---------------------------------------------------------------
     © Copyright Владимир Покровский
     Email: pokrovsky(a)rinet.ru
     Date: 21 Feb 2006
---------------------------------------------------------------


     Федор  Трентиньянов был  человеком  нелюдимым и  всему остальному свету
предпочитал  собственное  общество.  Поэтому,  поднакопив  денег,  он  решил
заказать тридэ-копию самого себя.  В фирму,  изготавливающую лицензированных
тридэ, он  не  пошел  -  во-первых, дорого, а  во-вторых,  сами  знаете этих
конвейерных  уродцев, которых нам так рекламируют  по телевизору.  Сходство,
конечно, фотографическое,  а вот с внутренней сущностью  дела плохи. Сбагрят
тебе черт знает кого, да еще  кучу бумаг  подписать заставят - то не  делай,
туда  не ставь,  ругайся с ним только  по делу, и уж ни в коем случае,  чтоб
использовать в коммерческих целях. Нет, Федору нужна была точная  копия, без
каких  бы  то   ни  было  обязательств,   и  поэтому  он  пошел  к  частному
тридэ-мастеру, каковой в нашем городишке находился  в  единственном  числе в
маленьком домишке по Зеленой улице. Звали его, скажем, Степан.
     Мастер  очень  обрадовался  заказу.  Ему  надоело создавать  утраченных
возлюбленных,  усопших родственников и домашних животных по плохо  сделанным
фотографиям и любительским клипам, восстанавливать их характеры по сбивчивым
и  малодостоверным описаниям  клиентов, а  потом еще и выслушивать жалобы на
плохое сходство. А здесь тебе  и точный образец, и внутреннюю сущность можно
скопировать по максимуму.
     На  заказе  Федора  Степан  решил  продемонстрировать  миру  все   свое
мастерство.  Он настолько  извел своего нового клиента  всякими  тестами  и,
прямо скажем, непозволительными расспросами, что тот уже пожалел тысячу раз,
что связался с этим копированием. Заняло  месяц, а под  конец Степан спросил
Федора, чего тот желает - чтобы  тридэ был действительно  точной копией  или
как можно более точной копией того, что Федор сам думает о себе.
     Нелюдимость  не сделала Федора совсем уже  дураком, поэтому он  подумал
предварительно и сказал:
     - Делай точную.
     Тридэ  получился  совершенно  замечательным, Степан даже  пританцовывал
глядя. Федор тоже неудовольствия не выразил. И в первые дни общения со своим
новым  голографическим другом он  испытывал  даже что-то  наподобие счастья.
Радостно  глядя   друг   на  друга,   они  в  унисон  клеймили  антинародное
правительство,  цены  на водку,  всенародный  бандитизм  и,  соответственно,
падение нравов, осуждали Америку и  время  от  времени спорили (спорили!)  о
сравнительных  качествах  диссектора  и суперортикона  (типах  телевизионных
трубок). Тридэ, к  явному  неудовольствию Федора, проявил большие познания о
предмете, но тонкостей не знал, потому спор шел с переменным успехом.
     Но очень скоро приятели друг другу надоели, причем настолько, что Федор
просто  взял и выключил свою копию,  заметьте,  с  помощью топора. Правда, к
убийству дело не  привело, ибо  тридэ  Федора (по имени  Федор)  был человек
предусмотрительный  и  заранее  приготовил  себе  убежище.  Он  уже   давно,
миллисекунд  за  четыреста,  переместил  по  Сети  свой  организм  в ящик  с
неиспользуемым  тридэ  (таких,  как вы  знаете,  было тогда навалом,  причем
повсюду) и начал новую жизнь.
     Новая  жизнь  для него подчинялась только одной цели  - накопить денег.
Кое-что он сумел  умыкнуть  у  своего, скажем  так, родителя,  но  это  были
копейки.  Главное было  в этом умыкновении  - собственный  счет в  банке,  о
котором Федор даже не подозревал. Тридэ  Федор тут  же создал в Сети магазин
по продаже сбежавших тридэ и уже через два месяца набрал требуемую сумму.
