---------------------------------------------------------------
 Юрий Степанович Самсонов. Стеклянный корабль. Сказка для взрослых
 OCR: ONLINE БИБЛИОТЕКА http://bestlibrary.rusinfo.com
 http://bestlibrary.agava.ru
---------------------------------------------------------------


               Некий  вор в наследство  честным детям и внукам
               своим оставил сундучок, набитый  разного фасону ключами,
               которые  собирал и берег  он весь век. В том позабытом
               сундуке посреди прочих ржавеет не изведавший замка
               ключ от райских врат.
                                        Притча





     Странник брел опять пустырем, без дороги, заблудившись, кажется, навеки
в  этой  плоской  бесплодной стране,  где  земля солона, воздух  горек...  В
отличие  от прежних посещений, он не смог бы  теперь  позабыть  вдруг,  куда
направляется;  это таило опасность смертельную:  всему был свой предел, свой
срок..
     Над головою пылало солнце, неузнаваемое  маленькое солнце, жалящее, как
овод. Горечь полынной  пыли жгла горло, сушила язык. Не на  чем остановиться
взгляду вплоть до горизонта, ничто не возвышается над ровною его чертою.
     Где они, прохладные зеленые холмы? Будет ли край пустырю?
     Перехватило  горло от печали, но странник сумел сказать себе: не грусти
и не  трусь,  ведь кто-нибудь знает дорогу Дикая будто бы мысль:  кто же мог
тут  появиться? - однако он ничуть не был ею удивлен  Странник  остановился,
чтобы ждать.
     Долгим было его ожидание.
     Очень долгим. Почти бесконечным.



     И все-таки маленькое  солнце не успело сдвинуться с точки зенита, когда
странствие окончилось: странник открыл глаза.
     Он открыл  глаза и  рассмеялся:  дома!.. Да и  выспался он превосходно,
несмотря па изобилие приключений, речь о которых мы поведем чуть позднее.
     Мог считаться завершенным страннейший из экспериментов, необходимо было
по свежей памяти описать все подробно.
     Молодой человек,  не  вставая  с постели, включил  уставленный  пивными
кружками  страдалец-телевизор,  заменявший  часы,   потянулся  к  карандашу,
раскрыл  толстую  зеленую  тетрадь  и принялся  за  работу. Солнце,  бурьян,
описание  минуты отчаяния  -  все,  что  поминалось  в  прежних заметках, он
опустил.  Торопливые  каракули  струились  по  бумаге,   а  тем  временем  в
обшарпанном тельце телевизора разрастался полный шорохов и тресков радиогул,
по экрану пронеслись зигзаги, возникло изображение и послышалась речь.
     Шел рекламный заказной  репортаж, из тех, каких даже с  самой отчаянной
скуки  не смотрел никто, кроме заказчика, его родственников, друзей  и, коли
имелись, подчиненных.  Однако карандаш словно сам собою выскочил  из пальцев
молодого человека, который с разинутым ртом испуганно вытаращился на экран.
     - Что же это, боже, боже мой?! - жалобно проговорил он наконец.
     Сегодняшней записи суждено было оборваться на пол-дороге.



