-----------------------------------------------------------------------
Журнал "Изобретатель и рационализатор", 1987, N 10.
OCR & spellcheck by HarryFan, 27 July 2000
-----------------------------------------------------------------------
Я изнемог гораздо раньше, чем предполагал. Трещины плясали и кружились
перед глазами, сердце замирало, нога повисала в воздухе, не зная, куда
опуститься, чтобы не попасть в ловушку. И тут я услышал хриплый смех
одного из вождей:
- Ходить нет. Умел. Раньше. Теперь - нет. Задерживает нас. Возьми на
руки. Неси.
Кто-то из "приближенных" поднял меня на спину. Я закрыл глаза. Сразу
стало легче, тошнота немного отлегла.
Я трясся на широкой спине "приближенного". По мере того как проходила
тошнота, возвращалось осознание позора.
Когда нас провожали с далекой Земли, у людей были не только надежды на
контакт с разумными существами, но и опасения. Боялись зоны метеоритов и
мощного магнитного поля Планеты Трех Солнц, боялись огненных смерчей,
бушующих в ее атмосфере. Но никто не боялся, что мы станем рабами этих
примитивных низколобых существ, умеющих считать только до трех.
Меня резко тряхнуло. Я чувствовал, как подо мной ходят мышцы могучей
спины.
- Устал. Раб тяжелый. Опущу. Не сможет идти - съедим.
В ответ послышалось глухое ворчание. Я раскрыл глаза - облака
кружились, раздваивались, падали на меня клочьями грязной ваты.
Невыносимая тошнота заполнила все тело, мутила сознание. Откуда-то издали
донесся ответ вождя:
- Неси еще. Передашь другому. Мясо есть. На два дня. Убьем птицу
сурибу. Раб нужен. Нападут - он метать луч.
"Как бы не так! - подумал я. - Вы сумели превратить нас в рабов, в
вычислительные машины, вы заставите нас делать проекты ваших хижин и
судов. Но убивать? Ради вас? Черта с два!"
Я помню одну из первых встреч. Вождь вышел тогда навстречу Аркадию.
Лицо нашего командира сияло в радостной улыбке. Впрочем, все мы радовались
не меньше. Хотя аборигены были весьма непривлекательны - одноглазые,
заросшие шерстью, приземистые, с длинными руками, низким лбом и массивной
нижней челюстью, - но все же это были разумные существа. Пусть они только
начинали свой путь по восходящей - это не меняло дела.
Верховный вождь невозмутимо выслушал приветствие Аркадия, которое
переводил автомат-космолингвист, и предложил, указывая на пять колышков,
только что вбитых в почву существами из касты "приближенных":
- Посчитай.
Аркадий, улыбаясь, хмыкнул и стал считать:
- Один, два, три, четыре...
Как только он произнес "четыре", выражение косматой вождиной рожи резко
изменилось. Тогда мы не придали этому значения.
- Пять...
Аркадий обернулся, весело подмигнул мне и сказал вождю:
- Пожалуйста, мне не трудно. Если вам угодно, я могу считать и другие
предметы, например деревья или твоих приближенных. И пусть это явится
первой переписью...
- Хватит! - грубо и пренебрежительно оборвал его вождь. - Не годишься в
касту вождей. Не годишься в касту приближенных. Кто умеет считать больше
трех - раб.
Сначала мы восприняли его слова как шутку. Однако нам пришлось
отнестись к ним серьезнее, когда низколобые попытались копьями загнать нас
в пещеру. Пришлось показать, что с нами следует обращаться повежливее. По
сигналу верховного вождя низколобые отступили. Вождь несколько раз
оглядывался, пока не убедился, что мы не думаем его преследовать. Тогда он
остановился и грозно затопал ногой. Это было юмористично. А он заговорил,
и его слова были обращены к тому, кого он считал нашим вождем - к Аркадию.
- Ничего. Наступят сумерки. Скоро. Тогда поймешь. Кто умеет считать
больше трех - раб.
Низколобые ушли, а мы начали строить станцию. Аборигены нас больше не
навещали, ни один из них не показывался поблизости.
Мы возвели корпус со спальными комнатами, где можно было укрыться от
лучей трех солнц. Теперь мы спали нормально при зашторенных окнах - ведь
ночи здесь не было.
Наступали сумерки. Солнца уже не жгли так немилосердно. Белое небо все
больше затягивалось темными облаками. Многие из них были снизу как
зеркала: в них отражались деревья и кусты, рассеченная глубокими трещинами
почва.
Трещины сильно мешали исследовать планету. Они появлялись тут и там
самым неожиданным образом. Некоторые достигали в ширину полутора метров, и
дно их нельзя было рассмотреть - они уходили в глубину если не на
километры, то на десятки, а может, и сотни метров. Вездеход стал
совершенно бесполезен.
