--------------------
Особое назначение
Сборник очерков
---------------------------------------------------------------------
Книга: "Особое назначение". Сборник
Издательство "Казахстан", Алма-Ата, 1972
OCR & SpellCheck: Zmiy ([email protected]), 23 июня 2002
---------------------------------------------------------------------
--------------------



     ---------------------------------------------------------------------
     Книга: "Особое назначение". Сборник
     Издательство "Казахстан", Алма-Ата, 1972
     OCR & SpellCheck: Zmiy ([email protected]), 23 июня 2002
     ---------------------------------------------------------------------


     Примечание OCR Zmiy: в книге отсутствовали стр. 7-8 и 383-410.


     Под общей редакцией
     министра внутренних дел Казахской ССР,
     генерала внутренней службы 2 ранга
     Ш.Кабылбаева

     Составитель
     А.В.Штульберг

     Спецредактор
     полковник внутренней службы
     Ф.Е.Молевич


     Книга продолжает рассказ о деятельности милиции Казахстана.
     Читатель найдет здесь очерки о крупных операциях,  проведенных органами
внутренних дел республики в  конце 20-х  -  начале 30-х годов,  воспоминания
ветеранов, познакомится с работой следователей и оперативных работников.
     Один из  разделов сборника посвящен деятельности исправительно-трудовых
учреждений, их борьбе за перевоспитание правонарушителей.
     Значительное  место  в  материалах  книги  уделено  исследованию причин
наиболее  характерных  преступлений,   профилактической  работе,  пропаганде
правовых знаний.
     Сборник  в  основе  своей  документален,  его  авторы  -  работники МВД
Казахской ССР, журналисты.




     Ш.Кабылбаев. Особое назначение
     Навечно в памяти людей
     Н.Филипенко. Традициям верны



     А.Тумарбеков. В строю ветеранов
     Е.Косаев, Н.Серикбаев, С.Мамбетов. Верные долгу
     В.Попов. Академия Мангыбая
     В.Попов. На дальней зимовке
     Ш.Куанышев. Конец банды
     Я.Муляр, А.Гончаров. По законам военного времени
     Е.Васильева. Крепкая связь с трудящимися



     Н.Лисин. Люди фронтовой профессии
     В.Путинцев. Зазубрины на топоре
     X.Султангалиев. Записка
     А.Иушин. В поисках сейфа
     А.Штульберг. Товарищ следователь
     А.Штульберг. На десятые сутки поиска
     В.Шамардин. Волк в западне
     В.Джанаев. "Зеленый хвост"
     Е.Оксененко. В отдаленном поселке
     Э.Исмаилов. Тень на улице Садовой
     Н.Кравченко. Право на доверие
     В.Попов. Роковой завтрак
     В.Попов. Паутина
     Г.Смирнов. Финка
     И.Антипов. Скажу вам, как женщина
     Е.Яковлев. "Пончик", мама и другие
     С.Аскинадзе. Черный портфель
     С.Аскинадзе. Выстрел в тумане
     В.Копелиович, Н.Шапченко. Шестая фотография
     В.Копелиович, Н.Шапченко. "Погорелец"
     В.Шамардин. "Читая о вашей работе"



     И.Родин. Воспитатель
     И.Ювко. Вернуть ребят
     Н.Янина. Свет в чужих окнах
     А.Усачев. Уроки жизни
     А.Усачев. Возвращение в мир
     Е.Панова. Начальник отряда
     П.Витвицкий. Родинка

     Милицейские будни




                        министр внутренних дел
                            Казахской ССР



     Такое название дано новому сборнику очерков*,  посвященных деятельности
работников органов милиции Казахстана.
     ______________
     * См.:  "Расследование продолжается".  Алма-Ата,  1965; "Синие шинели".
Алма-Ата, 1969; "Преступления могло не быть". Алма-Ата, 1970.

     Это название не случайно. Еще в 1920 году Декретом ВЦИК было утверждено
Положение  о   Рабоче-Крестьянской  милиции,   в   котором   сказано:   "Как
вооруженному    исполнительному    органу,    Рабоче-Крестьянской    милиции
присваивается значение вооруженных частей особого назначения со всеми отсюда
вытекающими правами и обязанностями".
     С  ростом  могущества Страны  Советов видоизменялись задачи  и  функции
органов государственной власти,  в  том  числе и  органов милиции.  Согласно
Положению о  милиции  1931  года,  она  стала  именоваться органом диктатуры
пролетариата,   а  в  дальнейшем  -  административно-исполнительным  органом
Советского государства.
     Однако  милиция и  поныне облечена полномочиями особого назначения,  не
присущими никакому другому  государственному органу.  Она  призвана охранять
общественный  порядок  в  городах,  населенных  пунктах  и  на  транспортных
магистралях,  обеспечивать охрану социалистической собственности, личности и
прав  граждан  от  преступных  посягательств,   своевременно  предупреждать,
пресекать  и  раскрывать уголовные  преступления,  широко  опираясь  в  этой
многогранной  работе  на   помощь  и   поддержку  широких  масс  трудящихся,
общественных организаций и добровольных народных дружин.
     Наша  милиция  неотделима  от  народа,   является  его  детищем,  прямо
подчинена исполкомам местных Советов депутатов трудящихся,  подчинена партии
и народу.
     Деятельность советской милиции, так же как прокуратуры и суда, получила
высокую оценку в Отчетном докладе ЦК КПСС XXIV съезду партии.
     В   решениях  съезда   подчеркивается  серьезность  задачи  дальнейшего
укрепления законности,  профилактической работы и борьбы с преступностью.  В
соответствии с  этим перестраивается и  работа милиции,  стоящей на переднем
крае борьбы с нарушениями социалистической законности.
     Известно,  что  буржуазная полиция охраняет богатство монополистов,  их
антинародные  интересы.   Дубинка  полицейского,   а   зачастую  и   оружие,
слезоточивые газы  применяются  не  столько  против  уголовника,  гангстера,
сколько  против  тех,  кто  осмеливается требовать работы,  хлеба  и  жилья,
сносных  условий  существования,   кто  протестует  против  военных  авантюр
расизма, грубого произвола властей, возрождения фашизма.
     В Советском Союзе интересы народа -  это интересы милиции,  и наоборот.
Между ними нет противоречий.  Милиция - слуга народа. Стоит побывать хотя бы
раз  в   кабинете  начальника  одного  из  городских  или  районных  отделов
внутренних дел, чтобы воочию убедиться, сколько забот возникает у него и как
правило, неотложных.
     С  раннего утра начальник отдела за рабочим столом:  анализирует сводку
за истекшие сутки, слушает доклады сотрудников.
     А  в  коридоре ждут  посетители.  Кому-то  отказали в  прописке;  шофер
автомашины протестует против  лишения  водительских прав;  освободившийся из
заключения просит  помочь в  трудоустройстве;  заплаканная женщина явилась с
горем - муж пьет, дебоширит, а сын, глядя на это, отбился от рук, попался на
мелком воровстве;  озабоченный пенсионер считает необходимым сообщить, что в
соседней    квартире   постоянно   собираются   легкомысленные   девицы    с
длинноволосыми парнями,  пьют,  шумят, покою не дают, а участковый на это не
реагирует;  некий  гражданин  с  опухшей  физиономией,  побывавший  ночью  в
вытрезвителе,  слезно просит на  этот раз не  сообщать о  его похождениях по
месту работы.
     Начальник милиции должен побывать и в исполкоме, где утверждаются новые
участковые  инспектора,   заехать  на   предприятие,   где  он  принимает  в
определенные  дни  и   часы  рабочих  по   интересующим  их   вопросам  (там
организована общественная приемная).
     Заботы начальника отдела этим не  ограничиваются.  Его первейший долг -
постоянно  поддерживать связь  с  общественностью.  Надо  побывать  в  штабе
добровольных дружин,  выступить в  радиопередаче "Говорит  02",  обязательно
заглянуть  в   подшефную  школу.   Нужно   ознакомиться  с   подготовленными
представлениями на  имя  руководителей отдельных предприятий,  где ослаблена
воспитательная работа.
     Начальник отдела  должен  вести  воспитательную работу с  подчиненными,
постоянно знакомить их с  поступающими приказами союзного и республиканского
министерств внутренних дел, ежедневно проводить инструктаж дежурного наряда,
вводить его в курс складывающейся в городе и районе оперативной обстановки.
     Так и проходит рабочий день начальника отдела. А ведь ему надо и свежую
газету  почитать,  подготовиться к  очередному философскому семинару в  сети
партийного просвещения;  у него семья,  требующая постоянного внимания.  Ему
хочется посмотреть новый  фильм,  дома  давно  лежит непрочитанная "Блокада"
А.Чаковского,  которую он с таким трудом раздобыл. Ему обязательно следует и
физически тренироваться.  Если  придется  возглавить операцию по  задержанию
опасного преступника, тот может сразу устроить "экзамен" начальнику милиции.
С брюшком и одышкой этот экзамен не сдашь.
     К  сожалению,  преступность и  правонарушения в  нашей  стране  еще  не
ликвидированы.  Есть еще и хулиганы, и воры, и грабители, и тунеядцы. Есть и
горькие пьяницы,  издевающиеся над  своей семьей,  не  дающие покоя соседям,
прогуливающие  на  работе.   Пережитки  прошлого  очень  живучи  -   для  их
искоренения требуются годы.
     Но  факт  остается  фактом:   преступность  в  нашей  стране  неуклонно
сокращается.   Широкие  массы  трудящихся  проявляют  нетерпимость  к  любым
отклонениям от норм коммунистической этики и  морали,  все более укрепляется
общественный порядок.
     И  если  вышеназванный начальник  отдела  милиции  работает  с  высоким
напряжением,  то  не  потому,  что  его  захлестывает волна преступности,  а
потому,   что   он   занимается  главным:   предотвращением  правонарушений,
профилактикой,  направленной к  тому,  чтобы  вовремя удержать оступившегося
человека, помочь ему.
     В  докладе Л.И.Брежнева на  XXIV съезда КПСС отмечается,  что "наряду с
применением мер наказания,  предусмотренных законами,  у нас проявляется все
большая забота о профилактике преступлений,  о том,  как их предупредить, не
допустить".
     Эта забота ныне является основным направлением деятельности милиции.
     Чтобы  предупредить правонарушения,  необходимо глубоко знать  характер
происходящих в  обществе социальных процессов,  причин и  условия совершения
тех   или   иных  преступлений,   умело  учитывать  социально-экономические,
психологические,  уголовно-правовые,  педагогические,  научно-технические  и
многие другие факторы.  А это нередко сложнее,  чем раскрыть уже совершенное
преступление.
     В  период между XXIII и  XXIV  съездами КПСС был  принят ряд  важнейших
законодательных актов,  постановлений ЦК КПСС и Совета Министров СССР, среди
которых особое место  занимают июльские (1966  г.)  и  ноябрьские (1968  г.)
решения об  усилении борьбы с  преступностью и  дальнейшем совершенствовании
деятельности  милиции,   а   также  решения  об  улучшении  деятельности  по
исправлению и перевоспитанию правонарушителей.
     Размах  коммунистического  строительства,   ответственность  за  судьбы
подрастающего   поколения   требуют    постоянно   крепить    дисциплину   и
организованность.

     ...

     В книге отсутствовали стр. 7-8 (OCR Zmiy).

     ...

     ...ществовало ростовщичество, вредительство, басмачество?
     Хотя  наша  страна  не  находится в  непосредственном капиталистическом
окружении,  к нам все же проникает через различные каналы (радио, зарубежные
фильмы и книги, иностранные туристы и пр.) тлетворная буржуазная мораль.
     Как показало исследование,  проведенное в одном из мест лишения свободы
в  Казахстане,  около 10  процентов содержащихся в  нем осужденных совершили
преступления в  основном под воздействием иностранных фильмов и  прочитанных
книг западных авторов.
     Известную  роль   в   формировании  преступника  играют   и   некоторые
психологические особенности человека,  такие его свойства,  как легкомыслие,
жестокость,  малодушие,  которые при определенных условиях и обстоятельствах
выливаются в преступные действия.
     Следует  оговориться,   что  множество  людей,   даже  имеющих  к  тому
психологические предпосылки,  вовсе не обязательно становятся преступниками.
Упорная воспитательная работа, сила и влияние коллектива, меры профилактики,
общая атмосфера нетерпимости к нарушителям социалистического права и морали,
правовая пропаганда - все это оказывает свое действие.
     Преступниками становятся единицы. Но и их не должно быть.
     При  этом мы  обязаны помнить содержащиеся в  Отчетном докладе ЦК  КПСС
съезду   партии   требования:   "Новый   облик   советского  человека,   его
коммунистическая  мораль   и   мировоззрение  утверждаются   в   постоянной,
бескомпромиссной  борьбе  с  пережитками  прошлого.  Не  может  быть  победы
коммунистической морали без решительной борьбы с  такими ее антиподами,  как
стяжательство,  взяточничество,  тунеядство,  клевета,  анонимки, пьянство и
тому подобное. Борьба с тем, что мы называем пережитками прошлого в сознании
и поступках людей,  - это дело, которое требует постоянного внимания партии,
всех сознательных передовых сил нашего общества".
     Этой  благородной задаче  и  посвящают  свою  жизнь  работники милиции,
прокуратуры и суда, опираясь на поддержку широких масс трудящихся.




     В  настоящей книге,  как  и  в  ранее изданных,  читатель ознакомится с
будничной работой органов внутренних дел. Все очерки документальны.
     Специальный раздел посвящен отважным героям, навечно занесенным в Книгу
почета Министерства внутренних дел Казахской ССР.  Многие из  них погибли на
посту,  свято  выполняя свое  особое назначение.  Честь им  и  слава!  Новое
пополнение  советской  милиции  воспитывается на  этих  героических примерах
беззаветного служения народу.




     В  приемной МВД  Казахской ССР  на  видном месте,  у  большого портрета
В.И.Ленина  стоит  столик.  На  столике  под  стеклом хранится Книга  почета
Министерства внутренних дел Казахской ССР.
     В  эту книгу заносятся лучшие работники милиции республики,  проявившие
мужество и  самоотверженность при исполнении служебных обязанностей.  Многие
из  них  погибли  в  единоборстве с  опасными преступниками,  защищая  жизнь
советских людей, охраняя народное добро.
     Приказом министра внутренних дел Казахской ССР в Книгу почета занесены:

     младший   сержант   милиции   Кожахметов   Нурмухамбет   -   милиционер
Целиноградского городского отдела внутренних дел;
     рядовой  милиции  Свиридов  Николай  Егорович  -  милиционер  линейного
отделения милиции станции Кушмурун Казахской железной дороги;
     рядовой милиции Курбанов Усен - милиционер Узеньского отделения милиции
Гурьевской области;
     рядовой войсковой части Нурсеитов Кагазбек;
     участковый  уполномоченный  отдела   внутренних  дел   Петропавловского
горисполкома Медведев Юрий Васильевич;
     старший  сержант милиции Саимов  Сермагамбет -  милиционер ЛОМ  станции
Эмба Актюбинской области;
     лейтенант  милиции  Ахтамов  Тохтахуя  Исламович -  командир  отделения
оперативного мотодивизиона УВД;
     сержант    милиции   Колесник   Аркадий   Григорьевич   -    милиционер
Энбекши-Казахского райотдела внутренних дел;
     младший  сержант  милиции  Токтыбаев  Егемберды  -  милиционер Чуйского
райотдела внутренних дел Джамбулской области;
     младший  лейтенант  милиции  Грязнов  Борис   Георгиевич  -   инспектор
дорнадзора Семипалатинского городского отдела внутренних дел;
     рядовой  милиции Анаров  Турдымат -  милиционер Чимкентского городского
отдела внутренних дел;
     майор   Жакупов  Кенжебай  -   начальник  отдела  пожарной  охраны  УВД
Кзыл-Ординской области;
     майор  милиции Телагисов Дабыс  -  заместитель начальника Балкашинского
РОВД Гурьевской области;
     майор  милиции  Сисенов Жулдас  -  старший инспектор уголовного розыска
того же отдела;
     старшина  милиции  Малышев  Василий  Александрович -  милиционер отдела
внутренних дел Ленинского райисполкома Северо-Казахстанской области;
     рядовой   Орынкулов  Абзельбек  Сулейменович  -   милиционер  дивизиона
ведомственной милиции по охране объектов народного хозяйства;
     лейтенант милиции Мамутов Садвакас Касымкулович -  инспектор дорнадзора
отдела регулирования уличного движения УВД Алма-Атинского горисполкома;
     рядовой милиции Горнов Григорий - милиционер спецбатальона милиции.




     За  высокие  показатели  в  социалистическом соревновании по  достойной
встрече 100-летия со  дня  рождения Владимира Ильича Ленина,  за  мужество и
отвагу,  проявленные при исполнении служебного долга,  решением коллегии МВД
Казахской ССР от 20 апреля 1970 года в Книгу почета занесены коллективы:

     отделение  вневедомственной охраны  отдела  внутренних  дел  Боровского
райисполкома Кустанайской области;
     пожарная  часть  No  14  по  охране  Гурьевского нефтеперерабатывающего
завода;
     профессиональная пожарная часть No 1  города Талгара УВД Алма-Атинского
облисполкома;
     коллектив исправительно-трудовой колонии УВД Уральского облисполкома;
     коллектив    воспитательно-трудовой    колонии    УВД    Алма-Атинского
облисполкома.

     Работники органов внутренних дел:

     старший сержант милиции Жакипов Шаяхмет - милиционер дивизиона милиции;
     старшина милиции  Аюбаев  Бахит  -  милиционер отдельного мотодивизиона
милиции;
     капитан милиции Жуков  Николай Сергеевич -  инспектор отдела  БХСС  ОВД
Советского райисполкома города Алма-Аты;
     рядовой Каликулов Тлысбек - милиционер Сары-Агачского РОВД Чимкентского
облисполкома;
     лейтенант милиции Шортбаев Аскен Турланович -  инспектор дорнадзора ОВД
Актюбинского горисполкома;
     сержант  милиции  Глущенко  Василий  Константинович  -  милиционер  УВД
Алма-Атинского горисполкома;
     младший лейтенант милиции Алимжанов Рафхат  Габдулахатович -  инспектор
уголовного розыска ОВД Андреевского райисполкома Талды-Курганской области;
     рядовой    милиции    Потапов    Василий   Михайлович   -    милиционер
вневедомственной  охраны  при   ОВД  Рудненского  горисполкома  Кустанайской
области;
     младший  сержант  милиции  Бурова  Екатерина  Григорьевна -  милиционер
вневедомственной охраны  при  ОВД  Темиртауского горисполкома Карагандинской
области;
     капитан внутренней службы Целовальников Александр Григорьевич - старший
инспектор оперативной службы следственного изолятора;
     младший  лейтенант  милиции  Посеуков  Анатолий  Андреевич -  инспектор
уголовного розыска ОВД Абайского райисполкома Семипалатинской области;
     капитан милиции Лагутина Людмила Павловна - начальник паспортного стола
ОВД Зеленовского райисполкома Уральской области;
     младший  лейтенант  внутренней  службы  Пичугина  Людмила  Михайловна -
инспектор пожарной части No 3 УВД Алма-Атинского горисполкома;
     старший   сержант  милиции  Педяев   Анатолий  Иванович  -   милиционер
мотодивизиона;
     капитан  внутренней  службы  Казкенов  Ергалий  -  начальник  инспекции
госпожнадзора ОВД Аральского райисполкома Кзыл-Ординской области;
     подполковник милиции  Жартенов  Каржаубай  -  начальник ОВД  Аральского
райисполкома Кзыл-Ординской области;
     старший  сержант  милиции Войтишин Степан  Васильевич -  милиционер ОВД
Актюбинского горисполкома;
     майор технической службы Баженов Петр Алексеевич -  начальник пожарного
отряда УВД Гурьевского облисполкома;
     майор    милиции    Букурака    Василий    Григорьевич   -    начальник
приемника-распределителя;
     капитан внутренней службы Зинзивер Николай Петрович - старший инспектор
пожарной охраны УВД Алма-Атинского облисполкома;
     старший   лейтенант  милиции   Кушкеев   Абдраман  -   следователь  ОВД
Джезказганского горисполкома Карагандинской области;
     старший  лейтенант  милиции  Харитонов  Владимир  Иванович  -   старший
инспектор отдела УР УВД Алма-Атинского облисполкома;
     майор  милиции  Тен  Андрей  Петрович -  начальник отделения ОБХСС  УВД
Алма-Атинского облисполкома;
     младший  лейтенант  милиции  Тарасенко Владимир  Афанасьевич -  старший
инспектор дорнадзора ГАИ ОВД Кустанайского горисполкома;
     старший сержант внутренней службы Бусыгин Петр  Григорьевич -  командир
отделения пожарной охраны УВД Алма-Атинского горисполкома;
     капитан  милиции Лысаков Михаил  Владимирович -  заместитель начальника
ГАИ УВД Талды-Курганского облисполкома;
     старшина  милиции  Алипов   Мукан   -   милиционер  ОВД   Панфиловского
райисполкома Талды-Курганской области;
     подполковник  милиции   Акыбаев   Рапык   Мухитович  -   начальник  ОВД
Баян-Аульского райисполкома Павлодарской области;
     старший  лейтенант  милиции  Махнев  Николай  Васильевич  -  участковый
инспектор милиции ОВД Ленинского райисполкома Кустанайской области;
     старший  лейтенант  милиции  Штанько  Павел  Михайлович  -   участковый
инспектор милиции ОВД Ленинского райисполкома Кустанайской области;
     капитан милиции Мякушин Владимир Кондратьевич - старший следователь УВД
Уральского облисполкома;
     майор милиции Омирбаев Канар - старший следователь следственного отдела
УВД Джамбулского облисполкома;
     старшина  милиции  Москаленко  Борис  Петрович  -   командир  отделения
отдельного дивизиона милиции;
     майор  милиции  Исмуханов  Нугуман  -  начальник  ОВД  Красноармейского
райисполкома Кокчетавской области.




     Некоторые из имен,  названных выше,  уже знакомы читателю -  о них было
рассказано в  сборниках,  вышедших ранее  в  нашем  издательстве.  О  других
повествуется на страницах этой книги.
     Призванные охранять  общественный порядок  в  наших  городах  и  селах,
сотрудники внутренних дел  постоянно на  боевом  посту.  Каждый час,  каждая
минута может потребовать от них все силы и энергию,  а то и жизнь.  И люди в
форме  советской милиции всегда готовы исполнить свой  долг  перед  народом,
чтобы трудящиеся могли спокойно жить и работать.



                  генерал внутренней службы 3 ранга,
                 заместитель министра внутренних дел
                           Казахской ССР



     Работники органов внутренних дел  нашей  страны  пользуются уважением и
поддержкой  советского народа.  Это  всенародное уважение  завоевано  ими  в
неустанной  борьбе  с  преступностью  и  правонарушениями,   за  сохранность
народного  добра,  за  образцовый  общественный порядок,  за  перевоспитание
оступившихся.
     В  едином строю с прославленной советской милицией несут боевую вахту и
работники пожарной охраны,  исправительно-трудовых учреждений и других служб
МВД.
     Советский народ наделил органы внутренних дел широкими полномочиями.  И
это  требует  от  каждого  сотрудника высокой ответственности за  порученное
дело,   профессионального  мастерства,   политической  зрелости,   мужества,
бдительности  и  самоотверженности,  верности  служебному  долгу  и  славным
традициям.
     Сложна и многогранна деятельность органов внутренних дел,  ответственны
задачи,     которые     каждодневно    решают     работники    милиции     и
исправительно-трудовых  учреждений.   Сурова   и   нелегка   служба   людей,
посвятивших себя делу охраны общественного порядка.
     Они всегда на виду, всегда на переднем крае. Ночью ли, днем, в стужу, в
зной,  в будни и праздники -  всегда на боевом посту,  на трудной и почетной
вахте.
     Естественно,  что работники внутренних дел, облеченные высоким доверием
народа  и  призванные зорко  стоять на  страже социалистической законности и
правопорядка,  должны быть  в  глазах трудящихся образцом высокой культуры и
глубокой  сознательности,   примером  чуткого,   бережного  и  внимательного
отношения к людям, добросовестного и безупречного исполнения.
     "Милиционер, поставленный блюсти общественную нравственность, - говорил
Ф.Э.Дзержинский,  -  прежде всего  должен быть  сам  безупречен".  Понятие и
представление о  милиционере у  населения должно быть связано с  честностью,
справедливостью,   законностью,   вежливостью,   культурностью   -   лучшими
качествами советского человека.
     В  первые годы  Советской власти органы внутренних дел  (ВЧК  -  ОГПУ -
НКВД)   формировались  из   беззаветно  преданных  делу   партии  и   народа
представителей рабочего класса, крестьянства и трудовой интеллигенции. Зорко
охранять завоевания Октября, неустанно служить народу - эта первая и главная
заповедь чекистов стала  славной боевой традицией.  Она  живет и  крепнет от
поколения к поколению, впитывая опыт лучших бойцов, мастеров пожарного дела,
педагогов и воспитателей исправительно-трудовых учреждений.
     В   рядах   работников  МВД   немало  ветеранов  служб,   хранителей  и
продолжателей  славных  традиций.  Беспредельно  преданные  делу  построения
коммунизма в  нашей стране,  они не только несут трудную и почетную вахту по
охране общественного порядка,  но и передают молодым работникам свой богатый
опыт борьбы с преступностью, и правонарушениями.
     Помощником оперуполномоченного угрозыска начинал свою службу в  милиции
полковник Дуйсек Самбулатович Токпанов. За три с лишним десятка лет, которые
он отдал работе в  органах внутренних дел,  не раз рисковал жизнью в опасных
поединках с бандитами и рецидивистами. Трудолюбием, знанием дела, честностью
и  принципиальностью он  завоевал глубокое уважение сослуживцев.  На  разных
участках милицейского фронта довелось служить Дуйсеку Самбулатовичу, и любое
задание  он  выполнял точно  и  добросовестно.  Сегодня полковник Токпанов -
опытный руководитель,  начальник управления внутренних дел Талды-Курганского
облисполкома.
     Заслуженным  уважением  пользуется  в  коллективе  управления  и  среди
трудящихся  Актюбинской  области   полковник  Захарий   Платонович  Гапонов,
начальник УВД.  Он  прошел боевой путь от красноармейца до командира крупной
партизанской  бригады,   успешно  громившей  врага   в   лесах   Белоруссии.
Закончилась война, и бывший партизанский батя снова на передней линии, снова
на боевом посту.  Человек большой души, умелый организатор, опытный чекист -
таков  он   на   службе,   таким  знают  своего  начальника  сотрудники  УВД
Актюбинского облисполкома.  Родина высоко оценила боевые и  трудовые заслуги
Захария  Платоновича Гапонова,  наградив его  орденом Ленина,  Отечественной
войны, тремя орденами Трудового Красного Знамени и медалями.
     Четверть века  служит  в  милиции подполковник Рахим  Олжабаев.  Как  и
многие  его  сверстники,  ныне  уважаемые  представители  нашей  милицейской
гвардии,  начинал рядовым.  Школой опыта и профессионального мастерства стал
для него Кировский райотдел внутренних дел Караганды.  Сейчас Рахим Олжабаев
возглавляет уголовный розыск одной из крупнейших в республике Карагандинской
области.
     В  первых рядах чекистской гвардии Казахстана идут прославленные люди -
Герой  Советского  Союза  Тулебай  Ажимов,   Василий  Сафронович  Афанасьев,
Малкеждар Букенбаев, Константин Яковлевич Малин, Александр Федорович Петров,
Дмитрий Лаврентьевич Стрелец,  кавалер ордена  Славы  трех  степеней Карабай
Калтаев.
     Преемственность  поколений  означает,   разумеется,  и  преемственность
традиций.  Молодые работники органов внутренних дел,  осваивая опыт  старших
товарищей по службе, совершенствуя и наполняя новым содержанием, приумножают
традиции,  которые родились в первые годы Советской власти, окрепли в бурную
эпоху первых пятилеток,  в  дни  суровых испытаний Великой Отечественной,  в
напряженных буднях мирного строительства...
     Мы знаем много примеров,  когда работники милиции, не дрогнув, вступали
в  опасные схватки с вооруженными преступниками.  Но в истории казахстанской
милиции немало и  славных страниц,  повествующих о  том,  как верные часовые
правопорядка,  рискуя  жизнью,  выносили людей  из  охваченного огнем  дома,
спасали тонущих, выхватывали из-под колес поезда детей.
     И это тоже -  служебный долг работника милиции,  одна из многочисленных
его обязанностей.
     ...Поздним  декабрьским вечером  старшина милиции  Тлеугали Бектурганов
возвращался на попутной машине из Талды-Кургана домой,  в Уш-Тобе.  Вдруг на
повороте,  в  свете автомобильных фар,  он  увидел на  обочине накренившийся
трактор и  рядом  перевернутую вверх  колесами тележку-прицеп.  "Авария!"  -
мелькнула тревожная мысль.
     - Останови машину! - крикнул Бектурганов водителю.
     Подбежав к месту аварии,  старшина быстро оценил обстановку.  Трактор с
прицепом сполз с дороги на лед широкого арыка.  Под тяжестью стальной машины
лед проломился,  и  тележка-прицеп опрокинулась в  воду.  В кабине трактора,
забившись в угол, дрожала от холода и страха девочка лет семи.
     Старшина бережно вынес ее, поставил на землю.
     - Есть там кто? - показал он на опрокинутый прицеп.
     Девочка кивнула головой:
     - Да.
     Бектурганов скинул  шинель и  шагнул к  прицепу.  Ледяная вода  обожгла
тело. Он постучал по деревянному борту:
     - Есть кто живой? Отзовитесь!
     Глухо, словно из-под земли, до его слуха донесся женский голос:
     - Помогите!
     По грудь в ледяной воде старшина подобрался к заднему борту прицепа,  с
трудом открыл его. Матрацы, кровать, прочий скарб. Видно, переезжали люди...
     А где ж они сами, как добраться до них?
     Перешел  на  другую  сторону,  попробовал откинуть боковой  борт.  Нет,
одному не  справиться,  заклинило...  Выскочил из  воды,  побежал на дорогу.
Мокрая одежда быстро покрылась на  морозе ледяной коркой.  Впереди показался
автобус. Бектурганов решительно поднял руку.
     Когда автобус остановился, старшина попросил шофера и пассажиров помочь
вызволить попавших в аварию людей.
     Снова  в  ледяной  воде...  Долго  возились у  бокового борта.  Наконец
Бектурганов откинул его. Сначала он вытащил из-под прицепа женщину. Потом ее
сына. Третий - мужчина в телогрейке, - выбрался сам.
     - Есть там еще кто? - спросил Бектурганов женщину.
     - Дочь... - заплакала она.
     Тринадцатилетнюю девочку спасти не удалось: ее придавило опрокинувшимся
прицепом...
     За мужество и находчивость,  проявленные при спасении попавших в аварию
людей,  старшина  милиции  Тлеугали  Бектурганов приказом МВД  Казахской ССР
награжден именными часами.
     Вот  еще  пример мужества и  стойкости работников милиции,  которые они
проявили в чрезвычайных обстоятельствах.
     Это случилось в Темиртау.  Шквальный ветер поднял тучу карбидной пыли и
погнал ее  по  дороге,  где  обычным потоком шли  автомашины.  Из-за  плохой
видимости машины стали,  многие водители в  панике стали выходить из опасной
зоны, другие укрылись в кабинах и ожидали помощи.
     На  место происшествия срочно прибыли замполит горотдела внутренних дел
майор милиции Н.Фатеев, заместитель начальника ГОВД подполковник И.Луговцев,
начальник ГАИ  лейтенант Л.Мосичев и  инспектор дорнадзора младший лейтенант
В.Зыков.  Быстро  оценив  обстановку,  они  раздобыли  противогазы и  сквозь
ураганный ветер стали выводить людей в безопасное место.
     Вскоре  прибыл  вызванный по  рации  командир взвода дорнадзора капитан
Б.Кудайбергенов  с   водителем  автоцеха  Карагандинского  металлургического
комбината Е.Гнышцевым.
     Пять часов продолжалась эта схватка со стихией, из которой победителями
вышли  работники милиции.  К  вечеру они  вывели всех  людей  и  транспорт и
освободили дорогу.




     За  годы  Советской власти неизмеримо вырос общеобразовательный уровень
личного состава органов МВД.  Если три  десятилетия назад число работников с
высшим и средним специальным образованием составляло в органах 0,3 процента,
то   сегодня  более  половины  сотрудников  МВД   имеют  высшее  и   среднее
образование.  Более 3000 работников органов учатся заочно в высших и средних
учебных заведениях.  Почти каждый инспектор той  или  иной службы МВД и  его
подразделений - специалист высшей или средней квалификации.
     В органах МВД Казахстана трудится около 30 ученых. К примеру, начальник
ОБХСС  УВД  Уральского облисполкома М.Миниус  -  кандидат  юридических наук.
Недавно защитил кандидатскую диссертацию эксперт биолог  научно-технического
отдела МВД КазССР О.Банковский.
     Партия  и  правительство постоянно заботятся об  улучшении деятельности
органов   внутренних  дел,   о   пополнении  их   рядов   квалифицированными
специалистами,  способными и  проверенными людьми.  Одним из проявлений этой
большой заботы  явилось ноябрьское (1968)  постановление ЦК  КПСС  и  Совета
Министров СССР, направленное на дальнейшее укрепление советской милиции.
     Со  времени опубликования этого  постановления а  органы внутренних дел
Казахстана  по   путевкам   партийных   и   комсомольских  организаций,   по
рекомендациям коллективов предприятий,  учреждений и  строек  пришел большой
отряд  новобранцев  -  высокообразованных,  политически  зрелых  работников,
специалистов всех  отраслей народного хозяйства,  среди  которых более шести
тысяч   коммунистов  и   комсомольцев.   Только   за   последние  два   года
республиканская партийная  организация направила  в  органы  МВД  около  ста
лучших  работников партийно-советского аппарата.  Среди  них  В.А.Волченко -
бывший заведующий отделом Чимкентского обкома партии,  ныне начальник одного
из  отделов УВД  Чимкентского облисполкома;  Н.Берешев -  бывший  инструктор
Алма-Атинского      обкома      КП      Казахстана     возглавляет     отдел
политико-воспитательной работы УВД Алма-Атинского облисполкома.
     Существенно изменился порядок  комплектования органов милиции.  Сегодня
мы  принимаем на  службу в  милицию людей,  как  правило,  по  рекомендациям
коллективов трудящихся,  всесторонне проверенных, достойных стоять на страже
интересов народа.
     Партия   и   правительство  уделяют   пристальное  внимание   улучшению
качественного состава кадров  МВД,  пополнению их  специалистами с  высшим и
средним специальным образованием. Ежегодно на работу в органы внутренних дел
республики  поступают  специалисты -  выпускники высших  и  средних  учебных
заведений МВД  СССР.  В  1970  году  открыта Карагандинская высшая школа МВД
СССР.
     Одним  из  старейших учебных заведений по  праву называют Алма-Атинскую
специальную среднюю школу милиции. Нет такого уголка в Казахстане, где бы не
работали ее  выпускники.  Многие  из  них  вписали немало страниц в  историю
казахстанской милиции.
     Наряду  с  ростом  числа  специалистов с  высшим и  средним специальным
образованием,  в  республике за последние два года втрое увеличилась учебная
база первоначальной подготовки и переподготовки кадров.  Ежегодно свыше 4000
молодых  сотрудников  повышает  профессиональное  мастерство,   около   1000
руководящих работников  органов  внутренних дел  осваивает  передовой  опыт,
новые методы и формы работы.
     Успешное решение сложных задач,  стоящих перед органами внутренних дел,
немыслимо без высокой профессиональной выучки личного состава.  Вот почему в
управлениях   внутренних   дел   облисполкомов   созданы   школы   повышения
оперативного  мастерства,   где  работники  ведущих  служб  на  практических
занятиях учатся быстро,  четко и  с  максимальной эффектностью решать те или
иные задачи.
     Сейчас  идет   большая  работа  по   укреплению  исправительно-трудовых
учреждений  квалифицированными  и   опытными  специалистами  -   педагогами,
юристами,  инженерами. По направлениям партийных и комсомольских организаций
на  работу  туда  идут  лучшие  труженики предприятий,  учреждений и  строек
республики.
     В органах МВД Казахстана работает более двух тысяч женщин.  Сегодня они
успешно несут боевую вахту на  всех участках милицейской службы.  Сотрудницы
политаппарата и  детских  комнат  милиции,  инспекторы уголовного розыска  и
участковые,    эксперты    научно-технических    отделов,    наши    женщины
самоотверженным трудом вносят весомый вклад в  дело борьбы с преступностью и
правонарушениями,  за  образцовый общественный порядок  в  городах  и  селах
республики.
     Свыше тридцати женщин занимают в  органах МВД руководящие посты.  Среди
них  майор  милиции  Екатерина  Степановна Галкина  -  начальник отдела  УВД
Кзыл-Ординского  облисполкома,   подполковник  милиции  Татьяна  Григорьевна
Сташкова - заместитель начальника отдела УВД Алма-Атинского горисполкома.
     Учеба  личного состава стала неотъемлемой частью общего распорядка всех
отделов и служб МВД,  а принцип "начальник учит подчиненных" - законом жизни
каждого подразделения.
     На   занятиях  наши   сотрудники  изучают  юридические  и   специальные
дисциплины, проходят курс военной топографии, гражданской обороны, огневую и
строевую  подготовку.   Все   подчинено  одной  цели:   улучшению  служебной
деятельности органов внутренних дел.
     Этому же служит и  всемерное развитие физкультуры и служебно-прикладных
видов спорта в органах МВД.  Милиционер должен быть сильным, ловким, смелым,
быстрым,   находчивым  и  выносливым.   Из  года  в  год  растет  мастерство
спортсменов-динамовцев. В республиканском совете общества только в 1970 году
подготовлено 52  мастера  спорта,  на  чемпионатах  страны  наши  спортсмены
завоевали 12 золотых, 27 серебряных и 22 бронзовых медали.
     Верные славным традициям,  работники органов внутренних дел  Казахстана
неустанно совершенствуют свое профессиональное мастерство и служебную выучку
с  тем,  чтобы  успешно  решить  поставленные XXIV  съездом КПСС  задачи  по
дальнейшему укреплению законности и правопорядка.







                       комиссар милиции 3 ранга,
                  заместитель министра внутренних дел
                             Казахской ССР



     Почетным знаком "Заслуженный работник МВД  СССР" награждаются лучшие из
лучших, те, кто много лет отдал беззаветной борьбе с преступностью.
     Я  расскажу о двух ветеранах органов внутренних дел,  которые много лет
защищали  интересы  честных  людей,   обезвреживая  преступников.  Всю  свою
сознательную жизнь отдали они службе народу.  Умудренные жизнью, они уделяют
постоянное внимание воспитанию молодых работников,  передают им свой богатый
опыт.
     Сотрудника милиции, как каждого труженика, характеризуют его дела. Но о
человеке в милицейской форме прежде всего говорят те уголовные дела, которые
он раскрыл,  на расследование которых потратил много сил,  времени, энергии.
Под  руководством и  при личном участии полковника милиции Михаила Павловича
Васютина   и   Джумаша   Калиевича  Калиева   расследовано  немало   опасных
преступлений.




     Сейчас Михаил Павлович Васютин возглавляет работу Управления внутренних
дел Целиноградского облисполкома.  А с того времени, когда он впервые пришел
на  работу  в  милицию,  прошло около  сорока лет.  Ему,  опытному работнику
милиции,  доводилось  разбираться в  самых  сложных  ситуациях,  распутывать
сложнейшие уголовные дела.
     Апрельским утром  1961  года  поселок  Джездинского рудника всколыхнула
страшная весть.  Жители устремились к дому, где жил рабочий Михаил Пойлов со
своей семьей:  женой и  двумя детьми -  сыном и дочерью.  Все они были ночью
злодейски убиты. Убит был также сосед Пойловых Кузик.
     В большом горе стояли люди у дома, из окон которого еще вчера доносился
детский  смех.   Жители  требовали  немедленно  найти   и   сурово  покарать
преступников.  Участковый уполномоченный сержант  милиции Нурмагамбетов -  в
поселке он был единственным работником милиции - старался успокоить людей.
     Вскоре   прибыла   оперативная   группа,   возглавляемая   заместителем
начальника УВД Карагандинской области Васютиным. Вместе с ним были начальник
Джезказганского  райотдела  милиции  старший  лейтенант  Тусупбеков,   майор
милиции Луговцев.
     Увиденное  потрясло  прибывших.   Но   для  эмоций  не   было  времени.
Преступники находились на свободе, и их надо было как можно скорее разыскать
и обезвредить.
     Сразу же определились первые версии,  которые немедленно проверялись. В
результате  осталась  одна,   наиболее  вероятная:  разбойное  нападение  на
квартиру Пойловых совершено с целью завладения деньгами. Возможно также, что
Кузика убили в его квартире после того, как он оказался случайным свидетелем
убийства соседей.
     Началась  кропотливая  работа:   осмотр  места   происшествия  и   всей
территории поселка,  беседы  с  жителями,  с  близкими  знакомыми Пойловых и
Кузика.
     В первый же день выявилась личность (не хочется называть его человеком)
некоего  Захарина,  запойного  алкоголика и  злостного хулигана.  Раньше  он
работал плотником, но был уволен за бесконечные прогулы и пьянство.
     В  ночь,  когда было совершено преступление,  его не было в  общежитии,
куда  он  ушел после развода с  женой,  которой давно опостылели его  пьяные
издевательства.
     На  первом же  допросе Захарин не  смог  объяснить,  где  он  провел ту
страшную ночь, но свою причастность к преступлению категорически отрицал.
     Работники  милиции  продолжали поиск.  Были  допрошены  десятки  людей,
осмотрены  самые  укромные,   неприметные  уголки.   Оперативникам  помогали
рабочие,  жители  поселка.  И  поиски  завершились  успехом:  в  заброшенном
погребе,  находившемся неподалеку от общежития,  где приютился Захарин,  был
обнаружен узел с  окровавленными тряпками и  обломок металлической трубы.  В
узле оказалась верхняя рубашка, пропитанная кровью.
     Рабочие  из  общежития  подтвердили:   "Рубашка  Захарина".   Это  было
недостающее звено  в  цепи  уже  собранных  фактов.  Захарин  на  допросе  у
полковника Васютина сознался. Рассказывал он долго и подробно, а затем ночью
воспроизвел свои показания на месте преступления.
     Убийца  совершил  исключительное по  своей  жестокости  преступление  в
поисках денег на водку - ему не на что было... опохмелиться.
     Следствие полностью доказало  вину  преступника.  За  исключительное по
жестокости и цинизму злодеяние он был приговорен к расстрелу.




     Шли  годы.  Михаил Павлович трудился в  Семипалатинске,  где возглавлял
УВД,  затем  работал  начальником  Алма-Атинской  специальной средней  школы
милиции, воспитанники которой крепко усвоили наказ своего наставника - друга
и командира Михаила Павловича Васютина:  если любишь свое дело,  будь предан
ему до конца.
     Полистайте подшивки газеты  "Целиноградская правда":  на  ее  страницах
можно найти немало материалов о деятельности милиции Целиноградской области.
     Вот,  например,  очерк "Это уже не детектив".  Его герой - подполковник
милиции  Карим   Кадырович  Сабуянов.   Карим  Кадырович  с   благодарностью
вспоминает  постоянную  помощь,   дельные  советы   своего   руководителя  -
начальника УВД Целиноградской области Михаила Павловича Васютина.
     Еще один материал:  "Следы на окраине". В нем рассказывается о том, как
в селе Калинино Целиноградской области появились преступники,  воровавшие...
коров.   Совершали  они  и  другие  кражи.   Преступники  были  задержаны  и
изобличены. Руководил операцией полковник милиции Васютин.
     К Михаилу Павловичу люди часто приходят за помощью,  и он помогает. Сам
идет  на  заводы  и  предприятия,  выезжает в  совхозы  области,  разъясняет
трудящимся их  права  и  обязанности перед  советским законом,  отвечает  на
многочисленные вопросы.  Ежедневно он изучает уголовные дела, помогает своим
подчиненным правильно сориентироваться, выбрать верный путь поиска.
     Многолетний упорный  труд  полковника  отмечен  Родиной.  На  груди  14
правительственных наград: ордена Трудового Красного Знамени, Красной Звезды,
медали  "За  отвагу",  "За  боевые  заслуги",  "За  трудовую доблесть",  "За
отличную службу по охране общественного порядка" и  другие.  Михаил Павлович
награжден также Почетной грамотой Верховного Совета Казахской ССР, Почетными
грамотами МВД Казахской и Киргизской ССР, ценными подарками.




     Двадцатипятилетний командир  отделения комсомолец Джумаш  Калиев  после
демобилизации вернулся в родные края. Около четырех лет служил он на границе
в  знойных  песках  Туркмении,  задерживал  нарушителей  -  контрабандистов,
опасных преступников.  Когда красноармеец пришел в горком комсомола Гурьева,
у  него не было сомнений в выборе профессии.  Еще там,  в Туркмении,  лежа в
засаде среди барханов или  преследуя нарушителя на  горячем скакуне,  Джумаш
предопределил свою судьбу.
     - Хочу служить в уголовном розыске,  -  четко,  по-военному сказал он в
горкоме.   И  вскоре  получил  направление  на  работу  в  органы  Народного
комиссариата внутренних дел.
     С тех пор прошло более тридцати лет.  Начинал Калиев оперуполномоченным
угрозыска  Управления  милиции   Гурьевской  области,   работал  начальником
отделения,  заместителем начальника отдела,  а  затем  начальником отдела  в
Управлении милиции МВД Казахской ССР. Конечно, ему есть о чем вспомнить.
     1949  год.  Горняки  из  Караганды  написали  в  МВД  Казахской  ССР  о
загадочном убийстве инженера шахты Чмыкалова и сообщили,  что местные органы
милиции не смогли найти убийцу.
     Руководство Министерства внутренних дел  командировало в  Караганду для
организации  поиска   заместителя  начальника  отдела  угрозыска  Управления
милиции МВД  Казахской ССР Калиева.  Хоть и  молод был тогда Джумаш,  но  за
плечами  имел  не  одно  раскрытое преступление,  за  ним  закрепилась слава
опытного оперативника.
     В  первом  городском отделении милиции Караганды,  куда  Калиев прибыл,
чтобы  принять  дело  об  убийстве инженера,  ему  сообщили,  что  утром  на
казахском кладбище обнаружен труп неизвестного человека.
     Калиев  с  группой  работников областного Управления милиции выехал  на
место происшествия.
     Человек был  убит  зверски:  ему  нанесли несколько смертельных ножевых
ранений.  Осмотр показал,  что убийство совершено не на кладбище, а где-то в
другом месте.  В  карманах убитого нашли пропуск на  завод имени Пархоменко.
Каких-либо других данных,  которые облегчили бы расследование, обнаружить не
удавалось.
     Навели  справки на  заводе  и  установили,  что  погибший действительно
работал там.  Узнали и его фамилию - Петров, был прописан в общежитии, а жил
на улице Загородной.
     Перед Калиевым встал вопрос:  не  имеет ли отношения убийство Петрова к
убийству инженера Чмыкалова?  Пока только интуиция оперативника подсказывала
ему,  что  эти  два загадочных убийства связаны одной нитью,  ухватившись за
которую, можно выйти на верный путь.
     Вечером того же  дня были получены оперативные данные,  что в  одной из
пустующих землянок на улице Загородной, что на окраине старого города, почти
каждую  ночь  собираются подозрительные люди,  пьянствуют до  петухов,  поют
воровские песни. Расходятся только утром.
     Эти   сведения  заинтересовали  Калиева.   В   них   упоминалась  улица
Загородная, на которой жил убитый Петров.
     Посовещались  в  управлении  и  решили  организовать засаду,  задержать
веселую компанию и  выяснить,  кто они,  чем занимаются.  Операцию возглавил
Калиев.
     Нашли землянку,  тщательно осмотрели ее и  прилегающую к ней местность.
Каждый участник операции получил задание. А с темнотой оперативники охватили
избушку кольцом, заняли удобную позицию для наблюдения.
     Томительно тянулось время.  Проходил час,  другой.  Мороз стал  к  ночи
крепчать: озябли руки, ноги, дьявольски хотелось курить.
     Около полуночи по  одному,  по  двое,  соблюдая дистанцию,  к  притону,
крадучись,  стали  подходить  люди.  Оперативники притаились,  ожидая  общей
команды.
     А  в  помещении тем временем зажгли керосиновую лампу,  затопили печь -
дым повалил из трубы.  Кажется,  все гуляки в сборе,  можно начинать. Калиев
дает команду,  и оперативная группа моментально окружила землянку. Несколько
человек врываются туда. Все кончилось очень быстро...
     Операция прошла  успешно.  Задержали восемь человек -  четырех парней и
четырех девушек.  С собой они принесли консервы,  колбасу,  хлеб и, конечно,
водку, вино.
     Началась кропотливая работа.  Один допрос следует за  другим,  но  пока
узнать что-либо об убийстве Петрова и Чмыкалова не удавалось.
     Наконец,  одна из задержанных по предъявленной ей фотокарточке опознала
Петрова.  Больше того, она сообщила, что потерпевший был в их компании: пили
и гуляли вместе.
     Оказывается,  Петров не был "героем" в понимании преступников.  Однажды
на очередной пьянке он проговорился, что если его вызовут по поводу убийства
инженера Чмыкалова, то он не станет ничего скрывать. Признание для него было
роковым.  Пьяного его вывели из землянки,  ударили несколько раз ножом. Труп
взвалили на  санки и  отвезли на  казахское кладбище.  Там его и  обнаружили
работники милиции.
     После   таких   веских  свидетельских  показаний  допросили  и   других
участников.   Под   давлением   неопровержимых  улик   "раскололся"  главарь
преступной группы.  "Однажды,  поздним часом,  - рассказал он, - недалеко от
ресторана навстречу нам  шел элегантно одетый мужчина.  Нас было четверо.  Я
заметил на плечах у встречного добротное пальто,  приличный костюм,  дорогие
туфли.  Мелькнула мысль: наверно, и в карманах не пусто, и часы есть. Решили
взять.  Не  спеша  двинулись за  гражданином,  выжидая  удобный  момент  для
нападения.  На  неосвещенной улице  мы  настигли жертву и  сильно ударили по
голове железным прутом..."
     Бандиты  привычными движениями сорвали с  потерпевшего пальто,  костюм,
подобрали лежащую недалеко меховую шапку, сняли туфли, часы.
     Потом,  после очных ставок с вожаком,  сознались в убийстве Чмыкалова и
Петрова остальные участники преступления. Они называли новые имена бандитов,
входивших в их группу.  Оперативники арестовали 12 преступников,  на совести
которых были убийства, кражи и грабежи.




     В  ночь на  23 марта 1949 года из кассы Карагандинской шахты No 83 были
похищены 47 тысяч рублей, деньги предназначались для выдачи заработной платы
шахтерам.
     На  место  происшествия с  группой оперработников УВД  выехал и  Джумаш
Калиевич, находившийся там в командировке.
     Осмотр кассы положительных результатов не  дал.  Розыскная собака также
не помогла -  в помещении побывало много народу. Исковерканный железный ящик
лежал тут же с распахнутой крышкой и оторванной накладкой.
     Предполагалось,  что деньги могли быть похищены людьми, хорошо знающими
порядок на шахте, обстановку и расположение комнат, окружающую территорию.
     Начали с опроса работников комбината. Выяснили, что кассир выдала часть
денег шахтерам, а остальные перенесла в другую комнату. Здесь присутствовали
люди, которые во время переноса кассы освещали комнату спичками.
     Всех сомнительных лиц немедленно взяли на заметку.
     Один  из  них,  Ларин,  проработал на  шахте  8  дней,  получил аванс и
запьянствовал. Потом бросил работу и скрылся. В числе постоянных посетителей
буфета шахты находился некий Борис.  Тут же  выяснилось,  что он долго сидел
вечером в библиотеке шахты, хотя ранее, как заявила библиотекарь, он книг не
брал и не заходил в читальный зал.
     Кроме того,  узнали, что в буфет заходил тот же Борис. Он купил бутылку
водки, колбасы, масла и ушел.
     - Вы хорошо знаете Бориса? - спросил буфетчицу Калиев.
     - Его  здесь все знают,  -  ответила буфетчица.  -  Он  сейчас нигде не
работает, дебоширит, а вот сегодня купил кое-что и ушел.
     Все  эти  данные давали возможность предполагать,  что Борис если и  не
прямой участник кражи, то может быть одним из соучастников.
     Вскоре установили,  что  Борис  -  бывший рабочий шахты Мельчиков Борис
Иванович,  и что в ночь, когда была совершена кража, он находился в квартире
Брика Михаила Ивановича. Задержали и Брика.
     На допросе Мельчиков давал путанные показания. Он скрыл, что в 11 часов
вечера приходил в столовую шахты и купил водки и закуски.
     Но  свидетельские показания уличили Бориса,  и  он рассказал,  что Брик
ночью ушел из дому,  а  возвратился лишь на следующие сутки в середине дня с
крупной суммой денег.
     При  личном и  квартирном обыске у  Брика было  обнаружено 1154  рубля,
среди которых оказались купюры по 100 и 50 рублей с дефектами -  надорванные
и  промасленные.  Кассир сразу  их  опознала потому,  что  хотела обменить в
банке.
     При  обыске в  квартире Брика в  двух  кадках,  в  которых росли цветы,
удалось обнаружить деньги - 45 740 рублей.
     Будучи  уличенным вещественными доказательствами,  Брик  в  совершенной
краже  денег из  кассы признался и  назвал соучастников,  которыми оказались
Шкуратов и Мельчиков.
     Почти  все  похищенные деньги были  найдены.  Зарплату шахтеры получили
полностью и вовремя.




     День  клонился к  вечеру,  когда дежурному по  отделению милиции города
Актюбинска  сообщили,  что  в  больницу  без  сознания  доставлена гражданка
Алейникова с тяжелыми травмами и ожогами.
     Дежурный  выехал  по  указанному  адресу.   У  дома  его  встретил  муж
Алейниковой -  Гаврилов. Со слезами на глазах он тут же на улице рассказал о
трагической  случайности.   Жену  ударило  током,   когда  она  пользовалась
электроутюгом; от него же загорелась квартира, сказал он.
     "Несчастный случай", - решил дежурный и вернулся в отделение милиции.
     Ночью,  не приходя в сознание,  Алейникова скончалась. Это происшествие
заинтересовало полковника Калиева,  находившегося в  Актюбинске в  служебной
командировке.  Он решил лично выехать на место происшествия,  произвести его
осмотр и  выяснить,  действительно ли  Алейникова скончалась от  несчастного
случая или она стала чьей-то жертвой.
     Подозрения были не напрасными. Из опроса работников милиции выяснилось,
что квартира Алейниковых не осмотрена и протокол не составлен...
     Оперативная  группа  во  главе  с   Калиевым  столкнулась  с   большими
трудностями,  так как с момента доставки потерпевшей в больницу прошло около
суток.
     К этому времени пол,  где лежала Алейникова,  был тщательно выскоблен и
вымыт,  стены заново побелены,  выгоревшие доски заменены новыми,  сгоревший
электроутюг исчез.
     Но  все равно удалось кое-что обнаружить.  На  стенах кухни еле заметно
выступали бурые пятна крови,  батареи и  труба в туалетной комнате тоже были
забрызганы.  Стало ясно,  что смерть Алейниковой наступила не  в  результате
несчастного случая. Это же подтвердил и специалист по травматологии, который
дал заключение, что травмы на голове пострадавшей нанесены тупым предметом и
с  большой силой.  При  свободном падении тела  такие  раны  образоваться не
могли.
     Что же все-таки произошло? Вот что рассказали очевидцы.
     В  конце дня,  в  половине пятого вечера,  жители дома Фоминых и Бацеев
заметили,  что из щелей и окон балконной двери квартиры Алейниковой на улицу
просачивается дым. Почувствовав недоброе, они забарабанили в дверь, но никто
не  отвечал.  Тогда они подогнали к  балкону машину и  через него проникли в
квартиру, которая была уже полна дыма. Из кухни послышался слабый стон.
     Забежавшие на кухню увидели страшную картину. Пол кухни пылал. На нем в
луже крови лежала Алейникова,  и  огонь лизал ее  ноги.  На  столе лежал без
сознания двухмесячный сын пострадавшей.
     Фоминых  и   Бацеев,   чтобы   предотвратить  взрыв  газового  баллона,
отсоединили его от плиты и  выкатили в коридор и здесь обнаружили,  что кран
на баллоне открыт. Были открыты краны и на газовой плите...
     Теперь  сомнений не  оставалось:  совершено преступление,  отличающееся
особой  жестокостью.   Преступник  убил  Алейникову,   покушался  на   жизнь
двухмесячного ребенка. Могли пострадать и другие жильцы дома.
     Версия об убийстве Алейниковой ее племянником Долбней ради денег быстро
отпала,  так как Долбня доказал свое алиби:  в  момент убийства находился на
работе и ничего о происшествии не знал.
     Проверка других подозреваемых лиц показала,  что они тоже непричастны к
убийству.  Осталось  последнее:  подозревать в  совершении преступления мужа
Алейниковой - Гаврилова.
     На первом же допросе Гаврилов заявил, что во время убийства он вместе с
сослуживцами ездил по делам службы и  вернулся на работу к  концу дня.  Сдав
дела, он направился домой. Около дома от собравшихся соседей узнал, что жена
попала  под  электроток и  находится в  больнице.  В  квартире из  шифоньера
пропали 700 рублей.
     Эти показания тут же  проверили.  С  сослуживцем он действительно ездил
куда-то  по делам службы,  но в  какое время -  точно установить не удалось.
Опросили жильцов дома, где он проживал.
     Один из  них  рассказал,  что  в  три  часа дня  он  шел от  автобусной
остановки домой и видел Гаврилова,  вышедшего из подъезда со свертком. Затем
Гаврилов направился к  стоящей неподалеку машине и  уехал.  Одет  он  был  в
клетчатый свитер.
     Эти  показания свидетеля Гаврилов категорически отверг.  Однако удалось
разыскать еще несколько человек, видевших его около дома.
     Полковник Калиев дает  оперативной группе -  майорам милиции Усманову и
Данину  задание  -  выяснить  взаимоотношения супругов.  Удалось  установить
факты,  изобличающие Гаврилова как подлеца.  Он систематически издевался над
женой,  грозил ее убить.  За несколько дней до смерти Алейникова в  гостях у
своих  родственников в  беседе высказала желание приобрести цигейковую шубу.
Для покупки ее были собраны 200 рублей.
     Ни  в  квартире,  ни  при Алейниковой денег не оказалось.  На свой риск
провели личный обыск Гаврилова. И не ошиблись. Деньги нашлись у него.
     Это была очень важная улика.  Она отвергла версию о разбойном нападении
на Алейникову и  давала возможность подозревать в убийстве Гаврилова.  Тогда
Калиев,  посоветовавшись с Усмановым и Даниным,  принимает решение задержать
подозреваемого.
     Гаврилова  часто  вызывали  на  допрос,   устраивали  очные  ставки  со
свидетелями, но ничего добиться не могли.
     Однажды на  очной ставке он  стал  симулировать невменяемость.  Если бы
подозреваемый не чувствовал за собой никакой вины, то зачем было разыгрывать
маскарад?
     Это еще больше насторожило оперативников.  Даже в  многолетней практике
Калиева этот  случай был  необычным.  Решили испробовать испытанный метод  -
"припереть" обвиняемого неопровержимыми фактами,  вывести из себя.  Это дало
положительный результат.  Улики были не в пользу Гаврилова.  И он,  наконец,
сдался.
     - Хватит! - истерично закричал преступник и закрыл лицо руками.
     Оцепенение его длилось около минуты. Присутствовавшие на допросе ждали,
что будет дальше.  И вот Гаврилов пришел в себя.  Затем, глядя в одну точку,
еле слышно проговорил:
     - Пишите, начальник, я буду говорить...
     Молодая стенографистка едва успевала за Гавриловым.  Он говорил быстро,
словно боясь, что его перебьют и не дадут докончить.
     ...После убийства он  вытер испачканные кровью руки и  лицо полотенцем,
которое второпях спрятал под  ванной.  Куртку синего цвета  пришлось снять -
была  сильно перепачкана,  -  завернуть в  газету.  Потом  куртку выстирал в
речке, когда ездил на машине с сослуживцем, и отдал в химчистку. А садился в
машину, как указывали свидетели, в клетчатом свитере.
     Слушая показания преступника, нельзя было не содрогаться от ужаса. Даже
у повидавших немало работников органов мороз проходил по коже.
     А  через две  недели судебная коллегия по  уголовным делам Актюбинского
облсуда приговорила Гаврилова к исключительной мере наказания - расстрелу.
     Свыше   тридцати  лет   жизни   отдал  Джумаш  Калиевич  Калиев  службе
правопорядка.  На  груди полковника милиции орден "Знак Почета",  медали "За
боевые  заслуги",  "За  отличную службу  по  охране общественного порядка" и
многие другие.



                         полковники милиции,


                          старший лейтенант



     Зима 1921-1922 годов в Западном Казахстане была особенно лютой. Голод и
холод  уносили  тысячи  человеческих жизней.  Из-за  снежных  заносов  часто
прекращалось движение по  караванному пути,  простаивали поезда,  нарушались
коммуникации.
     Все  это  было на  руку врагам Советской власти.  Используя создавшиеся
трудности,      подняли      головы      недобитые      белогвардейцы      и
буржуазно-националистические элементы,  по уездам шныряли банды всех мастей,
грабя население и убивая партийных и советских работников.
     В  эту зиму красноармейцы Гурьевского и Уральского гарнизонов совместно
с  добровольцами из  местных жителей наголову разбили и  обратили в  бегство
многочисленные  формирования  белоказаков  в   районе  поселков  Зеленого  и
Кулагино,  расположенных на  правом берегу реки  Урал  в  200  километрах от
Гурьева.  Именно здесь нашли свои  могилы белогвардейцы из  отрядов казачьих
атаманов Киселева,  Сарафанкина,  Митрясова,  Землянского,  Горина и  многих
других.
     В  конце октября 1921  года атаман Серов создает из  остатков различных
банд,  разгромленных Красной  Армией,  отряд  под  названием 1-я  атаманская
дивизия группы восставших войск  "Воля народа" и  решает пойти с  ним  через
малонаселенные аулы  и  деревни  в  сторону Уральска,  к  местам  наибольшей
концентрации  казачьих  станиц,  чтобы  укрепить  свою  "дивизию"  казаками,
настроенными против Советской власти. Атаман ведет свою банду на Кзыл-Кугу и
Тайсойганские пески  в  сторону провинциального города  Уил,  расположенного
далеко от железной дороги и охраняемого горсткой работников ЧК и милиции.
     В  Уильском уезде и  до  этого было  неспокойно.  Руководить волостными
исполкомами,   сельскими   и   аульными   Советами   было   крайне   трудно.
Уполномоченные упродкома, отправляясь в уезд по делам хлеборазверстки, часто
платились собственной жизнью. Бандиты зверски расправлялись с ними.
     Нечего и  говорить,  насколько серьезно стало положение в уезде,  когда
было  получено известие,  что  многочисленная банда Серова движется на  Уил.
Работа  учреждений  и  организаций  была  почти  парализована.  Партийные  и
советские работники рыли  окопы  вокруг  города,  постоянно дежурили в  них,
вместе с сотрудниками милиции занимались и готовились к обороне.
     В  органы милиции и  ЧК  со второй половины января по различным каналам
стали регулярно поступать сведения о продвижении банды.  И сведения эти были
тревожными.  В Уиле был создан штаб обороны. В него вошли военком Е.Поляков,
Л.Авдеев  и  другие.  Провели  выборочную  мобилизацию населения,  и  теперь
гарнизон состоял из  22 работников укома партии и  ЧК,  15 милиционеров,  30
красноармейцев и 100 мобилизованных граждан.
     На военном совете было решено встретить банду за городом,  в окопах,  а
если придется отступить,  то занять три опорных пункта. Первый - в казармах,
командиром его назначили П.И.Рудаева.  Второй - в здании уездной милиции под
командой К.С.Озолина.  Третий,  и основной,  решено было создать в помещении
больницы. Здесь же должен был разместиться штаб гарнизона.
     Кроме винтовок,  никакого другого оружия не было.  Положение требовало,
чтобы  гарнизон в  любой  момент  мог  обратиться за  помощью  в  Актюбинск.
Связаться же с ним можно было только через Уральск.
     Разыгравшаяся недельная  пурга  свалила,  очевидно,  где-то  телефонные
столбы или оборвала провода - связь с Уральском оказалась нарушенной.
     Вызвав  к   себе  начальника  связи,   Е.Поляков  попросил  его  любыми
средствами наладить связь.
     Как только связь была восстановлена, собрали штаб гарнизона. Все ждали,
что скажут из центра.
     Командующий Приволжским военным округом Уваров, который решал вопросы о
военных действиях,  обещал,  что помощь будет выслана немедленно.  Гарнизону
Уила  надо  только продержаться до  подхода подкрепления.  Кроме того,  надо
принять  во   внимание  и   вышедший  недавно  декрет  об   амнистии  лицам,
прекратившим борьбу с Советской властью,  и попытаться вступить в переговоры
с  бандой Серова.  Но тут телефон вновь замолчал,  и,  как ни крутили ручку,
докричаться до Самары не смогли.
     Когда  подойдет подкрепление,  сколько нужно продержаться?  Собравшиеся
горько смотрели на молчавший аппарат.
     Открылась дверь и  вместе с  клубами пара вошли П.И.Рудаев и К.С.Золин,
которые доложили,  что в ряды сводного отряда влились еще 40 добровольцев из
местного населения.
     - Всего 200.  Не густо,  но держаться можно,  -  заметил военком.  - Во
всяком случае голыми руками нас  не  возьмут.  Давайте,  товарищи,  еще  раз
обсудим  план   обороны.   Товарищ  Авдеев,   доложите  последние  данные  о
продвижении банды Серова.
     - Ночью  с  Тайсойганских песков  прибыл  наш  человек,  -  поднявшись,
негромко начал Авдеев.  -  Двое суток пробирался.  Обморозил руки и ноги.  В
пятнадцати верстах от  Уила бойца подобрали наши разведчики.  Он вырвался из
Тайсойгана,  когда туда прибыла белогвардейская банда Серова. Банда большая,
около полутора тысяч сабель.  Есть обоз с ранеными и больными. Сегодня они в
пути. При такой погоде за день более 70 верст не преодолеют, да и отрываться
от  отстающего обоза они  по  всей вероятности не  станут.  Завтра к  вечеру
должны быть здесь. Надо быть готовыми...




     Вечером 17  января банда Серова миновала Кзыл-Кугу и  достигла пределов
Уильского уезда.  В  Тайсойгане Серов остановился в  доме муллы,  где собрал
военный совет. Приказав начальнику контрразведки Дуладзе не выпускать никого
из  села,  Серов  доложил собравшимся данные  разведки.  По  этим  сведениям
выходило,  что в Уиле не более ста активных штыков, город оторван от центра,
связи нет.  Обстановка самая благоприятная. Три отряда должны выступить рано
утром в направлении города.
     Ночью буран стих и ударил мороз.  Защитники Уила, ежась от пробиравшего
до  костей холода,  до  боли в  глазах вглядывались в  морозный предутренний
воздух.  Глубокий снег затвердел,  наст легко выдерживал человека. На улицах
города -  ни  души.  Люди попрятались от  холода и  надвигающейся опасности.
Только трубы домов курились легким дымком, таявшим в белесом, озябшем небе.
     К  вечеру показался головной дозор серовской банды,  а  часа  через два
подошли и основные силы.
     По  указанию Полякова из  числа добровольцев были  вызваны учителя Петр
Маслов и Геннадий Озеров.  Они должны были пойти парламентерами и предложить
Серову сдаться властям во избежание напрасного кровопролития.
     В  бинокль было отчетливо видно,  как парламентеры с  белыми флажками в
руках дошли до расположения неприятеля. Вот их окружили, отбросили в сторону
флажки, скрутили им руки и куда-то увели.
     Минут  через  десять показалась вражеская конница.  Сверкая шашками при
лунном свете,  они  с  гиканьем бросились в  атаку,  охватывая город с  трех
сторон.
     Однако   бандиты   оказались  слишком   самоуверенными.   Дружный  залп
защитников охладил  начальный  пыл  вражеских  кавалеристов.  Кони  вязли  в
глубоком снегу,  сраженные пулей  седоки  падали  в  снег.  Раненые  лошади,
обезумев  от  ужаса,  носились среди  наступающих.  Серовцы,  бросив  коней,
залегли в снег и, окопавшись, открыли ответный беспорядочный огонь.
     Спустя  полчаса,  изменив  тактику,  они,  пользуясь  сугробами,  стали
продвигаться вперед, охватывая гарнизон в полукольцо.
     Однако милиционеры и красноармейцы сумели отбить и эту атаку.  Было уже
около полуночи, когда бой стих.
     Рано  утром серовцы вновь атаковали защитников города.  Под  прикрытием
пулеметов они  метр за  метром продвигались к  окраинам,  прорвали оборону и
заняли узел  связи.  Однако вскоре вынуждены были отступить,  теряя убитых и
раненых.
     Так в  течение двух суток оборонявшиеся довольно успешно отражали атаки
серовцев,  но силы были слишком неравны. Ряды защитников редели. Было решено
укрепиться в здании милиции и больнице.
     На третьи сутки банда заняла Уил.  Оставшиеся в  живых защитники города
укрылись в  больнице.  За  ее  каменными стенами они  были в  безопасности -
местность вокруг простреливалась и  подойти к последнему пункту обороны было
невозможно.  Серовцы с  почтительного отдаления лениво  обстреливали здание,
очевидно, не желая терять людей. Атаман выжидал.
     К вечеру пятого дня бандиты прекратили стрельбу,  и к укреплению, держа
в руках белый флаг, подошли двое.
     - Передайте по цепи,  пусть пропустят,  -  приказал Поляков.  - Товарищ
Авдеев,  придется вам идти на переговоры с ними. Встретьте их на расстоянии,
чтобы не  заметили наши силы.  Если предложат сдаться,  скажите,  что  ответ
дадим утром. Надо выиграть время.
     Авдеев вышел  из  укрепления и  не  спеша,  скрипя валенками по  снегу,
зашагал навстречу серовцам. Те стали на почтительном расстоянии от больницы.
     - Честь имею представиться,  подпоручик Гнездыхин,  -  козырнул один из
них.
     - Поручик Матцев, - сказал другой.
     - Слушаю вас, - проговорил Авдеев.
     - Мы  уполномочены атаманом  Серовым  передать:  вы  должны  немедленно
сдаться.  Если  же  не  сложите оружия и  не  прекратите сопротивление,  его
превосходительство предупреждает, что все будут уничтожены.
     - Нам надо посоветоваться,  нужно время.  Передайте атаману,  что ответ
будет утром,  -  сказал Авдеев.  -  И  передайте еще,  что он  действует как
бандит,  арестовав наших парламентеров в начале боя.  Переговоры окончены, -
козырнул Авдеев и  так  же  не  спеша  направился в  укрепление.  Облегченно
вздохнув,  он передал пакет и  суть разговора Полякову,  у которого собрался
весь штаб.
     В  пакете было  написано то,  что  сказал подпоручик,  только подписано
Серовым и скреплено печатью.
     - Ну вот,  - сказал Поляков, прочитав вслух послание Серова, - угрожает
взять измором в случае сопротивления.
     Весь штаб стоял на одном - не сдаваться.
     - Надо  срочно просить помощь из  Уральска,  послать туда  нарочных,  -
сказал Поляков. - Кого пошлем? Надо воспользоваться передышкой.
     - Милиционера Казихана Еркингалиева, - подумав, сказал Авдеев.
     - И Гуго Мельмана, - посоветовал продинспектор Евгений Молев.
     По цепи, от окна к окну передали: Еркингалиева и Мельмана в штаб.
     С винтовкой в руках,  пригнувшись, Казихан пересек двор и вбежал в дом,
где находится штаб. Следом за Еркингалиевым прибежал Мельман.
     - Дорогу на Кара-тюбе знаешь? - спросил Авдеев.
     - Знаю, - ответил Казихан.
     - Вам с товарищем Мельманом поручается прорваться из Уила на Кара-тюбе,
передать телеграмму в  губком партии и  в  губчека Уральска.  Пусть высылают
помощь. Вот пакет, - и военком вручил Еркингалиеву конверт.
     В полночь,  прижимаясь к гривам коней,  стремительным аллюром выскочили
за ворота два всадника. Ошеломленные бандиты, открыв беспорядочный огонь, не
сумели их задержать.  Чтобы догнать их, надо было скакать мимо больницы, где
защитники могли  снять  преследователей меткими выстрелами.  В  обход  же  -
бесполезно.
     Казихан  и  Мельман,  оставляя за  собой  снежные  вихри,  стремительно
уходили в степь.
     Всю  ночь  посланцы осажденных пробирались к  своим.  Пала,  обессилев,
лошадь Мельмана.  К  рассвету Казихан и  Гуго  на  одной лошади добрались до
Жетикуля.  Раздобыв  вторую  лошадь,  благополучно доехали  до  Кара-тюбе  и
послали телеграмму в Уральск.




     Узнав,  что  из  больницы прорвались два всадника,  Серов учинил разнос
подчиненным.
     - Ваше превосходительство,  -  заходя к атаману, вытянулся есаул, - тут
задержали одного киргиза, сказывает, что к вам.
     Адъютант ввел задержанного,  одетого в штатское.  Подойдя к Серову, тот
отчеканил на русском языке:
     - Поручик Уркимбаев!  -  Представившись, он продолжал: - Люди Алаш-Орды
приветствуют вас и предупреждают, что на Уил с трех сторон идут большевики.
     - Слышал, слышал о вас, поручик, - сказал Серов, просматривая документы
Уркимбаева.  -  А  за предупреждение спасибо.  Думаю,  что не скоро они сюда
доберутся. Этих, - он кивнул в сторону больницы, - мы скоро выкурим.
     Шуки  Уркимбаев в  1916 году закончил юнкерскую школу,  стал поручиком,
был своим человеком при штабе Алаш-Орды.  После Октябрьской революции, скрыв
свою принадлежность к лагерю националистов, пробрался в ряды партии. Занимая
разные должности,  он активно помогал алаш-ордынцам,  вредил, как мог, новой
власти. Поддерживая отношения с бандами и другими антисоветскими элементами,
алаш-ордынцы  лелеяли  свои  мечты.   Уркимбаев  прибыл  в   штаб  Серова  с
определенным заданием: наладить контакты с атаманом.
     Получив у  Уркимбаева сведения о  положении в  уезде,  Серов  решил  не
медлить и по возможности скорее расправиться с осажденными.
     А силы красноармейцев и работников милиции были на исходе.  Поляков был
тяжело ранен,  члены укома партии и ЧК,  милиционеры и добровольцы,  которых
осталось 30 человек, ослабели от голода и ран. Помощи все не было.
     Под покровом ночи,  зарываясь в глубоком снегу, пробрались сквозь осаду
уполномоченный ревкома  Мурашов  и  Молев.  Они  должны  были  добраться  до
Акмолинска, чтобы доложить о создавшейся обстановке.
     Мурашов и  Молев с  большими трудностями 10 февраля 1922 года добрались
до Актюбинска и  доложили в  губисполком о  положении в Уиле.  В тот же день
состоялось заседание президиума Актюбинского губисполкома.
     Сразу же  после заседания был  организован отряд в  150  человек и  под
командованием Анашкина направлен на помощь в осажденный Уил.




     На  сороковой  день  обороны  белогвардейцы,  предварительно  обстреляв
больницу,  со  всех  сторон  бросились  в  атаку.  Лишь  из  нескольких окон
раздались выстрелы, а затем и они смолкли.
     Расправа с пленными была жестокой. Отважных защитников города на глазах
согнанных жителей  рубили  шашками,  кололи  штыками,  топтали  ногами.  Так
погибли  военный  комиссар  Е.Поляков,  работники укома  партии  Е.Байтаков,
Л.Амазонов,  работники военного комиссариата В.Филимонов,  П.Ганин, П.Ершов,
чекисты Н.Колесов, И.Шевкопляс, В.Чистовский, работники упродкома В.Юрочкин,
Я.Муранов и многие другие.
     Брата  одного  из  работников  укома,   18-летнего  Табылды  Толыбаева,
привязали к хвосту лошади и с гиканьем погнали ее по площади.
     Бандиты продолжали грабить и убивать, расправляться с семьями погибших.
Опозоренные девушки, убегая в степь, замерзали там. "Победители" носились по
дворам,  стреляя в кур и прочую домашнюю живность, а потом пьянствовали ночи
напролет.
     Сам   атаман  Серов  и   его  приспешники  даже  называли  себя  "новой
революционной властью", о чем свидетельствует следующий любопытный документ.
     Председатель волисполкома Кумды-Уилской  волости  Кулбасов  получил  от
банды  Серова  такое  предписание:   "Приказываю  Вам   с   получением  сего
предписания в 24-часовый срок представить нам в Батаевскую волость пятьдесят
(50) хороших,  годных в строй лошадей,  пять годных хороших нар* и семьдесят
голов крупного рогатого скота. В случае неисполнения сего приказа мы считаем
вас не подчинившимся новой революционной власти.  В  неисполнение сего будет
выслан  отряд,  который  расправится  с  виновниками.  Лошадей  и  верблюдов
обязательно должны  представить нам  11  сего  февраля,  а  рогатый скот  12
февраля с.г.
     Командир 1 полка Кирьянов".
     ______________
     * Нар - одногорбый верблюд.

     В  левом  углу  штамп:  "Штаб  1-й  атаманской дивизии  "Воля  народа",
февраль, 10 дня, 1922 г. No 31, г. Уил".
     ...Расправившись с  защитниками  города,  Серов  решил  по  возможности
скорей оставить Уил,  опасаясь,  что его могут окружить красные части. Через
несколько дней банда ушла в сторону Бегалы.
     Два  эскадрона  красной  кавалерии,  с  которыми  прибыли  из  Уральска
Еркингалиев и  Мельман,  не застали уже белых в Уиле.  Похоронив с воинскими
почестями павших героев, бойцы начали преследовать банду.
     В  то  же  время из  Оренбурга навстречу белобандитам выступил пехотный
полк и отряд курсантов, которые расположились в селе Красный Яр.
     Серов же, получив сведения от алаш-ордынцев, что из Актюбинска выступил
отряд красных под командой Анашкина, устроил им засаду у Бегалы.
     Внезапно напав  на  ничего не  подозревавших красных,  Серов разбил их,
захватив многих в  плен.  Лишь  небольшому количеству красноармейцев удалось
спастись.  В  этом бою  погибли секретарь Уильского уездного комитета партии
Абрамович и заведующий отделом народного образования Бектасов.
     10 марта 1922 года банда атамана прибыла в село Бахтияр,  расположенное
в 7 км от Красного Яра, и, не подозревая, что красноармейцы находятся рядом,
расквартировала в Бахтияре свой штаб. Утром следующего дня Серов двинул свою
"дивизию" дальше, в направлении села Красный Яр.
     Когда  головная часть  банды  достигла окраин Красного Яра,  заговорили
замаскированные пулеметы красных. Не ожидавшие засады, бандиты сгрудились на
одном месте.  Задние давили на передних,  передние старались убраться из-под
обстрела. Кругом рыхлый снег, кони вязли, сбивали друг друга.
     Оставив убитых  и  раненых,  банда  отступила.  Однако,  не  зная  силы
красных,  Серов вновь атаковал их.  Захлебнулась и эта атака под губительным
перекрестным огнем  пулеметов.  Трупами  бандитов  и  лошадей  были  усыпаны
подступы к Красному Яру.
     Обойти село Серову не давала река,  которая под весенними лучами солнца
сбрасывала ледяной покров.
     В   самый  разгар  боя   в   тыл  серовцам  ударил  эскадрон  уральских
кавалеристов.  Белые  дрались  отчаянно.  Лишь  горстке  бандитов  вместе  с
атаманом удалось прорваться и скрыться в Уральских степях.




     Зверская  расправа  над  коммунистами  в  Уиле  не  обошлась  без  Шуки
Уркимбаева. Это был лишь один из эпизодов его подлой жизни. За ним числилось
многое.
     Следователю  ЧК  Афанасьеву,  милиционеру Еркингалиеву и  красноармейцу
Тюкину было поручено разыскать Уркимбаева и доставить его в губчека.
     Легко  сказать  -   разыскать.  А  попробуй  сделать  это  на  огромной
территории, среди аулов, затерянных в степи.
     Маленький  отряд  проехал  по  многим  аулам;  беседовали  с  жителями,
устраивали засады, но хитрый Уркимбаев умел заметать следы.
     И вот сигнал - Шука в Жетикуле.
     Глубокой ночью был окружен дом,  где остановился предатель. Его связали
сонным.
     Охраняли пойманного поочередно.  В  помощь  взяли  местного милиционера
Базарбая.  Объяснив ему важность задачи по  охране Уркимбаева,  Афанасьев со
своими  помощниками прилегли  отдохнуть  после  почти  недельной  погони  за
предателем.
     Сквозь сон Еркингалиев услышал пистолетный выстрел.  Он вскочил и,  все
еще не сознавая происходящего,  увидел, как валится на пол безжизненное тело
Афанасьева. Схватиться за оружие Казихан не успел - обожгло грудь, и он упал
рядом с мертвым Тюкиным.
     Очнулся Казихан в Уильской больнице.  Пуля Уркимбаева пробила ему грудь
навылет.  Он потерял много крови и  полгода пролежал в  постели.  Тут же,  в
больнице,  Еркингалиев узнал,  что Базарбай приходился далеким родственником
Шуки и предал их. Позднее он был пойман и расстрелян.
     Уркимбаев же скрылся за пределы Уильского уезда.




     Вплоть  до  конца  двадцатых годов  на  территории Западного Казахстана
орудовали различные бандитские формирования.  Для  ликвидации их  был создан
межобластной  интернациональный  отряд  под   названием  "Коммунистический",
состоявший из работников ЧК и  коммунистов.  В  этом отряде служил уже более
полутора лет выздоровевший Казихан Еркингалиев.
     Преследуя одну из банд на границе Туркмении с Казахстаном, отряд прибыл
в город Кунград. Здесь бойцам был предоставлен 20-дневный отдых.
     Казихан поселился в доме члена добровольного отряда Хамзы.  За вечерним
дастарханом Хамза  повел  разговор  о  несправедливости некоторых работников
Верховного суда Каракалпакской АССР.
     - Вот  вчера,  накануне  вашего  приезда,  окончился судебный  процесс.
Невинных людей  приговорили к  расстрелу.  Судил их  судья Урымбаев Абдулла,
говорят,  он из Казахстана прибыл в наши края. А тех людей, что расстреляли,
я знал с детства. Бедняки они. Даже ума не приложу - за какие такие грехи их
на тот свет отправили, - не мог сдержаться Хамза от возмущения.
     - ...Из Казахстана...  Урымбаев...  Уркимбаев...  тьфу,  черт,  как эта
мерзкая фамилия предателя не выходит из головы,  - пробормотал Казихан. - Из
Казахстана...
     Отдых в Кунграде был насыщен подготовкой к новому выступлению, дел было
по  горло,  но  сходство  фамилии  Урымбаева и  Уркимбаева не  давало  покоя
Казихану.  Не  мог он забыть убийцу своих товарищей.  "А что если Урымбаев и
Уркимбаев -  одно и то же лицо?  -  думал он. Нет, не может быть. Предатель,
убийца - и судья Верховного суда... нет, не может быть".
     Хамза  рассказал,   как   выглядит  судья  Урымбаев  Абдулла,   как  он
разговаривает.  И  Казихан  решился.  Он  поделился  своими  подозрениями  с
командиром отряда сотрудником ОГПУ Байбусиновым.
     С большой осторожностью были собраны сведения об Урымбаеве. Выяснилось,
что  по  всей очевидности это и  есть Шуки Уркимбаев,  убивший несколько лет
тому назад следователя ЧК Афанасьева.
     Изменив  имя  и  фамилию,  Уркимбаев прибыл  в  Каракалпакию и,  будучи
человеком грамотным и  неглупым,  быстро  выдвинулся.  Он  занимал должность
помощника прокурора, председателя райисполкома, члена областного суда.
     - Да, высоко забрался этот бывший алаш-ордынский офицер, - подвел итоги
Байбусинов.   -   Голыми  руками  его  не  возьмешь.   Нужны  неопровержимые
доказательства, а нам завтра выступать. Вот разгромим банду Косжанова, тогда
и  возьмемся за него,  а  пока оповестим ОГПУ Актюбинска и  Каракалпакии,  -
заключил Байбусинов.
     - Но  я  живой  свидетель,  которого этот  мерзавец считает мертвым!  -
воскликнул Казихан.
     - Этого мало.  Уркимбаев достаточно хитер и ловок. Вполне возможно, что
он связан с какой-нибудь организацией или бандой. Будем следить за ним. Наша
торопливость может его спугнуть.
     20  августа  1930  года,  по  требованию  Актюбинского ОГПУ,  начальник
Каракалпакского  областного  отдела  ОГПУ   Ковалышкин  в   городе  Турткуле
арестовал Уркимбаева Шуки (он же Урымбаев Абдулла).  При его аресте и обыске
был  обнаружен  револьвер  системы  "наган"  за   No  3038,   принадлежавший
следователю ЧК Афанасьеву.
     В  ходе следствия свидетель Валиев показал,  что ему известно о  связях
Уркимбаева с  главарем банды  Серовым,  которому Шуки  доносил в  письменной
форме  о  местах  расположений  красных  войск,   о  партийных  и  советских
работниках,  оставшихся в Уиле.  Свидетель лично передал уполномоченному ЧК,
прибывшему  из  Уральска,   подлинные  донесения,  составленные  Уркимбаевым
собственноручно.
     Увидев на  очной ставке живого Еркингалиева,  Уркимбаев понял,  что его
карта бита.




     ...Майор  милиции  в  отставке  Казихан  Еркингалиев  -   частый  гость
работников  Управления  внутренних  дел.  Есть  чем  поделиться  ветерану  с
молодыми милиционерами.  Затаив  дыхание,  слушают они  воспоминания старого
чекиста. Он кавалер ордена Ленина, орденов Красного Знамени, Красной Звезды,
медалей.
     Указом Президиума Верховного Совета СССР за активное участие в  Великой
Октябрьской социалистической революции, гражданской войне 1917-1922 годов, в
связи с 50-летием Великого Октября Казихан Еркингалиев в 1967 году награжден
вторым  орденом  боевого  Красного  Знамени  и  медалью  "50  лет  Советской
милиции".
     Он присутствовал на открытии памятника в  Уиле,  где в  братской могиле
похоронены его товарищи по  оружию,  с  кем он в  те далекие года боролся за
Советскую власть. И сейчас стрела памятника защитникам Уила возвещает народу
о  бессмертном подвиге и  отваге коммунистов,  40  дней мужественно стоявших
насмерть против белогвардейской банды.



                       доктор юридических наук



     Много поездил за  свою жизнь Петров по командировкам,  про иные поездки
забыл, но эта - из незабываемых. Было это в 1931 году.
     На Мангышлаке,  в то время малонаселенном и угрюмом, создавалась новая,
колхозная жизнь.  Тысячи  скотоводов,  кочевавших по  полуострову со  своими
табунами и отарами, рвали с вековыми традициями, вступали в колхозы.
     Все это не  нравилось адаевскому байству.  Кое-кто из этой кучки бывших
богатеев тайно  поддерживал главаря  басмаческой банды  Айдарова,  время  от
времени появлявшегося на полуострове со своими головорезами.
     Никто не знал,  где логово Бисембая Айдарова -  в прошлом крупного бая.
Он  ушел с  Мангышлака со  всем скотом и  скарбом еще  несколько лет  назад,
собрал сообщников,  мстил Советской власти,  а  заодно и  наживался за  счет
награбленного.
     Петров получил задание ликвидировать банду.  В его подчинении несколько
десятков бойцов из числа милиционеров и добровольцев.
     Уже  много суток ищут они Айдарова,  который упорно уклоняется от  боя,
хотя и имеет численное превосходство.  Возможно,  Бисембай догадывается, что
его  хотят  загнать "в  мешок"  и  поэтому петляет,  пытаясь оторваться.  Но
наверняка главарь не  знает,  что,  уходя  от  преследования на  восток,  он
приближается тем  самым  к  другому  отряду,  которым  командует Жанабаев  -
непосредственный начальник Петрова.  Отряд Жанабаева идет навстречу Петрову.
Вчера  ночью  Айдаров  метнулся в  безводные пески.  Петров  посоветовался с
проводником Мангыбаем и  своими помощниками.  Решили:  в  пески за бандой не
лезть. Там явно приготовлена засада. Все равно больше двух суток басмачи там
не просидят и выползут к горам Кара-Тау, к воде и прохладе.
     Отряд,  вытянувшись в  колонну по  два,  трусит по лощине,  пролегающей
вдоль взгорья. По расчетам, где-то впереди их путь скрестится с путем банды,
выходящей из песков.
     Время от времени Мангыбай выезжает на откос и оглядывает окрестности.
     Вот он остановился,  сощурил глаза и,  прикрыв их ладонью от нестерпимо
яркого солнца, смотрит в сторону гор.
     Петров подъезжает к проводнику.
     - За тем бугром аул есть!  -  безапелляционно утверждает Мангыбай, хотя
Василий Иванович не видит никаких признаков жилья.
     - Если аул есть,  значит,  вода есть.  Воды попьем,  лошадей напоим,  с
народом поговорим, про банду узнаем, дальше скакать будем.
     Заехать в аул,  значит сделать большой крюк, а следовательно - потерять
время.  Стоит ли это делать?  Мы не знаем,  куда ведет банду Бисембай, может
быть,  в Кара-Кумы?  Тогда он уйдет наверняка! Надо экономить время и искать
следы выхода банды из  песков.  Так рассуждает Петров.  Но Мангыбай защищает
свое предложение.
     - Ты,  командир, знаешь куда банда пошла? Не знаешь. А я знаю, где она?
Тоже не знаю.  Значит, надо людей спрашивать. А может, банда та в ауле есть,
тогда мы  их  поймаем.  Впереди колодцы далеко,  будет там вода или нет,  не
знаем. Надо здесь лошадей поить и воду брать!
     Доводы Мангыбая убедительны.  Что касается утверждения проводника,  что
поблизости находится аул,  то  Петров не  ставил его под сомнение.  Мангыбай
никогда в подобных случаях не ошибался.  Наблюдая, как он ищет следы, слушая
его рассказ о том, что делали люди, оставившие их, Петров невольно вспоминал
героев  Фенимора  Купера  и  Майн  Рида.   Спустя  несколько  лет,  прочитав
знаменитую книгу Арсеньева,  он пришел к выводу,  что бывший его боевой друг
читал следы не хуже арсеньевского проводника Дерсу Узала.
     В данном случае о существовании аула Мангыбай догадался,  увидев овечьи
тропки,  которые  должны  сходиться где-то  у  ближайшего холма.  За  холмом
действительно оказались колодцы, окруженные одиннадцатью юртами.
     Бойцов  группы,  вырвавшихся из  лощины  и  полукольцом окруживших аул,
встретили  только  собаки.   Юрты  оказались  пустыми,  но  не  трудно  было
догадаться,  что  жители  исчезли буквально несколько минут  назад.  На  это
указывали дымящиеся очаги,  в которых кизяк и колючка горели ярким пламенем,
миска с горячей сорпой, оброненное веретено с пучком верблюжьей шерсти.
     Несколько бойцов вызвались прочесать лощинки и  "привести" жителей,  но
Петров запретил это категорически.
     - Отставить!  -  крикнул он резко.  -  Бандитов здесь нет.  Разве вы не
видите,  что  все  кони расседланы и  свободно пасутся.  Народ сам подойдет,
когда увидит, кто мы!
     И,  как  бы  в  подтверждение слов  Петрова,  за  большим  камнем,  что
находился  от  аула  метрах  в  трехстах,  мелькнуло что-то  красное,  затем
показалась голова,  повязанная косынкой.  Потом человек поднялся, потоптался
на месте,  видимо,  вглядываясь в  конников,  и  зашагал к ним.  Минут через
пятнадцать все разбежавшиеся уже спешили к аулу.  Сильнее задымили очаги,  и
бойцы,   рассевшись  на   кошмах,   с   наслаждением  пили  холодный  айран,
гостеприимно предложенный аксакалом.
     - Плохие сейчас дела,  -  жаловался аксакал.  -  Сначала хорошо было. В
прошлом году мы вступили в товарищество.  Своего скота у нас мало.  Райком и
райисполком отдал  нам  лошадей и  верблюдов,  конфискованных у  баев.  Зиму
прожили хорошо,  весной приплод получили.  А  сейчас прячемся в  Кара-Тау от
банды. Бисембай - сын собаки, скот отнимает, его люди портят девок и поганят
женщин.  Тех,  кто не идет с бандой,  бьет камчами, а то и убивает. Спасибо,
что вы прискакали, защитники наши! Я вижу у вас большое ружье, не пулемет ли
это? Пулемет?! Ай, жаксы!
     И  аксакал,  и  собравшиеся за  его  спиной мужчины одобрительно качают
головами, поглядывая на зачехленный пулемет.
     Выдерживая степной  этикет,  Петров  не  торопился выяснить  главное  и
терпеливо выслушивал собеседников, охотно отвечал на многочисленные вопросы.
     Наконец,  улучшив минуту,  он спросил о местонахождении банды.  Аульные
собеседники многозначительно замолчали.  После  некоторого раздумья  аксакал
сказал:
     - Банда,  наверное,  недалеко, батыр. Сейчас я позову своего племянника
Кайнара.
     Пришел рослый,  отлично сложенный парень с камчой за голенищем.  Джигит
почтительно поклонился, по знаку аксакала сел на кошму.
     Расскажи,  Кайнар,  батырам,  что ты узнал сегодня утром. Все вспомни и
расскажи.
     - Хорошо...
     Утром,  когда солнце еще хоронилось за  горами,  Кайнар выехал из аула.
Дядя  велел  поискать  ему  новые  пастбища,  не  занятые  соседями.  Кайнар
спустился в  одну из лощин,  и когда поднялся на гребень,  заметил во второй
лощине спешившегося всадника,  который подтягивал подпругу у седла.  Это был
Султан, табунщик из соседнего аула. Кайнар поскакал к нему.
     - Чуть не пропал сейчас,  -  сказал ему Султан.  -  Будь осторожен и не
разъезжай по вершинам. Там - банда.
     Он махнул рукой в сторону степи.
     Оказалось,  что  километрах в  десяти отсюда,  на  равнине,  Султан пас
табун.  Когда стало светать, лошади забеспокоились. По их поведению табунщик
догадался, что приближаются чужие всадники. Он заехал за круто поднимающийся
бугор и стал вглядываться в предутреннюю мглу.  Вскоре заметил надвигающееся
пятно.  Метрах в сорока от места,  где он затаился,  проехало два всадника с
винтовками.  Это была разведка,  конечно,  бандитская.  Верховые двинулись в
сторону табуна.  Султан повернул коня,  некоторое время ехал шагом,  а затем
поскакал в сторону гор, обещавших спасение.
     Бандиты его не заметили.
     - Видишь,  какая  беда!  Вначале  испугался за  себя,  а  теперь  боюсь
возвращаться в  аул.  Табун банда угнала,  а  с  меня спросят.  Но что я мог
сделать один?..
     Заканчивая свой рассказ, Кайнар сказал:
     - Сам я банду не видел, товарищ командир. Передал вам то, что слышал от
Султана.
     В  беседу  вступил  Мангыбай.  Он  задал  джигиту много  вопросов.  Его
интересовало,  сколько времени тому назад Кайнар встретил Султана, далеко ли
от места, где Султан видел бандитов, как быстрее туда доехать.
     - Знаешь ли ты, джигит, тот холм, у которого Султан пас косяк?
     - Знаю, - ответил Кайнар.
     - Не побоишься ли ты показать нам тот холм хотя бы издалека.
     Кайнар покраснел от обиды.
     - Вы напрасно считаете меня трусом, агай! Я готов ехать хоть сейчас.
     Минут через пятнадцать,  напоив коней и наполнив фляги, группа покинула
аул.  Двигались низинами,  стараясь не  шуметь.  Мангыбай и  Кайнар ехали  с
головным дозором.
     Наконец,  отряд  выбрался  из  холмов  на  равнину.  Кайнар  указал  на
маячивший вдали курган.  Перед всадниками простиралась голая степь.  Никаких
признаков присутствия людей или скота.
     Бойцы простились с Кайнаром и поехали к кургану.
     - Здесь!  -  крикнул Мангыбай, когда отряд прибыл на участок, где трава
была  сильно вытоптана.  Тысячи следов конских копыт оставили небольшие ямки
на   супесчанике.   Они  скрещивались  в   самых  разнообразных  положениях,
перекрывали друг друга.
     Глядя на мешанину следов, Петров почесал затылок.
     - Как же тут определить, в какую сторону ушла банда?
     - Найдем,  -  успокоил его проводник, - я буду искать, а ты уведи отряд
вон в ту лощину. Зачем на виду находиться?
     Отдав команду помощнику,  Василий Иванович остался с проводником, решив
посмотреть, что он будет делать. Надо учиться у Мангыбая!
     А  Мангыбай между тем отъехал метров на пятьдесят в сторону и некоторое
время двигался по прямой,  а  затем повернул направо и  сделал большой круг.
Сидел он в седле,  склонившись набок,  и не отрывал глаз от земли. За первым
кругом последовал второй, более широкий, за вторым - третий и так далее.
     Если бы этот,  на первый взгляд,  странный путь проводника Петров нанес
на  схему,  то  получилась бы раскручивающаяся спираль,  нечто вроде часовой
пружины.
     Прошло примерно полчаса. Проводник наездил по кругу не один километр, и
не  двигавшийся с  места  Петров  оказался  где-то  в  центре  мангыбаевской
спирали.
     "К  чему  эта  карусель?"  -  досадовал  Петров,  но  потом  догадался.
Разъезжая по спирали,  проводник,  конечно же,  стремится добраться до краев
площади,  вытоптанной лошадьми, то есть до краев пастбища, чтобы затем найти
следы ушедшей банды.
     Так оно и  есть!  Мангыбай остановился и потом зигзагами поехал в глубь
степи. Снова остановился и поднял на камче шапку, что означало - "ко мне"!
     Следы  банды,  гнавшей  колхозный  косяк,  образовали выбитую  копытами
полосу, шириной до двухсот метров.
     - Нам надо торопиться! - сказал Мангыбай, - бандиты скакали быстро.
     Петров спросил, по каким признакам он это определил.
     - Смотри сюда, командир! - улыбнулся Мангыбай. - Вот след лошади, у нее
на правой ноге копыто немного отломалось с краю.  Видишь.  Та-ак...  Теперь,
гляди -  вот второй след этого копыта,  вот третий,  четвертый.  От следа до
следа -  полторы камчи.  Широко ноги кидала -  быстро,  очень быстро бегала.
Если одна лошадь быстро бежит, значит и все быстро!
     Широкая  полоса  следов  явилась  надежным  путеводителем.   Опергруппа
уверенно гналась за бандой,  меняя аллюр,  то галопом,  то крупной рысью, то
шагом.  Порой делали короткие остановки: люди разминали ноги ходьбой, а кони
набирались сил для нового рывка.
     Между тем солнце достигло наивысшей точки и  начало клониться на запад.
Это было самое жаркое время дня. Всадники и лошади тяжело дышали, обливались
потом. Надо самому испытать тяжесть летних кавалерийских переходов в здешней
зоне,  чтобы понять,  какая выносливость требовалась от людей. А ведь, кроме
всего прочего, они постоянно подвергались смертельной опасности.
     Местность,  по которой скакала группа, ровна как доска. Лишь в плывущем
по горизонту мареве переливались далекие холмы.
     Метрах в  семистах от основной группы маячит головной дозор,  с которым
скачет Мангыбай.
     "Все пока нормально", - отметил про себя Петров и почти тут же пожалел.
Именно в этот момент в головном дозоре что-то произошло.
     Дозорные остановились, а Мангыбай поскакал вначале в сторону, затем под
углом -  вперед, а потом его конь стал вертеться на месте точно так, как это
было на пастбище.
     Когда Петров подъехал к Мангыбаю,  тот, сидя на корточках, рассматривал
конский помет.
     Кряхтя, Мангыбай поднялся.
     - Во-от  какие дела,  командир...  Мы скачем по следу банды.  Она гонит
косяк.  А  вот следы -  не банды.  Это наши люди проехали.  Наверное,  вчера
вечером, раньше Айдарова.
     - Как ты узнал,  что следы оставила воинская часть и  что проходила она
здесь вчера вечером? - удивился Петров.
     - А  ты сам не видишь?  -  в свою очередь изумился Мангыбай.  -  Пойдем
туда!
     И он повел командира в сторону спешившегося головного дозора.
     - Вот смотри,  как банда скакала! Кучей, все следы один на один. Теперь
хорошо смотри на следы,  края у них ровные, острые. Ветер пыль еще надуть не
успел.  Теперь взгляни,  какой навоз!  Совсем свежий,  засохнуть не успел. Я
считаю,  что  банда  прошла часов  шесть  назад.  Теперь подойдем к  следам,
которые я только что нашел.
     У  следов,  пролегавших в полукилометре от басмаческих,  Мангыбай начал
терпеливо объяснять.
     - Это вчерашние следы.  Ветер ночью дул и  их  немного засыпал.  Видишь
края  осыпались.  Навоз сухой,  только в  середине чуточку влажный.  Значит,
вечер прошел, ночь прошла, еще полдня прошло.
     Мангыбай  уважает  Петрова  за  мужество  и  храбрость,  но  удивляется
вопиющей неосведомленности командира.  Как  этот  образованный человек не  в
состоянии понять совсем простых вещей?!
     "Ой-бай,  -  думает Мангыбай,  глядя на Петрова,  -  как же ты не сумел
заметить,  что у  нас на Мангышлаке лошадей не подковывают,  а  здесь прошли
кованые, аскерские* кони?! Ясно, что это какой-то отряд!"
     ______________
     * солдатские.

