроград.  На последней  станции  перед столицей  в  поезд пришел
Терещенко  и  сообщил,  что  князь  Львов принял  решение  уйти  в отставку.
Наверное,  это уже  стало  известно  -  в  Царском Селе Керенского  встретил
командующий  Петроградским  военным округом  генерал  Половцев. Встреча была
подготовлено  по высшему разряду: почетный караул из солдат  Преображенского
полка  и  толпа  приветствующих.  С  таким  же  энтузиазмом (как  пишет  сам
Керенский)  его  встретила  толпа  перед Зимним  дворцом,  где  после начала
восстания  находилось правительство. Толпа  не расходилась. Выйдя на балкон,
военный министр ее успокаивал. А 7-го июля Львов официально подал в отставку
и Керенский (по собственному почину) занял пост министра-председателя , т.е.
главы кабинета министров!  8-го июля  Александр  Федорович вернулся  в  штаб
Деникина. Атака не  удалась, но перед ее началом, за передовой линией окопов
Керенский беседовал  с солдатами  гренадерской  дивизии.  Об  этой беседе он
пишет в своих Мемуарах , и  я  не могу устоять перед соблазном процитировать
эту запись, разумеется, без каких-либо комментариев. Вот она:
     - Ни разу за все  время пребывания на фронте не  было у меня столь
сильного желания, как тогда, повести всю ночь в окопах с солдатами, а наутро
пойти с ними в бой. И  никогда прежде  не  испытывал я  такого стыда, что не
делаю  того, к чему  призываю  их: сражению предстояло начаться на следующий
день, а мне ничего не оставалось, как возвратиться в Петроград.
     В связи с отставкой  князя  Г. Львова  мне хочется привести сейчас
отзыв о нем Милюкова.  Читателю,  быть может, будет интересно сравнить его с
приведенной   ранее   характеристикой  председателя   правительства,  данной
Керенским... Вам слово, глубокоуважаемый Павел Николаевич:
     - Нам нужна была во что бы то ни стало сильная власть. Этой власти
Львов  с  собой  не  принес.  В себе, как в  русском  народе,  по словам его
биографа,  он  ощущал,  как  хорошее  и желанное, смирение,  миротворчество,
доброту, терпеливое  несение  креста... Зависть, злоба, жестокость, дикость,
склонность  к  анархии  и  бунтарству  оставались  для  него  незамеченными,
скользили по его вниманию.
     С этими  свойствами  князь  Львов оказал  России плохую услугу.  Ни  на
кресле премьера, ни в роли министра внутренних дел он не был на своем месте.
Сперва  он растерялся  и приуныл перед  грандиозностью  свалившееся  на него
задачи;  потом загорелся всегдашней  верой: -  Я верю в великое  сердце
русского народа, преисполненного любовью к ближнему, верю в этот первородный
источник  правды, истины и свободы. В нем раскроется вся полнота его славы и
все прочее приложится...
     - Это  упорство  в  вере  дорого  обошлось  и  ему  самому,  когда
наступило  разочарование. После его  ухода  из  правительства тот же биограф
виделся с ним 9-го июля. -  Я не сразу узнал Г.Е.,  - писал он. Передо  мной
сидел старик  с белой, как лунь головой (ему 66 лет - Л.О.), опустившийся, с
медленными, редкими движениями. Не улыбаясь, он сказал очень серьезно:
     - Мне   ничего  не  оставалось  делать.  Для  того,  чтобы  спасти
положение, надо  было разогнать Советы и  стрелять в  народ.  Я не мог этого
сделать. А Керенский это может.
     Извини  меня,  дорогой   читатель,   за   это   совсем   необязательное
отступление. Но  ведь  мы  хотим понять нашу интеллигенцию того  времени,  а
позиция, высказанная князем, была распространена в ее среде.
     Керенский  действительно мог!  Того же 7-го  июля  он  отдал приказ  об
аресте  Ленина, Троцкого, Зиновьева, Каменева и Луначарского. У Троцкого был
депутатский  иммунитет, а Ленин  и  Зиновьев бежали  в Финляндию и даже одно
время, как известно, скрывались в шалаше.
     Оценив   заслуги  Корнилова   на  Юго-Западном  фронте   и,   наверное,
рассчитывая на его поддержку, Керенский 18  июля назначил Лавра Григорьевича
Верховным главнокомандующим вместо Брусилова.
     3-го августа на заседании Временного правительства Корнилов докладывает
о  ситуации  на  фронте, оценивая  ее весьма оптимистически. Заявляет, что в
ближайшее  время  планирует новое  наступление  русских войск.  Однако немцы
перебросили обратно со своего  Западного фронта  6 отборных дивизий и сумели
овладеть Ригой.
     Управляющим  военным  министерством  назначается  Борис  Савинков  -  в
прошлом террорист, руководитель боевой организации эсеров. Ему, по-видимому,
предстоит играть роль некоего противовеса влиянию Корнилова.
     С 12 по  15 августа по инициативе Керенского в Москве, в Большом театре
проходит  Государственное  совещание  ,  в  котором  приняли  участие   2500
делегатов от Государственной и городских  дум, торгово-промышленных  кругов,
кооперации,  профсоюзов,  земств, армии  и флота,  ВЦИК и  др.  Если  верить
Мемуарам Керенского, Выступавшие  требовали  продолжения  войны,  ликвидации
солдатских  комитетов,  восстановления   смертной  казни  ...  Монархисты  и
большевики в Совещании не участвовали.
     Ничего  существенного  это  совещание  не  решило, но Керенский в своих
Мемуарах пишет, что:
     - Поразительное единодушие проявилось в то, с каким воодушевлением
встречало совещание требование  установления республики,  которое звучало  в
выступлениях  все ораторов  - от  рабочих  до капиталистов, от генералов  до
простых солдат.
     К этому утверждению я еще вернусь позже.
     Вместе с  приглашенным на Совещание Корниловым в Москву приехал генерал
Крымов...
     Значительно позже, в 21 главе свои Мемуаров Керенский запишет:
     Отправившись на  московское  Государственное  совещание  12-го  августа
Корнилов  взял с собой генерала Крымова, которому в пути поручил подготовить
план  захвата  Петрограда.  По   этому  плану  к  концу  августа  (когда  по
достоверным сведениям  в  Петрограде произойдет новое восстание большевиков)
Крымов  должен  был  подвести  к городу 3-й  конный корпус, который  подавит
восстание и  покончит с Советами.  За несколько дней  до  того в  Петрограде
собралось  несколько  десятков надежных офицеров.  3-й  корпус  находился  в
резерве Румынского  фронта. Его перебросили  якобы  для  усиления  Северного
фронта, где немцы готовили наступление, но расположили в Великих Луках.
     Напрасно  я  спрашивал  Александра Федоровича,  откуда  ему  это  стало
известно. Ответа не получил. Прибытие Крымова в Петроград держалось в тайне.
И  так  же негласно состоялась  там  встреча Корнилова  и Крымова с атаманом
Донского Казачьего войска генералом  Калединым. Вероятно,  что  именно  ради
этого совещания Корнилов взял с собой Крымова. И, может быть, там обсуждался
план  захвата  Петрограда, в котором казаки под командованием Крымова должны
были играть роль авангарда разведчиков ситуации в столице.
     Уважаемый  читатель,  сейчас   я  приступаю  к  описанию  сложной  цепи
драматических  и порою загадочных  событий, именуемых  в российской  истории
Корниловским мятежом . Они уложились с чрезвычайной насыщенностью всего  в 6
дней:  с 25 по  31  августа  1917  г. Я написал загадочных потому, что  наши
историки  до сих  пор спорят: были  или не  были  эти события  действительно
мятежом. В недавней телепередаче 2008 года ведущий  ее историк категорически
заявил, что  Никакого  мятежа на самом деле не было! . А в книге трех других
видных историков, изданной в 2005 году под названием Выбирая  свою историю ,
Корнилов и его окружение определенно названы мятежниками (стр. 474).
     От выбора  трактовки  описываемых  ниже  событий  зависит  оценка  роли
Керенского, Корнилова и российской интеллигенции на решающем отрезке времени
между двумя революциями  1917  года.  Я предлагаю читателю сделать  по этому
поводу собственное заключение на основании знакомства  с  двумя документами:
подробным описанием  всего  происшедшего,  сделанного  самим Керенским в его
Мемуарах и дневниковыми  записями Зинаиды Гиппиус, интересными уже  тем, что
на их протяжении ее отношение к Керенскому изменяется кардинально! Итак:
     Версия Керенского (Он часто пишет о себе в третьем лице):
     - 22  августа Керенский отправил в Ставку Б. Савинкова с  просьбой
перебросить в Петроград часть конного корпуса  в распоряжение правительства.
Но не под командованием ген. Крымова и без  Кавказской кавалерийской дивизии
(  Дикой дивизии ), так  как Керенский знал, что  они связаны  с Центральным
комитетом Союза офицеров армии и флота, враждебно настроенным по отношению к
Временному правительству.
     - 26 августа Керенского посетил В. Львов (обер-прокурор Священного
синода) и с возбуждением сказал, что  его направил  ген.  Корнилов сообщить,
что  в  случае  большевистского  восстания  (а  оно  по  сведениям  разведки
ожидалось в конце сентября) Временное правительство не может рассчитывать на
помощь из Ставки и гарантию личной безопасности Керенского...
     - Тут я спросил А.Ф., каким образом  обер-прокурор Синода оказался
в Ставке? Это  Вы его послали? Словно  он не слышал моего вопроса, Керенский
продолжал свой пересказ сообщения В. Львова:
     - Поэтому,  считает  Корнилов,  дальнейшее существование нынешнего
кабинета невозможно, и  Керенский должен предложить Временному правительству
передать всю полноту власти Корнилову, как Верховному главнокомандующему. До
формирования  им нового кабинета государственные дела должны вести  товарищи
министров,  по  всей  России  должно  быть  объявлено  военное  положение, а
Савинков  и Керенский  должны немедленно  выехать в  Ставку, где  они  будут
назначены, соответственно, военным министром и министром юстиции.
     - Во-первых, тут есть небольшая неувязка: если верить  Керенскому,
Савинков как раз в это  время находился в Ставке. А, во-вторых, быть  может,
Корнилов хотел  таким  образом обезопасить  Керенского?  Назначение  его  на
прежнюю  должность  министра  юстиции  (временное?) сохраняло  за  Керенским
положение члена  правительства. Военным министром Корнилов его  назначать не
хотел,  дабы  иметь  свободные руки . Савинков ему помехой  стать не мог, но
будучи Управляющим военным министерством, мог быть полезен.
     Александр Федорович по этому поводу был явно другого мнения.
     Глава  20-я его  Мемуаров  , где он  начинает  изложение своей  версии,
называется Ультиматум . Там он пишет:
     - У  Керенского уже были сведения о подготовке  военного заговора,
но ни Корнилов, ни  В. Львов при этом не упоминались.  Керенский сделал вид,
что  готов  согласиться,  но для обсуждения  в правительстве должен получить
ультиматум Корнилова в письменном виде (от Львова). Тот написал:
     Генерал Корнилов предлагает:
     1. Объявить г. Петроград на военном положении.
     2. Передать всю  власть,  военную и гражданскую, в руки Верховного
главнокомандующего.
     3. Отставка всех министров,  не исключая и министра-председателя и
передача временного управления министерствами товарищам министров, вплоть до
образования кабинета Верховным главнокомандующим курсив мой - Л.О.).
     - Керенский  решил  переговорить  с  Корниловым  по  прямой  линии
телеграфной связи со Ставкой в присутствии Львова. Назначили в 8-30  вечера.
Ждали Львова 25  минут -  не  пришел. Керенский в присутствии Вырубова начал
разговор, создавая впечатление, что Львов находится тут же...
     - Текст разговора, записанного по телеграфной ленте опубликован  в
Москве:
     Керенск.: Здравствуйте, генерал, у аппарата Владимир Николаевич Львов и
Керенский.  Просим подтвердить,  что  Керенский  может действовать  согласно
сведениям, переданным Владимиром Николаевичем.
     Корнил.:  Здравствуйте,  Александр  Федорович,  здравствуйте,  Владимир
Николаевич.  Вновь   подтверждая   тот   очерк  положения,  в  котором   мне
представляется страна и армия, очерк, сделанный мною Владимиру Николаевичу с
просьбой доложить  Вам,  я вновь заявляю, что события  последних дней и ныне
намечающиеся  повелительно требуют  вполне  определенного  решения  в  самый
короткий срок.
     Керенск.: Я  -  Владимир Николаевич -  Вас  спрашиваю:  то определенное
решение, о котором  Вы меня просили известить Александра Федоровича,  только
совершенно лично, нужно исполнять?
     Корнил.:  Да.   Подтверждаю,  что  я  просил  Вас  передать  Александру
Федоровичу мою настойчивую просьбу приехать.
     Керенск.: Я -  Александр Федорович. Понимаю Ваш ответ как подтверждение
слов, переданных мне Владимиром Николаевичем. Сегодня  это сделать и выехать
нельзя. Надеюсь выехать завтра. Нужен ли Савинков?
     Корнил.:  Настоятельно  прошу, чтобы Борис Викторович приехал  вместе с
Вами.  Сказанное мною Владимиру Николаевичу в одинаковой степени относится к
Борису  Викторовичу.  Очень   прошу  не  откладывать  Вашего   выезда  позже
завтрашнего дня. Прошу верить,  что только сознание ответственности  момента
заставляет меня так настойчиво просить Вас.
     Керенск.:  Приезжать  ли  только в  случае выступлений, о которых  идут
слухи, или во всяком случае?
     Корнил.: Во всяком случае.
     Керенск.: До свидания, скоро увидимся.
     Корнил.:  До свидания .
     - Керенский   решает  подавить  мятеж  и  просит  у  правительства
передать  ему на это  время  всю полноту власти.  Кадеты  Кокошкин  и Юренев
подают в отставку, остальные министры соглашаются.
     Ночь с 26 на 27 августа.
     Керенский продолжает:
     - Нельзя   было   тратить  ни   минуты.  Я   направил   Верховному
главнокомандующему  краткую  радиограмму,  предлагая  передать  командование
начальнику Генерального штаба ген. Лукомскому, а самому прибыть в столицу.
     Ранним утром  я дал указание  исполняющему  обязанности  Министра путей
сообщения  Либеровскому  (которого я назначил  на место Юренева)  остановить
движение воинских эшелонов и разобрать линию Луга - Петроград...
     - Не могу не вмешаться в  рассказ Керенского в связи с традиционным для
мемуаристов  разобрать  линию .  Как это себе  можно  представить?  Машинист
паровоза  видит впереди нарушенный  путь и останавливает  поезд. Из  эшелона
высыпают  вооруженные  солдаты и отправляются на станцию (далеко от нее путь
разобрать  нельзя - нужен подъемный кран и прочая техника). Далеко рельсы не
утащить! Да и  всегда на станции  есть запасные... Дальнейшее читатель может
представить  себе  сам,  но я полагаю,  что  через  несколько  часов  эшелон
продолжит свое движение.
     Возвращаемся к изложению Керенским его версии:
     - Ответа на радиограмму  от ген. Корнилова не последовало.  Однако
ранним утром 27 августа в  адрес  Управляющего военным министерством  пришла
лаконичная телеграмма следующего содержания, отправленная в 2 ч. 40 мин.:
     Срочно.  Корпус прибывает в район Петрограда вечером 28-го. Пожалуйста,
объявите 29-го августа военное положение в Петрограде. Корнилов .
     Ген. Корнилов отправил эту телеграмму сразу после нашего  разговора, до
того,  как он получил мое сообщение о вызове в столицу. Вскоре  мы выяснили,
что  упомянутый в  телеграмме корпус  - вовсе  не тот  кавалерийский корпус,
который затребовало Временное  правительство, а  авангард специальной  армии
под командованием ген. Крымова, в основном укомплектованный Дикой дивизией .
В   тот  же   день  мы   получили  официальное  извещение,  что  эти  войска
сосредоточились вблизи Луги.
     - Это странно! От кого извещение и информация о том,  какие войска
прибыли  в  Лугу?  Станция  Луга  находится  примерно  в  75  километрах  от
Петрограда  и на  расстоянии  добрых 270  километров  от  Великих  Лук,  где
разместился весь 3-й корпус. Крымов  со своим авангардом 27-го августа был в
пути. Однако вернемся к излагаемой версии:
     - 27-го  августа  Керенский  в  радиограмме обращается  к  народу.
Изложив кратко описанное выше, он заканчивает ее так:
     Все  необходимые  меры  к  охране  свободы  и  порядка  в  стране  мною
принимаются и о таковых  мерах  население  будет своевременно  поставлено  в
известность. Вместе с тем приказываю:
     1. Ген.  Корнилову  сдать должность Верховного  главнокомандующего
генералу Клембовскому, главнокомандующему Северного фронта.
     Ген.    Клембовскому   временно   вступить   в   должность   Верховного
главнокомандующего, оставаясь в Пскове.
     (Лукомский отказался - см. ниже - Л.О.).
     2. Объявить  город  Петроград  и  Петроградский  уезд  на  военном
положении.
     Августа 27, 1917.
     Министр-председатель, военныйи морской министр А.Ф. Керенский .
     - В  тот же  день из Ставки, по-видимому, тоже по  радио, Корнилов
отвечает на радиограмму Керенского:
     Телеграмма министра-председателя за ! 4163  во  всей своей первой части
является сплошной ложью.  Не я послал члена Госдумы Вл. Львова к  Временному
правительству, а он приехал ко  мне как посланец министра-председателя. Тому
свидетель член 1-й Госдумы Алексей Аладьин.
     Таким образом, совершилась великая провокация, которая  ставит на карту
судьбу отечества. Русские люди, великая наша родина умирает!
     Вынужденный  выступить  открыто,  я,  генерал  Корнилов,  заявляю,  что
Временное  правительство под  давлением большевистского большинства  советов
действует  в полном  согласии  с  планом германского Генерального  штаба,  и
одновременно  с предстоящей высадкой  вражеских сил  на  Рижском  побережье,
убивает армию и потрясает страну внутри.  Тяжелое сознание неминуемой гибели
страны повелевает  мне  в эти грозные минуты  призвать всех русских  людей к
спасению умирающей родины. Все, у кого  бьется в груди  русское сердце, все,
кто верит в бога, в храмы - молите господа Бога об явлении величайшего чуда,
чуда спасения родимой земли...
     - Риторика  этого  ответа не  очень вяжется с обликом  генерала из
простонародья, несмотря на окончание им  Академии Генштаба. Но вопрос о том,
каким   образом  В.  Львов   оказался   в  Ставке,   кажется,   проясняется.
Радиообращение генерала заканчивается так:
     ...Я, генерал Корнилов, сын казака-крестьянина, заявляю всем и каждому,
что лично мне  ничего не надо,  кроме сохранения  великой России, и  клянусь
довести народ путем победы над врагом до Учредительного собрания, на котором
он сам решит свои судьбы и выберет уклад своей новой государственной жизни.
     Передать же Россию в руки ее исконного врага - германского племени -  и
сделать русский  народ рабами немцев  я  не в силах и предпочитаю умереть на
поле чести и брани, чтобы не видеть позора и срама русской земли.
     Русский народ, в твоих руках жизнь твоей родины.
     27 августа 1917 г.