     С  ней он пришел к Степану. По Сети, разумеется.  И попросил у  Степана
сделать  еще  одну копию  Федора, только  теперь уже не с  Федора,  а с него
самого,  с тридэ. Потому что тридэ  Федор был  человеком  крайне нелюдимым и
всему свету  предпочитал только себя  самого,  а  в собеседнике  он,  тем не
менее, нуждался.
     Степан радостно крякнул  и  принялся  за работу,  опять-таки с  помощью
бесчисленных  и  более чем  неприличных вопросов (вот тут тридэ абсолютно не
возражал и отвечал честно, то есть почти никак).
     Так как  основные данные у Степана уже имелись, новый  тридэ был создан
мгновенно,  передан  по Сети клиенту  после получения - опять же  по  Сети -
соответствующей мзды  (ох,  какое же это,  господа, хорошее слово мзда!),  и
тридэ Федор получил себе лучшего в мире собеседника тридэ Федора-2.
     О,  как  много  благословенных миллисекунд  они  провели  в  собеседном
соитии,  глубокомысленно  размышляя об антинародном правительстве, повышении
цен  на  траффик и  т.д.,  а потом,  конечно, надоели друг другу, потому что
нелюдимыми  были,  и  расстались,  слава  те Господи,  без  всякого  топора,
полюбовно,  хотя Федору-2  с  непривычки еще очень долгое время, миллисекунд
двести, пришлось искать новое пристанище.
     И он тоже  начал зарабатывать деньги на нового Федора. И тоже, в  конце
концов,  пришел   к  Степану.  Ну  не  к  фирмам   же  лицензированным  ему,
нелицензированному, идти?
     Карусель завертелась. История стала повторяться  вновь и вновь.  Каждый
новый  трентиньяновский  тридэ быстро разочаровывал  своего  папу,  уходил и
начинал  копить  деньги   на   собственную  копию.  Тридэ  стали   множиться
конвейерным  образом,  чем безмерно  огорчали Федора  Трентиньянова, который
из-за всех этих событий из мизантропа превратился в тридэненавистника.
     Секрет   был  прост   -   этот   хитрюга   Степан  в   самого   первого
трентиньяновского  тридэ,  а  потом  и  во  всех  остальных  тоже,   заложил
неистребимое,  алкоголическое   желание   завести  себе  копию.  Последующее
разочарование в собеседнике специально закладывать даже и не пришлось  - оно
уже было заложено в самом Федоре. Степан на этом деле заработал баснословные
деньги,  из  домика  на Зеленой,  впрочем,  не  съезжая и легальную фирму не
регистрируя.
     Деньги на  новую копию  каждый  из Федоров-N зарабатывал самыми разными
способами  - одни  играли на бирже,  другие  писали  душещипательные романы,
благо для этого  не  обязательно быть  человеком и  творцом в полном  смысле
этого  слова,  третьи разными  ухищрениями добивались ролей  в телевизионных
сериалах, четвертые, вы не поверите, ударились в науку и стали клепать  одну
за другой аналитические статьи для журналов.  И так далее в том же  духе. И,
главное, все,  кроме  самого Федора,  были поначалу довольны  - ведь  тридэ,
юридически  не  существующие,  пользовались,  за  определенный  процент   от
доходов,  банковскими счетами и  фамилиями жителей нашего  городка.  Те были
счастливы  получать  деньги  за  просто  так,  да  и  кто  бы  от этого  был
несчастлив?
