---------------------------------------------------------------
Источник: "Роман-газета" 1991 год
Владимир ВАСИЛЬЕВИЧ Карпов
МАРШАЛ ЖУКОВ, ЕГО СОРАТНИКИ И ПРОТИВНИКИ В ГОДЫ ВОЙНЫ И МИРА
Книга 1
OCR: Новиков Василий Иванович
---------------------------------------------------------------
(Литературная мозаика)
Хочу ввести читателя в мою книгу Именно ввести, объяснить, о чем,
почему и как она написана.
Книга эта непростая, тем, кто ищет развлечения или отдыха, советую
закрыть и отложить ее в сторону Эта книга была трудна при создании, трудна
она и для чтения. Поэтому приглашаю отправиться вместе со мной в этот
нелегкий путь только тех, кто ощущает в себе достаточно сил для раздумий,
горьких переживаний, а может быть, и разочарований. Но в целом, в итоге,
надеюсь, мы достигнем определенного результата и проясним многие томящие
нашу душу вопросы, поставленные недавней историей, да и нами самими, ее
участниками. Участниками честными, но порой слепыми, не имевшими возможности
обозреть, охватить происходящее вокруг, понять, что творим, движимые теми, в
чьих руках были рычаги или, как говорится, бразды правления
Тема книги - дела военные, выделенные из всех других дел и проблем XX
века Центром повествования, фигурой, объединяющей все, о чем я рассказываю,
является человек, сыгравший необыкновенно важную роль в достижении нашей
победы в Великой Отечественной войне, Маршал Советского Союза Георгий
Константинович Жуков, личность неоднозначная - и как полководец, и как
общественный деятель, и как человек.
Одна из главных трудностей в работе над книгой проистекала из того
обстоятельства, что в течение всей войны рядом с Жуковым был, или, вернее,
Жуков был рядом с человеком, который являл собой своеобразный эпицентр всех
происходящих событий на фронте и в тылу. Я имею в виду И В Сталина. Как
историческая личность, как политический деятель и как человек Сталин еще
более сложен, чем Жуков. Я не берусь анализировать, а тем более оценивать
всю деятельность Сталина, я намереваюсь описать его лишь как военачальника,
как Верховного Главнокомандующего.
С другой стороны фронта Жукову противостоял, был его противником во
многих сражениях и в воине в целом Адольф Гитлер, тоже личность сложнейшая -
в нравственном, политическом и даже психологическом аспектах. Нго обойти
нельзя, он постоянное действующее лицо на протяжении всей войны и до нее.
Значит, и он будет присутствовать в книге. И, конечно, будут названы и
охарактеризованы те гитлеровские генералы, которые противостояли Жукову в
конкретных сражениях. А на нашей стороне Жуков будет окружен своими боевыми
соратниками.
Моя задача, с одной стороны, облегчается, а с другой - усложняется тем,
что Жуков написал большую книгу "Воспоминания и размышления", в которой
осветил почти всю свою жизнь. Казалось бы, что может быть точнее и
достовернее этой книги? Но следует напомнить, что в то время, когда маршал
ее писал, он был стеснен ситуацией тех дней, обстоятельствами, в силу
которых он не все мог сказать о себе. При этом необходимо иметь в виду и
известную скромность, присущую ему как автору. А кое о чем маршал, может
быть, не хотел написать по другим причинам - несомненно, у Жукова, как у
всех нас, грешных, было немало и таких моментов в жизни, о которых ему не
хотелось бы вспоминать. Вот и получается:
есть о чем рассказать, даже при наличии объемистых и содержательных
воспоминаний самого героя предстоящего повествования.
Даже то, о чем он рассказал (например, какое-нибудь событие с
совершенно определенным местом действия, точной датой и конкретными
участниками), может быть порой проанализировано и оценено несколько иначе
из-за того, что открылись какие-то новые, неизвестные ранее обстоятельства.
А может появиться - и у меня, пишущего, и у вас, читающих,- желание чему-то
возразить, высказать свое суждение и оценку, опираясь на те же самые факты и
события.
Маршал - полководец на поле сражения, а за письменным столом
маршальские звезды сил не прибавляют. Перед чистым листом бумаги трепещут
даже профессиональные литераторы. Чистый лист - проверка и уровня личности,
пожалуй не менее строгая, чем в бою. В сражении, если даже совершен огрех,
прошла, отгремела битва, и если ты не хочешь, то можешь никому не говорить о
своей ошибке или минутной слабости, а то, что написано на бумаге, этого не
позволяет - написанное остается навсегда и становится уже не твоим, а
общенародным достоянием, и если солжешь - это так и останется и будет видно
всем и всегда. Тут тебе и оценка, и приговор - получишь то, что заслужил.
Нелегко справиться с трепетом и чувством ответственности перед чистым
листом. Не всем удается преодолеть этот барьер в себе. При жизни нашего
поколения мы много раз были свидетелями, когда люди с очень высоким
общественным положением и, казалось бы, очень крупные не устояли перед
чистым листом и написали на нем такое, за что не примет их в свое лоно
история как порядочную, честную личность.
Много удивительных изобретений совершили люди. Ухитрились они
преодолевать и трудность написания мемуаров. Часто бывало так - человек
прожил сложную жизнь, много видел, а написать об этом не может, не дала ему
природа литературных способностей. Вот и придумали: объединяются двое, у
одного опыт, большая жизнь, а другой свободно выкладывает мысли на бумагу,
так рождается своеобразный литературный кентавр. Много у нас появилось за
послевоенные годы таких кентавров. Как правило, это искусственное
объединение порождало вещи неполноценные, но все же, с одной стороны, надо
сказать спасибо литзаписчикам за то, что они сохранили для потомков хотя бы
рельеф событий. Но, с другой стороны, им же и упрек за то, что многие из них
вытравили душу рассказчика, его личные переживания, отношение к событиям,
язык (пусть не литературный, но у каждого свой). Вот в этом смысле
литературные обработчики, как на лесопильном заводе, делали из разных
деревьев одинаковые столбы. Да еще каждый, в зависимости от степени своего
мужества или трусости, заботился о благополучии и "проходимости" своего
творения, вытравляя из воспоминаний то, что, на их взгляд, не нужно или еще
не время рассказывать, а тем самым они вытравляли самую душу, самый смысл из
тех воспоминаний, которые они литературно обрабатывали.
Приложили свои въедливые перья дописчики и советчики и к воспоминаниям
Жукова. Это не предположение - я даже беседовал с некоторыми из них. Жуков
незадолго до смерти с грустью сказал: "Книга воспоминаний наполовину не
моя". Это подтверждается в статье доктора исторических наук,
генерал-лейтенанта Н. Г. Павленко, опубликованной в No 11, 1988 г.,
"Военно-исторического журнала". Профессор Павленко был в шестидесятых годах
главным редактором этого журнала, он человек широко информированный об
официальных и неофициальных делах и разговорах в военной среде после войны.
Николай Григорьевич не раз встречался с Жуковым. В застойные времена о
многих закулисных делах, касающихся книги Жукова, говорить было нельзя. Вот
что наконец смог написать Павленко лишь в 1988 г.: "...из рукописи вопреки
авторской позиции выбрасывались многие критические мысли, связанные с
деятельностью И. В. Сталина, репрессиями, недостатками и просчетами в войне
и т. д.
Еще до выхода в свет мемуаров Г. К. Жукова у руководства на Старой
площади были разные точки зрения на труд полководца. Например, член
Политбюро ЦК КПСС М. А. Суслов, ведавший в те годы идеологией, считал, что
никакими купюрами изменить содержание книги Г. К. Жукова нельзя. Ее лучше не
издавать совсем. Других взглядов придерживался Л. И. Брежнев. Он в конечном
итоге и дал разрешение на публикацию Но раньше, чем это произошло, над ней
довольно основательно "потрудились" две группы доработчиков (из Главного
политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота и из
Военно-научного управления Генштаба)... они выписывали и вычеркивали все то,
что считали нужным Как потом вспоминал один из руководителей группы
доработчиков генерал М. X. Калашник, они "устраняли" недооценку
партийно-политической работы в мемуарах Г. К. Жукова.
После того как усердно потрудились доработчики, готовая рукопись долго
не посылалась в набор. Редактор А. Д. Миркина, работавшая над рукописью
Жукова, рассказывала и в печати и мне, почему происходила задержка. (Кстати,
с благодарностью должен сказать о том, что Анна Дмитриевна Миркина читала и
рукопись этой моей книги.) Она рассказывала: работникам редакции дали понять
- Брежневу очень хочется, чтобы маршал упомянул его в своих воспоминаниях.
Но вот беда, за все годы войны Жуков ни разу на фронте не встречался с.
Брежневым. Георгий Константинович просто не знал, что в какой-то армии
существует такой полковник-политработник. Как быть? Без выполнения просьбы
Генерального книга не пойдет. Тогда написали, что, находясь в 18-й армии
генерала К. Н. Леселидзе, Жуков якобы хотел "посоветоваться" с начальником
политотдела армии Л. И. Брежневым, но, к сожалению, его в штабе армии не
было, "он как раз находился на Малой земле, где шли тяжелые бои". Миркина
сказала, что, когда Жукову показали этот "довесок" и попросили согласиться,
чтобы ускорить выход книги, маршал уступил и горько усмехнулся: "Умный
поймет".
Еще до того, как мне стали известны вышеприведенные подробности
"доработки" рукописи Жукова, я, внимательно читая и перечитывая воспоминания
маршала, видел многие страницы "не его текста", они выделяются своей
чужеродностью, казенностью, тенденциозностью содержания. Встречаются и такие
суждения, которые невозможно посчитать за жуковские, они противоречат его
взглядам, характеру, убеждениям. При чтении и анализе таких мест у меня все
сильнее укреплялось желание познакомиться с первоначальной рукописью Жукова.
Я предпринял немало усилий, чтобы найти ее, но обнаружить рукопись не
удавалось ни у родственников, ни в архивах. Это само по себе еще больше
распаляло не только мое любопытство, но и убеждение - что-то не так в этом
исчезновении рукописи. Почему ее прячут? Кто и зачем? И если это так, то в
рукописи, наверное, много такого, что не случайно прячется.
И я стал искать Искал долго, упорно и терпеливо. Несколько лет.
И вот однажды очень хороший и добрый человек мне сказал:
- Я знаю, вы работаете над книгой о Жукове, может быть, вам интересно
будет познакомиться с его первоначальной рукописью. Ксгати, в ней многое
поправлено, а вам, наверное, небезынтересно узнать подлинные суждения
Георгия Константиновича.
Я не верил своим ушам! Неужели это не сон? Стараясь быть сдержанным (а
внутри все кричало:
Неужели? Неужели нашел?!), я ответил, что мне будет и полезно и
интересно познакомиться с рукописью. Но точно ли это оригинальный вариант?
- Не сомневайтесь,- самый первый, с замечаниями на полях лиц очень
высокопоставленных и с ответами на эти замечания самого Жукова
Я готов был оставить все дела и кинуться за этой рукописью, но разговор
этот произошел во время заграничной командировки, в далеком Буэнос-Айресе. Я
потерял покой, не мог дождаться возвращения на родину. Мне не верилось, я
боялся, что не сбудется, что-то помешает мне получить рукопись для
ознакомления.
Опасения мои оказались не напрасны - хороший, добрый человек
засомневался, его смущали замечания на полях рукописи, сделанные людьми и
сегодня очень влиятельными Я дал слово никогда никому не называть имени
хорошего, доброго человека, что свято выполняю. Еще и еще раз выражаю ему
благодарность от себя и от читателей за то, что он сохранил и дал
возможность нам ознакомиться с подлинными мыслями и суждениями Жукова,
которые дают нам возможность в какой-то степени восстановить и
справедливость и образ Георгия Константиновича
Хочу привести только один пример, подтверждающий бесценность находки.
Характер человека проявляется в поступках, в манере речи, в жестах и
даже в походке. Общественные поступки и дела показывают характер и масштабы
личности. Рассуждая так, я заходил в тупик, читая в мемуарах Жукова такую
фразу: "Массовое выдвижение на высшие должности молодых, необстрелянных
командиров снижало на какое-то время боеспособность армии" И только
вскользь, как бы мимоходом, о массовых репрессиях, о погибших талантливых
сослуживцах, которых так не хватало в боях! Что это - нежелание "ворошить"?
Хотел написать - "трусость", но с именем Жукова это так несовместимо, что,
как говорится, рука не поднимается написать такое. Тогда - что же? Почему
мужественный, всегда самостоя гельно мысливший маршал не написал подробно об
этой страшной беде нашей армии? Почему?!
Ответ я нашел в его рукописи. Все он написал! И отношение свое высказал
крепко и прямо - по-жуковски. Например, опубликованная в книге маршала глава
"Командование 3-м кавалерийским и 6-м казачьим корпусами" занимает 10
страниц, а в рукописи - 29. В книге это чужой, не жуковский по стилю и
содержанию текст - сухой газетный отчет о некоторых международных событиях и
становлении советской военной промышленности А в рукописи говорится честно и
безбоязненно о репрессиях, которые опустошали ряды командного состава
Красной Армии, и как сам Жуков едва не угодил в сталинскую мясорубку В
соответствующем месте я приведу текст этой главы подробнее.
По ходу повествования я буду часто обращаться к подлиннику Жукова, это
поможет нам пробиться к правде не только поступков маршала, но и событий тех
лет. (1)
Задумывались вы, уважаемый читатель, над тем, как пишется история? По
моим наблюдениям, она пишется дважды, трижды, и каждый раз события
истолковываются по-разному.
Не вдаваясь в другие области, бегло взглянем на историю Великой
Отечественной войны. Все в ней вроде бы детально известно- операции, даты,
имена, цифры, рубежи. Но до 1953 года в наших исторических трудах был явный
перекос в сторону преувеличения заслуг Сталина в достижении победы в целом и
во многих операциях. был он назван "Великим полководцем всех времен и
народов" Напомню еще про "десять сталинских ударов в 1944 г.".
А позднее, в конце пятидесятых годов? В шеститомном издании "Истории
Великой Отечественной войны" и во многих книгах того периода виден иной
акцент. Имя Сталина вычеркнуто и там, где это было необходимо, и там, где
нельзя; возникла другая крайность- его пытались заменить именем Хрущева
А затем, в шестидесятых - семидесятых годах, появился и разросся до
невероятных размеров новый конъюнктурный бурьян о том, что наши победы
главным образом вдохновлялись с Малой земли и были одержаны на том пути, где
"вел" 18-ю армию начальник политотдела полковник Брежнев Писали об этом
всерьез и так много, что он сам поверил в это и преподнес себе маршальское
звание, пять геройских Золотых Звезд и орден Победы. По статусу все это
дается лишь за дела и подвиги, совершенные на поле брани, и
полковнику-политработнику никак не полагается.
Вот такой неприглядный путь сложился у нас при написании истории
Великой Отечественной войны Стыдно нам будет перед потомками Наверное,
наследники будут пожимать плечами и поражаться нашей непоследовательности в
оценке великих дел, которые мы смогли совершить, но не сумели достойно и
правдиво описать
Здесь, мне кажется, пора сказать несколько слов о том, как написана
книга, о жанре "литературная мозаика".
Одна из причин, почему в нашей литературе до сих пор нет современной
"Войны и мира", на мой взгляд, в том, что писатели пытались решить эту
труднейшую проблему в старой форме, то есть создать роман или эпопею. Но
тема, масштабы событий так огромны, что они не поместились в рамки старого
жанра Для того чтобы охватить колоссальный размах великой войны, нужно не
плавное повествование с описанием батальных картин, пейзажей, переживаний
героев Нужно что-то новое Кстати, Лев Николаевич Толстой к концу жизни,
опираясь на свой огромный и многолетний опыт, пришел к заключению, что в
старых формах, в тех, в которых работали он и его современники, уже писать
нельзя Вот что он говорил об этом:
"12 января. Сейчас много думал о работе И художественная работа: "был
ясный вечер, пахло..." невозможна для меня. Но работа необходима, потому что
обязательна для меня. Мне в руки дан рупор, и я обязан владеть им,
пользоваться им Что-то напрашивается, не знаю, удастся ли. Напрашивается то,
чтобы писать вне всякой формы: не как статьи, рассуждения, и не как
художественное, а высказывать, выливать, как можешь, то, что сильно
чувствуешь" (2)
Или вот еще - та же мысль:
"Мне кажется, что со временем вообще перестанут выдумывать
художественные произведения Будет совестно сочинять про какого-нибудь
вымышленного Ивана Ивановича или Марию Петровну Писатели, если они будут,
будут не сочинять, а только рассказывать то значительное или интересное, что
им случалось наблюдать в жизни" (3)
Не надо подозревать меня в нескромности и самонадеянности. Я не имею в
виду себя как продолжателя Толстого, говорю лишь о форме изложения. Опираясь
на мудрость, опыт и прозорливость великого мыслителя, да и не только его, а
и многих других (что никогда не было предосудительным), я попытаюсь
осуществить задуманное мною.
С необходимостью создания нового жанра, отвечающего задачам, которые
стояли передо мной как писателем при создании широкоохватных литературных
произведений, столкнулся я еще при работе над повестью "Полководец" И мне
кажется, я нашел такой жанр еще в той книге. В предисловии к ней я назвал
его мозаикой Мозаика - это вид изобразительного искусства, широко
распространенный еще в Древнем Риме. Она создается из отдельных плиточек,
разноцветных кусочков, все вместе они составляют определенное изображение,
картину Вот и в своей мозаике я создаю из отдельных эпизодов, фрагментов и
цитат художественную литературную картину. Если в обычном романе или повести
писатель оперирует словом и образом для изложения своих мыслей, поступков и
переживаний героев и в целом замысла, то в мозаике писатель должен
оперировать целыми блоками (если так можно сказать) и из этих блоков создать
свое произведение. Для моей мозаики важным составным компонентом является
документ, рассказ участника или очевидца события, способной убедительно,
правдиво и достоверно показать то, о чем идет разговор.
Очень интересную мысль (ободряющую меня!) высказал Белинский еще до
того, как Толстой пришел к выводу о том, что должна появиться новая проза:
"Мемуары, если они мастерски написаны, составляют как бы последнюю
грань в области романа, замыкая ее собою. Что же общего между вымыслами
фантазии и строго историческим изображением того, что было на самом деле?
Как что? - художественность изложения! Недаром же историков называют
художниками. Кажется, что бы делать искусству (в смысле художества) там, где
писатель связан источниками, фактами и должен только о том стараться, чтобы
воспроизвести эти факты как можно вернее? Но в том-то и дело, что верное
воспроизведение фактов невозможно при помощи одной эрудиции, а нужна еще
фантазия. Исторические факты, содержащиеся в источниках, не более как камни
и кирпичи: только художник может воздвигнуть из этого материала изящное
здание... Тут степень достоинства произведения зависит от степени таланта
писателя" Вот видите, "камни" и "кирпичи", Белинский чуть-чуть не произнес
слово "мозаика".
Документалистика в наши дни пользуется огромным успехом у читателей не
только в нашей стране, но и во всем мире Во второй половине XX века
документалистика - один из самых читаемых жанров, и происходит это не только
потому, что она ближе к правде или читатель как-то утомился и уже не
воспринимает описания, создаваемые фантазией художника. Этот бум
документалистики происходит еще и оттого, что в наше время читатель уже не
тот, какой был в прошлом веке. Теперь он широко информирован, способен
оценивать явления самостоятельно. Когда говорится об исторических событиях,
читателю интересно не только получить готовое, отшлифованное мнение
писателя, но и самому поразмышлять и оценить то, о чем он читает, а
документалистика как раз и предоставляет такие возможности.
Я изучал военную литературу, советскую и зарубежную, работал в архивах,
наших и заграничных. Еще раз перечитал и просмотрел многое, написанное о
войне. И не только нашими фронтовиками, но и теми, кто противостоял нам по
ту сторону фронта. Кстати, они написали немало, и не только мемуары. Сразу
после прекращения боевых действий американское военное руководство собрало в
специальных лагерях (довольно комфортабельных) гитлеровских генералов,
попавших к ним в плен. Среди них были все три бывших начальника генерального
штаба сухопутных сил - Гальдер, Цейтцлер, Гудериан, заместитель начальника
генштаба Блюментриг, начальник оперативного отдела генштаба Хойзингер и
многие другие. Кроме того, в руках американского командования оказалось
большинство документов немецкого генштаба. Собрав гитлеровских генералов и
дав им доступ к документам, американское руководство предложило описать ход
войны и изложить свои суждения о всех сражениях, в которых они участвовали.
Все написанные материалы стали собственностью Пентагона, а гитлеровские
генералы позже издали свои книги-воспоминания о войне, например, Гудериан в
1951 году "Воспоминания солдата", Манштейн - "Утерянные победы". Я читал эти
и другие книги и тоже использовал их в своей работе.
Я буду цитировать неизданные рукописи (чьи именно, будет указано). И
одной из причин того, что они не были опубликованы, отчасти была их
правдивость.
После войны и учебы в Военной академии им. Фрунзе я работал в
Генеральном штабе Советской Армии с 1948 по 1954 год, это был период
обобщения, оценки, выводов о минувшей войне. Создавались новые уставы,
обновлялись военная теория, стратегия, доктрина. Личное знание этих дел и
проблем, думается, -тоже имеет важное значение. Работая в Генеральном штабе
при жизни Сталина, я ощущал тот особый стиль и атмосферу, которые были
характерны именно для того времени Я ни разу не говорил со Сталиным, но
видел его много раз, и мне известен обширный генштабовский "фольклор"
периода Великой Отечественной войны. Я был знаком со многими крупными
военачальниками и буду описывать их по личным наблюдениям и впечатлениям.
Сразу оговорюсь, я не был близок к этим людям, но даже короткие разговоры и
встречи на учениях, совещаниях, в поезде или самолете, несколько слов,
сказанных мне или при мне, имеют большое значение, так как смотрел я на этих
людей не только глазами офицера, но и оком писателя. Мне не нужно изучать их
по фотографиям, я знаю внешность каждого из них, особенности речи, жесты,
черты характера. В числе военачальников, которых я так знаю, могу назвать Г
К Жукова, А М Василевского, К. К. Рокоссовского, Р. Я. Малиновского, В. Д.
Соколовского, И С Конева, С М Буденного, С М. Штеменко, Н. А. Булганина, И.
X. Баграмяна, И. Е. Петрова, Ф. И. Голикова, А. И. Еременко, Г Ф Захарова, К
С Москаленко, А. А. Лучинского, П А Ротмистрова, И. И. Федюнинского, И. Д.
Черняховского, В. И. Чуйкова, П. И. Батова, М. Е. Катукова и многих других.
С некоторыми из них я встречался не только по службе, но и в
неофициальной обстановке, где велись личные беседы, и в каждой тема воины
была одной из главных
Внимательно изучил я мемуары военачальников и художественные
произведения писателей, посвященные войне. Побывал на полях многих сражений,
в том числе и тех, в которых сам участвовал (что немаловажно!). Осмотрел
места, где работал и бывал Жуков: в Ставке, в Кремле, в кабинете Сталина и
на даче его под Москвой, во дворцах, где проходили международные
конференции,- в Ялте и в Цецилиенхофе в Потсдаме Осмотрел залу, где была
подписана капитуляция гитлеровской Германии, штабы наших союзников:
ставку Черчилля в Лондоне; Эйзенхауэра и Монтгомери на побережье
Ла-Манша; в Берлине и в Цоссене здания, где работали генеральный штаб и
другие высокие военные инстанции фашистской Германии.
Авторы многих книг могут узнать в моем тексте "свои эпизоды", но я
думаю, они меня правильно поймут и не посетуют на это, ведь работа, которую
я взвалил на свои плечи, огромна:
я не считал нужным прятать или маскировать факты, цифры, документы, а
порой и сцены, взятые из книг других авторов. Я говорю об этом открыто.
Ничего не присвоил, в каждом случае указываю, от кого мне это стало
известно, где прочитал, кто рассказал В рукописи мною указаны подробные
сведения об авторах, где изданы их книги, вплоть до страниц, с которых
заимствован текст. Даны сведения об архивных делах - точные их адреса,
фонды, номера и страницы, где "что взято Но при публикации это доведено до
минимума, так как, если приводить все эти библиографические и справочные
сведения, книга, при множестве цитат, превратится и по объему, и по внешнему
виду в нечто похожее на справочник. А это ведь художественное произведение!
Я повторяю, не корыстные и меркантильные помыслы двигали мое перо в
этой работе, а желание собрать в единую картину все, что есть, и создать
таким образом литературную мозаику. Я не претендую ни на роман, ни на эпопею
и прошу судить о моей работе по законам нового жанра, который если я и не
изобрел, то во всяком случае стремлюсь и считаю своевременным активизировать
в литературе.
И еще я встретился со многими участниками войны, сослуживцами маршала
Жукова, беседовал и записывал их рассказы и тоже широко использую их в своей
книге.
Все компоненты мозаики объединены моими суждениями, объяснениями,
комментариями, они-то и должны, по моему замыслу, связать все в единое
целое. Не помню, кому принадлежит мысль, но мне она кажется правильной, я ее
разделяю:
комментарий - это уже мировоззрение. В связи с этим могут возникнуть у
читателей опасения, что мои описания в какой-то степени будут субъективными
в силу того, что я человек со свойственными каждому из нас своими
убеждениями, взглядами, отношением к людям и событиям Наверное, такое
опасение закономерно. Но все же в самом начале хочу предупредить, что я
старался избегать субъективности и быть в доступной мне степени объективным.
Допускаю, что у многих профессиональных историков чтение моей книги
ничего, кроме раздражения, не вызовет, потому что они знают больше меня и
вряд ли найдут в моем повествовании что-то для себя новое, а некоторые
суждения мои, возможно, будут восприняты ими как ненаучные. Но книга эта в
первую очередь рассчитана на читателей, от которых я получил тысячи добрых
отзывов на моего "Полководца" и кто ждет теперь книгу о Жукове.
Мне очень хочется дать читателям возможность самим познакомиться с
документами, услышать голоса очевидцев, потому что не каждый из вас имеет
доступ, да и время на то, чтобы рыться в архивах, доставать необходимые
книги в библиотеках, ну и, конечно же, не каждый может встречаться с теми,
кто участвовал в сражениях и был близок к историческим личностям и простым
людям - участникам событий, о которых пойдет разговор Я надеюсь, кто-нибудь
раскроет эту книгу, когда уже не будет ни меня, ни участников войны, живущих
сегодня. Вот тогда ценность бесед и свидетельств очевидцев возрастет еще
больше.
Отшумели сражения второй мировой войны, раскрыты архивы и тайны
генеральных штабов воевавших сторон, рассказаны и обнародованы ухищрения
дипломатов, политических деятелей и военачальников. Казалось бы, пришло
время изучать людям правду о всем происшедшем. И вот начали эту правду
излагать. Но, как это ни странно, правда опять разная в двух лагерях, так же
как это было в дни, когда гремели пушки. Оперируя теми же событиями,
сражениями, рубежами и фронтами, количеством войск, датами, именами
полководцев и героев, обе стороны теперь пишут историю на свой манер,
толкуют так, как это выгодно той или другой стороне, причем самое
любопытное, что все подтверждают свои точки зрения достоверными,
убедительными аргументами, документами, а в конечном счете приходят к своим,
желаемым выводам.
Можно ли не поддаться этому пороку? Давайте попробуем. Но это будет не
просто, потому что, хоть и очень много написано об этой войне, она все еще
остается по-настоящему "неизвестной".
В связи с перестройкой и гласностью появилось в печати, извлечено из
личных и государственных архивов огромное количество неведомых нам ранее
фактов или таких событий, о которых нельзя было писать и говорить.
Работая над книгой о Жукове без прежних ограничений и запретов, я
обнаружил, что и нам самим эта война во многом не известна. Как это ни
странно, но это так! Не говоря уже о тенденциозности и прямой фальсификации,
мы еще не знаем многие стороны и подробности войны потому, что есть целые
материки материалов, которых мало кто касался. Назову два из них, которые
мне довелось просмотреть. Жуков, выезжая на фронт, в действующую армию,
ежедневно в конце дня, а чаще ночью или уже утром писал совершенно секретные
донесения Сталину Подчеркиваю - ежедневно! Эти донесения ввиду их большой
секретности писались в единственном экземпляре лично Жуковым или под его
диктовку генералом для особых поручений. На машинке донесения не
перепечатывались Их текст передавался Верховному Главнокомандующему шифром.
Все, кому был известен текст, расписывались на донесении - начиная от Жукова
и кончая шифровальщиками. Донесения эти собраны в несколько объемистых томов
по пятьсот и более листов Я прочитал и сделал выписки из этих томов, причем
не из расшифрованного в Генеральном штабе текста, а из подлинных, написанных
и правленных Жуковым разными карандашами и чернилами. В каждом донесении из
почерка так и проявляется, бросается в глаза настроение, душевное состояние
маршала. В каждом донесении излагается обстановка на определенный день и
час, а также решение Жукова на действия войск в этих обстоятельствах.
Слова, буквы, строчки в каждом донесении разные. Если дела идут
успешно, войска наступают или стойко обороняются, строки текста, абзац к
абзацу ложится прямыми, строгими прямоугольниками. Но если идет сшибка с
контрударами, контратаками, вклиниванием противника и, не дай бог, отходом
наших войск, в этом случае и текст донесения на листах бумаги весь вкривь и
вкось, с вставками и перечеркиванием, приписками сбоку и на обороте. Тут и
карандаши разного цвета, и восклицательные знаки иногда по три подряд.
И, даже порой не выдерживая жуковского темперамента, бумага местами
прорвана энергичным росчерком. Представляю еще и восклицания при этом: Жуков
под горячую руку, как говорится, за словом в карман не лез, выпаливал, что
накипело, громко и энергично.
Другие, еще более объемистые, залежи "неизвестной войны" (наверное, с
ними работали ученые, журналисты, работники Министерства обороны и до меня,
не претендую на роль первооткрывателя, но для меня это были действительно
неведомые сокровища). Представьте себе 96 больших коробок, в каждой из них
по 3-4 тома подлинных политических донесений из многих дивизий всех армий и
всех фронтов! И в каждом томе более 500 документов. Здесь вся война, каждый
ее день, героические поступки, подлые предательства, партсобрания с
приветствиями "вождю народов", пьянки и дебоши, сбор средств на вооружение,
самоубийства и самострелы. освобожденные города и села, радостные встречи
соотечественников и их же помощь нашим врагам, перебои в снабжении и
раненые, брошенные на произвол судьбы Солдаты-герои и генералы-подлецы
Подлецы-солдаты и герои-генералы.
Вот где она, "неизвестная война"
Я познакомлю читателей с многими иэ этих материалов, имеющих отношение
к моей теме, к Жукову, операциям, которыми он руководил
Но, повторяю, сотни томов и тысячи документов еще ждут отбора и
публикации, да не только из этих коробок. Стоят на стеллажах, ждут своих
первооткрывателей упаковки с делами управлений Генштаба - оперативного,
разведывательного - и многих других. И не только Генштаба. Ко всему этому
прикасались пока одиночки Все это еще по сей день "неизвестная война".
А у нас некоторые критики и литературоведы договорились до того, что
считают' военная тема себя исчерпала! Нет, уважаемые коллеги, к военной теме
по-настоящему прикоснулись еще очень немногие. Большие открытия и успехи
нашей литературы в создании правды о войне и о человеке на войне еще
впереди.
Введение мое немного затянулось, но прошу учесть - оно написано ко всей
книге, а не только к первой ее части, публикуемой здесь.
Эта первая часть охватывает события, действия людей и главного героя
Жукова от начала XX века до Московской битвы включительно.
Вторая часть, над которой я теперь работаю, освещает сражения и роль в
них Жукова начиная от Московской битвы и до Дня Победы и принятия Жуковым
капитуляции гитлеровской Германии.
Третья часть будет посвящена послевоенной службе и жизни Георгия
Константиновича. Эта часть его биографии меньше всего освещена, и была она
трудной, потому что фактически сразу после победы, с 1946 года, и до смерти
Сталина в 1953 году и с 1957 года до конца жизни он находился в опале.
И лишь в самые последние годы жизни судьба подарила ему большое счастье
- любовь к прекрасной женщине и ее такое же сильное ответное чувство. Тем и
завершится моя книга.
В моей мозаике описано далеко не все-события, личные поступки и
качества людей рассмотрены мной преимущественно в воедином аспекте: я
писатель военный и стремлюсь не выходить за пределы моей компетентное ги
Возможно, есть в книге и огрехи. Мне бы очень хотелось получить от читателей
замечания, поправки и особенно какие-то новые факты, эпизоды из жизни
Георгия Константиновича, которые оказались мне неизвестны при работе над
книгой Все это я учту с благодарностью.
Как это ни странно звучит сегодня, но будущий маршал, вступая в жизнь,
даже не помышлял быть военным. И родители, назвав его при крещении Егорием,
вовсе не думали о внесенном в святцы воине Георгии Победоносце.
Выстрел в Сараево 28 июня 1914 года, которым был убит наследник
австро-венгерского престола эрцгерцог Франц-Фердинанд и с которого принято
считать начало первой мировой войны, перевернул судьбы не только
императоров, но и деревенского парня, каким был Егор Жуков.
Я начинаю свое повествование с того дня, когда Георгии впервые, еще не
надев военной формы, столкнулся, как сказали бы сегодня, с военной
проблемой.
Произошло это так. С началом боевых действий, под влиянием, как мы
говорим в наши дни, пропаганды произошел всплеск патриотических чувств,
особенно у молодежи, быстрее других поддающейся романтическим мечтаниям
война, мол, это подвиги, геройство, награды...
К этим дням Жуков семь лет проработал в скорняжной мастерской. Из
мальчика-ученика он уже стал мастером, получал "целых десять рублей"! И, как
он сам вспоминает" "Хозяин доверял мне, видимо убедившись в моей честности.
Он часто посылал меня в банк получать по чекам или вносить деньги на его
текущий счет Ценил он меня и как безотказного работника и часто брал в свой
магазин, где кроме скорняжной работы мне поручалась упаковка грузов и
отправка их по товарным конторам.
Мне нравилась такая работа больше, чем в мастерской, где, кроме ругани
между мастерами, не было слышно других разговоров. В магазине - дело
другое..."
Нравилось! Глядишь, и вырос бы из Жукова не наш великий полководец, а
купец или крупный коммерсант Но вспыхнула война, взбудоражила юношей,
захватила возможностью отличиться. Одним из таких был сверстник Георгия,
17-летний парнишка Александр Пилихин, он предложил бежать на фронт Но более
рассудительный Георгий решил посоветоваться с самым авторитетным для него
человеком - мастером Федором Ивановичем. Тот сказал:
- Мне понятно желание Александра, у него отец богатый, ему есть из-за
чего воевать. А тебе, дураку, за что воевать? Уж не за то ли, что твоя мать
с голоду пухнет? Вернешься калекой, никому не будешь нужен.
Так старый мастер преподал первый урок социального мышления на военную
тему будущему полководцу.
Жуков на фронт не убежал, и, следовательно, первое его соприкосновение
с делами военными было не в пользу ратной карьеры. Коммерческое будущее пока
взяло верх. А незадачливый друг его все-таки бежал на фронт, и через два
месяца его привезли тяжело раненного.
Георгий надел военную форму по призыву, 7 августа 1915 года, в городе
Малоярославце Калужской губернии И тем сделал первый шаг к маршальскому
жезлу, который, как известно, находится в вещевом мешке каждого солдата.
Я не буду подробно описывать его боевые дела на фронте, да и нет о них
подробностей, напомню только, что за храбрость и умелые действия Жуков был
произведен в унтер-офицеры и награжден двумя Георгиевскими крестами.
В одной из бесед, которые в конце жизни маршал вел с Константином
Симоновым, он так подводит итог началу своей военной биографии-
"Я иногда задумываюсь над тем, почему именно так, а не иначе сложился
мой жизненный путь на войне и вообще в жизни. В сущности, я мог бы оказаться
в царское время в школе прапорщиков. Я окончил в Брюсовском, бывшем
Газетном, переулке четырехклассное училище, которое по тем временам давало
достаточный образовательный ценз для поступления в школу прапорщиков.. Но
мне этого не захотелось. Я не написал о своем образовании, сообщил только,
что окончил два класса церковноприходской школы, и меня взяли в солдаты.
Так, как я и хотел.
На мое решение повлияла поездка в родную деревню незадолго перед этим.
Я встретил там, дома, двух прапорщиков из нашей деревни; до того плохих,
неудачных, нескладных, что, глядя на них, мне было даже как-то неловко
подумать, что вот я, девятнадцатилетний мальчишка, кончу школу прапорщиков и
пойду командовать взводом и начальствовать над бывалыми солдатами, над
бородачами и буду в их глазах таким же, как эти прапорщики, которых я видел
у себя в деревне. Мне не хотелось этого, было неловко.
Я пошел солдатом. Потом кончил унтер-офицерскую школу - учебную
команду. Эта команда, я бы сказал, была очень серьезным учебным заведением и
готовила унтер-офицеров поосновательнее, чем ныне готовят наши полковые
школы...
Роль унтер-офицеров в царской армии была очень велика. По существу, на
них лежало все обучение солдат, да и немалая тяжесть повседневного
руководства солдатами, в том числе и руководство ими в бою. Среди царских
офицеров было немало настоящих трудяг, таких, которые все умели делать сами
и делали, не жалея на это ни сил, ни времени. Но большинство все-таки
сваливали черновую работу на унтер-офицеров, полагались на них. И это
определило положение унтер-офицеров в царской армии. Они были хорошо
подготовлены, служили серьезно и представляли собой большую силу...
После Февральской революции я был выбран председателем эскадронного
комитета, потом членом полкового.
Нельзя сказать, что я был в те годы политически сознательным человеком.
Тот или иной берущий за живое лозунг, брошенный в то время в солдатскую
среду не только большевиками, но и меньшевиками, и эсерами, много значил и
многими подхватывался. Конечно, в душе было общее ощущение, чутье, куда
идти. Но в тот момент, в те молодые годы можно было и свернуть с верного
пути. Это тоже не было исключено. И кто его знает, как бы вышло, если бы я
оказался не солдатом, а офицером, если бы кончил школу прапорщиков,
отличился в боях, получил бы уже другие офицерские чины и к этому времени
разразилась бы революция. Куда бы я пошел под влиянием тех или иных
обстоятельств, где бы оказался? Может быть, доживал бы где-нибудь свой век в
эмиграции? Конечно, потом, через год-другой, я был уже сознательным
человеком, уже определил свой путь, уже знал, куда идти и за что воевать, но
тогда, в самом начале, если бы моя судьба сложилась по-другому, если бы я
оказался офицером, кто знает, как было бы Сколько искалеченных судеб
оказалось в то время у таких людей из народа, как я"
Начиная свой жизненный и военный путь, Жуков, конечно, и предположить
не мог, что именно он, Георгий Жуков, одержит блистательные победы над
крупнейшими немецкими генералами и фельдмаршалами.
Очень часто в книгах о войне мы встречаем фамилии гитлеровских
генералов, с которыми довелось сражаться в боях нашим полководцам. Но, как
правило, на фамилиях все дело и кончается, а ведь каждый из генералов
обладал определенным характером, имел свои приемы ведения боев и операций, и
это все при встрече с нашими военачальниками, несомненно, сказывалось. И
если в сражении доводилось одерживать победу или терпеть поражение, то, мне
кажется, одно из объяснений успеха или неуспеха заложено и в личности
генерала, с которым, как говорится, пришлось скрестить шпаги. Вот, исходя из
этих соображений, я хочу в моей книге дать портреты будущих противников
Жукова.
Я собирал эти материалы в нашей и зарубежной печати. А однажды
представился случай познакомиться с личными делами гитлеровских генералов и
фельдмаршалов В немецкой армии, как и в других армиях мира, на каждого
офицера велись в управлении кадров личные дела. У нас это папки с завязками,
в которых постепенно, год за годом, накапливаются аттестации и другие
документы, характеризующие службу офицера. В немецкой армии учет выглядит
несколько иначе У них на каждого офицера и генерала заполнялись карточки с
однообразными для всех пунктами, что-то вроде нашей анкеты, только с меньшим
количеством вопросов, сюда вносились конкретные биографические и служебные
данные. Я снял копии с личных дел немецких военачальников, с которыми вам в
книге, а Жукову на полях сражений придется встретиться.
Начнем с будущего фельдмаршала Вильгельма Кейтеля. Почему с него?
Потому, что именно Кейтель в мае 1945 года будет подписывать безоговорочную
капитуляцию гитлеровской армии, которую положит перед ним на стол Жуков. Вот
что написано в личном деле Вильгельма Кейтеля. Родился в 1882 году в семье
среднего достатка, среднего класса, даже с антипрусскими традициями. Первое
офицерское звание - лейтенант - он получил в 1902 году В 1914 году он уже
был капитаном и служил в военном министерстве. В годы первой мировой войны в
качестве офицера генерального штаба работал в штабах нескольких
кавалерийских корпусов и дивизий В 1920 году - преподаватель в кавалерийской
школе. Затем после мировой войны он служил в различных частях на штабных и
командных должностях. В 1923 году получил звание майора.
Следующий из будущих противников Жукова, с кем надо познакомиться
пораньше, как мне кажется,- Эвальд фон Клейст. Потому что фон Клейст будет
первым гитлеровским генералом, с которым Жукову придется столкнуться на поле
боя в первую же неделю войны, недалеко от нашей границы. Клейст в отличие от
Кейтеля был родовит по военной линии, один из его предков был фельдмаршалом
сухопутных войск при Фридрихе II. Следующий его предок тоже, еще в конце
XVIII века и в начале XIX, отличился во многих войнах, за что получил звание
графа, и вот с тех пор к фамилии Клейст стала прибавляться приставка "фон"
Эвальд Клейст родился в 1881 году Звание лейтенанта получил в 1901
году, с 1910 по 1914 год учился в академии После окончания академии получил
звание капитана (Жуков, как вы помните, в 1915 году только надел солдатскую
форму) В годы первой мировой войны Клейст работал в штабах корпуса, а после
был направлен на службу в генеральный штаб. В 1919 году - майор и работает
референтом, завотделом в военном ведомстве.
Если с Клейстом Жуков только столкнулся в первые дни войны, но
остановить его танковый таран не смог, то с фельдмаршалом фон Боком он бился
долго и упорно в сражениях под Москвой и одержал над ним, как известно,
блестящую победу. Поэтому и за службой фон Бока давайте проследим заранее.
По возрасту он ровесник Кейтеля и Клейста, родился в 1880 году, тоже
потомственный прусский офицер в третьем поколении. На фронтах первой мировой
войны дослужился до командира полка.
В те же годы начинали свои военные биографии и набирались образования и
опыта почти все будущие противники Жукова. Гальдер, фон Манштейн,Гудериан,
Гот, Паулюс, фон Рундштедт, Лист, Гепнер и другие У них очень похожие
биографии, почти все они родились в конце прошлого века, потомственные
служаки, окончили офицерские училища и военные академии, получили опыт на
фронтах первой мировой войны. По ходу службы Жукова я буду знакомить
читателей и с изменениями в биографиях его оппонентов.
Жизнь нескольких поколений почти всех европейских государств в середине
XX века зависела не только от обычного хода истории, движимого постоянно
действующими социальными, экономическими, политическими и природными
механизмами, но еще в эти годы проявилось и очень ощутимое влияние
исторических личностей.
Деятельность Георгия Константиновича Жукова часто соприкасалась с
деяниями двух исторических персонажей - это Сталин и Гитлер, от них нередко
зависели и его собственные поступки, решения, а порой жизнь или смерть.
И хочу сразу же не просто сказать, а с недоумением воскликнуть по
поводу такого вот исторического парадокса: Сталин и Гитлер были признаны
военно-врачебными комиссиями непригодными к военной службе Правда, в годы
первой мировой воины, когда всех при зывали "под метелку", Гитлер дослужился
до звания ефрейтора. И вот эти двое, не наделенные природой даже простейшими
качествами, необходимыми для военной профессии, становятся Верховными
Главнокомандующими, руководят сражениями миллионных армий, присваивают
звания маршалов и генералов, награждают или расстреливают их по своей
прихоти, посылают в бой миллионы людей, проводят сражения в масштабах,
невиданных доселе в истории.
Многие из живущих сегодня, и я в том числе,- свидетели и участники
того, как вершилась недавняя история. Я считаю необходимым вспомнить хотя бы
главные события и основных предводителей наших потому, что новые поколения
не знают этих событий, не говоря о скрытых движущих рычагах и пружинах, без
этого им многое будет непонятно. Да и нам, уходящим, на склоне лет нелишне
вспомнить и пережитое, и что мы "натворили" в то жестокое лихолетье, ведомые
историческими личностями и своей слепой преданностью им.
ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА, ГОДЫ ДВАДЦАТЫЕ
В книге Жукова, в главе, которая называется "Участие в гражданской
войне", изложена общая обстановка на фронтах, на востоке, на западе, на юге,
но все это в очень крупных масштабах, и мало сказано о личном участии Жукова
в боях Из автобиографии в его личном деле и из отдельных эпизодов в
воспоминаниях можно составить следующую короткую хронику его участия в
гражданской войне
В Краевую Армию вступил добровольно в августе 1918-го Службу начал в
4-м кавалерийском полку 1 и Московской кавалерийской дивизии. Полк
формировался в Москве, в казармах на Ходынке Был в этом полку рядовым,
затем, командиром отделения, помощником командира взвода.
Весной 1919 года возникла опасность для молодой Советской республики на
востоке Оттуда вел свою трехсоттысячную, хорошо вооруженную армию Колчак
Сюда, на этот фронт, и был брошен полк, в котором служил Жуков. Он
вспоминает о прибытии в район боевых действий довольно живописно-
"Помню момент выгрузки нашего полка на станции Ершов Изголодавшиеся в
Москве красноармейцы прямо из вагонов ринулись на базары, купили там караваи
хлеба и тут же начали их поглощать, да так, что многие заболели. В Москве-то
ведь получали четверть фунта плохого хлеба да щи с кониной или воблой.
Зная, как голодает трудовой народ Москвы, Петрограда и других городов,
как плохо снабжена Красная Армия, мы испытывали чувство классовой ненависти
к кулакам, контрреволюционному казачеству и интервентам Это обстоятельство
помогло воспитывать в бойцах Красной Армии ярость к врагу, готовность их к
решающим схваткам".
К середине апреля создалась реальная угроза соединения войск Колчака и
Деникина, потому что Колчак находился в непосредственной близости от Казани
и Самары. В этот критический момент командование южной группой войск
Восточного фронта было возложено на М. В. Фрунзе. Умелым ударом по открытому
левому флангу Фрунзе нанес белым поражение под Бугульмой, Белебеем и под
Уфой. В этих боях участвовал, еще в небольшом звании, в должности
помкомвзвода, и Жуков Тогда же он впервые увидел Фрунзе. Конечно, он тогда
стоял в строю, а Фрунзе был для него большой, недосягаемый начальник, но все
же эта встреча навсегда запомнилась Жукову, он с большой теплотой отзывался
о Михаиле Васильевиче.
В это время уже совсем определяется и политическое лицо Георгия
Константиновича. До марта 1919 года он состоял в группе сочувствующих (тогда
еще не было кандидатов партии), а 1 марта 1919 года его приняли в члены РКП
(б) В партию Жуков вступал, как говорится, с открытой душой, полностью
разделяя ее программу - социальное положение и жизнь крестьянина-бедняка
сформировали его взгляды и чаяния, они совершенно соответствовали тому, что
провозглашала и осуществляла партия. В своих воспоминаниях он, уже будучи
пожилым человеком, с жаром пишет- "С тех пор все свои думы, стремления,
действия я старался подчинять обязанностям члена партии, а когда дело
доходило до схватки с врагами Родины, я, как коммунист, помнил требования
нашей партии быть примером беззаветного служения своему народу".
И это действительно так. В сабельных рубках, в стычках с врагами Жуков
был храбрым бойцом, что отмечали его товарищи и командиры. Во второй
половине 1919 года его, как человека, проявившего себя в боях и
заслуживающего дальнейшего роста, намеревались послать на курсы красных
командиров. Но в эти дни в районе села Заплавное белые внезапно
переправились через Волгу между Черным Яром и Царицыном, и полк вместе с
другими частями был брошен на ликвидацию этого плацдарма, поэтому Жукова на
учебу не отправили. Да к тому же в этих боях он был и ранен. Это произошло в
рукопашной схватке- недалеко от Жукова разорвалась ручная граната, и осколки
впились в левую ногу и левый бок. Жуков был отправлен в лазарет.
После лечения он получил месячный отпуск на поправку. Поехал к
родителям, в свою родную деревню Стрелковку. Здесь было голодно, жилось
трудно. Сразу после отпуска Жуков явился в военкомат и попросил, чтобы его
отправили в действующую армию. Но военком, посмотрев на него, сказал, что он
еще слаб, надо бы ему полечиться, и поэтому отправил его на кавалерийские
курсы в Старожилово Рязанской губернии.
Здесь скоро разглядели в нем задатки способного командира и назначили
старшиной курсантской роты.
На курсах Жуков проучился до июля 1920 года, затем курсы в полном
составе были доставлены эшелоном в Москву, в Лефортовские казармы, где их
объединили с бойцами других курсов и создали 2-ю Московскую бригаду
курсантов, которую направили на юг против Врангеля.
В составе курсантского полка Жукову пришлось рубиться с кавалеристами
десанта генерала Улагая. В ходе этих боев ввиду постоянной нехватки
командиров был произведен досрочный выпуск курсантов, отличившихся в боях. В
их числе был и Жуков. Получил он назначение в 14-ю отдельную кавалерийскую
бригаду, в 1-й кавалерийский полк, где стал командиром взвода. За короткое
время Жуков завоевал авторитет у своих бойцов и у командования как командир,
умеющий организовать учебу, да и как боевой командир, потому что занятия
часто прерывались выходами для ликвидации многочисленных банд, появлявшихся
в то время.
Таким образом, Жуков участвовал в боях на Южном фронте, членом
Реввоенсовета которого был в то время Сталин. Разумеется, их разное
служебное положение не могло привести к встрече - один в числе атакующих с
шашкой наголо, другой в штабе фронта, но все же Жуков видел и знал
происходившее вокруг и позднее имел право судить и оценивать события тех
дней как очевидец и участник.
Жуков, характеризуя Сталина как военачальника, отзывался о нем в разные
годы по-разному. В книге своей Георгий Константинович высоко оценивал
военные способности, организаторский его талант и в целом как Верховного
Главнокомандующего, который "владел основными принципами организации
фронтовых операций и операций групп фронтов и руководил ими со знанием дела,
хорошо разбирался в больших стратегических вопросах".
В более поздних статьях и выступлениях -Жуков военные способности
Сталина, и особенно его успехи в руководстве операциями, оценивал более
скромно. Что касается бесед с людьми, которым Георгий Константинович
доверял, то в этих разговорах он отзывался о Сталине как о человеке, слабо
разбиравшемся в военных делах и приносившем больше вреда, чем пользы, в
руководстве операциями, особенно до Сталинградской битвы. Более подробно мы
коснемся этого в соответствующих главах.
Противоречия в оценках Жукова объясняются и цензурными барьерами, и
усердием "доработчиков".
Поэтому только интимные беседы, содержание которых стало известно лишь
в период гласности, пожалуй, отражают подлинное мнение маршала и оценку
деятельности Сталина как полководца.
Но поскольку мы с вами решили во всем разобраться сами, давайте такие
разноречивые оценки Жукова проверим нашим мнением, определив его в каждом
конкретном случае, используя для этого те доступные эпизоды, которые будут
приведены по ходу повествования.
В конце 1920 года Жуков уже командует 2-м эскадроном 1-го
кавалерийского полка. В этой должности он принимает участие в боях по
ликвидации антоновского восстания. Это были крупные бои, у восставших
сформировалась целая армия. Руководили боевыми действиями на Тамбовщине - М.
Н. Тухачевский, В. А. Антонов-Овсеенко и И. П. Уборевич. Вот здесь Жуков
впервые познакомился с этими крупными военачальниками и видел их, как
говорится, в боевых делах.
Разумеется, по своей должности командира эскадрона Жуков не заседал в
высоких штабах и не участвовал в разработке крупных операций, он делал свое
дело, сражался.
В одном из боев антоновец едва не зарубил Жукова, и мы бы могли в тот
момент навсегда потерять этого талантливейшего человека, но боевой соратник,
политрук Ночевка, спас его.
Вот как сам Жуков своим энергичным языком рассказал об этом в беседе с
Симоновым:
"Надо сказать, что это была довольно тяжелая война. В разгар ее против
нас действовало около семидесяти тысяч штыков и сабель. Конечно, при этом у
антоновцев не хватало ни средней, ни тем более тяжелой артиллерии, не
хватало снарядов, были перебои с патронами, и они стремились не принимать
больших боев. Схватились с нами, отошли, рассыпались, исчезли и возникли
снова. Мы считаем, что уничтожили ту или иную бригаду или отряд антоновцев,
а они просто рассыпались и тут же рядом снова появились. Серьезность борьбы
объяснялась и тем, что среди антоновцев было очень много фронтовиков и в их
числе унтер-офицеров. И один такой чуть не отправил меня на тот свет.
В одном из боев наша бригада была потрепана, антоновцы изрядно всыпали
нам. Если бы у нас не было полусотни пулеметов, которыми мы прикрылись, нам
бы вообще пришлось плохо. Но мы прикрылись ими, оправились и погнали
антоновцев.
Незадолго до этого у меня появился исключительный конь. Я взял его в
бою. И вот, преследуя антоновцев... я не удержал коня Он вынес меня шагов на
сто вперед всего эскадрона. Во время преследования я заметил, как мне
показалось, кото^то из командиров, который по снежной тропке - был уже снег
- уходил к опушке леса. Я за ним. Он от меня.. Догоняю его, вижу, что правой
рукой он нахлестывает лошадь плеткой то по правому, то по левому боку, а
шашка у него в ножнах... и в тот момент, когда я замахнулся шашкой, плетка
оказалась у него слева. Хлестнув, он бросил ее и прямо с ходу, без размаха
вынеси шашку из ножен, рубанул меня. Я не успел даже закрыться, у меня шашка
была еще занесена, а он уже рубанул, мгновенным, совершенно незаметным для
меня движением вынес ее из ножен и на этом же развороте ударил меня поперек
груди. На мне был крытый сукном полушубок, на груди ремень от шашки, ремень
от пистолета, ремень от бинокля. Он пересек все эти ремни, рассек сукно на
полушубке, полушубок и выбил меня этим ударом из седла. И не подоспей здесь
мой политрук, который зарубил его шашкой, было бы мне плохо. Потом, когда
обыскивали мертвого, посмотрели его документы... увидели, что это такой же
кавалерийский унтер-офицер, как и я, и тоже драгун, только громаднейшего
роста. У меня потом еще полмесяца болела грудь от его удара.. "
В тот жаркий день под Жуковым убили лошадь. Он из револьвера
отстреливался от наседавших на него повстанцев, пытавшихся взять его в плен.
Его спасли подоспевшие на выручку бойцы В конце лета 1921 года отряды
Антонова на Тамбовщине были ликвидированы Жуков за геройство в этих боях
награжден орденом Красного Знамени
С 1922 года по март 1923 года Жуков командовал эскадроном 38-го
кавалерийского полка В его личном деле появились первые письменные
аттестации
На моем столе лежит копия личного дела Георгия Константиновича Жукова
Первая аттестация 1922 года, в ней написано. "Командир эскадрона с 10 ноября
1920 года С 1 марта 1918 года все время на фронте. Кавалерийскую службу
теоретически и практически знает хорошо. Общеобразовательная подготовка
средняя, строевая и боевая хорошая, но иногда дерзко относится к политруку "
Вот еще когда отмечалась его самостоятельность и несколько напряженное
отношение к политработнику, в действиях которого он, как
командир-единоначальник, замечал известное притеснение
Командир полка написал в этой аттестации свое заключение. "По своим
знаниям соответствует своему назначению и может быть повышен"
Аттестация 1923 года выглядит уже так (обратите внимание на любопытный
стиль документов того времени) "Тов Жуков вполне отлично подготовлен
теоретически, вышколенно знает кав. службу, отлично воспитан, обладает
широкой инициативой, хороший администратор - хозяин эскадрона.
Дисциплинирован, но бывает иногда резок в обращении с подчиненными
Политически подготовлен удовлетворительно. В занимаемой должности пребывает
достаточно для его повышения в пом ком полка"
Утверждая эту аттестацию, командир 7-й кавалерийской дивизии Н. Д.
Каширин написал: "Допустить товарища Жукова к исполнению должности пом
командира полка 40-го кав полка и возбудить ходатайство об его утверждении"
Дальше сам Жуков вспоминает, что вскоре его вызвал командир дивизии
Каширин, побеседовал с ним, расспросил, как идут дела с обучением в
подразделении, и совершенно неожиданно для Жукова, которого это известие
прямо ошарашило, сказал, что принято решение назначить его командиром 39-го
Бузулукского кавалерийского полка.
Можно понять Жукова: должность командира полка высокая, ответственная и
настолько самостоятельная, что не только предоставляет возможность командиру
проявить себя, но и открывает ему огромную перспективу дальнейшей службы
Жуков пишет по этому поводу "Полк - это основная боевая часть, где для
боя организуется взаимодействие всех сухопутных родов войск, а иногда и не
только сухопутных. Командиру полка нужно хорошо знать свои подразделения, а
также средства усиления, которые обычно придаются полку в боевой обстановке.
От него требуется умение выбрать главное направление в бою и сосредоточить
на нем основные усилия Особенно это важно в условиях явного превосходства в
силах и средствах врага.
Командир части, который хорошо освоил систему управления полком и
способен обеспечить его постоянную боевую готовность, всегда будет передовым
военачальником на всех последующих ступенях командования как в мирное, так и
в военное время".
Мне довелось командовать разными полками - горно-стрелковым,
стрелковым, механизированным - около шести лет, в мирное время, после войны.
И поэтому могу с полным основанием подтвердить, что полк - действительно
сложный армейский организм, а если он еще стоит отдельным гарнизоном, то
напоминает крошечное государство Судите сами: штаб - это нечто вроде
правительства; есть и своя крупная партийная организация (партия), и еще
политработники - профессионалы политической работы. В полку свое сложное,
хорошо организованное снабжение, я имею в виду не только централизованное,
но и свое полковое хозяйство- бывают свиные и молочные фермы и даже посевные
площади, в горнострелковом полку нам доводилось сеять клевер и заготавливать
сено для лошадей на зиму В полку есть представитель особого отдела КГБ и
даже своя "тюрьма" - гауптвахта. Есть учреждения культуры- библиотека, клуб,
много комнат для политической работы, так называемые "ленинские комнаты"
Имеется, в конце концов, и торговля: свои магазины, кафе, буфеты, чайные
В мемуарах очень многих наших военачальников время службы в должности
командира полка единодушно оценивается не только как самое трудное и
плодотворное, но и считается еще и школой, открывающей перед строевым
офицером возможность дальнейшей успешной работы на более высоких должностях.
Вот на такую должность в конце апреля 1923 года и был назначен Жуков,
шел ему тогда двадцать восьмой год.
Итак, в начале двадцатых годов Жуков командовал полком. Вскоре командир
7-й кавдивизии Каширин был назначен с повышением в другое соединение
(позднее он был расстрелян), а на его должность прибыл герой гражданской
войны Г Д Гай На первых же учениях, которые проводил с полком Жуков, он
понравился опытному боевому командиру дивизии А Жукову, в свою очередь,
пришелся по душе энергичный, горячий Гай, и не только потому, что у него
была славная боевая биография, он и в мирное время работал увлеченно,
внимательно и заинтересованно относился к людям, что хорошо чувствовали все
окружающие и за что его очень уважали.
В конце летней учебы 1923 года 7-я Самарская кавалерийская дивизия
участвовала в больших окружных маневрах. И здесь Жуков тоже отличился своими
быстрыми и энергичными действиями. Столкнувшись с "противником" во встречном
бою, он опередил его в развертывании и лихим ударом во фланг "разгромил его
наголову". За эти действия Жукова отметил и похвалил не только комдив Гай,
но и командующий округом М Н Тухачевский, который наблюдал за форсированным
маршем и стремительной атакой кавалеристов. Так впервые Жуков заслуживает
высокую похвалу опытнейшего, великолепно разбирающегося в военных делах
будущего маршала Тухачевского.
Однако, несмотря на свою довольно удачную службу и хорошее мнение о нем
командиров, сам Жуков ощущал недостаточность теоретической подготовки. Он
писал об этом: "В старой царской армии окончил унтер-офицерскую учебную
команду, в Красной Армии - кавалерийские курсы красных командиров. Вот и
все. Правда, после окончания гражданской войны усиленно изучал всевозможную
военную литературу, особенно книги по вопросам тактики.
В практических делах я тогда чувствовал себя сильнее, чем в вопросах
теории, так как получил неплохую подготовку еще во время первой мировой
войны Хорошо зная методику боевой подготовки и увлекался ею. В области же
теории понимал, что отстаю от тех требований, которые сама жизнь предъявляет
мне как командиру полка. Размышляя, пришел к выводу, не теряя времени, надо
упорно учиться. Ну а как же полк, которому надо уделять двенадцать часов в
сутки, чтобы везде и всюду успеть? Выход был один. прибавить к общему
рабочему распорядку дня еще три-четыре часа на самостоятельную учебу, а что
касается сна, отдыха - ничего, отдохнем тогда, когда наберемся знаний".
Однажды полк посетил герой гражданской войны, легендарный В. К. Блюхер.
Он провел с полком Жукова учение, внезапно объявив боевую тревогу
Поставленную задачу полк выполнил, действовал быстро и организованно. После
отбоя Блюхер дал высокую оценку и действиям полка, и Жукову лично. Георгий
Константинович вспоминает "Я был очарован душевностью этого человека.
Бесстрашный боец с врагами Советской республики, популярный герой, В К.
Блюхер был идеалом для многих. Не скрою, я всегда мечтал быть похожим на
этого замечательного большевика, чудесного товарища и талантливого
командующего".
Вот здесь Жуков сам приоткрывает нам свой идеал командира, к которому
он стремился в те годы.
В июле 1924 года комдив Гай, ценящий своего талантливого командира
полка, направляет Жукова на учебу в Ленинград, в Высшую кавалерийскую школу
За время работы в должности командира полка Жуков заслужил следующую
аттестацию: "Хороший строевик и администратор, любящий и знающий
кавалерийское дело. Умело и быстро ориентируется в окружающей обстановке
Дисциплинирован и в высшей степени требователен по службе. За короткое время
его командования полком сумел поднять боеспособность и хозяйство полка на
должную высоту В боевой жизни мною не испытан Занимаемой должности
соответствует. Командир 2-й бригады 7-й Самарской дивизии В. Селицкий".
К этой аттестации присоединился и Гай, командир и военком 7-й кав.
дивизии: "С аттестацией командира бригады вполне согласен. Тов. Жуков
теоретически и тактически подготовлен хорошо. За короткий срок поставил полк
на должную высоту Хороший спортсмен-наездник. Должности вполне
соответствует".
Гай (настоящее имя егоГайкДмитриевичБжишкян) после командования 7-й
Самарской кавалерийской дивизией, в которой служил Жуков, в дальнейшем стал
командиром корпуса, работал в военно-педагогических заведениях, занимался
научной работой. В 1937 году, в числе многих других, был расстрелян по
ложному обвинению.
Высшая кавалерийская школа находилась в Ленинграде. Жуков приехал в
Ленинград впервые. Этот прекрасный город с его революционными традициями, с
огромным количеством культурных и исторических памятников и учреждений
совершенно захватил Жукова, и он наслаждался, знакомясь со всем этим
богатством. Высшая школа имела прекрасную учебную базу и размещалась в
здании бывшей царской высшей кавалерийской школы, здесь были удобные классы,
манеж, методические кабинеты, в общем, все способствовало тому, чтобы
успешно учиться. Кстати, вскоре школа была переименована в кавалерийские
курсы усовершенствования командного состава (ККУКС), а срок обучения
сокращен с двух до одного года, о чем Жуков очень сожалел, так как страстно
стремился повышать свои знания.
Начальником курсов был В М Примаков, человек легендарной судьбы и
сложной биографии. В 1915 году, еще будучи гимназистом, он вступил на путь
революционера. Вернее, вступил он на этот путь раньше, а в 1915 году уже был
арестован за распространение воззваний против войны среди войск
Черниговского гарнизона. Поскольку это было в военное время, да еще среди
войск, Примакову по приговору была определена пожизненная ссылка в Восточную
Сибирь. Только после Февральской революции он освободился из ссылки и,
прибыв в Петроград, участвовал в Октябрьском вооруженном восстании,
возглавляя один из отрядов, штурмовавших Зимний дворец. Затем участвовал в
разгроме мятежа Краснова, а в январе 1918 года сформировал 1-й полк
Червонного казачества на Украине. В дальнейшем полк вырос в бригаду, дивизию
и Первый конный корпус Червонного казачества. Примаков сражался против войск
Деникина, Врангеля, на польском фронте, отличался в боях исключительной
храбростью, за что награжден тремя орденами Красного Знамени.
Виталий Маркович Примаков был весьма эрудированным человеком Об этом
свидетельствует то, что после курсов его неоднократно назначали на
дипломатическую работу: он был советником в Китае, военным атташе в
Афганистане и Японии, затем зам. командующего войсками различных округов,
увлекался не только военно-историческим творчеством, но и художественным -
он автор нескольких художественных книг. Жизнь его, как и многих
военачальников, закончилась трагически: в 1937 году он был расстрелян по
ложному обвинению.
Примакову недолго пришлось командовать курсами, он получил другое
назначение, а на его место прибыл тоже известный еще в старой русской армии
кавалерист М, А Баторский.
В наборе, с которым поступил Жуков, было более двухсот человек. Все
молодые командиры, многие из них прошли такую же школу, как Жуков,
большинство были командирами кавалерийских эскадронов. Однако набралось
двадцать пять человек командиров полков, их выделили в особую группу, в нее
вошел и Жуков В этой группе были К К Рокоссовский, И X. Баграмян, А. И.
Еременко и мною других, в будущем крупных военачальников Все они были по
годам молодые, по опыту бывалые люди, и все они хотели учиться, получать
знания, поэтому сразу установилась атмосфера какой-то энергичной
состязательности, учились с желанием отличиться друг перед другом, тем более
что кроме учебы были еще и настоящие соревнования, конноспортивные или
просто спортивные. Маршал Баграмян пишет в своих воспоминаниях. "Георгий
Константинович Жуков среди слушателей нашей группы считался одним из самых
способных. Он уже тогда отличался не только ярко выраженными волевыми
качествами, но и особой оригинальностью мышления На занятиях по тактике
конницы Жуков не раз удивлял нас какой-нибудь неожиданностью. Решения
Георгия Константиновича всегда вызывали наибольшие споры, и ему обычно
удавалось с большой логичностью отстоять свои взгляды"
После войны, уже в 70 х годах, я бывал у Ивана Христофоровича, моего
бывшего командующего фронтом в годы Великой Отечественной войны Он многое
мне рассказывал, показывал свои рукописи, позднее опубликованные Жена
Баграмяна, Тамара Амаяковна, ставила на стол свои неповторимые "фирменные"
пирожки, а Иван Христофорович, вспоминая сослуживцев, так вдохновлялся, что
я зримо представлял себе тех молодых, бравых командиров, о ком он
рассказывал. О Жукове я его специально не расспрашивал, о чем теперь очень
сожалею, но тогда я не думал писать эту книгу Помню такую вот любопытную
деталь из рассказа Баграмяна:
- Мы были молодые, и, вполне естественно, кроме учебы, нам хотелось
иногда и развлечься, и погулять, что мы и делали уходили в город, иногда
ужинали в ресторане, иногда ходили в театры Жуков редко принимал участие в
наших походах, он сидел над книгами, исследованиями операций первой мировой
войны и других войн, а еще чаще разворачивал большие карты и, читая книги
или какие нибудь тактические разработки, буквально ползал по картам, потому
что карты были большие, они не умещались на столе, он их стелил на пол и
вот, передвигаясь на четвереньках, что-то там выглядывал, высматривал и
потом сидел, размышляя, нахмурив свой могучий, широкий лоб И случалось
нередко так мы возвращались после очередной вылазки, а он все еще сидел на
полу, уткнувшись в эти свои карты.
У Жукова был не только талант, но и тяга к военному искусству Бывает
иногда и так у человека есть талант, но он его не ощущает, не развивает, не
живет тем делом, талант к которому подарила ему природа. У Жукова его
природное дарование сочеталось со страстной любовью к военной профессии.
Иногда у человека, даже увлеченного своим делом, бывает, как мы сегодня
говорим, еще и какое-то хобби У Жукова все было сконцентрировано и
устремлено на ратное дело Оно было и страстью, и увлечением, и смыслом всей
жизни.
В осенние и зимние месяцы слушатели овладевали довольно большой
программой по тактике конницы и общевойскового боя Нагрузка была немалая, а
в летнее время те же вопросы отрабатывались практически в поле на
многочисленных учениях с выездом на конях
Учеба закончилась, сданы экзамены. Многие подружились на этих курсах на
всю жизнь. Такая дружба здесь завязалась у Жукова с Рокоссовским. Все
разъезжались по своим частям, а неугомонный Жуков и здесь придумал нечто
неожиданное. Он, командир полка М. Савельев и командир эскадрона
астраханского полка Н Рыбалкин решили организовать конный пробег по маршруту
Ленинград - Витебск - Орща - Бори сов - Минск, чтобы прибыть к месту службы
таким вот необычным способом. Командование курсов рассмотрело обоснованный,
хорошо рассчитанный план пробега, но заявило, что не имеет возможности
организовать в пути обслуживание и питание Однако настойчивые командиры не
отказались от своих намерений и решили пройти почти 1000 км за семь суток.
Это было не просто, такого опыта еще не было
И вот ранним осенним утром они тронулись от Московской заставы, их
проводили представители командования курсов и друзья. У Жукова в первый день
почему-то захромала лошадь Дира, она уже была немолодая. И поэтому ему
частенько приходилось спешиваться и вести лошадь в поводу. Но в дальнейшем
Дире стало лучше, и Жуков, не смалодушничав в первый день из-за неожиданного
препятствия, до конца прошел весь маршрут Преодолев тяжелый путь, участники
пробега похудели каждый примерно на шесть килограммов, лошади потеряли
больше десяти. Этот смелый пробег был отмечен премиями и благодарностью
командования, он был засчитан и как своеобразный рекорд - раньше никто из
конников не преодолевал такое большое расстояние за столь короткий срок.
Вскоре Жуков отправился в отпуск. Когда он вернулся, части переходили
на новые штаты. В дивизии вместо шести полков теперь оставалось только
четыре Конечно же, командование отобрало в новые штаты лучших. Жуков был
одним из первых Он стал командиром вновь сформированного 39-го
кавалерийского полка
Весной 1925 года было издано директивное письмо ЦК партии "О
единоначалии в Красной Армии" Жукова вызвали в штаб, где кроме командира
дивизии были командир 3-го кав корпуса С К Тимошенко и комиссар этого
корпуса А П Крохмаль. Жукова спросили, готов ли он взять на себя обязанности
командира и комиссара полка, то есть стать единоначальником. Жуков, подумав,
ответил согласием. Через несколько дней был издан такой приказ В 7-й
кавалерийской дивизии это был первый командир полка - единоначальник.
Вскоре после этого комдива К. Д. Степного-Спижарного сменил очень
опытный и боевой комдив Д. А. Шмидт. Командиры дивизии менялись, а мнение о
Жукове не менялось, вернее, с каждым годом все улучшалось. В 1926 году уже
новый комдив делает о Жукове такую запись в его аттестации: "Блестяще
справляется с должностью единоначальника Полагаю, достоин быть командиром
бригады".
За время учебы на ККУКСе Жуков основательно повысил свою теоретическую
подготовку Можно сказать, что, подобно Горькому, который, не имея высшего
образования, путем самостоятельной учебы стал одним из образованнейших
людей, Жуков благодаря упорному, настойчивому самообразованию, не имея
академического диплома, стал одним из самых сведущих людей в военном деле. И
не случайно в эти годы в очередной аттестации появляется такая строка.
"Активный работник в области военно-научного дела".
Осенью 1927 года полк посетил С. М. Буденный, инспектор кавалерии РККА.
Он осмотрел расположение полка и, конечно, не мог обойтись без "выводки"
Буквально через несколько минут, по сигналу, эскадроны выстроились и были
готовы к "выводке". Этот красивый и очень своеобразный ритуал в настоящее
время уже не существует в армии. Но я в свое время, в 1958- 1960 годах,
командуя горнострелковым полком в Туркестанском военном округе, нередко сам
проводил "выводки" и делал их по требованию проверяющих. Все здесь
рассчитано, очень продуманно и, не боюсь этого слова,- красиво Угодить
Буденному, старому кавалерийскому служаке, было, конечно, трудновато, но
"выводка" ему очень понравилась, и он поблагодарил красноармейцев и Жукова
за отличное содержание лошадей, а у Буденного заслужить такую оценку было
непросто!
Позднее полк посетил командующий войсками Белорусского военного округа
А. И. Егоров, один из самых серьезных теоретиков Красной Армии. В годы
гражданской войны он командовал фронтами, известен в истории как полководец,
разгромивший армии Деникина Егоров был награжден двумя орденами Красного
Знамени и Почетным революционным оружием.
Он приехал в полк неожиданно и сразу же пришел на занятия, которые
проводил Жуков. Разумеется, когда заранее известно, что будет проверять
высокое начальство, то и занятия соответственно готовятся. Побыв на обычных,
рядовых занятиях Жукова, Егоров высказал ряд замечаний и пожеланий, но в
целом оценил высоко методику их проведения командиром полка. Человек высокой
штабной культуры, Егоров пожелал познакомиться с разработкой
мобилизационного плана полка. И в этих специфических штабных делах у Жукова
все оказалось на должном уровне. Осмотрел Егоров склады текущего довольствия
и неприкосновенных запасов, здесь тоже все было в порядке.
В общем, Жуков в те годы встречался со многими замечательными
военачальниками и командирами К сожалению, почти все, кого я называю в этих
главах, были впоследствии уничтожены во время сталинских репрессий.
В тридцатые годы начинается новый этап в жизни Красной Армии, а
следовательно, и в жизни Г. К. Жукова
С начала индустриализации, когда у нас появляются заводы, способные
производить военную технику, мощно укрепляется оборонная база страны.
Начинается важнейший процесс - перевооружение армии. В 1931 году вводится
специальная должность начальника вооружений РККА, который станет заниматься
именно вопросами технического перевооружения. На эту должность в том же 1931
году назначается М. Н. Тухачевский
Жуков очень высоко оценивал Тухачевского "При встречах с ним меня
пленяла его разносторонняя осведомленность в вопросах военной науки,- писал
Георгий Константинович.- Умный, широкообразованный профессиональный военный,
он великолепно разбирался как в области тактики, так и в стратегических
вопросах. М. Н. Тухачевский хорошо понимал роль различных видов наших
вооруженных сил и современных войск и умел творчески подойти к любой
проблеме.
Все свои принципиальные выводы в области стратегии и тактики Михаил
Николаевич обосновал, базируясь на бурном развитии науки и техники у нас и
за рубежом, подчеркивая, что это обстоятельство окажет решающее влияние на
организацию вооруженных сил и способы ведения будущей войны".
Надо сказать, что наша наука, наша военная теория в предвоенное
десятилетие имели передовой, современный характер и в чем-то опережали
теоретические изыскания гитлеровского генерального штаба У нас было много
высокообразованных, талантливых теоретиков, которые разрабатывали советскую
стратегическую доктрину Так, М Н. Тухачевский написал специальную работу,
посвященную начальному периоду войны, "Характер пограничных операций" В этой
работе он как бы предвидел ту обстановку, которая реально сложилась в 1941
году. Он писал, что пограничная зона стала слишком уязвимой со стороны
авиации и мотомеханизированных войск противника, так как, учитывая
летно-тактические данные самолетов, реальная глубина воздействия воздушных
сил будет не менее 250 километров. В этой зоне авиация будет бомбить
аэродромы, совершать налеты на железнодорожные и шоссейные мосты, изолируя
отдельные гарнизоны. Сочетание ударов авиации с действиями механизированных
войск и, где возможно, посаженных на автомобили стрелковых войск создаст
такую обстановку, которая сорвет или крайне затруднит плановую мобилизацию и
сосредоточение в пограничной полосе не только главных сил, но и войск
прикрытия.
Очень важным был доклад начальника штаба РККА А. И. Егорова в 1932 году
Реввоенсовету СССР, где он изложил свою точку зрения на начальный период
ВОЙНЫ: вкратце ее можно сформулировать так- еще в мирное время враждующие
стороны будут стремиться. используя скрытую мобилизацию, как можно раньше
собрать наиболее подвижные и маневренные силы и средства (авиация, мотомех.
части, конные массы), с тем чтобы в нужный момент вторгнуться на территорию
противника и сорвать мобилизацию и сосредоточение его армий в пограничных
районах. Егоров также утверждал, что сосредоточение войск будет под сильным
воздействием двух основных факторов: количество и качество авиации и наличие
механизированных соединений, сочетающих большую ударную и огневую силу с
большой подвижностью.
Егоров предвидел широкий размах и высокую напряженность сражений сразу
же, с первых часов войны, и массовое применение авиации, а также крупных
мотомеханизированных частей, которые будут проникать глубоко на территорию
противника Но и тут Егоров шел дальше немецких военных теоретиков и говорил,
что этими стремительными ударами, как бы мощны они ни были, все-таки исход
войны не решается "Необходимо учесть,- указывал Егоров,- что группы
вторжения в состоянии будут создать лишь ряд кризисов, нанести ряд поражений
армиям прикрытия, но не могут разрешить вопроса окончания войны или
нанесения решающего поражения главным силам Это задача последующего периода
операции, когда закончится оперативное сосредоточение".
Как видим, еще до того, как гитлеровцы стали осуществлять свои
агрессивные планы молниеносных войн в Европе, наши военачальники, те,
которых я назвал, и многие, которые не названы мной, уже пред видели и
характер действий в будущей войне агрессивных армий, и то, как им следовало
бы противодействовать. Но эти передовые взгляды наших военных теоретиков, к
сожалению, не только не были учтены и использованы в подготовке к отражению
агрессии, но даже преданы анафеме.
После ареста видных ученых и военачальников все, что они говорили, чего
достигли в своих исследованиях, что внедряли в армейскую практику, стало
считаться крамолой и вредительством. То, что было сделано, что уже можно
было усиливать и пополнять, сводилось почти на нет Расформировывались
созданные механизированные корпуса И это в преддверии войны, в которой
именно механизированные и танковые войска решали судьбу сражений!
Не часто в жизни командира бывают специально изданные приказы,
отмечающие его хорошую работу Обычно, если строевого командира и поощряют,
то объявляют благодарность устно, чаще же ему достаются упреки, назидания,
взыскания, потому что опытный глаз старшего начальника всегда найдет немало
недостатков в работе Но в жизни Жукова был такой приказ, отмечавший его
выдающиеся заслуги.
"Командир-военный комиссар 39-го кавалерийского полка тов Жуков Г. К. в
течение семи лет командовал 39-м кав. полком Годы мирной учебы требовали
максимума знаний, сил энергии и внимания в деле подготовки частей и
воспитания бойца.
Высокие личные качества тов. Жукова как командира и воспитателя дали
ему возможность держать полк на высшей ступени подготовки и морального
состояния
К сегодняшнему дню 39-й кавполк считаю одним из лучших полков корпуса
по боевой подготовке
За хорошее руководство полком тов. Жукову от лица службы объявляю
благодарность
С назначением на новую должность надеюсь, что тов Жуков еще больше
приложит сил и внимания в деле подготовки частей и сколачивания целых
соединений. Желаю успеха
Командир-военный комиссар 11-го кав корпуса Тимошенко
17 мая 1930 года
гор. Минск"
Для подготовки к новой, более высокой должности Г. К. Жукова послали в
Москву на курсы усовершенствования высшего начальствующего состава На эти
курсы направлялись наиболее перспективные командиры, показавшие себя на
практической работе с самой лучшей стороны Они жили в гостинице Центрального
Дома Красной Армии, а занятия проходили в Наркомате обороны, в оборудованных
здесь учебных классах. На курсах слушатели занимались военной теорией и
оперативным искусством - проблемами более крупных масштабов, чем те, которые
уже хорошо знал и применял на практике Жуков. Сам Георгий Константинович
дишет. "Все мы увлеклись военной теорией, гонялись за каждой книжной
новинкой, собирали все, что можно было собрать из литературы по военным
вопросам, чтобы увезти с собой в части ."
По возвращении с высших курсов весной 1930 года, когда и был издан тот
приказ, который я цитировал выше, Жуков был назначен командиром 2-й
кавалерийской бригады.
Бригадой Жуков прокомандовал немногим более года, и вдруг его вызвал в
штаб командир дивизии К К Рокоссовский и сообщил приказ о назначении его на
должность помощника инспектора кавалерии РККА Это высокое назначение Жукова
не обрадовало, штабной работы он не любил и даже, как выразился Рокоссовский
в аттестации, "ненавидел ее" И Рокоссовский, и Жуков не были довольны этим
новым назначением, но приказ есть приказ.
Мне хочется привести короткий разговор между Рокоссовским и Жуковым,
показывающий, насколько служба строевого командира подчинена делу, которому
он отдает' свою жизнь. Гражданский человек, получая назначение, связанное с
переездом в другой город, начинает что-то упаковывать, ликвидировать
какое-то домашнее хозяйство. У военных все это происходит проще.
- Сколько вам потребуется времени на сборы? - спросил Рокоссовский
- Часа два,- ответил Жуков
И на следующий день, после прощального обеда с товарищами по службе,
Жуков с женой Александрой Диевной и двухлетней дочкой Эрой выехал в Москву.
Инспекция кавалерии, как и другие инспекции и управления боевой
подготовки Красной Армии, входила в состав Наркомата по военным и морским
делам СССР. Работая в этой инспекции, Георгий Константинович готовил проекты
боевого устава конницы Красной Армии. Именно здесь он близко соприкасался с
М Н Тухачевским, мог полнее оценить значение его деятельности
Жуков, несомненно, очень расширил свой кругозор во время работы и над
уставами, и вообще в инспекции, при всем том он очень томился без строевой
работы. Окружающие это понимали. И когда однажды заместитель инспектора
кавалерии И. Д. Косогов сказал Жукову, что есть возможность выдвинуть его на
должность командира 4-й кавалерийской дивизии, Жуков немедленно согласился.
Вскоре приказ о назначении Жукова был подписан, и его вызвал к себе
Буденный. Семен Михайлович подчеркнул, что 4-я дивизия всегда была одной из
самых прославленных дивизий Первой конной армии и что такой же она должна
остаться - новое назначение налагает на Жукова большую ответственность.
Вот с таким напутствием Жуков возвращается на любимую им строевую
работу.
Не случайно выбор пал на Жукова, одного из лучших кавалерийских
командиров. Дело в том, что эта прославленная дивизия раньше размещалась в
прекрасных условиях в Ленинградском военном округе, в бывших
конногвардейских казармах, в Гатчине, Петергофе, в Детском Селе По
оперативным соображениям ее спешно передислоцировали в Белорусский округ, в
город Слуцк, поближе к границе Передислокация всегда дело сложное,
отрицательно влияющее на ход боевой подготовки, а тут дивизия перешла на
новое место, причем такое, где вообще не было необходимых условий. Ей
пришлось самой строить казармы, конюшни, штабы, жилые дома, склады, всю
учебную базу. В результате блестяще подготовленная дивизия превратилась в
простую рабочую воинскую часть, что плохо отразилось на ее общем состоянии,
боевой готовности.
Вот такой увидел эту дивизию весной 1933 года командующий Белорусским
военным округом командарм 1-го ранга И П Уборевич и доложил об этом наркому
обороны К. Е. Ворошилову, чье имя носила дивизия Ворошилов информировал С М
Буденного о том, что ему доложил И П Уборевич, и предложил подыскать нового
командира.
Этим командиром и стал Жуков, который прибыл к новому месту службы и,
прямо скажем, попал в такие условия, из которых не так-то просто можно было
найти выход. К тому же это был совершенно новый коллектив для Георгия
Константиновича. А когда тебя не знают и ты никого не знаешь, трудности еще
больше увеличиваются.
Хочу отметить характерный штрих, показывающий, как жили тогда наши
военные даже такого высокого ранга, как командир дивизии. "Мне с семьей,-
сказано в воспоминаниях маршала,- пришлось временно поселиться в 8-метровой
комнате... Все мы понимали трудности с жильем, и никто не претендовал на
лучшее, пока это "лучшее" мы сами не построим. Через полчаса я был уже в
штабе дивизии . "
Вот так: два часа на сборы для переезда, 8-метровая комната для семьи,
и через полчаса уже на работе и в действии. Это типично по-жуковски.
Командуя 4-й кавалерийской дивизией, Г. К Жуков благодаря своей
огромной работоспособности и требовательности вывел эту дивизию в число
лучших в Красной Армии. Это было отмечено для тех времен, прямо скажем,
небывалым образом - награждением всей дивизии и командира орденом Ленина.
Получить в 1935 году такую награду-событие выдающееся!
о репрессиях
Это самая трудная глава не только в книге. Но и в истории нашей страны
и народа. В первой ее части имя Жукова не упоминается, но все, о чем пойдет
разговор, касается судьбы Георгия Константиновича самым прямым образом. Эти
события и годы, в которые он жил, служил, политическая атмосфера тех лет
влияли на формирование его личности, в конце концов и сам Жуков чуть не
попал в кровавый круговорот репрессий, и только счастливая случайность
спасла его от гибели.
Но поведем рассказ по порядку.
И здесь невозможно обойти молчанием роль Сталина в нашей жизни, потому
что в его руках оказались рычаги, которые приводили в движение миллионы
людей, направляя их на различные большие и малые дела, ведшие к победам или
провалам, а чаще заводившие в такие социальные дебри или тупики, что мы по
сей день не можем разобраться, как и почему такое произошло.
Казалось бы, после XX съезда партии, когда был официально развенчан
культ Сталина, когда все прояснилось и получило соответствующую оценку,
должно было наступить одинаковое понимание дел и личности "вождя" и
отношение к ним. Однако этого не произошло
После публикации моей книги "Полководец", в которой тоже затронут этот
сложный для нашей истории вопрос, я получил сотни писем от читателей разных
возрастов, профессий И взгляды на деятельность Сталина, оценки ее в них были
очень разные.
Да и сейчас, когда мы получили столько вопиющих доказательств
преступлений Сталина, есть много людей, которые не могут внутренне
освободиться от газетных и журнальных стереотипов тех лет: Сталин - "вождь и
учитель", "продолжатель дела Ленина", "корифей революции", "отец родной" и
особенно - "великий полководец всех времен и народов". Ведь все это
повторялось миллионы раз ежедневно, ежечасно в газетах, журналах, по радио,
на плакатах, в кино, на собраниях, митингах, просто в разговорах, и это
оказалось вбитым в сознание множества людей. С его именем связывались все
наши трудовые свершения в мирные дни и победы в годы Великой Отечественной
войны. Уж так повелось, так приучили мыслить людей - где Сталин, там победа,
где ошибки или неудачи - там виноваты те, кто отошел от линии Сталина, не
соблюдал его указаний. Те, кто высказывал малейшее сомнение по поводу заслуг
или личности Сталина, исчезали немедленно и навсегда. Это отучило остальных
не только говорить, но даже слушать "крамолу".
Беда началась в 30-х годах, она пагубно отразилась на всей жизни нашей
страны. Сталин решил не только захватить всю власть в свои руки, но и войти
в историю вторым после Ленина. А для этого надо было создать себе авторитет
и соответствующее прошлое. Ему надо было доказать свою руководящую роль в
революции, которой, как известно, он в действительности не играл.
Осуществлял это решение Сталин сначала осторожно, не торопясь, оттеснял
соратников Ленина не только с руководящих постов, но и в описании
революционных событий - при создании учебников, при отработке официальных
партийных Документов.
Появились подхалимы, которые уловили желание вождя и начали,
фальсифицируя историю, писать статьи, брошюры и даже целые книги, в которых
роль Сталина в революции изображалась так, как ему хотелось бы В этом
особенно преуспел Ворошилов Если в написанных им ранних работах о революции
Сталин даже не упоминался, то в более поздней - "Сталин и Красная Армия"
Сталину уже полиостью приписывается роль создателя Красной Армии и
организатора почти всех побед в революции и гражданской войне
Сталин взял на своеобразный учет всех соратников Ленина, участников
революции и гражданской войны, которые в своих трудах почти не упоминали его
и не говорили о какой-то выдающейся его роли в гражданской войне Затем этих
людей, знающих правду, он начинает истреблять.
Вот лишь несколько примеров для хотя бы приблизительного подсчета
Известно, что после XVII съезда ВКП(б), состоявшегося в 1934 году, из
1966 делегатов было уничтожено 1108 человек, был уничтожен почти весь состав
ЦК было избрано 139, репрессировано - 110 членов и кандидатов в члены ЦК, из
них расстреляно 98 человек. Только в Московской городской и областной
партийных организациях из 146 секретарей райкомов к 1939 году были
арестованы и расстреляны 136
Шло массовое истребление старых работников в аппарате ЦК Были
арестованы почти все наркомы, их заместители и руководящие работники
наркоматов, видные ученые, дипломаты, писатели, конструкторы, деятели
искусства, работники судов, прокуратуры, комсомола, профсоюзов. И все эта не
только в ценгре, но и во всех республиках, городах и селах страны.
Затем прокатилось несколько волн истребления работников НКВД, милиции;
недавно в "Правде" было сказано: "В годы репрессий погибло более двадцати
тысяч чекистов".
Истребив многих большевиков ленинской гвардии, Сталин с опасением
поглядывал на армию. В ней служили многие участники гражданской войны,
которые знали о нем правду. Об этом свидетельствовали опубликованные ими
воспоминания, статьи к юбилейным датам, к годовщине Красной Армии, к
годовщине Октябрьской революции и по другим поводам Так, например, С. С
Каменев, который с 1919 по 1924 год был Главнокомандующим вооруженными
силами республики, написал "Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине", М. Н
Тухачевский - "Первая армия в 1918 году" и "Курган - Омск", И Э Якир - "10
лет тому назад", Я. К. Берзин "Этапы в строительстве Красной Армии", В М.
Примаков - "Борьба за Советскую власть на Украине", А. С. Бубнов - "История
одного партизанскою штаба", В. К Путна - "Пятая армия в борьбе за Урал и
Сибирь" и "Кронштадт- 16 18 марта 1921 года", Е. И. Ковтюх "Последний бой за
Царицын", В К. Блюхер - "Победа храбрых", А И. Корк- "Взятие
Перекопско-Ишуньских позиций войсками 6 и армии в ноябре 1920 года", П. Е.
Дыбенко - "На подступах к Царицыну" и "Штурм мятежного Кронштадта", Г. Д.
Гай - "Боевые эпизоды", Р. П. Эйдеман - "Об одном неудавшемся плане
Деникина", А И Егоров - "Разгром Деникина, 1919 год".
Сталин писал и говорил в выступлениях, будто бы Ленин сам не занимался
военными вопросами, а поручал это "молодым чекистам", то есть прежде всего
ему, Сталину Но в вышеупомянутых книгах выдающиеся командиры, вспоминая
тяжелые годы гражданской войны, не приводят ни одного факта, подтверждающего
это! вымысел Сталина. Наоборот, авторы, которых никак нельзя заподозрить в
какой-либо предвзятости, писали, что у руля руководства Красной Армией стоял
Центральный Комитет партии во главе с Лениным. Причем в этих работах не
обсуждается специально вопрос, какова была роль Сталина, тогда ведь этот
вопрос даже и не возникал, в них просто рассказывается о реальном ходе
событий, о том, что и как произошло, и каковы были итоги тех или иных
операций, и кто и в какой степени принимал участие в них. Если Сталин там и
упоминался, то совсем не так, как ему хотелось бы, а лишь в том качестве, в
каком он действительно участвовал в том или другом деле.
Сталин искал, как подступиться к военачальникам, он побаивался их,
потому что этот довольно организованный, да к тому же вооруженный коллектив
мог оказать сопротивление. И вот, действуя уже проверенными методами, Сталин
начинает готовить удар по военным, в основном по руководящим кадрам Красной
Армии.
Однако ему не сразу удалось подмять военных, особенно Тухачевского
Еще в 30-х годах Тухачевский предупреждал, что наш враг номер один -
это Германия, что она усиленно готовится к большой войне, и безусловно в
первую очередь против Советского Союза Он внимательно следил за развитием
военной теории на Западе, изучал состояние и вооружение армий возможных
противников, особенно Германии и Японии, соотносил, сравнивал с нашими
вооруженными силами и промышленным потенциалом Выводы были не в нашу пользу
Все это прямо и весьма обоснованно Тухачевский доложил Генеральному
секретарю партии Сталину. Сталин всегда относился к Тухачевскому
настороженно, не доверял ему, видимо, втайне завидовал его таланту,
интеллигентности и популярности
Однако после доклада Тухачевского по военным вопросам на Политбюро было
принято решение о модернизации Красной Армии с таким расчетом, чтобы вы
вести ее по оснащению техникой и вооружению на уровень передовых современных
армий. Было также введено предложенное Тухачевским положение о воинских
званиях. Все это происходило не без споров и дебатов. Об этих дебатах и
настойчивом вмешательстве Сталина в военные дела Михаил Николаевич в кругу
друзей рассказывал в юмористических тонах, но зачастую и с нескрываемой
горечью Особенно когда что-либо просто копировалось из того, что делалось у
немцев.
Ниже я перескажу несколько фрагментов из книги дальней родственницы
маршала Лидии Норд "Маршал М. Н Тухачевский", опубликованной в Париже
(издательство "Лев?) и пика недоступной нашим читателям.
- Мне совершенно непонятно германофильство Сталина,-^- говорил Михаил
Николаевич - Сначала я думал, что у него только показной интерес к Германии,
с целью показать "свою образованность" Но теперь я вижу, что он скрытый, но
фанатичный поклонник Гитлера. Я не шучу Это такая ненависть, от которой
только один шаг до любви... Стоит только Гитлеру сделать шаг к Сталину, и
наш вождь бросится с раскрытыми объятиями к фашистскому. Вчера, когда мы
говорили частным порядком, то Сталин оправдал репрессии Гитлера против
евреев, сказав, что Гитлер убирает со своего пути то, что мешает ему идти к
своей цели, и с точки зрения своей идеи Гитлер прав. Успехи Гитлера слишком
импонируют Иосифу Виссарионовичу, и если внимательно приглядеться, то он
многое копирует у фюрера. Немалую роль, по-моему, играет и зависть к ореолу
немецкого вождя Как ни говорите, и "чином" Гитлер выше - все-таки был
ефрейтором, а наш даже солдатом не был. Стремления первого лезть в
полководцы оправданны - "плох тот капрал, который не мечтает стать
генералом", а вот когда бывший семинарист хочет показать, что он по меньшей
мере Мольтке,- это смешно, а при нынешнем положении вещей и очень грустно. И
еще печальнее то, что находятся люди, которые вместо того, чтобы осадить
его, делают в это время восторженные физиономии, смотрят ему в рот, как
будто ожидают гениальных мыслей.
Модернизацией Красной Армии, как я уже говорил, поручили руководить
Тухачевскому, причем и само решение о преобразованиях и все мероприятия,
связанные с ними, Политбюро обязало всех держать в строгом секрете. И вдруг
вскоре после этого поступили сведения, что иностранные разведки, а особенно
германская, уже знают о принятом решении но модернизации и усиленно добывают
информацию о том, как она осуществляется.
Тухачевский дал задание выяснить, где произошла утечка сведений о наших
секретных мерах. В результате проведенного расследования выяснилось, что
сведения были получены иностранными дипломатами от самого Сталина, который в
полуофициальной беседе с чешскими представителями похвастался, что
проводимая под его руководством реорганизация Красной Армии не только
поставит Советские Вооруженные Силы на один уровень с европейскими, но и
превзойдет последние Он хотел приписать себе и заслуги модернизации.
Узнав об этом, Михаил Николаевич пошел к В В Куйбышеву, занимавшему в
то время пост первого заместителя Председателя Совета Народных Комиссаров
СССР и Совета Труда и Обороны. Куйбышев был, кроме того, и членом Политбюро
Выслушав Тухачевского, Куйбышев позвонил Г. К. Орджоникидзе, который был
тоже членом Политбюро и наркомом тяжелой промышленности. Григории
Константинович,узнав о поступке Сталина, коротко сказал: "ишак". Он
согласился с мнением Куйбышева, что вопрос о нетактичном поведении Сталина,
о вмешательстве Генерального секретаря партии в государственные дела без
достаточной компетенции во многих отраслях, как, например, военной, да и
научной тоже, надо поставить на закрытом заседании Политбюро. Валериан
Владимирович Куйбышев взял на себя подбор всех фактов, которые должны были
быть поставлены в упрек Сталину Тухачевский попросил Куйбышева и
Орджоникидзе также ускорить постановление ЦК и Совнаркома о вводе новых
воинских званий, так как он считал, что лучше объявить теперь о них
официально, дабы пресечь разные слухи, которые будут пущены за рубежом.
Разговор Тухачевского с Куйбышевым и Орджоникидзе произошел в середине
сентября 1934 года. В конце того же месяца на закрытом заседании Политбюро
Сталину пришлось не только выслушать много неприятных вещей, но и вдруг
почувствовать некоторую шаткость своего положения.
Весьма возможно, что это заседание ускорило ход дальнейших событий.
Сталин, наверное, решил, что не стоит подвергать себя подобной опасности в
будущем.
Правда, за несколько месяцев до этого злополучного заседания умер член
ЦК ВКП(б), председатель ОГПУ Вячеслав Рудольфович Менжинский. И Сталин
конечно же не мог не знать, что он был связан дружескими отношениями с
Чичериным, Рыковым, Куйбышевым, Межлауком, Караханом, Луначарским и
Бухариным, что за одиннадцагь лет работы в ГПУ, сначала заместителем
Дзержинского, а после смерти последнего председателем этого учреждения,
Менжинский, вероятно, имел в руках немало компрометирующею материала о нем,
о том, как он пробил себе дорогу к посту Генерального секретаря партии, о
его методах борьбы со своими политическими противниками. И вполне возможно,
рассуждал Сталин, что Менжинский мог передать такие материалы противникам И
хотя на место Менжинского был назначен менее образованный, но более
услужливый Ягода, не соратник, не друг тех, кого Сталин намеревался
отправить на тот свет, вождь не мог оставаться спокойным
1 декабря 1934 года произошло убийство С М. Кирова, одного из наиболее
популярных в партии членов Политбюро. Самоубийство, а главное -
последовавшие сразу после него аресты людей, известных ветеранов революции,
которых объявили заговорщиками и троцкистами, вызвало волнение и возмущение
у некоторых членов Политбюро. В В. Куйбышев открыто заявил, что подоплека
убийства и методы ведения следствия вызывают сомнения. Он потребовал
создания специальной комиссии от ЦК партии, которая имела бы право
параллельно со следственными органами вести допросы убийцы Кирова -
Николаева и других арестованных.
Это предложение было внесено на заседании Политбюро в конце декабря, а
через месяц, 25 января 1935 года, Куйбышев скоропостижно скончался. Утром
работал, а вечером принял лекарство и через полчаса умер. Официально было
объявлено, что он умер от тромбоза И уже через долгий промежуток времени, на
процессе Бухарина, "вдруг выяснилось на следствии", что Куйбышев был
отравлен, но вину, конечно, свалили на "зиновьевско-бухаринское охвостье"
Однажды Тухачевскому позвонил Поскребышев и сообщил, что "хозяин" хочет
видеть Михаила Николаевавича и будет ожидать его в Кремле к шести часам
вечера
- Какой хозяин? - возмутился Тухачевский.- Значит, выходит, что мы его
холуи? Для меня он является генсеком партии, но в холуях я быть не намерен
..
Поскребышев стал оправдываться, что это только шутливое прозвище, но
больше никогда в разговоре с Тухачевским не называл Сталина "хозяином".
В 1936 году произошло событие, окончательно решившее участь маршала: в
Испании началась гражданская война Сталин предложил послать туда советские
войска Ворошилов, привыкший безоговорочно подчиняться, поддержал это
предложение
Тухачевский заявил, что не видит надобности посылать войска в Испанию,
что, наоборот, это будет чревато неприятными последствиями в будущем, и наша
армия еще вовсе не так богата квалифицированными кадрами, чтобы можно было
без ущерба для нее посылать туда лучших летчиков, артиллеристов и танкистов.
Сталин был явно недоволен, однако Михаил Николаевич был не из таких, кто
обращает внимание на впечатление "начальства" Он продолжил свою
аргументацию.
- Наша армия, в общей массе, пока еще не такая, чтобы ее можно было
показывать Западу. У нас есть очень большие достижения, но наряду с этим и
большие недостатки, которые сразу бросятся в глаза западным военным и снизят
наш престиж. Пропаганда - это одно, а с действительностью тоже надо
считаться.
- Так что же вы делали все эти годы, если не смогли поднять армию на
нужный уровень? - грубо спросил Сталин.
- Из трех лет, запланированных на реорганизацию наших вооруженных сил,
минимум полтора ушли на второстепенные и даже третьестепенные дела не по
вине руководства армии,- возразил маршал,- и вам, товарищ Сталин, это
известно больше, чем кому другому Второе, наша армия непрерывно растет
численно, и для такого роста у нас остро не хватает командного состава,
особенно старшего и высшего. Из-за этого у нас слишком быстро идут
повышения, и во главе отдельных частей оказываются хотя и способные люди, но
недостаточно опытные. Во всех армиях военные кадры проходят военное
воспитание и науки с детства, а у нас больше сорока процентов старших
командиров не имеют даже законченного общего среднего образования. Как они
ни тянутся сами и как их ни тяни, а пробелы остаются пробелами. Для
самообразования плюс усовершенствования военных знаний нужен большой срок...
- В гражданскую войну у нас семьдесят пять процентов старших и высших
командиров не имели ни среднего, ни военного образования, а победили
образованную кадровую царскую армию, состоявшую из офицерских частей,- с
усмешкой заметил Сталин.
- Простите, это не совсем верно,- снова возразил Тухачевский - В
гражданскую войну помимо того, что во главе большинства дивизий и армий
стояли старые военные специалисты со стажем и даже академическим
образованием, при выдвинувшихся военачальниках-самородках были опытные
начальники штабов, опять-таки в большинстве генштабисты И нельзя нам всю
жизнь ориентироваться только на опыт гражданской войны - кататься в карете
прошлого, когда кареты уже сданы в утильсырье и вся Европа ездит в
автомобилях последней марки Военная стратегия, военная мысль не должны
отставать от эпохи. Опыт гражданской войны хорош, но если мы будем воевать,
применяя ту же стратегию в будущей войне со внешним врагом, то будем быстро
разбиты наголову...
- Что же вы предлагаете конкретно, товарищ зам наркома? - холодно
перебил генсек.
- Конкретно я все изложил в сорока шести параграфах моего проекта, но
из них пока утверждены только шестнадцать.
- И еще шестнадцать вы сумели уже провести без утверждения,- ядовито
заметил Сталин - Остается примерно четырнадцать параграфов В одном из них вы
предлагали еще восстановить и старую царскую армейскую форму с погонами^
- Да, предлагал и предлагаю,- спокойно подтвердил Тухачевский.- Форма
удобная и красивая. И форма обязывает командира держаться соответственно
"Честь мундира" - это не пустые слова...
- И мундир с золотым погоном?
- Можно сделать его без погона,- вмешался Калинин - Но в основном, мне
думается, что товарищ Тухачевский прав мундир надо бы ввести...
- Я считаю,- оборвал дискуссию Сталин,- что вопрос о форме мы можем
обсудить потом. Сейчас у нас есть куда более важное дело - это помощь нашим
испанским братьям И меня просто поражает, как товарищ Тухачевский,
коммунист, мог возражать против оказания им помощи?
- Я не возражал против оказания помощи испанским революционерам. Вполне
согласен, что им надо помочь вооружением, медикаментами и прочим. Но я, как
военный, учитываю, что посылка наших войск туда вызовет немедленную реакцию
со стороны Германии и Италии, которые пошлют на помощь Франко свои силы В
этой ситуации, помимо того, что война эта может затянуться на годы и будет
стоить нам больших жертв, существующие еще в нашей армии недостатки
неминуемо вскроются перед глазами настоящих и будущих врагов. Это первое.
Второе: реорганизация армии затянется на более продолжительное время, и
армия, теряя лучших командиров на испанской земле, будет не крепнуть, а
ослабевать. Я считаю, что если нужно будет помочь испанским борцам людьми,
то у нас многие поедут туда в качестве добровольцев. Среди них найдутся и
командиры запаса, как опытные, так и такие, которым полезно будет приобрести
боевой опыт Я полагаю, что запись добровольцев найдет широкий отклик среди
советского народа.
Большинство согласились с маршалом. В тот же вечер у Тухачевских
собралась компания его сослуживцев- Егоров, Локтионов, Алкснис и другие. За
ужином разговор, конечно, коснулся минувшего совещания. Все были согласны с
Михаилом Николаевичем, что посылка частей в Испанию - это "авантюра
хозяина", и порицали слабовольного Клима Ворошилова. Тухачевский чувствовал
себя победителем, но Алкснис выразил опасение, что Сталин не сдаст так
быстро своих позиций и будет еще настаивать на своем
Все эти разговоры в своем кругу становились известны Сталину. В стране,
во всех "нужных" местах, была установлена подслушивающая аппаратура, и все,
интересующее Сталина, немедленно ему докладывалось. До гигантских размеров
выросла сеть осведомителей-стукачей. Люди, запуганные арестами, желая
доказать свою лояльность, давали подписку о сотрудничестве без долгих
уговоров: отказ означал сопротивление или принадлежность к вражеским
элементам и тоже приводил к быстрому аресту В те времена говорили- если
разговаривают трое - один непременно стукач.
Репрессии все нарастали. В январе 1937 года начался очередной
политический процесс Одним из подсудимых был Карл Радек. Во время заседания
24 января он, когда его допрашивал Генеральный прокурор СССР Вышинский,
произнес фамилию Тухачевского Вышинский тут же "зацепился" и спросил, знал
ли Тухачевский о контрреволюционной деятельности Радека?
Радек ответил:
- Естественно, Тухачевский не знал о моей преступной деятельности - Но
тут же, после небольшой паузы, добавил. - А вот Путна вместе со мной
участвовал в заговоре
После этих слов Радека на некоторое время в зале воцарилась напряженная
тишина, потому что все присутствующие знали, что комкор Путна работал под
непосредственным руководством Тухачевского, был его подчиненным, всем было
понятно, какие последствия может иметь это заявление Радека Путна в это
время уже был арестован и находился во внутренней тюрьме на Лубянке.
Тут необходимо немного вернуться назад, вспомнить историю, чтобы была
понятна связь дальнейших событий.
В 1922 году в Италии состоялась международная Генуэзская конференция.
Здесь ставился вопрос о выплате советской властью долгов царской России
западным державам, о компенсации за реквизированные предприятия
владельцам-иностранцам. В то же время представители Англии, Франции и других
стран уже готовы были признать законность права Советской России на
получение репараций с побежденной Германии. И вот когда это уже стало
особенно четко проясняться, Германия решительно пошла на сближение с нами и
16 апреля в Рапалло, в предместье Генуи, был подписан договор между
Германией и РСФСР. По этому договору восстанавливались дипломатические
отношения между двумя странами. Советская Россия отказывалась от претензий
на репарации, а Германия, в свою очередь, отказывалась от получения старых
долгов и от претензий на немецкую частную собственность, оставшуюся на
территории Советской России. Германское правительство заявляло также о своей
готовности оказать поддержку и помощь немецким частным фирмам в развитии их
деловых связей с советскими организациями.
Вот этот последний пункт и имеет самые непосредственное отношение к
возникновению "дела Тухачевского", к Путне и другим, кто был позднее осужден
на процессах как немецкие шпионы
Дело в том, что эти взаимные хозяйственные дела включали в себя среди
прочего и заказы на военную технику со стороны Германии предприятиям России,
ибо Германия по Версальскому договору имела право на ограниченную (100 тыс),
армию и на производство легкого вооружения. А Россия, в свою очередь,
заказывала немецкой промышленности нужные стратегические материалы и
оборудование.
Руководил работой, касающейся военных заказов, Тухачевский. Как
начальник Штаба РККА, он в 20-е годы встречался с иностранными офицерами и
генералами, подписывал соответствующие бумаги, обменивался деловыми
письмами. А его подчиненным, который непосредственно занимался этими
контактами, был Витовт Казимирович Путна Это был образованный бывший офицер
царской армии, участник первой мировой войны, в которую он командовал
батальоном, в революционное движение включился еще будучи на фронте, сразу
же после революции вступил в Красную Армию. С сентября 1918 года по май
1919-го был уже комиссаром 1-й Смоленской дивизии. Затем командовал полком,
бригадой и, наконец, дивизией. За успешные действия против Колчака на
Восточном фронте награжден орденом Красного Знамени, за бои с белополяками
получил второй, третий - за участие в ликвидации кронштадтского мятежа. В
1923-1927 годах работал в Штабе и в центральных управлениях РККА. В эти годы
он и выезжал несколько раз в командировки в Германию, занимаясь теми
военными заказами, которые осуществлялись между двумя странами согласно
Рапалльскому договору. С 1927 по 1931 год Путна был военным атташе в Японии,
Финляндии и Германии, затем опять три года командовал корпусом и в 1934-1936
годах, то есть до дня своего ареста, был военным атташе в Великобритании.
В общем, зацепка уже была и готовились улики для организации "дела
Тухачевского". Путна подвергался истязаниям во внутренней тюрьме, из него
выбивали показания против Михаила Николаевича.
Параллельно с этими событиями в Париже бывший царский генерал Скоблин
передал представителю немецкой разведки "сведения" о том, что командование
Красной Армии готовит заговор против Сталина и что во главе этого заговора
стоит маршал Тухачевский. И еще: Тухачевский и его ближайшие соратники
находятся в контакте с ведущими генералами немецкого верховного командования
и немецкой разведывательной службы.
Эта информация поступила к шефу полиции безопасности Гейдриху, который
был одним из самых доверенных людей рейхсфюрера СС Гиммлера. По профессии
Гейдрих бывший морской офицер, он запутался в каких-то нечистоплотных делах
и был вынужден в связи с этим уйти из флота. А после прихода фашистов к
власти его взяли в гестапо, где он благодаря тонкому, изворотливому уму и
абсолютной небрезгливости быстро продвинулся по службе и стал, по сути дела,
правой рукой Гиммлера. Вот к нему-то и поступили эти материалы. Мастер
сложных интриг, он тут же стал искать возможность использовать ценную
информацию Понимая, что можно заварить очень крупное дело, Гейдрих решил
доложить об этом самому Гитлеру. Он рассуждал так: если эти сведения
достоверны и действительно в случае мятежа власть возьмет "Красный Наполеон"
Тухачевский, это будет крайне невыгодно для Германии, но возможно, что эти
сведения - дезинформация, направленная на то, чтобы возбудить подозрения
против гитлеровских генералов Однако, если это даже так, то надо перевернуть
эту информацию и, соответственно ее переработав, довести до Сталина, обратив
всю эту интригу против советских военачальников. Гитлер дал согласие на
разработку этой акции, и Гейдрих начал действовать.
Долгое время в нашей стране было известно - и то только в самых общих
чертах,- что сведения о наличии военного заговора в военных кругах в
Советском Союзе Сталину поступили от президента Чехословацкой Республики
Эдуарда Бенеша.
Но шло время, старели, уходили на пенсию многие участники когда-то
засекреченных событий, они писали мемуары, вспоминали о тех акциях, в
которых им доводилось действовать
Хеттль, бывший адъютат начальника управления безопасности
Кальтенбруннера, опубликовал в 1950 г книгу, под псевдонимом В Хаген,
"Тайный фронт?" Позднее Хеттль переиздал ее уже под своим именем В этой
книге Хеттль рассказал о том, как в недрах немецких разведывательных органов
были состряпаны документы, предназначенные для того, чтобы скомпрометировать
высшее советское военное командование. Об этой фальсификации рассказано и в
посмертно изданных мемуарах руководителя одного из отделов имперского
управления безопасности В. Шедленберга, и в некоторых других книгах.
Среди них кажется особенно достоверной "Человек, который начал войну".
Эта книга об Альфреде Наужоксе, который после разгрома Германии был в числе
под судимых в Нюрнберге как один из военных преступников Этот Наужокс
приложил руку ко многим сложным делам разведслужбы, возглавляемой Гейдрихом,
в том числе и к изготовлению документов о якобы существующем в Советском
Союзе военном заговоре.
Эта операция готовилась в большой тайне, знали о ней всего несколько
человек. Гейдрих действовал осторожно и в то же время, прямо скажем,
рискованно В секретных архивах верховного командования вермахта (ОКВ) были
дела "спецотдела Р" В этих папках хранились документы, касающиеся деловых
взаимоотношений между Советским Союзом и Германией по вопросам вооружения в
период с 1923 по 1933 год, то есть до прихода Гитлера к власти. Среди других
бумаг находились письма Тухачевского и официальные документы, которые он
подписывал. Гейдрих приказал своим секретным агентам выкрасть эти папки. А
для того чтобы пропажа не была замечена, агенты Гейдриха устроили пожар в
штабе вермахта, комната, где хранились эти документы, почти вся выгорела, и,
таким образом, концы были спрятаны.
Далее Наужокс под руководством штандартенфюрера СС Беренса приступил к
фабрикации необходимых фальшивок В подшивку старых бумаг были добавлены
новые фальшивые документы, в некоторых местах в подлинные документы были
вставлены фразы, компрометирующие Тухачевского и других, кто поддерживал
официальные связи с немецкими руководи гелями Были скопированы подпись
Тухачевского (известна и фамилия гравера, подделавшего подпись,-Франц
Путциг), печать Шгаба РККА и перенесены на новые фальшивые докуменгы.
Теперь надо было найти способ, как эти фальшивки подсунуть Сталину,
именно ему лично, учитывая ею большую подозрительность
Я не думаю, что Гейдрих и германская разведка в те дни уже имели
сведения или догадывались о том, что Сталин готовит против военных
руководителей репрессии Видимо, немецкая разведка вела свою игру, но она
точно совпала с интересами Сталина.
Зная о добрых отношениях между Чехословакией и Советским Союзом,
учитывая, что независимость Чехословакии во многом зависит от поддержки
Советской страной, именно сюда направил Гейдрих своих агентов В своих
мемуарах Бенеш рассказал, как чехословацкий посланник в Берлине Мастный
прислал ему шифрованную телеграмму, в которой сообщил: один немецкий
дипломат намекнул ему, что в Советском Союзе скоро произойдут большие
изменения, что в Красной Армии ость очень сильная группировка военных,
которая готовит смену правительства в Москве.
Получив такие сведения, президент Бенеш немедленно пригласил к себе
советского посла в Праге С. Александровского и изложил то, что ему стало
известно С Александровский, получив такие архисекретные сведения, немедленно
вылетел в Москву.
Гейдрих был опытный разведчик, он понимал, что этим сведениям так вот
сразу, с ходу, в Москве могут и не поверить. И предпринял еще несколько
акций, подкрепляющих эту фальшивку. Через несколько дней после того, как
Александровский привез сведения в Москву, наша разведка стала их проверять.
На одном из дипломатических приемов в Париже военный министр Франции Даладье
отвел к окну советского посла В Потемкина и, убедившись, что его никто не
подслушивает, доверительно сказал, что Франция обеспокоена имеющейся у нее
информацией о возможной -перемене политического курса в Москве. Что он
располагает сведениями о том, будто бы между генералами вермахта и высшими
военными руководи! елям и Красной Армии существуют какие-то определенные
договоренности. Потемкин немедленно передал срочную шифровку в Москву об
этом разговоре. Каким образом и кто подсунул эту фальшивку Даладье, сейчас
уже установить трудно, но так или иначе Даладье невольно стал одним из
источников дезинформации.
Гейдрих между тем энергично подбрасывал материал для того, чтобы дело
выглядело еще более убедительным Он направил в Прагу из своего ведомства
штандартенфюрера СС Беренса, того самого, который участвовал и в подготовке
этого фальшивого досье.
В Праге Беренс встретился с личным представителем президента
Чехословакии и сообщил ему о том, что существуют и документальные улики
против Тухачевского Как и предполагал Гейдрих, Бенеш тут же информировал об
этом Сталина.
На очередной беседе представитель Бенеша предложил Беренсу вступить в
деловые отношения с сотрудником советского посольства в Берлине Израиловичем
Встреча состоялась, представитель Гейдриха показал Израиловичу два подлинных
письма Тухачевского и сообщил при этом, что у него есть целое досье по этому
вопросу.
Очередная встреча состоялась уже с уполномоченным лицом, то есть с
человеком, который мог принимать решение на месте Это был представитель
наркома внутренних дел Ежова... Беренс подал ему небольшую папочку На
подложном письме были подлинные штампы абвера <-Совершенно секретно",
"Конфиденциально", была и подлинная резолюция Гитлера - приказ организовать
слежку за немецкими генералами вермахта, которые будто бы связаны с
Тухачевским Это письмо, в котором за подписью Тухачевского было сказано, что
он договорился со своими единомышленниками избавиться от опеки гражданских
лиц и захватить власть, было главным документом, всего же досье содержало 15
листов, кроме письма в нем были различные документы на немецком языке,
подписанные генералами вермахта.
Бегло перелистав досье, не сказав ни слова, представитель кивнул
головой в знак согласия приобрести это досье и спросил сколько? Беренс
назвал три миллиона рублей. Гейдрих приказал для правдоподобия "заломить"
такую сумму, а потом уступить (В статье Ф. Сергеева в "Неделе", No 7, 1989
г., сумма, заплаченная на досье, указана в 500 тыс марок.) Представитель
Ежова, не торгуясь, тут же выразил свое согласие Наверное, в истории
разведки и всяких тайных махинаций при оплате услуг за получаемые сведения
еще никогда не выплачивалась такая крупная сумма. Кстати, в своих мемуарах
Шелленберг, причастный к этой операции, писал, что ему пришлось "лично
уничтожить почти все деньги, полученные от русских за досье, поскольку они
состояли из крупных купюр, номера которых, очевидно, были заранее переписаны
ГПУ Как только кто-нибудь из наших агентов пытался воспользоваться этими
деньгами в Советском Союзе, его в скором времени арестовывали".
Однако как бы хитро ни была состряпана фальшивка, правда состоит в том,
что наши известные военачальники были расстреляны не столько благодаря
стараниям гитлеровского гестапо, а главным образом потому, что Сталин решил
с ними расправиться еще до получения фальшивки. Следователи с Лубянки
"работали" не хуже гейдриховских "мастеров" фабрикуя обвинение и выбивая его
подтверждения из арестованных Фальшивка же гестаповцев была для Сталина
уликой, облегчающей проведение давно задуманной и готовящейся акции. Всею
через три недели пос^е чого, как было куплено это досье, 11 июня 1937 года,
уже было официально сообщено в газетах о том, что маршал Тухачевский и семь
других его сорт никое приговорены к смертной казни Верховным Судом СССР за
шпионаж, измену Родине и другие антигосударственные дела. Всего три недели
потребовалось на то, чтобы арестовать их всех, допросить, оформить дела уже
на Лубянке, подготовить процесс, провести его и расстрелять совершенно
невиновных людей.
В ноябре - декабре 1989 года в "Неделе" была опубликована серия статей
Леонида Михайлова, в них приведены факты, проясняющие связь ежовских
подручных, а скорее самого Ежова (настолько это было сверхсекретно), с
подготовкой провокации против Тухачевского.
В моем повествовании выше сказано о том, что импульс о наличии заговора
к гитлеровцам пришел из Парижа, от русского белоэмигранта генерала Скоблина.
Были предположения о том, что Скоблин не просто так сказал о заговоре, а это
- продуманная, спланированная и порученная ему акция.
Теперь такое предположение подтверждается документальными материалами,
опубликованными Л Михайловым В них подробно рассказано, как бывший офицер
царской армии Николай Владимирович Скоблин покинул Россию с разбитой армией
Врангеля Он эмигрировал вместе с женой, известной в те годы певицей Надеждой
Плевицкой. Продолжая службу в Российском общевойсковом союзе, дослужился до
генерала.
Бесперспективность белого движения, ностальгия позволили советской
разведке завербовать Скоблина и его жену Так в 1930 году он стал агентом
ОГПУ, ЕЖ/13, под псевдонимом "Фермер".
Я опускаю подробности непростой вербовки и многие дела, которые
совершил по заданию ОГПУ этот очень ценный агент. Он-то и подсунул
дезинформацию о заговоре Тухачевского гитлеровской разведке, которую гестапо
так умело разработало и осуществило Но идея всей этой операции родилась в
кабинете Ежова, а может быть, и у самого Сталина.
Несомненную принадлежность Скоблина к агентуре ОГПУ я подтвержу лишь
одним документом, собственно ручно написанным Скоблиным.
"ЦИК СССР Николая Владимировича Скоблина Заявление.
12 лет нахождения в активной борьбе против советской власти показали
мне печальную ошибочность моих убеждений
Осознав эту крупную ошибку и раскаиваясь в своих проступках против
трудящихся СССР, прошу о персональной амнистии и даровании мне прав
гражданства СССР
Одновременно с ним даю обещание не выступать как активно, так пассивно
против советской власти и ее органов Всецело способствовать строительству
Совет ского Союза и о всех действиях, направленных к подрыву мощи Советского
Союза, которые мне будут известны, сообщать соответствующим
правительственным органам.
10 сентября 1930 г.
Н. Скоблин"
Резолюция начальника Иностранного отдела ОГПУ:
"Заведите на Скоблина агентурное личное и рабочее дело под псевдонимом
"Фермер" - ЕЖ/13".
После исчезновения главы РОВС генерала Кутепова в 1930 году эту самую
крупную и активную белоэмигрантскую организацию возглавил соратник Колчака,
генерал Миллер Евгений Карлович. В 1936 году Скоблин участвовал в похищении
и этого руководителя РОВС. Его тайно вывезли из Гавра на советском корабле.
В Советском Союзе судили и расстреляли. Однако на этом похищении карьера
Скоблина как агента ЕЖ/13 закончилась. Слишком много оказалось против него
улик. С помощью нашей агентуры он бежал в Испанию, где тогда шла гражданская
война. Но там Скоблин исчез навсегда при неизвестных по сей день
обстоятельствах. Скорее всего, был убит по приказу Ежова. Так бесславно
погиб русский генерал, который из патриотических побуждений хотел быть
полезным Родине, но Ежов сделал его причастным к одному из подлейших
преступлений, которое погубило многих советских военачальников. Кстати, были
истреблены все работники НКВД, которые участвовали в подготовке фальшивки о
заговоре Тухачевского,- даже такие крупные, как сам Ежов, его заместитель
Артузов, начальник иностранного отдела ОГПУ (а затем НКВД) Слуцкий, его
заместитель С. Шпигельглас и многие Другие.
Жену Скоблина, после его бегства, судили во Франции за шпионаж в пользу
СССР и соучастие в похищении генерала Миллера Ее приговорили к 20-годам, и
она умерла в тюрьме в 1940 году.
Теперь мы с вами вытянули еще одну нить из сложного клубка
фальсификации заговора. Попробуем размотать и остатки этого клубка.
Монументальное казенное здание Верховного Суда СССР находится на той же
улице Воровского, где и Союз писателей СССР, который размещен в старинном
особняке. Верховный Суд - почти наискосок, но как нелегко и непросто попасть
в то строгое здание и получить доступ к документам, даже тем, о которых уже
десятки раз писалось в наших газетах и журналах. Вот хотя бы к этому "делу"
о "заговоре Тухачевского" Подробности его рассказал мне генерал-лейтенант
юстиции Б. А. Викторов, он участвовал в пересмотре "дела" и реабилитации
погибших военачальников. Но самому мне никак не удавалось посмотреть бумаги,
которые, возможно, лежали в доме почти напротив. Почему-! о было "нельзя".
Кто произносил это категорическое "нельзя" - оставалось неизвестным. Хотя
сам Председатель Верховного Суда СССР В. И. Теребилов относился ко мне
доброжелательно
Но я считал, что обязательно должен ознакомиться с этим делом, с
которого началось массовое истребление командного состава Красной Армии и
которое повлияло на судьбы многих, в том числе и Жукова.
И вот наконец-то на столе передо мной это "дело" о "крупнейшем военном
заговоре в СССР". Папка судебного заседания и приговора В ней уже
пожелтевшие бумаги. Страшно подумать - бумаги эти сломали жизнь Маршалу
Советского Союза Тухачевскому и еще семи крупным военачальникам, ничего,
кроме добра, не сделавшим своему народу. Помимо осужденных, были
репрессированы, тоже ни за что, все члены семей, ближние и дальние
родственники, знакомые и сослуживцы Как снежный ком покатилось это дело с
горы, породив огромный обвал смертей
Листаю страшные страницы. Жуть берет от их казенной обычности!