     Не  без злорадства,  сознаемся, предвкушали  мы  недоумение,  в которое
ввергнем  читателя,  полагая  справедливым,  чтобы  оно  было  с  нами  хоть
кем-нибудь  частью  разделено,  и  все  же  отнюдь  не  надеясь, что  оно от
разделения уменьшится. Хроника наша опирается на документы старинных архивов
и  на показания  очевидцев, доступные  всякому. Она достоверна  -  и  все же
настолько загадочна, что на иные  вопросы вряд ли когда-либо сыщется  ответ.
Не о том была забота автора, чтобы рассеять мрак, а о, том лишь, чтоб  найти
связь событий, придать  их хаосу подобие системы и тем  открыть дорогу более
проницательным исследователям.
     Правдивость повествования зависит от надежности источников, его полнота
- от  их  полноты.  Кто  был,  например,  наш  герой?  Помимо  свидетельских
показаний, посвященных немногим часам  его жизни, чудом найденная тетрадь  -
это все, что после него уцелело. Содержащиеся в ней заметки весьма скудны по
части  внешних  житейских обстоятельств. Как  тут  быть?  Автор  не  намерен
выдавать домыслы  за  истину и откроет читателю не более того, что открылось
ему самому. Этот принцип - основа всей хроники.
     Иногда  мы  будем  делиться  догадками,  иногда утаивать  их,  оберегая
собственную репутацию.  Не  развлечь читателя,  мы  желали, но  призвать его
поразмыслить над событиями, которые, не исключается, определяют и прошедшую,
и  грядущую нашу судьбу - или хотя  бы  намекают на нее, В любом  случае они
заслуживают  внимания,  пусть  из-за  одной  своей  необыкновенности,  из-за
причудливости! Стоит понять, наконец, что наше безразличие опасно.
     Не вопием ли в пустыне?
     Но  к  делу.  Из  заметок в зеленой  тетради  и  отчасти  из  показаний
свидетелей  мы  знаем, что  помянутый молодой  человек был  студент,  что он
изучал  попеременно  философию,  медицину и физику, не ведая, какая из  наук
нужнее,  чтобы осчастливить человечество  свершениями по окончании  курса, -
таково было твердое его  намерение. Пожалуй, читателю следует это  запомнить
особо  -  лично  ему,  коли  верить  тетради,  для  счастья  ничего  уже  не
требовалось, так как был  он влюблен. Да,  едва приехав в  столицу, он успел
завести,  а лучше сказать - учинить обворожительный  роман с красивой дамой,
которая, верно, ничего не знала ни об этом романе, ни о самом его герое, так
как...  Тут  придется  открыть  маленький  секрет,  в   котором  ничего  нет
постыдного. Бываем  же  мы  растроганы, читая  истории  о людях,  что  почти
умирали, влюбившись в портрет, и  надо ли  судить бедною  юного провинциала?
Наверное, вы  угадали:  он увидел Ее  на телевизионном  экране в самый  день
приезда, был покорен в один миг,  разумеется, навсегда, но, конечно, позабыл
бы об этом назавтра,  кабы не одно  нечаянное обстоятельство сразу вслед  за
тем  он   повстречал  свою  Даму  в  дальнем  маленьком  городке,   они  там
прогуливались,  взявшись  за руки,  и,  черт  возьми,  целовались  в  гулком
каменном сарае  - вот до чего  дошло! Молодой  человек проснулся  влюбленным
окончательно  по уши,  потому  что  во сне  только  могло  это случиться. Уж
спалось-то ему  отменно, в чем  и загвоздка: тому  был молодой человек  всем
обязан  -  деревенским румянцем,  голубиной ясностью  глаз, преданной вечной
любовью странной печальной судьбой...
     Кстати,  сновидение закончилось пренеприятно:  Дама приказала  найти  в
каком-то доме дверь, которой не было, и отворить ее, что было невозможно. Он
это  исполнил.  Дверь  никуда   не  вела.  Пустота  была  за  ней  и  высота
необычайная.  Глубоким стариком  остался он  посреди  полынного  пустыря под
злющим маленьким солнцем, и некуда было идти - все кончено!
     Как он смеялся, проснувшись?
     Только свидание  на самом деле  оказалось  роковым.  Он с  безразличным
видом выслушивал  сплетни, ревновал, тосковал и ходил под  Ее окна исправно,
как  на  службу, имея  из-за  того  неприятности, -  которые  в  тетради  не
живописуются. Зато  многократно  упомянут  эпизод,  показавшийся  необычайно
важным:  кто-то  из Ее  домочадцев  ему однажды  кивнул  -  и знал  бы,  что
натворил!  Впрочем, надо  полагать, это было сделано по  ошибке, но  молодой
человек разволновался  ужасно! Чудились  ему и записочки,  тайком  сунутые в
руку посреди толпы, и нежный  голос, шепнувший: "сударь, вас ждут там-то", -
все, что можно вычитать  из  книжек, -  до  бархатной повязки на  глазах, до
шпаг, сверкающих при луне, хотя где было взять шпагу!
     Смешные  ожидания  вскоре  пресеклись:  никто  с  ним больше  не  думал
здороваться. Следствием  пережитого  было то, что  мысли его, как  видно  из
тетради,  возвращались все  чаще  к  счастливому сну. Ибо выкатывающийся  из
ворот лимузин с зашторенными окнами, в котором  едет,  может быть, не Она, -
пища ли это для влюбленных глаз?
     Один способ оставался увидеться,  и на  том сосредоточились мало-помалу
все  его душевные  силы. Думая о своей  Даме днем, стоя под  окнами вечером,
укладываясь поздно  в  постель, он ожидал, что Она  в новом сне ему явится.,
Нелепо? Но зато вполне достойно какого-нибудь сэра Ланселота. Что мы знаем о
магните души?  Не способен  ли он  приводить в  движение миры точно так, как
жалкая железка вращает моторы?
     К  тому  же  здравый  смысл в этих  занятиях  не вовсе отсутствовал, он
только знал свое место.  Юмористический тон  многих фраз, даже целых страниц
дает  основание это заключить. И сама-то  тетрадка неспроста появилась,  и в
науках своих молодой человек успевал, не  отличаясь  только аккуратностью. А
как же: для  него извлечь какой-нибудь квадратный корень означало освободить
Ее  с  боем  из  темницы,  куда  Ее  упрятали  злодеи,  например,  из  банды
знаменитейшего  Тургота,  требуя   выкупа,  грозя  смертью!   Философия  вся
рассуждала о Ней,  Эйнштейн и  Ньютон одну  Ее запечатлели  в  формулах, это
возле Нее, как вокруг солнца, изгибается невидимо пространство - попробовало
б оно не изогнуться!
     Вот так, почти  непрерывно себя гипнотизируя, он  ждал,  но упорство не
вознаграждалось. За многие месяцы только однажды привиделся ему тот городок,
Где состоялось свиданье,  но Дамы он не  встретил, да и никого другого тоже:
городок  оказался   пуст.  Словно  заблудившись   в  театральной  декорации,
заглядывал  он в неживые окна и понимал, что  Ей,  при всяческих  семейных и
иных обязанностях - Дама была, разумеется, замужем, -  не найти предлога для
посещения отдаленного,  незначительного и к  тому же необитаемого городишки.
"О  котором  никто  на свете  не  слыхивал!" -  добавил он,  пробудясь, ибо,
кажется, узнал наконец этот город!
     Если  верить  тетради,  впервые  он  побывал  там  еще в детстве.  (Это
"побывал" следовало бы  заключить в кавычки. В нашем повествовании сон и явь
сплетаются так тесно, что читатель, опасаемся,  будет не раз  сбит с толку и
без наших обмолвок.  Не ведаем, как облегчить ему труд. И стоит ли, не едина
ли  эта  странная  действительность?)  В  заметках  весьма подробно изложены
сопутствовавшие  ,  первому посещению обстоятельства. Обратимся  к ним, коли
даже они покажутся не идущими к делу. Кто знает, где, лежит волшебный ключ?



