Гуляковский Е.Я.
А 94 Последний мираж: Роман, повесть, рассказы -- М.: Вече, 2002. --
384 с. ("Параллельный мир")
ББК 84 Р7
ISBN 5-94538-086-5
В новую книгу классика отечественной фантастики вошли произведения,
демонстрирующие всю широту спектра сегодняшней НФ: оригинальные научные идеи
и восточные легенды, альтернативная история и космический боевик. Объединяет
их мастерство исполнения, давно ставшее визитной карточкой Е.Гуляковского,
привлекающее к его творчеству многочисленных читателей.
Когда первые корабли землян робко вышли в космос и стали исследовать
ближайшие планеты, никто точно не знал, что за этим последует. Но века
сменяли друг друга, люди все дальше уходили в глубь космоса от своих первых
поселений. Наконец настали времена, когда корабли землян научились легко
преодолевать бездны пространства, отделявшие звезды друг от друга.
Человеческие поселения рассеялись по всей галактике, а для того чтобы из
конца в конец пролететь территорию, занятую Федерацией Свободных Планет,
лучу света требовалось уже больше сорока лет.
Пространство и время постепенно теряли свою беспредельную власть над
человечеством. Каждый мог выбрать себе из бесчисленного разнообразия миров
дом по собственному усмотрению. Упростились потребности и вкусы.
Производство материальных благ перестало довлеть над людьми, и вслед за этим
началось медленное отмирание огромных индустриальных планет, напичканных
автоматикой и гигантскими кибернетическими комплексами. Какое-то время они
еще держались, благодаря расширенному производству межзвездных кораблей, но
вскоре их выпуск замедлился сам собой. У человечества не хватало людских
ресурсов для освоения новых миров.
Естественно и незаметно произошло то, чего так опасались лет двести
назад, когда был изобретен сверхсветовой двигатель для звездолетов.
Раздробленная, разбитая на мелкие поселения Федерация перестала представлять
собой единое целое. Каждая новая колония, едва обосновавшись, стремилась
прежде всего обзавестись собственной администрацией и сводом собственных
правил. Древняя столица Федерации, планета, бывшая некогда колыбелью
человечества, медленно, но неумолимо отходила на второй план. Надобность в
едином планировании и координации взаимных поставок исчезла -- каждое
поселение производило для себя все, что считало необходимым, и вело
собственную независимую торговлю с соседними колониями. Правительство
Федерации держалось в основном за счет исторических традиций, организации и
управления научными исследованиями, требовавшими для своего осуществления
все больших материальных затрат и все реже и реже приносившими практические
результаты.
Никто не знал, как долго сможет продержаться это неустойчивое
равновесие, и именно в этот момент на границах своих владений Федерация
столкнулась с неведомым и неуловимым врагом. Разваливалась экономика
отдельных поселений. Люди теряли инициативу, их охватывали равнодушие и
полная потеря интереса к жизни. Все данные говорили о том, что кто-то ведет
четко организованную и спланированную работу по разрушению окраинных
поселений Федерации. Но выявить и доказать существование реальных
противников никому так и не удалось. Даже специально созданное в связи с
этими событиями Управление внешней и внутренней безопасности до сих пор
топталось на месте, хотя в его распоряжении были вся современная техника и
совсем неплохие кадры.
Председатель центрального совета Федерации Ридов грузно поднялся из-за
стола и подошел к матовому, в полстены окну. Нажав скрытую в подоконнике
кнопку, он подождал, пока стекло станет совершенно прозрачным, и лишь затем
надолго погрузился в созерцание открывшейся перед ним панорамы улицы, словно
увидел ее впервые.
Перед ним возвышались слепые, с матовыми бельмами вместо окон громады
старинных зданий. Разрез улицы казался мертвым. Далеко внизу, на мостовой,
не было заметно ни малейшего движения. Все важнейшие коммуникации давно ушли
под землю, и никто больше не увлекался старинным спортом -- ездой на
электромобилях мимо заброшенных зданий, многие из которых грозили обвалом.
"Совсем еще недавно Земля казалась нам такой маленькой, такой тесной!
-- с горечью подумал Ридов. -- Но космос впитал и растворил нас в своих
просторах. Большинство колоний не насчитывает и миллиона поселенцев.
Когда-то в одном этом городе жителей было в сотню раз больше. Где они
сейчас, эти миллионы? И что собой сегодня представляет человечество в целом?
Продолжает ли оно существовать как нечто единое? Что с нами станет завтра?"
От решения, которое он должен был принять, от оттиска его личной печати
на пластиковом листе документа о короткой надписью "утверждаю", возможно,
зависело то, каким оно будет, это завтра.
"Я слишком стар для принятии подобных решений, я не знаю, к чему это
приведет. Никто этого не может знать. Но я и не обязан принимать слишком
ответственные решения самостоятельно. Именно для таких случаев и создан
центральный совет".
Он отошел от окна и назначил через автоматический селектор внеочередное
чрезвычайное заседание совета на завтра:
-- За час до начала мне понадобится Райков, разыщите его и пошлите
официальное приглашение.
Мигнул зеленый огонек, означавший, что автоматический секретарь
приступал к исполнению полученного задания. Матовая поверхность стола
отсвечивала тускло. Она смотрелась слишком голо, слишком рационально. На ней
не было ничего личного, ни одного постороннего предмета. Кабинет всегда
оставался для Ридова лишь местом работы. Выключив автоматику и вызвав свой
личный глайдер, он подумал о том, что, уйдя от самостоятельного решения,
ничего, в сущности, не добился. Некогда восточные мудрецы не без основания
считали, что бездействие -- тоже часть действия, к тому же далеко не самая
пассивная.
Запустив пружину, приводящую в действие механизм совета, он лишь
отодвинул решение на сутки. Привлек к обсуждению разных людей, но ничего не
изменил и ничего не добился. Никто не снимет с него конечной ответственности
и никто не простит ошибки, если она произойдет. К тому же, вызвав Райкова,
он, соответственно, предрешал итог этого заседания.
Издали дом напоминая игрушечный стеклянный шар, забытый каким-то
великаном среди лесной поляны, Его задняя срезанная наискось часть
заканчивалась верандой, плавно переходившей в дикие заросли. Высокий худой
человек подошел к дому с северной стороны вместе с мальчиком лет девяти.
-- Мы теперь всегда будем ходить на лыжах? -- спросил мальчик. --
Каждый день?
-- Всегда. До тех пор, пока у тебя не кончатся каникулы.
-- А почему тебя уволили?
-- Кто это тебе сказал?
-- Миша. Мы вчера разговаривали по видеку, и он сказал, что об этом
передавали в новостях,
-- Говорят не видек, а видеофон.
-- Но тебя все-таки уволили?
-- Это шутка. У меня есть друг, который умеет так шутить. Тебе не
следует вмешиваться и дела взрослых.
-- Спросить нельзя, что ли? Если хочешь знать, я очень рад, что тебя
уволили!
-- Да?
-- Да! Но крайней мере, теперь у меня будет отец.
-- А это, конечно, выражение мамы.
-- Ага.
-- Ты у меня замечательный цитатер.
-- Кто-о?
-- Цитатер -- это человек, который, как попугай, повторяет только чужие
фразы.
-- Ну ты даешь! Я это слово запомню.
-- Еще бы!
Они остановились перед входом на веранду, сняли лыжи и отряхнули снег с
серебристой ветрозащитной одежды.
В доме их встретила тишина, настоянная на запахе хвои и яблочного
пирога.
-- Позовем маму?
-- Не стоит. Разве ты не чуешь, чем пахнет? В этот момент ей нельзя
мешать, иначе пирог не удастся.
Дом, разделенный на четкие функциональные зоны, выглядел изнутри
слишком просторным. Сразу за гардеробной начиналась "музейная". По крайней
мере, так эту часть дома называла Анна. Здесь стояли стеллажи с пластиковыми
копиями древних книг, чучела никогда невиданных на земле животных,
встречались и предметы вовсе уж непонятные, например, головоломка, найденная
на Гидре и похожая на рогатый каменный шар. При нажатии в определенном месте
отдельные части этой конструкции менялись местами. Практически она могла
принимать любую форму, Легенда гласила, что человек, которому удастся
собрать из нее любой знакомый ему предмет, тут же получит его в натуре. Но
пока что эту задачу не удалось решить даже с помощью большого компьютера.
Переодевшись и освежившись ионизированным паром, Райков прошел в
рабочую часть дома. Еще с порога кабинета ему бросилась в глаза лежащая на
столе рядом с дисплеем домашнего компьютера желтая карточка визиограммы.
Обычные совещания оставались в памяти компьютера и попросту высвечивались на
дисплее. По каналу с отпечаткой текста передавались только сообщения особой
важности и официальные документы.
Стараясь унять волнение, уже догадавшись о том, откуда поступила
визиограмма, Райков подходил к столу нарочито медленно. На его узком лице
под широким разлетом бровей возбужденно блестели разбойничьи зеленоватые
глаза.
Взяв карточку и разглядев на ней штемпель совета, он медленно перевел
дыхание и лишь затем прочитал сообщение залпом: "К трем часам прошу прибыть
для получения задания, Ридов".
После такого вызова его увольнение и в самом деле стало походить на
шутку. Только сейчас он понял, почему в доме стояла настороженная, шаткая
тишина, почему Анна не вышла встречать их и колдует теперь над его любимым
пирогом.
Предстоял трудный разговор с женой и еще более трудное прощание...
Но это позже, это потом. Пока еще можно сделать вид, что он ни о чем не
догадывается, не знает причины вызова... Только надолго ли хватит его
притворства? Он чувствовал, что с каждым отлетом в дальнюю экспедицию
отчуждение между ним и Анной все глубже пускало свои ледяные корни.
-- Садитесь, Райков.
Ридов опустил в прорезь пневмопочты очередной рулон документов, над
которыми работал перед приходом Райкова, и внимательно осмотрел своего
посетителя. Последний раз они виделись года два назад, когда Райков
руководил спасательной экспедицией на Зенде. Тогда требовалось снять с
планеты экипаж застрявшего там поисковика. Посадка из-за сложных местных
условий исключалась. Была разработана комплексная программа с участием трех
кораблей и целой серии челночных автоматических зондов. Райков нарушил
инструкции и, не используя зонды, все-таки сел на планету. Ему удалось
взлететь, хотя корабль был после этого похож на смятую консервную банку.
Людей тем не менее он спас. И это руководство поискового отдела считало
счастливой случайностью, не более. Райкову здорово влетело. Он подал рапорт
с протестом, и Ридову пришлось заниматься этим делом лично.
С тех пор, по крайней мере внешне, Райков мало изменился. Разве что
седина появилась да суше стал взгляд чуть нагловатых зеленых глаз.
-- Я знаю, что вас снова уволили, но на этот раз не собираюсь
вмешиваться. Причины мне известны, и я одобряю решение вашего начальства.
Полагаю, они терпели достаточно долго.
-- В целом они, конечно, правы. Но там есть некоторые обстоятельства...
Райков обладал удивительным качеством -- во время вот таких кабинетных
встреч располагать к себе начальство и производить самое благоприятное
впечатление. Но стоило ему оказаться вдали от этих кабинетов, стоило
приступить к решению очередной сложной задачи, как он напрочь забывал обо
всех инструкциях, о своих личных обещаниях и поступал неожиданно, дерзко,
зачастую слишком рискованно. Пока что ему сказочно, невероятно везло. Или,
как в глубине души полагал сам Райков, он умел учитывать те неуловимые
нюансы ситуации, обладал той глубокой внутренней интуицией, которая одна
только и может принести человеку удачу в непредсказуемых, постоянно
меняющихся ситуациях.
Не дослушав, он прервал излияния Райкова:
-- Я уже сказал, что не собираюсь вмешиваться. В конце концов
взаимоотношения с руководством отдела -- ваше личное дело. Не сработались --
ищите другое, более подходящее место. Собственно, я и вызвал вас, чтобы
предложить руководство экспедицией, не имеющей никакого отношения к отделу
поиска. Ее организует непосредственно Совет.
Райков уставился на Ридова удивленными глазами, в которых уже прыгали
бесовские, глубоко запрятанные огоньки.
-- Я знаю всего две экспедиции, которые организовывал Совет. Они решали
задачи чрезвычайной важности.
-- Вы правы. Эта будет третьей и, я думаю, не менее важной... Вы
что-нибудь слышали о мексиканском "черном ящике"?
-- Легенды, слухи... Поскольку официальной информации не существовало,
и моих заданий это не касалось...
-- Есть официальная информация, но лет двести назад, когда открыли
параллелепипед, почему-то посчитали целесообразным утаить ее от
общественности. Чиновники, бравшие на себя смелость решать, что можно знать
народу, а чего нельзя, думали, видимо, что так жить спокойнее. Они имели в
виду, разумеется, себя. Поскольку толком объяснить, что собой представляет
параллелепипед никто не смог, сочли возможным закрыть всю тему.
-- Этого я не понимаю!
-- Ну, понять можно... То, чего мы не знаем, вроде бы не существует. Во
всяком случае, не может влиять на сегодняшнюю нашу жизнь. Правительство
прошлого века не могло допустить существования рядом о собой загадочного
объекта, который оказался не по зубам их науке, это бросало тень на престиж.
Само существование такого объекта ставило под сомнение не одну научную
концепцию. Пожалуй, не только научную... Но прежде чем мы продолжим наш
разговор, я хочу, чтобы вы изучили в спецхране всю существующую на
сегодняшний день информацию о черном параллелепипеде. Теперь она
непосредственно относится к вашему заданию.
-- Вы хотите сказать, что она до сих пор закрыта?!
-- Видите ли, для того чтобы ее подготовить к представлению широкой
публике, нужно было проделать определенную и немалую работу. Желающих не
нашлось. Нужды в ней особой до сегодняшнего дня не было. Так что, возможно,
именно вам выпадет честь впервые представить общественности мексиканский
ящик.
-- Благодарю за честь! Я всегда считал себя выдающимся архивным
работником!
-- А вы не спешите. Возможно, после знакомства со всеми материалами и
выводами многочисленных комиссий ваша точка зрения несколько изменится.
В овальном зале спецхрана не было стеллажей с бумажными папками, и тем
не менее, как и сотни лет назад, он пропах крысиным пометом. Здесь хранилась
информация, не доступная простым смертным. Те, кого сюда впускали, должны
были, наверно, испытывать известную гордость людей, облеченных особым
доверием начальства.
Райков гордости не испытывал. Его раздражала дурацкая трата времени.
Какое отношение может иметь к Дальнему космическому поиску история с
найденной два века назад каменной глыбой? Но приказ есть приказ. Он знал по
опыту, что все распоряжения Ридова нужно выполнять в срок и добросовестно.
Только после того, как центральный компьютер спецхрана выдал на рабочий
дисплей первые документы и фотографии, его скептицизм несколько
поуменьшился. Перед ним разворачивалась захватывающая, прямо-таки
детективная история.
Скалу обнаружили совершенно случайно под толстым слоем наносов и
оползней. Внимание специалистов вначале привлекла лишь ее правильная
геометрическая форма. Почти идеальный параллелепипед. Но первый же
радиоизотопный анализ показал, что глыбе больше двух миллионов лет; в таком
случае, если считать вероятным ее искусственное происхождение, к земной
истории объект вряд ли имел какое-нибудь отношение, Райков переключил
изображение на дисплее и сразу же убедился в своей правоте.
Впрочем, одновременно с космической появилась и гипотеза земного
происхождения глыбы. Логически вполне обоснованная. Сторонники космического
происхождения объекта представили новые данные -- котлован похож на
метеорный кратер...
Вряд ли здесь есть резон. Если эта штука свалилась из космоса, она
могла сохраниться после удара лишь в том случае, если ее поверхность состоит
из материала, не уступающего в прочности кристаллическому броневиту. Но
тогда она ушла бы в земную кору, как нож и масло. Ни того, ни другого не
произошло.
Есть еще один вариант; смягченная посадка. Именно это утверждает доктор
Строгин. Искусственный объект с заданными свойствами, нечто вроде
кибернетического устройства.
Не слишком ли сложно для обломка скалы? Однако лет через пять только
что открытый нейтринный анализ показал сложнейшую электронную структуру
объекта, нечто вроде гигантского кристалла компьютера с неизвестной
программой, способного к накоплению энергии. Обнаружено наличие внутренних
энергетических резервуаров на сверхпроводимости. Попытки расшифровать
программу хотя бы в общих чертах успеха не имели. "Вещь в себе". Вот почему
параллелепипед назвали "черным ящиком".
Лет на двадцать исследования заглохли. Объект законсервировали, закрыли
на всякий случай энергетической защитой. Установили круглосуточное
наблюдение. За все время наблюдения -- никакой активации и никаких новых
данных. В сороковых годах прошлого века все тот же Строгин, теперь уже
академик, разработал теорию пространственного прокола. Генератор-приемник,
мгновенный переход объекта независимо от расстояния... Ну, с этим Райкова
подробно знакомили еще в школе пилотов. Ничего не вышло. Во всяком случае
практически. Энергии нужно было столько, что всего солнечного излучения в
течение года не хватит на один переход.
Какое отношение это имеет к мексиканскому объекту? Ага, вот еще одна
гипотеза Строгина -- "черный ящик" может быть генератором перехода с
использованием внешних, неземных источников энергии...
Сразу же возник законный вопрос: если это действующий генератор, почему
он не используется теми, кто затратил столько сил на его создание и
транспортировку? А может быть, уже использовали? Седая древность,
четвертичный период... В то время, возможно, они не нашли у нас ничего
интересного. За миллион лет многое могло измениться там, где делали эту
штуку. Неудавшаяся попытка контакта? Может быть... Тогда нужно рассчитывать
направление прокола и искать приемник. Данные таких расчетов неопределенны.
Естественно, звездные объекты не стоят на месте, они смещаются.
Следовательно, постоянного направления быть не может. Замкнутый круг...
И еще одно казалось Райкову совершенно непонятным -- кому и зачем
понадобилось держать в секрете все эти вполне безобидные научные данные?
Заботы о научном престиже для этого было явно маловато...
-- Итак, что вы об этом думаете? -- Ридов выглядел на следующее утро
еще более усталым и озабоченным. -- Извините, что не мог предоставить вам
достаточно времени для изучения и обдумывания проблемы. К сожалению, это
срочно.
Райков медлил с ответом, по-прежнему не понимая, какое отношение к нему
имеет история мексиканского объекта и почему ею сегодня занимается
центральный совет Федерации.
-- На мой взгляд, проблема осталась нерешенной, Более того, у меня
сложилось впечатление, что даже сегодняшний уровень техники не позволяет ее
решить. Информации явно недостаточно.
-- Не позволяет... Что ж, возможно. Вы представляете, какой должна быть
цивилизация, создавшая аппарат, перед которым оказались бессильны наша
техника и наука?
-- Но ведь до сих пор не доказано искусственное происхождение объекта!
Одни гипотезы и догадки! Возможно, эта цивилизация всего лишь плод
воображения Строгина.
-- Вы так думаете? Взгляните-ка вот на это... Ридов протянул Райкову
узкую пластинку голограммы, ярко блеснувшую на солнце. Тот долго вертел ее в
руках, стараясь найти удобный ракурс. Снимок был очень старый, без
подсветки. Пейзаж чужой планеты появлялся, то исчезал у него перед глазами.
Там были заросли мясистых красноватых растений. Небольшой узкий ручей и
какой-то резко очерченный темный силуэт, наполовину утонувший в зарослях.
Но вот ему удалось зафиксировать пластину в нужном положении,
изображение обрело наконец резкость.
-- Скорее всего, это фото автоматического разведчика, класс не выше
второй группы.
-- Что вы скажете по поводу темного силуэта?
-- Это может быть часть скалы, базальтовая дайка, например.
Ридов кивнул и нажал утопленную в ребре стола клавишу. Свет в комнате
померк, над столом повисло увеличенное изображение голограммы. Судя по
появившимся внизу надписям, это была полная реконструкция голограммы,
проделанная центральным компьютером Федерации. Теперь только Райков начал
понимать, какое значение придавалось этому снимку.
Во время полной реконструкции компьютер устанавливал координаты каждой
отдельной точки изображения. При недостаточно полной информации машина
интерполировала имеющиеся данные и в случае необходимости дополняла их,
используя нейтральный банк памяти. Это была очень сложная и дорогая работа.
Зато теперь оказалось возможным укрупнить и развернуть изображение темного
объекта. Сомнений больше не оставалось: перед ними был двойник мексиканского
параллелепипеда.
-- Еще один "черный ящик"?
-- Не совсем так, -- Ридов встал и прошелся по кабинету. Он остановился
около изображения внеземной находки и долго в задумчивости рассматривал ее,
словно надеялся увидеть в мерцающей черной глубине нечто такое, чего не
удалось разглядеть центральному компьютеру.
Дело в том, что Строгин оставил после себя неплохих учеников, целую
научную школу. Этот ящичек стал для него делом всей жизни. Не так давно
профессору Яхнову, одному из самых его талантливых последователей, удалось
создать действующую модель мексиканского феномена...
Райкову показалось, что он ослышался. Тишина, сгустившаяся в кабинете
председателя, казалась почти ощутимой. По-прежнему не работал ни один прибор
связи, только птицы чирикали за окном.
-- Но ведь еще Строгин доказал, что энергетическая проблема делает
пространственный переход невозможным!
-- Совершенно верно. Для одного-единственного запуска модели
понадобилась энергия всех накопителей Енисейского каскада. Они
телепортировали массу около миллиграмма. Важно было доказать сам принцип.
Яхнов утверждает, что мексиканским объектом можно управлять и что для своей
работы он использует внешнюю энергию гравитации. Во всяком случае, теперь
можно считать доказанным, что в Мексике был найден искусственно созданный
генератор пространственного перехода. Дверь в иные миры...
-- Тогда почему он до сих пор не задействован?
-- Они создали необходимую для этого аппаратуру. Яхнову даже удалось
частично активировать Генератор, но для завершающего эксперимента --
создания пространственного моста -- необходим был второй такой же генератор.
Его нашли совсем недавно, и я не уверен, что это последняя находка такого
рода... Возможно, таких устройств в нашей галактике множество, и мы случайно
натолкнулись на часть разветвленной сети сообщений. Даже если те, кто
создали эти устройства миллионы лет назад, больше не пользуются ими, сами
генераторы до сих пор сохранили работоспособность. Цивилизация, которая
сумеет их использовать, получит неслыханные преимущества перед другими. В
космосе мы скорее всего не одни, хотя прямых контактов с чужими до сих пор
не было, многое говорит об этом. В любом случае у нас теперь есть все
необходимое для создания первого пространственного моста. А это открытие,
если оно состоится, само по себе способно полностью изменить структуру всей
Федерации.
Райков встал и подошел к Ридову. Теперь они стояли рядом перед
изображением четырехметрового черного параллелепипеда, высвеченного
аппаратурой в натуральную величину.
-- Эта штука похожа на самую обыкновенную дверь, правда, размер
великоват.
-- Открыть эту дверь будет не так-то просто, но за ней может оказаться
будущее, которое сегодня трудно даже представить...
Под висящей в воздухе черной скалой светился ряд синих мерцающих цифр.
Райков нашел среди них индекс планеты и прочитал его вслух:
-- Ин-248... Странно, мне это ничего не говорит. В поисковом отделе нет
объекта с таким индексом.
Ридов кивнул:
-- Этой планеты нет в реестре Федерации. Она находится далеко за
пределами освоенной зоны, примерно восемьдесят светолет.
Райков долго молчал, словно медленно пропускал через себя ощущение
беспредельности этой цифры. Ридов не торопил его и ничего не подсказывал,
словно желая лишний раз убедиться, сможет ли Райков правильно оценить
ситуацию, выделить в ней самое главное, прежде чем принять решение.
-- Восемьдесят светолет... Это же на пределе двоичного оверсайда!
-- Совершенно верно.
-- Но в таком случае у корабля попросту не останется горючего для
обратного разгона!
-- Пространственники полагают, что корабль для обратного возвращения
экипажу не понадобится. Если им удастся активизировать генераторы, если мост
начнет действовать -- проблема возврата перестанет существовать.
-- Надеюсь, вы шутите?
Ридов устало улыбнулся:
-- Я лишь изложил вам точку зрения наших пространственников, между
прочим, вполне официальную. Они требуют доставить их на планету и обещают
вернуться без нашей помощи. Ну а если серьезно... В пределах одного
оверсайда от Ин-248 есть наша пограничная колония на Гридосе.
-- Но я не понимаю, почему в отделе поиска ничего не известно об этой
планете?
-- По секрету могу вам сообщить, что эту голограмму мы получили не
через официальные каналы. Более того, нам пришлось приложить немало усилий,
чтобы доставить ее на Землю. Внешними исследованиями занимается не только
поисковый отдел Федерации. Отдельные граничные поселения время от времени
предпринимают дальнюю разведку по собственной инициативе.
-- Зачем им это нужно? Ведь был же специальный закон, обязывающий такие
исследования сосредоточить в одном центре.
Ридов кивнул:
-- Закон был. Но у нас достаточно поселений, издающих собственные
законы и полагающих, что действия и решения правительства Федерации их уже
не касаются. Как бы там ни было, гридяне провели такие исследования и в
результате открыли планету Ангра...
-- Значит, у них есть автоматические зонды?
-- Совершенно верно.
-- Зачем им это понадобилось, ведь для поселения они не смогут
использовать столь отдаленную планету?
-- Мы давно уже не получаем всей информации о целях и намерениях
некоторых поселений. Появился даже новый термин -- "дикие поселения".
Поселения, расположенные вне зоны досягаемости наших кораблей, полностью
изолированные от Федерации, организованные вопреки всем ее правилам и
законам. О них мы попросту ничего не знаем. Кстати, частью вашего задания
будет налаживание контактов с гридянами и получение дополнительной
информации обо всех исследованиях в районе планеты Ангра. По крайней мере,
информацию о самой планете мы получили, как полагаю, полностью. Она не
содержит на первый взгляд ничего особенного. Стандартный отчет обследования
планеты класса два. Обследования, проведенные автоматами, не отличаются
особой полнотой -- кислород, температура, наличие воды... Словом, обычная
планета, пригодная для заселения. Подробно с отчетом вы познакомитесь позже.
Да, вот еще что... Было бы не плохо, если бы часть людей для этой
экспедиции, хотя бы одного-двух, вы взяли на Гридосе. Это важно, из
дипломатических соображений. Мы вынуждены поддерживать хотя бы видимость
совместной работы даже там, где в этом нет ни малейшей необходимости.
Полагая, что разговор окончен, Райков поднялся.
-- Это еще не все... Принято решение расконсервировать "Руслана".
-- Не понимаю... Флот располагает отличными кораблями в этом районе.
-- Федерального флота, как такового, давно не существует. Все корабли
расписаны по своим базам и фактически Земле не принадлежат. Прежде чем мы
добьемся положительного решения о выделении специального корабля, пройдет не
меньше года. Мы попросту утонем в бюрократической волоките. К тому же
гридяне отказались предоставлять свои базы кораблям соседних колоний.
-- А их собственные?
-- Естественно, оказались все в ремонте.
-- Они что, не понимают, насколько это важно?
-- Скорее, наоборот. Думаю, у них есть о мексиканском объекте
собственная информация. Возможно, они недооценивают всей сложности проблемы
и всех последствий. Одно можно сказать с полной определенностью: они не
хотят пространственного моста между столицей Федерации и Гридосом.
-- Но почему, почему?! Сколько раз они жаловались, что транспорты
запаздывают, что почта идет слитком медленно... Ведь мост -- это решение
всех проблем!
Ридов вздохнул, подошел к окну и жестом пригласил присоединиться
Райкова.
-- Взгляните... Почти мертвый город. Это все, что осталось от
стомиллионной столицы Федерации. Мост означал бы для многих колоний конец
автономии. Более того, если существуют его создатели, человечеству
волей-неволей придется снова объединяться. Две могущественные цивилизации не
могут распространяться в космосе беспредельно, рано или поздно их интересы
столкнутся. Кто лучше справится с пространством, тот и получит в этой игре
огромное преимущество.
-- Те, кто создали генераторы, давно с ним справились.
-- Да. Но мексиканский октаэдр бездействует много столетий. Он мертв. И
это дает нам надежду...
Несколько минут они молча стояли рядом, следя за полетом чаек. Миллионы
этих птиц переселились сюда с побережья, поближе к пище. Их резкие крики
звучали тревожно и горестно.
-- У меня есть одно личное предложение, не подтвержденное пока
достоверными фактами, -- задумчиво проговорил Ридов. -- Может быть, кто-то
уже научился пользоваться пространственными магистралями. Возможно, этот
кто-то освоил пока лишь небольшую часть линий... Нам нужно спешить. На
Гридосе нам придется быть предельно осторожными. По непроверенным данным,
число колонистов там за последние годы заметно увеличилось. Это число не
совпадает с реестрами рождений. Оно не совпадает и с числом прибывших на
Гридос. Создается впечатление, что там появились лишние люди. Кто они, мы не
знаем. Возможно, просто антисоциальные элементы, избегающие регистрации.
Общество на Гридосе за последние годы развивается со странными аномалиями. И
у меня создалось впечатление, что на его развитие влияют некие внешние силы.
Постарайтесь это проверить. Обстановка там, повторяю, чрезвычайно сложная.
-- Теперь я понимаю, зачем понадобился "Руслан".
-- Да. Это придаст вашей миссии необходимую весомость.
