---------------------------------------------------------------
     © Copyright Эфраим Кишон
     © Copyright Я.З.Рольбин (nekto_izrossii()mail.ru), перевод
     Date: 28 Jan 2008
---------------------------------------------------------------


     (сатирические рассказы о маленькой стране)


     Государство  Израиль  так удобно  расположено  вдоль средиземноморского
побережья, что из любой точки  внутри страны можно запросто попасть либо  на
пляж, либо в плен к арабам.
     Наша страна столь крошечная,  что на имеющихся  в продаже картах на ней
хватает  места лишь буквам "Изр.". И  только  когда  в Шестидневную войну мы
достигли Суэцкого канала, то смогли, наконец, вывести на ней "Израиль".
     Правда, потом добрый египетский президент Садат сумел выторговать у нас
обратно  "иль". А сейчас на нас давят, чтобы мы убрали и остальные  буквы, и
надо радоваться, если оставят хотя бы заглавную "И".
     Моему  любимому дяде Эгону из Нью-Йорка, приехавшему к нам в отпуск, до
этого не было никакого дела.  Он просто хотел  основательно  познакомиться с
новым еврейским государством.
     - Нет ничего проще, - с готовностью ответил я. - Завтра с утра встанем,
и я покажу тебе всю страну. Но что мы будем делать после обеда?


     Можно ли смеяться над страной, в которой живешь? Можно.
     Профессионал  не  должен  поддаваться  чувствам. Наш  министр финансов,
например, охотно примет меня,  но это не мешает ему сдирать с меня налоги до
последней копеечки. Но и я  приму его столь же  охотно,  однако раз в неделю
продираю его в своих фельетонах  за катастрофические промахи. Это не любовь,
а лишь исполнение долга.
     Или  возьмем  совершенно   частный  случай.  Как   известно,  я  папаша
обезьянника, боготворящий свое трехголовое потомство.  Но это не  удерживало
меня от того, чтобы написать бесчисленное количество смешных историй об этих
маленьких  мордашках,  назваемых   по-здешнему   "  -->  сабрами  ".  Это
общепринятое   обозначение  евреев,  рожденных  в  Израиле,   происходит  от
восточного  фрукта  "сабр",  который  снаружи покрыт  колючками,  но  внутри
невообразимо вкусен.
     Досадно, что эти три  мордашки  гораздо  роднее моей стране, чем я. Они
выросли в среде этого языка, который я безуспешно зубрил в поте лица своего.
25 долгих лет я,  по своей родной венгерской  традиции,  делал  ударение  на
первом слоге каждого слова, а сейчас внезапно должен был перейти на ударение
на последнем. Тем не менее, я овладел  ивритом гораздо лучше своих потомков,
и даже думаю по-еврейски. Но что меня раздражает - с венгерскими субтитрами.
     * * *
     Государство Израиль можно рассматривать двояко: вблизи и издалека.
     Издалека он похож  на песчаный бархан, на котором всевозможные существа
различного  происхождения и  с  безалаберными привычками копошатся,  потеют,
ругаются и спорят по  каждой мелочи, с  трудом  управляемые  бюрократическим
бедламом, называемым правительством.
     Вблизи,   однако,  можно  обнаружить  некоторые  блестящие   достижения
последнего двадцатилетия: многочисленный маленький народ,  который, несмотря
на свое абсурдное  местоположение на карте, построил образцовую  демократию.
Цветущую  страну,  которая,  несмотря  на   постоянное  состояние  войны   и
многочисленные   хозяйственные   трудности,   развивается   с   удивительным
постоянством, страну, полную  исторических достопримечательностей и, вопреки
поостоянным угрозам ее существованию, все-таки бурлящую жаждой жизни.
     Да, так мне видятся издалека 50 лет юного государства  Израиль. В  этой
книге, однако, я коснусь своей любимой родины с самой ближайшей близи.
     * * *
     Израиль - особая страна,  полная  неожиданностей. Уже само ее  рождение
было чудом. Некий  венгерский фельетонист  по имени  Теодор -->  Герцль ,
великий пророк и, между прочим,  довольно неплохой юморист, под впечатлением
процесса  над -->  Дрейфусом  сделал  вывод  о необходимости  возрождения
еврейского государства.
     Теодор   Герцль  в  качестве  основателя   государства  был   неудачным
зачинателем,  поскольку  забыл древнюю библейскую заповедь, согласно которой
ни один из пророков не мог назвать точную дату --> сбора .
     Вот что провозгласил  он в 1897  году на Базельском конгрессе,  цитирую
дословно:  "На  этом  историческом  собрании  я   закладываю  первый  камень
еврейского государства. Через 50 лет оно станет реальностью".
     К сожалению, он ошибся. Государство  Израиль появилось  не  через 50, а
через 51  год. И  этот неприятный промах израильские историки не прощают ему
до сих пор.
     * * *
     По мне, так Израиль  родился в нужное время. С миллионым потоком других
иммигрантов  я  влился в  Землю  обетованную  и стал более или  менее нужным
членом этого многонационального сообщества.
     Народ Израиля  осуществил свой тысячелетний  сон и мог им наслаждаться,
прямо скажем, аж битых два часа, пока не был бесцеремонно  разбужен семью до
зубов вооруженными арабскими --> странами .
     Новорожденная  страна выстояла  и постаралась вести себя  по-взрослому.
Это было  нелегко,  поскольку  к  тому  времени  треть населения  составляли
налоговые инспекторы, а другую треть - автоинспекторы. Третья треть пока еще
не сделала выбора.
     Мы не имели  понятия, какую форму  государственного управления  следует
избрать  Израилю. Стать  ли  нам коммунистами  или  пожить несколько дней  в
покое? Часть населения была убеждена в  том, что скоро придет Красная Армия,
и потому предусмотрительно запасалась спичками и туалетной бумагой.
     По  поводу  религии  наши  сомнения  были более-менее  ясными.  Сталин,
конечно, был  солнцем  рабочего  класса, но даже  его  страстные приверженцы
имели  в  семье   по   крайней  мере   одного  достопочтенного   раввина   и
предусмотрительно относили себя к  "лояльной оппозиции  всемогущему". И хотя
прогрессивные  израильтяне  отчаянно  пытались  найти  классового  врага,  к
сожалению, все потенциальные кандидатуры были бедны, как церковные мыши.
     Коллективное головокружение  от успехов имело хороший глушитель в  лице
выходцев  из  стран  Восточного блока, которые досыта  наелись  радостью  от
социальной справедливости.
     С  другой  стороны,  наши знаменитые  сельскохозяйственные  коллективы,
киббуцы, до сих пор стоят на страже марксистской традиции.
     Фундаментальной   идеей   этого   гуманистического  института  является
всеобщее равенство.  Никто  не  имеет  права  назвать своим  даже  карманный
фонарик,  пока у всех остальных не будет по  такому же  карманному фонарику.
Никто  не имеет права  пойти в кино,  пока все  остальные  члены  киббуца не
пойдут в кино. Я до сих пор весьма живо вспоминаю о том, как в нашем киббуце
"Кфар-Нахор" под Назаретом один отчаявшийся товарищ хотел  покончить с собой
из-за несчастной любви. Но  тут возник вопрос, должны ли были в соответствии
с коллективистской  идеей убить себя и  все  остальные киббуцники, которые в
данной момент ни в кого не были влюблены.
     К счастью, кризис  миновал, поскольку за это время  от киббуцных  забот
объект обожания изрядно потолстел.
     Без сомнения, это особая страна.
     Немногочисленные  ранние переселенцы  в  течение  нескольких  лет легко
покончили с новыми потоками иммигрантов. Вместо  еды  они выдавали им талоны
на  питание,  а питьевую воду  в Иерусалиме  продавали  только  за  наличный
расчет.
     Пессимисты в наших рядах роптали: "Хуже уже некуда!". Я возражал им как
природный оптимист: "Отнюдь!".
     Шаг за шагом постигали мы правила игры в парламентаризм. Так называемые
министры были членами киббуцев и работали на  киббуцной  кухне.  Официальные
распоряжения  и   прежде  всего  персональные  предписания  выписывались  на
черновиках, поскольку не существовало никаких официальных формуляров. На это
была масса причин, в частности, не существовало никаких официальных лиц.
     Однако,  вырастали  все  новые  и  новые  правительственные  здания,  и
наконец, формуляры  стали печатать в типографиях. Испытанная система записок
стала  пережитком и была  заклеймена  как "протекция".  Тем  не менее,  этот
популярный метод распространился настолько,  что истинный  израильтянин ныне
не пойдет в ресторан  без того, чтобы справиться, имеет ли кто-нибудь из его
спутников связи с официанткой.
     Для миллионов переселенцев  из  различных  климатических зон еще  одной
трудностью  стало привыкание к температуре высиживания яиц. И  хотя  Израиль
расположен на  Средиземном  море,  многие новоприбывшие не купаются после  1
сентября, поскольку в это время в Польше уже холодно.
     Как и сказано, совершенно особенная страна.
     Израиль - это крохотный островок, окруженный не водой, а враждебностью.
Единственный положительный момент  в  этом: каждый знает каждого. Между нами
нет  тайн. Когда какой-нибудь незнакомец в  плаще  и  темных очках звонит  в
дверь и после открытия оной хрипло шепчет: "Красные крокодилы этой  зимой не
летают", - в ответ ему сообщают: "Извините, но шпион живет этажом выше".
     Естественно, что на моей родине с годами появился особый  вид юмора. Мы
научились  смеяться  над  собой.  Если   дежурный  премьер-министр  раздавал
обещания,  то оправдывается такими  словами:  "Да,  я это обещал.  Но  я  не
обещал, что выполню свое обещание".
     В области финансов это действует  несколько иначе. Правительство, как и
граждане, погашает  свои долги перед  банком за  счет новых банковских ссуд.
Некоторое  различие  между  ними лишь в том,  что  маленький  человечек  для
получения кредита  нуждается  в поручительстве.  Если  вы  увидели  славного
старину-пешехода, перебегающего в панике на другую  сторону улицы, можете не
сомневаться в том, что кто-то из вашего окружения ищет поручителя.
     На  нескромный  вопрос,  как  собирается  наше  правительство  погашать
сумасшедшую   гору   долгов,  у   его   пресс-атташе   есть  готовый  ответ:
"Когда-нибудь ведь должен прийти Мессия".
     Для  полного   умиротворения  комиссия  по  делам  населения  приводило
многообещающую  статистику,  согласно  которой  каждый  младенец  в  Израиле
рождается  на  свет  с  пятитысячедолларовым  внешним  долгом.  Но  с другой
стороны,  казна ссужает каждого новорожденного соответствующей суммой, чтобы
обеспечить равновесие и оздоровить экономику.
     Между  тем,  туризм  в  Святую  землю  бурно  и  счастливо  развивался.
Исторические  святыни вроде двух грешных скопищ - Содома и Гоморры  - всегда
переполнены отпускниками.
     Поскольку, однако,  одно это не пополняет пустую государственную казну,
правительство искало  иные  многообещающие  источники  денег  и  нашло их  в
нарушителях  правил  парковки.  Для  этого  имелось  достаточно транспортных
полицейских, но  недостаточно  автомобилей. И  казне  не  оставалось  ничего
иного,  как внедрить  прогрессивную  шкалу налогообложения  с  тем,  однако,
ограничением,  что  никто  не  должен платить больше,  чем он  зарабатывает.
Неоценимым преимуществом такой  системы было то, что  граждане не нужно было
более заполнять сложный формуляр. Налоговая декларация выглядела просто:
     Сколько Вы заработали в отчетном году?
     Перечислите нам эту сумму.
     Любознательные могли бы задаться вопросом, как при таком  положении дел
стало  возможно  экономическое  чудо, и никто при этом не разорился, как  те
еврейские отцы, что  вынуждены оплачивать свадьбу  любимых дочерей. В этом и
впрямь  заключается одна  из наших прекрасных  старинных традиций,  что  для
каждого  еврейского  папаши заключение  брака  дочерью  означает  ужаснейшую
финансовую катастрофу. На свадьбу приглашается не менее  половины  населения
страны, но фактически приходит вдвое больше.
     Нельзя забывать: наше положение  не стало легче оттого, что наши добрые
соседи  с  завидной  регулярностью  каждые  пять  лет  начинали  против  нас
очередную войну. До сих пор они всегда проигрывали, но сразу же  после этого
их спасали наши американские друзья, и благодаря этой непроизвольной закалке
мы  до  сих  пор  выглядим  юной  нацией,  а  не  только  оттого,  что  всем
военнообязанным предписано носить короткие волосы.
     Я думаю, сейчас самое время воспомнить, как автор стал израильтянином.
     В 1949 году  едва держащийся  на  поверхности  работорговый корабль под
названием  "Галилея",  рассчитанный  на  160  пассажиров   и  набитый   3000
переселенцев, бросил якорь  в порту  Хайфы. В  толпе на борту был один тощий
юноша, который, несмотря  на свои смачные венгерские ругательства,  выглядел
изрядно напуганным.
     Была полночь и, словно в фильме ужасов, гавань  тонула  в  темноте.  Но
несмотря на это, портовое агенство по приему  переселенцев сообщило,  что на
подходе  еще одна группа,  и  нет  никого,  кто  занялся бы  нашим  приемом.
Начальник порта, как назло, уехал со своей первой женой в Иерусалим и бросил
нас на произвол судьбы.
     И тысячи  новых  иммигрантов томились  на  борту  без  всякой  помощи и
смотрели со смешанными чувствами на берег своей новой родины. Они без всякой
радости  вспоминали  о том, что еще  Моисей  вот так же смотрел  издалека на
Землю обетованную, но  так  ее и не  --> достиг .  Видимо, в каждую эпоху
есть свой начальник порта.
     Так  и  сидели мы  в  отчаянии  на  своих  чемоданах  и  считали  часы.
Экономически подкованные  среди  нас  тщательно  готовились к  высадке.  Мой
попутчик еще накануне исхода из Генуи  приобрел двадцать килограммов иголок,
поскольку  один итальянский  благодетель  убедил  его  в  том,  что  иголки,
благодаря известному защитному рефлексу евреев, имеют все шансы стать  самым
дефицитным товаром в Израиле.
     Примерно  по той же  причине  одна  польская  семья волокла  три  ящика
ладана. Я и  сам проездом  посетил  черный рынок в Вене  и  стал обладателем
подержанной машины по  производству  бакелитовых пуговиц производительностью
четыре пуговицы в минуту.
     Тетя  Илка  написала мне,  что  в  настоящее  время  в  Израиле  только
подметанием улиц да производством пенициллина можно  удержаться на  плаву, и
моих знаний будет недостаточно, чтобы овладеть профессией ключника. С другой
стороны, дядя  Яков слышал о свободном месте  в автоматической  закусочной в
Тель-Авиве и надеялся пристроить меня туда в качестве автомата. Но ни в коем
случае,  предупреждал меня  дядя Яков, я не должен идти  в киббуц, поскольку
там говорят только на иврите.
     Но  я  уже нахватался начальных знаний иврита и мог  бегло  произносить
"шалом, шалом". Кроме  того,  мне удалось пронести на борт в одном из мешков
антикварное издание еврейской энциклопедии до буквы "М". Так что я мог смело
смотреть в будущее.
     Этой уверенности, однако, никак не соответствовал наш быт на "Галилее",
оставлявший желать  лучшего. Еда состояла либо из мороженой  рыбы  с черными
оливками,  либо  из черных оливок с мороженой рыбой. И только в шабат черные
оливки заменялись  на  зеленые.  Корабельный  раввин напомнил  нам  слова из
Библии, что  не хлебом единым сыт человек, но от  этого наш мирской голод не
стал меньше.
     Жара изо дня в день становилась  все невыносимее. Только когда  капитан
объяснил  нам, что это еще  не  жара,  а  лишь  одолевшая всех влажность, мы
почувствовали себя несколько легче.
     Чем   дольше  мы  стояли  на  якоре,  тем   более   безудержно   ругали
бездействющее  правительство  и особенно его премьер-министра Давида  -->
Бен-Гуриона  .   Однако,  вспышка   истерии  никого  не  тронула,  а  вместо
Бен-Гуриона  несколькими  часами   позже  появился  некий  высокопосталенный
чиновник, который  от  имени  Еврейского  агенства  многократно извинился  и
вежливо пригласил спеть наш национальный гимн "Ха-тиква". Мы спели его, даже
не   зная  текста,  и  по  завершении   атаковали  его  вопросом,   где  нам
остановиться. Некоторые  из  наших  спутников уже решили ехать в  Тель-Авив,
другие   удовольствовались  бы  кварталом  вилл  вокруг  столицы.  Экономные
интересовались ценами на  жилье: "Почем трехкомнатная квартира  с  кухней? А
отдельно кухня?".
     - Соберу рассеянных, сказал Господь, и направлю их в Землю обетованную,
- ответило одухотворенным голосом Еврейское агенство.
     Из всех наших проблем жилье было самой настоятельной. Мы уже знали, что
в провинции  голубятни предлагали за двенадцать фунтов в месяц  без  залога,
правда,  еще  два  фунта   -   дополнительный   сбор  для  посредника.  Один
дальновидный румын пришел к грандиозной идее  поселиться в пустующей арбской
гостинице в Яффо. Все ему завидовали.
     Лично я имел две  возможности: либо разместиться  в жестяной коробке  в
перевалочном  лагере под  Хайфой  вместе  с  одной  триполитанской  семьей с
одиннадцатью  беспокойными детьми,  либо временно  раскинуть свою  палатку у
подселенца тети Илки, который накануне перенес апоплексический удар и уже не
мог  сопротивляться.  Я  склонялся  к  лагерю  беженцев, поскольку тетя Илка
постоянно повторяла, что  она  как главный  квартиросъемщик нумерует  рулоны
туалетной бумаги.
     Самое  большое разочарование преподнес мне дядя Яков. Даже  закоренелые
сионисты говорили о нем,  как  о  легенде. Якобы  тридцать лет тому назад он
прибыл в Палестину с маленьким чемоданчиком и владел  тем же  чемоданчиком и
поныне.  Более того,  у него  якобы  был большой холодильник.  Как оказалось
впоследствии, этот  холодильник и был его квартирой.  Самое же замечательное
было в том, что свет в ней зажигался сам, как только открывалась дверь.
     Между тем, начальника порта нашли спящим в зале ожидания, и нам наконец
позволили спуститься на Землю обетованную. В дощатом домике, в углу которого
висела электрическая  лампочка,  сидел  за  шатким  столом некто  в  шортах,
идентифицируемый по беглому идишу как сотрудник по делам иммигрантов.
     Мы  были глубоко тронуты. Наконец-то, нам впервые разрешили постоять  в
очереди на новой родине.
     После часового стояния  я  достиг заветного  стола. Сквозь линзы очков,
постоянно сползавших ему на нос, сотрудник грустно посмотрел на меня.
     - Имя?
     - Кишонт, Ференц.
     Это заметно обескуражило его.
     - Какое из двух является фамилией?
     - Кишонт.
     - Кишон, - поправила меня служащая персона и поправила очки.
     - Нет, не Кишон, - настаивал я. - Кишонт, с "т" на конце.
     - Кишон, - повторил, не обращая внимания на мои возражения, чиновник. -
Имя?
     - Ференц.
     Он снова строго уставился на меня.
     - Эфраим, - решил он наконец и тут же это записал.
     - Извините, не Эфраим, - Ференц.
     - Такого имени нет. Следующий!
     Это прозвучит невероятно, но тогда я не имел ни малейшего представления
о том,  что мое имя происходит из Библии. Кишон означает библейскую  реку, в
которой Господь  утопил  боевые  машины  ханаанского предводителя Зисера.  И
разве не на вражеской горе  Эфраим прорицательница --> Дебора предсказала
успех еврейским бойцам?
     Но всего этого тогда, в порту, я еще не знал и покинул своего крестного
отца в глубокой  депрессии.  Однако, это был момент истины,  в  который  мы,
государство  Израиль  и я,  приняли решение совместно  писать юмористические
рассказы.
     * * *
     С тех пор утекло много воды Кишона.
     Бедный  маленький  Израиль  теперь  уже не такой  маленький и больше не
такой  бедный, и время первопроходцев уже относится к библейским  преданиям.
Налоговые ставки введены в компьютер в Иерусалиме  и наша каждодневная жизнь
начинается,  копируя  телевидение.  В  либеральных  кругах  раввина   сменил
психиатр.  Не  меньше миллиона русских приехали  в  нашу страну по еврейским
паспортам, и иврит стал лишь вторым государственным языком. Кто  сегодня  не
может пользоваться интернетом, считается отсталым,  а  кто в  сорок ездит на
автобусе,  считается  неудачником. Фитнесс  стал для нас  давно  устоявшимся
понятием.  Каждый выходной мы идем пешком в бассейн и возвращаемся на -->
велосипедах .
     Вот и все.
     В  завершение   моего   исторического   обзора,   однако,   открывается
ошеломляющая  истина,  которой  я  делюсь  со  всеми  моими  соплеменниками.
Пятьдесят  лет мы предпринимаем все возможное,  чтобы  в корне  переустроить
наше новое  государство.  А сейчас  жалуемся,  что  это  уже  больше  не тот
Израиль, что встретил нас пятьдесят лет назад.





     Факт,   что   одновременно  со  мной  в   страну  приехал  еще  миллион
переселенцев, доставил соответствующим ведомствам изрядную  головную боль. У
них  было всего  14 квартир для  новоприбывших,  причем  три  из них  -  для
претендентов  из  числа  родственников  служащих. Правительство  предприняло
массу мер, чтобы облегчить ситуацию. Оно  откопало старый закон, по которому
каждый, кто хоть раз насладился свободной квартирой, с этого момента никогда
более  не может быть из нее изгнан,  и будь то женщина или ребенок, всем без
исключения  потомкам  позволено оставаться  в этой  квартире  до последнего,
Судного дня.
     Мне  повезло. Поскольку  я еще был в  этом  вопросе  несведущ, то решил
обратиться к своему другу, старому школьному товарищу Юлиусу Ботони, который
как раз хотел сдать на год свою квартиру  в Тель-Авиве за 50 фунтов в месяц,
поскольку  получил годовую  стипендию для прохождения учебы  в Италии, чтобы
там пройти курс бриджа для начинающих. Так что дело было для нас обоих очень
важным.  Мы   скрепили   договор  дружеским   рукопожатием   и  распрощались
приветливыми кивками.
     Но Ботони тут же снова догнал меня.
     - Не сочти за  недоверие, - сказал  он. -  Но,  может быть, нам следует
оформить сделку у адвоката. Только, чтобы избежать трудностей. Нельзя же все
предвидеть. Ты меня понимаешь.
     Я  понял,  и мы  договорились  о  встрече  с  адвокатом  Ботони,  д-ром
Авигдором Вахсманом.
     Придя  в  канцелярию  адвоката, я  сразу  обнаружил,  что тот  уже  все
обговорил с  моим другом. Во всяком случае, Ботони сидел в кресле смертельно
бледный и дрожащий. Д-р Вахсманн задумчиво посмотрел на меня.
     - Мы стоим перед непростым решением, - начал он. - Г-н Ботони ознакомил
меня с деталями. Я считаю 75 фунтов  в месяц слишком малой ценой, но в конце
концов,  это личное дело квартиросдатчика. Предвидя это, я задаю Вам вопрос:
какие  гарантии  Вы можете нам дать,  что  действительно освободите квартиру
через год?
     - Извините, - возразил я несколько язвительно, - но, в конце концов, мы
старые приятели и школьные друзья. Не так ли, Ботони?
     Ботони  хотел  ответить, но  не смог  выдавить ни  звука.  Д-р  Вахсман
заслонил его собой.
     - При съеме квартиры не должно быть никаких сантиментов. Закон о защите
прав потребителей четко устанавливает,  что квартиру, в которую Вы  хоть раз
въехали, можно уже больше  не покидать. Потому я и прошу у Вас  залог в 8000
фунтов.
     - Но почему? - спросил я. - Квартира стоит максимум 6000 фунтов.
     - Совершенно  верно,  -  подтвердил  д-р Вахсман. -  Именно потому я  и
предлагаю  бльшую сумму. Тем более охотно Вы оставите квартиру. Я предлагаю
заплатить  наличными,  а  если  Вы  захотите  остаться  еще  на год,  то  не
попытаетесь  сделать  это  в  обход  договора.  Если  Вы  согласны  с  этими
условиями, перейдем к заключению сделки.
     Я взял в банке кредит и принес деньги адвокату. Когда я клал деньги ему
на стол, Ботони с легким вскриком упал в обморок.
     - Порядок, -  сказал  д-р  Вахсман, пересчитав  сумму. -  Осталось лишь
отрегулировать одну мелочь. Как поступим в случае девальвации?
     Я клятвенно заверил, что съеду из квартиры в любом случае.
     - При съеме квартиры  не  может быть  никаких клятвенных заверений. Нам
необходимы гарантии.  Я предлагаю  Вам усыновить г-на Ботони и назначить его
единственным наследником вашего  имущества, включая право перенайма квартир.
Окончательно и бесповоротно. Это, так сказать, всего лишь формальность.
     Я  дал  свое  согласие,  усыновил моего  школьного  товарища  Ботони  и
подписал договор.  По  желанию д-ра Вахсмана я завещал  ему также затраты на
погребение   и   налог  на   наследство.  Я   передал  ему   свои  фамильные
драгоценности, которые я на экстренный случай захватил  с собой из Европы, и
на этом процедура завершилась. На следующий день я должен был получить  ключ
от квартиры.
     Мой пасынок все это время сидел в углу съежившись и хныкал.
     * * *
     На  следующий  день  ключа я  не  получил.  С ангельским терпением  д-р
Вахсман  разъяснил  мне,  что  должен  быть установлен  твердый порядок и на
случай   преждевременной  смерти  его  подопечного.  А  потому  мне  следует
ходатайствовать в Верховном раввинате о расширении понятия "Великий  исход",
если по истечении года я останусь в квартире еще хотя бы на день.
     Едва  я  подписал  документ,  Ботони  впал  в  нервный   припадок.   Он
подпрыгнул,   начал  орать,  обвиняя  адвоката,  что  тот  был  недостаточно
осторожен, кроме того,  я не настолько  религиозен  и великий исход  меня не
касается,  и   он,  Ботони,  абсолютно  уверен,   что  теперь  его  квартира
окончательно потеряна.
     После  короткого совещания их обоих д-р Вахсман сообщил, что согласен с
аргументами Ботони. А потому мне необходимо получить гарантии хотя бы одного
из  членов   Совета  Безопасности  ООН,  что   в   случае   несвоевременного
освобождения квартиры тот предпримет военную акцию против Израиля.
     Мы  остановились  на Франции. Я мобилизовал  все  свои  связи и  вскоре
получил эту гарантию от французского посольства, после того, как тому пришло
разрешение с --> Кэ-д'Орсэ .  Теперь оставалась последняя формальность, а
именно,  покупка трехкомнатной квартиры в  Тель-Авиве  на имя д-ра Вахсмана.
Дополнительным разъяснением я известил уполномоченную д-ром Вахсманом фирму,
производящую репелленты, об исключительном праве обкурить по истечении срока
договора квартиру Ботони угарным газом, даже если я еще буду внутри.
     Наконец-то договор был готов.  Он  составлял  28 страниц  и гласил, что
упомянутая  квартира  великодушно  и  с   наилучшими  пожеланиями  мне  -  в
дальнейшем именуемому "Захватчик" - сдается на срок в один  год г-ном Ботони
- в дальнейшем именуемому "Благодетель" - за ежемесячную плату в 100 фунтов,
при  условии, что  Захватчик  не имеет никакого права оставаться  более, чем
один год в квартире Благодетеля.
     Я изучил договор, и уже через два дня мы его подписали. Ботони с трудом
приподнялся  со  своего  стула,  передал  мне  трясущимися   руками   ключи,
пробормотал пару слов сожаления и рухнул замертво. Сначала  я решил, что  от
страха за  свою квартиру он умер. Но как  выяснилось, в действительности это
оказалась не смерть, а столбняк.
     * * *
     К  сожалению,  я  не смог воспользоваться ключами.  Параграф 570 нашего
договора гласил: "Захватчику запрещается входить в квартиру, начиная со дня,
обозначенного  настоящим  договором". Согласно д-ру  Вахсману, эта  оговорка
являлась необходимой, чтобы я действительно  освободил квартиру по истечении
года. А я-то уже решил никогда более не  покидать квартиру, если только хоть
раз попаду внутрь.



     Год - это, в конце концов, только год,  имеет 365 дней и  всегда четыре
сезона. Но в Израиле к этому добавляется еще и проблема осени. В наших краях
в каждой квартире  рядом с кухней находится пещерообразная камера,  закрытая
со всех  сторон,  за  исключением  одной,  обращенной к  вливающимся  в  нее
грозовым октябрьским дождям. Этот карман, в просторечии называемый "кухонный
балкон", никогда не  может  быть закрыт.  Это запрещено законом от 1187 года
султана  Саллах-ад-Дина,  пытавшегося таким  образом  помешать  крестоносцам
ворваться в дома и  там окопаться. Наши городские  власти хорошо  знают, что
этот  закон уже изжил себя, в конце концов, у нас уже есть свои  собственные
британские законы. Однако,  вопреки  юридическим возражениям, он  продолжает
действовать,  причем с еще более высоким денежным штрафом, который пополняет
пустую  государственную  казну.  Для  устранения  проблемы  есть   несколько
способов:
     Метод 1. Герметический Арон Фурман.
     Балкон  будет  герметически  закрыт   стекольных  дел  мастером  Ароном
Фурманом.  Он берет  и поставляет  в течение  одного,  ну, двух  дней, самое
больше  -  в  течение  полугода, достаточное количество оконных  модулей  из
высококачественной  алюминиевой  древесины. Пока  он  их  устанавливает,  мы
спрашиваем  Фурмана,  действительно  ли  наши  октябрьские  дожди  не  будут
протекать внутрь балкона.
     - Совершенно и полностью исключено, - говорит герметический Фурман, - я
привинчиваю все насмерть.
     Подельником  у Фурмана городской инспектор полиции, который  следует за
ним по пятам и день за днем заводит на остекленные балконы уголовные дела. А
как только инспектор уходит, приходят субтропические ливни.
     Метод 2. Полотенце.
     Собственно,  дождь  нас не раздражает,  если  только он  не налетает  с
юго-запада.  Но  уж  тогда  герметически  закрытый  балкон   превращается  в
искуственное стоячее  озеро. На каждый  отдельный, сложенный  туда до лучших
времен предмет - коробку со старой шваброй, чемодан, сломанный торшер, мешок
с  картошкой -  обрушивается благодатный для  нашей  земли ливень.  Квартира
затапливается, и дух вечности витает над поверхностью воды.
     Уголовник  и  его  самая  лучшая  из всех  жен  поднимаются,  как один,
навстречу  потоку  и,  подобно  духам ручьев,  пытаются  с  помощью  больших
полотенец  стать  богами  влаги. Потом  прачечная  от  двух  до  трех  часов
выдерживает героическую нагрузку, и остается еще время немного поспать.
     Герметический  Фурман вызывается  по тревоге и  окидывает серым  хитрым
глазом затопленное поле боя. Его диагноз короток, но точен.
     - Смотри-ка, -  говорит он, - и впрямь вода протекла. Ну, да ведь скоро
же весна.
     Метод 3. Таинственный хлюп.
     В такие трудные часы народ берет свою судьбу  в собственные руки. Когда
мастерство  Фурмана  оказывается бессильным,  нам  приходится  спасаться  из
водяной мельницы самостоятельно. Первый шаг: уплотнение щелей, через которые
проникает столь благодатный для  нашей земли ливень.  Мы подтаскиваем  стул,
ставим  на него  табуретку,  вскарабкиваемся  наверх, падаем  вниз,  встаем,
приносим стол, ставим на него стул, поднимаемся на него, жена держит меня за
ноги, и мы локализуем место протечки.
     Протечку - нет. Только место.
     Оконная рама намертво  прикреплена к стене,  перемычка закрывает  раму,
как  отец спящего  ребенка,  не найти ни единой  крошечной  щелочки, однако,
где-то на головокружительной высоте собираются толстые капли и каждые четыре
секунды  -  хлюп!  -  капают  на картошку,  которая уже  прорастает  свежими
зелеными  ростками.  Невозможно  установить, откуда просачиваются эти капли,
они  совершенно   внезапно  образуются   на  перемычке.  Наша  дочь   Ренана
высказывает мнение, что вода просачивается сквозь поры оконного стекла.
     - Закрой свой фонтан, - прикрикиваю я на нее, - а то я его заткну.
     Метод 4. Заткнуть.
     Но чем? У нас дома нет никакого подходящего материала. Впрочем, стоп  -
наша   артистическая,  высокоодаренная   дочь   охотно   лепит  всевозможные
симпатичные фигурки из омерзительного пластилина. Мы воруем у  нее эту бурую
массу, открываем  окно,  и  неожиданно  сильный, как  из ведра,  порыв дождя
жестоко обрушивается на нас, но мы замазываем  всю оконную раму пластилином.
Как матросы на мачте  фрегата, мы висим между бушующим морем  и безжалостным
небом, и лишь  яркие молнии освещают нас.  А-хой! После сделанной работы  мы
довольны и подхватываем ангину. Но вода опять просачивается.
     Хлюп!
     Ничего, ничего,  теперь-то  нам  ясно, что пластилин  мог  быть  только
промежуточным  решением.  Уже через  десять  минут  его остатки валяются  на
улице.  Следующим  утром  мы   идем  в  магазин  "Сделай  сам"  и   покупаем
профессиональный набор для ремонта окон и шпатель. Мы используем два часа, в
которые дождь  слегка  переводит дыхание, и  все обмазываем  клеющей массой,
которую на своей обуви заодно разносим по всем отдаленным углам квартиры.
     При возобновлении  мерзкой погоды  у нас возникло впечатление, что вода
стала проникать еще лучше. Мы обратились к  расширяющемуся  цементу, этакому
научно апробированному  материалу, водостойкому и  абсолютно непромокаемому,
особенно подходящему для герметически закрытых балконов. Его вмазывают между
окном и рамой, между окном и стеклом, между рамой и стеной,  между дверью  и
петлями и вообще везде. Мы намазали его двумя толстыми слоями и только тогда
увидели,  что  вода  больше  не просачивается.  Но это  оттого, что кончился
дождь.
     Метод 5. Капитуляция.
     О,  нет,  никакой  капитуляции в  обычном смысле слова.  Просто  победа
здорового образа  мышления.  Зачем воевать против  сил  природы?  Если  воде
хочется просачиваться - пожалуйста, пусть себе.
     Мы начали ставить тазик под  капли и тем не только обуздали поток, но и
собрали столь благодатный для нашей земли  дождь. Маленький балкон более  не
затапливался,  правда,  тазик  переполнялся  и  переливался.  Но  мы  просто
поставили  тазик в  еще больший тазик и таким  хитрым  способом  обеспечили,
чтобы  вода  лилась из маленького  в  большой тазик,  а не  на заплесневелую
люстру.
     Единственная  заковыка  в  системе:  большой  тазик  тоже  когда-нибудь
наполнится. Но тут уж ничего не поделаешь.
     Метод 6. После нас хоть потоп.
     Обычно  проходит  не  менее двух недель, прежде чем находится идеальное
решение: дверь между  балконом и кухней. Эта дверь, собственно, должна  быть
закрыта. И тогда невозможно  определить, что  происходит за ней. Благодатный
ливень  может  проникать внутрь или оставаться снаружи, как ему  хочется. Мы
внутри, джунгли снаружи, контакт с балконом отсутствует. Теперь уже коробка,
чемодан и картошка должны сами о себе позаботится.
     И тогда,  только тогда  балкон действительно  и  на  самом  деле  будет
герметически закрытым балконом.