     Семья  жила  в  деревне,  отец  уехал  куда-то  по  делам,  говорили  -
ненадолго, но  мудрым  инстинктом мальчик почуял беду. В  необъяснимой тоске
слонялся  без игры, без дела;  мать,  чтобы  развлечь, надумала  взять его с
собою на реку, куда соседки сходились полоскать белье.
     Он  так мало прожил  еще  на  земле, что  реку увидел  впервые. Будь он
покоен и весел,  впечатление было  бы, наверное, иным. Ужасен  показался ему
открывшийся под невысоким откосом  провал,  где  затонули, не достигнув дна,
огромные белые облака!
     На самом деле  речушка была  мелкая - курица вброд перейдет, мальчик не
знал этого, а сказали бы  - не поверил. Текли не убывая воды бездны, слабели
ноги,  голова  кружилась... Мать,  раздраженная  непонятным  сопротивлением,
тащила, его за руку, он молча упирался. "Опасно!" - кричало ему все вокруг -
и не дружески... Лес на другом берегу был недобр, хоть и казался плюшевым, в
водовороте над омутом медлительно и грозно ходило солнце, его осколки резали
глаза.  Песчаная  кромка  берега хрупким  тоненьким  козырьком  нависала над
пропастью, дожидаясь Только его, чтобы под ним обломиться, и вот туда-то его
и волокли, насильно, будто на казнь, не позволяя опомниться!
     А он даже закричать не мог: отнялся с перепугу язык.
     Мальчик  все же замечал, что  из остальных никто  не трусит. Женщины  с
корзинами  на плечах  опередили их, шли  по опасной  кромке;  иногда  рискуя
оступиться, не проявляя осторожности. В нем зарождалась надежда, но вдруг он
заметил, как ямки их следов заполняются мутной водою! Он оказался бессилен и
сам передать,  что с ним сталось. Целая философия  возникла внезапно  в  его
голове: земля, да и весь  мир  - только корочка над этой  бездной, способною
все поглотить, ждущей только  своего  каприза!  Для чего люди строят  дома и
амбары, которые так тяжелы, ведь глупа их отвага!
     Он  сумел вырвать  руку и пятился -  туда, где был тверже берег, где не
оставалось налитых водой  следов,  пятился, но знал про себя, что  напрасно:
повсюду бездна будет под ногами, некуда деваться, негде спрятаться!
     Скоро он уже носился по песку у  воды, будто стриж. Но облик мироздания
каким ему явился,  таким для него и остался, если не навсегда, то  надолго -
менялись лишь имена Бездны.
     Скоро ему довелось услыхать новое ее имя...



     Вызванная срочной телеграммой, мать уехала, мальчик  ночевал у соседей,
и привиделся ему  сон,  первый изо всех, какие удалось ему  запомнить:  рано
утром   бежит   он  по   саду  и  на  дальнем  краю  находит  яму,  длинную,
прямоугольную, с обваленными краями,  заросшую внутри травою, хотя еще вчера
никакой ямы не было тут. Стоя над  ней, он размышляет об  этом  и  слышит из
травы какой-то стрекот, очень знакомый, только это не  кузнечик: нет в траве
никого, некому там стрекотать!
     Он бросился прочь и проснулся в холодном поту.



     Известие  о смерти  отца было выслушано с глупою улыбкой.  Что  такое -
умер? Что такое - его больше нет, куда он может деваться?
     Увидав гроб  и  тело,  он совсем  уверился в обмане и обрадовался: отец
всего-навсего  спит. Весело было с другими  мальчишками рвать цветы, таскать
их охапки ко гробу,  одна только досада: пора  бы ему пробудиться, подняться
из этой удивительной постели!..
     Он  принялся  тормошить отца, звать  его,  но тот  все-таки  либо  спал
слишком крепко,  либо  притворялся...  Тем  временем  музыканты построились,
рокотнул барабан, охнули трубы, и музыка вдруг сделала понятным все, чего не
сумели передать слова.
     Мальчишку  скрутило жгутом,  бурная истерика  спасла  его  от  худшего,
поднесенный тонкий стакан с водою раздробился в зубах... Он изнемог,  отупел
и из  всего  остального  запомнил  только  длинную мутную лужу  по дороге на
кладбище.
     Смерть остановила на себе его мысли, казалось, навечно. Вот  гости едят
малину - зачем? Ведь все умрут, малина пропадет...
     К счастью, никто им особенно не интересовался.  Не придавалось  лишнего
значения ни его меланхолии,  ни приступам безудержного бешенства. Как видно,
от младых ногтей  герою нашему была свойственна неистовость души.  Живи он в
более интеллигентной  среде, его наверняка принялись бы лечить и загубили бы
вконец. Тут же только удивлялись иногда: неужели еще помнит отца?
     А  он  жил  одной  этой  памятью, этой  мукой. Каким  явилось  счастьем
сновиденье,  ненадолго  избавившее  его  от  сиротства!  Не  гневайтесь,  но
обойдемся  все  же без кавычек: в  дальнем  маленьком  городке, которого все
улицы  упирались  в сумеречный лес и не  вела куда ни одна дорога, он увидел
отца.
     Случилось это, он рассказывает, так: покинув  дом на рассвете,  он брел
болотистым  мелколесьем и вышел к, берегу тихой реки. Солнце едва поднялось,
однако песчаная  коса на той стороне кишела людьми, успевшими его опередить,
толпы их уходили сквозь  лес к  далеким  зеленым холмам. Он тоже должен  был
переплыть реку,  но  в следующий же миг оказался там, где ждал его  отец - в
городке за холмами.
     В каком-то незнакомом доме они сидели за столом возле печки, говорили -
не  могли  наговориться.  О чем? Память не  удержала ни слова. Так, бывало и
после,  при  других  встречах,  весьма редких и  все же  вошедших в  обычай.
Обратный путь был пробуждение...
     Эти сны спасли его,  сберегли душевное здоровье. Сны сделались причиной
поразительной его судьбы. Случайность ли? Не будем об этом гадать.
     Недосуг  ему  было   приглядываться  к  городку,  воспоминания   лишены
отчетливости. Откуда он  взял, что на  тех же  улицах  свиделся с Дамою, чем
может это подтвердить? Таково было его впечатление, вот вам и все.
     То, что случилось впоследствии, делает вопрос этот важным. Воспоминания
преобразованы  фантазией?  Такой  ответ   кажется   плоским.  Толкований   с
каким-нибудь   мистическим   отливом   также   хочется   избежать,   не   из
предубеждения, а  попросту за их недоказуемостью.  Символы все  зародились в
человеческой  голове,  они  могут  сходствовать,  но  сходство  не  означает
непременно  тождества, может указывать всего лишь  на  общий источник.  Нет,
все-таки он этого не выдумал! Имеется, пожалуй,: подтверждение.
     Подозревая мистификацию, иные спрашивают: отчего же, снова очутившись в
городке,  он  не вспоминал отца? Можно  бы ответить:  рана  заросла, молодой
человек не помнил о нем и наяву, затевая осаду страны  сновидений, все мысли
были  давно  о  Другой...  Так  ли?  Его  заметно озадачило,  пожалуй,  даже
покоробило, когда открылось - или пусть вообразилось, - что два таких разных
свидания  произошли  в том же месте,  он  не желал бы их связывать из вполне
естественного в  этом случае суеверия, тем более  настаивать на такой связи,
говорить о ней  слишком много  в заметках,  которые  сразу делаются скупыми,
неохотными и, возможно, неполными, едва дойдут до помянутой темы.
     Но  связь,  глубокая   таинственная   связь  все  же  существовала,   и
последующие события ее обнаружили. Оставим покуда этот мудреный предмет.