-- Полагаете, они могут отказать нам в заправке?
-- И это не исключено. К сожалению, мы не можем обойтись без этой базы.
Ангра слишком далеко... Вам придется найти приемлемый с дипломатической
точки зрения способ для того, чтобы заправить "Руслан" на Гридосе. Надеюсь,
вы понимаете, что выбор капитана "Руслана" должен быть безошибочным. Его
будет утверждать совет, но право на выдвижение остается за вами, как за
руководителем экспедиции.
-- Ивон Ржежич.
-- Не слишком долго вы думали... Не тот ли это Ржежич, что командовал
"Раскотом" во время освоения Эпсилона?
-- Он самый.
-- Но позвольте, это же было... Он ведь, наверно, давно на пенсии...
-- Да, ему около шестидесяти. Мне почему-то кажется, что в этой
экспедиции мудрость и опыт окажутся важнее залихватской удали молодых
капитанов, к тому же...
-- Ну-ну, договаривайте.
-- По-моему, начальнику этой экспедиции потребуется известный
противовес...
-- Самокритичность -- неплохая вещь. Хорошо, я поддержу кандидатуру
Ржежича.
-- Подготовка "Руслана" потребует очень много времени. В сущности,
сегодня это просто музейный экспонат.
-- Я прошу вас разрешить послать на Гридос хотя бы одного независимого
наблюдателя.
-- Хорошо, не буду против этого возражать.
-- Значит, я могу подумать над кандидатурой того, кого мы пошлем на
Гридос по неофициальным каналам раньше основной экспедиции?
-- Вряд ли бы вы начали этот разговор, не имея ввиду конкретного
человека. Скажите уж лучше, о ком идет речь?
-- Мне кажется, это должен быть не профессионал, а никому не известный
парень, из тех, что охотно вербуются на новые поселения; он не должен
вызывать ни малейшего подозрения у гридских властей. Но никого конкретно я
пока не выбрал.
Поторопитесь с этим. Обстановка на Гридосе меняется слишком быстро, а
рейсовые корабли идут туда несколько недель.
В это летнее, умытое невесомым июньским дождем утро Роман Гравов
проснулся рано и несколько секунд лежал на своем ложе неподвижно, слушая,
как тишина мертвых кварталов города неслышно плещется в стенах его квартиры.
Совершенно механически закончив сложную систему упражнений, которой
начинал каждый свой день вот уже в течение шести лет, он наскоро позавтракал
консервированным салатом, проглотил кофейную таблетку, запив ее чашкой
родниковой воды, привезенной из национального парка, и вышел на улицу.
Фасады многих зданий потрескались, кое-где ремонтные роботы из
городских служб еще пытались справиться с самыми крупными трещинами, но их
усилий было явно недостаточно. "Мы не в силах следить за таким огромным
городом, нас осталось здесь слишком мало, -- подумал Роман. -- Люди не хотят
жить в этих пластмассовых ящиках вдали от природы и друг от друга". Еще
древние установили, что скученность в огромных зданиях разобщает сильнее
всего, и потому люди в конце концов покинули эти гигантские каменные ульи.
После своего слишком легкого завтрака Роман все еще испытывал голод, но
держать дома солидный запас консервированных продуктов казалось ему
нецелесообразным, пока работали городские пищевые автоматы. Вот и сейчас,
проходя мимо знакомого серого ящика, он остановился перед стойкой и
привычным жестом нажал кнопку. Автомат недовольно заворчал, но все же
выплюнул на металлически отсвечивающую пластмассовую поверхность стойки
пакет с экспресс-завтраком. Каждое утро Роман готовился к тому, что
очередного пакета не будет. Во всем квартале работал теперь только этот
автомат, и пока что он не подводил его.
Разорвав обертку, Роман оглянулся и не обнаружил урны на привычном
месте. Долгое время брошенный им пакет летел по ветру, пока не наткнулся на
груду старого мусора в пространстве между ступенями лестницы. Автоматические
мусороуборщики не очень-то справлялись со своими обязанностями в этой части
города, возможно, их здесь давно уже не было. Роман медленно прошел вдоль
бульвара, задумчиво пережевывая едва теплую сосиску и ломоть полусырого
хлебца.
"Мы как песчинки на огромном побережье. Ветер разносит нас все дальше и
дальше. А старые места, когда-то бывшие нашим домом, постепенно приходят в
запустение... Правильно ли это?" -- Он не знал и никто не смог однозначно
ответить ему на этот трудный вопрос, даже учитель.
Вот и решетка старого сада, в котором Глебов всегда назначал их
короткие встречи, Роман любил это место.
Из-за ежедневных прогулок по пустынному городу он отказался от
общежития, удобно устроенного в здании комбината, в котором теперь работал.
Мастер долго уговаривал его там поселиться, чтобы не тратить так много
времени на дорогу. Как будто он тратил его впустую... В конце концов это его
право выбирать место жительства. Работа на комбинате была для него всего
лишь временным прибежищем, она давала ему возможность жить в столице, давала
общественную карточку на право посещения столовых, магазинов и
развлекательных учреждений -- туда он, правда, почти не ходил, на это не
оставалось времени. Откуда мастеру было знать, что именно работа на его
драгоценном комбинате, производившем электронную начинку для вездесущих
роботов, и была для него, Романа Гравова, пустопорожней тратой драгоценного
времени, отнятого у тренировок, от изучения навигационных и космических
сводов?..
Он выбрал неверный путь, скажет ему сегодня учитель, дорогу, которая
никуда не ведет; он сравнит его со спортсменом, на ногах у которого
болтаются пудовые гири, сковывая каждый шаг. Какой смысл бежать с такими
гирями? Какой смысл в недосыпании, в суровом ограничении всех своих желаний?
Потратить лучшие годы юности на уединенные занятия и размышления... Какой в
этом смысл, если ты заранее обречен на поражение?
Сад встретил его хрустом засохших листьев на центральной аллее. Осень
еще не скоро, наверно, опять сломался единственный здесь робот-уборщик. В
следующий раз надо будет выкроить пять-шесть минут и посмотреть, что с ним
стряслось.
В конце березовой аллеи показалась потемневшая от времени,
покоробившаяся от дождей и ветров старая скамья. "Скамья для сложных бесед",
как в шутку окрестил ее однажды Глебов. Сегодняшняя встреча здесь тоже не
обещает быть праздной. Роман сел, прикрыл глаза и прислушался к себе...
Воспоминания о тяжком труде, о незаслуженных обидах, о промелькнувших,
как одно мгновение, годах вновь овладели им, и он не стал противиться их
приходу... Когда же все началось? Как большинство нормальных детей, еще в
школе первой ступени он мечтал стать звездолетчиком. Мечта была
расплывчатой, неопределенной. Ему нравились куклы в скафандрах, модели
кораблей. Автоматические игрушки планетных вездеходов. Кому из мальчишек они
не нравились?.. Однако в четырнадцать лет после окончания школы первой
ступени многие поумнели. Специальность звездолетчика становилась все менее
престижной. Риск и романтика дальнего поиска постепенно отходили на задний
план. Кому интересно водить рейсовые корабли по одному и тому же маршруту,
на котором известна каждая остановка, каждый "случайный" астероид? Пилотов
кораблей требовалось все меньше, количество членов экипажей неуклонно
сокращалось, места людей занимали автоматические устройства, и все труднее
становилось поступить в школу второй ступени при космическом институте.
Федерации требовались совсем другие специалисты. Но Роман не послушался
мудрых советов и провалился на вступительных экзаменах. Это было первым
разочарованием. Большинство мальчишек в этой ситуации начинало подыскивать
специальность попроще. С ним этого не произошло.
Именно тогда он первый раз всерьез задумался над тем, что, собственно,
привлекает его в специальности звездолетчика? Ни форма, ни престиж, ни
слава, ни даже возможность самостоятельно управлять кораблем (кстати, уже
тогда он прекрасно понимал, что это попросту невозможно). Привлекали чужие
неисследованные миры, острова, на которые не ступала нога человека. Звездные
острова.
Может быть, причиной всего был маленький астероид, на котором он
родился? С детских лет родной мир казался ему кораблем, плывущим среди
звезд. Он подал заявление в управление внешних поселений, в шкоду
инспекторов. Эта специальность -- после капитанов кораблей дальней разведки
-- казалась ему заслуживающей наибольшего внимания.
Единственная такая школа находилась в столице Федерации, кому там нужен
мальчишка из далекой периферийной колонии? Его родители никогда не бывали на
Земле, он сам видел ее лишь в видеофильмах. Вначале над ним добродушно
посмеивались, говорили о том, что чудес не бывает, что для поступления в
такую престижную школу нужна соответствующая протекция, -- на Земле хватает
своих мечтателей, без него как-нибудь обойдутся... Но когда с очередной
почтой пришло уведомление о том, что его документы приняты к рассмотрению,
насмешки почему-то стали лишь злее.
После целой программы специальных тестов и обследований из столицы
пришло приглашение принять участие в конкурсных экзаменах. Так он стал
абитуриентом. "Рано или поздно абитуриент становится курсантом" -- так он
думал тогда. Ему пришлось выдержать целый бой с родными. Вначале они наотрез
отказались дать согласие на его участие в конкурсе, но Роман умел добиваться
своего, и в конце концов рейсовый звездолет унес его к далекой Земле.
Затем была посадка на поясном космодроме. Пересадка на рейсовый челнок
Юпитер -- Марс -- Земля и авария, перечеркнувшая все его мечты и планы...
Долгие годы лечения, искалеченная психика, клаустрофобия -- диагноз
медицинской комиссии, заставивший его навсегда расстаться с мечтой о дальнем
космосе.
Домой он так и не вернулся. Жизнь потеряла для него свои яркие краски.
Желание бросить якорь, найти себе спутницу жизни, определиться так и не
возникло. Не получив определенной специальности, не закончив школу второй
ступени, он начал скитаться с планеты на планету. Меняя один освоенный мир
за другим, подыскивая случайную, временную работу, соглашаясь на любые
условия... Постепенно он превратился в постоянного пассажира, в парня без
образования и без специальности. Три года были безвозвратно потеряны, время
для поступления и школу второй ступени упущено, дорога к его заветной мечте,
как ему казалось, полностью утрачена. И вот тогда на Фредосе он встретил
Глебова. Человека, вновь подарившего ему надежду...
Глебов знал старинную китайскую систему тренировки психики, способную
вернуть искалеченному здоровье, закалить его, сделать сильнее. Через четыре
года Роман стал прежним здоровяком.
Что-то, впрочем, от болезни осталось. Какие-то смутные видения, сны,
обрывки странных воспоминаний или следы былых галлюцинаций? Роман
инстинктивно избегал полного медицинского обследования и искал обходные
пути, ведущие к цели. Догадывался ли об этом Глебов? Знал ли, что то, чему
сам Глебов посвятил всю жизнь, для Романа всего лишь средство? Скорее всего,
он надеялся только на время. Постепенно, исподволь в Романе нарастал
протест. Он не собирался связывать свою жизнь с планами Глебова, и в конце
концов разрыв стал неизбежен. Оба понимали это, хотя еще не родились
окончательные слова, да и не было в этом необходимости для двух людей,
ощущавших само движение мысли.
...Он услышал шаги учителя за целый квартал. Конечно, не сам звук. Он
словно видел со стороны, как учитель в эту минуту проходит мимо автомата с
экспресс-завтраком, видит брошенную им обертку и осуждающе покачивает
головой.
Глебов выглядел уставшим и сильно постаревшим, хотя с их последней
встречи прошло не больше года. Черты его лица обострились, и под тонкой
пергаментной кожей проглядывала нездоровая синева. Сколько ему может быть
лет? Семьдесят? Сто? Спрашивать старшего о возрасте считалось неприличным.
Роман и в этот раз сдержался, не начал разговора. А Глебов словно испытывал
его терпение: молчал упорно и смотрел в сторону, как бы не замечая сидящего
на конце скамьи Романа. В конце концов тот не выдержал и начал
оправдываться. Чувство вины перед учителем за то, что он не выполнил его
рекомендаций, не спросил даже совета, а просто известил о своем решении,
оказалось сильнее вежливости.
-- Я не мог поступить иначе. Понимаешь, это мой последний шанс. Такие
экспедиции бывают раз в столетие! Я должен хотя бы попробовать. Может быть,
повезет, бывают же случайные, невероятные удачи! Вдруг и мне повезет?
-- Что ж, возможно.
-- Ты не прав, нельзя больше ждать, больше я так не могу. Ты научил
меня многому, дал надежду. Пять лет я ждал и работал, пять долгих
бесконечных лет! И вот теперь ты против...
-- Разве я что-нибудь сказал? Я вообще сижу молча. Сижу и слушаю твой
детский лепет. Я даже не возражаю.
-- Разве обязательно возражать? Я же вижу -- ты против!
-- Какое это, в конце концов, имеет значение, раз ты уже все решил без
меня?
-- Я должен был хотя бы подать заявление на участие в этом конкурсе! Я
узнал о нем с опозданием, и у меня не оставалось времени, чтобы связаться с
тобой. Однако никто не мешает тебе запретить мне поединок. Ты мой учитель.
До начала соревнований еще двое суток. Ты очень спешил и успел. Чего же ты
ждешь? За что меня упрекаешь?
-- Я ничего не могу тебе запретить. Особенно теперь. Каждый человек,
становясь самостоятельным, сам принимает решения и сам отвечает за их
последствия...
Это была ритуальная фраза. Глебов прощался. Отрекался от него, и теперь
он оставался один. Совершенно один. Роман почувствовал холодное отчаяние и
вместе с тем не свойственное ему раньше упрямство. Если нужно заплатить даже
такую цену, он ее заплатит! В конце концов даже учение КЖИ всегда было для
него только средством.
Холодный ветер, перепрыгнув через ограду парка, помчался вдоль аллеи,
шурша листьями, и, не долетев до скамейки, бессильно бросил людям под ноги
пеструю охапку.
Глебов поднялся, повернулся к Роману и внимательно посмотрел на него.
Посмотрел так, словно хотел надолго запомнить его черты.
-- Я всегда знал, что рано или поздно это случится. Что ты уйдешь к
своим звездам. Но я надеялся, это будет не так быстро, и ты, по крайней
мере, закончишь курс. У тебя настоящий талант, он встречается слишком редко.
Иногда мне даже казалось, что в детстве с тобой кто-то занимался, некоторые
реакции оказались чрезмерно развиты. Есть качества, которые не могут быть
врожденными, их можно достичь только с помощью специальных тренировок.
-- Почему же я ничего не помню об этом?
-- После аварии часть твоей памяти оказалась закрытой, психологические
реакции, связанные с этой изолированой областью, ненормально болезненны. Все
это напоминает искусно поставленный гипноблок с хорошей защитой. Проникать в
него слишком опасно. Я надеялся, что позже, когда ты до конца овладеешь
системой и сможешь полностью контролировать собственную психику, ты сам
справишься с этим. Но ты уходишь слишком рано. Я всегда знал, что в конце
концов ты уйдешь, и все же надеялся на время. После окончания третьего Цикла
должна была измениться вся твоя структура ценностей, само сознание
восприятия мира, я надеялся, что тогда ты переменишь решение...
-- У меня нет выбора. Следующий конкурс может быть через пять, десять
лет. Никто точно не знает, когда представится случай. Мне уже двадцать
восемь, возраст стажера не должен превышать тридцати лет, я могу опоздать
навсегда.
Они словно говорили на разных языках. Каждый о своем.
-- Да, ты уже очень стар, -- вместо иронии он услышал в голосе учителя
непонятную грусть. -- Да ты знаешь, почему я против?
-- Нет.
-- Это наша последняя встреча, и поэтому я могу сказать тебе все.
Решение принято. Ты выбрал свою дорогу, и мои слова не имеют больше никакого
значения.
Роман уловил в его голосе еще большую грусть, тоску, превосходящую его
собственную, и ничем не сумел помочь; не нашлось нужных слов, только во рту
пересохло, да предательски запершило в горле.
-- Дело в том, что тебе нельзя больше проигрывать, каждый человек имеет
определенный лимит неудач. Свой ты уже исчерпал, еще одно поражение, и ты
уже не сможешь подняться, не хватит внутренних резервов для организации
нового рывка. Слишком хорошо я тебя изучил. Ты и сейчас рвешься в бой не от
хорошей жизни. Каждый человек живет внутри отведенной ему судьбой и его
собственной волей клеточки пространства. Клеточка может быть большой или
очень маленькой. -- Учитель показал пальцами, какой может быть клеточка
жизненного пространства и продолжил: -- Люди тоже не одинаковы. Одни
умещаются в эту клеточку, соизмеряют свои желания с реальным положением
вещей. Другие -- нет. Ты относишься ко вторым. Им всегда труднее живется. Я
никогда не говорил тебе, почему так важно воспитать ученика?
Роман отрицательно покачал головой.
-- Лет двести назад, когда открыли энергию КЖИ и впервые были приведены
в определенную систему правила овладения этой энергией, делалось много
попыток запретить ее или, по крайней мере, поставить под контроль
правительства. Но потом оказалось, что людей, способных овладеть этим
искусством, меньше одной тысячной процента, и правительство потеряло к нам
всякий интерес. При таком ничтожном количестве само собой должно было
получиться так, что со временем об энергии КЖИ попросту забудут, и ничего не
нужно запрещать -- достаточно умалчивать... В общем, эта тактика имела
успех, но не полностью, и только благодаря тому, что к формальным правилам и
упражнениям со временем прибавились определенные моральные обязанности...
-- "Каждый изучивший систему КЖИ обязан в течение своей жизни найти и
воспитать ученика", -- тихо процитировал Роман.
-- Вот именно -- "обязан". Но это легко сказать, а где его найдешь,
ученика? Если на миллион людей лишь один рождается с врожденной способностью
к овладению энергией КЖИ? Да к тому же не подозревает о своих способностях.
Мне просто повезло... Второго такого случая не будет, и теперь ты понимаешь,
как трудно мне терять тебя.
-- Я не собираюсь никуда уходить. Я могу продолжать учение.
-- Не можешь. Вернее, не сможешь. Потому что провалишься на этом
конкурсе-поединке... Ну-ка, скажи мне основное правило изучающего систему
КЖИ?
-- "Обучающийся не должен ни в процессе обучения, ни после овладения
основными приемами и силами энергии КЖИ использовать их во вред людям или
какому бы то ни было живому существу..."
-- Это одно из самых старых правил, и относится оно не только к нашей
системе. Его открыли еще тибетские мистики, и с тех пор оно присутствовало в
большинстве философских систем, так или иначе изучавших космическую энергию.
Но из этого правила есть два исключения, о которых я не имел права говорить
тебе раньше. Первое из них гласит, что ты можешь использовать приемы системы
против живого существа или человека в том случае, если от них исходит
непосредственная угроза твоей жизни, но только для ликвидации этой угрозы. И
второе: ты можешь использовать все силы системы против тех, кто пользуется
ею во вред жизни. Второе правило, насколько я понимаю, имеет чисто
протокольное значение. При существующей сложности овладения приемами КЖИ,
при ее ничтожной распространенности, да еще учитывая связанный с этим риск,
вряд ли тебе придется когда-нибудь встретить такого противника. И тем не
менее, прощаясь с тобой, я был обязан сказать это.
-- Почему ты оставляешь меня в самый сложный момент моей жизни? Ведь в
твоей власти изменить все, ты же знаешь...
-- Именно поэтому. У тебя свой путь. Я не имею права вмешиваться. Если
сейчас тебя остановить, ты никогда этого мне не простишь. Только сам --
через горечь поражения или радость победы -- ты найдешь свою дорогу, я не
зря воспитал хорошего ученика.
Он встал и пошел по хрустящим листьям, не оглядываясь. Прежде чем Роман
понял смысл последней фразы, сказанной учителем на прощание, прежде чем
наступило само это прощание, тот уже скрылся за поворотом аллеи, и только
ощущение добра и печали осталось рядом с Романом, словно учитель никуда не
уходил, и он знал, что воспоминание об этом останется с ним навсегда.
В восемнадцать двадцать капитан Ивон Ржежич, выполняя просьбу Райкова,
был у дверей операторского зала. Райков, естественно, опаздывал. Он всегда
опаздывал, если не считал встречу чересчур значительной, и Ржежич, несмотря
на двенадцать лет знакомства, все никак не мог понять, откуда это у него --
от безалаберности или от потаенного презрения к людям? Ивон привык к
порядку, любил его и не скрывал это. Люди, не отличавшиеся этим качеством,
редко задерживались в космофлоте. Он же отдал ему четверть века -- лучшую
часть своей жизни, а теперь вот Славка Райков, его бывший ученик, разгильдяй
и демагог, заставляет себя ждать.
Райков появился, когда стрелки часов показывали без десяти семь. Вид у
него был виноватый, почти заискивающий.
-- Прости, пожалуйста. Совершенно замотали в управлении. И нога, как
назло, разболелась, еле дошел до авитрона. Ты уж извини...
Каждый раз он так искренне сожалел о случившемся казусе, что на него
положительно невозможно было сердиться.
-- Зачем я тебе понадобился?
-- Да просто захотелось увидеть старого друга.
-- Славка, перестань финтить. Говори сразу, в чем дело?
-- Организуется одна небольшая экспедиция, хочу показать тебе корабль.
-- Когда отправляемся?
-- Ну, не так быстро... Сначала посмотрим корабль.
Они пешком пошли по проспекту Космонавтов. Хотелось подышать вечерним
морским воздухом, обменяться накопившимися новостями. Райков упорно избегал
разговора о деле. Хотелось сделать Ржежичу небольшой сюрприз.
Центр города поддерживался в относительном порядке, но как только они
миновали центральную магистраль, у них пропало желание продолжать пешую
прогулку. Заросли бурьяна и дикая синяя колючка, завезенная когда-то с
Ганимеда, заполнили всю поверхность мостовой. Растения буквально выламывали
старый асфальт, рвали его на части и своими цепкими крючковатыми шипами
грозили разорвать одежду неосторожному пешеходу. Пришлось вызывать
аэротакси.
Спустя час они уже оказались в районе порта. Местный кар прошел второй
контрольный пункт и повернул к старому кладбищу кораблей.
-- Не понимаю, для чего ты меня сюда тащишь. У нас что, много лишнего
времени? -- недовольно проворчал Ржежич.
-- Скоро узнаешь, -- Райков загадочно улыбнулся. -- Я думал, у тебя
хоть немного осталось от прежнего терпения.
Ржежич возмущенно хмыкнул:
-- Причем здесь мое терпение? Ты обещал показать корабль, а вместо
этого... Неужели он здесь?
-- Видишь ли... Нам придется взять с собой много лишнего груза.
Аппаратура для моста и горючее для предельного броска требуют большого
корабля с мощными генераторами. Столица Федерации не располагает кораблями
подобного типа, а гридяне нам отказали.
-- То есть как отказали? Какое они имеют право отказывать центральному
совету?
-- Нет у них подходящих кораблей, часть в ремонте, остальные срочно
ушли в экспедицию... Не нравится им этот мост. Они слишком дорожат
собственной автономией и будут всячески вставлять нам палки в колеса. Именно
поэтому совет организовал собственную экспедицию непосредственно с Земли.
Топлива понадобится значительно больше, зато мы будем полностью независимы в
своих действиях.
Как только кар вынырнул из лощины пассажирского космодрома, они увидели
корабль. Гигантское серебристое тело звездолета вздымалось ввысь на добрую
сотню метров. Он казался великаном среди беспорядочно сбившихся в кучу
списанных кораблей более позднего времени.
-- Неужели "Руслан"?
-- Он самый. Восстановительные работы уже начаты.
-- Но ему же...
-- Ты хочешь сказать, много лет? Ничего. Корпус из титанита. В те годы
умели строить по-настоящему. Электронную начинку -- оборудование, все, что
устарело, мы заменим.
-- А реакторы?
-- Реакторы останутся. Пришлось бы разрезать весь корпус, чтобы их
демонтировать. Главный энергетик гонял их на всех режимах. Комиссия считает
генераторы вполне работоспособными. Размеры и масса против современных,
конечно, великоваты, но с этим придется мириться, у нас мало времени. С
Гридосом все не так просто...
-- Насколько я понимаю, ты хочешь, чтобы Федерация послала туда боевой
корабль?
-- Ну, официально боевых кораблей теперь не существует, это, скорей,
музейный экспонат. Тем не менее, на "Руслане" вполне работоспособные
лазерные пушки и хорошая силовая защита. Мы будем чувствовать себя на
Гридосе под таким прикрытием уверенней. В конце концов они сами виноваты,
что нам пришлось использовать списанный корабль.
-- Таким образом, наше задание по установке пространственного моста
тоже становится своего рода фасадом. Не нравится мне все это.
-- Думаешь, мне правится? Гридос только первая ласточка. Федерация
начинает распадаться, колонии добиваются все большей автономии, и никто не
знает, чем это кончится.
-- Так, может, мост что-нибудь изменит?
-- Дело не в транспортных проблемах. Все гораздо серьезней. Постепенно
исчезают причины, объединявшие нас в единое целое, и никто сегодня не может
сказать, хорошо это или плохо. Никто не знает, как далеко заведет нас этот
процесс и чем он закончится. Возможно, человечество, как единая раса,
попросту перестанет существовать. Я надеюсь, что Гридос, в какой-то степени
сможет ответить хотя бы на некоторые из этих вопросов.
Вечерело. Они долго стояли в задумчивости перед старым кораблем -- два
немолодых человека, немало повидавших на своем веку. Оба понимали, что время
их эпохи подошло к тому рубежу, когда накопившиеся исподволь, незаметно
факторы приводят к решительным и внезапным переменам. Наступало время
тревог, время сомнений и время действий.
Закат над космодромом играл на старой броне боевого корабля, и оба
слишком хорошо знали, что этот блеск никогда ничего не менял в сложных
движениях современного общества, а к языку силы первыми всегда прибегали те,
кто чувствовал себя не слишком уверенно.
Позже, анализируя цепочку странных совпадений, приведших его в
спортивный зал аттестационной комиссии, Райков так и не смог установить, с
чего, собственно, все началось? Может быть, с выданного два дня назад
автоматическому секретарю задания произвести предварительный отбор
нескольких подходящих кандидатур, среди которых впоследствии он собирался
лично найти нужного человека для отправки на Гридос? Или все произошло
позже, когда после посещения старого космодрома у него забарахлил кар и он
вынужден был вызывать ремонтного киба, а тот задержался?..
Досадуя на зря потраченное время. Райков вышел из кара и оказался прямо
перед доской объявлений со знакомой фамилией Гравов. И почему, собственно,
эта фамилия показалась ему знакомой? Ведь он видел ее всего один раз -- в
подготовленном секретарем списке в числе девяти других кандидатур. Конечно,
у него хорошая память, но не до такой же степени... Дело было даже и не в
этом, а в том, чтобы понять, где проходила в этот вечер едва уловимая грань,
за которой случайные совпадения превращались в нечто вполне определенное, в
нечто подготовленное заранее...
Как бы там ни было, устав ждать ремонтного робота, Райков открыл дверь
и очутился в зале аттестационной комиссии космофлота в тот самый момент,
когда подходил к концу финальный поединок между двумя кандидатами в стажеры.
Только сейчас он вспомнил, что его официально приглашали посетить
заключительную церемонию утверждения будущего стажера и он отказался,
собираясь позже специально заняться подбором нужной кандидатуры. Тем не
менее, фактически вопреки собственному желанию он стоял сейчас в этом зале.
Председатель комиссии поднялся навстречу важному гостю, и Райкову, чтобы не
привлекать излишнего внимания к своей персоне, пришлось сесть за стол.
Поединок тем временем уже заканчивался. Роман проигрывал Клестову по
всем пунктам. Уже само его участие в финале было чудом. Чтобы человек с
улицы одержал победу над десятком хорошо подготовленных курсантов
космошколы, уже сам этот факт был слишком невероятен. Но теперь он
проигрывал. Бесстрастный автоматический судья высвечивал на гигантском панно
над головой комиссии его баллы, означавшие полное поражение. Он проигрывал
на сорок десятых в психотесте, он не выдержал соревнования в игре пилотов,
когда за пультом тренажера Клестов на десять секунд раньше и на сорок баллов
лучше произвел посадку на условную планету. Наконец, теперь он проигрывал
ему в спортивной схватке.
Считалось, что победа в спортивном поединке может компенсировать
неудачу в теоретическом и прикладном разделе. Почему это так -- никто не
знал. Окончательное решение компьютера невозможно было предвидеть заранее,
во всяком случае, оно не вытекало непосредственно из суммы завоеванных
баллов. Играла роль личная карточка кандидата, его биографические данные,
психологическая совместимость с членами будущей команды и многое другое.
Поговаривали, что даже личные связи могли значительно повлиять на решение
компьютера.
Роман в это не верил. В это нельзя было верить, иначе все годы
подготовки теряли смысл. Он не верил и потому боролся до конца, даже когда
дальнейшее сопротивление казалось бессмысленным.
Клестов смял его в ближнем бою, затем вынудил уйти на дальнюю дистанцию
и, наконец, красивой двойной подсечкой швырнул на ковер. Зал взревел.
Райков потянулся к своему пульту и включился в информационный блок. На
его дисплее поплыли длинные ряды данных из личной карточки кандидата.
-- Ничего не понимаю... Он просто не мог дойти до финала... Такого
никогда не было, тут что-то не так, -- бормотал он, ни к кому не обращаясь.
