-----------------------------------------------------------------------
Авт.сб. "Марсианский прибой".
OCR & spellcheck by HarryFan, 12 September 2000
-----------------------------------------------------------------------
Тишина, безветрие, потом - шорох. Так начинается марсианский прибой.
Можно часами сидеть у подножья красных скал, всматриваться в безбрежье
песков и слушать, слушать. Шорох везде и нигде. Похоже, что с фиолетового
неба льдинками осыпается полупрозрачная изморозь облаков. Стеклянный
шорох. Очень точное название.
Когда он смолкает, по песку пробегает дрожь. Тяжеловесно, медленно
встает вал. Он наползает на сухие глыбы, накрывает их, неторопливо
проседает. Тогда глыбы прокалывают песок снизу. Впечатление такое, будто
щербатая челюсть пережевывает вал. С плоских камней лениво сползают
струйки песка. И снова горбится вал.
А кругом - неподвижность. Спокоен песок вдали, незыблемы, как вечность,
красные скалы. Только здесь, только в этом заливе и только у самого берега
катится марсианский прибой.
Это значит, что далеко в просторах песчаных океанов разгулялась такая
буря, что ее порывы сотрясают зыбкую почву как землетрясение. И тут, в
заливе, колебания совпадают в резонансе, микроструктура прибрежья
меняется, песок обретает текучесть. Вероятно, так, подробней никто не
знает и не торопится узнать - на Марсе пока слишком много безотлагательных
дел.
Я стараюсь не пропустить ни одного прибоя. Сижу, смотрю, слушаю и
думаю. Очень хорошо думается наедине с явлением, подобного которому нет
нигде. Исчезает время, исчезают границы пространства, даже тела своего не
ощущаешь: лишь ты и прибой, никого больше.
Теперь берег пуст. А раньше здесь было людно. Помню, как были потрясены
радисты Земли просьбой прислать плавки. Да, нашелся шутник, которому не
терпелось натянуть поверх скафандра плавки, чтобы окунуться в прибой.
Новички летали сюда купаться, чтоб было о чем порассказать на Земле;
старожилов влекла тоска по воде, настоящей воде, настоящему прибою,
настоящему морю. Никто не мог противостоять искушению.
Шутником был, конечно, Ванин. Не то, чтобы остроумие было чертой его
характера: пожалуй, наоборот. Но до чего ж сложны, противоречивы,
неожиданны наши поступки, когда ими руководят чувства! Особенно у таких
замкнутых натур, как Ванин. И как странно, причудливо выглядит все это
перед лицом марсианского прибоя...
Случай с Ваниным тогда потряс всех своей мнимой нелепостью. Теперь эта
история обросла легендами, в которых трагичное переплелось с комичным,
смелость с безрассудством. Как все это далеко от истины! И какими мы еще
выглядим младенцами с нашими ракетами, искусственным белком и ядерной
энергией, когда в своих же интересах пытаемся продумать и наперед
предвидеть поступки человека. Помню первую разведку Марса. Мы не могли
рисковать, мы не имели права рисковать - любая неудача отбросила бы нас
далеко назад. А перед нами была неизвестная планета, на которой все могло
случиться и ничего нельзя было предусмотреть заранее. Поэтому наше
поведение было предопределено особенно жестко. Ни одного случайного шага,
страховка всюду и везде. Программа осторожности! Мы неукоснительно
следовали ей. Всерьез обсуждалось, как первый из нас ступит на Марс: надо
ли его обвязывать веревкой или чет? Конечно, раз почва выдерживает
корабль, она выдержит и человека. Ну и все-таки вдруг... Мало ли что... Не
Земля, Марс...
Мы были предельно осторожны, и это уберегло нас от всех неприятностей,
которые встречались нам в избытке. Нас было шестеро. Но когда людей
шестеро, один непременно оказывается трусом. Не в обычном значении этого
слова, отнюдь. Просто кто-то должен быть более осторожным, чем другие.
Более нерешительным. Более скованным. Ни обстановка, ни число людей здесь
не имеют никакого значения. Когда вы переходите оживленную улицу вдвоем,
понаблюдайте за собой и за своим спутником; кто-то из вас обязательно
окажется "более"... И неважно, что поведение такого человека подчас никак
нельзя назвать трусостью. В обычном понимании этого слова.
