OCR: Сергей Кузнецов
Малышев Э. И. Охотник за кальмарами. Фантастические рассказы. М.,
"Прометей", 1989, 171 с.
(c) Эрнст Иванович Малышев, 1989
Содержание
Охотник за кальмарами 2
В чреве кашалота 14
Робот-полицейский 21
Гений по заказу 26
Дьяволенок 37
Экстрасенс 49
SOS 59
Планета невидимок 71
Последний хейвор 80
Кровожадные эльфы 91
Призраки пещеры Риебуру 102
Дик Бертон - пожарный 115
Таинственная находка 124
Необычное интервью 134
Парижское чудовище 144
Спустившийся с небес 150
В борьбе с "Криком" 166
Охотник за кальмарами
Из воспоминаний Хранителя Канала Времени
XIX век! Я считаю его "золотым" для человечества.
Разумеется, многие могут со мной не согласиться. А ведь этот век дал
выдающихся мыслителей, крупнейших ученых, исследователей, изобретателей,
наконец, писателей. Только Пушкин и Толстой чего стоят! Хотя Пушкин родился
в последний год XVIII века, но творил-то в XIX.
Нет, что ни говорите, а этот век - моя слабость. Правда, научный
руководитель Направления профессор Заславцев полагал, что мое чрезмерное
увлечение тем периодом может сказаться на основной работе, но лично я так не
считал.
Однажды, когда у нас по этому поводу состоялась "нелицеприятная"
беседа, я ему так и сказал:
- Уважаемый Аркадий Сергеевич! Я с большим почтением отношусь к вашему
авторитету как ученого, но позвольте, мне иметь собственное мнение по этому
поводу.
Профессор Заславцев, крепко сбитый, седой, с пронзительным стальным
взглядом из-под нависших, почти сросшихся у переносицы бровей, выслушав
беспрецедентное для юнца-аспиранта заявление, промолчал, хотя это было
совсем не в его стиле. Потом вежливо попросил меня выйти из кабинета и в
ближайшие дни не попадаться ему. на глаза.
А через некоторое время меня вызвали в Службу Хранителей Канала связи
Времен и предложили поработать в секторе XIX века...
Да, именно XIX века! Можете себе представить, с каким восторгом я
принял это предложение, тем более, как мне сообщили, рекомендовал меня на
эту должность не кто иной, как сам профессор Заславцев.
Следует признаться, что работать в Службе Хранителей Канала было моей
мечтой. Туда допускались самые подготовленные ученые. Что касается меня, так
кроме пары студенческих работ по Теории Поля Клондейра, да неоконченной
диссертации мне предложить было нечего.
Однако тестирование я прошел успешно и был допущен в качестве кандидата
на должность Младшего Хранителя сектора XIX века.
После тщательного изучения правил, инструкции и сдачи экзамена я,
Сергей Быстрое, аспирант Института истории цивилизации, приступил к работе.
Хранитель имел право проникнуть в любой год сектора, но ни в коем
случае не обнаруживать, что он из дальних веков, тем более каким-либо
образом влиять или делать попытки изменять ход событий или истории.
Изучая информативные материалы по XIX веку, я столкнулся с
удивительными фактами. Оказывается, начиная с 60-х голов остров Ньюфаундленд
стал ареной драматических событий, связанных с появлением вблизи побережья
гигантских кальмаров.
Древние книги и чудом сохранившиеся с того времени газеты пестрели
фактами нападения гигантских кальмаров на пыбацкие лодки и шхуны.
Имели место случаи столкновения этих морских чудовищ даже с военными
судами.
Чтобы получить разрешение для выхода через Канал в какую-либо местность
или стать свидетелем определенного события прошлых времен, необходимо в
совершенстве овладеть древними языками, даже диалектами, уметь носить одежду
того времени, знать привычки и наклонности людей.
Разве можно было допустить, чтобы, к примеру, появиться во дворце
Людовика XIV в современной одежде или среди полуголых, одетых в шкуры
неандертальцев - во фраке?! Поэтому любой представитель Службы перед
переходом в другое время проходил строжайшие испытания и - давал клятву
Хранителей Канала.
Малейшая неточность могла оказать влияние или изменить ход истории,
что, разумеется, полностью исключалось. ? Мне удалось получить такое
разрешение, и под видом рыбака я попал в 1871 год на остров Ньюфаундленд.
Очутившись на побережье этого огромного острова, я был поражен мрачным
видом окрестностей.
Кругом простиралось бесконечное нагромождение голых скал и холмов.
Изредка попадались небольшие лужайки, покрытые стелющимися растениями с
одинокими соснами, покачивающимися под порывами холодного северного ветра.
Казалось, какой-то циклоп изобразил на холсте унылыми серыми красками
кусок дикой нетронутой природы и затем скупо брызнул несколько зеленоватых
капель.
Над островом клубились облака густого седоватого тумана.
Вдалеке, почти у самого берега виднелось несколько строений, а еще
дальше, в море просматривались силуэты шхун и рыбацких лодок.
- Откуда ты взялся, парень? - услышал я чей-то хриплый голос,
произнесший эту фразу на чистейшим древнеанглийском языке, который я недавно
выучил, прежде чем отправиться в полное опасностей и приключений путешествие
во Времени.
Я оглянулся. Передо мной стоял высокорослый мужчина с кирпично-красным
липом и небольшой неаккуратно подстриженной рыжеватой бородкой. Из
толстогубого рта виднелся мундштук коричневой трубки, сжатой насквозь
прокуренными желтоватыми зубами.
- Да вот хочу наняться немного порыбачить, - осторожно ответил я,
стараясь найти правильный тон разговора.
- Что-то ты не очень похож на рыбака, - сказал незнакомец, ощупывая
меня своими быстрыми цепкими глазками.
- Надо немного деньжат подзаработать, а то оказался на мели, -
продолжал я тему своей легенды.
- Ты видать из недоучившихся писак, вон руки какие нежные да белые.
- Что-то вроде этого.
- Но, похоже, ты парень не из слабых, плечи и грудь у тебя что надо.
Могу взять к себе на "Марию", мне как раз нужен матрос.
- Согласен.
- А ты хоть когда-нибудь в море ходил?
- Нет, не приходилось.
- Молодец, что не соврал. Страсть не люблю лгунов. Капитан Том Пинет, -
представился незнакомец и протянул мне свою широкую, как лопата, мозолистую
лапу.
- Сэм Бобсон, студент, - ответил я, сунув ему свою изнеженную ладонь,
непривычную к физической работе, узкую, с длинными пальцами.
Капитан так крепко сжал ее, что я чуть не подпрыгнул от боли, но
выдержал и тоже сдавил Пинету руку.
- Однако ты крепкий парень.
"Еще бы, - подумал я про себя. - Как-никак чемпион города по кун-фу".
- Есть где остановиться?
- Пока нет.
- Тогда сразу двигай на судно, оно стоит вторым у причала. Скажи
боцману, что я тебя намял матросом. О плате договоримся позднее.
Затем он еще раз внимательно оглядел меня и слегка покачивающейся
походкой двинулся по направлению к поселку.
Я постоял несколько минут, привыкая к обстановке и вживаясь в свой
новый образ, и медленно пошел за капитаном.
Шхуна "Марня" представляла собой небольшое трехмачтовое судно с далеко
выдающимся вперед острием бушприта.
Кроме боцмана и кока на шхуне была дюжина матросов.
Акклиматизация прошла успешно и команда меня приняла. Особенно после
того, когда я притащил бутыль рому и всех угостил.
Я в жизни не пил спиртного. В нашем Времени даже не знали, что это
такое, но тщательная работа над литературными источниками и документами этой
поры подсказала мне верный ход.
Стараясь изо всех сил, мне удалось успешно изобразить опьянение и
продемонстрировать полную солидарность с охмелевшими моряками, хотя для
этого пришлось сделать глоток такой дряни.
Через два дня после этой грандиозной попойки мы вышли в море.
Погода стояла отличная - полный штиль!
Отстояв свою первую вахту, я вышел на палубу, с удовольствием
разглядывая искрящуюся под солнечными лучами гладкую поверхность океана.
Едва успев подумать, что если дело так пойдет и дальше, то я не увижу
настоящей качки, не испытаю "приятных" ощущений от "хорошего" шторма, а
самое главное - не поохочусь за кальмарами, собственно ради чего и рвался в
дорогой мне XIX век, как у левого борта судна из воды высунулась голова
странного чудовища.
Гигантское кроваво-красное туловище с кучей гибких извивающихся
щупалец, огромная пасть с нависающим над ней острым клювом и круглые,
выпуклые, диаметром не менее полуметра глаза произвели на меня сильнейшее
впечатление.
Я бросился вниз и, ворвавшись в маленькую тесную каюту капитана,
закричал, что рядом с судном плавает огромный кальмар.
Капитан недовольно засопел и горячо порекомендовал "убраться ко всем
чертям", добавив при этом несколько таких выражений, о которых я и не
слыхивал при изучении всевозможных наречий древнеанглийского языка.
Разочарованный столь нелестным приемом, я рассказал обо всем боцману.
Тот только посмеялся. Оказывается, наш капитан терпеть не может, когда
кто-то пытается нарушить его послеобеденный отдых.
Однако вскоре он вышел на палубу и присоединился к матросам,
столпившимся у левого борта и разглядывающими диковинного "зверя".
- Ну, что смотрите, олухи? Эка невидаль! Живо за гарпуны. Пощекочем
селезенку у этого красавца! - заорал Пинет, размахивая ручищами, в одной из
которых дымилась неизменная трубка.
Надо сказать, что эти слова отозвались в моем слегка взволнованном
сердце сладчайшей музыкой, целой симфонией неповторимого любопытства,
необъяснимого желания испытать себя, свою волю, силу духа перед нешуточной
охотой. Если это чудовище вцепится своими щупальцами в наше суденышко, то
ему ничего не стоит утащить нас на дно моря. Во всяком случае, такие факты
описывались в некоторых морских документах, которые мне удалось раскопать в
архивах XIX столетия.
Мы приблизились к циклопу, и в его рыхлое тело сразу вонзилось
несколько гарпунов.
Содрогнувшись от боли, монстр мгновенно бросился на своих обидчиков.
Могучий безобразный клюв стал долбить в борт судна, а извивающиеся
змеи-щупальца со всех сторон обвивали его корпус.
Началась битва, которая длилась около двух часов. "Матросы забрасывали
чудовище гарпунами, вырывающими из его тела крупные куски мяса, топорами
перерубали зацепившиеся за борта поразительно ловкие скользкие конечности.
В какой-то момент мне даже показалось, что кальмар берет верх.
Судно угрожающе накренилось и только проворство боцмана, успевшего
отхватить несколько наиболее толстых щупалец, позволило восстановить
равновесие.
Мы носились по палубе, обрубая извивающиеся, с пятнами присосок,
ярко-красные червяки, а они все яростнее впивались в доски, и на месте
каждого отрубленного появлялись два новых.
Наконец удалось накинуть на туловище петлю, но она соскользнула к
хвосту, и попытка задушить могучего монстра оказалась безуспешной.
Противник, потерявший большую часть конечностей, продолжал отбиваться,
пытаясь могучим клювом проломить борт шхуны.
Вновь накинутую петлю удалось затянуть, но она снова соскользнула к
концу туловища, и вся команда, схватившись за канат, чуть не попадала,
вытянув из воды лишь небольшую часть перерезанного хвоста, а полуживой
кальмар, внезапно отцепившись от судна, резко ушел на глубину.
Видимо, животное посчитало, что с нами ему не справиться.
Когда все было кончено, капитан сказал, что мы еще дешево отделались, -
однажды на его глазах такой же кальмар утащил на дно целую рыбацкую шхуну
вместе с сетью, в которой запуталось его исполинское тело.
Все столпились вокруг оторванного хвоста кальмара, с недоумением
разглядывая изодранный кусок дряблой плоти, владелец которой чуть не
умудрился отправить на дно судно вместе с экипажем.
Я отрезал ножом часть кожи и стал изучать ее мягкую структуру и липкую
поверхность, распространяющую сильный неприятный запах.
...Труд рыбака оказался тяжелым и опасным.
За сравнительно короткий срок наше судно должно было выловить огромное
количество рыбы, что обеспечивало матросам заработок, а капитану и владельцу
шхуны соответствующую прибыль.
С каким необъяснимым восторгом непривычного к рыбацкому труду человека
я занимался этой тяжелой, изнурительной работой!
Вытягивая из воды сети, набитые рыбой, я чувствовал, ощущал, что моя
помощь нужна... Только сообща можно вытащить на палубу тугой неподатливый
невод, заполненный бьющимися, усталыми от борьбы и испуга серебристо-белыми
обитателями морских глубин.
В один необычно теплый осенний день, когда при тихом, почти неподвижном
море ловля рыбы доставляет особое удовольствие, мы с боцманом и
матросом-ирландцем Биллом Коннори отправились на ловлю вблизи острова
Гред-Белл.
Когда в лодке выросла блестевшая серебряной чешуей приличная куча
трески, мы увидели греющееся под лучами яркого солнца тело большого
кальмара, широко разбросавшего щупальца.
Я не мог удержаться от соблазна поохотиться и предложил это моим
товарищам.
Они согласились. Подогреваемые охотничьим азартом, мы подгребли ближе.
Я приготовился к броску гарпуна.
Внезапно кальмар приподнялся над водой, многочисленными конечностями
обвил лодку, как канатами, и потянул ее в глубину.
Лодка накренилась и, зачерпнув добрый десяток ведер воды, была готова
пойти на дно.
Выручил боцман. Он схватил топор и точными сильными ударами обрубил
несколько щупалец.
Шлюпка качнулась в другую сторону. Сидевший на веслах Билл вдруг дико
заорал и, обмотанный несколькими змеевидными конечностями, вывалился за
борт. Метнув гарпун между глазами-блюдцами кальмара, я хотел схватить Билла
за ноги и удержать, но поскользнулся на мокрой чешуе и упал между сидениями.
Пока я вставал, боцману удалось перерубить остальные щупальца, кольцами
обвившие корпус лодки, и кальмар, видимо, удовлетворенный добычей,
отцепившись, утащил нашего друга на морское дно.
Мой гарпун, очевидно, не принес ему никакого вреда, так как, судя по
десятиметровым кускам отрубленных щупалец, общие размеры морского дьявола
оказались значительно большими, чем мы предполагали.
Можно представить, с каким чувством мы возвращались обратно!
После нашего рассказа о случившемся экипаж "Марии" дал клятву
уничтожить всех кальмаров, находившихся вблизи Ньюфаундленда.
Установив на носу судна орудие, стреляющее разрывными гранатами, мы,
как волки, рыскали вдоль побережья в поисках добычи.
Нам удалось расправиться с несколькими морскими дьяволами, правда, по
своим размерам они значительно уступали двум первым.
Как-то после очередной удачной охоты мы направлялись в гавань и в
полутора милях от корабля заметили тушу огромного спрута.
Мы подошли ближе. Капитан, оттолкнув Пэда Болдумана, нашего лучшего
стрелка, сам подошел к орудию и навел его на гиганта.
Граната разорвалась где-то в середине месива непрерывно двигающихся
конечностей монстра.
Морской дьявол, обнаружив обидчика, немедленно сам бросился в атаку на
паше небольшое суденышко.
-- Приготовить топоры и ножи! - скомандовал капитан, держа в руках
стальную алебарду.- Обрубайте любую замеченную над бортом и палубой
конечность! Отомстим за Билла! Кровь за кровь! Всем быть внимательными и
осторожными! Да поможет нам святая Мария!
В следующую секунду откуда-то сверху на судно обрушился шквал толстых,
как стволы деревьев, изгибающихся щупалец.
Змеевидные конечности с огромными, величиной со сковородку, присосками
обхватили корпус и мачты корабля.
Через мгновение огромная туша перевалилась через борт и стала
расплываться по палубе, обволакивая ее своим скользким смердящим телом,
пытаясь прижаться, срастись с кораблем.
Мы, как очумелые, носились по незанятой морским дьяволом площади и
врубались в красно-бурую отвратительную плоть.
Капитан был впереди всех, без устали взмахивая своим грозным оружием и
обрубая концы безобразных изгибающихся отростков.
Я бросил взгляд вверх и увидел, что все мачты и такелаж уже
окончательно опутаны щупальцами ужасного чудовища.
Рывок - и "Мария" оказалась перевернутой вверх килем, а экипаж - в
холодной морской воде.
Спаслось только трое. Среди счастливчиков оказался капитан, я и матрос
по имени Джон О'Нейл.
Сказать, что происшедшее не сказалось на нашем отношении к кальмарам,
было бы неправдой.
Про себя я ничего не говорю, но капитан и О'Нейл возненавидели спрутов
лютой неистребимой ненавистью.
Потеряв шхуну, которая, по счастью, была застрахована, Том Пинет
приобрел небольшой трехмачтовый барк. С установленными на носу и корме
пушками мы вновь стали носиться вдоль побережья Ньюфаундленда в поисках
морских дьяволов.
После того, как мы вышли победителями из семнадцати сражений с
кальмарами, их число в здешних водах значительно поубавилось.
Не думаю, что это явилось результатами нашей охоты, скорее всего
здорово похолодало, и морские дьяволы подались в более теплые края.
После того трагического случая, когда с большей частью экипажа погибла
"Мария", капитан Том Пинет, О'Нейл и я сблизились и подружились.
Том Пинет, несмотря на вздорный характер, оказался совсем неплохим
человеком.
Свою смелость и самоотверженность он не раз демонстрировал во время
охоты на кальмаров.
Во время наших бесед выяснилось, что он очень нежный отец и любящий
муж.
Кроме того, Том Пинет, к моему удивлению, неплохо играл в шахматы и мне
не так уж легко доставались победы во время наших баталий.
Однажды мы стояли недалеко от Сен-Джона. Пинет, облокотившись о
поручень, не выпуская изо рта свою трубку, лениво смотрел на темно-серые
волны, плавно покачивающие судно. Я стоял рядом, задумавшись о своем
Времени. Пожалуй, пора было и возвращаться.
За сравнительно короткий срок пребывания в этом Мире, среди этих
простых, доверчивых, но смелых и надежных людей, я многому научился, многое
понял.
Понял, как трудно жилось нашим предкам, как сила воли и выносливость
помогали им выходить из труднейших ситуаций.
У меня даже появились некоторые мысли о направлении определенной
категории людей через Канал в Прошлые века.
Пусть узнают, что такое настоящая жизнь!
Больно уж изнеженными мы становились в нашем Времени, когда исполняется
любое твое желание. Когда весь окружающий мир можно вместить в небольшом
экране обзора. Когда биороботы предупреждают каждый твой жест, каждое
движение. Когда некому и негде продемонстрировать лучшие качества
человеческого характера. Все, буквально все заменяют эфвифильмы с полным
эффектом присутствия.
В этот момент ход моих мыслей прервал возглас капитана:
- Боб, смотри! - вскричал он, указывая на горбившуюся недалеко
гигантскую тушу кашалота.
Я увидел, как к неподвижному гиганту, с чудовищной скоростью рассекая
воду, несется исполинский кальмар.
Спрут опутал кашалота смертельными объятиями многочисленных щупалец, а
тот, захватив хвост морского дьявола огромными челюстями, пережевывал и
перемалывал его.
Казалось, два существа слились в одно целое и крутились на одном месте,
пытаясь уничтожить друг друга.
На месте битвы море неистово клокотало и кипело.
Словно почувствовав добычу, вокруг кружила стая прожорливых акул,
готовых вместе с победителем разделить зловещее пиршество.
Победителя не оказалось. Оба гиганта, так и не расцепившись, ушли в
глубину, а мы так и не увидели конца разыгравшейся на наших глазах трагедии.
- Да, - задумчиво протянул Том, - то тебе не ложка овсянки и не глоток
рома. Здесь от одного вида чудовищ дрожь насквозь проберет. Многое я
повидал, но такое не привидится и в кошмарном сне.
Последняя встреча с кальмаром произошла у меня два дня спустя, когда я
уже готовился к возвращению на скромную должность Младшего Хранителя.
Мы вышли в море вдвоем с капитаном.
Увидев стаю кричащих чаек, мы подплыли ближе и обнаружили весьма
крупного кальмара.
Я посмотрел на Тома. Его глаза полыхали такой неистребимой жаждой
мести, что, не сговариваясь, мы рванулись к морскому дьяволу.
На этот раз у нас с собой не было ни гарпуна, ни топора. Ничего, кроме
остро отточенного ножа за капитанским поясом!
Но мы подгребли к спруту, и капитан с размаху отхватил половину
щупальца.
Кальмар, видимо, спал и тут же очнулся.
Он забил, заколотил щупальцами по воде и внезапно рванулся от нас в
противоположную сторону.
Отплыл мили на две и, успокоившись, снова разбросал свои могучие
конечности по поверхности моря.
Мы уже не могли остановиться и ринулись в погоню.
Снова Том отрубил спруту щупальце.
На этот раз морской дьявол решил с нами расправиться и с размаху
бросился на лодку.
Завязалась страшная тяжелая схватка, цена которой была жизнь.
С одной стороны - могучее морское чудовище, с другой - два почти
безоружных человека.
Бой длился более четырех часов.
Наверное, в этот день море и святая Мария послали нам с капитаном
удачу: мы победили!
Вконец измученные и измотанные многочасовой схваткой, когда у кальмара
не осталось больше щупалец, мы подтянули его мерзкое отвратительное
туловище, из которого выливалась бурая жидкость, распространявшая вокруг
необычайное зловоние, и привязали к корме лодки.
На берегу мы долго стояли, всматриваясь в неподвижную поверхность моря,
как будто хотели сказать покоившимся на дне товарищам, что мы никогда,
никогда их не забудем, что мы отомстили морским дьяволам.
Затем капитан подошел к лодке, отрубил от лежащего в ней щупальца
метровый отросток и протянул мне:
- Возьми с собой. Пусть это будет памятью о нашей встрече. Я знаю, Боб,
или как там тебя? Знаю, что мы больше никогда не увидимся, но ты настоящий
парень! Прощай...
Эпилог
Сколько лет прошло с тех пор!
Я давно уже работаю Главным Хранителем Канала, но до сих пор не могу
понять, как он понял, что я человек другого Мира.
А он понял...
Я знаю точно - понял!
В чреве кашалота
Из воспоминаний Хранителя Канала Времени
1
Пожалуй, за время работы в Службе Хранителей Канала Связи Времен я знаю
единственный случай, когда она вмешалась в ход событий. Правда, дело шло о
жизни и смерти человека.
Эта история произошла спустя несколько дней после моего назначения
Старшим Хранителем Сектора XIX Века. Я уже столько раз бывал в прошлом, что
однажды потерял осторожность и едва не стал жертвой своей самонадеянности.
Для проверки одной научной гипотезы мне надлежало попасть в 1892 год на
борт брига "Дина Монтрей". С рекомендательным письмом известного
судовладельца Джона Питтермана меня приняли помощником капитана.
Прибыв в Сан-Франциско, я отправился на пристань. Судно оказалось
довольно большим. С правого борта свисала веревочная лестница. Поднявшись по
ней, я оказался на просторной палубе. Из капитанской рубки вышел приземистый
широкогрудый моряк с обветренным красным лицом и коротким, слегка вздернутым
носом.
Маленькими цепкими глазками оглядев мою фигуру, он прохрипел:
- Слушаю вас, сэр.
Я протянул рекомендательное письмо. Он долго разглядывал его, молча
вертел в руках потертую на сгибах бумагу и, зачем-то понюхав, вернул
обратно.
- Давно плаваете?
- Семь лет, сэр, - почтительно ответил я.
- В Индии бывали?
- Только один раз.
- Готовьтесь. Послезавтра идем в Калькутту. Дик! - громко позвал
капитан.
Неожиданно сбоку вынырнул юркий коротышка в мятой застиранной
матросской робе.
- Слушаю, сэр, - произнес он, как мне показалось, довольно
пренебрежительным тоном.
- Проводите помощника капитана в его каюту.
Подхватив мой саквояж, Дик бодро засеменил к открытому люку.
Спустившись по винтовому трапу, мы очутились внутри корабля.
Моя каюта помещалась у левого борта, капитанская - напротив. В каюте
тошнотворно пахло гнильем. Пол, заваленный различными вещами и книгами, не
отличался чистотой.
- Почему здесь такая грязь и вонь? - я брезгливо поморщился.
- Понимаете, сэр, бывший помощник капитана под плохое настроение любил
пропустить стаканчик. Но, учитывая, что настроение у него никогда в течение
дня не менялось, можете себе представить, как он набирался к вечеру! Не будь
Томпкинс женат на сестре владельца судна, капитан давно бы списал его на
берег. Кстати говоря, и человек-то был дерьмо. Не уважал нашего брата,
простого матроса... А месяц назад, когда мы шли из Рангуна, он ночью так
нализался, что нечаянно упал за борт. Правда, может, кто и помог ему, почем
я знаю...
- Я вижу, с вами не соскучишься.
- Совершенно верно, сэр, скучать не придется, - при этом Дик неприятно
ухмыльнулся.
"Не влип ли я в историю? - подумалось мне. - Не хватало еще попасть к
контрабандистам, а еще хуже - к пиратам". Хотя по моим сведениям в конце
дорогого мне XIX века никто не рисковал выйти в море с "Веселым Роджерсом"
на мачте. К тому же времена флибустьеров давно прошли. Тем не менее что-то
мне в этой посудине не понравилось. Как же я был недалек от истины! Мои
невеселые размышления прервал Дик:
- Кают-компания в носовой части судна. Завтрак в двенадцать.
- Хорошо. Пришлите мне юнгу. Пускай уберет здесь: надраит пол и вымоет
иллюминатор.
- Есть, сэр, - Дик круто повернулся и вышел.
Спустя час я сидел за столом. Корабельная посуда была из толстого
фаянса, посередине стояло деревянное блюдо с поджаренным хлебом. Завтракали
молча. Капитана среди нас не было.
Поднявшись на палубу, я приступил к своим обязанностям, благо в
совершенстве изучил все инструкции того времени и сдал практический экзамен
академику Котлякову, который дотошно гонял меня по всей карте мира и морской
лоции.
Ночь прошла спокойно. Я отстоял свою первую вахту. Наутро мы снялись с
якоря.
Неожиданно капитан приказал сменить курс, и корабль свернул резко на
север.
На палубе откуда-то появилась гарпунная пушка, а Дик деловито
разматывал линь.
"Очевидно, ребята решили поохотиться на китов, - подумал я. -- Капитан
и команда не довольствовались заработками от продажи изделий американских
ремесленников. Теперь можно объяснить ту излишнюю подозрительность и
настороженность, с которыми встретили меня. На кальмаров мне уже приходилось
охотиться, а на китов ни разу. Пожалуй, это даже интересно".
На второй день пути мы встретили первого кита. Дик первым увидел его
фонтан и указал стоявшему на мостике капитану направление движения.
Хотя мы преследовали кита часа два, млекопитающее оказалось гораздо
проворнее, чем ожидалось. Так что наша первая охота оказалась неудачной.
Капитан явно занервничал. Поджимало время -- ведь порт нашего
назначения находился в противоположной стороне, и потом, согласитесь, плыть
вместо Индии, к тропикам, на север, - отнюдь не одно и то же.
К вечеру ветер усилился. Вздувшееся, загорбатившееся море основательно
закачало нашу посудину.
- Есть, сэр! - заорал Дик, указывая налево; он опять первым заметил
добычу.
- Поднять паруса, курс норд-вест! - скомандовал капитан.
На этот раз громадный кит даже не шевельнулся, спокойно поджидая
несшееся к нему судно.
Выстрел гарпунера оказался удачным, но морской исполин был только
ранен. Кашалот нырнул, увлекая за собой многометровый линь, и вдруг
неожиданный резкий удар потряс судно.
Сколько прошло времени, а я до сих пор отчетливо помню оглушительный
звук удара, треск ломающегося дерева и мое ощущение падения.
Я очутился в воде. Вокруг кромешная тьма. Гигантская сила захватила,
закрутила меня и потащила вниз. К горлу подступила тошнота. Задыхаясь,
ногами вперед, я сползал по какой-то скользкой трубе. Внезапно стало чуть
свободнее. Я попытался шевельнуть рукой или ногой, но повсюду упирался в
плотные, покрытые зловонной слизью упругие стенки.
Подкативший к горлу комок вызвал судорожный порыв рвоты. Я вдохнул пары
тухлого горячего воздуха, закашлялся и потерял сознание,
2
Небольшая трехмачтовая шхуна "Эсмеральда" возвращалась в Калифорнию.
Судовладелец и капитан Хуан Саморотта стоял на мостике, держа в зубах
прокуренную пеньковую трубку.
Рейс оказался удачным, и он, подсчитав прибыль, раздумывал, куда
выгоднее поместить капитал.
Приятные размышления прервал голос матроса-наблюдателя:
- Справа по ходу кит!
Саморотта вздрогнул: буквально в двух кабельтовых покачивался кашалот.
Гигант не двигался.
- Спустить вельбот! - скомандовал капитан.
Через час тушу кита пришвартовали к борту. Кашалот был загарпунен
недавно. Судя по ране, это случилось сутки назад. По крайней мере, так
определил судовой врач Рой Помпее.
Что произошло с командой и судном, можно было только предполагать. На
хвосте кашалота зияла огромная рваная рана.
Для Саморотты не являлись секретом случаи нападения на корабли
исполинских кашалотов. Если судить по мастерскому выстрелу, то судно было
китобойным. Будь все благополучно, едва ли моряки упустили бы такую ценную
добычу. Китовый жир на рынках всего мира ценился достаточно высоко.
Нежданный подарок моря обрадовал капитана. Удача любит удачу! Дав
указание приступить к разделке туши, он остался на палубе, с удовольствием
наблюдая за проворными действиями матросов.
Больше всего Саморотту интересовал желудок кашалота. Ему часто
приходилось слышать, да и бывать свидетелем, когда из чрева этих исполинских
млекопитающих извлекали акул, кальмаров и самые разнообразные предметы
вплоть до матросских сундучков.
Когда желудок кашалота был вскрыт, то все содрогнулись от ужаса.
Внутри его лежал человек, покрытый слизью и будто скорченный в приступе
жестоких судорог. Он не дышал, хотя врач уловил еле слышные удары сердца.
- Жив, - констатировал доктор, - однако находится в состоянии глубокого
обморока.
Человека отхаживали около трех часов: поливали морской водой, делали
искусственное дыхание.
Когда он открыл глаза, то, казалось, что он перед собой ничего не
видит. Его тело билось в конвульсиях.
Врач определил полную потерю зрения н безумие.
Лицо, шея, кисти рук выглядели неестественно бледными, почти белыми,
кожа на них сморщилась, полностью потеряв естественный вид и цвет. Видимо,
желудочная кислота выжгла глаза и поразила открытые части тела...
Когда "Эсмеральда" закончила плавание, человека поместили в больницу.
Американские газеты вышли экстренными выпусками с сенсационными
заголовками о находке в чреве кашалота. Капитан Саморотта и неизвестный
человек оказались в центре внимания. Однако когда вездесущие репортеры
ринулись в клинику брать у пострадавшего интервью, больного там не
оказалось.
Кровать была пуста. Сиделка утверждала, что в комнату никто не заходил.
Она постоянно находилась рядом и, стоило ей на секунду отвернуться, как
больной исчез, будто испарился.
3
Когда я очнулся, то увидел, что лежу у себя дома. Надо мной склонились
встревоженные лица жены и детей. Через два дня мне рассказали подробности
моего счастливого спасения.
Младший Хранитель Павел Сабодар, осматривая Карк информации,
зафиксировал Пульсацию Опасности в Секторе XIX века.
Инспектор Контроля Жан Армантнн быстро определил причину ее
возникновения. "Старший Хранитель Сергей Быстров проглочен кашалотом".
Времени ждать не было. Сообщив Совету свое решение, он вмешался в ход
событий.
Практически вся энергия Эрканитрий сосредоточилась в небольшой точке
времени. Искусно манипулируя стонтами связи, Жан подвел кашалота к первому
встречному судну. Дальше все пошло как по маслу. А извлечь меня из
больничной койки XIX века уже особого труда не представляло, так как
рассчитывать на помощь врачей древности не приходилось.
В клинике профессора Колтофа мне быстро восстановили зрение и заменили
пострадавшую кожу.
Моя жена Зоя даже посчитала, что я стал выглядеть значительно моложе
своих лет. Пришлось для ее спокойствия отрастить усы и бороду, хотя это уже
другая история.
Робот-полицейский
Затравленно озираясь, убийца выскочил из зарослей, пересек небольшой
ручей и бросился бежать по каменистому косогору, спотыкаясь о разбросанные
булыжники. На его лоснящемся от пота черном лице, с выделяющимися белками
испуганно бегающих глаз, играла злорадная усмешка: "Я все-таки сумел уйти...
Они хотели на всю жизнь упрятать меня за решетку этого дома для психов. Как
бы. не так! Подумаешь, укокошил трех "хлюпиков"! Мало я им врезал, будь у
меня этот автоматик раньше, сунулись бы полицейские ублюдки со своими
наручниками... Ну, теперь держитесь, грязные свиньи! Я вам покажу
"патологическую склонность к убийству". Меня, Джона Солдери, лучшего
бейсболиста штата Техас, поставить вне закона... Но до чего же ловко я надул
этих вонючек в белых халатах! Представляю рожу белокожей шлюхи Линды Гарней,
когда она узнает, как я их обвел вокруг пальца. Выискалась специалистка по
психической патологии, нашла неполноценного... Жаль, не придушил, когда с
меня сняли смирительную рубашку. Мне бы только до автострады добраться, там
перехвачу какую-нибудь машину и устрою им маленький бордельчик".
В то безмятежное летнее утро, когда грохот выстрелов расколол тишину
безоблачного техасского неба, начальник управления полиции штата Дин Митчел
проснулся по обыкновению рано. По укоренившейся многолетней привычке он
сразу же потянулся к кнопке видеофона - выяснить оперативную обстановку. Но
резкий прерывистый зуммер опередил его: "Чрезвычайная ситуация! Из
специального дома для умалишенных, с агрессивными наклонностями, задушив
охранника и завладев его оружием, в невменяемом состоянии сбежал убийца Джон
Солдери. Вооруженный маньяк, завладев машиной, движется в сторону Далласа".
Через несколько минут Митчел сидел в своем кабинете; наблюдал на экране
за становившейся с каждой секундой все более опасной ситуацией и слушал
переговоры между преследовавшими преступника двумя патрульными полицейскими
и сотрудниками дорожной полиции. Наконец, Митчел объявил:
- Принимаю руководство операцией на себя. Срочно направить в район
преследования три группы захвата. А возглавить их поручаю лейтенанту
Дорнеру...
Динамик доносил короткие, полные драматизма сообщения: "Сержанты Линг и
Гордон ранены, но преследование продолжают..."
Обстановка складывалась предельно экстремальной.
Несколько лет назад преподаватель Высшей полицейской школы профессор
Брайт после изобретения бионикса - пластического материала, из которого
фирма "Дженерал электрик" стала изготавливать биороботы для работы на
конвейерах, - решил создать биоробота-полицейского.
Несмотря на относительное сокращение преступности в стране, на руках у
населения находилось свыше трехсот миллионов единиц огнестрельного оружия -
практически по одному на каждого жителя, включая грудных младенцев и
стариков.
Никакие, даже самые жестокие меры не могли заставить торговцев смертью
прекратить этот прибыльный бизнес.
Благодаря различного рода ухищрениям и уловкам квартиры американцев
заполнялись разнокалиберными пистолетами, автоматическими винтовками,
автоматами. Эту воспитанную десятилетиями всепоглощающую страсть населения
Америки к приобретению оружия не могли уже изжить ни 59 поправка к
Конституции, ни полное уничтожение запасов ядерного и химического оружия
всеми странами, ни заключение соответствующего пакта с Советским Союзом и
другими странами социалистического лагеря.
Не случайно в стране под мирным небом гремели выстрелы и гибли люди,
при этом больше всего погибало полицейских, призванных охранять и защищать
честь и покой граждан Соединенных Штатов Америки.
Не проходило и месяца, чтобы какой-нибудь взбесившийся маньяк,
взявшийся за оружие, не пристрелил бы зазевавшегося прохожего или не
ворвался бы в дом, убив при этом всех членов семьи, не щадя детей и женщин.
Видеостереофильмы ужасов и насилия наводнили страну, и немудрено, что
сценарии некоторых из них использовались убийцами-психопатами.
Вполне естественно, что больше всех доставалось в таких случаях
блюстителям порядка.
Профессор Брайт поставил перед собой задачу создать интеллектуального
биоробота-полицейского, который, внешне не отличаясь от человека, мог
выполнять функции дорожной полиции, патрульные и самое главное - находить и
обезвреживать преступников-убийц,..
Три месяца сержант Том Пирке исправно нес дорожную и патрульную службу,
не вызывая ни у кого сомнений, что этот рослый, широкоплечий блондин в
фуражке с кокардой и с полицейским жетоном на груди, является обыкновенным
человеком из плоти и крови. Но это был созданный профессором биоробот с
искусственным запрограммированным интеллектом, об истинном происхождении
которого знали в штате только четыре человека, в том числе начальник
полицейского участка Рон Бродбери. Биоробот исправно нес службу: проверял
документы у" лихих водителей, превышающих скорость, патрулировал на своей
машине улицы ночного Далласа.
Он имел на своем счету уже несколько задержаний, например, двух
торговцев наркотиками и грабителя, пытавшегося взломать дверь антикварного
магазина.
Для окончательной проверки биоробота, перед выпуском его для серийного
изготовления требовались испытания в экстремальной обстановке. Ее-то
профессор и ждал, постоянно поддерживая связь с полицейским управлением
штата.
Когда лейтенант Бродбери прерывающимся от волнения голосом сообщил
Брайту о чрезвычайно опасном вооруженном преступнике, мчавшемся по шоссе к
автокемпингу, находившемуся вблизи города, профессор мгновенно оценил
ситуацию: более подходящего случая для испытания не придумать.
Связавшись по каналу личной связи с биороботом, профессор коротко
сформулировал .ему задачу, основной целью которой являлось: "Найти и
обезвредить преступника".
Сержант Пирке, получив задание, резко нажал педаль акселератора, и
машина рванулась в сторону автострады No 5.
Между тем события на автостраде разворачивались с калейдоскопической
быстротой.
Когда Солдери, угрожая автоматом, остановил голубую "Тойоту" и
безжалостно вытряхнул из нее владельца, швырнув его на обочину дороги и
полоснув по нему автоматной очередью, он уже знал, что будет делать дальше:
раньше бывал в этих местах, когда развозил по городам штата фрукты на
большегрузных грузовиках.
"Неподалеку от Далласа есть автокемпинг, там захвачу десятка три
заложников, потребую выкуп и самолет... Затем рвану на какой-нибудь островок
в Тихом океане, прихватив с собой пару... нет, пожалуй, две пары смазливых
девчонок, да и позимую с ними под лучами тропического солнца..." - зловещая
усмешка тронула его губы.
Увидев несущуюся но шоссе голубую "Тойоту" и поняв, что за рулем
наркоман или преступник, сержанты Линг и Гордон вскочили в патрульную машину
и кинулись и погоню.
В ответ на звуки сигнальной сирены и требование остановиться, из
"Тойоты" раздалась автоматная очередь, косо резанувшая по лобовому стеклу.
Не выпуская руля, вытерев зажатой в левой руке фуражкой капли крови,
сочившиеся из ранки выше виска, - одна из пуль все-таки задела, Линг нажал
на педаль газа. Поравнявшись, полицейская машина на всем ходу стала бить в
левый бок "Тойоты", пытаясь прижать ее к обочине, та вильнула и угодила в
кювет. Из нее с короткоствольным автоматом в руках выскочил негр, что-то
завопил диким голосом и резанул длинной очередью по бросившимся на него
полицейским. Тяжело раненный в обе ноги, Гордон упал, открыв стрельбу по
бегущему зигзагами преступнику, а раненный в плечо и руку Линг начал .его
преследовать. Несколько минут продолжалась эта неравная гонка между
истекающим кровью сержантом и крепким тренированным преступником.