По условиям соревнования, поединок должен продолжаться до тех пор, пока
один из соперников не признает своего поражения или не сможет подняться. Но
странный "человек с улицы" поднялся вновь, вновь встал в боевую стойку. На
лице его противника, уже считавшего себя победителем, можно было заметить
некоторую растерянность.
Старая традиция отбора кандидатов в стажеры дальних экспедиций
неукоснительно соблюдалась много десятилетий, и, хотя правила давно
устарели, отменять их не было смысла. Редко уходили теперь в космос новые
поисковые экспедиции. Космофлот едва справлялся с обслуживанием рейсовых
линий между колониями Федерации. На каждую новую экспедицию требовалось
специальное разрешение совета. Слишком много материальных ресурсов, а
зачастую и жизней уносило исследование дальних частей галактики. Одно из
старых правил разрешало принимать участие в конкурсе всем желающим. В те
далекие времена, когда школ было мало, а новые исследовательские экспедиции
уходили к звездам почти каждый год, это правило позволяло талантливому
человеку завоевать себе место в одной из таких экспедиций. Во всяком случае,
оно давало ему надежду, создавало видимость справедливости. Сегодня у людей,
не прошедших подготовки в специализированных школах, не было ни малейшего
шанса даже близко подойти к финалу. Тем не менее это случилось...
Роман стоял почти на самой границе ковра. Еще два-три шага, и он
окажется в минусовой зоне. Пот заливал лицо, болело левое колено, сильно
ушибленное во время последней подсечки. Клестов действовал методично и
безжалостно. Он безупречно владел всеми новейшими приемами защиты и
нападения. Роман мог ему противопоставить только выносливость и
необыкновенную гибкость, но, чтобы выстоять против специально тренированного
бойца, этого было недостаточно. И после того, как он в шестой раз поднялся с
ковра, что-то изменилось в манере боя Клестова. Он медлил, и Роман не мог
понять, что это: растерянность или просто тактический прием? Скорее всего,
Клестов хотел закончить бой эффектным нокаутом. Наверно, он добивался именно
этого, иначе давно бы уже воспользовался слабостью Романа в те первые, самые
трудные мгновения, когда тот поднялся с ковра.
Но вот наконец Клестов вновь прыгнул. Нормальный человек вряд ли сумел
бы заметить движение его ладоней, чертивших в воздухе короткие опасные
траектории ударов. Но мгновения растягивались для Романа во время поединка,
он мог бы растянуть их еще больше; у него оставалось заметное превосходство
в быстроте реакции, однако это ни к чему не вело. Клестов применял
комплексные приемы и легко находил на теле противника уязвимые болевые
точки, не известные Роману. А уклониться от града ударов полностью было
невозможно, Роман едва успевал уберечь наиболее важные жизненные центры --
голову, живот. Конечно, как и требовали правила спортивного поединка,
Клестов наносил удары не в полную силу, лишь фиксируя касания к телу
противника. Но так было далеко не всегда. Нарочно или случайно, время от
времени он проводил настоящий удар, и в серии показных касаний они
оставались незамеченными судьями.
Роман не мог ответить противнику тем же. Его неловкий удар был бы
мгновенно замечен. Все, что ему оставалось, -- это уйти в глухую защиту. А
граница ковра тем временем неумолимо приближалась, и выход за роковую черту
означал полное поражение. Еще шаг, еще... Теперь противнику достаточно
одного хорошего броска. Вот он пригнулся, чуть отпрянул назад... И в это
мгновение прозвучал гонг, означавший конец поединка! Судейский компьютер
сообщал этим сигналом, что он закончил все расчеты и не нуждается в
дополнительной информации для определения победителя.
Клестов то ли не слышал гонга, то ли просто не сумел удержаться и
прыгнул уже после сигнала. Роман не расслабился, успел уклониться от удара.
Клестов промахнулся в сам вылетел в минусовую зону. В зале раздались смех,
аплодисменты, но все это уже не имело никакого значения...
Табло над головами зрителей мигнуло, на нем погасли все цифры, и вот
сейчас, сию минуту должно было появиться имя победителя, имя человека,
отправляющегося к звездам. Роман знал, что это будет не его имя, и стоял,
побледнев, гордо откинув голову, словно ждал приговора.
Компьютер уже начал печатать на экране первые знаки -- дату и серию
соревнований, номера документов, когда Райков потянулся к своему терминалу и
нажал красную клавишу с надписью: "Дополнительная информация". Компьютер
недовольно загудел, однако главное табло замерцало ровным голубым светом.
Почти сразу же слева от Райкова вспыхнул терминатор внутренней связи, и над
ним в воздухе повисло увеличенное и подсвеченное снизу лицо председателя
экзаменационной комиссии.
-- Вячеслав Степанович, -- произнес председатель недовольным и вместе с
тем извиняющимся тоном, -- вы же знаете правила. После окончания расчетов в
действия компьютера нельзя вмешиваться!
-- Конечно, я помню правила, Александр Маркович, -- ответил Райков,
улыбаясь этому странному, возникшему словно из небытия лицу. -- Там сказано,
что в действия компьютера запрещено вмешиваться после объявления победителя.
Но победитель еще не был объявлен. Я просто ввожу небольшую дополнительную
информацию.
Не отключая канала связи, Райков достал из нагрудного кармана белую
пластиковую карточку с красной полосой с правой стороны -- личный знак
руководителя экспедиции, -- которой не пользовался еще ни разу. Начертив на
ней несколько слов и еще раз улыбнувшись председателю, он не спеша опустил
ее в узкую щель на терминаторе.
Несколько секунд компьютер задумчиво гудел, пережевывая новую
информацию, и все это время председатель и Райков молча смотрели друг на
друга, ожидая, чем закончится этот новый, неожиданно возникший поединок.
Наконец тихо пропел зуммер, щелкнула контакты реле, и на центральном
панно зажглись слова: "По просьбе одного из членов судейской коллегии,
результат соревнования будет объявлен завтра в восемь часов утра".
-- Это неправильно, -- тихо сказал председатель. -- Я буду жаловаться.
-- Это правильно, Александр Маркович. Если бы это было неправильно,
компьютер никогда бы со мной не согласился.
"А может, и нет, -- тут же подумал Райков. -- Может быть, это
действительно неправильно, потому что сейчас я поступил, по меньшей мере,
странно. Вмешался в судьбу незнакомого мне человека, совершенно не
представляя, что из этого получится..."
Но оказалось, что сама возможность вмешаться, переиначить заранее
предрешенный результат доставила ему ни с чем не сравнимое удовольствие.
Слишком уж не любил он однозначные, легко предсказуемые результаты, слишком
сильное чувство протеста вызывали они у него.
Отправив свою личную карточку по невидимым каналам судейского
компьютера, Райков словно бросил на чашу весов чьей-то судьбы весомую гирю,
понимая с запоздалым сожалением, что за действия такого рода рано или поздно
придется расплачиваться. Судьба, как правило, никогда не прощает людям
попыток вмешательства в ее слепую волю.
Самое же неприятное заключалось в том, что его поступок был продиктован
чувством протеста, внутренними эмоциями, а вовсе не соображениями разума и
целесообразности. Райков не знал даже, подойдет ли кандидатура этого юноши
для той роли, которую он предназначал своему стажеру еще там, в кабинете
Ридова, когда решил, что ему необходим собственный, независимый наблюдатель
на Гридосе.
Визиофон в подъезде не работал, на вызов никто не ответил. Странно, что
эти старые дома вообще еще не рассыпались. В конце концов Райков просто
толкнул дверь и вошел в квартиру. Она напоминала древний музей космонавтики.
Длинные ряды книг на полках. Шесть томов звездной навигации Криллинга.
Трехтомный труд "Эволюция планет". "Космическая психология". "Философия
разума". "Пространство как функции времени" Карла Штатберга, И картины,
пейзажи планет, карты звездного неба...
-- Я не знал, что это так серьезно, -- прошептал Райков. -- Я не мог
этого знать. Нужно было поговорить с парнем сразу же после поединка. По
крайней мере, я в нем не ошибся.
Теперь ему оставалось только ждать. Служба информации сообщила, что
личный номер Гравова выключен из сети. Вообще-то это запрещалось, но никто
досконально не соблюдал всех правил, установленных Федерацией. "Лишь бы он
вернулся, не выкинул какой-нибудь глупости. В его годы не так-то легко
смириться с поражением, с потерей такой мечты..."
Райков подошел к рабочему столу Романа. Здесь царил страшный
беспорядок. Наброски, эскизы непонятных пейзажей. На стене диаграмма
незнакомой ему системы упражнений. Не очень-то она ему помогла в последнем
поединке. По-прежнему неясно, как ему удалось добраться до финала, хотя что
же тут удивительного? Райков снова прошелся взглядом по полкам с книгами.
Парень, кажется, готовился не один год, готовился даже слишком серьезно. Вот
почему он попал в финал и вот почему может не вернуться сюда, к старым
проблемам, к старым воспоминаниям. Он может раз и навсегда круто изменить
свою жизнь, и тогда Райков его не увидит. Он никогда не узнает о том, что
произошло. Что победа, которой он так жаждал, все-таки состоялась.
В конце концов Райков пододвинул кресло к полке с книгами, поудобней
вытянул ноги и погрузился в глубокую задумчивость. Время, проведенное в этой
комнате, уже не казалось ему потерянным напрасно. Даже если он не дождется
прихода хозяина.
Роман шел по вечерней пустынной улице. Ему казалось, что улица текла
сквозь него, как река. Исчезло за поворотом здание комиссии космофлота. Один
за другим плыли навстречу кварталы старого города. Скоро должен был
показаться парк, за оградой которого он недавно простился с учителем.
Неужели это событие произошло сегодня? Таким далеким оно казалось ему
сейчас. Дальше, за парком, оставался единственный поворот, ведущий в
прошлое.
Минут пять Роман стоял неподвижно, облокотившись на ограду. Мысли
свободно текли сквозь его открытый глухому отчаянию разум. Что же все-таки
делать? Не так уж трудно решить. В городе нет ни единого человека, которого
он обязан был бы поставить в известность о своем решении. Нет ни единой
вещи, которой он дорожил бы настолько, чтобы ее следовало взять с собой.
Разве что дневник наблюдений, который он вел по настоянию учителя с тех пор,
как всерьез стал заниматься системой КЖИ. Старые книги необходимо вернуть в
музейное хранилище. Иначе робот-уборщик сочтет их за мусор, хлам и,
возможно, будет не так уж не прав.
Было что-то еще. Желание увидеть старую мебель, вещи, раскиданные по
комнате. Кресло, придвинутое к полке с книгами... Почему именно кресло? Он
не знал. Ну хорошо, а потом? Потом ноги сами принесут его в Космопорт. Так
уже бывало. Вербовщики всегда рады новому поселенцу. Даже документы в таких
случаях не требуются. Он может назваться чужим именем и попытаться забыть
собственное. Этого он еще не делал. Начать жизнь сначала... Не поздновато
ли? А что ему остается? Он пожал плечами и двинулся дальше.
Ноги медлили, и шаги растягивались, уничтожая ставшее вдруг ненавистным
время, которое некуда деть.
Скрипнула входная дверь. И сразу же за ней, -- в кругу света от
настенного плафона, он увидел сидящего в кресле человека. Почему-то он не
удивился, только сердце забилось тревожными неровными рывками, словно оно
одно и знало, кто этот гость и зачем он здесь.
-- Что вы делаете в моей квартире?
Роман узнал сидящего человека. Его не раз за последние две недели
показывали по информационной сети, и не раз ночами он мысленно беседовал с
ним, пытаясь убедить в невозможном. Бросал ему горькие упреки, задавал
вопросы, всегда остававшиеся без ответа. Теперь ответы могут быть
получены...
Но ничего, кроме первой глупейшей фразы, он не смог произнести. Подошел
к стулу, сел и ждал теперь молча, как и положено ждать приговора судьбы.
-- Узнал? Вижу, что узнал...
Хотя времени для подготовки к этому разговору у Райкова было
достаточно, он вдруг понял, что все оказалось не так, как он предполагал
вначале. Серьезнее и значительнее.
-- Ты извини, что я ворвался в твое жилище. Очень важный у меня к тебе
разговор и срочный. Завтра объявят результаты конкурса. Победителем будет
Клестов. Во всяком случае, официально.
-- По баллам так и должно быть. Мне снова не повезло, вот и все...
-- А что, уже бывало?
-- В школу навигаторов не приняли, сорвалось. Но... Это не так уж
важно. В конце концов специальностей много. Я еще поищу свою.
-- Не будешь ты ничего искать,
-- Почему?
-- Потому что я уже включил тебя в состав нашей экспедиции. Разумеется,
еще не поздно отказаться.
-- Не понимаю? Вы, кажется, сказали... Клестов.
-- С Клестовым мы что-нибудь придумаем. Дело в том, что никто пока не
должен знать о твоем назначении. До прибытия "Руслана" на Гридос ты будешь
выполнять там мое личное задание. И присоединишься к нам только перед самым
отлетом на Ангру. С подробностями тебя ознакомит мой заместитель, Кленов.
Вот номер, по которому ты с ним свяжешься. Задание достаточно сложное и
опасное.
Райков встал и подошел к настенному панно. На нем в глубине, в
полумраке, высвечивался неземной пейзаж. Над бескрайней степью,
поддерживаемый то ли столбом, то ли смерчем из радужных пузырей, плыл
огромный золотой шар. Картина производила странное, почти болезненное
впечатление, чувствовалось, что компьютерным годографом, создавшим это
фантастическое изображение, управляла не очень опытная рука.
-- Твоя работа?
-- Да. Это мне что-то напоминает, мучительно сидит где-то на задворках
памяти с того дня, как попал в катастрофу. Какой-то голос время от времени
говорит мне, что за все приходится платить.
Роман резко обернулся:
-- Вы знали о моей болезни?
-- Конечно. Если я приглашаю человека с собой в экспедицию, я знаю о
нем все. Тебя что-то смущает?
-- Врачебная комиссия...
-- Это мы уладим. Конкурсные психотесты говорят о том, что сейчас ты
совершенно здоров, а формальности меня не интересуют.
-- Так в чем же будет состоять мое задание?
-- Ты полетишь на Гридос. Завербуешься там в качестве приезжего
колониста, станешь жить, работать, ждать нас. Это, собственно, все... Тем
более, как мне кажется, ты все равно собирался сделать что-то подобное.
-- Но зачем это нужно? Почему я не могу лететь вместе с вами?
-- На Гридосе происходят странные вещи, и никто толком не знает, в чем
их причина. Гридос нам очень нужен для успешного завершения всей
экспедиции...
Райков подумал секунду, мрачно усмехнулся и неожиданно закончил:
-- Впрочем, раз уж я посылаю тебя туда, ты должен знать все... У нас
создалось впечатление, что в дела Федерации вмешались какие-то внешние,
неизвестные нам силы. Пока у них нет даже названия. Достоверно известно лишь
одно: время от времени на Гридосе бесследно исчезают люди. Чаще всего --
приехавшие по вербовке колонисты... Так что тебе придется выступить в
довольно опасной роли. Держи глаза и уши открытыми, будь внимателен к
мелочам и обязательно дождись нас. Главное -- уцелеть, накопить и передать
информацию.
Каюты третьего класса на рейсовых кораблях не отличаются особым
комфортом. Роману к тому же еще и не повезло. Ему досталась кормовая каюта
шестого яруса.
Стиснутый силовыми накопителями, ярус напоминал пчелиные соты. В
длинной шестигранной коробке каюты едва размещалась койка, крохотный столик
и умывальник. Ко всем прелестям добавлялся еще и постоянный шум силовых
установок. Почти неслышимый, он переходил порой в инфрадиапазон, и тогда
едва ощутимая вибрация стен становилась для людей с чувствительной нервной
системой настоящей пыткой. Оставался единственный выход -- как можно больше
времени проводить в общих салонах и кают-компаниях звездного лайнера. Но
из-за сна Роману приходилось мириться с шестью часами пребывания в своей
каюте.
В первую ночь ему снилась беспредельная степь. Он брел по ней,
обливаясь потом. К счастью, корабельные циклы времени не отличались от
земных, и под утро, когда он начал проваливаться в гигантскую крысиную нору,
его спас сигнал инфора, возвестивший о том, что в кают-компании начинается
завтрак.
В последующие ночи кошмары не прекратились. Постепенно они обрастали
подробностями, обретали структуру и плотность, свойственные реальности. Не
помогал даже электростимулятор сна, он лишь чуть-чуть смягчал резкость
ночных видений.
Чаще всего Роману снился шар, застывший на вершине неприступной горы.
Он лез к этому шару, срывался и лез снова. Что-то там скрывалось чрезвычайно
важное, он должен был во что бы то ни стало добраться до шара. Но ничего не
получалось, шар все время ускользал. То гора вырастала, превращаясь в
неприступную скалу, когда до цели оставалось всего несколько метров, то
срывалась нога с предательской осыпи, и он с криком летел вниз и просыпался
в холодном поту.
Из создавшейся ситуации был простой выход -- обратиться к корабельному
врачу. Наверняка на лайнере был неплохой медицинский отсек, от его кошмаров
не останется и следа, вот только в личной карточке появится новая отметка...
Что там они напишут? Обострившиеся симптомы клаустрофобии? Какая разница!
После этого экспедиции ему не видать как -- своих ушей, его положение и так
весьма неопределенно и держится в основном на добром отношении Райкова, но
не может же тот без конца тянуть его за собой в нарушение строгих
медицинских инструкций. И Роман продолжал борьбу с ночными кошмарами в
одиночку. Ему нужно было продержаться полтора месяца, лишь тогда двигатели
переключат на торможение и здесь, на корме, станет тихо... Оставалась еще
слабая надежда обменять каюту, но все его попытки в этом направлении не
имели успеха, тем более что без посещения медиков он не мог толком
объяснить, почему, собственно, его не устраивает каюта на корме.
...В эту ночь сон был особенно тяжелым. Впереди простиралась степь, и
лишь у самого горизонта смутно угадывалось некое знакомое ему сооружение.
Узнав его, Роман почувствовал ярость, и пирамида придвинулась, стала четкой.
Он ощутил гнев -- пирамида из разноцветных шаров стояла теперь прямо перед
ним, приглашая повторить уже пройденный однажды путь или, быть может, давая
возможность исправить его конец...
Роман оттолкнулся носком ботинка и, почти не чувствуя тяжести, легко
взмыл вверх. Тело оказалось легким, тяготение более не властвовало над ним.
Не было необходимости проделывать мучительный путь в кошмарном лабиринте
шаров, он лишь слегка касался ногами поверхности, время от времени повторяя
толчки и взлетая все выше, к самой вершине, туда, где зловеще поблескивал
металлический шар. Он остановился перед ним и, прежде чем открыть дверь,
ведущую внутрь шара, услышал голос:
-- Он совершенно выходит из-под нашего контроля.
Преодолевая неожиданно возникшее и постепенно нарастающее ощущение
сопротивления, Роман все же приподнял руку и медленно, словно двигал тяжелую
глыбу, протянул ее к дверной ручке. Затем рывком, преодолев внезапно
возникший страх, распахнул дверь.
В глубине шара на стеклянном плоском полу что-то лежало. Что-то длинное
и большое, упакованное в серебристый пластик. Он не хотел знать, что именно
там лежит. К счастью, свет был достаточно тусклым, и он мог оставаться в
неведении, пока не переступил порог. Спина покрылась холодным потом, не было
сил протолкнуть в легкие, сжатые предательской спазмой, даже глоток свежего
воздуха. Он уже почти догадался, что это, и больше не мог обманывать себя и
наконец переступил порог.
Под топким пластиком находилось мертвое человеческое тело, теперь он
видел это совершенно ясно. Более того, узнал его.
Инспектор Управления Внутренней и Внешней Безопасности (УВИВБ) Рад
Кленов не любил неожиданностей. Он был уверен, что только заранее
разработанный и хорошо продуманный план способен привести человека к успеху
и в работе, и в личной жизни. Весь его опыт подтверждал эту непреложную
истину.
С отличием оконченная школа второй ступени, отец, занимавший высокий
пост в совете и обеспечивший сыну платформу для первых, самых трудных, шагов
в самостоятельной жизни -- все это лишь подтверждало его теорию. Если
некоторые обстоятельства не укладывались в четко выстроенную им схему, то
виноваты была сами обстоятельства или в крайнем случае какой-то частный,
неудачно составленный план, но не принцип. Принцип выглядел незыблемым вот
уже целых двадцать восемь лет успешной карьеры и гладкой, без особых взлетов
и падений, жизни, приведшей в конце концов Кленова к работе, полностью
соответствующей его наклонностям. Обязанности инспектора по особым
поручениям сводились, в сущности, к составлению все тех же планов и схем, к
решению сложных теоретических задач, над которыми так хорошо думалось в тиши
компьютерных залов и кабинетов УВИВБа.
Иногда Кленову даже казалось, что и сами обстоятельства, вызвавшие к
жизни УВИВБ, -- тоже часть какого-то неведомого, неизвестно кем
составленного плана, часть сложной и интересной, но не имеющей прямого
отношения к жизненным реалиям игры.
Нет, Кленов не сомневался в существовании могущественных и неуловимых
врагов Федерации. Он лишь полагал, что они не обладают плотью, а существуют,
так сказать, чисто теоретически, как часть сложнейшего уравнения, лишь в
самых общих чертах связанного с реальной действительностью.
По его мнению, противники Федерации представляли собой некую
теоретическую данность, размытую по длительному отрезку времени и вылившуюся
в результате в постоянно существующее, но неопределенное, почти неуловимое
давление вражеских сил. Постепенно накапливаясь, силы эти, однако, способны
были принести немало неприятностей, усложнив условия задачи настолько, что
положительное ее решение становилось попросту невозможным.
Принцип безусловной зависимости событий от заранее разработанного плана
подвергся первому серьезному испытанию при выполнении Кленовым задания,
связанного с астероидным поясом Юпитера.
Вначале задание это показалось ему совершенно пустячным, он даже счел
себя несколько задетым, когда начальник отдела Сохнов решил поручить ему
анализ странной путаницы, возникшей после находки геологами астероидного
пояса -- обломков семнадцатой спасательной капсулы со старого, погибшего
шесть лет назад рейсовика, который ходил по Маршруту Земля -- Марс --
Юпитер.
Причина путаницы казалась Кленову очевидной; спасатели в своих отчетах
сообщили о том, что все шестнадцать одноместных спасательных капсул, бывших
на борту челнока, или, по крайней мере, их обломки ими обнаружены. Откуда же
могла взяться семнадцатая шлюпка? Видимо, речь шла о пустой капсуле, искать
которую среди хаоса астероидного пояса не было никакого резона, и спасатели
скорее всего решили вписать ее в реестр находок, чтобы не ухудшать
отчетности за квартал. Это Кленов вполне мог понять и, не ожидая от
расследования ничего интересного, отбыл к месту происшествия.
Но на станции астероидного пояса вдруг выяснилось, что геологи,
продолжая раскопки района аварии, обнаружили изуродованный до неузнаваемости
труп человека. Капсула была с пассажиром!..
Расследование сразу же перешло в другую категорию, и Кленов получил
практически неограниченные полномочия в своих действиях. Правда, в глубине
души он все еще надеялся, что вот-вот будет найдено простое и понятное
объяснение странному факту: на челноке оказался незарегистрированный, никому
не известный пассажир. Самым же непонятным во всей этой истории оставалось
все-таки наличие семнадцатой шлюпки на борту взорвавшегося при невыясненных
обстоятельствах корабля, спасательной шлюпки, не внесенной в его реестр.
Этот факт уже не укладывался ни в какие приемлемые для рапорта рамки. Кленов
знал, что управление космофлота никогда не смирится с подобным нюансом, что
начальство спустит с него три шкуры, если он не сумеет документально
подтвердить существование этой таинственной семнадцатой шлюпки...
Собственно, не сам факт ее обнаружения мог вызвать сомнение. Находку
никто не собирался оспаривать. Но тип шлюпки, серийные номера отдельных
сохранившихся приборов и механизмов, характер материалов -- все эти
косвенные данные еще не доказывали принадлежность шлюпки к челноку Земля --
Марс -- Юпитер. Она могла затесаться в астероидный пояс, покинув борт
другого, неизвестного нам корабля. И хотя сам Кленов не сомневался уже, что
шлюпка была с челнока, доказать это он все еще не мог и потому третьи сутки
подряд не выходил из кабинета, изучая материалы шестилетней давности.
Если человек упорно и последовательно делает свою работу, рано или
поздно к нему приходит удача. Кленов вновь убедился в непоколебимости этой
аксиомы, когда в семейном архиве одного из членов экипажа взорвавшегося
корабля, Свиридова, обнаружил старую любительскую голограмму. На ней
погибший все еще улыбался. Но главное было, конечно, в том, что в углу
голограммы отчетливо просматривался шлюпочный стеллаж нижней палубы. После
компьютерной реконструкции снимка удалось различить не только номера
отдельных шлюпок, но даже детали обшивки. Вот тогда Кленов и узнал
характерную царапину, обнаруженную им на одном из обломков. Сомнений в
принадлежности шлюпки больше не оставалось, со всей очевидностью перед
Кленовым встал вопрос: откуда мог появиться в космосе или на корабле двойник
семнадцатой, однажды уже найденной спасателями?..
И сразу же вслед за этим возникал и другой вопрос -- о безбилетном
пассажире, о человеке без документов, чьи останки были найдены среди
обломков шлюпки. Или, может быть, совсем не о нем, поскольку существовал и
второй пассажир семнадцатой, тот самый, что был обнаружен спасателями, а
затем доставлен на Землю...
Но даже после того, как это событие из области догадок и предположений
перешло в область неопровержимых фактов, даже после этого Кленов все еще не
испытал настоящей тревоги. Он слишком долго имел дело с чистой теорией, и
химеры, рожденные его воображением, довлели над его поступками и решениями.
Он, не торопясь, продолжал свои разработки, проверял и перепроверял данные
до тех пор, пока вдруг не обнаружил, что время невозвратимо упущено и Роман
Гравов покинул Землю... Только тогда он ощутил растущее беспокойство, когда
узнал, что последним человеком на Земле, с которым виделся Гравов перед
своим отлетом, был руководитель важнейшей экспедиции на Гридос -- Райков.
Гравов же отбыл именно на Гридос. Только связав все эти разрозненные
сведения в единый узел, Клонов понял, что произошло нечто чрезвычайное.
...На стеклянной платформе в медицинском отсеке лежало что-то укутанное
в серебристый пластик. Кленов резким движением отвернул заиндевевшую ткань.
Стоявший сзади в толпе репортеров и спасателей начальник УВИВБа
спросил:
-- Это он?
-- Да. Это Гравов.
-- Кого же мы отправили на Гридос?
-- Человека, воспользовавшегося его документами.
-- Человека?
-- В этом я совершенно уверен. Он прошел полное медицинское
обследование во время конкурса. Медики не могли ошибиться.
-- Тогда кто же он и каким образом сумел завладеть документами Гравова?
Судя по показаниям оставшихся в живых, никого постороннего на борту
"Кастора" не было. С момента подачи сигнала тревоги до взрыва прошло не
больше минуты.
-- Да, но шлюпку с телом Гравова мы нашли лишь сейчас, спустя шесть лет
после катастрофы. За это время многое могло произойти.
-- Странно, что она вообще уцелела.
-- Счастливое стечение обстоятельств. Астероид, в которым она
столкнулась по касательной, оказался ледяной глыбой, из-за относительно
небольшой скорости при столкновении взрыва не произошло. Шлюпка вплавилась в
лед. Теоретически найти ее там не было никакой возможности...
-- Не слишком ли много совпадений? И не хотите ли вы сказать, что
двойник Гравова раньше спасателей обнаружил эту замороженную шлюпку, проник
сквозь ледяной панцирь на глубину сорока метров, похитил документы погибшего
и благополучно скрылся?
-- Этого я не знаю. Я лишь констатирую факты.
-- Надеюсь, вы понимаете, как нужен нам этот человек?
Но Кленову не удалось немедленно вылететь на Гридос...
Тревога, объявленная вначале лишь в Мексиканском секторе и охватившая
затем все подразделения и службы УВИВБа, началась вполне буднично. В
восемнадцать пятнадцать по местному времени, когда в Мехико наступил час
пик, на здешней энергоцентрали произошла, рядовая, ничем не примечательная
авария. Молния попала в мачту подпитки, грозозащита почему-то не сработала,
и на двенадцать секунд подача энергии по этой важнейшей континентальной
линии была прекращена.
Сама по себе эта авария не могла стать причиной тревоги, объявленной по
всем отделам Управления Внешней и Внутренней Безопасности, она лишь явилась
запальным фитилем в длинной цепочке причин и следствий, приведших в конце
концов к событиям с непредсказуемыми последствиями.
Следующим звеном в цепи этих странных событий оказался управляющий
центр энергораспределения Западного полушария. За доли секунды сверившись с
заложенными в его компьютеры инструкциями и программами, центральный автомат
вырубил подачу энергии по шести вспомогательным линиям. Не затрагивая саму
столицу, он отключил второстепенные ремонтные и обслуживающие комплексы, но
вместе с ними из-за ошибки, вкравшейся в программу регионального центра
управления, на целых восемь секунд обесточенным оказался важнейший объект
категории А-2. Эти восемь секунд понадобились управляющей аппаратуре центра
для того, чтобы подключить к энергоцентралям резервные линии и исправить
ошибку. Однако было уже поздно.