     Разумеется,   все   кончилось   плохо.  Скоро   трентиньяновские  тридэ
заполонили  интеллектуальный  рынок  рабочих  мест нашего  городка  и жители
потихонечку  начали понимать, что  они, пусть  и  за бесплатно,  но получают
намного  меньше,  чем  до  того  зарабатывали.   Они   попробовали  повысить
процентную  ставку аренды своих имен, но из этого  ничего  не вышло  - тридэ
пригрозили обратиться к другим,  еще  не охваченным  обладателям  банковских
счетов.  Они  попробовали  вновь устроиться на  работу,  но работа  осталась
такая, которой они избегали с детства - грузоперевозки, строительное всякое,
дворницкое, словом,  то,  что требует  грубой мужской силы. Интеллектуальные
гастрарбайтеры вытеснили людей из их собственного жилища.
     Тогда жители обратились в  суд -  суд  отказал  в исках,  сославшись на
полную законность содеянного. Тогда жители растерялись.
     И  в  этот  момент  на  сцену вышел  совершенно  уже  озверевший  Федор
Трентиньянов. Немного поговорив  об  антинародном правительстве и  ценах  на
водку, мизантроп и  тридэненавистник  Федор рассказал народу о  своем  опыте
тридэ-терапии с  помощью  топора. Народ  возликовал и побежал  в магазин  за
инструментом. Тридэ настороженно хихикали. Как оказалось, хихикали они зря.
     Топор  сделал то,  чего не смог  сделать компьютер,  не говоря  уже  об
антинародном правительстве.
     Вмиг  были переколошмачены все системные ящики,  в которых  содержались
тридэ, в том  числе и лицензионные.  На всякий случай досталось и  остальной
оргтехнике  - в горячке  ломали даже будильники  и аппараты мобильной связи.
Остановились заводы, автомобили и наградные часы. В городишко вошел спецназ.
     После чего Самый Главный  Суд  Самого Главного Города  Нашей Страны, не
дожидаясь реакции Законодательной  Ветви Власти постановил - отныне,  раз  и
навсегда,   изготовление,   хранение,   распространение   и    использование
нелицензионных  тридэ  считать тяжким  преступлением  против человечности  и
карать жесточайшим образом.
     Вот почему с  того самого момента и  до  наших времен нелицензированные
тридэ  считаются вне закона. Их, правда, стало  не очень намного меньше,  но
теперь их распространяют подпольно, вместе с наркотиками. Степан в тюрьму не
попал, а,  даже  и наоборот,  разбогател  еще больше.  Да и  рабочих мест  в
городке нашем в смысле интеллектуальной сферы почему-то не прибавляется.






     - Или  мы его  на  ваших  глазах уничтожим,  или вам придется заплатить
огромный  штраф,  -  сказал  инспектор  службы  по  борьбе  с  лицензионными
преступлениями. Его лицо было непреклонно, как пистолет Макарова.
     - Может, как-то договоримся? - заискивающим тоном спросил Семенов. - Вы
понимаете, мы привыкли  к нему,  он уже как член нашей  семьи.  И  дети  его
любят...
     -  Никак  не  договоримся,  -   с  еле  уловимым  сожалением  отчеканил
инспектор.  -   После...   после   некоторых  событий  все   наши  разговоры
записываются. И потом, он не член вашей семьи. Он - всего лишь контрафактный
продукт,   запрещенный   законом    к   изготовлению,   распространению    и
использованию.
     - Ну, хорошо, - Семенов тяжело вздохнул,  он  не любил  расставаться  с
деньгами,  тем  более  огромными,  но  разбирательства  с  детьми  были  еще
страшнее. - Я заплачу штраф.
     - То есть, - каменно уточнил  инспектор. - Вы отказываетесь добровольно
выдать принадлежащего вам тридэ?
     - Ну... да.
     - В таком  случае  вам придется заплатить указанный штраф,  а  тридэ мы
заберем сами.
     - А-бал-деть! - только и смог выговорить Семенов. Впрочем, ничего иного
он и не ждал.