Добежав до находившейся неподалеку автостоянки, Солдери вскочил в
грузовик и направил его на обессиленного, обескровленного Линга, - сшиб
сержанта на твердое полотно, затем развернул машину и дважды проехался по
залитым кровью останкам, потом снова выехал на шоссе...
Группы захвата под руководством Дорнера застали умирающего Гордона,
который успел им все рассказать, и страшную картину раздавленных кусков
человеческого тела.
Когда Пирке, в электронном мозгу которого звучала одна и та же фраза
"Найти и обезвредить", - получил дополнительную информации, профессор
переключил свой личный канал связи с ним на полицейское управление. Убийце
до автокемпинга оставалось проехать всего 4 мили.
Приняв все сообщения, Митчел взглянул на видеокарту и похолодел от
ужаса: грузовик преступника с преследовавшими его тремя машинами захвата
приближались к кемпингу.
Над сотнями беспечно отдыхающих, ни в чем не повинных людей нависла
смертельная опасность.
Едва проскочив автокемпинг, Пирке увидел летящий на него грузовик.
Бросив машину влево, Пирке резко затормозил и подставил правый бок своего
автомобиля под несущуюся многотонную массу.
Раздался дикий визг тормозов, глухой удар и скрежет, - грузовик, подмяв
под себя автомобиль Пиркса, остановился. Толчком ноги распахнув дверцу,
убийца выскочил на дорогу и, взмахнув автоматом, замер от неожиданности.
Перед ним, широко расставив ноги, с высоко поднятой рукой, стоял
высокорослый блондин в полицейской форме, но без головного убора.
"Что за чертовщина? - пробормотал ошеломленный Солдери. - Как этот
"коп" умудрился выскочить, ведь у него не было ни одного шанса выжить..."
С криком: "Ну, ладно, полицейская собака, сейчас я продырявлю твою
шкуру!" - Солдери нажал на спусковой крючок и повел стволом автомата по
неподвижной фигуре блюстителя закона.
Когда испещренный автоматной очередью, но совершенно невредимый
полицейский сделал шаг вперед, доставая из кармана наручники, Солдери
выронил автомат из рук и неожиданно тонким голосом завопил от страха.
Схватившись за голову, он медленно опустился на дорогу. Затем безропотно
протянул руки, кисти которых обхватили стальные браслеты.
Передавая убийцу подоспевшему с группой захвата лейтенанту, Пирке
указал на семь пулевых отверстий на своей груди и невозмутимо произнес: "Не
мешало бы мне заменить мундир, лейтенант,.."
Гений по заказу
Зобов долго стоял, тупо уставившись в одну точку. Перед глазами, как
укор судьбы, зияла немой пустотой разверстая грудная клетка маленькой
девочки.
Ее крохотное сердце неподвижно лежало на стеклянной подставке. Еще
несколько минут назад жизнь билась в этом трепетном, похожем на небольшую
куколку тельце.
Девочка родилась с врожденным пороком сердца. Все попытки спасти
ребенка оказались тщетными.
Сорвав с лица маску, Зобов прошагал в свой кабинет.
Он шел, упрямо набычив большую лобастую голову. Шел не глядя.
Встречавшиеся по дороге врачи и сестры почтительно уступали дорогу Главному
хирургу республики, спасшему жизнь и здоровье сотням людей.
"Не смог, не сумел, - почти вслух корил себя Зобов. - На пороге новый
век, а мы не можем справиться с такими пустяками. Когда же, наконец,
перестанут умирать дети... Когда же, наконец, мы научимся делать то, чему
должны были научиться еще двадцать или даже пятьдесят лет назад. Боже, как
невыносимо ощущать свое неумение, безграничное, ничем не оправданное
бессилие перед недугом!"
Войдя в кабинет, он раздраженно содрал шапочку и халат и, скомкав,
бросил в угол; порылся в ящике стола, нашел завалявшуюся с давних пор пачку
сигарет; затянулся, но закашлялся (давно не прикасался к этому зелью) и
погасил окурок в пепельнице.
Долго сидел задумавшись. Секретарша Любочка, зная грозный нрав шефа,
никого к нему в такие моменты не допускала.
Взяв в руки записную книжку, Зобов стал рассеянно ее перелистывать.
Неожиданно глаза остановились на знакомой фамилии.
"Платов! Сережка Платов - его однокашник и какое-то светило в
биологии!"
Левая рука непроизвольно потянулась к телефону и набрала номер.
- Платов, - услышал Зобов знакомый, чуть хрипловатый басок.
Зобов поделился своим несчастьем. Трубка на другом конце долго молчала.
Наконец, когда Зобов хотел со злостью опустить ее на рычаг, Платов медленно
проговорил:
- Костя, как у тебя сегодня вечером со временем?
- Никак, свободен полностью и, если потребуется, то всецело можешь мною
располагать.
- Ты на машине?
- Разумеется.
-- Подъезжай часам к девятнадцати ко мне. Надеюсь, не забыл?
- Что ты! Нет! Конечно, нет!
- Хочу тебя познакомить с интересными людьми.
- А стоит? Ты знаешь, мне сейчас не до знакомств. .
- Стоит, стоит, обязательно стоит!
- Добро! В девятнадцать ноль ноль буду у подъезда,
- Ну, хоп! До встречи!
Платов повез друга куда-то за город.
- Ты куда это меня везешь? - Зобов, наконец, отвлекся от своих мыслей и
взглянул в окно.
- Будешь много знать, скоро состаришься, - попытался сострить Сергей и
затормозил у высокого бетонного забора, подкрашенного известковым
"молочком".
- "Ящик"? - спросил Зобов, глядя на видневшееся из-за забора
ультрасовременное здание из стекла и бетона.
- "Ящик", "ящик", - ответил Платов, поспешно выбираясь из машины.
После завершения обычных формальностей друзья поднялись на второй этаж
и вошли в довольно большой кабинет с приемной. Там находились двое. Высокий
широкоплечий брюнет с круглыми навыкате глазами и седоголовый крепыш
невысокого роста с аккуратно подстриженной бородкой и усами.
Брюнет протянул руку и представился: :
- Личицкий Михаил Леонидович.
- Профессор, известный специалист по молекулярной биологии, - добавил
Платов.
Зобов в свою очередь назвал свои имя и фамилию.
- Так это вы Зобов? - подскочил к ним седоголовый. - Очень рад,
очень!... Давно хотел познакомиться с вами. Меня зовут Аркадий Иванович
Линдо. Вы ведь спасли жизнь моему сыну. У него начиналась гангрена. Я,
видите ли, не мог лично засвидетельствовать свое почтение. Долго был в
заграничной командировке. Так что теперь позвольте сердечно поблагодарить
вас и выразить признательность. Понимаю, что говорю казенно, но что
поделать! Других слов, к сожалению, пока не придумали.
- Ладно, хватит расшаркиваться, - сказал Платов. - Давайте переходить к
делу.
Все четверо уселись друг напротив друга за длинный полированный стол
совещаний.
Первым, как всегда, начал Платов, с детства не страдав- * ший излишней
скромностью:
- Мы собрались обсудить настолько важную проблему, что, пожалуй, на
сегодняшний день в медицине ей нет равных, разве не считая СПИДа. Честно
говоря, мы к ней . шли давно. Шли разными путями. Кое-чего достигли...
Думаю, вы поделитесь с Константином Петровичем результатами своих
исследований. Полагаю, он заинтересуется. Тем более, что мы достигли такого
этапа, когда нужны более чем серьезные клинические исследования. А клиника
профессора Зобова с ее многочисленными лабораториями и крупным
диагностическим центром нам как нельзя кстати. Прошу, Михаил Леонидович,
изложите программу.
- Все началось с изобретения моего ассистента Вадима Кулешова. Вместе
со мной он долгое время работал над изучением фантомного эффекта. Началось,
естественно, с малого. Когда от зеленого листа отрезали небольшую часть и
затем помещали в высоковольтное, высокочастотное электрическое поле, а потом
фотографировали, то на снимке получалось изображение целого листа. В
принципе в этом и заключается суть так называемого фантомного эффекта. Меняя
напряжение и частоту тока, удалось добиться неплохих результатов. В конечном
итоге Вадим изобрел прибор, который назвал фанозор. Первое испытание прошло
успешно. В это время вы, Константин Петрович, успешно проводили операцию по
удалению части стопы попавшего в автокатастрофу юноши. Это был сын Аркадия
Ивановича - Юрий. Молодой человек после переезда домой все время жаловался,
что удаленная часть стопы все время болит и чешется. Рана давно зажила и
болевого синдрома быть не должно. Юрия привезли в институт и поместили
прооперированную ногу в электромагнитное поле фанозора. Так вот, хотя прошло
более трех месяцев с момента операции, снимок ясно показал отсутствующую
часть стопы. Причем настолько ясно, что были видны каждая косточка, каждый
нерв. Разумеется, мы ждали соответствующего эффекта. Но чтобы такое! А это
время Аркадий Иванович открыл несколько типов многомерных генетических
кодов. Ни для кого не является секретом, что каждый ген несет в себе
наследственное вещество, пространственную и временную программы жизни всего
организма. Успехи генной инженерии по выращиванию из одного клетки целого
растения уже давно никого не удивляли. Но когда Аркадию Ивановичу из одной
клетки, используя голографические гены, удалось вырастить кольчатого червя,
то дело приняло нешуточный оборот. Можно было замахнуться и на большее. А
почему бы и нет? Почему не попробовать выращивать целые органы? К примеру,
легкие, печень, а может, и сердце, и, наконец, мозг, голову! Появились же
первые люди из пробирки, появились искусственно зачатые животные,
обезьяночеловек - гибрид человека и шимпанзе.
- Это все мне известно из печати, - задумчиво произнес Зобов. - А что,
собственно, вы хотите предложить?
- Как что, как что! - заволновался Личицкий. - Сколько людей страдает
врожденными пороками? Сколько больных с. пораженными внутренними органами? У
скольких людей удалены конечности, отдельные части тела? Именно сейчас,
сейчас необходимо браться за выращивание утраченных органов с помощью
голографических генов.
- Но это ведь огромная целевая программа: под нее необходимо выделить
колоссальные финансовые средства, должны работать целые институты, клиники,
- пытался возразить Зобов.
- Да, действительно, под фантастические предположения денег никто не
даст. У государства много других забот. А миллионеров-меценатов в стране не
существует. Так что придется идти на определенный риск, но риск оправданный.
Другого пока не дано, - высказал свою точку зрения Линдо.
- Ну что, Костя, ты с нами? Давай-ка в одной упряжке, авось да вытянем,
- Платов обратился к Зобову.
- Добро, я в команде. Но что-то конкретное у вас есть?- спросил Зобов.
- Вот это другой разговор! - обрадовался Платов. - Конечно, есть. Иначе
тебя сюда бы и не приглашали. Есть целая программа, причем весьма
напряженная.
- Так чего тянешь? Выкладывай! Время не ждет, - Зобов хлопнул Платова
по плечу...
Разъезжались далеко за полночь.
С этого дня для них началась новая жизнь. Суток катастрофически ие
хватало. Все были настолько захвачены идеей, что спали едва ли три-четыре
часа. Дни и ночи проводили то в институте, то в клинике у Зобова.
Уже первые результаты оказались более чем обнадеживающими. Вначале
удалось вырастить почку младенцу, родившемуся с патологией мочеполовой
системы. Затем избавить от атрезии кишечника новорожденную девочку. Ребенку,
на спину которого опрокинулся бак с кипящей водой, удалось вырастить новую
кожу, а двум детям и женщине, попавшим в аварию, вырастить части удаленных
конечностей.
Зобов вообще перестал ходить домой: спал в кабинете. Дома его съедала
такая тоска, что хотелось выть от душевной боли. Три года назад погибла его
жена. Погибла нелепо, случайно. Она была альпинисткой. Зобов боготворил эту
маленькую хрупкую женщину. Она была для него всем, и такая неожиданная
смерть! Хотя она всегда приходит нежданно. Но, как говорится, кому суждено
погибнуть от жажды, тот не утонет.
Однажды поздно ночью Зобов сидел в кресле, близко придвинув его к
стене. Он дико, чудовищно устал. Спать не хотелось. Видимо, здорово
разошлись нервы.
В дверь тихо постучали. Он удивленно посмотрел на часы: два тридцать
пять!
"Однако, - подумал он, - кто бы это мог быть? Он всех отпустил, за
исключением дежурных. А они, как правило, не особенно рвались в кабинет
главного, зная его крутой характер. Не зря же медсестры звали его между
собой "сухарем". Дело в том, что главный хирург для своих сорока пяти лет
неплохо сохранился. И мечтой многих медсестер да и, что греха таить, молодых
врачей было составить неплохую партию с интересным вдовцом, благо, детей у
него не было. А Зобов никого не замечал. Правда, больше всех преуспела его
секретарша Любочка. Во-первых, она старалась не допускать под грозные очи
начальства своих потенциальных конкуренток, во-вторых, делала ему
замечательный, по его словам, кофе и, в-третьих, - постоянно строила глазки.
Что касается ее белого халатика, то он давно был укорочен выше допустимой
нормы и в полной мере позволял шефу и посетителям любоваться стройными
ножками миловидной секретарши.
- Войдите, - громко сказал Зобов, собираясь устроить разнос.
В кабинет вошла Любочка. Она держала поднос с чашечкой ароматного кофе.
У Зобова даже защекотало в носу.
Хотя ему и было приятно, он, грозно поглядев на девушку, рявкнул:
- Ну что там, в чем дело? Почему не дома? Почему здесь? Давно пора
спать.
- Вы извините, Константин Петрович, я не хотела вас беспокоить, но
слышала ваши шаги, вздохи. Подумала, что вам все равно не спится, а чашечка
кофе вам не помешает, - смущенно лепетала девушка.
- Ладно, давай сюда. Поставь на стол и иди, - сухо произнес Зобов.
- Константин Петрович, позвольте задать один вопрос, - обратилась к
нему Люба.
- Ладно уж! - он махнул рукой. - Задавай.
- Понимаете, я учусь на втором курсе медицинского. Мы .изучаем сейчас
патогенез. Ну и мне не совсем понятна вирусная теория происхождения рака.
- Что здесь непонятного? - удивился Константин Петрович.-Ты знаешь, что
рак-в сущности неконтролируемый рост клеток. А вирус - это частица ДНК или
РНК, то есть химический материал, контролирующий рост и деление нормальных
клеток. В общем, как это попроще объяснить, нуклеиновые кислоты как бы несут
в себе план новой клетки. Вирус проникает в клетку и подключается к ее
генетическому коду. Контроль над делением клеток становится беспорядочным.
По существу это и есть рак. Понятно?
- Ой, Константин Петрович, вы так просто и понятно объясняете такие
сложные проблемы, что даже я, тупоголовая дурочка, все поняла.
- Ну-ну, - оттаял Зобов. - Лучшего секретаря я бы не хотел.
- Я так рада, Константин Петрович, что вы такого хорошего обо мне
мнения, а то ведь уходить собралась.
- Как? Зачем? - встрепенулся Зобов. - Почему?
- Ну, мне казалось, что вы терпеть меня не можете.
- Что ты, что ты... Как раз наоборот!
- Ой, правда? - Любочка по-детски непосредственно захлопала в ладоши.
Подскочила к Константину Петровичу, прижалась теплыми губами к его небритой
щеке и, смущенно покраснев, выскочила из кабинета.
- М-да! - задумался Зобов и потер щеку. - Этого еще не хватало... А
впрочем, почему бы и нет? Люба - совсем не глупая девушка и, судя по
поцелую, далеко не равнодушна к "старику". "Старику" ли?
Он встал, подошел к зеркалу: потрогал мешки под воспаленными, красными
от бессонницы глазами, пригладил волосы. Неожиданно сам себе подмигнул и
принялся с удовольствием допивать кофе. Затем прилег на диван и задумался.
Не заметил, как уснул.
Разбудил его переливчатый сигнал телефона. Вскочив с дивана, взял
трубку:
- Зобов слушает!
Звонила дежурный врач. Привезли останки лауреата Нобелевской премии
академика Ивана Ильича Алферова. Самый молодой академик в истории Академии:
ему было всего 27 лет. Он вылетел вертолетом на расследование аварийной
ситуации на одном из химических заводов. По неизвестной причине вертолет
рухнул на землю. Все члены экипажа и пассажиры погибли. Останки академика
привезли в клинику по просьбе профессоров Личинского и Платова.
Вскоре они сами появились в кабинете Зобова.
- Костя, - обратился к нему Платов, - ты понимаешь, что произошло?
Погиб гений! Он мог принести человечеству неоценимую пользу. Не-оцени-мую. И
такая нелепая смерть...
- Действительно, это ужасно, - бормотал стоявший рядом Личинский.
- Костя, а что, если попробовать снова? - заговорил Платов. - Ты
понимаешь, ведь такой шанс выпадает не часто. От академика ничего не
осталось, кроме нескольких костей и кусков плоти. Давай рискнем!
Представляешь, из клеток гения вырастить гения. Гений по заказу! Это ведь
переворот в науке, в истории.
- А чем мы гарантированы, что он после возрождения сохранит свои
интеллект, духовность, моральный облик?
- Пока ничем, но разработаем программу, а потом, если что,
разберемся...
- Ты тоже "за"? - обратился Зобов к Личинскому. ,
- Да-да, - поспешно закивал тот.
- А Аркадий Иванович? .-,.
- Так он первым натолкнул нас на эту мысль!
- Что ж, друзья, давайте попробуем возродить гения. Ну, если что
случится, отвечать будем вместе. Как положено, по закону.
- Кончай, Костя, тень на плетень наводить. Я ж тебя не первый год знаю.
Если что, ты ведь первый в петлю полезешь. Но мы тебя не пустим. Я за риск!
- Я тоже, - раздался голос Личинского.
- И я, я с вами, - услышали они голос внезапно появившегося в кабинете
Линдо.
Прошло четыре года.
Зобов в очередной раз зашел навестить своего подопечного. Перед ним на
кровати с подключенными к компьютерному устройству многочисленными датчиками
лежал мальчик лет двенадцати.
- Ну, как? - спросил он дежурного врача.
- Все установили. Система должна работать нормально.
- Ну что, сегодня решающий день?
- Да, решающий, - согласился дежурный. " '" '
- Личинского и Линдо вызвали?
- Да, уже едут сюда.
- А Платова?
- Платов немного задержится, но просил без него не начинать.
- Что ж, если система Личинского подействует, выведет его из этого
состояния, тогда мы на коне, если нет, то... - Константин Петрович махнул
рукой.
- Не переживайте, все будет хорошо. Поле строго рассчитано. Ошибки быть
не может.
Первыми приехали Личинский и Линдо. Платов почти не опоздал.
- Ну, начнем, - сказал Платов, потирая руки. Затем подошел к Зобову,
крепко сжал его руку и сразу отвернулся. Линдо нажал кнопку.
Раздалось характерное потрескивание и вокруг больного образовалось
светящееся электромагнитное поле. Поле ширилось, росло. Светящийся ореол
охватил всю фигуру мальчика. Вдруг где-то заискрило, ореол вокруг кровати
исчез, раздался глухой удар и погасло освещение.
- Что там случилось? - закричал Зобов, и, размахивая руками, в темноте
бросился из палаты, требуя наказать виновников.
Платов и Линдо бросились его успокаивать. Но он вырвался и ощупью идя
вдоль стенки, добрался до своего кабинета; попытался найти графин с водой,
но лишь опрокинул вазу с цветами; после чего успокоился и сел на диван.
Когда свет зажегся снова, оказалось, что произошло короткое замыкание.
Зобов хотел встать и снова пойти в палату, но его остановил вошедший в
комнату Платов.
- Костя, посиди здесь. Сейчас все будет ясно. Да не дрожи ты так!
Инфаркт заработаешь. Верь мне, все будет в порядке. Не зря мы его мозг три
года держали под компьютерной информацией. Он так напичкан знаниями, что
должен соображать быстрее самой быстродействующей ЭВМ.
- А вдруг все зря и, несмотря на этот поток знаний, останется дебилом
или еще хуже - превратится в какого-нибудь негодяя-монстра...
Через несколько секунд в комнату ворвались улыбающиеся Личинский и
Линдо.
- Ура, победа! Победа!
- Что? Как? - Зобов и Платов вскочили. Личинский, подняв правую руку
вверх, торжественно произнес:
- Слушайте, слушайте, говорит клиника профессора Зобова... Говорит
клиника Зобова... Сегодня, 24 июля, состоялся грандиозный эксперимент.
Алферов-2 заговорил. За одну минуту он решил проблему озоновой дыры,
предложил оригинальное продолжение теоремы Виоры-Толигоди и в десять раз
быстрее компьютера нашел решение предложенного уравнения.
- А дальше, что он сделал дальше? - нетерпеливо перебил его Зобов.
- Дальше... Дальше ничего особенного. Он встал, извинился за свой
внешний вид и поцеловал руку дежурному врачу Вере Сомовой, поблагодарив ее
за прекрасный уход...
Дьяволенок
Жаннет редко возвращалась домой поздно. На этот раз она надолго
задержалась у своей подруги Пат Мирсонс, живущей в пригороде. Та уговаривала
ее остаться на ночь, но Жаннет не согласилась.
Какая-то неведомая сила заставила ее сесть за руль автомобиля и с
непривычной для нее скоростью помчаться к себе домой ночью, под проливным
дождем, по мокрому, скользкому шоссе.
С визгом скрипели тормоза, машину на поворотах заносило, а она
безостановочно жала и жала на педаль газа, увеличивая и без того бешеную
скорость.
Внезапно из темноты свет фар выхватил темную человеческую фигуру. Прямо
посередине автострады, не обращая внимания на ливень, шел мужчина, одетый в
помятые, до неприличия широкие брюки, босиком и в наброшенном на плечи
каком-то неопределенного вида плаще.
Жаннет едва успела затормозить. "Шевроле" несколько раз крутанулся
вокруг своей оси и с заглохнувшим двигателем остановился рядом с прохожим.
Тот, не обращая внимания на протестующие возгласы девушки, сел на
сиденье и застыл, уставившись перед собой. Причем Жаннет заметила, что до
дверцы он даже не дотрагивался рукой. Она как-то сама собой открылась и,
подождав пока мужчина не усядется на место, плавно закрылась.
Только сейчас она смогла рассмотреть его внимательнее. У него был
точеный профиль, как на древнеримских монетах. На высокий лоб свешивалась
промокшая прядь русых волос. Глаза с длинными, как у девушки, ресницами,
пожалуй, для мужчины были несколько великоваты. Большего за поднятым
воротником насквозь промокшего плаща разглядеть не удалось.
Жаннет попыталась было еще раз возразить против такой бесцеремонности,
но он повернул голову и так посмотрел на нее, что она, не говоря ни слова,
включила зажигание и, развернув машину, поехала домой.
Вдруг она услышала его странный булькающий голос;
-- Скорее, надо скорее. Надо домой, к тебе домой.
Неожиданно она заметила, что машина совершенно ее не слушается. Когда
она нажимала на педаль акселератора, машина, наоборот, сбавляла скорость,
когда пыталась тормозить - движение ускорялось. Причем особенно легко и
свободно автомобиль вписывался в повороты, что ей, как правило, редко
удавалось. Она бросила руль и с изумлением заметила, что без всякого ее
вмешательства машина продолжает движение.
Она посмотрела на незнакомца, сидевшего абсолютно невозмутимо, как
будто его это и не касалось. Затем он произнес:
-- Покажи дорогу к твоему дому. Я не знаю, где ты живешь. Меня надо
спрятать... Скорее спрятать. Никто не должен знать про меня. Я с другой
планеты. Я убежал... Я хотел помочь вам, тебе, вашей планете. Мне запретили.
Но я все равно убежал. Я принял ваш облик. Я очень хотел помочь, но никто не
понимает этого. Мне говорят, я сумасшедший, что меня надо... изолировать. Ты
должна верить мне и не бояться. Я взял ваш облик, одел вашу одежду, чтобы вы
не боялись. Но вы все равно боитесь... и не понимаете, что я хотел помочь
вам. Теперь меня ищут. Меня найдут, мне будет плохо, очень плохо. Я не хочу,
чтобы было плохо. Но они найдут, все равно найдут...
Потом он замолчал, странно дернул головой и откинулся на спинку
сидения.
Жаннет даже не пришлось показывать дорогу: едва она успевала подумать,
как машина следовала в нужном направлении.
Жаннет искоса поглядывала на незнакомца и размышляла: "Похоже, что он
не врет. Неужели правда... Пришелец! Вот тебе и летающие тарелки! А если
сумасшедший, тогда почему машина идет самостоятельно и даже, похоже, стала
читать ее мысли? Нет, пожалуй, все-таки Пришелец!"
Вскоре "шевроле" остановился у се дома. Она быстро вышла из машины и
зашла внутрь. Инопланетянин неотступно следовал за ней. . Жаннет зажгла свет
в прихожей, сняла плащ и, скинув туфли, сунула ноги в домашние тапочки.
Пришелец неподвижно стоял около двери. С его мокрого плаща падали капли воды
и на полу рядом с грязными следами, оставленными босыми ногами, блестела
мокрая лужица.
Жаннет хотела было сказать, чтобы он снял плащ и отправился в ванную
комнату, как с удивлением заметила: незнакомец уже стоит одетый в
комбинезон, плотно обтягивающий тело, и на его ногах были тапочки,
обыкновенные мужские тапочки!
"Чудеса, да и только", - подумала Жаннет. У нее в доме сроду не
водилось мужских тапочек.
Кивком головы пригласив Пришельца следовать зя собой, она вошла в
сумрачную гостиную. Не включая света, подошла к бару, плеснула полстакана
неразбавленного виски и, скрестив ноги, уселась в свое любимое кресло.
Жаннет здорово устала от этой сумасшедшей гонки. Около трех лет назад
она вместе с родителями попала в автомобильную катастрофу. Те, сидевшие
впереди, погибли сразу, не приходя в сознание, а ее через пять месяцев,
измученную непрерывными скитаниями по хирургическим клиникам, привезли
домой, где еще около двух месяцев она находилась под присмотром сиделок
доктора Эхинеса, сделавшего ей две операции.
С тех пор она страшно боялась быстрой езды. И как это сегодня ее
понесло в дождь домой, да еще с такой скоростью...
Инопланетянин, неподвижно стоявший в центре комнаты, дотронулся пальцем
до люстры, которая тут же ярко вспыхнула, высветив каждый уголок гостиной.
И вдруг ей стало не по себе от взгляда голубых глаз незнакомца. В них
таилась неземная, тысячелетняя мудрость. Казалось, они проникали в самые
сокровенные частицы души, в каждую клеточку мозга, всколыхнули всю глубину
ее сознания. Затем прохладная ладонь опустилась на ее пылающий лоб и
странный, булькающий голос произнес:
- Ты теперь совсем здорова...
Она прислушалась к голосу своего организма и действительно
почувствовала, что куда-то ушла боль, постоянно гнездившаяся в правом
подреберье, исчезла тупая ноющая боль в верхней части черепа. При
столкновении она вышибла ветровое стекло. Схватившись рукой за щеку,
почувствовала, что под пальцами нет кроваво-красного рубца, так уродовавшего
некогда красивое лицо.
Жаннет вскочила с кресла и бросилась к зеркалу. О, чудо! Шрама как
будто и не бывало. На нее глядело хорошенькое личико молодой женщины, почти
девушки.
Тщательно ощупав руками все тело и, не стесняясь взглядов постороннего,
спустила с худых плеч просторную кофточку. На гладком белокожем теле не было
заметно ни одной царапины, ни одного даже самого маленького шрама. А ведь
врачи, борясь за ее жизнь, безжалостно изрезали и искромсали тело, покрыв
его многочисленными шрамами.
Обернувшись, она увидела, что незнакомец наклонился над полом, поднял
неразбившийся стакан с капелькой виски на дне и понюхал. Подошел к ней ближе
и, указывая на стакан, пробулькал:
- Это яд! Ты больше не будешь пить...
Действительно, последнее время то ли от гнетущего чувства одиночества,
то ли от попытки заглушить болевой синдром, как назло усиливающийся к
вечеру, она много и часто пила. И потом она, буквально зачарованная,
смотрела, как стакан, мягко оторвавшись от ладони, медленно, слегка
покачиваясь, поплыл по комнате, вылетел в распахнутое окно и растворился в
вечерней темноте.
- Кто ты все-таки? Откуда? - спросила она, пристально глядя на него.
- Я - оттуда, - кивком головы он указал на небо, с медленно
просыпающимися после дневной спячки звездами.
- Тебя действительно надо спрятать? - не унималась Жаннет.
- Да, - коротко ответил незнакомец.
Пришелец пробыл у нее почти неделю. Все эти дни и ночи, не вставая с
места, он просидел на чердачном перекрытии у слухового окошка, напряженно
вглядываясь и вслушиваясь в звенящую тишину.
Она несколько раз в день поднималась к нему по крутой лестнице,
предлагая различную еду, кофе, чай, напитки, но он всегда вежливо
отрицательно качал головой. Правда, однажды, когда она особенно настойчиво
пыталась всунуть ему в руку теплый сэндвич с чашечкой дымящегося ароматного
кофе, он сказал:
- Мы никогда не едим.
По ночам она, почти не смыкая глаз, молча лежала на широкой кровати и
думала о вернувшем ей здоровье и красоту незнакомце. Наконец, на седьмой
день, не выдержав, она поднялась в его убежище и, взяв за руку, повела за
собой в спальню; повернула к себе лицом и бесконечно долго вглядывалась,
утопая в манящей теплотой и лаской голубизне его глаз.
Затем прижалась головой к груди, медленно опустилась на колени и
прильнула губами к тыльной стороне его ладони, покрывая ее бесконечными
поцелуями...
Утром, едва открыв глаза, она увидела, что он стоит у кровати уже
одетый в свой комбинезон-кожу и что-то протягивает ей: в раскрытой ладони
переливался золотистый шар.
- Отдай сыну, - сказал он, отводя в сторону глаза.
- Какому сыну? И почему именно сыну? - спросила Жаннет.
- Через три месяца у тебя будет сын, мой сын! - ответил незнакомец.
- Откуда ты знаешь?
- Я знаю!
- Но что он будет с ним делать?
- Он будет знать!
Разрыдавшись, она вскочила с кровати и бросилась ему на шею,
исступленно целуя и приговаривая:
- Не уходи, я не смогу без тебя, возьми меня с собой!
- Тебе нельзя. Там другое, все другое! Ты не сможешь там.
- Тогда останься со мной!
- Нельзя, я не могу здесь жить! Я так устроен. Я хотел стать как вы...
Я не смог. Я хотел вам помочь, очень помочь. Мне не разрешили. Они уже
знают, где я. Они идут за мной. Пусть мне будет плохо, но там мое, все мое.
Я должен быть там. Я буду там. Мне никогда не было так хорошо, как с тобой.
Я буду всегда помнить тебя. Береги сына. Не забудь отдать ему это...
Его тело окутало зелено-серым туманом и он исчез. Исчез, как будто его
никогда и не было.
...Прошло три месяца, однако никаких особых перемен в своем организме
Жаннет не замечала. Но однажды ночью она проснулась от острой боли внизу
живота. Затем боль быстро прекратилась, и она почувствовала, как из нее
вылилось что-то горячее...
Включив настольную Лампу и откинув одеяло, Жаннет увидела между своих
бедер светло-зеленый комочек. Испуганно вскрикнув, она соскочила на пол и
обнаружила, что комочек на ее глазах стал принимать форму маленького
ребенка: сначала появилась головка, затем стали вырисовываться ножки,
ручонки. Тельце задвигалось, новорожденный издал невнятный писк.
И вдруг его тело стало вытягиваться, росли разбросанные в стороны руки,
увеличивалась в объеме голова, в мягких деснах появились зубки. Вскоре на
кровати лежал пяти-шестилетний голубоглазый мальчик, очень похожий на
незнакомца, но со странно подергивающейся шеей. Ребенок приподнял голову,
обвел комнату внимательным взглядом и звонким с металлически оттенком
голосом спросил:
- Я давно здесь?
- Нет!
- Как ты назовешь меня? - опять задал вопрос мальчик.
- Тэдди.
- Хорошо, мне нравится это имя! Мы будем жить здесь?
- Нет, мой мальчик, мы переедем отсюда, - Жаннет сразу сообразила, что
неожиданное появление у нее в доме такого большого ребенка вызовет у соседей
немало пересудов и сплетен. Да и мальчику наверняка все это будет неприятно.
Кстати, она давно уже приценивалась к небольшому ранчо, находившемуся в
живописном месте. Оно располагалось далеко от города, рядом с лесом.
Соседние фермеры заглядывали туда достаточно редко, что особенно устраивало
Жаннет. Все-таки в ее возрасте иметь шестилетнего сына несколько
преждевременно.
На следующий день Тэдди уже ходил по двору небольшого двухэтажного
домика с маленьким палисадником, в котором росло множество цветов.
Своим поведением мальчик не походил на обыкновенного ребенка. Этот
маленький голубоглазый старичок обычно усаживался в тени большого дуба,
росшего у самой калитки, и пристально смотрел вдаль, как будто видел то, что
не доступно простым смертным.
Жаннет, как всякая заботливая мать, хотела его накормить, но после
состоявшегося между ними диалога прекратила всякие попытки это сделать.
- Тэдди, ты почему ничего не ешь? - спросила Жаннет.
- Я не хочу.
- Но ведь ты тогда не сможешь вырасти.
- Я вырасту.
- Да, но ты не будешь таким здоровым и сильном, Как. твой отец.
- Я буду.
- А ты знаешь, кто твой отец, а заодно, может ты мне скажешь и откуда
он?
- Оттуда, - и ребенок кивнул на небо.
- Но ведь все нормальные люди должны питаться, - настаивала Жаннет.
- Я не как все. Я другой, как мой отец!
Однажды под вечер она заглянула к Тэдди и застала его за странным
занятием: ребенок забавлялся тем, что заставлял двигаться и летать по
комнате различные предметы.
Вот он взглянул на вазу с цветами, стоявшую на подоконнике, и та
медленно поплыла по воздуху и переместилась на шкаф, а одна роза из букета
подскочила вверх, несколько раз перевернулась в воздухе и влетела в стакан с
апельсиновым соком, находившимся на тумбочке перед кроватью мальчика. Он его
не пил, но Жаннет каждое утро упрямо ставила стакан со свежим соком.
Едва он посмотрел на коробку цветных карандашей, как они, выпрыгнув
оттуда, изобразили на потолке яркую разноцветную радугу.
- Тэдди, что ты делаешь? - воскликнула Жаннет. Он повернулся,
внимательно поглядел на нее и сказал:
- У тебя болит рука.
А рука у нее действительно болела, полчаса назад она рубила овощи и
чуть не оттяпала большой палец на правой руке. Она заклеила залитую йодом
рану пластырем и, чтобы не беспокоить сына, держала руку за спиной.
Он подошел, взял ее правую руку и провел но ней пальцем. Довольно
глубокая рана тут же затянулась, края кожи сошлись вместе, не оставив
никаких следов, а отклеившийся пластырь порхающей бабочкой полетел к
мусоросборнику.
Гости у них бывали довольно редко. Чаще других заезжала на видавшем
виды "оппеле" соседка Молли Стигенс с десятилетним сыном Чарли. У него был
прогрессирующий паралич обеих ног, а левая нога ниже колена представляла
собой лишь сухую, обтянутую серой кожей кость.
Пока женщины болтали между собой, мальчики занимались обычными делами.
Тэдди расположился на своем излюбленном месте, а Чарли, сидя в инвалидной
коляске, вырезал из дерева забавные фигурки животных.
Когда соседка усаживалась в машину, Жаннет, которо! особенно было жаль
бедного Чарли, вспомнила о том, как сын залечил ее рану на пальце. Она
позвала Тэдди и попросила:
- Мой мальчик, посмотри, пожалуйста, на ноги бедняжки.
Тэдди молча подошел к машине, затем отдернул штанину левой ноги
больного ребенка и медленно провел по ней ладонью от ступни до колона. На
глазах изумленных женщин под серой кожей вдруг надулись бугры мышц,
зазмеились синие вены, кожа приобрела привычный белый оттенок, а скрюченная
нога выпрямилась и плотно утвердилась на ступеньке коляски.
Когда Тэдди то же проделал с правой ногой, Чарли, впервые вставший на
ноги, бросился на колени и стал истовыми поклонами благодарить избавителя.
Тот повернулся и молча пошел к дубу.
Потрясенная Молли хотела последовать примеру сына, но Жаннет попросила
ее сразу уехать и никому не рассказывать о случившемся.
Молли, разумеется, не смогла удержать язык за зубами. И вскоре со всей
округи к ранчо Жаннет потянулись больные и калеки.
Однако особое столпотворение началось после несчастного случая,
происшедшего с водителем грузовика-фургона на дороге, проходившей недалеко
от дома Жаннет.
Водитель развил скорость свыше ста миль в час, на крутом повороте
грузовик занесло и он врезался в скалу. Следовавшие по дороге водители
нескольких машин вызвали полицию и успели вытащить пострадавшего до плрыва
искореженной машины. Вокруг быстро собралась толпа, а один из дорожных
зевак, видимо, врач, попросил всех отойти подальше, пощупал пульс на
безжизненной руке и сказал, что парень безнадежен.
Проезжавшая мимо Жаннет притормозила. Узнав о случившемся, она поехала
домой. Доехав до ранчо, оглянулась и, увидев, что толпа не редеет, подошла к
Тэдди и спросила:
- Можешь ли ты что-нибудь сделать для несчастного?
Тэдди кивнул головой и направился к распростертому телу; наклонился и
провел ладонью от головы вниз до кровоточащих размозженных ног. Лежавший на
земле смертельно раненный человек, почти не подающий признаков жизни и
находящийся в состоянии клинической смерти... вдруг ожил, зашевелился,
открыл глаза и неожиданно тонким для его массивного туловища голосом
спросил:
- Какого дьявола вы здесь столпились?
Затем встал на ноги, оглядел изодранные в клочья, залитые кровью
рубашку и брюки, посмотрел на разбитую догоравшую машину, опустился на
колени и громко, навзрыд, не по-мужски зарыдал...
Ошеломленные случившимся, изумленные зрители расходились по машинам,
настороженно глядя вслед уходящей фигурке мальчика со странно
подергивающейся шеей.
К сожалению, этот эпизод омрачил жизнь Тэдди. Слава о чудесном
исцелении быстро разнеслась по штату. Однако священник пресвитерианской
церкви преподобный отец Смит в одной из проповедей громкогласно объявил о
дьяволенке, недавно поселившемся в здешних местах. Особенно исступленно
святой отец начал безумствовать в проповедях после случая, когда прозрела
слепая от рождения четырнадцатилетняя девочка, едва Тэдди дотронулся
пальцами до ее глаз, вечно закрытых белой пеленой бельма.
Трубный бас святого отца возвещал, что только кознями дьявола можно
объяснить чудодейственную силу, таящуюся в руках ребенка.
Несмотря на то, что число исцеленных и излеченных больных непрерывно
росло, некоторые граждане поспешили записаться в сторонники преподобного
Смита. Количество таковых особенно возросло после пожара, когда церковь
ночью неожиданно вспыхнула и мгновенно, как факел, сгорела, а испуганного до
полусмерти, полуживого проповедника с искаженным от страха лицом подобрали
пожарные. Тронувшийся умом отец Смит непрерывно твердил о каком-то
дьяволенке, из глаз которого вылетело колдовское пламя и испепелило святую
обитель.
Однажды распоясавшиеся молодчики, подогретые добрыми порциями виски,
подъехали на автомобилях к дому Жаннет. Вскоре весь двор был окружен толпой
разгневанных краснолицых мужчин, размахивающих охотничьими ружьями и
револьверами и требовавших немедленно пристрелить этого дьяволенка.
Испуганная Жаннет схватила Тэдди за руку и попыталась спрятать его в
спальне, однако тот вырвался и вышел во двор.
Когда перед толпой хулиганов появился этот шестилетний ребенок, одетый
в выгоревшую на солнце клетчатую рубашку и серые брюки, из-под которых
виднелись обыкновенные босые ноги, а не дьявольские копыта, как утверждал
отец Смит, фермеры замолчали. Все, как завороженные, смотрели на хрупкую
фигурку мальчика, спокойным и уверенным взглядом обводившего перекошенные от
злобы лица. И внезапно каждому из них стало невыносимо горько и стыдно за
человеческую глупость и подлость, заставившую их, крепких и здоровых мужчин,
обрушить свою ненависть на этого беззащитного ребенка.