     Насильно вызываемые,  сновиденья смешались сперва в несуразицу, а потом
прекратились  и, вовсе. Однако  молодой  человек  не  вздумал  отступить, он
удесятерил свои старания.
     Наедине  с собою  мы все ловки.  Чтобы оправдать сие занятие хотя  бы в
собственных глазах, было положено считать его ученым экспериментом. Тогда  и
появилась толстая тетрадь, купленная в университетской лавочке...
     Спал  он  по-прежнему  , как  сурок,  хоть и с  научной  целью,  только
раскрытые  страницы  успели  пожелтеть  и  покрыться  пылью, дожидаясь  сна,
достойного занесения в дневник.
     Первая  запись  была произведена  без особой решительности:  во-первых,
сновидение, хоть  и необычайное, не относилось к теме,  во-вторых, явно было
навеяно  внешними обстоятельствами,  а именно тем, что к  Земле в  это время
мчался   из   космического   пространства    довольно    крупный   астероид,
сопровождаемый роем  мелких и мельчайших, не  исключалось, что он врежется в
планету  и последствия будут ужасны.  Астрономы-оптимисты предрекали только,
что  он  пройдет  в   опасной  близости,  вызвав  грандиозный  фейерверк  на
небосклоне, довольно длительный. Все вокруг только об этом и разговаривали.
     Сон молодого человека был вот каков.
     Он  стоял  на какой-то равнине, ощущая  под ногами не  просто почву, но
весь земной шар в космической пустоте; от этого кружилась голова.
     Высоко в ночном небе стояло солнце, диковинным образом ничего вокруг не
освещая, - равнина тонула во мгле.
     Внезапно оно разделилось - не уменьшившись, не побледнев. Одно  из двух
солнц оставалось на месте, другое ринулось вниз, к земле...
     Молодой человек, ожидал катастрофы без испуга -  даже с восторгом, но с
жалостью к спящим, которые того не видят, не узнают причины конца.
     Сияющий  шар  не  коснулся  земной  поверхности  -  и  не  остановился.
Продолжая лететь  с  безумной  быстротой, он будто  оплетал планету огненным
клубком  - координатной сеткою орбит, которые обращались в невидимые каналы,
способные мгновенно переместить каждого,  кому было о них известно, в  любые
области земли.
     Молодой человек был призван к такому путешествию и увидал, что  планета
одичала:  развалины   городов  заросли  травою  и  кустарником.  "Ты  должен
рассказать об этом", -  беззвучно произнес незримый собеседник. "Но  кому? -
возразил он. - Земля пуста!.." Он  не смог  - или не  решился, как  знать! -
пересказать ответ, утверждая, что в его памяти сохранилось, да и тоне вполне
ясно,  лишь  одно:  это  он,  никто  другой,   как  он,  неосознанным  своим
сопротивлением  помешал  Земле  превратиться  в  пламенное  облако,  изменив
события сна нечаянным легким усилием души!
     Затем,  повинуясь опять неслышному приказу,  он поднял  голову. Грозная
комета с раздвоенным огненным  хвостом распростерлась по ночному небосклону.
Тяжкий сгусток звездного огня, возглавлявший ее, кажется, был тем диковинным
первоначальным  солнцем,  теперь  висящим   неподвижно,  словно  бы  чего-то
ожидая...
     Молодой человек оттолкнул его  взглядом!  Он  ликованием он увидал, как
страшный космический гость  медлительно тронулся  с места,  волоча за  собою
хвосты;  все   скорее  двигаясь,  все  уменьшаясь,  скрылся,   наконец,  за,
горизонтом!
     Этот поступок был одобрен, пожалуй, присоветован даже: как иллюстрация,
как  образец,  - сказано  в  дневнике. Во всяком случае, сам молодой человек
сделал  себе из этого урок,  учился  как бы  бодрствовать  во  сне, управляя
течением сновидений, отнюдь не склонных покориться произволу...
     Опускаем  избыток  подробностей.   Толстая   тетрадь  начала  понемногу
заполняться, возможно, это и впрямь,  приобретало ценность для науки, не нам
судить.
     Между  прочими записями  находим  одну краткую  - о  дальнейшей  судьбе
астероида: астрономы ошиблись, он пролетел довольно далеко, был на небе едва
заметен.  Фотография,  сделанная  при помощи телескопа,  позволила  молодому
человеку обнаружить сходство с тем, что увидел  он сам, но также со  многими
другими подобными фотографиями из книг по астрономии.
     Обратимся к ночным его странствованиям.