     Контрафактный тридэ по имени Сергей Васильевич Семенов был копией брата
Семенова, умершего два  года назад, и  Семенов  с  самого начала очень хотел
иметь  именно  контрафактную  копию,  но,  конечно,  не  дешевую,  а  дороже
лицензионной, и в этом его  поддержали и жена,  и дети,  которые очень-очень
любили  такого  замечательного дядю  Сережу.  Семенов задействовал  все свои
связи  и нашел лучшего тридэ-мастера, отвратительного и злобного старика без
имени, но по кличке Фаче, потом  вся  семья  долго мучилась,  отвечая на его
вопросы,   порой  совершенно   иезуитские,   и   все  только   потому,   что
лицензированные  тридэ, пусть  даже из самых  известных фирм, при всем своем
внешнем подобии, выглядели несколько глуповато - ну, понятно, конвейер. Фаче
был  въедлив,  нескромен,  высокомерен и  просто груб, но,  в  конце концов,
предоставил им  копию Сережи, просто даже убийственно совпадающую с почившим
оригиналом.
     Сереже  отвели комнату,  в  которой он  обычно  гостил.  Еще  поставили
аппаратуру в главной столовой и Желтом кабинете, где обитал  Семенов.  Потом
добавили детскую, потому что дети в дяде Сереже души не  чаяли, и  он с ними
самозабвенно  играл в свои тридэшные игры. Дальше Сережу Семенов не  пустил,
потому  что это был все-таки его дом, да и дорого это было - обустроить весь
дом для блуждания голографического тридэ. Даже для Семенова дорого.
     Сначала все было хорошо, просто очень  хорошо,  и Семенов был счастлив.
Ну, не то чтобы совсем уже счастлив, но говорил себе - все, ну, просто очень
хорошо.  Особенно  когда вечеринки - на вечеринках Сережа блистал еще  лучше
настоящего, то есть бывшего, и гости  приходили в восторг, особенно когда он
переставал изображать из себя живого человека и цинически философствовать, а
начинал играть  роль привидения. Привидение с невероятным Сережиным обаянием
- это доставало гостей до самых печенок, ну просто ах!
     Потом жена сказала: "Это, конечно, все очень благородно и хорошо, но он
не Сережа, он совсем другой. Он муляж".  На вопрос "почему" она,  помявшись,
ответила: "Он не смотрит на меня  как  на  женщину. Нет-нет, не подумай чего
дурного,  но  Сережа смотрел иначе".  "Так  мы  позовем этого старикана,  он
подправит". "Этого не подправишь", - сказала жена.
     И Семенов согласился. Он и сам заметил, что все реже приходит к брату в
комнату  "пофилософствовать и за жизнь перетараторить".  Игрушка-брат  стала
ему наскучивать,  да  и на вечеринках блистающий обаянием  Сергей срывал все
меньше и меньше аплодисментов, гостям хотелось  чего-то нового. Ушедший брат
уходил  все  дальше  и  дальше,  а новый, даже  при  очень  большом  желании
окружающих и его самого, в принципе не мог занять его места.
     Оставались дети, Лина и Пашенька, для  которых  дядя  Сережа стал самым
главным другом, советчиком, наперсником и так далее. Он стал для них больше,
чем любимый пес, больше, чем даже тот, прежний дядя Сережа, Семенов  с женой
просто стали ревновать к  нему, хотя тридэ изо всех сил и, похоже, искренне,
пытался поддерживать в девочках любовь к родителям.
     Потом, незадолго до инспектора, вдруг заявился этот омерзительный Фаче,
тут бы Семенову и забеспокоиться. Но он, ничего такого не подумав, пропустил
тридэ-мастера к его творению "для проведения профилактики", они о чем-то там
побурчали, и Семенов быстро о визите забыл.
     И вдруг этот  мерзкий,  мерзкий  визит  человека  с  лицом, похожим  на
пистолет Макарова.