Иногда случается, что время незаметно для людей вдруг стремительно
ускоряет свой бег. Часы истории начинают спешить, но мало кому дано сразу
ощутить их изменившийся ход. Людям необходимо освоиться с новым ритмом
жизни, поверить в неожиданно наступающее будущее, принять его, каким бы
бурным и холодным ни казалось оно в первые минуты.
Кленов вылетел на место происшествия через полчаса после объявления
тревоги, однако торопиться было уже незачем. В полученном предписании ему
вменялось в обязанность выяснить причину отключения энергозащиты
"мексиканского объекта" и установить возможные последствия аварии. Ни те,
кто писал это предписание, ни сам Кленов еще не подозревали о внутренней
связи двух совершенно независимых событий.
Работа началась буднично -- с проверки журнала дежурств операторов. В
момент происшествия дежурил Бабенов. Прежде чем вскрывать опечатанный
контейнер с автоматическими записями контрольных устройств, Кленов решил
побеседовать с Бабеновым, а вскрытие производить в его присутствии. Хотя
инструкции этого прямо не требовали, но существовала еще и неписанная
профессиональная этика. В результате он потерял еще часов шесть. Поскольку
Бабенов после дежурства уехал в Метролис, пришлось его оттуда вызывать по
селекторной связи, а потом ждать рейсовый металет.
Все дело было в том, что Кленов не видел причины для спешки. Само по
себе отключение защиты на такое короткое время, хотя и считалось серьезным
нарушением инструкции по безопасности объекта, вряд ли представляло какую-то
реальную опасность; ни один автомат слежения и контроля не зарегистрировал
активации объекта. Питание у этих автоматов независимое, и они во время
аварии не отключались, это он проверил в первую очередь. Кленов впервые
ощутил легкое беспокойство лишь во время беседы с Бабеновым.
-- Расскажите подробно, что здесь произошло, -- попросил он как можно
мягче, поскольку молодой оператор держался в присутствии инспектора службы
безопасности скованно, чувствуя себя виноватым, хотя его вины тут не было
никакой.
-- В шесть пятнадцать отключилась защита и поступил сигнал тревоги...
-- Что, защита отключилась раньше сигнала?
-- Мне кажется, да. Впрочем, не знаю. Это должно быть зафиксировано в
записях.
-- До записей мы еще дойдем. Сейчас мне важны ваши непосредственные
наблюдения.
Кленов не спешил со вскрытием контрольного ящика. Он ценил личные
наблюдения очевидцев того или иного происшествия и знал, что они могут быть
искажены авторитетом приборов. Сколько раз убеждался, как часто ошибаются
эти непогрешимые автоматы!
-- Не могу же я все два часа дежурства, не отрываясь, смотреть на
приборы!
-- Никто от вас этого и не требует.
-- Тогда вы понимаете, что по-настоящему мое внимание включилось лишь
после сигнала тревоги. И все же мне кажется, что еще до сигнала произошло
что-то необычное. Только я не сумел понять, что именно. Мне показалось,
раньше щелкнуло реле главного выключателя, потом в операторской мигнул свет
и включился сигнал тревоги...
-- Забудьте пока о сигнале. Каким образом мог мигнуть свет в
операторской, если освещение здесь вместе с приборами контроля питается от
автономного генератора?
-- Не знаю. Я спрашивал у Сиренко, это наш энергетик, он сказал --
такого случая еще не бывало.
-- И все же вы утверждаете...
-- Я ничего не утверждаю. Вы попросили меня подробно рассказать о моих
личных наблюдениях. Все произошло слишком быстро. Я мог ошибиться.
Оставалось вскрыть контейнер с дубль-журналом, содержащим
один-единственный кристалл с записями контрольных видеокамер и приборов.
Кленов вызвал всех техников, программистов и аппаратчиков. В небольшом
помещении аппаратной восемь человек из четырех смен едва разместились.
Материал приходилось просматривать на резервных мониторах, чтобы не
перегружать основную аппаратуру.
Кленов включил запись с момента, когда до аварии оставалось десять
секунд. На экране появилось задумчивое лицо дежурного. Равномерно жужжали
приборы. Внизу, под экраном, полосу шириной в десять сантиметров занимали
колонки цифр и линии графиков, обобщающие показания приборов. В углу справа
мелькали сменяющие друг друга цифры хронометра. За полсекунды до аварии
экран монитора мигнул, изображение покрылось рябью помех и почти сразу
исчезло. Внизу экрана вспыхнула надпись: "Запись отсутствует". Красные цифры
левого хронометра отсчитали две секунды, и лишь после этого восстановилось
нормальное изображение. Почти сразу же компьютер, ведущий параллельный
анализ записи, высветил новую надпись на экране: "Зафиксирован перерыв в
подаче энергии на все приборы".
-- Этого не может быть! -- Энергетик Сирепко подался вперед, словно не
верил собственным глазам. -- Там были камеры с атомными аккумуляторами, не
могли же они все сразу...
-- Значит, могли, -- жестко проговорил Кленов. -- Давайте продолжать
без эмоций. Нам нужно быстро и точно разобраться в ситуации. Могут техники
установить причину перерыва в подаче энергии на те узлы, которые питались от
аварийного кабеля?
-- Это уже сделано. Импульс тока от основного кабеля в момент перерыва
пробил фильтры, прошел в аппаратуру управления и заблокировал реле включения
аварийной подпитки.
-- И откуда же взялся столь мощный импульс?
-- Грозовой разряд, всплеск ампер-потока в момент отключения аварийных
устройств. Такое иногда бывает...
-- Ну а если бывает, почему ваши фильтры не были рассчитаны на этот
случай?
-- Всего не предусмотришь. Кроме высокой энергии этот разряд обладал
еще и необычной формой импульса, слишком крутой фронт...
-- Хорошо. Что произошло с автономными аккумуляторами?
-- С ними ничего не произошло. Они нормально работают. Нам не известен
способ, которым можно было бы временно обесточить эти устройства, не
повредив их структуры. Это невозможно в физическом смысле. Реакцию атомного
распада нельзя временно приостановить.
-- Зато можно перерезать провод. Разомкнуть цепь, ведущую от батареи к
потребителю.
-- На автономных аккумуляторах работало шестнадцать различных
устройств, и все они бездействовали ровно две секунды. За это время
разомкнуть цепи и соединить их вновь не сумел бы самый гениальный техник. К
тому же не обнаружено никаких следов разрыва.
-- Есть еще какие-нибудь замечания, соображения? -- спросил Кленов.
Все удрученно молчали, словно груз неведомой и неразрешимой проблемы
опустился на их плечи. Но они сделали все, что могли. Остальное -- его дело,
его работа.
-- Всем спасибо. Мне нужно подумать. Я хотел бы остаться один.
Через два часа, потребовав приема по коду чрезвычайной важности, Кленов
уже сидел в кабинете начальника управления.
-- Я располагаю доказательствами того, что в зоне "мексиканского
объекта" произошло внедрение на вашу территорию неизвестного объекта массой
в сто двадцать килограммов.
-- Вот как, вы уже и массу подсчитали...
Суховатый, желчный начальник управления Стахвов, покинувший из-за
спецвызова какое-то важное заседание, не сумел скрыть своего раздражения. От
этого молодого "теоретика", как про себя он давно окрестил Кленова,
неприятностей и проблем было пока значительно больше, чем пользы.
-- Скажите лучше, как обстоят дела с Гравовым?
-- Я собирался вылететь на Гридос, но после объявлений всеобщей тревоги
был обязан...
-- Это я знаю. Продолжайте.
-- Как только мы установили, что дубль-журнал не содержит интересующей
нас информации, я применил нестандартную методику обследования. Это тема
моей диссертации. Технически все достаточно сложно. Я не знаю, нужно ли
объяснять...
-- Я постараюсь понять. Попробуйте.
-- После выключения любого электронного устройства, и в особенности
содержащего элементы, чувствительные к свету, на нем какое-то время
сохраняются в разных частях схемы электрические потенциалы. Статическое
электричество экранов, напряжение на конденсаторах, остаточные индуктивные
токи в катушках. В некоторых местах эти напряжения сохраняются достаточно
долго. Если их снять, составить карты напряжений, проанализировать все это
по специальной программе на компьютере...
-- То получим возможность заглянуть в ту временную область, в которой
приборы, как таковые, не работали. Я правильно вас понял?
-- Да. В этом конкретном случае все так и есть. Хотя в принципе
возможности метода для различных экспертиз и диагностик значительно шире...
-- Жаль, что вы до сих пор не доложили о вашей работе.
-- Я докладывал.
-- И что, где?
-- Мне ответили, что теоретически это может быть интересно, а...
-- Почему не подали официальный рапорт?
-- Я решил дождаться случая, чтобы доказать возможность практического
применения своих разработок. Такой случай представился на "мексиканском
объекте".
Чем сильнее закипал Кленов, тем спокойнее и размереннее он говорил.
Неожиданно Стахов усмехнулся:
-- Я не в силах проконтролировать все работы управления лично, но в
вашей разберусь обязательно. Продолжайте...
Кленов все еще не остыл и говорил по-прежнему сухо, бесцветным голосом:
-- На первый взгляд применение этого метода в случае с "мексиканским
объектом" не представлялось возможным, поскольку там все остаточные
напряжения на приборах были стерты их последующим включением. На наше
счастье, в одном из мониторов в момент перерыва подачи энергии выбило
предохранитель. Монитор не ремонтировали и не включали. Даже не попытались
установить причину отказа, попросту заменили новым. Так что найти этот
бесценный монитор мне удалось далеко не сразу. Зато потом, несмотря на
большой промежуток времени, прошедший с момента отключения, нам удалось
составить карту остаточных напряжений этого прибора, хотя, конечно, далеко
не полную.
Стахов подался вперед. С этого момента все, о чем говорил Кленов,
становилось чрезвычайно важным, поскольку из области предположений и
догадок, на которые, по мнению специалистов, только и можно было
рассчитывать при анализе загадочного происшествия, они совершенно неожиданно
перешли в область документально подтвержденных фактов.
-- Значит, именно там вы и установили... -- Голос Стахова сел от
волнения.
-- Да, на этом мониторе. Сохранилась даже часть размытого изображения.
Однако его не удалось идентифицировать ни с одним известным нам объектом. С
высокой степенью достоверности удалось реставрировать лишь показания
гравиметров в нижней части экрана. Из них следует, что в аппаратную проник
посторонний объект, как я уже говорил, массой в сто двадцать килограммов. Он
находился там полторы секунды и за полсекунды до включения контрольной
аппаратуры исчез.
Стахов медленно потянулся к своему личному пульту. Кодовый номер
зет-два... Он все еще не верил, ему все еще казалось, что здесь, в его
кабинете, разыгрывается странная театральная постановка... Но код был вполне
реален, и аппаратура, идентифицировав его личность, объявила по всем
необходимым каналам операцию "Прорыв". Разработанная несколько лет назад как
простая мера предосторожности, операция, на которую сейчас переключались все
мощности и ресурсы планеты, ставила своей целью обнаружение и локализацию
возможного проникновения извне через мексиканский генератор любого
постороннего объекта.
Однако Стахов понимал, что безнадежно упущенное время не вернуть
никакими силами. Для того, кто за полторы секунды сумел сделать в аппаратной
"мексиканского объекта" все, что ему было нужно, шести часов, прошедших с
момента прорыва, более чем достаточно, чтобы завершить то, для чего он
прибыл на Землю...
Дом, похожий на игрушечный елочный шар, ждал возвращения хозяина из
столицы уже вторую неделю. Игорь, как обычно, задерживался, но сегодня по
визиофону он наконец назвал номер телефона и, если справочная не ошиблась,
возвратится часам к шести вечера.
Анна вместе с Алешкой стояла на веранде и смотрела на лес, подступавший
к самому дому. Игорь несколько раз собирался подстричь кусты можжевельника,
которые штурмовали ограду, но каждый раз отменял свое распоряжение домашнему
роботу. Анна понимала почему. Естественный переход от дома к лесу,
настоенный на ароматной хвое воздуха, -- ему нравился этот уголок, хотя он
мешал проезду и выглядел слишком уж неухоженно на фоне сада и укрытой
вьющимися лианами террасы.
Сегодня можжевеловые заросли выглядели особенно угрюмо. Анне даже
показалось, что за короткое время кусты слишком уж разрослись, захватив
новое пространство. Их поникшие ветви теперь перегораживали даже пешую
дорожку. "Придется все-таки подстригать", -- решила Анна, однако без Игоря
не хотела этого начинать, да и дел у нее сегодня хватало... Молодая женщина
ушла в дом. Каждый раз, возвращаясь из очередной командировки, Райков
досадывал на себя за то, что никак не соберется обзавестись личным флатером.
Вот и сегодня, выйдя из региональной станции трансфера, он вынужден был
пятнадцать минут ждать свободный автофлайер, а потом еще три километра идти
пешком. Третий год не удосужатся проложить подъездные пути к новым жилым
коттеджам. Коттеджи уже состарились, а дороги все нет.
Впрочем, он не совсем был уверен, что ему так уж необходима эта дорога
или новомодный флатер. С ними он наверняка лишился бы кусочка леса,
принадлежащего лично ему. Не станет тогда ни этого аромата шиповника у
тропинки, ни птичьих голосов, ни хруста сухой хвои под ногами. Ничего этого
из кабины не увидишь и не почувствуешь. Он задумался о том, где должна
проходить граница между бесконечной спешкой, диктуемой срочными делами, на
которые вечно не хватает времени, и самим ощущением жизни. Где, в какой
точке следует остановиться, чтобы не перейти эту грань и не превратиться в
бездушного робота, ничего не замечающего вокруг?
Райков шел не торопясь, наслаждаясь ощущением одиночества, видом
тропинки, то и дело нырявшей под полог широких светлых сосен. В то же время
он понимал, что крадет эти немногие, в сущности, минуты, оставшиеся до
нового длительного расставания у Анны и Алешки. Но в этом ли причина
отчуждения, с которым все труднее справляется Анна? Не из-за него ли
большинство его коллег, капитанов и руководителей дальних экспедиций, в
конце концов оказываются за бортом семейной жизни? Не уготована ли ему та же
судьба?..
Он так глубоко задумался, что уже перед самым домом свернул не на ту
тропинку. Возможно, именно это его спасло. Проплутав в зарослях лишние пять
минут и ругая себя за эту оплошность, он вернулся к развилке в совершенно
другом душевном состоянии. Теперь его внимание было обострено, и он
вглядывался в просветы между кустами, желая как можно скорее увидеть поворот
к дому, и, когда появились наконец знакомые заросли можжевельника, Райков
сразу понял -- на дорожке что-то изменилось. Он остановился и внимательно
осмотрел куст можжевельника, невесть откуда появившийся у самой тропы.
Человек любой другой профессии на его месте скорее всего отстранил бы ветви,
загородившие дорогу, и пошел дальше. В этом кусте не было ровным счетом
ничего особенного. Но Райков много лет работал дальним поисковиком. На чужих
планетах даже ничтожное изменение обстановки часто свидетельствует об
опасности. И потому, вместо того чтобы идти дальше, он все стоял у этого
куста и неторопливо размышлял.
Предположим, кто-то в его отсутствие пересадил этот можжевельник. Анна
вряд ли станет этим заниматься. К тому же куст был посажен не на территории
сада, а фактически в лесу. Если такую пересадку сделал садовый робот из-за
ошибки в программе, он не стал бы маскировать это место старым мхом и
травой, которая успела уже слегка привянуть и своим видом выдавала неумелого
конспиратора.
Может быть, это проделки Алешки? Да нет, пересадить такой куст и
замаскировать следы -- задача не для восьмилетнего ребенка. Возможно, в
конце концов он бы плюнул на эту загадку и пошел дальше. Вот только не
нравилось ему расположение куста. Слева, у самой тропинки, небольшое
болотце. Справа -- непроходимые колючие заросли. Для человека, идущего к
дому, оставалось лишь два прохода: проползти на четвереньках под кустом или
отстранить без особого труда длинные гибкие ветви... Ну какой же взрослый,
уважающий себя человек, поползет на четвереньках? Ему предлагали задачу с
готовым решением, однако он не любил подобных задач.
Приблизившись вплотную к можжевельнику. Райков стал внимательно
рассматривать кору и колючую хвою, ни к чему не прикасаясь. Солнце уже
садилось, и его низкие закатные лучи падали прямо на куст. В красноватом
свете хвоя, а местами и кора как-то странно поблескивали, словно по ветке,
загородившей дорогу, долго ползали садовые улитки. Но улитки не ползают по
колючим кустам можжевельников....
Райков опустился на четвереньки и, осторожно соразмеряя свои движения с
высотой куста, медленно двинулся вперед, внутренне посмеиваясь над собой,
представляя, сколько радости доставляет своей нелепой позой притаившемуся в
зарослях шутнику. Наконец он встал, отряхнул с колен пыль и еще раз осмотрел
куст, но уже с противоположной стороны. Здесь следов странной слизи не было.
Теперь можно было войти в дом и вызвать службу безопасности. Он представил,
сколько насмешек вызовет эта история. Руководитель экспедиции, испугавшийся
можжевелового куста, рискует стать притчей во языцех во всем комфлоте...
И тем не менее, переступив порог и не успев толком поздороваться с
Анной, ни о чем ее даже не спросив, он пошел в свой кабинет, включил инфор и
вызвал ОВИВБ. В голосе дежурного вместо удивления или насмешки он уловил
настоящую тревогу.
-- Соединяю вас с группой "Прорыв". Возможны ваша информация по их
части...
Уже через пять минут около коттеджа Райкова, вызвав неподдельный
восторг Алешки и изрядно повредив цветники и газон, опустились два мезолета
спецслужбы.
Получив результаты первых экспресс-анализов слизи, снятой с куста
можжевельника у дома Райкова, Кленов немедленно вызвал по специальному коду
"Тревога -- прорыв", две вспомогательные группы. Не прошло и нескольких
минут, как огромная платформа энергоцентра появилась над домом Райкова,
приняла на свою верхнюю параболическую антенну четыре канала прямой
энергоподачи со спутниковых автоматических станций и, окутавшись голубоватым
облаком статических разрядов, выбросила к земле расширяющийся зонт
энергозащиты. Теперь дом Райкова и прилегающий к нему район леса в радиусе
двух с половиной километров оказались изолированными от внешнего мира. К
огорчению Кленова, установление более широкого энергетического зонта не
представлялось возможным, поскольку его край и так вплотную подошел к
кольцевой рокадной дороге и жилым кварталам Липограда.
Внутри купола люди, одетые в скафандры высшей защиты, с антеннами
универсальных анализаторов в руках, обрабатывали каждый квадратный сантиметр
почвы вокруг куста, постепенно расширяя зону поиска. За пределами зонта еще
одна группа космических десантников вела поиск по сложной схеме, стремясь
охватить анализаторами возможно более широкое пространство. Все выглядело,
как при высадке на планету с категорией опасности не меньше двух единиц.
-- Игорь, может быть, ты мне объяснишь, что здесь происходит? --
спросила у Райкова Анна. Необычный шум заставил ее наконец покинуть кухню, в
которой она запретила устанавливать автоматику.
-- Видишь ли, дорогая... -- несколько смущенно начал Райков. -- Мне
самому забыли объяснить, что все это значит. Весь сыр-бор разгорелся из-за
можжевелового куста. Он мне не понравился, я имел неосторожность позвонить в
службу безопасности,
-- Они же помнут все цветники!
-- По-моему, они специально для этого прилетели. Видишь, уже
заканчивают. Вон тот высокий в скафандре только что прошелся по последнему
кусту...
-- Ты еще и шутишь? -- В голосе Анны звучала неподдельная обида и
растерянность, -- Это кажется тебе смешным, да?
-- Я не думаю, чтобы подобную операцию начали из-за пустяка, -- сказал
Райков, посерьезнев. -- Люди заняты делом, не стоит им мешать. Как только
появится возможность, они нам все объяснят.
-- А мне кажется, тебе это доставляет удовольствие. По-моему, ты
специально все затеял, чтобы не скучать с нами!
Хлопнув дверью, Анна ушла. Окинув взглядом вытоптанный цветник и еще
раз убедившись, что жены нет рядом, Райков подозвал Кленова.
-- Что вы обнаружили?
-- Контактный нервно-паралитический яд. Прикосновение смертельно даже
через одежду. Вопрос времени. Я до сих пор не понимаю, что вас уберегло...
Вам плохо?
-- Нет, ничего. Спасибо. Просто я подумал, что там мог играть Алешка...
-- Рассчитано на взрослого человека. Куст опрыскали за несколько минут
до вашего прихода. Ловушка именно на вас. Странно, что не сработала...
Теперь им придется предпринять что-нибудь еще.
-- Кому это "им"?
-- Если бы я знал... Мы все время опаздываем. Объект, прошедший сквозь
защиту мексиканского генератора, опередил наш поиск часов на шесть.
-- Вы уверены, что эти события связаны друг с другом?
-- Вещество, распыленное на кусте, не вырабатывается на наших заводах.
Это скорее всего сок какого-то растения, неземная органика.
-- И все же шести часов слишком мало для того, чтобы сориентироваться в
незнакомом мире, узнать мой адрес и даже время прибытия лайнера. У них
должен быть земной источник информации, если вы правы.
-- Мы ничего не знаем о противнике. Возможно, ваша экспедиция к Ангре
что-то прояснит. Не зря они ей противятся. Я почти уверен, что покушение на
вас организовано именно в связи с этой экспедицией. А что касается
информации -- эту версию придется проверить, хотя канал ее передачи трудно
даже представить.
-- Она могла в законсервированном виде храниться на Земле, но какие-то
контакты должны быть. Без них невозможна передача заданий, внедрение своих
людей...
-- Людей?
-- Ну, не знаю... Чтобы действовать внутри нашего общества, Они должны
быть похожи на людей... Противник... Вот уже сотни лет, как это слово, в его
военном смысле, исчезло из нашего языка. Теперь оно возвращается. Не
нравится мне все это.
-- Думаете, мне нравится? Но кто-то должен наконец назвать вещи своими
именами.
-- Зачем вы поставили энергетический зонтик над моим домом? Надеялись,
что объект все еще здесь?
-- Нет. Скорее это мера предосторожности. Они могли воспользоваться
суматохой и нанести повторный удар. Так или иначе, они должны теперь
проявить свои дальнейшие намерения.
Инфор срочной связи тоненько запищал на браслете Кленова, и тот нажал
кнопку включения,
-- Говорит шестая. Кажется, мы нашли след.
-- Какой давности?
-- Часа полтора, не меньше.
-- Рацион?
-- В десяти километрах южнее Липограда.
-- Зафиксируйте след, я сейчас вылетаю.
-- Я с вами, Кленов. Подождите минуту, только переоденусь и возьму...
-- Извините, Игорь Сергеевич. Впредь до конца операции вам нельзя
покидать зону силового ограждения.
-- Это еще что за новости?
-- Мы не можем рисковать вашей жизнью.
-- Я, знаете ли, сам привык решать этот вопрос. Брови Райкова сошлись у
переносицы, а в глазах появился холодный блеск, хорошо знакомый его
подчиненным. Кленов понял, что ему не переспорить этого человека, что не
сумеет заставить его подчиниться своим распоряжениям. Все же он попробовал,
-- По коду "Тревога -- прорыв" мне предоставлено право изолировать
любого человека на столько, на сколько я сочту нужным. Игорь Сергеевич, вам
придется остаться.
-- Интересно, каким образом вы собираетесь меня задерживать? Силой?
-- Я не дам вам ключ от силового поля. Снаружи останется охрана. Она
будет охранять вас и вашу семью. Видимо, вы не до конца отдаете себе отчет в
том, насколько велика опасность.
-- Я немедленно свяжусь с Ридовым!
-- Попробуйте. Но, думаю, сейчас это будет непросто даже вам. И потом,
если вы полагаете, что опасность там, куда еду я, то вы глубоко ошибаетесь.
Скорее всего там ничего нет, кроме старого следа. Она здесь, опасность. Не
забывайте, что неизвестный враг уже прошел защиту, подобную той, что
прикрывает сейчас ваш дом, и у него есть вполне определенная цель.
-- Вы хотите сказать...
-- Игорь Сергеевич, вы не представляете себе всей серьезности игры. Вам
лучше остаться в доме, в фокусе нашей аппаратуры, если хотите, в роли
подсадной утки. У меня есть основания полагать, что противник спешит и очень
скоро будет вынужден повторить удар.
-- Благодарю за откровенность по поводу моей новой роли...
-- Вы не оставили мне иного выбора.
-- А жена и сын?
-- Я не думаю, что им грозит опасность. Удар направлен только на вас.
Но если хотите, я могу забрать их с собой.
-- Нет, пусть уж лучше остаются... Не очень-то я верю в надежность
вашей защиты.
Не ответив, Кленов сел в кабину мезолета.
Как только мезолет покинул зону купола, на пульте вновь вспыхнул вызов.
-- Говорит шестая группа поиска! Мы его обнаружили! Биолокаторы
фиксируют интенсивный объект порядка сорока двух люмов. Изображения нет, мы
его не видим...
-- Прекратить все разговоры в эфире! Управление передайте центральной.
Переключите локаторы на инфракрасный диапазон!
Руки Кленова автоматически, независимо от сознания, занятого другой,
более важной задачей, совершали необходимые действия. На мониторах мезолета
уже проступало изображение неизвестного объекта в инфракрасных лучах.
Небольшое темное пятно с размытыми краями металось по кругу силового зонта.
Кажется, на этот раз они успели... Теперь самое главное -- нарастить
мощности до того, как эта штука покажет все, на что она способна...
-- Седьмой, восьмой и двенадцатый энергопередатчики переключить на
шестую группу! Обе платформы энергетического резерва -- в зону контакта!
"Посмотрим, кто кого, -- подумал Кленов. -- В конце концов ты всего
лишь гость. Все ресурсы планеты приведены в нулевую готовность. Если
понадобится, сюда потечет энергия обоих полушарий, миллионы гигават...
Только бы успеть. Только бы выиграть хоть несколько секунд..."
Работали все съемочные камеры и измерители. Он видел, как темное пятно
на экране развернулось и бросилось на силовую стенку. Ослепительные всполохи
в зоне контакта казались немыслимо яркими для такого крошечного пятна.
Мельком глянув на гравиметр, Кленов удовлетворенно кивнул: массы у Него
осталось не более ста килограмм. Зонт должен выдержать. Только полная
аннигиляция объекта может прорвать защиту.
-- Всю мощность на левую стенку. Защиту переключить на скользящий
режим!
Силовая стена подалась под давлением объекта, уступила, ушла в сторону.
Их уже разделяло несколько метров. Противник не сразу понял, что произошло,
и это позволило им выиграть так необходимые секунды. С каждым щелчком
хронометра, с каждым ударом сердца мощности, подаваемые на силовой щит,
сомкнувшийся вокруг незваного гостя, росли. Включались все новые подстанции.
Все новые жгуты синего плазменного огня тянулись из стратосферы к приемным
антеннам шестой энергоплатформы. Пришельцу уже не справиться. Не вырваться
из огненного круга, очерченного планетой. Вот наконец он все понял.
Сообразил. Увеличил скорость. Слишком поздно!
Кленов глянул на индикаторы мощности. Теперь уже можно померяться
силами, впрямую не уводить поле из-под лобового удара, не тянуть время.
Качнулись индикаторы всех приборов, вновь на экранах полыхнул огонь.
-- Есть контакт с защитой. Мощность аннигиляции!
Он и сам это видел. Изнемогая в неравной борьбе, темное пятно
наливалось изнутри малиновым светом, истаивало на глазах, отдавая всю свою
массу бешеному атомному огню, полыхавшему внутри защитного купола, тщетно
пытаясь прожечь стены ловушки.
Температура внутри замкнутого пространства защитного поля уже достигала
тысячи градусов и продолжала расти. В радиусе сорока метров горели кусты. В
пепел превращалась трава. В зоне контакта начинал плавиться песок. До каких
же пор?! Сколько -- градусов Он может выдержать? Почему не прекращает
бессмысленную атаку?
Купол ловушки был уже виден невооруженным глазом. Мезолет на предельном
форсаже двигателей шел в зону схватки. Огненный пузырь силового поля
вздымался и опадал вместе с пульсацией полей. Борьба внутри купола шла к
концу. Свет из фиолетового диапазона переходил в голубой: температура начала
падать. Кленов еще раз посмотрел на гравиметр -- осталось меньше двух
килограммов массы! Стрелка стремительно двигалась к нулевой отметке. Он
сгорит весь, без остатка, неведомый и опасный гость. И все-таки продолжает
безжалостную борьбу, превращая себя в поток фотонов. Они никогда не узнают,
что это было. Существо? Механизм? Горсточка оплавленной земли -- вот все,
что они найдут на месте схватки. Все, что останется от того, кто проник сюда
на невероятного звездного далека, проник только затем, чтобы попытаться
ужалить, а затем мужественно погибнуть.
Рука Кленова сама собой потянулась к красной клавише. Он понимал, чем
рискует, какого опасного гостя выпускает на волю, и все же не мог поступить
иначе.
Клавиша щелкнула и плавно утонула в своем гнезде, утонула без всякого
сопротивления. Всего-то и надо было сделать, чтобы прекратить полыхающий
внизу атомный костер...
-- Всем средствам слежения фиксировать объект. В случае попытки выйти
из зоны контакта разрешаю силовую атаку.
