-----------------------------------------------------------------------
Авт.сб. "Понять другого". Киев, "Радянськый пысьмэннык", 1991.
OCR & spellcheck by HarryFan, 1 December 2000
-----------------------------------------------------------------------
Совсем недалеко от моих все еще полусонных глаз на полу нашей палатки
стояла банка сгущенки с голубой этикеткой Полтавского молокозавода. На
этой планете я привык ко всяким чудесам, даже к тому, что сбываются
желания. Меня ошеломила только этикетка.
- Что у тебя? - послышался хриплый с пересыпу голос Валеры.
Не вылезая из спального мешка, я помотал головой, сначала пытаясь
отогнать видение с этикеткой, а потом указывая на него.
- А у меня - пиво. Мое любимое - бархатное! - Он подбросил и поймал
банку пива.
Резанул по ушам пронзительный визг. Это выражал восторг приручаемый
нами абориген планеты - карлик с маленьким сморщенным лицом, похожим на
резиновую маску. Я назвал карлика Гавриилом Георгиевичем, по имени самого
внушительного начальника, которого доводилось встречать, - директора
гостиничного комплекса на межрейсовом спутнике-базе. Правда, тот Гавриил
Георгиевич выделялся огромным ростом и грозной внешностью, но я считал,
что в вопросе о внешности могу воспользоваться законом о единстве
противоположностей, тем более, что характеры и начальственные повадки
обоих Гавриилов Георгиевичей были разительно схожи. Вот и сейчас наш
приемыш, провизжав положенное время, одобрительно закивал головой,
покровительственно похлопал Валеру по пояснице, повелевая нагнуться. Затем
одним прыжком вскочил на плечи моему товарищу, крепко вцепился паучьими
лапками ему в волосы и заколотил пятками по спине. Валера послушно
изобразил "бег на месте". В эти минуты карлик напоминал расшалившегося
мальчугана, но я уже давненько определил, что он находится в возрасте
зрелого мужчины. На контакт с нами он шел неохотно, предпочитая оставаться
непонятным, повелевать, вымогать сладости и различные понравившиеся ему
предметы. Возня с ним уже начинала мне надоедать.
Величественным жестом карлик указал Валере на выход из палатки.
- Подожди немного, пожалуйста, - ответил тот и получил удар пяткой в
спину.
- Угомонись! - прикрикнул я на карлика.
- Ничего, он мне не мешает, - сказал Валера. - Давай лучше вернемся к
вопросу о дарах.
Не скрывая подозрения, я пристально смотрел на него, высвобождаясь из
спального мешка. Вид у Валерия был устрашающим - сросшиеся брови, мощный
подбородок, лысая голова. Но я знал его с юности. Мы вместе поступали
после училища в Академию космических исследований и с тех пор разлучались
не часто. Валера никогда не пробивался в первый ряд, по на подстраховке
был незаменим и надежен, как стена отчего дома. Его покладистость,
вошедшая в поговорку у курсантов, не была притворством или игрой. Он на
самом деле предпочитал не командовать, а выполнять приказы, не давать
советы, а прислушиваться к ним. Видимо, он уже давно верно и точно
определил свое место в жизни и умел довольствоваться им. Валера позволял
собой командовать почти любому, кто этого желал. Если же иногда и не
соглашался с приказами, никогда не оспаривал их. Просто поступал
по-своему, а потом внушал кому угодно, что тот хотел именно этого и лишь
ошибся в формулировке. Не удивительно, что командиры кораблей всегда с
удовольствием зачисляли его в свои экипажи. Он не имел врагов. Над ним
иногда беззлобно подтрунивали "ради смеха", и он охотно включался в игру,
неизменно выбирая для себя роль простака. Но я знал, что он не так прост,
как кажется, и что дело тут совсем в ином. Пожалуй, лучше всего сказал о
нем наш командир: "Он кажется нам простаком по одной-единственной
причине". - "По какой?" - спросил тогда бортинженер. "Слишком добр", -
ответил командир, и у бортинженера дернулся кадык, будто он проглотил
приготовленную остроту.
Валера по достоинству оценил мой взгляд и миролюбиво улыбнулся:
- Не думаешь же ты всерьез, что я позволил бы себе...
Нет, всерьез я так не думал. Да он и не мог бы этого физически
осуществить: не было лишнего места ни на платформах, ни в вещмешках.
Просто я был сбит с толку "чудесами" планеты и цеплялся, за любую не
мистическую догадку.
