---------------------------------------------------------------
OCR: [email protected]
---------------------------------------------------------------
Ночью в горах Ала-Тау глухо гремела гроза. Испуганный громом, большой
зеленый кузнечик прыгнул в окно госпиталя и сел на кружевную занавеску.
Раненый лейтенант Руднев поднялся на койке и долго смотрел на кузнечика и на
занавеску. На ней вспыхивал от синих пронзительных молний сложный узор -
пышные розаны и маленькие хохлатые петухи.
Наступило утро. Грозовое желтое небо все еще дымилось за окном. Две
радуги-подруги опрокинулись над вершинами. Мокрые цветы диких пионов горели
на подоконнике, как раскаленные угли. Было душно. Пар подымался над сырыми
скалами. В пропасти рычал и перекатывал камни ручей.
- Вот она, Азия!-вздохнул Руднев. - А кружево-то на занавеске наше,
северное. И плела его какая-нибудь красавица Настя.
-Почему вы так думаете? Руднев улыбнулся.
- Мне вспомнилась,-сказал он,-история, слу< чившаяся на моей батарее
под Ленинградом. Он рассказал мне эту историю.
Летом 1940 года ленинградский художник: Балашов уехал охотиться и
работать на пустынный наш Север
В первой же понравившейся ему деревушке Балашов сошел со старого
речного парохода и поселился в доме сельского учителя.
В этой деревушке жила со своим отцом - лесным сторожем - девушка Настя,
знаменитая в тех местах кружевница и красавица. Настя была молчалива и
сероглаза, как все девушки северянки.
Однажды на охоте отец Насти неосторожным выстрелом ранил Балашова в
грудь. Раненого принесли в дом сельского учителя. Удрученный несчастьем,
старик послал Настю ухаживать за раненым.
Настя выходила Балашова, и из жалости к раненому родилась первая ее
девичья любовь. Но проявления этой любви были так застенчивы, что Балашов
ничего не заметил.
У Балашова в Ленинграде была жена, но он ни разу никому не рассказывал
о ней, даже Насте. Все в деревне были убеждены, что Балашов человек
одинокий.
Как только рана зажила, Балашов уехал в Ленинград. Перед отъездом он
пришел без зова в избу к Насте поблагодарить ее за заботу и принес ей
подарки. Настя приняла их.
Балашов впервые попал на Север. Он не знал местных обычаев. Они на
Севере очень устойчивы, держатся долго и не сразу сдаются под натиском
нового времени. Балашов не знал, что мужчина, который пришел без зова в избу
к девушке и принес ей подарок, считается, если подарок принят, ее женихом.
Так на Севере говорят о любви.
Настя робко спросила Балашова, когда же он вернется из Ленинграда к ней
в деревню. Балашов, ничего не подозревая, шутливо ответил, что вернется
очень скоро.
Балашов уехал. Настя ждала его. Прошло светлое лето, прошла сырая и
горькая осень, но Балашов не возвращался. Нетерпеливое радостное ожидание
сменилось у Насти тревогой, отчаянием, стыдом. По деревне уже шептались, что
жених ее обманул. Но Настя не верила этому. Она была убеждена, что с
Балашовым случилось несчастье.
Весна принесла новые муки. Пришла она поздно, тянулась очень долго.
Реки широко разлились и все никак не хотели входить в берега. Только в
начале июня прошел мимо деревушки, не останавливаясь, первый пароход.
Настя решила тайком от отца бежать в Ленинград и разыскать там
Балашова. Она ушла ночью из деревушки. Через два дня она дошла до железной
дороги и узнала на станции, что утром этого дня началась война. Через
огромную грозную страну никогда не видавшая поезда крестьянская девушка
добралась до Ленинграда и разыскала квартиру Балашова.
Насте отворила дверь жена Балашова, худая женщина в пижаме, с
папироской в зубах. Она с недоумением осмотрела Настю и сказала, что
Балашова нет дома. Он на фронте под Ленинградом.
Настя узнала правду Балашов был женат. Значит, он обманул ее, насмеялся
над ее любовью. Насте было страшно говорить с женой Балашова. Ей было
страшно в городской квартире, среди шелковых пыльных диванов, рассыпанной
пудры, настойчивых телефонных звонков.
Настя убежала. Она шла в отчаянии по величественному городу,
превращенному в вооруженный лагерь. Она не замечала ни зенитных пушек на
площадях, ни памятников, заваленных мешками с землей, ни вековых прохладных
садов, ни торжественных зданий.