"Стенограмма-протокол.
Заседание специального судебного присутствия Верховного Суда СССР по
делу Тухачевского М. Н , Якира И Э., Уборевича И. П , Корка А. И., Эйдемана
Р. П., Фельдмана Б. М., Примакова В М, Путны В. К.
Судебное заседание от 11 июня 1937 года. 9 часов утра.
Слушается дело по обвинению в измене Родине, шпионаже и подготовке
террористических актов (далее опять перечисляются фамилии всех
обвиняемых)...
Дело рассматривается в закрытом судебном заседании...
Подсудимым объявляется состав суда: председательствующий - Председатель
Военной Коллегии Верховного Суда СССР армвоенюрист т. Ульрих В. В. Члены
присутствия: зам. наркома обороны СССР, начальник воздушных сил РККА
командарм т. Алкснис Я. И., Маршал Советского Союза т. Буденный С. М.,
Маршал Советского Союза т. Блюхер В. "К., начальник Генерального штаба РККА
командарм 1-го ранга т. Шапошников Б. М, командующий войсками Белорусского
военного округа командарм 1-го ранга т. Белов И П , командующий войсками
Ленинградского военного округа командарм 2-го ранга т Дыбенко П. Е.,
командующий войсками Северо-Кавказского военного округа командарм 2-го ранга
т. Каширин Н. Д. и командир 6-го кавалерийского казачьего корпуса имени
Сталина комдив т. Горячев Е. И.".
Подсудимым разъяснено: дело слушается в порядке, установленном законом
от 1 декабря 1934 года (это означало - участие защитников в судебном
процессе исключается, приговор окончательный и обжалованию не подлежит).
Может быть, увидев такой состав суда, подсудимые даже обрадовались,
потому что перед ними были их товарищи по гражданской войне, которые хорошо
знали об их боевых делах и с которыми они и после войны были в добрых,
дружеских отношениях. Но, однако, как видим, приговор был беспощадный и
однозначный. Даже из краткой стенограммы видно, что бывшие боевые товарищи
добивались от подсудимых признания. Видимо, это объясняется тем, что до
начала заседания судьи были ознакомлены работниками НКВД с той фальшивкой,
которая была подброшена гестапо. И они поверили ей, читая выглядевшие
абсолютно подлинными письма Тухачевского, в которых он излагает планы
заговора по свержению существующей власти Только этим я могу объяснить их
единодушную беспощадность.
Как видно из стенограммы, материалы, изложенные в агентурных сведениях,
на процессе не фигурировали. В деле их тоже нет, их по правилам
контрразведывательных органов нельзя было рассекречивать.
Но в то же время в протоколе и нет никаких конкретных фактов,
подтверждающих те статьи уголовного кодекса, по которым предъявлено
обвинение. Какие конкретные секретные данные были переданы иностранным
разведкам? Какие факты вредительства раскрыты? Ничего конкретного, только
простое называние преступлений, предусмотренных статьями уголовного кодекса,
и ничего больше.
Хитро обдуманный суд над Тухачевским и его соратниками был построен на
контрастах Одна часть подсудимых - Тухачевский, Якир - поначалу
категорически не признавали себя виновными, другая, признаваясь во всем,
"уличала" остальных НКВД хорошо знал характер маршала Тухачевского, учел,
что, оскорбленный до глубины души, он будет вести себя на суде вызывающе
стойко. Зато были отлично обработаны Эйдеман, Уборевич, Фельдман, Путна,
Примаков.
- Вид у Эйдемана, Уборевича, Путны и Фельдмана, был очень странный,-
рассказывал позже один из присутствовавших на суде,- внешне они выглядели
неплохо, но была какая-то странная апатичность и в голосе и в движениях, и
это ненатуральное хладнокровие, с каким они признавали все обвинения, топили
себя и других. Противоположностью им являлись Тухачевский, Якир и Корк,
которые вначале казались ошеломленными, сбитыми с толку поведением других
подсудимых, а потом озлобились, стали чересчур резки. Ульрих часто обрывал
их и угрожал выводом из зала.
- Кто кого судит? - крикнул он Тухачевскому.- Не забывайте, что вы
подсудимый Трибунал не интересует, что вы думаете об Уборевиче и Путне, нас
интересуют ваши преступления перед партией и советским народом, в которых
уличают вас ваши же единомышленники и друзья.
- Да они ненормальные! - крикнул со своего места Якир - Мы не знаем,
что вы с ними сделали?
- Подсудимый Эйдеман,- спрашивает прокурор.- Вы себя чувствуете
нездоровым или ненормальным?
- Нет, я здоров и чувствую себя вполне хорошо,- отвечает Эйдеман, глядя
на прокурора пустым спокойным взглядом.
- Вы даете показания без давления с чьей-либо стороны?
- Да.
- А вы, Уборевич?
- Я тоже здоров
- Вы, Путна?
Путна поднимает бледное лицо и смотрит, как будто не понимая вопроса.
Прокурор раздельно повторяет его.
- Я здоров,- говорит тот флегматично.- Признаю себя виновным без
давления со стороны следствия и трибунала...
Один из главных вопросов к Тухачевскому был о его встречах с немецкими
генералами. На него Тухачевский отвечал так:
- Что касается встреч, бесед с представителями немецкого генерального
штаба, военными атташе в СССР, то они были, носили официальный характер,
происходили на маневрах, приемах. Немцам показывалась наша военная техника,
они имели возможность. наблюдать за изменениями, происходящими в организации
войск, их оснащении. Но все это имело место до прихода Гитлера к власти,
когда наши отношения с Германией резко изменились.
Очень активно допрашивал подсудимых Буденный, выясняя, почему они
недооценивали и старались принизить значение конницы. Якира, например,
Буденный спросил:
- С какой целью вы настаивали на объединении мотополка с кавалерийской
дивизией? Якир ответил:
- Я настаиваю и сейчас...
Якир, будучи серьезно подготовленным военачальником, понимал значение
моторизованных и танковых войск, поэтому и здесь, на суде, отстаивал свою
точку зрения.
Как вредительство со стороны Тухачевского и поддерживающих его в свое
время Уборевича и Якира расценивалось их упорное отстаивание своих взглядов,
касающихся формирования танковых и механизированных соединений за счет
сокращения численности и расходов на кавалерию, которую они считали уже
отживающей, утратившей боевую мощь. Эту точку зрения резко осуждал, выступая
на суде, Буденный.
Так же активно вели себя на суде, и задавали вопросы Блюхер, Белов и в
особенности Алкснис. А когда Тухачевский или Якир пытались разъяснить свою
позицию и взгляды на механизацию современной армии, Ульрих обрывал их:
- Вы не читайте лекцию, а давайте показания!
На вопрос о том, был ли у подсудимых сговор по поводу отстранения
Ворошилова от руководства Красной Армией, подсудимые чистосердечно и
откровенно сказали, что у них были разговоры о необходимости заменить
Ворошилова, человека недалекого и не очень грамотного даже в военных
вопросах При угрозе надвигающейся войны и при необходимости сложной
подготовки армии к предстоящим боевым действиям в новых современных условиях
Ворошилов им казался неспособным выполнить такую ответственную задачу. При
этом подсудимые говорили, что они никакого сговора относительно Ворошилова
между собой не имели, а,намеревались прямо и открыто сказать об этом
Политбюро и правительству.
Однако все это судом было перевернуто и расценено как террористические
намерения по отношению к Ворошилову.
Весь процесс длился один день! Сразу же после вынесения приговора, в
тот же день, 11 июня 1937 года, все осужденные, прекрасные, честнейшие люди,
были расстреляны! Торопился, очень торопился Сталин! То, что все это
вершилось по его прямому указанию, не вызывает сомнения. Но как же так
безропотно могли вершить неправый суд над боевыми товарищами судьи - такие
же, как и они, коммунисты? Но вспомним о "подлинных", собственноручно
подписанных Тухачевским письмах в фашистскую разведку' Как им было не
поверить? А как они могли отнестись к последнему слову командарма, героя
гражданской войны Примакова? Вот что он сказал, глядя прямо в лица судьям и
соседям по скамье подсудимых (привожу стенографическую запись из протокола
судебного заседания)
"Я должен сказать последнюю правду о нашем за говоре. Ни в истории
нашей революции, ни в истории других революций не было такого заговора, как
наш, ни по целям, ни по составу, ни по тем средствам, которые заговор для
себя выбрал Из кого состоит заговор' Кого объединило фашистское знамя
Троцкого? Оно объединило все контрреволюционные элементы, все, что было
контрреволюционного в Красной Армии, собралось в одно место, под одно знамя,
под фашистское знамя в руках Троцкого Какие средства выбрал себе этот
заговор^ Все средства измена, предательство, поражение своей страны,
вредительство, шпионаж, террор Для какой цели? Для восстановления
капитализма. Путь один - ломать диктатуру пролетариата и заменять фашистской
диктатурой Какие же силы собрал заговор для того, чтобы выполнить этот
план?.. Я назвал следствию более 70 человек заговорщиков, которых я
завербовал сам или знал по ходу заговора
Я составил себе суждение о социальном лице заговора, то есть из каких
групп состоит наш заговор, руководство, центр заговора Состав заговора - из
людей, у которых нет глубоких корней в нашей Советской стране потому, что у
каждого из них есть своя вторая родина У каждого из них персонально есть
семья за границей У Якира - родня в Бессарабии, у Путны и Уборевича - в
Литве, Фельдман связан с Южной Америкой не меньше, чем с Одессой, Эйдеман
связан с Прибалтикой не меньше, чем с нашей страной. "
Вот как давно началось это - стремление разложить, разрушить наше
единство, товарищескую общность разными провокационными националистическими
приманками, вернее, обманками.
Знали бы они, члены суда, поддавшиеся этим провокациям, что очень скоро
большинство из них пересядет из судейских кресел на эту же скамью подсудимых
и так же безвинно будет осуждено и расстреляно! Только маршал Блюхер не
дождется расстрела И умрет в тюрьме от зверских истязаний. Да уцелеют из
суден Буденный и Шапошников и, конечно же, Ульрих - самый беспринципный и
хладно кровный палач из всего племени представителей этой профессии.
Через четыре дня после суда над группой Тухачевского был расстрелян и
комбриг Медведев, который за месяц до ареста Тухачевского дал показания, что
в центральных учреждениях Красной Армии существует военно-фашистский центр.
В его деле, кроме "признательных показаний" о том, что он разделял взгляды
троцкистов, никаких других доказательств не было. Во время заседания Военной
коллегии, которая рассматривала его дело под председательством того же
Ульриха, Медведев заявил, что дал ложные показания, что его вынудили на это
истязаниями Но кого теперь это интересовало? Тухачевского и других
участников "заговора" уже расстреляли. И Медведева постигла та же участь.
Наивно после всего, что мы узнали после XX съезда партии, было бы
спрашивать, как могло случиться, что Медведев, Примаков, да и многие другие
обвиняемые, попав в застенки, признавали себя виновными и оговаривали других
И все-таки я задал такой вопрос генерал лейтенанту Борису Алексеевичу
Викторову, о котором я писал выше, опытнейшему работнику военной прокуратуры
После XX съезда он возглавлял группу прокуроров и следователей, которой было
поручено проверить и подготовить к реабилитации дела очень многих жертв
сталинского произвола, в том числе и Тухачевского.
Борис Алексеевич о многом рассказал и даже дал выписки из некоторых
документов, с которыми, мне кажется, необходимо ознакомить читателей.
- Мы не только разбирали следственные и судебные материалы,- сказал
Викторов,- мы разыскали следователей, которые готовили эти дела, и тех, кто
заслуживал, привлекли к ответственности Вот, например, что показал
привлеченный к ответственности за фальсификацию дел следователь центрального
аппарата НКВД Шнейдеман:
- Авторитет Ежова в органах НКВД был настолько велик, что я, как и
другие работники, не сомневался в виновности лица, арестованного по личному
указанию Ежова. хотя никаких компрометирующих данное лицо материалов
следователь не имел. Я был убежден в виновности такого лица еще до его
допроса и потому на допросе стремился любым путем добыть от этого лица
признательные показания...
А вот передо мной выписка из дела другого осужденного, следователя
Радзивиловского:
"Я работал в УНКВД Московской области Меня вызвал Фриновский (начальник
следственного управления НКВД СССР-В. К.) и поинтересовался, проходят ли у
меня по делам какие-л^бо крупные военные? Я ответил, что веду дело на
бывшего комбрига Медведева, занимавшего большую должность в Генштабе, он был
уволен из армии и исключен из партии за принадлежность к троцкистской
оппозиции. Фриновский дал мне задание- "Надо развернуть картину о большом и
глубоком заговоре в Красной Армии, раскрытие которого выявило бы огромную
роль и заслугу Ржова перед ЦК". Я принял ^то задание к исполнению. Не сразу,
конечно, но я добился от Медведева требуемых показаний о наличии в РККА
заговора и о его руководителях О полученных показаниях было доложено Ежову.
Он лично вызвал Медведева на допрос. Медведев заявил Ежову и Фриновскому,
что показания его вымышленные. Тогда Ежов приказал вернуть Медведева любыми
способами к прежним показаниям. Что и было сделано. А заявление Медведева об
отказе от показаний и о пытках не фиксировалось. Протокол же с показаниями
Медведева, добытый под новыми физическими воздействиями на него, был доложен
Ежовым в ЦК..."
Опираясь на показания Медведева, первым арестовали Б М. Фельдмана.
Допрашивать было поручено следователю по особо важным делам Ушакову, он же
Ушиминский.
Борис Алексеевич открывает другие свои записи и продолжает мне
рассказывать:
- Разыскали мы этого Ушакова - Ушиминского. Вот что он показал:
"Арестованный Фельдман категорически отрицал участие в каком-либо заговоре,
тем более против Ворошилова Он сослался на то, что Климент Ефремович учил,
воспитывал и растил его. Я взял личное дело Фельдмана и в результате его
изучения пришел к выводу, что Фельдман связан личной дружбой с Тухачевским,
Якиром и рядом других крупных командиров. Я понял, что Фельдмана надо
связать по заговору с Тухачевским Вызвал Фельдмана в кабинет, заперся с ним
в кабинете, и к вечеру 19 мая Фельдман написал заявление о заговоре с
участием Тухачевского, Якира, Эйдемана и других..."
Что происходило в этом "запертом" кабинете, трудно себе представить,
но, несомненно, что-то ужасное, если военный человек, полный сил и в здравом
рассудке, ломался за такое короткое время и начинал оговаривать себя и
других.
А генерал Викторов продолжает пересказ показаний Ушакова:
"...25 мая мне дали допрашивать Тухачевского, который уже 26-го у меня
сознался... Я, почти не ложась спать, вытаскивал из них побольше фактов,
побольше заговорщиков. Я буквально с первых дней работы поставил диагноз о
существовании в РККА и флоте военно-троцкистской организации, разработал
четкий план ее вскрытия и первый получил такое показание от бывшего
командующего Каспийской военной флотилией Закупнева. Я так же уверенно шел
на Эйдемана и тут также не ошибся..."
Викторов замолк, видно, нелегко ему было все это вспоминать, затем,
листая свои записки, сказал:
- Таких следователей-преступников, как Шнейдеман, Ушаков,
Радзивиловский, оказалось немало Продолжая поиск, мы нашли и того, кто так
"подготовил" Примакова. Вот некоторые выдержки из его объяснения. "Примаков
сидел как активный Троцкие г. Потом его дали мне. Я стал добиваться от нею
показаний о заговоре Он не давал. Тогда его лично допросил Ежов, и Примаков
дал развернутые показания о себе и о всех других организаторах заговора.
Перед тем как везти подсудимых па суд, мы все, принимавшие участие в
следствии, получили указание от руководства побеседовать с подследственными
и убедить их, чтобы они в суде подтвердили показания, данные на следствии. Я
лично беседовал с Примаковым. Он обещал подтвердить показания Кроме охраны
арестованных сопровождали и мы - следова гели Каждый из подсудимых со своим
следователем сидел отдельно от других. Я внушал Примакову, что признание его
в суде облегчит его участь. Таково было указание руководства..."
В моих беседах с Молотовым на его даче заходил разговор о репрессиях.
Однажды я спросил:
- Неужели у вас не возникали сомнения, ведь арестовывали людей, которых
вы хорошо знали по их делам еще до революции, а затем в гражданской войне?
- Сомнения возникали, однажды я об этом сказал Сталину, он ответил:
"Поезжайте на Лубянку и проверьте сами, вот с Ворошиловым" В это время в
кабинете был Ворошилов. Мы тут же поехали. В те дни как раз у нас были
свежие недоумения по поводу ареста Постышева. Приехали к Ежову. Он приказал
принести дело Постышева. Мы посмотрели протоколы допроса. Постышев признает
себя виновным. Я сказал Ежову: "Хочу поговорить с самим Постышевым". Его
привели Он был бледный, похудел и вообще выглядел подавленным. Я спросил его
- правильно ли записаны в протоколах допроса его показания? Он ответил
-правильно Я еще спросил- "Значит, вы признаете себя виноватым?" Он помолчал
и как-то нехотя ответил:
"Раз подписал, значит, признаю, чего уж тут говорить..."
Вот так было дело. Как же мы могли не верить, когда человек сам
говорит?
В другой раз я спросил Молотова о "заговоре" Тухачевского.
- Крупнейшие военачальники, в гражданской войне столько добрых дел
свершили, вы всех хорошо знали, не было ли сомнения насчет их вражеской
деятельности?
Молотов твердо и даже, я бы сказал, жестко ответил:
- В отношении этих военных деятелей у меня никаких сомнений не было, я
сам знал их как ставленников Троцкого это его кадры. Он их насаждал с далеко
идущими целями, еще когда сам метил на пост главы государства Очень хорошо,
что мы успели до войны обезвредить этих заговорщиков, если бы это не
сделали, во время войны были бы непредсказуемые последствия, а уж потерь
было бы больше двадцати миллионов, в этом я не сомневаюсь. Я всегда знал
Тухачевскою как зловещую фигуру
Кривил душой в этом разговоре Вячеслав Михайлович? Возможно Потому что
был соучастником в репрессиях. Желание отвести от себя вину в его ответах
ощущается.
Но познакомьтесь с любопытнейшим совпадением мнения Троцкого с тем, что
говорил Молотов. Цитирую из его книги "Сталин":
Троцкий в этом месте пишет о себе в третьем 'лице, сообщаю об этом,
дабы читатели не усомнились в подлинности цитаты
"Все те, которые возглавляли Красную Армию в сталинский
период-Тухачевский, Егоров; Блюхер, Якир, Уборевич, Дыбенко, Федько,- были в
свое время выделены на ответственные военные посты, когда Троцкий стоял во
главе военного ведомства, в большинстве случаев им самим, во время объезда
фронтов и непосредственного наблюдения их боевой работы. Именно они отстояли
революцию и страну. Если в 1933 г. выяснилось, что Сталин, а не кто-либо
другой строил Красную Армию, то на него, казалось бы, падает и
ответственность за подбор такого командного состава. Из этого противоречия
официальные историки выходят не без трудностей, но с честью: назначение
изменников на командные посты ложится ответственностью целиком на Троцкого:
зато честь одержанных этими изменниками побед безраздельно принадлежит
Сталину".
Логика на стороне Троцкого. Но и слова Молотова о том, чьи это кадры,
Троцкий фактически подтверждает.
Предвижу много возражений по поводу вышеизложенного. Однако, перед тем
как будут написаны обвинительные письма в мой адрес, прошу обратить внимание
на два обстоятельства: первое - оценки, приведенные выше, не мои, второе - я
обещал писать, ничего не утаивая.
ИСТРЕБЛЕНИЕ КОМАНДИРОВ, ПОЛИТРАБОТНИКОВ
В свое время, сокращая расходы на армию и выкраивая деньги на
восстановление хозяйства, Ленин говорил в докладе на VIII съезде Советов:
"Мы рассчитываем, что громадный опыт, который за время войны приобрела
Красная Армия и ее руководители, поможет нам улучшить теперь ее качества. И
мы добьемся того, что при сокращении армии мы сохраним такое основное ядро
ее, которое не будет возлагать непомерной тяжести на республику в смысле
содержания, И в то же время при уменьшенном количестве армии мы лучше, чем
прежде, обеспечим возможность в случае нужды снова поставить на ноги и
мобилизовать еще большую военную силу" (4)
Сокращение военных расходов было вынужденной мерой, и практическое ее
осуществление привело к тому, что, по словам Фрунзе, "собственно боевых
элементов армии" оставалось очень мало. Фрунзе подчеркивал (это было сказано
им в 1925 году); "При таком положении ясно, настоящей армии в истинном
смысле этого слова... у нас нет. У нас есть только кадры, только остов
будущей армии"
И вот этот действительно остов, состоявший из грамотных, хорошо
подготовленных командиров, способных принять на себя развертывание армии на
случай войны, почти весь этот остов в период Сталинских репрессий был
уничтожен. Более 40 тысяч командиров, от маршалов до командиров полков и
ниже, в течение трех лет, 1937-1939 годы, были репрессированы, и большинство
из них было расстреляно. Почти все командиры старшего и высшего командного
состава имели опыт первой мировой и гражданской войн.
7 июня 1937 года, еще до того, как прошел процесс Тухачевского и
других, Ворошилов издал приказ НКО No 072. В нем сообщалось, что с 1 по 4
июня 1937 года в присутствии членов правительства состоялся Военный совет
при Народном комиссариате обороны СССР На заседании Военного совета был
заслушан и обсужден доклад Ворошилова о раскрытой НКВД "предательской,
контрреволюционной, военно-фашистской организации, которая, будучи строго
законспирированной, долгое время существовала и проводила подлую подрывную
вредительскую и шпионскую работу в Красной Армии". Дальше Ворошилов называл
фамилии всех тех, которым еще только предстояло предстать перед судом. В
конце приказа говорилось: "Нет уверенности в том, что все заговорщики
выявлены".
21 июня 1937 года, после того как состоялся процесс, был издан
совместный приказ НКО и НКВД No 082 "Об освобождении от ответственности
военнослужащих участников контрреволюционных и вредительских фашистских
организаций, раскаявшихся в своих преступлениях, добровольно явившихся и без
утайки рассказавших обо всем ими совершенном и своих сообщниках" Этот приказ
был доведен до всего личного состава армии и флота Напомню также, что Сталин
в своих неоднократных выступлениях в 1937 году перед многими аудиториями
требовал до конца выкорчевать "врагов народа", "сигнализировать" об их
действиях. Само собой разумеется, что после таких приказов и призывов пошел
поток доносов, писем, анонимок, которые в НКВД принимали без всякой
проверки. Начались повальные аресты.
Военные при службе в частях и при перемещениях из округа в округ, из
соединения в соединение всегда получали соответствующие аттестации Эти
аттестации давались и подписывались старшими военачальниками. И вот как
только этот старший военачальник попадал в тюрьму, то его добрые слова,
написанные в аттестации по адресу того или иного подчиненного,
воспринимались как похвала "врага народа". Теперь очень легко было приписать
любому из командиров связь с "врагом народа", что и делали работники НКВД.
Кроме арестов шла еще чистка армии по политическим соображениям,
которой, кстати, занимались и те, кому вскоре предстояло самим стать
жертвами репрессий
Так, например, начальник Управления кадров командного состава комкор Б
М Фельдман, расстрелянный в июне 1937 года, докладывал в январе этого же
года заместителю наркома обороны СССР Я. Б. Гамарнику (застрелившемуся через
несколько месяцев) проект документа "О введении условного шифра "О. У "
(особый учет-В. К.) в отношении лиц начсостава, увольняемых по
политико-моральным причинам ". Если на приказе об увольнении командира из
армии стоял этот секретный шифр, такие лица брались "на особый учет с тем,
чтобы не приписывать их к войсковым частям, не зачислять в переменный состав
территориальных частей, не призывать в РККА по отдельным заданиям и нарядам
и не направлять в войска в начальный период войны". С таким шифром были
уволены из армии тысячи командиров, и почти все они сразу же по прибытии на
место жительства арестовывались, как только местные органы НКВД видели на их
документах шифр "О. У."; он, собственно, был сигналом для ареста.
В конце декабря 1937 года по указанию Ворошилова из округов были
затребованы списки на всех немцев, латышей, поляков, эстонцев, литовцев,
финнов, корейцев, китайцев и лиц других национальностей, не входивших тогда
в Советский Союз. Кроме того, в этом приказе говорилось: "Выявить всех
родившихся, проживавших или имеющих родственников в Германии, Польше и
других иностранных государствах и наличие связи с ними".
Списки такие были получены, и все эти командиры вне зависимости от их
честности, опыта работы, партийности, участия в гражданской войне, отличий
по защите Родины были уволены из Красной Армии. И кроме того, по приказанию
Ворошилова списки этих уволенных в запас командиров направлялись в НКВД.
Нетрудно догадаться об их дальнейшей судьбе.
Одним из уволенных по этому приказу был комдив Сердич Данило Федорович,
которого высоко ценил и любил Жуков. Сердич командовал дивизией, в годы
гражданской войны он проявил себя исключительно храбрым человеком, был
награжден двумя орденами Красного Знамени и Почетным оружием. В дни
Октябрьской революции он командовал сводным отрядом Красной гвардии в
Петрограде и был одним из активнейших участников революции. Член партии с
1918 года, рабочий. это был прекрасный во всех отношениях человек. Но по
национальности он был серб, и этого оказалось достаточно, чтобы под общую
метелку его уволили. Ну а как только он с этим злополучным шифром "О У "
вышел из рядов армии, его тут же арестовали и расстреляли.
Назначенный в январе 1937 года начальником Политического управления
Красной Армии Л. 3 Мехлис был особо доверенный человек Сталина, он работал у
него помощником и убедил "хозяина" в своей беспредельной преданности. Мехлис
был человек энергичный, предельно самоуверенный и грубый. Он создал в
Красной Армии обстановку сплошного недоверия. Мехлис произвел буквально
опустошение в округах, частях да и в центральном аппарате Наркомата обороны.
Ему по установленному им графику шли доклады о чистке в армии.
Вот только одно из многих донесений, которые направлялись Мехлису.
Комиссар одной механизированной бригады докладывал ему, что только за июнь -
июль месяцы 1938 года в бригаде было разоблачено и арестовано 13 врагов
народа, "оказавшихся шпионами разных государств". И далее: "представлено на
увольнение, как не внушающих политического доверия, только одних
"зарубежников" и связанных с зарубежьем 52 человека". "Не внушали доверия" -
один потому, что был близок с Уборевичем, другой - потому, что поляк по
национальности, третий - потому, что у него жена полька. У человек сорока
начсостава - беспартийных, а также коммунистов - родственники его или жены
оказались арестованными, "некоторые из них замкнулись, перестали быть
активными" - они, естественно, тоже уже не внушают политического доверия. И
это только в одной бригаде! По одному этому письму нетрудно представить,
какая обстановка сложилась в тот период во многих частях, соединениях и
штабах.
В Академии Генерального штаба в 1937 году были арестованы крупнейшие
ученые, создатели военных трудов, в том числе и военно-исторических,-
Верховский, Вакулич, Свечин, Алкснис, Баторский, Алафузо, Ма-левский, Жигур,
Михайлов, Циффер и другие. Такие же повальные аресты были учинены и в других
академиях и воинских частях. Арестованы и расстреляны почти все командующие
военными округами.
Генерал Тодорский, сам просидевший много лет в тюрьмах и лагерях, а
после освобождения принимавший участие в работе комиссии по пересмотру в
реабилитации многих военачальников, сделал страшные подсчеты. Эта таблица
опубликована много раз, но я привожу ее, учитывая достоверность этих данных.
В Красной Армии перед войной
Было репрессировано:
- пять Маршалов Советского Союза - трое (Тухачевский, Егоров, Блюхер);
- два армейских комиссара первого ранга - оба;
- два флагмана флота 1 ранга - оба;
- два флагмана флота 2 ранга - оба;
- шесть флагманов 1 ранга - все шестеро;
- пятнадцать флагманов 2 ранга - девять;
- четыре командарма 1 ранга - два;
(что соответствует современному званию генерала армии)
- двенадцать командармов 2 ранга - двенадцать;
- пятнадцать комиссаров 2 ранга - пятнадцать;
- 67 командиров корпусов - шестьдесят;
- 28 корпусных комиссаров - двадцать пять;
- 199 командиров дивизий - 136;
- 97 дивизионных комиссаров - 79;
- 397 командиров бригад - 221;
- 36 бригадных комиссаров - 34.
Я очень советую перечитать воспоминания генерала А. В. Горбатова,
опубликованные в свое время А. Твардовским в "Новом мире" Заместитель (в
1937 году) командира корпуса, которым командовал Жуков, А. В. Горбатов
входит одной единицей в числа, приведенные в таблице Тодорского. А когда
прочтете, каким издевательствам и истязаниям он подвергался, как умудрился
выстоять и как он, чудом освобожденный, потом замечательно руководил
войсками в крупнейших операциях на Курской дуге, при форсировании Днепра,
был - после Берзарина - комендантом Берлина, еще раз вернитесь к этой
потрясающей статистике, перечитайте ее медленно, помня, что каждый, из кого
сложились эти цифры, прошел такие же пытки, а может быть, и более тяжкие, и
понимая при этом, сколько таких же замечательных людей погибло в сталинских
застенках... Погибли самые опытные, талантливые и преданные Родине
защитники, которые в годы войны принесли бы огромную пользу.
Горбатов в своих мемуарах пишет, что, когда грянула война, его "до пота
прошибли прежние опасения: как же мы будем воевать, лишившись стольких
опытных командиров еще до войны? Это, несомненно, была по меньшей мере одна
из главных причин наших неудач, хотя о ней не говорили или представляли дело
так, будто 1937-1938 годы, очистив армию от "изменников", увеличили ее
мощь".
Как "увеличилась" ее мощь, можно судить и по уже приведенным фактам и
цифрам, и по тем, о которых я скажу дальше.
Так, на сборах командиров полков, проведенных летом 1940 года, из 225
командиров полков ни один не имел академического образования, только 25
окончили военные училища и 200 - курсы младших лейтенантов! В 1940-м,
предвоенном году более 70 процентов командиров полков, 60 процентов военных
комиссаров и начальников политотделов соединений работали в этих должностях
около года. Значит, все их предшественники (а порой не по одному на этих
должностях) были репрессированы.
Всего в 1937 и 1938 годах из армии и военно-морского флота было уволено
около 44 тысяч человек командно-начальствующего состава, в том числе более
35 тысяч из сухопутных войск, около трех тысяч из военно-морского флота и
более 5 тысяч из ВВС. Почти весь высший и старший командный состав и
политические работники этого уровня были после ареста расстреляны, а многие
умерли в заключении.
Шли такие повальные аресты, что в одном ид документов, написанных после
XX съезда партии, сказано "Точных данных о количестве арестованных в 1937
1938 гг. в вооруженных силах не найдено".
Репрессии приобретали такие гигантские размеры, что Центральный Комитет
уже не мог на это не реагировать В январе 1938 года был проведен Пленум по
вопросу "Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии, о
формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из ВКП(б) и о
мерах по устранению этих недостатков" Постановление требовало прекратить
огульные репрессии и тщательно разбирать каждое отдельное обвинение,
выдвинутое против члена партии Этим постановлением Сталин вводил в
заблуждение партию и народ, делая вид, будто он не знал о массовых
репрессиях, а теперь вот, узнав, восстанавливает справедливость. Многие
верили этому, да и в наши дни кое-кто верит.
Однако снежный ком уже был пущен с горы, решения этого Пленума не
выполнялись. Кровавая вакханалия продолжалась вплоть до последних дней
Сталина, то есть до 1953 года.
Пытаясь выполнить решение январского Пленума 1938 года, начальник
Управления по командному и начальственному составу РККА Е. А. Щаденко создал
комиссию и поручил ей подготовить материалы о пересмотре ответов на жалобы в
соответствии с решением Пленума. Так вот, в представленных ему материалах
говорилось: "В настоящее время имеется: 20 тысяч совершенно не рассмотренных
жалоб, 34 тысячи не разрешенных окончательно жалоб . .за последние 4 месяца
только в аппарат ГВП РККА поступило свыше 100 тысяч жалоб". В результате
работы комиссии какая-то небольшая часть командиров была восстановлена в
армии, в их числе, кстати, был комдив К. К. Рокоссовский, комдивы В. А.
Юшкевич - командир 13-го стрелкового корпуса; А А. Трубников - командир 59-й
стрелковой дивизии; В. Д. Цветаев - командир 57-й стрелковой дивизии,
дивизионный инженер И. П. Граве - преподаватель артиллерийской академии и
другие.
Только за один 1938 год на вышестоящие должности в армии - от
командующих войсками округов до командиров батальонов и дивизионов - было
выдвинуто 38 тысяч 702 человека Вынуждены были назначать командиров
небольших звеньев сразу на очень ответственные должности Так, например,
капитан Ф Н. Матыкин, бывший командир батальона, был назначен Сразу
командиром стрелковой дивизии; капитан И Н. Нескубо, начальник полковой
школы, назначен сразу командиром стрелковой дивизии, майору К. М Гусеву,
командиру эскадрильи, присвоено звание комдива, и он сразу же был назначен
командующим ВВС Белорусского военного округа; старший лейтенант И И Конец
получил воинское звание полковника и был назначен зам. командующего ВВС
Ленинградского военного округа, а к началу войны он уже генерал - командовал
ВВС Западного фронта. В первый день войны, увидев огромные потери нашей
авиации от бомбежки немцев, Копец не выдержал потрясения и застрелился.
К середине 1938 года в армии накопилось столько "временно исполняющих
должности", что нарком обороны был вынужден издать приказ "О ликвидации
вридства ". Этим приказом нарком разрешал утверждать в должности всех
"временно исполняющих", проработавших на этом месте не менее двух месяцев.
За 1937 1938 годы были сменены все (кроме Буденного) командующие
войсками округов, 100 % заместителей командующих войсками округов и
начальников штабов округов, 88,4 % командиров корпусов и 100 % их помощников
и заместителей; командиров дивизий и бригад сменилось 98,5 %, командиров
полков - 79 %, начальников штабов полков - 88 %, командиров батальонов и
дивизионов - 87 %, состав облвоенкомов сменился на 100 %; райвоенкомов - на
99 %.
К началу войны Красная Армия и Военно-Морской Флот пришли с почти
истребленным основным костяком армии, на который Ленин и Фрунзе надеялись
опереться при развертывании армии в случае войны. В целом в период
сталинских репрессий было истреблено высшего и старшего командного состава
больше, чем мы потеряли его за все четыре года войны.
Широко известен у нас маршал Рокоссовский - яркий талант, светлый,
высокоинтеллигентный ум, обаятельный и в то же время решительный и твердый
военачальник. Не сомневаюсь, немало таких же было среди тысяч погибших в
сталинских застенках и лагерях оклеветанных "врагов народа". Рокоссовский
тоже носил зэковский бушлат; и блестящий талант полководца и внешняя, чисто
человеческая его красота могли погибнуть в "лагерной пыли" или в лубянском
подвале, как это случилось с Тухачевским, Уборевичем, Егоровым и десятками
тысяч других, так не хватавших нам в годы войны офицеров и генералов.
Десятки тысяч. И это только военных!
1 февраля 1954 года по требованию Н. С. Хрущева была составлена для
него справка о репрессированных по контрреволюционным обвинениям за период с
1921 года до 1 февраля 1954 года. Этот документ был подписан Генеральным
прокурором Р. Руденко, министром внутренних дел СССР С. Кругловым и
министром юстиции СССР К. Горшениным.
В справке указано: за этот период было приговорено Коллегией ОГПУ,
тройками НКВД, Особым совещанием, Военной коллегией, судами и военными
трибуналами 3777380 человек, в том числе к высшей мере наказания 642 980, к
содержанию в лагерях и тюрьмах на срок от 25 леч и ниже - 2 369 220 человек,
к ссылке и высылке-765180 человек Из общею числа репрессированных только 877
000 осуждены судами, военными трибуналами. Спецколлегией и Военной
коллегией. Судьба остальных около 2 900 000 человек -решалась внесудебным
порядком - Коллегией ОГПУ, тройками НКВД и Особым совещанием.
Существуют и другие подсчеты с еще более астрономическими цифрами. Но
даже этот официальный документ вопиет:
- Только чума или холера в давние времена производили подобные
опустошения в народе!
ГЛАВА, ИЗЪЯТАЯ ИЗ РУКОПИСИ
Читая первое издание книги Г. К Жукова "Воспоминания и размышления", я
удивлялся, что Георгий Константинович, называя своих командиров - Уборевича,
Сердича и многих других, говорит об их высоких командирских качествах,
прекрасных отношениях с ними и на этом ставит точку. А о том, что они были
расстреляны, он, прямой и смелый человек, упоминает вскользь или вообще
умалчивает. Все это выглядело тем более странно, что книга была написана им
уже после XX съезда КПСС - первое ее издание вышло в 1969 году, когда вроде
бы не было причин для недомолвок или умолчания.
Все прояснилось, когда на моем письменном столе оказался наконец-то
первый вариант воспоминаний Жукова .(5)
Знакомясь с рукописью Георгия Константиновича, я нашел на ее полях
замечания "руководящих товарищей", которые высказывали пожелания не только
по поводу репрессий, но и по поводу освещения тех или иных боевых действий,
оценок некоторых генералов и т. д.
Были, например, такие строгие вопросы: "Надо ли это ворошить?", "В этом
нельзя кого-либо отдельно обвинять". Жуков на эти замечания писал короткие
ответы, под каждым расписывался и ставил дату. Таких "перебранок" на полях
рукописи много. Вот одна, характерная. Сначала приведу замечание, на которое
Жуков реагировал: "Что касается оценок действий генералов - ради бога,
сведите их к минимуму.. невозможно над всеми "и" поставить точки... Ведь все
это так или иначе описано в Истории, как полной, так и краткой... Я думаю -
оставлять только принципиально важное, находить мажорное (ведь было же оно)
при общем бедствии, которое уже сто раз описано..."
Жуков перевернул эту страницу, на полях ему было тесно, и размашистым
своим почерком ответил:
"1) Я пишу то, что было, и не стараюсь подделаться под тех, кто писал
Историю.
2) Писать только мажорное - значит допускать большие погрешности против
правдивости. Прилизанная и приглаженная история сослужит отрицательную роль
в раскрытии хода Отечественной войны".
Жуков, как видим, сопротивлялся, а "правщики" и члены специальных
"комиссий", выполняя указания "всесильных", убирали из текста целые
страницы, особенно то, что касается репрессий. В этом я окончательно
убедился, прочитав главу "Командование 3-м кавалерийским и 6-м казачьим
корпусами". Опубликованный в книге Г. К. Жукова текст не совпадает С текстом
его рукописи.
Я приведу рукописный текст с некоторыми сокращениями, и, думаю, без
объяснений читателям станет ясно и отношение Жукова к сталинским репрессиям,
и то, как он сам едва не стал одной из жертв этого истребительного
беззакония.
Вот что писал об этом Жуков:
"1937 год в истории советского народа и Советских Вооруженных Сил
занимает особое место. Этот год был тяжелым испытанием идейной крепости
советского народа, идущего под знаменем марксизма-ленинизма вперед к
коммунизму.
Двадцать лет существования Советской власти, двадцать лет тяжелой
борьбы и славных побед, одержанных советским народом в борьбе с внутренней
контрреволюцией и внешними врагами, развитие экономики и культуры, успехи,
достигнутые на всех участках строительства социализма, продемонстрировали
величие идей Октябрьской революции .
...Своей борьбой, своей кровью народ доказал непоколебимую преданность
делу нашей ленинской партии. Однако советскому народу и партии пришлось
тяжело поплатиться за беспринципную подозрительность политического
руководства страны, во главе которой стоял И. В. Сталин.
В Вооруженных Силах было арестовано большинство командующих войсками
округов и флотов, членов Военных советов, командиров корпусов, командиров и
комиссаров соединений, частей. Шли массовые аресты и среди крупных честных
работников органов государственной безопасности.
В стране создалась жуткая обстановка. Никто никому не доверял. Люди
стали бояться друг друга, избегали встреч и разговоров, а если нужно было -
старались говорить в присутствии третьих лиц - свидетелей. Страх породил
небывалую по размерам клеветническую эпидемию. Клеветали зачастую на
кристально честных людей, а иногда на своих близких друзей. И все это
делалось из-за страха оказаться человеком, подозреваемым в нелояльности. И
эта тяжелая обстановка продолжала накаляться.
Большинство людей от мала до велика не понимало, что происходит, почему
так широко распространились среди нашего народа аресты. И не только члены
партии, но и беспартийные люди с недоумением и внутренним страхом смотрели
на все выше поднимающуюся волну арестов, и, конечно, никто не мог открыто
высказать свое недоумение, свое неверие в то, что арестовывают
действительных врагов народа и что арестованные действительно занимались
какой-либо антисоветской деятельностью или состояли в контрреволюционной
организации Каждый честный советский человек, ложась спать, не мог твердо
надеяться на то, что его не заберут этой ночью в тюрьму по какому-нибудь
клеветническому доносу
По существующему закону и по здравому смыслу органы должны были бы
вначале разобраться в виновности того или иного лица, на которого поступила
анонимка, сфабрикованная ложь или клеветническое показание арестованного,
вырванное под тяжестью телесных пыток, применяемых следственным аппаратом по
особо важным делам органов государственной безопасности Но в то тяжкое время
существовал другой порядок - вначале арест, а потом разбирательство дела. И
я не знаю случая, чтобы невиновных людей тут же отпускали обратно домой.
Нет, их держали долгие годы в тюрьмах, зачастую без дальнейшего ведения дел,
как говорится, без суда и следствия.
В 1937 году был арестован как "враг народа" командир 3-го конного
корпуса Данило Сердич. Что же это за "враг народа"?
Д Сердич, по национальности серб, с первых дней существования Красной
Армии встал под ее знамена и непрерывно сражался в рядах Первой Конной армии
с белогвардейщиной и иностранными интервентами. Он был храбрейшим
командиром, которому верили, и смело шли в бой за ним прославленные
бойцы-конар-мейцы. Но вот и Сердича арестовали. Кто из хорошо знавших
Сердича мог поверить в его виновность?
Через несколько недель после ареста комкора Сердича я был вызван в
город Минск, в вагон командующего войсками округа.
Явившись в вагон, я не застал командующего войсками округа, обязанность
которого в то время выполнял комкор Мулин, который месяца через два сам был
арестован как "враг народа", хотя он был старым большевиком и многие годы
просидел В царской тюрьме за свою революционную деятельность В вагоне меня
принял только что назначенный член Военного совета округа Голиков Филипп
Иванович (ныне Маршал Советского Союза)...
Задав мне ряд вопросов биографического порядка, он спросил, нет ли у
меня родственников или друзей, которые арестованы. Я ответил, что не знаю,
так как не держу никакой связи со своими многочисленными родственниками Что
же касается близких родственников - матери и сестры, то они живут в
настоящее время п деревне в Угодско-Заводском районе И работают в колхозе в
деревне Стрелковка. Из знакомых и "друзей много арестованных. Голиков
спросил:
- Кто именно? Я ответил:
- Хорошо знал арестованного Уборевича, комкора Сердича, комкора
Вайнера, комкора Ковтюха, комкора Кутякова, комкора Косогова, комдива Бориса
Верховского, комкора Грибова, комкора Рокоссовского.
- Ас кем из них вы дружили3 - спросил Голиков.
- Дружил с Рокоссовским и Данилой Сердичем С Рокоссовским учился в
одной группе на Курсах усовершенствования командного состава кавалерии в
Ленинграде и совместно работал в 7-й Самарской кавдивизии. Дружил с комкором
Косоговым и комдивом Верховским при совместной работе в инспекции кавалерии.
Я считал этих людей патриотами нашей Родины и честнейшими коммунистами,-
ответил я.
- А сейчас вы о них такого же мнения? - глядя на меня в упор, спросил
Голиков.
- Да, и сейчас.
Голиков резко встал с кресла и, побагровев, грубо сказал-
- А не опасно ли будущему комкору восхвалять врагов народа?
Я ответил, что не знаю, за что их арестовали, но думаю, что произошла
какая-то ошибка Я почувствовал, что Голиков настроился по отношению ко мне
на недоброжелательный тон, видимо, он не был удовлетворен моими ответами.
Порывшись в своей объемистой папке, он достал бумагу и минут пять ее читал,
а потом сказал.
- Вот в донесении комиссара 3-го конного корпуса Юнга сообщается, что
вы бываете до грубости резким в обращении с подчиненными, командирами и
политработниками и что иногда недооцениваете роль и значение политических
работников Верно ли это?
- Верно, но не так, как вам пишет Юнг,- ответил я - Я бываю резок не со
всеми, а только с теми, кто халатно относится к выполнению порученного ему
дела и безответственно несет свой долг службы. Что касается роли и значения
политработников, ТО я не ценю тех, кто формально выполняет свой партийный
долг, не работает над собой и не помогает командирам в решении
учебно-воспитательных задач; тех, кто занимается критиканством
требовательных командиров, занимается демагогией там, где надо проявить
большевистскую твердость и настойчивость
- Есть сведения, что без вашего ведома ваша жена крестила в церкви у
попа вашу вторую дочь Эллу. Верно ли это? - продолжал Голиков.
Я ответил.
- Это очень неумная выдумка Поражаюсь, как мог Юнг, будучи неглупым
человеком, сообщить такую чушь, тем более что он, прежде чем писать, должен
был бы произвести расследование.
Дальнейший разговор был прерван приходом в вагон исполняющего должность
командующего войсками Округа Мулина. Раньше я никогда не встречался с
Мулииым, но слышал о нем немало хорошего. После предварительного короткого
разговора Мулин сказал:
- Военный совет округа думает назначить вас на должность командира 3-го
конного корпуса. Как вы лично относитесь к этому предложению?
Я ответил-
- Готов выполнять любую работу, которая мне будет поручена.
- Ну вот и отлично,- сказал Мулин.
Член Военного совета Голиков молча протянул Мулину донесение комиссара
3-го конного корпуса Юнга, отдельные места которого были подчеркнуты красным
карандашом.
Мулин прочитал это донесение и, немного подумав, сказал:
- Надо пригласить Юнга и поговорить с ним. Я думаю, что здесь много
наносного. Голиков молчал.
- Езжайте в дивизию и работайте Я свое мнение сообщу в Москву. Думаю,
что вам скоро придется принять 3-й корпус.
Распростившись, я уехал в дивизию и принялся за работу.
Прошло не менее месяца после встречи и разговора с Голиковым и Мулиным,
а решение из Москвы все не поступало. Я считал, что Ф. И. Голиков, видимо,
сообщил обо мне в Москву свое отрицательное мнение, которое у него
сформировалось на основе лживого донесения Юнга. Откровенно говоря, я
отчасти даже был доволен тем, что не получил назначения на высшую должность,
так как тогда шла какая-то особо активная охота на высших работников со
стороны органов государственной безопасности. Не успеют выдвинуть на высшую
должность, глядишь, а он уже взят под арест как "враг народа" и пропал,
бедняга, в подвалах НКВД. С другой стороны, дела в 4-й кавалерийской дивизии
шли по-прежнему хорошо, и я радовался за дивизию .
Однако вскоре все же был получен приказ наркома обороны о назначении
меня командиром 3-го конного корпуса...
Через две недели мне удалось детально ознакомиться с состоянием дел во
всех частях корпуса, и, к сожалению, должен был признать, что в большинстве
частей корпуса в связи с арестами резко упала боевая и политическая работа
командного состава, понизилась его требовательность к личному составу, а как
следствие понизилась дисциплина и вся служба. В ряде случаев демагоги
подняли голову и пытались терроризировать требовательных командиров,
пришивая им ярлыки "вражеского подхода" к воспитанию личного состава...
Пришлось резко вмешаться, кое-кого решительно одернуть и поставить
вопрос так, как этого требовали интересы дела. Правда, при этом лично мною
была в ряде случаев допущена повышенная резкость, чем немедленно
воспользовались некоторые беспринципные работники дивизии. На другой же день
на меня посылались донесения в округ с жалобами Голикову - члену Военсовета,
письма в органы госбезопасности "о вражеском воспитании кадров"" со стороны
командира 3-го конного корпуса Жукова Г. К. и т. п.
Вскоре после принятия корпуса мне позвонил командир 27-й кавалерийской
дивизии Белокосков Василий Евлампиевич и сообщил, что в его частях резко
упала дисциплина. Спрашиваю:
- А что делает лично командир дивизии Белокосков?
Он ответил, что командира дивизии сегодня вечером разбирают в
парторганизации, а завтра наверняка посадят в тюрьму. По телефонному
разговору я понял, что Василий Евлампиевич Белокосков серьезно встревожен,
если не сказать больше. Подумав, я ему сказал:
- Сейчас же выезжаю к вам в дивизию. Через два часа буду.
В штабе дивизии меня встретил В. Е. Белокосков. Я поразился его
внешнему виду. Он был чрезмерно бледен, под глазами залегли темные впадины,
губы нервно подергивались после каждой фразы. Я спросил:
- Василий Евлампиевич, что с вами? Я ведь вас хорошо знаю по 7 и
Самарской кавдивизии, где вы отлично работали, были уважаемы всей
парторганизацией, а теперь вас просто не узнать. В чем дело?
- Идемте, товарищ командир корпуса, на партсобрание,- ответил он,- там
сегодня меня будут исключать из партии, а что будет дальше - мне все равно.
Я уже приготовил узелок с бельем.
Началось партсобрание. Повестка дня: персональное дело коммуниста
Белокоскова Василия Евлампиевича. Докладывал секретарь дивизионной
парткомиссии Суть дела: коммунист Белокосков был в близких отношениях с
врагами народа Сердичем, Рокоссовским Уборевичем и так далее, а потому он не
может пользоваться доверием партии. Кроме того, Белокосков недостаточно
чутко относится к командирам, политработникам, слишком требователен по
службе. Обсуждение заняло около трех часов. Никто в защиту Белокоскова не
сказал ни единого слова. Дело явно шло к исключению его из партии.
Исполняющий должность комиссара корпуса Новиков по существу поддержал
выступавших и сделал вывод, что Белокосков не оправдал звание члена партии.
Я попросил слова и выступил довольно резко. Я сказал:
- Давно знаю Белокоскова как примерного члена партии, чуткого товарища,
прекрасного командира. Что касается его связей с Уборевичем, Сердичем,
Рокоссовским и другими, то эти связи были чисто служебными, а кроме того,
пока еще неизвестно, за что они арестованы, Сердич и Рокоссовский. А так как
никому из нас не известна причина ареста, зачем же мы будем забегать вперед
соответствующих органов, которые по долгу своему должны объективно
разобраться в степени виновности арестованных и сообщить нам, кто с ними был
связан по вопросам, за которые их привлекли к ответственности. Что касается
других вопросов, то это очевидные мелочи и они не имеют принципиального
значения, а товарищ Белокосков сделает для себя соответствующие выводы.
В этом выступлении было что-то новое, и члены партии загудели:
- Правильно, правильно. Председатель спросил, будет ли кто еще
выступать. Кто-то сказал:
- Есть предложение комкора Жукова ограничиться обсуждением.
Других предложений не поступало. Постановили:
предложить В Е. Белокоскову учесть в своей работе замечания
коммунистов.
Когда мы шли с партсобрания, я видел, как Василий Евлампиевич украдкой
вытер глаза. Я уверен, что он плакал от сознания того, что остался в рядах
нашей славной большевистской партии и может продолжать в ее рядах работу на
благо нашего народа, на благо нашей великой Родины Я не подошел к нему,
считая, что лучше пусть он наедине с собой переживет миновавшую тяжелую
тревогу за свою судьбу и душевную радость за справедливость партийной
организации.
Прощаясь, мы крепко пожали друг другу руки, я сделал вид, что не
заметил следов слез на его лице Он не сказал мне ни слова, но его горячее
рукопожатие было убедительнее и дороже всяких слов Я был рад за него и не
ошибся в В Е Белокоскове.
Всю свою жизнь (он умер в 1961 году) Василий Евлампиевич был
достойнейшим коммунистом, скромным тружеником и умелым организатором всех
дел, которые ему поручались... Был всегда спокойным и надежным товарищем, а
не заступись я за него в 1937 году, могло быть все иначе.
К сожалению, многие честные коммунисты погибли, не получив товарищеской
помощи при обсуждении их в партийных организациях, а ведь от партийной
организации много тогда зависело, так как после исключения из партии тут же,
как правило, следовал арест.
3-м конным корпусом я командовал месяцев семь В связи с назначением
командира 6-го казачьего корпуса Елисея Ивановича Горячева заместителем
командующего войсками Киевского Особого военного округа мне была предложена
должность командира 6-го казачьего корпуса. Я принял предложение...
Жизнь моего предшественника Е И Горячева закончилась трагически. Сразу
после назначения заместителем С К. Тимошенко ему пришлось, как и многим
другим, перенести тяжелую душевную трагедию. На одном из крупных
партсобраний ему предъявили обвинение в связях с "врагами народа"
Уборевичем. Сердичем и другими, и дело клонилось к аресту. Не желая
подвергаться репрессиям органов безопасности, он покончил жизнь
самоубийством. Очень жаль этого командира. С первых дней существования
Советской власти он героически сражался в рядах Красной Армии,
последовательно командовал эскадроном, полком, бригадой и на всех командных
должностях был умелым и отважным военачальником Его любили и уважали бойцы и
командиры конармеицы.
В 6-м корпусе мне пришлось столкнуться с большой оперативной работой .
В этот период командование войсками округа осуществлял командарм 1 ранга И.
П. Белов, который энергично руководил боевой подготовкой войск округа Осенью
1938 года им были хорошо подготовлены и умело проведены окружные маневры, на
которых в качестве гостей присутствовали немецкие генералы и офицеры
немецкого генерального штаба. За маневрами наблюдали нарком обороны
Ворошилов и начальник Генерального штаба Шапошников.
Вскоре командующего войсками И П Белова постигла та же трагическая
участь, что и предыдущих командующих, он был арестован как "враг народа",
хотя всем было хорошо известно, что И. П. Белов, бывший батрак, старый
большевик, храбрейший, способнейший командир, положил все силы на борьбу с
белогвардейщиной и иностранной интервенцией, не жалея себя при выполнении
задач, которые перед ним ставили партия и правительство Как-то не вязалось:
Белов - и вдруг "враг народа". Конечно, никто этому не верил .
Разве можно забыть тех, кто, выйдя из рабочих и крестьян, был обучен и
воспитан в борьбе с внутренней и внешней контрреволюцией, обучен нашей
ленинской партией и кю был сердцем военных кадров нашей Родины? Нет! Их
забыть нельзя, как и нельзя забыть Преступления тех, на чьей совести лежали
ничем не оправданные кровавые репрессии и аресты и высылка членов семей в
"места столь отдаленные".
Как-то вечером ко мне в кабинет зашел комиссар корпуса Фомин. Он долго
мялся, ходил вокруг да около, а потом сказал:
- Знаешь, завтра собирается актив коммунистов 4-й дивизии, 3-го
кавкорпуса и 6-го кавкорпуса, будут тебя разбирать в партийном порядке.
- Что же такое я натворил, что такой большой актив будет меня
разбирать? - спросил я.- А потом, как же меня будут разбирать, не предъявив
заранее никаких обвинений, чтобы я мог подготовить соответствующее
объяснение?
- Разговор будет производиться по материалам 4-й кавдивизии и 3-го
корпуса, я не в курсе поступивших заявлений,- сказал Фомин
- Ну что же, посмотрим, в чем меня хотят обвинить
На другой день действительно собрались человек 80 коммунистов и
пригласили меня на собрание. Откровенно говоря, я волновался, мне было
как-то не по себе, тем более что в то время очень легко пришивали ярлык
"врага народа" любому честному коммунисту. Собрание открылось чтением
заявлений некоторых командиров и политработников 4-й дивизии, 24-й дивизии,
7-й кавдивизии Они жаловались, что я многих командиров и политработников
незаслуженно наказал, грубо ругал и не выдвигал их на высшие должности Меня
обвиняли в том, что, якобы умышленно "замораживая" опытные кадры, я этим
сознательно наносил вред нашим Вооруженным Силам. Короче говоря, дело шло к
тому, чтобы назвать меня "врагом народа", я обвинялся в том, что при
воспитании кадров применял вражеские методы. После зачтения этих заявлений
начались прения.
Как И полагалось, в первую очередь выступили те, кто подал заявления
Спрашиваю.
- Почему же раньше об этом молчали? Ведь прошло уже полтора два года со
времени событий, о которых упоминается в заявлениях?
- Мы боялись Жукова, а теперь время другое, теперь нам открыли глаза
арестами,- последовал ответ Дальше - больше:
- Объясните ваши отношения с Уборевичем, Сердичем, Вайнером и другими
врагами народа?
- Почему Уборевич при проверке дивизии обедал лично у вас, товарищ
Жуков?
- Почему к вам всегда так хорошо относились враги народа Сердич, Вайнер
и другие?
Наконец, слово взял начальник политотдела 4-й кавдивизии Сергеи
Петрович Тихомиров. Все присутствующие коммунисты ждали от него, от
политического руководителя дивизии, принципиального выступления,
принципиальной политической оценки деятельности командира-единоначальника, с
которым он несколько лет проработал в одной дивизии.
Но, к сожалению, его речь была ярким примером приспособленчества. Он
лавировал между обвинителями и обвиняемым, в результате чего получилась
беспринципная попытка уйти от прямого ответа на вопросы: в чем прав и в чем
не прав Жуков?
Я сказал коммунистам, что ожидал от Тихомирова оценки своей
деятельности, но он оказался не на высоте своего положения, поэтому я сам
скажу, в чем был не прав, чтобы не повторять своих ошибок, а в чем был прав,
от чего не отступлю и надуманных обвинений не приму. Первое - о грубости. В
этом вопросе, должен сказать прямо, у меня были иногда срывы, и я был не
прав, резко разговаривая с теми командирами и политработниками, которые
здесь жаловались и обижались на меня. Я не хочу оправдываться тем, что в
дивизии было много недочетов в работе с личным составом, много проступков,
много чрезвычайных происшествий,- все это я пытался устранить Вы правы в
том, что как коммунист я прежде всего обязан был быть выдержаннее в
обращении с подчиненными, больше помогать добрым словом и меньше проявлять
нервозности. Добрый совет, хорошее слово сильнее всякой брани. Что же
касается обвинения в том, что у меня обедал Уборевич - "враг народа", то я
должен сказать, что у меня обедал командующий войсками округа Уборевич, а не
"враг народа" Уборевич. Кто из нас знал, что он "враг народа"? Никто.
Относительно хорошего отношения ко мне со стороны Сердича и Вайнера могу
сказать, что мы все должны бороться за хорошие отношения между начальниками
и подчиненными Разве это наша цель - пропагандировать плохие взаимоотношения
между начальниками и подчиненными? Нет, вы не должны обвинять меня да то,
что ко мне хорошо относились мои начальники Сердич и Вайнер... Что касается
замечания начальника политотдела 4-й кавдивизии С. П Тихомирова о том, что я
недооцениваю политработников, то должен сказать прямо, да, действительно, я
не люблю и не ценю таких политработников, как, например, Тихомиров, который
плохо помогал мне в работе в 4-й кавдивизии и всегда уходил от решения
сложных вопросов, проявляя беспринципную мягкотелость, нетребовательность,
даже в ущерб делу Вы все слышали речь Тихомирова. И, думаю, поняли,, что он
далек от совершенства.
Очевидно, моя речь произвела должное действие: собрание не поддержало
тех, кто хотел вынести мне партийное взыскание. Меня резко критиковали
именно за те недостатки, в которых я сам прекрасно отдавал себе отчет. В
решении партактива было сказано- "Ограничиться обсуждением вопроса. Товарищу
Жукову Г. К. принять к сведению критику".
Откровенно говоря, для меня выступление начальника политотдела 4-й
кавалерийской дивизии Тихомирова было совершенно неожиданным С Тихомировым
мы работали вместе около четырех лет . Он всегда подчеркивал, что как
единоначальник я являюсь полноценным политическим руководи гелем и пользуюсь
настоящим партийным авторитетом у офицерского состава, в том числе и у
политработников.
Когда кончилось собрание партийной организации, я не утерпел и спросил
Тихомирова-
- Сергей Петрович, вы сегодня обо мне говорили не то, что говорили
всегда, когда мы работали вместе в дивизии Что соогветовует истине-ваши
прежние суждения обо мне или та характеристика, которая была дана вами
сегодня?
- Безусловно, та, что всегда говорил,- ответил он.-По то, что сегодня
сказал, надо было сказать. Я вспылил-
- Очень сожалею, что когда-то считал вас принципиальным человеком, вы
просто гнилой интеллигент и приспособленец.
С тех пор при встречах с ним я отвечал только на служебные вопросы.
Хорошо, что парторганизация тогда не пошла по ложному пути и сумела
разобраться в существе вопроса. Ну а если бы парторганизация послушала
совета Тихомирова и иже с ним - что тогда могло получиться? Ясно, моя судьба
была бы решена в резиденциях Берии, как судьба многих других наших честных
людей "
И в самом деле - тучи над головой Жукова собирались не раз В его личном
деле я обнаружил вот такой документ, привожу его текст полностью:
"Сов. секретно
Выписка
из донесений ПУОКРА и политорганов ЛВО на лиц ком и нач состава,
проявивших отрицательные настроения и о которых поступили те или другие
компрометирующие заявления военнослужащих
Московский военный округ.
Жуков-командир 4 и кавдивизии (БВО).
Группа слушателей Академии им Фрунзе из БВО и 4-й кд прямо заявляет,
что Жуков был приближенным Уборевича, во всем ему подражал, особенно по
части издевательства над людьми.
ВРИД начальника ОРПО ПУ РККА дивизионный комиссар Котов.
10 августа 1937 года"
Вот такого документа в те дни было достаточно для тою, чтобы человек
был арестован и расстрелян.
К нашему счастью, этого не произошло. Даже наоборот - за короткое время
Жуков, как и многие другие уцелевшие в те годы, несколько раз подряд получал
новые высокие назначения Он девять лет командовал полком, четыре года
кавалерийской дивизией, около двух лет кавалерийским корпусом и в течение
двух лет прошел должности от заместителя командующего округом и командующего
округом до начальника Генерального штаба и заместителя наркома обороны.
Счастье, что мы не потеряли талантливейшего полководца, сыгравшего одну из
решающих ролей в достижении победы в Отечественной войне.
Пользуясь тем, что внимание всего мира было в это время устремлено на
события, происходящие в Европе, Япония осуществляла свои захватнические
планы в Китае, Маньчжурии и уже дошла до границ Монголии. В мае 1939 года
японские войска нарушили границу МНР и стали продвигаться к реке Халхин-Гол.
Это была довольно крупная провокация, в ней участвовали и артиллерия, и
самолеты Наши войска в соответствии с Протоколом о взаимной помощи,
подписанном в 1936 году, вступили в Монголию и совместными действиями с
монгольскими воинами выбили нарушителей за пределы монгольско-китайской
границы.
В июне японцы предприняли уже более крупную операцию с твердым
намерением захватить на западном берегу реки Халхин-Гол плацдарм и на нем
закрепиться для дальнейшего расширения действий - планировалось построить
здесь сильно укрепленный рубеж и прикрыть им новую стратегическую железную
дорогу, которую хотели вывести к границе нашего Забайкалья.
Основательно подготовив операцию, в которой участвовало 38 тысяч солдат
и офицеров, 310 орудий, 135 танков, 225 самолетов, японцы потеснили
советско-монгольские войска и вышли на восточный берег реки Халхин-Гол.
В своей книге воспоминаний Жуков подробно описывает подготовку и ход
боевых действий, поэтому я не буду пересказывать это его описание,
интереснее, мне кажется, познакомить читателей с более поздними материалами
- я беру их из выступлений Жукова, из его статей и особенно из послевоенных
бесед маршала, записанных Константином Симоновым, который сам побывал на
Халхин-Голе и там познакомился с Жуковым. В этих беседах ярко проступают
темперамент и характер Жукова давних лет. Вот что он рассказывал:
- На Халхин-Гол я поехал так,- мне уже потом рассказали, как это все
получилось. Когда мы потерпели там первые неудачи в мае - июне, Сталин,
обсуждая этот вопрос с Ворошиловым в присутствии Тимошенко и Пономаренко,
тогдашнего секретаря ЦК Белоруссии, спросил Ворошилова: "Кто там, на
Халхин-Голе, командует войсками?" - "Комбриг Фекленко". "Ну а кто этот
Фекленко? Что он из себя представляет?" - спросил Сталин. Ворошилов сказал,
что не может сейчас точно ответить на этот вопрос, лично не знает Фекленко.
Сталин недовольно сказал: "Что же это такое? Люди воюют, а ты не
представляешь себе, кто у тебя там воюет, кто командует войсками? Надо туда
назначить кого-то другого, чтобы исправил положение и был способен
действовать инициативно. Чтобы не только мог исправить положение, но и при
случае надавать японцам". Тимошенко сказал: "У меня есть одна кандидатура,
командир кавалерийского корпуса Жуков".-"Жуков... Жуков...- сказал Сталин.-
Что-то я помню эту фамилию". Тогда Ворошилов напомнил ему: "Это тот самый
Жуков, который в тридцать седьмом году прислал вам и мне телеграмму о том,
что его несправедливо привлекают к партийной ответственности". "Ну и чем
дело кончилось?" - спросил Сталин. Ворошилов сказал, что выяснилось для
привлечения к партийной ответственности оснований не было... Тимошенко
сказал, что я человек решительный, справлюсь. Пономаренко тоже подтвердил,
что для выполнения поставленной задачи это хорошая кандидатура Я в это время
был заместителем командующего войсками Белорусского военного округа, был в
округе на полевой поездке Меня вызвали к телефону и сообщили: завтра надо
быть в Москве. Я позвонил Сусайкову. Он был в то время членом Военного
совета Белорусского округа Тридцать девятый год все-таки, думаю, что значит
этот вызов? Спрашиваю" "Ты стороною не знаешь, почему вызывают?" Отвечает.
"Не знаю. Знаю одно: утром ты должен быть в приемной Ворошилова" - "Ну что
ж, есть" Приехал в Москву, получил приказание лететь на Халхин-Гол - и на
следующий день вылетел. Первоначальное приказание было такое: "Разобраться в
обстановке, доложить о принятых мерах, доложить свои предложения". Я
приехал, в обстановке разобрался, доложил о принятых мерах и о моих
предложениях и получил в один день одну за другой две шифровки: первая - что
с выводами и предложениями согласны И вторая: что назначаюсь вместо Фекленко
командующим стоящим в Монголии особым корпусом
Вступив в командование, Жуков принял решение: удерживая захваченный
нами плацдарм на восточном берегу Халхин-Гола, одновременно готовить
контрудар, а чтобы противник не разгадал подготовку к нему, сосредоточивать
войска в глубине. Решение вроде бы правильное, но неожиданно обстоятельства
сложились так, что такие действия могли привести к катастрофе, и вот почему.
На плацдарме и поблизости от него наших войск было немного, главные силы в
глубине. И вдруг 3 июля японцы, скрытно сосредоточив войска, переправились
через Халхин-Гол, захватили гору Баин-Цаган и стали закрепляться здесь.
Жуков так рассказывал о тех событиях:
- Создалось тяжелое положение. Кулик потребовал снять с того берега, с
оставшегося у нас плацдарма, артиллерию: пропадет, мол, артиллерия! Я ему
отвечаю:
если так, давайте снимать с плацдарма все, давайте и пехоту снимать. Я
пехоту не оставлю там без артиллерии. Артиллерия - костяк обороны, что же,
пехота будет пропадать там одна? В общем, не подчинился, отказался выполнить
это приказание У нас не было вблизи на подходе ни пехоты, ни артиллерии,
чтобы воспрепятствовать тем, кого японцы переправили через реку. Вовремя
могли подоспеть лишь находившиеся на марше танковая и бронебригада. Но
самостоятельный удар танковых и бронечастей без поддержки пехоты тогдашней
военной доктриной не предусматривался...
Взяв вопреки этому на себя всю полноту особенно тяжелой в таких
условиях ответственности, Жуков с марша бросил танковую бригаду Яковлева и
бронебригаду на только что переправившиеся японские войска, не дав им
зарыться в землю и организовать противотанковую оборону. Танковой бригаде
Яковлева надо было пройти 60 или 70 километров. Она прошла их прямиком по
степи и вступила в бой.
Жуков рассказывал-
- Бригада была сильная, около 200 машин. Она развернулась и пошла в
атаку. Половину личного состава бригада потеряла убитыми и ранеными и
половину машин, даже больше. Еще больше потерь понесли бронебригады, которые
поддерживали атаку. Танки горели на моих глазах. На одном из участков
развернулось 36 танков, и вскоре 24 из них уже горело. Но зато мы раздавили
японскую дивизию. Стерли!..
Нетрудно предположить, что бы произошло, если б атака танковой бригады
после таких потерь была отбита японцами. В военном отношении - японцы прочно
закрепились бы на плацдарме и развили боевые действия в глубь Монголии. Ну а
в чисто человеческом плане - Жукова, наверное, разжаловали бы и расстреляли
потому, что Кулик поднял бы скандал в связи с невыполнением Жуковым его
приказания. Он в то время был зам. наркома, и Жукову, не имевшему еще
авторитета, не устоять бы против его обвинений. Но на этот раз
восторжествовала поговорка "Победителей не судят!". В этом эпизоде Жуков
победил. Но впереди еще предстояли тяжелые бои.
Получив подкрепление, которое он попросил у наркома, Жуков к 20 августа
скрытно создал наступательную группировку, имевшую задачей окружение и
уничтожение японских войск. На флангах были сосредоточены главные силы,
которые в 5 часов 45 минут 20 августа после мощной артиллерийской подготовки
и особенно авиационной обработки перешли в наступление. В воздухе было 150
бомбардировщиков, и прикрывало их около 100 истребителей. Удар авиации был
настолько силен и точен, что он деморализовал противника, который в течение
полутора часов не мог ответить даже организованным артиллерийским огнем.
Жуков продолжал рассказ:
- На третий день нашего августовского наступления, когда японцы
зацепились на северном фланге за высоту Палец и дело затормозилось, у меня
состоялся разговор с Г. М. Штерном. По приказанию свыше роль Штерна
заключалась в том, чтобы в качестве командующего фронтом обеспечивать наш
тыл, обеспечивать группу войск, которой я командовал, всем необходимым. В
том случае, если бы военные действия перебросились на другие участки,
перерастая в войну, предусматривалось, что наша армейская группа войдет в
прямое подчинение фронту. Но только в том случае. А пока мы действовали
самостоятельно и были непосредственно подчинены Москве.
Штерн приехал ко мне и стал говорить, что он рекомендует не зарываться,
а остановиться, нарастить за два-три дня силы для последующих ударов и
только после этого продолжать окружение японцев... Я сказал ему в ответ на
это, что война есть война, на ней не может не быть потерь и что эти потери
могут быть и крупными, особенно когда мы имеем дело с таким серьезным и
ожесточенным врагом, как японцы. Но если мы сейчас из-за этих потерь и из-за
сложностей, возникших в обстановке, отложим на два-три дня выполнение своего
первоначального плана, то одно из двух: или мы не выполним этого плана
вообще, или выполним его с громадным промедлением и с громадными потерями,
которые из-за нашей нерешительности в конечном итоге в десять раз превысят
те потери, которые мы несем сейчас, действуя решительным образом. Приняв его
рекомендации, мы удесятерим свои потери.
Затем я спросил его: приказывает ли он мне или советует? Если
приказывает, пусть напишет письменный приказ, но я предупреждаю его, что
опротестую этот письменный приказ в Москве, потому что не согласен с ним. Он
ответил, что не приказывает, а рекомендует и письменного приказа писать не
будет. Я сказал: "Раз так, то я отвергаю ваше предложение. Войска доверены
мне, и командую ими здесь я. А вам поручено поддерживать меня и обеспечивать
мой тыл. И я прошу вас не выходить из рамок того, что вам поручено". Был
жесткий, нервный, не очень-то приятный разговор. Штерн ушел. Потом, через
два или три часа, вернулся, видимо, с кем-то посоветовался за это время и
сказал мне: "Ну что же, пожалуй, ты прав. Я снимаю свои рекомендации".
Когда мы окружали японцев, рванулся вперед со своим полком майор
Ремизов и прорвался вглубь. Японцы сразу бросили на него большие силы. Мы
сейчас же подтянули туда бронебригаду, которая с двух сторон подошла к
Ремизову и расперла проход. (При этом Жуков показал руками, как именно
бригада расперла этот проход.) Расперли проход и дали ему возможность
отойти. Об этом один товарищ послал кляузную докладную в Москву, предлагал
Ремизова за его самовольные действия предать суду и так далее... А я считал,
что его не за что предавать суду. Он нравился мне. У него был порыв вперед,
а что же за командир, который в бою ни вперед, ни назад, ни вправо, ни
влево, ни на что не может решиться? Разве такие нам нужны? Нам нужны люди с
порывом. И я внес контрпредложение - наградить Ремизова. Судить его тогда не
судили, наградить тоже не наградили. Потом уже, посмертно, дали Героя
Советского Союза.
Командир танковой бригады комбриг Яковлев тоже был очень храбрый
человек и хороший командир. Но погиб нелепо. В район нашей переправы
прорвалась группа японцев, человек триста. Не так много, но была угроза
переправе. Я приказал Потапову и Яковлеву под их личную ответственность
разгромить эту группу. Они стали собирать пехоту, организовывать атаку, и
Яковлев при этом забрался на танк и оттуда командовал. И японский снайпер
его снял пулей, наповал. А был очень хороший боевой командир.
Японцы за все время только один раз вылезли против нас со своими
танками. У нас были сведения, что на фронт прибывает их танковая бригада.
Получив эти сведения, мы выставили артиллерию на единственном танкодоступном
направлении в центре, в районе Номон Хан-Бурд-Обо. И японцы развернулись и
пошли как раз в этом направлении. Наши артиллеристы ударили по ним. Я сам
видел этот бой. В нем мы сожгли и подбили около ста танков. Без повреждений
вернулся только один. Это мы уже потом, по агентурным сведениям, узнали.
Идет бой. Артиллеристы звонят: "Видите, товарищ командующий, как горят
японские танки?" Отвечаю: "Вижу-вижу..." - одному, другому... Все
артиллерийские командиры звонили, все хотели похвастаться, как они жгут эти
танки.
Танков, заслуживающих этого названия, у японцев, по существу, не было.
Они сунулись с этой бригадой один раз, а потом больше уже не пускали в дело
ни одного танка А пикировщики у японцев были неплохие, хотя бомбили японцы
большей частью с порядочных высот. И зенитки у них были хорошие Немцы там у
них пробовали свои Зенитки, испытывали их в боевых условиях.
Японцы сражались ожесточенно Я противник того, чтобы о враге отзывались
уничижительно. Это не презрение к врагу, это недооценка его. А в итоге не
только недооценка врага, но и недооценка самих себя. Японцы дрались
исключительно упорно, в основном пехота Помню, как я допрашивал японцев,
сидевших в районе речки Хайластин-Гол Их взяли там в плен, в камышах Так они
все были до того изъедены комарами, что на них буквально живого места не
было. Я спрашиваю' "Как же вы допустили, чтобы вас комары так изъели3" Они
отвечают' "Нам приказали сидеть в дозоре и не шевелиться. Мы не шевелились".
Действительно, их посадили в засаду, а потом забыли о них. Положение
изменилось, их батальон оттеснили, а они все еще сидели, уже вторые сутки, и
не шевелились, пока мы их не захватили Их до полусмерти изъели комары, но
они продолжали выполнять приказ. Хочешь не хочешь, а приходится уважать их.
26 августа, разгромив фланговые группировки противника, заходящие клещи
окружения наших войск сомкнулись. В окружении остались все силы 6-й японской
армии. К 30 августа окруженная группировка противника была полностью
уничтожена или взята в плен.
Жуков в своих воспоминаниях отмечает отличную боевую работу наших
летчиков во главе с Героем Советского Союза Я. В. Смушкевичем В его
подчинении было еще 20 Героев Советского Союза, получивших боевой опыт в
Испании. Воздушные бои на Халхин-Голе иногда были такой интенсивности, что с
обеих сторон участвовало больше чем по 100 самолетов Наши летчики по
мастерству и по храбрости превосходили противника. В течение четырех дней, с
22 по 26 июня, они сбили 64 японских самолета Жуков говорит о Смушкевиче:
"Это был великолепный организатор, отлично знавший боевую летную технику и в
совершенстве владевший летным мастерством. Он был исключительно скромный
человек, прекрасный начальник и принципиальный коммунист Его искренне любили
все летчики".
К несчастью, еще до начала Отечественной войны Смушкевич был арестован,
невинно осужден, а затем и расстрелян в октябре 1941 года, в дни тяжелых
боев, когда немцы штурмовали Москву Как много бы он сделал для ее защиты!
Добавлю еще, что Яков Владимирович был членом партии с 1918 года, в годы
гражданской войны был комиссаром батальона и стрелкового полка, а с
1922-го-комиссаром эскадрильи и авиабригады. В 1931 году окончил Качинскую
военную школу летчиков и был назначен командиром и комиссаром авиабригады В
1936-1937 годах был в Испании добровольцем, где за мужество и отвагу в боях
был удостоен звания Героя Советского Союза. За прекрасные действия в боях на
Халхин-Голе Смушкевичу было присвоено звание дважды Героя Советского Союза,
он был назначен начальником Военно Воздушных Сил Красной Армии.
С большой теплотой Жуков вспоминает своего заместителя в этих боях,
комбрига Михаила Ивановича Потапова, который благодаря своему спокойствию,
уравновешенности и большим знаниям в военном деле очень помогал Жукову в
этой операции. Позднее Жуков с ним встретится в первые же дни войны у самой
границы на Юго-Западном фронте, когда Потапов командовал 5-й армией Высоко
отзывается Жуков о боевых качествах Ивана Ивановича Федюнинского, который в
начале боевых действий на Халхин-Голе был заместителем командира полка по
хозяйственной части, а затем был назначен командиром 24-го моторизованного
полка и командовал им так умело, что Жуков запомнил его надолго и
впоследствии брал его с собой на Ленинградский фронт, да и в других
операциях тоже встречался с Федюнинским как со старым боевым товарищем.
16 сентября боевые действия были прекращены Японское командование
обратилось к Советскому правительству с просьбой о перемирии В боях на
Халхин-Голе японо-маньчжурские войска потеряли около 61 тысячи человек
убитыми, ранеными и пленными, 660 самолетов и большое количество другого
оружия и военной техники Советско-монгольские войска потеряли 18,5 тысячи
человек убитыми и ранеными и 207 самолетов.
Небольшая по размаху армейская операция на Халхин-Голе имела большие
политические последствия. Она подействовала отрезвляюще на японское
командование Об этом свидетельствует такой факт: вскоре после этих боев в
ответ на нажим германских союзников, желавших, чтобы Япония одновременно с
Германией вступила в войну с Советским Союзом, принц Коноэ признался
германскому послу Отту: "Японии потребуется еще два года, чтобы достигнуть
уровня техники, вооружения и механизации, которые показала Советская Армия в
боях в районе Халхин-Гола". Японцы обещали вступить в войну и поддержать
Германию только в случае захвата немецкими войсками Москвы. Это дало нам
возможность привлечь максимум сил с Дальнего Востока на Западный фронт.
Для самого Жукова это была первая крупная армейская операция, которую
он задумал и осуществил сам. Несомненно, для полководца, только вступающего
на стезю боевых действий, это имеет большое значение, придает ему
уверенность в своих силах, создает популярность - качество, тоже необходимое
военачальнику После этой победы о Жукове заговорили не только в нашей
стране, но и в военной среде всего мира. Кроме
того, победа на Халхин-Голе и все, что с ней связано, давала еще опыт и
расширяла кругозор политического мышления Георгия Константиновича. Это было
связано уже с международными отношениями государств, с большой политикой, с
которой он раньше в практике своей работы не соприкасался. Ну и еще одно,
для того времени очень важное последствие этой победы - Жуков показал свой
талант, свои способности, чем снискал расположение Сталина, а это очень
много значило тогда, может быть, это и спасло его от участи многих других
военачальников, репрессированных в те годы Халхин-Гол спас Жукова от ареста,
который назревал перед его отъездом в Монголию. После одержанной победы
вопрос об аресте снимался, хотя в этом отношении действия Сталина были
непредсказуемы Сам Жуков говорил об этом так:
- В тридцать седьмом и тридцать восьмом годах на меня готовились
соответствующие документы, видимо, их было уже достаточно, уже кто-то где-то
бегал С портфелем, в котором они лежали В общем, дело шло к тому, что я мог
кончить тем же, чем тогда кончили многие другие И вот после всего этого -
вдруг вызов и приказание ехать на Халхин-Гол Я поехал туда с радостью И
вспоминаю об этом тоже с радостью. Не только потому, что была удачно
проведена операция, которую я до сих пор люблю, но и потому, что я своими
действиями там как бы оправдался, как бы отбросил от себя все те наветы и
обвинения, которые скапливались против меня в предыдущие годы и о которых я
частично знал, а частично догадывался.
После завершения боевых действий, в мае 1940 года, Жукова вызвали в
Москву, его принял Сталин На беседе присутствовали Калинин, Молотов и другие
члены Политбюро.
- Как вы оцениваете японскую армию? - спросил Сталин.
- Японский солдат, который дрался с нами на Халхин-Голе, хорошо
подготовлен, особенно для ближнего боя Дисциплинирован, исполнителен и
упорен в бою, особенно в оборонительном. Младший командный состав
подготовлен очень хорошо и дерется с фанатическим упорством Как правило,
младшие командиры в плен не сдаются и не останавливаются перед харакири
Офицерский состав, особенно старший и высший, подготовлен слабо,
малоинициативен и склонен действовать по шаблону.
Далее Жуков охарактеризовал вооружение японской армии, артиллерию,
танки, самолеты и особенно подчеркнул:
- Когда же к нам прибыла группа летчиков Героев Советского Союза во
главе с Смушкевичем, наше господство в воздухе стало очевидным.
- Как действовали наши войска?
Жуков в первую очередь особенно подчеркнул
- Если бы в моем распоряжении не было двух танковых и трех мотоброиевых
бригад, мы, безусловно, не смогли бы так быстро окружить и разгромить 6-ю
японскую армию Считаю, что нам нужно резко увеличить в составе вооруженных
сил бронетанковые и механизированные войска
- Теперь у вас есть боевой опыт,- сказал Сталин - Принимайте Киевский
округ и свой опыт используйте в подготовке войск.
"...Возвратясь в гостиницу "Москва", я долго не мог заснуть, находясь
под впечатлением этой беседы Внешность И В. Сталина, его негромкий голос,
конкретность и глубина суждений, осведомленность в военных вопросах,
внимание, с каким он слушал доклад, произвели на меня большое впечатление".
Этими словами кончается глава, в которой Жуков вспоминает о Халхин-Голе
в своей книге Но в рукописи его было и продолжение, которое посчитали нужным
снять Вот что было еще сказано о Сталине: "Если он всегда со всеми такой,
непонятно, почему ходит упорная молва о нем как о страшном человеке? Тогда
не хотелось верить плохому". Под записью стоит дата - 20.9 1965 г. Написав
эти слова спустя десять лет после XX съезда, Георгий Константинович, видимо,
хотел точно передать свое мироощущение предвоенных лет, не внося в него
позднейшего понимания.
...В дни, когда Жуков проводил первую в своей полководческой жизни
успешную крупную операцию на Востоке, в Европе произошли события
колоссальной исторической значимости - был заключен Пакт о ненападении между
СССР и Германией, а 1 сентября гитлеровцы напали на Польшу, и запылал пожар
второй мировой войны
Далее я подробно излагаю эти события, потому все они имеют
непосредственное отношение к войне, да и к людям, с которыми судьба сведет
Жукова в ближайшие дни.
НАКАНУНЕ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ. ЗАКУЛИСНЫЕ СГОВОРЫ
Все свои агрессивные акции Гитлер тщательно готовил при помощи
дипломатов, а также так называемой "пятой колонны", имевшейся почти в каждой
стране. Последняя распространяла "нужные" слухи - чаще всего это были слухи
о миролюбии Германии, о том, что Гитлер и его правительство заботятся только
о том, чтобы восстановить то положение страны, которое существовало до
Версальского договора
Приведу лишь один пример того, как Гитлер сам участвовал в такой
подготовительной работе. Этот эпизод известен историкам, дипломатам,
военным, но он, наверное, представит интерес и для широкой читательской
аудитории, так как многое проясняет в таком историческом событии, каким
является начало второй мировой войны.
В городе Данциге находился верховный комиссар Лиги Наций Буркхардт. его
обязанностью было следить за выполнением статуса вольного города Данцига
Буркхардт. постоянно живший в Швейцарии, по профессии был историком, а по
взглядам - сторонником того, что происходило в третьем рейхе. Впоследствии
он написал мемуары 10 августа 1939 года на квартиру Буркхардта позвонил
лидер местных фашистов Форстер и сказал'
- Фюрер желает видеть вас завтра в четыре часа дня у себя в
Оберзальцберге
- Но это невозможно! Мое положение... И к тому же как я могу попасть
туда за такой короткий срок?
- Все предусмотрено. Фюрер предоставляет вам личный самолет... Сегодня
в полночь аэродром будет оцеплен О вашем отъезде никто не узнает.
Буркхардт, естественно, сообщил об этом приглашении в Лондон и Париж.
Английский министр иностранных дел Галифакс попросил Буркхардта поговорить с
Гитлером обстоятельно, явно намекая на то, чтобы он узнал - каковы его
реальные планы на ближайшее будущее.
В назначенный час Буркхардт прилетел в Оберзальцберг, там его ждала
машина, на которой по горному серпантину он двинулся к резиденции Гитлера
"Бергхоф", вилле, сооруженной на высокой скале.
С первых же слов Гитлер обрушился на Польшу:
- Польша прибегает к угрозам в отношении Данцига! Польские газеты
заявляют, что это именно тот язык, которым надо со мной разговаривать! Если
вновь возникнет малейший инцидент, я без предупреждения разгромлю поляков,
так что от них не останется и следа!
- Но это будет означать всеобщую войну,- сказал Буркхардт.
- Пусть так! Если мне суждено вести войну, я предпочитаю, чтобы это
было сегодня, когда мне пятьдесят лет, а не когда будет шестьдесят! О чем, в
сущности, идет речь? Только о том, что Германия нуждается в зерне и лесе.
Для получения зерна мне нужна территория на востоке, для леса - колония,
только одна колония Все остальное ерунда. Я ничего не требую от Запада ни
сейчас, ни в будущем. Раз и навсегда:
ничего! Все, что мне приписывают,- выдумки. Но мне нужна свобода рук на
востоке. Повторяю еще раз - вопрос идет только о зерне и лесе.
В конце концов Гитлер прямо сказал:
- Все, что я предпринимаю, направлено против России. Мне нужна Украина,
чтобы нас не могли морить голодом, как в прошлую войну.
Он еще и еще повторял эту мысль, словно для того, чтобы Буркхардт все
получше запомнил и поточнее передал тем, на кого был мастерски рассчитан
весь этот разговор. Провожая Буркхардта, Гитлер заявил:
- Я хочу жить в мире с Англией. Я готов гарантировать английские
владения во всем мире и заключить с ней пакт об окончательном
урегулировании.
Он даже выразил согласие встретиться с этой целью с кем-либо из
английских руководящих лиц
После встречи Буркхардт немедленно вылетел в Базель и в секретном
разговоре передал английским и французским представителям министерств
иностранных дел заманчивые предложения Гитлера, причем ни он, ни его
собеседники не подозревали, что все это было предпринято фюрером ради
маскировки удара по Польше, дабы изолировать ее от западных союзников,
связать им руки этими своими обещаниями!
Именно в эти дни в Москву прибыли воен-ные миссии западных держав, и
Гитлер, опасаясь, чтобы Англия и Франция не договорились с Советским Союзом
о заключении совместного оборонительного пакта, решил подбросить западным
союзникам уверения, что он никогда не будет с ними воевать и никаких
намерений на Западе у него абсолютно нет.
Для того чтобы читатели могли воочию убедиться в хитрости и вероломстве
Гитлера, я обращу внимание на несколько фактов и дат. Разговор, который
приведен выше, состоялся 11 августа. Планы войны против Польши к тому
времени уже были полностью отработаны, все документы об этом подписаны, и
войска находились в состоянии боевой готовности. 5 августа, то есть за шесть
дней до этого разговора, шеф службы безопасности Гейдрих вызвал в свою
резиденцию на Принц-Альбрехтштрассе в Берлине тайного агента Альфреда
Наужокса, того самого, который был причастен к фабрикации фальшивок по делу
Тухачевского и других советских военачальников. Гейдрих дал задание Наужоксу
подготовить и провести операцию, с которой, собственно, и началось нападение
на ' Польшу. Эта провокация широко известна, много раз описана, поэтому Я
напомню ее в общих чертах. Переодевшись в польскую военную форму, немецкие
разведчики совершили налет на свою же радиостанцию в городе Глейвице и,
разгромив ее, подбросили польские документы и оставили труп заранее
привезенного с собой уголовника, одетого тоже в польскую форму.
Немецкие радиостанции немедленно передали сообщение о провокационном
нападении "поляков", а на рассвете 1 сентября 1939 года в 4 часа 45 минут
германские армии вторглись на территорию Польши на всем протяжении границы.
Этот день в мировой истории принято считать началом второй мировой войны.
Позднее, после войны, Наужокс, в свое время представший перед Нюрнбергским
судом в качестве одного из военных преступников, сказал в своем предисловии
к книге, написанной о нем и названной "Человек, который начал войну": "
необходим был человек, чтобы подгоговить инцидент, чтобы, так сказать,
нажать курок Я был этим человеком..."
Беседа Буркхардта с Гитлером состоялась 11 августа, а 12 августа в
Москве начались переговоры военных миссий СССР, Англии и Франции
Советское правительство, обеспокоенное агрессивными акциями Германии в
Европе и имея данные о том, что Гитлер готовится к нападению и на Советский
Союз, предпринимало попытки договориться с правительствами Англии и Франции
о совместных усилиях по борьбе с агрессором. Однако некоторые руководители
Англии и Франции все еще надеялись, что Гитлер. направив свой удар на
восток, против Советской страны, завязнет в этой войне и, сильно ослабев в
ней, станет более сговорчивым или, во всяком случае, неопасным ни для
Англии, ни для Франции.
Намереваясь испугать Гитлера возможным союзом с СССР, английское и
французское правительства предложили советским руководителям провести
переговоры, результатом которых был бы проект договора между этими странами.
Но это была лишь официальная сторона дела. В действительности же это скорее
был прием для того, чтобы толкнуть Германию против СССР. Они понимали, что
Гитлер предпримет все, чтобы не допустить подписания такого договора: ведь
для рейха война на два фронта - против Советского Союза на востоке и против
Англии и Франции на западе - была смерти подобна.
Англия и Франция подготовили свои военные миссии, но уже из того, каков
был их состав и как долго они собирались, из тех инструкций, что были им
даны (а они теперь известны), ясно, что переговоры были рассчитаны только на
затягивание времени. Эти переговоры дают возможность понять расстановку сил
и интересы ведущих европейских государств в те годы, поэтому не случайно
Жуков включил в свои воспоминания несколько абзацев о работе военных миссий
Англии, Франции и СССР. Поскольку Жуков считал это важным, я приведу
несколько эпизодов, расширяющих наше понимание этого отрезка истории.
В Лондоне наш посол И. Майский устроил завтрак в честь английской и
французской миссий, направлявшихся в Москву. На этом завтраке посол, как и
полагается опытному дипломату, хотел выяснить, хотя бы ориентировочно,
настроение и намерения делегаций. Как оказалось, главой британской делегации
был назначен престарелый адмирал Дрэкс. Будучи всего только комендантом
Портсмута, Дрэкс никакого влияния в армии не имел, ничего собой не
представлял для того, чтобы возглавить такую делегацию.
В разговоре с Дрэксом Майский спросил:
- Скажите, адмирал, когда вы отправляетесь в Москву?
- Это окончательно еще не решено, но в ближайшие дни.
- Вы, конечно, летите?
- О нет! Нас в обеих делегациях, вместе с обслуживающим персоналом,
около сорока человек, большой багаж. . На аэроплане лететь неудобно.
- Может быть, вы отправитесь в Советский Союз на одном из ваших
быстроходных крейсеров? Это было бы очень сильно и внушительно: военные
делегации на военном корабле... Да и времени от Лондона до Ленинграда
потребовалось бы немного.
- Нет, и крейсер не годится. Пришлось бы выселить два десятка офицеров
из кают и занять их место... Зачем доставлять людям неудобство? Нет, нет! Мы
не пойдем на крейсере.
Как оказалось, делегация после десятидневных сборов лишь 5 августа
отправилась на тихоходном товарно-пассажирском пароходе "Сити оф Эксетер". В
будущей же работе им предстояло руководствоваться такой инструкцией:
"Британское правительство не желает принимать на себя какие-либо конкретные
обязательства, которые могли бы связать нам руки при тех или иных
обстоятельствах. Поэтому следует стремиться свести военное соглашение к
самым общим формулировкам. Что-нибудь вроде согласованного заявления о
политике отвечало бы этой цели". И было в этой инструкции даже такое, ну,
прямо скажем, совсем странное указание: "делегация должна вести переговоры
очень медленно, следя за ходом политических событий".
Член французской миссии генерал Бофр позднее писал: "Можно заключить,
что англичане не имели никаких иллюзий в отношении результата предстоявших
переговоров и что они стремились прежде всего выиграть время. Это было
далеко от того, о чем мечтало общественное мнение".
Советскую делегацию возглавлял народный комиссар обороны маршал К. Е.
Ворошилов, членами являлись начальник Генерального штаба командарм 1 ранга
Б. М. Шапошников, народный комиссар ВМФ флагман флота 2 ранга Н. Г.
Кузнецов, начальник ВВС командарм 2 ранга А. Д. Локтионов и заместитель
начальника Генерального штаба комкор И. В. Смородинов Этот состав явно
показывает, что в делегацию были включены военные руководители первой
величины и советская сторона была готова к самым серьезным решениям.
На первом же заседании глава английской миссии хотел завязать дискуссию
о целях и общих принципах сотрудничества, то есть действовал в соответствии
с имеющейся у него инструкцией. Однако Ворошилов довольно жестко постарался
перевести разговор в конкретное русло:
- Цель у нас ясна, и теперь идет вопрос о выработке плана для
достижения этой цели, вот этим я и предлагаю заняться.
Началось обсуждение того, как Англия, Франция и СССР должны совместно
действовать, если начнется война с фашистской Германией. Камнем преткновения
стала проблема - пропустят ли Польша и Румыния через свою территорию
советские войска в случае нападения Германии на Францию, Англию или союзные
с ними страны - для помощи им? Выяснилось, что миссии Англии и Франции не
могли предложить никаких определенных планов по этому поводу; воздействовать
же на Польшу и Румынию в соответствующем направлении они отказывались, а у
СССР с этими странами никаких договоров не было.
Работа военных миссий началась в Москве 12 августа, но к 14 августа уже
было ясно, что никакого результата эти переговоры не дадут, и поэтому
советская военная миссия вскоре заявила следующее: "Советская военная миссия
выражает сожаление по поводу отсутствия у военных миссий Англии и Франции
точного ответа на поставленный вопрос о пропуске советских вооруженных сил
через территорию Польши и Румынии Советская военная миссия считает, что без
положительного разрешения этого вопроса все начатое предприятие о заключении
военной конвенции... заранее обречено на неуспех". И позже: "...ввиду
изложенного, ответственность за затяжку военных переговоров, как и за
перерыв этих переговоров, естественно, падает на французскую и английскую
стороны".
По всему было видно, что все три участника переговоров не в полной мере
понимали опасность, исходящую от фашизма. Это, безусловно, относится к
позиции Англии и Франции, да и наша делегация далеко не все сделала, чтобы
воздвигнуть барьер против фашистской агрессии. Ворошилов, не имея
дипломатического опыта, вел диалог слишком прямолинейно и, по сути дела, не
искал компромиссов.
Тем временем в Лондоне предпринимались различные шаги, чтобы найти пути
для сговора с фашистской Германией, и если не удастся толкнуть Гитлера на
войну с Советским Союзом, то залучить его в коалицию и осуществить это
вместе с Англией и Францией. Прогермански настроенная группа политических
деятелей Англии рассчитывала, что при всем своем безрассудстве Гитлер
все-таки сделает правильный, с их точки зрения, выбор и войне на два фронта
предпочтет договоренность с западными державами. 1 августа советник
германского посольства Кордт направил в министерство иностранных дел в
Берлин как бы итоговое донесение о всех состоявшихся до этого в Лондоне
разнообразных и напряженных переговорах.
В этих переговорах, писал он, английская сторона признавала, что
"руководящие круги Германии и Великобритании должны попытаться путем
переговоров, с исключением всякого участия общественного мнения, найти путь
к выходу из невыносимого положения", что "Великобритания изъявит готовность
заключить с Германией соглашение о разграничении сфер интересов" и "обещает
полностью уважать германские сферы интересов в Восточной и Юго-Восточной
Европе Следствием этого было бы то, что Великобритания отказалась бы от
гарантий, представленных ею некоторым государствам в германской сфере
интересов. Великобритания обещает действовать в том направлении, чтобы
Франция расторгла союз с Советским Союзом и отказалась бы от всех своих
связей в Юго-Восточной Европе. Великобритания обещает прекратить ведущиеся в
настоящее время переговоры о заключении пакта с Советским Союзом ...".
Из этого донесения отлично видна готовность правящих кругов Англии
предать Польшу. Ведь именно она подразумевается под "некоторыми
государствами в германской сфере интересов", от гарантий помощи которым в
случае нападения Германии Великобритания готова была отказаться и повлиять в
этом отношении на Францию Обещание же отозвать свою миссию, которая
находится в СССР, еще раз подтверждает, что работой этой миссии
Великобритания только пугала и привлекала на свою сторону Германию.
Однако Гитлер, не доверяя предложениям Англии, видя, что переговоры
между Англией и Францией, с одной стороны, и Советским Союзом, с другой, уже
идут в Москве, решил предпринять энергичные шаги, чтобы договоренность между
ними так и не состоялась Он опасался этого союза, потому что тогда ему
противостояла бы мощная коалиция и его агрессивные планы в Европе просто
рухнули бы.
Немецкая дипломатия начинает усиленно зондировать возможность сближения
с Советским Союзом, а Советский Союз, не сумев найти путей к договоренности
с Англией и Францией, не стал уклоняться от этого сближения. В результате
бесед с советником советского посольства в Берлине Г Астаховым, а также
нескольких бесед германского посла в СССР фон Шуленбурга с Молотовым была
достигнута принципиальная договоренность о приезде министра иностранных дел
Германии Риббентропа в Москву.
После переговоров на уровне послов и министров Гитлер и Сталин
обменялись телеграммами. Вот телеграмма Гитлера от 20 ав1уста 1939 года
(получена в Москве 21 августа):
"Господину Сталину, Москва
1 Я искренне приветствую подписание нового германо-советского торгового
соглашения как первую ступень в перестройке германо-советских отношений.
2. Заключение пакта о ненападении с Советским Союзом означает для меня
определение долгосрочной политики Германии. Поэтому Германия возобновляет
политическую линию, которая была выгодна обоим государствам в течение
прошлых столетий В этой ситуации имперское правительство решило действовать
в полном соответствии с такими далеко идущими изменениями
3 Я принимаю проект пакта о ненападении, который передал мне ваш
министр иностранных дел господин Молотов, и считаю крайне необходимым как
можно более скорое выяснение связанных с этим вопросов.
4 Я убежден, что дополнительный протокол, желаемый Советским
правительством, может быть выработан в возможно короткое время, если
ответственный государственный деятель Германии сможет лично прибыть в Москву
для переговоров. В противном случае имперское правительство не представляет,
как дополнительный протокол может быть выработан и согласован в короткое
время
5. Напряженность между Германией и Польшей стала невыносимой. Поведение
Польши по отношению к великим державам таково, что кризис может разразиться
в любой день. Перед лицом такой вероятности Германия в любом случае намерена
защищать интересы государства всеми имеющимися в ее распоряжении средствами.
6 По моему мнению, желательно, ввиду намерении обеих стран, не теряя
времени, вступить в новую фазу отношений друг с другом. Поэтому я еще раз
предлагаю принять моего министра иностранных дел во вторник, 22 августа,
самое позднее в среду, 23 августа. Имперский министр иностранных дел имеет
полные полномочия на составление и подписание как пакта о ненападении, так а
протокола. Принимая во внимание между народную ситуацию, имперский министр
иностранных дел не сможет остаться в Москве более чем на один-два дня. Я
буду рад получить Ваш скорый ответ.
Адольф Гитлер"
Гитлер был хорошо осведомлен о том, что английская и французская миссии
тянут переговоры и не имеют даже полномочий на подписание договора Не
случайно он подчеркивает, что его имперский министр может быть в Москве
всего один-два дня и что он имеет полные полномочия составлять текст
соглашения и подписывать сам пакт без долгих проволочек. Гитлер торопил
события.
В тот же день, а именно 21 августа 1939 года, Сталин ответил Гитлеру:
"Канцлеру Германского государства господину А Гитлеру.
Я благодарю Вас за письмо.
Я надеюсь, что германо-советский пакт о ненападении станет решающим
поворотным пунктом в улучшении политических отношений между. нашими
странами.
Народам наших стран нужны мирные отношения
друг с другом. Согласие германского правительства на заключение пакта о
ненападении создает фундамент для ликвидации политической напряженности и
для установления мира и сотрудничества между нашими странами.
Советское правительство уполномочило меня информировать Вас, что оно
согласно на прибытие в Москву господина Риббентропа 23 августа.
И. Сталин".
Так началась сложная личная политическая "игра" между двумя
диктаторами. Обычно в таких акциях говорится и пишется одно, а в
действительности скрывается совсем иное. Напомню лишь одну фразу из беседы
Гитлера с Буркхардтом, которая состоялась за девять дней до написания письма
Сталину:
- Я хочу жить с Англией в мире Я готов гарантировать английские
владения во всем мире.. Все, что я предпринимаю, направлено против России.
У нас есть возможность узнать тайные замыслы Гитлера именно этих дней
не в пересказе, а от него самого. На следующий день после получения письма
от Сталина, 22 августа 1939 года, Гитлер вел разговор в Оберзальцберге с
командующим всеми видами во оружейных сил Германии. Фюрер был полностью
откровенен, так как говорил с теми, кому предстояло осуществлять его
замыслы.
Записи этого разговора были обнаружены в материалах министерства
иностранных дел рейха. Вот некоторые фрагменты из них.
"С осени 1938 года. . я решил идти вместе со Сталиным. Сталин и я -
единственные, которые смотрим только в будущее. Так, я в ближайшие недели на
германо-советской границе подам руку Сталину и вместе с ним приступлю к
новому разделу мира. Генерал полковник фон Браухич обещал мне войну с
Польшей закончить в течение нескольких недель. Если бы он мне доложил, что
потребуется даже два или один год для этого, я бы не дал приказа о
наступлении и договор бы заключил не с Россией, а с Англией. Мы не можем
вести длительную войну. Несчастных червей - Даладье и Чемберлена я узнал в
Мюнхене. Они слишком трусливы, чтобы атаковать нас Они не могут осуществить
блокаду. Наоборот, у нас есть наша автаркия и русское сырье Польша будет
опустошена и заселена немцами. Мой договор с Польшей был только выигрышем во
времени. В общем, господа, с Россией случится то, что я сделал с Польшей.
После смерти Сталина, он тяжелобольной человек, мы разобьем Советскую
Россию. Тогда взойдет солнце немецкого мирового господства.
...Мы в дальнейшем будем сеять беспокойство на Дальнем Востоке и в
Аравии. Мы являемся господами и смотрим на эти народы в лучшем случае как на
лакированных обезьян, которые хотят почувствовать кнут.
Обстоятельства для нас благоприятные, как никогда У меня только одна
забота, что Чемберлен или какой-либо другой негодяй придет ко мне с
предложениями о посредничестве. Он полетит с лестницы... Нет, уже поздно для
этого. Наступление и уничтожение Польши начнется рано утром в воскресенье.
Я пущу несколько рот в польской форме на Верхнюю Силезию и протекторат.
Поверит мир этому или нет - для меня безразлично. Мир верит только успеху.
Я был убежден, что Сталин никогда не примет предложений англичан.
Россия не заинтересована в сохранении Польши, и Сталин знает, что его режиму
придет конец независимо от того, выйдут ли его солдаты из войны победителями
или побежденными. Смещение Литвинова сыграло решающую роль. Изменение
отношений с Россией я осуществил постепенно В связи с торговым договором мы
вступили в политические переговоры. Предложили заключить пакт о ненападении
Затем последовало многогранное предложение со стороны России Четыре дня
назад я сделал важный шаг, который привел к тому, что вчера Россия ответила,
что готова к заключению договора. Установлен личный контакт со Сталиным
Послезавтра Риббентроп заключит договор. Теперь Польша оказалась в том
положении, в каком я стремился ее видеть".
А в действительности, в открытых отношениях говорилось и вершилось
совсем другое.
23 августа 1939 года Риббентроп был уже в Москве, и прямо с дороги
состоялась первая его трехчасовая беседа со Сталиным и Молотовым в
присутствии германского посла фон Шуленбурга А поздно вечером в тот же день
была вторая беседа, закончившаяся подписанием печально известного Договора о
ненападении между Германией и Советским Союзом (текст договора - см.
дополнение No 1).
Во время бесед Риббентропа с нашими тогдашними руководителями кроме
отношений между Германией и Советским Союзом обсуждались также
взаимоотношения обеих держав с другими странами мира.
В беседах с Молотовым в начале 80-х годов я расспросил его, как
проходило обсуждение и подписание Договора. Эти рассказы, а также
стенографическая запись беседы, сделанная немецким переводчиком (6),
позволяют получить представление, о чем же говорилось в те вечер и ночь в
Кремле.
В числе прочих тем зашел разговор о Японии. Риббентроп сказал:
- Германо-японская дружба не направлена против Советского Союза. Более
того, мы в состоянии, имея хорошие отношения с Японией, внести вклад в дело
улаживания разногласий между Советским Союзом и Японией. Если господин
Сталин желает этого, то я готов действовать в этом направлении и
соответствующим образом использую свое влияние на японское правительство и
буду держать в курсе событий совет ских представителей в Берлине.
Сталин, немного подумав, ответил:
- Советское правительство действительно желает улучшения своих
отношений с Японией, но есть предел нашему терпению в отношении японских
провокаций Если Япония хочет войны, она может ее получить. Советский Союз не
боится войны и готов к ней Если Япония хочет мира - это намного лучше!
Конечно, помощь Германии в деле улучшения советско-японских отношений была
бы полезной. Но я бы не хотел, чтобы у японцев создалось впечатление, что
инициатива этого исходит от Советского Союза.
- Разумеется, все будет сделано, как вы желаете,- сказал Риббентроп.- Я
буду продолжать уже имевшие место беседы с японским послом в Берлине об
улучшении советско-японских отношений. Никакой новой инициативы ни с вашей
стороны, ни с нашей стороны в этом вопросе не будет.
На вопрос Сталина об отношениях Германии с Турцией Риббентроп сказал:
- Мы имеем сведения, что Англия потратила пять миллионов фунтов
стерлингов на распространение антигерманской пропаганды в Турции.
Сталин на это заметил:
- По моей информации, суммы, затраченные Англией для подкупа турецких
политических деятелей, много больше пяти миллионов фунтов. И вообще
поведение английского правительства выглядит очень странным. Как вы знаете,
недавно мы начали переговоры с британской миссией, и вот в течение этих
переговоров британская миссия так и не высказала Советскому правительству,
что же она в действительности может и чего хочет.
- Англия всегда пыталась и до сих пор пытается подорвать развитие
хороших отношений между Германией и Советским Союзом,- сказал Риббентроп.-
Англия слаба и хочет, чтобы другие поддерживали ее высокомерные претензии на
мировое господство.
- Британская армия слаба,- согласился Сталин.- Британский флот больше
не заслуживает своей прежней репутации. Английский воздушный флот
увеличивается, но Англии не хватает пилотов. Если, несмотря на все это,
Англия еще господствует в мире, то это происходит лишь благодаря глупости
других стран, которые всегда давали себя обманывать. Смешно, например, что
всего несколько сотен британцев правят Индией.
Риббентроп согласился с этим мнением Сталина и, слегка понизив голос,
как бы подчеркивая конфиденциальность своего заявления, сказал Сталину:
- На днях Англия снова прощупывала почву с виноватым упоминанием 1914
года. Это был типично английский глупый маневр. Я предложил фюреру сообщить
англичанам, что в случае германо-польского конфликта ответом на любой
враждебный акт Великобритании будет бомбардировка Лондона.
Сталин сказал:
- Несмотря на свою слабость, Англия будет вести войну ловко и упрямо. А
если еще учесть ее союз с Францией, то надо помнить, что Франция располагает
армией, достойной внимания.
Риббентроп ответил:
- Французская армия численно меньше германской. В то время как наша
армия в ежегодных наборах имеет по триста тысяч солдат, Франция может
набирать ежегодно только сто пятьдесят тысяч рекрутов. К тому же наш
Западный вал в пять раз сильнее, чем линия Мажино. Если Франция попытается
воевать с Германией, она определенно будет побеждена.
(Добавлю здесь, что Риббентроп сильно привирал, говоря о Западном вале,
иначе линии Зигфрида; в то время она существовала по большей части лишь на
бумаге, так как только строилась.- В. К.)
Зашел разговор и об антикоминтерновском пакте, на что Риббентроп
заявил:
- Антикоминтерновский пакт был в общем-то направлен не против
Советского Союза, а против западной демократии. Да мы по тону вашей русской
прессы видели, что Советское правительство осознает это полностью. Сталин
сказал:
- Антикоминтерновский пакт испугал главным образом лондонское Сити и
мелких английских торговцев.
Риббентроп согласился со Сталиным и даже пошутил:
- Конечно же, вы, господин Сталин, напуганы антикоминтерновским пактом
меньше лондонского Сити и английских торговцев. У нас среди берлинцев ходит
широко известная шутка: "Сталин еще присоединится к антикоминтерновскому
пакту",- Присутствующие улыбнулись этой шутке, а Риббентроп продолжал: -
Германский народ, особенно простые люди, тепло приветствует установление
понимания с Советским Союзом. Народ чувствует, что естественным образом
существующие интересы Германии и Советского Союза нигде не сталкиваются и
что развитию хороших отношений ранее препятствовали только иностранные
интриги, особенно со стороны Англии.
- И я верю в это,- сказал Сталин,- немцы желают мира и поэтому
приветствуют дружеские отношения между Германским государством и Советским
Союзом...
Риббентроп не сдержался и прервал Сталина:
- Германский народ, безусловно, хочет мира, но, с другой стороны,
возмущение Польшей так сильно, что все до единого готовы воевать. Германский
народ не будет более терпеть польских провокаций.
Сталин неожиданно предложил тост за фюрера:
- Я знаю, как сильно германская нация любит своего вождя, и поэтому мне
хочется выпить за его здоровье!
Затем были провозглашены тосты за здоровье имперского министра
иностранных дел Риббентропа и посла графа фон Шуленбурга. Молотов поднял
бокал за здоровье Сталина, Риббентроп, в свою очередь, тоже предложил тост
за Сталина и за благоприятное развитие отношений между Германией и Советским
Союзом.
Уже прощаясь, Сталин сказал Риббентропу:
- Советское правительство относится к новому договору очень серьезно. Я
могу дать честное слово, что Советский Союз никогда не предаст своего
партнера.
31 августа на внеочередной сессии Верховного Совета СССР был
ратифицирован советско-германский договор о ненападении. В своем выступлении
Молотов в числе прочего сказал:
"...Всем известно, что на протяжении последних шести лет, с приходом
национал-социалистов к власти, политические отношения между Германией и СССР
были натянутыми. Известно также, что, несмотря на различие мировоззрений и
политических систем, Советское правительство стремилось поддерживать
нормальные деловые и политические отношения с Германией. Сейчас нет нужды
возвращаться к отдельным моментам этих отношений за последние годы, да они
вам, товарищи депутаты, и без того хорошо известны. Следует, однако,
напомнить о том разъяснении нашей внешней политики, которое было сделано
несколько месяцев тому назад на XVIII партийном съезде . Товарищ Сталин
предупреждал против провокаторов воины, желающих в своих интересах втянуть
нашу страну в конфликт с другими странами. Разоблачая шум, поднятый
англо-французской и североамериканской прессой по поводу германских "планов"
захвата Советской Украины, товарищ Сталин говорил тогда "Похоже на то, что
этот подозрительный шум имел своей целью поднять ярость Советского Союза
против Германии, отравить атмосферу и спровоцировать конфликт с Германией
без видимых к тому оснований".
Как ведите, товарищ Сталин бил в самую точку, разоблачая происки
западноевропейских политиков, стремящихся столкнуть лбами Германию и
Советский Союз Заключение советско-германского Договора о ненападении
свидетельствует о том, что историческое предвидение товарища Сталина
блестяще оправдалось. (Бурная овация в честь тов. Сталина.)"
Через два года всем стало хорошо известно, что "предвидение" Сталина не
только не оправдалось, а ввергло нашу страну в такие беды, что все мы вместе
с нашим государством едва остались целы Как выяснилось позже, и пакт о
ненападении, и вся политика Гитлера и его дипломатов были только маскировкой
готовящейся войны. Под этой дымовой завесой Гитлер собирал силы для того,
чтобы удар по нашей стране был предельно мощным А наш "дальновидный" Сталин
ничего этого не понял, не разгадал, все принимал за чистую монету.
Думаю, что здесь необходимо сказать и о тех секретных соглашениях,
которые служили дополнением к заключенному Договору о ненападении. Они давно
опубликованы за рубежом, о них знает весь мир, сегодня они стали предметом
обостренного внимания и у нас, особенно в республиках Прибалтики В нашей
прессе эти документы до сих пор не были обнародованы на том основании, что
они известны только в фотокопиях, но дело в том, что все последующие события
развивались так, что сомневаться в наличии этих соглашений, увы, не
приходится Фактически было осуществлено все то, что в них предусматривалось.
Мне кажется, что в период перестройки пора сказать полную правду об
этих соглашениях Не будем же мы для этого ждать еще полвека! И нам нечего
бояться - ведь мы не можем нести ответственность задним числом за
политическую нечистоплотность и отход от принципов интернационализма,
допущенные Сталиным, Молотовым и другими руководителями.
На I Съезде народных депутатов СССР в июне 1989 года была создана
специальная Комиссия по политической и правовой оценке советско-германского
Договора о ненападении от 1939 года.
Перед принятием решения о создании комиссии М. С Горбачев заявил'
"Проблема эта стоит давно, она обсуждается, изучается и историками, и
политологами, и соответствующими ведомствами И я должен сказать, пока мы
обсуждаем в научном плане, в ве домствах каких-то, уже все документы, в том
числе и секретное приложение к этому договору, опубликованы везде. И пресса
Прибалтики все это опубликовала. Но все попытки найти этот подлинник
секретного договора не увенчались успехом Мы давно занимаемся этим вопросом.
Подлинников нет, есть копии, с чего - не известно, за подписями, особенно у
нас вызывает сомнение то, что подпись Молотова сделана немецкими буквами "
Видимо, М С Горбачева неточно информировали. На фотокопиях этих
документов подписи Молотова обычные, на русском языке. Могу судить о
схожести этих подписей с теми, которые стоят на фотографиях, подаренных мне
Молотовым Разумеется, подделать подпись не представляет трудностей,
вспомните хотя бы фальсификацию подписи Тухачевского Но уместен вопрос- кому
и зачем понадобилось подделывать подписи под текстом якобы
"несуществовавших" секретных договоров?
Что касается подписей Молотова латинскими буквами, то они были Договоры
и протоколы печатались на двух языках. Молотов подписывал русский вариант
по-русски, а немецкий латинскими буквами, хотя это по протоколу и не
предусматривается
Вот секретный протокол, служивший дополнением к подписанному пакту о
ненападении.
СЕКРЕТНЫЙ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ПРОТОКОЛ
При подписании Договора о ненападении между Германией и Союзом
Советских Социалистических Республик нижеподписавшиеся уполномоченные обеих
сторон обсудили в строго конфиденциальном порядке вопрос о разграничении
сфер обоюдных интересов в Восточной Европе Это обсуждение привело к
нижеследующему результату:
1 В случае территориально-политического переустройства областей,
входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия,
Литва), се верная граница Литвы одновременно является границей сфер
интересов Германии и СССР При этом интересы Литвы по отношению Виленской
области признаются обеими сторонами;
2. В случае территориально-политического переустройства областей,
входящих в состав Польского государства, граница сфер интересов Германии и
СССР будет приблизительно проходить по линии рек Нарыва, Вислы и Сана.
Вопрос, является ли в обоюдных интересах желательным сохранение
независимого Польского государства и каковы будут границы этого государства,
может быть окончательно выяснен только в течение дальнейшего политического
развития.
Во всяком случае, оба Правительства будут решать этот вопрос в порядке
дружественного обоюдного согласия;
3. Касательно Юго-Востока Европы, с советской стороны подчеркивается
интерес СССР к Бессарабии. С германской стороны заявляется о ее полной
политической незаинтересованности в этих областях;
4 Этот протокол будет сохраняться обеими сторонами в строгом секрете.
Москва, 23 августа 1939 года
Таков этот подписанный советским представителем откровенный раздел сфер
влияния с фашистской Германией. К сожалению, эту политическую авантюру уже
не зачеркнешь и из истории не выбросишь.
В уже упомянутой речи 31 августа Молотов говорил с трибуны Верховного
Совета СССР. "Совегско-германский Договор о ненападении означает поворот в
развитии Европы, поворот в сторону улучшения отношений между двумя самыми
большими государствами Европы Этот договор не только дает нам устранение
угрозы войны с Германией, суживает поле возможных военных столкновений в
Европе и служит, таким образом, делу всеобщего мира "
В типографии "Правды" еще набирали эти слова, а в ночь на 1 сентября
германские бомбы уже сыпались на города Польши, и механизированные колонны
фашистов мчались по польским дорогам.
2 сентября 1939 года в "Правде" было опубликовано сообщение ТАСС:
"Берлин, 1 сентября (ТАСС)
По сообщению Германского информационного бюро, сегодня утром германские
войска в соответствии с приказом верховного командования перешли
германо-польскую границу в различных местах Соединения гер майских
военно-воздушных сил также отправились бомбить военные объекты в Польше".
Вот такое бесстрашое заявление по поводу беды, постигшей соседнее с
нами государство.
Официально в прессе царила нейтральность, а за кулисами шла другая
жизнь.
9 сентября Молотов послал Риббентропу телефонограмму, которую иначе чем
кощунственной не назовешь
"Я получил Ваше сообщение о том, что германские войска вошли в Варшаву
Пожалуйста, передайте мои поздравления и приветствия Правительству
Германской Империи.
Молотов"
Сообщая, что немецкие войска уже "вошли в Варшаву", гитлеровцы тем
самым хотели ускорить начало наступления и советских войск на оговоренную в
протоколе польскую территорию Они при этом не обманывали, но окончательно
Варшава капитулировала только 27 сентября. Поэтому не случайно Молотов 14
сентября просил (после поздравления!), "чтобы ему как можно более точно
сообщили, когда можно рассчитывать на захват Варшавы" Германский посол в
Москве Шуленбург так докладывает об этом в министерство иностранных дел в
Германии.
"Срочно! Совершенно секретно! От 14 сентября 1939 года, 18 часов 00
минут.
Молотов вызвал меня сегодня в 16 часов и заявил, что Красная Армия
достигла состояния готовности скорее, чем я-о ожидалось Советские действия
поэтому могут начаться раньше указанного им (Молотовым) во время последней
беседы срока Учитывая политическую мотивировку советской акции (падение
Польши и защита русских "меньшинств"). Советам было бы крайне важно не
начинать действовать до того, как падет административный центр Польши -
Варшава. Молотов поэтому просит, чтобы ему как можно более точно сообщили,
когда можно рассчитывать на захват Варшавы. Я хотел бы обратить ваше
внимание на сегодняшнюю статью в "Правде", к которой завтра прибавится
аналогичная статья в "Известиях". Эти статьи содержат упомянутую Молотовым
политическую мотивировку советской интервенции.
Шуленбург"
Когда настал момент для начала действий Красной Армии, Сталин пригласил
Шуленбурга в Кремль и сделал ему заявление, о котором германский посол тут
же телеграфировал в Берлин.
"Очень срочно! Секретно! 17 сентября 1939 года
Сталин в присутствии Молотова и Ворошилова принял меня в 2 часа ночи и
заявил, что Красная Армия пересечет советскую границу в 6 часов утра на всем
ее протяжении от Полоцка до Каменец- Подольска.
Во избежание инцидента Сталин спешно просит нас проследить за тем,
чтобы германские самолеты, начиная с сегодняшнего дня, не залетали восточнее
линии Белосток - Брест-Литовск - Лемберг (7) Советские самолеты начнут
сегодня бомбардировать район восточнее Лемберга.
Советская комиссия прибудет в Белосток завтра, самое позднее
послезавтра.
Сталин зачитал мне ноту, которая будет вручена уже сегодня ночью
польскому послу и копия которой в течение дня будет разослана всем миссиям,
а затем опубликована. В ноте дается оправдание советских действий Зачитанный
мне проект содержал три пункта, для нас неприемлемых. В ответ на мои
возражения Сталин с предельной готовностью изменил текст так, что теперь
нота вполне нас удовлетворяет. Сталин заявил, что вопрос о публикации
германо-советского коммюнике не может быть поставлен на рассмотрение в
течение ближайших двух-трех дней.
В будущем все военные вопросы, которые возникнут, должны выясняться
напрямую с Ворошиловым генерал-лейтенантом Кестрингом.
Шуленбург".
Необходимо, мне кажется, привести здесь и текст правительственной ноты,
которая разослана всем послам и посланникам государств, имеющих
дипломатические отношения с СССР, в которой объяснялись и оправдывались
действия Советского Союза в отношении Польши.
"17 сентября 1939 года.
Господин посол,
польско-германская война выявила внутреннюю несостоятельность Польского
государства. В течение 10 дней военных операций Польша потеряла все свои
промышленные районы и культурные центры. Варшава как столица Польши не
существует больше. Польское правительство распалось и не проявляет признаков
жизни. Это значит, что Польское государство и его правительство фактически
перестали существовать. Тем самым прекратили свое действие договора,
заключенные между СССР и Польшей. Предоставленная самой себе и оставленная
без руководства, Польша превратилась в удобное поле для всяких случайностей
и неожиданностей, могущих создать угрозу для СССР. Поэтому, будучи доселе
нейтральным. Советское правительство не может более относиться к этим фактам
безразлично
Советское правительство не может также безразлично относиться к тому,
чтобы единокровные украинцы и белорусы, проживающие на территории Польши,
брошенные на произвол судьбы, остались беззащитными.
Ввиду такой обстановки Советское правительство отдало распоряжение
Главному командованию Красной Армии дать приказ войскам перейти границу и
взять под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и
Западной Белоруссии.
Одновременно Советское правительство намерено принять все меры к тому,
чтобы вызволить польский народ из злополучной войны, куда он был ввергнут
его неразумными руководителями, и дать ему возможность зажить мирной жизнью.
Примите, господин посол, уверение в совершенном к вам почтении.
Народный Комиссар Иностранных дел СССР В. Молотов"
И опять, в который уже раз, даже в таком официальном, разосланном по
всему миру документе, Сталин и Молотов кривили душой и говорили неправду,
особенно в той части, где они обещали "вызволить польский народ из
злополучной войны" и дать ему "возможность зажить мирной жизнью".
Документы, которые стали известны в наше время (я уже говорил выше о
том, что это документы германского министерства иностранных дел),
свидетельствуют совсем о другом Вот телеграмма германского посла в Москве,
отправленная в министерство иностранных дел Германии 25 сентября 1939 года:
"Совершенно секретно! Срочно!
Сталин и Молотов попросили меня прибыть в Кремль сегодня в 20 часов
Сталин заявил следующее При окончательном урегулировании польского вопроса
нужно избежать всего, что в будущем может вызвать трения между Германией и
Советским Союзом. С этой точки зрения он считает неправильным оставлять
независимым остаток Польского государства. Он предлагает следующее, из
территории к востоку от демаркационной линии все Люблинское воеводе гво и та
часть Варшавского воеводства, которая доходит до Буга, должны быть добавлены
к нашей (германской) порции. За это мы отказываемся от претензий на Литву.
Сталин указал на это предложение как на предмет будущих переговоров с
имперским министром иностранных дел и добавил, что, если мы согласны.