- Да нет, совсем не то... - промямлил я, отводя взгляд. - Но, может
быть, это все же проделки аборигенов?..
Его круглое лицо стало серьезным, даже чуточку удлинилось.
Приободренный этой реакцией" я продолжал:
- Возможно, капризы мы принимаем за злость, а примитивность...
- Ты имеешь в виду карликов?
Он так выразительно это сказал, оттопырив губу, что я тут же невольно
представил себе, как наш Гавриил Георгиевич бесшумно приносит и
раскладывает в палатке банки с пивом и сгущенкой. Это так не вязалось с
его предыдущим поведением, что я невольно улыбнулся. Но все же решил
поговорить с Гавриилом Георгиевичем и поманил его пальцем.
Карлик не удосужился слезть с Валериных плеч. Он попросту игнорировал
мой жест. Тогда я достал плитку шоколада.
Глаза карлика жадно блеснули, он протянул ко мне лапку и ударил пятками
по спине "коня", понукая его к действию.
Валера послушно приблизился, но я спрятал шоколад за спину, второй
рукой поднял банку со сгущенкой и протянул ее карлику. Он взял банку,
понюхал, лизнул, высунув длинный, раздвоенный на конце язык, поморщился.
- Еда - внутри, - пояснил я, указывая на банку. - Открой.
Глубоко сидящие во впадинах темные глаза не изменили выражения, словно
в них и не теплилась мысль. Банка со сгущенкой упала на пол.
Я спрятал шоколадку в карман, поднял банку, пробил дырочку, налил
немного в стакан, попробовал сам и дал лизнуть Гавриилу Георгиевичу. Он
тут же выразил удовольствие, похлопав себя по животу, и потянулся за новой
порцией.
Я заклеил пластырем отверстие в банке и дал ее карлику. Он повертел
банку в руках и сунул ее под нос Валере.
- Не открывай, - сказал я ему.
Карлик обиженно засопел, вырвал банку у Валеры и швырнул ее на пол.
- Сбрось его! - приказал я.
В ответ Валера улыбнулся и погладил карлика по спине:
- Он моего племянника, Олежку, напоминает. Перестань его мучить. Лучше
дай наконец шоколадку. Он не станет открывать банку. Предпочитает, чтобы
это делали мы.
- Тоже мне барин! - в сердцах сказал я.
- Что же делать, коли нам попался местный барин, - вздохнул Валерий.
- Невероятное везенье. Один шанс из тысячи. Только нам может выпасть
такое: искать представителя местного населения и сразу наткнуться на
барина!
- Не сердись, - попытался успокоить меня Валера. - Может, он просто не
хочет поддаваться дрессировке. Предпочитает быть дрессировщиком.
Нам было непонятно, как карлики смогли создать города и заводы, как
заставили на них трудиться безобидных существ, похожих на горбатых
обезьян. Ведь сами карлики по уровню умственного развития недалеко ушли от
животных. Но, видимо, имелось неучтенное нами звено, некий загадочный
фактор, позволивший их цивилизации подняться на довольно высокую ступень
технического развития. Об этом неопровержимо свидетельствовали красивые
удобные города и полуавтоматизированные заводы. Мы тщетно пытались
разгадать этот феномен. Сравнительно быстро расшифровав отдельные
слова-понятия из примитивного языка карликов, пробовали расспрашивать
Гавриила Георгиевича. Но он то ли не соизволил с нами откровенно
беседовать, то ли не понимал нас. Не удалось даже однозначно определить,
было ли его непонимание искренним или притворным.
Карлику надоело сидеть на спине Валеры, и он забарабанил пятками,
подталкивая "коня" к выходу из палатки.
- Нам и в самом деле пора, - извиняющимся тоном сказал Валера, в
который раз поражая меня своей терпеливой добротой. Он напомнил, что нам
еще предстоит сегодня отобрать новую партию "образцов местной
промышленности" и отправить грузовую ракету на корабль, оставшийся на
орбите.
Мы покинули палатку и направились к городу. Высокие здания с куполами
словно плавали в мареве. Сине-желтые свечи деревьев цеплялись за облака.
Навстречу нам попадались группки карликов, иногда такие же группки
обгоняли нас, но ни те, ни другие не обращали на нас ни малейшего
внимания, вероятно, принимая за разновидность обезьян. Иногда они
перебрасывались несколькими словами с "седоком" Валеры.