Наш Ванин тоже не был трусом в привычном значении этого слова. Что вы!
На Земле, в нормальных условиях, он был смелее по крайней мере восьми
человек из десяти. Но на Марсе...
Его поведение формально было безупречным. Он не обращался в бегство при
встречах с неожиданностью, не паниковал в трудной ситуации. Но он никогда
не шел первым там, где дорога не была разведанной. Он всегда ступал след в
след впереди идущим. Понимаете?
И он не мог заставить себя поступать иначе. Видел в себе этот
недостаток, пытался его побороть - и не мог. Не берусь объяснить почему:
человеческая психика все еще темный лес. Может быть, необычность
обстановки, возможно, внушение "будьте осторожны, будьте осторожны...". Да
знаете ли вы, как трудно было идти по Марсу впереди всех?! А вдруг
разверзнется почва, вдруг произойдет что-то такое, отчего ты исчезнешь? И
такие дурацкие мысли лезли в голову. Марс ведь, не Земля...
Да... Никто не упрекал Ванина, кроме него самого. А потом и мы стали
посмеиваться над его сверхосторожностью. Это уже когда Марс перестал нам
казаться таинственным, когда мы пообвыкли и поняли сердцем, а не умом, что
марсианская природа ничуть не каверзней земной, пожалуй, даже наоборот. А
к Ванину последнему пришло это понимание. И наши шуточки ранили его.
Винить ли себя в них? Задним числом оно, конечно, можно. Ну, а так,
положа руку на сердце? Мы люди веселые. Без чувства юмора в нашем деле
нельзя: сгоришь от перенапряжения. А шутка, в этом убеждает меня весь мой
опыт, как предохранительный клапан. Посмеешься - и сразу легче.
Перебираю сейчас все наши остроты: нет, ничего обидного в них не было.
Когда точно такие же по тону мы адресовали друг другу, то хохотали все - и
"обидевшие" и "обиженные". И Ванин смеялся, когда ему доставалось. Очень
натурально смеялся, только теперь я понимаю, что не всегда его смех шел от
сердца... Где-то в подсознании, верно, звучало: "трус".
В те самые дни, когда мы уже освободились от робости, а Ванин еще нет,
и произошло открытие марсианского прибоя. И открыл его, как ни странно,
Ванин.
Вот как это было.
Мы приближались к этим вот красным скалам со стороны песков. Стеклянный
шорох, предваряющий прибой, слышен только вблизи от них. Но подошли мы к
ним, когда он уже смолк, поэтому ничто не предупредило нас.
Ванин по своему обыкновению шел сзади, ступая след в след (обычно он
старался держаться середины; это еще тогда, когда мы двигались только
цепочкой: теперь же мы шли тесной гурьбой и Ванину поневоле приходилось
держаться позади).
Мы уже выбрались на берег, Ванину оставалось несколько шагов. И тут
песок колыхнулся. От неожиданности Ванин упал. Хотел встать - ноги утонули
в песке. Он сдержался, не закричал, но мы видели, как побелело его лицо.
Пока мы лихорадочно разматывали трос, пока бросали, Ванина прибой окунул
несколько раз в песок, и он понял, что ничего страшного нет. Песок в черте
прибоя никак не назовешь зыбучим. Встать можно почти везде, встать и
нащупать твердое дно. Причина, вероятно, та, что у скал очень мелко, и
песок в глубине не может стать жидким.
Ванин быстро сообразил, что к чему (лишнее свидетельство, что трусом в
обычном понимании он вовсе не был). Он не дал себя вытащить, а вылез сам,
держась за трос просто так, на всякий случай.
Когда и мы поняли, что ничего трагичного в этой ситуации не было, мы не
могли сдержать смеха при воспоминании о нелепых телодвижениях Ванина, его
растерянной физиономии. Как бы вы восприняли этот смех? Вероятно, сами в
конце концов принялись бы подшучивать над собой. Ванин же "полез в
бутылку". Ему показалось, что мы нашли его поведение трусливым. К этому не
было решительно никаких оснований, любой из нас, уверен, испугался бы,
когда почва вдруг уходит из-под ног. Но Ванин, как я уже говорил,
болезненно переживал свою, как он думал, "неполноценность". И тут он
разобиделся всерьез. Он счел наши шутки величайшей несправедливостью.