Советский Союз немедленно возьмется за решение проблемы Прибалтийских
государств в соответствии с протоколом от 23 августа и ожидает в этом деле
полную поддержку со стороны германского правительства. Сталин подчеркнуто
указал на Эстонию, Латвию и Литву, но не упомянул Финляндию.
Я ответил Сталину, что доложу своему правительству.
Шуленбург".
27 сентября Риббентроп снова прилетел в Москву, и 28 сентября им и
Молотовым был подписан новый германо-советский "Договор о дружбе и границе
между СССР и Германией" Этот договор официально и юридически закреплял
раздел территории Польши между Германией и Советским Союзом, к нему
прилагалась соответствующая карта, на которой была указана новая граница, и
эту карту подписали Сталин и Риббентроп.
К этому договору прилагались два дополнительных секретных протокола. В
одном из них фиксировались те изменения в территориальных разграничениях, о
которых еще раньше договорился Сталин, о том, что Люблинское воеводство и
часть Варшавского воеводства отходят в сферу влияния Германии, а Советскому
Союзу теперь отдается вся литовская территория.
В своем комментарии при создании уже упомянутой Комиссии М. С. Горбачев
еще сказал:
- Секретного протокола пока нет, и мы его оценить не можем. Я думаю,
вообще комиссия такая должна быть, с этим я действительно согласился бы. Она
должна выработать политическую и правовую оценку этого договора о
ненападении, без упоминания секретного протокола, поскольку все архивы, что
мы перерыли у себя, ответа не дали. (Хотя, я вам скажу, историки знают и
могли бы вам сказать: вот то-то происходило, двигались навстречу две мощные
силы, и на каких-то рубежах, так сказать, это соприкосновение совершенно
остановилось. Что-то лежало в основе. Но это пока рассуждения. Поэтому тут
требуется разбирательство, анализ всех документов, всей той ситуации, как
она шла.. Это не простой вопрос, но раз он есть, уходить, уклоняться, я
думаю, не нужно... давайте браться и изучать..)
М С Горбачев предлагает не уклоняться. Раз для изучения вопроса нужны
документы, я приведу опубликованный в США текст второго секретного
протокола, и давайте попытаемся самостоятельно оценить ситуацию.
СЕКРЕТНЫЙ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЙ ПРОТОКОЛ
Нижеподписавшиеся Уполномоченные при заключении советско-германского
Договора о границе и дружбе констатировали свое согласие в следующем:
Обе стороны не допустят на своих территориях никакой польской агитации,
которая действует на территорию другой страны Они ликвидируют зародыши
подобной агитации на своих территориях и будут информировать друг друга о
целесообразных для этого мероприятиях. По уполномочию Правительства СССР В.
Молотов.
За Правительство
Германии И. Риббентроп. Москва, 28 сентября 1939 года.
Вот так, черным по белому, зафиксирован сговор с фашистским режимом о
единых действиях, препятствующих агитации и пропаганде за возрождение
Польши, сговор, свидетельствующий о полной утрате тогдашними советскими
руководителями интернационалистских принципов.
После того как были напечатаны эти строки в журнале, появились новые,
ранее неизвестные, сведения об этих договорах Для того чтобы завершить эту
тему с наиболее возможной на сегодняшний день ясностью, приведу выдержки из
исследования комиссии I Съезда народных депутатов СССР и то, что я разыскал
сам как дополнение к этим исследованиям
Почему я говорю "на сегодняшний день"' Потому что документы, касающиеся
международных отношений тех дней, известны лишь германские и советские. Что
касается документов, имеющихся у английской и американской сторон, то Англия
объявила их закрытыми до 2017 года, а США вообще не указывает срока
ограничения
Германская и советская стороны, согласно договоренности (несмотря на то
что воевали не на жизнь, а на смерть), свято хранили тайну секретных
соглашений.
Впервые о существовании протокола публично было упомянуто на
Нюрнбергском процессе, когда военные преступники, сидевшие на скамье
подсудимых, пытались перевернуть обвинение и, опираясь на секретные
договоры, доказать, что советские руководители, подписавшие эти соглашения,
являются равноценными соучастниками агрессии Защитник Гесса - Альфред Зейдль
представил суду показания бывшего начальника юридического отдела МИД
Германии Фридриха Гауса, который сопровождал Риббентропа в поездке в Москву
для подписания договора в августе 1939 года
Вот выдержка из его письменных показаний
При допросе в суде статс-секретаря германского МИД Вайцзеккера защитник
Гесса опять стал задавать ему вопросы о секретном протоколе. Вайцзеккер
подтвердил существование такого документа и подробно пересказал его
содержание, которое полностью совпадало с показаниями Гауса
Председатель суда спросил'
- Свидетель, вы видели подлинник этого секретного соглашения.
Вайцзеккер ответил:
- Да, я видел фотокопию этого соглашения, может быть, я видел даже
подлинник, но, во всяком случае, фотокопию я держал в руках Один экземпляр
фотокопии был заперт у меня в сейфе.
Во время объявленного перерыва Главный обвинитель от СССР Руденко
заявил протест по поводу этих дебатов о секретном договоре, так как до
начала процесса главные обвинители стран-победительниц договорились не
касаться таких вопросов, которые могут быть использованы обвиняемыми для
поворота в свою пользу. В числе прочих от советской стороны были определены
не подлежащими обсуждению "советско германский пакт о ненападении 1939 года
и вопросы, имеющие к нему отношение".
Комитет обвинителей поддержал Руденко В результате трибунал отклонил
претензии защитника Зайдля и постановил исключить из его речи обвинения в
адрес СССР и не включать их в протокол. Однако в своем последнем слове
обвиняемый Риббентроп все же коснулся этой темы:
"Когда я приехал в Москву в 1939 году к маршалу Сталину, он обсуждал со
мной не возможность мирного урегулирования германо-польского конфликта а дал
понять, что если он не получит половины Польши и Прибалтийские страны, еще
без Литвы с портом Либава, то я могу сразу же вылетать назад.
Ведение войны, видимо, не считалось там в 1939 году преступлением
против мира, в противном случае я не могу объяснить телеграмму Сталина после
окончания польской кампании, которая гласила' "Дружба Германии и Советского
Союза, основанная на совместно пролитой крови, имеет перспективы быть
длительной и прочной"
Так существование протокола получило огласку Краткая история немецких
оригиналов такова Пока боевые действия на фронтах развивались для Германии
успешно, договор и секретный протокол хранились в сейфе МИД Германии Но
когда стало ясно, что война может быть проиграна и огромные архивы едва ли
удастся куда-то увезти и спрятать, Риббентроп приказал сделать микрокопии на
фотопленку с наиболее важных документов.
Весной 1945 года поступило указание уничтожить архивы. Выполняя это
указание, советник Карл фон Леш уничтожил документы, но спрятал микрофильмы
(20 катушек, где заснято 9 725 страниц документов) в железную коробку,
обмотал ее промасленной тканью и зарыл в землю в парке замка Шенберг
(Тюрингия), куда в то время был вывезен архив. 12 мая 1945 года фон Леш
рассказал о документах подполковнику английской армии Роберту Томсону А тот
сообщил об этом союзникам-американцам. 14 мая коробку вырыли, 19 мая
доставили в Лондон, где американцы сняли дубликаты со всех микрофильмов. С
этих микрофильмов и сделаны фотокопии, на издание которых ссылался я и
которые сегодня известны всему свету.
Однако если прояснился вопрос об оригиналах немецкой стороны, то куда
делись подлинники", принадлежащие нашей, советской стороне?
Как стало известно недавно, секретный протокол нашей стороны хранился в
личном сейфе Молотова. О протоколе, подписанном от имени государства, не
знал никто, кроме присугствовавших при его подписании Не было об этом
известно ни Политбюро ЦК партии, ни Верховному Совету СССР.
В печати содержание протокола впервые было опубликовано 23 мая 1946
года (газета "Сан-Луи пост диспетч"), а позднее во многих сборниках
документов.
В советской печати о протоколе не только не упоминалось, но даже
отрицалась возможность его существования, если появлялось какое-нибудь
сообщение за рубежом
В 1989 году I Съезд народных депутатов СССР поручил созданной под
председательством А. Н. Яковлева комиссии дать "политическую и правовую
оценку советско-германского Договора о ненападении от 23 августа 1939 года".
Комиссия ознакомилась с архивами МИД, Министерства обороны, КГБ, Главного
архивного управления. Общего отдела ЦК КПСС и Института марксизма-ленинизма
Запрашивала немецкие документы через посольство ФРГ. Нигде оригиналы
секретного протокола не найдены
Дальше я привожу обоснование комиссии, почему она все же считает
возможным признать существование протокола, несмотря на отсутствие
подлинников
"Действительно, оригиналы протоколов не найдены ни в советских, ни в
зарубежных архивах Тем не менее комиссия считает возможным признать, что
секретный дополнительный протокол от 23 августа 1939 года существовал
Первое В Министерстве иностранных дел СССР существует служебная
записка, фиксирующая передачу в апреле 1946 года подлинника секретных
протоколов одним из помощников Молотова другому: Смирновым - Подцеробу Таким
образом, оригиналы у нас были, а затем они исчезли. Куда они исчезли, ни
комиссия, никто об этом не знает Вот текст этой записки. "Мы,
нижеподписавшиеся, заместитель заведующего Секретариатом товарища Молотова
Смирнов и старший помощник Министра иностранных дел Подцероб, сего числа
первый сдал, второй принял следующие документы особого архива Министерства
иностранных дел СССР.
1 Подлинный секретный дополнительный протокол от 23 августа 1939 года
на русском и немецком языках плюс 3 экземпляра копии этого протокола".
Дальше не относящиеся к этому делу, в одном случае 14, а в другом - еще
несколько документов Подписи: "Сдал Смирнов, принял Подцероб".
Следующий факт Найдены заверенные машинописные копии протоколов на
русском языке. Как показала экспертиза, эти копии относятся к молотовским
временам в работе МИД СССР.
Третье. Криминалисты провели экспертизу подписи Молотова в оригинале
договора о ненападении, подлинник которого, как вы сами понимаете, у нас
есть, и в фотокопии секретного протокола. Эксперты пришли к выводу об
идентичности этих подписей.
Четвертое. Оказалось, что протоколы, с которых сняты западногерманские
фотокопии, были напечатаны на той же машинке, что и хранящийся в архивах МИД
СССР подлинник договора. Как вы понимаете, таких совпадений не бывает.
И наконец, пятое. Существует разграничительная карта Она напечатана,
завизирована Сталиным. Карта разграничивает территории точно по протоколу.
Причем на ней две подписи Сталина. В одном случае - общая вместе с
Риббентропом, а во втором случае Сталин красным карандашом делает поправку в
нашу пользу и еще раз расписывается на этой поправке.
Таким образом, дорогие товарищи, эти соображения не вызывают малейших
сомнений в том, что протокол такой существовал".
Таково заключение комиссии.
А теперь я расскажу о дополнительных сведениях, на мой взгляд, тоже
убедительно подтверждающих существование протокола. Я удивляюсь, как не
пришло в голову никому из членов комиссии воспользоваться таким достоверным
источником.
Просматривая свои материалы о тех далеких днях, перечитывая текст
договора, вглядываясь в подписи под ним, рассматривая фотографии
Нюрнбергского процесса, я размышлял о том, что участники тех событий -
Сталин, Гитлер, Молотов, Риббентроп, Геринг, Гесс и другие - сошли с
исторической сцены, никто уже не может рассказать, что и как тогда
произошло. И вдруг я вспомнил Еще жив один человек, который нередко бывал
рядом со всеми этими деятелями, не только слышал их разговоры, но и помогал
объясниться,- это переводчик Павлов Владимир Николаевич
Бросив все дела, я немедленно стал добывать телефон и адрес Павлова.
Именно добывать - в Москве найти нужного человека не так просто.
И вот я у Павлова. Меня встретила его жена - общительная и, сразу
видно, властная дама. Она тут же предупреждает, что Владимир Николаевич не
дает интервью, не пишет мемуаров, а со мной будет беседовать из уважения,
которое испытывает ко мне как писателю Маленький магнитофон, который я хотел
использовать как записную книжку, она взяла и вынесла в прихожую.
- Будем говорить без этого.
В гостиную вошел Владимир Николаевич, непохожий на того, каким я видел
его на многих фотографиях: там он небольшого роста, худенький и, я бы
сказал, не выделяющийся, всегда сбоку или позади тех, кому помогает вести
разговор. Теперь он пополнел, блондин от природы, стал совсем светлый, даже
не седой, а какой то выцветший. Ему за восемьдесят, не очень здоров, но
память светлая, видимо, по профессиональной привычке не берет на себя
инициативу разговора, а лишь отвечает на вопросы. Ему бойко помогает
супруга.
Для знакомства я попросил Владимира Николаевича коротко рассказать о
себе.
- Я никогда не собирался быть переводчиком, окончил энергетический
институт, занялся научной работой, хотел увеличить прочность лопастей
турбин. А языками увлекался для себя Как сегодня говорят, это было хобби.
Нравилось и легко давалось. Видно, от природы мне это было отпущено,
свободно владел немецким, английским, а поэднее французским и испанским И
вот в 1939 году меня вызывают в ЦК ВКП(б). Представляете' Я всего кандидат в
члены партии. В ЦК со мной беседовали два человека на немецком языке в
присутствии какого-то работника ЦК. Как выяснилось, они должны были
выяснить, как я .знаю язык. И выяснили, сказав. "Он знает немецкий лучше
нас". Тут же мне было сказано, чтобы я ехал в Наркоминдел к товарищу
Молотову. Его только что назначили наркомом вместо Литвинова, и он обновлял
аппарат.
Все это было как во сне, я не хотел быть дипломатом, мне было 24 года,
все мои мысли были в науке. Я об этом честно сказал Молотову на первой же
беседе Но он коротко и четко отрезал:
- Вы коммунист и обязаны работать там, где нужнее.
Так я стал помощником наркома иностоанных дел СССР. Я переводил на всех
встречах Сталина и Молотова с Риббентропом. Был с Молотовым на его встречах
с Гитлером, рыл заведующим Центральным европейским отделом наркомата.
Работал как переводчик на всех конференциях в годы войны - Тегеранской,
Ялтинской, Потсдамской. С 1974 года на пенсии в ранге Чрезвычайного и
Полномочного Посла.
- Расскажите подробнее о подписании договора о ненападении с Германией.
- Да, я тогда переводил разговор Сталина, Риббентропа и Молотова.
- В наши дни много пишут и говорят о секретном дополнении к договору -
протоколе. Даже в докладе Яковлева Съезду народных депутатов, после
изложения всех косвенных доказательств о существовании протокола, все же
сказано - подлинников нет. Если вы были при подписании договора и этого
секретного приложения, то на сегодня вы единственный живой свидетель
происходившего в тот день - 23 августа 1939 года. Скажите четко и прямо: был
ли секретный протокол?
- Да, был. И еще добавлю такую подробность, в которую сегодня вообще
трудно поверить. Инициатива создания и подписания секретного протокола
исходила не с немецкой, а с нашей стороны.
- Это действительно очень неожиданно слышать.
- Ничего удивительного. Секретный протокол сегодня осуждают, а по тем
временам, в той международной обстановке, его расценивали как мудрый
поступок Сталина. Гитлеру нужен был спокойный тыл. Он очень спешил с
подписанием договора. Оставалось несколько дней до нападения на Польшу, а
позднее на Францию. Не допустить открытия фронта на востоке, обеспечить тыл
было заветной мечтой Гитлера. Риббентроп привез только текст основного
договора, Сталин, Молотов обсудили его, внесли поправки. Сталин вдруг
заявил: "К этому договору необходимы дополнительные соглашения, о которых мы
ничего нигде публиковать не будем". Сталин, понимая, что ради спокойного
тыла Гитлер пойдет на любые уступки, тут же изложил эти дополнительные
условия: Прибалтийские республики и Финляндия станут сферой влияния
Советского Союза. Кроме того, Сталин заявил о нашей заинтересованности в
возвращении Бессарабии и объединении украинских и белорусских западных
областей с основными территориями этих республик.
Риббентроп растерялся от таких неожиданных проблем, сказал, что не
может их решить сам, и попросил разрешения позвонить фюреру. Получив такое
разрешение, он из кабинета Сталина связался с Гитлером и изложил ему
пожелания Сталина. Фюрер уполномочил Риббентропа подписать дополнительный
протокол. Он и не мог не согласиться. У него войска были сосредоточены -
через неделю начнется война, любые обещания он готов дать, понимая, что все
они будут , нарушены и не выполнены, когда в этом появится необходимость.
(Кстати, этот разговор подтверждает в своих показаниях на Нюрнбергском
процессе бывший начальник юридического отдела МИД Германии Фридрих Гаус:
"Рейхсминистр по этим пунктам... заказал разговор по телефону с Гитлером...
Гитлер уполномочил Риббентропа одобрить советскую точку зрения" - В. К.)
После разговора с Гитлером здесь же, в кабинете Сталина, был сос1авлен
"Секретный дополнительный протокол". Его отредактировали, отпечатали и
подписали.
Все это я видел своими глазами, слышал и переводил разговор участников
переговоров. Сталин несколько раз подчеркнул, что это сугубо секретное
соглашение никем и нигде не должно быть разглашено.
Подтверждение рассказа Павлова я нашел в показаниях самого Риббентропа
на Нюрнбергском процессе.
Цитата из последнего слова Риббентропа на Нюрнбергском процессе,
которую я уже привел в этой главе (см. с. 48), на мой взгляд, убедительно
подтверждает достоверность рассказа Павлова.
Не буду приводить другие подробности моей беседы с Павловым, она была
очень интересной, мой рассказ о договорах и так затянулся. Я на это решился
только потому, что все это имеет отношение к деятельности Жукова, потому что
в какой-то степени объясняет убеждение Сталина в том, что он "переиграл"
Гитлера и отодвинул опасность войны. Это же объясняет, почему Сталин не
разрешил военным принять все меры к отражению возможного нападения Германии.
Сталин верил Гитлеру, верил в подписанные договоры. И получилось в конечном
счете, что не он "переиграл" Гитлера, а, наоборот, фюрер обманул Сталина,
усыпив его бдительность и обеспечив себе благоприятные условия для захвата
Польши, разгрома Франции и удара по нашей стране и армии, не изготовившейся
для отпора.
Как известно, после нападения Германии на Польшу Англия и Франция, в
соответствии с заключенными ранее договорами, объявили войну Германии.
Но это была "странная война", как ее называли, потому что никаких
активных действий ни Англия, ни Франция практически не предпринимали.
Сталин в узком кругу, среди членов Политбюро, ходил сияющий и
торжественный, он считал, что достиг огромного успеха. Ну как же! Германия
стала дружественным нам государством, а Англия и Франция втянулись в войну с
ней. Таким образом, война от наших границ отодвинута далеко на запад,
империалистические страны теперь решают свои проблемы с оружием в руках, а
Советский Союз, мол, благополучно остался в стороне!
Никита Сергеевич Хрущев в своем докладе на XX съезде так вспоминал о
тех днях: "Сталин воспринимал этот договор как большую удачу. Он ходил
буквально гоголем. Ходил, задравши нос, и буквально говорил: "Надул Гитлера,
надул Гитлера!"
Однако история показала, что Сталин оказался недальновидным политиком.
Вспомните слова Гитлера о том, что "все, что я делаю, направлено против
России". Благодаря договоренности со Сталиным Гитлер развязал себе руки и
стал захватывать в Европе одну страну за другой, собирая силы для большой
войны против Советского Союза. А Сталин из-за той же
договоренности объективно даже помогал Гитлеру в этих его акциях.
Напомню строки из секретного протокола к договору о том, что
договаривающиеся стороны не допустят на своей территории какой-либо
агитации, которая несет вред территории другой стороны. Выполняя этот пункт
решении, наша печать практически прекратила антифашистскую агитацию и
пропаганду. Молотов на сессии Верховного Совета осенью 1939 года сказал:
"Известно, что за последние несколько месяцев такие понятия, как "агрессия",
"агрессор", получили новое конкретное содержание, приобрели новый смысл...
Теперь, если говорить о великих державах Европы, Германия находится в
положении государства, стремящегося к скорейшему окончанию войны и к миру, а
Англия и Франция, вчера еще ратовавшие против агрессии, стоят за продолжение
войны и против заключения мира. Роли, как видите, меняются... Идеологию
гитлеризма, как и всякую другую идеологическую систему, можно признавать или
отрицать, это - дело политических взглядов Но любой человек поймет, что
идеологию нельзя уничтожить силой, нельзя покончить с ней войной. Поэтому не
только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война за
"уничтожение гитлеризма", прикрываемая фальшивым флагом борьбы за
"демократию".
Кроме прекращения антифашистской пропаганды внутри нашей страны Сталин
через Коминтерн направил коммунистическим партиям директиву (и она была
обязательна для выполнения всеми компартиями) о том, чтобы была свернута
борьба против немецкого фашизма. В этой директиве агрессором объявлялся
англофранцузский империализм, и именно против него требовалось направить
пропаганду и агитацию всех коммунистических партий. Этот поворот политики
был не только неожиданным, а просто предательским. Для всех было очевидно,
что агрессивную политику ведет фашистская Германия, и вдруг директивой
Сталина все становилось с ног на голову.
Представьте себе положение только двух компартий - Франции и Англии.
Значит, по логике этой директивы, после нападения фашистов на Францию
Французская компартия должна была вести пораженческую политику, а
французские коммунисты должны были содействовать поражению своего народа,
своей армии, защищающейся от фашистской агрессии? Французские коммунисты не
пошли на поводу у этого распоряжения Сталина, они звали народ к защите своей
родины и организовали сопротивление гитлеровцам после захвата ими
французской территории. И были они совершенно правы, хотя и не выполнили
директиву Коминтерна^
Как видим теперь, Сталин объективно помогал Гитлеру в войне против
Франции. Да и не только объективно, а и прямо помогал, потому что такая
политика, нейтрализующая и выводящая из борьбы огромные силы
коммунистических партий Европы, была действенной помощью гитлеровцам. А
гитлеровская пропаганда, явно со слов самого фюрера, похлопывала Сталина по
плечу, похваливая его за такую политику. Вот что писала гитлеровская газета
"Мюнхенернойсте нахрихтен": "С момента заключения этого пакта Германия
создала себе свободный тыл. Опыт мировой войны, когда Германия сражалась на
нескольких фронтах, на этот раз был учтен. Победоносный поход в Польше,
Норвегии, Голландии и Бельгии и, наконец, в Северной Франции был бы
значительно более трудным, если бы в свое время не было достигнуто
германско-советское соглашение. Благодаря договору успешно развивается
германское наступление на западе".
Сталин в своих действиях, очевидно, исходил из такой логики, что в
предвидении неизбежной военной схватки с гитлеровской Германией
(неизбежность которой, вероятно, все же была ему ясна) он, "надув Гитлера",
предпринял все меры для занятия выгодных позиций в этой будущей войне. Об
этом должны были свидетельствовать присоединение Западной Украины и Западной
Белоруссии, что отодвинуло нашу границу далеко на запад, и попытки улучшить
стратегическое положение Ленинграда ценой войны с Финляндией за Карельский
перешеек.
Но вот о последнем необходимо сказать отдельно, потому что и сама
война, и ее ход, и ее последствия принесли не только большой вред нашей
стране, но и, что немаловажно, очень невыгодные для нас последствия, что не
раз подчеркивал и Жуков.
Граница Финляндии проходила не так далеко от Ленинграда, и город, в
случае войны, могли обстреливать финские орудия крупных калибров. Финское
правительство того времени, которое возглавлял Рюти, вело недружественную
Советскому Союзу политику,
В томе Советской Военной Энциклопедии, вышедшем в 1979 году, сказано:
"Правящие реакционные круги Финляндии с помощью империалистических
государств превратили территорию страны в плацдарм для нападения на СССР. В
приграничных районах и главным образом на Карельском перешейке, в 32
километрах от Ленинграда, при участии немецких, английских, французских и
бельгийских военных специалистов и финансовой помощи Великобритании,
Франции, Швеции, Германии и США была построена мощная долговременная система
укреплений, "линия Маннергеймз",
Это распространенное у нас объяснение возможности агрессии Финляндии
против СССР выглядит крайне неубедительно. Может быть, все эти страны и были
заинтересованы в столкновении Финляндии и СССР, но наступательную
агрессивную доктрину характеризуют совсем другие способы подготовки к войне,
нежели строительство долговременной оборонительной линии. Вести
наступательные действия можно, подготовив обычную местность, на которой
сосредоточивают войска и после соответствующей подготовки начинают боевые
действия. Затрачивать огромный труд и миллиардные капиталы, да еще стольких
государств, чтобы построить могучую линию якобы для наступления, это по
военным понятиям просто безграмотно. Даже не посвященный в военное искусство
человек и тот понимает наивность подобного объяснения. Конечно же, линия
Маннергеяма строилась для того, чтобы защитить маленькую Финляндию от такого
грозного соседа, каким ей представлялся СССР
Летом 1939 года в Финляндии побывал начальник генерального штаба
сухопутных войск Германии Гальдер, особый интерес он проявил к
ленинградскому и мурманскому стратегическим направлениям У.-К Кекконен
позднее писал: "Тень Гитлера в конце 30-х годов распростерлась над нами, и
финское общество в целом не может отрекаться от того, что оно относилось к
этому довольно благосклонно"
Правительство Рюти действительно вело недружелюбную политику по
отношению к Советскому Союзу Президент страны в 1931-1937 годах П Свинхувуд
заявлял. "Любой враг России должен быть всегда другом Финляндии" На
территории Финляндии с помощью немецких специалистов в 1939 году были
сооружены аэродромы, которые способны были принимать количество самолетов во
много раз большее, чем то, которым располагали финские воздушные силы. На
Карельском перешейке линия Маннергейма протянулась от Финского залива до
Ладожского озера Она имела три полосы укреплений глубиной почти в 90
километров.
В октябре - ноябре 1939 года между СССР и Финляндией проходили
переговоры по вопросам взаимной безопасности Однако финское правительство,
подогреваемое своими западными доброжелателями, не пошло на заключение
предлагаемого оборонительного союза Свою поддержку финнам обещали как
Германия, так и Англия, Франция и даже Америка. В Германии финских
представителей уверяли, что в случае войны с СССР финны только выиграют
(немцы не открывали СБОИ планы, но, видимо, имели в виду свое решение 9
нападении на Советский Союз) Они даже гарантировали, что помогут
впоследствии Финляндии возместить возможные территориальные потери Хочется
при этом еще раз обратить внимание читателей на вероломство руководителей
третьего рейха. Давая такие гарантии дружественной Финляндии, они ведь
прекрасно знали, что уже подписан секретный дополнительный протокол, в
котором обещано Советскому Союзу не вмешиваться в какие-либо конфликтные
ситуации, которые могут у него возникнуть не только с Эстонией, Латвией и
Литвой, но и с Финляндией! И действительно, когда началась советско-финская
война, Германия формально соблюдала нейтралитет.
Сталин, имея секретную договоренность с Гитлером, решил воспользоваться
этим и отодвинуть границу от Ленинграда, тем более что Ворошилов уверял
Сталина-если дело дойдет до военного конфликта, то Красная Армия разделается
с финской армией в несколько дней.
Правда, в советских руководящих кругах поначалу считали, что военного
конфликта не будет, что Финляндия примет наше предложение. Предложение же
состояло в том, чтобы финны мирно уступили нам часть Карельского перешейка,
взяв себе взамен определенную территорию на нашем севере. Однако обмен был
явно неравноценный, на Карельском перешейке находились мощные укрепления,
обеспечивающие прикрытие границы, а то, что мы предлагали взамен, было
землей, не имевшей никакой ценности - ни экономической, ни военной
Финское правительство отказалось от такого обмена. Тогда Сталин решился
на военный конфликт
Осенью 1939 года был проведен Главный Военный совет, на котором был
разработан план военных действий против Финляндии. План этот был составлен
под руководством начальника Генерального штаба Б М. Шапошникова. Зная
характер укреплений на финской границе, Шапошников учитывал в плане и те
реальные трудности, которые неизбежно возникнут в связи с необходимостью их
прорыва, а также силы, которые потребуются для этого Сталин, настроенный
Ворошиловым на легкую победу, резко раскритиковал этот план, и он был
отвергнут. Было поручено штабу Ленинградского военного округа разработать
новый Такой план был разработан, и ориентирован он был на мнение Сталина,
что война будет недолгой и победа будет одержана малой кровью Поэтому в
плане даже не предусматривалось сосредоточение необходимых резервов.
Вера в то, что война будет завершена буквально в течение нескольких
дней, у Сталина была настолько сильна, что начальника Генерального штаба
даже не поставили в известность о ее начале' Шапошников в это время был в
отпуске
Финское правительство открыто просило защиты у Германии, о чем
свидетельствует хотя бы обращение финского посланника Вуоримаа к имперскому
министру иностранных дел Германии Он писал. "Есть основание предполагать,
что Россия намерена предъявить Финляндии требования, аналогичные
предъявленным прибалтийским государствам" И спрашивал:
"Останется ли Германия безразличной к русскому продвижению в этом
районе, и если найдутся подтверждения тому, что это не так, какую позицию
намерена занять Германия?"
Как повела себя в этих условиях Германия, мы уже знаем
Советская же сторона в соответствии с принятым планом, о котором шла
речь выше, и главным образом в соответствии с желанием лично Сталина, искала
предлог для военного конфликта. 26 ноября нарком иностранных дел Молотов
пригласил к себе посланника Финляндии Ирие-Коскинена и вручил ему ноту
правительства СССР по поводу якобы имевшего место провокационного обстрела
советских войск финляндскими воинскими частями, сосредоточенными на
Карельском перешейке
Вот текст этой ноты с некоторыми сокращениями:
"Господин посланник!
По сообщению Генерального штаба Красной Армии сегодня, 26 ноября, в 15
часов 45 минут наши войска, расположенные на Карельском перешейке у границы
Финляндии около села Майнила, были неожиданно обстреляны с финской
территории артиллерийским огнем. Всего было произведено семь орудийных
выстрелов, в результате чего убито трое рядовых и один младший командир,
ранено семь рядовых и двое из командного состава. Советские войска, имея
строгое приказание не поддаваться на провокации, воздержались от ответного
обстрела Советское правительство вынуждено констатировать, что
сосредоточение финляндских войск под Ленинградом не только создает угрозу
для Ленинграда, но и представляет на деле враждебный акт против СССР, уже
приведший к нападению на советские войска и к жертвам
Ввиду этого Советское правительство, заявляя решительный протест по
поводу случившегося, предлагает финляндскому правительству незамедлительно
отвести свои войска подальше от границы на Карельском перешейке - на 20-25
километров и тем самым предупредить возможность повторных провокаций.
Примите, господин посланник, уверения в совершеннейшем к Вам почтении.
Народный комиссар иностранных дел
В. Молотов 26 ноября 1939 г.".
Отвести войска на Карельском перешейке на 20- 25 километров - это
означало оставить мощные укрепления линии Маннергейма пустыми, и как раз в
тот момент, когда возникла реальная угроза вторжения - а финское
правительство, несомненно, имело соответствующие разведывательные сведения.
Трудно было бы ожидать этого от Финляндии, как, впрочем, И от любой другой
страны.
29 ноября поступила ответная нота финского правительства. Вот несколько
выдержек из нее:
"В связи с якобы имевшим место нарушением границы финское правительство
в срочном порядке произвело надлежащее расследование. Этим расследованием
было установлено, что пушечные выстрелы, о которых упоминает ваше письмо,
были произведены не с финляндской стороны. Напротив, из данных расследования
вытекает, что упомянутые выстрелы были произведены 26 ноября между 15 часами
45 минутами и 16 часами 5 минутами по советскому времени с советской
пограничной полосы, близ упомянутого вами селения Майнила".
Предлагалось также, чтобы советские пограничные комиссары совместно с
финскими на месте, по воронкам и другим данным, убедились, что обстреляна
именно их территория. Далее в ноте говорится о том, что Финляндия согласна
на то, чтобы войска были отведены, но - с обеих сторон.
Интересное свидетельство по поводу начала войны есть в воспоминаниях Н.
С. Хрущева. Он говорит, что в тот день его пригласил Сталин к себе на обед
Когда он пришел, то за столом продолжался, видимо, ранее начатый разговор, и
Хрущев из него понял, что уже сформировано правительство новой Финляндии,
возглавил его Куусинен, и что наша Карело-Финская автономная республика
объединится с ныне существующей Финляндией, и будет новая советская союзная
республика.
Сталин во время обеда все ждал какого-то важного сообщения и даже
сказал вдруг такую фразу. "Ну вот, сегодня будет начато дело". Как
выяснилось позже, на границу с Финляндией был послан зам. Наркома обороны и
начальник Главного артиллерийского управления Г И Кулик, который должен был
произвести артиллерийский обстрел территории Финляндии. Предполагалось, что
после этого обстрела Финляндия сразу же спасует и запросит пощады. Но после
наших выстрелов финны тоже ответили артиллерийским огнем. По этому поводу
Хрущев замечает: "Вот обычно так и бывает, говорят, что ты первый выстрелил,
а противник говорит, нет, ты первый выстрелил, а на самом деле было вот
так".
Однако все было не так просто, как об этом рассказывает Хрущев, он не
знал многих подготовительных мероприятий, но это не значит, что их не было.
О том. что широкие боевые действия были подготовлены с нашей стороны
заранее, свидетельствуют сегодня и документы, и сосредоточение войск,
которые уже были готовы к активным боевым действиям.
В своих воспоминаниях маршал К А. Мерецков пишет: "В конце июня 1939
года меня вызвал И. В. Сталин. У него в кабинете я застал видного работника
Коминтерна, известного деятеля ВКП(б) и мирового коммунистического движения
О -В. Куусинена Меня детально ввели в курс общей политической обстановки и
рассказали об опасениях, которые возникли у нашего руководства в связи с
антисоветской линией финляндского правительства "
Далее К. А. Мерецков излагает известную концепцию о том, что Финляндия
"легко может стать плацдармом антисоветских действий для каждой из двух
главных буржуазных империалистических группировок - немецкой и англо франко
американской" и тем самым может превратиться в "науськиваемого на нас
застрельщика большой войны". В этой связи Мерецкову предлагалось подготовить
докладную записку с "планом прикрытия границы от агрессии и контрудара по
вооруженным силам Финляндии в случае военной провокации с их стороны".
Как видим, Сталин говорил Мерецкову лишь о возможном нападении финской
стороны, умалчивая о том, что нападение маленькой Финляндии на такого
гиганта, как Советский Союз, маловероятно, и явно скрывая, что он сам
намеревается первым нанести удар. Видимо, поэтому он, предлагая Мерецкову
составить докладную записку о прикрытии границы от агрессора и о контрударе
как противодействии возможному нападению, при этом все-таки приказал
готовить войска к боевым действиям - скрытно, не вызывая никаких подозрений
у окружающих.
Далее Мерецков пишет:
"Во второй половине июля я был снова вызван в Москву. Мой доклад
слушали И В Сталин и К Е. Ворошилов. Предложенный план прикрытия границы и
контрудара по Финляндии в случае ее нападения на СССР одобрили, посоветовав
контрудар осуществить в максимально сжатые сроки. Когда я стал говорить, что
несколько недель на операцию такого масштаба не хватит, мне заметили, что я
исхожу из возможностей ЛВО (8), а надо учитывать силы Советского Союза в
целом. Я попытался сделать еще одно возражение, связав его с возможностью
участия в антисоветской провокации вместе с Финляндией и других стран. Мне
ответили, что об этом думаю не я один, и предупредили, что в начале осени я
опять буду докладывать о том, как осуществляется план оборонительных
мероприятий".
В своих воспоминаниях Мерецков указывает на то, что "имелись как будто
бы и другие варианты контрудара Каждый из них Сталин не выносил на общее
обсуждение в Главном Военном совете, а рассматривал отдельно, с определенной
группой лиц, почти всякий раз иных". Одним из таких вариантов был уже
упоминавшийся план Шапошникова. "Борис Михайлович.- подтверждает Мерецков,-
считал контрудар по Финляндии непростым делом и полагал, что он потребует не
менее нескольких месяцев напряженной и трудной войны даже в случае, если
крупные империалистические державы не войдут прямо в столкновение"
Итак, после инцидента в Майниле, после советской ноты и ответной ноты
Финляндии, 30 ноября в 8 часов утра части Красной Армии перешли в
наступление.
И еще один штрих о советско-финляндской войне Это, правда, неприятно
признать, потому что не украшают подобные факты нашу историю. Но истина
дороже
30 ноября 1939 года, в день начала боевых действий, в "Правде" было
опубликовано сообщение о том, что из "радиоперехвата" стало известно об
обращении ЦК Компартии Финляндии к народу с призывом к образованию
правительственных левых сил.
1 декабря 1939 года в занятом советскими войсками местечке Териоки (как
стало известно из "радиоперехвата") было создано такое правительство во
главе с финским коммунистом, секретарем Исполкома Коминтерна О. В.
Куусиненом Оно провозгласило себя временным народным правительством
Финляндской Демократической Республики.
В тот же день Советское правительство признало правительство Куусинена,
с ФДР были установлены дипломатические отношения, а 2 декабря между СССР и
ФДР подписан Договор взаимопомощи и дружбы.
Версия о "радиоперехватах" нужна была для создания видимости о
непричастности советского руководства к образованию правительства Куусинена.
Но... вся эта дымовая завеса опрокидывается дубликатами документов
"финляндского правительства" (которые хранятся в Архиве внешней политики
СССР) - все они имеют правку и редактуру, сделанную рукой Молотова. Это
свидетельствует о том, что до "радио перехвата" документы лежали на столе
нашего наркома иностранных дел.
Тут, как говорится, комментарии излишни.
Наше командование сосредоточило против Финляндии четыре армии на всем
протяжении ее границы. На главном направлении, на Карельском перешейке, была
7-я армия в составе девяти стрелковых дивизий, одного танкового корпуса,
трех танковых бригад плюс очень много артиллерии, авиации. Еще 7-ю армию
поддерживал Балтийский флот.
Имея перед собой огромную протяженность фронта (всю советско-финскую
границу) и располагая четырьмя армиями, советское командование не нашло
ничего более разумного, как ударить в лоб по мощнейшим, пожалуй, самым
мощным для того времени в мире сооружениям - по линии Маннергейма. За
двенадцать дней наступления, к 12 декабря, армия с огромными трудностями и
потерями преодолела только сильную полосу обеспечения и не смогла с ходу
вклиниться в основную позицию линии Маннергейма Армия была полностью
обескровлена и не могла дальше наступать.
На севере 14-я армия продвинулась в глубь территории Финляндии на
150-200 километров, левее ее 9-я армия вклинилась на глубину до 45
километров, а 8-я армия - на 50-80 километров.
Финская армия хотя и значительно уступала нашей в силах, но, охваченная
большим патриотическим подъемом, защищалась упорно и умело. Она нанесла
советским частям огромные потери.
Мировая общественность отнеслась к действиям Советской страны резко
отрицательно. Лига Наций исключила Советский Союз из числа своих членов и
призвала все страны мира помогать Финляндии. Определенные круги в
правительствах Франции и Англии надеялись, что этот конфликт разгорится в
большую войну, что в поддержку Финляндии вмешается Германия и даже, может
быть, Гитлер посчитает этот момент удобным для нанесения своего удара по
России.
Пораженное неожиданным упорным сопротивлением маленькой страны,
советское командование было вынуждено приостановить боевые действия, создать
на Карельском перешейке еще одну новую - 13-ю - армию и образовать
Северо-Западный фронт под командованием командарма 1 ранга С. К. Тимошенко,
члена Военного совета А. А. Жданова, начальника штаба командарма 2 ранга И.
В. Смородинова. Таким образом, к пополнившимся дивизиям 7-й армии
прибавилась еще 13-я армия, в которую входило 9 дивизий, много артиллерии и
танков.
Командование вновь созданного Северо-Западного фронта тоже не нашло
никаких более гибких форм военного искусства и продолжало лобовое
наступление на линию Маннергейма. Главный удар наносился смежными флангами
двух армий. Артиллерии на Карельском перешейке было столько, что участники
боев говорят - места для орудий не хватало, они стояли чуть ли не колесом к
колесу. Почти вся советская авиация была сосредоточена здесь и наносила
удары на главном направлении.
После трехдневных кровопролитных боев, понеся огромные потери, наша
армия прорвала первую полосу линии Маннергейма, но вклиниться с ходу во
вторую полосу ей не удалось.
Опять началась подготовка к новому удару - ПОПОЛНЯЛИСЬ обескровленные
дивизии. 11 февраля советские части возобновили наступление. Наконец-то
командование использовало возможность сделать обход правого фланга
противника по льду замерзшего Выборгского залива. Выйдя в тыл Выборгского
укрепленного района, наши части перерезали шоссе Выборг - Хельсинки. К 12
марта прорыв линии Маннергейма был завершен.
После окончания этой тяжелейшей, кровопролитной и самой бесславной
войны, которую когда-либо вела Красная Армия, в марте 1940 года состоялось
заседание Политбюро ЦК ВКП(б), на котором К. Е. Ворошилов доложил об итогах
войны с Финляндией. На этом заседании было рекомендовано провести
расширенное совещание Главного Военного совета совместно с участниками
войны, что и было осуществлено Главный Военный совет заседал в Кремле 14-17
апреля 1940 года На нем выступил и Сталин. Он говорил о том, что командному
составу необходимо изучить особенности современной войны, что культ опыта
гражданской войны помешал нашему командному составу перестроиться на новый
лад.
Главный Военный совет принял ряд постановлений по улучшению вооружения,
оснащения, обобщению бое вого опыта и другие меры по укреплению
боеспособности Красной Армии
Любопытно воспоминание Хрущева о психологическом состоянии Сталина
после финской войны и разбора ее итогов на Главном Военном совете: "Сталин
буквально перетрусил, он оценил в результате войны с Финляндией, что наша
армия слаба, что наш командный состав слаб и что вооружением мы слабы После
войны с Финляндией Сталин буквально дрожал перед Гитлером, он, видимо,
пришел к выводу, что наша армия не может противостоять гитлеровской армии. "
Добавлю к этому еще одну причину растерянности Сталина - он, видимо,
увидел последствия массовых репрессий среди военных. После финской кампании
начался известный спад в арестах, хотя репрессии продолжались до последнего
дня жизни Сталина И еще "вождь" убедился в полной некомпетентности в военном
искусстве своего ближайшего соратника наркома обороны Ворошилова.
Как это ни странно, прорыв линии Маннергейма был объявлен выдающейся
заслугой Семена Константиновича Тимошенко. Если учесть, что все население
Финляндии составляло немногим более трех миллионов человек и примерно такой
же численности была Красная Армия, да вспомнить огромные потери, понесенные
нашей армией, то можно сказать, оценка этого периода деятельности Тимошенко
явно преувеличена. Но Сталина это не смущало. Кроме звания Героя Советского
Союза за действия в этой позорной войне С. К. Тимошенко было присвоено
звание Маршала Советского Союза. Вызванному на заседание Политбюро Тимошенко
Сталин сказал:
- Война с финнами показала слабость в подготовке высших командных
кадров и резкое снижение дисциплины в войсках. Все это произошло при
товарище Ворошилове. И теперь ему трудно будет в короткие Сроки выправить
эти крупные вопросы. А время нас поджимает: в Европе Гитлер развязал войну
Политбюро решило заменить товарища Ворошилова другим лицом и остановилось на
вас.
Тимошенко стал отказываться, ссылаясь на то, что у него нет нужных
знаний и государственной мудрости для работы на таком высоком и
ответственном посту. Говорил он и о том, что едва ли достоин заменить
товарища Ворошилова, которого не только армия, но и весь народ хорошо знает
и любит.
- Все это верно,- сказал Сталин.- Но народ не знает, что у товарища
Ворошилова не хватает твердости А сейчас твердость особенно нужна во всем У
вас она есть. Беритесь прежде всего за дисциплину и за подготовку кадров А
насчет государственной, мудрости - это дело наживное. Где нужно - мы вам
поможем.
Так наркомом обороны был назначен С. К. Тимошенко, а для Ворошилова
была создана престижная должность заместителя Председателя Совета Народных
Комиссаров.
Поскольку нам придется в этой книге довольно часто встречаться с
Тимошенко, познакомлю читателей с краткой его биографией. Семен
Константинович Тимошенко родился в 1895 году В год назначения наркомом
обороны ему было 45 лет. Боевой путь он начинал с первой мировой войны. В
1915 году был призван в царскую армию, окончил пулеметную школу, участвовал
в боях на Западном фронте. С первых дней революции защищал ее с оружием в
руках: в 1917 году участвовал в ликвидации корниловщины, а затем разгроме
калединщины. Принимал участие в обороне Царицына Командовал взводом,
эскадроном, полком. С октября 1919 года командир 6-й кавдивизии в Первой
Конной армии Буденного.
В дни гражданской войны в кавказских предгорьях не раз сходились в
сабельной рубке Тимошенко и Шкуро Тогда Тимошенко разбил корпус Шкуро, гнал
его до моря и выбил за пределы советской земли Награжден двумя орденами
Красного Знамени С 1925 года командовал 3-м кавалерийским корпусом, в
котором служил и Жуков. Тимошенко высоко ценил Георгия Константиновича как
командира полка и в дальнейшем, будучи старше по должности, всегда продвигал
Жукова по службе. Фундаментального образования не имел, окончил только
Высшие академические курсы в 1922 и 1927 годах, а также курсы командиров
единоначальников при Академии им В И Ленина в 1930 году. Командовал военными
округами - Киевским, Северо-Кавказским, Харьковским. В сентябре 1939 года
командовал войсками Украинского фронта, совершавшими поход в Западную
Украину.
Жуков в одной из своих позднейших бесед с К. М. Симоновым так отзывался
о Тимошенко:
- Тимошенко в некоторых сочинениях оценивают совершенно неправильно,
изображают его чуть ли не как человека безвольного и заискивающего перед
Сталиным. Это неправда. Тимошенко - старый и опытный военный, человек
настойчивый, волевой, образованный и в тактическом, и в оперативном
отношении. Во всяком случае, наркомом он был куда лучшим, чем Ворошилов, и
за тот короткий период, пока он был, кое что успели повернуть в армии к
лучшему.
Наверное, я не ошибусь, если скажу, что на полях сражений финской войны
мы показали бездарность нашего военного руководства, потеряли международный
авторитет как страна, допустившая агрессивные действия. Один факт исключения
Советского Союза из Лиги Наций чего стоит! И еще очень важные
психологические последствия этой неудачной войны Сталин, как уже говорилось,
настолько внутренне разуверился в возможностях Красной Армии" что стал
всячески и во всем уступать гитлеровской Германии, которая к этому времени
показала, как молниеносно она может громить очень сильных противников.
И заключение хозяйственного договора с Германией, согласно которому мы
снабжали Германию многими видами стратегического сырья, Хрущев объясняет
неудачей в финской войне. Говоря об охватившем Сталина страхе перед
гитлеровской армией, он добавляет-"Поэтому он (Сталин - В. К.) все делал для
того, чтобы угодить Гитлеру, пунктуально выполнял договор, а выполнение
договора - это поставка многих материалов, я не знаю, что там было Ведь
порядок был такой, я был членом Политбюро, но этот вопрос конкретно не
обсуждался, и я этого договора не видел; я думаю, что, кроме Молотова и
Сталина и, конечно, чиновников иностранных дел, которые были к этому
договору непосредственно причастны, никто этого договора не видел Сталин
боялся... он буквально дрожал и требовал от всех выполнения с тем, чтобы не
показать себя перед Гитлером, что он не выполняет взятых на себя
обязательств"
Вот видите, об ответственных международных договорах, которые, можно
сказать, решали судьбу нашего государства, не знали даже члены Политбюро
Кстати, до сих пор в нашей печати не опубликован договор о наших поставках
Германии, хотя за рубежом он широко печатался Думаю, пора уже познакомить
советских людей с этим историческим парадоксом, когда мы обеспечивали
стратегическим сырьем Германию перед началом воины против нас же.
13 февраля 1940 года было опубликовано "Коммюнике о заключении
Хозяйственного Соглашения между Германией и СССР". "Это соглашение,-
говорилось в коммюнике,- отвечает пожеланиям Правительств обеих стран о
выработке экономической программы товарообмена между Германией и СССР..."
Соглашение предусматривало вывоз из СССР в Германию сырья, компенсируемый
германскими поставками в СССР промышленных изделий (9).
Что за этим соглашением последовало, чего стоила стране
недальновидность Сталина и других тогдашних руководителей, мало кому
известно. Люди видели только, что шли эшелоны в Германию вплоть до последней
ночи, когда произошло нападение на нашу страну!
После того как была оккупирована Польша, перед Гитлером встал вопрос -
осуществить нападение на СССР или же сначала разгромить Францию и Англию?
Если бы Гитлер пошел на восток и овладел жизненным пространством, о
необходимости которого он открыто говорил, то это усилило бы Германию до
такой степени, что Франция и Англия оказались бы неспособными ей
противостоять. Они, конечно, не стали бы этого дожидаться, и, вероятно,
наконец началась бы и на западе настоящая, а не "странная" война, то есть
началась бы война на два фронта, то, чего так боялись и от чего
предостерегали все стратеги Германии в прошлом и настоящем Поэтому
элементарная логика подсказывала Гитлеру: надо ликвидировать сначала
западных противников. Но Франция не была похожа на те страны Европы, которые
так легко были захвачены Гитлером до 1939 года С Францией Германия в прошлом
вела многолетние войны, причем битвы шли на равных, иногда верх одерживали
французские вооруженные силы, иногда - германские Это был серьезный
противник, причем имеющий такого могучего союзника, как Англия.
К 9 октября 1939 года в ставке Гитлера была разработана "Памятная
записка и руководящие указания по ведению войны на Западе" Этот секретнейший
документ Гитлер доверил сначала только четверым, а именно - трем
главнокомандующим видами вооруженных сил и начальнику штаба верховного
главнокомандования. В этой "Памятной записке" были проанализированы
возможные действия всех европейских государств в случае нападения Германии
на Францию, изложены и варианты военных действий против Франции Основной
замысел заключался в том, чтобы обойти долговременные линии обороны Франции,
созданные ею на своих границах, через территории Люксембурга, Бельгии и
Голландии, чем избежать больших потерь и затяжных боев Стремительным ударом
танковых и механизированных войск ворваться на территорию Франции, сокрушить
этим прежде всего волю противника к сопротивлению, окружить и уничтожить
главные силы французской армии и экспедиционные части Англии.
На основании указаний Гитлера генеральный штаб и главнокомандующие
начали разрабатывать план ведения войны, в результате чего был принят
окончательный план вторжения во Францию, получивший условное название
"Гельб".
10 мая 1940 года немецко-фашистские войска начали наступление в обход
французской линии Мажино через территорию Голландии и Бельгии. С помощью
воздушных десантов они захватили важные районы, аэродромы, мосты. 14 мая
нидерландская армия капитулировала. Бельгийские войска отошли на рубеж реки
Маас. На этот же рубеж выдвинулись части англо-французских войск. Но
немецкая армия прорвала слабую оборону союзников и к 20 мая вышла к
побережью. Особую роль сыграла танковая группа Клейста, которая прижала
войска союзников к морю Здесь произошла трагическая Дюнкеркская операция, в
ходе которой англо-французско-бельгийские войска, понеся огромные потери,
эвакуировались.
Быстро проведя перегруппировку сил, гитлеровская армия 5 июня начала
осуществлять вторую наступательную операцию - "Рот", в которой участвовало
140 дивизий. Эта операция ставила задачу - разгром французских вооруженных
сил и выведение Франции из войны окончательно.
Французское правительство и командование были деморализованы. 14 июня
по приказу Веигана без боя был сдан Париж. Гитлеровские войска
беспрепятственно продвигались в глубь страны. 17 июня на смену полностью
беспомощному правительству пришел маршал Петэн и тут же обратился к
командованию вермахта с просьбой о перемирии.
Гитлер упивался одержанной победой, он пожелал, чтобы подписание
капитуляции Франции было оформлено в том самом вагоне, в котором 18 июня
1919 года был подписан Версальский мирный договор. Вагон разыскали, привели
в порядок, пригнали в Компьенский лес, на то самое место, где он стоял в
девятнадцатом году, и здесь, 22 июня 1940 года, капитуляция была подписана.
Таким образом, в течение 44-х дней, с 10 мая по 22 июня. была
разгромлена французская армия и армии ее союзников - Англии, Голландии и
Бельгии.
Командование союзников не смогло организовать сопротивление, хотя и
обладало достаточными силами для активной обороны. Со стороны немцев в
осуществлении операции "Гельб" участвовало 136 дивизий, 2580 танков, 3824
самолета, 7378 орудий. А союзники имели 147 дивизий, в том числе 23 танковых
и механизированных, 3100 танков, 3800 боевых самолетов и более 14 500
артиллерийских орудий. Нетрудно заметить по этим цифрам, что силы союзников
превосходили силы гитлеровской Германии. О причинах быстрого поражения
французской армии правильнее всего, на мой взгляд, узнать у самих французов.
Вот что писал об этом генерал Де Голль: "...командные кадры, лишенные
систематического и планомерного руководства со стороны правительства,
оказались во власти рутины. В армии господствовали концепции, которых
придерживались еще до окончания первой мировой войны. Этому в значительной
мере способствовало и то обстоятельство, что военные руководители дряхлели
на своих постах, оставаясь приверженцами устаревших взглядов... Идея
позиционной войны составляла основу стратегии, которой собирались
руководствоваться в будущей войне. Она же определяла организацию войск, их
обучение, вооружение и всю военную доктрину в целом".
Таким образом, быстрое поражение французской армии и армий союзников
зависело не только от силы германской армии и умения ее военачальников, но
также и от беспомощности командования и войск союзников. Что касается плана
германского наступления на Францию, то он не представлял собой какого-то
нового открытия в области военного искусства, разве-только мощные улары
танковых группировок отличали его от действий германской армии и в других
войнах против Франции. Вот, например, что пишет Манштейн об этом плане:
"Оперативные замыслы в основных чертах напоминали знаменитый план Шлиффена
1914 года. Мне показалось довольно удручающим то, что наше поколение не
могло придумать ничего иного, как повторить старый рецепт, даже если он
исходил от такого человека, как Шлиффен. Что могло получиться из того, если
из сейфа доставали военный план, который противник уже однажды проштудировал
вместе с нами и к повторению которого он должен был быть подготовлен".
Большие опасения по поводу очень многих рискованных положений,
заложенных в плане "Гельб", высказывал и командующий группой армий "Б",
генерал-полковник фон Бок. Он даже написал по этому поводу официальный
доклад в апреле 1940 года на имя командующего сухопутными войсками
генерал-полковника фон Браухича. В этом докладе были и такие рассуждения:
"Мне не дает покоя ваш оперативный план. Вы знаете, что я за смелые
операции, но здесь перейдены границы разумного, иначе это не назовешь.
Продвигаться ударным крылом мимо линии Мажино, в 15 километрах от нее, и
думать, что французы будут смотреть на это безучастно! Вы сосредоточили
основную массу танков на нескольких дорогах в гористой местности Арденн,
будто авиации не существует!.. И вы надеетесь сразу же провести операцию до
побережья с открытым южным флангом, растянувшимся на 300 километров, на
котором находятся крупные силы французской армии! Что вы будете делать, если
французы умышленно дадут нам переправиться по частям через Маас а затем
перейдут основными силами в контрнаступление против нашего южного фланга?..
Вы играете ва-банк!"
Да, если бы союзники во главе с французским командованием осуществили
хотя бы только то, что предвидел фо"н Бок, германское наступление против
Франции захлебнулось бы. Но, как мы уже говорили, французское и английское
командования оказались неспособными организовать сопротивление больших сил,
находившихся в их распоряжении.
Я хочу подчеркнуть здесь и то обстоятельство, что все вышеописанные
действия проходили, как говорится, на глазах и у нашего советского военного
руководства, но, к сожалению, оно тоже не сделало должных выводов и не
организовало подготовку частей и соединений Красной Армии для
противодействия именно такой тактике гитлеровской армии.
После сокрушительного поражения Франции Гитлер и его стратеги ожидали,
что Англия пойдет на заключение перемирия, однако этого не случилось -
Англия продолжала войну. Поэтому Гитлер начал поиски решения английской
проблемы. В цепочке стран - Франция, Англия, Советский Союз - Германия
вышла, как видим, на последнюю прямую. Франция пала, и если Англия будет
нейтрализована, можно будет начать осуществлять главную цель - захват
восточных пространств, то есть войну против СССР.
Гитлеровское руководство искало возможности вывести Англию из игры
путем политических интриг И давления. Однако это не привело к успеху. Много
было по этому поводу разговоров, совещаний, предложенных вариантов, в
конечном счете Гитлер склонился к мнению генерала Йодля, которое тот изложил
в своей "Памятной записке" от 30 июня 1940 года "Дальнейшее ведение войны
против Англии". Наиболее целесообразный и обещающий победу стратегический
вариант виделся ему следующим:
1.. Осада-воспрецятствование флотом и авиацией всякому ввозу и вывозу
из Англии, борьба против английской авиации и источников
военно-экономической мощи страны
2 Терроризирующие налеты на английские города
3. Высадка десанта с целью оккупации Англии
Вторжение в Англию он считал возможным только после завоевания немецкой
авиацией полного господства в воздухе и дезорганизации экономической жизни
страны Десантирование в Англию рассматривалось как последний смертельный
удар Но даже тогда, когда были отданы распоряжения на разработку этой
операции, названной "Морской лев", Гитлер не терял надежды на компромиссный
мир с Англией Однако, несмотря на все старания, политические и
дипломатические, на действия пятой колонны и пропагандистские уловки,
гитлеровцам все же не удалось добиться примирения с Англией 4 и 18 июня
Черчилль заявил в палате общин, что Британия будет продолжать войну до
конца, даже если она останется одна.
Теперь гитлеровскому командованию оставалось только воздействовать на
Англию силой. Была проделана большая - скажем так, исследовательская -
работа главнокомандованием военно-морских, военно-воздушных и сухопутных сил
по прикидке всевозможных вариантов вторжения в Англию Все понимали, что это
дело непростое и добиться молниеносного успеха, как это было перед тем на
сухопутном театре военных действий, здесь едва ли удастся
После многих совещаний и размышлений 16 июля 1940 года Гитлер подписал
директиву ОКВ No 16 "О подготовке операции по высадке войск в Англии" В ней
было сказано- "Поскольку Англия, несмотря на свое бесперспективное военное
положение, все еще не проявляет никаких признаков готовности к
взаимопониманию, я решил подготовить и, если нужно, осуществить десантную
операцию против Англии Цель этой операции - устранить английскую метрополию
как базу для продолжения войны против Германии и, если потребуется,
полностью захватить ее".
Как видим, в этой даже общей установке уже нет той решительности и
определенности, которая была в директивах при действии на сухопутных
театрах: <если нужно осуществить десантную операцию", "если потребуется..."
и еще много таких "если"
Приготовления к операции "Морской лев" намечалось завершить в середине
августа. Все предыдущие военные акции были хорошо продуманы Гитлером и
генеральным штабом, но на этот раз к моменту, когда были уже отданы
распоряжения о подготовке операции, у Гитлера еще не было какого-либо
твердого плана, поэтому он запрашивал у своих военных стратегов их мнение.
Первое время поддерживал и даже пытался осуществить то, что изложил в своей
записке Йодль от 30 июня. При этом Гитлер все еще ждал, что Англия пойдет на
заключение мирного договора. Чтобы добиться этого, Гитлер и многие его
советники надеялись поставить Англию на колени с помощью блокады с моря и с
воздуха Но вскоре Гитлер пришел к выводу, что решающих успехов от подводной
войны и воздушной блокады можно добиться лишь через год-два. Это никак не
соответствовало его концепции быстрого осуществления победы Потеря времени
была не в пользу Германии, и Гитлер понимал это.
В середине мая Берлин был взбудоражен сообщением о неожиданном полете в
Англию Рудольфа Гесса - первого заместителя Гитлера по руководству
нацистской партией. Гесс, сам пилотируя самолет "Мессершмитт-110", вылетел
10 мая из Аугсбурга (Южная Германия), взяв курс на Даунгавел-Касл-
шотландское имение лорда Гамильтона, с которым был лично знаком Однако Гесс
ошибся в расчете горючего и, не долетев до цели 14 километров, выбросился с
парашютом, был задержан местными крестьянами и передан властям Несколько
дней английское правительство хранило молчание по поводу этого события
Ничего не сообщал об этом и Берлин. Только после того, как британское
правительство предало этот полет гласности, германское правительство поняло,
что секретная миссия, возлагавшаяся на Гесса, не увенчалась успехом Тогда-то
в штаб-квартире Гитлера в Бергхофе решили преподнести публике полет Гесса
как проявление его умопомешательства В официальном коммюнике о "деле Гесса"
говорилось: "Член партии Гесс, видимо, помешался на мысли о том, что
посредством личных действий он все еще может добиться взаимопонимания между
Германией и Англией".
Гитлер понимал, какой моральный ущерб причинил ему и его режиму
неудачный полет Гесса. Чтобы замести следы, он распорядился арестовать
приближенных Гесса, а его самого снял со всех постов и приказал расстрелять,
если он вернется в Германию Тогда же заместителем Гитлера по нацистской
партии был назначен Мартин Борман. Нет сомнения, однако, что гитлеровцы
возлагали на полет Гесса немалые надежды Германский империализм рассчитывал,
что ему удастся привлечь к антисоветскому походу противников Германии, и
прежде всего Англию.
Из документов Нюрнбергского процесса и других материалов,
опубликованных после разгрома гитлеровской Германии, известно, что с лета
1940 года Гесс состоял в переписке с видными английскими мюнхенцами Эту
переписку помог ему наладить герцог Виндзорский-бывший король Англии Эдуард
VIII, который из-за своего увлечения разведенной американкой вынужден был
отречься от престола В то время он жил в Испании. Используя свои связи, Гесс
заранее договорился о визите в Англию. (Характерно, что документы о его
пребывании в этой стране до сих пор не рассекречены.)
Очень не хотелось гитлеровскому командованию осуществлять
непосредственное вторжение на территорию Аиглин но после неудачного полета
Гесса оно оставалось единственным способом решения задачи.
Однако при разработке различных вариантов осуществления вторжения
главный морской штаб пришел к выводу, что следует отказаться от проведения
операции в этом году и что даже через год он сможет осуществить
десантирование необходимого количества войск лишь при условии, что немецкая
авиация завоюет господство в воздухе.
Кроме того, Гитлеру доложили, что военно-промышленная подготовка к
войне против Англии потребует годы и не по силам Германии, если помнить о
необходимости дальнейшего развития сухопутных войск для предстоящего похода
на восток
Гитлер понял, что ему не удастся осуществить операцию "Морской лев", и
колебания его отразились в нескольких перенесениях срока проведения этой
операции
30 июня было принято решение провести приготовления к великой битве
германской авиации против Англии. В директиве No 17 от 1 августа Гитлер
говорит-"С целью создания предпосылок для окончательного разгрома Англии я
намерен вести воздушную и морскую войну против Англии в более острой, нежели
до сих пор, форме Для этого приказываю: германским военно-воздушным силам
всеми имеющимися в их распоряжении средствами как можно скорее разгромить
английскую авиацию". В директиве от 2 августа перед германскими ВВС
ставилась задача за четыре дня завоевать господство в воздухе над Южной
Англией Здесь также видно стремление Гитлера осуществлять свои планы
молниеносно Но воздушная стихия внесла свои коррективы, из-за плохих
метеорологических условий тотальное воздушное сражение началось лишь в
середине месяца. 15 августа был совершен первый крупный массированный налет,
в котором участвовали 801 бомбардировщик и 1149 истребителей
Одновременно с бомбардировками гитлеровское руководство оказывало на
англичан максимальное пропагандистское воздействие, желая деморализовать
население не только воздушными бомбардировками, но и угрозой предстоящего
вторжения войск на английский остров, и тем самым заставить все-таки
англичан пойти на подписание мирного договора.
Особое внимание с 5 сентября германские ВВС стали уделять бомбардировке
Лондона, и это тоже был не только бомбовый, но и психологический нажим Но
гитлеровцам так и не удалось добиться господства в воздухе, как не удалось
им сломить моральный дух англичан 14 сентября на совещании главнокомандующих
в ставке Гитлер мрачно констатировал- "Несмотря на все успехи, предпосылки
для операции "Морской лев" еще не созданы".
Гитлеровцы недооценили и английскую истребительную авиацию" во время
воздушных налетов немецкая авиация понесла значительные потери Таким
образом, в сентябре 1940 года уже было очевидно, что заключение мира не
состоялось, что морская блокада оказалась не под силу Германии, а воздушное
тотальное наступление на Англию провалилось.
Оставалась неиспробованной так называемая периферийная стратегия,
которая тоже обсуждалась, и не раз 12 августа 1940 года отдается
распоряжение о переброске танковых сил в Северную Африку для наступления на
Суэцкий канал. Средиземноморские позиции имели, конечно, для Англии огромное
значение, здесь проходила связь метрополии с Индией, Дальним Востоком,
Австралией, Восточной и Северной Африкой Суэцкий канал выполнял роль важной
стратегической коммуникации, через которую осуществлялось снабжение
британской армии Снабжение нефтью с Ближнего Востока тоже шло этими путями.
Потеря средиземноморских коммуникаций поэтому очень чувствительно била по
Англии.
12 февраля 1941 года высадился на африканском побережье корпус Роммеля
В апреле Германия оккупировала Грецию Гитлер намеревался захватить и
Гибралтар, послав туда войска с испанской территории, но Франко занял
выжидательную позицию, не желая ввязываться в борьбу с великими державами
Гитлер предложил Муссолини послать на помощь итальянским войскам в Ливию
один танковый корпус, на что дуче тоже долго оттягивал ответ и согласился с
большой неохотой.
Все эти и другие действия на Балканах и в бассейне Средиземного моря
имели Целью не только ослабить Англию Это была и маскировка самого главного,
самого решающего, к чему готовились Гитлер и гитлеровский генеральный штаб,
- подготовки нападения на Советский Союз Гитлер понимал, что в Европе теперь
не было государства, способного создать или организовать коалицию для
открытия второго фронта против Германии, а Англия в этом смысле, находясь за
морским проливом, не представляла реальной угрозы Теперь Гитлер обеспечил
себе спокойный тыл (заветная мечта всех немецких полководцев в прошлом!), он
развязал себе руки. Больше пугая Англию, а самое главное - дезинформируя всю
Европу и в первую очередь Советский Союз сообщениями о намерении провести
операцию "Морской лев", гитлеровский генеральный штаб начал разработку плана
"Барбаросса".
30 июня 1940 года, на пятый день после прекращения огня во Франции,
Гальдер записал в своем дневнике "Основное внимание - на восток..."
Начальник генерального штаба, хранивший свой дневник в личном сейфе, был
абсолютно уверен, что в него никто никогда не заглянет, поэтому его дневник
можно считать вполне достоверным документом Эта запись была одной из самых
больших тайн того времени, и она выдает подлинные планы Гитлера, о которых
он, конечно, сказал начальнику генерального штаба. Генерал Кейтель в приказе
ОК.В "О начале планирования десантной операции против Англии" 2 июля тоже
написал- "Все приготовления должны вестись, исходя из того, что само
вторжение является всего лишь планом, решение о котором еще не принято" Все
мероприятия по операции "Морской лев" превратились в ширму для прикрытия
подготовки агрессии против Советской страны. Маскировка эта проводилась
весьма убедительно, потому что планы десантирования разрабатывались,
изменялись, все время шел разговор о переправе через Ла-Манш как о
действительно предстоящей О том, что все это фикция, знали лишь немногие.
Для большей убедительности на побережье проводились даже такие действия
(цитирую из воспоминаний В. Крейпе). "Французские, бельгийские и голландские
порты были забиты всевозможными судами. Непрерывно велась тренировка по
посадке на суда и высадке десанта". Для этих тренировок были сосредоточены
многочисленные суда германского военного флота и подводные лодки, а также
артиллерия и авиация, которые прикрывали все эти тренировочные занятия.
Планы агрессии против государств Европы, о которых рассказывалось выше,
действительно в свое время представляли для всех тайну Но действия Гитлера и
гитлеровского генерального штаба в осуществлении главного намерения были
настолько последовательны, что не надо было ничего разгадывать. Главная,
можно сказать, цель жизни Гитлера была изложена им в "Майн кампф", книге,
которая была издана и переиздана в миллионах экземпляров, на всех языках, во
всем мире. Вот что там сказано: "Если мы сегодня говорим о новых землях и
территориях в Европе, мы обращаем свой взор в первую очередь к России, а
также к соседним с ней и зависимым от нее странам... Это громадное
пространство на востоке созрело для гибели.. Мы избраны судьбой стать
свидетелями катастрофы, которая будет самым веским подтверждением
правильности расовой теории".
Надо, ох как надо было все это учесть нашим государственным и военным
руководителям, проанализировать, оценить и готовить страну к отражению
нашествия, но...
Ответ на вопрос, куда направить свои армии - на восток или на запад,
был дан Гитлером четко, точно и определенно, надо было только услышать его и
принять необходимые меры, но...
Этих "но" было так много, и порой так парадоксально было поведение
руководства нашей страны, что даже сегодня не берусь объяснять эти "но" -
оставим их историкам, идущим нам на смену. Однако давайте все же вспомним
то, что известно уже сегодня и что проясняет понимание предвоенной ситуации,
тем более что некоторые события ранее были закрыты плотным занавесом.
Сегодня можно этот занавес приоткрыть.
Не будем терять из виду будущих противников Жукова, они за эти годы
выросли в должностях, званиях, да и опыта набрались, прямо скажем, немалого
и очень современного.
Начнем с начальника генерального штаба сухопутных войск генерала
Гальдера, потому что именно он руководил непосредственной разработкой
агрессивных планов войны Германии против многих стран Европы, а затем против
Советского Союза.
Франц Гальдер родился в Вюрцбурге 30 июня 1884 года в семье, в которой
многие поколения были военными. Получил образование в Мюнхене. Начал военную
карьеру офицером в 3-м Баварском полевом артиллерийском полку. Учился в
Баварском военном колледже с 1911 до 1914 года. Почти постоянно находился на
штабной работе и постепенно поднялся до генерального штаба, заместителем
начальника которого стал в апреле 1938 года. Некоторые сослуживцы описывают
его как флегматичного человека, напоминающего профессора. На самом деле
Гальдер был эмоциональным, но умел себя сдерживать. По многим источникам,
когда назревал кризис с Чехословакией, Гальдер был готов пойти против
Гитлера, даже искал себе поддержку среди военной верхушки, но отступил после
того, как Гитлер одержал бескровную дипломатическуто Победу, которая
необыкновенно подняла престиж фюрера и, по мнению Гальдера, сделала
невозможной в такой момент его замену. В то же время Гальдер в своем кругу
высказывал замечания по поводу военного дилетантизма Гитлера. У него были
споры с Гитлером из-за планов наступления на западном фронте, в Европе в
конце 1939 года. Гитлер, испытывавший вообще подозрительность к генералам
генерального штаба, даже запретил Гальдеру приносить с собой на совещания
тетради, которые позднее стали основой его известного военного дневника.
Согласие Гальдера с гитлеровскими планами росло по мере укрепления
военной силы Германии Успехи на скандинавском и западноевропейском фронтах
укрепляли его веру в Гитлера, хотя традиционные концепции старой школы
Гальдера еще не раз столкнулись с волюнтаристскими концепциями Гитлера. Эти
противоречия стали еще более резкими во время подготовки планов завоевания
России. Гальдер не был против агрессивных планов Гитлера, но он считал, что
было бы лучше, если бы Гитлер занимался политикой, а осуществление своих
планов полностью передал бы военным, не мешал им.
Главнокомандующий сухопутными войсками Вальтер фон Браухич после первой
мировой войны был инспектором артиллерии, затем командующим
Восточно-Прусским военным округом. В апреле 1937 года назначен командующим
4-й армейской группой в Лейпциге. Браухич не высказывал оппозиционных
настроений по отношению к Гитлеру и поэтому после чистки армии 4 февраля
1938 года был назначен главнокомандующим. Он добросовестно осуществлял все
указания и планы Гитлера, командовал войсками во время нападения и оккупации
Польши, Франции, Балканских стран. 19 июля 1940 года Гитлер удостоил его
звания фельдмаршала. Браухич участвовал во всех подготовительных
мероприятиях по нападению на Советский Союз.
Успешно складывалась и карьера Федора фон Бока. В 1935 году он был уже
генералом, командиром корпуса. В 1938 году командовал войсками,
оккупировавшими Австрию и Чехословакию. Возглавлял северную армейскую группу
при нападении на Польшу и армейскую'группу "Б" в 1940 году. В этом же плане
за все одержанные победы получил звание генерал-фельдмаршала. В планах войны
против СССР фон Бок был предусмотрен в качестве командующего группой армий
"Центр", которая наносила главный удар на Москву.
Выросли, сформировали и апробировали свои теории нанесения
сокрушительных ударов танковыми клиньями три кита бронетанковых войск
гитлеровской армии:
Гудериан, Клейст, Гепнер, которым предстояло командовать танковыми
группами, сыгравшими решающую роль в успехах гитлеровцев и в наших неудачах
в 1941 году.
Гейнц Гудериан родился в 1888 году в семье офицера. Воспитывался в
кадетском корпусе. Окончил военное училище в 1907 году, военную академию в
1914 г. В годы первой мировой войны был офицером генерального штаба в
нескольких корпусах и дивизиях. В 1922 году назначен в отдел автомобильных
войск министерства рейхсвера, где и начинается его рост как теоретика
механизированных и танковых войск. В 1933 году он уже полковник, начальник
управления бронетанковых войск. В 1935 году командир танковой дивизии,
генерал-майор. В 1938 году командир армейского корпуса, генерал-лейтенант,
участвовал в оккупации Австрии, Судетской области. В ноябре 1938 года - он
командующий бронетанковыми войсками.
В сентябре 1939 года в Польше, будучи командиром 19-го корпуса, он
испытал на практике теорию блицкрига. Поддерживал идею о нападении на
Францию. В 1940 году провел через Арденны свой бронетанковый корпус,
переправил его через реку Маас и с огромной скоростью ворвался на территорию
Северной Франции, чем еще раз доказал, что бронетанковые войска способны
быстро и самостоятельно выполнять стратегический прорыв и окружение
противника. В июле 1940 года Гудериану присвоено звание генерал-полковника.
По плану "Барбаросса" Гудериан, командуя
2--Й танковой группой, входившей в группу армий "Центр", должен был
наносить главный удар на направлении Минск, Смоленск, Москва.
Я уже знакомил читателей со службой Эвальда Клейста в годы первой
мировой войны. В 1928 году он начальник штаба 2-й кавалерийской дивизии,
затем 3-й кавалерийской дивизии. В 1929 году - полковник, в 1932 году -
генерал-майор и командир 2-й кавалерийской дивизии Клейст не симпатизировал
нацистам и не скрывал этого, за что к нему очень плохо относился
руководитель отрядов СА Хайнес. После того как Гитлер сам разгромил отряды
СА, он приласкал талантливого генерала, присвоил ему звание
генерал-лейтенанта, а в 1936 году - генерала кавалерии и назначил командиром
3-го корпуса в Бреслау. Но все-таки Клейст продолжал относиться к нацистам
по-прежнему и в 1938 году был даже снят с должности командира корпуса. В
армии за Клейстом удерживалась репутация знающего и энергичного генерала, и
поэтому Гитлер вернул его на службу. В войне против Франции Клейст
командовал танковой группой, в которую входили 19-й танковый корпус
Гудериана, 41-й танковый корпус Рейнхардта, объединенные с 12-й полевой
армией Листа. Когда отстала пехота, Клейст решил продолжать самостоятельный
удар, чем, по сути дела, впервые в истории продемонстрировал успешность
действий танково-механизированных войск, если их применять не как поддержку
пехоты, а как самостоятельно действующий в глубине ударный кулак.
За короткий срок-с 1933 по 1939 год-Гитлер привлек на свою сторону
образованных и опытных генералов старой армии и создал мощные военные силы.
Благодаря своей энергии и стратегической дерзости, порой переходящей в
наглость, он оккупировал почти всю Западную Европу и накопил силы для
осуществления главной мечты - захвата восточных пространств. В результате
победных войн Гитлер приобрел огромный авторитет в своей стране и стал
неограниченным диктатором.
В предвоенные годы Жуков, став генералом армии и командующим Киевским
Особым военным округом, догнал и сравнялся в звании и должности с будущими
своими соперниками. Однако даже после победы на Халхин-Голе он не имел
такого большого опыта ведения современных операций, какой получили немецкие
генералы и фельдмаршалы, покорив многие страны Европы.
В секретном протоколе - приложении к советско-германскому договору о
ненападении - есть, как вы помните, абзац: "Касательно Юго-Восточной Европы
советская сторона указала на свою заинтересованность в Бессарабии.
Германская сторона ясно заявила о полной политической незаинтересованности в
этих территориях"
К осуществлению этого пункта договора советская сторона приступила
почти через год, в июне 1940 года. Хотелось бы, конечно, чтобы план этот
осуществился мирным путем, но так как не было уверенности, что Румыния
согласится вернуть эту территорию добровольно, была подготовлена армия.
В это время генерал армии Жуков был командующим Киевским Особым военным
округом. На базе управления округом было создано полевое управление Южного
фронта В состав этого фронта кроме войск Киевского вошли многие части
Одесского военного округа. Командующим Южным фронтом назначается Жуков.
Вот что рассказывал мне исполнявший обязанности начальника штаба 49-го
стрелкового корпуса И. И. Баранов:
- В июне 1940 года наш корпус сосредоточился в районе Каменец-Подольска
с задачей: быть в готовности для воссоединения Бессарабии и Северной
Буковины, захваченных боярским правительством Румынии в 1918-1920 годах. Так
была сформулирована нам задача в приказе. В эти дни в Москве, как мы знали,
велись переговоры с румынской делегацией об освобождении Бессарабии мирным
путем. Поэтому мы имели указания не переходить границы и не проявлять
никаких действий против румынской армии. Однако командование корпуса,
сориентированное на возможные боевые действия, проводило рекогносцировки
местности и готовило части на тот случай, если придется осуществлять задачу,
применив оружие. Вот в один из таких дней, когда все были на
рекогносцировке, на командный пункт неожиданно приехал генерал армии Жуков.
Он попросил меня доложить обстановку. Я подошел к карте и показал
расположение частей и задачи, которые мы намерены им поставить в случае
боевых действий. Жуков приказал: "Подготовьте разработку, и мы с вами дней
через пять проведем КШУ с командирами дивизий и частей корпуса". Я
подготовил разработку для проведения командно-штабного учения по выполнению
предстоящей задачи, это учение состоялось, только сам' Жуков не приехал, а
руководил им его заместитель генерал-лейтенант Герасименко.
В Москве между тем в эти дни происходили тайные переговоры между
Молотовым и послом Германии фон Шуленбургом. 23 июня Молотов в очередной раз
встретился с Шуленбургом. Вот что сообщает об этом германский посол в своей
телеграмме в Берлин от 23 июня 1940 года:
"Срочно!
Молотов сделал мне сегодня следующее заявление Разрешение бессарабского
вопроса не терпит дальнейших отлагательств. Советское правительство все еще
старается разрешить вопрос мирным путем, но оно намерено использовать силу,
если румынское правительство отвергнет мирное соглашение. Советские
притязания распространяются и на Буковину, в которой проживает украинское
население "
На эту телеграмму Риббентроп ответил Шуленбургу телеграммой от 25 июня
1940 года:
"Пожалуйста, посетите Молотова и заявите ему следующее:
1. Германия остается верной московским соглашениям. Поэтому она не
проявляет интереса к бессарабскому вопросу. Но на этих территориях живут
примерно 100000 этнических немцев, и Германии, естественно, их судьба
небезразлична, она надеется, что их будущее будет гарантировано...
2. Претензии Советского правительства в отношении Буковины - нечто
новое. Буковина была территорией австрийской короны и густо населена
немцами. Судьба этих этнических немцев тоже чрезвычайно заботит Германию...
3. Полностью симпатизируя урегулированию бессарабского вопроса,
имперское правительство вместе с тем надеется, что в соответствии с
московскими соглашениями Советский Союз в сотрудничестве с румынским
правительством сумеет решить этот вопрос мирным путем. Имперское
правительство, со своей стороны, будет готово, в духе московских соглашении,
посоветовать Румынии, если это будет необходимо, достигнуть полюбовного
урегулирования бессарабского вопроса в удовлетворительном для России смысле.
Пожалуйста, еще раз подчеркните господину Молотову нашу большую
заинтересованность в том, чтобы Румыния не стала театром военных действий "
Не стоит думать, что последняя фраза была продиктована какими-то
гуманными соображениями. Дело в том, что из Румынии Германия получала нефть
и сельскохозяйственную продукцию, в которой была очень заинтересована, и
поэтому опасалась, чтобы в случае военных действий этот источник сырья не
пострадал.
Выполняя указания своего министра иностранных дел, Шуленбург встретился
с Молотовым, о чем доложил телеграммой от 25 июня 1940 года.
"Срочно!
Инструкции выполнил, встречался с Молотовым сегодня в 9 часов вечера.
Молотов выразил свою признательность за проявленное германским
правительством понимание и готовность поддержать требования Советского
Союза. Молотов заявил, что Советское правительство также желает мирного
разрешения вопроса, но вновь подчеркнул тот факт, что вопрос крайне срочен и
не терпит дальнейших отлагательств.
Я указал Молотову, что отказ Советов от Буковины, которая никогда не
принадлежала даже царской России, будет существенно способствовать мирному
решению. Молотов возразил, сказав, что Буковина является последней
недостающей частью единой Украины и что по этой причине Советское
правительство придает важность разрешения этого вопроса одновременно с
бессарабским Молотов обещал учесть наши экономические интересы в Румынии в
самом благожелательном для нас духе.."
Молотов и Сталин очень торопились Германский посол не успел еще
получить ответа на свою телеграмму об очередной беседе, как его опять
пригласили в Кремль. Шуленбург докладываег об этом Риббентропу в телеграмме
от 26 июня:
"Очень срочно!
Молотов вызвал меня сегодня днем и заявил, что Советское правительство,
основываясь на его (Молотова) вчерашней беседе со мной, решило ограничить
свои притязания северной частью Буковины с городом Чсрновицы (Черновцы).
Согласно советскому мнению граница должна пройти... (Дальше указываются
пункты, через которые должна пройти граница - В. К.) Молотов добавил, что
Советское правительство ожидает поддержки Германией этих советских
требований.
На мое заявление, что мирное разрешение вопроса могло бы быть
достигнуто с большей легкостью, если бы Советское правительство вернуло
Румынии золотой запас румынского национального банка, переданный в Москву на
сохранение во время первой мировой войны, Молотов заявил, что об этом не
может быть и речи, поскольку Румыния достаточно долго эксплуатировала
Бессарабию".
Следует сказать несколько слов о золотом запасе румынского
национального банка. Это золото было вывезено во время войны, ибо Румыния
боялась, что оно будет захвачено противником. Но после революции, когда
румынские войска заняли Бессарабию, Советское правительство наложило арест
на это золото и заявило, что оно будет передано Румынии лишь после того, как
она вернет Бессарабию. Однако, как видно из заявления Молотова германскому
послу, он считал, что Румыния, владея Бессарабией до 1940 года, уже получила
от этого достаточно прибыли и что о возвращении золота не может быть и речи.
Много поэже, уже после того как гитлеровцы были изгнаны из Румынии
совместными силами румынской и советской армий, этот золотой запас был
возвращен полностью правительству Румынской Народной Республики в 1948 году
В беседе 26 июня Молотов высказал Шуленбургу следующее соображение:
Советское правительство представит свои требования румынскому правительству
через посланника в Москве в течение нескольких ближайших дней и ожидает,
.что германская империя безотлагательно посоветует румынскому правительству
подчиниться советским требованиям, так как и противном случае война
неизбежна.
И опять Сталин и Молотов очень спешили. Не прошло даже нескольких дней,
о которых Молотов говорил Шуленбургу, как в тот же день, 26 июня, он вызывал
к себе румынского посланника Г. Давидеску и заявил ему следующее: "В 1918
году Румыния, пользуясь военной слабостью России, насильственно отторгла от
Советского Союза (России) часть его территории - Бессарабию... Советский
Союз никогда не мирился с фактом насильственного отторжения Бессарабии, о
чем правительство СССР неоднократно и открыто заявляло перед всем миром
Теперь, когда военная слабость СССР отошла в область прошлого, а создавшаяся
международная обстановка требует быстрейшего разрешения полученных в
наследство от прошлого нерешенных вопросов для того, чтобы заложить наконец
основы прочного мира между странами, Советский Союз считает необходимым и
своевременным в интересах восстановления справедливости приступить совместно
с Румынией к немедленному решению вопроса о возвращении Бессарабии
Советскому Союзу. Правительство СССР считает, что вопрос о возвращении
Бессарабии органически связан с вопросом о передаче Советскому Союзу той
части Буковины, население которой в своем громадном большинстве связано с
Советской Украиной как общностью исторической судьбы, так и общностью языка
и национального состава".
Молотов потребовал ответа не позднее завтрашнего дня, то есть 27 июня.
После беседы с румынским посланником Молотов немедленно сообщил
Шуленбургу о состоявшемся разго воре и требованиях, предъявленных Советским
правительством Румынии Шуленбург тут же телеграфировал об этом Риббентропу.
Риббентроп незамедлительно позвонил в Бухарест своему посланнику и дал ему
такое указание:
"Вам предписывается немедленно посетить министра иностранных дел и
сообщить ему следующее-Советское правительство информировало нас о том, что
оно требует от румынского правительства передачи СССР Бессарабии и северной
части Буковины. Во избежание войны между Румынией и Советским Союзом мы
можем лишь посоветовать румынскому правительству уступить требованиям
Советского правительства .."
Как известно, возвращение Бессарабии произошло без кровопролития
Румынская армия получила приказ своего правительства отходить без боя,
организованно.
Но, видимо, потому, что это освобождение было результатом сговора наших
государственных руководителей с Гитлером, нигде не печатались подробности
освободительного похода Как-то не полагалось об этом Писать и говорить И
даже из рукописи мемуаров Жукова были изъяты страницы о его личном участии в
этой бескровной операции.
Вот что он писал:
" в Киев мне позвонил нарком обороны С К Тимошенко и передал решение
правительства о создании Южного фронта в составе трех армий для освобождения
Северной Буковины и Бессарабии из-под оккупации Румынии Командующим фронтом
назначался я по совместительству.
В состав фронта включались две армии Киевского округа- 12-я армия под
командованием генерал-майора Ф А Парусинова и 5-я армия под командованием
генерал-лейтенанта В Ф Герасименко, третья создавалась из войск Одесского
военного округа под командованием генерал-лейтенанта И. В. Болдина .."
Далее Жуков описывает, как, во избежание столкновений, наше и румынское
командования договорились о передвижении войск по времени и по рубежам.
"При этом Румыния обязывалась оставить в неприкосновенности
железнодорожный транспорт, оборудование заводов, материальные запасы
Однако нами было установлено, что румынское правительство и
командование, не выполнив обязательств, начали спешно вывозить в Румынию с
освобождаемой территории все, что можно было вывезти".
Со свойственной Жукову решительностью и оригинальностью маневра он
немедленно принял меры, чтобы воспрепятствовать нарушению обязательств Меры
эти были настолько неожиданны и эффективны, что румынское руководство в
полной панике обратилось с жалобой к Сталину.
Жуков так излагает свой разговор со Сталиным.
"На второй день этих событий я был вызван И В. Сталиным по ВЧ. И. В.
Сталин спросил:
- Что у вас происходит? Посол Румынии обратился с жалобой на то, что
советское командование, нарушив заключенный договор, выбросило воздушный
десант на реку Прут, отрезав все пути отхода. Будто бы вы высадили с
самолетов танковые части и разогнали румынские войска.
- Разведкой было установлено грубое нарушение договора со стороны
Румынии,- ответил я - Вопреки договоренности, из Бессарабии и Северной
Буковины вывозится железнодорожный транспорт и заводское оборудование
Поэтому я приказал выбросить две воздушно десантные бригады с целью
перехвата всех железнодорожных путей через Прут, а им в помощь послал две
танковые бригады, которые подошли в назначенные районы одновременно с
приземлением десантников
- А какие же танки вы высадили с самолетов на реке Прут? - спросил И В.
Сталин.
- Никаких танков по воздуху мы не перебрасывали,- ответил я - Да и
перебрасывать не могли, так как не имеем еще таких самолетов Очевидно,
отходящим войскам с перепугу показалось, что танки появились с воздуха
И. В Сталин рассмеялся и сказал:
- Соберите брошенное оружие и приведите его в порядок Что касается
заводского оборудования и железнодорожного транспорта - берегите его Я
сейчас дам указание Наркомату иностранных дел о заявлении протеста
румынскому правительству".
Так и в мирной, бескровной операции Жуков Проявил свое полководческое
искусство.
Почему же так торопились Сталин и Молотов с возвращением Бессарабии?
После того как капитулировала Франция, а английских солдат ни одного уже не
было на материке, трудно было не увидеть, что война в Европе заканчивается,
что, по сути дела, у Гитлера не осталось там противников Вот Сталин и
спешил, понимая, что после завершения войны в Европе вероятность нападения
Германии на Советский Союз, о чем трубила вся мировая пресса, становится все
более реальной, несмотря на имеющийся договор. Поэтому Сталин хотел
побыстрее реализовать до конца свой сговор с Гитлером.
То, что касалось Бессарабии, было осуществлено за короткое время. Но в
секретном дополнительном протоколе была предусмотрена еще, как уже
говорилось, передача Прибалтики в сферу влияния Советского Союза. Напомню
этот пункт:
"В случае территориально-политического переустройства областей,
входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия,
Литва), северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов
Германии и СССР. При этом интересы Литвы по отношению Виленской области
признаются обеими сторонами".
Посол фон Шуленбург в своем письме в министерство иностранных дел от 11
июля 1940 года среди прочего отмечал:
"Политические интересы Москвы сфокусированы сейчас целиком на событиях
в Прибалтийских государствах и на отношениях с Турцией и Ираном.
Большинство западных дипломатов считают, что все три Прибалтийских
государства будут преобразованы в организмы, полностью зависящие от Москвы,
то есть будут включены в состав Советского Союза. Дипломатические миссии
этих государств в Москве, как ожидается, будут распущены и исчезнут в самое
короткое время..."
Беспокойство советского руководства в стратегическом отношении по
поводу Прибалтийских республик было связано с тем, что их территория в
случае войны представляла собой широкий и удобный плацдарм для вторжения в
нашу страну. Причем нельзя было, не учитывать, что с 1919 года, когда
контрреволюционные силы свергли Советскую власть в Литве, Латвии и Эстонии,
там в течение двадцати лет существовали режимы, проводившие политику,
враждебную Советскому Союзу. В этих странах были и профашистские круги,
которые твердо держали курс на сближение с Германией, особенно после прихода
Гитлера к власти.
Советский Союз в сентябре 1939 года предложил правительствам Эстонии,
Латвии и Литвы подписать договоры о взаимной помощи. Такие договоры были
подписаны в Москве в сентябре и октябре 1939 года. Советская сторона по
этому договору обещала названным странам в случае нападения или угрозы
нападения на них со стороны любой европейской державы оказать помощь всеми
средствами, включая и военные. Для того чтобы выполнить это обязательство,
Советский Союз получал право разместить в Прибалтийских странах свои войска
и создать на их территории- морские и воздушные базы.
Буржуазные правительства Прибалтийских республик конечно же не хотели
дальнейшей советизации своих государств и прилагали всяческие усилия к тому,
чтобы избавиться от советской опеки. Собирались секретные конференции
министров иностранных дел, генеральные штабы разрабатывали планы, как
действовать в случае военного столкновения с советскими частями,
профашистские организации устраивали провокации против советских воинов,
проживавших на территории этих- республик.
В конце февраля 1940 года литовский президент А. Сметона направил в
Берлин директора департамента государственной безопасности министерства
внутренних дел А. Повилайтиса с секретной миссией - получить согласие
Германии на то, чтобы она установила над Литвой протекторат или взяла ее под
свою политическую опеку. Германское правительство обещало сделать это осенью
1940 года, после завершения военных операций на западе. В общем, отношение
властей этих стран к советским гарнизонам, мягко говоря, было
нс-дружественным.
В то же время коммунистические партии и прогрессивные круги
Прибалтийских республик вели большую агитационную работу, что в конце концов
завершилось установлением в них Советской власти: 21 июля 1940 года вновь
избранные Народные сеймы Латвии и Литвы и Государственная дума Эстонии
провозгласили свои страны советскими социалистическими республиками и
приняли декларацию о вступлении их в в Советский Союз.
Послы бывших прибалтийских правительств искали помощи у Германии, они
обратились с нотами в министерство иностранных дел, просили защиты, выражали
свое негодование, называли происходящее незаконными действиями. Но, как мы
знаем, сговор между Гитлером и Сталиным, оформленный соответствующим
секретным протоколом, уже существовал, и Германия ничего не предприняла для
оказания помощи Прибалтийским республикам. Представитель министерства
иностранных дел Германии 24 июля 1940 года от имени МИД Германии оповестил
об этом послов. Вот как сказано в его послании:
"Сегодня я дружески вернул литовскому и латвийскому послам их ноты
относительно включения их стран в состав СССР и в свое оправдание заявил,
что мы можем принимать от посланников только те ноты, которые они
представляют от имени своих правительств...
Эстонский посланник тоже хотел вручить мне сегодня аналогичную ноту. Я
попросил его воздержаться от этого, указав вышеупомянутые причины..."
Таким образом, официальный Берлин заявил своим недавним друзьям о том,
что они уже, собственно, не представляют никаких правительств.
Союзники - Германия и СССР - продолжали за кулисами решать свои
проблемы.
К концу 1940 года Германия, оккупировав основные страны Европы, по сути
дела, провела все подготовительные меры к своей главной большой войне -
против СССР. Последней очень весомой акцией в этом явился пакт Берлин - Рим
- Токио, который объединял антисоветские силы и ставил СССР под угрозу
нападения с Запада и с Востока.
Верный своей тактике - предварительной политической и дипломатической
подготовке,- Гитлер начинает (конечно, скрытно) новый этап действий.
Для маскировки удара ему надо было предпринять убедительные,
отвлекающие внимание Советского правительства шаги. Именно такую игру и
начал Гитлер через своего министра иностранных дел Риббентропа. 13 октября
1940 года Риббентроп послал Сталину пространное письмо. Вот выдержки из
него:
"Дорогой господин Сталин!
Более года назад по Вашему и фюрера решению были пересмотрены и
поставлены на абсолютно новую основу отношения между Германией и Советской
Россией. Я полагаю, что это решение найти общий язык принесло выгоду обеим
странам, начиная с признания того, что наши жизненные пространства могут
соседствовать без претензии друг к другу, и кончая практическим
разграничением сфер влияния, что привело к германо-советскому пакту о дружбе
и границе..."
Далее Риббентроп сделал обзор событии, происшедших за минувший год. Он
убеждал Сталина, что пакт Берлин - Рим - Токио вовсе не направлен против
Советского Союза. "Три державы в одинаковой степени придерживались того
мнения, что этот пакт ни в коем случае не нацелен против Советского Союза,
что, напротив, дружеские отношения трех держав и их договоры с СССР ни в
коем случае не должны быть этим соглашением затронуты.. "
Затем Риббентроп излагал главную мысль, ради которой было написано
такое пространное письмо:
"В заключение я хотел бы заявить в полном соответствии с мнением
фюрера, что историческая задача четырех держав заключается в том, чтобы
согласовать свои долгосрочные политические цели и, разграничив между собой
сферы интересов в мировом масштабе, направить по правильному пути будущее
своих народов..."
Если говорить прямым, недипломатическим языком, Германия предлагала
Советскому Союзу вступить в союз с государствами, образовавшими треугольник
Берлин - Рим - Токио, и таким образом превратить этот треугольник в
четырехугольник, договориться о разделении сфер влияния в мировом масштабе,
или если не в мировом, то уж, во всяком случае, на континенте Европы и Азии.
Далее Риббентроп писал:
"Мы были бы рады, если бы господин Молотов нанес нам в Берлин визит для
дальнейшего выяснения вопросов, имеющих решающее значение для будущего наших
народов и для обсуждения их в конкретной форме... Его визит, кроме того,
предоставит фюреру возможность лично высказать господину Молотову свои
взгляды на будущий характер отношений между нашими странами... Если затем,
как я с уверенностью ожидаю, мне придется поработать над согласованием нашей
общей политики, я буду счастлив снова лично прибыть в Москву, чтобы
совместно с Вами, мой дорогой господин Сталин, подвести итог обмену мнениями
и обсудить, возможно вместе с представителями Японии и Италии, основы
политики, которая сможет всем нам принести практические выгоды.
С наилучшими пожеланиями, преданный Вам
Риббентроп".
Шуленбург передал это письмо Молотову, за что получил настоящую
головомойку от Риббентропа, тот просто негодовал: почему же он отдал
Молотову письмо, адресованное лично Сталину?! Шуленбург оправдывался перед
министром, и мне кажутся любопытными некоторые его аргументы - приведу
отдельные выдержки из его телеграммы:
"Письмо, предназначенное Сталину, я вручил Молотову потому, что хорошо
знаю существующие здесь деловые и личные отношения... Предложение с моей
стороны вручить письмо непосредственно Сталину вызвало бы серьезное
раздражение господина Молотова. Мне казалось необходимым избежать этого так
как Молотов - ближайшее доверенное лицо Сталина и нам придется в будущем
иметь с ним дело по всем крупнейшим политическим вопросам...
То, что письмо не было вручено до 17 октября, объясняется тем, что я не
смог прибыть в Москву до вечера 15 октября из-за опоздания самолета. Перед
тем как вручить письмо, мы должны были сначала перевести его на русский
язык, поскольку мы знаем из опыта, что переводы, сделанные советскими
переводчиками, плохи и полны ошибок. Учитывая чрезвычайную политическую
важность письма, было необходимо передать его Сталину в безупречном
переводе, так чтобы в его содержание не вкрались бы неточности. При самых
энергичных усилиях было невозможно в более короткий срок перевести это
длинное и важное послание на русский язык и отпечатать по-русски
окончательный экземпляр".
Молотов действительно передал это письмо Сталину, как и обещал, и 22
октября вручил ответное письмо Сталина в запечатанном конверте. Но при этом
у Молотова была и копия этого письма. Вот оно:
"Дорогой господин Риббентроп!
Я получил Ваше письмо. Искренне Вас благодарю за Ваше доверие, а также
за содержащийся в Вашем письме ценный анализ недавних событий.
Я согласен с Вами в том, что, безусловно, дальнейшее улучшение
отношений между нашими странами возможно лишь на прочной основе
разграничения долгосрочных взаимных интересов. Господин Молотов согласен с
тем, что он обязан отплатить Вам ответным визитом в Берлин. Поэтому он
принимает Ваше приглашение.
Нам остается договориться о дате его прибытия в Берлин. Для господина
Молотова наиболее удобно время с 10 по 12 ноября. Если это также устраивает
и германское правительство, вопрос можно считать решенным.
Я приветствую выраженное Вами желание снова приехать в Москву, чтобы
подвести итог обмена мнениями, начавшегося в прошлом году, по вопросам,
интересующим обе страны, и я надеюсь, что это желание будет претворено в
жизнь после поездки господина Молотова в Берлин.
Что касается обсуждения ряда проблем совместно с Японией и Италией, то,
в принципе не возражая против идеи, я считаю, что этот вопрос должен будет
подвергнуться предварительному рассмотрению. С совершенным почтением,
преданный Вам.
Сталин".
Дальше я буду рассказывать о встрече с Гитлером и договоре, используя
то, что мне стало известно из бесед моих с Молотовым. Большая удача для
писателя - получить такой материал, как говорится, из первых рук от одного
из двух участников совершенно секретных переговоров. В этом деле мне
действительно очень повезло, и я могу порадоваться еще одному не менее
важному источнику информации о такой сугубо конфиденциальной встрече.
Молотова - в числе других - сопровождал и присутствовал на беседах в
качестве переводчика Валентин Михайлович Бережков, отличный дипломат и
талантливый литератор В своих книгах он подробно рассказал о многих годах
дипломатической работы, в том числе и о поездке с Молотовым в Берлин в
ноябре 1940 года Я расспросил его о деталях, которые были мне необходимы для
описания этой поездки.
Опускай обстоятельства пышной встречи Молотова на вокзале в Берлине - с
почетным караулом, со всеми почестями, которые полагаются главе
правительства,- и другие подробности Меня больше интересовала чисто
человеческая, психологическая сторона этой встречи. Ну, во первых, я
расспросил Молотова о внешности Гитлера, о манере его говорить Он сказал
следующее.
- На этих встречах, пожалуй, был не столько диалог, сколько монолог.
Гитлер уже привык, чтобы его слушали, он был вождь, он уже был приучен к
тому, чтобы изрекать. Вот и при первой встрече он очень много говорил о
своих планах и показывал широту" масштабность своего мышления, свободно
делил мир, распоряжался странами и народами.
Я спросил Молотова, какой был главный смысл этих переговоров.
- Главным было то, что Германия хотела втянуть нас в военный пакт. То
есть из того, что называлось треугольником Берлин - Рим - Токио, сделать
четырехугольник, четвертую сторону которого составлял бы Советский Союз.
Гитлер откровенно предложил поделить сферы влияния, себе он оставлял Европу,
Японии - Дальний Восток и прилегающие острова Океании, Италии -
средиземноморские страны, а Советскому Союзу он предлагал устремить свое
внимание на юг, то есть искать выход к Персидскому заливу и Индийскому
океану через территории прилегающих в этом месте к нему стран.
Я поинтересовался:
- Если бы мы согласились на такую комбинацию, может, не было бы и
Великой Отечественной войны?
Молотов, прищурив глаза, с улыбкой посмотрел на меня и иронически
сказал:
- Сразу видно, что вы не политик и не дипломат. Разве могли мы.
Советская страна, пойти на такой сговор с империалистами и делить мир для
его последующего захвата силой оружия? Как бы мы вы глядели перед народами
мира с нашими заявлениями об интернационализме? Нет, мы не могли пойти На
такой сговор, несмотря на то что Гитлер предлагал нам очень выгодные
дополнения - например, то, что будем владеть проливами, соединяющими Черное
море со Средиземным Ну и еще одно из главных тайных намерений Гитлера
заключалось в том, чтобы привязать нас к себе в борьбе с Англией, в войне,
которую он тогда вел.
В то время мне не были известны секретные протоколы, подписанные
Молотовым, относительно Польши и других стран, поэтому я ничего не мог ему
возразить Не знал я и стено1рамм бесед Молотова и Гитлера, а Молотов, так
твердо заявляя о своих интернационалистских взглядах, очевидно, нс
предполагал, что эти документы станут когда-либо достоянием широкой
общественности
Первая беседа Молотова с Гитлером состоялась в новом здании имперской
канцелярии Его построили недавно, уже при Гитлере, в духе величественности и
военной строгости. Кабинет Гитлера был очень большой, на стенах висели
огромные гобелены, на полу лежал толстый ковер, слева в углу стоял тоже
очень большой письменный стол, там же находился большой глобус на подставке
из черного дерева, тот самый глобус, о котором позднее так много писали
журналисты, говоря о претензиях Гитлера на мировое господство.
Когда вошли Молотов и сопровождавший его на первой беседе переводчик
Павлов, Гитлер был в кабинете один, сидел за столом Он встал и быстрыми
шагами пошел навстречу Молотову к середине кабинета. Фюрер в этой огромной
зале казался маленьким, он был в военном кителе без погон, на груди Железный
крест, на рукаве широкая красная повязка с черной свастикой в белом кружке.
В это же время через боковую дверь вошли министр иностранных дел
Риббентроп, советник германского посольства в Москве Хильгер и личный
переводчик Гитлера Шмидт. Гитлер пригласил всех к диванам и столу - что-то
вроде гостиной в одном из углов кабине! а. Гитлер сел напротив Молотова, их
разделял стол.
Гитлер говорил без подготовленного текста, четкими фразами, прерывая
свою речь паузами для перевода.
Шмидт раскрыл большую папку с линованной бумагой и стенографировал
разговор. С этой стенограммой (несколько сокращенной мною) я и познакомлю
читателей. Она опубликована в числе тех немецких документов, о которых речь
шла выше. Я не буду перерабатывать эту стенограмму в прямую речь,
придумывать психологические комментарии к каждой реплике собеседников, мне
кажется, здесь более всего важна подлинность сказанного, поэтому приведу сам
документ, а не пересказ его.
"Фюрер заявил, что главной темой текущих пере говоров, как ему кажется,
является следующее, в жизни народов довольно трудно намечать ход событий на
долгое время вперед, за возникающие конфликты часто ответственны личные
факторы Он тем не менее считает необходимым попытаться навести порядок в
развитии народов, причем на долгое время, если это возможно, так, чтобы
избежать трений и предотвратить конфликты, насколько это в человеческих
силах. Это тем более нужно сделать, когда два народа, такие, как немецкий и
русский, имеют у кормила государства людей, обладающих властью, достаточной
для того, чтобы вести свои страны к развитию в определенном направлении В
случае России и Германии, кроме того, две великие нации по самой природе
вещей не будут иметь каких либо причин для столкновения их интересов, если
каждая нация поймет, что другой стороне требуются некоторые жизненно
необходимые вещи, без которых ее существование невозможно
Молотов высказал свое полное согласие с этими соображениями...
Фюрер сказал далее, что, возможно, ни один из двух народов не
удовлетворил своих желаний на сто процентов. В политической жизни, однако,
даже 20- 25 процентов реализованных требований - уже большое дело Во всех
случаях два великих народа Европы добьются большего, если они будут
держаться вместе, чем если они будут действовать друг против друга.
Молотов ответил, что соображения фюрера абсолютно правильны и будут
подтверждены историей и что они особенно применимы к настоящей ситуации
Фюрер затем сказал, что в момент, когда военные операции фактически
закончились, он еще раз трезво обдумал вопрос о германо-русском
сотрудничестве и о том, какое направление оно примет в будущем В этом деле
для Германии важны следующие пункты:
1. Необходимость жизненного пространства. Во время войны Германия
приобрела такие огромные пространства, что ей потребуется сто лет, чтобы
использовать их полностью.
2. Необходима некоторая колониальная экспансия в Северной Африке.
3. Германия нуждается в определенном сырье, поставки которого она
должна гарантировать себе при любых обстоятельствах.
4. Она не может допустить создания враждебными государствами
военно-воздушных и военно морских баз в определенных районах.
Интересы России, однако, ни в коем случае не будут затронуты.
Российская империя может развиваться без малейшего ущерба германским
интересам Молотов сказал, что это совершенно верно. Фюрер продолжал. Обе
страны, Германия и Россия, всегда будут существовать отдельно друг от друга
как две могучие части мира. Они обе могут сами построить свое будущее, если
при этом они будут учитывать интересы другой стороны. У Германии нет
интересов в Азии, кроме общих экономических и торговых интересов. В
частности, у нее там нет колониальных интересов Она знает, кроме того, что
вероятные колониальные территории в Азии, скорее всего, отойдут к Японии.
В Европе есть несколько точек соприкосновения между интересами
Германии, России и Италии. У каждой из этих стран есть понятное желание
иметь выход в открытое море. Германия хочет выйти к Северному морю. Италия
хочет уничтожить "засов", поставленный на Гибралтаре, а Россия стремится к
океану. Вопрос сейчас состоит в том, насколько велики шансы этих трех держав
действительно получить свободный доступ к океану без того, чтобы
конфликтовать друг с другом по этому поводу. Это также является той исходной
точкой, с которой он рассматривает приведение в систему европейских
отношений после войны.
Кроме всего этого существует еще проблема Америки. В настоящее время
Соединенные Штаты ведут империалистическую политику. Они не борются за
Англию, а только пытаются овладеть Британской империей Они помогают Англии в
лучшем случае для того, чтобы продолжать свое собственное перевооружение и,
приобретая базы, усиливать свою военную мощь. В отдаленном будущем предстоит
решить и вопрос о тесном сотрудничестве тех стран, интересы которых будут
затронуты расширением сферы влияния этой англосаксонской державы, которая
стоит на фундаменте куда более прочном, чем Англия Впрочем, это не тот
вопрос, который предстоит решать в ближайшем будущем; не в 1945 году, а
только в 1970 или 1980 году, самое раннее, эта англосаксонская держава
станет угрожать свободе других народов .
Фюрер затем вернулся к германо-советским отношениям. Он вполне понимает
старание России получить незамерзающие порты с безопасным выходом в от
крытое море... Германия будет готова в любой момент помочь России улучшить
ее положение в проливах.
Молотов ответил, что перед его отъездом из Москвы Сталин дал ему точные
инструкции; и все, что он собирается сказать, совпадает со взглядами
Сталина. Он сходится во мнениях с фюрером о том, что оба партнера извлекли
значительные выгоды из германо-русского соглашения. Германия получила
безопасный тыл; и общеизвестно, что это имело большое значение для хода
событий в течение года войны. Вместе с тем Германия получила существенные
экономические выгоды в Польше... Германо-русское соглашение от прошлого года
можно, таким образом, считать выполненным во всех пунктах, кроме одного, а
именно Финляндии Финский вопрос до сих пор остается неразрешенным. И он
просит фюрера сказать ему, остаются ли в силе пункты германо-русского
соглашения относительно Финляндии С точки зрения Советского правительства,
никаких изменений здесь не произошло. К настоящему времени возникли и новые
проблемы, которые также должны быть разрешены.
Молотов затем поднял вопрос о значении Тройственного пакта. Что
означает новый порядок в Европе и Азии и какая роль будет отведена в нем
СССР? Эти вопросы должны быть обсуждены во время берлинских бесед и во время
предполагаемого визита в Москву имперского министра иностранных дел. Кроме
того, должны быть уточнены вопросы о русских интересах на Балканах и в
Черном море, касающиеся Болгарии, Румынии и Турции. Советское правительство
также хотело бы иметь представление о границах так называемого великого
восточноазиатского пространства.
Фюрер ответил, что Тройственный пакт имел целью урегулирование
состояния дел в Европе в соответствии с естественными интересами европейских
стран, и во исполнение этого Германия теперь обращается к Советскому Союзу,
чтобы он мог высказать свое мнение относительно интересующих его районов.
Без содействия Советской России соглашение во всех случаях не может быть
достигнуто. Это относятся не только к Европе, но и к Азии, где сама Россия
будет участвовать в деле определения великого восточноазиатского
пространства и заявит о своих притязаниях...
В заключение фюрер подвел итог, заявив, что в некотором смысле это
обсуждение представляет собой первый конкретный шаг к всеобъемлющему
сотрудничеству С должным рассмотрением как проблем Западной Европы, которые
должны быть урегулированы между Германией, Италией и Францией, так и проблем
Востока, которые в первую очередь затрагивают Россию и Японию, но для
решения которых Германия предлагает свои добрые услуги в качестве
посредника. Это служит делу противостояния попыткам, предпринимаемым со
стороны Америки, "зарабатывать на Европе деньги" У Соединенных Штатов не
должно быть деловых интересов ни в Европе, ни в Африке, ни в Азии.
Молотов выразил свое согласие с заявлениями фюрера относительно роли
Америки и Англии. Участие России в Тройственном пакте представляется ему в
принципе абсолютно приемлемым при условии, что Россия является партнером, а
не объектом".
Беседа продолжалась два с половиной часа. Гитлер посмотрел на часы, и
ввиду возможной воздушной тревоги переговоры были перенесены на другой день.
Многочисленным фото- и кинокорреспондентам было разрешено войти и
сфотографировать участников беседы.
Молотов, прощаясь, обратился к Гитлеру:
- Сегодня вечером прием в Советском посольстве, я приглашаю вас.
Фюрер ответил не очень определенно, что постарается быть. На прием он
не прищел, но была вся нацистская верхушка во главе с Герингом,
Риббентропом. При первых же тостах вдруг завыли сирены, возвещая о
приближении английских бомбардировщиков. Гости быстро разъехались, потому
что в посольстве не было бомбоубежища.
Ночью шифром было доложено Сталину содержание первой беседы, и в эту же
ночь был получен ответ с указанием Сталина пока отклонить предложение
Гитлера о нашем участии в разделе "британского наследства". Рекомендовалось
настойчивее прояснять вопросы, связанные с европейской безопасностью и
другими проблемами, затрагивающими интересы Советского Союза.
Вторая встреча Молотова с Гитлером состоялась на следующий день, 13
ноября, в том же кабинете. На этот раз она длилась почти три часа.
Вот ее - опять-таки сокращенная - стенограмма
"Фюрер вернулся к замечанию Молотова, сделанному во время вчерашней
беседы, что германо-русское соглашение выполнено за "исключением одного
пункта, а именно Финляндии"
Молотов пояснил, что это замечание относится не столько к самому
германо-русскому договору, сколько к секретному протоколу.
Фюрер ответил, что в секретном протоколе зоны влияния и сферы интересов
были определены и разделены между Германией и Россией Поскольку вопрос стоял
о фактическом получении территории, Германия действовала в соответствии с
соглашением, что было не совсем так со стороны русских...
(Здесь имелся в виду эпизод, когда по просьбе советской стороны часть
литовской территории, предназначенная по соглашению Германии, осталась за
Литвой, уже объявленной советской, за что Германии была предложена плата
31050000 марок.- В. К.)
Аналогичной является и ситуация с Финляндией. У Германии нет там
политических интересов. Русское правительство знает это. Во время
русско-финской войны Германия выполняла все свои обязательства по соблюдению
абсолютного благожелательного нейтралитета Германия признает, что
политически Финляндия представляет для России первостепенный интерес и
находится в ее зоне влияния... Однако Германия должна принять во внимание
два момента:
1. Пока идет война, она крайне заинтересована в получении из Финляндии
никеля и леса.
2. Она не желает в Балтийском море каких-либо новых конфликтов, которые
еще больше ограничат ее свободу передвижения в одном из немногих районов
торгового мореплавания, все еще остающихся открытыми для Германии. Было бы
совершенно неправильно утверждать, что Финляндия оккупирована германскими
войсками. Войска лишь транспортируются через Финляндию в Киркенес, о чем
Германия официально информировала Россию... Как только транзитная перевозка
военных контингентов будет закончена, никаких дополнительных войск через
Финляндию посылаться не будет. Он (фюрер) подчеркивает, что как -Германия,
так и Россия заинтересованы в недопущении того, чтобы Балтийское море снова
стало зоной войны. Со времени русско-финской войны произошли существенные
изменения в перспективах военных операций, так как Англия имеет в своем
распоряжении бомбардировщики и истребители-бомбардировщики дальнего
действия. И у Англии, таким образом, есть шанс захватить небольшой плацдарм
на финских аэродромах.
Существует и чисто психологический фактор, который крайне
обременителен. Финны мужественно защищали себя, и они завоевали симпатии
всего мира, особенно Скандинавии. В Германии между тем во время
русско-финской воины люди были в некоторой степени недовольны той позицией,
которую в результате соглашения с Россией должна была занять и в
действительности заняла Германия По вышеупомянутым соображениям Германия не
желает новой финской войны Однако это не затрагивает законных притязаний
России
В своем ответе Молотов подчеркнул, что соглашение 1939 г имело в виду
определенную стадию развития, которая завершилась с окончанием польской
войны, вторая стадия закончилась поражением Франции, и теперь они находятся
уже в третьей стадии Он напомнил, что в соответствии с текстом соглашения и
его секретным протоколом была определена общая германо-русская граница и
были урегулированы вопросы относительно прибалтийских государств, Румынии,
Финляндии и Польши "
Далее Молотов и Гитлер снова долго выясняли от ношения по поводу
уступки Германии в вопросе литовской территории, затем Молотов перешел к
Буковине.
"Он (Молотов) признал, что вопрос о Буковине затрагивав г территории,
не упомянутые в секретном протоколе. Россия сначала ограничила свои
требования Северной Буковиной В нынешней ситуации, однако, Германия должна
понять заинтересованность русских и в Южной Буковине Но Россия не получила
ответа (Германии) и на этот запрос Вместо этого Германия гарантировала
целостность всей территории Румынии, полностью пренебрегая планами России в
отношении Южной Буковины.
Фюрер ответил, что даже если только часть Буковины останется за
Россией, то и это будет значительной уступкой со стороны Германии. В
соответствии с устным соглашением бывшая австрийская территория должна войти
в германскую сферу влияния.
Молотов, однако, настаивал на ранее изложенной точке зрения, что
изменения, произведенные Россией, незначительны.
Фюрер ответил, что для того, чтобы германо-русское сотрудничество
принесло в будущем положительные результаты, Советское правительство должно
понять, что Германия не на жизнь, а на смерть вовлечена в борьбу, которая
при всех обстоятельствах должна быть доведена до успешного конца.
Необходимый для этого ряд предпосылок, зависящих от экономических и военных
факторов, Германия хочет обеспечить себе любыми средствами . Чем больше
Германия и Россия, стоя спиной к спине, преуспеют в борьбе против внешнего
мира, тем большими будут их успехи в будущем, и те же успехи будут меньшими,
если две страны встанут против друг друга. (В первом случае) впервые на
земле не будет силы, которая сможет противостоять (этим) двум странам.
В своем ответе Молотов заявил о согласии с последним заключением
фюрера. В связи с этим он хотел бы обратить внимание на желание советских
лидеров, в частности Сталина, укрепить и активизировать отношения между
двумя странами Однако для подведения под эти отношения прочного фундамента
должна быть наведена ясность в вопросах второстепенной важности, отравляющих
атмосферу германо-русских отношений К ним относится вопрос об отношениях
между СССР и Финляндией. Если Россия и Германия достигнут пони мания по
этому вопросу, он может быть уре[улирован без войны Но не может быть и речи
о пребывании в Финляндии германских войск и проведении а этой стране
политических демонстраций, направленных против советского русского
правительства.
Фюрер ответил, что вторая часть заявления не подлежит обсуждению, так
как Германия к этому не имеет отношения Между прочим, демонстрации
организовать очень легко, а потом уже крайне трудно выяснить, кто был их
действительным подстрекателем Что касается германских войск, то он может
заверить, что, как только будет достигнуто общее соглашение, германские
войска перестанут появляться в Финляндии.
Молотов ответил, что под демонстрациями он также имеет в виду отправку
финских делегаций в Германию или приемы, организованные в Германии в честь
видных финнов Кроме того, присутствие германских войск по ставило финнов в
двусмысленное положение. Так, например, появились лозунги типа "Те, кто
ободряет последний русско-финский мирный договор,- не финны!", и другие
Фюрер ответил, что Германия всегда оказывала лишь сдерживающее влияние
и что она рекомендовала как Финляндии, так и, в особенности, Румынии
согласиться на требования русских.. "
Дальнейший ход беседы я перескажу, так как разгорелась долгая дискуссия
по поводу финского вопроса и возможной новой войны между Финляндией и СССР
Гитлер нервничал, повторял, что ему нужна спокойная обстановка в районе
Балтийского моря, чтоб не прервалось снабжение Германии стратегическим
сырьем Он пугал возможным вмешательством Америки Обещал содействие СССР в
овладении проливами, выходящими из Черного в Средиземное море В общем, он
говорил довольно долго, а Молотов при возможности вставить реплику опять
возвращался к необходимости убрать немецкие войска из Финляндии. Гитлер не
привык слышать возражения. А тут Молотов еще упомянул о том, что Советский
Союз недоволен срывом ответных поставок из Германии по хозяйственному
соглашению, которое СССР добросовестно исполняет. Но, опять уклоняясь от
прямых ответов, Гитлер заговорил о мировых проблемах.
Беседа вновь вернулась к обсуждению, как сказано в стенограмме,
"великих планов сотрудничества стран, интересующихся обанкротившимся
хозяйством Британской империи" Говорилось, что после того, как эти вопросы
будут предварительно обсуждены по дипломатическим каналам, они должны быть
еще раз рассмотрены в Москве министрами иностранных дел Германии, Италии и
Японии совместно с Молотовым.
В этом месте беседы Гитлер обратил внимание присутствующих на позднее
время и сказал, что ввиду возможных воздушных атак англичан будет лучше
,закончить переговоры сейчас, поскольку основные вопросы уже достаточно
обсуждены.
Подводя итог, он заявил, что возможность гарантировать интересы России
как черноморской державы подлежит дальнейшему рассмотрению и что в целом
требования России относительно будущего ее положения в мире будут приняты во
внимание.
В своем заключительном слове Молотов заявил, что Советский Союз, как
мощная держава, не может стоять в стороне от важных европейских и азиатские
дел
На этом вторая беседа закончилась.
В тот же день в 21 час 40 минут состоялась заключительная беседа
Молотова с Риббентропом в министерстве иностранных дел на Вильгельм-штрассе.
Бережков так описывает эту встречу
Кабинет министра, значительно меньший, чем у Гитлера, был обставлен с
роскошью Узорчатый паркетный пол так блестел, что в нем, словно в зеркале,
отражались все предметы. На стенах висели старинные картины, окна обрамляли
портьеры из дорогой гобеленовой ткани, вдоль стен на подставках стояли
статуэтки из бронзы и фарфора.
Державшийся в присутствии Гитлера в тени Риббентроп вел себя теперь
совсем по-иному Он разыгрывал вельможу-аристократа, но манеры его были
скорее развязными, нежели величественными. Его окружала многочисленная свита
и фоторепортеры, перед которыми он охотно позировал Во время взаимных
приветствий и общей беседы, длившейся несколько минут, Риббентроп стоял
посреди комнаты со скрещенными на груди руками и вскинутой вверх головой
Наконец он сказал, обращаясь к свите и репортерам.
- Господа, вам придется нас покинуть. Нам предстоят еще важные дела.
Надеюсь, вы нас извините...
Все быстро откланялись и вышли из кабинета. Риббентроп пригласил
участников беседы к стоявшему в углу кабинета круглому столу и, когда все
расселись, заявил, что в соответствии с пожеланием фюрера было бы
целесообразно подвести итоги пере говоров и договориться о чем-то в принципе
Затем он вынул из нагрудного кармана своего серо-зеленого кителя сложенную в
четверть листа бумажку и, медленно развернув ее, сказал:
- Здесь набросаны некоторые предложения германского правительства...
Держа листок перед собой, Риббентроп зачитал эти предложения. Это были
проекты договора о присоединении Советского Союза к пакту Берлин - Рим -
Токио и секретного протокола о разделе сфер влияния.
Мне кажется, читателям будет интереснее узнать содержание последнего
документа не в пересказе, а прочитать в подлиннике. Привожу те части его,
которые отражают главный смысл.
"Проект
Секретный протокол No 1
В связи с подписанием Соглашения, заключенного между нами.
Представители Германии, Италии и Японии и Сойечскою Союза заявляют
следующее:
1) Германия заявляет, что, без учета тех территориальных изменений,
которые произойдут в Европе после заключения мира, ее основные
территориальные интересы лежат в Центральной Африке.
2) Италия заявляет, что, без учета тех территориальных изменений,
которые произойдут в Европе после заключения мира, ее основные
территориальные интересы лежат в Северной и Северо-Восточной Африке.
3) Япония заявляет, что ее основные территориальные интересы лежат в
районе Восточной Азии к югу от Японской империи.
4) Советский Союз заявляет, что его основные территориальные интересы
лежат к югу от территории Советского Союза в направлении Индийского океана
Четыре Державы заявляют, что, сохраняя за собой право регулировать
отдельные несущественные вопросы, они будут взаимно уважать территориальные
интересы друг друга и не станут создавать препятствий для их осуществления "
Молотов, заслушав проекты договора и секретных протоколов (их было два,
второй касался проливов), сказал, что сейчас нет смысла возобновлять
дискуссии на эту тему, но нельзя ли получить зачитанный текст? Риббентроп
ответил, что у него только один экземпляр, что он не имел в виду передавать
эти предложения в письменном виде, и поспешно спрятал бумажку в карман.
Оцените, уважаемые читатели,- я вас знакомлю с выдержками из той
бумаги, которую Риббентроп спрятал в карман, не вручив копии даже
Молотову!.. Разумеется, это шутка - огромным секретом проекты были тогда,
позднее же они были опубликованы за рубежом.
Неожиданно завыл сигнал воздушной тревоги Все переглянулись, наступило
молчание. Где-то поблизости раздался глухой удар, в высоких окнах кабинета
задрожали стекла.
- Оставаться здесь небезопасно,- сказал Риббентроп.- Давайте спустимся
вниз в мой бункер. Там будет спокойнее .
В одном из подвальных помещений был оборудован подземный кабинет
Риббентропа. На полированном письменном столе находилось несколько
телефонных аппаратов В стороне стояли круглый столик и глубокие мягкие
кресла.
Когда беседа возобновилась, Риббентроп снова стал распространяться о
необходимости изучить вопрос о разделе сфер мирового влияния. Есть все
основания считать, добавил он, что Англия фактически уже разбита...