     Конечно,  Мангыбай был  прав.  Здесь  прошел  именно военный отряд.  Он
оставил  узкую  полосу  конских  копыт,   в   которой  угадывалась  колонна,
двигавшаяся в построении "справа -  по два", то есть по два всадника в ряду.
Оставалось непонятным одно обстоятельство.  Отряд проследовал немного раньше
басмачей. Неужели они настолько спешили, что не заметили следов неизвестного
отряда?  Где столкнется этот отряд с  Айдаровым?  Возможно,  где-то уже идет
бой?
     Нельзя было  терять ни  минуты.  Петров заторопился.  Только один  раз,
перед вечером,  остановились напоить лошадей и  запастись водой,  для  чего,
скрепя сердце, пришлось свернуть со следа банды в сторону, к колодцам.
     Толстым слоем лежала пыль  на  кошмах,  закрывавших отверстия колодцев.
Видимо,  бандиты не  знали  об  этих  источниках жизни.  Бойцы  с  почтением
поглядывали на своего проводника и дивились, как можно держать в памяти весь
полуостров.
     Сворачивая  к  колодцам,  Петров  не  боялся  потерять  тропу,  всецело
полагаясь  на  Мангыбая.  После  водопоя,  Мангыбай,  пользуясь  ему  одному
известными приметами,  вывел группу на след банды и  табуна в  другом месте,
выиграв несколько километров.
     Два  парных дозора отделились от  колонны вправо и  влево  для  поисков
неизвестного отряда,  и  вскоре левый  дозор  просигналил шашкой,  что  след
найден.
     Петров подозвал Мангыбая.
     - Как ты считаешь, аксакал, где будет ночевать банда?
     - Я думаю,  что они скачут на колодцы Кешкентай-Дала. Там четыре кудука
и в них много хорошей воды,  можно напоить всех лошадей, и своих и краденых.
Пожалуй,  они зарежут кобылиц и будут бешбармачить, а потом крепко спать. Ты
знаешь,  когда едят  бешбармак,  караульные не  выдерживают и  тоже  едут  к
котлам.
     В  этом  высказывании проводника был  и  ответ на  вопрос командира,  и
деликатно выраженный намек на то, как и когда следует навязать банде бой.
     - Ну, а недалеко от Кешкентай-Далы есть еще колодцы?
     - Как же,  есть два колодца в урочище Бзау!  Это место находится правей
кешкентай-далинских кудуков.
     - На каком расстоянии?
     Мангыбай замолчал, соображая. Пожалуй, единственное, в чем он испытывал
затруднение,  это определение расстояний. Собственно, он точно знал, сколько
требуется времени,  чтобы добраться до  того или  иного места,  но  как  это
объяснить Петрову?  Понятие километр он  представлял довольно смутно.  После
ряда недоразумений Петров и  проводник условились,  что за единицу измерения
они будут брать известное им обоим расстояние от Форта Шевченко до рыбацкого
села  Баутина  (3  километра).  Этой  единицей  измерения Мангыбай сейчас  и
воспользовался.
     - От Кешкентай-Далы до Бзау столько надо ехать,  сколько четыре раза от
Форта до Баутина!
     Выходит, двенадцать километров?
     По  мере  оценки  обстановки складывалось решение.  Вначале  надо  было
убедиться, что Айдаров расположился ночевать в Кешкентай-Дале, затем скрытно
занять Бзау и перед рассветом атаковать, покончив с бандой одним ударом.
     - Сколько осталось до Кешкентай-Далы?
     - Пять раз от Форта до Баутина...
     Это значит, два с половиной часа езды.
     Кони притомились, и все чаще приходилось давать им отдых.
     Наступило  время  для   высылки  вперед  усиленного  головного  дозора.
Отделение,  ведомое Мангыбаем,  поскакало в сторону колодцев. Вскоре разъезд
скрылся за сопками.
     Солнце  уже  сползло за  горизонт.  С  быстро остывающих песков повеяло
прохладой, от которой к утру будешь стучать зубами. Наступила ночь.
     Петров принял меры  предосторожности и  подозвал помощников.  Во  время
совещания слева  послышался конский  топот.  Затем  донесся  властный  окрик
бокового дозора и,  наконец,  показались два быстро приближающихся всадника.
Дозорный сопровождал джигита на взмыленной лошади.
     - Кто командир Петров? - спросил джигит, подъезжая.
     Когда  Петров  ответил,  парень подъехал к  нему  вплотную,  спрыгнул с
седла,  пошарил в  верхней части  густого конского хвоста  и  подал  Василию
Ивановичу нечто вроде небольшой куколки из темной материи.
     "Надежный способ перевозки донесений", - подумал Петров.
     Лоскут  темной  материи обматывал скатанный в  трубку приказ Жанабаева.
Выяснилось, что связной больше суток разыскивал Петрова.
     Жанабаев,  оказывается,  точно узнал от своего разведчика,  что Айдаров
еще   неделю  назад   объявил  своим  головорезам  об   отдыхе  у   колодцев
Кешкентай-Дала,  Чекисты,  сказал он,  не  скоро туда доберутся -  заходом в
безводные пески он сбил их со следа. У колодцев Айдаров собирался дать отдых
людям,  дождаться какого-то  важного  человека,  который должен  приехать из
больших Кара-Кумов со стороны Туркмении.
     Жанабаев  скрытно  занял  колодцы  Бзау,  готовится атаковать банду  на
рассвете и приказывает одновременно выступить и Петрову.
     В   конце   приказа  излагалась  краткая  диспозиция:   группе  Петрова
расположиться в  четырех километрах от колодцев,  в  лощине,  которую укажет
связной,  и скрытно,  не разводя костров,  ждать до 3 часов 30 минут. В 3.30
выступить на  исходный рубеж и  по  сигналу красной ракеты атаковать банду в
конном строю.
     Взводные,  командиры отделений и  помощник Петрова инспектор уголовного
розыска Рыскул  Назиров восприняли приказ  как  нечто  должное,  само  собой
разумеющееся.  В нем не заключалось чего-либо неожиданного. Вся группа ходом
событий была подготовлена к тому,  чтобы сегодня разгромить банду.  Конечно,
ночевать без воды и ужина скучновато,  зато завтра все кончится. Можно будет
вернуться в Форт и Баутино, заняться своей основной работой.
     ...Лощина хорошо скрывала спешившуюся группу. С интервалом в 3-5 метров
бойцы,  охваченные дремотой,  прилегли на склонах.  Их кони,  привязанные на
длинные  корды,   бродили  по  дну  лощины.  Свободный  конец  корды  каждый
кавалерист крепко привязал к руке.
     По  гребню расположилось боевое охранение,  несколько впереди -  парные
секреты. Все продумано и подготовлено. Теперь Петров сидел на земле, положив
голову на  колени.  Сознание временами проваливалось,  наплывали и  исчезали
видения.
     Резко  качнулось в  сторону  уставшее  тело.  Рука  сама  выпрямилась и
уперлась в песок. Разом оборвались видения. Сон как рукой сняло. Петров стал
напряженно вслушиваться.  Степь молчала. Должны были уже вернуться Назиров и
Мангыбай.  Полтора часа назад они уехали на разведку в сторону колодцев.  Их
сопровождало шесть бойцов.  Наконец он уловил легкое шуршание,  и  на гребне
появились силуэты всадников.  Разведка вернулась. Впереди - все спокойно. До
колодцев бойцы  не  доехали примерно полкилометра.  Слыхали ржанье  лошадей,
выкрики,  видели слабо вспыхивающее за ближней сопкой зарево костра. Словом,
банда на месте...
     Наконец светящаяся стрелка часов поползла к цифре, указанной в приказе.
Нужно много дней провести в походах,  хорошо сработаться,  узнать до мелочей
друг друга,  чтобы,  как говорят военные, разобраться, не мешкая, в темноте,
привести себя и коня в готовность, занять свое место без шума и суеты.
     Отданы команды. Несколько минут сборов - и колонна тронулась.
     Бойцы строго соблюдали приказ - "не курить, не разговаривать, пресекать
ржание коней!" Каждый понимал,  чем позднее вражеские часовые заметят отряд,
тем  больше  шансов  захватить  врасплох  противника,  который  численностью
значительно превосходит обе  небольшие опергруппы и  к  тому же  находится в
обороне.
     Петров все время сверяет направление по компасу и  звездам.  У Мангыбая
нет компаса,  да он в нем и не нуждается.  Он уверенно ведет по звездам,  по
приметам местности и еще по каким-то признакам, известным только ему.
     Между  тем  стало светать.  Черное небо  постепенно серело,  потускнели
звезды.  Стали различимы всадники,  резче очерчивались вершины гребней.  Еще
полчаса, - и на востоке протянется алая полоска зари.
     Впереди - тишина. Совсем немного осталось от колодцев.
     "Уж не ушла ли банда?" - встревожился Петров.
     - Вон за той сопкой - колодец! - шепнул ему Мангыбай.
     - Хорошо. Отъезжай назад! - вполголоса приказал Петров.
     В  тот  же  миг  вздрогнули  всадники,  захрапели  и  заметались  кони.
Хвостатый шар красной ракеты взвился к  звездам и,  на секунду задержавшись,
ринулся вниз, рассыпая искры.
     - Винтовки на руку!  Шашки вон! - нараспев, по-кавалерийски скомандовал
Петров.
     - Р-равнение на меня: марш-ма-арш!
     Дружно  рванулись вперед  кони,  пригнулись к  гривам лошадей всадники,
потные от напряжения руки крепко сжимают тяжелые казацкие шашки.
     Минута.   Другая.   Третья.  Лавина  конников  вылетела  на  гребень  и
покатилась под  уклон,  в  круглую котловину,  на  дне которой темнеют кучки
лошадей и пятна спящих. Краснеют остатки костров.
     Слева на соединение под углом скачет цепочка всадников Жанабаева.
     Атаку басмачи заметили поздно.  Заметались, беспорядочно отстреливаясь.
Бандиты сбивались в кучки,  поднимали руки,  размахивали белыми тряпками, со
страхом взирая на клинки окружающих их всадников.
     Не  все  решили  сдаваться.  Группа  из  десятка басмачей пробивалась к
лошадям.  Паля  из  винтовок и  револьверов,  они  достигли цели.  Торопливо
развязали  путы,  подтянули  подпруги  и  вскарабкались в  седла.  Но  бойцы
Жанабаева подоспели вовремя.  Короткая схватка - и все кончено. Байское ядро
банды перестало существовать. Ее главарь Айдаров в первые же минуты был убит
в схватке.
     Сражение выиграли почти без потерь.
     Сложено в  кучу  бандитское оружие.  Чего  здесь только нет!  Несколько
заграничных винтовок,  ржавые казачьи шашки, русские трехлинейки. Это оружие
уральских белоказаков,  остатки которых прошли в девятнадцатом году до Форта
от самого Гурьева,  занятого Красной Армией.  В  лютую зимнюю стужу двигался
обоз белоказачьего генерала Толстова. Гибли казаки от тифа и морозов. Весной
кочевники находили винтовки, шашки, револьверы, цинковые ящики с патронами.
     Петров  молча  разглядывал пленных,  которые  испуганно жались  друг  к
другу.  Через два-три дня большинство из них, обманутых и запуганных баями и
муллами,  разъедутся по  своим  аулам.  И  долго еще  суждено им  проклинать
Айдарова  и   благодарить  людей   с   красными  петлицами  на   воротниках,
освободивших их от байских пут.
     - Петров!
     Оклик Жанабаева вывел чекиста из задумчивости.
     Петров  подошел  к  начальнику,  разговаривавшему с  двумя  оборванными
басмачами.
     - Вот какое дело,  Василий Иванович! Одного из главарей мы проворонили!
Нет сына Айдарова - Идриса. Вот они уверяют, что Идрису удалось сбежать. Они
видели,  как он ускакал.  Идрис -  опасный тип,  и его надо поймать, достать
из-под земли.  Уверен, что вы лучше других это сделаете! Отберите себе людей
и в погоню.
     Приказ  не  привел  Петрова  в  восторг.  После  боя  хотелось  немного
отдохнуть.  Но ничего не поделаешь.  Надо перестраиваться и  думать только о
выполнении приказа.  Сын бывшего главаря банды опасен, наверняка он не будет
сидеть сложа  руки  и  может "обрасти" новыми головорезами.  Он  должен быть
пойман! Чем скорее, тем лучше, и это зависит от Петрова.
     Охотников в погоню за Идрисом Бисембаевым нашлось более чем достаточно,
но   Петров   отобрал   пятерых.   Пришлось  уступить  настояниям  Назирова,
категорически потребовавшего у  Жанабаева и  Петрова включить его  в  группу
преследования.
     Василий Иванович не мыслил себе погони без участия Мангыбая,  с которым
в  последнее время почти не  расставался.  Пока чекист размышлял,  удобно ли
тревожить пожилого  уставшего человека,  Мангыбай начал  собираться,  вытряс
хуржуны,  заново  уложил в  них  свои  пожитки и  продукты,  залил  водой  и
закупорил трехлитровую бутыль.  И в тот момент, когда Петров уже решил ехать
с  другим проводником,  Мангыбай подошел к  нему  с  просьбой взять себе под
седло одного из трофейных жеребцов.
     - А  зачем тебе сейчас лошадь,  твоя отдохнет пару дней,  и все будет в
порядке.
     - Зачем ждать два дня?  Идрис исчезнет тогда.  Его надо быстро догнать!
Ты едешь, и я с тобой еду. Давай мне нового коня!
     Петров был растроган.  Он готов был расцеловать проводника,  но степной
этикет считает неприличным сентиментальности в отношениях мужчин.
     Обязанности по  сборам  распределились сами  собой.  Назиров,  подбирая
основных  и  запасных  коней,  готовил  оружие,  патроны,  запасался  водой,
пайками,  а  Петров и  Мангыбай выясняли и  уточняли нужные им сведения.  Их
можно было получить только от  пленных бандитов.  Никто из  них  не  подумал
укрывать  айдаровского  щенка,  которого  они  дружно  ненавидели.  С  каким
зазнайством он держал себя в банде, глумился над старшими по возрасту.
     С  их  помощью  словесный портрет  Идриса  получился довольно полным  и
точным, и при встрече, даже случайной, в степи опознать его было нетрудно.
     На  след  идрисовской  лошади  вышли  сразу  же.  На  целине  отчетливо
виднелись следы попарно выбрасываемых копыт.
     - Скакал  галопом!  -  определил Петров,  начавший  постигать искусство
следопыта.
     - Молодец!  -  похвалил Мангыбай, когда командир поделился с ним своими
выводами. - Скоро я тебе не нужен буду, один сможешь по степи гулять!..
     ...Третьи  сутки  продолжается изнурительная погоня.  Идрису  не  более
двадцати пяти лет, но хитрит он, как старый конокрад. Движется не по прямой,
а зигзагами, делает петли по десять, пятнадцать километров.
     Давно  исчезли следы того  коня,  по  которым начиналось преследование.
Бандит бросил его вечером первого дня во встречном кочевье и заменил свежим,
отнятым у пастухов.  Таким же путем сменил второго,  третьего, пятого. Люди,
пасшие в  степи скот,  еще не  знали о  конце банды и  почитали за  благо не
связываться с этим человеком.
     Уже на  седьмой лошади скачет Идрис,  но запутать преследующих ему пока
не удалось. Как только он ни хитрил! Кружил по затоптанным скотом пастбищам,
около пятнадцати километров вел за собой верблюда,  который затаптывал следы
его  коня.  И  все  напрасно.  Мангыбай разгадывал все  его  фокусы.  Однако
Мангыбаю пришлось туго,  когда  пересекали неширокий хребет  малорослых гор.
Здесь каменные отложения выпирали наружу,  и Идрис старался ехать по камням.
Наивный  человек!   Единственно,   чего  он  достиг,   это  осложнил  работу
проводника.  Мангыбаю приходилось слезать  с  коня  и,  почти  касаясь щекой
каменных плит, искать следы копыт идрисовского скакуна.
     Применял   басмач   и   более   хитрые   приемы,   позаимствованные   у
профессиональных контрабандистов.  Однажды  следы  идрисовского коня  завели
погоню  в  странные  пески.  Странные  потому,  что  они  представляли собой
сравнительно небольшой  остров  среди  сероземов.  Точно  сказочный  великан
принес в огромном мешке песок и высыпал его в степи.
     Между барханчиками рос кустарник до метра высотой, с жесткими, колючими
стеблями и шершавыми листьями, цвета заношенного хаки.
     - О-о,  -  протянул Мангыбай,  -  здесь колодцы должны быть  с  хорошей
водой.  Травка растет, кустики растут, значит, внизу вода близко! Идрис сюда
не зря скакал!
     - Ты стой у  следа,  -  приказал он одному бойцу,  -  а  я  поеду кудук
искать!
     Через несколько минут колодец нашелся.  Вода  была  холодная,  вкусная.
Пили и умывались люди, шумно втягивали влагу кони.
     Но  за  радостным  подъемом  последовало  разочарование.  В  нескольких
десятках метров от колодца след идрисовского коня исчез.
     - Я тут ни при чем, - оправдывался боец, хотя его никто и не обвинял. -
Мне Мангыбай велел след караулить,  и  я стоял,  хорошо караулил.  Там где я
стоял, следы есть, а вперед поехали, и они пропали!
     Мангыбай всерьез забеспокоился,  закружил на своем жеребце по барханам.
Вдруг он стал хохотать.
     - Ай, хитрый собака! - кричал он весело. - Ай, собака!
     В   тоне   и   жестикуляции  проводника   чувствовалось  и   восхищение
изобретательностью врага, и радость, что ему удалось разгадать его уловку.
     Все  поскакали к  Мангыбаю,  который щелкал  языком  и  хлопал себя  по
коленям.
     - Смотри, что сделал этот сын лисицы!
     По   песку  тянулась  полоса  шириной  сантиметров  тридцать-пятьдесят,
состоящая из неровных продольных царапин, не имеющих конца.
     - Вон он что делал!  - и Мангыбай указал в сторону обломанных веточек и
ямок туда,  где кустики были вырваны с корнем.  Петров вспомнил,  что где-то
читал  о  заметании следов  нарушителями границы.  Кто  познакомил Идриса  с
такими приемами? Есть над чем подумать чекистам.
     Что же  все-таки сделал бандит?  Он наломал кустарник,  связал стебли в
пучок, а конец веревки, вероятно, привязал к седлу. Получилось некое подобие
метлы без черенка.  Бегущая лошадь волокла за собой метлу,  которая царапала
землю и  заравнивала следы копыт.  Расчет простой -  следы копыт исчезли,  а
ветерок засыпет бороздки, и погоня останется с носом!
     Все  посмеялись над  незадачливым изобретателем,  но  вместе  с  тем  и
забеспокоились. Первым высказался Назиров.
     - Скоро кончатся четвертые сутки,  как  мы  гонимся за  Идрисом,  а  он
по-прежнему насторожен. Неужели знает, что за ним погоня? Каким образом, кто
его информирует?
     - Не думаю,  -  ответил Петров,  -  Идрис опережает нас примерно на два
перехода. Обогнать нас вряд ли кто мог. У Идриса чувствуется хорошая выучка.
Надо выяснить, кто стоит за всей этой бандой.
     - Нужно еще быстрей ехать,  командир,  -  вмешался Мангыбай. - Теперь я
знаю, Идрис скачет в Сарыкамыш, а там мы его не поймаем.
     Петров  вчера  пришел  к  выводу,  что  бандит  наверняка  стремится  к
затерявшемуся в пустыне озеру Сарыкамыш.  В этом районе летом много кочевок,
среди которых легко исчезнуть бесследно.  За  Сарыкамышем начинаются обжитые
места,  десятки дорог.  Не так уж далеко до Хивы, Ташауза, Нукуса, Ургенча и
других городов поймы Аму-Дарьи.  Если беглец доберется до  озера,  то погоню
можно считать безрезультатной.
     Однако  Петров  и  Назиров  надеялись на  то,  что  бандит  обязательно
допустит какую-либо оплошность и тем самым облегчит их задачу.
     И они не ошиблись...
     С детства Идрис привык к седлу,  но четырехдневная,  почти беспрерывная
скачка обессилила,  утомила его. Он мчался, гонимый страхом погони. С каждой
возвышенности Идрис  осматривал горизонт.  Далекие кусты  и  камни готов был
принять за  выслеживающих его чекистов.  Только бы уйти,  только бы запутать
свои следы!  Басмач делал в этом отношении все возможное, вспоминая рассказы
отцовских друзей о  том,  как  они угоняли табуны и  путали следы,  уходя за
кордон или возвращаясь оттуда.
     До  желанного Сарыкамыша не так уж далеко.  Горизонт чист.  Если даже и
есть погоня,  то она,  конечно,  сбита с толку. Так думал Идрис, подъезжая к
неизвестному аулу,  в  центре  которого  возвышалось несколько  юрт,  крытых
новыми кошмами.
     От детей,  возившихся у родничка,  он узнал,  что перед ним кочевка бая
Кудайбергена,  и  она  движется тоже к  Сарыкамышу.  Услыхав имя бая,  Идрис
вскрикнул от  радости.  О  Кудайбергене он  слышал раньше от  отца.  Этот  в
прошлом крупный скотовладелец умел держать в руках своих родичей. Второй год
правдами и неправдами Кудайберген увиливает от налогов и конфискации, кочует
в таких местах, куда руки районных властей не могут дотянуться.
     Басмач стеганул усталого коня и смело поехал к самой большой юрте.
     Сидевшие у  очагов женщины с  испугом смотрели на  запыленного путника,
голые ребятишки бежали с  дороги за  юрты  и  из-под  прикрытия разглядывали
незнакомца  с   карабином  за  плечами.   Разношерстные  собаки  исступленно
бросались на Идриса.
     От  бандита  не  укрылись настороженные взгляды  мужчин,  лица  которых
мелькали за дверями юрт.  Никто не выходил к нему навстречу. Соблюдая обычай
вежливости,  Идрис  подъехал к  белой  юрте  с  тыльной  стороны и  смиренно
остановился, не слезая с коня.
     - Выйди, сын, и узнай, какого гостя нам послал аллах! - донесся до него
скрипучий голос из юрты.
     - Ассалям  алейкум!  -  приветствовал Идрис  вышедшего к  нему  мужчину
средних лет.
     - Алейкум  ассалям,  -  ответил мужчина.  Заправленная в  широкие штаны
белая рубашка его на животе выпирала углом.
     "Наверное,  держит там на всякий случай "шолаак-мултук"*, - решил Идрис
и протянул встречающему две руки.
     ______________
     * винтовочный обрез.

     Последовало рукопожатие.  Идрису сделалось не по себе от настороженного
и  не  очень  дружелюбного взгляда  будущего хозяина.  Но  как  этот  хозяин
изменился,  как заулыбался и  как рысцой заспешил в юрту,  когда узнал,  что
гость - сын главаря банды Бисембая.
     Кудайберген оказал  гостю  почетный прием.  Встретил у  входа  в  юрту,
посадил его,  грязного и пыльного,  на текинский ковер и подбросил подушки в
бледно-розовых наволочках.
     - Эй,  кто там! - крикнул Кудайберген. - Режьте барашка! Согрейте воды!
Приготовьте дорогому гостю чистую одежду!
     Бай отлично знал обычаи гостеприимства,  и только когда гость (с трудом
скрывавший,   как  он  голоден)  выпил  несколько  пиалок  чая  и  насытился
баурсаками,  был задан вопрос: куда и зачем джигит держит путь? Идрис придал
лицу выражение значительности.
     - Отец,  -  соврал он, - велел мне ехать в Хорезм и встретиться с одним
человеком. Он должен передать отцу много денег и пулемет.
     - О-о!  -  протянул бай уважительно.  - Когда тебе, джигит, надо быть в
Хорезме?
     - Не скоро, через месяц.
     - Ну,  тогда хорошо, - обрадовался Кудайберген возможности выслужиться,
- ты поживешь у меня,  отдохнешь.  Потом я тебя доставлю в Сарыкамыш,  а там
много дорог к Хорезму.
     Именно такого приглашения ждал Идрис,  но, получив его, скрыл радость и
поблагодарил хозяина неторопливо,  с  достоинством.  В  этот  момент  Идриса
охватило  то  самое  состояние  успокоенности,  на  которое  и  рассчитывали
чекисты.
     Идрис  с  наслаждением развалился на  одеялах  в  отведенной ему  юрте,
выковыривая застрявшее в  зубах мясо.  Басмач думал уже не о  чекистах,  а о
том,  как  удобней  договориться с  миловидной  вдовушкой,  заботам  которой
догадливый Кудайберген вверил гостя.
     А  в  это  время  недалеко  от  аула  Петров  и  Назиров  расспрашивали
кудайбергенского пастуха, как быстрей и незаметней оказаться у байской юрты.
     Увидев всадников в  военной форме,  пастух вначале бросился бежать,  но
Назиров догнал его и преградил путь.
     - Кого ты боишься,  товарищ? - спросил он, - Разве это твое стадо? Если
бы у тебя было столько овец,  ты не ходил бы в рваной рубашке и босиком.  Мы
из ГПУ,  защитники бедноты и батраков.  Скажи, кто завел тебя и твою семью в
такую даль и куда движется ваш аул? Чей это аул?
     Назиров знал наверняка,  что в здешних местах нет колхозных кочевий, но
зато они могут быть облюбованы перекрасившимся баем.
     Пастух вначале отмалчивался,  но  затем  накопившиеся обиды прорвались.
Да,  он  дальний родственник Кудайбергену.  Раньше  Кудайберген был  бай,  а
Сейчас он имеет документ учителя.  Где он взял такой документ?  Точно пастух
не  знает,  но  был  слух,  что  такую  справку  дал  "писарь"*.  Свой  скот
Кудайберген распределил между бедными родственниками и взял клятву,  что они
до  поры до времени сохранят овец,  лошадей и  верблюдов,  а  когда настанут
лучшие времена - вернут сполна.
     ______________
     * то есть секретарь аулсовета.

     - Какой же  вам  расчет возиться с  байским скотом,  раз его надо будет
возвращать? - спросил Петров.
     - Скот действительно надо вернуть,  но половину-то приплода Кудайберген
нам дарит!
     - Ты   и   другие  бедняки  сделали  неправильно,   что  не   послушали
уполномоченных Советской власти и пошли,  как верблюды, привязанные к хвосту
байского коня.  Заведет он вас знаете куда?  Но,  об этом после поговорим...
Приезжал сегодня кто-нибудь к баю?
     - Да,  да,  -  закивал головой пастух, - сегодня утром приехал джигит с
винтовкой на рыжей лошади.  Наверное,  издалека ехал: грязный и конь мокрый.
Говорят, его прислал какой-то важный человек.
     - Покажи нам, товарищ, самый близкий и скрытый путь к байской юрте.
     Пастух ловко вскарабкался на  круп  назировского коня и  велел ехать по
лощине.  Через некоторое время он спрыгнул и пополз на откос, жестом маня за
собой Назирова.
     С пригорка аул был отлично виден. До крайних юрт было не больше трехсот
метров.
     - Смотри,  -  сказал провожатый Назирову,  -  видишь белую юрту?  Там -
Кудайберген.  А  вот  справа серая юрта с  белым боком...  Видишь?  В  ней -
приезжий. Ну, я возвращаюсь.
     Пастух сполз с откоса и побежал к отаре...
     Душевное успокоение,  сытный  обед  и  жаркие  объятия женщины повергли
Идриса в глубокий сон.  А когда он,  наконец,  пришел в себя,  его руки были
крепко  связаны,   юрта  полна  военных,  рядом  с  ним  сидел  перепуганный
Кудайберген.    Он   беспрерывно   оглаживал   дрожащей   рукой   бороденку,
приговаривая: "Ой-аллай, ой-аллай!"
     Кудайберген подлежал аресту по нескольким статьям уголовного кодекса, в
том  числе за  незаконное хранение винтовки и  обреза с  патронами.  Назиров
нашел во  время обыска мешочек с  царскими золотыми и  целый хуржун бумажных
ассигнаций  -  царских,  колчаковских и  даже  толстовских,  отпечатанных на
туалетной бумаге.
     - Для чего вы их храните? - спросил Назиров.
     - Как знать, - неопределенно хмыкнул Кудайберген.
     "Ну,  вот теперь,  кажется все, - облегченно вздохнул Петров, - если не
считать,  что  с  этими  двумя  типами  мы  должны  добраться до  ближайшего
райуполномоченного ОГПУ..."
     А это нелегко. Большей глуши трудно себе представить. Кудайберген знал,
где   можно  вольготно  себя   чувствовать!   Вокруг  на   сотни  километров
полупустыня.  Много дней надо ехать верхом,  чтобы попасть на базу Жанабаева
или в Форт Шевченко. Пожалуй, ближе будет пойма Аму-Дарьи.
     Пока  Назиров  договаривался со  скотоводами об  откочевке в  ближайший
колхоз,   Петров  допрашивал  Идриса.   Бандит  еще  не  освоился  со  своим
положением, не знал, как с ним поступят, и смертельно трусил.
     - Я все расскажу,  - скулил Идрис, - все расскажу и всех покажу. Только
не губите меня. Я маленький человек - бала, я только выполнял волю отца.
     Присев на корточки, Петров торопливо записывает.
     ...Нависла  угроза  над  родом  знатных степных баев  Айдаровых.  Народ
конфискует скот.  Нет,  Айдаровы так  просто не  сдадутся!  Есть свои люди в
Кара-Калпакии,  в  Туркмении.  Они помогут укрыть скот и,  в случае неудачи,
перегнать стада в  Иран.  Какая неудача имелась в виду?  Отец надеялся,  что
должны произойти перемены к  лучшему для нас.  Он  часто говорил,  что мы  -
знатные роды,  призваны управлять Мангышлаком, а власть голодранцев падет...
Айдаров тайно перегнал скот на  юг,  туда же  нехожеными тропами отправилась
байская  семья.   Сейчас  она  где-то  в  Кара-Калпакии.  Идрис  рассчитывал
добраться до Аму-Дарьи,  найти семью,  а там решить,  как быть дальше. Кроме
того,  он  надеялся  на  помощь  человека  из  Хорезма,  которого  собирался
отыскать.  Человек этот,  приезжавший из  Хорезма,  долго говорил с  отцом с
глазу на глаз и ночью уехал.  Кто он -  отец не сказал,  но Идрис знает, как
его отыскать,  и, если хочет начальник, он найдет таинственного гостя. После
отъезда хорезмца Айдаров воспрянул духом,  осмелел.  "Не  все пропало,  дети
мои!  -  говорил он близким родственникам.  -  В других странах нас жалеют и
поддерживают.  Если не победим,  уйдем всем родом в Персию.  Там нас примут,
как родных..."
     ...В  ожидании лучших времен Айдаров с сыном и некоторыми другими баями
укрылись во  впадине Барра-Кельмес.  Отсюда  совершались налеты на  колхозы,
фактории, караваны.
     ...Откуда отец брал оружие?  Где он достал английские скорострелки?  Не
знаю, не могу сказать...
     "Ничего,  скажешь,  все  скажешь  со  временем",  -  усмехнулся Петров,
заканчивая последнюю страницу объемистого протокола допроса...
     Настало время решать, что делать дальше.
     Поздно  вечером  состоялось  оперативное совещание.  Назиров  и  Петров
решили посоветоваться со всеми бойцами.
     - Давайте  подумаем,  куда  лучше  выходить:  возвращаться в  Форт  или
двигаться в  сторону городка Куня-Ургенч,  то  есть добираться до ближайшего
райуполномоченного ОПТУ?  Судя по карте,  до Куня-Ургенча километров двести.
Из местных жителей туда никто не ездил.  До Форта вдвое больше,  и  дорога -
сплошная пустыня. Впереди же у нас - селения, и с водой здесь лучше.
     - А что Мангыбай скажет? - спросил в заключение Петров.
     Проводник  сидел  в  глубокой  задумчивости.   Наконец  он,  не  спеша,
заговорил.
     - В этих местах я тоже никогда не был и к большой реке не ездил. Сюда я
привел вас по  следу Идриса.  По-моему,  надо идти на Куня-Ургенч.  Командир
прав - это надежный путь. Я найду дорогу и на Сарыкамыш и на Куня-Ургенч, но
надо бы помощника из здешних людей.
     Помощником к Мангыбаю взяли Ермека,  того пастуха, который помог отряду
захватить Идриса.
     Вначале Ермек; как и все сородичи, заявил, что не знает пути к реке, но
позднее  подошел к  Назирову и,  смущенно улыбаясь,  сказал,  что  "наврал с
испугу".
     Узнав,  что их  не собираются расстреливать на месте и  повезут на суд,
Идрис и Кудайберген успокоились, последний даже просился в проводники.
     - Вот правильно,  -  смеялся Мангыбай,  - меня отправьте домой, а этого
кабана возьмите в поводыри. Он вас выведет!
     ...Путь к  Куня-Ургенчу был однообразным и  напряженным.  Арестованные,
видимо,  ни на минуту не оставляли мысли о побеге, не спали ночами, воровато
озирались днем.  Но  возможности к  побегу не представлялось.  Петров и  его
товарищи вздохнули облегченно лишь тогда, когда надзиратель Куня-Ургенчского
домзака вынул  ключ  из  замка  камеры,  за  дверью которой остались опасные
арестанты.
     Куня-Ургенч принес заслуженный отдых  всем,  кроме Петрова и  Назирова.
Как только Идрис попал в тюремные условия, допрашивать его стало значительно
трудней. Поняв, что с ним поступают по закону, бандит осмелел, на допросах с
ухмылкой ссылался на плохую память и даже начал дерзить. Петров не показывал
виду,  что  его  задевает  наглость  байского сынка,  и  однажды  спокойно и
обстоятельно перечислил четыре  пункта  статьи  пятьдесят восьмой уголовного
кодекса, под которые подпали преступные действия обвиняемого.
     - А как наказывает закон? - спросил подследственный.
     - Расстрел  с  конфискацией  имущества,   если,  конечно,  не  найдется
смягчающих обстоятельств.
     - А в моем деле есть смягчающие обстоятельства?
     - Это  дело  суда,   -  сухо  ответил  Петров,  -  лично  я  смягчающих
обстоятельств не вижу.
     Идрис побледнел,  соскользнул со стула и  пополз к  Петрову на коленях,
прося сделать ему снисхождение...
     Наконец  пришел  ответ  на  телеграмму,  посланную  в  день  приезда  в
Куня-Ургенч.  Передали  приказ  -  арестованных отправить по  этапу,  отряду
возвращаться домой. Домой! Наконец-то!
     Это  были  долгие дни  вынужденного отдыха.  Путь  назад был  не  менее
длинным и  сложным,  чем из  дома в  здешние места.  Сейчас потребовалось бы
несколько часов  полета,  а  тогда...  Вначале плыли  вверх по  Аму-Дарье на
пароходике -  странном плавучем сооружении,  походившем на самоходную баржу.
Затем  поездом добирались до  Ташкента.  Потом  были  Кзыл-Орда,  Казалинск,
Аральск,  Актюбинск,  шумный Оренбург с  мосток через быстрый Урал,  степной
Бузулук с домами из толстых бревен и, наконец, Самара!
     Снова -  пароход.  Совсем не такой, как аму-дарьинский. Белый, стройный
красавец с лесенками и удобными палубами. Только очень много здесь нарядного
народа! Днем Петров с товарищами отсиживались в каютах, стыдясь показываться
на палубе в  своем выгоревшем,  исполосованном ремнями обмундировании.  Зато
ночью они с наслаждением вдыхали влажный волжский воздух.
     Наконец, шумная, арбузно-рыбная Астрахань.
     С волнением Петров и Назиров шли по трапу, переброшенному с дебаркадера
на  морской пароход "Подарок 1  Мая".  Последний этап пути!  Последние сутки
долгой, долгой разлуки с близкими!
     Через  сутки  пароход вошел в  устье Урала.  На  плоских берегах рыбаки
натужно вытягивают невода, поплавки которых качаются на мелкой речной волне.
Гигантские полукружья неводов мешают пароходу.  Капитан то  и  дело  дергает
ручку звонка и  кричит в трубку:  "Тихай!",  а то и "Стоп!".  И кажется,  не
будет конца этому путешествию.
     Но  вот  он,  последний  изгиб  реки.  Из  штанги  у  пароходной  трубы
вырывается клуб пара,  и мощный рев гудка оглушает пассажиров. "Встречайте!"
- ревет гудок.
     И их встречают.
     Не  стесняясь людей,  повисает  на  шее  Петрова  жена.  Она  покрывает
поцелуями почерневшее за разлуку лицо мужа.
     Мангыбай терпеливо стоит  сзади.  Он  смущен.  Зачем  целовать мужа  на
глазах чужих людей?  Конечно, эта красивая женщина соскучилась, она достойна
уважения потому,  что  любит  мужа,  но  проявляй свою  любовь в  тысячу раз
больше,  только не здесь! Так воспитан Мангыбай. Сдержанности его учил отец,
так же воспитывает он своих сыновей, дочерей и сноху.
     ...К  берегам родного Мангышлака Мангыбай и пять добровольцев отплывали
на моторной рыбнице.  Провожая его, Петров испытывал такое чувство, будто он
навсегда теряет дорогого и близкого человека.  Впрочем, так и оно случилось:
чекист и  проводник виделись действительно в  последний раз.  Вскоре Петрова
перевели на север Казахстана, и больше встретиться им не довелось.
     Но  Василий Иванович на  всю жизнь сохранил в  своем сердце образ этого
чудесного человека,  а  опыт  Мангыбая помог Петрову позже раскрыть не  одно
преступление.




     Разговор начальника окружного отдела  ОГПУ  И.Ф.Калашникова с  Петровым
состоялся поздно вечером.
     Свет настольной лампы под  абажуром,  похожим на  берет,  освещал часть
массивного стола, бумаги и сильные руки старого чекиста. Лицо его находилось
в  полутени,  но  Петров  хорошо  видел  спокойные  и  проницательные  глаза
начальника.
     Говорил Калашников неторопливо,  короткими фразами командира.  Это  был
человек,  прошедший сквозь огонь первой мировой и  гражданской войн,  сквозь
бесчисленные бои с махновцами, антоновцами, анненковцами и прочей нечистью.
     ...Отец братьев Кенжетаевых был до революции крупным баем и чиновником.
Он умел властвовать и  ладить с уездным начальством.  Через Кенжетая царские
чиновники влияли на  "иногородцев".  Сохранил свою  силу  Кенжетай и  тогда,
когда на севере и за морем гремела гражданская война,  а Прикаспий был тылом
белоказачьей  армии.   Старый  бай   умело   лавировал  между  белоказаками,
полуфеодалами и алаш-ордынцами. Когда стало ясно, что победит Красная Армия,
хитрый Кенжетай сформировал из  родичей отряд,  получил винтовки и  ездил по
степи.  Потом в течение ряда лет он рекламировал себя как красного партизана
и  даже  сумел  сына  Кожгали,  бывшего  алаш-ордынского  офицера,  устроить
каким-то волостным начальником. Братья Кожгали - готовящийся в муллы Мукаш и
недоучившийся в  гимназии Айдар,  сидели в  родовом ауле  и  вели осторожные
беседы со скотоводами о непрочности существующей власти.
     Смирное поведение байских отпрысков кончилось,  как  только  попытались
отобрать у  Кенжетая скот  за  недоимки и  укрытие от  налогового обложения.
Кенжетай скоропостижно умер,  а его сыновья,  лишенные советов хитрого отца,
не  смогли  придумать ничего  иного,  как  выкопать  винтовки  и  обстрелять
представителей власти.
     Спрятав где-то  часть скота,  Кожгали,  Мукаш и  Айдар создали кочующую
банду, в которой находили пристанище байские сынки и разные деклассированные
элементы.
     Не раз за ними гонялись отряды милиции, но братьям всякий раз удавалось
ускользнуть.  Однажды добротряд под командой опытного чекиста загнал банду в
пески и  навязал ей бой.  Половина бандитов была уничтожена,  в  том числе и
Кожгали.  Через  несколько  дней  уполномоченный  ОГПУ  выследил  и  убил  в
завязавшейся перестрелке среднего брата.  Младшему удалось скрыться, и о нем
долго не было никаких вестей. И вот теперь он снова объявился.
     - Айдар  Кенжетаев  -  последний  из  братьев,  но  не  последний среди
бандитских элементов.  Он имеет опыт борьбы с  нами,  хитер и  очень опасен.
Перешел на  нелегальное положение.  На  него работает кое-кто  из  родичей и
единомышленников.  Кенжетаеву легче следить за нами, чем нам за ним. Посылка
в  пески отрядов ничего не давала и не даст.  Степные слухи всегда опережают
отряды.  Взять Кенжетаева можно, только если поехать за ним в одиночку. Один
на один!  С  проводником,  не более.  Кенжетаев нужен нам живой,  так как он
много знает.  Взять его и доставить в оперсектор поручаю вам. Ничего, что вы
молоды.  Я  мог бы  послать старых чекистов,  но  их  слишком хорошо знают в
округе. Надеюсь на вас и уверен, что справитесь. Отправляйтесь в Камыс-Калу,
установите  тесный  контакт  с   местными  работниками  уголовного  розыска,
используйте их возможности.  Словом,  обосновывайтесь там, ведите разведку и
терпеливо  ждите,   а  когда  наступит  момент,   действуйте  мужественно  и
решительно!
     Петров  отлично  представлял  себе  и  сложность  задачи,  и  опасность
операции,  которую  придется проводить одному,  в  глубине  пустыни.  Однако
начальника он слушал внешне невозмутимо.
     - Все ясно,  товарищ начальник! - сказал он, когда инструктаж окончился
и были уточнены детали. - Я могу идти?
     - Да, а когда все подготовите - зайдите.
     ...Не  одну  неделю  провел  Петров  в  Камыс-Кале,  саманные постройки
которой затерялись в  степи между барханами и  морем.  Еще  недавно это  был
небольшой поселок,  взявший свое начало от  караван-сарая на верблюжьем пути
из Приуралья в  Астрахань.  Теперь поселок возвели в  ранг районного центра,
сюда приехало много новых людей.  Воздвигнуто из саманного кирпича несколько
длинных одноэтажных зданий,  поставлена перед ними коновязь. Начали работать
районные организации.  Улицы стали оживленнее,  засновали верховые, а порой,
пугая собак и  верблюдов,  пылили "язики" и  "фордики" с  номерами окружного
центра.  Петров не носил форму,  и  его принимали за работника райисполкома.
Совместно с  начальником раймилиции он действовал неторопливо и  расчетливо,
расставляя сети Кенжетаеву.
     Особенно активно  помогал  Петрову работник уголовного розыска,  бывший
скотовод Батыр  Неталиев,  высокий  мужчина  с  монгольскими усами,  слывший
хорошим стрелком и  охотником-следопытом.  Несколько лет  тому назад он  был
бойцом того  самого добротряда,  который рассеял банду  Кожгали Кенжетаева и
убил главаря.
     Детство Батыра прошло в песках.  С отцом, всю жизнь сторожившим байских
овец, он исходил барханы вдоль и поперек.
     Несколько  раз  уезжал  Неталиев  из  Камыс-Калы  в   пески.   У  своих
добровольных помощников он выяснял, что слышно о Кенжетаеве. Встречался он и
со  своим  братом  Еркешем,  служившим объездчиком лесных посадок в  глубине
песков.  Именно  Еркешу удалось вскоре узнать у  одного барханного охотника,
где решил зазимовать Кенжетаев и  что он  держит облюбованное место в  тайне
даже от многих родственников.
     Темной ночью пробрался Еркеш в урочище Тога и лично убедился в том, что
старик капканщик сказал правду.  В окне много лет пустовавшей зимовки желтел
огонек, а ветер доносил кизячный дым.
     Место для зимовки Кенжетаев выбрал со знанием дела.  Чтобы добраться до
Тоги от края барханов,  надо ехать около трех суток по сыпучим пескам.  Само
урочище представляло собой нечто вроде большой глиняной поляны среди песков,
в  центре которой возвышался бугор с  пологими скатами.  На  вершине бугра -
землянка и  рядом с ней -  высокий загон для скота из саманных кирпичей.  От
окружавших бугор барханов до  зимовки метров триста,  на  все четыре стороны
просматриваемого, а следовательно, и простреливаемого пространства.
     Если к  этому добавить,  что поблизости нет других зимовок и что только
волчий вой  нарушает тишину песков,  можно  представить,  в  каких  условиях
Петрову предстояло действовать.
     От того же охотника Еркеш узнал и передал брату еще ряд новостей. Кроме
своей  жены,  Кенжетаев  поселил  в  зимовке  жен  убитых  братьев  с  кучей
ребятишек.  Это  было  первой новостью,  сулившей осложнения,  если придется
вести бой. Известен случай, когда бандит Кумыскирей, окруженный днем в своей
зимовке,  заставил жену и детей стоять у окошек и тем самым лишил опергруппу
возможности вести  обстрел своего логова.  И  еще  одна  новость не  обещала
ничего хорошего:  Кенжетаев держал в  загоне двух жеребцов,  один из которых
всегда был под седлом и взнуздан.
     Все  эти невеселые известия Неталиев рассказал,  отогреваясь в  комнате
Петрова после изнурительной поездки к Еркешу.
     Зима набирала силу.  На землю уже плотно лег снег,  и первые ноябрьские
морозы пробирали до костей.  Петров подумал и решил -  пора! Сборы не заняли
много времени. Все, собственно, было подготовлено, давно учтено, продумано.
     Из  поселка выехали глухой ночью,  провожаемые лаем замерзших псов.  На
Петрове -  синяя поддевка на  бараньем меху,  лисий малахай,  меховые штаны,
валенки.  Под поддевкой - маузер, традиционное оружие чекистов. В карманах -
по  нагану,  в  полевой  сумке  -  санитарный набор  (на  всякий  случай)  и
граната-"черепашка".  Неталиев -  тоже  в  штатском,  но  и  у  него  из-под
полушубка выпирает кобура крупнокалиберного револьвера.
     По документам Петров и Неталиев -  уполномоченные райисполкома, которых
в те времена разъезжало по зимовкам немало.
     Вторые сутки свистит в степи буран. Бесчисленные белые нити пронизывают
воздух.  Снежная  вата  обволакивает гривы  и  крупы  лошадей,  собирается в
сугробы на шапках,  воротниках.  Как только достигли барханов, буран потерял
силу,  стало теплей.  Впереди двухсуточный путь до логова Кенжетаева. Задача
заключалась в том, чтобы проехать его, минуя разбросанные по пескам зимовки,
избежать встреч  с  людьми.  Вот  здесь-то  и  проявился следопытский талант
Неталиева.
     Петрову все гребни барханов и  впадины между ними казались одинаковыми.
Но  Неталиев  был  на  этот  счет  совсем  другого  мнения.  Каждая  складка
затвердевших сопок имела для него свои индивидуальные приметы.  Двадцать лет
назад он  пас овец у  этого бугра с  мазаром на  вершине.  Вот он  -  мазар,
осевший,  обвалившийся с одной стороны,  почти засыпанный песком.  От мазара
направо должна быть большая плешина с такырами.  Вот она -  плешина,  правда
уже на три четверти засыпанная барханом.  Мынтюбинские пески древние, многие
сопки покрылись коркой дерна и  начинают как бы  окаменевать.  Люди помогают
природе,  засаживая  барханы  неприхотливыми  деревцами  и  цепкой,  живучей
травой.  Но  и  там,  где  пески  в  движении,  Неталиев едет  уверенно:  он
улавливает закономерности изменяющегося рельефа,  безошибочно угадывая,  где
тогда была сопка и во что она превратилась сейчас.
     Даже  заброшенные тропы  рассказывают Неталиеву  о  многом.  Вот  здесь
когда-то  скот шел на  водопой,  значит,  недалеко колодцы.  По этой дорожке
недавно  возили  сено,   о  чем  свидетельствуют  кое-где  оброненные  пучки
скошенных былинок.  Значит,  где-то  левее должна быть  зимовка.  Недаром на
песчаных откосах видны волчьи следы.
     Ночевали в заброшенных зимовках, укрывавших путников от ледяного ветра.
Грелись у костров,  для которых Неталиев в темноте ухитрялся собирать старый
помет и  колючие ветви полукустарника.  В  общем Неталиев оправдал репутацию
следопыта. Ни разу ему не изменила память и не подвел глаз. В кромешной тьме
третьей ночи он точно вывел на пикет брата-объезчика...
     ...Петров вздрогнул от остервенелого лая собак,  неожиданно выскочивших
из  темноты и  бросившихся под  ноги  лошадям.  Мелькнул свет в  открывшейся
двери.  Сдержанны  приветствия  братьев.  Через  несколько  минут  Петров  с
наслаждением,  которого не испытывал никогда,  растянулся на кошме в  хорошо
натопленной комнате.
     Под  охраной объездчика и  двух  его  сыновей-комсомольцев гости хорошо
выспались. День отсиживались на пикете. К счастью, посторонние посетители не
появлялись.
     Во всех Деталях была уточнена обстановка.
     Еркеш подробно рассказал о  пути к зимовью Кенжетаева,  об особенностях
расположения землянки, о подходах к ней.
     Постепенно складывался план захвата бая-бандита, хотя Неталиев и Петров
по опыту знали,  что он может быть только ориентировочным. Окончательно план
сложится на месте, в ходе операции.
     Испытывал ли  Петров страх перед предстоящим?  В  известной мере -  да.
Бандит мог  убить его  или  тяжело ранить,  что в  этих условиях равносильно
смерти. Сколько дней потребуется, чтобы вызвать и доставить сюда гурьевского
хирурга,  наверняка не умеющего ездить верхом!  Усилием воли Петров заставил
себя не думать о грозящей опасности.
     - Василий Иванович,  бери меня с собой на Айдара. Я тебе хорошо помогу!
Вместе в землянку вбежим.
     С такой просьбой Еркеш обратился к Петрову в третий раз.
     - Нет,  Еркеш Неталиевич!  Чего не могу,  того не могу.  Не имею права.
Вполне достаточно того, что вы нас доведете до Кенжетаева. Дальше - мы сами.
Вот когда обезвредим Кенжетаева, попрошу помочь в обыске и конвоировании.
     Петров  вышел  из  землянки  взглянуть на  лошадей  и  глотнуть свежего
воздуха.  К нему подошли сыновья хозяина.  Тщательно подбирая русские слова,
старший заговорил:
     - Товарищ гэпыу!  Мы -  комсомол!  Бери нас воевать.  У нас ружье есть,
хорошо стреляем.
     Просьба подростков растрогала Петрова.  Он  ласково обнял  их  и  долго
объяснял на казахском языке, почему не может удовлетворить их просьбу. Парни
вежливо молчали, хмурились. Видно было, что чекист не убедил их.
     Буран кончился, уползли за горизонт облака, похожие на плохо выделанную
кошму.  Когда  зимнее  солнце наполовину опустилось за  гребни барханов,  из
ворот  пикета  выехало три  всадника.  А  в  сумерки в  том  же  направлении
проследовало еще двое конных.  Еркеш узнал бы  в  них своих сыновей.  Парни,
несмотря на запрет, решили охранять отца, дядю и чекиста...
     Каждый  пройденный километр  приближает решающий час.  Петров  спокоен.
Молча едут Неталиевы.  Все трое знают,  что сейчас главное -  это выдержка и
точный расчет.
     Небо очистилось.  Искрятся бесчисленные звезды.  Крепчает морозец. Кони
резво  трусят,  и  Петров  только в  силу  привычки постукивает каблуками по
тугому лошадиному животу. Жеребчик потряхивает лохматой головой и косится на
свою тень.
     Как некстати выползла на небосвод желтая луна! Сейчас она - враг.
     Наконец едущий впереди Еркеш поднял руку.  Это  был заранее условленный
сигнал. Прибыли!
     Из тени,  отбрасываемой крутым барханом, отчетливо виден бугор, залитый
лунным светом, и на нем две постройки.
     - Я сделал большой крюк,  -  вполголоса говорит Еркеш,  -  и мы выехали
против ветра. Кенжетаевские собаки нас не учуят.
     Действительно,  ветер дул  от  зимовки в  лицо.  Там  полнейшая тишина.
Собаки не лают. Никаких признаков движения. В окнах - чернота.
     - Я вхожу в дом первым.  Батыр за мной, - отдает на ходу приказ Петров.
- А  вы,  Еркеш,  останьтесь здесь и  присоединитесь к нам,  когда Кенжетаев
будет безопасен.
     Жжет  лицо  встречный ледяной ветер.  Дробно  стучат копыта по  мерзлой
глине, чуть покрытой снегом. Стала горячей рукоятка маузера.
     Вот  и  дверь  землянки...  Рывком осажен конь.  Гулко  стучит в  груди
сердце,  но нет дрожи в руках,  нервы натянуты, обострен слух. Все подчинено
одной мысли - только быстрей!
     Петров стремительно бежит к двери. Она жиденькая, из тонких досок. Удар
плечом,  и дверь с треском распахивается.  Темный,  вроде траншеи,  коридор.
Куда он ведет? Вспышка фонаря.
     Вторая дверь.  Долой  ее!  Вслед  за  рухнувшей дверью чекист влетает в
комнату.
     Тихо. Почему-то запомнились две серебряные полоски, проложенные по полу
лунным светом, льющимся через два оконца.
     Потом Петров не мог объяснить,  как это получилось, но сквозь темень он
вдруг почувствовал,  что Кенжетаев вон в том правом переднем углу,  недалеко
от него, на полу.
     Прижавшись к стене, готовый ко всему, Петров навел левой рукой фонарь в
угол.
     В круглом пятне ярко вспыхнувшего света оказалась постель, разостланная
на полу. Заморгали испуганные глаза женщин, мелькнуло обнаженное тело. А вот
и мужское лицо. Широкие скулы, низкий морщинистый лоб, бритая голова, жидкие
монгольские усики.
     "Он!" - удовлетворенно подумал Петров и позвал Неталиева.
     Чекист держит фонарь так,  чтобы Кенжетаев видел ствол направленного на
него  маузера.  Бандит  не  отрывает глаз  от  пистолета.  Нижняя  губа  его
трясется.  Явно боится,  что  с  ним  сделают то,  что делал с  беззащитными
людьми: пристрелят здесь же. В принципе он прав. Но закон есть закон!
     - Не шевелиться! - командует Петров по-казахски.
     Неталиев нагибается над Кенжетаевым, отбрасывает подушку и из-под кошмы
вытаскивает вначале наган, а затем обрез трехлинейной винтовки.
     Между тем зажгли керосиновую лампу,  и  следователь приступил к обычным
формальностям.
     Первая часть операции закончена.  Сложены в полевую сумку постановления
об  аресте  и  о  производстве обыска,  под  которыми  Кенжетаев  расписался
арабской  вязью.   Он,  видите  ли,  совершенно  не  знает  русского  языка!
Астраханская гимназия? Нет, он там никогда не учился. Это клевета. Всю жизнь
провел в песках и русскую речь слыхал редко.  Петрову ясно,  что применяется
старый  прием,   не  Кенжетаевым  выдуманный:  притвориться  непонимающим  и
слушать,   что  говорят,   обдумывать  ответ,  пока  вопрос  задается  через
переводчика. Но в данном случае прием не достигает цели. Петров не нуждается
в переводчике.
     Остается вторая,  не менее ответственная часть операции. Надо доставить
Кенжетаева в Камыс-Калу. Где гарантия, что соучастники басмача не попытаются
его выручить?
     Когда Кенжетаев вышел из дома и  увидел,  что кроме Неталиева и Петрова
никого нет, он зарычал от бессильной ярости.
     - Я уходил от больших отрядов,  а вы взяли меня одни?  Почему я не убил
вас в доме, когда испугался? Я думал, с вами много солдат, они окружили дом!
О боже, боже, зачем ты помутил мой разум?
     В  это время к  дому подъехал Еркеш.  Он  вел на  поводу кенжетаевского
жеребца.
     - Оседланный был. Наготове!
     Через  несколько минут  от  басмаческого гнезда в  обратном направлении
двинулась  необычная кавалькада.  Впереди  на  трофейном коне  трусил  Батыр
Неталиев.  Левой  рукой  он  тянул  за  корду лошаденку,  на  которой трясся
Кенжетаев.  За Кенжетаевым ехал Еркеш,  тоже державший конец веревки, другим
концом которой Кенжетаев был  опоясан,  как  кушаком.  Петров хотел отменить
"страхованный" аркан,  но  братья Неталиевы,  исполнительные во всем,  здесь
оказали решительное сопротивление.
     - Нельзя,  товарищ начальник. Ты не знаешь Айдара. Прыгнет с лошади, на
бархан пойдет и  -  "до свидания,  бабушка!"  На лошади на высокий бархан не
поскачешь - песок!
     Против таких доводов возразить было нечего.
     Петров занял место четвертым и прикрыл группу.
     Не  проехали всадники и  трехсот метров,  как  в  предрассветной дымке,
прямо по ходу, замаячили всадники.
     "Кажется,  придется драться",  -  подумал Петров  и  закрепил маузер на
колодке-прикладе.
     - Не беспокойтесь,  -  крикнул Еркеш, - я узнаю сыновей! Ах, негодники!
Не слушают отца и всегда поступают по-своему!
     Еркеш сурово отчитал сыновей за  непослушание,  но его глаза говорили о
том,  что он гордится парнями, которые со своими товарищами по комсомольской
ячейке организовали поддержку операции.
     Слух о  том,  что поймали наконец Айдара,  каким-то  непонятным образом
опередил  группу  Петрова.   К   Василию  Ивановичу  подъезжали  всадники  и
спрашивали,  не нужна ли какая помощь. На Кенжетаева смотрели с нескрываемой
ненавистью, и он ежился от этих взглядов.
     Завтракали в зимовке старого скотовода.
     Хозяин и его жена радушно угощали Петрова и Неталиевых,  дали им лучшие
подушки,  накрыли их  новым сатиновым одеялом.  Они несколько часов спокойно
поспали, спокойно потому, что Кенжетаева надежно охраняли комсомольцы.
     К  Кенжетаеву старик относился с холодной вежливостью -  хотя и бандит,
но вроде бы гость.
     Когда Петров и  Неталиевы заснули,  хозяин подошел к  Кенжетаеву и стал
его рассматривать словно невиданного зверя.
     Старик заметил,  что Кенжетаев не спит,  а притворяется. Чувствовалось,
что он сквозь ресницы настороженно следит за всем происходящим в зимовке.
     - Не притворяйся,  -  сказал аксакал,  -  я вижу твою повадку. Из моего
дома не убежишь. Не дадим убежать! Много горя принес ты нам. Я счастлив, что
бог дал мне возможность плюнуть на тебя!
     Кенжетаев  затрясся  от  ярости.   Он  не  привык,   чтобы  с  ним  так
разговаривали, и рванулся было к старику, но тут же щелкнул взведенный курок
одностволки часового, и бандит отвалился к стене.
     Старик не проявил испуга и продолжал:
     - Не  только дети  загубленных тобою людей,  но  и  весь  народ плюет в
сторону ваших предков. Будьте вы прокляты навечно!..
     После краткого отдыха у гостеприимного аксакала снова двинулись в путь.
Петров,  ехавший последним, заметил вскоре двух всадников, которые следовали
за  ними  на  значительном  расстоянии.  Через  некоторое  время  количество
верховых увеличилось. А перед вечером их набралось до двух десятков.
     Василий  Иванович заволновался.  Как  реагировать на  этот  непрошенный
эскорт, что за люди, что им надо?
     Неталиевы тоже видели всадников, но совсем не проявляли беспокойства.
     Кенжетаев же, наоборот, часто боязливо озирался. Наконец он обратился к
Петрову.
     - Эти  люди могут меня убить!  Запретите им  подъезжать.  По  закону вы
обязаны доставить меня в город живым!
     - Теперь о законе вспомнил! - закричал Еркеш.
     Петров  успел  перехватить руку  Еркеша  с  толстой плетью,  которой он
собирался огреть Кенжетаева.
     В  это  время  от  группы  верховых,  ехавших сзади,  отделился пожилой
мужчина, подъехал к Петрову и протянул ему для пожатия две руки.
     - Здравствуй,  батыр!  Не бойся нас.  Мы знаем,  что суду нужны те, кто
пострадал от Кенжетаевых,  и  те,  кто знает о их черных делах.  Чтобы вы не
затруднялись собирать свидетелей, мы едем сами!
     Вскоре показались огни Камыс-Калы.



                          полковник милиции



     К  тому  времени,  когда  я  окончил краевую школу  среднего начсостава
милиции и уголовного розыска,  большая часть казахского населения перешла на
оседлый образ жизни.  В  республике остался всего лишь один кочевой районный
центр -  Сарысуйский,  и  именно в  него я  получил назначение на  должность
начальника милиции.  Прибыв по направлению из Алма-Аты в Акмолинск, я узнал,
что моего райцентра здесь нет,  к  зиме он откочевывает к  реке Чу и  зимует
где-то в урочище Шили.
     - Придется тебе обратно ехать, - смеялся начальник акмолинской милиции.
     - Как  же  так?   -   недоумевал  я.   -   У  меня  вот  требование  на
железнодорожный проезд,  оно  выписано  в  краевом  управлении милиции,  вот
подпись начальника финансового отдела,  вот  гербовая печать...  Неужели они
ничего не знали, направляя меня сюда? Как теперь быть?
     - И  я  выпишу тебе такое требование,  только ты  подай мне  рапорт для
отчета, - сказал начальник акмолинской милиции.
     Делать нечего -  пришлось мне с женой возвращаться в Алма-Ату, а оттуда
ехать в Аулие-Ату - так назывался тогда город Джамбул.
     Здесь встретился я  со своим знакомым Амиржаном Мусиным.  Узнав о  моих
приключениях, Амиржан долго смеялся, а потом сказал:
     - Никакой милиции в зимнем Сарысуйском райцентре нет.  Это я тебе точно
говорю, у нас в городе их потребсоюзовская база...
     - Если нет милиции -  создам,  для этого меня назначили, - ответил я. -
Коммунизм  мы  еще  не  построили,  поэтому  без  милиции  нельзя.  Бандиты,
басмачи...
     - До  урочища Шили двести пятьдесят-триста километров,  добираться туда
можно только на лошадях. Морозы, метели... Не доехать тебе, пережди здесь.
     Но  я  поехал,  и  дорога эта  запомнилась мне  надолго:  жуткая стужа,
нестерпимый блеск снега, пар из ноздрей лошади, жена в розвальнях, укутанная
в тулуп...
     Наконец приехали на место. Начались трудные для меня будни: организация
милиции, обучение людей, разбор текущих дел.
     Через  некоторое время  пришлось делать доклад о  проделанной работе на
заседании бюро райкома. Кто-то из членов бюро спросил:
     - Когда лошадей в районе можно будет держать без ксен (железных пут)?
     Я ответил:
     - Наша задача заключается в том, чтобы ксен вообще не было. Мы добьемся
этого. Придет время, когда будут спрашивать: "А что такое - ксен?".
     В марте,  когда потеплело,  запахло весной и снег с южной стороны у юрт
потемнел и  начал оседать,  в  урочище Шили  прибыл отряд под  командованием
Алымова. Тогда я впервые услышал имя Итемгена.
     - ...Бывший конокрад,  -  рассказывал Алымов.  -  Правда,  банда у него
почти разбежалась, но оставшиеся - отъявленные головорезы и верные ему люди.
От таких пощады не жди...
     На следующий день,  ранним утром, едва солнце посеребрило верхушки юрт,
отряд Алымова ушел в Голодную степь преследовать банду. И как в воду канул -
вестей о нем не было долго.  А вот банда Итемгена нет-нет да и давала о себе
знать.
     В  апреле  районный центр  откочевал на  летнюю  стоянку  -  в  урочище
Тугускен  на   реке  Сары-су.   При  переходе  через  Устюрт  мы  неожиданно
встретились с  отрядом Алымова.  Лица бойцов потемнели от морозов и весенних
ветров,  потрепалась  одежда,  потускнели  от  напряжения  и  нечеловеческой
усталости глаза.
     - Взяли несколько пленных...  и все.  А сама банда ушла. Больше гнаться
невозможно,  устали люди, устали кони. Да, может, и толку нет, - сидя в юрте
у  огня,  С  пиалой  чая  в  руках  говорил  Алымов.  -  Поймали они  нашего
разведчика, избили страшно, с ним Итемген записку прислал. Вот...
     Я взял помятый клочок бумаги,  увидел неровные, большие арабские буквы,
написанные справа  налево:  "Больше  за  нами  не  гонитесь.  Мы  живыми  не
дадимся".
     Немного отдохнув, отряд ушел.
     На новой стоянке отвели для милиции одно из нескольких саманных зданий.
Работы у меня не убавлялось. Срочных, неотложных дел становилось все больше.
Часто приходилось задерживаться на  службе до поздней ночи,  а  иногда и  до
самого утра. Вот и сейчас - время уже далеко за полночь, а я сижу за столом,
заваленным бумагами.
     Над аулом висит глухая летняя тишина, не нарушаемая даже собачьим лаем.
У  меня в комнате она кажется еще ощутимее.  Жарко даже ночью.  Я расстегнул
верхнюю пуговицу на  гимнастерке,  но это помогает мало.  Пышет теплом и  от
керосиновой лампы на моем столе.
     "И  откуда  столько  бумаг  берется  в  кочевом  районе?"  -  думаю  я,
разбираясь  в  следственных  материалах,   заявлениях,  просьбах  и  жалобах
граждан.
     Вдруг резко,  как пулеметная очередь,  зазвучал в ночной тишине конский
топот.  Я поднял голову,  прислушался: топот нарастал. "Как гонит, не жалеет
коня нисколько".
     Топот   затих,   а   через  минуту  вбежал  взволнованный  дежурный  по
райотделению, милиционер Карыбоз Дюсенбаев.
     - Товарищ начальник,  верховой прибыл!  -  крикнул он. - Банда Итемгена
напала на колхоз "Интымак!"...
     - Зови верхового сюда! - приказал я.
     В комнату вошел черный от пыли, обритый наголо человек.
     - Рассказывайте, что там у вас произошло.
     - Банда Итемгена окружила аул.  Всех мужчин загнали в кибитку.  Лошадей
колхозных поотбирали. Вот записка вам...
     Он  протянул небольшой листок,  на  котором уже  знакомым мне  почерком
выведено:  "Будем  грабить вас  и  будем  убивать.  Никаких колхозов нам  не
нужно".
     Я   послал  дежурного  к   секретарю  райкома  партии  и   к  районному
уполномоченному ГПУ. Через час в кабинете секретаря собрались все члены бюро
райкома.  На  этом  ночном чрезвычайном бюро  стоял один  вопрос -  о  банде
Итемгена.
     - Надо  в  Петропавловск за  помощью  послать  нарочного,  -  предложил
кто-то.
     - На  это  уйдет две  недели,  -  усмехнулся секретарь.  -  Сколько бед
натворит за  это время Итемген?  А  у  вас какие будут предложения,  товарищ
Куанышев? Вы здесь, так сказать, наша защита...
     Я встал и сказал:
     - Надо организовать отряд и ликвидировать бандитов.
     - Но  они хорошо вооружены,  а  у  нас ни  оружия,  ни  боеприпасов,  -
возразили мне.
     Однако  секретарь райкома поддержал меня,  отметив,  что  надо  спасать
аульных  активистов,  против  которых  в  первую  очередь  направлено оружие
Итемгена:
     - Давайте примем предложение начальника милиции,  поручим ему составить
список  бойцов отряда и  представить в  райком для  утверждения.  Командиром
отряда утвердить товарища Куанышева Шакижана.
     К утру список бойцов добровольного отряда был составлен и утвержден.  В
него вошли коммунисты,  комсомольцы, активисты. Винтовок на всех не хватило,
поэтому  в  качестве  оружия  использовали несколько наганов,  один  клинок,
охотничьи  ружья.   Боеприпасов  тоже  оказалось  немного:  два-три  десятка
патронов на винтовку.
     В  проводники взяли охотника Рамазана Елеусизова,  о  котором говорили,
что он  Бетпак-далу знает,  как собственную юрту.  На сборы ушло двое суток.
Навьючили на  верблюдов необходимые продукты -  муку,  чай,  сахар,  сушеный
творог (иримшик), приладили большие бурдюки с водой. Взяли с собой несколько
дойных кобылиц: свежий кумыс в безводной пустыне для бойца лишним не будет.
     Вечером попрощались с  родными.  Полными слез глазами смотрела на  меня
жена. Она была беременна, и я сильно волновался, оставляя ее одну.
     - Ничего, все будет в порядке, - шепнул я ей.
     Стемнело.  Душный зной сменился относительной прохладой,  и отряд вышел
из райцентра.
     Маршрут составили так,  чтобы,  обследуя колодец за колодцем,  пересечь
Бетпак-далу -  Голодную степь -  с севера на юг, а потом с востока на запад.
Куда денется человек в  песках без  воды?  Поэтому у,  какого-нибудь колодца
наверняка окажутся следы банды... Они долго сохраняются на глинистой почве.
     В  первых колодцах вода  была  застоявшаяся,  черная,  затянутая тиной.
Случалось и  так,  что камень,  брошенный в  темное горло колодца,  падал на
сухой песок. И отряд шел все дальше и дальше, от колодца к колодцу.
     Лишних  разговоров в  походе  не  вели,  только Абдрахман,  острослов и
домбрист,  с  красивыми густыми рыжими  усами,  вполголоса напевал старинные
песни.  Иногда он устраивал настоящие концерты, мастерски исполняя на домбре
казахские народные кюи -  "Сары-арка",  "Сары-жайлау" и многие другие.  Люди
легко  поддавались очарованию  мелодии,  вызывающей  щемящие  воспоминания и
ощущение полного слияния с природой в одно нерасторжимое целое. И постепенно
мне начинало казаться,  что не  домбра это вовсе,  а  журчит где-то над ухом
ледяными струйками ручеек. И плыли под этот плеск воспоминания...
     То вставало передо мной лицо покойной матери, темное от горьких забот о
нас, сиротах... То вспоминалось, как встретился я с Мадыкеном, приехавшим из
большого города в  аул на  каникулы...  После его рассказов об Оренбурге,  о
школах,  о спектаклях в театре, о кино начал я мечтать о чем-то необычном...
Мадыкен согласился взять меня в Оренбург.
     Тайно уезжал я из родного аула,  боялся, что не отпустит мать в далекий
и  непонятный город.  Долго  добирался до  Оренбурга,  жил  первое время  на
пятьдесят шесть рублей, вырученных в Акмолинске от продажи кобылы. А потом -
казахская краевая школа для подростков. Первая баня и новая казенная одежда.
     Ничто не забылось, все осталось в памяти. Припомнил, как приехал первый
раз на  каникулы,  привез матери из города платье.  Мать обрадовалась -  сын
учится,  значит комиссаром будет...  А я мечтал стать журналистом.  Но после
школы для подростков меня вызвали в горком комсомола.
     - Теперь куда? - спросил секретарь. - Кем стать-то мечтаешь?
     - Писателем, - смело ответил я.
     - Ишь  ты,  -  усмехнулся секретарь  горкома  комсомола,  -  это  очень
хорошо...  Но, видишь ли, писателем можно стать и без института. А у нас так
не хватает работников рабоче-крестьянской милиции, - секретарь провел ребром
ладони по горлу. - Нам надо готовить свои кадры. Сейчас идет набор в краевую
школу  среднего  начсостава  милиции  и  уголовного розыска...  Как  на  это
смотришь?
     - Раз комсомол велит, - ответил я...
     Вдруг плеск воды оборвался.  Я  поднял голову и  увидел:  впереди стоит
Рамазан, предупреждающе подняв руку. Быстро подскакал к охотнику.
     - Что случилось, Реке?
     - Вижу колодец,  -  ответил Рамазан,  -  и кажется,  недавно около него
кто-то был. Место уж больно чистое вокруг...
     Мерген не ошибся.  Когда вытащили из колодца кожаное ведро,  в  воде не
оказалось ни  одной соринки.  Она  была чистой,  прозрачной,  словно колодец
только что  специально вычистили.  Давно  не  пили  мы  такой  вкусной воды.
Рамазан,  отошедший в сторону, вернулся и сказал, что здесь недели две назад
останавливалась банда.
     - Следы ведут туда, - указал он рукой на запад.
     Долго не мог я заснуть в этот вечер. Ходил около бойцов, сладко спавших
на  потниках в  большом  кругу  из  толстой волосяной веревки:  по  народным
приметам,  каракурт не может перепрыгнуть через волосяную веревку и не любит
запаха лошадиного пота.  А здесь, в пустыне, каракурт страшен не меньше, чем
пуля бандита.
     Я  размышлял о  том,  какое  принять решение:  броситься в  погоню  или
отрезать Итемгена от всех колодцев и заставить сдаться?
     Больше подходил второй вариант. Напасть на банду - это значило вступить
в  перестрелку  и  рукопашный  бой,   понести  потери  в  людях.  Нет,  надо
действовать хитрее...
     На  следующий  день  недалеко  от  урочища  Шили  встретили старика  на
верблюде.  Он назвался Жаксеном,  сказал, что едет к родственникам-жатакам в
Чу.  Старик  боязливо посматривал на  вооруженных людей,  вздрагивая,  когда
кто-нибудь из бойцов делал резкое движение.
     - Вздрагивает как,  -  шепнул Абдрахман,  - может, шпион Итемгена? Надо
его задержать, пусть идет с отрядом...
     Так в  отряде появился новый человек,  старик Жексен.  Он  тоже неплохо
знал Голодную степь и,  когда Рамазан сомневался, приходил к нему на помощь.
Делал он  это ненавязчиво,  вроде бы  размышляя вслух.  Но его советы всегда
были полезны, и вскоре в отряде стали доверять аксакалу.
     А следы бандитов становились все свежее, все глубже.
     Люди тоже вели себя настороженнее,  реже брал в  руки домбру Абдрахман.
Захромали кони.  Баялыш -  мелкий кустарник, похожий на траву, стирал копыта
лошадей хуже камня.
     Уже больше месяца гнались мы  за  бандитами.  Как-то у  колодца увидели
дикого козла каракуйрюка с двумя козлятами,  он стоял, чуть наклонив голову,
без робости рассматривая остановившийся отряд.
     - Эх, свежего бы мяса!.. - сказал кто-то со вздохом.
     Рамазан  соскочил с  коня,  нетерпеливо воткнул в  песок  ножки-рогатку
своего ружья...  Выстрел был негромкий,  но  козел,  от испуга подпрыгнув на
месте, через секунду застыл в том же положении.
     - Начальник,  -  сказал Рамазан с какой-то хитринкой в голосе, - теперь
твоя очередь стрелять...
     "Проверяет",  -  подумал я,  соскочил с лошади, поставил прицел на 700,
устойчиво  встал,   медленно   повел   дулом   винтовки.   Выстрел!   Козел,
перевернувшись через голову, упал с бархана.
     - Жаксы,   -   сказал  Рамазан  и  пошутил:   -   Теперь  можно  кокпар
устраивать...
     Все в отряде одобрительно заулыбались.
     Оставалось тридцать-сорок верст до  урочища Кендирлик,  где был хороший
родник.  Следы банды вели туда. Отряд шел очень осторожно. Вперед высылались
дозорные.  У  одного из них обязательно висел на груди единственный в отряде
бинокль - старый, с треснувшим посередине стеклом.
     - Итемген  наверняка в  Кендирлике отдыхает,  -  говорил Жаксен.  -  Уж
больно там вода хорошая.  Родник... По следам видно, что ни у одного колодца
они долго не останавливались, а отдыхать надо, люди не железные...
     В  нашем отряде люди тоже были не железные.  Я видел,  как обтягиваются
скулы кожей,  как темнеют от бесконечного недосыпания круги под глазами, как
все тяжелее и  тяжелее на  привалах соскальзывают с  седел всадники.  Губы у
всех потрескались от жары и  кровоточили.  Но ни одной жалобы не слышал я от
своих бойцов.
     Вечером оседлали запасных коней. Я провел небольшую беседу:
     - Завтра может быть бой.  Не исключено,  что кто-то из нас погибнет. Но
пусть каждый знает,  что его кровь прольется не зря. Почетно отдать кровь за
свою народную Советскую власть.
     Бойцы молча слушали. Лица у них были розовы от лучей заходящего солнца.
     - Вперед!
     Зацокали копыта,  еле  слышно,  словно детские колокольчики,  зазвенели
удила.
     Неожиданно подул резкими порывами восточный ветер. Пригнал он откуда-то
с края степи черные тучи и в них нырнула ранняя луна.  Отряд окутала плотная
черная тьма.
     Рамазан и старик Жексен,  боясь сбиться с пути,  часто останавливались,
щупали руками пыль, советовались. Вдруг с востока ветер донес ржание молодой
лошади.
     - Табун, - проговорил Рамазан.
     - Стойте!   -  скомандовал  я.  -  Казбек  пойдет  со  мной!  Остальным
оставаться на месте...
     Через две-три минуты мы были уже одни в черной темноте ночи. Неожиданно
ветер разорвал тучи,  и  в  мутном свете луны  я  увидел табун лошадей.  Они
стояли, сбившись в кучу. Пастухов не было видно.
     - Стой и жди меня здесь, а я объеду табун, - сказал я негромко Казбеку.
Мы поняли,  что это дойные кобылицы бандитов. Их надо угнать, потому что без
кумыса в Голодной степи пропадет любой человек.
     Уже  отъехав от  Казбека,  я  услышал негромкий разговор.  Совсем рядом
лежали на земле двое мужчин. Один из них держал за уздечку коня.
     - Эх,  зима подходит,  - с тоской проговорил молодой голос. - Где будем
зимовать? Мечемся, как волки, по Голодной степи...
     - Да,  мотаться надоело, - задумчиво ответил другой. - А куда денешься.
Э, э, кто это? Стой!..
     Поняв,  что меня заметили,  я поскакал к Казбеку.  Те двое,  вскочив на
коней, понеслись за мной. Казбек уже горячил коня, держа наперевес винтовку.
Мы  выстрелили  несколько  раз  по  приближающимся всадникам.  Те  повернули
обратно.
     Начался рассвет. Тьма быстро таяла. Проступило серое низкое небо. Отряд
поднялся на бугор. В бинокль я увидел колодец и остовы двух юрт.
     - Жексен-аксакал! - приказал я. - Идите к ним и скажите, что мы догнали
и окружили их. Табун тоже у нас. Пусть сдаются без лишней крови...
     В  бинокль было  видно,  как  два  дюжих  бандита встретили и  скрутили
старика,  столкнули вниз,  в  овраг.  Прошло два с  лишним томительных часа.
Жексен не появлялся. Не проявляли признаков жизни и бандиты.
     Солнце поднималось все выше.  Начиналась жара.  Мы  поняли,  что каждая
минута,  проведенная в бездействии, оборачивается против отряда. Вода была у
бандитов.  Это огромная сила в  Голодной степи.  Надо действовать.  К северу
между холмами был выход из оврага.  Итемген может им воспользоваться. Решили
отрезать для бандитов и  ту  дорогу.  На бугре оставили всего лишь несколько
бойцов и коноводов с лошадьми.
     - Стреляйте время от времени вверх!  -  приказал я. - Пусть думают, что
здесь главные силы отряда...
     Несколько человек во главе с  уполномоченным ГПУ пошли в обход бандитов
слева,  а другой маленький отряд со мной - справа. Встретиться должны были у
северного выхода из оврага.
     Трудно  идти  по  раскалившемуся  песку.   Заливал  глаза  пот.  Но  мы
торопились,  чтобы успеть к  выходу раньше бандитов,  и наконец добрались до
условленных камышей.  Второго отряда  еще  не  было.  Внизу  в  котловине мы
увидели стоявших наготове оседланных лошадей и завьюченных верблюдов.
     Я отдал приказ стрелять в них.  Бандиты тут же начали отстреливаться. В
воздухе запели пули.
     Один из бандитов пополз к  оседланным коням.  Прицелившись,  я нажал на
спусковой крючок.  Бандит дернулся и,  уткнувшись в песок,  замер. Да, кони,
кони нужны бандитам, чтобы вырваться из окружения.
     Еще  один  в  голубом  лисьем  малахае  короткими перебежками кинулся в
камыши к коням. Но пуля остановила и его...
     К  шести  часам  вечера перестрелка стихла.  Подняв руки  над  головой,
шагнул из укрытия первый бандит,  потом второй, третий... Последним поднялся
широкоплечий,  высокий,  с  темным лицом.  Он  шел как-то боком,  исподлобья
поглядывая по сторонам.
     - Смотри, смотри, Шаке, - заговорил Казбек, - сам Итемген идет...
     - Ну,  что же,  -  ответил я,  -  пусть идет... Вьючьте верблюдов. Пора
возвращаться...
     Так было покончено с бандой кровавого Итемгена.






     Великая   Отечественная  война   расширяла  масштабы  работы   милиции,
поставила перед  собой целый ряд  новых задач,  выдвинутых военным временем.
Решения  Коммунистической партии  и  Советского правительства о  перестройке
всей работы государственных органов на военный лад и  о беспощадной борьбе с
дезорганизаторами  тыла   в   корне   изменили  систему  работы  милицейских
учреждений.
     В   то   время,   как  солдаты  храбро  сражались  на   фронтах  против
немецко-фашистских захватчиков,  советская милиция  очищала  нашу  землю  от
расхитителей государственной собственности,  от бандитов, воров, спекулянтов
и  хулиганов,  мешавших укреплению советского тыла,  нарушавших общественную
безопасность.




     Вооруженные преступники,  преследуемые работниками милиции, во всю мочь
гнали  своих  коней,  пытаясь  скрыться  в  степном  тумане.  Брошенная  ими
загнанная лошадь беспомощно лежала на дороге.
     - Это из нашей сельхозартели!  -  воскликнул,  подъезжая,  колхозник. -
Несколько дней тому назад грабители угнали у нас много скота.
     - На  ворованном далеко не  уедут!  -  отозвался оперуполномоченный ОУР
Акмолинской  области  Приходько,   преследовавший  вместе   с   заместителем
начальника  Управления  милиции  Бондарем  и   одним  из  колхозников  банду
грабителей.
     Пыль,   летящая  из-под   копыт   лошадей,   густыми  клубами  обдавала
придорожные  травы.   Маленький  отряд  спешил  -  нельзя  упустить  опасных
преступников. Свежие следы вели к старому заброшенному аулу.
     - Здесь они могут засесть!  -  сказал Приходько, спрыгивая с коня. Взяв
винтовки наперевес и  маскируясь за маленькими холмиками,  работники милиции
стали приближаться к полуразрушенным землянкам.
     Из  аула  раздались один за  другим два  выстрела.  Дымок от  них  ясно
обозначил  цель.  Завязалась  перестрелка.  Работники  милиции,  маскируясь,
быстро приближались к оврагу,  охватывающему аул с одной стороны. Отсюда они
могли стрелять наверняка.
     Приходько тщательно прицелился и  спустил курок.  В  одной из  землянок
вскрикнули,  и  вслед за  этим раздалось еще несколько выстрелов со  стороны
аула.  Тогда  Приходько и  Бондарь открыли прицельный огонь.  Вскоре бандиты
прекратили стрельбу -  то ли патроны кончились, то ли многие были ранены - и
стали кричать,  что хотят сдаться. Один из преступников вышел из укрытия и с
поднятыми руками стал приближаться.
     Бандиты пошли на хитрость:  они думали разоружить оперативников,  но их
замыслы были раскрыты.
     - Кругом! - скомандовал Приходько. - Иди к землянке!
     Бандит было замялся,  но Приходько строго повторил команду.  Преступник
пошел,  а  за  ним,  держа винтовку наготове,  шел Приходько.  Бондарь зорко
следил за бандитами, оставшимися в землянке.
     - Выноси оружие! - приказал Приходько.
     У  арестованных восьми преступников и  их  соучастников было  изъято 16
колхозных лошадей,  восемь коров,  30 баранов,  два верблюда и  много ценных
вещей.
     Это  лишь  один  из  эпизодов борьбы  работников милиции с  бандитами и
расхитителями в первые годы войны.
     Не  жалея  ни  сил,   ни  времени  сотрудники  милиции,   возглавляемые
коммунистами,  делали все,  чтобы вернуть государству похищенное.  Это  была
героическая, самоотверженная работа.
     Сотрудники ОБХСС Алма-Атинской области разоблачили группу расхитителей,
орудовавших на мясокомбинате No 3 и в транспортной конторе Горхлебкомбината.
Хапугами было похищено большое количество продуктов.  В  результате операции
государству возвращено 396 000 рублей и 80 мешков муки.
     Во   время   весеннего  сева   были   замечены  случаи  хищения  семян,
горюче-смазочных материалов и запасных частей.
     В  колхозах имени Амангельды Терень-Узякского района и имени Ворошилова
Казалинского района  Кзыл-Ординской области работники милиции выявили случаи
растранжирования  семенного  зерна  крупными  партиями.   Так,  председатель
колхоза  имени  Амангельды  Ахметов  раздал  своим  родственникам  и  другим
приближенным ему  лицам 1487 килограммов пшеницы,  а  председатель правления
колхоза имени Ворошилова Каракулов таким же путем разбазарил 448 килограммов
семян.
     В   Южно-Казахстанской  области  участковый  уполномоченный  Сузакского
райотдела НКВД,  член партии Сарсембеков раскрыл несколько преступных групп,
которые  в  дни  уборки  урожая  расхищали хлеб  в  колхозах  имени  Кирова,
"Интымак",  имени Ворошилова и  на  складе райпотребсоюза.  Расхитители были
арестованы,   а   шесть   тонн   похищенного  зерна  возвращено  колхозам  и
государству.
     Начальник  Кзыл-Ординского  областного управления милиции  подполковник
Мильнер и  начальник ОБХСС того же Управления старший лейтенант Курмангалиев
в течение суток раскрыли особо опасное преступление и возвратили государству
130 000 рублей похищенных денег.
     Оперуполномоченный ОБХСС  Семипалатинской области  Мартынов  разоблачил
большую преступную группу, долгое время занимавшуюся расхищением продуктов с
мясокомбината.  Группа состояла из 18 человек и  похитила 16 бочек сала и 19
ящиков  сливочного  масла.  Преступники,  в  том  числе  начальник  техснаба
Нудельман и  заведующий перевалочной базой мясокомбината Гольдфарб,  понесли
суровое наказание по закону от 7 августа 1932 года.
     В  грозные годы  войны Казахстан все  свои силы и  богатства отдавал на
защиту  Родины,   на   дело  скорейшего  разгрома  врага.   Наша  республика
бесперебойно снабжала  фронт  вооружением,  нефтью,  углем,  мясом,  хлебом,
обмундированием.   Трудящиеся  Казахской  ССР  напрягали  все  силы,   чтобы
приблизить час победы и окончательного разгрома фашизма.
     Ни одного винтика с производства,  ни одного килограмма хлеба не должно
было  попадать  в   руки  расхитителей,   воров  и   жуликов.   Общественная
социалистическая  собственность  священна  и  неприкосновенна!  И  работники
милиции на деле обеспечивали претворение в жизнь этой заповеди.




     В  годы войны город Джамбул был одним из  пунктов размещения населения,
эвакуированного    с     территории     СССР,     временно     окупированной
немецко-фашистскими захватчиками.
     Несмотря  на  временные  неудачи  на  фронтах  и   пережитые  невзгоды,
эвакуированные, как и местное население, включились в напряженный труд.
     Совершенно по-иному,  с враждебным безразличием отнеслась к бедам нашей
страны  обособленная кучка  людей  из  воссоединенных перед  войной западных
областей,  входивших до этого в  состав панской Польши.  Буржуи,  валютчики,
спекулянты,  профессиональные мошенники  и  прочие  паразитические  элементы
выискивали пути легкой наживы.
     Заработала черная биржа, на которой проворачивались валютные махинации.
"Золотых дел  мастера" скупали бытовое золото,  искусно воровали его доли от
каждой - вещи, заменяли натуральные драгоценные камни фальшивыми и с барышом
сбывали их любителям "вечных ценностей".  На рынке и  подступах к нему хитро
орудовали  спекулянты  продуктами питания  и  промтоварами.  Сбывали  спирт,
медикаменты, наркотики, поддельные продовольственные карточки.
     Неблагоприятная обстановка сложилась на  важных  объектах:  сахарном  и
спиртовом  заводах,   мясокомбинате,   в   государственной  и  кооперативной
торговле.  Замена кадровых материально-ответственных работников,  ушедших на
фронт, непроверенными лицами резко сказалась на состоянии дел.
     В  этой сложной обстановке аппарат ОБХСС,  состоявший только из четырех
оперработников,  был перегружен до  предела.  И  часто с  болью в  сердце мы
сознавали   недостаточную   эффективность   затрачиваемой  энергии.   Многие
завезенные с  запада,  квалифицированно отработанные и точно рассчитанные на
успех методы и способы махинаций были еще незнакомы оперативным работникам и
их помощникам.
     Наиболее  поучительным в  этом  деле  явилось  дело  по  мясокомбинату,
возникшее при случайном стечении обстоятельств.
     Летом 1942  года  оперуполномоченный ОБХСС Босов из  засады наблюдал за
непроезжим переулком у  рынка.  Оттуда  на  почтительном расстоянии друг  от
друга появились сначала старик,  а за ним мужчина.  Встретившись,  последний
вынул что-то из кармана пиджака и передал старику. После тщательного осмотра
и  перебрасывания с  ладони на  ладонь,  тот  начал тереть переданную вещь о
левый  рукав.  Проверялось качество  металла.  При  повторном  снятии  пробы
продавец пытался вырвать вещь. Но старик ловко увернулся. Последовал сильный
удар,  от которого старик рухнул на землю.  Появившийся в  этот момент Босов
сначала подобрал растянувшуюся змейкой в  пыли  длинную стограммовую золотую
цепь, а потом уже задержал "хулигана" и "потерпевшего". При личном обыске из
брючного кармана мужчины извлекли полкилограмма колбасы.
     Колбаса эта была особая.  Крутосоленая и прокопченная,  рассчитанная на
длительное  хранение.  Изготовлялась  она  мясокомбинатом только  по  заказу
фронта.  Пересмотрели все  материалы по  комбинату,  но  никаких  сигналов о
хищениях колбасы не нашли.
     Сбытчика золотой цепи за "хулиганские" действия по отношению к  старику
водворили в КПЗ.  А чтобы не насторожить старого "золотых дел мастера",  его
обыскивать не  стали.  Не  обратили внимания и  на  латку  на  левом рукаве,
размером 10  на  20  сантиметров.  Она  маскировалась под  цвет материала на
пиджаке. Допросили по поводу нанесения ему побоев и отпустили с миром.
     Страхуя себя,  старик добрых два  часа колесил по  улицам и  переулкам.
Побывал в четырех квартирах и,  зайдя в калитку пятой, исчез в винограднике.
При проверке ни в  одной из пяти квартир старик не проживал.  На второй день
он не появлялся на рынке.
     Два дня в городе работали сотрудники милиции и нашли старика.  Жил он с
семьей бедно,  в однокомнатной,  слепленной из глины избушке,  окруженной со
всех сторон полуразрушенными дувалами.
     Рано  утром  с  тремя  понятыми  оперативные работники заполнили тесное
жилье  старика.  Обыск  начали  с  входной двери  по  ходу  часовой стрелки.
Внимательно осмотрели стены, пол и потолок. Подозрительные места зондировали
щупом.  Исследовали предметы  домашнего обихода,  убогую  мебель  кустарного
производства.  Подозрительным показался  обшарпанный фанерный  чемодан.  Сам
чемодан старый,  а мебельные гвозди,  которыми он густо был усеян, выглядели
совсем  новыми.  Сорвали один  гвоздь.  Под  шляпкой показалась утопленная в
дерево крупная точка - самодельный сапожный гвоздь. Поскребли его перочинным
ножом. Чемодан таил в себе более ста золотых гвоздей.
     Дошла  очередь до  полуразрушенной печки.  Разобрали ее  по  кирпичику,
прощупали прямоугольник земли, на котором была сложена печь и нашли предмет,
похожий на  пульверизатор.  Это  был аппарат,  при помощи которого плавилось
золото.
     Затем  перешли в  тесный,  захламленный чулан.  И  снова  в  подошвах и
каблуках старой обуви золотые гвозди...
     Обыск подходил к  концу,  а  "большого золота" нет и  нет.  Где же  оно
таится?  Осмотрели косяки дверей,  рамы  окон,  наружные стены избы,  крышу.
Протыкали стальным щупом дувалы,  территорию небольшого,  заросшего бурьяном
двора.  Оставалась  помойная  яма,  около  которой  с  бросавшейся  в  глаза
небрежностью навалены всякие нечистоты.
     Физически сильный  Босов  с  азартом  начал  орудовать щупом,  проверяя
помойку от края к центру. И вдруг рука почувствовала глухой стук. Взялись за
лопаты.  С  глубины одного метра извлекли кусок листового железа,  не совсем
проржавленного.  Щуп заработал энергичней. Снова стук, и на середине помойки
щуп  туго вошел во  что-то  мягкое.  Решили яму  диаметром более двух метров
раскопать от края до края.
     Когда оперативники и понятые начали разрывать зловонную яму,  у старика
начался "приступ печени".  Скорчившись, он лег здесь же на бурьяне. Учли его
поведение и  еще быстрее заработали лопатами,  пока не  наткнулись на что-то
твердое.  А  через  минуту со  словами "вот  оно"  Босов поднял над  головой
глянцевую кринку с заделанным толстым слоем сургуча отверстием.
     Кринку  торжественно перенесли в  квартиру  хозяина.  Один  из  понятых
сорвал с отверстия сургучную заделку. Первыми на стол упали фунты стерлингов
и  доллары в банкнотах.  За ними -  золотые изделия и бриллианты в небольшом
замшевом мешочке. Из перевернутой кринки посыпались золотые монеты: польские
злоты,  американские доллары,  рубли дореволюционной чеканки.  И  последними
выпали самосплавленные золотые слитки.
     Был  изъят  и  пиджак  с  латкой  на  левом  рукаве,  как  вещественное
доказательство преступной деятельности старика.
     Много лет старик открыто крал золото. Бывало, выйдет на толкучий рынок,
высмотрит жертву,  продающую по  нужде обручальное кольцо или другую золотую
вещь.  Начнет торговаться,  крутит,  вертит вещь,  пробует на зубах,  трет о
латку,  грубую,  как наждак,  смотрит и нова трет.  И,  наконец,  предлагает
ничтожную цену.  Продающий считает это насмешкой и отходит.  За день десятки
раз  прикоснутся золотые вещи  к  латке.  Дома  латка  с  рукава срывалась и
сжигалась.  Выплавленное золото оставалось на  дне тигелька.  Очень просто и
здорово.
     Задержанный сбытчик,  когда  ему  вменили  в  вину  спекуляцию золотом,
хулиганство и покупку заведомо похищенной колбасы, в свое оправдание с жаром
доказывал,  что золотая цепь принадлежала его покойной матери и  продавал он
ее как свою собственность.
     Ударил старика,  "мошенника из  мошенников",  за  кражу  золота.  Купил
колбасу у  "корчмаря" -  тоже несусветного жулика.  А  где  корчмарь колбасу
приобретает, спросите, мол, у него самого.
     Так стало известно,  что в просторном помещении, расположенном во дворе
ничем не примечательного закоулка,  существует подпольная корчма. Ее хозяин,
в  прошлом крупный в  Польше ресторатор,  открыл свое  заведение для  узкого
круга "солидных" и вполне надежных посетителей.
     Скучающие от безделья обеспеченные особы, зная, что у него можно хорошо
поесть и  выпить,  валом валили в корчму.  Корчмарь,  с бородой и заплывшими
жиром бойкими глазами, всегда был доволен. Дела шли великолепно.
     С  подгулявших панов за  съеденное,  выпитое и  проведенное за  картами
время брал по своей "таксе" фунтами стерлингов, долларами, золотыми монетами
и  советскими деньгами.  Даже  отпускал на  дом  копченую колбасу,  ветчину,
корейку.
     Его  пробивные "заготовители" исправно  и  в  избытке  поставляли хлеб,
мясо, масло, яйца, копченые мясные изделия. Прихваченный на всякий случай из
Польши искусный повар готовил изысканные блюда.
     Ликвидировать корчму трудностей не составляло.  Но прежде нужно было (и
в этом состояла главная задача) вскрыть каналы,  по которым "плыли" в корчму
ценные мясные изделия.
     Не ослабляя наблюдения за деятельностью корчмы,  сосредоточили внимание
на   мясокомбинате.   Однако  в   результате  вскрыли  лишь  мелкие  хищения
второстепенных мясопродуктов да  оформлявшийся через бухгалтерию отпуск мяса
и  небольшого количества копченых  изделий  по  именным  запискам  директора
разным лицам.  Других существенных хищений не установили.  Корчма же,  как и
прежде,  ежедневно снабжалась копчеными мясными изделиями.  Как же  они туда
попадали? Это пока было загадкой.
     Через  отделение  железнодорожной милиции  проверили  транспортировку и
погрузку продукции в вагоны-холодильники, но все оказалось в порядке.
     Кто-то   из   работников  ОБХСС  предложил  провести  осторожный  опрос
работников мясокомбината, уволенных за последнее время. Быть может, найдутся
"недовольные" и прольют свет на истину. Предложение было принято.
     Бывшая  работница,  уволившаяся  по  собственному  желанию,  рассказала
примерно следующее:
     - Порядка  там  нет,   из-за  этого  и  уволилась.  Устроилась  я  туда
охранницей.  Проинструктировал меня начальник и  поставил к главным воротам.
"Смотри,  -  говорит,  - хорошо. Подводы и автомашины через ворота пропускай
только по  пропускам.  А  если  что-нибудь везут,  требуй еще  и  накладную.
Смотри,  то ли везут,  что написано в  накладной.  Если что не так,  подавай
сигнал свистком. Придем - разберемся".
     - Стою  на  посту и  вижу:  со  двора комбината катят дрожки.  "Отворяй
ворота,  -  кричит мне кучер,  - что рот-то разинула". Я ему говорю, пропуск
сначала предъяви.  Да  покажи,  что  везешь под ковром.  Приподняла за  угол
ковер,  а  там  большой чемодан.  Кучер оттолкнул меня от  дрожек.  А  я  за
свисток, да и давай во всю мощь сигналить. Сидевший на дрожках ко мне спиной
мужчина обернулся да как крикнет:  "Прочь отсюда,  огородное пугало". Что бы
дальше было,  не знаю,  но прибежал начальник охраны,  сам открыл ворота,  и
дрожки умчались.  Я была выругана за задержание самого директора. А я откуда
знала,  что он директор.  После этого меня перевели в  убойный цех.  В самую
мокроту. А у меня ревматизм. Подумала, подумала, да и уволилась.
     Это вызвало недоумение. Неужели директор? Но наблюдение организовали.
     На  следующий день  утром  добрый  конь  катил  за  собой  рессорные на
резиновом ходу  дрожки  с  директором.  Сидение дрожек было  покрыто ковром,
из-под которого возвышался прямоугольник, похожий на сиденье для кучера.
     За 40-50 метров ворота распахнулись.  Кучер,  не сбавляя хода,  проехал
ворота и остановился у конторы.  Ссадив директора, он поехал в глубь двора и
затерялся  между  строениями.  До  конца  рабочего  дня  кучер  оставался на
территории мясокомбината.
     В  19.00  ворота распахнулись.  От  конторы кучер  повел  лошадь рысью.
Доставив директора домой,  тронулся дальше,  прямо с ходу, через узкую щель,
проделанную в  высоком дувале,  заехал на  просторный двор.  Остановившись у
своей квартиры,  извлек из-под ковра вместительный черный чемодан, занес его
в   квартиру.   Не  задерживаясь,   выехал  и  проследовал  на  конный  двор
мясокомбината.
     На  второй и  третий день  кучер  повторял то  же  самое.  За  эти  дни
работники  милиции  установили  и  главное:   где,   как  и  чем  наполнялся
"директорский  чемодан",   и   каким   образом   копченые   мясные   изделия
переправлялись в корчму.
     По   детально  разработанному  плану  была  осуществлена  одновременная
операция.  У  квартиры директора работники милиции отогнули ковер и  сняли с
дрожек чемодан,  в котором оказалось 38 килограммов копченых мясных изделий,
преимущественно колбасы.  Поставленный  в  весьма  затруднительное положение
директор мясокомбината кулаком  молотил по  своей  груди  и  отборной бранью
ругал  себя  за   небдительность  на  руководимом  предприятии.   Долго  при
подписании  документа  по  факту  задержания  с   поличным  возражал  против
формулировки, согласно которой похищал готовую продукцию вместе с кучером.
     ...Содержатель корчмы -  хитрый делец - встретил оперативных работников
поклоном и  сразу же пригласил к  столу по случаю своего пятидесятилетия.  А
когда ему было предъявлено постановление на  арест и  ордер на право обыска,
замахал руками  и  попятился назад.  Присутствующие изрядно захмелевшие паны
прекратили  пиршество  и,  вытирая  белоснежными салфетками  жирные  губы  и
подбородки, смотрели на оперативных работников вытаращенными глазами.
     Потребовались две  подводы,  чтобы  вывезти из  корчмы посуду,  большие
запасы  продуктов,   спирта,   самодельных  ликеров  и,  конечно,  продукцию
мясокомбината: колбасы, ветчину, корейку.
     На  квартире кучера  изъяли несколько килограммов копченостей,  крупную
сумму советских денег,  монеты и изделия из золота.  Склад готовой продукции
комбината  опечатали и  сдали  под  милицейскую охрану.  Заведующего складом
взяли под стражу. Работниц склада допросили прямо в конторе мясокомбината.
     Многочисленными свидетельскими  показаниями  и  добытыми  вещественными
доказательствами  устанавливалось  систематическое,  организованное  хищение
готовой  продукции.  Оставалось уточнить  размеры  похищенного,  причиненный
ущерб и  каким способом создавался резерв для расхищений.  Однако полученный
акт   ревизии  склада  готовой  продукции  поразил  своим   выводом.   Кроме
незначительных недостач и излишков по некоторым видам изделий, возможных при
большом обороте продукции, других отрицательных фактов он не отмечал.
     Напрашивался вопрос:  из каких же источников похищались изделия?  Еще и
еще перечитывались показания работниц склада:
     "Кучер  директора ежедневно приходил в  склад  с  чемоданом.  Вместе  с
заведующим складом наполнял чемодан копченостями, больше всего колбасой, для
директора и  еще какого-то "большого начальства".  Чемодан со склада выносил
всегда кучер директора".
     По акту ревизии назначили экспертизу. Неделю возился опытный эксперт. А
результат все тот же.
     Однако  эксперт  высказал  предположение о  вероятном создании  резерва
продукции путем махинаций при списаниях естественных потерь.  И настаивал на
назначении технологической экспертизы с его участием.
     Экспертам,   в   том   числе  технологу  мясо-молочной  промышленности,
потребовалось много времени.  Они  исследовали все виды готовой продукции на
угар за  фактическое время хранения на  складе.  И  тут выявилась простейшая
махинация, суть которой заключалась в следующем.
     Бухгалтерия мясокомбината в целях "благополучия" на складе регулярно, в
конце  каждого  квартала,  снимала натуральные остатки и  сличала с  данными
бухгалтерского учета.  При каждом таком мероприятии списывалась,  независимо
от   длительности  хранения  продукции  на  складе  и   фактических  потерь,
максимальная норма на естественные потери, так называемый угар.
     Эксперты   при   изучении  приходно-расходных  складских  документов  и
экспериментами  доказали,  что  вся  поступавшая  от  производственных цехов
готовая продукция в  складе хранилась лишь  двое-трое суток.  Как  только на
складе накапливалось 16-18 тонн, продукция сразу отправлялась по назначению.
Следовательно,   между   действительными  нормами  хранения  на   складе   и
максимальными образовывалась значительная  разница  и  составляла  на  тонну
продукции  в  соответствии  с  видом  изделий  15-35  килограммов  в  пользу
расхитителей.
     Следствием было установлено, что жуликам удалось похитить и реализовать
много  ценной  продукции,   предназначенной  для   воинов  Советской  Армии.
Изобличенные расхитители и  их  сообщники  понесли  заслуженное наказание по
законам военного времени.
     Оперативные работники  города  Алма-Аты  раскрыли  и  обезвредили шайку
расхитителей  социалистической собственности  и  спекулянтов  -  Скударнову,
Артаментову,  Тюрину, Нелюбову, Иванову и Назаренко. Эти люди в целях наживы
систематически  воровали   продовольственные  товары,   предназначенные  для
трудящихся  города.  Скударнова  с  соучастниками  превратила  ларек  No  31
Алма-Атинского горпищеторга в свою кормушку: они воровали хлеб, кондитерские
изделия,  и  все  это сбывали по  спекулятивным ценам,  а  вырученные деньги
делили между собой.
     Чтобы   скрыть  следы   преступления,   заведующая  ларьком  Скударнова
совместно   с   работниками  контрольно-учетного   бюро   Ленинского  района
Артаментовой  и  Тюриной  похитили  продовольственные  талоны  в  момент  их
уничтожения   и   покрывали   недостачу   хлеба   и   кондитерских  изделий,
образовавшуюся  в  результате  хищения.   Таким  образом,  участниками  этой
преступной группы было похищено и  реализовано по  спекулятивным ценам свыше
четырех тонн хлеба.
     Преступники были пойманы с поличным: у них изъяли 320 продовольственных
карточек,  более чем на 100 килограммов хлебных талонов,  44 тысячи рублей и
много кондитерских изделий.
     ...В  квартире Матвеевых никого  не  было.  Неизвестный взломал  замок,
открыл дверь и проник в комнату.  Здесь он долотом открыл шифоньер, связал в
узел находившиеся в  нем  вещи и  вышел.  Вор направился в  глухой переулок,
надеясь скрыть свои следы.
     Проходивший мимо старший инспектор паспортного стола Управления милиции
НКВД Казахской ССР Измагамбетов обратил внимание на  неизвестного и  на  его
узел, набитый вещами.
     - На минуточку,  гражданин!  -  сказал он,  подходя к  неизвестному.  -
Разрешите проверить ваши документы!
     - Какие документы? Кто ты такой? - грубо ответил остановленный.
     - Я  работник милиции,  -  твердо сказал Измагамбетов и  преградил вору
дорогу.  Тот ударил Измагамбетова и попытался бежать.  Но старший инспектор,
схватив  преступника за  руку,  удержал  его.  Около  них  стали  собираться
прохожие.
     - Отпусти, ты! - закричал вор. - Это мои вещи! - Но Измагамбетов крепко
держал его  за  руку.  В  это время две женщины быстро побежали в  отделение
милиции и сообщили о происшествии.
     Через несколько минут вора доставили в отделение. Им оказался сбежавший
из-под стражи Львицын. Этот грабитель совершил два убийства и 18 ограблений.
     Бандит предстал перед советским судом. Потерпевшим гражданам Матвеевым,
проживающим в  Алма-Ате,  были возвращены все их  вещи.  В  своем письме они
выразили Измагамбетову искреннюю благодарность.
     Как  священный  долг  выполняли работники милиции  свои  обязанности по
охране социалистической собственности,  жизни и  здоровья советских граждан,
не жалея ни сил, ни времени.
     За время войны милиция выросла и  окрепла.  Она воспитала в своих рядах
подлинных  патриотов Родины,  беспредельно преданных нашей  Коммунистической
партии и Советскому правительству.
     ЦК  КПСС  и   Совет  Министров  СССР  дали  высокую  оценку  труженикам
советского тыла.  Многие  работники органов внутренних дел  были  награждены
орденами и медалями, поощрены денежными вознаграждениями.