     Генерал Корнилов .

     Ставка
     - В час ночи (с 26 на 27  - Л.О.) Керенский  получил телеграмму от
Лукомского, в которой говорилось:
     Ген.  Корнилов,  не  преследуя  никаких  личных честолюбивых  замыслов,
опираясь на ясно выраженное  сознание всей здоровой части офицеров и  армии,
требовавших скорейшего создания  крепкой власти для спасения родины, а с ней
и  завоеваний  революции,  считал необходимым  более  решительные  меры, кои
обеспечили  бы  водворение  порядка  в  стране.  Приезд Савинкова и  Львова,
сделавших предложение ген. Корнилову в том же смысле от  Вашего имени,  лишь
заставили  ген.  Корнилова принять окончательное  решение  и, идя согласно с
Вашим предложением,  отдать окончательные распоряжения, отменять которые уже
поздно. Ваша сегодняшняя телеграмма указывает,  что решение, принятое прежде
Вами и сообщенное от Вашего имени Савинковым и Львовым, теперь изменилось.
     Считая долгом совести, и, имея в виду лишь пользу  родины,  определенно
могу Вам  заявить, что  теперь остановить начавшееся с  Вашего же  одобрения
дело  невозможно, и это  поведет лишь  к  гражданской  войне, окончательному
разложению армии и позорному сепаратному миру, следствием которого, конечно,
не  будет  закрепление  завоеваний  революции.  Ради  спасения  России   Вам
необходимо идти с  генералом  Корниловым, а  не смещать  его. Смещение  ген.
Корнилова поведет за собой ужасы, которых Россия еще  не переживала. Я лично
не могу принять на себя ответственность за армию, хотя бы на короткое время,
и не считаю возможным принимать  должность от  ген.  Корнилова, ибо  за этим
последует взрыв в армии, который погубит Россию. Ожидаю срочных указаний.

     Подпись Лукомский

     Далее снова сам Керенский:
     - Через несколько часов  приходит отказ Клембовского.  Мотивировка
отказа: Считаю перемену Верховного командования крайне опасной, когда угроза
внешнего врага  целости и  свободе  родины  повелительно требует  скорейшего
проведения мер для поднятия дисциплины и боеспособности армии.

     Клембовский, 28 августа

     - В тот же день Клембовский присылает вторую телеграмму:
     Перевозятся  конные части  не  подчиненные  мне, а составляющие  резерв
Главковерха. Самая перевозка совершается  по его, а не по моему распоряжению
.
     Вот это уже мне непонятно. От Великих  Лук, где находится 3-й корпус  к
Петрограду  прямая  железная  дорога  через  станцию Дно.  Псков  остается в
стороне, на  60 верст к Западу. Что за конницу перевозили через Псков? Может
быть, это  части, вызванные Корниловым с фронта по просьбе  Керенского 22-го
августа, после приезда в Ставку Савинкова,  а Крымов с его казаками появился
позднее, после 26-го августа?
     Или, что мне кажется боле вероятным, 3-й казачий  конный корпус Крымова
был,  в  порядке  приближения  к  Петрограду,  о  котором  Корнилов  говорил
Лукомскому, переведен  в  окрестности городка  Остров, тоже находящегося  на
прямой железнодорожной линии к Петрограду через Псков и  Лугу. В этом случае
понятно, что  неизвестные  генералу  Клембовскому  части, проезжавшие  через
Псков,  были  передовым  отрядом   3-го  корпуса,  в  составе  которого  под
командованием Крымова ехала Дикая дивизия .
     Кстати, для  ориентировки: во время 1-ой  Мировой  войны  кавалерийский
корпус  состоял  из  2-х или  3-х  дивизий, а в каждой дивизии 3,5-4  тысячи
всадников.  Вряд   ли  Крымову  в  его  рекогносцировке   требовалось  такое
сопровождение. Скорее, наименование Дикая дивизия было фигуральным . В самом
3-м  корпусе  были  казаки  из  различных  краев  России,  где  в  то  время
насчитывалось 11 казачьих войск . Возвращаюсь к Мемуарам Керенского:
     - После  полудня  28-го августа,  -  пишет он, -  в соответствии с
решением Временного правительства,  я попросил генерала Алексеева немедленно
отправиться в Ставку  и  принять на  себя Верховное  командование.  Алексеев
попросил  отсрочки  с   тем,   чтобы  изучить  относящиеся  к   этому   делу
документы(?)...
     А тем временем в  обществе продолжали циркулировать слухи  относительно
так называемого недоразумения, возникшего в результате посредничества Львова
между  ген. Корниловым и  мной. В некоторых  кругах  утверждали,  будто я  с
самого начала был заодно с Корниловым и неожиданно  предал его  из-за страха
перед большевистскими Советами , хотя, кстати сказать, в то время в  Советах
большевики еще не доминировали...
     Керенский далее:
     - Утром 30  августа мы вместе с Вырубовым  посетили ген. Алексеева
на  его  квартире.  Мы  были  намерены  убедить  его выполнить  свой долг  и
арестовать  ген.  Корнилова  и  его  сообщников, а  также  принять  на  себя
Верховное  командование. Наш приход вызвал у генерала бурную вспышку эмоций.
Немного успокоившись, он откинулся на спинку стула и закрыл глаза.
     Выждав самую малость, я ровным голосом произнес: А как  быть с Россией?
Мы должны спасти страну  .  Поколебавшись, он едва слышно  сказал: Я в Вашем
распоряжении. Я принимаю  должность Начальника штаба под Вашим командованием
.  В  растерянности я не знал, что ответить, и  тут Вырубов прошептал мне на
ухо: Соглашайтесь . Так я стал Верховным главнокомандующим.
     - Явная  литература   и   весьма  неудачная!  Выходит   дело,  что
Керенского Главковерхом назначил Алексеев? Полноте, Александр Федорович!...
     Между тем, он продолжает:
     - Ген. Алексеев на следующий  день отправился в Ставку и полностью
осуществил все мои указания...
     То  есть  арестовал  Корнилова  без  малейшего  его сопротивления, хотя
никакой  вооруженной команды с  Алексеевым не было, что следует из последней
фразы  Керенского   в   цитируемом  фрагменте:   Направлявшиеся   в   Ставку
подразделения  специального назначения были  отозваны .  Выходит  дело,  что
Алексеев оторвался от своей охраны и встретился с Корниловым без свидетелей!
Почему?
     1-го сентября был издан  по  армии соответствующий приказ,  подписанный
главнокомандующим  Керенским   и   Начальником   Генштаба  ген.  Алексеевым.
Арестованный  Корнилов  был заключен  в  тюрьму в находившемся  недалеко  от
Ставки маленьком городке  Быхов.  Почему не отправлен под надежной охраной в
Петроград?..
     Забегая  далеко  вперед,  могу  сообщить  читателю,  что  19-го  ноября
1917 г.  Корнилов  из  Быхова  бежал  в  Новочеркасск.  Туда  же  после
большевистского  переворота  приехал и  Алексеев.  Вместе с  Корниловым  они
создали Добровольческую белую армию . Очевидно, что все это было согласовано
еще в Ставке и отложено до момента, когда станет ясно, сумеют  ли большевики
захватить  власть в  столице.  Весьма вероятно, что странное  заключение под
стражу  Корнилова  позволило  Керенскому догадаться  о сговоре  Алексеева  с
Корниловым, и  потому он своего Начальника штаба  через несколько дней после
ареста Корнилова отозвал в Петроград.
     Ввиду  этого  нам  следует  внимательнее  присмотреться  к  личности  и
поступкам  генерала Алексеева. В 6-ой  главе этой книги было, на мой взгляд,
достаточно убедительно показано,  что он был  душой заговора, имевшего целью
добиться отречения Николая II. Но только ли ради замены некомпетентного
главнокомандующего? Какова была  политическая  позиция  и  дальнейшее  планы
генерала? Был ли он либералом или все-таки монархистом? Как это проявилось в
связи  с Корниловским  мятежом ? Верил  ли он  в заговор  Корнилова?  Почему
согласился  принять  на себя  нелегкие обязанности  Начальника  Генерального
штаба,  от которых в свои  60 лет мог легко  уклониться? Надо, надо  во всем
этот  разобраться! Потому я прерываю на время  изложение Версии Керенского в
его Мемуарах , тем  более, что  и сам  он здесь  делает перерыв между 20-й и
21-ой главами своей книги...
     Конечно, хорошо бы спросить об этом самого Алексеева! Он, увы, мемуаров
не  оставил...  Однако,  с  некоторым  запозданием,  но  по  горячим  следам
подготовил для нас определенное свидетельство. 12 декабря 1917 г., т.е.
почти  через  3  месяца после  большевистского  переворота  газета  Известия
опубликовала текст  письма Алексеева к Милюкову,  датированного 12  сентября
1917 г. Вот несколько фрагментов из этого письма:
     ..Дело  Корнилова не было  делом  кучки авантюристов.  Оно опиралось на
сочувствие и помощь широких кругов нашей интеллигенции... Цель движения - не
изменять  существующий  государственный строй,  а  переменить  только людей,
найти таких, которые могли бы спасти Россию... Выступление Корнилова не было
тайной  от  членов  правительства.  Вопрос  этот  обсуждался  с  Савинковым,
Филоненко и через них с Керенским...
     Движение  дивизий  3-го  конного  корпуса к  Петрограду совершалось  по
указанию  Керенского, переданного  Савинковым... Приезд Савинкова и  Львова,
сделавших предложение  в том  же смысле и от  вашего  (т.е. Милюкова - Л.О.)
имени,  заставило  ген.  Корнилова  принять  окончательное  решение  и,  идя
согласно с вашим предложением, от отдал окончательные распоряжения...
     Из этого  отказа  Керенского  от  выступления,  имевшего цель  создания
правительства  нового  состава,  из  факта отрешения  Корнилова от должности
вытекли все затруднения 27-31 августа...
     Письмо  Алексеева  еще  раз   свидетельствует   о   том,  что  никакого
антиправительственного  заговора   Корнилова  не  существовало,  что  казаки
Крымова  передвигались к Петрограду по плану, согласованному с Керенским, но
этот последний  испугался военной диктатуры Корнилова,  неизбежной на  время
роспуска  Совета Рабочих  и Солдатских депутатов  и  ликвидации  руководства
большевиков.
     В своих мемуарах Керенский, который, конечно, был уже знаком  с письмом
Алексеева, отвечает на него так:
     Ген. Алексеев был  не  только видным и проницательным  стратегом, но  и
весьма  хитрым политиком,  понимал, что  новому претенденту на власть  (т.е.
Корнилову -  Л.О.) необходимо  разрушить тесные  связи (?) между  народом  и
армией с одной стороны и Временным правительством (т.е.  Керенским - Л.О.) -
с  другой путем  компрометации наших идеалов и дискриминации меня лично.  На
это  и  направили  лавину  лжи   и  клеветы  сторонники  Корнилова,  которые
рассматривали свое поражение как временную неудачу. Нет нужды  говорить, что
все сказанное  ими лило воду на  мельницу  другого претендента  на власть  -
Ленина. Ген.  Алексеев отдавал  себе  отчет,  что  подобная  тактика побудит
необразованные массы  качнуться  влево,  но это не  заботило ни его,  ни его
сторонников.  Их  вообще  не  беспокоила  перспектива  захвата  большевиками
власти.  Ленин сбросит Керенского,  - размышляли  они, -  и  тем  самым,  не
подозревая  об  этом, расчистит путь  к созданию  крепкого  правительства  ,
которое неизбежно придет к власти через три или четыре недели...
     Обвинение неожиданное, но никак не помогающее нам найти ответ на второй
вопрос - почему  Алексеев согласился принять на  себя обязанности Начальника
Генштаба. Лгать  и  клеветать , пожалуй, удобнее было  в Петрограде, рядом с
редакциями столичных газет. Попробуем мы с тобой, читатель, ответить на этот
вопрос. Алексеев и  Корнилов,  как мне  кажется,  были умеренными (в  смысле
допущения конституционности) монархистами. Добровольческая армия создавалась
ими главным образом  из офицеров, верных своей присяге царю. Но еще  задолго
до того Алексеев  понимал,  что без  введения  в столицу  верных  Временному
правительству  войск   с  фронта,   большевики  сумеют   отобрать  власть  у
Керенского.  Быть  может, ему  и приходила в голову мысль, что Ленин сбросит
Керенского  и  расчистит  путь  к  созданию крепкого правительства,  которое
неизбежно  придет ...  Но откуда придет и на кого обопрется в хаосе, который
наступит после победы большевиков? Значит, и в  этом варианте все равно надо
будет вызывать надежные гвардейские боевые  части с  фронта. В конце февраля
1917 г. царь  вызвал было  их с  Северо-Западного  и Западного  фронтов,  от
Рузского  и Эвереста (о 3-м корпусе Крымова тогда еще  речь не шла). Но 2-го
марта вернул их на фронт. На  войне приказы о передислокации войск поступают
к командующим фронтами и армиями не непосредственно от главнокомандующего, а
от Начальника Генерального штаба. В то время им был ген. Алексеев.
     Теперь же, когда продвижение 3-го конного корпуса приостановилось из-за
ареста Корнилова, Алексеев мог надеяться, снова в качестве Начальника Штаба,
приказать продолжить это движение  - конечно, с согласия главнокомандующего,
Керенского.  Арестованный  и  отставленный  со своей должности  Корнилов как
будто оставался при этом вне игры , но  у  Керенского, как я уже писал, были
серьезные   основания  предположить   наличие  сговора  между  Алексеевым  и
Корниловым.  Последний был вне  досягаемости  для  главнокомандующего и  мог
оказаться  во главе  приближающихся  к Петрограду войск,  чего  так опасался
Керенский. На поддержку  фронтовиков  после введения им в качестве  военного
министра жестких мер  восстановления дисциплины  на  фронте,  сам  Керенский
рассчитывать не мог. В результате он оказался в положении генерала без армии
. Впрочем,  легкая победа,  одержанная во  время  репетиции  большевистского
восстания  3-го  июля, оставляла  ему  надежду  на  возможность справиться с
угрожающей ситуацией своими силами в Петрограде.
     Мою  трактовку  согласия  Алексеева  принять  командование  Генеральным
штабом я хочу  подтвердить внимательным  рассмотрением  критического момента
достижения   этого   согласия.  Вспомните,  мой  читатель,  описание  самого
Керенского. Сначала Алексеев не согласился заменить  Корнилова,  но попросил
отсрочки  своего  ответа.  При повторном предложении он  откинулся на спинку
стула  и  закрыл  глаза  ...   Затем...  едва  слышно  сказал:   Я  в  Вашем
распоряжении. Я принимаю должность Начальника штаба  под Вашим командованием
.
     Такое  поведение  как-то не  вяжется с  обликом  заслуженного,  боевого
генерала. Подозреваю, что Алексеев  разыграл комедию .Именно для того, чтобы
получить,  как  бы  без  всякого  на   то   желания,   должность  Начальника
Генерального штаба...
     Но вернемся к версии Керенского , как она представлена в его Мемуарах :
     Ранее мне случилось  процитировать  его утверждение, что отправляясь на
московское Государственное совещание  12-го  августа Корнилов  взял с  собой
ген. Крымова, которому в пути поручил  подготовить план захвата Петрограда .
Тогда  я спросил А.Ф., оттуда  у него эта информация, но ответа не  получил.
Перейдя к 21-ой главе, я нашел ответ, но в совершенно неожиданном контексте,
который представляю читателю.
     Глава эта  названа Подготовка мятежа  .  Керенский возвращается назад и
описывает  обстоятельства,  подготовившие  Корниловский мятеж  .  Я приводил
текст письма  ген.  Лукомского  Керенскому, опубликованный  в  Воспоминаниях
Лукомского,  но  не  включенный  в  Мемуары . Зато  из  тех же  Воспоминаний
Керенский  цитирует  другой текст и это  мне поначалу показалось  странным -
ведь Лукомский на стороне Корнилова...
     Судите, дорогой читатель, сами. Вот этот текст:
     Если  не ошибаюсь,  6  или 7 августа генерал-квартирмейстер Романовский
доложил   мне,   что  ген.   Корнилов  просит  меня  отдать  распоряжение  о
сосредоточении  в  районе  Великих  Лук  3-го  конного  корпуса  с  туземной
кавалерийской дивизией (командующий Крымов) из резерва Румынского фронта...
     - Лукомский  ничего  не  знал  о  заговоре  и  высказал Верховному
главнокомандующему удивление по поводу  такого расположения корпуса:  далеко
от  Северного  фронта, куда он  как будто  направлялся, но  вблизи от прямой
железной  дороги  на  Петроград,  примерно  в 300 верстах от  него. Корнилов
сказал, что все объяснит своему Начальнику штаба после возвращения из Москвы
с  Государственного  совещания.  Он  сдержал  слово,  и  вот  что  рассказал
Лукомскому:
     ...Как Вам известно, все донесения нашей контрразведки сходятся на том,
что новое выступление  большевиков  произойдет в  Петрограде  в конце  этого
месяца; указывают на 28-29 августа.
     Германии  необходимо заключить с Россией  сепаратный мир и  свои армии,
находящиеся на нашем фронте, бросить против французов и англичан.
     Германские   агенты   -    большевики,   как   присланные   немцами   в
запломбированных вагонах, так и местные, на этот раз примут все  меры, чтобы
произвести переворот и захватить власть в свои руки.
     По  опыту 20  апреля и  3-4  июля я  убежден, что  слизняки, сидящие  в
составе  Временного  правительства,   будут   сметены,   а  если   Временное
правительство чудом останется у власти, то  при благосклонном участии  таких
господ,  как  Чернов,  главари  большевиков  и  Совет  Рабочих и  Солдатских
депутатов - останутся безнаказанными. Пора с этим покончить!
     Пора немецких  ставленников и шпионов, во  главе с Лениным, повесить, а
Совет Рабочих и  Солдатских депутатов разогнать, да  разогнать так, чтобы он
нигде не собрался.
     Вы правы, конный корпус я передвигаю, главным образом, для того,  чтобы
к  концу августа его подтянуть к Петрограду, и, если выступление большевиков
состоится, то расправиться с предателями родины как следует.
     Руководство этой операцией я хочу поручить генералу Крымову. Я убежден,
что он не задумается,  если это  понадобится, перевешать весь состав  Совета
Рабочих и Солдатских депутатов.
     Против  Временного правительства  я не собираюсь  выступать. Я надеюсь,
что мне,  в последнюю минуту, удастся с ним  договориться. Но  вперед ничего
никому говорить нельзя, так как господа  Керенские,  а тем более  Черновы на
все  это  не  согласятся  и  операцию  сорвут.  Если же  мне  не удалось  бы
договориться с Керенским и Савинковым, то возможно, что придется  ударить по
большевикам и без их  согласия. Но затем они же будут мне благодарны и можно
будет создать необходимую для России  твердую власть, независимую  от всяких
предателей.
     Я  лично ничего не  ищу и не хочу. Я хочу только спасти Россию  и будут
беспрекословно    подчиняться   Временному   правительству,   очищенному   и
укрепившемуся.  Пойдете  ли Вы  со мной до конца и верите  ли, что лично для
себя я ничего не ищу?
     Я,  зная ген.  Корнилова  как безусловно честного  и  преданного родине
человека, ответил, что верю ему, вполне разделяю его взгляд и пойду с ним до
конца.
     У Вас, как у Начальника штаба, - сказал далее Корнилов, - слишком много
работы, а потому уж  доверьтесь, что  я лично за всем  присмотрю и все будет
сделано как следует...
     Я,  к сожалению, на это  согласился  и  никакого  участия  в разработке
операции  не  принимал.  Как последующее  показало,  сам  ген.  Корнилов, за
неимением  времен,  подготовкой операции не  руководил,  а  исполнители,  не
исключая и командира корпуса генерала  Крымова,  отнеслись к делу более, чем
легкомысленно,  что  и  было   одной  из  главных  причин,  почему  операция
впоследствии сорвалась.
     12 августа в Ставку  приехал ген. Крымов, но так  как ген. Корнилов, до
отъезда  в Москву  на  Государственное  совещание,  не имел  времени  с  ним
поговорить, то предложил ему ехать в Москву, чтобы переговорить дорогой .