Толпа поредела, а вскоре и последний из фермеров сел в свой "линкольн"
и включил двигатель.
С этого момента Тэдди словно подменили: если он и раньше был угрюмым и
необщительным ребенком, то теперь целые дни и ночи напролет проводил в своем
новом убежище.
Он выбрал небольшую мансарду с маленьким окошком, выходившим на восток
и, неподвижно сидя на подоконнике, пристально смотрел на небо, причем его
взгляд был всегда направлен только в одну точку, одну-единственную точку...
Вконец обеспокоенная состоянием ребенка, Жаннет не выдержала, поднялась
к нему и протянула предмет, оставленный инопланетянином. Тэдди поднял на нее
глаза и произнес:
- Я ждал.
- Как? - не могла не спросить Жаннет, - ты знал, что тебе оставил отец?
- Знал.
- И ты у меня его не попросил?
- Я ждал.
- Ты знаешь, что с ним делать?
- Знаю.
- Ты хочешь туда, к отцу?
- Да. .
- А ты разве сможешь там жить?
- Да.
- Но ведь там...
- Да, другие, но я как они.
- Мне будет очень тяжело без тебя! -
- Знаю. Но ты выйдешь замуж. У тебя будет дочь. Она будет как ты. Как
все вы. А я другой. Мне надо туда.
- Ты никогда не вернешься?
- Нет.
Тэдди, зажав в кулаке шарик, быстро выскочил во двор...
Жаннет, глядя в окно, видела, как он, раскрыв ладонь, поднял вверх, к
Солнцу, ослепительно сияющий шар.
Он вспыхнул. Обрушившийся на Тэдди каскад искрящихся лучей, как
покрывалом, окутал его тело алмазным дождем, и маленькая фигурка растаяла в
рубиновом пульсирующем мареве...
Экстрасенс
Посвящается Полине Владимировне Шепляковой
Девочку звали Линой. Она ничем не отличалась от сверстниц, разве чуть
больше других играла в куклы.
До чего же она любила этот свой кукольный мир! Каждый вечер перед сном
Лина усаживалась на коврик и перебирала игрушечных набивных медведей,
пластмассовых кукол с широко распахнутыми наивными глазами, ярко
раскрашенных оловянных солдатиков.
Училась девочка не хуже, но и не лучше других. Хотя часто получала
замечания за невнимательность: была немного рассеянной.
После окончания пятого класса девочку отправили на каникулы в деревню к
бабушке.
Деревенька была захолустной, хотя располагалась в живописной излучине
речки Топь.
Детишки часто бегали купаться на единственный плес среди топких
берегов, - откуда, очевидно, и пошло это не больно-то ласкающее слух
название.
Узкую ленту воды теснили густые заросли раскинувшихся на много
километров лесов.
Богатые были леса. Грибов, ягод, орехов, всякой живности водилось в
изобилии.
Однажды в теплый летний .день ребята купались. Солнышко уютно согревало
ласковыми лучами едва просохшую от утренней росы землю. Безоблачное небо
манило в свои необъятные просторы. Лина лежала на спине, широко раскинув
руки, бездумно вглядывалась в его ослепительно яркую голубизну.
Неожиданно в далекой вышине мелькнула черная точка. Она быстро
приближалась: ширилась, росла, пока не превратилась в спиралевидную воронку
с лохматыми зловеще-черными краями и двумя бурыми пылевыми столбами.
Обжигающе холодный ветер остервенело набросился на испуганных детей.
Разбросал одежду, срывал листья, гнал впереди себя комочки мха, гнул и ломал
верхушки рослых сосен. Небо мгновенно потемнело, закрытое багрово-красной
тучей, и девочка почувствовала, как неодолимая жестокая сила подхватила ее,
вознесла вверх, тугие упругие струи воздуха спеленали тело, - почти
невозможно дышать.
Последнее, что она увидела с высоты, это исчезающий, еле заметный
лоскуток излучины Топи.
Там, в чреве гигантского смерча, уже теряя сознание, она почувствовала,
как на ее голову опустились две прохладные ладони и легонько сжали. Больше
она ничего не помнила.
Спустя два часа ее подобрали на окраине районного центра, в ста
двадцати километрах от родной деревушки. В одних трусиках она лежала
навзничь в придорожной канаве. Водитель грузовика, увидевший ребенка,
доставил ее в больницу. Там она быстро пришла в сознание. Врачи определили
ушиб головы и сотрясение мозга. Лина жаловалась на сильную головную боль.
С тех пор девочка стала за собой замечать странности. Время от времени
ей казалось, что кто-то нашептывает ей в уши о том, что произойдет завтра,
через неделю или месяц.
Вначале она не придавала этому особого значения, но как-то раз
проверила, - все подтвердилось. Ночью ей привиделось, что завтра соседский
Колька упадет с дерева и сломает ногу. На следующий день она услышала дикий
крик и выскочила из дома. Заглянув за забор к соседям, увидела катающегося
по земле Кольку, - из разорванной окровавленной штанины виднелся белый кусок
голени.
Случаи подобного рода происходили с ней все чаще и чаще. Она не хотела
никому об этом рассказывать, боясь, что ее примут за блаженную. Была в этой
деревне такая... Ходила в тряпье, грязная, с изъеденными коростой руками и
ногами. Вечно выпрашивала корочку хлеба. Тем и кормилась. Так вот она,
бывало, глянет на кого-нибудь своими бельмами да и скажет вслед: "Может,
корова у тебя падет или жеребенок народится..." Люди замечали, что ее
предсказания обязательно сбывались.
Лине никак не хотелось уподобиться этой дурочке. Так и молчала до поры.
А однажды, года через два, увидела во сне очень высокого, совершенно
незнакомого человека с длинным узким лицом и огромными красными глазами. Он
подошел к ней, дотронулся до головы ладонью и сказал:
- Скоро будет война. Ты будешь знать, кто погибнет, кто вернется домой
и должна говорить об этом людям.
Через неделю началась Великая Отечественная война. Тогда она все
рассказала матери. Мать посоветовала девочке молчать.
За два месяца до прихода похоронки на отца она знала, что он погиб.
Видела белое заснеженное поле, голые стволы деревьев, слышала отвратительный
визг снаряда. Отец схватился за грудь ватника, на котором выступило красное
кровавое пятно и медленно осел на мерзлую, покрытую комьями черной грязи
землю.
В похоронке значилось: "Погиб смертью храбрых", а в письме его земляка
Никиты Мерзлякова описывалась гибель отца, причем именно так, как ей и
привиделось.
Мать не перенесла удара, слегла. Лина поступила работать в госпиталь.
Мыла полы, стирала белье, подносила судно. Чего только не перевидала девочка
за это время! Сколько израненных, искалеченных людей прошло через ее
ласковые руки. А руки у нее действительно были ласковые. Бывало, поправит
подушку тяжелораненому, а ему уже легче, даже стонать перестает. Раненые
любили ее. Всегда просили, чтобы перевязку делала Лина. Будто бы боль
проходит, когда она снимает заскорузлые, пропитанные кровью и потом бинты.
Многие замечали, что если Лина только пройдет по палате, то уже от одного
этого им становилось лучше.
Привезли как-то в ее палату молоденького сержанта. Мальчишка совсем,
весь израненный и обе ноги пулями перебиты. Так жалобно стонал, что не
выдержала Лина, подошла, отдернула одеяло. Глядь, а обе ноги почернели,
распухли. Гангрена! Навидалась она этой болячки! До слез стало жалко
парнишку. Как помочь? Отрежут ноги, обязательно отрежут!
Провела ладонью по багровой вспухшей голени и внезапно почувствовала в
руке острую боль. Посмотрела на ладонь, а она потемнела, вздулась. Взглянула
на ногу раненого, а на ней полоса белая посередине, как раз в том месте, где
она рукой провела.
Начала Лина ладонями ноги парнишке растирать. Чем сильнее растирает,
тем скорее чернота сходит, да не куда-нибудь, а в ее руки. Рукам больно, аж
невтерпеж. Слезы из глаз ручьем льются. Руки уже до локтей почернели, а она
знай массирует раненому ноги. Наконец, разогнулась. Устала очень. Смотрит и
не верит, не верит своим глазам Ноги у больного побелели. Чернота исчезла.
Зато у самой руки лиловые.
Раненые с соседних коек повскакали. Окружили. Вызвали врача. Прибежал
главный хирург госпиталя подполковник Ремизов. Он как раз собирался операцию
этому сержанту делать, ноги отрезать. Стоит и не может поверить в чудо. Ведь
сам полчаса назад осматривал раненого, был уверен, что безнадежен.
Так Лина спасла от смерти Павла Бударова. Сама месяца два потом с
руками маялась. Чернота медленно с них сходила. Даже ложку несколько дней не
могла держать. А потом ничего, все прошло.
Троих еще бойцов спасла Лина таким образом. Все трое были безнадежны.
Весть о чудесной спасительнице быстро разнеслась по всем госпиталям. К
ней было уж в очередь стали записываться. Однако подполковник Ремизов
запретил. Вызвал он к себе санитарку, посмотрел в добрые лучистые глаза и
сказал:
- Все понимаю, дочка. Хочется тебе людям помочь. Сердце у тебя доброе.
Но запомни, ты молодая, тебе еще жить да жить. Детей надо нарожать. Стоит
тебе еще раз за это взяться, и я за твою жизнь не ручаюсь. Я ведь тебя
недавно осматривал. Хочу сказать правду. Сердце у тебя слабое. Слабое
сердце. Видимо, когда инфекция переходит к тебе, не знаю и, честно говоря,
не понимаю, как это происходит, то твое здоровье соответственно ухудшается.
Особенные изменения происходят в сердце. Уже шумы прослушиваются, перебои.
Так что заканчивай с этим делом. Пора и о себе подумать. Тем более нас,
мужиков, много, нам, как говорится, положено Родину защищать. Жизнь и
здоровье класть на алтарь Отечества. А вас, женщин, надо беречь. Тем более,
что ты свой долг выполнила. Минимум три жизни спасла. Вот война кончится,
врачи займутся изучением твоего феномена, а пока иди работай, но мои слова
помни, не забывай. Прощай, дочка.
'Кончилась война. Лина вышла замуж за Павла Бударова. Не забыл солдат
свою спасительницу и приехал за ней, из Берлина приехал. Всю страну пересек
лейтенант, но нашел свою суженую. Нашел и привез в большой город. Сам
устроился на завод, а жена пошла работать в больницу.
Лина к тому времени совсем осиротела. Мать померла год назад. Между
прочим, смерть матери она предчувствовала за три месяца до ее кончины.
Видела во сне, даже число и день знала.
Родился у Бударовых сын. Назвали Иваном в честь геройски погибшего
деда. Ребенок рос здоровым и крепким. Зато Павел часто болел, давали себя
знать старые раны.
В 1950 году Павел Бударов умер. Для Лины смерть мужа не была секретом,
она знала об этом еще в день свадьбы, знала, что он проживет с ней всего
четыре года и два месяца.
Так и случилось. Тяжело было Лине Ивановне поднимать сына одной, но
подняла, вырастила.
Между прочим, она обратила внимание, что с каждым днем ее способности
угадывать прошлое и будущее увеличиваются. Больше того, она стала замечать,
что иногда она видит человека насквозь. Да, именно насквозь. Иногда не все
сразу, отдельные органы, отдельные участки, видела, как кровь течет по
сосудам. Видела, как на проявленной фотографии. Она уже стала подумывать,
что сходит с ума. Но затем привыкла к этим ощущениям и перестала их
замечать.
Шли годы. Лина Ивановна по-прежнему работала в больнице. Ей очень
хотелось получить образование и стать врачом. Однако не пришлось,
приходилось работать на двух ставках, так что еле хватало сил добраться
домой, накормить сына и завалиться спать.
Тем не менее Лина Ивановна все же окончила медучилище и перешла
работать медсестрой.
Последнее время она стала замечать за собой, что особенно остро,
физически ощущает чужую боль, сильно мучается во время грозы и магнитных
бурь, а после сеансов "ясновидения" испытывает сильную усталость и
внутреннюю опустошенность.
Что касается будущего и прошлого, то она предсказывала все, что угодно,
практически безошибочно.
Однажды она спасла своего сына. Мальчик торопился в школу. Он должен
был поехать на автобусную экскурсию. Как обычно, он поцеловал мать и побежал
к двери. В этот момент перед ее глазами встала картина разбившегося
автобуса. Крики и стоны раненых и искалеченных детей.
Она остановила ребенка, поправила ему галстук, долго смотрела в его
глаза, наконец, легонько подтолкнув к двери, проговорила:
- А теперь ступай.
Вдогонку незаметно, чтобы мальчик не видел, перекрестила.
Иван опоздал на автобус. Вечером стало известно, что этот автобус,
возвращаясь с экскурсии, разбился. Все дети погибли.
Люди тянулись к Лине. Почти всегда они находили у нее теплоту и
участие. По больнице про нее ходили целые легенды.
Например, санитарка тетя Маша чуть ли не каждого останавливала в
коридоре и рассказывала, как Лина на ее вопрос, где искать могилу ее мужа,
погибшего в 1943 году, ответила:
- Не ищи, милая. Могилы нет... Нет могилы. Прах его по земле развеян.
Через полгода она случайно узнала, что ее муж погиб от прямого
попадания бомбы. В окопе было четверо. Вместо них осталась глубокая воронка.
Часто по одной лишь фотографии, по фамилии человека Лина могла
определить, кто он, откуда, что болит, что любит или не любит. В общем,
почти все автобиографические данные и даже такое, что не под силу иному
досье.
А уж если приходилось встречаться с человеком, то начиналась полнейшая
фантастика.
Ее пророчества зачастую приводили людей в состояние шока. Невольно
возникал вопрос: каким образом ей удавалось проникнуть в тайну души?
Узнавать самое сокровенное, о чем самому себе и то боишься признаться!
Николай Александрович Самохин, пожилой врач с тяжелой, трудной судьбой,
как-то подошел к Лине Ивановне, поздравил ее с праздником, поцеловал руку и
в шутку спросил:
- Вот вы, Лина Ивановна, всем все рассказываете, а меня, вашего старого
поклонника, забыли?
Так она ему такое порассказала, что старик долго не мог опомниться.
Он был репрессирован. Двенадцать лет провел в лагерях. А Лина Ивановна
напомнила ему такие эпизоды из этих страшных лет, о которых он и сам почти
забыл. И о шраме на ноге, который он заработал в драке с уголовниками, и о
болезненном ушибе, полученном в детстве при падении с крылечка, и о
неожиданной встрече с девушкой, которую считал погибшей, и о многом-многом
другом, о чем иногда и вспоминать не хотелось.
Постоял Самохин ошеломленный, постоял да и пошел, покачивая головой и
что-то приговаривая.
После этого эпизода вызвал ее к себе главврач. Моложавый, крепкий, без
единой морщинки на полноватом, хорошо сохранившемся, несмотря на приличный
возраст, лице.
- Ну что, Бударова? Мне тут про тебя все уши про жужжали! Говорят, что
и цены тебе нет, и что чудеса можешь делать, экстрасенсом, понимаешь,
работаешь. А мне, между прочим, не экстрасенсы, а сестры нужны. Ясно?
Се-стры!
Лина Ивановна помолчала, посмотрела в его красивые, навыкате глаза и
сказала:
- Леонид Михайлович, ваша дочь сегодня экзамен в институт не сдаст.
- Какая дочь? Ошибаешься, милая. Моя дочь еще в детский сад ходит.
- Не эта, другая, старшая, от первого брака. Леонид Михайлович
поперхнулся. Схватился за трубку. Набрал номер:
- Валя, Валя, это я. Где сейчас Зина? Так, так, ну ладно, позвони
сразу, как только приедет... Ну ладно, это ты могла и от соседей узнать. А
про меня, про меня лично что ты знаешь, что можешь сказать?
- Да все знаю. Вижу пятнышко на двенадцатиперстной кишке, в желудке
слизи много, геморрой у вас, извините. Два полипа в толстой кишке. Гланды у
вас в шестнадцатилетнем возрасте удалили. Корью болели, свинкой,
мочеполовыми болезнями. О, у вас, оказывается, был...
- Хватит, хватит, успокойся! - замахал руками глав врач. - Ну ты даешь,
Бударова! Однако... Не вздумай кому-нибудь ляпнуть об этом. Это ведь давно,
в молодости было.
- Не так уж давно. Это было восемь лет назад. Вы тогда...
- Не надо, не надо... Можешь идти, Бударова. Работай, работай, спокойно
работай. Но о нашем разговоре - ни слова. Ты ведь понимаешь, авторитет
главврача и все такое прочее...
- Знаю, но людям я все равно помогать буду. Не могу без этого.
- Да ради бога, делай, что хочешь... Когда Лина выходила из кабинета,
Леонид Михайлович вкрадчиво спросил:
- А что, если мы вас, Лина Ивановна, немного поис-следуем?
- Пожалуйста, я готова.
В это время раздался телефонный звонок. Леонид Михайлович поднял
трубку.
- Так... значит, не сдала, - протянул он и его лицо помрачнело.
Главврач никогда не забывал о своих намерениях. Через три дня Лину
Ивановну пригласили в специализированный институт и провели ряд комплексных
исследований.
Ученые были потрясены. У медсестры Бударовой обнаружено сильнейшее
биополе. В одной из лабораторий во время эксперимента она своим биополем
отклонила лазерный луч.
На чувствительный магнитофон записали сигналы, исходящие из ее рук.
Через непрозрачный экран воздействием биополя ей удалось изменять частоту
электрических колебаний у электрических рыбок, в частности у нильского
слоника.
Когда ей приводили онкологических больных, она безошибочно определяла,
в каком месте находится опухоль и се характер.
По словам Лины Ивановны, раковая опухоль издает фиолетовое свечение.
Полученные данные позволяли говорить о феномене Бударовой. Однако
нашлось немало скептиков, утверждающих, что все это мистика, далекая от
настоящей медицины.
Дело кончилось тем, что главврач оставил Лину в покое. Правда, ее
перевели сестрой в психоневрологическое отделение, взяв слово не заниматься
предсказаниями и пророчествами.
Между тем к "доктору" Лине ходили на прием. Ходили многие, в том числе
и врачи, правда, стоит отметить, что свои визиты они отнюдь не афишировали.
А ведь стоило, стоило к ее словам прислушаться хоть иногда, хотя бы от
случая к случаю.
Судьба дала мне счастье видеть эту женщину, говорить с ней, между
прочим, она мне здорово помогла.
Что в ней удивляет, так это вера... Именно вера, по ее словам, помогает
ей исцелять людей, предсказывать будущее.
Лина Ивановна рассказывала мне, что она даже с мертвыми может говорить.
Но далеко не всегда, лишь когда впадает в транс.
Она чувствует все сначала головой, местом, к которому давно, в далеком
детстве, притронулись чьи-то руки, потом мозгом, а потом слухом... Ей
слышится чужой незнакомый голос, как по междугородному телефону. Порой
громче, иногда тише.
Если б кто-нибудь знал, скольким людям она принесла покой! Сколько вдов
нашли могилы своих мужей! Скольких она своевременно предостерегла, спасла от
смерти!
Ведь она не только Великую Отечественную войну предсказала, но и
венгерские события 1956 года, и чехословацкий инцидент в 1968 году, и войну
в Афганистане, и Чернобыль...
А совсем недавно мне стало известно, что она предсказала землетрясение
в Армении, правда, никто к ее словам не прислушался...
А может, стоило, стоило прислушаться!...
Так и живет среди нас простая русская женщина, медсестра Лина Ивановна
Бударова. Добрая, отзывчивая, с лучистыми серыми глазами, с теплыми
ласковыми руками, с горячим и верным сердцем...
- А может, все-таки в этом что-то есть... Может, она, Лина, попала в
параллельный мир и вернулась оттуда. Вернулась со Знанием Будущего,
вернулась с Могуществом, которое может приносить неоценимую пользу людям,
исцеление, наконец, если хотите, прозрение...
Может, мы чего-то недопонимаем или просто не хотим? А нам стоит
оглядеться и посмотреть внимательнее на себя, своих близких, знакомых,
вообще окружающих!
SOS
Комиссар полиции Альберто Сабатино вторые сутки сидел в своем кабинете
и готовил заключение по весьма важному делу, о ходе расследования которого
он докладывал лично прокурору республики.
Угасающие силы комиссара поддерживались лишь десятками выпитых чашечек
ароматного кофе, - его недурно готовил молодой помощник Тино Пратолтини,
недавний выпускник Высшей полицейской школы в Турине. Поэтому, услышав
осторожный стук в дверь, Сабатино раздраженно рявкнул: "Войдите", не поднял
головы и продолжал писать. Но когда на письменный стол упала чья-то
бесформенная тень и хрипловатый голос произнес: "Простите, синьор комиссар",
- пришлось поднять голову и взглянуть на посетителя.
Это была пожилая женщина со следами былой красоты на испещренном
морщинами, преждевременно состарившемся лице. По акценту, да и по ее
внешнему виду она, скорее всего, походила на испанку. Видимо, одна из тех,
кто прислуживал в богатых домах здешних землевладельцев.
Подслеповато щурясь, она протягивала завернутый в старую замусоленную
газету продолговатый предмет.
- Что это ты сюда притащила, здесь полицейское управление, а не
мусоросборник! - не сдержавшись, заорал Сабатино.
- Сайта Мария, извините, синьор комиссар, но я подумала, что это важно,
- испуганно пролепетала женщина. - Мне показалось, что на нем следы крови, -
трясущимися руками она развернула газету и протянула ему круглый пенал
стального цвета.
Взяв его в руки, комиссар увидел, что пенал сделан из неизвестного
материала, напоминающего пластмассу, но необычно тяжелого, и на нем имеются
бесформенные бурые пятна, действительно похожие на засохшие капли крови.
Однако перевернув его обратной стороной, он был поражен, увидев три корявые
буквы SOS, тоже, пожалуй, написанные кровью.
- Где ты нашла и почему не оставила на месте? Надо было вызвать туда
полицию и ничего не трогать руками, - возмутился комиссар.
- Понимаете, синьор комиссар, я рано утром пошла на рынок, а по дороге
завернула к Марии Алонсо, моей подруге, она служит у господ Бальони. Вы,
наверное, знаете, их дом стоит почти на самой набережной. Как вдруг увидела,
что над моей головой пронеслось ослепительно яркое белое облако. Я даже
присела от страха, а когда подняла голову, то увидела, что никакого облака
нет. А почти рядом со мной, у самых ног, лежала эта странная коробка. Матерь
божья, клянусь вам, синьор комиссар, ее не было раньше на дороге. Я плохо
вижу и всегда внимательно смотрю перед собой. Мне показалось, что это может
быть важным для вас и, поэтому, не заходя к Марии, сразу отправилась к вам,
завернув коробку в газету, - бормотала испанка.
- Ладно, оставь свой адрес помощнику, может быть ты мне еще
понадобишься, и иди, - махнув рукой, сказал Сабатино.
Покрутив пенал в руках, он заметил, что с одной стороны у него имеется
плотно подогнанная крышка. Достав из ящика стола перочинный ножик, комиссар
лезвием отковырнул крышку, и из пенала высыпались ярко-зеленый небольшой
шарик, прозрачная пластиковая капсула с завинчивающейся пробкой, наполненная
темно-зеленой маслянистой жидкостью, и пачка свернутых в трубочку исписанных
листков из карманного блокнота.
Развернув листки, Сабатино углубился в чтение и уже не мог оторваться,
не дочитав их до последней строчки.
"Внимание! Опасность! Смертельная опасность угрожает всему
человечеству!!!
Я, Дик Уоллер, преподаватель медицинского колледжа, штат Калифорния,
Сан-Франциско, 31116308-Х1 13 сентября приехал в Палермо, взял напрокат
машину и отправился поглазеть на знаменитые древнеримские развалины.
Проезжая мимо одной из горных деревушек, я на несколько секунд вышел из
машины, чтобы слегка размяться. Дорога была пустынна. Вечерело. На небе уже
высыпали первые звезды. Вдруг все вокруг осветилось. Надо мной, буквально в
30- 40 метрах, неподвижно висел огромный сияющий шар. Некоторое время он не
двигался испуская расходящиеся в разные стороны лучи. Остолбенев от испуга,
первое мгновение я даже не мог шевельнуться.
Как и все люди моего поколения, я время от времени читал о летающих
тарелках, но, честно говоря, считал эти сенсационные измышления лишь ловкой
выдумкой журналистской братии. Правда, это была не тарелка, а шар, но, прямо
сказать, зрелище было не из приятных. Тем более, что он начал опускаться все
ниже и ниже.
Машина стояла с включенным двигателем, потому когда я пришел в себя, то
юркнул в нее и захлопнул дверцу и, нажав педаль газа, хотел рвануться с
этого злосчастного места. Однако мотор сразу заглох. Проверив зажигание,
свет фар и показания приборов, я убедился, что все было в исправном
состоянии, но двигатель не работал. Попробовав еще раз запустить мотор, я
убедился в бесполезности этой затеи.
Тогда, выбравшись из машины, я хотел было улизнуть, но почувствовал,
как будто железные обручи перехватили мое тело поперек. Руки и ноги,
казалось, сковали тяжелые чугунные цепи. И вдруг какая-то сила оторвала меня
от земли и я медленно поплыл вверх.
Внезапно я увидел, что поверхность шара потемнела, стала матовой и в
нем открылся шестиугольный проем, через который меня словно вихрем затянуло
внутрь. Едва я очутился в самом шаре, как проем затянулся, словно его и не
было, и вскоре передо мной оказалась исключительно ровная и гладкая
поверхность. Неожиданно невидимые тиски разжались, обручи разошлись и я
оказался в большом овальном помещении с блестящими стенами.
Откуда-то из-под потолка исходил мерцающий сиреневатый свет, который,
отражаясь от полированных стен, создавал впечатление, что все происходит в
полупрозрачной дымке. Постепенно сиреневый свет превратился в лиловый, затем
пожелтел, а когда все вокруг позеленело от изумрудного свечения, передо мной
оказались четыре высоченных существа. Рост их превышал два с половиной
метра.
Одетые в черную униформу, внешне они напоминали людей, но голову
скрывал остроконечный капюшон, который почти полностью закрывал лицо,
спрятанное за толстыми, непрозрачными, похожими на очки, мозаичными
стеклами.
Огромной ширины плечи, выпуклая грудь и все туловище, переходящее в две
длинные, широко расставленные ноги, были обтянуты эластичной тканью.
Спускающиеся от плеч рукава, казавшиеся как-то особенно узкими и длинными,
заканчивались толстыми семипалыми перчатками, сделанными из той же ткани.
Хотя я не видел их глаз, ни их выражения, но почувствовал, почувствовал всей
кожей, всеми мозговыми извилинами этот холодный безжалостный взгляд. Взгляд
беспощадного убийцы, спокойно выбравшего себе жертву. Они стояли молча и
смотрели... Смотрели долго и сосредоточенно.
Мне казалось, что их взгляд проникает в каждую клеточку моего тела,
разлагая ее на составные части. Вдруг один из них шевельнул рукой и направил
на меня оттопыренный палец левой перчатки. Через мгновение вся одежда с меня
свалилась. Пояс и пуговицы вместе с ботинками отскочили куда-то в сторону. В
результате, перебирая ногами по холодному гладкому полу, совершенно голый,
до смерти испуганный случившимся, я дрожал, стоя перед этими монстрами, не
зная, что они собираются дальше предпринять.
Наконец, один из них, находившийся ближе к стене, провел рукой, в ней
появился предмет, отдаленно напоминающий пульверизатор. Он обрызгал меня с
йог до головы какой-то пахучей голубоватой жидкостью и жестом указал
приблизиться к нему. Совершенно потеряв голову от страха, я сделал два
робких шага в его сторону, кто-то из них толкнул меня в спину и я буквально
влетел в неизвестно как и откуда появившееся новое помещение.
В круглой комнате располагались многочисленные и непонятные по
назначению аппараты, приборы, стеклянные трубки, провода. Исследовательская
лаборатория! Тут же находилось трое Пришельцев, которые, не обращая на меня
никакого внимания, колдовали над прозрачным сосудом, похожим на аквариум. В
нем плавали какие-то диковинные зеленые существа с длинным змеевидным телом,
с несколькими хвостами и непропорционально большой квадратной головой,
украшенной ярко-оранжевым гребнем.
Так я простоял довольно долго, пока от холода меня не охватил озноб.
Один Пришелец приблизился ко мне и указал на стоявшее в углу кресло, которое
я сразу не заметил. Оно чем-то напоминало зубоврачебное, но было значительно
больших размеров, а из спинки и подлокотников торчало множество тонких
покачивающихся стержней с красными шариками на концах, испускавших
пульсирующие световые лучи.
Слепо повинуясь, я подошел к нему и тут же был схвачен силовым полем,
которое глубоко вдавило и распластало меня на сиденье. Одновременно сотни,
тысячи иголок воткнулись в мой мозг, перед глазами засверкали молнии, дикая
боль пронзила затылок и я потерял сознание.
Очнувшись, я заметил, что нахожусь в той же комнате, но на
противоположном ее конце, на белом металлическом топчане. Все мое тело было
облеплено какими-то присосками со шлангами, из которых в стеклянные колбы
лились струйки крови, моей крови...
Эти подонки, видимо, решили выкачать у меня всю кровь. Когда колбы
заполнились до краев, присоски сами отскочили от тела, оставив после себя
малиновые пятна. От большой потери крови я здорово ослаб и, по всей
вероятности, отключился, так как когда пришел в себя, то с удивлением
обнаружил, что одетый лежу на высокой подставке в узком стеклянном ящике.
Над моей головой находилось небольшое отверстие, скорее всего,
оставленное для дыхания...
"Прямо-таки спящая красавица", - с горечью подумал я и увидел, что
через это отверстие медленно вползает желто-зеленое газовое облако. Я всей
грудью вдохнул нестерпимо горький и горячий воздух, который тут же обжег
гортань и легкие и, задыхаясь, почувствовал, что куда-то проваливаюсь.
Открыв глаза, обнаружил, что по-прежнему лежу в своем хрустальном
саркофаге около гигантского круглого стола, уставленного различными
предметами, назначение которых, пожалуй, явно недоступно моему пониманию.
Правда, в центре находилось ромбовидное плоское блюдо с зеркальной
поверхностью, на нем лежала кучка маленьких зеленых шариков. По всему
периметру расположились металлические полосы с образцами земных минералов. Я
не геолог, но часть из них показалась мне знакомой. Здесь находились и
кварцит с вкрапленными золотыми жилками, и необработанный алмаз, и горный
хрусталь, и кусок железной руды, и миожест-во других, мне неизвестных.
Вокруг стола сидели шестеро "молчаливых" инопланетян. Скорее всего они
общались между собой телепатически, это было заметно по их движениям,
жестам, напряженному вниманию. Кстати говоря, по-моему, их больше всего
заинтересовал кусок изумрудного малахита, который они особенно тщательно
рассматривали, передавая друг другу семипалыми конечностями.
Время от времени они брали с блюда зеленый шарик и отправляли в рот,
прятавшийся в складках головного капюшона.
Вдруг один из них поднялся, подошел к моему "стеклянному замку" и стал
внимательно меня разглядывать. Похоже, он всерьез заинтересовался моей
особой, так как от этого ледяного взгляда у меня по коже побежали мурашки;
затем он повернулся к сидящим и что-то им сообщил. Наверняка, он был у них
за главного, так как двое тут же вскочили, бросились к стене, которая,
раздвинувшись, пропустила их и вновь сомкнулась, а стеклянный ящик, в
котором я лежал, неожиданно "растаял" и мое тело "внесло" в небольшую
квадратную комнату.
В одном ее углу находилась кушетка, в другом - два сосуда с мутной
зеленоватой жидкостью. В правой стене комнаты имелся проем, заполненный
плотной непрозрачной стеклообразной массой.
Полежав на кушетке, куда меня так благополучно доставили Пришельцы, я
приподнялся и стал рыться в карманах в поисках письменных принадлежностей.
Мне хотелось как можно скорее систематизировать и записать свои впечатления.
К счастью, из карманов ничего не пропало: документы, бумажник, сигареты,
зажигалка, блокнот и даже шариковая ручка были на месте.
Я взял блокнот, пристроился на уголке своего ложа и начал записывать.
Для меня было очевидным, что эти типы вряд ли меня отсюда выпустят. Так что
с абсолютной уверенностью можно было утверждать, что я практически обречен.
Я врач и прекрасно сознавал, что очередного "переливания крови" мне не
выдержать. Трудно сказать, сколько ее они из меня выкачали.
Совершенно ясно, они изучают мой организм, мой мозг, мое тело отнюдь не
ради забавы. А применяемые ими методы и способы получения информации, не
заботясь о физическом состоянии испытуемого, свидетельствуют об их полном
безразличии к моим ощущениям. Пожалуй, для них я просто... отрабатываемый
материал, так что пощады ждать не приходится.
Я для них не разумное существо, великий "гомо саниенс", а кролик,
обыкновенный подопытный кролик, а может, червяк или амеба. Что же они
все-таки хотят от меня? Сначала они исследовали мой мозг. Я кричал и выл от
боли, а они, не обращая на меня внимания, продолжали возиться со своими
"стекляшками". А перед тем как меня швырнули в то кресло, я явственно слышал
пронзительный женский вопль.
Выходит, я у них не один. Эти подонки еще и мучают женщин. Скоты,
гнусные скоты... Я живо представил на месте этой бедняжки свою жену или
дочь. Неужели Разум может быть так жесток!
Кто они??? Биологические мутанты, биороботы или все-таки... разумные
существа? Но неужели можно издеваться над себе подобными?! А если они
достигли такого уровня развития, что мы для них вроде муравья... или мухи?
И тут я живо вспомнил соседского мальчишку Билла: с каким наслаждением
он отрывал у мух крылышки, затем ножки, наливал в блюдце воды, бросал их
туда и глядел, как они, бедные, дрыгаются и пытаются оттуда выбраться. Он
поджигал муравьиные кучи и со злорадством наблюдал за суетой трудолюбивых
насекомых, растаскивающих хвою, мелкие веточки, пытаясь хоть что-то спасти
из охваченного пламенем жилища. А Джим Колдуэлл каждый день колотил свою
собаку сапогами и палкой. Она взвизгивала и выла от боли, зализывала ушибы и
гноящиеся раны и, несмотря на это, вечером ждала его у порога, чтобы
получить очередную порцию пинков.
О, сколько бездомных, брошенных хозяевами собак и кошек бродят по нашим
городам и поселкам, роются в помойках, мусорных баках в поисках корочки
заплесневелого хлеба или протухшего колбасного огрызка.
А почему, собственно, только животные? Люди, эти самые "гомо
сапиенс"... сколько их умирает от голода, сколько кончает жизнь
самоубийством, не найдя себе места в этой проклятой жизни!.. А безработные?
Миллионы людей, не имеющих крыши над головой, для которых место в ночлежке и
тарелка благотворительного супа являются едва ли не единственным счастьем...
А дети со вспухшими от голода животами и слезящимися глазами... А фашизм,
лагеря смерти!?
Да, поистине, только очутившись в таком положении можно много понять и
почувствовать. Спрашивается, чего же я хочу от этих Пришельцев, чужого
разума, для которых я, доктор Дик Уоллер, обыкновенный слизняк, которого
надо раздавить, как никому не нужную тварь? Хотя я для чего-то им нужен.
Иначе они бы давно это сделали. Скорее всего они хотят исследовать, изучить
меня. Им нужен мой мозг, мое тело, моя кровь. Они хотят содрать с Меня кожу,
препарировать мое туловище, расчленить его по частям, растащить на молекулы,
на атомы... Боже мой! Что они еще хотят? Ну да ладно, черт с ними!
Но Дик Уоллер так просто не сдастся. Я должен, просто должен что-то
придумать. Если не удастся вырваться из рук этих монстров, то, по крайней
мере, надо попытаться выяснить, что нужно для того, чтобы они убрались
отсюда, а еще лучше... Чего они все-таки боятся? Ведь не всесильны же они, в
самом деле?? Иногда какой-нибудь микроб или вирус может такое натворить!!!
Не зря же они постоянно носят свои дьявольские маски и обтянуты этим
тряпьем, или как там оно у них называется?
Слышу шаги... прерываю. Это они. Опять идут за мной.
Меня снова раздели донага и ввели в довольно большую, светлую, с
совершенно прозрачными стенами комнату, где я, к своему глубокому изумлению,
обнаружил очень красивую обнаженную молоденькую девушку.
Дрожа от холода и страха, она левой рукой прикрывала грудь, а правой -
низ живота. Тело у нее было покрыто малиновыми кружочками. Похоже, подонки
высасывали кровь и у этой девчонки. На ее левой руке, чуть выше локтевого
сустава, виднелся глубокий треугольный порез, заклеенный прозрачной пленкой.
У девушки была прекрасная фигура с широкими бедрами, узкой талией и
длинными стройными ногами. Словом, это была самая настоящая самка и в
прямом, и в переносном смысле слова.
Посредине комнаты стояло широкое, полукруглое ложе с наброшенной на
него черной тканью, похожей на униформу наших тюремщиков.
Внезапно девушка очутилась на ложе, почти одновременно с ней силовое
поле перекинуло туда и меня. Очевидно Пришельцы хотели выяснить механизм
размножения. У меня да и тем более у девушки не было никакого желания
что-либо демонстрировать перед этими ублюдками. Но они за сравнительно
короткое время достаточно хорошо изучили нашу природу и, умело воздействуя
на необходимые центры, без особого труда добились желаемого результата.
Когда все было кончено, я встал с ложа и бросил взгляд по сторонам.
Большинство инопланетян, находившихся вне пределов комнаты с
прозрачными стенами, было занято своими делами: суетились у каких-то
пультов, приборов, что-то отлаживали. Сверкали сполохи, разноцветные молнии.
Появлялись и возникали из воздуха какие-то предметы, изменяющие свою форму,
окраску, затем исчезали, появлялись новые, сменявшиеся другими. Лишь двое из
Пришельцев внимательно следили за нашими действиями, то и дело включая и
переключая стоящие перед ними аппараты.
И опять какая-то загадочная сила вновь внесла меня в мою камеру. На
этот раз аккуратно сложенная моя одежда лежала на топчане. Я быстро все
натянул на себя, так как постоянно страшно мерз. Температура во всех
помещениях была не больше десяти градусов.
Я хотел было продолжить свои записи, но мой взгляд остановился на
проеме в стене. На этот раз мне показалось, что он закрыт недостаточно
плотно. Я подошел и тронул рукой стеклообразную массу, она необычно легко
сдвинулась с места и передо мной открылся вход в длинный извилистый коридор
с эластичными стенами. Не преминув этим воспользоваться, я тут же пошел
бродить по его многочисленным изгибам. Кстати, я так и не разобрался, забыли
ли они законопатить выход или сделали это нарочно, чтобы понаблюдать за
реакцией узника, вырвавшегося па свободу.
Сначала я двинулся направо, осторожно, придерживаясь руками за
"гуттаперчевые стены". В одном месте коридора оказалось разветвление. В
центре его находилось окно, затянутое прозрачной тонкой пленкой. Заглянув, я
увидел небольшое помещение, сплошь заполненное стеклянными трубками разного
диаметра, по которым резво струилась темно-зеленая жидкость.
В левом углу стоял аппарат с торчащими в разные стороны полыми
прозрачными стержнями с присосками на концах. Неожиданно одна из стен
раздвинулась и в комнату вошел инопланетянин, снял перчатку и приложил
зеленую ладонь к присоске.
"Господи, - с ужасом подумал я, - так они еще зеленые, как жабы".
Жидкость в трубках забурлила, забулькала и стала всасываться кожей
инопланетянина, причем по его поведению было заметно, что эта процедура
доставляет ему необыкновенное удовольствие.
Видимо, у них здесь пункт питания. А жидкость, судя по цвету и методу,
которым пользовался Пришелец, представляет собой что-то вроде крови.
Наверное, в ней они нуждаются для постоянной подпитки или обновления.