     На заре Советской власти,  когда Рабоче-крестьянская милиция делала еще
только  первые  шаги,   когда  разрабатывались  положения  о   ее  правах  и
обязанностях,  Владимир  Ильич  Ленин  подчеркивал:  "Милиция  должна  иметь
крепкую связь с трудящимися, с домовыми комитетами, должна в своих действиях
опираться на честных людей,  которые заинтересованы в  поддержании порядка в
советском обществе.  Милиция - слуга народа, без поддержки трудящихся она не
сможет выполнить возложенные на нее задачи"*.
     ______________
     * Дижбит А.  "Ильич напутствовал нас". "Советская милиция", 1963, No 4,
стр. 26.

     Эти  ленинские заветы  с  первых  дней  работы  милиции стали  для  нее
руководством к  действию.  И  вот уже более полувека тесная связь с  народом
является  основой   успешной  работы   милиции  в   борьбе   за   укрепление
общественного порядка.
     Различные  формы  принимала  за  годы  Советской власти  связь  органов
внутренних дел  с  общественностью.  Общества и  бригады содействия милиции,
товарищеские суды,  народные дружины и общественные автоинспекторы, комиссии
по    делам    несовершеннолетних    и    коллективы,     шефствующие    над
исправительно-трудовыми колониями,  выполняют разные  функции,  но  все  они
способствуют укреплению общественного правопорядка, упрочению самой законной
в мире власти - власти трудового народа.
     Выступления работников  милиции  перед  населением,  прием  граждан  по
интересующим  их  вопросам  на  предприятиях,   в   учреждениях,   по  месту
жительства,  пропаганда правовых  знаний,  общественные приемные  в  органах
милиции,  где  работают  на  общественных началах  квалифицированные юристы,
педагоги,  представители общественных организаций - все эти формы укрепления
связи  органов  внутренних  дел  с  трудящимися,  предусмотренные ноябрьским
(1968)  постановлением партии  и  правительства,  повсеместно  внедряются  в
жизнь.
     Основы этих связей закладывались в первые годы Советской власти,  когда
первые формирования милиции совместно с отрядами красноармейцев,  рабочими и
крестьянством боролись  против  белогвардейских банд,  басмачей  и  кулацких
элементов.




     Попытку свергнуть Советскую власть в  Кустанайском уезде  предприняли в
1920  году  местные контрреволюционеры и  кулаки.  Они  организовали банды с
громкими   названиями  "Зеленая  крестьянская  армия"   и   "Белогвардейское
общество".  Используя недовольство отсталой части крестьян продразверсткой и
трудностями,  порожденными войной,  они повели наступление против только что
образованных местных  Советов,  намереваясь  с  оружием  в  руках  завладеть
Кустанаем, а затем и Челябинском. "Зеленая" банда начала свое наступление во
Всесвятском поселке (ныне село Урицк) и направилась в села Большую Чураковку
и  Ново-Алексеевку.   В  походе  "зеленые"  чинили  расправу  над  сельскими
активистами, семьями милиционеров и красноармейцев.
     Ревком  обратился к  населению с  призывом помочь  в  ликвидации банды.
Кустанайский  уезд  был  объявлен  на  осадном  положении.  Город  охранялся
Коммунистической  ротой,   в   состав  которой  входил  и   отряд   милиции,
сформированный из городских и уездных милиционеров.
     27  августа 1920 года в  25 километрах от Кустаная банда "зеленых" была
встречена отрядами военкома и  милиции.  После  четырехчасового боя  бандиты
были уничтожены.
     Но мелкие разрозненные группировки "зеленых" еще кое-где разбойничали в
уезде. Участились случаи поджогов.
     Измученное  колчаковщиной  и   жаждущее  скорейшей  победы  над  врагом
население  оказывало  милиции  всемерную  поддержку  и  помощь.   Рабочие  и
крестьяне сообщали о местонахождении банд,  о вооружении и численности их. В
селах  женщины пекли  хлеб,  шили  для  бойцов шапки  и  рукавицы из  старых
полушубков,  собирали продукты,  а  мужчины чинили  валенки,  сбрую,  рубили
табак. И все это отправляли отрядам милиции.
     Вскоре единодушно поддержанные населением красные отряды разгромили все
белогвардейские и кулацкие банды. В республике прочно установилась Советская
власть, наступила мирная жизнь.
     Лучшие представители общественности помогали охранять порядок в городах
и селах.  Многие из них стали потом кадровыми работниками органов внутренних
дел.
     С  1937 года работал в  бригаде содействия милиции боец пожарной охраны
Даниловского рудника  Акмолинской (ныне  Целиноградской) области Бабаев.  Он
помог  задержать преступника,  похитившего 23  тысячи рублей государственных
средств, неоднократно разоблачал конокрадов, задерживал хулиганов.
     Когда на складе Маканчинского райпотребсоюза возник пожар,  бригадмилец
Матвеенко  своей  самоотверженностью  буквально  увлек  народ  на  борьбу  с
разбушевавшейся стихией. Пожар был быстро ликвидирован.




     С  первых же  дней Великой Отечественной войны работа бригад содействия
милиции  значительно активизировалась.  На  всех  крупных  предприятиях были
организованы специальные группы охраны общественного порядка.  Например,  на
предприятиях и  в  учреждениях Павлодара в  начале 1942 года было создано 16
таких групп, в которые входило 172 человека.
     Член  группы  охраны  общественного порядка Анна  Жугина на  территории
пятой   фермы   Карасуского   мясосовхоза  Кустанайской  области   встретила
неизвестного гражданина,  пригласила его в  кабинет директора и  потребовала
документы.   Представленные  им   две   справки  не   удостоверяли  личность
задержанного,  а  его  суетливое  поведение встревожило Жугину.  Она  решила
доставить его в органы милиции. Задержанный оказался уголовным преступником,
сбежавшим во время конвоирования.
     За проявленную бдительность и  настойчивость в задержании преступника в
суровые  военные дни  Анне  Жугиной приказом начальника Карасуского РО  НКВД
была объявлена благодарность.
     Летом  1944  года  домохозяйка  Мария  Лексина  в  районе  Джамбулского
сахарного завода обратила внимание на  подозрительную особу,  задержала ее и
доставила в  отделение милиции.  При  проверке  оказалось,  что  задержанная
несколько раз  была  судима за  преступления.  На  этот  раз  она  совершила
квартирную кражу  и  пыталась  скрыться.  Народный  комиссар  внутренних дел
Казахской  ССР   объявил  Лексиной  благодарность  и   выдал   ей   денежное
вознаграждение.




     В  пятидесятые годы  мирной жизни существенную помощь оказывали милиции
комсомольцы, вступившие в бригадмил по призыву ЦК ВЛКСМ.
     Особенно  хорошо  работали  комсомольские организации  Карагандинской и
Павлодарской   областей,    некоторых   районов   Алма-Аты.   Были   созданы
комсомольско-молодежные посты,  регулярно  проводились рейды  по  ликвидации
безнадзорности детей,  специальные инициативные группы следили за порядком в
общежитиях, клубах, столовых и других общественных местах.
     По   инициативе   комсомольских   органов   были   также   организованы
комсомольские рейды по торговым точкам.
     ...Это  случилось  13   декабря  1956  года.   Старшина  милиции  Алтай
Абдрахманов проходил недалеко от  реки  Сыр-Дарьи.  Вдруг он  услышал крики:
"Спасите!  Спасите!" Голоса доносились со стороны реки. Не теряя ни секунды,
Абдрахманов бросился к берегу. К нему присоединился бригадмилец Тохжалов.
     Они увидели на  середине реки перевернутую лодку и  возле нее несколько
человек. Течением реки людей относило все дальше и дальше.
     У  берега  стояла  рыбацкая лодка.  После  больших  усилий  ее  удалось
освободить от замка.  Старшина Абдрахманов бросился в воду. Одного за другим
он  подтягивал пострадавших к  лодке,  где  их  принимал Тохжалов.  Старшина
милиции и бригадмилец спасли семь человек.
     ...Однажды бригадмилец Владимир Филиппов заметил,  как  к  буфету клуба
Гурьевского жилгородка  подошли  два  атлетически сложенных  парня  в  форме
учащихся  ремесленного училища  и  остановились у  витрины.  Ему  показалось
подозрительным,  что  учащиеся  ГПТУ  слишком  великовозрастны,  и  он  стал
наблюдать за  ними.  Едва незнакомцы положили руки на  стекло,  Филиппов был
возле них. Одному удалось бежать, второго Филиппов доставил в отдел милиции.
Некий Макаров вынужден был  признаться,  что вместе с  приятелем Беркалиевым
занимался  кражей  товаров,   незаметно  выдавливая  стекло  витрин.   Чтобы
направить милицию  по  ложному следу,  злоумышленники одели  форму  учащихся
ремесленного училища, которую также выкрали из витрины универмага. Но уловка
не удалась.
     ...Когда  продавщица  Темиртауского  продовольственного  ларька  No   4
Хмелева, кончив работу, начала подсчитывать дневную выручку, раздался удар в
дверь.  Затем ее  рванули с  такой силой,  что слетела щеколда,  и  в  ларек
ввалились двое  неизвестных.  Хмелева  подняла  крик.  Один  из  грабителей,
оттолкнув ее,  схватил с  прилавка и сунул в карман кипу пятидесятирублевок,
второй собирал остальные деньги.  Вот они бросились к  двери.  Но  не тут-то
было!
     - Спокойно,  -  послышался с улицы чей-то насмешливый голос,  -  сейчас
выпустим.
     Крики Хмелевой услышали члены комсомольского штаба,  дежурившие в  этом
районе,  -  Владимир Селиванов и  Николай Хрусталев.  Они  мгновенно приняли
правильное решение.  Грабители были пойманы с поличным и понесли заслуженное
наказание.
     Это  лишь  эпизоды из  многочисленных боевых  дел  членов комсомольских
штабов - верных друзей и помощников милиции.




     Новые  формы  связи милиции с  общественностью появились в  начале 1959
года,  когда вышло в  свет постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР "Об
участии трудящихся в охране общественного порядка в стране"...
     Сразу   же   после  выхода  в   свет   нового  постановления  партии  и
правительства  в   Казахстане  повсеместно  стали  создаваться  добровольные
народные дружины.
     По  инициативе областного управления внутренних дел и  городского штаба
добровольных народных дружин в  один из воскресных весенних дней 1960 года в
Караганде был проведен массовый рейд общественности по борьбе со спекуляцией
и  нарушениями правил  советской торговли.  В  рейде  приняло  участие свыше
тысячи  человек  -   дружинники,   члены  комиссии  общественного  контроля,
сотрудники     милиции,     представители     государственной    лаборатории
весоизмерительных приборов, телецентра, редакций областных газет.
     Рейдовые  бригады  побывали  в  магазинах,  предприятиях  общественного
питания, киосках, на рынках. В некоторых магазинах общественники установили,
что  отдельные продавцы  обсчитывали,  обмеривали покупателей,  припрятывали
товары повышенного спроса.
     Дружинники  Седых  и  Черноженцев обнаружили,  что  в  магазине  No  24
отсутствовали ценники на продтовары.  Когда потребовали объяснений, продавец
Сагынбекова  ответила  грубостью,  оскорбила  членов  рейдовой  бригады.  По
настоянию общественности Сагынбекову уволили с  работы.  В  кафе-автомате от
ресторана "Центральный" некоторые блюда  не  соответствовали меню-раскладке.
Это не ускользнуло от внимательных глаз дружинников. Виновные были наказаны.
     Хорошо потрудились дружинники вместе с  работниками ОБХСС на  вещевом и
Центральном колхозном рынках. В день рейда было задержано немало нарушителей
правил торговли.  На  них прямо на месте составлялись акты для принятия мер.
Несколько  дел  рассмотрел  народный  судья.   В  тот  день  работала  также
административная комиссия  райсовета депутатов трудящихся.  Сотрудники ОБХСС
совместно  с   райкомом  комсомола  организовали  на  вещевом  рынке  выпуск
сатирической стенной газеты.
     Много   актов,   составленных  участниками  рейда,   было   передано  в
товарищеские суды.  По  материалам рейда были опубликованы корреспонденции в
областной  газете  "Социалистическая Караганда",  организована  передача  по
телевидению. Итоги рейда обсуждались в горкоме партии и горсовете.
     Дружины все чаще стали специализироваться на помощи какой-либо из служб
милиции.  Одни помогали уголовному розыску, другие - наружной службе, третьи
- ОБХСС.  Свои помощники появились и  у  работников паспортного стола,  и  у
госавтоинспекции.
     ...Трое  рабочих  из  кузнечного  цеха  Целиноградского депо  Н.Шостак,
В.Евмененко и В.Гусарев,  патрулируя на территории товарного парка, увидели,
как  трое  подростков  сбрасывали уголь  с  состава.  Доставив  их  в  штаб,
дружинники направились в другой конец товарного парка.  Вдруг вдалеке ночную
тишину  прорезал  выстрел.  Из  темноты  донесся  топот  бегущих.  Навстречу
дружинникам бежали три парня.  Они рассказали, что двое неизвестных пытались
их ограбить,  открыли по ним стрельбу. В это время снова раздался выстрел, и
дружинники бросились на  его  звук.  Впереди  оказался  Николай  Шостак.  За
какое-то мгновенье до выстрела он успел обезоружить бандита.
     Дружинники доставили обоих грабителей в штаб,  и передали в милицию.  В
ходе  следствия выяснилось,  что  ранее  судимые Полонкоев и  Пундинов после
освобождения из  мест  заключения вновь  совершили  несколько  преступлений.
Областной  суд  приговорил бандита  Полонкоева к  высшей  мере  наказания  -
расстрелу, а его сообщника - к 10 годам лишения свободы.




     Во  второй  половине  1962  года  в  соответствии  с  приказом  МООП  в
Казахстане  повсеместно начали  создаваться внештатные  отделы  по  оказанию
помощи милиции.
     Партийные   и   комсомольские  организации,   рабочкомы   рекомендовали
внештатными участковыми уполномоченными передовых работников,  специалистов,
педагогов, пенсионеров МВД, активных дружинников.
     ...В поселке Ишталы совхоза "Рассвет" ночью загорелся сарай. Внештатный
участковый  -   учитель   Сыздыков  умело   организовал  ликвидацию  пожара.
Одновременно  выяснилось,  что  за  несколько  минут  до  пожара  заведующий
зерноскладом продал  полторы  тонны  пшеницы  некоему  Комлеву,  который  на
автомашине повез пшеницу в  Каражал.  Мобилизовав для задержания преступника
совхозную автомашину и  взяв  с  собой  дружинников,  Сыздыков,  несмотря на
бездорожье и метель, догнал Комлева и возвратил пшеницу совхозу.
     Особенно  активизировалась работа  комсомольских оперативных отрядов  и
дружин.  У многих из них появилась своя форма -  зеленые юнгштурмовки,  своя
структура,  свои методы работы.  Они накопили солидный опыт работы по охране
общественного порядка.  Этот опыт был  обобщен на  республиканском совещании
начальников  штабов  добровольных  народных  дружин,   который  состоялся  в
Караганде 15 июня 1965 года.
     На  совещании своим  восьмилетним опытом  работы поделилась оперативная
комсомольская дружина имени Дзержинского города Алма-Аты.  Под  руководством
горкома  комсомола  и  столичной  милиции  она  провела  большую  работу  по
предупреждению уголовных  преступлений  и  нарушений  общественного порядка,
особенно среди несовершеннолетних и  молодежи.  Дружина действует и  до  сих
пор. Она имеет свой устав и свою форму одежды. Членов дружины можно видеть в
детской комнате милиции,  в  вузах,  на  предприятиях,  в  парках и  театрах
города. Ныне дружина объединяет 450 человек. Это молодые рабочие, студенты и
специалисты.
     В   Уральске   постоянно   действуют   специализированные   оперативные
комсомольские отряды.  Они эффективно борются с правонарушениями в торговле,
со спекуляцией и расхитителями социалистической собственности, с нарушениями
правил  уличного движения,  поддерживают порядок в  общественных местах.  Но
самые  боевые  отряды -  по  борьбе с  детской безнадзорностью и  уголовными
преступлениями. Всюду можно встретить членов этих отрядов: в садах и парках,
в автобусах и кинотеатрах, на танцевальных площадках и пляжах, на катках.
     Трудные времена наступили теперь для хулиганов, карманников. Раньше они
только милиции остерегались, а теперь должны бояться каждого.
     Опытному карманному вору  В.Кочанову,  с  беспечным видом  гулявшему по
магазинам и рынку,  казалось, что никто на него и внимания не обратит: он не
более подозрителен,  чем любой другой человек.  Но  члены отряда по борьбе с
уголовной преступностью студенты строительного техникума Евгений  Панкратов,
Владимир Астафьев и Игорь Матюшенко,  участвовавшие в этот воскресный день в
рейде,   сразу  заметили  парня  с  подозрительно  бегающим  взглядом.   Они
проследили за  ним  и  поймали за  руку,  когда  он  привычными пальцами уже
нащупывал добычу  в  чужом  кармане.  В  отделении милиции  выяснилось,  что
Кочанов уже был судим за кражи...
     Интересно и  с  большой пользой для  дела  охраны общественного порядка
прошел   сельский   сход   в   совхозе   "Березняки"   Тельманского   района
Карагандинской области. Кроме работников райотдела милиции, на нем выступили
заведующая клубом Н.П.Рощина, механик ремонтной мастерской И.В.Желяев, шофер
совхоза  Д.Лукашенко  и  другие.  Сельский  сход  справедливо  отметил,  что
пьянство -  главная причина многих  бед  на  производстве и  в  семье,  всех
нарушений общественного порядка. Сельчане решили: каждый в совхозе не только
должен быть примером добросовестности в  быту и на производстве,  но и вести
беспощадную борьбу с правонарушителями.
     Автору  этих  строк  довелось в  декабре  1967  года  присутствовать на
сельском сходе в совхозе имени Щорса Щучинского района Кокчетавской области.
В переполненном клубе перед рабочими совхоза и их семьями выступили директор
совхоза   К.Укенов,   тогдашний   начальник   Кокчетавского  УВД   полковник
И.Ф.Еременко,   участковый  уполномоченный,  дружинники.  Они  рассказали  о
мероприятиях партии и  правительства по усилению борьбы с  преступностью,  о
положении в  области и районе,  о совхозных "героях",  которые не дают людям
спокойно отдыхать.  А нескольких юнцов, которые незадолго до схода явились в
клуб пьяные и  устроили драку,  односельчане заставили подняться на  сцену и
держать ответ перед всем  народом.  Директор совхозной школы Э.М.Пышнограев,
мастер  кирпичного  завода  В.А.Кирсанов,  пожилые  женщины-матери,  молодые
девушки  высказывали немало  справедливых замечаний  по  адресу  нашкодивших
парней.  Возмущенный гул всего зала, гневные возгласы убедили дебоширов, что
люди больше не потерпят хулиганства.
     Подобные  сельские  сходы   проводились  в   республике  повсеместно  и
приносили немалые плоды. Ведь осуждение товарищей по работе, друзей, соседей
действует подчас сильнее,  чем административное наказание. И во многих селах
хулиганы присмирели.  Особенно там,  где  сходы  проводятся не  от  случая к
случаю,  а  бывают  постоянно,  где  на  суд  односельчан  выносится  каждый
неблаговидный поступок.




     Как-то    дружинник    П.Ф.Никитенко,    рабочий    Усть-Каменогорского
титано-магниевого комбината,  после работы ехал с ребенком домой. В автобусе
он  заметил,  как один парень преспокойно забрался в  чужую сумку и  вытащил
деньги.  Никитенко немедленно схватил вора за  руку,  но  тот  успел бросить
краденное обратно в  сумку  ничего  не  подозревавшей женщины.  Испуганная и
обрадованная хозяйка сумки вышла на ближайшей же остановке и поспешила уйти.
А Никитенко привел вора в штаб оперативного отряда.
     Этот отряд организован в  Усть-Каменогорске осенью 1969 года по примеру
Измайловской  дружины  Первомайского  района  Москвы.   Руководит  им  штаб,
командир - инструктор горкома партии Анатолий Алексеевич Гоголь.
     В   штабе  на   общественных  началах  работают  главный  механик  цеха
свинцово-цинкового комбината Николай Алексеевич Орех,  передовой бригадир из
титано-магниевого  комбината  Изиль  Евгеньевич  Гордеев,  аппаратчик  Борис
Семенович Сергеев,  рабочие - коммунисты Юрий Савельевич Мирошников, Николай
Иванович  Хворостенко и  другие.  Заместитель командира отряда  -  инспектор
уголовного розыска  старший  лейтенант милиции  Николай  Егорович  Шалудько.
Сейчас в  отряде уже  более 700  человек -  рабочие и  инженерно-технические
работники крупнейших промышленных предприятий города.
     Штаб  расположен в  центре  города  в  удобном и  хорошо  оборудованном
помещении.   Отряд   постоянно   обеспечивается  автотранспортом,   вооружен
стационарной  радиостанцией и  переносными  рациями,  светопланом  города  и
другим   необходимым  техническим  оборудованием.   Все   это   сделано   на
общественных началах.
     Оперативный отряд  добровольной народной дружины  -  новая  действенная
форма участия трудящихся в охране общественного порядка. Борьба с пьянством,
хулиганством,  хищениями  социалистической  собственности,  со  спекуляцией,
предупреждение  правонарушений  -   вот   далеко  не   полный  перечень  дел
дружинников из усть-каменогорского оперативного.
     Этот отряд был у  нас первой ласточкой.  ЦК  КП  Казахстана весной 1970
года  решил  распространить  и   внедрить  опыт  усть-каменогорцев  по  всей
республике.
     Пример  восточноказахстанцев был  горячо  поддержан многими  партийными
организациями и  коллективами трудящихся  промышленных предприятий,  строек,
учреждений,  учебных заведений.  Оперативные отряды  ДНД  созданы и  успешно
действуют в Лениногорске и Темиртау,  Целинограде и Петропавловске, Чимкенте
и  Рудном,  Ленинском  и  Советском районах  Алма-Аты  и  Октябрьском районе
Караганды.
     ...Весной  1971  года  дружинники  Петропавловского оперативного отряда
Сидоренко и  Стаднюк патрулировали по городу.  Они увидели,  как к  магазину
подошла автомашина,  груженная мешками с мукой. Шофер зашел в магазин. В это
время  двое  неизвестных вскочили в  кабину,  и  машина на  большой скорости
рванулась прочь.
     Раздумывать было  некогда.  Дружинники стали преследовать преступников.
Рискуя жизнью,  Стаднюк на полном ходу прыгнул из мотоцикла в кузов машины и
телогрейкой закрыл переднее стекло кабины.  Машина остановилась.  И  уже  на
земле   завязалась  схватка,   победителями  из   которой  вышли   смелые  и
тренированные дружинники.
     Повсюду, где действуют оперативные отряды добровольных народных дружин,
спокойнее становится на  улицах,  в  общественных местах.  Люди  с  красными
повязками на  рукавах наряду  с  работниками милиции охраняют труд  и  покой
советских людей.







                           начальник отдела
                   политико-воспитательной работы
                           МВД Казахской ССР



     Дело,   которому  служат  работники  милиции,  требует  всего  человека
безраздельно. Сотрудник милиции всегда на работе, всегда на посту.
     Мне   хочется  привести  слова  лауреата  Ленинской  премии,   писателя
С.С.Смирнова:  "Мы,  советские люди, за полвека своей истории вынуждены были
так  часто воевать,  столько раз отражать вооруженные нападения врагов,  что
слово  фронт естественно вошло в  наш  быт.  И  в  мирное время мы  привычно
говорили: "На трудовом фронте" или "Фронт борьбы за коммунизм..."
     На  фронте  борьбы  со  стихией  постоянно  сражаются летчики,  моряки,
альпинисты.  Их  борьба трудна,  противник беспощаден,  но  фронт  у  них  -
"видимый".
     Стихию человеческих страстей,  людской подлости и жестокости, уродливую
стихию  преступлений,  против  которой  борются  те,  кто  стоят  на  страже
общественного порядка,  не  нанесешь ни  на какие карты.  Это фронт поистине
невидимый.  Бойцам  этого  фронта надо  находиться в  постоянной,  ежечасной
готовности.  Поэтому борьба  здесь  особенно сложна,  а  потери -  настоящие
фронтовые потери,  увы,  нередкие - особенно тяжелы от сознания того, что их
могло бы не быть".
     Пусть  простит  нас  читатель за  длинную  цитату,  но  в  этих  словах
исчерпывающе раскрыто содержание деятельности органов милиции.  Такая оценка
полностью совпадает с мнением народа.
     Люди,   поставленные  Коммунистической  партией   на   охрану,   защиту
завоеваний  Октября,  с  первых  дней  существования Советского  государства
самоотверженно  несут  свою  нелегкую  службу,   и   это  свое  отношение  к
порученному делу передают как эстафету молодому пополнению.




     Касым  Жаманов  начал  свою   службу  в   органах  ОГПУ  двадцатилетним
пареньком,  в  начале тридцатых годов.  В  то время на стыке двух областей -
Карагандинской  и  Семипалатинской,  в  урочище  Аксай  Абралинского  района
обосновалась  свирепая  банда  братьев  Кимпрбаевых.   Люто  ненавидели  они
Советскую власть.  Бандиты убивали активистов,  жгли  дома,  всячески мешали
коллективизации в близлежащих районах.
     Они  были  изворотливы,  хитры,  хорошо вооружены.  Долгое время их  не
удавалось выследить.  Кимпрбаевы появлялись обычно там,  где их меньше всего
ожидали, и так же внезапно уходили.
     На  ликвидацию банды был отправлен комотряд ОГПУ в  составе 25  человек
под  командованием начальника  Абралинского ОГПУ  Джамалетдинова.  Однако  в
урочище Аксай отряд был  окружен и  взят  в  плен.  Избитых и  окровавленных
бойцов отряда под усиленной охраной держали на зимовке.
     Эта  весть подняла на  ноги всех коммунистов района -  был  сформирован
новый отряд ОГПУ. Связным в нем был и 20-летний Касым Жаманов.
     На  помощь отряду подоспели регулярные части  ОГПУ.  Почувствовав,  что
вокруг них туго стягивается петля, бандиты метались из одного аула в другой,
прятались в урочищах,  как загнанные звери,  и мстили мирным жителям. Вскоре
банда была  разгромлена,  а  ее  главари -  братья Кимпрбаевы,  бросив своих
головорезов на произвол судьбы, скрылись.
     Уже тогда Касым Жаманов решил,  что только в  рядах чекистов его место,
что здесь он принесет пользу своему народу.  Он видел,  сколько слез и  горя
приносят его землякам Кимпрбаевы.
     Во  время  войны в  Ульяновском районе Карагандинской области орудовали
три бандитских шайки,  состоящие из уголовников и  дезертиров.  Но ночам они
нападали на одиноких людей, убивали и грабили.
     Касым  Жаманов к  тому  времени уже  был  лейтенантом милиции.  Как  он
ненавидел  этих  отщепенцев,   стрелявших  в  спину  народа,  боровшемуся  с
фашизмом! Нет, таких надо срочно обезвредить!
     В  1942 году Жаманов возглавил группу работников милиции по  ликвидации
преступников. Касым знал, что некоторые из них время от времени появляются у
своих родственников. Он решил поговорить с женой дезертира Карипбаева, чтобы
та помогла задержать мужа.
     После долгих уговоров женщина согласилась. В доме устроили засаду.
     Время тянется томительно и долго.  Нервы напряжены до предела.  Сколько
их придет? Не выдаст ли чем-нибудь себя хозяйка? Справится ли со страхом?
     Глубокой  ночью  под  окнами  прошмыгнула  тень.  "Один"  -  облегченно
вздохнул Касым. Раздался едва слышный стук.
     - Заходи.
     В дом ввалился небритый,  голодный Карипбаев.  Как только он отставил в
угол  ружье  и  бросил  на  стол  револьвер,  раздался окрик:  "Руки  вверх!
Сопротивление бессмысленно!" Остальное было делом нескольких минут.
     Но не всегда бывало так гладко.
     При задержании другого преступника -  Жумагулова, в совхозе им. Пушкина
пришлось действовать быстро и  без  подготовки.  Это  был дерзкий,  хитрый и
осторожный враг.
     Честные граждане дали знать Касыму,  где  скрывается Жумагулов.  Группа
милиционеров внезапно ворвалась в  дом,  но  бандит успел  схватить ружье  и
готов был выстрелить в упор.  Касым ногой ударил по стволу, и заряд пришелся
в потолок. Опоздай Касым на долю секунды - и трагедии бы не избежать.




     Что может быть почетнее и благороднее борьбы за человеческое счастье? А
чтобы это счастье было полным, стоит днем и ночью на посту милиционер. И как
бы порой ни поругивали его за излишнюю,  по мнению некоторых, придирчивость,
в  трудную  минуту  все-таки  обращаются  к  нему  -   милиционеру.  Он,  не
раздумывая,  пренебрегая личной  безопасностью,  бросится  выручать из  беды
незнакомого человека.
     Случилось это в мае 1963 года.  Младший лейтенант милиции Федор Туркин,
работавший  старшим   оперуполномоченным  уголовного  розыска  Павлодарского
городского  отдела  милиции,   приехал  по  делам  службы  в  столицу  нашей
республики.  Ему казалось,  что лучше этого города нет на свете. Утопающие в
зелени дома,  переливающиеся на солнце радугой фонтаны, чистота улиц, клумбы
цветов.
     Проходя мимо театра юного зрителя,  что на  улице Калинина,  он  увидел
двух пьяных,  которые громко ругались,  приставали к прохожим.  В Федоре все
содрогнулось.   Как  смеют  эти  хулиганы  поганить  такую  красоту?  И  что
удивительно:  здоровые, сильные мужчины проходят мимо, делая вид, что ничего
не  замечают.  Федор  сделал  хулиганам  замечание  и  потребовал прекратить
безобразия.
     В ответ раздались площадная брань и угрозы.
     - Ковыляй, парень, пока ходули целы, - выдохнул один из хулиганов.
     Тогда Туркин предъявил удостоверение личности и  предложил им следовать
в отдел милиции.
     У хулиганов мгновенно пропала охота куражиться, и они, как побитые псы,
трусливо бросились бежать. Но от Федора уйти трудно. Он быстро настиг одного
и задержал скулящего парня.  Тот извивался,  пытаясь вырваться, и неожиданно
ударил Туркина ножом. Удар пришелся в сонную артерию и оказался смертельным.
     Там, где обычный гражданин может пройти мимо, не замечая правонарушения
или не желая его заметить, работник милиции не имеет права быть равнодушным.
Этого ему не позволяют присяга и совесть советского человека, призванного на
борьбу со  всякой нечистью.  Он должен предотвратить беду и  делает это,  не
задумываясь.
     ...Растет и хорошеет с каждым днем Караганда. Строятся новые проспекты,
улицы, дворцы, микрорайоны, заводы, шахты.
     Рядом с  привычными и известными всем названиями улиц встречаются улицы
Григория  Красюкова,  Павла  Резника,  Еркена  Ахметова,  Каирбека Кожакова,
Никанора Бутенко. Кто они? Писатели, космонавты или государственные деятели?
Нет.  Они  работники милиции.  Их  именами  благодарные карагандинцы назвали
улицы своего прекрасного города...
     Шумно и весело празднуют шахтеры Первомай.  Они умеют хорошо поработать
и  весело отдыхать.  Первомай 1957  года  выдался ясным,  теплым,  ласковым.
Вечерняя Караганда была  расцвечена огнями и  транспарантами,  улицы светлы,
как танцевальные залы.
     Однако есть люди,  которые,  словно мокрицы или  тараканы,  любят узкие
щели и темные углы.  О них всегда помнил младший сержант Каирбек Кожаков. Он
внимательно осматривал свой участок.  Особенно беспокоил его  рынок.  Именно
сюда стекались по ночам пьяницы, хулиганы и прочий сброд.
     Едва  завернув к  рынку,  Кожаков увидел,  как  трое здоровенных парней
сбили  с  ног  пожилого человека и  торопливо обшарили его  карманы.  Увидев
милиционера,  грабители бросились бежать.  Потерпевший указал  на  одного из
убегавших, который сбил его с ног.
     Каирбек погнался за ним. Верзила петлял между базарных киосков, ларьков
и  повозок,  стараясь уйти.  Но  милиционер был  выносливее.  Широкая  спина
грабителя была уже близко.  Вот он свернул за угол киоска и понял - не уйти.
Тогда преступник выхватил нож,  и,  как только сержант выскочил из-за  угла,
ударил его в грудь. Каирбек обхватил бандита и навалился на него всем телом.
Когда подоспели товарищи, сердце отважного милиционера уже перестало биться,
а руки крепко держали преступника.
     С  воинскими  почестями похоронили героя,  а  исполком  Карагандинского
городского Совета  депутатов трудящихся назвал именем Каирбека Кожакова один
из  переулков.  Пусть помнят его  люди,  он  заслужил эту благодарную память
своей короткой, но яркой жизнью.
     ...В холодную ноябрьскую ночь 1959 года Еркен Ахметов возвращался домой
после дежурства.  Жил он в  старом городе.  Шагал степенной походкой,  зорко
всматриваясь в  темноту.  Вот он поравнялся с  домом No 95,  что на Линейном
проезде.  Вдруг из  окна этого дома выскочил человек.  Вслед за ним выскочил
другой, и оба побежали к трамвайной остановке.
     Еркен быстро пересек улицу и  вышел им  наперерез.  Столкнулись лицом к
лицу.
     - Пойдете со мной в милицию! - строго приказал Ахметов.
     - Ладно, старшина, не шуми. Возьми четвертную и отваливай.
     Еркена словно огнем обожгло.
     - А ну, руки вверх и марш вперед! - скомандовал Еркен.
     Преступники  бросились  наутек,  старшина  -  за  ними.  Он  знал,  что
грабители скоро выдохнутся, он это чувствовал. Но вдруг один из них метнулся
в сторону, присел за небольшой заборчик, и тотчас оттуда раздался выстрел из
обреза. Картечь ударила в грудь.
     - Не уйдете, гады! - успел крикнуть Еркен, но второй выстрел был сделан
в упор...
     Мы помним Еркена Ахметова как отважного бойца. Помните его и вы, жители
бывшего переулка Паркового, а ныне переулка имени Еркена Ахметова. Он сложил
свою голову и за ваше счастье.
     Защищая трудящихся,  отдал  свою  молодую жизнь сержант милиции Никанор
Захарович Бутенко.
     Погиб  в  июне  1961  года,  спасая  тонущих,  сержант милиции Григорий
Красюков. Вечная им память и слава!




     Тяжело терять родных и друзей во время войны.  Но еще тяжелее терять их
в мирное время.  Терять, когда не гремят пушки, когда человек идет на службу
и  не  возвращается домой потому,  что где-то кто-то кого-то недовоспитал...
Как объяснить это детям погибшего?
     Работу  милиции часто  сравнивают с  работой скорой медицинской помощи.
Действительно,  в  работе этих  служб есть общее -  они  приходят на  помощь
попавшему в  беду человеку.  Нередко к  месту происшествия едут две машины -
одна милицейская, другая с красным крестом. Даже вызов их по телефону близок
- "02" и "03".
     Мальчишки  чаще  всего  хотят  быть  летчиками,  моряками,  инженерами,
космонавтами.  А  вот  Бекмурат Эльмуратов с  детства восхищался смелостью и
отвагой милиционеров и  решил после службы в армии прийти в милицию.  Службу
начал рядовым. А сейчас младший лейтенант - участковый инспектор Ленгерского
РОВД.
     Большой и беспокойный это участок - восточная часть Ленгера. По вечерам
у  магазинов  собираются любители  "сообразить на  троих".  Нередко  в  этих
компаниях возникают потасовки.  Участковый давно понял,  что одному здесь не
справиться,  просто  физически невозможно везде  успеть.  Он  оживил  работу
дружины, подобрал себе участковых инспекторов на общественных началах.
     Участок свой он  изучил досконально и  многих жителей знает не только в
лицо,  но  и  по имени.  Любое правонарушение ему становится известным через
считанные  часы,   и  он  со  своими  добровольными  помощниками  немедленно
принимает меры.
     В октябре 1970 года обворовали столовую No 6. Подозрение пало на Ушкина
и Ахметгалиева. Эльмуратов решил проверить через дружинников, где находились
подозреваемые в  момент кражи.  Выяснилось,  что обоих в  это время видели у
столовой.  Преступники сознались.  Однако участковый чувствовал,  что не все
рассказывают эти забулдыги и  пьяницы.  До  этого кто-то взломал два ларька.
Снова сбор улик,  допросы,  доказательства, и в результате выяснилось, что и
это совершили они.
     Разумеется,  в милиции не только ловят убийц, воров, хулиганов. Круг ее
обязанностей значительно шире.
     Вот взять хотя бы работу паспортной службы.
     Обязанности ее сотрудников трудны и  многогранны.  Порой случается так,
что буквально не за что, как говорят, зацепиться.
     Война  исковеркала не  только  пути-дороги людские,  но  и  их  судьбы,
фамилии,  имена.  Иногда  молодой человек присылает письмо  и  просит  найти
родителей,  которых он потерял во время войны.  О них он знает лишь то,  что
папу звали папой,  а маму -  мамой,  и что у них была бабушка Вера,  а возле
дома  росло  большое  дерево.  Конечно,  разыскать  родных  по  этим  данным
невозможно.  И  вот  тогда  начинается уточнение деталей,  которые могли  бы
навести на нужный след. Иногда это тянется годы - и в результате встречаются
родные,   но   совсем   незнакомые  люди.   Работник  паспортной  службы   с
удовольствием  пишет  на  папке:  "Дело  окончено"  и  с  некоторой  грустью
расстается с людьми,  которые ему стали тоже немного родными,  потому что он
иногда знает гораздо больше, чем сами они о себе.
     Давно  работает  в  паспортном  отделе  УВД  Джамбулского  облисполкома
капитан милиции Изосин Иван  Кириллович.  Около  30  лет  он  отдал  трудной
милицейской службе. Но по-прежнему принимает близко к сердцу тревогу любого,
кто  к  нему обращается.  Он  -  отец троих детей всегда с  особым вниманием
относится к делу, когда речь идет о розыске потерявшихся в годы войны детей.
Во многих семьях города Джамбула его принимают как близкого родственника.
     В  1940 году семья Кондратенко* -  Николай и  Анна с  сыном из  далекой
Сибири приехала на запад страны, в город Луцк. Здесь, вблизи государственной
границы, уже чувствовалось дыхание войны.
     ______________
     * Фамилии изменены.

     1941  год  ворвался в  нашу страну дымом,  грохотом металла,  стонами и
горькими слезами.  Анна  попрощалась со  своим Николаем навсегда,  а  вскоре
родила еще одного сына - Володю.
     Вскоре фашисты оккупировали Луцк. Жизнь стала невыносимой: двое малышей
на  руках,  голод,  преследования.  Ночи  напролет плакала  горючими слезами
молодая солдатка.  Малышу не  хватало молока.  Да и  откуда ему быть,  когда
сутками во рту не было ни крошки хлеба.  И тогда Анна решила отдать на время
Володю  в  бездетную  семью  иностранных  подданых  Рудницких.   Воспитатели
привязались к  малышу и считали его своим сыном.  Но мать не давала согласия
на его усыновление,  хотя была беспредельно благодарна Рудницким за то,  что
не дали погибнуть ее сыну.
     ...Война шла  к  концу,  и  Мария Рудницкая решила не  отдавать Володю.
Весной 1945 года она тайно от Анны увезла его за границу и  оставила у своей
матери.  Возвратившись в Луцк,  она заявила, что мальчик будет пока там, так
как он якобы тяжело заболел.
     Анна почувствовала неладное.  Сердце говорило, что у нее отнимают сына.
Она стала требовать вернуть ей  мальчика,  запрашивала через дипломатические
органы, плакала, настаивала. Однако Рудницкие исчезли.
     Прошло долгих семь лет. Годы терзаний и надежд.
     И  вот  в  1952  году  Анну  пригласили в  отдел  милиции города Луцка.
Сотрудник милиции осторожно спросил, не ждет ли она какого-либо сообщения, и
потом, извиняясь, что ему приходится сообщать неприятную весть, передал Анне
свидетельство о смерти Володи,  выданное в городе,  где проживала мать Марии
Рудницкой. Осторожно, будто что-то опасное, взяла казенную бумагу и с ее губ
сорвался отчаянный крик:  "Нет!  Неправда!  Он  жив!  -  и  бросила на  стол
страшную бумагу. - Ну скажите, что это ошибка. Ведь ошибка, да?"
     Тогда для убедительности ей  показали небольшую фотографию,  на которой
сын Володя был сфотографирован мертвым в гробу. В изголовье тускло горят три
свечи.  Что-то заслонило Анне глаза,  а потом все погрузилось в темноту. Уже
дома врачи привели ее в чувство.
     Анна решила уехать из Луцка.  Все ей здесь напоминало о  муже,  о сыне.
Уехать куда-нибудь, только подальше от этого города.
     И вот она в Казахстане,  в городе Джамбуле. Идут годы, а сердечная рана
не заживает. Подолгу сидит Анна над фотографией и кажется ей - жив ее сын. А
он, действительно, как живой лежит в гробу.
     Не  верит материнское сердце фотографии,  не верит казенным бумагам.  И
снова она в милиции с просьбой разыскать ее сына.
     Розыск был поручен Ивану Кирилловичу.
     Надо сказать,  что  надежды найти сына Анны не  было никакой.  Интуиция
матери -  и только.  А налицо свидетельство о смерти, выданное по форме, и в
довершение всего фотография мертвого Володи. А что это Володя, а не кто-либо
другой,  заявительница не сомневалась.  Да, это мой Володя, говорила она, но
он живой.
     И снова долгая переписка.  Уточнялись даты, место и много, много других
подробностей.   Письма  в  посольство  и  ответы,   то  обнадеживающие,   то
повторяющие сообщение ЗАГСа.
     Но   капитан  милиции  Изосин  упрямо  вел  розыск.   Ему  нельзя  было
останавливаться на  полпути.  Надо  было  найти Володю или  подтвердит,  что
искать некого...
     В  1962  году  из  соседней с  нами  страны  в  Советский Союз  приехал
Рудницкий Владимир Дмитриевич.  Двадцатилетний иностранец и  не  подозревал,
что он  не Рудницкий и  не Дмитриевич,  а  Кондратенко Владимир Николаевич -
гражданин Союза Советских Социалистических Республик.
     Прошло  немного времени,  и  Владимир встретился с  родной  матерью.  А
капитан милиции Изосин написал на папке, что дело закончено.
     А как же фотография, свидетельство о смерти? - спросите вы.
     Не умирал Володя. В гроб он был положен живой, а свидетельство о смерти
сфальсифицировано. Но чтобы  "воскресить" неумершего  Володю,  потребовалось
несколько лет.



                        полковник милиции



     Совещание  оперативных  работников  станции   Джамбул  было   коротким.
Начальник линейного отделения подполковник Лещенко сообщил собравшимся:
     - На  нашем  участке дороги появился активно действующий преступник,  а
скорее всего -  группа преступников. Уже зарегистрировано два случая хищения
грузов.  На  станциях  Джамбул  и  Тюлькубас  в  составах  товарных  поездов
нечетного  отправления обнаружены контейнеры с  прорубленными стенками.  Это
значит: кражи совершены где-то до станции Джамбул.
     Все  понимали  что  обнаружить  преступников  непросто:   пока  удастся
установить участок,  где совершено хищение,  -  а  он  может оказаться и  на
весьма значительном расстоянии от  станции Джамбул,  -  воры  успеют замести
следы, и задача осложнится.
     Один за  другим высказывались офицеры,  и  постепенно составился четкий
оперативный  план.  Немалая  роль  в  плане  отводилась  общественности:  по
предложению  майора  Жукова,  работающего  в  уголовном  розыске  уже  более
двадцати лет,  решили  привлечь к  поискам  бригадмильцев на  станциях перед
Джамбулом, а также обратиться к партийным и профсоюзным организациям.
     Одна из  таких станций -  Акыр-Тюбе;  она расположена почти на середине
участка   железной  дороги   Луговая  -   Джамбул.   Здесь   останавливаются
пассажирские и  товарные поезда.  С  обеих  сторон от  путей разбросаны дома
заметно выросшего за  последние годы поселка.  Теперь в  нем живут не только
железнодорожники.
     Как известно,  ни  один поселок не  обходится без базара.  Есть он и  в
Акыр-Тюбе, обычно немноголюдный: торгуют мясом, картофелем, овощами.
     Когда   солнце   поднялось  над   крышами  домов,   на   базар   пришел
железнодорожник Шайхутдинов.  Обойдя овощной ряд,  он  остановился у  воза с
картофелем. Договорился о цене, развернул мешок. Сзади раздался голос:
     - Калоши! Кому калоши?
     Шайхутдинов обернулся.  Мимо  шел  невысокого роста молодой человек.  В
руках он держал пару новых остроносых калош.
     "Прорублены стенки контейнеров,  похищены азиатские калоши и  диагональ
защитного цвета", - вспомнились железнодорожнику слова офицера, проводившего
вчера  беседу  в   профсоюзной  организации.   Шайхутдинов  ближайшим  путем
направился к  станции.  В  помещении линейного поста  милиции он  увидел  за
столом сержанта Гусева.
     - На базаре парень продает калоши. Не из тех ли...
     Через  несколько  минут  продавец  калош  был  задержан.   Им  оказался
тракторист Павел  Питулей.  Сержант  оформил соответствующие документы и  по
телефону доложил руководству.
     В  полдень  Шайхутдинов  сидел  дома,   обедал,   терпеливо  выслушивая
назидания жены:
     - Все,  кто утром на базаре был,  купили хорошей картошки. А ты? Кто ее
теперь тебе привезет?..
     Да,  действительно,  картофеля на  рынке уже не  было.  Но  Шайхутдинов
успокоил жену: ничего, иногда колхозники приезжают с опозданием.
     Отдохнув  немного,  он  снова  пришел  на  рынок.  Картофеля  не  было.
Шайхутдинов достал из кармана папиросу,  вздохнул,  подумав о том,  что ждет
его дома, если не удастся купить этой злополучной картошки. Подошел старик в
лисьем малахае.
     - Сулейман Хусаинов,  что живет у школы,  -  заговорил старик скрипучим
голосом, - вчера купил тут калоши. Самая хорошая обувь для старого человека.
Вот я тоже пришел...
     - А у кого он купил?
     - Не спрашивал.
     Внимание Шайхутдинова привлекла женщина в  коричневом пальто и  пуховой
шали,  продававшая какую-то  ткань.  Время  от  времени она  оглядывалась по
сторонам, держа в руках отрез диагонали.
     - Сколько стоит отрез? - неожиданно спросил Шайхутдинов.
     - Не продаю, сама купила.
     Как же так:  то продавала,  а то вдруг -  сама купила?.. Странно. Здесь
что-то не так.  Женщину надо было задержать.  Но кто это сделает? На станции
один сержант, он сейчас занят...
     И  Шайхутдинов решил сам отвести ее в милицию.  Женщина идти не хотела,
сквернословила, однако это не помогло.
     - Кизюнова, Зоя Григорьевна, - ответила задержанная на вопрос Гусева.
     - Где взяли диагональ?
     - На базаре купила. Мужу на костюм.
     - Вы работаете?
     - Домохозяйка.
     - А ваш муж?
     - Он сейчас тоже не работает.
     - Откуда же у вас деньги на покупку?
     - Сбережения были...
     - Придется написать объяснение.
     Хмуря  накрашенные  брови  и   покусывая  кончик  карандаша,   Кизюнова
написала:  "Мануфактуру,  три  метра,  купила с  рук  на  базаре.  Диагональ
зеленого цвета, двойная. У него еще осталось; какое количество - не знаю. Он
накрыл тряпкой.  Человек, у которого купила материю, низкого роста, плотный,
нос горбом, на чечена похож".
     - Опознать его можете?
     - Могу.




     По распоряжению подполковника Лещенко капитан Ковалев и младший сержант
Слободянников выехали со  станции первым же отходящим поездом.  В  Акыр-Тюбе
они приехали вечером.
     Выслушав  сержанта,   Ковалев  и  Слободянников  приступили  к  допросу
тракториста.  Павел  Питулей недолго защищал свои  показания.  Запутавшись в
ответах, он безнадежно махнул рукой и сказал:
     - Калоши мне  дал  Пашка  Безродный,  наш  тракторист.  Просил продать.
Выпить, говорит, надо.
     В  полночь Ковалев и  Слободянников вышли из  помещения линейного поста
милиции.  Пахнуло сыростью;  было так темно, что они с трудом различали друг
друга. Под ногами то и дело хлюпала вода.
     Поселок спал.  Даже  лая  собак не  было слышно.  Только изредка тишину
нарушали  пронзительные гудки  тепловозов.  Подсвечивая карманным фонариком,
отыскали дом,  в котором жил Павел Безродный с матерью.  Все жильцы, похоже,
спали.  Разбудив в двух квартирах соседей Безродных и пригласив их понятыми,
постучались к трактористу. Ответа не было. Постучали сильнее.
     - Кто там? - послышался сонный женский голос.
     Ковалев  назвался.   Дверь  отворилась.   Средних  лет  женщина,   мать
Безродного,  испуганно  моргая  глазами,  торопливо завязывала пояс  халата.
Павел спал на кровати, от него сильно несло спиртным.
     Ни калош, ни диагонали в квартире Безродных не оказалось. Но Ковалев не
торопился уходить. Он еще раз осмотрел комнату и одежду тракториста, а потом
вышел в коридор.  Там стояли ведра, корыто, тазы и другие предметы домашнего
обихода.  Капитан внимательно пригляделся к  каждой вещи.  Под  скамейкой он
увидел топор.
     - Чей топор?
     - Их топор,  Безродных, - ответила соседка-понятая. - Хороший был. Я им
дрова рубила. На днях его Пашка чем-то затупил.
     Топор  заинтересовал капитана.  Ковалев  вернулся  в  комнату,  оформил
протокол,  разбудил тракториста и  приказал одеться.  В линейный пост пришли
утром. Сразу начался допрос.
     - Да,  я отдал калоши Пашке Питулею. Просил продать. Выпить захотелось,
а денег не было, - пояснил Безродный.
     - Где взял калоши?
     - На базаре, у чечена купил.
     - Сможешь его опознать?
     - Смогу.
     Потом  Ковалев  допросил Кизюнову.  Она  повторила то,  что  рассказала
сержанту.
     Ничего не оставалось, как проверить утверждения задержанных.
     Почти весь  день ходили по  базару и  улицам поселка работники милиции.
Побывали в МТС, на станции, в магазине и других местах, но человека, который
их  интересовал,  не  встретили.  Расследование зашло в  тупик -  улик  было
недостаточно. Задержанных и соответствующие документы доставили в Джамбул.
     Подполковник Лещенко вызвал  лейтенанта Байнамаева,  молодого,  но  уже
хорошо зарекомендовавшего себя следователя.
     - Вам поручается расследование хищения калош и диагонали, - сказал он.
     Байнамаев   ознакомился   с    материалами.    Профессиональное   чутье
подсказывало ему,  что Питулей и  Безродных рассказали не все.  Он вызвал на
допрос Питулея.
     - Кто первый пришел на базар: вы или Безродный?
     - Безродный.
     - Он продавал калоши?
     - Нет.
     - Почему Безродный сам не стал продавать калоши, а попросил вас?
     - Не знаю.
     - А вы его об этом не спрашивали?
     Допрашиваемый молчал, глядя на носки своих сапог. Подумав, он попытался
объяснить поведение Безродного, но запутался и заявил:
     - Он сказал, что калоши "темные"...
     Следователь вызвал Безродного.
     - Вы  подтверждаете свои показания?  -  спросил Байнамаев,  обращаясь к
Питулею.
     - Да, Безродный сказал мне, что калоши "темные", это значит - краденые.
     - Врет он, - вспыхнул Безродный. - Этого я не говорил.
     Ничего больше добиться от Безродного не удалось.
     Отправив задержанных,  следователь задумался.  Безродный не  подтвердил
показаний Питулея,  а  уличить во лжи ни того,  ни другого невозможно,  хотя
один  из  них,  скорее всего Безродный,  врет.  Как  заставить его  говорить
правду?  Нужны улики. А где их взять? Возможно, что-нибудь подскажут щепки и
обломки досок, найденные около пробитых контейнеров...
     Байнамаев склонился над столом, где лежали все относящиеся к этому делу
вещи,  в том числе и топор,  изъятый у Безродного. Тщательно рассматривал он
лезвие топора и  следы разруба на  щепках и  шалевках,  потом сделал топором
пробный затес и сравнил с имевшимися. Отдельные особенности совпали, но были
и  совсем другие.  Нет,  по таким признакам экспертиза точного заключения не
даст - только предположительное, а это улика спорная.
     Байнамаев снова склонился над столом.  На  этот раз он обратил внимание
на бурое пятно на обухе топора. Сейчас же возникла догадка.
     На   следующий  день   перед  старшим  следователем  лежало  заключение
эксперта:  на обухе изъятого топора остались следы той самой краски, которой
были окрашены доски одного из  прорубленных контейнеров.  А  в  деле имелась
справка  о  том,  что  контейнер с  диагональю после  недавнего ремонта  был
покрашен.
     Опять  допрос.  Теперь  Безродный сидит  с  опущенными плечами и  хмуро
смотрит в одну точку. Выводы эксперта опровергнуть невозможно.
     - Ладно, пишите. Калоши и диагональ я украл, - выдавил допрашиваемый. -
Контейнер рубил топором.
     - Кто принимал участие в хищении?
     - Я был один.
     - Во что сложили двадцать пять пар похищенных калош?
     - В мешок.
     - Где его взяли?
     - Дома.
     - Ваша мать говорила, что из дома вы ничего не брали.
     - Она забыла.
     Поскрипывало перо.  "Мешок он  брал  где-то  в  другом месте,  -  думал
следователь,  заполняя бланк протокола допроса.  -  Но  не хочет назвать это
место. Стало быть, есть какая-то причина. А возможно, с ним были соучастники
и  мешок принадлежит одному из них.  Да,  могло быть и так.  Эту версию надо
проверить".
     - Как были уложены в контейнерах тюки диагонали и коробки с калошами?
     Допрашиваемый  ответил.  Когда  Безродный  подписал  протокол  допроса,
Байнамаев достал снимки поврежденных контейнеров. На двух из них хорошо было
видно, как уложены коробки с калошами и тюки диагонали.
     - Да,  диагональ из контейнера доставали вы, - заговорил следователь. -
Потому что знаете порядок укладки тюков.  А  вот коробки с калошами доставал
кто-то  другой.  Если бы  вы  доставали их,  то  знали бы,  как они уложены.
Смотрите: коробки лежат не так, как вы только что говорили.
     Безродный закусил губу.
     - Кто  доставал коробки с  калошами из  контейнера?  -  повторил вопрос
Байнамаев.
     - Ванька Винников.
     - В чей мешок сложили калоши?
     - Мешок взяли у Антанаса Забуленаса.
     Выяснилось,  что хищение совершили Безродный,  Забуленас и Винников,  а
реализацией краденого занималась Кизюнова.




     Вопреки  существующим правилам,  на  задержание  тракториста Забуленаса
капитан Ковалев пошел  один.  Но  оказалось,  что  тракторист на  работе  не
появлялся вот  уже третьи сутки,  домой приходил поздно ночью и  уходил рано
утром.  Где  он  находился днем,  никто  не  знал.  Пришлось возвращаться на
станцию и ожидать ночи.
     "Интересно,  по какой дороге шел бы Забуленас, если б сейчас пробирался
домой?  - подумал Ковалев, вглядываясь во встречных. - Конечно, шел бы не по
этой  людной улице.  Вон  глухие переулки,  на  них  редко  можно  встретить
прохожего.   Самая   подходящая  дорога  для   человека,   скрывающегося  от
преследования".
     Ковалев   обычно   не    пренебрегал   проверкой   даже   маловероятных
предположений.  И  на  этот раз он  решительно свернул в  ближайший проулок,
потом в  другой.  Едва капитан вышел из-за угла,  как увидел впереди идущего
ему  навстречу широкоплечего,  коренастого человека в  замасленной фуфайке и
шапке-ушанке.  Пешеход нес  под мышкой какой-то  сверток.  Заметив Ковалева,
прохожий сначала замедлил шаги и  вдруг,  стремительно бросившись в сторону,
скрылся за углом. Ковалев с трудом узнал Забуленаса.
     Конечно,  немолодому капитану не догнать этого бойкого парня. Бежать за
ним  бесполезно.  Однако Ковалев имел  другое преимущество.  За  долгие годы
работы в милиции он изучил уловки преступников и приемы, применяемые ими при
бегстве.  Капитан повернул в  другой переулок,  обошел дом,  перебежал двор,
перескочил забор  и  остановился.  Не  успел он  отдышаться,  как  перед ним
появился тот же человек со свертком.
     Забуленас  не  ожидал  встречи  с  Ковалевым и  растерялся.  В  свертке
оказался отрез краденой диагонали...



                          полковник милиции



     Произошло это во время майских праздников.
     На  станции  Экибастуз шла  обычная  работа:  приходили и  отправлялись
поезда, подавались под погрузку и разгрузку вагоны.
     В  одном из вагонов составитель поездов обнаружил труп женщины,  о  чем
немедленно сообщил в линейный пункт милиции.
     Прибывшие  на   место   происшествия  работники  милиции  во   главе  с
подполковником  Слетковым  увидели  мертвую  женщину,  одетую  в  полупальто
черного цвета,  форменное железнодорожное платье,  шерстяную красную кофту с
белыми поперечными полосами на груди. На голове шерстяной платок коричневого
цвета.   Обувь   отсутствовала.   Около  трупа  лежал  оторванный  рукав  от
телогрейки.  На  вид пострадавшей было лет 40-45,  лицо смуглое,  восточного
типа.  На передней части шеи были обнаружены две поперечные раны и несколько
ран на голове. Все это наводило на мысль о преднамеренном убийстве.
     Никаких ценных вещей и  денег сотрудники милиции не  нашли.  Был найден
лишь небольшой листок с записью: "Вагонная, 17, Петухов, шофер лесхоздвора".
На обороте этой же записки карандашом выведено: "Толик, 20 рубл.".
     Судебно-медицинская экспертиза установила, что смерть женщины наступила
за  36-40 часов до момента обнаружения трупа от ножевых ран в  области шеи и
головы, а также ударов тупым предметом по темени.
     На  поставленный вопрос  о  возможном  надругательстве экспертиза  дала
отрицательный ответ.
     Кто пострадавшая?  Кто убийца?  Мотивы совершенного преступления? Перед
работниками милиции возникли десятки вопросов,  множество версий, из которых
необходимо было  отобрать  наиболее  вероятные.  Пока  единственной зацепкой
оставалась записка с адресом.
     Подполковник Слетков, доложив о случившемся в дежурную часть Управления
милиции  на  Казахской  железной  дороге,  вместе  со  следователем занялись
установлением  личности   убитой   и   розыску   убийцы.   Все   линейные  и
территориальные органы  милиции получили подробный словесный портрет убитой,
а во второй половине дня были размножены и разосланы ее фотографии.
     По железнодорожным документам на станции выяснили, что вагон, в котором
находился  труп,   прибыл  в  Экибастуз  поездом  в  7  часов  25  минут  из
Целинограда.  Но где гарантия того,  что убийство произошло не в Экибастузе?
Преступник мог подбросить свою жертву в вагон уже после прибытия поезда.
     Прошли сутки.  В руках оперативных работников,  кроме протокола осмотра
трупа,  заключения эксперта, телеграмм-ориентировок, фотографии пострадавшей
и  куцей записки,  ничего не было.  Женщина одета в форменное платье.  Может
быть,  это  проводница поезда  дальнего  следования?  Разгадка скрывалась за
частоколом многочисленных версий.
     Между тем продолжались поиски улицы,  указанной в записке.  Где она,  в
каком пристанционном поселке?  А если это за пределами Казахстана? Кто такой
Петухов? Кто Толик? Возможно, это одно и то же лицо?
     В помощь местным работникам из Алма-Аты выехала оперативная группа.
     Без  особых  затруднений по  железнодорожным документам  выяснили,  что
порожний состав,  в  котором находился вагон,  поступил на  станцию Арысь со
Средне-Азиатской железной дороги 28 апреля в 5 часов 40 минут.
     Были получены все данные о продолжительности стоянок поезда на станциях
и    разъездах.    Теперь   предстояла   кропотливая   работа   по    опросу
железнодорожников, причастных к обработке и сопровождению поездов на отрезке
дороги от  Арыси до  Экибастуза,  -  не  видели ли  они  потерпевшую в  пути
следования?
     Поиск продолжался. Подходил к концу второй праздничный день. От местных
жителей и  органов милиции окрестных районов заявлений к  запросов на розыск
без  вести пропавшей сорокалетней женщины,  одетой в  черное полупальто,  не
поступало.  Версия о  том,  что убитая была подброшена в  вагон по  прибытии
поезда, отпадала, а участок от Арыси до Экибастуза с такими крупными узлами,
как Чимкент,  Джамбул,  Караганда,  Целиноград,  представлял собой,  образно
говоря, стог сена, в котором надо было найти иголку.
     На другой день приехали алма-атинцы -  майор Куликов, старший лейтенант
Потемкин, майор Савченко и капитан Пацук.
     Беспокойный характер у  Ивана Артемовича Куликова -  только с "колес" и
за работу. Снова анализы, снова версии...
     В полночь,  когда Куликов и Потемкин уже собрались было идти спать,  из
Караганды  поступило  сообщение,  что  работниками линейного отдела  милиции
задержаны некие Севастьянов и  Домник,  подозреваемые в совершении убийства.
Оказалось,  что  Севастьянов в  середине апреля освободился из  заключения и
ехал   в   Целиноградскую  область   на   постоянное  местожительство,   но,
встретившись с Домником,  остановился на несколько дней в Караганде. Домник,
карагандинский житель, разошелся с женой, за пьянство уволен с работы.
     На  допросе Севастьянов показал,  что  он,  находясь на  станции Жарык,
познакомился с  женщиной по имени Тамара,  фамилию ее не знает.  Тамара,  по
словам задержанного,  временно нигде не  работала,  но собиралась устроиться
снова на железную дорогу.  У  нее на станции Дарья якобы есть сестра.  Перед
праздником Севастьянов ехал с Тамарой в грузовом поезде,  поссорился с ней и
ударил железным прутом по голове.  На первой же остановке,  испугавшись, что
убил ее, он сбежал и о дальнейшей судьбе Тамары ничего не знает.
     Приметы потерпевшей,  по описанию Севастьянова,  сходились со словесным
портретом убитой,  обнаруженной в  Экибастузе,  но  Тамара была  лет  на  10
моложе.
     При   исследовании  всех  обстоятельств,   имеющих  отношение  к   делу
Севастьянова, оперативные работники Управления транспортной милиции Савченко
и  Пацук  выяснили,  что  такого случая в  районе станции Жарык и  ближайших
разъездов в апреле не было,  а все Тамары,  у которых есть старшие сестры на
станции Дарья, живы и здоровы и никакого Севастьянова не знают.
     При повторном допросе Севастьянов от своих показаний отказался, заявив,
что  он  лгал  с  целью запутать следствие и  скрыть другое преступление,  о
котором упорно молчал.
     Случайно ли совпали приметы убитой и  вымышленной Тамары?  Если да,  то
какое преступление совершил задержанный? Опять загадка...




     Экибастуз жил своей размеренной жизнью.
     Шахтеры выдавали на-гора плановые тонны угля,  а  железнодорожники узла
отправляли  его  по   стальным  магистралям  для  нужд  народного  хозяйства
республики и за ее пределы.
     Напряженной была  работа  и  в  линейном пункте милиции,  но  "на-гора"
выдавать пока было нечего.
     По  крупицам собирались данные о  пострадавшей,  но  они  были зачастую
противоречивы и неубедительны. Жительница станции Киик Журавлева опознала по
фотографии  одну  из  своих  знакомых  со  станции  Моинты.   Однако,  когда
Журавлевой сообщили,  что  ее  знакомая в  начале  мая  умерла,  та  страшно
удивилась.
     - Не может этого быть.  Я  ж ее три дня назад видела в магазине,  когда
ездила в Моинты к мужу в больницу.
     Проверка подтвердила показания Журавлевой.  Ее знакомая, действительно,
была очень похожа на женщину с фотографии.
     Оперативным работникам не давала покоя Вагонная улица,  No 17.  На всех
станциях  и  разъездах,  на  крупных  узлах  и  в  маленьких поселках искали
Петухова - шофера лесхоздвора.
     В  пределах Казахской железной дороги ни  на  одной станции,  где  есть
улицы Вагонные, Петухов не проживал, да и таких организаций, как лесхоздвор,
в  наших степных краях нашлось немного.  И все же улица Вагонная с домом под
номером 17,  где жил шофер Петухов,  была найдена.  Ее  разыскали в  поселке
Кос-Кудук,  бывшей  станции  узкоколейной дороги,  по  которой  когда-то  на
станцию Чу возили саксаул.
     Оказалось,  что  Петухов  работает  шофером  в  Алгирском свеклосовхозе
Чуйского  района.  Дирекция совхоза  охарактеризовала его  весьма  нелестно:
недисциплинирован,   любит  в   рюмку  заглянуть.   Петухов  отрицал  всякие
знакомства с другими женщинами.
     - У  меня своя семья,  свое хозяйство,  -  твердил он,  -  и заниматься
глупостями у меня нет времени.  А что иногда выпиваю, так я на свои деньги -
в долг не лезу.
     Фотография,  которую показали Петухову,  не  произвела на него никакого
впечатления. Он не знал эту женщину и никогда ее не видел.
     Приглашенная на  допрос  жена  Петухова  Валентина рассказала,  что  по
фотографии она  узнает  одну  женщину,  которая  у  нее  перед  первомайским
праздником на  рынке города Чу купила два мешка зеленого лука.  Какого точно
числа  она  не  помнит.  Помнит только,  что  на  рынок ее  подвозил муж  на
совхозной машине -  его посылали в  Чу  за  какими-то  запчастями.  Женщина,
которая купила лук,  назвалась Шурой,  и,  узнав, что муж Петуховой работает
шофером,  попросила на  всякий случай дать  свой адрес.  Обещала приехать за
луком  прямо  в  поселок.  Адрес свой  Валентина написала собственноручно на
половинке листа  из  ученической тетради,  который  попросила у  соседки  по
рынку.  Было ли что написано на обороте этого листка -  Петухова не обратила
внимания.
     На  вопрос,  узнает ли Петухова женщину,  у  которой брала бумагу,  она
ответила утвердительно и  добавила,  что "эту тетку на базаре все знают".  У
нее даже деньги берут в долг.
     Далее  Валентина  сказала,   что  купленный  лук  и  килограммов  10-15
семенного гороха  Шура  погрузила на  повозку и  уехала  с  рынка.  Петухова
обрисовала приметы хозяина повозки.
     Старика долго искать не  пришлось.  С  наступлением весны он  ежедневно
бывал  на  рынке  и  за  небольшую плату  предлагал желающим нехитрые услуги
своего осла, запряженного в повозку.
     Александр Миронович Чураков оказался словоохотливым стариком. Привыкший
к  базарному гомону,  переплетая свой рассказ различными поговорками,  после
опознания своей  спутницы  по  фотографии,  он  сообщил,  что  действительно
подвозил два мешка лука и  какой-то  узел только не  на  вокзал,  откуда все
уезжают,   а   к   трансформаторной  будке.   Она   находится  недалеко   от
железнодорожных путей.  Какого числа это было?  Точно не  помнит,  но хорошо
запомнил женщину и особенно место, куда он ее подвез.
     В Алгирском свеклосовхозе дали справку, что шофер Петухов действительно
выезжал в город Чу за запчастями 29 апреля рано утром.
     Проверкой  железнодорожных документов  еще  раньше  сотрудники  милиции
установили, что полувагон No 990624 был отправлен в составе поезда No 2208 с
шестого пути станции Чу 29 апреля в 9 часов 23 минуты московского времени.
     Дежуривший  29  апреля  слесарь-автоматчик пункта  технического осмотра
вагонов рассказал,  что видел старика и  женщину с двумя мешками,  по одежде
вроде  железнодорожницу,  которая перед  отправлением поезда с  шестого пути
попросила помочь ей  забросить мешки в  полувагон.  Она еще кого-то  ругала,
может,  этого старика:  "Прождала вот и  на пассажирский опоздала,  да мне и
ехать-то недалеко, спасибо". Она уехала, а старик больше не появлялся.
     Оперативники произвели  несложный расчет  и  приблизительно определили,
где  была  Шура  в  момент убийства.  Весь  маршрут Чу-Экибастуз по  времени
занимает 43 часа.  Труп обнаружен через 36-40 часов после убийства,  значит,
пострадавшая находилась в 3-7 часах езды от станции Чу.
     Таким  образом,  участок,  где  совершено  преступление,  сократился  с
полутора тысяч до 400 километров.
     Шло  время,  менялась обстановка,  корректировался и  вновь составлялся
план розыска.
     Май  не  принес  желанного  успеха,   хотя  кое-кто  из  большой  массы
опрошенных людей  подтвердил,  что  пострадавшую действительно звали Шурой и
что  она  появлялась на  станциях  Агадырь,  Сары-Шаган,  Чиганак  иногда  с
каким-то стариком,  с которым вместе торговали на рынках различными овощами.
А откуда она - никто не знал.
     В июне старшим лейтенантом Мантровым фотокарточка Шуры была предъявлена
бывшему базаркому станции Агадырь Фомину,  который узнал ее;  по его словам,
она приезжала в конце марта или начале апреля на станцию Агадырь и торговала
на базаре морковью.
     С  помощью  Фомина  и  других  местных  жителей  оперативные  работники
выяснили, что Шура несколько раз останавливалась на квартире Мурзинцевой.
     - Да, это действительно так, - подтвердила Мурзинцева.
     Весной,  после оттепели,  у  нее  на  квартире жила  примерно с  неделю
Минаева  Шура,  которая приезжала из  Джамбула со  своим  мужем  -  глубоким
стариком.  Она  продавала на  базаре  морковь.  Мурзинцева подробно  описала
приметы старика,  но его фамилию она не знала,  а имя - Федя или Петя. Точно
не  запомнила.  Других лиц,  имевших отношение к  Шуре Минаевой,  Мурзинцева
назвать не могла.  Казалось,  была нащупана,  наконец, нужная нить. Но... по
прописке в городе Джамбуле и его окрестностях Минаева Шура не проживала. Это
осложняло  поиски.  Мурзинцева продолжала настаивать,  что  фамилия  Шуры  -
Минаева и приезжала она со своим мужем именно из Джамбула.
     Пришлось  искать  старца  по   имени  Петя  или  Федя,   руководствуясь
описанием, данным Мурзинцевой. И вот, наконец, долгожданная встреча.
     ...Петру Матвеевичу Зубову шел  сто  четвертый год.  Чуть выше среднего
роста,  несколько сутуловатый,  довольно  бодрый  дед  встретил  оперативных
работников у  калитки.  Внешне не  было  похоже,  что  ему  уже  более века.
Казалось,  что посох,  который держал Петр Матвеевич в правой руке,  был ему
при ходьбе больше помехой, чем помощником.
     Сразу о  деле разговор начинать было не совсем удобно,  тем более,  что
старик принял оперативных работников не очень дружелюбно, но когда убедился,
кто у него в гостях, сам рассказал о многом и предъявил паспорт свой и жены.
     С  фотографии смотрело  довольно  молодое  лицо,  окаймленное вьющимися
локонами волос.  Видно, при обмене паспорта, как иногда делают женщины, Шура
сдала фотокарточку прошлых лет. В паспорте стоял штамп "Бессрочный".
     Минаева Александра Ивановна,  1924  года рождения,  инвалид II  группы,
оказалась прописанной в  поселке Тюлькубас,  где,  по словам Зубова,  раньше
работала  на  железной  дороге.  Сейчас  она  ежемесячно получает пенсию.  С
Минаевой вместе они живут с февраля,  то есть с того дня, когда Шура, будучи
в   Джамбуле,   не  решилась  поздно  ехать  домой  и   попросилась  у  него
переночевать.  Из  родственников Минаевой  Зубов  назвал  старшую  сестру  -
Антонову,  которая проживает в  Комсомольске-на-Амуре,  но  они с  ней давно
никакой переписки не имеют.
     Старик опознал свою жену по фотографии и, не дожидаясь других вопросов,
встревоженно спросил:  "А что случилось?".  Узнав о несчастье,  Зубов как-то
сник, сгорбился, долго ходил по комнате взад и вперед, не находя себе места,
а немного успокоившись, стал расспрашивать о подробностях. Губы его дрожали,
лицо стало серым. В таком состоянии допрашивать старика было бессмысленно.
     Чем  был так потрясен Зубов?  Неожиданным сообщением о  смерти жены или
причастностью к убийству?  Не его ли видел осмотрщик вагонов на станции Чу в
день отъезда Минаевой? Но ведь она уехала одна.




     После похорон своей 76-летней жены Дарьи Захаровны Зубов жил в  течение
двух лет один.  Имел свой домик и  небольшой приусадебный участок.  В летние
месяцы  он  почти  все  время  проводил в  саду.  По  мере  сил  ухаживал за
деревьями,  собирал урожай.  На  привокзальном рынке  продавал свежий  урюк,
яблоки,  а для своих нужд выращивал лук,  огурцы и другие овощи.  С соседями
общался мало,  в  его  домик  тоже  редко кто  заглядывал.  Жил  он  тихо  и
неприметно.
     С  приходом в  его  дом Минаевой к  ним стали иногда приезжать какие-то
люди, в основном мужчины, но что они привозили, какие вели разговоры, никому
из соседей не было известно.  Заметным было одно, что Петр Матвеевич с этого
момента  как-то  преобразился,   помолодел,   стал  опрятнее  одеваться,  но
по-прежнему ни с  кем не общался.  Иногда Шура обращалась к  соседям,  чтобы
взять в долг денег, только и всего.
     В  один  из  теплых весенних вечеров Петр Матвеевич даже веселил жену и
двух  подгулявших гостей игрой  на  балалайке.  Долго  потом  обсуждали этот
"концерт" соседние старухи.
     Из  ревности или  по  другим  мотивам однажды Зубов  учинил скандал,  и
соседка видела,  как он выгнал одного мужчину из дому,  слышала,  что старик
грозился убить Шуру.
     Вот  все,   что  узнали  оперативные  работники  о   жизни  103-летнего
молодожена и его супруги.
     Таинственное исчезновение Минаевой,  как  и  ее  внезапное  появление у
Зубова, никого из соседей не удивило и никто этим не заинтересовался.
     Однако угрозы Зубова в  адрес жены не  могли быть сброшены со счета. На
допрос его доставили утром. От душевной травмы он полностью еще не оправился
и  выглядел далеко не так браво,  как в  день первой встречи с  оперативными
работниками.
     Зубов показал,  что действительно в  марте у него ночевал знакомый Шуры
по  имени  Коля.  Ему  лет  35-40,  среднего роста,  с  коротко остриженными
волосами. Они познакомились в поезде.
     Старик пустил в  ход  костыль и  выгнал непрошенного гостя.  На  вопрос
угрожал ли Зубов Шуре убийством, он ответил утвердительно, пояснив при этом,
что просто хотел "припугнуть ее".
     При  уточнении имени знакомого Минаевой Петр Матвеевич долго вспоминал,
но  определенного сказать ничего не  мог.  "Коля или  Толя,  что-то  одно из
двух".  В свои 103 года Зубов страдал двумя недугами:  он плохо слышал и "на
погоду" у него болели суставы.
     Шофера Петухова и  его жену Валентину Петр Матвеевич не знал,  и Шура о
них ему также ничего не рассказывала.
     - Что хотите делайте,  а  я не убивал,  -  говорил,  уставившись в одну
точку,  Зубов.  -  Я как раз приболел в ту пору. А Шура поехала в Чу, оттуда
она  собиралась повезти свежие овощи в  Караганду к  празднику,  чтобы денег
заработать немного. Дал я ей 90 рублей да 40 у нее было.
     Соседи подтвердили слова  Зубова.  Он  действительно в  конце  апреля и
начале мая был болен,  находился дома и  почти не  выходил во двор.  Одна из
соседок даже посылала внука узнать,  живой ли дедушка,  не надо ли ему в чем
помочь.  И  помогали.  Приносили воду,  ходили  в  аптеку  и  в  магазин  за
продуктами, а о его "квартирантке" никто не спрашивал.
     Итак,  старик,  видимо,  не виновен в гибели Минаевой. И вместе с тем у
оперативников создалось  впечатление,  что  Петр  Матвеевич сказал  не  все,
что-то утаил от следствия. Быть может, очень важное.




     Из  множества свидетельских показаний по делу об убийстве Минаевой одно
представляло  наибольший  интерес  для  оперативных  работников.   Свидетель
Шишилов рассказал, что в конце марта он выезжал на станцию Сары-Шаган, чтобы
продать редьку.  Там на рынке он познакомился со стариком "Матвеичем", с ним
была женщина по имени Шура.  Поезд на Чу был ночью, поэтому они договорились
держаться вместе,  чтобы  потом пойти прямо на  вокзал,  где  можно поесть и
отдохнуть в ожидании поезда.
     Днем на  рынке появился какой-то  мужчина,  на вид ему примерно лет 40,
среднего роста, худощавый, светло-русый, одет был в фуфайку и сапоги.
     Был он пьян и приставал к женщинам. Увидев Шуру" подошел к ней.
     По разговору было видно,  что они знакомы,  потому что мужчина перестал
браниться и  даже  спросил:  "А  где  твой  старик?"  В  этот момент подошел
Матвеич. Он, видимо, тоже знал этого человека и неспроста ринулся на него со
своей палкой,  как с рогатиной на медведя,  со словами: "Чего тебе еще надо?
Убирайся отсюда,  пока я  тебе не накостылял!"  И этот мужчина "убрался",  а
старик с Шурой остались на рынке.
     Вечером на вокзале знакомые Шишилова пошли в  столовую.  Когда примерно
через час  они  вернулись,  Матвеич рассказал,  что чуть не  пострадал из-за
Шуры.  Этот пьяный снова приставал к ней, требовал деньги, а когда старик за
нее заступился,  он кинулся драться и  даже угрожал ножом.  К счастью,  мимо
проходил военный патруль, и вымогатель удрал.
     На этом рассказ оборвался. Шишилов не стал спрашивать Матвеича, что это
за  человек,  да  и  разговаривать  на  эту  тему  было  неудобно.  Рыночное
знакомство их было кратковременным, в поезде же они ехали в разных вагонах.




     Итак,  убийца по-прежнему был на свободе.  Повторные допросы свидетелей
ни к чему не привели.
     Молчал Зубов.  Он совершенно замкнулся и, кроме одной фразы: "Я Шуру не
убивал",  не желал ничего говорить.  В  конце концов майору Куликову удалось
расположить к себе старика,  разговорить его. Способствовала этому, наверно,
и  погода.  Стало  по-летнему тепло,  и  ревматизм оставил Петра  Матвеича в
покое. На этот раз Зубов самостоятельно пришел в линейный отдел.
     Одно  время  оперативных работников здоровье Зубова  беспокоило больше,
чем его самого.  103 года -  не шутка, тут пустяковая простуда может вызвать
роковой исход. А ведь так важно, чтобы старик заговорил.
     Но  все  обошлось благополучно.  Петр  Матвеич  не  только  рассказал о
некоторых своих знакомых, но и обещал сам помогать в поисках убийцы.
     Из  знакомых  Зубова  внимание  оперативных  работников  привлек  некий
"Брант".  Он  хвастался старику,  будучи у  него  дома,  что  ему  тюрьма не
страшна. Настоящего своего имени "Брант" не называл, говорил, что так лучше,
а  то у людей,  даже у пожилых,  язык без костей.  "Брант" нигде не работал,
ночевал  где  попало,  в  разговоре  постоянно  употреблял воровской жаргон.
Иногда занимался спекуляцией,  но  на  что жил,  он  Зубову не  рассказывал.
Однажды "Брант" вместе со своим дружком приезжал к старику, когда в его доме
уже  жила  Минаева,  и  попросил помочь сбыть  краденые вещи,  которые якобы
привез "приезжий",  как  он  называл своего друга.  Зубов  отказался,  тогда
"Брант" стал уговаривать Шуру.
     Та испугалась и  убежала из дому.  "Приезжий" кинулся за ней,  подумав,
что она заявит в  милицию,  но  Шура,  боясь расплаты,  не  собиралась этого
делать.
     Они допили остаток водки и  навеселе отправились неизвестно куда,  даже
не остались ночевать.  "Брант" на прощанье предупредил Зубова:  "Ты,  старый
хрыч,  молчи,  о чем мы тут толковали.  Не вздумай "продать", а не то я тебе
язык отрежу".
     Старик описал внешность "Бранта" и  добавил,  что  после сары-шаганской
встречи он его больше не видел.
     На  участке  от  Джамбула до  Целинограда весь  оперативный состав  был
ориентирован на  поиски "Бранта".  Под  особый контроль были взяты все места
возможного его появления.  В розыске принял участие и Зубов,  который хорошо
знал "Бранта" в лицо.  Были обследованы все городские и привокзальные рынки,
вокзалы.  Оперативные группы сопровождали каждый пассажирский поезд. "Брант"
как в воду канул.
     Его  исчезновение усиливало подозрения в  том,  что именно он  является
убийцей.




     От  воды веет свежестью летней ночи.  Горит костер.  На  берегу Балхаша
трое "рыбаков",  наслаждаясь вкусной ухой,  ведут степенную беседу с местным
жителем - семидесятилетним дядей Степой.
     Дядя Степа рассказывает своим слушателям о том,  что там,  где проходит
сейчас линия железной дороги,  была вода,  и что он хорошо помнит, каким был
многоводный Балхаш.  Рыбаков тогда можно было перечесть по пальцам. Издалека
никто почти не приезжал,  а  в  нашей деревне,  она была верстах в  тридцати
отсюда,  только семь дворов ловили рыбу,  остальные два пасли скот. "Рыбаки"
рассмеялись.
     - А много ли людей приезжает теперь? - спрашивает один из рыбаков.
     - Да  хватит  народу,  -  говорит дядя  Степа.  -  Приезжают из  разных
городов,  привозят зелень,  фрукты,  а  отсюда везут  рыбу.  Железная дорога
помогает.  Раньше-то от нас увозили только вяленую и сушеную рыбу, а взамен,
кроме соли да сетей, редко кто чего вез.
     Дядя Степа рассказал, что чаще всех сюда приезжает "хромой".
     - Вроде молодой,  а что с ногами,  не пойму.  Недавно, кажись, здоровый
был,  нам зелень привозил,  а теперь, как волк, ночью появится, рыбу купит и
назад. Может, стесняется своих костылей, кто его знает.
     Слушатели насторожились,  а  затем один из  них  сказал,  как бы  между
прочим.
     - У  меня  бабушка сама  себе всякие настои из  трав делает,  все  ноги
лечит. Говорит, что помогает.
     - О! Смотри! Не перевелись травники. А раньше только травой и лечились.
Сам от  лихорадки пил полынный настой,  больше вроде ничем и  не  хворал,  -
отозвался дядя Степа.  Потом он попросил у  молодого "рыбака" адрес бабушки,
может,  "хромому" поможет ее средство.  "Я "хромому" подскажу..." - пообещал
он.




     Знакомство с  "хромым"  состоялось через  два  дня.  По  приметам  этот
человек был похож на "Бранта",  но ходил он на костылях, медленно передвигая
ноги.
     Во время первого разговора с  сотрудниками милиции задержанный сообщил,
что  он  проживает в  Джамбуле,  инвалид,  временно нигде не  работает.  Его
привезли в Чу.  Сюда же был доставлен Зубов, который сразу опознал "Бранта",
но заявил, что раньше он обходился без костылей.
     Задержанный назвал  свою  фамилию:  Максименко Анатолий Михайлович.  На
вопрос,   знаком  ли  он  с  Минаевой,   Максименко  без  колебаний  ответил
утвердительно,  но причастность к  ее убийству категорически отрицал.  Когда
его попросили рассказать,  где он был в  момент убийства Минаевой,  "хромой"
стал давать путаные показания. Он и не подозревал, что в руках следствия уже
достаточно неопровержимых улик, вещественных доказательств, изобличающих его
в  совершенном преступлении.  Он не знал,  что его настоящая фамилия и имя -
Брайт Владимир Иосифович -  и  другие данные из  его  темной биографии также
известны оперативным работникам.
     ...Свою  кличку "Брант" Брайт получил будучи в  лагере и,  даже  избрав
себе  новую фамилию Максименко,  среди преступного мира продолжал оставаться
"Брантом".  Был  неоднократно судим.  После освобождения из  мест заключения
общественно-полезным  трудом  не   занимался,   вел  бродячий  образ  жизни,
спекулировал, употреблял анашу.
     Инвалидность его  была  ложной  -  пытался  замести следы,  но  тщетно.
"Бранту"  казалось,   что   действовал  он   осмотрительно  и   нет  никаких
доказательств его вины, но он ошибался.
     Еще в  конце июля житель разъезда Уш-Балык Перфильев,  занимаясь ловлей
рыбы,  недалеко  от  берега  случайно зацепил  на  крючок  какой-то  тяжелый
предмет.  Раздевшись,  Перфильев с  глубины двух метров вытащил два  мешка и
какую-то одежду,  связанные проволокой.  В  мешках было что-то мягкое,  а  к
проволоке была  прицеплена накладка  от  железнодорожной колеи,  весившая по
меньшей  мере  килограммов двадцать.  Он  хотел  вначале  развязать мешки  и
посмотреть что в  них,  но  потом раздумал.  Оставив все как есть на берегу,
Перфильев сообщил о находке дежурному по разъезду...
     Зубов  опознал  мешки,  которые  брала  жена  с  собой.  Эксперты  дали
заключение,  что кровь,  обнаруженная на мешках и остатках телогрейки, одной
группы с кровью Минаевой.
     Материал,  из  которого была  сшита телогрейка,  имел серый цвет и  был
одинаков с материалом рукава, обнаруженного в вагоне рядом с трупом.
     Допрошенный  вторично  свидетель  Чураков,  подвозивший  Минаевой  лук,
вспомнил,  как недалеко от станции его окрикнул какой-то мужчина средних лет
с нахальными глазами: "Дед! Ну-ка не пыли, тормозни такси!"
     Он  о  чем-то  поговорил  с  этой  женщиной  и  вернулся,   а  Чуракову
посоветовал  ишака  разрисовать  в  клеточку.   Одет  мужчина  был  в  серую
телогрейку, какие редко носят местные жители.
     Цвет   телогрейки  и   даже   личность  Максименко-Брайта   подтвердила
свидетельница Ушакова,  та самая женщина, у которой Валентина Петухова взяла
бумагу, чтобы написать Шуре свой адрес.
     Ушакова  постоянно  торговала  на   рынке.   И   не   один  раз  видела
Максименко-Брайта,  шатавшегося от стола к столу.  А в тот день, Ушакова это
хорошо запомнила,  "Франт",  как она его называла, словно из-под земли вырос
около ее стола.  Немного покрутился и ушел.  На вопрос,  что он тут потерял,
Брайт ответил полушутя:
     "Так, кралю одну, под вид пиковой дамы".
     Неопровержимые доказательства заставили  Максименко-Брайта  сознаться в
совершенном преступлении.  На  суде  он  подтвердил свои  показания,  данные
следствию.
     29  апреля он  случайно увидел Минаеву на  рынке  города Чу.  Когда она
поехала с  двумя мешками лука в  сторону станции,  он догнал ее и  предложил
ехать поездом вместе.  Минаева не  согласилась.  Он  не стал ее уговаривать,
чтобы не привлекать внимания прохожих, а решил сесть в этот же поезд, только
в другой вагон.
     При  отправлении состава со  станции Кияхты Максименко-Брайт  пересел в
полувагон к Минаевой. Он угостил ее оставшейся водкой и попросил чего-нибудь
закусить.
     Когда  миновали  станцию  Чиганак,  Максименко-Брайт  стал  требовать у
Минаевой деньги.  Та  отказалась отдать их.  Тогда  преступник пустил в  ход
нож...  Вытащив из  кармана своей жертвы около семидесяти рублей,  прихватив
мешки с луком,  окровавленную собственную телогрейку с одним рукавом, убийца
на первой же остановке сошел с поезда.
     Выездная сессия Джамбулского областного суда в  городе Чу,  на открытом
судебном  заседании,  рассмотрев  материалы  уголовного  дела  по  обвинению
Максименко-Брайта в  умышленном убийстве Минаевой А.И.  с  целью  завладения
принадлежащими ей  деньгами,  с  учетом прежних судимостей приговорила его к
высшей мере наказания - расстрелу.






     Глубокой  ночью  к  двухэтажному зданию  конторы  Семеновской  автобазы
подошла грузовая машина.  Сидевшие в кабине шофер и пассажир несколько минут
не решались открыть дверцы - прислушивались. Кругом ни звука.
     - Пора, - полушепотом сказал пассажир, высокий молодой человек, и нажал
на ручку дверцы.
     Из темноты,  словно по сигналу,  появились еще трое и  присоединились к
подъехавшим. Все тихо. Можно действовать.
     Высокий вытащил из кармана ключ, осторожно, чтобы не произвести лишнего
шума, открыл дверь конторы, и все пятеро исчезли в темном проеме.
     Через несколько минут в дверях показались спины двух пятящихся к выходу
мужчин,  а  за  ними  появилось продолговатое чугунное тело кассового сейфа,
который с противоположной стороны держали остальные.  Хотя и пятеро было их,
но сейф оказался тяжелым. Пришлось возле машины оставить его, передохнуть.
     - Ну, давайте... Нечего зря время терять!
     Дружно подняли ношу и погрузили в кузов.  Шофер поднял борт,  а высокий
закрыл дверь конторы на ключ и скомандовал:
     - Поехали!
     Машина то шла по трассе с зажженными огнями,  то, свернув в сторону, на
длительное время погружалась во  тьму,  а  потом вновь появлялась на  шоссе,
выбрасывая вперед яркие пучки света.
     Под  утро  грузовик  оказался вблизи  Акмолинска,  в  небольшом селении
Талапкер.  Оттуда он круто повернул направо,  в  сторону Воздвиженки,  и  на
мосту через Ишим остановился. Здесь приятели расстались.
     - Как, други, чисто сработано? - спросил на прощание высокий.
     - Еще бы! Концы в воду - и никаких гвоздей.
     - Так и задумано было.