Но никто не пытался выйти из зоны. В окошках индикаторов один за другим
появились нули, только уровень радиации оставался высоким да звездная
температура плавила уже коренную материнскую породу.
На экранах еще виднелся небольшой комочек темного вещества,
продолжавшего пульсировать, бороться, поглощать окружающую его
разбушевавшуюся энергию и медленно таять в чужом и враждебном мире. Все-таки
Кленов опоздал, какой-то предел был уже позади. Какие-то структуры
нарушились, и процесс самоуничтожения приобрел необратимый характер.
Кленов сделал еще одну, последнюю попытку. Мезолет выстрелил
вакуум-бомбой. Тонкая пленка облила на секунду объект и тут же сгорела. Все
было бесполезно. Гость продолжал бороться с враждебной средой до последнего
атома, до последнего фотона. Он не желал выдавать своей тайны, но не мог
знать, что все этапы схватки, все бесчисленные данные анализаторов уже
учтены, зафиксированы и продолжают поступать в главные компьютеры планеты.
Центральное хранилище информации размещалось в подземных галереях
Валдайской возвышенности. Среднерусская платформа давно уже стала центром
многочисленных отраслевых компьютерных комплексов, со временем объединенных
в гигантскую систему -- Федеративный центр Проблемной Информации. Постепенно
сюда стали стягиваться различные научные учреждения, образовав на Валдае
крупнейший академический центр со своими заводами, исследовательскими
комплексами и полигонами. Этот мозговой центр Федерации не ориентировался на
сиюминутные задачи. Здесь определялось развитие теоретической науки Земли на
многие годы вперед, здесь занимались нестандартными проблемами широкого
профиля, решить которые не могли специализированные региональные научные
центры.
Наука с каждым годом стоила все дороже, погружалась в бездну сложнейших
проблем, суливших обществу в необозримо далеком будущем бесчисленные блага.
Окутываясь почти мистическим туманом теорий, гипотез, предположений,
разработок и исследований, она становилась занятием для избранных. Ученые
превратились постепенно в привилегированную замкнутую касту. На восемьдесят
процентов эта огромная махина, пожиравшая массу ресурсов и человеческих
умов, работала сама на себя, и обществу ради остающихся жалких крох
приходилось терпеть хорошо организованных бездельников, прикрывавшихся
фиговыми листами научных диссертаций, разобраться в которых было не под силу
ни одному нормальному человеку.
Несмотря на то, что УВИВБ располагал собственным
научно-исследовательским отделом, Кленову пришлось обратиться в Валдайский
центр. Только после утомительной процедуры выписки специального пропуска ему
удалось наконец попасть на территорию центра.
В гигантских ангарах доктора Каминского, как всегда, что-то разбирали.
На этот раз это был "Томагавк-2001". В соседнем отсеке начинался монтаж
установки, подающей еще большие надежды, чем разбираемая. Самого Каминского
удалось найти лишь после получасовых поисков в забетонированном подвале с
надписью "Вход воспрещен всем".
Каминский задумчиво теребил ухоженную бородку, разглядывая целую груду
сверхпроводимых магнитов, сваленных безо всякого порядка в дальнем конце
подвала. От входа их отделяла толстенная плита из свинцового стекла.
По-видимому, магниты были основательно заражены радиацией, и в ближайшие
пятьдесят лет вряд ли кому-нибудь могли пригодиться.
-- Вы ко мне? -- спросил Каминский, все еще не отрывая взгляда от
магнитов.
-- Да. Вас должны были предупредить о моем визите.
-- Возможно. Секретарше редко удается меня найти. Так чем могу?..
-- Меня интересуют результаты ваших исследований по коду "Тревога --
прорыв".
Каминский впервые посмотрел на посетителя и, хотя они встречались раза
два, Кленова не узнал, руки не подал.
-- Насколько мне помнится, мы посылали вашему управлению специальный
отчет.
Из этой фразы следовало, что все он прекрасно помнил и отлично знал,
какое ведомство представлял Кленов.
-- Его смотрел наш научный переводчик, однако и после специальной
обработки мне далеко не все ясно.
-- Сожалею, но не могу же я заменить вам научного переводчика.
-- Можете, -- жестко сказал Кленов. -- Кода никто пока не отменил, и я
вам сейчас покажу, что это значит.
Он достал из нагрудного кармана небольшой квадратик инфора, набрал на
нем несколько цифр и нажал на маленькую красную кнопку в левом углу.
-- Слушаю, -- сразу же ответил рокочущий бас директора Валдайского
центра, исказить который оказался не в состоянии даже хрипловатый динамик
миниатюрного инфора.
-- Игорь Всеволодович, это Кленов. Тут ваш сотрудник, доктор Каминский,
перегружен срочной работой, не могли бы вы освободить его для меня часа на
два?
-- А он не знает, что означает код "Тревога -- прорыв"?
-- Делает вид, что не знает.
-- Дайте мне его!
Не желая слушать предстоящего Каминскому разноса, Кленов щелкнул
переключателем, и в ухе профессора сразу же запищал зуммер. Этот невидимый
глазу прибор крепился на внутренней стороне ушной раковины у всех
сотрудников центра и использовался лишь для сообщений чрезвычайной
срочности.
Через минуту лицо Каминского, лишенного возможности что-нибудь ответить
или возразить, покрылось красными пятнами. А спустя пять минут они уже
сидели в центральном диспетчерско-демонстрационном зале.
Современные исследования почти на девяносто процентов проводились
автоматизированными киберсистемами без участия человека. Автоматы с
точностью и тщательностью, не доступной людям, работали глубоко под землей.
Многие работы проводились в полностью запечатанных боксах, данные анализов и
многочисленных датчиков, следящих за любым экспериментом, сразу же поступали
в хранилища информации и по мере необходимости обрабатывались
вычислительными системами. Затем подавались в диспетчерский зал. На долю
людей оставались лишь определенные задачи, установка необходимых алгоритмов,
так называемое стратегическое программирование, и анализ полученных
результатов.
Сейчас голографические лазерные установки воссоздали точную копию
изображения спекшейся ноздреватой массы, найденной на месте недавней
схватки.
-- В вашем отчете мне встретился незнакомый термин -- "биокристаллид".
Что он означает?
-- Биокристаллы -- мельчайшие частицы органической материи,
промежуточное звено между вирусами и белковыми молекулами. Они обладают
определенным генотипом нуклеидов, способны размножаться. Термин
"биокристаллид" предложен нами. Биокристаллы -- мельчайшие образования,
видные лишь под электронным микроскопом. Поскольку они обладают неустойчивой
кристаллической решеткой, собранной из крупных органических молекул, их
масса физически не может превышать микрограммов. Однако по нашим
предположениям, весь объект состоял из биокристаллов.
Тон Каминского был все еще сух и официален, но сейчас другого от него и
не требовалось.
-- Полагаете, это был биоробот?
-- Вы мало что нам оставили. Трудно сделать определенное заключение. С
равной степенью вероятности можно предположить, что это был необычный живой
объект с собственной нервной структурой или управляемый извне робот.
Постепенно увлекаясь темой, Каминский оттаивал. Его объяснения
становились все подробное и доходчивее. С удивлением для себя Кленов
отметил, что если ученые хотят, то могут излагать собственные мысли вполне
доступным для простых смертных языком.
-- Самое интересное в объекте -- не его биологическая структура. --
Каминский что-то переключил на пульте, и по главному экрану поплыли плоские
фотографии треков атомного распада. -- Эти снимки мы получили из срезов
коренных пород, подвергшихся облучению во время энергетического удара. В них
нет, кажется, ничего интересного, обычная остаточная радиация. Но посмотрите
внимательнее. Вот здесь и здесь след совершенно ни на что не похож. Эти
фотографии натолкнули меня на мысль воссоздать в компьютерной модели
первоначальный состав ядерного вещества нашего гостя. И вот что из этого
получилось...
Перед нами появились пространственные атомные решетки, словно
вывернутые наизнанку. В электронных слоях движущихся изображений атомов то и
дело вспыхивали синие сполохи фотонов. Атомы пульсировали, сжимались,
постепенно уменьшали свой объем. Из них то и дело выпадали, превращаясь в
энергию, отдельные частицы. Атомы разваливались, их становилось все меньше.
-- Радиоактивный распад?
-- Не совсем... Атомное строение объекта необычно. Его атомы наполовину
состоят из антиматерии, они как бы закапсулированы в оболочку из
неизвестного нам поля и поэтому способны какое-то время находиться в обычной
материальной среде без аннигиляции...
-- И как долго они могут находиться в таком законсервированном
состоянии?
-- Не слишком. Все зависит от массы. Очевидно, в среде обычной материи
объект все время должен тратить часть своей массы, чтобы сохранить
стабильное состояние и не аннигилировать.
-- Но позвольте, в вашем отчете об этом не было ни слова!
-- Это мои собственные, ничем пока не подкрепленные выводы. Когда
работа будет закончена...
Кленов опять не сумел сдержаться:
-- Перестаньте разыгрывать из себя младенца с бородкой! Вы что, не
понимаете, о каких серьезных вещах идет речь? Да если это так, вся их
тактика должна быть направлена на то, чтобы закрепиться в нашем мире с
помощью... нас самих. Тех из нас, кто на это способен.
-- Чепуха! Вы привыкли играть в своем управлении в старинных
разведчиков, вам везде мерещатся вражеские агенты.
Ничего больше не сказав, Кленов отошел к другому пульту. Спорить с этим
человеком было бесполезно, да и не нужно. Свою задачу он выполнил, и
выполнил неплохо. Жаль, что ученым не всегда дано оценить значение
собственных открытий. Теперь ему хотелось поскорее остаться одному и
обдумать полученную информацию. Если Каминский не ошибся, и Они не могут
свободно существовать в нашем мире, тогда такие люди, как Гравов, их
единственная надежда... Он тут же остановил себя, потому что слишком мало
знал об этом юноше и не имел права предъявлять человеку подобное обвинение
необоснованно. В одном он не сомневался: каким-то образом Гравов связан с
последними событиями, а возможно, и с теми, кто ими управлял из другого,
непонятного и недоступного землянам мира.
Гравов после гибели мексиканского пришельца остался единственным
человеком, способным пролить свет на загадочную историю со спасательной
шлюпкой и последовавшим затем прорывом... Наверняка этот прорыв, вся эта
схватка, засылка в чужой мир биоробота со специальной защитой, обошлись Им
недешево... Впервые Кленов поймал себя на мысли, что невидимый, отделенный
от него непроницаемой завесой антимира противник воспринимается, как нечто
совершенно конкретное, не похожее больше на бездушный математический символ.
Вряд ли бы Они стали платить столь высокую цену без серьезной причины.
А раз так, раз в фокусе удара оказался Райков и, возможно, вся экспедиция на
Гридос, то история с Гравовым и информация, которой он мог располагать,
приобретали совершенно особое значение.
...Пронзительно синий майский день медленно догорал над столицей. Их
оставалось уже совсем немного, этих припудренных золотой пыльцой весенних
дней. Скоро их сменят пыльные и душные, пропитанные смогом дни июня...
Кленов медленно брел по проспекту Мира и думал о том, что ему-то уж и
вовсе мало остается этих нежных и голубых дней Земли. Совсем близко впереди
обозначилось расставание с ней, и он знал, что много раз будет потом
вспоминать этот тихий день, и где-то за далеким, невидимым за стенами
городских строений горизонтом плыли звезды. Их время еще не пришло. Лучи
солнца еще гасили их слабый свет. Но они были там. И Кленов подумал, что все
эти дни где-то среди них летела система Гамы вместе со своим Гридосом.
Ему не нравилось даже название этой планеты, но он знал уже, что нити,
связавшие его с ней, слишком прочны, и, следуя их натяжению, он медленно и
неотвратимо приближался к своему последнему дню на Земле. Уже ждали его
новое предписание, долгая дорога на Гридос, поиски Гравова -- и нескорое
возвращение...
Вербовочный пункт располагался на территории космопорта. Это было
огромное приземистое здание, разделенное на небольшие клетушки с отдельными
входами. Над каждым входом горело цветное рекламное панно с названиями
кампании и цифрами, обещавшими новым колонистам невиданное благополучие.
Хотя продукты, жилье и одежда давно уже тут ничего не стоили, денежные
единицы не исчезли полностью. Предметы роскоши, искусства, путешествия на
экзотические курортные планеты, домашние роботы, личный транспорт -- все это
стоило достаточно дорого и оставалось хорошей приманкой для привлечения
молодежи на тяжелые, опасные работы по освоению новых планет. Кроме хорошего
заработка там был еще один плюс: несколько баллов в личной учетной книжке,
что в дальнейшем позволяло выступать на конкурсах, где разыгрывались
наиболее престижные места в благоустроенных колониях.
Канцелярии всех времен и народов похожи друг на друга, как две капли
воды. С годами менялся лишь внешний их облик. Счеты и папки с документами
заменили компьютеры и кристаллы с мнемопамятью. Суть же осталась прежней.
Учитывать, распределять и, если обстоятельства позволяли, предписывать.
Предопределять судьбу человека, схватить его и захлопнуть челюсти беззубой
бумажной пасти.
Роман, совершенно измотанный ночными кошмарами и бессонницей во время
долгой дороги до Гридоса, представлял сейчас для вербовщиков легкую добычу.
Окружающее казалось ему не совсем реальным, словно было продолжением
кошмаров. С трудом ему удалось взять себя в руки; он слишком хорошо понимал,
что вся его дальнейшая жизнь на Гридосе зависит от предстоящего разговора с
чиновником отдела распределения и вербовки.
-- Что же мы можем вам предложить... Ну, во-первых, рудники на внешних
спутниках. Придется пройти специальные шестимесячные курсы, там много
техники, а специальности у вас, к сожалению, нет...
Чиновник был в меру вежлив, хотя не старался даже скрыть своего полного
безразличия к дальнейшей судьбе Романа. На экране дисплея, невидимого
посетителю, прыгали какие-то знаки и цифры, отражавшиеся на лице чиновника
синими мертвенными сполохами.
-- Спутники меня не интересуют, -- как можно равнодушнее и спокойнее
проговорил Роман. Опыт подобных разговоров подсказывал ему, как правильно
следует себя держать в этой ситуации. Главное -- не попасться на
какую-нибудь хитро подстроенную ловушку, не согласиться на изнуряющую,
однообразную работу у автоматического комплекса. Кроме того, ему во что бы
то ни стало нужно было остаться на планете.
-- У меня есть несколько специальностей. Например, монтажник аппаратуры
высоких энергий, третий разряд.
Чиновник поморщился.
-- Специальности, полученные в процессе рабочего обучения, у нас не
котируются. Нам нужны серьезные люди с образованием. Таких, как вы, слишком
много. Их проще всего обучать на месте тем специальностям, которые
пользуются спросом на данный момент. Я вам не советую привередничать. Если
вы не согласитесь с моим предложением, вас распределят на работу по
категории Х-2. В договоре есть соответствующий пункт.
Это означало, что его попросту отправят в рабочий отряд. Но он изучил
договор и неплохо знал свои права.
-- В договоре есть и пункт шестнадцатый, примечание "а", в котором
сказано, что вы обязаны предоставить мне выбор, по крайней мере, из двух
мест категории не ниже Х-1.
Чиновник выглянул из-за экрана компьютера и удивленно посмотрел на
Романа. Видимо, ему не часто попадались переселенцы, наизусть знающие все
статьи договора.
-- Конечно. Еще я могу вам предложить место компаньона на
сельскохозяйственной ферме.
-- Разве там нет роботов?
-- У нас патриархальный уклад жизни. Многие предпочитают обходиться без
роботов. Место хорошее. Отдельный остров, В выходные вы будете иметь
возможность посещать столицу. Всего пятьдесят миль. К тому же, если вы
получите хорошую характеристику, то через шесть месяцев можно будет сменить
место работы.
-- Пожалуй, меня это устроит.
Компьютер на столе чиновника заурчал, как довольный сытый кот, и
выплюнул на стол карточку Романа. На этом формальности были соблюдены.
Попутный глайдер отправлялся на остров только на следующий день, и Роману
нужно было еще устроиться с ночлегом.. Впрочем, об этом позаботилось бюро по
найму. Вместе с карточкой он получил и ключ от незанятого гостиничного
блока.
Как и предполагал Роман, номера в типовом здании гостиницы походили
друг на друга, как две капли воды, и юноша, переступив порог блока,
брезгливо передернул плечами от неприятного чувства. Ничто и никогда не
менялось в этих пластиковых коробках. Казалось, время здесь остановилось. На
самых разных планетах он испытывал это неприятное чувство возвращения к
старому. Конечно, стандартизация помогала осваивать новые миры. Обеспечивала
быстрое а достаточно полное снабжение новых поселенцев всем необходимым. Но
оставалась ее внешняя, неприглядная сторона. При сильном желании он мог бы
сменить здесь всю обстановку, вот только зачем?
К тому же неопределенное время ему предстояло довольствоваться
стандартной пищей, меню которой составляли опытные диетологи, никогда не
учитывающие ничьи личные вкусы.
Каждый раз получалось, что, сбежав от осточертевшего душного
однообразия стандартов и автоматики, заполнивших Землю XXII столетия, он
вместо патриархального сельского уголка, о котором втайне мечтал, попадал в
еще более стандартизированный и роботизированный мир колоний... Впрочем, что
мог требовать временный рабочий, приехавший сюда по договору Х-2?
Были здесь, конечно, и виллы, и залитые солнцем луга индивидуальных
ферм... Насчет солнца он, пожалуй, переборщил. На Гридосе даже официальная
статистика прогнозов обещала не больше двух солнечных дней в году.
И все же, почему бы ему не осесть в каком-нибудь малонаселенном мире?
Превратиться в старожила, обзавестись собственной фермой, семьей, наконец...
Роман скептически усмехнулся собственным мыслям. Что-то он слишком быстро
раскис на этот раз. В конце концов у него теперь есть надежда. Нужно узнать,
почему Гридос желает выйти из Федерации, какие здесь имеются тайные
общества, секты -- одним словом, "вжиться в местное общество", вжиться и
наблюдать, разве это так уж трудно? "Главное -- уцелеть, -- сказал ему
Райков, -- собрать и передать информацию..." Пока он не видел здесь никаких
особых опасностей. Типичная провинциальная планета. Надо лишь переждать,
перетерпеть несколько месяцев до прилета "Руслана".
...Утро показалось Роману таким же безрадостным и серым, каким был
предыдущий вечер. Предстоял огромный пустой день в мире, где его не знал ни
один человек. Глайдер на остров будет лишь поздно вечером, и нужно было
чем-то занять себя. Не бывает одиночества хуже, чем в переполненном
незнакомыми людьми вокзале, -- таким ему представился город. Но и в
гостинице не слаще... Можно, конечно, завалиться спать на весь день, но
ночью его впервые отпустили дорожные кошмары, и он хорошо выспался.
Информация... Там, на далекой Земле, нужна информация... Он нехотя поднялся
и вышел из гостиницы.
Столица поселения производила мрачное впечатление. Все здесь было
слишком уж рационально. Портовые склады, автоматические производственные
комплексы, ремонтные мастерские, транспортные хозяйства... Конечно, Роман не
ожидал встретить в центре города жилые коттеджи. Как и в большинстве
поселений, они наверняка вынесены в специальную загородную зону. Но здесь не
было даже портовых кафе и пляжей: море на Гридосе содержало ядовитую
фракцию. В ней присутствовали соединения тяжелых металлов. За сорок лет
гридяне даже не попытались разрешить проблему очистки воды. Это казалось
странным. Обычно земляне-переселенцы больше всего времени и сил тратили на
то, чтобы привести свой новый дом в порядок. Давно были разработаны
эффективные способы очистки водных и воздушных масс вновь осваиваемых
планет.
Североград, раскинувшийся в двух километрах от портовой зоны, выглядел
привлекательнее, но и здесь Роман не мог отделаться от ощущения какой-то
временности, искусственности и торопливости... Ни многолетнего дерева, ни
солидного сооружения, большинство строений -- времянки. Словно бросая вызов
унылому однообразию городских улиц, там и тут вспыхивала яркая реклама
какого-то местного напитка. Но и эти редкие цветные пятна не могли изменить
общей унылой картины. "Не позаботились даже проложить приличные дороги", --
с раздражением подумал Роман. Основу городского транспорта до сих пор
составляли давно устаревшие кары на силовой подушке.
Прямо напротив остановки вспыхивала и гасла реклама все того же
напитка: "Пейте "Уравил". В конце улицы неоновыми змейками бежали слова:
"Уравил"- это радость!" Можно подумать, у них здесь нет ничего, кроме этого
"Уравила"... Уж не наркотик ли это? Хотя нет, карантинные службы Федерации
никогда бы не допустили рекламы чего-либо подобного. Тем не менее, желая
убедиться в этом, он подошел к уличному автомату и, нажав кнопку, получил
запотевшую бутылочку желтоватого напитка. Роман открыл ее и понюхал. Напиток
пах вполне безобидно -- лимонным соком. Но Роман с детства терпеть не мог
ничего кислого. Он осторожно слизнул с ладони каплю напитка, явно
отдававшего натуральной синтетикой, сморщился и тут же отправил в
мусоропровод всю бутылку.
...Девушку он заметил скорее всего потому, что в его возрасте слишком
трудно не заметить девушку. Что в ней его привлекло? Походка, гордо
откинутая голова, летящая по плечам волна волос?
Когда она подошла совсем близко, он увидел на секунду ее лицо -- чуть
нахмуренные брови, пушок на верхней губе, широкие, почти монгольские скулы.
Она не была даже красива, если исходить из привычных, набивших оскомину
телереаловых стандартов, и вела себя странно, не так, как остальные женщины,
приехавшие за покупками в столицу из провинциальных городков. Она что-то
искала, слишком спешила и плохо знала дорогу. То и дело путалась, спрашивала
о чем-то прохожих, опять сбивалась. Ненадолго забегала в магазины, скользила
взглядом по полкам и, ничего не купив, вновь выходила на улицу.
Роман шел следом в отдалении, стараясь не привлекать ее внимания. Он не
искал случайного скоротечного знакомства в этом городе. Просто шел следом,
сам не зная зачем. Ему нравилось издали незаметно наблюдать за ней. Он видел
как бы кусочек, крохотный фрагмент чужой жизни и с непонятной горечью думал
о том, что все его предыдущие знакомства и встречи с женщинами были такими
же фрагментарными, может, более длительными, и только. В конце концов он
уходил или уезжали они. Каждый возвращался к своей жизни, к своим проблемам.
Первый раз надолго девушка остановилась у крупного магазина с образцами
земного сельскохозяйственного оборудования. С точки зрения Романа, на
витринах не было абсолютно ничего интересного. Два-три сельскохозяйственных
робота, сменные навесные орудия, образцы семян, пакеты для гидропонных
растворов -- все это устарело на тысячу лет. Но этим упрямцам, этим
ретроградам на новых мирах не нравилась пища, получаемая из синтезаторов.
Они были гурманами и трудягами, они не жалели сил для того, чтобы выращивать
натуральные продукты, и охотно покупали подобное оборудование. Неужели
девушка принадлежала к одной из таких фермерских семей или даже общин? Он
почувствовал разочарование, даже досаду на незнакомку, словно она была
виновата в том, что не соответствовала придуманному им образу. Собственно,
Роман и сам толком не знал, каков его идеал женщины. Смутно рисовался ему в
мыслях некий противоречивый тип гордой и независимой принцессы, при этом
слабой и беззащитной, нуждавшейся в его помощи и поддержке.
Никто в его помощи, увы, не нуждался. А те женщины, которых он знал,
мало чем отличались от знакомых парней. Долгие годы эмансипации и равенства
сделали свое дело. Женщина взвалила на свои плечи половину мужских
обязанностей и потеряла в глазах Романа половину своего очарования...
Домашний очаг, воспитание детей -- все это отошло в романтическое прошлое.
Детей воспитывали интернаты, и лишь на каникулах они появлялись дома.
Все эти мысли пронеслись в его голове, пока девушка что-то торопливо
записывала на маленькой магнитной карточке. Он подумал, что если сейчас не
подойдет к ней, воспользовавшись остановкой в ее стремительном движении, то
второго такого случая может не представиться.
Среди различных миров Федерации существовало множество правил поведения
в обществе. Не зная их, можно было попасть в глупейшее положение. Тем не
менее на большинстве планет случайное знакомство на улице по обоюдному
желанию давно уже не считалось зазорным. Преодолев удивившую его самого
нерешительность, Роман сделал несколько шагов по направлению к витрине и
остановился рядом с девушкой.
-- Извините меня, пожалуйста, мне показалось, вы плохо ориентируетесь в
городе. Не могу я чем-то помочь? Хотя, честно говоря, и сам не старожил...
Она даже головы не повернула, даже не взглянула на него, словно он был
пустым местом. Его тщательно подготовленная фраза повисла в воздухе.
-- Вы могли хотя бы ответить, я же к вам обратился...
Он чувствовал себя оскорбленным.
-- Немедленно уходите, -- коротко приказала девушка. -- Сейчас сюда
придут мои друзья. Они могут убить вас.
Роман натянуто рассмеялся, для простой шутки фраза звучала мрачновато.
-- Они убивают всех ваших знакомых?
Впервые она взглянула на него, и Романа окатила холодная волна тревоги.
-- Вы не похожи на полицейского агента, поэтому, прошу вас, уходите!
Плотная толпа, спешащих мимо витрины людей, разъединила их, и в это
время кто-то позвал девушку. Когда Роману удалось вновь протиснуться к
витрине, ее уже там не было. Воспользовавшись толчеей, она проскользнула к
углу магазина, и он издали еще раз увидел ее светлый плащ.
Теперь она была не одна. Двое мужчин в коротких дождевых накидках
стояли рядом с девушкой и внимательно вглядывались в толпу. Похоже, они
кого-то искали... Ему вдруг показалось, что странное предупреждение могло
быть вовсе не шуткой. Прежде чем он решил приблизиться, все трое исчезли,
растворились в толпе. И Роман подумал, что, возможно, упустил шанс
познакомиться с людьми, которые так интересовали Райкова, Кто они?
Террористы? Контрабандисты? Члены какой-то тайной секты? Теперь об этом
можно было только гадать. В одном он не сомневался, это случайная встреча,
короткое приключение, похожее на просвет в дождевых облаках, плотно
затянувших небо Гридоса, вряд ли когда-нибудь повторится. Шанс был упущен
безвозвратно; через час ему предстоял отъезд на остров Мортон.
Обшарпанный старый глайдер шипел и плевался перегретым паром. Его
устаревший лет на двести двигатель на медленных нейтронах время от времени
выбрасывал из реактивного сопла очередную порцию пара и надолго замолкал,
набираясь сил для очередного плевка.
Судно двигалось рывками, словно его тянули лебедкой. На нижней палубе,
защищенной прозрачной оболочкой от ядовитых брызг, почти не было пассажиров,
и Роман, пробыв здесь с полчаса, поднялся наверх.
Низко над морем летели клочья белесых облаков. Бесконечный дождь
несколько поутих под порывами свежего морского ветра. В портовом магазинчике
Роман приобрел комплект местной непромокаемой одежды, и теперь ничем не
отличался от дюжины других пассажиров, одетых в разноцветные дождевики,
яркие краски которых словно бросали вызов тоскливому однообразию пейзажа.
Неожиданно из дождевой пелены надвинулась на корабль громада острова,
сразу же закрывшая горизонт. Глайдер зашипел, сбрасывая скорость. "Мортон,
-- хрипло объявил судовой автомат. -- Пассажиров, следующих до этого пункта,
просят пройти в трапную рубку".
Роман оказался единственным пассажиром, выходящим на острове. Глайдер
никто не встречал. Не видно было ни одного человека. Не было даже дежурного
автомата. Судно, фыркнув своим изношенным двигателем, растворилось в пелене
дождя, и Роман остался совершенно один на пустом пирсе.
Старый пластиковый причал поскрипывал под ногами, дождь ненадолго утих,
и перед Романом предстала унылая панорама острова. Изломанные стены
обветшалых бараков, ржавая стрела крана над пирсом. Ни одного дымка, ни
единого признака жизни. Каменистая земля, обдуваемая ветрами, несущими
ядовитые брызги воды, казалась совершенно непригодной для
сельскохозяйственных работ.
Едва заметная тропинка поднималась от пирса до гребня ближайшего холма.
"Иногда здесь все-таки кто-то ходит. Может быть, ферма находится в глубине
острова" -- подумал Роман. Совершенно непонятно, почему его не встретили? В
бюро по найму обещали предупредить хозяина фермы. Настолько равнодушны к
новым людям? Это было слишком непохоже на обычаи колонистов.
Людей он заметил, когда поднялся на гребень холма. Две неподвижные
фигуры стояли под карнизом, надежно закрывавшим их от ветра. Лишь подойдя
вплотную, Роман понял, почему они не спустились к морю: оба были без
респираторов.
-- У нас кончились очистительные патроны, -- подтвердил его догадку
невысокий, давно небритый рыжеватый человек в поношенной куртке, -- поэтому
ждем вас здесь. Глайдер всегда кого-нибудь высаживает.
-- Разве вас не предупредили обо мне?
-- Здесь нет пункта связи.
-- Как же ферма функционирует без связи с архипелагом?
-- Фермы здесь тоже нет, -- мрачно произнес второй.
Издали поселок производил мрачное впечатление. Пять или шесть
заброшенных бараков, покосившиеся стены, треснувшие кое-где окна.