     Как-то, с полвека тому назад, увязли два  еврея в  необитаемой песчаной
пустыне, и первый из них установил, что здесь не сможет выжить ни одно живое
существо. Второй же заключил, что везде, где есть воля, будет и выход, и они
поспорили. Так был основан Тель-Авив.
     Кто из них выиграл, до сих пор неизвестно.
     Когда Тель-Авив насчитывал 1500  душ, шум  стал таким сильным,  что все
5000 жителей сильно от него страдали. К тому же планировка оставалась весьма
хаотичной. Улицы, рассчитанные на 10000 пешеходов, были слишком тесны, чтобы
хоть наполовину  обеспечить движение транспорта  для  50000 человек, так что
даже  самые   большие   оптимисты  не   верили  в  будущее   Тель-Авива.   И
действительно, пыльный, некрасивый город из-за недостатка освежающих зеленых
насаждений действовал угнетающе на  100000 своих обитателей.  Если вспомнить
вдобавок, что он располагал допотопной канализацией, станет  понятно, почему
в  нем  было  только  150000  жителей.  Тель-Авив,  должны  мы  добавить,  к
сожалению, действительно непривлекателен. Сколько евреев может жить  в одной
совершенно   перенаселенной   куче  домов  при  совершенно  катастрофических
санитарных условиях? Так сколько? 650000? Хорошо, но это уже слишком.


     Когда  в  Израиле жарко, то  понимаешь, что такое  настоящая  жара. Это
обеспечит наш сухой, огненно-горячий пустынный  ветер,  этакая разновидность
"супер- --> широкко  ", ощущения  от которого  имеют только один  аналог:
внутренности  танка,  на   экипаже  которого  силы  сопротивления  проверяют
действие огнемета.
     Этот  ветер называется  по-арабски  "хамсин",  что  значит "пятьдесят",
поскольку согласно инструкции он дует на  протяжении именно 50 дней. И когда
он дует, человеку нехватает воздуха, он  едва держится на  ногах и буквально
ощущает, как пересыхают его нервы.
     Бывалый обитатель преисподней  откладывает  свои преступления  на сезон
хамсина,  ибо,  хотя хамсин и невыносим,  но как  смягчающее  обстоятельство
наиболее для него удобен.


     - Жена, - сказал я, - десять минут назад я уронил авторучку.
     Самая лучшая из всех жен  лежала на диване, с трудом моргая под ледяным
компрессом.
     - Ну, так подними ее, - проворчала она. - Авторучку-то.
     - Невозможно. Слишком жарко.
     Я  не  знаю,  на  каком   градусе  широты  расположена  наша  крошечная
квартирка. Должно быть,  совсем недалеко от экватора. В  спальне 42 градуса,
на северной  стене  нашей затененной кухни - 48  градусов.  И это в полночь.
Хамсин.
     С самого утра  я лежу здесь кверху пузом, раскинув  все свои члены, как
издыхающий зверь. Только  перед  издыхающим  зверем  не  лежит  стопка белой
бумаги, на которой он что-то  должен написать. А вот я, к сожалению, должен.
Но как это  сделать? Чтобы поднять авторучку, я должне наклониться под углом
45 (сорок пять!) градусов, при этом пакет со льдом с моего затылка упадет на
пол, и мне придет конец.
     Я  осторожно  подвигал  своей левой  ногой,  чтобы  ухватить  ручку  ее
пальцами. Бесполезно.
     Мое  отчаяние  усиливалось.  Сегодня уже пятый день, как я гипнотизирую
белую  бумагу, но  это  принесло  мне лишь  одно  предложение:  "Боже, какая
жара!".
     Одно лишь понятие "жара" не дает полного ощущения. Никогда. Помнится, в
один из  дней в 1936 году было так же жарко, но не так влажно. В 1957-м была
отмечен один по-настоящему влажный денек, но не было так жарко. Только  один
единственный раз, в 1977-м, было так же жарко и так же влажно. Но это где-то
в Африке.
     Африка. Какое удивительное слово. Мой язык попытался его выговорить, но
это было чрезвычайно трудно. Аф-ри-ка. Ну, как? А-ф-р-и-к-а.
     - Жена, что такое Африка?
     - Африка - прошептала она. - Африка...
     Ну,  вот, она произнесла "Африка",  причем  совершенно отчетливо. Может
быть, это и правильно. Африка. Почему бы и нет? По  мне, так  одинаково. Мне
вообще  все равно. Уже  несколько  дней. С тех  пор,  как пришла волна  этой
невыносимой  жары, мне все равно,  лежу  я  или сижу, причем,  где бы  я  не
находился, и  не имею других желаний, кроме как не двигаться.  Если я за все
это время моргнул больше, чем три раза,  то это будет преувеличением. В моей
голове  ничего  не  шевелится,  просто  потому,  что  там  не  может  ничего
шевелиться. В любом случае, я ни на что не способен. Но все же я хочу что-то
сказать. Но что? Да, вот: ох, уж эта жара. Боже, какая жара.
     Звонит телефон.  Просто чудо, что некоторые предметы еще функционируют.
Я с трудом протягиваю руку.
     -  Алло,  - говорит чей-то хриплый  голос, по  которому  я узнаю нашего
соседа  Феликса Зелига. - Я на бульваре Дизенгоф. Это  просто ужасно. Я могу
поговорить со своей женой?
     - Конечно. Тебе только надо набрать правильный номер.
     - А я об этом даже и не подумал. Спасибо.
     Я услышал  глухой шорох падающего тела, и все стихло. Тем лучше. Долгий
разговор утомил бы меня.
     Движением руки  я дал своей  жене  понять,  что Феликс  Зелиг, по  всей
видимости, умер.
     -  Известим Эрну, - вздохнула она. Летом мы  вообще  склонны к коротким
предложениям. И  к чтению  криминальных  романов. Да прольется  на  нас хоть
иногда холодный дождичек.
     Что нам  надо сделать? Ах, да. Мы должны известить вдову Зелига, что ее
муж пал смертью храбрых при защите бульвара Дизенгоф от жары.
     Вдова Зелига жила через две стены. Как же нам до нее добраться?
     С  нечеловеческим напряжением я поднялся и сдвинул свое измученное тело
к двери. Сквозь эту дверь я покинул нашу квартиру. Она  захлопнулась за мной
на замок.
     Последним усилием я доплелся до лестничной клетке, чтобы, вывалив язык,
хлебнуть немного воздуха, если он там, конечно, будет. Но его там не было.
     Была только жара. Господи, Б-же, что за жара. Она высушивает мозг, если
он там  еще есть.  Но его нет.  И потому  непонятно,  зачем я  на лестничной
площадке.
     И в  самом  деле. Что я тут забыл? Зачем я ушел из дома? Я хочу обратно
домой.
     Войти не удалось. Дверь была закрыта.  Человек стоит  перед собственной
квартирой,  где находится его  собственная жена, и не  может войти.  Что  же
делать?
     Жарко. Но будет еще жарче.
     Я спущусь  по лестнице и попрошу кого-нибудь сообщить моей  жене, что я
стою снаружи. Я могу также послать факс. Да, неплохое решение: факс.
     Но  как  мне  пройти на  почтамт?  И  как назло  никого, у  кого  можно
спросить.
     Показался автобус. Я вошел. И со мной жара.
     - Ну, и? - спросили меня лихорадочно блестящие глаза водителя.
     В кармане своей пижамы я обнаружил фунтовую банкноту и молча сунул  ему
в руку. Затем обратился к ближайшему пассажиру:
     - Извините, куда едет этот автобус?
     Мужчина медленно повернул  ко мне  свое  лицо,  и  я никогда не  забуду
выражения на нем:
     - Куда идет что?
     - Автобус.
     - Какой автобус?
     И он  спрятался в  тени. Это было благоразумно с его  стороны. И я тоже
вышел.
     - Эй, вы! - услышал я  позади себя  голос водителя,  - С вас еще десять
фунтов.
     Я даже не повернулся. Противный педант.
     На  углу  мне  страшно захотелось  мороженого.  Большую  порцию,  смесь
ванильного,  шоколадного  и  клубничного.  И  всю  эту порцию  вывалить  под
рубашку. Так чего же я жду?
     Ах, да, верно. Квартирная дверь захлопнулась на замок.
     Грандиозная  идея  посетила меня: я  должен позвонить во входную дверь.
Самая  лучшая  из всех  жен  при этом подумает,  что кто-то хочет  войти,  и
откроет. И почему я сразу не догадался?
     Но где я живу? Где же? Вот проблема, которую надо решить.
     Я   ее  решу.   Только  никакого   волнения.  Только  не   волноваться.
Спокойствие. Мозг работает, и все вокруг светло и ясно.
     Я  живу  в  трехэтажном  доме, у которого окна выходят  наружу.  Где-то
неподалеку.  В одном  из вон тех домов,  которые выглядят  одинаково. Особые
приметы: один  из жителей  при последнем приступе жары получил ожоги третьей
степени через два этажа. В каком же из них я живу? В каком?
     Думать  спокойно. Только спокойствие приведет  к цели. И к  раскаленной
солнцем  телефонной  будке на  углу.  Это же  просто.  Поискать в телефонной
книге. Надеюсь, страница с моей фамилией не сгорела.
     С  каким именем? Как меня зовут? Еще пару  минут  назад  я  помнил. Имя
пляшет на  языке. Но я его забыл. Я только знаю, что  оно называется на "С".
На "С", как солнце.
     Становится жарче. И мне все труднее  держать голову.  Впервые в жизни я
наглядно вижу перед  собой  хамсин, наш  несравненный  местный  жаропродукт:
пурпурный образ из маленьких и больших  красных точек, тут и там соединенных
черточками, кривыми и двойным виски со льдом.
     Со стороны бульвара  Дизенгоф  приблизилось  нечто, в чем  я  с  трудом
признал человеческую  фигуру,  более  того,  -  Феликса Зелига. Так он  жив,
несчастная собака. Он полз ко мне  на всех четырех, оставляя за собой  следы
тонких  струек пота. Наконец,  он  достиг  меня. Он  таращил на  меня глаза,
скалил зубы и рычал:
     - Р-р-р.
     - Р-р-р,  -  прорычал я ему в ответ,  и так же упал на  все четыре.  Мы
потерлись друг о друга боками, чтобы достичь полного взаимопонимания  в том,
что  дальше  поползем вместе,  утробно бурча:  р-р-р...  хр-р-р... гр-р-р...
жарко... будет еще жарче... еще никогда не было так жарко...


     Мы, израильтяне, совсем не такие, как все. Особенности нашего характера
обнаруживаются в любой обстановке. Возьмем,  к примеру, случай, когда  идешь
себе  по улице  спокойно, никого  не замечая, и  вдруг кто-то  со  всей силы
хлопает тебя по спине. Во всем остальном мире этот незнакомый прохожий, если
возмущенно повернуться к нему, немедленно извинится. А в Израиле он говорит:
     - О, извините, я думал, что вы мой зять.
     И в упрек ему, конечно же, говоришь:
     - Так что, если бы я был вашим зятем, можно так стучать по моей спине?
     -  Уважаемый, - начинает  раздраженно сопеть прохожий, - вы что, будете
мне указывать, могу я стучать своего зятя по спине или нет?
     Надо добавить, что этот мой земляк прав. Мы ведь совсем другие.


     Погода принадлежит к особому виду аттракционов нашей прекрасной страны.
Хотя, по правде, она довольно неудачно дана  нам свыше в процессе сотворения
мира, особенно,  когда летом  атмосфера содержит влаги раз в  десять больше,
чем воздуха.
     В это время израильтянин не живет, он впадает в вегетативное состояние,
он  испаряется.  Его  чувство самосохранения  превращает его  в удивительную
машину, которая с шумом втягивает внутрь окружающую влагу.


     Была осень. Была  очень жаркая осень. Было так жарко,  что самая лучшая
из всех жен произнесла слово "кондиционер".
     - Сейчас? - спросил я. - Осенью?
     Но этот аргумент не произвел на нее абсолютно никакого впечатления. Она
развернула  мокрую  от   пота  газету  на  столе  и  показала  полстраничное
объявление фирмы  "АО Быстро-кондице-установка",  где в цветастых выражениях
расхваливалась модель  под названием "Шепчущий ящик":  холодно летом,  тепло
зимой, тихо в любое время года, тихо днем и ночью.
     Вздохнув, я согласился.
     Главный инженер фирмы "Быстро", всезнающий Шломо,  прибыл к нам  лично,
чтобы произвести замеры наших  окон на предмет совместимости с аппаратом. Он
ознакомил  нас   также  со   специально   встроенным   в   него  регулятором
переключения,  так  называемым  "успокоителем",  снижающим  шум  работающего
аппарата ниже порога слышимости. Настоящий подарок за 4999 фунтов, плюс 1500
фунтов  за  установку,  вся  сумма наличными  и  вперед.  Высокую  стоимость
установки Шломо объяснил годовой гарантией на отверстие в стене.
     После того, как  мы заплатили,  Шломо  привел  двух  неуклюжих  парней,
которые под его непосредственном руководством выломали простенок, установили
электродрель, немного  постучали и немного попилили. Вскоре  "Шепчущий ящик"
уже вошел в нашу квартиру и нашу жизнь.
     - Поздравляю, - сказал Шломо. - С нашим аппаратом вы...
     Остаток его фразы утонул в  оглушительном  грохоте, напоминающем старый
Боинг-747 на старте.
     Я замер на нашем частном аэродроме, прислушиваясь к акустическому чуду,
а потом сказал Шломо:
     - Неправда ли, чудесно звучит?
     - Что? - переспросил Шломо. - Я не понимаю.
     - Шумно! - прокричал я. - Здорово шумит.
     - Что? Где?
     Он  говорил что-то  еще, но для  моей  школы  чтения по губам это  было
слишком, я  этого не  изучал. Знаками  я вывел  самолет Шломо  на  посадку в
кухню,  где гул  реактивного  двигателя  слышался не  так  отчетливо.  Шломо
объяснил мне,  что каждый девственный  аппарат  требует один-два  дня, чтобы
привыкнуть к новым условиям и обкататься. Но, добавил он, если до завтра  он
на что-нибудь пожалуется, я должен им перезвонить, он будет рад.
     То,  что  разыгралось  той  ночью,   я  не  побоюсь  сравнить  с  самой
дорогостоящей продукцией  братьев Люмьер.  Каждые десять  минут  я  вставал,
включал  свет  и пытался уменьшить шум, для чего  снова  и снова поворачивал
успокоитель. Однако,  он вообще ничего  не успокаивал,  даже самую лучшую из
всех  жен,  которая  постепенно впадала  в истерику.  Я  утешал  себя старой
избитой  мудростью, что человек  ко  всему привыкает. Но к двум ночи, стоя с
отломанным успокоителем в руке, я уже мог реагировать на происходящее только
по-венгерски.
     Неприятный шум  сопровождался сильным холодом, при котором, возможно, и
удалось бы заснуть, если бы кровать непрерывно не вибрировала.
     После трех ночи самая лучшая из всех жен вскочила, порылась в аптечке и
мы заткнули уши ватой. После  чего  воцарилась благотворная  тишина.  Только
время от времени Боинг преодолевал звуковой барьер.
     В пять жена написала  на  блокноте, лежавшем  между нами:  "Этот монстр
завтра  вернется к Шломо, понятно?". Я так же  письменно  информировал,  что
заплатил наличными. Я  увидел  беззвучный  болезненный вскрик, вырвавшийся у
нее,  и  он  поразил меня  в самое сердце.  Охваченный  внезапным порывом, я
бросился к "Шепчущему ящику" и выключил его.
     Произошло что-то невообразимое. Авиационное сообщение прекратилось, и в
летнем тепле,  обволакивающем нас, мы  уснули, как два шпиона,  пришедших  с
мороза.
     Утром я позвонил Шломо.
     - Послушайте, - сказал я, - этот кондиционер...
     - Хорошо, хорошо, - не дал он мне договорить, - мы его заберем и вернем
вам деньги.
     Через полчаса появились оба увальня, демонтировали адскую машину, и тут
выяснилось, что замуровать  лазурную дыру в стене будет стоить 500 фунтов. Я
торговался недолго. Я был настоящим неудачником.
     Потребовалось немало времени, прежде чем  мы привыкли к тишине. Но, как
уже говорилось, человек ко всему привыкает.
     Когда  мы вскоре вслед за этим посетили знакомую  супружескую пару,  на
входе нас встретила приятная прохладная квартира и шум взлетающего навстречу
Боинга.
     -  Эту штуку только сегодня утром установили,  -  прокричала мне  в ухо
хозяйка. - Но мы уже сообщили в фирму "Быстро", что возвращаем ее. Теряем мы
только затраты на установку. Но это все равно лучше.
     Я осмотрел машину. Рычаг успокоителя был отломан.
     * * *
     У задней  стены своего бюро Шломо производил отчаянные усилия, стараясь
освободиться от моего  удушающего захвата.  Но я  держал  его крепче, чем он
предполагал.
     -  На кондиционерах ничего  не заработаешь,  - стонал он. -  Пошлины  и
налоги такие высокие. Единственное, что приносит деньги, является  установка
и замуровка дыр.
     Я заломил ему  руки за спину и поволок в --> складскую комнату . Мои
опасения  подтвердились:  весь инвентарь  состоял из одного  старого Боинга.
Рядом сидели на корточках двое увальней и жрали бутерброды с колбасой.
     Шломо поник головой.
     - Ну, хорошо, мы продаем один и тот же аппарат, а на следующий день его
демонтируем.  Признаюсь. Но  должен же я на что-то жить?  У меня жена, дети,
любовница...
     Но   вот    почему,   несмотря    на   хорошую   прибыль,   фирма   "АО
Быстро-кондице-установка"  внезапно  объявила  о  своем  банкротстве,  никто
понять не мог. Дело было не том, что исчезли все покупатели. Так  быстро это
не происходит.
     Исследование установило: Шломо продал свой  "Шепчущий  ящик" в  Бат-Ям,
одному  из  старейших, но  еще живущему поселенцу  и ждал на  следующий день
обычного звонка с отказом.  Но когда его не  последовало, он впал в панику и
позвонил сам.
     - Аппарат не слишком громко работает? - поинтересовался он.
     - К сожалению, -  ответил дряхлый первопроходец, - у меня до шабата все
занято.
     Он  был  глух, как пробка. И Боинг  Шломо, единственный  в  своем  роде
источник дохода, был снят с пробега.


     Самое прекрасное на земле - жить летом в Израиле. Но вдвойне прекрасней
влюбиться под  небом Тель-Авива в красавицу-израильтянку, жениться на  ней и
уже  потом вместе  с  ней переехать  жить в  истинно израильскую атмосферу в
Нью-Йорк.


     Премьер-министру Израиля Нью-Йорк, весной
     Иерусалим
     Уважаемый премьер-министр!
     Хотя мне только 21 год, я очень много слышал о Вашей прекрасной стране.
Я большой поклонник  государства Израиль.  Я это говорю не  как еврей, а как
интеллектуал.  Особенно  большие  ожидания  я  связываю  с  вами   и  вашими
выдающимимся усилиями в области химических исследований.
     У меня к  Вам небольшая просьба. Недавно мы получили от  родственников,
побывавших в Израиле с визитом, маленькую коробочку песка  со  Святой земли.
Они его взяли для нас с пляжа в Тель-Авиве. С тех пор эта коробочка стоит на
нашем  камине  и восхищает  всех гостей. Но  я пишу  вам  вовсе не  по этому
поводу.  Эта  коробочка  была  завернута  в  страницу  из  иллюстрированного
израильского журнала под названием "Давар Хапоэлет". Одно из фото изображает
группу молодых  девушек  на  сборе урожая  грейпфрутов, или  как  вы  их там
называете. Меня  особенно  поразил  вид  одной  восемнадцатилетней  сборщицы
грецпфрутов, чей милый маленький носик выдается из общего ряда.
     Это  любовь с  первого  взгляда.  Эта  девушка  олицетворяет  для  меня
возрождение всего еврейского  народа  с сельскохозяйственной точки зрения. Я
обязательно должен с ней познакомиться, иначе не  представляю, как буду жить
дальше. Мои  намерения совершенно  чисты.  Но  с тех  пор, как я увидел  эту
девушку, я не могу ни есть, ни  пить. Я  парю в небесах. Какой  носик!  Фото
прилагаю.  Пожалуйста, разыщите мою  невесту.  Я  думаю, она сейчас служит в
армии, наверное, в чине офицера. Заранее благодарен.
     Искренне Ваш
     Гарри С. Требич.


     Строго конфиденциально!
     Израильское посольство
     Отделение психопатии
     Вашингтон
     Кто этот --> мешугене ?
     Канцелярия премьер-министра
     Директор информационной службы.


     СРОЧНО - СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО ИЕРУСАЛИМ - ЕГО ОТЕЦ ПОЖЕРТВОВАЛ  ЧЕТВЕРТЬ
МИЛЛИОНА ДОЛЛАРОВ ТЧК ОБРАЩАТЬСЯ ТАКТИЧНО ШАЛОМ
     ПОСОЛЬСТВО В ВАШИНГТОНЕ

     Г-ну Гарри С.Требичу (мл.)
     Нью-Йорк
     Глубокоуважаемый г-н Требич!
     Ваше письмо нашему премьер-министру - еще одно доказательство того, что
огонь  Святого  завета,  объединяющего  еврейство  тысячелетиями, никогда не
сможет погаснуть. Мы постараемся найти  Вашу избранницу и уже начали поиски,
на которые брошены  лучшие силы  полиции  с розыскными собаками.  Как только
появятся  первые результаты,  мы  Вас известим.  С наилучшими пожеланиями  и
САМЫМИ СЕРДЕЧНЫМИ ПРИВЕТАМИ ВАШЕМУ ПАПЕ!
     Израильское министерство иностранных дел
     Секция фотоидентификации

     ЮНЫЙ АМЕРИКАНЕЦ ИЩЕТ СВОЁ СЧАСТЬЕ
     "ОНА  ИЛИ  НИКТО!"  -  ГОВОРИТ  БОГАТЫЙ  НАСЛЕДНИК  РОДА  ТРЕБИЧ/  ЮНАЯ
ИЗРАИЛЬТЯНКА  С ПРЕКРАСНЫМ  НОСОМ/ ЮНАЯ  ПАРА  ХОЧЕТ  ПРОВЕСТИ МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ
ВМЕСТЕ/ ЗАХВАТЫВАЮЩИЙ РОМАН СТОЛЕТИЯ.
     (сообщения   наших   специальных   корреспондентов  из  Тель-Авива)   С
высочайшим напряжением следит вся страна  за  историей любви  между  молодым
американским миллионером и обворожительной израильской пастушкой.
     Фотография, воспламенившая любовь молодого Генри С.Требича, появилась в
одном из местных иллюстрированных журналов, как подтвердил антропологический
отдел Хайфского Техниона. Радио  Израиля с получасовыми интервалами передает
призывы к молодой  девушке  отозваться. За достоверные сведения  установлено
вознаграждение.
     Особые  приметы: маленький,  аристократический, направленный кверху под
углом  двенадцать  градусов нос.  В розысках  уже  несколько  дней принимают
участие  израильские военно-воздушные силы.  Надеемся, что оба  влюбленных в
скором времени соединятся.
     ПОСЛЕДНИЕ ИЗВЕСТИЯ. Проводимые  в контрольных  целях  смотры  в женских
тренировочных  лагерях израильской армии проходят пока безрезультатно.  Флот
приведен в полную готовность.

     В Министерство иностранных дел
     Секция фотоидентификации
     Иерусалим
     Дорогие друзья!
     Отвечая на ваше письмо, вынуждены сообщить, что, к сожалению, не знаем,
кем  является девушка  на  данной фотографии. Единственное, что нам  удалось
установить, что фотография в нашем журнале сделана 3 августа 1967 года.
     С трудовым приветом
     Главный редактор "Давар Хапоэлет"

     СРОЧНО - МИНИСТЕРСТВО ИНОСТРАННЫХ  ДЕЛ ИЕРУСАЛИМ - МАЛЬЧИК СХОДИТ С УМА
СРОЧНО ВЫШЛИТЕ ДЕВУШКУ С НОСОМ ИЛИ БОЛЬШЕ НИ ЦЕНТА ИЗРАИЛЮ.
     ФРАНКЛИН В.ТРЕБИЧ

     Г-ну Франклину Ф.Требичу
     Нью-Йорк
     Сэр!
     Имеем честь сообщить Вам, что израильскому пограничному патрулю удалось
установить    прелестную    обладальницу    искомого    носа.    Ее    зовут
Фатима-бен-Мустафа-эль-Хаджи.   По   нашим   настоятельным    просьбам   она
согласилась на развод со своим супругом и уже покинула свое постоянное место
жительства  в Абу-Ширбат-эль-Азуне (Галилея).  В настоящее  время  вместе со
своими детьми находится на пути в Нью-Йорк.
     Наилучшие пожелания  молодой паре.  Да  воздаст  им Господь  счастья  и
радости в этой --> бренной жизни.
     С сердечным поклоном
     Израильское посольство, Вашингтон.

     СРОЧНО -  ИЗРПОСОЛЬСТВО ВАШИНГТОН - ГАРРИ  С.ТРЕБИЧ БЕССЛЕДНО ИСЧЕЗ ТЧК
ЯКОБЫ ЗАМЕЧЕН НА АЛЯСКЕ
     ИНТЕРПОЛ.



     Одним из основных источников наших наслаждений является новый еврейский
язык, который не меняется уже  3000 лет. На нем пишут, как  известно, справа
налево. Причиной является, что, как и  у многих других, наши предки пытались
свои первые  письменные сообщения задолго до открытия  шариковых  ручек  при
помощи молотка и зубила наносить на стену.  А если держать  молоток в правой
руке, а зубило в левой, слова неизбежно пойдут справа налево.
     Если бы наши  предки были левшами, то возможно, мы сегодня  писали бы в
неправильном направлении.


     Мой племянник Аладар - новоприбывший, родом, как и я,  из Венгрии и всю
жизнь  говорил  только  по-венгерски.  Этим двойным  аргументом  он  пытался
отгородиться от того, чтобы начать изучать иврит сразу по прибытии.
     Когда  единственная  кастрюля  в  его  скромной  кухне   сломалась,  он
отправился  к Ландесман&Абрамски,  "Скобяные товары и предметы домашнего
обихода",  чтобы  купить  паяльник.  Но  сначала  он   справился  по  своему
карманному венгерско-ивритскому словарю:  "пака"  = "мальхем", - выяснил  он
там,  поскольку  "паяльник"  по-венгерски  будет   "пака",  а  на  иврите  -
"мальхем".
     Вооруженный этими знаниями, Аладар обратился со своим  певучим акцентом
к продавцу:
     - Пожалуйста, один большой мальхем.
     Рожденный  в  Израиле,  продавец  не  понял,  что именно хотел  сказать
человек:  тем  более,  такое  необычное  слово, как  "мальхем".  Он дружески
улыбнулся и громко и медленно сказал:
     - Вы не говорите еще на каком-нибудь языке? Может быть, на идиш?
     Это пробудило в груди Аладара патриотзм.
     - Я говорю только на иврите, - закричал он. - А  если вы его не знаете,
позовите шефа.
     Привлеченный криком, появился шеф, г-н Ландесман.
     - Вы что-то хотели?
     - Один мальхем. Один большой мальхем.
     - Вы говорите по-немецки?
     - Мальхем, - упорно повторял Аладар, - мальхем!
     - А что это такое?
     Аладар прибег к оружию своего родного языка
     - Одну паку, - гневно закричал он. - Пака! Теперь понимаете? Па-ка!
     Г-н Ландесман,  не будучи  уверен из-за своего  собственного  немецкого
акцента,  капитулировал. Он промямлил что-то невнятное, подошел к  прилавку,
провел вдоль него рукой и стал дотрагиваться до каждой вещи с вопросительным
видом. Когда он дошел до паяльника, Аладар кивнул.
     - Ах, вот как, - пробормотал г-н Ландесман. -  Так вы хотите один из...
гм.. из...
     - Одну паку, - насмешливо заключил Аладар. - Это так называется. Пака.
     И он, торжествуя, покинул магазин.
     Г-н Ландесман поманил к себе продавца.
     - Я  хотел бы знать, Йоси, для чего  я  держу в магазине сабра, если он
должен  учить иврит у клиентов. Стыдись. Ты не знаешь  даже  такого простого
слова, как "пака"!
     - Но я его знаю, - возразил  рожденный  в земле  Израилевой. - Просто у
нас  дома  его  называют "паяльник".  "Пака",  с позволения  сказать,  более
литературное выражение.
     * * *
     Г-н Ландесман  с  нетерпением  ждал своего компаньона Абрамски, ученика
великого раввина Подгореца и глубокого знатока иврита.
     - Пока вас не было, - вскользь заметил он, - мы продали одну паку.
     - Одну что?
     - Одну паку. Но зато большую.
     Г-н Абрамски  покачал  головой и ничего не сказал. Мысленно он  раскрыл
Книгу книг... Глава 4, Левит: "И пошел к Тубалу, который знал,  что делать с
камнями и  железом...",  нет,  не  с пакой. Может быть, Самуил, глава 15: "И
наточите каждый из израильтян по серпу и лемеху",  но не  по паке.  Езекиэль
33?  Тоже нет. В Талмуде? Но как могла попасть пака  в Талмуд? И откуда этот
неуч Ландесман знает что-то о паке, если я этого не знаю?
     - Йоси,  -  вскользь обратился он к стоявшему неподалеку продавцу, -  я
слышал, вы сегодня после обеда продали одну паку?
     - Да, г-н Абрамски. Одну большую паку. Вот, как эту.
     Г-н  Абрамски посмотрел на паку. С каких это пор это называется "пака",
спросил он себя. Это же "мальхем".  Но если  тот, у кого родной  язык иврит,
называет это "пака", значит, так оно и есть. Н-да, старею...
     А Йоси сказал себе: Если такой  уважаемый человек, как  старик Абрамски
использует слово "пака", то можно поклясться, что  такое слово действительно
существует.
     - Г-н  Ландесман, -  сказал  Йоси  чуть  позднее. - На полках  осталась
только одна пака. Надо бы еще парочку пак заказать.
     * * *
     Заседание торговцев скобяным товаром открыл президент Абрамски.
     - Господа,  -  начал  он, -  положение  критическое. Нам  отказывают  в
разрешении  на  ввоз такого важного  инструмента, как  пака. Куда это  может
привести...
     Он  сказал  не "мальхем", а  "пака", хотя  не  был  уверен, что  другие
торговцы  скобяными  товарами  поймут это  новое выражение в иврите. Но  его
сомнения были безосновательными. Собрание  понятливо  закивало,  а когда г-н
Ландесман, сидящий в четвертом ряду, негромко сказал: "Пака - это паяльник",
на него все посмотрели презрительно.
     * * *
     "Пака"  стала  неотъемлемой  частью нашего  разговорного языка.  Только
лингвисты  еще спорили насчет  корней  этого  слова  и  его  этимологической
классификации.
     - Мы ни  в коем случае, - пояснял  профессор Элимелех Бар-Фридляндер из
Академии   еврейских   наук,  -   не  позволим  недооценить  это   красочное
существительное, пользующееся такой популярностью среди наших ремесленников.
Даже если мы не найдем  его еврейских истоков, нет  никакого сомнения в том,
что  "пака"  происходит   от   корня  "п-к-к",  что   означает  "закрывать",
"запечатывать",  "запаивать"   нежелательные  проходы.  Я  приветствую  этот
прелестный неологизм и  со всей решительностью даю  отпор неверной трактовке
моего  высокочтимого  коллеги профессора Хаватцеля, согласно которой  "пака"
является арамейской версией "пках" или "пакх".  Опыт нас учит, что человек
улицы,  -  и  мы  должны быть  благодарны ему за реанимацию нашего языка,  -
отвергает  всякое   попечительство  и   разложение  иврита   путем  введения
иностранных выражений.