Во-первых, в этой ситуации он вел себя мужественно. Во-вторых, прибой -
его открытие. Неоспоримо, его! (На долю того, кто держится середины,
обычно выпадает меньше неприятностей, зато и успех приходит реже.) А тут -
смех...
И Ванин с горячностью стал доказывать недоказуемое. Что он ни капельки
не испугался; что не вставал только из-за желания получше изучить явление.
- Кроме того - вы этого не понимаете, - купаться в прибое очень
приятно! - заявил он.
Ему не поверили.
Тогда, прежде чем мы смогли его удержать (никто ожидал!), он бросился в
прибой, лег под волну, изобразив на лице величайшее блаженство.
- Мальчишка! - справедливо затопал ногами капитан. - Немедленно назад!
Он вылез, широко улыбаясь: доказал!
Мы повозмущались его поступком, но заинтересовались. А что если
попробовать?
Со страховкой, с тысячью предосторожностей двое из нас влезли в прибой.
Знаете, это было приятно! Кажется, что ты лежишь неподвижно, а колышутся
скалы, горизонт, небо с редкими звездами в зените. Мерные, баюкающие
колебания и одновременно - ощущение плавного полета, непонятно: вверх ли,
вниз. Ни с чем не сравнимое впечатление!
А потом на тебя неизбежно наползает вал, ты погружаешься и это выглядит
страшно, и ты начинаешь барахтаться, чтобы удержаться, и в этой борьбе
есть азарт, хотя заранее известно, что ничего плохого не произойдет.
Надо испытать, что такое марсианский прибой. Его трудно описать по той
простой причине, что на Земле ничего похожего нет. Нужно самому
почувствовать этот полет в никуда, это медленное погружение в песок, чтобы
понять притягательную силу прибоя.
Вот так, с его открытием Ванин стал героем. Но ему было мало нашей
признательности! Он хотел вновь и вновь утвердить себя, опровергнуть то,
что было так преувеличено его воображением. На Марс прибывали новые люди,
их возили к прибою, и показывал прибой, разумеется, Ванин - его
первооткрыватель, его исследователь. Собственно, тем немногим, что мы
знаем о природе прибоя, мы полностью обязаны Ванину. Но его заботило
гораздо больше другое: впечатление.
О, это выглядело великолепно! Вообразите себе группу новичков, еще
растерянных, неуверенных в себе, ожидающих чудес. И рядом с ними Ванина -
опытного, спокойного старожила, которому все известно и все нипочем. Вот
он, сопровождаемый восторженными взглядами, спускается с берега навстречу
грозному в своей загадочности валу, ложится под него, плывет. Дальше
исполнялся коронный номер: Ванин давал себя засыпать. Редко кто мог
удержаться от невольного вскрика, когда песок целиком скрывал человека, он
исчезал, и волны катились над могилой проглоченной жертвы, холодные,
неторопливые, равнодушные. Тишина, безветрие, беззвучное движение песка,
купол фиолетового неба над угрюмой равниной, проходят минуты, а Ванина нет
и нет: исчез, утонул.
Начиналась паника. Мы, если кто-нибудь из нас присутствовал, старались
не портить эффекта, принимая озабоченный вид. Тем поразительней был
момент, когда Ванин вдруг вставал из-под песка!
Это тоже был его фокус. Именно он обнаружил, что даже двухметровый
покров песка не препятствует вставанию из "могилы" человека в скафандре,
снабженном гидроусилителями. Просто меньшая сила тяжести, чем на Земле...
Кроме того, песок и не мог утащить человека глубоко; Ванин тщательно
проверил это к убедился, что находиться под песком можно часами, пока не
иссякнет кислород в баллоне. Но новичкам-то все это было невдомек!
