---------------------------------------------------------------
     Spellcheck: Wesha the Leopard
---------------------------------------------------------------






                                 Весь мир - театр.

                                                            В. Шекспир




   - Я так больше не  могу,  все!  -  Джексон  нервно  сорвал  с  себя
галстук. - Мне надоело  распинаться  перед  этими  земноводными:  "Ах,
скажите пожалуйста, будьте так любезны, не..." К черту!
   Мы возвращались  с  очередного,  уже  сорокового  по  счету  раунда
переговоров с представителями Оларо.
   С  тех  пор,  как  человечеству  удалось  вступить  в   контакт   с
представителями   других   цивилизаций,   появилась   и    космическая
дипломатия. Причем делом была она не из легких - сказывалась разница в
самом образе  мышления  жителей  разных  планет.  И  самые  пустяковые
вопросы, с земной точки зрения, решались иногда не год и не два. Здесь
нужен был особый  талант,  шестое  чувство,  подсказывающее  дипломату
решение в самый критический момент.
   Дипломат не имеет права на  ошибку,  любое  неверно  сказанное  или
истолкованное им слово может иметь самые  непоправимые  последствия  в
отношениях двух миров. Помню  случай,  когда  делегация  Тэи  внезапно
прекратила переговоры лишь потому, что у нашего переводчика были русые
волосы. На их планете это был  знак  глубокого  национального  траура.
Пришлось парня срочно перекрашивать в огненно-рыжий цвет.
   Теперь вот Оларо...
   Оларяне   оказались   существами    чрезвычайно    осторожными    и
подозрительными.  Они  вот  уже  второй  год  присматривались  к  нам,
задавали   провокационные   вопросы,   уклончиво   отвечали   на   все
предложения, утопив все в море громоздкого и  бессмысленного  этикета.
Короче, переговоры по-прежнему не двигались с места.
   И мы с Джонсоном вынуждены были  торчать  здесь,  на  Целесте,  так
сказать, нейтральной территории, оставив надежду на скорую  встречу  с
друзьями и близкими.
   - Послушай, Янис, ты оглох, что ли? - Он  перевел  флайер  в  режим
автономного полета и повернулся ко мне. - Сколько мы будем их терпеть?
   - Столько, сколько нужно, - ответил я, осознавая, что Джексона  мой
ответ абсолютно не  устраивает.  -  Мы  с  тобой  первые,  кто  должен
установить контакт...
   - Слышал, - перебил он меня. - Я думал, ты что-то дельное  скажешь.
В конце концов, мы не в конференц-зале. Я уже не могу смотреть на  эти
оранжевые рожи. Они мне даже ночью начали сниться.
   - Ну знаешь,  -  начал  я,  -  дипломат  в  первую  очередь  должен
научиться владеть собой. Кстати, с  их  точки  зрения,  ты,  вероятно,
выглядишь тоже отнюдь не красавцем.
   Он улыбнулся. Наверное, попытался взглянуть на себя глазами оларян.
Что  же,  для  дипломата  важно  научиться  смотреть  на  мир  глазами
собеседника. Джексон еще очень молод, но я верю, что  у  него  большое
будущее. Так сказать, интуиция старого дипломатического волка.
   И хотя порой он заставляет меня изрядно  поволноваться,  я  все  же
рад, что сейчас рядом со мной он, а не кто-то другой.
   Флайер неслышно коснулся колесами зеленого круга  посадочного  поля
на крыше нашей гостиницы, и мы, выйдя из него, сразу  же  окунулись  в
густой плотный мрак летней ночи. У Целесты  нет  собственной  луны,  и
поэтому ночи здесь удивительно темные.
   Коротко простившись с Джексоном, я спустился на аэролифте к себе  в
номер,  выпроводил  робота-горничную,  появившегося  как   всегда   не
вовремя,  и  плюхнулся  на  кровать,  твердо  решив  отдохнуть   перед
завтрашним раундом. Но проглазев около получаса в  потолок,  и  поняв,
что заснуть мне уже вряд ли удастся, со  вздохом  поднялся  и  взял  с
журнального столика томик Шекспира. Но не успел я открыть книгу, как в
дверь тихонько  постучали.  В  комнату  вошел  Джексон,  облаченный  в
пятнистый халат.
   - Не спится, - объяснил он и безнадежно махнул рукой...




   Первая встреча с оларянами произвела  на  меня  довольно  тягостное
впечатление. Когда в зал вошли  две  полулягушки-полутритона,  выпучив
огромные немигающие глаза и издавая невообразимые скрипящие звуки, я с
большим трудом сдержался, чтобы не отшатнуться.
   Я  ожидал  увидеть  все,  что  угодно,  только  не  это.  Маленькие
недоразвитые передние конечности, явно не пригодные для ручного труда,
огромный хвост, украшенный на конце двумя длинными шипами  -  все  это
придавало облику послов отвратительный, пугающий вид.
   Боковым зрением я заметил, как побледнел при их появлении  Джексон,
и испугался, что сейчас он наверняка все испортит. Но парень  держался
молодцом. Отвесив четкий, заученный до автоматизма поклон,  он  слегка
улыбнулся и уверенным шагом направился к столу.
   Отрицательное отношение к  оларянам  усилилось  еще  и  их  отказом
назвать координаты своей планеты. Их  подозрительность,  казалось,  не
имела границ. И я утешал себя тем, что это лучше, чем быть,  например,
во дворце Его Величества Хриа 246, наследственного монарха Салии,  где
приходилось по полтора часа выслушивать хвалебные речи в адрес  короля
и столько же в свой собственный адрес, прежде чем тебе  сообщали,  что
король сегодня занят и никого не принимает.
   Утром, когда мы собирались, не менее тщательно, чем всегда,  на  41
раунд переговоров, я выглянул случайно в окно  и  увидел,  что  вокруг
города уже начали возводить огромную стену. Значит, осенние  ветра  не
за горами. В отношении  климата  Целеста  была  безусловно  не  лучшим
местом для ведения переговоров.
   Оларяне заставили себя ждать больше часа, пока наконец не показался
один из них и сообщил, что его спутник заболел  и  поэтому  переговоры
будет вести он сам. При этом  он  довольно  многозначительно  крякнул,
давая понять, что у него есть для нас довольно важное сообщение.




   Иногда мне кажется, что всего этого с  нами  просто  не  было,  был
всего лишь сон, странный сон, тянувшийся целые десятилетия. Пятнадцать
лет назад погибла в огне ядерной войны Целеста, оставив, как память  о
себе, лишь пояс радиоактивных астероидов.
   Там были Джексон с женой.
   Я сам шесть лет назад ушел в отставку и сейчас доживаю свои дни  на
Аране, любуясь каждое  утро  восходом  сразу  трех  солнц  и  принимая
различных гостей со всех уголков Метагалактики. Вернуться на Землю  не
хватает духа - там слишком много связывает меня с прошлым.  Впрочем  и
здесь я не в силах спрятаться от него, оно живет во мне, в каждом моем
жесте  и  каждом  слове.  Бессмысленно  было  бы   пытаться   изменить
непреложный порядок вещей. Но все же, я пытаюсь представить себе,  что
случилось бы, если бы я поступил иначе?..
   ...Посол многозначительно крякнул, давая понять, что  у  него  есть
для нас довольно важное сообщение,  и  я  тут  же  изобразил  на  лице
величайшее внимание.
   То, что произошло вслед за этим, не поддается описанию. Если бы все
боги Целесты собрались вместе сейчас в этом зале, я, наверное, был  бы
поражен гораздо меньше. Посол сделал какое-то неуловимое движение, и в
этот же миг из распавшейся надвое кожи рептилии нам навстречу  шагнула
милая симпатичная девушка.
   Заметив наше замешательство, она указала рекой на стол и произнесла
мягким, певучим голосом:
   - Господа! Меня зовут Элия Олла. Совет планеты  Оларо  поручил  мне
заключить с вами договор о дружбе и сотрудничестве.  -  Видя,  что  мы
по-прежнему  пребываем  в   состоянии   величайшего   удивления,   она
рассмеялась весело и по-детски беззаботно. - Я прошу извинить  нас  за
этот маскарад, - произнесла она, усаживаясь в свое кресло, - Поверьте,
это была вынужденная мера. К  сожалению,  опыт  первого  внепланетного
контакта научил нас  величайшей  осторожности.  Цивилизация  Оларо  не
знала оружия. За всю историю  нашего  развития  от  руки  человека  не
погибло ни одно  существо.  И  первые  наши  гости  с  чужой  планеты,
воспользовавшись этим, истребили больше половины населения Оларо. И мы
хотели знать при встрече с вами,  что  вас  действительно  интересует:
встреча именно с братьями по разуму, а не возможность  получить  новую
колонию, и вы готовы на такую встречу, ставя разум превыше всего, и, в
первую очередь, превыше ваших чувств. Еще раз прошу меня извинить...
   Пробормотав что-то вроде "не стоит", "как же так" и тому  подобное,
я сел за стол и включил запись.




   - Все, - сказал я себе, - пора собираться  в  дорогу.  -  И  вызвал
андроида-горничную.
   Кто мог знать, что это будут пророческие слова? Через десять  минут
вспыхнул экран видеофона, украсившись  пышной  физиономией  Кавендиша,
моего шефа и бога дипломатии.
   -  Тебя  можно  поздравить?  -  спросил  он,   забыв   как   всегда
поздороваться.
   - Можно, - блаженно-лениво ответил я с чувством исполненного  долга
и предчувствием долгожданного отдыха.
   - А где Джексон?
   -  Они  с  послом  Оларо  убыли  осматривать  достопримечательности
города. Сказали их не ждать.
   - Понимаешь, старик, - Кавендиш сокрушенно вздохнул, -  на  Мальрее
вспыхнул вооруженный конфликт стахов  с  уонами.  Вождь  клана  стахов
просит тебя быть посредником на переговорах о  перемирии.  Ты  же  его
знаешь... Звездолет через час.
   Святой  Змей  рассчитывал,  что  я  произведу  на  его  противников
соответствующее впечатление, и он сможет диктовать  им  свою  волю.  А
что, если...
   Я поднялся в номер Джексона и взял  валявшуюся  на  полу  оранжевую
шкуру, подаренную ему Оллой...
   Но это уже другая история.

   Я летел  с  Мальреи,  не  зная  еще,  что  Джексон  и  Элия  станут
супругами, через три года Джексона назначат послом Земли на Целесте, а
еще через пять им не хватит всего нескольких мгновений, чтобы покинуть
планету. Подписание договора с  Оларо  давно  стало  историей,  и  его
подробностей не найти даже в самых толстых учебниках. Может быть,  это
и  толкнуло  меня  взяться  за  перо.  А  вообще,  дипломатия  -   это
чрезвычайно тонкая игра, а послы - гениальные актеры, в  руки  которых
мы вручаем наш мир и спокойствие.

                                   Глория-хауз, Арана, 2688, 28 марта.







                                          Посвящается Альфреду Бестеру


   Тот, кто нашел истину в вине, вряд ли будет искать ее  в  джине.  В
одну реку нельзя войти дважды, но можно второй раз войти в другую реку
- если, конечно, не утонешь в первой. Если каждый  раз,  когда  судьба
подбрасывает тебе лимон, делать из него лимонад, можно  разорить  всех
торговцев  прохладительными  напитками  от  Аляски  до  Длинного  Лоса
[Лос-Анджелес (амер. сленг)].
   Ведьмы плохо разбираются в математике, но спросите  любую  из  них,
сколько будет дважды два. Ответ последует  немедленно,  и  ответ  этот
несомненно вас удивит.
   Народная мудрость всегда права. Майк Лейман знал человека,  который
не раз пожалел об этом. Впрочем, что толку жалеть о том,  чего  нельзя
изменить...
   Майк Лейман был здоровенным улыбчивым парнем. Его здоровье  никогда
не  доставляло  ни  малейших  хлопот  врачам,  а   бицепсы   постоянно
доставляли хлопоты портным. В начале своей карьеры  он  с  энтузиазмом
работал кинозвездой, а  после  с  не  меньшим  успехом  исполнял  роли
коммивояжера, журналиста, бармена, автогонщика, детектива и страхового
агента. Когда он, хлопнув стаканчик-другой джина, возвращался  вечером
домой, его узнавали незнакомые девушки и не узнавали знакомые  офицеры
дорожной полиции. Короче говоря, он был весел,  молод,  удачлив  и  не
скрывал это ни от кого. Народная мудрость его не беспокоила.
   В тот день, когда народная мудрость наехала на него всеми  четырьмя
колесами,  Майк,  как   обычно,   был   настроен   благодушно.   Этому
способствовали  стаканчик  джина,  жаркий  летний  день   и   внезапно
посетившая его удачная мысль.  Майк  решил  в  очередной  раз  сменить
профессию.  Ему  захотелось  попробовать   свои   силы   в   написании
фантастических рассказов. Молодому интеллектуалу с авантюрным  складом
ума, бойким пером, не менее бойкой фантазией и связями в журналистских
кругах не составило бы труда написать что-нибудь этакое... Майк верил,
что для него на свете нет  ничего  невозможного.  Потягивая  джин,  он
начал было закручивать в уме один  занятный  сюжетец,  как  вдруг  его
вывел из задумчивости тягучий голос:
   - Мистер, не разменяете ли доллар?
   Майк бросил взгляд на своего визави. Задавший вопрос  был,  видимо,
чем-то чрезвычайно угнетен. Похоже, что последние десять лет это  было
его обычным состоянием.
   Несомненно, он  относился  к  бессмертному  племени  Старых  Зануд.
Потертый, нечистый пиджак, коротко стриженые белые волосы,  аккуратные
очки  в  тяжелой  стандартной  оправе...  Он  смотрел   пристально   и
настойчиво,  слушал  внимательно  и  недоверчиво,   пил   вдумчиво   и
сосредоточенно. И всегда был самоуглублен.  Что-то  было  внутри  него
такое, что угнетало не только его самого, но и всю материю на три фута
вокруг.
   Майк ослепительно улыбнулся - он не умел улыбаться по-другому, даже
Старым Занудам.
   - Не проще ли обратиться к бармену?
   - Я ему уже надоел, - Зануда махнул  рукой.  -  Я  всем  им  быстро
надоедаю. Никто не любит возиться с  центами.  А  мне  нужно  ровно...
Впрочем, разменяйте мне доллар. Думаю, правда, что это не поможет.
   Улыбаясь, как всегда, Майк  отсчитал  приставале  десять  новеньких
даймов, взял блестящий доллар и засунул в жилетный карман.
   Незнакомец жадно взглянул на мелочь, пересчитал  ее  и  со  вздохом
разочарования снова присосался к стакану.
   - Опять  десять...  -  недовольно  пробормотал  он  себе  под  нос,
небрежно сгребая деньги.
   - А сколько вам нужно? Одиннадцать? - удивился  Майк.  -  Знавал  я
одного  парня  из  Длинного  Лоса,  у  которого  в  долларе  было  три
полтинника...
   - Вы не поймете. Никто  не  понимает,  -  Зануда  пригорюнился  над
стаканом.  -  Дело  в  том,  что  мне  надо   найти   один   доллар...
Всего-навсего один доллар. Только это может мне помочь.  Да  и  то  не
наверняка.
   - Ну,  если  речь  идет  всего  об  одном  долларе...  -  Майк  был
добросердечен и рад был помочь ближнему, хотя и не понимал,  как  один
бак [доллар (амер. сленг)] может  решить  проблемы  человека,  который
накачивается джином по двадцать долларов за  бутылку  и,  по-видимому,
делает это уже давно.
   Зануда уставился на Майка.
   - Ха-ха, - сказал  он  нервно.  -  И  этот  тоже  не  понял.  Я  не
попрошайка! - В его голосе не было ни надрыва, ни  возмущения,  только
тоска. - Мне нужен совсем другой доллар! И  вообще  я,  между  прочим,
миллиардер.
   - Рад за вас, - удивленно заметил Майк.  Вид  чудака  настолько  не
соответствовал образу миллиардера (с пятью-шестью из их числа Майк был
знаком), что он непроизвольно хмыкнул. - И как же вам это удалось?
   - Коммерческая тайна,  -  недовольно  буркнул  чудак.  От  него  не
ускользнуло проявленное Майком недоверие.  -  Впрочем...  -  он  хитро
осклабился. - Впрочем, ради бога. Я стал рано ложиться и рано вставать
- и вот я миллиардер!
   - Народная мудрость всегда права ["Кто рано ложится и рано встает -
богатство, здоровье и ум наживет" - американская народная мудрость], -
машинально ответил Майк. Зануда стал его забавлять, да и вел  он  себя
вовсе не как зануда, скорее как псих. - А как насчет здоровья и ума?
   Зануда вынул  точно  такой  же  серебряный  доллар,  как  тот,  что
разменял ему Майк, и с треском сломал его пополам.
   - Здоровье, -  возвестил  он.  Порывшись  в  карманах,  он  вытащил
затертую визитную карточку. - Ум! - провозгласил он, ткнув  пальцем  в
бесконечный столбец титулов "Доктор чего-то", которые следовали  сразу
за скромной строкой "Джон Колбайв". - Ну и что? -  свирепо  проговорил
он, отбирая у Майка визитку (вообще-то, визитки печатают не для  того,
чтобы их демонстрировать, а для того,  чтобы  их  раздавать;  но  Джон
Колбайв - именно то исключение, которое подтверждает любое правило...)
и засовывая ее в карман. - Я могу скупить  половину  звездно-полосатых
металлических долларов, но не могу найти того  единственного,  который
мне нужен!
   - Нумизматический раритет? - Майку показалось, что он начал кое-что
понимать.  Чудаку  нужен  был  какой-то   хитрый   доллар.   Наверное,
какая-нибудь редкая разновидность - слово "доллар" отчеканено с  тремя
"л" или еще  какая-нибудь  ерунда,  которая  делает  стоимость  монеты
равной стоимости боевого истребителя. Но зачем  его  разменивать?  Или
Джорджа интересует не хитрый доллар, а хитрый дайм?
   - Черта с два! - с удовольствием сказал Джордж. - Черта с  два  это
нумизматическая редкость! Впрочем... - он задумался.  -  Впрочем,  вы,
дилетанты, можете судить и так, - неохотно признал он. -  Может  быть,
это действительно имеет  отношение  к  нумизматике...  Никогда  ею  не
интересовался. Главное не в этом. Главное - его найти!
   - Так какой доллар все-таки  вам  нужен?  -  осторожно  переспросил
Майк.
   - Доллар, в котором шестьдесят центов, - просто ответил Джордж.
   - То есть как?.. На нем что, написано...
   - При чем тут это! В каждом долларе - сто центов, это  знает  любой
болван...
   - Вот именно, - успел вставить Майк.
   - ...но это вовсе не значит, что сто центов в КАЖДОМ долларе!
   - Пока что во всех долларах, которые мне попадались, их было  ровно
сто, - заявил Майк.
   - Вам что, попадались ВСЕ доллары, отчеканенные в США?
   - Ну, знаете...
   - Как же вы смеете утверждать, что в каждом долларе сто центов?
   - Пока мне никто не докажет обратное, я буду это утверждать.
   - Как я могу вам это доказать? Вот уже одиннадцать лет я  ищу  этот
доллар по всему свету. Я проверил не менее ста тысяч долларов -  и  не
нашел его. Это какое-то фатальное невезение! Я увяз в центах. Я видеть
не могу ни дайма, ни никеля [монета в пять центов (амер.  сленг)].  Он
нужен мне, мне нужен этот шестидесятицентовый доллар! И если бы я  его
заполучил, я нашел бы  ему  лучшее  применение,  чем  совать  под  нос
дилетантам в математике и тем доказывать свою правоту!
   - Я, конечно, не математик...
   - Зато я - математик! Я - гений в  математике,  -  Джордж  внезапно
успокоился и с горечью продолжил: - Я вывел это  совершенно  точно  из
математических постулатов, о которых вы даже не слыхали.  Более  того,
моих доказательств не могут понять даже лучшие, -  слово  "лучшие"  он
выговорил так, как будто закусил им пару лимонов, -  "лучшие"  из  так
называемых математиков. Все они - ослы  и  бездари.  Они  в  жизни  не
сумеют понять ни Уравнения Колбайва, ни Шестого Постулата Колбайва, ни
даже Обобщенного  Закона  Два-Джордж-Четыре.  А  вы  хотите,  чтобы  я
доказал это вам, нематематику. Ведь вы,  небось,  даже  доказательства
Великой Теоремы Ферма не знаете?
   - Положим, его не знает никто!
   - Врете. Год назад у меня была бессонница и я его вывел.
   - Так  как  же  все-таки  насчет  шестидесятицентового  доллара?  -
осторожно спросил Майк. Одной из его лучших черт была настойчивость.
   - Ну... Дело в том, что  представление  о  постоянной  однородности
однородных предметов неверно, - нехотя начал Джордж. - Суть дела в том
и состоит, что однородными делает предметы точечная неоднородность. То
есть, в каждом долларе будет сто центов тогда  и  только  тогда,  если
где-то существует доллар, в  котором  не  сто,  а,  скажем,  семьдесят
восемь центов... Но в моем долларе - ровно шестьдесят центов, - сказал
он твердо. - Это следует уже из другой теоремы...  Неважно  из  какой.
Все это относится не только к долларам. Например, если к 458 прибавить
единицу, то получится 459. Всегда. Но для того, чтобы это  происходило
всегда, нужно, чтобы однажды этого не произошло. Нужно, чтобы  однажды
458 плюс 1 дало 460 - или, скажем, 460 тысяч. Тогда во всех  остальных
случаях все будет в порядке.
   - И это справедливо для всех чисел? - недоверчиво спросил Майк.
   - Для всех чисел, цифр, мер, звуков, цветов, птиц, зверей,  рыб,  -
отчеканил Джордж.
   - Но ведь как  же  тогда...  Ведь  если  "дважды  два  -  пять,  то
существуют ведьмы"?
   Джордж искоса взглянул на Майка.
   - Ну да. Конечно, существуют. Это  народная  мудрость,  а  народная
мудрость всегда права.
   - Это сказал Ньютон [А по-моему, Рассел (прим.  автора).  Или  Буль
(прим. ред.). Да кто бы ни был! (прим. М. Леймана)], - заметил Майк.
   - Неважно. Он высказал народную  мудрость.  Это  не  каждому  дано.
Ньютон был мужик что надо. Может быть, он и понял бы Десятое Следствие
Джи Кей... Впрочем, Шестой Постулат все равно оказался бы  ему  не  по
зубам. А ведь с нее-то все и началось, - грустно  продолжил  он.  -  С
народной мудрости, черт бы ее побрал. Она, дьявол ее  раздери,  всегда
права! А я - страдай...
   - Так уж и всегда, - примирительно заметил Майк. -  Я  уверен,  что
есть исключения и здесь. Какая-нибудь точечная неоднородность...
   - Не издевайтесь надо мной! - вспылил Колбайв. - Иначе  я  натравлю
на вас ведьм.
   - Так ведьмы все-таки существуют?
   - Да. Существуют. Две - мать и дочь. Я нашел-таки  то  дважды  два,
которое равно пяти - вот они и появились. Я этого вовсе и не  хотел  -
так, экспериментировал. Но раз я нашел дважды два,  то  могу  найти  и
шестидесятицентовый доллар - хоть это меня  немного  утешает...  А  от
этих ведьм никакого толку. Безмозглые и ленивые создания. Правда,  они
мне очень благодарны за свое существование и делают для меня все,  что
могут. Но могут они очень мало. Колдовство. Тьфу! Вот  я  -  настоящий
колдун. Народная мудрость на диво разнообразна. С ее помощью  я  делаю
все, что хочу. Ею только нужно уметь пользоваться. И она всегда права,
черт бы ее драл!
   - Но вы пока что не можете найти ваш доллар, - заметил Майк.
   - Найду, - Джордж стукнул кулаком по столу. - Иначе грош мне  цена.
А мне цена не грош. Я стою десять миллиардов! - и грустно  добавил:  -
Однодолларовыми купюрами...
   - И как же вы его ищете?
   - Вы же видели, - буркнул математический гений. - Подхожу к бармену
и прошу его разменять доллар. Если это тот самый, мне  дадут  за  него
шестьдесят  центов.  Но  пока  что  все  дают  сто...  Хороший  бармен
разменивает до двадцати долларов, а потом... - он помолчал и  неохотно
продолжил: - Ну, или вызывает полицию, или... - он неопределенно повел
рукой в воздухе.
   - Дает вам пинка? - из  своего  богатейшего  арсенала  Майк  извлек
самый светский тон.
   - Ну, до этого не доходит. Я им не чудак-профессор  из  бульварного
романа. За мной стоит вся  народная  мудрость.  Я  всегда  успеваю  ее
включить, так что он сам становится не рад...
   - Что вы имеете в виду? Я как-то не вполне понял...
   - Мои лекции стоят триста долларов в час, -  огрызнулся  Джордж.  У
него катастрофически падало настроение. - К концу вечера вы останетесь
без штанов, молодой человек.
   -  Ничего  страшного,  я  продам  вас  Нику  Хорну  из  "Плэйгерл",
заработаю миллион и смогу купить себе новые, - хладнокровно  парировал
Майк.
   Джордж, наконец, улыбнулся.
   - А вы мне нравитесь, -  заявил  он.  -  Хоть  вы  и  дуб  дубом  в
математике, но юмор у вас есть. А мне его очень сейчас не хватает... -
Он устроился поудобнее, вздохнул и заговорил действительно как лектор:
- Народная мудрость - это не просто остроумные афоризмы. Это громадная
сила, преобразующая мир.  Этого  никто  не  понимает.  Фольклористы  и
филологи считают, что  мир  их  профессиональной  деятельности  -  мир
афоризмов, мудрых мыслей и парадоксов - не оказывает никакого  влияния
на реальный мир. А это в корне неверно. Народная мудрость...
   - ...всегда права...
   - Да! Всегда! "Кто рано ложится и рано встает - богатство, здоровье
и ум наживет"! Я - нажил. "Скажи человеку "свинья" - и он  захрюкает"!
Бармены хрюкают по всему Тихоокеанскому побережью! "Поднявший  меч  от
меча и погибнет"! Бармен хочет дать пинка мне, а его ботинок впивается
в его собственный зад! Вся народная мудрость -  чистая  правда.  Нужно
только уметь ею пользоваться. Я - умею. Я загнал верблюда  в  игольное
ушко! Я счел алмазы в каменных пещерах!
   - Позвольте! И  вы  никогда  не  занимались  бизнесом?  Никогда  не
тренировались? И ничему не  учились?  Вы  просто-напросто  стали  рано
ложиться - и вам на голову свалился миллиард?
   - Именно так.
   - Но я знаю десятки людей, которые тоже ранние  пташки,  но  бедны,
как церковные крысы.
   - Они не умеют управлять народной мудростью так, как  умею  это  я.
Она проходит сквозь них, не задерживаясь. Управлять ею просто, но  все
же это надо уметь.
   - Научите.
   - Не буди лиха, пока оно тихо. Это вовсе не так приятно, как  можно
подумать. Народная мудрость всесильна,  но  жестока  и  несправедлива.
Сколько раз я с ней влипал...
   - А как вы научились ею управлять?
   - Я нашел Истину.
   - Час от часу не легче. Где? То есть - как? Когда?
   - Вы ведь, кажется, журналист? Культурный человек. Так где  же,  по
вашему, может быть Истина?
   - Ну... Говорят, восточные религии... то есть, медитация...
   - Идиот! Вспомни латынь!
   - Что?..
   - "Ин вино веритас"! Истина - в вине!
   - И вы ее там нашли?!
   - Народная мудрость...
   - ...всегда права, даже если это мудрость римлян? Но  ведь  вино  с
начала времен пили миллиарды людей, почему же ни один из них не  нашел
Истину?
   - А они ее там ИСКАЛИ?
   - А вы, значит, искали?
   - Да! И нашел! И больше не пью вина. Хватит с меня  истин!  Честный
джин лучше - он не подведет. Худшее, что можно найти на дне стакана  с
джином, это пробка от бутылки.
   - Неужели Истина - это так страшно?
   - Любое оружие - это  страшно,  если  его  применяют  неумелые  или
бездарные руки. Пока я не  научился  пользоваться  мудростью,  я  чего
только не натворил. Пинки в зад для барменов - это ерунда, а  если  бы
ко мне и впрямь кто пришел с мечом?
   - Такого не жалко.
   - А если бы он просто принес мне его в подарок? Слава  Богу,  я  не
коллекционирую древнего оружия. Но сколько хороших дантистов  остались
из-за меня без зубов? Знаете - око за око... Да все это ерунда.  Пусть
бы все население Л.А. [Лос-Анджелес (амер. сленг)] осталось без  зубов
- я бы не заплакал. Пусть  бы  без  зубов  остался  весь  Американский
континент, лишь бы я не сделал того, что я сделал...
   - А что вы сделали?
   Джордж наклонился над столиком.
   - Я был веселым дураком, - просипел он.  -  Веселым,  остроумным  и
глупым. Знаете, игра ума, научная богема... Я острил направо и налево,
высмеивал всех и вся...  Меня  любили  остроумные  молодые  бандиты  -
математики... Я старался не ударить в грязь лицом.  И  вот  однажды...
Однажды я РАДИ КРАСНОГО СЛОВЦА...
   Наступила драматическая пауза.
   - И что же случилось с вашим отцом?
   - Я сам толком не знаю, что с ним произошло, но  ясно,  что  ничего
хорошего.  Похоже,  что  с  ним  случилось  самое  худшее,  что  может
произойти с человеком. Наверное, он попал в ад... Или еще что-нибудь в
этом духе... И все это из-за меня. Вряд ли мы можем  представить  себе
все это, пока сами не попадем туда.
   - Сплюньте через левое плечо.
   - Сами плюйте. Я-то как раз хочу туда попасть... Вот... И теперь  я
все силы своего  ума,  всю  силу  подвластной  мне  народной  мудрости
направляю на то, чтобы исправить все, что натворил - и...
   - И?
   - И не могу найти шестидаймового доллара.
   - Да он-то вам зачем?
   - Как зачем?! Это отправная точка моей теории! Я могу исправить все
лишь с помощью машины времени - вернуться в  прошлое  и  не  допустить
собственных ошибок. И я ее изобрел.
   - И теперь вам не хватает вечного двигателя?
   - Молодой человек!
   - Майк.
   - Вы плохо кончите, Майк. Нельзя выводить из себя старших. Особенно
меня.
   - Я и не думал смеяться. Просто я уже  готов  поверить  всему,  что
услышал от вас. Раз уж вы изобрели машину времени, почему  бы  вам  не
изобрести вечный двигатель?
   - Потому что у меня нет времени на пустяки! Да,  я  изобрел  машину
времени, но я не могу ею воспользоваться.
   - Почему?
   - Вспомните, что народная мудрость говорит о времени.
   - О времени?.. М-м... Время... Делу - время, потехе  -  час.  Время
дорого. Время - предатель...
   - Почему - предатель?
   - Не знаю. Я когда-то читал такой рассказ ["Время  -  предатель"  -
рассказ Альфреда Бестера, опубликован на русском языке].
   - Чушь. Что такое время?
   - Время?..
   - Сразу видно, что вы не бизнесмен. Время - это...
   - ?..
   - Деньги!
   - Деньги?!
   - Ну да! Время - деньги! Это одно и то же. Надо  только  переводить
время в деньги и наоборот. И тогда мы сможем  свободно  путешествовать
по времени вперед и назад, ведь доллары мы можем отсчитывать  в  любой
последовательности - справа налево или слева  направо,  от  одного  до
миллиона и от миллиона до одного... Время анизотропно,  но  доллары-то
изотропны! А поскольку время - это деньги, парадокс снимается!
   - Но зачем вам доллар именно из шестидесяти центов?
   - Чтобы перевести деньги во время требуется первое, основное усилие
- самое трудное. Не должно быть никаких помех! А разность шкал мешает,
да еще как!..
   - То есть?..
   - В минуте шестьдесят секунд. В долларе  сто  центов.  Если  доллар
равен минуте,  то  в  одной  секунде  получается  периодическая  дробь
центов. Если цент равен секунде, тогда доллар не равен минуте - и  все
срывается! И так, и так мы имеем расходящийся ряд. Если бы  в  долларе
было шестьдесят центов, доллар входил бы в минуту, как патрон в  ствол
кольта.
   - Так вот зачем вам этот доллар!
   - Да. И я найду его, чего бы это мне ни стоило.
   - А теперь послушайте меня. Ничего вы не найдете. Это говорю вам я,
Майк Лейман, детектив и журналист. Вы, бесспорно, гений в  математике,
но вы не гений сыска. У сыщиков, страховых  агентов,  коммивояжеров  и
попрошаек  существуют  другие,   нематематические,   но   куда   более
эффективные  методы.  Настоящий  детектив  на  поиск  такого   доллара
затратил  бы  не  больше  года.  Вы   потратили   десять   лет   -   и
безрезультатно. Журналист любого бармена раскрутил на  все  доллары  в
кассе и сейфе - вас гнали после десятой монеты. Сыск не  ваша  стихия.
Но есть человек, который мог бы вам помочь. Этот человек - я.
   - Майк! За этот доллар я отдам девять миллиардов!
   - Нет. Я хочу получить взамен способ управлять народной мудростью.
   - Вы не знаете, о чем просите. Вы будете жалеть об этом всю жизнь.
   - Это уж мое дело. Нужен вам этот доллар или нет?
   - Ну что ж... По рукам.