     Если израильтяне что-либо и допускают в свою речь, так  только слова из
идиша,   своеобразного  немецкого  разговорного  диалекта,  который  пишется
буквами иврита.
     Например, междометие "ну!", приблизительно соответствующее  английскому
"well", играет  в  иврите роль  --> джокера . По  официальной  статистике
"ну!"  имеет 680  различных значений,  в  зависимости  от  места  разговора,
выражения лица говорящего и его  финансосвого  состояния.  Вот некоторые  из
этих значений:
     - Пойдем же!
     - Что случилось?
     - Оставь меня в покое.
     - Я ни одного слова не понял. Чего ты, собственно, хочешь?
     - Прекрасно.  Предположим,  что все так,  как  ты  говоришь. Я не  хочу
ничего  комментировать,   я  только  говорю:   предположим.  Но  для   этого
необязательно так кричать, я же не глухой.


     Все без  исключения варианты "ну!" употребимы  только с  одной  породой
людей,  с  ветеранами, которые прибыли в Израиль еще с  Бен-Гурионом, тогда,
когда пиастр еще был пиастром.
     - За десять  пиастров можно было в центре Иерусалима  целый дом с садом
купить,  - говорит  ветеран. - Я помню,  мне  тогда предлагали  новенький  с
иголочки  локомотив  двумя  вагонами  за  шесть  пиастров.  Главный  инженер
электроцентрали  повесился, когда проиграл  в покер  весь  основной  капитал
компании, все  двадцать пиастров. В добрые старые времена можно было и телку
приобрести за два  пиастра.  За четыре  пиастра  вас отвезли  бы из Каира  в
Петербург, а две  пары штанов стоили всего  полпиастра.  Покупать одни штаны
было просто ни к чему. Да, было времечко. Тогда знали, за что работали.
     -  Ну,  - учтиво  заключает  слушатель,  -  и какой был  тогда месячный
заработок?
     - Полтора пиастра.
     - Так в чем же разница?
     - Разница? Мы были на полвека моложе, мой  друг, на целых пятьдесят лет
моложе.


     Эту  историю  я  слышал  на  праздновании 16-летия основания  поселения
Зихин,  за  которым   с  огромным   интересом  наблюдала  вся  страна.  Даже
премьер-министр Давид  Бен-Гурион  сообщил о своем  визите в  достопочтенное
поселение ветранов. Так началась подготовка к историческому событию. Все шло
хорошо,  пока не включился  Муник Рокотовски.  Муник Рокотовски, который был
самым старым членом поселения, провозгласил, что пользуясь случаем, хотел бы
осуществить свою давнюю мечту: поцеловать премьер-министра.
     - Давид, - так заявил он с пылающим  взором, -  получит  от  меня такой
поцелуй, что подпрыгнет от радости.
     Как уже  отмечалось, Рокотовски был ветераном  поселения и, безусловно,
претендовал на  место  в передних рядах.  Поэтому  его  намерение  привнесло
некоторую неловкость.
     -  А  ты  подумал, товарищ  Рокотовский, что  это  может не понравиться
премьер-министру и министру обороны?
     -  Что  за  вопрос!  -  рассердился Рокотовски. -  Почему  это  ему  не
понравится? Мы же вместе  с ним  пятьдесят лет на одной цитрусовой плантации
проработали. Мой барак был третьим слева за углом от него. Я вам говорю, что
он очень обрадуется, когда меня увидит!
     Тут обнаружился еще один ветеран поселения по имени Юбаль.
     - Если Рокотовски его поцелует, - пригрозил он, - то и я тоже поцелую!
     * * *
     На заседании совета общины  Рокотовски был большинством в четыре голоса
назначен  официальным целователем  премьер-министра. Чтобы исключить  всякий
риск, канцелярия премьер-министра была уведомлена об этом в  соответствующей
форме.
     - Дорогие товарищи!  Имеем честь известить вас, что, по случаю визита в
поселение Зихин  премьер-министра  и  министра обороны, его хочет поцеловать
Муник Рокотовски. Совет общины сообщил данному товарищу, что на  это следует
получить согласие канцелярии премьер-министра. По этому поводу просим у вас,
дорогие товарищи, соответствующих инструкций.
     -  Премьер-министр,  -  гласил  ответ,  -  не знает  товарища  по имени
Рокотовски совсем или,  разве  что, очень смутно, но с учетом эмоционального
аспекта   особых  обстоятельств  предстоящего  события  может  удовлетворить
указанное  требование.  Поцелуй  при этом должен  быть выполнен  в приличной
форме, лучше всего, при  выходе  премьер-министра  из автомобиля. Рокотовски
должен  выдвинуться  из  рядов  приветствующей   толпы  жителей  деревни   и
запечатлеть  поцелуй на  щеке премьер-министра и министра  обороны, при этом
возможны товарищеские объятия, но ни  в коем  случае  не  более 30 секунд. В
целях безопасности просим прислать четыре фотографии  Рокотовски паспортного
формата, а также и номер его паспорта.
     Все согласились с выдвинутыми условиями, только Рокотовски ворчал:
     - Что значит 30 секунд? За кого они меня принимают? И что,  если  Давид
меня не отпустит или от избытка радости снова меня обнимет?
     -  Это официальное мероприятие, - объяснили ему.  - Времена поменялись,
господин Рокотовски.  Мы живем  в современном  государстве, которое  уже  не
подчиняется турецкому господству, как раньше.
     - Ах, так, - ответил Рокотовски. - Ну, тогда уж нет.
     - Что "нет"?
     -  Тогда уж  я  Давида  целовать  не  буду. Мы работали с ним на  одной
цитрусовой  плантации,  мой  барак  был  за  его,  третий справа, ну, может,
второй.  И раз я не могу обнять своего старого друга, как мне хочется, тогда
уж нет.
     -  Нет?  Что значит -  нет?  Почему "нет"?  -  набросились  на упрямого
старика.  - Как это будет выглядеть? Премьер-министр  выходит,  хочет, чтобы
его  расцеловали,  а рядом  нет никого, кто бы его поцеловал? Если ты его не
поцелуешь, мы поручим поцеловать его кому-нибудь другому, вот увидишь.
     -  Хорошо, -  сказал  Муник Рокотовски. -  Пусть его  целует кто-нибудь
другой.
     С Рокотовски ничего нельзя было поделать. Он заперся в своей квартире и
даже не вышел к экстренно созванному совещанию.
     Товарищ Юбаль  потребовал для себя самостоятельного юбилейного поцелуя.
Другой  член  правления  предложил пригласить  со  стороны профессионального
целователя. После  долгих дебатов сошлись  на том,  чтобы написать еще  одно
письмо в канцелярию премьера:
     -  Дорогие  товарищи!  По  техническим   причинам  мы  вынуждены  будем
отказаться от предусмотренного при  посещении  премьер-министром  служебного
поцелуя товарищем Рокотовски.  Однако, поскольку наша  подготовка зашла  уже
достаточно далеко, просим вас посодействовать с выбором нового кандидата.
     Несколькими днями  спустя  прибыл официальный  представитель канцелярии
премьера, который немедленно взял в свои руки работу по отбору и просеиванию
кандидатов и, в  конце концов, остановил свой выбор на дружелюбном, крепком,
хорошо  выбритом  мужчине  среднего  возраста,  который как  раз,  случайно,
оказался секретарем  местного партийного  комитета. Затем на подробной карте
поселения  Зихин  он   лично  выбрал   и  обозначил  место,   куда  прибудет
правительственный  автомобиль.  Пунктирной  линией  был  намечен  путь,   по
которому   тот   проследует  из  рядов   встречающих  и  приложится  к  щеке
премьер-министра.  Как точка выхода,  так  и  точка  поцелуя  были  отмечены
красными крестами.  Проблема продолжительности была  легко  решена  тем, что
целователь  должен  был  досчитать до 29,  а  на  счете  30  незамедлительно
отстраниться от премьер-министра.
     Благодаря  такому тщательному  планированию,  церемония прошла  гладко.
Премьер-министр  со  свитой прибыл в Зихин в 11 часов,  вышел на  отмеченном
месте  из  своего  автомобиля  и  на  пути к правительственной  трибуне  был
запрограммированно поцелован  и  обнят  неизвестным  человеком,  причем  ему
бросилось  в  глаза,  что незнакомец завершил  объятия со  словами "двадцать
восемь  -  двадцать  девять  - вон!".  Премьер-министр  сердечно  улыбнулся,
несколько смутился и продолжил свой путь.
     Только один человек не  принимал участия в торжествах. Муник Рокотовски
стоял в полном одиночестве позади всех и не мог сдержать слез. Пятьдесят лет
назад они  вместе  работали  на одной  цитрусовой  плантации.  Это  был  его
поцелуй.


     Взрослые израильтяне, то, рожденное  в  стране поколение не хотят иметь
со   своими   изнеженными   предками   ничего   общего,  поскольку  те   уже
неосмотрительно  произвели  их на  свет. Когда  израильские  родители  хотят
похвалиться детьми, то говорят: "Нашей дочери уже  четырнадцать  лет, но она
еще ни разу не дала нам ни одной оплеухи!".
     Да, мы  относимся к  нашим  детям,  "сабрам",  со  слепым  восхищением,
идеализируем их, возносим их  на  пьедестал  и взираем на  них  с  блаженным
восхищением.  Но они, собственно,  и  не нуждаются  ни  в каком  пьедестале,
поскольку  и так вырастают на голову выше нас.  Конечно,  наши любимые сабры
иногда немного невежливы, грубы и жестоки, короче говоря, невыносимы, но что
поделать. За последние две тысячи лет это первые дети с родным  еврейским, и
ради этого можно смириться с какой-то оплеухой.


     Обвиняемый стоит  прямо перед судьей и ковыряет  в носу. Этакий  крутой
парень  с  кудрявыми  волосами,  лихо  зачесанными  на  лоб.  Судья  листает
обвинительное заключение.
     -  Муса --> Цванцигер ,  - открывает  он  заседание суда, - согласно
параграфа 2, абзац 4 Закона о защите  общественного порядка вы обвиняетесь в
оскорблении общественных нравов в кино. Признаете ли вы себя виновным?
     - Дерьмо собачье, - отвечает Муса Цванцигер. - Еще чего!
     Государственный  обвинитель  вызывает  свидетелей.  Пожилой  гражданин,
которому кошмар в  кино  еще видится воочию, дрожащим голосом дает показания
для протокола:
     - Я  хотел посмотреть  фильм-лауреат Ингмара Бергмана. Подсудимый сидел
прямо  передо мной.  Посреди  самого  решающего  эпизода,  когда  влюбленные
клянутся друг другу посвятить свои жизни высоким человеческим идеалам, чтобы
спасти  своих  детей, и  слились  в  прощальном  искреннем  поцелуе, в  этот
возвышенный момент Муса заорал прямо посреди взволнованной публики:
     - Трахни ее, тюфяк!
     Коллективный шок в зале суда.
     - Это так, подсудимый?
     - Дерьмо собачье! У меня ж билет был, как у всех, так?
     -  Ваша  честь,  -  подключается  адвокат. - Я  прошу  позволить  моему
подзащитному грызть орешки, иначе он не может сконцентрироваться.
     Подсудимому вручают пакетик, и  он начинает  выглядеть более адекватным
ситуации. К слушаниям вызывают билетера.
     - После выкрика подсудимого "трахни ее, тюфяк" я ощупью пробрался к его
ряду  и  любезно  попросил  его  о  соблюдении приличия.  Он  же,  напротив,
предложил мне или, как он выразился, краснозадой обезьяне, не указывать, что
он должен делать  на этом сраном фильме, и продолжал орать и дальше. Тут мне
стало  совершенно  ясно,  что  в  данном  вопиющем  случае следует  защитить
общественный порядок и я вызвал полицию.
     - Ну, - произносит судья, - и что же было потом?
     - Да  ничего.  Полицейский  придти  отказался. Поскольку он  на службе,
сказал он, то не будет решать за нас проблемы и, в конце концов, не может же
он один-единственный противостоять подсудимому.
     Защита вызывает известного по средствам массовой информации психиатра в
качестве компетентного специалиста. Тот поясняет:
     -  Г-н Муса  Цванцигер - типичный представитель современного поколения,
здоровый,  крепкий  юноша  с  тропическим  темпераментом,  чья  естественная
реакция в  виде импульсивных  выражений  по поводу названного, с  позволения
сказать,   фильма   вполне  естественна.   Таким   образом   наша   молодежь
самовыражается  -  путем  шовинистической  откровенности,  - вследствие чего
обвиняемый  совершенно не  мог скрыть свою  естественную  реакцию на события
фильма, каковая выражается в виде общеупотребимых в народе понятий, присущих
только  людям в  наших краях.  Безо всякого  сомнения, тут  мы имеем дело со
знаменитым эффектом "трахни ее", который инстинктивно срабатывает,  если  на
экране поцелуи длятся  более  трех секунд.  65 процентов городской  молодежи
страдает синдромом "трахни ее".
     Тут мы имеем дело с  распространенным по всей стране и научно изученным
феноменом,  результатом   эндогенно  преувеличенного  влечения,  врожденного
проницательного   юмора  и   демонстрации   интелектуального  превосходства,
сопровождаемого   сопутствующим,   симптоматическим  гласом  жизни   в  виде
гортанного или резкого крика.
     Адвокат подсудимого просит слова.
     -  Я  рассматриваю  кинематографический выкрик  моего  подзащитного как
реально  ощущаемое  требование  нашей молодежи  войти  в  культурную  обойму
сопредельных стран, - сказал он. - Вместе  с тем, мой подзащитный решительно
отвергает каждый пункт обвинения. Он как не был в кино, как не смотрел  этот
фильм,  так  и  не  выкрикивал  "трахни  ее",  и, вообще, хотел бы попросить
разрешения удалиться.
     Прокурор  возражает.  Судья  предлагает  восстановить  ход событий.  На
заднюю  стены  зала  заседаний опускается  экран,  и  на  нем  перед глазами
очарованных зрителей демонстрируется  знаменитая работа кинематографического
гения Ингмара Бергмана, заметная  веха в  истории  киноискусства. Муса сидит
рядом со своим адвокатом и грызет орешки. Вот подходит сцена, в которой дети
избавляются от неминуемой смерти.
     Атмосфера в зале суда  потрескивает от напряжения. Перед самым поцелуем
Муса  вскакивает.  Его  адвокат  вцепляется  в  него  и  что-то   непрерывно
нашептывает. На экране влюбленные клянутся друг  другу посвятить свои  жизни
высоким человеческим  идеалам  и  их губы  сходятся в чувственном поцелуе. В
Мусе  бушует  внутренняя  борьба,  его  уши  краснеют,  в его  животе  шумит
непреодолимое  давление,  которое  неудержимо  поднимается  в  его  гортань.
Энергично отбросив руку адвоката, он подскакивает.
     - Трахни ее, тюфяк! - кричит он. - Вставь ей стержень!
     В  зале  суда  воцаряется  гробовая  тишина.  Защитник  подрагивает  от
возбуждения,  прокурор  от  гнева,  безжизненное  тело  пожилого  гражданина
выносят наружу. Судья удаляется для вынесения приговора.
     -  Согласно "Закону о недопустимости в кинотеатрах возгласа "трахни ее,
тюфяк"" от  1998  года,  -  возвещает  он после возвращения в  зал  суда,  -
подсудимый  должен быть приговорен к двум месяцам ареста и денежному штрафу,
если бы таковой  закон  действовал  в странах Ближнего  Востока.  Поскольку,
однако, соответствующий закон здесь не действует, суд приговаривает  Ингмара
Бергмана к двум часам Мусы.


     Маленькие страны не страдают  от  специфических неврозов. Мы  - как раз
маленькая  страна. Потому,  например,  гораздо  охотнее  приобретаем большие
автомашины,  которые  несут  с  собой  определенные  проблемы.  Исследования
показали,  что американский дорожный крейсер  выпуска 1992 года  несравненно
шире, чем  израильская дорога,  построенная в 1714 году. В таких случаях, не
машина  паркуется на улице, а улица паркуется в машине.  В  качестве решения
проблемы  маленькому  израильтянину рекомендуется  делить  его  транспортное
средство пополам и, таким образом, вернуться к старым добрым мотоциклам.


     В ту ночь я выезжал из Петах-Тиквы на своем с  иголочки новом мотоцикле
в направлении Тель-Авива.  На окраине города  стоял маленький,  согбенный от
старости  человек,  бесполезно  махавший  рукой  и  сипевший  изо  всх  сил:
"Тель-Авив! Тель-Авив!".
     Во мне внезапно проснулось  еврейская солидарность. Однажды, прошептало
оно мне, однажды ты  тоже можешь  стать маленьким  и согбенным от старости и
обрадуешься, когда с окраины Петах-Тиквы тебя заберут в Тель-Авив.
     Я резко затормозил и предложил старику сесть позади меня.
     - Хвала Господу, есть еще порядочные люди в этой стране, - сказал он на
беглом идише. - Благослови тебя Всевышний, молодой человек.
     Он преувеличивал. Я только исполнил свой долг.
     - Держитесь покрепче, дедушка, - сказал я заботливо и тронулся с места.
Вскоре,  однако,  я услышал  сзади болезненное  "ой", повторявшееся снова  и
снова.
     -  Ой,  -  постанывал мой  дряхлый  попутчик, -  вы что, набили  заднее
сиденье камнями?
     Не  сказать,  чтобы  он был  неправ.  На  заднем  сидении отсутствовали
пружины,  что  создавало  достаточную  жесткость.  Мне  стало  стыдно  ехать
подобным образом, в то  время, как позади меня ветерана швыряло, как в утлом
кораблике по  бурному морю. Кроме  того,  он должен  был придерживать  одной
рукой свою шляпу. Это отнюдь не добавляло ему удобств.
     - Не выношу  мотоциклы, - поделился он  со мной. - От них  один шум, да
вонь. А как вы, молодой человек? Вы откуда?
     - Из Тель-Авива.
     -  А  почему  вы не  купите  автомобиль?  Сейчас  каждый  попрошайка  в
Тель-Авиве уже имеет машину.
     - Если вам не подходит мотоцикл, дедушка, можете слезть.
     - Здесь? В потемках? А где мы вообще находимся? Что  за идиотская идея,
должен вам сказать. Вы не могли бы ехать немного быстрее?
     Я добавил газу.
     -  Ох, как  ветрено,  - жалобно простонал  за мной старческий голос.  -
Смерть уже ожидает меня. Но  вам до этого нет дела. Вы ведь меня в  больнице
навещать не будете.
     Нет, нет, я тебя навещу, подумал я. Только бы ты туда попал, а  уж я-то
тебя навещу.
     Но потом мне снова стало его жалко. Что такого сделал этот бедняга, что
я исхожу такой желчью.
     - А вы, однако, плохой водитель,  - полезла желчь из него. - Удивляюсь,
как  это таких,  как  вы,  вообще выпускают  на дорогу.  Такое только у  нас
возможно. Здесь любому  обормоту,  у которого есть деньги хотя бы на бензин,
дают права. А потом мы удивляемся авариям на дорогах. Сколько человек вы уже
угробили?
     - Я  езжу  уже десять  дней и  не имел еще  ни  одной  аварии,  - гордо
возразил я.  В это мгновение он издал громкий вскрик.  Шина на заднем колесе
лопнула, и мы  свалились  в придорожную канаву. Мотор рыкнул еще пару  раз и
испустил дух.
     Мой пассажир поднялся, стеная и ругаясь.
     - Вы убийца,  - кричал  он.  - Вы жестокое животное. Гоняете по стране,
как сумасшедший. Но я-то знал, я с самого начала все знал.
     Сейчас я смог рассмотреть своего хулителя детальнее. Собственно, он был
не такой уж и старый. Это  был коренастый мужчина  в  расцвете лет, плотный,
почти толстый. Скорее всего, шина лопнула именно из-за его веса.
     - Мне очень жаль, - извинился я. - Я это сделал не нарочно.
     - А мне-то что за дело? Моя соседка недавно выронила утюг из рук, прямо
на голову своего ребенка. Она это тоже сделала  не нарочно. А ребенок теперь
на всю жизнь идиот.
     Мой попутчик  присел на обочину. Теперь он откровенно выглядел так, как
выглядит любой  бедолага.  На  мое  приглашение  помочь  снять  с  мели  мой
мотоцикл, бедолага отреагировал следующими словами:
     - Я вам что, грузчик?
     - Если вы мне не поможете оттащить мотоцикл до ближайшего фонаря, я вас
оставлю тут одного.
     Бедолага неохотно поднялся  и  взялся  рукой за  руль.  Спотыкаясь,  он
продолжал проклинать меня и мою родню по-польски.
     - Ругайтесь  себе на здоровье, - ободрил я  его. -  Для меня польский -
иностранный  язык.  Только  мою  мать  не  трогайте. Она  по-польски кое-что
понимает.
     Через  некоторое  время  мы  подтащили  свое  транспортное  средство  к
фонарному столбу, где  я обнаружил,  что  передо  мной вовсе не  сгорбленный
старик, а здоровый, статный мужчина  моего возраста. Пожалуй, даже  на  пару
лет младше.
     Несколько мгновений мы простояли друг против  друга молча и не очень-то
дружелюбно.
     - Минуточку, - внезапно воскликнул бедолага. -  Кажется, я вас знаю. Вы
не работали прошлой зимой в мясной лавке у Киршбаума?
     - Кто, я?
     - Да, вы. Вы,  наверное, подумали, что я вас  не узнаю. Я тогда два дня
должен был провести на больничной койке.
     - Почему?
     - И вы еще спрашиваете? Потому  что вы швырнули мне в голову мороженную
курицу.
     - Мороженную курицу?
     - Вот именно. Это же были вы, или что-то не так?
     - Ну, хорошо, - сказал я. - Но если вы еще раз придете в магазин, я вам
кину в голову мороженную индейку.
     Бедолага был заметно обескуражен. Он  довольно долго осмысливал эту мою
последнюю  тираду.  Я  заставил его держать крыло и  цепь. От этого его руки
стали грязными, как от растраты общественных денег.
     - Вам  же будет  хуже, - пыхтел  бедолага. - Я пожалуюсь  в полицию. Вы
знаете инспектора Гольдблата?
     - Конечно. Это мой брат.
     Бедолага молча повернулся и стал  махать проезжавшим машинам.  Ему было
бы с  кем угодно по пути. А меня с моим сломанным мотоциклом он оставил бы в
темноте  и  с комфортом покатил  в Тель-Авив. К  счастью,  ни одна машина не
остановилась.
     Впрочем, нет - какой-то "Крайслер" - точно!
     Одним прыжком я оказался у дверцы, рванул ее и запрыгнул в машину.
     - Помогите, на меня напали, -  крикнул я водителю. -  Вон тот мужчина -
налетчик. Жмите на газ.
     "Крайслер" наподдал газу.  Бедолага остался один. Это была изумительная
картина, когда он подпрыгнул на месте, словно от удара грома. Возможно,  там
он останется стоять  до  завтра,  когда  я пошлю  механиков  за  мотоциклом.
Пожалуй, они его оттуда и заберут.


     Один бедный еврей  пришел к  барону Ротшильду и стал его поучать:  "Все
евреи братья".  Ответ Ротшильда история не  сохранила,  но на  его похоронах
этот бедный еврей, весь в в слезах, упал на могилу:
     - Вы были в родстве с покойным? - спросили его.
     - Нет, - всхлипнул тот, - оттого я и плачу.


     Как-то  раз на  своем  старом-престаром  мотоцикле  я  заехал  на  одну
тель-авивскую бензозаправку и крикнул служащему:
     - Пять литров бензина и 200 грамм масла!
     Служащий, засияв от счастья, повис у меня на шее:
     - Вы тоже  из Венгрии? Не говорите ничего, я  и так все понял по вашему
ужасному акценту! Соотечественник! Земляк! Ну, как дела-то?
     Я был расстроган. Ну, часто ли бывает такое, чтобы два незнакомых еврея
встретились  вдали  от  родного  Будапешта  и  могли,   постоянно  фальшивя,
безудержно  засыпать  друг друга  вопросами  на своем родном языке. Да,  это
Израиль, плавильный котел.
     Затем мой  новый  единокровный брат  рассказал, что  его заведение  уже
сорок лет  находится  в  венгерских руках. Только его  босс -  некий гнусный
литовец,  что, однако, не бросается  в  глаза, поскольку  он  уже  говорит с
венгерским акцентом.
     Через  несколько минут  ностальгического  наслаждения  мой земляк вдруг
прервал его.
     - Послушай, дружище, не хочу тебя упрекать или, храни господь, обидеть,
но твой мотоцикл довольно  грязный. Его надо основательно почистить. Правда,
в --> пятницу вечером  мы уже не  моем  мотоциклы, но для нашего дорогого
венгерского клиента можно сделать исключение.
     - Спасибо, но я, к сожалению, очень тороплюсь.
     - Да речь-то идет о каких-то пяти минутах, и ни секундой больше. Кто же
еще кому поможет, если не еврейский венгр венгерскому еврею?
     Без долгих разговоров мой  земляк хлопнул в ладоши, после чего из своей
берлоги   вылез  этакий  трансильванский  медведь,   чтобы  увести  в  глубь
мастерской   мой   трясущийся  всем  телом  мотоцикл.   Там  медведь   надел
рентгеновские очки, взял  пистолет  опрыскивателя и включил  его. Напор  был
достаточен, чтобы пробить дыру в асфальте. Медведь-соотечественник ободряюще
улыбнулся  мне и направил струю в мой мотоцикл. Тот немедленно опрокинулся и
остался лежать на боку, судорожно сжавшись, как нокаутированный боксер.
     -  Не   беспокойтесь,  друг,  -  утешил  меня  медведь  на  деревенском
венгерском, - так струя  лучше достает,  чтобы смыть всю грязь. А вы знаете,
что, к примеру,  поляк или,  храни  господь, румын  ни за что стал бы делать
такую тяжелую  работу в пятницу  вечером? Но поскольку  вы говорите на нашем
языке, я себя переборол. Мы должны держаться друг друга,  чтобы  обороняться
от сильного --> балканского давления , понимаете?
     Мой  мотоцикл,  между  тем,  начал  извиваться  под  сильным  давлением
трансильванских дождевых  струй, и  провода  фары  лопнули, как  истрепанные
нервы.
     - Осторожнее, - крикнул я.
     - Только не нервничайте, - прозвучал у меня за спиной чей-то венгерский
голос. Кому он принадлежал, я установить  не смог, поскольку к этому времени
уже весь венгерский  персонал  мастерской, собравшись вокруг меня,  обсуждал
происходящее.
     -  Мы, венгры,  -  заявил один  из  них, - славимся  своей  безупречной
работой, особенно, когда трудимся на своего земляка. Гляньте-ка  вон на того
мерзкого поляка, как он смотрит на нас своими полными ненависти глазами. - И
он указал своим замасленным  пальцем на одинокого рабочего, тихо забившегося
в угол.
     - Кто этот гном? - спросил я.
     -  Мой  зять. - И он  повернулся к транссильванскому медведю: -  Янчик,
добавь-ка давления.
     Янчик добавил  с  дюжину атмосфер.  Смываемая масса  продавилась  через
отверстие ключа  зажигания в катушки  магнето и  погибла  там  окончательно.
Надеюсь,  что и грязь тоже. Из  одного из клапанов послышался  тихий  свист,
вслед за чем заднее колесо слетело с обода.
     - Осторожнее! - воскликнул я из последних сил. - Что вы задумали?
     Трах-тарарах!
     Номерной знак мотоцикла сорвался и воткнулся в стену. С потолка рухнула
штукатурка. Сиденье водителя было полностью уничтожено, словно его и не было
вовсе. Из  мотора поднимался  клубы клейкого дыма. Я  пытался вырвать из рук
медведя  распылитель,  но  струя  не  пропускала  меня  к   моему  издохшему
мотоциклу.
     - Послушайте-ка, - заорал я медведю, - моя мать полька, и к тому же она
знает румынский! Прекратите, уже вечер пятницы наступил...
     Чудовище приятельски ухмыльнулось мне  и окатила мотоцикл из  огромного
подобия  огнетушителя струей  кипящей воды.  Руль скрючился, зеркало приняло
вид  монокля, фара  стала аквариумом, и  все транспортное  средство на  моих
глазах как-то сморщилось.
     - Ну, вот, вроде  бы  и  все, - заключил мой медвежий брат и отбросил в
сторону  подобие моего мотоцикла.  -  Только  не  говорите  никому, что мы в
пятницу  вечером еще работали. Это  было специальное обслуживание  для  вас,
поскольку вы тоже...
     Мой бедный  мотоцикл  выглядел так,  словно на него ошибочно  обрушился
погром.
     Я снова  накачал заднее  колесо и  попытался  поставить свою  тачку  на
скорость.  Но он лишь выдавил  из себя жалобный  стон,  похожий на  страшное
ругательство.
     Я   стоял   в   одиночестве,   всеми  покинутый.  Персонал   венгерской
бензозаправки  снова вернулся к своей ответственной работе. Я несколько  раз
дернул педаль стартера в отчаянной надежде завести двигатель.
     - Уезжайте же, наконец, - укоризненно сказал мне подмастерье.
     Я молча показал на свое безжизненное транспортное средство.
     - Везите его в аварийную службу, - посоветовал мне мой венгерский друг.
- Только,  главное,  не идите к полякам  или  румынам. Эти ребята все только
ломают.





     Если где-нибудь в другом месте  мира кто-то  внезапно  начинает блеять,
его  сразу же помещают в сумасшедший дом.  В Израиле же понимают,  что это -
овечий пастух из  Южной Манчжурии, который  просто  хочет  говорить на своем
родном языке.  А если он  мажет волосы  кетчупом, не исключено, что здесь мы
имеем дело со старым народным боливийским обычаем.


     Когда двоюродная сестра моего друга Йоселе родила сына,  мне захотелось
купить  малышу  какой-нибудь  особенный  подарок,  невзирая  на цену. Посему
написал я письмо своему дяде Эгону в Америку. Не прошло и десяти дней, как я
получил из таможни извещение, что на мое имя прибыл большой пакет.
     Служащий  таможни, к  которому  я  подсел,  был невероятно вежлив  и  с
ангельским терпением снимал одну за другой  бумажные обертки, пока, наконец,
из-под них не показался внушительных размеров конь-качалка.
     Я  немного  разозлился  на дядю Эгона. Счастливый  ребенок был  к  тому
времени  всего двух  недель  от  роду,  а двухнедельному ребенку ни  к  чему
конь-качалка. Но делать было нечего, и я решил использовать хотя  бы  и его.
Однако  служащий мне этого не позволил. Я не имел права трогать  этого коня,
пока не заплачу таможенный сбор в размере 871,30 фунтов.
     - Но это же идиотская чепуха! Почему так много?
     - Судите сами, - сказал служащий и сунул мне под нос какую-то таблицу с
таможенными  ставками.  -  Речь  идет  об  импортируемой  для кавалерийского
назначения чистокровной лошади.
     - Чистокровной лошади? О чем вы говорите?
     - Наш присяжный товаровед классифицировал этого жеребца как породистого
нормандского скакуна-трехлетку. И, будьте любезны, не рассказывайте мне тут,
что он из дерева, поскольку  в параграфе 117/82/кп нет ни единого упоминания
о том, из какого материала объект изготовлен. Лошадь есть лошадь.
     Поскольку он был не только служащим, но еще и человеком, то посоветовал
мне сделать дополнение в таможенную декларацию о  том,  что лошадь  является
"игрушкой".
     Декларация отправилась своим предписанным путем, и уже через  несколько
недель  я  получил  отрицательное  заключение.   Я  немедленно  обратился  к
адвокату, который пришел к выводу, что размер таможенного платежа, благодаря
примечанию  "для кавалерийского назначения", может  быть снижен.  Таможенный
сбор для используемого коня должен  быть значительно ниже. Поэтому в таможне
мы попросили классифицировать эту лошадь как "конь для использования".
     Вскоре  после  этого  объявился   служащий  более   выского   ранга  из
Министерства сельского хозяйства и сообщил,  что  мы  забыли вписать  кличку
коня.
     -  Шультхайс,  -  сказал я,  поскольку имел одного  друга  с  лошадиной
физиономией, которого так звали. Служащий вписал имя и отдал мне копию.
     После  этого   все  пошло  гладко.  Министерство  сельского   хозяйства
известило  меня,  что  мне  разрешается  держать  Шультхайса  как  коня  для
использования,  если я приведу  доказательства, что нуждаюсь  в нем  в целях
разведения.  Поскольку  ни  для  кого  не было тайной,  что я  не  занимаюсь
разведением лошадей, я  вновь обратился  к  своему адвакату,  который  после
изучения  соответствующего закона сообщил, что  если бы я являлся владельцем
хотя бы одной единственной кобылы, это дало мне право на содержание жеребца.
Мы уведомили Министерство сельского хозяйства, что моя кобыла Брунгильда уже
стоит в конюшне  в Яффо. Один жокей за 50 фунтов  подтвердил, что Брунгильда
застоялась, и немедленное прибытие Шультхайса имело  бы особую  важность для
израильского коневодства.
     Неделю спустя в мою дверь позвонили. В квартиру ворвались два детектива
с ордером на обыск. Государство Израиль обвиняло меня в мошенничестве.
     - Вы  не  хотите нам  объяснить,  каким образом  у  коня-качалки  могут
появиться жеребята? - орал на меня один из детективов. - Вы нас что, держите
за совершенных идиотов?
     Я  подтвердил, собрал  самое необходимое  и  попрощался с женой.  Но  в
последнее мгновение выручила моя испытанная находчивость.
     -  Между прочим,  господа,  -  сказал я,  - разве  вы  не  знаете,  что
Брунгильда - тоже лошадь-качалка.
     Детективы пошептались друг с другом, пришли  к выводу,  что это в корне
меняет суть проблемы, и распрощались.  Двумя часами позже я получил счет  на
117 фунтов  за "содержание в конюшне жеребца Шульхайтса". Следующий инцидент
произошел  у государственного  уполномоченного  ветеринара,  иссследовавшего
покрытого  пылью  Шультхайса   на  таможенном   складе  и  диагностировавшем
"антисанитарное состояние, возможно, инфицирован".
     Это могло быть опасным, но, к счастью, выяснилось, что кузен ветеринара
был родственником  зятя  г-жи Тосканини, благодаря чему  удалось настоять на
формулировке "способности жеребца к деторождению сомненительны".
     К  сожалению,  этим  были  преодолены  еще  не все  трудности  в  мире.
Министерство   сельского  хозяйства   захотело  выяснить,  где  я   приобрел
лошадь-качалку  по  имени Брунгильда  и  какой налог на  предметы роскоши  я
уплатил. После  этого мой адвокат отказался от  дела, аргументируя  тем, что
должен сохранить хотя бы свою семью.
     На следующую ночь я был арестован.
     Заседание суда было  скорым. Благодаря  своему  безупречному прошлому я
получил только два года тюрьмы.  Три  месяца,  которые  я  уже  проторчал  в
транспорте, катаясь по учреждениям, были мне зачтены.
     Меня направили в камеру No 18 старой  тюрьмы  в  Яффо. Поначалу я очень
страдал от  несправедливого решения, и особенно от одиночества, но в один из
дней   дверь  камеры  распахнулась  и  ко  мне  подоспело  общество  в  лице
добропорядочной,  хотя и  несколько опустившейся упряжной  лошади. Она  была
тоже  осуждена  за  мошенничество,  поскольку выдавала себя перед  портовыми
службами в Хайфе за лошадь-качалку.