     Начинались они, как и в детстве,  - в предутренних сумерках, болотистым
мелколесьем.  Не  беремся определите  была  на то  собственная его воля  или
какая-то гипотетическая необходимость.
     Замечалась  только  одна  перемена:  песчаная коса на той  стороне реки
бывала  теперь  безлюдна.  Он  странствовал  один  и знал,  что это  опасное
странствие, с  первых  шагов убедившись, что властвуют  здесь  некие законы,
которые  невозможно   постигнуть  и  нельзя   нарушать.  Оставалось  учиться
доступному - правилам поведения. Опыт на них не скупился.
     Такую, например, речушку он наяву осилил бы в несколько взмахов. Во сне
даже ступить  в  воду не  удавалось.  Чрезмерно настойчивая  попытка вела  к
немедленному  пробуждению.  В  лучшем  случае  он  оказывался  сразу посреди
заброшенного городка, понимая  с печалью, что Она не, придет: городок должен
сперва  воскреснуть,  наполниться народом, тогда причина его навестить  сама
явится.
     Но  чтобы  это стало возможно, следовало  проделать весь путь до города
пешим порядком - таково было непременное условие, откуда-то ему известное! И
впрямь: должен был кто-то проторить туда хотя бы, тропинку для всех прочих -
а кто еще станет этим заниматься!
     Случалось  при  таких  бесплодных  посещениях   очутиться  опять  перед
заклятой дверью,  понимая со страхом, что отворить  ее нельзя: за нею кто-то
прятался!..



     Как же одолеть  всю длинную дорогу,  не умея  перебраться  через жалкую
речушку?
     Худо было, что в новых снах молодой человек обыкновенно не помнил своих
прежних попыток, вынужден  был все начинать сначала,  все повторять, покуда,
можно догадаться,  не менялся в чем-то сам, поступая  в итоге неожиданно для
себя.
     Однажды, наказав  себе,  как обычно,  решительно  ринуться в  реку,  он
вместо того вдруг остановился и начале нее вглядываться.
     В  прозрачной,  чуть желтоватой водице под  берегом  колыхались  темные
водоросли, белели камешки, затем  дно  сразу  уходило вглубь, во мрак, и там
дальше было...  Нет, страшнее: не  было больше ничего, или...  - он так и не
сумел этого выразить, но понял, что удерживает  его только собственный страх
перед  этой  рекой,  страх, быть может,  небеспричинный,  во всяком  случае,
застарелый!..
     Запись  в  этом  месте   делается  сбивчивой  и  довольно  бестолковой:
поминается  какая-то лодка, в ней  старик -  это он сам,  но никакая лодка в
переправе  не  участвовала...  Разумеется,  лишнее требовать  здесь  логики,
однако весьма похоже, что герою нашему снились иногда одновременно различные
сны, сны во  сне! Подобное будет описано и позднее. Во всяком случае, старик
и лодка - образы, читатель убедится, - достаточно многозначительные,  чтобы:
не оставить их без  упоминания, хотя автор дневника говорит о них вскользь и
глухо: он еще не знал всего, что знаем мы...
     "Будь что будет, - сказал он себе. - Чего нам бояться, вперед!" Речушка
и впрямь сделалась никудышной - узенькой, просто ручьем, и словно  бы всегда
такой была! Шаги он уж на той стороне, идет песчаною косою.
     Он, вспомнил о реке и захотел оглянуться. "Не оглядывайся!" - закричало
вдруг все в нем. "Пустяки", - подумал он не без самодовольства. Оборотился.
     Ямки следов на  песке  заполнялись  водою. Страх, испытанный в детстве,
овладел  им опять...  Оставленный позади  берег  лежал, облокотясь о бездну,
мрачная  глубь  которой  зловеще  рдела,  словно в  ней  затонул  включенный
фотографический фонарь.
     Обратный  путь,  с  тоской  понял  он, заказан  ему  теперь  навеки,  и
странствовать он должен также вечно.
     Зеленые холмы  с каждым шагом его отдалялись, покуда не пропали из виду
вовсе.
     Вокруг простирался заросший бурьяном пустырь.



