-----------------------------------------------------------------------
Авт.сб. "Дождь над океаном". М., "Молодая гвардия", 1990
("Библиотека советской фантастики").
OCR & spellcheck by HarryFan, 15 September 2000
-----------------------------------------------------------------------
Человек бежал быстро и размеренно, расчетливо захватывая полной грудью
порции воздуха и выдыхая одновременно с рывком правой ноги вперед, один
выдох на три рывка - наработанный за годы ритм опытного охотника. Он не
спешил - пятна крови и следы говорили, что олень невозвратно теряет силы и
вскоре рухнет там, впереди, где зелень и буйноцветье саванны сливаются с
Великим Синим Ясным Небом. У этих людей существовало множество слов для
обозначения цвета и состояния неба в разное время суток, разную погоду,
даже разные времена года. Но Великим оно было всегда, оно изначально
нависало над миром, над живым и неживым, оно светило мириадами звезд,
гневалось молниями и насылало чудовищ.
Неподалеку, слева меланхолично перетирают зубами траву пятеро мамонтов.
Косматые громады спокойны - они не боятся одиноких охотников.
Человек бежал по саванне поблизости от побережья океана, который лишь
через десять тысяч лет приобретет право именоваться Северным Ледовитым.
Пока что для такого названия просто-напросто нет оснований - льда нет и в
помине, климат мягок, носороги чувствуют себя прекрасно у этих берегов.
Человек тоже. Разумеется, с учетом неизбежных опасностей, подстерегающих
на земле и налетающих с неба.
Резные шарики и подвески костяного ожерелья постукивают по выпуклой
груди. Рука сжимает легкое удобное копье, мир прост и незатейлив, цель
ясна. Медь, что пойдет на шумерские и вавилонские мечи, покоится глубоко в
недрах земли. На Байконуре и мысе Канаверал ревут саблезубые. На всей
планете нет пока что ни одного металлического предмета своего, земного
производства.
Впереди - небольшая роща, островок деревьев посреди саванны, взгляд не
в состоянии пронизать его насквозь, и опытный охотник Вар-Хару резко
забирает влево, заранее отведя копье для возможного удара, - бывает,
смертельно раненный зверь в приступе яростного отчаяния выбирает такие вот
уголки для последнего боя.
Все чувства охотника обострены, он привык к неожиданностям и оттого
даже не вздрагивает, увидев перед собой вместо разъяренного, истекающего
кровью оленя - людей. Не совсем таких, как обычные люди, правда. Двоих.
Он стоит, изготовив копье, левая рука готова выдернуть из-за пояса
метательный нож. Глаза охотника, мастера чтения звериных следов,
различающие десятки оттенков в красках неба, вбирают детали и частности,
как сухой песок впитывает воду.
Их двое, тех, иных, они ниже и тоньше в кости и, судя по особенностям
лиц, принадлежат к чужому, неизвестному племени. То, что на них надето,
цветное, яркое, поблескивающее, непонятное - неизвестно, из чего сделано;
и вовсе уж странным кажется то, большое, рядом с ними - что-то прозрачное,
что-то сверкающее, диковинных очертаний, с подобием крыльев по обе стороны
стрекозиного тела. То ли это гигантская птица из застывшего льда, то ли
замерзший и оттого ставший видимым вихрь. Почему-то это вызывает у
охотника Вар-Хару мысли о полете.
А вот опасности для себя он не видит. Эти двое не выглядят серьезными
противниками, он наверняка разделается с ними даже голыми руками, возникни
такая нужда. У них к тому же нет ничего похожего на оружие - один держит в
руке что-то короткое, маленькое, блестящее, трубку какую-то, но выглядит
эта вещь, с точки зрения охотника, неопасной. И лица у них спокойные, не
злые.
Собственно, долго раздумывать не над чем. Опасности нет. Племя из
людей, подобных этим двоим, никак не способно угрожать племени охотника,
не раз доказывавшего свою силу любителям легкой поживы. К тому же саванна
никому не принадлежит, всякий, откуда бы он ни явился и куда бы ни шел,
вправе иметь свою тропу. Так гласит строгий кодекс чести. У соплеменников
охотника нет привычки набрасываться на чужого только за то, что он чужой.
Саванна принадлежит всем, кто идет по своим делам и не путается в чужие,
уважает чужую тропу.
Поэтому охотник выпускает копье, повиснувшее на запястном ремешке,
показывает тем двум раскрытые ладони, дает понять, что на беззлобность он
отвечает тем же и не видит причин для схватки, что он - солидный охотник,
знающий закон саванны и соблюдающий его, а не член шайки бродяг. Они явно
поняли - тоже показывают пустые ладони. На этом пути их должны разминуться
- как с ними объясниться, да и зачем? Достаточно того, что обе стороны
уважают чужую тропу и показали это.
След зовет, зовет долг, и охотник, отодвинувшись бочком, бочком, вновь
переходит на размеренный бег. Ощутив мимолетный прилив любопытства, он все
же оборачивается, как раз вовремя, чтобы увидеть бесшумно взмывающий в
небо порыв замороженного ветра, ледяную птицу в синеве. Он не собирается
над этим думать - мир необозрим, и в нем всегда можно столкнуться с тем,
чего не видел прежде. Вереницы странных предметов и загадочных явлений
бесконечны. Старики рассказывают о вещах и занятнее, и если уделять им
время и мысли, таковых не останется на исполнение долга. А его долг, как и
прочих охотников, - добывать для племени мясо. Так что по возвращении все
уместится в несколько коротких слов. А может, он и вовсе не будет
упоминать о сегодняшней встрече. Лучше уделить внимание небу - его цвет
меняется...