     Все относительно. На  взгляд израильского  министра  финансов  все, что
человек   может   купить   за   деньги,   является   роскошью.   На   взгляд
налогоплательщика роскошью является министр финансов.


     И вышли дети Израилевы из пустыни Синайской. И возроптала община против
Моисея, и потребовала с него топлива, требовавшегося для дальнейшей поездки.
И обратился  к ним Моисей и  сказал: "Что  ропщете вы  против меня и гневите
Б-га?". Народ, однако,  продолжал браниться  и вопрошал: "Зачем вывел ты нас
из земли египетской, обильной нефтью? Разве для того следовали мы за тобой в
пустыню, чтобы умереть тут вместе  со  своими детьми?". И Моисей  воззвал  к
Господу и крикнул: "Что  мне  делать с этим ершистым народом?". И  отозвался
Господь и  сказал:  "Иди к  народу и  приведи  старейших в Израиле, и возьми
посох в руки  свои, иди, и встану я перед тобой на  скале Хореб, и ты должен
ударить в нее этим посохом, и изольется из нее много  нефти, и  хватит ее до
Земли обетованной". И  Моисей сделал  все,  как  было сказано,  и  ударил  в
камень, и бил, и  бил в  нее целый день и  целую ночь, но  наружу ничего  не
вытекло.  И  отозвался господь снова, и сказал: "Мне  очень жаль, но  евреям
придется пройтись пешком".





     Как-то бродил  я раз со  своим другом  Йоселе, изобретательным мастером
ничегонеделания, из одной кофейни в другую, и  мы, как всегда, не знали, чем
заняться в наступающий вечер. Внезапно Йоселе посетила идея.
     - Знаешь, что? Давай-ка поиграем в "Мы из мэрии"!
     С  этими словами он увлек меня  в  ближайший  дом и постучал в шикарную
дверь. Нам открыли, и мы вошли.
     - Шалом, - сказал Йоселе. - Мы из мэрии.
     Владелец  двери  побледнел, обнял свою жену  и спросил,  чем вызван наш
визит.
     -  Вы  не  указали  сведения о количестве стульев  в  вашей квартире, -
сказал Йоселе  и  начал вытаскивать  из  своего нагрудного  кармана  бумагу,
письма, квитанции и прочее. - Ваша декларация просрочена!
     - Какая декларация?
     -  Ваша  налоговая декларация об остульчивании вашей  квартиры.  Должно
быть указано каждое сиденье. Вы что, газет не читаете?
     - Я, да..., - промямлил виновный. - Что-то такое в этом  роде  я читал.
Но я думал, что это касается только служебных помещений.
     - Позвольте, мы проведем инвентаризацию? - вежливо спросил Йоселе.
     Мы прошли всю  квартиру и насчитали  четыре кресла в гостиной,  по  два
стула в каждой спальне и одну табуретку под кухонным столом. Супруги, дрожа,
ходили за нами.
     - У вас есть ведра в доме? - спросил Йоселе напоследок.
     - Да. Одно.
     - Но оно может быть перевернуто и использоваться как сиденье.
     Йоселе записал прирост.
     Но тут мужчина разозлился.
     - Это уже слишком! Как будто я недостаточно плачу налогов.
     - Что вы от меня хотите? - сочувственно возразил Йоселе. - Я всего лишь
мелкий  служащий, выполняющий указание. Все вместе будет стоить вам примерно
270 фунтов.
     Жена  хозяина,  несомненно,  самая  испуганная  часть супружеской пары,
предложила   немедленно  заплатить  наличными.  Йоселе,  однако,   отказался
принимать деньги,  в  конце  концов, он  не знает,  сколько  именно придется
доплачивать за просрочку.
     На том и распрощались.
     В соседней квартире мы зарегистрировали замочные скважины и обложили их
ежегодной податью в  390 фунтов. На следующей неделе мы занялись лампочками.
От 60 ватт и выше.


     Согласно  израильским законам, каждый новоприбывший еврей автоматически
получает  израильское гражданство. Так  что Израиль -  единственная страна в
мире, куда может въехать каждый идиот  и получить гражданство. Но ему  ни за
что не разрешат выехать, чтобы не опозорить страну.


     Каждый народ имеет  свое национальное  хобби.  Израильтяне  безжалостно
распахивают вдоль и поперек свои улицы, словно кто-то позабыл что-нибудь под
асфальтом  или  хочет  туда  что-нибудь  засунуть, - канализационную  трубу,
телефонный кабель,  водопровод  или  что  еще.  Если  обнаружится,  что  они
проходят мимо, улицу снова разрывают, чтобы посмотреть, нет ли под асфальтом
чего-нибудь другого.
     Не случайно фильм " --> Канал Блаумильха " снимался в Тель-Авиве.


     Благочестивые люди  нашей страны  прежде всего  верят  во всемогущество
Б-га,  но для  гарантии  основали  политическую  партию,  которая  влияет  в
парламенте на политическую стрелку весов и может опрокинуть  любой  кабинет.
Государство  Израиль, вероятно, имеет единственное в  мире  социалистическое
правительство, находящееся под наблюдением  преподобного раввината.  Недавно
время, однако, была предпринята  попытка отделить религию от  государства. С
тех пор господствует только религия.




     Я никогда не видел  Янкеля  прежде, но погубил его  будущее  и семейное
счастье за несколько минут.
     Все началось  с того,  что однажды  в  моей квартире появилась столь же
неизвестная мне  дама лет приблизительно  40  и  обрушила  на меня словесный
шквал:
     -  Извините  уважаемый  господин  что  я вас  беспокою но  где  нам еще
встретиться но раз уж я тут в  общем я хотела бы выйти замуж за Янкеля ах да
вы  не  знаете что я развелась со  своим  первым  мужем  а почему  не играет
никакой роли он пил и другим дамам делал  подарки  а Янкель не пьет и хорошо
зарабатывает  и не интересуется политикой  и  он уже давно живет в  стране и
имеет  неплохую  должность  в  текстильной  промышленности и  хотел бы иметь
ребенка но  прямо сейчас потому  что не может дольше  терпеть  конечно он не
молод но выглядит  он  неплохо  хотя на  голове нет волос  зато у него  есть
квартира я не знаю где но вы  должны нас обязательно посетить ведь  вы же не
откажете в такой мелочи не так ли?
     - Я  от всего  сердца  желаю  вам всего  самого  наилучшего,  уважаемая
госпожа, - сказал  я.  - Да будет  благословенен ваш  брак.  Шалом, шалом, и
спасибо, что поделились этой радостью.
     -  Спасибо большое я вам так благодарна но я совсем  забыла вам сказать
что у Янкеля тут совсем нет  друзей  кроме пары старых  поселенцев  и они не
могут  перед  раввином засвидетельствовать что Янкель за границей никогда не
был женат но вы тут еще недавно и  вы журналист и очень хорошо что вы можете
это за нас засвидетельствовать.
     - Ну, хорошо, - сказал я. - Я вам черкну пару строк.
     - Этого недостаточно к сожалению вы знаете один друг Янкеля тоже выслал
нам  письменное свидетельство  он  еще  юноша  да к тому  же  на наклейке от
Пепси-колы из Америки просто там  он живет но раввин сказал это очень личное
и надо придти самому и я вам уже заранее благодарна за вашу доброту а я ведь
давняя почитательница  ваших рассказов но последний к  сожалению  никуда  не
годится так что завтра в 9 утра  у кафе "Пассаж" или лучше прямо у раввината
а сейчас извините мне уже пора меня зовут Суламифь Плони очень приятно.
     Я вовсе не  любитель  делать  одолжения, поскольку они  всегда  требуют
больших  усилий.  Но  в  этот раз я почувствовал  необходимоть  помочь  двум
влюбленным.  Кроме  того,  надо  добавить,  что  г-жа  Плони   меня  немного
ошеломила.  В общем, на  следующее утро  ровно в 9 часов  я был у Верховного
раввината, где меня уже ожидал крупный лысый мужчина.
     - Вы свидетель?
     - Угадали.
     - Поторопитесь. Нас уже  вызывали. Суламифь здесь.  Она  пытается найти
второго свидетеля среди прохожих. Сам процесс длится не более пары минут. Вы
должны  сказать, что занаете меня еще с Подволочска, и что я никогда  не был
женат. Вот и все. Простая формальность. --> Беседер ?
     - Порядок.  Вы только  скажите,  строго  между нами,  вы  действительно
никогда не были женаты?
     - Никогда в жизни. Мне и одному забот хватает.
     - Тем лучше. Но тот город, что вы назвали, он мне совершенно незнаком.
     - Вы  же журналист?  Расскажите что-нибудь.  Что  вы  делали репортаж о
Подволочске, и я вам целый год помогал.
     - Нам не поверят.
     -  Но  почему?  Вы полагаете,  что  кто-нибудь  тут  знает,  что  такое
репортаж?
     - Ну, хорошо. Но я  уже забыл, как называется этот город, ну, который с
"п" начинается.
     - Если вам это  так трудно, скажите, что мы знакомы по Бродам. Это тоже
в Польше.
     Броды были значительно легче. Мне нужно было только вспомнить про Мишку
из Брод, который сидел за мной на языковых курсах.
     Янкель   еще   раз   заслушал   меня,   успокоился   и   для   гарантии
проинформировал, что его фамилия Кухман. Я  не знал, что его судьба в данный
момент уже была решена.
     А потом  подошла  Суламифь Плони  и,  действительно,  привела  с  собой
второго свидетеля. После  того, как я покрыл свою голову, согласно традиции,
пестрым  платком,  нас  повел  в зал торжеств раввин,  бородатый,  достойный
уважения патриарх  с невероятно  толстыми  линзами  очков и жутким  акцентом
идиш.  Раввин сердечно приветствовал  меня. Скорее  всего, он принял меня за
невесту. Я  поправил  его, поскольку он  вносил в официальную  книгу  данные
брачующихся,  но  затем он снова  обратился ко мне, словно чувствовал, что я
был самым слабым звеном в цепи.
     - Как давно вы знаете жениха, сын мой?
     - 36 лет, ребе.
     - А было ли время, хотя бы  самое  небольшое,  когда вы  с ним были  не
очень дружны?
     - Ни единой минуты, ребе.
     Все шло по плану. Раввин проглотил Броды без комментариев, не знал, что
такое репортаж, провел регистрацию и снова спросил меня:
     -  Вы можете засвидетельствовать, сын мой,  что жених ни на ком  не был
женат?
     - Никогда в жизни, ребе.
     - Вы его хорошо знаете?
     - Я солгал бы, если бы стал утверждать, что мог бы знать его лучше.
     - Тогда ты, наверное, знаешь, происходит ли он из семьи --> коэнов ?
     - Конечно же, он происходит из семьи коэнов. Еще бы!
     - Благодарю тебя, сын мой. Ты предотвратил большое несчастье., - сказал
раввин и закрыл лежащую перед ним книгу. - Этот мужчина не может жениться на
этой женщине.  Никогда не может коэн, потомок великих первосвятителей, брать
в священные узы брака разведенную женщину.
     Суламифь Плони разразилась истерическими рыданиями, Янкель с ненавистью
смотрел на меня.
     -  Простите,  ребе,  -  промямлил  я. -  Я получил  в  Венгрии светское
образование и знать не знал об особенностях коганим. Пожалуйста, сотрите это
место в моих свидетельских показаниях.
     - Мне очень жаль, сын мой. Мы закончили.
     - Одну минуту.
     Янкель, яростно засопев, подскочил к нему.
     - Может быть, вы и меня заслушаете? Мое имя Кухман, и я никогда в жизни
не  был  Коганом.  Наоборот,  я  происхожу из  совершенно  бедных, ничтожных
евреев, можно сказать, рабов.
     - Но почему ваш свидетель сказал, что вы из коэнов?
     -  Мой свидетель? Да я его  первый раз в жизни вижу. Откуда мне  знать,
что за идиотская идея пришла ему в голову?
     Раввин бросил на меня из-за толстых  линз взгляд, под которым я закатил
глаза.
     - Но  это правда, - настаивал я, - мы только сегодня познакомились. Я и
понятия  не имел, кто он  такой, и  что  он такое. Я  думал, ему не повредит
побыть  коэном.  Может это  ему  поможет,  подумал  я,  может  быть,  снизит
венчальный налог. Позвольте же им пожениться, ребе.
     -  Это невозможно. Это может  случиться, только если жених докажет, что
он не происходит из семьи коэнов.
     - Господи, Б-же, - простонал Янкель. - Как же я это могу доказать?
     - Этого я не знаю, этого еще  никому не удавалось, - сказал раввин. - А
сейчас покиньте, пожалуйста, помещение.
     На улице я едва избежал покушения на убийство.  Янкель  клялся  памятью
своих  бедных, ничтожных предков,  что  мне  это  все  зачтется, а  Суламифь
поливала уличный асфальт своими слезами.
     - Зачем вы  с нами так поступили? - выли они. - Зачем  вы лезли к нам в
свидетели если  вообще не знаете что надо говорить лжец вы этакий вот именно
лжец подлый лжец.
     И они были правы. Б-же, пощади мою заблудшую душу!


     Жители  иерусалимского   квартала  Меа-Шаарим,   которые  не   признают
еврейское государство, поскольку оно было создано не  по призыву Мессии, уже
давно бьются над решением  того, как без проблем соблюсти  день отдыха. Один
из служителей тель-авивского  зоопарка рассказывал, что некоторые посетители
интересовались,  не мог  бы он выдрессировать  обезьяну,  чтобы она  в шабат
включала и выключала  свет.  Это позволило  бы обойти закон,  запрещающий  в
шабат  пользоваться  электрическими  выключателями. Раввины  санкционировали
обезьянье  решение, правда, при  условии,  что обезьяна будет действовать по
собственной  инициативе.   Служитель  зоопарка  оценил  длительность   такой
дрессуры в шесть лет. На том и порешили.
     Однако предложения  сделать  сенсационные фото  обезьяны  у выключателя
потерпели крах. Для этого потребовалось бы выдрессировать еще одну обезьяну,
потому что фотографировать в шабат также запрещено.


     Телефон зазвонил,  и кто-то уже в третий раз  спросил, не попал ли он в
объединение "Дерево и шерсть".
     - Объединение дерева и шерсти? Нет, вы ошиблись номером, -  ответил я и
положил трубку. Но когда зазвонили в четвертый раз, я схватил ее и сказал:
     - Обединение дерева и шерсти.
     - Ну,  наконец-то,  -  прозвучал с  облегчением  голос.  - Я  хотел  бы
поговорить с Зальцбергером.
     - Сожалею, - ответил я. - Г-на Зальцбергера больше нет в нашей фирме.
     - А почему нет, что произошло?
     - За ним пришли по его воровским делишкам.
     - Что вы говорите!
     - А вы удивлены? Когда-нибудь такие штучки должны были закончиться.
     - Вы мне рассказываете! Я этого уже который месяц ожидал.
     - На вашем месте я бы залег поглубже на дно.
     На  этом разговор  прервался. Удивляюсь, как некоторым людям не хватает
терпения.


     Прототип  нашей,  местной  телефонистки - толщая  сабра  с  пристальным
взглядом и орлиным носом. Она носит длинный, вытянутый до колен  пуловер, по
утрам мучается от приступов кашля и, среди прочих, ненавидит и меня.
     Наша  взаимная неприязнь начается  уже  с того,  как я  набираю  номер,
еврейская телефонистка на другой стороне фронта поднимает трубку и говорит:
     ......
     Она ничего не говорит, она просто поднимает  трубку. Она одаривает меня
благоговейной,  вечной  тишиной.  В  лучшем  случае  можно  расслышать  лишь
далекий, словно из  другой галактики, тонкий голос Шломо  Гринспена, который
отчаянно взывает к транспортной фирме,  ради Б-га выслать в этот раз счет по
новому адресу, а не как прошлой осенью...
     - Алло! - кричу я в трубку. - Алло!
     Еврейская телефонистка меня слышит, но она слушает Гринспена, неумолимо
держа меня в постоянной готовности. Где-то в глубине души  она надеется, что
я звоню  с улицы и скоро повешу трубку. Но я, однако,  звоню  из дома, где у
меня  есть условная свобода передвижения, и покинув благоговейную тишину,  я
иду на кухню, делаю бутерброд  с  сыром и помидором и возвращаюсь к аппарату
вооруженным для длительной осады.
     - Алло, - кричу я во всю глотку, - алло!
     Совершенно не  исключено,  что она все же ответит.  В конце концов,  по
сути своей  злость  телефонистки направлена не  персонально против  меня,  а
против  всего  враждебного окружающего  мира, коварно  пытающегося  тысячами
влезть  в  ее коммутатор. Персональным  конфликт  станет, когда  она  подаст
позывной:
     - Это 72-95-56, слушаю.
     Она  не дает  ни имени, ни адреса, поскольку  они строго  засекречены и
известны лишь немногим посвященным. В жизни существует много имен, но только
не у телефонисток.  У телефонисток  может  быть только  один  лишь  номер, и
ничего больше.
     - Алло, - говорю я, - могу я поговорить с г-ном Церковицем?
     - С кем?
     Я  неуверенно смотрю на  свои записки. Нет-нет, это  совершенно  точное
имя.
     - С Цер... Церко... вицем...
     - Соединяю.
     Звучат  обнадеживающе-радостные   электронные   попискивания  различных
кнопок и клавиш, чтобы установить беспроволочное соединение. И благоговейная
тишина. Мир вечного  молчания  раскрывается передо мной в своем божественном
великолепии.  Может быть, в нем и есть немного Церковица, а  может и нет. Об
этом невозможно  рассказать. Это можно только представить. Я встаю на колени
у  телефона и напеваю марши  времен  Войны  за  независимость. Наверное, так
должны  себя чувствовать  на  обратной  стороне Луны  космонавты,  полностью
отрезанные от остального человечества.
     - Алло, - повторяю я снова и снова. - Алло!
     Можно  щелкать пальцем по трубке,  чтобы  снова  пробудить ее  к жизни.
Можно просто оставить ее в покое. Через четверть часа я сдаюсь, кладу трубку
и  тем  быстро  отключаю  себя  из пустоты. Поскольку,  однако,  разговор  с
Церковицем не потерял своей актуальности, и мне по-прежнему нужно выяснить у
него номер телефона его зятя, я с  новой энергией стучу по кнопкам. На  этот
раз мне отвечают сразу.
     -  Нафтали  получит пакет  после  четырех  часов,  -  говорит еврейская
телефонистка.  - Мне не доставляет  никакого удовольствия каждый день что-то
таскать к электричке. Подожди, алло, 72-95-56, слушаю.
     Я пытаюсь навести порядок в трубке. У меня не было, видит Б-г, никакого
намерения принуждать  г-жу Суламифь собственноручно таскать какой-то пакет к
какой-то электричке. И при чем тут,  в конце концов, какой-то Нафтали? Пусть
себе этот Нафтали получает свой  пакет в четыре, в половине пятого, и дело с
концом.
     Я   пытаюсь   подавить   в    себе   нарастающее   раздражение    путем
непосредственного обращения к Господу.
     - Алло, - говорю я, - я хотел бы поговорить с Церковицем.
     - С кем?
     - С Цер... Церко... вицем...
     - А кто у аппарата?
     Наконец-то она хочет это выяснить. При последнем разговоре  мне удалось
этого  избежать,  но в  этот раз в  моем  голосе звучит нечто, что будит  ее
врожденное недоверие. Сейчас рухнет последний барьер, и начнется  такое... Я
скрупулезно прикидываю,  что следует сказать: алло, на проводе электрическая
компания, или, быть может, д-р Шаи-Шайнберг, друг Церковица, черт знает, что
ее убедит. Наконец, я говорю:
     - Оливер.
     Оливер  подойдет  в  любом  случае.  Оливер звучит  очень  убедительно.
Еврейская      телефонистка      успокаивается,     и     снова     слышатся
обнадеживающе-радостные электронные попискивания различных кнопок. Несколько
секунд  в  моем ухе звучит  рабочее  место  дежурной.  На  этот раз  мне  не
приходится больше тратить время на  изучение тишины,  можно  сразу открывать
книгу  "Ганнибал  -  враг  Рима"  и  вместе с  упомянутым героем  пересекать
заснеженные  Альпы.  Б-же мой,  что это было  за увлекательное приключение -
вести колонну полузамерзших  слонов  сквозь цепи гор, через реки  и озера, в
бурю и гром...
     У  ворот Рима я ненадолго прерываюсь, чтобы  проверить,  не удастся  ли
приземлиться в кабинете Церковица.
     - Алло, - кричу я в трубку. - Алло!
     В глубокой дали,  по  ту сторону  моря, в сердце Нью-Йорк-сити,  кто-то
бормочет на беглом идише. Кто-то, кому Суламифь дала шанс. У нас шансов нет.
Наши  дела даже хуже, чем у Нафтали. Слишком уж много огорчений скопилось за
последние минуты. Если бы мы, Суламифь и я, смогли познакомиться в свободное
от работы  время, то нашли  бы общий язык. Может, несмотря  на ее худобу, мы
смогли бы завести  какое-никакое хозяйство, не  исключена  даже  и  свадьба,
дети,  алименты.  Однако, сейчас,  окопавшись по  передовой, мы не имеем  ни
настоящего, ни  будущего: она  телефонистка, а я  абонент,  то есть  кошка с
собакой,  не  то, чтобы я был на нее  зол, о нет,  я почитаю всю  полноту ее
могущества, но  к  сожалению, мы  не установили  с ней никаких  человеческих
отношений. Единственное,  что можно  предпринять для  установления контакта,
это повесить  трубку, еще  раз  выругаться и  снова  набрать ее номер уже по
четвертому, решающему кругу.
     - Послушайте,  уважаемая, - говорю  я, - почему вы полчаса держите меня
без ответа?
     - А кто это?
     - Оливер. Я уже три четверти часа пытаюсь дозвониться до Церковица.
     - Его здесь нет.
     - Так что же вы мне сразу не сказали?
     - Ну, вот говорю.
     - И когда он вернется?
     - Не знаю.
     - А он у вас постоянно работает?
     - Понятия не имею.
     - Могу я ему оставить сообщение?
     В  этом месте она выключает меня  из  связи легким движением руки.  Все
позади. В  это  последнее, критическое мгновение,  однако, зло  обеих сторон
стало столь всепоглощающим, что мы оба  сразу же почувствовали, что продлись
разговор еще хотя бы минуту, -  и я сниму  пиджак, влезу в аппарат и доползу
по  проводам  прямо  до телефонной  централи,  чтобы обрушиться  на  нее  со
звериным ревом в борьбе  не на жизнь, а на  смерть. Суламифь вопьется своими
острыми ногтями  в мою шею, в то время как  я зубами буду рвать  ее аорту, и
так,  сплетясь  в  утробных звуках,  мы будем извиваться на  полу телефонной
централи в кровавом вальсе. Да, когда-нибудь так и будет. Вопрос  только  во
времени. Дипломатическое решение полностью исключается.


     Диагноз   болезни,  о   которой  я  веду  речь,  следующий:  постоянная
склонность среднего израильтянина  ко  все  более  расширяющемуся количеству
сделок, заключаемых без смысла и цели.
     Когда  я,  например, во  время  театральной  премьеры  1984/1985  годов
отдыхал в антракте в буфете, ко мне подошел Штокман.
     - Послушайте, - сказал он, - нам обязательно надо встретиться. У меня к
вам  предложение. Если не возражаете, я  вам завтра позвоню. Или, лучше,  во
вторник. О-кей?
     -  О-кей, - спокойно ответил я, особо и не рассчитывая на его звонок. Я
знал  Штокмана только бегло:  этакий воображала, который изображает вид, что
знает всех  на свете и проворачивает любые дела. Но  если  он  хочет сделать
предложение, и если это предложение выгодное, то почему бы и нет.
     Но Штоклер не позвонил.
     Месяц спустя мы случайно встретились на улице.
     - У меня для вас есть кое-что интересное, - вцепился он в меня. - Но об
этом лучше поговорить спокойно. Ваш номер есть в телефонной книге?
     - Да.
     - Прекрасно. Тогда позвоните мне в середине следующей недели.
     Почему  я ему не позвонил в середине следующей недели, не знаю. Я забыл
о  Штоклере,  вместе  с  его  предложением,  но спустя год внезапно  он  сам
позвонил мне.
     -  Я вам все время  собираюсь позвонить, чтобы  кое-что  предложить. Вы
будете на трубке после обеда?
     - Разумеется.
     - Хорошо. Я вам позвоню.
     Поскольку я на следующий день уехал на целую неделю, то не знаю, звонил
ли  он мне на  самом деле.  В любом случае, прошел  примерно с год, когда он
возник передо мной на одной вечеринке в саду.
     -  Я только что  вернулся из Франции,  - прошептал он, увлекая  меня  в
тихий  уголок.  - У  меня  к  вам  преинтереснейшее предложение.  Мы  должны
отыскать где-нибудь тихий уголок и обговорить детали.
     - Как вам будет угодно.
     - Само собой. Созвонимся.
     Прошло немало времени, но на контакт он не вышел. Так прошло  два года.
Затем  внезапно он записался  у меня на автоответчике и пожелал узнать номер
моего телефона, поскольку  хотел бы обсудить со мной нечто важное. Я дал его
ему. Мы договорились,  что  в  один из ближайших дней либо  он позвонит мне,
либо я ему, чтобы договориться о встрече.
     В  середине 1993-го я  увидел  Штоклера сидящим  на террасе  в каком-то
кафе, задумчиво помешивающим свой  чай. Я подошел к нему и представился.  Он
был рад  нашему знакомству.  Он хотел бы перезвонить  мне в ближайшее время,
чтобы предложить одну  интересную  вещь. Лучше всего было  бы, предложил он,
если бы мы присели на террасе в каком-нибудь кафе и смогли спокойно обо всем
поговорить. Он  позвонит  мне в  четверг или  пятницу,  чтобы договориться о
встрече. До того у него не будет времени.
     В  мае 1996-го мы встретились  на  одном филармоническом  концерте,  но
смогли  перекинуться только  несколькими  словами, поскольку  музыка звучала
слишком громко.
     По намекам, которые он делал мне в предыдущем году, я догадался, что он
мне несколько раз  звонил,  но  я все  время  был занят.  Я  посоветовал ему
попытаться  делать  это в начале вечера, часов этак между  6 и 7. Он  обещал
запомнить  это  время  и  добавил,  что  его  предложение  меня  чрезвычайно
заинтересует.
     Вот, собственно, и конец всей истории.
     Вскоре  после нашего последнего  разговора  Штоклер  заболел  и немного
спустя умер.
     Я  узнал траурную  весть  из  письма его  вдовы.  Она сообщала, что  ее
покойный  муж  думал обо  мне на  смертном  одре  и постоянно строил большие
планы, которые он хотел осуществить со мной, и только со мной.
     Вчера ночью мой телефон зазвонил. Это был Штоклер.
     - У меня сейчас получше со временем, - сказал он могильным голосом. - И
я хотел бы сделать вам очень интересное предложение.
     - Прекрасно, - ответил я. - Позвоните мне сразу, как только сможете.


     Еврейская  религия предписывает с безграничным оптимизмом,  что ребенок
мужского пола на  свое тринадцатилетие переходит во взрослое состояние.  Это
судьбоносное  событие называют "бар-мицва",  и  ребенка  учат  молиться, как
раввина, и  благодарить  своих  великолепных  родителей  за  все  их  мнимые
благодеяния. Может быть, ребенок и станет мужчиной, но уж родители, точно, -
инфантильными.


     Рано утром зазвонил телефон.
     - Алло, - пропыхтел мужской голос. - Мне настоятельно требуетися с вами
поговорить.
     - По какому вопросу?
     - Это не по телефону.
     - Мне очень жаль, -  возразил я, - но я каждый день получаю примерно по
дюжине звонков,  и в основном,  речь идет  о  бар-мицве маленького Ионы, для
которого я должен написать речь.
     - Уж не  полагаете ли вы, - возмущенно прервал меня собеседник, - что я
вам звоню в такую рань из-за подобной чепухи? Выходите-ка поскорее.
     Он  назвал свое  имя,  которое показалось  мне знакомым,  где-то  между
правительством и тяжелой промышленностью. Ну, да  ведь всех не упомнишь. И я
поторопился.
     Промышленное правительство ждало меня у входных дверей.
     - Нельзя терять ни минуты, - строго сказал он, пока мы  вскарабкивались
по лестнице. - У моего сына Ионы скоро бар-мицва, ему нужна речь.
     Я хотел немедленно вернуться домой, но он меня остановил.
     - Пожалуйста, не разочаровывайте нас, - взмолился он. - Мы рассчитываем
только на  вашу помошь. Мальчик так  любит и  почитает  нас и не имеет  иной
заветной  мечты,  кроме как  поблагодарить нас от всего сердца  за  все наши
благодеяния.
     - Ну, и пусть благодарит.
     - С помощью речи.
     - Пусть сам ее и напишет.
     - Этого он не умеет. Ну, пожалуйста, пожалуйста. Вы должны  нам помочь.
Только  такие гении,  как  вы, способны  на  это. Само собой разумеется,  за
гонорар, если вы  так хотите. Но деньги не играют никакой роли. Важно только
время. А оно поджимает. Дорог  каждый час. Каждая минута. Да  поймите же вы,
наконец! Поймите отчаявшееся отцовское сердце.
     И он попытался упасть передо мной на колени.
     Я остановил его и почувствовал, что таю.
     -  Только  одну малюсенькую речь. Полную чувств,  переполняемую детской
благодарностью, желательно в стихах. Сколько раз в жизни бывает бар-мицва? И
в этот один-единственный раз вы не можете отказать.
     Я действительно не мог. Отчаявшееся отцовское сердце победило меня.
     - Когда вам нужен конспект?
     - Вчера. Мы уже накануне.
     - Но мне нужно по меньшей мере пару дней.
     -  Это  невозможно!  Подумайте, ведь ребенку  надо весь  текст  выучить
наизусть. Сегодня вечером, умоляю! Сегодня вечером!
     - Ну, хорошо. Скажем, в девять.
     - В половине девятого! Я удвою гонорар,  если вы подготовите к половине
девятого!
     Он едва не целовал мне руки. Уже от дверей он крикнул мне:
     - В восемь! Не забудьте, самое позднее - в восемь!
     Дома самая  лучшая из  всех  жен встретила  меня  новостью, что  кто-то
только-что  позвонил и сказал только  "без десяти восемь".  Я сказал ей, что
она меня чрезвычайно обяжет, если сварит чрезвычайно крепкий кофе и позволит
мне поработать.
     Затем я попытался внушить себе кипение ума и духа юного Ионы. Как бы он
мог его выразить? Вероятно, так:
     О мои дорогие родители,
     Обо мне вы заботились длительно.
     За то от меня благодарность вам будет.
     Вы действительно очень приятные люди.
     Может быть, несколько сухвато, но, по крайней мере, подходящее начало.
     Пока   я  обдумывал  продолжение,  почтальон  принес  букет  цветов   с
карточкой: "Всего наилучшего! Пожалуйста, в половине восьмого!".
     Следующая строфа звучала:
     В этой данной мне вами жизни прекрасной
     Я с рожденья катаюсь, как сыр в сливочном масле.
     Подарили мне жизнь вы, конечно, недаром,
     И за это я руки руки вам жму благодарно.
     Последовала следующая помеха в виде телефонного звонка.
     -  Как  продвигается?  -  осведомилось отчаявшееся отцовское  сердце. -
Что-то уже готово?
     Я ознакомил его с имеющимися результатами.
     - Неплохо, - высказался  он. -  Но было  бы неплохо зарифмовать  и  имя
мальчика. Ведь он нас просто обожает. Значит, в двадцать минут восьмого?
     - Я приложу все силы, - обещал я, отключил телефон и вернулся  к поиску
рифмы к  имени  Иона. Оно было слишком  нелепо. Ну,  почему  люди  не  могли
назвать  своего  никчемного  отпрыска как-нибудь  иначе? Скажем, Муля, с уже
встроенной рифмой  к "сынуля"?  Я уже  молчу про Эфраим, воистину образцовое
имя,  которое  само  собой  рифмуется  с  "Иерушалаим",  и  вообще  ко всему
подходит. Так нет ведь, именно Иона, будь они неладны.
     Наконец, я поймал:
     Вам в подарок, родители, алые розы,
     Вам мои благодарные слезы,
     И давно уже в зале влажны микрофоны
     От умильных рыданий вашего Ионы.
     Экстренный  курьер  вырвал бумагу  из моей пишущей  машинки и  исчез. Я
практически  вовремя  сдал  работу.  Затем я  погрузился  в глубокий, полный
сновидений сон.
     Неделя проходила за неделей,  но  я не  получал  никаких сведений ни от
моего банка, ни от работодателя.
     В конце концов я сам поднял  трубку телефона и спросил  его, остался ли
он доволен.
     - Чем? - переспросил он.
     Не  без  гордости  я  представился как составитель высокохудожественной
речи, которую держал юноша Иона на праздновании своей бар-мицвы.
     - Ах,  да,  верно. Припоминаю. К  сожалению, у  меня  не  было  времени
прочитать вашу рукопись. Перезвоните позже.
     - Завтра утром? В восемь?
     - Ну, к  чему такая спешка? Может быть, после  обеда. Или на  следующей
неделе.