И тут у меня мелькнула почти "крамольная" мысль. А что если попытаться
достать каплю этой жидкости... и найти способ передать ее людям? Они почти
наверняка смогут изобрести метод обезвреживания этих чудовищ, которые, судя
по всему, собираются обосноваться на Земле надолго.
Я подошел к стене, откуда только что вышел довольный инопланетянин, и
стал шарить руками по ее упругой поверхности. Так я переместился на
несколько шагов. Неожиданно стена раздвинулась, и я проскользнул в
открывшийся проем.
"Наверное, раздвижка стен связана с действием своего рода
фотоэлементов" - подумал я, хотя у меня не было ни секунды на разгадывание
физических процессов, здесь происходящих, тем более, что в этих вопросах я
совершенный профан.
Войдя в комнату, я подскочил к присоскам и с ужасом вспомнил, что у
меня с собой нет никакой посудины... Хотя не все потеряно, - я всегда носил
с собой валидол, у меня иногда покалывало сердце. К счастью, в боковом
кармане нашлась заветная капсула. Я прижал ее к присоске, предварительно
отвинтив крышечку. Она мгновенно заполнилась зеленой жидкостью.
Теперь надо было подумать, как выбраться отсюда. Я опять Пошел вдоль
стены, но она на этот раз упрямо не хотела открываться. Потыкавшись из
одного угла в другой, я заметался по комнате, обшаривая стены руками. Однако
мои беспомощные поиски оказались малоэффективными.
"Если эти "лягушки" меня здесь застанут, то вряд ли я успею "мяукнуть",
они тут же разделаются со мной", - взмокнув от страха, подумал я.
В этот момент я увидел в углу треножник, на котором лежали несколько
зеленых шариков и предмет, напоминавший пенал. Взяв один шарик н положив его
к себе в карман, я начал вертеть в руках штуковину стального цвета. Заметив
темную полоску, я с силой провел по ней ногтем большого пальца, - от пенала
отскочила крышка.
В эту секунду, как по мановению волшебной палочки, передо мной
раздвинулась стена. Я едва успел проскользнуть в образовавшееся отверстие,
как она тут же закрылась.
Оглядевшись по сторонам и не заметив ничего подозрительного, я
осторожно стал прокрадываться к своей комнате.
"Пенал-то, оказывается, не простой".
К моей радости, проем в камеру оказался открытым. Я тихонько присел на
кушетку и решил закончить свои записки. Не было никаких сомнений, что при их
развитой технике мои похождения, наверняка, уже где-то зарегистрированы, Так
что по поводу моей дальнейшей судьбы можно было не строить никаких иллюзий.
Но как, как передать все это людям? Получив мои записи, зеленую
жидкость и этот шарик, ученые наверняка найдут способы борьбы с Пришельцами.
Не так уж им у нас сладко, если даже на космическом корабле они не снимают
комбинезоны и маски. И в этот момент меня будто озарило. Я нашел способ, как
передать людям все это. Не будь я Дик Уоллер, если не сумею это сделать!
Надо, надо спешить! Смертельная угроза нависла над миром! Только
объединившись, ученые всех стран смогут найти выход, как избавиться от
космических монстров.
Люди, заклинаю всеми святыми... именем Всевышнего! Ради своих детей,
ради будущих поколений спасите Землю, спасите планету!!!
Шаги. Снова шаги. Я слышу явственно, слышу их тяжелую уверенную
поступь. Это за мной.
Прощайте! Прощайте, земляне... SOS! SOS! SOS!"
Потрясенный прочитанным, комиссар несколько минут молча сидел в кресле,
рассеянно барабаня пальцами по столу. Снова взял в руки пенал и еще раз
тщательно осмотрел его, затем поднял прозрачную капсулу с зеленой жидкостью,
повертел в руках, взболтнул, поглядел на свет... Осторожно положил в центр
стола рядом с зеленым шариком и... нажал кнопку. Опять взял пенал в руки,
взвесил на ладони, положил на место.
Медленно растягивая слова сказал явившемуся дежурному:
- Немедленно найдите женщину, которая недавно была у меня... Ее адрес у
помощника, - потом решительно встал из-за стола и добавил. - Срочно вызовите
Рим и... немедленно соедините меня с приемной Президента..."
Планета невидимок
- Джо, а тебе не кажется, что эта планета напоминает Землю?
- Пожалуй, только уж больно кажется унылой и скучной.
- Да, пейзаж не из лучших, - согласился Билл. - Смотри-ка, все здесь
выражено только в темно-серых тонах, - добавил он, внимательно разглядывая
снимки биозонда.
- Лучшего места для кладбища не придумать.
- Зачем так мрачно? Починим нашу сковородку и вновь выйдем на курс.
- Дай-то бог, а если неисправность серьезная?
- Не думаю, скорее всего нарушен контакт в цепи Бергера, Во всяком
случае без остановки на стационарной орбите или на самой планете с этим
делом не справиться.
- Когда будем на месте, не забудь включить тронклер и предупреди мою
маму, чтобы принесла мне кофе в постель.
- Ладно, проваливай. Лучше посмотри, как ведут себя диозоны. Что-то не
нравится мне эта трясучка при торможении.
- О'кэй. Через двадцать секунд доложу состояние.
- Ты что, ошалел? Да через двадцать секунд мы уже будем в верхних слоях
атмосферы!
- Ошибаешься, дорогой, через двадцать секунд мы скорее всего сломаем
себе башку, посмотри на промбер. Нас притягивает со страшной силой, несет,
как корабль на скалу...
Обрушившаяся сила тяжести вмяла астронавтов в кресла. Оба потеряли
сознание.
Первым очнулся Джон Арктонер. Он был старше по возрасту и поопытнее,
налетал парсеков как-никак побольше Билла.
Их небольшая грузовая ракета, следовавшая но маршруту Плутон - Карк -
Иолта, по пути столкнулась с крохотной, невесть откуда взявшейся песчинкой.
Случай в астронавтике невероятный, но тем не менее это произошло.
Пробоину удалось заделать. Но требовался дополнительный ремонт и
проверка всех систем.
Эта часть Галактики была мало исследована, необжита, так что
приходилось рассчитывать лишь на собственные силы.
Билл тоже пришел в себя и, потряхивая головой, заметил:
- Кажется, у нас мало шансов выбраться отсюда. У меня такое
впечатление, что по моему доблестному телу кто-то аккуратно проехался на
многотонном экскаваторе... Сам-то жив?
- Да, жив, - сердито отмахнулся Джон. - Да вот с нашей старушкой
нелады. Придется малость покуковать на этой планетке. Не пойму, откуда при
ее небольших размерах такая сила тяготения.
- Очевидно, ей стало скучно, и она решила побаловать нас своим
вниманием, - немедленно отреагировал Тиммер.
- Брось свои шутки, возьми лучше элерторан и проверь систему подачи
ойра, - буркнул Джон.
- Есть сэр, - Билл вскочил с кресла и, шутливо отдавая честь, преподнес
ладонь к верхней части шлема.
Целую неделю без сна и отдыха, почти без еды астронавты Джон Арктонер и
Билл Тиммер ремонтировали ракету.
Наконец, когда все было кончено, оба завалились спать и почти двое
суток подряд проспали в своих узеньких каютах.
Проснувшись, Джон заглянул к товарищу. Тот был уже на ногах, деловито
меняя местами голографии родных и близких.
- Переоформляешь интерьер кабинета? - вежливо осведомился Джоя.
- Да, решил разбавить примелькавшиеся физиономии родителей любимыми
девушками. Скучно постоянно видеть перед собой толпу родственников.
- Я слышал, их у тебя больше чем достаточно.
- Еще бы, по крайней мере десятка два на Земле, два на Плутоне и один
на Торксиде.
- У тебя столько родственников?
- Нет, я имел в виду девушек.
- Что-что? - переспросил Джон, недоверчиво поглядывая на распаханную
угрями, прыщавую физиономию друга.
- А что тут удивляться? Многие находят меня неотразимым.
Джон прыснул в кулак.
- А что вы, собственно, смеетесь, мистер Арктрон? Совсем недавно я
инспектировал собственную внешность и пришел к выводу, что за время полета я
здорово возмужал. Правда, кожа несколько запаршивела, но прическа... Вы
посмотрите, сэр, какая прическа! - И он картинно тряхнул головой, из которой
неровными рядами вырывались космы жестких, как проволока, давно не
стриженных волос.
Джон уже рыдал от смеха. Билл без тени улыбки продолжал развлекать
товарища.
- Кстати, посмотри на эту голографию. Это моя любимая. Я, пожалуй,
повешу ее в туалете, чтобы изредка, в период глубокой сосредоточенности,
предаваться эротическим фантазиям.
Джон изнемогал...
- Так это же... это же... голо... моего марсианского дракона.
- А-а, тогда извини, я просто перепутал его с Алисой, моей первой и
последней любовью.
- Хорошо, ты меня убедил. Ответь лишь на один вопрос: куда делась
голография самой Алисы?
- Очевидно, я ее спрятал, чтобы не украли. А то мало ли кого встретишь
на наших космических трассах.
- Действительно, такую красавицу надо беречь.
-А вы зря иронизируете, сэр! Кстати, если бы состоялся конкурс
красоты... Как ты думаешь, на какое место ей можно рассчитывать?
- Полагаю, на последнее, .тем более, что ее не допустят и к первому
туру.
- Должен заметить, что вы жестоко ошибаетесь, мистер Арктрон. Моя
Алиса, будучи макакой, успешно выступала на конкурсе красоты горилл и завяла
там почетное второе место.
- А кто занял первое?
- Как кто? Разумеется, я сам!
В это время раздался заливистый зуммер сигнала тревоги.
- Джо, если это меня вызывают из Нью-Йорка, то передай, что меня здесь
нет. Я вышел размять косточки. Они очевидно считают, что мне здесь нечего
делать, кроме как трепаться с ними по виозору! - крикнул на бегу Билл, когда
оба неслись на звуки сирены.
Тревога оказалась ложной. На обзорном экране не было ничего видно,
ничего, кроме уныло нависших скал, редкого чорно-серого редколесья и
гололистых кустарников.
Там, снаружи, была странная тишина. Не было заметно лаже дуновения
ветерка. Все казалось застывшим, будто замороженным, хотя температура
воздуха было +22 °С.
- Как пробы? - спросил Джон.
- Все о'кэй, можно выходить без скафандра, - откликнулся Билл.
- Для подстраховки пойдем вдвоем? - спросил Джон.
- Разумеется... Думаю, что за время нашего отсутствия г избушкой ничего
не случится.
-- Мне бы это очень хотелось.
- Мне тоже, все-таки во время полета она была доста точно добра к нам.
Во-первых, не позволяла прошвырнуться по открытому космосу, во-вторых,
иногда разрешала пользоваться своим душем, а п-третьих, следила за нашей
нравственностью. Я не помню случая, чтобы на борту появилась хотя бы одна
представительница прекрасного пола...
- Не считая очаровательной песчинки, которая могла стоить нам жизни, -
мрачно добавил Джон.
- Что поделаешь, за любовь надо платить, - не мог не откликнуться Билл.
Первым вышел Джон: с опаской ступил на твердую поверхность и долго
стоял, озираясь и прислушиваясь. Присев, потрогал шершавую каменистую почву.
Она показалась ему очень сухой и горячей. Взмахом руки пригласив Билла
следовать за собой, осторожно двинулся на восток.
Вначале они шли напрямик, не разбирая дороги, шли к вздымающейся
неподалеку высокой скале.
Путь преграждали многочисленные рытвины, холмы, беспорядочно валявшиеся
крупные и мелкие камни.
Затем стало легче. Перед ними появилась неизвестно откуда взявшаяся
тропинка.
- Джо, ты видишь... - сказал Билл, озабоченно указывая на исчезающие с
дороги камни, заполняющиеся песком рытвины, выравнивающиеся холмики - все
двигалось, перемещалось, как в волшебной сказке.
И перед удивленными астронавтами выявлялась совершенно ровная, прямая,
как стрела, дорожка, кратчайшим путем ведущая к скале.
- Если так будет продолжаться, - заметил Билл, - то я не удивлюсь, если
передо мной появится стол с обедом и кровать с ночным горшком.
- Держи карман шире. Может, ты захочешь и пару девиц с Гагл-бара?
Билл хотел было выдать свою очередную шутку, как перед ними, будто
из-под земли, внезапно выросла громадная, выдолбленная из камня
прямоугольная стелла. С нее на астронавтов уставилось множество самых
разнообразных животных, растений, деревьев. Каждое из них было тщательно
выписано и казалось буквально живым. Это была гигантская картинная галерея.
Все рисунки красного цвета так блестели при свете дневного светила, что
казались только что нарисованными.
Между тем над скалой-стеллой царила мертвая тишина, Все было окутано
покрывалом безмолвия и таинственности. Даже вечно болтливый Билл прикусил
язык и, с опаской поглядывая по сторонам, не опускал руки с кобуры бластера.
Здесь был иной мир... Мир чужой, абсолютно чужой, недоступный,
неестественный, неясный...
Потрясенные, они долго стояли у скалы, не в силах оторвать глаз от этих
бесчисленных изображений, вознесенных неизвестной силой на трехкилометровую
высоту и не менее десяти километров в длину.
Что это - рисунки, символы, знаки?
Где-то высоко над головой простирались сотни тысяч, миллионы
рисунков...
Но что Они хотели сказать? Почему здесь на планете такая тишина и
безмолвие? Почему не слышно и не видно ни одного живого существа? Куда все
подевались? Где они, исполнители этих наскальных изображений? А сами
изображения - реальны или вымышлены? Где хоть одно живое существо?
Но ведь кто-то делал дорогу, кто то рисовал, кто-то следил за ними...
Почему же Они молчат?!
Стемнело... И вдруг все окутало густой непроницаемой чернотой, а оба
астронавта, хотя стояли рядом, мгновенно потеряли друг друга.
Нашли ощупью. Взялись за руки. На душе немного полегчало.
- Джо, ты видишь хоть одну звезду? - шепотом спросил Билл.
- Не только звезду, не вижу даже малейшей искорки, не говоря про ночное
светило.
- Похоже, нам приготовили маленький склеп. Еще немного, и я не
удивлюсь, что нахожусь на дне погребальной урны, превратившись в комочки
тлена и пепла.
- Не переживай, старина. Чему быть, тому не миновать. Давай-ка присядем
и дождемся утра. В такой темнотище даже с фонарем до ракеты не добраться. И
потом, не думаю, что они сумеют построить для нас обратную дорогу.
Привалившись друг к другу спинами, они едва дождались рассвета.
Ночью было так холодно, что у обоих стучали зубы и бил озноб. Однако
через некоторое время они ощутили под собой тепло и смогли согреться.
Когда Билл руками ощупал место, где они сидели, то оказалось, что тепло
находится лишь внутри круга, ограниченного их телами.
В обратный путь тронулись молча. И опять перед ними появлялась
тропинка, и опять сходились рытвины и сглаживались холмики, и они
долго-долго шли по ровной, прямой, как стрела, дороге.
Ракета была на месте, но люк... люк был приоткрыт.
- Джо, там кто-то есть! - заорал Билл и, выхватив бластер, бросился
внутрь. Они облазили все сверху донизу, однако ничего, буквально ничего не
обнаружили.
- Билл, проверь системы. Надеюсь, Они нам не напортачили.
- Все о'кэй, Джо. Я уже проверил. Корабль к взлету готов.
- Тогда включай!
Двигатели натужно взревели, ракета затряслась мелкой дрожью, но
осталась на месте.
- В чем дело, Билл?
- Не пойму. Система в норме, все приборы в порядке.
- Тогда почему не взлетаем?
- Не могу понять. По-моему, ракету что-то держит.
- Попробуй еще раз!
Бешеный рев двигателей не умолкал. Корпус корабля сотрясался, но ракета
не сдвинулась.
-- Билл, посмотри на экран, там творится что-то непонятное.
На экране наружного обзора было заметно, как над угрюмыми скалами и
серой неподвижной растительностью поднялись ярко-красные сполохи и
заметались по небу, рисуя множество знаков, изображений, символов. Казалось,
рука неизвестного художника, нет, не одна рука, а сотни, тысячи рук выводят
и выводят рубиновой краской эти непонятные, совершенно непонятные рисунки!
- Если через десять секунд мы не взлетим, - пробормотал Джон,
вглядываясь в приборы, - то мы не взлетим никогда. А если взлетим, то ойра
не хватит на посадку...
В это мгновение корпус тряхнуло, и ракета, оторвавшись от поверхности,
рванулась ввысь.
Когда преодолев тяготение планеты, астронавты пришли в себя от
перегрузки, Джон, всматриваясь в экран обзора, на котором странная планета
превратилась уже в еле заметное светлое пятнышко, задумчиво произнес:
- Будь я трижды проклят, но что-то здесь неладно. Печенкой чувствую, -
они не хотели нас выпускать. Да и попали мы сюда не случайно. Я проверил
расчеты. Сила тяготения, которая нас сюда занесла, в пятьдесят четыре раза
превышает расчетную. Понимаешь, в пятьдесят четыре раза!
- Джон, а может, посмотрим маленький эфвифильм?
- Ты что! - встрепенулся Арктояер. - Умудрился что-нибудь заснять?,..
- Да, кее-что, случайно захватил с собой увиз.
- О'кей, включай виозор и добавь усиление...
На экране появились россыпи камней, вырисовывающаяся через них тропинка
и скалы. И вдруг среди скал, нагромождения валунов замелькали, заструились
длинные тонкие тени. Они были почти прозрачны и незаметны, казались
невесомыми... Их облик напоминал людей, похожих на стройные соломинки, но
людей...
Людей с неправдоподобными длинными головами и тонкими, почти
прозрачными телами и длинными конечностями.
- Видишь! - заорал Билл. - Видишь! Это они, они оставляли нам свои
знаки. Но Они невидимы, понимаешь, невидимы. Для нас, кретинов, невидимы!
Они что-то хотели сказать нам.
- Слушай, Билл, а ведь ты прав. Тяготение не случайно возникло. Они
притянули нас. Мы им были для чего-то нужны. Они хотели пойти на контакт.
Боже, какие же мы глупцы... Они ведь и выпускать нас не хотели. Устроили эту
иллюминацию, чтобы мы, два олуха, обратили на них внимание. Мы им были
нужны. Понимаешь, нужны. Мы были нужны этой бедной планете невидимок. Нужны!
Последний хейвор
Из рассказов Ивана Марсова
Вы когда-нибудь слышали о хейворах? Нет? Я так и знал. Как быстро
несется время! Какие-нибудь семьдесят лет назад о хейворах только и
говорили. Пожалуй, не было женщины в Солнечной системе, да что в Солнечной,
во всех ближайших созвездиях, включая Андромеду, не было женщины, не
украсившей себя клочком меха хейвора.
Скажете: и чего разворчался древний космический волк? Про каких-то
хейворов вспомнил. Да, не ценит нынешняя молодежь, не ценит опыт старых
астронавтов. А стоило, стоило иногда прислушаться. Ведь с хейворами связана
удивительная, похожая на сказку история.
Хейворы, хейворы... Это были удивительные создания. Впервые о них стало
известно после возвращения звездолета "Дружба" с Красной Невидимки - седьмой
планеты Альфа Центавра.
Я тогда был довольно известным астронавтом и после очередного полета
тихо ждал назначения на Акреманше, небольшом космическом порту, вращавшемся
на околомарсианской орбите, рядом с Фобосом.
Дело приближалось к вечеру. Сидя у себя в номере, я лениво просматривал
виозор в тщетной надежде увидеть что-либо приличное. Программа, увы,
по-прежнему не отличалась новизной. Все те же танцующие
красавицы-биороботессы, те же будто приклеенные улыбки виозорокомментаторов.
Лемонхорские монстры, вести с космических трасс - от этого обилия
межпланетных новостей веяло такой скукой, что хотелось послать все к черту и
смыться куда-нибудь подальше, в самую отдаленную систему парсеков эдак за
триллион.
Неожиданно в дверях раздался мелодичный сигнал "просьбы". Биороб,
угадав мое желание, впустил здоровенного детину, одетого в причудливую смесь
легкого скафандра и домашнего халата.
- Барри Деспонт, - представился он, швырнув на кресло кусок шкуры
какого-то диковинного зверя. - Марсов, вы видели когда-нибудь живого
хейвора?
- Нет, не приходилось. Я недавно вернулся с Тибоны, так что мода на мех
хейвора застала меня врасплох. Кстати, откуда вы меня знаете? Вроде мы
незнакомы.
- Действительно, незнакомы. Но ваша физиономия так часто появляется на
виозорах, что поневоле станешь считать вас закадычным другом. Мне повезло
меньше. Я из породы неудачников. У меня за плечами всего четыре безжизненных
планетки да пара охот на хейвора, за этими созданиями, - он кивнул на шкуру.
Я встал и потрогал мех рукой. До чего же он показался мягким и нежным!
Самое главное - он был удивительно красив, красив потрясающе. Похоже, что
вся шкура искусно сшита из разноцветных прямоугольников - золотых,
изумрудных, серебряных, рубиновых, сапфировых. Короче, она играла и
переливалась всеми оттенками драгоценных камней. Это было потрясающее
зрелище. Представляете, держать в руках клочок меха, блестевший, как
граненый алмаз.
- Теперь я понимаю, почему все женщины сходят с ума по этому меху, -
пробормотал я, не в силах оторвать ладони от пушистой драгоценности.
- Именно!
- Изумительно! Никогда не видел ничего подобного.
- Вот видите, видите, - образовался Барри. - А меня больше на Хейвору
не пускают. Установили какую-то лицензию на отстрел. Говорят, что их там
ничтожно мало. А ведь такая шкура стоит целое состояние. Правда, есть одно
маленькое "но", о котором почти никто не знает, - Барри потянул меня за
рукав и прошептал в самое ухо: - Через девятнадцать лет, ровно через
девятнадцать, такая шкура стареет и превращается в мех обыкновенной драной
пятнистой кошки, каких на нашей прародительнице Земле сотни тысяч. А пока об
этом ни звука, - он приложил палец к губам.
- Так что же вы от меня-то хотите? - недоумевал я.
- Как что?! Как что?! - заволновался Барри. - Вы получили назначение на
звездолет "Атлас". По маршруту Калк - Хейвора - Баракорта. Вас назначили
командиром. Возьмите меня с собой. Мне надо на Хейвору. Обязательно надо. Я
должен, должен любой ценой попасть туда. От этого зависит моя жизнь, мое
будущее. Умоляю, возьмите, - он рухнул передо мной на колени.
- Да что это вы? Что с вами? - Я бросился поднимать его с пола.
Барри поднялся и рукавом смахнул набежавшую слезу.
- Успокойтесь. Ради бога, успокойтесь. Я что-нибудь придумаю.
Обязательно придумаю, - мне потребовалось несколько минут, чтобы привести
его в чувство. - А что вы умеете делать?
- Все, все, что прикажете, все, что угодно, - обрадовался Барри. - У
меня много специальностей. Я - биолог, врач, хороший ботаник, наконец,
менеджер и, поверьте, неплохой, совсем неплохой менеджер.
- Ну, этого как раз от вас не потребуется. А вот хороший врач в полете,
особенно дальнем, просто необходим.
- Я хороший, хороший врач... Я окончил медицинский колледж и
Принстонский университет, имею степень доктора медицины.
- О'кей. Разумеется, пока ничего обещать не могу. Но кое с кем
поговорю. Не спрашиваю, почему вы так туда рветесь, но тем не менее
попытаюсь что-нибудь для вас сделать.
- Спасибо, спасибо, дорогой Марсов... То-ва-рищ, - произнес он по
слогам по-русски. - Спа-си-бо.
- Жду Вас у себя завтра в 19 часов 10 минут по марсианскому времени.
Не буду рассказывать, чего это стоило, сколько труда и нервов. Но мне
удалось убедить множество инстанций и комиссий, что без доктора Деспонта мне
просто не обойтись.
Кстати говоря, я обратил внимание, что у каждой встретившейся М'не
женщины в волосах или на одежде сверкал клочок меха хейвора. Заметьте: у
каждой! Хотя, как мне объяснили, стоило это дорого, баснословно дорого,
целой кучи денег. Но что не сделаешь ради любимой. Я прекрасно понимал, для
чего Барри затеял весь этот спектакль. Разумеется, пришлось покопаться в его
досье. Ну, а как же иначе. Лететь на Баракорту! И неизвестно с кем.
Простите, такая филантропия может стоить жизни.
Баракорта - это не пешеходная прогулка с красивой девушкой. Там, на
этой гремучей, огнедышащей планете - Ойр. Ойр - энергия целых созвездий,
сосредоточенная в тысячной доле миллиграмма. Ойр - будущее человечества.
Энергия Ойра позволит поднять скорость космических кораблей до скорости
света и превысить ее.
Что ни говорите, а слава вещь полезная. Как бы там ни было, но Барри
был зачислен в экипаж "Атласа" и через полтора года мы оказались на Хейворе.
Добравшись до этой маленькой, но довольно гостеприимной планеты, мы
сразу выяснили, что хейворов, единственных ее обитателей, не осталось.
Атмосфера планеты оказалась пригодной для дыхания, а местные колонисты
вместо того, чтобы разводить этих, как оказалось, удивительных созданий,
почти всех истребили.
Разумеется, неплохо им помогли и приезжие охотники. Лицензии на отстрел
хейворов давались в исключительных случаях. Но таких "исключительных"
оказалось столько, что практически всех животных уничтожили, а модницы
украсили себя драгоценными клочками престижного меха.
Руководитель колонии Джефри Амбирохавати любезно предоставил нам с
Барри разрешение поохотиться, тем более, что, по его словам, ни одного
хейвора на планете не осталось.
"Все-таки ничему нас жизнь не научила, за какие-нибудь два десятка лет
истребить такую красоту, какие же мы варвары, - подумалось мне. - Мало того,
что почти всех животных родной Земли занесли в Красную Книгу, так теперь
дорвались до Космоса, и так же хищнически, безжалостно уничтожаем и
истребляем обитателей целых планет".
Джефри показал нам чучело хейвора, ознакомил с некоторыми
исследованиями его организма, мозга, продемонстрировал несколько эфвиограмм
о поведении этих существ. Форма тела, пропорции, шестипалые кисти и стопы
напоминали человеческие.
Густая шелковистая шерсть играла и переливалась всеми цветами радуги.
Личико - голое, совершенно голое. Черное, как смоль. Оно не походило на
человеческое. Вообще оно мало на кого походило.
Что меня больше всего поразило, так поведение этих созданий, сказать
"животных" - просто не поворачивается язык. Настолько их образ жизни,
действия отличались от самых, казалось бы, человекообразных наших предков -
обезьян.
Времени у нас оставалось достаточно. Во-первых, мы на Хейвору прилетели
раньше срока, а во-вторых, путь на Баракорту не близкий, так что в график
войти успеем.
После всего, что нам колонисты порассказали и продемонстрировали, меня
уже не пришлось уговаривать.
Взяв с собой местного проводника Санчо Лыкова, мы с Барри отправились
на поиски хейворов, кстати, от их названия и пошло именование планеты.
Несмотря на стопроцентную неудачу, которую предрекал нам Джефри, рано
утром следующего дня мы тронулись в путь.
Хотя здешнее солнце палило достаточно усердно, воздух оставался свежим
и прохладным.
Вооруженный аппаратурой Санчо шел впереди, указывая дорогу. Он сообщил,
что последнего живого хейвора видел на отдаленном плато около года назад.
Его пристрелил какой-то заезжий охотник. Кстати, он вспомнил Барри, которому
однажды повезло добыть шкуру великолепного экземпляра.
Всюду проглядывались волнообразно вздымавшиеся холмы. Они уступами шли
вверх вплоть до обширного, еле виднеющегося на далеком горизонте лесистого
плато.
Идти было нелегко. Шипы стволов и колючки растущих между ними кустов
рвали одежду и царапали кожу.
Иногда дорогу преграждали такие чащобы, что через них было не только не
пройти, но и даже не проползти змее.
Приходилось выжигать дорогу лучом блаера. Иногда мы были вынуждены
делать крюк, чтобы обойти особенно неприветливые места, щетинившиеся броней
шипов и колючек.
Так, с трудом продираясь сквозь угрюмый сизо-лиловый лес, мы шли около
пяти часов.
Сделали привал. Плотно закусили и решили двинуться дальше. Вдруг Санчо,
подняв руку, заставил нас замереть.
- Тихо, - прошептал он, - Кажется, я слышу хейвора.
- Не может быть! - воскликнул, не удержавшись, Барри.
- Замри. Ни слова, - погрозил ему пальцем Санчо.
- "Хи-ор, хи-ор", - послышался удивительно нежный мелодичный голосок.
Я явственно слышал эти звуки и вопросительно взглянул на проводника.
- Да, это он, хейвор, это его голос. Похоже, кого-то зовет. Неужели он
здесь не один... - шепотом сказал Санчо.
Он осторожно сделал шаг вперед и отодвинул рукой тяжелую гирлянду
сиреневых листьев.
На полянке сидело удивительное создание. Его меховая шубка искрилась и
переливалась под лучами полуденного светила. Она, казалось, была выткана из
множества драгоценных кристаллов, брошенных щедрой рукой на тело этого
неповторимого существа. От него буквально нельзя было оторвать глаз.
Действительно, не зря его шкура стоила так баснословно дорого: меховая
драгоценность! Пожалуй, такого феномена мне видеть еще не приходилось.
Животное внимательно смотрело но сторонам искрящимися, широко
раскрытыми топазовыми глазами и вновь издавало переливающимся серебряным
колокольчиком: "Хи-ор... хи-ор"...
Не знаю почему, но мне этот взгляд показался настолько осмысленным, что
между лопаток пробежал холодок.
"Неужели они разумны!? Да нет, маловероятно! За это время, за эти
двадцать лет, наверняка могли бы установить интеллект, если он действительно
у хейворов имелся".
Нас животное не заметило. Вдруг откуда-то прилетела и опустилась рядом
вторая особь. Причем я не оговорился. Действительно, прилетела. Позднее
Санчо подтвердил, что хейворы летают.
Сначала в небе появился блестящий комок. Затем он увеличился в
размерах, и мы увидели парящего, как птица, живого хейвора. Зверек летел в
вертикальном положении, сзади, как флаг на ветру, развевался пушистый хвост.
Животное, находившееся на поляне, сделало вид, что не замечает вновь
прибывшего. Хотя явно несколько секунд назад кого-то звало. Неожиданно
прилетевший хейвор, по-видимому, самец, прыгнул на сидящую и борцовским
приемом повалил на спину. Та легко вывернулась из цепких объятий и зажала
под мышкой его голову. В свою очередь "летун" начал извиваться, обхватил ее
вокруг талии двумя лапами и распластал на траве. Она снова легко вывернулась
и, посмотрев в нашу сторону, улыбнулась. Именно улыбнулась! Я готов
поклясться, что она смеялась, смеялась по-настоящему.
Потом они разошлись, уставившись друг на друга, и самка, резко схватив
переднюю лапу "петуха", дернула его на себя и перебросила через спину. Что
хотите, но это было увлекательнейшее зрелище. Настоящий каскад борцовских
приемов, захватов, подножек. Иногда они делали вид, что кусают друг друга,
но явно только прихватывали мех зубами. Веселая потасовка продолжалась минут
десять.
Неожиданно под ногами одного из нас хрустнула ветка. Животные на
мгновение замерли, поглядев в нашу сторону, У них был такой вид, как будто
что-то хотели сказать, о чем-то предупредить. Но, очевидно, мужество
оставило их.
Они подобрались и, оттолкнувшись задними лапами от поверхности, резко
взмыли в воздух.
В этот момент Барри выстрелил. Никогда себе не прощу, что не успел
отвести его руку. Один из зверьков дернулся и, медленно кувыркаясь в
воздухе, плашмя рухнул вниз.
Мы бросились на поляну.
Зверек неподвижно лежал на земле, раскинув в стороны лапы.
Остекленевшие глаза уставились в потемневшее небо. Искрящийся мех, кажется,
померк от холодного дыхания смерти.
- Что ты наделал! Ты понимаешь, что ты наделал, - набросился я на
Барри.
- Но ведь мы приехали охотиться, - пытался тот оправдаться.
- Чурбан, безмозглый чурбан, неужели ты до сих пор не понял, что это не
простые животные? Санчо, ты-то хоть это понимаешь?
- Да, у меня тоже стали закрадываться сомнения Только поздно было.
Хейворов-то не осталось.
- Что же ты не поделился своими сомнениями с нами? - наступал я.
- Не думал, что удастся встретиться с ними. Те, что мы увидали сейчас,
видимо, последние. Совсем последние.
Я бережно приподнял мертвое тело и осторожно погладил голову зверька. И
в этот момент так нестерпимо заныло внутри, что я охнул и схватился за
сердце.
Барри хотел подхватить меня под руку, но я сердито оттолкнул его
ладонь, прижал безжизненный комок меха к груди, вдохнул, пришел в себя и
медленно, еле передвигая ногами, тронулся в обратный путь.
- Иван, смотри, он не улетает, - Барри показал наверх.
Я остановился и пораженный замер. Над нами почти в трех-четырех метрах
тяжело кружил другой хейвор и из его глаз потоком, блестящим потоком
струились хрустальные дорожки слез. Хейвор плакал. Он не просто плакал. Он
рыдал, рыдал, оплакивая любимую. Теперь он не боялся. Теперь ему было не
страшно.
- Если ты, дубина, попробуешь хоть пальцем его тронуть. Даже подумать о
его шкуре. Я тебя убью. Убью вопреки всем Законам милосердия. Понял? Ты
знаешь, я слов на ветер не бросаю.
- Не надо, Иван. Не надо. Теперь я и сам понимаю, что тут что-то не
так, - пробормотал Барри.
Когда мы добрались до поселения колонистов, стемнело. Сопровождавший
нас хейвор куда-то исчез.
Я обо всем подробно рассказал Джефри. Тот внимательно меня выслушал и
поведал несколько таких историй о хейворах, что у меня волосы на голове
стали дыбом.
Оказывается, что еще первые колонисты заметили, что хейворы очень
набожны. Ранним утром они забираются на самое высокое дерево и долго сидят
там, подняв передние лапы в ожидании появления первых лучей дневного
светила. Если кого-то из них ранят, то они на тело, поверх раны, смачивая
слюной, прикладывают листики какого-то дерева, способствующего быстрому
заживлению. Перед тем как родить, самка у себя из груди и плеч выдергивает
шерсть, которой выстилает подвешенную на дереве люльку, а чтобы ее не унес
ветер, вплетает в дно и бока липкие камушки. Их семейная жизнь, в отличие от
многих животных, в том числе обезьян, основана на взаимной привязанности и
любви. В то время как структура стада человекообразных шимпанзе строится по
принципу слепой иерархии, рабского поклонения старшему по рангу.
Многое порассказал нам Джефри, многое.
Мы положили самку хейвора в отдельной комнате.
Я долго ворочался в постели, лишь под утро забылся в тревожной,
беспокойной дреме.
Проснулся от возбужденных голосов и топота ног. Выглянув в коридор, я
увидел Джефри, Барри и нескольких колонистов. Они о чем-то шептались, то и
дело заглядывая в комнату, где лежала мертвая самка хейвора.
Я бросился к этой двери и распахнул ее.
Самка лежала на полу. Перед ней, опершись лапой о ножку стула,
прислонившись спиной к стене, сидел хейвор. Глядя на погибшую подругу, он
сидел неподвижно. В его глазах застыла такая тоска, такое безысходное горе,
что мне самому захотелось заплакать.
Мне, Ивану Марсову, прошедшему в космических трассах миллионы парсеков,
десятки раз рискующего своей жизнью, испытавшего самые невероятные
приключения, трудно было удержаться от слез, глядя на эту странную пару
обыкновенных животных. А может быть, необыкновенных, а может быть?...
В это время Джефри подозвал меня.
- Оставь его, Иван. Пускай побудет с ней один. Ему так надо. Не знаю,
как он умудрился проникнуть сюда, но он сделал это, несмотря на запоры.
Видимо, ему очень надо было это сделать. Я думаю, он пришел сюда, чтобы
остаться с ней, остаться навсегда. Ведь хейворы в неволе не живут. Мы
пробовали их разводить. Ничего не получилось. В неволе они не принимают
никакой пищи и умерщвляют себя голодом. Пойдем, Иван, зайдем в лабораторию.
Санчо умудрился снять последнюю эфвиораму вашей встречи с хейворами.
Долго, затаив дыхание, мы просматривали запечатленные Санчо сцены.
И вдруг в последний момент, перед роковым выстрелом Барри, когда
хейворы посмотрели в нашу сторону, меня будто осенило.
- Джефри, - заорал я - у вас здесь есть биокрон?
- Разумеется.
- Какой модели?
- ТЭБ-17-86.
- Включи его и попробуй прокрутить последнюю сцену еще раз.
Снова мы увидели лица животных, снова увидели их глаза и в это
мгновение в мой мозг ворвалась фраза:
"Что вы делаете? Остановитесь! Мы же разумны! Остановитесь!"
Мы со страхом посмотрели друг на друга.
Это же телепатия, обыкновенная телепатия!
Но частота биополя их мозга отличается от нашей. Поэтому, поэтому мы не
воспринимали их сигналы,
Я вскочил и бросился к хейворам.
Он лежал рядом с ней, бессильно вытянув лапы. Глаза подернулись дымкой
смерти. Они были влажны и печальны. Точка зрачка на секунду остановилась на
моем лице, и я явственно, совершенно явственно услышал в мозгу короткую
фразу:
"Что вы наделали? Убийцы! Ведь мы разумны! Разумны!"
Внезапно его тело дернулось и глаза закрылись. Закрылись навсегда.
Кровожадные эльфы
Вилли Соммерса в юном возрасте покусали пчелы.
В детстве он был ужасным лакомкой. До Рождества Вилли успевал
уничтожить вес банки с домашним .вареньем, которые мать обычно заготавливала
на зиму.
Однажды в поисках сладкого он забрел на пасеку соседней фермы и
умудрился вскрыть улей с пчелами.
Обозленные непрошенным вторжением пчелы так искусали ребенка, что
больше недели он пролежал пластом, опухший от бесчисленных жал, впившихся в
него.
С тех пор Вилли как подменили. Он стал вроде как "не в себе". У него
появилась навязчивая идея уничтожить всех пчел на свете.
Отец умер сравнительно молодым от жесточайшей пневмонии, оставив семье
небольшую ферму, которая вполне могла прокормить Вилли с братом Линдоном и
матерью.
Линдон в отличие от худосочного старшего брата был крепким, рослым
парнем, с кудрявыми и рыжими, как у матери, волосами и мечтательными
ярко-синими глазами.
По сути дела всю ферму "вытаскивали" Линдон да пара сезонных
рабочих-мексиканцев. Их энергичная Молли Соммерс нанимала за гроши,
пользуясь тем, что они прибыли в Америку нелегально.
Получив кое-какое образование, Вилли всерьез занялся энтомологией.
Вначале мать на него ворчала, пытаясь приобщить к делам фермы, но потом
махнула рукой. Вилли день и ночь просиживал в сарайчике и возился с
различными насекомыми. Он задался целью подобрать и вывести такой род
насекомых, которые Могли бы не только успешно соперничать с пчелами и осами,
но и уничтожать их.
Задача, прямо скажем, невыполнимая! Однако Вилли был упрям. У него,
несмотря на болезненный вид, оказался удивительно крепкий и настойчивый
характер. Он перепробовал массу способов и методов, чтобы осуществить свою
практически бесполезную затею.
Какие только виды насекомых у него не перебывали! Он даже комаров
пытался приспособить для борьбы с пчелами. Разумеется, и это ни к чему не
привело.
Как-то в одном из научных журналов Вилли наткнулся на статью, в которой
описывалось, что личинки нежных эльфов, иначе их называют флерницы, -
неистовые обжоры.
"Пожалуй, стоит попробовать", - подумал Вилли, почесывая огненную
шевелюру.
И эта задача оказалась далеко не из легких. Если бы не твердолобое
упорство, вряд ли у него наметились бы успехи.
Но они появились. Правда, не скоро.