Когда я расспрашивал Молотова об этой беседе, он, улыбаясь, сказал.
- Я поддел Риббентропа вопросом. "Если Англия разбита, то почему мы
сидим в этом бомбоубежище?" Риббентроп был явно смущен Я постоянно хотел заг
ставить Гитлера и Риббентропа решать более злободневные сегодняшние
проблемы, а не болтать о переделе карты Европы и Азии.
Я спросил Молотова напрямую:
- Может быть, вы подписали те проекты договора позднее?
- Ну что вы, разве могли мы, интернационалисты, пойти на такой сговор
против других народов - ответил твердо Молотов.
Кривил душой старый политик! Стенограмма, бесстрастно отражающая
содержание разговора, не подтверждает его слова Молотов не дал согласия на
вступление в пакт, но и не отверг напрочь это предложение Риббентроп в конце
той беседы еще раз напомнил о германском предложении "сотрудничать в деле
ликвидации Британской империи" Он сказал:
"Как ясно заявил фюрер, интересы Советского Союза и Германии требуют,
чтобы партнеры стояли не друг против друга, а спина к спине с тем, чтобы
поддержать друг друга в своих устремлениях. В сравнении с этими большими и
главными вопросами все остальные являются абсолютно незначительными и будут
автоматически урегулированы сразу же после того, как будет достигнута общая
договоренность В заключение он хотел бы напомнить господину Молотову, что
последний должен ответить ему на вопрос, привлекает ли Советский Союз в
принципе идея получения выхода к Индийскому океану.
В своем ответе Молотов указал, что немцы считают войну с Англией уже
выигранной Если поэтому, как было сказано по другому поводу, Германия ведет
войну против Англии не на жизнь, а на смерть, ему не остается ничего иного,
как предположить, что Германия ведет борьбу "на жизнь", а Англия - "на
смерть". Он вполне одобряет идею о сотрудничестве с той оговоркой, что
стороны должны прийти к полному взаимопониманию Эта мысль уже была выражена
в письме Сталина. Разграничение сфер влияния также должно быть продумано. По
данному вопросу, однако, он, Молотов, не может в настоящее время занять
определенную позицию, так как не знает, каково мнение Сталина и других его
друзей в Москве. Однако он должен заявить, что все эти великие вопросы
завтрашнего дня не могут быть отделены от вопросов сегодняшнего дня и от
проблемы выполнения существующих соглашений. Прежде чем приступить к решению
новых задач, нужно закончить то, что уже было начато. Беседы, которые он,
Молотов, имел в Берлине, без сомнения, были очень полезны. И он считал бы
уместным, чтобы поднятые вопросы в дальнейшем обсуждались через
дипломатические каналы послами обеих сторон".
Молотов, как видим, оставлял за нашей страной право и обсуждать, и,
возможно, участвовать в осуществлении глобальных агрессивных замыслов,
предусмотренных секретным протоколом.
Любопытный эпизод, подтверждающий это мнение, рассказал Бережков.
- После заключительной встречи Гитлер шел с Молотовым по анфиладам
имперской канцелярии к выходу Я следовал вплотную за ними, чтобы переводить
беседу, носившую общий характер. Остальная свита оставалась на почтительном
расстоянии. Перед тем как попрощаться с советским гостем, Гитлер сказал:
- Я считаю Сталина выдающейся исторической личностью. Да и сам
рассчитываю войти в историю. Поэтому естественно, чтобы два таких
политических деятеля, как мы, лично встретились. Я прошу вас, господин
Молотов, передать господину Сталину мои приветы и мое предложение о такой
встрече в недалеком будущем.
Молотов поблагодарил и пообещал передать это Сталину.
Представляется, что предложение о встрече, рассчитанное, как теперь
ясно, на дезориентацию советского руководства, также сыграло роль в
просчетах Сталина.
Дух дальнейшего сотрудничества с Берлином проявился и в сделанном
Молотовым на сессии Верховного Совета заявлении: "Мы всегда были того
мнения, что сильная Германия является необходимым условием прочного мира в
Европе Германия находится в положении государства, стремящегося к скорейшему
окончанию войны и миру, а Англия и Франция стоят за продолжение войны".
А вот что сказал А. И. Микоян по поводу поездки Молотова в Берлин:
- Нам было ясно, что война неизбежна, но Ста лин не верил в это
Неизвестно, какой вывод сделал для себя Молотов из бесед с Гитлером, но,
зная, что Сталин не верил в скорое нападение, он и не пытался переубеждать
его Так получилось, что после поездки Молотова в Берлин не только не было
сделано выводов о необходимости готовить страну к скорому неизбежному
столкновению с гитлеровской Германией, но, наоборот, был сделан вывод о
возможности дальнейшего развития советско-германского сотрудничества Поэтому
нападение Гитлера на СССР представляло собой удар огромной силы по всей
концепции Сталина Было потеряно драгоценное время между поездкой Молотова в
Берлин в ноябре 1940 года и июнем 1941 года.
А теперь я вас познакомлю с тем, чего не знал Молотов в те дни, когда
вел беседы с Гитлером.
В день прибытия советской делегации, 12 ноября 1940 года, Гитлер отдал
распоряжение:
"Политические переговоры с целью выяснить позицию России на ближайшее
время начинаются. Независимо от того, какой будет исход этих переговоров,
следует продолжать все уже предусмотренные ранее приготовления для Востока.
Дальнейшие указания на этот счет последуют, как только мною будут утверждены
основные положения операционного плана".
Так что все разговоры Гитлера с Молотовым, проекты договоров, секретных
и открытых, предложения о разделе сфер влияния - все это было фикцией,
направленной на усыпление бдительности советского руководства и особенно
Сталина И надо признать, этот обман, в комплексе с другими мерами
дезинформации, полностью достиг цели, намеченной Гитлером.
С доверием Сталина к Гитлеру во многом был связан и его просчет в
определении возможных сроков нападения нацистской Германии на СССР Сталин
считал, что такой умелый политический игрок, как Гитлер, не начнет войны
против Советского Союза, пока не решит проблемы Англии, либо оккупировав ее,
либо добившись перехода ее правящеи*'элиты на свою сторону. Иначе война
Германии на два фронта в конечном счете неизбежна И чтобы избежать ее,
считал Сталин, Гитлер и послал в мае 1941 года своего заместителя Рудольфа
Гесса вести переговоры в Лондоне Переговоры неизбежно будут длительными, а
следовательно, нападение на СССР пока не произойдет. К тому же половина лета
почти прошла, а конец июня, как показывает исторический опыт (например,
поход Наполеона), не очень-то подходящее время для начала вторжения в
Россию. Отсюда следует - война начнется не ранее весны 1942 г , если не
удастся сохранить мирные отношения с Германией
Вот еще повод для размышлений о роли личностей в истории, причем
личностей, как говорится, по обе стороны баррикады И действуют они,
прекрасно сознавая свое положение не случайно Гитлер прямо назвал Сталица и
себя выдающимися историческими личностями.
СОВЕЩАНИЕ И СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ИГРЫ
Жуков не участвовал в боевых операциях против Финляндии, но из
Киевского округа, которым он командовал, было отправлено на фронт несколько
соединении, кроме того, все госпитали, в том числе и Киевского военного
округа, были переполнены ранеными, доставленными с финского фронта В эти
месяцы среди военных, естественно, шло живое обсуждение происходящего, и
немалое удивление вызывали те неудачи, которые преследовали наши войска.
Жуков, как и все другие командиры, много думал об этом, искал причины
неуспехов Красной Армии
Как уже говорилось, после окончания боевых действий в марте 1940 года
состоялось заседание Политбюро ЦК ВКП (б), где были разобраны и обсуждены
довольно откровенно итоги финской кампании и особенно причины наших неудач,
а в следующем месяце, апреле, было проведено расширенное совещание Главного
Военного совета. В нем принимали участие как высший командный состав с
финского фронта, так и командующие округов и армий, в том числе,
следовательно, и Жуков После этого совещания был издан приказ новым наркомом
обороны С. К. Тимощенко "О боевой и политической подготовке войск на летний
период 1940 года" Жуков в своих воспоминаниях писал об этом времени:
"Учитывая итоги советско-финляндского конфликта, а самое главное, характер
боевых действий начавшейся мировой войны, перед войсками была поставлена,
остро и во всем объеме, задача учить сегодня тому, что завтра будет нужно на
войне. Началась реорганизация всех видов вооруженных сил и родов войск,
серьезные меры были приняты для укрепления единоначалия, порядка и
дисциплины в войсках От командиров и начальников всех степеней, а также
штабов приказ потребовал изменения системы боевой подготовки и воспитания
войск под одним углом зрения - так, как этого требует война Обучение войск
приблизилось к условиям боевой действительности, тренировать личный состав
для действий в обстановке, требующей длительного физического напряжения
Тактические занятия проводить днем и ночью, в любую погоду, то есть с учетом
фактора внезапности, следуя принципу - всегда быть в состоянии боевой
готовности"
Я в те годы уже служил в Красной Армии - в сентябре 1939 года поступил
в Ташкентское пехотное училище имени Ленина Хорошо помню те изменения,
которые произошли в боевой подготовке армии После издания этого приказа.
Армейская жизнь с ее регламентированным порядком никогда не была легкой, а
после издания этого приказа в армии начались такие трудности. вспоминая
которые сегодня я думаю как же мы все это могли выносить? Приказ Тимошенко
не только выполнялся от буквы до буквы, но строгие контролеры и проверяющие
при выезде в части беспощадно наказывали командиров, которые, как им
казалось, в чем то недовыполняли требований наркома И командиры, как это
часто бывает в армии, опасаясь за свою репутацию и за карьеру, настолько
повышали требовательность, что она порой становилась невыносимой Принцип
учить на трудностях выполнялся в максимально усложненных условиях Как только
начинался дождь, немедленно объявлялась боевая тревога и нас выводили на
поле на учение. И под дождем, в грязи, без горячей пищи, на концентратах,
которые нам выдавали, мы проводили несколько суток Копали траншеи в
ограниченные сроки, была жесточайшая норма времени, за которую надо было
отрыть окоп полного профиляэ Зачем эту оборону оставляли и совершали
продолжительные марши. Я участвовал даже в стокилометровом марше, это была
настоящая пытка. Как известно по уставу, суточный переход не должен
превышать 40-45 километров. Нетрудно представить, что значит совершить за
сутки стокилометровый марш в условиях среднеазиатской жары, под палящим
солнцем, когда и обычный-то марш дается очень тяжело.
Дисциплина была доведена до крайней педантичности, за опоздание из
увольнения на 15-20 минут красноармейцев отдавали под суд. Помню, однажды на
учениях двое курсантов из нашего училища, утомленные до изнеможения, сорвали
по веточке винограда, который рос недалеко от обочины дороги, где мы
расположились на привал. Тут же, через час, состоялось заседание трибунала.
Несмотря на то что сторож этого виноградника и другие колхозники (их привели
на суд, чтобы они видели, как наказывают красноармейцев) просили не
наказывать молодых ребят, трибунал с этим не посчитался. Курсантам дали по
шесть лет.
Каждую субботу и воскресенье устраивались двадцатипяти -
тридцатикилометровые кроссы, наше училище бегало до своего лагеря в Чирчике
(35 километров) и назад с полной выкладкой. Полная выкладка - это значит
ранцы (у нас были не вещмешки, а ранцы) с полагающимся запасом всего
нехитрого солдатского имущества, а вместо продовольственного пайка, так
называемого НЗ клали в ранец кирпичи Станковые пулеметы несли по очереди.
Эти марш-броски были настолько изнурительны, что, возвращаясь в свое
расположение, мы падали в полном изнеможении рядом с кроватями, потому что,
не почистившись, на кровать ложиться было нельзя. Многие курсанты теряли
сознание еще на дистанции, их подбирала санитарная машина, которая следовала
за нашими колоннами. В училище было немало случаев самоубийств, некоторые
курсанты не выдерживали такой нагрузки и уходили из жизни.
Во всех округах шли постоянные учения, днем и ночью, зимой и летом, и
все время в поле, с главной задачей, чтобы было как можно труднее. Это
считалось приближением к условиям войны.
С 25 по 27 сентября в 99 и стрелковой дивизии, входившей в состав
Киевского Особого военного округа, которым командовал Жуков, были проведены
смотровые учения в присутствии нового наркома обороны. На многих учениях в
других округах чаще всего отмечались недостатки, командиры наказывались за
послабление подчиненным. А тут вдруг впервые была отмечена очень высокая
подготовленность дивизии и умелая требовательность командования "Красная
звезда" была несколько дней заполнена статьями об успехах 99-й стрелковой
дивизии Я перечитал эти сентябрьские номера газеты за 1940 год, такие ее
статьи, как "Новые методы боевой учебы", "Партийная конференция 99-й СД",
"Командир передовой дивизии" Был опубликован приказ наркома обороны от 27
сентября 1940 года, в нем среди прочего было сказано: "Красноармейцы и
начальствующий состав дивизии в процессе учений показали умение решать
боевые задачи в сложных условиях.
За успехи в боевой подготовке и образцовые действия на смотровом
тактическом учении награждаю:
1. 99-ю стрелковую дивизию - Переходящим Красным знаменем Красной
Армии;
2 Артиллерию 99-й стрелковой дивизии - Переходящим Красным знаменем
артиллерии Красной Армии "
На политзанятиях во всей Красной Армии изучались статьи об этой
прославленной тогда дивизии Вот одна из них передо мной - "Командир
краснознаменной дивизии" В этой статье воздавалось должное командиру
дивизии, который в условиях невероятной требовательности отличился перед
всеми другими своей сверхтребовательностью Я умышленно не называю пока его
фамилии, чтобы это стало более неожиданным для читателей. Вот что писалось в
той статье о командире дивизии: "За двадцать один год службы в Красной Армии
он приобрел ценнейшее для военачальника качество - понимание людей, которых
он призван воспитывать, учить, готовить к бою Это понимание не книжное, не
отвлеченное, а реальное "Я люблю службу",- часто говорит генерал. И он умеет
раскрывать и поощрять в людях рвение к службе Он ищет в человеке и развивает
в нем военные способности, закаляя их в постоянных упражнениях, испытаниях
полевой жизни Человек бывалый, неприхотливый, приученный к суровой боевой
жизни, которая и является для него родной стихией, он всей душой
приветствовал новое направление в боевой подготовке войск. Военный
профессионал, он давно убедился на практике в могучей силе
требовательности... Генерал вывел дивизию в болото и леса под открытое небо.
Учил для боя, для воины".
Нарком обороны наградил командира 99-й дивизии золотыми часами, а
правительство - орденом Ленина. 99-я стрелковая дивизия стала образцом для
всей Красной Армии. А теперь я скажу читателям, кто же был этот
прославленный и требовательный командир - генерал-майор А А Власов. Да-да,
тот самый Власов, который позднее станет изменником Родины
Командующий округом Жуков тоже высоко ценил работоспособность и
требовательность Власова. Вот какую он подписал ему аттестацию в те дни. Я
считаю необходимым ознакомить с ней читателей, потому что "власовщина" не
такое простое явление, как его трактуют в нашей литературе, нам придется
разобраться с этим делом подробнее и глубже
"Аттестация за период с 1939 по октябрь 1940 года на командира 99-й
стрелковой дивизии генерал-майора Власова Андрея Андреевича. 1. Год рождения
- 1901 г. 2. Национальность - русский 3 Партийность - член ВКП(б) с 1930 г 4
Соц. положение-служащий. 5. Общее и воинское образование - общее среднее,
военное- 1 курс вечерн[ей] военной академии. 6. Знание иностранных языков -
немецкий, читает и пишет со словарем. 7. С какого времени в РККА - 1920 г. 8
С какого времени на должностях начсостава - 1920 г.; в занимаемой должности
- с 1940 г. 9. Участие в гражданской войне - в гражданской войне участвовал.
10. Награды - юбил[ейная] медаль XX лет РККА.
11. Служба в белых и буржуазно-националистических армиях и
антисоветских бандах - не служил
Предан партии Ленина - Сталина и социалистической Родине.
Прекрасно всесторонне развит, военное дело любит, много работает над
собой, изучает и хорошо знает военную историю, хороший руководитель и
методист, обладает высокой оперативно-тактической подготовкой
В генерале Власове удачно сочетается высокая теоретическая подготовка с
практическим опытом и умением передать подчиненным свои знания и опыт.
Высокая требовательность к себе и подчиненным - с постоянной заботой о
подчиненных Он энергичен, смел в решениях, инициативен.
Хорошо знает жизнь частей, знает бойца и умело руководит воспитанием
их, начиная с мелочей; любит войсковое хозяйство, его знает и учит части
заниматься им.
Дивизия, которой генерал Власов командует с января 1940 года, под его
непосредственным руководством много и упорно работает над отработкой
отделения, взвода, роты, батальона и полка и добилась в этом больших
успехов.
Вникая но все детали отработки мелких подразделений, генерал Власов
сделал дивизию крепкой, высоко тактически отработанной, физически закаленной
и вполне боеспособной.
Дисциплина в частях 99 ДС на высоком уровне.
Генерал-майор Власов непосредственно руководит подготовкой штабов
дивизии и полков. Он уделяет много внимания состоянию учета и хранения
секретных и мобилизационных документов и хорошо знает технику штабной
службы.
Его авторитет среди командиров и бойцов дивизии высок. Физически здоров
и к походной жизни вполне годен.
Вывод: Занимаемой должности вполне соответствует. В военное время может
быть использован в должности командира корпуса.
Командир 8 стрелкового корпуса, генерал-майор Снегов
Заключение старших начальников:
Согласен
Командующий войсками КОВО
Генерал Армии Жуков
Член Военного Совета КОВО
Корпусный Комиссар
Вашугин
26 ноября 1940 г.".
В конце декабря по указанию Центрального Комитета партии состоялось
совещание высшего командного состава Красной Армии. Жукову было поручено
сделать один из главных докладов на этом совещании:
"Характер современной наступательной операции". Это было очень
серьезное поручение, и, пожалуй, впервые в жизни Жукову предстояло выступить
в качестве теоретика. До этого он показал себя блестящим практиком в
организации боевой подготовки и руководстве боевыми действиями крупного
масштаба на Халхин-Голе. Это поручение взволновало Георгия Константиновича,
потому что он внутренне постоянно ощущал как свой недостаток отсутствие
фундаментального военного образования. Правда, этот недостаток он возмещал
упорной самостоятельной учебой, и, как уже говорилось, в военном отношении
он был высокообразованным человеком, но сам он, не имея академического
диплома, втайне все-таки сомневался в своей теоретической оснащенности.
Жуков готовился к этому докладу основательно, много работал сам и
привлек некоторых офицеров штаба.
Мне хочется здесь особенно отметить порядочность Жукова, проявившуюся в
том, что он в своих воспоминаниях упоминает добрым словом тех, кто помогал
ему подготовиться к докладу. После успешного выполнения поручения, после
того, как прошло очень много. лет, кто-то другой мог бы уже об этом просто
забыть или не посчитать нужным упомянуть. Но Жуков вспомнил и написал-
"Ввиду сложности темы и высокого уровня совещания пришлось работать над
докладом целый месяц по многу часов в сутки. Большую помощь при этом мне
оказал начальник оперативного отдела штаба округа Иван Христофорович
Баграмян".
На совещание, которое состоялось в Москве В конце декабря 1940 года,
были приглашены все командующие округами и армиями, начальники штабов
округов и армий, члены военных советов, начальники академий, профессора,
доктора военных наук, руководящий состав Генерального штаба и некоторые
члены Центрального Комитета и Политбюро. Доклад по общим вопросам боевой и
оперативной подготовки Красной Армии сделал начальник Генерального штаба
генерал К А Мерецков. Он особенно отметил недостаточную подготовленность
высшего командного состава и штабов всех степеней.
Доклад Жукова "Характер современной наступательной операции" был
актуальным и вызвал большой интерес участников совещания. Основной тезис
доклада Жукова состоял в следующем: "...вполне законно ожидать, что
первоначальные исходные операции скорее всего начнутся с фронтальных ударов.
Проблема наступления будет состоять в том, чтобы сначала прорвать фронт
противника, образовать фланги и затем уже, во второй фазе, перейти к широким
маневренным действиям. Условия для оперативного обхода, охвата и ударов по
флангам будут создаваться в ходе самой наступательной операции" Жуков
проанализировал наступательные операции в предыдущих войнах и сделал
обобщения и выводы, приводящие к современным понятиям о наступательной
операции
По докладу Жукова выступило семь человек, разгорелась даже дискуссия.
Начальник штаба Прибалтийского Особого военного округа
генерал-лейтенант П. С. Кленов подчеркнул, что надо обратить особое внимание
на операции начального периода войны. Очень важно, как в этот период
противник будет воздействовать на мероприятия, связанные со стратегическим
развертыванием, то есть на отмобилизовывание, подачу по железным дорогам
мобилизационных ресурсов, сосредоточение и развертывание войск. Этот период
- период начала войны - является наиболее ответственным с точки зрения
воздействия на противника, так как он будет стремиться не дать возможности
планомерно провести необходимые мероприятия.
Как видим, генерал Кленов мыслил очень дальновидно, что подтвердил
начальный период боев после нападения гитлеровцев.
Было еще одно интересное выступление командира механизированного
корпуса из Ленинградского военного округа генерал-лейтенанта П Л Романенко,
Он напомнил о том, что гитлеровцы составляли сильные ударные армии из
нескольких механизированных корпусов, поддерживаемых авиационными корпусами
и артиллерийскими средствами усиления.
- Если на внутренних и внешних флангах двух фронтов,- сказал он,- будут
действовать две такие ударные армии, они сумеют сломить фронт противника, не
дадут ему возможности опомниться до завершения операции и превращения
операция в стратегический успех
Большинство участников совещания согласилось с мыслью Романенко о
необходимости укрепления танковых и механизированных войск.
В заключительном слове Жуков сказал:
- Со стороны выступавших здесь не было особых принципиальных
расхождении с моим докладом Ряд товарищей высказали свои соображения и
дополнения Их надо серьезно продумать для того, чтобы с пользой для дела
прими к определенным выводам
Вопросам теории и практики использования танковых и механизированных
соединений был посвящен доклад генерал-полковника танковых войск Д. Г.
Павлова, командующего войсками Западного Особого военного округа, на тему
"Использование механизированных соединений в современной наступательной
операции" Павлов построил свой доклад на опыте первой мировой войны, когда
впервые были использованы танки на реке Сомме, а затем в битве при Камбре.
Он проанализировал затем и операции немцев в 1939- 1940 годах, когда
гитлеровцы разгромили Польшу за семнадцать суток, операции в Бельгии и
Голландии закончились через шестнадцать суток, а во Франции - через
семнадцать суток Павлов объяснил эти успехи тем, что у немцев были
механизированные и танковые соединения, которые, не встречая особенно проч
ной обороны, прорывались в глубину и достигали оперативных целей. Опираясь
на опыт, Павлов говорил, что надо и нам создавать механизированные корпуса,
хотя он сам предлагал их расформировать.
По докладу Павлова выступили в прениях десять человек Некоторые
генералы, например И Р Апанасенко, упрекали докладчика в том, что он ничего
не сказал о коннице и о взаимодействии механизированных корпусов с конницей,
которая еще не утратила, по их мнению, своего боевого значения.
Был заслушан доклад командующего войсками Московского военного округа
генерала армии И В. Тюленева "Характер современной оборонительной операции"
Проанализировав оборонительные операции первой мировой войны, Тюлелев
основной упор сделал на укрепленных полосах и долговременных оборонительных
сооружениях, очевидно находясь еще под впечатлением войны с Финляндией. Он
детально проанализировал построение линии Маннергеи;иа и других мощных
долговременных полос и рекомендовал строить оборону, опираясь в первую
очередь на прочные, хотя и дорогостоящие сооружения Но оборона в те годы в
нашей теории была, как говорится, не в чести, потому что наша доктрина
носила исключительно наступательный характер.
Очень интересный и по-современному прозвучавший доклад сделал начальник
Главного управления ВВС Красной Армии генерал-лейтенант авиации П В. Рычагов
Этот молодой летчик, участник боев в Испании, хорошо представлял специфику
современного воздушного боя и вопросы, которые должна решать авиация
сегодня.
Итоги совещания подводил нарком Тимошенко. Он сказал
- Мы начинаем создавать новые предпосылки для дальнейшего роста нашей
Красной Армии. Мы углубляем и расширяем ту перестройку, которую начали
осуществлять по директиве товарища Сталина полгода тому назад.. Мы начали
по-настоящему выполнять указания товарища Сталина о поднятии
военно-идеологического уровня наших командных кадров и положили начало
созданию собственной военной идеологИИ.
Коротко проанализировав, а вернее, перечислив операции на Западе,
нарком пришел к заключению, что в области военною искусства происходят
большие сдвиги в связи с усовершенствованием боевых средств вооруженной
борьбы Однако в смысле стратегического творчества опыт войны в Европе, по
его мнению, не дает ничего нового Что касается тактики, оперативного
искусства - фронтовых и армейских операции, то в нем происходят крупные
изменения К этим изменениям Тимошенко отнес массированное применение танков
и пикирующих бомбардировщиков в сочетании с моторизованными, мотоциклетными
и авиадесантными войсками.
Это были, конечно, правильные мысли, но нарком не развил их, а основную
часть заключения посвятил боям и операциям на Карельском перешейке в
1939-1940 годах Недавно прошедшие бои, очень нелегко доставшиеся лично
Тимошенко, явно господствовали в его сознании, и, видимо, поэтому он пришел
к такому заключению:
Если раньше военные действия начинались обычно встречным наступлением,
то теперь это не всегда возможно границы крупных государств, особенно на
важнейших направлениях, опоясаны железобетонными укреплениями
Тимошенко продолжал развивать прежнюю нашу наступательную доктрину:
- Оборона не является решительным способом действия для поражения
противника: последнее достигается только наступлением. К обороне прибегают
тогда, когда нет достаточных сил для наступления, или тогда, когда она
выгодна в создавшейся обстановке для того, чтобы подготовить наступление.
После военного совещания большинство его участников разъехались, но
командующие войсками округов и начальники штабов округов были оставлены для
участия в большой двухсторонней оперативно-стратегической игре на картах.
Игра начиналась на следующий день.
- Кто у вас играет за "синюю" сторону, кто за "красную"? - спросил
Сталин у Тимошенко.
- За "синюю", западную,- генерал армии Жуков, за "красную", восточную,-
генерал-полковник Павлов.
По сути дела, состоялось две игры, но у нас и в мемуарах
военачальников, и в исторической литературе обычно говорится об одной игре,
наверное, потому, что первая игра действительно была актуальна и очень для
всех интересна, а вторая отражала опыт толькочто закончившейся финской войны
с прорывом долговременных сооружения Хотя она и состоялась, в памяти
участников она почему-то не отложилась. Но я расскажу об обеих играх.
Первая игра проводилась со 2 по 6 января. Как говорит Жуков, эта игра
преследовала цель проверить реальность и целесообразность основных положений
плана прикрытия и действия войск в начальном периоде войны. Исходя из этого,
разработчики показали на картах реальной местности (там, где была наша
советско-германская граница) расположение и силы сторон, приближенные к тем,
которые были в действительности. "Западные",например, наносили удар силами
до 140-150 дивизий. Жуков, командуя "западными", расположил свои главные
силы в Восточной Пруссии и решил наступать в направлении Рига - Двинск вдоль
побережья Балтийского моря. Он ввел сначала шестьдесят дивизий, а затем,
когда "восточные" нанесли ему контрудар и стали теснить назад, Жуков, как он
это и предусмотрел, отвел свои войска, участвовавшие в первоначальном ударе,
на мощные приграничные позиции, усилил их здесь своими главными частями,
которые держал в резерве, и затем перешел в Стремительное наступление.
Обычно на всех играх побеждали "красные", посредники и руководители
учений уже традиционно привыкли делать выводы в пользу своих, "восточных",
войск. Но в этой игре Жуков так распределил и направлял свои войска, что при
всем желании нельзя было отдать предпочтение действиям "красных". Жуков
"нанес" такой сильный удар, что пришлось, хотели того или не хотели
руководители, признать- успех - на стороне "западных".
Я не вдаюсь в детали игры, она была напряженная, сложная, подчас
драматическая, длилась пять дней и давала возможности каждой стороне и
особенно их командующим проявить Свое оперативно-стратегическое мышление.
Вторая игра была проведена с 8 по 11 января 1941 года. Здесь тоже Жуков
командовал "западной" стороной, а Павлов - "восточной". Но тема, как я уже
сказал, была не очень актуальная, она представляла собой отработку овладения
укрепленным районом с преодолением предполья и, после преследования
противника, форсирование реки Вислы. Во второй игре в исходной обстановке
противникам было дано равенство сил, причем "восточным" предписывалась
активная наступательная тактика с попыткой окружения "западных", но Жуков
сумел, создав сильные резервы, не допустить этого окружения
В целом игры принесли большую пользу, они способствовали расширению
кругозора и совершенствованию навыков в организации наступательных операций.
Была еще одна положительная сторона: даже по играм на картах командующие
поняли необходимость применения механизированных корпусов и очевидность их
успешных действий в современной операции. Позднее стало ясно, что действия,
-которые предпринял Жуков в первой игре, сложились очень похожими на те,
которые возникли 22 июня 1941 года.
После окончания игр Сталин предложил провести разбор операций в Кремле,
куда были приглашены все участники и руководство Наркомата обороны На этом
разборе присутствовали члены Политбюро. О ходе игры доклад сделал начальник
Генерального штаба генерал армии К. А. Мерецков. Когда он сообщил, как
сложилась игра и что успех был на стороне "синих", Сталин явно был недоволен
тем, что "красные" потерпели неудачу. И он даже сказал по этому поводу:
- Не забывайте, что на войне важно не только арифметическое
большинство, но и искусство командиров и войск.
Затем Сталин предложил высказаться самим участникам игры. Первым
выступил Тимошенко. Затем попросил слово генерал-полковник Павлов. Сталин
сразу же спросил его:
- В чем кроются причины неудачных действий войск "красной" стороны?
Павлов попытался отделаться шуткой-
- В играх такое бывает, на то она и есть игра. Сталину не понравилась
такая несерьезность, и он строго сказал:
- Командующий войсками округа должен владеть военным искусством, уметь
в любых условиях находить правильные решения, чего у вас в проведенной игре
не получилось.
После Павлова выступил Жуков, он отметил большую поучительность таких
игр для высшего командного состава, пожелал, чтобы такие игры проводились
чаще, несмотря на то что организовать их непросто. И еще Жуков сказал-
- Для повышения военной подготовки командующих и работников штабов
округов и армий необходимо начать практику крупных командно-штабных полевых
учений со средствами связи под руководством наркома обороны и Генштаба.
Затем Жуков коснулся строительства укрепрайонов Белоруссии:
- По-моему, в Белоруссии укрепленные районы [УРы] строятся слишком
близко к границе и 'они имеют крайне невыгодную оперативную конфигурацию,
особенно в районе белостокского выступа Это позволяет противнику ударить из
района Бреста и Сувалок в тыл всей нашей белостокской группировки. Кроме
того, из-за небольшой глубины УРы не смогут долго продержаться, так как они
насквозь простреливаются артиллерийским огнем Считаю, что нужно было бы
строить УРы где-то глубже.
Павлов не выдержал, так как Жуков говорил об УРах, расположенных в его
округе, и бросил реплику:
- А на Украине УРы строятся правильно? Жуков ответил:
- Я не выбирал рубежей для строительства УРов на Украине, однако
полагаю, что там тоже надо было бы строить их дальше от границы
Против этого резко возразил Ворошилов:
- Укрепленные районы строятся по утвержденным планам Главного Военного
совета, а конкретное руководство строительствами осуществляет заместитель
наркома обороны маршал Шапошников.
Жуков не стал вступать в полемику и вернулся на свое место. Затем
выступили еще некоторые участники игры, и среди них отличался современностью
мышления начальник Главного управления ВВС генерал П. В. Рычагов.
Как отмечает Жуков, странное впечатление произвело выступление
заместителя наркома обороны маршала Г. И. Кулика. Он явно не понимал
значения механизированных и танковых войск и заявил:
- От формирования танковых и механизированных корпусов пока следует
воздержаться Тут же бросил реплику Тимошенко:
- Руководящий состав армии хорошо понимает необходимость быстрейшей
механизации войск. Один Кулик все еще путается в этих вопросах...
Сказал свое слово и Сталин:
- Победа в войне будет за той стороной, у которой больше танков и выше
моторизация войск.
Этой репликой Сталина, по сути дела, решалось очень многое потому, что
его слово всегда было последним и окончательным.
На следующий день Жукова опять вызвали к Сталину. Без долгих
предисловий Сталин сказал ему:
- Политбюро решило освободить Мерецкова от должности начальника
Генерального штаба и на его место назначить вас.
Это было настолько неожиданно и не соответствовало ни характеру, ни
таланту Жукова, который всегда старался избегать штабной работы, что он на
некоторое время оторопел и молчал, потом все же сказал:
- Я никогда не работал в штабах. Всегда был в строю. Начальником
Генерального штаба быть не могу.
- Политбюро решило назначить вас,- сказал Сталин и сделал ударение на
слове "решило".
Жуков понимал, что возражать против решения Политбюро, и главное, когда
об этом говорит сам Сталин, нет смысла, и поэтому ответил-
- Ну а если не получится из меня хороший начальник Генштаба, буду
проситься обратно в строй.
- Ну вот и договорились! Завтра будет постановление ЦК,- сказал Сталин.
Когда Жуков вернулся в Наркомат обороны, Тимошенко, улыбаясь, сказал
ему.
- Знаю, как ты отказывался от должности начальника Генштаба. Только что
мне звонил товарищ Сталин. Теперь поезжай в округ и скорее возвращайся в
Москву. Вместо тебя командующим округом будет назначен генерал-полковник
Кирпонос, но ты его не жди, за командующего можно пока оставить начальника
штаба округа Пуркаева.
В тот же день Жуков выехал в Киев. Он не радовался высокому назначению,
не очень-то ему хотелось расставаться с округом, к которому он уже успел
привыкнуть, хотя прокомандовал им не так уж долго, а главное, это была его
любимая строевая работа, а к штабной деятельности душа его не лежала.
В Киеве Жуков был недолго, но за этот короткий срок нарком не раз
звонил, чтобы побыстрее приезжал в Москву. Видно, Тимошенко приходилось
нелегко. 31 января Жуков прибыл в Москву, в течение одного дня принял дела у
Мерецкова и с 1 февраля 1941 года, за четыре с половиной месяца до начала
войны, Приступил к исполнению высокой должности начальника Генерального
штаба.
Прежде чем перейти к теме, обозначенной в названии главы, приведу
небольшую часть из моих бесед с Молотовым, ту, где он затрагивает
предвоенное время и касается оценки личности Сталина, которого он знал на
протяжении многих лет.
- Для меня Сталин неотделим от той политической роли, которую он
играл,- сказал Молотов.
Отвечая на мои вопросы, рассказал о том, как он услышал о нем впервые,
как позже отнесся к "известной ныне оценке его характера в ленинском
завещании. Он считал, что эта оценка в принципе была в пользу Сталина по
сравнению с другими пятью деятелями, о которых там шла речь, хотя в
отношении грубости Ленин был, конечно, прав. Однако, по мнению Молотова, эта
грубость воспринималась тогда как твердость и была в то время полезна
партии, так как Сталин твердо, без колебаний, определял основную линию.
Мне хотелось узнать мнение Молотова об ошибках Сталина в первый период
войны и в предвоенное время.
- Тут, по-моему, не ошибки, а наши слабости. Потому что к войне мы не
были готовы - и не только в военном отношении, но морально, психологически.
Наша задача психологически и политически заключалась в том, чтобы как можно
дольше оттянуть начало войны. Мы чувствовали, знали, что были к ней не
готовы. Поэтому каких-нибудь ошибок, собственно, я не вижу. Все делалось для
того, чтобы не дать повода немцам начать войну.
- Но Гитлер ведь уже решил о войне, вам это было известно.
- Откуда нам это было знать? Можно было лишь предположить. И все-таки
нам удалось оттянуть войну почти на два года. Гитлер еще в 1939 году
действительно, как потом выяснилось, был настроен развязать воину против нас
и готовился к этому усиленно А оттяжка еще на год, а потом даже на несколько
месяцев была нам весьма желательна. Конечно, мы знали, что к войне нам надо
быть готовыми в любой момент, а как это обеспечить на практике? Это очень
трудно. Мы были готовы в стратегическом смысле, потому что за пятилетки был
создан промышленный потенциал, который помог нам выстоять.
- Вот вы говорите - к войне были не готовы, воевать не намеревались, а
доктрина наша была довольно воинственная: бить врага на его территории...
Молотов улыбнулся. Улыбнулся на этот раз как-то хитренько и, посмотрев
на меня с явной иронией, сказал:
- Ну кто же, какой стратег скажет: пожалуйста, приходите на нашу землю
и здесь будем воевать! И тем более не скажет, что к войне он не готов, а
наоборот, будет утверждать, что силен и непобедим.
Это элементарно. Так во все времена было... Не наше изобретение.
Пропагандистский прием
- Значит, это прием для пропаганды? Но ведь должна же была быть и
настоящая доктрина, которой предстояло руководствоваться в случае войны?
- Конечно, была, она отражена в планах нашего Генерального штаба.
Получив столь высокое назначение, каким является должность начальника
Генерального штаба, Жуков нелегко входил в эту работу С одной стороны,
сказывалась его природная нерасположенность к штабной службе, о чем
откровенно говорил он сам и писали в аттестациях его старшие начальники С
другой - имело значение и отсутствие необходимого для этой должности
основательного образования Жуков был ярко выраженный строевой командир,
практик, и, конечно, он уступал таким опытнейшим генштабистам с
дореволюционным стажем, какими были Егоров и Шапошников. Но, впрочем,
последних нельзя было поставить рядом с Жуковым в качестве строевых
генералов, здесь они ему во многом уступали. Как говорится, каждому свое, и
с этим ничего не поделаешь.
Если бы Жуков, придя в Генштаб, принял хорошо сколоченный аппарат, ему
было бы легче войти в курс дел и продолжить работу своих предшественников.
Но ситуация осложнилась тем, что аппарат Генерального штаба к этому времени
был в значительной степени истреблен репрессиями, уцелевшие же были
подавлены не только тем, что произошло, но и продолжавшимися арестами. В
Генштаб пришли новые, малоопытные работники, старые их не знали, в общем,
шел болезненный процесс перемен
Жуков, как это было ему свойственно, взялся за дело с напористой
энергией, старался побыстрее вникнуть в суть работы, чтобы по-настоящему
соответствовать новому назначению. Он старательно изучал, осваивал
полученное нелегкое наследство. Вот как он сам пишет об этом:
"Весь февраль был занят тщательным изучением дел, непосредственно
относящихся к деятельности Генерального штаба Работал по 15-16 часов в
сутки, часто оставался ночевать в служебном кабинете Не могу сказать, что я
тотчас же вошел в курс многогранной деятельности Генерального штаба".
Некоторые сведения о характере этой деятельности, думаю помогут
читателю в понимании дальнейших событий
С глубокой древности каждый полководец или глава государства, думая о
возможности войны или же планируя нападение на кого-нибудь, заранее
рассчитывал свои силы и возможности, а также силы противника, которые будут
ему противостоять. В древние времена эти планы, вероятно, были просто в
голове полководцев, но они все равно были Без предварительного планирования
и расчета вообще невозможно достигнуть победы. Это знал каждый, кто брался
за оружие. С течением времени, с ростом армий и масштабов сражений
появлялась необходимость составления обширных планов, которые в голове
удержать было уже просто невозможно Учитывая то, что руководил выросшей
армией не один полководец, а многие помощники больших, средних и малых
рангов, и что при этом у всех должно было быть одинаковое понимание
предстоящих действий, стали составляться письменные планы. Эти планы были в
каждой стране, в каждом государстве, и вполне естественно, что, зная об их
существовании, будущие соперники всегда стремились как-то к ним добраться,
то есть вели разведку и добывали эти планы или полностью, или частично В XIX
веке, когда армии стали массовыми и воевали уже не армии, а целые народы,
когда перед началом войны и тем более во время войны в противоборстве
участвовала вся экономика, все хозяйство страны,-^ в такой войне надо было
все спланировать заранее
Были ли у нас такие планы? Разумеется, были На основе нашей передовой
для своего времени военной науки и планирование наше тоже было на
соответствующем уровне Однако события, происшедшие внутри страны, главным
образом по вине Сталина, перечеркнули эти хорошо отработанные планы защиты
государства и всю нашу стратегию В результате этого составленные планы не
соответствовали сложившейся к тому времени политической обстановке и тем
формам и способам ведения войны, которая уже велась гитлеровцами в Европе.
Не надо быть глубоким аналитиком для того, чтобы понять, почему
произошла такая беда Если начальник Генерального штаба, главный, кто
руководит составлением планов обороны страны и ведения войны с
потенциальными противниками, маршал Егоров оказался "иностранным шпионом",
многие работники центрального аппарата, в том числе заместитель наркома
обороны маршал Тухачевский и почти все командующие военными округами, тоже
оказались "иностранными агентами", то вполне естественно было предположить,
что составленные ими планы стали "известны нашим врагам" и их надо
немедленно "перерабатывать" И, разумеется, перерабатывать их надо коренным
образом, чтобы они были не похожи на те, которые уже известны врагу А раз
так, то естественно, что и тот, кто пытался сохранить какие-то разумные
мысли из старых планов, мог быть заподозрен в близости к "врагам народа".
В те годы, когда Жуков стал начальником Генерального штаба, уже
сложилась не только теория, но и практика составления двух планов. Один план
- мобилизационный, в котором предусматриваются порядок и сроки проведения
всех мероприятий по мобилизационному развертыванию вооруженных сил, переводу
экономики и различных государственных учреждений на режим деятельности в
условиях военного времени. Такой план разрабатывается как в масштабе
вооруженных сил в целом, так и в воинских объединениях, соединениях, частях,
а также учреждениях и на промышленных предприятиях Согласно ему сразу же при
объявлении мобилизации осуществляется призыв в армию и перевод производства
на военную продукцию.
Кроме того, в Генеральном штабе составлялся план стратегического
развертывания вооруженных сил. В нем предусматривается сосредоточение сил на
избранных направлениях, создание необходимых группировок войск, передвижение
их в назначенные районы, перебазирование авиации, развертывание тыла и
средств технического обеспечения, занятие соединениями и частями исходных
районов, рубежей, огневых позиций - и осуществление всего этого в
соответствии с общим стратегическим замыслом.
С 1928 по 1931 год Генеральным штабом руководил Борис Михайлович
Шапошников, а с 1931 по 1937 год - тоже опытный, еще дореволюционный офицер
Александр Ильич Егоров. Я уже говорил о нем раньше, теперь коротко
познакомлю с его биографией.
В армию он пошел служить в 1901 году вольноопределяющимся, окончил
Казанское пехотное юнкерское училище в 1905 году. На фронте в первой мировой
войне командовал ротой, батальоном и полком В 1917 году произведен в
полковники. Имел передовые взгляды, сам искал возможности участвовать в
политической деятельности, однако еще недостаточно разбирался в платформах
партий, примкнул к левым эсерам, с которыми порвал в 1918 году, заявив об
этом в печати. После победы Октябрьской революции был членом комиссии по
демобилизации старой армии, участвовал в разработке исторического декрета об
организации РККА. В члены партии большевиков вступил в 1918 году В мае 1918
года назначен председателем высшей аттестационной комиссии по отбору бывших
офицеров в Красную Армию и одним из комиссаров Всероссийского главного штаба
Он был сторонником создания дисциплинированной регулярной армии. В докладе
на имя Ленина обосновал необходимость -введения должности Главнокомандующего
Вооруженными Силами республики и создания при нем единого штаба, что, как
известно, и было сделано С декабря 1918 года Егоров командовал 10-й армией,
оборонявшей Царицын, и внес большой вклад в разгром белоказачьих войск В
начале октября 1919 года, когда наступление Деникина создало реальную угрозу
Москве, Егоров назначается командующим войсками Южного фронта и мастерски
руководит операциями по разгрому Деникина, применяя маневренные фланговые
удары и умело используя конницу. (Как известно, все заслуги Егорова в деле
разгрома Дени кина позднее приписал себе Сталин) С 1931 по 1937 год, как уже
говорилось выше, Егоров был начальником Штаба РККА, в 1935 году
переименованного в Генеральный штаб. В мае 1937 года назначен заместителем
наркома обороны СССР.
Не знаю, специально это было сделано тюремщиками или нет, но Маршал
Советского Союза Александр Ильич Егоров был расстрелян в День Красной Армии
- 23 февраля 1939 года
После ареста Егорова с 1937 по ав1уст 1940 года начальником
Генерального Ц1таба был снова Б. М. Шапошников. В мае 1940 года ему было
присвоено звание маршала.
Произошли изменения не только в руководстве Генерального штаба, они
совпали с изменением и политической обстановки Осенью 1939 года и весной
1940 года, как уже рассказывалось ранее, государственная граница СССР в
Европе была отнесена на несколько километров на запад. В Красной Армии
быстро росла численность соединений, которые оснащались новейшей техникой и
вооружением В связи с этим план стратегического развертывания вооруженных
сил опять надо было перерабатывать, что и проводилось с осени 1939 года в
Генеральном штабе. Первый вариант был готов к июлю 1940 года.
Здесь я должен сделать маленькое отступление и сказать, что сведения о
разработке мобилизационных планов и плана стратегического развертывания
составляют строжайшую государственную и военную тайну, и, наверное,
потому-по прошествии такою большого времени после победы над фашистской
Германией - об этих планах даже в воспоминаниях военачальников и
государственных деятелей говорилось лишь в общих чертах. Во время работы над
этой книгой мне очень повезло, ибо с любезного согласия вдовы Маршала
Советского Союза М. Захарова Марии Брониславовны я воспользовался его
неопубликованными записками. В конце 40-х - начале 50-х годов я служил в
Генеральном штабе в управлении, которое возглавлял Матвей Васильевич
Захаров, не раз встречался с ним там, хорошо его помню, всегда восхищался
его характером, высокими деловыми качествами
Матвей Васильевич до войны, с мая 1938 года по июль 1940 года. был
помощником начальника Генерального штаба и участвовал в разработке
мобилизационного плана и плана стратегического развертывания. С апреля 1960
года по март 1963 года и с ноября 1964 года по сентябрь 1971 года Захаров
был начальником Генеральною штаба, первым заместителем министра обороны
СССР, вот в эти годы, располагая кроме большого личного опыта полностью
всеми необходимыми архивными материалами, он и написал свои воспоминания.
Накануне войны при разработке наших планов обороны страны считалось (с
учетом того, что происходит в Европе), что наиболее вероятным нашим
противником будет фашистская Германия в союзе с Италией, Румынией,
Финляндией и Венгрией. Предполагалось также, что и Турция под давлением
гитлеровцев может открыто выступить против СССР. Второй реальный противник,
который может одновременно с Германией начать военные действия на Дальнем
Востоке, была Япония Поэтому планы обороны страны разрабатывались для двух
направлений, но главным, разумеется, был Западный фронт, где считалось
необходимым сосредоточить основные силы советских Во оружейных Сил.
Несмотря на то что гитлеровцы уже показали свою стратегию и тактику
ведения молниеносной войны путем внезапного нападения уже готовыми,
отмобилизованными армиями, работники нашего Генерального штаба продолжали
вести расчеты, исходя из опыта отмобилизовывания армий в период первой
мировой войны (с учетом, конечно, более высоких темпов развертывания в связи
с появлением более широкой сети железных, шоссейных дорог, а также авиации)
Предусматривалось, что Германии для сосредоточения сил на советских границах
потребуется 10-15 дней, Румынии - 15-20 дней, Финляндии и немецким частям,
которые туда прибудут,- 20-25 дней. В этом был серьезный просчет.
Ожидалось, что на наших западных границах Германия вместе со своими
союзниками развернет 233 дивизии, 10 тысяч 550 танков, 13 тысяч 900
самолетов и до 18 тысяч полевых орудии.
Наш Генштаб на западных границах предусматривал сосредоточить: 146
стрелковых дивизий (из них 23 со сроком готовности от 15 до 30 дней), 8
моторизованных, 16 танковых и 10 кавалерийских дивизий, 14 танковых бригад,
172 полка авиации. Если все дивизии сложить - стрелковые и специальные,- то
будет около 180 дивизий. В соответствии с советской доктриной наши войска,
отразив первое нападение противника, должны были сами перейти в наступление,
разгромить войска противника в Восточной Пруссии и в районе Варшавы и выйти
на Вислу в ее нижнем течении. Одновременно на левом крыле фронта должен быть
нанесен вспомогательный удар на Иван-город с задачей разгрома люблинской
группировки противника и последующего выхода на Вислу в ее среднем течении.
В плане подробно описаны направления ударов, районы сосредоточения,
количество войск, их задачи, а также задачи флотов, авиации и так далее.
План разрабатывался начальником Генштаба Б. М. Шапошниковым,
генерал-лейтенантом Н. Ф. Ватутиным, который занимал должность начальника
оперативного управления, и его заместителем генерал-майором Г. К.
Маландиным. Но поскольку проект плана составлялся в единственном экземпляре,
человеком, непосредственно писавшим его, был заместитель начальника
оперативного управления генерал-майор А. М. Василевский. Первый вариант был
подписан начальником Генерального штаба Б. М. Шапошниковым. Нарком его пока
не подписал. Этот план обороны СССР, опираясь на тщательно обоснованный
анализ складывающейся стратегической обстановки, вероятных группировок
противника и ожидаемых его агрессивных действий, в основном верно определил
наиболее опасный театр войны и главное направление основных усилий советских
Вооруженных Сил.
Были, конечно, недостатки в этом плане. Основной из них, кроме
временного просчета, заключался в том, что разработан был всего один
вариант.
Вот что пишет А. М. Василевский в своей книге воспоминаний о разработке
этого плана:
"Этот проект и план стратегического развертывания войск Красной Армии
докладывались непосредственно И. В. Сталину в сентябре 1940 года в
присутствии некоторых членов Политбюро ЦК партии. От Наркомата обороны план
представляли нарком С. К. Тимошенко, начальник Генерального штаба К. А.
Мерецков и его первый заместитель Н. Ф. Ватутин. Мы с генералом А. Ф.
Анисовым, доставив в Кремль план, во время его рассмотрения в течение
нескольких часов находились в комнате секретариата И. В. Сталина. Прежде чем
рассказывать о дальнейшем ходе событий, упомяну о том, почему в
представлении ЦК партии важнейшего оперативного документа не участвовал один
из его основных составителей и автор главных его идей. Дело в том, что в
августе 1940 года на должность начальника Генерального штаба вместо Б. М.
Шапошникова был назначен генерал армии К. А. Мерецков.
О том, что предшествовало перемещению Б. М. Шапошникова, я знаю со слов
Бориса Михайловича. Как он рассказывал, И. В. Сталин, специально
пригласивший его для этого случая, вел разговор в очень любезной и
уважительной форме. После советско-финского вооруженного конфликта, сказал
он, мы переместили Ворошилова и назначили наркомом Тимошенко. Относительно
Финляндии вы оказались правы: обстоятельства сложились так, как предполагали
вы. Но это знаем только мы. Между тем всем понятно, что нарком и начальник
Генштаба трудятся сообща и вместе руководят Вооруженными Силами. Нам
приходится считаться, в частности, с международным общественным мнением,
особенно важным в нынешней сложной обстановке. Нас не поймут, если мы при
перемещении ограничимся одним народным комиссаром. Кроме того, мир должен
был знать, что уроки конфликта с Финляндией полностью учтены. Это важно для
того, чтобы произвести на наших врагов должное впечатление и охладить
горячие головы империалистов. Официальная перестановка в руководстве как раз
и преследует эту цель.
- А каково ваше мнение? - спросил Сталин.
Исключительно дисциплинированный человек, Борис Михайлович ответил, что
он готов служить на любом посту, куда его назначат. Вскоре на него было
возложено руководство созданием оборонительных сооружений, он стал
заместителем наркома обороны и направлял деятельность Главного
военно-инженерного управления и управления строительства укрепленных
районов.
Для нас, работников Генштаба, причина перевода Б. М. Шапошникова на
другую должность осталась непонятной. Не скрою, мы очень сожалели об этом".
Таким образом, получилось, что проект нового плана докладывал Сталину
уже новый начальник Генерального штаба, генерал армии К. А. Мерецков. Он
рассказывал, что при рассмотрении плана Сталин не согласился с мнением
Генштаба о вероятном направлении главного удара противника на северо-западе.
Сталин считал: гитлеровцы сосредоточат главные свои усилия на юго-западе,
чтобы прежде всего захватить у, нас наиболее богатые промышленные, сырьевые
и сельскохозяйственные районы. Нетрудно заметить, что Сталин в данном случае
не посчитался с конкретными сведениями, которыми располагал Генеральный штаб
о реальном сосредоточении войск противника, а из этих сведений вытекало
правильное, предусмотренное Генеральным штабом нанесение главного удара
севернее припятских болот. Видимо, помня "свой" теперь уже всеми
признаваемый гениальным план разгрома Деникина (а он исходил из того, что
Донбасс, юг Украины - это могучий промышленно-экономический район с
дружественным тогда, в годы революции, пролетарским населением) и не
принимая во внимание, что прошло очень много времени и обстановка в корне
изменилась, Сталин опять тяготел к этому южному району и приказал доработать
план в том направлении, что боевые действия, главные сражения должны были
произойти на юге Поэтому, как комментирует Захаров, произошла полная
переориентировка, перенацеливание основных наших усилий с северо-западного
на юго-западное направление.
Правильность принятых Сталиным стратегических решений вроде бы
подтверждалась и информацией, полученной по каналам Народного комиссариата
государственной безопасности. Возглавлявший его В. Меркулов в начале апреля
1941 года сообщил:
"...выступление Германии против Советского Союза решено окончательно и
последует в скором времени. Оперативный план наступления предусматривает...
молниеносный удар на Украину и дальнейшее продвижение на восток." (10)
В этом документе четко просматривается желание поддакнуть Сталину,
заслужить его благосклонность. Впрочем, у гитлеровцев при разработке плана
войны был и южный вариант, но к тому времени, когда докладывал Меркулов
(апрель 1941 года), этот вариант давно отпал, и военная разведка Генштаба
имела более точные сведения и докладывала о них Сталину Вот что пишет об
этом Жуков:
"20 марта 1941 года начальник разведывательного управления генерал Ф.
И. Голиков представил руководству доклад, содержавший сведений
исключительной важности.
В этом документе излагались варианты возможных направлений ударов
немецко-фашистских войск при нападении на Советский Союз. Как потом
выяснилось, они последовательно отражали разработку гитлеровским
командованием плана "Барбаросса".
В докладе говорилось: "Из наиболее вероятных военных действий,
намеченных против СССР, заслуживают внимания следующие:
...Вариант No 3 по данным.. на февраль 1941 года:
"...для наступления на СССР,- написано в сообщении,- создаются три
армейские группы: 1-я группа под командованием генерал-фельдмаршала Лееба
наносит удар в направлении Петрограда; 2-я группа под командованием
генерал-фельдмаршала Бока - в направлении Москвы и 3-я группа под
командованием генерал-фельдмаршала Рундштедта - в направлении Киева. Начало
наступления на СССР - ориентировочно 20 мая".
Генерал Голиков, не желая попасть в немилость, так как знал мнение и
желание Сталина оттянуть начало войны, делал выводы, совершенно не
вытекающие из разведданных.
"I. На основании всех приведенных выше высказываний и возможных
вариантов действий весной этого года считаю, что наиболее возможным сроком
начала действий против СССР будет являться момент после победы над Англией
или после заключения с ней почетного для Германии мира.
2. Слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны
против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от
английской и даже, может быть, германской разведки".
6 мая 1941 года И. В. Сталину направил записку народный комиссар
Военно-Морского Флота адмирал Н. Г. Кузнецов:
"Военно-морской атташе в Берлине капитан 1 ранга Воронцов доносит что,
со слов одного германского офицера из ставки Гитлера, немцы готовят к 14 мая
вторжение в СССР через Финляндию, Прибалтику и Румынию Одновременно намечены
мощные налеты авиации на Москву и Ленинград и высадка парашютных десантов в
пограничных центрах..."
Данные, изложенные в этом документе, также имели исключительную
ценность. Однако выводы, предлагавшиеся руководству адмиралом Н Г
Кузнецовым, не соответствовали приведенным им же фактам.
"Полагаю,- говорилось в записке,- что сведения являются ложными н
специально направлены по этому руслу с тем, чтобы проверить, как на это
будет реагировать СССР".
В самые последние дни перед нападением поступало особенно много
предупреждений о готовящейся войне от разведчиков, дипломатов (наших и
иностранных), зарубежных доброжелателей, перебежчиков. Но с другой стороны,
Берия, самый близкий человек, которому Сталин верил безгранично, докладывал
21 июня 1941 года следующее.
"Я вновь настаиваю на отзыве и наказании нашего посла в Берлине
Деканозова, который по-прежнему бомбардирует меня "дезой" о якобы
готовящемся Гитлером нападении на СССР. Он сообщил, что это нападение
начнется завтра То же радировал и генерал-майор В. И. Тупиков, военный
атташе в Берлине. Этот тупой генерал утверждает, что три группы армий
вермахта будут наступать на Москву, Ленинград и Киев, ссылаясь на берлинскую
агентуру"
Сталин писал очень хлесткие резолюции на документах разведчиков 16 июня
1941 года на стол генсека положили от наркома государственной безопасности
СССР В Н. Меркулова донесение из Берлина:
"Источник, работающий в штабе германской авиации, сообщает.
1 Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного
выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое
время"
Далее излагались многочисленные конкретные факты, подтверждающие этот
вывод. Сталин написал на препроводительной донесения такую резолюцию:
"Товарищу Меркулову. Может, послать ваш "источник" из штаба германской
авиации, к е... матери. Это не источник, а дезинформатор. И Ст.". (В
резолюции Сталина слово е... без точек.-В. К.)
21 июня, на сообщении нашего военного атташе во Франции генерала
Суслопарова о том, что, по достоверным данным, нападение назначено на 22
июня, Сталин написал- "Эта информация является английской провокацией.
Разузнайте, кто автор этой провокации, и накажите его"
А Берия расправлялся с теми разведчиками, которые присылали правдивую
информацию, ничего не подозревая о том, что Сталин верит договорам,
заключенным с Гитлером, и находится в сетях хорошо организованной немецкой
дезинформации.
Вот одна из резолюций Берии 21 июня 1941 года на документе, обобщающем
донесения разведчиков:
"В последнее время многие работники поддаются на наглые провокации и
сеют панику. Секретных сотрудников "Ястреба", "Кармен", "Верного" за
систематическую дезинформацию стереть в лагерную пыль, как пособников
международных провокаторов, желающих поссорить нас с Германией. Остальных
строго предупредить".
Почему же так упорно не хотели видеть реальную обстановку Сталин, Берия
да и многие другие руководители того времени? Заподозрить их всех в злом
умысле конечно же нельзя. Не могли они желать беды и поражения своей стране
и армии. Ошибались? Да, пожалуй, это самое подходящее определение их
действий. И в этом даже есть некоторое им оправдание. Дело в том, что
сегодня мы судим о разведывательных сведениях, зная, какие из них были
правдивые, а какие ложные. А в годы, которые предшествовали нападению, к
Сталину стекался огромный поток самых противоречивых сведений. Да еще
вносили путаницу комментарии политиков, военных, дипломатов, и каждый из них
старался убедить, что именно его аргументы и суждения правильные. Прямо
скажем, непросто было Сталину разобраться в этом информационном хаосе. И при
всем при том он был, как говорится, себе на уме: все читал, всех слушал, но
в глубине души верил, что он не только договорился с Гитлером, но и
перехитрил его.
Ко всей этой путанице и неразберихе в сведениях надо добавить и хорошо
задуманную и проведенную немцами операцию по дезинформации, которой они
сбили с толку самого Сталина, ну а он, попав в умело расставленные обманные
сети, подавлял мышление окружающих, вынуждая их поддакивать или молчать тех,
кто думал иначе.
Для иллюстрации дезинформационных мер гитлеровцев приведу несколько
кратких выдержек из документов.
"...Указания ОКВ. Управлению военной разведки и контрразведки.
В ближайшие недели концентрация войск на Востоке значительно
увеличится... Из этих наших перегруппировок у России ни в коем случае не
должно сложиться впечатление, что мы подготавливаем наступление на Восток...
Для работы собственной разведки, как и для возможных ответов на запросы
русской разведки, следует руководствоваться следующими основными
принципиальными положениями:
1. Маскировать общую численность немецких войск на Востоке, по
возможности, распространением слухов и известий о якобы интенсивной замене
войсковых соединений, происходящей в этом районе. Передвижения войск
обосновывать их переводом в учебные лагеря, переформированием...
2. Создавать впечатление, что основное направление в наших перемещениях
сдвинуто в южные районы генерал-губернаторства... и что концентрация войск
на Севере относительно невелика..." И далее много мер такого же рода.
Как видим, эту дезинформацию гитлеровцам удалось подсунуть. В
сосредоточение сил рейха для начала войны Сталин не верил. А если и
предпринимались меры, то считали, как того хотели немцы, что главный удар
будет нанесен на юге.
"...Распоряжение начальника штаба верховного главнокомандования
вооруженных сил от 12 мая 1941 г. по проведению второй фазы дезинформации
противника в целях сохранения скрытности сосредоточения сил против
Советского Союза.
1. Вторая фаза дезинформации противника начинается с введением
максимально уплотненного графика движения эшелонов 22 мая. В этот момент
усилия высших штабов и прочих участвующих в дезинформации органов должны
быть в повышенной мере направлены на то, чтобы представить сосредоточение
сил к операции "Барбаросса" как широко задуманный маневр с целью ввести в
заблуждение... противника. По этой же причине необходимо особенно энергично
продолжать подготовку к нападению на Англию...
2. Все наши усилия окажутся напрасными, если немецкие войска
определенно узнают о предстоящем нападении и распространят эти сведения по
стране. . Распоряжения по этому вопросу должны разрабатываться для всех
вооруженных сил в централизованном порядке...
...Вскоре на ряд министерств будут возложены задания, связанные с
демонстративными действиями против Англии..." И так далее.
Таким образом, и своим войскам гитлеровское командование карты не
открывало. На французском побережье с полным напряжением шла подготовка
операции вторжения "Морской лев". А когда подготовка по плану "Барбаросса"
была завершена, пишет немецкий генерал Циммерман, "в начале июня в ставку
главного командования немецкими войсками Запада прибыл порученец начальника
генерального штаба сухопутных войск и сообщил собравшимся офицерам, что все
проделанные подготовительные работы являются просто мероприятием,
необходимым для введения противника в заблуждение, и что теперь их можно
прекратить... Все эти приготовления проводились только в целях маскировки
готовящейся Восточной кампании, которая в ту пору являлась для верховного
главнокомандующего уже решенным делом".
Высокий профессионализм показало немецкое руководство в проведении
дезинформации. Но не менее высоко было искусство советской разведки,
особенно военной. Она добыла более чем достаточно достоверной информации для
того, чтобы наше руководство могло правильно оценить ситуацию и отразить
нападение Германии. Однако Сталин верил в свой сговор с Гитлером и никому не
позволял разубеждать себя в этом желательном для него партнерстве. Да и как
было не верить - Гитлер соблюдал условия сговора пунктуально: поделил
Польшу, соблюдал нейтралитет при войне СССР с Финляндией, присоединении
Прибалтики, Западной Белоруссии и Украины, Бессарабии...
Как видим, Сталину вроде бы непросто было разобраться, где истина,
когда так по-разному докладывают самые компетентные в этих делах
руководители От ошибок и заблуждений никто не застрахован, но беда была в
том, что Сталин больше, чем своим разведчикам, верил Гитлеру, его обещаниям,
секретным договорам, верил настолько, что, когда уже бомбили все наши
пограничные города, Сталин все еще находился в плену обмана фюрера и не
разрешил войскам переходить границу, если даже они отразят нападение
захватчиков.
Однако вернемся к военным планам Вот что пишет об этой своей работе
Жуков после назначения его на должность начальника Генерального штаба:
"Сейчас некоторые авторы военных мемуаров утверждают, что перед войной
у нас не было мобилизационных планов вооруженных сил и планов
оперативно-стратегического развертывания. В действительности оперативный и
мобилизационный планы вооруженных сил в Генеральном штабе, конечно, были.
Разработка и корректировка их не прекращалась никогда. После переработки они
немедленно докладывались руководству страны и по утверждении тотчас же
доводились до военных округов...
Еще осенью 1940 года ранее существовавший оперативный план был
основательно переработан, приближен к задачам, которые необходимо было
решать в случае нападения. Но в плане были страгегические ошибки, связанные
с одним неправильным положением...
И. В. Сталин был убежден, что гитлеровцы в войне с Советским Союзом
будут стремиться в первую очередь овладеть Украиной, Донецким бассейном,
чтобы лишить нашу страну важнейших экономических районов и захватить
украинский хлеб, донецкий уголь, а затем и кавказскую нефть. При
рассмотрении оперативного плана весной 1941 года И. В. Сталин говорил: "Без
этих важнейших жизненных ресурсов фашистская Германия не сможет вести
длительную и большую войну".
И В Сталин для всех нас был величайшим авторитетом, никто тогда и не
думал сомневаться в его суждениях и оценках обстановки. Однако в прогнозе
направления главного удара противника И. В Сталин допустил ошибку".
Разные ученые и историки много спорили между собой по поводу того,
когда конкретно состоялось решение Гитлера напасть на Советский Союз. На мой
взгляд, это не такая уж важная деталь, во всяком случае, не принципиальная.
То, что рано или поздно Гитлер поведет свои вооруженные силы на Россию, было
предрешено еще в начале его политической биографии. Я уже приводил его слова
из "Майн кампф". Можно было бы привести еще много его высказываний, и все
они в конечном счете сводятся к ч ому, что не только он сам возможность
расширения территории Германской империи видел в захвате советских земель,
но к этому его толкали и свои внутренние реакционные силы, и международные.
Вот рассказ самого Гитлера о том, как созревало у него это решение. Он
изложил его на совещании с генералами 23 ноября 1939 года.
"Цель нашей встречи состояла в том, чтобы вы получили представление о
мире моих идей, которые сейчас мною владеют, и чтобы вы узнали о моих
решениях.. Я в 1933 году пришел к власти. Позади был период тяжелых боев.
Все, что было до меня, обанкротилось. Я должен был все реорганизовать снова,
начиная с народа и кончая вермахтом. Сначала была предпринята внутренняя
реорганизация - устранение явлений распада и пораженчества После этого я дал
приказ вооружаться. И здесь было много пророков, которые предсказывали
неудачу, и было очень мало веривших. В 1935 году последовало введение
всеобщей воинской повинности. Вслед за этим была осуществлена
ремилитаризация Рейнской области - еще одна операция, которую никто не
считал возможной. Мне мало кто верил. Затем началось создание укреплений по
всей территории, в первую очередь на западе.
Год спустя на повестку дня встала Австрия. И в этом шаге многие
сомневались Однако он при нес существенное укрепление рейха. Следующий шаг -
Богемия, Моравия и Польша..
Но в это время мне еще не было ясно: должен ли я сначала ударить против
Востока и после этого против Запада или наоборот? Мольтке в свое время стоял
перед такой же проблемой. События развернулись так, что началось с борьбы
против Поль-щи...
Меня могут упрекнуть: борьба и снова борьба. Но я вижу в борьбе
сущность всего живого. Никто не может уклониться от борьбы, если он не хочет
погибнуть. Численность населения растет, и это требует увеличения жизненного
пространства. Моей целью было создать разумное соотношение между
численностью населения и жизненным пространством. Для этого необходима
война. Ни один народ не может уклониться от решения этой задачи, иначе он
погибнет.
Таковы уроки истории...
Я долго сомневался, где начинать - на Западе или на Востоке. Однако я
не для того создал вермахт, чтобы он не наносил ударов Во мне всегда была
внутренняя готовность к войне. Получилось так, что нам удалось сначала
ударить по Востоку. Причина быстрого окончания польской войны лежит в
превосходстве нашего вермахта. Это - славное явление в нашей истории. Мы
понесли неожиданно малые потери в людском составе и вооружении. Теперь мы
можем держать на Восточном фронте только несколько дивизий. Создалось
положение, которое мы раньше считали недостижимым. Положение таково: на
Западе противник сосредоточился за своими укреплениями. Нет возможности на
него напасть.
Решает следующее: как долго мы можем выдержать такое положение? Россия
в настоящее время не опасна. Она ослаблена многими внутренними событиями, а
кроме того, у нас с ней договор. Однако договоры соблюдаются только до тех
пор, пока они целесообразны Мы сможем выступить против России только тогда,
когда у нас будут свободны руки на Западе"
В 1940 году после разгрома французской армии настал тот момент, который
Гитлер и его сподвижники посчитали самым удобным для осуществления своих
агрессивных замыслов.
Фюрер не хотел терять времени. 22 июля 1940 года, в день капитуляции
Франции, Гальдер получил указания от Гитлера и Браухича о разработке плана
вторжения в Советский Союз.
.Лежат передо мной пожелтевшие, постаревшие бумаги. Когда-то их
содержание было строжайшей тайной. Сначала эти документы писали от руки,
чтобы не посвящать машинисток. Затем, если даже перепечатывали, то всего в
нескольких экземплярах. Каждая копия была на особом учете Передавались эти
экземпляры для ознакомления только из рук в руки или через доверенного
офицера, причем пакет опечатывался специальными печатями и хитрыми
приспособлениями, чтобы о его содержании не мог узнать никто, кроме
адресата. Каждый, ознакомившийся с текстом, заносился в специальный список,
чтобы в случае утечки сведений можно было установить, кто именно проболтался
или выдал тайну.
Лежат в могилах те, кто разрабатывал эти страшные планы, и те, против
кого замышлялись они. Тайны уже не тайны - теперь эти документы, вернее,
копии с них доступны каждому. Вот лежат они и на моем столе. Но строгие
слова в самом начале текста все еще как бы предупреждают: "Совершенно
секретно", "Только для командования", "Передавать только через офицера".
Каждый из документов разрабатывался иногда длительное время, его
созданию предшествовали указания Гитлера, затем появлялись варианты,
проекты, разработанные генштабом, потом шли обсуждения на высоком уровне. И,
наконец, рождалась окончательная директива, руководствуясь которой армия
начинала действовать.
Гитлеровцы давали своим планам условные наименования: "Отто", "Вейс",
"Грюн", "Гельб", "Морской лев" и так далее. За такими названиями стоит не
только некий аромат рыцарских времен, хотя гитлеровцы и бравировали своими
традициями, за ними стоит и штабной профессионализм: без долгих объяснений,
с одного слова ясно, о чем идет разговор: "Грюн" - вторжение в Чехословакию.
"Вейс" - война с Польшей, "Гельб" - с Францией...
Надо еще помнить, что планы эти рождались за кулисами дипломатических
ходов и за широкими декорациями пропаганды и контрпропаганды всеми
возможными средствами: в печати, эфире, устно. Причем одной из главных задач
всего этого было отвлечь, замаскировать, а проще сказать, обмануть другие
страны, их правительства и народы. Добавим сюда еще мощнейшие, тщательно
законспирированные сети разведки и контрразведки, которые проникали всюду,
опутывали своей невидимой паутиной страну, намеченную для нападения,
проникая в ее тайны и сея слухи, либо отвлекающие внимание от действительных
намерений агрессора, либо заранее порождающие страх перед его могуществом.
Один из самых продуманных и тщательно отработанных планов, к которому
Гитлер шел многие годы, ради осуществления которого провел так много
завоевательных операций в Европе, был план войны против Советского Союза,
план, которому Гитлер дал название "Барбаросса" - по имени Фридриха I
Барбароссы.
Я много раз читал и перечитывал план "Барбаросса", и, признаюсь честно,
меня каждый раз поражало - если на минуту отвлечься от агрессивной
бессовестности и коварства этого плана - высокое военноштабное мастерство
его составителей. Может быть, это мое специфическое отношение
офицера-генштабиста, но я знаю, как весома и значительна каждая строка в
директивном документе, какой скрупулезной работой это достигается, какой
огромный багаж знаний и опыта надо иметь, чтобы в несколько слов или фраз
вложить большой смысл, да так, чтобы все, кто будет читать и исполнять,
правильно тебя поняли - иначе взаимодействие исполнителей пойдет вразброд, а
их, этих исполнителей, сотни, непонимание же и разброд могут стоить
десятков, а то и сотен тысяч человеческих жизней. (В дополнении No3 читатели
могут познакомиться с полным текстом плана "Барбаросса".)
...Итак, Гитлер дал подробные указания и они легли в основу будущего
плана. Под руководством Гальдера разрабатывались два его варианта, каждый
самостоятельно. Над одним из них работали в ОКВ под руководством Йодля и его
заместителя генерала Варлимон-та. Этот вариант шел под кодом "Этюд
Лоссберга" Он был завершен к 15 сентября и отличался от другого варианта -
генерала Маркса - тем, что в нем главный удар определялся на северном
участке фронта.
Гитлер при принятии окончательного решения согласился с соображениями
Йодля.
Кстати, еще на стадии выработки плана "Барбаросса" Гитлер показал себя
в некотором отношении более дальновидным, чем его генералитет, который
впоследствии обвинял его в необоснованных решениях, а себя выставлял
трезвым, разумным и осторожным. Когда речь зашла о постановке целей, то
Браухич заявил, что ближайшей целью для группы армий "Север" должны быть
Псков и Ленинград, для группы армий "Центр" - Смоленск и Москва, а для
группы армий "Юг" - .Киев. Иными словами, он вполне авантюристически
предлагал, чтобы все три группы армий, идя безостановочно от самой границы,
одним махом достигли указанных городов и взяли их. Гитлер же дал указание
разделить операцию на два этапа: сначала уничтожить противника в Прибалтике
и создать себе тем самым надежную базу для последующей фланговой атаки на
Москву. Эти совершенно разумные с военной точки зрения указания и были
учтены в окончательном плане.
К тому времени, когда были разработаны эти варианты, заместителем
начальника генерального штаба был назначен генерал Паулюс, и ему была
поставлена задача свести все планы воедино и учесть те замечания, которые
высказывал фюрер на различных совещаниях
Судьба жестоко подшутила над генералом Паулюсом Именно он, тот, кто
составил окончательный план нападений на нашу страну, стал первым пленным
немецким фельдмаршалом. Это его 6-я армия была окружена под Сталинградом и
уничтожена, а сам он попал в плен.
Кстати, находясь уже в плену, фельдмаршал Паулюс нависал некоторые
воспоминания и заметки по отдельным вопросам, в том числе и заметки о том,
как составлялся план "Барбаросса". Я думаю, читателям будет интересно это
свидетельство одного из соавторов агрессивного плана, несомненно больше
других посвященного в намерения Гитлера.
Очень любопытное совпадение! Бывают же такие невероятные параллели в
истории! В середине декабря 1940 года, когда в Москве происходили
оперативная игра и совещание руководителей партии с военачальниками, в эти
же дни в Берлине проходили аналогичные игра и совещание военного и
нацистского руководства, на котором обсуждался и отрабатывался план
"Барбаросса" Эта игра проводилась под руководством генерала Паулюса.
У нас есть возможность узнать о том, как проводилась игра на немецкой
стороне Об этом рассказал сам фельдмаршал Паулюс в своих воспоминаниях:
"Подготовительная игра для операции "Барбаросса" проводилась под моим
руководством в середине декабря 1940 года в течение двух дней в ставке
командования сухопутных войск в Цоссене..
Теперь, когда подлинный ход операции, именуемой походом на Восток, уже
принадлежит истории, для интересующегося военными вопросами будет очень
полезно ознакомиться с тогдашними мыслями и тогдашними оценками
возможностей: ниже я изложу основные точки зрения штабной игры - разумеется,
не во всех подробностях, которые подверглись обсуждению.
Главной целью была Москва Для достижения этой цели и исключения угрозы
с севера должны были быть уничтожены русские войска в Прибалтийских
республиках Затем предполагалось взять Ленинград и Кронштадт, а русский
Балтийский флот лишить его базы. На юге первой целью была Украина с
Донбассом, а в дальнейшем - Кавказ с его нефтяными источниками. Особое
значение в планах ОКВ придавалось взятию Москвы Однако взятию Москвы должно
было предшествовать взятие Ленинграда. Взятием Ленинграда преследовалось
несколько военных целей: ликвидация основных баз русского Балтийского флота,
вывод из строя военной промышленности этого города и ликвидация Ленинграда
как пункта сосредоточения для контрнаступления против немецких войск,
наступающих на Москву.
Когда я говорю, что было принято решение, то этим я не хочу сказать,
что во мнениях ответственных командиров и штабных офицеров было полное
единство. Раздавалось много тревожных голосов как по поводу допустимости
всей операции, так и по поводу трудностей, связанных с выполнением
поставленной цели. С другой стороны, хотя об этом говорилось мало,
высказывалось мнение, что вполне следует ожидать быстрого краха советского
сопротивления как следствия внутриполитических трудностей, организационных и
материальных слабостей так называемого колосса на глиняных ногах ".
Оборву цитирование воспоминаний Паулюса и перескажу дальнейший ход
событий. Начальник генерального штаба сухопутных войск Гальдер при
обсуждении этой игры сказал:
- Вся территория, на которой будут происходить операции, делится
припятскими болотами на северную и южную половины В последней плохая сеть
дорог. Наилучшие шоссейные и железные дороги находятся на линии Варшава -
Москва. Поэтому в северной половине представляются более благоприятные
условия для использования большого количества войск, нежели южнее Кроме того
в группировке русских намечается значительное массирование войск в
направлении русско-германской демаркационной линии. Следует полагать, что
сразу же за бывшей русско-польской границей располагается база снабжения
русских, прикрытая полевы ми укреплениями. Днепр и Западная Двина
представляют собой самый восточный рубеж, на котором русские вынуждены будут
дать сражение. Если же они будут отходить дальше, то они не смогут больше
защитить свои промышленные районы Вследствие этого наш замысел должен
сводиться к тому, чтобы с помощью танковых клиньев не допустить создания
русскими сплошного оборонительного фронта западнее этих двух рек Особенно
крупная ударная группировка должна на ступать из района Варшавы на Москву Из
предусматриваемых трех групп армий северную необходимо будет направить на
Ленинград, а силами южной нанести главный удар в направлении Киева. Конечной
целью операции является Волга и район Архангельска. Всего должно быть
использовано 105 пехотных, 32 танковые и моторизованные дивизии, из числа
которых крупные силы (две армии) вначале будут следовать во втором эшелоне.
На игре присутствовал Гитлер, он согласился с изложенными оперативными
замыслами и заметил по этому поводу следующее:
- Важнейшая цель - не допустить, чтобы русские отходили, сохраняя
целостность фронта Наступление следует вести так далеко на восток, чтобы
русская авиация не могла совершать налеты на территорию германского рейха и
чтобы, с другой стороны, немецкая авиация могла наносить удары с воздуха
против русских военно-промышленных районов. Для этого необходимо добиться
разгрома русских вооруженных сил и воспрепятствовать их воссозданию Уже
первые удары должны быть нанесены такими частями, чтобы можно было
уничтожить крупные силы противника Поэтому подвижные войска следует
использовать на смежных флангах обеих северных групп армий, где будет
наноситься главный удар На севере необходимо добиться окружения вражеских
сил, находящихся в прибалтийских странах. Для этого группа армий, которая
будет наступать на Москву, должна иметь достаточно войск, чтобы быть в
состоянии повернуть значительную часть сил на север Группа армий,
наступающая южнее припятских болот, должна выступить позже и добиться
окружения крупных вражеских сил на Украине путем совершения охватывающего
маневра с севера.. Предусмотренная для проведения всей операции численность
войск в 130- 140 дивизий достаточна
18 декабря 1940 года Гитлер подписал полностью отработанный план
"Барбаросса".
ПРЕДВИДЕНИЕ И ПРОЗОРЛИВОСТЬ
После высказанных выше похвал о профессиональном мастерстве немецких
генштабистов расскажу еще об одном блестящем плане, который иначе как
гениальным назвать не могу.
Большим препятствием для ознакомления с документами о воине до сих пор
является гриф "секретности", хотя давно уже не представляет никакой тайны
то, что написано о боевых делах пятидесятилетней давности
Попробуем проникнуть еще в одну "неизвестную тайну войны", которую даже
маршал Жуков в своих воспоминаниях не осмелился затронуть. Не знаю - сам он
не нашел возможным касаться этого большого секрета или ему не разрешали
высокие инстанции.
Напомню, что советские военные руководители, исходя из нашей доктрины,
собирались не обороняться, а наступать, разумеется, после того как враг
нападет. Сталин сформулировал нашу политику так: "Мы чужой земли не хотим,
но и своей земли, ни одного вершка своей земли не отдадим никому". Но
доктрина на случай войны, все мы ее знали, была наступательная: будем бить
врага на его территории, победу одержим малой кровью, и братья по классу,
трудящиеся напавшей страны, поддержат нас своими революционными действиями в
тылу противника В наших мобилизационных планах черным по белому написано,
что после отражения первого удара врага войска должны перейти в наступление.
План таких наступательных действий, как уже сказано выше, составлял не
кто-нибудь, а Жуков в соответствии с должностью начальника Генерального
штаба и его предшественники.
Но Георгий Константинович не только подновлял и корректировал прежние
планы. Прозорливость Жукова поразительна! Как только стало известно о
сосредоточении ударных группировок гитлеровцев у наших границ и Жуков понял
неотвратимость войны, он разработал и предложил план упреждающего удара.
(Документ этот сохранился в архиве.) Предложить такое Сталину, который не
разрешал вывести войска на позиции даже для отражения нападения, было в те
дни не только смелым, а почти самоубийственным поступком. Как Жукова не
объявили "врагом народа" и пособником гитлеровцев - просто непонятно. Но
план такой он создал и за месяц до нападения гитлеровцев, видимо, доложил
Сталину. Хотя на документе нет ни резолюции, ни подписи Сталина.
Жуков сам признавался, что он плохой политик. Объяснить наше нападение
на Германию было бы не просто. Но, как мы убеждались не раз, все нападавшие
оправдывали свои действия стремлением к миру. Может быть, и нашим политикам
это удалось бы, тем более это был бы предупредительный удар против явного
агрессора
Сразу сделаю оговорку: наша политика действительно была миролюбивая.
Шумиха в западной прессе об агрессивности СССР велась без опоры на
какие-либо убедительные доказательства. План Жукова, о котором я расскажу,
не имеет к тем обвинениям никакого отношения, потому что был создан как мера
самозащиты в самые последние недели перед нападением Германии.
Итак, перед нами черновик плана, выполненный по указанию Г. К. Жукова в
единственном экземпляре А. М. Василевским, заместителем начальника
оперативного управления Генштаба. В написанном им от руки тексте есть
вставки и редакторская правка, внесенные рукой Н. Ф. Ватутина, начальника
этого управления Весьма вероятно, что Жуков не раз говорил о необходимости
такого плана с наркомом обороны. Об этом свидетельствует и тот факт, что в
конце документа заделаны должности и фамилии маршала Тимошенко и генерала
армии Жукова. И хотя их подписей на черновике нет, можно предположить, что
они подписали первый чистовой машинописный экземпляр, который и был,
по-видимому, доложен Сталину.
Вот выдержки из этого документа:
"Председателю Совета Народных Комиссаров от 15 мая 1941 г.
Соображения по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил
Советского Союза . (11)
I
Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию
отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить
нас в развертывании и нанести внезапный удар. Чтобы предотвратить это,
считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий
германскому командованию, упредить противника в развертывании и атаковать
германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии
развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов
войск.
II
Первой стратегической целью действий Красной Армии поставить - разгром
главных сил немецкой армии, развертываемых южнее Брест-Демблин и выход к
30-му дню севернее рубежа Остроленка, р. Нарев, Ловичь, Лодзь, Крейцбург,
Опельон, Оломоуц.
Последующей стратегической целью - наступать из района Катовице в
северном или северо-западном направлении, разгромить крупные силы врага
центра и северного крыла Германского фронта и овладеть территорией бывшей
Польши и Восточной Пруссии.
Ближайшей задачей разбить германскую армию восточнее р. Висла и на
краковском направлении выйти на рр. Нарев, Висла и овладеть районом
Катовицы, для чего:
а) Главный удар силами Юго-Западного фронта нанести в направлении
Краков, Катовице, отрезав Германию от ее южных союзников.
б) Вспомогательный удар левым крылом Западного фронта нанести в
направлении на Варшаву, Демблин с целью сковывания варшавской группировки и
овладеть Варшавой, а также содействовать Юго-Западному фронту в разгроме
люблинской группировки.
в) Ввести активную оборону против Финляндии, Восточной Пруссии,
Венгрии, Румынии и быть готовыми к нанесению ударов против Румынии при
благоприятной обстановке.
Таким образом, Красная Армия начинает наступательные действия с фронта
Чижев, Людовлено силами 152 дивизий против 100 германских, на других
участках государственной границы предусматривается активная оборона.
Детально группировка сил показана на прилагаемой карте".
А теперь представьте, что произошло бы, если бы этот план Жукова был
принят и осуществлен. В один из рассветов июня тысячи наших самолетов и
десятки тысяч орудий ударили бы по сосредоточившимся (скученным)
гитлеровским войскам, места дислокаций которых были известны с точностью до
батальона. Вот была бы внезапность так внезапность! Пожалуй, более
невероятная, чем при нападении немцев на нас. Никто в Германии, от рядового
солдата до Гитлера, даже подумать не мог о таких действиях нашей армии!
Тысячи наших самолетов, уничтоженных на земле, и сотни тысяч снарядов,
брошенных при отступлении,- все это обрушилось бы на скопившиеся для
вторжения силы агрессоров. А вслед за этим мощнейшим ударом несколько тысяч
танков и 152 дивизии ринулись бы на' растерявшегося противника. Мне
представляется: все, что произошло в первые дни на нашей земле после удара
гитлеровцев, точно так же, по такому же сценарию, развернулось бы на
немецкой территории. К тому же гитлеровцы абсолютно не имели опыта действий
в таких экстремальных для них ситуациях. Паника, несомненно, охватила бы их
командование и армию. Но даже если бы через неделю или десять дней
гитлеровцам удалось прийти в себя, то первые месяцы они бы предпринимали
оборонительные усилия, а наши армии, имея в ближайшем тылу подготовленные на
складах и базах все виды боеприпасов, горючего и другого снаряжения,
пожалуй, могли бы и развить успех.
Абсолютно уверен, что после нашего превентивного удара фашистская
Германия на длительное время потеряла бы способность к крупным
наступательным операциям, ни о какой "молниеносной войне" не могло быть и
речи. Скорее всего, нацисты отложили бы войну на несколько лет. Но если бы
они решились продолжить боевые действия после нашего опережающего удара, они
смогли бы лишь выйти на границу и восстановить положение, и уж самое
большое, почти невероятное,- достичь рубежа Днепра. При этом стратегическая
инициатива была бы на нашей стороне, потому что армия наша была бы
отмобилизована, не понесла бы огромных потерь, которые имела в июне 1941
года. Не испытали бы потрясения от внезапного нападения промышленность и
сельское хозяйство, не сбитые с производственного ритма, оставаясь на своих
местах (без эвакуации), устойчиво снабжали бы фронт всем необходимым.
Но Сталин не принял предложение Жукова. Были оставлены в прежнем плане
наступательные действия только после нападения противника, как ответный удар
Теперь, когда все в прошлом, ход событий, история дают точный ответ на
вопрос, кто был прав: Жуков или Сталин? Своим волевым и, как оказалось,
некомпетентным решением Сталин предопределил неудачи наших войск в начальный
период войны.
Начальник Генерального штаба Жуков, вопреки своему желанию и убеждению
в необходимости привести армию в полную боевую готовность, был вынужден
отдавать вот такие указания:
"Командующему войсками Киевского Особого военного округа.
Начальник погранвойск НКВД УССР донес, что начальники укрепленных
районов получили указание занять предполье.
Донесите для доклада наркому обороны, на каком основании части
укрепленных районов КОВО получили приказ занять предполье. Такие действия
могут немедленно спровоцировать немцев на вооруженное столкновение и чреваты
всякими последствиями.
Такое распоряжение немедленно отмените и донесите, кто конкретно дал
такое самочинное распоряжение.
10 июня 1941 г. Жуков".
11 июня командующие войсками других приграничных округов получили
строгое указание Жукова: "Полосу предполья без особого на то указания
полевыми и УРовскими частями не занимать".
18 июня командующий войсками прибалтийского Особого военного округа
отдал распоряжение о приведении в боевую готовность системы ПВО округа. 20
июня он получил следующее предупреждение:
"Вами без санкции наркома дано приказание по ПВО о введении положения
номер два. Это значит провести по Прибалтике затемнение, чем и нанести ущерб
промышленности. Такие действия могут проводиться только с разрешения
правительства. Сейчас ваше распоряжение вызывает различные толки и нервирует
общественность. Требую немедленно отменить отданное распоряжение, дать
объяснение для доклада наркому.
Жуков".
Вот так Жукову и многим другим нашим военачальникам приходилось
поступать вопреки их пониманию обстановки, умению организовать отпор врагу,
как говорит пословица, "наступали на горло своей песне". И если в чем-то и
была их вина, то заключалась она лишь в дисциплинированности, святой вере в
правоту нашего дела и необходимости подчиняться высшим соображениям, за
которыми подразумевались интересы Родины. Они даже не подозревали, какая за
всем этим кроется в действительности некомпетентность Сталина.
В годы войны Жуков участвовал в разработке многих операций, которые
являются примерами высокого военного искусства. Но самый гениальный план
самой крупной задуманной Жуковым операции, к сожалению, не был осуществлен!
А если бы наша армия его осуществила, история могла пойти совсем не так, как
она сложилась в сороковые годы, не говоря уж о ходе войны, ее
продолжительности и потерях, понесенных нашей страной,- все это происходило
бы с несомненным перевесом в нашу пользу с первых и до последних дней этой
самой грандиозной войны в истории человечества.
Дополнение No 1
ДОГОВОР О НЕНАПАДЕНИИ МЕЖДУ ГЕРМАНИЕЙ И СОВЕТСКИМ СОЮЗОМ
23 августа 1939 г
За Правительство Германии И. РИББЕНТРОП
Правительство СССР и Правительство Германии, руководимые желанием
укрепления дела мира между СССР и Германией и исходя из основных положений
договора о нейтралитете, заключенного между СССР и Германией в апреле 1926
года, пришли к следующему соглашению.
Статья I
Обе Договаривающиеся Стороны обязуются воздерживаться от всякого
насилия, от всякого агрессивного действия и всякого нападения в отношении
друг друга, как отдельно, так и совместно с другими державами
Статья II
В случае, если одна из Договаривающихся Сторон окажется объектом
военных действий со стороны третьей державы, другая Договаривающаяся Сторона
не будет поддерживать ни в какой форме эту державу
Статья III
Правительства обеих Договаривающихся Сторон останутся в будущем в
контакте друг с другом для консультаций, чтобы информировать друг друга о
вопросах, затрагивающих их общие интересы.
Статья IV
Ни одна из Договаривающихся Сторон не будет участвовать в какой-нибудь
группировке держав, которая прямо или косвенно направлена против другой
стороны.
Статья V
В случае возникновения споров или конфликтов меж ду Договаривающимися
Сторонами по вопросам того или иного рода обе стороны будут разрешать эти
споры или конфликты исключительно мирным путем в порядке дружественного
обмена мнениями или в нужных случаях путем создания комиссий по
урегулированию конфлик та.
Статья VI
Настоящий договор заключается сроком на десять лет с тем, что,
поскольку одна из Договаривающихся Сторон не денонсирует его за год до
истечения срока, срок действия договора будет считаться автоматически
продленным на следующие пять лет
Статья VII
Настоящий договор подлежит ратифицированию в возможно короткий срок.
Обмен ратификационными грамотами должен произойти в Берлине. Договор
вступает в силу немедленно после его подписания. Составлен в двух
оригиналах, на немецком и русском языках, в Москве, 23 августа 1939 года.
По уполномочию Правительства СССР В. МОЛОТОВ
"Известия", 1939, 24 августа
Дополнение No 2
СООБЩЕНИЕ СОВЕТСКОЙ ПЕЧАТИ
О ЗАКЛЮЧЕНИИ ТОРГОВО-КРЕДИТНОГО
СОГЛАШЕНИЯ
МЕЖДУ СССР И ГЕРМАНИЕЙ
19 августа после длительных переговоров, закончившихся успешно, в
Берлине подписано Торгово-кредитное соглашение между СССР и Германией.
Соглашение подписано со стороны СССР заместителем торгпреда Е.
Бабариным, а с германской стороны - г Шнурре
Торгово-кредитное соглашение предусматривает предоставление Германией
СССР кредита в размере 200 млн. германских марок, сроком на семь лет из 5%,
для закупки германских товаров в течение двух лет со дня подписания
Соглашения.
Соглашение предусматривает также поставку товаров со стороны СССР
Германии в тот же срок, то есть в течение двух лет, на сумму в 180 млн.
германских марок.
"Известия", 1939, 21 августа. А это уже не публиковалось.
СПИСОК "В"
Товаров, подлежащих поставке из СССР на основе кредитного соглашения
между СССР и Германией от 19 августа 1939 года (в миллионах марок)
1. Сельское хозяйство
Кормовые хлеба................................................. 22.00
Жмыхи ......................................................... 8.40
Льняное масло.................................................. 0.60
2. Лесное хозяйство
Лес............................................................ 74.00
3. Промышленность
Платина ....................................................... 2.00
Марганцевая руда .............................................. 3.80
Бензин ........................................................ 1.20
Газойль........................................................ 2.10
Смазочные масла................................................ 5.30
Бензол ........................................................ 1.00
Парафин........................................................ 0.65
Пакля.......................................................... 3.75
Турбоотходы ................................................... 1 25
Хлопок-сырец................................................... 12.30
Хлопковые отходы .............................................. 2.50
Тряпье для прядения ........................................... 0.70
Лен ........................................................... 1.35
Конский волос ................................................. 1 70
Обработанный конский волос .................................... 0.30
Пиролюзит...................................................... 1.50
Фосфаты (половина в концентратах) ............................. 13.00
Асбест......................................................... 1.00
Химические и фармацевтические продукты и лекарственные травы .. 1.60
Смолы ......................................................... 0.70
Рыбий пузырь (Hausenblasen) ................................... 0.12
Пух и перо .................................................... 2.48
Щетина ........................................................ 3.60
Сырая пушнина ................................................. 5.60
Шкуры для пушно-меховых изделии ............................... 3.10
Меха........................................................... 0.90
Тополевое и осиновое дерево для производства спичек ........... 1.50
ВСЕГО.......................................................... 180.00
13 февраля 1940 г. в "Правде" было опубликовано "Коммюнике о заключении
Хозяйственного соглашения между Германией и СССР".
"II февраля с. г. в г Москве после успешно закончившихся переговоров
заключено Хозяйственное соглашение между Союзом ССР и Германией. Это
соглашение отвечает пожеланиям Правительств обеих стран о выработке
экономической программы товарообмена между Германией и СССР, выраженным в
письмах, которыми обменялись 28 сентября 1939 года Председатель Совета
Народных Комиссаров и Народный Комиссар Иностранных Дел СССР тов. Молотов В.
М. и Министр иностранных дел Германии г. фон Риббентроп.
Хозяйственное соглашение предусматривает вывоз из СССР в Германию
сырья, компенсируемый германскими поставками в СССР промышленных изделий..."
Что за этим соглашением последовало, мало кому известно, видели только,
как шли эшелоны в Германию вплоть до последней ночи, когда произошло
нападение на нашу страну!
В соответствии с соглашением Советский Союз в течение первых 12 месяцев
поставил сырья на сумму примерно в 500 млн марок
1 000 000 тонн кормовых злаков и стручковых плодов на сумму в 120 млн
марок
900 000 тонн нефти на сумму примерно в 115 млн марок
100 000 тонн хлопка на сумму примерно в 90 млн марок
500 000 тонн фосфатов
100 000 тонн хромовой руды
500 тонн железной руды
300 000 тонн железного лома и чугуна
2400 кг платины.
Марганцевая руда, металлы, лес и прочее сырье
Выкачивая из СССР стратегическое сырье, Германия всячески оттягивала и
срывала ответные поставки 15 мая 1941 года, когда немецкие войска уже
выходили в районы сосредоточения для наступления, Шнурре докладывал из
Москвы в Берлин
"Положение с поставками советского сырья до сих пор представляет
удовлетворительную картину В апреле были произведены поставки следующих
наиболее важных видов сырья.
Зерно 208000 тонн
Нефть 90000 тонн
Хлопок 9 300 тонн
Цветные металлы 6 340 тонн меди, олова и никеля.
Что касается марганцевой руды и фосфатов, то их поставки пострадали
из-за недостатка тоннажа и транспортных трудностей в юго восточной зоне.
Транзитная дорога через Сибирь пока еще в действии Поставка сырья в
Восточную Азию, в частности каучука, перевозимого в Германию по этой дороге,
продолжаю г быть существенными (в течение апреля - 2000 тонн каучука
специальными составами и 2000 тонн обычными сибирскими поездами)
Общие поставки в текущем году исчисляются
Зерно 632 000 тонн
Нефть 232 000 тонн
Хлопок 23 500 тонн
Марганцевая руда 50 000 тонн
Фосфаты 67 000 тонн
Платина 900 кг
Большие затруднения созданы бесконечными слуха ми о неизбежном
германо-русском столкновении За стойкость этих слухов в большой степени
ответственны официальные источники. Эти слухи причиняют серьезное
беспокойство германской индустрии, которая пытается отказаться от
заключенных с Россией сделок и в некоторых случаях уже отказывается послать
в Москву персонал, необходимый для выполнения контрактов.
У меня создается впечатление, что мы могли бы предъявить Москве
экономические требования, даже выходящие из рамки договора от 10 января 1941
года, требования, могущие обеспечить германские потребности в продуктах и
сырье в пределах больших, чем обусловлено договором В данное время объем
сырья, обусловленный договором, особенно в отношении зерна, выполняется
замечательно..."
Приведу только один пример об ответных поставках Германии Нами был
куплен крейсер "Лютцов" - он стоил огромных денег. Крейсера, как такового,
не было, немецкий буксир доставил в Ленинград корпус корабля без механизмов
и вооружения, до начала войны его строительство так и не было завершено
Вот так обманывали нашего "мудрого и гениального вождя народов", и так
бездарно он отдавал столь необходимое нам самим стратегическое сырье, создан
ное великим трудовым перенапряжением народа
ДополнениеNo 3
"Фюрер и верховный главнокомандующий вооруженными силами
Ставка фюрера 18.12.40 г
Верховное главнокомандование вооруженных сил
Штаб оперативного руководства вооруженными силами
Сов. секретно Только для командования
Отдел обороны страны No 33408/40
Директива No 21 ПЛАН "БАРБАРОССА"
Германские вооруженные силы должны быть готовы разбить Советскую Россию
в ходе кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война
против Англии (Вариант "Барбаросса".)
Сухопутные силы должны использовать для этой цели все находящиеся в их
распоряжении соединения, за исключением тех, которые необходимы для защиты
оккупированных территорий от всех неожиданностей.
Задача военно-воздушных сил - высвободить такие силы для поддержки
сухопутных войск при проведении Восточной кампании, чтобы можно было
рассчитывать на быстрое завершение наземных операций и вместе с тем
ограничить до минимума разрушения восточных областей Германии вражеской
авиацией. Однако эта концентрация усилий ВВС на Востоке должна быть
ограничена требованием, чтобы все театры военных действий и районы
размещения нашей военной промышленности были надежно прикрыты от налетов
авиации противника и наступательные действия против Англии, особенно против
ее морских коммуникаций, отнюдь не ослабевали.
Основные усилия военно-морского флота должны и во время Восточной
кампании, безусловно, сосредоточивать против Англии.
Приказ о стратегическом развертывании вооруженных сил против Советского
Союза я отдам в случае необходимости за восемь недель до намеченного срока
начала операций.
Приготовления, требующие более продолжительного времени, если они еще
не начались, следует начать уже сейчас и закончить к 15.5.41 г.
Решающее значение должно быть придано тому, чтобы наши намерения
напасть не были распознаны.
Подготовительные мероприятия высших командных инстанций должны
проводиться исходя из следующих основных положений.
1. Общий замысел
Основные силы русских сухопутных войск, находящиеся в Западной России,
должны быть уничтожены в смелых операциях посредством глубокого, быстрого
выдвижения танковых клиньев. Отступление боеспособных войск противника на
широкие просторы русской территории должно быть предотвращено
Путем быстрого преследования должна быть достигнута линия, с которой
русские военно-воздушные силы будут не в состоянии совершать налеты на
имперскую территорию Германии.
Конечной целью операции является создание заградительного барьера
против Азиатской России по общей линии Волга - Архангельск. Таким образом в
случае необходимости последний индустриальный район, остающийся у русских
на'Урале, можно будет парализовать с помощью авиации.
В ходе этих операций русский Балтийский флот быстро потеряет свои базы
и окажется, таким образом, не способным продолжать борьбу.
Эффективные действия русских военно-воздушных сил должны быть
предотвращены нашими мощными ударами уже в самом начале операции.
II. Предполагаемые союзники и их задачи
1. В войне против Советской России на флангах нашего фронта мы можем
рассчитывать на активное участие Румынии и Финляндии.
Верховное главнокомандование вооруженных сил в соответствующее время
согласует и установит, в какой форме вооруженные силы обеих стран при их
вступлении в войну будут подчинены германскому командованию.
2. Задача Румынии будет заключаться в том, чтобы отборными войсками
поддержать наступление южного фланга германских войск, хотя бы в начале
операции, сковать противника там, где не будут действовать германские силы,
и в остальном нести вспомогательную службу в тыловых районах.
3. Финляндия должна прикрывать сосредоточение и развертывание отдельной
немецкой северной группы войск (части 21 и армии), следующей из Норвегии
Финская армия будет вести боевые действия совместно с этими войсками. Кроме
того, Финляндия ответственна за захват полуострова Ханко.
4. Следует считать возможным, что к началу операции шведские железные и
шоссейные дороги будут предоставлены для использования немецкой группе
войск, предназначаемой для действий на Севере.
III. Проведение операций.
А) Сухопутные силы. (В соответствии с оперативными замыслами,
доложенными мне.) Театр военных действий разделяется Припятскими болотами на
северную и южную части. Направление главного удара должно быть подготовлено
севернее Припятских болот. Здесь следует сосредоточить две группы армий
Южная из этих групп, являющаяся центром общего фронта, имеет задачу
наступать особо сильными танковыми и моторизованными соединениями из района
Варшавы и севернее ее и раздробить силы противника в Белоруссии Таким
образом будут созданы предпосылки для поворота мощных частей подвижных войск
на север, с тем чтобы во взаимодействии с северной группой армий,
наступающей из Восточной Пруссии в общем направлении на Ленинград,
уничтожить силы противника, действующие в Прибалтике Лишь после выполнения
этой неотложной задачи, за которой должен последовать захват Ленинграда и
Кронштадта, следует приступать к операциям по взятию Москвы - важного центра
коммуникаций и военной промышленности.
Только неожиданно быстрый развал русского сопротивления мог бы
оправдать постановку и выполнение этих обеих задач одновременно.
Важнейшей задачей 21-й армии и в гечение Восточной кампании остается
оборона Норвегии.
Имеющиеся сверх этого силы (горный корпус) следует использовать на
Севере прежде всего для обороны области Петсамо и ее рудных шахт, а также
трассы Северного Ледовитого океана Затем ати силы должны совместно с
финскими войсками продвинуться к Мурманской железной дороге, чтобы нарушить
снабжение Мурманской области по сухопутным коммуникациям.
Будет ли такая операция осуществлена силами немецких войск (две-три
дивизии) из района Рованиеми и южнее его, зависит от готовности Швеции
предоставить свои железные дороги в наше распоряжение для переброски войск.
Основным силам финской армии будет поставлена задача в соответствии с
продвижением немецкого северного фланга наступлением западнее или по обеим
сторонам Ладожского озера сковать как можно больше русских войск, а также
овладеть полуостровом Ханко
Группе армий, действующей южнее Припятских болот, надлежит посредством
концентрических ударов, имея основные силы на флангах, уничтожить русские
войска, находящиеся на Украине, еще до выхода последних к Днепру
С этой целью главный удар наносится из района Люблина в общем
направлении на Киев. Одновременно находящиеся в Румынии войска форсируют р.
Прут в нижнем течении и осуществляют глубокий охват противника. На долю
румынской армии выпадет задача сковать русские силы, находящиеся внутри
образуемых клещей.
По окончании сражений южнее и севернее Припятских болот в ходе
преследования следует обеспечить выполнение следующих задач:
на юге - своевременно занять важный в военном и экономическом отношении
Донецкий бассейн;
на север - быстро выйти к Москве. Захват этого города означает как в
политическом, так и в экономическом отношениях решающий успех, не говоря уже
о том, что русские лишатся важнейшего железнодорожного узла.
Б) Военно-воздушные силы. Их задача будет заключаться в том, чтобы,
насколько это будет возможно, затруднить и снизить эффективность
противодействия русских военно-воздушных сил и поддерживать сухопутные
войска в их операциях на решающих направлениях.
Это будет прежде всего необходимо на фронте центральной группы армий и
на главном направлении южной группы армий
Русские железные дороги и пути сообщения в зависимости от их значения
для операции должны перерезаться или выводиться из строя посредством захвата
наиболее близко расположенных к району боевых действий важных объектов
(речные переправы) смелыми действиями воздушно-десантных войск.
В целях сосредоточения всех сил для борьбы против вражеской авиации и
для непосредственной поддержки сухопутных войск не следует во время операции
совершать налеты на объекты военной промышленности. Подобные налеты, и
прежде всего против Урала, встанут в порядок дня только по окончании
маневренных операций.
В) Военно-морской флот. В войне против Советской России ему предстоит
задача, обеспечивая оборону своего побережья, воспрепятствовать прорыву
военно-морского флота противника из Балтийского моря. Учитывая, что после
выхода к Ленинграду русский Балтийский флот потеряет свой последний опорный
пункт и окажется в безнадежном положении, следует избегать до этого момента
крупных операций на море.
После нейтрализации русского флота задача будет состоять в том, чтобы
обеспечить полную свободу морских сообщений в Балтийском море, в частности
снабжение по морю северного фланга сухопутных войск (траление мин).
IV
Все распоряжения, которые будут отданы главно командующими на основании
этой директивы, должны совершенно определенно исходить из того, что речь
идет о мерах предосторожности на тот случай, если Рос сия изменит свою
нынешнюю позицию по отношению к нам
Число офицеров, привлекаемых для первоначальных приготовлений, должно
быть максимально ограничен ным Остальных сотрудников, участие которых
необходимо, следует привлекать к работе как можно позже и знакомить только с
частными сторонами подготовки, необходимыми для исполнения служебных
обязанностей каждого из них в отдельности.
Иначе имеется опасность возникновения серьезней ших политических и
военных осложнений в результате раскрытия наших приготовлений, сроки которых
еще не назначены.
Я ожидаю от господ главнокомандующих устных докладов об их дальнейших
намерениях, основанных на настоящей директиве
О намеченных подготовительных мероприятиях всех видов вооруженных сил и
о ходе их выполнения докладывать мне через верховное главнокомандование
вооруженных сил.
Гитлер"
Дополнение No 4
Всем членам и кандидатам ЦК ВКП(б)
Секретарям обкомов, крайкомов, ЦК компартий союзных республик
Председателям обл. крайисполкомов, СНК республик Всем секретарям райкомов,
горкомов и председателям райисполкомов и горисполкомов.
Без публикации
Приказ
Ставки Верховного Главного Командования Красной Армии
No 270 16 августа 1941 года
Не только друзья признают, но и враги наши вынуждены признать, что в
нашей освободительной войне с немецко-фашистскими захватчиками части Красной
Армии, громадное их большинство, их командиры и комиссары ведут себя
безупречно, мужественно, а порой - прямо героически. Даже те части нашей
армии, которые случайно оторвались от армии и попали в окружение, сохраняют
дух стойкости и мужества, не сдаются в плен, стараются нанести врагу
побольше вреда и выходят из окружения Известно, что отдельные части нашей
армии, попав в окружение врага, используют все возможности для того, чтобы
нанести врагу поражение и вырваться из окружения.
Зам. командующего войсками Западного фронта генерал-лейтенант Болдин,
находясь в районе 10-й армии около Белостока, окруженной немецко-фашистскими
войсками, организовал из оставшихся в тылу противника частей Красной Армии
отряды, которые в течение 45 дней дрались в тылу врага и пробились к
основным силам Западного фронта Они уничтожили штабы двух немецких полков,
26 танков, 1049 легковых, транспортных и штабных машин, 147 мотоциклов, 5
батарей артиллерии, 4 миномета, 15 станковых пулеметов, 3 ручных пулемета, 1
самолет на аэродроме и склад авиабомб Свыше тысячи немецких солдат и
офицеров были убиты. 11 августа генерал-лейтенант Болдин ударил немцев с
тыла, прорвал немецкий фронт и, соединившись с нашими войсками, вывел из
окружения вооруженных 1654 красноармейца и командира, из них 103 раненых.
Комиссар 8 мех. корпуса бригадный комиссар Попель и командир 406 сп
полковник Новиков с боем вывели из окружения вооруженных 1778 человек. В
упорных боях с немцами группа Новикова - Попеля прошла 650 километров,
нанося огромные потери тылам врага.
Командующий 3-й армией генерал-лейтенант Кузнецов и член Военного
совета армейский комиссар 2 ранга Бирюков с боями вывели из окружения 498
вооруженных красноармейцев и командиров частей 3-й армии и организовали
выход из окружения 108-й и 64-й стрелковых дивизий.
Все эти и другие многочисленные подобные факты свидетельствуют о
стойкости наших войск, высоком моральном духе наших бойцов, командиров и
комиссаров.
Но мы не можем скрыть и того, что за последнее время имели место
несколько позорных фактов сдачи в плен врагу. Отдельные генералы подали
плохой пример нашим войскам
Командующий 28-й армией генерал-лейтенант Качалов, находясь вместе с
штабом группы войск в окружении, проявил трусость и сдался в плен немецким
фашистам. Штаб группы Качалова из окружения вышел, пробились из окружения
части группы Качалова, а генерал-лейтенант Качалов предпочел сдаться в плен,
предпочел дезертировать к врагу.
Генерал-лейтенант Понеделин, командовавший 12-й армией, попав в
окружение противника, имел полную возможность пробиться к своим, как это
сделало подавляющее большинство частей его армии. Но Понеделин не проявил
необходимой настойчивости и воли к победе, поддался панике, струсил и сдался
в плен врагу, дезертировал к врагу, совершив таким образом преступление
перед Родиной, как нарушитель военной присяги
Командир 13-го стрелкового корпуса генерал-майор Кириллов, оказавшийся
в окружении немецко-фашистских войск, вместо того чтобы выполнить свой долг
перед Родиной, организовать вверенные ему части для стойкого отпора
противнику и выхода из окружения, дезертировал с поля боя и сдался в плен
врагу. В результате этого части 13-го стрелкового корпуса были разбиты, а
некоторые из них без серьезного сопротивления сдались в плен.
Следует отметить, что при всех указанных выше фактах сдачи в плен врагу
члены Военных советов армий, командиры, политработники, особоотдельщики,
находившиеся в окружении, проявили недопустимую растерянность, позорную
трусость и не попытались даже помешать перетрусившим Качаловым, Понеделиным,
Кирилловым и другим сдаться в плен врагу.
Эти позорные факты сдачи в плен нашему заклятому врагу свидетельствуют
о том, что в рядах Красной Армии, стойко и самоотверженно защищающей от
подлых захватчиков свою Советскую Родину, имеются неустойчивые, малодушные,
трусливые элементы. И эти трусливые элементы имеются не только среди
красноармейцев, но и среди начальствующего состава Как известно, некоторые
командиры и политработники своим поведением на фронте не только не
показывают красноармейцам образец смелости, стойкости и любви к Родине, а,
наоборот, прячутся в щелях, возятся в канцеляриях, не видят и не наблюдают
поля боя, а при нервных серьезных трудностях в бою пасуют перед врагом,
срывают с себя знаки различия, дезертируют с поля боя.
Можно ли терпеть в рядах Красной Армии трусов, дезертирующих к врагу и
сдающихся ему в плен, или таких малодушных начальников, которые при первой
заминке на фронте срывают с себя знаки различия и дезертируют в тыл? Нет,
нельзя! Если дать волю этим трусам и дезертирам, они в короткий срок
разложат нашу армию и загубят нашу Родину. Трусов и дезертиров надо
уничтожать.
Можно ли считать командирами батальонов или полков таких командиров,
которые прячутся в щелях во время боя, не видят поля боя, не наблюдают хода
боя на поле и все же воображают себя командирами полков и батальонов? Нет,
нельзя! Это не командиры полков и батальонов, а самозванцы. Если дать волю
таким самозванцам, они в короткий срок превратят нашу армию в сплошную
канцелярию. Таких самозванцев нужно немедленно смещать с постов, снижать по
должности, переводить в рядовые, а при необходимости расстреливать на месте,
выдвигая на их место смелых и мужественных людей из рядов младшего
начсостава или из красноармейцев.
ПРИКАЗЫВАЮ:
1. Командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки
различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными
дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и
предавших свою Родину дезертиров.
Обязать всех вышестоящих командиров и комиссаров расстреливать на месте
подобных дезертиров из начсостава.
2. Попавшим в окружение врага частям и подразделениям самоотверженно
сражаться до последней возможности, беречь материальную часть как зеницу
ока, пробиваться к своим по тылам вражеских войск, нанося поражение
фашистским собакам.
Обязать каждого военнослужащего независимо от его служебного положения
потребовать от вышестоящего начальника, если часть его находится в
окружении, драться до последней возможности, чтобы пробиться к своим, и если
такой начальник или часть красноармейцев вместо организации отпора врагу
предпочтут сдаться ему в плен - уничтожать их всеми средствами, как
наземными, так и воздушными, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать
государственного пособия и помощи.
3. Обязать командиров и комиссаров дивизий немедля смещать с постов
командиров батальонов и полков, прячущихся в щелях во время боя и боящихся
руководить ходом боя на поле сражения, снижать их по должности, как
самозванцев, переводить в рядовые, а при необходимости расстреливать их на
месте, выдвигая на их место смелых и мужественных людей из младшего
начсостава или из рядов отличившихся красноармейцев.
Приказ прочесть во всех ротах, эскадронах, батареях, эскадрильях,
командах и штабах.
СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОГО КОМАНДОВАНИЯ КРАСНОЙ АРМИИ:
Председатель Государственного Комитета Обороны И. СТАЛИН
Зам. Председателя Государственного Комитета Обороны В. МОЛОТОВ
Маршал Советского Союза С. БУДЕННЫЙ
Маршал Советского Союза К. ВОРОШИЛОВ
Маршал Советского Союза С. ТИМОШЕНКО
Маршал Советского Союза Б. ШАПОШНИКОВ
Генерал армии Г. ЖУКОВ
От редакции. Обвинительные и реабилитационные документы на генералов
Качалова, Кириллова и Понеделина опубликованы.
Окончание в следующем номере.
(1) Эта книга была написана В. Карповым до выхода десятого издания
"Воспоминании и размышлений" Г К Жукова, в котором восстановлены ранее
изъятые из рукописи страницы.
(2) Толстой Л Н Полн собр соч Т 57 М., 1952. С. 9
(3) Гольденвейзер А Б. Вблизи Толстого. М., 1959 С 181
(4) Ленин В И. Поли. собр. соч. Т. 42. С. 130-131.
(5) В десятом издании книги Г. К. Жукова, вышедшем в 1990 году в
издательстве АПН, эта глава впервые опубликована полностью. {Примеч.
автора.)
(6) Эта запись входит в состав документов германского министерства
иностранных дел, которые были опубликованы госдепартаментом США в 1948 году,
а в 1983 году вышли там же на русском языке (издательство "Те1ех").
(7) Львов.
(8) Ленинградский военный округ.
(9) См. в дополнении No 2 перечень наших поставок Германии
(10) Архив Генштаба, 16а, оп 240а, д. 528.
(11) ЦАМО, ф 16. оп. 2951. д 239.
---------------------------------------------------------------
Источник: "Роман-газета" 1991 глд
Владимир Карпов
МАРШАЛ ЖУКОВ, ЕГО СОРАТНИКИ И ПРОТИВНИКИ В ГОДЫ ВОЙНЫ И МИРА
(Литературная мозаика)
QMS, Fine Reader 4.0 pro
MS Word 97, Win 98
Новиков Василий Иванович
воскресенье 13 Сентября 1998
Владимир Карпов. Маршал Жуков, его соратники и противники в годы войны и мира (часть 2)
(Литературная мозаика)
Ночь на 22 июня 1941 года вошла в историю, она стала ночью, во мраке
которой было начато одно из самых больших злодеяний в истории человечества.
Большинство преступлений, грабежей, убийств всегда вершилось под покровом
ночи. "Аки тать в нощи", говорит русская поговорка, разбойники накидывались
на жертвы.
Так было и в ту роковую ночь. Спали народы нашей страны. Спала Европа.
Спали в казармах красноармейцы. Спали в своих квартирах командиры.
Спали и те "более двадцати миллионов" человек, кому было предназначено
лечь в землю и остаться в истории под коротким бесстрастным словом "потери".
Еще живые, теплые и расслабленные, они отдыхали в мягких постелях рядом с
женами, детьми, родными и близкими, кому уже тоже было предрешено до конца
своих дней проливать о них слезы.
Не спали лишь дежурные в штабах частей и соединений у телефонов и
опечатанных сейфов, в которых хранились в красных пакетах, залитых по углам
тяжелыми сургучными печатями, боевые приказы на случаи войны. Никто не знал,
что написано в этих приказах (и мы пока не будем говорить об этом), команда
на вскрытие пакета должна была поступить по телефону только от вышестоящего
командира, и вскрыть пакет имел право тоже только лично командир.
И еще не спали в эту ночь, как и во все предыдущие ночи, работники
Наркомата внутренних дел. Они были заняты своей обычной ночной работой,
арестовывали "врагов народа", допрашивали в своих многочисленных тюрьмах или
расстреливали тех, чей час, как говорится, пробил.
Усилия этих органов, острие их карающего меча были в предвоенные годы
обращены внутрь страны. До того увлеклись они этой своей работой, опьяняющей
вседозволенностью и безнаказанностью, что даже не разглядели очень многих
гитлеровцев, переодетых в красноармейскую форму, которые еще до начала
боевых действий нарушали связь, совершали диверсии и террористические акты.
В эту ночь начали активно действовать засланные на нашу территорию
диверсионные, группы: В первый же час войны был сброшен на парашютах в наши
тылы целый полк специального назначения "Бранденбург". Его солдаты и
офицеры, диверсанты высокого класса, были разделены на множество групп,
которые приступили к нарушению линий связи, уничтожению командного состава.
Они же наводили свои самолеты на расположение наших частей в ночное время,
распространяли слухи, предпринимали различные меры, чтобы породить панику и
неразбериху.
Не спала в эту ночь и вся немецкая армия. Под покровом темноты сотни
тысяч солдат, офицеров и генералов, крадучись, двинулись в сторону советской
границы. Первыми вылетели самолеты, чтобы в 3 часа 30 минут быть над
городами, намеченными для бомбардировки. Первые бомбы должны разорваться
одновременно со снарядами, которыми выстрелят в эти минуты десятки тысяч
орудий и минометов. Вся пограничная зона, прилегающие к ней города от
Балтийского до Черного моря должны быть покрыты огнем разрывов. Взрывы
должны в этой зоне убить людей, разрушить дома, укрепления, сжечь,
уничтожить склады с боеприпасами, продовольствием и горючим. Смешать живое и
мертвое и открыть путь армадам танков, автомобилей и тягачей; ревя моторами,
они повезут на чужую землю миллионы сильных, здоровых людей, которым
предстояло стать не только убийцами, но, в свою очередь, мертвецами и
калеками.
Чтобы осуществить внезапное нападение под покровом ночи, колонны
наземных войск двигались к границе с погашенными фарами. Не зажигая огней,
темными силуэтами вышли из баз, военные корабли. Немецкая авиация была
поднята со своих аэродромов в разное время, но все авиационные соединения
пересекли границу одновременно с началом артиллерийского обстрела. Самолеты
врага обрушили мощный бомбовый удар по хорошо разведанным аэродромам,
застали наши самолеты на земле и нанесли огромные потери.
В штабах с зашторенными окнами над развернутыми картами склонились
немецкие маршалы, генералы и офицеры: все рассчитано, расписано, определено:
"ди эрсте колонне марширт, ди цвайте колонне марширт..."
Вот дневниковая запись генерала Гудериана, командующего 2-й танковой
группой, одного из тех бронированных клиньев, которым предстояло вонзиться в
нашу оборону и расколоть ее, чтобы затем окружить и уничтожить Красную Армию
еще до рубежа Днепра.
"20 и 21 июня находился в передовых частях моих корпусов, проверяя их
готовность к наступлению. Тщательное наблюдение за русскими убеждало меня в
том, что они ничего не подозревают, о наших намерениях. Во дворе крепости
Бреста, который просматривался с наших наблюдательных пунктов, под звуки
оркестра они проводили развод караулов. Береговые укрепления вдоль Западного
Буга не были заняты русскими войсками. Работы по укреплению берега -едва ли
хоть сколько-нибудь продвинулись: вперед за последние недели. Перспективы
сохранения момента внезапности были настолько велики, что возник вопрос,
стоит ли при таких обстоятельствах проводить артиллерийскую подготовку в
течение часа, как это предусматривалось приказом. Только из осторожности,
чтобы избежать излишних потерь в результате неожиданных действий русских в
момент форсирования реки, я приказал провести артиллерийскую подготовку в
течение установленного времени.
В роковой день 22 июня 1941 г. в 2 часа 10 мин. утра я поехал на
командный пункт группы и поднялся на наблюдательную вышку южнее Богокулы, 15
км северо-западнее Бреста. Я прибыл туда в 3 часа 10 мин., когда было темно.
В 3 часа 15 мин. началась наша артиллерийская подготовка. В 3 часа 40 мин.-
первый налет наших пикирующих бомбардировщиков. В 4 часа 15 мин. началась
переправа через Буг передовых частей 17-й и 18-й танковых дивизий. В 4 часа
45 мин. первые танки 18-й танковой дивизии форсировали реку. Во время
форсирования были использованы машины, уже испытанные при подготовке плана
"Морской лев". Тактико-технические данные этих машин позволяли им преодолеть
водный рубеж глубиной до 4 метров...
Внезапность нападения была достигнута на всем фронте танковой группы.
Западнее Брест-Литовска (Бреста) 24-м танковым корпусом были захвачены все
мосты через Буг, оказавшиеся в полной исправности. Северо-западней крепости
в различных местах полным ходом шла наводка мостов. Однако вскоре противник
оправился от первоначальной растерянности и начал оказывать упорное
сопротивление. Особенно ожесточенно оборонялся гарнизон имеющей важное
значение крепости Брест, который держался несколько дней, преградив
железнодорожный путь и шоссейные дороги, ведущие через Западный Буг и
Мухавец".
В ночь на 22 июня в Москве в здании Генерального штаба и Наркомата
обороны все окна светились ярким светом. Жуков сидел за массивным письменным
столом, говорил по телефону с командующими западными округами, спрашивал,
доведена ли директива до войск, спокойно ли на границе. Все работники
Генштаба были -на своих местах.
Накануне поступили многочисленные доклады (да и прежде их было немало)
о возможном нападении Германии в ближайшие дни.- Сообщения наших разведчиков
из-за границы, показания немецких военнослужащих-перебежчиков, сообщения
доброжелателей из-за кордона-все сходилось на том, что нападение
неотвратимо.
Вечером 21 июня Жукову позвонил начальник штаба Киевского военного
округа -генерал-лейтенант М. А. Пуркаев, он доложил:
- К пограничникам явился немецкий фельдфебель, перебежал с той стороны,
утверждает, что он наш друг и доброжелатель, поэтому сообщает; немецкие
войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22
июня.
Закончив разговор с Пуркаевым, Жуков немедленно позвонил наркому
обороны Тимошенко и затем, с его разрешения, Сталину: доложил о сообщении
перебежчика.
Сталин коротко приказал Жукову:
- Приезжайте с наркомом в Кремль.
Текст директивы войскам, о приведении в полную боевую готовность и
занятии позиций для отражения удара противника был заготовлен давно, Жуков
не раз брал его с собой, собираясь на доклад к Сталину, но каждый раз Сталин
не решался подписать этот документ, по его мнению, неминуемо повлекший бы
начало войны, И вечером 21 Июня, отправляясь вместе со своим заместителем в
Кремль, Жуков опять взял эту директиву.