Вторым бичом планеты были движущиеся плотоядные кусты. Однажды я видел,
как гибкие ветви поймали птицу, опутали ее отростками. Зашевелились
темно-красные треугольные листья. Птица билась и кричала, а затем все было
кончено. Примерно через час ветви разошлись и уронили на почву легкий
серый комочек - шкурку с перьями.
Для нас кусты не представляли большой опасности, так как двигались они
очень медленно и только по краю трещин. Но первое знакомство с ними было
довольно неприятным и стоило двоим из нас большой потери крови. С тех пор
мы исследовали только отдельные кусты и не рисковали приближаться к
зарослям.
Облака покрывали небо все гуще и гуще. Они отбрасывали на почву
длинные, неясные, причудливо переплетенные тени. Тени все время двигались,
сгущались, принимали самую разнообразную форму, напоминающую птиц и
пауков, мотыльков и змей.
Наступила пора сумерек. Вычисления орбиты показали, что они длятся
здесь около семи земных месяцев.
Резко увеличилось число трещин и кустов. Иногда занесешь ногу, чтобы
перешагнуть узенькую трещину, а она тут же разольется целой паутиной таких
же трещин. Они закружатся внизу, и ты замираешь с поднятой ногой, не зная,
куда шагнуть. Скоро мы догадались, что большинство трещин - иллюзия,
создаваемая облаками. Оставалось лишь определить, какие из преград -
настоящие. Однако сделать это было не так просто. Среди трещин и кустов
выделялись более темные. Мы думали, что они и есть настоящие. Но ошиблись.
Выявить какую-либо закономерность в образовании иллюзий не удавалось. Мы
вооружились палками-щупами. Но передвигаться с их помощью можно было лишь
очень медленно.
Каждая встреча с летучими гадами типа ящеров, которых мы прежде легко
убивали из пистолетов, теперь стала смертельной опасностью: хищники
удесятерялись на наших глазах, и мы не знали, какой из них реальный, а
какие - иллюзия. Начались нервные расстройства, сопровождаемые тошнотой.
Болезнь словно растворяла силу воли. Хотелось лишь одного - закрыть глаза
и ничего не видеть: ни кустов, ни трещин, ни зеркального неба.
Тогда-то дикари появились снова. Мы не знали, сколько их. Они
заполонили все вокруг, и оружие стало бесполезным. Один за другим погибали
под ударами дубин и копий те из нас, в ком болезнь не подавила до конца
силу воли. А мне и еще четверым уцелевшим досталась участь рабов. Сейчас
дикари несут нас в свои южные селения, чтобы использовать в войне против
другого племени.
Несущий меня дикарь заворчал, и я почувствовал, что падаю. Тошнота
выворачивала внутренности. Мне было все равно, что со мной случится, и
только боль от удара о жесткую землю на миг прояснила сознание.
Прозвучал голос верховного вождя:
- Сам иди.
Он обращался ко мне. Но я лежал неподвижно. Пусть убивают, лишь бы не
раскрывать глаз и не видеть разбегающихся под ногами трещин и полчищ
волосатых одноглазых дикарей, из которых одни реальные, а другие - марево.
Между дикарями завязалась перебранка. Они проголодались, устали. А тут
еще начался дождь. Изрядно пошумев и обменявшись тумаками, от которых
любой боксер Земли незамедлительно отправился бы в вечный нокаут,
низколобые решили отдохнуть в ближайших пещерах.
Настали часы блаженства. Каменные своды спрятали нас от неба и облаков.
Головокружение и тошнота прошли. Я мог спокойно раскрыть глаза.
В пещере густой смрад от грязных волосатых тел. Я насчитал восемнадцать
дикарей. В дальнем углу темнела еще одна неподвижная фигура. Она чем-то
отличалась от остальных. Вот она шевельнулась - и от неожиданной радости у
меня встрепенулось сердце: это был Донат, второй штурман.
- Дон! - позвал я его и шагнул навстречу.
Мы обнялись, но тотчас послышалось недовольное ворчание. К нам
направился вождь. Он подошел вплотную и в упор посмотрел сначала на Дона,
потом на меня.
- Один - сюда. Второй - туда. Вместе два - нет.
- А он усвоил начала тирании: разделяй и властвуй, - проговорил Донат.
Мы не спешили расходиться, а вождь не торопил. Он стоял рядом, ворочая
головой то в одну сторону, то в другую, разглядывая нас своим одним
глазом.
- А ведь в твоем замечании, старина, содержится примечательная истина,
пожалуй, даже открытие, - сказал я Донату. - Его логика такая же, как у
нас, у землян. Она устремляется по тому же руслу. И его зрение в принципе
ничем не отличается от нашего. Присмотрись, как он ворочает головой, чтобы
лучше нас разглядеть...