Втайне мы даже гордились "эффектом Ванина" и с нетерпением ждали
очередного представления. Правда, капитан ворчал и даже советовал Ванину
прекратить глупости. Делал он это, однако, не потому, что ожидал чего-то
недоброго, а из любви к порядку. Ванин, конечно, и в ус не дул: это был
его прибой, показательные купания были его славой, и он не собирался
расставаться с лаврами. Так заслуженный ученый гордится порой не столько
своими великолепными экспериментами, сколько умением красиво делать стойку
на голове. Пойми человеческую натуру! Впрочем, и сам капитан не отказывал
себе в удовольствии искупаться...
Вообще мы как-то позабыли одну простую истину. У человека, который
знает, что он плавает плохо, невелик шанс утонуть, ибо этот человек
осторожен. Невелик риск и для хорошего пловца. Чаще всего гибнут - и глупо
гибнут - люди, которым кажется, что они уже научились хорошо плавать,
тогда как на самом деле это не так.
И вот со временем мы очутились аккурат в этой самой зловещей полосе. До
сих пор все шло удачно, мы осмелели. Но Марс еще не был покорен, нам это
только казалось. Не то чтобы мы совсем забыли об этой истине. Но жить в
вечном ожидании удара и соответственно вести себя, когда все хорошо, все
спокойно, немыслимо. Можете проверить это на себе, когда представится
возможность.
День отрезвления, как всегда, пришел нежданно. На Марс прилетела новая
группа. Среди новичков - две девушки. Их повезли смотреть прибой. Ванин
радостно потирал руки. Чего он только не вытворял! Он превзошел самого
себя. Девушки охали и ахали, в их глазах сиял восторг, который - Ванин не
сомневался - должен был после коронного номера перейти в обожание.
Вы догадываетесь, конечно, что произошло потом. Ванин дал себя
засыпать. Десять минут прошло, полчаса... Он не появлялся! Понемногу и мы
начали волноваться. Но никто ничего не предпринимал. Глупо? Не очень.
Прежде всего Ванин проделывал погружение десятки раз; погружались и мы.
Воздуха у него было на несколько часов. На берегу девушки... Конечно же,
он будет на этот раз тянуть время дольше обычного. Какими дураками мы
будем выглядеть, если полезем его вытаскивать, а он с хохотом выскочит,
как черт из коробочки?
Так и шло время. Проклятая боязнь стыда! В конце концов мы полезли в
прибой узнать, в чем тут дело, а оставшимся объявили, что мы тоже захотели
искупаться. Разумеется, поставив себя в такое нелепое положение, мы могли
искать Ванина в волнах только украдкой. Излишне говорить, что мы ничего не
обнаружили.
Вот тогда мы уже откинули ложную гордость. Вам приходилось копать
болотный ил? Тогда вы немного представляете, каково было нам.
Нашли Ванина лишь после того, как прибой кончился и песок снова обрел
плотность.
Ванин к тому времени уже задохнулся. Его затянуло под скалу, и он не
мог выбраться, потому что этому препятствовало движение валов.
Нелепая случайность, от которой мог погибнуть точно также любой из нас?
Нелепая, согласен. Но в том, что первой жертвой Марса был Ванин, я вижу
некоторую закономерность. На дне прибоя случайность подстерегала каждого
из нас, но шансов попасться в ловушку у Ванина было несравненно больше: он
чаще и смелее нас всех, вместе взятых, лез в прибой. Лез ради
самоутверждения. Лез потому, что новички видели в этом отвагу. То была
фальшивая смелость, ибо она основывалась на убеждении, что опасности нет
никакой. А смелость и обман - взаимоисключающие вещи, вот почему все и
кончилось так нелепо и так глупо.
Не буду спорить, если мое объяснение случившегося покажется неверным. Я
изложил факты, а часто бывает, что цепь событий, толкнувшая человека на
какой-нибудь поступок, может быть истолкована совсем по-другому.
Дело не в этом. Я смотрю на прибой, на череду тяжеловесных волн, в
которых ничего не отражается, и думаю. Сейчас никто уже не купается в
прибое. Но будут купаться, когда Марс станет обжитым, - это неизбежно. Все
придет в равновесие, все будет узнано, на любом клочке этой планеты четко
обозначится граница между безопасным и опасным, между смелостью и
трусостью, между ухарством и отвагой. Так будет. Но неужели и впредь для
этого будет требоваться Ванин?
Популярность: 1, Last-modified: Thu, 14 Sep 2000 18:13:25 GmT