     ( Воспоминания ген. А.С. Лукомского. Берлин, 1922 г.)

     Теперь  мне  стало ясно, от кого Керенский узнал,  что Крымов  вместе с
Корниловым прибыл в Москву. Узнал не  во время Государственного совещания, а
когда  писал  свои  Мемуары  .  Но  почему  он в  них  цитирует Воспоминания
Лукомского, рассказавшего  о намерениях  Корнилова, никак  не  заслуживавших
наименование  мятежа?  Более  того,   свидетельствующих,  что  Корнилов   не
собирался   выступать   против  Временного   правительства   и   будет   ему
беспрекословно подчиняться  .  Что же касается  очистки  и  укрепления , то,
по-видимому,  он  имел в виду  эсеров,  Чернова и Переверзева,  меньшевиков,
Церетели  и Скобелева  (они вошли в  правительство 5-го  мая),  но никак  не
Керенского,  которому он  предлагал  остаться в  правительстве,  хотя  и  на
скромной должности министра  юстиции (наверное, временно - чтобы  не мешал).
Это назначение, конечно, оскорбило самолюбие Александра Федоровича.
     Так почему  же все это нашло себе место в Мемуарах ? - хотел я спросить
Керенского.  Но  потом  сам  понял  - для  того,  чтобы  показать преступную
жестокость, даже кровожадность Корнилова: повесить большевиков, а, если  это
понадобится,  то и  перевешать  весь  состав  Совета  рабочих  и  солдатских
депутатов .  Последние слова ген. Корнилова,  безусловно, - гипербола . Вряд
ли он не знал, что Совет насчитывает больше 3-х тысяч человек.
     Еще несколько строк из Версии Керенского :
     - В  11-00 29 августа полковник Барановский  передал мне донесение
от командира  гарнизона  в  городе Луга  полковника  Вороновича,  в  котором
сообщалось, что казаки под командованием генерала Крымова отказались идти на
Петроград и выступили с угрозами в адрес своего командующего... Я направил в
Лугу  друга  Крымова, полковника генштаба  Самарина с тем, чтобы он доставил
Крымова в Петроград ко мне в Зимний  дворец... Лишь в 1936 году я узнал, что
по пути в Лугу Самарин посетил ген. Алексеева с целью получения инструкций .
Ген.  Алексеев  санкционировал мой  приказ, добавив, что  перед доставкой  в
Петроград хотел бы переговорить с Крымовым.
     В  течение всей ночи 30 августа Крымов консультировался с Алексеевым. О
своем прибытии в Петроград он сообщил мне лишь утром в 10 часов...
     Ген. Крымов, честный  и мужественный  солдат, начал беседу с  того, что
его корпус двигался к  Петрограду с целью помочь Временному  правительству и
никаких  враждебных  действий против правительства проводить  не планировал.
Видимо, под воздействием ночного разговора с ген. Алексеевым, он  постарался
утаить цель продвижения к столице, повторив фальшивую версию, пущенную в ход
друзьями  Корнилова.  Однако ложь  натуре  Крымова  претила.  И  он тут  же,
перестав запираться, достал сложенный пополам  листок бумаги и произнес: Это
- приказ .
     Посмотрим и  мы, что это был  за  приказ. Назначение начатой операции в
нем изложено в  4, который я и приведу здесь:
     Приказ   командующего  3-м  кавалерийским  корпусом  генерал-лейтенанта
Крымова:
     .............................................................................................
      4.  Сегодня   ночью  из   Ставки  Верховного  командующего  и  из
Петрограда я получил сообщения о том, что в Петрограде начались бунты. Голод
увеличивается  еще  и  оттого,  что  обезумевшие  от  страха  люди при  виде
двигающихся  к  Петрограду своих  же войск разрушили железные дороги  и  тем
прекратили подвоз продовольствия к столице...
     Напрасны ложные наветы, что части войск, двинутых в сторону Петрограда,
направляются  для изменения существующего строя. Уже из телеграммы Корнилова
вы  видите,  что он признает и считает, что лишь одно Учредительное собрание
может сказать  свое последнее слово, какому государственному  строю надлежит
быть у нас...
     ...Получены  сведения,  что  хотят  взорвать  пороховые  заводы  вблизи
Петрограда,  начинаются бунты  и  это в то время, когда  враг  у ворот нашей
столицы, имеющей большое количество заводов, работающих  на оборону. Теперь,
как никогда, в столице должен быть порядок. Для поддержания этого порядка мы
и посылаем вас...
     Право же не понимаю, почему Керенский  решил, что  текст этого  приказа
подтверждает фальшивую версию  . Он вскользь упоминает, что  ...параграф 4-й
приказа начинается с лживого заявления относительно большевистских  бунтов в
столице . Во-первых, в приказе слова большевистских нет, а во-вторых, кто же
не  знает,  что  в военное  время  расцветают слухи-страшилки  :  о  бунтах,
диверсиях  и  проч. Если  замышлялось какое-то  агрессивное  действо, то  не
следовало  солдатам  толковать  о бунтах,  поскольку,  войдя  в  город,  они
убедились бы, что никаких бунтов нет.
     Тем не  менее,  Керенский утверждает, что Крымов  запутался  во  лжи  и
потому  после  того,  как  покинул кабинет  премьера  свободным человеком...
отправился  на квартиру  своего близкого  друга ротмистра Журавского  и  там
застрелился .
     Это звучит неубедительно.  Но почему, все-таки,  Крымов  застрелился? И
связано ли это  с долгим ночным разговором у  Алексеева? Быть может, мне еще
удастся найти ответы на эти вопросы.
     На  этом  я  заканчиваю изложение Керенским  его  версии  Корниловского
мятежа и на некоторое время расстаюсь с Александром Федоровичем.
     Обращаюсь к супруге знаменитого писателя и философа Д.С. Мережковского,
не менее знаменитой Зинаиде  Николаевне Гиппиус, за  разрешением  ознакомить
широкий   круг  читателей  с  записями   в  ее   дневнике,   относящимися  к
Корниловскому мятежу . Разрешение получено - вот эти записи (сокращенно).
     Версия Зинаиды Гиппиус:
     28 февраля 1917 г.
     - До сих пор  ни  одного  имени ,  никто не выдвинулся.  Действует
наиболее ярко  (не  в смысле той или другой  крайности, но в  смысле связи и
соединения всех) - Керенский. В нем есть горячая интуиция  и революционность
сейчастная, я тут в него верю. Это хорошо, что он и в Комитете и в Совете.
     2 марта
     - ...революционный   кабинет   не  содержит   в   себе  ни  одного
революционера,  кроме  Керенского. Правда, он один  многих стоит,  но все же
факт: все остальные или октябристы, или кадеты...
     Как  личности - все честные люди,  но не крупные,  решительно.  Милюков
умный,  но я  абсолютно не  представляю себе, во  что превратится его  ум  в
атмосфере революции.
     Вот Керенский - другое дело. Но он один.
     7 марта
     - Керенский сейчас единственный  ни на одном  из  двух берегов , а
там, где быть  надлежит: с  русской революцией.  Единственный.  Один. Но это
страшно, что  один.  Он гениальный интуит, однако не всеобъемлющая личность:
одному же вообще сейчас  быть  нельзя.  А  что на верной точке  один - прямо
страшно. Или будут многие и все больше, или и Керенский сковырнется.
     14 марта
     Итак, сегодня  - это все тот же Керенский. Тот же... и чем-то неуловимо
уже другой.  Он в черной  тужурке  (министр-товарищ),  как  никогда не ходил
раньше...  Честное слово, я не  могу поймать в словах его перемену, и однако
она уже есть. Она чувствуется.
     5 апреля
     - Я верю Керенскому, лишь  бы ему не мешали. Со связанными  руками
не задействуешь.  Ни твердости, ни власти не проявишь (именно власть нужна).
Пока  - кроме СЛОВ (притом безвластных и слов-то)  ничего  от  правительства
нашего нет.
     20 мая Керенский - военный министр. Пока что -  он действует отлично...
Керенский - настоящий человек на настоящем месте.
     26  июля  Керенский подал в отставку. Все  испугались, заседали ночами,
решали просить его остаться и самому составить кабинет...
     Правительство   Керенским   составлено   -   неожиданное   и    (боюсь)
мертворожденное.  Не  видно его  принципа.  Веет  случайностью,  путаностью.
Противоречиями.
     Премьер, конечно,  Керенский. Он же  военный министр.  Его  фактический
товарищ ( управляющий военным ведомством ) - наш Борис Савинков (как? когда?
откуда?). Но это-то очень хорошо. (Савинков в дружбе с семьей Мережковских -
Л.О.).
     Далее цитирую дневниковые записи более подробно.
     9 августа
     ...Что же  стало с Керенским? По рассказам близких  -  он неузнаваем  и
невменяем.  Идея  Савинкова   такова:  настоятельно  нужно,  чтобы  явилась,
наконец,   действительная   власть,   вполне   осуществимая   в   обстановке
сегодняшнего  дня:  Керенский  остается  во   главе  (это  непременно),  его
ближайшие помощники -  сотрудники - Корнилов и Борис. Корнилов -  это значит
опора войск, защита России, реальное возрождение армии; Керенский и Савинков
- защита свободы. При определенной и ясной тактической программе, на которой
должны  согласиться Керенский  и  Корнилов (об  этой программе скажу  в свое
время  подробнее),  нежелательные  элементы в  правительстве, вроде Чернова,
выпадают автоматически...
     ...Поразительно:  Керенский  точно  лишился всякого  понимания. Он  под
перекрестными влияниями... Развратился  и бытовым  образом. Завел (живет - в
Зимнем дворце!)  придворные  порядки , что  отзывается несчастным мещанством
выскочки.
     Он никогда  не был  умен, но, кажется,  и гениальная интуиция  покинула
его,  когда  прошли  праздничные, медовые  дни  прекраснодушия  и  наступили
суровые (ой, какие суровые!)  будни.  И опьянел он...  не  от власти,  а  от
успеха  в  смысле шаляпинском. А тут еще,  вероятно, что идет книзу  . Он не
видит  людей... Он и Савинкова  принял за  верного и преданного  ему душой и
телом слугу - только.  Как такого слугу и вывез его скоропалительно с собой,
- с фронта... Стал подозревать его... в  чем? А тут еще  миленькие  товарищи
эсеры, ненавидящие Савинкова.
     10 августа  Корнилов,  оказывается, сегодня приехал на  Государственное
совещание. Телеграмму, где Керенский любезно разрешил ему не приезжать, если
не удобно , - получить не успел.
     С вокзала отправился прямо к Керенскому. Неизвестно, что  было говорено
на этом первом заседании, но Корнилов приехал тотчас после него к Савинкову,
и с какой-то странною подозрительностью.
     Час  разговора, однако,  совершенно  рассеял  эту  подозрительность.  И
Корнилов подписал знаменитую записку (программу) о необходимых мерах в армии
и в тылу. Подписал ее и Савинков.
     После этого Керенский опять потребовал  к  себе Корнилова... А Савинков
поехал к нам... - Хотите, я прочту вам записку?  - предложил Борис. - Она со
мной, у меня в автомобиле.
     Сбегал,  принес тяжелый  портфель. И мы принялись за чтение. Прочел  ее
нам Савинков  всю, полностью...  Я  скажу  лишь  главное: это без  спора тот
minimum, который еще  мог  бы спасти честь революции и жизнь России... важен
ее  принцип:  соединение  с  Корниловым, поднятие боеспособности  армии  без
помощи  Советов,  оборона  как  центральная  правительственная деятельность,
беспощадная борьба с  большевиками, ...  это и в  деталях minimum, вплоть до
милитаризации железных дорог и смертной казни  в тылу (какое же  иначе общее
военное  положение?).  Воображаю,  как  заорут товарищи !  (А  Керенский  их
боится, вот это надо помнить)...
     А  все  же  это (наконец-то!)  борьба с  Советами.  И как  иначе,  если
вводится серьезная, настоящая борьба с большевиками?
     11 августа
     ...(Ведь  вот зловредный  корень всего:  Керенский  не верит Савинкову,
Савинков не  верит Керенскому, Керенский не  верит Корнилову, но и  Корнилов
ему не верит. Мелкий факт: вчера Корнилов ехал по вызову, однако мог думать,
что и для ареста: приехал, окруженный своими зверями-текинцами ). (Текинцы -
личная охрана Корнилова со времен службы в Туркестане - Л.О.).
     14 августа
     Корнилов  торжественно  явился  в Москву  (из  Петербурга  - Л.О.),  не
встреченный Керенским,  ...Торжественным кортежем  проследовал к Иверской, и
толпы  народа  кричали ура . Затем он выступил на  Совещании. Тоже овация. А
кучке демонстративно молчавших кричали: Изменники! Гады! .
     Впрочем, тут же и Керенскому сделали овацию.