Заржавленные туши брошенных механизмов. Лет десять назад здесь, очевидно,
велись разработки местного сырья, о чем свидетельствовали шахтные терриконы,
теперь поросшие вездесущей желтоватой травой.
Роман молча шел за своими проводниками. Причал давно остался позади, и
моря уже не было видно.
Значит, вербовщик все-таки обманул его. Нет здесь никакой фермы. Скорее
всего вредное производство или, хуже того, контрабанда, какая-нибудь
подпольная фабрика. Тогда дело совсем худо. Выбраться отсюда будет непросто.
Без респиратора к воде не подойти, а уплыть можно лишь на специально
приспособленном, герметично закрытом судне. Здесь даже охрана не нужна.
Он остерегался задавать лишние вопросы, по опыту своих прежних скитаний
зная, как невыгодно бывает предстать перед старожилами зеленым новичком, не
умеющим сдерживать своих эмоций. Словно оценив его выдержку, один из
спутников, высокий, в потрепанной куртке штурмана, наконец заговорил:
-- Здесь был рудник по добыче мерлита. Местный минерал, достаточно
ценный. Но когда появились крысоиды, добыча стала нерентабельной, и рудник
закрыли. Остров решили использовать для таких, как мы. У нас есть даже
официальный статус. Мы свободная старательная артель, на свой страх и риск
ведущая добычу мерлита. Поскольку это единственное на весь сектор
промышленное месторождение мерлита, его цена на внешнем рынке подскочила раз
в десять.
Они шли уже по поселку. Большинство бараков пустовало. В разбитые окна
залетал ветер и толстым слоем пыли укрывал полы, остатки брошенной, никому
не нужной теперь мебели. Роман подумал, что там, откуда уходят люди, всегда
остается много хлама, заводится разная нечисть. Здесь завелись крысоиды...
-- Я представлю вас капитану, -- прервал его раздумья штурман. --
Собственно, раньше он был энергетиком, но здесь он капитан, и будет лучше,
если вы произведете на него хорошее впечатление.
Они подошли к бараку в центре поселка. Здесь были вставлены стекла, а у
порога валялась истертая до дыр тряпка, служившая половым ковриком. По
примеру своих спутников, прежде чем войти, Роман вытер об нее ноги.
Энергетик оказался худым, костлявым мужчиной с нездоровым лихорадочным
блеском в глазах. В комнате поддерживалась относительная чистота и
спартанская простота. Кроме выструганного до белизны широкого деревянного
стола здесь еще были кровать, заправленная простым грубым одеялом, и
несколько полок с утварью.
-- Еще один любитель легкого заработка? Или вас привлекла романтика
неосвоенных миров?
Роман ничего не ответил на откровенную насмешку, сквозившую в голосе
энергетика.
-- Когда я спрашиваю, мне полагается отвечать, -- негромко, сквозь
зубы, проговорил энергетик, медленно поднимаясь с постели.
-- А вы пока еще ничего не спросили.
Роман не изменил позы и ответил чуть растягивая слова, как бы
подчеркивая свое полное равнодушие к персоне энергетика. Такой прием всегда
отлично действовал на психически неуравновешенных людей, но в этот раз
оказался бесполезным.
-- Умник...
Энергетик медленно обошел его и встал сзади. Роман по-прежнему стоял
неподвижно и совершенно спокойно. Он был уверен, что в случае любой
неожиданности эта позиция ему ничуть не помешает, скорее наоборот.
-- Видали мы таких умников!
Удар по почкам свалил бы с ног любого нормального человека. Это был
подлый, сокрушительный удар. Но Роман недаром столько лет отдал тренировкам
КЖИ. Он чувствовал руку противника, даже не видя ее. К тому же его реакция
была уникальной. Он позволил кулаку энергетика лишь коснуться своей одежды,
а затем неуловимым движением отклонил корпус в сторону. Энергетик, вложивший
в удар всю силу, не устоял бы на ногах, но Роман подхватил его и повернул к
себе лицом.
Энергетик побледнел от бешенства, но сумел овладеть собой, и это не
понравилось Роману больше всего. Такой человек мог быть по-настоящему
опасным.
-- Кжан, проводи его в свой барак и выдели койку. Завтра он выходит с
тобой в паре.
Когда они вышли из барака, Кжан -- так звала человека в куртке штурмана
-- тихо, словно опасаясь, что их услышат, сказал:
-- По-моему, вы не понравились капитану. С такими людьми у нас всегда
что-нибудь случается. Можно заблудиться в штольне, наглотаться ядовитого
тумана, да мало ли что...
-- Вы считаете, что Федерации до такой степени безразлично, что
происходит на Гридосе?
-- Федерация далеко. Слишком далеко. У нее хватает собственных дел.
Исчезновение нескольких человек в окраинной колонии вряд ли привлечет
внимание высоких комитетов. Так что рассчитывайте лучше на себя, мой новый,
неназвавшийся друг. Ваша жизнь будет теперь зависеть от того, как хорошо вы
сумеете охотиться на грипов. Как чутко сможет ваш нос распознавать запах
крысоидов. От того, сколько каратов в день сможете вы разыскать в
заброшенных выработках, и от многого другого, о чем вы до сих пор даже не
подозревали. Но главным образом она будет зависеть от отношения к вам
капитана.
-- Спасибо за предупреждение. Я постараюсь его не забыть. Но скажите,
неужели никто не пытается что-то изменить здесь или хотя бы сбежать. Почему
вы смирились?
-- Каждый вновь прибывший приносит с собой ворох свежих идей и планов
побега с острова. Мы будем рады выслушать ваши. Это вносит некоторое
разнообразие в здешнюю довольно унылую действительность. А Кругер, взявший
на себя роль учетчика новых идей, с удовольствием сравнит ваши проекты с
предыдущими.
В тоне колониста чувствовались горечь и раздражение.
-- Сколько вы уже тут?
-- Второй год... Мортон -- не просто старательная артель, как вы
поняли. И дело не только в мерлите, хотя местные власти от него не
отказываются. Здесь без следа исчезают неугодные Гридосу люди. Те, кто знают
что-то такое, что ему не положено знать, или просто внушают подозрение.
-- Вот так просто исчезают, и все? -- Роману показалось, что он
ослышался.
Штурман невесело усмехнулся.
-- А вам кажется, нескольких сот лет новой социальной среды достаточно,
чтобы полностью изменить человека? Залезть к нему в самое нутро и все там
переделать? Нет, мой новый друг. Меняются условия, меняется и человек. На
Гридосе условия изменились. Я не знаю, почему это произошло, но кому-то
понадобилось, чтобы все у нас покатилось к чертовой матери. Поверьте, они
очень старались, чтобы все так и было.
Штурман неожиданно остановился и прислушался, жестом попросив Романа
помолчать.
Со стороны терриконов от заброшенных выработок донесся пронзительный,
жалобный вой. Казалось, кто-то трет друг о друга два куска железа и
одновременно плачет. Когда вой стих, штурман плюнул и пошел к бараку.
-- Что там было?
-- Еще узнаете. Не торопитесь...
Отведенная Роману комнатка оказалась, к его удивлению, чистой.
-- Капитан велел поселиться вам вместе со мной, но, я думаю, сойдет и
так. Никуда вы не денетесь. Я живу через стену, если что-нибудь понадобится
-- стукнете.
Кжан вышел. Роман лег на топчан, забросил руки за голову и задумался
над тем, почему оказался на острове. Документы не могли вызвать ни малейшего
подозрения. Тогда почему они решили изолировать его?.. Кажется, ему не
удастся выполнить задание Райкова. Можно сколько угодно наблюдать за жизнью
местной колонии, только пользы от этой информации немного. Здесь долго
оставаться нельзя, но и бежать, видимо, непросто. Дурацкое положение...
Утро опять выдалось серым, с неба клубами опускалась мелкая водяная
пыль, больше похожая на туман. Кжан Крестов разбудил Романа в шесть утра.
После незамысловатого завтрака в комнате Крестова они стали собираться на
работу.
-- А где остальные? -- спросил Роман, не видя на улице никакого
движения.
-- Они в шахте с пяти утра. Здесь каждая пара сама решает, во сколько
начинать работу и когда ее заканчивать. Поскольку мы теперь будем работать
вместе, вместе все и решим. Пища, одежда, снаряжение -- за все полагается
платить горнорудной компании, Все стоит очень дорого, все оценивается в
каратах мерлита и рассчитано так, чтобы у нас не оставалось ни свободных
средств, ни свободного времени.
Роману нравился этот спокойный, неторопливый человек, сумевший
сохранить чувство собственного достоинства даже здесь, на Мортоне.
Крестов извлек из кладовой респираторы, пластиковые защитные робы,
легкие кирки из титанового сплава, и вслед за этим обычным для горняков
снаряжением на свет появились два коротких копья о остро отточенными
обоюдоострыми наконечниками.
Несколько секунд Роман недоуменно рассматривал это странное оружие.
-- Это мы тоже берем с собой?
-- Придется. С этим чувствуешь себя уверенней.
-- Я бы почувствовал себя уверенней с лазерным пистолетом.
-- Не думаю. Крысоид обладает одним удивительным свойством. Он терпеть
не может никакого электронного оборудования. Механизмы он тоже не жалует, но
главным образом его внимание привлекают работающие микросхемы, транзисторы и
тому подобное. Похоже, его мозг способен улавливать микроизлучения этих
приборов. Возможно, оно приводит его в ярость -- не знаю, в чем тут дело. Но
как бы там ни было, именно из-за этой особенности крысоидов механизированные
разработки мерлита пришлось прекратить, и богатейшее месторождение отдали в
руки старателям. Теперь здесь в ходу средневековые методы. Мы не можем
использовать даже электрические отбойники. Так что работать придется
вручную.
-- Неужели гридяне не пытались справиться с этой нечистью?
-- Конечно, пытались. Теперь уже никто не знает точно, как все было,
слишком много легенд и досужих выдумок связано с крысоидами. Бесспорно лишь
одно -- они приходят и уходят, когда хотят. Нет их здесь, понимаете? Нет!
Прочешите хоть все штольни с огнеметами и лазерными пушками -- не встретите
ни одного. Они чрезвычайно осторожны, коварны, возможно, даже разумны
по-своему. Как только вы потеряете бдительность, не сомневайтесь -- они этим
воспользуются и нанесут удар в спину.
-- Как они выглядят?
-- Те, кто повстречались с крысоидами один на один, никогда уже этого
не расскажут. Ладно, перед входом в штольни не стоит говорить о них. Нам уже
пора...
Роман взял копье. Оно оказалось легким, почти невесомым.
-- Титанит и перекристаллизированный кварцит, -- пояснил Крестов. -- Вы
можете раскалывать им камни. Прежде всего это рабочий инструмент и лишь
потом оружие.
Штольни, вопреки, опасениям Романа, оказались чистыми и сухими.
Использовать электрические фонари Крестов не разрешил, пришлось обходиться
старинными карбидными лампами на катализаторах. Они давали ровный, но
недостаточно мощный свет.
После того как Крестов нашел первый кристалл мерлита, наполненный
изнутри неестественным фиолетовым светом, Роман постепенно увлекся поиском,
а когда и сам нашел первый маленький кристаллик, сразу забыл об опасности, и
Крестову пришлось напомнить ему о необходимости соблюдать тишину. Кжан
сделал это довольно оригинальным способом. Взяв Романа за руку, он повел его
в соседний штрек, остановился у забойной стенки и поднял лампу.
-- Смотрите внимательней. Мы приводим сюда всех новичков.
Сначала он не увидел ничего особенного, кроме глубоких борозд на камне,
проведенных каким-то мощным инструментом. Борозды заканчивались рядами
углублений совершенно правильной формы, расположенных почти на равном
расстоянии друг от друга. В каждое такое углубление без труда входила его
рука вместе с лампой.
-- Что это?
-- Это следы зубов. Крысоид здесь промахнулся, когда напал на Джонсона.
Мы нашли только лампу, копье и вот этот след. С тех пор мы ходим только
парами, но боюсь это мало что изменит, если он вздумает напасть снова.
-- Откуда все-таки они приходят? Если допустить, что это гость из
другого мира, тогда должен существовать какой-то способ доставки сюда этих
тварей. Но кому это надо, кому и зачем?
-- Способ или проход...
До Романа не сразу дошел смысл этих слов. Работу они закончили поздно.
Наверху уже стемнело. Нехитрый ужин, сон, каким обычно засыпает смертельно
усталый человек, снова ранний подъем... Примерно на пятый день Роман
втянулся в этот изнурительный ритм, решив, прежде чем что-то предпринимать,
рассчитаться с Крестовым, который из своего небольшого запаса мерлита
оплатил снаряжение и питание Романа за неделю.
На Мортоне все было рассчитано предельно точно, с учетом человеческой
психологии. Отними у "артельных каторжан", как они сами себя окрестили,
последнюю надежду -- и жизнь на острове стала бы невыносимой. Но в том-то и
дело, что надежда была. Почти недостижимая, невероятная, и все же...
Набравший восемьсот карат мерлита получал право купить билет на рейсовый
глайдер, раз в год навещавший остров. Набрать такое количество мерлита было
практически невозможно -- слишком дорого стоили пища и снаряжение, но
иногда, чрезвычайно редко, попадались богатые гнезда. Рассказывали, что
удачливый Браков лет десять назад нашел уникальное гнездо и покинул остров.
Надеяться на такую же удачу было нелепо. Роман вообще не поверил в легенду о
Бракове, его больше интересовали крысоиды...
Несмотря на строгие инструкции капитана, требовавшего, чтобы пары
поисковиков держались на расстоянии прямой видимости друг от друга, никто
этого правила не соблюдал. Вот и Роман оказался вскоре предоставленным
самому себе, и это его вполне устраивало. Вместо того чтобы целыми днями
обшаривать трещины в породе, он искал на полу заброшенных штолен следы
существ, приходивших неведомо откуда и исчезавших неведомо куда. Вернее,
даже не следы, а место, откуда они появлялись и куда уходили в случае
опасности...
Роман не нуждался в карте заброшенных штолен, он составлял ее в своей
памяти. Достаточно было лишь один раз пройти по слабоосвещенному горизонту
-- большего не требовалось. Иногда, если возникала необходимость, он мог,
сосредоточившись, "просветить" не слишком толстую стену -- узнать, есть ли
за ней проход.
Шаги он услышал на пятнадцатый день целенаправленных поисков. Вначале
он уловил лишь легкое сотрясение почвы и удивился, потому что все горизонты
рудника прожигали плазменными резаками в монолитной скале. Здесь не было ни
обвалов, ни землетрясений, и, чтобы задрожал скальный монолит, требовался
некто чрезвычайно тяжелый. И этот "некто" проходил сейчас под ним в
четвертом штреке.
Сжимая копье в одной руке и фонарь в другой, он бросился к шахтному
стволу, но у подъемника лицом к лицу столкнулся с Крестовым.
-- То-то, я смотрю, У тебя камней с каждым разом все меньше. Надоело
жить? Спешишь испытать судьбу?
-- Я должен его видеть.
-- Зачем?
-- Пока не знаю. Мне нужен проход, из которого они появляются. Да и
сами крысоиды, они же не хищники. Здесь нет никакой дичи. Зачем они приходят
в эти штольни?
-- Что-то ты много вопросов задаешь, парень! И не занимаешься делом.
Мне надоело оплачивать твои харчи!
-- Пропусти меня, Кжан, я рассчитаюсь с тобой и, кроме того, обещаю:
если мне удастся найти выход, я не уйду без тебя.
Секунду они молча смотрели в глаза друг другу, потом Кжан посторонился,
пропуская Романа и пробормотал:
-- Впервые встречаю человека, который добровольно решил погибнуть от
этой твари.
Подъемник представлял собой простую веревку с узлами, перекинутую через
блок. Любые механизмы, но сложнее этого находились здесь под запретом. Когда
Роман уже скользил вниз по стволу, Кжан нагнулся и проговорил ему вслед:
-- В шестом штреке -- он идет параллельно четвертому -- есть узкий
пролом. Попробуй затаиться там. Может быть, повезет. Но если он тебя учует,
его не остановит никакая скала.
Роман спешил -- шаги неведомого существа становились все слабее,
содрогание почвы ощущалось едва заметно. И все же он еще надеялся успеть,
срезав путь и выйдя наперехват зверю. Если это был зверь...
Человек и существо иного мира медленно шли навстречу друг другу.
Человек шел безоружным, крепко сжимая фонарь, желая лишь одного -- видеть.
Видеть бугорчатую громаду, заполнившую трехметровую трубу забоя до самого
потолка. Видеть лапы, заканчивающиеся не когтями, а мягкими кожаными
подушками. Вот отчего так долго не встречались ему следы диковинного зверя,
похожего скорее на огромного разгневанного гиппопотама, а не на крысу.
Видеть два огромных немигающих глаза, губы, с присвистом всасывающие воздух
сквозь лезвия желтоватых полуметровых клыков, нелепо торчащих из пасти.
Роман даже не успел испугаться, а крысоид был уже рядом. Бежать было
поздно, а паника и слепой смертный ужас не могли так быстро справиться с
тренированным сознанием Романа. Он бросил на землю бесполезное перед этой
громадиной жалкое копьецо и спокойно, с достоинством шагнул навстречу зверю.
И крысоид остановился, пораженный дерзостью жалкой букашки. Тогда Роман
сделал еще один шаг вперед и стоял теперь под самой мордой зверя, и тому
пришлось повернуть голову, чтобы лучше видеть нахальную козявку. Так они и
стояли минуту-две, может, больше, кто их считал? А потом внутри необъятного
зверя зародился не то стон, не то клекот. Словно он хотел рассказать о том,
как нелегко быть пугалом для всего живого сразу в двух параллельных мирах.
Тоска и безмерное одиночество почудились Роману в этом стоне, и тогда
совершенно неожиданно для себя он протянул руку и погладил морду зверя, как
привык это делать у себя дома, повстречав на зеленом лугу заблудившуюся
лошадь.
Зверь медленно попятился, словно боясь неосторожным движением причинить
вред стоящему перед ним существу. И через какое-то мгновение Роман остался
один.
С утра снова лил дождь и наползал с моря ядовитый туман. Жесточайший
приступ астмы не позволил Крестову подняться с кровати. Но Роман был только
рад тому, что капитан отказался взять его в свою группу третьим. Наконец-то
впервые после его появления на острове выдался по-настоящему свободный день.
В аптечке не нашлось ничего дельного, и ему пришлось лечить Кжана
дедовскими способами -- дыхательной гимнастикой, ингаляцией горячего пара.
Укутав ему ноги теплым одеялом и убедившись, что тот заснул, Роман вышел из
барака. Он получил возможность без помех осмотреть остров, на который его
занесла судьба.
Поселок словно вымер. Здесь не было обслуживающего персонала, все
старатели с раннего утра спускались в штольню. Но кто-то должен обменивать
мерлит на продукты, получать необходимое снаряжение, медикаменты, и этот
кто-то -- наверняка капитан. Но тогда у него должен быть канал экстренной
связи с материком, на случай крайней необходимости. Вполне возможно, что
этот человек играет здесь двойную роль. Трудно представить подобную колонию
без надсмотрщика, пусть даже тайного, играющего роль обычного старателя...
Роман решительно направился к бараку капитана. До возвращения
старателей у него было верных полчаса, и все же, проходя мимо шахтного
террикона, он на всякий случай сосчитал оставленные возле подъемника вещи,
чтобы лишний раз убедиться в том, что в поселке, кроме него и Крестова,
никого не осталось.
Рация... Если бы удалось обнаружить рацию! Ради этого стоило рисковать.
Открыть замок импровизированной отмычкой не удалось. Пришлось его
попросту взломать. Капитан легко догадается обо всем, но такой случай может
больше не представиться.
В комнате стоял крепкий запах духов, и это поразило Романа больше
всего. Он не замечал за капитаном особой страсти к парфюмерии. Внимательный
осмотр полупустой комнаты ничего не дал. У него оставалось еще минут
двадцать, искать надо было скорее всего в нежилой части барака.
Здесь оказалось еще шесть комнат, заваленных старой рухлядью, кладовка,
запертая на внутренний замок. Роману нечего было терять, он взломал и его.
В кладовке обнаружился изрядный запас провианта, причем такого, какого
они и в глаза не видели. Универсальные консервированные завтраки, обеды и
ужины из натуральной пищи с витаминами. Неплохо живет капитан...
На всякий случай следовало подготовить отступление. Какое-то время,
если даже удастся найти передатчик, ему придется отсиживаться в штольне,
поэтому нужно было позаботиться о пище и снаряжении. Он нашел рюкзак, бросил
в него объемистую флягу с очищенной кристаллизованной водой, четыре упаковки
с консервированной пищей, патроны к респиратору... Сверху он положил моток
прочной веревки, нож и компас.
У него оставалось в запасе не больше пятнадцати минут. Скорее всего
рацию нужно было искать в каком-то тайнике...
Скрип двери он услышал за секунду до выстрела в успел броситься на пол.
Лазерный луч спалил волосы у него на голове, в стене дымилась черная дыра.
Капитан совершенно хладнокровно с двух метров собирался всадить следующий
заряд в голову Романа, не тратя время на лишние разговоры.
Лазерный пистолет стрелял короткими вспышками, и после каждого выстрела
требовалось примерно полсекунды для того, чтобы вновь зарядились накопители.
Капитан подошел слишком близко, и Роман своего шанса не упустил. Он ударил
противника в солнечное сплетение, ударил на расстоянии, не прикасаясь,
вложив в этот удар все, что приобрел за время изнурительных тренировок по
накоплению КЖИ энергии. Никогда раньше он не использовал своих способностей
против живого существа, даже там, в штольне, когда стоял перед крысоидом,
ему не пришло в голову такое. Но сейчас его собирались хладнокровно и
расчетливо убить.
Капитан выронил пистолет, схватился за живот и, согнувшись, рухнул на
пол. Кажется, удар оказался слишком сильным. Роман взял безжизненную руку
капитана, нащупал пульс. Хоть и редкий, он все же был.
Роман поднял с пола пистолет, мельком взглянул на индикатор. Батарея
почти полностью заряжена. С таким оружием здесь ему никто не страшен.
Откуда же появился капитан? Преодолеть даже бегом расстояние от шахты
до барака за десять минут он не мог. Да и вошел он не в дверь, а появился из
коридора, ведущего в глубь барака,
Роман надел рюкзак и, не торопясь, методично стал осматривать коридор.
Искать долго не пришлось. В глухом угловом помещении оказалась еще одна
кладовка, дверь ее была распахнута, а на полу зиял неприкрытый люк. Капитан
не предполагая, что этим путем воспользуется кто-нибудь другой.
Роман зажег катализаторный фонарь и спустился в подвал. Отсюда,
углубляясь и поворачивая к шахтам, шел подземный ход. Собственно, это был не
ход, а заброшенная поисковая штольня, очевидно, соединенная где-то в
бесконечном лабиринте подземных горизонтов с остальными выработками. Ему
следовало предусмотреть такую возможность, за свою недогадливость он едва не
заплатил жизнью. Дальше он не пошел.
Теперь, пока не вернулись остальные старатели, надо было поговорить с
Крестовым. Роман знал, как сильно рискует, и все же не мог поступить иначе,
не мог бросить здесь того, кто помог ему в первые, самые трудные дни.
Роман затащил бесчувственное тело капитана в кладовку с продовольствием
и накинул на дужку сломанный замок. Изнутри открыть дверь будет не так-то
просто.
Крестов чувствовал себя значительно лучше, однако, выслушав рассказ о
том, что произошло, лезть в штольни наотрез отказался.
-- Это твои проблемы, малыш. Ты их сам создавал, сам и решай. Если тебе
действительно удастся найти выход отсюда -- с Богом. Доберешься до людей,
вспомнишь обо мне и о других, кто здесь медленно подыхает. Желаю тебе удачи,
я слишком стар для таких дорог.
-- Кжан, капитан был вооружен вот этим. -- Он показал ему лазерный
пистолет. -- У него должна быть связь с материком. Мне не удалось найти
рацию, но я уверен -- связь у него есть. А раз так, что-то здесь не сходится
со старательной артелью.
-- Возможно, ты прав. Я давно догадывался... Слишком много сил уходит
на то, чтобы выжить, на большее меня не хватало...
-- Я нашел у капитана аптечку, оставь ее себе. -- Роман протянул ему
комплект универсальной аптечки, но Кжан отрицательно покачал головой.
-- Если ее найдут, мне несдобровать. Я лучше тебя знаю, что собой
представляет капитан. Удачи тебе, малыш...
С моря по-прежнему дул холодный ветер, несущий туман. Роман шел сквозь
этот туман к дому капитана, в двух шагах от себя не видя ничего.
Он вновь спустился в подвал, тщательно закрыв за собой двери и крышку
люка. Если капитан пользовался этим ходом в одиночку, вряд ли он захочет
раскрывать его существование своим подручным.
Тяжелый рюкзак мешал Роману спускаться по узким лестницам, но как
только он достиг пола штрека, положение изменилось. Все туннели в горизонтах
рудника имели арочный свод трехметровой высоты. Роман вспомнил крысоида. Ему
нужно решить, что делать с лазерным пистолетом. Скорее всего рассказы о
злобности крысоидов сильно преувеличены. Вполне возможно, это сделано
специально, чтобы путь, по которому он шел, стал недоступным для
непосвященных. Опасаться ему следовало людей, а не крысоидов. Если
кто-нибудь, кроме капитана, пользуется этим проходом, он может столкнуться с
ним лицом к лицу. Роман потушил фонарь и долго прислушивался: ни звука, ни
отблеска. Пока что путь был свободен.
Он осторожно двинулся дальше, стараясь как можно реже зажигать фонарь.
Поворот, еще поворот... А вот и первый перекресток. Теперь нужно решать,
куда сворачивать. Он выбрал туннель, идущий с наклоном вниз.
Осторожно пробираясь в темноте, он едва не свалился в шахтный колодец,
которым закончился штрек. Отполированные кое-где до блеска ступени вели
вниз. Он насчитал не меньше пяти горизонтов, прежде чем вновь оказался в
туннеле, ведущем к побережью. По его расчетам, этот глубокий туннель шел
примерно на уровне моря, если не ниже. Вообще-то более глубокие горизонты
должны были за долгие годы без надзора заполниться грунтовыми водами. Вскоре
он убедился, что его предположение верно. Туннель закончился, озером черной
неподвижной воды, от которой веяло холодом и вековым покоем.
Дальше дороги не было, но едва заметная тропинка уходила под воду. В
свете фонаря он ясно видел свежие царапины перед обрывом с большой глубиной.
Но у него не было водолазного снаряжения, только патроны от обыкновенного
респиратора. Впрочем, не совсем обыкновенного. Маска с полной регенерацией
воздуха -- вот что собой представлял этот стандартный респиратор. Если не
погружаться слишком глубоко, можно использовать его как легководолазное
снаряжение. Вот только вода... Он не знал, насколько опасен ее прямой
контакт с кожей. Впрочем, до моря еще далеко. Грунтовые воды вряд ли
насыщены ядом, можно попробовать, хоть это и рискованно. А что не рискованно
в его положении?
Его притягивал и одновременно пугал темный провал в неподвижной воде.
Он не знал, хватит ли у него мужества и умения нырнуть под скалу. Есть ли
под ней проход? Куда ведет этот путь? Придется проверить. Нет у него иного
выхода.
В том, что проход под скалой должен быть, он почти не сомневался.
Туннели, пройденные автоматами с плазменными горелками, заканчивались
характерной нашлепкой оплавленной породы. Здесь же не было ничего похожего.
Туннель постепенно и плавно уходил под воду. Конечно, он мог уйти вниз на
недоступную для него глубину или вновь выйти за скалой на поверхность.
Ледяная вода обожгла кожу, перехватила дыхание, и через несколько
секунд он понял, что у него будет гораздо меньше времени, чем он надеялся.
Peзкими взмахами рук, стараясь хоть немного разогнано кровь, он перемахнул
озерцо и, крепко стиснув зубами мундштук респиратора, нырнул.
Фонарь остался на берегу, здесь, под водой, царил полный мрак, и
ориентироваться он мог только на ощупь. Он шел в глубину, а скале все не
было конца... Неужели он ошибся? Давление воды уже стиснуло грудь, в ушах
звенело, а он погружался все глубже. Ну еще метр, еще... Все, предел. Теперь
придется возвращаться... И вдруг его рука нащупала впереди пустоту! Слабое
течение уже подхватило его и понесло в глубь подводного туннеля.
Роман почти задохнулся, когда давление постепенно стало разжимать свои
коварные мягкие лапы. На какое-то время сознание все же отключилось, потому
что он вдруг понял, что лежит на спине, на поверхности круглого водоема.
Высоко над ним горел ослепительно яркий свет. Он рванулся к берегу, уходя в
темноту, спасаясь от резких предательских лучей. На его счастье, в подземном
ангаре никого не оказалось.
Позже он сообразил, что здесь вообще редко бывают люди. Несколько
закрытых боксов у подводных пирсов на противоположной стороне заполняла
сплошная автоматика. Они стояли вдоль стен с причальными кольцами, и от воды
за пирсом шел характерный резковатый запах океана. Только ощутив этот запах,
он понял, что все же нашел то, что искал, -- дорогу, ведущую с острова
Мортон на материк. Теперь оставалось лишь ждать прибытия одного из тех
таинственных подводных кораблей, для которых предназначался причал, и
надеяться, что удача и впредь будет сопутствовать в его отчаянном
предприятии. Обратного пути все равно не было. Во второй раз без
специального снаряжения ему не пройти коварный подводный туннель...