   Устами Г.К. Честертона (1874-1936) народная мудрость гласит:
   Где можно спрятать лист? - В лесу.
   Где можно спрятать доллар?..



   В Национальный Банк вошел молодой джентльмен. На  нем  был  строгий
серый костюм, строгие темные очки и строгая ледяная улыбка.
   -  Ревизия,  -  бросил  он  секретарше   на   этаже   "Только   для
сотрудников".
   - К шефу, - еле прошелестел он клерку, поднявшему  на  него  взгляд
усталых глаз.
   - Пароль: "Абракадабра", - процедил он детективу,  насторожившемуся
при его появлении.
   - Смирно! Почему небриты?! - рявкнул он двум вооруженным  до  зубов
охранникам.
   - Вы  недостаточно  компетентны,  -  отчеканил  он  трем  ближайшим
Помощникам Шефа, чем вверг их в ступор.
   И оказался  в  святая  святых  Национального  Банка  -  в  кабинете
Главного Шефа.
   - Представитель  Федеральной  Инспекции  По  Борьбе  С  Долларовыми
Вирусами, - представился Майк Шефу. - Открыт новый  долларовый  вирус,
который распространяется  исключительно  среди  однодолларовых  монет.
Зараженные монеты катастрофически теряют в стоимости  и  размениваются
на  шестьдесят  центов  вместо  ста.  Распространение  вируса  идет  в
геометрической  прогрессии.  В  течение   трех   месяцев   все   может
обесцениться  на  сорок  процентов!  Единственное  спасение  -   найти
инфицированный доллар, пока он не перезаразил  все  доллары  в  сейфах
вашего  банка.  Изолировав  этот   доллар   от   других,   мы   сможем
приостановить эпидемию и разработать вакцину. Людям вирус  не  опасен.
Подключите все силы. Дорога каждая секунда. Время - деньги.
   - Да, - побледнев, прошептал Шеф. - Все мои люди к вашим услугам...



   ...Три недели спустя Майк брел по улице, меланхолично снимая с  шеи
узкий серый галстук. "В этом лесу листа не  прятали,  -  думал  он.  -
Попробуем иначе..."
   В комнату для курящих Нумизматического Клуба  проскользнул  старик.
Кожа его была нездорового желтого цвета,  усы  обвисли,  одежда  пахла
тленом. Глаза, горевшие молодым блеском, были полуприкрыты.
   -  Для  вас  сегодня  ничего,  -  прошамкал  он   двум   прожженным
коллекционерам, насторожившихся было при его появлении.
   - Нужен золотой фартинг, - сообщил  он  молодому  франту,  который,
видимо, попал сюда впервые и потому слишком пристально разглядывал все
вокруг.
   - Два пива для Фредди, - негромко кинул  он  официанту,  кивнув  на
огромного детектива, который благодарно ему улыбнулся.
   И оказался за одним столиком с Главным Нумизматом Мира.
   - Сенсация века! - прошептал он. - Выпущен шестидаймовый доллар.  В
одном экземпляре. Аверс, реверс и гурт  неотличимы  от  обыкновенного,
определить можно только при размене. Представляете, сколько  он  будет
стоить через  пару  десятков  лет?!  О  нем  не  знает  никто.  Берусь
выцарапать его, если буду знать, кто его зацапал.
   - О'кей! -  бодро  воскликнул  Главный  Нумизмат.  -  Всех  на  уши
поставлю, но узнаю, где этот доллар!
   - ...Так я и думал, - бормотал Майк  через  два  месяца,  отклеивая
фальшивые усы. - Значит, все-таки  Сицилиец.  Теперь  вся  надежда  на
него...



   Из шикарного автомобиля,  остановившегося  у  штаб-квартиры  самого
Крестного Отца-И-Сына, выскочил молодой парень в ковбойке, с серьгой в
ухе и четырьмя браслетами на руках.
   - Эй, Джонни! - крикнул он детине с  автоматом,  преградившему  ему
путь. - Меня ждет Капо.
   - Я не Джонни, - процедил детина.
   - Брось, Джонни. Никому не интересно, как тебя зовут на самом деле.
   - Мне интересно, - не сдавался охранник.
   - На здоровье, Джонни, - пожал плечами Майк. - Слушай, будь хорошим
мальчиком. Меня ждут...
   - Кто там, Джонни? - на пороге появился сам Мистер Мафия. - А,  это
ты, Майк...
   В этом доме не было нужды хитрить.
   - Старина, - сказал Майк бывшему сослуживцу по сыскному  агентству,
а ныне главе куда более мощной организации, -  только  ты  можешь  мне
помочь. Есть один хитрый бак, который наверняка осел в твоей семье...



   ...Мистер Мафия хмурился.
   - Нет, - сказал он с сожалением, - такого бака  у  меня  в  кармане
нет. И я даже не знаю, где он может быть. А жаль... - пробормотал  он.
- Это был бы грандиозный рэкет. Доллар за шесть даймов! В этом заложен
не один миллион... Уж я бы нашел способ... - он задумался.
   - Послушай,  дружище,  -  не  успокаивался  Майк.  -  Может,  здесь
поработали твои конкуренты? Скажем,  китайская  мафия?  Или  ребята  с
Брайтон-Бич?
   - Что?! - вспылил Сицилиец. - Ты думаешь, что  они  хоть  в  чем-то
лучше работают, чем мои парни? Да я их  вот  здесь  держу,  понял?  От
кого, Майк, а от тебя я такого не ожидал...



   ...Майк брел по тротуару. Расследование зашло в тупик.  Ну  кто  бы
мог подумать, что Главный Жулик страны прошляпил такой  талисман,  как
шестидесятицентовый доллар! "Плохо работает, - думал  Майк.  -  А  еще
Главный Жулик..." И вдруг его осенило. Он свистнул - и желтое такси  с
визгом затормозило у тротуара.
   - Белый Дом, - сказал он шоферу.



   - Майк, ты гений! - вопил Джордж, сжимая в кулаке  свой  уникальный
доллар и хлопая другой рукой Майка по плечу. - Но ради всего  святого,
как ты его достал?
   - Нет ничего проще, - голосом Холмса ответил довольный Майк. - Надо
было лишь вспомнить, кто у нас Самый Главный Жулик...



   И  был  вечер,  и  было  утро,  и  были  горы  долларов,   медленно
расщепляющиеся  под  треск  расходящихся  минут,  и  центы  приглашали
секунды на вальс, и вихрь, возникший от перепада временного  давления,
гасился грудой серебра, и шел распад времени, и шел  распад  денег,  и
Майк провожал Джорджа в прошлое - в путешествие, из  которого  до  сих
пор никто не возвращался. Никогда.
   Но есть ли "никогда" в расщепленном времени?
   Майк ждал Джорджа назад, а время шло, хотя и укрощенное  серебряной
лавиной, но все такое же неумолимое, и  по  радио  начался  спектакль,
автором которого был человек, устами  которого  тоже  иногда  говорила
народная мудрость. И Майк  похолодел,  услышав  название  спектакля  и
поняв, что никогда не дождется Джорджа Колбайва, и  никогда  не  будет
правил для времени, потому что время тоже играет  с  нами,  и  убивает
нас, и не верит нам, и не подчиняется нашим законам и нашей  мудрости.
Потому что...
   - Время  -  предатель!  -  произнес  голос  радиодиктора.  А  голос
радиодикторши подтвердил:
   - Время - предатель!
   Их устами говорила народная мудрость.
   Мудрость Альфреда Бестера, с вашего позволения.





   Внешне  это  был  человек,  как   человек,   ничем   особенным   не
отличавшийся от остальных. Он также, как и все, по  утрам  выходил  из
квартиры и шел на работу пешком. Работал он не то чтобы хорошо,  но  и
плохого о его работе тоже сказать было  ничего  нельзя.  Он  ничем  не
выделялся из общей массы, и имя  у  него  было  вполне  обычное:  Иван
Васильевич. Работал он в НИИ-10, которое занималось учетом сбыта не то
матрацев, не то валенок. Говоря устарелым канцелярским языком, это был
простой писарь. Простой, да не совсем. Он был - НЕ ЧЕЛОВЕК.

   Жил Иван Васильевич, никем не  замеченный,  в  своей  однокомнатной
квартире на девятом этаже. Ему почему-то нравилось  смотреть  вниз  на
крошечных людей внизу, похожих больше  на  муравьев  или  каких-нибудь
других букашек, копошащихся в мирской суете.
   Жильцы иногда выходили во двор с лопатами и граблями и  принимались
окапывать деревья, сгребать прошлогоднюю листву, если это  происходило
весной, после чего двор  преображался.  Иван  Васильевич  не  понимал,
зачем люди тратят на такие пустяки свое личное  время.  Ведь  есть  же
дворник, он вполне может все это убрать. Он не знал и чувства радости.
Он никогда не смотрел телевизор - новостями политики  Иван  Васильевич
не  интересовался,  техника  была  ему  безразлична.  Его  вообще   не
интересовала земная техника как таковая.  Он  никогда  не  пользовался
калькулятором, потому что у него в голове была супер-ЭВМ.

   За стеной Ивана  Васильевича  постоянно  что-то  гремело,  стучало,
пищало и звенело. Управлял всеми этими звуками сосед Ивана Васильевича
Мишка Барабашкин.
   "Изобретатель" - говорили  про  Мишку,  не  скрывая  насмешки.  "Ну
ничего, кроме шума, не может сделать!!!" - возмущалась соседка  снизу,
Дуся. "Говорят, в соседнем доме кому-то радиолу починил, не знаю,  как
уж он там починил, а у меня от него только голова болит, вот надоест и
пойду в милицию пожалуюсь", - продолжала  развивать  свои  не  слишком
причесанные мысли Дуся.
   На работе его тоже не уважали, он никогда не поддерживал  компании,
на пиво и то никогда не скидывался, не  говоря  уже  о  более  крепких
напитках.
   Человек, по общему мнению, никчемный.

   Если его спрашивали, чем он так у  себя  гремит,  то  он,  даже  не
повышая тона, отвечал,  что  делает  ковер-самолет,  чтобы  проверить,
правду ли в сказках писали.
   В последнее время стук стал сходить на нет. Как-то раз, когда  Иван
Васильевич был погружен в себя, думая о том, что мы себе и представить
не можем, из-за стенки раздался сильнейший удар, потом  второй,  потом
тишина и еще один удар, намного сильнее первых двух. После этого ничто
больше не нарушало тишины. Вот последний удар и сбил Ивана Васильевича
с мысли.
   "Ну ладно, сделаешь ты свой вертолет!" -  проскрежетал  он  зубами.
Иван Васильевич сосредоточился... Повысил уровень биополя...
   В течение недели никаких стуков  слышно  не  было.  Иногда  к  нему
заходил  Мишка,  под  разговор  говорил,  что  вроде  бы  сделал  свою
штуковину, а она не стала работать. "И не заработает",  -  думал  Иван
Васильевич.
   Он провел еще несколько раз подобные сеансы.  Барабашкин  стал  еще
больше сутулиться, идя по улице, смотрел только себе под ноги.
   Как-то  раз,  зайдя  к  Ивану  Васильевичу,  сказал,  что  перебрал
несколько вариантов доделки, но ни один не мог произвести какие-нибудь
реальные изменения. Иван Васильевич знал, что ничего и не получится  у
этого человечка, такого маленького по сравнению с ним.
   Он опять начал напрягаться изо всей силы.  Стоящий  напротив  Мишка
сказал:  "Спасибо,  Иван  Васильевич,  за  гостеприимство,  я   пойду,
попробую еще что-нибудь". Повернулся и вышел.
   "Какая ювелирная работа!" -  подумал  Иван  Васильевич.  -  "Внешне
совсем не заметно, что его мозг парализован".
   ОН подошел к окну,  но  уровень  биополя  не  снижал.  Наблюдая  за
людьми, он услышал, что его неугомонный сосед открыл окно.
   "Ну вот, наконец-то", - подумал Иван Васильевич. Была зима, и  окно
Мишка мог открыть только для того, чтобы сделать тот шаг,  к  которому
его подталкивал Иван Васильевич.
   Иван Васильевич усилил поле, желая ускорить развязку...
   НО ЧТО _Э_Т_О_?!
   Мишка, радостный и довольный, проплыл мимо него.
   Иван Васильевич открыл окно и сделал шаг навстречу Мишке.








   Старик уныло уставился в стол и повторял одно  и  то  же.  "Человек
предполагает, а бог располагает". Меня это уже начало раздражать, и  я
глубокомысленно вздохнул,  потом  хмыкнул,  потом  помычал  и  наконец
выдавил из себя: "Ну так что же..."
   Конечно же, он не провел меня дальше кухни. Стол, наверное, никогда
не вытирался как следует, его украшали жирные пятна и остатки еды. Это
было ужасно!
   - Они погубили меня, они испортили мою жизнь...  Да,  эти  двадцать
лет, беспрерывные мучения, кошмары,  бессонница,  неизвестность,  будь
она проклята, печень, почки, желчный пузырь, нервы, стрессы, убытки...
Они меня  уничтожили,  они  превратили  меня  в  бог  знает  что,  да,
двадцать, нет, даже двадцать три года, впрочем, смотрите сами...
   Прервав монолог,  в  котором  не  было  ни  проблесков  разума,  ни
естественных эмоций, он встал, открыл какой-то гнусного вида шкафчик и
начал  там  рыться.  Пахнуло  затхлым,  нехорошим,  тряпками,  старыми
письмами, испорченными лекарствами.
   - Вот  это,  -  он  бросил  на  стол  мятый  конверт,  -  смотрите,
двенадцатое ноября на штемпеле, значит,  сегодня  ровно  двадцать  три
года, день в день, это мой крест.  -  Он  достал  из  конверта  листок
бумаги, дал его мне: - Читайте. Я, конечно, ходил на почту, и не  раз,
но они ничего не знали, все это появилось в  моем  почтовом  ящике,  а
когда я его снял, стали приносить соседи...
   Я не слушал его бормотания. Я читал. Именно то, что я искал!
   "Уважаемый  гуманоид  класса  519  Петров   Василий   Аристархович!
Согласно Вашему заказу ("Ва-ашему заказу, - взвыл старик  горестно,  -
форменное издевательство!")  доставляем  Вам  мебель  общегуманоидного
типа  изысканную   модели   КРУ   4042.   Комплект   включает:   манно
двухстворчатое (1), летангли  (2),  кранты  (3),  бранты  (3).  Сборка
синхронная, клеповидная. Мебель располагаем в пространстве Н-27. Чтобы
ее  получить,  достаточно  Вашего  желания.  Хорошего   настроения   и
бруздования! Трансгалактический кредит. Подпись (неразборчиво)".
   - Хорошего  настроения  и  этого!..  Звери!  Я  ее  пожелал.  Манну
двухстворчатую кто не пожелает. Я пожелал, и все эти кранты  появились
неизвестно откуда. Наверное, из самой преисподней. Да, они  появились,
а я, я же не обратил внимания... - он ткнул пальцем в слово  "кредит".
- Я думал, мне повезло, как везет раз в жизни и не  всем,  хотя  есть,
есть счастливчики... - он на минуту  замолчал,  переживая.  -  А  мне,
меня... Каждый  год,  каждый  год  из  двадцати  трех  я  получал  эту
проклятую бумажку с напоминанием об оплате, которую я не произвел.  Но
как, чем? Куда? И вообще - это свинство. Это  же  чушь!  -  он  потряс
конвертом. - Галактика М-26, цифры, цифры. Ксебус какой-то, бред!
   И старик уставился на меня.
   - А проценты... - прошептал он. - Двадцать три года - это же  какие
проценты!
   - Нет процентов, - сказал я. - Нет никаких процентов.
   - Вы это точно знаете? Что без процентов? Но так же не бывает.
   - Бывает, - сказал я. - А мебель-то осталась у вас?
   - Мебель, - он взмахнул руками. - Это же сплошное уродство, это  же
надругательство надо мной! Двухстворчатая! Манна!  Где  они,  створки?
Где  стекло,  полировка?  Где  это  все?  Обман,  надувательство.   Ни
поставить, ни повесить, ни сесть, ни лечь. Спасибо дяде  Боре,  помер,
бедняга, от запоя, продавал я ему эти кранты потихоньку,  ругался  он,
правда, сильно, но покупал. Но это между прочим, понимаете, я вижу, вы
порядочный человек. А потом мастерил из них что-то, из  крантов  этих,
шкатулки всякие, ящички, бог его знает. А бумажки эти все приходят,  а
куда я  пойду,  в  милицию?  В  горисполком?  Засмеют,  выгонят,  дело
пришьют...
   Мне  стало  тошно.  Этот  меркантильный  меланхолик  так  варварски
обошелся с прекрасной мебелью. Неужели напрасны все мои труды? Неужели
они  разбились  об  это  безграничное  тупоумие?  А  нравственное,   а
эстетическое потрясение?
   - Скажите, - дрожащим голосом произнес я, - и вы все... дяде Боре?
   - Нет, не все. Манна осталась.
   Я чуть не закричал от радости.
   - Она ведь, знаете, громадная такая,  растыка.  Полкомнаты  заняла.
Боже мой! Ведь я мог жильцов держать! Походил он  вокруг  нее,  сломал
молоток и плюнул, и так нехорошо выразился про нее и про меня...
   - Неужели?! - почти кричал я.
   - Про меня, что ли? Точно. Вам показать ее?
   - Конечно!
   - Здесь, здесь она, моя погибель.
   Старик засуетился, потер руки, во всем его существе появился  такой
интерес к моей особе, что я поразился. Надо же, и  про  кредит  забыл,
подумал я.
   Мы вошли в пресловутую комнату. Я замер. Да, это оно. Одна створка,
вторая, разумеется, осталась в пространстве  Н-27.  Поместиться  здесь
она никак не могла.
   Я подошел ближе. Великий КРУ, Мастер, это  его  работа!  Тончайшие,
влитые блимсы, изящные поперечные блямсы,  а  какая  прелесть  в  этих
свисающих узорчатых стасках. Глубина и тонкость, тщательная  обрисовка
деталей, удивительная, неповторимая соразмерность составных  частей  -
как жаль, что я не вижу сейчас второй створки, но  у  меня  еще  будет
время ею насладиться, - пусть твердолобые твердят о манерности,  какая
это манерность, любители грубого  натурализма,  который  вы  называете
проникновением в реальность, это - сама  красота,  а  красота  и  есть
высшая реальность. И какие насыщенные брузды - в них воплотилась  сама
Кухламония с ее изумительной изумрудной грязью и белой, нежно-дымчатой
кухлой. Да, я вижу,  я  вижу  грозное  пророчество,  весть  о  гибели,
воплощенную Великим КРУ в своем манно! О  непонятый,  они  не  слышали
грозных слов,  которыми  кричали  твои  творения.  И  ты,  не  пожелав
покинуть родину, погиб вместе с соотечественниками и своей мастерской,
полной мебели. Прекрасная смерть! Но какие утраты!
   Кто, кто это  здесь  причитает?  "Не  дерево,  а  черт  знает  что,
полировка, стекло, стенка..." Жалкий профан, я убью тебя! Нет, нет,  я
не буду этого делать, я...
   Мне показалось, что я проснулся. Да, чудесный сон, однако мне пора.
Конечно, жаль брантов, уничтоженных грязными  руками  пропойцы,  но  у
меня есть манно. Потом, они наверняка были сделаны руками  учеников  -
Мастер не разменивался по мелочам.
   Уродливая   физиономия   с   трясущимися   слюнявыми    губами    и
отвратительным камнеподобным лбом и где -  на  фоне  шедевра!  Я  едва
удержался. И - разве не учит Вральский Мудрец - не мечите бисера перед
псевдоголовыми парахвостами.
   - Я покупаю у вас манно, - заявил я твердым голосом.
   - Манну эту в дверь не  протащить...  -  начал  старик,  но  я  уже
физически не мог слушать его.
   - Я оплачиваю ваш кредит и забираю манно с собой.
   - Кредит? Это значит...
   - Это значит, что никаких бумаг вы больше не увидите. Понятно?  Вам
не  придется  расплачиваться,  -  я  произнес  это  слово  как   можно
внушительнее, - за разбитую вами  с  помощью  дяди  Бори  мебель.  Это
сделаю я... Согласны?
   - Но...
   - Без но. Больше ничего я вам не дам. И так я плачу слишком  много.
За всю мебель, а у вас осталось только манно.  У  меня  все  с  собой.
Подпись здесь и подпись здесь.
   Он боялся поставить подпись. Пришлось его мысленно подтолкнуть.  Он
был недоволен, подонок. Скорчил отвратную мину - не продешевил ли?  Ну
ладно,  хватит  эмоций.  Спасибо   консерваторам   и   бюрократам   из
Трансгалактического кредита - они сами не знают, чем торгуют.  Спасибо
этому балбесу. Ничтожное подобие коллекционера, он всю жизнь  искал  и
копил только деньги. Квазигуманоид, эгоист,  жадина,  у  тебя  нет  ни
чувства  прекрасного,  ни  жажды  познания,  ни   даже   элементарного
любопытства. Я знаю, что нарушаю Закон, но ты слишком уникален в своей
омерзительности. Мой друг, биолог с Арктура-3, страстный  коллекционер
и гуманоид, высокий духом, будет в восторге, когда я  притащу  тебя  к
нему. В обмен на Интимное Сидение Эпохи Людовиков.