     Керенский - вагон, сошедший с  рельс, вихляется, качается болезненно, и
без красоты малейшей.  Он близок к концу, и самое горькое,  если конец будет
без достоинства.
     Я его любила прежним (и не отрекаюсь), я понимаю его трудное положение,
я  помню, как он  в  первые дни свободы клялся перед советами быть всегда  с
демократией , как он одним взмахом пера навсегда уничтожил смертную казнь...
Его стали носить на руках...
     Но перед Керенским сейчас  только два пути  достойных, только два.  Или
впредь вместе с Корниловым, Савинковым и знаменитой программой, или, если не
можешь,  нет нужной силы, объяви тихо и  открыто: вот  какой момент, вот что
требуется, но я этого не вмещаю и потому ухожу. И уйти... уже не бутафорски,
а по-человечески,  бесповоротно. Я боюсь, что оба пути  слишком  героичны...
для Керенского. Оба, даже второй,  человеческий. И  он ищет  третьего  пути,
хочет что-то удержать, замазать, длить дленье...
     Далее  в дневниковых записях Зинаиды Гиппиус с  17 по 23 августа ничего
интересного  (впрочем, в конце  записи 26/VIII есть  фраза: Весь  город ждет
выступления большевиков. Ощущение,  что  никакой власти нет  ). И,  наконец,
долгожданные записи о Корниловском мятеже .
     31 августа
     - Дни 26 августа, 29-го и 30-го ошеломляющие по событиям...
     26-го  в  субботу  вечером  приехал  к  Керенскому из Ставки  Вл. Львов
(бывший прокурор  Синода). Перед своим  отъездом в Москву и затем  в Ставку,
дней десять тому назад, он был у Керенского, говорил с ним наедине, разговор
неизвестен.  Точно так  же,  наедине, был  и второй разговор с  Львовым, уже
приехавшим из Ставки.  Было  назначено вечернее заседание правительства,  но
когда  министры  стали  собираться  в  Зимний  дворец, из  кабинета  вылетел
Керенский, один, без Львова, потрясая какой-то бумажкой с набросанными рукой
Львова строками и, весь бледный и вдохновенный , объявил, что открыт заговор
ген. Корнилова , что это тотчас  будет проверено, и ген. Корнилов немедленно
будет смещен с должности Главнокомандующего как изменник .
     Можно себе представить, во что обратились  фигуры  министров, ничего не
понимавших. Первым нашелся  услужливый  Некрасов, поверивший  на слово  г-ну
премьеру и  захлопотавший. Но,  кажется,  ничего еще не мог понять Савинков,
тем более, что он лишь  в  этот день  сам вернулся из  Ставки  от Корнилова.
Савинкова  взял  Керенский к  прямому  проводу,  соединились  с  Корниловым.
(Напомню, что в версии Керенского при разговоре присутствовал не Савинков, а
Вырубов - Л.О.).
     Керенский, заявив, что рядом стоит Львов (хотя ни  малейшего Львова  не
было),  запросил  Корнилова:  подтверждает ли он  то, что  говорит  от  него
приехавший и стоящий перед проводом Львов. Когда выползла лента с совершенно
покойным да - Керенский бросил все, отскочил назад к министрам, уже в полной
истерике  с криками  об измене и мятеже, о  том,  что немедленно  он смещает
Корнилова и дает приказ об его аресте в Ставке.
     Керенский приказал  Савинкову  продолжать разговор  с  Корниловым и, на
вопрос Корнилова,  когда Керенский  с  членами правительства  прибудет,  как
условлено,  в   Ставку,   ответить:  Приеду  27-го  ...  Объяснил,  что  это
необходимая уловка , чтобы пока  Корнилов ничего не подозревал, не знал, что
все открыто (???)...
     По отрывочным выкрикам Керенского и  по  отрывочным  строкам невидимого
Львова (арестован), набросанным  тут  же во время свидания, - выходило,  как
будто  так,  что   Корнилов  послал   Львова  к  Керенскому  чуть  ли  не  с
ультиматумом, с требованием какой-то диктатуры,  или директории, или чего-то
вроде этого. Кроме этих, крайне сбивчивых слов Керенского, министры не имели
никаких данных  и никаких ниоткуда сведений;  Корнилов только подтвердил то,
что говорит Львов, а что говорит  Львов - никто  не слышал, ибо никто Львова
так и не видел.
     До  утра воскресенья это  не  выходило  из стен дворца;  на другой день
министры (чуть ли  не  там ночевавшие) вновь приступили  к Керенскому, чтобы
заставить его путем объясниться, принять разумное решение, но... Керенский в
этот  день окончательно и уже бесповоротно огорошил их. Он уже послал приказ
об  отставке  Корнилова.  Ему  велено  немедля   сложить  с  себя  верховное
командование.  Это  командование   принимает  сам   Керенский...  (Описанное
Александром  Федоровичем  свидание  с  Алексеевым  и  его  роль  в  принятии
Керенским   Верховного   командования  Зинаиде  Гиппиус  неизвестно,  или...
такового вовсе не было? - Л.О.). Гиппиус далее записывает в дневнике того же
числа:
     Наконец, для полного вразумления министров, стоявших с открытыми ртами,
для отнятия у них  последнего сомнения, что Корнилов мятежник  и изменник, и
заговорщик, -  открыл  им  Керенский:  с  фронта  уже  двинуто на  Петроград
несколько  мятежных дивизий ,  они уже идут! Необходимо организовать оборону
Петрограда и революции .
     И революционный  Петроград с этой минуты забыл об отдыхе:  единственный
раз, когда газеты вышли в понедельник. Правительственные войска (тут,  ведь,
не  немцы,  бояться  нечего)  весело  бросились  разбирать железные  дороги,
подступы  к  Петрограду. Красная гвардия  бодро завооружалась, кронштадтцы (
краса  и гордость русской революции  )  прибыли  немедля  для охраны Зимнего
дворца и самого Керенского (с крейсера Аврора).
     Корнилов, получив нежданно  и негаданно, - как снег  на голову, -  свою
отставку, да  еще всенародное объявление его мятежником, да еще  указания на
то,  что  он  послал  Львова  к Керенскому  ,  - должен был  в первую минуту
подумать, что кто-то сошел с ума.
     В следующую минуту он возмутился. Две его телеграммы (см. ранее - Л.О.)
представляют  собой первое  настоящее  сильное  слово,  сказанное  со времен
революции.  Он там  называет вещи своими именами...  так совершилась великая
провокация, которая ставит на карту судьбу отечества .
     Не  ставит. Решает. Уже решила. Я поклялась воздержаться от выводов. Но
это я знаю. Ведь уже с первого момента всем видно  было,  что  НЕТ  НИКАКОГО
КОРНИЛОВСКОГО  МЯТЕЖА. Я фактически не знаю, что говорил Львов, и вообще  не
знаю (кто знает?) этот инцидент, но абсолютно не верю ни в какие ультиматумы
. Дурацкий  вздор, чтоб Корнилов ни с того, ни с сего послал их с Львовым! А
что касается мятежных  дивизий, идущих  на  Петроград  , то не нужно быть ни
особенным психологом, ни политиком, а  довольно здравое  соображение, чтобы,
зная детально все предыдущее со всеми действующими лицами, - догадаться: эти
дивизии по всем  признакам  шли в Петербург с ведома Керенского, быть может,
даже по его условию с Корниловым через Савинкова (который только что ездил в
Ставку), ибо:
     1. На очереди были меры Корниловской записки, ее Керенский  всякий
день намеревался утвердить, а это предполагало посылку войск с фронта.
     2. Бесспорно   ожидался   в  Петербурге  -   самим   Керенским   -
большевистский бунт, ожидался  ежедневно, и это само собой разумело войска с
фронта...
     Время  ли, да и  кому было задумываться  над  простым вопросом: как это
повел Корнилов свои войска, когда сам он спокойно сидит в Ставке?  И что это
за войска - много ли их?
     Кровопролития не  вышло.  Под Лугой и еще где-то  посланные  Корниловым
дивизии и петроградцы встретились (вряд ли - кто же  идет оборонять город за
70  верст  от него? - Л.О.). Недоуменно постояли друг против друга. Особенно
изумлены   были  корниловцы  .  Идут   защищать  Временное  правительство  и
встречаются с  врагом , который идет защищать Временное правительство тоже -
и  то  же.  Ну постояли, подумали;  ничего  не  поняли; только,  помня уроки
агитаторов на фронте,  что  с врагом надо брататься , принялись и тут  жадно
брататься.  (Чистая  фантазия: просто в Луге отряд Крымова отказался идти на
Петроград - Л.О.).
     Однако торжественный клич дня: Полная  победа  петроградского гарнизона
над корниловскими войсками .
     Да, произошло громадной важности событие, но  все целиком оно произошло
здесь,  в  Петербурге. Здесь  громыхнул  камень,  сброшенный рукой  безумца,
отсюда пойдут и круги. Там со стороны Корнилова, просто НЕ БЫЛО НИЧЕГО...
     7 сентября
     Борис (Савинков - Л.О.) рассказывает: только в ночь на субботу, 26-е он
вернулся из Ставки от Корнилова. Львова там видел мельком. Весь день пятницы
провел в торговле с  Корниловым из-за  границ военного положения... Вернулся
от совершенно  спокойного Корнилова, который  уже имел  обещание  Керенского
приехать  в Ставку 27-го. Все  по  расчету,  что  Записка  будет  принята  и
подписана 26-го.
     Ко времени ее объявления  27-28  подойдут и  надежные дивизии с фронта,
чтобы  предупредить  беспорядки.  Весь  этот  план  был  не только  известен
Керенскому, но при нем и с ним созидался.
     Только  одна  деталь  относительно корниловских войск, о которой  Борис
сказал: - Это  для  меня не ясно. Когда  мы  уславливались  точно о  посылке
войск, я ему указал, чтобы он не посылал, во-первых, своей дикой  дивизии и,
во-вторых,  - Крымова.  Однако он  их  послал. Я  не понимаю,  зачем он  это
сделал.
     (Кстати,  стоит вспомнить, что перед Государственным совещанием,  когда
Корнилов ехал к Керенскому, его сопровождала охрана из текинцев).
     Зинаида Гиппиус далее заключает:
     - Однако  голым  безумием  да  истерикой   не  объяснишь  действий
Керенского.  Заведомой  злой хитростью расчетливо и  обманно схватившейся за
возможность сразу свалить  врага - тоже.  Керенский - не так хитер и  ловок,
недальновиден. Внезапным, больным страхом, помутняющим зрение, одним страхом
за себя и свое положение,  - опять невозможно объяснить всего. Я решаю,  что
тут была сложность  всех трех импульсов:  и безумия и расчетливого обмана, и
страха.  Сплелись  в  один   роковой  узел  и  были  покрыты  тем  Керенским
вдохновением , когда человек этот  собою уже не владеет и себя не чувствует,
а владеет им целостно дух .
     Мне  остается  добавить, что в  дневниковой записи  уже  от 19 сентября
Гиппиус говорит о Львове, выпущенном из-под ареста и, как она пишет, Здесь я
запишу протокольно то, что уже высветилось .
     - Львов  ездил в  Ставку  по поручению Керенского: представить  от
Ставки и  от общественных  организаций  их  мнения о реконструкции власти  в
смысле ее усиления (это собственные  слова  Львова,  а  далее я цитирую  уже
прямо по его показаниям).
     -   Никакого  ультиматума  я  ни  от  кого  не  привозил  и не мог
привезти, потому что ни от кого таких полномочий не  получал. С Корниловым у
нас была простая  беседа, во  время которой обсуждались различные пожелания.
Эти  пожелания  я,  приехав,   и  высказал  Керенскому.  Повторяю,  никакого
ультимативного  требования я не предъявлял и не мог предъявить. Корнилов его
не  предъявлял, и я этого от его имени не высказывал,  и я не  понимаю, кому
такое толкование моих слов и для чего понадобилось?
     Говорил  я  с Керенским в  течение часа; внезапно Керенский потребовал,
чтобы  я  набросал  свои  слова  на бумаге.  Выхватывая  отдельные  мысли, я
набросал их, и мне Керенский не дал даже прочесть, вырвал бумагу и положил в
карман. Толкование, приданное словам Корнилов предлагает - я считаю подвохом
(курсив везде подлинный).
     Говорить по прямому проводу с Корниловым от моего имени я Керенского не
уполномачивал, но когда Керенский прочел мне  ленту  в своем кабинете, я уже
не  мог  высказаться даже  по этому поводу, т.к.  Керенский тут же арестовал
меня... Он поставил меня в унизительное  положение; в Зимнем дворце устроены
камеры  с  часовыми;  первую  ночь  я  провел  в постели  с двумя часовыми в
головах. В соседней комнате  (бывш. Алекс. III) Керенский пел рулады из опер
. Гиппиус завершает все выше ею изложенное:
     - Что еще  не  бред? Под рулады безумца, мешающего спать  честному
дураку-арестанту, - провалилась Россия в помойную яму всеобщей лжи.