Впереди, за причалом, ворочалась живая дышащая масса ядовитой воды. С
каждым приливом она поднималась на метр и через шесть часов вновь опускалась
до прежней отметки. Иногда неожиданно, по подземной лагуне проходили
странные кольцевые волны, возникало и гасло свечение каких-то
микроорганизмов, способных жить в этом растворе фтористого водорода с
солидной примесью цианидов,
Приходилось признать, что он сам загнал себя в ловушку, из которой не
было выхода. Вода во фляге почти кончилась. Продукты тоже подходили и концу.
Угнетающе действовало на Романа однообразие обстановки: неменяющееся
освещение и почти полная тишина, нарушаемая лишь монотонными громкими
шлепками крупных капель воды, сочившихся из какой-то трещины в потолке
грота. Эти шлепки раздражали Романа больше всего. Иногда они казались ему
мятником гигантских часов, отсчитывающих секунды его жизни, иногда ударами
молота по наковальне, вместо которой он все чаще и чаще ощущал свою
собственную голову. И если, забывшись. Роман на несколько минут отдавался
этому ритму, он уводил его в сторону весьма странного состояния. Ему
начинало казаться, что стены грота становятся непрочными, что они слегка
деформируются, постепенно и незаметно уменьшая его жизненное пространство.
Капли все падали. Они падали так, наверно, не одну сотню лет и будут
падать еще столько же, выращивая на потолке пещеры каменные сосульки
сталактита. Его прах истлеет, кости превратятся в пыль, а вода все так же
будет падать с потолка, и не умолкнут эти шлепки или удары. Тяжелые удары
молота словно пытались разрушить стену у него за спиной.
В который раз он обернулся. За спиной кто-то, конечно, стоял. Кто-то
невидимый и огромный... Впрочем, не совсем невидимый. Тусклой линией
обозначился едва заметный контур, обрисовался ярче. Постепенно линия стала
наливаться синим огнем, одновременно она становилась тоньше, а все, что
попадало в нарисованную ею ослепительную замкнутую кривую, исчезало из поля
зрения, наполняясь изнутри непроглядной тьмой. Роман сидел слишком близко и
не мог видеть всей фигуры. Зато хорошо разбирал детали. Когтистую лапу,
абрис крыла, контуры огромной головы, подпиравшей потолок. Фигура оставалась
совершенно плоской. Все внутри светового контура поглощала непроницаемая
плотная тьма.
Роман воспринимал появление светящейся фигуры как нечто вполне
естественное -- его состояние в этой полной изоляции рано или поздно должно
было разрешиться какой-нибудь галлюцинацией. Однако существо выглядело
слишком уж реально, слишком подробные детали воспринимались сознанием.
-- Кто ты? -- спросил Роман, и существо, к его удивлению, ответило,
хотя звука голоса он так и не услышал:
-- Я тот, кого ты хорошо знаешь.
-- Я тебя не знаю.
-- Не помнить и не знать -- не одно и то же.
-- Я тебя не знаю, -- упрямо, с возрастающим беспокойством повторил
Роман.
-- Да полно! Так ли это? А впрочем, как хочешь. Для нашей беседы это
несущественно. Вспомни хотя бы шар.
-- Шар?
-- Да, да, шар! Полый металлический шар, так часто снившийся тебе в
ночных кошмарах.
-- Откуда знаешь о моих кошмарах?
-- Может быть, я и сам оттуда. Кусок тьмы, из мира тьмы. Часть твоих
кошмаров.
-- Тогда уходи, откуда пришел. Я не нуждаюсь в кошмарах, ставших
реальностью.
-- Даже если я уйду, я все равно останусь. Не как данная сущность, так
в чем-то другом. Мы многолики и вездесущи, мы умеем просачиваться, проникать
и затем становиться из малого великим. Даже если не мы сами -- наши мысли,
желания, планы остаются вместо нас. Вселяются в ваши мысли. Искажают ваши
планы. Вчера еще у вас был друг -- сегодня он позавидует вам и уйдет. Ему
покажется, что это вы позавидовали ему или, того хуже, обидели, не проявили
должного почтения... Причин множество, результат один: все это работает на
нас. Помогает увеличиваться нашей сущности и уменьшаться вашей.
-- Но ведь есть же способ остановить вас, если каждый, где бы он ни
находился, сделает хотя бы самую малость, ведь нас так много! Если каждый
вставит хотя бы крохотное звено, получится преграда, которую вы не сможете
преодолеть.
-- Никогда вы этого не сделаете. Вы не способны даже осмотреться. Никто
из вас, людей, не знает, где проходит граница между реальностью и сном. Вы
всю жизнь живете в полудреме, некоторые из вас не просыпаются никогда. Вы
ленивы, глупы и к тому же настырны. Вы не знаете пределов своим честолюбивым
устремлениям, вы не знаете даже, где проходит граница, у которой следует
остановиться. Тем хуже для вас.
-- Ты пришел специально, чтобы сказать мне все это?
-- Я пришел для того, чтобы напомнить тебе о шаре.
Чем дольше длилась эта необычная беседа, тем больше удавалось Роману
взять себя в руки, сосредоточиться, загнать в дальние уголки сознания тот
первобытный ужас, который охватил его в первые минуты появления этого
кошмарного существа, словно раскаленным углем нарисованного на темной стене.
-- Я вижу тебя насквозь, человек. Слишком хорошо знаю твои помыслы и
затаенные страхи. -- Он сказал слово "человек" с нескрываемым презрением.
-- А кто ты сам?
-- Я -- дейм. Деймы самые совершенные существа в этой части Вселенной.
Избранный народ, призванный управлять всеми остальными формами жизни.
-- Кто вас избрал? Вы сами, конечно? В нашей истории появлялись иногда
такие "избранные" народы, но, мне помнится, все они плохо кончали.
-- Хватит болтать, ты, смердящее порождение кучи бацилл и слизи! У меня
мало времени. Как только ты останешься один, немедленно возвращайся на
рудник. Ты слишком много бегаешь, слишком часто забываешь о своем задании!
-- О задании?..
Дейм говорил слишком уверенно, и Роман вновь почувствовал страх и
растерянность.
-- Как только вернешься на рудник, сиди тихо, жди прилета корабля
землян. Мы сделаем так, чтобы тебя взяли на этот корабль. Твоя задача --
вовремя оказаться в нужном месте. Любой ценой до старта ты должен быть на
корабле. Об остальном узнаешь позже.
-- Да кто ты такой, чтобы диктовать мне приказы, с чего ты взял, что я
буду им подчиняться?
-- Будешь. Вспомни о шаре. О том, что в твоей голове.
И Роман его ощутил. Стальную круглую болванку, втиснутую ему в мозг. От
нее сейчас волнами шла нестерпимая острая боль, она ломала его волю,
уничтожала всякое желание сопротивляться. Судорожные спазмы сжали легкие,
сердце. Он задыхался, терял сознание, потом боль отпустила, исчезла совсем.
-- Когда-то ты был человеком. А теперь ты ничто, нуль, козявка, не
обладающая собственной волей. Мы нашли твое изуродованное тело в поясе
астероидов, ты еще не успел остыть -- и это было все, что нужно. Такие вещи,
как ты, мы конструируем десятками. Это очень просто: немного слизи, чужая
память, управляющий шар. Вещь, имеющая смысл лишь в пределах отведенного ей
задания и исчезающая вместе с ним.
Он замолчал, давая Роману возможность осмыслить услышанное.
-- Но у меня же есть имя, я чувствую себя человеком. Это ложь,
чудовищная ложь!
-- Даже имя у тебя чужое. Так ты будешь делать то, что тебе приказано,
или мне применить третью степень воздействия и управлять тобой на
расстоянии, как механической куклой?
-- Я буду, конечно, буду, у меня же нет выбора... -- Говоря это, Роман
медленно, незаметным движением достал из-за пояса лазерный пистолет и, не
поднимая его, лишь развернув ствол в сторону призрака, нажал гашетку.
Фиолетовая игла луча с тихим шипением перечеркнула пещеру и уперлась в
ту часть контура, где у дейма должна была быть грудь. Долю секунды казалось,
что мрак полностью поглотит и нейтрализует луч лазера, но вдруг с легким
хлопком весь абрис ослепительно вспыхнул, словно его облило пламя, и контур
стоящего у стены существа обрел объем. Продолжалось это ничтожную долю
мгновения, как при вспышке магниевой лампы. Но следующий заряд уже повторил
путь первого, и вновь на долю секунды возникла огненная скульптура. Она была
меньше первой, значительно меньше! А Роман все давил и давил на спуск. В том
месте, где стоял призрак, размеры вспышек продолжали уменьшаться, пока
очередной заряд сконцентрированных фотонов не ударил в стену, разбрызгав во
все стороны расплавленные капли базальта. Сквозь затихающий треск и вой он
услышал обрывки слов или, может быть, то был стон? Он разобрал лишь часть
фразы:
-- Ты еще пожалеешь, ты никогда не узнаешь...
Темнота, ставшая совсем плотной после ослепительных вспышек лазерных
разрядов, сомкнулась над гротом, и несколько секунд Роман стоял
опустошенный, без единой мысли в голове, слыша лишь затихающий шорох и
шелест, словно внутри его черепа ворочался клубок отвратительных насекомых.
Наверно, так и должно быть. Наверно, таким и бывает нормальное мышление
робота с готовой программой, вещи, предназначенной на одно задание.
А вода капала все так же равномерно и неустанно, словно ничего не
случилось. Все так же шлепали в темноте большие невидимые ладони, и звук
дробился, сливался с собственным эхом, порой затихал, чтобы тут же
возникнуть с удвоенной силой.
Послушав с минуту это равномерное и монотонное шлепанье, Роман побрел к
пирсу. Предпринимать что бы то ни было в его новом положении бессмысленно.
Куда бы он ни пришел, с кем бы ни заговорил, на все будет смотреть сквозь
щели, прорезанные в стенке стального полого шара, вместившего его мозг и
какой-то чужеродный управляющий механизм. Он и раньше чувствовал себя порой
странным отщепенцем среди людей, теперь же не оставалось ни одной зацепки,
связывавшей его с родным домом, да и самого дома тоже не было -- ведь все,
что он помнил о нем, оказывалось ложью или, по крайней мере, ему не
принадлежало и было украдено у какого-то другого человека.
Морская вода притягивала его, манила своей темной смертельной глубиной.
Он подумал о том, как просто и быстро могло бы все кончиться, слишком
просто... Слишком просто для тех, кто все это придумал. Он почувствовал, как
растет в нем неудержимое чувство ненависти, медленно и конкретно обретая
форму, как это темное пятно в глубине воды... Что там может быть, дельфин,
местное морское чудовище? Не бывает здесь ни дельфинов, ни чудищ. В этой
мертвой, смертельно опасной воде только одно-единственное существо могло
противостоять ее коварству...
Отступив от пирса, укрывшись за выступом скалы, он достал лазерный
пистолет, опустил предохранитель и еще раз с горечью подумал, что во всем
этом огромном мире, заполненном множеством обитаемых планет, у него вряд ли
найдется друг. И тут же сформулировал эту мысль более жестко и точно: вряд
ли останется хоть один, кто захотел бы иметь с ним дело, узнай он о нем всю
правду. Теперь оставалось лишь ждать.
Темное пятно постепенно приближалось к поверхности подземной лагуны...
В своем расследовании Кленов снова погружался в вязкое болото. Чем
больше накапливалось фактов, тем противоречивее они выглядели. Пустяковая,
казалось бы, задача в условиях Гридоса постепенно превращалась в
неразрешимую проблему.
Для начала он сделал самое простое -- попробовал пройти тем самым
путем, с которого начинал Гравов. Посетил отдел трудоустройства,
распределявший договорных рабочих по предприятиям и промышленным комплексам.
Чиновник, явно недовольный визитом Кленова, прервавшим его сонное
благоденствие, долго изучал удостоверение инспектора. Затем по селектору
связался со своим руководством и лишь минут через пятнадцать выразил наконец
готовность ответить на вопросы.
-- Меня интересует Гравов. Роман Гравов, прибывший к вам по договору
вольнонаемным рабочим. Договор категории Х-2. Установите, куда он был
направлен.
-- У нас все учитывается. Регистрируется каждый человек.
-- Я в этом не сомневаюсь. Считайте мой визит простой формальностью.
Чиновник усмехнулся, торопливо листая пластиковые перфокарты с кодами.
Не очень-то он любил этих умников с Земли, прилетающих сюда в поисках
легкого заработка, везде сующих свой нос, а затем бесследно исчезающих.
Чужаки. Пришельцы.
-- Вашему протеже была предложена категории Х-2 в точном соответствии с
договором. Вот карточка, пожалуйста.
Найдя нужную карту, чиновник небрежным щелчком отправил ее в приемную
щель компьютера и, как только на экране монитора появился невидимый для
посетителя текст, стал читать:
-- "Звездокруг". Туристская фирма. Оклад двести престов в неделю.
-- А его обязанности?
-- Обслуживание клиентов. Сопровождение в туристских турне по островам.
Райская жизнь. Всего два рабочих дня в неделю.
-- Но для этой работы, насколько я понимаю, необходимо хорошее знание
местных достопримечательностей и всех особенностей ваших поселений, как же с
этим может справиться приезжий?
-- Маршруты повторяются. Не так уж много у нас достопримечательностей.
К тому же фирма предоставляет две оплаченные недели для обучения новичков.
Все выглядело правдоподобно, вот только в "Звездокруге" ничего не знали
о Романе Гравове. Назначение он получил, расписался в графе "согласен", и
больше его не видели.
Из бюро он отправился в главное полицейское управление. Старший
инспектор Курлянов, по совместительству выполнявший работу специального
уполномоченного федерального правительства, не заставил себя ждать слишком
долго. Он появился ровно через двадцать минут после назначенного времени и
не счел нужным даже извиниться.
Курлянов оказался ничем не примечательным мужчиной среднего роста,
разве что выглядел слишком молодо, да чересчур бросались в глаза маленькие
усики, словно специально приклеенные для того, чтобы походить на детектива
из старинного фильма.
-- Вы познакомились с моими отчетами? Получили их все? -- спросил
Курлянов.
-- Конечно.
-- Тогда я не понимаю, зачем здесь нужен специальный уполномоченный
Федерации. За два года я не зарегистрировал ни одного серьезного нарушения
космического кодекса в этой колонии.
-- А что, несерьезные все-таки были?
-- Да так, обычные мелочи. Несоблюдение некоторых правил охраны среды,
нарушение тарифов и таможенных квот. Интенсификация человеческого труда. У
нас тут не очень-то жалуют роботов. Вот, пожалуй, и все. Для контроля за
этими нарушениями нет никакой нужды в специальном уполномоченном.
-- Здесь иногда исчезают люди, сорок восемь за два года, -- тихо
произнес Кленов.
-- Это не доказано! Плохо налаженный контроль за выездом еще не
означает...
-- Не повторяйте глупостей, которыми нас пичкают местные власти! --
начав терять терпение и уже не сдерживаясь, резко проговорил Кленов. На два
года мы установили специальный контроль за выездом и въездом с планеты,
проверялись все рейсовые корабли. За это время здесь бесследно исчезли сорок
восемь человек!
-- Они могли сменить фамилию, отказаться от компьютерного контроля. Это
их право.
-- Все сорок восемь? Зачем?
-- Я не знаю зачем. Зато я знаю, что здесь обычное, ничем не
примечательное периферийное поселение. Здешние люди не способны на
преступления. Исчезновение людей? Я думаю, если хорошенько покопаться, их
можно обнаружить на каком-нибудь диком поселении. Кто-то решил скрыться от
слишком ретивой жены или от старого друга, уехал, сменил фамилию,
регистрационную карточку, растворился, исчез, перестал существовать в
прежнем статусе.
-- Видите, в чем дело... Если человек меняет регистрационную карточку,
то при этом взамен одного официального поселенца появляется другой, общее
число их при этом не меняется...
-- Вы собираетесь расследовать все сорок восемь случаев?
-- Посмотрим. Начать я хотел бы вот в этого человека. Он пропал
последним.
-- Гравов. Роман Гравов... Он не проходил по нашим картотекам. У меня
хорошая память.
-- Это оттого, что год, после которого вы регистрируете официальное
исчезновение поселенца, еще не прошел.
-- Почему в таком случае вы полагаете, что он пропал?
-- Буду рад, если вы поможете установить его местонахождение.
Кленов протянул Курлянову справку, полученную в отделе по распределению
рабочей силы. Тот внимательно прочитал ее, нахмурился, сделал какой-то
запрос со своего пульта и, получив ответ, помрачнел еще больше.
-- С фирмой "Звездокруг" нас связывают не самые лучшие взаимоотношения.
Несколько раз я пытался доказать, что они занимаются контрабандой, и каждый
раз вещественные доказательства исчезали, а свидетели напрочь теряли память
во время официального разбирательства. И если вашего парня запутали в их
делишки...
-- Это не мой парень. Это обыкновенный переселенец. А что у них за
контрабанда, что-нибудь серьезное? Наркотики, алкоголь?
-- Да нет. Всего лишь "Уравил".
-- Что это?
-- Ах да... Все время забываю, что вы не наш. У нас об этом напитке
знает каждый ребенок. Прекрасный заменитель натурального кофе.
Вначале Курлянов произвел на Кленова благоприятное впечатление.
Осторожен в выводах, нетороплив, в меру приветлив, ровно настолько, чтобы не
выглядеть подобострастным. К тому те у него двойственное положение. Ему все
время приходится балансировать между интересами Гридоса и Федерации... Дурак
на таком месте долго не засидится. Кленову нужен был надежный помощник, и он
все не мог решить, подходит ли для этого Курлянов, можно ли ему полностью
довериться.
-- "Уравил" -- это напиток желтого цвета, который подают во всех кафе?
Я, кажется, видел даже вывески с его рекламой.
-- Дело в том, что существует два "Уравила". Один -- местного
производства, второй -- контрабандный. Контрабандный, естественно,
поэффективнее, считается, что он обладает особым целебным действием, ну и
цена соответственная.
-- Таким образом, местное производство используется в основном, как я
понимаю, для прикрытия контрабанды.
-- Вообще-то вы правы. Все мелкие заводишки по его производству давно
скупила все та же фирма "Звездокруг". Наш совет считает вопрос с "Уравилом"
не подлежащим обсуждению. Я несколько раз пытался поднять его, и ничего у
меня не вышло, вам тоже не советую. Такое впечатление, что "фирмачи" нашли
способ всерьез заинтересовать наших законодателей, не знаю уж чем.
Курлянов казался вполне искренним, и Кленов решился наконец выложить
свой главный козырь.
-- Вы знаете, что в состав "Уравила" входит чужая органика?
-- Да, сок радоского плода.
-- Нет. Это не сок плода. Это что-то гораздо более сложное и серьезное.
Мои специалисты бьются над его составом уже достаточно долго. Пока что с
уверенностью можно сказать, что туда входят неизвестные нам и скорее всего
синтетические органические вещества очень сложного структурного строения. По
своей архитектуре они походят на человеческий гаммаглобулин, но только по
архитектуре. Состав совершенно другой, и назначение этой добавки пока
неясно. Ее влияние на человеческий организм, может быть, вообще
непредсказуемо.
-- Не хотите ли вы сказать, что кроме получения выгоды от продажи
контрабанды его производители преследуют какую-то иную цель?
Все добродушие слетело с лица инспектора, он сидел, сжав зубы, а рука
нервно постукивала по краю стола.
"Что-то он слишком волнуется, и вовсе не потому, что эта новость так уж
для него неожиданна..." -- подумал Кленов.
-- Я стараюсь не строить гипотез без достаточных к тому оснований. Я
сказал все, что пока знаю. К сожалению, исследования затруднены тем, что эти
вещества совершенно не действуют на животных. А эксперименты добровольца
даже с теми, кто систематически употребляет контрабандный напиток, требуют
специального разрешения совета.
-- Чтобы провести такое исследование, нужна целая группа специалистов и
неплохая лаборатория. Вы привезли их с собой?
"А вот этого я тебе не скажу, -- подумал Кленов. -- Что-то ты слишком
заинтересовался историей с "Уравилом", хотя, надо отдать должное, вопрос
задан с видимым безразличием. -- Кленов уже почти не сомневался, что имеет
дело с умным, хорошо законспирированным противником. -- Кто же за ним
стоит?.. Во всяком случае, не совет, существует какая-то другая организация,
иначе бы лаборатория тебя не интересовала..."
-- Исследования проводятся на Земле, в федеральном научном центре, по
доставленным с Гридоса образцам. Так что мои данные могли сильно устареть.
Следующий рейсовый корабль, возможно, привезет нам что-нибудь новенькое. --
И это сообщение явно не вызвало у Курлянова особой радости. -- Одного не
могу понять, откуда эта контрабанда берется?.. -- проговорил Кленов.
-- С кораблей, естественно.
-- С кораблей-то с кораблей, да нет такой органики в освоенных нами
мирах. Центральный информаторий о ней ничего не знает. Я не верю, что
какие-то гении сумели создать столь сложное органическое соединение в
подпольной лаборатории только для того, чтобы потом им тайно торговать.
Что-то здесь концы с концами не сходятся, да и корабли... есть специальные
детекторы для обнаружения подобных веществ, пройти таможенный контроль
службы безопасности с такой контрабандой практически невозможно, а ведь
"Уравил" продолжает поступать на Гридос регулярно и довольно большими
партиями. Может, вы мне поможете разрешить эту загадку?
-- Пожалуй, я могу вам дать всею лишь совет.
-- Я весь внимание. -- Кленов понимал, какую опасную игру он затеял,
провоцируя своего партнера (или противника) на открытый выпад, и все же
продолжал ее, потому что не видел другого быстрого способа выявить истину.
Курлянов расстегнул ворот рубашки, словно ему стало душно. Он рисковал не
меньше Кленова, понимая, что с инспекторской службой Федерации шутки плохи.
А инспекторами назначали, как правило, хорошо подготовленных, универсальных
специалистов. Этот человек показался ему опасным.
-- Оставьте вы этот "Уравил" в покое. Это наша частная проблема, к
федеральным властям не имеющая никакого отношения.
-- Это не так. Есть все основания полагать, что "Уравил" имеет самое
прямое отношение к развалу экономики Гридоса. Федерация не может себе
позволить потерять одну из своих колоний, а дело может дойти и до этого. Мне
кажется, здесь существуют силы, заинтересованные в подобном развитии
событий, Это можно проверить. Давайте вместе проведем срочную инспекцию
складских в рабочих помещений фирмы "Звездокруг". Я думаю, мы обнаружим там
немало интересного.
-- Я не могу дать санкцию на такую инспекцию.
-- Почему?
-- Это не входит в мою компетенцию.
-- Вы же прекрасно понимаете, что, если мне придется обратиться за
разрешением в совет, после дебатов и затраченного на это времени, такая
санкция из-за утечки информации потеряет всякий смысл.
-- В таком случае вам придется от нее отказаться,
-- Через месяц здесь будет "Руслан", и я смогу провести инспекцию, не
прося вас о содействии.
-- Естественно, но к тому времени она потеряет всякий смысл.
-- Вот это я и хотел от вас услышать.
-- Мне придется принять меры, чтобы известная вам информация не
получила преждевременного распространения.
-- Боюсь, это вам не удастся. У федеральной службы безопасности
существуют свои каналы передачи служебной информации. Так что не делайте
глупостей. Моя откровенность, как вы, возможно, уже догадались, была всего
лишь проверкой вашей лояльности, и я на нее не пошел бы без санкции своего
начальства. Подумайте об этом. Всего хорошего.
Темное пятно в воде постепенно приобретало очертания человеческой
фигуры. Медленно всплывая, человек оставался неподвижен. В полумраке Роман
не сразу понял, что перед ним женщина. Видимо, она потеряла сознание,
преодолевая глубоководную пещеру. Только сейчас он наконец опомнился и
бросился ей на помощь.
Лицо женщины скрывала маска с поляризованным светофильтром, зато
фигура, обтянутая полимерной тканью костюма, говорила о том, что женщина
молода и, возможно, красива.
Сорвав с нее маску, он полностью открыл вентиль кислородного баллона и
приблизил струю живительного газа к губам женщины. Она глубоко вздохнула,
застонала, но глаз не открыла. Теперь он знал, что ничего серьезного ей уже
не грозит. Обморок скоро пройдет.
В первую секунду он не узнал ее, хотя лицо девушки и показалось ему
странно знакомым. Длинные черные волосы рассыпались по плечам, сливаясь с
темной тканью костюма и подчеркивая белизну кожи чуть скуластого лица с
волевым подбородком и темными дугами бровей.
Неожиданно словно пелена спала о его глаз, он увидел эти волосы
летящими за незнакомкой в городской толпе -- это была та самая девушка,
гордячка, приближаться к которой было опасно для жизни...
Ее лицо, отрешенное от всего, казалось ему совершенным. Уста сомкнуты,
глаза прикрыты. Пройдут минуты, и очарование исчезнет, она испугается,
начнет говорить ненужные пустые слова, человеческая жизнь, причастность к
которой он перестав сейчас ощущать, властно ворвется под эти замкнутые,
отрезанные от остального мира своды. Никогда больше он не ощутит такого
полного единения с другим существом... Он не знал даже, принадлежат ли ему
эти мысли или они являются частью инородного объекта, притаившегося внутри
его мозга... Он думал об этом теперь постоянно, даже сейчас, когда смотрел
на тело девушки. На эту прекрасную, словно отлитую из черной бронзы статую.
Костюм из тонкого пористого пластика лишь подчеркивал совершенные формы ее
тела. Не в силах сдержаться, он нагнулся и поцеловал ее в губы, словно хотел
вознаградить себя этой последней, украденной лаской за предстоящее
отчуждение... И именно в этот момент она открыла глаза.
Ни испуга, ни отвращения, ни даже протеста не увидел он в ее синих
глазах, словно заглянувших на дно глубокого колодца.
-- Кто ты?
Роман, пожал плечами, не зная, что ответить на этот простой вопрос.
-- Ты не из россов, я не знаю тебя... Постепенно в ее глазах появлялся
не страх, нет, скорее какое-то отчаяние. -- Кто бы ты ни был, ты не слуга
деймов. Ты ждал здесь наших? Почему ты молчишь?
-- Я никого не ждал. Я бежал, спасая свою жизнь, попал в этот грот и
вот увидел тебя. Остальное не так уж важно... Ты-то откуда здесь взялась?
-- Нас выследили, взорвали лодку, все наши погибли, одна я уцелела. --
На секунду в ее глазах блеснули слезы, и тут же она взяла себя в руки. --
Здесь нельзя оставаться. Я думаю, теперь они знают об этом тайном пути.
Скоро здесь будут слуги деймов. Придется уходить вместе.
Роман не знал, что собой представляет тайный путь, о котором она
говорила. Скорее всего она приняла его за кого-то другого. Это не имело
сейчас никакого значения. Ему было все равно куда идти.
-- Из этого грота без дыхательного аппарата не выбраться. Придется тебе
плыть одной.
-- Моим дыхательным аппаратом можно пользоваться по очереди.
-- Может быть, ты хоть скажешь, как тебя зовут?
Девушка усмехнулась:
-- Надо было спрашивать раньше, прежде чем... -- Она замолчала,
взглянула выжидающе ему в лицо. Потом все же ответила: -- Меня зовут Элия.
Какое-то время Элия уверенно выбирала путь среди бесчисленных
пересечений подземных штреков. В своих одиноких странствиях по руднику Роман
никогда не забирался так далеко, и эта часть подземного лабиринта была ему
совершенно незнакома. Судя по компасу, они находились в западной части
острова и приближались к берегу.
По подсчетам Романа, они прошли не меньше пяти километров. Остров
должен был давно кончиться. Штольни пролегали теперь под дном океана...
Неужели здесь есть подземный ход к архипелагу? До него не менее ста
километров. Им никогда не преодолеть такое расстояние... О какой двери в
таком случае все время говорит Элия?
Он нагнал девушку и только теперь заметил, что она держалась из
последних сил.
-- Нужно сделать привал.
-- Нет. Мы не можем терять времени. Стражи никогда не ждут дольше
положенного.
-- Мы должны остановиться, передохнуть хотя бы несколько минут. Иначе
ты вообще не сможешь идти. Ну пожалуйста, Элия... -- Он осторожно, но
настойчиво взял ее за локоть, и девушка подчинилась.
Пока она раскладывала нехитрую снедь из универсальных консервированных
завтраков, он решил осмотреть штрек. Когда он вернулся, Элия уже закончила
приготовление к завтраку или может быть, к обеду? Под землей время идет
иначе, и даже часы не могут убедить в том, что утро давно наступило.
Девушка в его куртке, майке и импровизированной юбке, наспех сделанной
из остатков водолазного костюма, выглядела вполне по-домашнему.