Пять с половиной лет Вилли проводил опыты над эльфами: скрещивал, менял
корм, производил отбор наиболее активных и прожорливых личинок. Короче, как
бы там ни было, но ему удалось вывести совершенно новый вид эльфов.
Настоящих вампиров!
Вообще говоря, эльфы почти самые безобидные насекомые, какие только
есть на Земле. Не зря во многих легендах и сказках эльфы имеют облик
маленьких человечков, ведут таинственный образ жизни и всегда помогают
людям. Иногда эльфов называют златоглазками. Это удивительно красивые и
милые создания.
Когда Вилли впервые получил для разведения небольшое количество этих
очень симпатичных существ, он долго сидел, рассматривая каждую особь в
отдельности.
Вечером при свете настольной лампы они осторожно бродили по его
лабораторному столу и доверчиво позволяли брать себя в руки и рассматривать.
Больше всего впечатляли их изумительно красивые, переливающиеся золотым
блеском большие выпуклые глаза, которые выделялись на маленькой округлой
головке, увенчивающей стройное, изящное тело изумрудного цвета и четыре,
пронизанные кружевами жилок, совершенно прозрачные крыла.
Учитывая необычайно хищный и прожорливый характер личинок эльфов, Вилли
решил приучить их к употреблению в пищу живых пчел.
Обычно личинки эльфов питаются тлями. Для начала Вилли отобрал
несколько наиболее крупных экземпляров, дал возможность поголодать, а затем
подбросил медоносную пчелку, предварительно оторвав у нее крылышки и вырвав
жало.
Зубастые личинки своими иглообразными жалами мгновенно впились в пчелу,
и от нее осталась лишь пустая сухая шкурка.
Постепенно Вилли приучил своих хищных воспитанниц только к пище из
живых пчел.
Надо сказать, что эта еда пришлась по вкусу его зубастым питомцам и они
настолько привыкли к ней, что не хотели даже прикасаться к тлям, любимой
пище эльфов в естественных условиях.
Как-то Вилли вместо пчел подложил личинкам несколько маленьких кусочков
сырого мяса. Те первое время не притрагивались к нему, а ползали по
поверхности в поисках полюбившихся им медоносных пчелок, но, не обнаружив
ничего подходящего, с жадностью набросились на мясо и вскоре не оставили ни
крошки.
Это навело Вилли на мысль: а ведь таким образом, пожалуй, можно
приучить вначале личинок, а затем и самих эльфов поедать не только пчел, но
и их хозяев. Уж больно ему хотелось отомстить владельцу фермы, где ему в
детстве так здорово досталось от многочисленных пчелиных укусов.
Так исподволь Вилли приучал личинок и к плотоядной пище, от которой
последние отнюдь не отказывались. Больше того, обладая буквально волчьим
аппетитом, личинки, если их долго не кормили, принимались даже пожирать друг
друга.
Проводя эксперимент за экспериментом, Вилли осуществлял селекцию,
выбрав около сотни наиболее прожорливых и агрессивных личинок.
В процессе воспитания златоглазок Соммерс обратил внимание на не совсем
обычный способ превращения личинок во взрослого эльфа.
После того, как хищницы хорошо разъедятся на его "хлебосольном" столе,
они чрезвычайно быстро вырастали и, сползая вниз, одновременно ткали вокруг
себя идеально круглый кокон. Через некоторое время его обитатель начинал
изнутри пропиливать жалами стенку шара. К удивлению Вилли, "проедание" шара
осуществлялось строго по окружности. Из образовавшегося совершенно круглой
формы люка вылезало крылатое насекомое, которое в отличие от своих
собратьев, развивающихся в природной среде, тут же принималось кружиться в
поисках жертвы. Найдя пчелу, эльфы сразу набрасывались на нее и мгновенно
уничтожали. В естественных условиях эльфы не являются хищниками, они, как
правило, довольствуются цветочным нектаром и пыльцой.
Но Вилли, создавая свою "фабрику" по производству эльфов, ставил перед
собой совершенно другую задачу. В конечном итоге методом селекции,
добавления в корм различных белковых добавок и химических ингредиентов он
вывел совершенно новый, исключительно агрессивный и кровожадный вид
эльфов-златоглазок.
Его рой состоял из нескольких тысяч экземпляров. Стоило появиться
вблизи пчеле, осе или шмелю, как эльфы стремглав бросались навстречу и
мгновенно уничтожали жертву, впиваясь острыми жалами.
Быстрые, проворные, агрессивные эльфы Вилли не знали пощады. Кроме
того, они, как и их личинки, обладали зверским аппетитом. Им все время
хотелось есть.
Наконец, Вилли решил, что час расплаты настал.
По подобранным им сигналам-запахам эльфы вылетали и влетали обратно в
специально сделанный для них деревянный ящик.
Вилли перебросил ремень через плечо и словно с хозяйственной сумкой
прошелся по двору. Ящик был легкий, и Вилли быстро зашагал к ферме
соседа-обидчика, - до нее полторы мили.
Подойдя к воротам, Вилли окликнул хозяина.
Ник Раймонд, уже пожилой, но хорошо сохранившийся, с багровым лицом,
обрамленным полуседым ежиком темных волос, оглядел соседа бегающими глазами,
красными, как у кролика, и крикнул:
- Чего надо, парень?
- Хочу предложить одну -очень плодовитую пчелиную семью. Их вывезли из
Бразилии и подарили мне. Да мне вроде они ни к чему, тем более вы знаете,
как с тех пор я отношусь к пчелам.
- Еще бы не знать! Здорово они тебя тогда отделали! - Заржал Раймонд. -
Говорили, что ты с тех Пор вроде как малость чокнулся. Ну, заходи, давай
поглядим, а то всучишь мне какую-нибудь дрянь. Знаю я вас, Соммерсов. Твоему
папаше в былые времена ничего не стоило и фальшивку соседу подсунуть. До сих
пор помню, как он в молодые годы подкинул мне слушок, что якобы купленный
мной племенной бык поражен какой-то болячкой. Я сдуру и зарезал его, потеряв
при этом не одну сотню долларов. А ему весело! Оказывается, он так "шутит"!
Ну валяй, показывай свое добро...
- Может, пройдем к пасеке, - несмело предложил Вилли.
-А не боишься, что мои красавицы опять тебя малость "поклюют"?
- Да вроде нет.
- Хотя столько лет прошло, что все позабудешь! О'кей. Иди за мной, - и
Ник размашистым шагом направился к ульям.
Остановившись у крайнего, он вдруг резко повернулся и закричал:
- Чего стоишь? Некогда мне с тобой возиться! Раскрывай свой саквояж да
побыстрее, а то выпущу моих деток, так они тебя отделают не хуже, чем в
детстве.
Вилли молча открыл крышку ящика. Оттуда вырвался рой эльфов и сразу
устремился к первому улью.
Вначале они поубивали сторожевых пчел, затем матку, а закончили
расправой с остальными.
В первый момент Раймонд никак не мог понять, что же происходит. На его
глазах неизвестные насекомые мгновенно и беспощадно уничтожили его лучшую
пчелиную семью.
Наконец, он сообразил, что случилось, завопил и забегал между ульями,
размахивая руками.
Эльфы, не обращая на него внимания, методически расправлялись с
пчелиными семьями. Они вихрем налетали на улей, врывались туда и оставляли
на месте побоища лишь груды погибших насекомых.
Ник схватил первую попавшуюся под руки ветку дерева и стал колотить ею
по улью, где в этот момент эльфы расправлялись с его питомцами.
По-видимому, ему удалось прибить несколько златоглазок, так как
последние внезапно оторвались от своих жертв и бросились на обидчика.
Не успел Ник и рта раскрыть, как златоглазки впились острыми жалами в
лицо, тлею, в заголенные до локтей руки. Раймонд дико завопил от боли, что
было сил припустился к находившемуся неподалеку резервуару и с размаху
бултыхнулся в воду. Разъяренные эльфы роем кружились над этим местом и,
стоило ему высунуть из воды голову, чтобы глотнуть воздуха, снова его
атаковывали.
Когда Вилли увидел, что еще несколько минут, и Ник больше не вынырнет,
он подал сигнал-запах, и напившиеся человеческой крови эльфы поспешили к
своему убежищу.
Соммерс посмотрел на поле битвы, на страшно искусанное, изуродованное
вздувшимися волдырями лицо Ника и довольный направился домой.
Эффект был потрясающим! Воспитанные им эльфы оказались куда более
агрессивными и опасными, чем он предполагал. Наконец-то он отомстил!
Пожалуй, Ник Раймонд надолго запомнит встречу с его златоглазками.
Возвращаясь обратно. Вилли решил сделать крюк и пошел вдоль проходившей
мимо дороги.
По шоссе одна за другой проносились машины. Вдруг в его голову
закралась шальная мысль: "Интересно, как будут вести себя эльфы, если их
выпустить в почти голом месте. Неужели полетят искать себе пчел или
довольствуются другими видами насекомых... Вряд ли. Все-таки его питомцы
недурно закусили. Теперь маловероятно, чтобы Ник захотел вообще держать
пчел, - уходя, краем глаза Соммер видел, как Раймонд, шатаясь, выбрался из
воды и рухнул на землю. - Без больницы теперь не обойдется", - злорадно
подумал Вилли и приоткрыл крышку ящика.
Эльфы тут же взмыли в воздух и, расправляя крылья, плавно закружились
над его головой. Солнечные лучи радостно заискрились, дробясь и переливаясь
в их многочисленных прозрачных крылышках. Рой лениво взметнулся вверх,
медленно, будто нехотя полетел над поляной. Вдруг, изменив направление,
устремился навстречу летевшему на большой скорости грузовику и яростно
атаковал водителя. От неожиданности тот резко вывернул руль и врезался во
встречный автобус.
Раздался глухой удар, скрежет, и обе машины, несколько раз
перевернувшись, застыли на своих крышах, медленно вращая колесами.
Послышались вопли раненных и искалеченных детей: автобус был переполнен
возвращающимися с занятий школьниками.
Прибывший к месту происшествия полицейский наряд долго ломал голову над
причиной аварии. Спросить было не у кого. Водитель грузовика был мертв, а
истекающего кровью шофера автобуса увезли в больницу. Свидетелей но
оказалось.
Вилли сразу после столкновения поторопился убраться, предварительно
выставив для своих эльфов сигнал возвращения. Златоглазки, почуяв знакомый
запах, немедленно залетели в свое убежище, а Вилли, захлопнув крышку, быстро
зашагал к дому.
Вернувшись, Вилли, ни слова не говоря матери и брату, прошел в свой
сарайчик и поставил ящик в угол. Выйдя наружу, он услышал гневный голос
матери:
- Когда же ты перестанешь лоботрясничать и возьмешься за ум! Тебе,
слава богу, давно перевалило за двадцать, а ты все возишься с жуками и
козявками! Посмотри на брата. Каково ему надрываться одному! Хозяйство-то
большое! Эти черномазые потребовали увеличить им зарплату, я их и выставила.
Так что, милый сыночек, берись за дело и ступай помогать Линдону, я не
благотворительное общество и не собираюсь бесплатно кормить лентяя, даже
если он мой родной сын.
Вилли молча повернулся и ушел в сарайчик.
Однако у миссис Соммерс слова не расходились с делами: Вилли вначале не
получил обеда, а затем и ужина.
Утром, злой и голодный, он пришел ,к матери на кухню и потребовал
завтрак. Она поглядела на него и сердито пробурчала:
- Пока не заработаешь себе на еду, можешь сюда не приходить. Я тебе еще
вчера сказала, что я думаю по поводу твоих так называемых "ученых" занятий.
Ну, что уставился?
Вилли посмотрел на нее своими холодными глазами-льдинками и
пробормотал:
- Я-то уйду, но как бы тебе не пожалеть об этом.
- Ты еще угрожать! Угрожать матери?! Проваливай отсюда! Немедленно
проваливай!
Возвратившись в сарайчик, Вилли взял ящик и направился к дому.
Едва он приоткрыл крышку, как изголодавшиеся эльфы с сердитым жужжанием
вылетели наружу и заметались вокруг дома в поисках пищи.
Пчел поблизости не оказалось. Да и откуда им взяться? В ближайшей
округе никто, кроме Раймонда, пчел не держал.
Сделав несколько кругов над домом, эльфы снизились и набросились на
хлопотавших во дворе миссис Соммерс и Линдона. Они заорали от боли,
бросились в дом и закрылись там.
Продержав в осаде мать и брата более двенадцати часов, Вилли приманил
златоглазок, захлопнул крышку и двинулся к реке. Он решил отправиться вниз
по Миссисипи и показать крылатых вампиров одному из энтомологов, с которым
несколько лет переписывался.
Пошарив по всем карманам, Вилли едва наскреб на билет, на еду же не
хватило.
Устроившись на верхней палубе, Вилли забылся в полудреме.
Проснувшись от доносившегося из ресторана вкусного запаха жареного
мяса, он судорожно глотнул слюну и подумал, что не мешало бы перекусить. В
кармане - ни цента, а рассчитывать на любезность официантов не приходилось.
Однако Вилли решил рискнуть, спустился вниз и направился к одному из
официантов, попросив накормить его. Тот, несмотря на непритязательный
внешний вид Соммерса, пригласил его за стол, но когда Вилли заявил, что ему
нечем расплатиться, сразу выставил за дверь.
Вилли не мог устоять перед искушением отомстить официанту за грубость и
слегка приоткрыл крышку своего ящика.
Голодные разъяренные эльфы набросились на моряков и пассажиров.
Искусанные люди в ужасе заметались по палубе. На судне началась паника и
всеобщая свалка. Спасаясь от жал грозного "десанта", все попрятались по
каютам и помещениям.
Пока его кровожадные питомцы впивались в тела жертв, Вилли плотно
пообедал в ресторане, набил объемистый пакет едой, чтобы обеспечить себя до
конца плавания. Неспеша вышел на верхнюю палубу, удобно устроился в
шезлонге, раскрыл ящик и сигналом-запахом "возвращение" предложил крылатым
пиратам вернуться в место обитания, Насытившиеся златоглазки залетели в
ящик, и Вилли захлопнул крышку.
Капитан, все это время находившийся в плотно задраенной рубке, увидел,
что нападавшие укрощены, вышел из убежища, подбежал к Вилли и потребовал
немедленно освободить палубу и сойти на берег.
- Извините, капитан, но я видел расписание. Ближайшая остановка лишь
через три с четвертью часа, а мне именно там выходить.
- Ничего, ради вас я сделаю исключение и вам придется покинуть судно
немедленно. Мы спустим шлюпку и аккуратно доставим вас на берег. Полагаю, вы
и ваши бандиты при этом нисколько не пострадаете. Если у вас есть
возражения, то ваш "сундук" мы опечатаем, а вы будете привлечены к суду. И
скажите спасибо, что я вас отпускаю с миром. Стоит мне сказать матросам и
пассажирам, кто виновен, что от укусов принадлежащих вам каких-то бешеных
насекомых пострадало столько людей, как вас тут же растерзают на клочья.
Горячо советую выполнить мою рекомендацию, в противном случае я и цента не
поставлю за вашу голову.
- А если я все-таки "е послушаюсь? - тихо спросил Вилли.
- Я уже сказал вам, что будете привлечены к ответственности за
причиненный ущерб экипажу и пассажирам. Боюсь, что это вам обойдется в
несколько сот долларов.
- Но я ведь могу обидеться и снова выпустить своих питомцев на свободу.
- Ну что ж, тогда это будет пахнуть тюрьмой. Что-то около десяти лет.
- Не многовато ли? - заметил слегка встревоженный Вилли.
- Нет, в самый раз. Кстати говоря, по законам штата, границы которого
сейчас пересекает наш пароход, срок вашего тюремного заключения может
удвоиться.
- Я бы хотел немного подумать, - сказал Вилли, почесывая свои рыжие
"удри.
- А я бы посоветовал вам не медлить ни секунды. В противном случае я
снимаю с себя всю ответственность за вашу дальнейшую судьбу. Не забывайте,
что на судне имеется несколько пожарных шлангов и, стоит их подключить к
магистрали, направив струю воды на ваших "очаровательных" воспитанников, как
крылышки у них слегка подмокнут и они вольно или невольно опустятся на
палубу. А здесь "побеседовать" с ними будет для искусанных людей одно
удовольствие. Они их просто раздавят, как самых вульгарных тараканов. Мои
ребята в первый момент просто растерялись и не знали, что предпринять.
Короче, считаю до трех, если вы не примете мое предложение, я умываю руки.
- О'кей. Я согласен.
- Так-то лучше будет, - проворчал капитан и вызвал на палубу матросов.
- Немедленно спустить шлюпку и высадить этого господина вместе с его ящиком
на берег.
Спустя полчаса Вилли стоял на берегу, заросшем кустарником, провожая
взглядом уходивший теплоход.
Несколько поразмыслив, он все-таки двинулся к знакомому энтомологу.
Решив больше не искушать судьбу, Соммерс направился не к видневшейся
вдалеке автостраде, а пошел по редколесью вдоль берега.
Через четыре часа пути ему опять захотелось есть. Он спустил с плеч
ремень, уселся на свой любимый ящик и, достав с таким трудом завоеванный
пакет с едой, неплохо подзаправился.
С сожалением .взглянув на остатки еды, он про себя подумал: - "Пожалуй,
стоило захватить с собой побольше..."
После сытного обеда у него стали закрываться глаза и Вилли решил слегка
вздремнуть.
Слез с ящика и, устроившись в тени небольшого деревца, задремал, не
заметив, что крышка чуть-чуть приоткрылась.
Последнее, что он увидел в своей жизни, это рой светящихся в солнечных
лучах золотоглавых эльфов и почувствовал острую, нестерпимую боль от
многочисленных жал, впившихся в его тело.
Призраки пещеры Риебуру
Двадцать два года я шел к этой цели. Двадцать два года своей жизни я
истратил на изучение догонов, их легенд, мифов, преданий, их Общества масок.
Мало кто из живущих на нашей планете скажет, что им достаточно много
известно о догонах - небольшом народе, живущем на плато Бандиагар в Африке.
В нем всего четыре племени.
Догоны на протяжении многих веков сумели отстоять свою самобытность,
культуру и сохранить древние традиции. Они беззаветно чтут культ своего
выдающегося предка Лебе - родоначальника всех четырех племен.
Мифология догонов, связанная с историей возникновения Вселенной и
сотворением рода человеческого, и заставила меня потратить почти половину
жизни на изучение этого самого загадочного народа современности.
Вес началось со статьи известного английского исследователя Раймонда
Дрейка, в которой автор высказал несколько интересных предположений о
палеоконтакте.
Меня, тогда еще молодого ученого, идеи Дрейка настолько захватили, что
последующие годы я занимался только догонами. Об остальном ваш покорный
слуга не мог даже и подумать.
Я даже не мог предположить, сколько трудностей и препятствий придется
мне преодолеть.
И все же свершилось!
Ценою невероятных усилий, действуя различными методами, вплоть до
самых, мягко говоря, не совсем чистоплотных, мне удалось очутиться в деревне
племени ару.
Не могу сказать, что в деревне все встретили меня с большой любовью и
почтением.
Много дней мне приходилось делать самую черную и неблагодарную работу.
А однажды одноглазая свирепая старуха вообще чуть не прикончила меня
ударом палки. Ей, видите ли, не понравилась моя любознательность. А что мне
оставалось делать? Более полугода я провел в невероятных условиях, а до
своих секретов, до своих эзотерических, недоступных для непосвященных
знаний, по-видимому, меня, "человека со стороны", никто допускать и не
собирался.
Спас меня случайно находившийся поблизости один из вождей племени. Он
резким движением выхватил палку из рук старухи и еле заметным движением руки
поверг ее на землю.
С тех пор меня больше никто не трогал. Я лениво слонялся по деревне,
наблюдая и постепенно приноравливаясь к ее нелегким трудам и быту.
Наконец, меня привели в отдельную хижину, стоявшую на конце деревни.
Около нее, как правило, днем и ночью маячили два стража с копьями в руках.
В хижине было темно. Когда мои глаза привыкли к темноте, то в дальнем
углу я заметил сидящего на корточках старика.
Его лицо и руки неестественно белели, - видимо, окрашены белой краской.
Так что определить истинный цвет кожи было затруднительно. Тип лица, в
отличие от всех его соплеменников, был монголоидным.
Между прочим, лица догонов весьма своеобразны. Они отнюдь не походили
на лица негроидной расы. Скорее, они чем-то напоминают аборигенов Австралии,
хотя кожа черная, правда, со светло-коричневым оттенком.
Длинная седая борода и густая сеть морщин подчеркивали его дряхлость.
На нем была белая рубаха без рукавов с глубоким вырезом на груди.
Старик указал мне на плетеное сидение. Я сел. Пронзительным взглядом он
долго меня внимательно рассматривал, словно существо какого-то неведомого
мира. ;
- Ты хочешь знать тайну АммХ - произнес он на языке "дого со", основном
языке догонов. Второго, тайного языка догонов "сиги со", я, разумеется, не
знал, но его изучение как раз входило в мои планы, ибо только с ним связаны
и эзотерические предания, и тайные знания, известные лишь высшим сановникам
Общества масок-олубару.
- Да, хочу, - смело ответил я.
- Ты знаешь, какие испытания тебя ждут? - продол жал он.
- Знаю.
- Совет патриархов принял решение допустить тебя к посвящению в тайное
знание.
- Благодарен Совету, - я поклонился.
- Ты знаешь, что смерть ждет того, кто разгласит наши тайны. Смерть,
где бы он ни находился, хотя бы на другом конце Земли. Наши предки завещали
свято беречь и хранить тайну Аммо, Аммо, создавшего все спиральные звездные
миры той, "которой нет предела".
- Я буду нем, нем, как рыба.
- Ты не прав, - мягко заметил старик. - Рыбы говорят, говорят растения
и цветы, говорит дерево, даже камни не молчат... Говорят все... Мертвые
говорят с живыми, ночь внутренности сжигает огнем, и от непереносимой боли
потому что, если ты получишь тайное знание, то никогда не покинешь нас, не
покинешь до смерти. Ты меня понял? До смерти, - старик возвысил голос и
поднял кверху палец. - Ты никогда, никогда не вернешься в свой большой
город, в свой мир, к своей прежней жизни. Согласен ли ты?
- Да, - коротко выдохнул я.
- Ладно, принесите ему йяну, - обратился он к стоявшему рядом со мной
рослому стражу. Тот молча вышел из хижины. Спустя минуту он вернулся и
протянул мне тыквенный сосуд, наполненный тягучей, неприятно пахнущей
жидкостью.
С трудом выцедив напиток, я почувствовал, что все мои внутренности
сжигает огнем, и от непереносимой боли потерял сознание.
Трудно даже представить, сколько длился кошмар моих испытаний. Они
доводили меня до неистовства. Постоянно поили какой-то дрянью, после чего я
впадал в состояние экстаза. Мое тело билось в конвульсиях. Меня связывали и
оставляли лежать на голой земле. Я колотился головой о пол, выл, с пеной у
рта издавал страшные вопли.
С каждым днем я чувствовал, как силы покидают меня.
Во время одного из прояснений сознания даже мелькнула мысль, что они
просто хотят меня уморить. Правда, я тут же ее отбросил. Ведь если бы они
действительно этого захотели, то нашли более спокойный и тихий способ:
достаточно погрызть веточку уокуры, чтобы тут же превратиться в труп.
Однажды, когда в очередном сильнейшем припадке я корчился на земле,
подошел неизвестный мужчина. Он опустился на колени рядом и покрыл мое тело
густой лиловой массой. Вскоре оно, покрытое тягучей пленкой, успокоилось,
расслабилось, и я впал в состояние глубокой прострации, потеряв
представление о времени. С рассветом меня, с головы до ног облепленного этой
кашицей, привели в знакомую хижину и поставили перед стариком, как я позднее
узнал, Высшим сановником Общества масок - олубару.
Внимательно глядя на меня, он поднял руку и затянул заунывную мелодию.
Его помощники подошли и жидкостью с острым, щекочущим ноздри запахом стали
осторожно обмывать мое тело.
Только вечером все прояснилось: меня готовили к обучению тайному языку
догонов - "сиги со".
Семь сановников олубару один за одним подходили ко мне и, протягивая
различные предметы, произносили слова, ожидая, что я повторю их. К моему
изумлению, я мгновенно запоминал любое сказанное слово и мог безошибочно
повторить его сколько угодно раз.
Очевидно, все, что со мной проделывали, должно было обострить память и
всецело настроить на обучение.
За неделю я в совершенстве овладел тайным языком догонов.
Как-то в один из дней меня отвели к небольшому, сочившемуся из-под
земли роднику с зеленоватой водой, пахнущей аммиаком. Рядом находилось
выдолбленное из цельного куска дерева большое корыто.
Из множества пучков трав и растений приготовили ароматную ванну. С
непонятными жестами и церемониями меня опустили в нее. С тех пор в течение
четырнадцати дней я утром и вечером мылся в этом пахучем растворе.
Меня все время не покидала мысль, - а не собираются ли мои догоны
совершить обряд жертвоприношения? Не раз приходилось слышать, что в Африке
это случается довольно часто. Не зря один из королей африканской страны был
предан суду за каннибализм. Однако после последнего обряда все встало на
свои места.
После омовения на меня накинули белое сухое покрывало и тщательно
обтерли тело.
Когда накидку сняли, то оказалось, что я нахожусь в кругу четырнадцати
старцев - патриархов Общества масок.
По рукам пустили стебель растения сиреневого цвета. Каждый, откусив
небольшой кусок, протягивал стебель соседу. Наконец, очередь дошла до меня.
Едва я откусил кусок, как вокруг послышались радостные возгласы: меня
дружески хлопали по плечу и голове. Очевидно, я был принят в их Общество и
стал одним из олубару.
Вечером меня привели в отдаленную конусообразную хижину, спрятанную в
чаще деревьев. И началось то, что я так долго ждал и к чему так долго
стремился.
Усадив меня в особое сидение, знакомый по первому свиданию старик начал
посвящать в скрытые, недоступные простым смертным эзотерические знания
догонов.
- Ты знаешь, что ты теперь олубару? - обратился он ко мне.
- Да, знаю, Оумру. Я понял это.
- Ты знаешь мое имя? - удивился он. - Ты пока не должен знать это. Еще
не пришло время.
Его имя я услышал случайно, - во время разговора двух олубару. Они,
видимо, забыли, что я уже обучен языку "сиги со" и не особо стеснялись моего
присутствия.
На этот раз захотелось подчеркнуть мое некоторое преимущество перед
ним, и я важно произнес:
- Кроме Великого Амма есть другой Амма. Он белый. Он знает все.
- Этого не может быть. Никто не может знать все. Мое имя тебе стало
известно случайно. Никогда больше не делай этого. Не делай вид, что ты
знаешь больше других, это не принесет тебе пользы, - наставительно выговорил
мне старик.
Я покраснел.
- Краска стыда на твоих щеках говорит, что твоя совесть жива. Иначе
тебе дорого могла стоить эта небольшая ложь. Маленькая неправда рождает
большую, а там недалеко до предательства. Помни об этом, помни всегда,
Аиолу. Этим именем теперь я тебя нарекаю. Ты знаешь, что он означает?
- Да, знаю - лживый.
- Это тебе урок, урок на будущее, урок на всю оставшуюся жизнь. Понял
ли ты меня, Аиолу?
- Понял, разумеется, понял, Оумру. И больше никогда, никогда не посмею
сказать неправду.
- Я верю тебе. Слушай, белолицый. Я расскажу тебе многое, очень многое.
Ты узнаешь такое, о чем никто на Земле не знает, и не узнает никогда.
Несколько твоих соплеменников были у нас. Мы им кое-что сообщили. Но ты
узнаешь больше, намного больше. Ты выдержал испытание н стал наш, совсем
наш. Ты стал олубару, настоящим олубару. Наши предки жили на Ара, спутнике
Эмли йа, являвшемся вторым спутником Сиги толо, первым спутником которой был
По...
Из различных источников мне было и раньше известно, что догоны считают
себя пришельцами со звездной системы Сириуса, то есть Сиги толо.
...Амма, Великий Амма создал яйцо Мира. Оно двигалось по спирали,
излучая мельчайшие частицы, оставаясь невидимым и неслышным, построило
спиральные звездные миры, множество пределов жизни, оно построило Йалу уло,
в которой находится и Сиги толо, и Солнце.
"Палу уло, Йалу уло", - замелькало у меня в мозгу. - Так это же Млечный
Путь, наша Галактика!.."
...Аммо совершил четырнадцать оборотов. Так, крутясь и танцуя, он
создал все звездные миры Необъятности. Он открыл "глаза Аммы".
"Почему четырнадцать? - подумал я. И тут же словно осенило. -
Четырнадцать! Это ведь на языке сиги со - бесконечность. Да, именно -
бесконечность..."
- Я вижу, Аиолу, ты увлечен своими мыслями, - старик прервал мои
размышления.
- Прости, Оумру, я весь внимание...
- Амма создал первое живое существо - Номмо анагон-но. Он был мало
похож на человека, этот Номмо, скорее на змею с множеством гибких членов и
большими красными глазами. Только потом появился человек, это был Ого,
предок Великого Лебе. Дети Ого создали новый мир, совсем новый мир. Они
соорудили летающие ковчеги, на которых ринулись в пространство. Они
обследовали множество миров и везде встретили разум. Все его носители разные
- крылатые, ползающие, рогатые, но они были разумны, пусть непохожие на нас,
но разумны. Они могли думать, мыслить, рассуждать. В каждом мире были свои
цветы, свои растения, свои деревья, только одно растение было одинаковым у
всех. Это растение - тыква.
Оумру протянул мне зернышко тыквы.
- Видишь эти семена? Они проросли во всех мирах Бесконечности. С них
начинается жизнь во Вселенной. Великий Лебе доставил тыкву на Землю... Ты
устал, Аиолу?
- Н-нет, - пытался я возразить.
- Аиолу, ты должен говорить правду и только правду.
- Немного.
Мы прервали нашу беседу.
- Ты трудно воспринимаешь мои слова. Завтра мы пойдем в пещеру Риебуру.
Там ты все увидишь, увидишь своими глазами, увидишь своей душой, своим
телом, всем телом, Ты увидишь иной мир. Мир наших предков. Ты увидишь нашу
Сиги, наши По и Эмме йа, наши Ару и Иу...
Ночью, лежа на жесткой травяной подстилке, я долго не мог уснуть.
Перебирая события прошедшего дня, вспоминал свои скудные познания в
астрономии.
Насколько я помнил, когда-то в древние века Сириус называли Красной
звездой. Затем астрономы прозвали его Белой, - он и сейчас виден на нашем
небосклоне, как одна из ярчайших звезд. Сравнительно недавно обнаружен и
спутник Сириуса - Сириус В. Помнится, что кто-то из исследователей
предположил, что Сириус в начале нашей эры взорвался, как "сверхновая". До
взрыва Сириус был красным гигантом, а превратился в белого карлика.
Работы исследователей космогоники догонов Дриоль и Мак-Кри полностью
подтверждают эту теорию.
Так за всю ночь я не сомкнул глаз.
Утром за мной пришли двое. На глаза мне надели плотную повязку и
повели. Шли долго. Я совсем потерял счет времени. Повязку с глаз не снимали.
Меня даже кормили с ложечки.
Вначале мы продирались сквозь тропические джунгли. Затем шли по камням,
карабкались в гору. Наконец, с глаз сдернули повязку, и я смог оглядеться.
Мы находились в небольшой пещере, тускло освещенной факелом,
находившемся в руках одного из моих провожатых. Над головой нависали острые
влажные камни. Слева виднелся провал низкого тоннеля. В него-то мы и
полезли.
Стараясь не отставать, мы шли друг за другом по очень извилистому
тоннелю. Потолок все время снижался. Конец пути нам приходилось преодолевать
на коленях.
Неожиданно в лицо ударила струя свежего воздуха, и вскоре мы очутились
в гигантской пещере.
Она поражала великолепием: множество сталагмитов при свете факела
сверкали, переливались, искрились драгоценны ми камнями. Казалось, я попал в
подземное сказочное царство игры света и теней.
Оумру, он привел нас сюда, жестом указал мне в угол пещеры. Я
направился туда и с недоумением следил за странными приготовлениями
сопровождающих.
Поблизости от меня развели костер, воспользовавшись принесенными с
собой веточками и сухими листьями.
Облако густого, разъедающего глаза дыма направили на меня. Я закашлялся
и замахал перед собой руками, стараясь отогнать удушливый чад.
Меня поразило спокойствие и уверенность, с которыми каждый из
присутствующих производил свои действия. На костер поставили небольшой
глиняный сосуд, богато украшенный различными узорами. Когда из него пошел
пар, в сосуд опустили черпак, налили рубиновой жидкости в половину скорлупы
кокосового ореха и дали мне выпить.
Едва проглотив ядовитую жидкость, я почувствовал, как огненное пламя
обожгло внутренности. В ушах возник высокий нарастающий звук. К горлу
подкатила тошнота, и тело непроизвольно задергалось в нервных конвульсиях.
Мне показалось, что я падаю вниз, в пропасть, и в это мгновение перед моими
глазами на противоположной стене возникли белые призраки.
Совершенно отчетливо я увидел лица белых людей. Они шли друг за другом
непрерывной цепью, вздымая над собой свои гибкие, без суставов руки.
Они, как змеи, вились над их головами, расплетаясь и сплетаясь в
ритмически завораживающем танце. На неподвижных лицах ярко сияли огромные
рубиновые глаза. Они шли медленно, изредка поворачивали головы в мою
сторону, обжигая огнем колдовски горящих зрачков.
Вдруг они остановились, застыли и, заструившись вверх белоснежными
столбиками дыма, исчезли в светлом облаке, переливающемся радужными огнями.
Только один из них остался. Он вырос до колоссальных размеров, занял
большую часть стены своим гигантским туловищем, утвердился на ней...
Из его гибкой змееобразной трехпалой руки выскочил громадный
раскаленный шар. Он, медленно покачиваясь, по плыл по пещере.
Ошеломленный, не в силах стряхнуть оцепенение, я смотрел, как шар
надвигается на меня. Вот он все ближе и ближе. Я хотел сдвинуться с места,
убежать, но не смог; неведомая сила удерживала меня.
Рот непроизвольно раскрылся. Я беззвучно закричал во всю силу своих
легких, а шар... коснулся меня и прошел сквозь тело, но не обжег, ничуть не
обжег.
Наоборот, холод, адский холод и оцепенение сковали чле ны, Я в ужасе
закрыл глаза.
Когда открыл, то мне снова стало тепло, не просто теп ло - жарко.
А шар оказался на стене, и перед моими глазами, с калейдоскопической
быстротой сменяя друг друга, понеслись кар тинки невиданного мира.
Я увидел рождение Мира, рождение Вселенной... Вначале появилось
маленькое пятнышко. Оно крутилось по спирали и из него, мгновенно
расширяясь, вылетали спиралевидные галактики, туманности, звездные системы,
отдельные звезды и планеты.
И вдруг на стене появилось изображение звездной системы: звезда, вокруг
нее вращалось два спутника - один ярко-красный, большой, другой поменьше,
голубоватый.
Вокруг второго в свою очередь вращалось два спутника, но темных,
по-видимому, планеты.
Звездная система стала приближаться. Я уже различал материки на обеих
планетах, сиротливую растительность. Внезапно я увидел чужие звезды, чужое
солнце, чужое небо!
Создавалось впечатление, что я на другой планете, в другом мире...
Неожиданно перед моими глазами замелькали искаженные страхом и ужасом
лица бегущих людей, матерей, прижимающих к груди плачущих младенцев.
Все устремились к огромному космическому кораблю. У него была странная,
никогда не виданная мною форма.
По крайней мере я не видел такого изображения на рисунках
художников-фантастов.
Корабль напоминал усеченный конус, причем верхняя его часть
представляла квадрат, а нижняя - круг. По бокам конуса виднелись окошки
иллюминаторов и какие-то странные желобки.
Вдруг из круга хлынула сплошная лавина огня, - космический корабль
вздрогнул, рванулся ввысь и мгновенно исчез, оставив за собой в воздухе
слоистый белесый след.
Следующая картинка продемонстрировала, как тот же звездолет стоит в
пустынной местности на плато, а над ним сияет знакомое Солнце. Затем небо
потемнело, и я снова увидел звездную систему Сириуса.
Саму звезду и ее четыре спутника.
Внезапно один из них - Красный гигант - ослепительно засветился и
взорвался. Весь видимый горизонт охватила гигантская вспышка, и взрыв,
сильнейший взрыв... Я почти ощутил его обжигающе горячее дыхание.
Затем все исчезло, и на месте Красного гиганта оказался маленький белый
карлик... Неожиданно гигантский призрак на стене показал пальцем на шар, тот
снова отделился от стены и медленно двинулся ко мне.
Когда я почувствовал его ледяное дыхание, то увидел, что призрак поднял
руку к потолку. Как по мановению волшебной палочки, в нем появилось круглое
отверстие, и над моей головой разверзлось темное звездное небо. Между тем
шар сжал меня холодными упругими объятиями, и я совершенно явственно увидел
звездную систему Сириуса и четыре его спутника. Два вращались вокруг звезды,
а два вокруг одного из них.
Я видел отчетливо обе планеты. Они были обуглены пламенем и напоминали
черные угольки, спекшиеся от жара.
"Что это? Что это? - мелькнула тревожная мысль. - Миражи? Галлюцинация?
Не похоже. Слишком ясно видел я эти планеты, опаленные горячим дыханием
взрыва".
Только сейчас, в эту самую секунду, я сообразил... Очевидно, под
действием каких-то веществ, рефракции световых лучей, каких-то излучений я
сам превратился в линзу, обыкновенную живую линзу, в человека-телескоп.
Телескоп необыкновенной силы и мощности. Иначе как отсюда, через
отверстие в потолке пещеры, я мог разглядеть целую звездную Систему! И не
просто разглядеть, - ясно увидеть Сириус, два его ярких спутника и две
планеты. Значит, догоны правы. Правы! Правы, утверждая о своем космическом
происхождении. А может, это всего-навсего палеоконтакт? Но ведь они правы,
утверждая наличие у Сириуса четырех спутников! Значит, они действительно
пришли с Ара толо? Или пришел кто-то и рассказал им? Но По толо все-таки
взорвалась? А так ли это? Где доказательства? Кто мне поверит? Кто?
Внезапно сильнейшая боль перепоясала мою голову. Казалось, мозг разбух,
распирая черепную коробку. Казалось, еще мгновение, и она расколется на две
половинки, как скорлупа гнилого грецкого ореха. Я вскрикнул и потерял
сознание...
Проснулся я от прорвавшегося сквозь неясную завесу солнечного луча.
Огляделся. Заметил, что лежу на траве. Рядом мои провожатые. Оумру, стоя на
коленях, вливал мне в рот какую-то жидкость.
Во всем теле чувствовалось ощущение полнейшей опустошенности. Голова
гудела и раскалывалась от острой (юли. Я совершенно не мог различать
отдаленные предметы, они терялись вдали, казались размытыми. Сам себя я
ощущал предметом, лишенным реального восприятия действительности.
И в это мгновение, только в это мгновение, я понял, по-настоящему
понял, что я достиг цели!
Я - единственный человек на Земле, который узнал тайну догонов, узнал
тайну призраков пещеры Риебуру.
Но как, как рассказать об этом людям?
Я попытался сесть. Затем поднялся, придерживаясь за дерево и огляделся
по сторонам.
Голова закружилась, и я снова рухнул на землю.
Десять дней я лежал в хижине. Десять дней меня мучили кошмары. Десять
дней я не мог принимать воды и пищи.
Когда полегчало, то мною овладела только одна мысль: бежать! Бежать как
можно скорее. Я готовил побег два года, целых два года.
Двадцать лет ждал чуда и два года готовился бежать от него. Но что
поделать? Привыкнуть к этой почти загробной жизни удается далеко не каждому
европейцу. Тем более, что меня ждала работа. Моя работа, работа ученого,
исследователя...
И я бежал...
]Мне удалось бежать. Удача сопутствовала мне. Удача н случай, его
величество случай.