     ***

     Насчет лжи настаивать не  буду, но слабые места есть в обоих рассказах.
Читатель может их  сопоставить и  проанализировать. Дневник  Зинаиды Гиппиус
продолжается до  6  ноября (стар. стиля). Я им пользоваться больше не буду -
она слишком эмоциональный  свидетель, да  и  в этих записях  главным образом
слухи.
     Свидетельства Керенского  тоже оставлю в стороне. Его Мемуары не похожи
на бред безумца  , но в их  объективной ценности после Корниловского  мятежа
можно  усомниться.  В конце  главы  я  приведу  воспоминания  об октябрьском
перевороте  другого,  более  надежного  свидетеля  -  хорошо  известного нам
Александра Бенуа.
     Последовательное  изложение предоктябрьских событий было  мною прервано
после знакомства с Государственным совещанием в середине августа 1917 года.
     Продолжу это изложение:
     В первую очередь следует понять ситуацию, в которой оказался герой этой
главы. Использованное ранее популярное выражение  генерал без армии в данном
случае  буквально соответствовало положению главы  Временного правительства.
До разрыва с Корниловым и его ареста Керенский мог рассчитывать на поддержку
войск, которые, согласно их договоренности,  должны были прибыть в Петроград
- 3-й конный корпус Крымова, насчитывавший не менее 7 тысяч всадников. Этого
было бы достаточно для подавления сопротивления красногвардейцев, матросов и
неорганизованных  солдат-новобранцев,   составлявших   военную  силу  Совета
Рабочих  и  Солдатских  депутатов,  в  котором  в конце августа 1917  г. уже
хозяйничали   большевики.  Но  теперь  такая  возможность  отпала.  Если  бы
Алексееву и удалось обеспечить  прибытие корпуса Крымова  в  Петроград,  это
неизбежно   означало   освобождение   Корнилова,   которое  потребовали   бы
солдаты-фронтовики.  А значит, и восстановление положения дел, неприемлемого
для Керенского. Нужно было справиться с большевиками своими силами , как это
удалось сделать 3-го июля.
     31-го августа 1917 г. Петроградский Совет  опубликовал резолюцию, где в
краткой  форме была изложена  программа  Октябрьского восстания,  в  которой
говорилось о  диктатуре пролетариата , что, как всем было понятно,  означало
диктатуру  большевистских  лидеров. Керенский  решил  попытаться  продолжить
Февральскую революцию,  направив  ее  теперь против  этих лидеров. Надо было
поднять против них народ ,  т.е. в  первую очередь  крестьян  (а  значит,  и
солдат-новобранцев).  Расчет  был   правильный.  На  следующий  день   после
большевистского переворота руководители Совета крестьянских депутатов (был и
такой Совет) опубликовали заявление, которое начиналось так:
     Товарищи крестьяне! Все  добытые  кровью ваших  братьев и сынов свободы
находятся  в  страшной,  смертельной  опасности!  Гибнет  революция!  Гибнет
родина!...  26 октября партия социал-демократов большевиков и руководимый ею
Петроградский Совет  Р.  и С.Д. захватили в свои  руки власть, арестовали  и
заточили   в   Петропавловскую    крепость   Временное    правительство    и
министров-социалистов, в числе которых были члены  исполнительного  комитета
Всероссийского  Совета крестьянских  депутатов... А заканчивалось  заявление
призывом:
     ...Полагая,  что  совершившийся  переворот  ставит страну и  армию  под
угрозу  немедленного разгрома, отодвигает созыв Учредительного собрания и не
может создать власти,  пользующейся  всенародным  признанием, Исполнительный
комитет Всероссийского Совета крестьянских депутатов считает своим священным
долгом  перед собственной совестью и перед всей страной  заявить, что  он не
признает новой  большевистской  власти государственной властью  и  призывает
местные Советы  крестьянских  депутатов,  органы  местного  самоуправления и
армию не подчиняться этой насильственно созданной власти...
     Свобода!! Вот на чем следовало построить разгром большевиков! Александр
Федорович,  разумеется,  был  знаком  с  опытом французских  революций  и  с
принятой в 1875 году во Франции  Конституцией, объявившей главой государства
выборного Президента...
     1-го  сентября  1917 г.,  в тот  же день, как вышел приказ об  отставке
Корнилова,  а  Керенский  был  объявлен  Главнокомандующим   русских  армий,
Временное  правительство  объявило,  что  государственный  порядок,  которым
управляется  Россия,   есть  порядок   республиканский.  Была  провозглашена
Российская республика!
     Как же  так? Не дождавшись Учредительного собрания,  которое ведь могло
решить вопрос в  пользу Конституционной монархии. Но ожидать его было опасно
-  большевистское восстание назревало. Я  думаю, что  Керенский,  надеясь на
свою популярность,  рассчитывал стать Президентом Российской  республики. На
этом посту он, может быть, смог бы организовать роспуск Советов и ликвидацию
большевистской власти. А следовало ему вообще опасаться диктатуры Корнилова?
Можно  ли было поверить, что  военный человек, полководец,  спасший  страну,
откажется от  верховной власти,  ему заслуженно принадлежащей? Были ли такие
прецеденты  в  Истории?  Оказывается, были! Корнилова  -  человек  не  менее
культурный,  чем  Керенский  (владел  3-мя европейскими языками), в Академии
Генштаба так  же,  как  Керенский в Университете,  изучал  Римскую  историю,
служившую  примером доблести для русских  дворян  и  офицеров.  Он, конечно,
знал, что в  древнеримской  республике, где в обычное время верховную власть
делили  между  собой  два  консула,  в  критически  опасных ситуациях  Сенат
назначал  диктатора,  наделенного  неограниченной  властью.  Но   только  на
полгода, после чего тот возвращал власть избранным народом консулам.
     Быть может, Керенский мечтал уподобиться римскому императору Августу, в
течение  40 лет единолично  правившему  Римской империей (сохранив  при этом
республиканские  учреждения),  не   втянувшему  Рим   ни  в   одну  войну  и
заслужившему   благодарность  римлян?   Но  смог  ли  бы  Керенский,  с  его
безграничным честолюбием,  высокомерием  и неврастенией уподобиться  мудрому
Августу? Вряд ли!
     И все-таки любопытно, как  все сложилось  бы,  если  Керенский  поверил
Корнилову, а тот, разделавшись с большевиками и Советами,  вернул Керенскому
пост   премьер-министра  Российской  республики.  Говорят,  что  история  не
допускает  сослагательного наклонения  - если бы ... В смысле что случилось,
то  случилось!  - конечно...  Но если люди, особенно политики,  перестали бы
размышлять, почему так случилось,  и если бы по-другому - лучше  или хуже? -
то никакого общественного прогресса нигде и никогда не происходило бы.
     Я считаю,  что для большой страны единовластие, если  угодно, называйте
его  диктатурой (что отнюдь не равнозначно  тирании!)  есть наилучший способ
управления. Потому, что когда людей очень много, то велика  инерционность их
поведения   и   мышления,  а  в   представительном  правительстве   -  много
несовместимых  точек  зрения. Между  тем, нередко,  особенно  в  критических
ситуациях, решения надо принимать  быстро!  Первым, кто это понял,  был Юлий
Цезарь... Август  - его достойный преемник. Трудность в том,  что  для блага
народа (а  не  на беду!) диктатор должен  быть человеком  не только сильным,
умным  и опытным, но еще не поддающимся искушениям и внушениям со стороны, а
также совершенно честным и главное - добрым!
     Это  редкая и  трудная нравственная  комбинация. Она  не  передается по
наследству.  Ее невозможно предсказать при авансирующих выборах,  к тому  же
всегда  затуманенных  пропагандой.  В бльшей  степени  - возможно  оценить,
познакомившись  с  тем,  что  уже  сделано   человеком.  Поэтому  демократию
(народовластие)  -  не  в смысле способа управления (не  приведи  господь  к
власти толпы!),  а в  смысле  уважения воли  граждан,  следует строить не на
процедуре выборов, а на процедуре отчетов и перевыборов - как было в древней
Греции  в  течение  15   лет  правления  стратега-автократора   Перикла  (он
отчитывался перед народом и переизбирался ежегодно).
     Но  я, кажется, увлекся...  Керенский Корнилову  не  поверил  и  отсюда
потянулась  целая  цепочка несчастий.  К  худшему из них  -  большевистскому
перевороту мы неуклонно продвигаемся...
     Итак, 1-го сентября 1917 г. была провозглашена Российская республика. В
тот  же  день  на  заседании  Всероссийского   Центрального  Исполнительного
Комитета  (ВЦИК)  была  принята  резолюция,  объявляющая,  что  существующее
правительство обязано  представлять все  свои  административные  решения  на
утверждение ВЦИК,  являющийся высшим органом революционной демократии... Вот
тут-то и можно было  арестовать весь ВЦИК за  покушение  на законную власть.
Но, увы, сил для этого не было!
     Далее  в резолюции  было  выражено  намерение как можно  скорее созвать
съезд демократических (в понимании того же ВЦИК) органов для решения вопроса
об организации власти, способной довести страну до Учредительного  собрания,
назвав такой съезд Демократическим совещанием .
     3-го   сентября   ВЦИК   направил   приглашения   принять   участие   в
Демократическом   совещании   широкому  кругу  политических   и  гражданских
организаций.
     Совещание, на котором  присутствовало  1492  делегата,  открылось 14-го
сентября.
     Государственное  совещание  12  августа  было  организовано  Керенским.
Демократическое совещание, в пику ему, созывали большевики. Оно  должно было
продемонстрировать    монолитное   единство    революционно-демократического
движения, способного создать действительно революционное правительство.
     Но, как всегда,  представители левых партий грызлись между собой все  5
дней работы совещания. С превеликим трудом в закулисных переговорах  удалось
выработать    компромиссную    резолюцию,   в   которой    говорилось,   что
Демократическое   совещание   считает   необходимым   создать   коалиционное
правительство   социалистического   толка,   но   с  привлечением  отдельных
буржуазных элементов .
     19-го   сентября   в   результате   поименного   голосования,   которое
продолжалось  5 часов, за эту резолюцию проголосовало 776 депутатов и  688 -
против.  В  числе  последних  оказались  331 делегат от профсоюзов и Советов
Рабочих  и Солдатских  депутатов, которые  к  этому моменту  уже оказались в
руках     большевиков     и     их     союзников:     левых     эсеров     и
меньшевиков-интернационалистов .
     22   сентября  Временное  правительство   приняло  решение  о  создании
Временного  Совета  Республики,  который  будет  функционировать  до  созыва
Учредительного  собрания (в обиходе  этот Совет окрестили Предпарламентом ).
Большинство его членов принадлежало к партиям левой  ориентации. Кроме того,
в   кабинет  министров   были  включены  два   представителя   профсоюзов  и
промышленников.
     Однако коалиция  не получилась;  и  в  этом  плане Совещание  оказалось
безрезультатным.  Но в  одном побочном и очень  важном смысле  оно оказалось
весьма   значимым!   Большевистские   руководители   увидели,    что   среди
организованной  части населения  России они  могут рассчитывать на поддержку
лишь одной его  четверти.  Надежда  Керенского на демократическую победу над
большевиками как  будто оправдывалась. Но  он недооценил  циничную решимость
большевистского руководства  пренебречь всеми нормами  отстаиваемого ими  на
словах народовластия и захватить себе эту власть неожиданной атакой своих на
самом деле еще малых сил на вовсе бессильного противника.
     Между  тем  они  могли полагать,  что вызванные  Корниловым по  приказу
Керенского с фронта войска находятся на пути к Петрограду. Возможно, что они
где-то скапливают свои силы.
     Троцкий, несомненно понимал, что несмотря на все  усилия по мобилизации
Красной гвардии и матросов,  противостоять боевым дивизиям  они  не  смогут.
Разбором железной дороги удастся задержать эшелоны пехоты лишь на  несколько
часов, а  конница,  которую упоминал  Клембовский, легко дойдет от Пскова до
Петрограда своим маршем.
     Нужно  было  торопиться!  Единственная  возможность успеха  большевиков
неумолимо связывалась с вооруженным восстанием.
     А войска с  фронта все не прибывали. Скорее всего, они встретили в пути
Дикую дивизию , идущую на Дон, - узнали, что Крымов застрелился, а вызвавший
их с фронта Верховный главнокомандующий арестован и  решили не ввязываться в
непонятную им смуту, разыгравшуюся в Петрограде. Вернулись на фронт.
     12-го октября  большевики  учредили  при  Совете Рабочих  и  Солдатских
депутатов  Военно-революционный  комитет  во главе с  Троцким. Официально  -
для организации защиты  города от германского вторжения (3-го октября  немцы
высадили  с моря десант на дальних подступах  к столице).  Фактически -  для
подготовки вооруженного восстания против Временного правительства.
     25 октября должен был открыться 2-й съезд  Советов.  А  в ночь на  23-е
Троцкий, отбросив всякую маскировку, приказал вооруженным  силам большевиков
захватить правительственные  учреждения  и  стратегически  важные объекты  в
городе. Ленин еще из Финляндии прислал в ЦК своей партии письмо:
     Товарищи!  Я   пишу  эти  строки  вечером  24-го,  положение   донельзя
критическое. Яснее ясного, что теперь, уже поистине, промедление в восстании
смерти подобно. Нельзя ждать!! Можно потерять все!!... Было бы гибелью ждать
колеблющегося голосования 25 октября (на съезде Советов - Л.О.) .
     Вечером  25-го  октября  красногвардейцы и  примкнувшие  к  большевикам
солдаты  легко  преодолели  сопротивление  кадетов  и   женского  батальона,
защищавших  правительство.   После  предупредительного  холостого  залпа   с
крейсера  Аврора  ,  ставшего  на  Неве  против  Зимнего  дворца,  Временное
правительство капитулировало,  члены  его  были арестованы и  переправлены в
Петропавловскую крепость...
     Вот краткий перечень последующих событий.
     Утром  того  же 25-го  октября  Керенский  покинул  дворец  и,  как  он
утверждает в Мемуарах  , в своем всем знакомом открытом автомобиле и в своей
полувоенной  форме  выехал на фронт для отыскания потерявшихся  дивизий  или
организации другого похода на Петроград. Никто из многочисленных патрулей на
улицах  его не задержал - не было на то указания. К ночи 25-го он уже прибыл
в Псков, в штаб Командующего Северным фронтом. Там он встретился с генералом
Красновым, который согласился выступить против большевиков.
     В  начале дня  26-го  октября  Краснов  и  Керенский  прибыли в городок
Остров,  расположенный  примерно  в  50-ти  верстах к  югу  от  Пскова.  Там
квартировали остальные  две дивизии 3-го конного казачьего корпуса, которыми
теперь командовал  Краснов.  От  дивизии в городке осталось лишь шесть сотен
казаков и несколько пушек. Тем  не  менее, решили  выступать не медля. Утром
27-го без единого выстрела захватили Гатчину -  ее гарнизон сбежал. К вечеру
следующего   дня,   тоже   без  боя,  овладели  Царским  Селом.  К   казакам
присоединился  прибывший с  фронта  пехотный полк  и  бронепоезд. В поход на
Петроград отправились только 30-го.
     У  Пулковских   высот,  занятых   матросами,   завязалось  ожесточенное
сражение.  Красновцы его  выиграть  не смогли и  на  время отошли к Гатчине.
Краснов  и  его  офицеры  уговаривали  Керенского  вступить  в  переговоры с
большевиками,  но  тот  категорически   отказался,  утверждая,  что  вот-вот
подойдут еще войска с фронта.
     Все же 31-го октября Казачий военный совет  решил  послать  в Петроград
делегацию для выяснения возможностей перемирия. Утром  1-го ноября делегация
вернулась вместе с отрядом матросов во главе с Дыбенко...
     Переговоры  с ним Казачьего совета  происходят в  присутствии Краснова.
Казаки соглашаются выдать Керенского  в обмен на разрешение им вернуться  на
Дон  с лошадями  и  оружием.  Керенский находится  в  соседней комнате и все
слышит... Я с невольным волнением спрашиваю:
     - Как же Вам удалось спастись, Александр Федорович?
     Описание  этого спасения, пригодное для остросюжетного фильма,  нахожу,
конечно, в тех же Мемуарах и, как обычно, в третьем лице:
     - Краснов  приходит  к Керенскому и уговаривает его  встретиться с
Лениным.  Тот отказывается. Казачий  совет  принимает вышеназванное решение.
Керенскому  об  этом  сообщают его  сторонники.  Вместе со  своим помощником
Винером решают застрелиться... Но тут в комнату  входят два человека: матрос
Ваня  и один  знакомый, гражданский. Керенского  одели  в бушлат и вывели из
Гатчинского дворца (охрана его в лицо не знала).
     Ждала машина, поехали по направлению к Луге.  По дороге свернули в лес,
ушли  от  погони.  В  лесу  оказался дом,  где  жил дядя матроса Вани.  Туда
добирались  долго  по  тропинке  (машина  уехала).  В  этом  доме  (в  семье
Болотовых) Керенский скрывался  40  дней, в то время, как его искали по всей
России. Через Ваню удалось наладить связь с Петроградом...
     - Керенский далее утверждает,  что 5-го января 1918 года,  в  день
открытия  Учредительного  собрания  он  тайно  приехал  в  Петроград,  чтобы
отчитаться перед Высоким собранием. От этого намерения его отговорил член ЦК
эсеров,  Зензинов.  Он  сказал:  Положение  в  Петрограде  коренным  образом
изменилось.  Ваше  появление  в Учредительном собрании будет концом  для нас
всех .
     Керенскому пришлось согласиться.  Он уехал в Финляндию и в  том же 1918
году через Мурманск выбрался в Англию. Умер в 1970 г. в Нью-Йорке, 89-ти лет
от роду.
     Только что  упомянутое открытие Учредительного собрания было не первым,
а вторым. Выборы состоялись в середине ноября 1917 г. Первое  заседание было
заранее  назначено на 28-е ноября. Большевики  требовали  перенести открытие
Собрания на начало января, ссылаясь на то, что  итоги  выборов подведены еще
не  всюду.  В  Петрограде  они вроде  бы  получили большинство  голосов,  но
результаты голосования в провинции были далеко не ясны.
     Однако,  несмотря  на протесты,  первая попытка  открыть  Учредительное
собрание  состоялась  в  назначенный день. На заседание  явилось всего  лишь
несколько  десятков  депутатов.  Остальные,  очевидно,  побоялись  выступить
против требования большевиков.
     Второе  открытие   Учредительного  собрания  самими  большевиками  было
назначено  на  5  января. Отказаться уже  было  невозможно. Однако к моменту
открытия стало известно сокрушительное поражение большевиков на  выборах: из
707  мандатов они получили  только  175(!). Разумеется, в связи  с этим были
приняты особые меры.
     Был создан  Чрезвычайный  штаб по  проведению Учредительного  собрания.
Таврический  дворец  был  окружен  войсками,  кронштадтскими   матросами   и
латышскими стрелками, часть которых расположилась внутри дворца. Все ведущие
к  нему  улицы  были  перекрыты.  Демонстрация  в  поддержку  Учредительного
собрания была расстреляна и разогнана.
     Заседание  5 января  продолжалось всего  два часа.  Утром  6-го  января
собрание было разогнано и двери Таврического дворца заперты.
     9-го января  Максим  Горький  в  своей  газете  Новая  жизнь  напечатал
следующую  статью: 5-го января 1917 года безоружная петербургская демократия
- рабочие, служащие - мирно манифестировала  в честь Учредительного собрания
- политического органа, который дал  бы всей демократии русской  возможность
выразить свою  волю. В борьбе  за эту идею  погибли в тюрьмах,  в  ссылке  и
каторге,  на виселицах  и под пулями  солдат  тысячи  интеллигентов, десятки
тысяч рабочих и крестьян. На жертвенник этой идеи пролиты реки крови - и вот
народные    комиссары    приказали    расстрелять   демонстрацию,    которая
манифестировала в честь этой идеи .
     Напомню, что многие из народных комиссаров сами  же на протяжении  всей
политической деятельности своей внушали рабочим  массам необходимость борьбы
за  созыв  Учредительного  собрания.  Правда  лжет,  когда  она  пишет,  что
манифестация 5 января была сорганизована  буржуями, банкирами и т.д. и что к
Таврическому дворцу  шли  именно  буржуи  , калединцы .  Правда знает, что в
манифестации  принимали  участие рабочие  Обуховского,  Патронного и  других
заводов.  Что под  красными знаменами российской с.-д. партии к Таврическому
дворцу шли рабочие Василеостровского, Выборгского и других районов...
     Итак,   5   января  расстреливали   рабочих   Петрограда,   безоружных.
Расстреливали без предупреждения о том, что будут стрелять, расстреливали из
засад, сквозь щели забора, трусливо,  как настоящие убийцы. И  точно так же,
как  9  января 1905 года  люди, не потерявшие совесть  и  разум, спрашивали:
- Что  вы  делаете, идиоты? Ведь это  свои идут! Видите - везде красные
знамена и  нет ни одного плаката, враждебного рабочему классу...  И так  же,
как  царские  солдаты-убийцы  по  приказу  отвечают:  - Приказано.  Нам
приказали стрелять. И так же, как 9 января 1905 г. обыватель, равнодушный ко
всему  и  всегда,  являющийся  только  зрителем трагедии жизни,  восхищался:
-  Здорово садят! .