     Солнце,  жухлый бурьян,  гвалт  кузнечиков...  Этот  сон, ему напоминал
закольцованный обрывок видеопленки. Бесполезно было гадать, отчего неодолимо
затянулся путь с зеленым  холмам, бесполезно его продолжать, не имело смысла
поворачивать обратно, там ожидало то же самое -  солнце, бурьян, стрекотанье
кузнечиков, отсчитывающих столетия!
     Законы иной реальности, словно бы иной вселенной,  властвовали здесь, и
странник  каким-то чутьем знал  условие:  останься он на  пустыре до срока -
может быть,  до  мига  пробуждения -  и  ему  уж не покинуть пустыря вовеки,
оставаться там не просыпаясь, - предполагает он в своих заметках.
     Во  сне он в это верил безусловно.  А наяву?  В  похвалу здравости  его
рассудка сообщим, что он не принимал свои , виденья слишком уж всерьез, хотя
бывали минуты увлечения... Но, может быть, не меньшую честь его благоразумию
делает то, что он  не отваживался произвести экспериментальную проверку и до
поры позволял себе спастись усталостью: стоило ведь забыть хоть на миг, куда
ты идешь и зачем, - и  пустырь пропадал, возникали иные картины, иные сцены,
среди них одна была ужасна: зовут: на помощь, он  - эдаким  франтом! - бежит
по  выщербленным каменным ступенькам  вниз,  видит  стол, оплывающую  свечу.
Никого в тесном подвале нет, но дверь за спиною захлопывается, он в ловушке!
Кажется, это та солгал заклятая дверь!..
     Примечательный сон...
     Пищи для  ученого ума  было предовольно, и студент  наш подумывал уже о
диссертации.  Днями  пропадал в библиотеке,  становясь мало-помалу  знатоком
гипнологии и  психофизиологии. Чтобы  ничто не вредило чистоте эксперимента,
покончил с курением, отказался от чая и  кофе, товарищи, заходившие к  нему,
случалось, вечерами, выпивали свое  пиво  теперь без  него, что, впрочем, не
вредило  компании.  Он был скрытен, никто не узнал ни о любви его, ни о том,
что  ежевечерне  он,  согласно  разработанному  сценарию,  дает  себе  новое
поручение на грядущую ночь.
     Но опять  повторялось:  мелколесье,  берег, река,  пропадающие  с  глаз
далекие  зеленые  холмы,  солнце, бурьян,  гвалт кузнечиков... Какой-то  его
промах делал всю затею очевидно безнадежной.
     Он и не подумал  с этим  примириться!  И как-то, заблудившись сызнова в
бескрайней полынной чащобе,  не зная, что предпринять, сказал вдруг себе: не
трусь, кто-нибудь знает дорогу!
     Так и полагалось желать  во сне - как бы в  сослагательном  наклонении,
даже мыслью почти не коснувшись желаемого. Странник был собою  недоволен: он
в сильной степени отдавался во власть самочинно возникавших обстоятельств, -
этот вывод сделан не нами...
     Однако он остановился и принялся ждать.



     Ждать пришлось долго, так долго, что начинало казаться  - корни  пустил
он в пересохшую,  потрескавшуюся  почву.  Прежде от вида пустыря рождалась в
нем одна досада, сейчас, в  неподвижности, сделавшись  частью  ландшафта, он
ощутил, какое отчаяние пропитывает здесь каждый бесполезный стебелек, каждый
ком горькой земли... Словно бы заговорить  силилась  убогая равнина,  и  уже
сетка   трещин  на   глинистой   поверхности   представлялась   непрочтенной
тайнописью,  и  чудился  какой-то  немой  вопль -  мнимый  звук  приводил  в
содрогание душу...
     Тысячелетия сливались в вечность. И не было ни срока, ни предела.



     Тысячелетия сливались  в вечность, вечность в единый миг. Низкое черное
облако появилось на краю небосклона  у самого горизонта, и с той стороны шел
пустырем  человек.  Странник узнал его  издали:  это  отец!  -  и  душа  вся
рванулась навстречу. Но отец его умер давно, он ошибся:..
     Он  ошибся - и снова  узнал  идущего, с содроганием,  убеждаясь, что на
этот раз ошибки нет: это он сам!..
     Здесь  самая спутанная,  самая темная часть его заметок: многого  он не
мог  припомнить,  пробудясь,  десятки,  если не сотни и  более,  лиц  успели
промелькнуть,  участвуя  в  эпизодах,  о  которых он  не сохранил  малейшего
впечатления,  из  уцелевших  обрывков  невозможно  составить  ничего целого.
Похоже, что не было числа тем, кто чуть не сделался его попутчиком, иных он,
наконец, приметил - потому ли, что выбрал  среди прочих, потому ли, что чаще
не встречал.
     Попадались  ли ему  где наяву этот старый провинциальный юрист, этот не
окончивший курса медик, этот робкий напыщенный  музыкант  и  прочие, прочие,
прочие?..  Насчет одних  нельзя  сказать  определенно, насчет  других  можно
ответить решительным  "нет"  Во всяком случае, достоверно известно, что ни с
одним из них он никакого знакомства не водил.
     Он  видел себя едущим  с ними в стареньком таксомоторе.  Дорога  плоха,
впереди  становятся  видны  какие-то  островерхие сооружения, он выходит  из
машины: где-то здесь живет его приятель, которого следует навестить.
     Он видел себя снова франтом - чуть ли не в цилиндре  и с тросточкам - в
пролетке,  запряженной  лошадью.  О  чем-то  толкует  согбенный  возница,  в
пролетке сидит еще кто-то.., или нет никого? Пролетка останавливается:  надо
навестить приятеля...
     Наконец,  он видел  себя торопливо  идущим вслед за  человеком, который
несет  в  забинтованной  руке  не  вполне  обыкновенный  маленький  железный
сундучок. Этот попутчик пришелся ему по нраву больше прочих, следствием было
то,  что  встречаться  в  сновидениях стал он чаще..  С ним  и  суждено было
страннику осилить остаток пути.
     Он  наяву знал, что  предстоит увидеть, во сне этого  не помнил виденья
все повторялись  в затверженной  череде: мелколесье,  берег,  река, пустырь;
страх  и  отчаянье,  нелепая  надежда, раскаянье  и стыд:  почему он  боялся
увидеть отца,  которого  так любил?  И  неужели страшно взглянуть себе же  в
глаза,  которые  каждый день  встречаешь в  зеркале? Что-то  снова потеряно,
потеряно невозвратимо!..
     Ни  как  ни  долог  становился  ряд  видений, надо было  переживать все
сызнова, чтобы удлинилась несколько их череда.
     Не было  ошибкой: странник хорошо  знал и давно помнил этого человека с
железным сундучком, не  встречая его  никогда!  И  сундучок ему помнился,  и
замусоленный бинт перчаткой на правой руке... А когда тот остановился, чтобы
набить и разжечь трубку - сновидение  имело черты  самой подлинной яви! - он
обнаружил, что помнит даже запах этого табака!
     Человек этот прошагал мимо, не взглянув на странника; под тяжкой стопою
трещали одеревеневшие стебли полыни. Странник кинулся  вдогонку  -  попутчик
оказался от него  дальше, чем был, хотя шел по-прежнему неторопливо Странник
побежал за ним, но с большим успехом мог бы остаться на месте: тот, впереди,
был уже едва заметен,  а вот и скрылся из виду  вовсе! И снова: бурьян, злое
солнце, одиночество на века...
     "Не спешить! - сказал он себе, просыпаясь с бьющимся сердцем. - Никакой
торопливости, спокойствие абсолютное!" Эта заповедь приблизила успех.