   - Учтите, работа предстоит грязная. Все мы знаем, что Регникса надо
убить, но от этого не намного легче. И если кто-то чувствует,  что  не
сможет - говорите сейчас. Лучше не пойти совсем, чем  подвести  нас  в
крепости. Даже если "нас" будет значить "меня".
   Капрал по очереди осмотрел всех четверых парней, стараясь сохранять
непроницаемое  лицо.  Не  отводит  ли  кто-нибудь  глаза?  Ведь   дело
предстояло не только грязное, но и опасное.
   - Шеф, хватит давить на совесть! - не выдержал рядовой Стоун. - Кто
ж вас, старого дурака, одного отпустит? Верно я говорю, народ?
   - Никак нет, сэр! -  хором  рявкнул  "народ"  -  рядовые  Андерсон,
Харрис и Тернер.
   - Значит, все согласны, - подытожил Стоун. - Шеф,  да  что  вы  все
нервничаете? Ясно же, что давно пора пристукнуть этого гада, и  ничего
в этом нет грязного. Грязным делом было бы оставить его жить и творить
пакости дальше. Ведь не лопухнись  тогда  десантники,  и  весь  экипаж
"Одинокой Звезды" был бы жив и весел. Если мы  не  прихватим  Регникса
сейчас, через месяц у него уже будет суперкрейсер!
   - А если, чего, конечно, не дай Бог, - добавил Тернер,  -  то  ведь
Гвардия нас не забудет. Они ведь понимают, что дело правильное.
   Оставшиеся двое подтвердили свое согласие молчаливыми кивками.
   -  Ну,  раз  все  согласны,  -  Джонлан   наконец   позволил   себе
расслабиться, - давайте обсудим детали. Вот план  дома.  Думаю,  стоит
рискнуть и высадиться прямо перед входом. Конечно,  могут  засечь,  но
зато не придется возиться с оградой.
   - А как же?.. - начал возражать до сих пор молчавший Андерсон.
   (Пока Андерсон возражает, а капрал объясняет ему, что он  неправ  -
небольшое пояснение.  Пятеро  совещающихся  -  это  примерно  половина
"Laser Squad". Так уж вышло, что когда сбежал Стернер  Регникс  и  все
встали на уши, только эти пятеро оказались на базе. Капрал  Джонлан  -
старший  и  опытнейший  из  руководства  "LS",  но  особенно  этим  не
козыряет, хотя и не из скромности - просто в этом  самом  руководстве,
кроме него, еще только один человек - тоже капрал, но помоложе, Хьюи.
   Из остальных четырех лидер, как ни странно, не нахальный  Стоун,  а
до сих пор сказавший только  одну  фразу  Харрис.  Тернер  -  служака,
надежный, но не особо инициативный;  а  Андерсон  -  самый  зеленый  в
группе. Конечно, он уже малость обстрелялся, но  заскоки  еще  бывают.
Ничего, обучится.
   Что же касается Регникса - этот персонаж целиком  отрицательный,  в
прошлом наемный убийца,  а  ныне  -  шеф  межпланетных  террористов  с
замашками  диктатора  и  немалым  тактическим  талантом.  Недавно   он
все-таки попался, но сумел сбежать. "LS" досталась приятная задачка  -
взять Регникса в его доме-крепости, набитом боевыми роботами. Так  что
совестью капрал мучается только для проформы,  ну  и,  конечно,  чтобы
рядовые поутешали.)
   - Теперь насчет  амуниции,  -  продолжал  тем  временем  капрал.  -
Бронежилеты  предлагаю  взять  средней  защиты  -  по-хорошему-то,  от
бластера никакой бронежилет не защитит, но, может, хоть ослабит.
   - Правильно, - подтвердил Харрис. - Знаю я этих роботов -  крепкие,
но неповоротливые. От них увертываться надо, а в  тяжелой  броне  поди
покувыркайся. С этим-то ясно. Другое важнее - какие пушки берем?
   - Гранаты вроде без надобности, - тут же отозвался Стоун. -  Ракеты
тем более - их и без роботов еле таскаешь. А вот лазеры? Харри,  твоих
знакомых роботов лазер брал?
   - Отнюдь, - ответил Харрис. - L-50 им - как тебе комары. А  тяжелый
лазер с собой туда не возьмешь.
   - Похоже, остается одно, - подытожил капрал.
   - Марачеки или М-4000? - опять вылез Андерсон.
   - Лучше марачеки, - ответил Джонлан. - Стреляют они посильней,  чем
"четыре штуки", а весят почти столько же.
   - Так ведь дорогие они, - забеспокоился осторожный Тернер.
   - Пустяки. По такому случаю нам  бригада  все  даст,  -  отмахнулся
капрал.
   (Еще одно пояснение. "Марачеками" солдаты  по  неизвестной  причине
прозвали крупнокалиберные  винтовки  Марсека.  Винтовки  действительно
отличные и дорогие - почти вдвое дороже стандартной М-4000  -  она  же
"четыре штуки". Поэтому в обычные миссии их берут мало - две-три.)
   - Ну вроде все решили. Тогда берем броню, марачеки  -  и  бегом  на
"Джихад". Тактику обсудим по дороге.
   И уже через полчаса небольшой десантный катер "Джихад",  отойдя  от
планеты-базы, включил джамп-двигатели и вышел в гиперпространство. Для
стороннего наблюдателя, если  бы,  конечно,  тот  мог  обозреть  сразу
двадцать парсеков, катер просто исчез бы и тут же появился недалеко от
планеты, на которой ждал своих ребят и готовил встречу для десантников
Стернер Регникс. А для людей внутри корабля это выглядело примерно так
же, с той только разницей, что для них перелет продолжался около  пяти
часов.
   Эти пять часов десантники ухаживали за оружием, обсуждали  тактику,
запоминали  план  дома-крепости  и  просто  спали,  а  последний   час
разминались перед высадкой.
   Наконец (с точки зрения десантников) "Джихад" вынырнул около нужной
планеты. Все пятеро к этому  времени  уже  заняли  места  в  десантной
шлюпке. Звук сирены, традиционное "Доброй охоты!" от капитана  катера,
хлопок системы отстрела - и шлюпка понеслась к планете.
   Благодаря антирадарному покрытию удалось незаметно "припланетиться"
почти у самых дверей дома. Короткий рывок до дверей - и  Тернер  начал
возиться с замком. Остальные прикрывали  его  с  марачеками  наготове.
Двадцать томительных секунд  -  и  дверь  открыта.  Но  десантники  не
спешили входить: роботы наверняка уже оповещены системой сигнализации,
что в дом пытается проникнуть чужак, и на этом можно неплохо сыграть.
   Действительно, менее чем через полминуты в поле видимости  появился
боевой робот. Трое из пяти десантников видели такого  робота  впервые;
но и на двух остальных он произвел впечатление. Боевой робот -  машина
высотой более двух метров, вся в броне, и все же двигается он быстро и
почти бесшумно. Мозг робота размещен в средней части туловища;  вместо
головы у него боевая башня с чрезвычайно мощным бластером.
   Сканеры робота - его глаза - размещены вокруг всего корпуса. Но и у
этого стального монстра есть  ахиллесова  пята  -  скорость  обработки
информации. Робот не выпустит из поля  зрения  засеченный  объект;  но
пока  он  следит  за  этим  объектом,  данные  от  остальных  сканеров
обрабатываются медленнее. Говорят, что у боевых роботов есть глаза  на
затылке,  но  близорукие.  Умело   используя   эту   слабость,   можно
подобраться к роботу; но это очень опасно.
   Впрочем, первого робота десантники  уничтожили  намного  проще.  Не
успел он развернуть свою башню, как два  марачека  ударили  очередями.
Первый выстрел красным цветком бессильно расцвел на броне  робота;  но
второй попал прямо в глаз сканера,  и  тот  лопнул,  рассыпая  зеленые
искры. Еще два выстрела - из недр  робота  пошел  дымок,  он  неуклюже
повернулся на своем  антигравитационном  шасси,  пытаясь  уйти  из-под
обстрела, но тут в него попала  еще  пуля,  и  робот  с  оглушительным
треском взорвался, рассыпая вокруг фейерверки искр и раскаленные куски
металла.
   - Один готов, - выдохнул Джонлан. - Теперь идем внутрь; больше этот
фокус не пройдет. Все роботы о нас уже знают.
   Невинные слова "идем внутрь"  означали  на  самом  деле,  что  пора
приступать ко второй фазе операции - той самой опасной  игре,  которая
упоминалась выше. Дело  в  том,  что  в  "прихожую"  -  огромный  холл
напротив входа - открывался узкий и длинный коридор,  и  уж,  конечно,
Регникс сообразил  поместить  в  этот  коридор  робота  на  постоянное
дежурство. Ведь оттуда робот, оставаясь в относительной  безопасности,
может обстреливать весь холл. Десантникам ничего не оставалось,  кроме
как попробовать отвлечь робота (если он там есть) живой приманкой.
   Роль живца еще на борту "Джихада" согласился играть Стоун. И теперь
он старательно осматривал и дозаряжал свою винтовку, а  все  остальные
смотрели на него и хранили неловкое молчание. И, разумеется,  Андерсон
не мог не воспользоваться паузой и не вылезти опять.
   - А, может, лучше я пойду?  -  неуверенно  предложил  он.  -  Я  на
тренажерах такие штуки неплохо делал...
   - На  тренажерах!..  -  вскинулся  Стоун,  но  Харрис  вовремя  его
перебил.
   - Лучше не ходи, - посоветовал он. - Раз уж все равно этот олух сам
вызвался, зачем нам рисковать ценным бойцом?
   Джонлан и Тернер захохотали, Андерсон  смутился,  а  Стоун  ответил
кратко и энергично, но совершенно нецензурно. Отведя душу, он  щелкнул
затвором марачека, опустился на одно  колено,  подмигнул  остальным  и
сказал небрежно: "Ну что, покувыркаемся?"
   Как только Стоун кувырком  вкатился  в  холл,  из  коридора  мерзко
зашипел бластер - проклятый робот все-таки  там  был.  Первый  выстрел
бластера прошел мимо и только сжег безвкусный  марсианский  пейзаж  на
стене; но  от  второго  Стоун  увернуться  не  успел.  Бедняга  мешком
повалился на пол. Перестав двигаться, он  сразу  потерял  интерес  для
робота, и тот собрался было переключиться на новую жертву;  но  жертва
его  опередила.  Джонлан,  высунувшись  в   коридор,   двумя   меткими
выстрелами  заклинил  роботу  башню  и  повредил  шасси;  тут  к  нему
присоединился Андерсон, и под перекрестным огнем двух марачеков  робот
взорвался.
   Тотчас же Харрис бросился к Стоуну, а остальные  их  прикрывали.  К
счастью, Стоун был жив, хотя и выведен из строя; заряд бластера  попал
ему в ногу,  прожег  броню  и  страшно  опалил  бедро.  На  базе  "LS"
сожженные ткани без труда можно было регенерировать; но  до  базы  еще
надо добраться. А пока Харрис быстро анестезировал рану и наложил слой
коллоида, чтобы Стоун мог хоть как-то передвигаться.
   Первое, что сказал Стоун, очнувшись, было:
   - Я придумал себе отличную последнюю фразу: "Если погибну, считайте
меня покойником." Звучит?
   - Звучит, - согласился Харрис. - Жаль, что твоя фраза зря пропала.
   - Еще не все потеряно, - возразил  Стоун.  -  Ты  что,  думаешь,  я
теперь на коляске ездить буду? А ты - охранять меня? Нет уж, я - опять
в тот коридор. Я там отличную нишу успел приметить. Засяду в ней, буду
вас прикрывать. Как идея, шеф?
   - Годится, - одобрил подошедший Джонлан. -  Только  не  геройствуй;
чуть что - радируй нам.
   Харрис помог Стоуну залезть в нишу, и десантники двинулись  дальше.
Вернее, попытались двинуться; сделав  два  шага  вперед,  Джонлан  еле
успел отпрыгнуть, и бластер опять опалил многострадальную стену.  Пока
лечили Стоуна (а все лечение, вместе с  обсуждением  последней  фразы,
заняло  не  больше  минуты),  два  робота  успели  занять  позиции   в
компьютерной комнате  и  теперь  обстреливали  холл.  Казалось,  опять
кому-то придется изображать наживку; как вдруг Харрис сказал:
   - У меня появилась неплохая идея. Отойдите-ка все подальше от  этой
комнаты и прикрывайте меня.
   К сожалению, идея Харриса была не первой.  Молодой  и  нетерпеливый
Андерсон тоже придумал, как одолеть этих роботов; и придумал не так уж
плохо. Плохо было то, что Андерсон решил осуществить  свой  план  сам.
(Вообще-то он не дурак, но сейчас, похоже, переволновался.)
   Мысль, так не вовремя осенившая Андерсона, была не особо сложной  -
он просто решил обойти комнату и напасть на роботов  с  тыла.  И  вот,
никому не говоря ни слова, Андерсон тихой мышкой  шмыгнул  в  коридор,
который усердно охранял раненый Стоун.
   - Стой, кто ползет? - окликнул его Стоун. - Куда направляешься?
   - Хочу их сзади долбануть, - правдиво (хотя и не до конца)  ответил
Андерсон. Еще  в  холле  он  предусмотрительно  отключил  свою  рацию,
предвидя, что Стоун его окликнет. Андерсон правильно рассудил, что  на
вопрос Стоуна остальные десантники внимания не обратят -  всем  сейчас
не до того. Главное, чтобы  не  услышали  его  ответа  -  а  то  сразу
остановят, пошлют кого поопытней, "а ты, мальчик, отойди, не мешайся".
(Еще раз напоминаю - Андерсон не дурак;  по  крайней  мере,  не  такой
идиот, как может  показаться.  Просто  он  волнуется  и  хочет  как-то
отличиться.)
   Оставив  Стоуна  и  дальше  пялиться  в  пустой  коридор,  Андерсон
осторожно шагнул за угол. Вроде никого вокруг. А вот и  дверь.  Теперь
приготовиться. Сейчас он прыгнет в эту дверь и быстро, пока роботы  не
среагировали, даст одну  длинную  очередь  по  обоим.  Лучше  стрелять
повыше, чтобы заклинить башни.  Или,  может  быть,  в  шасси?  Или  по
сканерам?
   Андерсон вдруг понял, что он бессознательно оттягивает  решительный
момент, и разозлился. Давай, трусливая тварь! Вот сейчас  он  прыгнет.
Вот сейчас...
   Страшный взрыв приподнял  стены  дома-крепости  и  не  очень  точно
поставил их на место. Из двери, в которую  так  и  не  успел  прыгнуть
Андерсон, стальным веером полетели какие-то обломки. Среди них были  и
легко узнаваемые куски роботов. Взрывная волна  повалила  Андерсона  и
перекатила его несколько раз; но это его  и  спасло  -  большая  часть
осколков прошла  верхом.  Андерсон  поднялся,  полуоглушенный,  потряс
головой, пытаясь разогнать туман и остановить качание стен. Наконец он
сориентировался - оказалось, волна развернула его  спиной  к  заветной
двери. Андерсон  повернулся...  и  уставился  прямо  в  дуло  винтовки
Стернера Регникса.
   Идея Харриса по сути тоже  была  несложной.  Он  успел  заметить  в
комнате с роботами огромное (почти в рост человека) устройство внешней
памяти  компьютерной  системы  дома.  Харрис,  как  спец   группы   по
компьютерам, понимал, что уничтожение этого  устройства  всей  системе
особо не повредит (да хоть бы и повредило, Регниксу до этого дела нет,
а роботы автономны). Его идея была намного грубее и проще. Харрис, как
и  остальные  четверо,  знал,  что  в  памяти   компьютера   наверняка
используется сверхпроводимость, а значит, должен быть жидкий гелий. Но
остальные,  скорее  всего,  и  предположить  не  могли,  как  выглядит
мгновенная разгерметизация такой системы.  Харрис  был  почти  уверен,
что, если ему удастся пробить систему охлаждения,  то  взрывом  снесет
обоих роботов и очистит комнату лучше, чем пылесосом.
   И вот Джонлан и Тернер, взяв дверь компьютерного зала на прицел,  с
недоумением  наблюдали  за  действиями  Харриса.   А   он,   осторожно
подобравшись к  краю  простреливаемого  пространства,  вдруг  бросился
вперед, стреляя в комнату от бедра  на  бегу.  Короткая  очередь  -  и
Харрис, бросив марачек, упал ничком,  прикрыв  голову  руками.  Роботы
успели только раз (и опять мимо) выстрелить в ответ, а потом в комнате
грянул взрыв - тот самый взрыв, который отбросил Андерсона. Оба робота
разлетелись в клочья, а Харрис отделался опаленной бластером броней на
спине и легкой контузией от взрыва.
   И только было эта проблема отпала и десантники хватились  Андерсона
(который как раз изучал ствол регниксового марачека), как откуда-то со
стороны столовой подоспел новый робот, а за  ним  маячил  еще  один  -
шестой и последний. Так  что  Джонлану,  Харрису  и  Тернеру  пришлось
снова,  прячась  за  дверями  и  обломками,  вступить  в  перестрелку,
предоставив Андерсону выкручиваться самому.
   Первое, что пришло Андерсону в голову, когда он осознал ситуацию, -
что голофото Регникса не передает важнейших особенностей оригинала. На
фото Регникс выглядел просто низеньким,  толстеньким  и  самодовольным
удачливым бизнесменом. Собственно, он и был низеньким,  толстеньким  и
удачливым (на вид - типичный сангвиник). Но ни фото, ни досье не могли
передать  ни  мягкого  взгляда  добрых  спокойных  глаз  Регникса,  ни
какой-то особенной неуклюжей  грации  движений  даже  в  броне  высшей
защиты. Больше всего Стернер Регникс походил  на  грубоватого  доброго
дядюшку из породы доморощенных философов;  требовалось  усилие,  чтобы
выйти из-под гипноза этого уютного образа, так же, как  раньше  образа
бизнесмена, и вспомнить, кем был этот человек на самом деле.
   А Регникс, рассматривая Андерсона своими  добрыми  глазами,  думал,
что, похоже, это как раз то, что ему нужно. У  Стернера  Регникса  уже
давно было глубокое убеждение: в любой сети найдется если не дырка, то
хотя бы слабое звено. Он раньше никогда не сталкивался с "Laser Squad"
и теперь был восхищен тем, с каким профессионализмом они расправлялись
с роботами. Но и у этих суперменов должны быть  слабости,  и,  похоже,
одна из них сейчас у него под прицелом.  Услышав  неуклюжие  одиночные
шаги в коридоре, он сразу понял, что ему повезло. Взрыв в компьютерном
зале здорово помог  Регниксу  ("Недоумки  электронные,  -  со  злостью
подумал он о роботах, - нашли, где засесть"), но  он  справился  бы  и
так. А теперь надо решить,  что  делать  дальше.  Не  попал  ли  он  в
положение охотника, которого не  отпускает  пойманный  медведь?  Лучше
всего сейчас, наверное, вырваться из дома и  пробежаться  ко  входу  в
подземный ангар. А этого парня взять заложником? Или рискнуть и с  его
помощью попробовать подобраться к остальным? Или подманить их?  Думай,
думай...
   Андерсона мучили примерно те же мысли. Что от него нужно  Регниксу?
Наверное, удобнее всего ему было бы  обезвредить  Андерсона  без  шума
(кстати, а как? Не прикажет же он ему снять броню, тем более что  дело
это не минутное). Или использует как прикрытие?
   Тут Регникс оборвал его раздумья, шепотом велев молчать  и  бросить
оружие. Андерсон послушно подчинился.  Тогда  Регникс  подошел  ближе,
отпихнул лежащий марачек ногой и  стволом  своего  повернул  Андерсону
голову так, чтобы видеть  переключатель  рации.  Убедился,  что  рация
отключена... и, по-доброму улыбнувшись, спросил: "Ну что, парень, хоть
это и невежливо, но лучше бы нам не встречаться, так?"
   Ответа, видимо, не требовалось, и Андерсен только  молча  вытаращил
на него глаза. Регникс продолжал:
   - О тебе я уж и не говорю...  -  (Андерсон  вдруг  понял,  что  его
неторопливая,  тягучая  речь  до  смешного  похожа  на  говор  фермера
откуда-нибудь из марсианской глубинки). - Но ведь и мне ты ни к  чему.
Я посмотрел на ваших ребят, и,  смекаю  я,  заложник  из  тебя  -  как
зубочистка из бластера.
   Регникс хихикнул и продолжал:
   - Убивать тебя жалко, да без шума и не  получится,  а  оглушить,  в
такой-то броне, - и подавно. Но ведь отпусти тебя - ты тут же к  своим
побежишь - смотрите, мол, ребята, кого  я  поймал!  Ведь  так?  Молчи,
молчи, не отвечай. Не скажешь - не соврешь.
   Андерсон попытался всем своим видом  выразить,  что  никуда  он  не
побежит. Врастет в пол и корни пустит.
   - Придумал! - вдруг обрадовался Регникс. - Видишь вон ту комнатку?
   Андерсон, конечно,  видел.  Маленькая  комнатка,  двери  распахнуты
настежь, внутри знакомые тумбы запоминающих устройств.
   - Вот туда ты и пойдешь. Ляжешь там на пол лицом к стене,  чтоб  не
видеть, куда я пойду, и будешь  лежать,  пока  свои  не  найдут.  А  я
попробую смыться по-тихому. По-моему, все честно. Как тебе?
   - Как будто у меня есть  выбор,  -  буркнул  Андерсон.  -  Конечно,
пойду.
   - Ну вот и отлично, - засуетился Регникс. - Ты не обижайся, мне это
дело тоже ведь не по вкусу. Иди, а я пока, уж извини, подожду, пока ты
там не ляжешь.  Уж  очень  вы,  ребята,  меня  напугали,  -  он  опять
хихикнул.
   Пока шел этот диалог (в сущности,  монолог),  Андерсон  лихорадочно
соображал. Как только Регникс так по-дурацки  подловил  его,  Андерсон
изо всех сил изображал глупого, перепуганного и угрюмого салагу (каким
он если и был, то не  до  такой  же  степени).  Кажется,  Регникс  ему
поверил. Кстати, а зачем  самому  Регниксу  прикидываться  простачком?
Слишком уж явно он это делает...
   А интересно, понимает ли Регникс, что окажись  на  месте  Андерсона
Харрис или Джонлан, и бедный террорист был бы уже очищен, нашинкован и
подан к столу? Ведь он не более как талантливый любитель.  Правда,  ни
Харрис, ни Джонлан никогда не оказались бы на его месте. И все-таки...
   И главное - что же от него нужно Регниксу на самом  деле?  В  туфту
насчет "отвернись и не подглядывай" Андерсон не поверил ни на секунду.
Впрочем, похоже, Регникс на это и рассчитывал. Но верх глупости -  это
что ему велено лечь лицом к стене. Ведь так Андерсон без труда  сможет
незаметно включить рацию. Неужели Регникс об этом не подумал?  Кстати,
а нет ли подвоха в самой комнате? Особо хитрая ловушка туда просто  не
влезет  -  все  место  занимают  громоздкие  банки  данных.  Андерсону
вспомнилась давняя, ненужная и оттого полузабытая  лекция  о  подобных
устройствах.
   И вдруг в голове у него словно сверкнула  молния  и  осветила  весь
пейзаж. Все мгновенно встало на свои места. Андерсон наконец-то  знал,
что от него нужно Регниксу.
   А еще он точно знал, что ему теперь следует делать. И  очень  этого
боялся.
   Регникс, еле сдерживая смех, наблюдал, как салага топорщит перышки.
Неужели поверил? Стернер Регникс имел все основания  гордиться  собой.
Для импровизации его выдумка была просто гениальна. Скорее всего,  как
только этот олух ляжет  у  стенки,  он  "незаметно"  включит  рацию  и
позовет своих. Впрочем, если и не включит, не беда. Регникс собирался,
встав в конце коридора, одним выстрелом  взорвать  банки  данных,  как
только этот парень ляжет там. На отчаянный призыв и на  грохот  взрыва
(или  только  на  грохот  -  невелика  разница)  мигом  сбегутся   все
оставшиеся десантники, еще способные бегать. А  пока  они  разберутся,
что случилось, да  поплачут  над  своим  безвременно  усопшим  другом,
добежать до выхода будет задачкой для первоклашек.
   Наконец-то парень согласился залечь. Не переживай, бока отлежать не
успеешь!
   Но тут Андерсон обернулся и, стараясь изображать  самое  честное  и
простодушное лицо, какое только бывает,  сказал:  "А  ведь  если  наши
найдут меня вот так валяющимся там у стенки, они же  подумают,  что  я
струсил. Разве нет?"
   От такой глупости Регникс даже  растерялся.  Но  не  успел  он  еще
придумать  достойный  ответ,  как  Андерсон,  только  что   казавшийся
расслабленным и полностью озадаченным тем, что о нем  подумают,  вдруг
распрямился как пружина и прыгнул на Регникса, громко  и  неразборчиво
закричав.
   Конечно, ему не удалось захватить  врасплох  опытного  бойца.  Пока
Андерсон был еще в прыжке, марачек Регникса успел  сказать  два  очень
веских слова. Броня Андерсона немного смягчила удары, и все  же  когда
он достиг цели, его измученное сознание почти полностью спряталось под
черной пеленой.
   Но в "Laser Squad"  обучали  крепко.  Жалких  остатков  сознания  и
вколоченных в  тренировочных  залах  рефлексов  оказалось  достаточно,
чтобы выбить у Регникса винтовку и отшвырнуть ее подальше, прежде  чем
беспомощно повалиться к его  ногам.  И,  из  последних  сил  борясь  с
наступающей чернотой, Андерсон успел подумать: "Вот  обидно:  попался,
поступив как дурак, а теперь умираю, поступив умно."
   Потом все исчезло...
   Проклиная хитрого салагу, Регникс кинулся за своей винтовкой. Но не
успел.  Стрельба  в  холле  прекратилась,  и  в  дверях  развороченной
недавним взрывом компьютерной комнаты с направленным на него марачеком
возник капрал Джонлан.
   На секунду оба замерли. Подбежали Харрис  и  Тернер,  бросили  один
взгляд на Регникса и оба кинулись  к  неподвижно  лежащему  Андерсону,
уверенные: уж от шефа никто не уйдет.
   Первым заговорил Регникс:  "Давно  не  виделись.  Ты  уже  капрал?"
Джонлан промолчал.
   - Люди твои  неплохо  обучены,  -  сказал  Регникс,  не  дождавшись
ответа. - Представляешь - твой салага меня обхитрил! Ужасно стыдно.
   Он улыбнулся, увидев боль в глазах Джонлана. Харрис сказал: "Он еще
жив, шеф, но долго не протянет."
   - Регникс, - заговорил наконец Джонлан, - ты понимаешь, что  теперь
будет?
   - Парень умрет, - ответил Регникс, - вы поплачете, арестуете меня и
отвезете в тюрьму. Получу я пирожок за догадливость?
   - Не видать тебе пирожка, - спокойно проговорил  Джонлан,  понимая,
что Регникс специально злит его. -  Ты  глубоко  ошибаешься,  Стернер.
Дело в том, что по  законам  этой  планеты  мы  не  имеем  права  тебя
арестовать. Арест будет признан незаконным, и ты это знаешь. А  теперь
попробуй угадать еще раз: зачем мы пришли?
   - Во-о-от оно что, -  протянул  Регникс,  а  глаза  его  уже  давно
метались, отыскивая хоть какой-нибудь выход. - Ты храбрый парень,  раз
говоришь это мне всего с двумя  людьми  для  подмоги.  Было  бы  глупо
просить у тебя марачек с одним патроном? Я так и думал. Ну что ж,  раз
уж такой случай, давай вспомним все старые обиды.
   - Я их помню, - отозвался Джонлан, - да  и  ты  не  забыл.  Ребята,
берите Андерсона и быстро в шлюпку! Врубайте автохирурга,  может,  еще
спасем.
   - А вы, шеф... - заикнулся было Харрис.
   - Быстро! - рявкнул Джонлан. - С этим пижоном я сам справлюсь.  Для
страховки со мной остается Стоун.
   Харрис и Тернер молча подхватили Андерсона и  заспешили  к  выходу.
Оба знали: когда капрал отдает команду таким  тоном,  лучше  побыстрее
выполнять. В сущности,  они  и  не  сомневались  в  том,  что  Джонлан
справится, и были даже благодарны, что он берет на себя самую  грязную
работу. Но уж больно хитер этот тип...
   Оставшись наедине (или почти наедине -  Стоун  все  еще  дежурил  в
коридоре, на всякий  случай  прикрывая  выход)  с  Джонланом,  Регникс
усмехнулся:
   - А крепко тебя задело обвинение в  трусости.  Теперь  мы  один  на
один, как тогда, на Велидере.  Помнишь?  Предлагаю  еще  раз  -  давай
вспомним старые обиды и рассчитаемся сразу за все. Какой тебе  интерес
убивать меня вот так, безоружного? Ты же порядочный...
   - Не такой, как раньше, - перебил Джонлан.
   - Понимаю. Раньше ты  на  такое  дело  и  не  пошел  бы.  Но  давай
разберемся по-мужски, на равных - без  оружия,  только  руками.  Брось
свой марачек! Даже если я тебя осилю - а судя по  тому  твоему  парню,
это вряд ли, - все равно ведь далеко не уйду  -  там  твой  человек  с
винтовкой, а я буду не в том состоянии, чтобы вести перестрелку.  Чего
ты боишься? Да, на мне броня толще,  но  ведь  тем  я  неповоротливей.
Исполни мое последнее желание. Ты же любишь играть честно!
   - Вот этого ты так и не понял, Стернер,  -  спокойно,  даже  лениво
ответил Джонлан. - Для меня война - уже давно не игра. Кстати, раз  уж
вспоминать, как раз тогда, на Велидере,  ты  отучил  меня  воевать  по
правилам. Особенно по твоим правилам.
   Джонлан  еще  говорил,  а  Регникс,  поняв,  что  последняя  ставка
проиграна, уже метнулся вперед. Но капрал, провоцировавший  его  своей
неторопливой речью, все это время был наготове. Регниксу  повезло  еще
меньше, чем Андерсону, - тугая очередь встретила его  в  самом  начале
прыжка, остановила, и опаснейший хищник современности  рухнул  на  пол
кучей холодной протоплазмы.
   Джонлан  подошел  к   мертвецу,   удостоверился   в   необратимости
последнего изменения, после чего быстро,  но  методично  осмотрел  его
бронескафандр.  Его  внимательность  была   вознаграждена   -   капрал
обнаружил  небольшую  хорошо  закамуфлированную  кнопку,  при  нажатии
которой прямо в руку Регниксу должен был прыгнуть небольшой, но мощный
лазерный пистолет. Пробормотав "так я и думал", Джонлан  направился  к
выходу. Надо было еще помочь Стоуну добраться до шлюпки.
   Там, в шлюпке, автохирург уже запустил свои щупальца в  неподвижное
тело Андерсона. Харрис и Тернер сидели рядом, скрестив пальцы и затаив
дыхание, и попеременно молились и ругались про себя.
   А в крепости Джонлан и Стоун медленно брели к  выходу.  При  каждом
шаге лицо Стоуна  искажалось  болью,  он  еле  сдерживался,  чтобы  не
закричать,  -  действие  анестезии  уже  проходит.  Джонлан  осторожно
поддерживал его, хотя и сам с трудом держался на  ногах  -  напряжение
битвы схлынуло, и усталость брала свое.  Охота  закончилась.  Охотники
возвращаются домой.





                                 Мы в такие шагали дали,
                                 Что не очень-то и дойдешь...