     ***

     Уважаемый  читатель, я  обещал  попытаться ответить  на вопросы: почему
Крымов застрелился и  связано ли это с долгим ночным разговором у Алексеева?
Сделать это непросто, но  откладывать уже некуда. Объяснение Керенского, что
Крымов запутался во лжи и потому застрелился,  кажется мне нелепым. Не таков
был дворянин и боевой генерал Александр Михайлович Крымов, чтобы  лгать и по
этой  причине  стреляться. Еще  Керенский утверждает, что,  отпуская Крымова
31-го утром после разговора, он просил его назавтра явиться в  ВЧК  для дачи
показаний. Из  этого у некоторых нынешних историков рождается предположение,
что  Крымов убоялся ареста. Нелепость! Керенский  успел забыть, что ВЧК была
образована только в декабре 1917 года. Алексеев воспоминаний не оставил, а о
ротмистре Журавском  ничего не известно. Остается единственная возможность -
искать ответы на два поставленных вопроса путем дедукции.
     О чем должен был  рассказать Алексеев Крымову в их  ночном разговоре? Я
полагаю,  о  том,  что  Керенский и  Корнилов  вступили  в  бескомпромиссное
единоборство; Керенский снял с должности  Корнилова и объявил себя Верховным
главнокомандующим. Но  если  дело  дойдет  до открытого столкновения,  то  в
распоряжении  Керенского  будет  только  сотня-другая  матросов, никогда  не
воевавшая Красная гвардия из рабочих  и новобранцы из запасных батальонов. А
на стороне  Корнилова -  все солдаты-фронтовики, обозленные на Керенского за
введение  жестоких дисциплинарных мер на фронте. Поневоле  Керенский  должен
будет обратиться  за  поддержкой к  большевикам, уже  создавшим свою  боевую
организацию,   сила   которой   будет   быстро   возрастать,   благодаря  их
демагогическим обещаниям земли и мира - крестьянам и солдатам!
     ...- Это - гражданская война? - спросит Крымов.
     - Да. И связанное с ней поражение на фронте, если только Керенский
не одумается и не  вернется  к  союзу с  Корниловым. Но пока что  он сегодня
утром приказал мне ехать в Ставку и арестовать Лавра Георгиевича.
     - И Вы поедете?
     - Поеду  для того,  чтобы уберечь его от  возможной расправы. Если
большевики  захватят  власть,  он  должен  будет  возглавить  армию,  идущую
уничтожать эту заразу.
     - Прольется море русской крови!
     - Но  другого выхода  нет. Если  мы потерпим поражение, большевики
прольют еще  больше крови,  ни  в  чем не  повинных  людей. Я  знаком  с  их
идеологией диктатуры  пролетариата . На Вас  и  на  казачий корпус  мы будем
очень надеяться.
     - Утром я должен буду явиться к Керенскому.
     - Попробуйте убедить его, предложите посредничество с Корниловым.
     - Вряд ли оно будет им принято...
     Примерно такой разговор, но, разумеется, с  подробным обсуждением плана
действий, должен был происходить той ночью.
     В своих Мемуарах Керенский  отразил  непримиримую и  не изменившуюся со
времен позицию по  отношению к Корнилову,  когда он  написал о  Крымове:  Он
постарался утаить цель  продвижения к столице,  повторив фальшивую версию (о
поддержке  Временного  правительства  -   Л.О.),  пущенную  в  ход  друзьями
Корнилова .
     Сопоставив  два  разговора,   ночной  и  утренний,  Крымов  понял,  что
гражданская война между большевиками и корниловцами неизбежна. Он всей душой
был предан Корнилову, но не мог представить свое участие  в сражениях, где с
обеих сторон будут  гибнуть  русские  люди. Другого выхода для сохранения  и
верности, и чести, кроме ухода из жизни, он найти не мог...
     Такова моя версия... Согласишься ли ты с ней, уважаемый читатель?

     ***

     Ну  вот мы и вышли на финишную прямую... Завершить нашу продолжительную
эстафету я поручаю Александру Николаевичу Бенуа.
     Александр Бенуа Мой дневник (продолжение).
     Не  датированные воспоминания, заменяющие  утраченную часть дневника...
Начало - весна 1917 г.
     ...- Под  действием  убеждений  Горького я перешел в основанную им
газету Новая жизнь ... и в одном  из  фельетонов,  помнится, даже выступал в
защиту предмета  ненависти всей умеренной  прессы тех дней -  Ленина. Статьи
его  производили   на   меня   потрясающее   впечатление   простотой   своих
безапелляционных и как будто до  конца  искренних и бесстрашных утверждений.
Основная же  цель этой моей статьи заключалась в том, чтоб воздействовать на
ту  же умеренную  буржуазию, с которой  я  не переставал быть солидарным, но
которой  мне  хотелось  раскрыть  глаза  на  неизбежность  гибели  в  случае
продолжения войны...
     Произошедший  только  что  государственный  переворот  я  приветствовал
исключительно как шаг к миру. Истинный патриотизм, казалось мне, заключается
в предохранении, посредством любого мира, Родины от разрухи...
     - Те же наши дамы, с самой моей Акицей во  главе, пребывали  в это
время (апрель, май) в каком-то экстазе от Керенского, видя в  нем чуть ли не
сошедшего с неба ангела - и именно ангела мира.  Энтузиазм этот разделялся и
нашими кухонными дамами. Я помню,  как в полушутку Дуню, Мотю,  Катю и самое
кухарку  Веру  Григорьевну наши девочки вопрошали: Кто наш спаситель? и те с
восторгом все в один голос отвечали Керенский .
     Милюков,  видя  общее  неприятие  его политики,  счел  нужным  выйти  в
отставку,  что  было встречено  у  нас каким-то вздохом облегчения,  -  мол,
наконец-то, главная помеха  миру  устранена. Однако как раз в этот же момент
возобновилась с  необыкновенной силой общественная пропаганда за продолжение
войны.  Всюду были  расклеены  гигантские плакаты с  призывом жертвовать  на
военный Заем Свободы  (у  Публичной библиотеки такой  плакат в  виде знамени
покрывал всю высоту здания), а по Невскому разъезжали телеги  и грузовики, с
которых  визгливые дамские голоса приглашали подписываться на  этот Заем или
жертвовать  на  какие-то  военные  нужды...  Постепенно стала  выясняться  и
настоящая позиция  Керенского. О ужас!  И он  не  только  был,  вне  всякого
сомнения, за продолжение войны, но он сам себя назначил военным диктатором -
министром и отправился на  фронт подымать дух солдат и готовить наступление,
долженствовавшее смести одним взмахом всякое сопротивление немцев...
     - Как  раз  около  того же  времени  (в  июне 1917 г.)  Горький  в
помещении редакции Новой жизни познакомил меня с А.В. Луначарским. Последний
показался мне настоящим шармером .
     Попытка большевистского переворота 3 июля.
     - В самый вечер 3-го мы  сидели  дома  (в 9 ч. было еще светло как
днем), когда  вдруг  послышалась далекая, однако  очень насыщенная стрельба.
Художник Яковлев не  устоял перед  любопытством, помчался в  центр города и,
прибыв на место главного боя у Публичной библиотеки, был вынужден  вместе  с
другими пролежать  несколько  времени плашмя на мостовой, пока шла  особенно
опасная  пальба,  и   улица  после  нескольких  залпов  усеялась  убитыми  и
ранеными...
     Лично для меня репетиция произвела гнетущее впечатление.  Это совпало с
моим  вообще разочарованием в революции и с моим горьким сожалением, зачем я
покинул свою хату  с  краю и примкнул к людям совершенно мне  чуждым.  А тут
оказалось, что  эти люди  вовсе  не собираются заняться  мирным  сооружением
чего-то  нового (все возможности для них как будто были открыты), а намерены
сеять  дальнейшие смуты, дальнейшее  разорение. Они  уж наверное не принесут
того  успокоения,  в котором так нуждается страна, и едва ли принесут мир  с
соседями.  И  тогда  я  решил  никаким убеждениям  Горького  не  уступать  и
бесповоротно выйти из Новой жизни , вернуться в свое независимое одиночество
...
     Однако ощущение, что мы со все ускоряющейся быстротой катимся под гору,
все же не покидало  меня ни на  час. Я и  читал много в  часы отдыха, прочел
тогда записки Бисмарка и воспоминания гр. Витте. Невольно приходили при этом
такие мысли в голову: вот бы нам таких людей получить в настоящий момент! Их
до  цинизма   трезвые  взгляды,  их  государственный  ум,  их   политическая
находчивость  и  изворотливость,  наверное, оказали бы спасительные  услуги.
Увы, ничего,  кроме  тупых доктринеров или бездарных дилетантов, нельзя было
найти ни  в  России,  ни в других странах! Все заврались в своих лозунгах, а
рядом  с ними всякие  международные мошенники обделывали  свои  темные, но и
грандиозные делишки...
     - Странным   и   для   нас   непонятным  камуфлетом  закончился  и
освободительный поход Корнилова. Помнится мне, что какие-то наши знакомые из
Английского  посольства  возлагали надежды  на  эту авантюру и как  они были
смущены, когда из нее ничего не вышло...
     - После  моего  выхода из  Новой жизни  я почти  не  встречался  с
Горьким, но довольно часто встречал я  с Луначарским, позиция которого стала
все более уясняться  для него  же самого и  расчеты которого на большевиков,
как   на   единственную   группу   людей,   способную   вывести   страну  из
катастрофического состояния,  все  более крепли. С другой стороны, все менее
надежд  теперь возлагали  на все другие партии и  менее  всего  на  личность
недавнего  полубога  -  Керенского.  Про  него   ходили  всякие  иронические
рассказы:  будто  он,  поселившись  в  Зимнем  дворце...  целыми  днями  там
распевает оперные арии  и  все меньше интересуется  делами... (Неоднократные
упоминания того, что Керенский в эти трагические дни увлекся оперным пением,
говорят о том, что психика его была не совсем в норме - Л.О.).
     - С начала октября  ст.  ст. стало как-то для  всех очевидно,  что
назревает нечто грозное  и решительное, что близится катастрофа.  Несомненно
было и то, что на  сей раз выступят большевики, те самые большевики, которые
устроили  в  июле  репетицию революции ,  длившуюся  три  дня и  подавленную
довольно быстро.  Тогда казалось, что если не  навсегда,  то все  же надолго
водворен  возможный  для  жизни порядок. Но победители  (поглощенные всякими
междупартийными распрями)  не  успели  использовать  свою победу, и теперь с
каждым  днем становилось  яснее,  что  последнее слово в  вопросе устройства
страны будет произнесено не  Временным правительством, а  вот  этими  самыми
страшными  новыми людьми  .  Они обещали хлеб,  они его и  достанут, раз мир
будет ими заключен! Откуда взялось это  упование, трудно  определить, но оно
все более распространялось и крепло.
     - С осени городская жизнь в Петербурге возобновилась почти во всем
своем  объеме:  театры играли,  чиновники шли на службу, трамваи  мчались по
рельсам, телефон, электричество  и газ действовали. Но  питание  становилось
все более затруднительным,  хвосты удлинялись, и все холоднее становилось  в
домах вследствие недостатка дров.
     С  лета Временное  правительство заседало в Зимнем  дворце и для  своей
охраны держало при себе  юнкеров и гардемаринов, а также нечто еще небывалое
-  целый Женский батальон.  Керенский производил  ему смотры,  тогда  как на
лояльность расквартированных по соседству с дворцом  войск  уже нельзя  было
вполне положиться...
     - В самый  день переворота (25  октября) я днем еще ездил по своим
делам  и,  помнится,  возвращаясь на трамвае, проезжал мимо Зимнего  дворца.
Было уже часа три, уже темнело, и я не мог вполне разглядеть, происходит  ли
что-нибудь ненормальное на  площади. Почудилось  только,  что  между  горами
сложенных  дров  движутся  какие-то темные  массы,  но что они  представляют
собой, я не  разобрал.  Во  всяком случае, я никак  не  ожидал,  что  это на
сегодня и что мы доживаем самые последние часы нашего буржуазного строя .
     5 сентября 1918 г. Совнарком РСФСР принял постановление о необходимости
освободить Советскую Республику от классовых врагов  путем изолирования их в
концентрационных  лагерях  и  о  том,  что  подлежат  расстрелу  все   лица,
прикосновенные  к  белогвардейским организациям, заговорам и мятежам  .  Это
событие вошло в  историю как начало красного террора . (Примечание в издании
2003 года).