В приемной встретил Поскребышев, невысокий лобастый человек с бледным
лицом. Он казался неотъемлемой частью этой комнаты, всегда, в любое время
дня и ночи, он был здесь, даже когда самого Сталина не было в кабинете. И
еще здесь всех постоянно встречал и строго и тяжело смотрел на всех портрет
Сталина в буденовке. Жуков видел этот портрет не в первый раз. Почему именно
эта фотография времен гражданской войны висит здесь и когда Сталин так
хорошо и удачно сфотографировался? В гражданскую вроде бы и фотоаппаратов
таких не было, чтоб можно было щелкать на ходу, тогда работали громоздкими
аппаратами, на трехногих штативах, поджигая для освещения магний, который
после яркой вспышки густо дымил.
Сталин был в кабинете один, он спросил:
- А не подбросили немецкие генералы этого перебежчика, чтобы
спровоцировать конфликт?
Всеми силами Сталин стремился оттянуть войну, он много месяцев не
разрешал предпринимать каких-либо мер у западной границы, которые могли
вызвать раздражение, дать предлог для начала военных действий.
Жуков понимал эту осторожность Сталина, в те дни вообще все поступки
Сталина считались единственно правильными, все верили в его абсолютную
непогрешимость. Не только возражать ему, а просто не поддерживать, не
разделять того, во что верил или хотел верить Сталин, было недопустимо и
даже опасно.
Тимошенко, как а все из близкого окружения Сталина, знал это и никогда
ни в чем не возражал, но на этот раз обстановка была настолько напряженной,
что он решился быть более настойчивым и твердо ответил:
- Нет, считаем, что перебежчик говорит правду. В этих словах наркома,
несмотря на всю их решительность, все же проступает то чувство
неуверенности, боязни, которое охватывало тогда всех, кто встречался со
Сталиным. И за твердым голосом Тимошенко нетрудно было уловить его
стремление не брать всю ответственность на себя одного, а разделить ее с
другими - не "считаю", а "считаем", сказал он.
Видно, Сталин, вызывая к себе наркома и начальника Генштаба, приказал
Поскребышеву пригласить и членов Политбюро - они один за другим входили в
кабинет, и каждый молча садился на свой, негласно закрепленный за ним стул.
Сталин коротко пересказал членам Политбюро сообщение наркома, обороны и тут
же спросил:
- Что будем делать?
Все молчали. Ответил Тимошенко:
- Надо немедленно дать директиву о приведении всех войск приграничных
округов в полную боевую готовность.
- Читайте,- велел Сталин, уверенный, что текст директивы уже
подготовлен.
Тимошенко взглянул на Жукова, тот раскрыл папку и прочитал проект.
Заслушав его, Сталин возразил:
- Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще
уладится мирным путем...
Сталину все еще казалось, если он не поверит в очередное сообщение
разведки, то нападение не состоится.
- Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может
начаться с провокационных действий немецких частей. Войска пограничных
округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать
осложнений.
Жуков и Ватутин вышли в приемную, быстро переработали проект директивы
в соответствии с указанием Сталина и вернулись в кабинет.
Жуков прочитал новый текст. Сталин взял бумагу, перечитал ее, сделал
несколько поправок и передал наркому:
- Подписывайте.
Обратим внимание на то, что, принимая такое ответственное решение - на
грани войны,- Сталин, не спросил мнения членов Политбюро, да и ни один из
них не нашел нужным сказать что-либо, что наглядно демонстрирует характер
отношений внутри Политбюро и единовластие Сталина.
Вот что было в этой первой директиве:
"Военным советам ЛВО. ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО.
Копия: Народному комиссару Военно-Морского Флота.
1. В течение 22-23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на
фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с
провокационных действий.
2. Задача наших войск-не поддаваться ни на какие провокационные
действия, могущие вызвать крупные осложнения.. Одновременно войскам
Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных
округов быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар
немцев или их союзников.
3. Приказываю:
а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки
укрепленных районов на государственной границе;
б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю
авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;
в) все -части, привести к боевую готовность. Войска держать
рассредоточение и замаскированно;
г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без
дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по
затемнению городов и объектов;
д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.
21.6.41 г.
Тимошенко Жуков".
После того как Сталин одобрил этот текст и Тимошенко с Жуковым его
подписали, Ватутин выехал в Генеральный штаб, чтобы срочно передать
директиву в округа.
...Вот и. сидел в своем кабинете Георгий Константинович и проверял -
дошла ли директива в округа, быстро ли ее там расшифровывают, приступили ли
к выполнению этой директивы войска, какова обстановка на границе.
Как пишет Георгий Константинович в своих воспоминаниях, его не покидало
беспокойство, что директива в войска может запоздать. 22 июня уже наступило,
именно на этот день предсказывалось нападение, а многие важнейшие
мероприятия на нашей стороне еще не были завершены, и именно поэтому Жукова,
как он говорит, "обуревали тревожные размышления".
Еще не начинало светать. Жуков находился в кабинете наркома обороны. В
3 часа 07 минут раздался звонок телефона ВЧ. Звонил командующий Черноморским
флотом адмирал Ф. С. Октябрьский:
- Система ВНОС (1) флота доказывает о подходе со стороны моря большого
количества неизвестных самолетов; , флот находится в полной боевой
готовности. Прошу указаний.
Жуков спросил:
- Ваше решение?
- Решение одно: встретить самолеты огнем противовоздушной обороны
флота.
Жуков спросил Тимошенко и, получив его согласие, ответил Октябрьскому:
- Действуйте и доложите своему наркому. Тут же зазвонил другой телефон,
и, подняв трубку, Жуков услышал доклад начальника штаба Западного округа
генерала В. Е. Климовских:
- Немецкая авиация бомбит города Белоруссии. Следующий доклад был
начальника штаба Киевского округа генерала М. А. Пуркаева:
- Авиация противника бомбит города Украины. В 3 часа 40 минут доложил
командующий Прибалтийским округом генерал Ф. И. Кузнецов:
- Вражеская авиация бомбят Каунас и другие города Прибалтики.
Тимошенко некоторое время был хмур и молчалив, а затем решительно
сказал:
- Звони Сталину.
Жуков набрал номер телефона дачи Сталина. Долго никто не поднимал
трубку, Жуков настойчиво набирал номер несколько раз, наконец послышался
голос генерала Власика, начальника охраны Сталина.
- Прошу срочно соединить меня с товарищем Сталиным,- сказал Жуков.
Власик долго молчал, пораженный просьбой Жукова, за всю долгую свою
службу генерал не знал ни одного случая, когда кто-либо осмеливался
беспокоить Сталина так поздно.
Негромко, словно стараясь не разбудить Сталина, генерал ответил:
- Товарищ Сталин спит.
- Будите немедля: немцы бомбят наши города! - сказал Жуков.
Через несколько минут к аппарату подошел Сталин и глухо сказал:
- Слушаю...
- Товарищ Сталин, немецкая авиация бомбит наши города на Украине, в
Белоруссии и Прибалтике. Просим разрешения начать ответные боевые действия.
Сталин долго молчал, Жуков слышал только его дыхание в трубке телефона.
Молчание Сталина было Так продолжительно, что Жуков подумал о том, что
Сталин не расслышал его, и спросил:
- Вы меня поняли?
Но в трубке продолжалось долгое молчание. Наконец Сталин спросил:
- Где нарком?
- Нарком говорит по ВЧ с Киевским округом.
- Приезжайте в Кремль с Тимошенко. Скажите Поскребышеву, чтобы он
вызвал туда же всех членов Политбюро.
В 4 часа 30 минут утра 22 июня все члены Политбюро собрались в кабинете
Сталина. Жуков и нарком обороны ожидали в приемной. Вскоре их пригласили в
кабинет. Когда Жуков и нарком вошли в кабинет, Сталин, обращаясь к Молотову,
сказал:
- Надо срочно позвонить в германское посольство. Молотов здесь же в
кабинете подошел к телефону и позвонил. Разговор его был недолгим, и он тут
же сообщил всем присутствующим:
- Посол граф фон Шуленбург просит принять его для срочного сообщения.
- Иди принимай и потом возвращайся немедленно сюда,- сказал Сталин.
Молотов как нарком иностранных дел принимал германского посла фон
Шуленбурга в своем кабинете в Кремле. Несколько часов тому назад, в 21 час.
30 минут вечера, они встречались в этом же кабинете. Причем тогда Шуленбург
прибыл сюда по приглашению Молотова. Он был явно удивлен или делал вид, что
удивлен, тем, что его вызвали в субботу, поздно вечером. Это выпадало из
всех существовавших норм дипломатического общения. Молотов сказал тогда
немецкому послу о том, что Советское правительство обратилось к германскому
с вербальной нотой, которую передало через своего полпреда в Берлине, однако
Риббентроп не принял советского полпреда, и разговор проводился только на
уровне статс-секретаря. Учитывая это, Молотов просит Шуленбурга связаться со
своим правительством и передать ему содержание этой вербальной ноты. В ней
говорится о все учащающихся нарушениях немецкими самолетами советского
воздушного пространства; только с 19 апреля по 19 июня 1941 года было
зафиксировано 180 перелетов через нашу границу, причем самолеты углублялись
на советскую территорию на 100-150 и более километров. Никаких мер в ответ
на наши неоднократные заявления германское правительство не принимает и даже
не считает нужным ответить на вербальную ноту.
После этого Молотов, как бы уже переходя на неофициальный разговор,
спросил графа фон Шуленбурга:
- Какие, собственно, есть претензии у Германии к Советскому Союзу? За
последнее время становятся все более устойчивыми слухи о якобы возможной
войне между Германией и СССР. Советское правительство, со своей стороны,
пытается реагировать на эти слухи, вот, например, в сообщении ТАСС от 14
июня эти слухи объявляются ложными, германское же правительство по этому
поводу не дало ни одного опровержения. Чем это все объясняется?
Фон Шуленбург пожимал плечами, выглядел виноватым, но ничего
конкретного не ответил.
И вот прошло всего несколько часов после той встречи, и теперь перед
Молотовым стоял совсем другой Шуленбург, он был, вернее, старался быть
предельно официальным и строгим, но явно сильно волновался, не только руки,
но даже и голос его подрагивал. Может быть, такое сильное волнение
проявлялось у Шуленбурга еще и потому, что он, конечно, понимал, что говорит
неправду и что обвинения, которые он официально передает от имени
германского правительства, надуманны и нужны лишь для того, чтобы развязать
себе руки. А говорил он о том, что Советское правительство будто бы
концентрирует войска на своей западной границе и угрожает нападением
Германии. Говорил он о том, что большевистская Москва, которая, согласно
договорам, заключенным с Германией, считается ее союзницей, на самом деле
готовится нанести национал-социалистской Германии удар с тыла. И что под
давлением таких серьезных угроз политическо-военного и военного характера,
исходящих от Советской России, Германия начиная с этого утра принимает
соответствующие контрмеры.
Фон Шуленбург говорил еще что-то о том, что он всегда был другом
Советской России и очень сожалеет, что ему не удалось предотвратить такие
роковые решения, но Молотов этих фраз словно бы уже и не слышал. В его
сознании пульсировало только одно слово - война, война, война...
Молотов шел по кремлевским коридорам очень быстро, почти бежал.
Распахнув дверь в кабинет Сталина, он прямо с порога громко сказал:
- Германское правительство объявило нам войну.
При этих словах, как пишет Жуков в своих воспоминаниях, "Сталин
опустился на стул и глубоко задумался.
Наступила длительная, тягостная пауза". Члены Политбюро молчали. Молчал
Сталин, Первым нарушил затянувшееся молчание Жуков. Он сказал:
- Разрешите немедленно обрушиться на вторгнувшегося противника всеми
имеющимися в приграничных округах силами и задержать его дальнейшее
продвижение.
Видимо желая облегчить тяжесть момента, маршал Тимошенко решительно
добавил:
- Не задержать, а уничтожить! Сталин поднялся со стула и, еще явно
плохо владея собой, сказал:
- Давайте директиву.
Как уже говорилось выше, наши военные планы во многом исходили из
неоднократно объявленной доктрины: если враг нападет на Советскую страну, то
он будет изгнан с нашей земли и разбит на его собственной территории, причем
война будет вестись малой кровью, а в тылу врага нам помогут братья по
классу; составной частью доктрины было утверждение: ни одного вершка чужой
земли не хотим, но и своей земли ни одного вершка не отдадим никому.
В 7 часов 15 минут 22 июня была дана войскам директива наркома обороны
No 2. В этой директиве приказывалось:
"I. Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и
уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу. Впредь до
особого распоряжения наземными войсками границу не переходить.
2. Разведывательной и боевой авиации установить места сосредоточения
авиации противника и группировку его наземных войск. Мощными ударами
бомбардировочной и штурмовой авиации уничтожить авиацию на аэродромах
противника и разбомбить основные группировки его наземных войск. Удары
авиацией наносить на глубину германской территории до 100-м 50 км,
разбомбить Кенигсберг и Мемель. На территорию Финляндии и Румынии до особых
указаний налетов не делать".
Отдавая подобный приказ войскам, ни Сталин, ни руководство Наркомата
обороны не знали, что происходит в пограничных округах. Достаточно обратить
внимание на нереальность задач, поставленных в этой директиве. К этому
моменту огромное количество советских самолетов уже было уничтожено на своих
же аэродромах, так что они не могли разбомбить не только Кенигсберг и
Мемель, но и выполнять более ограниченные задачи по поддержке боевых
действий наземных войск.
Войска не успели выполнить первую директиву от 21 июня, которая
предписывала им занять огневые точки укрепленных районов на государственной
границе. Директива поступила в войска с большим опозданием;^выяснилось, как
пишет Жуков в Своих воспоминаниях, "что перед рассветом 22 июня во всех
западных приграничных округах была нарушена проводная связь с войсками и
штабы округов и армий не имели возможности быстро передать свои
распоряжения. Заброшенные ранее немцами на нашу территорию диверсионные
группа разрушали проволочную связь. Убивали делегатов связи, нападали на
командиров. Радиосредствами значительная часть войск приграничных округов не
была обеспечена".
В результате такого опоздания распоряжений Генерального штаба и
подчиненных ему штабов войска начали выходить к государственной границе в
4-6 часов утра 22 июня, то есть тогда, когда авиация противника была уже
хозяйкой в воздухе и могла беспрепятственно - после уничтожения нашей
авиации - бомбить движущиеся колонны советских частей.
Директива наркома обороны No 2 оказалась явно нереальной, а потому тоже
не была выполнена. По сути дела, Наркомат обороны и сам Сталин не могли
компетентно руководить боевыми действиями войск в этот первый день войны, о
чем свидетельствует Жуков в своей книге:
"Генеральный штаб, в свою очередь, не мог добиться от штабов округов и
войск правдивых сведений, и, естественно, это не могло не поставить на
какой-то момент Главное Командование и Генеральный штаб в затруднительное
положение".
В своих воспоминаниях Хрущев так передает ту растерянность, которая в
первые часы войны охватила руководство страны и больше всего Сталина:
"Он, видимо, был совершенно парализован в своих действиях, не мог
собраться с мыслями. Потом уже, позже, после войны, я узнал, что в первые
часы войны Сталин был в Кремле. Это говорили мне Берия и Маленков.
Берия рассказал следующее. Когда началась война, у Сталина собрались
члены Политбюро. Я не знаю, все ли или определенная группа, которая чаще
всего собиралась у Сталина. Сталин был совершенно подавлен морально. Он
сделал примерно такое заявление:
"Началась война, она развивается катастрофически. Ленин нам оставил
пролетарское Советское государство, а мы его проорали". Он буквально так и
выразился, по словам Берия. "Я,- говорит,- отказываюсь от руководства". И
ушел. Ушел, сел в машину и уехал на ближнюю дачу.
"Мы,- говорит Берия,-остались. Что же дальше? После того как Сталин так
себя повел, прошло какое-то время. Мы посовещались с Молотовым, Кагановичем,
Ворошиловым. (Хотя был ли Ворошилов, я не знаю, потому что в это время он
был в опале у Сталина из-за провала операции против Финляндии;-Н. X.)
Посовещались и решили поехать к Сталину и вернуть его к деятельности с тем,
чтобы использовать его имя и его способности в организации обороны страны.
Мы поехали. Когда мы приехали, то я по лицу видел, что Сталин очень
испугался. Я думаю, он подумал, не приехали ли мы, арестовать его за то, что
он отказался от своей роли и ничего не предпринимает по организации отпора
немецкому нашествию.
Когда мы стали его убеждать, что страна наша огромная, что мы еще ,
имеем возможность организоваться, мобилизовать промышленность, людей, одним
словом, сделать все, чтобы поднять и поставить на ноги народ в борьбе против
Гитлера, только тогда Сталин вроде опять немножко пришел в себя".
До 8 часов утра 22 июня в Генеральном штабе, несмотря на все усилия его
работников, так и не удалось установить, что же реально происходит на
государственной границе. Но в 9 часов 30 минут утра Сталин вновь встретился
с Тимошенко и Жуковым и сказал им;
- В 12 часов по радио будет выступать Молотов.
Затем Сталин прочитал представленный ему Тимошенко и Жуковым проект
указа о проведении мобилизации. Он внес исправления и частично сократил
размеры этой мобилизации (все еще не верил, что началась большая война!).
Затем вызвал Поскребышева, передал ему текст этого указа и сказал, чтоб
утвердили в Президиуме Верховного Совета.
Во время этого посещения Тимощенко доложил Сталину на стол также проект
создания Ставки Главного Командования. Сталин не подписал этот проект сразу
и сказал, что обсудит его на Политбюро. Состав Ставки был объявлен на
следующий день, 23 июня. Постановлением ЦК ВКП(б) и Совета Народных
Комиссаров в нее были введены народный комиссар обороны С. К. Тимошенко -
председатель (а по проекту, предложенному накануне, председателем
предлагалось сделать сразу И. В. Сталина), начальник Генерального штаба
генерал Г. К. Жуков, И. В. Сталин, В. М. Молотов, маршалы К. Е. Ворошилов и
С. М. Буденный, нарком Военно-Морского Флота адмирал Н. Г. Кузнецов.
Такой состав Ставки был объявлен войскам и вошел во все более поздние
публикации. Не знаю, по каким причинам не доводился до наркоматов и штабов
еще один абзац из этого постановления Совнаркома и ЦК. Он был опубликован
впервые в 1990 году в журнале "Известия ЦК КПСС", No 6. Поскольку этот абзац
библиографическая редкость и дает пищу для размышления, почему так долго не
был обнародован, считаю необходимым познакомить читателей с его текстом,
"При Ставке организовать институт постоянных советников Ставки в
составе тт.: маршала Кулика, маршала Шапошникова, Мерецкова, начальника
Военно-Воздушных Сил Жигарева, Ватутина, начальника ПВО Воронова, Микояна,
Кагановича, Берия, Вознесенского, Жданова, Маленкова, Мехлиса".
Почему же пятьдесят лет не печатали этот абзац? Почему армия и
работники народного хозяйства, переводимого на военные рельсы, не прочитали
в газетах фамилии тех, кто не только "советовал" Ставке, но и практически
осуществлял многие оборонные дела?
Книга уже была в наборе, когда мне стал известен этот текст о
советниках. Я провел своеобразное экспресс-микроисследование и, как мне
кажется, установил причины пятидесятилетнего сокрытия этого текста.
Первой причиной было то, что произошли события, не согласованные двумя
вождями - Сталиным и Берия. Это можно объяснить только суматохой и
растерянностью, охватившей и их в первые дни войны. Дело в том, что Сталин
включил генерала армии Мерецкова в число советников Ставки, а Берия
арестовал его и отправил в камеру на Лубянке.
Не знаю, кто первый обнаружил эту "ошибочку", но успели не допустить
публикацию абзаца с именем советника, которого уже спрашивали совсем в
другом месте и совсем по иным вопросам.
Конфуз был настолько велик и неприятен, что на этот случай было
наложено строжайшее табу и об аресте Мерецкова никогда и нигде не писали и
не говорили даже после его освобождения из тюрьмы. А сидел он не один день,
и освободили его не сразу после обнаружения "ошибочки".
В книге воспоминаний Кирилла Афанасьевича Мерецкова "На службе народу"
(опубликованной уже после смерти Сталина и Берии!) вы не найдете ни одного
слова об этом "инциденте". В личном деле маршала, в биографии, написанной
Кириллом Афанасьевичем собственноручно (после XX съезда), тоже нет
упоминания об аресте. В справочниках, в военной энциклопедии, в солидных
многотомниках по истории Отечественной войны не напечатано ни, строки об
этом беззаконии по отношению к одному из крупнейших советских военачальников
в дни, когда его военные знания и опыт были так необходимы для защиты
страны.
Говорят, ворон ворону глаз не выклюнет, два деспота, Сталин и Берия, в
труднейшие часы вражеского вторжения не хотели подводить друг друга. Сталин,
наверное, решил: ну, посадили еще одного генерала, немало их и до этого
пересажали, станет одним больше - не велика беда. Верховный тогда еще не
понимал масштабов нашествия, думал обойтись без многих, кого он упрятал в
тюрьмы или расстрелял.
Сколько же просидел в пыточной камере "советник Ставки" Мерецков? Я
ставлю так вопрос потому, что не было ни решения, ни сообщения о выводе его
из числа советников. Ответ на этот вопрос, да и то в подтексте, можно найти
в воспоминаниях маршала:
"В сентябре 1941 года я получил новое назначение. Помню, как в связи с
этим был вызван в кабинет Верховного Главнокомандующего. И. В. Сталин...
сделал несколько шагов навстречу и сказал:
- Здравствуйте, товарищ Мерецков! Как вы себя чувствуете?
Вот так все просто, будто вчера расстались! А прошло с июня по сентябрь
почти три месяца (и каких - вспомните показания Шварцмана!).
В своей книге Мерецков не написал о том, был ли разговор о его аресте.
Но вполне возможно, что именно тогда произнес Сталин одну из своих
"крылатых" фраз, которая среди военных ходила как издевательская шутка. В
ней не упоминалась фамилия Мерецкова, но якобы на слова о том, что "сидел
это время в тюрьме", Сталин, усмехаясь, сказал:
~ Нашел время, когда сидеть,- такая война идет!.
Возвращаясь к неопубликованному абзацу о советниках Ставки, можно
привести еще несколько фактов, почему этот абзац не публиковался и после
освобождения из тюрьмы Мерецкова. Дело в том, что позднее, в разное время
некоторые советники тоже попадали на Лубянку.
В феврале 1942 года был арестован, судим, лишен званий маршала. Героя
Советского Союза и всех наград зам. наркома обороны и советник Ставки Кулик
Г. И. В январе 1947 года Кулика еще раз арестовали, и (через три года
следственных пыток) 24 августа 1950 года - он был расстрелян. Такая же
судьба постигла еще одного советника Ставки, председателя Госплана СССР и
члена Государственного Комитета Обороны Николая Алексеевича Вознесенского (в
1950 году). Прошел через пыточные подвалы, но вышел живым "советник Ставки"
зам. наркома вооружения СССР Борис Львович Ванников. По многу лет находились
в опале Главный маршал авиации Жигарев Павел Федорович, Главный маршал
артиллерии Воронов Николай Николаевич.
В общем, в разные годы появлялись причины нецелесообразности публикации
списка "советников Ставки", так как некоторые фамилии наводили на
нежелательные размышления.
В -12 часов дня 22 июня выступил по радио. Молотов.
В одной из моих бесед с ним Молотов рассказал мне, как готовилось это
выступление:
- В тот страшный, тревожный день в горячке разговоров, распоряжений,
телефонных звонков кто-то сказал, что надо бы выступить по радио, сказать
народу о случившемся, призвать к отпору врагу. Высказав это, все притихли,
смотрели на Сталина. Я сказал, что выступать перед народом и страной конечно
же нужно Сталину. Члены Политбюро молчали, ждали - что скажет на это Иосиф
Виссарионович? Он довольно долго не отвечал, прохаживался, как обычно, по
кабинету, а потом ответил на это предложение отрицательно. Он считал, что
рано ему выступать в первый день, будут еще другие возможности, а сегодня
пусть выступит Молотов. После этих слов Сталин опять стал ходить по кабинету
и, как бы ни к кому не обращаясь, рассуждал о том, что стряслось.
Молотов сказал дальше, что он стал делать пометки на бумаге,
намереваясь при подготовке выступления использовать то, что говорил Сталин.
А Сталин говорил о том, что все вроде бы делали мы правильно, взвешивали,
оценивали и всячески показывали и свое стремление к миру, и доброжелательное
отношение к Германии и договор соблюдали неотступно, во всех деталях!
Никакогоповода не давали немцам для сомнения в нашей искренности в политике
и в дипломатии. Потом он сказал: не хватило нам времени, просчитались мы
именно в подсчете времени, не успел осуществить все необходимое для
отражения врага. После паузы, пройдясь по кабинету, добавил: вот мы-то
договор соблюдали и поставки по договору осуществляли полностью и
своевременно, а они, немцы, Гитлер, так вероломно с нами обошлись, нарушили
договор. Ну что же от них ждать? У них свои понятия о порядочности и
честности. Мы их считали честными, вот еще и поэтому просчитались, а они
оказались коварными. Ну, ничего, Гитлер за это жестоко поплатится! Мы ему
докажем, что он просчитался, мы уничтожим его!
Затем, после некоторой паузы, Сталин сказал о том, что Гесс перелетел в
Англию несомненно для сговора с Черчиллем, и если он добился каких-то
гарантий со стороны англичан, то те не откроют второго фронта на западе,
чем, развяжут Гитлеру руки для действии на востоке. Но если даже такой
сговор и состоялся, все равно найдутся у нас и другие союзники на западе.
Англия - это еще не все. И потом, опять помолчав, Сталин сказал: нелегко нам
придется, очень нелегко,, но выстоять надо, другого выхода у нас нет.
Молотов сказал, что свое выступление он подготовил здесь же, в кабинете
Сталина, причем в подготовке его участвовали и другие члены Политбюро и
Сталин вставил несколько фраз, Молотов же формулировал окончательный текст с
учетом этих отдельных замечаний и того, что Сталин говорил перед этим,
прохаживаясь по кабинету.
В этом первом официальном выступлении Советского правительства
прозвучали слова, которые стали своеобразным девизом всей Великой
Отечественной войны:
"Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами".
Молотов еще вспомнил:
- После моего выступления по радио, когда я вернулся в кабинет Сталина,
он сказал: вот видишь, как хорошо получилось, правильно, что выступал
сегодня ты. Я звонил сейчас командующим фронтами, они не знают даже точной
обстановки, поэтому мне просто нельзя было сегодня выступать, будет еще
время и повод, и мне придется выступать не раз. А эти наши командующие, там,
впереди, видно, растерялись... Просто удивительно, что такие крупные
военачальники - и вдруг растерялись, не знают, что им делать. У них есть
свои определенные обязанности, и они должны их выполнять, не дожидаясь
каких-то наших распоряжений. Даже если бы не было никаких наших директив,
все равно они должны были бы сами отражать врага, на то они и армия.
Около полудня 22 июня Жукову позвонил Сталин:
- Наши командующие фронтами не имеют достаточного опыта в руководстве
боевыми действиями войск и, видимо, несколько растерялись. Политбюро решило
послать вас на Юго-Западный фронт в качестве представителя Ставки Главного
Командования. На Западный фронт пошлем Шапошникова и Кулика. Я их вызывал к
себе и дал соответствующие указания. Вам надо вылетать немедленно в Киев и
оттуда вместе с Хрущевым выехать в штаб фронта в Тернополь.
Жуков был обескуражен таким неожиданным приказом, он как начальник
Генерального штаба был, как ему казалось, необходим сейчас здесь, в центре
руководства боевыми действиями всех армии, и вдруг такое неожиданное
распоряжение! Он спросил:
- А кто же будет осуществлять руководство Генеральным штабом в такой
сложной обстановке? Сталин ответил:
- Оставьте за себя Ватутина.- И несколько раздраженно добавил: - Не
теряйте времени, мы тут как-нибудь обойдемся.
Жуков действительно не терял времени и, даже не заехав домой, а только
позвонив по телефону, через сорок минут был в воздухе, а к исходу первого
дня войны, 22 июня, был уже в Киеве, где встретился с секретарем ЦК Украины
Н. С. Хрущевым.
Поздоровавшись с Жуковым, Хрущев сказал:
- Дальше лететь на самолете нельзя, немецкие летчики гоняются за каждым
нашим самолетом. Надо ехать на машинах.
В этот же день поздно вечером Хрущев и Жуков добрались до командного
пункта Юго-Западного фронта генерал-полковника М/ П. Кирпоноса...
Так начался и так завершился этот роковой день 22 июня 1941 года для
высшего военного и политического руководства нашей страны.
В первые дни Великой Отечественной войны руководство Советской страной,
как уже говорилось, не владело ситуацией, командование Красной Армии не
всегда знало обстановку и не держало в руках управление армиями. В этом
отношении поход гитлеровской армий на Восток, когда начинался, был похож на
молниеносные удары в Западной Европе, где руководство стран, парализованное
внезапным и мощным ударом, оказывалось не в состоянии организовать отпор,
хотя располагало силами, порой достаточными для довольно длительного
сопротивления, как, например, во Франции.
И вот на советской земле вроде бы повторялся такой же шок у руководства
страны из-за отсутствия связи, информации, нарушения управления войсками. Но
вдруг обнаружилась какая-то сила, которая не позволила полностью рухнуть
нашей обороне и не дала возможности гитлеровцам беспрепятственно двигаться в
глубь страны. Что же это была за сила? Кто же сдерживал гитлеровские армии?
Здесь и проявились стойкость и мужество советского народа. Народ спас
свою Родину - советские люди в военной форме и не успевшие надеть ее! Не
имея конкретных указаний от высших руководителей, командиры, сержанты и
красноармейцы в частях и соединениях, по своей инициативе, стойко и
мужественно встретили врага. И еще, конечно, была могучая сила, которая
сдерживала и не позволяла всем обратиться в бегство,- это коммунисты на
местах. Партийные организации в ротах, батальонах, полках, дивизиях, горкомы
и обкомы партии тоже были той силой, которая являлась организующим костяком.
Бойцы и командиры были воспитаны в духе стойкости, необходимости драться до
последнего, что тоже было подготовлено и партией, и командирами Красной
Армии еще до войны. Немаловажную роль играло в этот период и имя Сталина. С
его именем тогда связывались все успехи и надежды в Советской стране, это
было внедрено в сознание солдат и командиров. И когда звучали призывы:
"За Родину! За Сталина!",-они произносились искренне, так как народ в
своем большинстве не знал тех его страшных дел, которые стали известны
позже.
В своих воспоминаниях Жуков говорит:
"Наша историческая литература как-то лишь в общих чертах касается этого
величайшего приграничного сражения начального периода войны с фашистской
Германией. Следовало бы детально разобрать оперативную целесообразность
применения здесь контрудара механизированных корпусов по прорвавшейся
главной группировке врага и организацию самого контрудара. Ведь в результате
именно этих действий наших войск на Украине был сорван в самом начале
вражеский план стремительного прорыва к Киеву. Противник понес тяжелые
потери и убедился в стойкости советских воинов, готовых драться до последней
капли крови".
В наши дни пожелание Жукова о детальной разработке оперативной
целесообразности контрударов механизированных корпусов широко и достаточно
полно осуществлено в специальной военной литературе. Но мне бы хотелось и
здесь хотя бы частично реализовать пожелание маршала о более детальном
разборе причин срыва вражеского плана стремительного прорыва к Киеву, тем
более что сам Жуков в общих словах указывает эту причину - "стойкость
советских воинов, готовых драться до последней капли крови".
Разумеется, невозможно охватить все боевые эпизоды и ситуации даже на
том участке, о котором говорит Жуков. Возьмем только одно направление удара,
который наносила первая танковая группа Клейста: в полосе его действий
оказались города Владимир-Волынский, Перемышль, Броды, Луцк, Дубно, Житомир,
Винница и далее - Киев.
Здесь же в первые дни войны был и жуков.
Кто же они, эти славные герои, первыми отражавшие нападение? Жуков не
мог в те дни знать их имена. Мне кажется, будет правильным, если мы найдем и
вспомним хотя бы некоторых из них.
Как и на других направлениях, здесь первыми приняли и пытались отразить
удар гитлеровцев пограничники. Вот только один Эпизод из сотен похожих.
Я стараюсь, где только возможно, посмотреть, послушать, прикоснуться
самому к тому, о чем я рассказываю. Решил и на этот раз поехать в те места,
где был Г. К. Жуков в первые дни войны. Начал я от границы. Искал, может
быть, кто-то уцелел из местных жителей и мог бы рассказать о тогдашних боях.
В этом районе находилась известная своим подвигом застава А. В. Лопатина. В
райкоме партии мне дали сопровождающего, и мы поехали на заставу, которая
сегодня носит имя своего командира незабываемых дней.
Было прохладное утро, машина катила по чистым улицам города. Справа и
слева стояли добротные двухэтажные кирпичные дома. Здесь такая мода - все
строят дома с мезонинами. Окруженные садами и множеством цветов, они больше
похожи на дачи, чем на жилые дома колхозников. Вскоре подъехали к поселку.
- Это колхоз имени героя-пограничника Лопатина. Сейчас на окраине будет
хата, обратите на нее внимание,- сказал мой спутник.
За окошком машины мелькнула темная изба с подслеповатыми окошечками и
почерневшей от времени соломенной крышей.
- Единственная довоенная хата, уцелевшая здесь...
Машина остановилась на зеленом травянистом берегу широкого Буга.
Неподалеку от реки, на взгорке, возвышался обелиск, рядом - аккуратный домик
под шиферной крышей.
На крыльце, приветливо улыбаясь, ждала немолодая женщина невысокого
роста.
- Знакомьтесь! Анфиса Алексеевна Лопатина. Все, что в моем
представлении связано с этой фамилией, было где-то далеко, по ту сторону
войны, поэтому я подумал, что Анфиса Алексеевна- просто однофамилица
легендарного Лопатина. Сопровождающий, заметив, что я не совсем понимаю, кто
стоит передо мной, представил:
- Анфиса Алексеевна, жена начальника заставы лейтенанта Лопатина. Во
время боя двадцать второго июня сорок первого она была здесь, рядом с мужем.
Не буду описывать волнение, охватившее меня от сознания того, что я
вижу, могу говорить с человеком, который был здесь в первые часы и дни
войны!
Мы осмотрели этот своеобразный музей, хранящий память о подвиге бойцов
заставы. Много уникальных экспонатов: оружие героев, фотографии, документы,
письма. Потом пошли с Анфисой Алексеевной К МОГИЛЬНЫМ плитам. "Начальник
заставы лейтенант Лопатин А. В.", "Младший политрук Гласов П. И.- зам. нач.
заставы по политчасти"," "Клищенко П. П.-- старшина заставы", "Рядовой
Никитин И. И.- секретарь комсомольской организации". Всего пятьдесят восемь
могил. Из шестидесяти защитников заставы уцелели двое.
Я смотрел на противоположный берег Буга, откуда пришла война. Тихо
звучал голос Анфисы Алексеевны Лопатиной.
- В ночь на двадцать второе июня муж, как обычно, пошел на границу
проверять службу нарядов. Вернулся он в три часа ночи. Я ждала его с ужином.
Есть он не стал, сказал:
"Очень неспокойно, тревожно и на душе, и на границе". Прилег отдохнуть
и только заснул - вдруг ударила по дому артиллерия. Очень неожиданно это
было, то была тишина-и вдруг, как обвал, как гром и молния, ударило по
заставе. Муж вскочил и крикнул:
"Бери детей, беги в укрытие". У нас тогда двое сыновей подрастали. Я
побежала с детьми к подвалу заставы и увидела, что гитлеровцы переправляются
через Буг. Жены командиров оставили детей в подвале с одной бабушкой, а сами
пошли помогать мужьям, стали перевязывать раненых, подносить патроны,
гранаты. Первые четыре попытки фашистов переправиться были 5 отбиты, тогда
они перебрались правее и левее заставы и вскоре окружили нас и стали
обстреливать со всех сторон. Пограничники держались стойко, все были уверены
- скоро придут наши и выбьют нарушителей границы. Но бои гремели повсюду, и
мы поняли-это не провокация, а война. На четвертый день Лопатин послал
Галченкова и Герасимова в разведку-узнать, где наши. Они не вернулись, и мы
не знали, что. с ними случилось. На седьмые сутки немецкий офицер кричал в
рупор:
"Сдавайтесь, вам никто не поможет! Наши войска взяли Минск!" Мы этому,
конечно, не верили, но и держаться становилось все труднее. Многие
пограничники были убиты, остальные ранены, но оставались в траншее. Фашисты
перестали нас атаковать, наверное, решили взять измором.
А с Западного берега Буга все шли и шли войска на нашу территорию. И
вот из этих новых частей, видимо не зная; что застава еще жива, на девятый
день боя к нам подъехали две машины и мотоциклисты. Пограничники
воспользовались этим, забросали машины гранатами, уничтожили гитлеровцев, а
одного офицера захватили в плен. Попала в наши руки и рация. Пытались мы по
этой рации связаться со своими, но гитлеровцы, взбешенные гибелью своих
офицеров, решили, видно, стереть заставу с лица земли, они открыли ураганный
артиллерийский огонь и буквально смешали все с землей. Но все же пока были
живы несколько пограничников, жила и застава. На десятый день осталось всего
восемь бойцов. Я умоляла мужа уйти в лес, пробиться к своим или к
партизанам, но он непреклонно отвечал:
"Я заставу не оставлю, буду стоять насмерть, а ты и другие женщины
должны спасать детей". Ночью мы с детьми поползли.
Лопатина идет по крутому берегу и показывает на скат:
- Вот здесь и ползли берегом, прикрывая своими телами детишек от
возможного обстрела.
Мне приходилось бывать на местах боев, в которых я участвовал. Обычно
те, кто бывал в это время рядом, не расспрашивали меня ни о чем. Они
понимали, что мне надо побыть в тишине, собраться с мыслями, вспомнить все,
как было. А для меня та тишина грохотала боем, я слышал выкрики людей, видел
лица своих однополчан. Так и для Лопатиной,наверное, в эти минуты гремели
выстрелы, пули летели со всех сторон. Я тоже ни о чем не спрашивал Анфису
Алексеевну, понимая, как далеко сейчас она от нас.
- Трава была холодной и скользкой, мы ползли вон к тому сараю. Немцы
нас обнаружили. Они ведь были повсюду. Схватили. Стали допрашивать. Били.
Издевались. Требовали от меня:
"Иди к своим, скажи - сопротивление бесполезно!" Я не пошла. Опять
били. Потом нас повезли куда-то и, наверно, расстреляли бы. Но в селе, куда
нас привезли, мы смешались с другими беженцами, а местная охрана не знала,
что мы жены пограничников. Мы же, понимая, что скоро они это узнают,
постарались сбежать. Укрыли нас жители деревни Скоморохи, много там было
добрых людей, они-то и помогли нам в черные дни гитлеровской оккупации...
Пограничники погибли все, кроме Галченкова и Герасимова, которые ушли
тогда на разведку. Герасимов попал в плен к гитлеровцам и прошел через
долгие муки, а Галченков.пробрался к партизанам. Оба они после войны
приезжали не раз на родную заставу. Когда немцы ушли с границы дальше на
восток, житель ближнего к заставе дома Иван Васильевич Онищенко захоронил
погибших пограничников в траншее. А после войны помог найти их останки. В
музее мы Видели оружие, ремень, знаки различия Лопатина. Все это нашли
благодаря тому, что Онищенко показал, где надо искать.
- А как сложилась судьба ваших сыновей? - спросил я Лопатину.
Она не без гордости сказала:
- Я вырастила своих сыновей. Оба они пошли по стопам отца - стали
пограничниками. Анатолий - подполковник, одно время был начальником заставы,
которая носит имя отца. Вячеслав тоже пограничник - сейчас майор.
...Прочитаем еще один абзац из книги Жукова:
"В связи с выходом передовых частей противника в район Дубно генерал Д.
И. Рябышев получил приказ повернуть туда свой 8-й корпус, 15-й
механизированный корпус (командир генерал-майор И. И. Кар-пезо.-В. К.)
нацеливал основные силы в общем направлении на Берестечко и далее тоже на
Дубно...
Нашим войскам не удалось полностью разгромить противника и
приостановить его наступление, но главное было сделано: вражеская ударная
группировка, рвавшаяся к столице Украины, была задержана в районе Броды -
Дубно и обессилена".
Теперь я, пользуясь воспоминаниями участников тех боев (особенно-К. С.
Москаленко), коротко расскажу, что стоит за этими сжатыми фразами, что
именно там происходило.
За месяц до начала войны - в мае 1941 года. согласно решению Наркомата
обороны, начали формироваться артиллерийские противотанковые бригады резерва
Главного командования. Их решено было создать десять. Недалеко от Луцка, где
находился штаб 5-й армии, которой командовал М. И. Потапов, в лесу начала
свое формирование 1-я артиллерийская противотанковая бригада. Ее командиром
был назначен полковник К. С. Москаленко (будущий маршал). Энергичный и
хорошо подготовленный командир, он в короткое время сумел принять вооружение
и обучить артиллеристов - истребителей танков. Времени, конечно, у него было
недостаточно, но к 22 июня бригада уже была в боевой готовности, о чем
свидетельствует первый же бой, в который она вступила.
Как только произошло нападение гитлеровцев, Москаленко вскрыл
мобилизационный пакет, в котором ему была поставлена задача: форсированным
маршем направиться по маршруту от Луцка на львовское направление в район
развертывания 6-й армии. Москаленко немедленно об этом доложил командующему
5-й армией, но тот ему сказал:
- Обстановка на фронте 5-й армии резко обострилась: немецкие войска
форсировали реку Западный Буг и продвигаются на Владимир-Волынский. Поэтому
прошу вас, наконец, требую выступить на Владимир-Волынский и совместно с
22-м механизированным корпусом генерал-майора Кондрусева уничтожить
противника, перешедшего границу, и восстановить положение.
Москаленко ему ответил:
- Бригада является резервом Главного Командования. Выполнить ваше
требование, противоречащее мобилизационному плану, не могу.
Потапов попросил подождать у телефона, пока он созвонится с Москвой. Но
связи не было, ничего согласовать ему не удалось. Через некоторое время он
позвонил и сказал:
- Связь с Москвой и Киевом прервана, противник ведет наступление по
всему фронту армии. 41-я танковая дивизия подверглась удару с воздуха и
артиллерийскому обстрелу и почти полностью погибла. Город Владимир-Волынский
с минуты на минуту будет захвачен врагом. Учитывая сложившуюся обстановку,
приказываю: бригаде следовать, как я уже ранее сказал, на
Владимир-Волынский, и во взаимодействии с 22-м механизированным корпусом
разбить противника, перешедшего границу, восстановить положение. Границу не
переходить. Всю ответственность за нарушение бригадой задачи,
предусмотренной мобилизационным планом, беру на себя.
Москаленко, трезво оценивая обстановку и помня положение устава о том,
что выполняется последнее приказание старшего начальника, принял решение
выполнять этот приказ. В 10 часов утра 22 июня бригада выдвинулась навстречу
противнику к грзнице. Сразу же по выходе из города Луцка бригада подверглась
неоднократным авиационным налетам, бомбардировщики гитлеровцев по двадцать -
тридцать штук, под прикрытием истребителей, безнаказанно (наших самолетов не
было) бомбили выдвигающуюся к фронту противотанковую бригаду. Москаленко при
налетах приказывал подразделениям рассредоточиться и затем, продолжать
движение в сторону границы.
На половине пути к Владимир-Волынскому Москаленко встретил небольшую
колонну, это оказался штаб 22-го механизированного корпуса, с которым ему
предстояло взаимодействовать. Но, как сказал С. М- Кондрусев, две его
дивизии, 19-я танковая и 215-я механизированная, выдвигались из Ровно и
находились еще в 140 километрах от государственной границы, а 41-я танковая,
которая была близко от границы (о ней как раз и сказал командующий армией),
возможно, уничтожена. В действительности, как выяснилось позднее, дело
обстояло не так, но во всяком случае Кондрусев еще не знал, где 41-я
танковая дивизия и в каком она состоянии.
Таким образом, реальной силой на этом направлении оказалась только 1-я
противотанковая бригада Москаленко. Не доходя до Владимир-Волынского,
передовой отряд бригады заметил идущие навстречу танки. Сначала генерал
Кондрусев думал, что это отходят на восток танки его 41-й дивизии, но
Москаленко отчетливо увидел кресты на броне и приказал развернуться двум
дивизионам на достигнутом рубеже, а передовой отряд уже открыл огонь по
гитлеровским машинам.
Бригада Москаленко оказалась в очень тяжелых условиях: разгорался
встречный бой, вести который без прикрытия пехоты артиллерийская часть,
сформированная к тому же только полтора месяца назад, еще не умела. После
короткой артиллерийско-авиационной подготовки немцы бросили в атаку около
200 танков. Они приближались к рубежу, на котором развернулись дивизионы
бригады. За танками двигались мотопехота и артиллерия. Одновременно над
полем боя кружили бомбардировщики и истребители противника. Танки противника
на большой скорости, ведя интенсивный огонь,.атаковали позиции
артиллеристов. Хорошо обученные и опытные немецкие танкисты расстреливали
расчеты и давили орудия гусеницами. Но наши артиллеристы показали высокую
стойкость, не растерялись, они подбили немало танков противника, черные
дымные столбы поднялись над полем боя.
С первого раза уничтожить батареи артиллеристов противнику не удалось.
Враг повторил атаку, но был отбит и на этот раз. Враг пошел в третью атаку.
На поле боя все прибавлялись и прибавлялись-дымящиеся танки противника.
Бригада удержала занимаемый рубеж до вечера. В этом первом бою артиллеристы
подбили семьдесят танков и бронемашин и много мотоциклов противника. Немалый
урон понесла и бригада, она потеряла четыре батареи - почти весь их личный
состав и всю материальную часть. В этой жаркой схватке осколком снаряда был
смертельно ранен командир корпуса генерал-майор Кондрусев.
До войны считалось, что артиллерия самостоятельно, без прикрытия пехоты
и танков, не может вести боя, а бригаде Москаленко пришлось вести именно
такой бой. Причем бригада встретилась с противником внезапно, на марше,
развертывалась очень быстро, под непрерывными бомбежками с воздуха и под
обстрелом артиллерии противника. То, что она сумела занять рубеж и отбить
много танковых атак, свидетельствует о высоком боевом духе личного состава,
Который показал огромное мужество, смелость, да и немалое умение.
Встретив упорное сопротивление вдоль шоссе, противник стал обходить
этот рубеж и обтекать бригаду. Обнаружив это, Москаленко немедленно выбрал
новый рубеж в районе западной окраины селения Затурцы. Он предполагал:
противник, обойдя первый рубеж, на котором получил отпор, все равно вернется
на шоссе и будет рваться на Луцк. В течение ночи наши войска совершили этот
маневр и окопались на новых огневых позициях. Москаленко создал три позиции,
последовательно расположенных одна за другой. Эти позиции были расположены
так, что огнем прямой наводки они полностью перекрывали шоссе на Луцк в на
4-5 километров подступы к нему с обеих сторон. Кроме того, еще два дивизиона
было оставлено в резерве. Москаленко приказал расчетам подпускать танки на
300-400 метров и вести огонь наверняка, потому что с боеприпасами было не
так уж хорошо. Здесь наши войска получили некоторые преимущества: успели
подготовить огневые позиции. Орудия были закопаны и замаскированы,
боеприпасы разложены в нишах, командиры хорошо организовали наблюдение за
приближающимся противником.
С рассветом гитлеровцы двинулись вперед, танки шли по шоссе и справа и
слева от шоссе по полю, это был знаменитый танковый клин, идущий на
рассечение фронта обороны. Танков и мотопехоты на этот раз было больше, чем
вчера, противник явно ввел свежие силы.
Как вспоминает Москаленко, увидев эту армаду, он невольно подумал:
"Выдержим ли мы на этот раз?" Как только передовые танки подошли на
указанную дистанцию 300-400 метров, тут же был открыт прицельный огонь.
Сразу же запылало много танков и бронемашин - на поле и на шоссе. Пытаясь
выйти из зоны огня, танки стали обтекать батареи, ведущие по ним огонь, и
тут как раз и попали под фланговый огонь, орудий, которые были умело
расположены командиром бригады на флангах, и еще многие танки противника
загорелись.
Гитлеровцы вызвали на помощь авиацию. Появились пикирующие
бомбардировщики и стали остервенело бомбить боевые порядки артиллеристов. И
тем не менее на поле перед фронтом бригады пылало уже 50 сожженных танков и
бронемашин!
Вот так умело, самоотверженно бились бойцы и командиры кадровых частей,
если можно назвать кадровой бригаду, которая просуществовала всего два
месяца. И еще следует отметить энергичные, инициативные и умелые действия
командира бригады. Хочется напомнить, что тысячи таких умелых, хорошо
подготовленных командиров Красной Армии перед самой войной были уничтожены в
период сталинских репрессий. Как бы они пригодились и сколько бы принесли
пользы в этих приграничных и других сражениях!
Но не будем ограничиваться описанием умелых и находчивых действий
командира бригады. Посмотрим, как действовали те, кто в пекле боя
непосредственно жег танки врага.
В то время, когда в первые дни войны в штабах соединений, вплоть до
Генерального штаба, командование не могло еще разобраться в обстановке и
наладить управление боевыми действиями, бойцы и командиры на поле боя
сражались беззаветно.
У местечка Затурцы, о котором шла речь выше, первой в боевом построении
стояла батарея младшего лейтенанта А. И. Логвиненко. Обращаю внимание
питателей на то, что батареей командовал младший лейтенант, а не более
старший по званию командир, как это полагалось по штату. Но несмотря на свое
небольшое звание и, разумеется, небольшой опыт, Логвиненко умело расположил
орудия, замаскировал их и изготовился к встрече с противником. Батарея
первой встретила танковую волну, громыхавшую вдоль шоссе, ведущего от
границы к городам Луцк, Дубно, Житомир.
Командир бригады Москаленко, наблюдавший за приближающимся противником,
пишет в воспоминаниях следующее:
"С моего наблюдательного пункта он (противник.- В. К.) был виден как на
ладони. Танков и мотопехоты было гораздо больше, чем вчера. Их было так
много, что казалось - вся Германия движется на нас".
Вот такую армаду видели перед собой ,и молодые пареньки, сержанты И. М.
Панфиленбк, Н. А. Москалев, Г. К. Москвин и младший сержант В. П. Лазарев.
Именно они со своими орудиями занимали самый первый рубеж, и им, наверное,
казалось, что только они, эти четыре расчета, и противостоят надвигающейся
армаде. Нужно быть не просто смелым, надо обладать очень твердой волей,
чтобы видеть эту надвигающуюся танковую лавину, эту неминуемую смерть, и не
только устоять, не только не оцепенеть от страха,- но вступить с ней в
борьбу, встретить огнем. Спокойно и хладнокровно бойцы подпустили
приближающиеся танки на 300-400 метров. Кстати, орудия могли открыть
прицельный огонь с расстояния 1000 метров, это уже был бы действенный и
меткий огонь, но командир бригады, памятуя о том, что боеприпасов не так
много и что наиболее эффектен огонь именно почти в упор, приказал подпустить
как можно ближе, и расчеты этот приказ выполнили, несмотря ни на что.
Когда танки были уже совсем близко, сразу прозвучали три выстрела из
трех орудий (Панфиленок открыл огонь несколько позднее), и сразу же с одного
танка слетела башня, а два других загорелись! Понимая, что их преимущество
именно в неожиданности, батарейцы немедленно перезарядили орудия и дали еще
один залп, и еще три танка тут же загорелись! Ну, а дальше уже пошла дуэль.
Начали вести огонь по орудиям и танки, обнаружившие наши пушки. Гитлеровцы
были достаточно опытны, чтобы понять: чем больше будет скорость танков, тем
быстрее они раз- давят наши орудия, поэтому они неслись на наших
артиллеристов на предельной скорости.
Триста - четыреста метров, о которых я сказал выше, можно преодолеть за
несколько десятков секунд, и вот за эти секунды артиллеристы успели
произвести по нескольку выстрелов и подбить больше десяти танков. Расчет
сержанта Москвина успел уничтожить пять фашистских танков, прежде чем его
орудие было уничтожено, а сам Москвин был ранен. Было повреждено орудие
Лазарева, и сам он тоже был ранен. Дольше всех продержался расчет сержанта
Москалева, он бил танки в упор до тех пор, пока они не раздавили его орудие.
Расчет Москалева погиб, но успел уничтожить двенадцать фашистских танков.
Разбив первые орудия, танки продвигались дальше. И вот тут настал черед
расчета сержанта Панфиленка. Его огневая позиция была выбрана в глубине,
позади первых орудий. Причем, когда младший лейтенант Логвиненко указал ему
эту позицию. Пан-филенок даже засомневался: его орудие находилось.в лощине,
а перед ним была высотка, за которой ничего не было видно, и сержанту
показалось, что он расположен очень невыгодно. Однако младший лейтенант
Логвиненко объяснил сержанту:
- Когда танки будут появляться оттуда, из-за этого бугра, их пушки
будут задраны вверх, и танки подставят брюхо.
Так и произошло. Как только первый танк выполз на вершину высотки,
Панфиленок тут же всадил ему снаряд под гусеницы, и танк загорелся. Таким
образом расчет сжег три танка. Фашисты поняли, что выскакивать на этот бугор
опасно, и стали обходить высоту справа и слева. Наводчик Г. И. Гречин
перенес огонь на машины, обходящие высоту, он успел подбить еще одну, но в
это время разорвавшиеся поблизости ответные снаряды срезали почти весь
расчет. Тогда, когда был подбит уже шестой танк, свалился и наводчик Гречин.
Его место занял командир орудия сержант Панфиленок. Теперь он работал за
весь расчет. Несмотря на то что был у орудия один и его осыпали осколки
снарядов, он продолжал вести огонь. Один за другим Загорались фашистские
танки. Озверев от злости и желая во что бы то ни стало уничтожить это
дерзкое орудие, два танка прошли вглубь и стали приближаться к пушке с
тыльной стороны. И вот сержант Панфиленок нашел в себе силы - он один
развернул орудие против приближающихся с тыла танков и поджег оба!
В этом неравном и, прямо скажем, поразительном бою сержант Панфиленок.
лично подбил одиннадцать фашистских танков,.а всего расчет его орудия
уничтожил семнадцать танков. Панфиленок остался жив, потому что бригада
отбила атаку. Уничтожив на этом рубеже более пятидесяти немецких танков,
бригада подобрала своих раненых и отправила их в госпиталь.
Очень хотелось бы назвать имена и других героев первых дней, они того
достойны, но наш разговор об ином. Скажем только одно: вот эти, первыми
встретившие фашистскую армию, когда она еще была в полной силе, и не
пропустившие ее в глубь нашей земли, были и первыми воинами, начавшими
победный поход, который привел нашу армию в Берлин.
Рейхсканцлер Германии Бисмарк за свою долгую жизнь познал цену мечу- и
крови, он создал мили таристскую Германию в 1870-1871 годах. На основе
своего военного опыта он в мемуарах сказал - русского солдата мало убить,
его надо еще и повалить! В первые же дни Великой Отечественной войны наши
воины внесли дополнение в эту оценку достоинств русского солдата. Одним из
корпусов командовал уже упоминавшийся генерал-майор Игнат Иванович Карпезо.
Его 15-й механизированный корпус участвовал в контрударе, которым руководил
генерал армии Жуков. Корпус, не имея полного вооружения и техники, под
непрерывными бомбежками вражеской авиации, с трудом отражал натиск
противника, но Карпезо не растерялся", уверенно руководил боем. Во время
одного из налетов авиации осколком бомбы Карпезо был сражен. Бойцы и офицеры
любили своего комкора. Хоть и в спешке боя, но все же похоронили его с
прощальным салютом, возложили на могилу венки из полевых цветов.
Вскоре после, похорон возвратился из штаба армии, куда его вызывали по
какому-то неотложному делу, полковой комиссар И. В. Лутай, заместитель
комкора по политчасти. Крепкая дружба связывала его с Карпезо. Узнав о беде,
которая произошла во время его отсутствия, комиссар, на некоторое время
потеряв самообладание, стал кричать:
- Карпезо погиб?! Не может быть! Не верю! Разройте могилу!
Уговаривали, успокаивали комиссара, но он настаивал на своем. Пришлось
раскопать могилу. И надо же случиться такому чуду: прощаясь с боевым другом,
обнимая его, Лутай уловил тепло в его теле, а потом и слабое биение сердца!
Видно, неопытный врач поспешил, констатировав смерть комкора. Немедленно
была оказана медицинская помощь. Карпезо ожил! И потом свершил еще немало
добрых дел, защищая Родину. Так что оказалось, что русского воина мало
"убить и повалить", его даже и закопать недостаточно, защитник Отечества и
из могилы встанет и будет бить врагов.
Я понимаю, этот случай чрезвычайный, больше подходит для легенды, но
все же он произошел в действительности и мне кажется символическим. Он как
бы завершает собой те замечательные подвиги первых дней войны, о которых
рассказано выше.
А дальше я приведу другие примеры из той самой "неизвестной войны",
которая по сей день остается в секретных донесениях, в архивах. Я Процитирую
выдержки из донесений политуправления Юго-Западного фронта, где находился
Жуков.
К сожалению, не только мужество и стойкость сказались в тех первых
боях. Да, героизм был массовый, об этом свидетельствуют факты, приводимые в
донесениях, но было в них и такое, что не подлежало огласке и в печать тогда
не попадало. Сегодня, на мой взгляд, это необходимо сделать, чтобы показать
более полно обстановку тех дней, иначе не понять, как же могло случиться,
что при таком массовом героизме наши армии сдавали город за городом и
отступали в глубь страны.
Из донесений начальнику Главного политического управления РККА
армейскому комиссару 1 ранга Мехлису от замначальника политуправления
Западного фронта:
"..7-я противотанковая бригада к началу военных действий находилась в
стадии формирования. Только 18-20 июня прибыло молодое пополнение.
Материально бригада не была обеспечена. Полк, которым командует подполковник
тов. Зайцев, имел только 28 орудий (положено 80), причем многие орудия не
имели прицельных приборов, и совершенно не было тракторов. На 1835
красноармейцев и командиров в полку имелось 350 винтовок, 80 карабинов и 5
наганов. Такое положение и в других полках. Личный состав бригады дрался с
врагом мужественно, бойцы и командиры на руках вытаскивали пушки на огневые
позиции (2-3 километра)... Из-за отсутствия боеприпасов и горючего бригаде
приказано отступить. Во время отходов бригада подверглась сильной бомбежке и
пулеметному обстрелу с самолетов, она понесла большие потери и
рассредоточилась по полкам. Только через 4 дня бригада собралась... Она не
имела связи с 10-й армией, не имела базы для пополнения боеприпасов.
Командиры полков и командование бригады... организовали сбор снарядов,
брошенных отходящими частями, и этим вели бой с врагом".
Я прошу читателей представить себе все это наглядно, представить и
восхититься нашими бойцами и командирами: не имея руководства вышестоящего
командования,-без тягачей (волокут пушки своими руками!), без боеприпасов
(собирают снаряды, брошенные другими!) - и бьют врагов! И все это под
пулеметным обстрелом и под бомбами гитлеровской авиации, которая обладала
высокой выучкой и вершила свое кровавое дело с профессиональным мастерством.
А вот строки из того же донесения, показывающие, какими были некоторые
наши механизированные и танковые части, когда их бросали против опытных,
прекрасно сколоченных в предыдущих боях немецких бронечастей:
"27-ю танковую дивизию военные действия застали неподготовленной, т.к.
формирование не было закончено. Матчасти не было, личный состав был вооружен
винтовками на 30-35%. Небоеспособной и невооруженной дивизии было приказано
занять оборону в районе Барановичей. На линию обороны вышло всего 3000
человек, а остальные, до 6000 человек, были сконцентрированы в лесу в 18
километрах от Барановичей, все 6000 бойцов не имели оружия...
Дивизия натиска мехчастей противника не выдержала и начала отступать.
Невооруженные толпы красноармейцев подвергались нападению со стороны
мотомехчастей противника, В результате часть была уничтожена, а большая
часть красноармейцев была рассеяна по лесу... Аналогичное положение было и в
других механизированных и артсоединениях..."
С первых дней войны стали сказываться последствия массовых репрессий и
других предвоенных акций - и не только в том, что остро не хватало опытных
командиров, но и в ряде чрезвычайных происшествий, имеющих политический
характер. Так, например, в донесениях сообщается о массовом дезертирстве из
наших частей призывников из западных областей Украины и Белоруссии.
Сообщается не только об их бегстве, но и о том, что они, организуясь в
банды, нападают на тылы, штабы и подразделения Красной Армии.
"В городе Львове членами украинской националистической организации
(ОУН.- В. К.) поднята паника - организовано нападение на тюрьму, откуда
выпущены политические заключенные. Этими же оуновца-ми повреждена связь
между частями 6-й армии и управлением фронта..."
"Со стороны ряда работников местных партийных и советских,организаций,
а также милиции и НКВД вместо помощи частям в борьбе с диверсантами и
националистическими группами отмечаются факты панического бегства с
оставлением до эвакуации районов, сел и предприятий на произвол судьбы..."
В некоторых воинских частях положение сложилось не лучше, чем у
гражданских властей.
"В результате неорганизованности, потери управления и слабости
партийно-политической работы в отдельных частях отход превратился в
паническое бегство...
В частях 6-го стрелкового корпуса за время военных действий (за три
дня) задержано дезертиров и возвращено на фронт 5 тысяч человек, 3-м отделом
расстреляно по корпусу 100 человек дезертиров.
За период с 29 июня по 1 июля (тоже за три дня) 3-м отделом
Юго-Западного фронта задержано дезертиров 697 человек, в том числе б человек
начсостава. Из числа бежавших с фронта командованием частей расстрелян за
дезертирство 101 человек.
В 99-й дивизии (помните - лучшая, под командованием Власова? Правда, в
эти дни ею командовал другой командир.- В. К.) из числа приписников западных
областей УССР во время боя 80 человек отказались стрелять. Все они
командованием расстреляны перед строем".
Было немало и одиночных, активных, как называли тогда, антисоветских
проявлений, приведу лишь один пример, он показателен тем, что совершен
секретарем партбюро роты!
"28.6.41 г. старший политрук Григоренко в составе роты был выделен на
охрану моста через реку Березина. Григоренко зашел под мост, откуда
продолжительное время (пока его не обнаружили) вел стрельбу из автомата по
нашим зенитным установкам и работникам НКВД (очевидно, он стрелял одиночными
выстрелами во время налетов авиации, как говорится, под шумок.- В. К.). Его
обнаружили замаскированным, стоящим по пояс в воде, с венком на голове. При
аресте Григоренко оказал сопротивление... Органами НКВД старший политрук
Григоренко расстрелян".
Как итог за первый месяц боев начальник политуправления Юго-Западного
фронта докладывал Мех-лису:
"С 22 июня по 20 июля задержано 75 тысяч 771 человек военнослужащих, в
том числе много командиров... (целая армия!-В. К.) Осуждено военным
трибуналом 627 военнослужащих, в том числе начсостав- 48, младшего
начсостава-60, рядовых-519. Из 627 осужденных военнослужащих приговорены к
расстрелу 411 человек..."
Разумеется, приведенные мною выше примеры расстрела на месте" в это
число не входят, здесь указаны расстрелянные только по приговору военных
трибуналов.
Несмотря на неудачи в боях и отступление по всему фронту, руководство
политических управлении фронтов, да и Главное политическое управление не
теряли надежды, что "братья по классу" в тылу противника помогут нам в
борьбе с агрессором. Мехлис требовал регулярно забрасывать пропагандистскую
литературу в тыл гитлеровцев, а политуправления и отделы, выполняя этот
приказ, в каждом донесении докладывали конкретные дела и цифры. Приведу для
краткости только одну выдержку из донесения политуправления Юго-3ападного
фронта:
"7-й отдел политуправления Юго-Западного фронта за период военных
действии по 3 июля 1941 года издал воззваний, листовок и газет на немецком,
румынском, польском и венгерском языках около 11 миллионов экземпляров, из
которых 10,5 миллиона отправлены на аэродромы".
Не знаю результатов воздействия этой пропаганды, но по своему опыту
знаю, что переходили на нашу сторону, особенно в первый период войны, очень
немногие. А те пленные, которых мне доводилось брать с моими боевыми
друзьями-разведчиками как "языков", да и те, кто попадал в плен в результате
боев,- все были "братья по классу", рабочие и крестьяне, ни одного буржуя
или капиталиста я на фронте не встречал. Так что эта часть нашей
политической доктрины на практике не оправдалась. Сдаваться в плен
гитлеровцы стали только в последние годы, когда поражение было неотвратимо.
Получив представление, что происходило в войсках и непосредственно в
районе боев, переместимся выше - в штаб фронта, а затем еще выше - в
Генеральный штаб.
В середине дня 22 июня в штабе Юго-Западного фронта было уже ясно, что
происходящее на границе не провокация, как об этом предостерегали из Москвы,
а настоящее крупное наступление, то есть война. Под непрерывным воздействием
вражеской авиации, когда все вокруггорело и рушилось, части собрались по
боевой тревоге и вскрыли хранившиеся в каждом штабе пакеты особой
секретности на случай ВОЙНЫ. В этих пакетах был приказ - кто, что и в какие
сроки должен делать. Выполняя эти указания, части двинулись к границе или в
район, определенный,, для сосредоточения.
На пути они подвергались частым бомбардировкам, рассредоточивались,
уходя с дорог, а потом опять собирались, строясь в колонны и продолжая"
двигаться в сторону границы, при этом части несли большие потери и тратили
много времени.
6, 5 и 26-я армии Юго-Западного фронта прилагали все силы, чтобы
остановить противника, продвигающегося по нашей территории, но силы его были
так велики, напор так стремителен, что, несмотря на самоотверженность и
героизм бойцов и командиров, остановить врага не удавалось. В одиннадцатом
часу вечера 22 июня штаб Юго-Западного фронта получил новую директиву. В ней
приказывалось:
"Прочно удерживая государственную границу с Венгрией, концентрическими
ударами в общем направлении на Люблин, силами 5-й и 6-й армий, не менее пяти
механизированных корпусов и всей авиации фронта окружить и уничтожить
группировку противника, наступающую на фронте Владимир Влынский,
Крыстынополь, и к исходу 24.6. овладеть районом Люблин..."
В Москве, в Генштабе, не имея достоверной информации, явно не
представляли, что делается на западной границе - указывают номера армий и
корпусов, не зная, что происходит с этими соединениями в действительности,
ставятся задачи по овладению Люблином, который находится за нашей границей
(!), идет разговор о "всей авиации фронта", а ее уже нет, этой "всей
авиации", она понесла колоссальные потери.
Как позже написал маршал Баграмян в своих воспоминаниях, командование
Юго-Западного фронта, получив такую директиву, глазам не поверило! Но приказ
есть приказ, и его полагается выполнять. В кабинете командующего фронтом
генерал-полковника Кирпоноса произошел следующий разговор.
- Что будем делать, Михаил Петрович? - спросил Кирпоноса начальник
штаба фронта генерал-лейтенант М. А. Пуркаев.- Нам бы, дай бог, остановить
противника на границе и растрепать его в оборонительных боях, а от нас
требуют уже послезавтра захватить Люблин!
Кирпонос ничего ему не ответил, молча поднял трубку телефона и позвонил
члену Военного совета Н. Н. Вашугину.
Когда пришел Вашугин, Кирпонос молча подал ему директиву. Член Военного
совета прочитал ее и, довольно-таки оптимистически глядя на присутствующих,
бодрым голосом сказал:
- Ну и что же, товарищи, приказ получен, нужно выполнять.
- Но мы сейчас не готовы к этому, Николай Николаевич,- с еле скрываемым
волнением сказал Пуркаев.- Нам пока приходится думать об обороне, а не о
наступлении.- И начштаба изложил имеющиеся в штабе сведения об огромных
силах противника, наступающих на нескольких направлениях.- К тому же следует
учесть,- продолжал он,- что враг сегодня ввел в сражение лишь первый эшелон
своих сил и в последующие дни, безусловно, Судет - и значительно быстрее,
чем мы,- наращивать силы... Нам, товарищ командующий,- заключил Пуркаев,-
остается только доложить в Москву о сложившейся обстановке и настоятельно
просить об изменении задачи. Мы сейчас можем только упорными боями
сдерживать продвижение противника, а тем временем организовать силами
стрелковых и механизированных корпусов, составляющих наш второй эшелон,
прочную оборону в глубине полосы действий фронта. Остановив противника на
этом рубеже, мы получим время на подготовку общего контрнаступления...
Именно такое, единственно разумное решение я вижу в создавшейся обстановке.
Наступила долгая тягостная тишина. Кирпонос молчал. Первым заговорил
корпусной комиссар Вашугин.
- Все, что вы говорите. Максим Алексеевич, с военной точки зрения,
может быть, и правильно. Но политически, по-моему, совершенно неверно! Вы
мыслите, как сугубый военспец: расстановка сил, их соотношение и так далее.
А моральный фактор вы учитываете? Нет, не учитываете! А вы подумали, какой
моральный ущерб нанесет тот факт, что мы, воспитавшие Красную Армию в
высоком наступательном духе, с первых дней войны перейдем к пассивной
обороне, без сопротивления оставив инициативу в руках агрессора! Вы еще
предлагаете допустить фашистов в глубь советской земли! Знаете, Максим
Алексеевич, друг вы наш боевой, если бы я вас не знал как испытанного
большевика, я подумал бы, что вы запаниковали.
Молчание стало еще тягостнее, на этот раз его прервал Кирпонос. Видимо
желая снять накал в происшедшем разговоре, он медленно заговорил:
- Думаю, что вы оба правы. Против оперативной целесообразности ваших
предложений, Максим Алексеевич, возразить нечего. У них одна уязвимая
сторона: старые укрепленные районы не готовы принять войска и обеспечить им
условия для успешной обороны. Но не лишены логики и соображения Николая
Николаевича. Приказ есть приказ: его нужно выполнять. А если каждый
командующий, получив боевой приказ, вместо его неукоснительного выполнения
будет Вносить свои контрпредложения, то к хорошему это не приведет. Конечно,
взять к концу двадцать четвертого июня Люблин мы вряд ли сумеем. Но
попытаться нанести мощный контрудар по вторгшимся силам противника мы
обязаны. Для этого мы сможем привлечь до пяти механизированных корпусов.
Далее Кирпонос стал излагать, как наиболее целесообразно, с его точки
зрения, следует сосредоточить механизированные корпуса для нанесения
контрудара. Закончив, он поглядел на собеседников и, не дожидаясь их мнения,
сам сказал:
- Молчание-знак согласия. Вижу, что мое решение вам по душе.
Корпусной комиссар Вашугин бурно выразил свое одобрение. Пуркаев молча
кивнул головой.
Именно в этот час в штаб Юго-Западного фронта прибыли генерал армии
Жуков и назначенный членом Военного совета фронта Хрущев.
Наверное, у читателей, даже не военных, возникло сомнение, когда Сталин
приказал Жукову немедленно выехать на фронт: целесообразно ли начальнику
Генерального штаба в такое напряженнейшее время покидать центр руководства
армией? Нелепость этого приказа, как и многих других, отданных в тот день,
очевидна. Однако в данном случае можно предположите объяснение (хоть и не
очень убедительное) решения Сталина: он все еще верил в договор, подписанный
с Германией, и принимал, (вернее, ему очень хотелось, чтобы это так было)
начавшиеся бои за провокацию, затеянную воинственными немецкими генералами,
вроде событий на Хасане или на Халхин-Голе. Вот Жуков туда поедет и наведет
порядок.
Мое предположение, что Сталин не поверил в начало большой войны,
пожалуй, подтверждают и аресты крупных военачальников именно в этот
начальный период войны. В дни, когда Жуков организовывал первый контрудар,
был арестован генерал армии Мерецков, заместитель наркома обороны.
В мемуарах Мерецкова ни слова не сказано об этом, хотя они и
опубликованы после XX съезда. Много позже все это выплыло на свет. В 1988
году писатель-юрист А. Ваксберг предал гласности рассказ следователя
Шварцмана, ведшего дело Мерецкова.
"Физические методы воздействия,- заявил Шварцман уже. в качестве
подсудимого (1955 год),-применяли к Мерецкову сначала высокие должностные
лица (имеются в виду ближайшие сподвижники Берии Меркулов и
Влодзимирский.-А. В.), а затем и я со следователями Зименковым и Сорокиным.
Его били резиновыми палками. На Мерецкова до ареста имелись показания свыше
40 свидетелей о том, что он являлся участником военного заговора. В
частности, были показания, что он сговаривался с Корком и Уборевичем... дать
бой Сталину".
Член суда полковник юстиции Лихачев спросил. Шварцмана:
"Вы отдавали себе отчет в том, что избиваете крупнейшего военачальника,
заслуженного человека?" Ответ:
"Я имел такое высокое указание, которое не обсуждается".
По высокому указанию перед самой войной и в первые дни после ее начала
арестантами стали те, кто еще уцелел после почти поголовного уничтожения
высших командных кадров Красной Армии на исходе тридцатых годов. Затевался
новый грандиозный "процесс военных".
.Кроме Мерецкова в состав "заговорщиков" входили: нарком вооружения Б.
Л. Ванников; помощник начальника Генерального штаба, дважды Герой Советского
Союза- генерал-лейтенант авиации Я. В. Смушкевич;
начальник управления ПВО, Герой Советского Союза генерал-полковник Г.
М. Штерн; заместитель наркома обороны. Герой Советского Союза
генерал-лейтенант авиации П. В. Рычагов; командующий войсками Прибалтийского
Особого военного округа генерал-полковник А. Д. Локтионов; заместитель
начальника Главного артиллерийского управления НКО СССР Г. К. Савченко;
начальник отдела этого управления С. О. Склизков, начальник Военно-воздушной
академии генерал-лейтенант Ф. К. Арженухин; заместитель начальника
управления вооружений Главного управления ВВС И. Ф. Сакриер; Герой
Советского Союза генерал-майор авиации И. И. Проскуров; виднейший
артиллерийский конструктор Я. Г. Таубин и многие другие.
Их место в эти судьбоносные дни оказалось не на фронте-в тюрьме!..
...Прибыв в штаб Юго-Западного фронта, Жуков попросил Кирпоноса
доложить обстановку. Командующий фронтом изложил только что принятое-во
исполнение полученного из Москвы приказа - решение о нанесении контрудара.
Жуков одобрил это решение и предложил, не теряя времени, отдать приказы
войскам о подготовке контрудара. Затем Жуков коротко ознакомил всех
присутствующих с теми сведениями, которые ему были известны. Начал он с юга,
где наши части, а именно 9-я армия, удерживали государственную границу.
Может быть, этим Жуков хотел создать хорошее настроение у тех, кто его
слушает. Но на Западном фронте обстановка складывалась совсем по-другому.
Жуков предположил, что противник там наносит главный удар. В направлении
Брест-Литовска противник глубоко вклинился на нашу территорию, но и там
сейчас наши соединения тоже готовят контрудар.
Попросил командующего фронтом и штаб приложить все силы для скорейшего
сосредоточения механизированных корпусов для нанесения контрудара по
основной группировке, прорвавшейся в районе Сокаля.
Затем Жуков связался по ВЧ с Генеральным штабом и спросил у оставшегося
за него Ватутина, какова обстановка. Ватутин доложил:
- К исходу 22 июня, несмотря на предпринятые энергичные меры. Генштаб
так и не смог получить от штабов фронтов, армий и ВВС точных данных о наших
войсках и о противнике. Сведения о глубине проникновения противника на нашу
территорию довольно противоречивые... Генштаб и нарком не могут связаться с
командующими фронтами генерал-полковником Кузнецовым и генералом армии
Павловым, которые, не доложив наркому, уехали куда-то в войска. Штабы этих
фронтов не знают, где в данный момент находятся их командующие... Попытка
штабов фронтов связаться непосредственно с войсками успеха не имела, так как
с большинством армий и отдельных корпусов не было ни проводной, ни
радиосвязи.
Несколько помолчав, Ватутин сказал:
- Товарищ Сталин одобрил проект директивы No 3 наркома и приказал
поставить под этой директивой вашу подпись.
- Что за директива?
- Директива предусматривает переход наших войск в контрнаступление с
задачей разгрома противника на главнейших направлениях, притом с выходом на
территорию противника.
- Но мы еще точно не знаем, где и какими силами противник наносит свои
удары. Не лучше ли до утра разобраться в том, что происходит на фронте, и уж
тогда принять нужное решение.
- Я разделяю вашу точку зрения, но дело это решенное.
- Хорошо,- сказал Жуков.- Ставьте мою подпись.
Таким образом Жуков, находясь в войсках на Юго-Западном фронте,
организовывал выполнение подписанной его именем директивы, к разработке
которой он не имел отношения.
Не отдохнув с дороги, Жуков выехал в расположение 8-го
механизированного корпуса. В 9 часов утра 23 июня он встретился с командиром
этого корпуса генерал-лейтенантом Д. И. Рябышевым. Они были давно знакомы
еще по совместной работе в Киевском Особом военном округе. Жуков похвалил
Рябышева за то, что он быстро совершил марш из Дрогобыча в район Броды.
Несмотря на длительный марш и бомбардировки немецкой авиации, народ в
мехкорпусе выглядел собранно и бодро. Жуков пишет об этом в своих
воспоминаниях:
"Да, эти люди будут драться до последнего... С такими войну не
проигрывают..."
Показав на карте местонахождение своих частей, Рябышев сказал:
- Корпусу требуются сутки для полного сосредоточения, приведения в
порядок материальной части и пополнения запасов. За эти же сутки будет
произведена боевая разведка и организовано управление. Следовательно, корпус
может вступить в бой всеми силами утром 24-го.
Жуков понимал, что наносить контрудар надо бы немедленно, но, не имея
для этого собранного кулака, действовать сейчас же, только отдельными
прибывшими частями было, конечно, нецелесообразно, поэтому он разрешил
Рябышеву осуществить то, что он предлагал. В это время раздалось
предупреждающее оповещение "Воздух!" - налетела гитлеровская авиация.
- Вот тебе. бабушка, и Юрьев день,- спокойно заметил Рябышев,- а мы еще
и окопаться не успели. Может быть, товарищ генерал армии, учитывая, что
сейчас все равно мы ничего делать не сможем, давайте перекусим?
- Неплохая мысль,-согласился Жуков, который действительно был голоден,
да и спокойствие генерала Рябышева, его хладнокровие ему очень понравилось.
Но перекусить им все же не удалось, потому что бомбардировка была не
просто по району сосредоточения частей, бомбы стали ложиться в
непосредственной близости от палатки, в которой находились генералы.
После бомбардировки, договорившись с командиром корпуса о деталях
сосредоточения его частей и подготовки их к контрудару, Жуков вернулся в
штаб фронта. Здесь Кирпонос доложил ему последнюю обстановку:
- На всех участках фронта идут бои. Главное, предельно ожесточенное
сражение разыгрывается в районе Броды - Дубно - Владимир-Волынский, 9-й и
19-й механизированные корпуса 25 июня выходят в леса в районе Ровно. Мы
решили: 24 июня, не ожидая полного сосредоточения корпусов, начать контрудар
на Клевань и Дубно. Командующий 5-й армией кроме 22-го мехкорпуса должен
объединить действия 9-го и 19-го механизированных корпусов и оказать им
необходимую помощь.
Жуков опять видел, что корпуса не успеют сосредоточиться в единый
кулак, но и ожидать здесь было нельзя: с каждым часом противник продвигался
все глубже и силы его нарастали, поэтому надо было наносить контрудар теми
силами, которые были для этого готовы. Жуков согласился с решением
командующего фронтом, посоветовав только как можно лучше обеспечить
взаимодействие между корпусами, которые будут участвовать в контрударе, и
авиацией фронта.
Утром 25 июня контрудар, организованный штабом фронта и Жуковым,
нанесли 8-й и 15-й механизированные корпуса. Удар этот для противника был
неожиданным. Он считал, что после его стремительного наступления части
Красной Армии, прикрывающие границу, будут деморализованы, 3-й
механизированный корпус, хорошо укомплектованный, обученный, в короткое
время смял части 57-й пехотной дивизии, которая прикрывала фланг 48-го
механизированного корпуса группы Клейста. Положение здесь у танковой группы
Клейста оказалось настолько угрожающим, что он был вынужден перебрасывать
сюда свои резервы. Этот контрудар произвел такое впечатление, что резонанс
его дошел даже до верховного командования Германии. Вот что записал в своем
служебном дневнике начальник генерального штаба сухопутных сил Гальдер:
"На фронте противника, действующего против группы армий "Юг",
отмечается твердое руководство. Противник все время подтягивает из глубины
новые свежие силы против нашего танкового клина... Как и ожидалось,
значительными силами танков он перешел в наступление на южный фланг 1-й
танковой группы. На отдельных участках отмечено продвижение".
Отметим для себя слова начальника немецкого генштаба, записанные в
первый день войны:
"... против группы армий "Юг"... отмечается твердое руководство",- и,
вспомнив, что именно руководства не хватало на всех других фронтах ив
вооруженных силах в целом, мне кажется, мы имеем право отнести эту высокую
оценку врага на счет Жукова, который руководил боями на этом участке.
Жуков прекрасно понимал, что после контрудара надо было бы развить этот
успех, и тогда можно, если даже и не срезать клин, вбитый танковой группой
Клейста, то, во всяком случае, задержать его надолго на этом рубеже. Но не
было в его распоряжении нужных сил для развития успеха. Противник
сосредоточил против контратакующих корпусов значительные силы авиации, нанес
нашим частям большие потери, тем самым ослабил, а потом и остановил наш
контрудар.
Жуков с сожалением пишет в своих мемуарах о том, что успех контрудара
мог бы быть еще большим, "если бы в руках командования фронта была более
мощная авиация для взаимодействия с механизированными корпусами и хотя бы
еще один-два стрелковых корпуса".
Для того чтобы все же использовать наметившийся успех и
сконцентрировать усилия находящихся в этом районе частей, Жуков приказал
корпусу Рябышева повернуть и наносить удар в направлении Дубно. Туда же
подходили и тоже нацеливались ударить в этом направлении наши 15-й
механизированный, 63-й стрелковый и 19-й механизированный корпуса,
27 июня эти соединения нанесли гитлеровцам такой ощутимый удар, что
командующий группой армий "Юг" Рундштедт вынужден был сосредоточить для его
отражения силы всей своей авиации и перебросить сюда свой резерв - 55-й
армейский корпус, что, собственно, и спасло танковый клин Клейста от
разгрома.
Завязавшееся сражение продолжалось и 28 июня. Очень упорно поработала
здесь и наша авиация, которой после того, прямо скажем, шокового состояния,
в котором она находилась в первый день воины, непросто было малыми силами
драться в воздухе с превосходящей авиацией противника.
С обеих сторон были большие потери. 29 июня противник уже был вынужден
снимать войска с других направлений и перебрасывать их в район Дубно, для
того чтобы спасать положение.
Это был первый крупный контрудар по вторгшимся частям гитлеровцев. Он
показал, что если бы и на других участках фронта были организованы хотя бы
такие же контрудары, то продвижение противника не было бы таким
стремительным.
Я хочу обратить внимание читателей на то, что этот контрудар наносился
в самые первые дни войны, когда успех внезапного нападения противника,
казалось бы, должен был полностью - хотя бы на время - деморализовать наши
части, парализовать возможность их сопротивления. Но именно в этот самый
опасный период они, как видим, на этом участке фронта не поддались панике, и
благодаря волевому влиянию Жукова, находившегося здесь, контрудар состоялся.
Непросто было под воздействием господствующей авиации противника собрать
несколько корпусов для нанесения контрудара под Дубно, но это все же было
осуществлено.
Вот что писал командующий 3-й немецкой танковой группой генерал Гот:
"Тяжелее всех пришлось группе армий "Юг". Войска противника... были
отброшены от границы, но они быстро оправились от неожиданного удара и
контратаками своих резервов и располагавшихся в глубине танковых частей
остановили продвижение немецких войск. Оперативный прорыв 1-й танковой
группы, приданной 6-й армии, до 28 июня достигнут не был. Большим
препятствием на пути наступления немецких частей были мощные контрудары
противника".
Приведя в своей книге эти слова Гота, Жуков отмечает, что гитлеровский
генерал правильно оценил тяжелое положение группы армий "Юг", из-за чего на
Украине в самом начале войны был сорван вражеский план стремительного
прорыва к Киеву. Напомню при этом, что на севере, там, где наступал, со
своей группой Гот, гитлеровские войска, не получившие такого
противодействия, к 28 июня, овладев Минском, уже замкнули первое кольцо
окружения, и в то кольцо попало очень много наших войск. Успешный контрудар,
организованный Кирпоносом и Жуковым, по сути дела, спас в эти дни Киев и не
дал возможности гитлеровцам окружить наши армии до рубежа Днепра - они еще
долго сражались здесь и задерживали дальнейшее продвижение противника.
Наряду с положительной оценкой этого контрудара Жуков написал и о
недостатках и ошибках, которые тогда были допущены. Однако в книгу вошел
только один абзац:
"...действия 8-го механизированного корпуса могли дать больший эффект,
если бы комкор не разделил корпус на две группы и вдобавок не поручил
командование одной из групп бригадному комиссару Н. К. Попелю, не имевшему
достаточной оперативно-тактической подготовки для руководства большим
сражением".
В рукописи же Георгий Константинович, подводя итоги этого контрудара,
дает более широкую оценку действиям этих корпусов и их командиров. Вот что
было в рукописи:
"В этих сражениях хорошо действовали 23-й мехкорпус под командованием
генерал-майора Кондрусева С. М., 8-й мехкорпус Рябыщева Д. И., 27-й
стрелковый корпус 5-й армии, 15-й мехкорпус, несмотря на свою полную
укомплектованность, действовал неудачно. Действия 8-го мехкорпуса могли бы
быть еще лучшими, если бы комкор Рябышев не разделил корпус на две группы,
над одной из коих он поручил командование заместителю по политической части
генералу Попелю, который не имел соответствующих знаний и навыков, чтобы
умело организовать бой и руководить частями в сложной обстановке. Попель
мотался в бою как боец и по существу не влиял на ход сражения, а это в конце
концов привело к тому, что Попель загубил всю порученную ему группу и,
оказавшись в окружении, вынужден был выходить из него, неся большие потери в
людях, а материальную часть пришлось бросить из-за отсутствия горючего".
Один из рецензентов рукописи, о которых я говорил раньше, написал на
полях, что надо бы убрать оценку действий командиров. Здесь же на полях,
выше этой пометки, Жуков ответил:
"Это оценка действий корпусов, и ее надо оставить, участникам будет
приятно слышать. Жуков". То же, что относилось к действиям лично Попеля, он
отчеркнул скобочкой и написал против этого абзаца:
"Это можно исключить".
То, что пишет Жуков о разделении корпуса Рябышева и действиях Попеля,
произошло 27 июня, то есть после отъезда Жукова из района контрудара. Он не
знал того, что здесь произошло в действительности, и поэтому о действиях
Попеля отзывается несправедливо.
А произошло там следующее. Я пересказываю этот эпизод по воспоминаниям
самого генерала Николая Кирилловича Попеля, и не только для того, чтобы его
оправдать, а еще и потому, чтобы показать читателям обстановку,
взаимоотношения, какие бытовали в те дни в нашей армий наряду с героизмом.
"...К девяти часам утра 27 июня корпус представлял собой три почти
изолированные группы. По-прежнему держали занятые рубежи дивизии Герасимова
и Васильева. Между ними -пятнадцатикилометровый разрыв... Дивизии Мишанина
нелегко дались и наступление, и ночной отход, и бомбежка. Роты разбрелись по
лесу и лишь с рассветом собрались южнее Брод. Это и была третья группа
нашего корпуса.
Дмитрий Иванович (командир корпуса Рябышев.- В. К.) разложил на пеньке
карту и склонился над ней, зажав в зубах карандаш. За спиной у нас стоял
Цинченко. В руках планшет, на планшете листок бумаги. Цинченко-то и заметил
кавалькаду легковых машин, не спеша, ощупью едущих по лесной дороге.
- Товарищ генерал!
Рябыщев обернулся, поднял с земли фуражку, одернул комбинезон и
несколько торжественным шагом двинулся навстречу головной машине. Из нее
выходил невысокий черноусый военный (это был член Военного совета, корпусной
комиссар Ващугин.-В. К.). Рябышев вытянулся:
- Товарищ член Военного совета фронта... Хлопали дверцы автомашин.
Перед нами появлялись все новые и новые лица - полковники, подполковники.
Некоторых я узнавал - прокурор, председатель Военного трибунала... Из кузова
полуторки, замыкавшей колонну, выскакивали бойцы.
Тот, к кому обращался комкор, не стал слушать рапорт, не поднес ладонь
к виску. Он шел, подминая начищенными сапогами кустарник, прямо на Рябышева.
Когда приблизился, посмотрел снизу вверх в морщинистое скуластое лицо
командира корпуса и сдавленным от ярости голосом спросил:
- За сколько продался, Иуда?
Рябыщев стоял в. струнку перед членом Военного совета, опешивший, не
находивший что сказать, да и все мы растерянно смотрели на невысокого, ладно
скроенного корпусного комиссара.
Дмитрий Иванович заговорил первым:
- Вы бы выслушали, товарищ корпусной...
- Тебя, изменника, полевой суд слушать будет. Здесь под сосной
выслушаем и у сосны расстреляем... Я не выдержал и выступил вперед:
- Можете обвинять нас в чем угодно. Однако потрудитесь прежде
выслушать.
- А, это ты, штатный адвокат при изменнике... Теперь поток ругательств
обрушился на меня. Все знали, что член Военного совета не выносит, когда его
перебивают. Но мне нечего было терять. Я воспользовался его же оружием. То
не был сознательный прием. Гнев подсказал.
- Еще неизвестно, какими соображениями руководствуются те, кто приказом
заставляет отдавать врагу с боем взятую территорию.
Корпусной комиссар остановился. Для того чтобы смотреть мне в лицо, ему
не надо поднимать голову. Мы одного роста. Перед моими глазами аккуратная
черная полоска усов, нервно подергивается правое веко. В голосе члена
Военного совета едва уловимая растерянность:
- Кто вам приказал отдавать территорию? Что вы мелете? Генерал Рябышев,
докладывайте.
Дмитрий Иванович докладывает. Член Военного совета вышагивает, перед
нами, заложив руки за спину.
Корпусной комиссар понимает, что вышло не совсем ладно. Но не сдается.
Он смотрит на часы и приказывает Дмитрию Ивановичу:
- Через двадцать минут доложите мне о своем решении.
- Он быстро отходит к машине, а мы втроем: Рябышев, Цинченко и я -
садимся у пня, на котором так и лежит придавленная двумя камнями карта. У
Дмитрия Ивановича дрожат руки и влажно блестят глаза.
Корпусной комиссар не дал времени ни на разведку, ни на перегруппировку
дивизий. Чем же наступать?
Рябышев встает и направляется к вышагивающему в одиночестве корпусному
комиссару.
- Корпус сможет закончить перегруппировку только к завтрашнему утру.
Член Военного совета от негодования говорит чуть не шепотом:
- Через двадцать минут решение - и вперед.
- Чем же "вперед"?
- Приказываю немедленно начать наступление. Не начнете, отстраню от
должности, отдам под суд.
Корпусной комиссар диктует приказ. Цинченко записывает.
- Давайте сюда.
Цинченко подставляет планшет. Корпусной комиссар выхватывает авторучку
и расписывается так, что летят чернильные брызги.
Приходится принимать самоубийственное решение-по частям вводить корпус
в бои.
Снова мы окружены плотным кольцом командиров. Член Военного совета,
поглядывая на часы, выслушивает Рябышева.
Создается подвижная группа в составе дивизии Васильева, полка Волкова и
мотоциклетного полка. Основные силы закончат перегруппировку и завтра
вступят в бой.
- Давно бы так.- Член Военного совета исподлобья смотрит на Дмитрия
Ивановича.- Когда хотят принести пользу Родине, находят способ...
Рябышев молчит. Руки по швам. Глаза устремлены куда-то поверх головы
корпусного комиссара.
Член Военного совета прикладывает узкую белую руку к фуражке.
- Выполняйте. А командовать подвижной группой будет Попель.
Корпусной комиссар поворачивается ко мне:
- Займете к вечеру Дубно - получите награду. Не займете - исключим из
партии и расстреляем...
В груди у меня клокочет: эх, и мастер же вы, товарищ корпусной
комиссар, в душу плевать! Хотите, чтобы я только ради награды наступал и из
страха перед расстрелом бил фашистов. Коротко отвечаю:
"Есть" - и поворачиваюсь так, как требует Строевой устав.
Обида, боль - все отступило на задний план. Мне вести подвижную группу.
Мало сил, мало сведений о противнике, мало времени на подготовку..."
Группа Попеля, в которую включили все, что оказалось поблизости, 34-ю
танковую дивизию и мотоциклетный полк, двинулась вдоль шоссе Броды - Дубно.
Этот удар отчаяния был для немцев неожиданным, группа разгромила несколько
встретившихся ей подразделений и дошла до Дубно, где была окружена и,
несмотря на героические усилия танкистов, полностью уничтожена. Вышли из
окружения немногие. Вышел и бригадный комиссар Попель, выполнивший приказ
корпусного комиссара Вашугина. Вот так два комиссара, взяв на себя не
положенные им командирские функции, загубили танковую дивизию и
мотоциклетный полк, полностью, с людьми и техникой. Попель, как видим, не.
мог не выполнить приказ под угрозой расстрела.
А что же с Вашугиным, который действовал в стиле Мехлиса? Вашугин
оказался человеком с совестью. Известно, что Мехлису, безжалостно
подводивщему; людей под расстрел или гибель, Сталин все прощал, а
переживаний за содеянное Мехлис никаких не испытывал, ему, как говорится,
все было как с гуся вода. С Вашугиным же случилось следующее. Привожу
рассказ Баграмяна - очевидца, присутствовавшего при этом печальном событии.
"На командный пункт фронта примчались заместители командира 12-й
танковой дивизии полковой комиссар В, В, Вилков и полковник Е. Д. Нестеров.
Оба выглядели подавленными. Они доложили, что 8-й мех-корпус в крайне
тяжелом положении. Значительная часть его сил во главе с бригадным
комиссаром Попелем сражается в окружении. Корпус понес большие потери,
оставшиеся люди вымотаны беспрерывными боями.
Во время этого разговора, при котором присутствовали Пуркаев и я, вошел
Вашугин. Мы заметили, как он побледнел, но не придали этому особого
значения. Подумали, просто переживает человек за неудачу, в которой и он
отчасти был повинен. Никто и не мог предполагать, какой это был для него
удар. Не дождавшись конца разговора, Вашугин ушел".
Через некоторое время стало известно, что он тут же застрелился.
Как начальник Генерального штаба Жуков даже в горячие дни боев на южном
направлении постоянно был в курсе обстановки на других фронтах, его
систематически информировал об этом заместитель начальника Генерального
штаба генерал Н. Ф. Ватутин. По докладам Ватутина Жуков знал, что на
северо-западном и западном направлениях до сих пор нет твердого руководства
войсками, части и соединения ведут бой с противником разрозненно, никакого
взаимодействия между ними нет, и, как пишет в своих воспоминаниях Жуков, там
"происходила полная неразбериха". Ватутин сообщал, что командующие фронтами
не имеют регулярной связи с армиями. Генеральный штаб не может добиться от
них точных сведений ни о своих войсках, ни о войсках противника.
Почему тогда так плохо обстояло дело со связью? В статье,
опубликованной много лет спустя, в 1971 году, на это дает ответ маршал войск
связи И. Т. Пересыпкин. То, о чем он пишет, было на самом деле, но даже
невоенного человека сегодня поражает крайняя непредусмотрительность наших
руководителей:
"Существовало мнение, что в случае возникновения войны основным
средством управления в оперативно-стратегическом звене явится проводная
связь. При этом считалось, что она будет полностью осуществляться по
постоянным линиям Народного комиссариата связи... Поэтому к началу войны
Генеральный штаб не имел собственных линейных частей и заранее
подготовленных укрытых резервных и запасных узлов связи".
Что же после всего этого пенять на плохую связь, если она просто не
была создана заблаговременно? Даже для Генерального штаба и Верховного
Командования связь была организована уже после начала боевых действий. Вот
что об этом пишет тот же Пересыпкин:
"В начале войны в распоряжении Генерального штаба находился только один
узел связи... Но вскоре узел пришлось разделить на две части. Основная его
часть располагалась на станции метро "Кировская"... Это был оперативный
узел, предназначенный для связи со штабами фронтов и армий... Для прямых
переговоров Верховного Главнокомандующего и руководства Генерального штаба в
Кремле и в здании Генштаба были установлены специальные переговорные
аппараты Бодо".
О том, каково было положение со связью, свидетельствует в своих
воспоминаниях и Жуков (я привожу его слова опять из рукописи):
"Положение войск Западного фронта,- пишет он,- осложнялось еще и тем,
что штабы армий не имели связи со штабом фронта и между армиями. Управление
внутри армий было крайне неорганизованно. В войсках появились нервозность и
неуверенность в дальнейших действиях, начались большие осложнения со
снабжением боеприпасами, горюче-смазочными материалами и проч.".
НА ТОЙ СТОРОНЕ, ПЕРВЫЕ ДНИ
Запустив огромную машину войны и убедившись, что танковые армады и
полевые войска, следующие за ними, начали перемалывать все на своем пути,
верховное командование во главе с Гитлером переехало из Берлина в новую
ставку. Эта ставка была построена специально для руководства операциями
против Советского Союза. Она находилась в Восточной Пруссии, недалеко от
города Растенбург, рядом с системой Мазурских озер. Гитлеровское
командование стремилось к тому, чтобы находиться вне воздействия английской
авиации, которая в эти дни интенсивно бомбила города Германии. Строительство
ставки началось еще в 1940 году. Был выбран огромный лесной массив, в
котором проложили дороги, построили служебные и жилые помещения, подземный
мощный узел связи, неуязвимый для бомбардировки с воздуха. К тому времени,
когда сюда переселилось командование, узел связи функционировал полностью.
В ставке было несколько зон. Все эти зоны обнесены общим проволочным
заграждением и минными полями. Проехать сюда можно было только по
определенным дорогам, пройдя проверку на нескольких контрольных пунктах. В
лес была проведена и железнодорожная ветка, по которой приходили эшелоны
специального назначения.
Ставка была построена с таким расчетом, чтобы она могла работать без
помех в любое время года. Для этого были созданы помещения двух типов:
длинные дома -деревянные, утепленные на зиму, в которых располагались
служебные помещения, залы для заседаний, кабинеты. И здесь же рядом, глубоко
в земле,- железобетонные бункера. Они обеспечивали безопасность при
бомбардировках, в них можно было жить длительное время. В этих бомбоубежищах
были небольшие служебные кабинеты, комнаты для совещаний и квартиры, в
которых жили офицеры центрального руководства. Причем все было продумано с
немецкой педантичностью, Бункера были построены не то чтобы тесно, но
экономно, вроде вагонов: в коридоре с правой и левой стороны, напротив друг
друга, располагались рабочие комнаты, в них были шкафы, сейфы, вделанные в
стены, а также необходимые санитарные узлы. Все это имело центральное
отопление, было электрифицировано и радиофицировано.
Одну. из таких зон занимал ОКВ - штаб верховного командования вермахта.
Неподалеку, под городом Ангербургом, в таких же помещениях располагался
генеральный штаб сухопутных войск во главе с Гальдером и штаб люфтваффе -
военно-воздушных сил.
В северной части этого лесного массива, неподалеку от штаба верховного
командования, находилась небольшая, но самая главная, секретная личная зона
Гитлера. В ней кроме Гитлера жили наиболее приближенные государственные
деятели -Геринг, Гиммлер. Из военных тут жили только Кейтель и Йодль.
Бетонный бункер Гитлера имел стены шестиметровой толщины. На поверхности
были построены длинные помещения с залами для совещаний, небольшое казино,
здесь же находился узел связи.
Вся эта зона, и особенно личная зона Гитлера, охранялась отборнейшими
эсэсовцами из батальона личной охраны фюрера. Командир этого батальона был и
комендантом лагеря, он руководил всей системой контрольно-пропускных пунктов
и целой системой постов, которые выставлялись днем и ночью во многих местах.
Под густыми кронами деревьев дома, покрашенные в серо-зеленый цвет
немецких мундиров, выглядели в этой тихой, отгороженной от всего мира зоне
довольно мрачно. Сам Гитлер назвал это место "Волчьим логовом" -
"Вольфшанце"..
Надо сказать, что во все время войны никто не знал о существовании
"Волчьего логова", за исключением немногих лиц, работа которых была связана
с верховным командованием. Немцы умели хранить тайну. Все те годы немецкий
народ, и армия, и все учреждения были убеждены, что Гитлер и верховное
военное командование находятся в столице, в Берлине, или неподалеку от него,
в Цоссене, где действительно располагались отдельные управления генерального
штаба сухопутных войск. В "Волчьем логове" находилось только самое высшее
руководство и те, кто был ему необходим для повседневной работы.
С первого дня прибытия Гитлера в ставку был установлен распорядок дня:
утром доклады об обстановке на Западном фронте, в Северной Африке, на
Балканах и в районах Средиземного моря, затем - о ходе боевых действий
против Советского Союза. Вечером докладывалось об изменениях, происшедших в
течение дня, и о возможных перспективах на следующие сутки. Такой распорядок
не менялся в течение всей войны. Узел связи работал четко, гитлеровское
руководство располагало полными и точными сведениями со всех фронтов.
Что же докладывали Гитлеру представители высшего военного руководства
на второй день войны? Мы можем точно установить это по дневнику начальника
генерального штаба сухопутных войск генерала Гальдера.
Я уже писал, что Гальдер вел дневник, занося туда только самые важные
события минувшего дня, очень коротко, конспективно, но все же с четкостью и
пунктуальностью генштабиста высокого класса. Все записанное было его личным,
основанным на реальностях мнением и не имело, на мои взгляд, каких-либо
пропагандистских или конъюнктурных наслоений. Разумеется, в дневнике есть
переоценка или недооценка каких-то эпизодов войны и действии сторон, это
естественно для любого человека в соответствии с его взглядами, но в целом,
повторяю, дневниковые записи Гальдера вполне достоверны. Приведу несколько
абзацев, которые дают представление о том, каковы были впечатления Гальдера
от первых дней наступления на Советский Союз, а следовательно, и о том, что
докладывалось Гитлеру на первых совещаниях в "Волчьем логове":
"Общая картина первого дня наступления представляется следующей:
наступление германских войск застало противника врасплох. Боевые порядки
противника в тактическом отношении не были приспособлены к обороне. Его
войска в пограничной полосе были разбросаны на обширной территории и
привязаны к районам своего расквартирования. Охрана самой границы была. в
общем, слабой.
Тактическая внезапность привела к тому, что сопротивление противника в
пограничной зоне оказалось слабым и неорганизованным. В результате чего нам
всюду легко удалось захватить мосты через водные преграды и прорвать
пограничную полосу укреплений на всю глубину (укрепления полевого типа).
После первоначального "столбняка", вызванного внезапностью нападения,
противник перешел к активным действиям. Без сомнения, на стороне противника
имели место случаи тактического отхода, хотя и беспорядочного. Признаков же
оперативного отхода нет и следа. Вполне вероятно, что возможность
организации такого отхода была просто исключена. Ряд командных инстанций
противника, как, например, в Белостоке (штаб 10-й армии), полностью не знал
обстановки, и поэтому на ряде участков фронта почти отсутствовало
руководство действиями войск со стороны высших штабов.
Но даже независимо от этого, учитывая влияние "столбняка", едва ли
можно ожидать, что русское командование уже в течение первого дня боев
смогло составить себе настолько ясную картину обстановки, чтобы оказаться в
состоянии принять радикальное решение.
Представляется, что русское командование благодаря своей
неповоротливости в ближайшее время вообще не в состоянии организовать
оперативное противодействие нашему наступлению. Русские вынуждены принять
бой в той группировке, в которой они находились к началу нашего
наступления".
Дальше Гальдер излагает положение по участкам групп армий - "Север",
"Центр", "Юг" - и делает такое заключение:
"Задачи групп армий остаются прежними. Нет никаких оснований для
внесения каких-либо изменений в план операции. Главному командованию
сухопутных войск не приходится даже отдавать каких-либо дополнительных
распоряжений".
Вот так - у нас хаос и неразбериха, а у нашего противника нет даже
малейшей потребности вносить в планы какие-либо коррективы. При всей
обидности такой характеристики действий наших войск и командования она
объективно отражает то, что происходило на фронте и в штабах. Опровергать
нечего, наоборот, хочу обратить ваше внимание на точность и четкость
формулировок и изложение общей картины.
В записи за первый день войны есть у Гальдера и такие слова:
"Командование ВВС сообщило, что за сегодняшний день уничтожило 800
самолетов противника..." Я привожу эту цитату как еще одно доказательство
объективности дневника Гальдера, потому что, по нашим данным, в первый день
гитлеровцы уничтожили 1200 самолетов, так что запись о 800 самолетах, как
видим, даже преуменьшает число, уничтоженных в действительности.
Любопытна запись Гальдера от 23 июня - о том, что танковые группы
должны действовать концентрическими ударами, направленными в одно место, что
обеспечит массированность действия. Ее не будет, если Гот, например, пойдет
вперед да еще будет отклоняться к северу, а Гудериан задержится и пойдет
несколько южнее. "Эту опасность,- пишет Гальдер,- следует учитывать, тем
более что именно русские впервые выдвинули идею массирования подвижных
соединений..."
Мы еще будем говорить об этой идее, разработанной советскими военными
стратегами, которые, к сожалению, были уничтожены в годы репрессий.
Суммируя ход боевых действий к 24 июня, Гальдер записал:
"Впрочем, я сомневаюсь в том, что командование противника действительно
сохраняет в своих руках единое и планомерное руководство действиями войск.
Гораздо вероятнее, что местные переброски наземных войск и авиации являются
вынужденными и предприняты под влиянием продвижения наших войск, а не
представляют собой организованного отхода с оперативными целями. О таком
организованном отходе до сих пор как будто говорить не приходится".
И опять отметим, как ни горько это делать, острый военный глаз и
четкость мышления Гальдера - его запись точно фиксирует состояние нашего
командования.
24 июня, характеризуя боевые действия на различных участках, Гальдер
сделал такую запись:
"Наши войска заняли Вильнюс, Каунас и Кейдане. (Историческая справка:
Наполеон взял Вильнюс и Каунас тоже 24 июня.)"
По ассоциации с исторической параллелью Гальдера я вспомнил запись о
первом дне войны одного из сподвижников Наполеона, Дедема. Он писал в своих
мемуарах:
"...я приблизился к группе генералов, принадлежащих к главной квартире
императора. Среди них царило мертвое молчание, походившее , на мрачное
отчаяние. Я позволил себе сказать какую-то шутку, но генерал Коленкур...
сказал мне:
"Здесь не смеются, это великий день". Вместе с тем он указал рукой на
правый берег, как бы желая прибавить:
"Там наша могила".
После поражения в войне многие гитлеровские генералы писали, что у них
было такое же предчувствие. Один из них даже записал в день начала
вторжения: это начало нашей гибели. Однако все они были так опьянены легкими
победами над Польшей, Францией и другими странами, что гипноз удачливости
фюрера лишил их разума, и они шагнули в тот день, как и французы в 1812
году, не в Россию, а в пропасть.
Пропагандистская система Геббельса работала на полную мощь, война была
объявлена не только "крестовым походом против большевизма", но и
"всеевропейской освободительной войной" - в этом виделось желание снискать
симпатии к немецкому нападению на Советский Союз и замаскировать истинные
завоевательские планы Германии. Но в своем кругу Гитлер по этому поводу
откровенно сказал:
- Общеевропейскую войну за свободу не следует понимать так, будто
Германия ведет войну для Европы. Выгоду из этой войны должны извлечь только
немцы.
Далее Гальдер записал о том, что кольцо окружения восточнее Белостока
вот-вот замкнется, а также замыкается кольцо, которое создают танковые
группы Гота и Гудериана восточнее Минска. Не ускользнуло из поля зрения
Гальдера и такое:
"Следует отметить упорство отдельных русских соединений в бою. Имели
место случаи, когда гарнизоны дотов взрывали себя вместе с дотами, не желая
сдаваться в плен". И еще Гальдер отмечает:
"Войска группы армий "Юг", отражая сильные контратаки противника,
успешно продвигаются вперед. Противник несет большие потери".
Напомню читателям о тех боевых действиях, которые я описал выше, и о
том, что именно здесь на второй день войны уже начали наносить контрудар
наши механизированные корпуса под руководством Жукова и Кирпоноса. Как
видим, они были настолько ощутимы, что попали в поле зрения начальника
генерального штаба сухопутных войск.
Подводя итоги за 24 июня, Гальдер пишет:
"В общем, теперь стало ясно, что русские не думают об отступлении, а,
напротив, бросают все, что имеют в своем распоряжении, навстречу
вклинившимся германским войскам. При этом верховное командование противника,
видимо, совершенно не участвует в руководстве операциями войск".
25 июня Гальдер делает подробные записи об успешных действиях на всех
фронтах и опять особо отмечает действия тех частей, где, как мы знаем,
находился Жуков:
"На фронте группы армий "Юг". Сражение еще не достигло своей наивысшей
точки. Оно продлится еще несколько дней. Танковое сражение западнее Луцка
все еще продолжается". И как итоговую оценку или, точнее, как признание
умелого руководства в такой сложнейшей и невыгодной для нас обстановке
приведу еще одну запись Гальдера за 26 июня. Характерно также и то, что
раньше Гальдер делал записи, как , и полагается, начиная с левого фланга:
"Север", "Центр", затем "Юг", а вот 26-го, видимо, возникла такая
озабоченность, что он, нарушив эту последовательность, сразу пишет о
действиях наших войск против группы армий "Юг", то есть там, где был Жуков.
"Группа армий "Юг" медленно продвигается вперед, к сожалению, неся
значительные потери. У противника, действующего против группы армий "Юг",
отмечается твердое и энергичное руководство. Противник все время подтягивает
из глубины новые свежие силы против нашего танкового клина".
Вот эти слова, мне кажется, и объективно, и достойно оценивают
результативные действия не только Жукова, который организовывал контрудары,
но и Кирпоноса с его штабом.
Все же Гальдер как начальник Генерального штаба мыслил и записывал,
конечно, крупномасштабно, некоторых деталей он или не знал, или не считал
нужным их фиксировать. А вот что пишет находившийся ближе к боевым действиям
генерал Гот, командующий одной из немецких танковых групп:
"...Оперативный прорыв 1-й танковой группы, приданной 6-й армии, до 28
июня достигнут не был. Большим препятствием на пути наступления немецких
частей были мощные контрудары противника".
В записях Гальдера не раз отмечается, что ему непонятны действия нашего
Верховного Командования. Какую улыбку и удивление вызвала бы директива No 3
нашего Главнокомандования, которая поставила задачу на контрнаступление и
выход наших наступающих частей к Люблину на территорию противника.
Жуков по этому поводу в своих воспоминаниях пишет:
"Ставя задачу на контрнаступление. Ставка Главнокомандования не знала
реальной обстановки, сложившейся к исходу 22 июня. Не знало действительного
положения дел и командование фронтов. В своем решении Главное Командование
исходило не из анализа реальной обстановки и обоснованных расчетов, а из
интуиции и стремления к активности без учета возможностей войск, чего ни в
коем случае нельзя делать в ответственные моменты вооруженной борьбы. В
сложившейся обстановке единственно правильными могли быть только контрудары
мехкорпусов против клиньев танковых группировок противника. Предпринятые
контрудары в большинстве своем были организованы плохо, без надлежащего
взаимодействия, а потому и не достигли цели".
Добавим здесь от себя, что механизированные корпуса из-за своего
расположения в глубине от границы не были готовы для нанесения этих
контрударов, им для контрударов пришлось совершать длительные марши, в ходе
которых выходила из строя техника не только от бомбежек, но и по техническим
причинам, и поэтому они вступали в бой уже сильно ослабленными.
Следовательно, в самой группировке наших войск в приграничных округах не
было заложено идеи о возможности ударов под основание клиньев, ударов,
которые пробивали бы бронетанковые группировки противника. А предвидеть
такие действия врага и подготовить свои войска к таким контрмерам были все
возможности, потому что тактикадействий гитлеровцев в Польше, Франции да и в
других боях была уже хорошо известна. Но, к сожалению, войска не были
обучены конкретным действиям, по конкретной тактике врага и не находились в
необходимой группировке в приграничной полосе.
Сталин вскоре понял свою ошибку с отправкой начальника Генерального
штаба на передовую. Управление войсками за эти дни так и не было налажено.
Сведения, поступавшие из действующей армии, были не только неутешительные,
но просто катастрофические. Пришло сообщение, что под Рославлем окружены две
армии и вот-вот замкнутся клещи вокруг Минска, за-хлопнув в окружении еще
несколько армий. В этих условиях Сталин явно растерялся, ему нужен был рядом
твердый человек, таким человеком он считал Жукова, и Жуков действительно был
таким.
26 июня И. В. Сталин позвонил на командный пункт Юго-Западного фронта в
Тернополь и, когда пригласили к аппарату Жукова, сказал:
- На Западном фронте сложилась тяжелая обстановка. Противник подошел к
Минску. Непонятно, что происходит с Павловым. Маршал Кулик неизвестно где,
Маршал Шапошников заболел. Можете вы немедленно вылететь в Москву?
- Сейчас переговорю с товарищами Кирпоносом и Пуркаевым о дальнейших
действиях и выеду на аэродром,- ответил Жуков.
Поздно вечером 26 июня Жуков прилетел в Москву, и прямо с аэродрома его
повезли к Сталину. В кабинете Сталина стояли навытяжку нарком С. К.
Тимошенко и первый заместитель начальника Генштаба генерал-лейтенант Н. Ф.
Ватутин. Оба бледные, осунувшиеся, с покрасневшими от бессонницы глазами.
Здесь до прихода Жукова произошел, как говорится, крупный разговор.
Сталин поздоровался с Жуковым лишь кивком головы и сразу же раздраженно
сказал:
- Не могу понять путаных предложений наркома и вашего зама. Подумайте
вместе и скажите: что можно сделать?
Сталин при этих словах показал на карту, развернутую на столе. На карте
была обстановка Западного фронта. И по жесту, и по тону Сталина Жуков понял:
Верховный находится в таком состоянии, когда ничего путного из разговора не
получится, надо было дать ему остыть, а потом уже говорить о деле. Поэтому
Жуков, стараясь подчеркнуть свое спокойствие и как бы призывая к тому же
Сталина, сказал:
- Мне нужно минут сорок, чтобы разобраться с обстановкой.
- Хорошо, через сорок минут доложите! - все так же раздраженно бросил
Сталин.
Жуков, Тимошенко и Ватутин вышли в соседнюю комнату. Без долгих слов,
обменявшись лишь понимающими взглядами по поводу происшедшего в кабинете
Сталина, они начали анализировать обстановку на Западном фронте.
Западнее Минска были окружены и дрались в окружении остатки 3-й и 10-й
армий Западного фронта. Остатки 4-й армии отошли в Припятские леса.
Остальные части, понесшие большие потери, отходили к реке Березине. И вот на
эти ослабленные и разрозненные войска фронта наступали мощные группировки
противника.
Через полчаса они вернулись к Сталину и предложили немедленно занять
оборону на рубеже Западная Двина - Полоцк - Витебск - Орша - Могилев-Мозырь
и для обороны использовать 13, 19, 20, 21 и 22-ю армии. Кроме того, срочно
приступить к подготовке обороны на тыловом рубеже по линии Селижарово -
Смоленск - Рославль - Гомель силами 24-й и 28-й армий резерва Ставки. Помимо
этого, срочно сформировать еще 2-3 армии за счет дивизий Московского
ополчения.
Все эти предложения Сталин утвердил и приказал немедленно довести их до
войск.
27 июня утром Жуков вызвал к аппарату Бодо начальника штаба Западного
фронта генерала В. Е. Климовских и передал ему приказ Ставки.
Дальше я привожу запись разговора Жукова и Климовских, потому что это
подлинный разговор, характеризующий Жукова в динамике управления крупными
операциями, к тому же в очень сложной, критической обстановке.
"Жуков. Слушайте приказ от имени Ставки Главного Командования. Ваша
задача:
П е р в о е. Срочно разыскать все части, связаться с командирами и
объяснить им обстановку, положение противника и положение своих частей,
особо детально обрисовать места, куда проскочили передовые мехчасти врага.
Указать, где остались наши базы горючего, огнеприпасов и продфуража, чтобы с
этих баз части снабдили себя всем необходимым для боя.
Поставить частям задачу, вести ли бои или сосредоточиваться в лесных
районах, в последнем случае - по каким дорогам и в какой группировке.
В т о р о е. Выяснить, каким частям нужно подать горючее и боеприпасы
самолетами, чтобы не бросать дорогостоящую технику, особенно тяжелые танки и
тяжелую артиллерию.
Т р е т ь е. Оставшиеся войска выводить в трех направлениях:
- через Докшицы и Полоцк, собирая их за Лепельским и Полоцким УРами;
- направление Минск, собирать части за Минским УРом;
- третье направление - Глусские леса и на Бобруйск.
Ч е т в е р т о е. Иметь в виду, что первый механизированный эшелон
противника очень далеко оторвался от своей пехоты, в этом сейчас слабость
противника, как оторвавшегося эшелона, так и самой пехоты, двигающейся без
танков. Если только подчиненные вам командиры смогут взять в руки части,
особенно танковые, можно нанести уничтожающий удар и для разгрома первого
эшелона, и для разгрома пехоты, двигающейся без танков. Если удастся,
организуйте сначала мощный удар по тылу первого мехэшелона противника,
двигающегося на Минск и на Бобруйск, после чего можно с успехом повернуться
против пехоты.
Такое смелое действие принесло бы славу войскам Западного округа.
Особенно большой успех получится, если сумеете организовать ночное нападение
на мех-части.
П я т о е. Конницу отвести в Пинские леса и, опираясь на Пинск,
Лунинец, развернуть самые смелые и широкие нападения на тылы частей и сами
части противника.. Отдельные мелкие группы конницы под водительством
преданных и храбрых средних командиров расставьте на всех дорогах".
В 2 часа ночи 28 июня у Жукова состоялся дополнительный разговор по
прямому проводу с генералом В. Е. Климовских. Привожу выдержки из этих
переговоров.
"Ж у к о в, Доложите, что известно о 3, 10 и 4-й армиях, в чьих руках
Минск, где противник?
К л и м о в с к и х. Минск по-прежнему наш. Получено сообщение: в
районе Минска и Смолевичи высажен десант. Усилиями 44-го стрелкового корпуса
в районе Минска десант ликвидируется. Авиация противника почти весь день
бомбила дорогу Борисов - Орша. Есть повреждения на станциях и перегонах. С
3-й армией по радио связь установить не удалось. Противник по последним
донесениям был перед УРом. Барановичи, Бобруйск, Пу-ховичи до вечера были
наши.
Ж у к о в. Где Кулик, Болдин, Коробков? Где мехкорпуса, кавкорпус?
К л и м о в с к и х. От Кулика и Болдина сообщений нет. Связались с
Коробковым, он на КП восточнее Бобруйска. Соединение Хацкилевича
подтягивалось к Барановичам, Ахлюстина - к Столбцам... К ним вчера около
19.00 выехал помкомкор Светлицин. Завтра высылаем парашютистов с задачей
передать приказы Кузнецову и Голубеву.
Ж у к о в. Знаете ли вы о том, что 21-й стрелковый корпус вышел в район
Молодечно - Вилейка в хорошем состоянии?
К л и м о в с к и х. 021-м стрелковом корпусе имели сведения, что он
наметил отход в направлении Молодечно, но эти сведения подтверждены не были.
Ж у к о в. Где тяжелая артиллерия?
К л и м о в с к и х. Большая часть тяжелой артиллерии в наших руках. Не
имеем данных по 375-му и 120-му гаубичным артиллерийским полкам.
Ж у к о в. Где конница, 13, 14 и 17-й мехкорпуса?
К л и м о в с к и х. 13-й мехкорпус- в Столбцах. В 14-м мехкорпусе
осталось несколько танков, присоединились к 17-му, находящемуся в
Барановичах. Данных о местонахождении конницы нет. Коробков вывел остатки
42, 6, 75-й. Есть основание думать, что 49-я стрелковая дивизия в
Беловежской пуще. Для проверки этого и вывода ее с рассветом высылается
специальный парашютист. Выход Кузнецова ожидаем вдоль обоих берегов Немана.
Ж у к о в. Какой сегодня был бой с мехкорпусом противника перед Минским
УРом и где сейчас противник, который был вчера в Слуцке и перед Минским
УРом?
К л и м о в с к и х. Вой с мехкорпусом противника в Минском УРе вела
64-я стрелковая дивизия. Противник от Слуцка продвигался на Бобруйск, но к
вечеру Бобруйск занят еще не был.
Ж у к о в. Как понимать "занят еще не был"?
К л и м о в с к и х. Мы полагали, что противник попытается на плечах
ворваться в Бобруйск. Этого не произошло.
Ж у к о в. Смотрите, чтобы противник ваш Минский УР не обошел с севера.
Закройте направление Логойск - Зембин - Плешеницы, иначе противник, обойдя
УР, раньше вас будет в Борисове. У меня все. До свидания".
29 июня поступили сообщения о том, что наши войска оставили Минск.
Наркому обороны Тимошенко позвонил Сталин и спросил:
- Что под Минском? Как там дела?
У Тимошенко не хватило сил доложить Сталину о том, что Минск сдан, он
еще надеялся, что положение будет восстановлено, поэтому сказал
неопределенно:
- Я не могу сейчас доложить, товарищ Сталин...- Тимошенко не успел
закончить фразу, потому что Сталин его перебил:
- А вы обязаны постоянно знать все детали, товарищ Тимошенко, и держать
нас в курсе событий.
Не желая продолжать разговор, Сталин положил трубку.
В это время в кабинете Сталина были Молотов, Маленков и Берия.
Некоторое время было тягостное молчание, потом Сталин сказал:
- Не нравится мне это их неведение. А может быть, мы сейчас поедем в
Генштаб и сами посмотрим карты и донесения с фронтов?
От Кремля до здания Наркомата обороны по улице Фрунзе ехать всего
несколько минут. Когда члены Политбюро вошли в массивные двери, часовой,
увидев Сталина и идущих за ним Молотова, Маленкова и Берия, настолько
оторопел, что даже не мог спросить пропуска или что-то вымолвить. Члены
Политбюро молча прошли мимо часового и поднялись на второй этаж, где был
кабинет наркома обороны. В кабинете в это время были Тимошенко, Жуков,
Ватутин, генералы и офицеры Генштаба, они стояли около больших столов, на
которых расстелены карты с обстановкой на фронтах.
Появление Сталина и других членов Политбюро было настолько неожиданно,
что все присутствующие на некоторое время просто онемели. Тимошенко даже
побледнел, однако, будучи старым служакой, он быстро пришел в себя и подошел
к Сталину с рапортом, как и полагается в Таких случаях:
- Товарищ Сталин, руководство Наркомата обороны и Генеральный штаб
изучают обстановку на фронтах и вырабатывают очередные решения.
Сталин выслушал доклад, ничего не ответил и медленно пошел вдоль стола
с картами. Он остановился у карты Западного фронта. Тем временем на
цыпочках, один за другим вышли из кабинета работники Генерального штаба,
кроме Тимошенко, Жукова и Ватутина.
Сталин довольно долго стоял у карты Западного фронта и разглядывал ее.
Затем повернулся к генералам и, явно сдерживая себя и стараясь быть
спокойным, сказал:
- Ну, мы ждем, докладывайте, объясняйте обстановку.
Тимошенко хорошо знал Сталина, не только уважал, но и очень боялся его.
Он понимал, что у Сталина внутри все клокочет, иначе он не появился бы здесь
так внезапно. Не ожидая для себя ничего хорошего, Тимошенко стал сбивчиво
докладывать:
- Товарищ Сталин, мы еще не успели обобщить поступившие материалы.
Многое не ясно... Есть противоречивые сведения... Я не готов к докладу.
И тут Сталин сорвался:
- Вы просто боитесь сообщить нам правду! Потеряли Белоруссию, а теперь
хотите поставить нас перед фактом новых провалов?! Что делается на Украине?
Что в Прибалтике? Вы управляете фронтами или Генштаб только регистрирует
потери?!
Желая как-то разрядить обстановку и помочь Тимошенко, которого Жуков
уважал, начальник Генерального штаба обратился к Сталину:
- Разрешите нам продолжать работу. Тут вдруг иронически спросил Берия:
- Может, мы мешаем вам?