                                                      "Машина Времени"

   Да, милок, космос - место не для слабаков, с ним шутить нельзя,  не
поймет он этого. Что? Ну да, провел  я  несколько  стандартных  лет  в
дальнем  пространстве.  Крутые  переделки?  Бывало  и   такое...   Да,
бывало...
   Отчего-ж не рассказать? Расскажу... Только, сам понимаешь,  рассказ
долгий, а горло сохнет... Что, уже заказал? Ну что  ж,  тогда  слушай,
парень.
   Было мне в ту пору лет, ну как тебе сейчас, академий я не кончал  и
служил на звездной базе около одной из планет Дальнего Внеземелья. Кем
служил? Ну... Швейцаром. И  уборщиком,  по  совместительству.  А  что,
работа  не  тяжелая,  но  скучная  очень.  Давно  бы   меня   заменили
каким-нибудь реле с фотоэлементом, но какой  же  шик  в  реле?  А  тут
швейцар! Солидно. А начальству солидность очень даже нужна.
   Сидел я как-то в своей каюте после работы и со  скуки  размышлял  о
женской природе. Вот женщина, ее хоть риленскими алмазами  осыпь,  так
она тебе скажет: "А почему мелкий такой?" Да, женщины... Ну да  ладно,
сижу я  себе  спокойненько,  как  вдруг  слышу:  "БАБАХ!!!"  И  треск,
страшный такой. Тут сирены жутко завыли, струхнул я малость,  ну  все,
думаю,  на  метеорит  напоролись...  Выскакиваю  из  своей  каюты,   а
неподалеку от нее человек лежит, подбегаю к нему, переворачиваю, а  он
мертвый, как вот этот стол. Я от страха чуть не спятил! Голова у  меня
кругом пошла,  и  сам  не  помню,  за  каким  чертом  меня  занесло  в
библиотеку.
   Только я малость очухался, только в себя начал приходить,  как  тут
распахивается люк и в библиотеку вваливается какой-то  мужик  в  белом
халате и хлоп! на пол. Ну, думаю, еще один... Подбегаю к  этому,  мать
честная, это ж доктор Дженсен! Одна из местных  шишек.  Тут  он  глаза
открывает и  хрипит:  "На  нас  напали..."  По  инструкции,  в  случае
попадания метеорита, я должен находиться на своем посту,  обеспечивать
беспрепятственный проход в шлюз.  А  что  я  должен  делать  в  случае
нападения непонятно кого, там не говорилось. Мой старикан-папашка  дал
мне однажды один ценный совет: "Если не знаешь, что надо делать, делай
ноги." Только я собрался  последовать  совету  родителя,  как  Дженсен
снова  начинает  хрипеть:  "Звездный  Генератор  в  опасности...   Его
захватили сарьены..."
   Ты что-нибудь слышал о сарьенах? Ничего? Так я и  думал,  сейчас  о
них уже никто и не помнит. После Битвы Двухсот  Миров  о  сарьенах  не
слыхать ничего... Сгинули куда-то... А раньше злее их, не было  народа
в Галактике. Если к примеру у сарьена спросить:  "Который  час?",  так
он, ей богу, вместо ответа снимет часы и этими часами тебя по башке  и
треснет! Злой народ, короче.
   Ну да ладно. Так вот, прохрипел Дженсен про  сарьенов,  помолчал  и
вдруг ясно так говорит: "ASTRAL BODY". Дернулся и помер.
   Подлетаю я к библиотечному компьютеру, смотрю на дисплей  и  читаю,
что нужно выбрать название картриджа, который собрался  читать.  Зачем
картридж? Так милок, если я задумал смываться,  то  надо  знать  куда.
Поразмыслил я и напечатал "ASTRAL BODY". И  точно,  сработало!  Хитрая
такая машина, сейчас уж таких и нет, поди, привозит мне мой  картридж.
Хватаю я его и бегом на капитанский мостик. Поглядел на главный  экран
и чуть не обомлел. Кто-то включил систему  самоуничтожения  корабля  и
скоро здесь все разнесет к едрене фене! Нет, прав был мой папашка, сто
тысяч раз прав! Несусь к шлюзу,  открываю  дверь  карточкой...  Откуда
карточка? Хоть грешно это... Ну, у мертвого забрал. А что, ему-то  она
больше ни к чему, а мне жизнь спасти может...  Так  вот,  вбегаю  я  в
шлюзовую, надеваю скафандр, смотрю,  а  там  и  автопереводчик  лежит.
"Пригодится", думаю. Беру его с собой, открываю воздушный  шлюз  и  по
платформе в спасательную капсулу. Пристегиваюсь и БАЦ! Я в космосе.
   Хорошего, конечно мало, зато не взорвусь. А вот с  голоду  помереть
очень даже можно. Врубаю  автонаведение,  должно  же  что-нибудь  быть
поблизости... И точно, навелась, родная! Звалась та планета,  дай  Бог
памяти, Керона, что-ли?  Ну,  неважно,  Керона,  так  Керона.  Только,
видишь ли, какая заковыка, я не астронавт, пилотировать не умею и  про
то, как я на эту Керону садился, рассказывать нужно в другом месте и в
другое время, причем подальше от пилотов, а то ведь засмеют...
   В общем, плюхнулся я на эту Керону капитально, как жив остался,  до
сих пор не пойму. Капсула,  естественно,  ни  на  что  уже  больше  не
годилась, поэтому решил я  ее  покинуть.  Отстегнулся  я,  пошарил  по
капсуле, может найдется что-нибудь... Нашлось! Ножик армейский нашелся
и воды с едой немного. И кусок стекла  за  компанию  забрал,  авось  в
хозяйстве пригодится.
   И пошел я, милок, по пустыне... Прямо к скалам... Только  я  к  ним
приблизился, слышу: БУМ! С неба сваливается робот-паук и прямо ко мне.
Тогда их много было, черт его знает, кто их производил,  но  охотились
они только за органикой. Я бегом от него, прямо  на  скалу,  вспомнил,
что по скалам эти твари лазить не  приучены.  Да  и  вообще  туповаты.
Залег я за одним здоровым таким каменюкой, и жду, когда  этот  паразит
внизу проползать будет. И  дождался  я  своего  часа,  поднатужился  и
сбросил каменюку вниз. Хлоп! И нету паука, только ноги из под камня  и
торчат. Полюбовался я на свою работу, да и побрел дальше.
   Вдруг вижу, интересная такая штука стоит, очень на подкову похожая.
Я, по дурости своей, туда и сунулся. И  очутился  на  каком-то  лифте,
который проваливается куда-то вниз. Ах, думаю, шутки со  мной  шутить?
Хватаю камень, какой под ногами валялся. Ну, думаю, встреться мне этот
шутник, уж я ему этим камушком так пошучу... Очень я разозлился...
   Однако никто не появился, а мне что ж  делать,  надо  дальше  идти,
прямо по подземелью по этому. А я тебе честно  признаюсь,  терпеть  не
могу подземелий. Вижу, решетка такая, здоровая, прямо  в  полу,  а  из
этой решетки щупальца, нет даже  не  щупальца,  а  прямо-таки  канаты,
торчат и шевелятся... Монстр там какой-то сидит и  жутко  так  гукает.
Плотоядно так. Пробрался я  осторожненько,  вдоль  стеночки  и  дальше
пошел.
   Смотрю, новый  подарочек  -  прямо  передо  мной  гейзер  гудит.  А
камушек-то у меня еще в руке. И придумал я для него лучшее применение,
запихнул я этот камень прямо в гейзер, он и заткнулся.  А  тут  позади
меня, тихонечко так, стенка отодвигается. Решил я посмотреть, что  там
есть, парень  я  тогда  был  неслабый,  с  шутником  бы  и  без  камня
разобрался, захожу, а там штука такая - сканирующий  лазерный  луч,  и
если его коснуться - враз сожжет! А обойти  его  никак  невозможно.  И
знаешь, что я сделал? Нипочем не догадаешься! Помнишь я с собой  кусок
стекла взял? Беру я это стекло и подношу  к  лучу.  Луч  отражается  и
вдрызг разносит собственную силовую установку! БАЦ! И  проход  открыт.
Неплохо?
   Побродил я по этой пещере, вода там еще ядовитая, с потолка капала,
и нашел какой-то темный проем. И тут меня мысль осенила:  лифт,  замки
хитроумные, лазер опять-же... Неспроста все это! Надо бы  с  хозяевами
потолковать. Включаю свой автопереводчик и двигаю в этот проем. И  тут
хватают меня защитным полем. Знаешь, что такое защитное  поле?  НЕТ???
Ну и молодежь нынче пошла! Ничего не знают. Защитное поле - это  такая
штука... Защитное поле, короче! Вроде никто не держит, но ни рукой, ни
ногой шевельнуть не можешь... Очень неприятно  это.  И  вдруг  вижу  -
глаза. И ничего больше, одни глаза, здоровенные такие. Ох и  напугался
я, честно тебе скажу.  А  тут  еще  эти  глаза  начинают  мне  условия
ставить. Мол, ежели я на  поверхности  какую-то  зверюгу  укокошу,  то
тогда они мне помогут из пустыни выбраться. Да еще и доказательства им
принеси!
   Короче, выкинули они меня на поверхность и даже оружия никакого  не
дали! Долго я искал зверюгу эту, однако нашел ее в одной пещере. Ух  и
злющая она... Как я ее увидел, так у меня сердце в пятки ушло. Ну все,
думаю, настал, Роджер, твой смертный час... И  никто  не  узнает,  где
могилка твоя... Да и могилки-то не будет, суждено мне закончить  жизнь
свою молодую в желудке у мерзкой твари. Стою я, горюю, мысли такие вот
в  голову  лезут,  смотрю,  а  это  существо,  медленно  так,  ко  мне
подбирается... Стоп, думаю, Роджер, стоп! Начал я от него отступать  и
спиной в скалу уперся. Дальше ходу нет... А монстр этот,  ко  мне  тем
временем приближается.
   Заметался я в ужасе, а выхода никакого уже нет, монстр все  пути  к
отступлению перекрыл. И тут я с испуга метнул в  него,  что  оказалось
под руками. Вот такого подарка, существо это не ожидало! Завопило оно,
раздулось и с жутким грохотом лопнуло. Все стены в пещере  забрызгало,
да и мне досталось. Зверь это был  пустынный,  и  воды,  должно  быть,
жутко боялся. И правильно делал... Подобрал я кость, от  этой  зверюги
оставшуюся. Сгодится, думаю, как доказательство, что  убил  я  монстра
противного. Бросил я этим глазам кость свою и  точно,  пропустили  они
меня в другое  помещение.  И  даже  робота  дали,  чтобы  он  все  мне
растолковал.
   Ох, сколько там было всяких чудных  механизмов  и  не  пересчитать!
Разрешили они мне забрать их  скиммер.  Хорошая  такая  машина,  летит
невысоко над землей, только камней очень  боится.  Совсем  уж  было  я
собрался вылетать, как вдруг заметил еще один  интересный  агрегат.  С
виду не было в нем ничего особенного, только на крышке - разъемчик, ну
точь-в-точь, под мой картридж, тот, который я с корабля уволок. Вот  я
его туда и вставил.
   Экранчик тамошний загорелся и читаю я: "Я - Слайдж Вохаул,  ученый,
туда-сюда, всем труба, если Звездный Генератор  останется  в  руках  у
сарьенов. Всей известной части Вселенной -  конец!  И  уничтожить  его
можно, только набрав код такой-то. Набираешь  его  и  через  несколько
мгновений Генератор взрывается". И  еще  этот  Слайдж  Вохаул  просит,
чтобы тот, кто читает это послание, вернул картридж нашим ученым. Даже
ценой собственной жизни. Однако хоть я и швейцар, а все  ж  не  дурак,
жизнь  свою  отдавать  непонятно  за  что...  И  решил  я  так,  будет
возможность - верну, а нет, так себе  оставлю.  Сел  я  на  скиммер  и
поехал в город. Эх и опасное же было путешествие, я тебе скажу, камней
по пустыне разбросано - море, и каждый может угробить мой  скиммер,  и
меня, за компанию, если я в него врежусь. Тяжко мне  пришлось,  однако
добрался я все-же до города.
   Приземляюсь, и даже оглянуться  не  успел,  как  подбегает  ко  мне
шустрый какой-то дедок и с ходу орет: "Ишь ты, какой  скиммер!  Продай
за тридцать буказоидов!". И  тут  я  вспомнил  еще  один  совет  моего
старикана-папашки: "Сынок, не продавай и не покупай ничего  и  никому,
не узнав сначала цену." И решил я снова последовать его совету.  Грубо
так деду этому отвечаю: "Нет!". Походил тот  дед  вокруг  да  и  опять
говорит: "Дам тридцать буказоидов и ракетный пояс,  с  ним  в  космосе
летать можно будет". Я подумал и согласился. Расплатился он со мной  и
улетел на моем бывшем скиммере. А я в ближайший бар прямиком тронулся,
благо деньги теперь есть. Хлопнул  пару  кружечек  фаруканского  пива,
послушал музыку тамошнюю и разговоры про  какой-то  загадочный  сектор
"НН". Замутило меня со скуки и пошел я к "однорукому бандиту",  старые
счеты сводить. Видать, тот день мой  был,  потому  как  выиграл  я  аж
двести пятьдесят буказоидов. Ну, думаю, пойду, куплю себе  космический
корабль, начну деньгу бешеную зашибать и заживу шикарной  жизнью,  как
мой папашка мечтал.
   Так я и сделал, пошел на распродажу и  начал  у  пройдохи-продавца,
очень неприятного вида, выбирать корабль,  какой  получше.  Долго  тот
старался мне дрянь всякую всучить, но не удалось  это  ему,  выбрал  я
себе кораблик - просто загляденье. Продавец деньги мои, кровные,  взял
и убежал куда-то. Начал я корабль этот осматривать  и  обнаружил,  что
без  робота-пилота  это  не  корабль,  а  куча  металлического  хлама.
Обманул-таки меня этот  противный  продавец,  зараза.  Делать  нечего,
пошел  я  в  другой  магазин,  покупать  робота.  Продавец  здесь  был
настолько старый  и  какой-то  засушенный,  что  походил  на  музейный
экспонат. Он тоже попробовал меня  надуть,  но  у  него  это  дело  не
выгорело. В общем, купил я у него робота и вернулся к своему  кораблю.
Только я робота установил на корабль, как тот меня спрашивает:  "Какой
сектор желаете посетить?" Я возьми и брякни:  "Сектор  НН".  Вспомнил,
что про этот сектор мужики в баре толковали. А робот в ответ  говорит:
"Сектор  "НН"  найден.  Приготовьтесь  к  старту!"  И  видать  внешние
микрофоны включены были, потому как, когда взлетал я, то  слышал,  как
какой-то дуралей с земли заголосил:  "Эй,  ты  куда  на  моем  корабле
полетел!!!" Должно быть тот страхолюдный продавец  чужой  корабль  мне
подсунул.
   Ну да Бог с ним... Лечу я себе в  свободном  пространстве,  мечтаю,
как на заработанные денежки заживу, как вдруг робот мне сообщает,  что
впереди, мол, корабль сарьенов и  если  они  нас  засекут,  нам  хана.
Подлетаю я к сарьенскому  крейсеру  и  останавливаюсь.  Вроде  тихо...
Значит  не  заметили...  Сам  я  себя  всегда  считал   здравомыслящим
человеком, и ни в какие истории старался не лезть. Но,  видать,  много
все же я пива в баре выпил, и это пиво, фаруканское, не чета  земному,
в самый критический момент, мне в голову коварно ударило. Расхрабрился
я ни с того, ни с сего. Ща, думаю, я этот корабль в одиночку  захвачу!
А этот маленький мне более ни к чему! Надеваю свой ракетный пояс  и  к
сарьенам в гости...
   Пролез я в шлюз и мимо робота в корабль прошмыгнул. Иду по кораблю,
а тут вдруг как что-то загукало-застукало! Ну все, по мою  душу  идут,
думаю. А чтобы злобным сарьенам в лапы не попасться, решил я в сундук,
какой поблизости стоял, спрятаться. Сижу я в сундуке и  чую,  как  его
подняли и поволокли куда-то. Несли, несли,  поставили...  И  тишина...
Должно быть ушли, думаю. Вылез я и слышу  опять  голоса  какие-то.  Ну
нет, ребятки, больше я в сундук не полезу!  Решил  я  в  другом  месте
спрятаться. Была там какая-то дырка в стене и спрятался  я  в  нее.  И
знаешь, что это было? Стиральная  машина!  Только  ихняя,  сарьенская,
потому-то я ее и не узнал! И эту стиральную машину какой-то  проклятый
сарьен включил... Что я чувствовал,  я  тебе  рассказывать  не  стану,
потому как слов не хватит! Ты лучше сам такой эксперимент  проведи,  а
потом мы с тобой впечатлениями обменяемся.
   Короче, крутило-крутило меня, затихло... Вылез я из  этой  чертовой
стиральной   машины,   голова   кругом   идет.   Постепенно   кружение
прекратилось и глазах прояснилось,  полегчало  вроде.  Смотрю,  а  тут
сюрприз! Висит новенькая, чистенькая форма сарьена. И прямо  просится,
чтобы я ее надел. Уважу ее просьбу,  думаю.  Надел  форму,  шлем,  все
чин-чинарем, вылитый сарьен и сразу в карманы... А  в  кармане  личная
карточка и по ней выходит, что ее бывший хозяин -  сарьенский  офицер.
Да, эта вещь мне кстати.
   Походил я по кораблю, чтобы с обстановкой освоиться и забрел в одно
место, смотрю, а там наш Звездный Генератор стоит... А так  как  хмель
еще не  выветрился  из  моей  головы,  да  и  стиральная  машина  свое
добавила, то решил я: "Помогу  нашим,  а  то  им  без  меня  никак  не
справиться!" Пошел я в тамошнюю оружейку,  да  потребовал  нахально  у
робота-оружейника что-нибудь огнестрельное для себя. А сам на прилавке
пару гранат заприметил. Только робот на склад поехал, я  одну  гранату
спер. Хотел и вторую свистнуть,  но  тут  робот  вернулся  с  каким-то
пульсатором, большего мне по моему рангу не полагалось.
   И пошел я к Звездному Генератору, сбросил гранату прямо  на  голову
тамошнему охраннику. Дело сделано, думаю. Иду вниз, к Генератору и тут
случается со мной ужасная неприятность. Споткнулся я обо что-то и шлем
покатился с моей головушки, черт знает куда. Все бы ничего,  мне  этот
шлем, как рыбке зонтик, а вот сарьены при первом же взгляде  на  меня,
сразу  же  видят,  что  я  засланный.  Шел  я  к   этому   Генератору,
проклятущему и по дороге всех встреченных сарьенов расстреливал, хотя,
признаться, не люблю этого...
   Забрал я у  бездыханного  охранника  пульт  управления  и  отключил
защитное поле Генератора. Подбегаю к  пульту,  ну,  думаю,  сейчас  вы
попляшете у меня сарьенские  танцы.  Набираю  код  взрыва  и  бегом  к
спасательной  капсуле.  Выскакиваю  в  космос,  а  сарьенский  крейсер
начинает путь в свой собственный сарьенский ад, где его с  нетерпением
ждут не дождутся...
   И выходит, парень, что в тот раз я спас нашу  цивилизацию,  да  что
там, вообще всю известную часть Вселенной. Меня даже наградили Золотой
Шваброй за мои подвиги. Я думал, каким-нибудь начальником  сделают,  а
я, как был швейцаром, так и остался.
   Кстати, помнишь я говорил о Слайдже Вохауле? Так вот, встречался  я
с ним потом,  на  редкость  он  неприятный  тип,  но  это  уже  другая
история...
   Продолжение может последовать.


---------------------------------------------------------------
     Спеллцхецк: Весха тхе Леопард
---------------------------------------------------------------


                                 "...Воистину,      пути      господни
                              неисповедимы..."

                                                   Переврано из Библии




   Воспаленные  глаза,  казалось,  были  натерты  наждачной   бумагой.
Человек с усилием  поднял  веки.  Совсем  рядом  слышалась  незнакомая
гортанная речь. Тело напряглось и превратилось в  сучок,  кучу  песка,
засохшую  травинку  в   ожидании   чего-то   ужасного.   Комья   земли
забарабанили по его спине, послышались удаляющиеся шаги, и неприятные,
бьющие по барабанным перепонкам голоса постепенно смолкли.
   Рана саднила и на вид напоминала суповой набор. Зубами он  разорвал
медицинский пакет. От напряжения человек  на  какое-то  время  потерял
сознание.
   Очнувшись, он кинул первым делом под язык голубую таблетку.  Минуты
через две стало намного лучше и он смог перевязать себе плечо.  Стекло
на  часах  было  разбито,  но  секундная  стрелка  быстро  бежала   по
циферблату. Времени оставалось совсем немного, через два  с  небольшим
его должны были забрать, и, если он не успеет, то это дерьмо,  сержант
Келли, будет снова издеваться над ним, как в прошлый раз. О  том,  что
его могут убить или в случае опоздания  оставить  здесь,  навсегда,  в
чужой, злой степи, он не думал.





   Он лежал в противотанковом рву. Сердце лихорадочно билось в  груди.
Пожалуй, если он будет так часто глотать эту  химическую  гадость,  то
можно  попасть  в  психушку.  Сюда   удалось   добраться   практически
незамеченным. Один патрульный, правда, увидел его, но  они  совсем  не
умеют стрелять, эти русские. Избежать контакта с ними ему не  удалось,
и теперь поисковые группы бродят по всей территории с намерением  если
не захватить, то по крайней мере, уничтожить его. Пусть попробуют. Его
пересохшие, воспаленные губы искривились в злой усмешке.





   Человек  приподнялся  и  выглянул  из-за  бруствера.  Невдалеке   в
утренней дымке на взлетной полосе стоял большой транспортный  самолет,
за ним еще один и еще.  Всего  три.  Около  ближнего  к  нему,  лениво
привалившись к огромному колесу шасси покуривал сигарету  часовой.  Из
окошка кабины высунулась голова  в  летном  шлеме  и  веселым  голосом
заорала по-русски:
   - Эй, дырявая башка! Нашел место для курения.  Иди  лучше  послушай
своей задницей классную тему.
   Часовой, проворчав что-то под нос, полез  по  лесенке  к  пилоту  и
исчез в кабине.
   Человек не стал терять времени и, перекатившись через бруствер,  со
всех ног помчался к самолету, на  ходу  сбрасывая  с  плеча  вещмешок.
Спустя одну  минуту  дело  было  сделано,  и  человек  мчался  уже  по
направлению ко второму  самолету.  Вдруг  из  первого  самолета  снова
высунулась веселая голова, покрутилась и,  увидев  бегущего,  радостно
раскрыла рот:
   - Ого-го, заяц! У меня муза - закачаешься!
   Голова заткнулась очередью и испуганно скрылась. Через пару  секунд
вместо головы в дверном проеме появился весь человек в летной форме  и
принялся палить, пытаясь проверить тактико-технические  характеристики
своего  стрелкового  оружия.  Бегущий  остановился  и  прекратил   это
издевательство. С другой стороны самолета появился часовой и  принялся
тщательно целиться в раненного.  Этого  можно  было  уже  не  бояться.
Человек  медленно  поднялся  -  кончалось   действие   тоника   -   и,
пригнувшись, побежал ко второму самолету.





   Все мины стояли на месте. Человек огляделся.  Издалека  по  полю  к
нему бежали  маленькие  фигурки.  Человек  глотнул  последнюю  голубую
таблетку и нажал на часах кнопку вызова вертолета. Все, через тридцать
минут за ним прилетит вертолет,  но  нужно  еще  добраться  до  места.
Грохнул взрыв и первый самолет превратился в пыль, а вместе  с  ним  и
любящий послушать музыку часовой. Пора было уходить...





   Солнце уже поднялось над  горизонтом  и  начало  изгонять  утреннюю
прохладу. Через два часа будет жарко, - подумал он, - но его уже здесь
не будет. Он будет далеко от этого проклятого места,  будет  сидеть  в
баре и пить холодное пиво. Как хочется холодного пива! Но  сейчас  ему
надо быть настороже. Главное не  спать!  Где-то  далеко  запел  тонкую
песню комар. Он все ближе и ближе. Писк перерос в тарахтенье.  Да  это
не комар - это вертолет! Радость хлынула Ниагарским водопадом. Человек
вскочил во весь рост, замахал здоровой рукой  и  пустился  в  какой-то
замысловатый веселый танец:
   - Э-й! Сюда, я здесь!
   Вдруг что-то обожгло лицо, и волосы на голове  затрещали  от  огня,
охватившего все его тело.  Потянуло  запахом  жареного  мяса.  Человек
закрутился волчком, взвыл,  но  это  продолжалось  недолго.  Скоро  из
пересохшего горла вырывался только хрип. Он упал на землю, извиваясь и
корчась, его тело все еще пыталось бороться с огнем, но сам он был уже
далеко, там в баре, потягивал холодное пиво и насмехался над сержантом
Келли...





   Два человек  в  военной  форме  осторожно  выбрались  из  кустов  и
приблизились к телу.
   - Готов, - констатировал один, похожий на  хирурга  в  своем  синем
комбинезоне и, отложив огнемет, принялся обшаривать вещи убитого.





   Вовка проснулся весь в холодном поту.
   - Ну его на хрен. Больше в  "Рэйнджера"  играть  не  буду!  -  вяло
продумал  он.  Кряхтя  сполз  с  кровати,  поддернул  трусы  и   пошел
умываться. Пустил воду в умывальник, плеснул пару пригоршней  в  лицо.
Поднял голову и вдруг застыл в  ужасе:  в  зеркале  на  него  смотрело
обезображенное, безбровое лицо с багровыми пятнами старых ожогов...



---------------------------------------------------------------
     Spellcheck: Wesha the Leopard
---------------------------------------------------------------

   Рассвет - обычное время для ареста. Правда, сообщение о том, что на
ЭН-12 направляется пилотируемый бот вместе с Мергом, на арест походило
мало, и все-таки это - арест. Причем в какой-то дурацкой,  извращенной
форме. Ведь существует в конце концов планетная инспекция. К тому  же,
если честно, куда приятнее было бы увидеть входящих на станцию крепких
парней в черной форме с золотыми шевронами и с расстегнутыми  кобурами
деструкторов, чем вечно лоснящуюся от пота рожу Мерга.
   Естественно, Клор не спал. То есть он пытался заснуть и  ему  почти
удалось сделать это, но потом он встал и начал  бесцельно  бродить  по
станции.
   Делать было нечего, ко всему он уже давно приготовился. Вот  только
вахтенный журнал...
   Клор  взглянул  на  обзорный  экран.  Пилотируемый  бот   как   раз
заканчивал посадку, и  мелкий  песок,  поднятый  пламенем  дюз,  почти
полностью скрыл сверкающий конус корабля.
   По   всем   правилам   неписаного   этикета   следовало   выйти   и
приветствовать гостя. "Ничего, перебьется", - подумал Клор, глядя, как
Мерг, неуклюже ступив на песок, направился к станции. Он даже не  стал
снимать защиту с купола и  с  непонятным  для  себя  злорадством  стал
наблюдать за беспомощной жестикуляцией  Мерга,  пока  тот  топтался  у
входного люка.
   Не пустить Мерга на станцию было бы окончательной глупостью, защиту
надо снимать, и будь, что будет, но, словно назло  самому  себе,  Клор
нажал кнопку уничтожения магнитной записи вахтенного журнала. Зачем он
это  сделал,  Клор  и  сам  не  знал.  Ничего  такого,  что  могло  бы
заинтересовать Координаторов и причинить ему  вред,  в  журнал  он  не
вносил.  Мало  того,  уничтожение   журнала   грозило   еще   большими
неприятностями. Но само по себе то, что он стер запись, ничего уже  не
значило. Меньшее преступление всегда поглощается большим.
   Клор  надел  парадный,  белый,  как  инерционная  полоса  в   небе,
комбинезон, привычно пробежал пальцами по молниям и кнопкам, проверяя,
насколько строго и по-уставному плотно прилегает к телу каждый шов,  и
подошел к иллюминатору.
   Длинные рассветные  тени  от  невысоких,  постепенно  разрушающихся
валунов, рассеянных по пустыне и напоминающих муравейники,  вытянулись
в сторону станции.  В  бледно-фиолетовом  небе  желтым  клыком  торчал
треугольный  спутник  -  небольшой  астероид,   некрепко   захваченный
тяготением ЭН-12 и вращающийся вокруг планеты по низкой  орбите.  Клор
за все время пребывания здесь  в  качестве  Созидателя  никак  не  мог
привыкнуть к его необычной форме. К тому же, оставаясь нестабильным по
отношению  к  собственной  оси,  спутник  постоянно  менял   положение
относительно горизонта. Сейчас его острый  край  был  направлен  точно
вниз, словно занесенный над Клором разящий клинок.
   Поймав себя на этом сравнении, Клор раздраженно фыркнул. Не хватало
еще впасть в сентиментальность. Он решительно шагнул к входному люку и
поворотом тумблера снял защиту.
   Мерг, ввалившись на станцию и сорвав кислородную  маску,  несколько
раз беззвучно, как рыба, открывал и закрывал рот. Лицо его  горело  от
возмущения. Но через пару секунд, овладев собой, он вполне  дружелюбно
махнул Клору рукой. Собственно говоря, и Клору следовало бы вести себя
более приветливо, как-никак они с Мергом однокурсники  и  то,  что  из
этого   паршивца   так   и   не    получился    стоящий    Созидатель,
свидетельствовало только о  его  бесталанности,  но  холодные  голубые
глаза Клора  не  стали  теплее  даже  тогда,  когда  вместо  ожидаемой
официальной фразы: "Именем Совета...", - Мерг тоном близкого  приятеля
заметил:
   - А чего это ты так вырядился?
   Не успел Клор подобающе ответить, чтобы сразу поставить непрошеного
гостя на место, как раздался щелчок, и  в  прорезь  панели  вытолкнуло
диск магнитной памяти.
   Мерг поморщился.
   - Зря ты это, - сказал он осуждающе.  -  Координаторам  и  так  все
известно.
   - Тем лучше, - Клору не хотелось сейчас ничего обсуждать с  Мергом,
выскочкой и прилипалой, к тому же младшим по званию. - Забери диск.  И
что там еще...
   - Еще деструктор.
   Покосившись на Мерга, Клор отметил, что тот явился без  оружия.  Он
подошел к нише и вынул из  нее  деструктор.  Постоял  немного  посреди
комнаты, поглядывая на Мерга и поглаживая спусковую скобу. Мерг  сразу
отвел  взгляд  и  побледнел.  Он  уставился  на  свои  пальцы,  нервно
ощупывающие пустой магнитный диск.
   - Ты все знаешь лучше меня, - заговорил Мерг, не поднимая  глаз.  -
Мне приказали сопроводить тебя  на  Денту  и  только.  И  еще.  Приказ
подписал твой брат.
   "О Вечный Разум, в руке твоей горсть звезд,  готовых  к  посеву,  и
смерть..."
   Клор щелкнул предохранителем и небрежно бросил деструктор Мергу  на
колени.
   "Свободный гражданин свободной страны не станет просить ничего, ибо
все ему будет дано без просьб".
   - Хорошо, - Мерг крепко сжал деструктор. - Я доложу, что ты  сдался
добровольно. Пусть тебе это зачтется.