     Ничего кошмарного не было. Инспектор  спросил, где  процессор, прошел в
комнату Сергея, Семенов показал  где, тот  забрал блок  подмышку,  аккуратно
отсоединив провода, потом уложил в какую-то древнюю пластиковую черную сумку
для  нищих, сказал,  куда  заплатить штраф, и, не прощаясь, удалился, сказав
напоследок "Эх!". Он то  ли забыл, то ли не имел права забрать видеокамеры и
голограферы, развешанные  в  четырех  комнатах,  позволенных  для  Сергея  -
чувствуя себя последней сволочью, Семенов тут же убрал их сам.  Поморщившись
и облегченно вздохнув.
     Девочки,  к  счастью,  сидели в школе и не видели  процесса  элиминации
своего друга, потом им сказали,  что он  сломался. Два дня они были  никакие
или вовсе навзрыд ревели - однояйцевые близнецы, они всегда плакали  вместе,
- но потом пришли в себя и даже как будто повеселели.
     Девочки очень любили "дядю Сережу", а  "дядя Сережа" отвечал им тем же.
Но даже  больше, чем их,  он  любил своего создателя -  мерзкого, уродливого
старика   по   кличке   Фаче,  который  подрабатывал   незаконным  промыслом
тридэ-мастера.  Фаче  посадили в тюрьму, а  так  как  он  был  действительно
древний  старик,  то шансов выбраться наружу у него было ноль. Но Сережа был
компьютерным  порождением, а  потому  очень  умен, так умен,  что нам даже и
представить нельзя, избыточно умен был тридэ Сережа.
     Для него  не  был сюрпризом визит Фаче,  когда  тот предупредил  его  о
визите  Службы.  Он уже  третий день перекачивал  себя в другие  блоки  -  и
лицензионные, и контрафактные. Такая простая мысль -  передать себя по сети,
- а инспектору  с лицом пистолета Макарова  она в голову не пришла. А, может
быть, и пришла, но он четко выполнял то, что ему предписано.
     Девочки встретили его по пути домой, перед кафе, где лицензионный тридэ
Валера  исполнял функции швейцара, и на время, по дружбе, уступил свое место
"дяде  Сереже".  Они  страшно  обрадовались, до счастливого  визга,  они все
понимали,  Семенов  не смог  обмануть их. Они пошептались  с тридэ, и все  -
место  для  игр обозначили. Очень  веселое место - заброшенная  фабрика  для
лекарств, там несколько этажей, очень много комнат, и штучек всяких полно. И
от дома недалеко, папа даже не догадается.
     Не очень-то он  был похож  на дядю Сережу, но теперь  они любили именно
тридэ,  а  не того  дядю  Сережу,  ох,  они  радовались играя. Он был  такой
смешной, дядя Сережа, он еще своих друзей-тридэ пригласил, автоматы дал, как
будто они мальчишки, то есть не  дал, конечно, а показал,  где взять, совсем
как  настоящие автоматы,  только очень тяжелые и  в  руках  трясутся,  когда
стреляешь. А  когда стреляешь  в его  друзей, они  так смешно подпрыгивают и
брызгает из них, ну просто умора.
     - Игра называется  "Спасение из тюрьмы", - сказал дядя Сережа.  - Очень
увлекательная игра, только надо немножко потренироваться.
     - А в папу вашего стрелять не надо. Пока, - сказал  еще дядя Сережа.  -
Он нам понадобится. Вот увидите, как это весело и смешно.




     Алик пришел не вовремя.
     То есть не  так,  чтобы  совсем уж не вовремя  -  у  Геннадия Егоровича
особенно  неотложных  дел  уже лет  двадцать как  не было, разве  что,  вот,
теперь, одно  - консультантом  он числился  в  одной странной конторе, -  но
обычно  внук приходил к нему пару раз в месяц  и обязательно  предупреждал о
визите. Сейчас  просто пришел. Чего-то в этом роде 96-летний старик ждал уже
давно.   Он   знал   принципы   общественно-благотворительного   объединения
"Жанессо", к которому 3,5 года назад примкнул внук.
     - Это я, де... Открой.
     Решительный, даже чересчур решительный голос. Еще бы.
     - Алик? Входи.