Преодолев множество препятствий, я достиг небольшого городка на берегу
Индийского океана. Я ворвался в гостиницу, взял у портье небольшой кассетный
магнитофон и говорю... говорю, не переставая... Вы слышите меня? Слышите. Вы
должны слышать. Что-то перехватывает горло. Трудно дышать. Перед глазами
круги. Сплошные круги. Темнота... Господи... темнота! Почему же стало так
темно? Вы слышите? Включите свет... свет...
Больно, ох как больно в груди, жжет, страшно жжет внутри. Огонь, адский
огонь полыхает о моей груди. Помогите! Помо...
Дик Бертон - пожарный
1
Когда Дик Бертон впервые появился в нашей пожарной команде, то его
как-то сразу невзлюбили. Уж больно он казался нелюдимым. Профессия у нас,
безусловно, опасная. Как ни говори, а на "шарике" в год до пяти миллионов
пожаров вспыхивает. Всякие случаи бывают. На каждую тысячу спасенных детей,
женщин, стариков - пара скорбных обелисков на кладбище приходится и на наших
парней. Поэтому мальчики при каждой возможности стараются разрядиться. А Дик
был на редкость неразговорчив и жил отшельником. Говорят, что где-то на
двенадцатой улице у него была однокомнатная квартира.
Во время дежурства он никогда не садился с нами за стол. На все
предложения отвечал вежливым отказом. В свободное время к бутылке не
прикладывался, не говоря уже о чем другом. Ребятки-то наши травку
покуривали. Даже девчонки своей у него не было. А ведь они так и вешались
ему на шею. Особенно одна официанточка из бара, куда мы часто заглядывали,
все нас расспрашивала - что, да как...
Парень-то он был видный. Этакий высокий блондин с голубыми глазами и
мощным торсом. Правда, взгляд у него своеобразный, какой-то стеклянный,
неподвижный. Вроде и на тебя смотрит, вроде и мимо. Но что касается службы,
то нес он ее безукоризненно. На пожаре он буквально преображался. Всегда лез
в самые опасные места. Всюду был первым. А ребята наши тренированные,
что-что, а бегать умеют, А он на несколько секунд всегда раньше других
оказывался в эпицентре пожара, прямо-таки нырял в пламя. Будь на его месте
другой, так ему бы уже панихиду заказывали, а Бертону хоть бы что. На нем
горит, тлеет, а он из самого очага пламени выныривает и обязательно кого-то
на руках тащит.
У него прямо-таки чутье какое-то сверхъестественное было на людей,
которым требовалась первоочередная помощь. Сколько таких он вынес из огня -
не пересчитать! Кроме того, кое-кто из парней обязан ему жизнью. Да и меня
он спас, - на какую-то десятую долю секунды опередил рухнувшую пылающую
балку и оттолкнул меня в сторону. Если б не он, то эта махина стукнула бы
меня прямо по кумполу и никакой шлем не спас бы. Велика была штуковина,
почти половина перекрытия поддерживалась ее широкими плечами.
Хорошо помню тот вечер. Промозглый, дождливый. Хотя пожаришко по нашим
меркам был малосущественным. Мы то, в основном, к небоскребам привыкли, а
тут шестиэтажный производственный корпус небольшой фабрики.
Когда мы прибыли, то общая площадь горения по. периметру охватывала
триста ярдов. Как водится, ударили в первую очередь по очагам, отсекли
жадные протуберанцы огня, стремившегося захватить побольше территории, но
ситуация оставалась пока туманной.
Высокая концентрация дыма и предельная температура в эпицентре пожара
создали сложную обстановку. Необходимо было как можно быстрее проникнуть в
само здание и разобраться в ситуации на месте.
Бертон, разумеется, рискнул первым, я с тремя парнями- за ним.
Преодолевая завалы из обрушившихся конструкций, мы постепенно продвигались
вперед в этом добела раскаленном тоннеле к той части здания, где создалось
угрожающее положение. Был сильный ветер и огонь грозил перекинуться на
соседние помещения, - там находились большие запасы горючего. Могло так
рвануть, что пострадали бы и рядом стоящие здания жилого квартала.
Прояснив положение дел, Бертон мгновенно обнаружил критическую точку
пожара и принял необходимые меры. Как раз в этот момент я почувствовал
сильный толчок в плечо. Только отлетев в сторону и лежа на полу, понял - Дик
спас мне жизнь... Буквально на том самом месте, где я только что стоял,
лежала объятая пламенем часть перекрытия. После этого пожар был
ликвидирован. На этот раз все обошлось благополучно, без человеческих жертв.
Бертон досконально знал все инженерные и конструктивные особенности
зданий. Мы иногда просто диву давались, как легко и безошибочно он
ориентировался в самых сложных хитросплетениях коридоров и помещений
современных офисов и отелей.
И все-таки странный он был парень, этот Дик Бертон. Даже после того
случая, когда он спас мне жизнь и я устроил в его честь пирушку, он под
очередным вежливым предлогом отказался принять в ней участие. Но как бы там
ни было, я, да и все наши парни, не говоря о начальстве, с уважением
относились к этому замкнутому, но превосходно знающему свое дело
профессионалу.
2
Филипп Денер, начальник отдела компании "Ампекс", проснулся в то утро с
тягостнейшим настроением. И все в этот день валилось у него из рук.
Во-первых, он был зол, что жена Катрин до сих пор не вернулась с детьми от
своей матери. Во-вторых, у него страшно болела голова. Филипп выпил две
таблетки аспирина и при этом выронил стакан. Чертыхаясь, пошел за совком и
веником - собрать осколки с темно-зеленого ковра. Затем на кухне убежало
молоко. Доктор Эндерс прописал ему по утрам пить горячее молоко,-отыскал в
его внутренностях какую-то болячку. Яйца сварились вкрутую, как раз такие он
терпеть не мог. Обычно у Катрин они получались, как говорится, в самую
точку. Во время бритья, когда подравнивал усы, умудрился порезать себе губу.
Его темно-вишневый "шевроле" впервые завелся лишь после того, как он дважды
повернул ключ зажигания. По дороге в офис попал в пробку. В общем, все у
него не заладилось.
Войдя в кабинет, Денер вызвал двадцатилетнюю секретаршу Оветту и
предупредил, что если он еще раз увидит, как она треплется по телефону со
своим дружком, то немедленно уволит ее.
Девушка хмыкнула, надула пухлые губки на симпатичном черноглазом личике
и, плавно покачивая бедрами, вышла. "Фигурка и мордашка у нее что надо, -
подумал про себя Денер, - но глупа, глупа как пробка. Придется все-таки ее
заменить. Пожалуй, надо передать ее Доновану, тот любит хорошеньких дурочек,
а эта как раз и его вкусе".
Денеру только вчера к концу дня представили довольно любопытный проект,
засидевшись за документами, он не заметил, как подошло время ленча.
Чтобы служащие не теряли времени, фирма устроила на одном из нижних
этажей ресторан, где можно было быстро и дешево поесть. Когда Филипп вошел в
зал, то большинство столиков было занято. Денера окликнул Эдвард Бринкс, его
старинный приятель, с которым они после окончания университета вместе
начинали в этой фирме.
За его столиком сидела Нэнси Финцер, красивая двадцативосьмилетняя
женщина, недавно бросившая своего мужа-алкоголика. За ней Филипп давно
собирался приударить. Был тут и незнакомый мужчина средних лет.
Едва Денер подошел к столику, как тот вскочил и, суетливо протянув ему
руку, представился: "Майкл Уолтер". Однако усевшись на свое место, Филипп
потянул носом воздух и пробормотал:
- По-моему, здесь пахнет дымом.
- А ведь, действительно, где-то горит, - с тревогой откликнулся Майкл.
И в этот момент Денер увидел, как по потолку из-за вентиляционной
решетки зазмеилась струйка черного дыма. Открыв от удивления рот, он застыл
на какую-то секунду, глядя, как в том месте потолок слегка покоробился и
оттуда вырвались языки огня. Пламя яростно накинулось на изготовленную из
легковоспламеняющихся материалов мебель. В зале раздались панические крики,
пронзительные вопли женщин, мгновенно слившиеся в один ужасный рев
обезумевшей от страха толпы. Все, опрокидывая столики, бросились к выходу. В
дверях образовалась пробка. Стремительно распространявшееся пламя пожара с
черными клубами дыма за несколько секунд заполнило все помещение. Люди стали
задыхаться и кашлять. В воздухе тошнотворно пахло горящей пластмассой.
Поняв, что к выходу не пробиться, Майкл Уолтер схватил стул и бросился
колотить им по наружному стеклу, но оно, как назло, оказалось удивительно
толстым и никак не поддавалось. Наконец Майклу удалось пробить довольно
приличную, ощетинившуюся острыми осколками дыру, и люди, не обращая внимания
на порезанные руки, отталкивая друг друга, ринулись в эту брешь. Поранив
правое плечо и бедро, Уолтеру тоже удалось выбраться наружу. Прижавшись
спиной к стене, он долго стоял на узком карнизе, глядя как обезумевшие люди
вываливались из окна и падали на бетонное основание, ломая ноги, руки и
проламывая черепа.
К зданию с оглушительным ревом неслись со всех сторон города пожарные
машины, на ходу выдвигая автоматические лестницы. В этот момент кто-то
схватил Уолтера за штанину и он с диким воплем рухнул на бетон.
Между тем Денеру и Эдварду Бринксу, поддерживающим с обоих сторон почти
потерявшую сознание от страха и нехватки воздуха Нэнси, удалось прорваться
через дверной проем в коридор.
Даже через обувь чувствовалось - пол был горячим. Пожар, видимо,
начался снизу и быстро рвался кверху.
- Бежим к лифтам! - закричал Денер, и они поволокли полуживую Нэнси
направо к центральному холлу.
В этот момент Денер увидел, как на них оттуда сплошной стеной
надвигается густая ядовитая пелена черного дыма, из которой вырывались
жадные языки огня. И вдруг, буквально на его глазах, из этой чудовищно
страшной тучи огненным факелом вырвалась его секретарша и рухнула на пол:
вспыхнув ярким пламенем, будто взорвалась, поглощенная ударом огненного
смерча,
- Не туда, скорее к грузовому лифту, скорее! - заорал Эдвард, и не
бросая Нэнси, они бросились бежать по коридору налево. Нэнси немного пришла
в себя и уже могла переставлять ноги, так что им стало несколько легче.
Нажав кнопку "вызова", Денер со страхом подумал, - придет ли лифт?
Когда они пробегали мимо холла, то видели, что лестница переполнена
служащими, и если лифт не придет, им, видимо, придется здесь остаться
навсегда.
На полу уже было невозможно стоять, настолько он казался раскаленным, а
по нему по направлению к ним с ужасающей быстротой приближалось обуглившееся
черное пятно, которое коробило основание пола, чтобы, вспыхнув, поглотить их
своим жарким пламенем.
Двери лифта открылись. Там никого не было. Денвер с Бринксом втолкнули
туда Нэнси. Заскочив внутрь, не дожидаясь, пока двери автоматически
закроются, нажали кнопку самого верхнего этажа. Было совершенно очевидно,
что единственное спасение для всех, это как можно скорее добраться до
тридцать второго этажа и оттуда попасть на крышу. Должны же, наконец,
подоспеть пожарные. А с крыши можно будет эвакуироваться с помощью
вертолетов, если, конечно, огонь не доберется до людей раньше.
Вскоре двери лифта, судя по табло, раздвинулись на двенадцатом этаже, -
туда хотели ворваться несколько человек, но видя, что кабина заполнена
дымом, отскочили назад и лифт снова пошел вверх.
Задыхающийся, непрерывно кашляющий от едкого дыма, почти ничего не видя
из-за туманной пелены, Денер стоял, поддерживая одной рукой Нэнси, а второй
непрерывно нажимая на кнопку, чтобы двери не открывались на каждом этаже,
пока они беспрепятственно не доберутся до верхнего.
3
Когда наша команда прибыла на место, то тридцатидвухэтажное здание
фирмы было уже до половины захвачено смерчем гигантского пожара, адские
огненные языки которого, вырываясь из окон нижних этажей, добрались до
верхних, хищно вгрызаясь в бетонные стены.
Под яростный рев воздушных потоков от страшного жара лопались стекла и
пламенные клубы раскаленного дыма безжалостно отвоевывали для себя этаж за
этажом. Зрелище было ужасным. Изо всех окон неслись отчаянные вопли
обожженных, задыхающихся людей. Некоторые стояли на карнизах, широко
разбросав руки и плотно прижавшись к стенам, в надежде, что их снимут
пожарные. Другие вываливались из разбитых окон и падали вниз, разбивая
черепа и ломая кости. Адский вой и рев буквально сдавливали барабанные
перепонки.
Дик Бертон, как всегда первым, ринулся в огнедышащее жерло пожарища.
Необходимо было перекрыть путь огню наверх, на крышу, на которой скопилось
уже множество людей. Со всех сторон к крыше устремились полицейские и
военные вертолеты.
На некоторое время я потерял Бертона из вида. Только изредка передо
мной возникала его фигура, вытаскивающая прямо из пламени обожженных женщин,
кричащих мужчин.
Пока я успевал вытащить одного, он спасал не меньше десяти-двенадцати
человек. Он двигался словно автомат, то и дело возникая среди багрового
удушающего дыма, держа в руках сразу по два-три человека, передавая их
подоспевшим товарищам.
Вдруг кто-то крикнул:
- Вертолеты не могут сесть на крышу, мешают постройки, а там скопилось
много людей, которых еще можно спасти!
Словно услышав слова команды, Бертон пулей ринулся наверх. Почти всю
площадь крыши занимали люди. Некоторые из них были в беспамятном состоянии.
Вертолеты бессильно кружили в воздухе и не могли опуститься, так как все
было затянуто плотной дымовой завесой.
Тогда Дик выскочил на самый край крыши и передал по рации, чтобы
вертолеты подлетали сбоку, а он будет перебрасывать в них людей.
Первый из вертолетов сумел почти вплотную приблизиться к обрывистому
краю перекрытия и, распахнув дверь, экипаж приготовился принимать
пострадавших. Дик хватал одного человека за другим, с нечеловеческой силой
подбрасывал их в воздух на высоту не менее пятнадцати футов, где их
подхватывали полицейские и втягивали внутрь.
За какие-то несколько минут Бертон перебросил в вертолеты десятки
людей. Он работал как заведенная машина, не зная усталости. Подбросить
человека на такую высоту не смогут даже такие два верзилы из нашей команды
как Бой Клейстон и Пит Абрахамс. Дик проделывал это почти играючи. Никогда
бы не подумал, что в его руках такая чудовищная сила. Нам оставалось только
подтаскивать мужчин и женщин к краю крыши, где находился Бертон, а кто мог
передвигаться, делал это самостоятельно.
Один вертолет, сменяя другой, шли непрерывной цепью, зависая над
крышей, а неутомимый Бертон переправлял туда все новые партии пострадавших.
Вскоре крыша опустела. Кто-то крикнул, что между двадцать пятым и
двадцать шестым этажом застрял грузовой лифт и оттуда доносятся стоны людей.
К этому времени почти всех, кого могли спасти, уже вытащили на крышу и
с помощью Дика благополучно переправили на винтокрылые машины. Здание офиса
со всех сторон поливали струями воды и пены. Опасность, что огонь
перекинется на соседние дома, была предотвращена. Оставалось только одно, -
сверху, с вертолетов залить все здание пеной и, прекратив доступ воздуха к
пламени, ликвидировать пожар.
Все были наготове. Оставалось только дождаться Дика, отправившегося
искать людей, застрявших в кабине грузового лифта, Я с тремя парнями
последовал за ним, но там бушевал такой ураганный огонь, такое пламя, что,
несмотря на наши доспехи, мы были вынуждены остановиться.
В это время из этого огневого ада показался Бертон, таща на своей спине
трех человек - женщину и двух мужчин. Каким образом ему в этом хаосе огня и
дыма удалось найти грузовой лифт и спасти людей, оставалось для нас
загадкой. Быстро переправив спасенных на вертолет, Дик подбежал к нам. Все
здание полностью окуталось густым непроницаемым дымом. Мы закричали Бертону,
побросавшему нас одного за другим в чрево винтокрылых машин:
- Прыгай скорее сам! - и даже выбросили веревочную лестницу, так как
вертолет вынужден был на несколько футов приподняться, ибо видимость была
близка к нулевой и появилась вероятность не суметь подняться в воздух
вообще.
Последнее, что мы увидели, это попытку Дика сделать гигантский прыжок и
схватиться за край веревочной лестницы. Но внезапно порыв ветра резко качнул
ее в сторону, н нелепо взмахнув руками, Дик рухнул в дымную тьму.
Когда пожар был ликвидирован, среди множества погибших и пострадавших
обнаружили труп пожарного.
Мы всей командой, столпившись около санитарной машины, провожали нашего
товарища, Дика Бертона. Когда его укладывали на носилки, то сквозь
разорванную ткань я увидел на его груди закопченную четырехугольную
металлическую табличку с надписью: "Экспериментальный пожарный робот серии
00-ДБ No 1. Изготовитель "Сондиа лабораториз, Лос-Аламос, штат Нью-Мексико,
США".
Таинственная находка
1
"Желание что-ли загадать? - лениво подумал Николай, заметив высоко в
ночном небе стремительно несущуюся к Земле звезду. - Да это, пожалуй,
крупный болид", - сказал он про себя, увидев как яркий светящийся шар с
растянувшимся на полнеба шлейфом опустился почти рядом, на соседней сопке.
Вершина ее вспыхнула, и ослепительное пламя ударило вверх огненным
столбом, который, рассыпавшись на мириады искр, осветил окрестности. Селихов
обратил внимание на сиреневый оттенок пламени.
"Тайга бы не загорелась", - мелькнула у него мысль, холодком обжегшая
сознание.
Но вспыхнувший было столб огня почти сразу погас, и тяжелая темнота
вновь опустилась на лесистый распадок возле крохотного озерца, где геолог
Николай Селихов расположился на ночлег.
Это была первая настоящая экспедиция Селихова после окончания
института, когда он впервые самостоятельно вышел на разведку. Настоящее
мужское дело, а не до оскомины надоевшая практика вместе с сокурсницами.
Вообще-то приятнее ходить с напарником, но тот заболел, и Николай выпросился
пройти по маршруту один.
За двое суток пути не обнаружив ничего примечательного, он возвращался
в лагерь. От ночевки до базы оставалось не более тридцати километров.
"Завтра суббота, ребята соорудят баньку", - мечталось ему, когда
залезал в спальный мешок.
И вдруг этот непонятный болид!
Николай зевнул, еще раз взглянул на таинственно темневшую громаду сопки
и плотно завернулся в одеяло. Попытался уснуть. Обычно он засыпал сразу.
А тут что-то не спалось. Полежав с закрытыми глазами, попробовал
сосчитать до ста, затем до двухсот. Долго поворачивался с боку на бок,
пытаясь поудобней устроиться. Нет, никак не брал его сон!
Он все время думал об этом болиде. Уж больно необычным показался ему
полет этого обыкновенного, на первый взгляд, метеорита. И потом ему
почудилось, что в тот момент, когда болид коснулся поверхности, он раза три
подпрыгнул, как резиновый мячик.
"Ерунда, - успокаивал он себя. - Обыкновенный болид. Но откуда этот
необычный шлейф и окраска? Откуда такой своеобразный оттенок пламени? И
пожара не было... А ведь должен быть пожар, должен. Хотя был конец сентября,
но дождей давно не было и тайга стояла сухая. Костер-то он с одной спички
зажег, не каждый раз ему это удавалось..."
Только под утро его сморило. Николай заснул крепким сном.
Солнце уже стояло довольно высоко, когда он, будто кто-то его толкнул,
проснулся. Выбрался из мешка. Протер заспанные глаза и сразу бросил взгляд
на сопку. Ничего нового на ней не заметил. Лишь на вершине темнела небольшая
проплешина.
Кругом стояла глухая тишина. Лишь издалека доносились обычные звуки
утреннего леса. Не позавтракав, Николай плеснул себе на лицо воды из озерка
и, быстро собравшись, двинулся к сопке.
Путь оказался неблизким, но через три с половиной часа он стоял на ее
вершине, внимательно разглядывая следы ночного пришельца. На месте упавшего
болида он обнаружил ровную квадратную площадку с явно выраженными следами
высокотемпературного воздействия. Вся поверхность была покрыта толстым слоем
черного пепла, а обломки горных пород оказались затянутыми черной,
непроницаемой пленкой со следами побежалости.
Но самое интересное Николай обнаружил в центре площадки. Там, видимо,
находилось несколько отдельно стоявших деревьев, которые превратились в
пористые угольки. А ведь каждому школьнику известно, что углерод плавится
при температуре три с половиной тысячи градусов.
Что же могло вызвать такую колоссальную температуру? Обыкновенный
болид? Вряд ли! Так что же могло исторгнуть такую лавину пламени?
Покопавшись в пепле, Селихов обнаружил несколько стеклообразных капель,
какие-то чешуйчатые частицы в виде своеобразных решеток и круглый фиолетовый
шарик диаметром не более одного сантиметра. Аккуратно собрав все в
полиэтиленовый мешочек и бросив туда несколько горстей пепла, Николай сразу
направился в базовый лагерь партии.
Добрался он туда лишь к вечеру.
2
Начальник партии, невысокий, с большой окладистой черной бородой,
отнюдь не старившей его юное лицо, издалека заметил, что с Николаем
происходит что-то неладное. Несмотря на молодость - начальнику было всего
двадцать пять лет, - он немало побродил но тайге, так что опыта ему было не
занимать. Он пошел в поисковую партию сразу после школы и геологоразведочный
институт оканчивал заочно. У него за плечами было уже два открытых им лично
месторождения железной руды. Одно - сравнительно небольшое, а второе по
запасам имело промышленное значение.
Идя навстречу Селихову и ехидно улыбаясь, Котляров спросил:
- Чем вы так встревожены, мой юный друг, Ричард Львиное Сердце?
Они давно дружили и часто позволяли себе шуточки но отношению друг к
другу.
Николай, запыхавшись, с ходу выпалил все, что он видел, и протянул
Котляропу полиэтиленовый пакет. Тот недоверчиво посмотрел на пего. Открыл.
Зачем-то понюхал и, смешно сморщив нос, произнес:
- Фу, сэр, это все дурно пахнет... Не могли бы вы порадовать шефа
чем-нибудь посвежее. Допустим, рыбкой, но я бы не отказался и от крыла
перепелки. Концентраты мне, как и вам, изрядно надоели, - затем, сразу
посерьезнев, сказал: - Ладно, шутки в сторону, переоденься, поужинай. Пашка
приготовил отличную кашу и дуй в лабораторию. Я буду там... Действительно, в
этом что-то есть!
Когда Николай пришел в лабораторию, то увидел, что Котляров, сидя на
табуретке, одной рукой ерошит черные кудри, а другой держит перед собой лист
с результатами анализа.
- М-да, - глубокомысленно заметил он, увидев вошедшего друга. - Ну-с,
молодой человек, и загадку вы нам загадали. Ты понимаешь, друг мой Санчо...
В твоей находке, я имею в виду чешуйчатые частицы, сидит почти вся
менделеевская таблица и куча еще каких-то элементов, пока неизвестных науке.
Это наводит меня на некоторые мысли. Похоже, что твой пришелец вовсе не
болид, а...
- А что же? - нетерпеливо перебил Николай.
- Ну, учитывая сверхвысокую температуру в точке соприкосновения с
поверхностью, это мог быть космический корабль, зонд или робот. Скорее
всего, все-таки - робот.
Дело в том, что эти чешуйки представляют собой своеобразные
кристаллические решетки, что-то вроде аналога человеческого мозга.
Утверждать, что это представитель какой-нибудь кристаллической цивилизации,
по меньшей мере, антинаучно и достойно лишь малоуважаемых
писателей-фантастов. А предположить наличие искусственного мозга - это более
приемлемо. Ты ведь знаешь, как далеко шагнули в создании искусственного
интеллекта в Японии и Штатах. Да и у нас в стране кое-что имеется... Так-с,
предположим, что это все-таки робот. Но что с ним произошло? Как он
перемещался? Неужели это какой-то канал, вроде телепортационного?! Тогда
почему произошел сбой? Да, мыслей много, даже чересчур. Ты хорошо запомнил
это место?
- Чего запоминать, оно и на карте есть. Сопка и обозначена, как высота
577, - обиделся Николай. - Да я туда с закрытыми глазами дорогу найду!
- Ладно, не обижайся, я ведь шучу, - примирительно сказал Сергей. -
Пожалуй, надо туда еще раз наведаться. Глядишь, и еще какую-нибудь диковинку
разыщем, да она и натолкнет нас на новые мыслишки. А потом мы их... и в
Академгородок, в Новосибирск подкинем вместе с твоей находкой. Там ребята
башковитые. Быстро распознают, что к чему! А пока поколдуй-ка над своим
фиолетовым шариком. Я ведь его и напильником пробовал, и кислотой. Ничего не
берет... Твердый, зараза! Хотелось бы хоть маленький соскоб для анализа
сделать.
- Хорошо, давай, - сразу согласился Николай, и, взяв шарик в руки, стал
внимательно его разглядывать.
Шарик казался очень тяжелым для своих размеров. Он был исключительно
гладким. Так и перекатывался в ладонях.
Селихов подошел к тискам, Зажал и них шарик и стал закручивать ручки.
Губки тисков сошлись и зажали шарик. Дальнейшие попытки зажать шарик привели
к тому, что тиски прогнулись, а шарику хоть бы что. Напильник его
действительно не брал. Тогда Николай взял в руки зубило, приложил его к
шарику и изо всех сил ударил молотком по кончику зубила, намереваясь
отколоть от шарика хотя бы крошечный кусочек...
В этот момент что-то полыхнуло, сверкнула молния, и Николай, выронив из
рук молоток и зубило, медленно осел на пол.
3
Когда он очнулся и пришел в себя, то первое, что увидел- это склоненное
над собой озабоченное лицо Сергея.
- Ну, что, оклемался, дружище? - обрадовался тот, отводя от его носа
пузырек с нашатырем.
- Где я? Что со мной? - прошептал Николай.
- Как где? Здесь, в лаборатории. Я уже минут двадцать над тобой
хлопочу. Хотел уже по рации "скорую" вызывать. Прилетел бы за тобой вертолет
и забрал в больницу. Что бы я тогда без тебя делал? И как это тебя
угораздило по шарику зубилом шарахнуть? Да разве можно до такого инженеру,
да еще геологу, додуматься!? Мало ли что он собой представляет! Ну, да
ладно... Встать-то можешь?
- Кажется, могу. Но что-то с черепушкой. Перед глазами все время
какие-то сиренево-фиолетовые круги. Помоги мне...
Сергей подал Николаю руку и тот с его помощью сел на топчане,
потряхивая головой. Затем, схватившись руками за виски, застонал и
прерывающимся от волнения голосом произнес:
- Ничего не пойму, мистика какая-то! Наваждение!
- Что, что с тобой? - пытался расспросить его Сергей.
- Погоди, дай прийти в себя, - отмахнулся Николай. - Это действительно
какая-то мистика. Ты ведь сказал, что я был без сознания минут двадцать?
- Да, не больше. А для точности - восемнадцать минут, - ответил Сергей,
взглянув на свой "Ориент".
- Тогда слушай. Я такое увидел, что боюсь даже говорить... Если бы не
ты, я бы и не решился рассказывать.
- Ну, хватит разглагольствовать. Рассказывай, да побыстрее, - торопил
Сергей...
- Хорошо, слушай. Когда я ударил молотком по зубилу, то у меня перед
глазами вспыхнуло ярко-фиолетовое пламя и я... я явственно увидел... - начал
Николай.
4
...явственно, вот как тебя, увидел неземное лицо... У него был
совершенно лысый, круглый, как шар, череп. Узкие фиолетовые глаза с
ромбовидными черными зрачками. Две дырочки ноздрей и нитевидная безгубая
щель рта фиолетового цвета. Лицо сиреневого цвета с фиолетовым оттенком.
Иногда он подносил к глазам четырехпалую ладонь и как-то странно шевелил
пальцами. Я не слышал звуков его голоса. Да и рот не двигался, по-моему, он
не издал ни звука. Но я отчетливо, совершенно ясно слышал его мысли. Они
каким-то образом проникали в мой мозг. Он явно был очень зол и рассержен.
Перед ним в почтительной позе стоял человекообразный, по-видимому
металлический робот.
- Вы совершили грубейшую ошибку, КЭК, - мысленно говорил ему
инопланетянин. - Непростительную ошибку, которая стоила жизни нашему лучшему
экземпляру. Гордости нашей науки! Это было уникальное явление! Это лучшее,
что мне удалось создать за последнее время. Он стоит кучи таких
бездарностей, таких тупоголовых тупиц, как вы, КЭК. Вы и подобные вам
обыкновенные автоматы... А в него я вложил душу. Его мозг был совершенен. Он
мог принести огромную, неоценимую пользу Сообществу и, в первую очередь мне,
вашему Создателю. Объясните мне, наконец, что произошло. Что случилось? А
если люди Голубой планеты что-либо узнают? Чем мы застрахованы, что они не
увидели, как полыхало мое создание? А если они побывают на месте его гибели?
Они могут о многом догадаться... За последнее время их наука далеко ушла
вперед. Вы представляете, что произойдет, если люди на этой планете узнают,
что за ними ведется систематическое наблюдение? Что мы следим за каждым их
шагом? Мы не можем допустить, чтобы они вырвались за черту положенного им
Знания. Ни одна цивилизация, кроме нашей, не должна достигнуть Предела. И вы
знаете, КЭК, что вы и вам подобные созданы, чтобы не допустить этого. Что
касается Голубой планеты, то эта самая молодая цивилизация оказалась для нас
самой опасной. За какое-то мгновение для Бесконечности она совершила такой
скачок к Знанию, что не под силу ни одной нормально развивающейся
цивилизации. Мало того, что они вырвались за пределы тяготения своей
планеты, я уверен, что если их не остановить, то они вырвутся за пределы и
их звездной системы. А если они найдут кокр? Что будет тогда? Хорошо хоть,
сработала схема самоликвидации".
"Да, Создатель, знаю", -- последовал ответ робота.
"Так что же произошло? Объясните мне, наконец. Как, по какой причине
могла не сработать Система? Ведь было предусмотрено все. Буквально все.
Элементы управления, сбора и анализа информации, наличие дублирующей
подсистемы, все подчинено одной единственной цели. И такой недопустимый...
недопустимый, КЭК, промах!"
"Позвольте сказать, Создатель".
"Говори".
"Я все сделал по инструкции. Включил Систему. Подготовил энергетические
установки. Подсоединил силовое поле. Отработал схему и траекторию полета.
Замкнул Канал. Система полностью заработала, но случилось невероятное.
Неожиданно потерялась энергия. Траекторию полета пересек обыкновенный кусок
металла. Скорее всего, один из спутников, которые люди с Голубой планеты во
множестве забрасывают в околопланетпое пространство. Потерялось
взаимодействие между двойным К- и тройным Э-полями. Система автоматически
выбрала программу самоликвидации, - прекратилась подача Элькокра, внутреннее
давление разорвало внешнюю оболочку канала и..."
В этот момент я почувствовал резкий запах нашатыря и увидел над собой
твое лицо.
5
- Действительно, какая-то мистика, - задумчиво протянул Сергей. - Но
здесь что-то кроется! Кстати, где этот твой злополучный фиолетовый шарик?
Надо бы еще раз взглянуть на него повнимательнее.
Он встал, подошел к столу, но в тисках шарика не оказалось. Все было на
месте: и молоток, и зубило, и напильник...
Не было только шарика!
- Ладно, завтра с утра .пораньше встанем и двинем на твою сопку. Надо
побольше добыть вещественных доказательств. Все тщательно сфотографировать.
И не мешало бы попросить Бабаяна заснять все на пленку. Костя ведь у нас
кинолюбитель. Пускай потом прокрутит нам фильм. Он послужит дополнительным
козырем, А то еще примут нас с тобой в Академгородке за шизиков?! Да брось,
шутки что-ли разучился понимать после того, как тебя приложило? Ступай-ка
лучше в свою палатку и выспись как следует. А я все подготовлю к завтрашнему
походу.
6
На рассвете Николая разбудили и после плотного завтрака, загрузив
рюкзаки, все трое двинулись в путь.
Впереди шел Николай. Он после вчерашнего удара пришел в себя и уверенно
вел группу. В центре, нагруженный рюкзаком и кучей приборов, тащился Сергей.
Замыкал шествие Бабаян. Он выбегал вперед, заходил сбоку, снимая на пленку и
фотографируя "историческую" экспедицию.
К обеду были на месте.
Сергей с Николаем внимательнейшим образом, ползая на коленях,
исследовали каждый сантиметр обожженной поверхности почвы. Они пытались
обнаружить дополнительные следы, оставленные загадочным объектом.
Больше всего удивило, что вокруг прямоугольного черного пятна,
напоминавшего след огромного противня, вынутого из печки и неаккуратно
поставленного на белоснежную скатерть, не пострадал ни один кустик, не
обожжена ни одна травинка.
Зато в середине пятна было множество расплавленных угольков от деревьев
и покрытых черной пленкой камней. Ни одной чешуйчатой частицы, ни одной
стеклообразной капли, ни шариков они не обнаружили.
Бабаян добросовестно работал с кино- и фотоаппаратами, регистрируя
каждый их шаг.
На вершине проторчали до темноты. Пришлось даже воспользоваться
электрическим фонарем, но он почему-то сразу погас.
Переночевали, спустившись вниз, где по дороге на вершину приметили
удобную лощинку.
Утром еще раз осмотрели вершину. Ничего нового не обнаружили. На базу
возвращались раздосадованными, утомленными. Шли медленно. Суетился только
Бабаян, продолжая снимать свой "героический" документальный фильм о
таинственной находке Николая, пока вконец не обозленный его беспрестанным
мельканием Сергей не вышел из себя и не заорал на него, чтобы тот прекратил
эту бессмыслицу. Самое главное было заснять вершину и обожженный пятачок.
Пришли поздно. Сергей с Николаем сбросили с плеч рюкзаки и приборы.
Сели в лаборатории и, уставившись в одну точку, надолго замолчали.
Бабаян отправился проявлять пленки.
7
Вскоре он ворвался в лабораторию взволнованный.
- Слушай, это черт знает что! Ты только погляди, - обратился он к
Сергею. - Все засвечено, все... Засвечено все, что снято на вершине. Ты мне
не веришь, ты думаешь я плохо снимал. Я хорошо снимал. Я снимал все подряд.
Но гляди, - он тыкал пальцами в фотоснимки. - Здесь видишь... Вот здесь!
Здесь хорошо видно. Все хорошо. Вот база, вот дорога. Вот недалеко от
вершина. А здес засвечено. Ничего не видно. Ничего здес на вершина, ничего
нэт. Вот опят у вершина. Вот опят спускаемся. Вот опят идем к база. Я снимал
хорошо. Я правильно снимал. - Когда Костя волновался он забывал смягчать
согласные и падежи русского языка.
- Ладно, - махнул рукой Сергей. - Все ясно. Иди, готовь проектор.
Может, там чего-нибудь увидим.
"Почему ему все ясно, - подумал Николай, - мне, например, ничего не
ясно", - но ничего не сказал, решив осмотреть электрический фонарик.
Батарея, электроды, нити электрической лампочки фонаря были оплавлены.
Он молча показал его Сергею. Тот недоуменно повертел фонарь в руках и
осторожно положил на стол.
Остальных решили пока ни во что не посвящать.
Бабаян притащил кинопроектор в лабораторию и навесил на стену белую
простыню. Сергей и Николай взволнованно смотрели на экран.
Под стрекот проектора они увидели, как идут по дороге к вершине. Пленка
оказалась отличного качества, а Бабаян - мастером своего дела. Видимость
была отличной.
При приближении к вершине словно все оборвалось. Проектор продолжал
стрекотать, а на экране мелькала сплошная белая полоса...
Кадры фильма появились на простыне-экране, когда Сергей и Николай
находились снова у подножия сопки...
Необычное интервью
Шутка
Эта необыкновенная история случилась со мной несколько месяцев назад.
На днях поделился ею с редактором, но он, вопреки здравому смыслу, горячо
порекомендовал мне обратиться к его знакомому психиатру, лицу довольно
известному, часто выступающему с консультациями в нашей газете. Когда я
пришел по адресу, указанному в визитной карточке, то был весьма удивлен
неожиданно теплой встречей.
Доктор назвал меня по имени и отчеству, - видимо, редактор уже успел
позвонить ему, - провел в свой кабинет, вежливо усадил за столик с двумя
глубокими креслами и куда-то позвонил.
Пока он настойчиво расспрашивал, не было ли у меня в роду
душевнобольных, вошла молодая сестра в коротком, выше колен, белоснежном
накрахмаленном халате с двумя ароматными чашечками кофе. Пока я с
удовольствием разглядывал ее стройные загорелые ножки, в дверях встали два
дюжих санитара и, скрестив руки на груди, грозно поглядывали в мою сторону.
Сестра вышла. Доктор, повертев у меня перед глазами молоточком, сделал
два круговых движения руками. Затем по очереди оттянул пальцами хижине веки
обоих глаз, поочередно заглядывая в каждый в тщетной надежде что-либо там
увидеть и, удовлетворенно потерев руки, произнес:
- Что же, теперь я готов выслушать историю этого, как вы называете
"необычного интервью".
Я недоуменно пожал плечами, глядя на эти странные приготовления, и
подробно рассказал доктору о встрече с одним изобретателем.
Летом по заданию редакции я выехал в Харьков, откуда пришла жалоба на
местных руководителей, якобы не желающих внедрить в производство
"изобретение века".
Когда я позвонил в дверь по указанному на конверте адресу, мне открыл
бодрый старик лет семидесяти пяти в черной академической шапочке и шлепанцах
на босу ногу. Приоткрыв на цепочке входную дверь, он почему-то шепотом
спросил - кто я и откуда. Я, естественно, тоже шепотом, ответил, что из
газеты и протянул свое удостоверение. Старик долго изучал его, то и дело
вглядываясь в меня и сличая фотографию с оригиналом, затем вернул его
обратно.
Цепочка щелкнула; меня впустили в темную, заставленную шкафами с
книгами прихожую и провели в комнату; больше напоминающую лабораторию
средневековых алхимиков, чем жилище современного человека. Повсюду стояли
реторты и мензурки. На столе высилось нагромождение стеклянных пробирок,
колбочек, соединенных между собой змеевидно изогнутыми трубками и опутанными
разноцветными проводами. Все это сооружение кипело, булькало, издавало
непонятные звуки и стоны.
- Вот, - сказал старичок, указывая па стол, -- вот мое изобретение.
- Что это? - удивился я, глядя на стеклянно-резиновый хаос.
- Ну, что вы, отнюдь нет, это, так сказать, мое предприятие, а
производная вот, - и протянул мне на ладони малиновый маленький шарик.
- Видите эту пилюлю? Она стоит, по крайней мере, двух Нобелевских
премий. А мне никто не верит. До сих пор никто не собирается налаживать
производство этого беспрецедентного в истории средства.
- Какого средства, отчего? - я с недоумением уставился на старика.
- Как, разве вы не по моему письму?
- По вашему.
- Но вы хоть прочитали его?
- Прочел, но ничего не понял.
- Видите, вот видите! - обрадованно засуетился старик, - Все буквально
все мне отвечают одно и ;те же. И никто, никто не удосужился проверить.
- В чем все-таки дело? Объясните, наконец, - потеряв терпение, я
повысил голос. - Давайте скорее, у меня в кармане обратный билет на
восемнадцать тридцать.
- Ах так, уже обратный билет, - обиделся старик. - Вот она, тяга к
прогрессу и знаниям? Ну, раз вы так торопитесь, то я предлагаю проделать
небольшой эксперимент. Дайте-ка эту пилюлю любой собаке.
- Ну и что?
- Как что? Она будет говорить и ответит вам на любой вопрос.
- Что? - заорал я, - Вы издеваетесь надо мной!
- Ну, погодите, не горячитесь. Вы же ничего, буквально ничего не
теряете. Суньте пилюлю в конфетку и бросьте любой собаке. Она съест ее и
станет говорящей.
- А если она сдохнет? - подозрительно осведомился я. - Кто отвечать
будет?
- Я... За все отвечу я.