   - Куликов, тебя шеф вызывает, - бросила на ходу наборщица  Людочка,
вертляво пробегая через общую комнату в свой  закуток  с  компьютером,
отделенный от столов корреспондентов большим книжным шкафом.
   - Чаю попить  не  дадут!  -  возмутился  Кирилл  Куликов  и  устало
поднялся.
   -  Чем-нибудь  не  угодил?  -  сочувственно   предположил   Сергей,
экономический обозреватель "Утренней газеты". - Готовься.
   - Черта лысого! - огрызнулся Куликов. - Не к чему там придраться. Я
ж с его подачи этот материал писал.
   - К чему придраться всегда найдется, - философски заметил Сергей. -
Была бы охота.
   - А-а, - отмахнулся Куликов уже на ходу. - Я за эту статью  головой
ручаюсь. Документов навалом.  Будет  суд  -  выиграем.  Перестраховщик
проклятый.
   "Перестраховщик" встретил Куликова дружелюбной улыбкой. Старик  был
не  так  уж  плох   и   занудлив,   как   думали   некоторые   молодые
корреспонденты, но возраст, а значит  и  опыт  подсказывали  ему,  что
осторожность лишний раз не помешает. Некоторое время он молча  смотрел
на  Куликова,  словно  испытывая  его  терпение,  а  потом  добродушно
заметил:
   - Хороший материал написал. Молодец!
   - Правда? - легко попался в очередной раз Куликов.
   - Правда, - подтвердил редактор и  откинулся  на  спинку  стула.  -
Действительно хороший. Но я тебе уже говорил, что  не  стоит  все  так
драматизировать.
   - То есть как? - недоуменно вскинул брови  Кирилл.  -  Вы  же  сами
говорили, что Лобанов жулик. Эти его махинации.  Вот  и  пусть  теперь
повертится.
   - Боюсь, вертеться придется нам. Газета едва окупается, а он деньги
предлагает, спонсорские. И просит только об одном, поменьше крику.
   - Если так, то и газета  не  нужна,  -  вспылил  Куликов.  -  Будем
печатать одну рекламу. Продадимся на корню.
   -  Нет,  ты   неправильно   меня   понял,   -   редактор   поправил
несуществующую прическу. - Мы временно, повторяю  временно,  заключили
перемирие. Так зачем все это? -  с  этими  словами  шеф  подтолкнул  к
Кириллу гранки со статьей. - Если хочешь, то это моя личная просьба.
   - Ну, если так, то пожалуйста, - понимающе,  но  холодно  улыбнулся
Куликов. - Он аккуратно подровнял листочки и прихватил их  скрепкой  с
редакторского стола. - Если так, то в "Вечерке" напечатают.
   - С ума сошел!  -  разом  рассвирепел  редактор.  -  Под  монастырь
подвести хочешь. Ведь наверняка подумают, что это я тебя надоумил.
   - Не подумают, - зло успокоил Кирилл. - Прецедентов не было.
   - Ты у меня вот где, - жалобно признался редактор.  -  Ты,  Кирилл,
меня уже во как достал. И что тебе спокойно не  сидится,  как  Сергею,
например?
   - Я работать привык, - привычно  огрызнулся  Куликов.  -  А  вы  не
даете.
   - Я?! - редактор даже поперхнулся от неожиданности. - А не  кажется
ли вам, Куликов...
   - Кажется.
   - Вот и лучше бы было.
   Кирилл выскочил из редакторского  кабинета  и,  скомкав  листки  со
злополучной статьей, кинул их в  корзину  для  бумаг.  Потом,  свирепо
ворча, он начал двигать ящики стола, собирая черновики и блокноты.
   - Опять? - поинтересовалась из-за шкафа Людочка.
   - Все, хватит! Наигрался! - Кирилл совал в  спортивную  сумку  свои
вещички. - Меня давно в "Вечерку" зовут, и чего раньше не  шел,  дурак
набитый!
   - Этот вопрос надо  понимать  как  риторический,  -  подал  реплику
Сергей, - или тебя интересует мое мнение?
   - И тебя к черту! - не остался в долгу Куликов. - Всех к черту!
   - Кирилл! - обратилась к нему из-за шкафа  Людочка.  -  У  нас  чай
кончился. Завтра принесешь?



   На Денте Мерг удивил тем, что сразу же, на космодроме, сдав  личное
оружие Клора и пустой вахтенный журнал, сказал, что тот должен явиться
в Совет сам, а  до  этого  волен  распоряжаться  своим  временем,  как
вздумается. Это было неожиданно, и потому неприятно.
   Клор подумал, что в Совет следует явиться немедленно, но  почему-то
не сделал этого, и хотя существовало множество способов  добраться  до
города быстро, предпочел самый неспешный из них - пневмокапсулу.
   Полулежа в  тесноте  кабины,  он  летел  по  пустой  трубе,  словно
торпеда, и прикидывал, что в городе, в сущности, делать  тоже  нечего.
Обращаться к знакомым не имело смысла, вряд ли они не  знают,  что  он
доставлен сюда под конвоем,  связываться  с  братом  тем  более,  ведь
приказ об аресте, по словам Мерга, подписал именно он.
   Из-за того, что сразу же после окончания школы космической разведки
все время Клор проводил вне Денты, собственной  квартиры  в  городе  у
него не было. В редкие отпуска он иногда останавливался  у  брата,  но
чаще в гостиницах, потому что не любил даже на короткий срок  стеснять
чужую семью. Созидатели редко женятся, и Клор не составлял исключения.
   В гостиницу, где он привык жить, бывая в городе, ехать не хотелось.
Там наверняка найдутся знакомые, а лишние расспросы сейчас ни к  чему.
Лучше остановиться в туристическом кемпинге  в  одном  из  близлежащих
планетных парков. Придя к такому выводу, Клор, покинув  пневмокапсулу,
тут же на станции взял легкий вертолет и наугад ткнул пальцем в панель
автоматической доставки.
   Когда-то в этот парк он  ездил  на  пикник.  Кажется,  сразу  после
окончания школы. И даже жил в  этом  же  кемпинге.  Тогда  здесь  было
многолюдно, а сейчас тишина. Впрочем, зачем он это вспоминает.  Тишина
- это то, что сейчас нужно, можно спокойно подумать.
   В номере царила стерильная чистота и пахло  нежилым.  Комната  была
настолько уныла, что Клор поймал себя на  мысли,  что  обрадовался  бы
даже насекомому.
   Принимая душ - одна из немногих радостей, на  осваиваемых  планетах
воды всегда не хватает - Клор продолжал думать о своем аресте, который
арестом назвать трудно. С одной стороны, приказ Совета о его  доставке
на Денту не сулил ничего приятного, но, с другой, - его  не  поволокли
немедленно в трибунал для скорого  суда  и  расправы,  и  это  вселяло
надежду. Хотя, если как следует подумать, на снисхождение рассчитывать
нечего. За вмешательство  в  развитие  цивилизации  аборигенов  карали
строго.
   Завернувшись в мягкую ворсистую простыню, Клор вышел  из  ванной  и
сел около окна. Ему не верилось, что в Совет он  должен  явиться  сам.
Нет, конечно, он не станет метаться по Денте в поисках спасения -  это
бесполезно, но зачем ему дана эта отсрочка, зачем  ему  лишнее  время,
которое  он  все  равно  не   сможет   никак   использовать?   Неужели
Координаторы решили лишний раз позабавиться с будущей жертвой?  Эдакая
игра в кошки-мышки.
   Раздался сигнал срочного вызова, как будто  проиграли  на  полковой
флейте. Вызов застал Клора врасплох, хотя он и ожидал нечто подобного.
Вряд ли его местопребывания осталось для Координаторов тайной.
   Проклиная банную простыню, которую все равно уже не успеть  сменить
на форму, Клор нажал клавишу приема, и тотчас на экране появился Верх.
   Один из тридцати Генеральных Координаторов появился  перед  младшим
братом во всем великолепии. Белый китель за знаками отличия,  красными
шевронами и сапфировыми  пуговицами  заполнил  весь  экран.  На  Клора
глянули такие знакомые с  детства  глаза,  которые  никогда  не  знали
растерянности. Клор вспомнил,  что  когда-то  мальчишкой  он  пытался,
вертясь перед зеркалом, научиться глядеть так же уверенно  и  властно,
но получалось смешно и глупо, и невольно улыбнулся.
   - Рад застать тебя в хорошем настроении, - сухо сказал Верх. - Я-то
думал, тебе не до улыбок.
   - Мне действительно невесело, - неожиданно для себя признался Клор,
хотя еще секунду назад решил выдержать строго уставный тон.
   - И все-таки ты улыбаешься.
   - Я рад тебя видеть, Верх.
   - Зато мне не доставляет  радости  видеть  тебя  здесь.  Ты  знаешь
причину ареста?
   - Догадываюсь.
   - И не хочешь мне ничего сказать?
   - Зачем? - Клор поморщился. - Тебе известно достаточно, иначе бы ты
не подписал приказ.
   - Надеюсь, ты понимаешь, что было бы  хуже,  если  приказ  подписал
кто-нибудь другой? А так у тебя остается шанс...
   - Это у тебя остается шанс не  испортить  свою  репутацию.  У  меня
шансов нет.
   - Ты плохо думаешь обо мне, Клор. Завтра ты убедишься в обратном. А
сейчас советую как  следует  подумать  о  том,  что  будешь  говорить.
Повторяю, шанс, пусть и  небольшой,  у  тебя  есть.  Что  ты  скажешь,
например, об отставке?
   - Я не вижу смысла продолжать разговор, - признался Клор. - Мы  все
равно не поймем друг друга. Извини, Верх, я устал.
   - Ладно, мы продолжим этот разговор завтра, - сказал Координатор.
   В его голосе не было угрозы, и первый раз за всю  свою  жизнь  Клор
уловил в интонациях старшего брата растерянность.



   Денек выдался ветреный.  Небо  плотно  затянуло  низкими  облаками,
вдоль улиц мела поземка, и Кирилла сразу прохватило  насквозь.  Старую
синтепоновую куртку продувало, как марлю.
   Куликов взвесил на руке сумку с ворохом блокнотов и усмехнулся. Чем
таскать все это барахло по городу, проще вернуться и  положить  бумаги
назад в стол. Но возвращаться не хотелось.
   Еще когда он с силой захлопывал дверь, ему было ясно, что никуда он
не денется. Вернется, как миленький. И редактор это знал, и ребята. За
последний год он сжился с маленьким  газетным  коллективом,  и  менять
место работы не входило в его планы. Все его здесь устраивало, он  был
на месте и понимал это.
   В предыдущие три  года  он  поменял  несколько  редакций,  пока  не
пристроился в "Утренней газете". Главным достоинством работы  являлось
свободное  время,  которое   всегда   можно   выкроить,   если   умело
распорядиться своим днем. А свободное время ему очень и  очень  нужно,
так как папка, в которую он складывал страницы  рукописи,  становилась
все толще.
   Подошел трамвай. Его большие окна густо покрывал мохнатый иней, и в
салоне было не теплее, чем на улице, только не дуло.  Пристроившись  в
углу на задней площадке, Кирилл еще раз мысленно "прокрутил"  разговор
с редактором и вздохнул. Наверное, старик прав. Этот бой газете сейчас
не по силам. И все же оставалось чувство неудовлетворенности.
   В маленькой однокомнатной квартире на седьмом этаже пахло  пылью  и
книгами. Привычный мир. К одному только не смог привыкнуть  Кирилл  за
четыре года - постоянному шуму. Прямо  под  окнами  до  глубокой  ночи
грохотали машины и трамваи, летом  из-за  выхлопных  газов  невозможно
открыть балкон, а в остальном это была очень уютная,  на  его  взгляд,
квартира, крепость старого холостяка. Атмосферу одиночества  не  могло
изменить даже почти ежедневное Верино присутствие.  Тот  порядок,  что
Кирилл завел у себя, он не позволял нарушать никому.
   Ручным гейзером закипел электрический самовар, и Куликов,  соблюдая
привычный ритуал, заварил чай. Настоящий "Липтон" из желтой коробочки.
Что он успел оценить за последние годы, так этот напиток. Впрочем,  он
прекрасно освоился на Земле, иногда  ему  даже  казалось,  что  другой
жизни у него не было.

              Космический бродяга, твой дом - Вселенная,
              Скитание - твоя судьба.

   В дверь постучали. Кирилл неохотно вытянул из пишущей машинки почти
законченную страницу и убрал в папку. Взглянул на часы: для  Веры  еще
рано, а больше никого он не ждал. Но снова  постучали,  уже  громче  и
нахальнее, и он пошел открывать.
   Сергей ввалился веселый и замерзший.
   - Здесь живут правдоискатели-одиночки,  или  я  ошибся  адресом?  -
начал он дурачиться еще с порога.
   - Вам в соседний подъезд, - выдерживая  тон,  засмеялся  Куликов  и
попытался вытолкнуть Сергея на лестничную площадку.
   Но с таким же успехом он мог  бы  бороться  с  бульдозером.  Сергей
быстро сунул ему в руки свой портфель и стал разматывать длинный шарф,
который при желании можно было поделить на всю редакцию.
   - Старик! - кричал он, шумно ворочаясь в  прихожей.  -  Давай  пить
вино. Я "Напареули" купил по  случаю.  Представляешь!  А  потом,  если
захочется, чай. А потом ты мне прочтешь свою гениальную рукопись.
   - С чего ты взял, что я пишу?
   - Совсем за идиота держишь, да? Это  же  любому  тупому  ясно,  что
творишь.  Потому  и  нервный.  Я  пришел  снять  с  твоей  души   грех
одиночества. Нехорошо отрываться от коллектива.
   До этого дня Сергей заходил к нему пару раз,  не  больше.  Друзьями
они никогда не были, но и неприязни у Кирилла сослуживец  не  вызывал.
Просто он привык быть один, вот и все. Кириллу казалось, что он удачно
застраховался от случайных знакомых и  любопытных  взглядов,  что  его
жизнь вне редакции остается никому неизвестной, поэтому  упоминание  о
рукописи насторожило. Действительно, почему это  Сергей  интересуется,
что он пишет, да и вообще, откуда он может знать про это?
   - Вот что, - сказал Кирилл. - Вино мы выпьем в  другой  раз,  когда
будет для этого повод. А чай я только что заварил. Тебе покрепче?
   - Что за вопрос? - Сергея нисколько не огорчил  отказ  Куликова  от
приятельской выпивки. -  Ты  не  обижайся,  Кирилл,  что  я  вот  так,
незваным гостем. Просто подумал, что  переживаешь  из-за  сегодняшнего
разговора с шефом. Мы ведь уже  привыкли  друг  к  другу.  Жаль  будет
расставаться.
   - Да пустое все это, - Кирилл махнул рукой.  -  Завтра  приду,  как
обычно.
   - Вот и  ладненько.  А  то  "к  черту!".  Шеф,  между  прочим,  сам
расстроился.



   В Совет Клор отправился утром сам, так и не  дождавшись  больше  ни
одного вызова.
   Ночь прошла плохо. Даже долгий опыт работы на осваиваемых планетах,
который вырабатывает способность засыпать при  любых  обстоятельствах,
на сей раз не помог.
   Клор надел парадный комбинезон и  весь  рассвет  простоял  у  окна,
наблюдая, как пробуждается близкий  лес.  Затем  решительно  захлопнул
дверь и направился к вертолетной стоянке.
   Было довольно странно вот так, без конвоя, заставлять себя идти  на
суд Координаторов. Но Клор прекрасно понимал, что  бежать  с  планеты,
где каждый житель находится под  постоянным  и  бдительным  контролем,
невозможно.
   Дежурный офицер в приемной Совета тотчас препроводил его в  комнату
рядом с залом заседаний. Не успел Клор присесть в кресло, как раздался
сигнал войти.
   Все было так и не так, как он представлял себе. Во-первых,  его  не
сопровождала охрана, и он, как свободный гражданин,  вошел  в  зал  не
арестованным, а гостем. Во-вторых, тот зал заседаний  Совета,  который
он неоднократно видел в записях видеохроники, оказался намного  меньше
и даже по-своему уютнее, чем это  смотрелось  с  экрана.  Координаторы
сидели в креслах, расположившихся небольшим крутым амфитеатром и, если
бы не возраст  большинства  из  них,  напоминали  скорее  студенческую
аудиторию, чем грозных вершителей судеб Федерации.
   Еще от входа Клор разыскал глазами брата, но сразу отвел  взгляд  в
сторону. Верх смотрел неприступно и строго,  словно  с  первой  минуты
подчеркивал, что между этим провинившимся Созидателем  и  им,  Верхом,
одним из Координаторов, не может быть ничего общего.
   Впрочем,  не  ощутил  Клор  и  той  враждебности,  которой  ожидал.
Обстановка напомнила ему студенческие годы и выпускной экзамен,  и  на
секунду он снова почувствовал себя курсантом.
   Он ожидал вопросов, но  вопросов  не  было.  Затянувшееся  молчание
вернуло Клора в настоящее, и он со  все  возрастающей  тревогой  начал
оглядывать зал.
   Наконец, сидящий в первом  ряду  Координатор,  лениво  потянулся  к
клавишам пульта, и почти  сразу  в  тишине  отчетливо  зазвучал  голос
самого Клора - та самая запись в вахтенном  журнале,  которую  он  так
отчаянно стер перед арестом.
   Клор  невольно  покачал  головой.  Ничего  крамольного  в  журнале,
конечно, не было. Зря старались ребята из шифровального отдела. Но все
же...
   После того,  как  было  прослушано  несколько  ежедневных  отчетов,
составленных по обязательной форме,  куда  кроме  данных  о  погоде  и
собственном самочувствии вносились сведения о ходе программы изменения
климата, запись выключили. Неожиданно раздался вопрос,  которого  Клор
опасался.
   - Все ли, что вы считаете нужным, вносилось в журнал?
   - Все, что считал нужным, - лаконично ответил Клор.
   - А происходило ли за  время  вашей  работы  Созидателем  на  ЭН-12
что-нибудь такое, что вы были обязаны внести в  журнал  и  не  сделали
этого?
   "Вот оно!" - Клор  машинально  прижал  вспотевшие  ладони  к  ткани
комбинезона.
   "Скажи: было", - вертелось  в  голове,  но  вместо  этого  он  сухо
отрапортовал:
   - Ничего заслуживающего внимания Совета.
   - Это ложь! - не выдержал тот самый  Координатор,  который  включал
запись. - Нам все известно!
   "О, Вечный Разум, в твоей руке горсть звезд..."
   Клор украдкой посмотрел на брата.  Тот  сидел,  прикрыв  веки,  как
будто дремал, и только уголки быстро подрагивающих губ  выдавали,  что
он все слышит.
   У Клора гулко забилось сердце, как было когда-то  единственный  раз
после поступления сигнала о разгерметизации десантного бота - тогда  у
него оставались считанные мгновения  для  того,  чтобы  нажать  кнопку
аварийного катапультирования.
   "Ну и пусть, - мелькнула мысль. - Все равно им все известно."
   - Да, это правда, - быстро сказал он.
   - Что именно? - тут же последовал вопрос из задних рядов.
   - Я поделился с аборигенами продуктами  и  медикаментами  во  время
засухи, иначе бы они погибли.



   Проклятая рукопись! Он так устал от нее.
   Клор оттолкнул от себя пишущую машинку и тут же стал  Кириллом.  Он
ощутил это почти физически, хотя ничего не изменилось.  Те  же  глаза,
тело, руки.
   Но еще секунду  назад  он  был  в  той  жизни,  к  которой  уже  не
вернуться.
   Кирилл некоторое время посидел  спокойно,  словно  приходя  в  себя
после трудного путешествия. Зачем он взялся за это? Что дадут ему  эти
записи на чужом языке? Почему он снова и  снова  пытается  привести  в
порядок мысли  и  ведет  записи,  которые  никогда  не  найдут  своего
читателя?  На  Земле  его  исповедь  в  лучшем  случае  воспримут  как
научно-фантастический роман. И что  за  архаичный  способ  фиксировать
происходящее?
   В дверь постучали. Точка-тире-точка. Это - Вера. Вот сегодня уж  ни
к чему. Но наверняка  она  видела  свет  в  окне.  Кирилл  поплелся  в
прихожую.
   Вера вошла в  квартиру  осторожно,  словно  в  первый  раз,  словно
спрашивая разрешения. Это ее обычная манера. Маленькая прихожая  сразу
стала уютной, как будто только и ждала ее прихода.
   - Здравствуй,  -  она  поцеловала  Кирилла  в  щеку  и  на  секунду
прижалась к нему так, что он ощутил запах свежего  снега  и  духов  от
лисьего воротника. - Какие нынче стоят ветреные  погоды,  -  протянула
Вера нараспев, разыскивая домашние тапочки. - А что ты такой угрюмый?
   - На работе неприятности.
   - Это из-за статьи-то?
   - А ты откуда знаешь?
   - В редакцию  звонила,  мне  Сергей  все  рассказал.  Эх  ты,  гусь
принципиальный.
   - Гусь, гусь, - засмеялся Кирилл. - Но не принципиальный. И  хватит
об этом.
   - И правда, - согласилась Вера. - Давай лучше ужинать. Конечно,  не
ел ничего.
   У них сложились странные отношения.
   Вот уже третий год Вера иногда приходит к нему  в  гости,  и  тогда
Кириллу начинает казаться, что они знакомы сто лет и за это  время  не
расставались ни разу. Все тогда преображается в его доме и  забывается
прошлое - Дента, ЭН-12, другие  планеты,  на  которых  он  побывал,  и
остается лишь его комната и Вера,  и  еще  земная  работа,  совсем  не
похожая на ту прежнюю, которую ему приходилось выполнять раньше. В эти
минуты ему начинает казаться, что не было другой жизни, и все, что  он
знает о себе, всего лишь сон.
   Кирилл пошел за Верой на кухню,  но  был  изгнан,  так  как  просто
сидеть и смотреть на то, как работают другие, он не умел,  а, взявшись
помогать, только мешал. Он вернулся в  комнату  и  аккуратно  зачехлил
машинку, предварительно убрав со стола все бумаги.
   - Кирилл! - Вера стояла в дверях кухни, внимательно наблюдая.  -  А
ты мне прочтешь, что написал?
   Вопрос застал врасплох. Да что они сегодня,  сговорились  все,  что
ли?
   - Вера, тут  ничего  особенного.  Это  для  газеты,  не  успеваю  в
редакции.
   Прозвучало неубедительно. Кирилл так и не научился уверенно лгать.
   - Как хочешь, - сразу поскучнела Вера, и остаток  вечера  прошел  в
молчании.
   Ночью, отодвинувшись к краю дивана, чтобы  не  мешать  Вере  спать,
Кирилл  долго  смотрел  в  незадернутое  шторой   окно   и   видел   в
прояснившемся небе звезды, как на поверхности воды, подернутые рябью.



   Желто-коричневый пейзаж  ЭН-12  утомлял  однообразностью.  В  более
ранние геологические эпохи планета, вероятно, выглядела повеселее,  но
ей так и не суждено было увидеть расцвет цивилизации.
   Населяющие   ЭН-12   аборигены   навсегда   остались   разобщенными
племенами,  так  и  не  создавшими  ничего,   кроме   самых   нехитрых
приспособлений для охоты и землепашества. Почему произошло так,  а  не
иначе, знали,  пожалуй,  только  ученые-археологи  Денты.  Созидателей
никогда не посвящали в специальные труды по планетам,  предназначенные
для преобразования.
   К тому же инструкции говорили лишь о том, что нужно  выполнить  для
того, чтобы планета стала годной для освоения. До этого ей  не  давали
даже имени, и она значилась под порядковым номером или шифром.
   В обязанности Созидателей входило постепенное изменение  климата  -
со временем здесь  будут  основаны  собственные  поселения.  При  этом
строжайше запрещалось вмешиваться в жизнь аборигенов, если таковые  на
планете окажутся. Передача им  лекарств,  орудий,  продуктов  каралась
строго. В лучшем случае провинившийся Созидатель мог  рассчитывать  на
отставку. В худшем...
   Всякий контакт с местными племенами, кроме  особых  случаев,  также
оговоренных правилами  инструкции,  рассматривался  как  нежелательное
вмешательство в развитие аборигенов. Считалось, что ничего  не  должно
влиять на естественный ход событий.
   Все это Клор прекрасно знал. Длительная стажировка  плюс  служба  в
космической разведке плюс самостоятельная работа Созидателем  говорили
о том, что  он  специалист  высокого  класса.  По  выслуге  ему  давно
полагалось звание Созидателя Первого Ранга, и вовремя  не  получил  он
его только из-за того, что на планете Е6-К, изменяя влажный климат  на
более сухой и подходящий для жителей Денты, все же сумел оставить  для
разумных пиявок зону влажных субтропиков, своеобразную резервацию, где
этот вид мог продолжать развиваться.
   Выводы были сделаны мгновенно. Его отстранили от работы, и на  Е6-К
был послан другой специалист, который сумел  в  самые  короткие  сроки
исправить ошибку Клора. Это стоило последнему очередного звания.
   Поступая вопреки инструкции, Клор  действовал  тогда  скорее  всего
бессознательно. Пиявки не внушали симпатий. Это были  громадные  живые
бурдюки с круглыми зубастыми  ртами.  Обитали  они  на  Е6-К  большими
колониями, и попади любой житель  Денты  в  болото,  населенное  этими
милыми созданиями, вряд ли бы  он  смог  рассчитывать  на  контакт  по
разуму.
   Но  Клор,  случайно  прочитав  в  библиотеке   брата   в   довольно
пространном  рапорте  с  грифом  "Только  для  Совета",  что  разведка
обнаружила  у  пиявок  достаточно  развитой  язык  и  начальные  формы
общественных отношений, так и не смог впоследствии смотреть на них как
на обычных животных.
   Выделяя для пиявок климатическую зону, Клор не рассчитывал  на  то,
что это спасет обреченный вид.  Но  иначе  он  не  мог.  И  вот  новый
проступок.
   - После Е6-К, - напомнил одышливый Координатор, силясь  расстегнуть
тугой ворот мундира, - вам была предоставлена возможность исправиться.
Не скрою, свое слово замолвил за вас и брат.
   Клор заметил, что Верх нахмурился  и  стал  беспокойно  постукивать
пальцами по столу.
   - Но это вас ничему не научило, -  продолжил  одышливый.  -  Теперь
примерно то же самое повторилось и на ЭН-12. Что вы можете  сказать  в
свое оправдание?
   - В свое оправдание? - повторил Клор, стараясь  выиграть  время.  -
Пожалуй, ничего. Но что толку не вмешиваться в дела  аборигенов,  если
при изменении климата они все равно будут обречены. Это - лицемерие.
   - Лицемерие! - всплеснул руками один из самых старых  Координаторов
Тэн.  -  Значит  вся  гуманная  направленность   наших   проектов   по
преобразованию всего лишь лицемерие. Нет,  как  вам  это  нравится!  -
обратился он сразу ко всему Совету. - Значит, прямое  вмешательство  в
жизнь аборигенов  -  это  ничего.  То,  что  они  могут  погибнуть  от
непригодных для их организмов продуктов - это милосердие, а  остальное
- лицемерие. Ведь  всем  известно,  что  изменение  климата  вовсе  не
означает  обязательную  гибель  местного  населения.  Мы  знаем  много
примеров, когда наша цивилизация и  туземная  прекрасно  сосуществуют.
Конечно, при условии  полного  невмешательства  в  их  жизнь  с  нашей
стороны.   Климат   меняется   постепенно,   это   одно   из   условий
преобразования, и всегда есть время к этим изменениям приспособиться.
   - Но этого времени бывает недостаточно, - не выдержал Клор.
   - Потрудитесь выслушать мнение Совета, - довольно резко оборвал его
Верх.
   - Не будем превращать заседание в дискуссию, - одышливый снова взял
слово. - Существует общее правило, которое должен выполнять каждый, от
солдата до офицера. Налицо повторное нарушение инструкции.
   - Это ссылка, - сказал Тэн.
   - Пожизненная, - добавил одышливый.
   - Навсегда? - растерянно пробормотал Клор,  все  еще  надеясь,  что
ослышался, но послушно последовал за внезапно появившимся  офицером  в
соседнюю комнату.



   Это был обычный бланк  телефонной  станции,  заполненный  от  руки,
который  извещал  Кирилла  Куликова,  что  через  неделю   ему   будет
установлен телефон. Указывалось время,  когда  следует  быть  дома,  а
также упоминалось об  уплате  за  предоставление  номера  и  установку
аппарата в отделении госбанка.
   "Чушь  какая-то,  -  подумал  Кирилл,   разглядывая   выпавший   из
"Известий" бланк. - Может, пошутил кто?"
   Но, позвонив на следующий день  с  работы  на  телефонную  станцию,
убедился, что все вполне серьезно. Надо вносить деньги.
   - И заявление не писал? - поинтересовался Сергей. - Счастливчик!  Я
вот уже пятый год на очереди, а толку чуть.
   - Везет, везет, - прокомментировала событие из-за шкафа Людочка.  -
Сергей, тебе не кажется, что Кирилл у нас везунчик. В  прошлом  месяце
премию за лучший репортаж получил, а сейчас еще и телефон.
   - Да ну вас! - вяло огрызнулся Кирилл. - Скажете  тоже.  Нужен  мне
этот телефон, как медведю электровоз.
   - Отдай номер мне, - тут же нашелся Сергей. - Мне  без  телефона  -
во!
   - И отдам, - великодушно согласился Куликов.
   Но  благие  намерения  на   телефонной   станции   были   встречены
скептически.
   - Это не наш район, - просмотрев  заявление,  сказала  уверенная  в
себе девушка с прической, напоминавшей шапку среднеазиатских  чабанов.
- И вообще, у  нас  целевое  распределение.  То  вы  пишете,  что  без
телефона жить не можете, то отказываетесь. Петр Леонидович, -  позвала
она своего молодого,  но  уже  достаточно  лысого  начальника.  -  Вот
гражданин пришел от телефона отказываться.
   - Да? - обрадовался начальник. - Ну-ка, ну-ка, что  у  нас  там  по
этому номеру.
   Но, отыскав нужные бумаги, поскучнел.
   - Что же вы так? - обратился он к Кириллу, недоуменно вскинув рыжие
брови. - Ваше заявление сам Кологривцев подписал.
   Кирилл хотел запротестовать, но, немного подумав, промолчал и пошел
домой.
   Вера встретила его рассказ с обычной насмешливостью.
   - Это просто глупо отказываться, -  сказала  она.  -  Даже  если  и
ошибка, пока разберутся,  пока  шум  поднимут,  номер  отнимать  будет
поздно. И потом не пойму, чего ты так  разволновался.  Тебе  что,  без
телефона лучше?
   - Да нет, - промямлил Кирилл. - Но все как-то странно.
   - Господи, из всего делаешь проблему, - не выдержала Вера. -  Ну  и
характер!
   В назначенный срок пришел хмурый юноша с чемоданчиком и за двадцать
минут протянул телефонный провод и установил  розетку.  Проверил,  как
работает  заранее  купленный   Кириллом   аппарат,   и   ушел,   забыв
попрощаться.
   Кирилл  посидел  минут  пять  у  телефона,  соображая  кому   лучше
позвонить в это время, не придумал ничего интересного и  протянул  уже
было руку, чтобы набрать Верин номер, как телефон зазвонил сам.
   Звонок был продолжительный, междугородний. Это Кирилл  отметил  уже
после того, как снял трубку.
   - Кирилл Куликов! - полуутвердительно прозвучал голос телефонистки.
- Вас вызывает Куритаба, Бразилия.
   Кирилл хотел положить трубку, но что-то его остановило.
   В  мембране,  казалось,  зашелестело  тысячемильное   пространство.
Сквозь отдаленные трески и шорохи неожиданно  ясно  послышался  низкий
мужской голос:
   - Клор? - услышал Кирилл, и тут же связь оборвалась.