     Не так-то  просто, достигнув преклонного возраста, оставаться при  этом
все таким же юным и бедным.


     "Общество интенсификации всетурецко-еврейской  интеграции",  сокращенно
--> ОИВЕИ  ,  было  основано  в  начале ХХ века с целью защиты  интересов
еврейской общины в турецких учреждениях.  Оно энергично начало свою полезную
деятельность  и  даже попыталось отменить запрет  на публичные дискуссионные
вечера  и празднование обрезания, что ему  и впрямь  удалось путем успешного
подкупа одного за другим трех пашей.
     Спустя  некоторое время,  однако,  это  общество стало ощущать,  -  что
типично для  всех еврейских обществ, - недостаток денег.  Что делают в таких
случаях? Идут попрошайничать.  Так было и с ОИВЕИ. Везде по миру, где только
встречались  евреи, появились  бело-голубые копилки, что нам столь близки  и
дороги, и на которых нарисован маленький мальчик, держащий в руке копилку, и
так  далее,  пока  не  получили  достаточно  денег,  чтобы  купить  у  турок
дискуссионную и обрезную свободу.
     Одновременно    возникла   короткая   песенка,    которую    пели    по
соответствующему поводу:
     Давно евреи в мире знают,
     То, что их родина - Израиль.
     И если то еврей забудет,
     То под ярмом турецким будет.
     И миру говорим мы дружно:
     Нам очень много денег нужно!
     Евреи по всему миру приняли  призыв ОИВЕИ с открытыми ушами и такими же
карманами. Пожертвования поступали  столь обильно,  что ОИВЕИ смог расширить
поле   своей  деятельности.  Были  воздвигнуты   административные  здания  с
многочисленными  служебными  помещениями,  письменными  столами  и   прочими
принадлежностями,  и всякий, кто  принадлежал к этому  аппарату, обеспечивал
себя на всю жизнь. Добровольные пожертвования были преобразованы в ежегодные
взносы, которые по желанию заменялись на ежемесячные платы и, действительно,
собирались в том  или ином виде.  Для евреев во  всем мире, по крайней мере,
для тех, кто жил в  относительном спокойствии и вследствии этого имели худую
совесть, считали плату в ОИВЕИ вопросом чести.
     Первая мировая война положила конец этому райскому состоянию: англичане
отобрали Палестину у турок. И  что бы  не говорили об английском господстве,
они ничего не имели  против дискуссий и обрезания. Это был тяжелый удар  для
ОИВЕИ.  Все усилия  вновь  ввести старые запреты разбивались  об  английское
сопротивление.
     Знаменитый конгресс  в Сингапуре единогласно проголосовал  за продление
деятельности ОИВЕИ. Снова были приняты тысячи работников и  в каждом крупном
городе  построено  административное  здание.  Кампании вроде  "Канарейки для
наших детских  садов!"  получили новое и  всеобщее звучание.  В отношении же
запрета на публичные дискуссионные  вечера и празднование обрезания никакого
улучшения  не намечалось. Они оставлись  разрешенными. Турки  назад  тоже не
возвращались.
     Но судьба распорядилась по своему. Было  основано государство  Израиль,
которое  вернуло  стародавнему,  достойному турецко-еврейскому обществу  его
полномочия. Дискуссии и обрезания были сами собой разумеющимися, канарейки в
детских садах стали обыденным явлением, но то, что появлялись и существовали
все новые запреты, стало собственным израильским продуктом. Как,  спрашивали
люди повсюду в стране, отреагирует на это ОИВЕИ? Ответ дал 13-й конгресс, на
котором все 13210 делегатов приняли следующую "Прокламацию продолжения":
     "ОИВЕИ должно продолжать свою деятельность по следующим причинам:
     Оно гарантированно обеспечивает поддержание жизни 67000 служащих.
     У каждого служащего есть семья.
     В каждой семье есть дети.
     Нельзя  так просто  ликвидировать  организацию,  существовавшую столько
времени".
     На  закрытии конференции все 14005  делегатов  исполнили  старую  песню
ОИВЕИ с несколько видоизмененным текстом:
     Давно евреи в мире знают,
     То, что их родина - Израиль.
     Но нам напомнить всем пора бы,
     Что угрожают нам арабы.
     И миру говорим мы дружно:
     Нам очень много денег нужно!
     После того, как  дальнейшее  существование организации было обеспечено,
многочисленные делегаты из разных концов  мира выдвинули  ряд многообещающих
проектов. Слоган  "Цветочный горшок  -  на  каждое окно!"  оказался довольно
успешным, как и  в кампании  по канарейкам,  а акция "Один  служащий  - одно
дерево"  побудила  израильтян  к  посадке деревьев  в  качестве шефства  над
отдельными служащими ОИВЕИ.
     Рано  или  поздно стало ясно,  что  ОИВЕИ  не  может  существовать  без
официальной поддержки.  1-й конгресс в Новой Зеландии направил правительству
настоятельный призыв "законодательно признать объединение, значение которого
для нашей страны  не подлежит  сомнению,  и  защитить  его 136000 служащих и
избирателей от призрака безработицы".
     Как  и  положено  демократическому  государству, оно исполнило  не  все
требования конгресса. Категорически  было заявлено, что ОИВЕИ не имеет права
взимать денежные средства со всех граждан государства, а только с граждан:
     - живущих в домах;
     - пьющих воду;
     - посещающих кинотеатры;
     - курящих;
     - старше 3 лет;
     - и проживающих в Израиле.


     Израиль до сих пор остается единственной  страной, где еврея не считают
евреем.


     Йоселе скучал.
     - Знаешь, что? - предложил он наконец. - Сыграем в покер!
     - Ну уж нет, - ответил я. - Ненавижу карты. Я в них всегда проигрываю.
     - А кто говорит о картах? Я имею в виду еврейский покер.
     И Йоселе  вкратце рассказал мне правила. В  еврейский покер играют  без
карт,  только в голове, которая, несомнено, имеется у  представителей народа
Книги.
     - Ты задумываешь число, и  я задумываю число,  - объяснил Йоселе. - Кто
задумал число больше, тот и выиграл. Вроде бы легко, но вариантов много. Ну,
как?
     - Согласен, - сказал я. Сыграем.
     Каждый из  нас поставил по  пять  фунтов,  потом мы отвернулись друг от
друга и стали  загадывать. Йоселе дал мне  понять движением руки, что он уже
задумал число. Я подтвердил, что и я уже готов.
     - Хорошо, - сказал Йоселе. - Ну, давай огласим.
     - 11, - сказал я.
     -  12, -  сказал  Йоселе  и  забрал деньги. Я готов  был надавать  себе
пощечин. Потому что сначала я выбрал число 14, и в последний момент вернулся
к 11, сам не знаю, почему.
     - Послушай, - спросил я у Йоселе, - а что было бы, если б я задумал 14?
     -  Тогда бы я  проиграл.  В  том-то и прелесть игры в покер, что нельзя
знать,  как  оно  обернется. А  если  к тому же  и нервы  слабые,  то  лучше
прекратить игру.
     Не  удостоив  его ответом,  я  положил на стол  десять  фунтов.  Йоселе
поставил столько же. У меня выпало 18.
     - Вот черт! - сказал Йоселе, а у меня только 17.
     Довольный, я сгреб деньги. Йоселе осталось только удивляться, что я так
быстро освоил еврейский покер. Он, небось, задумал 15 или 16, но уж никак не
18. Разозлившись, он удвоил ставку.
     - Как хочешь, - сказал я,  подавляя радость в голосе, потому что мне на
ум пришла фантастическое число - 35!
     - Ну, говори, - сказал Йоселе.
     - 35!
     - 43!
     И  он  забрал сорок  фунтов.  Я почувствовал,  как кровь  ударила мне в
голову. Мой голос дрожал.
     - А почему ты в прошлый раз не сказал 43?
     - Потому,  что я загадал 17,  -  возмущенно  ответил Йоселе. - Это же в
игре самое азартное, что ты никогда...
     - Пятьдесят фунтов, -  сухо прервал я его  и бросил банкноту  на  стол.
Йоселе  медленно,  с  вызовом  положил  рядом  свою. Напряжение  становилось
невыносимым.
     - 54, - сказал я с натянутым равнодушием.
     - Вот ерунда, - фыркнул Йоселе. - И я тоже загадал 54. Давай заново.
     Мои мысли работали молниеносно. Ты, наверное, думаешь, мой дорогой, что
я  опять  загадаю  11 или что-нибудь  в этом роде. Но тебя  ждет сюрприз.  Я
выбрал непробиваемое число 69 и сказал Йоселе:
     - Ну, давай-ка теперь ты первый, Йоселе.
     - Пожалуйста! - подозрительно быстро отозвался он. - Мне все равно. 70!
     Мне  захотелось  закрыть  глаза. Мой пульс  колотился, как  никогда  со
времен осады Иерусалима.
     - Ну? - напирал Йоселе. - А у тебя какое число?
     - Йоселе,  - пробормотал  я  и поник  головой, - ты не поверишь:  я его
забыл.
     - Врешь! - заключил Йоселе. -  Ничего ты  не  забыл, я  знаю. Ты просто
загадал  меньшее  число и не хочешь  признаваться. Старый  трюк. Как тебе не
стыдно?!
     Мне  так  хотелось  врезать кулаком в его противную рожу. Но я  овладел
собой,  повысил ставку  до  ста фунтов и  в то  же мгновение  загадал 96, по
настоящему современное число.
     - Говори, ты, вонючая скотина, - прошипел я.
     Йоселе прошипел в ответ:
     - 1683!
     - 1800! - прошептал я едва слышно.
     - Удвоение, - крикнул Йоселе и положил в карман четыре фунта.
     - Почему удвоение? Что за удвоение?!
     -  Только  спокойно.  Если  ты за покером потеряешь  самообладание,  то
останешься  без  штанов,  -  сказал свысока  Йоселе. -  Каждый ребенок  тебе
объяснит, что мое число вдвое больше, чем твое.
     - Так ты так? - вырвалось у меня. - Значит, пытаешься такими средствами
действовать. Как будто я не мог в прошлый раз то же самое сказать.
     -  Конечно, мог, -  подтвердил Йоселе. - Мне даже было удивительно, что
ты ничего не сделал. Но  так  бывает в  покере, мой мальчик. Либо ты  можешь
что-то, либо не можешь. А если не можешь, то не лезь своими лапами.
     Ставка составила уже двести фунтов.
     - Твое выступление, - проскрежетал я.
     Йоселе слегка отклонился назад и сказал вызывающе спокойно:
     - 4.
     - 100000, - провозгласил я.
     Без малейшего возбуждения Йоселе заключил:
     - --> Ультимо !
     И забрал двести фунтов.
     Рыдая,  я рухнул наземь.  Йоселе гладил меня по  руке и  пояснял,  что,
согласно так называемому  хайловому закону, тот игрок, который первый скажет
"ультимо", выигрывает в любом случае, невзирая на загаданные числа. В том-то
и удовольствие от покера, что можно в течение нескольких секунд...
     - Пятьсот фунтов!
     Хныча, я положил свои последние деньги на ладонь судьбы.
     Фунты Йоселе  легли  рядом. На моем  лбу выступили прозрачные жемчужины
пота. Я  в упор смотрел на  Йоселе. Он  действовал хладнокровно, но его руки
немного дрожали, когда он спросил:
     - Кто первый?
     - Ты, - насторожившись, ответил я. И он устроил мне западню:
     - Ультимо, - сказал он и протянул руку за деньгами.
     - Секундочку, -  сказал я ледяным тоном. - Паваротти. - И загреб деньги
к себе.
     -  Паваротти еще сильнее,  чем  "ультимо", - пояснил  я.  - Однако, уже
поздно. Давай заканчивать.
     Мы молча поднялись. Но едва  мы  пошли,  как  Йоселе предпринял  жалкую
попытку  вернуть  свои  деньги.  Он утверждал,  что "паваротти"  -  это  моя
выдумка.
     Я не возражал ему.
     -  Знаешь,  - сказал я, -  в том-то и состоит азарт  игры в покер,  что
выигранные деньги назад никто не получает.



     В  Америке каждый  пятый  -  автовладелец.  В  Израиле  каждый  пятый -
автоинспектор.


     Опять одно и  то же.  Я  возвращаюсь  по  длинному  тротуару  к  своему
мотоциклу и сталкиваюсь с хорошо экипированным  автоинспектором, заполняющим
свою первую штрафную квитанцию.
     - Эй, вы, - гремит страж закона, не поднимая глаз, - что это тут хорошо
видимое стоит на дорожном знаке?
     - Что только до семи... семи вечера... только для разгрузки...
     - Вы что-то выгружаете?
     - Нет.
     - А сколько сейчас времени?
     - Половина восьмого.
     - Значит?
     - Значит, я тут могу парковаться.
     Автоинспектор смотрит  на меня, потом на знак, потом  снова на меня, на
мотоцикл,  на  штрафную квитанцию,  на  меня,  на  свои  часы,  на  штрафную
квитанцию, потом снова на знак.
     -  Может быть вы и правы, - наконец говорит он  нерешительно, -  но как
нам  сейчас пойти  на попятную? Нас учили уведомление после начала выписки в
любом  случае  заканчивать  и  вручать.  Иначе  ведь  любой  негодяй  начнет
требовать порвать штрафную квитанцию.
     - Но в данном случае я невиновен, - возмущенно парировал я.
     - Возможно. Я иного и не утверждаю, - он ненадолго задумался. - Если бы
вы  перед началом выписки  штрафной квитанции  предупредили меня об этом, я,
возможно, и передумал бы. Но сейчас слишком  поздно. Так что подпишитесь тут
и следите в дальнейшем получше за часами и за дорожными указателями.
     Я внимательно посмотрел на него. Собственно, особо отталкивающего в нем
ничего не было. Не очень  чисто выбрит, зато хорошо  причесан. По-настоящему
представительный мужчина.
     -  Мне очень жаль, -  однако,  настаивал я, - но уже  семь часов  сорок
минут. Я не подпишу и уж наверняка платить не буду.
     - А кто  же должен  платить?  -  удивился полицейский.  -  Я  что ли? С
моей-то зарплаты? Посмотрите, - сказал  он услужливо, -  ведь тут только 150
фунтов. В конце концов, я мог бы действовать по параграфу 5, но мы же с вами
хорошо друг друга понимаем. Ну, держите же вашу квитанцию.
     - Но ведь я действительно ничего не нарушил.
     - Так-таки и ничего? - заорал страж закона. - И  как часто вы нарушаете
правила движения  без  того, чтобы  вас  застукали? Как  это понимать? Когда
крадут велосипед,  бегут  в  ближайший  участок. При  каждой  аварии  кричат
"Полиция! Полиция!", а несчастные 150 фунтов никто уже платить не хочет.
     -  Ну,  хорошо, - сдался я  и  подписал.  - А  то  вы  еще не знаю  что
наговорите.
     -  А меня оставьте в покое, - прошипел  служака  и удалился со свирепым
лицом. - Все имеет свои границы.
     Как жаль, что я потерял самообладание. Но это ведь со  всеми случается,
не так ли?


     Эта маленькая,  истерзанная  страна  постоянно обеспечивает всем  своим
посетителям самое лучшее обслуживание.  Мы все странные  по натуре. В других
странах, чтобы развлечься, надо  идти на  дискотеки или мюзикхоллы, у нас же
кабаре ставится прямо на улице.
     Спросите, например, любого пешехода, знает ли он, где находится бульвар
Ротшильда,  и он ответит "конечно же"  и пойдет дальше,  не догадываясь, что
при этом ведет себя, как комик.
     Но  если  он снова  увидит  стоящих  на  распутье  туристов,  то  можно
рассчитывать на следующий диалог:
     - Простите, где здесь бульвар Ротшильда?
     - Бульвар Ротшильда? А вам какой дом?
     - Двадцать три.
     - Двадцать три... Двадцать три... Нет, извините, я не знаю, где бульвар
Ротшильда.
     Остается  еще автоинспектор на  углу. Уж он-то должен  знать. Он быстро
достает из кармана указатель улиц, с минуту листает  его, листает и листает,
становится все более и более раздражительнее и, наконец, сердито говорит:
     -  То,  что  вы  ищете, уважаемый,  это не  бульвар  Ротшильда, а улица
Розенберга, третий перекресток налево.
     И козыряет.


     Сначала  был бензин  и  карбюратор. Затем  Б-г  создал  мотор,  кузов и
светофор.  Затем  осмотрел   он  плоды   рук  своих  и   увидел,  что  этого
недостаточно. И создал он тогда знак запрета стоянки и улицы с односторонним
движением.  И когда все это было  готово,  поднялся из ада  сатана и  создал
места для парковки.


     -  Ваши документы, -  потребовал  автоинспектор.  -  Вы  ехали  слишком
быстро.
     - Возможно, - сказал я. - Но докажите.
     - Если будет угодно.
     Он  подвел  меня  к  ожидающему на  углу  полицейскому  автомобилю. Без
сомнения, я попал на радар,  подключенный к компьютерной  сети. Наконец-то я
увидел хоть одним глазком, на что тратятся наши налоги.
     Служивый закончил исследовать мои бумаги.
     -  Вы  писатель? Вам  бы следовало  быть хорошим  примером  для других,
вместо того, чтобы мчаться, как сумасшедшему!
     - Мне очень жаль, - виновато опустил я взгляд. - Сейчас, когда я  вижу,
что у вас радар, мне действительно жаль.
     - Значит, вы признаете, что превысили допустимую скорость?
     - Конечно, признаю.
     - Так зачем же вы так гнали?
     - Я очень спешил.
     - Но почему?
     - Потому что встречный водитель мне не подал сигнала. Вы же знаете: два
раза мигнуть фарами - значит: внимание, радар. Но никто не мигнул.
     - Разве это основание превышать скорость?
     - Нет, конечно, нет. Позвольте заметить, что  я за рулем уже пятнадцать
лет и только сегодня впервые превысил скорость.
     - Вас впервые поймали или вы впервые превысили скорость?
     - В первый раз превысил.
     - Как же так получается, что вы пятнадцать лет не превышали скорость, а
сегодня внезапно превысили?
     - Случайно. Ну, давайте уже мне мою штрафную квитанцию.
     - Вот вы книги пишете. Что, по вашему, будет, если все начнут превышать
скорость?
     - Будут аварии.
     - Вы хотели бы стать причиной аварии?
     - Нет ничего более нежелательного.
     - Ну, так почему же вы превышаете скорость?
     -  Из-за  необъяснимого легкомыслия. -  Мои  педагогические способности
были уже  на  пределе.  -  Обычно за  такой проступок  штрафуют  на двадцать
фунтов.
     -  Откуда  вы  знаете,  что  штраф  за  превышение скорости  составляет
двадцать фунтов, если вас никогда не штрафовали за превышение скорости?
     -  Мне  говорили другие  водители,  которых  штрафовали  за  превышение
скорости.
     - А вы сами будете в дальнейшем превышать скорость?
     - Да!!! - закричал я  и швырнул в него свои перчатки. - Буду превышать!
Всякий раз, когда захочу! Всегда! Я буду превышать скорость...
     Законник нахмурился.
     - Тогда,  к  сожалению,  я не  смогу вас  переубедить, как  предполагал
первоначально.  Вот  ваша штрафная квитанция.  Между  прочим:  за превышение
скорости.


     Как-то раз, когда я поздно  вечером приехал  домой, то увидел у входной
двери  нашего  соседа  Феликса Зелига, борющегося  не нажизнь, а на смерть с
незнакомцем  в маске. В правой руке незнакомец сжимал мясницкий нож, которым
он не вполне законно угрожал Феликсу.
     Поскольку от  моего  лучшего соседа ничего другого я и не ждал, я решил
немедленно проинформировать близлежащий полицейский участок.
     Перешагнув  через  них  обоих,  я  вошел  в дом, взлетел  по  лестнице,
промчался,  не поздоровавшись, мимо своей семьи,  поднял  трубку телефона  и
набрал "один-ноль-ноль". На другом конце возник чей-то успокаивающий голос:
     - Полиция.
     Я  закричал в  друбку,  что  моему соседу Феликсу  угрожает  гангстер с
огромным ножом...
     - Одну минуточку, - прервал меня "один-ноль-ноль". - Кто это говорит?
     Я сказал ему,  что  какая  разница и  зачем  он  спрашивает мое  имя. Я
озвучил ему свою фамилию. Но он ее никак не мог разобрать.
     - К, как "козел", И, как "император", Ш, как  "шалом",  О, как "орел" и
Н, как "Наполеон".
     - Как что?
     - Как Наполеон.
     - Какой Наполеон.
     - Я имею в виду французского императора.
     - Ага, значит, И, как император...
     - Нет, Наполеон, с "н".
     - Определитесь же, пожалуйста.
     - Так, все, забудьте.
     - Вы, наверное, имеете в виду Наполеона Бонапарта?
     - Да, именно его.
     - Ну, и что с ним?
     - Он  умер. Но  мой  сосед еще нет. Надеюсь.  На него напал гангстер  с
ножом.
     - Момент! Как ваше имя?
     Я назвал свое имя.
     -  В  полиции  с  такими  вещами  надо  быть  точным,  -  объяснил  мне
собеседник. - Только так можно потом идентифицировать заявителя, если  потом
вызов окажется ложным.
     Затем  "один-ноль-ноль" справился о  моей  профессии.  А  затем  о моем
адресе.
     - Рамат-Ган, - сказал я. - Улица Реувени, 3, квартира 7.
     - Это где?
     - Добраться очень просто, - объяснил  я ему. - Езжайте на 21-м автобусе
до кладбища, там выйдете, повернете направо, но не на первом,  не на втором,
а на третьем перекрестке, и на следующей развилке будет вторая улица справа.
Не первая, потому что  на  первой живут ортодоксы, которые  в  шабат вас  на
велосипеде камнями закидают. А  именно вторая улица слева.  Если вы  поедете
правильно, то встретите примерно на полпути юношу, который стоит на коленках
перед  мотоциклом,  пытается   отремонтировать  свой   драндулет   и  ругает
правительство. Вот от него идите  прямо, пока не дойдете до большого  белого
дома со светло-зелеными жалюзи. Это и будет улица Реувени.
     - Да-да,  я  эти места  знаю.  Но зачем  вы  мне  все это  так подробно
рассказываете?
     - Дайте-ка мне минутку поразмыслить, - и я задумался. - К  сожалению, в
данный момент  что-то  ничего на ум не  приходит.  Наверное, я просто забыл.
Пожалуйста, извините за беспокойство.
     - Ничего страшного.
     Ночью,  когда я навестил  Зелига в  больнице, мне привиделся кошмар.  Я
охотился с ищейкой на полицию. Но напрасно. Ищейку  звали Наполеон. На  "Ц",
как полиция.





     Чтобы иметь деньги, маленький человек стоит перед трудным выбором. Либо
он должен взломать банк, либо ему придется взять в нем кредит.
     Для израильтян дело обстоит проще:  у нас нужно  взломать  банк  и  уже
тогда взять в нем кредит.


     Все началось  с того,  что  я получил  от Вайнреба  чек  на  16 фунтов,
выписанный на отделение  Национального банка. Я приехал туда и предъявил чек
служащему.
     Тот  кинул беглый взгляд на чек, потом еще один, скосился на  мгновение
на выписку со счета Вайнреба и сказал:
     - Все в порядке. Получите деньги в кассе.
     Я подошел к окошечку и сказал.
     - Шалом.
     - Что вы хотели? - спросил кассир.
     - Деньги, - честно признался я.
     - Пожалуйста,  -  сказал кассир,  открыл  сейф  и приволок целую охапку
банкнот.
     - Что это? - спросил я.

     - Я сделал то, что вы требовали. При  вооруженном ограблении банка я не
оказываю никакого сопротивления.
     Звонкий смех, которым я разразился, его заметно озадачил.
     - Ха-ха-ха, -  передразнил он  меня.  -  Очень смешно, да?  Это уже мое
пятое ограбление за месяц.
     Я попытался объяснить ему, что у меня нет  с собой никакого оружия, мне
просто нужны деньги.
     - Господин Зингер, -  подозвал  кассир другого служащего. - Пожалуйста,
подойдите на секунду. У нас тут какой-то путаный грабитель.
     - Иду-иду.
     Г-н Зингер принес еще штабель банкнот.
     - К сожалению,  сегодня в  сейфе  больше нет.  Только в  пятницу, когда
супермаркеты сдадут выручку. Кстати, а почему у вас на голове нет чулка?
     - Потому, что это щекотно.
     Возникла щекотливая ситуация. Вокруг меня  столпились любопытные, бурно
обсуждающие между  собой  происходившее.  Один устремился к  двери,  где его
ждала жена:
     - Уводи детей, скорее! Тут ограбление!
     Все еще лежали вокруг меня стопки банкнот,  все еще пытался я объяснить
г-ну Зингеру, что я не это хотел забрать.
     - Пожалуйста,  заберите,  пожалуйста,  заберите,  - уговаривал меня г-н
Зингер. - Мы застрахованы.
     Как  я  выяснил,  только  на  прошлой  неделе две девушки  с отвертками
ограбили  филиал  банка в Яффо, и  тамошний управляющий предупредил Зингера,
что  он -  следующий.  С того  момента  он  держал  наготове  большую  сумму
наличных. "Это для обслуживания соответствующих клиентов израильских банков,
- говорил он не без гордости. - Мы, между прочим, разработали и определенные
мероприятия,  по  которым  должны в  таких случаях вести  себя  клиенты. Они
работают, как часы".
     Между тем, посетители, действительно, ушли  в укрытие,  легли на пол  и
там обслуживались банковским  служащим. А потом на всех  четырех уползали  к
выходу. Вместо них на всех четырех приползали следующие.
     - Раньше, - продолжал г-н Зингер, -  ограбления банков проходили как-то
по классическому образцу. Грабители  были в масках, делали предупредительные
выстрелы,  орали, грозили.  Сейчас  все стало  цивилизованно, и  израильские
банки очень благодарны за  это. Только несколько дней назад Барклай-банк был
облегчен  на  100000   фунтов  двумя   мужчинами,  вооруженными  всего  лишь
велосипедными насосами, а  в банке "Леуми"  кассира ограбили с помощью всего
лишь  надкушенного  мороженого. Сработало.  Вчера на Дисконт-банке  в  Хайфе
появилось  объявление  с предложением грабителям  проводить налеты  в летние
месяцы только по понедельникам, средам и четвергам.
     - Вот бюрократы, - вставил я.
     -  Вы  неправы, -  возразил Зингер. - Это  ситуация,  о  которой Теодор
Герцль  не  мог и мечтать.  У нас  сейчас свои  собственные  уголовники. Мы,
наконец, стали нормальным народом. Батя, - обратился он к своей  секретарше,
- вы позвонили в полицию?
     - Да - ответила Батя, жуя жевательную резинку. - Но номер занят.
     - Ну, и ладно, - сказал Зингер.
     Пока  я  пересчитывал деньги, я  справился  у Зингера, почему  тут  нет
тревожной  сигнализации.  Из-за  шума, объяснил  Зингер.  Недавно в соседнем
банке во время ограбления звонки сигнализации громко трезвонили целый час, и
этот шум довел до обморока нескольких служащих.
     - А где же ваша вооруженная охрана? - продолжал допытываться я.
     -  Да  где-то  снаружи. В  это  время  наш генеральный  директор собаку
выгуливает. В это время он, конечно же, должен быть с охраной.
     Между  тем кассир  запихал охапки банкнот в два маленьких чемоданчика и
спросил  меня,  где  я  припарковал  свой  угнанный  для  отрыва  от  погони
автомобиль.
     На  улице  меня  окружили  давно  ожидавшие  прохожие,  которые  хотели
послушать предупредительные выстрелы. Они предложили мне  прикрыть лицо хотя
бы носовым платком и не ухмыляться так тупо.
     Я быстренько раздал парочку автографов и предпринял попытку втащить оба
чемодана с деньгами обратно в банк. Зингер упорно сопротивлялся.
     -  Не обязательно, не обязательно. Мы уже оповестили центральный офис и
страховую компанию. Давайте без сложностей.  Можете подождать, конечно, пока
прибудут люди с телевидения.
     Но на это у меня, к сожалению, не было времени. Я попрощался с Зингером
дружеским рукопожатием и поехал к ближайшей бензозаправке.
     - Сколько? - спросил служитель.
     - Полный, - ответил я.
     Служащий открыл мой багажник и свалил туда все деньги, что у него были.
     - Вам нужна расписка? - спросил я.
     - Спасибо, не надо. Я застрахован.
     Как жаль, думал я по дороге домой, как жаль, что у  нас сейчас в стране
инфляция. Когда уже мы, наконец, станем настоящим народом.


     - Что, - так обратился министр  финансов в тот  знаменательный вечер  к
сотрудникам своего аппарата, - что сегодня подорожало?
     - М-м-м, -  уклончиво  ответил  начальник аппарата, -  сегодня,  м-м-м,
сегодня ничего.
     - Послушайте, Н.А., - нетерпеливо прервал министр, - для ваших  дешевых
шуток мое время слишком дорого.
     - Но  это не  шутка,  - заявил Н.А.  - Сегодня  цена ни  один товар  не
выросла. Понятия  не  имею,  что происходит. Цены  со вчерашнего дня  словно
заморожены. Видимо,  в механизм где-то попал песок. Но если это так важно, я
готов взять персональную ответственность  за это на себя. Потому  прошу вас,
г-н министр, принять мою отставку.
     Министр побледнел. С минуту он сидел, глядя на индекс цен, потом ударил
кулаком по столу.
     - Черт  побери!  И это  вы  мне говорите  только  сейчас, перед  концом
рабочего дня?
     -  Мы все до  последней минуты  надеялись, что  хоть  какая-нибудь цена
вырастет, - оправдывался начальник аппарата.
     Министр трясущимися руками взялся за телефон.
     - Алло, министерство торговли? Как у вас с сигаретами?
     - К сожалению, - заявили ему, - повышения бывают только к выходным.
     - А как с солью?
     - Завтра.
     - Картофель?
     - Уже позавчера повысили.
     - Куриные глаза?
     - Пять дней назад.
     - Занятия по плаванию?
     Но министр не стал  дожидаться ответа. В паническом страхе он посмотрел
на часы,  и воскликнув:  "Осталось  только  полчаса!"  - выскочил из здания,
вскочил  в  служебный  автомобиль  и  помчался  с  мигалками   и  сиреной  в
министерство связи.
     -  Умоляю  вас,  повысьте хоть  на  что-нибудь. Телефонные  переговоры,
конверты, что угодно. Речь идет о жизни или смерти.
     - Охотно, - ответили ему, - но сегодня уже слишком поздно.
     - К  сожалению,  сегодня  не  получится,  -  звучал ответ электрических
сетей. - Цену на нефть понизили на 8 центов.
     В музее текстиля также покачали головой.  "Ничего  не  поделаешь,  ваше
превосходительство. Приходите через месяц-другой...".
     За эти  полчаса  министр постарел на год.  Он вернулся назад, в бюро  и
вызвал к себе начальника аппарата.
     -  Сообщите  в прессу, - приказал  он, - что, принимая  во внимание,  с
одной стороны,  растущие  цены на сырье, а с  другой стороны, их влияние  на
удорожание  конечной продукции,  мы  вынуждены  поднять  цены  на  отдельные
продукты на 14 процента. Подробности сообщим в самое ближайшее время.
     Начальник  аппарата поспешил в свой кабинет, чтобы передать сообщение в
прессу, а министр с облегчением откинулся на спинку своего кресла, выдохнув:
     - Ну, слава Б-гу. По крайней мере, мы избежим паники среди населения.


     Ввиду нынешнего перепроизводства налогов, пошлин, процентов за кредиты,
пени,  доплат,  надбавок  и  новых  пошлин  израильтяне  должны  все  больше
работать, чтобы  обеспечить прежние размеры  доходов. Вот данные  одного  из
опросов, проведенных частным институтом по изучению рынка:
     К.Л. Основная профессия: инженер. В свободное время продает  лотерейные
билеты. Его супруга  профессионально штопает чулки. В обеденный перерыв поет
в хоре городского радио.
     К.Н. Основная профессия: кассир. Уже 37 лет работает в своей фирме.  До
полуночи подрабатывает  акробатом, с полуночи  до 8  утра - ночным сторожем.
Время от времени извиняется  на  работе в бюро за свои желудочные коликами и
сидит дома - шьет рубашки.
     А.П.  Основная профессия:  эксперт по  Библии.  Во  второй половине дня
работает летчиком-испытателем. Продал миссионерам двух своих сыновей и дочь.
Танцует на свадьбах. Изучает взлом сейфов.
     Т.А.  Занимает  высокую   должность  в  финансовом   управлении  (класс
налогообложения --> 1 ).  Вечерами работает  лифтером.  В своих служебных
помещениях  вывинчивает  лампочки  и   продает  их.  В  отпусках  занимается
шпионажем в пользу вражеских сил.