 Далее: продолжение записи Бенуа:
     - Мало того,  когда  наши  девицы, Атя  и  Надя  изъявили  желание
отправиться вечером в балет, то мы с женой не сочли нужным их  отговаривать.
Правда  их  самих  уже  перед  самым  уходом  взяло  сомнение  состоится  ли
спектакль, но когда, справившись по телефону у  Карсавиной, они узнали,  что
она танцует, то они  и  отправились в Мариинский театр, сопровождаемые двумя
кавалерами ...
     Театр, по их  рассказу, равно  как и все улицы  на протяжении  всего их
пути от дому, представляли  собой  нормальный вид. Но  около десяти часов по
театру пронесся слух, что где-то идет  пальба, а  еще через  несколько минут
выяснилось,  что это целое сражение и что происходит  штурм  Зимнего дворца!
Выяснилось и то, что  мосты уже разведены, -  и  это  для  пропуска  больших
военных  судов, проплывших к самой  Дворцовой набережной. Нечего было думать
возвращаться домой, и  тогда  девицы  решили идти  просить гостеприимства  у
своего дяди Альберта - в прародительском доме...
     - Тем временем  мы, получив от Ати  и Нади успокоительный телефон,
решили  отправиться спать раньше обыкновенного, - еще  не  было десяти, - но
тут до нас донеслись  звуки  стрельбы, которая  с каждой минутой становилась
все более громкой и густой. Чувствовалось, что это не случайная перестрелка,
что  в  те  дни  являлось  чем-то  обыденным  и  привычным,  что  это  целый
выдержанный бой, целое сражение, причем моментами  получалась очень странная
иллюзия, точно  это  у  нас по крыше сыпется  густой  сильный град. Из наших
окон, глядевших на  север, видно  было,  как  черное  ночное небо то  и дело
вспыхивало  подобием  зарниц,  и  тогда на  фоне их  вырисовывались силуэтом
статуи и вазы на балюстраде,  увенчивающей крышу дворца, а также главы обеих
дворцовых церквей.
     Наконец,  на фоне  ружейной  стрельбы  раздалось  несколько отрывистых,
более гулких и тяжелых ударов, и за последним из них послышался звук чего-то
рушащегося. То палила Аврора , ставшая на якорь посреди Невы между Крепостью
и  дворцом, палившая в  упор  по  дворцу. У  меня  сжалось  сердце.  Неужели
наступили последние  минуты  существования  Зимнего  дворца?  А  ведь  рядом
Эрмитаж со всеми главнейшими сокровищами  Русского государства, со всем тем,
что лично мне дороже всего на свете!
     - Утром стало известно, что осада дворца окончилась тогда же, после тех
нескольких  пушечных  ударов,  и  что  в  общем  дворец  цел,  и  что  члены
правительства арестованы  и отвезены в Крепость (среди них и  мой милый В.Д.
Набоков!).  Тут меня стало мучить любопытство, в каком все же виде находится
дворец и все то, что внутри его? Меня неудержимо повлекло отправиться самому
на  место.  И  вот,  сопутствуемый друзьями,  я  и  отправился.  Разумеется,
пришлось  проделать путь пешком - через  лед. Однако дальше Александровского
сада мы не решились пройти, а оттуда знакомый пейзаж казался не изменившимся
вовсе,  следов битвы не было видно, да и весь низ дворца был заслонен целыми
стенами сложенных и лишь  местами  разметанных дров. Лишь когда, осмелев, мы
(через арку Штаба)  проникли дальше на  площадь и ближе к дворцу, оказалось,
что весь  фасад дворца  испещрен следами пуль, и что несколько окон выбиты и
они зияют чернотой, и  что стекла многих  других,  казавшихся  целыми,  были
изрешечены правильными круглыми дырками.
     Я готовился увидеть картину  полного развала, дымящиеся руины, - вместо
того, слава Богу, вся громада дворца, а также то, что в перспективе виделось
от фасада на Миллионную Эрмитажа,  - все представляло собой прежний, мощный,
крепкий, незыблемый вид. Поразила нас и совершенная пустота как площади, так
и прилегающих улиц. Все под унылым серым небом казалось  завороженным, точно
каким-то видением прошлого...  Надлежало в точности узнать, как обстоит дело
и внутри. С этой  целью я, возвратившись домой, вышел в телефонный контакт с
разными лицами, и среди них с Луначарским.
     - Это  оказалось  более  легким,  чем  можно было  ожидать,  и  на
следующий   день   (27-го)  Луначарский,  ставший  народным  Комиссаром   по
просвещению, прислал ко мне двух молодых людей, которые принесли мне пропуск
во дворец и которые были готовы меня туда сопровождать.
     При этом первом  обходе дворца мы могли убедиться  в том,  что,  хотя и
было заявлено, будто все воинские части из внутренних покоев дворца удалены,
многие солдаты с ружьями в руках все  же  бродили по дворцу  и возможно, что
еще и грабили... вообще, мы нашли, что последствия того страшного испытания,
которому подвергся дворец, оказались не столь значительными, как можно  было
ожидать. И эти раны могли быть без особого  труда  залечены... Но все  же  я
испытал глубокое огорчение при виде того, во что были превращены как раз два
наиболее значительных  бытовых  ансамбля дворца. За те  полтора или два дня,
что  доступ к ним еще не был закрыт,  в них именно особенно дико хозяйничали
победители . Я говорю о комнатах Николая Павловича и Александра II. Особенно
печальное зрелище  представляла собой первая - та сводчатая комната в нижнем
этаже, что выходит окнами на Адмиралтейство  и что когда-то служила строгому
Государю одновременно кабинетом и спальней. Тут  стоял его письменный  стол,
на  котором сохранилась масса  письменных  принадлежностей, а  также  всякие
безделушки и  портреты  любимых  людей;  а  стены этой  комнаты  были сплошь
завешаны картинами и миниатюрами, большей частью сувенирного порядка; тут же
стояла простая солдатская кровать императора. Теперь стены оказались голыми,
стол  разломан,  пол  усеян  бумагами,  а  вся  постель  разворочена.  Всего
несколько месяцев назад, побывав здесь  дважды за короткий  период, я каждый
раз  испытывал особое  историческое умиление , любуясь  этим  единственным в
своем роде целым, в котором точно была заворожена жизнь иной эпохи, а теперь
та же комната являла картину дикого хаоса...
     Такую  же мерзость запустения являл и кабинет  Александра II,  когда-то
служивший  кабинетом Александру  I (он был отделан для него еще  его  бабкой
Екатериной II в бытность его Великим князем)... Сравнительно мало пострадали
личные комнаты Николая II  и Александры Федоровны. Лишь на больших портретах
родителей Государя  были проткнуты штыком глаза и исчез высоко над  шкафом в
углу  висевший  портрет Государя, писанный Серовым (к счастью,  в  Москве, в
Третьяковской галерее, хранится абсолютное точное повторение этого портрета,
сделанное самим Серовым).
     Портрет в те же дни нашли затем на площади, но уже в неузнаваемом виде:
он был весь в дырах,  от живописи оставался  один тонкий слой, и  черты лица
едва можно  было различить,  - видно, над ним всячески издевались  - топтали
ногами, скребли и царапали чем-то острым.
     - В Петербурге  мы пережили  еще  одну  канонаду.  Это  большевики
осаждали  юнкерское  училище на Петербургской стороне. К нам на Васильевский
остров доносилось каждое тяжелое ухание пушек. Сразу стало известно, что это
такое,  и  стало  невыносимо больно, что  там  гибнут  несчастные  мальчики,
решившие  погибнуть геройской  смертью, но только не сдаться  тем, кого  они
считали  смертельными  врагами всего строя жизни, всего того, что их выучили
почитать превыше всего. И возмущение росло на осаждающих,  которые могли  бы
ограничиться блокадой, щадя молодые жизни.

     ....................................................................................................