Элия ела мало, лишь подчиняясь необходимости. Если бы этот человек,
выбравший ее в спутницы жизни, не казался ей таким далеким, она бы,
возможно, легче перенесла совершившийся вопреки всем законам приличия полный
поворот в ее жизни. Если бы он хоть немного облегчил ее положение! Ей даже в
голову не приходило, что чужеземец попросту мог не знать один из важнейших
законов ее общины. При любых обстоятельствах губы мужчины, коснувшиеся губ
свободной женщины, могут означать лишь одно -- отныне она становилась его
избранницей. Он не захотел подождать, как полагалось по древнему обычаю,
пока она первая сделает шаг навстречу, а вместо этого воспользовался ее
беспомощным состоянием. Это глубоко задело и оскорбило ее. А сейчас, вместо
того чтобы, воспользовавшись передышкой, попытаться исправить положение,
оправдаться, объяснить, наконец, почему он так поступил, вместо всего этого
он жует свои бутерброды так, словно важнее у него ничего нет в жизни. Мать
была права, она всегда говорила ей, что пища имеет необъяснимую власть над
мыслями и чувствами мужчин. Не успев дожевать бутерброд, он наконец
заговорил с ней, но совсем не о том, чего она ждала:
-- Эти стражи... -- Он по-прежнему не смотрел в ее сторону, словно
разговаривал с обломком скалы, валявшимся в проходе. -- Что они собой
представляют?
-- Это искусственные люди, созданные деймами. Если бы его лицо не было
повернуто в сторону от фонаря, она увидела бы, как смертельно побледнел
Роман.
-- Как они выглядят? -- Она услышала волнение в его голосе, но так и не
смогла понять, чем оно вызвано.
-- Как люди.
-- Они что, едят, пьют, разговаривают, любят женщин? -- Теперь в его
голосе слышалось раздражение, почти злость.
-- Да что ты! Это просто куклы. Их заряжают на один поход или дают
другое, специальное задание, Как только оно выполнено, они уже не могут
двигаться. Тогда их уничтожают. Два таких стража вели нас через проход. Один
израсходовал полностью всю свою силу и был уничтожен. Второй ждет у двери
нашего возвращения. Но заряд волшебной силы, которой снабдили его деймы,
постепенно ослабевает. Вот почему мы должны торопиться. Если мы опоздаем он
не сможет провести нас обратно.
-- Что это за проход, куда он ведет?
-- На Ангру.
-- Ангра -- это твой остров?
-- Это мир, в котором мы живем.
-- Мир? Что ты имеешь в виду?. Это же не Гридос? Там светит другое
солнце? -- Впервые он посмотрел ей прямо в лицо глазами, расширенными от
удивления.
-- Конечно. На Ангри три луны. Одна с большим огненным кольцом. У нас
не бывает дождей, и растет розовая трава, которую так любят кросты. Тебе
понравится у нас. Гридос хуже моего мира. А у вас, на Земле, бывают дожди?
-- Бывают. Их вызывают искусственно. Но подожди, где вы берете корабль
для перехода? И где он нас ждет сейчас?
-- У вас тоже есть колдуны? Когда нам нужен дождь, мы обращаемся к
деймам.
-- Я спросил тебя о корабле...
-- Я не знаю, что это такое.
-- Большая лодка для полета через пространство. Только она может
пронести человека от одного мира к другому.
-- Для этого не нужна лодка. Нужен заколдованный страж и дверь...
-- Бред какой-то... -- Он обхватил голову руками, словно хотел удержать
разбегавшиеся мысли. Самым удивительным было то, что он не находил в ее
словах ничего невероятного, ему казалось почти естественным все, что она
сказала: "Нужен заколдованный страж и дверь". Все же попробовал начать все
сначала.
-- Как выглядит эта дверь? У нее есть ручка? Ее можно открыть?
-- Ну что ты! Страж входит в черную скалу в ведет за собой человека.
Страж всегда идет впереди.
-- Подожди. Он входит прямо в скалу?
-- Да.
-- И скала пропускает его?
-- Конечно. Он же заколдован специально для этого.
-- Прости, я забыл... И что же, человек может идти следом?
-- После стража остается проход. Он светится как голубой туман, нужно
спешить, пока скала снова не станет твердой.
-- Здесь, на Гридосе, есть такая скала?
-- Конечно, мы же идем к ней... Ты задаешь вопросы, как ребенок.
-- Прости. Земляне не умеют проходить сквозь скалы, но, если здесь есть
такая дверь, я хотел бы на нее посмотреть...
Слышал он о такой двери когда-то очень давно. Те, кого он хорошо знал
раньше, а потом забыл, много раз говорили ему о двери, ведущей в чужие миры,
и о дороге без возвращений...
Едва они двинулись, как Роман услышал странный свист. Он доносился
спереди, из туннеля, по которому они шли.
-- Не шевелись, -- прошептал он на ухо Элии, гася фонарь. -- В этих
пещерах водится много нечисти, их может привлечь свет и движение.
-- Но мне говорили, на Гридосе вообще нет животных, или ты имеешь в
виду деймов? -- Она ответила шепотом, и он ощутил у себя на щеке ее жаркое
дыхание.
-- Я не знаю, откуда они здесь берутся. Может быть, из твоей двери в
другие миры. Больше их нигде нет, одно из таких чудищ я как-то встретил
здесь. "Правда, тогда я был один и ничего не боялся". -- добавил он уже про
себя, ощупывая ребристую рукоятку лазерного пистолета.
Звук повторился ближе. Он возник на низких нотах и, пройдя через весь
звуковой спектр, закончился на пронзительном визге. От этого визга мороз
продирал по коже.
Элия прижалась к нему. В темноте он обнял ее за плечи свободной рукой.
Впереди, за поворотом туннеля, вдруг замелькал слабый, едва различимый свет.
-- Я их узнала... Это ночные кросты. Они питаются светом и теплом. От
них нет спасения. Сейчас они нас почуют и высосут все тепло, превратят в
куски льда.
-- Быстрее, бежим! -- Он дернул ее за руку и не смог сдвинуть с места.
Девушка словно окаменела.
-- Бесполезно. Они летят быстрее олнов. Спасения нет. Я должна сказать
тебе что-то важное... Я прощаю тебя за то, что ты сделал там, в гроте. -- Ее
руки нашли в темноте его голову, притянули к себе, и он почувствовал на
своих губах ее горячие живые губы. Прикосновение было мимолетным, почти
мгновенным. -- По нашим обычаям девушка должна первой поцеловать мужчину,
только тогда древний обряд имеет силу. Теперь мы не расстанемся после
смерти...
-- Послушай, Элия, сейчас не время говорить об обычаях. Если эти
существа опасны, нужно что-то делать...
-- Ты ничего не сможешь. От них нет спасения. Огненные бабочки порхали
уже совсем рядом. Их было много, наверное, не меньше сотни, медленно, плавно
порхающих огненных листочков, таких безобидных с виду. Вдруг те, что летели
впереди, прекратили бесцельное, неторопливое порхание в воздухе и резко
изменили направление полета в сторону людей. В их движениях появились
целеустремленность и резкость. Буквально через секунду они уже были на
расстоянии вытянутой руки, и только теперь Роман по-настоящему ощутил ток
опасности, исходивший от этих существ. На них пахнуло ледяным холодом,
словно из дверей огромного холодильника. Совершенно рефлекторно, не надеясь
на положительный результат, Роман приподнял руку и выстрелил из лазерного
пистолета в налетающую стаю бледных световых вампиров. Тонкий, как игла, луч
пронесся между ними, не задев ни одного, уперся в противоположную стену и
полыхнул там ослепительной фиолетовой вспышкой. Раскаленное добела пятно
расплавленной породы ярко засветилось в темноте, и сразу же вся стая
бросилась к нему и жадно приникла к раскаленной породе, слилась с ней... В
воздухе не осталось ни одного кроста.
-- Скорее! -- крикнул он Элии. -- Скорее, пока они заняты...
Они проскользнули мимо тускнеющего на глазах пятна и бросились вдоль
штольни прочь от этого места.
Планета Занда-Фе в галактике, которой не могло быть ни на одной
звездной карте Земли, выглядела мрачно и одновременно величественно.
Гагояг вместе со своим неразлучным другом Велоягом только что вышли из
пространственной двери, соединявшей множество параллельных миров, и теперь
неторопливо шли по дорожке кристаллического сада.
На черной грани переходника еще не погас огненный контур, напоминавший
своими очертаниями гигантскую летучую мышь. По поверхности каменного
параллелепипеда змеились и гасли ветвистые искры.
Угасающий звездный карлик едва освещал поверхность планеты своими
дряхлыми красноватыми лучами. Сад, простиравшийся во все стороны на десятки
и сотни километров, был также мертв с точки зрения существа из человеческих
миров, как и вся остальная поверхность планеты. Здесь росли лишь кристаллы.
Фиолетовые шестиметровые друзы, наполненные изнутри светом заходящего
солнца, чередовались с мрачными кристаллами Ориона. Их сменяли причудливые
наплывы полупрозрачного розового оникса. И наконец, впереди, прерывая
дорожку, перед идущими предстала изящная преграда, сплетенная из пенистого
кружева дендридов.
Здесь было их любимое место раздумий, где они вынашивали планы захвата
новых миров, решали дела, связанные с управлением старыми владениями. Здесь
выносились приговоры некоторым народам и порой решалась судьба целых планет.
Угрюмые владыки, правившие каждый сотнями обитаемых миров, молча вошли
в перголу. Владение столь обширной территорией имело и оборотную сторону.
Империя деймов была так велика, что власть ее правителей постепенно
растворялась в необозримых пространствах Вселенной. Десятки миров рождались
и умирали в ее глубинах, так и не успев узнать, кому они принадлежат.
Велояг, почтительно наклонив голову, наконец решился прервать раздумья
своего именитого спутника.
-- Ат-баяг считает, что я не был достаточно старателен.
-- Да, мы оба теперь не в почете. Я добровольно согласился разделить с
тобой изгнание и удалился от двора.
-- Они не должны были поручать столь низменное задание мне, владыке
третьей категории.
-- Но ведь ты не справился с поручением Ат-баяга. В этом они правы.
-- Так что те нам делать? За невыполненное задание полагается...
-- Я знаю, что полагается за невыполненное задание! Ты лучше подумай,
как исправить ошибку, как вновь подчинить нам этого проклятого землянина. К
сожалению, в будущем от его поступков зависит слишком много, и мы не можем
отказаться от первоначального плана!
-- Я думаю, Великий, я думаю... Но без твоей высочайшей помощи мне не
справиться.
-- Я обращался к предсказателям. У нас остается лишь одна возможность.
Нужно сделать все, чтобы он попал на "Т"-путь.
-- Но этот путь предназначен для избранных, как же мы можем?..
-- Я знаю. Только там он полностью окажется в нашей власти. Сейчас не
стоит считаться со старыми предрассудками. Выиграет лишь тот, кто способен
овладеть новым мышлением. Временной континиум неустойчив. Это наш последний
шанс.
Кленов включил индикатор и провел лучом вдоль всей поверхности кара.
Ничего постороннего, кроме обычных подслушивающих устройств. Может быть, они
не успели? В любом случае теперь этой машиной пользоваться опасно. Она
слишком заметна. После разговора с Курляновым все чрезвычайно осложнилось.
Он надеялся найти в нем помощника, а приобрел опасного врага.
Самым разумным было бы сейчас оторваться от наблюдателей, осесть на
тайной квартире и затаиться там до прилета "Руслана". Возможно, он бы так и
сделал, если бы не Гравов. Его след может вывести на таинственных
противников Федерации, умело оставшихся до сих пор в тени, прикрывавшихся
многочисленными подставными лицами.
Он оставил председательский кар посреди улицы, решив, что общественный
транспорт для него теперь более безопасен. Путь, который он в этот
промозглый вечер собирался проделать, был неблизок. Ему предстояло пересечь
весь город, чтобы добраться до высокого здания из стекла и бетона,
обнесенного высоченным забором с силовой защитой. Странное "украшение" для
туристской фирмы... Скорее всего Курлянов их уже предупредил. Однако вряд ли
они ждут визита инспектора сегодня ночью...
Пересаживаясь с маршрута на маршрут, он не особенно заботился о
невидимых наблюдателях, В том, что они есть, он ни на минуту не сомневался,
но не сомневался также и в том, что, пока электронные передатчики типа
"жучок", вделанные в его плащ во время визита к Курлянову, исправно
работают, ему нечего опасаться слишком пристального внимания к своей
персоне. В его плане отрыва от наблюдения этим "жучкам" отводилась важная
роль.
В последний раз поменяв маршрут, он решил, что видимость "запутывания"
следа соблюдена достаточно. Можно было приступить к выполнению основного
плана.
Старая колымага на магнитоной подушке кряхтела и постанывала на
поворотах, на ее обшарпанных, исцарапанных стенах сохранились автографы
многочисленных пассажиров. Как только маршрутный кар подошел к очередной
остановке, Кленов резко поднялся. Сойти следовало здесь, следующая будет уже
"Звездокруг". "Забытый" плащ остался лежать под сиденьем. Вряд ли его там
скоро обнаружат.
Кленов спрятался от дождя под низеньким стеклянным грибком остановки.
Кар ушел, вокруг не было ни души. Пронизывающий холодный ветер неприятно
обдувал спину под влажной от дождя рубашкой. Минут через пять показалась
маленькая полосатая машина, которую он заметил на предыдущей остановке.
Агенты наверняка вели его по лучу передатчиков. Во всяком случае, у него в
резерве верных полчаса, прежде чем за него возьмутся всерьез.
Чтобы сэкономить время, а заодно согреться, он сделал небольшую
пробежку до следующей остановки. Перед зданием фирмы на противоположной
стороне улицы Кленов остановился, подождал с минуту, изучая обстановку и
внимательно всматриваясь в проходную высоких литых ворот. Охраны не было
видно. Вряд ли она здесь есть вообще. Пользоваться сторожами считалось
несолидным. Фирма наверняка дорожит своей репутацией и вынуждена полностью
положиться на электронику. На этом и строился его главный расчет. Во все
матрицы охранных автоматов, изготовленных на Земле, вводился особый код. Это
держалось в строжайшей тайне, и пользоваться кодом разрешалось лишь в самых
исключительных случаях. Обнаружить же его в переплетении различных команд,
ключевых слов и зашифрованных приказов практически было невозможно.
Электронные матрицы из столицы рассылались во все переселения Федерации.
Автоматы печатали по их образцу схемы, собирали из них блоки, и никто не
зная, что благодаря секретному коду человек может остаться незамеченным,
пройти сквозь самые сложные охранные устройства. Надо лишь располагать
небольшим прибором, содержащим кодовый набор импульсов...
Он направил невидимый луч передатчика на дверь проходной. Стоит там
оказаться хоть одному устройству, изготовленному не по чертежам, и сейчас же
завоет сирена тревоги. Но все было тихо.
Он решительно толкнул дверь и вошел внутрь проходной. Контрольный
турникет уступил без малейшего сопротивления. Дежурный автомат недовольно
заурчал, когда Кленов пересек лучи его датчиков, но послушно открыл вторую
дверь. Теперь он уже был на территории фирмы. Абсолютно нелегально, если
следовать букве закона. Любой охранник мог его здесь попросту пристрелить.
Если у них все-таки есть охрана... Ему оставалось лишь надеяться на удачу.
Двор показался огромным, здесь было еще холоднее, чем на улице. Под
перекрещивающимися лучами прожекторов, сверкавших с высоты контрольных
вышек, он чувствовал себя абсолютно беззащитным. Стиснув зубы, Кленов
заставил себя идти неторопливо. Уверенность, естественность поведения --
сейчас единственное его оружие. Возможно, прежде чем стрелять, они захотят
выяснить, кто проник на охраняемую территорию и почему идет по ней так,
словно имеет на это право... Двор наконец остался позади, однако стеклянные
вращающиеся двери здания не шелохнулись, когда он надавил на них плечом.
Холодный пот струился между лопаток. Если эта проклятая дверь не откроется,
автомат, который ею управляет, подаст сигнал тревоги, и он окажется в
ловушке. Кленов попробовал еще раз. И только теперь вспомнил об узком луче
передатчика. От его толчков тревога могла включиться в любую секунду. Он
проклинал себя за глупость и одновременно водил лучом по двери, нащупывая
выходные отверстия контрольных замковых датчиков.
Наконец что-то громко щелкнуло в глубине вестибюля, и бесцветный
металлический голос у него над головой произнес: "Контрольная проверка
закончена, данные совпадают. Вы можете открыть дверь". Это еще что за
новости? Ему некогда было раздумывать. Дверь поддалась наконец его усилиям.
За спиной громко лязгнул автоматический замок. Он стоял в абсолютно темном
вестибюле.
Опасность не уменьшилась, она стала конкретнее и ближе. Ему уже не
угрожали невидимые стволы прицельных устройств. Слабый свет пробивался из-за
его спины сквозь прозрачную дверь. Глаза немного привыкли к полумраку.
Впереди горой вздымалась широкая лестница, укрытая ковром, а где-то справа
виднелись овальные кабинки пневматических лифтов.
Проще всего, конечно, было бы подняться на лифте на самый верхний,
двадцать второй этаж, а затем, спускаясь, постепенно осматривать все здание.
Но он знал, что это невозможно. Лифты могли контролироваться каким-нибудь
автоматическим устройством, не попадающим под действие его луча. Подойдя
ближе к лестничному пролету, он понял, что здесь есть еще и цокольные, а
может быть, и подземные этажи. Прежде всего нужно было найти картотеку.
Кленов нащупал на поясе крохотный фонарик и двинулся в сторону от лестницы
по коридору первого этажа.
Собственно, картотека могла находиться где угодно... Хотя скорее всего
она в приемной, чтобы дать возможность чиновникам фирмы быстро и незаметно
установить, с кем они имеют дело. Даже если сама картотека расположена в
другом месте, все равно там должны быть соединенные с ней дисплейные
пульты... Теперь, по крайней мере, он знал, что надо искать. Парадный вход,
богато обставленный вестибюль -- все то, что могло произвести впечатление на
впервые пришедшего сюда простака. Там и тут бледным лунным светом горели под
потолком небольшие ночные светильники, и это помогало ему ориентироваться в
путанице переходов. Наконец он нашел самый широкий центральный коридор,
заканчивающийся богато разукрашенной двустворчатой дверью. Приемная могла
быть здесь. Надписи, как обычно, не было. Днем над дверью загоралось зеленое
окно информационного дисплея со всеми нужными указаниями. Сейчас оно было
серым и пустым.
Ему не хотелось вламываться еще в одну дверь. К счастью, она оказалась
попросту незапертой. Небрежность или приманка для непрошеного ночного
посетителя? Что бы там ни было, сейчас он это узнает. Одна из створок,
уступая его усилиям, медленно пошла в сторону, открыв перед ним широкий
овальный зал с рядами полукруглых диванов и длинной конторской стойкой. Он
нашел то, что искал.
Какой-то глухой удар донесся до слуха Романа из глубины штольни, по
которой они теперь шли.
Ему каталось, что в спешке, уходя от тепловых вампиров, они потеряли
ориентацию и свернули в боковой туннель. Элия с ним не согласилась.
-- Понимаешь, вампиры никогда не улетают слишком далеко, их тела легко
проходят сквозь пространство, для этого им даже не нужен проводник.
-- Откуда ты знаешь? Можно подумать, ты видела этих вампиров раньше.
-- К нам на Ангру они залетают довольно часто и сразу же убираются
обратно. Старейшины говорили, что наш мир слишком тяжел для них.
-- Меня беспокоит этот шум позади, как будто течет вода...
-- Я ничего не слышу...
-- Штольня все время понижается, и, если вода где-то прорвалась, это
очень опасно.
-- Почему ты думаешь, что вода прорвалась именно сейчас? Дверь
действует не один десяток лет, и никогда раньше ничего не случалось.
-- Потому что кому-то очень не хочется, чтобы мы нашли эту дверь.
-- Что им до нас?
-- Помнишь, я тебе показывал тень на скале, оплавленный контур крыла...
-- Конечно. Там был дейм. -- С терминологией они испытывали явные
затруднения, иногда одни и те же предметы, места требовалось назвать
по-разному несколько раз, чтобы уяснить, о чем идет речь.
-- Хорошо, пусть будет дейм. Это существо обладает надо мной какой-то
властью. Оно сказало, что, если я не подчинюсь, мне будет очень больно, что
в голове у меня есть нечто... -- Он не знал, как сказать ей об этом. Роман
чувствовал холодный пот на своем лице. Он понимал, что теперь уже обратного
пути нет, и не знал, как продолжить. -- Какая-то область, шар... -- наконец
набрался мужества произнести это слово. Теперь он боялся даже взглянуть в ее
сторону. Он ждал ответа, презрения, насмешки.
-- Ну и что? Что ты ему ответил?
-- Я ощутил нечеловеческую боль в голове, потом выстрелил из лазера
несколько раз, и он ушел.
-- Деймы умеют и не такое.
-- Но он сказал, что я козявка, куча слизи, что мною можно управлять на
расстоянии, как роботом!
-- Деймы умеют многое, но им никогда нельзя верить. Если бы это была
правда, разве бы ты стоял сейчас здесь?.. Почему они не начинают свои
команды, если обладают такой властью?
Шум воды за их спинами между тем нарастал. Они бежали вдоль штольни.
Теперь она пошла круто вверх. Элия окончательно выбилась из сил, временами
ему приходилось нести на руках постепенно слабевшую девушку. Роман понимал,
что на такой глубине у них не остается ни малейшей надежды на спасение.
Напор прорвавшейся воды будет слишком мощным.
Штольня выпрямилась, изогнулась, луч фонаря уперся в преграду. Это был
тупик. В первые мгновения сознание, отказываясь принять очевидность,
мучительно искало выход. Но его не было. Прямая штольня закончилась тупиком.
Уперлась в сплошную монолитную скалу. Свет фонаря тонул в ее матовой
шероховатой поверхности...
Монолит казался вплавленным в стены пещеры. Ни сверху, ни с боков не
было видно ни малейшей трещины. И вдруг Элия прошептала:
-- Это же дверь, перед нами дверь! Неужели ты не видишь?!
Она растерянно оглянулась:
-- Но стражей нет. Мы все-таки опоздали. Или они их увели -- это уже
неважно. Нет стражей -- значит, нет двери. Вместо нее остается непробиваемая
скала... -- В голосе Элии звучало отчаяние. Шум воды нарастал, и стены
пещеры вибрировали в такт с могучим, стремительно несущимся потоком.
Бывают в жизни мгновения, когда человек ощущает в себе силы, о которых
не подозревал раньше... Возможно, это было одно из таких мгновений,
возможно, только что сделанное открытие, независимость от чужой воли придали
Роману уверенности, а может быть, причина была совсем в ином.
Реконструкция его личности, проделанная когда-то деймами, неожиданно
принесла результаты, на которые они не рассчитывали. И силы, заложенные в
него для других, темных дел, можно было повернуть и в обратную сторону...
Ничего этого не знал Роман, он лишь ощущал в себе крохотный огонек
надежды, подсказывавший, как и что делать.
-- Нам не нужны стражи... -- неожиданно для себя самого вдруг сказал он
Элии. -- Нам не нужны стражи, -- еще раз повторил Роман, будто желал лишний
раз утвердиться в этой мысли.
Раскинув руки, он приник грудью к скале, прижался к ней изо всей силы,
словно хотел передать ей стук собственного сердца. И скала услышала,
ответила ему. В ее глухой вибрации он ощутил неизмеримую силу космических
потоков. Некий огромный организм, протянувший свои артерии от звезды к
звезде, на мгновение привиделся ему. Сверкнул и пропал образ бесконечных
звездных дорог, и тогда он понял, как это делается, вспомнил так, как
вспоминают об этом иногда во сне люди, умеющие летать.
Он отошел от стены на шаг. Что-то появилось у него в лице такое, что
испугало Элию, и она отшатнулась от него. Но он властно привлек девушку к
себе.
-- Нет! -- крикнула она. -- Я не хочу, ты не такой, ты не можешь!
-- Могу, -- только и сказал он. А руки уже сами собой сорвали пояс, и
сзади, спина к спине, он туго притянул к себе вырывающуюся Элию.
-- Не мешай мне! Неужели ты не понимаешь, как это трудно!
И девушка вдруг затихла. Тогда он вздохнул глубоко раз, другой, набрал
полную грудь воздуха и шагнул вперед в скалу, как будто не видел ее, шагнул
так, как шагают за порог двери.
Упругий теплый ветер ударил в лицо Роману, и настало долгое падение. Он
летел в пропасть сквозь хоровод звезд, и лишь на секунду в мозгу вспыхнуло
переплетение звездных путей. Одна ниточка показалась ему светлее остальных,
он выбрал ее. Почти сразу же из темноты между звезд к нему потянулась
огромная черная рука. Она была темнее самой тьмы и намного плотнее ее. Рука
преграждала путь к той светлой ниточке, что притягивала к себе все его
существо. Он ринулся вперед, но силы оказались слишком неравны. Рука
ударилась в него темным протуберанцем. Он понял, что теряет контроль. Рядом
уже не было Элии.
Он падал в пространстве, беспорядочно кувыркаясь, понимая, что на этот
раз проиграл, что все кончено.
Человек, потерявший собственное имя, упрямо боролся за жизнь.
Память изменила ему, силы оставили его израненное тело, и он с трудом
соображал, что, собственно, должен делать, чтобы продлить агонию еще на
несколько часов и предоставить спасателям хотя бы ничтожный шанс отыскать в
пространстве крохотную точку его аварийной капсулы.
Как он сюда попал? Почему стеклянная сфера капсулы вызывает в нем
воспоминание совсем о другом месте, излучавшем всей своей поверхностью
только боль и смерть? Этого он не знал. Этого ему не вспомнить, об этом
вообще не следовало думать, если он хотел сохранить хотя бы те крупицы
здравого смысла и памяти, которые еще остались в его распоряжении.
Капсула неумолимо падала, она падала так уже тысячи лет, и человек
знал, что в конце ее гибельного пути короткая вспышка взрыва принесет ему
забвение и конец всем его мучениям. Тем не менее он упрямо боролся, и он бы,
возможно, справился, найдя внутри своего разбитого тела резервы жизненной
силы. Он бы наверняка справился со свалившейся на него бедой, если бы не
одно обстоятельство...
Он забыл собственное имя. Он забыл, кто он и как очутился в космосе. Он
падал в искалеченной спасательной шлюпке, все ближе подходя к астероидному
поясу Юпитера. Однако он не был пилотом взорвавшегося корабля. Кажется, он
был всего лишь одним из его пассажиров... Но тогда почему так упорно встает
перед его мысленным взором управляющая рубка и строгие глаза инспектора,
экзамен которому он так и не сумел сдать. И почему он вспоминает доверчиво
прижавшуюся к нему девушку, подземные пещеры, грозящие смертью всему живому?
Что это за странный чужеродный кусочек памяти сохранился в глубине его
рассудка вопреки всему?
Ему казалось теперь самым важным вспомнить, кто он такой и почему
оказался в шлюпке. Ему казалось, что именно это знание может принести
спасение или, по крайней мере, отделит физическую боль от душевной, вычленит
ее из сознания, принесет столь необходимую ему сейчас свободу в
воспоминаниях и мыслях. Но этого ему не удавалось. Шлюпка продолжала падать,
и все меньше кислорода поступало из респиратора его скафандра. Температура
за бортом, очевидно, повышалась. Он не мог видеть приборов, не хватало сил
повернуться -- при последнем ударе его тело заклинило между креслом и
приборной доской.
Приборы скорее всего вообще бездействовали. Панель разбита. Его
положение совершенно безнадежно, шансов на спасение нет. Он отчетливо
понимал это, приняв как неизбежность собственную гибель, только хотел
избавиться от боли, чтобы подвести черту, чтобы хоть немного разобраться а
путанице своих мыслей. Кто-то ему говорил, что человек должен уходить из
жизни с ясным сознанием, но даже это ему не удавалось.
Противный скрип болтов аварийного люка на секунду вернул ему безумную
надежду -- вдруг это спасатели? Может быть, совершилось невероятное и они
успели отыскать среди обломков корабля, уже притянутых астероидным поясом,
смешавшихся с его каменными осколками, аварийный маячок погибающей шлюпки?
Дверь открылась. Две странные высокие фигуры внесли в узкое
пространство разбитой кабины какой-то прибор, закрытый грязной тряпкой.
-- Он все еще бредит?
-- Да. Поторопись, он может прийти в сознание, все вспомнить, и тогда
мы опять проиграем.
Под черной накидкой одного из вошедших угадывались очертания огромных
крыл. Подойдя к плите дейм задумчиво посмотрел на человека. От пристального
взгляда его бездонных, как пропасть, глаз человек почувствовал нестерпимую
боль и закричал. Второй дейм, не обращая внимания на крик, сдернул с прибора
тряпку и тоже повернулся к умирающему пилоту.
Небольшой золотой шар величиной с яблоко, опутанный паутиной проводов,
лежал на подносе. И умирающий не мог оторвать от него глаз. Он уже знал
теперь, что спасения нет. Знал все, что будет, все, что ему предстоит. Но он
вспомнил и то, чего вспоминать не должен был ни в коем случае, -- важнейшую
часть своей личности, бессмысленное сочетание звуков -- Роман... Он снова на
долю мгновения увидел себя летящим среди звезд вдвоем с Элией...
Неужели всего этого не было или было напрасно? Закончился его полет в
разбитой шлюпке. Теперь он знал это совершенно определенно. Движение среди
звезд сдвинуло время к изначальной точке. Круг замкнулся.
...Вернувшись с Гридоса и не успев еще отчитаться перед руководством о
результатах своего расследования, Кленов получил экстренное сообщение: в
поясе астероидов Юпитера спасателями обнаружен третий экземпляр семнадцатой
шлюпки с живым пилотом на борту.
Долгая борьба с деймами еще только начиналась.
Популярность: 1, Last-modified: Thu, 20 May 2004 16:27:11 GmT