     Рассуждение ответственного государственного мужа звучат так:
     -  Мне еще  нет и 60 лет, так  что я молодой  политик,  - говорит некий
парламентарий.  - Если ничего не случится,  я смогу еще 15 лет занимать свою
высокую  должность.   По  компетентным  расчетам,  экономика   моей   страны
развалится только  тогда, когда  государственный  долг,  включая  проценты и
проценты на проценты достигнет 45 миллиардов долларов. Это значит, что я  за
время  своего 15-летнего пребывания в должности  смогу  занимать  у  банков,
американцев и барона Ротшильда ежегодно по 3 миллиарда, чтобы  инвестировать
их в мой авторитет. А  затем экономика моей страны  с оглушительным грохотом
рухнет  в течение  двух минут по завершении  моего успешного  правления,  то
есть, после передачи долности моему идиоту-преемнику.


     Одним особенно  жарким летним днем я  лежал в ванне и представлял  себя
белым медведем.  Звонок в дверь прервал мою полярную  экспедицию.  Поскольку
самая  лучшая из  всех жен ушла за покупками в  полностью кондиционированный
супермаркет, мне пришлось преодолеть субтропическую истому и открыть самому.
     У двери стоял  необъятных размеров судовой контейнер. А  рядом  с ним -
изможденный человечек,  давно  не  видавший  хороших  деньков,  маленький  и
бедный, как черт.
     - Добрый день, - сказал бедный черт. - Помидоров не желаете?
     Именно ими был полон до краев контейнер. Чудесными, спелыми помидорами.
Хотя, судя по запаху, немного переспелыми.
     - Вы, наверное, удивлены, что я вам  предлагаю помидоры, - отреагировал
бедный черт на мой скривившийся нос, - да к тому же помидоры сейчас  тоннами
гниют на мусорных свалках. Ну, так знайте, что  вы  не  понимаете сути нашей
макрополитики.
     - Поясните.
     -  Охотно.  Вы, наверное, полагаете, что в этом году можно купить любое
количество помидоров, потому  что  сельское  хозяйство  произвело их великое
множество. Но тот,  кто даст себе  труд  задуматься, ужаснется над следующим
годом.
     - Почему?
     -  Можете  вы  представить  хотя бы одного крестьянина,  который  после
такого катастрофического  перепроизводства будет  еще  сажать помидоры? Я  -
нет. В следующем  году помидоров не будет ни за деньги,  ни  за  уговоры. За
один  единственный  такой  вот  великолепный фрукт  будут друг другу  головы
проламывать.  Но  вы и  ваша небольшая семья  будете  наслаждаться  завидным
счастьем и личным благополучием,  так сказать,  в витаминном Ноевом ковчеге,
поскольку  отложили в запас достаточное  количество  этого красного  золота.
Господи,  да неужели  вам невдомек,  что предлагает вам судьба?  Надежность!
Жизнь  в  изобилии!  Чистый  рай! Ваша  верная  госпожа  супруга  будет  вам
благодарна до последнего вашего вздоха. Ну, так как?
     Он и впрямь заставил меня задуматься.
     -  Простите,  -  вовремя спохватился я,  - дайте мне с килограмм, но из
тех, что получше. Мне надо подумать и об остальных клиентах.
     Но в это судьбоносное  мгновение сработал мой  инстинкт самосохранения.
Времена любви к ближнему  прошли. Пусть другие о себе  сами позаботятся. Для
меня же моя семья превыше всего.
     -  Я  покупаю  весь контейнер, - горячо вскричал я. - Сумма значения не
имеет.
     -  Сделаем 2000 фунтов, - сказал бедный черт и вылил все  содержимое  в
цветочный сад перед нашим домом. Верхние помидоры достигали второго этажа. Я
заплатил наличными и рыночный психолог ушел с пустым контейнером.
     Вскоре пришла жена и все разложила по своим местам.


     Израильские  женщины  ничто  не ненавидят так сильно, как свои домашние
обязанности,  из-за   жары,  работы  и  вообще.  Даже   матери  предпочитают
плохооплачиваемую, напряженную работу, чтобы на заработанные  деньги  нанять
домохозяйку,  только  бы самим  не заниматься  домом. Самое  лучшее решение,
конечно,  если две женщины договорятся  за  одни  и те же  деньги заниматься
домашним хозяйством друг у друга.


     Я  сидел в  одиночестве в нашем излюбленном кафе. Через некоторое время
появился Йоселе. Он заметно спешил.
     - Не хотел бы ты принять участие в одной выгодной сделке? - спросил он,
даже не присев.
     Я мгновенно согласился и захотел узнать подробности.
     -  Об  этом мы еще  поговорим, - ответил  Йоселе.  -  Позвони мне через
четверть часа, и мы посидим где-нибудь в другом ресторанчике.
     Через  четверть часа  я позвонил, и еще через десять минут встретился с
ним  в  другом  ресторанчике.  Он  заверил  меня, что  с  проведением  этого
мероприятия  связаны серьезные люди,  а спонсор не  имеет никаких сомнений в
успехе. Осталось выяснить только пару мелочей, тут-то и подумали обо мне. Мы
должны,  намекнул  Йоселе,  как  можно   скорее  встретиться   снова  и  все
досконально обговорить. Он ждет моего звонка.
     Я был не то, что заинтересован, -  я  был заинтригован. Такое случается
не каждый день. Писать смешные  рассказы в газету - это конечно, хорошо.  Но
если  однажды  серьезные люди начинают серьезные дела,  появляется, наконец,
шанс сделать большие деньги, и тут уж не надо зевать. После моего следующего
звонка к Йоселе встреча всех партнеров была назначена в баре "У Бени".
     В  баре  "У  Бени" Йоселе познакомил меня с  адвокатом д-ром  Чапски  и
предпринимателем  по имени Кинерет.  Разговор  касался  непосредственно сути
дела.
     -  Мы не  должны больше  медлить,  - постановил д-р Чапски. -  Иначе мы
опоздаем.  Предпосылки  для такой сделки  в Израиле в  данный  момент весьма
благоприятны. Но ведь никогда не знаешь, как поведет себя рынок.
     - Вы правы, - подтвердил я. - Но о чем мы говорим?
     Г-н Кинерет охотно дал мне справку.
     - Мы говорим об одном весьма значительном деловом вопросе, который надо
тщательно спланировать, поскольку он, как всякий бизнес,  связан с известным
риском.  Поэтому  я  предлагаю, чтобы мы для начала хотя  бы  проверили  все
индивидуальные аспекты этого дела. Тогда можно будет сразу и начинать.
     - Что? - спросил я.
     -  Запланированную  сделку.  Кто  из присутствующих  возьмется  за  эту
задачу?
     Йоселе  доказал  мою  готовность.  Другие  согласились.  Я  должен  все
основательно  просмотреть и  о  результатах  проинформировать  Йоселе. Тогда
можно будет опять собраться и потолковать.
     Я немедленно взялся за дело, поговорил с различными людьми и расспросил
их, что они думают  об этом деле. Они намекнули, что в  настоящее время было
бы целесообразно заняться  и  иными многообещающими проектами. Так что лучше
бы организовать независимый обмен мнениями, отметили они.
     Я  позвонил   Йоселе,  и  мы  договорились   провести  нашу  внутреннюю
конференцию в холле большой гостиницы.
     Наши партнеры хотели для начала выслушать мои впечатления.
     - Все это выглядит неплохо, - доложил  я.  - Если конкретизировать суть
проблемы, то, прежде всего, нам нужно прояснить, чего мы  хотим. Так что  же
мы хотим?
     - Мы  хотим,  -  сказл  Йоселе,  - прежде  всего  получить  необходимое
финансирование. Это самое важное.
     Д-р Чапски поддержал его.
     -  Верно.  А  что  касается сделки, то  можно сказать только одно:  чем
раньше, тем лучше.
     Г-н Кинерет поинтересовался моим мнением о ближайших перспективах наших
намерений. Я сказал,  что  нам следует обдумать все наши  возможности, чтобы
подстраховаться.
     Д-р Чапски кивнул.
     - Я считаю это наилучшим вариантом. Но только не торопиться.
     - Абсолютна с вами согласен, - подтвердил Йоселе.
     - Тогда можем считать наше сегодняшнее заседание закрытым, - сказал г-н
Кинерет.
     - А о чем, собственно, речь? - спросил я.
     Но ответа  я  не  получил. В страшной суете местом следующего заседания
было выбрано пляжное  кафе "У  Линды", а если до  того произойдет что-нибудь
непревиденное, то решено  было созвониться  по телефону. Но я в любом случае
должен  позвонить  Йоселе. Но  я  ему  больше  не  позвонил.  Мои  нервы  не
выдержали.
     * * *
     Вчера вечером я увидел Йоселе в кафе "У Густи" за одним из столиков. Он
оживленно беседовал с каким-то незнакомцем, однако, сразу же подошел ко мне.
     - Ты куда, к чертям, запропастился? Ты же не можешь так просто выйти из
дела в самом его разгаре. Почему ты не пришел на встречу в пляжном кафе?
     - Ну, и что, Йоселе, - возразил я устало. - Что бы это дало?
     - Что? Это я  тебя должен  спросить. Тогда каждый  из нас получил бы по
4000 фунтов навара.
     - От чего?
     - От нашей сделки.
     - А о какой сделке идет речь?
     - Ну, до  этого  мы еще  не дошли, - фыркнул  Йоселе.  - Это  как раз и
следовало установить. Главное, чтобы дело сдвинулось.
     Я  молча поднялся,  зашел  в  телефонную будку  и  позвонил в  больницу
"Хадасса". Наше дело захромало, сообщил я. Это известно, засвидетельствовала
больница. Но  в  данный момент у  них  нет ни одной свободной машины "скорой
помощи".



     Каждая  страна  имеет  определенные способы производства,  отличающиеся
определенными характеристиками. Практичная упаковка свойственна американским
продуктам, точная  работа  типична  для Швейцарии, по  низким  ценам  узнают
корейцев.
     В  Израиле  же  существует   производственный  признак,  который  можно
сформулировать так:
     "Израильский производитель физически и духовно, особенно в строительном
деле, не в состоянии завинтить  то  количество шурупов, которое  совпадает с
количеством отверстий, предусмотренных для завинчивания шурупов".
     Иначе  говоря, с  момента  создания  государства Израиль  не  было  еще
израильского производителя, когда-либо завинтившего  необходимое  количество
шурупов. Вместо трех шурупов он берет два, а то и вообще один.
     Почему?
     Международные  специалисты  усматривают  причину  в  гипертрофированном
самосознании  высокоорганизованного израильского рабочего,  который убежден,
что два еврейских шурупа столь же хороши, как три нееврейских. Исследователи
глубин души, особенно,  последователи  -->  Юнга ,  возводят истоки этого
двухшурупного таинства к "Вечному жиду", то есть к  глубокому скепсису наших
постоянно преследуемых, вечно странствующих, угнетенных предков, не веривших
в длительность материального бытия.
     Как  правило,  отсутствующий  шуруп  всегда  средний. Образец  выглядит
примерно так:
     % % %
     Чаще  всего этот вариант встречается на  еврейских дверных петлях,  как
квартирных, так и  шкафных. Ему  нельзя  отказать в  известной  симметрии  и
декоративной  уравновешенности.   Поскольку  отклонение   влево   решительно
указывает на душевную неуравновешенность:
     % % %
     Такое  часто  можно  обнаружить на  радиоаппаратуре, CD-плейерах  и  на
креплениях к стенам кухонного оборудования.
     Третья   форма   более   присуща   молодой  израильской   автомобильной
промышленности,   в  том   числе  и   недоступным  обычному  взгляду  частям
двигателей,  где  она  улавливается  только  испытанным ухом  по  ритмичному
постукиванию  незакрепленных  металлических  деталей.  Это  состояние  можно
обозначить как "моно-шурупизм":
     % % %
     Основательное исследование, проведенное  при государственной поддержке,
показало наличие  лишь  небольшого  количества  трех отверстий, которые были
снабжены  всеми  тремя предусмотренными  шурупами. Недавно на  одной фабрике
оружия в Верхней Галилее был обнаружен вражеский шпион, который выявил  себя
тем, что ввинчивал шурупы во все имеющиеся  для  них отверстия. Я сам провел
сложный аналитический эксперимент  в одной столярке  в  Яффо. Я наблюдал  за
хозяином при  монтаже двух  шурупов вместо  предусмотренных трех  на книжной
полке, которую я ему заказал.
     - А почему вы не ставите третий шуруп? - спросил я.
     - Потому что это  будет лишним, - ответил  специалист. - Я ведь уже два
ввинтил.
     - А зачем же там сделаны три дырки под шурупы?
     -  Вы  хотите получить полку, или вы хотите со мной спорить? -  ответил
специалист вопросом на вопрос.
     Когда  я  его, наконец,  убедил  взять-таки третий шуруп, он,  ругаясь,
исполнил  это.  Намекнув  при этом,  что  у  меня  самого в  голове  шурупов
нехватает.


     Что касается технического  прогресса, то существует крошечное пятнышко,
которое на карте Ближнего Востока представляет государство Израиль, конечно,
не идущее ни в какое сравнение с высокоиндустриальным Западом. Так что можно
понять,  как  мы гордились, когда израильская  электронная фирма разработала
тончайшую  систему  охранной  сигнализации,   которая  вряд   ли  когда-либо
предлагалась  на  мировом  рынке.  Сразу  вслед за  этим ее  конструкторские
разработки прямо  из-под  носа охранной  сигнализации  выкрали ночные  воры.
Фабрика срочно сделала  необходимые выводы, приняла ночным сторожем  старого
бедуина,  но  с  тех  пор  ее  тончайшая  продукция  продавалась  только  на
израильском рынке.


     К   выдающимся  национальным   достижениям  моего  народа   принадлежит
дисциплина, всеохватывающая  дисциплина, и тем не менее,  не такая,  которой
следуют слепо.
     Если, к примеру, на  телефонной будке  висит объявление "Не  работает",
нас сразу охватывает сильное желание позвонить отсюда, и мы делаем от девяти
до десяти попыток этого.
     Если нас настоятельно  просят: "Пожалуйста, пересчитывайте деньги сразу
же у  кассы,  последующие претензии не  принимаются", мы сразу же идем домой
для последующего  пересчитывания денег, и  устраиваем скандал, поскольку нас
явно обсчитали.
     А  если на  двери стоит  "Входить  запрещено",  мы  и в  самом  деле не
настаиваем,  чтобы  войти.  Хотя  приходится.  Чтобы  проверить,  что такое,
собственно, за дверью происходит.
     Вот   так.   Мы,   следовательно,   соблюдаем    дисциплину   абсолютно
индивидуально.


     - Директор Шультхайс, прежде, чем мы приступим к слушаниям, напоминаем,
что  вы не обязаны  высказываться. Парламентская финансовая  комиссия, перед
которой вы стоите, вас к этому не принуждает.
     - Большое спасибо за напоминание, г-н председатель.
     - Пожалуйста.
     - Так я могу идти?
     -  Конечно. Но  мы  бы,  вообще  говоря, охотно побеседовали с  вами об
убытках  вашего  предприятия,  которое,  в  конечном  итоге,  поддерживалось
правительством.
     - Откуда вы знаете, что у нас убытки?
     - Из газет, г-н Шультхайс.
     - И вы верите  газетам? Сначала они написали, что у  нас  убытки  в  20
миллионов,  потом  они превратились  в 40  миллионов,  и  наконец, стали  70
миллионами. Над такой отчетностью можно только посмеяться.
     - И какие же у вас убытки на самом деле?
     - По меньшей мере, вдвое выше.
     - Как же они появились?
     -  Мы можем  только  констатировать, что получили все  --> субвенции
правительства.  Я  и  говорю  вам,  что мы  уже давно сообщали о  недостатке
прибыли.
     - Но для отсутствия прибыли тоже должны были быть основания.
     - Конечно.
     - Ну, так и в чем они?
     - Главным  образом, в сложившихся обстоятельствах. Иногда  даже  в том,
как развиваются дела. Это особенно сложный вопрос, господа.
     - Разъясните нам хотя бы на примере.
     - С  удовольствием.  Возьмем,  к примеру, проект плотины  в  Занзибаре.
Очень  многообещающее  задание.   Мы  смонтировали  гигантские  строительные
приспособления, решили сложнейшую  конструкционную проблему, преодолели  все
языковые трудности, а потом  наступило весеннее половодье,  которое  сломало
все наши расчеты.
     - Какого рода были строительные приспособления?
     -  Защитная  дамба и отводные каналы для весеннего  половодья.  Это был
весьма интересный проект.
     - А как вами было получено это задание?
     -  Мы работали через посредника, как  и все предприятия, поддерживаемые
правительством. Наши калькуляции  стандартные. Из общей стоимости проекта мы
вычитали плановые убытки нашего предприятия...
     - В каком размере?
     - В  как можно  меньшем. Обычно  мы рассчитывали на убытки от  15 до 30
процентов. Но деньги на взятки мы туда не включали.
     - Это почему же?
     - Потому что не хотели отягощать человеческие отношения жесткой деловой
практикой. Так что подкуп в наших книгах учитывался отдельно.
     - А именно, где?
     -  В  моей  маленькой  черной  записной  книжке. Вот, посмотрите: "Муке
750000 на клетчатый поезд". Все тут.
     - Что такое клетчатый поезд?
     - Этого я  уже  не помню. Но это был очень  интересный проект. Или вот:
"Ага Хан 903-705", нет, это телефонный номер, извините.
     - Так вы свыше 20 миллионов растратили на взятки?
     - Это особенно сложный вопрос.
     - Но нам бы хотелось услышать, как это у вас происходило.
     - Очень деликатно. Наш представитель отправлялся за границу с маленьким
черным чемоданчиком, полным  банкнотами,  платил  кое-кому  кое-какую сумму,
возвращался  и   докладывал:  "Все   в  порядке".  Самое  главное,   никаких
свидетелей,  и  все  тихо,  и  дело  потихоньку  продолжает  развиваться.  В
большинстве случаев  мы  даже не знали, кто  и где получал деньги.  Возьмите
хоть,  к примеру,  случай с  колумбийским министром внутренних  дел.  Как-то
темной  ночью мы  ему забросили в окно два миллиона,  чтобы он  нам  поручил
строительство канализации в Колумбии.
     - И этого было достаточно?
     - Нет. Мы  слишком  поздно  узнали, что в этом  доме  живет  не министр
внутренних дел,  а архитектор, который  уже несколько месяцев, как умер.  Но
кто разберется в этих колумбийских телефонных справочниках?
     - А как вы учитывали убытки?
     - По статье  "Высшие силы". Наше предприятие работает с  так называемым
"одинарной бухгалтерией".  С  одной  стороны,  учитываются  расходы,  а  для
доходов используется штемпель "Не считать!". Система очень надежная.
     - Остается лишь выяснить, кто или что стало причиной ваших убытков.
     -  Судьба.  Она расстроила  столько  наших  планов.  Может быть,  и  не
преднамеренно, но  так  выходило.  Я думаю,  так получилось и  с сооружением
никарагуанского побережья.
     - А это что такое?
     -  Один  в   высшей  степени   интересный  проект.  Мы  сторговались  с
правительством Никарагуа на 60 миллионах кордоб при обменном курсе 1 кордоба
=  1 израильскому фунту. В последнее мгновение местная валюта обесценилась и
опустилась до курса 10 кордоб за 1 израильский фунт.
     - Почему же вы не ввели в ваш договор условие об изменении курса валют?
     -  Таково было  условие никарагуанского правительства.  Иначе бы  мы не
получили задание на этот проект.
     - Пожалуйста, не говорите постоянно слова "проект", г-н Шультхайс.  Это
выражение нас нервивует.
     - Как вам будет угодно. В любом случае, это особенно сложный вопрос.
     - А  правительство вам  никогда не  задавало вопросов по  поводу  ваших
убытков?
     - Непрерывно.  Министерство  экономики по  меньшей  мере  раз  в  месяц
справлялось о  состоянии дел, но я всегда отвечал: "Постучите  по дереву". Я
им это предложение многократно и письменно направлял.
     -  Но  должны  же  были  со  временем  начаться  трения  между  вами  и
министерскими управлениями?
     - Еще бы! Когда  мы подкупали далай-ламу, чтобы включиться  в тибетскую
аграрную  реформу,  мы  пригласили  его на  обед,  а  министерство  финансов
уперлось и не оплачивало счет. Они санкционировали нам только восемь фунтов,
и то  при условии, что ресторан мы снимем не дальше, чем в восьми километрах
от дворца  далай-ламы.  Дело  дошло  до серьезного спора. Наконец, когда  мы
апеллировали к Верховному суду, нам удалось добиться повышения оплаты до 9,5
фунтов. И вот я  вас спрашиваю, милостивые  господа, можно  в таких условиях
эффективно работать?
     - Да, дело не из легких.
     - К тому же мы  не получили денег ни на питание, ни на проживание.  Что
еще нам оставалось сделать, как не взять ссуду? Одни только проценты по этой
ссуде составляют четверть миллиона фунтов в неделю.  С момента начала нашего
разговора мы наболтали уже на 20000. Я предлагаю закончить дебаты.
     - Один только вопрос, г-н Шультхайс. Кто же за все это платит?
     - Я,  господа.  Я и  другие  граждане  этой  страны.  Я  исполняю  свой
гражданский  долг.  Я плачу  налоги,  чтобы  снабдить министерство  финансов
деньгами, необходимыми для покрытия предоставленных нам гарантий.
     - А кто, г-н Шультхайс, вам выдал гарантии?
     - Вы.
     - Мы?
     - Точно так, вы. Финансовый комитет парламента.
     - Это запоздалое признание, вы не находите?
     - Разумеется.
     - Вообще-то, это особенно сложный вопрос.
     - И я точно так же думаю, г-н председатель.
     - Спасибо  за  ваше  усердие,  г-н  Шультхайс.  После  выборов  мы  еще
поговорим.
     - С удовольствием.


     Когда министр финансов в какой-нибудь другой стране заявляет: "Господа,
нас  может  спасти  только  чудо",   -  это  означает,  что  соответствующее
правительство, а может  быть,  и  вся  страна,  стоит  перед катастрофой.  В
Израиле  это означает, что соответствующее чудо произойдет в ближайшую  пару
дней.


     Элиэзер  Вайнреб, без  сомнения, мастер  зарабатывать  деньги. Причиной
тому является  его  непоколебимая вера в силу  слухов. Он верит в  каждый из
циркулирующих слухов, словно они исходят от Б-га. И хотя он, благодаря этому
врожденному дару стал очень богатым, его душа так и не находит покоя.
     Это  началось  еще  до  обесценения  фунта.  Правительство,  как  стало
известно из  ненадежных источников, собралось изменить курс, и  единственным
выходом было  размещение  средств в американских акциях. Но нет, так  просто
невозможно достичь благосостояния. Ведь в конечном  итоге  это означало, что
каждый  дурак мог бы купить американские акции  и одним движением руки стать
обеспеченным человеком.
     - Это выглядит  слишком привлекательно, чтобы быть правдой,  -  звучало
повсюду, - ведь наши политики не дети.
     - И  что  за дети, -  вздохнул Элиэзер Вайнреб, обратился в банк, чтобы
купить американские акции, и превратился одним движением руки в обеспеченным
человека,  а затем, не теряя  ни мгновения,  вложил всю  прибыль в квартиры,
поскольку  слышал,  что  аренда  жилья  подорожает.  И  впрямь,  она  вскоре
подорожала.
     Элиэзер Вайнреб - один-единственный, кто верит слухам. Когда, например,
никто не поверил  глупой  информации, что налог на заграничные поездки будет
существенно увеличен,  Элиэзер запрыгнул в такси,  примчался в первоклассное
турагенство и заказал  кругосветное путешествие.  Он покинул страну  в  день
введения  нового налога.  И  хотя  береговая  служба  открыла  огонь по  его
кораблю, он находился уже вне досягательства израильских налогов.
     Во время его пребывания в Париже попала  ему в руки израильская газета.
В ней Элиэзер  прочел, что правительство  решительно  опровергает слух,  что
собирается повысить налог на земельные участки. Он купил билет  на ближайший
самолет, в 9.30 вышел из него, в 11 уже продал всю свою недвижимость, а в 12
налог вступил в силу.
     Конечно,   это   изнурительно   -   постоянно  идти   на   шаг  впереди
правительства.  Потому  Элиэзер  -  один-единственный, кто  от  слухов  стал
затравленным комком нервов. Сидит он как-то в душевном покое в одном кафе, а
мимо   проходят  двое   юношей,  и   один  другому   говорит:   "Сигареты-то
подорожают...".
     - Официант, счет! -  кричит Элиэзер и в ближайшие четверть часа скупает
весь  запас  сигарет  в ближайшем киоске.  Уже этим  же вечером он  смог эти
сигареты сбыть с прибылью,  поскольку тем временем  их  цена  поднялась. Так
сбыл он и свои американские ценные бумаги, после того, как услышал идиотскую
болтовню об их возможном обвале.
     Сейчас  у Элиэзера Вайнреба тридцать машин в личной собственности. Ведь
в бульварной прессе появилось сообщение, что "в воскресенье цены на легковые
автомобили могут подняться в среднем на 2500 фунтов".
     - 2500 на 30 даст 75000, - рассудил Элиэзер. - Неплохой бизнес. - И еще
в пятницу купил машины, а в воскресенье цены на них выросли.
     Он всегда в засаде, этот Элиэзер Вайнреб. Он спит с открытыми глазами и
с часами на руке, вот он какой.
     Только  одну  схватку  пока  он  проиграл.  Он не получил инфаркт перед
введением нового налога на наследство.
     Но ничего страшного, это еще впереди.


     Талмуд, собрание  еврейских мудростей и интерпретаций еврейских законов
из  Ветхого  Завета,  приберегает  кое-какие  сюрпризы.  Среди  прочего,  он
объясняет, что вор, обворовавший другого вора, не подлежит наказанию.
     Это  и впрямь мысль,  достойная  уважения, однако,  если  это  так,  то
преследование     государственной    коррупции    становится     практически
бессмысленным.


     Однажды вечером  в дверь отчаянно  забарабанили, и  на пороге  предстал
давний знакомый Шультхайс, охваченный паникой. Я усадил его в кресло-качалку
на нашей террасе  и дождался,  пока  он успокоится. Тяжело дыша, он протянул
мне сегодняшнюю газету.
     - Читай! - в горячке выкрикнул он.
     - "Коррумпированная свинья Шультхайс украл из общественной кассы 400000
фунтов!" - прочел я. Далее  под этим заголовком размещалась подробная статья
о Иезекиеле  Шультхайсе. Якобы он как служащий городского управления получал
зарплату  только  2983,65 фунтов.  Но спустя  уже пару  месяцев  он приобрел
новенький с иголочки Роллс-Ройс за 236000 фунтов.
     - Откуда у  простого  служащего  средства  на  такое шикарное  авто?  -
вопрошал автор статьи для того, чтобы самому же и ответить. - "Этот  паразит
крутился  вокруг  кассы  своего  управления  и  стащил оттуда 300000  фунтов
наличными.  Взамен  этот  подлец  вложил  туда  фальшивые квитанции  о якобы
оказанной социальной помощи вдовам  и сиротам, а своим  покровителям заткнул
рот взятками в десятки тысяч фунтов. Один  из его подельников,  отказавшийся
от добычи, поскольку счел ее недостаточно обильной, был отравлен Шультхайсом
с помощью цианистого калия, который был  им  прихвачен накануне  при  взломе
больничного склада. Сам Шультхайс здоров, как никогда.  Но сколько еще будет
кататься на своем Роллс-Ройсе эта коррумпированная крыса?
     Со смешанными чувствами вернул я газету Шультхайсу.
     -  Ну  и ну, -  сказал  я. - И как скоро  собираешься  подать в  суд на
клеветника?
     -  Никогда,  -   ответил  мой  гость.  -  Мой  адвокат  посоветовал  не
поддаваться на провокации, особенно, сейчас, перед самой Олимпиадой. В таких
случаях  надо   придерживаться  стратегии  хранения   холодного  рассудка  и
стискивания зубов, как бы трудно это ни было.
     - Но почему?
     - Они просто ждут, что я сорвусь. Но я  и не  собираюсь  реагировать на
этого лжеца.  В конце концов,  честный человек отличается от тряпки тем, что
он, честный человек, владеет  своими  эмоциями и  не  размахивает понапрасну
кулаками.
     - Мое почтение, Иезекиел, - и полный восхищения, я пожал ему  руки. - Я
хорошо представляю, как трудно тебе это дается.
     - Иногда  надо  думать  и о хорошем, -  сказал  Шультхайс,  сел в  свой
Роллс-Ройс и уехал домой.


     Впервые коммивояжер появился три года назад.  Он позвонил во все двери,
и едва первая открылась, приподнял свой чемоданчик.
     - Мыло, бритвенные лезвия - не желаете?
     - Нет, спасибо, - прозвучал обычный ответ.
     - Зубные щетки?
     - Спасибо, нет.
     - Расчески?
     - Нет!
     - Туалетную бумагу?
     На этом  я  захлопнул дверь  у  него перед носом. Но вчера он  позвонил
снова.
     - Мыло? Бритвенные лезвия?
     Меня захватила жажда приключений.
     - Да. Дайте мне одно бритвенное лезвие.
     - Зубные щетки?
     - Я хотел бы одно бритвенное лезвие.
     - Расчески?
     - Одно бритвенное лезвие!
     Безграничное удивление расплылось по его лицу.
     - Туалетн... - пробормотал он. - Туалетную бумагу?
     Я вырвал у него из рук чемоданчик и открыл его. Чемоданчик был пуст. То
есть совершенно пуст.
     - Как это понимать?
     -  Как понимать,  как понимать, - гневно вскричал коммивояжер. - У меня
еще никто ничего  никогда  не  покупал. Зачем  же  мне таскать с собой такую
тяжесть?
     - Понимаю, - кивнул я. - Но  зачем  же  тогда  подниматься по  стольким
лестницам и звонить во все двери?
     - Но ведь надо же как-то зарабатывать себе на жизнь?