   После короткого разбора его дела Клор еще некоторое время провел  в
Совете, в специально предназначенном для этого помещении. Его готовили
к высылке, и готовили основательно.
   Специалисты, шустрые ребята из отдела адаптации, живо напичкали его
знанием чужого  языка,  необходимыми  сведениями,  а  также  заставили
подписать  правила  поведения  на  планетах,  которые  находились  под
контролем  Федерации,  но  не  входили  в  число  предназначенных  для
преобразования.  Таких  планет  было  несколько,  и  они   уже   давно
использовались как ссылочные зоны для особо провинившихся.
   Наказание, как разъяснил во время  последней  встречи  Верх,  -  не
побоялся все же разговаривать с опальным братом, - могло быть и  хуже.
Например, Координаторы были вправе потребовать стерилизации памяти.  В
таком случае Клор оставался на Денте, но это все равно что смерть.
   - Вечная ссылка не всегда бывает вечной, - сказал Верх на прощание.
- Надеюсь, ты это понимаешь.
   Что мог ответить на это Клор? Он  и  не  сказал  ничего.  И  только
позже, вспоминая слова старшего брата, тешил себя иногда надеждой, что
это может оказаться правдой. Но потом и это прошло.  И  осталась  одна
рукопись.
   Выбор будущей профессии определился также на Денте.
   После шока, вызванного решением  о  ссылке,  когда  Клор  оправился
настолько, что  стала  возможной  работа  по  адаптации,  сотрудниками
отдела были предложены несколько  специальностей,  которые  по  своему
желанию мог освоить Клор. По  правилам,  предусмотренным  инструкцией,
его будущая деятельность не могла  быть  связана  с  научной  работой,
способной оказать влияние на развитие технического прогресса  планеты.
Запрещалось использовать знания, полученные на Денте.
   Специалисты по адаптации не имели ничего против, если бы Клор стал,
скажем, инженером, но в этом случае он был обязан  сам  контролировать
себя.  Не  дай  бог  проявить  способности,  превышающие   способности
инженера средней руки.
   Это Клор счел  для  себя  утомительным.  К  тому  же  за  ослушание
предусматривалось  слишком  суровое  наказание.  Поскольку   высланный
находился теперь вне Денты,  до  стерилизации  не  снисходили.  Агенты
спецслужбы устраивали  время  от  времени  контрольные  проверки  и  с
провинившимися не церемонились.
   О гуманитарных науках Клор имел самые общие представления. Все, что
он до этого умел, так это  составлять  рапорты.  В  Школе  космической
разведки не придавали большой важности гуманитарным дисциплинам, и тем
не менее Клор выбрал журналистику. Он желал быстрее войти в курс  дел,
происходящих на задворках Вселенной, где ему предстояло жить,  в  этой
космической  резервации  для   чудаков,   как   правило,   совершивших
какой-либо проступок по неясным для Совета обстоятельствам.
   За короткий срок, примерно в пару земных недель,  он  получил  все,
что считалось достаточным. А потом вывод корабля на орбиту, мгновенный
рывок через подпространство, и странный город, непонятный для  него  в
первое время несмотря  на  все  старания  специалистов,  готовивших  к
адаптации.
   Клора внедрили в этот город также стремительно, как забивают гвоздь
в доску.
   Раз! - и он уже сидит в собственной кооперативной норе  и  числится
литературным сотрудником. Два! - и он  получает  через  неделю  острое
нервное расстройство. Три! - и он попадает в местную больницу, где его
лечат от него самого, от памяти о Денте и прежней  жизни  примитивными
химическими лекарствами.
   Но больница дала  возможность  отдышаться  и  оглядеться,  а  потом
потянулись дни, не заполненные сначала ничем, кроме одиночества.
   Он знал об этой планете и стране, в  которой  оказался  (здесь  еще
были страны!) немало,  но  это  были  знания  студента-заочника,  а  о
практике не позаботился никто. И в первый год для Клора не было ничего
страшнее, - а именно это снилось  ему  в  кошмарах,  -  чем  совершить
какую-нибудь ошибку.
   Так появилась маска холостяка-отшельника, боящегося сказать  лишнее
слово.
   Были моменты, когда редактор, глядя на него с сожалением и злостью,
требовал перевести его информацию на нормальный язык, и Клор, нет, уже
Кирилл, проклиная свою беспомощность и абсурдность  той  самой  первой
мысли, что сделала его журналистом и наградила липовым дипломом, потел
над этим переводом. Много было смешного и грустного, но пришло умение,
а потом появилась Вера.
   И Клор постепенно становился Кириллом,  вспоминая  о  прошлом  лишь
тогда,  когда  садился  дома  за  письменный  стол,  чтобы  продолжить
рукопись.  И  наконец-то  забрезжил  выход  из  страшного   тупика   и
определился  смысл  его  будущего  существования,  в   котором   Дента
оставалась лишь планетой в звездной системе, которую не увидишь  ни  в
одном земном телескопе.
   И тут раздался звонок...



   Связь разъединилась почти мгновенно, и почти мгновенно  он  положил
трубку на рычаг. Это оказалось так страшно - услышать свое собственное
имя, данное с рождения, и тем не менее почти забытое им самим.
   Даже та доля секунды,  в  которую  был  слышен  далекий  голос,  не
оставляла сомнений - говорил  соотечественник,  житель  Денты.  Только
владеющий родным языком мог произнести его имя так.
   Кирилл-Клор еще посидел какое-то время, плотно  прижимая  трубку  к
рычагу, словно не мог разжать онемевшие  пальцы.  Прошло  минут  пять,
пока он почувствовал, что трубка стала скользкой от пота, и в  тот  же
миг телефон зазвонил снова.
   Кирилл вскочил с места и отошел вглубь комнаты.
   - Не трогай телефон! - сказал он вслух самому себе  и  даже  сделал
один шаг назад.
   Но звонок ввинчивался в тишину квартиры как  сверло,  и  надо  было
бежать, чтобы выдержать эту пытку.
   "Не трогай! - думал Кирилл, а сам между  тем  осторожно,  словно  к
мине, подходил к аппарату.
   - Да! - закричал он в трубку.
   На том конце провода испуганно охнули.  Потом  послышалась  быстрая
речь на незнакомом языке,  а  потом  опять,  уже  спокойно,  спросили:
"Клор?" - и Кирилл, уже не думая о последствиях, отрывисто сказал:
   - Клор слушает. Кто со мною говорит?
   - О, господи! - послышалось в ответ. - Как вы меня напугали.  Зачем
вы кричите?
   - Что за шутки! - возмутился Клор. - Представьтесь, иначе я  положу
трубку.
   - Не делайте глупостей, - скорее попросил, чем приказал незнакомец.
- До вас не так легко дозвониться.  Выслушайте  меня  внимательно.  На
Земле  я  уже  двадцать  лет  и  больше  известен  здесь  как  Эстебан
Альворадо. Может быть, слышали?
   - Нет, не приходилось.
   - Ну вот, а критики утверждают, что у меня мировая слава.
   - И все же, что это значит?
   - Это значит, Клор, простите, Кирилл, что вам пора узнать -  вы  на
этой планете не одиноки.
   - Мне ли не знать этого, - усмехнулся Клор.
   Он стал постепенно приходить в себя и теперь уже не сомневался, что
разговаривает с одним из инспекторов, прибывшим с проверкой.  Поэтому,
не совсем вежливо перебив незнакомца с ничего не говорящим ему именем,
Клор продолжал уверенно и сердито:
   - На  этот  счет  меня  предупредили  особо.  Никаких  контактов  с
соотечественниками. Если хотите знать, за время пребывания на Земле  я
это  условие  не  нарушил  ни  разу.  К  тому  же  правила  инструкции
предписывают ни при каких обстоятельствах не прибегать к родной  речи.
Сегодня я ослушался приказа, но, согласитесь, провокация налицо. Я  не
желаю больше с вами разговаривать. Для того, чтобы вы  могли  доложить
начальству, что я этот запрет больше не нарушу, я отключаю телефон. Вы
слышите меня?
   - Подождите! - раздалось в телефонной трубке. - Еще одну минуту. Не
отключайте аппарат! Справьтесь в энциклопедии. Я - Эстебан  Альворадо!
Я хотел...
   Клор резко  дернул  за  шнур,  и  телефон  отключился.  Наступившее
молчание было полным, как  в  барокамере,  и  прошло  какое-то  время,
прежде чем стал  различим  шум  улицы:  скрежет  скребка  дворника  по
мерзлому снегу, трамвайный звонок, топот шагов на лестнице.
   - Это какое-то безумие! - сказал Кирилл.
   Он поднялся со  стула  и,  не  оглядываясь  на  телефон,  вышел  из
комнаты.



   Идти в редакцию не хотелось, и Кирилл решил позвонить из автомата и
отпроситься у редактора на вторую половину дня.  Но  телефон  шефа  не
отвечал, и он набрал номер Сергея.
   - Пробный звонок? - весело спросил Сергей, как только  услышал  его
голос. - Поздравляю. Давай я тебе перезвоню.
   - Я не из дома, - замялся Кирилл.
   Ему не хотелось сейчас объяснений.
   - Вот те на! - удивился Сергей. - Человеку поставили телефон, а  он
звонит из автомата. Что случилось?
   - Да так, пустяки. Не мог бы ты сказать шефу, что сегодня не приду.
Задание, пусть не беспокоится, выполню.
   - Ладно, чего там, - Сергей вздохнул. - Тебе Вера звонила.
   - Слушай, - Кирилл подумал о Вере и понял, что  ее  приход  сегодня
был бы совсем ни к чему. - Передай Вере,  если  позвонит  еще,  что  я
вечером буду занят. Хорошо?
   - Хорошо, - недоуменно согласился Сергей.
   Кириллу хотелось побыть одному, просто побродить по улицам, остужая
лицо под резкими порывами февральского ветра, посидеть где-нибудь, где
много незнакомого народа, и поразмышлять о своем. Нигде так хорошо  не
думается, как в людном месте, лишенном привычных лиц.
   Машинально пройдя два квартала, Кирилл свернул на набережную.
   Редкие скамейки, засыпанные снегом, не привлекали сейчас никого. На
рейде,  вмерзнув  суриком  в   лед,   стояли   некрасивые   баржи.   С
противоположного берега тянуло дымом с ТЭЦ, и Кирилл,  быстро  миновав
пристань, опять повернул к центру.
   У выхода из метро его  подхватила  толпа  и  повлекла  за  собой  к
центральному проспекту.
   "Это все неспроста, - размышлял Кирилл,  автоматически  переставляя
ноги и совсем не глядя по сторонам. - Телефон мне установили, конечно,
не случайно. Разумеется, Альворадо - имя вымышленное. На такой дешевый
приемчик попасться может, пожалуй, какой-нибудь  простак.  Но  неужели
они решили, что он глупо клюнет на такую  уловку?  Нет,  это  было  бы
чересчур просто. Но что же тогда  делать?  Опять  включить  телефон  и
ждать еще одного звонка?"
   Кирилл совсем запутался. Он подумал о рукописи, лежащей  в  верхнем
ящике письменного стола, и даже остановился. Его толкнули сзади, и  он
привычно извинился. Как же он мог забыть о рукописи. Вот в  чем  дело!
Но как они узнали?
   Вести записи о прошлой жизни также запрещалось.  Он  знал  это,  но
нарушил правило сознательно, надеясь, что  такое  сугубо  личное  дело
вряд ли станет известным.
   "А они узнали. Что же теперь будет? Рукопись надо  уничтожить,  вот
что, а не стоять столбом посреди дороги.  Ведь  и  на  ЭН-12  не  было
лишних глаз".
   Быстро развернувшись и вытащив руки из карманов, Кирилл  зашагал  к
своему дому, надеясь успеть туда до визита непрошеных гостей.
   - Ах, Альворадо! - приговаривал он на ходу, мстительно сжимая губы.
- Ах, "с вами будет говорить Бразилия!".
   Он почти бежал мимо серых домов, не обращая внимания  на  прохожих,
углубленный в свои мысли. Вот уже и кинотеатр "Альтаир", вот читальный
зал областной библиотеки.
   - Стоп! - произнес вдруг вслух  Кирилл,  поравнявшись  с  читальным
залом. - Что он сказал этот Эстебан? Посмотрите в энциклопедии?
   Кирилл немного помешкал, но нащупал в кармане твердый прямоугольник
читательского билета и резко толкнул дверь.
   На второй этаж он забежал, прыгая  через  две  ступени,  и  тут  же
бросился к стеллажам, где  ровными  рядами  стояли  малиновые  тома  с
золотыми буквами.
   - Молодой человек! - услышал он строгий оклик. - Ваш билет!
   Кирилл,  не   глядя,   сунул   билет   молоденькой   библиотекарше,
неодобрительно качавшей головой, и снова устремился к полкам.
   - Альворадо, - приговаривал он,  отыскивая  нужный  том.  -  Сейчас
посмотрим.
   Найдя требуемую страницу, Кирилл заскользил пальцем по строчкам.
   Так, Альварес... Альвеолы... Альворадо... Вот!
   Альворадо Эстебан (р. 1945), браз. композитор. Один  из  крупнейших
композиторов современности. Особо значительны его достижения в области
симф. музыки (6 симфоний, в т.ч. 1-я [1967], 4-я [1980]),  а  также  в
кантатно-ораторных и камерных жанрах.  Гуманистическая  направленность
творчества Альворадо...
   Завершал статью длинный перечень работ, который  Кирилл  читать  не
стал. Хватило и этого.
   "Все, - подумал Кирилл. - Теперь и вовсе ничего не понять".
   Он сдал книгу, и снова началось бесконечно кружение по улицам,  где
по-зимнему рано темнело и было людно от возвращающихся с работы. Домой
он уже не спешил.
   - Что же такое получается, - бормотал он себе под нос. -  Известный
композитор - агент Денты. Это уже  перебор.  Так  внедрить  инспектора
только для того, чтобы  подлавливать  новичков?  Концы  с  концами  не
сходятся. Но и контакты ведь строго запрещены. Так для чего  Альворадо
рисковать? Или здесь что-нибудь такое, такая хитрая игра?
   Махнув в конце концов на все рукой, так и не придя к  единственному
решению, Кирилл повернул домой. Стало совсем темно, усилился ветер,  и
он почувствовал, что изрядно замерз и проголодался.
   Дома он внимательно осмотрел телефон и с  опаской  включил,  но  не
успел пройти на кухню, как раздался звонок.
   Включая аппарат, Кирилл втайне надеялся, что таинственный вызов  из
Бразилии повторится, но не так же скоро.
   - Да! - громко, как и в первый раз,  крикнул  Кирилл  в  трубку.  -
Слушаю!
   - Что случилось? - услышал он Верин голос. - Целый вечер  звоню,  а
тебя все нет.



   Прошла почти неделя, и Кирилл совсем измучился.
   После работы он каждый день мчался  домой  и  садился  у  молчащего
телефона. Нет, иногда звонили, но это обычно была Вера, а  чаще  всего
путали номера и спрашивали то прачечную, то роддом.
   Рукопись лежала заброшенная. Уничтожить ее Кирилл не решался, но  и
работать над ней так, как раньше, не мог.
   На всякий случай он собрал все листки, в том числе и те, где  делал
только черновые записи для будущей расшифровки, в одну большую папку и
спрятал в самый дальний угол платяного шкафа.
   - Ты больше не пишешь? - обеспокоенно спрашивала Вера.
   - Пустяки все это, - как правило, хмуро отвечал Кирилл.
   В  последние  дни  между  ним  и  Верой  словно  кошка   пробежала.
Встречались они, правда, почти так же часто, но  эти  встречи  уже  не
приносили прежней радости. Вера, казалось, ждала от  Кирилла  каких-то
объяснений, а тот делал вид, что ничего не понимает.
   Их молчание по вечерам становилось все более и более тягостным.
   Звонок раздался утром, перед самым уходом на работу.
   Долгий междугородний зуммер.
   У Кирилла, хотя он и  ожидал  этого,  упало  сердце.  Но,  выдержав
паузу, он поднял трубку и услышал знакомое:
   - Вызывает Куритиба. Ответьте.
   - Здравствуйте, Клор, - послышалось с другого конца земного шара. -
Вы недовольны, что я вас так называю?  Хорошо,  оставим  наши  прежние
имена, как оставляют мирские, идя в монастырь.  Все  мы  теперь  одной
веры - земной. Вот только разговаривать придется на языке  Денты,  тут
уж ничего не поделаешь. Русским я не владею,  а  вы  вряд  ли  выучили
португальский.
   - Ладно, - коротко ответил Кирилл. - Пусть будет так. Говорите.
   - Спасибо,  -  в  голосе  Альворадо  послышалась  явная  ирония.  -
Надеюсь, вы сегодня не бросите трубку, как в прошлый раз.
   - Не могу понять одного, что вам от меня надо.
   - Многое, - уже серьезно ответил Альворадо.  -  Очень  многое.  Нам
надо, чтобы вы знали, что не одиноки на Земле, что у вас есть друзья и
мы можем встречаться. Нам надо, чтобы вы продолжали писать и  поверили
в свои силы.
   Новое  упоминание  о  рукописи  насторожило,  и  Кирилл  ничего  не
ответил.
   Альворадо тоже молчал, но,  не  дождавшись  от  Кирилла  ни  слова,
продолжил:
   - Да, нам надо, чтобы вы  продолжали  писать.  Знаете,  я  ведь  не
уверен, что вы пишете, но надеюсь на это.  И  потом  мне  подсказывает
опыт, что дело обстоит именно так.
   - Вот уж нет! - резко возразил Кирилл.
   - Выслушайте, что я вам скажу, а потом решайте по-своему, -  похоже
Альворадо начал терять терпение. - Через неделю я буду в  Москве.  Нам
просто необходимо встретиться. Запомните или запишите адрес.  Это  вас
пока ни к чему не обяжет.
   - Хорошо, - устало согласился Кирилл. - Диктуйте.
   Он записал адрес аккуратным почерком отличника и отодвинул листок в
сторону.
   - Только учтите, я смогу быть в этой квартире в  точно  назначенное
время. Визит по приглашению министерства культуры очень  насыщенный, и
мне вряд ли удастся встретиться с вами в другой день. По этому  адресу
живет  один  из  наших  людей,  он  все  знает.  И   еще.   Соблюдайте
осторожность, не исключено, что за вами следят. Впрочем, здесь это  не
так уж и страшно.
   - Вот как! - хмыкнул Кирилл. - Не очень страшно?
   - Не будем больше спорить. До скорой встречи, - сказал Альворадо  и
первым положил трубку.
   В тот же день Кирилл  попросил  у  редактора  десять  дней  в  счет
очередного отпуска и взял билет до Москвы.



   До  этого  дня  путешествовать  Кириллу  не  доводилось.  Не  из-за
отсутствия времени, его  как  раз  всегда  было  навалом,  особенно  в
ежегодные отпуска. Он запросто мог  бы  купить,  например,  путевку  и
отправиться по туристическому маршруту в любой уголок  страны  или  за
границу.  Но  город  давал  ощущение  спокойствия,   защищенности.   И
первоначальные планы, как можно лучше узнать свою среду обитания,  все
чаще откладывались.
   О том, что происходит в стране и в мире, Кирилл достаточно  узнавал
из газет и телевидения. У него даже появились свои  суждения  по  тому
или иному поводу, но  это  были  суждения  рака-отшельника,  боящегося
покинуть свою раковину.
   Постепенно Кирилл стал подзадоривать себя мыслью, что  вот  возьмет
да и поедет в настоящее путешествие, но дальше этого дело не шло.
   Первый выход в мир ощущался болезненно.
   Оказывается он ничего не знает  о  том,  как  купить  билет  и  что
следует брать с собой в дорогу. Любой  пустяк,  вроде  выбора  времени
нужного рейса, ставил в тупик.
   Только накануне он сказал Вере, что  уезжает,  и  очень  удивил  ее
этим. За годы их знакомства Вера привыкла, что Кирилла из  дома  силой
не вытянешь. В кино сходить  и  то  проблема.  О  том,  чтобы  поехать
куда-нибудь вместе в отпуск она даже думать перестала. И  вот  те  на,
Кирилл неожиданно собрался в Москву.
   - Зачем? - спрашивала Вера.
   - Просто так, - не вдаваясь в подробности, отвечал Кирилл.
   - Ты что, Москвы не видел?
   И тут бы Кириллу ответить правду, ведь может такое  случиться,  что
за всю свою жизнь человек ни  разу  не  видел  Москвы,  но  он  упорно
отмалчивался, что не делало разлуку спокойнее.
   Перепрятав перед отъездом папку с  рукописью  раз  пять,  Кирилл  в
конце концов положил ее прямо на стол. Если будут искать,  то  прятать
бесполезно, а уничтожить не хватило сил.
   До последнего дня он так и  не  смог  избавиться  от  двойственного
ощущения. Что хотел сказать ему  Альворадо,  зачем  эта  встреча,  тем
более, возможно, опасная? Не провокация ли? И  упоминание  о  рукописи
настораживало, и интерес, проявленный к нему со  стороны  изгнанных  с
Денты товарищей.
   Но все же что-то неодолимо влекло вперед. За годы  одиночества  еще
никогда Кириллу так не хотелось хоть на короткое время прикоснуться  к
прежней жизни.
   Отстояв длинную очередь на регистрацию билета и промаявшись потом с
полчаса в душном накопителе, Кирилл еще раз  подивился  отвратительной
организации службы полета. Но по-настоящему ему стало не по  себе  уже
на трапе.
   Допотопная реактивная повозка доверия не внушала.
   Он посмотрел на жизнерадостную толпу землян, бодро ныряющую в чрево
самолета, и поежился. На Денте такому  монстру  место,  пожалуй,  было
лишь в музее.
   Смирившись с довольно простым городским транспортом, Кирилл все еще
не  успел  привыкнуть  к  тем  научным  изобретениям,  что  составляли
гордость землян  и  олицетворяли  научно-технический  прогресс.  Здесь
разница между "той" жизнью и настоящим была столь велика,  что  Кирилл
лишь тяжело вздохнул, но отступать было поздно.
   Полет прошел на удивление гладко.
   Проскучав четыре часа  и  даже  вздремнув  под  конец  в  неудобном
кресле, Кирилл по команде проводницы покинул самолет  и  через  десять
минут уже слонялся по аэропорту "Домодедово".  Хотелось  есть,  но  от
гудящей массы  народа  кружилась  голова,  и  он  пошел  на  остановку
автобуса.
   День встречи был назначен на  завтра,  и  осторожный  Кирилл  решил
вначале не ехать по указанному адресу. Но город встретил  его  неуютом
насквозь продуваемых улиц, где по  тротуарам  вместо  снежной  поземки
несло  песком,   наглыми   лицами   продавцов   ларьков   и   киосков,
отчужденностью неприветливых зданий. В какой-то момент  Кирилл  понял,
что весь его земной опыт полетит сейчас к черту. Никогда еще на  Земле
он не чувствовал себя чужаком настолько, как здесь, и малодушно  начал
искать справочное бюро.
   Став обладателем листка бумаги с коротким текстом,  он  внимательно
изучил предстоящий маршрут.
   Сначала надо было ехать  в  метро  до  станции  "Кузьминки",  затем
пересесть на автобус с черным "Б" и через две остановки сойти на "Доме
101".
   Подумав некоторое время, стоит ли ему обратиться  в  гостиницу  или
ринуться в неизвестное, Кирилл здраво рассудил, что чему быть, того не
миновать. Один день отсрочки ничего не дает.
   В общей сложности дорога заняла около часа.
   Выйдя из автобуса, он прямо перед собой увидел нужный дом,  но  еще
помедлил  несколько  минут  у  подъезда,  собираясь  с  духом.  Желтая
панельная  пятиэтажка  ничем  не  выделялась  среди  других  таких  же
скроенных наспех коробок, но ощущение опасности, казалось,  возрастало
по мере того как Кирилл приближался к цели.
   Он нажал кнопку звонка, и вместо ровной трели за  дверью  раздалось
какое-то чихание. "Контакт заедает, -  подумал  Кирилл,  -  мог  бы  и
починить". Еще  не  видя  хозяина,  у  него  родилось  острое  чувство
неприязни. Кирилл поймал себя на этом и  сам  же  поставил  диагноз  -
опять шалят нервы.
   Послышались тяжелые шаги, и дверь стремительно распахнулась. Кирилл
внутренне сжался - неужели засада!
   В дверном проеме, так же напряженно вглядываясь в его  лицо,  стоял
высокий  мужчина  с  бледно-голубыми  глазами,   короткой   шкиперской
бородкой,  которая,  очевидно,  должна  была  компенсировать  редеющую
рыжеватую  шевелюру.  Но  на  мощном  и  круглом   плече   незнакомца,
равнодушно щурясь, сидела серая кошка, почти котенок, мягко, но крепко
запустив коготки в толстый, домашней вязки джемпер.
   Почему-то эта кошка в одно мгновение решила  все.  Исчез  страх,  и
Кирилла словно обдало теплой волной. Он облегченно рассмеялся.
   Кирилл еще топтался, неуклюже скидывая сырую куртку, а  хозяин  уже
властно и вместе с тем мягко подталкивал его в комнату.
   Никто из двоих не пытался заговорить первым, молчание затягивалось.
   -  Меня  зовут  Михаил,  -  первым  разрядил  обстановку   мужчина,
протягивая крупную руку.
   - Кирилл, - машинально представился Куликов, а  про  себя  подумал:
"Неужели он тоже с Денты? Непохоже".
   - Так, значит, здравствуйте!
   Теперь они рассмеялись уже вместе.
   - Альворадо приедет завтра? - полуутвердительно спросил Кирилл.
   - Да, ничего не изменилось,  -  Михаил  продолжать  стоять  посреди
комнаты, но потом, спохватившись, добавил: - Вы располагайтесь, я ждал
вас, но очень волнуюсь. Видите, даже не предложил чаю с дороги. Но это
мы мигом исправим,  -  пообещал  он.  -  Садитесь  пока  в  кресло,  -
послышалось уже из кухни. - Сейчас что-нибудь приготовлю.
   Михаил проворно двигался по кухне,  было  слышно,  как  он  включил
газовую  плиту  и  поставил   на   огонь   чайник.   Хлопнула   дверца
холодильника.
   Оставшись на несколько минут один, Кирилл быстро  оглядел  комнату.
До мелочей она напоминала  его  собственную.  Много  книг,  письменный
стол, пишущая машинка. Аккуратные пачки  бумаги,  телефон,  аскетичная
мебель.
   "Даже, если он и не с Денты, - думал Кирилл, - все равно мы  одного
поля ягодки. Вон, тоже что-то пишет".
   Из кухни вышла кошка и уставилась на Кирилла неподвижным взглядом.
   - Что, гипнотизируешь? - спросил Кирилл.
   - Не привыкла видеть незнакомых, - услышал вопрос хозяин. -  А  так
это вполне деликатная кошка и довольно общительная. Ну что, давайте за
стол.
   Отхлебывая горячий чай из чашки синего кобальта,  Кирилл  продолжал
удивляться нелепости ситуации.
   Встречаются два соотечественника,  изгнанных  из  родного  дома  за
сотни световых лет от своей  планеты,  но  вместо  радости  встречи  -
настороженность и осмотрительность, как будто  тень  Денты  продолжает
лежать на них обоих и не дает забыть об этом ни на минуту.
   Первым отбросил условности Михаил. Но он,  очевидно,  думал  то  же
самое, что и Куликов, поэтому первый вопрос дался ему не без труда.
   - Вы  давно  оттуда?  -  спросил  он,  нервно  поглаживая  широкий,
начинающий лысеть лоб.
   "Откуда оттуда?" - привычно хотел переспросить Кирилл.  Но  все  же
имя Альворадо было уже названо и надо делать следующий шаг.
   - Вы имеет в виду Денту?  -  протянул  он.  Но  потом  сразу  же  и
решился. - Четыре земных года.
   - Ого! - заметил Михаил. - А я всего второй год.
   - Ну и как там? - не удержался Кирилл.
   - Освоение идет полным ходом. Теперь в дело пошли и неперспективные
планеты. И знаете, кажется, будет принято решение относительно Земли.
   - Что?!  -  Кирилл  невольно  вскочил  со  стула.  -  Но  ведь  это
противоречит  решению  Совета  о  созидании  на  планетах  с  развитой
машинной цивилизацией.
   - Решение пересмотрено, - Михаил виновато развел руками, как  будто
сам принимал участие в этом. - К тому же  наши  соседи  с  Ткори,  как
выяснилось, давно уже положили глаз  на  Солнечную  систему  и  начали
бурно здесь внедряться. Совету это показалось обидным.
   - Опять Ткори, - Кирилл начал мерить кухню шагами от двери к  окну,
и кошка в ужасе забилась под стол. - У нас ведь существует  конвенция.
По ней ни Земля, ни вся Солнечная  система  не  могут  быть  объявлены
сферой чьих-то интересов. В конце концов, и для Ткори  Земля  является
резервацией для неблагонадежных.
   - Да, конечно, - согласился Михаил. - Но Альворадо вам  завтра  все
расскажет лучше. Он - с Ткори.