- Тебе там хорошо? - спрашивал прохожий.
- Неплохо, и тебе того желаю, - важно отвечал Гавриил Георгиевич.
- Сыт?
- Сыт, - и карлик радостно хлопал себя по животу.
Дорога становилась все более многолюдной и как-то незаметно перешла в
улицу. По обе стороны ее возвышались невысокие дома с раздвижными дверями
и цветными стеклами в окнах. Вместе с толпой карликов мы вышли на площадь
перед длинным заводским зданием. Здесь уже стояли тележки с высокогорлыми
кувшинами. Ворота завода раскрылись, и горбатая обезьяна выкатила новую
тележку. В кувшинах пенилась белая жидкость. По широкому плоскому лицу
обезьяны с маленьким круглым носом и большими ноздрями, была разлита
приветливая улыбка. Один из карликов что-то приказал обезьяне, махнул
рукой, и она поставила тележку на указанное место. Затем низко поклонилась
и, почтительно улыбаясь, исчезла за воротами завода.
Мы уже убедились, что на этой планете работают только обезьяны. По
велению карликов они готовили пищу, шили одежду, создавали различные
предметы, напоминающие детские игрушки, строили здания.
Мы ни разу не видели, чтобы работал какой-нибудь карлик. Разве что
отдавал команды, которые обезьяны выполняли со странной
снисходительностью.
Как только обезьяна скрылась за резными воротами, карлики быстра
выстроились в очередь, каждый брал из тележки по кувшину. Некоторые тут же
прикладывались к сосуду, и по лицам можно было безошибочно определить, что
содержимое им нравится. Валера хотел было первым отведать пенистого
напитка, но я предложил потянуть жребий. Короткая зубочистка досталась
мне. Жидкость оказалась кисло-сладкой, хорошо утоляла жажду и, кажется,
была к тому же достаточно питательной. Валера покорно ожидал, когда же я
разрешу и ему приложиться к кувшину, а я выдержал минут пять, чутко
прислушиваясь к своему желудку, включил индикатор общего состояния и
только затем протянул кувшин Валере.
Потом мы запаслись съедобными лепешками, которые привозили из другого
цеха.
На площадь обезьяны вывезли новые тележки. На них стояли металлические
кубики, игрушечные зверюшки, предметы, похожие на вазы для цветов.
Пожалуй, это была посуда, хотя мы ни разу не видели, чтобы кто-то ел или
пил из нее. Эти предметы карлики разбирали особенно быстро.
Вскоре обезьяны увезли пустые тележки, и вслед за ними мы
беспрепятственно прошли на территорию завода. Может быть, этому
способствовало то обстоятельство, что Гавриил Георгиевич, все еще
восседавший на плечах Валеры, переговаривался со своими собратьями,
которые изредка встречались на песчаных дорожках. Вообще, на заводе он
держался как хозяин, кричал "быстрей!" или "работай лучше!" замешкавшимся
обезьянам, и они выслушивали эти "ценные указания" без удивления, правда,
и не торопились их выполнять.
Гавриил Георгиевич обнаглел настолько, что, когда Валера устал быть
"конем" и попробовал ссадить карлика на пол, тот крутанул его за ухо. Это
уже было слишком!
Но Валера отвел мою руку от своего "седока", сказав с обычной своей
мягкой улыбкой:
- Он же не больно...
И я невольно снова вспомнил фразу командира о той единственной причине,
из-за которой он кажется нам простаком.
"Неужели доброта может оглупить человека? - думал я. - Или, во всяком
случае, обманывать тех, кто за ним наблюдает? Но почему? И в чем или в ком
тут дело? В наблюдаемом или в наблюдателях?.."
Карликов на заводе было немного. Одни из них сидели в стеклянных будках
рядом с обезьянами-операторами, другие разъезжали по цехам, подобно нашему
Гавриилу Георгиевичу, на чужих плечах, да еще подгоняли своих "коней"
хлыстами. Вот одна из обезьян, поравнявшись с нами, замешкалась. Она с
любопытством осматривала меня, протянула руку и длинными гибкими пальцами
ощупала полу моей куртки. Ее седок безуспешно щелкал хлыстом. Большие,
темные, всегда поражавшие нас выражением бесконечной терпеливой доброты
глаза обезьяны встретились с моими. Я погладил ее по голове, и она издала
звуки, похожие на кошачье мурлыканье.
Седок стегнул ее хлыстом, заставляя бежать, но она я ухом не повела.