-- Обстановка на фронтах критическая. От нас ждут указаний,- сказал
Жуков, стараясь быть спокойным и ни к кому не обращаясь, но затем, взглянув
прямо в глаза Берии, с некоторым вызовом спросил: - Может быть, вы сумеете
дать эти указания?
- Если партия поручит, дадим,- отрезал Берия.
- Это если поручит! - твердо парировал Жуков.- А пока дело поручено
нам.
Повернувшись к Сталину, Жуков, опять-таки стараясь быть спокойным,
сказал:
- Простите меня за резкость, товарищ Сталин. Мы разберемся и сами
приедем в Кремль...
Все молчали, ожидая, что решит и скажет Сталин. Но и Тимошенко не
захотел в трудную минуту оставлять без поддержки своего начальника
Генерального штаба и, пытаясь прийти ему на помощь, сказал:
- Товарищ Сталин, мы обязаны в первую очередь думать, как помочь
фронтам, а потом уже информировать вас...
Попытка Тимошенко сгладить ситуацию обернулась против него. Сталин
опять вспыхнул:
- Во-первых, вы делаете грубую ошибку, что отделяете себя от нас! А
во-вторых, о Помощи фронтам, об овладении обстановкой нам теперь надо думать
всем вместе.- Сталин помолчал и, видимо решив, что все-таки в такой ситуации
лучше действительно дать военным возможность собраться с мыслями, сказал,
обращаясь к своим спутникам:
- Пойдемте, товарищи, мы, кажется, действительно появились здесь не
вовремя...
Члены Политбюро направились к двери и ушли, никем не сопровождаемые,
так же как и появились здесь несколькими минутами раньше (2).
После ухода членов Политбюро Тимошенко попросил Жукова связаться с
командующим Западным фронтом Д. Г. Павловым и выяснить наконец" более
детально Обстановку. Жуков по аппарату Бодо говорил с Павловым, вот запись
этого разговора.
"Ж у к о в. Мы не можем принять никакого решения по Западному фронту,
не зная, что происходит в районах Минска, Бобруйска, Слуцка. Прошу доложить
по существу вопросов.
П а в л о в. В районе Минска 44-й стрелковый корпус отходит южнее
Могилевского шоссе; рубежом обороны, на котором должны остановиться,
назначен Стахов - Червень. В районе Слуцка вчера, по наблюдению авиации,
210-я мотострелковая дивизия вела бой в районе Шищсцы. В районе Бобруйска
сегодня в 4 часа противник навел мост, по которому проскочило 12 танков.
Ж у к о в. Немцы передают по радио, что ими восточнее Белостока
окружены две армии. Видимо, какая-то доля правды в этом есть. Почему ваш
штаб не организует высылку делегатов связи, чтобы найти войска? Где Кулик,
Болдин, Кузнецов? Где кавкорпус? Не может быть, чтобы авиация не видела
конницу.
П а в л о в. Да, большая доля правды. Нам известно, что 25 й 26 июня
части были на реке Щаре, вели бой за переправы с противником, занимающим
восточный берег реки Щары. Третья армия стремиласьотойти по обе стороны реки
Щары..21-й стрелковый корпус-в районе Лиды. С этим корпусом имели связь по
радио, но со вчерашнего дня связи нет, корпус пробивается из окружения в
указанном ему направлении. Авиация не может Отыскать конницу и мехчасти,
потому что все это тщательно скрывается в лесах от авиации противника.
Послана группа с радиостанцией с задачей разыскать, где Кулик и где
находятся наши части. От этой группы ответа пока нет. Болдин и Кузнецов, как
и Голубев, до 26 июня были при частях.
Ж у к о в. Основная ваша задача - как можно быстрее разыскать части и
вывести их за реку Березину. За это дело возьмитесь лично и отберите для
этой цели способных командиров. Ставка Главного Командования от вас требует
в кратчайший срок собрать все войска фронта и привести их в надлежащее
состояние. Нельзя ни в коем случае допустить прорыва частей противника в
районе Бобруйска и в районе Борисова. Вы должны во что бы то ни стало не
допустить срыва окончания сосредоточения армий в районе Орша - Могилев -
Жлобин - Рогачев: Для руководства боями и для того, чтобы вы Знали, что
происходит под Бобруйском, вышлите группу командиров с радиостанцией под
руководством вашего заместителя. Немедленно эвакуируйте склады, чтобы все
это не попало в руки противника. Как только обстановка прояснится, сразу же
обо всем доложите.
П а в л о в. Для удержания Бобруйска и Борисова бросим все части, даже
школу".
Однако эта задача была совершенно невыполнима, так как противник уже 26
июня крупными силами форсировал Западную Двину и захватил Даугавпилс.
30 июня в Генеральный штаб Жукову позвонил Сталин и приказал вызвать Д.
Г. Павлова в Москву. В этот день в штаб Павлова прибыл генерал А. И.
Еременко с приказом о том, что командующим Западным фронтом назначается он.
Павлов прибыл на следующий день, и первый, к кому он зашел, был Жуков.
Как вспоминает Георгий Константинович, он не узнал Павлова, так похудел и
осунулся тот за восемь дней войны. Состоялся нелегкий разговор, Павлов
нервничал, искал оправдания в неудачах не только в силе противника, но и в
неправильном руководстве сверху. Он бил прав, но судьба его уже была решена.
И не только тем, что на его место уже назначен новый командующий. Еременко
пробыл в этой должности всего несколько дней. Сталин изменил свое решение и
назначил командующим Западным фронтом маршала Тимошенко, а членом Военного
совета этого фронта Л. З. Мехлиса. Причем, напутствуя на эту должность,
Сталин сказал Мехлису:
- Разберитесь там, на Западном фронте, соберите Военный совет и решите,
кто, кроме Павлова, виновен в допущенных серьезных ошибках.
Этой короткой фразы для Мехлиса было достаточно, она прозвучала для
него четкой и определенной программой действий: Павлов виновен, и надо
подыскать еще и других виновников "серьезных ошибок". В общем, дело должно
быть "громким". По прибытии в штаб Западного фронта Мехлис, без долгих
расследований, оформил предложение Военного совета фронта, согласно которому
следует предать суду Военного трибунала все командование Западного фронта.
Однако Государственный Комитет Обороны СССР при принятии решения не
ссылается на этот документ Мехлиса, видимо понимая, что его бумага не очень
весома для акции, которую затеял Сталин. Поэтому решение ГКО принимается "по
представлению главнокомандующих и командующих фронтами и армиями".
Эта ссылка на главнокомандующих является первой фальсификацией в "деле
Павлова". Никаких представлений из фронтов и тем более из армий не было,
арест, а затем расправа над командованием Западного фронта были для
главнокомандующих такой же неожиданностью, как и для всей армии. Сталин
ощутил, как зашатался авторитет из-за его ошибок и просчетов, которые
привели к таким катастрофическим поражениям в первые дни войны. Надо было
спасать не только положение, но и себя. Народ не мог не думать о причинах
постигших страну и армию неудач. Нужно было направить ход их мыслей в нужную
сторону. Нужны были виновники - "козлы отпущения".
И вот заседает Государственный Комитет Обороны и принимает
постановление - оно "совершенно секретное", но в то же время должно быть
объявлено "во всех ротах, батареях, эскадронах, эскадрильях", та есть
доведено до каждого солдата, или, как гласит поговорка, "по секрету всему
свету". Это свидетельствует, на мой взгляд, о растерянности Сталина, о его
тайном стремлении оправдаться, отвести от себя вину. Если секретная бумага
останется в штабных папках, никто не узнает виновников неудач, так и будут
все думать, что он, Сталин, допустил просчеты и промахи. Нет, все должны
знать, что Сталин не только не виноват - он карает виновников! Желание
Сталина отчетливо проступает еще и в том, что он единолично подписал это
"Постановление" - ни одного члена ГКО рядом. Он один- Сталин - увидел
виновников и покарал их, это должны знать все. Поэтому и объявить все всем,
несмотря на "совершенную секретность".
И действительно, постановление было зачитано всем вооруженным силам, да
и на промышленных предприятиях, связанных с производством продукции для
фронта, а тогда все работали на армию. Но с течением времени постановление
действительно стало обретать секретность. То ли Сталин понял, что все
обвинения, как говорится, шиты белыми нитками, то ли в ходе войны стали
отчетливо видны настоящие причины и виновники всех неудач, в общем, это
постановление чем дальше от военных лет, тем глубже пряталось в архивных
сейфах. О нем вспоминали, говорили общими фразами, но сам текст после того,
всеобщего, оглашения ни разу не публиковался. И, если я не ошибаюсь, не
опубликован до сих пор. Отдельные выдержки и пересказ в книгах историков и в
мемуарах приводятся, но поскольку в целом найти его непросто, мне кажется,
будет полезным ознакомить читателей с полным текстом этого постановления.
СОВ. СЕКРЕТНО ПОСТАНОВЛЕНИЕ
ГОСУДАРСТВЕННОГО КОМИТЕТА ОБОРОНЫ СОЮЗА ССР
Главнокомандующим. Военным Советам Фронтов и Армий. Командующим
Военными Округами. Командирам Корпусов и Дивизий.
НАСТОЯЩЕЕ ПОСТАНОВЛЕНИЕ ГОСУДАРСТВЕННОГО КОМИТЕТА ОБОРОНЫ СССР ПРОЧЕСТЬ
ВО ВСЕХ РОТАХ, БАТАРЕЯХ, ЭСКАДРОНАХ И АВИАЭСКАДРИЛЬЯХ
Государственный Комитет Обороны устанавливает, что части Красной Армии
в боях с германскими захватчиками в большинстве случаев высоко держат
Великое Знамя Советской Власти и ведут себя удовлетворительно, а иногда
прямо геройски, отстаивая родную землю от фашистских грабителей, однако
наряду с этим Государственный Комитет Обороны должен признать, что отдельные
командиры и рядовые бойцы проявляют неустойчивость, паникерство, позорную
трусость, бросают оружие и, забывая свой долг перед РОДИНОЙ, грубо нарушают
присягу, превращаются в стадо баранов, в панике бегущих перед обнаглевшим
противником. Воздавая честь и славу отважным бойцам и командирам.
Государственный Комитет Обороны считает вместе с тем необходимым, чтобы были
приняты строжайшие меры против трусов, паникеров, дезертиров.
Паникер, трус, дезертир хуже врага, ибо он не только подрывает наше
дело, но и порочит честь Красной Армии - поэтому расправа с паникерами,
трусами и дезертирами и восстановление воинской дисциплины является нашим
священным долгом, если мы хотим сохранить незапятнанным Великое Звание Воина
Красной Армии, исходя из этого Государственный Комитет Обороны, по
представлению Главнокомандующих и Командующих Фронтами и Армиями, арестовал
и предал суду Военного Трибунала за позорящую звание командира трусость,
бездействие власти, отсутствие распорядительности, развал управления
войсками, сдачу оружия противнику без боя и самовольное оставление боевых
позиций:
1) бывшего командующего Западным Фронтом Генерала Армии ПАВЛОВА;
2) бывшего начальника штаба Западного Фронта Генерал-майора КЛИМОВСКИХ;
3) бывшего начальника Связи Западного Фронта Генерал-майора ГРИГОРЬЕВА;
4) бывшего командующего 4-й Армией Западного Фронта Генерал-майора
КОРОБКОВА;
5) бывшего командира 41 стрелкового корпуса Северо-Западного Фронта
Генерал-майора КОСОБУЦ-КОГО;
6) бывшего командира 60 Горно-стрелковой дивизии Южного Фронта
Генерал-майора СЕЛИХОВА;
7) бывшего заместителя командира 60 Горнострелковой дивизии Южного
Фронта Полкового Комиссара КУРОЧКИНА;
8) бывшего командира 30 стрелковой дивизии Южного Фронта Генерал-майора
ГАЛАКТИОНОВА;
9) бывшего заместителя командира 30 стрелковой дивизии Южного Фронта
Полкового Комиссара ЕЛИСЕЕВА.
Воздавая должное славным и отважным бойцам и командирам, покрывшим себя
славой в боях с фашистскими захватчиками. Государственный Комитет Обороны
ПРЕДУПРЕЖДАЕТ, вместе с тем, что он будет и впредь железной рукой пресекать
всякое проявление трусости и неорганизованности в рядах Красной Армии,
памятуя, что железная дисциплина в Красной Армии является важнейшим условием
победы над врагом.
Государственный Комитет Обороны ТРЕБУЕТ от командиров н политработников
всех степеней, чтобы они систематически укрепляли в рядах Красной Армии дух
дисциплины и организованности, чтобы они личным примером храбрости и отваги
вдохновляли бой. цов НА ВЕЛИКИЕ ПОДВИГИ, чтобы они не давали паникерам,
трусам и дезорганизаторам порочить великое знамя Красной Армии и
расправлялись с ними как с нарушителями присяги и изменниками Родины.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ГОСУДАРСТВЕННОГО КОМИТЕТА ОБОРОНЫ СОЮЗА ССР - И. СТАЛИН
16 июля 1941 г." 38
Вот такой грозный документ отправляет на смерть семерых генералов и
двух полковых комиссаров и "предупреждает" всех остальных, что "будет и
впредь железной рукой..." и чтоб они сами "...расправлялись... с
нарушителями присяги и изменниками Родины".
После опустошительных репрессий перед войной,, в напряженнейшие дни
войны, при огромной нехватке командиров, так беспощадно и нерасчетливо
вырываются из рядов армии опытнейшие командиры и комиссары. Впрочем,
"нерасчетливо" не то слово. Расчет, конечно, был у Сталина, о чем я писал
выше. Об этом же свидетельствуют не только расстрел "виновников", но и
организованная фальсификация, подтасовка фактов, направленные на то, чтобы
скомпрометировать расстрелянных. Показать их такими, чтобы они не вызывали
сожаления, чтобы постигшая их кара выглядела заслуженной. Для этого были
забыты все их прежние заслуги. Вопреки действительности им приписывали
надуманные дела и поступки. Особенно это коснулось Дмитрия Григорьевича
Павлова - его низводили по способностям до уровня командира батальона,
объявляли чуть ли не выскочкой, за несколько лет незаслуженно пролетевшим
через несколько повышений.
К сожалению, и Жуков поддался этой очернительной волне, он в своих
мемуарах принижает и заслуги, и способности Павлова. Впрочем, возможно, что
это воздействие тех, кто редактировал рукопись. Так можно предположить
потому, что Жукову ведь хорошо были известны и жизнь, и служба Павлова. Не
был он "скороспелым командующим", и одаренностью природа его не обделила.
Служба Павлова, если очистить ее от шелухи фальсификации, проходила не хуже,
чем у Жукова, а в отношении образования он даже обошел Георгия
Константиновича.
Судите сами, можно ли человека с такой биографией и прохождением службы
объявлять "выскочкой". По возрасту Павлов почти одногодок с Жуковым -
родился в 1897 году, да и с другими маршалами ровесник: Мерецков - 1897,
Василевский - 1895, Малиновский - 1898, Баграмян - 1897. В первой мировой
войне участвовал рядовым. В Красную Армию вступил добровольцем, участвовал в
боях на Южном, Юго-Западном. Туркестанском фронтах. Прошел путь от взводного
до помощника командира полка. В 1922 году окончил Омскую высшую кавшколу, в
1928 году-Академию им. М. В. Фрунзе и в 1931 году - академические курсы
Военно-технической академии. В 1934-1936 годах командовал мехбригадой. Его
бригада была отмечена, а сам Павлов был награжден орденом Ленина на тех же
больших Маневрах, где такую же награду и тоже в должности комбрига получил
Жуков. Уборевич аттестовал Павлова на командира корпуса перед отъездом в
Испанию. Три современные войны прошел Павлов до нападения Германии: Испания,
Финляндия, Халхин-Гол. Звание Героя Советского Союза Павлов получил на три
года раньше Жукова. В Испании он был не просто "командир танковой бригады",
а советник при республиканской армии по применению танковых и
механизированных войск, он принимал участие в разработке крупных операций.
Как военачальника его высоко ценила Долорес Ибаррури, называла в числе семи
"выдающихся советских военных деятелей".
В 1937 году, после возвращения из Испании, Павлову Присвоено звание
комкора. Опять - плечом к плечу с Жуковым, а по должности он даже опередил
Георгия Константиновича, став начальником Автобронетанкового управления РККА
и членом Главного Военного совета (в числе одиннадцати!), где был и Сталин.
Павлов приложил много сил и знаний при создании лучшего танка второй мировой
войны - Т-34. На стратегической игре в 1941 году Павлов (наравне с Жуковым)
делал один из основных докладов и был соперником Жукова по игре. Все
разговоры о том, что Павлов неглубоко разбирался в искусстве вождения
танковых и механизированных войск, являются клеветой в угоду "вождю
народов". Павлов был одним из теоретиков и практиков применения этих войск в
современной войне. Не было у нас более опытного военачальника в вопросах
стратегии и тактики применения мех-войск. Именно поэтому и был назначен
генерал армии Павлов на главное направление возможного удара германской
армии - командующим Белорусским Особым военным округом в 1940 году.
Обвинения, предъявленные ему трибуналом, несостоятельны. Не буду
разбирать всю гору вымысла, рассмотрим только одну, якобы главную, причину
его отстранения и ареста:
"отсутствие распорядительности", "трусость", "бездействие", "развал
управления войсками", "сдачу оружия противнику", "самовольное оставление
боевых позиций". Зададим только один вопрос: у кого, на каких участках
фронта в первую неделю войны всего этого не было (30 июня Павлов уже был
отстранен) ? Предъявленные ему обвинения за действия в эти дни можно было
предъявить почти всем - от командира отделения до Верховного
Главнокомандующего Сталина. И если они были признаны трибуналом
обоснованными по отношению к Павлову, то они настолько же правомерны и в
отношении тех, кого я назвал. Все отходили, теряли оружие и т. д. Павлов,
наоборот, проявил, на мой взгляд, большую распорядительность и находчивость,
чем некоторые другие командиры. Всем военачальникам (в том числе и Жукову)
всегда ставится в заслугу их стремление быть ближе к войскам, находиться в
критические дни и часы на направлении главного удара. Почему же Павлову
такие действия ставят в вину? В штабе нет связи с армиями, командующий
совершенно правильно решает выехать вперед и на месте разобраться в том, что
там происходит. Он мчится в пекло боя, а его обвиняют в трусости. Опять все
наоборот, трусы бегут с поля боя! Потеря управления? А кто его не потерял в
те дни?
Вот что, например, писал Жуков в своей книге о положении на другом
фронте, Северо-Западном:
"...За первые 18 дней войны Северо-Западный фронт потерял Литву, Латвию
и часть территории РСФСР, вследствие чего создалась угроз а выхода
противника через Лугу к Ленинграду, подступы к которому были еще
недостаточно укреплены и слабо прикрыты войсками. За все это время
Генеральный штаб не получал от штаба Северо-Западного фронта ясных и
исчерпывающих докладов о положении наших войск, о группировках противника и
местоположении его танковых и моторизованных соединений".
За 18 дней не получал докладов! А ведь именно эти войска, едавшие
"Литву, Латвию и часть территории РСФСР", пропустили противника, и он вышел
в тылы Западного фронта. Нет, я не говорю, что правильнее было бы
расстрелять командующего Северо-Западным фронтом генерала Ф. И. Кузнецова и
его начальника штаба, я за то, чтобы вообще никого не расстреливать. Но этим
примером хочу еще раз подчеркнуть всю нелепость обвинений, адресованных
Павлову и его соратникам. Теперь все эти наветы сняты, невинно расстрелянные
генералы реабилитированы "за отсутствием состава преступления". Но, несмотря
на это, все еще тянется за ними тень фальши и лжи, сфабрикованной
сталинскими угодниками. Недавно я получил письмо из Минска от дочери
генерала Павлова - Ады Дмитриевны, она просит защитить доброе имя отца,
приводит несколько примеров публикаций (в "Известиях" 9.05.1988 г.,
"Московских новостях" 17.07.1988 г. и других изданиях), в которых и в наши
дни повторяются измышления и клевета сталинских времен, несмотря на полную
реабилитацию Павлова еще в 1957 году. И это происходит в дни перестройки,
гласности и демократии. Удивительная сила порочной инерции! Вот бы о добрых
делах так устойчиво помнили!
Вернусь на несколько дней назад, для того чтобы познакомить читателей с
человеком, который помог мне в изложении некоторых событий с документальной
точностью. Я говорю о майоре Николае Харлампиевиче Белове. В самом начале
войны, а именно с 26 июня, когда Георгий Константинович возвратился с фронта
в Москву, Бедов был назначен старшим группы по обеспечению начальника
Генерального штаба Жукова. В его обязанности входило охранять генерала
армии, сохранять оперативные и стратегические документы, находящиеся у
Жукова, и вообще заботиться о нем во всех отношениях. О Н. X. Бедове кто-то
метко сказал: этот офицер всю войну был на два шага позади и один шаг
^справа от маршала Жукова. И вот этот человек сидит на--против меня (мы с
ним встречались много раз) и комментирует вышеприведенные слова:
- Всю войну я действительно не отходил от Жукова, как говорится, ни на
шаг, мы ездили в одной машине и на фронте, и в Москве, в Генеральном штабе и
дома,- я всюду был с ним рядом.
Читатели конечно же понимают, какой ценной информацией владел Бедов. К
сожалению, он не вел подробных записей, да во время войны и запрещалось
офицерам вести дневники, был такой,специальный приказ. Но у Бедова
сохранилось несколько блокнотов, в которые он заносил даты событий, выездов
на фронт и другие всевозможные факты и отдельные фразы, сказанные Жуковым.
Это очень помогало мне уточнить, а порой и восстановить многие эпизоды из
жизни Георгия Константиновича.
Ну, к примеру, меня заинтересовал такой вопрос: где Жуков слушал
выступление Сталина 3 июля 1941 года. Кстати, то, что по этому поводу
напечатано в книге Жукова, изложено сухим газетным языком. Это явно чужая
вставка.
Я спросил Бедова - где, при каких обстоятельствах Жуков слушал
выступление Сталина. Бедов мне рассказал:
- Помню, 3 июля в 6 часов утра по радио диктор Левитан объявил, что
сейчас будет выступать товарищ Сталин. Потом эта речь передавалась по радио
еще несколько раз, но первый раз она была передана именно в такой ранний
час. Жуков всю эту ночь работал в своем кабинете, ни домой не уезжал, ни
отдыхал в своей комнате отдыха. Адъютант зашел к Георгию Константиновичу и
сообщил о том, что сейчас будет говорить Сталин. В кабинете Жукова
радиоприемника не было. Он вышел в приемную, адъютант подстроил приемник. И
вот начал говорить Сталин. Жуков прослушал очень внимательно всю его речь и
затем возвратился в свой кабинет.
...Мало осталось тех, кто хорошо помнит это выступление Сталина, а те,
кто помоложе, вообще, наверное, его не читали. Но в то время выступления
Сталина ждал весь народ, и оно прозвучало как вдохновляющее всех советских
людей на дело отпора врагу, на мобилизацию всех сил страны для одержания
победы.
Сталин утверждал: в том, что Советское правительство пошло на
заключение пакта о ненападении с фашистской Германией, не было ошибки. Он
объяснял:
"Что выиграли мы, заключив с Германией пакт о ненападении? Мы
обеспечили нашей стране мир в течение полутора годов и возможность
подготовки своих сил для отпора, если фашистская Германия рискнула бы
напасть на нашу страну вопреки пакту. Это определенный выигрыш для нас и
проигрыш для фашистской Германии.
Что выиграла и что проиграла фашистская Германия, вероломно разорвав
пакт и совершив нападение на СССР? Она добилась этим некоторого выигрышного
положения для своих войск в течение короткого срока, но она проиграла
политически, разоблачив себя в глазах всего мира как кровавого агрессора. Не
может быть сомнения, что этот непродолжительный военный выигрыш для Германии
является лишь эпизодом, а громадный политический выигрыш для СССР является
серьезным и длительным фактором, на основе которого должны развернуться
решительные военные успехи Красной Армии в войне с фашистской Германией".
Дальше Сталин говорил о том, что требуется для ликвидации опасности,
нависшей над Родиной. Понять глубину опасности, отрешиться от беспечности.
Не должно быть в наших рядах трусов, паникеров, нытиков. Перестроить всю
работу на военный лад. Отстаивать каждую пядь советской земли. При
вынужденном отходе увозить все, что возможно, и уничтожать все, что не
вывозится. Создавать партизанские отряды.
В общем, это была целая программа большой войны.
В речи Сталина есть немало таких мест, которые рассчитаны на укрепление
морального духа армии и народа. И действительно способствовали этому. Но
есть и явная неправда. Например, в первом же абзаце он говорит:
"Лучшие дивизии врага и лучшие части его авиации уже разбиты и нашли
себе могилу на полях Сраже" ния..." Это конечно же не соответствовало
действительности и сегодня легко может быть проверено, ну хотя бы по
дневнику генерала Гальдера, который пишет именно 3 июля следующее:
"Потери: С 22.6 по 30.6 наши потери составляют в общей сложности 41 087
человек- 1,64% наличного состава (при численности ч войск, равной 2,5
миллиона человек). Убито 524 офицера и 8362 унтер-офицера и рядового. Ранено
966 офицеров и 28 528 унтер-офицеров и рядовых". Как видим, потери для войны
таких больших масштабов не столь уж значительны и, уж во всяком случае, это
не "лучшие дивизии", о разгроме которых говорил Сталин.
Сегодня есть возможность прокомментировать выступление Сталина словами
Жукова. Приведу в заключение главы большие выдержки из высказываний Георгия
Константиновича о первых днях войны, которые зафиксировал К. Симонов много
лет спустя в своих беседах с маршалом.
Эти суждения еще не сложились у Жукова, когда он работал над книгой
воспоминаний, думаю, что необходимо привести их здесь как свидетельство
расширения и изменения взглядов и оценок маршала.
"Надо будет наконец посмотреть правде в глаза и не стесняясь сказать о
том, как оно было на самом деле. Надо оценить по достоинству немецкую армию,
с которой нам пришлось столкнуться с первых дней войны. Мы же не перед
дурачками отступали по тысяче километров, а перед сильнейшей армией мира.
Надо ясно сказать, что немецкая армия к началу войны была лучше нашей армии,
лучше подготовлена, выучена, вооружена, психологически более готова к войне,
втянута в нее. Она имела опыт войны, и притом войны победоносной. Это играет
огромную роль. Надо также признать, что немецкий генеральный штаб и вообще
немецкие штабы тогда лучше работали, чем наш Генеральный штаб и вообще наши
штабы, немецкие командующие в тот период лучше и глубже думали, чем наши
командующие. Мы учились в ходе войны, и выучились, и стали бить немцев, но
это был длительный процесс. И начался этот процесс с того, что на стороне
немцев было преимущество во всех отношениях.
У нас стесняются писать о неустойчивости наших войск в начальном
периоде войны. А войска бывали неустойчивыми, и не только отступали, но и
бежали, и впадали в панику. В нежелании признать это сказывается тенденция:
дескать, народ не виноват,виновато только начальство. В общей форме это
верно. В итоге это действительно так. Но, говоря конкретно, в начале войны
мы плохо воевали не только наверху, но и внизу. Не секрет, что у нас рядом
воевали дивизии, из которых одна дралась хорошо, стойко, а соседняя с ней -
бежала, испытав на себе такой же самый удар противника. Были разные
командиры, разные дивизии, разные меры стойкости.
Обо всем этом следует говорить и писать..."
"Трактовка внезапности, как трактуют ее сейчас, да и как трактовал ее в
своих выступлениях Сталин, неполна и неправильна. Что значит внезапность,
когда мы говорим о действиях такого масштаба? Это ведь не просто внезапный
переход границы, не просто внезапное нападение. Внезапность перехода границы
сама по себе еще ничего не решала. Главная опасность внезапности заключалась
не в том, что немцы внезапно перешли границу, а в том, что для нас оказалось
внезапностью их шестикратное и восьмикратное превосходство в силах на
решающих направлениях, для нас оказались внезапностью и масштабы
сосредоточения их войск, и сила их удара. Это и есть то главное, что
предопределило наши потери первого периода войны. А не только и не Просто
внезапный переход границы".
"У нас часто принято говорить, в особенности в связи с предвоенной
обстановкой и началом войны, о вине и об ответственности Сталина. С одной
стороны, это верно. Но, с другой, думаю, что нельзя все сводить к нему
одному. Это неправильно. Как очевидец и участник событий того времени,
должен сказать, что со Сталиным делят ответственность и другие люди, в том
числе и его ближайшее окружение - Молотов, Маленков и Каганович. Не говорю о
Берии. Он был личностью, готовой выполнять все, что угодно, когда угодно и
как угодно. Именно для этой цели такие личности и необходимы. Так что вопрос
о нем - особый вопрос, и в данном случае я говорю о других людях.
Добавлю, что часть ответственности лежит и на Ворошилове, хотя он и был
в 1940 году снят с поста наркома обороны, но до самого начала войны он
оставался Председателем Государственного Комитета Обороны. Часть
ответственности лежит на нас - военных. Лежит она и на целом ряде других
людей в партии и государстве. Участвуя много раз при обсуждений ряда
вопросов у Сталина, в присутствии его ближайшего окружения, я имел
возможность видеть споры и препирательства, видеть упорство, проявляемое в
некоторых вопросах, в особенности Молотовым; порой дело доходило до того,
что Сталин повышал голос и даже выходил из себя, а Молотов, улыбаясь,
вставал из-за стола и оставался при своей точке зрения...
Представлять себе дело так, что никто из окружения Сталина никогда не
спорил с ним по государственным и хозяйственным вопросам - неверно. Однако в
то же время большинство окружавших Сталина людей поддерживали его в тех
политических оценках, которые сложились у него перед войной, и прежде всего
в его уверенности, что если мы не дадим себя спровоцировать, не совершим
какого-либо ложного шага, то Гитлер не решится разорвать пакт и напасть на
нас.
И Маленков, и Каганович в этом вопросе были солидарны со Сталиным:
особенно активно поддерживал эту точку зрения Молотов. Молотов не только был
сам человеком волевым и упрямым, которого трудно было сдвинуть с места, если
уж он занял какую-нибудь позицию. По моим наблюдениям, вдобавок к этому он в
то же время обладал серьезным влиянием на Сталина, в особенности в вопросах
внешней политики, в которой Сталин тогда, до войны, считал его компетентным.
Другое дело потом, когда все расчеты оказались неправильными и рухнули,
Сталин не раз в моем присутствии упрекал Молотова в связи с этим. Причем
Молотов отнюдь не всегда молчал в ответ. Молотов и после своей поездки в
Берлин в ноябре 1940 года продолжал утверждать, что Гитлер не нападет на
нас. Надо учесть, что в глазах Сталина в этом случае Молотов имел
дополнительный авторитет человека, самолично побывавшего в Берлине.
Авторитет Молотова усиливался качествами его характера. Это был человек
сильный, принципиальный, далекий от каких-либо личных соображений, крайне
упрямый, крайне жестокий, сознательно шедший за Сталиным, поддерживавший его
в самых жестоких действиях, в том числе и в 1937-1938 годах, исходя из своих
собственных взглядов. Он убежденно шел за Сталиным, в то время как Маленков
и Каганович делали на этом карьеру.
Единственным из ближайшего окружения Сталина, кто на моей памяти и в
моем присутствии высказывал Иную точку зрения о возможности нападения
немцев, был Жданов. Он неизменно говорил о немцах очень резко и утверждал,
что Гитлеру нельзя верить ни в чем.
Как сложились у Сталина его предвоенные, так дорого нам стоившие
заблуждения? Думаю, что вначале у него была уверенность, что именно он
обведет Гитлера вокруг пальца в результате заключения пакта. Хотя потом все
вышло как раз наоборот.
Однако несомненно, что пакт с обеих сторон заключался именно с такими
намерениями.
Сталин переоценил меру занятости Гитлера на Западе, считал, что он там
завяз и в ближайшее время не сможет воевать против нас. Положив это в основу
всех своих прогнозов, Сталин после разгрома Франции, видимо, не нашел в себе
силы по-новому переоценить обстановку.
Война в Финляндии показала Гитлеру слабость нашей армии. Но
одновременно она показала это и Сталину. Это было результатом 1937-1938
годов, и результатом самым тяжелым.
Если сравнить подготовку наших кадров перед событиями этих лет в 1936
году и после событий в 1939 году, надо сказать, что уровень боевой
подготовки войск упал очень сильно. Мало того, что армия, начиная с полков,
была в значительной мере обезглавлена, она была еще и разложена этими
событиями. Наблюдалось страшное падение дисциплины, дело доходило до
самовольных отлучек, до дезертирства. Многие командиры чувствовали себя
растерянными, неспособными навести порядок..."
"Вспоминая предвоенный период, надо сказать, что, конечно, на
нас-военных-лежит ответственность за то, что мы недостаточно настойчиво
требовали приведения армии в боевую готовность и скорейшего принятия ряда
необходимых на случай войны мер. Очевидно, мы должны были это делать более
решительно, чем делали. Тем более что, несмотря на всю непререкаемость
авторитета Сталина, где-то в глубине души у тебя гнездился червь сомнения,
шевелилось чувство опасности немецкого нападения. Конечно, надо реально себе
представить" что значило тогда идти наперекор Сталину в оценке
общеполитической обстановки. У всех на памяти еще были недавно минувшие
годы, и заявить Вслух, что Сталин не прав, что он ошибается, попросту
говоря, тогда могло означать, что, еще не выйдя из здания, ты уже поедешь
пить кофе к Берии.
И все же это лишь одна сторона правды. А я должен сказать всю. Я не
чувствовал тогда, перед войной, что я умнее и дальновиднее Сталина, что я
лучше него оцениваю обстановку и больше него знаю. У меня не было такой
собственной оценки событий, которую я мог бы с уверенностью
противопоставить, как более правильную, оценкам Сталина. Такого убеждения у
меня не существовало. Наоборот, у меня была огромная вера в Сталина, в его
политический ум, его дальновидность и способность находить выходы из самых
трудных положении. В данном случае в его способность уклониться от войны,
отодвинуть ее. Тревога грызла душу. Но вера в Сталина и в то, что в конце
концов все выйдет так, как он предполагает, была сильнее. И как бы ни
смотреть на это сейчас - это правда..."
Подсчет пленных и трофеев к сегодняшнему дню выявил: 287 704 пленных, в
том числе несколько командиров корпусов и дивизий, 2585 захваченных или
уничтоженных танков, 1449 орудий, 246 самолетов, множество ручного оружия,
боеприпасов, транспортных средств, склады продовольствия и горючего.
Наши потери были не выше, чем те, какие готовы понести мужественные
войска.
Этим крупным успехом, достигнутым в битве с сильным, отчаянно
сражающимся противником, мы обязаны вашей вере и вашему мужеству. Всем
войскам и штабам, а также всем транспортным частям и рабочим формированиям
группы армий я выражаю признательность за неустанное выполнение своего долга
и выдающиеся достижения. Наша особая благодарность нашим товарищам по оружию
- военно-воздушным войскам. Сейчас главное - использовать достигнутую
победу! Я уверен, что войска группы армий и впредь сделают все от них
зависящее: покоя не будет, пока не будет достигнута окончательная победа!
Штаб-квартира 8 июля 1941 г.
28 июня, на шестой день войны, клещи гитлеровских механизированных
частей сошлись в районе Минска, и столица Белоруссии была взята. Западнее
Минска в окружении осталась крупная группировка советских войск. Южнее
белорусских полей сражений группа армий "Центр" своими танковыми клиньями
вышла к Днепру, и, несмотря на то что полевые армии отставали от танковых
соединений, немедленно начались форсирование и переправа механизированных
частей на восточный берег Днепра.
Восьмого июля генерал-фельдмаршал фон Бок, подвел итоги приграничных
боев.
Командующий войсками группы армий "Центр"
Сражение в районе Белосток - Минск завершено. Войска группы армий
сражались с четырьмя русскими армиями, в состав которых входило около 32
стрелковых, 8 танковых дивизий, б мотомеханизированных бригад и 3
кавалерийские дивизии. Из них разгромлено:
22 стрелковые дивизии,
7 танковых дивизий,
6 мотомеханизированных бригад,
3 кавалерийские дивизии.
Боевая мощь остальных соединений, которым удалось избежать окружения,
также значительно ослаблена. Потери противника в живой силе очень велики,
Да здравствует фюрер!
Фон БОК,
генерал-фельдмаршал
В своих воспоминаниях командующий 2-й танковой группой Гудериан пишет:
"Наша пехота могла подойти не раньше чем через две недели. За это время
русские могли в значительной степени усилить свою оборону. Кроме того,
сомнительно было, удастся ли пехоте опрокинуть хорошо организованную оборону
на участке реки и снова продолжать маневренную войну...
Я полностью сознавал всю трудность решения. Я считался с опасностью
сильного контрудара противника по открытым флангам, которые будут иметь три
моих танковых корпуса после форсирования Днепра. Несмотря на это, я был
настолько проникнут важностью стоящей передо мной задачи и верой в ее
разрешимость и одновременно настолько был убежден в непреодолимой мощи и
наступательной силе моих войск, что немедленно отдал приказ форсировать
Днепр и продолжать продвижение на Смоленск".
10 и 11 июля войска Гудериана форсировали Днепр и устремились к
Смоленску. Так на карте сражений появилось смоленское направление.
Гудериан - опытный генерал, он справедливо опасался ударов во фланги -
они у танковой группы не прикрыты, его войска рвутся вперед по дорогам. Тут
и военная теория и простая логика подсказывают мысль о возможности нанесения
таких боковых ударов. Но советские военачальники их не осуществляли - они
упорно отходили вдоль дорог, по которым двигались гитлеровские войска, все
время стараясь забежать вперед и выстроить перед ними сплошной фронт.
Нет, не только Сталин просчитался в Определении сроков нападения - наши
военачальники воевать по-современному свою армию не научили!
На первом этапе Смоленского сражения подвижные войска противника
прорвались в глубину и окружили наши войска в районе Могилева, захватили
Оршу, Ельню и Кричев. Танковая группа Гота овладела Витебском. Остались в
окружении 19, 16 и 20-я советские армии.
16 июля 29-я мотодивизия из войск Гудериана овладела частью Смоленска.
Дальше я цитирую по рукописи Жукова:
"Падение Смоленска было тяжело воспринято Государственным Комитетом
Обороны и особенно Сталиным, который в крайне нервном возбуждении
несправедливо выражал свое негодование войсками, оборонявшимися в районе
Смоленска. Мы, руководящие работники Генерального штаба, также попали под
его тяжелую руку, испытывали всю тяжесть несправедливых упреков и
раздражения Сталина. Приходилось напрягать всю силу воли, чтобы смолчать и
не возмутиться против несправедливых его упреков. Но обстановка требовала от
нас пренебречь своим "я" и вести себя так, чтобы не нанести делу еще больший
ущерб.
Сталин не разрешил Совинформбюро до особого его распоряжения оповестить
страну о сдаче Смоленска и потребовал вернуть город любой ценой. Следует
подчеркнуть, что это требование Верховного в сложившейся обстановке не могло
быть выполнено, так как войска, стоявшие под Смоленском, были окружены и
дрались в неравных условиях. Вернуть Смоленск нам так и не удалось..."
Однако с потерей города Смоленское сражение не кончилось - оно длилось
в общей сложности два месяца., Ставка передала из резерва маршалу Тимошенко,
командовавшему Западным фронтом, 20 стрелковых дивизий и войск, имевшихся в
его распоряжении, пять армейских групп, которыми командовал генерал-майор К.
К. Рокоссовский, генерал-майор В. А. Хоменко, генерал-лейтенант В. Я.
Качалов, генерал-лейтенант И. И. Масленников. Этими силами и силами
окруженных армий, которые пробивались к своим, Тимошенко и его войска вели
ожесточенные бои с противником на всем фронте, и продвижение гитлеровцев
фактически на этом этапе было остановлено.
Здесь мне хочется привести слова Жукова с оценкой действий Тимошенко в
этот период:
"Надо отдать должное маршалу С. К. Тимошенко. В те трудные первые
месяцы войны он много сделал, твердо руководил войсками, мобилизуя все силы
на отражение натиска врага и организацию обороны".
Я хочу обратить внимание читателей на то, что высокая оценка Жукова в
данном случае разошлась с мнением Сталина о Тимошенко. Вот что рассказывает
Жуков об эпизоде, происшедшем в ходе СМОЛЕНСКОГО сражения, после его первого
этапа. Я цитирую по рукописи, хотя этот эпизод есть и в опубликованном труде
Жукова, но все же в рукописи есть некоторые нюансы, которые опущены при
редактировании, а они очень важны для характеристики как Тимошенко, так и
Жукова.
"Мы вошли в комнату, за столом сидели почти все члены Политбюро. Сталин
стоял посередине комнаты и держал пустую трубку в руках - верный признак
плохого настроения.
- Вот что,- сказал Сталин,- Политбюро обсудило деятельность Тимошенко
на посту командующего Западным фронтом и считает, что он не справился с
возложенной на него задачей в районе Смоленска. Мы пришли к выводу, что на
должность командующего Западным фронтом надо послать Жукова.- А затем,
помолчав немного, Сталин спросил, обращаясь к Тимошенко: - Что думаете вы?
Тимощенко молчал. Да и что он мог сказать на это несправедливое
обвинение?
- Товарищ Сталин,- сказал я,- частая смена командующих фронтами тяжело
отражается на ходе операций. Командующие, не успев войти в курс дела,
вынуждены вести тяжелейшие сражения. Маршал Тимошенко командует фронтом
всего лишь четыре недели. В ходе Смоленского сражения хорошо узнал войска,
на что они способны. Он, сделал все, что можно было сделать на его месте, и
почти на месяц задержал противника в районе Смоленска. Думаю, что никто
другой большего не сделал бы. Войска верят в Тимошенко, а это главное. Я
считаю, что Сейчас снимать его с фронта несправедливо и крайне опасно.
Калинин, внимательно слушавший, сказал:
- А что, пожалуй, Жуков прав. Сталин раскурил трубку, посмотрел на
других членов Политбюро и сказал:
- Может быть, согласимся с Жуковым? Послышались голоса:
- Вы правые товарищ Сталин, Тимошенко может еще выправить положение.
Не сказав больше ни слова, нас отпустили, приказав -Тимошенко
немедленно выехать на фронт.
Когда мы возвращались обратно в Генштаб, Тимошенко сказал:
- Ты зря отговорил Сталина. Я страшно устал от его дерганья.
- Ничего, Семен Константинович, кончим войну, тогда отдохнем, а сейчас
скорее на фронт.
С тем Тимошенко и уехал.,
Было ясно, что его серьезно обидело это несправедливое обвинение. Этот
случай не был единственным. Сталин редко был объективен в оценке
деятельности военачальников. Я это испытал сам. Сталин не выбирал слов; он
мог легко и незаслуженно обидеть человека, даже такого, который всеми силами
стремится сделать все, на что он способен. Я хорошо понимал С. К. Тимошенко,
но тогда было не до обид личного характера".
На западном направлении, после тяжелейших сражений в районе Смоленска,
канонада временно стихла. Обе стороны приводили войска в порядок и
готовились к грядущим событиям. Бои не прекращались только в районе Ельни.
Ельнинский выступ, захваченный немецкими войсками, был очень выгодным
плацдармом для удара по Москве. Немцы стремились удержать его в своих руках
во что бы то ни стало.
Наше контрнаступление решающего успеха под Смоленском не имело,
группировка противника разгромлена не была, Смоленск не был возвращен, но
все же было сорвано и наступление противника.. Мотострелковые соединения
группы армий "Центр" потеряли к этому времени около 50% своего состава, и в
этой операции был нанесен еще один удар по молниеносной стратегии
противника, а окончательным результатом Смоленского сражения было то, что
немецко-фашистские войска были вынуждены перейти к обороне на московском
направлении.
Что же происходило в это время в расположении противника?
НА ТОЙ СТОРОНЕ, ИЮЛЬ-АВГУСТ 1941 ГОДА
По всей Германии громкоговорители гремели военными маршами. Будто вся
страна участвовала в военном походе. Праздничное, волнение охватило народ.
Геббельс с пафосом поздравлял соотечественников с новыми победами, с
ликованием провозглашал все новые и новые названия городов, которыми
овладела германская армия.
В Ставке Гитлера тоже праздничное настроение, все приветливы, улыбчивы.
Отброшены заботы, сомнения и колебания, на фюрера смотрят с великим,
почтением. А как же-победитель Франции, Польши и вот уже почти покоритель
России!
В присутствии фюрера говорят только шепотом. В полный голос, раскатисто
и победно, говорит только он. И всем это понятно и приятно. Имеет право!
Третьего июля, на двенадцатый день войны, Гальдер записал в своем
дневнике:
"В целом теперь уже можно сказать, что задача разгрома главных сил
русской сухопутной армии перед Западной Двиной и Днепром выполнена...
восточнее мы можем встретить сопротивление лишь отдельных групп которые,
принимая во внимание их численность, не смогут серьезно помешать наступлению
германских войск. Поэтому не будет преувеличением сказать, что кампания
против России выиграна в течение 14 дней. Конечно, она еще не закончена".
А Гитлер на очередном совещании 4 июля многозначительно заявил:
- Я все время стараюсь поставить себя в положение противника.
Практически он войну уже проиграл. Хорошо, что мы разгромили танковые и
военно-воздушные силы русских в самом начале. Русские не смогут их больше
восстановить.
Не надо думать, что гитлеровцы были людьми легкомысленными, и
представлять их так карикатурно, как порой описывали наши газеты, просто
наивно. У руководства германскими вооруженными силами были довольно весомые
основания для хорошего настроения
Окрыленный успехами первых двух недель боев, Гитлер рассуждает о делах,
которые будет осуществлять вермахт после завершения восточной кампании Он
вообще настолько верил в реальность своих замыслов, что еще до нападения на
СССР отдал соответствующие указания, и генштабисты разработали директиву No
32. Гитлер подписал ее 11 июня 1941 г.
Эта директива ставила задачи на операции вермахта после осуществления
плана "Барбаросса" Предусматривалось, что после разгрома вооруженных сил
Советской России, "исходя из обстановки, которая должна сложиться в
результате победоносного завершения похода на восток, перед вооруженными
силами могут быть поставлены на конец осени 1941 г. и зиму 1941/42 г.
следующие стратегические задачи". Дальше излагались эти задачи: в Северной
Африке захватить Тобрук и наступать на Суэцкий канал; из Закавказья бросить
механизированный экспедиционный корпус в Иран и Ирак; блокировать западный
вход в Средиземное море путем захвата Гибралтара и так далее.
Но, кроме лучезарных планов, существовали реальная обстановка, реальные
войска, которые продолжали сражения. А реальность эта была такова, что
группа армий "Центр", понеся большие потери в боях за Смоленск, имела на
своем правом фланге отставшую группу армий "Юг", войска же нашего
Юго-Западного фронта угрожали тылам продвинувшейся вперед группы армий
"Центр" и могли нанести ощутимый контрудар, а при хорошей организации и
отрезать эти прорвавшиеся вперед армии центральной группы.
И вот у фюрера появилась забота: куда двигать войска дальше-на юг или
на север? О том, почему возникла такая проблема, кто заставлял об этом
думать, в окружении Гитлера как-то не принято было говорить. Просто возникла
проблема, и фюрер в театральной позе, предрешая гениальность своего выбора,
предрекал:
"Это будет самым тяжелым решением этой войны". Втайне он уже, видимо,
понимал, что ставка на молниеносный удар не сбывается. Во всех вариантах
восточной кампании, которые разрабатывались до начала войны,
предусматривалось - не допустить отхода частей -Красной Армии в глубь
территории Советского Союза, все они должны были быть окружены и уничтожены
до рубежа Днепра. Однако это явно не состоялось.
Внешне Гитлер был спокоен и важен, но в сознании его что-то заметалось
в предчувствии беды. Это можно сегодня подтвердить несколькими отданными им
директивами. Была целая вереница директив, причем одна другую догоняла,
уточняла и даже отменяла.
19 июля, опасаясь за судьбу группы армий "Центр", Гитлер вынужден был
отдать директиву No 33, кстати, это первая директива после подписанного в
начале войны плана "Барбаросса", которая конкретизировала дальнейшие
действия войск.
Согласно этой директиве приостанавливалось наступление группы армий
"Север". Командующему группой армий "Центр" Боку было приказано заняться
наведением порядка в своих армиях, и особенно восстановить боеготовность
танковых соединений Рундштедту - группа армий "Юг".- приложить все силы для
уничтожения советских армий и не позволить им уйти на восток, за Днепр
Вынужденный отдать такое приказание, Гитлер был этим очень недоволен,
потому что подобная приостановка никак не входила в прежние расчеты ни его,
ни верховного командования вермахта. Многие генералы из окружения Гитлера
всячески подбивали фюрера на продолжение безоглядного наступления на Москву,
да и сам Гитлер, все время искавший возможностей осуществить свои прежние
намерения, вдруг, вопреки логике событий, неожиданно для командующих, 23
июля отдает дополнение к директиве No 33, которое в корне меняет ранее
поставленные задачи.
Теперь Лееб группой армий "Север" должен - без дополнительных танковых
сил - взять Ленинград. Бок группой армий "Центр" - взять Москву, и, кроме
того, 3-й танковой группе, входящей в состав его войск, приказано двинуться
к Волге. А Рундштедт на юге, получив подкрепление, должен был пройти через
Харьков и Донбасс, вторгнуться на Кавказ и осуществить , дальнейшие планы,
намеченные в директиве No 32, то есть двигаться в Ирак и Иран.
Как видим, Гитлер, не считаясь с обстановкой на фронтах, пытается
волевым напором осуществить свои заветные замыслы. В Данном случае он был
похож на Сталина, который тоже частенько, не считаясь с обстановкой, исходил
лишь из своих желаний. Но у Гитлера позиции были, пожалуй, попрочнее. Зачем
ждать? Противник разгромлен, он шатается, его надо только толкнуть! Ведь
несколько дней назад всем было ясно - война выиграна.
Главнокомандующий сухопутными силами Браухич и начальник генерального,
штаба Гальдер поняли невыполнимость задач, которые ставил в этих новых
указаниях Гитлер. Они высказали свои точки зрения, но аргументы их не были
признаны достаточно убедительными.
Тем временем на западном направлении продолжалось Смоленское сражение.
В районах Ярцева, Ельни, Смоленска, в котлах у Могилева советские войска
действовали очень активно, исход этих боев был настолько непредсказуем и
успех действий советских войск мог привести к таким тяжелым последствиям,
что Гитлер был вынужден 30 июля отдать еще одну, очередную, директиву No 34,
которой практически отменял свой предыдущий приказ и в которой снова давал
указания о переходе к оборонительным действиям.
Командующий центральной группой войск Бок был очень недоволен этим
приказам, потому что он все еще был уверен, что сможет решительным рывком в
сторону Москвы опрокинуть советские части и овладеть столицей.
После войны гитлеровские генералы обвинили своего фюрера в авантюризме
и недостаточной стратегической грамотности. Но сравнение действий фюрера и
его командующего на центральном направлении свидетельствует как раз об
обратном. В данном случае Гитлер, опасаясь тяжелых последствий в результате
наступательных действий советских армий, приказывал Боку остановиться,
отбить наступление, дообеспечить свои войска, привести их в порядок и только
после этого возобновить наступление. Однако Бок готов был ослушаться фюрера,
он заявлял:
"Мы теряем огромный шанс... Необходимо двигаться вперед, на Витебск, не
обращая внимания на создавшиеся в тылу котлы". Главнокомандующему Браухичу
он сказал:
"Принципы современной войны требуют продолжать наше движение на Москву.
Мы разбили большое число соединений противника". Более осторожный Браухич
говорил Боку о том, что в тылу остались еще сильные советские части И надо
перейти к временной обороне. Но Бок продолжал настаивать на своем.
Для того чтобы окончательно разобраться в сложившейся обстановке и
сделать заключение, кто же прав - Бок или Враухич, Гитлер 4 августа прилетел
в Борисов, в штаб группы армии "Центр". Главным вопросом, который назрел и
по поводу которого Гитлер должен был принять решение, был вопрос о том, где
сосредоточить основное усилие -на наступлении на Москву или на взятии Киева.
Совещание началось с доклада Бока об обстановке на фронте группы армий
"Центр". Он обрисовал положение войск, их состояние и материальное
обеспечение.
, Гудериан, доложив обстановку перед фронтом своей 2-й танковой группы,
особо подчеркнул:
- Для продолжения операции необходимо восполнить потери в офицерах,
унтер-офицерах и солдатах, а также в технике. В случае подвоза необходимого
числа новых двигателей можно на 70% восстановить боеспособность танков для
ведения глубоких операций. Если группа получит меньше, то сможет проводить
лишь ограниченные операции.
Дальше докладывал Гот об обстановке на фронте 3-й танковой группы, он
тоже особенно подчеркнул, что дальнейшие операции его группа может вести
лишь с ограниченной целью, если не будут подвезены новые двигатели.
Высказались и другие присутствующие, в делом их мнение сводилось к
тому, что группой армий "Центр" необходимо продолжать наступление на Москву.
Как бы подводя итоги, но не принимая еще окончательного решения, а
только размышляя, Гитлер сказал:
- Планы Англии определить в настоящее время невозможно. Они могут
высадить десанты и на Пиренейском полуострове, и в Западной Африке. Для
отражения таких попыток высадки десанта, а также для других целей необходимо
держать наготове высокоманевренные резервы. Для этого служат две танковые
дивизии, находящиеся на родине, и вновь формирующиеся танковые соединения.
На оснащение последних идет.основная масса производимых двигателей. Однако
мы подумаем, и я надеюсь, что найдем возможность выделить для второй и
третьей танковых групп хотя бы четыреста новых двигателей.
Гудериан вставил;реплику:
- Только для второй танковой группы требуется их триста.
Гитлер не ответил на его реплику и продолжал. рассуждать:
- Для принятия решений о продолжении операций определяющей является
задача - лишить противника жизненно важных районов. Первая достижимая
цель-Ленинград и русское побережье Балтийского моря в связи с тем, что в
этом районе имеется большое число промышленных предприятий^ в самом
Ленинграде находится единственный завод по производству сверхтяжелых танков,
а также в связи с необходимостью устранения русского флота на Балтийском
море. Мы надеемся достигнуть этой цели к 20 августа. После этого
значительная часть войск группы армий "Север" будет передана в распоряжение
группы армий "Центр", Затем Гитлер продолжил:
- На юге обстановка в течение последних дней развивалась благоприятно.
Там намечается уничтожение крупных сил противника. Противник сильно измотан
также в результате предшествующих операций группы армий "Юг", его
боеспособность нельзя назвать высокой... Можно предположить, что в ближайшее
время русская армия придет в такое состояние, что не сможет вести крупных
операций и сохранить в целости линию фронта. Большие потери противника
подтверждаются тем, чтоон бросает в последнее время в бой свои отборные
пролетарские соединения, как видно из докладов генерал-полковника Гудериана
о наступлении на Рославль... Сложилось впечатление, что там удался полный
прорыв и путь на восток за Рославлем свободен.
В целом операции на восточном фронте развивались до сих пор более
удачно, чем это можно было бы ожидать, даже несмотря на то что мы встретили
сопротивление большего количества танков и самолетов, чем то, которое
предполагали... Англичане радостно кричат о том, что немецкое наступление
остановилось. Надо будет ответить им через нашу прессу и радио и напомнить
об огромных расстояниях, которые нами уже преодолены. Суточные переходы
пехоты превосходят все, что было достигнуто до сих пор. Я даже рассчитывал,
что группа армий "Центр", достигнув рубежа Днепр - Западная Двина, временно
перейдет здесь к обороне, однако обстановка складывается так благоприятно,
что нужно ее быстро осмыслить и принять новое решение.
Далее Гитлер развил свои суждения об общей обстановке:
- На втором месте по важности для противника стоит юг России, в
частности Донецкий бассейн, начиная от района Харькова. Там расположена вся
база русской экономики. Овладение этим районом неизбежно привело бы к краху
всей экономики русских... Поэтому операция на юго-восточном направлении мне
кажется первоочередной, а что касается действий строго на восток, то здесь
лучше временно перейти к обороне. Эксперты и специалисты по метеорологии
докладывают, что в России период осенних дождей на юге начинается обычно в
середине сентября, а в районе Москвы лишь в середине октября, таким образом,
мы успеем, завершив операции на юге, продолжить их в направлении Москвы на
восток до наступления дождей...
Дождавшись паузы и понимая, что Гитлер все больше склоняется к тому,
чтобы сосредоточить главные усилия па флангах, то есть на севере в сторону
Ленинграда и на юге в сторону Киева, Бок все же попытался напомнить ему:
- Однако наступление на восток в направлении Москвы будет предпринято
против основных сил противника. Разгром этих сил решил бы исход войны.
Вместе с тем надо отдавать себе отчет и в том, что для проведения такого
решающего наступления его надо тщательно подготовить и питать необходимой
техникой и боеприпасами.
На этом совещании Гитлер не принял окончательного решения. Вопрос о
том, в каком направлении сосредоточить главные усилия войск на восточном
фронте, остался открытым.
Из штаба группы армий "Центр" Гитлер вылетел к Рундштедту в группу
армий "Юг". Здесь было еще более сложное положение. Рундштедт полностью увяз
в боях с частями Юго-Западного фронта, которым командовал М. П. Кирпонос. Он
вполне обоснованно доложил Гитлеру, что группа армий "Центр" будет иметь
обеспеченный фланг для нанесения последнего решающего удара на Москву только
после уничтожения противника в Восточной Украине. И нельзя нанести удар на
московском направлении раньше, чем будет развязан узел на Украине.
Выслушав доклад Рундштедта и ознакомившись с создавшейся здесь
обстановкой, Гитлер еще раз убедился в необходимости "поворота на юг": если
не расчистить то, что нависает над группой армий "Центр" с юга, ни о
продолжении наступления на Москву, ни вообще о продвижении на восток нельзя
было говорить.
Но не так просто было совершить этот "поворот на юг". Разгорелось
Смоленское сражение. Танковая группа Гудериана была связана боями с группой
генерал-лейтенанта В. Я. Качалова. Эта группа, находясь в окружении, вела
себя настолько активно, что сковывала большие силы противника. А на северном
фланге фронта Бока танковая группа Гота тоже не могла повернуть,.свои части,
потому что в тылу ее действовала кавалерийская группа генерала О. И.
Городови-кова. В районе Великих Лук тоже активно действовали наши окруженные
части 16-й и 20-й армий, которые пробивались на восток к своим. Такое
положение было на фланга^.
Восьмого августа наши войска перешли в наступление и ударили в центр
группы армий Бока, вклинились в его передовые части. А 17 августа начал
наступление Резервный фронт под командованием Жукова, о чем речь пойдет
дальше. Здесь Ельнинской операцией Жуков сказал свое весомое, а может быть,
решающее слово в Смоленском сражении.
В такой сложной и напряженной для гитлеровской армии обстановке
родилась новая директива Гитлера от 22 августа 1941 года. Она начиналась
так:
"Соображения командования сухопутных войск относительно дальнейшего
ведения операций на востоке от 18 августа не согласуются с моими планами..."
Гитлер в корне ломал принятые раньше решения, на что,, собственно, его
вынудили действия советских армий. Совсем недавно в директиве No 34 он
приказывал Боку еще до наступления зимы захватить Москву. А теперь он дал
указание остановить армии "Центра".
После завершения второй мировой войны немецкие генералы, да и стратеги
других армий писали о том, что Гитлер допустил, ошибку, остановив
наступление на Москву. Если быть объективным, то надо признать, что в данном
случае Гитлер был прав. Но:с такой поправкой: во-первых", не он остановил
наступление на Москву, а остановили это наступление советские войска: Если
бы наступление продолжалось, то оно привело бы немецкую армию к более
тяжелому поражению. Вотразъяснение, которое давал Гитлер своим генералам:
"Наступление на Москву может быть продолжено только после уничтожения
крупных советских сил, не позволяющих завершить это наступление. Чего бы это
ни стоило, надо уничтожить эти советские части. Возражение, что в результате
этого мы потеряем время и наступление на Москву будет предпринято слишком
поздно или что танковые соединения по техническим причинам не будут тогда в
состоянии выполнить эту задачу, является неубедительным. Ибо после
уничтожения русских войск, угрожающих правому флангу группы армий "Центр",
наступление на Москву будет провести не труднее, а легче".
И дальше Гитлер опять-таки логично рассуждает:
"Сейчас нам представляется благоприятная возможность, какую дарит
судьба во время войны в редчайших случаях. Огромным выступом глубиною почти
в триста километров расположены войска противника, с трех сторон
охватываемые двумя немецкими группами армий".
И это действительно было так. Войска Юго-Западного фронта с севера и с
юга были охвачены германскими соединениями. Кроме того, Гитлер подчеркивал,
что после поворота на юг и захвата Украины и Донбасса Советский Союз будет
лишен угля, железа, нефти, а немецкая армия все это приобретет, и это очень
важно для окончательной победы.
23 августа командующие танковыми группами были вызваны в штаб группы
армий "Центр" и здесь им был отдан приказ о дальнейших действиях в
соответствии с вышеприведенной директивой Гитлера. Начальник генерального
штаба сухопутных войск Гальдер, присутствовавший на этом совещании, был явно
подавлен таким решением фюрера, потому что он был одним из основных
разработчиков плана наступления на Москву.
Поскольку возражения штабных генералов Гитлер во внимание не принял.
Бок предложил Гудериану как фронтовому генералу еще раз обратиться к Гитлеру
и попытаться склонить его к изменению принятого решения.
Гудериан вместе с Гальдером вылетели в ставку в Восточной Пруссии.
Здесь Гудериан зашел сначала к главнокомандующему сухопутными силами
фельдмаршалу фон Браухичу и изложил ему цель своего приезда и тему
предстоящего разговора с Гитлером. Браухич ему ответил:
- Я запрещаю вам поднимать перед фюрером вопрос о наступлении на
Москву. Вы имеете приказ наступать в южном направлении, и речь может идти
"только о том, как его выполнить.
- Тогда позвольте вылететь обратно в свою танковую группу, ибо при
таких условиях мне не имеет смысла говорить с Гитлером о чем бы то ни было.
- Нет, вы пойдете к фюреру,- возразил фельдмаршал,- и доложите ему о
положении своей танковой группы, не упоминая, однако, ничего о Москве!
Гудериан отправился к Гитлеру. В присутствии Кейтеля, Йодля, Шмундта и
других он доложил обстановку перед фронтом своей танковой группы, а также о
ее состоянии и обеспеченности.
Гитлер спросил:
- Считаете ли вы свои войска способными сделать еще одно крупное усилие
при их нынешней боеспособности?
- Если войска будут иметь перед собой настоящую цель, которая будет
понятна каждому солдату, то да!
- Вы, конечно, подразумеваете Москву?
- Да. Поскольку вы затронули эту тему, разрешите мне изложить свои
взгляды по этому вопросу.
Гитлер разрешил, и Гудериан еще раз подробно изложил ему свои доводы.
Он говорил, что после достижения военного успеха на решающем направлении и
разгрома главных сил противника будет значительно легче овладеть
экономически важными районами Украины, так как захват Москвы - узла
важнейших железных дорог - чрезвычайно затруднит русским переброску войск с
севера на юг. Он также напомнил, что войска группы армий "Центр" уже
находятся в полной боевой готовности для перехода в наступление на Москву, в
то время как предполагаемое наступление на Киев связано с необходимостью
провести перегруппировку войск, на что потребуется много времени. Он еще раз
подчеркнул, что операции на юге могут затянуться, и тогда из-за плохой
погоды уже поздно будет наносить решающий удар на Москву в этом году.
Гитлер слушал Гудериана молча, ни разу не прервал его. Но когда
Гудериан замолчал, надеясь, что он убедил фюрера своей горячей речью, Гитлер
вдруг твердо сказал:
- Я приказываю немедленно перейти в наступление на Киев, который
является ближайшей стратегической целью.
Затем Гитлер повторил уже изложенные в директиве ставки соображения об
ударе по Ленинградскому промышленному району, о необходимости овладения
Крымом, являющимся авианосцем Советского Союз^ в его борьбе против
использования Германией румынской нефти, и другие "экономические доводы". В
заключение своей короткой отповеди Гудериану Гитлер, обращаясь ко всем
присутствующим, бросил фразу, которую он уже произносил не раз:
- Мои генералы ничего не понимают в военной экономике!
Все присутствующие генералы, кроме Гудериана, послушно закивали
головами в знак согласия с фюрером.
После войны на Западе будут очень много писать о том, что плохой
стратег Гитлер испортил блестящие замыслы, своих генералов и не позволил им
одержать уже почти достигнутую победу. Спор насчет нанесения главного удара
на Москву или же в двух направлениях - на Ленинград и на Украину - некоторые
историки склонны считать "ахиллесовой пятой" всей восточной кампании. Я еще
вернусь к этим разногласиям между Гитлером и военными, а сейчас ограничусь
спором на совещании в Борисове. Дело в том, что военные помощники Гитлера
многое пытались свалить на него, обеляя себя и пытаясь уйти от кары на
Нюрнбергском и других процессах. Но, как видим из приведенного выше
разговора (а я пользовался стенограммами, а не чужим изложением, в котором
могла быть и субъективная неточность), все военные полностью поддерживали
политические замыслы Гитлера и расхождение было лишь в деталях осуществления
его агрессивных планов, как в данном случае: куда бить-на Москву или на
Украину и Ленинград. А в том, что они были едины в своих захватнических
устремлениях, никаких сомнений нет. Генералы являлись не только
исполнителями, они были даже в какой-то степени более решительны, чем сам
Гитлер, стремились к более быстрому и полному осуществлению замыслов фюрера.
Стойкость и мужество частей Юго-Западного фронта, можно сказать, спасли
страну, потому что даже при больших успехах на главном направлении
гитлеровское командование не решилось нанести последний удар на Москву, имея
у основания клина такое мощное объединение войск, как Юго-Западный фронт.
Юго-Западный фронт упорными, затяжными боями удерживал каждый рубеж и,
используя малейшую возможность для контрударов, оставался на правой стороне
Днепра, далеко в тылу противника. Гитлеровцы с военной точки зрения вполне
правильно решили окружить войска Юго-Западного фронта еще на правобережье
Днепра и тем самым избавить группу армий "Центр" от постоянной угрозы удара
с юга, дать ей свободу действий на московском направлении.
Жуков предвидел решение гитлеровского командования на окружение войск
Юго-Западного фронта. Как начальник Генерального штаба, он не только
руководил повседневной деятельностью войск, но и постоянно анализировал,
обобщал, делал выводы о положении на фронтах.
Шел второй месяц войны. Гитлеровская армия, планировавшая к этому
времени разгромить Красную Армию и захватить Москву, не осуществила
поставленные задачи. Противник нес на всех направлениях большие потери. Не
оправдалось предположение гитлеровцев о том, что они не встретят такого
упорного сопротивления, какое оказала им Красная Армия. Фронт действий войск
по мере углубления на территорию нашей страны все больше растягивался.
Гитлеровской армии уже не хватало войск и, главное, резервов для того, чтобы
действовать на всех стратегических направлениях. Но все же у гитлеровцев
были еще большие силы и особенно мощные бронетанковые группировки и авиация,
которые были способны наносить сильные удары.
Взвесив и обдумав положение и возможности войск, своих и противника,
Жуков пришел к выводу, что гитлеровцы в настоящее время не смогут начать
нового наступления на Москву, пока не обеспечат правый фланг своего
центрального фронта. Предвидя удар противника в тыл нашему Юго-Западному
фронту, Жуков считал, что необходимо наши войска спасти от окружения -
отвести за Днепр и организовать оборону на этом удобном природном
оборонительном рубеже. Взгляните на карту: Днепр от Киева поворачивает и
течет на юго-восток к Днепропетровску, а затем на юг - к Запорожью и
Херсону. Сама природа предоставляла нашим войскам удобную мощную преграду,
за которую они пока еще могли отойти. Жуков также считал, что нужно
воспользоваться ослаблением войск противника, стоящих на московском
направлении (из-за поворота части его сил на, юг), и нанести им удар именно
здесь.
29 июля Жуков позвонил Сталину и попросил принять его для срочного
доклада. Сталин сказал, что ждет его.
Взяв карты со стратегической обстановкой, группировкой войск, все
необходимые справочные данные, Георгий Константинович направился к Сталину.
В приемной его встретил Поскребышев, сказал:
- Посиди, приказано подождать.
(Да, именно так, на "ты", обращался помощник Сталина к министрам,
ученым, маршалам и генералам, считая, что близость к вождю дает ему такое
право!)
Через 15-20 минут в кабинет Сталина прошли Маленков и Мсхлис, а затем
пригласили войти Жукова. Почему Сталин не захотел говорить с Жуковым один на
один, да к тому же пригласил не военных специалистов, а этих двух, верных и
всегда готовых безоглядно поддерживать?
Видимо, он опасался того важного разговора, на котором так настаивал
Жуков. При всей своей неограниченной власти Сталин все же всегда заботился и
о тех следах, которые останутся в официальной истории. Предвидя серьезность
беседы, он и на этот раз пригласил свидетелей.
- Ну, докладывайте, что у вас,- сказал Сталин. Жуков расстелил на столе
карты и подробно изложил обстановку на фронтах и свои выводы и предложения,
что следовало бы предпринять в настоящее время. Он очень подробно осветил
возможности и предполагаемый характер действий противника, на что Мехлис
бросил реплику:
- Откуда вам известно, как будут действовать немецкие войска?
- Мне не известны планы, по которым будут действовать немецкие войска,-
ответил Жуков,- но, исходя из анализа обстановки, они будут действовать
только так, а не иначе. Мое предположение основано на анализе состояния и
дислокации немецких войск, и прежде всего бронетанковых и механизированных
групп, являющихся ведущими в их стратегических операциях. "
- Продолжайте докладывать,- бросил Сталин. Жуков продолжил доклад:
- На московском стратегическом направлении немцы в ближайшие дни,
видимо, не смогут вести крупные операции, так как они понесли здесь слишком
большие потери. У них нет крупных стратегических резервов для обеспечения
правого и левого крыла группы армий "Центр". На ленинградском направлении
без дополнительных сил немцы не смогут начать операции по захвату Ленинграда
и соединению с финнами. На Украине главные сражения могут разыграться где-то
в районе Днепропетровска, Кременчуга, куда вышла главная группировка
бронетанковых войск противника группы армий "Юг". Наиболее слабым участком
нашей обороны является Центральный фронт. Армии Центрального фронта,
прикрывающие направления на Унечу - Гомель, очень малочисленны и слабо
обеспечены техникой. Немцы могут воспользоваться этим и ударить во фланг и
тыл войскам Юго-Западного фронта, удерживающим район Киева.
- Что вы предлагаете? - настороженно спросил Сталин.
- Прежде всего укрепить Центральный фронт, передав ему не менее трех
армий, усиленных артиллерией. Одну армию за счет западного направления, одну
- за счет Юго-Западного фронта, одну - из резерва Ставки. Поставить во главе
фронта другого, более опытного и энергичного командующего. Кузнецов
недостаточно подготовлен, он не сумел твердо управлять войсками фронта в
начале войны в Прибалтике. Конкретно предлагаю на должность командующего
Ватутина, моего первого заместителя.
- Ватутин мне будет нужен,-возразил Сталин и продолжал: - Вы что же
предлагаете, ослабить направление на Москву?
- Нет, не предлагаю. Противник здесь, по нашему мнению, пока вперед не
двинется. А через 12-15 дней мы можем перебросить с Дальнего Востока не
менее восьми вполне боеспособных дивизий, в том числе одну танковую.
- А Дальний Восток отдадим японцам? - съязвил Мехлис.
Жуков не ответил на эту ироническую реплику и продолжал:
- Юго-Западный фронт, необходимо целиком отвести за Днепр. За стыком
Центрального и Юго-Западного фронтов сосредоточить резервы не менее пяти
усиленных дивизий.
- А как же Киев? - спросил Сталин.
- Киев придется оставить,- помолчав, ответил Жуков. Он понимал всю
тяжесть подобного решения Для города и для страны, но в то же время видел,
что другой возможности спасти войска, необходимые для дальнейшей борьбы,
нет.- А на западном направлении нужно немедля организовать контрудар с целью
ликвидации Ельнинского выступа, так как этот плацдарм противник может
использовать в удобное для него время для удара на Москву-Сталин прервал
Жукова и с возмущением воскликнул:
- Какие там еще контрудары! Что за чепуха? Опыт показал, что наши
войска не могут наступать... И как вы могли додуматься сдать врагу Киев?
Немало ходило разговоров о том, что Жуков стал возражать Сталину только
в конце войны, когда у него уже был большой полководческий авторитет. Можно
с этим согласиться, добавив, что Жуков в последний год войны высказывалсвои
аргументы более твердо, однако до прямой полемики маршал доводить разговор
все же опасался. Что же, трусил? Нет, не в жу-ковском это характере! Он
знал, что Сталин может закусить удила, наломать дров, и это повредит делу.
Но о том, что Жуков ради общей пользы не считался /с опасностью лично для
себя, свидетельствует эпизод, который я прервал для этого "примечания. А
суть в том, что перед этим разговором Сталин послал очень грозную телеграмму
командованию Юго-Западного фронта. Вот ее текст:
11 июля 1941 г.
"Киев, т. Хрущеву
Получены достоверные сведения, что вы все, от командующего Юго-Западным
фронтом до членов Военного Совета, настроены панически и намерены произвести
отвод войск на левый берег Днепра.
Предупреждаю вас, что, если вы сделаете хоть один шаг в сторону отвода
войск на левый берег Днепра, не будете до последней возможности защищать
районы УРов на правом берегу Днепра, вас всех постигнет жестокая кара как
трусов и дезертиров.
Председатель Государственного Комитета Обороны И. Сталин".
Жуков конечно же знал об этой телеграмме: она шла через узел связи
Генерального штаба. И вот, зная о таком строжайшем предупреждении и
обещанной "жестокой каре", Жуков тем не менее однозначно заявляет "Киев
придется сдать". Не трудно представить, какое душевное волнение пережил
Георгий Константинович, чтобы решиться иа такое заявление. И он решился:
твердо и убежденно сказал свое мнение, потому что от этого зависела судьба
фронта и дальнейший ход оборонительных операций.
Я думаю, Жуков предвидел последствия такого неприятного для Сталина
высказывания. Об этом свидетельствует дальнейший ход разговора. После
гневной вспышки Сталина и его обидных слов Жуков покраснел, некоторое время
пытался себя сдержать, но не смог и ответил:
- Если вы считаете, что я как начальник Генерального штаба способен
только чепуху молоть, тогда мне здесь делать нечего. Я прошу освободить меня
от обязанностей начальника Генерального штаба и послать на фронт, там я,
видимо, принесу больше пользы Родине.
- Вы не горячитесь. Мы без Ленина обошлись, а без вас тем более
обойдемся... Идите работайте, мы тут посоветуемся и тогда вызовем вас.
Жуков вышел из кабинета; кровь тяжело била в виски, обида сжимала
сердце. Через сорок минут Жукова снова вызвали к Сталину. Войдя в кабинет,
Жуков увидел, что к ранее присутствовавшим Мехлису и Маленкову прибавился
еще и Берия. Это был плохой признак. Появление Берии не предвещало ничего
хорошего.
Сталин сказал сухо, не глядя в глаза Жукову:
- Вот что, мы посоветовались и решили освободить вас от обязанностей
начальника Генерального штаба. На это место назначим Шапошникова. Правда, у
него со здоровьем не все в порядке, но ничего, мы ему поможем.
- Куда прикажете мне отправиться?
- Куда бы вы хотели?
- Могу выполнять любую работу-могу командовать дивизией, корпусом,
армией, фронтом.
- Не горячитесь, не горячитесь. Вы говорили об организации контрудара
под Ельней, ну вот и возьмитесь за это дело. Мы назначим вас командующим
Резервным фронтом. Когда вы можете выехать?
- Через час.
- Сейчас в Генштаб прибудет Шапошников, сдайте ему дела и уезжайте.
Имейте в виду, вы остаетесь членом Ставки Верховного Командования.
- Разрешите отбыть?
- Садитесь и выпейте с нами чаю,- пытаясь немного смягчить ситуацию,
сказал Сталин.- Да еще кое о чем поговорим.
Жуков сел за стол, ему налили чай, но его состояние понять можно, да и
все присутствующие тоже чувствовали неловкость после того, что произошло в
этом кабинете. Разговор не получился.
ПОСЛЕДНИЙ БОЙ ЮГО-ЗАПАДНОГО ФРОНТА
Восьмого августа 1941 года Ставка Верховного Командования была
преобразована в Ставку Верховного Главнокомандования Вооруженных Сил СССР:
Сталин назначен Верховным Главнокомандующим Вооруженными Силами СССР,
ее членами - В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов, С. К. Тимошенко, Г. К. Жуков,
Б. М. Шапошников, С. М. Буденный. Как видим, несмотря на недавнюю размолвку,
Сталин, который, несомненно, лично определил состав Ставки, включил Жукова в
Верховное Главнокомандование.
Давайте посмотрим объективно на этот верховный Орган командования
вооруженными силами. Представляет ли он тот мозговой центр, который был
необходим, который можно и нужно было создать в ходе такой большой войны? На
мой взгляд, Ставка не была таким мозговым центром, и вот почему. Сталин и
Молотов - люди сугубо штатские, не имеющие военной подготовки. Ворошилов,
Тимошенко и Буденный, военачальники, хорошо проявившие себя в годы
гражданской войны, однако в период между гражданской и Отечественной войнами
фундаментального образования себе они не прибавили и не раз обнаруживали
невысокий уровень теоретических знаний да и практических действий.
Достаточно напомнить не-. удачные бои в ходе финской кампании, на
Халхин-Голе до приезда Жукова и другие мероприятия по организации и
укреплению боеспособности Красной Армии. Впрочем, Тимошенко несколько
отличается от двух других названных здесь людей: первыми боями 41-го года он
руководил более уверенно, Жуков ценил его. В целом же из всего этого
состава, как видим, только Жуков и Шапошников по-настоящему могли оценивать
и делать выводы из складывающейся сложной обстановки. Причем Шапошников был
прирожденный генштабист, да и по опыту всей своей службы он был именно
штабной работник высокого класса. Жуков в составе этой Ставки явно
выделяется как самая активная и яркая фигура со стратегическим мышлением. Он
был просто необходим в руководстве войной, но из-за раздражительности
Сталина был отстранен от должности начальника Генерального штаба. Удаление
его от непосредственного руководства боевыми действиями в масштабе всех
Вооруженных Сил, безусловно, отрицательно сказалось на ходе сражений.
Юго-Западный фронт сыграл свою роль не только в спасении Москвы от
удара группы армий "Центр", ни и сломал график "молниеносной войны", что в
конце концов определило окончательное крушение этой теории, которое
произошло в конце 1941 года под Москвой.
Жуков, несмотря на конфликт со Сталиным и не боясь его гнева, продолжал
искать пути спасения войск Юго-Западного фронта. Он постоянно следил за
событиями, которые там происходили. И поскольку он был на этом фронте в
первые дни войны, когда с его помощью там завязывался сложнейший
стратегический узел сопротивления на юге, и поскольку ему же затем пришлось
ликвидировать последствия происшедшей катастрофы, мне кажется необходимым
познакомить читателей с тем, что там случилось.
19 августа, будучи уже командующим Резервным фронтом (о его
деятельности на этом посту я расскажу в следующей главе), он послал Сталину
такую телеграмму:
"Противник, убедившись в сосредоточении крупных сил наших войск на пути
к Москве, имея на своих флангах наш Центральный фронт и великолукскую
группировку наших войск, временно отказался от удара на Москву и, перейдя к
активной обороне против Западного и Резервного фронтов, все свои ударные
подвижные и танковые части бросил против Центрального, Юго-Западного и
Южного фронтов.
Возможный замысел противника: разгромить Центральный фронт и, выйдя в
район Чернигов - Конотоп - Прилуки, ударом с тыла разгромить армии
Юго-Западного фронта. После чего - главный удар на Москву в обход Брянских
лесов и удар на Донбасс...
Для противодействия противнику и недопущения разгрома Центрального
фронта и выхода противника на тылы Юго-Западного фронта считаю своим долгом
доложить свои соображения..."
Далее Жуков дает рекомендации по созданию группировки наших войск в
районе Брянска.
Ответ последовал незамедлительно:
"Ваши соображения насчет вероятного продвижения немцев в сторону
Чернигова - Конотопа - Прилук считаем правильным. Продвижение немцев в эту
сторону будет означать обход нашей киевской группы с восточного берега
Днепра и окружение наших 3-й и 21-й армий. Как известно, одна колонна
противника уже пересекла Унечу и вышла на Стародуб. В предвидении такого
нежелательного казуса и для его предупреждения создан Брянский фронт во
главе с Еременко. Принимаются другие меры, о которых сообщим особо. Надеемся
пресечь продвижение немцев. Сталин. Шапошников".
Для постановки задачи вновь созданному фронту Сталин вызвал
генерал-полковника Еременко в Москву. Он хорошо относился к Андрею
Ивановичу. Принимая его, разговаривал с ним тепло, расспросил о здоровье.
Еременко, чувствуя эту симпатию, держался уверенно, что тоже импонировало
Верховному: дела на фронтах шли плохо, все рушилось, нужна была фигура
прочная, на которую хотелось опереться; вот Еременко в те дни и показался
Сталину такой волевой и прочной личностью.
Сталин обрисовал общую обстановку на советско-германском фронте и
поставил Еременко задачу прикрыть направление на Москву с юга - через Брянск
и Орел. Он охарактеризовал 2-ю танковую группу Гудериана как главную ударную
группировку на этом направлении, сказал, что и сила это грозная, и
направление очень важное. Упомянул Сталин и о возможном ударе группы
Гудериана по правому флангу Юго-Западного фронта (то, о чем все время
предупреждал Жуков), но все же сказал, что основная задача войск Брянского
фронта в том, чтобы надежно прикрыть брянское, направление от удара по
Москве и во что бы то ни стало разбить силы Гудериана.
Выслушав Сталина, А. И. Еременко очень уверенно заявил о том, что он в
ближайшие дни безусловно разгромит Гудериана.
Такая уверенность Еременко очень понравилась Верховному, и, когда тот
ушел, Сталин сказал оставшимся в его кабинете:
- Вот тот человек, который нам нужен в этих сложных условиях.
После ухода Еременко Сталин продиктовал Шапошникову директиву
Юго-Западному фронту, в которой приказывалось: во что бы то ни стало
удерживать Киев.
В своих воспоминаниях маршал А. М. Василевский пишет:
"Все последующие дни Ставка и Генеральный штаб занимались вопросом
ликвидации опасности, нависшей с севера над Юго-Западньш фронтом. Они
укрепили это направление и прежде всего Брянский фронт своими резервами -
танками, артиллерией, людьми, вооружением, привлекли сюда авиацию соседних
фронтов, Резерва Главного Командования, а также части дальнебомбардировочной
авиации".
Сталин настолько уверился в силах и возможностях генерала Еременко,
что, даже решил отдать под его командование соединения Центрального фронта
(3-ю и 21-ю армии), ликвидировав этот фронт. Он спросил по телеграфу у
Еременко его мнение по этому поводу. Еременко ответил:
- Мое мнение о расформировании Центрального фронта таково: в связи с
тем что я хочу разбить Гудериана и, безусловно, разобью, то направление с
юга нужно крепко обеспечить. Поэтому прошу 21-ю армию, соединенную с 3-й,
подчинить мне... Я очень. благодарен вам, товарищ Сталин, за то, что вы
укрепляете меня танками и самолетами. Прошу только ускорить их отправку, они
нам очень и очень нужны. А насчет этого подлеца Гудериана, безусловно,
постараемся разбить, задачу, поставленную вами, выполнить, то есть разбить
его...
29-31 августа была проведена большая воздушная операция против 2-й
танковой группы Гудериана на брянском направлении. Для осуществления этого
удара привлекалась вся авиация Брянского и Резервного фронтов и авиации
резерва Верховного Главнокомандования. В боевых вылетах участвовало около
пятисот самолетов. В ночь на 30 августа Еременко было приказано использовать
этот мощный удар, перейти в наступление и уничтожить группу Гудериана. Это
означало бы крах правого фланга немецкой группы армий "Центр".
Однако, несмотря на столь уверенные обещания Еременко, войска Брянского
фронта не смогли этого выполнить и оказать эффективную помощь Юго-Западному
фронту. В течение 16 суток они не добились ощутимых успехов, а Гудериан за
эти 16 суток проник глубоко в тыл войск Юго-Западного фронта.
Второго сентября от Верховного Главнокомандующего генералу Еременко
была послана телеграмма:
"Ставка все же недовольна вашей работой. Несмотря на работу авиации и
наземных частей, Почеп и Стародуб остаются в руках противника. Это значит,
что вы противника чуть-чуть пощипали, но с места сдвинуть его не сумели.
Ставка требует, чтобы наземные войска действовали во взаимодействии с
авиацией, вышибли противника из района Стародуб, Почеп и разгромили его
по-настоящему. Пока это не сделано, все разговоры о выполнении задания
остаются пустыми словами. Ставка приказывает... всеми соединенными силами
авиации способствовать решительным успехам наземных войск. Гудериан и вся
его группа должны быть разбиты вдребезги. Пока это не сделано, все ваши
заверения об успехах не имеют никакой цены".
Прикрывшись частью сил от не очень инициативных действий Брянского
фронта, Гудериан главными силами продолжал углубляться в тыл войскам
Юго-Западного фронта. 10 сентября его передовые части ворвались в город
Ромны.
В это время ниже, на юге, сложилась такая обстановка, которая
благоприятствовала фашистам для нанесения удара по тому же Юго-Западному
фронту: наши войска Южного фронта были оттеснены за Днепр, Прикрываясь этой
широкой водной преградой, командование немецкой группы армий "Юг" оставило
там лишь небольшой заслон, а основную массу войск 17-й полевой армии и 1-й
танковой группы Клейста собрало в мощный кулак и бросило на соединение с
группой Гудериана.
Самоотверженно сражалась 38-я армия генерала Фекленко, остатками своих
сил она нанесла контрудар во фланг Клейсту, но силы были неравны, и Клейст,
обогнув 38-ю армию, пошел вперед на соединение с Гудерианом.
Командование Юго-Западного фронта обратилось в Ставку с предложением об
отводе войск на восточный берег Днепра, чтобы избежать их полного окружения.
Ночью, в 1 час. 15 мин. 11 сентября, состоялся разговор с Военным
советом Юго-Западного фронта. Вел переговоры с М. П. Кирпоносом
непосредственно Сталин. Он сказал:
- Ваши предложения о немедленном отводе войск без того, что вы заранее
подготовите рубеж на реке Псел и поведете отчаянные атаки на конотопскую
группу противника во взаимодействии с Брянским фронтом, повторяю, без этих
условий ваши предложения об отводе войск являются опасными и могут создать
катастрофу.
И как вывод, обидный для героически сражающихся войск:
"Перестать, наконец, заниматься исканием рубежей для отступления, а
искать пути для сопротивления..." И еще:
"Киева не оставлять и мостов не взрывать без разрешения Ставки..."
Шапошников как начальник Генерального штаба пытался убедить Сталина в
необходимости отвода войск Юго-Западного фронта и основной группировки 5-й
армии за Днепр, чтобы они не остались в окружении. Шапошников Понимал, что
если такое решение не будет принято немедленно, та оно опоздает. Но -Сталин
был непреклонен, он упрекал и Шапошникова, и Буденного, командующего
Юго-Западным направлением, что они, вместо того чтобы биться с врагом,
продолжают отходить и пятиться.
А. М. Василевский пишет в своих воспоминаниях:
"При одном упоминании о жестокой необходимости оставить Киев Сталин
выходил из себя и на мгновение терял самообладание",
Но обстановка на фронте не считалась с желаниями или нежеланиями
Сталина, она неумолимо складывалась так, к чему приводил ход боевых
действий.
14 сентября в 3 часа 25 мин. начальник штаба Юго-Западного фронта
генерал-майор В. И. Тупиков по собственной инициативе обратился к начальнику
Генштаба и начальнику штаба главкома Юго-Западного направления с
телеграммой, в которой, охарактеризовав тяжелое положение войск фронта,
закончил изложение своей точки зрения следующей фразой:
"Начало понятной вам катастрофы - дело пары дней".
Это была горькая правда. На другой день в районе Лохвицы соединились
немецкие части 2-й танковой группы, наступавшей с севера, и 1-й танковой
группы, прорвавшейся с кременчугского плацдарма, КОЛЬЦО вокруг 5, 21, 26,
37-й и части сил 38-й армии замкнулось.
Обстановка, как мы видим, была тяжелая, но, несмотря на это, начальник
Генерального штаба был вынужден на телеграмму Туликова отправить следующий
ответ, продиктованный ему Сталиным:
"Командующему ЮЗФ, копия Главкому ЮЗН. Генерал-майор Тупиков представил
в Генштаб паническое донесение. Обстановка, наоборот, требует сохранения,
исключительного хладнокровия и выдержки. командиров всех степеней.
Необходимо, не поддаваясь панике, принять все меры к тому, чтобы удержать
занимаемое положение и особенно прочно удерживать фланги. Надо заставить
Кузнецова (21 А) и Потапова (5А) прекратить отход. Надо внушить всему
составу фронта необходимость упорно драться, не оглядываясь назад.
Необходимо неуклонно выполнить указания тов. Сталина, данные вам 11.9.
Б. Шапошников".
14 IX 1941 г. 5 ч. 00 м.
Вот что писал Гудериан в своих мемуарах об этих днях:
"16 сентября мы перевели наш передовой командный пункт в Ромны.
Окружение русских войск успешно, продолжалось. Мы соединились с танковой
группой Клейста... С того времени, как были начаты бои за Киев, 1-я танковая
группа захватила 43 000 пленных, 6-я армия - 63 000. Общее количество
пленных, захваченных в районе Киева, превысило 290 000 человек".
А в окружении оставались еще четыре наши армии!
Кирпонос доложил в Генштаб:
"Фронт перешел к боям в условиях окружения и полного пересечения
коммуникаций. Переношу командный пункт в Киев, как единственный пункт,
откуда имеется возможность управлять войсками. Прошу подготовить необходимые
мероприятия по снабжению армий фронта огнеприпасами при помощи
авиатранспорта".
16 сентября новый (назначенный вместо Буденного) командующий
Юго-Западным направлением Тимошенко вызвал к себе в кабинет прилетевшего от
Кирпоноса заместителя начальника штаба Юго-Западного фронта Баграмяна. В
кабинете находился и член Военного совета Н. С. Хрущев. Тимошенко,
размышляя, сказал Баг-рамяну:
- Сейчас мы делаем все, чтобы помочь фронту: стягиваем на Ромны и Лубны
все силы, которые смогли собрать, в том числе усиленный танками корпус
Белова и три отдельные танковые бригады. Через несколько дней к нам подойдут
дивизии Руссиянова и Лизюкова. Этими силами мы попытаемся пробиться
навстречу окруженным войскам фронта. Мы отдаем себе отчет, что разгромить
две прорвавшиеся фашистские танковые армии мы не сможем, но создадим бреши,
через которые смогут выйти окруженные войска. Вот цель наших ударов. Мы
уверены, что в создавшейся обстановке Верховный Главнокомандующий разрешит
Юго-Западному фронту отойти к реке Псел, поэтому и решили отдать сейчас
приказ на организацию выхода из окружения. Сегодня же мы снова попытаемся
поговорить с Москвой. Я надеюсь, что нам удастся убедить Ставку. А пока мы
будем вести переговоры, Кирпонос и его штаб должны воспользоваться тем, что
у противника еще нет сплошного? фронта окружения.
Как пишет Баграмян в своих воспоминаниях, ему казалось, что маршал
Тимошенко, говоря эти слова, внутренне все-таки еще не был готов на отдачу
более категоричного приказа об отходе войск, но уже в ходе этого
распоряжения он, понимая всю сложность положения и предстоящие неминуемые
колоссальные потери, вроде бы решился и уже твердо сказал:
- Доложите, товарищ Баграмян, генералу Кирпоносу, что в создавшейся
обстановке Военный совет Юго-Западного направления единственно
целесообразным решением для войск Юго-Западного фронта считает
организованный отход. Передайте командующему фронтом мое устное приказание:
оставив Киевский укрепленный район и прикрывшись небольшими силами по
Днепру, незамедлительно начать отвод главных сил на тыловой оборонительный
рубеж. Основная задача - при содействии наших резервов разгромить
противника, вышедшего на тылы войск фронта, и в последующем перейти к
обороне по реке Псел. Пусть Кирпонос проявит максимум активности,
решительнее наносит удары в направлении на Ромны и Лубны, а не ждет, пока мы
его вытащим из кольца.
Из-за непогоды Баграмяну не удалось вылететь в штаб фронта Кирпоноса в
тот же день, он добрался туда с большим трудом только на следующий. В
присутствии членов Военного совета "Баграмян передал распоряжение главкома
Кирпоносу. Кирпонос так долго сидел задумавшись, что начальник штаба фронта
Тупиков не выдержал и сказал:
- Михаил Петрович, это приказание настолько соответствует обстановке,
что нет никакого основания для колебания. Разрешите заготовить распоряжение
войскам?
- Вы привезли письменное распоряжение на отход? - не отвечая начальнику
штаба, спросил, командующий у Баграмяна.
- Нет, маршал приказал передать устно. Кирпонос долго молча шагал по
комнате, потом сказал:
- Я ничего не могу предпринять, пока не получу документ. Вопрос слишком
серьезный. Все, на этом закончим.
Наступило тяжелое молчание. Начальник штаба попытался что-то сказать,
но Кирпонос перебил его:
- Василий Иванович! Подготовьте радиограмму в Ставку. Сообщите о
распоряжении главкома и запросите, как поступить нам.
Из этого короткого эпизода видно, насколько были непросты
взаимоотношения даже на уровне очень высоких военачальников, как велика
боязнь ответственности за действия, которые могут не совпасть с мнением и
желанием Сталина, за что могут спросить со всей строгостью,- таково уж было
то время. Это вынуждало Кирпоноса не предпринимать решительных действий и не
выполнить даже прямой приказ, переданный, как говорится, из уст в уста, от
маршала Тимошенко через генерала Баграмяна.
Вечером 17 сентября в Москву была отправлена радиограмма следующего
содержания:
"Главком Тимощенко через заместителя начальника штаба фронта передал
устное указание: основная задача - вывод армий фронта на реку Псел с
разгромом подвижных групп противника в направлениях на Ромны, Лубны.
Оставить минимум сил для прикрытия Днепра и Киева. Письменные директивы
главкома совершенно не дают указаний об отходе на реку Псел и разрешают
взять из Киевского УРа только часть сил. Налицо противоречие. Что выполнять?
Считаю, что вывод войск фронта на реку, Псел правилен. При этом условии
необходимо оставить полностью Киевский укрепленный район, Киев и реку Днепр.
Срочно просим ваших указаний".
На следующий день, 18 сентября, пришла радиограмма за подписью
начальника Генерального штаба, она коротко сообщала: Ставка разрешает
оставить Киевский укрепленный район и переправить войска 37-й армии на левый
берег Днепра. Но как быть с главными силами фронта и разрешается ли общий
отход на тот рубеж, который -запрашивал Кирпонос,- ответа на это в
телеграмме не было. Тут уж, размышляя логически, Военный совет фронта решил,
что если разрешают оставить Киевский укрепленный район, то на
необорудованных рубежах восточнее города войскам и вовсе не удержаться. Было
принято решение выполнять устное распоряжение главкома Тимошенко.
Непросто и нелегко было осуществить выход войск из окружения, все
армии, корпуса и дивизии вели напряженные бои с обступившим их противником.
Кирпонос принял решение, не теряя времени, немедленно, с утра 18 сентября,
нанести удар в нескольких направлениях созданными для этого ударными
группами и вывести войска фронта из окружения.
Большой героизм проявили воины и командиры 37-й армии, защищавшей Киев.
Постоянными контрударами они не давали противнику возможности вступить в
город. Баграмян в своих воспоминаниях пишет:
"Защитников Киева не в чем было упрекнуть. Они выполнили свой долг.
Киев оставался непокоренным. Враг так и не смог взять его в открытом бою.
Только в силу неблагоприятно сложившейся для войск Юго-Западного фронта
обстановки по приказу Ставки наши воины покидали дорогой им город и твердо
верили, что обязательно вернутся". Не случайно за эту самоотверженную
оборону Киеву присвоено звание "Город-герой".
Взорвав мосты через реку Днепр, 37-я армия отходила с тяжелыми боями и
медленно, но упорно продвигалась к своим. Многие погибли во время этого
отхода, но все же большая часть бойцов и командиров пробилась сквозь
вражеские войска.
В послевоенной литературе, в том числе и в воспоминаниях И. X.
Баграмяна, которые я цитирую, читатели не найдут имени руководителя
героической обороны Киева, командующего 37-й армией. Почему? Наверное,
потому, что это был генерал Власов, который позднее перешел к гитлеровцам. Я
снова упоминаю о нем потому, что нам еще предстоит разобраться в том
парадоксальном явлении, которое представляет собой "власовщина". Дело это
шире личной измены генерала Власова. Обратимся к этому позднее, когда по
ходу событий приблизимся к тем дням.
С боями, постоянно отбиваясь от наседающего со всех сторон и
пересекающего пути отхода противника, отходил штаб Юго-Западного фронта. Но
в конце концов гитлеровцы окружили управление фронта, и заключительный бой
выглядит, по рассказу И. X. Баграмяна, так:
"Враг атаковал рощу с трех сторон. Танки вели огонь из пушек и
пулеметов, за ними шли автоматчики. В гром и треск вплетались редкие
выстрелы наших пушек - их было мало, да и приходилось беречь каждый снаряд.
Танки прорвались к восточной опушке рощи. С ними вступили в схватку офицеры,
вооруженные гранатами и бутылками с бензином. Две вражеские машины
загорелись, остальные откатились.
Командующий, члены Военного совета фронта генералы Тупцов и Потапов
стали совещаться, как быть дальше: сидеть в роще до вечера или прорваться
сейчас же. Но тут началась новая атака. Подъехавшая на машинах немецкая
пехота с ходу развернулась в цепь и двинулась в рощу под прикрытием огня
танков. Когда она достигла опушки, окруженные во главе с Кирпоно-сом,
Вурмистенко, Рыковым, Тупиковым, Потаповым и Писаревским бросились в
контратаку. Гитлеровцы не выдержали рукопашной и отступили.
В контратаке генерал Кирпонос был ранен в ногу. Его на руках перенесли
на дно оврага, к роднику. Сюда же доставили раненого и тяжело контуженного
командарма Потапова. Его боевой начальник штаба генерал Писаревский геройски
пал на поле боя.\
Дивизионный комиссар Рыков и генерал Тупиков вместе с подполковником
Глебовым обошли опушку, беседовали с людьми, ободряли их.
Примерно в половине седьмого вечера Кирпонос, Бурмистенко и Тупиков в
кругу командиров обсуждали варианты прорыва, который намечалось осуществить
с наступлением темноты. В это время противник начал интенсивный минометный
обстрел. Одна мина разорвалась возле командующего. Кирпонос без стона приник
к земле. Товарищи кинулись к нему. Генерал был ранен в грудь и голову. Через
две минуты он скончался. Адъютант командующего майор Гненный со слезами на
глазах сиял с кителя генерала Золотую Звезду и ордена..."
После окончания войны у родника, в овраге, была установлена мраморная
плита с надписью:
"На этом месте 20 сентября 194.1 года погиб командующий Юго-Западным
фронтом генерал-полковник Кирпонос М. П.". В 1943 году останки генералов
Кирпоноса и Туликова были перевезены в Киев. Они покоятся в парке Вечной
славы, у обелиска возле могилы Неизвестного солдата. ^
В бессознательном состоянии попал к фашистам дивизионный комиссар
Рыков, его подвергли зверским пыткам и казнили. Схватили раненого генерала
М. И. Потапова. Его долгое время считали погибшим. Но крепкий организм помог
ему выздороветь, преодолеть свои раны и контузию. Почти всю войну он
находился в фашистских лагерях, а после освобождения из гитлеровского плена
продолжал служить в Советской Армии. В последние годы жизни был первым
заместителем командующего Одесским военным округом, умер в 1965 году. Но
одному из славных защитников Отечества в труднейших боях 1941 года не
нашлось места в восьмитомной Советской Военной энциклопедии, изданной в 1978
году, через 25 лет после смерти Сталина. Вот как еще гнетет сила
репрессивной инерции! "
Гудериан так рассказал о своей встрече с Потаповым:
"Командующий 5-й армией попал к нам, в плен. Я беседовал с ним и задал
ему несколько вопросов.
1. Когда они заметили у себя в тылу приближение моих танков?
Ответ: Приблизительно 8 сентября.
2. Почему они после этого не оставили Киев? Ответ: Мы получили приказ
фронта оставить Киев и отойти на восток и уже были готовы к отходу, но затем
последовал другой приказ, отменивший предыдущий и требовавший оборонять Киев
до конца.
Выполнение этого контрприказа и привело к уничтожению всей киевской
группы русских войск. В то время мы были чрезвычайно удивлены такими
действиями русского командования".
Как известно читателям, контрприказ "Киева не оставлять..." был
отдан!лично Сталиным вопреки советам Жукова, Шапошникова и других
военачальников, так что 290 000 пленных, о которых пишет Гудериан, плюс еще
сотни тысяч погибших - жертвы этого контрприказа. И это лишь малая часть
наших потерь при замыкании гитлеровцами клещей под Киевом. Четыре армии,
которые остались в окружении - 5, 21, 26, 37-я и часть 38-й,- значительно
увеличили число погибших и пленных только в этом сражении.
Упрямство Сталина, его самонадеянность, привычка к тому, что все должно
вершиться по его желаниям, были одной из причин и этой катастрофы на
завершающем этапе приграничных сражений.
Немалая доля вины ложится и на генерала Еременко. Ему были отданы
большие силы, которыми он не сумел распорядиться должным образом. Кстати,
Еременко в своих мемуарах задним числом так оправдывает свои действия:
"...отдельные историки считают, что Брянский фронт 16 августа был
создан Ставкой якобы в предвидении возможного развития наступления врага в
направлении Чернигов, Конотоп, Прилуки. Это толкование искажает реальные
исторические факты. Общеизвестно, что по плану "Барбаросса" гитлеровцы
стремились как можно быстрее овладеть Москвой, нанося удар на смоленском
направлении. Но упорное сопротивление и контрудары наших войск в районе
Смоленска, Ярцева, Ельни заставили врага оттянуть танковую группу Гудериана
несколько южнее с целью захватить Брянск. Ставка своевременно поняла этот
замысел и весьма обоснованно решила создать Брянский фронт с задачей
прикрыть с юга Московский стратегический район, не дать гитлеровцам
возможности прорваться через Брянск на Москву и нанести им поражение. Эта
задача была поставлена мне устно Верховным Главнокомандующим при моен?
назначении командующим Брянским фронтом. Именно эта задача подчеркивалась
Ставкой и в последующих ее директивах. Таким образом, приведенное выше
мнениеоб иной задаче фронта совершенно не соответствует действительности. К
сожалению, на основании этого домысла, хотя и намеком, командование
Брянского фронта упрекается в том,что оно допустило поворот и удар вражеской
группы армий "Центр" на юг".
Вот так после войны по-разному объясняются одни и те же действия войск.
Уже забыты обещания разбить "подлеца Гудериана", уже забыто, что войска
Гудериана именно тогда двинулись на юг и окружали войска Юго-Западного
фронта,а Брянский фронт не воспрепятствовал этому. Теперь маршал Еременко
пытается убедить всех, что он успешно выполнил задачу, поставленную ему
лично Сталиным:
"Мы можем сказать, что войска Брянского фронта добросовестно выполнили
основную задачу, поставленную перед нами Ставкой, не допустить прорыва,
группы Гудериана через Брянск на Москву". Но Гудериан и не шел в то время на
Москву, а двигался вдоль реки Днепр для соединения с Клейстом, окружая
войска Юго-Западного фронта. Недостоверность утверждения Еременко сегодня
очевидна, так как он "защитил" Москву от удара, который по ней в то время не
наносился.
Свершилось то, чего так опасался Жуков,- войска нескольких армий
оказались отрезанными. Чтобы понять тяжесть этой беды, напомню, сколько
радостей принесло нам окружение только одной гитлеровской 6-й армии под
Сталинградом, сколько цифр с многими нулями мы приводили, подсчитывая
пленных и трофеи, захваченные в результате того окружения остатков одной
армии. Но мы всегда "скромно" умалчивали о наших армиях, оставшихся в котлах
еще в ходе приграничных сражений до рубежа реки Днепр.
В своем докладе на торжественном собрании в Москве 6 ноября 1941 года
Сталин сказал:
"За 4 месяца войны мы потеряли убитыми 350 тысяч и пропавшими без вести
378 тысяч человек... За тот же период враг потерял убитыми, ранеными и
пленными более 4-х с половиной миллионов человек".
Сегодня мы с горечью можем воскликнуть:
"Если бы так было!.." Теперь, когда открылись архивы, можно с великим
сожалением сказать, что цифры, приведенные Сталиным, очень далеки от
реальности. К тому времени не немецкая, а наша армия только пленными
потеряла более трех миллионов!
Вернемся немного назад, к последним дням июля.
30-го числа, в середине дня, генерал Жуков выехал на машине из Москвы и
по Минскому шоссе направился в штаб Резервного фронта, который находился в
Гжатске.
Не нужно быть особенно проницательным, чтобы представить себе состояние
Жукова после той стычки, которая произошла у него вчера со Сталиным. Он был
хмур, неразговорчив, ежеминутно готов взорваться, но явно сдерживался.
Мне кажется, тяжелое настроение Жукова объяснялось не только изменением
отношения Сталина лично к нему, но главным образом теми неудачами на фронте,
которые могут последовать из-за отказа Верховного посчитаться с оценкой
обстановки и предложениями, которые сделал Жуков. Именно это особенно
угнетало его.
Сразу же по прибытии в штаб, пока оборудовалась комната для отдыха
нового командующего, начальник штаба фронта доложил Жукову обстановку.
На следующий день генерал Жуков выехал в 24-ю армию, которой командовал
генерал К. И. Ракутин. Штаб его армии размещался в небольшой деревне
Волочек, недалеко от Ельни.
Прибыв к генералу Ракутину, Жуков, верный своей привычке, не стал долго
засиживаться в штабе, а вместе с командующим отправился в части поближе к
противнику, чтобы самому увидеть и оценить обстановку. Весь день они ездили
по наблюдательным пунктам командиров частей, и Жуков убедился, что здесь
против 24-й армии - хорошо организованная, прочная оборона противника.
Ельнинский выступ образовался в ходе Смоленского сражения, которое все
еще продолжалось. Сильным рывком своего танкового кулака Гудериан выдвинулся
здесь вперед и захватил Ельню. Конфигурация фронта этого клина, собственно,
и породила название "ельнинский выступ". Именно эта конфигурация наводила
Жукова на мысль о том, что хорошо бы с двух сторон ударить под основание
клина и окружить находящиеся в нем войска противника. Однако, взвесив силы
своих войск, находившихся на этом направлении, Жуков понял, что осуществить
такое окружение не так-то просто, нужно было подтянуть сюда еще несколько
дивизий и, самое главное, побольше артиллерийских частей, так как прорвать
оборону противника, очень мощную, да еще с закопанными в землю танками и
бронетранспортерами, наступающим будет очень трудно.
По указанию Жукова была организована тщательнейшая разведка обороны и
огневой системы противника. Особенно большую помощь оказал здесь Жукову и в
разведке, и в подавлении огневой системы генерал-майор Л. А. Говоров,
большой мастер артиллерийского дела. Пока шла подготовка операции, пока
подвозились боеприпасы и перегруппировывались войска, Жуков занимался
изучением противника, допрашивал пленных. В те дни гитлеровские солдаты еще
были полны энтузиазма, вели себя нагло, были уверены, что они скоро захватят
Москву, которая была уже так близко.
Однажды взяли в плен немецкого танкиста. Его допрашивал сам Жуков.
- Кто вы?
- Механик-водитель такой-то роты, такого-то батальона, такой-то
дивизии.
- Какая задача вашей дивизии? Пленный не отвечает.
- Почему вы не отвечаете?
- Вы военный человек и должны понимать, что я, как военный человек,
ответил на все то, на что должен был вам ответить,- кто я и к какой части
принадлежу. А ни на какие другие вопросы я отвечать не могу, потому что дал
присягу. И вы не вправе, меня спрашивать, зная, что я военный человек, и не
вправе от меня требовать, чтобы я нарушил свой долг и лишился чести...
- Если не будете отвечать, расстреляем вас - и все. Пленный побледнел,
но не сломился:
- Ну что ж, расстреливайте, если вы хотите совершить бесчестный
поступок по отношению к беззащитному пленному. Расстреливайте. Я надеюсь,
что вы этого не сделаете. Но все равно я отвечать ничего сверх того, что уже
ответил, нс буду.
Жуков не стал дальше допрашивать и, обратившись к окружающим, сказал:
- Молодец! Держится таким наглецом, просто на редкость. Ну как его не
уважать? Нельзя не уважать!
После таких допросов Жуков уходил, не столько получив необходимые ему
сведения, сколько расстроенный этой крепостью и уверенностью солдат
противника. Но он был убежден: надо знать, что представляет собой Противник,
каково моральное состояние, уровень выучки и дисциплины солдат. Недооценка
этого может привести к ошибкам и просчетам.
Однажды он допрашивал пленного, который оказался более разговорчивым и
так запомнился Жукову, что он передает разговор с ним в своих воспоминаниях,
и даже не забыл его фамилию - Миттерман.
Этот допрос происходил 12 августа, и ради характеристики боевого духа
войск врага в то время я приведу его почти полностью.
Пленный был молод, ему было 19 лет, и, как он сказал, большинство
солдат в этой дивизии в таком же возрасте - 19-20 лет. Это была дивизия СС,
и сам он был эсэсовец. Его дивизия пришла сюда вслед за 10-й танковой
дивизией, которая прорвалась к Ельне. Миттерман сказал, что на этой позиции
они долго не засидятся, сейчас идет подтягивание сил и необходимых средств,
и он понимает, что такая временная пауза необходима для того, чтобы
продолжить наступление на Москву. Именно так разъясняют офицеры солдатам
причины этой остановки. (Интересен, мне кажется, комментарий Жукова по
поводу такого заявления пленного:
"Любопытный вариант разъяснительной работы среди немецких солдат и
объяснение задержки и перехода к обороне! Что называется, выдали нужду за
добродетель...") Дальше пленный сказал:
"Наш полк "Дойчланд" понес большие потери, и в стрелковые подразделения
переведены многие из тех, кто находился раньше в тыловых подразделениях.
Особенно много неприятностей нам причиняет ваша артиллерия, она бьет сильно
и прицельно и морально подавляет наших солдат".
Пленный сказал еще, что из-за больших потерь, из-за того, что
остановились и перешли к обороне, некоторые командиры, были сняты со своих
должностей.
Жуков всегда уделял большое внимание разведке, он, повторю, хотел знать
6 противнике как можно больше, Как можно подробнее. Но приведенные выше
личные допросы пленных гитлеровцев имеют, на мой взгляд, и определенный
подтекст. Мне кажется, Жуков не только хотел получить от них необходимые
сведения (это могли выяснить и изложить ему специалисты-разведчики). Думаю,
что в данном случае пленные интересовали Жукова и в более широком,
человеческом смысле. Дело в том, что именно в первых числах августа 1941
года немецкие самолеты сбрасывали листовки, в одной из которых была
напечатана фотография пленного, беседующего с двумя немецкими офицерами.
Подпись под снимком такая:
"Это Яков Джугашвили, старший сын Сталина, командир батареи 14-го
гаубично-артиллерийского полка, 14-й бронетанковой дивизии, который 16 июля
сдался в плен под Витебском вместе с тысячами других командиров и бойцов..."
Как выяснилось позднее, 16 июля 1941 года Яков, будучи контуженным,
попал в плен вместе с другими сослуживцами под городом Лиозно, недалеко от
Витебска. На сборном пункте Якова выдали, сказав, чей он сын. На первом
допросе 18 июля (текст был позднее найден и публиковался не раз, я приведу
лишь часть его.- В. К.) Яков держался с достоинством, отвечал смело.
- Вы сдались в плен добровольно или вас захватили силой?
- Меня взяли силой.
- Каким образом?
- 12 июля наша часть была окружена. Началась сильнейшая бомбежка. Я
решил пробиваться к своим, но тут меня оглушило. Я бы застрелился, если бы
смог.
- Вы считаете плен позором?
- Да, считаю.
- Считаете ли вы, что советские войска еще имеют шанс добиться поворота
в воине?
- Война еще далеко не закончена.
- А что произойдет, если мы вскоре займем Москву?
- Я такого себе представить не могу.
- А ведь мы уже недалеко от Москвы.
- Москвы вам никогда не взять.
- Для чего в Красной Армии комиссары?
- Обеспечивать боевой дух и политическое руководство.
- Вы считаете, что новая власть в России больше соответствует Интересам
рабочих и крестьян, чем в царские времена?
- Без всякого сомнения.
- Когда вы последний раз разговаривали с отцом?
- 22 июня, по телефону. Узнав, что я ухожу на фронт, он сказал:
"Иди и воюй!"
Якову предложили послать письма семье, отцу. Он отказался, понимая, что
эти письма могут использовать не по назначению. Его обещали хорошо устроить
и содержать, но за это просили написать обращение к красноармейцам, чтобы
они сдавались в плен. Яков на это лишь презрительно усмехнулся.
Но гитлеровцам и не нужно было согласие Джугашвили, они все равно
напечатали листовку, в которой была его фотография и говорилось:
"В июле 1941 года старший лейтенант и командир батареи Яков Джугашвили
писал своему отцу Иосифу Сталину:
"Дорогой отец, я нахожусь в пледу. Я здоров. Скоро меня переведут в
офицерский лагерь в Германии. Обращение хорошее. Желаю тебе здоровья. Привет
всем, Яша". Следуйте примеру сына Сталина! Он сдался в плен. Он жив и
чувствует себя прекрасно. Зачем же вы хотите идти на смерть, когда даже сын
вашего высшего начальника сдался в плен? Мир измученной Родине. Штык в
землю!"
Были сброшены и другие листовки, их конечно же показывали Жукову.
Размышляя о таком исключительном случае - шутка ли, сын вождя! - и о пленных
вообще, Георгий Константинович, наверное, и пожелал сам побеседовать с
несколькими гитлеровцами, проверить их стойкость.
Дальнейшая судьба Якова Джугашвили известна, об этом писали много раз.
Он прошел через психологически тяжелые испытания, его долго пытались
сломить, в конце концов он не выдержал своего положения и 14 апреля 1943
года бросился на колючую лагерную ограду, крикнув:
"Застрелите меня!", и часовой его убил...
Ходили разговоры, будто бы через посольство нейтральной страны Сталину
предлагали обменять Якова на фельдмаршала Паулюса, попавшего в плен под
Сталинградом, а Сталин якобы ответил:
"Я солдата на маршала не меняю".
Я думаю, большое количество пленных в первых же сражениях плюс к этому
личная беда :- пленение Якова,- все это еще больше озлобило Сталина,
подтолкнуло его к изданию одного из самых беспощадных приказов, от
изуверских последствии которого и по сей день страдают многие тысячи
защитников Родины, побывавших в плену. В соответствии с этим приказом сотни
тысяч и даже миллионы солдат и офицеров; попавших в плен, объявлялись
"предавшими свою Родину дезертирами". По мнению Сталина, все они должны были
не сдаваться живыми -- стреляться, вешаться, топиться!
А по отношению к тем, кто этого не сделал и уцелел, обезумевший от
жестокости вождь требовал:
"Обязать каждого военнослужащего, независимо от его служебного
положения ..уничтожать их (сдающихся в плен.- В. К.) всеми средствами, а
семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишить государственного пособия и
помощи"
Весь командный и рядовой состав нашей армии в годы войны жил под
постоянной угрозой расстрела. В прочитанных мною тысячах политдонесениях,
почты в каждом с первого до последнего дня войны, сообщалось о расстрелах
или предании суду военного трибунала, что лишь оттягивало расстрел. Была еще
и такая формулировка:
"Расстрелян в несудебном порядке".
Десятки тысяч побывавших в плену после освобождения перекочевали в наши
советские лагеря. Многие из них вели себя героически на поле боя и в
немецких застенках, но приказ был одинаково беспощаден ко всем: пленный -
значит предатель. Напомню только один широкоизвестный пример, подтверждающий
это. Майор Гаврилов Петр Михаилович, командир 44-го стрелкового полка,
руководил обороной Восточного форта Брестской крепости с 22 июня 1941 года;
23 июля 1941 года был ранен и контужен взрывом снаряда, попал в плен в
бессознательном состоянии. Освобожден советскими войсками в мае 1945 года.
После этого 10 лет отсидел в советском лагере и только благодаря усилиям
писателя С. С. Смирнова, написавшего правду о героических делах Петра
Михайловича Гаврилова, ему в 1957 году было присвоено звание Героя
Советского Союза. И таких тысячи! И сотни тысяч не доживших до снятия
позорного клейма и не получивших достойной оценки за свои мужественные дела
только потому, что угодили в плен. Причем очень многие попали в плен по вине
Сталина: немало таких сражений, завершенных массовым пленением наших бойцов,
которыми он или неумело руководил, или мешал руководить военачальникам.
А сколько было невинно пострадавших семей - стариков, жен, детей,
родственников тех, кто попал в плен! Их - в соответствии с приказом No 270 -
подвергали репрессиям. Сталин не пощадил даже жену Якова Юлию Мельцер, ее
арестовали в 1941 году и два года держали в одиночке, пока не стало
известно, что муж ее умер не сломившись. Выполнил приказ вождя! (3)
Жуков по поводу этих приказов сказал в мае 1957 года:
- Зачем понадобилось Сталину издавать приказы, позорящие нашу армию? Я
считаю, что это сделано с целью отвести от себя вину и недовольство народа
за неподготовленность страны к обороне, за допущенные лично им ошибки в
руководстве войсками и те неудачи, которые явились их следствием... В
отношении бывших военнопленных была создана обстановка недоверия и
подозрительности, им предъявлялись необоснованные обвинения в тяжких
преступлениях и применялись массовые репрессии, включая высшую меру
наказания, вследствие чего наши солдаты, сержанты и офицеры, попавшие в плен
к врагу, из-за боязни расправы над ними не стремились бежать из плена на
Родину, чтобы вновь встать в ряды Советской Армии...
Только 29 июня 1956 года было принято постановление ЦК КПСС и Совета
Министров СССР "Об устранении последствий грубых нарушений законности в
отношении бывших военнопленных и членов их семей". Но надо сказать, что
вопиющая несправедливость в отношении бывших военнопленных и до сих пор не
ликвидирована в полной мере.
Однако вернемся к Ельнинской операции. Руководя подготовкой, а затем и
проведением такой сложной, напряженной операции под Ельней, когда, казалось
бы, он был весь в делах и заботах этого сражения, Жуков не забывал и общее
состояние дел на всех фронтах. Вот одна только фраза из его воспоминаний,
относящаяся к этому периоду:
"Несмотря на всю остроту боевых событии и успех этой операции, из
памяти не выходил разговор в Ставке 29 июля. Правильный ли стратегический
прогноз мы сделали в Генштабе?"
Думая об этом, Жуков 19 августа, не боясь вызвать гнев Сталина своей
настойчивостью и строптивостью, послал ему ту самую телеграмму, о которой
говорилось в предыдущей главе - о возможном замысле противника: разгромить
армии Юго-Западного фронта. Кроме того, Жуков не раз говорил по телефону с.
Генеральным штабом, с Шапошниковым, все время обращая внимание на опасность
окружения войск этого фронта и Центрального и подсказывая меры, какими можно
было бы не допустить такую беду.
Готовя наступление под Ельней, Жуков в течение недели провел подготовку
и перегруппировку стоящих там войск. Всего для осуществления этой операции
переходило в наступление десять дивизий. Главный удар наносила 24-я армия,
шедшая с северо-востока. Навстречу ей, с юго-востока, двигалось несколько
соединений 43-й армии. 30 августа наступление началось. После артиллерийской
подготовки войска успешно прорвали, оборону противника. К 4 сентября,
постоянно отражая сильные контратаки, северная и южная обходящие группировки
приблизились друг к другу,- над гитлеровцами нависла явная угроза окружения.
Под этой угрозой противник начал быстрый отход из района Ельни, 4 сентября
позвонил Сталин. Вот запись его разговора с Жуковым:
У аппарата Ж у к о в.
У аппарата С т а л и н, Ш а п о ш н и к о в. Здравствуйте. Вы,
оказывается, проектируете о ликвидации Ельни, направить силы в сторону
Смоленска, оставив Рославль в нынешнем неприятном положении. Я думаю, что
эту операцию, которую Вы думаете проделать в районе Смоленска, следует
осуществить лишь после ликвидации Рославля. А еще лучше-было бы подождать
пока со Смоленском, ликвидировать вместе с Еременко Рославль и потом сесть
на хвост Гудериану, двигая некоторое количество дивизий на юг. Главное -
разбить Гудериана, а Смоленск от нас не уйдет. Все.
Ж у к о в. Здравия желаю, тов. Сталин. Тов. Сталин, об операции в
направлении на Смоленск я не замышляю и считаю, этим делом должен заниматься
Тимошенко. Удар 109, 149 и 104 я хотел бы нанести сейчас в интересах
быстрейшего разгрома Ельнинской группы против" ника, с ликвидацией которой я
получу дополнительно 7-8 дивизий для выхода в район Починок, и, заслонившись
в районе Починок в стороне Смоленска, я мощной группой мог бы нанести удар в
направлении Рославля и западнее, т. е. в тыл Гудериану. Как показывает опыт,
наносить глубокий удар в 3-4 дивизии - приводит К неприятностям, ибо
противник такие небольшие группы быстро охватывает своими подвижными
частями. Вот почему я просил Вашего согласия на такой маневр. Если прикажете
бить на Рославльском направлении, это дело я могу организовать, но больше
было бы пользы, если бы я вначале ликвидировал Ельню. Сегодня к исходу дня
правым флангом нашей Ельнинской группировки занята Софиевка. У противника
горловина осталась всего 6 км. Я думаю, [на] завтрашний день будет закончено
полностью тактическое окружение. Все.
С т а л и н. Я опасаюсь, что местность в направлении на Починок
лесисто-болотистая и танки у Вас застрянут там?
Жуков. Докладываю. Удар намечается через Погу-ляевку южнее р. Хмара по
хорошей местности с выходом в район Сторено-Васьково, 30 км с[еверо]
-западнее] Рославля, км 10 южнее Починок. Кроме того, наносить удар по
старому направлению не следует. На нашу сторону сегодня перешел немецкий
солдат, который показал, что сегодня в ночь разбитая 23 пехотная дивизия
сменена 267 пехотной дивизией, и тут же он наблюдал части СС. Удар севернее
выгоден еще и потому, что он придется по стыку двух дивизий. Все.
С т а л и н. Вы в военнопленных не очень верьте, спросите его с
пристрастием, а потом расстреляйте. Мы не возражаем против предлагаемого
Вами маневра за 10 километров южнее Починок. Можете действовать, особенно
сосредоточьте авиационный удар,, используйте также РС. Когда Вы думаете
начать?
Ж у к о в. Перегруппировки произведу к 7-му. 7 подготовка, 8 на
рассвете удар. Очень прошу подкрепить меня снарядами РС-76, да и 152 мм
[1]930 года, минами 120 мм. Кроме того, если можно, один полк ИЛов и один
полк Пе-2 и танков шт[ук] 10 КВ и шт[ук] 15 Т-34. Вот все мои просьбы. Все.
С т а л и н. К сожалению, у нас нет пока резервов РС. Когда
будут-дадим. РСы получите, жалко только, что Еременко придется действовать
одному против Рославля. Не можете ли организовать нажим на Рославль с
северо-востока?
Ж у к о в. Нечем, нечем, тов. Сталин. Могу только отдельными отрядами,
подкрепив их артиллерией, но это будет только сковывающий удар, а
главный.удар нанесу на рассвете 8, постараюсь, может быть, выйдет на
рассвете 7. Еременко еще далеко от Рославля, и я думаю, тов. Сталин, что
удар 7 или 8 - это будет не поздний удар. Все.
С т а л и н. А прославленная 211 дивизия долго будет спать?
Ж у к о в. Слушаю. Организую 7-го. 211 сейчас формируется, будет готова
не раньше 10-го, я ее потяну в качестве резерва, спать ей не дам. Прошу Вас
разрешить немедленно арестовать и судить всех паникеров, о которых я
докладывал. Все. (Сведения об этом не найдены.-В. К.)
С т а л и н. 7 будет лучше, чем 8. Мы приветствуем и разрешаем судить
их по всей строгости. Все. До свидания.