- Ладно, давайте сделаем так. Вы на моих глазах сами бросите эту пилюлю
любой собаке, на которую я вам укажу. А я попытаюсь с ней пообщаться.
- Идет, - согласился старик.
Выйдя на улицу, мы прошли в тесный переулок между домами. Там было
много "собачников". Они гордо прогуливали овчарок, водолазов, бульдогов со
свирепыми мордами.
"Да, - подумал я, - сунет старик пилюлю собаке, а она возьмет и слопает
меня вместе с редакционным магнитофоном и моими собственными фирменными
джинсами, недавно приобретенными в кооперативном магазине на всю зарплату
штатного сотрудника газеты. Пожалуй, рискованно".
-- А можно собаку поменьше выбрать?
-- Ради бога, любую, какую хотите!
И вдруг я увидел привязанного поводком к скамейке небольшого
коричневого пуделя. Хозяйка сидела на другом ее конце и о чем-то оживленно
беседовала с двумя женщинами.
Я посмотрел на собаку. Пудель как пудель.
- Ну, бросьте-ка вот этой, - сказал я.
Старик бросил конфету перед пуделем. Тот подошел, понюхал и, недовольно
помахивая своим шариком-хвостом, брезгливо фыркнув, отошел в сторону.
- Ну, что же вы? - нетерпеливо спросил я старика.
- Видите - не ест.
- А вы попробуйте поднести на ладони, может, с земли они не едят?
- И то дело! - обрадовался старик, вытащил из кармана шоколадную
конфету, разломил ее пополам, сунул туда свою злополучную пилюлю и протянул
пуделю ладонь.
Тот нехотя подошел, снова понюхал и слизнул коричневый комочек
шоколада.
- А теперь что делать?
- Как что? Задавать вопросы. А он будет отвечать. Вообще делайте все,
как полагается. По-моему, это называется взять интервью. Так вот и берите.
Я недоуменно хмыкнул, пожал плечами, невольно подумав: "Господи, когда
же этот сумасшедший старик от меня отвяжется", - и включив магнитофон,
подошел к собаке ближе.
- Простите за беспокойство, я из редакции, - пробормотал я, оглянувшись
по сторонам, не слышит ли кто-нибудь наш разговор, а то вызовут "скорую" да
и отправят в психиатрическую лечебницу.
Но никому до меня не было дела. Собаки важно прогуливали своих хозяев,
которые степенно беседовали между собой. А хозяйка пуделя по-прежнему что-то
горячо доказывала своим подругам.
К моему удивлению, пудель раскрыл пасть и человеческим голосом, путь
картавя, произнес:
- Слушаю вас, сэр.
Уже более почтительно, я нагнулся и шепотом попросил:
- Разрешите мне взять у вас интервью?
Далее я привел доктору стенографическую запись нашей беседы с пуделем.
Сам магнитофон вместе с кассетами у меня отобрали, когда при возвращении
домой, в поезде, я попытался взять интервью у двух обвешенных цепями молодых
людей, своих соседей по купе. Мне хотелось выяснить насколько их интеллект
выше собачьего. Но был не понят. Мне навесили под глаз "фонарь" и отобрали
магнитофон вместе с фирменными джинсами. При этом пригрозили, если я вякну,
то они меня на всякий случай выкинут из окошка. Вякать я не решился, а когда
они сошли с поезда, то сердобольная проводница одолжила мне свою старую
клетчатую юбку. Мне удалось под видом шотландца добраться до редакции без
происшествий.
Дальнейший текст стенограммы - интервью выглядит следующим образом. Я,
то есть журналист, в дальнейшем для краткости, себя буду обозначать буквой
"Ж", а своего собеседника - от начальной буквы его имени "Лакки" - "Л".
Ж. Обычно мы берем интервью у интересных, содержательных личностей. Мы
задаем вопросы, а нам отвечают, но возможности правдиво. Как вы смотрите на
такую форму собеседования? Ваше подлинное имя?
Л. Лакки-Нильс-Лорд-Джон III. В принципе я не возражаю.
Ж. Расскажите о вашем происхождении.
Л. Хотя лично у меня в настоящее время нет письменных подтверждений, но
я за своих предков абсолютно спокоен. Мои предки ведут свою родословную от
старинных ирландских пастушеских собак. Их шерсть была очень длинной и
никогда не лезла. Отсюда и пошло название породы "кудель" - "пудель". У
одного из ирландских королей была такая собака. Она верно служила ему всю
жизнь и даже спасла от смерти. С тех пор каждый ирландский король считал за
честь иметь у себя собаку такой породы. Отсюда и пошло название
"королевский". Что касается прямых предков, то я наследник одного из
знаменитых родов. Например, мой дед был лучшим производителем ФРГ, а бабушка
- чемпионка королевства Англии по экстерьеру. Отец в раннем детстве не
сошелся характером с родителями и вместе с одним из дипломатов был
интернирован в Советский Союз. Здесь он близко сошелся с коричневой сукой,
которая, к сожалению, не смогла подтвердить своей родовитости. И вот я, как
видите, несмотря на мой замечательный окрас и экстерьер, вынужден прозябать
в этом загроможденном домами пыльном городишке. Скученность населения
жуткая! Кругом автомобили, газонов нет, извините, но даже нет возможности
наедине побыть с самим собой. Кроме подобия сквера между домами в районе
моего постоянного места жительства, кругом каменные тротуары и мостовые. Но
пришлось смириться. Вот, как видите, так я живу, вернее, влачу жалкое
существование.
Ж. Что, у вас очень плохие жилищные условия?
Л. О чем вы спрашиваете? Какая-то жалкая однокомнатная конура. В ней
даже и кости не разомнешь как следует. От стены до стены не больше шести
метров, не говоря о прочих неудобствах. Даже горячей воды нет. Какая-то
колонка газовая или что-то в этом роде. I am sorry, я не уверен, что
правильно назвал это сооружение.
Ж. Недавно создали клуб "Фауна". Надо обратиться к общественности.
Разве можно держать животных в таких невыносимых условиях, особенно собак
вашей породы!
Л. Вот именно. В глубоком детстве по личному знакомству меня за чисто
символическую плату передали этим... Я сожалею, сэр, но вынужден назвать
вещи своими именами, - этим недоноскам. Правда, я их держу в руках. Они у
меня достаточно послушны, я их воспитываю, разумеется, по-своему. Начну, к
примеру, ничего не есть. Тут они как задергаются, забегают, заохают и
начинают вокруг меня танцевать. "Ах, сынуля, ах, маленький, ну съешь кусочек
сырого мясца, ну, печеночки, ну, хоть курочки". А я - ноль внимания, фунт
презрения. Они в панике начинают звонить докторам, лапать мой нос. Видите
ли, они проверяют насколько он холодный. Дался им мой нос! Ну, я их
несколько выдержу, затем сподоблюсь чем-нибудь закусить. Пары сырых
бифштексов мне достаточно для начала. Ну а они рады. Так и лезут со своими,
пардон, слюнявыми поцелуями.
Ж. Да, видать в семью вы попали неважную.
Л. Ну, что делать! Выбирать мне не приходилось. Зато я их несколько
дрессирую.
Ж. Вот это интересно. А каким образом?
Л. Ну, для начала я их вожу па поводке.
Ж. Как это?
Л. Видите ли, во дворе дома много беспородных и больших собак, здесь их
называют "надворными советниками", глядишь, какая-нибудь и укусить может. А
кожа у меня нежная. Таким образом, я взял за правило приносить им поводок,
прозрачно намекая, что нечего дремать, надевайте-ка этот ошейник и выхолите
на улицу. Хозяйка, естественно, выходит, я ее помотаю по кустам. Сам-то
ростом не удался, а хозяйка верзила, фунтов шести росту, да и хозяин такой
же. Так что эти беспородные, так называемые дворняги, меня стороной обходят.
Уж больно громоздки мои так называемые приемные родители. Вывел я как-то на
поводке свою mather, в кавычках, на улицу. А на нас. водолаз бросился. Глаза
горят, клыки огромные. Ну, я, как водится, к ней на руки запрыгнул и рявкнул
на это лохматое чудище. А мамуля как завопит тонким голосом, как завоет,
меня прижимает, не дает свободы. Тут люди сбежались, собаку оттаскивают. Я
ничего, смело сижу и лаю. Да, если бы она меня на руки не схватила, я б ему
показал, как бросаться на принцев голубой крови.
Ж. Что вы можете сказать об отдельных чертах вашего характера?
Например, о смелости, боевитости.
Л. Ну, этого мне не занимать.
Ж. Обычно представители клуба "Фауна" жалуются, что им приходится спать
под дверьми, на коврике.
Л. Ну, я своих выдрессировал. Скорее можно сказать, они у меня спят на
коврике. Правда, в кровать я их иногда пускаю. Мое любимое место - спать на
подушке. Mather приютится с краюшку, я ничего, не протестую. Пускай спит, не
жалко. Бывает жарко летом, я слезу с кровати, полежу у балконной двери, а
потом обратно в кровать. Mather только разоспится на моем месте. Ну, я ее
лапой по физиономии, по физиономии. Понимает, сразу освобождает место и в
свой уголок - прикорнет. А я, естественно, поперек подушки разлягусь. А она,
I am sorry, big pig, радуются моей сообразительности. Будит своего мужа и
говорит: "Смотри, как наш маленький спит на спине, лапки раскинул и всю
подушку занял". Тот встает и оба млеют от восторга, только спать мешают.
Затем тихонько, чтобы, не дай бог, меня не потревожить, она и примостится с
краюшку.
Ж. Многие представители клуба "Фауна" жалуются, что часто линяют. Как у
вас обстоит дело с решением этого вопроса?
Л. У меня-то нет проблем. Я вообще никогда не линяю. А вот father, тот
лезет хуже самой облезлой кошки. Боже мой, если бы вы только знали, как он
облезает! Нельзя даже лечь в приличную постель. Везде его черные волосы,
тьфу. Я на днях подошел к своей миске горло промочить, так он умудрился и
там насорить. Целых три волоса нашел. Чуть не подавился. Дал задание mather,
чтобы чаще мыла и стригла его. Обещала исправиться. Теперь приходится каждое
утро прежде чем пить, в чашку заглядывать. Не набросал ли этот облезлый тип
туда своих волос? И вообще, как вы понимаете, по теории относительности
господина Эйнштейна, три волоса на голове - это слишком мало, а найти их в
своей миске - это слишком много.
Ж- Считаете ли вы себя очень талантливым?
Л. Безусловно и очень. На днях по телевизионному экрану передача была.
Там какой-то музыкант, по моему мнению, достаточно известный, на фортепиано
заиграл Моцарта. Так во мне гены так заговорили, что я завыл, sorry запел.
Мои обезумели от радости. А как, спрашивается, петь, если мои приемные
родители не то что пианино в свою конуру занести не могут, в ней клавир-то
не поместится! А как бы я мог петь, как бы мог! А они заведут свой
магнитофон и кайфуют под бредовую современную музыку. А мне нужна классика.
Настоящая классика, Моцарт, Бах, на худой конец, Чайковский.
Ж. Так вы уверены в своем таланте?
Л. Разумеется, у меня абсолютный музыкальный слух и голос, дай бог
каждому.
Ж. Могли бы вы бросить профессию домашней собаки и заняться чем-нибудь
более серьезным? Допустим, служить на границе или в таможне, выискивая
наркотики.
Л. Пожалуй, нет. Я уже в некотором роде привык к своей относительно
спокойной жизни, если ее так можно назвать. Да и вроде моих шестифутовых
бросать жалко. В принципе, они люди безобидные. Пусть не дворяне,
простолюдины, но что делать? С интеллектом, правда, у них плоховато. Но
"Jedem das Seine" - "каждому свое".
Ж. Завидуете ли вы своим коллегам?
Л. Безусловно. Их, видите ли, и на выставки водят, и медали вручают. А
мои бездарные, с позволения сказать, родственники даже не могли мне
элементарную родословную оформить. Чтобы я хоть на людях мог показаться.
Одним словом, разве с такими неудачниками можно медаль получить... А вы
поглядите на меня. Какой окрас, какая фигура и оскал! Посмотрите-ка, какой
оскал, а прикус, а зубы, посмотрите, какие зубы и череп, один мой череп чего
стоит. По теории Ламброзо я - пес уникальный, причем исключительно арийской
породы. Да я бы все медали взял на выставке. Пардон, но даже и говорить об
этом не хочется.
Ж- Какую роль в вашей судьбе играет отец?
Л. Да никакую... Иногда видимся. Так он делает вид, что меня не знает.
Ж. А как вы относитесь к прекрасному полу?
Л. В этом отношении я джентльмен. А вообще я в своего деда пошел.
Правда, всякая мелочь попадается, все дворняги какие-то, от них, I am sorry,
помойкой так и несет. Хотя тут мне одну самочку-пуделиху черного окраса
приводили. Строптивая оказалась, все-лаяла, изображала из себя недотрогу. Да
я, хоть и джентльмен, но все-таки изловчился да и выполнил свои обязанности.
Пусть хоть таким образом улучшат породу свою.
Ж. Считаете ли вы себя настоящим мужчиной?
Л. Несомненно.
Ж. Ваше главное достоинство?
Л. Необычайный ум и интеллект.
Ж. Хотели ли вы, чтобы ваши дети походили на вас?
Л. Полагаю, что да. Мои достоинства намного превосходят мои недостатки.
Ж. Что вы больше всего боитесь, как собака?
Л. Одиночества. Поэтому и держу своих, миль пардон, своих так
называемых родителей. Хотя они у меня смирные. Если уходят, то обязательно
отпрашиваются. Ну, я несколько минут изображаю из себя обиженного, да и
отпускаю. А то ведь и голодным останешься. Я ведь всякие там колбасы, как
они, не употребляю. Они мне, в основном, из кооперативного магазина печень
несут. Я больше свиную люблю (облизывается). Не плохо и язык бараний, но
чтоб пареный, да со специями, а то ведь и в рот не возьму.
Ж. Считаете ли вы себя красивым?
Л. Я считаю этот вопрос просто бестактным. Я совершенно неотразим. Все
от меня в восторге. На улице эти безголовые люди останавливаются и сюсюкают:
"Какая собака! Какая собака красивая!" Да своим отпрыскам в колясках орут:
"Гляди, какая очаровательная собачка. Помахай ей ручкой".
Ж. Если бы у вас был выбор, в какую эпоху вы хотели бы родиться?
Л. Безусловно в средние века. Там бы я был на месте. Ведь я все-таки
королевский пудель.
Ж- Какие у вас ближайшие планы на будущее?
Л. Планы большие. Надо обязательно приучить приемных родителей. Я имею
ввиду свое меню. Чтобы каждый день разнос и чтобы повкуснее. Ну, чтоб как у
моих королевских предков. Чтобы они, наконец, сообразили, мне нужен воздух.
Дачу купили бы. Затем конуру побольше, хотелось бы двухкомнатную, но
трехкомнатную лучше. Не мешало бы им позаботиться о порядочной девушке для
меня, желательно из хорошего древнего рода. Ну, естественно, чтобы и
экстерьер был соответствующим.
Ж. На какой вопрос вам бы не хотелось отвечать?
Л. Ил вопрос, чего я больше всего хочу.
Ж. Ну, так, что же вы все-таки больше всего хотите?
Л. Съесть вас. Настолько вы мне надоели своими идиотскими вопросами.
Парижское чудовище
Бывший инспектор парижской уголовной полиции Жак Туан никому и никогда
не поверил бы в реальность этой кошмарной истории, не случись ему самому
стать не столько участником, сколько ее главным действующим лицом.
Тот день начался как обычно. Во всех комнатах и коридорах толпилась
весьма пестрая публика. Неистово барабанили машинки. Гремели трели
телефонных звонков. В инспекторской комнате было шумно и весело.
Эмиль и Проспер, усевшись на письменные столы, язвительно обсуждали
новую подружку Поля Ламоэнта. Последний известен всему комиссариату, как
ловелас и пройдоха, хотя на самом деле был очень скромным парнем. У него
немного косил левый глаз, что являлось предметом шуток сослуживцев и
причиной затянувшегося выбора невесты. Полю как назло попадались девицы с
большим юмором и пышными формами. А он не терпел ни того, ни другого.
Благодаря своей излишней щепетильности при выборе достойной подруги он и
заслужил славу местного Дон Жуана, больше, разумеется, в порядке шутки.
Вошел комиссар Шабю.
- Все разыгрываете Поля, - беззлобно заметил он и обратился к Туану, -
Жак, зайди-ка ко мне.
- Сейчас, господин комиссар, одну минутку. Только соберу свои бумаги.
Когда Жак вошел в кабинет, то увидел Шабю с неизменной сигаретой,
прилипшей к нижней губе. Тот сосредоточенно изучал сводку происшествий.
- Вторая пропажа за неделю. Как тебе это нравится? Причем исчезают
рабочие городской канализации. Уходят на работу и не возвращаются. Что они
там находят в своем дерьме?
Под Парижем протянулись целые кварталы, куда сливались нечистоты
огромного города. Туану было известно, что там, в подземных лабиринтах
когда-то давно обитали целые шайки. Но с тех пор прошло, слава богу, не
менее сотни лет. Спрашивается, что там делать сейчас? Канализационная сеть
стала мала для такого города, ведутся работы по ее расширению. Ведь в
подземелье стоит такая вонь, что не приведи господи.
"Только бы он не предложил мне заняться поисками дерьмовозов", -
подумал про себя инспектор.
- Вот так, - сказал комиссар, как будто услышавший его мысли. - Тебе и
придется этим заняться. Сходи в городское управление тех служб. Опроси
контролеров городской канализации. В общем действуй. Ну, чего скис? У нас
такая служба. Всю жизнь в грязном белье ковыряться.
Едва Жак вошел в инспекторскую, как Эмиль, смешно понюхав воздух,
обратился к Просперу:
- Тебе не кажется, что здесь чем-то воняет?
- Да, точно, воняет, по-моему, от этого молодого человека, - и оба
весело заржали.
- Уже пронюхали, черти? Откуда вы только узнали про работенку, которую
подкинул мне шеф!
- Газеты надо читать, мой дорогой, газеты! Кроме того, достаточно
поглядеть на твою кислую физиономию. А потом последние три дня в городе
других особых происшествий не было.
- Вы-то хоть поможете мне?
- Ишь чего захотел. На мне до сих пор висит дело Биньома, а Проспер с
Полем ведут расследование убийства на набережной Пале, так что придется тебе
одному покопаться в канализационных трубах, - ответил за всех Эмиль.
Так инспектор Туан без особого энтузиазма приступил к расследованию. Он
опросил все технические службы. Поговорил с контролерами городской
канализации. Никто не мог толком что-либо сообщить.
Вначале пропал Лико. Пошел исправлять повреждение и не вернулся. Затем
Бишоф ушел по вызову и тоже исчез.
Оба были несемейными. Так что хватились их не сразу. Если бы пропали в
одном месте, то была бы хоть какая-нибудь зацепка. А то оба исчезли в разных
концах города.
Жак взял с собой контролера и, с тяжелым сердцем надев резиновый костюм
и маску, спустился в коллектор под улицей Нотр-Дам. Именно там в последний
раз видели Бишофа.
Контролер, подсвечивая фонарем, шел впереди, безошибочно ориентируясь в
хитросплетениях подземного лабиринта. Туан, чертыхаясь, плелся сзади.
Вонь была несусветная. Под ногами кишели полчища крыс, - того и гляди
вцепятся в резиновые сапоги. Никакая дератизация не могла очистить
канализацию от бесчисленного количества этих прожорливых грызунов.
"Куда он мог подеваться? - размышлял инспектор.- Не крысы же его
сожрали. Хотя немудрено. Нет, тут что-то не так. Во-первых, за последние
полсотни лет ничего похожего не было. Во-вторых, пропали оба почти,
одновременно с разрывом всего в один день. Так что вероятность, что их
слопали крысы, слишком незначительна".
Внезапно свет фонаря выхватил из темноты кучу отбросов в углу, на
которой валялся какой-то предмет. Жак приблизился и взял его в руки. Это
была маска!
Да, обыкновенная маска, в которой спускаются в канализацию. Круг света
забегал по стене. Вправо уходило от ветвление. Шедший впереди контролер
куда-то подевался. Но Жаку было не до него, он пошел по правой галерее,
тщательно осматривая стены и разрезая лучом фонаря темноту подземного
коридора.
Внезапно леденящий душу крик разорвал тишину, и сразу все стихло.
Жак выхватил пистолет и бросился на шум. Бежать было тяжело и скользко.
Грязная противная жижа хлюпала под ногами. Задыхаясь, он сорвал маску и
впервые по-настоящему вдохнул в себя адски вонючий воздух.
В этот момент из темноты послышалось чье-то сопение, тяжелый топот.
Жак посветил и... обомлел. Перед ним, выпучив слепые белые бельма
глазных впадин, широко разинув огромную, утыканную частоколом острых зубов
пасть, сидело безобразное чудище. Оно было настолько ужасно, что чудовища,
встречающиеся в фильмах небезызвестного Хичкока, казались по сравнению с ним
детской безобидной игрушкой.
От неожиданности Туан выронил пистолет. Хотел за ним нагнуться, но не
смог. Какая-то сила заставила его смотреть и смотреть на это безобразное
смердящее исчадие ада. Дрожащий в руке фонарь выхватывал из темноты
бородавки неровных наростов, окружающих безглазую отвратительную морду.
Видимо, привыкший к темноте монстр на какое-то мгновение оказался
ослепленным светом и поэтому не сделал попытку сразу сожрать Жака вместе с
фонарем и резиновым костюмом.
Для Туана теперь стало очевидно, какая судьба только что постигла
контролера и тех двух пропавших рабочих.
"В свете, только в свете спасение. Эта тварь не любит света", -
мелькнуло в голове Жака.
Внезапно чудовище, захлопнув пасть, издало ужасающий треск и, испустив
волну зловония, снова распахнуло ее.
Не выдержав, Жак попятился. Наконец, дико вскрикнув: "Помогите!" -
рванулся назад. Он бежал изо всех сил. Бежал, не переводя дыхания. Одна
мысль очутиться в чреве этого монстра заставляла его нестись, сломя голову
по бесчисленным изгибам и коридорам.
Все время за спиной он слышал грозный топот могучих лап и страшный,
раздирающий душу скрежет зубов.
Внезапно он поскользнулся и, выронив из рук фонарь, с размаху рухнул в
грязную вонючую жижу.
"Все, конец", - подумал Жак и закрыл глаза. Открыв их через долю
секунды, увидел, что монстр застыл перед лучом льющего на него света: фонарь
лежал таким образом, что его луч как бы оградил Жака от зубов
преследователя. Пока тот, беспомощный перед ярким светом, приходил в себя,
Туан снова схватил фонарь, поднялся и юркнул в ближайшее ответвление.
Снова началась эта ужасная гонка: инспектор убегал, чудище догоняло.
Вдруг раздался глухой удар, и Туан на мгновение потерял сознание.
Оказывается, со всего маха он врезался в торчащую откуда-то сверху трубу.
Если бы не пластмассовый шлем, то его голова неминуемо бы треснула и
развалилась, как гнилой орех.
Кровь ручьем хлестала из рваной раны, заливая глаза. За спиной опять
раздался характерный зубовный скрежет. Жак, махнув фонарем, на какой-то миг
сумел опередить монстра и буквально вырваться из готового захлопнуться
страшного капкана.
Силы покидали измученного человека. Его охватило отчаяние. Отчаяние
смертельно раненного животного, знающего, что ему не спастись. Но это
отчаяние придавало ему силы. Хотя бежать было бессмысленно. Он ведь
абсолютно не ориентировался в этих бесчисленных коридорах, сборных каналах и
тупиках.
"Неужели конец? Так нелепо погибнуть в этих зловонных трущобах", -
непрерывно звучало в мозгу.
Внезапно впереди мелькнуло еле заметное пятно света. Жак уже давно
потерял фонарь и бежал в кромешном мраке, придерживаясь рукой за влажную
стену.
Пятно ширилось. Там, там было спасение! Но он больше не в состоянии
бежать, совершенно изнемог. Жак заглатывал огромные порции гнилого затхлого
воздуха. Старался изо всех сил не потерять равновесия и не упасть. Только бы
не упасть... Кровь бешено стучала в висках. Казалось, сосуды не выдержат,
лопнут, и сердце вот-вот выскочит из груди.
Лестница!
Край железной лестницы. Жак бросился на нее и, схватившись слабеющими
руками за край перекладины подтянул тяжелое тело.
Монстр, щелкнув ужасными челюстями, проскочил мимо. Потеряв
ускользнувшую добычу, сразу вернулся. Но Жак, намертво вцепившись в железные
прутья, сумел несколько секунд продержаться и, чуть передохнув, рванулся
вверх.
На его счастье крышка колодца была отодвинута и из отверстия выбивался
узкий луч дневного света.
С трудом, помогая себе головой и плечами, сдвинул тяжелую крышку,
выполз наружу и замер, бессильно распластавшись на мостовой.
Подоспевшие прохожие помогли ему выбраться. Никому и в голову не
пришло, что довелось пережить под землей этому совершенно седому человеку.
Да, Жак поседел. Поседел в тридцать лет.
По дороге в больницу он успел прошептать лишь три слова:
- Осторожнее, там чудище.
К сожалению, эти несколько минут гонки, где ставкой была жизнь, не
прошли для него даром.
Туан потерял рассудок. Несколько месяцев пролежал в госпитале. Потом
долго в больнице. Вышел от оттуда глубоким стариком с дрожащими руками и
вечно слезящимися глазами.
Только спустя шесть лет, когда рассудок стал возвращаться к нему, Туану
сообщили, что под землей между чудовищем и группой полицейских произошла
битва, в результате которой один полицейский погиб, двое ранены, а чудище
взорвали гранатой.
Профессор Антуан Латье, изучая останки монстра, пришел к выводу, что
они представляют симбиоз жабы и крокодила. Видимо, каким-то путем в
нечистотах сошлись их эмбрионы и в окружающей среде развилось и выросло это
невообразимое чудовище... Подземное чудовище Парижа.
Спустившийся с небес
1
Впервые я попал в Австралию три года назад, когда на
научно-исследовательском судне мы почти год бороздили моря и океаны, изучая
циркуляцию подводных и воздушных течений в экваториальных зонах.
В состав экспедиции я был включен в самый последний момент. Внезапно
заболел гидрогеолог Николай Ушаков, и руководитель работ профессор Самсонов,
маленький, толстый человек с вечно смеющимися глазами, лукаво
поблескивавшими из-под тонких стекол очков в старинной немодной оправе,
предложил мне занять освободившуюся вакансию.
По первой и основной специальности я - историк. Изучаю древние
культовые обряды, мифы и легенды.
Вторая моя слабость - море. Как гидрогеологу, мне пришлось четыре с
половиной года поработать в Арктике, три из которых провел в экспедициях
вместе с Самсоновым.
Видимо, только этим и объясняется его выбор, так как особенных
достижений в этой области науки за мной не числилось, не считая двух-трех
статеек, которые успел тиснуть в толстом специализированном журнале.
Что касается любимой истории, то у меня за плечами три книги,
посвященные религиозным обрядам африканской народности догонов и аянов -
небольшому племени южноамериканских индейцев.
Честно говоря, вначале я не слишком обрадовался столь лестному
предложению. Во-первых, у меня намечалась интересная командировка в
Центральную Америку, - хотелось проверить одну идею. Во-вторых, полагалось
засесть за давно задуманную монографию "Мифы Мадагаскара". И наконец, не
мешало бы немного побыть с семьей. За пять последних лет жизни в общей
сложности можно насчитать двадцать дней, когда я был дома. Между прочим, по
этому поводу на недавно состоявшемся семейном совете я получил серьезное
предупреждение от жены и двух двенадцатилетних дочерей-близнецов.
Профессор, не обнаружив у меня особого энтузиазма, сухо спросил:
- Вас что-нибудь смущает, молодой человек?
Это я-то молодой человек! Да я старше его по крайней мере недели на
две, к тому же обремененный женой и двумя детьми, в то время как профессор
до сих пор ходил в холостяках. Кроме того, он еще со школьной скамьи
считался моим другом.
- Ты же прекрасно знаешь мою ситуацию, Вадим. А еще задаешь глупые
вопросы. Поимел бы для начала крохотный кусочек совести. Уверяю, что
общество от этого только выиграет, - попробовал я возмутиться.
- К сожалению, у меня нет иного выхода. Новый гидрогеолог появится
здесь не раньше чем через три дня. А завтра нам выходить в море.
- Мог по крайней мере хоть раньше предупредить, я же абсолютно не
готов.
- Кто знал, что Ушаков так "срочно" заболеет! А ты проверен в деле и
прекрасно со своими обязанностями справишься, - польстил мне профессор.
- Между прочим, не следует забывать, что я кандидат исторических наук,
а не геолого-минералогических.
- Ладно, Леня, давай прекратим эту бесполезную перепалку. Даю на сборы
два часа. Кроме того, не мешало бы знать, что около месяца мы пробудем в
Австралии.
- С этого бы и начинал! - сразу оживился я.
Вадим прекрасно знал о моем особом интересе к этому континенту. У
местных аборигенов есть очень много различных мифов и легенд, а их
религиозные культы значительно отличались от других народностей и племен.
В конечном итоге я получил возможность попасть в Австралию, а Самсонов
приобрел гидрогеолога.
В Мельбурн мы прибыли в конце августа. Стояли погожие солнечные дни. Не
теряя времени, я отправился бродить по экзотическим достопримечательностям
города. Мои методы поиска сокровищ устного творчества не отличались особой
новизной и были достаточно примитивны. В совершенстве зная английский,
французский и испанский языки, я умело объяснялся со стариками, знахарями,
гадалками, которых легко находил в многоликой, многоязычной толпе. Затем,
при необходимости используя добровольных переводчиков, - обычно такие всегда
находились, - выпытывал у них всевозможные предания и легенды. Обнаружив
что-нибудь неизвестное, я тут же, словно гончая, шел по следу, пока не
выходил на первоисточник. Все остальное было делом техники, иногда денег или
подарков. Во всяком случае, таким образом я вышел на племя ара в Южной
Африке, где почерпнул столько неизвестных мифов, что для тщательных
исследований каждого из них не хватило бы и двух жизней.
Мне в очередной раз повезло. На городском рынке познакомился с
аборигеном, который довольно сносно объяснялся на английском. С его помощью
удалось добраться до известного в округе знахаря, от которого услышал
прелюбопытнейший миф племени нариуери, обитавшее в районе Нового Южного
Уэльса о "сошедшем" с небес человеке по имени Буаир.
Легенда настолько заинтересовала меня необычайной силой духовного
воздействия, неординарностью мышления, самобытностью, что я готов был все
бросить и немедленно ринуться на поиски почти неизвестного, затерянного на
окраине континента небольшого племени.
Разумеется, Самсонов никуда меня не отпустил и вернуться в эту
причудливую страну пришлось лишь три года спустя.
Не хочется даже вспоминать, сколько крови мне стоило пробиться через
толпы чиновников, чтобы получить разрешение на путешествие к племени
нариуери.
В конечном итоге после длительного сражения с бюрократическими
рогатками, исполнив массу формальностей, я вместе с проводником-аборигеном
оказался в местности, загроможденной многочисленными валунами. Справа
виднелись густые лесные заросли, а прямо и слева вздымались крутые скалы.
Проводник остановился, посмотрел по сторонам, прислушался. Затем,
смешно понюхав воздух, сказал:
- Дальше идти нельзя. Там живут нариуери. Там - табу. Они не допускают
к себе людей другого племени. Их знахарь очень злой. Он может наслать порчу
и мы умрем. Ты умрешь. Я умру.
- Как же это он делает? - ехидно осведомился я.
- Он берет косточку аули и направляет на человека и говорит заклинание.
- Ну и что?
- Человек сразу умирает.
- И ничто его не спасет?
- Нет, только другое, более сильное заклинание, но оно должно
пересилить первое.
- Но ведь мы договорились, я заплатил столько, сколько ты захотел. Ты
обещал привести меня к деревне.
- Деревня недалеко. Деревня' близко. Но туда нельзя, там табу.
- Откуда знаешь, что нельзя?
- Я слышу запах дыма, Он говорит: дальше нельзя.
Я понюхал воздух, но ничего не почувствовал и спросил:
- Куда хоть идти?
Проводник молча указал направление и пошел назад.
2
Около четырех часов я продирался сквозь заросли, пересек небольшую
речушку, брел сквозь гигантские травостои, пока не добрался до большой
ложбины, густо поросшей древовидными кустарниками.
Остановился передохнуть и вдруг почувствовал непривычный густой аромат.
Оглядевшись, километрах в двух заметил поднимавшуюся вверх полосу темного
дыма. На душе немного отлегло. Признаться, я уже подумывал, что заблудился,
На встречу с людьми в этом пустынном краю рассчитывать не приходилось.
К тому же по неизвестной причине отказала рация.
Не раздумывая ни секунды, я решительно двинулся в сторону тонкого
вьющегося столбика.
Неожиданно, как из-под земли, передо мной выросли два стройных
широкоплечих аборигена и в мою спину уперлось копье.
Они были вооружены большими луками, из-за плеч выглядывали острия
стрел, а в правой руке держали по бумерангу.
И поднял руки вверх, демонстрируя, что не имею оружия и, жалко
улыбнувшись, пробормотал по-английски, что хотел бы увидеть вождя.
Оглянуться назад я не рисковал, так как острие плотно прижалось к
лопатке и даже слегка покалывало кожу.
Где мимикой, где жестами я попытался пояснить, что мне все-таки очень
необходимо попасть к вождю, проклиная про себя проводника, бросившего меня
на произвол судьбы.
Аборигены невозмутимо смотрели на мои тщетные попытки объясниться.
Наконец, один из них издал резкий, пронзительный свист, и через
несколько минут передо мной появился сухопарый невысокий старик с узкой
седой бородой и большими навыкате глазами. Он с головы до ног осмотрел меня
и на каком-то наречии что-то спросил.
Усердно размахивая руками, свирепо вращая глазами, я опять попробовал
объяснить, что мне нужно...
В таком несколько возбужденном состоянии аборигены продержали меня
минут двадцать, пока им это не надоело, .старик что-то крикнул повелительным
голосом.
Молодые воины сразу отошли на два шага и расступились, а острие копья
перестало упираться в спину.
Оглянувшись, я увидел еще одного аборигена, который, сделав шаг назад,
тем не менее держал копье наготове.
Старик кивком головы предложил следовать за ним.
Так под экзотической охраной меня привели к невысокой полукруглой
хижине, сплетенной из ветвей. Она была искусно замаскирована, - даже
находясь в двух шагах, трудно было догадаться, что между деревьями находится
такое довольно большое помещение.
А хижина действительно оказалась просторной. В углу виднелось небольшое
возвышение, на котором, скрестив ноги, обутые в сделанные из перьев башмаки,
сидел неопределенного возраста седой, как лунь, абориген. У него было не
совсем обычное, я бы сказал, весьма интеллектуальное лицо. Лицо мыслителя!
Причем это лицо не было темного цвета, скорее пепельно-серое. Крутой, резко
скошенный назад лоб пересекали несколько глубоких морщин. Короткий, с
широкими ноздрями нос и небольшой тонкогубый рот, плотно сжатый, выгодно
отличали его от остальных туземцев. Небольшие усы и аккуратная бородка
делали его больше похожим на академика, чем на представителя первобытного
племени. На плечи незнакомца была накинута сплетенная из листьев накидка.
Провожатые подвели меня вплотную к помосту и склонили головы в
почтительном поклоне.
Очевидно, это был вождь или какое-либо другое "сиятельное" лицо.
Несколько позже выяснилось, что передо мной сидел Великий знахарь
племени нариуери Гоинли.
Он очень внимательно оглядел мою смущенную, несколько оробевшую
физиономию, одежду, снаряжение, остановил взгляд на висевшем па шее
фотоаппарате и издал несколько гортанных звуков.
Сопровождающие тут же поторопились исчезнуть. А я остался. Остался
наедине с этим странным, видимо, далеко неординарным человеком.
По тому, с какой скоростью отсюда исчезли аборигены, можно было
предположить, что он обладал здесь вполне реальной властью, и скорее всего
они преклонялись перед ним.
Как выяснилось, я был совсем недалек от истины. Не говоря ни слова, он
поднял ладонь па уровень плеча и уставился на меня своими пронзительными,
черными, как смоль, глазами. Наши взгляды перекрестились.
Вдруг в какое-то мгновение, мне показалось, что я горю! Да, именно
горю, объятый пламенем, исходившим от его внезапно вспыхнувших огненными
искрами зрачков.
Совершенно неожиданно для себя я невольно сделал шаг вперед и нагнулся.
Он дотронулся до моего воспаленного, покрытого испариной лба горячей
ладонью, и я почувствовал, что куда-то проваливаюсь...
Очнувшись, я увидел, что нахожусь в той же хижине и лежу навзничь на
прохладной циновке, а надо мной склонилось незнакомое лицо.
"Что это было? - мелькнуло у меня в мозгу. - Неужели гипноз?! Здесь, в
заброшенной, первобытной деревушке и гипноз! Невероятно!"
- Ты видишь меня, чужеземец? Ты должен видеть меня и слышать мой голос.
Ты должен понимать мою речь, - услышал я тихие, но внятные слова,
произнесенные на ставшем мне понятным языке, изобиловавшем множеством
гортанных звуков и сочетаний.
Я кивнул головой.
- Меня зовут Гоинли. Я знахарь племени, прямой потомок Великого Буаира.
- Буаира?! Буаира, Спустившегося с Небес?! - воскликнул я, приподняв
голову.
Да, Буаира, - последовал ответ знахаря. Погодите, но я ведь понимаю
вашу речь! Вы что, загипнотизировали меня?
- Я не знаю такого слова, но я повлиял на твои мысли, твой мозг. Ты
понимаешь мою речь. Ты легко поддаешься влиянию. Очень легко. Люди, с
которыми я прожил много лет, тяжело поддаются влиянию. У тебя белая кожа,
белая, как у Буанра. Я никогда раньше не видел такой кожи. Черты твоего лица
мне почему-то ближе, роднее! Почему? - задумчиво сам себя спросил Гоинли. -
Может быть, мы потомки одного Человека, который Спустился с Небес?.. Но
тогда почему я ничего о тебе не знаю? Твои образ, твоя одежда, твои веши
почему-то странно треножат мою душу. Может, ты мой брат! Брат по крови! -
продолжал вслух рассуждать знахарь, затем снова обратился ко мне: - Я буду
опять влиять на тебя. Ты ведь пришел сюда узнать о Буаире? Ты все узнаешь о
нем. Но я должен узнать о тебе, о твоем пароде. Я буду влиять на тебя. Я
узнаю твои мысли. Ты ничего не почувствуешь. Ты будешь, как во сне. Ты мне
все расскажешь, и тогда многое, многое станет ясным и понятным.
И я снова ощутил, как горячая ладонь властно коснулась моего лба, и я
проваливаюсь в несущуюся навстречу бездну.
Когда я снова открыл глаза, то увидел, что по-прежнему лежу на циновке.
Через открытый проем двери поблескивали звезды, и ровный свет бледной луны
струился в неподвижном воздухе, создавая неповторимую игру красок и теней.
Знахарь, скрючившись, сидел в углу, вглядываясь задумчивыми, ничего не
видящими глазами в пламя убогого, сделанного из камня светильника.
Наконец, он оторвался от своих размышлений и приблизился ко мне. Нз
полутьмы сверкнули два глаза, и меня будто снова обожгло пламенем.
- Нет, хватит на меня влиять, - слабо воспротивился я. - У меня и так
голова раскалывается от невыносимой боли.
- Все, что мне надо, я узнал. Ты мне рассказал и я понял. Много понял.
Очень много. Я понял, что есть Другая Жизнь. Совсем другая. Там все иначе.