     Если странник следовал за своим  поводырем, пустырь как бы  съеживался,
делаясь всего только довольно обширным...
     Толстая тетрадь становилась  подлинным атласом  некой страны. Местность
всегда была  одни и та же, хотя иные ландшафты менялись довольно причудливо,
заселяясь рудокопами, гномами или даже каким-то романтическим зверьем, - это
был опять как бы  сон во  сне.  Все, что попадалось на глаза, как бы оно  ни
менялось,  было знакомо, все  он  будто  видывал когда-то, но - удивительное
дела! -  не мог иногда опознать предметов, наяву  отлично ему  известных,  -
тех,  например,  островерхих  сооружений,  которые   мы   однажды   вскользь
упомянула.
     Приблизившись,   он  счел  их   железными  башнями.   Давно  покинутые,
разрушающиеся, они стояли нестройными рядами, многие уж повадились. Для чего
они  могли  служить? - думал странник, рыская  между бессмысленных развалин.
Затем еще вспомнил, что где-то здесь обитает какой-то его приятель,  - опять
эта  странная фантазия!  - упустил поводыря  из  виду  и, кажется,  тем  его
предал.
     На тропинке поверх отпечатков грубых громадных ботинок извивался теперь
рубчатый след велосипедных колес.
     Откуда он  взялся, суетливый  субъектик в воскресной черной тройке?  Он
тоже следовал  за  поводырем, как позволяла местность, - то катясь  на своем
легоньком  складном  велосипедике,  а  то  волоча  его на  себе,  крадучись,
короткими перебежками...
     Избавиться от него было уже нельзя. Единожды проникнув в сновидения, он
стал  их  полноправным персонажем и присутствовал  теперь всегда зримый  или
незримый.
     Странника он не заметил, даже когда тот заглянул прямо в его игольчатые
зрачки.
     Это был важнейший из уроков - урок неотступности внимания...



     Освоить его оказалось всего трудней...  Какую досаду  испытал странник,
увидав уже вблизи  пологие зелены, холмы, знакомые с детства: он загляделся,
позабыл про обоих попутчиков - жданного и незваного, вновь  остался я  один,
ничуть тем не томясь, и пустился бежать тропинкой между долгими травянистыми
склонами...  Скорей, скорей, скорей! - стрекотали друзья-кузнечики. Было ему
легки. Было ему хорошо. Был он дитя...
     Но города он в этот раз не увидел.



     А город был уж в считанных шагах.
     Странник  освоился,  в сновидениях  настолько,  что  шел  обок со своим
поводырем и замечал, как утомлен этот крупный, крепко сложенный человек.
     - Вон роща на холме, - сказал странник. - Там будет можно отдохнуть.
     И дернула его нелегкая!.. Хорошо, что собеседник, видно,  не расслышал,
не отозвался. То не роща была.., не простая роща - другое!..