     Октябрь в  Акмолинской области был морозным,  но бесснежным.  Прыгая на
ухабах,  два  газика  и  "Победа" на  большой  скорости мчались  по  тракту.
Навстречу то и  дело попадались автомашины с  зерном,  следовавшие в сторону
акмолинского элеватора, и шоферам волей-неволей приходилось замедлять ход.
     Через  час  машины  с  оперативными работниками въехали  в  Семеновку и
остановились в  центре села,  у  облупившегося двухэтажного здания с разными
пристройками.  У подъезда и по всему широкому двору валялись камни,  бревна,
обрывки проволоки. "Тут не только сейф, самого начальника автобазы Кауренова
можно  выкрасть,  во  дворе  спрятать и  не  найдешь",  -  подумал полковник
Шаяхметов.
     ...Чуть свет первой,  как обычно, в контору пришла уборщица. Она убрала
комнаты нижнего этажа,  в  том числе и ту,  где находился сейф,  и поднялась
наверх.
     В  том  же  кабинете,  где  помещалась касса,  стоял стол инспектора по
кадрам Кастецкого. Явившись утром на работу, он открыл дверь, уселся за свой
стол и  начал спокойно перебирать лежавшие на столе бумаги,  так ничего и не
заметив.
     Кассир Быстрова немного задержалась.  Когда она появилась,  у  окошечка
собралась уже  очередь.  Накануне она  довольно поздно вернулась из  банка и
зарплату раздать не успела. Быстрова села за свое рабочее место, по привычке
достала из сумочки ключ от сейфа и собралась открыть его.
     - Иван Михайлович, а где же сейф? - растерянно произнесла она.
     - Вы что, Нина Ивановна, а э...
     Инспектор хотел сказать "а это что", но так и остался сидеть с открытым
ртом, уставившись в пустой угол. Как же это? В нижнем отделении сейфа лежали
шоферские права, трудовые книжки сотрудников, документы!
     - Нет, наваждение какое-то, - прошептал Кастецкий.
     Тут-то и поднялся переполох.  Обо всем этом работники милиции узнали из
рассказов служащих автобазы.  И еще они узнали,  что в сейфе хранилось свыше
70 тысяч рублей и что контора ночью не охранялась.
     - Какие ротозеи! - только и мог произнести полковник Шаяхметов.




     На  нижней части внутренней двери виднелась лишь царапина -  задели при
выносе сейфа.  Снаружи уже притоптанные,  но  еще заметные четыре вмятины от
ножек -  здесь его ставили на землю.  Потом,  видимо,  вернулись,  осторожно
закрыли ключами двери,  погрузили сейф в  машину и  уехали.  След протектора
машины был также замят прошедшими через него грузовиками,  поэтому служебная
собака  оказалась  бесполезной.   А  каких-либо  вещественных  доказательств
обнаружить не удалось. Короче говоря, следы были заметены.
     Ясно,  что  грабеж  совершила  группа  из  4-5  человек,  ибо  меньшему
количеству людей сейф не  вынести.  У  преступников имелись от дверей ключи,
следовательно,  они или некоторые из  них не  один раз заходили в  помещение
конторы.  Кроме того,  они хорошо были осведомлены о наличии в сейфе крупной
суммы денег,  иначе не  пошли бы на "дело".  Отсюда можно предположить,  что
грабители -  люди местные,  тесно связанные с  базой,  прежде работавшие или
работающие здесь.
     - Вот с этого и начнем,  - сказал полковник на оперативном совещании. -
Прежде всего,  надо выяснить,  кто мог знать,  что деньги получены и на ночь
оставлены в кассе.  Необходимо также проверить все автомашины. Наконец, надо
выявить лиц, ведущих подозрительный образ жизни.
     Тут же  между членами оперативной группы были распределены обязанности.
Старший    оперуполномоченный   уголовного   розыска    майор    Силенко   и
оперуполномоченный  местного   райотдела  милиции   лейтенант  Кудайбергенов
приступили к предварительному опросу сотрудников базы.
     Кассир Нина Быстрова, все еще взволнованная случившимся, рассказывала:
     - Когда я  в  госбанке получала деньги,  туда  зачем-то  дважды заходил
Бегунец, шофером у нас работал. С ним мужчина какой-то был. Больше никого из
знакомых там не встречала.  Потом я  села в  кабину к  нашему шоферу,  и  мы
поехали.
     - А  кто-нибудь у вас в тот день деньги получал,  особенно перед концом
занятий?
     - Получили,  но немногие.  А  самым последним был Борька Гудовский,  за
расчетом пришел.  В армию его призывают. Он со старшим бухгалтером и в кассу
заходил.
     - Значит, он видел, что у вас деньги оставались?
     - Да.
     Показания  кассира  и  других  работников давали  основания заподозрить
Бегунца и  Гудовского в  причастности к  краже  сейфа,  тем  более,  что  их
частенько  видывали  вместе.  И  в  квартире  последнего производится обыск.
Обнаружены  бланки  путевых  листов,   справки  с   печатями  Семеновской  и
Кульджинской автобазы, а также ряд других документов.
     - Где вы их взяли?
     - Достал через ребят.
     - Зачем они вам?
     - Нужны, стало быть, были.
     Гудовского арестовали.  Что  касается  ограбления кассы,  то  он  якобы
слышал об  этом от шоферов,  но кто и  как похитил сейф -  понятия не имеет.
Допрос также не дал положительных результатов.




     Поиски продолжались.  И, как это часто бывает, на помощь пришли местные
жители.   Один   из   колхозников  сообщил   работникам  уголовного  розыска
небезынтересный факт.
     - На овцеводческой базе нашего колхоза,  в третьей бригаде, - рассказал
он,  - есть два чабана: Постол и Самойленко. Ведут они себя подозрительно. В
ту ночь,  когда кассу обворовали, на месте их не было. Явились только утром,
возбужденные, навеселе. Уж не они ли там того... руки погрели?
     Постол и Самойленко были задержаны.  На допросе они мялись, отвечали на
вопросы неопределенно, сбивчиво и ничего конкретно не говорили.
     - Где вы были в ту ночь?
     - На 9-ом разъезде.
     - Что делали?
     - Ничего особенного, выпили, переночевали и домой пошли.
     По односложным ответам и  поведению задержанных чувствовалось,  что они
чего-то не договаривают.
     Это выяснилось лишь на  следующий день.  От девушек общежития поступило
заявление: в полночь Самойленко и Постол, изрядно выпив, зашли к ним, начали
приставать и, наконец, устроили скандал.
     - Почему же сразу не признались? - спросили Постола и Самойленко.
     - Думали, пройдет.
     - Будем привлекать вас к  ответственности за  мелкое хулиганство.  Пока
идите.
     Постол поднялся со стула,  постоял немного и как-то нерешительно вышел.
И  хотя это не  ускользнуло от  глаз майора,  он  не  придал этому значения;
возникшая было версия рушилась, опять шло все прахом.
     Через несколько минут дверь вновь отворилась,  и перед майором предстал
Постол.
     - Знаете,  совесть мучает.  Я ведь вам не все сказал.  Вы на правильный
след  напали.  Знакомая женщина  передала мне  разговор,  который происходил
между  Гудовским и  Бегунцом  и  который  она  случайно услышала.  Гудовский
хвалился, будто знает, кто сейф взял и что ему перепадет "своя доля".
     Бегунца еще раз вызвали на допрос.
     - Да,  - подтвердил он. - Гудовский как-то сказал мне об этом, но я его
словам не придал значения.
     Однако Гудовский упорствовал и продолжал все отрицать.




     Время  шло.  Оперативники работали  без  отдыха.  Местность  на  многие
километры была прочесана вдоль и  поперек.  Однако сейф обнаружить так и  не
удалось.
     Между  тем  события развертывались своим чередом.  В  милицию поступило
письмо.  В  нем  сообщалось,  что  в  Семеновской автобазе  работает шофером
Михаил,  которого называют просто Мишкой.  Ездит он  на  грузовой машине "ДЮ
03-09".  У  него  есть друг Васька.  Ведут себя они  подозрительно и  живут,
похоже, не по средствам.
     В  то же время (бывают такие совпадения!) двое сотрудников при проверке
машин,  занятых на вывозке зерна,  обратили внимание на грузовик под номером
"ДЮ  03-09".  Верхняя часть его  борта в  одном месте была  сколота каким-то
твердым массивным предметом.  Водителя задержали. Им оказался некто Бадзауга
Важико.
     - Важико. Значит, по русски Василий?
     - Да, Василий.
     Вскоре разыскали и его друга - разнорабочего автобазы Михаила Кабалия.
     ...К  небольшому деревянному домику  Кабалия  подкатил газик.  Из  него
вышли  майор  Силенко  и  лейтенант Кудайбергенов.  Пригласив двух  понятых,
начали осматривать надворные постройки,  затем  вошли  в  дом.  Как  они  ни
старались  найти  какие-нибудь  доказательства  -   все   было   безуспешно.
Оставалось последнее - подполье.
     Открыв люк,  лейтенант спустился с фонариком под пол.  Но и там,  кроме
груды картофеля и  кадок с  солониной,  ничего не было.  Тогда Кудайбергенов
стал разрывать картошку.  Под самым низом лежал маленький чемодан. Лейтенант
извлек его и вылез из ямы.
     - Посмотрите, товарищ майор.
     В  чемодане сверток,  а в нем -  пачки денег -  12 тысяч рублей.  Почти
половина в банковской упаковке.
     - Где остальные, Кабалия?
     - Больше у меня ничего нет.
     - Сейф где?
     - Не знаю.
     Обыск в квартире Бадзауга был безрезультатным.  Зная, что у него ничего
не  найдут,  он  категорически  отверг  все  предъявленные ему  обвинения  и
перестал отвечать на вопросы.




     Преступники упорствовали.  Но работники милиции с неменьшим упорством и
настойчивостью  продолжали  поиски  сейфа.   Они   исследовали  все  дороги,
перекрестки,  где могла бы появиться автомашина,  и, наконец, попали на мост
через Ишим между Талапкером и  Воздвиженкой...  Со всей тщательностью начали
осматривать его.  И  вдруг  на  перилах заметили точно  такую  же  вмятину и
осколок дерева, что и на борту автомашины.
     Взломанный сейф был утоплен в реке.
     Следователи лейтенант Мустафин и капитан Мухамедгалиев снова вызвали на
допрос Кабалия.  Он долго запирался,  но, припертый к стенке неопровержимыми
фактами и доказательствами, не выдержал и спросил:
     - Но как вы все это могли узнать?
     - А вы надеялись, что сейф утопите и концы в воду? На сей раз пословица
вас подвела.
     - Здорово умеете,  -  протянул он.  -  Что ж, записывайте. Со мной были
Нодари Панцулая, Александр Гуртовский, Важико Бадзауга и Борис Гудовский.
     Появились два новых имени: Панцулая и Гуртовский. Первый был через день
задержан в  Кургальджинском районе,  а  второго еще в  самом начале операции
взяли за другое преступление, и он сейчас находился в тюрьме.
     Был  найден еще  один,  и  последний,  соучастник грабительской шайки -
Лошкарев. У него Панцулая и Гуртовский спрятали свою долю награбленного. Все
они признались в совершенно преступлении.  В ходе выяснилось,  что Бегунец к
краже сейфа не причастен.



                    заместитель начальника отдела
                          МВД Казахской ССР



     Был воскресный день.  Гришка Сомов по  кличке "Малый",  сидя на жесткой
койке, писал письмо, старательно выводя строчки.
     Писал не торопясь: куда ему спешить? Думал, вспоминал и опять брался за
ручку.
     Это второе письмо за день -  первое написал матери.  Мать он никогда не
забывал. Только много ли ей напишешь? Она старая, неграмотная, всегда рада и
коротенькой весточке от непутевого сынка:  жив,  мол,  здоров,  чего и тебе,
мамаша,  желаю.  Пока сижу,  придет время -  выйду.  Осталось два года, пять
месяцев и восемнадцать дней. Работаю нормально, может быть, сбавят срок...
     Жене, Нонке, он не писал вообще. Старался забыть, не думать о ней. Надо
же:  только его,  Гришку, посадили, как она, говорят, убежала жить к Бухину,
лысому завхозу из ресторана.  Хорошо еще, что не расписался с ней Гришка. Не
хочет он о ней думать, а нет-нет и вспомнит. Красивая она, Нонка...
     Друзей там,  на воле, не осталось. Были, правда, приятели, но не такие,
как надо.  Только и  крутились возле Гришки,  когда у того рубли водились на
водку с пивом да на шашлык.  Сам,  конечно,  виноват. Дружков подбирал возле
кабаков. Им он писать не будет.
     "И почему меня "Малым" прозвали?  -  думает Сомов.  -  Рост -  дай боже
каждому,  метр семьдесят шесть.  Вес тоже хороший.  Здесь,  в колонии,  даже
поправился, хоть харчи, конечно, не те. Ни тебе шашлыка, ни бифштексов.
     Но  ведь подумать:  два  года,  шесть месяцев и  двенадцать дней в  рот
горькую не  берет,  курить бросил,  на работе лучше многих других вкалывает,
даже портрет его Петро-художник нарисовал в стенгазете.  Похожий. А называют
"Малым". Наверное, за характер: мягкий он парень, уступчивый. И добрый..."
     Лежит на койке Гришка,  думает,  вспоминает.  Пишет человеку,  которого
должен бы за врага своего лютого считать. И ответы получает. Хорошие ответы,
как  от  отца  родного,  хоть  и  молодой он,  следователь Аргинбаев,  майор
милиции.
     А Гришка пишет:
     "Гражданин следователь,  друг Аргинбаев!  Никогда не изгладится в  моей
памяти ваша человечность.  Хоть я и бывший ваш пленник,  но пишу вам которое
уже письмо:  этого требует моя совесть.  Я всегда вспоминаю вас как доброго,
душевного и  честного человека и шлю еще и еще раз благодарность за то,  что
вы меня своевременно арестовали. Ведь могло быть куда хуже..."
     Вспоминает Гришка,  как  выпивали они  втроем  в  шашлычной недалеко от
вокзала.  Он,  Юрка и  Костя.  Пропивали последнюю пятерку -  Гришка занял у
уборщицы Нины. Она всегда выручала, когда нужда в деньгах была.
     Костя - самый бывалый из них - выпил стакан, закусил шашлыком с луком и
загадал загадку: где бы еще денег достать? Да не трояк, не пятерку какую-то,
а настоящих денег. Густых.
     Юрка первый заговорил про магазин на рынке.  Шустрый парень:  в  городе
без году неделя, а на тебе, присмотрел магазин, изучил обстановку.
     "Хорошо  бы  его  "сообразить",  -  говорил Юрка,  -  промтоварный этот
магазинчик.  Обуви туда  много привезли,  с  утра  очередь была.  Сейчас уже
покупателей нет,  а выручка вся там,  в магазине,  инкассатор только вечером
приедет.
     Вспомнил  все  это  Гришка  и  судорожно  вздохнул.   Тогда  ведь  тоже
воскресенье было - 11 декабря. Ветер мел по улицам Кзыл-Орды снежную пыль, а
он гулял на воле.  Жил,  вроде бы,  неплохо:  слесарил на комбинате,  хорошо
зарабатывал, Нонка у него была...
     Только вот  из-за  нее пить стал много,  после того,  как бросила Нонка
комбинат и пошла в ресторан,  официанткой. Домой стала приходить за полночь,
вертелись  возле  нее  всякие-разные,  заглядывались,  провожать предлагали.
Глаза у  Нонки большие,  карие и золотистые,  губы полные,  а фигура,  как у
артистки, фотографию которой Гришка вырезал из журнала "Новый фильм".
     Там,  на воле,  никогда газет Гришка не читал. Некогда было: все больше
по  пивным.  А  здесь журналы выписал:  "Новый фильм",  "За рулем",  "Вокруг
света".  И газету "Известия". Читает статьи, рассказы про разные страны, про
хороших, смелых людей. Интересно.
     И обидно за себя, что раньше на все смотрел сквозь пальцы.
     В  колонии учиться пошел в  восьмой класс.  После работы.  Воспитатель,
начальник отряда  капитан  Роговой Николай Иванович,  говорит:  "Какие  твои
годы, Сомов, еще и институт окончишь."
     Да  что там институт...  Скорее бы  на волю:  мать повидать,  на работу
поступить хорошую - к станку или шофером.
     Быть  бы   ему  потверже,   порешительней.   Не   пить  бы  с   первыми
встречными-поперечными,   не  распускать  слюни.  Да  и  горя,  если  хорошо
подумать, никакого не было, так, дурость одна.
     Нет же,  пошел,  покатился, связался с этими двумя залетными, решился с
ними на лихое дело.  Легких рублей захотелось, а они ох какие липкие и злые,
легкие деньги!  Хорошо еще,  что дело вел Аргинбаев. Сумел заглянуть в душу,
многое про него,  Гришку,  узнал.  А  то отбывать бы "Малому" длинный срок и
загорать на строгорежимной коечке.
     Опять пошли воспоминания.  Что же было дальше в  то далекое декабрьское
воскресенье?
     ...Ветер гнал по улицам колючую поземку,  крепчал мороз, и люди спешили
домой. А они, Гришка, Костя и Юрка, пришли на рынок.
     Укрылись за глинобитным дувалом, закурили, и Костя распределил роли.
     Гришка  оробел,   стало  страшновато,   только  особая  сорокаградусная
подбадривала: "Ничего, парень, не трусь, с тобой вон какие орлы".
     А  "орлы" еще там,  за столиками в шашлычной поддразнивали:  "Тебе что,
кореш,  пахать не надоело? За двадцать минут возьмем столько, сколько за год
на  своем комбинате не  заработаешь.  Да и  выгнали тебя уже,  наверное.  За
прогулы и пьянку по головке не гладят".
     Пошел Гришка с  "орлами",  у  них,  оказывается,  у обоих были складные
охотничьи ножи с  черными колодками и широкими кинжальными лезвиями.  Такими
кого хочешь напугаешь, не то что двух продавщиц промтоварного магазина.
     Мало  людей оставалось на  улицах.  Гришка хорошо помнит,  как  зашли в
магазин...
     Деньги делили на квартире Костиной сожительницы Люды.  Каждому почти по
две тысячи.  Костя забрал себе крупные бумажки -  сотнями несколько было, по
50 я 25 рублей. Юрка взял все десятки, а Гришке отвалил пятерками и меньше -
целую кучу.
     Костя потом сказал,  что лишнее ему будет,  надо бы  меньше.  "Кто -  в
бороне, а кто - в стороне", - добавил Юрка. Намекал, что у Гришки ножичка не
было.
     И отобрали часть, поделили на двоих. "Тебе хватит", - сказали.
     У Гришки ножа не было. Не любил такими штуками баловаться.
     Он пишет дальше:  "С каждым днем я все больше понимаю свои ошибки.  Как
много я их допустил,  а последняя, самая большая, не ошибка, а преступление.
Разве я могу просить прощения потому,  что меня опутали опытные жулики?  Как
много они у меня отняли, но больше всего виноват я сам..."
     Он плохо помнит, вернее, даже совсем не помнит, как его арестовали: был
в  стельку пьян.  Опять пьянствовал с  кем попало,  со страху и  с  горя.  В
последний раз  пил с  Лешкой-сапожником,  с  которым свел скороспелую дружбу
возле  пивного  павильона  неподалеку от  вокзала.  Хотел  было  сбежать  из
Кзыл-Орды куда-нибудь на  юг.  Так советовали,  прощаясь,  "орлы" -  Костя и
Юрок. Они исчезли сразу же. Хитрые.
     Проснулся Гришка  в  освещенной электрическим светом комнате.  Лампочка
над дверью в железной сетке, как чиж в западне. Окошко в крупную клетку.
     Понял - в камере.
     Поднялся шатаясь -  не  отошел  еще  от  вчерашнего -  побрел к  двери,
забарабанил кулаками по железу.
     И сразу же, хоть и ночь была, - на допрос. Привели в чистый кабинет. На
стенах карта,  плакат.  Помнит Гришка,  сидел на стуле в углу кабинета и все
смотрел на этот плакат. Там нарисован был пистолет в собранном и разобранном
виде и заголовок такой:  "9-мм пистолет Макарова (ПМ)". Вызубрил Гришка этот
заголовок за долгие часы, когда сидел в чистом, светлом кабинете.
     А тогда, в первую ночь, увидел он за столом худощавого молодого майора.
Писал что-то милицейский офицер и дымил сигаретой.  "Не спит,  меня ждет,  -
зло подумал Гришка.  -  Сейчас терзать начнет.  А  я  ему скажу:  "Ничего не
знаю".
     Майор дописал страницу,  положил в пепельницу сигарету, кивнув на стул.
"Ну что ж, познакомимся. Я следователь Аргинбаев. А вы?".
     "В гробу я видел такое знакомство, - мысленно ответил тогда Гришка, - в
белых тапочках". Он надеялся еще выкрутиться.
     Не  знал  Сомов  о  том,  что  майором  уже  заведено  уголовное  дело,
возбужденное,  как  говорят  юристы,  по  признакам статьи  76-2  Уголовного
кодекса Казахской ССР  о  разбойном нападении на  магазин с  целью завладеть
государственным имуществом.  В  сейфе  Аргинбаева лежит  коричневая папка  с
надписью "Уголовное дело No 112".
     У Гришки голова разламывалась с похмелья,  и он тупо смотрел на плакат,
на  котором  написано крупно:  "9-мм  пистолет Макарова".  А  дальше  что-то
мелкими буквами. Сомов опять погрузился в воспоминания...




     Прервем  воспоминания  Григория  Сомова,  осужденного  по  76-й  статье
Уголовного кодекса Казахской ССР и отбывающего срок в колонии общего режима.
Возвратимся к той зимней ночи, когда его привели в кабинет здания областного
Управления внутренних дел.
     Майор  Аргинбаев  окончил  писать,  положил  в  пепельницу недокуренную
сигарету,  представился и  взглянул на  незнакомца.  Перед ним  сидел рослый
парень,  плечистый,  лет  двадцати  трех-четырех.  Замызганная  стеганка  не
гармонировала с новенькими блестящими ботинками на меху.  "Чехословацкие,  -
определил Аргинбаев, - рублей сорок стоят..."
     Весь  внешний  вид  молодого парня  мог  бы  служить отличным наглядным
пособием на  лекции о  вреде  злоупотребления спиртными напитками.  Давно не
мытое лицо отекло,  свалявшиеся нечесанные волосы прилипли ко лбу.  Когда он
попросил разрешения закурить,  руки дрожали -  никак не мог попасть кончиком
сигареты в пляшущий огонек спички.
     - Что ж это ты,  - добродушно, с явным сожалением сказал майор, - такой
молодой, а спился?
     Задержанный  молчал,  с  наслаждением затягивался сизым  дымком.  Комок
пьяной жалости к себе подкатил к горлу.
     Следователь не  торопил.  Он взял со стола рапорт о  задержании и  стал
читать, давая понять, что не очень нуждается в ответе.
     В  рапорте  говорилось,  что  старшина такой-то  сего  числа  "произвел
задержание" пьяного гражданина, не имеющего при себе документов. Задержанный
вел себя подозрительно,  тратил много денег на  водку,  спаивал находившихся
возле  ларька  граждан,  кричал,  что  может  купить  весь  товар  вместе  с
буфетчиком Аликом и уборщицей Нинкой...  При появлении старшины новоявленный
Ротшильд вдруг  бросился бежать,  но  поскользнулся и  упал,  затем  пытался
вырваться из рук милиционера и ударить его.  У задержанного было много денег
купюрами в 1 и 3 рубля.
     Аргинбаев подошел к сейфу,  щелкнул ключом, достал тоненькую коричневую
папку  с  надписью "Уголовное дело  No112"  и  быстро  перелистал исписанные
страницы.
     В  деле  было  постановление о  возбуждении уголовного  преследования и
несколько протоколов допросов  потерпевших и  свидетелей.  Следователь нашел
нужную страницу показания свидетельницы Розы Цой*.  Она  запомнила некоторые
детали налета на магазин и смогла описать приметы преступников.
     ______________
     * Фамилии потерпевших, свидетелей и обвиняемых изменены.

     - Так-так,  -  вполголоса сказал следователь.  -  Значит, двое среднего
роста лет по тридцать или немного постарше.  А третий -  молодой, высокий...
Одет в черное полупальто, на ногах - кирзовые сапоги...
     - Гражданин следователь,  -  вдруг  глухо,  с  дрожью  в  голосе сказал
задержанный,  -  я сегодня ничего говорить не буду.  Не могу -  голова болит
сильно... Разрешите еще сигарету.
     Аргинбаев протянул пачку и позвонил дежурному.
     - Ну что ж, идите, отдыхайте... Завтра встретимся. Уведите, - сказал он
вошедшему сержанту.
     Оставшись  один,  следователь мысленно  воссоздал портреты  тех  троих,
ограбивших магазин,  воссоздал по  сбивчивым,  неточным  описаниям продавщиц
магазина.
     Можно ли  сразу,  сейчас,  утверждать,  что задержанный и  есть один из
преступников? Конечно нет.
     Могут быть совпадения,  стечения обстоятельств.  Но сбрасывать со счета
то, что он мог быть участником преступления, тоже нельзя.
     У  каждого  следователя обязательно есть  книга  с  длинным  названием:
"Уголовно-процессуальный кодекс". Юристы называют ее коротко - УПК. Это свод
законов для судьи,  прокурора, следователя, ибо, как сказано в статье первой
этого  кодекса,  "установленный порядок  судопроизводства является единым  и
обязательным по всем уголовным делам и для всех судов,  органов прокуратуры,
следствия и  дознания".  Строжайшее соблюдение социалистической законности -
первейшая, святая обязанность советского юриста.
     Открыв УПК  Казахской ССР  и  разыскав сто  девятую статью,  гласящую о
задержании подозреваемого в  совершении преступления,  нетрудно узнать,  что
лицо,  подозреваемое в преступлении, можно задержать лишь при наличии строго
определенных условий,  в  частности,  "если это лицо покушалось на побег или
когда оно  не  имеет постоянного местожительства,  или когда не  установлена
личность подозреваемого".
     Зная обстоятельства задержания сидящего перед ним  человека,  Аргинбаев
не сомневался, что задержан он правильно, по закону.
     Теперь  он  обязан  составить протокол  задержания и  сообщить об  этом
прокурору.  И  как  можно  скорее  допросить подозреваемого,  предварительно
объявив ему, в чем он обвиняется.
     Первый  допрос очень  труден и  вот  почему:  перед  работником милиции
находится человек,  нервы которого, чаще всего, напряжены до предела. Юристы
называют такое психическое состояние преступника "защитной доминантой". Если
человек совершил преступление,  он,  как правило, заинтересован в том, чтобы
скрыть его. И с этой целью старается маскироваться.
     Допустим -  ему страшно:  боится разоблачения,  ответственности.  Но он
стремится не показать страха,  наоборот,  пытается быть самоуверенным,  даже
дерзким.  Протестует против незаконного ареста, произвола. Начинает убеждать
следователя в  своей  полной  непричастности к  преступлению,  грубит,  даже
кричит.  Его  все  еще  не  покидает  мысль  о  том,  что  у  следствия  нет
изобличающих данных, что от ответственности можно улизнуть.
     А  следователь  должен  быть  бдительным,  внимательным,  терпеливым  и
объективным.   "Задачами   предварительного  следствия  являются   раскрытие
преступления,   установление  лиц,   его   совершивших,   путем   собирания,
закрепления, исследования и оценки доказательств". Так гласит закон.




     ...-  Вы  гражданин,  подозреваетесь в  том,  что  принимали участие  в
разбойном нападении на магазин. Что можете сообщить следствию об этом?
     Задержанный опустил глаза, плечи его едва заметно вздрогнули. С секунду
молчал, потом буркнул:
     - Брось,  гражданин следователь. Чего на меня бочку катишь? - Потом уже
смелее:  -  Это что,  про деньги? Так я их выиграл в карты. В очко играли на
"хате". За карты не имеете права...
     Примерно  такой  ответ  и  предполагал следователь.  Сыграла  "защитная
доминанта", подозреваемый нашел, скорее всего, заранее облюбовал "легенду" и
уцепился за нее.
     - Добро,  -  согласился майор.  -  Проверим.  Квартиру покажете?  -  Он
помолчал, перебирая журналы на книжной полке. - А пока вот что: мне некогда,
нужно срочную бумагу дописать.  А вы почитайте журнальчик. Вот здесь... - он
нашел нужную страницу.
     Задержанный недоверчиво, поколебавшись, взял журнал, прочитал заголовок
статьи,  и  лицо его вдруг побледнело.  Но  он ничего не сказал.  Не швырнул
журнал на стол. Сел на свой стул, принялся читать.
     Следователь писал,  временами поглядывая на  своего нового подопечного.
Шло время. Тихо было в кабинете. Только временами звонил телефон, майор брал
трубку, коротко отвечал; "Да", "Хорошо", "Зайду через полчаса".
     Статья прочитана.  Задержанный тихо,  чтобы не мешать хозяину кабинета,
подошел к столу, положил журнал.
     - Прочитали?
     - Да.
     - Сейчас я ухожу. Часа через три я вызову. Думайте.
     Задержанного увели.  Следователь,  убирая  бумаги  со  стола,  еще  раз
заглянул  на  заголовок  статьи,  напечатанный в  журнале  "Социалистическая
законность". Она называлась так: "Чистосердечное признание - смягчающее вину
обстоятельство".




     Каждый следователь знает,  что  подозреваемого необходимо допросить как
можно скорее, чтобы получить показания. Но юрист должен быть психологом.
     Наблюдая за читавшим статью задержанным, майор пытался представить, что
происходит в  душе  этого человека.  Там  шла  борьба двух желаний:  желания
скрыться,  спрятаться в  себя,  как улитка,  держаться заранее разработанной
версии.   И  желания  открыться,   облегчить  себя,   излить  душу.  Второе,
по-видимому, брало верх.
     Через два часа,  вызванный на допрос,  подозреваемый сказал,  что решил
чистосердечно признаться и  активно способствовать следствию в  установлении
истины  по  делу.  Сказал  словами  журнальной  статьи.  Хорошо,  видно,  их
запомнил. И осмыслил.
     Конечно, это была в некоторой степени удача. Не всегда так бывает. Но и
кажущаяся  "удача"  определялась  правильно  выбранной  тактикой,  тем,  что
следователь верно определил характер парня, понял, что он не "матерый".
     Теперь задержанный назвал себя и  стал рассказывать.  О своей жизни,  о
старухе-матери и  о  жене Нонке.  Что два года жили они вместе,  но так и не
расписались.  Что красивая она, Нонка, только деньги любит слишком - жадная.
О том,  как стал ходить по пивным и шашлычным, "троить" возле магазинов, как
познакомился с Юркой и Костей,  фамилий которых не знает, как пил с ними три
дня на их и свои деньги,  а когда запасы "валюты" иссякли,  заняли пятерку у
знакомой  уборщицы  Нины.  Как  вьюжным  воскресным днем  пошли  они  втроем
"соображать" промтоварный магазин на городском рынке.
     Все рассказал,  а  потом долго писал свои показания на бланке протокола
допроса.

     Из   протокола  допроса  подозреваемого  Григория  Сомова  (написанного
собственноручно).

     "...Деньги делили на квартире Костиной девушки. Людой ее зовут. Фамилии
ее не знаю,  адрес не помню,  но дом показать могу.  Когда мы пришли,  Костя
послал Люду за водкой и закуской,  дал деньги и сказал,  что много выиграл в
карты, в очко. Пока она ходила в магазин, Костя делил деньги.
     Костя говорил,  что здесь,  в городе, не останется, уедет в Воронеж или
еще куда-нибудь. У него есть надежные "хаты"...

     Из протокола допроса свидетельницы Валуевой Людмилы.

     "Золотов Константин жил у  меня на  квартире около месяца без прописки.
Говорил,  что работает шофером на автобазе,  обещал прописаться.  4  декабря
пришел со  своим другом Юрой (фамилии не  знаю) и  каким-то  молодым высоким
парнем.  Пришли они  часа в  четыре.  Дал  мне денег,  сказал,  что в  карты
выиграл, и послал за водкой. Они до вечера сидели дома, а вечером я пошла на
работу в ночную смену.  Утром Кости дома не оказалось,  чемоданчика его тоже
не было. Больше я ни его, ни Юру, ни третьего - молодого парня - не видела".




     Эти  показания сыграли определенную роль  в  ходе  дальнейшей работы по
уголовному делу No 112.
     Второй участник нападения на магазин,  тридцатилетний Юрий Валиев,  был
задержан  Аргинбаевым  при  попытке  выехать  из   Кзыл-Орды.   За  третьим,
Константином Золотовым,  отправился  начальник  уголовного  розыска  старший
лейтенант милиции Карим Жумагалиев.  Нашел его в Воронеже, задержал и привез
в Кзыл-Орду.
     Все это было не так просто.  О  поисках бывалых преступников Золотова и
Валиева можно многое рассказать. Но это уже другая тема.
     Оба  -  и  Золотов,  и  Валиев -  особенно первый,  имели по  нескольку
судимостей и, следовательно, немалый "опыт".
     Золотов  так  и  не  признал  своего  участия в  разбойном нападении на
промтоварный магазин. Однако, как говорится в одном из постановлений Пленума
Верховно Суда СССР,  "отрицание обвиняемым своей вины не может быть положено
в   основу   оправдательного  приговора,   если   оно   противоречит  другим
доказательствам, объективно подтверждающим его вину".
     Так же и  признание обвиняемым своей вины может быть положено в  основу
обвинения лишь  при  подтверждении его  совокупностью других  доказательств,
собранных по делу.
     Поэтому,  несмотря на признание вины двумя обвиняемыми и категорическое
отрицание ее  третьим следователь тщательно собирал доказательства:  находил
новых свидетелей и  допрашивал их,  искал улики,  изобличающие преступников,
проводил очные ставки,  назначал экспертизы.  Все  обвиняемые были  опознаны
потерпевшими и свидетелями.
     Следователь изучил  личность каждого  обвиняемого.  Это  весьма  важная
составная  часть  каждого  следствия:  нужно  хорошо  разобраться в  мотивах
совершенного преступления,  уяснить  роль  каждого его  участника. Важно это
изучение и  для решения очень серьезного вопроса о виде и размере наказания,
наиболее целесообразного для исправления и перевоспитания лица, совершившего
преступление.   Вот   почему  следователь,   работая  над  уголовным  делом,
внимательно наблюдал за  каждым  обвиняемым,  беседовал с  ними,  изучал  их
биографии,  встречался  с  родственниками,  знакомыми,  со  всеми,  кто  мог
сообщить что-то новое.
     Следователь побывал на  комбинате,  где  работал раньше Григорий Сомов,
встретился с  его матерью,  вызывал на беседу Анастасию Звягину (Нонну,  как
она себя величала).
     А потом был суд. Он вынес строгий и справедливый приговор: инициаторы и
прямые исполнители преступного замысла Константин Золотов и  Юрий Валиев как
рецидивисты   были    осуждены   к    10    годам    лишения    свободы    в
исправительно-трудовой колонии строгого режима.
     Суд  счел возможным определить срок лишения свободы для Григория Сомова
в  5  лет  с  отбыванием его  в  колонии  общего  режима,  учитывая личность
обвиняемого -  он  до  этого не совершал правонарушений,  работал.  Учел суд
также чистосердечное признание Сомова и помощь, оказанную им следствию.
     Так завершилось уголовное дело No 112,  одно из многих,  расследованных
следователем Аргинбаевым.  Можно добавить, что недавно Аргинбаев получил еще
одно письмо от Григория Сомова,  которое начинается словами:  "Здравствуйте,
товарищ следователь..."
     И  в  нем Сомов пишет,  что уже освобожден,  работает на  строительстве
шофером, учится в вечерней школе, в 11-м классе. Дали комнату в общежитии. К
нему приехала мать. С прошлым покончено навсегда...




     Я  знаю следователя Аргинбаева еще с  того времени,  когда он,  окончив
юридический  факультет   Казахского   государственного  университета,   одел
милицейскую форму с погонами младшего лейтенанта и стал работать оперативным
уполномоченным дознания.
     Сейчас  подполковник милиции Мукали  Аргинбаев возглавляет следственный
отдел МВД Казахской ССР на транспорте.  О нем,  по-военному коротко, говорит
характеристика: "Честен, добросовестен, принципиален. Следствие по уголовным
делам ведет объективно и  всесторонне.  Воспитывать подчиненных и направлять
их деятельность на выполнение задач, стоящих перед следствием, может..."




     Случилось это майским вечером на одной из алма-атинских улиц. Зеленая и
тенистая,  она  протянулась вдоль быстрой горной речки,  бегущей в  бетонных
берегах.
     Было уже поздно,  около одиннадцати.  Давно зажглись фонари и  опустели
улицы.  В  дом Ивана Павловича Чернова* постучали.  Он  еще не  спал,  читал
газету у  настольной лампы.  Одет был  более чем по-домашнему -  в  трусах и
майке. Вечер выдался необычно теплый в эту прохладную весну. Хозяйка дремала
на диване у включенного телевизора.
     ______________
     * Фамилии изменены.

     Стук в  калитку был  требовательный,  настойчивый.  Иван Павлович сунул
босые ноги в шлепанцы и пошел к двери.
     Кто  бы  это  так  поздно?  Гостей Иван Павлович недолюбливал,  соседей
сторонился:  не очень общительный был человек.  И  осторожный.  Поэтому,  не
сходя с крылечка, крикнул в темноту:
     - Кто там? Чего надо?
     - Иван Палыч,  -  ответил ему молодой голос,  -  это я,  ваш племянник,
Гена. Выйди-ка сюда на пару минут...
     - Гена?   -  переспросил  Чернов,  и  в  его  памяти  замелькали  имена
многочисленных родственников,  с  которыми он,  по  правде говоря,  почти не
поддерживал связи.  -  Гена?  -  еще раз переспросил он.  -  Не помню такого
что-то. Нет, не помню.
     - Да как же,  Иван Павлович!  Я сын Макарьина, Семена Сергеевича, брата
вашего двоюродного. В Актюбинске мы жили...
     - А-а, - понимающе протянул хозяин. - Ну что ж, заходи. Да ты не бойся,
собачку я еще не спустил, на цепи она...
     В углу двора глухим басом полаивал здоровый,  откормленный пес,  звенел
толстой цепью.
     В  комнате был уютный полумрак,  что-то  мелькало на экране телевизора,
лилась негромкая музыка.  Гость  и  хозяин,  чтобы не  потревожить дремавшую
женщину,  уселись у  краешка стола и начали обычную в таких случаях не очень
связную беседу.  Говорили о том,  кто, где да как живет, кто пишет письма, а
кто ленится - даже с праздником не поздравляет.
     Хозяин  осторожненько выспрашивал молодого родственника,  узнавая много
такого, о чем сам не подозревал. Что двоюродный брат его - Семен Сергеевич -
давно уже переехал из Актюбинска в Чимкент,  а старик Захарыч прошлой весной
умер.  Недолго болел,  свалил сердечный приступ.  А ведь какой кряжистый был
дед.
     Парень сидел спиной к дивану,  говорил приглушенным голосом, а хозяйка,
проснувшись,  слушала их разговор. Ей не хотелось выдавать себя, показывать,
что она проснулась -  еще ужин в такое позднее время готовить придется,  чай
кипятить.
     Беседа продолжалась минут сорок. Наконец, парень встал:
     - Поздновато  уже,   Иван  Павлович,  я  пойду.  Пора  и  честь  знать.
Как-нибудь в  субботу или  в  воскресенье загляну,  посидим за  графинчиком,
потолкуем.  -  Он мельком взглянул на диван. - Вы меня проводите до калитки.
Еще пару слов сказать надо.
     Чернов  накинул пиджак и,  шлепая комнатными туфлями,  пошел  вслед  за
гостем.
     - И то,  -  сказал он.  - Запру калитку и отпущу собачку. Кобель у меня
презлющий,  никого не пустит.  А ты,  Гена,  заходи.  Оно,  конечно, лучше в
субботу или в воскресенье.
     На  некоторое время  совсем  тихо  стало  в  доме.  Только  потрескивал
телевизор.
     Хозяйка  встала,  потянувшись,  подошла к  своему  "Рекорду",  щелкнула
ручкой выключателя.
     В  это время во  дворе кто-то крикнул.  Крикнул страшно,  по-звериному.
Потом еще и еще раз.  Хозяйка обомлела, свинцом налились ноги, часто и гулко
забилось сердце.  Громко хлопнула калитка,  послышался топот ног  убегающего
человека и  через несколько секунд в  комнате появился хозяин.  Не вошел,  а
ввалился, хватаясь за грудь, и тут же упал навзничь на ковровую дорожку.
     По полу быстро растеклась кровь.
     - Племянник,  племянник...  -  прохрипел Чернов,  судорожно вытянулся и
замер.
     Хозяйка кинулась к соседям.  Полуодетый сосед, не вникая в подробности,
опрометью побежал к телефону.
     В окнах небольших домиков погасли огни.  Едва-едва шумит ветер в кронах
высоких тополей и журчит вода в горной речушке. Тихо... Но вот к дому, возле
которого робко столпились наскоро одетые соседи,  а на скамейке,  безучастно
опустив руки и  всхлипывая,  сидит хозяйка,  подъехали милицейский "газик" с
дежурным нарядом милиции и белая "Волга" неотложной помощи.
     Молодой  врач  с  санитаром и  два  работника милиции быстро  прошли  в
калитку.  Дорогу им боязливо указывал сосед,  первым прибежавший на крик. Он
остался в сенях, в комнату не пошел.
     - Да, - сказал врач. - Нам здесь делать нечего. Ему уже не поможешь.
     Дежурный работник милиции,  оставив в  дверях помощника,  пошел к своей
машине, по рации связался с управлением.
     - Я третий, я третий... Как слышите? Высылайте срочно опергруппу... Да,
срочно.   Позвоните  домой   Тугельбаеву,   сообщите  дежурному  следователю
прокуратуры. Как поняли? Прием...
     Возле  дома  собиралось все  больше народу.  Останавливались запоздалые
прохожие,  выходили соседи,  потревоженные непривычным в  поздний час  шумом
моторов. Слышался приглушенный шепот:
     - Что такое? Случилось что?
     - Да вот, говорят, Чернова порезали...
     Наиболее любопытные пытались войти во двор, дежурный уговаривал:
     - Нельзя сюда, граждане, отойдите...
     Опять подошли машины.  Прибыла оперативная группа, приехали заместитель
начальника угрозыска УВД  города Алма-Аты  Тугельбаев,  дежурный следователь
прокуратуры Советского района  Крылков.  Начался осмотр места  происшествия.
Щелкал  фотоаппаратом эксперт  научно-технического  отдела,  писал  протокол
осмотра  следователь прокуратуры,  работники уголовного розыска беседовали с
соседями, с задержавшимися возле дома, где произошло несчастье, прохожими...
     Утром,  ровно в девять, невыспавшийся, но бодрый и как всегда спокойный
майор   Тугельбаев  докладывал  заместителю  начальника  Алма-Атинского  УВД
полковнику Рахимову о  происшествии и  проделанной за ночь работе.  На столе
перед полковником веером лежали фотографии:  общий вид  дома,  где совершено
убийство;  калитка, двор, кем-то брошенный у крыльца окурок сигареты. Вот на
фотографии комнатные туфли.  Одна на  земле,  возле цветущих кустиков ириса,
другая на  первой ступеньке крыльца.  И,  наконец,  пострадавший,  лежащий с
запрокинутой головой и остановившимся навсегда взглядом открытых глаз.
     Полковник слушал,  перебирал фотографии,  и  временами делал  пометки в
настольном блокноте.
     - Узнать ночью нам удалось не  так-то много,  -  говорил Тугельбаев.  -
Сосед слышал крик,  но  пока оделся,  все было кончено.  Это он  позвонил по
телефону в в милицию.
     Случайно проходившая по  берегу  девушка видела,  как  какой-то  парень
перепрыгнул через бетонный барьер и побежал через речку,  наискось, прямо по
воде,  в сторону Калининского района.  Жена Чернова -  Шилова Евдокия -  она
прожила с ним три года в незарегистрированном браке,  все плакала, горевала,
что не встала, не рассмотрела того парня. Но уверяет, что раньше никогда его
не видела,  не знает его... Мы ночью проверили несколько племянников Чернова
- родни у него много. Ни один из них к убийству не причастен...
     Полковник  собрал  стопкой  фотографии,  положил  на  стол  трехцветный
шариковый карандаш.
     - Ваша версия, майор?
     На этот вопрос Тугельбаев ответил обстоятельно, не торопясь.
     - Я  полагаю,  товарищ полковник,  -  сказал  он,  -  что  имеется одна
наиболее вероятная версия: убийство совершено на почве мести. О мотивах пока
судить  не  берусь,  но  за  эту  версию  говорит целый  ряд  обстоятельств.
Преступник,  несомненно,  пришел к Чернову с определенной целью - убить его.
Он все заранее обдумал,  все взвесил,  подготовился к  преступлению.  Убийца
знал,  что Чернов осторожен,  и сумел усыпить его бдительность разговорами о
родственниках, о себе, будучи уверенным в то же время, что Чернов в лицо его
не знает.  И в том он не просчитался. Жена Чернова рассказывала кое-что, она
ведь только притворилась, что спала, а на самом деле все слышала... Так вот,
Чернов в разговоре с "гостем" сказал:  "Тебя,  Гена,  я,  конечно, не помню,
видел один раз всего и давно,  когда ты еще под стол пешком ходил.  А сейчас
ты вон какой..."
     Дальше.  Убит Чернов с исключительной дерзостью и жестокостью.  Об этом
говорит и  число  ударов ножом,  и  их  характер.  А  для  Чернова нападение
"племянника" было неожиданностью.  Он  не приготовился к  обороне,  не успел
даже прикрыть себя руками: на них нет ни одной царапины.
     - Согласен с вами,  майор.  Наши мнения совпадают. Конечно, кто-то и за
что-то отомстил Чернову.  Пока вся эта история -  сплошное белое пятно. Дать
ей соответствующую окраску предстоит вам. Вы возглавите оперативно-розыскную
группу. Кого предлагаете в ее состав?
     - Надо  включить  нашего  инспектора  лейтенанта Грицевича  и  младшего
лейтенанта Эрбеса из Советского райотдела.  Они знают дело и, кстати, хорошо
поработали прошлой ночью.
     - Кому поручено вести расследование убийства?
     - Следствие ведет  следователь прокуратуры республики по  особо  важным
делам Орумбаев,  -  ответил Тугельбаев и  добавил,  -  не  раз с  ним вместе
работали.
     - Хорошо.  Главная ваша задача сейчас - это проверить родственные связи
Чернова по  всем  линиям.  Преступник,  как  это  видно из  его  разговора с
потерпевшим,  хорошо знает  родню  убитого,  и  это  неспроста.  Сам  ли  он
родственник  Чернова,  или  близок  с  кем-нибудь  из  них,  покажет  время.
Одновременно нужно собрать сведения и о работе Чернова.
     - Я изъял его трудовую книжку,  -  ответил Тугельбаев,  - проверим весь
трудовой путь.  Нужно сказать,  что за последние годы он несколько раз менял
места работы.
     - Проверьте все. О ходе розыска докладывайте ежедневно.

     Двести  человек  -  это  установленные  оперативниками  родственники  и
сослуживцы убитого.  Много это или мало? Если учесть, что каждого из двухсот
нужно разыскать,  с  каждым побеседовать и потратить на все это одну неделю,
то двести - очень большое число.
     Оперативники целыми днями ездили по  Алма-Ате,  находили разбросанные в
разных ее  районах квартиры,  отыскивали тех,  кто  мог  бы  хоть чем-нибудь
помочь напасть на след преступника. Отпадали одни фамилии, появлялись новые.
Работники милиции выезжали в Чимкент и во Фрунзе,  в Талгар и Узун-Агач, где
жили  родственники самого Чернова и  его  жены.  Ответ  везде  был  примерно
одинаковым:  обиды  на  Чернова никто не  имел,  человек он  был  замкнутый,
несколько черствый,  последние годы  почти  ни  с  кем  из  родственников не
встречался. Но зла никому не причинял...
     Так же охарактеризовали Чернова и  на тех предприятиях,  где он работал
последние десять лет:  уравновешенный, сухой человек, спокойный. Отработал -
и пошел домой.
     Каждый   день   майор   Тугельбаев  докладывал  руководству  Управления
внутренних дел о  работе оперативной группы,  в  деталях сообщал о беседах с
родственниками и  сослуживцами потерпевшего,  получал  новые  задания.  Пока
ничего обнадеживающего не было.
     На  шестой день  Тугельбаев пришел к  полковнику Рахимову с  интересным
сообщением.
     - Евдокия Шилова, - сказал он, - вторая жена Чернова. Три с лишним года
тому  назад он  ушел  от  первой своей жены,  с  которой жил  долго -  около
двадцати лет.  Мы  установили эту  женщину  -  ее  фамилия  Салахова.  Мария
Петровна Салахова. Жила до последнего времени в Алма-Ате.
     - Жила? А сейчас где?
     - Выехала в Каскеленский район. И выехала 23 мая, - ответил Тугельбаев.
     - Любопытно... Выехала, значит, через день после убийства?
     - Да,  через день.  И  вела себя на работе и дома очень странно.  Стала
замкнутой,  раздражительной,  заявила,  что заболела и идет в амбулаторию. А
сама спешно уехала в район к знакомой. Мы установили адрес.
     Тугельбаев положил на стол справку адресного бюро.
     Полковник прочитал справку и, подумав, заметил:
     - А вы не сбрасываете со счета,  товарищ майор,  то обстоятельство, что
эта женщина, узнав каким-то путем о гибели человека, с которым прожила много
лет,  и,  несмотря на разрыв с ним, приняла эту весть близко к сердцу? Может
быть,  она продолжала любить его, а? Ведь бывает: человек уходит, а любовь к
нему остается.
     - Не  похоже.   У  нас  есть  сведения,   что  Салахова  после  разрыва
возненавидела бывшего мужа,  не  раз  говорила,  что никогда не  простит ему
измены.  Есть и  другое:  еще  дня  за  два до  происшествия она вдруг резко
изменилась,  стала нервозной,  говорила, что уйдет с работы и уедет, что все
ей надоело. И вот - уехала.
     - Где она работает?
     - Работает в  молодежном общежитии,  дежурной по  этажу.  Там живут,  в
основном, строители, молодые парни. Около шестисот человек.
     Полковник  внимательно  просмотрел  принесенные Тугельбаевым документы,
закрыл папку и сказал:
     - Пусть  Грицевич  и  Эрбес  сосредоточат все  внимание  на  общежитии.
Выделите им в  помощь еще людей.  А  мы пойдем в  прокуратуру,  нужно решать
вопрос о Салаховой.
     Совещание у заместителя начальника следственного управления прокуратуры
Казахской ССР  старшего советника юстиции Гапича.  Полковник Рахимов,  майор
Тугельбаев и  следователь по особо важным делам Орумбаев внимательно изучили
имеющиеся данные, взвесили все за и против и пришли к выводу: есть серьезные
основания  подозревать  Салахову   в   причастности  к   убийству   Чернова.
Заместитель прокурора республики государственный советник юстиции  3  класса
Морозов согласился с этим.
     Было решено:  Салахову Марию Петровну заключить под стражу на основании
статьи 65 Уголовно-процессуального кодекса Казахской ССР,  как подозреваемую
в причастности к тяжкому преступлению.
     Решение было выполнено незамедлительно - Салахову задержали. И сразу же
подозрения усилились:  задержанная впала в  истерику,  симулировала обморок,
потерю памяти. Люди с чистой совестью так себя не ведут.
     А  Тугельбаев со  своими  помощниками вплотную занялся  многочисленным,
жизнерадостным и  интересным населением молодежного общежития.  Молодежь как
молодежь -  рабочие, молодые специалисты. Многие и работали, и учились. Но у
некоторых были и иные "увлечения": частые выпивки, пьяные "беседы" за пивной
кружкой,  драки. Не был ли кто-нибудь из таких вот скользких парней близок к
Салаховой?
     О  ней самой в общежитии говорили уклончиво.  Ничего слишком плохого за
ней не  замечали,  но  и  хвалить особенно было не  за  что.  Грубовата.  Не
прогуливала, правда, не дебоширила, но выпить любила. Иногда даже в компании
некоторых молодых обитателей общежития.
     А  ребята,  в  большинстве,  были славные.  Приходили с  работы бодрые,
шумные,  энергичные.  Охотно беседовали с оперативниками,  спрашивали, какая
нужна помощь?
     ...Все  короче становился список тех,  с  кем  нужно  было  встретиться
работникам милиции.  В конце концов в нем осталось пять фамилий. Этих людей,
живших и прописанных в общежитии, налицо не было: выехали. И все... после 21
мая.
     Опять  быстрая,  энергичная проверка.  Четверых сразу же  вычеркнули из
списка:  трое были на учебе, один слег в больницу. Оставался в списке Виктор
Глебов,  двадцатилетний станочник одного из алма-атинских комбинатов.  Уехал
он  23  мая  так  просто,  без  всякой видимой причины.  Сказал,  что едет к
родителям, в Аягуз.
     Кто же такой этот Глебов? Характеристика говорила явно не в его пользу.
Товарищи по общежитию его недолюбливали,  а  некоторые даже побаивались:  он
дерзкий  парень,   нагловатый,   нахальный.   Свободное  время  предпочитает
проводить в  пивных.  Рассказывали,  что  он  человек физически сильный -  с
налитыми бицепсами,  бычьей шеей и  мертвой хваткой.  Ни с кем из обитателей
общежития не дружил.
     Но ни отъезд Глебова, ни его нелестная характеристика не привлекли бы к
нему пристального внимания оперативников,  если бы  ни еще одно очень важное
обстоятельство.
     Глебову,  как выяснилось,  оказывала особое внимание... Салахова. Между
этой  пожилой  женщиной  и  двадцатилетним парнем  была  непонятная  дружба.
Салахова во всем потакала Глебову,  угощала его спиртным, вечерами, во время
дежурств Салаховой,  они подолгу о  чем-то  толковали,  запершись в  бытовой
комнате.
     Что у них могло быть общего?
     Неожиданное, не имеющее под собой почвы исчезновение Глебова, совпавшее
по  времени  с  отъездом  Салаховой,   наводило  на  серьезные  размышления.
Подозрения усилились, когда оперативники узнали, что Глебов никогда не ходил
без ножа.  А в тот вечер, когда был убит Чернов, Глебов появился в общежитии
поздней ночью,  в  мокрых брюках.  Никому ничего не рассказал,  был особенно
нервным, раздражительным. И тут же уехал...
     В  Аягузе работники столичного угрозыска узнали,  что  родители Глебова
здесь не  проживают.  Это оперативников не  удивило:  еще и  не такие фокусы
показывают люди, желающие скрыться в неизвестном направлении. Но доля правды
в  словах Глебова,  когда он говорил о  своей поездке в общежитии,  была:  в
Аягузе жил старший брат Глебова -  Андрей.  И  Виктор у него был.  Проездом.
Потом поехал дальше, в соседний райцентр. Там живут его родственники.
     Скрыться старается, - поняли оперативники Грицевич и Эрбес, - забраться
в укромное местечко. И, посовещавшись, решили не терять времени.
     - Ты, Виталий, оставайся в Аягузе, - сказал Грицевич Эрбесу. - Вдруг он
где-то  здесь прячется?  А  я  поеду дальше.  Если  что  -  сообщай туда,  в
райотдел.
     От  Аягуза  до  нужного Николаю райцентра двести километров.  Чтобы  не
ждать  рейсового автобуса,  не  терять зря  времени,  Грицевич попросился на
первую же попутную машину.  Запылил грузовик по длинной однообразной дороге,
хорошо, что шофер был парень общительный. Толковали о том, о сем и Грицевич,
узнав, что водитель местный, как бы между прочим спросил его о Глебовых.
     - Знаю я их,  -  сказал шофер.  -  Знаю. Семейка не очень-то. Сыновья -
лоботрясы:  что младший Витька,  что Андрей.  Два сапога...  Слышал,  Витька
недавно был у нас, в райцентре, но уехал...
     Грицевич насторожился.
     - Приехал он как-то по-чудному.  Недавно ведь в  отпуске был,  и  опять
приехал,  поболтался полдня  и  подался...  А  тебе  до  них  что?  -  вдруг
спохватился водитель.
     В  райцентре были около девяти вечера.  Шофер был прав:  Глебов побывал
здесь, но сразу же уехал в Северное, небольшой совхозный поселок.
     - Мне ехать туда надо, - сказал Грицевич в райотделе. - Сейчас же.
     - Ехать так ехать, - ответили ему. - Дадим машину и человека.
     До  поселка  Северное Грицевич и  старший  инспектор уголовного розыска
местного РОВД  капитан Кузнецов добрались часа  через полтора.  Уговорились:
Кузнецов останется в машине -  человек он здесь известный, а Грицевич пойдет
узнает - что и как.
     Небольшой совхозный поселок.  Николай,  беззаботно насвистывая, идет по
освещенной  улице,  разглядывает новенькие  чистые  дома.  Вот  на  скамейке
расположились парни.  Трое. Один бренчит на гитаре. "Вот что мне и нужно", -
подумал лейтенант.
     - Привет, - сказал он. - Отдыхаем?
     - Привет,  - ответили ребята, с интересом разглядывая незнакомого парня
с добродушным и веселым лицом. - Отдыхаем, а что нам еще делать?
     Грицевич быстро и внимательно осмотрел сидящих.  Нет, Виктора среди них
нет. Он хорошо представлял себе его внешность - фотография у него была.
     - А я Глебовых ищу. Из Аягуза приехал, от их сына. Приятели мы...
     - От Андрея значит,  -  констатировал парень,  тот,  что с  гитарой.  -
Витька-то здесь сейчас.
     - Да ну,  -  обрадовался Николай.  -  Витька приехал?  А где они живут,
Глебовы? Не знаете?
     - Как не знать,  -  засмеялся парень.  -  Мы тут всех знаем.  В поселке
всего тридцать дворов. Только Витьки сейчас нет дома.
     У Грицевича екнуло сердце. Неужели опять куда-то уехал?
     - А где он?
     Парень всеми пятью пальцами прошелся по струнам.
     - В  кино  пошел.  На  девять тридцать.  Детективчик идет,  -  гитарист
взглянул на  часы.  -  Через  сорок  минут  конец  будет -  удлиненный сеанс
сегодня.
     - Пойду его встречу. Кино-то где?
     - Да здесь, рядом, повернешь за угол, увидишь.
     - Пока, ребята, спасибо.
     - Не за что...
     Опять   забренькала  гитара.   Николай  быстро   зашагал  в   указанном
направлении. В голове сложился план действий.
     Возле  самого  кинотеатра его  обогнал милицейский "газик" и,  входя  в
фойе, лейтенант заметил, что машина остановилась рядом, в тени забора.
     - "Молодец,   капитан,   -   подумал  Грицевич.   -   Правильно  оценил
обстановку".
     Киномеханик,  в  нарушение противопожарных правил  курил,  усевшись  на
стопку  блестящих круглых  коробок с  кинолентой.  Он  удивленно взглянул на
вошедшего.
     - Здравствуй,  друг,  -  сказал Николай. - Выручи, братишка. Тут, вроде
бы,  в кино,  Витька Глебов сейчас.  Мне он нужен срочно.  Проездом я здесь,
машина ждет.
     - Тут он,  -  ответил механик.  -  Вон там сидит, в предпоследнем ряду.
Посмотри.
     Сквозь окошко,  прорезанное в  тонкой фанерной стене,  хорошо был виден
весь зрительный зал.  В  предпоследнем ряду,  рядом с  дверью в фойе,  сидел
плечистый парень. Николай видел характерный профиль, нависший на лоб чуб.
     "Детективчик смотрит,  подонок",  -  шевельнулась брезгливая  мысль.  И
вслух, механику:
     - Слушай,  друг, сделай не в службу, а в дружбу, позови его сюда. Скажи
из Аягуза я, от брата, Андрея.
     Механик ушел.  Николай видел в окошко, как тот разговаривал с Глебовым.
Потом вышел в фойе и тут же появился в кинобудке.
     - Не хочет. Досмотрит, говорит, фильм и тогда придет.
     "Неужели почуял?"
     - Слушай, механик, сколько выходов из зрительного зала?
     - Три. А что?
     - Да ничего. Я сам к нему пойду, можно?
     - Иди, иди. Билета не надо, полчасти осталось...
     Николай  спокойно,  с  безмятежной  улыбкой  прошел  в  зал.  Тихо,  на
носочках, чтоб не мешать зрителям.
     - Здорово, Витя, - шепотом сказал он. - Не узнаешь?
     Глебов подозрительно, с сомнением смотрел на незнакомца.
     - Нет. Не узнаю... Ты кто?
     - Да Колька я,  Грицевич.  Андрея дружок.  Неужели не узнаешь?  Андрюха
привет передал и записку. Срочную. Выйдем в фойе...
     Глебов встал, пошел к выходу. "Здоровый, - подумал Николай. - Шея как у
быка".
     И,  прикрыв дверь  в  зрительный зал,  резко  схватил Глебова за  руки,
рванул назад,  на себя. Щелкнул замок наручников. Но... Наручник защелкнулся
лишь на одной, левой руке. Правая осталась свободной.
     Глебов дернулся вперед и, развернувшись, взмахнул свинцовым кулаком.
     - Тихо,  -  резким  шепотом выдохнул Николай и  бросил Глебова на  пол,
придавил своим телом. - Тихо...
     В фойе вбежал Кузнецов. Через минуту все было кончено.
     Никто не  видел этой короткой и  драматической сцены:  ни  зрители,  ни
киномеханик.
     "Газик" с  новым пассажиром,  миновав улицу,  на которой все еще сидели
трое  парней  с   гитарой,   выехал  на   шоссе.   До  райцентра  шестьдесят
километров... Шли десятые сутки поиска.




     - Ну как,  Глебов, - говорил лейтенант Грицевич в райотделе, вы знаете,
за что вас задержали?
     Молчание.
     - А  это зачем с  собой носите?  -  Он  указал на стол,  где лежал нож,
отобранный у Глебова.
     Опять молчание. На часах - половина четвертого ночи.
     - Что  ж,  так  и  будем  в  молчанку  играть?  Может  быть  расскажете
что-нибудь? Про дядю, например...
     Глебов вздрогнул и произнес:
     - А он жив? Или умер?
     С   нетерпением  ждал   Тугельбаев  возвращения  оперативников.   После
короткого разговора по телефону он уже знал,  что Глебов в их руках.  Ночью,
на вокзале Алма-Ата I он встретил Грицевича и Эрбеса с задержанным.
     А  утром в  кабинете полковника Рахимова преступник рассказал обо всем.
Узнали  оперативники,   между  прочим,   и  о  том,   что  Глебов  не  думал
задерживаться в Северном. Опоздай Грицевич на несколько часов, и преступника
там уже не было бы.  Он собирался ехать в Омск,  а затем дальше,  на восток.
Знал, что его ищут.




     Раскрыто опасное,  исключительное по  цинизму  преступление.  Во  время
расследования были выяснены и мотивы убийства.
     ...Распалась семья.  Двое, прожившие бок о бок много лет, вдруг поняли,
что они чужие.  К сожалению, такое еще случается. Он обзавелся новой семьей,
а  она,  узнав об  этом,  возненавидела своего бывшего мужа,  посчитала себя
обиженной.  Люди ограниченные,  не  имеющие каких бы  то  ни было интересов,
особенно эгоистичны и  трудно переносят обиду.  Даже если и  сами виноваты в
том, что им ее нанесли. Такой была Салахова. В ней проснулась злоба, которая
подогревалась ежедневными  выпивками.  Теперь  одна  мысль  преследовала ее:
отомстить.
     Долго она искала исполнителя своей злой воли.  Не могла найти -  не так
это просто...  Но  вот она приметила одного,  подобного себе.  Эгоистичного,
злобного,  не имеющего добрых чувств,  хороших человеческих увлечений. Долго
она с  ним "работала",  подмечая развивая самые грязные черты его характера:
цинизм,   дерзость,   нахальство.   Угощала  водкой,   "помогала"  деньгами.
Уговаривала... И - уговорила.




     Читателям наших сборников знакомо имя  майора Курука Тугельбаева*.  Под
его руководством и при личном участии раскрыто не одно преступление, которое
относится к разряду тяжких.  Вместе с ним,  своим старшим товарищем, учась у
него  мастерству  розыскного дела,  уже  несколько  лет  работает  инспектор
угрозыска Николай Грицевич.  Он,  действительно,  "везучий" -  так говорит о
лейтенанте Тугельбаев.
     ______________
     *  См.  очерки "Встреча состоялась" и "Загадочные пассажиры" в сборнике
"Преступления могло не быть!"

     Как-то  трое хулиганов беспричинно ударили ножом прохожего и  скрылись.
Было  это  поздним вечером в  Малой станице.  Пострадавший потерял сознание,
очевидцев нет. Одна лишь девчушка рассказала оперативникам, что видела троих
бегущих парней и  слышала такие слова:  "Цыган,  давай налево"...  Вот и все
данные.
     Ночью работники угрозыска прочесали улицы, но ничего подозрительного не
нашли. Кличку "Цыган" имеют многие... Где его искать?
     Утром майор предложил Грицевичу:  "Бери, Николай, машину, езжай в Малую
станицу. Посмотри".
     Поехал он.  Едет из улицы в улицу.  На углу,  возле колонки,  умывается
парень. Смуглый, волосы кудрявые, черные.
     Остановил лейтенант машину рядом, крикнул:
     - Цыган, ты?
     - Я. А чего тебе?
     Взяли его в машину,  привезли в Управление. В кармане у Цыгана был нож.
Тот самый...
     - Везучий,  -  сказал  далее  Тугельбаев,  -  не  то  слово.  Просто он
настоящий работник угрозыска, с тонким чутьем человек.






     Четкие  силуэты  пирамидальных тополей почти  терялись на  черном  фоне
горной гряды,  словно исчезли, растворились бесследно в густой темноте южной
ночи.
     Зажглись фонари на улицах.  В прохладном ночном воздухе говор прохожих,
шорох автомобильных шин,  звон трамваев, беспорядочная перекличка тепловозов
на  станционных путях  стали  громче,  отчетливей.  Привычный вечерний  ритм
большого города...
     Трехэтажный,  строгой архитектуры дом на широком проспекте. Окна плотно
задернуты шторами.  В просторной комнате во всю стену -  светоплан городских
кварталов.  Четкие линии  улиц.  Зеленые квадраты парков и  лесопосадок.  На
перекрестках узловых магистралей красными глазками обозначены посты ГАИ.
     У окна полукругом -  пульт оперативной связи. Длинные ряды разноцветных
лампочек на черной панели.  Телефоны -  один, другой, третий... За пультом -
молодой капитан милиции. Скуластое загорелое лицо человека, хорошо знакомого
с жарким степным солнцем и жгучими ветрами.
     Вспыхивает  лампочка  на  пульте.  Капитан  наклоняется к  микрофону  и
привычно отзывается:
     - Дежурный Управления внутренних дел слушает... Так. Так. Вас понял.
     Рука  капитана,  потянувшаяся было  к  раскрытому  на  чистой  странице
журналу регистрации происшествий,  останавливается на полпути. В городе пока
все спокойно.
     Капитан  подходит  к  окну  и  открывает форточку. В комнату  вместе  с
разноголосым  шумом   оживленного  проспекта  врывается  струя   прохладного
воздуха.




     Улица на окраине города. Час поздний, и Анатолий очень спешит: дома его
ждут жена и маленькая Светланка.  Но он,  ей-богу,  не виноват, что задержка
вышла.  Получил премию.  Долго ходил по  магазинам,  выбирал подарки жене  и
дочери. Потом заглянул к приятелю договориться насчет субботней рыбалки.
     Он очень спешит и  не видит,  что следом за ним,  прячась за деревьями,
бесшумно скользит странная фигура.
     Недалеко от дома он услышал шаги позади. Обернулся. Перед ним в тусклом
свете  уличного  фонаря  стоял  парень  лет  двадцати пяти.  Черный  пиджак.
Неяркий, в серую полоску галстук.
     - Деньги!  Мне  нужны деньги!  -  задыхаясь от  быстрой ходьбы,  злобно
прошипел незнакомец.
     - Что-о? - удивленно протянул Анатолий. - Иди-ка ты по-добру, по-здо...
     Он  не  успел договорить.  Незнакомец взмахнул рукой.  Страшный удар  в
голову свалил с  ног Анатолия.  Падая,  он  выронил сверток.  Рассыпались по
асфальту детские игрушки, флакон духов...
     Цепкие  руки  незнакомца проворно обшарили карманы  слесаря.  Грабитель
исчез в одном из переулков так же внезапно, как появился.




     Дежурная  комната   Управления  внутренних  дел.   Тревожно  вспыхивает
лампочка на пульте.  Капитан милиции пододвигает к себе журнал происшествий.
Голос в динамике:
     - Только   что   в    больницу   доставлен   неизвестный   с    тяжелой
черепно-мозговой травмой...  Ни денег,  ни документов. Налицо явные признаки
ограбления. Пострадавший без сознания.
     - Где его подняли?
     Голос на другом конце провода называет адрес.
     Дежурный   мысленно   прикидывает   расстояние,    возможные   варианты
расстановки сил для задержания преступников.  Сколько было грабителей? Двое?
Четверо? А, может, один? Впрочем, какая разница? Человека ограбили и едва не
убили. Это уже ЧП.
     Капитан наклоняется к микрофону.
     В   соседней  комнате  голос  капитана  в   динамике  звучит  хрипло  и
неестественно громко:
     - Дежурный наряд - на выезд!
     По безлюдным улицам мчится машина с красной полосой на борту.
     На перекрестке,  у обочины -  мотоцикл. Двое патрульных чуть в стороне.
Курят в кулак, негромко переговариваются.
     Машина притормаживает рядом.
     - Как дела? - спрашивает капитан, высунувшись из окна кабины.
     - Прочесали все вокруг,  -  докладывает старший патрульного экипажа.  -
Преступников обнаружить не удалось.
     "Преступников или  преступника?"  -  капитан  захлопнул дверцу.  Машина
мчится дальше в темноту пустынных улиц...




     Больничная палата.  Забинтованная голова на белой подушке. Бледное лицо
с  заострившимся носом.  Глаза  полузакрыты.  Это  он,  Анатолий.  Здесь,  в
больнице,  уже знают,  кто он и  что с  ним.  Полчаса тому назад потерпевший
пришел в себя и рассказал о ночном нападении.
     Врач  пропускает в  палату мужчину в  накинутом на  плечи белом халате.
Мужчина садится рядом с койкой потерпевшего. На коленях планшетка, раскрытый
блокнот.
     - ...Высокий, лет двадцати пяти? - сотрудник милиции быстро записывает.
- Так. Одет в черный костюм, галстук...
     Анатолий устало  закрывает глаза.  Мужчина в  халате  прячет  блокнот в
планшетку и, осторожно ступая, выходит из палаты.




     Вокзал.  На перроне немноголюдно.  Дежурный в красной фуражке торопливо
идет  вдоль  товарного состава к  голове поезда.  Короткий гудок  тепловоза,
состав медленно трогается.  И  сейчас же  от  стены здания отделяется темная
фигура и прыгает на подножку одного из вагонов.
     Красный огонек стоп-сигнала удаляется в  ночь.  Пусто на пристанционных
путях. Дежурный в красной фуражке возвращается в диспетчерскую.




     Дежурная комната Управления внутренних дел Алма-Аты.
     За окнами - раннее утро. Дежурный за пультом пишет сводку происшествий.
     В комнату входит радист.
     - Радиограмма из Фрунзе.
     "...В ночь на...  -  читает дежурный,  - неизвестный преступник ограбил
прохожего,  нанеся последнему тяжелую травму. Пострадавший госпитализирован.
Принятыми мерами грабителя задержать не удалось.  Приметы преступника...  Не
исключена возможность появления грабителя на  территории вашей республики и,
в частности, в Алма-Ате".
     Дежурный смотрит  на  часы,  секунду раздумывает,  а  затем  решительно
снимает телефонную трубку. "Всем постовым и патрульным!.."




     Он   вышел  из   вагона  поезда  налегке:   без   тяжелого  чемодана  и
обременительных узлов.  На  перроне оглянулся по  сторонам.  Но не так,  как
обычно оглядываются только что прибывшие с поездом,  оживленно высматривая в
толпе  встречающих "своих",  а  настороженно,  затравленно,  словно его  мог
увидеть кто-то, с кем он не хотел бы встретиться.
     На  вокзале долго и  бесцельно бродил по  залу  ожидания между длинными
рядами  скамеек.  Остановившись  перед  зеркалом,  мельком  глянул  на  свое
отражение.  Машинально одернул черный  пиджак,  поправил скромный,  в  серую
полоску  галстук.   Задумчиво  посвистывая,  подошел  к  двери  с  надписью:
"Ресторан",  пошарил в  карманах.  Видимо,  результаты этого  поиска его  не
удовлетворили, и он, бросив прощальный взгляд на заманчивую вывеску, зашагал
к выходу.
     Вечерело.  Вспыхнули огни на улицах города.  Он шагал в толпе прохожих,
все  так  же  задумчиво  посвистывая и  рассеянно  поглядывая  по  сторонам.
Внимание  его   привлекли  ярко   освещенные  витрины   гастронома  "Рахат".
Потолкался среди покупателей и остановился у огромного -  от пола до потолка
- окна.  Сквозь толстое стекло было видно, как по улице нескончаемым пестрым
потоком  шли  прохожие,  у  тротуара  то  и  дело  останавливались автобусы,
легковые машины.
     Вот  мягко  подкатила и,  скрипнув тормозами,  замерла  серая  "Волга".
Хлопнув дверцей,  из  кабины  выскочил молодой человек с  черным портфелем в
руке и  торопливо побежал в  магазин.  У  кассы он  вынул из кармана пиджака
толстую пачку десятирублевок и,  расплатившись,  сунул ее обратно. Портфель,
набитый свертками и  кульками,  никак не хотел закрываться.  Он взял его под
мышку и, придерживая свободной рукой, зашагал к машине.
     Аспирант К.  открыл дверцу своей  "Волги",  поставил на  заднее сиденье
тяжелый портфель и уже собрался было сесть за руль,  как вдруг кто-то тронул
за рукав.  Он обернулся.  Перед ним стоял высокий парень лет двадцати пяти в
черном костюме и неярком, в серую полоску галстуке.
     - Товарищ!  - просительно обратился он к владельцу "Волги". - Помогите!
С  женой у меня несчастье:  заболела.  Ездил в аптеку за лекарством,  сейчас
нужно  быстрей  домой  возвращаться,  а  такси,  как  на  грех,  ни  одного.
Подвезите, а? Я заплачу...
     Аспирант нерешительно возразил:
     - Я вообще-то тоже очень спешу. Но если это не очень далеко...
     - Не очень, совсем близко, - торопливо убеждал его парень.
     Ехали,  однако,  долго.  С  многолюдных и ярко освещенных улиц свернули
куда-то  в  сторону,  на  окраину города.  Наконец в  темном  проулке парень
попросил водителя остановиться.
     - Приехали, - сказал он. - Вот, получите обещанное...
     Но вместо денег парень выхватил из-за пазухи тяжелый молоток и коротко,
без замаха,  с силой ударил водителя в голову.  Аспирант,  обливаясь кровью,
без звука повалился на сиденье.
     Проворные руки быстро обшарили карманы.  Толстая пачка десятирублевок и
документы перекочевали в  черный пиджак.  Парень осторожно вылез из  машины,
бесшумно закрыл дверцу и,  не оглядываясь,  зашагал прочь, в темноту осенней
ночи...




     Сегодня у  сержанта милиции Анатолия Бородаева,  участкового инспектора
Октябрьского райотдела внутренних дел, выходной. Конечно, не бог весть какое
событие,  а  все-таки  следовало  заранее  продумать,  как  провести  его  с
максимальной пользой.  Перво-наперво надо сходить с дочкой в зоопарк - давно
обещал.  Потом всей семьей в  кино.  Потом...  В прошлое воскресенье он тоже
распланировал заранее все семейные мероприятия, а в полдень - срочный вызов.
И вернулся Анатолий Бородаев домой только глубокой ночью.  Вот и получается,
что в его беспокойной милицейской службе выходные - событие весьма редкое.
     ...Под  вечер,  когда намеченная программа отдыха была  почти полностью
выполнена,  Анатолий  Бородаев вышел  с  дочкой  на  улицу  погулять.  Когда
проходили мимо райотдела, рядом остановился "газик" с красной опояской. Трое
в  милицейской  форме  вывели  из  машины  задержанного.  Заметив  сержанта,
окликнули:
     - Как дела, Анатолий? Отдыхаешь?
     - Отдыхаю,  -  участковый подошел к  товарищам,  поздоровался.  -  Кого
привезли?
     - Да  вот...  -  отозвался один.  -  Сами еще не  знаем,  что за птица.
Задержан по подозрению в разбойном нападении на водителя "Волги".
     - Понятно, - сказал Бородаев.
     Мельком  глянул  на  задержанного.  Высокий парень  лет  двадцати пяти.
Черный пиджак расстегнут.  Галстук в  серую полоску съехал на  бок.  "Видно,
бежал или сопротивлялся при аресте", - подумал сержант.
     Дочка потянула за руку:
     - Хочу домо-ой...
     - Идем, идем... Ну, пока, ребята, до завтра!
     ...Ночью Бородаева поднял с постели телефонный звонок.
     - Срочно в райотдел!  -  коротко,  не вдаваясь в подробности,  приказал
дежурный.
     "Ну вот и выходной мой кончился, - подумал сержант, на ходу одеваясь. -
Хоть  дочку  успел  в  зоопарк сводить..."  И  отправился выводить со  двора
мотоцикл.
     - Обстановка такова,  - сказал начальник отдела, когда весь оперативный
состав был на месте.  -  Прошлой ночью в нашем районе неизвестный преступник
напал  на  водителя "Волги".  Оглушив его  молотком,  бандит  забрал деньги,
документы и скрылся.  Вчера грабителя задержали,  но...  -  начальник сделал
паузу, - бандиту удалось бежать. И он непременно попытается как можно скорее
вырваться из  города.  Наша  с  вами  задача -  перекрыть на  своем  участке
возможные  пути  бегства  преступника,   найти  и  задержать  его.   Приметы
грабителя...




     Его привели в  дежурную комнату райотдела,  указали на низкую скамейку,
отделенную  от  стола,  за  которым  сидел  дежурный,  невысокой  деревянной
перегородкой.
     В  комнату беспрерывно входили люди -  в  форме в в штатском.  На столе
звонил телефон, и дежурный хриплым голосом кричал в трубку:
     - Дачная,  18?  Пьяный сосед дерется?  Я вам уже в третий раз повторяю:
выслали мы машину, выслали!..
     Задержанный сидел на скамье,  обхватив голову руками,  и,  казалось, не
видел  и  не  слышал  ничего  вокруг.  Дикая,  бессильная ярость душила его.
Неужели попался?  Неужели это  конец?  Снова суд,  тюремная камера и  небо в
крупную клетку? Ему вдруг стало страшно в этой прокуренной насквозь, набитой
людьми комнате. "Как волк в западне", - вспомнил фразу из читанной бог весть
когда "детективной" книжки. А может быть, еще не все? Может, удастся уйти?..
     Он встал, застегнул пиджак, поправил галстук.
     - Гражданин начальник, можно отлучиться на минутку?
     Дежурный поднял голову:
     - Это еще куда? А-а... - кивнул милиционеру: - Выведи!
     Узкая дорожка вела к  дощатому сооружению в глубине двора.  Позади едва
угадывался в  темноте невысокий забор.  Парень шагал по дорожке неторопливо,
как на прогулке.  Милиционер - в полуметре сзади. Когда до забора оставалось
совсем  немного,  преступник  неожиданно  обернулся,  ударил  милиционера по
ногам,  оттолкнул и кинулся к забору. Едва коснувшись руками шершавых досок,
перемахнул через  препятствие и  помчался по  улице.  Страх,  дикий звериный
страх придавал ему силы,  и  он бежал,  не разбирая дороги,  каким-то шестым
чувством угадывая в кромешной тьме выбоины, арыки, повороты...
     На  окраине города  он  наконец остановился и,  обессиленный,  упал  на
траву.  Долго лежал без движения.  Сердце колотилось гулко и часто: "Ушел...
Ушел...  Ушел!.." Теперь скорее -  вон из этого города. Любыми путями и куда
угодно.  Скрыться от глаз милиции.  Отсидеться где-нибудь в укромном и тихом
месте,  пока не  улягутся страсти.  А  там помаленьку да полегоньку снова за
старое. Ух, только бы уйти! Только бы...




     На Северном кольце,  что опоясывает столицу широкой асфальтовой лентой,
движение не прекращается ни на минуту.  Мчатся машины, легковые, грузовые, в
город  и   из  города,   днем  и  ночью.   Магистраль  живет  беспокойной  и
стремительной, как этот нескончаемый поток автомашин, жизнью.
     Анатолий Бородаев зябко поежился: чертовски холодные стали ночи. Осень.
Вчера, говорят, первые заморозки ударили.
     Пост сержанта -  на самом оживленном перекрестке Северного кольца.  Вот
уже  третий час  он  стоит здесь и  останавливает подряд все проходящие мимо
машины.  Придирчиво проверяет документы,  заглядывает в кузова, под сиденья.
Подозрительных лиц не обнаружено. Значит, преступник, которого ищет милиция,
отсиживается где-то в  городе.  А  если он попытается улизнуть другим путем?
Скажем, на поезде? Или самолетом? Ну что ж, пусть попробует. И на вокзале, и
в  аэропорту работники милиции готовы встретить грабителя.  Он  сейчас,  как
волк в западне. И выхода ему из этой западни - нет.
     ...В  семь  утра из-за  поворота показался рейсовый автобус Алма-Ата  -
Чемолган.  Бородаев поднял полосатый жезл.  Шофер остановил машину.  Сержант
поднялся в салон и привычно сказал:
     - Граждане пассажиры,  прошу не волноваться:  я  задержу вас ненадолго.
Проверка документов.
     В тот же самый миг сержант краем глаза увидел,  как пассажир в углу, на
заднем  сиденьи,  ногой  отпихнул в  сторону  небольшой коричневый чемодан и
отвернулся к окну.
     Бородаев сделал вид,  будто ничего не заметил и подошел к девушке,  что
сидела рядом.
     - Ваши документы!
     Девушка порылась в сумочке и достала синенькую книжечку -  студенческий
билет.
     - Ваши!..
     Бородаев сказал это пассажиру на заднем сиденьи.  Тот медленно,  словно
нехотя, повернулся. Молодой парень лет двадцати пяти. Черный пиджак. Неяркий
галстук в серую полоску.  "Где-то я этого типа уже видел, - сержант мысленно
перебирал события последних дней. Профессиональная память сработала быстро и
четко: - Стой! Да это же тот самый, которого вчера вечером ребята в райотдел
привезли. Значит..."
     - Ваши документы! - строго повторил Бородаев.
     - Нету у меня документов, - угрюмо ответил парень.
     - В таком случае прошу пройти со мной.
     Парень молча поднялся.
     - И чемодан не забудьте взять с собой.
     - Какой чемодан?
     - Вот этот, что под сиденьем.
     - Это не мой.
     - Как -  не  ваш?  -  сержант достал из-под сиденья коричневый чемодан,
поднял над головой: - Граждане, кто хозяин этого чемодана?
     В  автобусе все  молчали.  В  этот момент парень вдруг резко пригнулся,
оттолкнул в сторону сержанта и рванулся к выходу.
     Но  Бородаев не  растерялся,  не  замешкался.  В  два прыжка он  настиг
беглеца,  цепкие руки железным кольцом сдавили парня -  ни  повернуться,  ни
вырваться.
     - Стоять спокойно! - приказал сержант. - Теперь не убежишь.
     Он  быстро обыскал задержанного.  Из кармана пиджака извлек самодельный
нож, сработанный "под финку", из другого - два паспорта.
     - Ого! А говоришь, документов нет. Чьи паспорта?
     Парень угрюмо молчал.  Из автобуса вынесли коричневый чемодан. Бородаев
открыл крышку.  Сверху - стопка документов, деньги. Теперь сомнений не было:
задержан тот, кого искали нынче всю ночь.
     Из-за поворота стремительно вылетел милицейский "газик" и притормозил у
обочины. К Бородаеву спешили на помощь товарищи.
     При  расследовании установили личность  грабителя:  Владимир Геннадьев,
вор-"гастролер",  прибыл в Алма-Ату со "скромным" желанием ночными грабежами
раздобыть средства для  легкой жизни  и  дальнейших странствий по  городам и
селам.  Это он,  воспользовавшись доверчивостью аспиранта К.,  ограбил его и
едва не  убил ударом молотка.  Это он  накануне во Фрунзе обобрал и  едва не
убил слесаря Анатолия П..
     Но   бандит  жестоко  просчитался.   Работники  милиции  не   дали  ему
"развернуться".  Похождения  "гастролера" в  Алма-Ате  закончились для  него
плачевно. Суд воздал должное бандиту и грабителю.




     Несколько  слов  о  герое  нашего  рассказа  -   участковом  инспекторе
Октябрьского РОВД г.Алма-Аты сержанте Анатолии Бородаеве.  Молодой коммунист
служит в  милиции недавно -  с  апреля 1970  года.  В  милицию он  пришел по
направлению райкома партии и коллектива завода "XX лет Октября", где работал
слесарем.  За короткий срок Анатолий Бородаев освоил профессию, показал себя
добросовестным,   находчивым  и  смелым  работником.   На  его  участке  нет
нераскрытых преступлений.
     За смелость и  находчивость при задержании опасного преступника сержант
милиции А.Бородаев награжден денежной премией.






     Скорый поезд Москва - Алма-Ата делает, остановки редко. Но именно в эти
короткие промежутки неуютного затишья ревизор ощущает неясную тревогу.  Лишь
когда поезд трогается,  Иван Прокопьевич погружается в зыбкую полудрему. Его
измученное приступом сердце, подчиняясь ритму колес, начинает биться ровнее,
спокойнее.
     Поезд  входит  в  грозу.   В  купе  словно  сгущаются  сумерки.  Молнии
ослепительными зигзагами вспарывают серо-фиолетовое небо.  Иван  Прокопьевич
ждет,  когда по окну забарабанит дождь, но его все нет и нет. Туча оказалась
бесплодной: бушевала нередкая в этих местах сухая гроза.
     Очередной удар  горма потряс степь,  прокатился по  металлической крыше
вагона и,  видимо, поэтому не было слышно, как открылась дверь. Кто-то вошел
в купе и темной тенью молча навис над ревизором.
     Тот  с  трудом приподнялся на  локтях,  всматриваясь в  лицо вошедшего.
Очередная вспышка молнии помогла ему. Иван Прокопьевич вздрогнул. Капли пота
выступили на лбу: он узнал вошедшего. А тот, засунув руки в карманы, смотрел
на  распластавшееся тело  ревизора и,  похоже,  улыбался.  Потом  сделал шаг
вперед,  медленно наклонился. Иван Прокопьевич бессильно закрыл глаза. Тоска
сжала сердце...