Мы живем трудно, но мы живем рядом с землей, с лесом, горами, водой. Мы
ближе к ней. И другой жизни нам не надо, хотя я понимаю, что ваша жизнь все
равно придет сюда. Она уже идет. Я слышу шаги этой жизни. И здесь ничего не
будет. Не будет леса. Не будет тишины. Не будет покоя. Умрут животные. Умрут
птицы. Что будет с ними, моими детьми... Я сколько мог защищал племя от
Другой Жизни. Мои предки делали то же самое. Они уводили племя все дальше и
дальше в глубь лесов. Но Другая Жизнь наступает. Вот и ты пришел к нам
издалека. Пришел из Другой Жизни. Пришел узнать правду о Буаире - человеке,
Спустившемся с Небес. Я вижу, ты меня плохо слышишь. Тебе мешает боль
головы. Твоя голова перестанет давать боль.
Гоинли мягко коснулся моих волос и, действительно, острая боль,
гнездившаяся в каждой клеточке мозга, внезапно куда-то ушла, будто
испарилась.
- Боль прошла Леоне?! - почти утвердительно спросил знахарь.
- Да. Но откуда вы узнали мое имя? Насколько помнится, я не говорил,
что меня зовут Леонид.
- Ты мне все сказал, когда я влиял. Теперь тебе надо спать. Долго
спать. Ты делал большой труд. Ты принес миоп; пользы. Я теперь знаю, как
жить дальше.
Он ласково провел руками по моему лицу, и я закрыл глаза.
3
Проснувшись, я увидел, что солнце уже в зените. В центре хижины стоял
Гоинли и в упор смотрел на меня.
- Надо вставать, Леоне. Я отведу тебя в деревню. Ты должен немного там
пожить. Только тогда ты поймешь, что Буаир до сих пор жив. Он живет в наших
сердцах, в наших обычаях, в нашей памяти. Он дал людям Знание. Многое
забыто, но многое осталось. Я - Хранитель Знания, которое принес людям
Буаир.
Деревня была небольшой, десятка три хижин стояли полукругом. Одна
хижина была значительно больше других. Она называлась "мужским домом". Здесь
было что-то вроде клуба, входить в который имели право только мужчины,
достигшие зрелости.
Я бок о бок прожил с аборигенами несколько месяцев. Постепенно узнавал
их привычки, обряды. Многое было непонятным. Гоинли часто приходил мне на
помощь, разъясняя обычаи соплеменников.
День пролетал за днем. Я уже стал тяготиться пребыванием в этой
полупервобытной деревушке. Гоинли, видимо, заметил мое состояние и два дня
спустя пригласил в свой тайный "дворец", куда меня привели в первый день
встречи с аборигенами. Он уселся на помост и жестом указал на место рядом с
собой.
- Я хочу рассказать тебе о Буаире. Теперь время пришло. Если бы я стал
рассказывать раньше, то ты ничего бы не понял в нашей жизни. Сейчас ты жил
среди нас. Спал под одной крышей. Пил с нами воду из одного сосуда. Узнал
наши обычаи, привычки. Теперь слушай. Это было в очень давние времена. Наш
народ жил тогда в больших лесах рядом с высокими горами. В ту ночь началась
страшная буря, которая повалила очень много деревьев. Никто не спал, все со
страхом глядели, как из-за гор подымалось большое пламя и много дыма. Люди
нашего племени жили тогда совсем плохо. Они не умели строить дома, спали на
деревьях, ели коренья, кору, листья. Для охоты у них были только дубинки и
копья, наконечники которых делали из камней. Они не умели добывать огонь.
Часто голодали. Мало кто доживал до возраста зрелости.. Рано утром пришел
ОН. Он пришел, когда над лесом поднялась красивая радуга. Он был одет в
необычную одежду. На голове у него был круглый шар, а тело обтянуто странной
непромокаемой кожей, наверное, какого-то животного. В руках он держал
небольшую короткую палку, испускавшую яркий луч, которым можно сразу
уничтожить дерево, убить животное, разрушить гору. Мужчины племени окружили
Буаира, они хотели защитить женщин и детей от нового врага. Но когда
кто-нибудь подходил к нему ближе и поднимал копье для удара, тот сразу падал
и долго не мог встать. Он даже не поднимал свое оружие. Он только смотрел...
и человек сразу падал. Он очень хорошо умел влиять на людей. Он не хотел
причинить людям зла. Он показал, что он хочет мира и дружбы. Он направил
свою палку на дерево, и оно сразу сгорело. Потом он направил ее на гору, и
гора развалилась на две части. Но Он никогда, никогда не направлял свою
палку на человека. Его прозвали Буаир - Сошедший с Небес. Люди племени
узнали его ближе и полюбили. Он тоже любил людей. Он был очень мудрый. Он
очень много знал, очень много. Он научил людей строить хижины, добывать
огонь, делать оружие, которым можно было убить животное и птицу издалека.
Сначала он научил людей делать лук и стрелы. Потом научил делать оружие,
которое убивало животное или птицу, а затем возвращалось обратно. Вот это
оружие. - И Гоинли протянул мне бумеранг: - Буаир собрал молодых юношей и
детей в большую хижину и стал давать им Знание. Он стал их учить. Он учил
людей размышлять. Он рассказывал о Великом Времени. Рассказывал, показывая
на звезды, что там живут другие люди, не похожие на нас, совсем другие. Он
научил младших уважать стариков. Когда не было Буаира, если рождался больной
ребенок, то его сразу убивали. Оставляли только самых здоровых и крепких
детей. Люди часто голодали и им не нужны были лишние рты. Выживать должны
только сильные дети. Мальчики должны быть хорошими охотниками, а девочки -
хорошими женами. Буаир научил людей милосердию. С тех пор любого, пусть даже
очень больного ребенка бережно носят в корыте, долго кормят материнским
молоком. А когда он подрастает, за ним ухаживают старшие братья или сестры.
Он научил уважать женщин. Научил женщин готовить вкусную пищу. Буаир умел
делать чудеса. Если охота была плохой, то он доставал свою палку и убивал
животных, не нанося им ран. Сошедший с Небес никогда не пользовался своим
правом, правом сильнейшего. Он взял в жены дочь вождя племени, но пищу брал
только для семьи. Сам Буаир обычной пищи не ел. Чем и как он питался, не
знал никто, даже его жена. У Буаира родился сын. Это был мальчик с
совершенно белой кожей. Его жена сразу после этого умерла. Буаир умел
лечить, научил этому людей, но он не сумел спасти свою жену. Ему предложили
в жены другую девушку, но он отказался, сказав, что Сошедшие с Неба не могут
иметь детей, потому что их жены всегда после рождения ребенка будут умирать.
Буаир видел людей и животных насквозь. Он научил людей распознавать
внутренние органы. Своему сыну Буаир дал большое Знание. Его сын стал Первым
Знахарем племени нариуери. Это был мой предок - Великий Знахарь Биамбар!
Биамбар был мало похож на отпа, но у обоих была белая, совсем белая кожа,
такая, как у тебя, только еще белее. Однажды Буаир собрал всех мужчин
племени и объявил, что уходит. Уходит, оставляя своего сына. Сошедший с Неба
запретил старейшинам выбирать вождей из его потомков. Они должны быть
Знахарями, сказал он, только Знахарями! Его потомки должны передавать из
поколения в поколение Знание, которое он оставил своему сыну. Много тайн
оставил сыну Буаир. Но каждый отец, передавая Знание и тайны сыну, не все
успевал передать... Многое забывалось. С тех пор прошло бесконечно много
лун. Сменилось много поколений, и я, последний из потомков Буаира, совсем
мало знаю, совсем мало умею. Хотя я умею влиять, я читаю мысли людей, когда
они размышляют, умею лечить от многих болезней. Я вижу внутренности
человека, плохо, но вижу. Вот у тебя, здесь, я вижу маленькое темное пятно,
- и он ткнул пальцем в мой живот.
"А ведь у меня, действительно, именно в этом месте была язва
двенадцатиперстной кишки, правда, сейчас о"а зарубцевалась. Ему бы
рентгенологом работать - никакой эндоскопии не потребуется", - подумал я.
- Все племя упрашивало Буаира остаться, но он объяснил, что больше не
может здесь жить. Он не разрешил провожать его. Он надел свою одежду, в
которой первый раз появился среди людей, и пошел к одинокой горной вершине.
Неожиданно раздался сильный грохот, шум, вспыхнуло пламя, и начавшаяся
страшная буря потрясла все вокруг. Деревья ломались, как тоненькие ветки,
много кустов было с корнем выдрано из земли. Погибло много животных и птиц.
Племя стало голодать. Люди не знали, что делать, как поступить. Тогда
Биамбар, сын Буаира, сказал, что знает, где найти пищу. Он взял жену и повел
ее на ту вершину, где исчез Буаир. Привел в глубокую большую пещеру и
показал на стоявшее там что-то похожее на развесистое дерево, на котором не
было ни одного листа. Он стал забираться на него, по в этот момент раздался
ужасный грохот, и вспыхнувшее пламя поглотило Биамбара. Так исчез сын
небесного человека, а его жена несколько дней голодная просидела около горы,
ожидая мужа. Когда она уже почти умирала от голода и жажды, то снова
услышала большой шум и увидела около себя Биамбара с корзинами, наполненными
неизвестной пищей. Она жадно набросилась на еду, но стоило ей откусить
только маленький кусочек и проглотить его, как тут же насытилась. Этой пищи
надолго хватило племени. А когда ее не стало, Биамбар повел людей на юг. С
тех пор народ нариуери в поисках пищи сменил много мест, пока кто-то не
привел племя сюда, на последнюю стоянку. Я и эта деревня - вот и все, что
осталось от некогда могущественного и многочисленного народа.
- Что вы мне рассказали, безусловно интересно, но это всего голый миф,
легенда, а нужны доказательства существования Буаира.
- Что такое доказательства? - недовольно спросил Гоинли.
- Ну, какие-то вещи, предметы, рисунки. Хотя бы что-нибудь.
- Ты мне не веришь, не веришь Гоинли? - вскочил разъяренный знахарь. -
А это? - он показал на бумеранг. - А это? - он извлек из угла сплетенный из
травы и листьев странный наряд и облачился в него.
Наряд чем-то напоминал скафандр. В неуклюжем травянистом комбинезоне с
круглым, надевающимся на голову шаром, с прорезями для глаз и с торчащими из
него двумя, словно антенны, перьями, Гоинли здорово походил на космонавта.
Учитывая, что аборигены ходят почти голыми, не считая набедренных
повязок, эта экзотическая одежда производила сильное впечатление.
-- Тебе мало этого, мало?! - уже кричал разошедшийся туземец.
Видимо, мое недоверие вызвало у него приступ дикой ярости. Признаться,
я не ожидал такой реакции.
Между прочим, аборигены никогда не врут, но я специально затеял этот
спектакль, так как знал наверняка, что у него должны быть более серьезные
доказательства существования небесного человека.
Заметив, что я по-прежнему настроен скептически. Гоинли вылез из
неуклюжей одежды и, устало махнув рукой, произнес:
- Хорошо, ты получишь доказательства. Пусть я нарушу табу, но ты их
получишь. Еще никто из людей не видел этого. Только знахари под страшной
клятвой передают это друг другу. Ты будешь держать это в своих руках, но
больше никогда его не увидишь. Я уже стар. И у меня нет детей. Мне некому
передать это. Мне некому оставить знания... да и зачем, - добавил он,
отвернувшись, чтобы я не видел блестящую капельку слезы, выкатившуюся из
уголка глаза. - Пойдем со мной.
4
ОкоЛо двух часов он вел меня через непролазные чащобы" пока мы не
добрались до небольшого нагорья.
Редкий сухой кустарник да множество валунов чуть освежали открывшуюся
передо мной картину голых неприветливых скал.
Обратив внимание на мое недоумение, Гоинли сказал:
- Скоро придем. Уже близко.
Через несколько минут сквозь маленькую расщелину мы проникли в большую,
довольно светлую пещеру.
Далеко вверху виднелось отверстие с рваными краями, через которое
солнечные лучи проникали в грот, созданный природой.
- Смотри, - торжествующе сказал знахарь и указал на несметное
количество наскальных росписей.
То, что я увидел, потрясло мое воображение. Здесь были поистине шедевры
изобразительного искусства.
На стенах пещеры выделялись цветные рисунки повседневной жизни, сценки
охоты за животными, предметы домашнего обихода.
Особенно много было нарисовано птиц, змей, различного рода орнаментов.
Отдельно выделялась нарисованная белой краской голова мужчины с
резкими, ярко выраженными чертами лица. Огромный, скошенный назад лоб, с
большими в пол-лица глазами и непомерно крошечным ртом с еле заметной тонкой
ниточкой губ.
- Кто здесь нарисован? - спросил я, останавливаясь у загадочного
портрета с такими выразительными, всевидящими глазами.
- Спустившийся с Неба, - коротко ответил Гоинли.
- Неужели Буаир? - недоверчиво переспросил я.
- Да, Буаир!
Вокруг портрета виднелось множество рисунков ритуального характера,
различных церемониальных предметов и... бесчисленное количество картинок,
изображавших внутренние органы человека и животных. Причем это были самые
настоящие рентгеновские снимки. Да, именно рентгеновские! Совершенно четко в
натуральную величину изображены сердце, легкие, желудок, пищевод. Короче
говоря, хоть я и не очень здорово разбираюсь в анатомии, но кое-что помню и
на этих рисунках не обнаружил ни одной ошибки! Все было мастерски, тщательно
выписано. Каждая деталь, каждый изгиб. Они вполне могли служить наглядным
пособием для изучения желудочно-кишечного тракта. Невероятно!
- Вы так ясно видите внутренности человека? - я не удержался от
неуместного вопроса.
- Да, - коротко отрубил Гоинли. - Но так видят только знахари - прямые
потомки Буаира.
- А здесь есть ваши рисунки?
- Вот они, - и Гоинли ткнул пальнем в несколько изображений
человеческого сердца и печени.
Непостижимо!
И это люди "каменного века"?!
Пока я приходил в себя, Гоинли направился в угол пещеры и принялся
что-то выкапывать. Вскоре он подошел ко мне и протянул сделанный из матового
серебристо-белого металла какой-то предмет.
Я взял его в руки и принялся тщательно рассматривать. Не вызывало
никаких сомнений неземное происхождение предмета. Короткая трубка с
многочисленными кнопками, рычажками, пролежавшая в земле не один десяток
лет, блестела, как новая. Тщательно отполированная рукоятка удобно ложилась
в ладонь,
- Что вы мне принесли?
- Я принес это.
- Что именно?
- Это было в руках у Буаира, когда он Спустился с Небес. Он оставил это
своему сыну. Он сказал, что это надо хранить до тех пор, пока он не
вернется. Каждый знахарь передавал это своему сыну до тех пор, пока мой отец
не передал мне. Знахари передают это только когда находятся одни. Буаир
сказал, что никто и никогда не должен знать, что у нас есть это. Большая
беда будет, если оно попадет в другие руки. Ты единственный человек, который
видел это. В нем заключена Великая Сила. Дай, я спрячу снова, - и он
протянул руку.
Необъяснимое чувство мальчишеского озорства и любопытства настолько
овладело мной, что, не удержавшись, я нажал одну из многочисленных кнопок.
Через мгновение из трубки вырвался ослепительный луч, и противоположная
стена вспыхнула, объятая ярким пламенем.
Раздался страшный грохот, и я от сильного удара по голове потерял
сознание.
Когда я открыл глаза, то увидел, что лежу на обломке скалы,
полузасыпанный землей.
Надо мной вместо мрачных сводов сиял желтый солнечный шар.
Рядом со мной никого не было: Гопнли и трубка исчезли...
В борьбе с "Криком"
1
С тех пор, как Гарри Плетер, один из богатейших людей планеты, вошел в
состав Совета Интнаркопола, а вскоре стал его Президентом, дела нашей
"фирмы" пошли совсем плохо.
В связи с резким ростом преступности в мире, связанной с наркотиками,
от Интерпола вначале отделилось подразделение, которое занималось только
борьбой с этим, не знающим границ зловещим зельем.
Вначале создали Международный центр по борьбе с наркоманией, а затем
кому-то пришла в голову "блестящая" мысль создать Совет, который бы и
руководил новой организацией - Интернациональной комиссией по борьбе с
наркотиками.
Мне что, я человек маленький. Пятнадцать лет своей жизни я отдал борьбе
с наркотиками в Интерполе.
Ну, привели меня в этот Центр. Поменяли "крышу". А дела-то не
улучшились. Миллионы людей идут на любые преступления, забираются в чужие
квартиры, угоняют автомобили, грабят и убивают лишь для того, чтобы добыть
себе очередную дозу, вколоть ее в вену и забыться в десятиминутном "кайфе".
Господи, сколько же таких искалеченных судеб навидался я на своем веку!
Когда перед глазами - мертвое тело совсем молодого парня или девушки с
изуродованными, рваными венами, вывернутыми суставами, изъязвленной кожей,
покрытой страшными следами иголок, то такая ненависть охватывает и хочется
выть от злости, что какая-то падаль положила себе в карман очередной миллион
за продажу ампул "белой смерти".
Что может быть чудовищнее, отвратительнее, когда эти недочеловеки жадно
пересчитывают сотни, тысячи долларовых купюр, наживаясь на несчастных
жертвах, готовых пойти на все, чтобы не болело тело, чтобы не ломала его
дикая, невыносимая боль, чтобы не выкручивало, не выворачивало суставы,
чтобы обмануть свой организм, усыпить его очередной порцией отравы.
Ну а с тех пор, как Плетер стал одним из заправил Интнаркопола, наши и
так не блестящие дела совсем стали никуда.
Только мы наметим очередную секретную операцию по обезвреживанию
какого-либо короля наркобизнеса, как она тут же проваливается.
Казалось, все подготовлено, учтена каждая деталь, тщательно продумана и
заранее проиграна любая мелочь, вплоть до одежды и экипировки каждого члена
группы захвата, и все рушится.
Главный преступник, как будто кто-то его предупредил, ускользает.
Ускользает, как вода между пальцев, а в наше сито попадается всякая мелкая
рыбешка... Посредники, торговцы с парой ампул 'за пазухой да покупатели и
клиенты.
Ну кому, кому можно сказать о своих сомнениях и догадках? Разве что
одному из приятелей, да и то, когда для разрядки хлебнешь порцию-другую
виски.
Когда мы работали в Интерполе, наши дела шли куда успешнее. Не без
нашей помощи в свое время схватили некоторых "крестных отцов" наркомафии в
Италии, Азии, Южной Америке да и у нас, в Штатах.
А пошли у нас провал за провалом с тех пор, как появился на свет новый
наркотик- криктон.
Вначале никто не придавал ему значения. Какая разница - героин, кокаин,
крэк или еще какая-нибудь гадость.
Любое из этих веществ ведет к смерти.
Как правило, от первой дозы до последней, роковой, проходит не больше
восьми - десяти лет, а чаще и значительно меньше.
Этот криктон кем-то настойчиво рекламировался как исключительно
дешевый, растительного происхождения обезболивающий препарат, "мягкий" и не
вызывающий "привыкания".
И действительно, на первых порах он даже показался панацеей от всех
бед.
В ряде наркологических центров были получены положительные результаты
при лечении больных наркоманов с использованием криктона.
После этого телевидение и пресса развернулись вовсю: "Криктон -
спаситель Человечества от наркомании!", "Патентованное средство от "белой
смерти!", "Конец героину!"
Началось повальное увлечение криптоном.
Стали его продавать во всех аптеках и даже киосках в неограниченных
количествах.
Пара-другая лишних долларов найдется у каждого!
Однако всеобщее отрезвление началось довольно быстро.
Вскоре это так называемое "облегченное" наркотическое вещество стали
употреблять в утяжеленных дозах да еще и с добавками. Кроме того, оказалось,
что привыкание к крик-тону наступает не сразу, а спустя год, полтора и
отделаться от пристрастия к нему уже практически невозможно. Эта проклятая
штука настолько впивается в плоть и кровь, что ее оттуда не выцарапать
никакими лечебными препаратами.
Человек становился рабом криктона. Не зря его прозвали "криком".
Это был настоящий крик - крик души!
Крик тела!
Крик плоти!
Стоило наркоману пропустить один день и не покурить или не вколоть себе
очередную дозу криктона, начиналась такая ломка, что и не снилось тем, кто
продолжал пользоваться героином, кокаином и другими препаратами.
Тело криктониста охватывала мучительная боль, он не стонал, а выл от
нее. Жертва вертелась, изгибалась, крутилась на месте, как волчок.
Человек орал, словно зарезанный, до крови кусал, грыз руки, доставал
зубами даже пальцы ног.
Это было ужасное, невыносимое зрелище.
За ампулу "крика" он был готов продать и заложить душу дьяволу, но
стоило только вколоть ее, как через пять-десять минут появлялась жажда новой
порции...
Плоть требовала только "крик" - героин и кокаин уже не помогали.
А кто-то, невидимый, умело регулируя рынком сбыта, внезапно прекратил
доступ "товара"
Цены резко взлетели...
Вот тогда кривая преступности рванула вверх.
Правительства многих стран объявили "крик" врагом нации.
Но было поздно...
Перед десятитысячным аппаратом Интнаркопола была поставлена задача
найти источники поступления криктона, пути его распространения и перекрыть
их, захватив и обезвредив всю цепочку. А самое главное - нужно было
добраться до того, кто стоял на вершине "пирамиды".
Того, кто, спрятавшись где-то в дебрях Чикаго, Нью-Йорка или другого
города, умело дергая за ниточки, через подставных лиц забрасывал улицы и
перекрестки этим ядовитым зельем.
Найти этого "малого" оказалось самым трудным и безнадежным делом.
А когда у меня, Рональда Вентора, инспектора Интнаркопола, с появлением
нового шефа, одна за другой стали проваливаться блестяще задуманные
операции, тут поневоле было над чем задуматься: как-никак пятнадцать лет
службы в Интерполе кое-чему меня научили, тем более начальство называло меня
"парнем с мозгами", и я, кажется, не возражал против этого.
Вот тогда-то и появились у меня некоторые сомнения, которые и следовало
бы проверить. Частью из них я поделился со своим другом Джерри Таммом,
Джерри, здоровенный черноволосый верзила, с огромными кулачищами с
голову двухлетнего ребенка, даже подпрыгнул на своем стуле, когда я выложил
ему все, что думаю по поводу Гарри Плетера.
- Ты что, чокнулся? - зарокотал он своим трубным басом. - Не вздумай
еще кому-нибудь вякнуть. Если Гарри узнает, то он тебя где угодно достанет и
раздавит одним пальцем, как таракана.
Затем задумался и пробормотал:
- А может, ты и прав, старина. Что-то тут есть. Не зря в последнее
время мы нахватали столько шишек. А что если копнуть поглубже в его досье?
Глядишь, и выловим какую-нибудь ниточку.
- Тут не ниточка нужна, а целый канат. Его голыми пальчиками не
возьмешь. Этот старый лис не случайно возглавил Совет нашей фирмы. Со всех
сторон прикрылся. Без разрешения самого высокого начальства его не взять
"под колпак". А без этого, сам понимаешь, нам его не зацепить, - возразил я.
- Да, пожалуй, не зацепить, - согласился Джерри. Но ты, Ронни, не
темни. Я знаю тебя не первый год. Если бы у тебя на него ничего не было, ты
не стал бы затевать эту игру. Выкладывай, все выкладывай, что есть в твои
багажнике.
- О'кей!
Я, действительно, покопался в "требухе" Плетера и кое-что там накопал.
2
Гарри Плетер сделал головокружительную карьеру в деловом бизнесе с
появлением лакрола.
Изобретение этого чудо-полимера на исходе XX века, которое Плетер
приписал себе, совершило подлинную революцию в медицине, технологии
производства роботов да и вообще практически во всех областях науки и
техники.
Лакрол - совершенно необычный материал, исключительно упругий и
шелковисто-гладкий наощупь.
Ему можно придавать любую конфигурацию, его можно выращивать до любых
форм и размеров. Это был буквально незаменимый материал для изготовления
человекоподобных .роботов.
Он прекрасно приживлялся к человеческому телу и мгновенно реагировал на
любое мышечное или мысленное движение.
Лакрол с успехом мог заменить любую человеческую конечность, потерянную
вследствие увечья. Ноги и руки из лакрола ничем не отличались от настоящих,
разве что на них не было волосяного покрова.
Большая часть внутренних органов человека тоже с успехом поддавалась
замене лакроловыми.
Несмотря на его бешеную стоимость, модницы-женщины стремились завести
себе лакроловые грудь и бедра.
Благодаря тому, что коже из лакрола можно было придавать любой оттенок,
а белый цвет, как известно, из моды не выходил никогда, то богатые негры и
мулаты вживляли себе лакроловую кожу и с успехом щеголяли в ней, соревнуясь
с натуральными блондинками и белоснежными, сделанными из лакрола роботами.
Фирма "Лакрол и К°", организованная Гарри Плетером, взяла монополию на
изготовление человекообразных роботов-лакроробов.
Лакророба практически было очень трудно отличить от человека, разве что
первые, как все роботы, не нуждались в питье и пище, а вместо серого
вещества у них в черепных лакроловых коробках сидели изящно выполненные в
виде двух полушарий универсальные компьютеры.
Представьте себе, как вышагивает, призывно покачивая бедрами, с
размалеванными глазами и губами этакая белотелая красавица, а ты идешь сзади
и думаешь, а не подсовывают ли тебе "пустышку" из лакрола.
Действительно, какие чувства могут быть у сделанной по всем законам
робототехники лакроловой женщины? Разве такие же искусственные, как и она
сама.
Однако многие попадались на эту удочку и даже женились на
лакроробках... Правда, слава богу, их пока не научили плодить детей, а то
человечество просто осталось бы за бортом Истории.
Ведь лакроробы оказались значительно умнее. Они не знали усталости,
болезней, не поддавались никаким эмоциям, были незаменимыми служащими,
секретаршами, продавцами, парикмахерами. Да мало ли где можно было
использовать их как рабочую силу!
Единственное, что могло смутить владельца любой фирмы, так это
чудовищная сумма, которую необходимо было выложить за право приобретения
этого человекообразного существа. Собственно, только это и отпугивало
клиентов со средним достатком,
Что касается крупнейших компаний, то чуть ли не каждый президент и
вице-президент позволяли себе роскошь иметь одну, а то и двух хорошеньких
лакроловых секретарш.
За короткий срок Гарри Плетер, благодаря лакроробам, настолько
разбогател, что стал одним из богатейших людей мира, а войдя в состав членов
Совета Интнаркопола, был практически недосягаемым для Закона.
Но грешки за ним водились, и немало. Кое-что мне действительно удалось
раскопать.
Во-первых, изобретателем лакрола был не он, а его брат-близнец,
которого он держал как сумасшедшего где-то в Техасе, на одном из своих
многочисленных ранчо.
Мне пришлось изрядно попотеть, чтобы встретиться с одноклассниками,
сокурсниками и друзьями Гарри Плетера.
Гарри с детства отличался неусидчивостью и неимоверной ленью, зато был
крайне хитер и изворотлив.
В отличие от Джо, своего брата-близнеца, который жадно грыз гранит
науки, Гарри все свободное время проводил на скачках и у игральных
автоматов.
Пользуясь своим необычайным сходством с братом, Гарри успешно закончил
школу и поступил в Мичиганский университет.
Джо приходилось "отдуваться" за обоих. Он то успешно сдавал экзамены за
себя, то потом с таким же успехом за брата.
У кого по-настоящему варил "котелок", так это у Джо. Он еще в
университете опубликовал несколько интересных работ по технологии
изготовления полимеров, по селекции растений, и профессора прочили ему
блестящую будущность.
По крайней мере доктор Ли Лоуренс утверждал, что Джо - будущий лауреат
Нобелевской премии.
После окончания университета Джо неожиданно исчез, а спустя некоторое
время Гарри объявил его сумасшедшим, представил необходимые документы и стал
единоличным владельцем солидной компании по продаже автомобилей, которая
досталась братьям в наследство от внезапно скончавшегося в расцвете сил
отца.
Вскоре Гарри получил всеобщее признание как изобретатель лакрола и
основал свою теперь известную всему миру фирму "Лакрол и К[о]".
У меня не нашлось пока достаточно веских документов, но имелось
множество косвенных улик, что именно Гарри Плетер как никто другой причастен
к афере с криктоном.
Больше того, один из торговцев "криком", которого удалось "взять за
горло", проболтался, что чуть ли не единоличным поставщиком криктона
является тайное ранчо Плетера, расположенное где-то в Скалистых Горах.
Правда, вскоре он от своих слов отказался, а его самого и жену с двумя
детьми нашли с перерезанным горлом.
Кстати говоря, всех, кто тем или иным образом касался криктона и по
неосторожности или недомыслию болтал лишнее, на утро находили с перерезанным
горлом...
3
Долго сидел Джерри, оглушенный моим рассказом, переваривал услышанное и
делал свои выводы.
Я давно знал этого простого и честного парня. Он долго соображает, но
зато если во что-нибудь вцепится, то не отвяжется, пока не дойдет до конца.
Наконец, он сказал:
- Серьезное дело ты затеял, Рон.. Очень серьезное. Но что бы ни было, я
- с тобой. Будь что будет. Рисковать так рисковать.
- Спасибо, старина, честно говоря, я другого ответа и не ждал. Нельзя
допустить, чтобы эта падаль калечила миллионы людей. Я задумал одну
операцию. О ней будут знать только двое -- ты и я. Остальным детективам
сообщим за двадцать минут до начала.
- Том, я примерно догадываюсь, что ты задумал. Ты хочешь сцапать
бизнесмена с ампулами "крика" в кармане, расколоть его, затем выйти на
хозяина. Не так ли?
- В общем так, но есть ряд соображений. О них я бы хотел с тобой
посоветоваться.
- Валяй.
- Если операция пройдет удачно, и даже если бизнесмен расколется, то па
хозяина нам не выйти. Я уверен, между ними не менее двух-трех "пешек". А
стоит Плетеру что-либо почуять, то нам крышка. С ним надо вести более тонкую
игру. Ему надо подсунуть "наживку". Нашу "наживку". Правда, дело опасное, но
игра стоит свеч. Тут надо сыграть так, чтоб комар носа не подточил. С Гарри
шутки плохи. Есть у меня на примете один парень из наших, его зовут Том
Кер-вп. Ты его должен знать. Он был в группе захвата, и одна из "пешек"
огрызнулась и прошила вдоль и поперек тело Тома автоматными очередями,
превратив его в решето. Около года Том лежал в госпитале. Подлатали его там.
Да что там подлатали! Парень месяц был в состоянии клинической смерти.
Вытащили его, с того света вытащили. Заменили руки-ноги на лакроловые. Хотя
что говорить о конечностях. Заменили все, что было можно. У него мозги да
еще кое-что осталось свое, а остальное - искусственное. Так что считай,
наполовину он лакророб. С тех пор он на эту шайку имеет "большой зуб".
- Да, я знаю этого парня... Кремень! Но что ты все-таки предлагаешь?
- В общем-то ничего особенного. Во время операции захвата кто-то из
нас, допустим, я сам, угостит бизнесмена свинцовой примочкой. Том под видом
лакророба - "чистилыцика" поможет ему спастись. Бизнесмену придется вывести
его на один из тайных притонов, ну, а остальное - дело техники и мозгов
Керви. Ему надо будет произвести впечатление на маленького босса, а от него
выйти на хозяина и попытаться расколоть один из каналов поступления
криктона. Я абсолютно уверен, что в конце концов эта ниточка приведет к
Гарри.
- Сколько у него шансов?
- Думаю, фифти-фифти.
- Маловато!
- К сожалению, да. Но я не дам и цента за его голову, если он где-то
проколется. Там парни ушлые, стоит им узнать, что он выдает себя за
лакророба, ему просто-напросто пробуравят череп и перережут глотку.
- Да... перспектива! А ты уже говорил с ним?
- Пока нет. Но уверен, он согласится.
- О'кей! Когда операция?
- Послезавтра. В двенадцать. Летучку проводим в 11.20, в моей конторе,
Оттуда двадцать минут до того сквера, где я наметил операцию.
4
Следующий день и всю ночь я разрабатывал детальный план операции и
прорабатывал с Томом Керви его "легенду".
Как я и предполагал, Том согласился на мое предложение без колебаний.
Мы решили, что Том будет играть роль лакророба-"чистилыцика",
запрограммированного на спасение криктонистов от "копов", как презрительно
именовали наркоманы полицейских детективов.
В случае удачи ему надо будет выдержать не менее трех дней без воды и
пищи.
Наверняка за ним будут первое время следить особенно тщательно и, стоит
ему сделать хоть глоток воды, обман сразу раскроется: с каких это пор
лакроробы пьют воду?.. Тогда беды не миновать. Однако Том заверил меня, что
выдержит и четыре дня.
- А если будут тестировать? Учти, лакроробы соображают быстрее. У них в
черепушках не серое вещество, а электронные машины.
- Все будет о'кей, шеф! Не беспокойся. На всякий случай буду держать в
кармане миникомпьютер.
После бессонной ночи я залпом выпил три чашки черного кофе без сахара и
направился на Десятую авеню, где находилось наше Управление.
Поднялся на третий этаж в свой кабинет и включил телевизор.
Камеры скрытого наблюдения достаточно ясно демонстрировали толпу
прохожих, среди которых виднелись хорошо примелькавшиеся физиономии
продавцов "товара", потрепанные, изможденные лица покупателей, а также
наглая сытая морда бизнесмена, которого я давно присмотрел, и нацелил на
него Тома.
В 11.20 я вошел в комнату. Все детективы сидели на своих местах. Не
было только Тома. Мы с ним уговорились, что он подойдет к скверу ровно в 12,
изображая из себя случайно проходящего лакророба.
Я подошел к доске и мелом стал чертить план операции.
Парни слушали внимательно. Дело было серьезное. Практически каждый
продавец, не говоря о бизнесмене, носил под курткой или прятал под рубахой
"пушку", а то и короткоствольный автомат.
Через 17 минут, окончив инструктаж, я дал команду "по машинам!". За
руль моего автомобиля, на котором предварительно заменили номер, сел Джерри.
Он уверенно и изящно лавировал в потоке машин, и в 11.59 мы были в двух
шагах от сквера.
Еще издалека я увидел ухмыляющуюся рожу "бизнесмена". Он, не чувствуя
опасности, бесцеремонно передавал очередной пакет в руки торговцу.
12.00...
Напряжение нарастало до предела. Кажется, даже воздух в машине стал
вязким и тягучим, как вата.
Нервы и мышцы напряглись и сконцентрировались, готовые в любой момент
отреагировать на изменение ситуации...
Еще мгновение, и мои парни рванулись в толпу...
В этот момент все решали десятые, сотые доли секунды!..
Четверо из них схватили "бизнесмена", остальные накинулись на
торговцев, поставив их лицом к стене соседнего дома, обыскивая и тут же
защелкивая наручники...
Из-за угла появился Том...
В это время группа каких-то хулиганов, скорее всего охранников
"бизнесмена", сорвалась с места и бросилась ни полицейских.
Один из них выстрелом в спину убил или ранил одного из детективов,
схвативших бизнесмена.
Джерри рывком бросил "Крайслер" вперед.
Меня откинуло назад, на спинку сиденья.
На бешеной скорости мы ворвались в толпу. Влево, вправо, визг тормозов,
и Джерри остановил машину рядом с "бизнесменом".
Лакророб-Том подбежал и расшвырял по сторонам агентов, надевающих на
"бизнесмена" стальные браслеты.
Я выхватил свой мощный "Смит и Вессон" и аккуратно, одну за одной
всадил в левую ногу "бизнесмена" две пули подряд.
Тот завыл, заорал от боли и, схватившись за ногу, стал оседать.
Том подхватил его за плечи и поволок в сторону. Теперь дело за Джерри,
надо помочь Тому уйти вместе с "бизнесменом". Он ворвался в толпу, сделал
вид, что стреляет в Керви, тащившего на себе полубезжизненное тело раненого.
Джерри, разумеется, промахнулся. Это он-то, чемпион Управления по
стрельбе!
Все дело чуть не испортила случайность.
Проезжавший мимо патрульный полицейский вмешался в драку и, мертвой
хваткой вцепившись в Тома, пытался его остановить. Керви, ударив патрульного
ногой в пах, вырвался, а Джерри, размахивая своим кольтом, "случайно"
прикрыл своими широченными плечами Тома и "бизнесмена".
Одна из неизвестно кем выпущенных пуль все-таки достала Джерри, и он
упал.
Мои парни подхватили его, тем временем толпа загородила Тома, и он
исчез из моего поля зрения.
Я выскочил из машины и бросился к Джерри, надо было выяснить, насколько
серьезно он ранен.
Я попытался расстегнуть куртку, но он остановил мою руку и одними
губами прошептал:
- Смотри за Томом. Я в порядке... Пустяковая царапина.
Приподнявшись с колен, я увидел, что у стены стояли трое торговцев с
уже надетыми наручниками. Возле них корчился схватившийся за живот охранник.
Томя не было видно. Нигде! Ни его, ни "бизнесмена" как не бывало! Как
будто они за эти несколько секунд испарились...
Я выскочил из толпы и увидел лежащего на земле с перерезанным горлом
моего секретного агента, который должен был незаметно следить, а в случае
необходимости прикрыть Тома.
Подоспевшие полицейские оттеснили зрителей и участников этой кровавой
бойни.
Мы потеряли трех товарищей, а я своего лучшего друга Джерри Тамма. Не
приходя в сознание, он скончался в госпитале.
Сколько буду жить, всегда буду считать себя виновным в его гибели. Я
втравил его в эту историю.
А ведь операцию спас Джерри! Он подставился под пулю одного из
охранников, в задачу которого, видимо, входило в случае необходимости убрать
"бизнесмена".
Все это выяснилось после прокручивания всего, что было снято скрытыми
камерами. Этот охранник торчал за кустами и начал стрелять именно в
"бизнесмена", когда того ранили.
5
Прошло два месяца. От Тома не было никаких известий. Я уже потерял
надежду на его благополучное возвращение.
Однажды вечером я сидел у себя в кабинете, ломал голову, как мне
все-таки добраться до Гарри Плетера, когда услышал визг тормозов.
Я выглянул в окно... Из распахнувшейся дверцы "мерседеса" на дорогу
медленно вываливалось тело Тома.
Не помню, как я очутился на улице.
Дав задание полицейским убрать подальше уже успевших скопиться вокруг
машины зевак, я бережно приподнял окровавленную голову Тома и уложил его на
заднее сиденье.
- Добрался!.. Я все-таки добрался! - шептал он пересохшими губами. - У
меня пятеро последних суток не было во рту ни капли. Я держался сколько мог.
Но они меня "вычислили". Они долго следили и, когда я думал, что они
отстали, потянулся к стакану с водой. Меня взяли... Чудом мне удалось
вырваться! За мной погоня... Но я смог... Я выполнил твое задание, Рон... Он
у нас в руках... Здесь микропленка, - он показал на правый ботинок. - Он,
Гарри Плетер... производитель криктона! Он убийца миллионов людей! Он убийца
своего отца! Он не выпускает своего родного брата, объявив его сумасшедшим!
Он присвоил себе изобретенный братом лакрол! Он, Гарри Плетер, заставляет
своего брата за кусок хлеба и глоток воды трудиться на него. Он
эксплуатирует его мозги! Он заставил его вырастить и создать новый вид
наркотиков, который назвал криктоном. У Гарри Плетера на ранчо в Скалистых
Горах целая сеть подземных плантаций "крика". Я говорил с его братом, я
записал все на пленку, там адрес ранчо... Он у нас в руках... Скорее, Рон,
скорее...
Он захлебнулся, из горла ручьем хлынула алая горячая кровь. Том
дернулся и затих... затих навсегда.
Так в борьбе с "криком" погиб Том Керви, первый человек, сумевший
сыграть роль робота.
Уважаемые читатели!
в 1989 году в издательстве "Прометей" вышли в свет сборники фантастики
Э. Малышева:
"Марсианская мадонна",
"Потомок динозавров",
"Охотник за кальмарами",
фантастическая эпопея
"Властелины Галактики", кн. 1,
"Людоедки Я рты", кн. II.
В ближайшее время готовится к выпуску сборник фантастики:
"Трагедия Атлантиды",
продолжение фантастической эпопеи
"Загадка Оринфэры", кн. III.
В 1990 г. в серии "Фантастика"
будет издано еще девять книг Э. Малышева.
Следите за рекламой!
Популярность: 1, Last-modified: Sun, 29 Jul 2001 16:55:46 GmT