Жуков. Будьте здоровы.
5 сентября наши войска" (19-я стрелковая дивизия) ворвались в Ельню и к
утру 6-го освободили город. Преследование противника продолжалось, войска
продвинулись на запад еще на 25 километров и были остановлены новым, заранее
подготовленным оборонительным рубежом немцев на реках Устрой и Стряна.
Жуков был доволен ходом событий, но в то же время и огорчен, потому что
удачно развивавшееся наступление не было завершено окружением, не хватило
сил, чтобы окончательно замкнуть коридор, через который ускользала уже
фактически взятая в кольцо группировка немцев. Было бы побольше танков и
авиации в распоряжении Жукова, он бы не выпустил из этого кольца части фон
Бока.
И все же значение Ельнинской операции в ходе Великой Отечественной
войны очень весомо. Это была первая значительная наступательная операция
советских войск, которая закончилась так удачно. И не случайно, отмечая в
приказе именно наступательныйуспех и высокий боевой дух дивизий, которые
участвовали в этой операции, Ставка присвоила этим дивизиям гвардейские
звания. Их получили 100-я и 127-я стрелковые" дивизии 24-й армии, которые,
соответственно, стали называться 1-й и 2-й гвардейскими стрелковыми
дивизиями. Так в боях, руководимых Жуковым, родилась Советская гвардия. /
Вполне естественно, и наша пресса, и политические работники
использовали этот успех первого наступления для поднятия боевого духа войск,
так много дней отступавших под натиском врага. Эта первая победа воодушевила
и придала силы всей Красной Армии.
Я встречался и беседовал не раз с командиром 1-й гвардейской дивизии
генерал-майором И, Н. Руссияновым. В восемьдесят лет у него был вполне
строевой вид, генеральская форма сидела на нем ладно, веселые голубые глаза.
С первых слов проявились обстоятельность, неспешность, широта суждений
генерала. А я подумал: наверное, вот так и в боях, принимая решения, он
спокойно и всесторонне учитывал и оценивал все обстоятельства.
- Рассказать о боях под Ельней, о рождении гвардии? Хорошо, расскажу.
Только рождалась она не в один и не в два дня. Под Ельней наши бойцы и
командиры показали мужество и боевое мастерство, которые вырабатывались и
накапливались во многих боях. Если хотите, давайте коротко, вместе, пройдем
по этому пути становления?
- Именно этого я и хотел.
- Так вот, 1,00-я дивизия, которая стала первой гвардейской, получила
это звание не случайно. Мы были подняты по тревоге в первый же час войны. А
25 июня встали на пути танково-механизированного клина фашистов, который
несся к Минску. Командир фашистского головного танкового полка, полковник
Роттенберг, затребовал подвезти из тьма парадную форму, одел в нее своих
подчиненных и так вот, с шиком, хотел войти в первую на своем пути столицу
советской республики -- Минск.
Наша дивизия была хорошо обучена, имела боевой опыт финской кампании.
Нас просто так не собьешь! Однако сразу же встали перед нами трудности, на
первыйвзгляд непреодолимые. Чем бить танки? Они прут, их много, а бороться с
ними нечем. В первые дни войны не было еще ни бутылок зажигательных, ни
гранат противотанковых. Если вы служили до войны, то, наверное, помните,
имелись в некоторых наших частях стеклянные фляги в чехле. Не любили их
командиры - бьются, при отчетах - начеты всякие появляются. Вот и у нас были
такие фляги. Они нас выручили. Стали мы их наполнять бензином, а в горлышко
фитиль из пакли затыкали. Вот такое "сооружение" надо было поджечь спичкой,
прежде чем бросить на моторную часть танка. Но выхода иного не было. Бойцы
быстро приспособились, в батальоне Тыртычного в первых же схватках подожгли
десять танков! А всего за три дня, с 26 по 28 июня, мы сожгли больше ста
танков, и уничтожили один пехотный и один танковый полк, тот самый, что был
переодет в парадную форму! Вот так мы встретили фашистов и от бросили их от
Минска на двенадцать - четырнадцать километров.
Позднее нас обошли, пришлось отступать. Какой горький и тяжкий это был
отход,- шли через городок, где стояли наши части до начала боев, через новый
стадион, которой празднично открывали всего несколько дней назад, 22 июня!
Да, именно в то воскресенье!
В этот день отступления я увидел, как бойцы-белорусы набирали в
платочки и в кисеты родную землю и говорили:
"Мы вернемся!" А я дал себе клятву, что тоже вернусь сюда, и с этими же
людьми. В этой клятве, между прочим, и ответ на вопрос, который мне нередко
задают: почему я не имел перемещений по должности И всю войну командовал 1-й
гвардейской дивизией и 1-м гвардейским корпусом. Я сдержал клятву, вернулся
с этой же дивизией к советской границе, изгнав врага.
После боев под Минском мы шестнадцать суток вырывались из полуокружения
и наконец ушли за Днепр, а в конце августа вели бои восточнее Ельни. Здесь
25 августа мы получили приказ овладеть сильно укрепленным районом Ушакове.
Приказ -выполнили, взяли этот населенный пункт и еще несколько, по соседству
с ним. Конечно, понесли потери. Затем, обороняясь на широком фронте одними
частями, другими я пытался все же продвигаться вперед. В конце концов мы
совсем выдохлись. А тут приказ взять Ельню. Брать нечем, нет сил. Пытались,
не выходит. И вот приезжает генерал армии Жуков. Я хотел доложить ему
обстановку, но он был очень сердит, слушать не стал и говорит:
- Пусть мне и вам дадут винтовки, и мы поведем дивизию брать Ельню!
Жукова я знал еще, когда он командовал четвертой кавалерийской
дивизией, стоявшей в городе Слуцке. Я тогда командовал стрелковым полком, мы
часто встречались на совещаниях, на вечерах и по другим поводам. Я знал его
крутой характер, бывают минуты, когда возражать ему не следует. Я приказал
принести нам винтовки. Мы взяли их и пошли. Я знал, до какого места от НП
идти относительно безопасно. А дальше нельзя: большую группу комсостава
противник может обнаружить и обстрелять артиллерией. Вот я и говорю:
- Прикажите, товарищ генерал армии, вашим сопровождающим остаться.
- Что, струсил?
- Нет, я не струсил, не хочу, чтобы нас демаскировали.
Прошли мы еще немного, и я опять говорю:
- А теперь прошу отложить винтовку и выслушать мой доклад.
Он остановился, хмуро говорит:
- Кто тут командует: ты или я?
- Согласно проекту полевого устава, я. Я ответственный за боевой
участок, и поэтому здесь командую я. Дальше мы не пойдем. И дело совсем не в
моей жизни.
- Что ты хочешь?
- Хочу доложить обстановку, хотя бы в течение пятнадцати минут.
Пойдемте на КП.
- ..Пришли мы в блиндаж оперативного отделения,-сказалдалее Иван
Никитич,-я сообщил о состоянии дивизии, как мало бойцов осталось в
подразделениях, как мало огневых средств. Почти нет командиров, ротами
командуют сержанты. Жуков слушал молча и хмуро, коротко бросал адъютанту:
"Запишите". И еще говорю, я слышал, появилось повое оружие под
названием "катюша", может быть, нам его на поддержку дадите? Жуков обещал.
Он выполнил все - через три дня мы получили пополнение, боеприпасы и даже
батарею "катюш".
Тут генерал Руссиянов взял из шкафа книгу "Воспоминании..." Г. К.
Жукова, раскрыл, где была закладка, и прочитал:
"С 22 по 29 августа 100-я дивизия готовилась к наступлению... В ходе
подготовки мне довелось неоднократно побывать в этих частях, и я был вполне
уверен в успехе... Преодолевая упорное сопротивление противника, части 100-й
дивизии к исходу 5 сентября глубоко вклинились в оборону врага и вышли на
тыловые пути его Группировки, содействуя тем самым другим соединениям армии
в овладении городом... В результате успешно проведенной операции по разгрому
ельнинской группировки в войсках фронта поднялось настроение, укрепилась
вера в победу".
Руссиянов помолчал, закрыл книгу и поставил ее на место; он не стал
читать высокую оценку маршала Жукова, данную ему лично.
...В историю Великой Отечественной войны бои под Ельней вошли как
завершающий этап, и этап победный, двухмесячного Смоленского сражения. Его
значение определяется тем, что на главном, московском, направлении рушилась
надежда на блицкриг и враг впервые был вынужден перейти к обороне.
После завершения Ельнинской операции, 9 сентября, Сталин вызвал к себе
Жукова. Как всегда, вызов Сталина означал что-то срочное и конечно
же,сложное. И в этот раз Жуков не ошибся.
Когда он прибыл в Кремль, в приемной его встретил Власик и проводил на
квартиру Сталина, которая была здесь же, этажом выше.
Сталин ужинал с Молотовым, Маленковым, Щербаковым и некоторыми другими
членами руководства. Поздоровавшись, пригласил Жукова к столу и, как будто
не было никакой размолвки между ними, легко сказал:
- А неплохо у вас получилось с ельнинским выступом.- И понимая
все-таки, что Жуков помнит о том неприятном разговоре, после которого он был
отправлен под Ельню, Сталин продолжил: - Вы были тогда правы. Я не
совсем.правильно вас понял.- Услышать такое из уст Сталина было необычайно.
В этой фразе явно звучало что-то вроде извинения. И, видимо желая побыстрее
сменить не очень приятную для него тему, Сталин сказал: - Плохо идут дела у
нас на Юго-Западном направлении. Буденный там не справляется. Как вы
думаете, кем можно его заменить?
Жуков сначала подумал, что, может быть, Сталин имеет в виду назначить
его командующим Юго-Западным направлением, но, ничего не сказав об этом,
ответил:
- Я думаю, самый подходящий командующий там был бы маршал Тимошенко, он
знает хорошо театр действий и все возможности проведения операции на
Украине. За последнее время он получил большую практику в организации боевых
действий, вдобавок он по национальности украинец, что тоже имеет значение. Я
бы рекомендовал послать его.
Сталин подумал, посмотрел на сидящих за столом, но никто из них не
высказал ни своего несогласия, ни одобрения. Сталин произнес:
- Пожалуй, вы правы. А кого поставим вместо Тимошенко командовать
Западным фронтом?
И опять Жуков имел все основания подумать, что Сталин подразумевает его
кандидатуру, но и на сей раз сделал вид, что не понимает намека, и ответил:
- Мне кажется, хорошим командующим Западным фронтом будет
генерал-лейтенант Конев, который командует сейчас 19-й армией.
Сталин ничего не ответил на это предложение Жукова, тут же подошел к
телефому, позвонил Шапошникову и попросил его вызвать в Москву маршала
Тимошенко и подготовить приказ о назначении Конева на должность командующего
Западным фронтом.
Возвратившись к столу, Сталин, как бы продолжая обычный, ни к чему не
обязывающий разговор, спросил Жукова:
- Что вы думаете делать дальше? Жуков пожал плечами и ответил то, что
он считал естественным в его положении:
- Поеду "обратно к себе на фронт. Сталин задумался и, словно бы
размышляя вслух, стал говорить:
- Очень тяжелое положение сложилось сейчас под Ленинградом, я бы даже
сказал, положение катастрофическое.- Помолчав, Сталин явно подбирал еще
какое-то слово, которым хотел подчеркнуть сложность обстановки на
Ленинградском фронте, и наконец вымолвил: - Я бы даже сказал, безнадежное. С
потерей Ленинграда произойдет такое осложнение, последствия которого просто
трудно предвидеть. Окажется под угрозой удара с севера Москва.
Жукову стало ясно, что Сталин явно клонил к тому, что ликвидировать
ленинградскую катастрофу, наверное, лучше всего сможет он, Жуков. Понимая,
что Сталин уже решил послать его на это "безнадежное дело", Георгий
Константинович сказал:
- Ну, если там так сложно, я готов поехать, командующим Ленинградским
фронтом.
Сталин, как бы пытаясь проникнуть в состояние Жукова, снова произнес то
же слово, внимательно при этом глядя на него:
- А если это безнадежное дело?
Жукова удивило такое повторение. Он понимал, что Сталин делает это
неспроста, но почему, объяснить не мог. А причина действительно была.
Еще в конце августа под Ленинградом сложилась критическая обстановка, и
Сталин послал в Ленинград комиссию ЦК ВКП(.б) и ГКО всоставе Н. Н. Воронова,
П. Ф. Жигарева, А. Н. Косыгина, Н. Г. Кузнецова, Г. М. Маленкова, В. М.
Молотова. Как видим, комиссия была очень представительная и с большими
полномочиями. Она предприняла много усилии для того, чтобы мобилизовать
имеющиеся войска и ресурсы и организовать стойкую оборону. Но этого
оказалось недостаточно, положение Ленинграда ничуть не улучшилось.
9 сентября, в день встречи с Жуковым, была отправлена телеграмма, из
содержания которой видны обстановка и результаты работы комиссии.
г ЛЕНИНГРАД ВОРОШИЛОВУ. ЖДАНОВУ
Нас возмущает ваше поведение, выражающееся в том, что вы сообщаете нам
только лишь о потере нами той или иной местности, но обычно ни слова не
сообщаете о том, какие же вами приняты меры для того, чтобы перестать,
наконец, терять города и станции. Так же безобразно вы сообщили о потере
Шлиссельбурга. Будет ли конец потерям? Может быть, вы уже предрешили сдать
Ленинград? Куда девались танки КВ. где вы их расставили, и почему нет
никакого улучшения на фронте, несмотря на такое обилие танков КВ у вас? Ведь
ни один фронт не имеет и половинной доли того количества КВ, какое имеется у
вас на фронте. Чем занята ваша авиация, почему она не поддерживает действия
наших войск на поле? Подошла к вам помощь дивизии Кулика, как вы используете
эту помощь? Можно ли. надеяться на какое-либо улучшение на фронте, или
помощь Кулика тоже будет сведена к нулю, как сведена к нулю колоссальная
помощь танками КВ? Мы требуем от вас, чтобы вы в день два-три раза
информировали нас о положении на фронте и о принимаемых вами мерах.
СТАЛИН, МОЛОТОВ, МАЛЕНКОВ, БЕРИЯ
Противник продолжал продвигаться в сторону города, остановить его было
нечем и некому. Ворошилов явно не был способен на это. Сталин понимал, что
принятые им меры ни к чему не привели. Поэтому и пульсировали в его сознании
эти неприятные, но точные слова:
"Положение безнадежное". Жуков оставался последней надеждой, и Сталин
почти не скрывал этого.
- Разберусь на месте, посмотрю, может быть, оно еще окажется и не таким
безнадежным,- ответил Жуков.
- Когда можете ехать? - считая вопрос решенным, спросил Сталин.
- Предпочитаю отправиться туда немедленно.
- Немедленно нельзя. Надо ^начала организовать вам сопровождение
истребителей, не забывайте, Ленинград теперь окружен со всех сторон
фронтами.
Это тоже для Сталина было необычным в отношении к Жукову - теперь он
проявлял о нем заботу.
Сталин подошел к телефону и приказал сообщить прогноз погоды. Ему
быстро ответили. Повесив трубку, Сталин сказал Жукову:
-- Дают плохую погоду, но для вас это самое лучшее, легче будет
перелететь через линию фронта.
Сталин подошел к столу, взял лист бумаги и написал записку;
"Ворошилову.
ГКО назначает командующим Ленинградским фронтом генерала -армии Жукова.
Сдайте ему фронт и возвращайтесь тем же самолетом
Сталин".
Сталин протянул эту записку Жукову, он прочитал ее, сложил вдвое,
положил в карман и спросил:
- Разрешите отбыть?
- Не торопитесь. Как вы расцениваете дальнейшие планы и возможности
противника?
И Жуков снова решил сказать о том, что его все время волновало:
- Я думаю, кроме Ленинграда, в настоящий момент самым опасным участком
для нас является Юго-Запад-ный фронт. Считаю, что в ближайшие дни там может
сложиться тяжелая обстановка. Группа армий "Центр", вышедшая в район
Чернигов - Новгород-Северский, может смять 21-ю армию и прорваться в тыл
Юго-Западного фронта. Уверен, что группа армий "Юг", захватившая плацдарм в
районе Кременчуга, будет осуществлять оперативное взаимодействие с армией
Гудериана. Над Юго-Западным фронтом нависает серьезная угроза. Я вновь
рекомендую немедля отвести всю Киевскую группировку на восточный берег
Днепра и за ее счет создать резервы где-то в районе Конотопа.
Наступила напряженная тишина, опять создалась обстановка, похожая на
ту, которая была перед конфликтом со Сталиным, когда Жуков предлагал
оставить Киев. Георгий Константинович ждал, что на этот раз скажет Сталин,
надеясь все же, что, отправляя его на такое тяжелое дело, как спасение
Ленинграда, Сталин едва ли теперь вспылит, а скорее всего, сдержит гнев,
может быть, промолчит. Так и произошло. После паузы Сталин спросил:
- А как же Киев?
Зная непредсказуемость вспышек гнева Сталина, Жуков все же твердо
ответил:
- Как ни тяжело, а Киев придется оставить. ,Иного выхода у нас нет.
Сталин ничего не ответил, подошел к телефону и позвонил Шапошникову.
- Что будем делать с киевской группировкой? Жуков не слышал ответа
Бориса Михайловича, а Сталин сказал слушающему его Шапошникову:
- Завтра прибудет Тимошенко. Продумайте с ним этот вопрос, а вечером
переговорим с Военным советом фронта.
Здесь я хочу напомнить читателям то, что рассказано было в одной из
предыдущих глав. Свое предложение Жуков высказал 9 сентября, а 11 сентября
последовал контрприказ Сталина:
"Киев не оставлять"- и все, что за этим последовало..
10 сентября 1941 года, как пишет в своих воспоминаниях Жуков, он вместе
с генерал-лейтенантом М. С. Козиным и генерал-майором И. И. Федюнинским
вылетел в блокадный Ленинград..
А вот как вспоминает об этом Федюнинский:
"Утром 13 сентября самолет ЛИ-2 поднялся с Внуковского аэродрома и под
охраной звена истребителей взял курс на Ленинград. В самолете находились
генерал армии Г. К. Жуков, назначенный" командующим Ленинградским фронтом,
генералы М- С. Хозин. П. И. Кока-рев и я".
Начальник же охраны Жукова, Н. X. Бедов, рассказал мне вот что:
- Случилось так, что ни в этот- день, 9 сентября, ни в следующий
Георгии Константинович Жуков вылететь в Ленинград не смог... Утром 10-го
числа мы прибыли на Центральный аэродром. Самолет был готов к полету, но его
не выпустили. И только утром 11 сентября удалось вылететь из Москвы.
Вот видите, какие случаются шероховатости в воспоминаниях; все летели в
одном самолете, и каждый называет иную дату: Жуков - 10 сентября, Бедов -
11, а Федюнинский - 13. И даже аэродромы вылета разные: Федюнинский
утверждает, что вылетели с Внуковского, а Бедов - с Центрального. Я привожу
этот мелкий факт, чтобы показать, как иногда непросто разобраться даже в
воспоминаниях непосредственных участников.
Бедов еще рассказал мне, что на Центральном аэродроме (все же это,
происходило именно здесь) 11 сентября, перед тем как садиться в самолет,
Жуков сказал генералам, которых он отобрал для работы на Ленинградском
фронте:
-- Полетим в Ленинград через линию фронта. Немецкие войска вышли к
Ладожскому озеру и полностью окружили город. На подступах к городу идут
очень тяжелые бои. Сталин сказал мне: либо отстоите город, либо погибнете
там вместе с армией, третьего пути у вас нет.
Жуков помолчал, посмотрел поочередно в лицо каждому из собеседников и
закончил:
- Кто согласен, проходите в самолет.
Все присутствующие генералы были опытные военачальники, некоторые не
раз смотрели смерти в глаза, хотя бы тот же Федюнинский, который был с
Жуковым в боях на ХалхинТоле. Они не стали говорить громких фраз о своем
согласии, а просто пошли к трапу самолета.
На пути ЛИ-2 сделал посадку в Тихвине, где дозаправился, здесь же
подключились для сопровождения истребители. Вся группа пошла на низкой
высоте. На подступах к Ленинграду появилось несколько "мессершмиттов", но
прикрывающие истребители вступили с ними в бой и отогнали от самолета, в
котором летел Жуков.
Рассказывая об этом полете, Бедов признался, что лететь было очень
неприятно: самолет болтало на низкой высоте, снизу - линия фронта, там видны
взрывы, идет артиллерийская стрельба, а сверху - немецкие истребители, тоже
видны трассы пролетающих пулеметных очередей.
В Ленинграде прибывших генералов никто не встретил, хотя о том, что
туда вылетел Жуков, не знать не могли. Взяли первую попавшуюся под руку
машину и поехали на ней в Смольный. Во двор Смольного машину не пропустили.
Жуков сказал, кто он, но дежурный коротко ответил:
"Пропуска нет, а я без него вас пропустить не могу". Жуков потребовал
вызвать начальника караула. Время шло. Наконец прибыл начальник караула,
старший лейтенант. К нему подошел Бедов, предъявил ему документы и сказал, с
кем он имеет дело. Но старший лейтенант стал звонить кому-то из своих
начальников и, только получив от того разрешение, повел Жукова и прибывших с
ним генералов к зданию Смольного. В приемной тоже не проявили к Жукову даже
элементарного внимания.
Я слышал или где-то читал о том, что Жуков якобы вошел в кабинет
командующего фронтом, пнув дверь ногой. Даже если это и было, то все, что
предшествовало этому, мне кажется, объясняет такое нервное состояние Георгия
Константиновича.
Не снимая шинели и фуражки, Жуков вошел в кабинет маршала Ворошилова. В
это время в кабинете заседал Военный совет фронта, на котором присутствовали
Ворошилов, Жданов, Кузнецов и другие члены Военного совета. Они
рассматривали вопрос, как уничтожать важнейшие объекты города, потому что
удерживать его уже считалось почти невозможным, когда и как подготовить к
взрыву боевые корабли, чтобы их не захватил противник.
Жуков сел на свободный стул и некоторое время слушал происходивший
разговор. Тема разговора еще больше его взвинтила. Он приехал в Ленинград
для того, чтобы отстаивать его, а тут говорят о сдаче. Он подал записку
Сталина о своем назначении Ворошилову. Маршал прочитал эту записку, как-то
сник и ничего не сказал присутствующим. Пришлось Жукову самому сообщить, что
он назначен командующим фронтом. Он коротко предложил закрыть совещание
Военного совета и вообще не вести никаких обсуждений о сдаче города, а
принять все необходимые меры для того, чтобы отстоять его, и закончил такими
словами:
- Будем защищать Ленинград до последнего человека!
В одной из бесед с Симоновым об этом совещании Военного совета Жуков
рассказал:
"Моряки обсуждали вопрос, в каком порядке им рвать суда, чтобы они не
достались немцам. Я сказал командующему флотом Трибуну: "Как командующий
фронтом запрещаю вам это. Во-первых, извольте разминировать корабли, чтобы
они сами не взорвались, а во-вторых, подведите их ближе к городу, чтобы они
могли стрелять всей своей артиллерией. Они, видите ли, обсуждали вопрос- о
минировании кораблей, а на них, на этих кораблях, было по сорок,
боекомплектов. Я сказал им: "Как вообще можно минировать корабли? Да,
возможно, они погибнут. Но если так, они должны погибнуть только в бою,
стреляя". И когда потом немцы пошли в наступление на Приморском участке
фронта, моряки так дали по ним со своих кораблей, что они просто-напросто
бежали. Еще бы! Шестнадцатидюймовые орудия! Представляете себе, какая это
силища?"
Жуков приказал Козину вступить в должность начальника штаба фронта, а
генералу Федюнинскому немедленно направиться в 42-ю армию на самый
напряженный участок фронта - на Пулковских высотах и под Урицком - и
разобраться там с обстановкой на месте.
Всю ночь Жуков с помощью Жданова, Кузнецова и адмирала флота Исакова,
начальника штаба, начальников родов войск и служб разбирался в обстановке, н
;все его действия с первых же минут командования фронтом были направлены на
мобилизацию сил для обороны Ленинграда, никаких разговоров о сдаче города с
момента его прибытия больше не было.
Ленинград беспощадно бомбила гитлеровская авиация, пожары полыхали во
всех районах, "вела обстрел тяжелая артиллерия противника, снаряды рвались
на улицах, разрушали жилые дома, уничтожали гражданское население. Немцы
стремились не только наступлением на фронтах, кольцом окружавших город, но и
беспощадным истреблением жителей сломить волю обороняющихся и вынудить их к
сдаче.
Работая в штабе фронта, Жуков во время бомбежек и обстрела города
крупнокалиберной артиллерией не уходил в бомбоубежище, он оставался в своем
кабинете. Под зданием Смольного было хорошее бомбоубежище с подведенными
туда средствами связи, но за все время пребывания в Ленинграде Жуков
спустился туда только один раз, и то для осмотра. У него не было времени на
беготню вниз и обратно, дорога была каждая минута, а бомбежки и обстрелы шли
почти непрерывно.
Не имея никакой надежды получить помощь извне, Жуков стал собирать те
силы, которые еще находились здесь, в окружении, и маневрировать ими. Для
отражения танков и предотвращения прорыва он приказал на самых опасных
направлениях, особенно на Пулковских высотах, поставить часть зенитных
орудий из противовоздушной обороны города. На самый опасный участок - Урицк
- Пулковские высоты - приказал сосредоточить огонь корабельной артиллерии.
На наиболее уязвимых направлениях немедленно организовал инженерные работы,
которым придавал огромное значение, мобилизовал население, инженерные части
и войска для создания глубоко эшелонированной обороны. Работы шли в
сверхскоростном темпе, в предельном напряжении сил и, добавлю, нервов.
Представление о том, в каком взвинченном состоянии был в это время Жуков,
дает рассказ начальника инженерного управления Ленинградского фронта Бориса
Владимировича Бычевского. Это был немолодой интеллигентный человек, и тот
разговор, который произошел у него при первом знакомстве с Жуковым, его
обескуражил. Но я привожу его рассказ для того, чтобы мы с вами увидели
Жукова еще и глазами человека, которого, по сути дела, незаслуженно-обижают.
"Первое мое знакомство с новым командующим носило несколько странный
характер. Выслушав мое обычное в таких случаях представление, он несколько
секунд рассматривал меня недоверчивыми, холодными глазами. Потом вдруг резко
спросил:
- Кто ты такой? Вопроса я не понял и еще раз доложил:
- Начальник инженерного управления фронта подполковник Бычевский.
- Я спрашиваю, кто ты такой? Откуда взялся? В голосе его чувствовалось
раздражение. Тяжеловесный подбородок Жукова выдвинулся вперед. Невысокая, но
плотная, кряжистая фигура поднялась над столом.
"Диографию, что ли, спрашивает? Кому это нужно сейчас?" - подумал я, не
сообразив, что командующий ожидал увидеть в этой должности кого-то другого.
Неуверенно стал докладывать, что начальником инженерного управления округа,
а затем фронта работаю почти полтора года, во время советско-финляндской
войны был начинжем 13-й армии на Карельском перешейке.
- Хренова, что ли, сменил здесь? Так бы и говорил! А где генерал
Назаров? Я его вызывал.
- Генерал Назаров работал в штабе главкома Северо-Западного направления
и координировал инженерные мероприятия двух фронтов,- уточнил я.-- Он улетел
сегодня ночью вместе с маршалом.
- Координировал... улетел.:.- пробурчал Жуков.- Ну и черт с ним! Что
там у тебя, докладывай.
Я положил карты и показал, что было сделано до начала прорыва под
Красным Селом, Красногвардейском и Колпино, что имеется сейчас на пулковской
позиции, что делается в городе, на Неве, на Карельском перешейке, где
работают минеры и понтонеры.
Жуков слушал, не задавая вопросов... Потом - случайно или намеренно -
его рука резко двинула карты, так, что листы упали со стола и разлетелись по
полу, и, ни слова не говоря, стал рассматривать большую схему обороны
города, прикрепленную к стене.
- Что за танки оказались в районе Петрославянки? - неожиданно спросил
он, опять обернувшись ко мне и глядя, как я складываю в папку сброшенные на
пал карты.- Чего прячешь, дай-ка сюда! Чушь там какая-то...
- Это макеты танков, товарищ командующий,- показал я на карте условный
знак ложной танковой группировки, которая бросилась ему в глаза.- Пятьдесят
штук сделано в мастерской Мариинского театра. Немцы дважды их бомбили...
- Дважды! - насмешливо перебил Жуков.- И долго там держишь эти игрушки?
- Два дня.
- Дураков ищешь? Ждешь, когда немцы сбросят тоже деревяшку? Сегодня же
ночью убрать оттуда! Сделать еще сто штук и завтра с утра поставить в двух
местах за Средней Рогаткой. Здесь и здесь,- показал он карандашом.
- Мастерские театра не успеют за ночь сделать сто макетов,-неосторожно
сказал я.
Жуков поднял голову и осмотрел меня сверху вниз и обратно.
- Не успеют - под суд пойдешь... Завтра сам проверю.
Отрывистые угрожающие фразы Жукова походили на удары хлыстом. Казалось,
он нарочно испытывал мое терпение.
- Завтра на Пулковскую высоту поеду, посмотрю, что вы там наковыряли...
Почему так поздно начали ее укреплять?-И тут же, не ожидая ответа,
отрезал:-Можешь идти..." , Во всем, рассказанном Бычевским, явно сквозит
обида. Сделаем на нее скидку. Но при всем при том в прямой речи и, я/бы
сказал, в жестах командующего присутствует "жуковский колорит".
Следует при этом учесть и то, что речь шла о последних перед городом
рубежах.
О том, как Жуков оценивал обстановку сразу после прибытия в Ленинград,
дает представление телеграфный разговор между ним и начальником Генштаба
Шапошниковым, который они вели 14 сентября.
Жуков сказал тогда Борису Михайловичу, что обстановка в южном секторе
фронта значительно сложнее, чем казалось Генеральному штабу. К исходу этого
дня противник, развивая прорыв тремя-четырьмя пехотными дивизиями и введя в
бой до двух танковых дивизий, вышел на фронт, что был южнее Пулково всего на
два километра, и развивает наступление в северном направлении.
Красногвардейск и дороги, идущие от Красногвардейска в Пулково, также
занимаются им. Положение усугубляется тем, что у командования в районе
Ленинграда нет никаких резервов. Сдерживать наступление и развитие прорыва
приходится с помощью случайных отрядов, отдельных полков и вновь формируемых
рабочих дивизий. Затем Георгий Константинович доложил о тех мерах, которые
он предпринял,- об организации системы артиллерийского огня, включая
морскую, зенитную и прочую артиллерию, о том, что на заводах экстренно
собираются минометы и до сотни танков, о действиях авиации фронта и
Балтийского флота. Как обстояло дело с авиацией, видно из таких его слов:
"Мною принято на Ленинградском фронте всего 268 самолетов,.из них
исправных только 163. Очень плохо с бомбардировщиками и штурмовиками.
Имеется шесть самолетов Пе-2, два самолета Ил-2, два самолета АР-2, 11
самолетов СБ. Такое количество не обеспечит выполнения задачи. Очень прошу
Ставку дать, хотя бы один полк Пе-2 и полкИл-2".
А вот как обстановку под Ленинградом оценивал противник.
В день приезда Жукова в Ленинград Гальдер записал в своем дневнике:
"На фронте группы армий "Север" отмечены значительные успехи в
наступлении на Ленинград. Противник начинает ослабевать..."
Запись Гальдера 13 сентября:
"У Ленинграда значительные успехи. Выход наших войск к внутреннему
обводу укреплений может считаться законченным".
Прибыв в Ленинград, Жуков как бы вступал в единоборство с
главнокомандующим группой армий "Север" - фельдмаршалом фон Леебом. Этот
противник был опытным и знающим военачальником. В 1895 году, еще за год до
рождения Жукова, он уже служил в армии. В 1909-1911 годах занимал офицерские
должности в генеральном штабе Пруссии. В первую мировую войну участвовал в
боях и приобрел немалый опыт. Любопытная деталь из биографии Лееба: он
участвовал в подавлении мюнхенского гитлеровского путча в 1923 году. Как
помнит читатель, этот "пивной путч" был разогнан войсками в течение
короткого времени, тогда Гитлер, испугавшись обстрела, убежал с улицы,
сказавшись раненым. Вот в этой стрельбе по нацистам участвовал Лееб. После
прихода к власти Гитлер, знавший об этой подробности в биографии Лееба, все
же не придал ей значения, так как не желал ссориться с генералами, и старый
военный аристократ был назначен командиром соединения, которое позже, после
Мюнхенского соглашения, входило в Судеты. В боях против Франции Лееб
командовал группой "Ц". Он провел молниеносный удар энергично, в полном
соответствии с указаниями Гитлера и планами генерального штаба. После победы
над Францией, в июле 1940 года, Гитлер наградил Лееба Рыцарским крестом и
присвоил ему звание фельдмаршала. При нападении на Советский Союз фон Лееб
вел группу армий "Север", овладел Прибалтикой и подступил к Ленинграду.
Вопрос о падении Ленинграда и Лееб и Гитлер считали решенным. Гитлер
даже прислал специального офицера в штаб Лееба, который был обязан
немедленно доложить о вступлении войск в Ленинград.
Как видим, в свое единоборство Лееб и Жуков вступали в весьма неравных
условиях и с неравными силами. Лееб - имея в распоряжении огромное
количество войск, воодушевленных предшествующими победами, будучи
поддерживаем с тыла хорошо организованным снабжением. А у Жукова -
истекающие кровью остатки соединений, которые с момента нападения
гитлеровцев вели непрерывные бои, не имели в своем распоряжении достаточного
количества боеприпасов и всего необходимого для обороны, и за спиной у них
был не снабжающий, а трагический тыл - горящий город, гибнущие в нем женщины
и дети.
В нашу историю как легенда вошло мужественное сопротивление войск и
жителей города, оборона Ле-,нинграда справедливо названа героической. Но
надо сказать, что около 900 тысяч ленинградцев, похороненных на Пискаревском
и других кладбищах города, сегодня заставляет нас подумать и о том, что все
эти сотни тысяч женщин, детей, стариков могли быть эвакуированы до того, как
Ленинград был окружен. И если бы наше командование да и правительство были
более дальновидными, то, эвакуировав этих людей и избежав, таким образом,
ненужных жертв, можно было облегчить и действия обороняющихся, так как в
этом случае на долю оставшихся пришлось бы больше продовольствия, да и всего
необходимого для стойкой защиты города.
Жуков постоянно требовал не только удерживать до последней возможности
занимаемые рубежи, но и контратаковать. Для многих такая его тактика
казалась труднообъяснимой - сил не хватает для того, чтобы обороняться, а он
бросает и бросает в бой части, которые, казалось, теряют последние силы в
этих, вроде бы напрасных, контратаках. Поступают сообщения о том, что
противник занял поселок Володарского, и Жуков тут же приказывает 8-й армии
вернуть этот поселок и нанести удар в направлении Красного Села. Немцы
овладели Слуцком и Пушкинским парком, и опять Жуков категорически требует от
55-й армии вернуть немедленно эти захваченные немцами пункты.
Главные усилия противника были сосредоточены в направлении Урицка и
Пулковских высот. Жуков понимает это и всем, чем возможно, усиливает 42-ю
армию, которую принял генерал Федюнинский.
Фон Лееб все наращивал- и наращивал силы именно на направлении
Пулковских высот. В критический момент, когда стало ясно, что оборона может
быть вот-вот прорвана, хотя Федюнинский и не говорил об этом, Жуков сам
выехал на участок 42-й армии. Наблюдательный пункт Федюнинского находился на
седьмом этаже большого дома. Жуков поднялся туда и стал вглядываться в
расположение немцев, которое было всего на расстоянии 700-800 метров от
дома. В это время немецкие наблюдатели, видимо, заметили движение на этажах
дома (как предполагает Бедов, возможно, увидели и красные лампасы на одежде
генералов). На дом был сделан сильный артиллерийский налет, было несколько
точных попаданий, разбило лестницу, по которой поднимались Федюнинский и
Жуков на наблюдательный пункт. Пришлось немедленно уходить под сильным
обстрелом, снаряды рвались внутри помещений. Кое-как выбрались и укрылись за
противоположной стороной дома. В этот день Жуков едва не погиб.
Полковник Панченко, командир 21-й дивизии, контратакой отбил Урицк и
тут же получил приказание генерала Федюнинского продолжать продвижение
вперед. Это было вполне естественное решение - использовать успех и
развивать его. Но поскольку дивизия не закрепила того, чем она овладела,
когда двинулась вперед, противник неожиданно ударил во фланг силами более 50
танков с пехотой и отрезал почти всю дивизию, ушедшую из Урицка дальше. С
большим трудом дивизия вырвалась из окружения, но Урицк был сдан. Можно
понять гнев Жукова, который потребовал от командующего 42-й армией во что бы
то ни стало вернуть Урицк.
54-я армия, которой командовал маршал Г. И. Кулик, находилась за
пределами ленинградского окружения. Ставка поставила Кулику задачу: пробить
кольцо блокады в районе станции Мга. Шапошников, сообщив об этом Жукову,
просил его организовать встречный удар.
Для того чтобы увязать взаимодействие и договориться о времени
совместных боевых действий, в ночь на 15 сентября Жуков связался с Куликом.
У них состоялся разговор, который я привожу (с небольшими сокращениями) с
тем, чтобы читатели могли сравнить уровень мышления двух военачальников.
"Ж у к о в. Приветствую тебя, Григорий Иванович! Тебе известно о моем
прибытии на смену Ворошилову? Я бы хотел, чтобы у нас с тобой побыстрее
закипела работа по очистке территории, на которой мы могли бы пожать друг
другу руки и организовать тыл Ленинградского фронта. Прошу коротко доложить
об обстановке. В свою очередь, хочу проинформировать, что делается под
Ленинградом".
Далее Жуков коротко изложил обстановку, известную читателям.
"К у л и к. Здравия желаю, Георгий Константинович! Очень рад с тобой
вместе выполнять почетную задачу по освобождению Ленинграда. Также жду с
нетерпением момента встречи. Обстановка у меня следующая: в течение
последних двух-трех дней я веду бой на своем левом фланге в районе Вороново,
то есть на левом фланге группировки, которая идет на соединение с тобой.
Противник сосредоточил против основной моей группировки за последние два-три
дня следующие дивизии..."
Здесь Кулик перечислил до пяти дивизий противника и районы их действий
и продолжил:
"Противник сосредоточивает на моем правом фланге довольно сильную
группировку... Жду с завтрашнего дня перехода его в наступление. Меры для
отражения наступления мною приняты, думаю отбить его атаки и немедленно
перейти в контрнаступление... Но противник все время, в особенности сегодня,
начал проявлять большую активность..."
: Из рассуждений Кулика Жуков понял, что в течение ближайшего времени
его армия наступать не собирается.
"Григорий Иванович... У меня к тебе настойчивая просьба - не ожидать
наступления противника, а немедленно организовать артподготовку и перейти в
наступление в общем направлении на Мгу.
- Понятно. Я думаю, 16-17-го.
- 16-17-го поздно! Противник мобильный, надо его упредить... Если не
сможешь все же завтра наступать, прошу всю твою авиацию бросить на разгром
противника в районе Поддолово - Корделево - Черная Речка - Аннолово. Все эти
пункты находятся на реке Ижора, в 4-5 километрах юго-восточнее Слуцка. Сюда
необходимо направлять удары в течение всего дня, хотя бы малыми партиями,
чтобы не дать противнику поднять головы. Но это как крайняя мера. Очень
прошу атаковать противника и скорее двигать конницу в тыл противника.
- Завтра перейти в наступление не могу, так как не подтянута
артиллерия, не проработано на месте взаимодействие и не все части вышли на
исходное положение. Мне только что сообщили, что противник в 23 часа перешел
в наступление в районе Шлиссельбург-Липка - Синявино-Гонтовая Липка.
Наступление отбито. Если противник завтра не перейдет в общее наступление,
то просьбу твою о действиях авиации по пунктам, указанным тобою, выполню..."
Маршал Кулик явно не представлял себе или не хотел понять крайнего
напряжения обстановки под Ленинградом. Не скрывая раздражения, Жуков сказал:
"Противник не в наступление переходил, а вел ночную силовую разведку!
Каждую разведку или мелкие действия врага некоторые, к сожалению, принимают
за наступление... Ясно, что вы прежде всего заботитесь о благополучии 54-й
армии и, видимо, вас недостаточно беспокоит создавшаяся обстановка под
Ленинградом. Вы должны понять, что мне приходится прямо с заводов бросать
люден навстречу атакующему противнику, не ожидая отработки взаимодействия на
местности. Понял, что рассчитывать на активный маневр с вашей стороны не
могу. Буду решать задачу сам. Должен заметить, что меня поражает отсутствие
взаимодействия между вашей группировкой и фронтом. По-моему, на вашем месте
Суворов поступил бы иначе. Извините за прямоту, но мне не до дипломатии".
Кулик не мог организовать удар 54-й армии и пробить хотя бы узкую
отдушину к окруженным войскам Жукова. Сталин несколько раз требовал от
Кулика энергичных действий. Кулик конечно же боялся Сталина и пытался
организовать необходимые боевые действия, но так ничего и не смог сделать.
Жуков в кольце окружения, не имея ни своих резервов, ни подкреплений
извне, все же находил возможности путем внутренних перегруппировок наносить
контрудары, а Кулик в более благоприятных условиях, с обеспеченным тылом и
снабжением, не сумел помочь ленинградцам.
17 сентября, в тот самый день, о котором Жуков предупреждал Кулика,
когда просил его предпринять наступательные действия, чего тот не сделал,-
бои под Ленинградом, как пишет Жуков, "достигли наивысшего напряжения",
ситуация создалась "исключительно опасная". Фон Лееб, пытаясь спасти свою
репутацию и избежать гнева Гитлера, собрал более шести дивизий в кулак и
нанес мощный удар - старым проверенным способом, на узком участке фронта,
предварительно обработав этот участок фронта массированными бомбежками
авиации.
Надо представить себе истекающие кровью остатки частей, оборонявших
Пулковские высоты, и вот по ним, выбивающимся из последних сил, был нанесен
этот удар. Отразить его, казалось, было выше человеческих возможностей.
Жуков понимал, что долго они не продержатся.
Наступил тот самый момент, о котором Жуков сказал генералам перед
вылетом из Москвы то самое "или - или". И вот это "или" склонялось в сторону
безвыходности. Как спасти - нет, не себя - Ленинград? Над городом висело и
непрерывно--бомбило его до 300 самолетов врага, артиллерия вела интенсивный
обстрел жилых кварталов.
Но Жуков - это Жуков! В те. дни его приказы были крайне строги, своей
твердостью он стремился укрепить защитников атакованного рубежа, повторяя,
что эти рубежи "ни при каких обстоятельствах не могут быть оставлены". Но не
только удержанием каждого метра укреплял Жуков оборону. Его принцип
активного противодействия и здесь сыграл решающую роль. Он нашел выход в
ослаблении удара врага путем нанесения ему удара в другом месте. Этим он
добился того, что Лееб оказался перед необходимостью снять силы с
пулковского направления и отбиваться там, где ударил Жуков. В короткое время
- за сутки - Жуков создал ударную группировку. Легко сказать, создал - из
чего? где взял силы? На участке 8-й армии ведь были все те же оборонявшиеся
там дивизии. Он только уплотнил их боевые порядки, отдал на их усиление все,
что мог отдать, и 19 сентября ударил во фланг наступающему клину Лееба.
Это было совершенно неожиданно для противника. Представьте себе
состояние фон Лееба, уже торжествовавшего в душе и видевшего, наверное,
перед собой улицы взятого Ленинграда. И вдруг этот удар по флангу, удар
буквально под дых! Лееб ведь собрал все, чем располагал, бросаясь в
последнее и решительное наступление на пулковском направлении. Отражать удар
Жукова на фланге этой группировки было нечем, надо снимать силу оттуда, где
наметились удача и победа. Ждать помощи из глубины нельзя, Лееб понимал-
пока подойдут резервы, части Жукова вырвутся на тылы и перемелют все так,
что вообще придется отходить от Ленинграда.
И Лееб дает приказ снять механизированный корпус, уже нацеленный для
удара там, где виделся наибольший успех, и бросает этот корпус для спасения
фланга.
Но именно в этом и состояла цель Жукова. Напор на пулковском рубеже
ослаб, 8-я армия хоть и не вонзилась глубоко в расположение противника, но
задачу свою выполнила.
Обе стороны в полном изнеможении остановились на достигнутых рубежах.
Какой же это был удобный момент для удара 54-й армии! Сталин 20 сентября
послал Кулику телеграмму, я бы сказал, не только приказывающую, но скорее
^взывающую к здравому рассудку маршала:
"В эти два дня, 21 и 22-го, надо пробить брешь во фронте противника и
соединиться с ленинградцами, а потом уже будет поздно. Вы очень запоздали.
Надо наверстать потерянное время. В противном случае, если вы еще будете
запаздывать, немцы успеют превратить каждую деревню в крепость, и вам
никогда уже не придется соединиться с ленинградцами".
К сожалению, и это увещевательно-приказное распоряжение Верховного не
подействовало. Кулик был освобожден от командования 54-й армией, она была
подчинена Жукову, который назначил командующим генерала М. С. Хозина по
совместительству с исполнением ,им должности начальника штаба фронта. Как
видим, не было под рукой генералов, кто бы мог вступить в командование
армией. И снова тут с горечью вспомним, сколько прекрасных военачальников
уничтожил Сталин перед войной!
Гальдер 23 сентября записал в своем дневнике:
"В районе Ладожского озера наши войска продвинулись незначительно и,
по-видимому, понесли большие потери. Для обороны сил тут вполне достаточно,
но для решительного разгрома противника их, вероятно, не хватит". А 25
сентября он сделал такую запись:
"День 24.9 был для ОКВ в высшей степени критическим днем. Тому причиной
неудача наступления 16-й армии у Ладожского озера, где наши войска встретили
серьезное контрнаступление противника, в ходе которого 8-я танковая дивизия
была, отброшена и сужен занимаемый участок на восточном берегу Невы".
Критическим этот день для ОКВ был не только из-за контрудара,
организованного Жуковым, но и из-за той истерики, которую Гитлер закатил в
верховном командованни сухопутных войск. Он негодовал по поводу того, что
вместо ожидаемого скорого взятия Ленинграда гитлеровские войска там даже
отброшены. А он уже включил их в расчет для наступления на Москву. Отпор
Жукова ломал планы фюрера, ставил под угрозу срыва готовящуюся операцию
"Тайфун". Гитлер не мог этого допустить и, наверное скрежеща зубами, все же
приказал осуществить намеченную перегруппировку. : Вскоре начальник
разведотдела Ленинградского фронта доложил Жукову, о том, что он получил
сведения о перемещениях в расположении противника. Но на этот раз противник
перебрасывал части не в пределах фронта, а передвигал мотопехоту от
Ленинграда на Псков. Кроме этого, были сведения и о том, что противник
грузит танки на платформы и тоже перебрасывает их куда-то.
Фельдмаршал фон Лееб понимал, что катастрофа постигла не только его
войска, но и его лично, что Гитлер, возлагавший так много надежд на захват
Ленинграда, не простит ему эту неудачу. Лееб написал Гитлеру-доклад о якобы
предпринимающихся дальнейших действиях по овладению Ленинградом, на самом же
деле это была попытка объяснить свои неудачи и как-то смягчить удар. В
докладе были указаны и большая растяжка коммуникаций, и отставание тылов,
что влияло на снабжение войск, и потери в людях и технике, понесенные в
предыдущих успешных боях, и плохие погодные условия, которые мешали
действиям танков и подвозу всего необходимого, и то, что Ленинград очень
сильно укреплен и представляет собой уже не город, а настоящую крепость, и
не просто сухопутную крепость, а сухопутно-морскую, которую своей
артиллерией поддерживает мощный флот, Далее Лееб просил несколько дивизий и
обещал все же взять Ленинград. Старый, опытный Лееб, конечно, понимал при
этом, что в той обстановке, которая создалась на московском направлении и на
юге, Гитлер не сможет найти для него подкреплений. В этой связи он высказал
такое предложение: если не будут даны подкрепления, то надо перейти в глухую
оборону и сохранить войска для наступательных действий в более благоприятных
условиях, которые несомненно - он верит в это - в будущем появятся.
После неудачи под Ленинградом Гитлер сильно гневался на Лееба. На одном
из совещаний он с возмущением говорил:
- Лееб не выполнил поставленную перед ним задачу, топчется вокруг
Ленинграда, а теперь просит дать ему несколько дивизий для штурма города. Но
это значит ослабить другие фронты, сорвать наступление на Москву. И будет ли
взят Ленинград штурмом, уверенности нет. Если не штурм, то Лееб предлагает
перейти к глухой обороне. Ни то, ни другое не годится, он не способен понять
и осуществить мой замысел скорейшего захвата Ленинграда. Этот город надо
уморить голодом, активными действиями перерезать все пути подвоза, чтобы
мышь не могла туда проскочить, нещадно бомбить с воздуха, и тогда город
рухнет, как переспелый плод... Что же касается Лееба, то он явно устарел и
не может выполнить эту задачу.
Таким образом, первая встреча или назовем ее так-схватка Жукова и фон
Лееба закончилась победой Жукова, несмотря на то что у Лееба было гораздо
больше сил и возможностей. Начинал наступление на Ленинград Лееб, пожалуй, в
самый пик своего полководческого взлета, после удач в первые дни войны он
думал, что просто по инерции, на крыльях этих удач, влетит в Ленинград. К
тому же, перед началом наступления и перед прибытием Жукова в Ленинград, 5
сентября Лееб отпраздновал свое 64-летие. Гитлер поздравил фельдмаршала и
отметил его день рождения щедрым подарком - 250 тысяч марок. Хотя это была
не круглая дата, Гитлер рассчитывал этим подарком подбодрить и дать аванс
командующему группой армий "Север" в счет будущего его успеха в Ленинграде.
С этим известием и прибыл к Леебу специальный офицер от Гитлера, тот самый,
который должен был первым сообщить фюреру о взятии Ленинграда. И вот, как
видим, все радужные планы, касающиеся Ленинграда, рухнули. Жуков измотал
наступающие части Лееба своими активными непрерывными контратаками на разных
направлениях. Самого же фон Лееба под предлогом болезни освободили от
командования группой армий "Север" и отправили в отставку.
В своих воспоминаниях о тех днях главный маршал авиации А. А. Новиков
приходит к такому заключению:
"И ничего, казалось бы, особенного при Жукове не случилось, просто
изменился характер нашей обороны - она стала более активной. Возможно, то же
самое сделали бы и без него. Обстановка все равно заставила бы. Но если бы
произошло это позже, менее твердо и централизованно, без такой, как у
Жукова, жесткости и смелости, должный результат сказался бы не столь быстро,
как тогда требовалось. Контрудары наших войск все время держали гитлеровское
командование в напряжении... Все это сказывалось на темпах вражеского
наступления. Фашисты теряли время, а время, как показала история, играло на
нас. Но все это ясно теперь. А в сентябре 1941 года такой ясности в оценке
общей обстановки на фронте и уверенности в провале гитлеровского плана
захвата Ленинграда не было...
Я не знаю, как и что именно думал тогда Георгий Константинович,
предвидел или нет он ход событий, но и сами эти события подтвердили
правильность и своевременность его действий как командующего войсками
Ленинградского фронта. Он сум,ел, причем в самый критический момент,
мобилизовать на отпор врагу те дополнительные силы, которые еще имелись в
войсках и в городе... Все это нынче бесспорно, а для меня как участника
событий тех дней и подавно. Но, к сожалению, роль Жукова в обороне
Ленинграда до сих пор не оценена должным образом в. нашей
военно-исторической литературе. Сам же Георгий Константинович в своих
мемуарах из скромности об этом умолчал, отведя в них рассказу о своей
деятельности на посту командующего войсками Ленинградского фронта
неоправданно мало места".
Положение, которого достиг за короткое время Жуков под Ленинградом,
лучше всего, на мой взгляд, характеризуется записями в дневнике Гальдера.
Вспомните, как он восторженно, восклицал в день приезда Жукова о больших
успехах войск в наступлении на Ленинград. А теперь, 5 октября, Гальдер
фиксирует:
"ОКХ (4) отодвинуло срок начала наступления на Ладожском участке
фронта. (Оно было намечено командованием группы армий на 6.10.) И отдало
приказ об отводе с фронта подвижных соединений, которые могут только зря
понести потери в этом районе, поскольку условия местности здесь крайне
неблагоприятны для действий подвижных соединений. Наступление будет начато,
как только удастся сосредоточить достаточное количество пехоты за счет
перебрасываемых сюда пехотных частей из тыла. Тем временем подвижные
соединения отдохнут и пополнят личный состав и материальную часть".
Из этой записи с несомненностью вытекает, что Жуков за короткое время
полностью лишил войска, руководимые Леебом, наступательных возможностей.
Теперь уже ни о каком последнем штурме или ближайшем наступлении на
Ленинград не идет и речи: надо пополнять механизированные, танковые части,
надо сосредоточивать новые пехотные части из тыла и только после этого можно
будет думать о новом наступлении на Ленинград.
Таким образом, за короткий срок Жуков, который объединил всех своей
могучей волей, воодушевил своей решимостью удерживать каждый метр
ленинградской земли теми силами, которые были в окружении и которые
собирались медленно отходить и уничтожать объекты в городе, чтобы они не
достались врагу,- теми же силами, сделав соответствующую перегруппировку, он
достиг решительных, коренных перемен на Ленинградском фронте, показав свое
высокое мастерство не только в наступлении, но и в обороне.
НА ТОЙ СТОРОНЕ, АВГУСТ-СЕНТЯБРЬ 1941 ГОДА
Серьезные неудачи, постигшие наши войска на южном крыле
советско-германского фронта, дали возможность гитлеровскому командованию, с
одной стороны, усилить нажим и вплотную прорваться к Ленинграду (о чем
рассказано в предыдущей главе), а с другой - начать подготовку решающей
операций на главном направлении.
На одном из совещаний в "Волчьем логове" Гитлер сказал:
- Наши успехи, достигнутые смежными флангами групп армий "Юг" и
"Центр", дают возможность и создают предпосылки для проведения решающей
операции против группы армий Тимошенко (5), которая безуспешно ведет
наступательные действия перед фронтом группы армий "Центр"... В полосе
группы армий "Центр" надо подготовить операцию таким образом, чтобы по
возможности быстрее, не позднее конца сентября,,перейти в наступление и
уничтожить противника, находящегося в районе восточнее Смоленска,
посредством двойного окружения, в общем направлении на Вязьму, при наличии
мощных танковых сил, сосредоточенных на флангах...
Большая работа по подготовке наступления, конечной целью которого
назначался захват Москвы, была проделана и в генеральном штабе сухопутных
войск, проведено несколько совещаний, предприняты меры для доукомплектования
частей и соединений группы армий "Центр". 6 сентября Гитлер подписал
директиву No 35 на проведение этой операции, которая получила кодовое
наименование "Тайфун".
Операция должна была быть осуществлена в самое короткое время, до
начала осенней распутицы и зимы, и обязательно завершиться победой. Эта
мысль отразилась и в ее названии, которое придумал сам Гитлер,- наступающие
войска должны, как тайфун, смести все на своем пути к Москве.
Гитлеру так не терпелось осуществить свой замысел, что вначале он
потребовал сразу же начать наступление, через 8-10 дней после того, как ему
пришла в голову эта мысль. Однако Гальдер точными расчетами и логическими
аргументами убедил его, что сразу начать и провести такое широкомасштабное
наступление невозможно, потому что 2-я армия и 2-я танковая группа еще
повернуты на юг, а группа армий "Центр", после продолжительных боев
восточнее Смоленска требует пополнения и людьми и материальными средствами.
С большим нежеланием, как говорится, скрепя сердце Гитлер в конце концов
согласился на солидную, планомерную подготовку этого наступления.
Группе армий "Центр" пришло значительное пополнение в 151 тысячу
человек, но это не довело ее до первоначального состава, так как в
предыдущих боях она потеряла 219 тысяч человек. Были отданы ей последние три
дивизии из резерва ОКХ, и в распоряжении верховного командования вообще
больше не осталось резерва. В танковых группах, которые тоже понесли большие
потери в предыдущих боях, несмотря на поступление новых танков и ремонт тех,
которые можно было привести в боевое состояние; набралось всего до 60%
машин, пригодных для боя. Были большие потери в автомобильной технике во
время боев, бомбардировок, да и просто многие тягачи и автомобили износились
и пришли в негодность. Но все же и того, чем располагала группа армий
"Центр", было достаточно для очень мощного удара.
Всего для наступления в группе армий "Центр" к началу октября
изготовилось около двух миллионов солдат и офицеров, распределенных в три
армии и три танковые группы, насчитывавших в общей сложности
76 дивизий. Авиационное обеспечение осуществлял
2-й воздушный флот под командованием генерал-фельдмаршала.Альберта
Кессельринга. По замыслу гитлеровского командования, эти силы могли и должны
были осуществить одну из самых решительных операций Восточной кампании.
Главное командование вермахта и генеральный штаб большое значение при
подготовке этой операции придавали ее скрытности, внезапности, что, по их
мнению, во многом обеспечило бы успех. Были изданы специальные указания о
секретности подготовки, все перемещения частей предписывалось проводить
только в ночное время, предусматривалось немало мероприятий по дезинформации
советского командования. И - как это ни странно,- но и после того, как мы
уже испытали огромные беды в результате оказавшегося для нас внезапным
нападения 22 июня, противнику и при наступлении на Москву в какой-то мере
удалось достичь внезапности. Маршал Василевский так пишет об этом в своих
воспоминаниях:
"Генеральный штаб, к сожалению, точно не предугадал замысла действий
противника на московском направлении".
А действия противника здесь можно было не только предугадать, но и
просто выявить соответствующими разведывательными мероприятиями. Тем более
что сюда, в группу армий "Центр", подтягивались огромные резервы: была
передана 4-я танковая группа и два армейских корпуса из группы армий
"Север", переместились с юга 2-я армия и 2-я танковая группа. Прибывало
очень много пополнений - дивизии были доведены до 15-тысячного состава
каждая, подвозились боеприпасы, техника, горючее и много другого
необходимого обеспечения.
24 сентября в Смоленске в штабе группы армий "Центр" состоялось
заключительное совещание по вопросу о проведении наступления. На совещании
присутствовали главнокомандующий сухопутными войсками Браухич и начальник
генерального штаба Гальдер. Было решено, что вся группа армий "Центр" начнет
наступление 2 октября, а 2-я армия и 2-я танковая группа Гудериана, которая
будет действовать на правом фланге, перейдут в наступление раньше - 30
сентября. Генерал Гудериан вспоминает:
"Эта разница во времени начала наступления была установлена по моей
просьбе, ибо 2-я танковая группа не имела в районе своего предстоящего
наступления ни "одной дороги с твердым покрытием. Мне хотелось
воспользоваться оставшимся коротким периодом хорошей погоды для того, чтобы
до наступления дождливого времени по крайней мере достигнуть хорошей дороги
у Орла и закрепить за собой дорогу Орел-Брянск, обеспечив тем самым себе
надежный путь для снабжения. Кроме того, я полагал, что только в том случае,
если я начну наступление на два дня раньше остальных армий, входящих в
состав группы армий "Центр", мне будет обеспечена сильная авиационная
поддержка".
Итак, "Тайфун" разразился 30 сентября ударом танковой группы Гудериана
и 2-й немецкой армии по войскам Брянского фронта. Не встречая серьезного
сопротивления, Гудериан рвался к Орлу, оказались под угрозой окружения 3-я и
13-я армии Брянского фронта. Нанеся мощный удар на правом фланге, гитлеровцы
приковали все внимание нашего командования к этому направлению, а 2 октября
нанесли еще более мощные удары по войскам Западного и Резервного фронтов.
Все три наших фронта вступили в тяжелейшие бои. Так началась великая
Московская битва. Противнику удалось прорвать оборону наших войск, и в
результате охватывающих действий с севера и с юга в направлении Вязьмы наши
19, 20, 24, 32-я и почти вся 16-я армии оказались в окружении, в районе
западнее этого города.
К началу октября Жуков и руководимые им войска Ленинградского фронта
выполнили возложенную на них задачу - непосредственная опасность захвата
Ленинграда была ликвидирована.
5 октября 1941 года Жукова вызвал к аппарату Бодо Сталин и спросил:
- Товарищ Жуков, не можете ли вы незамедлительно вылететь в Москву?
Ввиду осложнения обстановки на левом крыле Резервного фронта, в районе
Юхнова, Ставка хотела бы с вами посоветоваться.
Жуков ответил:
- Прошу разрешения вылететь утром 6 октября.
- Хорошо,- согласился Сталин.- Завтра днем ждем вас в Москве.
Однако ввиду некоторых важных обстоятельств, возникших на участке 54-й
армии, б октября Жуков вылететь не смог, о чем доложил Верховному.
Вечером вновь позвонил Сталин.
- Как обстоят у вас дела? Что нового в действиях противника?
- Немцы ослабили натиск. По данным пленных, их войска в сентябрьских
боях понесли тяжелые потери и переходят под Ленинградом к обороне. Сейчас
противник ведет артиллерийский огонь по городу и бомбит его с воздуха.
Доложив обстановку, Жуков спросил Верховного, остается ли в силе его
распоряжение о вылете в Москву.
- Да! - ответил Сталин.- Оставьте за себя генерала Хозина или
Федюнинского, а сами завтра немедленно вылетайте в Ставку.
Почему Сталин так настаивал на возможно быстром приезде Жукова,
читателям будет ясно из следующего эпизода.
5 октября в 17 часов 30 минут члену Военного совета Московского
военного округа генералу К. Ф. Телегину поступило сообщение из Подольска:
комендант Малоярославецкого укрепрайона комбриг Елисеев сообщал, что танки
противника и мотопехота заняли Юхнов, прорвались через Малоярославец, идут
на Подольск. От Малоярославца до Москвы около ста километров, и притом -
прекрасное шоссе, по которому это расстояние танки могут пройти за два с
половиной часа. Телегин понимал опасность такого прорыва, доложил в
оперативное управление Генерального штаба о случившемся и стал перепроверять
эти сведения через командующего ВВС округа полковника Сбытова, который
несколько раз высылал к Юхнову опытных летчиков: из Генерального штаба,
видимо, доложили об этом и Верховному, потому что вскоре у Телегина зазвонил
телефон и он услышал голос Берии, который резко и сухо задал вопрос:
- Откуда вы получили сведения, что немцы в Юхнове, кто вам сообщил?
Телегин доложил, откуда им получены такие сведения.
- Слушайте, что вы там принимаете на веру всякую чепуху? Вы, видимо,
пользуетесь информацией паникеров и провокаторов...
Телегин стал убеждать Берию, что сведения точные, их доставили летчики,
которым можно верить.
- Кто вам непосредственно докладывал эти сведения?
- Командующий ВВС округа полковник Сбытов.
- Хорошо...
Прошло немного времени, и позвонил сам Сталин. Звонок лично Сталина -
это было событие экстраординарное. Телегин пишет в своих воспоминаниях, что
у него было такое чувство, "будто его ошпарили кипятком".
- Телегин? Это вы сообщили Шапошникову, что танки противника прорвались
через Малоярославец?
- Да, я, товарищ Сталин.
- Откуда у вас эти сведения?
- Мне доложил из Подольска комбриг Елисеев. А я приказал ВВС немедленно
послать самолеты и перепроверить, и еще также проверку осуществляю постами
ВНОС...
- Это провокация. Прикажите немедленно разыскать этого коменданта,
арестовать и передать в ЧК, а вам на этом ответственном посту надо быть
более серьезным и не доверять всяким сведениям, которые приносит сорока на
хвосте.
- Я, товарищ Сталин, полностью этому сообщению не доверял, немедленно
принял меры для проверки и просил генерала Шарохина до получения новых
данных Ставке не докладывать.
- Хорошо. Но впредь такие сведения надо проверять, а потом докладывать.
В это же время, когда происходили эти телефонные разговоры,
командующего ВВС Московского военного округа полковника Н. А. Сбытова вызвал
к себе начальник Особого отдела Красной Армии Абакумов. Он потребовал
прибыть к нему немедленно. Когда Сбытов вошел к нему в кабинет, Абакумов
резко и грозно спросил:
- Откуда вы взяли, что к Юхнову идут немецкие танки?
- Это установлено авиационной разведкой и дважды перепроверено.
- Предъявите фотоснимки.
- Летали истребители, на которых нет фотоаппаратов, но на самолетах
есть пробоины, полученные от вражеских зениток. Разведка велась с малой
высоты, летчики отчетливо видели кресты на танках.
- Ваши летчики - трусы и паникеры, такие же, видимо, как и их
командующий. Мы такими сведениями не располагаем, хотя получаем их, как и
Генштаб. Предлагаю вам признать, что вы введены в заблуждение, что никаких
танков противника в Юхнове нет, что летчики допустили преступную
безответственность и вы немедленно с этим разберетесь й-сурово их накажете.
- Этого сделать я не, могу. Ошибки никакой нет, -летчики боевые,
проверенные, и за доставленные ими сведения я ручаюсь.
- А чем вы можете подтвердить такую уверенность, какие у вас есть
документы?
- Прошу вызвать командира 6-го истребительного авиакорпуса ПВО
полковника Климова. Он, вероятно, подтвердит.
Абакумов стал вызывать Климова, а до его прибытия Сбытова задержали.
Когда прибыл Климов, Сбытова снова вызвали в кабинет Абакумова.
- Чем вы можете подтвердить, что летчики не ошиблись, сообщив о занятии
Юхнова танками противника? - обратился Абакумов к Климову.
-- Я такими данными не располагаю, летали летчики округа.
Тогда Сбытов попросил вызвать начальника штаба корпуса полковника
Комарова с журналом боевых действий, рассчитывая, что в журнале есть
соответствующие записи, Комаров прибыл, но так же, как и Климов, заявил, что
работу летчиков корпус не учитывает и в журнал боевых действий не заносит.
После тяжелого и мрачного молчания Абакумов повернулся к Сбытову, сказал:
- Идите и доложите Военному совету округа, что вас следует освободить
от должности как не соответствующего ей и судить по законам военного
времени. Это наше мнение.
Сбытова спасло только то, что танки противника действительно оказались
в Юхнове. Эти части от Юхнова не пошли на Москву, а повернули на Вязьму, в
тыл армиям Резервного и Западного фронтов, отрезая им путь отхода к
Можайскому оборонительному рубежу, а для развития наступления в сторону
Москвы с этого рубежа вводились резервы противника, подход которых также был
замечен нашей воздушной разведкой.
После разговора со Сталиным Жуков в своем ленинградском кабинете всю
ночь отдавал необходимые распоряжения заместителям, начальнику штаба.
Временное командование Ленинградским фронтом было передано им генералу И. И.
Федюнинскому.
По прибытии в Москву Жукова встретил начальник охраны Сталина генерал
Власик. Он сообщил, что Верховный болен и работает на квартире, куда просил
немедленно приехать.
Когда Жуков вошел в комнату, там был Берия. Сталин, заканчивая с ним
разговор, произнес:
- Ты поищи через свою агентуру подходы и прозондируй - на критический
случай - возможности и условия заключения мира...
Берия ушел. Георгий Константинович сначала не придал значения концу
фразы, которую он услышал. Лишь много позднее понял, как он сам говорил, что
речь шла о возможности заключения мира с гитлеровцами.(6) Поражения,
понесенные в первые месяцы войны, падение Киева, окружение пяти наших армий
под Вязьмой, выход немцев на подступы к Москве явно сломили стального
Сталина, он был в полной растерянности и был готов заключить мир, о
кабальных условиях которого можно без труда догадаться...
...Жукова Сталин встретил сухо, в ответ на приветствие только кивнул
головой. В нервном, гневном настроении он подошел к карте и, указав на район
Вязьмы, сказал следующее - далее я цитирую воспоминания Жукова,
восстанавливая в скобках текст, выброшенный при редактировании из его
рукописи:
- Вот смотрите. (Плоды командования Западного фронта.-В этих словах
слышалась горечь переживаний, и я слышал нотку упрека за свою рекомендацию о
назначении Конева командующим фронтом.) Здесь сложилась очень тяжелая
обстановка. Я не могу добиться от Западного и Резервного фронтов
исчерпывающего доклада об истинном положении дел. А не зная, где и в какой
группировке наступает противник и в каком состоянии находятся наши войска,
мы не можем принять никаких решений. Поезжайте сейчас же в штаб Западного
фронта, тщательно разберитесь в положении дел и позвоните мне оттуда в любое
время. Я буду ждать.
Перед уходом Сталин спросил Жукова:
- Как вы считаете, могут ли немцы в ближайшее время повторить
наступление на Ленинград?
- Думаю, что нет. Противник понес большие потери и перебросил танковые
и моторизованные войска из-под Ленинграда куда-то на центральное
направление. Он не в состоянии оставшимися силами провести новую
наступательную операцию.
- А где, по вашему мнению, будут применены танковые и моторизованные
части, которые перебросил Гитлер из-под Ленинграда?
- Очевидно, на московском направлении. Но, разумеется, после пополнения
и проведении ремонта материальной части.
Посмотрев на карту Западного фронта, Сталин сказал:
- Кажется, они уже действуют на этом направлении.
Простившись с Верховным, Жуков отправился к начальнику Генерального
штаба Шапошникову, подробно изложил ему обстановку, сложившуюся на 6 октября
в районе Ленинграда.
- Только что звонил Верховный,- сказал Шапошников,- приказал
подготовить для вас карту Западного направления. Карта сейчас. будет.
Командование Западного фронта находится там же, где был штаб Резервного
фронта в августе, во время Ельнинской операции.
Борис Михайлович познакомил Жукова в деталях с обстановкой на
московском направлении и вручил ему распоряжение Ставки:
"Командующему Резервным фронтом.
Командующему Западным фронтом.
Распоряжением Ставки Верховного Главнокомандования в район действий
Резервного фронта командирован генерал армии тов. Жуков в качестве
представителя Ставки.
Ставка предлагает ознакомить тов. Жукова с обстановкой. Все решения
тов. Жукова в дальнейшем, связанные с использованием войск фронтов и по-
вопросам управления^ обязательны для выполнения.
По поручению Ставки Верховного Главнокомандования начальник
Генерального штаба Шапошников. 6 октября 1941 г. 19 ч. 30 м.".
От Шапошникова Жуков немедленно поехал в штаб Западного фронта. Он так
спешил, что не заехал домой. Ехали на двух машинах, в одной - охрана, в
другой - Жуков на переднем сиденье, а на заднем - полковник Кузнецов и
начальник охраны Бедов. По рассказу последнего я и воспроизвожу некоторые
события этой ночи.
Направились в Можайск. На выезде из Москвы, в районе Поклонной горы,
патруль приказал выключить фары. Дорогой Жуков изучал обстановку, посвечивая
фонариком на карту, полученную у Шапошникова.
Около полуночи приехали в Можайск, здесь Жуков заслушал полковника С.
И. Богданова - коменданта укрепрайона и отдал ему распоряжения по подготовке
обороны под Можайском.
Около 3 часов ночи выехали в штаб Западного фронта. Где он находился,
точно не знали. При переезде Нары вброд машина застряла, пришлось ее
вытаскивать тягачом. И вообще, дороги- были очень плохие, "бьюик" часто
застревал в колдобинах. Жуков нервничал, уходил вперед, пока вытаскивали
машину.
Нашли штаб Западного фронта поздно ночью. Несмотря на поздний час,
командование фронта заседало. В комнате, куда провели Жукова, были:
командующий фронтом генерал-полковник И. С. Конев, начальник штаба фронта
генерал В."Д. Соколовский, член Военного совета Н. А. Булганин и начальник
оперативного отдела генерал-лейтенант Г. К. Маландин. Вид у них был не
только усталый, но, как сказано в рукописи Жукова, какой-то "потрясенный".
Булганин сказал Жукову:
- Я только что говорил со Сталиным, но ничего не мог доложить, так как
мы сами еще не знаем, что происходит с войсками фронта, окруженными западнее
и северо-западнее Вязьмы.
Жукову стала понятна их "потрясенность" - она происходила не только от
катастрофического положения войск, но и от разноса Сталина. И дальше Жуков
пишет:
"В эту минуту никого из них не хотелось расспрашивать о том, что
произошло на фронте".
Добавим от себя: Жуков понимал, что в таком состоянии они едва ли
способны толково обрисовать обстановку. Он попросил доложить о положении
войск начальника оперативного отдела генерал-лейтенанта Маландина и
начальника разведотдела полковника Корнеева.
Обстановка была катастрофическая.
Огромное количество войск, которые могли бы наносить мощные удары по
врагу, оказалось в окружении под Вязьмой. Это, несомненно, стало результатом
ошибок, допущенных и Ставкой, и командованием фронтов, прикрывавших столицу.
Немецкой группе армии "Центр" противостояли на подступах к Москве три
фронта: Западный (командующий генерал |И. С. Конев), Резервный (командующий
маршал С. М. Буденный) и Брянский (командующий генерал А. И. Еременко).
Жуков в своей книге (и в рукописи) подробно анализирует и эти ошибки, и
действия войск (я в дальнейшем буду приводить краткие выдержки из этих двух
источников).
"Войска всех этих трех фронтов около полутора месяцев стояли в обороне
и имели достаточно времени на подготовку и развитие обороны в инженерном
отношении, на отработку всей системы огня и увязку тактического и
оперативного взаимодействия".
Скучная вещь цифры, в литературе принято избегать их, но в то же время
цифры - убедительный и бесстрастный аргумент, они без эмоций, спокойно
показывают, когда и сколько было сил у воюющих сторон. При сопоставлении
этих цифр наглядно видно, каких сил было больше.
У кого хватит терпения, вникните в цифры, показывающие, как выглядели
две огромные противостоявшие армии перед началом битвы за Москву. Кому это
неинтересно, перелистните страницу.
Итак, у гитлеровцев три полевые армии, три танковые группы, 16
армейских корпусов, 8 моторизованных корпусов. Всего в этих объединениях
было 76 дивизий, из них 50 пехотных, 14 танковых, 8 моторизованных, 3
охранные, 1 кавалерийская, И еще три отдельные бригады - две моторизованные
и одна кавалерийская. Все дивизии полнокровные: пехотные- 15 200 человек,
танковые- 14 400 человек, моторизованные - 12 600 человек. Всего в группе
армий "Центр" было около 2 миллионов человек, что превосходило
наполеоновскую армию, вступившую в Россию (600 тысяч человек), в три с
лишним раза. И это только на одном направлении, а фронт был от Северного до
Черного моря.
Наши три фронта под Москвой имели 15 армий: Западный - 6, Резервный -
6, Брянский - 3. Всего дивизий-83, из них танковых-1, мотострелковых - 2,
кавалерийских-9, танковых бригад-13. Наши дивизии имели среднюю численность
между 10 000 и 6500 человек. Очень мало артиллерии и танков.
Таким образом, по количеству соединений наша сторона вроде бы имела
преимущество над противником. Но когда раскрывается истинное содержание этих
цифр, их наполненность реальными силами, то получается, что преимущество
явно у гитлеровцев.
Надо еще учесть, что дело не всегда решают силы, большое значение имеет
умение их применить, то самое военное искусство, которым владеют или не
владеют военачальники, возглавляющие войска.
На первом этапе, при подготовке битвы за Москву, надо признать, военное
мастерство было на стороне гитлеровцев. Они не только сумели за короткий
срок восстановить боеспособность ослабевших в предыдущих боях дивизий, но
еще мастерски провели перегруппировку (которую мы не заметили!) и создали на
главных направлениях такие мощные ударные кулаки, что удержать их наши
малочисленные на этих участках подразделения не могли. Именно подразделения
- батальоны, роты, а не дивизии.
Почему так получилось? Да очень просто. Немцы стремились к
концентрированному сосредоточению сил и достигли этого, а наши командиры
выстраивали фронт с почти равномерным распределением количества километров
на дивизию. Например, в 30-й армии на дивизию приходилось 17,5 километра
фронта, в 19-й армии- 8 километров на дивизию. И вот в стык между этими
армиями гитлеровцы бросили 12 дивизий! Только в стык! Значит, превосходство
сил противника здесь было подавляющее. Если в 30-й армии дивизия удерживала
17 км, то на полк приходилось 8-9 км (два полка в первом эшелоне), а на
батальон-до 4 км (два батальона полка в первом эшелоне). А у немцев на эти 4
километра были 1-2 дивизии! Несколько полков на роту! Кто же удержит такую
силищу? Солдаты голыми руками? Винтовками и пулеметами? На них прут сотни,
танков, а у нас на Западном фронте тактическая, плотность на 1 километр:
танков- 1,5 шт., противотанковых орудий - 1,5 шт., орудий 76-мм калибра -
4,5 шт. Вот и все. Вот и попробуй удержать такую армаду врага. Не на главном
направлении, там, где у немцев сил было поменьше, наши 16, 19, 20, 24 и 32-я
армии сдержали напор, но гитлеровцы на это и рассчитывали: пробив на флангах
(на главных направлениях) наш фронт, ударные группировки обошли и окружили
эти пять армий, создав Вяземский котел!
Напомню уже приводившееся ранее высказывание Жукова:
- Для нас оказалась неожиданной ударная мощь немецкой армии.
Неожиданностью было и шести - восьмикратное превосходство в силах на
решающих направлениях. Это и есть то главное, что предопределило наши потери
первого периода войны.
Добавлю от себя: даже отступив до Москвы, наши полководцы еще не
понимали этой тактики врага, а если и понимали, то не умели ей
противостоять. Начало операции "Тайфун", окружение сразу пяти армий,
убедительно подтверждает это.
Соотношение сил сторон все же создавало нашим обороняющимся войскам
возможность вести успешную борьбу с наступающим врагом и, уж во всяком
случае, возможность не дать себя разгромить и окру жить свои основные
группировки. Но для этого нужны были правильная оценка сложившейся
обстановки, правильное определение, в каком направлении подготовляется удар
врага, и своевременное сосредоточение своих главных сил и средств на тех
участках и направлениях, где ожидается главный удар противника. Этого не
сделали, и линейная оборона наших войск не выдержала удара. В результате,
как уже говорилось, пять наших армий Западного фронта и оперативная группа
Болдина оказались в окружении. На Брянском фронте немцы окружили еще две
армии: 3-ю и 13-ю. Часть сил фронтов, избежав окружения и понеся большие
потери, отходили туда, куда им позволяла обстановка.
Сплошного фронта обороны на западном направлении фактически уже не
было, образовалась большая брешь, которую нечем было закрыть, так как
никаких резервов в руках командования Брянского, Западного и Резервного
фронтов не было. Нечем было закрыть даже основное направление на Москву. Все
пути к ней по существу, были открыты. Никогда с самого начала войны
гитлеровцы не были так реально близки к захвату Москвы.
В штабе Западного фронта Жуков спросил у командующего И. С. Конева, что
он намерен предпринять в этой тяжелой обстановке.
- Я приказал командующему 16-й армией Рокоссовскому отвести армию через
Вязьму, сосредоточившись в лесах восточнее Вязьмы, но части армии были
отрезаны противником и остались в окружении. Сам Рокоссовскийсо штабом армии
успели проскочить и сейчас находятся в лесу восточнее Вязьмы. Связи с
Лукиным - командармом 19-й, Ершаковым - командармом 20-й - у нас нет. Я не
знаю. в каком они положении. С группой Болдина связь также потеряна. Нет у
нас связи и с соседними фронтами. В 22, 29, и 30-ю армии правого крыла
фронта, которые меньше пострадали, послан приказ отходить на линию Ржев -
Сычевка. Закрыть центральное направление на Москву фронт сил не имеет.
Было 2 часа 30 минут ночи 8 октября, Жуков позвонил Сталину. Доложив
обстановку на Западном фронте, сказав об окружении армий, Жуков произнес:
- Главная опасность сейчас заключается в слабом прикрытии на Можайской
линии обороны. Бронетанковые войска противника могут поэтому внезапно
появиться под Москвой. Надо быстрее стягивать войска откуда только можно на
Можайскую линию.
Сталин спросил:
- Что вы намерены делать?
- Выезжаю сейчас же к Буденному.
- А вь1 знаете, где штаб Резервного фронта?
- Буду искать где-то в районе Малоярославца.
- Хорошо, поезжайте к Буденному и оттуда сразу же позвоните мне.
Моросил мелкий дождь, густой туман стлался по земле, видимость была
плохая. Утром 8 октября, подъезжая к полустанку Оболенское, увидели двух
связистов, тянувших кабель в Малоярославец со стороны моста через реку
Протву. Жуков спросил:
- Куда тянете, товарищи, связь?
- Куда приказано, туда и тянем,-не обращая на спросившего внимания,
ответил рослый солдат.
Жуков назвал себя и сказал, что ищет штаб Резервного фронта.
Подтянувшись, тот же солдат ответил:
- Извините, товарищ генерал армии, мы вас в лицо не знаем, потому так и
ответили. Штаб фронта вы уже проехали. Он был переведен сюда два часа назад
и размещен в домиках в лесу, вон там, на горе. Там охрана вам покажет, куда
ехать.
Машины повернули обратно. Вскоре Жуков был в комнате представителя
Ставки армейского комиссара 1 ранга Л. 3. Мехлиса, где находился также
начальник штаба фронта генерал-майор А. Ф Анисов. Мехлис говорил по телефону
и кого-то здорово распекал. На вопрос, где командующий, начальник штаба
ответил:
- Неизвестно. Днем он был в 43-й армии. Боюсь, как бы чего-нибудь не
случилось с Семеном Михайловичем.
- А вы приняли меры к его розыску?
- Да, послали офицеров связи, они еще не вернулись.
Закончив разговор по телефону, Мехлис, обращаясь к Жукову,, спросил:
- А вы с какими задачами прибыли к нам? Здесь я прерву пересказ из
книги Жукова и сообщу читателям весьма любопытный комментарий Бедова,
который присутствовал при этом разговоре:
- Мехлис, как это было в его характере, задал свой вопрос бесцеремонно
и грубо. Жуков и раньше его недолюбливал. Больших усилий стоило Георгию
Константиновичу, человеку вспыльчивому, сдержать себя и не ответить Мехлису
в том же тоне. Жуков поступил мудро, нельзя было в такой сложной обстановке
обострять еще и личные отношения. Поэтому Георгий Константинович не стал
разговаривать с Мехлисом, подчеркнув тем самым свое к нему отношение, он
просто достал предписание Ставки и молча протянул его. Мехлис прочитал и в
прежнем вызывающем тоне огрызнулся:
- Так бы и сказали!..
Из разговоров с Мехлисом и Анисовым,Жуков узнал очень мало конкретного
о положении войск Резервного фронта и о противнике. Сел в машину и поехал в
сторону Юхнова, надеясь на месте, в войсках, скорее выяснить обстановку.
И далее Жуков вспоминает; "Всю местность в этом районе я знал
прекрасно, так как в юные годы исходил ее вдоль и поперек. В десяти
километрах от Обнинского, где остановился штаб Резервного фронта,- моя
родная деревня Стрелковка. Сейчас там остались мать, сестра и ее четверо
детей. Как они? Что если заехать? Нет, невозможно, время не позволяет! Но
что будет с ними, если туда придут фашисты? Как они поступят с моими
близкими, если узнают, что они родные генерала Красной Армии? Наверняка
расстреляют! При первой , же возможности надо вывезти их в Москву.
Через две недели деревня Стрелковка, как и весь Угодско-Заводский
район, была занята немецкими войсками. К счастью, я успел вывезти мать и
сестру с детьми в Москву".
Но тогда времени для личных дел не было, и Жуков не заехал, в родную
деревню.
Проехав до центра Малоярославца, он не встретил
ни одной живой лущи. Город казался покинутым- Около
здания райисполкома увидел две легковые машины. Как выяснилось, это
были машины Буденного.
Войдя в исполком, Жуков увидел маршала, тот удивился:
- Ты откуда?
- От Конева.
Далее цитирую по рукописи Жукова, так как в ней были важные, на мой
взгляд, детали, которые в книге не остались.
- Ну как у него дела? Я более двух суток не имею с ним никакой связи.
Вот и сам сижу здесь и не знаю, где мой штаб.
Я поспешил порадовать Семена Михайловича:
- Не волнуйся, твой штаб на сто пятом километре от Москвы, в лесу
налево, за железнодорожным мостом через реку Протва. Там тебя ждут. Я только
что разговаривал с Мехлисом и Богдановым. У Конева дела очень плохи. У него
большая часть Западного фронта попала в окружение, и хуже всего то, что пути
на Москву стали для противника почти ничем не прикрыты.
- У нас не лучше,- сказал Буденный,- 24-я и 32-я армии разбиты, и
фронта обороны не существует. Вчера я сам чуть не угодил в лапы противника
между Юхновом, и Вязьмой. В сторону Вязьмы вчера шли большие танковые и
моторизованные колонны, видимо с целью обхода с востока.
- В чьих руках Юхнов? - спросил я Семена Михайловича.
- Сейчас не знаю,- ответил С. М. Буденный.- Вчера там было до двух
пехотных полков народных ополченцев 33-й армии, но без артиллерии. Думаю,
что Юхнов вруках противника.
- Кто же прикрывает дорогу от Юхнова на Малоярославец?
- Когда я ехал сюда,- сказал Семен Михайлович,- кроме трех
милиционеров, в Медыни никого не встретил. Местные власти из Медыни ушли.
- Поезжай в штаб фронта,- сказал я Семену Михайловичу.- Разберись с
обстановкой и доложи в Ставку о положении дел на фронте, а я поеду в район
Юхнова. Доложи Сталину о нашей встрече и скажи, что я поехал в район Юхнова,
а затем в Калугу. Надо выяснить, что там происходит".
Жуков не доехал до Юхнова километров 10-12, здесь его остановили наши
воины, они сообщили, что в, Юхнове гитлеровцы и что в районе Калуги идут
бои.
Георгий Константинович направился в сторону Калуги. Тут ему сообщили,
что Верховный приказал ему к исходу 10 октября быть в штабе Западного
фронта. А было на исходе 8 октября. Вспомните, сколько уже успел объехать и
сделать Жуков за двое бессонных суток!
Скажем прямо, разве это дело - представителю Ставки мотаться по
бездорожью, подвергаясь опасности, ради того чтобы выяснить положение своих
войск? Все это могли бы проделать офицеры Генштаба, а еще лучше и быстрее -
офицеры штабов фронтов. Но тут, видимо, сказались не только плохая
организация командования по сбору информации, но и характер, и стиль работы
самого Жукова. Он всегда хотел все увидеть своими глазами, самому
соприкоснуться и с противником, и со своими войсками.
Жуков еще раз заехал в штаб Резервного фронта. Здесь ему сказали, что
поступил приказ о назначении его командующим Резервным фронтом. Однако он
уже имел приказ Верховного о прибытии к исходу 10 октября в штаб Западного
фронта. Жуков позвонил Шапошникову и спросил: какой же приказ выполнять?
Шапошников пояснил:
- Ваша кандидатура рассматривается на должность командующего Западным
фронтом. До 10 октября разберитесь с обстановкой на Резервном фронте и
сделайте все возможное, чтобы противник не прорвался через
Можайско-Малоярославецкий рубеж, а также в районе Алексина на серпуховском
направлении.
Вот такой авторитет, такая вера в организаторские способности Жукова у
Сталина и Ставки были уже тогда: за два неполных дня ему поручалось
организовать крупнейшие мероприятия фронтового масштаба!
Утром 10 октября Жуков прибыл в штаб Западного, фронта, который теперь
располагался в Красновидо-ве-в нескольких километрах северо-эападнее
Можайска.
Дальше я опять привожу текст из рукописи. Здесь рассказывается об очень
важных, на мой взгляд, событиях, показывающих, в каких условиях работали
командующие, как сковывала их инициативу постоянно нависавшая над ними
опасность расправы, сохранившаяся и в годы войны.
"В штабе работала комиссия Государственного Комитета Обороны в составе
Молотова, Ворошилова, Василевского, разбираясь в причинах катастрофы войск
Западного фронта. Я "не знаю, что докладывала комиссия Государственному
Комитету Обороны, но из разговоров с ее членами и по своему личному анализу,
основными причинами катастрофы основных группировок Западного и Резервного
фронтов были... (далее Жуков излагает эти причины, я их приводил выше,
поэтому не повторяю.-В. К.)
Во время работы комиссии вошел Булганин и сказал, обращаясь ко мне:
- Только что звонил Сталин и приказал, как только прибудешь в штаб,
чтобы немедля ему позвонил. Я позвонил. К телефову подошел Сталин.
С т а л и н: Мы решили освободить Конева с поста командующего фронтом.
Это по его вине произошли такие события на Западном фронте. Командующим
фронтом решили назначить вас. Вы не будете возражать?
- Нет, товарищ Сталин, какие же могут быть возражения, когда Москва в
такой смертельной опасности.
С т а л и н: А что будем делать с Коневым?
- Оставьте его на Западном фронте моим заместителем. Я поручу ему
руководство группой войск на калининском направлении. Это направление
слишком удалено, и необходимо иметь там вспомогательное управление,-доложил
я Верховному.
С т а л и н подозрительно спросил:
- Почему защищаете Конева? Он ваш дружок?
- Мы с ним никогда не были друзьями, знаю его по службе в Белорусском
округе.
С т а л и н: Хорошо. В ваше распоряжение поступают оставшиеся части
Резервного фронта, части, находящиеся на Можайской оборонительной линии и
резервы Ставки, которые находятся в движении к Можайской линии. Берите
быстрее все в свои руки и действуйте.
- Принимаюсь за выполнение указании, но прощу срочно подтягивать более
крупные резервы, так как надо ожидать в ближайшее время наращивания удара
гитлеровцев на Москву.
Войдя в комнату, где работала комиссия, я передал ей свой разговор со
Сталиным.
Разговор, который был до моего прихода, возобновился. Конев обвинял
Рокоссовского в том, что он не отвел 16-ю армию, как было приказано, в лес
восточнее Вязьмы, а отвел только штаб армии.
Рокоссовский сказал:
- Товарищ командующий, от вас такого приказания не было. Было
приказание отвести штаб армии в лес восточнее Вязьмы, что и выполнено.
Лобачев: Я целиком подтверждаю разговор командующего фронтом с
Рокоссовским. Я сидел в это время около него.
С историей этого вопроса, сказал я, можно будет разобраться позже, а
сейчас, если комиссия не возражает, прошу прекратить работу, так как нам
нужно проводить срочные меры. Первое: отвести штаб фронта в Алабино. Второе:
товарищу Коневу взять с собой необходимые средства управления и выехать для
координации действий группы войск на калининское направление. Третье:
Военный совет фронта через час выезжает в Можайск к командующему Можайской
обороной Богданову, чтобы на месте разобраться с обстановкой на можайском
направлении.
Комиссия согласилась с моей просьбой и уехала в Москву".
Против этой цитаты на полях рукописи написано редакторское замечание:
"Надо ли это все ворошить?" Мне же кажется, что о таком поведении
Жукова нам знать необходимо. Не нужно быть очень проницательным человеком,
чтобы понять: описанное выше очень похоже на случившееся не так давно на
Западном направлении, когда в результате разбирательства менее
представительной комиссии во главе с Мехлисом были расстреляны командующий
фронтом генерал армии Павлов, начальник штаба фронта генерал-лейтенант
Климовских и другие генералы и офицеры. Здесь Жуков, по сути дела, спас
Конева и других. Сталин по отношению к Коневу за катастрофу на Западном
фронте был настроен однозначно отрицательно. Не сносить бы ему головы! Жуков
это понял и, используя напряженность обстановки, умело и тонко вывел Конева
из-под удара, попросив его к себе в заместители. (Знал бы Георгий
Константинович, что много лет спустя Конев отплатит ему за это спасение, как
говорится, черной неблагодарностью! Но об этом рассказ впереди.)
в одной из оесед с Константином Симоновым Жуков, вспоминая этот эпизод,
сказал:
- Думаю, что это решение, принятое Сталиным до выводов комиссии,
сыграло большую роль в судьбе Конева, потому что комиссия, которая выехала к
нему на фронт во главе с Молотовым, наверняка предложила бы другое решение.
Я, хорошо зная Молотова, не сомневался в этом...
Через два дня после того, как я начал командовать фронтом. Молотов
позвонил мне. В разговоре с ним шла речь об одном из направлений, на котором
немцы продолжали продвигаться, а наши части продолжали отступать. Молотов
говорил со мной в повышенном тоне. Видимо, он имел прямые сведения о
продвижении немецких танков на этом участке, а я к тому времени не был до
конца в курсе дела. Словом, он сказал нечто вроде того, что или я остановлю
это угрожающее Москве наступление, или буду расстрелян. Я ответил ему на
это:
- Не пугайте меня, я не боюсь ваших угроз. Еще нет двух суток, как я
вступил в командование фронтом, я еще не полностью разобрался в обстановке,
не до конца знаю, где что делается. Разбираюсь в этом, принимаю войска.
В ответ он снова повысил голос и стал говорить в том духе, что, мол,
как же это так, не суметь разобраться за двое суток. Я ответил, что, если он
способен быстрее меня разобраться в положении, пусть приезжает и вступает в
командование фронтом. Он бросил трубку, а я стал заниматься своими делами.
Читая воспоминания Жукова о его приезде на Западный фронт, о том, как
он искал штабы фронтов, не создается ли у вас впечатление о каком-то
вакууме, о какой-то пустоте? Жуков ездит, преодолевая большие, пространства,
и не встречает наших войск. Почему же немцы не продвигаются к Москве и не
овладевают ею? Очевидно, такое впечатление возникает из-за того, что Жуков
ездил по тылам, в районе штабов фронтов, где войск, собственно, и не должно
быть, за исключением резервов, которых к тому времени в распоряжении
командования ни Западного, ни Резервного фронтов уже не было.
Ну а на передовой, там, где непосредственно соприкасались наступающие и
отступающие части, там бои продолжались. И если мы мало знаем об этих боях и
о тех мужественных людях, которые сдерживали там врага, то это из-за того,
что было потеряно управление войсками - от дивизионных штабов до Верховного
Главнокомандующего. Напомню слова Сталина, сказанные Жукову: он не может
выяснить, что происходит на линии фронта, кто остался в окружении, кто
оказывает сопротивление. Штабы фронтов тоже, как видим, не знали обстановки
и положения частей. Вот в такие трудные минуты как раз и совершают свои
подвигигерои, которые чаще всего остаются неизвестными.
Там, на передовой и в окружении, из последних сил выбивались роты и
батальоны, остатки полков и дивизий, делая все, чтобы сдержать наступление
врага. о них не писали-в эти дни в газетах, не оформляли наградные документы
на отличившихся, потому что всем было не до того. Надо было остановить
могучий вал войск противника, который, превосходя во много раз силы
обороняющихся, продвигался вперед. Потом политработники и журналисты найдут
героев этих боев, но, увы, только тех, кто остался в живых, кто может
рассказать о том, что делал сам или видел, как мужественно сражались другие.
Ну а те, кто погиб в бою и совершил, может быть, самые главные подвиги? О
них так никто и не узнает. Да и не принято в дни неудач, после отступлений,
после того как оставлены города, села, говорить о геройских делах. Какое
геройство, если драпали на десятки и сотни километров? Какие наградные
реляции, когда столько погибло людей и потеряно техники?
Но все же в те часы и дни, когда Георгий Константинович искал в тылу
командование фронтов, воины в передовых частях сражались и сдерживали
противника. И это были герои! Жуков в своей книге пишет:
"Благодаря упорству и стойкости, которые проявили наши войска,
дравшиеся в окружении в районе Вязьмы, мы выиграли драгоценное время для
организации обороны на Можайской линии. Пролитая кровь и жертвы, понесенные
войсками окруженной группировки, оказались не напрасными. Подвиг героически
сражавшихся под Вязьмой советских воинов, внесших великий вклад в общее дело
защиты Москвы, еще ждет должной оценки".
Собственно, такую оценку дает сам Жуков вышеприведенными словами, но
все же некоторые эпизоды из боевых действий в районе окружения мне хочется
привести из тех политдонесений трудных и славных месяцев героической обороны
Москвы, которые я просмотрел в архивах. Вот некоторые выписки из них.
Из донесения от 5 октября 1941 года зам. нач. политуправления Западного
фронта бригадного комиссара Ганенко, которое он направил в три адреса:
армейскому комиссару 1 ранга Мехлису, командующему войсками Западного фронта
генерал-полковнику Коневу, члену Военного совета- Западного фронта
Булганину:
"Под натиском превосходящих сил противника, поддержанного танками и
большим количеством самолетов, части 19-й армии отошли. Отход на новый рубеж
244-я и 91-я СД [стрелковые дивизии] провели организованно. На всех участках
этих дивизий фашисты шли в наступление пьяными. Наступление противника
сдерживалось нашими частями. Части 89-й СД и 127-й ТБР [танковой бригады]
ведут наступление. Перед фронтом этих дивизий противник несет большие
потери.
Личный состав частей 19-й армии дерется мужественно, некоторые части
были отрезаны, попали в окружение, но не было паники и замешательства...
Храбро сражались пулеметчики 561-го и 913-го СП (244-й СД). Они прикрывали
отход стрелковых подразделений и сдерживали наступление противника, пока все
части дивизии не заняли новый рубеж...
Вместе с этим из-за неорганизованности и невыполнения приказа в частях
армии имелись напрасные жертвы; это дало возможность противнику прорваться
на стыке 19-й и 30-й армий.
Производя отход, части 91-й и 89-й СД не предупредили об этом
командование артиллерийских подразделений и частей, которые, оставшись без
прикрытия пехоты, понесли большие потери. Командир 45-й КД [кавалерийской
дивизии] генерал-майор Дреер не выполнил приказания командующего 19-й
армией, оставил занимаемые позиции, оголил стык между частями 19-й и 30-й
армий, и на этом участке просочилась мотопехота и танки противника, которые
вышли в район 15 км сев. Бадино. Поставлен вопрос о снятии Дреера с
должности и предании его суду военного трибунала..."
Я не знаю судьбы генерала Дреера, но абсолютно убежден в его
невиновности, потому что в стык между 19-й и 30-й армиями, как уже
говорилось, наносили удар двенадцать (!) дивизий противника, и 45-я дивизия
просто не могла сдержать эти силы.
На другом участке происходило следующее:
"Главный удар был нанесен частям 162-й и 243-й СД: Только на участке
162-й СД действовало около двухсот танков и сто самолетов противника, 162-я
Дивизия оказывала упорное сопротивление, личный состав дрался геройски.
Командир дивизии полковник Хользинев погиб. Противник, по численности и
технике превосходящий силы 162-й СД, сумел прорвать фронт. Личный состав
дивизии попал в очень тяжелое положение и был рассеян. Прорвав фронт 162-й
СД, противник обрушился на 1-й батальон 897-го СП [стрелкового полка] 242-й
СД, на участке которого наступало еще свыше 70 танков и полк пехоты, 1-й
батальон дрался героически, он в полном составе погиб, но занимаемые рубежи
не оставил. Героически погибло боевое охранение 897-го СП, которое дралось
до последнего бойца. В последнюю минуту начальник радиостанции этого боевого
охранения младший командир тов. Морозов донес:
"Взрываю радиостанцию".
Но было в эти трудные дни и такое:
"Командир 244-й СД генерал-майор Щербачев в течение последних двух дней
все время пьянствовал, боевыми действиями не руководит, мешает в работе
начальнику штаба и комиссару дивизии. В результате дивизия попала в тяжелое
положение, два полка попали в окружение. Никто выходом частей из окружения
не руководит. Щербачев по вызову командующего 19-й армией прибыл пьяным.
Военным советом 19-й армии Щербачев отстранен от должности и направлен в
распоряжение командующего фронтом..."
В донесении отмечается, что даже недавнее пополнение, еще не
обстрелянное, держалось в бою мужественно:
"В частях 107-й МСД [мотострелковой дивизии] и 250-й СД не было паники
и бегства с поля боя, несмотря на то что в большинстве своем дивизии
состояли из пополнения, прибывшего 30 сентября. 4 октября под давлением
большого количества танков и пехоты противника части указанных дивизий с
большими потерями отошли (в полках осталось по 100- 160 человек)".
Но для того чтобы читатели представляли, как нелегко и непросто было
руководить Жукову Организацией отпора врагу и какие были реальные
обстоятельства, приведу из тех же донесений несколько примеров другого рода.
Вот хотя бы о поведении пополнения, которое в одном случае вело себя
мужественно, но в другом...
Передо мной результаты расследования факта сдачи в плен почти целого
красноармейского батальона 811-го полка 229-й дивизии. В донесении
говорится: этот маршевый батальон прибыл в составе 990 человек, в нем было
уроженцев Могилевской области 821 человек. Полесской области - 80 человек,
западных областей Белоруссии, Украины и Прибалтики - 12 человек, остальные -
из внутренних областей СССР. Батальон был весь влит в 229-ю ОД, где разделен
на две равные части, для 811-го и Для 804-го полков. В течение трех дней с
пополнением работали командиры и политработники, была организована боевая
подготовка, принятие присяги, проведены беседы, в том числе и о законе,
карающем за измену Родине. Затем батальон был выведен на передовую, занялся
дооборудованием окопов и под вечер был накормлен горячим обедом. Дальше
цитирую из донесения:
"Примерно в 23.00 немцы интенсивным огнем обстреляли батальон из
минометов и пулеметов. За это время командиры и политработники разбежались,
и что произошло с людьми, никто из них не видел и не знает. Но все бежавшие
командиры и политработники говорят всякие небылицы о каких-то командах,
белых флагах, хотя сами, убежав с позиции, конечно, видеть ничего не
могли... Всего перешло к немцам 261 человек. Командир дивизии наказан,
комиссар дивизии снят, как не справившийся с задачей конкретного
политического руководства".
В донесении рассказывается о славных делах, которые вершили в те дни
наши летчики:
"Частями ВВС фронта с 2 по 8 октября в воздушных боях сбито 96
самолетов противника и штурмовыми налетами уничтожено: 205 танков, 605
автомашин, 14 батарей, 54 зенитных Орудия и 101 огневая точка. Кроме того,
расстреляно большое количество вражеской пехоты". К сожалению, в этом же
донесении говорится и о несовершенстве работ на Можайской линии обороны, той
самой, на которую так много надежд возлагал Жуков и куда сосредоточивал
имеющиеся у него силы. "Нашим работником установлено, что 22-й ВПС МВО
[Московского военного округа] намеченное строительство УР Волоколамск -
Можайск не обеспечил. Окончание строительства было намечено на 12 октября,
но к этому времени оно не закончено..." Далее перечисляются участки, на
которых должны были быть отрыты противотанковые рвы, но они только начаты
или отрыты очень небольшой протяженностью. Не хватает рабочих:
"Население, прилегающее к линии обороны, в большинстве эвакуировано
вместе с имеющимся транспортом. Большинство рабочих строительных батальонов
не подготовлены к работе в условиях заморозков. Они в большинстве своем не
имеют теплой одежды и обуви. По пяти вышеуказанным секторам недостает 800
пар обуви и совершенно нет теплой одежды. Среди рабочих батальонов,
направленных московскими организациями (Бауманский РК ВКП(б)), наблюдается
огромная текучесть: стремление скорей уехать в Москву. Направленные в
распоряжение УР рабочие строительные батальоны НКВД до сего времени не
прибыли, и когда прибудут - неизвестно. Командование и инженерно-технический
персонал этих строительных батальонов в количестве 200 человек прибыли в УР
на машинах, бросив свои батальоны и четыре дня сидят без дела".
Бои не затихали ни на секунду, они велись днем и ночью, но это если
рассматривать ситуацию в тактическом отношении. Что же касается оперативного
масштаба, то здесь случилась пауза. Дели в том, что, окружив столько наших
армий, гитлеровцы должны были их удержать в этом кольце и уничтожить. На это
им требовалось больше 28 дивизий. А это значит, что из ударных группировок,
из тех могучих таранов, которые были направлены севернее и южнее Москвы для
ее охвата, эти двадцать восемь дивизий были вынуты и остались в тылу.
Как же немецкое командование пыталось выйти из тех трудностей, с
которыми оно встретилось, несмотря на победное начало наступления? Давайте
опять заглянем в дневник Гальдера. Вот что он пишет 5 октября, в день, когда
Сталин, почувствовав, что катастрофа произошла, звонил Жукову в Ленинград и
просил его немедленно приехать:
"Сражения на фронте группы армий "Центр" принимают все более
классический характер (Канны всегда были образцом для всех немецких
генералов, и вот в этой операции они, как это было уже не раз в приграничных
сражениях, вновь стремились к достижению этого классического образца.-В.
К.). Танковая группа Гудернана вышла на шоссе Орел - Брянск. Части
противника, контратаковавшие левый фланг танковой группы Гудериана,
отброшены и будут в дальнейшем окружены, 2-я армия быстро продвигается своим
северным флангом, почти не встречая сопротивления противника. Танковая
группа Гепнера, обходя с востока и запада большой болотистый район,
наступает в направлении Вязьмы. Перед войсками правого фланга танковой
группы Гепнера, за которым следует 57-й моторизованный корпус из резерва, до
сих пор не участвовавший в боях, противника больше нет".
Запись 6 октября:
"В целом можно сказать, что операция, которую ведет группа армий
"Центр", приближается к своему апогею - полному завершению окружения
противника".
Запись 7 октября, в тот день, когда Жуков уже ездил по тылам Западного
фронта:
"Сегодня танковая группа Гепнера соединилась с танковой группой Гота в
районе Вязьмы. Это крупный успех, достигнутый в ходе 5-дневных боев. Теперь
необходимо как можно скорее высвободить танковую группу Гепнера для
нанесения удара по юго-восточному участку московского оборонительного
фронта, быстро перебросив к Вязьме пехотные соединения 4-й армии".
Вот в этой записи и видна причина паузы, возникшей в наступлении
противника: танковые соединения только-только сомкнулись, но полевые армии
еще не подошли, поэтому действительно наступление должно было
приостановиться.
Запись 8 октября:
"Окружение группировки противника в районе Вязьмы завершено и
обеспечено от возможных ударов противника извне с целью деблокирования
окруженных соединений".
9 октября Гальдер, несмотря на сухость и точность его военного языка,
все же с явным восторгом записывает:
"Бои против окруженной группировки противника в районе Вязьмы носят
прямо-таки классический характер. Вне котла 4-я армия наступает правым
флангом на Калугу, а 9-я сосредоточивает силы на северном фланге для удара
по району Ржева"..
Это, как видим, уже вытягиваются щупальца, а точнее, клинья в сторону
Москвы для охвата ее с севера и с юга.
Такова была обстановка, в которой Жуков 10 октября 1941 года в 17 часов
получил тот самый приказ Ставки, согласно которому Западный и Резервный
фронты объединялись в Западный фронт, командовать которым поручалось ему.
Из этого приказа, из того, что Жукову отдаются все силы фронтов,
которые еще остались под Москвой, и выполняется его пожелание насчет
назначения Конева его заместителем, отчетливо видно, что Сталин как бы
говорит: делай все, что хочешь, но только не допусти гитлеровцев в Москву.
Но что можно было сделать в такой тяжелейшей обстановке? Большинство
сил оказалось в окружении.. Тех частей, которые отходят перед наступающим
противником, безусловно, недостаточно для того, чтобы остановить его
продвижение. Резервов кет - Ставка не располагает готовыми частями, а с
Дальнего Востока и из других районов прибытие войск задерживается. Если
Сталин, отправляя Жукова в Ленинград, назвал сложившуюся там ситуацию
безнадежной, то, наверное, к тому, что сейчас происходило под Москвой, это
слово можно было применить с еще большим основанием.
И вот здесь, под Москвой, мы еще раз убедимся, что для талантливого
полководца, каким был Жуков, действительно не существует безвыходных
положений. Быстро и реально оценив создавшуюся обстановку и прекрасно зная
тактику врага, Жуков приходит к выводу, что противник не может сейчас
наступать на ширине всего фронта. У него не хватит для этого сил, много
соединений он вынужден использовать для уничтожения наших окруженных армий.
Следовательно, и нам нет необходимости создавать сплошной фронт обороны
перед Москвой. Зная повадки врага: наступать вдоль дорог и наносить удары
танковыми и механизированными клиньями, Жуков принимает решение - в первую
очередь организовать прочную оборону на направлениях вдоль дорог, где
противник будет пытаться наступать, охватывая Москву, а именно - на
Волоколамском, Можайском. Калужском шоссе. Здесь надо сосредоточить все, что
окажется сейчас под руками, главным образом артиллерию и противотанковые
средства. Сюда нацелить силы имеющейся авиации.
Самым Опасным было можайское направление. Там, на подступах к Бородино,
к тому самому Бородинскому полю, где в 1812 году наши предки дали
генеральное сражение Наполеону, уже находились части противника. На
Можайскую линию обороны, как мы знаем, сосредоточивало силы и командование
Резервного фронта. Именно сюда, на наиболее угрожающее направление, и
выезжает Жуков с членом Военного совета Н. А. Булганиным.
На этом рубеже особенно стойко сражалась стрелковая дивизия под
командованием полковника В. И. Полосухина. Жуков убедился, что на Полосухина
можно положиться, что он удержит занимаемые позиции, но тем не менее, не
теряя времени, искал другие части, чтобы укрепить здесь оборону. На этом
направлений войсками 5-й армии и всем, что можно было сюда собрать,
командовал генерал-майор Д. Д. Лелюшенко, а после его ранения генерал-майор
Л. А. Говоров.
Волоколамское направление он приказал оборонять генерал-лейтенанту К.
К. Рокоссовскому, в распоряжении которого было только командование его 16-й
армии, войска же этой армии, как помним, остались в окружении. Жуков
подчинил Рокоссовскому все, что можно, из отходящих частей, он знал
Рокоссовского как умелого и волевого генерала и надеялся, что он удержит
волоколамское направление.
33-я армия во главе с генерал-лейтенантом М. Г. Ефремовым
сосредоточилась на наро-фоминском направлении. На малоярославецком
направлении получила задачу обороняться 43-я армия генерал-майора К. Г.
Голубева. Калужское направление перекрыла 49-я армия генерал-лейтенанта И.
Г. Захаркина. На калининское направление, наиболее удаленное от штаба
фронта, где действия противника и обороняющихся носили более самостоятельный
характер, Жуков направил своего вновь назначенного заместителя генерала И.
С. Конева с оперативной группой.
Поставил боевые задачи Жуков и войскам, находившимся в окружении. Он
объединил командование всеми окруженными частями в руках командующего 19-й
армией генерала М. Ф. Лукина и поручил ему руководить боями и выводом частей
из кольца. По давно установившемуся правилу, известному не только из теории,
но и из практики, окруженную группировку противника надо дробить и
уничтожать по частям. Гитлеровцы и пытались это сделать в районе Вязьмы. Но,
понимая их замысел, генерал Лукин старался не допустить дробления войск и
организовал упорное сопротивление внутри кольца. В течение недели окруженные
войска активными действиями приковывали к себе значительные силы противника.
Затем они предприняли попытку прорыва. Немногие соединились со своими
частями, но все-таки часть сил прорвалась.
Для того чтобы реально представить себе, как сражались выходящие из
окружения войска, я приведу (сокращенно) подлинный документ - итоговое
донесение начальника политуправления Западного фронта дивизионного комиссара
Лестева, которое он направил 17 ноября армейскому комиссару 1 ранга Мехлису:
"О политико-моральном состоянии войск и характеристика ком. нач.
состава, вышедшего из окружения.
По данным отдела укомплектования фронта, вышло из окружения нач.
состава 6 308 человек, младшего нач. состава 9994 человека, рядового состава
68 419 человек. Данные далеко не полные, ибо много бойцов, командиров и
политработников, вышедших из окружения, сразу же были влиты в свои части, а
также часть задержанных бойцов и командиров с оружием заградотрядами
формировалось в подразделения и направлялось на передовые позиции на
пополнение частей..."
В донесении подробно излагаются некоторые примеры боев и
организованного выхода из окружения,
"Морально-политический облик бойцов, командиров и политработников,
выходящих из окружения организованными боевыми подразделениями и частями,
продолжающими жить уставными положениями Красной Армии, оставался высоким.
Эти группы, подразделения и части не избегали встреч с противником, а,
наоборот, разыскивали его, смело вступали в бой и громили его.
Волевые командиры и политработники в сложных условиях окружения сумели
сохранить целостность своих частей или сформировать новые боевые
подразделения из бегущих бойцов и командиров, наладить в них надлежащий
воинский порядок, дисциплину и с боями вести эти части и подразделения на
соединение с главными силами, нанося противнику огромный урон.
Командир 203-го СП капитан Нагорный и комиссар этого полка тов.
Азаренок до конца выхода из окружения сумели сохранить свой полк как боевую
единицу, несмотря на то что полк в течение двух недель проходил с боями.
Группа командиров и политработников: Герои Советского Союза батальонный
комиссар тов. Осипов, полковник Смирнов, батальонный комиссар Швейнов и
другие по заданию Военного совета 30-й армии возглавили группу войск. Из
отдельных частей и одиночных бойцов они сколотили боевые воинские
подразделения, наладили в них партийно-политическую работу, установили
железную воинскую дисциплину, ведя борьбу с малейшими проявлениями трусости
и паникерства. Группа полковника Смирнова в течение двух недель дралась с
противником, установила связь со штабом 29-й армии и действовала, выполняя
его боевые приказы. Группа полковника Смирнова не скрывалась от врага,
наоборот, нащупывала наиболее слабые места у противника, делала смелые
налеты, разбивала узлы сопротивления, часто обращая противника в бегство.
Группа вышла из окружения в составе 1870 человек... Все бойцы и командиры
были вооружены и, кроме того, имели 14 станковых пулеметов, 33 ручных
пулемета, 6 122-мм минометов, 3 76-мм пушки, 2328 гранат и 160 тысяч
винтовочных патронов, 19 автомашин и 36 повозок.
Генерал-майор Орлов координировал действия групп, созданных из
отходящих частей 20-й, 24-й и других армий, и с боями вывел из окружения
более 5 тысяч вооруженных бойцов и командиров...
Особо следует отметить героизм танкистов 126, 127 и 128-й танковых
бригад. Личный состав этих бригад вел бой до последнего снаряда, до
последнего патрона, до последнего танка. Они смело вступили в бой с
превосходящими силами противника, сгорали вместе с танками, но поля боя не
покидали..."
Отнюдь не желая принижать подвига героически сражавшихся людей, но
помня о своем обещании приоткрывать там, где это возможно, покров над
"неизвестной войной", я приведу из того же донесения и некоторые факты, не
украшающие наших бойцов и командиров.
"В ряде случаев командиры и политработники, в том числе штабы армий,
дивизий и полков, оказавшись в окружении, растерялись и очень быстро
потеряли связь со своими частями, перестали совершенно руководить ими. При
прорыве противником левого фланга 20-й армии части 24-й армии стали в
беспорядке отходить, открыв тем самым фланг 20-й армии и деморализовав ее
части.
Получив приказ об отходе на новый рубеж, штаб 20-й армии и многие штабы
частей и соединений потеряли управление своими частями и подразделениями...
То же самое произошло и со штабом 24-й армии, который шел отдельно от
своих частей, не пытаясь восстановить связь со своими дивизиями и полками,
восстановить порядок и боеспособность частей, не. заботясь о судьбе своих
людей, боевой техники и материальных ценностей... В результате командирской
неорганизованности целые дивизии и полки рассыпались на мелкие разрозненные
группы и перестали быть боевыми единицами. Эти разрозненные группы, действуя
самостоятельно, не могли прорваться из окружения... Политрук Комиссаров
доложил:
"В одной из деревень в районе Вязьмы группа безоружных красноармейцев
осталась ночевать, зная о том, что противник находится в 3-4 километрах.
Некоторые красноармейцы заявляли:
"Нам некуда больше идти, нам все равно". Эта группа людей в количестве
800 человек была захвачена в плен без единого выстрела... Много
красноармейцев, и в первую очередь уроженцев областей, занятых противником,
разбежались по домам и остались на территории, занятой противником".
Причину такого поведения дивизионный комиссар видит не в тех
трагических бедах сталинского периода нашей истории, о которых мы сегодня
говорим и пишем открыто, а совсем в ином. Нельзя, конечно, с позиций
сегодняшнего дня упрекать комиссара, но все же то, в чем он видел тогда
причины низкого морального духа, было весьма характерно для некоторой
категории наших руководителей:
"Это свидетельствует о том, что требование приказа Ставки Верховного
Главнокомандования No 270... (О репрессиях по отношению к попавшим в
плен.-В. К.) многими не понято и не выполняется".
Однако рядом порой приводятся и другие причины, дающие более
всестороннее представление о происходящем:
"Особенно следует отметить, что раненые бойцы и командиры, как правило,
оставались без всякой медицинской помощи... Тяжелораненые или раненные в
ноги, которые не могли идти и даже ползти, в лучшем случае оставались в
деревнях или просто бросались на поле боя, в лесах и погибали медленной
смертью от голода и потери крови.
Все это происходило на глазах у людей и являлось одной из причин того,
что многие красноармейцы и командиры стремились уклониться от боя и скрытыми
путями пробраться к своим частям, ибо в ранении видели неизбежность гибели".
10 октября, когда Жуков вступил в командование фронтом, на полосах
газеты "Фелькишер беобахтер" пестрели такие заголовки:
"Великий час пробил: исход восточной кампании решен", "Военный конец
большевизма...", "Последние боеспособные советские дивизии принесены в
жертву". Гитлер, выступая в Спортпаласе на торжестве по случаю одержанной
победы, произнес:
"Я говорю об этом только сегодня потому, что сегодня могу совершенно
определенно заявить: противник разгромлен и больше никогда не поднимется!"
Командующего группой армий "Центр" фон Бока даже испугала такая
парадная шумиха в Берлине. Он сказал Браухичу:
- Разве вы не знаете, каково действительное положение дел? Ни Брянский,
ни Вяземский котлы еще не ликвидированы. Конечно, они будут ликвидированы.
Однако будьте любезны воздержаться от победных реляции!
В ответ главнокомандующий Браухич напомнил фельдмаршалу:
- Не забывайте о намерении Гитлера 7 ноября вступить в Москву и
провести там парад. Я советую вам форсировать наступление.
В тот же день, 10 октября, Гальдер во время прогулки верхом упал с
лошади и вывихнул ключицу. Его отправили в госпиталь, поэтому в его дневнике
отсутствуют записи с 10 октября по 3 ноября. Свою первую запись после
излечения Гальдер сделал 3 ноября 1941 года и дал в ней обобщенные сведения
за те 23 дня, которые он отсутствовал. Не буду приводить его записи по
другим фронтам, познакомимся только с положением группы армий "Центр",
которая наступала на Москву против Западного фронта Жукова. Все эти дни
продолжалось осуществление плана операции "Тайфун". Гальдер делает свои
записи о ходе этого сражения. Вот что он пишет:
"Группа армий "Центр" подтягивает 2-ю армию (усиленную подвижными
соединениями) на Курск, чтобы в дальнейшем развивать наступление на Воронеж.
Однако это лишь в теории. На самом деле войска завязли в грязи и должны быть
довольны тем, что им удается с помощью тягачей кое-как обеспечить подвоз
продовольствия. Танковая группа Гудериана, медленно и с трудом продвигаясь,
подошла к Туле (от Орла), 4-я армия во взаимодействии с танковой группой
Гепнера прорвала оборонительную позицию противника (прикрывающую Москву) на
участке от Оки (в районе Калуги) до Можайска. Однако намеченный севернее
этого участка прорыв танковой группы Рейнгардта (который принял 3-ю танковую
группу от Гота) на Клин из-за тяжелых дорожных условий осуществить не
удалось, 9-й армии после тяжелых боев удалось стабилизировать положение в
районе Клина и создать достаточно сильную оборону на своем северном фланге".
Как видим, в этих записях уже нет восторженных восклицаний о
классическом развитии операции или о блестящем продвижении вперед с охватом
Москвы. Темп наступления явно сбился, за 20 дней части противника
продвинулись еле-еле, и уже нужно искать оправдание этой замедленности. В
данном случае это грязь и плохие дороги (потом будут снег и морозы).
Разумеется, нельзя отрицать, что распутица и бездорожье затрудняли
продвижение танков, артиллерии и автотранспорта гитлеровцев. Но все же
главной причиной потери темпа был наш отпор на всех главных направлениях
армиям наступающих. Вот чего достиг Жуков небольшими силами, используя их
именно на тех направлениях, где было острие наступления противника. Его
предположения оправдались, немногие силы, которыми он располагал, оказались
там, где нужно, и продвижение противника, как видим становилось все
медленнее и медленнее.
После войны Лев Безыменский, известный журналист и знаток немецких
военных документов (он и мне давал полезные советы), во время одной из
поездок в Западную Германию Безыменский исследовал сохранившийся в архиве
дневник фельдмаршала фон Бока. Этот документ интересен тем, что писался не
для печати и поэтому достаточно достоверен. По нему можно довольно точно
воспроизвести ход решений фон Бока и все детали действий противника, против
которого вел бои Жуков под Москвой.
Главным беспокойством фон Бока в начальные дни октября было то, чтобы
танковые части его группы армий не ввязались в уничтожение окруженных
советских армий, а двигались дальше, дабы не позволить нам создать новый
фронт обороны на подступах к Москве.
7 октября Бок приказывает 2-й танковой группе Гудериана взять Тулу и
двигаться дальше на Коломну и Серпухов, 4-й танковой группе идти на Москву
по шоссе Вязьма - Москва, 4-й и 9-й армиям вместе с 3-й танковой группой
двигаться на Калугу и Гжатск и дальше на Москву. На Малоярославец двигалась
дивизия СС "Рейх", а за нею шли 57-й и 10-й танковые корпуса.
На пути этой мощной танковой механизированной группы встали курсанты
Подольских училищ, пехотного и артиллерийского, батарея 222-го зенитного
артиллерийского полка, которая стала вести огонь по танкам, и подразделениям
17-й танковой бригады. Шесть суток эти замечательные воины удерживали и
отбивали натиск мощнейшей танково-механизированной армады. Шесть суток!
Только представьте себе, как молодые курсанты, не имеющие достаточного
количества средств для борьбы с танками, несмотря ни на что, сдерживают и не
пропускают противника к Москве! Как трудно было Жукову, с какими
истерзанными частями он отбивал противника!
В эти дни к Боку прибыл главнокомандующий сухопутными войсками Браухич.
Ознакомившись с обстановкой, он настоятельно потребовал послать в обход
Москвы с севера, со стороны железной дороги Ленинград-Москва, 3-ю танковую
группу. Опытный Бок возражал, предупреждая," что танковые группы Рейнгардта
и Гудериана в этом случае разойдутся слишком далеко, но Браухич добился
того, что Бок получил на это соответствующий приказ еще и сверху.
Наступающие части 13 октября овладели Калугой. 15 октября Гепнер со
своей танковой группой делает новый рывок вперед и прорывается через
Московскую линию обороны. В штабе Гепнера делают такую запись:
"Падение Москвы кажется близким".
В один из этих напряженных дней Сталин позвонил Жукову и спросил:
- Вы уверены, что мы удержим Москву? Я спрашиваю вас об этом с болью в
душе. Говорите честно, как коммунист.
Жуков некоторое время думал, наверное, эти секунды были для Сталина
очень тягостны. Жуков же отчетливо понимал, какую ответственность он берет
на себя любым - положительным или отрицательным - ответом. Проще было
уклониться от однозначного суждения, но это было не в его характере. А
главное - он был уверен, что предпринял все возможное и невозможное, чтобы
отстоять столицу, поэтому твердо сказал:
- Москву, безусловно, удержим. Но нужно еще не менее двух армий и хотя
бы двести танков.
- Это неплохо, что у вас такая уверенность. Позвоните в Генштаб и
договоритесь, куда сосредоточить две резервные армии, которые вы просите.
Они будут готовы в конце ноября. Танков пока дать не сможем.
Этот разговор, очень нехарактерный для Сталина, встревожил и Жукова.
Георгии Константинович вызвал к себе начальника охраны Бедова и сказал ему:
- Что-то очень тревожно в Москве. Поезжайте немедля в город,
посмотрите, что там делается. Узнайте, где работают Верховный, начальник
Генштаба.-Жуков помолчал и добавил доверительно:- Делать это надо очень
осторожно. Понимаете?
Бедов попросил:
- Разрешите мне взять вашу машину, на ней пропуск на въезд в Кремль и
ваши номера, которые все знают, иначе мне в Кремль не попасть, да и вообще
по городу проехать свободнее.
Бедов выполнил поручение Жукова, он побывал в Кремле, узнал, что Сталин
работает там. На своем месте в Генеральном штабе был и Шапошников: Бедов
подробно рассказал мне об этой поездке. Чтобы читатели лучше представили
себе, что тогда происходило в городе, я добавлю для полноты картины сведения
из других источников.