Бугорок впереди растет и принимает облик уткнувшегося мордой в землю
оленя - ветвисторогого, жирного, достойной добычи. Охотник метнул костяной
нож, но туша не шевельнулась, не вздрогнула - олень мертв. Тогда охотник
подошел уже безбоязненно, выдернул нож из загривка, испустил короткий
победный клич и сноровисто, без лишней суеты стал разделывать тушу.
Передохнуть он себе не позволил - нужно было управиться до темноты.
Жаль, что не унести все одному, половина мяса достанется стервятникам,
но что тут поделать, если после нападения на стадо охотники разделились и
каждый погнал свою добычу. Если каждый из его товарищей принесет столько
же, добыча будет неплоха. В любом случае своей славы хорошего добытчика он
не уронил.
Стоя на коленях, туго перетягивая ремнем свернутую в трубку шкуру, он
почуял опасность. Жизнь научила его остро чуять опасность заранее. Но на
сей раз это был не зверь. Что-то другое. Свист, клекот, рея приближаются,
наплывают словно бы сверху. И Великое Ясное Синее Небо уже запятнано
черным грузным облаком!
Он так и остался на коленях - слабость разлилась по телу, кончики
пальцев бессильно скользнули по древку копья. Теплилась надежда, что он
ошибся, что вся обойдется, но рассудок безжалостно свидетельствовал, что
приближается самое ужасное чудовище на свете, страшнее тигров, носорогов и
совсем уж редко встречавшихся в последнее время ящеров - Небесный Змей,
Владыка Высот. Бежать бессмысленно, оружие бессильно, спасения нет.
Грохот, рев и вой были сильнее шипения тысячи змей. Темное бесформенное
тело быстро приближалось, заслонив солнце, тень, густая и холодная, упала
на цветы и травы, на окаменевшего в смертельном ужасе славного охотника
Вар-Хару, черный хобот бешено вертелся, пританцовывал на возвышенностях,
окруженный желтоватым сиянием и огненными шарами, хлестал по земле,
поднимая тучи пыли и вороха вырванных с корнем кустарников. Рык чудовища
поднимал, уничтожал крохотную, разумную, живую песчинку.
Подхваченная щупальцем небольшая антилопа взлетела и, кружась, скрылась
в облаке, но рычание не утихало, и охотник понял уголком не залитого
ужасом сознания, что Небесный Змей голоден, очень голоден и не
удовлетворится мелкой поживой.
В лицо ему летели уже пыль и трава, огненные вспышки слепили, ветер
вот-вот должен был сбить с ног, завертеть и швырнуть в пасть чудовища. Не
было мыслей, не было чувств, не было побуждений - только страх и холодное
осознание смерти. Мир исчезал вместе с ним, распадался, гас.
И он не сразу понял, а сообразив, долго не мог поверить, втолковать
самому себе, что вокруг него уже не кружит перемешанная с землей трава,
что рев и вой слабеют, затухают, а солнце вновь жарко касается лица.
Смерч стремительно удалялся к горизонту, тускнел блеск шаровых молний,
стих грохот, похожий на шип тысяч змей, вокруг там и сям чернели пятна и
полосы взрыхленной земли, и в воздухе стоял свежий грозовой запах.
Охотник выпрямился во весь рост, пошатываясь, его бросало то в жар, то
в холод, прошибла испарина, зубы лязгали. С сумасшедшей радостью он вновь
вбирал запахи и краски мира. Дрожь не унималась, и тогда он неверными
пальцами рванул с пояса нож, черкнул по боку и зашипел сквозь зубы от
горячей боли.
Это помогло, привело в чувство, длинная царапина саднила, пекло, кровь
поползла по боку, боль помогала вернуть телу спокойствие, равновесие -
душе.
Все, как рассказывали старики - ужас высот, чудовище, что таится в не
известном никому логове и время от времени проносится над землей в ореоле
шарообразных огней и грохота, пожирает и убивает людей. Его мысли и
намерения предугадать невозможно - оно может и пронестись мимо застывшей в
ужасе добычи, что сейчас и произошло. Кто знает все о чудовищах?
Охотник снял крышечку сосуда из оленьего рога и тщательно замазал
царапину пряно пахнущей травяной пастой. Кровь почти сразу же перестала
сочиться - знахари племени знали свое дело. Потом он тщательно отер пальцы
и смазал лицо пастой из другого сосуда, возвращавшей силы уставшему. И
взвалил на плечи мастерски опутанные ремнями куски свежего мяса, пристроил
на лоб облегчавшую переноску груза лямку. Подобрал копье и тронулся в
неблизкий путь, шагая быстро и размеренно. Пережитый ужас понемногу
вымывался из памяти, таял. Слишком сурова была жизнь, слишком много
опасностей существовало вокруг, чтобы оставить место лишним переживаниям.
Рассказать о встрече с Небесным Змеем, разумеется, предстоит со всеми
подробностями. Так полагается по давним обычаям сохранения и приумножения
знаний и опыта. Что касается тех двух, странных, их ледяной птицы - о них
он уже забыл навсегда. Такие мелочи были чересчур ничтожными перед тем,
что отныне охотника будут именовать Вар-Хару, Который Встретился С
Небесным Змеем И Уцелел. А людей, которых называют так, очень мало, так
что есть чем гордиться.
Хорошо бы убить Небесного Змея, подумал охотник. Любого зверя, как бы
велик и страшен он ни был, можно убить, нужно только изучить его повадки и
уязвимые места. Славный был бы подвиг...
И дальше он думал только об этом.
Популярность: 1, Last-modified: Tue, 19 Sep 2000 16:20:15 GmT