     Вначале  это  было   не  более,  чем  мгновенное  озарение   президента
Верховного  совета Всееврейского  собрания,  директора  Липовица.  По случаю
своего ежегодного объезда Израиля он посетил одно из самых южных поселений -
"Акционерное общество обработки глинозема" в пустыне  Негев. Там ему попался
на  глаза один работник, загружавший свой грузовик мешками, набитыми колотым
стеклом.
     - Вы  только посмотрите,  какой  чудесный  звук,  -  увлеченно  заметил
директор Липовиц,  и его глаза вспыхнули.  - У меня  идея, - поделился он со
своими провожатыми. - Как обстоят дела у нашего отделения в Бостоне?
     Личный референт достал из своего портфеля карту Соединенных Штатов.
     - Рекордные пожертвования, - сообщил он с готовностью. - В прошлом году
они собрали свыше десяти миллионов долларов.
     - Неплохо,  - сказал директор  Липовиц, - но могло быть и лучше. Что вы
скажете,  господа,  если  завтра  мы  вручим всемирно известному бостонскому
филармоническому оркестру мешок этого чудесного звука.  Такой  символический
подарок  с музыкальным  смыслом, да еще из  святой земли, оркестр, вероятно,
еще никогда не получал.
     Господа  были в  восторге. Такая эффектная  пропаганда среди  еврейских
любителей музыки в США могла бы сотворить чудеса. Радость всемирно известных
бостонских филармонистов  при виде почтальона с мешком битого стекла  должна
была быть невообразимой.
     -  Почтальона? - наморщил лоб Липовиц.  -  Вы  действительно полагаете,
господа, что я отправлю такой подарок по почте?
     Господа услужливо склонились. А Липовиц уже слетел с тормозов.
     -  Этот  мешок  должен  быть  доставлен в концертный зал Бостона  самым
настоящим израильским грузчиком в национальных одеждах!
     И  прежде,  чем  господа  разразились восторгами в  увлеченном  порыве,
директор указал на одного истощенного рабочего восточной наружности.
     - Он повезет подарок.
     - Когда?
     - Завтра же! Я отвожу на всю операцию два дня!
     Директор Липовиц был не только человеком слова, но и дела. Спустя всего
двадцать  пять  минут  Салах  Сабати,   избранный  грузчик,   с  заграничным
паспортом, с разрешением на выезд,  командировочными в  иностранной  валюте,
въездной визой, получал последние ценные указания.
     - Г-н Сабати, - было ему заявлено, - мы поручаем вам передать наилучшие
пожелания от  нашего имени и от имени еврейских  любителей  музыки со  всего
света. Вам  надлежит немедленно выехать  в  Бостон,  чтобы вручить  главному
дирижеру этот звуковой подарок.
     -  Но  почему я? - вопрошал Сабати в паническом  ужасе. -  Что я такого
сделал?
     - Ничего, дорогой друг, ты  только не беспокойся. Тебе предстоит долгая
дорога.  Чтобы  еще  больше  увеличить  эффект от  нашего  пропагандистского
мероприятия, мы полетим в Бостон через Вашингтон.
     Салах Шабати настаивал, однако, на том, чтобы сходить домой и поужинать
крепко  наперченной  пищей,  дабы  не растревожить свою заботливую  супругу.
Этому,  конечно  же,  следовало  воспрепятствовать. И  отчаянно упирающегося
грузчика  затащили  в машину,  где  по обе  стороны  от  него  уселись  двое
упитанных чиновников.
     Далее  операция  проходила  без  каких-либо  происшествий. Только перед
самым  аэропортом  во  время  неистовой   гонки   кто-то  из  расфуфыренного
автофургона одного из домов моделей бросил для Сабати в открытое окно машины
богато расшитый бело-голубой национальный флаг.
     Проход  на посадку, - моторы  уже ревели  для прогрева, - и  празднично
одетый  Салаха  Сабати  в  сопровождении  директора  Липовица  и  тринадцати
чиновников поднялись по трапу в самолет.
     -  Каждая минута на  счету, -  заметил  директор Липовиц  и обратился к
пилотам. - А сейчас - полный газ, и на Вашингтон.
     * * *
     После промежуточных посадок в Афинах, Сингапуре, Маниле и Токио самолет
пересекал океан. Полет  проходил относительно спокойно, только Салах Сабати,
сидя  на корточках на полу, постанывал и  непрерывно требовал пить. Прививка
от  оспы, которую  ему  запоздало сделал в  Стамбуле  один из представителей
министерства здравоохранения, вызвала повышение температуры.
     Директор  Липовиц сидел  рядом с пилотами с часами в  руках и постоянно
напоминал им, чтобы летели быстрее.
     После  посадки  в  Лос-Анжелесе   директор   Липовиц  сел   со   своими
сопровождающими в большой лимузин, и делегация отправилась в путь, чтобы как
можно скорее попасть в американскую столицу.
     Салах  Сабати  ехал  свободно  и расслабленно с мешком  с  подарками за
плечами. Через несколько километров он обернулся и спросил:
     - А мы скоро будем в Хайфе?
     - Мы едем  в Вашингтон, - бросил Липовиц и откинулся на спинку сиденья.
Представитель    религиозной   общины   Лос-Анжелеса,   которого   попросили
сопровождать делегацию, повернулся к нему.
     - О каком Вашингтоне, собственно, идет речь?
     - Что за  глупый вопрос! - снисходительно ответил Липовиц. - Конечно, о
федеральной столице.
     Представитель ужаснулся.
     - Столица находится  на Восточном  побережье. А здесь, на Тихом океане,
находится штат Вашингтон. --> Город , который вы имеете в виду, - рядом с
Атлантикой, до него три тысячи миль.
     Липовиц коротко икнул.
     -  Ну, что же,  -  сказал он.  -  Придется  совершить трехтысячемильную
триумфальную поездку по Соединенным Штатам.  Чем больше американцев узнают о
нашем необыкновенном подарке, тем лучше!
     И он обратился к Сабати.
     - Вперед, дружище, иначе опоздаем!
     * * *
     Триумфальная  поездка  имела чудовищный успех.  Почти в  каждом  городе
приходилось делать остановку, чтобы  устроить еврейскому населению маленький
праздник. И везде  добровольные помощники присоединялись к колонне  на своих
автомобилях.  В  Лас-Вегасе  конвой  составлял уже 17 машин,  сопровождавших
Сабати в его дальнем путешествии.
     Где-то  при  пересечении Большого  Каньона  Сабати  удалился  и  пропал
окончательно.  Для облегчения  он оставил свой драгоценный мешок за  большим
кактусом. И это было последнее, что о нем слышали.
     Директор  Липовиц, человек  быстрых  решений, нанял  местного  индейца,
который случайно проходил мимо, и поручил ему  транспортировку мешка. Пройдя
Долину   Мертвых,   прибыли   в    Солт-Лейк-Сити,   где    местная   труппа
импровизированно разыграла страстный прием.
     После  Денвера,  штат  Колорадо,  конвой  составил  уже  47  автомашин.
Праздник,  который  состоялся  после  народных  танцев и  хорового  пения  в
исполнении  одного  библейского  кабаре,  длился  целых  три  дня.  Когда он
завершился, куда-то запропастился индеец, который должен был тащить звенящие
осколки.  Невозмутимый  Липовиц взялся  подыскивать  нового  носильщика.  За
неимением  индейцев,  был  нанят  негр,  работавший носильщиком  на  главном
вокзале.
     Спустя  несколько  недель  позади  остались  штаты  Айдахо,  Монтана  и
Северная Дакота. Между тем, колонна выросла до 623 машин. Но на данном этапе
триумфальный поезд еще не перешагнул порог в 15 миллионов долларов.
     Благодаря всеобщему воодушевлению всех участников,  еще через  21  день
длинная лента машин достигла городского концертного зала Бостона.
     Директор Липовиц,  который после  пятидневного  незабываемого посещения
главной  синагоги Вашингтона,  округ Колумбия, был одет в настоящий польский
кафтан  с  соответствующей  шляпой,  окаймленной  соболями,  собственноручно
затащил мешок с волшебным звоном на верхние ступеньки подъезда и  постучал в
дверь концертного зала.
     Никто не открывал.
     -  По   видимому,  оркестра  нет   дома,  -   сообщил  Липовиц   своему
тысячесемидесятисемиголовому  эскорту.  -  Жаль.   Ну,  ладно,  попробуем  в
следующий раз.
     Неожиданно дверь отворилась.
     - Господин главный дирижер? - спросил Липовиц.
     -  Нет,  - ответила чернокожая служительница. - Он  с оркестром уже три
недели на гастролях.
     - А где?
     - В Израиле.
     -  Ах,  так,  -  сказал Липовиц и  вывалил содержимое  мешка  под  ноги
изумленной служительницы. - Это вот для него. Шалом.
     Чем  еще  раз   убедительно   доказал,   что   хорошо   организованное,
согласованное  и  экономное  пропагандистское  мероприятие  рано или  поздно
увенчается успехом. Всегда.


     В Израиле нет увольнений, так как он - социалистическое государство. Во
всех  наших фирмах  существует  комитет рабочих,  и  если  он  имеет мнение,
отличное  от  мнения  босса,  устраивается третейский  суд.  Третейский  суд
состоит  из  трех  представителей  рабочего  комитета,  двух  представителей
профсоюза и босса как заседателя без права голоса.
     Последняя  попытка увольнения в Израиле произошла  в  1932 году,  когда
один сборщик  цитрусовых по фамилии Шпоцек  в ходе словесной перебранки убил
хозяина плантации. Тем не менее, третейский суд высказался против увольнения
Шпоцека, извинившегося перед вдовой.


     По  неисповедимым   путям   господним  забастовал  и  наш  холодильник.
Успокаивало только то, что  у меня имелся гарантийный талон, и его следовало
только  заполнить  и  вылсать  на  фирму-изготовитель. После чего можно было
расслабиться и просто ждать.
     Спустя  несколько   дней  некоторые  продукты  в  бывшем   холодильнике
заволновались. Я позвонил на фирму.
     - Вы не один такой, уважаемый, - с грустью известил меня менеджер. - Мы
уже три дня почту не получали.
     - Но почему?
     - Наш мальчик-рассыльный не приходит.
     И  мне  пояснили,  что  Туваль, четырнадцатилетний рассыльный,  который
всегда приносит  утреннюю почту,  не появлялся уже с субботы,  и  потому все
предприятие попросту парализовано.  Почтовое отделение находится  достаточно
далеко от здания фирмы, а у Туваля есть велосипед.
     - Понятия не имеем, что с ним, - продолжал  менеджер. - Он  нас никогда
не подводил. Может быть, он болен?
     Поскольку  наш холодильник все  еще  продолжал волноваться, спустя пару
дней я позвонил снова.
     -  Ничего нового,  - с  готовностью сообщил  он мне.  - Все, как  было.
Счета, бланки заказов и всевозможные письма, которые давно уже  должны  были
быть  в  пути, валяются у  меня  на  письменном столе, а разносчик  так и не
появляется. Представляете, какой у нас хаос? Как в армейской казарме.
     Меня осенила спасительная мысль.
     - А вы не пытались выяснить, что происходит с Тувалем?
     - Мы уже думали об  этом.  Но он живет вдали от города, а посыльного  у
нас нет.
     К этому времени наш холодильник уже  так мерзко завонял, что никто даже
не пытался  его открывать. Я  справлялся  по  три разу на дню. Но  ничего не
менялось. Типично израильская трагедия: если будет  установлено, что  Туваль
больше  не  появится,  объяснил  мне  менеджер,  придется  закрыть  фирму  и
построить  для  нее новое  здание рядом с почтой.  А как  же!  Дирекция  уже
поставила  в известность Министерство обороны. Но на конвейерах царит полная
анархия,  поскольку  нет  рассыльного,   который  доставлял  бы  необходимые
инструкции и чертежи. Также и в бухгалтерии стоит совершенная неразбериха.
     -  А  вы  не  пробовали, - предусмотрительно  справился я,  - подыскать
нового рассыльного?
     - Это невозможно. Никто из этих юнцов работать не хочет. Даешь им денег
на десять  поездок на автобусах,  и  они  больше не  появляются.  А у Туваля
велосипед. Мы уж лучше его дождемся.
     Как только стало известно, что их рассыльный пропал, акции фирмы  упали
на бирже на четыре пункта. От такого погибали и более крупные предприятия.
     Но куда делся Туваль? Почему он не приходит?
     Мы выволокли  холодильник  на  балкон и  заперли  все двери. В  газетах
писали только  о  тишине на  сирийской  границе. Может быть,  сирийцы еще не
знают о болезни Туваля?
     Когда  я вчера захотел  поговорить с  менеджером,  к  телефону  подошел
конкурсный управляющий,  который  пытался  спасти то,  что  еще  можно  было
спасти. Якобы, министр промышленности затребовал подробный доклад о причинах
и  ходе банкротства.  Доклад был уже  несколько дней, как  готов,  но его не
могли доставить, поскольку не было рассыльного.
     На своем очередном  заседании этот вопрос  собирается рассмотреть Совет
министров.


     Неприятности начались  еще  с  эпохального проекта "А сейчас  ударим  в
литавры-98".
     Туристический гигант "АО Супертурз" ярко  расписывал этот девятидневный
круиз  на борту  легендарного  греческого  лайнера "Сантанос". Высшей точкой
этого эпохального события должен был стать  настоящий  бой  быков в открытом
море с участием одного  знаменитого тореро и  экспортированных  быков. Кроме
того, предлагался  "эротический фильм нон-стоп" и каждую полночь "эпохальный
домашний напиток".
     К  сожалению,  эпохальный  проект канул  в воду. За  неделю  до  круиза
государственный прокурор наложил временный арест на имущество "АО Супертурз"
согласно  одному оттоманскому предписанию, запрещавшему "ввод в эксплуатацию
плавучих  боевых  домов".  Наблюдательный  совет "АО Супертурз"  выступил  с
протестом  и  распорядился  смонтировать   бетонный  бык  под  "Сантаносом",
благодаря  чему  пассажирский  корабль превратился в  искусственный  остров.
Затем  навалились  хозяйственные  проблемы  туристического   гиганта,  и  от
эпохального  проекта окончательно  отказались. Дело  в  том,  что "А  сейчас
ударим  в  литавры-98"  были  бы  рентабельны  для  предприятия, только если
пассажиров будет  более 8000. А  поскольку набралось только 7961 израильских
туриста,  то собранных с них  по  11650  долларов  для  боя быков  вживую  в
открытом море нехватало.
     -  С  нашей  стороны  было  крупной  ошибкой  назначать  такое  крупное
мероприятие  на  конец  января,  -  признался,  хотя  и неохотно,  президент
"Супертурза"  Кальман (Кальми)  Гринспен на  пресс-конференции. -  Следовало
вспомнить  о  том, что  большая часть наших потенциальных клиентов  в  конце
месяца еще только на пути в кассу.
     Президент успокоил  акционеров известием, что  впредь  его фирма  будет
твердо опираться на дно из-за катастрофической ситуации в стране.
     -  В этих целях я представляю вашему вниманию наше новое предложение, -
обрадовал  Кальман  (Кальми)  Гринспен.  -  В начале марта по многочисленным
просьбам  клиентов  мы организуем  эпохальную охоту  на лис с Борисом -->
Беккером в Галилее.
     Уже на следующее утро газеты запестрели огромным объявлением:

     ВЫ В СТРЕССЕ? ПОЛНОСТЬЮ ИЗМОТАНЫ? НЕТ ДЕНЕГ?
     РАССЛАБЬТЕСЬ НА НАШЕМ ЭПОХАЛЬНОМ МЕРОПРИЯТИИ
     "ПОЙМАЙ ЛИСУ"!
     АНГЛИЙСКАЯ ОХОТА НА ЛИС ("FOX HUNTING")
     ЭПОХАЛЬНОЕ СОБЫТИЕ НА СЕВЕРЕ!
     ХАЛАЛИ!
     Проскачите галопом в красном сюртуке с  эпохальным Борисом Беккером  по
вечнозеленым лесам  Галилеи  в окружении своры лающих собак  по следам  лисы
("fox") под руководством шотландского инструктора и в сопровождении всемирно
известного британского горниста, выдувающего сигнал к началу: Халали!
     Паузы заполняет рок-звезда Джо  Хантер  со своей группой "Crazy  -->
Foxes ".
     Общая цена участия  в эпохальном событии сегодня до  15.30 только 15000
долларов. Побеспокойтесь о своих билетах заранее!

     Проект  "Халали!" побил  все рекорды. Уже спустя  несколько часов после
выхода объявления  записалось порядка 400 фанатов охоты, среди  которых были
туристы  из   США,  известный  налоговый  инспектор   из  провинции  и  пара
безработных, заплатившие кредитными карточками,  да руководство "Супертурз".
Через  два  дня фирма вынуждена  была проинформировать, что билеты  на  "Fox
hunting" полностью распроданы. Осталось  только  несколько стоячих  мест  на
охотничьи экскурсии на апрель и май.
     Организация  проекта  шла, как по  маслу.  Каждый участник  получал при
записи свидетельство  с печатью и  шелковой ленточкой, аттестовавшее его как
дипломированного  охотника на лис  ("Fox hunter"), а итальянский  кутюрье по
сюртукам  снимал с него размеры. По вопросам изготовления был послан заказ в
одну известную строительную фирму на юге Страны. Сверх того, каждый участник
получал лошадь и две персональных собаки впридачу.
     Четыре опытных охотничьих лисы, дружественное  одолжение Тель-Авивского
зоопарка  на  весь охотничий  сезон,  тренировались, между  тем,  в северных
лесах.    Правда,   "всемирно   известный   британский   горнист"   оказался
ксилофонистом-виртуозом  из  Бухареста,  и  сигнал  "Халали"  прозвучит  для
участников из CD-плейера, но в остальном все шло, как по маслу.
     По  первым  осторожным оценкам "АО Супертурз" ожидало от  "Fox hunting"
чистой прибыли в 7,5 миллионов долларов до и после налогов.
     Первая проблема появилась как  раз в сельскохозяйственном  направлении.
Предприятие по  переработке отходов должно  было  уволить  15  рабочих,  что
подняло на дыбы профсоюз. При столкновении с полицией бастующие изъяли  3000
наполовину   сметанных  сюртуков  "АО   Супертурз".  Юрист  фирмы,   правда,
немедленно  подготовил  требование  в  Верховный  суд о немедленном возврата
недополученных комплектов  одежды. Заявление, однако, не достигло цели из-за
бессрочной забастовки почтальонов.
     Также  создание  собачьих   свор  привело  к   неожиданным  трудностям,
во-первых,  из-за  понятия  "свора",  которое  было  неизвестно  большинству
израильских собаководов,  а во-вторых,  из-за  забастовок  служащих железных
дорог, почты, телефона и общественных служб.
     - Наивен тот, кто пытается сегодня организовать на Ближнем Востоке "Fox
hunting",  -  ругался Кальман  (Кальми)  Гринспен в  приватном  разговоре  с
ближайшими   сотрудниками.  -  Хочешь  дать  труженикам  немного   житейских
радостей,  и  какова же  благодарность?  На каждом шагу  тебе  суют палки  в
колеса.
     В  этот  момент Кальми еще не  знал, что киббуц на сирийской границе, с
которым был заключен  договор с крупным авансом на поставку  300 подержанных
лошадей,  передан  в  конкурсное  управление из-за  краха  на  Тель-Авивской
фондовой бирже.
     Своей  следующей  высшей точки кризис  достиг совершенно  неожиданно  в
северных  лесах.  Команда  экспертов "АО  Супертурз",  которая  должна  была
натаскивать  четырех охотничьих лис,  опоздали,  поскольку безработные члены
профсоюза своими  прицепами заблокировали прилегающие улицы. Когда  команда,
наконец,  достигла  места своей  работы  в лесах, оказалось, что одна из лис
была  убита  при перестрелке  пограничников  с арабскими  террористами.  Две
других опытных охотничьих лисы на следующий день были конфискованы в местных
гостиницах при облаве налоговой полиции.
     Потом пришла печальная весть, что из 48 загонщиков, которые должны были
с  собаками  по  звуку  CD-Халали  травить зверей,  36  страдает  от острого
истощения и нуждаются в стационарном лечении.
     - Можно было бы завезти пару дюжин филиппинских загонщиков, - предложил
Кальман  (Кальми)  Гринспен на антикризисном  заседании "АО Супертурз", но с
огорчением  констатировал,  что  фирма  к  данному  моменту  терпит  убытки.
Акционеры  с  полным  доверием  в  министерство  финансов  представило  свою
калькуляцию на основе годового уровня  инфляции в  2 процента брутто, и были
только через действительную инфляцию в 82 процента столкнулисть с серьезными
проблемами незхватки наличности. Правительство, между тем, подало в отставку
и была объявлена всеобщая забастовка.
     Но по-настоящему печальная весть пришла от Бориса Беккера. Он отказался
с  банальной  отговоркой,  что  стоит  на  стороне лис.  Директор  попытался
немедленно связаться  со  Штефи Грааф,  но  только  он, "Кальми", остался  с
носом.
     - С меня довольно, - объявил он, - в Израиле работать невозможно.
     Его  последним  предложением  было:  "Эпохальное  сафари  на   нильских
бегемотов в десять этапов на  деревянных лодках  на Мертвом море". 18 хорошо
откормленных нильских бегемотов уже были затребованы по факсу из заповедника
в Кении. Лодки, разумеется, были оснащены столами с электронными рулетками и
обслуживаются  королем  футбола  Францем Беккенбауэром. Только  один  вопрос
оставался открытым: эпохальные  нильские  бегемоты таможня посчитала  мясным
импортом и "АО Супертурз" должно было оплатить их по весу.
     Но подписка началась.


     Язык  израильтян  богат  цветастыми  оборотами и  многозначностью.  "Не
беспокойся!" предвещает катастрофу, "Верь  мне" - проигранное судебное дело.
"Сейчас!"  означает  два часа,  "Пара  дней" значит год, "После  праздников"
означает никогда.


     На прошлой  неделе я встал,  как обычно,  утром со  своей кровати,  как
полноправный житель Тель-Авива пошел в ванную и открыл там кран. На этот раз
он издал только шорох, напоминавший по звучанию "фррршшл".
     Воды из него  не вытекло. Я  постоял минутку  с зубной щеткой  во рту в
ожидании чуда.  Но оно не произошло. По всей квартире не было ни капли воды,
разве что в цветочных вазах, но она по вкусу сильно отдавала стеблями. Самая
лучшая из всех жен заворчала:
     - Мы что, в пустыне живем? - спросила она меня. - Нас хотят уморить?
     - Может быть,  да,  а  может  быть,  нет,  - защищал я  службу быта.  -
Вероятно, они из-за чего-то перекрыли воду.
     Утренние  газеты подтвердили  мою  прозорливость. Водопроводная  служба
извещала,  что  жители Тель-Авива  безответственно растранжиривают  жизненно
важную влагу,  и  ее приходится гнать по трубам в среднем на  семью по целых
три кубометра в  день. Чтобы воспрепятствовать  этому,  приняты  радикальные
меры  по  экономии:  давление   в  водопроводной  системе  грешного   города
существенно снижено.
     Я  и  самая   лучшая  из  всех   жен  приняли   бы  эти  мероприятия  с
демократическим равнодушием, если бы были только зрителями.
     - Сделай хоть что-нибудь,  во имя Господа,  - фыркая, пилила меня самая
лучшая из всех жен.
     Для начала я хотел направить протест в министерство здравоохранения, но
затем  послал нашу пожилую  горничную в соседский раек, чтобы там поклянчить
воды.  Но и там уже бушевала городская  засуха. На первом этаже,  в квартире
районного  руководителя  наша  добытчица  воды обнаружила капающий  кран  на
высоте коленей, но под ним уже лежали уборщицы и горничные со всех окрестных
домов. Только в подвале кое-что удалось разыскать.
     - Эти жалкая  сырость  для нас ничто, - заключила  самая лучшая из всех
жен. - Этим даже не умоешься.
     На обед мы  направились  в  один подвальный ресторан,  и за  нами пошел
всемирный потоп. То есть  я  хотел  сказать,  что  мы услышали  исходящий из
ресторана сильный шум. То  была  вода, лившаяся  из всех полностью  открытых
кранов.
     На этот раз мы о себе побеспокоились. Ванна была закупорена и заполнена
до  краев,  равно  как  и  раковина умывальника, горшки, кастрюли и тарелки,
пластиковые лягушатники нашей дочери,  что добавило к  нашим  резервам почти
шесть кубометров.  С радостным  чувством, что теперь у  нас  запас в  добрых
двадцать кубометров воды, мы отправились спать.
     Но человек предполагает, а Б-г располагает.
     На  следующее  утро  из кранов  забила  чистая  вода.  Мы  вздохнули  с
облегчением и вылили  запасенную  воду в канализацию. Из всех других квартир
дома  мы  слышали подобные же  радостные  возгласы  и шорох выливаемой воды,
напоминающий шум Ниагары.
     Но человек предполагает, а Б-г располагает.
     С полудня напор воды упал и восстановился только через несколько часов.
Мы немедленно наполнили ванну, раковину и все другие емкости. К вечеру напор
восстановился, и мы все вылили обратно.  В смысле, воду.  А утром воды опять
не было.  Поскольку  были  предприняты  меры  по экономии  воды  для жителей
Тель-Авива, ибо, если так  продолжать, в течение  двух дней вся страна будет
полностью обезвожена.





     Забывчивость   всегда   считается   признаком  старости:   чем   больше
уплотняются  артерии,  тем  мягче становится мозг,  или  наоборот.  В  нашнй
заорганизованной стране забывчивость, однако, превратилась в одну из любимых
привычек, можно даже сказать, в национальный спорт. Недавно группу известных
психиатров  попросили  исследовать   причины  и   тенденции  развития  этого
феномена, однако, проблема оказалась забытой, и я не могу вспомнить, почему.


     Я встретил Вайнреба  у оперного  театра. Я бросился к  нему навстречу и
напомнил  о  том,  что  завтра  утром  он  обязательно  должен  связаться  с
адвокатом.
     - Хорошо, - сказал Вайнреб. - Если только не забуду.
     - Что значит  "если не забуду"?  - спросил  я растерянно. - Вы  не хуже
меня знаете, насколько это важно.
     -  Знаю, -  умиротворенно  возразил  Вайнреб.  - Но в  последнее  время
приходиися столько выслушивать, что до утра не все и упомнишь.  Лучше всего,
позвоните мне завтра утром, часов в шесть, и напомните об этом.
     - В шесть я еще в душе. А сами вы вспомнить не сможете?
     - Попытаться - попытаюсь, но обещать не могу. Так  рано  утром  я еще в
полузабытьи и даже не знаю, кто я и где я, пока не выпью первую чашку кофе.
     - Ну, а после кофе?
     - Тут я понимаю, где я.
     - Ну, так и свяжитесь с адвокатом.
     - Хорошо, что вы мне об этом напомнили.  Я ведь совсем запамятовал. Вот
видите, это бесполезно.
     - Ну, так что же нам делать?
     - Понятия не имею.
     Подавленные, мы шли рядом друг с другом. Тут ко  мне пришла  заманчивая
идея.
     -  Вот что, Вайнреб, -  радостно  воскликнул я,  -  как насчет узлов на
вашем носовом платке?
     Вайнреб уставился на меня. Его принужденный смех только разозлил.
     - А кто, - спросил он, - скажите на милость, напомнит мне, что означают
эти  узлы? К сожалению, единственный выход, чтобы вы  позвонили  мне в шесть
утра.
     - Ну, хорошо, постараюсь.
     - Что значит "постараетесь"?
     - Значит, что я постараюсь не забыть позвонить. Вы не поверите, как моя
память ослабла этим летом. Знаете что? Не будет никаких проблем, если вы мне
завтра  утром  позвоните  без  десяти  шесть, и я  вспомню,  что  должен вам
перезвонить.
     - Это бы хорошо. Но ведь я об этом забуду.
     Тут я поднял свою правую ногу и что есть силы пнул его по голени.
     - Теперь вы не  сможете и  шагу сделать,  не  захромав.  А  хромая,  вы
постоянно будете вспоминать, почему вы хромаете. А почему? Потому что вы мне
без десяти шесть должны позвонить.
     - Так не пойдет, -  простонал Вайнреб,  потирая голень.  - Насколько  я
себя знаю, забуду и про хромоту. А потому было бы  лучше, если вы мне завтра
утром, скажем,  в  пять сорок,  позвоните,  чтобы  напомнить о моей хромоте.
Ладно?
     - Ладно. Только, если не забуду.


     7 апреля.
     Сегодня  наш стол развалился под тяжестью праздничной трапезы. Моя жена
была этому несказанно рада. Она давно уже хотела избавиться от этой рухляди.
Я с готовностью распилил его бренные останки, и мы сделали из них прекрасный
костер.
     Моя жена утверждает, что в Яффо можно купить стол прямо у изготовителя.
Это дешевле и быстрее.
     8 апреля.
     Изготовителя, у которого мы заказали стол, звали Иосиф --> Небенцаль
. Он  произвел на  нас  лучшее  впечатление,  чем  его  конкуренты.  Это был
честный, прямой человек с симпатичной внешностью. Когда мы появились у него,
он  был по  уши погружен в  работу. Его могучая грудная клетка вздымалась  и
опускалась с впечатляющей регулярностью, пока он строгал  доску за доской, и
безупречные  механизмы стучали в такт.  За стол  он запросил 360 фунтов. Моя
супруга попыталась торговаться, но безуспешно.
     - Мадам,  - сказал Иосиф Небенцаль и посмотрел на нее твердым взглядом,
- Иосиф Небенцаль выполнит любую работу и знает, сколько она  стоит.  Он  не
попросит ни одного пиастра больше, но и ни одного пиастра меньше!
     Это верно, подумали мы. Это речь честного человека.
     Я спросил, когда  мог  бы быть готов  стол. Небенцаль достал  маленькую
записную  книжку  из  кармана  штанов: в  понедельник  к  обеду. Моя супруга
красочно описала ему, как тяжело нам  обходиться без стола, что мы вынуждены
есть  стоя,  и  что наша  жизнь  уже  не  жизнь. Небенцаль  ушел  в соседнее
помещение, чтобы посоветоваться со  своим напарником, вернулся и  сказал: "В
воскресенье вечером". Но нам придется заплатить за перевозку. После внесения
половины транспортных расходов,  мы попрощались. Небенцаль крепко пожал  нам
руки и посмотрел на нас твердым взглядом: мы можем ему доверять.
     14 апреля.
     До полуночи  мы ждали стол.  Но он не прибыл. Сегодня с утра я позвонил
Небенцалю. Его партнер сказал, что Небенцаль работает где-то на стороне, а о
нашем  столе он  ничего  не  знает.  Но как  только  Небенцаль  вернется, он
перезвонит... Свой обед мы съели на ковре.
     15 апреля.
     Я поехал в Яффо, чтобы устроить скандал. Небенцаль по уши был в работе.
Дисковая пила,  которую он держал в могучих руках,  фонтанировала  опилками.
Мне пришлось представиться, потому что он никак не мог меня вспомнить. После
чего он пояснил,  что его лучшего помощника  досрочно  призвали  на  военную
службу, и обещал сделать стол к завтрашнему дню, часам к четырем. Мы сошлись
на 3.30.
     - Небенцаль, как  точный  часовой  механизм, -  сказал Небенцаль.  - Ни
одной секундой позже, ни одной секундой раньше.
     17 апреля.
     Ничего. Я позвонил. Небенцаль, как выяснил я  у его компаньона, порезал
руку, так что стол может быть только  завтра. Ну,  что же, днем раньше, днем
позже - это же и впрямь не играет никакой роли.
     18 апреля.
     Стол  не  прибыл.  Моя  жена утверждает, что  чувствовала это  с самого
начала. Ей сразу не  понравился  косой, жуликоватый взгляд Небенцаля.  Потом
она сама позвонила в Яффо. Небенцаль лично подошел к телефону и нашел нужные
слова утешения. Столовая древесина непредвиденно  вздулась, но сейчас  она в
тисках, и стол уже  почти готов. Кроме того,  его нога еще не зажила, но это
продлится не больше трех дней, а полировка - не больше двух.
     Мы уже приобрели хороший опыт в  сидении  со крещенными ногами. Японцы,
народ древней культуры, едят так уже тысячелетия.

     Партнер Небенцаля позвонил нам, чтобы уведомить, что полировщик заболел
свинкой. Моя  жена впала в истерический припадок. "Мадам", -  сказал партнер
Небенцаля,  - "если  вы выкручиваете руки, мы  могли  бы закончить стол,  но
хотелось  бы сдать  вам  первоклассную работу. Завтра  в два мы привезем вам
стол и обмоем его с вами бутылочкой пива".
     22 апреля.
     Они не привезли стол ни в два, ни  позже. Я позвонил. Небенцаль подошел
к  телефону,  но  был  не в  курсе,  однако,  обещал, что  его  напарник нам
перезвонит.

     Я поехал на  автобусе в Яффо. Небенцаль  по  уши был  в работе.  Увидев
меня, он  грубо накинулся, что мне не следует его постоянно беспокоить,  что
при  таком  постоянном давлении он не сможет выполнить  свои  обязательства.
Стол  в работе.  Что еще  мне  нужно?  Он  показал мне доски.  Первый  сорт.
Стальная крепость. Когда? В конце следующей недели. В воскресенье до обеда.

     В  это  ясное воскресенье  моя жена  сама накаркала  погибель. "Они  не
привезут", - сказала она с типично женским упрямством. - "Вот увидишь. У них
пила сломалась".
     В  полдень  я  позвонил.  Небенцаль  сообщил  мне,  что  ему  еще  надо
поработать.  Он обнаружил  в древесине  пару мелких  трещин  и  не хотел  бы
сдавать второсортную работу.
     Моя жена  вновь оказалась  неправа.  Это  была  не  пила,  а трещины  в
древесине. В конце следующей недели.
     12 мая.
     Ничего. Моя жена при этом утверждает, что нам придется ждать по меньшей
мере еще целый месяц. Максимум четырнадцать дней, сказал я.
     Я   позвонил.   Компаньон   сообщил,   что  Небенцаль   отсутствует   с
позавчерашнего  дня.  Какая-то  история  с  таможней.  Нам  не  нужно больше
звонить, утром 3 июня стол внесут в наш дом.
     -  Вот  видишь, -  обратился я к жене. -  Ты  говорила о месяце, а я  о
четырнадцати днях. Три недели - прекрасный компромисс.
     Ели мы лежа, как римляне. Здорово.
     3 июня.
     Ничего. Ни звонков,  ни  ответа.  Жена: к середине августа. Я:  к концу
июля.  Еду  на автобусе  в Яффо.  На конечной  остановке ждет  такси,  шофер
высунул голову в окошко и кричит: "К Небенцалю, к Небенцалю!". Два пассажира
тут же сели.. Один из них уже шесть месяцев находится на точном обслуживании
у Небенцаля по поводу кресельного гарнитура.  Другой,  профессор физики, уже
два  месяца  ждет  свой рабочий  стол.  В дороге мы сердечно  подружились. В
мастерской  Небенцаля  оказался только  его  компаньон.  Все можно  уладить,
сказал он. Я посмотрел на мастерскую. Стальные крепкие доски исчезли.
     На обратном пути  мы обсудили личность Небенцаля, его работу, с которой
он  относится с  такой  ответственностью и  его желание все  делать  честно.
Это-то  его и губит. Уже сейчас он  выглядит, как загнанная  дичь. Мы решили
снова встретиться на маршруте "Небенцаль" на следующей неделе.
     Моя  жена оспорила установление срока на конец  августа.  Я потребовал,
чтобы отныне мы делали свои ставки письменно.

     Я поставил  5 фунтов на Суккот, который в  этом году выпадал  на первую
половину октября.  Моя  жена  контратаковала концом  года  по грегорианскому
календарю.  Ее предположение:  рождение сына  у  Небенцаля.  Мои  основания:
короткое замыкание. Все изложено письменно.
     На остановке к  нам присоединился еще один фанат Небенцаля, старый член
Верховного суда  с книжным шкафом, два года стажа.  Конвой двинулся  к Яффо.
Небенцаль по уши был погружен в  работу. Сквозь фонтан  опилок и вой станков
он прокричал, что не  в состоянии говорить с каждым из нас  в отдельности. Я
был утвержден делегатом от всей  группы. В  этот раз  Небенцаль торжественно
пообещал,  что к концу ноября все будет выполнено,  мой  стол  даже  раньше,
ближе к еврейскому новому году. Почему так поздно? Потому что Небенцаль ждет
дочку. Профессор физики предложил заключить  друг с другом пари. На  той  же
улице  находился  книгопечатник,  кресло-качалка,  18   месяцев,  который  и
напечатал нам необходимые формуляры. Основание клуба "Небенцаль".

     В  этот  раз  заседание  клуба  проходило  у  нас.  31  участник.  Член
Верховного суда разработал соответствующие положения для клуба  "Небенцаль".
Чтобы стать членом  клуба, необходимо  ожидать  не  менее трех  месяцев.  По
истечении  этого  срока претендент становится только кандидатом. Утверждение
формуляра   пари.  Необходимо  заполнить  три  раздела:  а)  обещанная  дата
поставки; б) отговорки; в) действительная дата поставки (день, месяц,  год).
Подавляющим большинством постановили поместить  на  бланк фотографию - Иосиф
Небенцаль, по  уши  погруженный  в  работу, смотрит  на  посетителя  твердым
взглядом.
     Члены  клуба были  необычайно милыми  людьми,  все без  исключения.  Мы
составляли одну большую, счастливую семью. Все ели на полу.