Подставила мне голову, приглашая еще раз погладить. Я попытался схватить
хлыст, но обезьяна сделала предостерегающий жест, отводя мою руку, и
извиняюще улыбнулась - совсем как Валера. Морщинки веером разбежались от
ее глаз. Я взглянул на Валеру, и тут он удивил меня больше обычного. Вдруг
ни с того ни с сего он мечтательно произнес:
- А знаешь, старина, чего мне хочется? Мороженого! И не какого-нибудь,
а ленинградского эскимо, холодненького, сладкого, с орехами и едва
ощутимым привкусом парного молока. Помнишь, мы ели такое в Центральном
парке на Первое мая?..
У меня рот наполнился слюной, так живо я представил себе коричневый, с
холмами орехов батончик - мечту вихрастых мальчишек и писклявых девчонок,
предмет тайного вожделения курсантов Академии космических исследований.
А Валера, неизвестно почему взявший на себя роль искусителя, продолжал,
слегка зажмурясь, его веки трепетали, он как бы вспоминал для самого себя:
- Батончик был на тонкой деревянной палочке. Если раскусить ее, во рту
появлялся привкус сосны, горьковатый, терпкий, едва различимый за холодной
сладостью... Представляешь, если дать каждому из этих карликов по такому
эскимо на палочке?..
Я тут же представил, как все эти шалопаи, любители командовать,
получают по батончику в серебристой фольге, с опоясывающей его бумажной
лентой с яркими разноцветными буквами, каким пронзительным весельем
загораются маленькие глазки на морщинистых личиках...
Валера подмигнул мне. Он выглядел как заговорщик, зная что-то, пока
неизвестное мне, и указывая взглядом на обезьяну. Она замерла, как в
трансе. Кожа на ее голове, особенно у висков, ритмично подергивалась, веки
были полуопущены, притеняя тусклые, глядящие внутрь себя глаза...
...Синий луч восходящего светила ласково коснулся моего носа. Я
медленно раскрыл глаза и увидел в полуметре от себя на пластиковом полу
палатки серебристо поблескивающий батончик. Из него торчала тонкая
деревянная палочка. Можно было различить и цветные буквы на бумажной
ленте, опоясывающей его.
Я не стал их рассматривать, ведь и так хорошо знал, что написано на
ленте. Вместо этого взглядом отыскал лысую голову, высунувшуюся из
спального мешка. Голубые глаза невинно смотрели то на меня, то на
батончик. Да, Валера мог быть доволен - эксперимент прошел успешно.
Загадки планеты больше не существовало даже для такого, как я. Все стало
на свои места: заводы, города, горбатые обезьяны, карлики с морщинистыми
лицами... Я вспомнил, как он удивленно спросил меня: "Ты имеешь в виду
карликов?" Интересно было бы узнать, давно ли он заподозрил истину?
- Ты, наверное, очень ярко представил себе эскимо, - проговорил Валера.
- Поэтому они так четко воспроизвели его.
- Так и это, выходит, моя заслуга? - с деланной радостью
поинтересовался я, и он отвел взгляд.
Одним я мог быть доволен: все же Валера недооценивал меня, не
подозревал, что я уже давно знаю, кто из нас на самом деле главный и кто
кем руководит.
- Карлики - это их дети? - спросил я, нисколько не стесняясь спрашивать
у него.
- Может быть, животные, которых они приручают и помогают им стать
разумными... - протянул он, продолжая давнюю игру и предоставляя мне
возможность вынести категорическое и "окончательное" суждение.
- Вот придурок! - сказал я. - Здоровенный космический придурок!
- Ты так думаешь?
- Да это я о себе! - закричал я. - Ты-то наверняка понял все уже
давно... Или хотя бы подозревал...
- Два здоровенных космических придурка! - весело подхватил Валера и
залился своим знаменитым взвизгивающим смехом.
"Трудно сознаться даже себе, - думал я, - что "обезьяны" казались
животными только по одной-единственной причине. Но кто же мы такие и чего
стоим, если этой причины достаточно, чтобы принимать разумных за
животных?"
- Ладно, ладно, извинимся перед ними - и все дела, - как ни в чем не
бывало произнес Валера.
- Дело не в них, а в нас, - сказал я. - Только в нас...
Синее солнце всходило над планетой, и светлые тени бежали от его
лучей...
Популярность: 1, Last-modified: Fri, 01 Dec 2000 18:41:27 GmT