     Неделю    назад    Иван    Прокопьевич    Волков,    старший    ревизор
контрольно-ревизионного отдела  Министерства сельского хозяйства республики,
прибыл в Кзыл-Орду.
     - В Казалинский?  Вроде бы ревизовали совхоз недавно... Что ж, возьмите
в помощники Тажбенова -  нашего заместителя главбуха. Лишний раз проверить -
не грех. А при случае будет и переводчиком.
     На перроне станции Казалинск Волков и Тажбенов были удивлены: их ждали.
Непримечательной внешности человек с папкой под мышкой представился:
     - Дайрабаев Ерлепес, главный бухгалтер райсельхозуправления.
     Оказалось,   что  он  уже  забронировал  места  в  гостинице,   а  пока
настоятельно приглашает их  к  себе на  чашку чая.  Поколебавшись,  ревизоры
согласились.  "Не так уж он и прост", - решил Волков, заметив, как скромно и
ненавязчиво,  но  уверенно ведет хозяин беседу.  С  таким трудно выдерживать
официальный тон.  Конечно, Волков за годы ревизорской практики давно взял за
правило: о деле говорить только в крайнем случае.
     Так он почувствовал, что его изучают. Лишь начинает он говорить, хозяин
спокойно откладывает пиалу,  внимательно слушает,  заглядывая в  глаза  чуть
глубже, чем позволяет обычная незатейливая беседа.
     А вот и знакомый прием -  "откровенные слова" гостю.  Хозяин неожиданно
прервал разговор и, понизив голос, заявил, что считает своим долгом сообщить
уважаемым гостям: в Казалинском овцеплемсовхозе неблагополучно.
     "Да,  непрост",  -  подумал об этом "откровении" Волков, шагая вслед за
Тажбеновым в гостиницу.
     В совхозе их также явно ждали:  устроили не менее радушный прием.  "Вот
тебе  и  внезапная ревизия!"  -  злился Иван  Прокопьевич,  пытаясь охладить
гостеприимный пыл  совхозных  руководителей.  К  тому  же  в  селе  не  было
гостиницы и никаких предприятий общепита, а ревизор не любил "столоваться" у
частных лиц. Но деваться было некуда.
     Директор  совхоза  Ш.Калабаев вызвал  здорового и  мрачноватого на  вид
хмурого дядьку лет пятидесяти по имени Шемберлен и  распорядился как следует
принять гостей.
     Началась ревизия.  Главный бухгалтер совхоза Абубакир Орынбаев, мужчина
лет сорока, приятной наружности и крепкого сложения, принес кипу документов.
Он  непринужденно шутил  и  своим спокойствием вызывал у  ревизора невольную
симпатию.
     Волков бегло пролистал документы и ужаснулся:  они были в невообразимом
состоянии.  Кассовые книги не пронумерованы и не подшиты... Ни одного акта о
внезапных  ревизиях...   При   смене  кассиров  даже  не   оформлялись  акты
приема-передачи кассы.
     Иван Прокопьевич ошеломленно придвинул к  себе большие конторские счеты
и  углубился  в  изучение  бумаг.  Видно  было,  что  и  расходные документы
оформлялись с  грубыми нарушениями:  их  чаще всего оплачивали без  подписей
распорядителей  кредитов.   Приходно-расходные  ордера  выписывались  самими
кассирами, сплошь да рядом с подчистками да подтирками.
     А в ведомостях на выдачу зарплаты вообще не разберешь,  за какой период
выплата, кто ее производил. Порой они даже были без соответствующих подписей
ответственных лиц.
     С  утра до  вечера ревизоры просиживали в  конторе,  но работе не видно
было конца. Количество улик росло с каждым днем.
     Орынбаев и  другие работники совхозной бухгалтерии со  все возрастающим
беспокойством наблюдали,  как всклокоченный и  красный от адской жары Волков
брезгливо,  лист за листом выдирает из папок. Портфель разбухал от фиктивных
и слишком сомнительных ведомостей и расходных ордеров.
     На  четвертый день  главбух не  выдержал.  Едва не  силой затащив Ивана
Прокопьевича в  полутемную комнату  кассы,  он  предложил оценить  стоимость
портфеля со всем содержимым.
     - Не  распускайте  руки!  -  срывающимся от  волнения  голосом  отрезал
Волков. - За подобные разговоры вы понесете ответственность!
     И почувствовал, как неприятно заломило под левой лопаткой сердце.
     Главбух не  произнес ни слова.  Молча взглянув на ревизора,  вышел вон.
Больше его Иван Прокопьевич не видел.  Ни в тот день, ни в последующие. Но с
тех пор потерял покой.  С  каким-то болезненным беспокойством ревизор ощущал
присутствие Орынбаева всюду, казалось, тот следит за каждым шагом прибывшего
ревизора.
     Может,  от волнения и  жары,  а  может,  от сердечного недомогания,  но
тревога в душе Ивана Прокопьевича росла.  Как-то, возвращаясь вечером домой,
Волков невесело заметил,  что в последнее время стал оглядываться чуть ли не
через каждые полсотни метров.  И не раз ощущал косые взгляды в спину. Начали
сдавать нервы.
     Еще этот Шемберлен.  Что за человек - одному богу ясно. Кормит, правда,
хорошо.  Но почему ночует не в доме с семьей, а вместе с ревизорами, в юрте?
Всегда ложится поперек выхода прямо на полу. Зачем?
     Сон у Ивана Прокопьевича беспокойный.  Просыпаясь ночами, он совал руку
под матрац:  на месте ли портфель?  И каждый раз ему казалось, что Шемберлен
тоже не спит.
     Как-то Волков, вернувшись с Тажбеновым после очередного трудового дня в
конторе,  заметил,  что в юрте что-то изменилось. Да, диван, на котором спал
ревизор,  был  отодвинут от  тонкой войлочной стены  юрты.  Топчан Тажбенова
тоже.   Иван  Прокопьевич  внимательно  посмотрел  на  хозяина,  зажигающего
керосиновую лампу. Спичка, чиркнув, осветила огромную коричневую ладонь, нос
с крутой горбинкой и маленькие поблескивающие глазки на широком грубом лице.
     Почувствовав,   что  на  него  смотрят,  Шемберлен  поднял  голову.  На
мгновение их  взгляды встретились.  Это длилось какую-то секунду,  но и  она
что-то сказала ревизору.
     Засветив лампу,  хозяин вышел из юрты,  а ревизор сел на диван,  устало
вытянув ноги  и  откинув голову.  Смутная догадка теплой волной пробежала по
его лицу.  Он  понял,  почему Шемберлен ложился у  самого входа,  почему так
часто просыпался.  И  почувствовал благодарность и  горячую симпатию к этому
грубоватому, но честному человеку.
     А когда стемнело совсем,  в юрту,  откинув полог,  скользнул невысокого
роста пожилой казах.  Иван Прокопьевич узнал его. Это был комендант совхоза.
Оглядев всех и бросив "салам",  он опустился на кошму. Все молча последовали
его примеру.
     - Вот что,  баскарма,  - начал он, поворачиваясь к Волкову, - в конторе
поздно не сиди. Ходи по улице, когда светло. Дома, когда он рядом, - показал
комендант на возвышающегося темной глыбой Шемберлена, - все будет хорошо. На
речку купаться не ходи.
     - А в чем, собственно, дело?
     Прижав правую руку к груди в знак прощания,  комендант поднялся и молча
вышел.
     Ревизор  отнесся  к   предупреждению  со  всей  серьезностью.   В  свои
шестьдесят лет он знал,  как ведет себя волк,  когда его загонят в  западню.
Орынбаев, пожалуй, опаснее.
     В  эту же ночь был составлен текст телеграммы на имя министра сельского
хозяйства  республики:   "...целях   сохранности  документов  просим  срочно
поддержки... установлено хищений на сто пятьдесят тысяч рублей...".
     А  через  день  Волкова  свалил  жестокий сердечный приступ:  сказалось
напряжение последних дней. Ревизор никого не узнавал, только сжимал портфель
с бумагами.  Кто-то привез врача. Несколько уколов камфары привели Волкова в
чувство.
     Передав  документы  Тажбенову,  Иван  Прокопьевич  зашел  к  Шемберлену
проститься.  Тот  бережно взял  в  свои огромные мозолистые ладони сухонькую
руку старого ревизора.
     - Ну,  вот и все, спасибо, - проговорил Иван Прокопьевич и замолчал, не
зная,  что  еще сказать.  Шемберлен не  проронил ни  слова,  только наклонил
голову в  знак  прощания.  На  его  бесстрастном лице  нельзя было  прочесть
ничего.
     Волков быстро пошел по улице.  Миновал один квартал, второй. Оглянулся.
У юрты, крепко расставив ноги, все еще стоял Шемберлен и смотрел ему вслед.
     В тот же день Иван Прокопьевич взял в Кзыл-Орде билет на поезд Москва -
Алма-Ата. Уже когда заходил в вагон, безотчетно оглянулся. Нет, Орынбаева на
перроне не было.
     И вот теперь они снова встретились, двое в одном купе...
     Улыбка сошла с  лица главбуха.  Он наклонился,  в упор глядя ревизору в
глаза. Волкова затошнило от запаха водочного перегара.
     - Документы где? - хрипло выдохнул Орынбаев.
     Волков  окаменел,  лихорадочно соображая.  В  эту  минуту решалось все.
Сказать правду,  что портфель у Тажбенова, - и кончится этот кошмар. Главбух
уйдет, а там уж пусть выкручивается товарищ... Но выкрутится ли?
     - У меня, - глухо ответил Иван Прокопьевич.
     Орынбаев молча  потянулся рукой к  заднему карману брюк.  Потом нервный
взмах из-за спины и... В руке была пачка денег.
     - Согласен.  Но только не здесь!  -  к  Ивану Прокопьевичу возвращалось
самообладание. - Дома, в Алма-Ате. Запиши адрес и домашний телефон.
     - Возьми, - настаивал главбух, - как аванс.
     - Дома, только дома.
     Глаза Орынбаева радостно заблестели.
     - Я в вагон-ресторан за коньяком! - объявил он.
     - Какой коньяк!  - отмахнулся Волков. - Вот я чем сейчас пьянствую, - и
показал бутылек с валокардином.
     Когда  дверь  за  Орынбаевым,   наконец,  закрылась,  Иван  Прокопьевич
бессильно откинулся на подушку...
     Прошли сутки  с  того  момента,  как  скорый поезд  прибыл в  Алма-Ату.
Наступило очередное утро.  В  прокуратуре республики и МВД Казахской ССР оно
началось с телефонного звонка о том,  что одному из сотрудников Министерства
сельского  хозяйства  предлагается  крупная  взятка.   Инициатор  -  главбух
Казалинского овцесовхоза А.Орынбаев.
     Номер  гостиницы "Казахстан",  где  поселился приезжий,  был  взят  под
наблюдение оперативными работниками.
     Весь день главный бухгалтер отсутствовал.  Появился под  вечер.  А  еще
через час  поступило сообщение:  в  люкс  на  втором этаже,  который занимал
Орынбаев, зашел человек.
     В это же самое время к администратору гостиницы,  которая разговаривала
с двумя дежурными по этажам,  подошли трое мужчин в плащах и фетровых шляпах
- заместитель начальника отдела  БХСС  МВД  подполковник Т.Кубешев,  старший
следователь по  особо  важным  делам  прокуратуры республики  А.Плотников  и
старший инспектор ОБХСС А.В.Бессонов.
     - Мест  нет!  -  привычно  отрезала  в  окошко  администратор.  Кубешев
представился и,  в  двух  словах  объяснив суть  дела,  попросил женщин быть
понятыми.
     И  вот  они  перед дверью люкса.  Администратор постучала раз,  другой.
Никто не отозвался. Дверь была заперта.
     - Может быть, там никого нет? - предположила администратор.
     - Открывайте! - приказал Плотников.
     Дежурная по этажу достала из кармана запасной ключ.  Зашла в номер.  На
фоне окна отчетливо вырисовывался профиль мужчины крепкого телосложения.
     - Документы! - потребовал Бессонов.
     Бледный,  как стена,  Орынбаев прижался спиной к стене,  и, видимо, все
понял. В наступившей глубокой тишине слышалось лишь легкое похрустывание.
     Звук этот уловили все.  Он  шел от  главбуха и  был,  видимо,  для него
нестерпим.  Это похрустывали в его карманах,  распрямляясь,  смятые в спешке
пачки новеньких купюр. Деньги были во внутренних и боковых карманах пиджака,
в брюках... Потом их находили под ковром и под матрацем.
     Понятые ошеломленно смотрели то  на растущую кучу банковских билетов на
столе, то на Орынбаева. Таких жильцов они еще не встречали.
     - Вам придется следовать за нами, - объявил Кубешев.
     Выходя,  он мельком еще раз оглядел номер.  На столе стояли две бутылки
коньяка и две шампанского,  всевозможные закуски. На полу - перочинный нож с
открытым штопором, как символ несостоявшейся пирушки.
     ...Неделю уже  Орынбаев вел  себя  на  допросах весьма стандартно:  все
отрицал и уверял,  что он хороший человек.  Лишь первые два дня он изображал
из  себя  сумасшедшего и  наводил по  ночам страх на  обитателей КПЗ  дикими
воплями и бессмысленным бормотаньем. Теперь он бессмысленно отпирался.
     Тем   временем   в    прокуратуре   республики   и   ОБХСС   занимались
комплектованием  следственной  и   оперативной   групп.   После   выполнения
определенных  формальностей группы  должны  были  выехать  в  Кзыл-Ординскую
область.
     Однако  произошел  случай,   ускоривший  события.  Единственная  фраза,
брошенная Орынбаевым в  коридоре КПЗ,  была услышана одним из  надзирателей:
"Как только в  совхозе узнают,  от бухгалтерии и дыма не останется.  Сгорит,
как свечка, в первую же ночь".
     На  следующий день в  самолете,  взявшем курс на  Кзыл-Орду,  уже сидел
инспектор ОБХСС.  А еще через сутки работники конторы Казалинского совхоза с
изумлением наблюдали,  как он и  еще несколько сотрудников Казалинского РОВД
выносят из бухгалтерии кипы документов и складывают их в кузов грузовика.
     - А где Орынбаев? - с любопытством спросил один из работников конторы.
     Милиционеры продолжали работать молча,  будто  и  не  слышали  вопроса.
Через час все содержимое бухгалтерии,  включая архивы за несколько лет, было
вывезено из совхоза и сложено в кабинете заместителя начальника Казалинского
РОВД, бывшего в то время в отпуске. Кабинет и бухгалтерию опечатали.
     Правда,   следователи   прокуратуры   и   оперативники  незамедлительно
почувствовали  настойчивое  давление  противодействующих  сил.   Из  совхоза
полетели  жалобы  с  требованием  вернуть  бухгалтерские документы,  изъятие
которых  якобы  нарушает  производственный  процесс  хозяйства.  Прокуратура
Казахской ССР подтвердила правомерность действий милиции. Стало тихо.
     Совместным постановлением прокурора  республики и  министра  внутренних
дел  была  создана оперативно-следственная группа.  Оперативниками руководил
Т.Кубешев,  следователями прокуратуры и  МВД -  следователь по  особо важным
делам прокуратуры Александр Александрович Рекин.
     В  Казалинск  прибыла  еще  одна  ревизорская бригада  в  составе  пяти
человек. Дело в том, что Волков проверил только кассовые операции. Расчетный
счет  Госбанка  и  финансово-хозяйственную  деятельность  он,   естественно,
изучить не успел.
     Бригаде   еще   предстояло  проделать   огромную   работу,   произвести
документальную ревизию за  период  с  1960  по  1967  год  включительно.  За
ревизорами по  горячим следам действовала оперативно-следственная группа.  В
круг допрашиваемых вовлекались все новые лица.
     Но  ни  директор  совхоза  Ш.Калабаев,   ни  главбух  Орынбаев  и   его
предшественник,    теперь   уже   главный   бухгалтер   райсельхозуправления
Е.Дайрабаев, ни кассиры Ж.Итигулов и К.Бегимбаев не склонны были сознаваться
в присвоении денег или обвинять в этом своих "коллег".
     Ревизоры раскапывали все  новые аферы и  махинации,  цифра похищенных у
государства средств  росла,  а  кто  занимался  махинациями,  оставалось  по
существу до  конца  неясным.  Необходимо было  сделать так,  чтобы  интересы
подследственных разошлись, чтобы с каждым днем разрыв между ними углублялся.
     И  этого  удалось добиться.  Первым,  после  долгого допроса у  Рекина,
бросил свой щит Итигулов.  "Правду говорит следователь,  - рассуждал он, - я
привозил для  Дуйсенбаева и  Дайрабаева ящиками коньяк и  шампанское,  целые
туши баранов и  сумки мандаринов на закуску,  а  теперь мне за это отвечать?
Пусть отвечают те, кто ел и пил!"
     Кассир  начал  давать показания,  которые явились чувствительным ударом
для других членов преступной группы.  Заторопились в раскаянии и они,  теряя
спокойствие и  все больше озлобляясь друг на  друга.  Как и  раньше,  каждый
начисто отрицал свою вину,  зато,  подозревая, что дружки хотят выйти сухими
из  воды за  их  счет,  не  стесняясь,  вспоминал все  грехи остальных.  Эти
торопливые обвинения нельзя даже  было назвать показаниями -  беззастенчивая
грызня хищников.
     С  этого  момента  следователи и  оперативники стали  получать огромное
количество  информации,   которую,   правда,   всю   надо  было  подтвердить
документами.   Эпизод   за   эпизодом  постепенно  раскрывали  они   картину
многолетнего преступления.
     Разрабатывать способы хищений начал в совхозе Ерлепес Дайрабаев, бывший
тогда главным бухгалтером.  Человек осторожный, крал он нечасто. Но помногу.
В  1962 году из кассы "исчезло" и потом было тщательно завуалировано около 6
тысяч рублей. Абубакир Орынбаев, в то время кассир, терпеливо изучал способы
и методы своего "учителя".
     Видимо,  он  немалого достиг в  своем  усердии,  ибо  через год,  когда
Дайрабаева перевели  в  райсельхозуправление,  скромный  кассир  стал  сразу
главным  бухгалтером совхоза.  При  Орынбаеве совхозная касса  стала  совсем
дырявой, а способы хищений более разнообразными: тут и махинации с платежами
в Госстрах, и двойные списания по кассе, и многое другое.
     Иногда Орынбаев даже не считал нужным особенно заметать следы. В апреле
1967 года, например, под видом премии (хотя она вообще не была положена) без
каких-либо подтверждающих документов он  "описал по  кассе" (то есть в  свой
карман) 8780 рублей.  В  делах центральной бухгалтерии даже не была заведена
расчетная ведомость по начислению и выдаче этой мифической премии.
     Деньги делались буквально из всего. Даже из шкур павших овец. В совхозе
такая кожа оценивается как  лоскут и  стоит 10  копеек,  а  мелкая вообще не
приходуется.  В  Казалинском же  эти  лоскуты оформлялись через  сельпо  как
принятые от населения полноценные шкуры.  Бизнес делался на ложках,  вилках,
лопатах, веревках...
     Как-то  Н.Н.Котлов,  следователь следственного управления МВД Казахской
ССР, из интереса подсчитал, что, если верить документам, на каждого барана в
совхозе приходится по две ложки и вилки, по штыковой лопате и грабарке.
     Совершались аферы и другого толка. В феврале 1967 года по доверенности,
подписанной   за   директора   Орынбаевым,   которая   почему-то   оказалась
зарегистрированной в  Тюра-Тамском мясокомбинате,  через  завхоза участковой
больницы там  было получено больше тонны баранины и  360  килограммов жира -
всего на 1400 рублей.  Все это погружено на машину. Она ушла, и... ребристые
следы затерялись в путанице степных дорог. На совхозный склад мясо и жир так
и не попали. Таким же непостижимым образом исчезла тонна риса.
     В  повседневных заботах  о  собственном благополучии расхитители совсем
забыли о  своих непосредственных обязанностях.  Да и  когда им было думать о
худеющей совхозной кассе!
     Десять  лет   назад   Казалинский  совхоз  приносил  государству  более
полумиллиона рублей  прибыли  в  год.  Хорошо  зарабатывали рабочие совхоза.
Однако вскоре хозяйство стало убыточным.  А  к  концу деятельности воровской
шайки государство уже понесло убыток -  357 тысяч рублей!  Падеж скота из-за
хозяйственной неразберихи стал обычным явлением. Снизились заработки чабанов
и  других  рабочих.  Однако  это  не  волновало директора совхоза,  главного
бухгалтера и других. Они "зарабатывали" вполне достаточно.
     Орынбаев,  как выяснилось впоследствии,  был не в  ладах с  правосудием
давно. Еще во время войны его судили за хищение продовольственных карточек.
     Но  это не  пошло ему впрок.  Вел он  себя по-байски.  На поминках отцу
Орынбаев подарил каждому гостю по 25 рублей, а тем, кто прибыл издалека, дал
по  сотне.  Однажды на  станции Тюра-Там главбух заехал в  гости к  дальнему
родственнику.  Хозяин тут же забил барана и  поставил бесбармак.  Орынбаеву,
как уважаемому гостю,  подали грудинку,  а  затем в  знак особого уважения -
баранью голову. Главный бухгалтер бросил за грудинку 100 рублей, за голову -
еще 150.
     Мимо маленького сотого разъезда даже простые поезда мчатся не  замедляя
хода.  Однако скорый Москва -  Алма-Ата  несколько раз  вдруг терял разгон и
делал   остановку   ради   Орынбаева.    Главбуха   знали   все   официантки
вагонов-ресторанов,  называя его не  иначе как "зеленый хвост".  За  бешеные
деньги,  которые он,  не  глядя,  бросал на  ресторанный стол и  уходил,  не
замечая сдачи.
     Главбух жил до  поры до  времени припеваючи,  и  щедрость его не  знала
предела.
     Так  председателю аулсовета  Д.Есеналиевой он  "подарил" 300  совхозных
рублей,  своему родственнику Сугурбаеву - 250, Сапарбаеву - 300, Онарбаеву -
400, работнику ОРСа А.Матаеву - 700...
     Кайпкан  Бегимбаев,  кассир  совхоза,  безропотно выполнял все  прихоти
своего начальника и отдавал полученные в банке деньги. Однажды на допросе он
рассказал,  как  к  Орынбаеву со  станции  Тюра-Там  приехал в  гости  некий
А.Жубатканов.  Бегимбаев накануне как  раз  получил  деньги  для  расчета  с
чабанами совхоза. Пир шел горой. В самый разгар гость пожаловался хозяину:
     - Абеке,  так люблю ездить на мотоцикле!  А тут,  -  Жубатканов понизил
голос,  -  один  знакомый пообещал "Урал"  купить  за  тысячу триста.  Какая
машина! - мечтательно застонал он. - Тулпар! А денег немного не хватает.
     Абубакир Орынбаев не  спеша  ободрал зубами баранье ребро и,  прожевав,
вытер тыльной стороной ладони жир с губ.
     - Сколько?
     - Ну, хотя бы пятьсот...
     - Кайпкан! - повел бровью Орынбаев в сторону кассира.
     - Завтра зарплату выдавать...  -  заикнулся было Бегимбаев,  но  деньги
выдал.
     - Абеке,  -  начал опять гость.  - Один знакомый мне тоже обещал помочь
деньгами, но вдруг не сможет? А мотоцикл вот-вот возьмут...
     - Кайпкан, дай ему еще пятьсот.
     Кассир тяжело вздохнул, но снова полез в портфель.
     - Ой-бай.  Абеке! Какой ты богатый! - засюсюкал гость, подливая хозяину
в рюмку коньяку. - Почти на целый мотоцикл дал! Без трехсот рублей...
     - Кайпкан!
     - На,  на тебе мотоцикл!  -  рассвирепел Бегимбаев и,  открыв портфель,
бросил на блюдо с бараниной пачку денег.
     - Эй!  -  закричал главбух.  - Не кидай! Деньги-то казенные! - И весело
захохотал. Повизгивая и хлопая себя по ляжкам, ему вторил Жубатканов.
     ...Проработав четыре месяца,  ревизорская бригада в  феврале 1968  года
отбыла обратно в Алма-Ату. У оперативников и следователей забот еще хватало.
     Они уже порядком устали от  этого многоэпизодного дела,  длинного,  как
марафонская дистанция.  Высокий и  энергичный Рекин  держался,  как  всегда,
безукоризненно прямо,  но волевое лицо его заметно потеряло свежесть,  а под
глазами  легли   тени.   От   этого  голубовато-серые  глаза  его   казались
ярко-синими.   Бесконечные  допросы   порядком   вымотали.   Подследственные
выворачивались, как могли, и создавали путаницу в показаниях.
     Вот  и  на  этот раз  верный себе Дайрабаев не  признается в  очередном
эпизоде.
     - В 1962 году, будучи главбухом совхоза, используя оставшийся с прошлых
лет  премиальный фонд,  вы  оформили подложную ведомость на  выплату  премий
чабанам на  сумму  5297  рублей.  Затем по  договоренности с  вашим кассиром
Орынбаевым изъяли из кассы 4797 рублей и поделили? - начал допрос А.А.Рекин.
     - Ложь, - коротко бросил Дайрабаев.
     - Что ложь?  -  терпеливо переспросил Рекин.  -  То, что ведомость была
фиктивная, или что именно вы приняли участие в махинации?
     - И  то,   и  другое,   -   невозмутимо  отвечал  Дайрабаев,  поудобнее
устраиваясь на стуле. Видно было, что он готов к очередному долгому допросу,
к этой выматывающей игре нервов и слов, из которой следователь порой выходил
не менее измученным, чем арестованный.
     - Вы  хотите  сказать,  что  премия  действительно  была  выплачена?  -
включился следователь МВД Николай Николаевич Котлов.
     - Вот  именно,  о  чем  свидетельствуют подписи,  которые  не  являются
фиктивными. Можете назначить экспертизу, - язвительно процедил Дайрабаев.
     - Но Орынбаев уже признался...
     - Вот и разговаривайте с Орынбаевым, - отрезал Дайрабаев.
     - Можете идти,  -  неожиданно сказал Рекин,  и,  когда подследственного
увели, нервно закурил папиросу.
     - Вторую пачку распечатываешь. Не много ли за день? - заметил Котлов.
     Рекин неопределенно повел папиросой,  что,  видимо,  означало:  так  уж
получается...  и озабоченно посмотрел в окно.  По твердой,  как чугун, земле
змеилась поземка.
     - Придется опять посылать ребят на зимовки к чабанам.
     - Доберутся ли до Кара-Кумов в такую погоду?  Буран бураном погоняет, -
покачал головой Котлов.
     - Так что ж, простить этим пять тысяч?
     - Исключено, разумеется.
     - Значит, придется посылать.
     Рекин открыл дверь и  попросил позвать инспекторов ОБХСС МВД республики
Мендыгали Абулкатинова и Айтпая Кыздарбекова...
     - И Кенжеков пусть придет!  -  крикнул он кому-то вдогонку.  Вскоре все
трое  уже  навьючивали  поклажу.  Кыздарбеков и  Абулкатинов -  на  лошадей,
Нукурбет Кенжеков -  на  двугорбую верблюдицу.  Ему предстояло добираться до
самой дальней совхозной зимовки в Кара-Кумах,  почти за триста километров от
центральной усадьбы.  Каждого  сопровождал проводник.  Двинулись в  путь  по
разным дорогам.
     "Как витязи на  перепутье.  Налево пойдешь...  -  вспомнилась Мендыгали
Абулкатинову невесть когда читанная детская сказка.  -  Что  каждого ждет  в
пути?" Он оглядел степь. На горизонте - размытая дымчатая полоса.
     Вот и не видно уже Кыздарбекова и Кенжекова. Скрылись в далеких снегах.
Косматые лошади  Абулкатинова и  его  проводника потряхивали гривами в  такт
шагам и почти касались боками. Так им было, наверно, веселее. Устраивало это
и   всадников.   Проводник,   молодой  парень,   почти  не   разговаривал  с
оперативником.  Видимо,  стеснялся,  считая  неудобным  досаждать  вопросами
большому начальнику, каким он, по всем признакам, считал Мендыгали.
     Поднялся легкий ветерок,  вороша гривы лошадей. Проводник встрепенулся,
прислушался,  и,  мечтательно глядя в  белесую даль,  запел.  Тягуче и  чуть
гортанно,  то  скорым  речитативом,  то  растягивая каждый  слог  на  добрые
полминуты.
     Ветер  между  тем   начал  крепчать.   Большие  сугробы,   тут  и   там
перегородившие дорогу,  закурились белой  снежной пудрой.  Песня  проводника
смолкла. Абулкатинов увидел его встревоженное лицо.
     - Начальник, буран будет!
     Абулкатинов подъехал к  нему  вплотную,  так  как  ветер уносил слова в
сторону, и крикнул:
     - Далеко еще?
     - Ой, далеко!
     - Едем быстрее!
     Пустили лошадей рысью. Пока видно дорогу, надо беречь каждую минуту. Но
и буран уже настигал путников.
     И  вот уже закрутилось,  завертелось все вокруг,  не  на чем остановить
взгляд. И сам мир кажется зыбким и нереальным в белой мгле.
     - ...вяжи верев...  - донесся до Абулкатинова далекий голос. И вдруг он
совсем рядом увидел лицо проводника.  Тот  протягивал конец длинного аркана.
Оперативник догадался:  надо связать между собой лошадей, чтобы не разойтись
в степи.
     Двигались ощупью.  Ветер дул с такой силой,  что Абулкатинов прижимался
всем телом к  крупу животного,  чтобы не оказаться на земле.  Снег набивался
под воротник и в рукава, пронизывая ткань одежды.
     "Холодно", - ежился оперативник.
     И  вдруг его бросило в  жар.  В стоголосом реве бурана он услышал звук,
который нельзя было спутать ни с каким другим.  Мендыгали заметил,  что этот
звук появлялся только тогда,  когда ветер дул с левой стороны.  Это несся по
степи жалобный волчий вой.
     Конец  аркана задергался,  и  через минуту появился проводник.  Безусое
лицо его было искажено страхом.
     - Каскыр! Волки! - закричал он и показал влево.
     Мелькнула неясная серая  тень  и  снова пропала в  снежных вихрях.  Или
показалось?  Опять появилась.  Волк!  Крупный,  взъерошенный,  с вздыбленным
черным загривком.  Он сел на задние лапы и завыл, словно призывая на подмогу
всю стаю.
     Видимо, это был разведчик, иначе бы он, не мешкая, кинулся на лошадь.
     Абулкатинов инстинктивно потянулся рукой к поясу и тут только вспомнил,
что безоружен.  Боясь потерять в  степи пистолет,  оставил его в  райотделе.
Холодом полоснуло по сердцу. "Плохая смерть", - мелькнула мысль.
     - Пока нет стаи -  уходитъ!  -  закричал он проводнику. - В буран могут
нас потерять.
     Лошади  испуганно захрапели и  послушно  бросились в  галоп.  Вой  стал
удаляться.  Но  теперь позади был  не  один зверь.  Пока лошади,  шатаясь от
усталости, отдыхали, стая заметно приблизилась.
     Еще один бросок вперед. Под Абулкатиновым лошадь упала на колени, но ее
потянул аркан,  и она с трудом поднялась.  "Лошади уже не побегут, - подумал
оперативник. - А стая близко".
     Вой   слышался   сзади,   слева,   справа.   Подъехал   проводник.   Он
вопросительно, как-то по-детски смотрел на работника милиции.
     Лошади шли по инерции медленным,  обреченным шагом.  И  вдруг проводник
по-мальчишески тонко  закричал.  Абулкатинов посмотрел,  куда  он  показывал
рукой, и не поверил. Впереди, метрах в пятнадцати, виднелась стена кошары!
     Вскоре пожилой казах-чабан наливал им  душистого чая  и  ни  о  чем  не
расспрашивал, видя, что гости еще не в состоянии говорить.
     Но  вот  чаепитие закончилось,  и  Абулкатинов достал  из  кармана лист
бумаги.   Это  была  ведомость  на  премию,  подлинность  которой  утверждал
Дайрабаев.
     - Это ваша подпись? - обратился он к чабану.
     - Моя, - подтвердил хозяин.
     - Значит, премию получили?
     - Нет.
     - Как?  -  воскликнул Абулкатинов. - Вы же расписались! И сумма ведь не
малая.
     - Расписался...  -  чабан  замялся.  -  Орынбаев тогда  сказал,  деньги
когда-нибудь потом выплатит,  а сейчас они очень нужны ему и Дайрабаеву. Так
мы этих денег больше и не видели.
     - А как добраться до других зимовок? - встрепенулся Мендыгали.
     - Куда сейчас доберешься?  Уже  вечер.  Завтра сам провожу.  Но  и  там
чабаны этих денег, - кивнул он на ведомость, - не получали, я знаю.
     Абулкатинов откинулся на подушку и почувствовал, что засыпает. "Как там
Кенжеков?" - только и успел он подумать.
     Помощник прокурора из  небольшого города  Арыси  Нукурбет Кенжеков тоже
попал  в   этот  страшный  буран.   Веселый  и  неунывающий,   любимец  всей
следственно-оперативной группы,  он,  однако,  потерял весь свой юмор, когда
жестоко   истрепанные  пятичасовым  бураном  они   с   проводником-аксакалом
остановились в степи.
     Путники уже вступили в  Кара-Кумы,  но  на  первых же барханах верблюды
стали.  Они были измотаны.  А  еще ни  один человек не видел,  чтобы верблюд
тронулся с места, когда он сильно устал.
     - Замерзнем!  -  крикнул Кенжеков аксакалу. - Может, пойдем пешком? - и
тут же плотно зажмурился.  Буран наотмашь хлестнул по лицу пригоршней снега,
смешанного с песком.
     - Слазь! - ответил ему старик. - Останемся здесь.
     - Где здесь? - не понял следователь.
     Старик меж тем уложил на снег одного верблюда и  через метр -  другого.
Затем  обмотал запасной шубой ноги  Кенжекову и,  совершив короткую молитву,
лег вместе с ним между животными.
     "Скорей  бы  замело,  -  думал  Кенжеков,  прижимаясь  к  теплому  боку
верблюдицы.  -  Только снегом.  Если наметет бархан песку -  не  встанем.  В
ноябре пронесло, неужели здесь конец?"
     В  ноябре о Нукурбете говорило все село Ак-Суат и окружающие отделения.
Кенжеков возвращался с проводником в Казалинск.  Должен был передать срочные
сведения Рекину.  Однако их  остановила Сыр-Дарья.  Довольно широкая в  этом
месте река покрылась корочкой льда. Паром уже не работал. Не ходили и машины
- слишком тонок ледяной мостик. Что делать?
     Проводник только вскрикнуть успел и  в ужасе попятился назад.  Нукурбет
бросился бежать  по  тонкой  голубой  корочке льда,  издалека огибая  бьющие
водяными колючками промоины.  Лед трещал под его ногами,  оседал в воду.  Но
Кенжеков за доли секунды успевал пробежать дальше.  Так и осталась за ним на
реке дорожка ломаного льда. А потом он еще несколько километров шел по степи
и чудом не заблудился. Но документы тогда точно принес в срок...
     И  на  этот раз  Нукурбету повезло:  сутки они  проспали под  сугробом.
Разбудил их треск ледяной корки над головой.  Это встали верблюды.  Мир сиял
чистотой и спокойствием.
     Кенжеков и проводник еще стояли,  пошатываясь, не совсем сбросив с себя
сонное оцепенение, и улыбались, щурясь на зябкое неяркое солнце.
     Когда  Кенжеков  добрался  до  зимовок,   чабаны  признались:  да,  они
расписались за премию, которой так и не увидели.
     Подследственные еще запирались,  но это была уже агония. Их упрямству и
хитрости   противостояли   неопровержимые  факты   и   документы   -   плоды
многомесячного труда следователей и оперативников.
     В конце 1968 года,  когда в Казалинске состоялся суд, ревизоры Волков и
Тажбеков  выступили  на  нем  297-м  и  298-м  свидетелями.  Подсудимые были
приговорены к длительным срокам тюремного заключения.









     Вызов  к  начальнику был  неожиданным.  Сержант милиции Михаил  Куринев
забеспокоился,  хотя не чувствовал за собой ни малейшей провинности: чего не
случается, может, и оплошал где, сам того не заметив.
     Когда  Куринев  зашел  в  кабинет,  подполковник  Никифоров  приветливо
поднялся навстречу, указал на стул.
     - У меня серьезное предложение, товарищ Куринев, если хотите - просьба,
- начал он. - В двух десятках километрах отсюда возводится кирпичный завод -
производственная база Казахстанской Магнитки. Там вырос поселок, в нем живет
преимущественно  молодежь.   А  порядка  мало.   Нужен  работник  милиции  -
вдумчивый, требовательный, решительный. Сами понимаете - участок отдаленный,
многие вопросы придется решать самостоятельно,  -  начальник сделал паузу  и
неожиданно закончил, - выбор пал на вас. Подумайте.
     Перед  мысленным  взором  Михаила  Куринева  пронеслась его  пятилетняя
милицейская служба. Трудился он старательно, часто и день, и вечер, а иногда
и всю ночь напролет.
     Но одно дело -  работать в  коллективе сослуживцев,  чувствовать локоть
товарища.  А тут - отдаленный поселок, и он, Куринев, один-одинешенек. Вдруг
не  справится?  К  тому же  не  хочется трогаться с  места,  менять город на
какой-то неблагоустроенный поселок.
     Встав по команде "смирно", сержант четко ответил:
     - Слушаюсь. Когда прикажете ехать?
     - Завтра получите подробный инструктаж и поедете с моим заместителем.




     Холодным и  мокрым  выдался  день,  когда  со  двора  городского отдела
милиции  выкатил "газик" с  двумя  пассажирами.  Это  были  майор  Ержанов и
сержант Куринев.
     По   асфальту  машина   бежала   бойко.   Миновали  поселок  строителей
Казахстанской Магнитки, корпуса "Промстроя" и завода железобетонных изделий.
Отсюда начиналась полевая дорога -  глинистая,  грязная.  Водителю то и дело
приходилось включать передний мост.  Это не  всегда помогало,  и  на  помощь
приходили майор и сержант.
     Часа через два уставшие,  забрызганные грязью, они добрались наконец до
поселка.  Называли его  по  имени близлежащего железнодорожного полустанка -
Солонички.  Невелик поселок:  десяток зданий барачного типа.  Непривычен для
новичка неумолчный рокот движка местной электростанции.
     Была  обеденная пора.  Работники милиции  решили  заглянуть в  столовую
пообедать.  Их  приветливо встретил уже  немолодой человек в  белой куртке и
поварском колпаке.
     - Иван Михайлович Бондаренко,  заведующий столовой,  - отрекомендовался
он.
     Было немножко странно,  что Иван Михайлович худощав. Обычно руководящие
работники общепита выглядят несколько иначе. Но, как выяснилось, ни условия,
в которых работал Иван Михайлович, ни его непоседливая натура не располагали
к полноте.  Для того, чтобы вовремя и сытно накормить людей, он сам порою не
ел и не спал.
     - Возьмите хотя бы сегодняшний день:  дождь, слякоть, - жаловался он. -
Для  меня это хуже ножа острого.  У  нас все привозное:  продукты,  топливо,
вода,  и, если случается бездорожье, рискуем остаться безо всего. А попробуй
запоздать с завтраком или обедом,  что скажут люди?  Вот и приходится ломать
голову...
     Пообедав, Ержанов и Куринев зашли в одно из восьми общежитии и завязали
беседу с жильцами. Сразу же посыпались вопросы и жалобы:
     - Когда у нас организуют самодеятельность?
     - Почему кино редко завозят, а лекций совсем не бывает?
     - Чего  там,  даже  книжку негде  достать,  -  мрачно заметил паренек с
наколкой на левой руке.
     Выяснилось,  что  в  непогожие дни  людей  плохо  обеспечивают работой.
Отсюда низкие заработки и много ничем не занятого времени. Это расхолаживает
неустойчивых, они попадают под влияние сомнительных элементов.
     Жаловались   на   домоуправа  Касякина,   пьяницу   и   бюрократа,   на
малоактивного  секретаря   комсомольской  организации   стройуправления  Раю
Севергину,  на милицию,  которая заглядывает в поселок, лишь когда стрясется
какая-нибудь большая беда.
     - Теперь  у  вас  будет  свой  милиционер,  вот...  товарищ Куринев,  -
представил сержанта майор Ержанов.  -  Прошу любить и жаловать,  а главное -
помогать.
     Невесело было на душе Куринева.  Сколько трудностей. Что он сделает тут
один,  в такой обстановке?  Может,  отказаться пока не поздно? Но вспомнился
сержанту заведующий столовой.  А как же он? Ведь нелегко ему, однако участок
свой обеспечивает.




     В  первый  день  работы  на  новом  месте  Михаил  Куринев  убедился  в
правдивости пословицы:  "Один в поле не воин".  Сержант не раз ловил на себе
откровенно неприязненные взгляды,  слышал едкие  реплики.  В  дни  авансов и
получек порой вспыхивали ссоры и  драки.  Начнет разбираться с одним,  а уже
затеяли шум другие.
     "Так дело не  пойдет,  -  думал сержант.  -  Все-таки большинство здесь
честные, сознательные люди. Надо их организовать против нарушителей. Об этом
же и подполковник говорил".
     Кое-кого  из  активистов Куринев сразу заметил.  Особую симпатию вызвал
молодой  коммунист  Ким  Семенков,  работавший  электриком на  строительстве
кирпичного  завода.   Недавно  он   взялся  за   организацию  художественной
самодеятельности.
     Как-то  вечером сержант зашел к  Семенкову в  общежитие посоветоваться,
как привлечь молодежь к борьбе с антиобщественными явлениями.  Тот поддержал
Куринева:
     - Я  тут  знаю ребят.  Одним словом,  помогу.  Надо только поговорить с
людьми.
     - А  поговорим так,  -  подхватил Куринев.  -  Я  приглашу из городской
милиции  работника для  беседы.  О  его  приезде  оповестим молодежь.  После
доклада выступите вы и я. И тут же, на собрании, начнем записывать в бригаду
содействия милиции.
     - И  знаете  еще  что,   -  добавил  электрик,  -  надо  подумать  и  о
самодеятельности.  Это тоже будет подспорьем. Коллектив подбирается хороший.
Одна беда - баяниста нет.
     - Баяниста? - сержант милиции задумался. - Подумаю.
     Собрание прошло  очень  хорошо.  На  призыв Куринева и  Кима  Семенкова
откликнулось много молодежи, которой давно опостылели непорядки в поселке. В
бригаду содействия записалось сразу более двадцати человек.
     Собирались бригадмильцы в домоуправлении,  после окончания рабочего дня
оно переходило в их распоряжение. На стене вывесили график дежурства.




     Прошло больше месяца.
     Сержант вполне освоился со  своим  положением,  стал,  что  называется,
чувствовать пульс поселка.  Бригадмильцы по  вечерам выходили на дежурства в
клуб, столовую, делали обходы общежитии.
     Любители выпивать и  подебоширить заметно  поутихли.  Кое-кому  из  них
довелось отсидеть по пятнадцать суток ареста.  А  иных пришлось передать для
привлечения к  уголовной ответственности.  Но главным в работе Куринева было
не  администрирование,  а  убеждение,  терпеливое  разъяснение  элементарных
положений советского правопорядка.
     Отношение  к   милиционеру  заметно   изменилось.   Если   прежде   его
недолюбливали,  то  теперь стали уважать,  почтительно уступали ему  дорогу,
вежливо здоровались.
     Участковый...  Куринев формально не  был участковым уполномоченным:  по
штатам эта должность не  предусматривалась для Солоничек.  Но практически он
выполнял роль участкового.
     Сержант не  ограничивал свою  деятельность делами  сугубо милицейскими.
Непорядки,  затруднения,  в чем бы они ни выражались и какой бы они характер
ни  носили,  всегда  побуждали его  к  активному вмешательству.  Однажды  он
разговорился с ребятами, недавно прибывшими на стройку из Запорожья.
     - Посоветуйте,  що  мне  робить,  -  мешая русские и  украинские слова,
обратился к  милиционеру один из  новичков Виктор Нуждан.  -  Понимаете,  не
принимают на работу. О це вже недилю без дила сижу.
     - Как так не принимают? - удивился Куринев.
     - Да понимаете,  в  дорози,  колы сюда ихав,  трудовую загубыв.  А  без
книжки - сами понимаете...
     - Чего же вы сразу не сказали?
     На  другой  день  сержант вместе  с  Виктором поехал в  стройуправление
"Доменстрой". Прошли прямо к начальнику.
     - Парня  нужно  принять.   Я  ручаюсь  за  него,   -  попросил  Куринев
начальника, изложив суть дела. Виктор был устроен.
     В  другой раз жильцы одного из  общежитии пожаловались:  уже полмесяца,
как  у  них не  меняется постельное белье.  Куринев тут же  -  к  домоуправу
Касякину. Тот выслушал его и мрачно отрезал:
     - Сам знаю. Не ваше дело. Прочистят дорогу, тогда и стирка будет.
     - Ошибаетесь. Мне до всего есть дело. А если всю зиму проезда не будет,
- тогда как?
     Домоуправ молча пожал плечами и  потянул к себе какую-то бумагу,  давая
понять,  что к  дальнейшему разговору не  расположен.  Но  сержант продолжал
настаивать:
     - Я б на вашем месте не ждал погоды. Попросил бы домохозяек из семейных
квартир. Все равно ведь кому платить - городским или здешним.




     Молодые  жители  Солоничек  уже  не  спрашивали,   когда  у  них  будет
самодеятельность,  они сами участвовали в ней.  Чаще стали наведываться сюда
лекторы, появилась библиотека.
     Михаилу Куриневу полюбился поселок,  его люди.  Ради благополучия людей
он готов был работать круглосуточно.
     Это случилось в одну из вьюжных зимних ночей.  Время клонилось к девяти
вечера.   Сержант  только  что  зашел  в  клуб,  где  проводилась  репетиция
танцевального кружка. Подошел Семенков:
     - Не  могу нарадоваться,  -  кивнул он  в  сторону баяниста.  -  Просто
виртуоз. И где это ты, Михаил Михайлович, раздобыл такого?
     - Постарался для пользы дела, - ответил сержант.
     Да,  постарался.  Побывал даже в  парткоме треста,  прежде чем  добился
перевода Юрия Масненко из города в Солонички...
     В клуб вбежала буфетчица Шура, вся в снегу. Голос ее прерывался:
     - Шофер замерзает! Возле Жана-Аула. Двое оттуда добрались еле живые...
     Музыка замолкла. Волнение Шуры передавалось всем - человек в опасности!
     "Сейчас же на поиски! - решил Куринев. - Но с кем?" Прикинул в уме, кто
из бригадмильцев понадежней и повыносливей.  Ну,  конечно же, Виктор Тюрин и
Николай Акулин. Побежал за ними.
     ...Шли,   держась  за  руки.   Пурга  бушевала  с   неистовой  яростью,
перехватывала дыхание,  валила  с  ног.  На  пуговицу шинели сержант повесил
электрический фонарик.  Попадался сугроб -  светил: вдруг там человек. Но...
поиски были безрезультатными.
     Перевалило далеко за полночь,  когда сержант и его спутники, совершенно
уставшие и  продрогшие,  возвратились в  поселок.  Шофера так  и  не  нашли.
Совесть мучила Куринева до  тех  пор,  пока не  узнал он,  что пострадавшему
посчастливилось пробиться в соседнее село.  Но люди в поселке помнят об этом
случае...




     В кабине самосвала,  рядом с водителем, Михаил Куринев ехал в городской
отдел  милиции  на  общее  собрание личного  состава.  Боковое  стекло  было
опущено,  и  теплый ветер властно врывался в  кабину,  неся из степи терпкий
запах трав.
     Вроде  бы  и  немного -  каких-нибудь  девять  месяцев проработал он  в
поселке,  а сколько изменений произошло там за это время! Не часто встретишь
теперь на  улице пьяного,  услышишь непристойное слово.  Еще в  начале весны
убрали    домоуправа   Касякина.    Секретарь    комсомольской   организации
стройуправления тоже новый - Ким Семенков.
     Михаил был  далек от  мысли усматривать в  этих  изменениях только свои
заслуги.  Разве без  таких людей,  как  Иван Михайлович Бондаренко,  Николай
Акулин,  Ким Семенков,  Виктор Тюрин сумел бы он сделать что-нибудь? Крепкая
мужская дружба с ними вселяла уверенность, помогала бороться за новую жизнь.






     Случилось так, что эти шестеро встретились у ворот таксопарка, а потом,
уяснив  свои  намерения,  отправились знакомым,  нахоженным путем  в  сквер,
прилегающий к кинотеатру "Авангард".
     Здесь на  зеленой лужайке они уверенно выбрали место и  невозмутимо,  с
хозяйственным видом принялись откупоривать бутылки,  в  то  время как  самый
младший,  Федька,  отправился к  ближайшему магазину  и  выпросил у  бойкой,
накрашенной  продавщицы  стакан,   уже  пожелтевший  и   отбитый  кем-то  из
многочисленных просителей.  Та,  как водится, вначале отмахнулась, но, узнав
Федьку, раздобрилась и даже приложила к стакану несколько завалящих сухарей.
     Федька небрежно,  по-взрослому поблагодарил ее и поспешил к дружкам.  В
этом местечке все хорошо и  давно,  со школьных парт,  знали друг друга и не
только по уличным кличкам или законным именам. Знали, кто кому и что должен,
кто с кем встречается, кто каждый заработанный рубль несет домой, в семью, а
кто  шаромыжничает  в  районе  близкого  кладбища,  пугая  захожих  старушек
бесцеремонным обращением с кладбищенской оградой.
     По  шоссе мчались рейсовые автобусы и  случайные машины.  Было  жарко и
тесно  в  летней  одежде.  Солнце готовилось вот-вот  повалиться за  высокие
карагачи, но почему-то задержалось на их верхушках и висело, висело...
     Да,  случилось так,  что эти шестеро в  этот день и  час встретились на
этом месте.  Спустя девяносто две минуты один из них будет мертв,  а  пятеро
остальных станут подозреваемыми в жестоком,  преднамеренном убийстве. Придет
время,   и  они,   протрезвев  и  осознав  весь  ужас  происшедшего,   будут
оправдываться,  путать следствие не столько в попытках спасти самих себя,  а
потому,  что  после  принятой порции спиртного они  очень смутно припоминали
происшедшее,  пытаясь в  отуманенной алкоголем памяти отыскать хоть малейшие
убедительные доводы того,  что это не они убийцы,  что все это фантастически
несправедливая ошибка следствия.
     Но  это  еще надо было доказать.  И  здесь они,  пятеро взрослых людей,
почувствовавших,  как почва уходит из-под ног,  были бессильны почти так же,
как и погибший Василий Квочкин.
     В   жизни   порой  бывает  так,   что   незначительные  в   отдельности
обстоятельства,  в  какой-то  определенной последовательности следуя друг за
другом,  создавая или разрушая мимолетные связи,  вдруг приобретают огромную
власть над  человеком,  направляя его  поступки и  исподволь готовя для него
крутые повороты, тем более поразительные, если речь идет о судьбе, в которой
уже  все  сложилось,  все  выяснено,  и  которая  развивается без  всплесков
романтики,  без тяги к  приключениям одинаково каждый день и  каждый год.  И
нельзя,  конечно,  сказать,  что  обстоятельства  возникают  сами  по  себе,
независимо от людей,  в жизни которых они сыграют особую роль.  Скорей всего
именно образ мыслей этих людей,  их  поведение и  отношения друг с  другом и
порождают эти обстоятельства.
     О встрече в сквере эти шестеро заранее не уславливались. Все получилось
случайно.  Загнав машины в гараж,  разговорились у ворот Сергей Коромыслов и
Коля Коротких.  К ним подошел Федька, огорченный тем, что единственная среди
таксистов женщина,  Зоя Крупенева,  презрительно отозвалась о  его шоферских
способностях,  и  теперь Федька испытывал жгучую и непреодолимую потребность
поделиться своей  обидой  хоть  с  кем-нибудь и  заодно поругать руководство
таксопарка,  которое берет баб на эту сугубо мужскую работу. Было и еще одно
желание у  него,  о  котором он  и  сам не  догадывался,  но жило оно где-то
глубоко внутренне,  вынуждая его искать собеседников,  чтобы в  их ответных,
таких  же  усмешливых  словах  по  отношению  к  Зое  Крупеневой обрести  на
мгновение утраченную уверенность в себе,  сгладить и смыть в душе неприятное
ощущение неполноценности, возникшее после язвительных слов Зои.
     Поэтому,  едва обнаружив в Сергее и Николае именно,  тех, кого искал, и
желая еще и еще утвердиться в их и своих глазах, предложил он отправиться на
знакомую лужайку и спрыснуть спокойно уходящий день.
     Втроем  идти  было  как-то  несподручно.   Сергей  и  Николай  вдосталь
наговорились  сегодня,  чуть  не  полдня  околачиваясь  в  таксопарке  из-за
неповоротливых слесарей.  Федьку же как собеседника они в  расчет не брали -
молод еще,  жизнь лаптями не  хлебал,  только слушать может,  широко раскрыв
рот,  а что ему говорить-то, все старые байки были давно рассказаны, а новые
не придумывались, настроение было не то.
     Но тут с  Фабричной вывернула серая "Волга",  и все стоящие у ворот тут
же признали в ней свою, а за рулем увидели говорливого и надежного напарника
Василия Квочкина.  Все разом замахали руками.  "Волга", взвизгнув тормозами,
остановилась, и Квочкин, понимающе оглядев компанию, сказал, не задумываясь:
"Минутку,  ребята,  все  ясно,  машину загоню и  от  присутствия с  вами  не
откажусь".
     Федька ожил,  стал о  чем-то спорить с  Николаем.  Покопался в кармане,
нащупывая две припасенные на всякий случай трешки,  с которыми,  признаться,
расставаться ему не хотелось,  такие они были новенькие, только из Госбанка,
и, возможно, первыми попавшие именно к нему. Но это были деньги заработанные
им,  и поэтому Федька, нисколько не колеблясь, решил истратить их сейчас же,
как только представится возможность.
     Может быть, цепь роковых случайностей была бы нарушена, когда подошли к
ним еще двое:  однофамилец Федьки,  длинноухий и  узкоскулый Лешка Тарасов и
его вечный спутник,  маленький,  какой-то весь неухоженный Витька Замирайло,
от которого недавно с двумя детьми ушла жена, отчаявшись дождаться увидеть в
Витьке Замирайло человека семейного и серьезного.
     Они стали уговаривать пойти не к "Авангарду", где душно и жарко сейчас,
где   можно   вполне  нажить  неприятности,   если   появятся  несговорчивые
дружинники,  а  развернуть баранку круто  влево  и  отправиться к  кладбищу,
поваляться там в  высокой траве,  где чинно и  мирно можно вдоволь набраться
спиртного, а потом без всякого шума податься по домам.
     Но и Федька, и Василий, и Николай уже вполне определенно настроились на
сквер за кинотеатром "Авангард",  и после недолгих препирательств, в которых
Федька задавал тон, настояли на своем.
     Так  начался их  путь  навстречу трагической развязке,  которая и  чуть
позже могла не состояться, и никто из этих шестерых никогда бы и не подумал,
что так могло произойти.
     ...Пили и разливали быстро,  не церемонясь, без тостов и обязательных в
другой,  более спокойной обстановке,  речей. Похваливали принесенные Федькой
сухари.  Заедали огонь в  горле тридцатикопеечной килькой,  консервы которой
неведомым гением были  изобретательно названы "дружными ребятами".  Время от
времени  кто-нибудь,  испытывая  потребность  побродить,  покидал  компанию,
подходил к  кинотеатру,  пошатываясь,  спускался в  овраг,  на  дне которого
валялся выброшенный домашний скарб:  обрывки старых  газет,  битые  бутылки,
поржавевшие колеса  детских автомобилей и  что-то  еще.  По  возвращении ему
наливались штрафные,  он  морщился,  но пил,  понимая,  что компанию обижать
нельзя.
     Хмель  быстро  ударил  им  в   голову.   Деревья  поплыли  над  улицей,
вытанцовывая что-то свое.  Гомон отдыхающих, толпящихся у входа в кинотеатр,
потускнел и отдалился.
     Федьку  сгоняли  за  добавкой.  Он  немного поворчал,  но,  сникнув под
распорядительными взглядами,  мигом собрался,  теша  себя  тем,  что  сможет
перекинуться  парой  простых,  но  значительных фраз  с  бойкой  продавщицей
винного отдела,  которая умела  ответить так,  что  голос  у  Федьки начинал
срываться, а в голове что-то отдаленно и приятно шумело.
     Василий,  ударяя себя в  грудь,  неведомо с кем заспорил.  Его поначалу
слушали, а потом заговорили вдруг все разом, перебивая и суетясь.
     ...Выяснилось,  что  все  наличное выпито,  а  раскошеливаться никто не
решался.   Разве  что  Федька,   раз  и   навсегда  решивший  доказать  свою
причастность к миру мужчин,  но две его трешки давно уже перекочевали в ящик
продавщицы винного отдела.
     Все одновременно поднялись и  пошли к узкой улочке Садовой,  выбегающей
слева из-за низких, вихрастых домишек, чтобы потом, простившись, разбрестись
по домам, где привычно ждали семьи.
     Над  ними  плыли  выгоревшие  крыши  деревянных и  кирпичных  строений,
пушисто распускали лапы карагачи,  в  огнях стоватных ламп расцвеченно стоял
кинотеатр. Кого-то потянуло в сторону от нахоженной тропинки, и круг роковых
совпадений замкнулся.
     Когда они,  прорвавшись сквозь кусты, перешли дорогу, Квочкин упал. Его
спутники,  еще ничего не  поняв,  столпились вокруг него и  стали поднимать.
Василий не шевелился, а под ним тускло расплывалась красная лужица, вбирая в
себя  дорожную  пыль,   прошлогодние  листья,  примятые,  изжеванные  окурки
папирос.
     Василий  был  мертв.   Но  чтобы  это  понять,  людям,  шедшим  с  ним,
потребовалось еще несколько часов.
     Так они стали подозреваемыми в убийстве.
     Как всегда бывает в таких случаях,  любопытные не заставили себя ждать.
Тесное кольцо вокруг лежащего на земле Василия собралось быстро и все росло.
Кто-то  бросился вызывать "скорую" и  милицию.  В  центре  кольца,  гомоня и
нервно жестикулируя, стояли пятеро спутников Квочкина. Мнение толпы поначалу
было едино -  что парня этого,  на  земле,  порезали его же друзья в  пьяной
ссоре, и антипатии окружающих к пятерым таксистам быстро нарастали.
     Однако,  когда  сюда  прибыла  оперативная группа,  ни  свидетелей,  ни
очевидцев не  нашлось.  И  не  потому,  что  люди  не  хотели брать на  себя
обременительный труд,  не желая иметь дело с бесконечными вызовами на опросы
и  очные ставки,  а потому что и на самом деле никто из стоящих здесь ничего
не видел и ничего не знал.
     А  двое пареньков,  Нифонтов и Семенов,  которым кое-что было известно,
потолкавшись на перекрестке, торопливо исчезли в темноте ближнего переулка.
     И  тут  Федька  Тарасов  совершил  поступок,  из-за  которого  на  свет
появилась версия номер два,  которая была версией основной и  отрабатывалась
следователями долго и тщательно.
     Заметив  идущего от  кинотеатра Борьку  Шварца,  парня  хулиганистого и
сквернослова,  Федька растолкал стоящих и кинулся ему навстречу,  растерянно
говоря окружающим, что это вон тот ударил Василия.
     У  Федьки были стародавние счеты со  Шварцем,  который,  как он  твердо
знал, никогда на улицу не выходил без ножа и был скор в его применении.
     И знай Шварц, что произойдет дальше, не стал бы он, при виде бегущего к
нему  Федьки,  вытаскивать нож,  пытаясь блеском его  остановить и  напугать
Тарасова.  Но все это произошло,  и  чуть позднее,  когда он увидел,  что на
помощь к Федьке спешат еще десятка два парней, Борька струсил, развернулся и
кинулся бежать по Садовой,  понимая,  что его крепко могут побить и, как ему
казалось, ни за что.
     Вид бегущего с ножом в руке воодушевил толпу,  она взорвалась криками и
ругательствами.  Борьку быстро настигли, вывернули ему руку с ножом и злого,
ошалевшего от боли и неожиданности, доставили обратно к перекрестку.
     Обследование  места  происшествия  ничего  не  дало.  Кровь  у  Василия
Квочкина хлынула неожиданно и как-то разом после того, как он упал.
     Таксисты и  удачно пойманный предполагаемый убийца Шварц  были  порознь
доставлены  в   отделение  милиции,   где  дали  первые  и,   как  оказалось
впоследствии, самые путанные показания.
     Неудивительно,  что в  убийстве никто из  них не  признался,  негодуя и
возмущаясь, ругая друг друга и изумляясь происшедшему.
     Когда на  другое утро начальник городского управления милиции полковник
Кусмангалиев вызвал к  себе  одновременно двух следователей по  особо важным
делам майора Александра Морковкина и  старшего лейтенанта Владимира Шумейко,
те уже догадывались,  к  чему это.  Кабинеты управления гудели разговорами о
происшествии на улице Садовой,  у каждого были свои предположения, но толком
никто ничего не знал.
     Кусмангалиев,   человек  высокого  роста,   уверенный  и  энергичный  в
движениях и поступках,  выслушал рапорты двух следователей, которых он ценил
за  свой  подход  к  делам,  и  определил задачу -  раскрыть преступление на
Садовой.
     Когда  следователи вышли  из  кабинета  Кусмангалиева,  к  ним  подошел
молоденький капитан,  недавно перешедший в  угрозыск из  отдела по  борьбе с
хищениями,  и,  завистливо поблескивая чуть  желтыми  белками выпуклых глаз,
намекнул на то, что особое задание, которое они получили, для него не секрет
и  что долго возиться не  придется,  убийца уже под замком,  остается только
подвести  его  к  той  психологической черте,  за  которой  почти  у  любого
преступника происходит внутренний перелом, вынуждающий его искать спасение в
признании.
     - Не  части,  -  хмуро остановил его Морковкин,  который всегда глубоко
переживал поручаемые ему дела об убийстве.
     Капитан замолчал, но не обиделся. С Александром Григорьевичем он не был
близко знаком, но слышал о нем, как об опытном следователе, и не сомневался,
что если тот что имеет на уме, то значит не понапрасну.
     Кабинет особистов Морковкина и  Шумейко все управление в шутку называло
кельей.  Узенький,  почти полностью загороженный двумя столами-трудягами, он
походил на  тысячи таких же  учрежденческих комнат,  отличаясь от них только
тяжестью решеток на окне и прочностью входной двери.
     Морковкин и Шумейко давно и хорошо сработались,  их удачное содружество
ускоряло решение трудных дел. Разве что Шумейко так и не приучился к табаку,
а  майор  заваливал стеклянную пепельницу искуренными до  пальцев сигаретами
"Прима", приговаривая при этом, что концентрация табачного дыма способствует
концентрации мысли.  На  этой почве у  них  частенько были разлады.  Шумейко
демонстративно распахивал дверь,  требуя  от  Морковкина оперативно покинуть
кабинет и курить в коридоре,  где,  кстати, и походить можно вдоволь. А это,
по словам Шумейко, более способствовало концентрации мысли.
     Однако такое расхождение во  взглядах на природу раскрытия преступлений
не  рассорило их.  Оба  были люди серьезные,  обстоятельные,  считавшие свою
работу разновидностью психологической науки.
     - Ну, что, Владимир Гаврилович, - сказал майор, усаживаясь за свой стол
и  привычно  нащупывая  в  кармане  кителя  изрядно  опустошенную  за  время
разговора с  полковником пачку  "Примы".  -  Давай  для  начала  поговорим с
таксистами.  Отработаем версию первую.  Как  этот  пункт звучит в  уголовном
кодексе?   Убийство  при  обоюдной  ссоре.   О   нанесении  тяжких  телесных
повреждений,  повлекших за собой смерть пострадавшего, видимо, речь вести не
будем,  поскольку  Квочкин  скончался  почти  мгновенно после  нанесения ему
смертельной раны.
     Протрезвевшие на  утро таксисты ничего нового припомнить не  могли.  Их
привезли в  сквер,  где  еще вчера вечером они задиристо горланили,  задевая
прохожих.  Сейчас,  когда  их  выводили поодиночке,  они  стояли понуро,  не
узнавая  места,  показывая то  в  одну  сторону,  то  в  другую.  Ничего  не
добившись,  от  таксистов,  следователи отпустили их домой,  взяв с  каждого
подписку  о  невыезде.   Оставили  только  Федьку,  который  уже  неуверенно
продолжал настаивать, что это дело без Шварца не обошлось.
     ...К  следователю Шварц вошел хмурый,  невыспавшийся.  Видно,  всю ночь
трясла его мысль о том,  что "шьют" ему явную "липу",  а он - пацан, кому он
нужен,  кто за  него заступится,  и  милиции главное закрыть дело побыстрее,
ведь их  за  это тоже ругают,  у  всех ведь начальство имеется.  Его тревоги
подтверждались тем,  что одежду с него сняли, дав взамен серую тюремную, тем
самым мгновенно переведя из разряда подозреваемых в  обвиняемые.  А  это уже
существенно меняло его положение.
     Ему стало бы совсем плохо,  если бы он знал,  что на рубашке его,  там,
где прятал он  ее  под шикарный ковбойский ремень со стальными насечками,  в
лучах  ультрафиолетовой лампы  отчетливо обозначились следы крови,  которые,
как  определила эксперт Мария  Васильевна,  оказались одной группы с  кровью
погибшего Василия Квочкина.
     На  основании всех  этих данных и  предполагая,  что  Борис Шварц может
скрыться, Николай Артемьевич Лезин, прокурор города Алма-Аты, подписал ордер
на  его арест.  И  согласно этому ордеру следователи имели право десять дней
держать Шварца,  как подозреваемого, в камере предварительного заключения, а
за это время надо было распутать узелок,  который сложным никому не казался,
а то,  что Шварц наотрез отрицал свою вину,  никто всерьез не принимал, ведь
не  всякий преступник на этой стадии следствия вдруг "расколется" и  потянет
на  себя  дело,  по  которому вполне можно получить высшую меру  наказания -
расстрел.  Тем более, что кровь на рубахе Борьки была явно Василия, а Шварца
взяли тут  же  с  увесистым охотничьим ножом в  руках,  который,  по  данным
охотинспекции, числился потерянным одним незадачливым любителем природы.
     Шварца поразило,  что  кровь,  обнаруженная на  его рубахе,  совпала по
группе с  кровью Василия Квочкина,  но он тут же объяснил себе это тем,  что
ему продолжают "шить липу".  И  когда Морковкин спросил его,  а  откуда же у
него кровь,  он ответил, что утром подрался с каким-то неизвестным парнем на
улице и что кровь его.
     В   это  трудно  было  поверить,   зная,   к  каким  уловкам  прибегают
преступники.  И  для Морковкина,  и  для Шумейко подобный ход подозреваемого
удивления не  вызвал.  Огорчились они,  чувствуя,  что  следствие выходит на
зыбкую почву,  на следах крови прочную базу под обвинение хулигана Шварца не
подведешь.
     Шварца вернули обратно в камеру,  наказав надзирателям смотреть за ним,
уж больно обреченно он выглядел, а сами стали обдумывать: а что же дальше?
     - Шварц,  Шварц,  -  думал Шумейко. - Это суть твоя или только фамилия?
Может не такой ты черный, как кажешься сейчас?
     Морковкин,  осторожно посматривая на Шумейко, вытянул пачку "Примы", но
чувствуя, что тому сейчас не до него, отважно чиркнул спичкой и, закутавшись
в пахучий сноп дыма, сделал дельное и простое предложение.
     Прикинули возможные версии. Их оказалось три.
     Первая - убийство произошло на почве ссоры между таксистами.
     Вторая - убийца Шварц.
     Третья - Квочкина ударил неизвестный, находившийся в этом районе.
     Последняя версия была неработоспособной,  так,  предложенной на  всякий
случай. Первая вызывала сомнения, поскольку таксисты были людьми не особенно
вздорными,  никто из  них ранее по  уголовному делу не шел,  и  склонности к
ношению ножей,  по свидетельству товарищей из таксопарка, не имел. К тому же
очевидцев ссоры между ними не нашлось, а все пятеро в один голос утверждали,
что убийцы среди них быть не  может.  Василия Квочкина уважали,  немного ему
завидовали,  видя его  расторопность,  иногда ссорились,  но  по  пустякам и
легко, и также легко мирились.
     А  вот  участие  Шварца  казалось вероятным.  Хотя  уже  нашлись  люди,
подтвердившие,  что  Шварц,  им  хорошо  знакомый,  подошел к  перекрестку в
последний момент поглазеть,  что  там произошло,  а  до  этого был в  другом
месте.  В этом пункте своих показаний начал путаться и Федька, решивший, что
Шварц мог и не быть убийцей.
     В невиновность Шварца поверил и Шумейко, но это еще надо было доказать.
     Бойкая продавщица винного отдела подтвердила,  что Федька действительно
брал у нее спиртное,  знает она его давно, считает пареньком скромным. И что
в тот же вечер приметила еще одного мужчину лет сорока, но кто он и имеет ли
какое-то отношение к случившемуся, сказать не может.
     Десять  дней  были  использованы на  поиски доказательства невиновности
Шварца,  так  как вскоре и  Морковкин пришел к  выводу,  что этот белобрысый
паренек убийцей не мог быть.
     И на десятый день Шварцу прочитали постановление об освобождении из-под
стражи,  вручили личные вещи  и  поздравили с  тем,  что  против него  снято
подозрение.  Шварц ушел,  растерянно попрощавшись,  но с  его уходом проблем
стало не меньше, а еще больше. Разве что следователи испытывали удовольствие
от того, что определили невиновность Бориса.
     Стало  ясно,  что  следствие,  вначале  обещавшее  быстро  завершиться,
окончательно зашло в тупик.
     А пока проверялись знакомства Квочкина,  опрашивались десятки людей.  В
жизни Василия открывались такие страницы,  что  будь он  живой,  он  бы  сам
удивился давно забытому и тому, что чья-то память хранила это. Но все это не
прибавляло ничего к уже известному и нужному. Биография Василия складывалась
спокойно,  врагов у него не было,  потому что он был общителен и добродушен,
любил своих двух  дочек,  ласково относился к  жене,  молоденькой,  курчавой
женщине.  А она при встрече с Шумейко болезненно и пронзительно смотрела ему
в  глаза,  будто надеясь,  что  этот  серьезный старший лейтенант не  только
найдет убийцу, что волновало ее в последнюю очередь, а вернет мужа.
     При  встрече с  этим взглядом Шумейко морщился,  как  от  острой зубной
боли, вдруг ощущал потребность порыться в ящиках стола, а потом, не выдержав
тишины,  решительно вставал и  говорил сухо и  официально,  сам  не  узнавая
своего голоса, будто только так и мог утешить боль кареглазой женщины, боль,
которая гулко отдавалась и в нем.
     - Не  беспокойтесь,  гражданка Квочкина.  Виноватых мы разыщем,  и  они
понесут наказание в соответствии с законом.
     Не выдержав официального тона, Шумейко добавил:
     - Крепитесь,  Зинаида Николаевна.  У вас детишки,  поднимайте их, пусть
вырастут настоящими людьми.
     Зинаида Квочкина,  будто не  слыша,  поднималась со стула,  прижимала к
себе двух примолкших девочек и исчезала за дверью, будто и не было ее здесь,
а все это привиделось Шумейко.
     Безмолвные  приходы  Квочкиной  подстегивали  следователей,  они  вновь
брались за дело,  реже слышались обычные для них шутки, и гуще вился дым над
седеющей головой  Морковкина,  который  упрямо  перебирал факты,  пытаясь за
нестройными рядами их угадать возможное.
     Расследование пошло  вширь.  Особисты стали  чаще  бывать  на  допросах
рецидивистов, особенно тех, кто постоянно крутился в районе убийства Василия
Квочкина.
     Разрабатывалась  третья  версия.  Но  в  нее  никто,  а  порой  и  сами
следователи,  не верили.  И  на ежедневных отчетах о проделанной работе к их
сообщениям относились сдержанно,  без воодушевления.  Полковник Кусмангалиев
мрачнел, но предлагать было нечего.
     А  неведомая  система  обстоятельств,  рожденная поступками уже  других
людей, замыкала новый круг, в центре которого должен был оказаться убийца. И
мог ли знать Шумейко, что однажды он уже сталкивался с ним и профессионально
помнил его внешность?
     На  этот  допрос  старший лейтенант Шумейко пришел так  же,  как  и  на
десятки других.  Сел за свободный стол и, отвернувшись, стал смотреть в окно
на  улицу  Фрунзе,  где  с  трудом разъезжались две  тяжело груженные свежей
капустой бортовые автомашины.
     Голос допрашиваемого показался Шумейко знакомым,  но  это не  удивило -
поскольку  избрав  своей  профессией борьбу  с  преступностью,  он  научился
надолго запоминать и  голос,  и  внешность людей,  с которыми ему доводилось
сталкиваться в такой обстановке.
     Перед ним сидел Чижик - низкорослый, часто нетрезвый мужичок, несколько
раз в  прошлом попадавший к  нему по 132-й статье -  снимал белье с веревок,
тащил еще что-то по мелочи.
     Его судили, однажды досрочно освободили, дали работу на стройке и койку
в  общежитии,  но  он  вынес на барахолку простыни,  которые считал излишней
роскошью, и вновь легко попался.
     Сейчас в  глазах его,  маленьких и  затравленных,  вот уже в  какой раз
отражалась решетка окна и голубой кусок недосягаемого неба, который вновь на
долгие годы будет поделен для Чижика на идеально ровные квадраты.  В  тюрьму
ему идти не хотелось.  Он знал, что ждет его, как рецидивиста, строгий режим
с нелюбимой тяжелой работой, нормы, с которыми ему, узкогрудому и зачахшему,
не справиться,  а особых надежд на облегчение режима он иметь не мог. И знал
Чижик,  что на  одном лагерном пайке ему будет невмоготу,  а  передач носить
некому - не создал он семью и не имел своего угла.
     Допрашивал его юный младший лейтенант, видно недавно пришедший из школы
милиции.  Исполнял он свое дело в  соответствии с инструкциями,  обращался с
Чижиком холодно и подчеркнуто официально. Чижик, чувствуя себе цену большую,
"раскалываться" перед  ним  не  хотел.  И  поэтому,  когда с  ним  заговорил
Шумейко,  упрекнув,  что вот снова ты, Чижик, вернулся к гиблому ремеслу, он
решил,  что Шумейко и есть старший в этом его деле, и, припомнив, что раньше
они  не  встречались,  стал,  чуть ершась и  гордясь собственной храбростью,
рассказывать о своем последнем заходе,  о том,  что не с руки ему, старому и
больному человеку, вновь раскручиваться.
     Шумейко слушал его, не перебивая, младший лейтенант записывал, обиженно
поблескивая стеклами золоченых очков.  Когда Чижик выговорился и  успокоенно
отер пот на морщинистом лбу, Шумейко, глядя ему прямо в глаза, спросил, а не
знает ли  он,  кто убил Васю Квочкина на Садовой,  и  не может ли чем-нибудь
помочь следствию, мол, на суде это ему зачтется.
     Чижик вначале обеспокоенно вскинулся,  решив,  что  быть может это  его
подозревают в совершенном. Потом понял, что этого быть не может и, припомнив
слова Шумейко о возможной скидке за откровенность,  намекнул, что есть вот в
таком-то  месте на  старом городском кладбище шалашик,  и  живет в  нем один
гусь. Вот там вы и пошарьте.
     Шумейко,  не торопясь,  записал слова Чижика,  а  в груди его нарастало
волнение,   вызванное   совершенно   неожиданной   удачей,   которая   круто
поворачивала  неперспективное  дело   об   убийстве   Квочкина   на   новую,
многообещающую дорогу.  В том, что Чижик не обманывает, старший лейтенант не
сомневался,  потому что знал ему цену,  знал, в каких компаниях он бывает, и
все это придавало словам Чижика какую-то долгожданную капитальность.
     Морковкин  к   сообщению  Шумейко  отнесся  спокойно.   Он  знал,   что
когда-нибудь это должно было произойти.
     Неподалеку  от   кладбища,   там,   где  указал  Чижик,   действительно
обнаружился  пустой  полушалашик,   полуземлянка,   в   обстановке  которого
чувствовалось,  что покинут он ненадолго,  быть может,  только на день и что
обитатель его  отправился явно не  на  работу,  а  на  промысел,  потому что
честный человек в таком месте не поселился бы.
     В шалашике оставили засаду,  но ни вечером, ни ночью, ни на второй день
сюда никто не пришел. Разве что облаивали пустое строение бродячие собаки.
     Опросы   людей,   живущих   поблизости,   дали   полновесный  материал.
Оказывается, ночевал здесь некий Степаненко, бывший токарь ближней автобазы,
вконец спившийся и  опустившийся человек.  Неподалеку отсюда жила его жена с
ребенком,  которая не раз и не два звала на помощь соседей и милицию,  когда
ее непутевый муж пытался сбыть первому встречному вещи из дома.
     Жена  сказала,  что  Степаненко,  оставшись  без  денег  и  без  крыши,
завербовался перегонять  скот  от  монгольской  границы  в  Семипалатинск на
мясоконсервный комбинат и  вот  уже  пять  дней,  как  уехал туда.  А  поиск
Степаненко в тех степях сразу представился делом ненадежным и малообещающим.
     Нить,   данная  Чижиком  в  руки  идущих  по  следу  особистов,   вновь
оборвалась.
     Спустя  еще  два  дня  лейтенант Солодовников,  проверяя списки  мелких
нарушителей,  отбывающих  по  пятнадцать  суток  в  камере  предварительного
заключения,  наткнулся на фамилию,  которая показалась ему недавно слышанной
и,  кажется, в связи с розыском. Солодовников припомнил, что недавно заходил
в  кабинет к  майору Морковкину,  когда  некуда было  девать себя  во  время
одинокого  дежурства,  и  там  слышал  эту  фамилию  в  разговоре о  поисках
предполагаемого убийцы.
     Случайным это  совпадение было или  нет лейтенант раздумывать не  стал,
зная,  что в  таких делах мелочей не  бывает,  и  отправился в  народный суд
Ленинского  района  посмотреть на  изъятые  документы  заинтересовавшего его
человека.
     ...Наверное,  путь от  управления до камеры предварительного заключения
еще никогда не  казался Морковкину и  Шумейко таким длинным.  Но вот машина,
притормаживая,  остановилась у  высоких  ворот,  особисты быстро  прошли  во
внутренний дворик,  чуть  задержались перед  дверями,  перекрытыми решеткой.
Выглянувший  надзиратель покрутил  замок,  и  решетка  с  лязганием  отошла,
открывая проход к комнате дежурного.
     Было еще рано.  Все пятнадцатисуточники находились на работах на разных
строительных объектах. Собирались они сюда к шести, возвращались без конвоя,
потому что  бежать от  такого незначительного наказания никто из  них  и  не
помышлял, рискуя получить срок больший.
     Но вот -  шесть.  Дежурный надзиратель покрутил транзистор, и откуда-то
прорвались  знакомые  позывные  "Маяка".   Возвращались  с   работы   наголо
стриженные пятнадцатисуточники. А Степаненко не было.
     Не  появился  он  и  в  половине  седьмого,  когда  ждать-то  уже  было
бессмысленно.  Сержант,  еще в  шестом часу вечера посланный на строительную
площадку,  где работал Степаненко,  вернулся ни с чем. Тот еще в полдень, не
спросясь, ушел.
     Почуял ли опасность Степаненко или просто взбрело ему в голову выкинуть
какой-нибудь финт,  следователи не знали.  Конечно,  без дела они не сидели.
После шести часов вечера все выезды из  города начали перекрываться нарядами
моторизованой милиции,  которые имели на руках фотографии Степаненко. Но тот
как сквозь землю провалился.
     Без  двадцати  семь  Шумейко  решительно  поднялся,  застегнул  на  все
пуговицы распахнутый китель  и  вдруг  замер,  прислушиваясь к  позвякиванию
замка на входной двери.
     - Еще кто-то пришел,  -  сказал дежурный, - и, прихватив связку ключей,
пошел открывать.
     Через минуту в коридоре раздались голоса.  Один -  дежурного,  громкий,
укоряющий. Другой - с извинительными нотками.
     В дежурку вошел средних лет мужчина,  не молодой, не старый, без особых
отличительных черт в лице.
     Это был Степаненко.
     Шумейко не стал долго тянуть и, глядя в упор на пришедшего, сказал:
     - А мы за вами приехали, Степаненко...
     Наверно, Шумейко ждал каких-то изменений в поведении Степаненко, но тот
лишь оживился и ответил неожиданное:
     - А я давно вас жду,  гражданин старший лейтенант, наверное, опять жена
нажаловалась?
     И  Шумейко  вспомнил,  что  однажды уже  встречался на  допросе с  этим
человеком, когда увядшая, простоволосая женщина, плача, жаловалась на своего
мужа Степаненко, а тот стоял рядом и ухмылялся пьяно и безнадежно.
     "Значит,  Степаненко решил,  что мы приехали разбираться в его семейных
делах",  -  подумал Шумейко.  А это уже было несомненной удачей.  И потом, в
машине,  по дороге в управление Шумейко присматривался к нему и понимал, что
Степаненко готовится к тому,  что его будут расспрашивать по поводу семейных
обстоятельств и психологически ни к чему другому не готов.
     В   кабинете   следователей  Степаненко  привычно  осмотрелся,   удобно
устроился в  старом,  потертом кресле  Морковкина,  особого  беспокойства не
ощущал:  завтра кончались его пятнадцатые сутки. Жена, возможно, требует его
возвращения,  ну  что,  он  пообещает вернуться,  а  там  на  вокзал -  и  в
Семипалатинск, а после ищи ветра в поле.
     - Так,  Степаненко,  -  сказал Шумейко,  не  менее удобно устраиваясь в
кресле напротив. - Рассказывайте, как вы убили Василия Квочкина в субботу 26
июня у кинотеатра "Авангард"?
     Голова Степаненко вдруг странно упала на стол,  как подрубленная. Потом
он выпрямился, боль и злоба промчались в его глазах, сжатые кулаки вцепились
в бумаги,  лежащие на столе,  он что-то хотел выкрикнуть,  но судорога свела
его лицо.
     Наступила тишина.  Потом она прорвалась тяжелым дыханием Степаненко,  и
Морковкин, и Шумейко услышали его изменившийся, сдавленный голос.
     Это была благословенная минута в жизни следователей,  когда преступник,
на поиски которого ушло так много сил,  начинал говорить, то вырывая из себя
слова, как ветер рвет двухлетние топольки на обочинах пустынных дорог, то не
скрывая ничего,  обрушивая лавину фактов,  каждый из  которых стоил не одной
бессонной ночи.
     Слушая Степаненко,  следователи только сейчас стали  понимать,  как  на
самом деле произошло убийство.  Они вдруг столкнулись с  редчайшим случаем в
своей  уголовной практике,  когда  важнейшие детали преступления становились
известными только благодаря откровенности преступника.
     ...Перед тем  как шестеро таксистов свернули с  тропинки и,  продираясь
сквозь кусты вышли на  Садовую,  в  кусты забрался Степаненко и,  улегшись в
канаве,  допивал остатки из  бутылки,  только что  взятой в  магазине.  Нож,
которым он открывал бутылку,  так и оставался в руке.  Был Степаненко пьян и
зол.  Только что вихрастый парень чуть не избил его на самом людном месте за
то, что он, Степаненко, ухмыльнулся в адрес спутницы этого парня, невзрачной
молоденькой  девушки  в  белом  штапельном  платье.   Тогда  Степаненко  нож
доставать побоялся, видя основательные кулаки у вихрастого, и теперь лежал в
канаве, утешаясь мыслью, как бы он мог расправиться с обидчиком.
     И  в  этот момент чья-то нога ткнула пьяного в  бок,  и  он понял,  что
кто-то  переступает через  него.  Степаненко взмахнул правой рукой,  и  нож,
зажатый  в  ней,  ощутимо ушел  во  что-то  мягкое.  Спустя  несколько минут
поблизости раздались чьи-то громкие голоса и  крики,  Степаненко понял,  что
его могут найти,  выполз из кустов и  незаметно смешался с  толпой,  стоящей
между кинотеатром и  оврагом.  Потом подошел к  двум  знакомым,  Нифонтову и
Семенову.  Те,  видя,  что их  приятель шел от улицы Садовой,  где собралась
изрядная толпа,  спросили,  что там случилось.  Степаненко, пьяно бахвалясь,
ответил,  что он кого-то ударил ножом. И тут же при них вытащил из-за пазухи
нож и выкинул его в овраг...






     Продавщица шла мелкими шагами и еле поспевала за старшим лейтенантом. В
другое время Темирбеков посмеялся бы  над собой,  представив со  стороны две
фигуры, вышагивающие по избитой, заезженной дороге: себя - крупного, рослого
и  девушку -  худенькую,  маленькую.  А  сейчас  он  нещадно ругал  себя  за
бесполезно растраченные часы. Неужели он сразу не мог понять, что девушка не
способна покривить душой,  а уж тем более пойти на преступление?  Стоило ему
только повнимательнее взглянуть на ее лицо и испуганные глаза,  прислушаться
к дрожащему голосу...
     О  нападении  на  сторожа  и  ограблении магазина  старшему  лейтенанту
милиции Темирбекову сообщили утром,  когда начался рабочий день. Первой была
мысль:  кто мог пойти на дерзкое преступление,  кому оно выгодно?  И  еще до
того,  как побывал на  месте,  у  него возникло предположение,  что продавцы
хотели симулировать ограбление и скрыть растрату казенных денег.
     Теперь-то Темирбеков понимал,  что заранее продуманная им версия причин
ограбления помешала ему сразу же  выйти на  след настоящего преступника.  Не
насторожил его и  тот факт,  что преступник почти не  не  оставил после себя
следов. Даже новичку в розыскном деле было бы ясно, что в магазине орудовала
опытная рука...
     И сейчас неудобно даже вспомнить, как дотошно допрашивал он молоденькую
продавщицу, а та, подрагивая от ужаса, никак не могла сосредоточиться на его
вопросах и обстоятельно ответить на них.  Ей,  должно быть,  впервые в жизни
привелось быть  на  допросе.  И  она  не  могла  прийти в  себя.  Девушка не
поднимала глаз от пола, а по припухшим щекам безостановочно текли слезы.
     - Когда вы  обнаружили пропажу товаров?  -  в  который раз спрашивал ее
Темирбеков.  В  магазине  было  светло,  и  старший  лейтенант,  не  скрывая
раздражения,  оглядывал витрину,  прилавок.  - Меня интересуют все детали, -
повторил он снова и добавил,  словно разъясняя,  -  одним словом, расскажите
обо всем подробно.
     Девушка собралась с силами и, превозмогая свою слабость, негромко стала
говорить:
     - Магазин я  обычно открываю в  девять,  а  сегодня,  чуяло мое сердце,
пришла пораньше.  Сторожа на  месте не  было,  и  я  подумала,  что пошел он
поспать.  Потом показалось,  что замок не так висел, как всегда, да и закрыт
он  одним поворотом ключа.  Я  же  всегда закрываю его  на  два поворота.  И
проволока,  -  вдруг спохватилась продавщица. - Я ведь пробой еще проволокой
закручиваю,  а тут не обратила сначала на нее внимания, а уж потом заметила,
что  ее  чем-то  перерезали,  -  и  она  протянула старшему лейтенанту кусок
алюминиевой проволоки. Снова помолчала и продолжала:
     - Зашла в  магазин -  и  сразу к  кассе.  Вчера инкассатор почему-то не
приехал,   и   деньги  у  меня  несданными  остались.   В  магазине  вечером
задержалась,  а потом заторопилась и спрятать их забыла. А сегодня подошла к
кассе - и чуть не упала...
     Как  только  она  заговорила  о  деньгах,  которые  позабыла  спрятать,
Темирбеков словно прозрел. Тут он понял, что настроил себя на ложный след, и
теперь  придется менять вариант поиска.  Преступник почти  не  оставил после
себя улик,  но  еще  не  было случая,  чтобы на  месте происшествия все было
чисто.  И  старший лейтенант еще  раз  ощупал  в  кармане небольшой бумажный
пакетик. Тогда-то он и предложил:
     - Вы  можете мне показать,  каким путем шли к  магазину,  как открывали
дверь?
     - Могу.
     - Тогда давайте выйдем...
     Сеял  обложной осенний дождь.  Небо  пряталось за  низко  повисшими над
землей серыми облаками.  Темирбеков оступился в  глубокую лужу,  чертыхнулся
про себя и остановился.  Времени потеряно много,  и теперь попробуй угадать,
где  преступник.  За  эти  часы  он  мог  оказаться за  сотни  километров от
магазина.
     - Перестань плакать, - тронул он за плечо продавщицу, - слезами горю не
поможешь. Лучше припомни, кто твоей работой интересовался...
     В  районное отделение милиции Темирбеков приехал к вечеру.  Неторопливо
соскоблил у  крыльца грязь с сапог,  попытался навести на них лоск,  а потом
махнул рукой. Какой тут блеск, если кожа набухла от влаги.
     - У   себя?   -   спросил  Темирбеков  у   дежурного  лейтенанта.   Тот
утвердительно кивнул головой.  Тогда он негромко постучал в дверь и, услышав
"войдите", открыл ее.
     Подполковник Васильченко молча  кивнул  ему,  поднялся  из-за  стола  и
подошел  к  окну.  Темирбеков понял,  что  начальник райотдела недоволен его
медлительностью, но сдерживает свое раздражение.
     - С утра жду ваших сообщений, старший лейтенант. Чем обрадуете?
     - Мысль  одна  появилась,  товарищ подполковник,  -  начал Темирбеков и
осекся. Негромко закончил: "Однако при проверке версия не подтвердилась..."
     - Догадываюсь,  что за мысль.  Думали, что продавец симулировала кражу?
Легкий путь  не  часто приводит к  успеху.  Да  и  не  забывайте о  праве на
доверие...   Ваша  версия  привела  к  тому,  что  мы  потеряли  возможность
настигнуть  преступников  по   горячим  следам.   Что  теперь  вы   намерены
предпринять?
     Темирбеков молча выложил на  стол  две  сосновые щепки,  ржавый гвоздь,
каблук и кусок алюминиевой проволоки.  Затем развернул клочок бумаги,  и там
блеснули осколки разбитого стекла. Васильченко выжидающе смотрел на него.
     - Стекло от  часов я  нашел у  стены в  кладовые,  где  был  взят рулон
материи;  почему-то преступник брал его не сверху,  а вытаскивал из третьего
ряда.  Рука,  очевидно,  сорвалась и ударилась о стенку,  тогда-то и лопнуло
стекло. Часы мужские, круглые, похожи на "Космос". А это...
     На куске белого картона лежала секундная стрелка.
     - Обратите внимание, товарищ подполковник, - Темирбеков протянул лупу и
алюминиевую  проволоку.   -   Преступник  не  раскручивал  ее,  а  перерезал
кусачками.  Кусачки с собой люди вместо спичек не носят, - впервые улыбнулся
он.  -  Они  служили для него орудием взлома.  Кусачки маленькие,  их  легко
спрятать в карманы.  Из магазина я зашел в часовую мастерскую,  -  продолжал
старший лейтенант.  -  Примерно за  час до моего прихода туда приносили часы
без стекла и секундной стрелки.  Часы марки "Космос".  Мастер поставил в них
стекло и возвратил владельцу. Тот якобы спешил на самолет.
     - Его приметы мастер запомнил?
     - Веко  левого глаза периодически дергается и  под  ним  продолговатая,
словно пшеничное зерно,  родинка.  Рост - примерно метр семьдесят. Возраст -
лет около двадцати пяти.  Адрес, который он назвал мастеру, оказался ложным.
Фамилия -  тоже.  Но  есть еще одна деталь.  В  мастерской не было секундной
стрелки и часы так и остались без нее.
     - Значит, ему придется побывать в других мастерских...
     - Я это учел.
     - Параллельно займитесь поисками кусачек, которыми орудовал преступник.
     Легко сказать,  но как найти эти кусачки?  У каждого слесаря, водителя,
мотоциклиста они есть.  Да  и  у  кого их нет?..  А  дни шли,  и  все меньше
оставалось надежды на успех. Не только кусачки, но и часы марки "Космос" без
секундной стрелки словно в  воду  канули,  исчез  и  их  владелец.  Никто не
приходил и в сапожную мастерскую подбивать оторванный от ботинок каблук.
     Розыск грабителя и  убийцы затягивался.  А тут еще текущие и неотложные
дела  отбирали у  Темирбекова массу  времени.  Сегодня позвонили из  совхоза
"Восток" и  сообщили,  что токарь Лобода вчера вечером пугал ребят,  удивших
рыбу, малокалиберным пистолетом. И даже стрелял из него. Нынешним утром чуть
не убил своего младшего брата.
     Начальник отделения посоветовал старшему  лейтенанту немедленно выехать
в хозяйство,  чтобы детально разобраться с происшествием.  Темирбеков тут же
позвонил на автобазу и  стал укладывать бумаги в  папку,  готовясь к дороге.
Вскоре в дверь постучали, и на пороге появился высокий плечистый парень.
     - Мне нужен товарищ Темирбеков, - сказал он.
     - Это я.
     - Здравствуйте.  Моя фамилия Чурсин.  Шофер. Диспетчер сказала, чтобы я
подбросил вас в "Восток".
     - Ну  что ж,  я  готов,  -  прижав под мышкой дорожную папку,  поднялся
Темирбеков.
     В  дороге  они  разговорились.   Шофер  оказался  словоохотливым,   без
расспросов рассказал о себе.  Служил в армии, после демобилизации подался на
целину и  вот  уже  который год крутит баранку в  районном автохозяйстве.  И
вдруг без видимой связи со своим рассказом спросил:
     - А тех нашли, что давеча в магазине побывали?
     - Откуда вам известно о магазине? - удивился Темирбеков. - Это ж вон за
сколько километров отсюда!
     - Я ж был там в то самое утро,  -  шофер хотел еще что-то добавить,  но
неожиданно раздался глухой выхлоп, и мотор заглох.
     - Приехали,  - покачал головой Чурсин и неторопливо вылез из кабины. Он
поднял капот и начал копаться в моторе.
     - Надолго мы застряли? - через полуоткрытую дверцу спросил Темирбеков.
     - Пустяки. Минут через двадцать двинемся.
     Но прошло двадцать минут,  полчаса,  шофер стал чертыхаться, а мотор не
подавал никаких признаков жизни.
     - Товарищ старший лейтенант,  - из-под капота раздался голос Чурсина, -
подайте, пожалуйста, ключ на семнадцать. Он под сиденьем.
     Темирбеков приподнял сиденье и стал перебирать ключи.  И вдруг... Среди
мотков проволоки,  запасных деталей и инструментов он увидел кусачки.  Самые
обыкновенные кусачки...
     - Не нашли? - нетерпеливо проговорил шофер.
     - Нашел!
     Темирбеков  подал  ему  ключ,   а  когда  вернулся,  вытащил  из  папки
алюминиевую проволоку  и  придавил  ее  кусачками.  Достал  лупу.  "Они!"  -
рисунок, который остался на проволоке, схож был с тем, какой он обнаружил на
месте происшествия в магазине. Неужели Чурсин тот самый преступник, которого
он разыскивает?  Спокойствие и еще раз спокойствие! Легко оскорбить человека
необоснованным подозрением,  но  как трудно потом реабилитировать невинного!
Нет,  не  похож Чурсин на  преступника.  Тут какое-то невероятное совпадение
случайностей.  Однако разобраться в  этой  истории нужно  обязательно.  Имея
право  на  доверие,  Темирбеков должен  был  детально проверить убедительные
факты.  Свою  находку  старший лейтенант завернул в  лист  чистой  бумаги  и
спрятал в карман.
     В город вернулись поздним вечером. Высадив Темирбекова, Чурсин собрался
развернуть машину  и  уехать,  однако  тот  пригласил его  в  свой  кабинет.
Водитель с неохотой подчинился настойчивой просьбе.
     - Садитесь,  -  предложил старший лейтенант и,  неторопливо развертывая
бумажный сверток,  внимательно наблюдал за Чурсиным.  Когда кусачки легли на
стол, тот равнодушно посмотрел на них.
     - Знакомы вам эти кусачки?
     - Первый раз вижу.
     - Как?! - удивленно приподнялся над столом Темирбеков.
     - Точно, - невозмутимо ответил Чурсин. - А вообще-то мне такие нужны...
     - Да я же их взял в кабине вашей машины, под сиденьем!
     - У меня их никогда не было. А раз не было, то и взять их невозможно. И
если кто нашел кусачки в моей машине, значит, он сам их положил туда.
     - Я  прошу  вас,  -  спокойно,  с  подчеркнутым  хладнокровием произнес
Темирбеков, - хорошо подумать, прежде чем отвечать на мой вопрос.
     - Могу еще раз повторить: кусачки не мои, - раздраженно ответил Чурсин,
- у меня их никогда не было.
     Темирбекова сбивала  с  толку  уверенность водителя,  который  даже  не
пытался выкручиваться,  а упорно стоял на своем.  Конечно,  кусачки -  улика
явная,  и  старший лейтенант имел полное право задержать Чурсина.  Но что-то
удержало его от  этого шага,  и  он  отпустил шофера.  На  следующий день он
вызвал к себе на допрос его жену. Та сразу же категорически заявила:
     - Вы не знаете Володю. Он никогда чужого не возьмет. Так получилось и в
этот раз.
     - Странно. Откуда тогда взялись у него кусачки?
     - Ничего  странного  здесь  нет,   -   с   женской  последовательностью
проговорила она.  -  Я  сама  шофер,  имею  удостоверение на  право вождения
автомобиля,  потому отлично разбираюсь в  двигателе.  Я часто помогаю Володе
ремонтировать его машину,  потому и знаю весь его инструмент. Эти кусачки не
Володины. Понимаете, он уже несколько раз побывал во всех магазинах и не мог
найти себе таких.  Дефицит, говорит. А об этих, что у вас в руках, он ничего
не  знает,  потому и  не  признал.  Под сиденье я  их положила сама.  В  его
отсутствие.
     - Где же вам удалось их найти?
     - Кусачки нашла Таня, наша четырехлетняя дочка.
     - Где?
     - В комнате.
     - Что?!  - удивленно посмотрел на нее Темирбеков. - То кусачек нет ни в
одном магазине, то вдруг они валяются у вас в комнате?
     - Ничего тут загадочного нет.  Хотя...  -  она на минуту растерялась. -
Удивительно.  Нашла их Таня шестнадцатого ноября,  а  пятнадцатого мы с  ней
ездили в совхоз.  Вернулись поздно, - вспоминая, она наморщила лоб. - Володя
всегда нас встречал,  а в этот раз не вышел,  спал уже.  На столе стояли три
бутылки "Московской". В комнате страшный беспорядок, словно кто-то дрался. Я
с Танюшей прибрала вещи и решила еще утром спросить мужа,  кто приходил,  да
поругать его.  А потом как-то забыла, а тут Таня кусачки нашла. Раз Володя о
них не говорил, то он ничего не знал...
     - Сколько, по-вашему, было гостей?
     - С Володей трое.  В этом-то я уверена.  На столе было три бокала и три
вилки.
     - Извините,  я вас задержал, - взглянув на часы, сказал Темирбеков. Как
только  за   посетительницей  закрылась  дверь,   он  сразу  же  позвонил  в
автохозяйство и попросил, чтобы Чурсин тут же непременно зашел к нему.
     Чурсин молча вошел в  кабинет и  сел на тот же стул,  на котором только
что сидела его жена.  Снял фуражку и смял ее почерневшими от машинного масла
и металлической пыли пальцами.
     - Что  вы  ко  мне прицепились?  -  возмущенным тоном спросил он.  -  В
автобазе ребята уже косятся на меня. Не левак ли, не попался ли...
     - Пятнадцатого к вам приходили двое?  -  не удостоив его ответом, задал
вопрос старший лейтенант.
     - Ну, приходили.
     - Кто они?
     Чурсин с  внезапным любопытством посмотрел на следователя и  сразу стал
охотно отвечать.
     - Одного я  не  знаю.  Помню только,  что  зовут Юрием.  В  тот день он
разошелся с  женой и  просил меня  перебросить вещи к  каким-то  знакомым за
сорок километров от города.  Я пришел домой уставший и потому отказался.  Он
обиделся на меня,  позавчера прошел и даже не поздоровался.  А,  может, и не
признал.
     - А второй, ну тот, что с родинкой!
     - Родинки я у него не заметил. У Юрия была царапина под левым глазом. В
тот день была, а позавчера, когда встретились, уже ничего не заметно. Второй
же работает у нас токарем.
     - Фамилию не помните?
     - Как не помню! Рощин... Александр. Точно! Минуточку! Вспомнил! Товарищ
старший лейтенант,  те кусачки,  которые вы нашли у меня,  я видел у Рощина.
Когда я отказался перевозить вещи,  он замахнулся ими на меня.  Я ударил его
по руке, и тут мы сцепились, а Юрий полез разнимать нас...
     - Спасибо, Владимир Васильевич. Какой рейс сегодня делаете?
     - Три сделал, в четвертый собирался, да тут к вам вызвали...
     - Что ж, счастливого пути.
     В  автохозяйство они  поехали  вдвоем.  Один  из  сотрудников отделения
милиции переоделся в штатское, а Темирбеков остался в повседневной форме. На
территории базы держались друг от друга на расстоянии, стараясь, чтобы никто
не заметил их знакомства. Темирбеков сразу же направился в отдел кадров.
     - Рощин Александр работает у вас?
     - Рощин? Знакомая фамилия и совсем недавно слышала. Сейчас посмотрю.
     Инспектор, высокая и полная женщина в очках, долго перебирала карточки,
затем проговорила:
     - Нет, уже не работает. Вчера получил расчет и, кажется, уехал.
     - А если не уехал, где его можно найти?
     - Ничем помочь не могу. Его адрес, к сожалению, в карточку почему-то не
внесен.
     - Клавдия  Григорьевна,   а  я  сейчас  видела  Рощина  в  токарном,  -
произнесла девушка,  молча стоявшая возле барьера.  -  Он  на  станке что-то
вытачивает.
     - В чем он одет? - быстро спросил старший лейтенант.
     - На нем серый костюм. И темные защитные очки.
     Напарник Темирбекова, с которым он успел переговорить в укромном месте,
в  грязном  комбинезоне,   подбрасывая  кусачки  рукой,   остановился  возле
токарного станка  и  стал  приглядываться к  работе токаря.  Тот  недовольно
поморщился, приподнял защитные очки, и тут же остановил станок.
     - Эй ты, чумазый, а ну-ка дай сюда кусачки.
     - Ишь чего захотел, - рассмеялся тот и шагнул в сторону.
     - Я тебе говорю?! По загривку захотел?
     И,  быстро догнав незнакомца,  выхватил у  него кусачки,  несколько раз
перевернул их в руке, рассматривая, замахнулся.
     - Гражданин!?  -  послышался резкий голос Темирбекова.  -  Что  тут  за
хулиганство?
     - Понимаете, товарищ старший лейтенант, этот замухрышка прикарманил мои
кусачки...
     - Это уже нехорошо. Как ваша фамилия?
     - А ваше какое дело?
     - Ну что ж, в другом месте скажете. А ваша?
     - Рощин.
     - Помогите мне,  товарищ  Рощин,  доставить этого  субъекта в  райотдел
милиции. Здесь недалеко.
     - Милиции я всегда готов помочь,  - фальшиво оскалился Рощин. - А таких
к ногтю надо, - кивнул тот в сторону "замухрышки".
     - Сегодня кусачки взял, завтра в банк залезет...




     - А  теперь расскажите,  гражданин Рощин Александр Тимофеевич,  как все
это произошло? - в своем кабинете спросил Темирбеков.
     - А очень просто, товарищ старший лейтенант. Стою я у станка. Смотрю...
     - Нет,  я  не об этом.  Расскажите,  как в ночь на четырнадцатое ноября
похитили из четвертого магазина деньги и ценности?
     - Вы что?
     Темирбеков молча выложил на стол осколки разбитого стекла,  алюминиевую
проволоку и  кусачки,  которые  Рощин  охотно  отдал  еще  в  мастерской как
вещественное  доказательство.   Затем  осторожно  опустил  на  белый  картон
секундную стрелку.  В это время в кабинет вошел человек,  у кого Рощин отнял
кусачки. Он был в форме сотрудника милиции...