     Сегодня была  моя очередь разговаривать с Небенцалем. Он  извинился  за
задержку. Выступал свидетелем  в суде. Потерянное время. Затем он  достал из
штанов  маленькую  записную  книжку,  полистал,  напряженно  задумался  и  с
готовностью  пообещал мне послезавтра  к концу дня начать  работу  над нашим
столом.  Мы  немедленно  заполнили свои формуляры: моя жена  - 1 июня, я - 7
января следующего года.

     Праздничное заседание клуба "Небенцаль". Постоянный рост числа  членов.
В  заключении  пари участвует  уже  104  человека.  Владелица салона красоты
поставила  50  фунтов  на изготовление выдвижного  ящика шкафа  -15  января,
грипп, 7 июля - и выиграла 500 фунтов, поскольку правильно угадала не только
обе  даты, но  и отговорку. Праздничное заседание  открыл  концерт камерного
квартета, три стула,  одна садовая  скамейка. В рамках  культурной программы
проректор  техникума  из Хайфы  сделал  доклад  на  тему  "Стол как ненужная
мебель".  Его  цветные   иллюстрации   об  обычаях  приема  пищи   у  ранних
неандертальцев вызвали  большой интерес.  После  банкета  на  трех автобусах
совершили традиционное паломничество в Яффо. Небенцаль по уши был погружен в
работу.  Он  обещал до  вечера пятницы  закончить все. Задержка была вызвана
семейными неприятностями.

     Наш исполнительный  комитет  подготовил  предложения по созданию  фонда
медицинской  помощи для клиентов Небенцаля. В дальнейшем планируется издание
ежемесячного журнала под названием  "Вечность",  который  должен  помогать в
решении   актуальных  вопросов:  описании  новых  механизмов  в   мастерской
Небенцаля, с фотографиями, списком имен учеников и  помощников, результатами
пари, путеводителем по Яффо, постоянной рубрикой "Новинки столярного дела" и
многим  другим. Тренировки  нашей баскетбольной команды проходят  сейчас уже
дважды в  неделю. Мы  делаем большие успехи. Деньги на строительство  нового
здания  клуба  "Небенцаль"  будут  получены  в  виде  банковской  ссуды.  По
завершении  заседания, согласно предписанной в статусе  клуба процедуре, был
сделан  звонок  в  Яффо.  На  месте  оказался  только  компаньон.  Небенцаль
находился в свадебном путешествии. Компаньон обещал позаботиться о скорейшем
завершении. Моя жена поставила 300 фунтов на 17 августа через три года.

     Произошло  что-то непонятное. Сегодня утром  перед нашим домом появился
Иосиф  Небенцаль,  волоча  на  себе какой-то стол.  Мы недоумевали,  что  он
собирается делать.  Небенцаль напомнил нам, что некоторое время  тому назад,
он точно не помнит, когда, мы заказывали у него стол, и вот, наконец-то,  он
готов. По правде говоря, он находился  в  каком-то  душевном помешательстве.
Его глаза сверкали. "Небенцаль  обещает - Небенцаль делает",  - сказал он. -
"Пожалуйста, оплатите доставку".
     Для нас это было страшным  ударом. Прощай,  клуб "Небенцаль", прощайте,
заседания  правления, культурная  программа  и  пари.  Все кончено. Но самое
худшее: мы не знаем,  что делать с этим столом. Мы разучились есть сидя. Моя
жена полагает, что после еды нам следует под ним отдыхать.





     Евреи  любят  поговорить. И когда я говорю "поговорить", я имею в  виду
поговорить. Они  говорят,  сколько смогут, а могут  они очень,  очень  долго
говорить, причем, по меньшей мере, на тридцати языках, причем одновременно.


     Существует  одна проблема, которая  касается всех  нас,  что живут  под
небесами: израильтянин-на-улице, стоящий на углу и обменивающийся парой слов
с другим израильятнином-на-улице.  Как  дела,  спасибо, как всегда, рад  вас
видеть,  ни  с кем невозможно поговорить,  отвратительная  погода, а как вам
политическое положение, и цены снова повышаются, падает  только общественная
мораль,  как  поживает  семейство,  ваша  уважаемая  супруга,  такова жизнь,
другого я и не ожидал, и не говорите, а что вы скажете о Паваротти, и кто бы
мог подумать, и так далее, и тому подобное, пока мы оба, мой собеседник и я,
не поговорим обо  всем, что действует  нам на нервы дома и в  мире, внутри и
снаружи, сверху  донизу, а  потом мы истощаем  все  темы, так что едва можем
стоять  рядом и прощаемся крепким  рукопожатием, пробормотав предлог, что мы
снова  скоро увидимся, и передаем привет  домашним, и что я вам перезвоню, и
тут, хотя не о чем больше говорить, ну, действительно, не о чем, собеседник,
продолжая держать мою руку, спрашивает: "Ну, а в остальном как дела?".
     Именно так  он и спрашивает. Теми же словами. Он хочет выяснить,  как у
меня дела в остальном. Что я должен на  это ответить?  Ведь я ему только что
вдоль и поперек объяснял, как у меня дела, я ничего не упустил, он знает все
в мельчайших деталях, и спрашивает, как у меня дела в остальном.
     В каком "остальном"?
     Что он имеет в виду под "остальным"?
     Есть только  один ответ  на  этот вопрос: молча повернуться и уйти.  Но
кому это понравится? Мне нет. Я стою тут, расшаркиваясь и все еще держа руку
собеседника,  и  обдумываю  подходящий  ответ. "Да так" будет  недостаточно.
"Хорошо" будет неправдой. "Как обычно" уже было. Что остается?
     Предположим,  что  я  пробормочу  нечто  бессвязное,  скажем,  что я  в
последнее  время толком никого  не видел. Тогда собеседник немедленно начнет
обсуждать развод Авизохаров, о котором мы только  что поговорили, Авизохар в
полном отчаянии,  подождите, я вам должен это  рассказать, я  вас провожу до
дому, в  общем, адвокаты обо всем договорились, но перед решающим разговором
его  жена  с  этим  архитектором сорвалась  в  Австралию,  Авигдор  в полном
отчаянии,  ничего  удивительного, вы  только это представьте,  - и поскольку
Авигдор в полном отчаянии уже в четвертый раз, мы стоим уже,  наконец, перед
моим домом, но едва я пытаюсь напоследок пожать руку собеседнику, я говорю -
невозможно поверить, но я  слышу себя совершенно отчетливо -: "Ну, а у вас в
остальном как дела?".
     Об  этом  собеседника  не  нужно  спрашивать  дважды.  Разве  это  дело
профсоюза, он тут ему помочь не сможет, ему нет, но он не тряпка, и  прежде,
чем я все это выслушаю еще раз, я успеваю снова спросить об Авигдоре.  Может
быть, его жена вернется после  Австралии обратно, или появились какие-нибудь
новости... Нет, никаких.
     Я вспоминаю о трагическом примере моего соседа Феликса Зелига,  который
простоял  со своим собеседником перед домом девять  часов и все никак не мог
прийти к  концу, поскольку они  постоянно  после  обсуждения  прочих событий
спрашивали  друг  друга,  как дела у  Авигдора и  как  дела у  профсоюза,  и
обсуждали это по пять раз, и уже задыхаясь, опирались на стену дома, хватали
ртами воздух и расстались только  тогда, когда Феликс без сознания рухнул на
землю. Его последними  словами, как утверждал собеседник,  был едва слышимый
шепот "а... в остальном...".
     Вчера собеседник  спросил меня, как у меня дела в остальном. Я  сообщил
ему, что отвечу ему в письменном виде. Что сейчас и делаю.


     Беда началась, когда  я захотел  купить себе американские ботинки,  чьи
резиновые подошвы называют "Раббе Соулз --> ".
     - Г-н Ляйхт, - сказал я хозяину  ближайшего ко мне обувного магазинчика
на площади  Мограби,  - мне нужна  пара настоящих Rubber Soles, замшевых,  с
американским верхом.
     - Одну секунду, - ответил  г-н Ляйхт, начал потрошить свои полки, но не
нашел ни одной. Поэтому он решил отправить посыльного в свой филиал напротив
главпочтамта. "Через  пару минут вы получите  свои ботинки",  -сказал  он  и
поманил посыльного, маленького йеменца лет четырнадцати.
     - Послушай, Ахимаз, - медленно и с  расстановкой произнес г-н  Ляйхт. -
Сейчас ты пойдешь  в наш  филиал напротив главпочтамта и  отыщешь  там  пару
Раббе  Соулз, замшевых, американских, седьмого размера.  Принесешь  сюда. Ты
все понял?
     - Что? - ответил Ахимаз.
     - Ну, да, - извиняясь, обратился ко мне г-н  Ляйхт. -  Будет, наверное,
лучше,  если  мы дадим  этому  маленькому  дурачку  один  ботинок, иначе  он
принесет не тот размер.
     Я снял свой левый ботинок, и г-н Ляйхт вручил его посыльному.
     -  Итак, Ахимаз, Раббе  Соулз,  замша,  Америка,  номер  семь.  Ты  все
запомнил? Да? Тогда беги.
     - Господин  Ляйхт, -  промямлил Ахимаз, - я не  знаю,  куда  надо идти,
господин Ляйхт.
     - Ты знаешь, где главпочтамт?
     - Да, знаю.
     - Ну, так чего ты ждешь? Поспеши.
     Через два часа и двадцать минут ни г-н Ляйхт, ни  я уже не занли, о чем
еще   поговорить.  Все  возможные  темы  разговоров,   начиная  с  основания
Тель-Авива до воцарившейся  тропической  жары были перебраны. Наконец, дверь
распахнулась  и вошел  Ахимаз,  совершенно  запыхавшийся,  но  с  совершенно
пустыми руками.
     - Отправил авиапочтой, - гордо заявил Ахимааз.
     Наши  расследования  в  конечном  итоге  прояснили:  Ахимаз,  как  было
приказано,  побежал прямо на  главпочтамт и встал там в очередь  в окошко 4,
поскольку она была самой длинной. Она продвигалась медленно, поскольку через
окошко 4  отправляли  только заказную  корреспонденцию, и один  посыльный из
Министерства  почты  принес  с  собой целых  200  писем.  Наконец, подошла и
очередь Ахимаза.
     С облегчением сунул он служащему под нос пакет с моим ботинком и храбро
выпалил выученное наизусть:
     - Раббе Соулз замша америка номер семь.
     - Восьмое окно, - сказал служащий. - Следующий, пожалуйста.
     Ахимаз перешел в другую очередь, к окошку 8 и повторил скорговорку:
     - Rubber Soles замша америка номер семь.
     - У тебя не письмо, - сказал служащий. - У тебя посылка.
     - Неважно, - ответил Ахимаз. - Так г-н Ляйхт хочет.
     -  Ну,  ладно, - служащий пожал плечами и положил пакет на весы.  - Это
будет стоить прилично. Куда надо отравлять?
     - Раббе Соулз замша америка номер семь.
     -  В Америку три фунта десять пиастров, - сказал служащий. - Скоростной
почтой?
     - Что такое скоростной?
     - Это спешно?
     - Очень спешно.
     - Тогда еще пятьдесят восемь фунтов. У тебя с собой есть столько денег,
парень?
     - А как же.
     Только сейчас служащий заметил, что на пакете нет адреса.
     - А это что? Почему ты адрес получателя не написал?
     -  Я  не умею хорошо  писать, - извинился  Ахимаз и покраснел.  - У нас
восемь детей. Мой старший брат в киббуце.
     - Ну,  хорошо, - прервал его служащий и  сам взял  карандаш. - Кому это
отправляется?
     - Ребе Соулз Замша, Америка, номер семь, - пролепетал Ахимаз.
     -  Ребе Сол Замша, США, -  написал служащий и что-то проворчал про этих
американских евреях, которые  так сокращают свои  библейские имена  и вместо
"Соломон" говорят просто "Сол". - Какой город, черт побери, какая улица?
     - Господин Ляйхт сказал - напротив главпочтамта.
     - Этого недостаточно.
     - Ребе Солз Замша америка номер  7, -  храбро повторил Ахимаз. - Больше
господин Ляйхт ничего не сказал.
     - Действительно, крепкий орешек,  - покачал головой служащий и дополнил
адрес: "Почтамт 7, Бруклин, штат Нью-Йорк, США". - А кто отправитель?
     - Господин Ляйхт.
     - А где живет г-н Ляйхт?
     - Не знаю. Его магазин на площади Мограби.
     * * *
     Когда через несколько дней я проходил мимо обувного магазина Ляйхта, он
помахал мне из дверей и с гордостью  продемонстрировал письмо от ребе  Замша
из  Хартфорда, штат Коннектикут. Ошибочный  бруклинский адрес был, очевидно,
переправлен  находчивой  американской почтой на  верное значение. Ребе Замша
сердечно благодарил  за чудесный подарок, но отмечал, что предпочитает новую
обувь, и  если  можно,  то левую и  правую  вместе. Впрочем, поскольку  он с
давних  пор  живо интересуется  сионистским движением,  это  было  для  него
маленькой любезностью, хотя и несколько внезапной.


     В эпоху, когда свирепствует экономический кризис
     ,  есть только один способ быстро и надежно  получить  валюту: завозить
туристов.  Это особенно актуально  для  страны, в  которой  Моисею, Иисусу и
Мохаммеду только  маленькая разница  во времени помешала провести совместный
симпозиум на тему "Монотеизм и его влияние на иностранный туризм".


     Пару  дней  назад  мы  ожидали  гостя  из Америки.  Речь  шла  об одной
известной  личности  и пылком почитателе  Святой  земли.  Этот наш знакомый,
назовем его Боб, между прочим,  еще и потому, что  его и без того так звали,
ввалился,  трясущийся и бледный, в  нашу комнату и рассказал нам, что  с ним
приключилось в автобусе Плонски.
     - Обычно я беру такси, -  начал Боб, немного подкрепившись выпивкой.  -
Но  сегодня  я  поехал  автобусом.  Чтобы  держать  руку  на пульсе  едущего
населения,  если  вы  понимаете, что я  имею в виду.  Подходит  автобус, и я
спрашиваю одного человека, куда идет этот автобус. Человек оказался Плонски.
     - Это ваш знакомый?
     - Откуда! Я его в жизни не  видел.  Он просто случайно стоял около меня
на остановке и  казался  совершенно безобидным гражданином.  Довольно  скоро
оказалось, что он предпочитает только иврит и едет по тому же маршруту,  что
и я. Так что мы оказались вместе и сели рядом на одно сиденье.
     Через  две  остановки Плонски внезапно  склонил  голову на  мое плечо и
начал плакать. Это было трогательно, хотя и довольно  стыдно. Я спросил его,
что случилось, и он рассказал, что потерял свою горячо любимую  супругу, эту
дешевую шлюшку. Она  теперь живет  в Нью-Йорке,  может быть, я  ее  случайно
знаю. Я  пытался утешить его, сказав,  что  на  свете бывают  и более худшие
вещи, а он, между прочим, назвал свое имя. Плонски сказал мне, что его зовут
Плонски, а его  жена Ривка, но через "ф". Я заверил его, что мне очень жаль,
но   эта  дама  мне  незнакома,   в  конце  концов,  Нью-Йорк  не  какое-там
провинциальное местечко. Тут Плонски начал  жаловаться и канючить, не мог бы
я  его  жене  позвонить  в  Нью-Йорке  и убедить ее,  чтобы  она обязательно
вернулась в  Израиль. Я пообещал ему сделать  все  возможное и записал адрес
дамы, с "ф",  в свою записную книжку. Плонски  был вне себя  от радости.  Он
упал мне на  шею, расцеловал меня и признался, что я его ангел-спаситель. Но
еще через две остановки его глаза вдруг  сузились, и он недоверчиво спросил:
"Скажите-ка, а  как это вы собираетесь так просто позвонить моей  жене?".  Я
смущенно переспросил, что он хочет этим сказать, и должен ли я  после  этого
звонить его жене, и не он ли только что умолял меня об этом. Тут  он схватил
меня за шею...
     - Сильно?
     -  Не  сильно, но  яростно.  В любом  случае он схватил меня  за горло,
затряс  и начал кричать: "Я убью тебя, если ты  хотя  бы  в мыслях коснешься
моей  жены, ты, жалкий ублюдок. Я  знаю  вас,  американских  туристов, я  не
настолько тупой!". Пассажиры оборачивались на нас  и,  конечно же, составили
не лучшее  мнение  о нью-йоркских  евреях,  которые думают, что могли бы все
купить на  свои грязные доллары.  Высоко и свято клялся я Плонски не звонить
Ривке, даже за все  деньги на свете,  но он отпустил мою глотку только после
того, как я разорвал свою  записную  книжку на тысячу  мелких  кусочков.  Еа
следующей остановке  я вышел. Плонски не удостоил меня даже взгляда и только
бормотал, что он,  собственно,  должен был  знать, что нельзя  доверять этим
приблудным люмпенам из-за границы.
     - Не стоит так  обобщать, -  вставил я. -  На  вашем месте я  бы просто
пореже ездил на автобусах.


     Каждый раз, как приходит  весна, жены и зубные врачи рекомендуют киббуц
как идеальный  отдых  от  повседневных  мелочей,  как единственно  возможное
место, где можно  посетить кузину второй  степени или кого-нибудь подобного,
отдохнуть  на груди  матери-природы, попить  парного  молока,  потанцевать в
свежей зеленой  траве  и за все  это  полное счастье не заплатить и ломаного
гроша.


     Евреи -  известный  народ Книги  и были им уже  тогда, когда мир только
начинался,  -  утверждение,  которое  при определенном  допущении показывает
самую  суть еврейства.  Потому наши праведники предписывали, чтобы наши дети
учили  наизусть   священное  писание,  псалом  за  псалмом,  предложение  за
предложением,  буква  за  буквой. Кроме  того,  в Иерусалиме  на каждый День
независимости  происходит  конкурс по  Библии, чтобы установить, кто  сможет
выучить плач Иеремии наизусть. Сам пророк вряд ли вышел бы в финал.


     Насколько я  понял  за  последние  пятьдесят лет,  на свете нет другого
народа, который состоял бы из  девяноста различных, собранных со всех концов
света, национальностей, за исключением Соединенных Штатов Америки, которые и
без того являются неудачной копией Израиля.


     Кризис  разразился,  когда на  фабрику  цветной  печати  "Чернокнижник"
пришла  жалоба  из  главного  раввината.  В  ней  директору  "Чернокнижника"
настоятельно предлагалось  срочно прекратить поставки цветных  красок газете
"Утро".  Было  достоверно  установлено,  что  главный  редактор  газеты  ест
некошерную  колбасу. Директору  "Чернокнижника" предлагалось незамедлительно
исполнить предписание раввината, иначе цветные краски с  кошерного  штемпеля
будут удалены,  а  четырехцветное  приложение выходного  выпуска  печатать в
другой фирме.
     - Для искоренения  безнравственного поведения в общественных местах,  -
стояло в заключении,  - и  дьявольских дел, вопреки многократным испытаниям,
да будет Тора оценена и прославляема, с искренней молитвой и помощью божьей,
да восславится имя его в веках, аминь.
     -  Это ваше мнение, - сказал директор  "Чернокнижника". - Но что будет,
если я не последую вашему совету?
     - Тогда мы подготовим для тебя горячий ад, дружок.
     Сказано,  сделано.  Уже  через  несколько  дней  холодильник  директора
испустил дух, и он  должен  был нанять ремонтников. Но ни один  ремонтник не
отважился  преступить  порог  его  дома,  поскольку  профсоюз  холодильщиков
получил  предписание раввината.  В  нем  предписывалось  не  обрезать  более
потомков того, кто войдет в  дом этого  грязного  грешника. Только ремонтник
Нусбаум, человек мягкого нрава,  за  пару крупных денежных купюр  согласился
начать  ремонт. Однако, посреди работы его  стала мучать  совесть, он собрал
свои инструменты  и сообщил, что  уходит домой.  Слишком поздно. Его супруги
уже не было дома, поскольку  за это время соседский аптекарь получил факс из
раввината,  квалифицирующий  как  святотатство отпуск лекарств  и  молочного
порошка для их детей, в  противном случае  весь запас аптекарского  аспирина
будет объявлен нечистым.
     Для разрешения  ситуации  дело  обсуждалось  на  одном  из  внеплановых
заседаний  правительства,  и   после  продолжительных   совещаний  партийных
коалиций был  найден компромисс:  главному  редактору "Утра"  теперь следует
есть только кошерную колбасу.


     Я нахожусь в невыносимой ситуации. Вы приписываете мне сотворение мира,
я  для  вас неземное существо, не укладывающееся в  человеческое сознание. И
вместе  с   тем  вы  держите  меня   за  дрянного  режиссера,  для  которого
аплодисменты превыше  всего. Каждое  утро  я вынужден выслушивать  лакейские
хвалебные  гимны:  "Господь  вселенной,  отец  наш,  царь  царей, остающийся
невидимым, мы возносим  тебе свое  благоговение, всемогущий, владычествующий
над жизнью и смертью, чьи глаза видят все.  И так далее, и тому подобное.  О
чем мне с вами говорить?





     Жители  Израиля   пишут  на  иврите,  читают  по-английски,  а  говорят
по-русски.


     В девяностые  годы,  когда иммграция из Советского Союза достигла своей
высшей  точки,  был  такой  наплыв  врачей,  что  многие  предусмотрительные
израильские домохозяйки вешали  на дверь объявление: "Прием врачей только  с
15 до 16 часов".


     Я  встретился  с  иммигрантом у  телефонной будки. Он нервно постукивал
ногой о ногу и заговорил со мной на иврите с легким русским акцентом.
     - Все то же дерьмо. Везде надо ждать.
     - Кого?
     -  Всех.  Для  новоприбывших  никогда  нехватает  времени.  Только  для
закостелых старожилов.
     - Но и вы когда-нибудь таким же будете.
     - Зря вы в этом уверены. Что касается меня, то я скоро продам последнюю
рубашку, чтобы купить билет на самолет. Все равно, куда. Верите ли,  нет ли,
а скоро я так и сделаю.
     - Неправда!
     -  Правда, уважаемый. Мое отвращение к этой стране все растет и растет.
Когда  я сюда приехал, я еще был идеалистом. На моей  старой доброй родине я
всегда резко отрицал критику в адрес Израиля.  "Вашу клевету  я и слушать не
хочу. Я верю только тому, что вижу  своими глазами", так я говорил до  того,
как сюда приехал.
     - А потом?
     - Потом? Потом я прибыл сюда, и началось мое безумство. Я уже больше не
выхожу подышать  воздухом.  Я только  бегаю, потею и  быстро говорю. Я всего
лишь призрак того, что был. При этом я много не требую. О, нет, уважаемый, я
не  хочу ничего, кроме крыши,  маленькой крыши над  головой в  Тель-Авиве  и
скромной зарплаты за работу по профессии.
     - А кто вы по профессии?
     -  Я  тренер  по  соколиной  охоте.  Я  искал  это  во  всех  возможных
учреждениях, но только зря тратил силы. Пожалуй, правительство  дало бы  мне
ссуду, но все эти сумасшедшие всерьез ждут, что я им заплачу свои деньги.  А
профсоюзы  заботятся  только  об  одном  своем дерьме,  как  бы им  подольше
забастовку протянуть.
     - Это точно.
     - Конечно. Мне  предложили переобучение. Но  я не дал себя одурачить. К
черту их с так называемой благотворительностью. Правительство должно отстать
от меня.  В государственном аппарате развелось столько паразитов.  Они пишут
тебе свои  паршивые рекомендательные письма, и ты начинаешь носиться. С утра
до вечера, туда  - сюда, вверх  - вниз,  из одного бюро в  другое. Служащие,
служащие,  служащие.  Но  разве  волнует  этих  ворюг,  что   какой-то   там
переселенец  подыхает?  Они  заботятся только о том,  чтобы, самое  главное,
получать  свой  гарантированный оклад  и  дополнительное  питание.  Я устал,
уважаемый, меня это достало до кишок. Я уже готов.
     - Извините, а когда вы прибыли в Израиль?
     - Позавчера.


     Во  время своего  визита в  Москву после проигранной Шестидневной войны
египетский президент  Гамаль Абдель Насер, как свидетельствуют  авторитетные
источники, вручил принимавшему его начальнику советского  генерального штаба
длинный  перечень  заявок  на снова необходимые  египетской  армии самолеты,
танки, пушки и т.д. по  списку. Русский генерал внимательно изучил список  и
спросил: "А больше Израилю ничего не нужно?".


     Это   естественно   для   любого   народа,  когда   его   первопроходцы
предусмотрительно занимают некоторые профессии. Первые  поселенцы  на Святой
земле были,  как  следует из соответствующих исторических книг,  продавцами,
раввинами, поэтами или путешественниками; об уборщиках мусора там не было ни
слова.


     Демографический взрыв народонаселения,  беспокоящий мир, в нашей стране
уже  прошел.  У  нас,  благодаря  дружеской  помощи  соседних стран,  больше
взрывов,  чем  населения. Только  на  футбольных матчах да  военных  парадах
плотность населения принимает угрожающие величины.


     Рано утром в День независимости, часов после 5, меня сдернул с  кровати
резкий телефонный звонок.
     - Привет,  Йошке,  -  прозвучал  доверительный  голос.  -  Давненько не
виделись. Как дела?
     - Спасибо, хорошо, - зевнул я. - Сам-то как?
     - Да ничего. Собственно, беда  одна - что мы совсем перестали видеться,
Йошке.
     - Вообще-то да. Только меня зовут не Йошке. С кем имею честь?
     - Ты еще  спрашиваешь? Это  Миша. Не припоминаешь? Я с  твоим  братом в
школе учился!
     Миша пообещал зайти к нам в 10.30 для задушевного разговора. Я попросил
жену приготовить  небольшое  угощение для школьного друга  моего брата.  Она
только сейчас узнала, что у меня, оказывается, был брат, сказала моя жена.
     Я запутался в расследовании этого  вопроса. И путаница только возросла,
когда в 6  часов у моих дверей оказалась семья Грюнспен из Беэр-Шевы с тремя
детьми и их друзьями детства.  Они прихватили с собой  и свою  горничную.  А
горничная - своего ребенка.
     - Мы давно хотели  вас посетить,  - пояснила семья Грюнспен, - но вечно
что-нибудь случалось. Сегодня, наконец, все нормально.
     Они вовсе  не  хотели обременять нас. Они  только  собирались  подышать
свежим воздухом на балконе, где они быстренько удобно пристроились.
     В  течение следующих двух часов мне позвонили  17 школьных товарищей  и
осведомились  насчет  моего  здоровья.  Понемногу  я  стал  понимать, почему
живущая  этажом  ниже семья  Белоцерковичей  два  дня  назад  покинула  свою
квартиру  и  вывесила  на  входной  двери  табличку: "Осторожно,  малярийная
зараза!".
     В 8.30 мы отключили телефон.
     Вскоре после этого появился  юноша с  рекомендательной запиской от г-жи
Померанц, где она просила  нас позволить ее племяннику, которого любила, как
сына, посмотреть на парад с нашего балкона. Это был первый случай, когда нас
так трогательно просили, и  я  счел это за  большую  честь, хотя и  не  знал
никакую г-жу Померанц.
     После  этого мы решили никого больше  не принимать. Конечно, мог придти
Миша,  столь любезный моему брату, но больше  никто. Ну, разве что для наших
родственников мы сделали маленькое исключение. И  для хозяина мясной лавки с
женой и детьми. От него ведь мы, в известной мере, зависели.
     Когда балкон был уже совсем переполнен,  стали ставить столы и стулья у
окон. Долгое жужжание телефона заставило меня поднять трубку.
     - Это служба ремонта телефонов. С вашим аппаратом что-то не в порядке?
     - Я его до конца дня отключил, только и всего.
     - Тем  не  менее, мы должны  его  проверить. Пожалуйста,  позаботьтесь,
чтобы в 10.30 кто-нибудь был дома.
     В 10 дверь взломали. Многочисленные молодые люди, которые назвали  себя
школьными товарищами  моего сына, ворвались внутрь  и расставили  оставшиеся
стулья на рояль.  На  мои  упреки,  зачем он  пригласил  сюда всю школу, сын
клятвенно заверил, что не знает  никого  из них. Я ему  поверил. Моему  сыну
было восемь лет, а средний возраст вломившихся составлял примерно двадцать.
     Ситуация на балконе стала критической, когда Миша взгромоздил стремянку
за спинами семьи Грюнспен. В последовавшей схватке брат супруга домработницы
семьи Грюнспенов, он же дядя ребенка, сорвался на балкон Белоцерковичей, что
под нами. К счастью, он не расшибся, поскольку  упал на малярийных  больных,
занявших балкон.
     Какой-то служащий городского управления по безопасности строений принес
мне  официальное  предупреждение, что  балкон и  перекрытие  при  дальнейшей
нагрузке могут  обрушиться. Затем он спросил, не мог бы он здесь остаться со
своей женой.
     Наконец, пришел  слесарь,  которого мы вызывали  для ремонта  капающего
крана еще осенью прошлого года.
     Когда  правая   часть   балкона   начала  крошиться,  скопившиеся   там
переметнулись  влево. А из-за трещин в полу спальной находящиеся в ней стали
перемещаться в кухню. Однако, это было роковое решение.
     Некоторым  из моих гостей повезло,  поскольку их погребло под обломками
лишь по грудь, и они  могли  еще кинуть последний взгляд  на  очаровательный
военный парад внизу.Сам я смог его наблюдать только из полностью осажденного
окна больницы.


     Евреи - занудный народ. Вот если бы они не были такими занудами, они бы
не были более народом.


     Нашим соседям  можно  приписывать многое, но что  касается организации,
они сделали  большой  прогресс. Где еще  несколько лет  назад царила ужасная
анархия, сейчас тщательно планируется все, вплоть до последнего теракта.











     11



     Сабры - евреи, рожденные в Израиле (в отличие от "ашкенази" - рожденных
в странах рассеяния). Здесь и далее - прим.переводчика.
     Теодор Герцль - основатель  сионизма, движения евреев за возвращение на
историческую родину (Сион).
     Дрейфус - офицер  французского Генштаба, еврей, лживо обвиненный (1894)
антисемитскими кругами в шпионаже в пользу Германии.
     Согласно Библии лишь сам Б-г должен собрать евреев в Земле обетованной.
     15  мая  1948  г. армии  Иордании,  Ирака,  Сирии, Ливана, Египта,  при
поддержке Саудовской  Аравии и Йемена, вторглись в  Израиль через  несколько
часов после его провозглашения.
     Согласно Библии, Моисей,  выводя евреев из плена египетского, умер,  не
дойдя до земли Израиля и передав власть Иисусу Навину.
     Давид  Бен-Гурион - первый  премьер-министр Израиля (дважды занимал эту
должность, а также должность министра обороны).
     Дебора - легендарная  еврейская героиня, вдохновившая в Х1 веке до н.э.
союз еврейских племен против ханаанеян.
     Кишон  иронизирует:  в  шабат правоверным  евреям  нельзя  пользоваться
транспортом (значит, он проводит в бассейне весь выходной).
     Набережная   д'Орсэ   в  Париже   -  место  расположения   французского
министерства иностранных дел.
     Широкко   -  горячий  ветер,   дующий  из  пустынь  Северной  Африки  в
направлении Южной Европы.
     У  Кишона  -  in  Lager,  что  переводится и как склад,  и  как  лагерь
(пленных).
     Дурачок (идиш)
     У  Кишона -  универсальное прилагательное, имеющее основное значение  -
поганой
     Джокер - особая  дополнительная карта в  колоде  с  изображением  шута,
которой можно заменить любую другую карту
     Замена первой буквы в этой фамилии делает ее  неприличным словом (нечто
вроде Хреновский)
     Имеется в виду наступление шабата.
     Намек на то,  что  в ХП-ХV веках Венгрия испытывала сильное давление со
стороны Балкан (Византии, а впоследствии Турции)
     Рассказ  "Канал  Блаумильха"  содержится  в книге  Э.Кишона "Смерть  на
проводе".
     Кишон  использует  парафраз  названия  известной   пьесы  В.Вишневского
"Оптимистическая трагедия"
     Порядок? (иврит)
     Коэн, коган - священник (т.е. потомок первосвященника Аарона, одного из
колен  Израилевых, который может занимать должность  раввина.  Как  правило,
фамилии этих людей происходят от корня "коган").
     Ойвей  -  еврейское  восклицание  на  идиш,  выражающее  огорчение  или
страдание.
     Букв.: конец месяца; здесь можно использовать понятие "кранты"
     Класс  налогообложения  (по  крайней  мере, в  Германии) -  группировка
работников в зависимости от дохода и льгот. 1 класс имеет минимальную ставку
налога, значит, данный работник имеет очень маленькую зарплату.
     Юнг - психолог,  создавший  учение,  толкующее  образы,  возникающий  в
сознании человека.
     Субвенция - денежное пособие со стороны правительства
     У  Кишона  - игра  слов: слова  "город" (Stadt) и "штат" (Staat) звучат
по-немецки практически одинаково, поэтому путаница неизбежна.
     Б.Беккер - известный немецкий теннисист
     Хантер - охотник, Crazy Foxes - сумасшедшие лисы (англ.)
     В переводе с немецкого - "приблизительное число".
     Rubber  Soles  - резиновые  подошвы (англ.), бренд американской обувной
фирмы.



Популярность: 1, Last-modified: Mon, 28 Jan 2008 19:47:35 GmT