Несколько секунд Донат молчал, наблюдая за вождем.
- Погоди... - сказал Донат. - Похоже, он действительно видит, как мы.
Почему же...
- Да - почему же он свободно ориентируется там, где мы не можем
двигаться? - закончил я.
Вождю, видимо, надоел наш разговор. Он зарычал и оттолкнул меня от
Доната. Этого легкого толчка было достаточно, чтобы я отлетел к
противоположному краю пещеры. Вождь засмеялся:
- Говоришь быстро. Силы нет. Говорить умеешь. Зверя бить можешь? Без
луча? Птицу бить можешь? Руками? Шкуру ободрать? Сделать дубину?
Я молчал.
Вождь торжествовал.
- Ты. Говорить быстро. Ты. Считать много. Больше трех считать - раб.
И внезапно эта его постоянная фраза показалась мне ключом к пониманию.
Ведь разгадка, кажется, так близко! Только бы не упустить нить! "Больше
трех считать... Больше трех считать..."
Зрение дикаря в принципе не отличается от нашего. Его логика похожа на
нашу. А это говорит и о другом подобии... Но в то же время он свободно
ориентируется в таких условиях, где мы абсолютно беспомощны, а наша
психика нарушена. Причем нарушена именно из-за зрительных ощущений. А что
если...
Пять колышков стояли перед моими глазами. Пять колышков, которые вбил
"приближенный" перед Аркадием. Значит, низколобые хорошо знали, что число
предметов бывает больше трех, и что есть существа, которые могут их
сосчитать...
Я спросил у верховного вождя как можно почтительнее:
- А ваши прежние рабы, те, что были до нас, тоже умели считать больше
трех?
Однако даже такая фраза оказалась слишком сложной для верховного. Он
рассерженно зарычал, и я поспешил упростить ее:
- Рабы. Все. Считать больше трех?
Вождь кивнул в ответ. И я задал следующий вопрос:
- Сумерки. Прежние рабы. Мы. Похожи?
Он зарычал, видно, не понимая. Донат делал предостерегающие жесты, но я
не унимался. Ведь от ответов вождя зависело так много.
- Ты. Вождь. Жены. Три?
Этот вопрос верховный понял. Он гордо взглянул на соплеменников и
ответил очень громко, словно опасался, что они не расслышат как следует:
- Три. И две.
Значит, пять. Верховный считал именно таким способом, который
подтверждал мою догадку...
Мы очень хорошо усвоили, что сложный мозг - преимущество в борьбе за
существование. Примитивизм - слабость, ведущая к поражению. Мы видели
сотни, тысячи примеров этому. Но конечно же были еще тысячи примеров,
которых мы не видели. И они могли быть вовсе не такими...
Верховный вождь издал несколько восклицаний. Это была команда
собираться в путь. Ко мне подошел "приближенный" с явным намерением
забросить меня за спину. Я отступил от него и сказал вождю:
- Пойду сам.
- Иди, - разрешил верховный.
Он одобрительно кивнул мне и повернулся к Дону, ожидая, что тот скажет.
А Донат вопросительно смотрел на меня, ожидая разъяснении. И хоть мои
предположения еще полностью не подтвердились, я сказал ему на земном
языке:
- Делай то же самое и будь рядом со мной.
- Пойду. Сам, - сказал вождю Донат. - Я. Он. Помогать.
Вождь взмахнул рукой, и низколобые стали выходить из пещеры. Я выбрал
здоровенного дикаря, высокого и широкоплечего, и старался держаться
поближе к нему. Он был для меня как бы маяком. И хоть рядом с ним, как
только мы вышли из пещеры, появилось несколько двойников-миражей, я мог
кое-как ориентироваться среди трещин. Держась за мое плечо, шагал Донат.
Иногда он пытался острить насчет двух слепых, один из которых ведет
другого, но в его голосе не было привычного веселья. Трещины по-прежнему
умножались под нашими ногами, и всякий раз, когда надо было ступить в
зияющую бездну, сердце замирало. Достаточно было нескольких минут такого
пути - снова головокружение и тошнота. Каждый шаг давался с трудом. А ведь
надо было ни на миг не отставать от "маяка" - иначе я бы вовсе потерял
ориентировку среди трещин.
Дикари знали, что мы не отстанем, что мы побоимся отстать.
Все-таки я попытался сделать то, что наметил в пещере: наблюдал и
считал. То, что может дикарь, могу и я! Но пока не умею. Мешает
воображение? Два глаза? Но мы уже тысячу раз пробовали закрывать один -
ничего не менялось, миражи по-прежнему толпились, сбивая с толку.