                       доктор юридических наук



     Здешние места Петров полюбил сразу.  И  хотя долгое время прожил он  на
юге и юго-востоке Казахстана и привык уже к теплу, северная сторона пришлась
ему по душе.  Василий Иванович и  не сетовал на то,  что перевели его в этот
областной городок,  возникший еще в пору покорения Сибири. Понравились ему и
районы,  богатые лесами и озерами невиданной красоты. В одно из таких мест и
приехал он работать старшим следователем областной прокуратуры.
     В  то  лето расследовал он преступления некоего кооператора,  как потом
оказалось,   связанного  с   жуликами  более  широкого  масштаба.   Отправив
арестованного в  областной центр,  Петров задержался для  допроса нескольких
свидетелей в глухом, затерявшемся среди лесов селенье.
     Ранним утром  начал он  неспешный разговор с  пожилой уборщицей сельпо.
Трудная это была беседа.  Свидетельница путала факты, даты, долго обдумывала
ответ,  ссылаясь на неважную память.  Все это было довольно-таки наивно,  во
всем   сквозило  плохо   замаскированное  притворство.   Поведение  уборщицы
следователя не удивляло: арестованный жулик сбывал товары с ее помощью.
     Неизвестно,  как  долго продолжался бы  этот скучный и  уже  начинавший
раздражать следователя разговор,  если  бы  не  голоса  на  улице  и  приход
уполномоченного милиции Самарцева.
     - Извините, Василий Иванович, но сообщение очень важное. Час назад дети
обнаружили в лесу труп.
     Петров выжидательно молчал.
     - Я это к чему.  Районный следователь и прокурор уехали в дальнее село.
Так что убедительно прошу вас возглавить осмотр места происшествия и принять
дело к производству...
     Допрос  пришлось  прервать.  Дело  об  убийстве промедления не  терпит.
Петров  потянулся к  своему  чемодану,  продолжая слушать  торопливый доклад
Самарцева.
     - С районом я созвонился,  Василий Иванович!  Выслали оперативника,  но
ему-то добираться до нас трудновато.  Участковый врач тоже вызван.  Он у нас
хоть и терапевт, но в судебной медицине силен, кое-чем интересуется...
     Петров уже открывал чемодан. Каков бы ни был характер его командировки,
он обычно имел привычку укладывать в  чемодан свою старенькую полевую сумку,
в которой,  казалось, умещалось все, что может понадобиться в непредвиденных
случаях.
     Почти с  женской аккуратностью в ней были уложены реактивы и пленки для
проявления  невидимых  отпечатков пальцев  преступника,  кожаный  мешочек  с
гипсом  (вдруг  потребуется  снимать  гипсовые  слепки  следов  ног,  копыт,
автомобильных скатов),  резиновые перчатки, кисточки, миллиметровая бумага и
прочие  предметы  из  "хозяйства"  следователя.  Был  здесь  и  "фотокор"  с
полудюжиной" заряженных кассет.
     - Как двинемся?  -  спросил Самарцев, когда прибыл запыхавшийся молодой
врач,  тоже с чемоданчиком.  -  Можем поехать, но это порядочный крюк, лучше
пойти напрямик через лес по тропке. Всего минут пятнадцать ходу.
     У избы уже толпились,  возбужденно переговариваясь, взволнованные люди.
Шутка ли - в лесу убитый! Такого случая даже старики не помнят.
     Когда  Самарцев,  Петров и  врач  вышли  из  ворот,  говор прекратился.
Собравшиеся  расступились,   пропустили  вышедших,   а  затем  тронулись  за
представителями власти.
     Самарцев остановился.
     - Вот что,  дорогие товарищи.  Если мы все туда нагрянем, то произойдет
одна толкучка.  Нам всего пятеро нужны.  Двое понятых,  значит, и трое, если
куда потребуется послать.
     Он тут же отобрал нужную пятерку.
     - А тебе,  Федюшка, такое ответственное задание. Беги на конюшню, скажи
конюху,  что  я  приказал дать  тебе  коня,  и  лети  во  вторую  бригаду  к
председателю сельсовета. Желательно, чтобы он поскорее к нам приехал.
     Пятнадцатилетний  парнишка  даже  покраснел  от  гордости  и   помчался
выполнять ответственное задание.
     Остальные не стали спорить и с кислыми лицами побрели в разные стороны.
     Самарцев шел впереди,  а  за  ним гуськом по  лесной тропинке следовали
остальные.  Тропинка кружила по холмам,  заросшим лиственницей.  Лиственницу
сменили сосны.
     Удивительно красив сосновый бор!  И  Петрову как-то  не  верилось,  что
именно здесь, среди такой красоты, можно убить человека.
     А  убийство  совершено.  Свидетельство тому  бездыханное тело  мужчины,
которое убийца забросал хворостом. Три глубокие раны на затылке указывали на
то, что смерть была насильственной.
     Самарцев и понятые осторожно сняли с трупа сухие ветки. Доктор нагнулся
над погибшим.
     - Умер часа три-четыре назад, - заключил он.
     - Значит,  ребятишки нашли его, можно сказать, сразу же после убийства,
- предположил Самарцев.  -  Давайте поспешать, Василий Иванович, глядишь, по
живому следу настигнем!
     - В принципе, я с вами, Сергей Федорович, согласен, - ответил Петров. -
Быстрота в  нашем деле действительно нужна,  а вот неоправданная поспешность
может принести вред.  Начнем с  того,  что очевидно,  а вы обойдите поляну и
обратите внимание на следы.
     Через несколько минут труп был  сфотографирован,  измерен и  занесен на
схему. Карманы пиджака и брюк убитого оказались вывернутыми. В них ничего не
было.  Ничего!  Это вносило в расследование серьезное осложнение,  тем более
что Самарцев, понятые и другие местные жители не смогли опознать погибшего.
     - Нездешний человек, - заявили они в один голос.
     - Не  знаю,  как  вы,  -  задумчиво  проговорил  Петров,  обратившись к
Самарцеву и врачу,  -  а я убежден,  что убийца нанес свои удары не здесь, а
где-то в другом месте.  Доказательств этому много,  а главное -  отсутствует
кровь.  Да  и  поза  трупа  кажется  странной  лишь  до  тех  пор,  пока  не
догадаешься,  что его волокли по  земле за  ноги.  Поэтому-то и  закинуты за
голову руки и собрана под мышками рубашка.
     - А  ведь и  правда!  -  с  удивлением воскликнул Самарцев и  хотел еще
что-то пояснить.
     - Минутку,  -  перебил его следователь,  -  волокли труп, видимо, с той
стороны, куда сейчас направлена голова.
     - Как раз в той стороне дорога,  проселок! - вставил словечко понятой -
пожилой мужчина,  к  которому участковый относился с подчеркнутым уважением.
"Полвойны в разведке прослужил", - говорил о нем Самарцев, когда представлял
следователю отобранных им понятых.
     Петров поинтересовался, далеко ли дорога, какой там грунт.
     - Глина там.  Как пройдет дождь -  грязища!  -  степенно ответил бывший
разведчик.
     - Тогда все, вроде, сходится, - сказал Василий Иванович, в самом начале
осмотра обративший внимание на то,  что спина и  нижняя часть одежды убитого
выпачкана желтоватой землей.
     Дождь прошел перед рассветом.  Здесь, в лесу, на песчаной возвышенности
грязи нет,  но внизу она,  конечно,  должна быть.  Значит,  место,  где было
совершено преступление,  надо искать где-то в районе дороги.  Тем более, что
жертвой преступления стал, скорее всего, нездешний, приезжий человек. Петров
опустился на колени и почти припал щекой к земле, вызвав тем самым удивление
своих помощников. Теперь он видел отчетливо то, что искал: отблеск на хвое -
полосы волочения.
     - Останьтесь  пока  здесь,   Сергей  Федорович,  -  сказал  следователь
участковому,  -  помогите доктору оформить записи, а мы пойдем, поищем место
убийства.
     Чем  ближе  подходил  Петров  к  дороге,  тем  увереннее вырисовывалась
полоса.  Грунт  становился мягче,  стали заметнее оттиски каблуков,  которые
оставил преступник,  волочивший свою  жертву к  поляне.  Кое-где  попадались
красные мазки, а затем потянулась сплошная кровавая линия.
     Лес  кончился.  Впереди -  глинистый обрывчик,  от  которого начинается
лощина.  По  ее  дну  змеится  проселочная дорога,  исполосованная глубокими
колеями.  Лентами тянутся полосы,  продавленные колесами повозки.  Наполнены
водой "чашки" от конских копыт и "лодочки" от обуви.
     Когда спустились с  обрывчика к  дороге,  Петров сразу заметил пень,  а
около него -  тонкий слой свеженабросанной земли,  плохо скрывавшей большое,
темно-красное  пятно.  Вот  оно,  место  трагической гибели  человека,  пока
неизвестного...
     На  сырой глине много мужских следов,  но  ни одного ясного!  Словно их
нарочно затаптывали. Впрочем, вполне возможно, что так оно и было.
     - Здесь,  по-видимому,  закусывали,  -  высказал  предположение понятой
Андрей Акимович Парамонов,  колхозный ветеринар, большой любитель литературы
по криминалистике.
     Он  был  прав.  На  пне и  около него валялись крошки хлеба,  шкурка от
колбасы,  промасленная бумага,  кусочки рыбных консервов. А вот банка из-под
"судака", почти пустая.
     - Закусывали не так давно,  -  продолжал Андрей Акимович,  -  во всяком
случае,  после дождя.  Смотрите,  в  банке нет воды,  крошки хлеба и  бумага
сухие!
     Итак,  место преступления найдено,  но  оставалось еще  много неясного.
Какую цель преследовал убийца? Корысть? Если судить по вывернутым карманам -
да. Но известно немало фактов, когда преступник поступает так из соображения
маскировки своих  истинных  целей.  Петров  привык  разгадывать следственные
загадки, мысленно задавая себе вопросы и отвечая на них.
     "Кто же здесь завтракал?  Бесспорно,  потерпевший. Почему бесспорно? Да
хотя бы  потому,  что  в  складках его гимнастерки находились крошки хлеба и
кусочки рыбных консервов.  Один он завтракал или нет?  Трудно сказать. Пока,
конечно...  Теперь об убийце.  Он -  местный житель?  Скорей всего,  да. Ему
нужно было  выиграть время,  сделать так,  чтобы преступление не  обнаружили
сразу.  Надо успеть добраться до дома, укрыться, замести следы, сфабриковать
алиби. Именно поэтому он оттащил труп с дороги и присыпал лужу крови. Убийца
не из местных так бы не сделал.
     Петров вышел на  дорогу,  прошел по  ней  в  одну сторону,  в  другую и
убедился, что труп и лужа крови были бы сразу же замечены любым проезжим или
прохожим. Это обрадовало его. Значит, ему удалось правильно понять возможный
ход мыслей преступника.
     Петров все  время  думал не  о  нескольких преступниках,  а  об  одном.
Почему?  Прежде всего потому, что он не заметил признаков, которые указывали
бы на участие в убийстве нескольких лиц.  Например, там, где кусок земли был
затоптан,  следователь видел  оттиски одних  и  тех  же,  правого и  левого,
каблуков.  Такого же размера каблуки врезались в  раскисшую глину у  дороги.
Эти следы оставлены не убитым.  На его ногах ботинки с каблуком из узорчатой
резины. Судя по следам, волочил труп в лес тоже один человек...
     - Василий Иванович,  а что если в кустах пошарить?  -  окликнул Петрова
понятой.
     - Конечно,   конечно.  Сейчас  обязательно  посмотрим,  только  давайте
посоветуемся.  Я  думаю,  что вот эта колея на дороге и вот эти следы лошади
появились после дождя. А вы как считаете?
     - Это  по  моей  части,  -  воскликнул ветеринар  и,  согнувшись,  стал
медленно двигаться вдоль  колеи.  -  Точно!  Колея проложена по  грязи.  Вот
смотрите, здесь пригорочек и грязь разрезаны колесами, а донышко сухое. Кабы
подвода проехала до  дождя -  все  было бы  мокрое.  Видать телега-то  имеет
отношение к убийству.
     - Значит,  мнение единое,  -  подытожил Петров. - Теперь посмотрим, что
имеется в окрестностях.
     Старому проводнику Петрова Мангыбаю, с которым служил он на Мангышлаке,
было бы приятно наблюдать за ходом детальнейшего осмотра.  Почти так же, как
старый следопыт,  следователь пошел от  пенька по  раскручивающейся спирали,
постепенно расширяя круг поиска.  Вот он достиг кустарника, вошел в заросли.
Остановился.
     - Прошу сюда!
     Понятые быстро вошли в кустарник.
     - Смотрите!
     На  траве лежал топор.  На  его лезвии отчетливо виднелись бурые пятна.
Топорище было выкрашено в зеленый цвет.
     - Чудак  какой-то  хозяин  топора,   -  сказал  понятой,  -  зачем  ему
понадобилось ручку раскрашивать?
     - Удивляться, молодой человек, надо не тому, что топорище раскрашено, а
тому, что убийца оставил против себя верную улику, - вмешался Парамонов.
     - Почему вы считаете, что топор - верная улика?
     Почувствовав серьезность момента, ветеринар вынул из кармана платок, не
торопясь вытер очки,  которыми,  кстати,  пользовался только для чтения.  Он
явно наслаждался тем,  что следователь,  человек опытный, с нетерпением ждет
ответа.
     - Извольте.  Километров за  двадцать отсюда  есть  село  Песчаное.  Там
проживает много чудаков, которые в порядке щегольства что ли или хвастовства
друг  перед другом раскрашивают не  только лавки,  табуретки и  наличники со
ставнями,  но и  разные инструменты,  вроде граблей и топорищ.  Знаете,  как
бывает у нас в деревнях:  один что-нибудь удумает, а другие за ним! Учитывая
все это, я и подумал, не из Песчаного ли топорик-то?
     - А вы действительно криминалист!  - искренне похвалил понятого Петров.
- Мыслите оригинально,  но  нельзя сбрасывать со счета и  то,  что топор мог
принадлежать убитому.
     - Да-а-а... - удивленно протянул Парамонов. - Может, конечно, и так, но
только вряд ли...
     Озадачен он был лишь несколько секунд. Подумав, оживленно воскликнул:
     - А  что из  того,  что топор мог принадлежать убитому!  Все равно надо
пошарить в Песчаном, может быть, убитый оттуда!
     В это время из леса выехали следователь районной прокуратуры Иманкулов,
председатель  Дубровского  сельсовета   молодцеватый  Гарбузенко,   бригадир
трактористов Колосов, еще не сносивший после действительной свою танкистскую
форму, и оперуполномоченный уголовного розыска Давлетбаев.
     Неожиданному подкреплению Петров очень обрадовался.  Как кстати прибыла
эта группа! Теперь можно распределить роли и начинать розыск.
     Гарбузенко и Колосов уже побывали около трупа.  Они знают все население
в округе,  но потерпевшего раньше никогда не встречали.  "Можно считать, что
потерпевший нездешний,  - размышлял Петров, - тогда чего же ради он оказался
в этом глухом углу?!  Почему решил завтракать рано утром на дороге, когда до
села оставалось полчаса хода?  Видимо,  не  знал этого...  Эх,  если бы была
перед глазами карта!  Тогда можно было бы лучше разобраться и понять, откуда
и как шел или ехал убитый".
     - На что вам карта? - удивился Гарбузенко, когда Петров поделился с ним
своими мыслями.  -  Пойдемте вон на  ту  бестравную плешинку,  я  вам сделаю
карту!
     Срезав прутик и заострив конец, председатель сельсовета стал чертить на
влажной земле схему и попутно объяснять ее:
     - Вот здесь Дубровское,  вот дорога,  на которой мы стоим. А вот там, -
Гарбузенко махнул рукой в  сторону,  противоположную Дубровскому,  -  в  той
стороне шоссейка областного значения.
     - А  не  могло случиться,  что потерпевший ехал по  шоссе на  автобусе,
затем сошел и отправился по этому проселку пешком?
     - Свободно!
     - Если этот человек оказался здесь впервые,  то,  конечно, не знал, что
близко есть село, и решил отдохнуть и позавтракать здесь.
     Оставался  последний  вопрос:   мог  ли  приезжий  не  иметь  при  себе
документов и вещей, ну хотя бы сетки или мешочка для консервов, хлеба.
     Давлетбаев резонно заметил:
     - Конечно, потерпевший все имел. Отобрали. Убили и отобрали! Карманы-то
брюк вывернуты!
     Своей репликой Давлетбаев подтвердил выводы Петрова. Надо действовать!
     - Давайте  быстро  зафиксируем следы,  а  затем  распределим дальнейшую
работу, - решительно сказал Василий Иванович.
     Гарбузенко,  Колосов  и  понятые  с  интересом  наблюдали за  тем,  как
следователи возились на дороге.  Вначале они измерили колею,  потом следы от
копыт,   следы  человека.   Из  грязи  были  вытянуты  гипсовые  немочки,  с
поразительной точностью схватившие и  рисунок  подковы и  дырку  на  подошве
ботинка.
     Минут через десять районный следователь Иманкулов и  медик принялись за
составление протокола осмотpa,  а участковый быстро зашагал к шоссе,  сжимая
под  мышкой  топор.  На  попутном  автомобиле  ему  предстояло добраться  до
Песчаного,   где  живут  любители  ярких  красок.   Гарбузенко  и   бригадир
направились пешком  в  Дубровское  с  поручением Петрова,  а  сам  Петров  и
Давлетбаев на  лошадях председателя и  бригадира поехали по обочинам дороги,
вглядываясь в колею.
     Возможно,  что подвода,  по следам которой они едут,  имеет отношение к
убийству и  правит лошадью убийца.  "В  таком  случае,  -  думал  Петров,  -
преступник будет найден сегодня же".
     Давлетбаев настроен скептически. Не отрывая прищуренных глаз от дороги,
он рассуждает вслух:
     - Следы,  конечно,  отчетливые,  хорошо видны, можно и рысью ехать - не
потеряешь.  Но где гарантия, что это именно те следы, которые нам нужны? Кто
видел, что на телеге ехал убийца? Может, проезжал какой-нибудь колхозник еще
до убийства. Тогда что?
     Те же сомнения не покидали и  Петрова,  но чтобы успокоить спутника,  а
заодно и себя, он сказал:
     - Скорее всего,  на подводе проехал убийца. Вы же слышали мнение врача.
Он  считает,  что  преступление было  совершено около шести утра.  Дождь шел
ночью и  перестал к  утру.  Судя  по  следам,  подвода проехала после дождя.
Видите,  донышки следов сухие.  Одежда на трупе намокла только снизу, потому
что его волокли по мокрой земле.  Наверное,  у убитого было пальто или плащ,
так как его ботинки и концы брюк намочены,  а вся одежда выше - сухая. Будем
рассуждать дальше. Скомканная бумага, которая валялась у пенька, тоже сухая.
Видимо, в нее были завернуты продукты, хранившиеся в чем-то, не пропускающем
влаги. Получается, что время убийства и проезда подводы совпадают. Местность
же здесь пустынная,  движения на дороге почти нет. Только что за сеном да за
дровами!  За время, пока мы находимся здесь, ведь ни один человек не проехал
и не прошел.
     Всадники продолжали двигаться рысью.  Но что это?  Появился след второй
телеги.  Он  пролегал с  целины  и  выворачивал на  дорогу.  А  может  быть,
наоборот, свернул на целину подводчик, которого они преследовали?
     - Все в порядке,  -  успокоился Давлетбаев. - Смотрите на следы копыт -
лошадь тянула телегу на дорогу!
     Петров  заметил,  что  расстояние между  копытами второй лошади больше,
зацепная передняя часть подков глубоко врезается в грунт.
     "Мангыбай решил бы, - подумал следователь, - что лошадь шла размашистой
рысью.  Мангыбай к  тому же сказал бы,  что в телеге не было большого груза.
Разве хороший хозяин погонит лошадь,  если воз тяжелый?  Наверное,  лежало в
телеге немного сена. Иначе откуда бы на дороге появились сухие былинки".
     Между тем кончился лесной массив,  и  проселок запетлял среди небольших
холмов.  Слева,  на пригорке,  показались избы и садики Дубровского.  Дорога
здесь разделилась.  Одна ее ветвь сворачивала к  Дубровскому.  По ней ездили
только вчера до дождя,  так как колея и  лошадиные следы расплылись в лужах.
Оба подводчика миновали поворот и поехали в сторону Песчаного.
     - Неплохо! - обрадовался Петров.
     Но  вот  еще  одна вынужденная остановка.  Петрову показалось,  что  не
вторая колея  покрывает первую,  а  наоборот.  Если  это  так,  то  подвода,
выехавшая с  целины,  обогнала первую.  Пришлось возвращаться и искать место
обгона.  Вот оно!  Судя по следам, вторая подвода повернула влево, некоторое
время ехала по обочине и вновь свернула на дорогу.
     - Считайте,  что  мы  заполучили первого  свидетеля,  -  удовлетворенно
заметил Петров,  -  второй подводчик торопился, обогнал и, безусловно, видел
того, который нас интересует.
     Петров и Давлетбаев меньше всего предполагали,  что встреча с очевидцем
состоится буквально через несколько минут.  Нашли они  его у  полевого стана
трактористов,  что  располагался недалеко  от  дороги.  Подводчиком оказался
колхозный кладовщик.  Узнав,  в  чем  дело,  он  со  сдержанным любопытством
оглядел спешившихся всадников.
     - Ну  и  молодцы!  Действительно,  уголовный розыск!  Ничего не  скажу,
выследили правильно.  Действительно,  от  стогов я  выехал на  дорогу.  Кого
обгонял?  Подводу.  Ехал на ней этот,  как его,  Бобруйский.  Фамилия у него
какая-то другая,  а Бобруйский -  прозвище. Он все выхваляется: "Вот у нас в
Бобруйске".  Ну и  прозвали.  Живет где?  А где ему еще жить,  как не у себя
дома,  где-то на выселках у Песчаного.  У него семья,  вроде,  есть,  ну там
жена,  ребятишки,  живность,  значит,  куры,  свиньи и все такое. Вроде бы в
колхозе работает. Звонарь отменный! Пустой, словом, человек, пустобрех!
     На  вопрос,  как вел себя Бобруйский,  когда он его обогнал,  кладовщик
ответил:
     - А  никак не  вел.  Пока его нагонял,  он  все оглядывался,  зыркал по
сторонам.  Объезжать стал,  поздоровались. Одно мне чудным показалось. Сидел
он,  прикрывшись сеном,  вроде,  в  одних подштанниках.  Что за блажь пришла
такая!
     Смеркалось, когда Давлетбаев и Петров подъехали к околице Песчаного.
     Еще издали Василий Иванович заметил человека, сидящего под деревом, что
росло  метрах в  ста  от  села.  Когда поравнялись с  деревом,  с  корневища
поднялся участковый Самарцев.
     - Я  сюда  быстро  на  попутной машине  добрался и  уже  часа  два  вас
поджидаю,  - говорил он, - решил на въезде встретить. Придется действовать с
ходу.   Топор,   похоже,   принадлежит  бригадиру  плотников  Федорову,   по
деревенской кличке Бобруйский.  Он  часа четыре назад приехал со  станции и,
представьте, непременно должен был проезжать мимо того пенька, где совершено
убийство.  Одна старуха видела,  как Федоров,  не заезжая в село, свернул на
речку и  там что-то  полоскал.  Я  думаю,  окровавленную одежду отстирывал в
холодной воде.  Видно,  опытный,  знает,  как кровь снимать.  Сейчас Федоров
сидит в правлении колхоза на совещании бригадиров.
     - Спасибо большое,  Сергей Федорович.  Можно сказать,  собрали максимум
информации, - поблагодарил Петров участкового.
     - Только вот одно меня смущает, Василий Иванович, - продолжал Самарцев,
- мотив. При осмотре картина рисовалась такая, что вроде убийца позарился на
вещички или на деньги.  Навряд ли Федорову нужно было барахло. Хорошо живет.
Дом  -   полная  чаша,   заработок  отличный.   Свиней  и  птиц  для  базара
откармливает. Сомнительно, чтобы он позарился на какую-нибудь мелочь.
     - Аргументы, конечно, убедительные, но посмотрим...
     Встреча  с   Федоровым  состоялась  у   крыльца  колхозного  правления.
Бригадиры  расходились по  домам.  Федоров  с  крыльца  заметил  участкового
уполномоченного и двух в штатском.  Ощутил холодок в груди,  однако заставил
себя успокоиться и даже развязно крикнул:
     - Здорово, участковый! Чтой-то зачастил?
     - О тебе соскучился,  -  в тон ему ответил участковый.  - Поди-ка сюда,
дай семечек, стыдно одному щелкать!
     Наделяя семечками новых знакомых, Федоров начал успокаиваться. Самарцев
оглядел Федорова с ног до головы.
     - Сразу видно,  что  бригадир плотников хорошо зарабатывает.  Несколько
раз в  день штаны меняет.  Приехал со  станции в  одних,  а  теперь гуляет в
других.
     Петров и  Давлетбаев не  принимали участия в  разговоре и  наблюдали за
Федоровым.  От них не укрылся испуг,  мелькнувший в его глазах. Но только на
миг, а затем рот Федорова растянулся в улыбке.
     - А што нам, столярам, деньги есть и штаны меням! - сострил он.
     - Идите быстро домой!  -  неожиданно произнес Давлетбаев тоном приказа,
при этом пристально глядя на Федорова.  - Быстро домой! Я занес вам топорик,
который вы забросили в кусты.
     На этот раз Федоров растерялся.  Из руки просыпалось несколько семечек.
Он круто повернулся в сторону молчавшего Петрова,  который полусогнутую руку
держал в кармане.
     Во   взгляде  Федорова  следователь  уловил  то,   что   заставило  его
действовать решительно.
     - Спокойно, Федоров. Не шевелиться!
     Давлетбаев привычно ощупал пиджак и  брюки Федорова,  проверил карманы,
голенища сапог, рукава.
     Федоров  резко  оглянулся.  Но  там,  сзади  у  забора,  группой стояли
бригадиры,  настороженно следившие за всем происходящим. Ситуация для побега
неподходящая. Этот чернявый, наверное, сразу же подстрелит.
     Из правления вышел председатель.  Петров отвел его в сторону и,  в двух
словах объяснив суть дела, попросил успокоить народ.
     После разговора с председателем Петров приказал Федорову:
     - Ведите к себе домой!
     ...Обыск  в  доме  Федорова закончен.  Изъяты еще  не  просохшие брюки,
рубашка,  усыпанная бурыми точками. Найдены завернутые в тряпку документы на
имя Тарасенко,  неделю тому назад освобожденного из колонии.  На огороде,  в
ботве, нашли мешок с нехитрыми мужскими пожитками.
     Перед  концом  обыска Петрову пришлось отлучиться в  правление колхоза.
Его срочно вызывали к телефону из Дубровского.
     Голос Гарбузенко был слышен очень плохо.  Казалось,  что говорит он  из
далекого Владивостока,  а не из соседнего Дубровского, до которого всего два
десятка километров.  С  трудом Петров понял,  что  к  одному из  колхозников
должен был на днях приехать двоюродный брат, освободившийся из заключения.
     - За что он был осужден?  -  надрывался Петров, кляня на чем свет стоит
связистов. Он долго не мог разобрать слов Гарбузенко, заглушавшихся треском.
Кое-как выяснил, что Тарасенко сидел за растрату.
     "Молодец Гарбузенко,  -  подумал Петров,  вытирая со  лба  пот.  -  Все
сделал, как надо, и довольно быстро".
     Оформив результаты обыска  и  задержания,  Петров  приступил к  допросу
Федорова.
     Допрос  оказался трудным.  Федоров трусил,  но  пытался скрыть это  под
маской наглой развязности.  Он  лгал и  тут же  отказывался от  придуманного
варианта,  городил всякую чушь.  Следователь был невозмутим, знал, что через
несколько  дней  у  него  в  руках  будут  результаты  экспертиз,   и  такие
доказательства,  которые заставят Федорова подумать,  не  лучше ли  во  всем
сознаться.
     Задавая вопросы и  выслушивая ответы,  Петров  в  то  же  время  изучал
Федорова,  стремился проникнуть в  его  психологию.  Федоров  неуравновешен,
чувствуется,  что нервы его напряжены до предела.  А  что,  если рискнуть на
лобовой вопрос?  Язык  его  может  сболтнуть правду  раньше,  чем  сработают
сдерживающие центры.
     Подумав немного, следователь решил вначале отвлечь внимание Федорова, а
затем задать вопрос об убийстве в такой форме,  что он автоматически ответит
на него.
     - Ну хорошо,  -  сказал Петров.  - Оставим события сегодняшнего дня. Вы
знаете,  я  не  очень уверен,  что вы  именно Федоров,  и  поэтому прошу вас
сказать мне, кто вы на самом деле?
     Федоров сразу же клюнул, решив, что с убийством в лесу следователь брал
его на пушку.
     - Вот что,  начальник,  я  пойду в  открытую.  Я  сам собирался пойти к
участковому и все выложить. Ведь я фактически давно "завязал". Только боялся
нести повинную.  А теперь вижу - время. Слушайте и пишите. Все скажу. Я вор,
так и запишите. Судился. Сидел. Два с половиной года назад освободился.
     Рассказ Федорова о событиях,  последовавших за освобождением,  выглядел
правдоподобно и,  как следствие убедилось позже,  был правдивым по существу.
Иначе не могло и быть. Опытный и не глупый рецидивист сделал слишком крупную
ставку.  Он  знал,  что  его  показания будут тщательно проверены и  говорил
только то, что имело место в действительности.
     За  четыре  года  до  тех  событий,  о  которых сейчас ведется рассказ,
Федоров был осужден на  пять лет за  грабеж.  В  колонии он  делал вид,  что
работает "на всю катушку",  и  его показатели значительно перекрывали норму.
(Федоров при этом утаил от Петрова,  что показатели были в значительной мере
дутыми,  так  как  запуганный  преступником учетчик  приписывал  ему  лишние
кубометры вынутой  из  котлована земли,  обсчитывая других  заключенных).  В
конечном   счете,    используя   недостатки   старого   законодательства   и
исправительного режима, рецидивисту удалось досрочно "выскочить" из колонии.
Но  Федорова,  хорошо известного службам уголовного розыска по  крайней мере
трех  областей Казахстана,  не  устраивала жизнь  под  контролем.  С  запада
республики он перебрался на север, обеспечив себя новым паспортом.
     - Я хочу, гражданин следователь, чтобы вы мне до конца поверили. Можете
меня  судить  за  пользование  подложными  документами.   Я  не  Федоров,  -
воскликнул он с  дрожью в голосе,  и Петров,  терпеливо слушавший показания,
отметил, что сидящий перед ним не лишен сценических данных.
     - Я  не Федоров Георгий Семенович,  а Стукало Василий Никифорович.  Под
этой фамилией я на учете в милиции состою.  Запросите, и вам пришлют все мои
"хвосты" и карточки в фас и профиль.
     - С  какой же  целью вы,  человек,  законно освободившийся из  колонии,
превратились в Федорова и почему именно обосновались в Песчаном?
     - Решил оторваться от милиции и от своего прошлого, начать новую жизнь!
     - Ничего себе, новая жизнь с подложным паспортом!
     - Правильно,  гражданин начальник.  В этом я виноватый,  но вы цель мою
благородную должны иметь в виду!
     - Ну, хорошо, продолжайте.
     И Стукало продолжал рассказывать. С паспортом на имя Федорова он явился
в  пункт набора рабочей силы одного из западно-казахстанских городов.  Здесь
ему  определенно повезло.  Оформлявший его  работник либо  не  заметил,  что
фотокарточка на  паспорте не очень сходится с  оригиналом,  либо сделал вид,
что  не  заметил.  Пункт  не  выполнял плана.  Людей  не  хватало.  Стукало,
научившийся  в   колонии  орудовать  топором,   пришелся  весьма   кстати  и
моментально получил путевку и проездные деньги в район,  куда входило и село
Песчаное.
     Дальше  жизнь  Стукало сложилась как  по-писаному.  Приезжает в  колхоз
добрый молодец с острым топором за поясом.  Возводят его за удаль и рвение к
труду  в  бригадиры плотников.  Потом  встречает добрый  молодец  вдовушку с
пятистенным домом,  садиком,  коровой,  курами  и  гусями.  Играют свадьбу с
тройками и гармонями, и начинают молодые жить-поживать да добра наживать.
     Не  поведал Стукало следователю лишь о  том,  что завел он в  райцентре
сберегательную книжку.  Собирался он зимой опять начать новую жизнь на новом
месте, прихватив, конечно, все деньги и добро как свое, так и жены.
     А сейчас он сидел перед следователем и расхваливал сам себя.
     - Вы поинтересуйтесь в правлении, как я работаю. Меня в районе на Доску
почета вывешивали! Я одних премий и ценных подарков восемь получил!
     Неожиданно,  вне всякой связи с  болтовней Стукало,  как бы  невзначай,
безразличным тоном Петров спросил:
     - Как же так,  вы - мастер топора, а рубили Тарасенко три раза. Неужели
не смогли свалить с одного удара?
     - Так он еще был живой!  - ответил Стукало и тут же оцепенел. Бледность
покрыла его лицо,  руки упали с колен и повисли.  С ужасом смотрел убийца на
следователя, который так просто вырвал у него страшное признание.
     На этом можно бы и  закончить рассказ.  Но читателю,  конечно,  хочется
знать,  что  побудило  Стукало  совершить  убийство.  Это  станет  ясным  из
приведенной выдержки заключительного обвинения:
     "...Проезжая  18  июля  с.г.  по  дороге,  связывающей село  Песчаное с
железнодорожной станцией, Стукало, он же - Горбатов, он же - Кондратенко, он
же  -  Федоров,  он  же  -  Бобруйский,  встретил в  районе Дубровского леса
Тарасенко В.Д.,  вместе  с  которым отбывал наказание в  колонии.  В  момент
встречи  Тарасенко  завтракал,   расположившись  на   пеньке  около  дороги.
Поскольку  обвиняемый  жил  под  чужой  фамилией  и   пользовался  фиктивным
паспортом,  у него возникло опасение, что Тарасенко может его разоблачить. В
связи  с  этим  обвиняемый решил убить Тарасенко.  Во  исполнение возникшего
преступного умысла Стукало неожиданно для  потерпевшего нанес ему  три удара
топором в область черепа.
     Совершив  убийство,   Стукало   забросал  лужу   крови   землей,   труп
потерпевшего оттащил за ноги в лес на поляну и замаскировал валежником.
     После этого обвиняемый завладел вещами и  документами убитого Тарасенко
и поехал к месту своего жительства - в село Песчаное, где и был задержан".




     Январская ночь  была очень холодной.  Тридцатиградусный мороз добирался
до старых костей сторожа Александра Прокофьевича Решетова даже сквозь добрый
бараний тулуп и ватник.
     Магазин стоял  на  площади;  поодаль от  жилых  домов,  и  ветер  здесь
свирепствовал вовсю.
     "Нашли, где магазин ставить", - со злостью подумал Решетов, приплясывая
на скрипучем снегу.  Не выдерживая пронизывающего ветра, он время от времени
заходит за здание,  чтобы постоять в относительном затишье. За главную дверь
магазина сторож не боялся,  так как в  будке у  крыльца дремал седой от инея
пес.
     Походив,  Решетов привалился к штабелю пустых ящиков и посмотрел на два
ярких  пятна  по  ту  сторону  площади.  Свет  излучают окна  в  доме  Ивана
Николаевича - директора раймага.
     "Чтой-то долго засиделись сегодня Иван Николаевич с супружницей.  Поди,
гости у  них,  коньячок пьют..." -  с завистью подумал сторож.  Под языком у
него скопилась слюна,  а перед глазами - вот она, рюмка с золотистой влагой,
душистой, обжигающей горло и веселящей душу.
     Сторож не  ошибся.  Свет  так  поздно горел в  директорской квартире не
случайно. Стол в большой комнате накрыт модной клетчатой скатертью. На столе
разнообразная закуска и почти пустая уже бутылка грузинского коньяка.
     Только вряд  ли  то,  что  происходило в  комнате,  можно было  назвать
приемом гостей.  По  выражению лиц директора магазина,  его рослой супруги и
заместителя   директора   Фазыла   Шакировича   Сунгатуллина   трудно   было
представить,  что  собрались они  только для  того,  чтобы  приятно провести
вечер.  Поводов для веселья у  Протопоповых и  Сунгатуллина не было никаких.
Приближалась годовая ревизия...
     Два вечера директор и его заместитель занимались в магазине самоучетом,
просмотрели приходные  и  расходные документы,  кассовую  книгу,  ведомости,
вспомнили все свои махинации,  сопоставили документальные данные с  товаром,
пересчитанным продавцами,  и  пришли к  грустному выводу:  не  хватает около
четырех тысяч рублей.
     Кажется,  таскали товары  из  магазина небольшими партиями и  из  кассы
крупных сумм не брали,  а  вот поди ж  ты,  сколько набежало!  Если продавец
Сафаров вернет 1800 рублей,  то дело несколько улучшится. Но что-то долго не
возвращается  он  из  Свердловска,   куда  очередным  рейсом  повез  сбывать
дефицитные товары. А вдруг его там "сгребли"!
     Не подумайте, однако, что Протопопов и Сунгатуллин впали в панику. Нет,
конечно. Они - опытные коммерческие "жучки" - деловито ищут выход, перебирая
разные варианты, вспоминают случаи из практики своей и таких же махинаторов,
как они...
     Обо всем этом сторож,  естественно,  не  подозревал.  Да и  вообще дела
начальства его не волновали.  Но зато очень беспокоило известие,  полученное
сегодня от дочери Клавдии,  которая живет в соседнем селе. Записку привез ее
сосед.   Клавдия  уведомила,  что  любимая  дедова  внучка  Катюша  заболела
воспалением легких,  и  сельская фельдшерица мучает ее  уколами.  Вспомнив о
записке,   Алексей  Прокофьевич  помрачнел,   расстроился  и   решил   утром
отпроситься у  Протопопова на сутки,  чтобы съездить к больной внучке.  Одну
ночь у магазина может подежурить и старуха.
     В  успехе  своей  затеи  Решетов  был  далеко  не  уверен.   Строгий  с
подчиненными,  директор вполне мог и не отпустить. Если бы старик мог читать
чужие мысли на расстоянии,  то он не стал бы терзать себя сомнениями. Именно
в этот момент Протопопов и Сунгатуллин ломали голову над тем, куда бы завтра
вечером  сплавить Алексея  Прокофьевича с  тем,  чтобы  оставить магазин без
охраны.  Решение, к которому они пришли, требовало отсутствия сторожа, а для
этого надо было найти благовидный предлог.
     Собеседники пили коньяк маленькими серебряными рюмочками.  Приобрела их
Протопопова в  ювелирном магазине областного города после того,  как  у  них
побывал в  гостях ответственный торговый работник республиканского масштаба.
Этот  товарищ  ездил  в  служебную командировку за  границу и  рассказывал о
тамошнем  застольном  этикете,   о   сервировке  стола   и   прочих  деталях
заграничного быта.
     Покупки жены всегда портили Протопопову настроение, так как существенно
влияли на вклады в  сберкассу или,  хуже того,  на суммы магазинной выручки,
сдаваемой инкассатору банка.  Он вздыхал, но помалкивал, так как, в конечном
счете,  и ему импонировало то,  что в его квартире всегда все было модным на
зависть жителям райцентра.
     - Положение  наше  с  тобой,   Иван  Николаевич,   действительно  почти
безвыходное.  Если ревизия нагрянет в течение ближайших двух недель -  давай
заранее  сушить  сухари,  -  меланхолично  сказал  Сунгатуллин,  опрокидывая
очередную рюмку.
     - Неужто,  Фазыл,  выхода не найдем?  -  с тревогой спросил Протопопов,
веривший в изворотливость зама.
     Сунгатуллин глубокомысленно замолчал и не открывал рта до тех пор, пока
Протопопова не отлучилась в кладовку за каким-то разносолом.
     - Выйти из положения,  конечно, можно, только человек подходящий нужен.
Мы ему создаем условия,  а  он ломает замок в универмаге,  входит в торговый
зал,  устраивает там кавардак и  уходит.  Утром мы поднимаем хай,  приезжают
милиция,  следователь,  прокурор.  Потом  недостачу  списываем на  воров.  С
запасом, конечно! У нас с тобой не хватает четырех тысяч, а мы спишем шесть.
Для резерва на будущее. И пусть милиция ищет воров днем с огнем...
     - Получается у  тебя,  Фазыл,  все  гладко,  как  по  нотам.  А  где же
человека-то найдем?  Легко сказать -  подыщи!  Я его подыщу, сговорюсь, а он
сбегает в ОБХСС и продаст нас.
     - И  то правда,  -  согласился Сунгатуллин,  -  придется обходиться без
наймитов.  Сами сделаем! Тем более, что в своей торговой практике я имел уже
нечто подобное.  Ладно.  Мне пора домой,  а  то Фатима опять веником влепит.
Договоримся завтра.  Все будет в  ажуре,  только давай думать,  как на сутки
сторожа сплавить.
     ...Трудно сказать,  кто  больше был  обрадован,  сторож или Протопопов,
когда утром в  конторе магазина зашел разговор о  поездке к  больной внучке.
Алексей  Прокофьевич  был   ошеломлен  отношением  директора  к   его  робко
выраженной  просьбе.  Протопопов не  только  согласился немедленно отпустить
старика,  но и разрешил съездить на магазинной подводе. Мало того, он сбегал
в отдел детских товаров и принес куклу.
     - Вот, подари девочке от всех нас. Пусть играет и выздоравливает.
     Сунгатуллин вел себя хитрей. Он знал, о чем идет разговор в конторе, но
ни разу туда не зашел и впоследствии долго отрицал, что магазин был оставлен
без охраны при его участии.
     Продавцы раймага и покупатели видели,  как обрадованный старик запрягал
лошадь  и  вскоре  уехал.   Чуткость  директора  расценивалась  как  событие
необычайное, ибо с подчиненными он обращался без сентиментальностей.
     Не  укрылось  от  людей  и  другое,   а  именно:  некая  возбужденность
руководителей магазина. В течение дня Протопопов и Сунгатуллин несколько раз
уединялись и оживленно перешептывались.
     В  конце  дня  Сунгатуллин принес  в  магазин  какую-то  тяжелую палку,
завернутую в бумагу. Палка по весу и виду напоминала небольшой лом.
     Всем этим фактам тогда никто не придал никакого значения.
     Закрывали магазин,  как обычно, в шесть часов вечера. Кроме Протопопова
и  Сунгатуллина присутствовала уборщица.  Поскрипывая валенками  и  бурками,
продавцы разбрелись по домам.
     Протопопов запер замок, надел чехол, щелкнул пломбиром.
     - Буду  ночью  выходить,  поглядывать,  -  сказал он  и,  простившись с
уборщицей, в сопровождении Сунгатуллина зашагал к дому.
     Около девяти часов вечера директор и зам вышли из калитки.  Вначале они
отправились к клубу.  Купили билеты на последний сеанс,  но в кино не зашли.
Завернув за угол, постоянно оглядываясь, они переулками пошли к площади.
     Обстановка складывалась благоприятно.  На площади - ни души. У магазина
жулики долго  озирались.  Затем медленно,  навстречу друг  другу обошли его,
заглядывая во все закоулки,  и остановились у штабеля пустых ящиков. Штабель
был  сложен пирамидой у  стены магазина,  и  ее  вершина достигала не  очень
крутой крыши.  На выступах ящиков толстым слоем лежал снег.  Шапкой покрывал
снег и крышу. Чернело лишь слуховое окно.
     - Ты,  Иван Николаевич, стой пока здесь, а я проложу следы до слухового
окна, вроде как воры проникли через чердак.
     Сунгатуллин  стал  карабкаться  по  ящикам.  Через  минуту  его  фигура
зачернела на крыше. Потоптавшись у слухового окна, Сунгатуллин стал пятиться
задом...
     - Пусть думают, что воров было двое. Я собирался пролезть на чердак, но
отверстие маленькое, да и пачкаться не хочется. Пошли в магазин, сломаем люк
на чердаке, и все будет в порядке.
     В  ночной тишине щелчок ключа  в  огромном замке показался револьверным
выстрелом.  Протопопов и  Сунгатуллин присели и  стали оглядываться.  Однако
кругом было тихо и спокойно.
     Обругав слишком скрипучую дверь, директор и зам проскользнули в тамбур.
     - Ну,  теперь мосты сожжены, - прошептал Сунгатуллин, - если кто-нибудь
заметит, что на магазине нет замка, и нас здесь застукают, то считай - труба
с барабаном. Впрочем, риск - благородное дело!
     - Значит так,  -  соображал вслух Протопопов, - на ящиках и на крыше ты
следы сделал. Теперь займемся чердаком...
     Из  тамбура был  ход на  чердак через люк в  потолке,  закрывавшийся на
замок снизу.
     Под люк поставили стремянку, Сунгатуллин поднялся на верхнюю ступеньку,
дотянулся до  замка,  открыл  его,  откинул  крышку  и  выбрался на  чердак.
Протопопов в это время поддерживал стремянку и светил фонариком.
     Затем соучастники поменялись ролями. Из люка сверху светил Сунгатуллин,
а Протопопов,  кряхтя и ругаясь,  пополз по стремянке, волоча лом. Подал его
Сунгатуллину, принял на себя крышку люка, навесил замок и спустился на пол.
     Прислушался.
     - Начинаю! - донеслось до него через люк.
     Лом с  легким треском стал вгрызаться в дерево.  Крышка люка задрожала,
задергался замок. Еще несколько усилий - накладка лопнула, и люк взломан.
     Протопопов  и  Сунгатуллин  действовали точно  так,  как  на  их  месте
орудовали бы воры, проникшие на чердак через слуховое окно, взломавшие люк и
спустившиеся затем с чердака в тамбур.
     Оставалось последнее препятствие - дверь из тамбура в торговый зал.
     Сунгатуллин снова вооружился ломом, довольно ловко вставил острый конец
в  расщелину двухстворчатой двери,  с  силой толкнул лом  в  бок,  и  ригель
внутреннего замка выскочил из гнезда. Путь в торговый зал был открыт.
     - Ну,  слава тебе, господи, - облегченно вздохнул Протопопов, - полдела
сделано.
     В  полутьме он  стал возиться на полках магазина,  передвигая и  вороша
товары. Сунгатуллин тем временем локтем выдавил стекла в двух витринах.
     Вдруг раздался страшный грохот.  С  полок и  со стены посыпались ведра,
кастрюли, ванночки, нечаянно сбитые неуклюжим Протопоповым.
     - Ну ты,  лошадь! - прошипел Сунгатуллин. Его начальник молча проглотил
комплимент.
     Через  пять   минут  задуманная  обстановка  была  создана.   Оставался
заключительный акт.  Каждое из  окон магазина закрывалось деревянным тяжелым
ставнем,  от которого через отверстие в стене пропускался железный стержень,
замыкавшийся внутри магазина шпилькой. Что касается самих окон, то они имели
по  две  большие  рамы,   открывавшиеся  внутрь  магазина  и  не  защищенные
решетками.
     Чтобы создать видимость того,  что  преступники вышли с  товарами через
окно, Сунгатуллин вытолкнул наружу стержень ставня, открыл обе рамы, откинул
ставень,  смел тряпкой пыль с подоконника.  Дальше он не полез, так как снег
под окнами был затоптан и засорен остатками сена. В этом месте приезжавшие в
магазин  колхозники обычно  ставили  подводы.  Снег  здесь  был  исполосован
следами санных полозьев.
     Перед тем,  как выйти из  магазина,  Протопопов разбил об пол несколько
флаконов  одеколона,  на  случай,  если  работники милиции  приведут собаку.
Затем,  захватив с  полки две  простыни,  преступники,  крадучись,  вышли из
магазина,  закрыли замок,  одели  на  него  мешочек,  повесили новую пломбу.
Накинув  для  маскировки простыни,  оглядываясь и  приседая,  они  двинулись
восвояси, след в след, как заправские контрабандисты.
     ...Петров видел сон. Он спит, завернувшись неизвестно почему в рыбацкую
сеть.  Налетели басмачи.  Грохочут выстрелы.  Звенит в  голове.  Он пытается
вскочить и  схватиться за оружие,  но опутавшая его сеть сковывает движения.
Петров извивается,  скрипит зубами.  Вдруг  сеть  растаяла.  Одеяло лежит на
полу.  Нет  никаких барханов и  басмачей.  Над  головой сереет прямоугольник
окна. А стекла окна содрогаются от дробного стука.
     Петров  приподнялся с  дивана и  выглянул на  улицу.  Начинало светать.
Через  двойные рамы  полузамерзшего окна  угадывалась фигура  в  милицейской
форме.
     - Кто? - крикнул Петров.
     - Следователя Ирину Владимировну надо! - отозвался милиционер. - Быстро
надо, раймаг ограбили!
     - Сейчас...
     Петров стал  поспешно одеваться.  Но  Ирина Владимировна,  запахивая на
ходу халатик,  опередила его.  Выбежав из спальни, она проскользнула в сени.
Слышно  было,  как  звякнул  падающий крючок.  Завизжала промерзшая за  ночь
дверь,  загромыхали тяжелые шаги,  и  в  комнату через  сенцы матовой волной
хлынул холод.
     - Вы  посидите,  погрейтесь,  я  быстро!  -  сказала Ирина Владимировна
милиционеру и пошла на кухню умываться.
     В район, где Ирина Владимировна работает следователем, Петров приехал в
командировку.  Хорошей гостиницы в  городе  не  было,  и  он  воспользовался
гостеприимством Ирины Владимировны, занимавшей с мужем отдельный домик.
     ...У раймага, несмотря на мороз, уже толпились любопытные. Милиционеры,
оцепившие  магазин  и   порядком  продрогшие,   явно   обрадовались  приезду
следователей.
     Ирина  Владимировна вопросительно посмотрела на  Петрова.  Он  понял  и
сказал:
     - Действуйте сами,  а  меня считайте при  сем присутствующим.  Если мне
что-либо удастся подметить, я сейчас же вам скажу.
     Ирина  Владимировна сразу же  взяла руководство осмотром в  свои  руки.
Вела она себя как опытный следователь.  Прежде чем войти в магазин, медленно
прошла вокруг здания, разглядывая следы на снегу. Петров шел за ней. "Ничего
здесь не возьмешь,  -  подумал Петров,  -  снег затоптан вчера и  позавчера,
заезжен санями и машинами".
     Видимо,  к  тому же  выводу пришла и  Ирина Владимировна.  Молодцеватый
майор - начальник райотдела милиции заметил:
     - Не  огорчайтесь,  Ирина Владимировна,  собака скоро будет.  Проводник
Зотов выезжал с ней в Озерки на кражу. Я позвонил, и он уже выехал.
     Майор проявил похвальную распорядительность. Собака тут, действительно,
была нужна.
     Чувствовалось,  что Ирина Владимировна уже не  в  первый раз производит
осмотр с  участием майора,  и они научились понимать друг друга с полуслова.
Понравилось Петрову и  то,  что начальник райотдела не вмешивался в действия
следователя, но активно помогал.
     Когда Ирина Владимировна заинтересовалась окном и  нашла следы пальцев,
майор  поручил  одному  из  офицеров  проявить  и   снять  их,   предоставив
следователю возможность продолжать изучение обстановки.
     Попутно  он  занимался  и  чисто  милицейской работой.  Куда-то  послал
участкового уполномоченного,  посовещался с оперуполномоченным ОБХСС.  Затем
тот  торопливо зашагал в  сторону протопоповского дома  и  зашел  к  соседям
директора  магазина.   От  Петрова  не  укрылось  беспокойство,   с  которым
Протопопов следил за удалявшимся оперуполномоченным.
     Кстати,  о  Протопопове и  Сунгатуллине.  Они  раньше всех  появились в
магазине,  хотели войти  в  него,  но  были  остановлены милиционером.  Этот
милиционер,   проходя  еще  затемно  по   площади,   заметил  открытое  окно
универмага, поднял тревогу и остался охранять объект.
     Протопопов и  Сунгатуллин суетились,  переходили от  одного работника к
другому, заискивающе заговаривали с ними, переглядывались и вообще вели себя
довольно глупо.
     Майор, по-видимому, что-то уже знает и относится к этой паре с холодной
вежливостью.  Что касается Ирины Владимировны,  то  она без особых церемоний
попросила директора не отвлекать ее от осмотра.
     Во  время обследования магазина снаружи внимание следователей привлекли
следы на ящиках и на крыше: кажется, воры проникли в магазин через чердак.
     - Как вы думаете,  Василий Иванович,  -  спросила Ирина Владимировна, -
оставим следы на ящиках и крыше для собаки, а сами пойдем внутрь?
     Петров согласно кивнул головой.
     Попросив майора выставить у ящиков охрану, Ирина Владимировна принялась
за осмотр тамбура, торгового зала, конторки и складского помещения.
     Войдя  в  тамбур  вслед  за  Ириной Владимировной,  начальник райотдела
удивленно присвистнул:
     - Вон оно что! Пожаловали, значит, через чердак, а вышли через окно!
     - Так точно,  товарищ начальник, - затараторил Сунгатуллин, - по ящикам
на крышу, с крыши на чердак, с чердака в магазин.
     - Можно подумать,  что вы все это видели,  -  пошутил Петров.  Но шутка
вызвала  неожиданную  реакцию.  Сунгатуллин  побледнел  и  замолчал,  поняв,
наверное, что переигрывает.
     Внезапную перемену в  поведении замдиректора заметил не  только Петров,
но и майор.
     - Боже мой, что они тут натворили!
     Ирина Владимировна даже прижала ладонь к щеке,  когда переступила порог
торгового зала.
     В  магазине царил хаос.  Воры переворошили такие товары,  как одеколон,
пуговицы, бюстгальтеры, метлы, хомуты. За прилавком грудой лежали изделия из
цинка и жести.
     Майор многозначительно улыбнулся.
     - Первый  раз  вижу  подобных идиотов!  Психология вора  известна очень
хорошо.  Она  довольно  примитивна -  побыстрей залезть  и  вылезти,  меньше
шуметь,  схватить  наиболее ценное,  портативное и  скрыться.  А  здесь  все
наоборот! Можно подумать, что магазин обокрали шизофреники!
     Протопопов и Сунгатуллин тоскливо переглянулись.  Они заметно притихли,
старались держаться в стороне, но продолжали с напряженным вниманием следить
за всем происходящим.
     Когда   осмотр   торгового  зала   заканчивался,   Протопопов  попросил
следователя:
     - Товарищ  следователь,  посмотрите,  пожалуйста,  под  прилавком.  Там
навалена бумага,  а  под  ней  должна быть коробка с  деньгами.  С  вечерней
выручкой. Две тысячи с чем-то...
     Присутствовавший  при   осмотре  представитель  райпотребсоюза  главный
бухгалтер Кириленко удивился:
     - Две тысячи за  день?!  За счет чего же это ты,  Иван Николаевич,  так
много наторговал?  У  тебя товара сейчас нет  такого,  чтобы из  рук  рвали.
Что-то ты напутал.
     - Как это я напутал! - запетушился Протопопов. - Ты сам все путаешь!
     Кириленко сжал челюсти и недобро взглянул на директора магазина.
     - Ну,  вот что,  товарищ Протопопов!  Я промолчал, когда ты следователю
пять  минут тому  назад дал  справку,  что  воры украли сорок часов.  Теперь
молчать не буду. Мы тебе всего двадцать пять часов выделили, а откуда это ты
еще пятнадцать взял?  За счет воров резерв создать хочешь!  Так честные люди
не делают.  Как только следователь осмотр закончит,  сразу же инвентаризацию
проведем и сличим с документами. Вот тогда посмотрим, какая песня получится!
     Протопопов   пробормотал   что-то   неопределенное  и   отмахнулся   от
бухгалтера.
     Коробку, о которой говорил директор, нашли в другом месте. В ней лежало
три рублевых бумажки. И все. Никаких тысяч!
     - Как же ты деньги на ночь в  коробке оставляешь?  Почему в  госбанк не
сдал? - вновь набросился на Протопопова главбух.
     - Да,  понимаешь,  Федор Федорович,  инкассатор не приехал.  Нести сами
деньги ночью не  решились.  Мороз к  тому  же.  Халатность,  конечно,  готов
отвечать по суду.
     На чердак первыми забрались майор и Петров.
     Чердак был засыпан шлаком,  крупным и  хорошо слежавшимся,  и  сразу же
стало очевидным, что отыскать следы ног не удастся.
     Петров подошел к слуховому окну и даже вздрогнул от неожиданности.  Вот
она,  наконец,  главная улика!  Неумолимая,  железная. Именно нечто подобное
искал  Василий Иванович все  время,  с  самого начала заподозривший,  что  в
магазине орудовали не воры,  а  инсценировщики.  Он уловил фальшивые нотки в
поведении  Протопопова и  Сунгатуллина,  какую-то  неестественность во  всех
следах, "нарочитость", как говорят следователи.
     Что же все-таки увидел в слуховом оконце Петров?
     Паутину!  Оконный проем затянут толстым слоем старой паутины! Настолько
толстым,  что ее не может разрушить ни ветер,  ни дождь, ни буран. Именно на
паутину и обратил Петров внимание Ирины Владимировны, майора и понятых.
     Ирина Владимировна нагнулась над люком и крикнула:
     - Граждане Протопопов и Сунгатуллин, поднимитесь, пожалуйста, сюда!
     Все обернулись к люку,  но в этот момент с улицы донесся шум, и капитан
объявил:
     - Служебную собаку привезли.
     Между тем в  отверстии в потолке показался Протопопов,  а за ним следом
на чердак выбрался и Сунгатуллин.
     При молчании всех собравшихся на  чердаке Ирина Владимировна подвела их
к слуховому окну.  Она хотела их о чем-то спросить, но внимание ее привлекло
происходящее  на  крыше.   Заснеженное  железо  крыши  начало  потрескивать.
Послышались тяжелые  шаги.  В  оконце  мелькнула собачья  морда,  затем  его
заслонила темно-синяя шинель.  Еще полминуты и,  судя по звукам, проводник с
собакой стали спускаться.
     - Тихо ты, не тяни так, а то оба сорвемся! - ворчал проводник.
     - Не поможете ли вы мне понять, - нарушила молчание Ирина Владимировна,
- как можно с  крыши пролезть через оконце на  чердак,  не  повредив вот эту
паутину?
     Протопопов и  Сунгатуллин,  видимо,  не  замечали  направленных на  них
укоризненных  взглядов,  не  слышали  возмущенных  голосов  понятых.  Как-то
сгорбившись, они не отрывали глаз от оконца.
     Прошла  секунда,  другая...  Протопопов с  тоской  посмотрел  на  Ирину
Владимировну. Он ждал вопроса, на который, хочешь не хочешь, придется давать
ответ. И такой вопрос последовал.
     - В темноте паутину не заметили?
     - Да...   -   пролепетал  Протопопов  пересохшими  губами,  -  нехорошо
получилось... Когда Сунгатуллин лазил на крышу...
     - Врешь!  - не закричал, а завизжал Сунгатуллин. - Зачем врешь?! Ничего
я не знаю. Ты...
     Докричать фразу он не успел и,  взмахнув руками,  полетел на шлак.  Его
мгновенно накрыла серая, лохматая масса.
     "Собака! - сообразил Петров. - Его сбила и держит собака!"
     Сунгатуллина выручил тут же  появившийся проводник.  Собака послушалась
окрика, отошла и села.
     - Как это получилось? - резко спросил майор.
     - Виноват,  товарищ майор!  "Кольт" рывком взял лестницу и  выскочил по
следу на чердак.
     - Вы  и  теперь отрицаете,  что были ночью на крыше?  -  спросил Петров
Сунгатуллина.
     Сунгатуллин молчал, с опаской косясь на собаку.



                          полковник милиции






     Косаев чуть приподнялся.  Тупой болью отозвались на это движение голова
и  левый  бок.  Осторожно оперся на  локоть,  сел.  С  трудом раскрыл глаза.
Выплюнул изо рта песок с кровью.  Увидел вдруг свои босые ноги.  Осмотрелся:
незнакомое  место,  в  нескольких шагах  железнодорожная насыпь.  Пошарил  в
карманах,  отыскивая папиросу и спички, но, кроме носового платка, ничего не
нашел.  Лицо саднило.  Вытер, не спеша, лоб, щеки, губы - на платке остались
густые  полосы  крови.  Почувствовал смутное беспокойство,  тревогу.  Тупая,
давящая боль и  шум в  голове мешали вспомнить что-то  неприятное,  тяжелое,
происшедшее накануне.
     "Где  я?  Почему?"  Поднес к  глазам левую руку -  посмотреть,  сколько
времени, но часов на руке не оказалось.
     "Ограбили",  - понял Косаев. Осторожно поглаживая кровоточивший висок и
рассеченную бровь, начал смутно припоминать, как все случилось.




     ...В  вагоне-ресторане Косаев сидел против степенного железнодорожника,
с тремя рядами орденских планок на груди.  Есть не хотелось,  поэтому Косаев
запивал водку пивом.
     Награды  на  груди  железнодорожника  уже  начинали  двоиться,  куда-то
исчезать,  опять  появляться.  Косаев  пробовал  запеть  "Шумел  камыш",  но
железнодорожник все время спрашивал его о чем-нибудь.
     - Куда еду,  говоришь? Домой еду. Отдохну малость, а там ключи в руки и
в мастерскую.  Кормильца своего,  значит,  лечить. Тракторист я... А ты пей,
браток,  пей! - Косаев, не рассчитав движения, сбил рукой стакан, но даже не
заметил этого, вынул из кармана пиджака пачку сотенных.
     - Видал,  брат?  -  тряс  он  деньгами перед носом железнодорожника.  -
Видал, брат? А? Видал?
     К  столу подошли двое мужчин в  серых лыжных костюмах,  один из  них  с
усиками.
     - Привет хорошей компании!
     - Прошу к нашему шалашу,  давай ближе,  братва,  -  пьяно приветствовал
Косаев незнакомых людей.
     На  столе появилось четыре стакана водки.  Косаев залпом вылил стакан в
горло, сплюнул на пол и неуклюже вытер рукавом отвисшую губу.
     - Житуха,  брат,  - начал было Косаев, но его взяли под руки, вывели на
перрон и  потащили к  "Москвичу".  Железнодорожник шел  позади.  Неизвестные
усадили Косаева в машину, захлопнули дверцы.




     Начальник отделения милиции капитан Черенков морщил лоб  и  недоверчиво
смотрел поверх очков на потерпевшего.
     - Ограбили, говорите?
     - Выходит,  так,  -  вздохнул потерпевший.  Он сидел,  пряча под стулом
босые грязные ноги. Рассеченная бровь вспухла и закрыла правый глаз.
     - Давно?
     - Часов пять назад. Поезд сюда приходит...
     - Не помните даже время? Были пьяны или без сознания?
     Потерпевший опять вздохнул, развел руками.
     - Выходит, так.
     - Ваша фамилия? - капитан открыл настольный блокнот.
     - Косаев я, значит, тракторист.
     Потерпевший помнил лишь,  что у него было без малого две тысячи рублей,
что пил он с братвой и что с ним был награжденный железнодорожник...
     На следующий день, в воскресенье, пришел хорошо одетый молодой грузин и
рассказал начальнику милиции,  что  вчера двое неизвестных раздели пьяного в
его,  грузина,  личной  автомашине.  Ему  они  пригрозили  ножом,  чтобы  не
вмешивался. Казбеги, так назвал себя водитель, заявил, что он может опознать
грабителей, финский нож, на рукоятке которого он запомнил букву "К", а также
снятые с пьяного пальто, ботинки и часы.
     - Деньги были сотенными купюрами, - сообщил Казбеги.
     Такие   подробности   оказались   для   начальника   милиции   приятной
неожиданностью.  В  голове его  быстро сложился оперативный план,  в  памяти
всплыли фамилии людей, которых держал он на особой примете.
     Водитель на  прощание сказал,  что три года назад он потерял левый глаз
от  рук грабителей и  с  тех пор не  упускает случая отомстить всякому,  кто
занимается преступным ремеслом.
     Через  четверть часа  группа работников милиции выехала на  оперативное
задание.




     На  улице  бушевал  ветер.   Песок  хлестал  по  стеклам,   в  кабинете
чувствовался запах пыли. Черенков нервничал.
     "Что-то задерживаются", - думал он.
     Двери  распахнулись,  вошли сразу несколько человек,  и  с  ними  шофер
Казбеги.
     Молоденький лейтенант милиции бойко доложил:
     - Товарищ  капитан!  Задержали  перекупщика краденых  вещей  гражданина
Смагулова,  -  лейтенант указал на  парня лет двадцати семи.  Тот держал под
мышкой пальто и  был как будто совершенно спокоен.  -  Пальто,  -  продолжал
лейтенант, - принадлежит потерпевшему Косаеву. Казбеги подтверждает это.
     Шофер  утвердительно кивнул  головой.  Лейтенант,  указав  на  молодого
красивого  шатена,  растерянно  смотревшего на  капитана  широко  раскрытыми
голубыми глазами, сказал:
     - Гражданин  Спиридонов подозревается в  ограблении Косаева.  Смагулову
пальто продал он. Шофер личность грабителя опознал.
     При этих словах Казбеги сделал шаг вперед и  опять утвердительно кивнул
головой. При обыске у Спиридонова изъят финский нож. Обыск запротоколирован.
     Лейтенант положил на стол самодельную финку.
     Черенков ощупал пальцами двустороннее лезвие,  переложил нож на  ладонь
левой руки.  На  рукоятке была отчетливо вытравлена буква "К".  Посмотрел на
шофера.  Казбеги снова кивнул, как бы говоря: "Что" убедились? Говорил же я,
что заметил букву".  Капитан поправил очки и  улыбнулся чуть заметно.  "Один
глаз, но зоркий", - подумал он о шофере, откладывая в сторону финский нож.
     Самое лучшее -  вести расследование по горячим следам. Выпроводив всех,
кроме Спиридонова, из кабинета, начальник милиции приступил к допросу.
     Однако подозреваемый признаваться ни  в  чем не захотел.  Он утверждал,
что  пальто Смагулову не  продавал,  а  финку  вообще видит  первый раз.  По
многолетнему опыту капитан знал,  что  очень часто преступники категорически
отрицают свою вину,  тем более при ограблении.  И хотя показания Спиридонова
противоречили явным  уликам и  вещественным доказательствам,  предстояла еще
кропотливая работа. К каждому его слову нужно было подходить скрупулезно, не
упуская ни одного момента.
     - Если финский нож не  ваш,  то как же могло случиться,  что при обыске
его обнаружили у вас?
     Спиридонов сокрушенно вздыхал, разводил руками:
     - Не пойму. Сам не пойму. Ну, поверьте...
     - Вы не отрицаете, что работники милиции в присутствии шофера Казбеги и
других граждан извлек этот нож из вашего кармана?
     - Да... Не отрицаю... Действительно нашли... но...
     - Вы судились ранее?
     - Что вы,  никогда!  Я член комсомола.  Неудобно,  правда, ссылаться на
это,  но,  что поделаешь,  - голубые глаза Спиридонова повлажнели, замигали,
сдерживая накопившиеся слезы.
     - Вы утверждаете, что и пальто Смагулову не продавали?
     - Утверждаю.
     - Где проживаете?
     - В МДС-12.  Приехал на попутной машине с одним человеком.  Может быть,
знаете Василия Ивановича Мыльникова? В МВД раньше работал, теперь на пенсии,
у сына живет.
     Майора  Мыльникова  капитан  знал  хорошо,   и  если  майор  подтвердит
показания Спиридонова,  то обвинение в грабеже отпадет.  Но факт с финкой...
Да и ограбление...  Ведь могло быть,  что Спиридонов, ограбив Косаева, сел в
машину и уехал в МДС. Пальто оставил у соучастника, с тем чтобы на следующий
день  приехать  и  реализовать  на  рынке.  Надо  проверить,  чем  занимался
Спиридонов в день ограбления.
     - Когда вы, Спиридонов, вчера закончили работу?
     - Примерно в  пять часов.  Не  успел переодеться,  как пришел из  школы
младший брат, а он приходит ровно в пять. Я поел, потом сходил к Селехову за
баяном. От него - к Витьке Чернову, с ним вместе в восьмом часу мы пришли на
танцы. Домой вернулся в двенадцать, - продолжал Спиридонов. - Мать не спала,
замешивала тесто.
     Широко открытые глаза были чистыми и ясными.
     "Неужели ошибка?"  -  сомневался капитан,  никак не решаясь определенно
ответить на этот вопрос.
     На очной ставке с потерпевшим Косаев опознал в Спиридонове грабителя...
     Через два  дня  Казбеги доставил в  дежурную комнату милиции гражданина
Степанова,  который,  по  утверждению шофера,  и  есть  второй  неизвестный,
участвовавший в  ограблении Косаева.  Косаев опознал и  Степанова.  Он  даже
рассказал,  как  Степанов заломил ему  назад  левую руку  и  снимал часы,  а
Спиридонов в это время держал Косаева за волосы.
     Степанов тоже  отрицал  все.  Он  заявил,  что  в  субботу  находился в
больнице совхоза имени Тимирязева. Капитан решил проверить его показания. Из
больницы совхоза  имени  Тимирязева по  телефону подтвердили,  что  Степанов
перенес операцию аппендицита, а в субботу ему в больнице снимали швы.
     Все  перепуталось.  Следствие явно шло  по  ложному пути.  Черенков уже
сомневался в  самом  факте  ограбления.  В  то  же  время пальто,  изъятое у
перекупщика Смагулова,  действительно принадлежало Косаеву,  и это полностью
доказано.
     Но... что-то слишком часто стали возникать эти "но". Может быть, Косаев
был слишком пьян и не запомнил грабителей?
     Капитан  еще   раз  перечитал  записи  в   блокноте.   "...награжденный
железнодорожник"... Надо попробовать начать отсюда.
     В отделе кадров отделения железной дороги Черенков получил целый список
и  приступил к  перепроверке.  И  опять неудача.  Никто из железнодорожников
Косаева не  опознал.  Осталась последняя надежда на  гражданина С.,  который
выехал в командировку.
     На   помощь  пришла  железнодорожная  милиция.   Через  несколько  дней
гражданин С.  явился в  отделение милиции.  Да,  это  он  был за  столиком в
вагоне-ресторане.  Но ни Спиридонова, ни Степанова он не опознал. Зато сразу
сказал о  шофере Казбеги и  даже  назвал номер  его  машины.  Один  из  двух
неизвестных в  серых  лыжных  костюмах,  утверждал  железнодорожник,  был  с
усиками.
     Но  почему Казбеги ничего не говорил о  лыжных костюмах и  усах?  Может
быть,   те  двое  неизвестных  сошли  с  машины,  а  Казбеги  посадил  новых
пассажиров,  которые и совершили ограбление? Где же он их посадил? У вокзала
или в пути?  Сколько шофер сделал рейсов? Десятки вопросов возникли в голове
капитана.
     Вызванный Казбеги показал, что грабители сели в машину у вокзала.
     - Сколько вы сделали рейсов с целью подработать? - спросил капитан.
     Казбеги ответил определенно: один рейс. Следствие опять зашло в тупик.
     Вернулся оперуполномоченный,  посланный в МДС-12. Показания Спиридонова
полностью  совпали   с   данными  проверки.   Осталось  получить  письменное
подтверждение из  совхоза имени  Тимирязева.  Телефонный разговор -  еще  не
доказательство... Следствие придется начинать сначала.
     После  обеденного перерыва в  кабинет начальника милиции вошла  пожилая
женщина.
     - Я  сестра Степанова.  Не решилась бы прийти к  вам,  если бы не такое
дело.  Как вы можете приписывать брату такую вину? Разве не видите, что не в
его характере заниматься нечистыми делами?
     - Извините,   -   перебил  капитан,  -  ваши  волнения  преждевременны.
Обстоятельства выясняются, невиновный человек не пострадает.
     Женщина не сдержалась, заплакала.
     - А чего тут выяснять?  Почему настоящие преступники гуляют на свободе,
глумятся над  девичьей честью,  угрожают расправой,  тесаки носят?  Куда  вы
смотрите?
     - Простите, - спросил капитан, - вы кого имеете в виду?
     - Все вы знаете,  -  взвинченным тоном зачастила женщина. - Милиция все
должна знать.  Он у вас в доверии, машину предлагает, егозит перед вами... -
Степанова разрыдалась.
     "Неужели Казбеги?" - подумал Черенков, наливая ей воды в стакан.
     Несколько успокоившись, Степанова продолжала:
     - Николаем зовут,  нерусский он, и фамилия у него не то Казбегов, не то
Казбек какой-то.  Так вот,  вы  уж извините меня,  что погорячилась вначале.
Шуточное ли дело...  -  Степанова перешла на шепот.  -  Соседка моя,  Мария,
делилась со мной,  что этот Николай,  -  тут она запнулась,  подбирая нужные
слова, - говорить-то не к лицу женщине, но что поделаешь... так этот Николай
силком,  значит,  пытался  ею  овладеть,  тесаком  тряс.  Девка  испугалась.
Скажешь,  говорит,  убью,  не выйдешь за меня замуж, тоже, говорит, житья не
дам.  Вот  и  выходит,  что  моего  брата  неспроста толкает в  тюрьму  этот
Николай-то.  Он  думает,  что брат мой донос вам сделает на него.  И  ко мне
Николай приходил.  Промолчишь,  говорит, всем помогу, проболтаешься - на тот
свет забрякаешь.  Боялась я, конечно. Не бабье дело ходить в милицию. Но раз
брату грозит тюрьма, решилась вот все высказать.
     - А ваш брат знает обо всем этом?
     - Что вы! - замахала обеими руками женщина. - Что вы! Кому свет не мил?
Вам первому говорю.
     ...Соседка  Степановой,   Мария  Васильева,   вызванная  на   беседу  к
начальнику милиции,  подтвердила все.  Да,  с  Казбеги Николаем она  знакома
около года,  но встреч с  ним избегала.  Выйти замуж отказалась,  потому что
любила другого. И этот другой был Спиридонов.
     - Вы можете опознать финский нож, которым угрожал вам Казбеги?
     - Могу.  Он с ним никогда не расстается.  Шоферу всегда,  говорит,  нож
необходим.
     Капитан открыл сейф, взял с полочки нож и передал Марии.
     - Его. И ручка, и буква "К".
     Значит,  все ясно.  В момент задержания Спиридонова на рынке Казбеги на
всякий  случай  подложил ему  нож.  Не  выйдет с  грабежом,  выйдет дело  за
хранение  холодного  оружия.   Расчет  точный.   Капитан  нажал  на   кнопку
электрозвонка.
     Появившемуся дежурному  он  отдал  срочное  распоряжение,  а  сам  стал
готовиться к выезду.
     ...Косаев опознал ботинки и часы, найденные на квартире Казбеги. Улучив
момент,  когда работники милиции были  заняты оформлением протокола,  Косаев
наотмашь ударил по лицу Казбеги.
     - Гадина одноглазая! - процедил он сквозь зубы и сплюнул на пол.
     - Прекратите самоуправство!  -  приказал капитан и,  подойдя к Косаеву,
строго сказал:  -  Вам следовало бы  извлечь урок из  всего,  что произошло.
Сегодня вы по пьянке потеряли деньги,  а завтра можете потерять голову. И по
закону  вас   за   ложные  показания  тоже   нужно   привлечь  к   уголовной
ответственности...






     Это было скорее похоже на  кадры из  "Фантомаса".  Мужчина с  портфелем
получает по чеку крупную сумму в Госбанке и спокойно уходит.  Час спустя все
узнают,  что он мошенник.  И  в милицию сообщили,  и следы были "свежие",  и
вообще казалось,  что лишь несколько минут назад этот деловой и  озабоченный
мужчина с портфелем под мышкой стоял у окошечка кассы.
     Лицо? Трудно сказать. То, что мужчина? Да, мужчины у нас редко получают
деньги...  Ну,  что  еще вспомнить?  Кажется,  зажим авторучки выглядывал из
верхнего кармана пиджака...
     Вот  и  все  следы.  А  чек  вот  он,  подписанный директором  совхоза,
заверенный гербовой печатью.
     Что же  это за  таинственный мужчина?  Может быть,  он выкрал чек?  Или
напал на совхозного кассира?
     Раздается стук  в  дверь.  Входит  кассир  совхоза  Янина  Болеславовна
Романчик - жива и невредима. Она несколько озабочена вызовом, но по ее лицу,
доброму и открытому, видно, что она не чувствует за собой вины.
     Беседа с ней начинается с улыбки.  Нет,  нет,  что вы,  никто на нее не
нападал в дороге,  дома -  в совхозе - тоже все спокойно: касса не взломана,
ключ и чековая книжка при ней. ("Я уже по ней целый месяц получаю деньги!").
     Янина  Болеславовна растерянно  перелистывает чековую  книжку  и  вдруг
вздрагивает,  увидев полоску корешка там,  где  был  очередной,  подписанный
директором чек.
     Следователь берет со  стола чуть примятый злополучный чек  и  аккуратно
вставляет его на  место.  Теперь все становится нагляднее,  но не яснее.  По
чеку  на  25  000  рублей,  доверенному кассиру  Романчик,  получены деньги.
Подписи не вызывают сомнений -  директорская и главного бухгалтера, их можно
сравнить, перелистав остальные листы. Значит...
     Но глаза кассира,  открытые глаза растерянного и  ничего не понимающего
человека, говорят о другом...
     Главный бухгалтер совхоза Александр Петрович Цыбов  только в  том  себя
винит,  что  сделал "запас" документов.  Разве  поймаешь директора совхоза в
уборочную страду?! Тут, бывало, мелочь, бумажку без материальных ценностей и
то  за  день  не  подпишешь.  А  на  летучках  потом  будут  тебя  крыть  за
неповоротливость, за неоперативность. Деньги в горячую пору - это ж все!
     Поговорили они как-то об этом с  директором,  и тот принимая на подпись
чековую книжку,  только вздохнул, но подписал сразу семь чеков: один сейчас,
шесть про запас.  Цыбов тоже вздохнул.  Наверное,  каждый из  них подумал об
одном и том же.
     Это  и  было  одно  из,  казалось,  совсем  незначительных отступлений,
которое позволил себе  обычно пунктуальный и  дотошливый Александр Петрович.
Посылая после той молчаливой договоренности с директором кассира в райцентр,
главный  бухгалтер  совхоза  был  по-прежнему  строг  и   требователен.   Он
перечислил все  наказы Янине  Болеславовне,  которая должна была  побывать в
финотделе,  зайти  в  производственное управление,  сделать  в  Госбанке ряд
операций по безналичному расчету,  а  главное -  получить деньги для расчета
сезонных рабочих.
     Романчик - женщина исполнительная: она выполнила все поручения быстро и
аккуратно.  Перед  отъездом заместитель главного бухгалтера Госбанка Зинаида
Павловна  Уманцева  попросила  ее   на   минутку  забежать  за  контрольными
выписками, которые она уже приготовила для совхоза.
     Янина Болеславовна стала вспоминать свой последний разговор с  Зинаидой
Павловной.  "Вот ведь умеет говорить женщина, - восхищенно подумала она. - О
самом сокровенном,  о  самом что ни  есть женском всегда расскажет как самой
близкой подруге.  Что ни говори,  а когда такая женщина тебе доверяет -  это
много значит...  И  живет она  дай  бог каждому.  Молода,  красива,  женщина
деловитая, оборотистая. Одевается, что и желать лучше нельзя. А ее история с
этим Чернышевым? Они же такие разные! А как женщина страдает! И рассказать о
таких вещах она умеет..."
     Часа  за  два  до  отъезда Романчик в  предчувствии приятного разговора
зашла к Уманцевой.
     Отсутствие посетителей в это время,  полузатемненные от жары окна - все
располагало к приятной беседе.
     Зинаида Павловна за  своим большим полированным столом казалась сегодня
еще ярче и представительнее.  Ярко-голубое платье с вырезом на груди, модная
прическа,   рубиновые  серьги.  Доброе  сердце  Янины  Болеславовны  сделало
невольное  движение  навстречу  обаятельной собеседнице.  Разговор  о  делах
прекратился  сразу   же.   Лукавая  улыбка  Зинаиды  Павловны,   подробности
взаимоотношений с  Чернышевым,  о  которых она  уже все уши прожужжала своей
доверчивой собеседнице, - все настраивало на задушевную беседу.
     - Скажу вам откровенно,  как женщина женщине, - страдальчески закатывая
свои красивые глаза,  тараторила Зинаида Павловна.  -  Связала я  с ним свою
судьбу,  и нет мне теперь счастья и покоя. Вы думаете он меня любит? Как же!
Молодожен несчастный! У него только водка на уме!
     Не знаю, милочка, - картинно задумывалась на миг Зинаида Павловна, - уж
чем такого мужа иметь, лучше одной жить!
     Я ведь теперь часто думаю:  кто я?  - продолжала Уманцева. - И не стара
еще,  и  работаю,  и  одеваюсь,  а  вот в  личной жизни не  везет.  Отсюда и
одиночество мое,  и  радость каждому душевному человеку.  Я  ведь  знаю:  вы
добрая, Янина Болеславовна...




     Зинаида Павловна уже давно жила по своим собственным законам. То ли это
была  уже  пришедшая  на  смену  горячей  юности  самостоятельность,  то  ли
незначительные неудачи личного плана  заставили ее  озлобиться на  людей или
завидовать им,  но это была уже не та Зинаида,  что приехала на кустанайскую
целину десять лет  назад.  Все  это  уже  давно ушло в  прошлое,  исчезло из
памяти, как и бывшие подруги, палатки, трудности.
     После первых лет  недостатков и  неустроенности получила она  квартиру.
Вместе с  достатком,  удобствами пришел непререкаемый авторитет знающей себе
цену женщины,  повышение на работе.  Она была достаточно энергичной и вскоре
стала заместителем главного бухгалтера.
     Теперь в  своем  понимании жизни  Зинаида Павловна делила людей на  две
категории:  те, которые нужны сейчас, и те, что могут пригодиться в будущем.
Остальные для нее просто не существовали.
     "Пожалуй,  я  чересчур равнодушна к  этой Янине,  -  подумала Уманцева,
встретившись в коридоре Госбанка с кассиром Романчик. - А надо бы прощупать,
чем  она  может быть полезна".  Однако после "откровенного" разговора у  нее
осталось только раздражение:  "Тоже любит пялить глаза на чужое белье -  еще
сочувствует.  Завидовать скоро будете,  а не сочувствовать!". Но раздражение
улеглось быстро.  Зинаида Павловна умела подавлять в себе вспышки мгновенной
недоброжелательности к людям, когда дело касалось ее личного благополучия. А
сегодня она даже была довольна: заметила у этой Янины завизированную чековую
книжку.  Теперь только не  торопиться.  Через два  дня они опять увидятся по
делам. Надо все тщательно продумать.
     Правда,  вначале она не представляла себе четко,  как ей удастся изъять
документ,  для чего ей деньги и на что именно она их употребит. "То, что они
у  меня  пойдут по  назначению -  это  несомненно.  Разве  наши  куры  умеют
одеваться? - самодовольно думала она. - И потом Чернышу своему докажу, что я
не девчонка, которую можно уговорить, а женщина".
     Если бы ей кто-нибудь попытался объяснить,  в чем смысл жизни, для чего
люди живут на свете,  с какой целью работают, трудятся - Зинаида Павловна не
стала бы слушать такого человека. Она твердо знала, чего она хочет от жизни.
Это просто и ощутимо - деньги.
     Деньги -  это  новые наряды и  украшения,  это  постоянное уважительное
отношение к ней "супруга",  который сейчас,  пожалуй, хранит больше верность
бутылке, чем ей.
     Читать  книги,  увлекаться какими-то  идеями,  помогать  людям,  честно
работать -  это ей?  Сидеть здесь в  этой конторе с  9  до  5?  Нет,  она бы
определенно рассмеялась в лицо человеку,  вздумавшему бы ей предложить такую
жизнь.   Так   же,   как   она  смеется  над  своими  случайными  гостями  и
собутыльниками Чернышева,  которые  за  розовый портвейн готовы  тащиться на
край света.
     А  Черныш тоже хорош!  Кобель и  забулдыга.  Да  и  нос уже дерет не по
положению, а оборвешь - может уйти.
     Как-то она завела с ним разговор в один из вечеров.
     - Дело есть... - несколько неуверенно начала Зинаида Павловна.
     - Да?  -  усмехнулся Чернышев.  -  У нас с тобой дела пластмассовые - у
тебя счеты, у меня - баранка, крути по дороге...
     - Можно изменить...
     - Не получится! - рассмеялся Чернышев, продолжая пить.
     Разговора не получилось.  Зинаида Павловна только мстительно покусывала
губы, подбадривая себя ожиданием завтрашней удачи.
     А  на  завтра все  произошло даже быстрее,  чем она думала.  И  не  так
страшно.   В  этот  день  Зинаида  Павловна  превзошла  самое  себя.   Янина
Болеславовна была просто очарована ею:  остроты, шутки и обаятельная улыбка.
Уманцевой сделали свое дело. Женщины щебетали о самых разнообразных вещах и,
конечно,  когда  управляющий банком  вызвал  всех  кассиров  к  себе,  Янина
Болеславовна ушла на "пятиминутку" в полной уверенности, что этот остроумный
и интересный разговор, "как женщина с женщиной", они еще продолжат.
     ...Туго набитая сумка кассира, казалось, кричала, требовала ее открыть.
"Сейчас,  сейчас,  -  мысленно успокаивала себя Зинаида Павловна. - Конечно,
они там,  чеки.  Я...  один...  совсем незаметно. Ведь никто не будет знать.
Ник-то.  И она не подумает:  ведь такого здесь не может быть.  Да,  конечно,
здесь в банке такого не может быть..."
     В  эти  считанные секунды Зинаида Павловна решала для себя не  жизненно
важный вопрос:  стать  или  не  стать  преступником.  Нет!  Она  лихорадочно
учитывала  все  мелкие  "технические" детали.  Она  запомнила  эту  потертую
кассирскую сумку цепкой памятью решившегося на  преступление человека -  как
она стояла, как была закрыта, где лежала чековая книжка.
     У нее не было больше колебаний. Действовала решительно. Только во время
самой  "операции" на  какое-то  мгновение ворохнулась в  глубине души  вялая
мысль: "Что же это я?"
     Вечером Чернышев даже не посмел взять в  руки заветный бланк с подписью
и  печатью,  только замер  в  немом  восхищении.  А  потом  как  он  заюлил,
заволновался и засуетился!
     - Что?  Уже  все  перевел на  бутылки?  -  презрительно,  тоном хозяйки
спросила Зинаида Павловна.
     В ответ Чернышев лишь рассмеялся сиплым смехом:
     - Ах ты, моя королева...
     Назавтра,  когда он  привел двух  сомнительных типов,  по  его  словам,
"толковых и  смелых ребят",  Зинаида Павловна уже досадовала,  что расширила
круг действующих лиц.  Конечно,  самой ей вписывать сумму в чек нельзя! Да и
Чернышев сам  идти в  банк отказывался,  ссылаясь на  то,  что  его видели с
Зинаидой Павловной.
     "Толковые и  смелые ребята",  которых привел Чернышев,  были явно не  в
ладах с элементарной грамотой, и первые пробы на чистом листе бумаги сказали
о  них  больше,  чем их  наглый и  бравый вид.  Зато каждый из  них старался
перещеголять друг друга в  определении суммы для вписания в  чек.  Оба они -
Таранов;  плотник из СМУ,  и его бывший напарник Позднев - от избытка чувств
вели  себя,  как  восторженные влюбленные.  Позднев даже  пытался пошутить и
пофамильярничать с хозяйкой, но та себе цену знала и вольности пресекла.
     Обязанности,  как  и  предполагаемая в  будущем  ответственность,  были
поделены по способностям:  Зинаида Павловна достала чек, Чернышев, как самый
грамотный из "толковых ребят",  вписал круглую сумму в документ,  а Позднев,
призвав на помощь свою скудную фантазию, занялся маскарадом. Чья-то фетровая
шляпа не  сделала его  лицо  интеллигентнее:  оно  стало еще  более наглым и
вызывающим,  портфель и дешевая авторучка не создавали впечатления солидного
получателя.
     Однако 25 000 рублей он получил с легкостью необыкновенной.
     Как же  так?  Ведь сомнения и  всякие "вдруг" были даже у  членов шайки
Уманцевой?! Не возникли они лишь у тех, кто должен был проявить бдительность
по долгу службы.
     Никто из  работников банка не  задумался над тем,  почему из ближайшего
совхоза  приехал  получать  деньги   именно   мужчина,   а   не   постоянная
получательница.  В  документе была  указана сумма,  какой до  этого никто не
получал (крупные суммы должны визироваться в управлении банком).  Не вызвала
удивления и такая мелочь,  как отказ от разменной монеты, без которой кассир
как  без рук.  И,  наконец,  порядок получения денег:  паспорт или документ,
удостоверяющий личность получателя,  не  потребовался,  не  была  указана  и
фамилия получателя.




     Это  мошенничество не  поражает нас ужасами,  жертвами и  чудовищностью
преступлений. Это скорее наглядный пример того, как незначительные на первый
взгляд  отступления от  буквы  закона вырастают в  целый  ком  случайностей,
которые на руку преступникам.  Несоблюдение правил,  неточность, ротозейство
могут дорого обойтись государству.
     Сотрудники  областной  милиции   и   следователи  из   республиканского
министерства  через   неделю   полностью   разоблачили  хищническую  группу,
возглавляемую  Уманцевой,   помогли  наказать  преступников.   Оперативность
милиции не позволила преступникам воспользоваться похищенной суммой.






     Началось все с обычного звонка в милицию.
     - Нас обворовали, - донесся приглушенный расстоянием женский голос.
     Прибывшим к  месту происшествия оперативным работникам хозяйка сбивчиво
рассказала о случившемся.
     - Пришла с работы на обеденный перерыв. Открыла дверь, вошла в комнату.
Смотрю:  шифоньер распахнут, на вешалке - голые плечики. Нет плаща-болоньи и
шерстяной кофты.  Входная дверь была заперта. Если бы не раскрытый шифоньер,
я бы и не заметила пропажу.
     Через несколько дней в том же районе города произошло новое ограбление.
Напасть  же  на  след  преступников  пока  не  удавалось  -  "работали"  они
осторожно.
     Происходили кражи обычно днем;  воры  брали только такие вещи,  которые
можно легко и  незаметно унести.  Двери в  ограбленных квартирах всегда были
заперты,  замки целы.  Даже не  сразу обнаружишь,  что  в  квартире побывали
грабители.
     Работники  уголовного  розыска   Крыжановский  и   Маслаков  вместе   с
начальником отдела  полковником Стрепковым уже  не  один  день  перебирали в
мыслях  возможных  злоумышленников.   Вспомнили  и  о  подобных  же  кражах,
совершенных в  Джамбуле года два тому назад.  Тогда были пойманы и  осуждены
Владимир Зверовский и двое его соучастников - учащиеся ГПТУ Пак и Сидоров.
     Вот как это было.
     Работники уголовного розыска  Илларионов и  Даренский выехали на  место
происшествия.   Остановившись  у   продовольственного  магазина  "Ласточка",
Илларионов вошел в дом,  а Даренский остался в машине. Разглядывая входивших
и   выходивших  покупателей,   он   обратил  внимание  на   молодого  парня,
слонявшегося вокруг дома.
     - А ну-ка подойди сюда,  - сказал ему оперативник. Тот нехотя подошел к
машине.
     - Садись в кабину, - пригласил его Даренский. Парень медленно взобрался
на заднее сиденье.  Видно было,  что он чем-то взволнован. Оперативник молча
стал закуривать.  И  когда он  нагнулся над зажженной спичкой,  на  подножку
автомобиля что-то упало, издав металлический звон.
     Даренский кинул  быстрый взгляд  и  увидел  связку ключей.  Их  пытался
незаметно  выбросить  из   машины   неизвестный  "пассажир",   но   второпях
промахнулся, и ключи упали на подножку.
     "Пассажира" задержали и  доставили в  отделение.  Это  и  был  Владимир
Зверовский. Вскоре нашли и двух его дружков.
     Мать  Зверовского возместила  потерпевшим причиненный ее  сыном  ущерб,
пытаясь всеми силами спасти его от заслуженного наказания. Но несмотря на ее
хлопоты, Зверовский был осужден.
     И вот теперь в уголовном розыске снова вспомнили о Зверовском,  который
несколько месяцев тому назад был условно досрочно освобожден. Уж очень схожи
были методы, которыми пользовался преступник.
     - Наведите  точные  справки  о  подозреваемом,  -  попросил сотрудников
Василий Александрович Стрепков.
     Вскоре на  столе начальника уголовного розыска лежала подробная справка
о Зверовском.
     Парень экстерном сдал экзамены за  среднюю школу,  работал,  поступил в
гидромелиоративно-строительный институт. Видно, осознал человек свои ошибки,
взялся за ум.
     У  работников  милиции  появились  сомнения  в  правильности  выбранной
версии: нельзя без оснований подозревать парня в краже.
     - Как хотите,  а я все же думаю, что без Зверовского здесь не обошлось,
- заметил Крыжановский. - Подбор ключей, осторожность, мелкие кражи. И тогда
вор брал не все, что попадало в руки, а только ценное, не громоздкое.
     По  предложению Стрепкова оперативники завели  специальный журнал,  где
отмечались пропуски Зверовским лекций и совершавшиеся в городе кражи.
     И  опять  безрезультатно:  в  дни,  когда  отмечались квартирные кражи,
Зверовский занятий в институте не пропускал.
     Одновременно работники  милиции  установили также  наблюдения в  первом
микрорайоне города, где чаще всего совершались кражи.
     И вот однажды ясным апрельским днем участковый уполномоченный горотдела
милиции Д.Шаншаров,  несший вахту в  микрорайоне,  заметил,  как два молодых
парня вышли из подъезда дома и быстро зашагали прочь. Под мышкой один из них
нес какой-то сверток.  Шаншаров решил подойти к  молодым людям и  проверить,
кто они такие.
     Но  парни,  заметив его  приближение,  ускорили шаг,  а  затем кинулись
бежать.  Шаншаров стал их  преследовать,  однако неизвестным удалось уйти от
погони.  По внешности один из беглецов напоминал Зверовского.  Снова и снова
мысли оперативников возвращались к нему.
     Второй  раз  произошел такой  случай.  Заместитель начальника горотдела
милиции  майор  Мырзалиев шел  по  улице  и  случайно  обратил  внимание  на
отпечаток обуви.  Только что прошел дождь,  и  на  влажном асфальте тротуара
ясно были видны отпечатки сетчатой подошвы туфель.  Такие же следы оставляли
злоумышленники в ограбленных ими квартирах. Эти отпечатки врезались в память
каждому оперативнику. Были хорошо знакомы они и Мырзалиеву.
     Майор  присмотрелся к  прохожим и  вскоре обнаружил обладателя обуви  с
сетчатой подошвой.  Это был молодой,  среднего роста парень.  Но  как только
работник  милиции   ускорил  шаги,   чтобы   догнать  парня,   тот   заметил
преследователя и  пустился наутек.  Неподалеку было  расположено заброшенное
кладбище. Туда и метнулся преследуемый...
     А  кражи  между  тем  продолжались.  Работников  уголовного  розыска  и
следственного отдела пригласил к себе начальник областного управления охраны
общественного порядка комиссар милиции 3 ранга Т.Утегенов.
     - Ну,  докладывайте,  -  обратился он  к  В.Стрепкову.  Тот  знал,  что
интересует комиссара,  но ничего утешительного сказать не мог.  Воры все еще
гуляли на свободе.
     - Мне кажется,  -  продолжал комиссар,  -  что вы  идете по правильному
пути.  Только  следует  более  детально  и  критически отработать выдвинутую
версию.  Проверьте связи Зверовского, установите образ жизни и поведение его
друзей. Проявите максимум оперативности, дело и так затянулось...
     И в самом деле,  мелкие кражи превращались в крупное дело,  не терпящее
отлагательства.  Многие  соседи в  ограбленных квартирах перессорились между
собой,  подозревая друг друга в  нечестности.  В  поисках воров оперативники
раскрыли несколько новых  преступлений,  а  вот  найти тех,  кто  их  сейчас
интересовал больше всего, никак не удавалось.
     В  микрорайоне установили круглосуточное дежурство,  взяли под контроль
скупочные  и  комиссионные магазины,  рынки,  связались  с  коллегами других
городов.   И  все  было  тщетно.   Тогда  решили  обратиться  за  помощью  к
общественности.   Общими  силами  установили  контроль  за  каждым  домом  в
микрорайоне.




     Лидия  Б.,  студентка  педагогического техникума,  нештатный  инспектор
детской комнаты милиции наряду с  другими несла негласную вахту около одного
из  многоквартирных домов  микрорайона.  Стояла  чудесная  весенняя  погода.
Приближалась середина апреля,  и  влажный воздух был напоен ароматом молодой
зелени.
     Девушка замечталась. Мысли сменяли одна другую.
     И вдруг...  Молодой парень, всего несколько минут тому назад беззаботно
вошедший в подъезд,  -  она еще обратила внимание на его ладную атлетическую
фигуру,  - вернулся обратно и, осмотревшись по сторонам, уверенно направился
к автобусной остановке.
     Лида пристально рассматривала незнакомца. Среднего роста, широкоплечий,
хорошо одет.  Но сейчас ее меньше всего интересовала одежда молодого щеголя.
А вот что он несет под плащем? И зачем прятать под полу вещи, когда на дворе
светит весеннее солнце? Девушка направилась вслед за незнакомцем.
     На автобусной остановке Лида встретила знакомого оперативного работника
горотдела милиции, подошла к нему и тихо шепнула:
     - Юра, вот этот парень только что вышел из подъезда и что-то прячет под
плащом.
     Не  дожидаясь дальнейших пояснений,  оперативник вслед  за  незнакомцем
юркнул в автобус.
     - Ваши документы!  - обратился Юрий Пак к интересовавшему его субъекту.
Но  тот  швырнул  сверток  и,  ловко  увернувшись  от  оперативника,  вьюном
выскользнул из автобуса. Пак бросился за ним.
     "Только бы не упустить..." -  мелькнуло в голове Юрия, и он побежал еще
быстрее, стараясь не потерять из виду злоумышленника.
     Вспомнив,  что на нем поверх милицейской формы надет плащ, Юрий на ходу
сбросил  его.  Увидев  работника милиции,  преследующего человека,  один  из
прохожих побежал наперерез убегавшему.
     - Держите  его!  -  Ободренный подмогой,  младший лейтенант еще  больше
напряг силы. Пробегая мимо училища, он увидел работавших во дворе учащихся.
     - Ребята! - крикнул на бегу Юрий. - Помогите поймать вора!
     Человек десять  сорвались с  места  и  кинулись преследовать только что
пробежавшего мимо них парня.
     "Теперь не уйдет!"  -  обрадованно подумал оперативник.  Как ни метался
злоумышленник, далеко уйти ему не удалось. Кто-то подставил ему ногу. Парень
споткнулся.  Подоспевшие  ребята  крепко  схватили  его  за  руки.  Он  дико
озирался, но деваться было некуда.
     Юрий Пак остановил первую попавшую автомашину и доставил задержанного в
областное управление охраны общественного порядка.  И  вот задержанный сидит
перед следователем, подполковником Магазинником.
     - Фамилия, имя, отчество?
     - Зверовский Владимир Николаевич.
     - Год рождения?
     - 1947.
     - Образование?
     - 11    классов.    Сейчас    студент   первого   курса    Джамбулского
гидромелиоративно-строительного института.
     - Ранее судим?
     Парень мнется, затем тихо говорит:
     - Да.  В  1965 году народный суд города Джамбула приговорил меня к трем
годам лишения свободы.
     - Зверовский,  вы подозреваетесь в совершении квартирных краж в городе.
Расскажите подробно  все,  что  вам  известно,  только  честно  и  правдиво.
Чистосердечное признание и раскаяние -  это единственное, что может смягчить
меру наказания.
     Задержанный побледнел, промямлил что-то, пряча глаза от следователя. По
опыту он знал:  если следователь говорит так уверенно,  значит, он знает все
или очень многое. Нет смысла запираться.
     - Через некоторое время после освобождения из мест заключения,  - начал
свою исповедь Зверовский,  -  я  познакомился с Артемом Брайнингером и неким
Николаем на квартире у своего старого друга Станислава Хабарова.  Живет он в
общежитии, Грозненская, 2.
     Однажды -  это  было  в  начале  ноября  1967  года  -  мы  собрались у
Станислава.  Разговорились. Артем сказал, что у его девчонки день рождения и
ему нужны деньги. Он предложил забраться в какую-нибудь квартиру и раздобыть
денег. Затем он достал из шифоньера связку ключей.
     - Этими  ключами мы  можем  открыть любую квартиру в  микрорайоне,  там
почти все замки одинаковые.
     Вдвоем с  Артемом мы отправились в  первый микрорайон.  Метод у нас был
самый простой:  подходили к  квартире и нажимали электрический звонок.  Если
кто выходил, мы спрашивали: не живет ли здесь... и называли первую пришедшую
в голову фамилию. Получив отрицательный ответ, уходили в следующий подъезд и
повторяли тот же  эксперимент.  А  когда на  звонок никто не откликался,  мы
подбирали нужный ключ, открывали квартиру.
     В тот день нам повезло.  Не получив ответа на звонок,  я стал подбирать
нужный ключ. Открыв замок, я вошел в квартиру, а Артем остался на лестничной
площадке,  чтобы в случае опасности дать мне сигнал. Я прошел в зал, затем в
спальню,  открыл шифоньер.  Там я увидел кошелек. В нем оказалось 70 рублей.
Больше брать ничего не стал.  Я быстро покинул квартиру и закрыл дверь снова
на ключ.
     Через несколько дней мы с  Артемом таким же способом проникли в  другую
квартиру того же дома.  Там мы взяли женские туфли и кофту.  Вещи продали на
зеленом рынке.
     О наших похождениях Артем, очевидно, рассказал Николаю, так как однажды
тот сам предложил мне взять его с собой на кражу.  В третий раз мы уже пошли
втроем.  В каком доме были,  не помню.  Взяли мы тогда две шелковые рубашки,
кофту женскую и свитер мужской.
     Всего я  участвовал в  восьми кражах.  На "дело" ходили вдвоем,  иногда
втроем. Три кражи я совершил один.
     Украденные вещи сбывали или на зеленом рынке, или на остановке автобуса
"Клубная".
     Ключи хранились в  комнате у  Стаса (так мы звали Станислава Хабарова).
Этими  ключами мог  воспользоваться каждый в  отдельности -  и  Брайнингер и
Николай,  - так как несколько раз, когда я хотел взять ключи, чтобы пойти на
очередную кражу, их на условленном месте не оказывалось.
     О  наших "делах" знал Станислав Хабаров.  Сам  он  никогда в  кражах не
участвовал,  но иногда кое-что брал из ворованных вещей себе.  Например,  из
брошек  он  вынимал камни  и  вставлял их  в  самодельные кольца.  Иногда  я
приглашал его на выпивку.
     И  сейчас  в  комнате Станислава Хабарова хранятся украденные мною  два
транзисторных приемника, часы и камни от брошек. Все.
     Да,  еще  запомнилось такое.  В  начале апреля 1968  года,  когда мы  с
Николаем выходили из первого микрорайона, за нами погнался какой-то мужчина.
Я хотел выбросить вещи,  которые мы похитили,  но Николай забрал их у меня и
не стал выбрасывать. Нам удалось скрыться.
     Через  несколько дней  после этого на  улице Октябрьской вновь за  мной
погнался работник милиции,  но  я  через старое мусульманское кладбище сумел
уйти от него.




     - Итак,   злоумышленников  трое,   краж  восемь,   -   мысленно  подвел
следователь итоги первых допросов.
     Начинается кропотливая работа  по  раскрытию преступления во  всех  его
мельчайших подробностях.  Она проводится в  тесном взаимодействии работников
следствия и уголовного розыска.
     На  допросах Зверовский кое в  чем признался,  но сказал далеко не все.
Это понимали и следователь,  и оперативники. Важно, что он назвал двух своих
сообщников. Адрес одного из них известен.
     ...Милицейский "газик" подкатил к общежитию.  Оперативники поднялись на
третий этаж. Вот и комната No 40. Постучали.
     - Войдите! - раздался голос за дверью.
     Оперативникам повезло: кроме Хабарова, в его комнате находился еще один
парень. Это и был тот человек, которого Зверовский называл Николаем. Нашли и
вещи, о которых рассказал Зверовский.
     В ходе следствия выяснилось,  что Николай - это кличка, а его настоящее
имя Анатолий Каламейцев, восемнадцати лет, нигде не работает.
     Теперь в  распоряжении работников милиции было уже  трое подозреваемых.
Сопоставляя  их  показания,  анализируя  полученные  данные,  следователь  и
работники уголовного розыска  провели цепочку еще  к  одному  сообщнику.  Им
оказался   Георгий   Перменов,   работавший  арматурщиком  в   СУ-3   треста
"Джамбулхимстрой". Он жил вместе с Хабаровым и, конечно же, не мог не знать,
чем занимались завсегдатаи этой комнаты.
     Вскоре были задержаны Артем Брайнингер,  ученик 10-го класса, и Георгий
Перменов.
     Допросы подозреваемых,  свидетелей,  потерпевших,  дактилоскопические и
трасологические экспертизы,  выявление  пострадавших,  мест  сбыта  краденых
вещей,  опознание изъятых предметов бывшими владельцами -  все эти и  многие
другие вопросы требовали своего разрешения.
     Вначале Зверовский признавал только восемь краж,  умалчивая о других, и
надо было доказать, что он совершил их гораздо больше. На помощь следователю
пришли опытные криминалисты.
     Например,  в  квартире  Суюншалиевой во  время  кражи  на  кувшине  был
оставлен след пальца.  Дактилоскопической экспертизой было установлено,  что
отпечаток на кувшине оставлен Зверовским, и ни кем иным.
     В  другом случае потребовалось доказать,  кому  принадлежит след обуви,
оставленный в квартире Тумабековой.  В результате трасологической экспертизы
было установлено, что след также оставил Зверовский.
     Так,  шаг  за  шагом упорно распутывался клубок преступной деятельности
воровской шайки.  Одновременно надо  было  установить степень  вины  каждого
участника краж.
     В руки следователя попали две записки,  перехваченные у задержанных.  В
одной из них на клочке бумажки дается "директива":

     "Артем,  все вали на  Пончика.  Я  ему это так не оставлю.  Зачем Жорик
хочет сознаться по 76? Не надо. И кто пойдет у вас свидетелем?
     С приветом, Стас".