   Полночи  Кирилл  не  спал,   ворочаясь   на   неудобной   хозяйской
раскладушке, а когда проснулся, то мутный свет февральского  утра  уже
заполз в комнату, на кухне слышался шум зажженной газовой  горелки,  а
из ванной доносился плеск воды - Михаил умывался.
   За вечер было переговорено столько, что осмыслить услышанное Кирилл
не мог и сейчас.
   Михаил оказался осведомлен куда лучше Кирилла о том, что происходит
не только на Денте, но и на Земле.  Оказывается,  пока  Куликов  мирно
корпел в своей редакции, совершались события, которые впрямую касались
судьбы каждого из очутившихся здесь не по своей воле.
   Альворадо должен был прибыть в два часа, и ожидание ушло  на  новые
разговоры. Поверить в происходящее было трудно.
   Михаил, он же космический разведчик Лерн, был так же, как и Кирилл,
приговорен Координационным Советом к вечной высылке. Но в  отличие  от
Кирилла, попав на Землю, он знал, что будет делать.
   Еще на Денте он начал  писать  историю  космической  разведки.  Для
этого не хватало архивных материалов, но и того, с чем столкнулся Лерн
во время поисковых рейдов, было  достаточно,  чтобы  сделать  вывод  -
данные разведки часто, а, вернее, всегда фальсифицируются.
   Мало-мальски пригодных планет для созидания насчитываются  единицы.
Как правило, на них уже существует жизнь и довольно часто  -  развитая
цивилизация. Уже только по этим параметрам планеты должны  были  стать
непригодными для освоения. Но этим правилом обычно пренебрегали. Нужны
новые колонии, новые сырьевые базы. И в тот  момент,  когда  на  вновь
открытой планете появлялась станция созидателей,  аборигены  были  уже
обречены.  Данные  о  коренных  обитателях  засекречивались,   планета
объявлялась зоной интересов Совета, и дальше дело было  за  такими как
Клор.
   Одновременно с  Дентой  такая  же  разведка  и  освоение  велись  и
жителями Ткори, развитой космической федерацией, во  всем  похожей  на
цивилизацию Денты. Там  так  же  требовались  колонии  и  новые  места
обитания. Столкнувшись один раз в открытом вооруженном конфликте,  две
суперцивилизации пришли к выводу, что полезнее поделить сферы влияния,
и это соглашение строго соблюдалось.
   Земля была тогда признана нейтральной территорией, непригодной  для
освоения. Жесткие режимы Денты и Ткори  использовали  Землю  лишь  для
ссылки неблагонадежных, а таких с каждым годом становилось все больше.
   Не все, о чем Михаил  говорил  с  Кириллом,  стало  для  последнего
полным откровением. О многом он догадывался и раньше. И все же -  одно
дело догадки, другое - когда об этом говорится со ссылкой на  факты  и
анализом действий. Михаил и  не  скрывал,  что  эти  данные  вовсе  не
результат его частных исследований. Уже давно  на  Земле  существовала
оппозиция  сосланных  сюда  жителей  Денты  и  Ткори,  которые  решили
объединить усилия перед лицом общей опасности.
   И вот последнее сообщение - Земля перестает быть  неприкосновенной.
Чем это грозит для планеты, Кирилл хорошо догадывался.
   - Но что можем сделать мы? - в который раз спрашивал Кирилл.  -  Мы
сами под постоянным контролем. А уровень техники землян  не  оставляет
никакой надежды на успех в случае военного  конфликта.  Даже  если  мы
сумеем убедить правительства наиболее развитых стран  в  необходимости
объединиться и станем консультантами в области новых  технологий,  это
не спасет положения. К тому же, любой агент с Денты или с Ткори  может
расправиться с любым из нас так быстро, что никто и не поймет, что  же
произошло.
   - Это не совсем верно, - возражал Михаил.  -  Агентов  Денты  здесь
совсем немного, и у  них  достаточно  другой  работы  -  сейчас  время
глубокой разведки. Потом, как вы не поняли,  что  нас  реальной  силой
совсем не считают.  Народ  сюда  ссылают,  по  мнению  Совета,  совсем
непутевый, не годный ни на что, кроме своих  чудачеств.  Им  непонятны
наши поступки, сомнения,  наши  угрызения  совести,  наконец.  Мы  для
Совета кто-то вроде сумасшедших, опасных, может  быть,  на  Денте,  но
надежно изолированных здесь, на  Земле.  Нас  просто  не  принимают  в
расчет. Вот скажите, вашей судьбой поинтересовались хотя бы раз за эти
годы?
   - Нет, но вполне возможно следят. Вы же понимаете о чем идет речь?
   - Речь идет о том, что нельзя надеяться лишь на случай.  Времени  у
нас мало.



   Мощные  установки  для  насыщения  влагой  атмосферы   ЭН-12   были
запрятаны в центре огромной пустыни,  но  контроль  и  управление  ими
находилось на станции, расположенной в зоне не  со  столь  губительным
климатом. Здесь, впрочем,  тоже  было  достаточно  безлюдно,  но  Клор
хорошо знал, что место его пребывания известно местным жителям.
   Установки день  и  ночь  перемалывали  тонны  кремниевого  песка  и
выбрасывали в атмосферу гигантские облака. Где-то над полюсами планеты
шли нескончаемые дожди, может быть, даже росла трава,  но  здесь  пока
все оставалось без изменений.
   На станции было смертельно скучно.  Но  к  этому  привыкаешь.  Клор
находил даже удовольствие в одиночестве. Ему, в сущности,  не  так  уж
много надо.
   Раз в день -  выход  на  связь.  Замеры  температуры  и  влажности,
обработка   данных,   поступающих    со    множества    автоматических
метеопунктов, и занесение этих данных в вахтенный журнал тоже отнимали
время. Куча видеофильмов, которые не пересмотришь и за несколько  лет.
Каждые три месяца выход на "челноке" в  открытый  космос  для  встречи
пассажирской платформы, постоянно курсирующей по кольцевому  маршруту.
Там можно остаться на пару дней, встретиться с товарищами, поплавать в
настоящем бассейне и выпить аперитив в баре. Потом опять станция.
   В конце концов профессия созидателя  не  для  слабых  мужчин.  Зато
почет и уважение на Денте, почти неограниченный государственный кредит
и обеспеченная старость. Но до старости еще далеко, Клор  об  этом  не
задумывался.
   Иногда Клор видел аборигенов.
   Во время редких полетов на геликоптере он проходил  высоко  над  их
поселениями, похожих на скопище термитников, и замечал  как  в  ужасе,
прикрыв  головы  руками,  коричневые  фигурки  разбегаются  в   разные
стороны.
   Аборигены принадлежали к гуманоидам.
   Еще  на  Денте,  разглядывая  голограммы  туземцев,  Клор  невольно
отметил их сходство с его  расой.  Они  до  удивления  напоминали  его
собственных предков из учебников истории. И все же, как говорилось  на
инструктаже, жители ЭН-12 были обречены.
   Они  пережили  расцвет  своей  цивилизации,   во   время   которого
создавались города и существовало нечто похожее на государство. Сейчас
на планете обитали всего  несколько  относительно  крупных  племен,  и
связь между ними с каждым оборотом ЭН-12 все больше слабела.
   Самым  близким  поселением  к  станции  было  подобие  деревушки  с
домами-термитниками, в которых жило не более сорока туземцев. Это Клор
знал точно.
   Однажды его геликоптер совершил вынужденную посадку из-за неполадок
в двигателе почти в сутках пешей ходьбы от станции. Проклиная  все  на
свете, Клор потащился домой,  испытывая  не  столько  трудности  пути,
сколько злость на самого себя. Чего ему стоило как  следует  проверить
аппарат перед вылетом? Вот тогда он и забрел в деревню.
   Ему было нетрудно сделать крюк  в  пару  километров,  чтобы  обойти
деревню с севера,  прячась  за  невысокими  холмами,  но  Клор  упрямо
продолжал идти прямо, словно желая миновать деревушку, как  мираж.  Он
был зол, и ему хотелось сделать что-нибудь такое, чего бы  он  никогда
не позволил себя в нормальных обстоятельствах.
   Деревня была пуста или казалось пустой.  Для  Клора  это  не  имело
значения. Он не хотел видеть никого из туземцев, не хотел  пугать  их,
ему просто надо было пройти между домами, не сворачивая ни к одному из
строений, чтобы продолжить свой путь на северо-запад к станции.
   Вот так, по геометрической прямой, не делая лишнего шага в сторону.
   Дома и вблизи были точь-в-точь такие же термитники, какими казались
сверху из кабины геликоптера. Неровная дыра входа, ни одного  окна.  И
ни одного человека.
   Забились ли местные жители в свои хижины или  убежали  в  страхе  в
пустыню, начинающуюся сразу за краем деревни, Клор не знал, вернее, не
хотел знать. Бог с ними,  с  аборигенами,  с  их  шаманами,  плясками,
жалкими идолами, обрекающими их на гибель от голода и инфекций.  Клору
надо быстрее добраться до станции, где без  присмотра  остался  пульт.
Назавтра подходил срок выхода  на  орбиту  -  кольцевая  платформа  по
графику приближалась к ЭН-12.
   Дорога между домами то сужалась, то расходилась в стороны, и  Клор,
пройдя почти половину деревни, неожиданно представил себя со стороны.
   Вид, наверное, у него  устрашающий.  Ранец  с  кислородной  смесью,
серебристая маска, прикрывающая нос и рот, черный объемный комбинезон,
делающий фигуру неестественно громадной.
   Кем они видят его, эти туземцы, - одним из демонов своего  наивного
фольклора, чудовищем, питающимся детьми?
   Клор насмешливо фыркнул. Варвары. Но одновременно в нем  заговорили
угрызения совести. Стоило ли ради лишних двадцати минут  вторгаться  в
чужую, пусть примитивную, жизнь? Зачем ему эта безрассудная выходка?
   Он остановился, чтобы оглядеться.
   По-прежнему никого рядом. Тишина и полная неподвижность.  И  в  тот
момент, когда он уже решил, что деревня действительно безлюдна,  около
ближайшего "термитника" он увидел аборигена.
   Это был старик.
   Ярко-желтая, почти оранжевая кожа в глубоких морщинах,  клочковатые
серые волосы и большие  темно-коричневые  глаза,  которые,  не  мигая,
следили за каждым движением Клора.
   Старик сидел, прижавшись спиной к "термитнику", вытянув перед собой
ноги и прижимая к груди  какие-то  острые  палочки:  не  то  маленькие
дротики, не то просто хворост. Видимо, Клор застал  его  за  домашними
делами, и он не  успел  убежать,  или  не  смог,  уж  больно  немощным
выглядело его тело, едва прикрытое на бедрах рваной тряпкой.
   Инстинктивно Клор положил  руку  на  спусковую  скобу  деструктора.
Старик, так же не шевелясь, продолжал рассматривать гостя.
   В глазах аборигена не было страха и  любопытства.  Его  взгляд  был
спокоен и всезнающ, как будто появление инопланетянина в этой  пустыне
было для него совершенно привычным  делом.  Клор  и  сейчас  отчетливо
помнил, что его очень раздражила эта спокойная уверенность - он хорошо
понимал, что  на  месте  старика  повел  бы  себя  по-другому,  и  это
понимание уязвляло.
   Клор сделал несколько шагов к старику. Тот продолжал  сидеть,  лишь
палочки в его руках  как-то  странно  задвигались,  чертя  по  воздуху
быстрые штрихи, и Клор остановился снова.
   Старик медленно протянул руку  и  нашарил  рядом  с  собой  круглую
коричневую табличку величиной с магнитный диск памяти, положил  ее  на
колени, и так же, не глядя на руки, а продолжая  рассматривать  Клора,
начал чертить на табличке  своими  двумя  палочками,  непонятно  каким
образом зажатыми между пальцами одной руки.
   Первым желанием Клора было уйти. Он не знал местного  языка,  этому
не учили на инструктажах, там учили другому, но уйти сейчас просто так
казалось невозможным. Поэтому Клор решил  оставить  старику  небольшой
подарок, своеобразное извинение за  беспокойство,  чтобы  хоть  как-то
достойно выйти из неловкого положения. Он похлопал  себя  по  карманам
комбинезона и не нашел ничего,  что  могло  бы  послужить  в  качестве
презента. Наконец он вынул разноцветную летную карту, которая не могла
ему уже пригодиться в этот раз,  -  все  равно  геликоптер  стоял  без
движения там, далеко за холмами, - и протянул ее старику.
   Туземец вежливо принял подарок и в ответ протянул  Клору  табличку.
То, что Клор увидел, ошеломило его. С таблички глядело его собственное
лицо, но лицо, не прикрытое маской.
   Свободными смелыми штрихами туземец  сумел  добиться  удивительного
сходства - умение, которым обладают настоящие мастера.
   Клор плохо разбирался в живописи,  но  и  ему  стало  понятно,  что
рисунок выполнен превосходно. Поражало и другое, как старик  сумел  по
видимым  частям  его  лица  реконструировать  целое  так,  как   будто
встречался с Клором неоднократно, а ведь еще недавно  тот  высокомерно
думал, что предстает перед аборигенами неким божеством, недоступным их
пониманию.
   В какой-то момент  Клору  стало  неловко,  ему  представилось,  что
туземец так же свободно может читать и его мысли.
   Между тем старик, положив летную карту на колени,  как  перед  этим
клал пластинку, снова быстро зачертил острыми палочками,  оставляющими
тонкие белые следы, и в  пустыне,  точно  на  том  месте,  где  она  и
находилась, появилась станция, ее круглый купол с ниточками антенн,  а
рядом силуэт челночного бота.
   Клор только растерянно кивнул, когда старик вопросительно поднял на
него свои темные глаза, а потом ткнул пальцем в то место, где потерпел
аварию геликоптер.
   Старик подумал немного и нарисовал летательный аппарат на боку,  но
Клор отрицательно покачал головой, и  тогда  старик,  одним  движением
ладони стерев набросок, нарисовал геликоптер заново, уже правильно.
   Этот безмолвный диалог мог  бы  продолжаться  еще  долго,  но  Клор
решительно  прервал  его.  Обмен   знаками   и   рисунками   уже   мог
квалифицироваться  как  контакт,  а  всякие  контакты  с   аборигенами
запрещены. Клор выпрямился, собираясь продолжить путь, и  в  последний
раз посмотрел на деревню.
   Как ни странно, теперь он смотрел на нее  совсем  другими  глазами.
Его поразила потрясающая нищета  и  убожество  примитивного  быта,  но
теперь он был уверен, что населяют эти хижины  отнюдь  не  примитивные
существа.
   Вырождение? Да.  Медленная  гибель  некогда  развитой  цивилизации?
Безусловно. Но почему эти люди обречены именно сейчас, когда им  может
быть протянута  рука  помощи  высокоцивилизованных  братьев  с  другой
планеты?
   Клор снова посмотрел на старика. Тот, опираясь одной рукой о землю,
протягивал ему глиняную чашку с  грязной  водой,  единственной  водой,
которую можно раздобыть здесь, в иссушенных солнцем местах.
   Клор по  достоинству  оценил  этот  жест,  но  пить  отказался.  Он
выразительно похлопал себя по сумке с недельным запасом  продуктов,  а
потом быстро, не оборачиваясь, зашагал к станции.



   Они пропустили приезд Альворадо, хотя до этого то один,  то  другой
несколько раз подходили к окну.
   Долгий звонок в дверь застал обоих врасплох, и Альворадо ворвался в
тихую московскую квартиру, размахивая руками, словно  регулировщик  на
оживленном перекрестке,  пересыпая  приветствия  португальской  речью,
мгновенно убеждая окружающих, что  латиноамериканский  темперамент  не
досужая выдумка беллетристов.
   - Ого! - не  удержался  от  восклицания  Кирилл,  когда  Альворадо,
следуя земным обычаям, с чувством стиснул ему руку.
   Эстебан походил на знаменитого композитора не больше, чем  лавочник
на английского лорда. Плотный, небольшого роста, с полным  смугловатым
лицом и быстрыми темными глазами, он носил  еще  и  массивный  золотой
перстень  с  изумрудом.  Величина  камня  невольно  вызывала  мысль  о
подделке, но Альворадо, перехватив взгляд Кирилла,  вызывающе  выпятил
нижнюю губу и торжественно объявил,  что  это  знаменитый  бразильский
изумруд, что в нем семнадцать каратов и, что он, Эстебан,  никогда  не
позволит себе носить фальшивку.
   Кирилл  вяло  отмахнулся.  Не  за  тем  он  сюда   приехал,   чтобы
выслушивать всякую чушь о достоинствах самоцветов.  Михаил  откровенно
забавлялся, глядя на эту сцену. Похоже, с Альворадо он был уже знаком.
Так и оказалось. Выяснилось, что  Эстебан  уже  посещал  эту  квартиру
примерно год назад.
   - Как же так? - не понял Кирилл. - Вы же мне говорили, что  впервые
приезжаете в эту страну по приглашению.
   - Я был инкогнито, - Альворадо важно откинулся в кресле, но тут  же
вскочил и забегал по комнате, всякий раз рискуя выскочить на балкон. -
Да, я был здесь, и буду еще не раз, ровно столько, сколько понадобится
для дела.
   Наконец гость утомился и устроился в кресле  уже  основательно.  Он
перевернул камнем вниз перстень, словно  не  хотел,  чтобы  его  блеск
отвлекал  от  серьезного  разговора,  и  неожиданно  тяжелым  взглядом
посмотрел на Кирилла из-под широких бровей.
   - Вы хоть понимаете, что сейчас происходит?
   - Да, - Кирилл неопределенно  пожал  плечами.  -  Мы  разговаривали
вчера вечером и еще сегодня. Но в это верится с трудом.
   - Ему верится с трудом! - Эстебан театральным жестом обвел комнату,
как  будто  желал  привлечь  внимание  многочисленной  толпы.   -   Мы
единственные, несколько сотен на Земле, которые понимают, в чем  дело,
а ему, видите ли,  верится  с  трудом.  Земля  -  это  последняя  наша
надежда. Слышите? Последняя! Если сюда придут наши "друзья" с Денты  и
Ткори, то потом уже не будет ничего. Понимаете? Ни-че-го!
   - Все  я  понимаю,  -  огрызнулся  Кирилл.  Ситуация  начинала  ему
нравиться все меньше и меньше. Чего они от него хотят, что он-то может
сделать? - Но я тут причем? Насколько я  понимаю,  речь  идет  о  том,
чтобы помешать освоению. Но мы тут бессильны.
   - О, господи! -  Альворадо  снова  вскочил  с  кресла,  но  постоял
мгновение и сел обратно. - Сейчас, -  пообещал  он,  -  сейчас  я  все
объясню.
   Официальной колонии изгнанных на Земле не существовало никогда.  Да
и не могло существовать. Об этом позаботились на той и другой планетах
основательно. Мало того, даже сама мысль о том, что представители двух
враждующих  космических   держав   захотят   встретиться   здесь,   на
нейтральной  территории,  чтобы  заключить  союз,   казалась   слишком
невероятной для обоих режимов. И долгое время это  было  действительно
так.
   Первые ссыльные были слишком поглощены своим устройством в новом  и
чужом для них мире, они свято соблюдали требования полной конспирации.
Некоторые неосторожные поплатились за нарушение этих правил жизнью.
   Почему местом ссылки была  выбрана  именно  Земля,  а  не,  скажем,
малонаселенные осваиваемые планеты,  разговор  особый.  Очевидно,  уже
тогда и на Денте,  и  на  Ткори  существовали  какие-то  особые  планы
относительно этого уголка вселенной.  Климат  здесь  был  идеальный  и
подходил для освоения без  каких-либо  дополнительных  затрат.  Мешала
лишь достаточно развитая цивилизация. Приди сюда космическая  разведка
на десять тысячелетий раньше, и этих помех не возникло бы.
   Ссыльные  служили  постоянным  источником  информации,  за  это  им
гарантировались некоторые привилегии, вплоть до возвращения на родину.
И такие информаторы находились. Немало было тех, кто вошел  в  историю
Земли под именами известных политиков и гениальных  изобретателей,  и,
как правило, эти имена были связаны с самыми разрушительными войнами и
самыми губительными достижениями военной техники.
   - Дело в том, - Альворадо прищелкнул  пальцами,  словно  подыскивал
нужное слово, - что они всегда считали, что нужен всего  лишь  толчок.
Но толчок в правильном для них  направлении.  Как  часто,  особенно  в
последнее время, земляне были  близки  к  ликвидации  или  хотя  бы  к
жесткому контролю локальных конфликтов. Но каждый раз этому что-нибудь
да мешало. И побеждал всегда не здравый смысл, а политическая  интрига
- почти достигнутая договоренность  рушилась  с  легкостью  карточного
домика. Эта закономерность не наводит вас на грустные мысли?
   - Меня? Скорее всего меня и выслали для того, чтобы поменьше  думал
о  всевозможных  политических  устройствах,  системах  и  прочих,   не
касающихся меня, делах. Я здесь чужой, такой же, кстати, как и вы.
   - Ну-ну, - Альворадо в изнеможении откинулся на спинку  кресла,  но
немедленно после этого слабого жеста с напором подался вперед так, что
его лицо почти вплотную приблизилось к лицу Кирилла. - А вы никогда не
задумывались, почему нас так усердно рассовывают  по  разным  странам?
Это на Земле-то, где государственные границы подчас  прочнее  тюремных
запоров?
   - Нет, - Кирилл с надеждой посмотрел на Михаила,  как  будто  желая
призвать его в союзники и в помощники. Он никак не  мог  понять,  куда
клонит Альворадо.
   - И вы провели здесь четыре года,  -  усмехнулся  Альворадо,  делая
вид, что не замечает замешательства собеседника. - О чем же вы писали?
   - Это маленькая провинциальная газета, - Кирилл начал сердиться.  -
Новости, репортажи, обзоры.  Городские  события.  Там  и  не  напишешь
больше ни о чем.
   - Да-да, конечно, - Эстебан сочувственно покивал. -  Но,  насколько
мне известно, вы сами  выбрали  профессию  журналиста,  когда  решался
вопрос о вашей земной профессии. Или это не так?
   - Все  так,  -  Кирилл  растерянно  бродил  по  комнате,  испытывая
желание,  с  одной  стороны,  послать  Альворадо  с  его   неприятными
вопросами к черту, а с другой - впервые говорить свободно за последние
годы. Он понимал, что время недомолвок кончилось.
   - Но я  считал,  что  специальность  газетчика  поможет  мне  лучше
освоиться в этом мире. Ведь и на Денте журналисты самый  осведомленный
народ, а мне предстояло выжить в чужом мире.
   - Ха-ха-ха! - по-мефистофелевски картинно загрохотал  Альворадо.  -
Это на Денте-то журналисты лучше всех осведомлены! Может, еще  скажете
и на Ткори!
   Эстебан  веселился  вовсю.   Он   хлопал   пухлыми   ладошками   по
подлокотникам так, что в воздух взвивались легкие облачка пыли.
   -  Вы  это  серьезно?  -  поинтересовался   он   наконец,   немного
успокоившись.
   - Какого... - Кирилл разозлился уже по-настоящему. - Зачем  вы  мне
звонили? Почему  задаете  эти  дурацкие  вопросы?  Лерн  говорил,  что
принято решение об освоении Земли - вот, что мы должны обсудить.  Хотя
я по-прежнему плохо понимаю, что можно сделать.
   - Послушайте,  не  обижайтесь,  -  Альворадо,  подойдя  к  Кириллу,
доверительно коснулся его плеча. - Но вы, я вижу, совсем  заплесневели
в своем затворничестве. Отвлекитесь на минуту от  собственной  судьбы,
тем более, что вы считаете  ее  окончательно  загубленной.  Вы  выжили
здесь,  вы  приспособились,  но  разве  это   все.   Скажите,   только
откровенно, вы по-прежнему хотите вернуться на Денту?
   - На Денту? - Кирилл подошел к окну  и  бессильно  ткнулся  лбом  в
холодное стекло. - А разве это возможно?



   Дожди на ЭН-12, по крайней мере в  той  полосе,  где  располагалась
станция, не шли никогда. Иссушающий зной, не  рождающий  даже  марева,
так как не было влаги,  чтобы  испаряться  над  мелким  песком,  давил
горячим  прессом  на  поверхность  планеты,  и  бог  знает,  чем  жили
аборигены в этом проклятом климате.
   Раньше Клор не очень задумывался над этим. Но в последнее  время  у
него стало привычкой, отправляясь  в  дежурный  полет,  проходить  над
поселением.
   Геликоптер, давно отремонтированный, для чего  Клору  пришлось  еще
раз  прогуляться  через  пустыню,  проносился  на  малой  высоте   над
домами-термитниками, и частенько теперь Клор видел внизу приветственно
машущие руки.
   Что изменилось с того дня, когда он забрел в деревню, Клор не  смог
бы сказать. Собственно, ничего такого, что могло  бы  быть  расценено,
как заключение дружественного союза. Но что-то все же изменилось,  это
Клор, если и не знал, то чувствовал. Так трудно иногда бывает выразить
словами  слабое,  только  что  пробуждающееся   чувство,   которое   и
чувством-то назвать нельзя, настолько оно неясно и неопределенно.
   Конечно, даже мелочи, которая могла бы  скомпрометировать  Клора  в
глазах начальства, в вахтенный журнал он не вносил. Не рассказывал  он
ничего и на рейсовой платформе во время очередного короткого  отпуска,
хотя  некоторые  его  товарищи  хвастались  куда  более   рискованными
приключениями.  Подчас  Совет  оставался  снисходителен  к   слабостям
созидателей.
   Но Клор не хотел рисковать, к тому же не видел в  этом  надобности.
Нарушение инструкции на Е6-К еще давало о себе знать: ему не присвоили
очередного звания, а в коротком сообщении Верха пришло  и  разъяснение
этой немилости. Созидателю Первого Ранга  поручались  крупномасштабные
преобразования при неограниченной свободе в действиях,  а  кроме  того
давалась возможность в дальнейшем  продолжить  службу  при  Совете  на
Денте. Всего этого Клор автоматически лишался еще на какое-то время. В
худшем случае он мог вообще выйти на пенсию в прежнем  звании,  а  это
уже явный провал карьеры.
   Все это Верх объяснил ему без особой мягкости,  а  также  намекнул,
что он ставит под  удар  его  самого.  Стать  одним  из  Координаторов
удавалось не каждому.
   Но то, что Клор увидел в деревне в тот день, заставило его заложить
вираж и пролететь над домами еще раз.
   Прямо посреди  улицы,  обычно  пустынной,  в  ровном  ряду,  словно
счетные палочки, лежало шесть тел. Остальные жители стояли в некотором
отдалении,  и  лишь  немногие  из  толпы  запрокинули  головы,   чтобы
посмотреть на легкую стрекозу геликоптера.
   В следующий свой вылет Клор обнаружил, что к шести  телам  погибших
прибавилось еще пять. Умерших не убирали из-под палящего  солнца,  они
оставались лежать на  улице,  и  только  количество  оплакивающих  все
редело.
   В тот же день к станции пришел старик.
   Клор обнаружил его совершенно случайно. Он включил  обзорный  экран
скорее от скуки, чем от надобности. Наблюдать тут было нечего - пейзаж
совсем не менялся. Старик  сидел  около  матово-черного  стабилизатора
челночного бота, в руках он держал неизменные рисовальные  палочки.  И
сразу же Клор понял, что он пришел за помощью.
   Сняв со станции защиту и спрыгнув на песок, Клор еще какое-то время
постоял у трапа,  следя  за  нежданным  гостем,  но  старик  продолжал
сидеть, не выказывая ни малейшего оживления. Он сидел в той  же  позе,
как и в первый раз, когда Клор наткнулся на него в деревне,  и  только
палочки продолжали свой быстрый танец по круглой глиняной табличке.
   Идя к старику, Клор вспомнил, что деструктор остался на станции, но
возвращаться не стал. Мысль о нападении показалась нелепой.
   Старик молча протянул табличку, и на ней  Клор  увидел  все  те  же
одиннадцать трупов посреди деревенской  улицы.  Убедившись,  что  Клор
понял, что ему хотели сказать, старик требовательно  протянул  руку  и
взял табличку обратно.
   Он стремительно  нарисовал  в  верхней  части  треугольный  спутник
ЭН-12, а потом добавил к неподвижно лежащим фигуркам  еще  пять.  Клор
недоуменно  пожал  плечами.  Тогда  туземец,  успевая  взглядывать  на
собеседника, пририсовал  к  спутнику  новый  треугольник  и  обозначил
другие фигурки. Прибавлялись треугольники, росло количество умерших.
   Наконец,   старик   нарисовал   самого   себя.   Если   раньше   он
довольствовался чисто схематическими изображениями, то  теперь  придал
рисунку  конкретность.  Особенно   тщательно   он   прорисовал   лицо,
старческое лицо с прикрытыми веками.
   Клор насчитал на табличке десять треугольных лун,  а  это  означало
одно - через десять дней никого в живых в деревне не останется.
   Что явилось причиной  массовой  гибели,  Клор  не  знал.  Эпидемия,
голод? Не имея возможности задать вопрос, нельзя получить и  ответ.  К
тому же он хорошо понимал, что  какой  бы  ни  оказалась  помощь,  его
действия  попадут  под  рассмотрение  трибунала.  Но  и   просто   так
повернуться и уйти на станцию он уже не мог. Глядеть в глаза  человеку
и отказать в помощи казалось невозможным.
   Но Клор все  же  ушел  в  тот  вечер.  Он  повернулся  и  ушел,  не
оглядываясь, ни произнеся ни слова, ни единым жестом  не  дав  понять,
что может помочь, но уже полностью решившись на преступный шаг. И если
на Е6-К можно было  еще  оправдаться  хотя  бы  перед  самим  собой  и
оставить крошечный шанс выжить тем, кто выжить  не  должен,  то  здесь
этого оправдания не находилось.  Когда  Клор  вновь  включил  обзорный
экран, старика у станции уже не было. Он ушел так же незаметно, как  и
появился.
   Клор сердито ходил  по  станции,  кидая  в  одну  кучу  пластиковые
герметичные  пакеты  с  питьевой   водой,   запечатанные   коробки   с
антибиотиками и  консервы.  Он  не  знал,  что  именно  из  отобранных
лекарств и продуктов может спасти людей от гибели. Возможно, любой  из
медицинских препаратов окажется для больных ядом, но не  приди  он  на
помощь, от смерти их не спасет уже ничего.
   Стащив  все  барахло  к  геликоптеру,  Клор   решительно   запустил
двигатель и понесся низко над  пустыней,  словно  желая  догнать  свою
собственную, стремительно бегущую внизу тень.
   Не уменьшая скорости, он промчался над деревней и отстрелил парашют
с грузом.