Глаза слезились, тошнота выворачивала внутренности. Но я старательно
наблюдал, куда шагает "маяк", как он выбирает путь среди трещин -
настоящих и миражей. Один, два, три... Повернул. Каждая третья трещина -
настоящая? Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь... Повернул. Каждая
седьмая? Нет, не может быть, тогда бы они считали до семи. Один, два, три,
четыре. Повернул. Что за черт? Где же логика? Один, два, три, четыре - на
этот раз я досчитал до одиннадцати!
Не получается. И все же какой-то смысл был в том, что самое выгодное
для дикарей - уметь считать до трех, и не больше.
Огромная темная трещина легла под ноги "маяку". Он шел по ней спокойно,
раскачиваясь и загребая длинными руками. Затем трещина посветлее. Тоже
прошел. Еще светлая. Прошел. И еще. А перед четвертой повернул! А дальше
целая лестница светлых трещин, и лишь вдалеке - темная. Вот прошел темную,
первую светлую, вторую, третью - перед четвертой повернул!
О господи! Неужели - вот оно, решение?
Оказалось, Донат занят подобными же наблюдениями, потому что внезапно
он сказал мне почти в самое ухо:
- Один, два, три. Как в песенке. Один, два, три!
- Молодец, Дон! - ободренный его словами, я обретал уверенность в себе.
- Один, два, три! Дружище, все, что больше трех, - чепуха! Три солнца -
три тени. И три сотни миражей!
- Главное - знать, от чего считать!
- Да здравствуют темные трещины!
- А все что после трех - пусть проваливается!
Мы ликовали. Мы словно захмелели. Мы научились считать до трех! Не
просто считать, а с пониманием!
Последняя проверка. Где она, темная трещина! Вот она, легка на помине.
В самую середину "маяк" ставит ногу, ничуть не усомнившись, что это мираж.
Так, теперь пойдут светлые. Да. Первая - мираж. И вторая. И по третьей
верзила протопал, как по тверди. Собственно, там и была твердь. А
четвертую, узкую, - перепрыгнул! И мы перепрыгнули. А потом повернулись,
присели на корточки и потрогали край трещины рукой. Нет, не мираж: руку
тянуло в пустоту, вглубь.
Мы переглянулись.
Пора!
Пока мы проверяли трещину, "маяк" ушел на несколько шагов вперед. Между
нами легло хаотическое переплетение трещин, среди которых выделялась более
темная. Я собрал всю волю и шагнул прямо на нее, затем на ту, что рядом.
Отпустив мое плечо, Донат шел за мной.
Конечно, этот эксперимент мог стоить нам жизни, если бы догадка
все-таки оказалась ложной. Но мы уже уверовали в нее. Мы не будем считать
больше трех! Четыре - это смерть. После темной трещины только первые три -
мираж. Четвертая - пропасть.
Истина оказалась примитивной, как эти одноглазые дикари. Куда бы ты ни
шел - не забывай считать до трех. Остальное несущественно. И самое главное
- не давай воли воображению, чтобы сузить поле зрения и видеть в
окружающем не все, что кажется реальностью, а только то, что нужно для
движения. Как на войне: из окопа - весь мир в прорези прицела.
Я внимательно осматривал низколобых, пока не увидел, кто несет наши
сумки. В каждой из них, среди прочих вещей, был пистолет. Я выбрал
ближайшего темного дикаря с сумкой, отсчитал: один, два, три, - и, догнав
четвертого, расстегнул карман сумки. Пальцы почувствовали холод рукоятки.
Дикарь даже не оглянулся.
Я включил пистолет. Элемент работал. Тонкий луч черкнул по очередной
трещине - миражу, и почва задымилась.
Низколобые остановились. Вождь, угрожающе рыча, направился ко мне.
- Стой! - приказал я ему. - Не остановишься - убью.
В ответ он зашелся хриплым смехом.
- Раб, - говорил он сквозь смех. - Раб. Я - один! Я - много! Как
попадешь?
- Я умею. Я считать до трех, - сказал я.
Он не поверил.
От темной фигуры я посчитал до трех. Луч выжег почву за два шага перед
ним. Вождь испуганно отскочил. Смех замер.
- Власть переменилась, - сказал Донат. - Где живет то племя, которое
умеет считать больше трех?
Они не поняли.
- Племя, - повторил Донат. - Рабы. Уметь считать. Три, четыре, пять.
Где?
Вождь, озадаченный нашим выходом из рабского состояния, махнул рукой:
- Там. Далеко. Горы. Потом пустыня. В пустыне. Песок. Там.
Вот оно что! Там, очевидно, не образуются трещины - песчаная
поверхность не трескается. Только в пустыне, только на песке на этой
планете можно было научиться считать больше трех.
Путь был долгий, и мы пошли.
Популярность: 1, Last-modified: Fri, 01 Dec 2000 18:41:09 GmT