     Для  следователя это  бесценная находка.  Во-первых,  кто такой Пончик?
Очевидно,  речь  идет  о  Зверовском.  Он  знал  больше других и  во  многом
сознался. Его поведение не нравится Стасу...
     "...Зачем  Жорик хочет сознаться по  76?"...  Значит,  кроме квартирных
краж,  были и другие -  хищение социалистической собственности?" - размышлял
следователь. Что это за кражи?
     И снова упорные поиски.
     В  результате выясняется,  что Перменов вместе с  Брайнингером в  марте
1968 года похитили электропроигрыватель в школе имени Ленина.
     В ходе следствия все яснее и яснее становится картина безрадостной, так
называемой легкой жизни мелких воришек.
     Дружки   собирались  на   квартире  Хабарова,   устраивали  попойки  и,
одурманенные алкоголем,  трусливо озираясь, расходились по домам. А ночью их
преследовали кошмарные сны,  им  снились  погони,  тюремные решетки.  Ничего
хорошего не приносило и пробуждение.  Каждый день они с содроганием думали о
неминуемой расплате.
     Как непохоже их жалкое существование на жизнь честных тружеников!
     И  снова мысли следователя возвращаются к  Зверовскому.  Что  заставило
этого молодого парня стать вором, вести паразитический образ жизни?
     Осужденный на  три года за квартирные кражи,  он,  казалось,  одумался,
хорошо работал в  трудовой колонии и  был досрочно освобожден.  Почему же не
учел суровый урок и вновь свернул на путь преступлений?  Кто виноват? Только
ли он сам?
     Эти  вопросы  не  давали  покоя  следователю,  который  продолжал  свою
кропотливую работу.
     Выйдя на свободу,  Владимир поступил было в  9-й  класс вечерней школы.
Намерение получить среднее образование можно только приветствовать.  Но мать
его,  Анна Прокопьевна Тептюк,  решила, что не стоит ее сыну "терять" время.
Ведь и так он уже два года потерял, отбывая наказание.
     Она быстро разузнала,  что и как, и договорилась с кем следует, чтобы у
сына приняли экзамены экстерном,  в объеме полной средней школы.  И Владимир
без особого труда и напряжения, без тревог и волнений буквально за несколько
дней прошел курс наук за три года и получил аттестат зрелости.
     Ободренная успехом,  А.Тептюк решила не останавливаться на достигнутом.
Она  уже обдумывала планы штурма новых рубежей на  пути своего дитяти в  мир
науки.  Очередной рубеж -  это,  конечно,  институт.  Но  какой?  Облюбовали
Джамбулский гидромелиоративно-строительный.  Во-первых,  там работает отчим,
во-вторых, не надо никуда ехать. Мальчик будет жить дома, в семье, всегда на
глазах.
     Но  действовать надо  было наверняка -  конкурс в  институт большой,  а
знаний у сына маловато. Трудовой стаж! Вот где спасение.
     Всякими  правдами и  неправдами предприимчивая мамаша  достала трудовую
книжку,  сама  подделала в  ней  подписи,  скрепила  их  гербовой печатью  и
сочинила производственную характеристику на свое чадо.  Так появился на свет
липовый монтажник.
     Фиктивную  трудовую  книжку  и  характеристику Зверовский  представил в
приемную комиссию.  Воспользовавшись преимущественным правом приема, он стал
студентом.
     Видимо,  здесь и  кроются ответы на  те вопросы,  которые так волновали
следователя.  И  в  самом деле,  с  легкой руки  своей матери Зверовский без
особого труда сдает экзамены за  среднюю школу,  получает аттестат зрелости,
обзаводится фиктивной трудовой книжкой. Все легко и просто.
     Не навело ли это его на мысль: а стоит ли трудиться вообще? Не лучше ли
добывать деньги без труда и вести "красивую" жизнь?
     Особенно   возмутило   следователя   поразительное  равнодушие   людей,
окружавших Зверовского и его дружков, их безответственное отношение к своему
долгу.  Преступники собирались в общежитии,  устраивали попойки, приносили в
комнату Хабарова ворованные вещи.  И  все это делалось на глазах коменданта,
воспитателя,  вахтеров  общежития.  И  никто  из  них  даже  не  заикнулся о
подозрительном поведении молодых людей.
     Когда оперативникам понадобилась справка о посещении Зверовским занятий
в  институте,  в  деканате дали такую справку.  В  ней черным по белому было
написано,   что  Владимир  аккуратно  посещает  все  лекции.  А  ведь  кражи
совершались только днем, в то время, когда в институте шли занятия.
     Воры нашли и  постоянный "рынок сбыта" краденых вещей.  Одна за  другой
проходят перед следователем Манзура Давлетова,  Хабыра Иргешева -  буфетчицы
столовой No  3,  Мафрат  Турдыева и  Магдалина Эммануйлиди,  тоже  работники
торговли.  Эти  дамы  за  бесценок скупали  у  воровской шайки  похищенное и
напутствовали их словами: "Приносите еще!". Все они предстали перед судом.







                           Черный портфель




     В  заявлении  профессора  Вознесенского,   написанном  мелким  почерком
нервничающего человека (с помарками и зачеркиваниями), было указано, что его
черный портфель с  деньгами и  рукописью украли прямо в  купе поезда No  89,
следовавшего по маршруту Барнаул - Днепропетровск.
     Кроме Вознесенского,  в купе ехал только один человек -  Петр Алексеев,
который говорил профессору, что направляется в областной город, где учится в
медицинском институте.  Однако  не  доезжая  несколько  остановок  до  этого
города,  юноша неожиданно сошел на  станции Дубово.  Когда профессор приехал
домой и  раскрыл чемодан,  то  обнаружил,  что исчез портфель с  рукописью и
деньгами. Денег было тысяча пятьсот рублей.
     - Вот заявление профессора.
     Лейтенант  Никитин  протянул  Николаю  Петровичу  Гарину  лист  бумаги,
исписанный угловатым неровным почерком.
     Майор одел очки, пробежал глазами заявление и пожал широкими плечами:
     - Гм... Слишком категорично. Портфель-то хранился в чемодане...
     - Дежурил нынешней ночью как раз я, Николай Петрович. И профессор, хоть
и нервничал,  а все подробно рассказал. На станции Дубово он вышел проводить
свою  дочь  Ольгу,  которая ехала вместе с  ним,  но  вдруг решила навестить
подругу. Обе они учатся в нашем мединституте.
     - То есть там же, где и студент Алексеев?
     - Да.
     - А где задержали Алексеева?
     - Там  же,  на  станции Дубово.  Профессор описал его внешность.  Еще в
вагоне он  заметил шрам на  щеке Алексеева,  обратил внимание на его пестрые
вязаные рукавицы,  лежавшие в  багажной сетке.  По  этим приметам парень был
опознан в зале ожидания.  Он так и не уходил со станции, все сидел на скамье
невдалеке от входа.
     - Итак,  его  задержали,  хотя  прошло часа  два,  судя  по  тому,  что
профессор  успел  приехать  домой,  раскрыть  чемодан  и  явиться  со  своим
заявлением в  милицию.  Потом,  пока дежурный позвонил на  станцию...  Дело,
вероятно, было ночью.
     - Да.  И как раз у Алексеева нашли в узелке черный портфель с деньгами.
Правда,  денег было чуть меньше, но все же порядочно, особенно для студента.
Их было тысяча двести. Рукописи в портфеле не было.
     - Значит,  триста  рублей кому-то  переданы,  а  рукопись выброшена.  В
станционном буфете  триста  рублей в  два  часа  ночи  при  всем  желании не
прокутить... Но давайте сюда портфель.
     Лейтенант  достал  из  письменного  стола  небольшой  черный  портфель.
Николай  Петрович  осмотрел портфель снаружи  и,  подойдя  к  окну,  осветил
подкладку.  Когда  он  мельком обернулся к  Никитину,  лейтенант понял,  что
означает его взгляд.
     - Пятно, Николай Петрович?
     - Пятно.  Обыкновенное  чернильное  пятно.  Чернила,  простые,  не  для
авторучки.  И  знаете,  кто хозяин портфеля?  Обыкновенный школьник,  скорей
всего  деревенский парнишка.  Наши  городские теперь  не  ставят в  портфель
пузырек с  чернилами...  Носили вы  в  сумке  пузырек с  чернилами,  товарищ
лейтенант?
     Никитин засмеялся:
     - Угадали, товарищ майор.
     - Угадал, потому что сам лет пять носил пузырек в своей холщевой сумке.
Вот где сомнения,  дорогой мой помощник.  Будет профессор ставить в портфель
пузырек с чернилами?




     В   десять  тридцать  в   кабинет  майора  вошел  грузный  мужчина  лет
пятидесяти, поздоровался и напряженно сдвинул густые клочковатые брови.
     - Товарищ Вознесенский,  -  сказал майор,  - давайте познакомимся. Меня
зовут Николай Петрович Гарин.
     - Константин Семенович,  -  профессор  привстал  и  несколько церемонно
поклонился.
     Майор  глянул  на  каракулевую шапку,  крепко  зажатую  в  большой руке
профессора:
     - Разденетесь?
     - Не стоит,  я очень спешу.  Лекция.  Суть дела вы уже знаете,  товарищ
майор?
     - Я хотел бы уточнить некоторые детали, связанные с похищением портфеля
с деньгами...
     - И с рукописью!  - быстро вставил профессор. - Если бы речь шла только
о деньгах,  то еще терпимо.  Но рукопись...  Конечно, и денег жалко. Деньги,
собственно говоря,  не все мои,  даже большей частью не мои, а брата. Брат у
меня в совхозе агрономией заправляет.  Перевел мне тысячу рублей на пианино,
сын у  него в музыкальном училище,  талантливый юноша,  ничего не скажешь...
Остальные деньги - мои.
     - И все находились в портфеле?
     - Все. Ехал я из Петровска, а этот городок, как вы знаете, в пяти часах
езды отсюда,  так что на аккредитив класть не было смысла.  Вот я  и положил
деньги в портфель, а портфель в чемодан, с которого не спускал глаз.
     - Что же вы всю ночь не спали?  Поезд из Петровска отходит в  час ночи,
через Дубово проходит в два, в наш город прибывает под утро.
     - От Петровска до Дубово я не спал,  а проехав Дубово,  положил чемодан
внутрь своего плацкартного места и спал до конца пути. Но в это время ехал я
в купе совершенно один. Алексеев в Дубово слез.
     - А ваша дочь?
     - Тоже в Дубово сошла.  В купе нашем сначала было только одно свободное
место, так Оля в соседнем устроилась. Когда на второй остановке двое из моих
соседей вышли, остался лишь этот Алексеев.
     - При нем вы выходили из купе?
     - Выходил в туалет. И когда Олю провожал на станции, тоже вышел первым.
Алексеев оставался один в купе.  Потом,  смотрю,  неожиданно и он показался.
Даже не попрощался.  А уверял,  что едет со мной до конечной. Ясно, что этот
тип украл портфель, когда я выходил в Дубово проститься с Олей.
     - Вы долго жили в Петровске?
     - Месяц и  десять дней.  Там у меня домишко,  еще от покойных родителей
остался.  В  эту зиму я  заканчивал монографию о  новых кормовых культурах в
нашей области и...
     - Вы были один в доме?
     - Э...  Один.  Убирала, правда, соседка-старушка. Потом, когда начались
каникулы, приехала Оля. У нее в Петровске куча знакомых.
     - И не мешали они вам?
     Профессор достал носовой платок и сердито высморкался.
     - Ни в коем случае.  Я так и сказал:  встречайся с друзьями в кино,  на
катке,  где хочешь.  Но мне не мешай,  милая,  вот так.  Правда,  есть у ней
закадычная подружка, та раза три у нас бывала.
     - И вы ее хорошо знали?
     - Не  очень.  Знал,  что  зовут  Катя.  Фамилия...  вроде бы  Коровина.
Работает в Госбанке счетоводом.  Вместе с Олей ходила на танцульки. Надеюсь,
что мой портфель украла не она,  и к чему склонять здесь ее имя -  не пойму,
товарищ майор.
     Майор, не ответив, достал из стола портфель.
     - Ваш?
     - Мой.  Почти новый. Подарила мне его супруга на именины. Я с ним почти
не ходил.
     - Вот как! А может быть, ваши племянники, внучата им пользовались?
     Профессор всплеснул руками:
     - При  чем  тут  внучата?!  Во-первых,  Оле еще рано замуж.  Во-вторых,
портфель все  время  лежал  на  книжном шкафу и  пылился,  никто к  нему  не
прикоснулся. Шут его знает, как он мне при отъезде под руку подвернулся!
     - А  вы  уверены,  что,  когда вы ехали из Петровска,  портфель лежал в
чемодане?
     - Еще бы! Я сам его положил туда!
     - Кто находился в вашем доме перед отъездом?
     - Я  и  Оля.  Больше никого.  За несколько часов до отъезда я  сходил в
дежурный магазин за покупками, а Оля в это время прибирала квартиру...
     Вмешался Никитин:
     - Скажите,  Константин Семенович,  а  чемодан вы укладывали перед самым
отъездом?
     Гарин понял вопрос и одобрительно посмотрел на лейтенанта.
     - Нет,  не перед отъездом,  -  с усмешкой ответил профессор. - Кажется,
после обеда... впрочем, не помню.
     Майор встал, протянул руку:
     - До свиданья, профессор, благодарим вас. Пока все.




     Сержант показался в дверях в тот момент, когда майора вызвал начальник,
и в кабинете оставался один Никитин.
     Уходя, майор сказал:
     - Вот сержант, который на станции задержал Алексеева.
     Молодцеватый  парень  в  новенькой,   туго  подпоясанной  шинели  четко
приложил к шапке руку:
     - Сержант Соболь.
     Никитин указал на стул:
     - Здравствуйте.  Это вы задержали Петра Алексеева и  нашли в  его вещах
портфель с деньгами?
     - Так точно.
     - В момент задержания пытался уйти?
     - Нет,  только  ругался,  товарищ лейтенант,  -  расплывшись в  улыбке,
сказал Соболь.  -  Уж больно не хотел в  отделение.  Я  подошел,  а он книгу
читает. Сбоку, на скамье, лежал узелок с вещами и те самые пестрые рукавицы,
которые были в приметах.
     - Вы узнали его по рукавицам и шраму?
     - Не только,  товарищ лейтенант, по этому. Нельзя сказать, чтобы парень
очень приметный был, но все же я его раньше заприметил...
     - Когда раньше?
     - Как только он  с  барнаульского сошел.  Я  как раз стоял на  перроне.
Напротив меня  остановился пятый  вагон.  Вышел  проводник,  затем  какой-то
высокий толстый гражданин и  девушка.  Они далеко от  вагона не отходили,  а
остановились и стали разговаривать.  Видимо, гражданин провожал девушку, так
как пальто на нем было не надето,  а только накинуто на плечи.  Через минуту
или  две появился и  этот парень.  Сначала зашел за  угол вокзала,  закурил,
потом два раза выглянул из-за угла и скрылся. И вдруг опять выглянул.
     - А люди у вагона видели его?
     - Гражданин стоял  спиной  к  нему,  а  девушка  заметила и  как  будто
кивнула. Гражданин, может, и заметил, но вида не подал.
     Никитин записал показания сержанта и попросил продолжать рассказ.
     - Когда  гражданин попрощался с  девушкой и  ушел,  парень вышел  из-за
угла,  приблизился к девушке.  Та что-то сердито говорила ему,  а он молчал.
Потом тоже ответил сердито,  раздраженно.  Вскоре они направились к выходу в
город.
     - Слов не расслышали?
     - Нет.  Думал,  обыкновенный разговор,  какой  между  молодыми  бывает.
Сегодня дружат,  завтра ругаются... Только смотрю: через полчаса этот парень
опять на вокзале торчит. Получив указание, я задержал его...
     Сержант  замолчал.  Никитин тоже  ничего  не  говорил,  задумавшись над
рассказом. Почему Алексеев неожиданно сошел с поезда? Почему он не подошел к
Ольге Вознесенской,  когда она стояла с  отцом у вагона?  О чем они спорили?
Возможно,  о  деньгах.  Затем  Алексеев передал  девушке  триста  рублей,  а
остальные оставил себе.  Чушь  какая-то...  Будет дочь профессора воровать у
отца деньги? Нет, определенно чушь. А куда триста рублей из портфеля делись?
И как портфель исчез из закрытого чемодана?
     - Ключ от чемодана у Алексеева не обнаружен?
     - Никак нет.  У задержанного был с собой узелок с бельем, упакованный в
хозяйственную сетку.  Там же,  в сетке, лежал этот портфель с деньгами и две
книги. Ни чемодана, никаких ключей от чемодана у него не было.
     - Хорошо. Можете идти, товарищ сержант.
     Вскоре вернулся майор и велел привести Алексеева.
     Бледный юноша с  шапкой вьющихся волос и сердитыми зеленоватыми глазами
заговорил нервно,  отрывисто. На вопросы отвечал коротко. Всякое отношение к
хищению  портфеля  с  деньгами  и  рукописью  о  кормовых  культурах студент
отрицал.
     - Откуда же у вас деньги? - спросил Никитин (допрос майор поручил ему).
     - Деньги мои, я их заработал.
     - Где?
     - Не  все равно где?..  Ну,  на  вывозке зерна в  совхозе.  Работал три
месяца, шофером работал...
     - Хорошо,  проверим... Вы что-нибудь купить собирались, раз везли такую
сумму с собой?
     - Может,  и собирался,  не знаю.  К чему эти вопросы?  Никакого мне нет
дела до профессора кормовых культур и его портфеля!
     "А  до  его дочери?"  -  хотел спросить Никитин,  но не спросил.  Майор
предупредил,  что  о  знакомстве Алексеева с  Ольгой  упоминать не  следует.
Алексеев не  взят  под  стражу и  в  случае надобности сразу  может сообщить
девушке о том, что про нее спрашивали.
     Черный портфель опять лег на стол.
     - Ваш?
     - Мой.
     - А Вознесенский утверждает,  что его...  Выходит, что никто не похищал
черного портфеля,  портфель сам выскочил из чемодана и  попал в  вашу сетку?
Так, что ли?
     Алексеев еще больше побледнел и нервно пригладил волнистые волосы:
     - Ничего  я  не  знаю!  Не  знаю,  почему Вознесенский считает портфель
своим! Понимаете - не знаю!
     Вмешался майор. Спокойно погладил черную глянцевитую кожу:
     - Портфель почти новый...  Не  волнуйтесь,  Алексеев.  Никто вас зря не
обидит. А раз такая заваруха получилась, приходится разбираться. Давно у вас
этот портфель?  Ведь он почти новый.  Вот и у профессора был новый, почти не
ношенный.
     - Этот портфель я выменял у одного паренька в вагоне.  Еще до того, как
сел в наше купе Вознесенский. Я на каникулы в Барнаул ездил к мамаше. У меня
был другой портфель,  пареньку он понравился,  ну мы и махнулись. Я завернул
этот чертов портфель в газету и положил в сетку рядом с бельем.
     - Где сейчас этот паренек?
     - Не знаю. Он слез недалеко от Барнаула.
     - Его фамилия, имя?
     - Имя - Игорь. Фамилию не знаю...
     Никитин посмотрел в  окно,  за  которым медленно падал  густой пушистый
снег. "Так чей это портфель? - думал он. - Вроде бы все улики говорят за то,
что кражу совершил этот бледный худощавый парень".
     Однако майор  Гарин  не  соглашался с  мнением Никитина.  После допроса
Алексеева он долго расхаживал из угла в угол.
     - Я  все-таки  считаю,  что  Алексеев не  при  чем.  Судите сами:  вор,
совершив кражу,  дожидается на  станции,  когда его спокойно заберут,  что и
сделал  Соболь.  Портфель  он,  действительно,  выменял  у  школьника,  если
вспомнить наши рассуждения о  чернильном пятне на подкладке.  Вот так...  Да
интуиция мне подсказывает, что парень честный человек. А интуиция, хотя и не
относится к криминалистической технике, тоже кое-что значит.
     - А как по-вашему,  Николай Петрович,  почему Алексеев неожиданно сошел
на станции Дубово?
     - Нет,  не  потому,  что  вытащил  портфель и  решил  скрыться.  Я  так
представляю себе картину: парень видит, что дочь Вознесенского, которая тоже
ехала в этом вагоне,  вдруг сходит на промежуточной станции. Вот она стоит у
вагона,   прощается  с  отцом.  Еще  несколько  минут,  поезд  уйдет,  и  на
полуосвещенном перроне девушка останется одна.  Какое  решение может принять
влюбленный парнишка,  поссорившийся с  девушкой и  ищущий случая помириться?
Была у вас такая ситуация?  У меня лично была...  Девушка все равно вышла за
другого,  но  сейчас  это  уже  лишь  воспоминание...  И  Алексеев,  видимо,
моментально принимает решение.  Встреча.  Но конфликт не исчерпан. Упреки...
Студент остается, чтобы сесть в следующий поезд.
     - Кто же украл портфель?
     - В вагоне - никто. Вот почему хочется применить метод исключения, хотя
мы им не часто пользуемся.
     "Метод исключения...  Розыск,  вопреки имеющимся фактам.  Что предложит
майор?"
     Пока лейтенант размышлял, Гарин подошел к вешалке, стал надевать шинель
(сегодня он пришел на работу в форме). Видимо, решение уже было принято. Так
и есть:
     - Выезжаем в Петровск, поищем в доме профессора.
     За окном вагона тянулась белая степь, убегали назад телеграфные столбы,
сосны, зеленеющие на горизонте.
     Гарин  сидел в  углу,  шелестя газетой.  Рядом перелистывала журнал Оля
Вознесенская.  Никитин лежал на  второй полке,  думая об этой двадцатилетней
красивой студентке, одетой в дорогую меховую шубку.
     "Могла бы и не пудриться, не подводить свои глазки. И так хороша".
     Оля  оказалась  не  очень  молчаливой  особой.  И  офицерам,  и  другим
пассажирам рассказывала об  отце,  о  его работе.  Немножко гордилась им.  И
через  полчаса весь  вагон знал,  что  украден портфель с  научной рукописью
профессора Вознесенского.
     Гарин положил на столик газету и нахмурился.
     - Оля, вы всем рассказываете о рукописи? Или только попутчикам?
     - А что, нельзя? Или это военная тайна?
     - Да  вы  не  сердитесь.  Просто меня интересует,  у  кого в  руках эта
рукопись.
     Девушка промолчала.  Через несколько минут она перепорхнула в  соседнее
отделение вагона,  откуда слышались смех,  бренчание гитары. Ехали с каникул
студенты.
     Никитин даже немного обиделся на эту девчонку. Возишься с ее портфелем,
а она еще и грубит майору.  Ну, выдержка у Гарина, конечно, будь здоров... А
папаша-то даже поехать не захотел.  Проворчал что-то о бессмысленной поездке
и едва согласился дочь послать, чтобы дачу открыла.
     Дача эта стояла на углу тихой улочки,  малолюдной даже в полдень. Когда
подошли к  кирпичному домику с голубыми ставнями,  офицеры обратили внимание
на  следы,  оставленные кем-то  на крыльце.  Было ясно,  что человек сначала
прошел по угольной пыли, а потом вступил на крыльцо. Как нарочно.
     Ольга  Вознесенская отомкнула английский замок  и  первой вошла в  дом.
Офицеры задержались у входа.
     - Похоже,  кто-то нарочно прошелся по угольному порошку, чтобы оставить
на крыльце свою "визитную карточку", - Никитин указал на следы.
     Майор осматривал замок, наставив лупу.
     - Он шел сегодня после полуночи и  не видел,  что,  приближаясь к  дому
профессора, наступил в пыль, оставшуюся на месте, где разгружали уголь, - не
оборачиваясь, сказал майор.
     - Именно после полуночи?
     - Да. Вчера до полуночи шел снег. Помните? Следы были бы занесены, если
бы неизвестный побывал на крыльце раньше,  чем снегопад прекратился.  А если
бы он шел днем, то не испачкался бы.
     - Замок как будто в порядке, Николай Петрович...
     - Даже  не  поцарапан.  Возможно,  неизвестный  ни  с  чем  возвратился
восвояси?  Но  нет!  В  доме тоже следы,  -  шепнул майор,  открывая дверь в
прихожую.
     В  доме  было полутемно.  Лучи дневного света лежали на  крашеном полу,
просачиваясь  сквозь  щели  рассохшихся  ставней.   Никитин  поднял  с  пола
полуобгорелую спичку.  Майор положил ее  на  круглый столик в  прихожей.  На
столике чернела коробка телефона.
     - Какой-то  непрошеный гость  боялся включить электричество,  чтобы  не
выдать своего присутствия.  Ставни рассохлись, в них щели: огонь будет виден
издалека. Кстати, откройте их.
     - Может, вызвать местных работников? - предложил лейтенант.
     - Не  надо,  мы  пока  сами.  Обойдем комнаты,  ничего не  трогая,  как
всегда...
     - А вот еще,  Николай Петрович. Замок-то цел. Неизвестный, значит, ключ
имел. Что же ему помешало днем зайти?
     - Да,  логично,  тем более,  что переулок малолюдный.  Но ему,  видимо,
мешали строители напротив...
     Никитин открыл ставни и вернулся в дом.  В доме было три комнаты, кухня
и  мезонин.  В  прихожей,  кроме  вешалки со  старой  одеждой и  телефона на
столике,   ничего   не   было.   В   спальне  стояла   старинная  кровать  с
никелированными шарами с  непокрытым пружинным матрацем.  Раскрытый платяной
шкаф  и  пара  венских стульев дополняли обстановку.  В  кабинете профессора
возвышался стеллаж,  плотно  забитый  книгами.  Стоял  кожаный  диван,  тоже
старинный,  с  высокой прямой спинкой.  На диване,  не снимая шубку,  сидела
Ольга Вознесенская и со скучающей миной чистила маникюрными ножницами ногти.
     - Скажите, в доме все цело?
     Майор посмотрел на девушку.
     - А что?  -  она подняла голову,  бегло обвела взглядом комнату.  - Как
будто  все  на  месте.  Одежды в  квартире нет,  а  старая рухлядь никого не
интересует... Нет, ничего не взято!
     Никитин заглянул в подцветочник без цветка и быстро обернулся к майору.
Перехватив его взгляд, девушка пояснила:
     - Цветок засох. Весной посадим на его место новый.
     Никитин указал майору на  серую  кучку,  готовую взлететь от  малейшего
дуновенья.
     - Соберите пепел,  - сказал Николай Петрович. - Судя по его количеству,
папиросу выкурили до конца. Кто-то нервничал, торопился. Поищите окурок.
     Никитин, закурив сигарету, попросил пепельницу.
     - Право,  не  знаю,  есть ли,  -  Ольга пожала плечами,  но поднялась с
дивана.  -  Папа не курит и  не любит,  чтобы в доме курили...  Все же,  как
будто, пепельница где-то была.
     Она вышла.
     Лейтенант заглянул в подцветочник, за диван. Окурок белел между тумбами
письменного стола.
     - "Прибой", - сказал лейтенант, отряхивая пыль с колен.
     Майор, присев на корточки, посветил фонариком:
     - Пыли  на  полу  почти нет.  Следовательно,  пол  действительно мыли в
субботу.  Окурок брошен после того,  как пол был вымыт.  В  субботу,  в день
отъезда  Вознесенских  из  Петровска,  в  этом  доме  был  мужчина,  курящий
"Прибой". Сходите, Леонид Иванович, в банк к этой Кате Коровиной, к подружке
Ольги. Она наверняка что-нибудь скажет.
     Вошла Ольга с красивой бронзовой пепельницей:
     - Вот...  Все-таки  некоторым  гостям  отец  разрешал  курить  в  своем
кабинете.
     Никитин вернулся из банка через полчаса.  Кивнув майору,  вызвал его на
крыльцо:
     - Был в  банке,  только не у  Коровиной,  а у Ковровой Кати.  Профессор
перепутал фамилии.
     - Ну,  конечно,  раз речь шла не о  кормовых культурах...  -  улыбнулся
майор. - Что же она рассказала?
     - Многое.  У  Вознесенской  есть  один  знакомый  в  Петровске,  летчик
какой-то.  Только он, по мнению Ковровой, не летчик, а так... мелкий трепач.
Ну,  в  общем,  говорит,  доверия не вызывает.  В субботу Коврова видела его
возле дома Вознесенских.
     Они вернулись в кабинет.  Девушка стояла у окна, задумчиво водя пальцем
по стеклу, разрисованному морозными цветами.
     - Есть у вас тут знакомый, Оля... - заговорил майор.
     Девушка удивленно обернулась, округлила голубые глаза.
     - При  профессоре он  не  бывал в  этом  доме,  но  в  субботу все-таки
заглянул. Верно? Помните, ваш отец отлучался в магазин после обеда?
     - Помню...
     Ольга теребила в руке платочек.
     - А  сами  вы  покидали комнату,  в  которой стоял  собранный в  дорогу
чемодан?
     - Я  выходила,  кажется,  к телефону...  Да,  папа звонил,  советовался
насчет покупок. Звонил из магазина, по-моему...
     - И кто в этот момент был в квартире?
     - Был... мой знакомый. Его зовут Сергей...
     Глаза Ольги стали вдруг растерянными, щеки порозовели.
     - Где стоял чемодан, уложенный в дорогу вашим отцом?
     - Вот здесь, на стуле.
     - А этому летчику вы говорили о рукописи отца?
     - Говорила,  -  лицо девушки опять сделалось удрученным. - Он знал, что
мой отец профессор. Что ж тут особенного?
     - Вы показали ему монографию?
     - Ну, показала.
     - То  есть вынули ее из портфеля,  дали почитать или посмотреть,  потом
спрятали снова в  портфель?  Только я не понимаю:  ведь портфель,  по словам
профессора, был заперт?
     - Ключ лежал на столе.  Я  открыла портфель и показала рукопись Сергею.
Он посмотрел заглавие и вернул мне рукопись. Правда, он заметил, что, будучи
летчиком, плохо разбирается в изложенном материале, но все же папу похвалил.
Потом я спрятала рукопись, закрыла портфель и положила его в чемодан.
     - А ключ от портфеля?
     - Положила к себе в жакет.
     - Ключ от чемодана?
     - Чемодан был не заперт. Папа его закрыл позже, придя из магазина.
     - Прекрасно.  Благодарим вас,  Оля,  -  майор взглянул на часы.  - Пять
часов, уже темнеет. Где живет ваш знакомый?
     - На Тульской,  рядом с ателье мод. Но зачем вам его адрес... Право, вы
ошибаетесь в Сергее.
     - Возможно, но об этом поговорим после. Извините.
     Когда офицеры вышли на крыльцо,  сумерки еще более сгустились, и следов
уже не было видно.
     Майор заговорил сразу:
     - Когда  Вознесенская открывала портфель,  жулик  увидел  в  нем  пачки
денег. Вскоре затрещал в прихожей телефон, отец звонил Ольге из магазина. Та
вышла.  Сергей вынул из чемодана портфель. Чемодан был открыт, а портфель на
замке,  ключ же у  девушки в  кармане.  Как быть?  Вынуть из портфеля деньги
невозможно:  он заперт. Выйти с портфелем из кабинета, минуя прихожую, где у
телефона стоит  Вознесенская,  тоже  нельзя.  А  что  можно?  Можно спрятать
портфель в  доме,  например,  за диваном,  а  ночью взять его.  Все-таки вор
волновался,  когда в кабинет вернулась Ольга.  Стоял у окна и курил. Вытянул
целую папиросу, до самого мундштука.
     - А где он нашел ключ от наружной двери?
     - Когда сегодня утром Вознесенский провожал дочь,  он сказал:  "Смотри,
Оленька, не потеряй свой ключ, а то мой ты где-то посеяла..."
     Никитин ухмыльнулся:
     - Так и сказал - посеяла?
     - Так и  сказал...  Впрочем,  мы  уже пришли.  Оказывается,  это совсем
близко.




     Черный портфель лежал на  кровати "летчика".  Сам  он  в  тапочках и  в
брюках со  свисающими подтяжками обескураженно переступал с  ноги  на  ногу.
Денег в портфеле не оказалось,  но рукопись о кормовых культурах покоилась в
том же отделении портфеля, куда ее сунул профессор.
     Это  обстоятельство отрезало "летчику" путь  к  отступлению.  Возвращая
деньги, извлеченные, по его словам, из "заначки", он извинился:
     - Все   в   порядке,   но,   простите,   истратил  пятьдесят  рублей  -
непредвиденные расходы.  Купил вот "корочки",  - жулик извлек из-под кровати
пару  полуботинок.  -  Пять  бутылок  "московской" тоже  деньги  стоят...  А
писанину,  как  видите,  сохранил в  целости,  из  уважения к  науке.  Хотел
отправить папаше моей знакомой бандеролью, но не успел. Вы помешали.
     "Летчик" взглянул на майора,  покосился на милиционера и  двух понятых,
явившихся с работниками следствия, и у него вдруг отпало желание шутить.
     - Учтите,   гражданин  начальник...  Деньги  возвращаю  по  собственной
инициативе. Надеюсь, суд учтет...
     - Не бойся, лишнее не получишь, - сказал милиционер, стоявший у двери.

     Солнечным  летним  днем  из  кабины  старенького  "Запорожца"  Никитина
окликнул загорелый худощавый парень:
     - Могу подвезти по старой дружбе, товарищ лейтенант!
     Никитин шутливо нахмурился:
     - Та-а-ак, гражданин Алексеев, частная собственность?
     - Так точно!  -  поддержал шутку Алексеев. - На нее и копил, на машину.
Не  хотел  вам  говорить,  а  почему?  Вызвали бы  ее  бывшего владельца для
проверки,  а  ему бы это не понравилось.  И прощай,  моя покупка.  Очень ему
нужно  с  подозрительным типом дело  иметь,  когда покупателей полно...  Так
проедемся?
     - Спасибо. В другой раз обязательно!
     Вечером Никитин рассказал майору об этой встрече:
     - Видите, еще одна деталь этого мелкого дела, Николай Петрович.
     Майор возразил:
     - Почему мелкого? Речь шла о том, чтобы найти преступника и оградить от
ложных обвинений честного человека. Если подумать - это не мелочи.




     - Давно у нас такого тумана не было, - сказал капитан Крылов, начальник
поселкового отделения милиции.  -  Отставишь, к примеру, руку - и пальцев не
видно...
     Разговаривая с  капитаном,  майор  Гарин и  лейтенант Никитин видели из
окна его кабинета крайнюю улицу поселка. Крылов, указывая в степь, сказал:
     - Вот по этой дороге и шел он вчера на станцию. К Бабкину шел, к своему
другу...
     Они  уже слышали об  исчезновении инженера Медведева.  Утром у  Крылова
побывала жена Анна Николаевна и рассказала, что муж ушел из дома вчера после
завтрака и  обещал вернуться часов в  пять  вечера.  Но  ни  к  пяти,  ни  к
двенадцати ночи он  не  вернулся.  На  станции у  Бабкина его также вчера не
было. И до сих пор неизвестно, где находится Александр Егорович Медведев.
     Капитан Крылов повозился с  бумагами,  лежащими перед ним на письменном
столе, нашел заявление жены инженера. Гарин прочитал его.
     - Значит, полагаете, дело серьезное?
     - А как же! Тут я протокол составил. Вот что Медведева показывает: "Муж
исчез,  и пистолета дома не оказалось..." А ведь он человек военный,  офицер
инженерных войск. На здешнем объекте работает.
     Лейтенант  Никитин  поглядел  на  майора,   подумав,  что  исчезновение
инженера,  работающего на таком объекте, действительно, дело не шуточное. Но
майор в ответ на его замечание только пожал плечами:
     - Поживем -  увидим...  А пока что,  Леонид Иванович,  - обратился он к
Никитину, - сходите к Бабкину на станцию. Он, как будто, на станции живет?
     - Живет там и работает,  - пояснил Крылов. - Весовщик товарного склада.
С  Медведевым во  время войны в  одной роте  служил.  И  здесь они  случайно
встретились, почитай лет через двадцать. Отсюда и дружба.
     Бабкин встретил молодого офицера дружелюбно,  усадил за стол,  покрытый
пестренькой скатертью, налил стакан чаю:
     - Извиняйте, что другого чего нет. В будни не употребляю.
     - Да и я не употребляю, - смутился Никитин. - С чего бы это я на работе
стал употреблять?
     Покрутив сивый ус, Бабкин ухмыльнулся. - Ну, про вас лично не говорю...
любители везде есть.  Но это так к  слову.  Вообще-то спасибо,  хлопцы,  что
ищете. А вдруг, правда, с человеком несчастье!
     - Работа наша такая - искать. Вы давно с Медведевым знакомы?
     - Всю войну вместе. Он комроты, а я старшиной.
     - Ну и как он?
     - Это в каком смысле?
     - Ну, характер, привычки...
     - Характер,  можно  сказать,  хороший.  Только  горяч  бывает Александр
Егорыч.  На фронте сам вперед лез,  за других не прятался. Но ежели заметил,
что кто-то замешкался,  тогда спуску не давал.  А когда зря погорячится,  то
потом кается, извиняется даже перед человеком... Он последнее время какой-то
сумной ходил, задумчивый...
     - А вы ждали его в воскресенье?
     - Ждал. На озеро собирались с ним.
     - На озеро?
     - На  озеро.  Такое,  значит,  дело:  заспорили мы с  ним.  Может ли он
теперича в  любой предмет попасть,  как бывало раньше,  в  молодые годы.  Он
раньше прямо снайпером был.  И  вот доказывает,  что и  сейчас может в любую
цель угодить,  не промажет.  Решили проверить. Он обещал пистолет принести и
на озеро пойти.
     Остальные вопросы были заданы жене Медведева:
     - А вы точно знаете, что пистолет он захватил с собой?
     - Да.  Пистолет обычно лежал в нижнем ящике комода,  под бельем. Сейчас
его там нет.
     Анна Николаевна Медведева растерянно развела руками.
     - Лежал под бельем? - переспросил майор.
     - Да.
     Гарин и Никитин переглянулись.  В красивых карих глазах молодой женщины
мелькнуло удивление.
     - А это так важно?
     - Важно,  Анна Николаевна.  Это  значит,  что  ваш муж оружием почти не
пользовался.
     - Вы угадали.
     - Угадал. При нормальной эксплуатации оружия канал его ствола регулярно
покрывают смазкой.  Но  тогда вы  не  позволили бы  мужу  хранить пистолет в
комоде для белья. Верно?
     Медведева с  трудом  улыбнулась.  "Молода,  -  думал  Никитин.  -  Она,
пожалуй, в дочери ему годится... Следовательно, вторая жена инженера, а то и
третья.  Умерла,  может,  первая? Или старый холостяк решил вдруг на молодой
жениться? Надо будет Бабкина спросить, он, конечно, знает..."
     Лейтенант вспомнил седую  голову  Бабкина и  представил себе  инженера,
давно шагнувшего за сорок.
     Майор  с  разрешения  рассматривал фотоальбом  в  плюшевых  корках.  На
фотографии инженер казался вдвое старше своей подруги.  У  него было волевое
лицо человека с несколько крупными чертами лица и тяжеловатым взглядом.  Все
же стариком, как Бабкина, его никак нельзя назвать.
     Были в альбоме многочисленные фотографии Анны Николаевны.
     Присмотревшись к  группе  юношей и  девушек,  снятых на  фоне  большого
здания, майор спросил:
     - Так вы в политехническом учились?
     - Ушла с третьего курса.
     - Напрасно. Были бы сейчас инженером.
     - Вышла замуж, - просто ответила Анна Николаевна. - За Медведева...
     И вдруг, погрустнев еще больше, отвернулась.
     Майор листал альбом, расспрашивал о работе инженера, о его знакомствах,
привычках.
     - В карты не играл,  не пил,  -  отвечала Анна Николаевна,  -  читал не
очень много.
     "Оно и видно,  -  думал майор.  - Книг в доме почти нет. А ведь, вроде,
техническая интеллигенция".
     - А как был одет ваш муж, когда вышел вчера из дома?
     - Обыкновенно. В пальто и костюм.
     - А точнее?
     - Ну, пальто кожаное, коричневое. Костюм синий.
     - А обувь?
     - На нем были полуботинки с галошами.
     - Даже с галошами?
     - Да. Грязно ведь... А сапоги он не любит.
     - Размер не скажете?
     - Полуботинки сорок первый номер. Галоши не знаю!
     Тут  произошла заминка.  Майор  все  возился с  альбомом,  листал  его,
рассматривал  содержимое.   И  как-то  неловко  уронил  на  пол.   Несколько
фотографий выпало, майор застеснялся и стал извиняться. Быстро наклонившись,
поднял их, принялся вставлять в листы альбома.
     - Ничего, ничего, - успокоила женщина, - я сама.
     - Да вот уже и готово... И даже этот парень на месте.
     Майор указал на карточку светловолосого паренька в  куртке с  застежкой
молнией.
     - Врат моей подруги, Петя Поляков. Учились с ним.
     - Вот и на групповой фотографии он рядом с вами... Он и сейчас учится?
     - На последнем курсе.
     Анна   Николаевна  поправила  кончиками  пальцев   коротко   стриженные
волнистые волосы и,  глянув мельком на свое отражение в зеркале, повернулась
к майору.
     - Как же с мужем?  Что с ним? - взволнованно спросила она, чуть сдвинув
тонкие брови и сдерживая рыдание.
     - Будем искать, - виновато ответил Гарин.
     Вечером  они  играли  в  шахматы  в  комнатке общежития,  отведенной им
комендантом стройуправления. Майор любил напевать во время игры, высказывать
разные мысли,  шутить,  но между всеми этими занятиями выигрывал у  Никитина
партию за партией.
     Он  бы  давно бросил игру,  но  Никитин умолял "еще  разочек",  надеясь
отыграться.
     - Все думаю об очаровательной Анне Николаевне,  - неожиданно проговорил
Николай Петрович.  -  Кто  ее  заставлял так скоропалительно выходить замуж.
Училась бы в институте, сейчас бы имела диплом инженера.
     - Значит, так для нее лучше было, Николай Петрович.
     - Не думаю. Этот Петя Поляков, помните, тот, что на карточке, ее дружок
был. Не случайно на трех групповых студенческих фотографиях они рядом стоят.
А когда я уронил альбом и поднял его выпавшую фотографию, то успел прочитать
на обороте "Любимой Анечке от Пети"...  Ну,  в  общем,  как писали,  пишут и
будут писать все влюбленные.  И  карточка подарена Анне Николаевне за неделю
до брака с инженером.  (В паспорт заглянул). Медведев - вдовец, это я узнал,
пока вы  у  Бабкина были.  Жена его  скончалась два года назад,  а  на  Анне
Николаевне  он  женился  в  ноябре  прошлого  года.  Был  в  командировке  в
Свердловске, встретил ее и полюбил.
     - Выходит, он ее полюбил, а она-то не очень?
     - Это штука тонкая, Леня...
     Майор замолчал и, подойдя к приемнику, включил его.
     - Вальс Штрауса,  - сказал он, послушав. - Это все про нее, про любовь.
Когда я  был молодым,  то раз пять ходил на "Большой вальс".  Прямо с ума от
этой картины люди сходили. Особенно девушки... Перед войной это было...
     Прошло два дня. Не только дорогу от поселка до вокзала, но весь поселок
четыре работника милиции -  майор Гарин,  Никитин, Крылов и помощник Крылова
сержант Егоров исходили вдоль и поперек.  Сержант болел, ему лечили зубы, но
по случаю ЧП решил трудиться. С согревающим компрессом он усердно участвовал
в поисках.
     Дорога до вокзала проходила по открытой местности.  За два километра от
поселка шоссе перерезал глубокий овраг,  по которому с  шумом неслась вода -
мутная, стремительная.
     Через овраг был переброшен деревянный мост,  рассчитанный не  только на
пешеходов, но и на проезд транспорта.
     Не  раз  были  опрошены многие жители поселка,  а  на  станции дежурные
железнодорожники,  милиционер,  носильщики,  кассир.  Но  никто  из  них  не
встречал высокого представительного мужчину,  одетого  в  кожаное  пальто  и
полуботинки с галошами.
     - Все туман наделал,  - сокрушался Крылов. - Туман в то утро был просто
невероятный. Разве в таком тумане чего увидишь?
     Но все же нашелся человек, который, если не увидел, то услышал.
     Так  оно  и  бывает чаще всего.  Главное в  розыске все-таки не  следы,
оставленные преступником,  не микроскоп,  не медицина и химия -  современные
помощники следствия.  Главное  -  это  люди,  их  случайные или  неслучайные
наблюдения.
     Прошлым  воскресным утром  десятник соседней новостройки возвращался на
своем мотоцикле со станции.  Ехать было трудно: полз туман. А тут еще вблизи
моста пришлось слезть с  мотоцикла и отвести его в сторону,  чтобы исправить
неполадки  в  моторе,   оказалось,   что  произошел  нагар  свечи,  отказало
зажигание.
     Пока мотоциклист возился с ремонтом,  мимо него прошла в тумане колонна
автомашин с зажженными фарами.  Потом он прочистил свечу,  переехал мост и в
это время услышал сзади выстрел.
     - Близкий был выстрел или далекий? - спросил майор Гарин.
     - Выстрел  был,  по-моему,  не  очень  близкий,  -  неуверенно  ответил
десятник. - Но и не так, чтобы далекий...
     - Ясно.  Выстрел мог быть близким,  но  из-за  тумана казаться далеким.
Глухой он был или четкий?
     - Довольно отчетливый, товарищ майор.
     "Майор подозревает самоубийство,  -  подумал Никитин. - Ведь обычно при
этом  бывает глухой звук".  Да,  Гарин придавал отчетливости звука,  видимо,
большое  значение.  Еще  раз  спросил  он  свидетеля об  этом,  но  тот  еще
уверенней, чем в первый раз, повторил:
     - Довольно четко стреляли... Не близко, но четко.
     За околицей поселка,  в  степи,  гудели телеграфные провода,  встречный
ветер отгибал полы плащей.  Утро выдалось солнечное, но холодное. Дорога, по
которой шли три человека, уже почти подсохла, луж не было.
     Перейдя мост, трое остановились.
     Майор Гарин указал в сторону дороги, налево:
     - Здесь ремонтировал свой мотоцикл десятник...  Помнится,  он  исправил
машину,  переехал мост и услышал за собой выстрел. Значит, пока он возился с
ремонтом,  кто-то  стоял поблизости,  но  из-за тумана не был виден.  Верней
всего, он стоял вблизи моста, в нескольких шагах от него.
     - Почему же вблизи? - спросил капитан Крылов.
     - Потому  что  по  мосту  шла  колонна автомашин,  и  пешеходу невольно
пришлось сойти в сторону,  чтобы дождаться, пока путь будет свободен. Скорей
всего, вот сюда.
     Они  спустились на  край оврага.  Вода все еще с  шумом неслась по  его
наклонному руслу. Глядя в мутный поток, майор спросил капитана:
     - Куда идет этот овраг?
     - Тянется до березняка,  проходит по его опушке и  упирается в глиняный
карьер.
     - Если труп бросили в овраг, то куда его может унести? В карьер может?
     - Вполне.
     Теперь  все  они  -  Гарин,  Крылов и  Никитин -  принялись внимательно
разглядывать берег оврага. В глинистой почве нетрудно было найти следы того,
кто стоял здесь три дня назад.  Это был человек в новых галошах, большеногий
и, судя по глубине следов, грузный.
     А лицом к нему стоял другой человек - в ботинках с подбитыми каблуками.
     Повернувшись к майору, Крылов не то спросил, не то высказал мнение:
     - Медведев?
     Гарин кивнул:
     - Скорей всего, да... Он... Ищите гильзу.
     Никитин  наставил камеру  и  сфотографировал следы,  измерил расстояние
между ними, нанес на схему их расположение.
     - Ищите гильзу,  - повторил Николай Петрович. - Медведев стоял спиной к
оврагу, лицом к тому, что в ботинках. Гильза должна быть вправо от того, кто
стрелял... Ну, видите, так оно и есть!
     Никитин поднял медный цилиндрик,  закатившийся в лужицу и застрявший на
его обочине. Гильза была от пистолета ТТ.
     Завертывая гильзу в бумажку, майор проворчал:
     - Вообще-то ни черта не понятно.  Судя по расположению следов и гильзы,
стрелял тот,  кто стоял перед инженером. Гильза от ТТ выбрасывается вперед и
вправо.  Именно  так  она  лежала  по  отношению к  человеку  в  ботинках  с
подковками.  Но  ведь  пистолет принадлежал инженеру.  Почему он  оказался в
руках другого? Он свой пистолет отдал добровольно, что ли?
     Это был день открытий.
     Едва  они  вернулись  в  отделение,   зазвонил  телефон.   Сообщали  из
областного центра, что в комиссионном магазине обнаружено кожаное коричневое
пальто.  Запрос насчет пальто сделал Гарин еще в первый день приезда,  тогда
же он перечислил и все предметы одежды инженера.
     Нетрудно  было  установить,  что  сдал  кожаное  коричневое пальто  для
продажи  некий  Демин,  работающий каменщиком на  строительстве и  живущий в
поселке.  Парень  он,  по  сведениям,  имеющимся  у  капитана  Крылова,  был
ненадежный, любил выпить, сидел два раза по пятнадцати суток за хулиганство.
Но Демин,  опрошенный Крыловым,  указал,  что пальто он купил у  товарища по
работе Васи Пташкина. Позже выяснилось, что не купил, а выиграл в карты.
     Утром  следующего дня  Николай Петрович и  сержант Егоров,  прихватив с
собой двух дружинников, отправились "шарить" по оврагу, надеясь пролить свет
на  судьбу людей,  чьи  следы были  найдены вблизи моста.  Никитин и  Крылов
остались в отделении.
     В   десять  часов  в  приоткрытую  дверь  кабинета  начальника  милиции
протиснулись один за другим два паренька,  похожие на взъерошенных воробьев.
Друг на друга они не смотрели.
     - Садитесь,  -  указал  Крылов  на  диван  и  табурет в  углу  напротив
письменного стола.
     Демин,  угреватый,  остроглазый парень,  откинулся на  спинку  дивана и
сразу  вытащил  пачку  сигарет.  Взгляд  его  скользнул по  кожаному пальто,
перекинутому через спинку стула.  Ничего не сказав по поводу увиденной вещи,
Демин спросил:
     - Курить можно, начальник?
     Капитан, поглядев на него в упор, ответил:
     - Кури. Разрешаем.
     Демин надорвал пачку и небрежно сунул в рот сигарету.
     Второй парень сидел смирно,  примостившись на краешке табурета,  поджав
ноги.  Был он маленький, остроносый, с жесткими вихрами, по которым два раза
мазанул грязной ладошкой.
     Положив перед собой чистый бланк протокола, Крылов сказал:
     - Пальто ваше временно придется изъять, Жора.
     - То есть ка-ак?!  -  подался вперед угреватый.  -  Не пойдет это дело,
начальничек! Пальто мое, законно мне досталось!
     - Изъять,  как вещдок,  - твердо повторил капитан и поднял указательный
палец.  -  Понял? А насчет закона... знаем мы ваши законы, - Крылов показал,
как сдают игральные карты. - Ясно?
     - Ясно, - успокоился Жора.
     Он,  видимо,  сообразил,  что с этим толстым рыжим капитаном милиции не
стоит обострять отношений, поскольку ему о Жоре кое-что известно.
     - Раз  вещдок  -  другое дело.  А  как  же  с  распиской на  пальтишко,
начальник?
     - Расписку получи.
     Когда  Демин ушел,  капитан долгим укоризненным взглядом уперся в  лицо
лохматого Пташкина.  Тот  дважды  испуганно глянул  исподлобья на  сидевшего
перед ним человека в милицейской форме и шмыгнул носом.
     - Краснеешь?  - елейным голосом заговорил наконец капитан. - Краснеешь,
Пташкин? Ай-ай-ай... Ты же рабочий человек, каменщик! Верно я говорю?
     - Верно, - выдавил с усилием Пташкин.
     - А  у  человека пальто украсть тоже  верно?  Или  угробить человека за
пальто тоже верно?
     Пташкин удивленно поднял глаза на капитана:
     - Не крал я его, товарищ начальник!
     Крылов, как бы не слыша, обмакнул перо, придвинул лист бумаги:
     - Давай запишем,  друг Пташкин, твое чистосердечное признание. От этого
признания легче бывает.  Ты,  наверно,  такого закона не  знаешь,  так вот я
сообщаю тебе... Где встретил ты владельца этого пальто и как ты им завладел?
     - Никакого владельца не знаю, - просипел Пташкин.
     - Не знаешь? Инженера Медведева не знаешь?
     - Его знаю. Он на нашем участке бывал, проверял работу.
     - Вот, вот... Скажи, его это пальто или нет?
     - Кажись,  было у  него такое...  Только я  пальто это  нашел,  товарищ
капитан, честное слово.
     - Наше-ел! Вот это заливаешь! Где нашел?
     - В степи над оврагом.
     Пташкин стал рассказывать, как шел он со станции и увидел это пальто.
     - Так ведь тогда туман был,  -  вмешался Никитин.  -  В  тумане,  брат,
трудновато пальто разглядеть с дороги.  А ведь там метров десять будет -  от
моста до края оврага.
     Пташкин ответил,  что тумана не было,  что, вернее, туман был раньше, а
потом,  к  полудню,  туман исчез.  Вот в  это время он  и  шел через мост на
станцию...
     Крылов уже заполнил страницу протокола, поставил точку и удовлетворенно
крякнул:
     - Тэк-эк.  Вот  распишись на  первой странице.  А  теперь ответь,  куда
пистолет дел?
     - Пистолет?  -  Пташкин даже привстал с  табурета,  затем опять сел.  -
Какой пистолет?
     - Которым стрелял... Не понимаешь?.. Эх, Пташкин, Пташкин! Говорю тебе,
от признания процентов на пятьдесят легче будет!
     Капитан развернул бумажный пакетик и выкатил на стол четыре пистолетных
патрона.
     Никитин узнал тупые овальные пули от пистолета ТТ и подошел к столу:
     - Патроны где нашли?
     Крылов кивнул в сторону Пташкина:
     - У  него и нашли.  В аккурат в его квартире за сундучком лежали.  Есть
там у  них сундучок в прихожей.  Мамаша его и не знала ничего.  Он с матерью
живет и старшей сестрой. Вот утешенье на их головы!
     На  все  вопросы  насчет  патронов Пташкин так  ничего  толкового и  не
ответил. По его завереньям, он их и в глаза не видел.
     Но Крылов не сдавался. Развернув газету, он сказал:
     - Ты подумай,  вспомни,  Пташкин,  а я пока газетку почитаю. Интересная
сегодня газетка.
     И прикрылся газетным листом,  как бы отгородившись от Пташкина, оставив
его наедине с мыслями о найденных патронах.
     В это время в дверях показался Егоров, Крылов понял, что сержант принес
новости, и сказал:
     - Выйди на минуту, Пташкин. В коридор.
     Пташкин поднялся с табурета. Обернувшись от двери, плаксиво заговорил:
     - В  тюрьму,  что ли,  товарищ капитан?  Не брал я  пистолета...  Хотел
принести это пальто в милицию, да не успел... Подвернулся этот Жора!..
     - Ладно,  разберемся.  Подумаешь -  не успел.  Государственные дела его
задержали. Иди, иди.
     Пташкин вышел, а Егоров, понизив голос, сообщил:
     - Так что,  товарищи,  нашли того инженера!.. В глиняном карьере убитый
лежит... Пулей убитый. В щеку.
     Труп  Медведева  в   промокшей  насквозь  одежде  лежал  на  краю  ямы,
наполовину  заполненной  мутной   желтой   водой.   Выемку  глины   когда-то
производили  экскаватором,   но  впоследствии  в   карьер  приезжали  жители
ближайших деревень  и  лопатами  выбирали глину  для  собственных нужд.  Так
образовалось несколько ям.
     Около тела убитого стояли Николай Петрович и два дружинника.
     Майор показал рукой на голову убитого:
     - Как будто, слепое пулевое ранение: пуля вошла в левую щеку и застряла
в полости черепа.  Приедет эксперт - осмотрим точнее... Обратите внимание на
одежду.
     Крылов сказал сокрушенно:
     - Из-за  барахла  угробили человека...  Между  прочим,  товарищ  майор,
четыре патрона на квартире у Пташкина найдены.
     - На квартире Пташкина?  - с недоверием в голосе переспросил майор, как
будто он не мог допустить даже этого факта.
     - Да, за сундучком в прихожей.
     - Чепуха какая-то. Пташкин не имеет никакого отношения к этому делу.
     Тут  пришло  время  удивиться Никитину и  Крылову.  Значит,  Гарин  уже
обнаружил настоящего убийцу? Но где и как?
     Они отошли в  сторону и присели на трухлявую,  уже обсушенную солнцем и
ветром колоду, бог весть как попавшую в выемку глиняного карьера.
     - Смущает меня одно обстоятельство, - заговорил Николай Петрович, крутя
в руке прутик.
     - Какое? - спросил Никитин.
     - Повреждение от пули на костюме убитого.
     - Почему на костюме?
     - А вы присмотритесь.  Прежде чем ударить в левую щеку Медведева,  пуля
задела левый рукав пиджака,  затем левый лацкан и  воротник.  Похоже,  что в
инженера стреляли с земли, снизу вверх... Впрочем, - майор глянул на часы, -
скоро приедет судебно-медицинский эксперт.  Но и так ясно,  что самоубийство
исключено.
     Перед самым вечером, когда на земле уже лежали длинные тени, прибыли из
областного города две машины с работниками милиции, экспертами, следователем
прокуратуры.
     Женщина-врач осмотрела труп и подтвердила, что самоубийство исключено:
     - На левой щеке трупа имеется входное отверстие.  Следов же выстрела на
близком расстоянии нет. Иначе бы на коже лица были пятна от порохового газа.
     Сотни  раз  слышал  майор  за   годы  своей  работы  такие  официальные
формулировки и потому улыбнулся.
     Врач  была  молода,  она  только начинала свою работу и  очень серьезно
произносила определения, взятые из учебников судебно-следственной медицины.
     - Все правильно,  -  сказал Николай Петрович. - Плюс к этому самоубийца
не будет стрелять в свой левый рукав, чтобы попасть в щеку.
     - Ну это по вашей части, Николай Петрович, а я лишь медицина.
     - Тоже верно.  А скажите,  товарищ медицина,  нет ли на голове или лице
убитого ссадин,  кровоподтеков,  царапин или других следов удара?  Я склонен
думать,  что из пистолета ТТ не только стреляли, но кто-то воспользовался им
также для драки.
     - Во всяком случае убитому никто ударов не наносил.
     В  боковом  кармане  покойного обнаружили обрывок  конверта.  Адрес  на
конверте расплылся,  но читался свободно.  Майор положил обрывок на ладонь и
поднес  близко к  глазам,  чтобы  рассмотреть расплывшиеся буквы.  Вдруг  он
удивленно хмыкнул и отошел в сторону.
     Быстро темнело. Майор подозвал Никитина:
     - Читайте!
     Направив  свет  карманного фонаря  на  конверт,  лейтенант прочел:  "До
востребования Анне Николаевне Медведевой".
     - На конверте нет обратного адреса, Николай Петрович.
     - Но  есть  след  почтового штемпеля:  Свердловск,  17...  Обратили  вы
внимание на почерк человека, писавшего адрес?
     - Почерк мне незнаком.
     - То-то и оно.  А мне знаком. Этот адрес написан тем студентом, который
подарил свою фотографию Медведевой незадолго до ее брака с  инженером...  До
востребования...  А письмо попало к мужу!  Типичный треугольничек, что бы ни
говорили на этот счет разные алилуйщики.  И у нас он встречается и долго еще
будет встречаться. Фигурирует не только в романах.
     - Значит, убийство?
     - Самоубийство,  как видите,  исключено.  А  убийство?..  Был у  меня в
практике аналогичный случай,  но  пока говорить об  этом рано,  -  уклончиво
ответил майор.
     Совсем стемнело. Труп положили в подошедшую санитарную машину и повезли
в морг для вскрытия. Захватили бумажник убитого, обрывок конверта. За пальто
заехали в отделение милиции, где в коридоре уныло сидел Пташкин.
     Осмотрев пальто, майор подмигнул Пташкину:
     - Вешалку-то когда оторвал?
     - Так и было!
     - Значит, пальто ты не вешал у себя на квартире, а клал?
     - Лежало оно. На сундуке в прихожей.
     Капитан  Крылов,  слушая  этот  диалог,  недовольно  хмурился,  потирал
подбородок,  но  ничего не  говорил.  Только когда  майор отпустил Пташкина,
капитан заметил, не глядя ни на кого, уткнувшись в папку с бумагами:
     - Не рано ли, товарищ майор? Все же патроны - улика.
     - Насчет патронов вешалка подсказывает.  Лежало пальто на  сундучке,  а
патроны,  видимо,  в кармане были.  Вот и выкатились за сундучок.  Вы давеча
осмотрели костюм Медведева,  товарищ капитан.  И думаю, не хуже меня кое-что
поняли в этом деле...  А Пташкина что держать?  Ему завтра на работу идти, а
тут мы ему на нервы давим.  У парня ведь тоже нервы,  не проволока,  товарищ
капитан.
     Хорошо  было  выйти  из  теплой,  прокуренной комнаты и  ощутить мягкую
свежесть  весеннего вечера.  В  окнах  горел  свет,  с  балконов  доносились
разговоры и смех, где-то крутили пластинку.
     Остановившись под фонарем, майор посмотрел на часы:
     - Скоро десять.  Все  же  в  поликлинике есть дежурный врач или сестра.
Зайдем.
     Дежурила сестра. Склонившись над потрепанным томиком, она читала.
     Хлопнула входная дверь, и девушка повернула голову навстречу вошедшим.
     Майор, назвав себя, попросил навести справку.
     - Пожалуйста, - кивнула девушка.
     - Нам нужно знать,  обращался ли  к  вам за помощью человек с  разбитой
головой...
     - К нам многие обращаются. Когда это было?
     - В прошедшее воскресенье, до обеда.
     - Сейчас посмотрим.
     Из-за  перегородки,  разделяющей комнату,  показалась  толстая  пожилая
женщина в очках. Ее круглое добродушное лицо выражало крайнее удивление.
     - Позвольте, позвольте, - заговорила она - значит, нашли тех хулиганов,
которые напали на  бедного молодого человека?..  Анечка,  не  надо искать по
книге,  я  все,  все  расскажу.  Я  лично все расскажу,  потому что я  лично
перевязывала раненого... Такой красивый молодой человек, очень вежливый. Шел
со станции и,  представьте,  на него в поле напали хулиганы. К счастью, удар
по  правой теменной кости  оказался не  очень  сильным.  Травмирована только
мягкая ткань, мозг не был задет. Но крови вытекло много.
     - В больницу его положили?
     - Нет,  не  госпитализировали,  лишь оказали амбулаторную помощь.  Врач
сказал, что обойдется... Все-таки проучить бы, товарищи, этих хулиганов!
     - Нам хотелось бы знать фамилию пострадавшего.
     Девушка  поискала  в   книге   регистрации  больных,   которым  оказана
амбулаторная помощь, и ответила:
     - Есть... Поляков Петр Андреевич, сорок второго года рождения...
     С ним столкнулись, когда он только что вышел из квартиры Медведевой.
     Вещей при нем не было,  если не считать плаща, перекинутого через руку.
Никитин узнал его, хотя бинт на голове несколько изменил лицо парня, снятого
на фотографии, хранящейся в альбоме Анны Николаевны.
     Да,  это был он,  только не в куртке с застежкой-молнией, а в недорогом
грубошерстном костюме.
     - Гражданин Поляков? Разрешите...
     - Я Поляков.
     Он обернулся и глянул снизу вверх на обитую клеенкой дверь квартиры, из
которой только что вышел.
     - Может, вернемся в квартиру? - предложил майор.
     - Думаю, не стоит.
     Майор разговаривал, а Никитин молча щупал в кармане колодку пистолета:
     "Вот бандюга. Держится так, вроде бы ничего не наделал..."
     - Тогда пошли к нам,  - сказал майор, точно он приглашал в гости своего
приятеля.
     - Я и сам хотел.
     - То есть?
     - Шел в милицию.  Все не решался,  а когда узнал,  что убит инженер, то
понял, что надо идти.
     "Поздновато уверяешь",  - пришло в голову лейтенанту, когда он вслед за
майором и задержанным шагнул из освещенного подъезда в ночную темь улицы.
     Шли рядом,  порой обходя лужи.  Почти не  говорили.  Да и  милиция была
близко.
     В  кабинете Крылова  монотонно качался маятник больших настенных часов.
За зарешеченным окном светились огни новостройки.  Самого капитана не было -
он  отдыхал в  этот час дома.  Поляков рассказал Гарину и  Никитину о  своей
любви к девушке,  с которой вместе учился в институте, о том, как собирались
они  после  учебы  всю  жизнь  шагать  рядом.   Девушка,  однако,  рассудила
по-другому.
     - Медведев меня знал,  встречал нас вместе. Потом не стал попадаться на
глаза.  И  она не  захотела больше встречаться...  Вскоре я  узнал,  что Аня
бросила учебу, вышла замуж и уехала из Свердловска.
     - Так,  так...  -  майор  подошел к  окну,  толкнул форточку,  и  струя
холодного воздуха шевельнула на столе чистый,  не начатый бланк протокола. -
Как же вы адрес ее узнали?
     - На днях получил неожиданное письмо. Пишет, что ошиблась, что любила и
любит только меня...  Не просит прощенья, просто пишет в минуту раскаянья...
Может же быть так в жизни, товарищи?
     - В жизни все может быть,  -  ответил серьезно Николай Петрович.  -  Уж
я-то знаю. И вы ей ответили?
     - Ответил,  как она и просила,  до востребованья.  Потом оказалось, что
письмо мое как-то  попало на  глаза мужу...  Ответил я,  а  сам не утерпел и
вслед за письмом решил поехать сюда,  в Степной.  Все думал как-нибудь найду
способ увидеться, поговорить.
     Поляков достал сигарету,  повертел ее, но курить раздумал и сунул назад
в пачку.
     - И вот вы здесь.
     - Да,  приехал.  Вещички -  чемоданчик ручной - сдал в камеру хранения.
Спросил на станции дорогу и пошел в поселок.
     - Это было утром в воскресенье?
     - Да.  Стоял туман. Вскоре я дошел до моста и тут услышал за спиной гул
автомашины.  Пришлось отойти в  сторону от дороги,  к  краю оврага.  Туда же
свернул другой человек, шедший мне навстречу.
     - Это был Медведев?
     - Да,  он.  Увидев меня, он вскрикнул, бросил на землю висевшее на руке
пальто и сбил с меня кепку.  Я нагнулся, и тут он чем-то меня ударил. У меня
потемнело в  глазах и,  словно сквозь туман,  я  услышал над  собой выстрел.
"Все!" -  мелькнула мысль...  Но нет,  я был жив. Снова все встало на место,
перестало кружиться,  выступило из  тьмы и  мост,  чуть видный в  тумане,  и
движущиеся фары машин... Медведева около меня не было.
     - Кто же стрелял и в кого?
     - Не знаю. Он мог бы стрелять в меня...
     Майор кивнул:
     - В  минуту запальчивости мог  бы.  Ведь у  него в  кармане лежало ваше
письмо  к  его  жене.  Разные люди  по-разному реагируют на  такие  вещи.  К
сожалению, часто реагируют неправильно. Дело в характере, в воспитании.
     Вмешался Никитин:
     - Но все-таки он инженер, был на фронте...
     - Разве должность гарантирует от ошибок?  В общем,  сорвался человек. И
погиб... Продолжайте, Поляков.
     - Придя в  себя,  я  поспешил в  амбулаторию.  Переночевал я  в комнате
отдыха на вокзале, потом остановился у одного старичка, живущего одиноко там
же,  вблизи станции. Заплатил ему. Раза два я побывал у Ани, но она сказала,
что сейчас говорить ни  о  чем не может,  слишком все неожиданно получилось.
Вот и  сейчас,  узнав,  что нашли труп Медведева,  я  заходил к  ней,  чтобы
посоветоваться и проститься. Видимо, позже она мне напишет.
     Поляков помолчал и  на  этот  раз,  вынув сигарету,  решительно чиркнул
спичкой... Но руки его задрожали...
     - Не убивал я инженера! - крикнул он.
     - А пистолет? Не видели вы пистолета? - неожиданно спросил Гарин.
     Поляков недоуменно посмотрел на майора:
     - Почему я должен был его видеть? И где?
     - Пистолет должен был остаться на месте!
     - Почему на  месте?  Не понимаю...  Или Медведев ударил меня,  а  потом
застрелился? Но... он исчез куда-то, ушел! Не понимаю!
     Майор помолчал.
     - Хорошо, - сказал он, подумав. - Хорошо. Идите...
     Пистолет нашли на дне оврага.

     Через  три  дня  Никитин зашел в  служебный кабинет майора в  областном
управлении,  и  Николай  Петрович положил перед  ним  заключение эксперта по
судебной баллистике:
     - Поляков не виновен.
     - Что? Выстрел без нажима на спусковой крючок, Николай Петрович?
     - Да.  В  пистолете имеется неисправность,  о  которой не знал даже его
владелец,  так как пользовался оружием очень давно. Пистолет лежал в комоде,
под  стопкой  белья,  то  есть  не  был  даже  смазан.  Головка разобщителя,
удерживающая кожух затвора от смещения назад,  к курку,  изношена.  Медведев
взмахнул пистолетом и  ударил им  Полякова.  Кожух скользнул назад,  ударник
наткнулся на курок и своим бойком наколол капсюль патрона. Все это произошло
в  считанные  доли  секунды.  Прогремел выстрел.  Пуля  продырявила рукав  и
воротник на пиджаке Медведева и пробила левую щеку...



                             Н.ШАПЧЕНКО



     День был воскресный,  июльское солнце палило немилосердно, и на берегах
Алматинки творилось что-то невообразимое.  Загорелые спины и  плечи,  темные
очки,  зонтики,  газетные шляпы,  -  казалось,  вся Алма-Ата высыпала к этой
говорливой речушке,  вода  которой  даже  в  такой  зной  оставалась приятно
прохладной.  Здесь читали романы, резались в шахматы и "подкидного", строили
"персональные" запруды и просто отдыхали, облепив раскаленные камни.
     В   пляжной  толчее   ничем   не   выделялась  группа   молодых  людей,
примостившихся у  самой  воды.  Время от  времени один  из  них  поворачивал
бутылки с пивом, лежащие на отмели в тени, и присыпал их мокрым песком.
     - Почти  остыли,  -  парень весело тряхнул головой,  подмигнул.  -  Еще
немножко,  и можно будет...  А пока я,  пожалуй,  ополоснусь.  -  Скользя по
каменистому дну,  он дошел до середины,  лег и  подставил плечи под холодные
струи. Через минуту выскочил на берег, сделал стойку на руках и, чувствуя на
себе любопытные взгляды,  направился так к  своим.  Он,  по-видимому,  любил
производить эффекты.
     Потом, когда бутылки опустели, кто-то из приятелей сказал вполголоса:
     - Вась,  а  Вась...  Обрати внимание,  слева от тебя девчонка в голубом
купальнике...  Знаешь,  как смотрела на тебя,  когда шел на руках. Подсядем,
может?
     Василий небрежно повернулся,  смахнул со лба смоляной чуб и  равнодушно
бросил:
     - Нет, не Рио-де-Жанейро. Типичное не то.
     На  него взглянули удивленно,  а  он,  не вдаваясь в  пояснения,  молча
достал  из   кармана  пиджака  фотокарточку-"визитку"  и   с   видом  явного
превосходства протянул ее товарищам.  Приветливое, слегка склоненное к плечу
девичье лицо  светилось безмятежной улыбкой.  Черные локоны подчеркивали его
белизну,  в лукавом прищуре глаз сверкали искорки, а нежная округлость щек и
точка-родинка  в   уголке  над   губой  придавали  лицу  выражение  милое  и
трогательное.  Да,  Васька считался заправским сердцеедом,  но на сей раз, -
трое друзей,  рассматривающих фотографию,  могли бы поклясться в этом,  - он
превзошел самого себя.
     - Кто такая?  -  не отрывая восхищенного взгляда от "визитки",  спросил
один.
     - Аллочка.  Аспирантка,  -  ответил Василий,  и в тоне,  каким это было
произнесено,  чувствовалось,  что  ему  до  чертиков  надоели  поклонницы из
научного мира,  и  он  их терпит только потому,  что от чрезмерного внимания
аспиранток и диссертанток буквально негде укрыться.
     - Ну,   а  как  у  тебя  с  ней...   в  смысле...   взаимоотношений?  -
поинтересовался другой и подгреб к груди горячий песок.
     - Какие  там  взаимоотношения,  -  Василий  обреченно махнул  рукой.  -
Замучила она меня своими звонками.  Только приду в мастерскую:  "Медынин,  к
телефону!" Так и бегаю весь день туда и обратно... Да вот, можете прочитать,
- он перевернул фотографию и ткнул пальцем в надпись, не оставляющую никаких
сомнений в искренности чувств аспирантки: "Дорогому Васюте. Люби меня, как я
тебя. Твоя Аллочка".
     Парни понимающе переглянулись и единодушно выразили желание увидеться с
ней вечером на танцах.
     - Аспирантка она, некогда ей.
     - Ну и что же, что аспирантка?! Что, для них воскресений не существует?
     - Это для нас с тобой,  Боренька,  воскресенье,  - назидательно ответил
Василий.  - Куда захотели, туда и пошли, что захотели, то и сделали. А у ней
- колбы, опыты, кислород, углерод, аш два о. Вот так!
     - Да и я,  пожалуй, не приду в парк, у меня вечером другое мероприятие,
- закончил он, вытряхнул из сандалий камешки и натянул носки.
     "Мероприятие",   действительно,   состоялось,   и  окончилось  оно  для
обладателя фотографии неожиданно и горько.  Обезумевший от выпитой водки, он
стремглав выскочил на широкую автомобильную магистраль и  бросился наперерез
мчавшемуся мотоциклу. Водитель едва остановил машину и, не успев сообразить,
в  чем дело,  покачнулся от удара в лицо.  В то же мгновение Василия ослепил
яркий  свет  фар,  надрывно заскрежетали тормоза,  и  чьи-то  тяжелые кулаки
опрокинули его на асфальт.  Как в полусне,  до него доносились ругань,  шум,
крики:
     - Саня, ну как, жив?
     - Братцы, да он пьян в дрезину!
     - Пьян не пьян, давай сюда в кузов!
     Сильно пахнуло бензином,  машина тронулась,  и Василий больше ничего не
слышал и не ощущал.
     Проснулся он  сразу и,  еще  не  оглядевшись,  понял,  что  находится в
вытрезвителе.  Тонкий холодящий матрац и легкое одеяло серого цвета наводили
на невеселые размышления.  "Как же это я очутился здесь?  Почему?  Вечером у
Леньчика на хате был выпивон...  Пили здорово...  Леньчик гонял магнитофон -
без конца какую-то одну и  ту же песню,  которая всем надоела,  а  Нинка все
подливала и подливала в мой стакан...  Потом плясал..." На этом воспоминание
обрывалось,  и  как  Василий ни  напрягал память,  дальнейшие события вечера
восстановить он не мог.
     "Сволочь все-таки Леньчик. То из него кружку пива не выжмешь, а то - на
тебе -  расщедрился -  упоил до зеленых чертей",  - подумал он, и на слабых,
словно набитых ватой ногах,  пошел к  огороженному деревянным барьером столу
дежурного, где уже двое мужчин ожидали документы и одежду.
     - Фамилия?  Имя?  Место  работы?  -  женщина в  форме  сержанта милиции
записала ответы в  толстый журнал и  протянула Василию номерок:  -  Получите
вещи.
     - Нет,  нет,  Татьяна Павловна,  этого не отпускайте,  -  запротестовал
вошедший со двора старшина и  пояснил:  -  Вчера из райотдела предупредили -
его с возвратом.
     У Василия закружилась голова,  он понял, что по-глупому влип в какую-то
нехорошую историю.




     Юрий  Николаевич Вольский,  следователь,  к  которому попало  заявление
Александра  Буренкова,   меньше  всего  рассчитывал  при  его  расследовании
столкнуться  с   какими-нибудь  неожиданностями.   Все  было  яснее  ясного.
Хулиганство в состоянии сильного опьянения,  более десяти очевидцев.  Сейчас
Медынин даст показания, потом опросить свидетелей, и дело можно передавать в
суд. А там пусть решают...
     - Рассказывай,   Медынин,  дальше.  Что  же  произошло  потом?  -  Юрий
Николаевич  взглянул  в  осунувшееся лицо  Василия  и,  не  получив  ответа,
повторил: - Рассказывай, рассказывай - не в молчанки играем.
     - Больше  я  ничего не  помню,  -  уныло  проговорил Василий и  опустил
голову.
     - Не помнишь?  Не беда;  можно напомнить.  -  Следователь протянул лист
бумаги,  в верхней части которого крупно выделялось: "Заявление". - Почитай,
может прояснится.
     Глаза Медынина медленно скользили по строчкам:

     "18 июля,  в десятом часу вечера, наша бригада монтажников возвращалась
с объекта к себе в поселок.  Я ехал впереди на своем мотоцикле,  а ребята за
мной  на  грузовой,   приспособленной  для  перевозки  людей,   машине.   На
Ташкентской,  не доезжая Сейфуллина,  на дорогу выбежал парень. Он остановил
мотоцикл и  ударил меня по  лицу.  Потом подошла наша машина с  ребятами,  и
этого парня в нетрезвом виде мы доставили в милицию.
     Просим  вас   принять  меры,   чтобы   подобных  безобразий  больше  не
повторялось. Бригадир Буренков".

     - Законно.  Все правильно,  все как есть!  -  с  готовностью подтвердил
Медынин. - Любую бумагу подпишу, так оно и было. Хорошо еще, чего другого не
случилось. Я пьяный - дурной. Однажды - хватило же ума! - выпивши, на цепную
собаку пошел. Так она, знаете...
     - Довольно,  довольно,  - прервал поток воспоминаний Юрий Николаевич. -
Это не относится к  делу.  Скажите лучше,  как вы до такой жизни докатились.
Девушка, небось, ничего не знает? Кстати, кто она?
     - Аспирантка, - неуверенно ответил Василий, глядя на фотографию в руках
следователя.
     "Странно",   -   удивленно  подумал  тот,   пробежав  еще  раз  глазами
безграмотную, пошловато-претенциозную надпись на обратной стороне карточки.
     - Где она учится?
     - В Харькове где-то,  - неопределенно пожал плечами Василий. - Точно не
знаю, не интересовался.
     - Не интересовался?  С фотографией не расстаешься, а не узнал даже, где
учится?
     - Некогда было.  Мы с  ней и встречались-то без году неделю,  когда она
зимой на каникулы приезжала. - Медынин отвечал раздраженно, всем своим видом
показывая,  что  ему неприятны эти вопросы.  Юрий Николаевич,  казалось,  не
замечал нервозности парня и,  как ни в  чем не бывало,  попросил его назвать
фамилию аспирантки.
     - Семенова,  -  не задумываясь,  ответил Василий и  повторил игриво:  -
Аллочка Семенова.
     "Придется проверить. Что-то здесь не все гладко", - подумал следователь
и закончил допрос. По фирменному штампу на фотографии он без труда установил
фотоателье, где был сделан снимок, и, рассчитывая успеть до перерыва, быстро
зашагал к автобусной остановке.
     В залитой солнцем студии стояла тишина. Мастер - мужчина лет пятидесяти
пяти,   сутуловатый,  подвижный,  со  спокойным,  тронутым  временем  лицом,
возвращая удостоверение, с любопытством взглянул на Вольского.
     - Судя по  штампу,  она сделана у  вас.  Не так ли?  -  Юрий Николаевич
протянул фотографию. - Посмотрите, пожалуйста.
     - Я  и  без  штампа узнаю свою работу,  -  после недолгой паузы ответил
мастер.  В  тоне,  каким  он  говорил,  послышалась нотка самодовольства:  -
Конечно же,  это  моя  ретушь.  Обратите внимание,  как проработаны ресницы!
Уверяю вас, в Алма-Ате такой ретуши вы больше не найдете.
     - Хорошо, действительно, хорошо, - одобрительно закивал Вольский. - Ну,
а  сколько  времени вам  понадобится для  того,  чтобы  разыскать корешок ее
квитанции?
     - Сколько времени?  Это  будет зависеть от  того,  как скоро мы  найдем
негатив.  -  Он еще раз взял фотографию и, повертев ее в руках, задумался. -
Лицо как будто бы знакомое... По-моему, она зимой приходила.
     - Да,  скорее всего зимой,  - подтвердил следователь. - Платье с глухим
воротником.
     - Поищу, - и мастер ушел в лабораторию.
     Ждать Вольскому пришлось недолго.  Через полчаса он  уже изучал корешок
квитанции.  Беглые  пометки карандашом лаконично подтверждали,  что  девушка
посетила ателье 14 февраля,  уплатила вперед за шесть фотографий,  живет она
на улице Грушовой,  и фамилия ее Мостакова.  "Не Семенова!  Значит,  Медынин
давал неверные показания? А может быть, он говорил искренне... Не исключено,
что аспирантка,  уезжая, специально выписала квитанцию на имя подруги, чтобы
та могла получить фотографии после ее отъезда...  Но опять же эта надпись на
обороте...  Нужно проверять и проверять".  Путь на Грушовую был не близок, и
Юрий Николаевич вызвал служебный мотоцикл...
     В  тихом институтском вестибюле Вольский появился за несколько минут до
конца лекции.  Наскоро пробежав глазами расписание занятий на факультете, он
поднялся  на  второй  этаж  и  остановился возле  аудитории  No  34.  Сейчас
раздастся звонок, студенты выйдут в коридор, и кто-нибудь из них покажет ему
Люсю Мостакову.  Но обращаться за помощью не пришлось.  С шумом распахнулись
двери,  и  среди третьекурсников,  выходящих из  аудитории,  следователь без
труда узнал "аспирантку".
     - Интересно,  как же вы меня разыскали?  Собака взяла след?  Или в  ход
были пущены другие методы? - Брови девушки удивленно взметнулись, и в глазах
проскользнула задористая смешинка. Настроение у Люси было явно ироническое.
     - Ни  то  и  ни  другое,  просто ваша  сестра сообщила время лекций,  -
по-деловому сухо  ответил Юрий  Николаевич,  давая понять,  что  у  него нет
никакого желания ввязываться в словесный турнир.  -  Да суть не в этом. Меня
интересует, целы ли у вас ваши фотографии, сделанные зимой в фотоателье?
     - Фотографии?! А зачем они вам?
     - Пока  я  ничего вам  сказать не  могу. Со  временем узнаете.  А  пока
ответьте, пожалуйста, на мой вопрос.
     - Три  фотокарточки до  сих пор у  меня,  а  три остальные я  раздарила
подругам с курса. Вот и все - их было всего шесть.
     - Подруги учатся в вашей группе?
     - Да, - кивнула головой Люся. - Вот одна из них. Ася, подойди...
     - Нет,  нет, не надо, - остановил девушку Юрий Николаевич. - Мы сделаем
по-другому.  Завтра  к  десяти  часам  утра  вы  принесете все  фотографии в
милицию.  Надеюсь,  вам будет не очень трудно взять их на какой-нибудь час у
ваших знакомых.
     - Ну,  так я вас жду,  -  сказал он,  прощаясь.  - Спросите следователя
Вольского. Всего хорошего.
     Резкий  продолжительный  звонок  разнесся  по  коридорам  и  лестничным
площадкам.  Шум  в  аудиториях стих,  легкими  хлопками  закрылись двери  за
преподавателями, и в институте снова наступила тишина.
     К десяти утра, как и было обусловлено, Мостакова пришла в, милицию. Сев
на предложенный Вольским стул,  она раскрыла сумочку и вынула из нее конверт
с фотографиями.
     - Здесь их только пять... Одной не хватает, - смущенно проговорила она.
- Вчера я совсем упустила из вида,  вернее, забыла просто, что одну карточку
отправила в Ташкент тете. Остальные все здесь... перед вами.
     - В  Ташкенте,  значит?  -  переспросил Юрий Николаевич.  -  Это точно?
Вспомните лучше.
     - Чего  же  тут  вспоминать!  Из  ателье я  сразу  пошла  на  почтамт и
отправила ее заказным письмом.
     - Тогда вам остается только поверить,  что я  побывал в  гостях у вашей
тети и  заполучил от  нее ваш подарок.  -  Следователь достал из ящика стола
недостающую фотографию и  положил ее перед девушкой.  -  Вот теперь комплект
полностью. Вы довольны?
     Мостакова молчала.  Она сидела растерянная, не зная, что отвечать и как
вести себя дальше.
     - Я обязан вас предупредить,  что, согласно статье 187 и 193 Уголовного
кодекса Казахской ССР,  лица,  дающие неверные показания или уклоняющиеся от
дачи показаний,  привлекаются к уголовной ответственности. - Юрий Николаевич
внимательно посмотрел на Мостакову.  - Итак, уточните, пожалуйста, при каких
обстоятельствах вы лишились одной из своих фотографий.
     - У меня ее украли, - чуть слышно ответила девушка.
     - Расскажите, как это произошло.
     - Раздели возле Пугасова моста.  Сняли пальто и  отобрали сумочку.  Там
была мелочь на трамвай и эта фотокарточка...
     - Когда?
     - Двадцать шестого февраля.
     - Вы заявили о случившемся в милицию?
     Люся отрицательно качнула головой: "Нет, не заявляла".
     Для Вольского этот ответ не  был неожиданным.  За годы работы он не раз
сталкивался  с  подобными  ситуациями  и  знал,  что  потерпевшие не  всегда
обращаются  к   милиции  за   помощью,   если   преступление  совершено  при
компрометирующих их обстоятельствах.  Ну,  а почему же не заявила Мостакова?
Что помешало ей сообщить о происшествии? Нервничая, она рассказала...
     Родители   категорически  запретили   Люсе   встречаться  с   компанией
"сомнительных",  как  они  выражались,  молодых  людей.  Однако  девушка  не
разделяла это  мнение  и  зачастую,  нарушая родительское "вето",  проводила
время в обществе своих сверстников,  где ей было весело и интересно. Однажды
под предлогом того,  что идет на институтский вечер, она отправилась к своим
друзьям,  и в поздний час на обратном пути домой ее ограбили.  Трое парней в
надвинутых на глаза кепках сняли пальто и забрали сумочку.
     Дома,  конечно,  был переполох. Все в один голос спрашивали, что и как,
но   Люся,   пуще  всего  опасаясь  родительского  гнева  за  продолжавшееся
знакомство, решила скрыть истину. Она объяснила, что пальто украли с вешалки
в институте, и домой пришлось добираться на такси.
     - Но  ты,  надеюсь,  заявила об  этом,  куда  следует?  -  взволнованно
крикнула мать.
     - Что ты, мама... На кого же заявлять. Ведь на вешалке дежурили наши же
студенты. Будет просто стыдно, если их заставят платить мне из стипендии...
     Ответ,   по-видимому,   удовлетворил  домочадцев,   и  постепенно  этот
печальный эпизод перестал служить темой семейных пересудов.
     - Припомните,  куда пошли неизвестные с вашими вещами,  - попросил Юрий
Николаевич.
     - Они побежали в сторону парка, - уже спокойно сказала Люся.
     Установив интересовавшие его  детали,  следователь спросил девушку,  не
смогла бы она опознать кого-либо из грабителей.
     - Возможно,  и смогла бы,  -  ответила она после недолгого раздумья.  -
Один  -  такой  высокий,  чернявый,  что-то  замешкался возле  меня,  стоял,
улыбался, пока ему не крикнули.
     - Одну минуточку, вы не помните, что они крикнули?
     - Точно не помню:  или "Васька,  поторопись", или "Чего ты там застрял,
Васька?" - одним словом, они звали его к себе.
     - Благодарю вас,  -  Юрий Николаевич чуть заметно улыбнулся и  попросил
Люсю переждать десять-пятнадцать минут в  соседней комнате.  Когда она снова
вошла в  кабинет Вольского,  там было людно.  Возле стола следователя сидели
две женщины (как позже она узнала -  понятые),  а  у окна -  лицом к двери -
молодые люди. Их было четверо - все одного роста и примерно одного возраста.
Взглянув на них,  Мостакова уверенно подошла к крайнему справа, остановилась
на мгновение, словно перепроверяя свою память, и произнесла:
     - Послушайте,  ведь мы же с вами знакомы!  Помните встречу на Пугасовом
мосту?..
     Допрос был коротким. Медынин рассказал обо всем. В тот же день к вечеру
были задержаны и соучастники преступления.  Одним из них оказался "Леньчик",
на   квартире  которого  воскресным  вечером   происходила  шумная   пьянка,
положившая начало этой истории.




     Посетитель был  возмущен.  В  тоне,  которым он  говорил с  начальником
областного управления милиции, сквозило неприкрытое раздражение.
     - Ну, когда же это кончится?! Полтора месяца прошло, а сдвигов никаких.
Я сейчас ночую на чужих диванах,  жена -  также. Понимаете, мне это надоело!
Трест квартиру не  даст,  пока не кончится расследование,  а  расследование,
можно сказать, еще не начиналось.
     "Действительно, возмутительный случай", - подумал начальник управления,
и  в  тот  же  день  расследование было  поручено оперуполномоченному отдела
дознания  лейтенанту  Владимиру  Потапову.  Недавний  выпускник  милицейской
школы,  толковый криминалист,  он  на  этот раз  особенно не  рассчитывал на
успех.  Полуторамесячная давность преступления,  а  также не  давшие никаких
результатов предшествующие поиски не обнадеживали.  Потапов и  прежде слышал
об  этой  странной  краже,  закончившейся поджогом квартиры,  и  вот  теперь
нежданно-негаданно это бесперспективное дело свалилось на него,  как снег на
голову.
     В   райотделе   милиции   он   внимательно  ознакомился  с   заявлением
пострадавшего.   В  нем  Валерий  Павлович  Кожухаров  -  экономист-плановик
строительного треста подробно рассказывал о своих злоключениях.
     Утром ему предстояло выехать в  недолгую командировку.  В девятом часу,
как  и  было  условлено,  за  ним  зашла трестовская машина.  Пользуясь этой
возможностью,  Валерий Павлович отвез на  работу жену  и  уехал в  район.  А
несколькими часами позже ему  по  телефону сообщили,  что  произошла большая
неприятность и нужно немедленно возвращаться домой...
     В  списке вещей,  погибших от  огня или похищенных во время бандитского
налета, пострадавший упомянул облигации трехпроцентного займа, приобретенные
на весьма солидную сумму за годы его работы на Севере.
     Протокол осмотра места происшествия,  подшитый в этой же голубой папке,
утверждал, что все три двери квартиры - на застекленную веранду, в кухню и в
комнату были открыты;  причем замки двух первых не повреждены, а последний -
английский -  вырублен.  В  кухне на  полу обнаружен топор.  Протокол сухо и
точно  воспроизводил состояние квартиры Кожухаровых вскоре после  того,  как
пожарники, прибывшие по сигналу соседей пострадавших, потушили огонь.
     Кроме   этих    документов,    Потапов   ознакомился   с    заключением
пожарно-технической экспертизы,  но  оно  ничего  нового не  добавило к  тем
скудным  сведениям,  которыми  располагал  следователь.  Чувствовалось,  что
комиссия  была  собрана  наспех,   и  то  ли  по  халатности,  то  ли  из-за
недостаточной квалификации своих членов, ни к какому определенному выводу не
пришла.
     "Не  густо,  не  густо",  -  подумал  Потапов и,  закрыв  папку,  пошел
посоветоваться к начальнику отдела майору Зимину.
     - Виктор   Андреевич,    мне   кажется,   следует   повторно   провести
пожарно-техническую экспертизу,  -  начал Потапов, вопросительно взглянув на
майора.  -  Ведь,  пока  мы  не  установили причину пожара,  трудно что-либо
предполагать...
     Зимин  сдвинул ладонью в  сторону папки с  бумагами и  дружелюбно,  как
старому знакомому, ответил:
     - Действуйте,   Володя,   действуйте...  Если  что-нибудь  понадобится,
обращайтесь. Сделаем!
     - За  этим я  и  пришел,  -  улыбнулся Потапов.  -  Дайте,  пожалуйста,
указание,  чтобы к завтрашнему утру собрали экспертов, а сегодня вечером мне
нужно увидеться с Кожухаровым.  Пусть его пригласят в милицию часам к шести,
к тому времени я уже осмотрю его квартиру.




     В  длинном  доме  барачного  типа  разыскать  квартиру  Кожухарова было
нетрудно.  Потапов еще с улицы определил, что она находится в торцевой части
здания.  Облупившаяся штукатурка,  закопченные,  местами  обгоревшие рамы  с
выбитыми стеклами красноречиво свидетельствовали о  происшедшем.  В комнатах
гулял  ветерок,  и  часть  пола  возле окон  белела свежим снежком.  Двери в
квартире не  закрывались,  их  жестко схватила наледь,  образовавшаяся после
тушения пожара.
     Потапов  тоскливо оглядел свисающие клочьями обои,  обвисшие на  стенах
концы  электропроводов  и   принялся  обследовать  замки.   Здесь  также  не
обнаружилось ничего нового. Следователь еще раз внимательно осмотрел комнаты
и вышел во двор.
     "Нужно рисковать слишком многим,  чтобы отважиться грабить эту квартиру
днем",  -  отметил он  про себя,  обратив внимание на  соседний барак,  окна
которого  выходили  к  крылечку  Кожухаровых.  Это  был  единственный  вывод
Потапова после осмотра места происшествия.
     В милиции его уже ждал потерпевший.
     - Ну,  нашли что-нибудь новенькое?  -  осведомился Валерий Павлович. Он
старательно протер  очки  и  с  видимым интересом уставился взглядом в  лицо
лейтенанта.  Тот сухо ответил,  что пока ничего сказать не может, и попросил
Кожухарова повторить со  всеми  подробностями показания,  которые он  прежде
изложил в райотделе милиции.
     - ...Около банка жена вышла из машины,  а  я  поехал дальше,  по делам.
Потом...
     - Одну минуточку,  - прервал его Потапов, быстро записывая показания, -
скажите, в котором часу ваша жена вышла из машины?
     - Около девяти. Примерно без пяти девять.
     - А когда вы прибыли на место?
     - В десять,  наверное... Я не обратил внимания, но, наверное, в десять.
Судите сами,  по  асфальту полсотни километров...  Больше часа  на  езду  не
требуется.
     - Значит,  вы  ехали без задержек со  скоростью пятидесяти километров в
час, нигде не останавливались и никуда не заезжали. Так я вас понял?
     - Совершенно верно, - закивал головой Кожухаров. - Все было именно так.
     Затем следователь установил время,  когда пострадавший услышал известие
о  поджоге и  когда вернулся домой.  Кожухаров чувствовал,  что  его  ответы
удовлетворяют лейтенанта,  и показания давал охотно. Он рассказал, что у них
с  супругой было по  ключу от  наружной двери и  комнаты,  а  ключ от двери,
ведущей в кухню, был общий, и они прятали его возле умывальника.
     - Так и получилось.  Они как-то сумели открыть внешний замок; разыскали
на  веранде ключ  от  кухни,  а  последнюю дверь взломали.  Черт меня дернул
оставить на виду топор,  -  Валерий Павлович сокрушенно вздохнул и  подписал
листы протокола.




     Утром следующего дня  на  место происшествия прибыли эксперты.  Четверо
специалистов  -   инженер-строитель,   двое  электриков  и  химик  вместе  с
лейтенантом  Потаповым  осторожно  скалывали  наледь  с   обгоревшего  пола,
осматривали стены,  электропроводку.  Вывод  не  вызывал разногласий:  пожар
возник в двух метрах от ближайшего отвода электросети,  там,  где,  как было
известно, прежде стоял книжный шкаф. А это для Потапова уже кое-что значило.
Теперь предположение о случайном возникновении пожара,  совпавшем во времени
с  кражей  или  начавшемся вскоре после  нее,  отпадало.  Оставалось другое:
поджог совершен теми,  кто  побывал в  квартире за  полтора часа,  прошедшие
между  отъездом  хозяев  и  вызовом  пожарной  команды.   Значит,  это  дело
преступников.  Нелепо,  странно... Ничего подобного Потапов не встречал ни в
своей практике,  ни  в  практике товарищей,  ни в  учебниках криминалистики.
Расследование   осложнилось    и    заключением    технической   экспертизы,
утверждавшей,  что  замок наружной двери был  открыт либо  ключом подлинным,
либо  точной  копией  подлинного ключа.  Все  это,  вместе взятое,  вызывало
сомнения в самом факте ограбления квартиры, и следователь, не теряя времени,
решил поговорить с майором Зиминым.
     - Выручайте,  Виктор  Андреевич,  голова кругом идет.  -  Потапов пожал
протянутую руку и подсел к столу.
     - Видите  ли,  Виктор  Андреевич,  уж  больно  мне  удачливый  мошенник
попался. Представьте, ему везет от начала и до конца.
     - Прояснилось?  -  добродушно улыбнулся майор,  принимая  шутливый  тон
Потапова. - Рассказывай.
     - Картина выглядит примерно так.  Он или они благополучно выкрадывают у
Кожухарова ключ, делают себе точно такой же, и также благополучно возвращают
оригинал владельцу. Затем средь бела дня незамеченными проникают на веранду,
немедленно  находят  спрятанный  там  ключ  от  двери  в  кухню  и  случайно
подвернувшимся топором вырубают английский замок. Затем прихватывают на пять
тысяч рублей облигаций и  в  довершение всего устраивают фейерверк.  Чем  не
версия?
     Ирония,  с которой говорил следователь,  была понятна: уж слишком много
счастливых случайностей сопутствовало преступникам во время кражи.
     Беседа затянулась. Вдвоем они еще раз проанализировали выводы Потапова,
сопоставили факты,  вновь просмотрели заключения экспертов.  Концы с концами
явно  не  сходились,  особенно настораживал финал этой  истории.  И  Зимин и
Потапов  были  совершенно  уверены,  что  никто  из  преступников не  станет
поджигать обворованную квартиру хотя бы потому,  что пожар, вернее вызванная
им тревога, позволит в кратчайшее время установить факт кражи.
     - Я  бы  вам  посоветовал,  Володя,  заняться проверкой личности самого
Кожухарова. Возможно, это инсценировка кражи. Такое случается...
     - По-видимому,  так, - ответил следователь, - я сегодня же переговорю с
его соседями, а заодно опять загляну в эту злополучную квартиру.
     И  снова  Потапов ходит по  знакомым выстывшим помещениям с  обгорелыми
рамами,  с оборванными обоями на стенах.  Снова, как и в первый раз во время
экспертизы,  плотно прикрыл дверь в  комнату.  Сквозь отверстие,  зияющее на
месте вырубленного замка, в полутемную кухоньку пробивается свет. "Вырублено
ровно,  топором.  Да,  топором...  Но  почему же на косяке тогда нет никаких
следов?!" Неожиданная догадка настораживает Потапова, он распахивает настежь
дверь и снова осматривает косяк:  ни одной царапины.  "Как это он умудрился?
Да просто:  замок вырубали при открытой двери, иначе на косяке непременно бы
остались следы".
     После  этого  открытия лейтенант больше  не  сомневался в  причастности
Кожухарова к  преступлению ("Кому из  воров придет фантазия вырубать замок в
открытой двери!")  и  был  уверен,  что дополнительное расследование прольет
свет на более чем странное поведение хозяина квартиры.  Так и произошло.  Из
допросов соседей "потерпевшего" Потапов узнал,  что Кожухаров очень недружно
жил с  женой,  часто скандалил и  не  раз открыто говорил о  своем намерении
развестись в недалеком будущем.
     Очевидно,  собираясь развестись с женой,  Кожухаров ни в коем случае не
хотел  расставаться с  половиной  сбережений,  накопленных с  ней  за  время
совместной жизни. Вот он и решил инсценировать кражу и пожар.
     Теперь,  казалось,  все встало на свои места,  и все же Потапов, будучи
внутренне убежден в правильности своих выводов,  не спешил заканчивать дело.
Следовало проверить еще  и  алиби Кожухарова,  утверждавшего,  что во  время
происшествия он находился в  командировке.  Если его показания подтвердятся,
значит,  всей  строгой системе умозаключений придет  конец,  и  нужно  будет
начинать все сызнова.
     К  счастью,  начинать все сначала следователю не пришлось.  Трестовский
шофер,  отвозивший Кожухарова в командировку, без труда вспомнил все события
того утра.
     - Как только мы отъехали от банка, - рассказал он на допросе, - Валерий
Павлович  хватился  каких-то  документов и  велел  вернуться домой.  Там  он
пробыл, примерно, с полчаса, а потом вышел, и мы уехали...
     Это было последнее показание,  изобличающее Кожухарова в  преступлении.
Он  сознался.  Потапов  выяснил  и  причину казалось бы  странного поведения
"погорельца",  без конца жаловавшегося на медлительность расследования. Этим
он  стремился отвести от  себя  всякие  подозрения,  считая,  что  "сработал
чисто".