Она вышла к Неве. Река несла черную воду в уровень с гранитными
берегами. Вот здесь, в этой воде, должно быть, единственное избавление и от
невыносимой обиды, и от любви.
Настя сняла с головы старенький платок, подарок матери, и повесила его
на перила. Потом она поправила тяжелые косы и поставила ногу на завиток
перил. Ее кто-то схватил за руку. Настя обернулась. Худой человек с
полотерными щетками под мышкой стоял сзади. Его рабочий костюм был забрызган
желтой краской.
Полотер только покачал головой и сказал.
- В такое время что задумала, дура!
Человек этот - полотер Трофимов - увел Настю к себе и сдал на руки
своей жене-лифтерше, женщине шумной, решительной, презиравшей мужчин.
Трофимовы приютили Настю. Она долго болела, лежала у них в каморке. От
лифтерши Настя впервые услышала, что Балашов ни в чем не виноват, что никто
не обязан знать их северные обычаи и что только такие "тетехи", как она,
Настя, могут без памяти полюбить первого встречного.
Лифтерша ругала Настю, а Настя радовалась. Радовалась, что она не
обманута, и все еще надеялась увидеть Балашова.
Полотера вскоре взяли в армию, и лифтерша с Настей остались одни.
Когда Настя выздоровела, лифтерша устроила ее на курсы медицинских
сестер. Врачи-учителя Насти - были поражены ее способностью делать
перевязки, ловкостью ее тонких и сильных пальцев. "Да ведь я кружевница", -
отвечала она им, как бы оправдываясь.
Прошла осадная ленинградская зима с ее железными ночами, канонадой.
Настя окончила курсы, ждала отправки на фронт и по ночам думала о Балашове,
о старом отце, - он до конца жизни, должно быть, так и не поймет, зачем она
ушла тайком из дому. Бранить ее не будет, все простит, но понять - не
поймет.
Весной Настю, наконец, отправили на фронт под Ленинград. Всюду - в
разбитых дворцовых парках, среди развалин, пожарищ, в блиндажах, на
батареях, в перелесках и на полях она искала Балашова, спрашивала о нем.
На фронте Настя встретила полотера, и болтливый этот человек рассказал
бойцам из своей части о девушке северянке, ищущей на фронте любимого
человека. Слух об этой девушке начал быстро расти, шириться, как легенда. Он
переходил из части в часть, с одной батареи на другую. Его разносили
мотоциклисты, водители машин, санитары, связисты.
Бойцы завидовали неизвестному человеку, которого ищет девушка, и
вспоминали своих, любимых. У каждого были они в мирной жизни, и каждый берег
в душе память о них. Рассказывая друг другу о девушке северянке, бойцы
меняли подробности этой истории в зависимости от силы воображения.
Каждый клялся, что Настя - девушка из его родных мест. Украинцы считали
ее своей, сибиряки тоже своей, рязанцы уверяли, что Настя, конечно,
рязанская, и даже казахи из далеких азиатских степей говорили, что эта
девушка пришла на фронт, должно быть, из Казахстана.
Слух о Насте дошел и до береговой батареи, где служил Балашов.
Художник, так же как и бойцы, был взволнован историей неизвестной девушки,
ищущей любимого, был поражен силой ее любви. Он часто думал об этой девушке
и начал завидовать тому человеку, которого она любит. Откуда он мог знать,
что завидует самому себе?
Личная жизнь не удалась Балашову. Из женитьбы ничего путного не вышло.
А вот другим везет! Всю жизнь он мечтал о большой любви, но теперь уже было
поздно думать об этом. На висках седина...
Случилось так, что Настя нашла, наконец, батарею, где служил Балашов,
но не нашла Балашова - он был убит за два дня до того и похоронен в сосновом
лесу на берегу залива.
Руднев замолчал.
- Что же было потом?
- Потом? - переспросил Руднев. - А потом было то, что бойцы дрались,
как одержимые, и мы снесли к черту линию немецкой обороны. Мы подняли ее на
воздух и обрушили на землю в виде пыли и грязи. Я редко видел людей в таком
священном, неистовом гневе.
- А Настя?
- Что Настя! Она отдает всю свою заботу раненым. Лучшая сестра на нашем
участке фронта.
1941
Популярность: 1, Last-modified: Mon, 24 May 1999 15:46:58 GmT