     Здесь кончается перерыв в дневнике,  заполненный воспоминаниями и далее
возобновляются  дневниковые  записи.  Им  предпослано  следующее  вступление
(Бенуа):
     - Для  уразумения  дельнейшего  надо  еще   вспомнить,  что   если
выступления военного характера закончились полной победой большевиков, то не
так  обстояло  дело на  фронте  завоевания  ими  всей,  скажем,  официальной
гражданской жизни. Здесь  сопротивление только начиналось, здесь мы вступили
в  эру  пресловутого  саботажа,  и  вот  тут  тем  немногим,  кто если  и не
переходили  во вражеский стан, то все же не гнушался иметь известный контакт
с  большевистским  правительством  и  даже  как  бы  представляли  видимость
какого-то  сотрудничества  с  ним, -  тут этим  немногим, вроде  всей  нашей
группы, болевшей душой за сохранность наших культурных ценностей, пришлось в
течение многих месяцев довольно-таки жутко. Ни за что ни про что мы получили
репутацию каких-то подлых предателей, и нам стоило больших усилий,  чтоб все
же продолжать свою деятельность охраны и спасения и чтоб вечно встречаться с
нелепой  оппозицией  со стороны иной раз  издавна  к нам очень расположенных
людей. Многие даже и вовсе  с  презрением отвернулись  от нас.  Особенно  же
доставалось  от общественного  мнения  мне  -  которого уже  обвинили  после
февральского переворота, в связи с  моим уходом  из  Речи , в измене  своему
классу...
     (Какие горькие  и  вместе с  тем  мужественные  и  благородные  строки!
Вдумайся в них, дорогой читатель).
     Возвращаюсь к дневнику:
     9 ноября 1917 г.
     - Одно  время,  чтоб  вести  эту свою  хронику,  я  просто  заново
просматривал газеты. Но теперь я не хочу это делать. Пусть лучше  получаются
иногда  и  очень  дикие  пробелы, тем характернее  выразится отношение меня,
современника  (довольно разносторонне осведомленного и мучительно  болеющего
душой), к событиям...
     Акица  снова в  горе из-за хозяйственных дел. Кондитерская  Au bon go t
окончательно  отказалась  выпекать  хлеб  на  весь  наш  дом  (у  нас  самый
нераспорядительный  домовой  комитет),  так что кухарке Тэкле  или горничной
Моте снова придется  простаивать  часами в  хвосте, при этом первая до  того
бестолкова, что ей не удается заручиться очередным билетом и  таким  образом
обеспечить  за  собой  место  в  очереди и  получить  возможность  на  время
отлучаться.
     - Обедаю  у   Половцовых  с  Верещагиным,  молодым  Шереметевым  и
княгиней С.А.  Долгорукой. Обед на сей раз, в сравнении с прежними, довольно
скромный, но, по нынешним временам все же роскошный : борщок с гречневиками,
белорыбица  с  вареным картофелем,  рябчики  с  пюре  из  капусты с жареными
шарлотками, слоеный пирог с яблоками, компот из персиков, шоколад ломтиками,
вина и  коньяк!  Все  уверены, что это  не  будет продолжаться более  девяти
недель и  крепко рассчитывают  на возвращение монархии.  Однако  слышатся  и
такие  тончики (даже от  княг.  Долгорукой):  Мы  надеемся, что это не будет
Николай II .
     - Дивная, бодрящая ночь. Из-за выпавшего  снега  сразу все стихло.
Поразительно романтическая картина у Земней канавки!  Блеск пылающих костров
за  черным  силуэтом  парапета  моста.  Вся  стена Эрмитажа и моста  вздохов
освещены  снизу  с  глубокими  тенями  под  сводами;  греющиеся  у   костров
солдаты...
     Половцов рассказывал, что Вел.  князь  Сергей Михайлович (на днях я его
встретил  на улице и поразился его до жути изнуренным видом...) целыми днями
играет в клубе. Вел.  князь Николай Михайлович сам  выстаивает  в хвостах за
хлебом, наслаждаясь разговорами улицы (Ник. Мих. - историк - Л.О.).
     10 ноября
     - К  нам  заехал граф Робьен (франц. дипломат  - Л.О.). Рассказал,
между прочим, и о том, как арестовали Вел. князя  Павла Александровича и как
стерегущие  его  солдаты  попросили  его почитать  им  газету.  Тут  же  они
раздобыли  номер Правды  и  Вел. князь, сидя окруженный ими  и  обкуриваемый
махоркой (солдаты, впрочем, сначала вежливо  попросили разрешения покурить),
прочел им Правду от доски до доски. В этом есть даже что-то символическое...
     -  Луначарский  пожаловал  вскоре  после  отбытия  Робьена...  Анатолий
Васильевич приступил к характеристике момента и главных действующих лиц... В
Ленине  он  видит фанатика,  беззаветно  и  совершенно искренне верующего  в
творческую силу всего народа. Он-де  на этом пути пойдет до крайних пределов
и ни  перед чем не остановится. Все, что постановит любой народный коллектив
, он сейчас  же готов  обратить в обязательный и всенародный закон.  Троцкий
же, которого Луначарский называет орлом, с которым ему первому бывает весьма
неуютно,  нечто совершенно иное. В нем несомненно живет дух  разрушения.  Он
вовсе не верит в успех нынешней революции, он убежден, что и он сам и все  с
ним  обречены  на  гибель,  однако он  желал бы успеть зажечь  такой  пожар,
который, в конечном результате вынудил бы весь мир переустроиться по-новому.
     12 ноября
     - Сегодня  первый  день  выборов  в  Учредительное  собрание... По
стенам расклеены  призывы  голосовать.  Из  списков  кандидатов  чаще  всего
встречается  список  ! 2  (  промышленников  );  он  тщательно  отпечатан  с
картинкой в  красках  - силуэт  деревни, церкви  и фабрики. Кадеты выпустили
очень  уродливого   богатыря,  а  в  самом  тексте  у  них  довольно   хитро
составленный диалог между  большевиком  и кадетом. На  Дворцовом  мосту и  у
Зоологического  музея по большой  хоругви и  по  плакату  от беспартийных  с
призывом к урнам! ... Атя и Надя уже  побывали у  урны  Академии художеств и
положили свои билетики в урну христианских демократов . Пожалуй,  и я завтра
изменю своему обыкновению, пойду  и положу туда же - я это сделаю только для
того,  чтоб поглядеть,  как  происходит  вся процедура.  Настроение в городе
самое  мирное,  а  из-за  навалившегося  снега  даже  какое-то  праздничное!
Митингов или хотя бы небольших скоплений не видать...
     - Все же на душе у меня неспокойно... Наиболее сильное впечатление
произвели на меня отставка чиновников  Министерства финансов (какое безумие!
Ведь это сдача  крепости!)  и декрет с угрозой  отставки  всех, продолжающих
саботировать. Лишение их пенсии и особенно  выселение в трехдневный  срок из
квартир (казенных?).  Таким  образом  новая власть  уже  вступает  в  полосу
(покамест бескровного  ) террора.  Саботаж  же  лишний раз с особой яркостью
рисует повальную  глупость интеллигенции и просто  отсутствие  практического
смысла.  Сотни  лет  подчинялись  беспрекословно начальству,  и  хотя  бы из
элементарного  лукавства следовало бы играть привычную роль, а между тем эти
господа (эти сотни тысяч) вдруг решили проявить героическое  благородство  и
войти в пассивную борьбу с насилием! Надо надеяться,  что в последнюю минуту
многие сдадутся. Если же не сдадутся, то дело станет совсем дрянь. Вот когда
будет сделан крупный шаг в сторону пугачевщины - к чему-то непоправимому.
     13 ноября
     - Организована в  нашем районе  подача  голосов вполне  культурно.
Бюро  заседает  в  вестибюле  у  парадной  лестницы  нашей  родной  Академии
Художеств. Сразу у входа барышня спрашивает удостоверение и по нашему номеру
направляет  к одному  из  проверочных столов,  расположенных  полукругом, за
которыми сидят по два почтенного вида гражданина. В  книге делается отметка,
что выборщик явился, ему выдается чистый конверт. Затем вас приглашают зайти
за  ширму,  и  там вы  вкладываете  свой  заготовленный  список  в  конверт,
подходите к урне (большому ящику), и два  молодых человека за  столом  рядом
берут у вас конверт и со словами Вы видите, что  опустили опускают  конверт.
Выходить нужно в другие двери, очевидно, потому, что рассчитывали на большое
стечение граждан. Мы  проделали с Акицей всю процедуру без малейшей очереди.
Не участвует в голосовании в нашем квартале множество.
     (Замечу, что описанная  процедура голосования более  демократична,  чем
нынешние:  отдавая  свой  голос какой-либо партии, избиратель голосует не за
весь  список, составленный  руководством этой  партии, а  лишь за  некоторых
кандидатов из этого списка. Далее, по-видимому, бюро партии заполняет квоту,
приходящуюся на ее долю (пропорционально общему числу поданных за эту партию
голосов) из своего списка по большинству голосов - Л.О.).
     15 ноября
     - В  глубине души я убежден, что в душе и по существу русские люди
свободнее всех. Даже при  царском режиме не было  нигде  во всем свете такой
свободы (доходившей до распущенности) в быту, беседах, в мыслях, какая  была
именно в России.  Самое  наше пресловутое  право на бесчестие лишь выражение
такой  внутренней,  имманентной  всякому  человеку  свободы,  основанной  на
расовых особенностях, но питаемой и христианской  идеей Царства Божия внутри
нас .  Я даже скажу,  что и социализм в будущем не очень меня пугает. Просто
здесь в чистом  виде ему  не ужиться! Это пока социализм оставался заморским
учением, пока он являлся мечтой, он представлял собой нечто соблазнительное,
а  когда дело дойдет до его реализации  посредством всяческих дисциплинарных
мер  (вплоть до террора), так русский человек  очень скоро  (а может быть не
так  уж скоро  ) выработает  в себе  иммунитет, который выразится, хотя бы в
самой примитивной форме - в разгильдяйстве, вялости, кисельности.
     Поскольку во  мне течет кровь  латинянина, меня  эти черты возмущают, а
поскольку  я  мировой гражданин  ,  меня это самое  утешает,  ибо я  склонен
думать, что  именно Россия и  все национальные особенности русского человека
спутает  всю  игру  и  не  дадут  совершиться тому  муравьиному порабощению,
которое горше всякого другого.
     24 ноября
     - Хоть я  и  давно  знаю, какую степень упадка представляют  собой
наши верхи, однако в глубине души у меня продолжает жить такой респект перед
самой монархической идеей, что  каждый раз,  когда  я натыкаюсь нос к носу с
каким-либо свидетельством подобного разложения  (поспешное отречение Великих
князей),  то  первое  чувство,  которое  я  испытываю  -  не  огорчение,  не
отвращение, а изумление, быстро затем переходящее в тоску. И ужас, связанный
с  этой  тоской,  таков,  что  вызываются  и  такие  мысли:  если  им,  этим
упадочникам и циникам суждено вернуться,  то, пожалуй, и  сама идея монархии
перестает  пленять, ибо выходит,  что  она целиком  выдохлась, опустошилась.
Тогда, пожалуй, предпочтительны и Ленин, и Троцкий, и даже анархокоммунисты.
Авось  они   очистят   атмосферу,  авось  сызнова  начатое   государственное
строительство будет  идти лучше, нежели та  работа с  непрестанной починкой,
непрестанным  накладыванием  заплат,  которую  производили  столько  времени
ужасно благонамеренные, но растерянные дилетанты (или просто безумцы, а то и
негодяи). Но, увы, так  рассуждает  только  мое общечеловеческое, не знающее
робости Я, - в своей же повседневной жизни, в  своем родном и привычном быту
я целиком связан с этой по швам рвущейся и безнадежно починяемой рухлядью, и
окончательная гибель ее, несомненно поведет и к моей личной гибели.
     - Забыл упомянуть о том, что меня больше всего  за  день поразило.
Приступлено  к выкачиванию царского  погреба. По  набережной  пропускают  не
иначе, как по предъявлении пропусков и после ощупывания карманов, а у самого
Эрмитажа стоит  паровая водокачка , и от нее идет толстенная пожарная кишка,
через которую и выливается в  прорубь Невы  миллионное царское  имущество! И
это  несмотря  на предложение  шведов  заплатить за  это  вино  золотом! Эта
чрезвычайная мера принята  после того, что в минувшую ночь была  произведена
форменная  осада  и  чуть  не вспыхнул пожар  из-за  утечки  газа, вызванной
буйством громил.
     28 ноября
     - На самом открытии  Учредилки присутствовал Аллегри, продолжавший
работать над  плафоном Таврического дворца со своими помощниками. Они что-то
еще приколачивали, подшивали.  По его словам, которым я готов верить вполне,
получилось нечто, во всяком случае, печально конфузное. Депутатов  собралось
человек  тридцать,  не больше,  другие же  не  пришли, несомненно, только из
страха.  И  даже  до  самого  конца  заседания  этот  страх  не  покидал  ни
собравшихся храбрецов, ни прессу, ни публику. Долгое время обсуждался вопрос
открывать или  не  открывать  .  Все же  решили  открыть и даже  был устроен
перерыв   после   первых  же  тридцати   минут.  После   перерыва  заседание
продолжалось, но только с полчаса.
     29 ноября
     - Не  допущены   до  второго  заседания  Учредительного  собрания.
Возмущение неудачей первого носит какой-то жалкий  характер. Один факт столь
малого числа  собравшихся  подрывает  вообще все надежды  на  спасительность
этого  учреждения.  Ленин   с  Зиновьевым   как   будто  намерены   и  вовсе
ликвидировать  дело. Луначарский с этим не согласен (а по слухам, даже снова
подал в отставку).
     17 декабря
     - Часов  в  11  утра я видел  из окна:  колонны рабочих и  солдат,
направляющихся к Марсову полю, и просто улицы... Но и этого достаточно, чтоб
познать  сегодняшнюю  физиономию  города  : насупленную  угрюмую,  без  тени
чего-нибудь радостного... Мне представилось  все точно  притаившимся,  точно
готовящимся к близкой расплате. Но какой? С какой стороны? Или это затаилась
паника перед надвигающимся голодом или перед зреющей  контрреволюцией ?  Так
ли, однако, верят в нее те, которые больше всех о ней кричат и всех пугают?
     22 декабря
     - Увы!  Надежда найти  себе в  беседе с Горьким какую-то моральную
поддержку  оказалась  тщетной... Если бы я  услыхал  от  Алексея Максимовича
слова, подобные словам Толстого,  т.е.  действительно от сердца, от  совести
идущие,  слова  без  лукавства, то это меня могло бы приободрить и, пожалуй,
подвигнуть на то, что в настоящем моем душевном состоянии представляется мне
просто непосильным. Но таких слов я не услышал,  а весь вечер вышел одним из
самых обывательских, ерундовых и просто бессмысленных. Именно то, что даже у
Горького  могло  в такие  трагические дни  говориться и  думаться  подобное,
показывает, что мы, что русские люди недостойны иной участи, чем та, которая
ожидает наше общество  и наше  государство, наш русский народ. И  прямо я не
могу  себе представить,  чтоб  такое общество, государство и народ оказались
способными противоустоять тому  порабощению, которого  они заслуживают. Наша
судьба должна нас привести под какое-либо иго!
     .....................................................................................................
     В конце книги дневников послесловие Бенуа:
     - ...  Мне был снова  предложен  пост  директора Эрмитажа. Когда я
снова  отказался,  то  Совет   Эрмитажа,  избрав  на  пост   директора  С.Н.
Тройницкого,  убедил  меня  принять  пост  управляющего  отделами  картинной
галереи,  скульптуры  новейших эпох и собрания  гравюр и  рисунков.  В  этой
должности я оставался  до самого того момента, когда выяснилось (в 1926 г. -
находясь  в командировке  от Наркомпроса  в Париже -  Л.О.),  что я  уже  не
вернусь в Россию... Однако до того, самые тяжелые годы военного коммунизма я
пережил   с  семьей  в  Петербурге   -  будучи  поглощен,  несмотря  на  все
материальные   лишения  и  нужду,  своей   работой  по   воссозданию  (после
возвращения эвакуированных  коллекций  в  1920  году)  Музея  Эрмитажа и  по
распространению  его  на Зимний  дворец. Одновременно я был  усиленно  занят
постановками   в   театрах   -    Большой   драматическом,   Мариинском    и
Александровском...
     В  ряды  белогвардейцев  (как  о  том  сообщается  в  разных  советских
изданиях) я  никогда не поступал, однако и не мог  себе представить,  чтоб я
мог вернуться в условия порабощения духа , которым прославилась наша родина,
- и это несмотря  на все, что в ней продолжает меня манить и  пленять  и что
продолжает оставаться для меня чуждым на Чужбине.

     Октябрь 1955 - январь 1956. Париж.




      Заключение
     Дорогой  читатель, Благодарю  тебя за то,  что ты прочитал мою книгу и,
быть  может,  призадумался.  Я  и  сам,  перелопачивая колоссальный материал
свидетельств столетней давности (в книгу удалось втиснуть лишь малую толику)
все  время  задумывался!  О нас с  тобой и о том, что  ожидает наших детей и
внуков. При этом изо всех сил старался не допустить в текст дидактику.
     Но теперь, когда ты  закончил  чтение и имеешь о  нем свое  суждение, я
вправе поведать тебе и мои выводы. Вот они в самом кратком изложении:
     1).  Государственная  власть  должна  в  первую  очередь  заботиться  о
благосостоянии граждан,  быть  гуманной  и справедливой,  но  сильной!  И  в
катастрофических ситуациях,  угрожающих этому благосостоянию  и незыблемости
государства (террористы, кровопролитное бунтарство и проч.) беспощадной!
     2).  Интеллигенция   должна  понимать,  что  материальное  и   духовное
процветание  государства  возможно   только  при  активном,  бескорыстном  и
самоотверженном  ее  сотрудничестве с властью на  всех уровнях: от жилищного
управления до Совета Министров и главы государства.
     3). Всенародное прямое голосование при выборах парламента и  президента
(за исключением случая повторного  голосования) имеет  упреждающий характер,
когда избиратели в массе своей  не  знают  ни о компетентности,  ни о личных
достоинствах  кандидата  и   вынуждены  довольствоваться  его  обещаниями  и
предвыборной  пропагандой. Такое  же непонимание  сути проблемы обесценивает
референдумы,  одобряющие  или   отвергающие  предлагаемые  властью  решения,
судьбоносные для народа.
     4.  Действительная  демократия  (народовластие) может  реализоваться  в
оценке результатов и характера деятельности  каждого  из  высокопоставленных
чиновников  и  главы государства. при  их регулярных отчетах  и  всенародном
голосовании. С условием,  что в  случае  неполучения заранее  определенного,
подавляющего большинства голосов,  отчитавшийся должен быть уволен со своего
поста.
     5).   Политические   партии    следует   сократить.    Критика   власти
оппозиционными партиями в  свободных  средствах  массовой  информации должна
помогать ориентировке граждан при голосовании доверия к функционерам власти.
Но  без  возможности членов  этих  партий претендовать только в  силу  этого
членства на участие в управлении государства и всеми его структурами.
     6). В этом случае существование парламента теряет смысл: при устойчивом
конституционном большинстве в нем проправительственной  партии он не нужен -
законодательную  власть,  наряду с  исполнительной  , следует передать главе
государства и сформированному им правительству.
     Многопартийный  парламент  в силу  небескорыстной  борьбы партий  и  их
лоббирования может принимать далеко не наилучшие решения и законы.
     7).Предпочтительной системой управления  большим  государством является
единогласие (если  угодно диктатура  ) осуществляемое  не  одним  человеком,
какими достоинствами он не  отличался  бы, ибо  и  у  него  могут быть  свои
пристрастия, подверженность влияниям ближайшего  окружения или неспособность
преодолеть искушение властью .
     От  этих  слабостей будет свободен некий  малочисленный Совет  наиболее
интеллигентных  (в высшем  смысле  этого слова)  граждан,  принимающий  свои
решения  единогласно.   Его   я  выше   подразумевал  под  выражением  глава
государства  . Формирование и  необходимое пополнение такого  Совета  должно
осуществляться не выборами, а  кооптацией его  членов подобно тому, как  это
происходило  в описанной во  2-й  главе этой  книги  Беседе  и  предлагалось
Д.Н.Шиповым для пополнения (хотя бы на  1.5 их состава) уездных и губернских
избирательных собраний, заведомо компетентными депутатами (глава 3-я).
     Названные   выводы   подвигли  меня  на   попытку   построения   модели
государственного устройства, свободного от недостатков демократии.. Включить
описание такой модели, хотя бы в качестве приложения к этой книге, я почитал
излишним. Однако если кого-нибудь  из  читателей  заинтересуют  мои идеи, он
сможет познакомиться с ними в Интернете: (Библиотека Мошкова) или по прямому
адресу: http://zhurnal.lib.ru/editors/o/osterman_l_a/beseda.shtml.
     Первое  впечатление  от  такого  знакомства  будет, вероятно,  выражено
словом Утопия . Быть может и  справедливым для  нашего времени. Но...времена
меняются!
     Наиболее значительные первоисточники (по алфавиту авторов).
     Белоконский И.П. Земство и конституция М.1910
     Бенуа А.Н. Мой дневник М.2003
     Витте С.Ю. Избранные воспоминания М.1997
     Гиппиус З.Н. Дневники, воспоминания, мемуары Мн.2004
     Громыко М.М. Мир русской деревни М.1991
     Гучков А.И. Гучков рассказывает М.1993
     Зайцев Б.К. Странное путешествие М.1996
     Керенский А.Ф. Россия на историческом повороте М.1993
     Кони А.Ф. Собрание сочинений в пяти томах т.2 М.1996
     Коковцов В.Н. Из моего прошлого Мн.2004
     Маклаков В.А. Власть и общественность на закате старой России
                                                                                                     Париж 1940
     Милюков П.Н. Воспоминания М.1990
     Родзянко М.В. Крушение империи Л.1929
     Спиридович А.И. Великая война и февральская революция Мн.2004
     Трубецкой С.Е. Минувшее М.1991
     Тыркова-Вильямс А. Воспоминания М.1998
     Шипов Д.Н. Воспоминания и думы М.1918
     Энгельгардт А.Н. Из деревни 12 писем М.1987

     Аннотация

       Книга о том как российская интеллигенция, представленная столькими выдающимися политическими лидерами, уступила власть слабой, но бессовестной и жестокой кучке заговорщиков. О том, какую губительную роль сыграло самолюбие этих лидеров, не сумевших понять возникающую опасность и объединиться для ее устранения. О том сколь пагубным оказалось нетерпение интеллигенции, устремившейся к революции в стране, к ней совершенно не готовой. Какой хаос, сколь благоприятную для заговора ситуацию породило это нетерпение. Четырежды за двенадцать лет с 1905 до 1917 года открывалось для России возможность вступить на мирный путь постепенного политического развития через конституционную монархию к демократии, хотя бы английского типа.
       Необходимость сотрудничества интеллигенции с реальной властью на первых этапах этого пути была решительно отвергнута. Когда же в результате состоявшейся революции власть перешла к демократическому по своих замыслам Временному правительству его министры-интеллигенты оказались неспособными на время отказаться от своих гуманных убеждений. Они не решились подавить силой другую еще только поднимающуюся силу, открыто намеревающуюся свергнуть правительство и под демагогической маской всенародной демократии установить новую самодержавную власть своих вождей.
       Об этих драматических событиях рассказывают их непосредственные участники в своеобразной форме  диалогов через столетие  с автором книги.


     [*] Пригодной ля поселения, удобренной.


     [*] Цезарю дано показать, как надо умирать (лат.).


     [*]  Цитируется по книге Революционное  движение в России  . В Мемуарах
Керенского этого текста нет.



Популярность: 1, Last-modified: Wed, 03 Jul 2024 03:56:16 GmT