     Обширны  и   многообразны  служебные  обязанности  работников  милиции.
Постовой взмахом полосатого жезла,  управляющий уличным ритмом на оживленном
перекрестке  словно  дирижер  -   оркестром.   Сержант  с  лицом  усталым  и
сосредоточенным и с тяжелой кобурой на поясе, неподвижно замерший у телефона
в тесной дежурке,  готовый по первому сигналу броситься на помощь попавшим в
беду,  на поиск преступника.  Женщина в  милицейском кителе,  с  материнской
улыбкой  вручающая в  зале,  убранном  ради  торжественного случая  цветами,
паспорта  16-летним  гражданам СССР.  Майор-криминалист в  белом  больничном
халате,  пристально изучающий под  микроскопом одному ему  понятные следы на
осколке стекла, только что доставленном с места происшествия.
     Это -  милиция.  Мы  привыкли связывать с  милицейской профессией трель
свистка на  перекрестке вслед  пьяному лихачу  и  головокружительные погони,
бессонные ночи поиска и рискованные схватки с преступниками.
     И это в общем-то верно,  хотя,  надо заметить, эти привычные и знакомые
всем  чисто  внешние  признаки "особой профессии" далеко  не  исчерпывают ее
содержания.
     В  Министерство внутренних дел республики,  в  органы милиции на местах
приходят сотни писем со словами благодарности.  Пишут рабочие и  колхозники,
студенты, учителя, врачи, пишут жители Казахстана и гости нашей республики -
все, кому довелось воочию убедиться, сколь глубоко правдивы и искренни слова
поэта:

               "Трудящихся щит -
                                 милиция -
                                           всегда на своем посту".




     Около  полудня  в   подъезд  многоэтажного  дома,   воровато  озираясь,
скользнула  неприметная личность  в  потертом  пиджаке  и  штиблетах.  Через
несколько минут дверь одной из квартир отворилась,  пропустив неизвестного в
темную прихожую...
     А вечером пришла с работы хозяйка квартиры.  Отворив дверь, она едва не
упала без чувств: в доме все было перевернуто вверх дном...
     Жительница Алма-Аты  Н.Ланцева позвонила в  милицию.  О  том,  что было
дальше, она рассказала в письме, которое спустя несколько дней после событий
направила в МВД республики.
     "...Приехали работники милиции,  -  пишет Н.Ланцева.  - Вместе с ними я
стала проверять,  что пропало. Вспомнила, что в шифоньере лежал кошелек, а в
нем деньги, золотые часы, кольца. Они-то и исчезли".
     Дело   о   краже   передали   старшему  инспектору  уголовного  розыска
Калининского РОВД Я.Андрейко. Утром он пришел, успокоил меня: не волнуйтесь,
мол, найдем преступника и вещи вам возвратим.
     Я,  признаться,  не  очень верила в  успех дела.  Однако в  тот же день
Андрейко позвонил мне на работу:
     - Приходите  в  отдел.  Преступник,  который  совершил  кражу  в  вашей
квартире, задержан. Ценности и деньги у него изъяты. Можете получить...
     Передайте  мою  сердечную благодарность старшему  инспектору уголовного
розыска Я.Андрейко.  Я восхищена его профессиональным мастерством.  Если все
наши оперативные работники будут действовать так же решительно,  энергично и
умело, то преступность исчезнет быстро и навсегда".
     ..."Сердечно благодарю работников милиции города  Уральска за  помощь в
беде,  за смелые и решительные действия", - пишет в МВД Казахской ССР житель
Уральска А.Шустов.
     Поздним вечером Шустов возвращался с работы домой.  В глухом переулке у
него отобрали деньги и документы.
     Шустов прибежал в милицию, рассказал о случившемся.
     Капитан  милиции  Горошкин  вместе  с  лейтенантом Щегловым  немедленно
выехали на  розыск.  Они  догнали и  задержали неизвестного.  На  допросе он
сознался в нападении на Шустова и вернул награбленное.
     "Желаю всем работникам милиции больших успехов в их нелегкой,  но очень
нужной людям службе!" - закончил свое письмо А.Шустов.
     "Очень  нужная людям  служба"...  Эта  мысль  пронизывает сотни  писем,
адресованных органам милиции.  "Я  и  мои  товарищи,  -  пишет алма-атинская
студентка К.Раушанова, - шлем сердечное спасибо начальнику Фрунзенского РОВД
К.Чалагазову  и  инспектору уголовного розыска  Дворникову за  то,  что  они
помогли мне в беде".
     А  вот  еще  одно  письмо.  Его  прислала  группа  артистов  Московской
филармонии: Е.Сокольская, В.Хомич, В.Глухов и другие.
     "Ехали мы в поезде Алма-Ата -  Кустанай, - пишут москвичи. - В пути наш
администратор неожиданно обнаружил пропажу чемодана,  в котором были крупная
сумма денег и документы на 3000 рублей.
     Мы  обратились за  помощью  к  начальнику линейного  отделения  милиции
станции  Есиль  майору  Ахметову  и  старшему  инспектору уголовного розыска
лейтенанту Байжанову.
     Прошли сутки.  И  вот на  одной из  небольших станций работники милиции
поймали-таки вора.  В  чемодане все было на  месте.  Вскоре он был возвращен
нашему администратору.
     От  всей души мы благодарим майора Ахметова и  лейтенанта Байжанова,  а
также  сотрудников  Кушмурунского отделения  милиции,  принимавших  активное
участие в розыске преступника. Спасибо за умелую работу, товарищи!"
     ...Это  письмо прислал в  МВД республики механизатор совхоза "Прогресс"
Энбекшильдерского района Целиноградской области Михаил Дмитриевич Костоусов.
     "Выражаю  сердечную благодарность лейтенанту милиции  Энбекшильдерского
райотдела внутренних дел  Николаю Петровичу Яковлеву,  который спас  меня от
верной гибели..."
     После работы Михаил Костоусов решил искупаться в реке. Вышел к плотине,
сбросил одежду -  и в воду. Да не рассчитал сил. Когда заплыл слишком далеко
от берега, стал тонуть.
     Крик  утопающего  услышал  проходивший поблизости  участковый инспектор
Николай Петрович Яковлев. Раздумывать было некогда. Прямо как был - в кителе
- участковый бросился в воду и поплыл к утопающему.  Тот уже терял последние
силы, когда крепкие руки подхватили его... Николай Петрович помог Костоусову
выбраться на берег, оказал первую помощь...
     В  отделе он никому не сказал о  случившемся,  считая,  что не совершил
ничего выдающегося,  что  каждый на  его месте поступил бы  точно так же.  И
только позднее товарищи по службе узнали об этом.
     Милицейская профессия по  самой  природе своей глубоко гуманна.  Ибо  в
борьбе с  преступностью и правонарушениями часовые правопорядка выполняют не
только  карательную  функцию,   но  и  воспитательную.   Значительно  важнее
предупредить возможное преступление, нежели раскрыть уже совершенное.
     Вспоминается волнующая сцена,  свидетелем которой мне  довелось быть  в
одном из райотделов внутренних дел.  К начальнику, пожилому майору милиции с
еле заметным шрамом на  виске (след пули бандита),  пришла женщина.  Обычная
посетительница,  каких за день в этом кабинете бывает немало.  Но оказалось,
что  пришла она  совсем не  жаловаться,  а  сказать свое материнское спасибо
майору милиции за то,  что он вернул ей сына,  поставил его на ноги,  не дал
свернуть на кривую дорожку.
     Она говорила, и слезы текли по ее щекам. Майор слушал, смотрел на нее и
вспоминал,  как эта женщина год назад вот так же  пришла к  нему.  Тогда она
тоже плакала. Только это были слезы материнского горя.
     ...Витька Дубровин,  15-летний подросток, как-то незаметно вышел из-под
контроля  матери,   связался  с   сомнительными  дружками,   бросил   школу,
бродяжничал. За плечами у Витьки уже было несколько приводов в милицию.
     И  тогда мать пришла к  начальнику райотдела.  Майор не раз беседовал с
Витькой,  устроил  его  на  работу  в  депо  учеником слесаря.  Стал  Витька
заниматься в вечерней школе,  твердо встал на правильную дорогу. Недавно ему
присвоили третий разряд,  он  перевыполняет сменные задания.  Перешел в  9-й
класс  вечерней  школы,  занимается в  секции  бокса,  много  читает.  Скоро
товарищи по работе будут принимать его в комсомол...
     Мать  пришла,  чтобы  поблагодарить майора  милиции за  то,  что  помог
воспитать непутевого сына. И он разделил ее радость так же искренне, как год
назад делил ее горе.
     И  нет  для  работника милиции награды выше,  чем эти от  сердца идущие
слова благодарности за нелегкий, но очень нужный людям труд.







                          член коллегии МВД
                            Казахской ССР



     Работники  органов  внутренних  дел  осуществляют  не   только  функции
принуждения,  но и, в первую очередь, воспитания и перевоспитания. Их особое
назначение -  не дать оступиться человеку, предотвратить опасные последствия
легкомыслия, безответственности.
     Если же преступление совершено и виновный осужден по закону,  наступает
другая важная стадия - исправление и перевоспитание преступника с тем, чтобы
он вновь вернулся в ряды честных тружеников.
     Эта  задача  возложена на  учреждения внутренних дел,  ведающих местами
лишения свободы.
     Руководители,  начальники отрядов и  воспитатели этих учреждений делают
все,  чтобы исправить преступника,  вовлекая его в трудовой процесс,  обучая
той  или  иной  профессии,  повышая его  общеобразовательный и  политический
уровень.
     Об   одном   из   лучших  воспитателей  исправительно-трудовых  колоний
Казахстана Нине Иннокентьевне Налетовой мне и хотелось бы рассказать.




     Настольная лампа освещает только бумаги на письменном столе.  Остальное
тонет  в  полумраке.  Начальник отряда Нина  Иннокентьевна Налетова привыкла
сидеть вечерами.  Кажется, будто все, с кем довелось встречаться днем, вновь
проходят через  комнату незримыми собеседниками.  Пухлый блокнот заполняется
пометками, суммируются наблюдения, намечаются первые ориентировочные выводы.
И снова раздумья о людях, судьба которых в какой-то мере зависит от нее.
     ...Нина Иннокентьевна идет по территории колонии. Здесь, на этом клочке
земли,  огороженном высоким забором,  идет тяжелая борьба за  перевоспитание
человека,  напряженная,  каждодневная,  за  его будущее,  за  честную жизнь.
Большинство людей, оказавшихся здесь, рано или поздно начинает по-настоящему
осмысливать и  осознавать трагизм совершенного.  В  эти минуты "пробуждения"
воспитатель  должен  стать   умным  советчиком,   наставником,   опорой  для
оступившегося человека.
     Это  его  невеселое право  -  вторгаться в  чужую жизнь.  Не  праздного
любопытства ради,  а  во имя высокого смысла профессии борца со злом в самых
различных его проявлениях.
     Встретилась Налетова с осужденным, который вел себя далеко не примерно.
Да и  фамилию он носил необыкновенную -  Наглый.  Нина Иннокентьевна вначале
подумала,  что это кличка.  Но когда навела справки, убедилась, что у отца и
деда  и  других  родных  осужденного та  же  фамилия.  Он  словно  стремился
оправдать  ее.  После  первой  беседы  с  Наглым  у  воспитателя  зародилась
предательская мысль:  "Еще  несколько таких  встреч  -  и  не  миновать  мне
инфаркта". К счастью, все обошлось благополучно.
     Совсем  недавно она  получила большое письмо от  Сергея Наглого.  После
освобождения тот  поступил на  завод,  а  потом  был  призван  в  армию.  Он
увлекался специальностью радиста  и  решил  посвятить себя  военной  службе.
Сейчас  Сергей  служит сверхсрочно,  имеет  семью.  В  письме есть  строчки,
которые показывают, как выиграл воспитатель этот трудный поединок.
     "Был в Москве,  -  пишет Сергей,  - за день набегался, сил нет. И когда
вошел в поезд метрополитена, не раздумывая плюхнулся на сиденье. Повернулся,
смотрю:  старушка с корзиночкой.  Ясное дело,  вскочил и предложил ей место.
"Спасибо,  сынок",  -  сказала она.  После этих  слов  я  чуть не  заплакал.
Вспомнил,  как  однажды Вы  тоже назвали меня сынком.  Может быть,  это была
шутка с  Вашей стороны.  Но  услышав Ваше обращение в  то  тяжелое для  меня
время,  я  себя человеком почувствовал.  И  кто знает,  кем бы я  стал,  где
находился бы сейчас,  не произнеси Вы этого слова.  Может быть,  с этого все
началось. Скоро у меня будет свой сынок... Представляете, какое счастье ждет
меня впереди...".
     Случай,  который всколыхнул душу осужденного и врезался в его память на
всю жизнь, произошел закономерно.
     После первой беседы Налетова решила доискаться до причины падения этого
человека.  Узнала,  что город,  где родился и  рос Сергей,  в  первые месяцы
Великой Отечественной войны  захватили немцы.  Отец  служил  в  армии,  мать
подорвалась на  мине.  Мальчик  оказался  на  попечении бабушки  в  разбитом
городе,  где едва теплилась жизнь.  В то трудное время оставшиеся без родных
Сергей и  сверстники были  предоставлены самим себе.  Ранняя самостоятельная
жизнь  наложила  тяжелый  отпечаток  на   характер  ребенка.   Сергей  начал
бродяжничать,  а потом и воровать, неоднократно попадал в милицию. Кончилось
тем, что Сергея осудили.
     Все  это Нина Иннокентьевна узнала от  бабушки осужденного,  которую ей
удалось отыскать.  Переписка по  делу  Сергея Наглого составила целый том  в
триста страниц.  В своих письмах старушка называла воспитателя дочкой,  хотя
совсем не знала ее.
     И вот при очередной встрече с осужденным Налетова непроизвольно назвала
его  сынком.  И  это  простое и  обыденное слово перевернуло все  в  душе не
знавшего родительской ласки парня,  послужило первым толчком к изменению его
жизни. И хотя еще много тревог и хлопот доставил он Налетовой, та уже знала,
как на него воздействовать.
     Разные  они  были  -   ее  подопечные.  И  угрюмые,  и  бесшабашные,  и
молчаливые. Разными были и начала их кривых дорожек.
     ...Плохо,  когда человек,  вступая в  жизнь,  не имеет ясной цели;  а у
Николая Острового было именно так.  Окончив среднюю школу,  он  никак не мог
решить,  что делать дальше.  Продолжать учиться не хотелось,  работа тоже не
привлекала.  Потянулись пустые дни,  юноша убивал время,  болтаясь по улицам
села,  прислушиваясь к  разговорам прохожих,  или  часами бездумно сидел  на
скамейках под деревьями.
     Но вот Острового призвали в армию,  и родные вздохнули с облегчением: в
твердых руках командиров парень станет человеком.  Тем более,  что в  судьбе
Николая  принял  участие  Ян  Микелевич Лепин  -  красный латышский стрелок,
вступивший в ленинскую партию еще в 1911 году.  На сборном пункте военкомата
Лепин подошел к Островому:
     - О чем задумался, солдат?
     - Какой  я  солдат?  -  хмуро откликнулся парень.  -  Еще  и  настоящей
винтовки не видел.
     - Ничего,  -  улыбнулся Ян Микелевич, - всему научат. Люди солдатами не
рождаются.  Самое главное,  что тебе оказано большое доверие:  быть в  рядах
Советской Армии. Цени его, молодой человек!
     Но  Островой не  оправдал надежд  старого коммуниста.  Прошло некоторое
время, и Ян Микелевич получил сообщение от Нины Иннокентьевны Налетовой, что
Николай   Островой   совершил   воинское   преступление   и   содержится   в
исправительно-трудовой колонии.  Нина  Иннокентьевна просила Яна  Микелевича
написать что-либо из своих воспоминаний для ее подопечных.
     ..."Разве легко складывалась наша судьба?  - спрашивал в своем письме у
осужденных Ян Микелевич. - Но наше поколение отдало все во имя правого дела.
А вы это завоевание топчете, оскверняете. На что уходят ваши лучшие годы?"
     Нина  Иннокентьевна закончила  чтение  письма.  Среди  тех,  кому  было
адресовано письмо, был и Николай Островой...
     Разве для того мать дарит человеку жизнь,  чтобы он прополз ее улиткой,
не  увидев  необозримого простора вокруг,  не  узнав  величия любви,  добра,
подвига?  Если бы жизнь могла повториться сначала...  Но она дается человеку
только раз...
     Николай  Островой уже  два  года  как  освободился условно-досрочно.  В
колонии   он    закончил   профессионально-техническое   училище,    получил
специальность   электросварщика.    Сейчас   он    студент   второго   курса
педагогического института.
     "Я всегда поражался Вашему умению слушать человека,  - пишет в одном из
своих  писем  Николай  Островой.  -  Никогда  не  перебивать,  все  внимание
направлено на  собеседника,  чтобы понять его до конца,  слушать так,  будто
выискиваете в нем золотые россыпи. А ведь мы, говоря по совести, несли порой
откровенную околесицу. Спасибо Вам."
     Разумеется, не всегда все сходило так гладко. Иной, слезно вымолив себе
досрочное освобождение,  начинал все сначала.  Об одном из них и  рассказала
Нина Иннокентьевна.
     ...У  него  статная походка,  обходительные манеры,  мягкий  вкрадчивый
баритон.  При  встрече  он  с  достоинством чуть  наклоняет тронутую сединой
голову, солидно откашливается:
     - Виригин Вячеслав Евгеньевич. Инженер-электрик.
     - Осужденный Виригин, - поправляет его начальник отряда Налетова.
     Виригин все так же галантно разводит руками и чуть приподнимает плечи -
вот, мол, какая несуразица!
     - Глупо,  - нахмурившись, говорит он, - ирония судьбы! Вы посмотрите на
эти руки -  они держали штурвал вездехода. Ночь, Заполярье, пурга - и я один
в  этом белом безмолвии,  движимый лишь чувством долга и  состраданием к без
вести пропавшим товарищам...
     "Он опять вытягивает передо мной свои руки,  и я силюсь представить его
за  штурвалом,  но  почему-то вижу другое:  как эти руки суетливо перебирают
поддельные документы и  торопливо рассовывают по тайникам уворованное.  Нет,
не полярник Виригин сидит сейчас передо мной, не инженер-электрик, а матерый
расхититель и потом уже просто авантюрист Виригин.  Я не стала бы напоминать
об этом,  если бы первые два часа нашей беседы Виригин не потрясал вырезками
из пожелтевших газет и не похвалялся прошлым тридцатилетней давности, обходя
скандальную хронику своей беспутной жизни.
     Но я  не намерена в  такие минуты пускаться в  изыскания причин первых,
уже  забывшихся в  деталях  преступлений Виригина.  Я  стараюсь оторвать его
память  от  довоенных  лет  и  вернуть  в  день  сегодняшний,  чтобы  задать
один-единственный вопрос,  который он  уже  ждет и  все отодвигает,  обходит
стороной.
     - Вы  просите областной суд снизить вам срок наказания.  На какой ответ
вы рассчитываете?
     Он  опять  чуть  вздрагивает плечами,  в  уголках  губ  спряталась чуть
заметная улыбка.
     - На положительный, разумеется.
     - Почему?
     Виригин снисходительно улыбается.
     - Ну... гуманизм... справедливость...
     И  тут  мне  хочется  дать  одну  немаловажную справку:  о  гуманизме и
справедливости позволяет себе  разглагольствовать человек,  который уже  был
однажды помилован.  Помилован,  несмотря на семь своих судимостей -  об этом
ходатайствовала администрация  колонии,  рабочие  завода,  шефствовавшие над
Виригиным.  Ходатайствовали не  без  оснований.  Осужденный Виригин вел себя
безупречно.
     Теперь мы вправе задать ему тот вопрос, ради которого и состоялась наша
беседа.
     Я спросила:
     - Чем вы отплатили Советской власти за проявленный к вам гуманизм?
     И от напускной бравады Виригина,  от его позерства не осталось и следа.
Молчит, съежился.
     - Ну,  хорошо,  -  иду  я  на  помощь,  -  у  вас  не  было жилья после
освобождения?
     - Было. В Усть-Каменогорске у меня семья. Хорошая квартира.
     - Вас не приняли на работу?
     - Приняли. Инженером на свинцово-цинковый комбинат.
     - Тогда, быть может, вы мало зарабатывали?
     - Что вы - у меня же высшее образование!
     Давайте посчитаем,  что дало рецидивисту Виригину государство и чем он,
Виригин,   отплатил.  Помилование.  Прописка  в  городе.  Высокооплачиваемая
работа.  А  до этого оно дало ему бесплатное высшее техническое образование,
открыло перед ним путь к  творческому труду.  А  отдача?  Кража в ресторане,
кража у рабочего. Вымогал деньги у сотрудников...
     Так кто же сидит перед нами - клептоман, ненормальный?
     - Пьяница, - подсказывает Виригин. - Алкоголик я.
     - Почему же вы не лечились?
     - Как это не лечился? - опять удивляется Виригин. - Лечили меня. Только
я из больницы сбежал.  Интеллигентно выражаясь, самовольно отлучился. Меня -
инженера - к морально падшим людям? Фи-и!
     Здесь придется сделать уступку Виригину и, хотя бы мимолетно, заглянуть
в то далекое его прошлое,  на которое он так любит ссылаться и в разговорах,
и  в  разного рода жалобах и заявлениях.  Виригин действительно был когда-то
инженером.  Но сейчас уже не то время,  когда подобные биографические данные
могли  бы   привести  кого-то  в   умиление.   Жизнь  Виригина  проходила  в
самолюбовании и полнейшем пренебрежении к обществу,  к близким, знакомым. Он
бросил первую жену  -  разлюбил.  Оставил вторую -  не  понравилась.  Сейчас
собирается разводиться с третьей - горда слишком. Он мог ни с того ни с сего
отказаться от работы, наконец, мог запустить руку в государственный карман.
     И все же его не считали пропавшим для общества человеком - высший орган
государственной власти республики даровал ему свободу.
     ...Маленькая девочка темным  коридором ведет  меня  к  двери  одной  из
комнат.  Я долго стучу.  Нет дома...  Выхожу на берег реки, пытаюсь мысленно
представить себе  человека,  с  которым сегодня встречусь.  Каким  ты  стал,
Вячеслав Евгеньевич Виригин, как прожил эти десять лет на свободе?
     Через полчаса, уже в сумерках, та же девочка подбежала ко мне и сказала
скороговоркой:
     - Вон дядя Слава идет с тетей Верой.
     Двое пожилых людей медленно идут по тихой, безлюдной улице. Он высокий,
сутулый,  осторожно поддерживает ее под руку и  о  чем-то тихо говорит,  она
заглядывает ему в  лицо,  кивает.  Мужчина и  женщина подходят ко мне,  и  я
поднимаюсь со  ступенек  крыльца.  Узнав,  кто  я,  он  протягивает руку,  я
чувствую, как вздрагивают его тонкие, длинные, как у пианиста, пальцы.
     В  комнате -  старая недорогая мебель,  железная кровать,  лампочка без
абажура...
     Вячеслав Евгеньевич,  перехватив мой  взгляд,  грустно  улыбается.  Да,
Виригин  умел  когда-то  пустить  пыль  в   глаза:   занимал  в   гостиницах
двухкомнатные номера, бросал в ресторанах сотенные бумажки музыкантам. Он не
жалел этих денег,  добытых чужим потом, не жалел дней, сгоравших в отчаянных
кутежах. Был он тогда молод и не хотел задумываться над тем, что все в жизни
проходит,  и  молодость тоже  пройдет,  придет  зрелость  с  ее  раздумьями,
старость с болезнями, с потребностью покоя и уюта.
     Когда мы разговорились,  Вячеслав Евгеньевич долго уверял меня, что был
искренен,  когда просил помиловать вторично.  Не было в его жизни ни большой
дружбы,  ни любви милой девушки, не было серьезного намерения создать семью.
Не  было  очищающей душу  светлой  человеческой грусти,  а  была  досада  на
воровские неудачи да тупая тоска долгих лет заключения.
     - Скажите,  вы  никогда  не  задавали себе  вопроса:  зачем  живете?  -
спрашивает Нина Иннокентьевна.
     - Да, задавал, - глухо отвечает Виригин.
     - Ну и что же?
     - Не  нашел ответа.  Я  все ждал,  может,  само по себе случится что-то
хорошее...
     Он поднимает голову и  смотрит,  отвернувшись,  в  угол комнаты.  Потом
оборачивается и на лице его бывший воспитатель снова видит грустную,  жалкую
улыбку.
     В одной из книг А.С.Макаренко есть слова:  "Человек,  определяющий свое
поведение   самой   близкой   перспективой,   сегодняшним   обедом,   именно
сегодняшним,  есть человек самый слабый".  Всю  жизнь Виригин жил ради себя,
ради "сегодняшнего обеда",  и поэтому пропали, растратились сильные качества
его натуры, незаурядные способности.
     Оставалась только  неудовлетворенность,  злость,  глухая и  непонятная,
которую он  вымещал на  слабых и  разгадать причины которой смог лишь спустя
долгие годы.  А  разгадав,  понял,  что  растерял себя в  "блеске и  нищете"
преступной жизни.
     Нина  Иннокентьевна помнит горькую фразу,  которую он  произнес,  когда
освобождался последний раз.  "Ведь и  у  меня голова на плечах.  Я  мог быть
хорошим инженером, топографом, геологом, а может быть, ученым..."
     Нина  Иннокентьевна понимала,  как  горько на  закате жизни  признаться
самому себе,  что делал не то,  что нужно,  не сделал того,  что мог.  Такое
решение пришло к человеку только на шестом десятке лет.
     ...За окном ночь:  Хозяйка моет посуду в  кухне,  а Вячеслав Евгеньевич
все рассказывает,  теперь -  о жене Вере Борисовне.  Она решила связать свою
вдовью судьбу с  ним,  бывший рецидивистом.  У него появился дом,  заботы по
хозяйству.  Есть внучка Наташа.  Какое ей дело, родной он ей или не родной и
что творится у  него в  душе.  Ей нужен дедушка,  а  ему внучка.  Человеку в
старости необходим семейный очаг,  близкие  люди.  Без  этого  съест  тоска.
Особенно на закате жизни".




     Три  десятка лет  минуло с  того  дня,  как  Нина  Иннокентьевна пришла
работать в  исправительно-трудовые учреждения.  Когда в  тридцатых годах она
вместе с подругами смотрела художественные фильмы "Заключенные" и "Путевка в
жизнь",  она даже подумать не могла о подобной работе. Сейчас у нее накоплен
значительный опыт.
     По педагогике написано много книг.  Но не выработана еще такая формула,
которая  открывала  бы  путь  к  любому  человеческом сердцу.  Каждый  новый
осужденный требует своего сугубо индивидуального подхода.  И  это  по  плечу
только  умному,  чуткому  воспитателю,  искренне заинтересованному в  судьбе
людей, оказавшихся вне общества.
     ...Он сидел перед Ниной Иннокентьевной,  сгорбившись, тяжело опустив на
стол большие темные руки с застарелыми мозолями,  и рассказывал, уставившись
в одну точку. И от этого начальнику отряда было не по себе, словно она стала
свидетелем того, о чем постороннему знать совсем не положено. Видимо, только
ради сегодняшнего дня был одет новый, пахнущий нафталином пиджак, на котором
поблескивал орден Трудового Красного Знамени.
     Когда  Илларион Гаврилович Кондрашев поднялся на  трибуну,  собравшиеся
осужденные  встретили  его  настороженной тишиной.  Рабочий  заговорил  так,
словно продолжал прерванный разговор:
     - Недавно  встречаю своего  старого знакомого.  То  да  се,  про  житье
поговорили, про болезни, а потом он спрашивает: "Что, Славка то твой все еще
сидит?"  Вижу,  без  злого умысла спросил человек,  а  будто ударил в  самое
сердце. "Сидит, - говорю, - отчего не сидеть? Кормят, одевают, вовремя спать
кладут.  Домой не  спешит..."  Сказал вроде спокойно,  а  самому аж  холодно
стало. Неужто это я про Славку, про свою родную кровь говорю?
     - Пришел домой, сел, а подняться не могу. Стар стал Илларион Кондрашев.
А  со  стены смотрит на  меня мой  портрет:  другой Илларион,  молодцеватый.
Смотрит - и словно издевается. Что, мол, докатился? Орденоносец, коммунист с
тридцатилетним стажем, и такой позор?
     - Да,  трех детей я поднял, а четвертый меня подкосил. Федор - инженер,
Иван  тоже институт кончает,  Лариса в  десятый класс пошла.  Все  трудовыми
людьми растут,  а  Славка...  Вот он  сидит среди вас.  Двадцать четыре года
парню. Меня в эти годы по имени-отчеству звали, я такую честь ударным трудом
заработал. Выйдешь, бывало, из шахты, а тебя с музыкой, с цветами встречают:
"Бригаде Кондрашева слава!"  Это когда мы пятилетку за два с  половиной года
выполнили. И такая на душе радость, - знаешь, что труд твой нужен людям.
     - А домой приду -  полная чаша.  Славка навстречу семенит,  Лариса руки
тянет.  Возьму их на колени и чувствую,  что большего счастья мне и не надо.
Потом  старший сын  подойдет,  пятерками похвастается,  пока  мать  на  стол
накрывает. Большая, хорошая семья.
     - Детство у наших детей беззаботное. Не такое, как у меня было. Я из-за
нужды не  мог закончить сельскую школу.  Вспомнить нечего:  нужда,  работа и
опять нужда...  Только и  осталось хорошее воспоминание о  том,  как с отцом
выезжал в  поле да  от  зари до  зари шагал за плугом.  Так уж сама природа,
земля наша русская душу грела.  Через много лет,  когда я  стал шахтером,  я
понял,  что шахта для меня то  же  самое,  что земля для крестьянина:  нива,
которую поднимаешь своими руками.  В  двадцать лет  я  впервые взял отбойный
молоток.  И намучился же я с ним на первых порах, пока освоил! Это потом уже
больше двух норм выдавал.
     - А Славке все легко досталось. Отцовская слава кружила ему голову, уже
в  школе он  пытался верховодить,  грубил товарищам,  учителям.  Но  учился,
правда,  хорошо,  мечтал в  летчики попасть.  А  долетел до тюрьмы.  Любимой
девушке жизнь испортил, мать в могилу свел, отца опозорил.
     - Когда я  сравниваю Славку с  Иваном,  то  убеждаюсь,  что не случайно
Славка стал преступником.  Никогда он  не чувствовал ответственности за свои
поступки,  все ему с рук сходило. Иван - труженик, серьезный, сдержанный, не
пьет,  не курит,  грубого слова не произнесет. А Славка никогда не знал; как
трудно достается кусок хлеба,  вырос, не умея ценить чужого труда. Я вначале
думал, молодо-зелено, подрастет - поймет, а оно бедой обернулось.
     - Да нет, - улучив момент, вставляет Налетова, - почему вы думаете, что
непоправимо?  По-моему,  не так.  Слава же сказал вам вчера на свидании, что
раскаивается, что будет жить по-другому. Может быть, так и будет.
     - Что ж, может быть и так, - вздыхает старый горняк. - Да я уж не очень
надеюсь. Много надо сделать моему сыну, чтобы вернуть доверие людей. Поганая
память живуча.  И  я  боюсь,  что  до  конца жизни эта память останется и  о
Славке,  и обо мне,  как о его отце.  Да только ли обо мне? Только ли о моем
Славке? Вот вас сколько сидит и слушает меня, таких же испортивших и себе, и
другим жизнь.  Ведь,  наверное,  и  у  вас есть матери и  отцы,  тоже о  вас
беспокоятся, раньше времени здоровье теряют. Тяжело становится. И страшно.
     Когда Славку посадили,  я,  стыдно сказать, пользуясь своим положением,
пошел требовать пересмотра дела.  А  мне  напомнили,  что  зря я  роняю свое
рабочее звание, что сын мой совершил преступление и будет наказан по закону.
     Я тогда обиделся.  Потом понял, что сам виноват, очень уж загораживал я
Славку  от  всех  невзгод.  Он  так  и  остался  незрелым,  безответственным
человеком.  Но если он нашей,  кондрашевской породы,  то выпрямится.  Слабых
среди нашей породы не было. Знайте, что за семейным столом для всех найдется
место, если вы приедете домой с честным, открытым для людей сердцем.
     Выступление старого рабочего оставило в  душе присутствовавших огромное
впечатление.  Не один из них задумался после беседы над своей судьбой, о том
горе, которое он доставил близким.




     По-разному люди порывают с прошлым, но всегда с теплом и благодарностью
вспоминают коллектив воспитателей и  особенно женщину  в  форме  с  погонами
майора.
     Всю   свою  сознательную  жизнь  отдала  Нина  Иннокентьевна  работе  в
исправительно-трудовых учреждениях.  Была война. На фронт ушел муж, да так и
не вернулся.  Незаметно выросла дочь.  У нее уже своя семья. Вот уже который
год зовет мать к  себе в Сибирь,  ко Нина Иннокентьевна не оставляет трудную
службу.
     Изо  дня в  день сталкиваясь с  самым грязным и  низменным,  что есть в
человеке,    Нина    Иннокентьевна   Налетова    сохранила   способность   в
правонарушителях видеть человека, верить в правоту своего благородного дела,
в дело возвращения бывших преступников в большую жизнь.



                     подполковник внутренней службы



     В   тяжелое   военное   время   была   открыта   детская   колония  для
несовершеннолетних.  На небольшой территории,  огороженной земляным дувалом,
стояло несколько деревянных и  каркасно-камышитовых жилых бараков и строений
производственно-бытового назначения.
     Во  второй половине ноября 1941 года в  колонию прибыла первая группа -
16 подростков, родители которых погибли в первые дни войны, а в декабре того
же года - еще около ста человек.
     В послевоенные годы,  несмотря на трудности восстановительного периода,
Коммунистическая  партия  и  Советское  правительство  уделяли  повседневное
внимание улучшению деятельности детских трудовых и воспитательных колоний. В
1955-1956 годах была построена типовая школа на 240 и  двухэтажное общежитие
на    150-200    мест,    реконструированы   каркасно-камышитовые    бараки,
отремонтировано  и  приспособлено  для  производственного  цеха  специальное
помещение.
     Коллективом воспитателей колонии в  марте 1958  года  были  разработаны
положения  о  советах  воспитанников отделений (отрядов),  после  чего  была
внедрена   новая   система   управления.    Оправдавшая   себя   организация
самоуправления была  введена  в  детских  колониях Казахстана,  а  затем  на
Украине и в Российской Федерации.  Была найдена,  как показал опыт,  прочная
основа  в  низовом  звене  коллектива  -   отделении,   отряде,   позднее  в
производственной группе.  Постепенно в  жизнь  детского коллектива внедрялся
принцип коллегиального руководства.  Эта форма узаконена в новом Положении о
трудовых колониях МВД  СССР.  Многолетний опыт работы воспитательно-трудовых
колоний  Советского  Союза  подтвердил  целесообразность перехода  на  новую
систему    организации   и    управления    коллективом   несовершеннолетних
правонарушителей.  О  положительном опыте  коллектива воспитательно-трудовой
колонии сообщалось в  работах,  опубликованных в  сборниках и журналах*.  На
примерах   плодотворной   деятельности   отдельных   педагогов,   работников
производства,  службы  режима,  медицинской и  других  частей читатель может
представить объем многогранной деятельности учреждения.
     ______________
     * См.:  "Педагогика и психология",  вып.  IV.  Алма-Ата, 1966; "Вопросы
индивидуальной воспитательной работы с учащимися".  Алма-Ата, 1969; "К новой
жизни", 1969, No 8.

     Центром учебно-воспитательной работы в  колонии для  несовершеннолетних
была  и  остается школа.  Многие  педагоги работают здесь  с  первых дней  и
воспитали не один десяток "трудных".
     Образование первых колонистов было,  как правило,  не выше 4-5 классов.
Вскоре школа стала восьмилетней, а затем средней.
     Многие годы педагогический коллектив школы возглавлял Г.А.Уманов,  ныне
доцент кафедры педагогики и  психологии Казахского пединститута имени  Абая,
вице-президент Педагогического общества Казахской ССР. Более 20 лет трудится
в  колонии В.Б.Казьмин,  из  них около десятка лет на посту директора школы.
Хорошо понимая,  что школа должна вооружать учащихся прочными знаниями основ
наук,  формировать  у  учащихся  материалистическое мировоззрение,  готовить
молодежь  к  жизни,  к  сознательному выбору  профессии,  педагоги стараются
применять  наиболее  эффективные  формы  и  методы  обучения  и  воспитания.
Проявляется постоянная забота  о  тесной связи  обучения с  производительным
трудом, трудовому воспитанию подростков уделяется основное внимание. Большую
роль  в  этом  играет  правильный выбор  профиля и  ассортимента выпускаемой
осужденными     продукции,      подбор,     расстановка     и     воспитание
инженерно-технических и педагогических кадров.
     Руководство,  партийное бюро  и  местный  комитет  колонии  разработали
проект благоустройства колонии,  ознакомили с ним воспитанников,  что немало
способствовало подъему трудового энтузиазма.
     Была  благоустроена территория колонии:  на  ней  появились  спортивные
площадки,   плавательный  бассейн,   цветники,   клумбы;   построены   новый
производственный корпус, помещение медчасти и другие сооружения.
     Все это заметно дисциплинировало воспитанников, пробуждая у них интерес
к труду и учебе.  Даже внешне они стали более подтянутыми,  аккуратными,  на
лицах чаще появлялись улыбки.
     Чтобы сделать из ребят специалистов более высокой квалификации, освоили
новые   производства.    Одно    дело   выпускать   мясорубки,    другое   -
электропневматические вентили,  без  которых  не  обходится строительство ни
одного крупного металлургического комбината.  Помните,  в  колонии Макаренко
бывшие беспризорники своими руками делали сложную по  тому времени продукцию
- фотоаппараты ФЭДы?  Так  и  в  нашей  колонии  стали  изготовлять вентили,
которые ждут на многих заводах.
     У подростков изменилось отношение к работе: их труд нужен стране.
     Постепенно    сплачивался    коллектив,    создавались   новые    формы
самоуправления.  Вместо командиров отряда - советы воспитанников. Каждого из
колонистов,   помимо   работы   и   учебы,   старались  занять  общественной
деятельностью кружки,  секции,  комиссии.  И  все к  одному -  ломать дурные
привычки,  пробудить жадность  к  другой  жизни,  найти  и  развить  хорошие
склонности.
     Учет интересов ребят при привлечении их к  общественной работе является
одним из основных принципов индивидуального подхода к воспитанникам.
     Нередко замкнутого,  не  поддающегося ни  на  какие  уговоры подростка,
только путем  тщательного изучения его  индивидуальных склонностей удавалось
"расшевелить", заставить с надеждой смотреть на свое будущее.
     Показателен в этом отношении случай с Валерием К.
     В кабинете начальника колонии сидели родители Валерки.  Мать совершенно
убита горем.  Она не могла поверить,  что это случилось с  ее сыном.  Учился
неплохо. В школе говорили - способный. Увлекался музыкой. И вдруг - сын вор,
состоял в  шайке грабителей,  угонял автомобили.  Позор,  слезы,  суд.  И  -
колония.
     С Валерием было трудно.  Он считался "королем".  На воровском жаргоне -
"вор в законе".
     - Работаешь?
     - Пусть трактор работает. Или вон Колька, Сашка.
     И  Колька с  Сашкой вовсю старались,  чтобы сделать и  свою  работу,  и
работу "короля". Ему приносили лучшее, что было в посылках, передачах.
     Валерка был к  тому же  неглуп,  развит.  Учиться больше не  собирался.
Хватит - только бы срок тянуть...
     И воспитатели,  и руководство колонии уже давно держали его на примете.
Но как подойти? Откровенных разговоров избегает. Спортом не занимается - это
"вору в законе" не положено.
     Вот хорошо на гитаре играет,  но выступить перед ребятами не упросишь -
тоже "не к лицу". Зато по вечерам бренчит, песни блатные насвистывает.
     ...Матч ожидался волнующий.  Отряд против отряда.  Свисток -  и на поле
выходят команды.  Болельщики тоже на  своих местах.  Кто  не  любит футбола!
Нетерпеливый гул. Но судья почему-то медлит. И вдруг:
     - Матч не состоится.  В команде первого отряда заболел защитник. Некому
играть.
     Общий  вздох разочарования.  И  надежда...  Может быть,  сыграет кто-то
другой?
     Марк Сергеевич, начальник отряда, ждал этой минуты:
     - Валера, ты, кажется, тренировался когда-то. Выручай ребят.
     "Король" молчит.
     - Иди на поле! - кричат со всех сторон, теребят его, просят.
     Валерка сдается. И сразу становится тихо. Матч состоится.
     И  хотя Валерка оставался "королем",  но стал как-то тише.  И  работать
начал.
     А потом на вечере Марк Сергеевич попросил его сыграть на баяне. Сыграл.
     Это было уже слишком! "Свита" его возмутилась.
     Угрожали:
     - Смотри, парень!
     Но  Валерка как  будто с  облегчением сбросил с  себя тяготившую одежду
"короля". Теперь с ним можно было говорить откровенно, он не прятался больше
за ширму бравады.
     - Все зависит от тебя.  Не все потеряно,  - сказал ему как-то начальник
колонии. - Сколько тебе лет? Шестнадцать? Ого, сколько еще впереди!
     Однако колония есть колония.  Режим.  Работа.  Тоска по свободе, семье,
друзьям.  Поймет ли подросток, что наказан справедливо, что невозможно жить,
враждуя с  обществом,  и  что есть в жизни большой,  главный смысл -  делать
людям добро?
     ...Вскоре  Валерия выбрали председателем совета  воспитанников колонии.
Лучший  его  друг,  Марат,  не  подавал ему  руки,  остался верен  воровским
замашкам.  Вокруг Марата вились еще некоторые подростки,  однако тона он уже
не мог задавать.
     Как-то  он,  поплевывая,  расхаживал по цеху.  Руки в  брюки,  кепка на
глаза.
     - Иди к станку, - спокойно бросил мастер. Марат презрительно свистнул.
     На  следующее утро  с  ним  никто не  разговаривал,  никто не  замечал.
Бойкот. Он попробовал было подойти к Валерке, но тот отвернулся.
     Через три  дня  бойкот сняли.  Марат вернулся к  станку.  А  еще  через
некоторое время к начальнику колонии пришел с просьбой Валерка.
     - У нас в колонии нет десятого класса. А совсем рядом школа. Но вы ведь
все равно мне не поверите...
     - Почему же? Отпустить можно. Только представь себя на моем месте. Риск
есть?
     Валерка вздохнул.
     - Да... Но я не подведу вас, Иван Павлович...
     Бывший  воспитанник колонии  Валерий  К.  окончил школу,  был  досрочно
освобожден  за   примерное   поведение.   Сейчас   он   руководитель  одного
музыкального коллектива республики.
     И это далеко не единичный случай,  когда воспитанники колонии не только
возвращались на честный путь, но и становились уважаемыми людьми.
     ...Как-то  в  колонию  пришел  молодой  подтянутый летчик.  Лицо  очень
знакомое.
     - Разрешите доложить?
     - Юрий?
     - Так точно! Докладываю об успешном окончании летного училища!
     Значит,  не ошиблись,  давая ему рекомендацию. А как будет рад Меркурий
Петрович Стреляев,  воспитатель Юрия!  Ведь это  он,  бывший авиатор,  увлек
подростков рассказами о полетах, о беспокойной и счастливой судьбе летчиков.
     - Значит,  служить на  Дальний Восток?  И  только для  нас сделал такой
крюк? Ну спасибо. Перед ребятами выступишь.
     Так случилось,  что в  тот же день пришел еще один бывший воспитанник -
Александр М. Незадолго перед этим он прислал письмо:
     "Очень  рад,  что  помогли  мне  вернуться в  колонию.  Но  теперь  уже
воспитателем".
     Да,   бывший  колонист  теперь  сам  воспитатель  в  одной  из  колоний
Казахстана.   В  колонии  помнят  скрытного,  угрюмого  паренька.  Товарищей
сторонился.  Ко всему относился презрительно.  Но воспитатели заметили,  что
умеет  парень  рисовать.  Попросили как-то  оформить стенгазету.  Потом  еще
что-то,  выбрали  в  санитарную  комиссию.  И  постепенно втянулся  в  жизнь
коллектива.
     - Хочу быть воспитателем, - сказал он. - Как вы думаете, получится?
     Из колонии Александр поехал в родное село.  Пошел работать. Поступил на
заочное отделение института.
     Закончив  институт,  попросил  помочь  стать  воспитателем в  одной  из
колоний. Не мог забыть товарищей по колонии, их искалеченные судьбы.
     Отделение ему досталось трудное.  Но уже через некоторое время написал:
"Работаю вместо пяти  часов,  которые мне  положено,  пятнадцать.  Отделение
заняло первое место по дисциплине".
     В  тот  же  день  позвонили  Валерию.   Он  сейчас  дирижер.   Закончил
музыкальное училище. Женился, воспитывает сына.
     ...Они  стояли  втроем  -  Юрий,  Александр и  Валерий перед  ребятами,
нынешними воспитанниками.
     - И вы здесь были? - удивлялись и переспрашивали их.
     - А за что?
     Они рассказывали свои невеселые истории.
     - Жалко тех лет. Вот и вы сидите здесь, а юность-то одна.
     Спасибо воспитателям нашим. Сделали нас людьми.
     Потом они ходили по колонии, смотрели, слушали.
     - Продукцию нашу поставляем не только на заводы СССР,  но и на экспорт,
в  24  страны.  Уже  три  года  колонисты полностью окупают расходы на  свое
содержание, - рассказывали им.
     - А  хотите познакомим вас  с  первыми экспонатами нашего музея  боевой
славы?  - предлагает заместитель начальника Кан Марат Семенович. - Колонисты
разыскали  недавно  по   переписке  одного  из  руководителей  Осинторфского
комсомольского подполья,  героя  книги  "Зарево над  юностью" Шмугалевского.
Сейчас он председатель колхоза в Белоруссии.  Вы только почитайте его письмо
ребятам:  "После завершения подпольной деятельности я  воевал в составе 16-й
Смоленской партизанской бригады;  мне  пришлось  командовать взводом  бывших
беспризорных из Харькова. Фашисты увезли их в самом начале войны из колонии,
надеясь подготовить из них шпионов и диверсантов. Но эти мужественные ребята
уничтожили охрану и перешли на сторону партизан. Я глубоко уверен, что и вы,
поняв свои заблуждения,  сможете честно служить нашей Родине". Письмо это мы
передавали по радио.  А теперь оно - в нашем музее. А вы, ребята, приезжайте
в колонию почаще,  -  просит на прощание Марат Семенович.  -  Ваши рассказы,
ваша  судьба  убедительнее всяких  бесед.  О  многом задумаются воспитанники
после таких встреч.
     Часто приходят в  колонию добрые вести от бывших воспитанников.  Многие
из них работают по специальности, полученной в колонии.
     "Спасибо вам,  всему  педагогическому коллективу за  хорошее воспитание
моего сына,  особенно за науку честно трудиться,  -  пишет из Караганды мать
бывшего воспитанника Николая К.,  -  он  стал  неузнаваем...  первую получку
принес отцу и подарки сестре... мы так рады и благодарны вам за это...".
     Естественно,  что  письма  бывших  воспитанников вызывают  самый  живой
интерес в  колонии.  Педагогический коллектив умело  использует их  в  своей
повседневной работе с подростками.
     Отличительная черта многих ребят,  попавших сюда не  по доброй воле,  -
недоверие к  взрослым.  Исправить таких воспитанников невозможно до тех пор,
пока они  не  поверят своим наставникам.  Несовершеннолетние правонарушители
только  тогда  потянутся  к   наставникам,   учителям  и   мастерам,   когда
почувствуют, что их не столько осуждают, сколько стараются помочь. Чуткость,
умение внимательно отнестись к личности подростка,  изменяют его отношение к
людям.
     Был  в  колонии некоторое время  Коля  С.,  у  которого умерла мать,  -
угрюмый и  недоверчивый парнишка.  Дома остались отец и  две младшие сестры.
Чувствовалось,  что  он  любит  их,  очень  ждет  писем.  И  вдруг  письмо о
трагической гибели отца  на  производстве.  Сестра просит помочь -  остались
совсем  одни.  Обсудили это  письмо на  общем  собрании колонистов.  Решили:
выделить из общего заработка деньги сестрам,  написать письмо на завод,  где
работал отец,  с  просьбой взять опеку над девочками.  Сейчас Коля уже дома,
работает, часто пишет воспитателям.
     Опыт  показал,   что  правильно  организованный  и  умело  направляемый
педагогами коллектив воспитанников может  сделать  многое.  Хорошие традиции
становятся правилом жизни  всего коллектива,  и  многие подростки выходят из
колонии  людьми  с  вполне  сложившимися  нравственными  устоями,  с  жаждой
возвращения к честной трудовой жизни.
     "Большое спасибо вам,  моим  воспитателям,  за  все  хорошее.  С  вашей
помощью я  получил специальность и  научился работать в коллективе,  успешно
закончил восьмой класс,  а теперь учусь в вечерней школе и работаю на заводе
в бригаде коммунистического труда. Еще раз большое вам спасибо".
     Читая такие письма,  с  удовлетворением отмечаешь,  что труд коллектива
сотрудников колонии не пропал даром.






     Мальчишка сидел и молчал, хмурил белесые брови, морщил лоб, - видно, не
так просто было ему сладить с  собой и выплеснуть все,  что накопилось в его
жизни.
     Было разное. О некоторых его поступках можно только догадываться, а кое
о чем рассказала его мать, женщина болезненная, с иссохшими от слез глазами.
     Валентина Георгиевна знала,  что  мало  было  в  Витькиной жизни ярких,
запоминающихся дней.  Она  не  хотела повторять те  вопросы,  которые обычно
задают в  детских комнатах милиции,  когда  просят написать объяснительную и
дать  слова,   что  подобное  не  повторится.   Она  начала  свою  работу  с
доверительного отношения к  чувствам и  мыслям подростка.  Пока что  она  не
добивалась от него раскаяния, а пыталась уяснить, как произошло, что он стал
красть и ушел от матери...
     Витькина мать вначале не знала,  с кем разделить свое горе,  сунулась к
соседке.
     - И-и,  милая,  иди к директору.  Ты целыми днями на работе, а они, что
смотрели, учителя-то...
     - Была, говорила... Разве школа уследит за ними: у них там пятьсот, а я
одного проглядела.
     - Тогда  иди  в  милицию,   пока  не  поздно.   К  Головиной  Валентине
Георгиевне. Она поможет.
     Тяжело было переступить порог детской комнаты милиции и  рассказывать о
своем сыне. Одно успокаивало ее, что старший инспектор, хоть и в милицейской
одежде и в офицерском звании, - женщина.
     Витькина мать ошиблась,  думая,  что ей начнут задавать вопросы, учинят
допрос и заставят подписать протокол. Когда же этого не произошло, она стала
допытываться у самой себя.
     - Почему так получилось,  почему? - и смотрела на Валентину Георгиевну,
в глазах которой видела сосредоточенность.
     - Кажется,  ведь все у него было,  отказу ни в чем не имел -  одежонка,
обувь,  книжки... А может, хлестать его надо было - уважай, коль хлеб еще не
свой ешь,  -  рассуждала Витькина мать вслух.  -  Конечно, побоями не всегда
своего добьешься.  Вот велосипед просил,  а  я  нет и  нет!  А  за что такие
подарки?
     Говорила сбивчиво,  знакомо и  буднично,  переходя от  одной  житейской
мудрости к другой. Таких объяснений Валентина Георгиевна выслушивала немало.
Противоречивые мысли  -  и  в  этом-то  вся  беда.  Мог  ли  мальчишка иметь
устойчивые взгляды...
     В  первый  день  откровенного  разговора,  когда  Валентина  Георгиевна
рассказала о своем детстве, Витька был даже угнетен.
     - Ну ты что?  - потрепала она его непокорную голову. - У тебя вся жизнь
впереди.  Вот пойдешь снова в  школу,  все войдет в  свою колею.  А  ко  мне
заглядывай почаще.
     С  ним много было возни.  И хотя в комиссии по делам несовершеннолетних
большинство высказалось о спецшколе,  Валентина Георгиевна еще не решила для
себя  этот вопрос.  Ей  казалось,  что  пока неразумно отрывать мальчишку от
матери.  Оставив подростка в семье, она всю дальнейшую ответственность брала
на себя.  Витька был на строгом контроле, и надо знать о каждом его шаге. Но
и этого мало - знать.




     Когда работала в школе,  то, как говорят, "лепила характеры", здесь же,
в детской комнате милиции,  характеры меняли - искореняли изъяны воспитания.
И бороться приходилось с такими изъянами не только у подростков,  но что еще
труднее - у взрослых, их родителей.
     Это  была  крайняя мера  -  лишение родительских прав.  И  на  этом она
настаивала после долгих раздумий и обсуждений на совете общественности.
     Узнав,  что дело передано в суд, родители Коли притихли. В доме тишина,
мир,  повышенное внимание к ребенку. Он уже не лишний. И мальчишка потянулся
к  ласке,  как чахлое растение к  солнцу.  В доме появились деньги,  которых
давно уже не было, - раньше все уносили выпивки. Новые ботинки жали ноги, но
Коля шел в  школу в  праздничном настроении.  По вечерам отец подсаживался к
столу и листал учебник -  что там задано?  Из кухни доносился запах домашней
пищи.  Все  быстро  нормализовалось,  и  уже  стали  забывать о  злополучной
повестке,  когда  накануне  суда  снова  появилась Валентина Георгиевна.  Ее
встретили настороженно.  Все эти дни они жили на грани "или -  или".  И  уже
видя  счастливое лицо Коли,  Валентина Георгиевна задумалась:  какую позицию
занять на суде.
     Ей  очень хотелось верить им,  но  было и  "но".  Надолго ли их хватит?
Лишение родительских прав  могло  круто  изменить их  жизнь  -  общественное
мнение,  с которым приходилось считаться,  отцовские и материнские чувства -
их  тоже так  просто не  сбросишь,  они  уже  дали знать о  себе перед лицом
выбора... Отступить, поверить им?
     В ее работе такие случаи встречаются нечасто, и решение не извлечешь из
опыта, но и без веры в людей тоже нельзя.
     Разговор  затянулся  до  глубокой  ночи  и,   что  показалось  странным
Валентине Георгиевне,  -  родители Коли  и  не  подозревали о  том,  что  им
предстоит рано или поздно держать ответ за свои поступки перед обществом.
     - Ну кому какое дело... - храбрилась мать.
     - Если бы знали, да разве бы... - понуро отвечал отец.
     Она  приняла незамедлительное решение.  На  другой день  договорилась с
отделом   народного   образования  провести   в   городском  доме   культуры
родительскую конференцию "Отцы  и  дети",  на  которой  выступила с  беседой
"Безнадзорность детей порождает преступление".
     Возвращалась тихой,  уже засыпающей,  улицей. Гулко раздавались быстрые
шаги за спиной,  ее догоняли.  Валентина Георгиевна остановилась, подождала.
Это был отец Коли.
     - Понимаете, не мог я там к вам подойти. А поговорить надо... задумался
я серьезно о судьбе Кольки,  виноват я перед ним.  Бесхарактерность... а она
от чего?  От водки...  Попустительство тоже.  А  что он чувствовал от нас...
Вот,  понимаете,  Валентина Георгиевна, худо нам будет без сына; наказывайте
по всей строгости, что заслужили, а Кольку оставьте при нас.
     Долг службы...  Она с  ним хорошо знакома с детства,  ее отец всю жизнь
посвятил охране общественного порядка.  Но вместе с  ним она еще впитывала и
другой долг - долг человека перед человеком.
     Природа состоит из  противоположностей -  зима  и  лето,  день и  ночь,
молодость и старость,  добро и зло...  Одно переходит в другое.  И зло может
перейти в добро.
     И не всегда все можно разложить по полочкам - вот это - черное, а это -
белое, не признавая светотеней.
     Ее  могли  упрекнуть в  излишней доверчивости,  когда вместо крутых мер
были уговоры,  убеждения,  она выискивала в человеке хорошее и делала на это
ставку, отбрасывая словно наносное плохое. Это был ее метод работы. В нем не
было ничего,  в  общем-то,  нового,  многие воспитатели "трудных подростков"
поступали именно так,  но, избрав этот путь, она никогда уже не отступала от
него.
     Душевный мир подростка глубок и  не  всегда понятен,  и  нет рецептов -
каждый отдельный случай требует своего подхода.
     И  когда однажды Витька подвел ее  -  легче всего было смотреть на него
осуждающим взглядом,  но она не отошла от самой себя,  не сорвалась,  начала
разговор с ним,  как будто бы ничего не произошло.  Отпустила его,  до конца
веря, что это последнее приземление перед взлетом.
     Он пришел на другой день,  несмело подошел к столу, сел напротив и стал
терпеливо ждать,  когда она закончит телефонный разговор.  И  для него и для
нее  это  были  бесконечные минуты,  а  когда она  положила трубку и  долгим
тревожным  взглядом  посмотрела  ему  в   глаза,   он  еще  больше  окреп  в
уверенности, что только правдой можно вернуть доверие.
     На  ее столе стоит стакан для карандашей,  сделанный Витькиными руками,
но его она получила потом,  вместе с  благодарностью его и  матери,  а  пока
предстоял еще долгий путь непрестанного внимания, становления, шефства...
     Вспоминается Леня К.  Даже не  то  слово -  вспоминается.  Он настолько
прочно был связан с  детской комнатой милиции,  где изо дня в день помнили о
нем,  что теперь, когда определили его в спецучилище, почувствовали пустоту,
словно исчез близкий человек.
     "Педагогически запущен" -  так о нем было написано в личном деле, когда
Леня первый раз появился в детской комнате милиции. Нет нужды расшифровывать
эту лаконичную запись,  хотя за  ней скрываются такие поступки,  что от него
отказались учителя.
     С чего начинать?  Пожалуй, от них, первых шагов, и зависит в дальнейшем
исход борьбы за человека.  Тут мало знать:  почему и как он стал таким, надо
учесть и его индивидуальные психобиологические особенности, суметь направить
интересы парня. Он был резв и, не находя нужного выхода энергии, превратился
в  забияку.  У  него была склонность к  тщеславию,  и,  не  получив должного
направления,   он  стал  главарем  уличных  мальчишек.  А  смелость,  пройдя
доступные преграды, привела к кражам.
     Вот таким его приняла Валентина Георгиевна.  Что и говорить - "трудный"
был,  по-настоящему трудный.  Она поставила перед собой задачу перевоспитать
его и  не ждала быстрого результата -  немедленного поворота в  нравственном
уровне.   Пройдет  еще  много  времени,  прежде  чем  он  осознает  глубокую
внутреннюю  потребность  проявлять  силу  своего  характера  в  нравственных
качествах.  Позже он пришлет ей письмо: "Дорогая Валентина Георгиевна! Учусь
я  на  столяра и  хожу  в  седьмой класс.  9  января у  меня  день рождения.
Приезжайте ко мне в гости. Если можно, вышлите фотографию..."
     Этот день рождения стал для нее рождением нового человека.
     Вечерний телефонный звонок.  Где-то  на  другом конце провода случилась
беда -  слышалось прерывистое всхлипывание,  а  потом голос с дрожью поведал
грустную историю.  Ждали помощи,  а ее оказать было не так-то престо. Случай
редкий и  в  практике ее  работы еще  не  встречался,  чтобы  можно было  бы
сопоставить, сравнить, хотя вообще ничего не повторяется - каждый раз что-то
новое,  во тут было,  как никогда. Ее не уговаривали неотложно принять меры,
ничего не требовали,  и в то же время невозможно было не отозваться на чужую
беду.
     Эту  семью  нельзя  было  назвать "неблагополучной",  откуда и  выходят
большинство трудновоспитуемых детей.  Все такие семьи она знала наперечет, с
ними была налажена надежная связь -  часто бывала в них сама,  бывали и шефы
из  нештатных инспекторов.  Эта  семья  была  даже  слишком  благополучной -
уважаемые родители при  высоких должностях,  единственный сын,  примерный во
всем, - их гордость, материальный достаток.
     - У  него есть все...  Мы  его  воспитывали так,  что он  ни  в  чем не
нуждался,  - с некоторой гордостью в голосе говорила мать и показывала вещи:
мотороллер, магнитофон, отдельную комнату.
     Эта внешняя сторона, по мнению Валентины Георгиевны, пока еще не играла
главнейшей  роли  в  душевной  драме  Вадима.   Было  что-то  другое,  более
значительное,  что от нее или тщательно скрывали, или не придавали значения.
Возможно,  последнее.  Предстояло разобраться, а пока на нее смотрела как на
доктора, который лечит больного ребенка, - с надеждой и опасением.
     - Они все там в  классе против него,  даже учителя...  Он может бросить
школу или...  что-нибудь сделать с  собой...  Даже  его  друг Костя перестал
здороваться с ним и,  кажется,  назвал подлецом...  А за что - спрашивается?
Вадик был первым учеником, его ставили другим в пример...
     Да, в благоприятных обстоятельствах он был лучше других, но не выдержал
сравнения с  ними в  нравственных качествах при  сложившихся трудностях.  Он
исчез в то время, когда больше всего была нужна его помощь.
     Вспомнила до  отказа  набитый зал  школы,  когда  проводили конференцию
мальчиков  на  тему:  "Ты  будешь  настоящим  мужчиной".  После  выступления
Валентины Георгиевны ("А хватит ли  у  тебя силы воли удержаться от  дурного
поступка?")  зал  как  будто бы  забурлил.  Выходили мальчишки и  по-разному
говорили об обычном и героическом,  выступали учителя. Никогда еще так прямо
не ставился вопрос,  и  многочисленная аудитория остро реагировала на каждое
выступление.  Говорили искренне, без заученных фраз, с примерами из жизни. И
сравнивали себя с  самими собой до этого диспута и сейчас,  когда появлялась
вера в возможности каждого.
     К  столу  подошел стройный юноша  в  темных  очках  и,  выжидая тишину,
постоял с  прикушенной губой.  Ребята  галдели,  не  унимались.  Он  тряхнул
поднятой вверх головой и вышел из зала.  Позже Валентина Георгиевна узнала -
еще недавно он был кумиром ребят и вдруг такое.
     - Алька, весь класс задачу не решил, может, объяснишь.
     - Представьте, тоже ничего не получилось.
     А  потом этот урок алгебры.  Настороженная тишина и  его  торжествующий
голос.
     - А я эту задачу решил!
     Вадим  потерял  веру   к   себе  при   других  обстоятельствах,   более
драматических, но истоки одни и те же.
     Она попросила,  чтобы он  пришел в  детскую комнату милиции.  Уверенные
манеры,  выправка спортсмена и напряженная улыбка. Опытному глазу можно было
его и не рассматривать. Диагноз был прост - лечение сложным.
     Теперь,  когда все уже позади, и Вадим заметно изменился, и отношения с
товарищами стали проще,  естественнее,  честнее,  в свободное время,  иногда
вечерами,  он заходит сюда и рад,  что старший инспектор разговаривает с ним
без  нравоучений,  как  равная с  равным,  не  высмеивая его неясных мыслей,
разных "заскоков", и незаметно направляет его.
     ...А эта женщина появилась у них внезапно и внесла какое-то тревожное и
щемящее чувство.  Она жаловалась на свою пятнадцатилетнюю дочь,  которая, по
ее словам,  "связалась с хулиганом,  только что вырвавшимся из колонии". Она
просила  принять  самые  строгие меры  "к  этому  хулигану и  ее  непокорной
дочери". Она ушла, оставив запах духов и возмущение.
     Валентина  Георгиевна помнила  Станислава.  Его  мать  мало  занималась
сыном,  постоянно  беспокоилась за  свою  личную  жизнь  и  не  ожидала  его
досрочного освобождения.  И  тут  еще дружба с  девочкой,  мать которой тоже
настроена против него.  Сложная ситуация для неустойчивого в  своих решениях
парня. Нужны чуткость и осторожность.
     Вначале была беседа с этой девочкой, Валей.
     - Да  вы  знаете  Стасик -  лучший парень в  нашем  дворе,  -  чуть  не
захлебываясь от восторга,  сказала она,  -  а мама этого не понимает.  Вчера
кричит с балкона: "Валька, домой! Не связывайся с этим обормотом!" Я плакала
от стыда за маму.
     Пришел Станислав. Кратко, скупо объяснил, что происходит.
     - Устроился на работу.  За меня не беспокойтесь - не собьюсь. А с Валей
так - писал я ей, а она мне отвечала на письма.
     Снова прибежала мать Вали,  за  ней мать Станислава,  и  этот житейский
клубок симпатий и  антипатий можно было бы  бесконечно распутывать,  если бы
Валентина Георгиевна не оборвала нить,  принципиально став на сторону Вали и
Станислава.
     ...Никогда еще  не  было  такого  расширенного совета  общественности -
учителя,  члены  родительского  комитета,  директор  школы,  представители с
кирпичного завода,  где  работают  Гудковы.  Неблагополучное положение в  их
семье тревожит каждого. Дети безнадзорны, отец и мать пьют.
     Семья и общественность... Валентина Георгиевна так и строит свою работу
- воздействует  систематически  на   семьи,   где  родители  не   занимаются
воспитанием детей,  в  тесной связи  с  общественностью,  школами,  райкомом
комсомола.
     Гудковым пришлось держать ответ перед большим коллективом,  и урок этот
не  прошел  бесследно:  детей  определили в  спецшколу,  отец  направлен  на
лечение.
     Когда Валентину Георгиевну спрашивают:  "В  чем успех вашей работы?"  -
она, не задумываясь, отвечает:
     - Просто хочется, чтобы все семьи были счастливыми, чтобы в каждом доме
было радостно и светло...



                       капитан внутренней службы




                           Вместо предисловия

     Сколько раз приходится слышать рассуждения,  что мы чересчур нянчимся с
преступниками,  стараемся их перевоспитать,  вразумить,  вместо того,  чтобы
сурово покарать. Рассуждающие так люди готовы в каждом случайно оступившемся
человеке видеть закоренелого преступника, которому нет места в обществе. Они
не  желают задумываться над  тем,  а  что  же  все-таки толкнуло человека на
кривую дорожку. Быть может, душевная глухота окружающих, черствое отношение,
хамство или  просто озорство?  Надо делать все для того,  чтобы предупредить
преступление,  но,  если оно случилось,  важно вернуть человека к нормальной
жизни, сделать его полезным членом общества.
     За   последние  годы   деятельности  исправительно-трудовых  учреждений
произошли  коренные  изменения.  Если  раньше  "посторонним" не  разрешалось
бывать  в  колонии и  общаться с  заключенными,  то  теперь  в  воспитание и
перевоспитание преступников активно включаются шефствующие коллективы.
     Шефы   проводят  беседы,   лекции,   организуют  встречи  осужденных  с
передовиками производства,  знатными людьми. Они ведут индивидуальную работу
с нарушителями режима,  установленного в колонии, присутствуют на собраниях,
посещают  общеобразовательную  школу,   встречаются  с  родными  и  близкими
заключенных,  приезжающими к тем на свидание, проверяют табели успеваемости,
интересуются нормой выработки, бытом своих подопечных.
     Люди от  станка,  ученые,  педагоги,  пенсионеры прилагают много сил  и
энергии,  чтобы помочь осужденным вернуться в  строй.  Но вот срок наказания
истек.  Бывший  осужденный  стучит  в  заводские  ворота.  Он  хочет  честно
работать, искупить свою вину перед коллективом.
     И тут, что греха таить, бывает - отмахиваются от таких, не принимают на
работу.  Нетрудно  догадаться,  что  это  наносит  большую  душевную травму,
озлобляет человека и порой толкает на новое преступление.
     На  большинстве  предприятий очень  внимательно относятся  к  тем,  кто
оказался   на    перепутье.    Побывайте   хотя   бы    на    Карагандинском
машиностроительном заводе No 1,  Алма-Атинском домостроительном комбинате, и
вы убедитесь в этом.
     Вместе с тем мы не можем проходить мимо черствого, бездушного отношения
к бывшим осужденным.  За каждого из них нужно бороться, оступившийся человек
должен подняться, стать полноправным членом общества. В этом состоит главное
назначение исправительно-трудовых  учреждений.  Но  только  с  помощью  всей
общественности  можно   добиться  успеха  в   трудном  деле   перевоспитания
правонарушителей. Об энтузиастах-общественниках мне и хотелось рассказать.




     У  нее  простое открытое лицо,  доброе лицо матери.  Она стала бывать в
колонии с  первого дня  ухода на  пенсию.  Ходит словно на  работу,  подолгу
задерживается по вечерам,  как раньше в школе. Тридцатилетний педагогический
стаж  Зинаиды  Васильевны Лапшиной  пополнился десятью  годами  общественной
работы с правонарушителями.
     З.В.Лапшиной приходится преподавать осужденным не  только русский язык,
арифметику,  зоологию,  но  и  уроки  жизни.  А  по  этому  предмету нет  ни
учебников,  ни пособий.  Потому что жизнь сложна и  многообразна.  Жизненный
опыт, душевная доброта помогают Зинаиде Васильевне в ее трудной миссии.
     ...С  Лизой  Рыбиной Зинаида Васильевна встретилась не  в  классе.  Она
торопилась в  школу  и  вдруг  увидела  необычную фигуру:  навстречу ей  шла
женщина в  черной монашеской одежде.  Она шла,  низко опустив голову,  глядя
себе под ноги.  Лапшина остановилась.  А  фигура,  безучастная и отрешенная,
прошла мимо.
     - Кто эта женщина? Что с ней? Почему она оказалась здесь?
     Ей  объяснили,  что ранее Рыбина жила при Почаевском мужском монастыре,
объявив себя  духовной дочерью одного из  монахов.  Бродяжничала,  жила  без
прописки,  нигде не работала.  И  в  колонии ничего не делала,  отказывалась
ходить  в  школу,  лишь  постоянно  молилась.  Зинаида  Васильевна попросила
начальника колонии разрешить ей шефствовать над Рыбиной.
     - Не  возражаем.  Будем  только рады!  -  ответил Владимир Митрофанович
Башкатов.
     Они долго говорили о  судьбе Лизы.  Выросла девушка в Сибири,  окончила
там  семилетку.  Успешно  сдала  вступительные  экзамены  в  железнодорожный
техникум,  была активной,  способной студенткой, а потом все вдруг бросила и
ушла из техникума, из семьи.
     - Как это "вдруг"?  -  размышляла Зинаида Васильевна.  - Значит, что-то
просмотрели и  педагоги и  товарищи Лизы.  Может быть,  горе у девушки было,
тяжело  жизнь  складывалась.  Человек колебался,  метался,  искал  какого-то
выхода, а верующие воспользовались смятением, подошли с добреньким словом, с
участием.
     - Вот так обычно и бывает,  - подтвердил Башкатов. - Если бы окружающие
ее люди были повнимательнее к Лизе, она бы не стала жертвой церкви.
     "Что  же  делать?"  -  спрашивала себя  Лапшина.  -  Как  разрушить  ее
фанатизм,  вернуть ей радость жизни? Как? Есть у монахинь заповедь: не иметь
привязанности "в  миру".  А  если  у  Лизы такая привязанность появится?  Не
верится, чтобы человек не отозвался на доброту. Отзовется!"
     ...Девушка  вначале  будто  ничего  не  замечала.  Зинаида  Васильевна,
приходившая  в  колонию  ежедневно,   словно  ненароком,  завязывала  с  ней
разговор,  осторожно расспрашивала о житье-бытье,  о прошлом.  Лиза отвечала
равнодушно.   Лапшина  рассказывала  о  событиях,  происходящих  в  мире,  о
пережитом.  Девушка слушала,  не  перебивая,  но  выражение лица  оставалось
непроницаемым,  недоступным.  Однажды  Лапшина  посоветовала  Лизе  написать
письма матери, сестре. Отказалась вежливо, но твердо.
     А Зинаида Васильевна все ходила и ходила к Лизе. Но ничего не менялось.
Казалось,  всякая надежда потеряна.  И  вдруг,  в  один  из  дней,  случайно
взглянув во время очередного урока в окно, она увидела Лизу, прогуливающуюся
у  входа в школу.  "Значит,  все-таки соскучилась!  Пришла!" -  обрадовалась
Лапшина. Она быстро вышла из класса.
     - Здравствуй,  Лиза!  -  приветливо  улыбнулась старая  учительница.  -
Хорошо, что пришла. Мне как раз с тобой поговорить надо.
     Так Лиза пришла в школу.
     Потом  было  легче.  Зинаида Васильевна уговорила ее  снять  монашеское
одеяние, ходить в кино, читать, работать.
     Когда Лиза вышла из колонии, Лапшина пригласила ее жить к себе. И никто
в семье - ни дочь, ни зять, ни внук - не упрекнули свою бабушку за то, что в
их квартире появился чужой человек.  Лиза пошла работать в депо.  Продолжала
учиться  в  вечерней школе.  К  зиме  Зинаида  Васильевна устроила девушку в
общежитие.  Но и  позже все свободное время Лиза проводила в семье Лапшиной.
Казалось,  жизнь  Рыбиной  входила  в  нормальную колею.  Зинаида Васильевна
собралась поехать на лето отдохнуть.  Хотела было пригласить с собой и Лизу,
да не отпустили из депо, сказали, что не заработала она еще права на отпуск.
Что ж, это было справедливо. Зинаида Васильевна перед отъездом зашла в отдел
кадров,  в цех,  в комитет комсомола.  Рассказала Лизину историю, попросила,
чтобы были к  ней повнимательней.  А когда вернулась,  Лизы на работе уже не
было,  не было ее и  в городе.  В общежитии ждала наспех написанная записка:
"Не разыскивайте, я буду молиться за вас", Лапшина побежала в депо.
     Из  рассказов  товарищей Рыбиной  Зинаида  Васильевна узнала,  что  как
только  она  уехала,  появились около  Лизы  богомолки,  какие-то  старушки.
Девушка долго спорила с ними, что-то отрицала, не соглашалась. А потом пошла
в отдел кадров и подала заявление об уходе.  "Как же вы могли его подписать?
Не  разубедили?"  -   допытывалась  Зинаида  Васильевна  у  кадровиков.   Ей
равнодушно ответили: "Каждый человек имеет право увольняться с работы".
     Лапшина на второй день пришла в колонию. Молча села к столу начальника.
     - Освобождайте меня от общественной нагрузки,  Владимир Митрофанович, -
начала Зинаида Васильевна. - Не обладаю я способностями воспитателя...
     - Это вы напрасно,  -  мягко ответил Башкатов.  -  Вы не правы. Если вы
уйдете - мы потеряем настоящего воспитателя. В случившемся виноваты не вы. А
Лизу мы найдем. Даю вам слово. Мы вернем ее людям...




     ...Ира  К.  была  недавно  переведена  сюда  из  трудовой  колонии  для
несовершеннолетних,  куда попала за  квартирную кражу.  Характеризовалась не
лестно:  "Перевоспитанию поддается трудно.  Ведет себя вызывающе.  Постоянно
нарушает режим. Подвержена воровской романтике".
     Она и в школе демонстрировала свою независимость. Отвечала дерзко. Иной
раз  без  всяких  объяснений уходила с  уроков.  Просто вставала и  уходила.
Делала все, чтобы провоцировать и учителя на ответную резкость.
     Конечно,  можно было попросить администрацию наказать Иру.  Но  Зинаида
Васильевна знала,  что это не принесет пользы. Ведь, судя по делу, в детской
колонии ее часто наказывали, но это мало помогало.
     Когда та молчала, отказывалась отвечать, Зинаида Васильевна замечала:
     - Ну что ж, Ира, выучишь уроки - предупреди, я тогда тебя спрошу.
     - Я не знаю урока!..  - взрывалась Ира и тут же старалась доказать, что
ей материал хорошо известен.
     Когда  девушка  во   время  занятий  вставала,   чтобы  уйти,   Зинаида
Васильевна, прервав объяснение, спокойно говорила:
     - Ирочка, пройдет плохое настроение, приходи, - все объясню тебе одной.
     И   пристыженная  девушка   на   следующие  уроки   приходила  кроткая,
присмиревшая.
     Ира  постепенно оттаивала,  стала  хорошо учиться.  Окончила в  колонии
восьмой  класс.  На  работе  ее  хвалили за  прилежность и  мастерство.  Ира
увлеклась художественной самодеятельностью.
     Накануне освобождения она пришла к Зинаиде Васильевне, попросила:
     - Нельзя ли мне в городе устроиться на работу? К вам поближе. Дома-то я
никому не нужна. Отец пьет. А у мамы, кроме меня, еще четверо.
     Лапшина пообещала переговорить на швейной фабрике.  И  договорилась,  в
общежитии место нашла.  Но только прежде привела Иру в дом.  Накануне строго
предупредила в семье.
     - Все шкафы отоприте,  смотрите,  случайно не  закройте на ключ,  а  то
подумает девчонка, что мы ей не доверяем.
     И  опять жил в  их комнате пятый человек.  Зинаида Васильевна бегала по
магазинам -  покупала  девушке  туфли,  пальто,  платья.  И  не  чувствовала
усталости.   Но  когда  однажды  пришла  из  колонии  и  увидела,  что  ящик
письменного стола,  куда лишь вчера положила деньги,  пуст, то в изнеможении
опустилась на стул: "Как же она могла?"
     ...Ира вернулась через два дня,  робко остановилась на пороге,  потупив
глаза, проговорила:
     - Хотела сбежать.  До Петропавловска доехала. Но подумала о вас - и так
стыдно стало.  Так стыдно.  Первый раз в жизни.  Думала,  не переживу такого
позора. Деньги я отработаю. Только простите меня. Снимите камень с души.
     Зинаида Васильевна смотрела на  свою подопечную и  думала,  что  у  нее
самой словно гора с плеч свалилась.
     Сейчас у  Ирины своя  семья.  Она  вышла замуж,  работает,  воспитывает
малыша. Зинаида Васильевна часто получает от нее письма.
     "Вы  научили меня жить.  Спасибо Вам,  дорогая моя мама.  Спасибо,  что
вернули на честный путь", - пишет Ирина Лапшиной в одном из своих писем.
     Таких писем приходит в адрес Зинаиды Васильевны много, за каждым из них
стоит трудная и долгая история борьбы за человека.




     ...Николаю  Яковлевичу Арефьеву никогда  ранее  не  приходилось слышать
такого  диспута.  На  магнитофонную пленку  был  записан  долгий  и  трудный
разговор  между  воспитателем и  осужденными исправительно-трудовой колонии.
Вел этот разговор Михаил Иосифович Дукравец,  и  смысл его сводился к  тому,
что человек не  всегда умеет критически смотреть на  самого себя,  оценивать
свои поступки, а это часто приводит к беде.
     Потом выступали осужденные.  Слабые духом всегда оправдывают себя, ищут
виновных  в   своей  несчастной  судьбе,   и   таких  выступлений  оказалось
большинство.  Но были и другие.  Николай Яковлевич стал невольным свидетелем
нравственного взрыва.  Чувствовалось,  что люди долго находились в состоянии
растерянности,  порой  отчаяния,  и  слова Михаила Иосифовича,  которого они
давно  знали и  которому доверяли,  побудили их  к  самоконтролю,  заставили
заглянуть себе в  душу и  ужаснуться.  Крутился диск магнитофона,  и  кто-то
говорил о  том,  что  свел весь смысл своей жизни к  накопительству,  кто-то
осуждал себя за то, что был духовно убогим и пассивным...
     Михаил Иосифович принял эти откровения.  Как и всегда в трудную минуту,
пришли ему на память слова А.С.Макаренко о том, что человек не может жить на
свете,  если у  него нет  впереди цели,  что  истинным стимулом человеческой
жизни является завтрашняя радость.  Вспомнил и  повел разговор о будущем.  О
том,  что  надо учиться,  приобретать специальность,  чтобы жизнь не  прошла
бесцельно. Он защищал оступившихся от самих себя, помогал им подняться.
     А  Николай Яковлевич слушал и  думал о  том,  как все-таки хорошо,  что
встретился этим людям такой обыкновенный с  виду,  но удивительно убежденный
волевой человек.
     Дукравец  познакомил Николая  Яковлевича с  заключенным Иваном  С.  Тот
поведал Арефьеву о себе все.
     В войну погиб отец.  Вскоре умерла мать.  Иван очутился в детском доме.
Потом -  ремесленное училище и  работа токаря на  заводе.  Жил в  общежитии,
считался "тихим",  а у ребят, которые его окружали, были в в почете ухарство
и  бесшабашность.  Сосед  по  койке предложил ему  однажды взломать замок на
двери  соседней комнаты,  где  жил  инженер,  украсть его  вещи.  Иван  стал
отказываться,  и тогда ему бросили в лицо обидное "трус".  Из опасения,  что
его мягкость и  доброту примут за  слабость,  Иван смалодушничал и  пошел на
поводу у дружков. Преступление усугубилось дракой. И вот он в колонии.
     Что  делать с  таким  парнем,  подавленным неожиданностью случившегося,
считающим,  что все теперь для него кончено?  Если не "нянчиться",  а только
наказывать, то значит толкать его в пропасть неверия, озлобления, превращать
из  "стихийного" преступника в  сознательного.  Много  сил  положил  Николай
Яковлевич, чтобы почувствовал его подопечный себя человеком.
     - Ты молод,  -  говорил ему Арефьев,  -  у тебя все еще впереди. Будешь
работать, встретишь девушку, полюбишь...
     Арефьев  сумел  увлечь  парня  занятиями  в  вечерней  школе,  заставил
поверить в себя,  в свои силы. Когда Иван получил аттестат зрелости, Николай
Яковлевич помог  ему  устроиться в  ту  же  школу  преподавателем биологии и
химии.  Днем работал токарем.  Руки у Ивана оказались золотыми. Он мечтал об
институтской аудитории. Мечтал о том, что будет жить по-другому.
     Арефьев не  выпускал Ивана  из  своего  поля  зрения и  потом.  Убедить
человека,  а потом оставить наедине с собой - значило бы потерять его. Нужно
было  помогать  ему  все  время,  чтобы  не  свернул  он  с  верной  дороги.
Освободившись из заключения,  Иван обратился к Николаю Яковлевичу с просьбой
помочь поступить на  вечернее отделение политехнического института.  Арефьев
дал своему подопечному рекомендацию,  написал характеристику.  С  его добрым
напутствием пришел Иван  на  один из  алма-атинских заводов и  снова встал у
токарного станка.
     Его фамилия...  Впрочем, не будем называть его подлинного имени. Да это
и не так уж важно.
     Он уже мастер смены,  под его руководством работают тридцать токарей. И
в  институте дела у него идут неплохо -  он уже на последнем курсе.  Недавно
Иван С.  женился. И он знает, что во многом обязан своим счастьем человеку с
простой рабочей биографией - Николаю Яковлевичу Арефьеву.




     Его звали "Ястреб".  Он гордился этой кличкой, под которой был известен
среди правонарушителей.  И,  конечно,  считал себя  выдающейся личностью.  В
колонии отличался дерзостью, хамил администрации, бравировал.
     Скитаться по  местам лишения свободы было  ему  не  в  новинку.  Лучшую
половину своей  жизни он  загубил.  Воровал,  его  ловили,  давали срок,  он
отбывал его и снова брался за свое.
     В   исправительно-трудовой  колонии   он   отбывал   десятилетний  срок
заключения. Здесь его и встретил Матвей Иванович Онищенко, который сделал из
безнадежного,  казалось, потерянного для общества вора-рецидивиста "Ястреба"
полноценного человека.
     ...На  всю  жизнь запомнил Матвей Иванович свой  первый приход в  жилую
зону  заключенных.  Стояло  лето.  В  обеденный  час  осужденные  небольшими
группами сидели по всей территории.  Была жара,  но они почему-то кутались в
черные бушлаты, с высоко поднятыми воротниками, из них - настороженные лица.
     Матвей  Иванович  перехватил  устремленный  на  него  сверлящий  взгляд
одноглазого осужденного,  и неприятный холодок обдал тело. Вспомнились слова
начальника  колонии.  "Предупреждаем:  люди  трудные.  Справитесь ли?  Здесь
содержатся опасные преступники. Не дети".
     Старейший кадровый  работник Алма-Атинского домостроительного комбината
М.И.Онищенко уже много лет приходит в колонию с единственной целью - поднять
оступившегося. Это не просто шефство, а скорее призвание.
     "Ястреба" поразило умение Матвея Ивановича слушать человека. Он никогда
не  перебивал,  все  внимание  его  было  направлено  на  то,  чтобы  понять
собеседника.  Он  слушал так,  будто искал с  ним потерянную истину.  А  его
собеседники порой  несли  откровенную чепуху.  Онищенко терпеливо выслушивал
все и  потом с  укором говорил:  "Это ты,  братец,  напрасно.  Ты ж  в общем
неплохой парень,  а  зря на себя наговариваешь..."  Так было и с "Ястребом".
Вскоре  тот  стал  работать  лучше.  Его  похвалили,  что  совсем  уже  было
непривычно для преступника "со стажем".  Впервые в своей жизни он понял, что
труд может принести человеку истинное удовлетворение, радость. Постепенно он
втянулся  в  работу,  отпала  у  него  охота  к  хулиганским выходкам.  Стал
побаиваться Матвея Ивановича в  хорошем смысле этого  слова:  его  бесед  "с
песочком", его укоризненного взгляда.
     Так шли дни,  месяцы, годы. "Ястреб" сам не заметил, как стал стыдиться
своих  прежних  уголовных похождений,  которыми  прежде  так  гордился.  Ему
захотелось уже другого: уважения, доброго отношения товарищей, успеха уже не
в воровстве, а в труде.
     Матвей  Иванович  очень  внимательно наблюдал за  тем,  как  меняется к
лучшему его  подопечный.  "Ястреб" был  потрясен,  когда  администрация,  по
ходатайству Матвея Ивановича Онищенко,  представила его на условно досрочное
освобождение.  И  вот  уже  десятый год живет в  Алма-Ате человек,  когда-то
носивший кличку "Ястреб".  Получил квартиру,  собрал свою библиотеку. Живет,
одним  словом,  хорошо.  Об  одном  только  жалеет  он:  о  двадцати  годах,
вычеркнутых из  жизни.  И  кто знает,  если бы  не Матвей Иванович,  человек
щедрой души,  как  сложилась бы  дальше судьба "Ястреба".  До  сих пор пишет
"Ястреб" своему шефу, советуется, как поступить в том или ином случае.
     ...Матвей Иванович кладет на  стол  большую груду писем.  За  семь  лет
шефской работы в колонии их накопилось много.
     Вот некоторые из них:
     "Как мы и договорились,  пишу вам письмо с сообщением, что устроился на
завод.   Специальность  электромонтера,  которую  получил  благодаря  вашему
совету, очень мне пригодилась. А в августе буду держать экзамены в техникум.
Верьте, к прошлому возврата не будет. Ваш бывший подшефный Геннадий Юдин".
     "Дорогой Матвей Иванович!  Спасибо вам  за  все  то,  что  вы  для меня
сделали. Только сейчас, на свободе, я оценил ваш великий труд. Вы сейчас для
меня стали больше, чем брат, больше, чем отец. Вы воскресили меня к жизни".
     - Такие  строки  нельзя  читать  без  волнения,  -  сказал  мне  Матвей
Иванович,  - ведь они свидетельствуют не только о том, что люди начали новую
трудовую жизнь и  в  хорошем коллективе.  В письмах чувствуется,  как новый,
неизвестный  раньше  мир  простых  человеческих радостей  все  шире  и  шире
раскрывается  этим  людям,  отодвигая  в  прошлое  пережитки,  как  страшную
болезнь.




     Мне тридцать пять лет.  Из них пятнадцать - тюрьмы и колонии. Бессонные
ночи,  полные злости на самого себя.  И труд. Тяжкий труд, в котором сгорает
прошлое, очищается душа, завоевывается право на достоинство.
     И все же,  думая о прошедших годах, я убеждаюсь, что помню не только их
тяготы,  но и радости.  И чем больше я нахожу их в глубине воспоминаний, тем
дороже становится мне жизнь, моя Родина и мой город, мой завод и мои друзья.
     Все эти радости -  от встреч с  хорошими людьми.  Только благодаря им я
вновь обрел тот прекрасный мир, из которого когда-то бежал.
     В  1962  году,  по  ходатайству  администрации  исправительно-трудового
учреждения,  я  был  помилован.  Поступил  работать  в  совхоз  и  два  года
плотничал.  А потом жизнь опять пошла под уклон. Я оставил работу и выехал в
город,  где  жила  семья жены  и  куда  уехала она  сама  с  нашим маленьким
ребенком.  А  теща принять меня отказалась:  "Вы моей дочери не  пара..."  И
начал я опять ночевать на вокзалах...
     Чувствовал я в то время, что опять подошел к краю пропасти, еще шаг - и
рухну.  Обида на  самого себя была страшная.  Надо же,  такую школу прошел и
снова оказаться на исходных позициях!
     Умные люди  посоветовали мне  тогда обратиться к  начальнику Советского
райотдела милиции:  может,  он посодействует в трудоустройстве,  в получении
общежития.
     - Нет уж, дудки! - ответил я. - Знаем мы эту милицию...
     Держусь из последних сил,  живу на тридцать копеек в  день.  Отощал.  И
снова мне сказали:
     - Не рискуйте свободой,  Петр Павлович! Поезжайте к начальнику милиции.
Немедля. Слышите?
     И я поехал.  С тяжелым сердцем.  Сидя в автобусе, воображал предстоящий
разговор:  "За  что были наказаны?  Какой срок?  Чем занимаетесь сейчас?"  И
заключительная фраза:  "Вот  бумага,  распишитесь здесь и  уезжайте.  Срок -
двадцать четыре часа".
     Вошел  в  кабинет  начальника милиции  и  встретил человека из  сказки.
Человека из своего детства. Робко спросил вполголоса:
     - Можно к вам? Здравствуйте...
     - Здравствуйте. Проходите, садитесь.
     Сел молча, разглядываю подполковника милиции, сидящего за столом.
     - С каким вопросом пришли?
     Взгляд у  него спокойный,  внимательный.  И  меня вдруг будто прорвало:
захотелось рассказать ему  все-все  и  особенно о  каждом  дне,  прожитом на
свободе.  Чтобы поверил,  что  я  ничего плохого больше не  совершил.  Чтобы
обязательно мне поверил.
     Освобожден  25  июня  1962  года.   Двадцать  седьмого  уже  работал  в
Каскеленском зерносовхозе.
     Подполковник слушал меня  с  живым  интересом,  не  перебивал.  Когда я
кончил рассказывать, он попросил мои документы.
     Я отдал их и замер.  Что она мне уготовила,  моя судьбинушка? Помощь от
этого человека или...
     Он полистал мой паспорт, трудовую книжку, справки.
     - Ну что ж, завтра отправлю запрос в область. Помогу вам, чем смогу.
     Это было сказано просто,  как-то очень по-человечески. Словно и нет для
него моего прошлого!
     Я стал прощаться. Он сказал:
     - Зайдите ко мне послезавтра. Я кое с кем созвонюсь, может быть, устрою
вас на работу здесь же, в нашем городе.
     Но  все случилось иначе.  Встретил жену,  она бросилась ко  мне на шею:
теща  согласилась меня  прописать.  И  я  сразу  же  поступил  на  завод.  К
начальнику милиции пошел не сразу -  закрутился. Но вскоре специально поехал
рассказать ему о своих делах.
     - Куда же вы пропали?  -  спросил он.  - Все ваши беды разрешены, дадим
работу.
     - Спасибо! Я прописан. Работаю на заводе.
     - Даже так? - и смеется.
     - Теща смилостивилась.
     А рот у меня до ушей, сияю.
     - Знаете,  Петр,  мне нравится ваша улыбка. Радостная она. Это приятно.
Садитесь, курите.
     Мы беседовали, пока стемнело. О чем только не говорили: о литературе, о
живописи,  о  воспитании подростков.  И  во  мне все время жила радость -  в
сердце, в мыслях. Вот тебе и начальник милиции!
     Крупицы радости...  Я не случайно запомнил эту встречу на всю жизнь.  Я
думал, что ненавижу людей. Почему во мне все вдруг так переменилось?
     Конечно,  все это было совсем не  вдруг.  Медленно и  исподволь,  через
сомнения,  колебания,  поиски. Я ненавидел, проклинал милицию, арестовавшую,
отдавшую меня под  суд  за  нарушение закона,  и  это были мои взгляды в  те
времена.  Во времена конфликта с обществом.  Но в душе моей и тогда уже были
сомнения.
     Глубокое раздумье пришло ко  мне в  одиночной камере тюрьмы,  куда меня
отправили за побег из колонии. Почему я, человек, сижу за каменными стенами,
за железной дверью?  За окном ходят,  разговаривают, смеются свободные люди.
Почему я здесь?
     Можно рассказывать небылицы товарищам. Можно соврать следователю. Можно
промолчать на  суде.  Самому  себе  не  солжешь.  Даже  если  очень  хочется
оправдаться перед самим собой.
     Я был один в камере. Меня никто ни о чем не расспрашивал, не нужно было
притворяться,  придумывать,  я  спрашивал себя и  сам себе отвечал.  И тогда
появилось сомнение,  а  за  сомнением самое для  меня страшное прозрение:  я
понял, что совершил преступление против себя.
     Общество...  Государство... Закон... Эти слова тогда меня не волновали,
их значение открылось гораздо позже. Преступление против себя я понимал так:
сам, своими руками загнал себя в тюрьму...
     Мне сказали:  посиди,  подумай,  сделай вывод.  Администрация постоянно
наблюдала за мной.  Когда я  попросил книги,  а  их в тюремной библиотеке не
оказалось, мои "стражи" сходили в городскую и принесли мне, преступнику, эти
книги.
     Я  читал запоем:  днем,  вечером,  ночью.  Меня не тревожили.  И  книги
научили меня думать, говорить правду самому себе. Тогда-то я и спросил себя:
мог бы я  жить,  не совершая преступлений?  И ответил:  да,  мог,  если бы с
детства,  смолоду научился думать.  Тогда бы  я  понял,  что  надо бежать от
чудовища, имя которому - преступление, потому что оно пожирает людей.
     И  все же,  выйдя на свободу,  я  при слове "милиция" сразу вспоминал о
тюрьме. Милиция нас ловит и сажает. Ненавижу!..
     Александр Васильевич опрокинул мои  представления о  людях в  форменных
шинелях.
     ...Прошли годы.  Я,  кадровый рабочий завода,  снова  вхожу в  знакомый
кабинет, чистый и немного пустоватый: несколько стульев, сейф в углу, у окна
письменный стол, за которым полковник милиции.
     - Вы ко мне?
     - К вам.
     Он не узнал меня. В последний раз мы встречались более пяти лет назад.
     - Сегодня у меня приема нет,  но если у вас что-нибудь срочное...  Петр
Павлович?
     Он встает из-за стола,  крепко жмет мне руку.  До чего мне радостно его
видеть!  Я широко улыбаюсь.  Ему тоже, кажется, приятна наша встреча, потому
что он говорит вошедшему подполковнику:
     - Переключите на  себя  мой  телефон.  И  вызывайте только,  если будет
что-то срочное.  -  Обернувшись ко мне,  говорит:  - Ну, рассказывайте, Петр
Павлович, как жизнь?
     - Александр Васильевич... - говорю я и смолкаю.
     - Да. Слушаю вас.
     - Вот вы тогда помогли мне. Отогрели душу. Скажите, почему?
     Вместо ответа он снимает телефонную трубку, вызывает секретаря.
     - Принесите, пожалуйста, папку с письмами и журнал приема посетителей.
     - Вот я сейчас отвечу на ваш вопрос. Слушайте.
     Он называет имена, фамилии, место жительства каждого, кто когда-то, как
и я, приходил к нему.
     - Вот этот...  Ссорились мы с ним,  ух как!  А теперь пригласил меня на
свадьбу.  Горный заканчивает.  Вон куда пошел!  А с этим парнем пришлось еще
долго заниматься.  Не хотел работать.  Сейчас общественник,  с безнадзорными
детьми возится. Наш помощник.
     Я  не  запомнил всего,  что рассказывал полковник.  Из длинного перечня
имен и судеб могу сейчас назвать лишь несколько.
     - Вот Потапов, - говорит начальник райотдела, листая журнал, - он был у
меня 24 февраля 1969 года.  Туберкулез у него.  Да и печень больная,  сердце
неважное.  Отбыл пятнадцать лет - не шутка. Попробовали мы его прописать, ан
нет,   не  имеем  права.  Рецидивист...  А  его  лечить  надо.  Позвонили  в
больницу...  -  Полковник  закрывает журнал,  голос  его  звучит  строго.  -
Попросил положить,  так,  мол,  и  так...  Будем добиваться для  него  права
поселиться. В общем, уладим.
     Потом мы опять говорили о литературе,  о полюбившихся книгах.  Наконец,
прощаемся. Он провожает меня до дверей кабинета.
     - Наведывайтесь. Звоните.
     - Спасибо. Обязательно позвоню. До свидания, Александр Васильевич!
     Рассказчик  умолк.   Слышно  было,   как  в  соседней  комнате  стучали
костяшками домино. Кто-то крикнул:
     - Петр Павлович, к Федору Григорьевичу.
     - Ну, товарищи, мне пора. У нас уже такое правило, за десять-пятнадцать
минут до конца обеденного перерыва все мастера собираются к начальнику цеха.
     Он энергично поднялся, крепко пожал нам руки и уверенной походкой пошел
по цеху.



                           старший лейтенант
                           внутренней службы



     Лицо у Раисы Шакировны худощавое, чуть скуластое, густые брови вразлет,
упрямая линия рта, гладкие черные волосы на прямой пробор. Молодые, с добрым
блеском карие  глаза.  Нет,  она  скорее  походила на  учительницу,  чем  на
воспитателя колонии,  профессию которого  мы  непременно связываем с  такими
понятиями, как "лишение свободы", "наказание", "штрафной изолятор"...
     Вместе  с   Раисой  Шакировной  мы   рассматриваем  старые  фотографии.
Скуластая татарочка в смешной -  до пят -  шинели,  в простеньком платьице с
косынкой на голове. Нежное матовое лицо и твердый, даже суровый взгляд.
     - Прямо-таки  "комсомольская  богиня"  из  песни  Окуджавы,   -   шутит
Ширинская. - Юношеский максимализм - весь на лице...
     Обостренное чувство  справедливости,  неприятие всего  чуждого  высоким
понятиям морали и нравственности Раиса Шакировна,  сохранила на многие годы.
Природная доброта и горячее сердце помогали ей разбираться в людях, понимать
их слабости.
     Детство Ширинской пришлось на первое десятилетие Советской власти.  Это
были годы, когда дети быстро взрослели, рано начинали самостоятельную жизнь.
     Воспитывали сестер Ширинских новая  советская школа,  первые пионерские
отряды, комсомол. Слова "мы наш, мы новый Мир построим..." - для Раи не были
лишь строкой из песни.  Как и  большинство ее сверстников,  она сама строила
этот  новый мир,  а  потому со  всем жаром юной души выполняла все,  что  ей
поручали. Комсомол направил ее в органы ГПУ.
     Маленького худенького пятнадцатилетнего подростка  усадили  за  пишущую
машинку.
     - Не хочу быть пишбарышней! - бунтовала девчонка.
     - Подрастешь вот  настолько,  -  начальник отделения с  улыбкой отмерял
пальцами сантиметров десять.

     ...

     В книге отсутствовали стр. 383-390 (OCR Zmiy).

     ...






     ...

     В книге отсутствовали стр. 390-401 (OCR Zmiy).

     ...




     ...

     В книге отсутствовали стр. 401-410 (OCR Zmiy).

     ...

Популярность: 1, Last-modified: Sat, 27 Jul 2002 14:05:13 GmT