В Москве в эти дни было неспокойно. О новом наступлении немецких войск
узнали, конечно, не только в военных учреждениях, но и почти все жители
Москвы. Артиллерийская канонада и бомбежки слышны были всем. Вот что сказано
в воспоминаниях начальника тыла Красной Армии генерала А. В. Хрулева,
человека, которому можно верить и который хорошо знал обстановку:
"Утром 16 октября мне позвонил начальник Генштаба маршал Б. М.
Шапошников и передал приказ Сталина всем органам тыла немедленно
эвакуироваться в Куйбышев. Ставка должна была согласно тому же приказу
переехать в Арзамас. Для вывоза Ставки мне было приказано срочно подготовить
специальный поезд. Позднее в тот же день у меня состоялся разговор со
Сталиным, который подтвердил это распоряжение..."
Решение об эвакуации государственных учреждений, Генерального штаба и
Ставки подтверждается и постановлением Государственного Комитета Обороны об
эвакуации Москвы, где говорилось о необходимости немедленно начать эвакуацию
правительства. Верховного Совета, наркоматов, дипломатического корпуса и
других учреждений, о вывозе ценностей и исторических реликвий из Оружейной
палаты Кремля. В одну из ночей, соблюдая строжайшую тайну, извлекли из
Мавзолея тело В. И. Ленина и отправили под особой охраной в специальном
вагоне в Куйбышев.
Был в этом постановлении и такой пункт, о существовании которого
Сталину очень не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал, особенно когда стало
ясно, что Москва выстояла. В нем было сказано, что товарищ Сталин должен
эвакуироваться сразу же после издания этого постановления.
Как же можно допустить, чтобы народ узнал о колебаниях великого
полководца, о его попытке, прямо скажем, удрать из Москвы, когда войска из
последних сил обороняли столицу? Поэтому долгие годы текст этого
постановления не публиковался, во всяком случае до 1988 года.
Как только в Москве приступили к широкой эвакуации населения и
учреждений, качалось то, что назвали позже "московской паникой",-
беспорядки, о которых ходило и до сих пор ходит много слухов. Многие
очевидцы подтверждают, что действительно в городе растаскивали товары из
магазинов, складов, да, собственно, даже и не растаскивали, а было такое
полуофициальное разрешение все разбирать.
О том, что происходило в эти дни в Москве, несколько раз публиковал
обширные статьи журналист Лев Колодный. Ниже я пересказываю несколько
эпизодов из них. Вот выдержки из двух писем, которые ему прислали читатели.
В. Л. Таубеи сообщил:
"В тот день на Большой Полянке я видел своими глазами: склады магазинов
были открыты, продукты выдавались бесплатно всем, кто хотел их взять.
Естественно, многие, я в том числе, восприняли это как знак предстоящей
сдачи Москвы". Москвичка Э. Борисова пишет:
"Утром того дня вдруг заговорило радио (черная тарелка), без всякого
представления кто-то сообщил, что Москва находится в угрожающем положении и
поэтому предлагается уезжать или уходить из города кто как может.
Единственная дорога свободная - шоссе Энтузиастов, железная дорога -
Ярославская. Предлагалось получить двухнедельное пособие на службе. И все.
Кто говорил, от чьего имени, так и осталось неизвестным".
На вокзалах грузились эшелоны заводов и учреждений. Множество людей
уходило пешком по шоссе - на восток страны.
Лихорадочно, торопливо работало в эти ночи (а по случаю спешки -даже
днем) ведомство Берии. Срочно уничтожались арестованные и отбирались те,
кого предстояло вывезти. Говорят, именно в эти дни были случаи, когда в
тюрьмах Москвы расстреливали сотни человек в сутки. Наиболее "ценных"
арестованных, которых готовили в качестве участников грандиозного процесса,
похожего на "военный заговор" 1937- 1938 годов, отправили под усиленным
конвоем в Куйбышев. В этой группе были дважды Герой Советского Союза,
помощник начальника Генерального штаба Я. Смушкевич, бывший заместитель
наркома обороны и командующий советской авиацией генерал-лейтенант авиации
Герой Советского Союза П. Рычагов и его жена, тоже летчица,
генерал-полковник, начальник управления ПВО страны Герой Советского Союза Г.
Штерн...
Только прибыли вагоны с узниками на место, как вслед им, 18 октября,
пришло предписание наркома НКВД генерального комиссара государственной
безопасности Берии - немедленно расстрелять 25 заключенных, среди которых
находились и вышеназванные военачальники. Приказ был выполнен немедленно,
все были расстреляны без суда и следствия;
В Москве начались грабежи и беспорядки, которые чинили дезертиры и
всякая другая нечисть. 19 октября Государственный Комитет Обороны принял
постановление о введении в Москве осадного положения. В первых строках
говорилось о Жукове:
"Сим объявляется, что оборона столицы на рубежах, отстоящих на 100- 120
километров западнее Москвы, поручена командующему Западным фронтом генералу
армии т. Жукову". Дальше говорилось о введении комендантского часа и о
строжайшем наведении порядка в Москве органами охраны и войсками НКВД и
милиции и предписывалось:
"Нарушителей порядка немедля привлекать к ответственности с передачей
суду Военного Трибунала, а провокаторов, шпионов и прочих агентов врага,
призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте".
1 ноября Жукова вызвали в Москву. Сталин сказал:
-Мы хотим провести в Москве кроме торжественного заседания по случаю
годовщины Октября и парад войск. Как вы думаете, обстановка на фронте
позволит нам провести эти торжества?
Жуков ответил:
- В ближайшие дни враг не начнет большого наступления. Он понес в
предыдущих сражениях серьезные потери и вынужден пополнять и
перегруппировывать войска. Против авиации, которая наверняка будет
действовать, необходимо усилить ПВО и подтянуть к Москве истребительную
авиацию с соседних фронтов.
Утром 6 ноября позвонил Сталин:
- Завтра будем проводить парад. А сегодня вечером будет торжественное
заседание Моссовета, Для безопасности проведем его на станции метро
"Маяковская". Позволит ли вам обстановка приехать на заседание?
Жуков присутствовал на этом торжественном заседании. Но на трибуне
Мавзолея во время парада он не был, находился на командном пункте, готовый
немедленно принять все необходимые меры, если гитлеровцы попытаются кинуться
на Москву.
Для всей страны парад стал неожиданным, потрясающе радостным событием.
Поэтому мне хочется коротко рассказать о том, что происходило тогда на
Красной площади. Рассказать не от себя,- я в этот день был еще заключенным в
одном из лагерей Сибири и писал письма Калинину с просьбой отправить меня на
фронт.
Это был парад хотя и традиционный, но необыкновенный. Парад не только
военный, но и политический, парад-вызов, парад презрения к врагу,
парад-пощечина: вот вам! Вы кричите о взятии Москвы, а мы проводим свой
обычный праздничный парад!
В дни, когда враг находился в нескольких десятках километров от города,
проведение парада было очень рискованным. Ведь если бы немцы узнали о нем,
они могли обеспечить десятикратное превосходство наземных и воздушных сил,
пронзить, как ударом кинжала, нашу оборону на узком,участке и ворваться
прямо на Красную площадь. Разумеется, это предположение гипотетическое,
однако же и не слишком. Немцы ведь не раз прошибали нашу оборону своими
клиньями за короткое время и на большую глубину.
Но на этот раз они удара не подготовили. Их разведка не узнала о
готовящемся сюрпризе. Когда начался парад, только в эту минуту была включена
радиостанция и пошла трансляция на весь мир. Его, конечно, услышали и в
Берлине, и в "Волчьем логове", но все это было так неожиданно, так
невероятно, что не знали, что же предпринять. Все боялись доложить Гитлеру о
происходящем. Он сам совершенно случайно, включив радиоприемник, услышал
музыку и твердую поступь солдатских сапог. Фюрер сначала принял это за
трансляцию о каком-то немецком торжестве, но, услышав русскую речь, команды
на русском языке, понял, что происходит. Фюрер кинулся к телефону. Он
понимал - ругать разведчиков и генштабистов не время, они ничего не успеют
предпринять, поэтому позвонил сразу в штаб группы армий "Центр".
Услыхав голос телефониста, стараясь быть спокойным, чтоб не напугать
отозвавшегося, сдержанно сказал:
- У телефона Гитлер, соедините меня с командиром ближайшей
бомбардировочной эскадры,
Некоторое время Гитлер слышал в трубке только обрывки фраз, щелчки
переключения на коммутаторах. В эти секунды в нем, будто переключаясь со
скорости на скорость, разгорался гнев.
Взволнованный голос закричал в трубке:
- Где, где фюрер, я его не слышу!
- Я здесь,- сказал Гитлер.- Кто это?
- Командир двенадцатой бомбардировочной эскадры генерал...
- Вы осел, а не генерал. У вас под носом русские устроили парад, а вы
спите, как свинья!
-Но погода, мой фюрер... она нелетная... снег...- Голос генерала
прерывался.
- Хорошие летчики летают в любую погоду, и я докажу вам это. Дайте мне
немедленно лучшего летчика вашей дивизии!
Лучшие летчики были где-то далеко, на полковых аэродромах, генерал,
глядя на трубку, как на змею, поманил к себе офицера, случайно оказавшегося
в кабинете. Офицер слышал, с кем говорил командир дивизии, лихо
представился:
- Оберлейтенант Шранке у телефона! Гитлер подавил гнев и заговорил
очень ласково, он вообще разносил только высших военных начальников, а с
боевыми офицерами среднего и младшего звена всегда был добр.
- Мой дорогой Шранке, вы уже не оберлейтенант, вы капитан, и даже не
капитан, а майор. У меня в руках Рыцарский крест-это ваша награда.
Немедленно поднимайтесь в воздух и сбросьте бомбы на Красную площадь. Этой
услуги я никогда не забуду!
- Немедленно вылетаю, мой фюрер! - воскликнул Шранке и побежал к
выходу.
Услыхав потрескивание в трубке, командир дивизии поднес ее к уху - там
звучал голос Гитлера:
- Генерал, генерал, куда вы пропали?
- Я здесь, мой фюрер,- сказал упавшим голосом генерал и тоскливо
подумал:
"Сейчас он меня разжалует". Но Гитлер понимал: сейчас главное - успеть
разбомбить парад: времени для разжалования и нового назначения нет.
- Генерал, даю вам час для искупления вины. Немедленно вслед за
рыцарем, которого я послал, вылетайте всем вашим соединением. Ведите его
сами. Лично! Жду вашего рапорта после возвращения. Все.
Вновь испеченный майор Шранке через несколько минут был уже в воздухе.
Он видел, как вслед за ним взлетали тройки других бомбардировщиков.
Облачность была плотная, идти надо было по компасу и по расчету дальности.
Он приказал штурману тщательно проделать все эти расчеты для точного выхода
на цель.
...Шранке не долетел до Москвы, его самолет и еще двадцать пять
бомбардировщиков были сбиты на дальних подступах, остальные повернули назад.
Стремясь к максимальной подлинности при описании событий, я дальше
воспользуюсь рассказом очевидца, который не только присутствовал на том
параде, но и описал его в газете тогда же, в ноябре 1941 года. Писатель
Евгений Захарович Воробьев - мой старый добрый друг, я еще расспросил его с
пристрастием о том параде, выясняя побольше деталей, и дополнил ими его
ранее опубликованную газетную статью.
- Я был корреспондентом газеты Западного фронта "Красноармейская
правда",- начал Евгений Захарович.- Корреспонденты других газет на этот раз
собрались у левого крыла Мавзолея. На довоенных парадах здесь обычно стояли
дипломаты, военные атташе. Теперь дипломатического корпуса на параде не было
- посольства эвакуировались в Куйбышев. Мы стояли так близко, что я слышал,
как Сталин, выйдя на балкон Мавзолея, где, видимо, ветер был сильнее, чем у
нас внизу, сказал:
- А здорово поддувает...
И потом немного позже, радуясь непогоде, которая затрудняла нападение
вражеской авиации, Сталин усмехнулся, когда снег пошел еще гуще, и сказал
тем, кто стоял с ним рядом:
- Везет большевикам, бог им помогает... Парад принимал С. М. Буденный,
командовал парадом генерал-лейтенант П. А. Артемьев. Вопреки традиции
сегодня произнес речь не тот, кто принимал парад, а Сталин. Именно в этот
день он сказал запомнившиеся всем слова:
"Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война
справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших
великих предков - Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина,
Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас
победоносное знамя великого Ленина!.."
На парад вышли курсанты военных училищ, полки дивизии особого
назначения имени Дзержинского, Московский флотский экипаж.
А отдельные армейские батальоны были незаметно для противника введены в
Москву только для участия в параде.
Вслед за частями и подразделениями, прибывшими с фронта, прошагал полк
народного ополчения - разношерстное и пестрое войско. Полушубки, бушлаты,
стеганые ватники, бекеши и шинели, иные шинели еще помнили Каховку и
Царицын, Касторную и Перекоп... Сапоги, валенки, ботинки с обмотками...
Шапки-ушанки, буденовки, треухи, картузы, кубанки, папахи... Винтовки
вперемешку с карабинами, мало автоматов и совсем нет противотанковых ружей.
Надо признать, вид у бойцов народного ополчения был недостаточно
молодцеватый, непарадный. Долговязый парень, из тех, кого называют "дядя,
достань воробушка", затесался на левый фланг и шагал в соседстве с
низенькими, приземистыми. Но кто бы поставил в упрек бойцам народного
ополчения плохую выправку? Их ли вина, что не осталось времени на. строевые
занятия? Люди непризывного возраста и не весьма отменного здоровья учились
маршировать под аккомпанемент близкой канонады.
В то праздничное утро, совсем как в годы гражданской войны, парад стал
одновременно проводами на фронт. В отличие от мирных парадов сегодня
винтовки, пулеметы, орудия, танки были снабжены боеприпасами. И одна из
верных примет того, что путь с Красной площади вел не в казармы, а на
позиции,- у многих участников парада заплечные вещевые мешки.
Позже по площади с железным громыханием провезли пушки. Иные из них
казались прибывшими из другой эпохи - "времен Очакова и покоренья Крыма".
Наверно, то были очень заслуженные пушки; но за выслугой лет им давно пора
на музейный покой. И если они дефилировали, то лишь потому, что все
боеспособные пушки нужны, до зарезу нужны были на фронте и не могли покинуть
своих огневых позиций.
Затем, к нашей радости, прошли танки, их было много, около двухсот, в
том числе немало тяжелых. Танкисты оказались в Москве мимоездом. Накануне
самого праздника две танковые бригады выгрузились на задворках вокзалов, на
станциях Окружной дороги. С Красной площади танки держали путь прямехонько
на исходные позиции. Может, для того, чтобы сократить дорогу, танки сегодня
не спускались, как обычно, мимо Василия Блаженного к набережной, а возле
Лобного места поворачивали налево и через Ильинку и площадь Дзержинского
спешили на Ленинградское, Волоколамское и Можайское шоссе.
Долго по мостовым города громыхали танки, тягачи, броневики, пушки,
слышались цоканье копыт, маршевый шаг пехоты, скрип обозов, тянувшихся из
города на его окраины, в пригороды, предместья... На фронт!
Евгений Захарович посмотрел на меня, седой, белоголовый. Мне на миг
показалось, что это он запорошен снегом, еще тем, что шел над Красной
площадью в ноябре сорок первого...
Доклад и выступление Сталина использовались политработниками для
поднятия духа сражающихся воинов. Вот о чем говорят документы. Из донесения
11 ноября 1941 года:
"Во всех частях фронта широко развернута работа по изучению доклада
товарища Сталина на торжественном заседании Моссовета 6 XI 41 года...
Работники политотделов выехали в части. Основной формой работы является
индивидуальная и коллективная читка доклада и беседы. Доклад товарища
Сталина вызвал большой политический подъем личного состава".
Далее приводятся примеры:
"Красноармеец 765-го СП Т. Машков заявил:
"Выступление товарища Сталина на Красной площади - самый сильный удар
по гитлеровской банде убийц. Мудрого товарища Сталина не запугаешь, он знает
цену Гитлера и его банды и знает, как их победить. Выступление товарища
Сталина вселяет полную уверенность в победу, зовет на подвиги во имя
Родины".
"В октябре месяце подано 386 заявлений о приеме в члены ВКП (б), 1135
заявлений о приеме в кандидаты ВКП (б), 2274 о приеме в члены ВЛКСМ.
Особенно выросла тяга в партию и комсомол после опубликования в газетах
доклада товарища Сталина. Многие бойцы и командиры подавали заявления сразу
же после коллективной читки,доклада товарища Сталина...
Бойцы и командиры частей фронта на призыв вождя народов товарища
Сталина - никакой пощады немецким оккупантам - отвечают конкретными боевыми
делами. Личный состав частей 16-й армии в течение 12-14 ноября уничтожил и
захватил 80 танков, три тяжелых орудия, 20 орудий ПТО, 40 пулеметов и много
других трофеев. В боях за Скирмантово и Козлове частями 1-й гвардейской и
28-й танковой бригад захвачено: 30 танков, 3 тяжелых орудия, 12 орудий ПТО,
10 станковых пулеметов, 10 ручных пулеметов, 12 минометов, 30 винтовок,
автомашины, мотоциклы, уничтожено до полка пехоты и взято в плен 40 немецких
солдат".
Но в эти же дни происходит и такое:
"8 ноября шесть красноармейцев и младший командир 6-й стрелковой роты
774-го СП 222-й СД младший сержант Тонких Ю. Г., рождения 1921 года,
уроженец Воронежской области, перешли на сторону противника. Все указанные
красноармейцы и младший командир находились в боевом охранении. Изменник
Тонких считался лучшим командиром и 7 ноября был награжден ценным подарком".
"Комиссар 67-го железнодорожного батальона 1-й жел. дор. бригады
старший политрук Ларин К- И., рождения 1905 года, член ВКП (б), рабочий,
русский, б октября, в период отхода наших частей, дезертировал, захватив с
собой красноармейца Полторацкого... 31 октября Ларин явился в батальон и
среди нач. состава вел антисоветские, пораженческие разговоры. Ларин
исключен из партии и предан суду ВТ..."
Приведу еще некоторые факты из донесений, свидетельствующие о том, в
каких труднейших условиях приходилось Жукову организовывать защиту Москвы.
"Части ощущают большие затруднения в обеспечении личного состава теплым
обмундированием. В частях фронта недостает: шапок-ушанок нач. состава 12
877, шапок-ушанок для рядового состава 50223, телогреек ватных 136784,
шаровар ватных 168754, гимнастерок суконных нач. состава 6466, шаровар
суконных &221, свитеров 25 107, перчаток теплых 89 360, рубах теплых 105
952, кальсон теплых 89 907, подштанников полушерстяных 112 534...
Большой недостаток обуви в 126-й СД (16-я армия), где 1080 человек
совершенно не имеют обуви. В частях 49-й армии недостает 4700 пар ботинок...
Причины недостачи вещевого имущества: 1. Соединения, прибывшие из внутренних
округов, не имеют теплого обмундирования (78-я СД, 58-я ТД). 2. Выходящие из
окружения бойцы и командиры теплого обмундирования не имеют. 3. Медленно
продвигаются транспорты с обмундированием к месту назначения. Интендантское
управление фронта обещало 5-й армии до 13 ноября полностью удовлетворить все
заявки на вещевое имущество, за исключением валенок, полушубков и шинелей.
Но эти неоднократные обещания не выполнены".
"В результате проводимой работы... бытовое обслуживание бойцов и
командиров улучшилось. В большинстве частей бойцы и командиры получают
горячую пищу два раза в день. Улучшилось снабжение личного состава водкой и
махоркой... Но нет кипятильников, кипятить чай не в чем. Во многих частях
недостает большого количества кухонь и котлов. Пища готовится в русских
печах в крестьянских избах. В 222-й СД положено иметь 84 кухни, имеется
19..."
Создалось очень сложное положение у обеих сторон - и у наступающих, и у
обороняющихся. Казалось бы, в самой сложной ситуации полководец волен
выбирать любую форму маневра для того, чтобы выполнить задачу, которая перед
ним стоит, то есть успешно наступать или успешно обороняться. Но это только
теоретически, потому что каждый раз полководец зависит от многих условий, от
обстановки, сложившейся в данном конкретном случае. Это особенно наглядно
видно в той ситуации, о Которой идет речь.
Фельдмаршал фон Бок не мог продолжать наступление в той группировке,
которая была создана по прежнему его замыслу. Операция "Тайфун", по сути
дела, захлебнулась после ее успешного начала. Фон Бок намеревается теперь
уже не завершать операцию "Тайфун", а осуществить новую, он назвал ее
"Московские Канны". Как видим, опять "классический образец". Несмотря на
сложность обстановки, мечты не покидают немецкого полководца. На сей раз фон
Бок решает осуществить двойное окружение только Москвы. Первый внутренний
охват войск Западного фронта должны осуществить 4-я танковая группа Гепнера
и 4-я полевая армия фельдмаршала Клюге. Танковая
группа должна наступать на истринском направлении с рубежа Волоколамск,
а 4-я полевая армия на подольском направлении из района Наро-Фоминск -
Серпухов. Кольцо внутреннего охвата они должны замкнуть непосредственно в
Москве.
Второй, внешний, охват должны произвести: 3-я танковая группа
Рейнгардта ударом севернее Москвы на восток, на Клин и Дмитров и двигающаяся
ей навстречу с юга 2-я танковая группа Гудериаиа ударом из района Тулы на
Коломну. Эти две танковые клешни должны были замкнуть кольцо внешнего охвата
в районе Ногинска.
Принимая это решение и ставя такие задачи, фельдмаршал фон Бок учел
недостаток своего, предыдущего решения, когда его части, ввязавшись в бой с
окруженными советскими армиями под Вязьмой, вынуждены были отражать активные
действия тех, кто пытался вырваться из кольца, и одновременно получали в
спину удары контратакующих советских войск, находившихся вне кольца. Теперь,
создавая двойное окружение, фон Бок хотел надежно обеспечить соединения,
непосредственно окружающие и врывающиеся в Москву. Они могли, по его
представлению, спокойно осуществить поставленную задачу, так как их тылы
будут обеспечены вторым внешним кольцом окружения.
Подготовку и проведение этой операции надо было вести ускоренными
темпами, чтобы не дать советским частям опомниться и организовать оборону.
Надо было бить, пока брешь, созданная из-за окружения наших армий под
Вязьмой, ничем еще, по сути дела; не была заполнена.
Отдадим должное организованности и опыту гитлеровских штабов и войск:
они сумели в короткое время подготовить эту новую сложную операцию, успели
подтянуть резервы и доукомплектовать части людьми и танками и, главное,
создать большое превосходство сил на узких участках, там, где наносились
главные удары.
В общей сложности, фон Бок сосредоточил на московском направлении
пятьдесят одну дивизию, в том числе тридцать одну пехотную, тринадцать
танковых и семь механизированных. Кроме этих наземных войск группу армий
"Центр" поддерживал 2-й воздушный флот, в котором было более 650 боевых
самолетов. Силы немалые! Опасность удара такой огромной армады была очень
велика. Фон Бок и главнокомандующий сухопутными войсками Браухич с полным
основанием считали, что разработанная ими операция "Московские Канны" должна
пройти успешно, сил вполне достаточно, чтобы нанести четыре стремительных
удара, окружить и захватить Москву, тем более что, по их представлению,
советская сторона не имела реальных возможностей противостоять этому новому
мощному наступлению.
К 15 ноября гитлеровские армии готовы были ринуться вперед.
Командующий Западным фронтом Жуков тоже не терял времени. Все, что
можно было найти из частей, не попавших в окружение, а также несколько
дивизий народного ополчения, сформированных в Москве, специальные части,
военные училища - все он сосредоточивал и ставил на тех направлениях, где
ожидал удара противника.
Случаются в жизни полководца неприятности, которые приносит ему не
противник, а свой более высокий по рангу начальник. Георгий Константинович
уже пережил не одну такую неприятность, вплоть до снятия с должности
начальника Генерального штаба. Не одну неприятную ситуацию пришлось пережить
ему и в битве за Москву.
Когда дело касалось личных затруднений, незаслуженной обиды, это скрепя
сердце он мог перенести, но когда от непонимания его планов могло рухнуть
то, что уже сделано, а от этого зависела судьба не только его, Жукова, но и
Москвы, тут переживания были особенно тягостны.
Когда Жуков с таким трудом, почти из ничего, слепил оборону на главных
направлениях, ему позвонил Сталин. Он звонил нередко и прежде, поэтому Жуков
и этот разговор начал в обычном деловом тоне, но когда он понял, что
затевает Верховный, то разволновался и тон разговора стал напряженным.
- Как ведет себя противник? - спросил Сталин.
- Заканчивает сосредоточение своих ударных группировок и, видимо, в
скором времени перейдет в наступление.
- Где вы ожидаете главный удар?
- Из района Волоколамска. Танковая группа Гудериана, видимо, ударит в
обход Тулы на Каширу.
- Мыс Шапошниковым считаем, что нужно сорвать готовящиеся удары
противника своими упреждающими контрударами, Один контрудар надо нанести в
районе Волоколамска, другой - из района Серпухова во фланг 4-й армии немцев.
Видимо, там собираются крупные силы, чтобы ударить на Москву.
- Какими же силами, товарищ Верховный Главнокомандующий, мы будем
наносить эти контрудары? Западный фронт свободных сил не имеет. У нас есть
силы только для обороны.
- В районе Волоколамска используйте правофланговые соединения армии
Рокоссовского, танковую дивизию и кавкорпус Доватора. В районе Серпухова
используйте кавкорпус Белова, танковую дивизию Гетмана и часть сил 49-й
армии.
- Считаю, что этого делать сейчас нельзя. Мы не можем бросать на
контрудары, успех которых сомнителен, последние резервы фронта. Нам нечем
будет тогда подкрепить оборону войск армий, когда противник перейдет в
наступление своими ударными группировками.
- Ваш фронт имеет шесть армий, Разве этого мало?
- Но ведь линия обороны войск Западного фронта сильно растянулась, с
изгибами она достигла в настоящее время более 600 километров. У нас очень
мало резервов в глубине, особенно в центре фронта,
- Вопрос о контрударах считайте решенным. План сообщите сегодня
вечером,- недовольно отрезал Сталин.
Минут через пятнадцать к Жукову зашел Булганин и сказал:
- Ну и была мне сейчас головомойка!
- За что?
- Сталин сказал:
"Вы там с Жуковым зазнались. Но мы и на вас управу найдем!" Он
потребовал от меня, чтобы я сейчас же шел к тебе и мы немедленно
организовали контрудары.
Жуков был мастером по контрударам, он это показал особенно ярко в
обороне Ленинграда. Может быть, помня об этих успешных действиях, Сталин и
Шапошников решили под Москвой применить такую же тактику? Но давно известно:
любые тактические приемы приносят успех только при соответствующих условиях.
При малых силах и при полном отсутствии резервов, как это было в те дни под
Москвой, решиться на контрудары было не только неправильно, но и весьма
рискованно.
Жуков выполнил приказ Сталина: удары состоялись. Вот каково мнение
Рокоссовского, Командовавшего 16-й армией, по поводу контрудара:
"Неожиданно был получен приказ Командующего Западным фронтом - нанести
удар из района севернее Волоколамска по волоколамской группировке
противника. Срок подготовки определялся одной ночью. Признаться, мне было
непонятно, чем руководствовался командующий, отдавая такой приказ. Сил мы
могли выделить немного, времени на подготовку не отводилось, враг сам готов
двинуться на нас. Моя просьба хотя бы продлить срок подготовки не была
принята во внимание. Как и следовало ожидать, частный контрудар, начатый 16
ноября по приказу фронта, принес мало пользы. На первых порах, пользуясь
неожиданностью, нам удалось даже вклиниться километра на три в расположение
немецких войск. Но в это время они начали наступление на всем фронте армии.
Нашим выдвинувшимся вперед частям пришлось поспешно возвращаться..."
Как вы думаете, что лучше: отражать наступление противника, находясь на
позициях, подготовленных к обороне, или выйти ему навстречу в "чисто поле"?
В обороне перед траншеями - мины, в боевых порядках пехоты окопались
противотанковые пушки, а в тылу - артиллерия, пристрелявшая все подступы к
обороне. В траншеях подготовлены гранаты, патроны, бутылки с горючей смесью.
Здесь все обжито, здесь, как говорится, и стены помогают. А войска, вышедшие
из оборудованных позиций, все эти преимущества потеряли, оставили за спиной
и при своей малочисленности, конечно, были обречены на неуспех.
"Поспешно возвращались",- пишет Рокоссовский. А сколько не вернулось,
легло в землю, ослабив тем самым и без того малые силы обороняющихся?! В
общем, ой как тяжело слово Верховного! Многих он уложил в братские могилы
понапрасну и в этом вот случае. А Рокоссовский, увы, всю ответственность
возлагает в своих воспоминаниях на Жукова:
"...мне было непонятно, чем руководствовался командующий, отдавая такой
приказ".
Итак, 16 ноября войска Западного фронта, выполняя приказ Сталина
нанесли контрудары. Выбиваясь из последних сил, вступили они в схватку с
противником. И в это же утро перешли в наступление гитлеровцы! Вот что пишет
Жуков о создавшемся критическом положении:
"С утра 16 ноября вражеские войска начали стремительно развивать
наступление из района Волоколамска на Клин. Резервов в этом районе у нас не
оказалось, так как они по приказу Ставки (читай: Сталина.- В. К.) были
брошены в район Волоколамска для нанесения контрудара, где и были скованы
противником".
Несмотря на упорное сопротивление дивизий генерала И. В. Панфилова,
полковника А. П. Белобородова, генерала П. Н. Чернышева, курсантского полка
С. И. Младенцева, танковой бригады генерал-майора М. Е. Катукова, противник,
имея большие силы на узком участке, продолжал продвигаться вперед.
Именно в этот день совершили свой подвиг 28 панфиловцев, отражая удар
врага. А через два дня здесь же, на этом направлении, 18 ноября погиб и сам
генерал Панфилов.
Противник, несмотря на превосходство в силах, все же почувствовал, что
ему не удастся пробиться на волоколамском направлении. Поэтому, продолжая
наступать здесь, он перенес направление своего главного удара южнее
Волжского водохранилища.
Генерал Рокоссовский, на 16-ю армию которого ринулась мощная 4-я
танковая группа Гепнера, заметил некоторое ослабление действий противника
вдоль Волоколамского шоссе и не сомневался, что противник ищет и обязательно
ударит где-то в новом месте. Оценивая местность и группировку наступающих,
он предвидел, что, вероятнее всего, они нанесут удар южнее водохранилища, а
там положение наших войск может быть очень устойчивым. Как пишет в своих
воспоминаниях Рокоссовский:
"Само водохранилище, река Истра и прилегающая местность представляли
прекрасный рубеж, заняв который заблаговременно, можно было, по моему
мнению, организовать прочную оборону, притом небольшими силами...
Всесторонне все продумав и тщательно обсудив со своими помощниками, я
доложил наш замысел командующему фронтом (то есть Жукову.- В. К.) в просил
его разрешить отвести войска на истринский рубеж, не ожидая, пока противник
силою отбросит туда обороняющихся и на их плечах форсирует реку и
водохранилище".
Жуков не посчитался с мнением Рокоссовского и приказал не отходить ни
на шаг и удерживать занимаемый рубеж. Как видим, и у Жукова бывали моменты,
когда он мог закусить удила и вопреки здравому смыслу, не считаясь с
предложением такого опытного командующего, каким был Рокоссовский,
настаивать на своем.
Понимая, что если части 16-й армии на этом участке нс устоят, то путь
на Москву будет открыт, и это возлагает на него как командующего армией
огромную ответственность, Рокоссовский решил послать телеграмму начальнику
Генерального штаба Шапошникову, мотивировав в ней свое предложение. Вскоре
он получил ответ, что Генеральный штаб разрешает ему осуществить принятое
решение. Однако не успели Рокоссовский и его штаб отдать соответствующие
распоряжения частям, как пришел грозный письменный приказ Жукова:
"Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск за Истринское
водохранилище отменяю, приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу
назад не Отступать. Генерал армии Жуков".
В этих коротких строках наглядно проявился жуковский характер: его
темперамент и его крутость. Но в данном случае он оказался не прав. Войска
не удержали подступы к водохранилищу, противник отбросил их и, как предвидел
Рокоссовский, на плечах отступающих переправился на восточный берег реки
Истры и захватил там плацдармы.
Вы, наверное, не раз встречали в военной литературе это образное и не
совсем военное выражение "на плечах". Что же это означает в
действительности? А это значит, что войска отходят или даже бегут, противник
их давит танками, расстреливает из пулеметов, артиллерией, врывается прямо в
боевые порядки, в гущу вот этих бегущих людей, когда они находятся вне
траншей, не имеют на огневых позициях пулеметов и артиллерии. Практически в
этом случае наступающая сторона чаще всего даже опережает отступающую и
выходит на следующий рубеж раньше, чем его успеет занять отходящий.
Такое положение сложилось и в районе водохранилища. А если бы Жуков
согласился с Рокоссовским, то потерь было бы меньше: войска, переправившись
на восточный берег канала, успели бы там закрепиться и оттуда, из-за водной
преграды, скорее всего остановили бы врага.
Рокоссовский по этому поводу пишет:
"Не только мы, но и весь Западный фронт переживал крайне трудные дни. И
мне была понятна некоторая нервозность и горячность наших непосредственных
руководителей. Но необходимым достоинством всякого начальника является его
выдержка, спокойствие и уважение к подчиненным. На войне же-в особенности.
Поверьте старому солдату: человеку в бою нет ничего дороже сознания, что ему
доверяют, в его силы верят, на него надеются... К сожалению, командующий
нашим Западным фронтом не всегда учитывал это".
В этих словах звучит явный упрек Георгию Константиновичу за те потери,
которые понесли войска, и боль за дело, которому повредила вспыльчивость
Жукова.
Но можно понять и Жукова. Имея ограниченное количество войск и
организовав оборону лишь на отдельных направлениях, он понимал: если
противник разгадает его замысел, то может в любой момент отказаться от
наступления на удобных танкодоступных направлениях и пойти правее и левее,
там, где, по сути дела, войск у Жукова нет совсем. И тогда судьба Москвы
была бы решена, тогда он, Жуков, не отстоял бы Москву. Этим объясняются его
нервозность и его нетерпимость к каким бы то ни было отклонениям от его
решения. А решение это звучало коротко: стоять насмерть на занимаемых
позициях, там, где подготовлена оборона!
29 ноября гитлеровские войска прорвались через канал Москва - Волга в
районе Яхромы. Это была очень серьезная опасность, так как противнику
удалось преодолеть водный рубеж, на который-опиралась оборона 16-й армии
Рокоссовского. Надо было немедленно бросать все силы для того, чтобы
отразить этот прорыв.
И вот в этот момент произошел очередной, так сказать, каприз Сталина.
Кто-то ему доложил о том, что гитлеровцы овладели городом Дедовском. А
Дедовск - это уже в непосредственной близости от Москвы. Сталин немедленно
позвонил Жукову:
- Вам известно, что занят Дедовск?
- Нет, товарищ Сталин, неизвестно. Сталин сказал раздраженно:
- Командующий должен знать, что у него делается на фронте. Немедленно
выезжайте на место, лично организуйте контратаку и верните Дедовск.
Жуков понимал: очень не ко времени будет его отлучка из штаба, когда на
других участках идут такие напряженные бои.
- Покидать штаб фронта в такой напряженной обстановке вряд ли
осмотрительно,- произнес он. Но Сталин еще более раздраженно бросил:
- Ничего, мы как-нибудь тут справимся, а за себя оставьте на это время
Соколовского.
Не понимая причин раздражения Верховного, почему его так взвинтило
известие об оставлении Дедовска, Жуков позвонил Рокоссовскому. Выяснилось,
что город Дедовск находится в наших руках, а Сталину, видимо, доложили о
деревне Дедово, которая находится гораздо западнее и ничего -общего с
Дедовском не имеет. Жуков тут же позвонил Верховному и пытался объяснить,
что его неправильно информировали. Но раздражение у Сталина, как это часто
бывало и раньше, лишило его благоразумия, он уже ничего ,не хотел слышать и,
рассвирепев еще больше, потребовал от Жукова немедленно выехать к
Рокоссовскому, да еще прихватить с собой командующего артиллерией 5-й армии
Говорова и предпринять все для того, чтобы отбить Дедовск.
Жуков понял, что разговоры напрасны, и, переживая, что в такое горячее
время приходится оставлять командный пункт фронта, выехал к Рокоссовскому.
Оттуда они вместе прибыли к А. П. Бедобородову, командиру 9-й гвардейской
стрелковой дивизии, которая вела бои в районе Дедовска.
Как рассказывает генерал Белобородов, он сначала не мог понять, что
произошло, когда вдруг в полночь к нему на командный пункт прибыли Жуков,
Рокоссовский и другие высокие начальники. Он доложил обстановку на своем
участке: ничего экстраординарного на фронте его дивизии в тот момент вроде
бы не происходило. Далее он сказал, что утром намерен атаковать Селиваниху
силами 40-й стрелковой бригады. Злополучное Дедово находилось дальше за
Селиванихой, поэтому Жуков сказал:
- Поставьте 40-й бригаде более глубокую задачу, чтобы она овладела еще
и деревней Дедово. Белобородов ответил:
- Есть поставить более глубокую задачу! Но по лицу его было видно, что
он не уверен в том,
что бригада способна выполнить этот приказ: сил-то
маловато.
Поняв его, Жуков усмехнулся и сказал:
- Я не как ревизор к вам приехал. В ваше подчинение передаю 17-ю и
145-ю танковые бригады, батальон 49-й стрелковой бригады. Хватит сил для
Селиванихи?
- Вполне! - продолжая недоумевать по поводу происходящего, ответил
Белобородов.
- И для Дедово хватит?
- И Дедово возьмем, конечно, с такими силами.
- О взятии этой деревушки лично доложите мне в штаб фронта.
Дедово вскоре было взято, но, как и ожидал Жуков, его отсутствие на
командном пункте не обошлось без последствий. Раздался звонок в блиндаже
Белобородова, трубку снял Рокоссовский. Как только он услышал то, что сказал
начальник штаба его армии генерал Малинин, то, несмотря на всю свою
выдержку, побледнел.
Жуков заметил это и спросил:
- В чем дело?
- Каменку сдали. Фашисты прорвались в Крюково...
Жуков вскочил, решительно застегнул шинель и сказал:
- Немедленно едем отбивать Крюково. Крюково сегодня хорошо известно
всем москвичам да и многим экскурсантам, приезжающим в столицу. Там, у
мемориала защитникам этого направлений, стоят большие противотанковые ежи.
Крюково в нынешние дни - это уже почти окраина Москвы. Очевидно, Крюково -
самый ближний к Москве населенный пункт, к которому продвинулись немецкие
войска в годы войны.
Здесь следует сказать о том, что Ставка, поручив отстаивать Москву
Западному фронту и отдав ему все, что было в ее распоряжении в тот момент,
когда прибыл Жуков, наряду с этим формировала и стратегические резервы в
глубоком тылу, а именно три новые армии: 1-ю ударную, 20-ю и 30-ю.
Командующим 1-й ударной армией был назначен генерал-лейтенант В. И.
Кузнецов. Армия формировалась в Уральском военном округе и была
укомплектована призывниками из Сибири, Урала, Горьковской области и Москвы.
В ее составе были также стрелковые бригады из моряков Тихоокеанского флота и
курсантские бригады. Всего к началу декабря в составе 1-й ударной армии было
восемь стрелковых бригад, двенадцать лыжных батальонов,
пушечно-артиллерийский полк, один танковый батальон. Этой армии были также
подчинены ранее сформированные 126-я, 133-я стрелковые и 17-я кавалерийская
дивизии. В частях было очень мало артиллерии и танков, но боевой дух и
боевая способность армии были достаточно высокие.
Как было запланировано, эти три армии сосредоточили под Москву, но
держали там до последнего, до самых критических минут.
.Такие критические минуты на участке, где находилась 1-я ударная армия,
возникли тогда, когда противник переправился через -канал Волга-Москва.
Командарму Кузнецову Сталин приказал:
- Прорыв обороны в районе Яхромы и захват противником плацдарма на
восточном берегу канала представляют серьезную опасность Москве. Примите все
меры к нанесению контрудара по прорвавшейся группировке противника.
Остановите продвижение, разгромите и отбросьте противника за канал. На вас
возлагаю личное руководство контрударом.
Располагая свежими силами, Кузнецов выполнил это приказание Ставки, и к
8 часам утра 29 ноября враг был разгромлен и отброшен за канал.
Еще одна новая, 20-я, армия была сформирована в конце ноября. Ее
командующим был назначен генерал-лейтенант Власов. (Да, да, тот самый
Власов!) Начальником штаба этой армии был генерал Л. М. Сан-далов. В состав
армии были включены две свежие дивизии, прибывшие из восточных округов,
морская стрелковая бригада, две стрелковые бригады из Московской зоны
обороны и еще две танковые бригады с Западного фронта, артиллерийский полк,
два гвардейских минометных дивизиона и бронепоезд. Как видим, и в этой армии
почти не было артиллерии. Штаб армии располагался в Химках.
Еще в момент сосредоточения частей 20-й и 1-й ударной армий противник,
предпринимая последние усилия в попытках прорваться к Москве, нанес удар,
который пришелся в стык между 1-й ударной, и 20-й армиями, занял Красную
Поляну и вышел к Савеловской железной дороге у станции Лобня и севернее.
Конечно, для выдвигающихся частей 20-й армии появление противника было
неожиданно. Но и для наступающего противника встреча здесь со свежими
частями тоже оказалась весьма неожиданной.
2 декабря всем частям 20-й армии, которые успели сосредоточиться, было
приказано нанести контрудар в направлении Красной Поляны, что и было
сделано. Здесь, в районе Красной Поляны, немногочисленные еще части 20-й
армии захватили несколько крупнокалиберных орудий противника, которые были
доставлены сюда для обстрела Москвы.
Еще одна резервная - 10-я - армия, которой было поручено командовать
генералу Ф. И. Голикову, создавалась из резервных частей Московского
военного округа. В ней было девять вновь сформированных дивизий, а когда она
прибыла в район сосредоточения под Тулу, в нее были включены вышедшие из
окружения 239-я стрелковая и 41-я кавалерийская дивизии. Таким образом,
всего в ней было одиннадцать дивизий, и она подкрепляла южный фланг обороны
Москвы в районе Рязани и Тулы. Почти весь личный состав был призван из
запаса и был не очень хорошо обучен. Армия была сформирована в течение трех
недель, из них 14-15 суток личный состав обучался по 12 часов ежедневно. Эта
10-я армия была нацелена против войск 2-й танковой армии Гудериана.
Фельдмаршал фон Бок, рассуждая вполне логично, построил свой боевой
порядок следующим образом: главный удар он наносил на Москву с севера, там,
где войска ближе всего подошли к нашей столице. Здесь наступала 9-я армия
генерал-полковника Штрауса и две танковые группы-Гепнера и Рейнгардта,
собранные в единый мощный танковый кулак. С юга на Москву били 2-я армия
генерал-полковника Вейхса и 2-я танковая группа Гудериана. В центре прямо на
Москву шла 4-я армия генерал-фельдмаршала Клюге; ей отводилась тоже активная
наступательная роль, но все же главные усилия возлагались на обходящие
фланговые группы.
Как мы видели, на севере таранная группа с многочисленными танками
имела успех и уже переправилась через канал Москва - Волга. Таким образом,
новое наступление, начатое фон Боком, развивалось хоть и медленно, но
успешно: войска продвигались и на клин-ско-солнечногорском, и на
наро-фоминском, и на тульском направлениях.
Фельдмаршал Бок лучше, чем кто-либо другой, знал, какой ценой достаются
его войскам их успехи. Но он знал, что бесконечно так продолжаться не может
и силы войск скоро иссякнут. Для того чтобы ускорить их продвижение там, где
оно больше всего обозначилось, а именно на северном участке, фон Бок
выезжает туда, чтобы своим присутствием подбодрить войска и показать, как
уже близка победа.
А в "Волчьем логове" между тем, при очередном разговоре с Гальдером,
Гитлер, воодушевленный продвижением войск в новом наступлении, сказал
начальнику генштаба, чтобы он напомнил Боку о ранее поставленных целях: не
только о взятии Москвы, но и выходе к Ярославлю, к Рыбинску, а может быть, и
к Вологде. Гальдер тут же сообщил фон Боку это пожелание фюрера, но Бок, не
скрывая злости, ответил:
"А где же я возьму войска?"
И все же Гальдер, высоко оценивая личное мужество фон Бока, 22 ноября
записал в своем дневнике:
"Фельдмаршал фон Бок лично руководит ходом сражения под Москвой с
передового командного пункта. Его неслыханная энергия гонит войска вперед.
Правда, на южном фланге и в центре 4-й армии продвижения больше не
получится, войска здесь совершенно измотаны и неспособны к наступлению.
Однако на северном фланге 4-й армии и у 3-й танковой группы имеется еще
возможность успеха, и она используется самым решительным образом. Фон Бок
сравнивает сложившуюся обстановку с обстановкой в сражении на Марне,
указывая, что создалось такое положение, когда последний брошенный в бой
батальон может решить исход сражения".
А Бок тем временем прибыл на самый передовой наблюдательный пункт и,
как он уверял, видел Москву в бинокль. В Красную Поляну были подвезены
орудия большой мощности для обстрела Москвы. Фон Бок ждал, что советская
оборона рухнет не то чтобы со дня на день, а просто с часа на час. Его очень
обрадовало известие о том, что в районе Яхромы Рейнгардт захватил плацдарм,
переправившись через канал.
Но эта радость была недолгой. Вскоре пришла весть о том, что части
Рейнгардта выбиты с того берега. Фон Бок понимал, что наступление
захлебывается. Он был опытный вояка и почувствовал, что уже имеет дело не
только с ранее оборонявшимися частями, что появились и какие-то новые силы.
Он понял: нависает катастрофа. Фон Бок был близок к отчаянию. И в этот
момент ему позвонил начальник оперативного отдела генштаба Хойзингер:
- Фюрер хочет знать, когда можно будет объявить об окружении Москвы?
Бок не стал с ним говорить и потребовал к телефону главнокомандующего
Браухича.
Интересный разговор состоялся между фон Боком и Браухичем.
Бок: Положение критическое. Я бросаю в бой все, что у меня есть, но у
меня нет войск, чтобы окружить Москву... Я заявляю, что силы группы армий
"Центр" подошли к концу.
Б р а у х и ч: Фюрер уверен, что русские находятся на грани краха. Он
ожидает от вас точного доклада: когда же этот крах станет реальностью?
Б о к; Командование сухопутных войск неправильно оценивает
обстановку...
В р а у х и ч: Но за исход операции отвечаете вы!..
Б о к: Верховное командование просчиталось. Прошу доложить фюреру, что
группа не может достичь намеченных рубежей. У нас нет сил. Вы меня слышите?
Б р а у х и ч: Фюрер хочет знать, когда же падет Москва?
Понимая, что Браухич или умышленно не слышит его, или боится услышать,
чтобы потом не сообщать неприятные вести Гитлеру, фон Бок после разговора по
телефону послал ему еще телеграмму такого же содержания.
В общем, как видим, фон Бок понял, что катастрофа произошла. Словно
добивая, 3 декабря, в день его рождения, ему со всех сторон стали
докладывать: наступление прекратилось. Гепнер известил, что его танковая
группа выдохлась окончательно, 2-я армия докладывала о том же, Гудериан
прямо сказал о провале наступления.
5 декабря Гудериан получает разрешение на отход. Рейнгардту фон Бок
дает согласие на переход к обороне, Клюге разрешается отойти. Это был крах,
бесславный конец операции "Тайфун".
Мне хочется в заключение привести один эпизод, который логически
завершает наступление гитлеровцев на Москву. Я имею в виду ближе всего
прорвавшихся к нашей столице разведчиков противника. Это были последние шаги
грандиозно задуманного блицкрига, последняя затухающая искра "молниеносной
войны". По-разному выглядит в устных рассказах этот эпизод, да и в печать он
попал тоже в разных вариантах. Не буду приводить эти варианты, но вот
недавно, в октябре 1988 года, журналист Лев Колодный на страницах
"Московской правды" коснулся и этого случая. Он разыскал тех, кто участвовал
в стычке с прорвавшимися к Москве, подразделениями немцев. То, видимо, были
передовые разведывательные части, которые прорвались, когда был нанесен удар
танковыми группами и полевой армией на Москву с севера. Подполковник в
отставке А. Мишин рассказал, что он служил тогда в дивизии НКВД им.
Дзержинского, задачей которой была борьба с фашистскими авиадесантами. Она
была своеобразным маневренным резервом в районе Минского, Волоколамского и
Ленинградского шоссе. И вот 16 октября поступила радиограмма о необходимости
выдвинуться в район Крюкова и уничтожить противника. 1-я рота во главе с
лейтенантом И. И. Стрепко, выполняя этот приказ, встретила в районе моста в
Химках мотоциклистов. Они сначала подумали, что это наши мотоциклисты, но те
вдруг открыли по ним огонь, и тогда стало ясно, что это гитлеровцы.
Наши танкисты тоже открыли пулеметный огонь и уничтожили два экипажа
мотоциклистов, а три по пешеходной дорожке моста, прикрываясь от огня
фермами, прорвались к водной станции "Динамо" и были здесь уничтожены. Как
они прорвались-по дороге или по бездорожью,- было непонятно, но факт
остается фактом. Эти мотоциклисты, прорвавшиеся к водной станции "Динамо", и
были самыми первыми и последними из гитлеровцев, кто добрался до самой
Москвы.
НА ТОЙ СТОРОНЕ, ДЕКАБРЬ 1941 ГОДА
В "Волчьем логове" стратегическое положение на восточном фронте все еще
не считалось катастрофическим. Вот любопытная немецкая разведывательная
сводка тех дней, которая суммированно оценивала состояние и возможности
Красной Армии:
"...боевая численность советских соединений сейчас слаба, оснащение
тяжелым оружием и орудиями - недостаточно. В последнее время вновь
сформированные соединения появляются реже; чаще отмечается переброска
отдельных воинских частей со спокойных участков фронта на близлежащие
кризисные участки. Судя по этому, сколько-нибудь значительные сформированные
соединения в настоящее время отсутствуют в резерве. Ввиду того что с
Дальнего Востока на Западный фронт уже были переброшены двадцать три
стрелковых, одно кавалерийское и десять танковых соединений, ожидать
прибытия частей с Дальнего Востока в ближайшее время не приходится, правда,
могут быть переброшены части с Кавказа. Однако и там новые соединения, кроме
уже известных, до сих пор зарегистрированы не были".
Вот так немецкая разведка, как говорится, проморгала три новые мощные
армии, которые были сформированы Ставкой.
В "Волчьем логове" и в генеральном штабе, основываясь на успокоительных
данных своей разведки, надеялись спокойно перенести катастрофу, произошедшую
под Москвой, и подготовить свои войска к дальнейшим операциям в той паузе,
которая, как они считали, наступила. Верховное главнокомандование
разработало специальную директиву No 39, которую Гитлер подписал 8 декабря
1941 года. Как говорится, сохраняя хорошую мину при плохой игре, игнорируя
провал наступления на Москву и ни слова не говоря о начавшемся нашем
контрнаступлении, фюрер спокойно заявлял:
"Преждевременное наступление холодной зимы на восточном фронте и
возникшие в связи с этим затруднения в подвозе снабжения вынуждают
немедленно прекратить все крупные наступательные операции и перейти к
обороне..."
Что это? Незнание обстановки? Желание поддержать боевой дух своей
армии? На фронте гонят гитлеровские дивизии в хвост ив гриву, они отступают,
бросая тяжелую технику, раненых и обмороженных, а фюрер спокойно рассуждает
о "затруднениях" в связи о "преждевременным наступлением холодной зимы...".
Может быть, Гитлер действительно не знал всей правды? Вспомним первые
дни войны, когда Сталин лихо приказывал нашим армиям перейти в наступление,
изгнать вторгшегося на нашу землю врага и выйти аж к Варшаве и в глубь
Восточной Пруссии! Но у гитлеровского командования - в отличие от нашего -
информация о положении своих войск была более точной. Желание замолчать
постигшую катастрофу было умышленным, рассчитанным психологическим маневром.
Об этом свидетельствуют немецкие документы.
В директиве главнокомандующего сухопутными войсками Браухича, которую
он подписал в тот же день, что и Гитлер директиву No 39, 8 декабря, кроме
"снегопадов", "холодов" и одержанных "больших побед" значится:
"Однако главная цель - окончательно вывести Россию из строя в военном
отношении - все еще стоит перед нами". Поэтому Браухич озабочен сохранением
главнейшего качества, необходимого для дальнейших боев, а именно "морального
духа и стойкости войск", для чего нужны "неутомимая забота о войсках и
постоянное моральное воздействие на солдат". Вскоре Гитлер отдает группе
армий "Центр" еще один спокойный и "мягкий" приказ:
"Лишь после того, как на тыловые отсеченные позиции прибудут резервы,
можно будет подумать об отходе на эти позиции". Только "подумать"! А на
фронте под Москвой в эти часы идет стремительный отход, вернее, откат
немецких частей.
В дни подобных кризисных ситуаций, мне кажется, очень любопытно
заглянуть в стан противника, в верхний эшелон руководства. Реальные события,
происходившие там, можно восстановить по записям телефонных и обычных
разговоров, по тем немецким документам, которыми я располагаю.
Поздно вечером 16 декабря из Берлина позвонил в штаб группы армии
"Центр" главный адъютант фюрера полковник Шмундт и сообщил:
- Фюрер отстранил от дел главнокомандующего сухопутными силами
фельдмаршала Враухича. Прошу теперь непосредственную связь с фюрером
поддерживать через меня.
Фельдмаршал фон Бок понял, что начинаются поиски "козлов отпущения", на
всякий случай он подробно изложил Шмундту новые обстоятельства резкого
ухудшения обстановки и спросил:
- Достаточно ли ясно генерал-фельдмаршал фон Браухич обрисовал фюреру
всю серьезность обстановки и передал ли он мое мнение, что если группа армий
не отойдет, то существует опасность ее полного разгрома? Шмундт ответил:
-Главнокомандующий сухопутными силами не сообщал фюреру мнения
командования группы армий.
Бок тут же зачитал свое донесение от 13 декабря:
"...Вопрос, который ждет своего решения, выходит за рамки чисто военной
стороны дела. Фюрер должен решить: или группа армий остается на этих
рубежах, что влечет за собой опасность ее разгрома, или она должна отойти,
что также таит в себе опасность. Если он решит отходить, то должен знать,
что еще сомнительно, имеется ли в тылу достаточно сил, чтобы удерживать
неподготовленные и, по существу, такие же по протяженности позиции.
Небольшие обещанные мне подкрепления подходят так медленно, что они не
сыграют при этом решении существенной роли".
И еще Бок добавил:
- Причина, по которой сомнительно, чтобы войска смогли удержаться на
новом неподготовленном рубеже, достаточно ясна, так как в связи с нехваткой
горючего и обледенением дорог я лишусь моторизованных соединений, а также
артиллерии на конной тяге.... Что касается приказа фюрера держаться, то я
боюсь, что войска все же будут отходить и приказ не будет выполнен.
Шмундт на это сказал:
- Фюрер взял все в свои руки, и будет сделано все возможное, чтобы
обеспечить удержание занимаемых рубежей. Достойно сожаления, что фюрер, как
выяснилось, до сих пор не был правильно информирован о серьезности
обстановки на фронте.
Бок ответил ему:
- Фюрер должен знать, что здесь идет игра ва-банк. В его приказе
говорится, что я должен использовать все наличные резервы, чтобы закрыть
бреши. У меня больше нет резервов. Я прошу вас снова доложить об этом
фюреру. Сегодня перебросил из тылового района два полицейских батальона. Это
и есть мои "резервы", больше у меня ничего нет.
- Я сразу же доложу фюреру об этом разговоре,- пообещал Шмундт.
Помедлив, Бок сказал:
- Вы знаете, что состояние моего здоровья оставляет желать много
лучшего. Если фюрер считает, что здесь нужны свежие силы, он не должен ни
при каких обстоятельствах считаться со мной. Я прошу вас об этом также
доложить фюреру. Поймите меня правильно: это не угроза, а исключительно
констатация факта.
- Я доложу фюреру И об этом,- был ответ. Главный адъютант выполнил
обещание. Фюрера, видимо, обеспокоила не столько болезнь фон Бока, сколько
его подавленное состояние. Он тут же позвонил фон Боку:.
- Мне передали донесение, которое вы направили генерал-фельдмаршалу фон
Браухичу от 13 декабря. При существующем положении нет никакого смысла
отступать на неподготовленные, недостаточно оборудованные позиции., особенно
если учесть, что придется оставить: артиллерию и большое количество
материальных запасов, и тем более что через несколько дней можно оказаться в
подобной же ситуации, только без тяжелого оружия и артиллерии. Таким
образом, существует только одно решение-ни шагу назад, закрыть бреши и
удерживать занимаемые рубежи. Бок доложил:
- Мною отдан приказ в этом духе, но обстановка настолько напряженная,
что фронт группы армий в течение часов может быть где-то прорван.
Фюрер ответил:
- Тогда я буду вынужден с этим считаться.
18 декабря генерал-фельдмаршал фон Бок был освобожден от командования
группой армий "Центр", ее новым командующим стал генерал-фельдмаршал фон
Клюге, до этого командовавший 4-й армией.
Смена командующих не повлияла на ход событий - войска продолжали
отступать, а точнее, их вышибали советские части.
Став после снятия Браухйча главнокомандующим сухопутными войсками,
Гитлер тотчас же отдал группе армий- "Центр" грозное указание:
"Недопустимо никакое значительное отступление, так как оно приведет к
полной потере тяжелого оружия и материальной части. Командование армий,
командиры соединений и все офицеры своим личным примером должны заставить
войска с фанатическим упорством оборонять занимаемые позиции, не обращая
внимания на противника, прорывающегося на флангах и в тыл наших войск.
Только такой метод ведения боевых действий позволит выиграть время, которое
необходимо, чтобы перебросить с родины и с Запада подкрепления, о чем мною
уже отдан приказ...".
Если выше я говорил о высокой штабной культуре, четкости и ясности
немецких боевых документов, то первый же приказ Гитлера в должности
главнокомандующего сухопутными войсками, даже один приведенный выше абзац
свидетельствует о растерянности, порождающей бессмыслицу в военном
отношении. Как можно вести боевые действия, не обращая внимания на
противника, прорывающегося на флангах и в тылы? Это нечто новое не только в
военной теории, но даже и среди курьезов из военной жизни. Что касается
"фанатического упорства", то оно осталось, пожалуй, лишь у самого Гитлера и
немногих к нему приближенных. В журнале боевых действий 3-й танковой группы,
который еще недавно заполнялся записями о скором вступлении на улицы Москвы,
теперь были другие слова. Прежде чем их привести, хочу отметить, что это не
эмоциональный всхлип какого-то обессилевшего человека, это выписка из
официального штабного документа! "Можно видеть, как бредут порознь солдаты,
тащатся то за санями, то за коровами... Солдаты производят отчаянное
впечатление... Просто невозможно придумать, как удержать фронт".
Гитлер, не веря никому, послал на фронт своего главного адъютанта
полковника Шмундта, Тот, возвратясь, доложил, что группа армий "Центр" на
грани полного развала. Но и после этого Гитлер продолжал требовать от войск
беспрекословного выполнения своего "стоп-приказа". Он никак не хотел ни
понять, ни примириться с тем, что происходит. Скажу еще раз: в этом он был-
очень похож на Сталина, который часто, не воспринимая реальной обстановки,
исходил из того, что ему хотелось бы видеть.
Надеясь своей непреклонностью и жестокостью напугать генералов и
войска, Гитлер снимает с должностей многих генералов, не считаясь с их
опытом и прошлыми заслугами. За короткое время отстранены: главнокомандующий
сухопутными войсками Браухич, командующие группами армий - фельдмаршал фон
Рундштедт ("Юг"), фельдмаршал фон Бок ("Центр"), фельдмаршал фон Лееб
("Север"), командующие армиями Штраус и другие, всего больше сорока
военачальников верхнего эшелона. В эти дни фюрер, как вспоминают близкие к
нему тогда люди, и прежде вспыльчивый и раздражительный, стучал кулаками по
столу, кричал на генералов, что они не умеют воевать! А вечером в кругу
самых близких, за чаем, утешал себя:
"Переносить победы может всякий. Поражения - только сильный!"
Особую злость проявил Гитлер при снятии Гепнера, который ближе всех был
к Москве и так перечеркнул все радужные надежды фюрера. 26 декабря был
отстранен от должности и направлен в резерв бывший любимчик Гудериан,
который не выполнил "стоп-приказ" Гитлера и ради сохранения войск отвел их
назад без приказа главного командования.
30 декабря произошел такой разговор по телефону между начальником
генерального штаба Гальдером и новым командующим группой армий "Центр"
генерал-фельдмаршалом Клюге, который доложил:
- Русские снова прорвали оборону 4-й армии: в полосе 98-й дивизии
русские перешли Протву и заняли Анисимовку. В полосе 15-й дивизии русские
взяли Клим-кино и прорываются в направлении на Боровск.
Гальдер усомнился:
- Нет ли преувеличений в оценке обстановки? Клюге ответил:
- Все абсолютно точно. Дивизии не могут больше удерживать свои позиции.
Отход должен быть осуществлен сегодня ночью. Приказы об этом должны быть
отданы сегодня днем.
Неожиданно в разговор вступил фюрер, он слушал предыдущий разговор по
своему телефону. Фюрер спросил:
- Сколько, материально-технических средств будет потеряно
предположительно при этом отступлении? Клюге ответил:
- Я надеюсь, что не много. Чем скорее будет принято решение, тем меньше
материально-технических средств будет потеряно.
Фюрер вскипел:
-Отступлению не видно конца, так можно отступить и до Днепра или до
польской границы; Непонятно, почему отступает весь фронт, если противник не
наступает по всему фронту?.. Преимущество сокращенной линии фронта, которое
достигается при отходе, ничего не стоит из-за потерь в
материально-технических средствах. Кроме того, за нынешними позициями не
видно каких-либо других позиций, которые бы представляли возможность
обеспечить фланги... Ввели ли русские в бой тяжелую артиллерию?
Клюге дал отрицательный ответ. На это фюрер заметил:
- Я, видимо, отсталый человек, так как во время первой мировой войны не
раз был свидетелем того, как войска подвергались ураганному обстрелу
артиллерии и, несмотря на это, даже если их оставалось только десять
процентов прежнего состава, удерживали свои позиции.
- Не следует забывать, что в противоположность мировой войне во Франции
здесь, на Востоке, боевые действия ведутся теперь при температуре 20-30
градусов мороза,- ответил Клюге.
- По донесениям, которые я получил, число случаев обморожения не очень
высоко: около 4000,- возразил Гитлер.
Клюге на это сказал:
- Войска как физически, так и духовно утомлены, а случаев обморожения
значительно больше, чем указывается в ежедневных сводках штаба группы армий.
Командир корпуса заявил, что если 15-й дивизии будет приказано удерживать
позиции, то вследствие чрезмерного изнурения войска не смогут это сделать.
Фюрер произнес:
- Если дело обстоит так, то это конец немецкой армии...
Некоторое время собеседники молчали. Затем Гитлер сказал:
- Я позвоню вам позднее.
И действительно позвонил примерно через час, но опять потребовал:
"Не отходить!"
Гитлер ни за что не хотел отводить войска с достигнутых рубежей, он
надеялся восстановить их боеспособность и все же завершить свои планы,
осуществление которых до Москвы шло так удачно.
Однако здесь-тои проявился тот просчет, который мы называем уже
примелькавшимся словом - авантюризм. Этот термин мы применяли по отношению к
военной политике фашистской Германии часто, но не всегда, на мой взгляд,
обоснованно. В словаре русского языка слово "авантюризм" объясняется как
"дело, начатое без учета реальных сил и условий, и расчете на случайный
успех". Исходя из этого определения, вряд ли можно назвать стратегические
цели Гитлера в войне против Польши, Франции и других европейских стран
авантюристическими, раз все они осуществились: армии противника были
разбиты, территории государств завоеваны. Если бы он на этом остановился,
может быть, и по сей день Европа находилась бы под гитлеровским
владычеством...
Но вот что безусловно - это то, что авантюризм стратегии Гитлера
проявился в битве под Москвой, когда стало ясно, что средств для достижения
поставленных целей не хватило. И здесь Гитлер, конечно, тоже не рассчитывал
на "случайный успех". И он сам, и генштаб верили в свои расчеты. "Блицкриг
оказался авантюрой не по замыслу, а по исполнению, по, тому, что не были
приняты во внимание противостоящие "реальные силы", то есть силы нашего
народа, нашей страны.
Ах, как заметался Гитлер после поражения под Москвой! Он убеждал,
угрожал, уговаривал, играл на самолюбии генералов, лишь бы остановить войска
на достигнутых рубежах. Он еще раз звонит Клюге:
- Сделайте все возможное, иначе войска займут новые позиции в еще более
плачевном состоянии, нежели то, в котором они сейчас.
Клюге юлит, не может сказать прямо, что удержаться на занимаемых
позициях невозможно, что их фактически нет-войска отходят. Он боится гнева
фюрера, но ему нужно официальное разрешение на отход, чтобы не сняли голову
за невыполнение приказа Гитлера - удерживать занимаемые позиции.
С начальником генштаба Гальдером у фон Клюге уже другой тон и большая
откровенность. Он спрашивает вечером 31 декабря:
- Одобрил ли фюрер отход 9-й армии? Гальдер сообщил:
- Я еще не докладывал фюреру, но фюрер никогда не одобрит отход и,
конечно, не отдаст такого приказа.
Клюге ответил:
- Фюрер должен наконец уяснить себе положение дел, и, если, несмотря ни
на что, он будет настаивать на своем, тогда должен отдать приказ держаться.
В этом случае у меня отпадет забота каждый раз вновь указывать на
критическое положение, но я буду вынужден доложить через восемь дней, что
группа армий больше не существует.
Гальдер спросил удивленно:
- Неужели войска так мало способны к ведению оборонительных действий?
На это Клюге ответил:
- Вы же не знаете, как люди выглядят! Если бы мы, как я предлагал,
отошли раньше, то все шло бы по плану и в полном порядке. Теперь этого
нельзя гарантировать - дивизии разбиты. Нам все равно придется отступать,
хотим мы того или нет!
Мне кажется, с противоположной стороны фронта очень хорошо видно, как
умело бил Жуков армии противника. Он не давал им передышки ни на минуту.
Несколько фельдмаршалов и наконец сам Гитлер, взявший на себя командование
сухопутными войсками, ничего не могли противопоставить предприимчивым
действиям армий Жукова. Он вцепился в противника мертвой хваткой, не давал
ему возможности оторваться, передохнуть, закрепиться на промежуточном
рубеже. С точки зрения военного искусства это были блестящие контрудары, так
как у Жукова не было превосходства в силах, которое необходимо для
наступления. Три новые армии, выделенные Ставкой, прибавили мощи Западному
фронту, но все же при подсчете соотношения сил они не давали нашей стороне
необходимого превосходства: гитлеровцы имели живой силы в 1,5 раза больше,
артиллерии-в 1,4, танков-в 1,6 раза больше.
Но все-таки наши войска шли вперед, те самые войска, которые выстояли в
тяжелейших оборонительных боях. Наконец-то "впервые за войну они шли вперед,
чего так долго ждали вся армия и весь советский народ!
Значение Московского сражения для Жукова как полководца он сам оценивал
так:
- Когда меня спрашивают, что больше всего запомнилось из минувшей
войны, я всегда отвечаю: битва за Москву.
О сражении под Москвой написано много специальных книг, много
рассказывается о нем в воспоминаниях военачальников самых различных рангов.
Но и по сей день, на мой взгляд, многочисленные описания этого сражения не
обладают достаточной достоверностью.
Высказывались самые различные точки зрения на то, что произошло в
начале декабря под Москвой. Одни называют это контрнаступлением, другие
говорят, что контрнаступления фактически не было, а просто немцы начали
отход и было преследование. Есть. и третья, пожалуй, самая фантастическая
версия, но в свое время бывшая довольно распространенной. Суть ее такова:
будто бы Сталин, по примеру Кутузова, нарочно заманил немцев под Москву, где
их заморозил, заставил голодать, а потом погнал вспять от столицы.
Я знаю одного из родоначальников этой версии. В те годы, когда я учился
в Академии им. Фрунзе (яокончил ее в 1947 году), там же, только на курс
старше, учился подполковник П. А. Жилин. Темой его дипломной работы было
"Контрнаступление Кутузова в 1812 году". В этой работе и была проведена
вышеуказанная параллель с современностью. Дипломная работа была замечена.
Кто-то, видимо, рассказал о ней кому-то повыше.. Жилин сразу после окончания
академии назначается в военно-научный отдел Генерального штаба. Он защищает
на ту же тему - кандидатскую диссертацию, где еще и еще раз развивает мысль
о преднамеренности отступления, то есть о сознательном заманивании
противника в глубь страны, затем публикует книгу, созданную на основе
диссертации. Книга попала на глаза Сталину. Он остался очень доволен тем,
что так хорошо, по-научному, снимаются ваши беды 41-го года и его личные
промахи и ошибки. Оказывается, он действительно великий полководец всех
времен и народов, это он специально заманил под Москву гитлеровцев, а не они
загнали нашу армию к столице и до Волги. В 1952 году Жилину за книгу
присваивается Сталинская премия. После этого его карьера, естественно, пошла
в гору, он становится заместителем главного редактора "Военно-исторического
журнала".
Позднее П. А. Жилин перестроился, как и вся наша историческая военная
наука. Завершил он свой жизненный путь на высокой должности начальника
Института военной истории Министерства обороны СССР. Он автор более 120
научных работ в области отечественной военной истории. Этим коротким
экскурсом я не хочу как-то укорить П. А. Жилина. Пусть это были, как
говорится, грехи его молодости, но что было, то было. Сказать об этом я
считал нужным еще и потому, что Жилин был одним из тех, кто входил в группу
по правке рукописи Жукова.
Есть еще одна точка зрения на Московское сражение. Я говорю о генерале
Ф. И. Голикове. Он написал и издал в 1952 году, при жизни Сталина книгу
"Выдающиеся победы Советской Армии в Великой Отечественной войне". О битве
под Москвой там сказано так:
"Гениальный полководец товарищ Сталин послал на фронт свежие, хорошо
вооруженные, обученные войска. Сталинский план разгрома немецко-фашистских
войск под Москвой обеспечил все необходимое для мощного контрнаступления.
Красная Армия, оснащенная первоклассной техникой, ждала только приказа
своего Главнокомандующего, товарища Сталина, чтобы перейти в
контрнаступление, И в тот момент, когда гитлеровцы считали, что цель похода
на Москву почти достигнута, советские войска обрушили на них свою могучую
силу... Разгром немецко-фашистских войск под Москвой показал превосходство
стратегического плана наступательных операций, разработанного товарищем
Сталиным, над стратегией гитлеровцев".
Надо обладать немалым искусством, чтобы, говоря о грандиозном сражении
за Москву, не написать ни слова правды! Ну, справедливости ради, выделим
одно верное выражение:
"гитлеровцы считали, что цель похода на Москву почти достигнута",- все
остальное неправда и подтасовка!
Было бы очень любопытно найти сегодня "гениальный стратегический план
товарища Сталина". Но я абсолютно уверен, что никто и никогда его не найдет,
потому что в природе такого плана, разработанного Сталиным, не существует.
Да и Жуков сам говорит о том, что плана контрнаступления, такого, какой
обычно разрабатывается для проведения операции, по сути дела, не было.
Наиболее полно Георгий Константинович высказался на эту тему в беседе с
работниками "Военно-исторического журнала" 13 августа 1966 г., когда в этом
журнале готовилась статья Жукова "Контрнаступление под Москвой". Беседа эта
была записана, и доктор исторических наук генерал-лейтенант Н. Павленко,
бывший редактор журнала, впоследствии опубликовал запись этой беседы.
Приведу выдержки из нее, они довольно длинные, но надеюсь, что они помогут
читателям получить наиболее достоверное представление о происходившем.
Сотрудники редакции, готовившие к печати статью Жукова, попросили
уточнить, как он оценивал силы врага в этот момент. Жуков сказал:
"Мною дана формулировка об истощении противника. Эта оценка касалась
тех ударных группировок, которые наносили удар северо-западнее Москвы и в
районе Тулы, на которые германским командованием была возложена задача
сломить сопротивление на флангах фронта... Я исходил из того, что они,
безусловно, для достижения этой цели выдохлись. И не случайно Гудериан
отказался от продвижения и без приказа главного командования начал
отходить... Северо-западнее командующий танковой группой Гепнер также без
приказа ставки Гитлера и без приказа командующего, группой армии:
"Центр" начал отводить свои части... О полном истощении, группы армий
"Центр" я не говорю. Наоборот, я говорю, что мы начали свое
контрнаступление, не имея превосходства. Речь идет только об истощении на
флангах".
Второй вопрос, на который отвечал Жуков, касался вопроса о
контрнаступлении. "Это действительно весьма неясный и запутанный вопрос.
Когда мы в конце ноября и в начале декабря организовывали сопротивление
противнику, затем применили более активную форму - контрудар наносили, в
наших замыслах четко обоснованного мнения о том, что намечается такое
контрнаступление, каким оно потом оказалось, не было. Это было осознано в
полной мере тогда, когда события развернулись более благоприятно: с одной
стороны, Гудериан начал пятиться, с другой - Гепнер начал отходить. И когда
контрудары 1-й ударной армии и группы Лизюкова начали отбрасывать
противника, в порядке логического продолжения все это нарастало и в конце
концов к восьмому декабря вылилось в более широкое контрнаступление... Но у
нас нет такого приказа, где заранее, допустим, 30 ноября, 1-2 декабря отдали
бы приказ на контрнаступление. Такого в классическом понимании начала
контрнаступления, как это было, допустим, под Сталинградом, не было, Оно
пошло как развитие контрударов. ..Когда фланги у противника были разбиты и
противник начал поспешно отходить, представилась возможность за счет
некоторых перегруппировок двинуться в центр... При переходе к контрударам и
в контрнаступление мы ни одного солдата, ни одной пушки, ни одного пулемета
в центральные армии не дали. А все наращивалось на флангах, потому что здесь
были главные группировки противника. И их мы хотели в первую очередь
измотать, обескровить, с тем чтобы выйти скорее флангами вперед и этим самым
поставить под угрозу центр".
Жукова спросили - нельзя ли разграничить во времени контрудар и
контрнаступление, провести между ними рубеж?
Он ответил:
"Его не было, такого резкого. Одно переплеталось с другим, одно
вытекало из другого. Я думаю, надобности в академическом разграничении
нет... Если бы противник оказал серьезное сопротивление нашим контрударам,
никакого контрнаступления не состоялось бы. Ставке пришлось бы
сосредоточивать новые силы и производить новые перегруппировки для того,
чтобы сломить сопротивление противника. Тогда мы не обошлись бы 1-й и 10-й
армиями..."
Вот как Жуков в своих воспоминаниях излагает последовательность
событий:
"29 ноября я позвонил Верховному Главнокомандующему и, доложив
обстановку, просил его дать приказ о начале контрнаступления. Сталин слушал
внимательно, затем спросил:
- А вы уверены, что противник подошел к кризисному состоянию и не имеет
возможности ввести в дело какую-нибудь новую крупную группировку?
- Противник истощен. Но если мы сейчас не ликвидируем опасные вражеские
вклинения, немцы смогут подкрепить свои войска в районе Москвы крупными
резервами за счет севернойи южной группировок своих войск, и тогда положение
может серьезно осложниться.
Сталин сказал, что он посоветуется с Генштабом...
Поздно вечером 29 ноября нам сообщили, что Ставка приняла решение о
начале контрнаступления и предлагает представить наш план
контрнаступательной операции. Утром 30 ноября мы представили Ставке
соображения Военного совета фронта по плану контрнаступления, исполненному
графически на карте с самыми необходимыми пояснениями... Я направил с планом
только коротенькую записку Александру Михайловичу Василевскому:
"Прошу срочно доложить народному комиссару обороны товарищу Сталину
план контрнаступления Западного фронта и дать директиву, чтобы можно было
приступить к операции, иначе можно запоздать с подготовкой".
К графическому плану была приложена объяснительная записка, как Жуков
представлял себе проведение этих контрударов. На этом плане Сталин написал:
"Согласен" - и поставил подпись.
Вот такова правда о начале контрнаступления. Поэтому я так убежденно
говорю, что никто никогда не найдет ни в каких архивах гениальный план
Сталина по проведению контрнаступления под Москвой, о котором писал Ф. И.
Голиков, да и не только он один.
И инициатива контрударов, их замысел и осуществление принадлежат
Георгию Константиновичу Жукову.
Я вовсе не хочу вступать в противоречия с маршалом Василевским, который
в своих воспоминаниях пишет о том, что Ставка готовила контрнаступление.
Разумеется, сама идея, что контрнаступление когда-то должно состояться, что
дли этого надо готовить стратегические резервы (и они готовились!), эта идея
в Ставке Верховного Главнокомандования существовала. Но если бы Ставка
продолжала собирать и сосредоточивать силы согласно этой своей идее, то
случилось бы то, о чем говорил Жуков: немцы или закрепились бы очень прочно
на достигнутых рубежах, или подтянули бы свежие силы из северных и южных
группировок. А замысел Жукова в том и состоял, чтобы переходить в
контрнаступление немедленно, наличными силами. При этом он понимал, что
общее наступление по всему фронту, как это бывает обычно здесь осуществлено
быть не может, сил для этого недостаточно. Потому-то предлагаемое им
контрнаступление должно было происходить и происходило так своеобразно.
В сущности, Василевский, определяя контрнаступление, говорит о тех же
контрударах, что и Жуков, но поскольку в этой операции участвуют несколько
фронтов и авиация, то у Василевского есть основание называть все это
контрнаступлением. Но по объективной оценке того, что происходило в
действительности, общего контрнаступления все же не было, и Калининский, и
Юго-Западный фронты лишь прибавляли еще по одному контрудару на своих
участках для содействия Западному фронту.
Василевский вспоминает, что Конев, услыхав от него о приказе наступать,
заявил, что Калининский фронт не располагает силами для наступления. Только
после долгих убеждений Василевского Конев все же обещал нанести удар на
Тургиново с целью прорвать оборону и выйти в тыл противнику. Как видим, речь
идет лишь об ударе, чтобы выйти в тыл войскам, противостоящим фронту Жукова,
и тем самым поколебать их устойчивость.
На Юго-Западном фронте, о включении которого в контрнаступление
вспоминает маршал Москаленко, происходило следующее:
"Говоря об особенностях контрнаступления против 2-й немецкой армии в
районе Ельца, нужно прежде всего отметить, что оно началось с тех рубежей,
на которые отошли, наши войска только накануне вечером в ходе оборонительных
боев. Иначе говоря, началось без предварительной подготовки и сосредоточения
сил, прямо с ходу: вчера оборонялись, отступали, а сегодня перешли в
наступление". Все участие Верховного заключалось в одном приказе -
Наступать! Как пишет Москаленко:
"потребовалось, фигурально выражаясь, лишь повернуться через левое
плечо и разить противника, под натиском которого мы еще вчера отступали".
Эти суждения крупных военачальников, на мой взгляд, склоняют нас
согласиться с точкой зрения Жукова. И дело тут не только в разной
терминологии: у Жукова - контрудары, у Василевского - контрнаступление, но и
в том, что подразумевается под этими понятиями.
Один из факторов, на который делал ставку Жуков,-это внезапность.
Противник не ожидал, что советские части способны перейти к столь активным
действиям. Из дневниковых записей Бока, Гальдера и других гитлеровских
генералов видно: они считали, что Красная Армия уже не располагает силами, и
намеревались спокойно использовать передышку для подготовки к новым
операциям. Вот тут-то Жуков и преподнес им сюрприз!
Этим я хочу еще раз подчеркнуть, что именно Жуков придумал немедленные
контрудары, а то большое, масштабное контрнаступление, которое готовила
Ставка, требовало еще и много времени, и многих сил, и к тому моменту, когда
бы его фундаментально подготовили, еще неизвестно, принесло бы оно такие же
успехи, каких добился Жуков.
К сожалению, в описании и характеристике Московской битвы, как,
впрочем, и других сражений Великой Отечественной войны, в книгах о войне,
изданных до перестройки, встречается немало неправды и даже фальсификации.
Даже в таких официальных научных изданиях, как, например, Большая Советская
Энциклопедия, в статье "Московская битва" (2-е изд., т. 28, вышел в 1954
году) вы не найдете строк о том, что в битве этой руководил нашими войсками
Г. К. Жуков.
В фундаментальной 12-томной "Истории второй мировой войны 1939-1945
гг." о контрударах под Москвой в декабре ,1941 года говорится как о
контрнаступлении. О роли. Жукова вообще ничего не сказано. Все приписываетея
СтавкеВерховного Главнокомандования:
"К концу ноября в Ставке окончательно созрел замысел
контрнаступления...", "Ставка заранее довела до командующих Западным и
Юго-Западным фронтами общие задачи в контрнаступлении..." и т. д. Это было
издано в 1975 году, то есть через девять лет после того, как были
опубликованы процитированные выше слова Жукова о том, что сначала были
контрудары, а потом уже - в январе - контрнаступление...
Почему же такое писалось? Если у вас есть под рукой эта "История...",
откройте первую страницу любого из этих 12 томов, а если нет, я вам помогу:
там указаны имена членов главной редакционной комиссии, консультантов,
авторов каждого тома. Уважаемые имена: крупнейшие военачальники, ученые. А
заместитель председателя главной редакционной комиссии - генерал-лейтенант
П. А. Жилин, тот самый, который разрабатывал концепцию контрнаступления под
Москвой как итог заманивания врага. Да. видимо, очень трудно избавиться от
инерции и в науке...
Итак, напомню: после того как 5 декабря ударил Калининский фронт
(командующий И. С. Конев),6-го - Юго-Западный (командующий С. К. Тимошенко)
и 6 же декабря войска 3ападного фронта под командованием Жукова нанесли
контрудары по главным группировкам противника севернее и южнее столицы, наши
войска с тяжелыми боями пошли вперед. В начале января противник был отброшен
от Москвы на рубеж Наро-Фоминск - Малоярославец - Сухиничи - Белев.
5 января 1942 года в Москве было созвано совещание Ставки по поводу
того, что. делать дальше после выхода войск на указанный рубеж.
Стенограммы на заседаниях Ставки не велись (в отличие от немцев, у
которых каждое слово на всех совещаниях фиксировалось). Каких-либо
документов (кроме директивы) или чьих-то записей я тоже не нашел, поэтому
пересказываю по воспоминаниям Жукова с некоторыми сокращениями и моими
комментариями.
Докладывал об обстановке и намечаемых действиях начальник Генерального
штаба. Со свойственной ему рассудительностью он объективно оценивал
обстановку, сравнивал силы сторон, предупреждал, что, несмотря на
отступление от Москвы, гитлеровцы еще имеют возможность наносить сильные
удары.
Сталин слушал Шапошникова с явным неудовольствием, его, видимо,
раздражала медлительность, которая, как ему казалось, была не только в темпе
речи начальника Генштаба, но и в действиях, которые он предлагал.
Наконец, Сталин прервал Бориса Михайловича:
- Немцы в растерянности от поражения под Москвой, они плохо
подготовились к зиме. Сейчас самый подходящий момент для перехода в общее
наступление. Враг рассчитывает задержать наше наступление до весны, чтобы
весной, собрав силы, вновь перейти к активным действиям. Он хочет выиграть
время и получить передышку.
Никто из присутствовавших против этого не возразил, и Сталин продолжил:
- Наша задача состоит в том,- рассуждал он, прохаживаясь по своему
обыкновению вдоль кабинета,- чтобы не дать немцам этой передышки, гнать их
на запад без остановки, заставить их израсходовать свои резервы еще до
весны...
На словах "до весны" он сделал акцент, немного задержался и затем
разъяснил:
- Когда у нас будут новые резервы, у немцев не будет больше резервов...
Дальше Верховный изложил, как он понимает возможную перспективу войны,
и наметил практические задачи отдельных фронтов. Его замысел был таков.
Учитывая успешный ход подмосковного контрнаступления, целью общего
наступления поставить разгром противника на всех фронтах - от Ладожского
озера до Черного моря. Главный удар нанести по группе армий "Центр". Ее
разгром осуществить силами левого крыла Северо-Западного, Калининского и
Западного фронтов путем двустороннего охвата с последующим окружением и
уничтожением главных сил в районе Ржева, Вязьмы и Смоленска. Перед войсками
Ленинградского, Волховского фронтов, правого крыла Северо-западного фронта
ставилась задача разгромить группу армий "Север". Войска Юго-Западного и
Южного фронтов должны нанести поражение группе армий "Юг" и освободить
Донбасс, а Кавказский фронт и Черноморский флот - освободить Крым. Переход в
общее наступление осуществить в крайне сжатые сроки.
Изложив этот проект, Сталин предложил высказаться присутствовавшим.
Слово попросил Жуков:
- На западном направлении, где создались более благоприятные условия и
противник еще не успел восстановить боеспособность своих частей, надо
продолжать наступление. Но для успешного исхода дела необходимо пополнить
войска личным составом, боевой техникой и усилить резервами, в первую
очередь танковыми частями. Если ,мы это пополнение не получим, наступление
не может быть успешным. Что касается наступления наших войск под Ленинградом
и на юго-западном направлении, то там наши войска стоят перед серьезной
обороной противника. Без наличия мощных артиллерийских средств они не смогут
прорвать оборону, сами измотаются и понесут большие, ничем не оправданные
потери. Я за то, чтобы усилить фронты западного направления и здесь вести
более мощное наступление.
- Мы сейчас еще не располагаем материальными возможностями,
достаточными для того, чтобы обеспечить одновременное наступление всех
фронтов, - поддержал Жукова Н. А. Вознесенский.
- Я говорил с Тимошенко,- сказал Сталин.- Он за то, чтобы действовать и
на юго-западном направлении. Надо быстрее перемалывать немцев, чтобы они не
смогли наступать весной. Кто еще хотел бы высказаться?
Ответа не последовало. Обсуждение предложений Верховного так и не
состоялось.
Выйдя из кабинета, Шапошников сказал Жукову:
- Вы зря спорили: этот вопрос был заранее решен Верховным.
- Тогда зачем же спрашивали наше мнение?
- Не знаю, не знаю, голубчик! - ответил Борис Михаилович, тяжело
вздохнув.
Вот с этого заседания Ставки 5 января 1942 года и начинается, на мой
взгляд, всеобщее контрнаступление, по которому именно Ставка принимала
решение и организовывала его осуществление. А еще точнее, даже не Ставка, а
Сталин единолично, как это делал он много раз прежде. Подтверждение этому
можно найти в позднейших словах Жукова:
"Что такое Ставка? Вот я был членом Ставки от первого до последнего дня
войны. Собиралась ли когда Ставка для обсуждения вопросов? Нет. Кто в Ставке
был, кто вел разговоры? Сталин. Ставка - это Сталин. Генеральный штаб - его
аппарат. Сталин вызывал в Ставку тогда, когда он считал нужным и кого считал
нужным, был ли это член Ставки или это был просто командующий. Он вызывал
его вместе с начальником Генерального штаба или с его заместителем и
заслушивал мнение командующего и тут же Генерального штаба. Вот таким был
метод работы Ставки... Когда нужно, Сталин говорил:
"Маленков с Вознесенским, рассмотрите вместе с Жуковым то, что он
просит. Через два часа доложите". Кто это-члены Ставки или это
Государственный Комитет Обороны,- было трудно сказать. Сталин - Ставка, и
Государственный Комитет Обороны - тоже в основном Сталин. Он командовал
всем, он дирижировал, его слово было окончательным. Это как приказ,
собственно. Сталин говорит - это есть приказ окончательный, обжалованию не
подлежит... Сталин считал - враг под Москвой разгромлен, надо его добить, и
это не должно вызывать возражений и подлежит исполнению. А то, что противник
еще настолько силен, что загонит нас вскоре до Волги, Сталин этого не
понимал и знать не хотел!"
Жуков прямо говорит:
"Весь замысел о переходе во всеобщее наступление на всех направлениях -
это, конечно, не идея Генерального штаба, не замысел Шапошникова, который
докладывал. Это исключительно был замысел лично Сталина".
Директиву о наступлении штабы фронтов получили 7 января 1942 года. А 10
января командующие фронтами и командармы получили директивное письмо Ставки
Верховного Главнокомандования. В нем военное положение оценивалось в духе
выступления Сталина на заседании от 5 января 1942 года и давались
практические указания фронтам - для действий ударными группами и организации
артиллерийского наступления.
Жуков так сказал об этом директивном письме:
"Указания директивного письма Ставки были приняты к безусловному
исполнению. Однако я позволю себе еще раз сказать, что зимой 1942 года мы не
имели реальных сил и средств, чтобы воплотить в жизнь все эти правильные с
общей точки зрения идеи о широком наступлении. А не имея сил, войска не
могли создавать необходимые ударные группировки и проводить артиллерийское
наступление столь эффективно, чтобы разгромить в 1942 году такого мощного и
опытного врага, как гитлеровский вермахт".
К сожалению, жизнь это подтвердила.
Общий же характер действий противника в этот период определялся
приказом Гитлера от 3 января 1942 года, в котором, в частности, говорилось:
"Цепляться за каждый населенный пункт, не отступать ни на шаг,
обороняться до последнего патрона, до последней гранаты - вот что требует от
нас текущий момент".
Выполняя январскую директиву Ставки, 10 января 1942 года войска нашего
Западного фронта (20-я армия, часть 1-й ударной и другие) начали
наступление, с целью прорыва фронта в районе Волоколамска. К 16- 17 января
здесь наметился определенный успех. Следовало бы его наращивать. Но 19
января поступил приказ Верховного вывести из боя 1-ю ударную армию в резерв
Ставки. Жуков обратился с просьбой к Сталину оставить армию в его
распоряжении.
В ответ - решительное:
- Выводите без всяких разговоров! У вас войск много, посчитайте,
сколько у вас армий. Жуков возражал:
- Товарищ Верховный Главнокомандующий, фронт у нас очень широк, на всех
направлениях идут ожесточенные бои, исключающие возможность перегруппировок:
Прошу до завершения начатого наступления не выводить 1-ю ударную армию из
состава правого крыла Западного фронта, не ослаблять на этом участке нажим
на врага.
Вместо ответа Сталин бросил трубку.
Жуков позвонил Шапошникову.
- Голубчик,- сказал Шапошников,- ничего не могу сделать, это личное
решение Верховного.
Пришлось растянуть на широком фронте 20-ю армию. Ослабленные войска
правого крыла фронта, подойдя к Гжатску, были остановлены обороной
противника и продвинуться дальше не смогли.
Не буду подробно описывать дальнейший ход и итог общего наступления,
приведу лишь мнение двух военных специалистов, прекрасно разбирающихся в
предмете.
Маршал Василевский:
"В ходе общего наступления зимой 1942 года советские войска истратили
все с таким трудом созданные осенью и в начале зимы резервы. Поставленные
задачи не удалось решить".
Академик Самсонов:
"...переход в общее наступление на всех основных стратегических
направлениях без достаточного учета реальных возможностей фронтов
провалился".
Таков итог этой авантюристической затеи Сталина. Увы, если вспомнить
определение слова "авантюра" - дело, предпринятое без учета реальных сил и
условий, то нельзя не признать, что эта формула вполне подходит к общему
наступлению, предпринятому по личному решению Сталина. И стоила эта авантюра
десятков (если не сотен) тысяч жизней наших солдат и офицеров.
Я так подробно остановился на проблеме разграничения контрударов и
общего наступления, чтобы стало отчетливее видно, почему прежде всего сам
Сталин, а за ним почти все наши военные историки и теоретики "объединяли" их
в одно контрнаступление. Если оно одно, начинающееся 5 декабря, то победа за
нашими войсками несомненная. А если, их "академически" отделить друг от
друга, то получается победа в той фазе, которая была предпринята по
инициативе Жукова (и присвоена Сталиным), и провал того общего наступления,
которое предпринято по единоличному решению Сталина.
Вначале несколько слов о мифах. Широко известен миф о непобедимости
германской армии, порожденный и разрекламированный гитлеровской пропагандой
и военным аппаратом. Он был необходим, создан умышленно и использовался для
морального подавления противников. Надо прямо сказать, миф этот был не
только хорошо разработан, но имел довольно убедительную основу: в несколько
недель были разгромлены армии таких государств, как Франция, Польша,
Бельгия, английские экспедиционные войска (под Дюнкерком),. В прошлых войнах
с этими государствами немцы бились годами, а тут в несколько недель все было
кончено!
Однако история свидетельствует: полководцы, объявлявшие свои армии
непобедимыми - Ганнибал, Александр Македонский, Наполеон и другие,- все же
были разбиты. То же случилось и с гитлеровской военной машиной. Исход
войны-самое убедительное доказательство рождения и гибели этого мифа.
На нашей стороне мифов тоже было немало. Один из них - о внезапности.
Воюющие стороны всегда пытаются оправдать свои поражения и ошибки
разного рода объективными причинами или, попросту говоря, скрыть правду,
потому что правда эта не в пользу тех, кто просчитался, кто виноват в
поражении.
Как известно, гитлеровские руководители свалили свое поражение под
Москвой на "генерала Зиму", как будто до начала войны они не знали, что в
России бывают холода и снег. Об этом у любого немецкого школьника в учебнике
по географии написано.
А чем мы объяснили наши беды, потери, отступления в первые месяцы
войны? Внезапностью нападения Германии.
Давайте разберемся, была ли внезапность такой всеобъясняющей причиной.
Не миф ли это?
Как все мифы, так и этот родился не просто так;
как правило, они имеют какой-то импульс, и самое главное - миф кому-то
и зачем-то нужен. Кому же и для чего он понадобился на этот раз?
Скажем прямо, момент нападения не столько проморгали (он был известен),
сколько-самое страшное - не предприняли необходимых мер для отражения удара
врага. Чтобы оправдать эту ошибку, надо было найти причину, так появилась
"внезапность нападения": мол, нас обманули! Но когда обманывают
государственных деятелей, это не делает им чести, вот и возникает
необходимость создать ширму.
О том, что агрессивные устремления Германии направлены на Россию, было
широко известно. (Об этом достаточно подробно говорилось в первых главах.)
По мере приближения часа нападения прибавлялись и разведывательные данные о
подготовке вторжения. Тут надо сказать о прекрасной работе советской военной
разведки (обратите внимание, не всей нашей разведки, а именно военной): она
своевременно и полно информировала о готовящейся войне.
Разведку вели два мощных органа: Наркомат внутренних дел под
руководством Берии и Главное разведывательное управление Наркомата обороны,
которое возглавлял генерал Ф. И. Голиков. Его многие обвиняют в ошибках и
упущениях. Не во всех он виноват, так как возглавил военную разведку всего
за одиннадцать месяцев до начала войны (с июля 1940 г.). Однако что касается
"внезапности нападения", то за это он полностью несет ответственность,
потому что располагал обширной информацией, но не смог ее правильно оценить,
обобщить и убедительно доложить Сталину.
Тут следует оговориться: два наших разведывательных органа не только
работали на общее дело, добывая разведданные, но еще и конкурировали между
собой, причем конкуренция эта была не на равных в смысле положения внутри
нашей страны. Берия и его предшественники Ежов и Ягода по ложным обвинениям
истребили и упрятали в тюрьмы очень многих опытных и талантливых
руководителей военной разведки, включая и начальника разведывательного
управления Берзина, прекрасного организатора, умного и тонкого разведчика.
Кроме Берзина один за другим были репрессированы исполнявшие
обязанность начальника РУ, бывшие заместители Берзина, опытнейшие
руководители разведки Никонов, Орлов, Гендин, Проскуров. После Проскурова и
был назначен Голиков, который в разведке ранее не служил, специфики ее не
знал.
К счастью, сохранилась агентурная сеть, созданная этими замечательными
людьми, она продолжала, работать. Однако постоянная угроза, нависшая со
стороны Берии, сковывала работников военной разведки, подрывала их авторитет
в глазах Сталина, порождала недоверие к их докладам. Печальный пример тому -
происшедшее с Рихардом Зорге. Он был военным разведчиком, работал в Токио;
подружился с германским послом Оттом, через которого получал достоверную
секретную информацию. Приведу лишь одну его телеграмму от 15 июня 1941 года:
"Война будет начата 22 июня". До этого Зорге сообщал о концентрации
гитлеровских войск на нашей границе, о направлении ударов, сроках завершения
подготовки и начала военных действий. Все эти сведения генерал Голиков имел,
возможно, он их докладывал лично Сталину, ибо, как пишет Жуков, хотя и
неизвестно, "что из разведывательных сведений докладывалось Сталину
генералом Голиковым лично, минуя наркома обороны и начальника Генштаба,
такие доклады делались неоднократно". Однажды, после войны, в разговоре на
просмотре фильма о Зорге Жукова спросили, знал ли он об этом разведчике как
начальник Генерального штаба. Жуков ответил:
- Впервые узнал о нем из этого фильма.
Беда с Зорге произошла потому, что Берия в докладах Сталину заявил, что
Зорге - двойник, перевербованный немцами, и что его сведения -
дезинформация. Когда Сталин сказал об этом подозрении Голикову, тот не сумел
отстоять честность Зорге, и все его телеграммы (добытые с таким искусством и
риском!) перестали принимать во внимание. Зорге вызывали "на совещание" в
Москву, но Рихард, зная о судьбе некоторых военных разведчиков, исчезавших
после таких вызовов, не поехал. Вскоре он был схвачен и казнен японской
контрразведкой. У нас же его "зачислили" во "враги народа", а жену с дочерью
репрессировали. Вот такая страшная судьба у замечательного патриота,
талантливого военного разведчика Рихарда Зорге.
В Германии действовала хорошо законспирированная сеть советской военной
разведки. Об этой секретной работе не раскрывают многих подробностей даже
после окончания войны. Но проходят годы, "накал" секретности снижается,
обжигающе-горячие сведения, прикосновение к которым в свое время могло
стоить жизни, постепенно раскрываются. Неда.вно вышла книга Леопольда
Треппера "Большая игра". Он один из участников подпольной разведывательной
организации, которую называют "Красная капелла". Это название дало гестапо.
Дело в том, что наши разведчики передавали сведения в "Центр" по радио. Эти
радиопередатчики находились: три в Берлине, три в Бельгии и три в Голландии.
Начинали они свою работу с условленной мелодии, по ней, как по паролю, в
Центре опознавали своих "пианистов". Контрразведка гитлеровцев запеленговала
несколько передатчиков и по этой мелодии назвала "музыкантов" "Красной
капеллой".
Насколько это была широкоосведомленная организация, можно судить только
по двум примерам: с 1940 по 1943 год "Красная капелла" передала в Центр
около полутора тысяч донесений о передвижении войск, производстве военной
техники, разработке новых видов вооружения и даже планах верховного
командования. Так, рассказывая о разработке наступательной операции на
Москву осенью 1941 года, Л. Треппер пишет:
"Один из членов "Красной капеллы" присутствовал на этом совещании в
военных верхах - сегодня я могу открыть эту тайну. Стенограф, тщательно
записывавший высказывания Гитлера и его генералов, был членом группы Шульце
- Бойзена".
Разведка любой страны могла только мечтать о таком бесценном источнике!
Я уж не говорю о других наших немецких друзьях, работавших в этой сети. А
было их немало! В своей книге Треппер приводит такие цифры: 48 членов групйы
арестованы в Бельгии и Франции. Некоторые из них были казнены, 29 выжили, 30
избежали ареста.
Кстати, сам Леопольд Треппер тоже был арестован, только не гестапо, а
нашим НКВД. После победы над Германией Особое совещание "оценило" его
великолепную работу в нашей разведке 15 годами. Треппер провел в советских
тюрьмах и лагерях до 1954 года и был наконец освобожден и реабилитирован.
Его книга "Большая игра" вышла в 1975 году, была издана в 15 странах, но мы
о ней узнали только в 1989 году.
Приведу еще свидетельство о самой широкой возможности получать
разведывательные сведения быстро и, как говорится, из первых рук. В
германском посольстве в Москве работал наш разведчик - антифашист Герхард
Кегель. Он тоже написал книгу воспоминаний "В бурях нашего века", она вышла
в Берлине в 1983 году, а у насв 1987 году.
Вот только один пример, показывающий ценность информации, которую давал
Кегель. Перед нападением Германии на Советский Союз в нашу страну под
личиной представителя химической промышленности приехал один из
руководителей нацистской разведки Шелленберг. В посольстве, в кругу людей,
которым он доверял, Шелленберг не только говорил о скором начале войны, но и
довольно подробно излагал, как и в какие сроки будут действовать войска.
"Все значение рассказанного Шелленбергом я понял лишь позднее,- пишет
Кегель,- когда стало ясно, что суть сообщенных им сведений является
частью... плана "Барбаросса". Эти и другие сведения "я, разумеется,
тщательно накапливал" и пере. давал Павлу Ивановичу. А последний был
работником нашего разведывательного управления Генерального штаба, который в
те дни уже возглавлял Жуков. Накануне нападения Кегель позвонил Павлу
Ивановичу, вызвал его на экстренную встречу и предупредил о начале войны.
Куда шли эти сведения? Почему их не знал Жуков?
В большинстве армий других государств стратегические задачи разведке
ставит начальник Генерального штаба, он же анализирует, оценивает и
вырабатывает и проекты решений, соответствующие общей обстановке и данным,
добытым разведкой. Жуков пишет сам по этому поводу, что начальник
разведуправления генерал Голиков был выведен из непосредственного подчинения
начальнику Генерального штаба и ходил на доклады к наркому обороны или к
Сталину.
И это, несомненно, было еще одной из причин наших неудач в начале
войны. Однако будет неправильным полагать, что Жуков находился в неведении о
подготовке Германии к нападению, о силе ее армии, сосредоточении ударных
группировок на наших границах и даже сроках начала войны. Все эти сведения
были и у него, и у работников Генерального штаба, так как сводки
разведывательного управления регулярно поступали в управления центрального
аппарата и в штабы военных округов. Да и с генералом Голиковым разговоры в
служебном порядке происходили нередко.
Но, имея достовернейшие сведения (а их было много!),.мы оказались под
сокрушительным ударом, а для того чтобы оправдаться, появился миф о
внезапности.
Кто же виноват в этих бедах? Виновника установить можно без долгих
поисков. Кто породил миф о внезапности нападения, тот и думал скрыть за ним
свою вину. А кто породил? Первое официальное, на государственном уровне,
заявление об этом было сделано в 12 часов дня 22 июня заместителем
Председателя Совнаркома СССР и наркомом иностранных дел В. М. Молотовым. В
первых же словах своего выступления Молотов назвал того, кто был автором.
Формулирировки о "внезапности.":
"Граждане и гражданки Советского Союза! Советское правительство и его
глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление..."
Следовательно, поручили "Советское правительство и его глава товарищ
Сталин...".
А что такое вообще внезапность в военном деле? Наша советская военная
наука определяет ее так:
"Внезапность - неожиданные для противника действия, способствующие
достижению успеха в бою, операции, войне. Внезапность является одним из
важных принципов военного искусства и заключается в выборе времени, приемов
и способов боевых действий, которые позволяют нанести удар тогда, когда
противник меньше всего подготовлен к его отражению, и тем самым парализовать
его волю к организованному сопротивлению".
Жуков понимал роль внезапности в современной войне. В своем выступлении
на совещании перед большими маневрами в декабре 1940 года (о нем
рассказывалось в предыдущих главах) он говорил:
"Все приемы и способы оперативной тактической маскировки и обмана
противника должны быть широко внедрены в Красную Армию и войти составной и
неотъемлемой частью в систему обучения войск, командиров и штабов... Части
Красной Армии в будущих наступательных сражениях и боях должны показать
высокий класс оперативной и тактической внезапности".
В том же докладе, анализируя возможности войск в связи с появлением
новой техники и массовым применением ее в боевых операциях в Европе, Жуков
приходил к выводу, касающемуся именно внезапности:-"Особенно важно то, что
моторизация армии дает возможность в полной мере применить внезапность
действий крупных размеров. Войска, предназначенные для наступательных
действий, могут быть рассредоточены и скрыты в районах, удаленных от линии
фронта на расстоянии 80-100 км, и к месту наступления могут быть переброшены
одним маршем... Современное оперативное искусство и тактика, в результате
внедрения в армию новых современных технических средств борьбы, получили
такие могучие факторы, как скорость, внезапность и сила удара. На основе
этих новых качеств значительно увеличилась оперативная и тактическая
маневренность войск и их ударно-пробивная способность".
Знать-то мы про все это знали, но действовали не в ладу с таким
знанием. После войны, обобщая ее опыт, Жуков в своих воспоминаниях говорит и
о причинах, породивших "внезапность":
"Генеральный штаб, нарком обороны и Сталин не делали практических
выводов из новых способов ведения войны в начальный период. Наши оперативные
и мобилизационные планы не отвечали характеру возникшей войны. Они
соответствовали минувшим войнам, когда от объявления войны до вооруженного
столкновения основных группировок проходило значительное время, позволявшее
сторонам провести мобилизацию, сосредоточение и развертывание войск.
Все мы, и я в том числе, как начальник Генерального штаба, не учли
накануне войны возможность столь внезапного вторжения в нашу страну
фашистской Германии, хотя опыт подобногорода на Западе в начале второй
мировой войны уже имелся".
Следовательно, причины наших неудач в первые месяцы войны надо искать
не в самом факте внезапного нападения, а в том, что наше военное искусство,
предвидение, расчетливость оказались хуже, чем у немецких военных
специалистов.
Хотел написать - "они перехитрили нас". Но это будет неточное
определение, хотя гитлеровцы и применяли дипломатию, дезинформацию и другие
меры для введения нашего руководства в заблуждение. Но это одна сторона
дела, главная же беда в том, что Сталин попался на эту приманку, проглотил
ее и, как говорится, сидел перед началом войны на этом крючке Гитлера.
Отмечу при этом, что Жуков, присоединяя себя к виновникам главного просчета,
поступает так по этическим соображениям: не мог же он написать, что он это.
все предвидел, предлагал другие выходы, но его не послушали...
Мы в июне 1941 года обладали значительными военными силами, располагали
пусть недоделанными, но все же мощными оборонительными полосами на границе,
прекрасными природными оборонительными рубежами, выгодно для нас - с севера
на юг - лежащими на пути наступающих. Один Днепр чего стоит! Запасы оружия и
боеприпасов были сосредоточены на приграничной территории, их не надо было
подвозить. Никто не мешал нам создать надежную систему связи, а наша армия.
Генштаб оказались просто беспомощными и слепыми из-за отсутствия связи. Мы
находились на своей земле и были вольны делать любые приготовления для
отражения врага, но вместо этого Сталин и Молотов дезинформировали народ и
армию, успокаивая, что войны не будет (напомню только обобщение ТАСС за
несколько дней до нападения). Полу-чается просто парадокс - наше руководство
как бы само готовило эту внезапность.
В общем, наша страна, армия, военное и государственное руководство
располагали необходимыми средствами для отражения пусть даже внезапного
нападения. Все теоретики и практики войны считают, что для успешных
оборонительных действий достаточно сил в три раза меньших против
наступающего. А мы имели силы большие, чем гитлеровцы! В журнале "Коммунист"
No 14 1988 года опубликован подсчет соотношения танков в начале войны: у
гитлеровцев 3582 танка и штурмовых орудий, из них 1634 танка новейших
конструкций. С советской стороны им было противопоставлено 1475 танков КВ и
Т-34; которые на протяжении всей войны считались лучшими в мире, и большое
количество танков устаревших конструкций. Ведь только с января 1939 года по
22 июня 1941 года Красная Армия получила более семи тысяч танков!
Соотношение сил и средств советских войск и войск противника в полосе
Киевского Особого военного округа на 22 июня 1941 года было в нашу пользу:
по личному составу составляло 1,2:1; по орудиям и минометам-1,4:1; по
средним (Т-34) и тяжелым (КВ) танкам-3,5:1; по легким танкам (Т-26,
БТ-7)-5:1; по самолетам-2,5:1. Повторяю - в нашу пользу! Уже одно это
сопоставление показывает, что причины неудач и поражений крылись не столько
и соотношении сил, сколько в-способности распорядиться ими. (Расхождения в
количестве и качестве типов банков и самолетов хотя и имеют значение для
хода боевых действий, но не решающее, так как и в этом превосходство на
стороне противника не было подавляющим.)
Неубедительно и объяснение некоторых теоретиков (да и практиков) успеха
гитлеровцев, а наших неудач сосредоточением на направлении главных ударов
превосходящих сил, которые сломили наше сопротивление. Это нисколько не
оправдывает наших военачальников, а только еще раз подчеркивает их слабость
по сравнению с гитлеровскими генералами, сумевшими создать - при равенстве
сил - ударные группировки и нанести мощные удары. Позднее же сделал это
Жуков под Москвой, а затем на Курской дуге! Не надо забывать: умение делать
это, как и внезапность, входит в понятие военного искусства, в котором мы
оказались, к сожалению, не на высоте. Это стоило нашему народу очень дорого.
Одним из крупных просчетов нашего командования, как установила теперь
военная наука, было ошибочное предположение о направлении главной удара
гитлеровской армии.
Давайте посмотрим на предвоенную карту: каковы очертания наших западных
границ? Мне кажется, даже не будучи стратегом, но немного поразмыслив, легко
увидеть, что кратчайший путь на Москву проходит через Минск и Смоленск (так
вел свою армию и Наполеон). Здесь хорошо развитая система железных и
шоссейных дорог, что очень важно для высокомеханизированной немецкой армии.
Здесь аэродромы- находящиеся на территории Германии самолеты, базируясь на
них, могут поддерживать действия своих войск на большую глубину. Все это
очевидно.
Но Сталин приказал главные усилия сосредоточить на юге. Он не
посчитался с компетентным мнением крупнейших военачальников, с Генеральным
штабом, военными учеными и практиками. Исходя из своих единоличных,
субъективных воззрений, Сталин приказал все имеющиеся планы и предложенный
Жуковым план переработать и перенести главные усилия на юг. Это и исполнил
Жуков в новом варианте по указанию Сталина; как он писал в своих
воспоминаниях, "Сталин был для всех нас величайшим авторитетом, никто тогда
не думал сомневаться в его суждениях и оценках обстановки...".
Теперь, когда все в прошлом, ход событий, история ясно показывают:
своим волевым и, как оказалось, некомпетентным решением Сталин предопределил
неудачи наших войск. В начальный период войны, они уже были заложены в новом
предвоенном плане стратегического развертывания, разработанном Генштабом в
угоду Сталину боевых действий снабжение гитлеровской армии горючим,
продовольствием и другими военными запасами продолжалось, оно обрело лишь
другую форму.
Дело в том, что согласно нашей доктрине - бить врага на его территории
- огромные запасы были сосредоточены вблизи нашей границы, чтобы их можно
было быстрее подавать войскам, которые, дескать, уйдут вперед - на Люблин,
Варшаву, в Восточную Пруссию. Как стало теперь известно, почти половина всех
наших запасов была расположена вблизи от границы и многое стало трофеями
германской армии.
Вот подтверждение компетентного в вопросах тыла генерал-полковника Г.
П. Пастуховекого:
"...в случае агрессии пограничные военные округа (фронты) должны были
готовиться к обеспечению глубоких наступательных операций... это, в свою
очередь, обусловливало неоправданное сосредоточение и размещение в
приграничных военных округах большого количества складов и баз с
мобилизационными и неприкосновенными запасами материальных средств. По
состоянию на 1 июня 1941 года на территории пяти западных военных округов
(ЛенВО, ПрибВО, ЗапВО, КОВО и ОдВО) было сосредоточено 340 стационарных
складов и баз, или 41 процент их общего количества. Здесь же рамещалось
значительное количество центральных складов и баз Главнефтесбыта и
Управления Государственных материальных резервов. Необоснованная
концентрация складов и баз в приграничной полосе стала одной из главных
причин. больших потерь материальных средств в начале войны".
Бывали часто случаи, когда механизированные корпуса, выдвигаясь для
нанесения контрударов, расходовали на марше всю заправку горючего, а прибыв
в назначенный район, не могли участвовать вбоях из-за пустых баков/и
представляли собой прекрасные мишени для вражеской авиации.
30 июня 1941 года Главный интендант Красной Армии генерал-лейтенант А.
В. Хрулев докладывал Жукову как начальнику Генштаба:
"Дело организации службы тыла действующей армии находится в
исключительно тяжелом положении. Ни я, как Главный интендант, ни Управление
тыла и снабжения Генерального штаба на сегодняшний день не имеем никаких
данных по обеспечению продовольственным и интендантским имуществом
фронтов... Подвоза также нет, так как Главное интендантское управление не
имеет данных, куда и сколько нужно и можно завозить".Гитлеровские генералы в
своих воспоминаниях с удивлением и радостью пишут о том, как они,
израсходовав горючее, заправляли свои танковые и механизированные дивизии на
наших брошенных базах, почему-то даже не сожженных.
К страницам "неизвестной войны" прибавлю еще и следующую. Сталин и
Молотов, как уже говорилось, в соответствии с экономическим соглашением
обеспечили гитлеровскую армию всем необходимым еще до начала войны. Как это
ни парадоксально, но и с началом. Зададимся вопросом - кто же одержал верх в
сражениях 1941 года?
О том, кто победил - не во всей войне, а на каком-то ее этапе,- обычно
судят по захваченной или отданной территории, количеству артиллерии, танков
и другой техники, а также по потерям - убитым, раненым.
Попробуем и мы оценить итоги боевых действий за 1941 год.
Что касается территории, то успехи гитлеровской армии очевидны: она
-дошла до Москвы, захватила Белоруссию, Украину, Латвию, Литву, Эстонию,
Молдавию, несколько областей России. На этой территории проживало около 80
миллионов человек, что составляло почти половину населения Советской страны
того времени. На этой территории было оставлено, уничтожено или с нее
эвакуировано огромное количество промышленных предприятий. Тысячи колхозов
не успели убрать урожай, миллионы голоз скота не смогли перегнать из
районов, захваченных врагом.
Ни одно государство в Европе, на которое нападала Германия, не понесло
таких потерь и рухнуло при гораздо меньших утратах. Мы выстояли.
Цена тому, что мы выстояли, исчисляется и выражается человеческими
жизнями. Враг не продвинулся дальше, потому что, начиная с пограничников,
уничтожавших гитлеровцев в первые часы войны и на первых метрах нашей земли,
и кончая бойцами и командирами, истребившими фашистских мотоциклистов в
Химках, то есть на последних километрах, отделявших их от Москвы,-все, кто
даже попал в оккупацию и плен, до последнего защищая занимаемый рубеж,
отдавшие жизнь за свободу родины,- все они и есть та цена, которой стоила
наша непокоренность и не отданная дальше Москвыземля.
Каковы же количества, цифры? Скажу сразу, они настолько велики, что
страшно даже представить себе реально такое число жертв. И еще одна
оговорка. Те потери, которые указывались в докладах Сталина, Молотова и
других наших государственных деятелей, недостоверны, а
точнее-фальсифицированы, как и последняя, итоговая,- 20 миллионов человек.
По сей день подлинных потерь мы не -знаем, а может быть, их и никто не
знает, потому что учет всегда во всех инстанциях велся с тенденцией к
занижению и даже скрытию наших действительных утрат. Вся статистика в период
сталинщины была лживая и фальшивая, а с подсчетом человеческих жизней (а
может быть, с ними тем более) обращались особенно бессовестно.
Итак, каковы потери сторон? Возьмем их на период с 22 июня 1941 года по
конец марта 1942 года, когда Сталин все еще гнал вперед совершенно
обессилевшие армии, требуя осуществления его гигантского замысла "общего
наступления".
Потери противника регулярно фиксировались во всех частях и соединениях
и в конечном итоге стекались к начальнику генерального штаба Гальдеру, он
заносил их в свой дневник. Нет оснований, считать эти сведения заниженными,
так как Гальдер - повторю - вел их для служебных надобностей, а не для
публикации.
6 апреля 1942 года он записал:
"Потери с 22.6.1941 года по 31.3.1942 г.-Ранено-23541 офицер. 799389 -
унтер-офицеров и рядовых; убито - 8827 офицеров (в пять раз меньше, чем
истребил Сталин Советских командиров во время репрессий до начала войны.- В.
К.); унтер-офицеров и рядовых - 225553; пропало без вести - офицеров 855,
унтер-офицеров я рядовых 51665. Итого потеряно 33223 офицеров, 1074607
унтер-офицеров и рядовых. Общие потери сухопутных войск на Востоке (без
больных) составили - 1 107830 человек, или 34,6% их средней численности (3,2
миллиона человек)".
Как определить потери наших войск? Сделать это, понятно, непросто.
Попробуем по документам педантичных немцев выяснить некоторые цифры. Вот
выписка из фундаментального научного труда, написанного в ФРГ в семидесятые
годы (это уже не геббельсовская пропаганда). При всей нашей настороженности
и подозрительности все же попытаемся отнестись к этим данным аналитически.
"В боях под Белостоком, Минском, Смоленском, Уманью, Киевом, Брянском и
Вязьмой к 18 октября 1941 года было пленено 2 миллиона 53 тысячи советских
воинов... К концу 1941 года 3 миллиона 800 тысяч военнослужащих Красной
Армии были в плену".
На 1 июня 1941 года наши Вооруженные Силы составляли немногим более 5
миллионов человек, из них 3 с лишним миллиона находились в западных
приграничных округах. Следовательно, в 1941 году мы потеряли все, что было в
приграничных округах, и если бы не призванные по мобилизации и не переброска
из внутренних округов и с Дальнего Востока, то ни одного бойца и командира
не осталось бы на пути врага.
Но правильны ли эти астрономические цифры? К сожалению, есть основания
им верить. Приведу документ, написанный лично одним из кровавых палачей -
комендантом концлагеря Освенцим (по-немецки Аушвиц) оберштурмфюрером СС
Рудольфом Гессом. Этот документ опубликовали в ФРГ в сборнике "Документы
немецкой истории. 1939-1942 гг.".
"Я командовал Аушвицем до декабря 1943 года. и считаю, по меньшей мере,
2500000 жертв было уничтожено с помощью газа и сожжения; минимум еще
полмиллиона умерло от голода и болезней, что составляет в целом 3000000
мертвых. Это число составляет примерно 70 или 80% всех лиц, которые были
направлены в Аушвиц как пленные (имеются в виду узники разных стран, не
только советские.- В. К.)".
А ведь лагерей таких было немало! И там творились такие же зверства, и
цифры погибших там тоже с многими нулями.
Если бы фашист изворачивался, пытался преуменьшить число уничтоженных
пленных, можно было бы усомниться в реальности приводимых цифр. Но. он
спокойно и хладнокровно называет их, без принуждения, сам, не рассчитывая ни
на пропагандистские, ни на оправдательные цели. Таким образом, в цифру
количества пленных в три с лишним миллиона, приведенную в первом документе,
придется поверить.
А сколько было на фронтах убитых и раненых? Возьмем по аналогии с
немецкими данными: у них соотношение убитых и раненых примерно 1:4, т. е. на
каждого убитого четверо раненых. Так как считается, что- у нас убитыми за
это время было около миллиона, то общее число раненых составит около 4
миллионов. (Разумеется, все эти подсчеты приблизительт ные, но в основу их
заложены достаточно достоверные цифры.) И это лишь в первые девять месяцев
войны!
Такова цена недальновидности, своеволия, деспотии Сталина и покорности
всех, кто его окружал.
Чтобы мои суждения не выглядели субъективными, приведу мнение доктора
исторических наук генерал-лейтенанта Н. Павленко:
"Ни в одной области человеческой деятельности не стоит столь остро
вопрос о качестве руководства людьми, как в вооруженной борьбе. Это
обусловлено главным образом тем, что в такой борьбе за всеприходится
расплачиваться кровью - и за успехи, и за неудачи. Причем за неудачи,
просчеты и ошибки зачастую более дорогой ценой, нежели даже за крупные
достижения стратегического масштаба. Вот почему руководить войсками в боевой
обстановке методом "проб и ошибок" не только недопустимо, но и преступно...
Наиболее крупные ошибки, порой трагического характера, совершались в
стратегическом звене руководства войсками. И многие из них -лично И. В.
Сталиным, который, по оценке маршала Г. К. Жукова, и перед войной, и в
начале ее имел весьма смутное представление о военном деле. Тем не менее на
протяжении свыше полутора лет (начиная с весны 1941 года) он мало считался с
мнениями военных специалистов, полагая себя единственным стратегом. Только
суровая действительность осени 1942 года поубавила амбиции полководца.
Общий итог войны за 1941 год, наверное, следует определить по
осуществлению задач, которые ставили перед собой сражающиеся стороны.
Гитлеровская армия не осуществила цели, поставленные в плане
"Барбаросса":
"победить путем быстротечной военной операции Советскую Россию...
Конечной целью операции является выход на рубеж Архангельск - Волга". Цели
эти не достигнуты. "Молниеносная война" не состоялась. Но захвачена огромная
территория, причинен огромный экономический ущерб нашей стране, большие
потери понесла Красная Армия. Наряду с этим Германия, потерпела непоправимое
политическое поражение, противопоставив себя как агрессор всем миролюбивым
странам мира, в результате чего сложилась антигитлеровская коалиция, в
которую вошли такие мощные союзники, как СССР, США и Англия. Во всех странах
Европы, захваченных Германией, поднимались прогрессивные силы на борьбу с
фашизмом.
Советская страна не осуществила свою военную доктрину: не только "один
вершок", а огромное пространство было захвачено врагом, военные действия не
были перенесены на территорию противника, не удалось воевать "малой кровью",
кровь лилась реками, "братья по классу" нс поднялись в тылу врага и не
помогли первой в мире "самой прогрессивной" социалистической системе,
немецкие "братья по классу", одетые в гитлеровскую военную форму, опьяненные
посулами богатой жизни, творили чудовищные зверства на земле и в городах
советских тружеников. Но, несмотря на огромные потери. Советская страна
устояла на этом самом трудном и критическом этапе войны.
Если использовать для образного сравнения схватку двух боксеров, то.
можно сказать, первый раунд закончился для немецкого бойца более успешно,
однако и соперник его, побитый, весь в кровоподтеках, хоть и побывал
несколько раз в нокдауне, но на ногах стоял твердо. Изловчившись, в свою
очередь, он воспользовался удобным моментом и потряс гитлеровца
сокрушительным ударом под Москвой. Противник тоже побывал, в нокдауне.
В целом объективность требует прийти к следующему выводу: первый раунд
закончился с преимуществом немецкой стороны. Впереди предстояли еще
кровопролитные схватки. Окончательную победу еще предстояло одержать в
последующих раундах.
Но, зная исход борьбы, все же скажем, что для советской стороны это был
раунд, который вошел весомым слагаемым в окончательную победу.
Личный вклад Г. К. Жукова на первом этапе войны очень значителен. Без
преувеличения можно сказать, Жуков был один из немногих военачальников,
который не растерялся в труднейшей критической ситуации, сохранил
способность спокойно оценивать положение и руководить боевыми операциями.
Жуков первый на порученных ему участках фронта (Ленинград, Москва)
организовал оборону, которую не смогли преодолеть гитлеровские армии. Он
провел первые успешные наступательные операции под Ельней и в битве за
Москву, которые причинили не только урон противнику, но еще имели огромное
вдохновляющее значение для Красной Армии, для всего советского народа.
В единоборстве с опытнейшими, широко образованными профессионалами
войны, каковыми были немецкие фельдмаршалы Браухич, Лееб, Бок, Клюге и
мастера танковых сражений Клейст, Гудериан, Гепнер, Рунд-штедт и другие,
Жуков оказался более талантливым и искусным в организации и проведении
сложнейших операций и одержал над ними победы, причем в невыгодных для себя,
худших для своих войск условиях обстановки и обеспеченности необходимым
вооружением и снаряжением.
И это было только начало, талант Жукова созревал, набирал силу.
Конец первой книги
(Окончание).
(1) Система воздушного, наблюдения, оповещения, связи.
(2)Эта сцена более подробно, так сказать, в романном стиле, с
размышлениями и психологическими комментариями описана в книге Ивана
Стаднюка "Война". Источник же информации у нас общий: и Стаднюк, и -я
беседовали с Молотовым, который участвовал в этом посещении Наркомата
обороны и рассказал и ему, и мне, что там происходило.
(3)Полный текст приказа No 270 см. в дополнении No 7
(4) Верховное командование сухопутных сил.
(5) Так немцы называли наш Юго-Западный фронт.
(6) См.: Литературная газета. 1989. 22 марта.
---------------------------------------------------------------
QMS, Fine Reader 4.0 pro
MS Word 97, Win 98
Новиков Василий Иванович
четверг 17 Сентября 1998
Популярность: 2, Last-modified: Mon, 28 Sep 1998 16:16:30 GmT