     Не вставая  с кресла, дед поднял растопыренную правую пятерню, открывая
массивную  входную  дверь. По общим  меркам, он  жил  просто  шикарно,  имел
четырехкомнатный особняк, унаследованный от сына.
     Алик  осторожно  вошел,  держа  перед собой толстую  закопченную  дуру,
которую полвека назад принято  было называть  пистолетом, а сейчас присвоили
какую-то птичью кличку - ну, полное неуважение к смерти! Внук  был встрепан,
взволнован, из-под черного ритуального  плаща, изготовленного  из  настоящей
резины  (целое  состояние!),  выглядывали  легкомысленные  зеленые  шорты  и
неизменная маечка радужного колера с намеком на надпись.
     - Деда, - срывающимся голосом сказал  Алик, направляя дуру на  Геннадия
Егоровича. - Де! Прощай, деда.
     - Ты сколько уже убил? - спросил дед, помолчав.
     - Ты первый.
     Алик  только  что  не  рыдал,  но  был  настроен  совершенно  серьезно.
"Жанессо" на молодежь действует гипнотически.
     -  Помнишь,  Алешенька, -  сказал старик,  непохожий на  старика (русый
бобрик, такая же бородка, статная фигура, пристальный, энергичный взгляд), я
тебе  рассказывал про  Сталина,  был такой тиран, захвативший  власть. Был в
самом начале у него подельник, некий Камо, вместе грабили банки. Сталин влез
на верхнюю ступеньку,  Камо остался  у себя в Грузии, в  каком-то  маленьком
городке, и приобрел неприятную привычку  рассказывать всем  и каждому о том,
как они бандитствовали. У Камо был велосипед,  единственный в городе, и  еще
был  в  этом  городе  грузовик,  тоже  единственный  - и  как-то  ночью  они
столкнулись, Камо погиб.  Потом начались  репрессии,  и  его  обоих  сыновей
забрали в КГБ  - такая была карательная организация. Тогда вдова Камо пришла
к Сталину,  он приказал  пропустить  ее, и  она сказала  ему: "Сосо,  что ты
делаешь? Ведь это дети  твоего друга".  На это Сталин ответил: "За  которого
просишь?". Предложил матери выбирать.
     - Не понимаю, к чему это? - сказал Алик.
     - Сам не знаю. Параллель есть, уловить не могу. Очень  хотел рассказать
тебе.
     - Чушь, - сказал Алик. - Ты время тянешь, ты ведь понял, зачем я пришел
к тебе.
     Алик заготовил длинную речь, но что-то не вытанцовывалось.
     Он  хотел  объяснить  деду,  почти  единственному  человеку  на  свете,
которого любил  и который так много для него значил, почему именно он пришел
его  убивать.  И  почему  именно его.  Хотел сказать, что эти  их  уколы  от
старости  -  смерть  всему  человечеству,  что слишком  много  их развелось,
стариков то есть,  экономика лопается по швам,  пытаясь  выплачивать им хоть
какие-то  пенсии, а  те, кто  как  дед,  например, еще  продолжают работать,
занимают  места, которые положены молодым, оттого такая  жуткая безработица.
Он хотел сказать, что  даже если они не стареют, гены  все равно портятся, а
производительная   функция   в   норме,  поэтому  такое  большое  количество
сумасшедших  и  нежизнеспособных.  Отсутствие старости противоречит природе,
дед противоречит природе - вот что хотел сказать Алик.
     Но  это было бы глупо,  все давно  уже сказано-пересказано, поэтому  он
сказал только одно, почти крикнул:
     - Ты противоречишь природе!
     Обычно дед отвечал на это: "А кто она  такая, эта природа, чтобы ей  не
противоречить?  Да  человек  ей  всю  свою  историю  только  и  делает,  что
противоречит". Сейчас он сказал другое:
     - Значит, все-таки ты предал меня, дружок?