   Добираясь домой из Москвы, Кирилл во время  полета  вновь  и  вновь
возвращался мыслями к прошедшей встрече.  За  долгие  часы  разговоров
сначала с Михаилом, а потом с Альворадо с ним произошло что-то  такое,
отчего невозможным стал возврат к прежней размеренной  жизни.  Рухнула
защита, которую он так  кропотливо  возводил  все  эти  годы,  пытаясь
укрыться от прошлого. Вспомнились слова Альворадо.
   - Мы оказались вместе не  случайно.  Посмотрите,  кого  ссылают  на
Землю. Не тех, кто допустил уголовное преступление или по недосмотру и
небрежности сгубил целые континенты с чужой для них жизнью. Нет, здесь
оказались те, кто не укладывался в  рамки  привычных  представлений  о
нормальности для жителей наших систем.
   Всегда на Денте и на Ткори сострадание было  всего  лишь  одним  из
уродств,   непонятных   чудачеств   и   рассматривалось   как   тяжкое
преступление.  В  космосе  нет  места  для  слабых,  нет   места   для
переживаний, если они не подчиняются интересам освоения. Вы  и  сейчас
считаете, что поступили неправильно там, на ЭН-12?
   Кирилл в задумчивости покачал головой. Он не жалел  о  случившемся.
Но его всегда учили точно выполнять приказ, а на ЭН-12 он нарушил его.
   - Взгляните  вокруг,  -  продолжал  Альворадо.  -  Эта  цивилизация
молода. Но и здесь есть все то, что мы так не хотели видеть  на  наших
планетах. Человечество взрослеет, и все  ближе  тот  день,  когда  оно
шагнет в космос. Кстати, теперь становится понятным, почему на Денте и
Ткори так заинтересованы, чтобы этого не произошло - появится еще один
конкурент. К тому же Земля - прекрасное место обитания.
   В  наших  родных  системах  давно  живут  только  для  размножения.
Тысячелетия  все  усилия  звездного  освоения  направлены  на  одно  -
расселение все новых и новых колоний. У нас была литература. Где  она?
Все свелось к правительственным сообщениям и информации с  осваиваемых
планет. У нас была музыка. Теперь гремят  лишь  официально  одобренные
мажорные  марши.  Наши  видеофильмы  -  примитивный  пересказ   пошлых
сюжетов, где нет нужды притворяться, что это искусство. А на Земле еще
осталась  свобода  для  творчества,  не  потому  ли  она  стала  нашим
последним прибежищем, резервацией для чудаков.
   - Все так, - соглашался с Эстебаном Кирилл. - Но ведь не пойдут  же
наши соотечественники на открытый конфликт.
   - Возможно, нет. Но они делают все  для  того,  чтобы  человечество
само уничтожило себя.  Современная  техника  это  позволяет.  Особенно
усердствуют мои "друзья" с Ткори. Их летающие тарелочки, как их  здесь
называют,  стали  вездесущи.  Еще  один  нестабильный  момент  в  этом
нестабильном мире.
   - Будем сбивать тарелки? - усмехнулся Кирилл.
   - У  нас  есть  только  одно  оружие  -  искусство.  На  Земле  еще
существуют  такие   понятия   как   гуманизм,   еще   сильно   влияние
вдохновенного слова, прекрасной музыки и живописи. Здесь еще не  убита
тяга к прекрасному. Это единственный наш путь. Ведь все, кто  оказался
в нашей колонии, так или иначе проявили  себя  как  художники.  Назову
лишь несколько имен.
   Ван Глен - один из самых популярных фантастов  планеты.  Его  книги
печатаются миллионными  тиражами.  Ваш  покорный  слуга,  -  Альворадо
шутливо поклонился, - не последний  композитор  современности.  Андрей
Каминский - признанный беллетрист.  Пастор  Джойс  Викарио  -  лауреат
Нобелевской премии мира. Я могу назвать еще немало известных имен, но,
думаю, и так все понятно. Сейчас я хочу знать одно -  с  кем  вы,  что
собираетесь делать?
   - Я пишу, - неожиданно признался Кирилл. - Уже два  года.  Но  кому
это может пригодиться? Я пытаюсь рассказать о том,  что  произошло  со
мной, что я пережил, когда был космическим разведчиком, и позже, когда
стал Созидателем. Я пишу это для себя, потому что пытаюсь понять,  что
же все-таки случилось и почему я оказался здесь.
   - Ага! - радостно засмеялся Альворадо. - Я был почти уверен в этом.
Вы пишете, это уже немало. А выход для вашего творчества есть. Главное
- донести до землян понимание того, что с ними может произойти, доведи
они свои государственные устройства до отлаженной  четкости  бездушной
машины, где приказ  не  обсуждается,  а  чувства  становятся  досадной
помехой для осуществления Великой Цели.
   Если они поймут нас - мы выиграли.



   Город был заметен снегом и укутан им  до  самого  подбородка.  Дома
торчали из сугробов  толстыми  серыми  свечками,  и  пока  автобус  не
миновал новостройки, почти ничего не было видно из-за  мощных  снежных
валов, тянущихся вдоль дороги.
   Еще из аэропорта Кирилл позвонил домой, но никто не ответил.
   "Все правильно, - решил он, -  Вера  не  знает  о  моем  приезде  и
сейчас, конечно, на работе".
   На работу он звонить не стал.
   Кирилл даже не думал, что может так соскучиться по  дому.  Все-таки
хорошо возвращаться  к  себе,  увидеть  знакомые  лица,  поговорить  о
последних новостях.
   Стайка воробьев дробью брызнула из-под колес  автобуса  и  облепила
ближайшее  деревце.  Заскрежетал  на  повороте  7-й  номер  трамвая  -
единственный яркий карминный мазок на бело-сером фоне. А вот и центр с
его важными зданиями и монументальной фигурой вождя.
   Легко выпрыгнув из автобуса, Кирилл  потопал  по  улицам,  привычно
отыскивая   взглядом   знакомых.   Обязательно    кто-нибудь    должен
встретиться. Сейчас ему  хотелось  этого.  Обычно  нелюдимый,  сегодня
Кирилл был готов с распростертыми объятьями встретить любого.  Великое
чувство - чувство дома.
   - Не мог бы ты уделить мне немного времени? - послышалось сзади,  и
Кириллу сразу расхотелось оборачиваться.
   Хотя слова были произнесены на чистом русском,  ни  на  секунду  не
возникло сомнения, кому принадлежит этот  голос.  Небольшая  хрипотца,
насмешливый и одновременно извиняющийся тон.
   Он еще помедлил перед тем, как остановиться и встретиться глазами с
тем, кого он, возможно, больше всего не хотел видеть.
   Мерг выглядел представительно.  Норковая  шапка,  кожаное  на  меху
пальто и обязательный "дипломат" делали его похожим на  преуспевающего
коммерсанта. Кирилл усмехнулся и поискал за его спиной черный "Вольво"
или  "Мерседес",  но  машины  не  обнаружилось.  Неуверенность   Мерга
выдавали только глаза, они, как обычно, бегали.
   - Ты, - спокойно сказал Кирилл, хотя сердце заныло от  томительного
предчувствия. - Вот уж, как говорится, не ожидал.
   -  Ожидал,  ожидал,  -  грубовато  произнес  Мерг.  -  Из   дальних
странствий? - фамильярно добавил он, кивнув на дорожную сумку. - То-то
я тебя дома застать не мог.
   - А что, очень надо было? - не смягчил на сей раз тон Кирилл.
   - Разве так принимают гостей, - Мерг добродушно  развел  руками.  -
Мне,  казалось,  ты  соскучился  по  соотечественникам.  Или  нет?   -
неожиданно колюче добавил он. - В Москву летал?
   Кирилл машинально сжал кулаки и это не ускользнуло от Мерга.
   - Ты все такой же. Но почему мы разговариваем посреди улицы?
   - Мне кажется,  что  ты  смешон  в  этом  маскараде,  -  к  Кириллу
вернулась прежняя ироничность. - Зачем ты здесь?
   - А ты не смешон? - обиделся Мерг.
   - Я здесь живу.
   - У меня задание от Совета, - Мерг сразу стал серьезен и официален.
- Оно впрямую касается тебя. Надо поговорить.
   - Ко мне не пойдем, - Кирилл  брезгливо  отстранился  от  Мерга.  -
Посидим в кафе.
   В гардеробе обнаружилось, что  кожаное  пальто  скрывает  прекрасно
сшитый синий костюм. Кирилл рядом с Мергом в своем  грубом,  связанном
Верой свитере выглядел бедным  представителем  богемы,  рассчитывающим
получить выгодный заказ у богатого клиента.
   - Так что у тебя за дела? - Кирилл еще  пытался  выиграть  время  и
собраться с мыслями. Что ни говори, а захватили его все-таки врасплох,
хотя нечто похожего он ждал все эти годы.
   - О тебе не забыли, - напомнил Мерг, вальяжно развалившись в кресле
и небрежно размешивая сахар в кофе. Важно помолчав и не дождавшись  от
Кирилла больше ни слова, он переменил позу и положил локти на стол.  -
До тебя, кажется, добрались эти гуманисты, - он в упор глянул  Кириллу
в глаза. - Что тебе наговорил Альворадо? Тебе, кстати,  известно,  что
он с Ткори?
   - Не так много вопросов сразу.
   Кирилл понемногу успокоился. Точно им ничего не известно, понял он.
Теперь надо выяснить, чего они хотят от меня.
   - Я действительно виделся в Москве с Альворадо, но я не представляю
интереса для него и его друзей. Я  совершенно  бесталанный.  С  тем  и
вернулся.
   - Допустим так, - нехорошо усмехнулся Мерг. -  Но  все  же  советую
быть с ним поосторожнее.
   Он вынул из "дипломата" маленький прозрачный цилиндрик  мнемозаписи
с красной спиралью внутри и протянул Кириллу.
   - Это от Верха, - пояснил он. - Ты пока послушай, а говорить  будем
потом.
   Кирилл взял цилиндрик и сжал в ладони. Сработал  код,  рассчитанный
только на его биополе,  и  Кирилл  отчетливо,  как  будто  Верх  сидел
напротив, услышал его, рано усвоивший властные интонации, голос:
   - Привет, Клор! Как ни тяжко бывает наказание,  надо  принять  его,
ведь  ты  провинился  перед  федерацией.  Недавно   на   Совете   были
пересмотрены дела некоторых осужденных. В том числе и твое.
   Как опытный актер, Верх выдержал паузу, и за это время в  голове  у
Клора пронеслась мысль о помиловании, о Денте,  о  работе  в  космосе,
которой не будет у него никогда, останься он здесь. Все же недаром  он
считался одним из самых опытных созидателей федерации, недаром  провел
немало  лет,  направляя  космические  корабли  по  трассам,   которых,
возможно, земляне достигнут только через несколько веков.
   - Было рассмотрено и твое дело, - повторил Верх.  -  Еще  раньше  я
знал, что ты можешь пригодиться нам на Земле. И этот момент настал.
   Земля - обреченная  планета.  В  ближайшем  будущем  населяющие  ее
народы погибнут,  уничтожив  себя.  Заметь,  уничтожив  себя  сами.  Я
подчеркиваю это. Но планета не должна  погибнуть.  У  нас  не  хватает
колоний, а  возродить  атмосферу  и  прежний  климат  с  нашим  опытом
нетрудно. Скоро  у  тебя  снова  появится  возможность  проявить  себя
Созидателем.
   Проблема в другом. Ткори пытается опередить нас. Нам известно,  что
они уже разместили несколько своих баз на  Луне,  а,  возможно,  и  на
самой Земле. Нам нельзя отставать. Обо всем остальном  тебе  расскажет
Мерг. Если ты согласишься сотрудничать с нами, Совет гарантирует  тебе
помилование, восстановление звания и гражданства.
   Я надеюсь на тебя, брат, - тихо добавил Верх.  -  Я  верю  в  тебя.
Интересы Денты требуют этого. И помни - я с тобой.
   "Ну, что ж, - подумал Кирилл. - Немного, зато ясно".
   Он посидел еще какое-то время, не поднимая век. Наверняка  Мерг  не
знает продолжительности записи, но общий смысл ему, конечно, известен.
Сначала надо все решить самому.
   И тут Кирилл подумал, что не хочет ничего решать. Не  хочет  давать
согласия на уничтожение его второй родины. Он так и подумал -  родины.
И ему самому стало странно.
   Когда он посмотрел наконец на Мерга и увидел его выжидающий взгляд,
то коротко ответил одно:
   - Нет!



   Едва открылась дверь, как напор  сквозняка  смел  в  редакции  кучу
бумаг со стола и разбросал по всему полу.
   - Да закрывай же  скорее!  -  крикнул  Кирилл  стоящему  на  пороге
Сергею, которого явно забавляла поднявшаяся суматоха.
   - Закиснешь ты тут, как медведь в  берлоге,  -  вместо  приветствия
сказал Сергей и бросил портфель на стул. - А на улице весна.
   - Весна, весна... - передразнил Кирилл, все еще ползая по  полу.  -
Мне теперь здесь месяц порядок наводить.
   - Ладно, сядь. Успокойся. Прочитал я твою рукопись. Поговорим?
   - Поговорим, - сразу упавшим тоном согласился Кирилл.
   - Ну, чего сразу нахмурился. Написал интересно. Только почему  тебя
потянуло в фантастику? Нет, все в порядке. Мальчик на далекой  планете
с полицейским режимом,  и  воспитывают  его...  Прямо  скажем,  сурово
воспитывают. Военное общество, беспрекословное повиновение. А  мальчик
хочет быть человеком. Послушай, старик, зачем тебе это  надо?  Написал
бы про свое детство, что ли. По-моему, было бы интереснее.
   - Кто знает, - Кирилл виновато посмотрел на Сергея. -  Неужели  так
плохо?
   - Нет, почему? Только, знаешь, мне как-то ближе то, что  происходит
у нас. Я понимаю, конечно, аллегории, но это  все  очень  далеко,  еще
одно размышление по поводу, а хотелось бы конкретной литературы.
   - Куда уж конкретнее, - тихо пробормотал  Кирилл.  -  Ладно,  давай
сюда рассказ.
   - Погоди, ты что, рвать его собираешься?
   - Ничего не собираюсь. Плохо, значит, написал, если  так  говоришь.
Постараюсь сделать лучше.
   - Да ты не мне такие вещи показывай. Я фантастику вообще не  читаю.
Неси в журнал, в издательство.
   -  Спасибо  за  совет,  -  настроение  у  Кирилла  испортилось.  Он
старательно подровнял машинописные листочки и положил их  в  папку.  -
Пойду, подышу свежим воздухом.
   - Ты только не обижайся, - крикнул вслед Сергей.
   На улице была та самая пора,  когда  весна  незаметно  переходит  в
лето. Некрупные еще нежные листья  на  деревьях,  весь  асфальт  усеян
тополиными почками, которые с пустым стуком сыплются с веток прямо под
ноги и налипают на подошвы.
   Кирилл шагал по весеннему городу  сердитый  и  сосредоточенный,  не
замечая ничего вокруг, когда услышал с противоположного тротуара:
   - Эй, привет прогульщикам!
   Он завертел головой,  пытаясь  разыскать  в  бестолково  шатающейся
толпе Веру,  но  она  уже  сама  быстро  шла  к  нему.  Кирилл  увидел
приветственно машущую руку.  Небрежно  обмотанный  вокруг  шеи  легкий
шарфик отлетал назад  от  быстрой  ходьбы  и  бился  язычком  зеленого
пламени над самым ее плечом.
   - Опять  с  работы  сбежал,  и  дома  тебя  не  застанешь,  -  Вера
по-хозяйски чмокнула его  в  щеку.  -  Или  специально  на  звонки  не
отвечаешь, телефон отключил? Но на сегодня ты мой, договорились?
   - Понимаешь, - неожиданно для себя  пожаловался  Кирилл.  -  Сергей
рассказ прочитал, ему не понравилось.
   - Что  он  может  понимать,  твой  Сергей.  А  мне  вот,  наоборот,
понравилось.
   -  Тебе  все  нравится,  -  рассмеялся  Кирилл.  -   Но   мне   еще
действительно многому надо учиться.
   -  Какой  ты  сегодня  самокритичный.  Но   хватит   разговоров   о
литературе.  Пойдем  куда   нибудь   вместе.   Хочешь   на   выставку?
"Интерпрессфото"? Лучшие репортерские фотографии со всего света. Или в
кино? Нет, это скучно. Может, лучше в консерваторию? Мы там сто лет не
были.   Как   раз   сегодня   начинаются    гастроли    Петербургского
симфонического оркестра. Говорят, билеты с рук еще можно купить. У них
программа современной классической музыки, и как  раз  одно  отделение
посвящено творчеству Альворадо. Помнишь, ты мне о нем говорил.  Раньше
его почти не исполняли, потому что авангард. Пойдем?
   - Пойдем, - согласился Кирилл.
   - Так куда?
   - В консерваторию, будем  слушать  Альворадо.  Что  там  у  него  в
программе?
   - Симфоническая сюита. Но такое странное название.
   - Да? Ну и какое?
   - Резервация "Земля".



  Артем Попов. г. Свердловск





   - У-уф-ф, еле успел, - промолвил профессор  Петр  Иванович  Иванов,
чудом вспрыгнув на подножку набиравшего скорость вагона.
   В  полуночной  электричке  было  пусто,  и  никто  не  мешал  Петру
Ивановичу  трезво  оценить  этакую  экстравагантность:  "Хотя  в  моем
возрасте и рискованно проделывать подобные трюки,  но  все  же  это  -
лучше, чем ночевать под лопухом... э-э... да, "пятидесятым", он  самый
большой. Интересно, что из него получится?"
   В прошлом году профессору удалось генетически  скрестить,  казалось
бы, совсем несовместимые  растения:  дуб,  секвойю,  эвкалипт,  сосну,
бамбук на основе самого обыкновенного лопуха.
   Сейчас  он  высадил  два  новых  гибрида  на  опытной  станции  под
городом... скажем, Энском, и еще одно, для контроля, у себя в комнате,
в горшке.
   На вокзале  профессор  спустился  в  метро  и  через  десять  минут
подходил к подъезду своего дома. Но что это? Почти все жильцы высыпали
на улицу, почему-то бегали, шумели, суетились.  Но  хуже  всего  -  во
главе с управдомом.
   - А-а! Во-от он, голубчик! - угрожающе произнес тот. - Что вы  себе
позволяете? Знаете, чем это пахнет?
   - Что пахнет? - удивился профессор.
   - Он еще спрашивает!
   И тут Петра Ивановича поразила страшная догадка: "Это  дерево-смесь
сломало потолок!"
   Побледневший профессор открыл дверь в квартиру, и тут ему на голову
упал обломок кирпича...




   Очнулся профессор в ближайшей больнице. Рядом участливо  сидел  его
сердечный друг, Виктор Сергеевич Нудов.
   - Браво, Петя. Ну, ты прямо-таки гений. Надо  же,  наделал  столько
переполоха. Ваш дом хрустнул, как  спичка.  Я  уж  молчу  о  том,  что
репортеры осаждают опытную станцию на  берегу  Таири,  там  ведь  тоже
выросли эти "деревца". Ты только представь красочную картину:  голубое
озеро, за ним вознеслась красновато-коричневая башня ствола, а сверху,
между белыми облачками, посверкивает изумрудная крона...
   Профессор с мучительным стоном закрыл глаза.




   Вскоре в Свердловске был созван внеочередной  съезд  биологов  всех
средних широт.
   - Уважаемые коллеги, наш съезд собрался, чтобы  обсудить  важную  и
актуальную проблему дерева-гиганта. Мы должны тщательно  взвесить  все
факты "за" и "против" и со всей определенностью решить, быть  ему  или
не быть. Слово предоставляется...
   - Здравствуйте, друзья! Я  хочу  зачитать  вам  некоторые  цифры  в
пользу дерева. В Энске воздух за одни сутки роста двух  объектов  стал
чище на 43.2 процента - подумайте,  это  в  городе  металлургов!  Одно
дерево может дать столько древесины,  сколько  можно  сиять  с  500(!)
гектаров обычного леса. Да еще какой древесины: прекрасный  "лопушный"
рисунок, коры нет, большая прочность - она не гнется, не  трухлявится,
вредители на ней ломают зубы.
   К тому же хочу добавить,  что  такие  деревья  являются  прекрасным
украшением ландшафта. Так, в Энске на ветке дерева  выстроен  ресторан
"Скворечник" со смотровой  площадкой.  Он  расположен  на  добрых  два
километра  выше  знаменитого  "Седьмого  неба".  А  если  на   саженец
"взвалить" обсерваторию, то астрономы со временем  получат  прекрасную
станцию для своих наблюдений...
   - Слово предоставляется...
   - Нет, "Гигантэю" (к этому названию  мы  пришли  после  длительного
обсуждения) надо вырубить с корнем! Наши расчеты показывают, что  одно
такое дерево, как вакуум-насос, высосет всю воду из почвы  на  десятки
километров кругом. Плодородные земли превратятся в пустыню...
   - Слово предоставляется...
   - О какой пустыне вы говорите? В  тени  гигантских  деревьев  будет
конденсироваться атмосферная влага!  Пар  сгустится  в  облака,  землю
орошат проливные дожди... Вы были когда-нибудь в тропиках?
   Идет научная дискуссия.  Споры,  которым  не  видно  конца:  "Слово
предоставляется... Слово предоставляется...", и вдруг в  зал,  в  ряды
почтенных биологов,  врывается  сторонний  человек,  по  специальности
физик.
   - Из смолы "Гигантэи" получена антирадиационная пластмасса!  -  вне
регламента кричит он. - Отражаются  все  виды  излучения!  Открывается
столбовая дорога к постройке фотонного двигателя!..
   Это и решило судьбу "Гиганитэи", а в родном селе профессора Иванова
был воздвигнут его бюст.


   Павел Бортник, г. Свердловск



   Внепространственный разведывательный галактолет скорпов приземлился
ровно в полдень в Историческом сквере Свердловска. Дабы не  возбуждать
любопытства аборигенов, кораблю с помощью  голографической  аппаратуры
был придан вид каменной глыбы, что во множестве теснились в сквере.
   Галактолет  прилетел  с  седьмой  звезды  созвездия  Скорпиона  для
уточнения технического  уровня  планеты  Земля,  которой  впоследствии
отводилась почетная роль стать колонией скорпов.
   На предусмотренные инструкцией взятие и анализ проб воздуха,  почвы
и  растительности  ушло  около  десяти  часов.   Затем   на   разведку
отправилась экспедиция в составе одного скорпа -  опытного  десантника
Рика-Мару.
   Как ни странно, но земляне весьма походили  на  обитателей  седьмой
Скорпиона.  И,  чтобы  придать  Рика-Мару  типичный   вид   аборигена,
достаточно  было  только  перекрасить  его  волосы  из  изумрудного  в
ярко-красный цвет. И, разумеется, соответственно одеть.
   Выйдя из корабля, десантник двинулся по дороге, по которой  взад  и
вперед сновали туземцы. Пройдя от Исторического сквера  до  кинотеатра
"Октябрь",  Рика-Мару  наугад  сменил  направление  и  приблизился   к
строению  с  непонятной  табличкой  "Областная  детская   библиотека".
Дешифратор, работавший после капремонта не совсем точно,  передал  это
как "Областное сборище посвященных".
   Такое объявление чрезвычайно  заинтересовало  скорпа,  и  он  решил
войти.
   Очутился Рика-Мару в светлом помещении.
   Пожилая  землянка  в  синем  халате  окунула  в  стальную  емкость,
заполненную водой, кусок материи и стала водить им по  полу.  "Видимо,
традиционное приветствие", - решил скорп.  Она  разогнулась  и  что-то
крикнула Рика-Мару. Дешифратор перевел это так: "О боже, и он туда же.
Беги наверх, уже началось. Да поживей, а  то  Галина  Николаевна  тебе
задаст".
   Взойдя наверх  по  ступенчатой  дороге,  скорп  попал  в  маленькое
помещение, сплошь заполненное аборигенами. Незанятым оставался  только
допотопный прибор, очевидно служивший для освещения.
   На  стенах  помещения  висели  красочные  картины   с   космическим
содержанием.
   В комнате все взахлеб говорили друг с другом и каждый сам с собой.
   Дешифратор Рика-Мару  успевал  переводить  лишь  обрывки  отдельных
фраз. Но и этого было достаточно, чтобы перевернуть все  представления
скорпа о техническом развитии землян. Вот что он услышал:
   - Повторяю, что мой  резофазотрон  способен  взрывать  галактики  и
превращать излучение в энергию...
   -   Помнишь,   как   мы   уничтожили   пришельцев    из    соседней
метагалактики?..
   - А что, если на нас нападут из созвездия Скорпиона?..
   - Обработаем их соответствующими лучами, и они станут паиньками...
   - Или просто изолируем их паршивую планету в подпространстве...
   Услышав все это, бедный,  ошеломленный  скорп,  словно  ошпаренный,
выскочил из "Областного сборища посвященных" и со всех ног  кинулся  к
галактолету.
   Когда Рика-Мару выложил собранные  разведданные  капитану  корабля,
тот сразу же послал по каналу мыслесвязи рапорт своему начальству.
   Ответ, отстуканный в голове капитана, гласил: "Немедленно  улетайте
тчк случае погони взрывайте корабль тчк ваши имена будут  занесены  на
скрижали истории".
   По галактолету немедленно объявили тревогу.
   Через две минуты (рекордно короткий срок!) корабль стартовал.
   Впоследствии Главный  штаб  космических  завоеваний  издал  приказ,
запрещавший всем галактолетам подходить к  сверхпланете  Земля  ближе,
чем на семь мегапарсеков, под угрозой потери двухгодичной премии.
   Но если бы Рика-Мару не так спешил исчезнуть из "Областного сборища
посвященных",  то  он  успел  бы  услышать,  как  председательствующий
объявил: "На этом заседание клуба юных любителей фантастики  предлагаю
считать закрытым".




        Spellcheck: Wesha the Leopard

   Мать была несчастна.
   Она похоронила Мужа и Сына, и Внуков, и Правнуков.
   Она помнила их маленькими и толстощекими и седыми и сгорбленными.
   Мать ощущала себя одинокой березкой среди выжженного Временем леса.
   Мать молила даровать ей Смерть: любую, самую мучительную.
   Ибо она УСТАЛА ЖИТЬ!..
   Но приходилось жить дальше...
   И единственной отрадой для Матери были Внуки ее  Внуков,  такие  же
глазастые и пухлощекие. И она нянчилась с ними и рассказывала  им  всю
Жизнь, и Жизнь своих детей и своих внуков...
   Но однажды Гигантские Слепящие Столбы выросли вокруг Матери, и  она
видела, как сгорали заживо ее праправнуки,  и  сама  кричала  от  боли
плавящейся кожи и тянула к Небу иссохшие желтые руки и проклинала  его
за свою Судьбу.
   Но Небо  ответило  новым  свистом  разрезаемого  воздуха  и  новыми
вспышками Огненной Смерти.
   И в судорогах, заволновалась Земля, и  миллионы  ДУШ  вспорхнули  в
Космос.
   А Планета напряглась в ядерной апоплексии и разорвалась вдрызг...

                                 * * *

   Маленькая розовая Фея,  покачиваясь  на  янтарной  веточке,  уже  в
который раз щебетала своим подружкам  о  том,  как  много  лет  назад,
пролетая на другой конец Вселенной, она  заметила  голубовато-зеленую,
сверкающую в лучах Космоса небольшую Планету.
   - Ах, она так чудесна! Ах! Она так прекрасна! - ворковала Фея. -  Я
весь  день  летала  над   изумрудными   полями!   Лазурными   озерами!
Серебристыми реками! Мне было  так  хорошо,  что  я  решила  совершить
какое-нибудь Доброе Дело! И я увидела Мальчика,  одиноко  сидящего  на
берегу усталого пруда, и я подлетела к  нему  и  прошептала:  "Я  хочу
выполнить твое Заветное Желание! Скажи мне его!" И Мальчик  поднял  на
меня прекрасные темные глаза: "У моей Мамы сегодня  день  рождения.  Я
хочу, чтобы Она, несмотря ни на что, жила вечно!"
   - Ах, какое благородное желание! Ах, какое оно искреннее! Ах, какое
оно возвышенное! -  пели  маленькие  Феи.  -  Ах,  как  счастлива  эта
Женщина, имеющая такого благородного сына!

                                 * * *

   В оранжевом от звезд и  комет  Космосе  мчались  раскаленные  куски
разорвавшейся Планеты.
   И на одном из черных обломков сидела Мать, застывшая в  Отчаянии  и
Бессмертии...

Популярность: 1, Last-modified: Wed, 23 May 2001 19:37:38 GmT