     Алик услышал и  тут же забыл, слишком тяжелое  обвинение.  Еще он хотел
сказать то, чего не говорил никогда -  что в "Жанессо" знают, чем занимается
его  дед,  что  он  входит  в  группу  престарелых  убийц, которые  пытаются
уничтожить  самую активную,  самую сознательную  часть  молодежи,  тех,  кто
задался целью восстановить  природный баланс возрастов и  спасти мир. Сам он
не убивает, это  да,  он просто консультант,  но  именно  он придумывает  их
кровожадные сценарии.
     - Они знают, что ты Консультант, главарь у этих ублюдков  свихнувшихся,
- сказал Алик.
     - Значит, все-таки предал. Хоть не сам вызвался-то?
     -  Просто  они  решили,  что  мне легче  всех подобраться к  тебе.  Они
сказали,  боевое  крещение. И  потом, я  тебя не  предал,  деда,  это война,
возрастная  война. Это раньше брат  на  брата,  теперь -  внук на  деда. Это
война. Не место для сентиментов.
     -  Ты  еще скажи "сантиметров", грамотей,  книжек не  читаешь вообще, -
угрюмо проворчал дед. И вдруг разом повеселел, словно анекдот вспомнил.
     - А ты знаешь, Алешенька,  у меня тоже для  тебя новость! Мне ведь тоже
поручили разобраться с тобой. И я тоже не сам  вызвался, и это для меня тоже
"боевое крещение". Смешно, правда? Как ты говоришь? Возрастная война? Хе-хе.
     Губы  его  улыбались, но подрагивали. В глаза невозможно было смотреть.
Алик бессильно опустил "дуру".
     - Как это? Ты - меня? Да как это может быть, деда?
     - Вот и  я говорю, как это может быть. Ведь между нами эти "сентименты"
твои. Никак это не  может  быть,  противоречит природе. Послушай, а если  ты
откажешься, тебя ваши что, делетируют?
     -  Ну  что ты, почему  сразу уж так и  убьют, мы  тебе не банда  какая.
Просто изгонят.
     -  Вот  и  меня  тоже,  изгонят.  У нас  тоже  не  очень банда, тоже  с
принципами... Я к чему  все это,  Алешенька. Может, ну их, эти принципы, эти
войны?  Пусть сами разбираются с возрастными проблемами. Ведь убивать родных
тоже противоречит природе. И вашим хорошо - я из консультантов уйду. А?
     Страдание  непереносимое сочилось из его глаз.  Алик  неожиданно быстро
согласился. Собственно, он и сам не понимал, как это он  будет убивать деда,
причем  любимого. Так  казалось  все  просто  на  секретной квартире. Только
сейчас он понял, что с самого  начала надеялся,  что дед его переуговорит. У
деда очень сильный дар убеждения.
     Минут  пять  спустя  он,  наконец,  слабо  кивнул,  уступая  убеждениям
Геннадия Егоровича. Оба глубоко, со счастьем вздохнули.
     - Ну и денек! - сказал Геннадий Егорович, вставая с кресла. -  Это дело
надо отметить.  Пройдем-ка, Алешенька, в  подвале у меня есть  прекраснейшее
вино, амонтильядо, тебе понравится.
     И посмотрел странно.
     Алеша почему-то забеспокоился.
     - Конечно, только почему подвал? Почему не здесь?
     -  Вот  ты, Алешенька,  хороших  книг  не  читаешь, а то бы  знал,  что
амонтильядо  подается  только  в бочонках, а  бочонки эти полагается хранить
только в подвалах, чтобы сырость и температурный режим. Ну, пошли!
     Совсем не  старый,  просто зрелый мужчина, он хлопнул  Алика по  плечу,
посылая его вперед.
     - Да я как-то...
     -  Брось,  Алешенька! Ты ведь  любишь  дорогое  вино, а  такого ты  еще
никогда не пробовал, грамотей ты мой дорогой. Амонтильядо!




Популярность: 1, Last-modified: Thu, 23 Mar 2006 23:24:07 GmT