     Они  уселись рядышком  на  плоском камне,  впервые ук-, рытые  от  зноя
ветвями  деревьев,  странник  и  этот  бездомный,  преследуемый,  измученный
человек, которому, оказывается, идти-то  было некуда: он брел попросту  куда
глаза глядят!
     Железный   сундучок  он  поставил   между  коленями,   свесив  на  него
натруженные узловатые руки,  легонько  барабаня пальцами по крышке. Странник
про себя раскаивался: слова его об отдыхе, без умысла сказанные, в эдаком то
месте, не могли  не показаться попутчику  зловещими! Впрочем, это  было пока
поправимо.
     - Нет, - сказал странник, - не здесь твой дом, довольно!
     И, послушавшись, тот  поднялся  на ноги. Однако прежде чем тронуться  в
путь, отвел рукою плети  дикого винограда, обвивавшие  каменный надмогильный
крест,  что высился перед ними. Странник не успел  его  остановить  и  про-,
молчал, чтобы не спутать сон, хотя оцепенел от этой неожиданности.
     Но  сотоварищ показал  истинное  присутствие  духа; не  дрогнул, только
усмехнулся прочтенной надписи.
     - Вот так штука! - проговорил он и, набивая трубку, призадумался...
     -  Идем!   -  сказал   странник,  потому  что  они  поменялись  ролями:
поводырем-то был, оказывается, он сам!
     Но  путник  ничего  ровно  не знал о  городке,  не  предполагал в,  нем
очутиться, хотя начал теперь  кое-что вспоминать  - ему было что  вспомнить,
пускай  делает  это,  пока  они  вышагивают  заросшей  тропинкой,  пересекая
старинный  погост с  его  благодатной прохладой... А вот и полуразвалившаяся
кирпичная  арка, и за  ней внезапно, как мираж,  возник впереди долгожданный
город.



     Город  возник  впереди,  и  странник   смотрел  на  него  линкуя:  путь
наконец-то весь пройден!
     Впервые он  мог охватить  взглядом  с высоты  холма переплетенье  давно
знакомых   коротких  улочек,  они   виделись  отчетливо,  как   на  гравюре,
возглавленные  колючей  башенкой  ратуши  и  колокольней собора.  Башня была
опоясана завитушкой дыма из печной трубы - знак исполнения  никем  не данных
обещаний!
     Мир и уют!..  Всем городам  надлежало б остаться  такими: каждый дом  -
улей одной семьи. Город-деревня... Но не  пришлось ли бы застроить тогда всю
поверхность земли городами?
     Из всех мыслей,  пронесшихся, в голове, сохранилась для дневника только
эта, что, конечно  же,  крайне  существенно. Жаль, не  узнать,  каковы  были
другие. Странник, отмечает только их необычность, рискованную причудливость,
запись бегла и невнятна... Но, может быть, мы это знаем? Может быть,  мы это
знаем слишком даже хорошо?  Подумаем, нет ли у нас способа исследовать и то,
что осталось совершенно неизвестным!..
     Он едва не  сделал  новой ошибки, позабыв о попутчике. Тот его  радости
отнюдь не разделял: озадаченно смотрел на  город, словно бы обнаружив засаду
и размышляя, не уйти ли от бесполезной  схватки. Последнего ни в коем случае
нельзя  было допускать.  Хотя  роли и  переменились, это  поводырю следовало
вступить в город первым, а страннику держаться позади хотя  бы  в полушаге -
или уж добираться вполне самостоятельно с самого начала!
     - Нечего бояться, все будет хорошо, - сказал странник.
     Попутчик  угрюмо  усмехнулся,  поглядел   на  свой  железный  сундучок,
перехватил  его в  здоровую  руку. Что-то  было в этом  сундучке такое, чему
странник названия  припомнить не  мог,  зная,  однако,  что не зря сотоварищ
несет свой  груз бережно,  как собака  украденное куриное яйцо, - видал он в
детстве раз такую сцену...
     - Не думай, - настаивал странник, - все будет здесь, как ты захочешь!



     Улицы были пусты. Ни один нос не расплющился  в окошке, ни  одна голова
не высунулась  из калитки,  по обычаю таких  забытых богом мест. Впрочем,  и
окна тут, и кровли, и  стены,  и низкие плитняковые ограды, и калитки  - все
заросло пылью.
     Но  мостовая  была  чисто выметена,  -  и веселое предчувствие  перемен
совсем  окрепло, когда  из-под  ног  пешеходов разлетелись  с  оглушительным
кудахтаньем куры, что, разнежась, дремали в пыли.
     Они остановились перед строением, мало похожим на соседние.
     Двор  был чуть не  весь занят громадным каменным сараем, фасад которого
въездными коваными воротами выступал  на  улицу. За калиткой в глубине двора
лепился  к  боковой  стене  этого  сооружения  узкий,  о  трех  этажах  дом,
Окруженный кустами.  Острая  кровля его прогибалась под  Тяжестью  черепицы,
оборвались, проржавев, водосточные трубы, плесень проела насквозь деревянные
щиты  на окнах  нижнего этажа, выше чернели пустые рамы. - Узнаешь? - сказал
странник.  -  Да,  это   здесь!..  Облокотясь  о  калитку,  поводырь   молча
разглядывал дом. Кажется, он был взволнован...
     Дальнейшее привиделось страннику не единожды - и целиком, и  отдельными
эпизодами,  словно  желая, чтобы  все было  вызубрено  без запинки.  Зеленая
тетрадь  сохранила  подробности,  но мы  без них покуда  обойдемся,  так как
вынуждены будем еще к этим событиям вернуться.
     Передадим их вкратце.



     Поводыря  окликнул местный  полицейский - да, имелся здесь  уже  и свой
полицейский в чине  сержанта! - проверил  документы и пригласил в  ратушу, к
нотариусу, который, оказывается, только  его и ждал,  чтобы начать важнейшее
заседание!
     В  кабинете  старика-нотариуса произошла замечательная сцена -  в своем
месте мы ее опишем; затем они прошли на тенистую  террасу во дворике ратуши,
где сидели, уже другие участники, заседания - прямые потомки главам семейных
кланов и ремесленных цехов, некогда здесь процветавших, и нотариус  объявил,
зачем  они  собраны;  некий  могущественный  его клиент пожелал,  чтоб город
возродился, им предложено снова поселиться тут на выгоднейших условиях!
     Сам этот  клиент почему-то не смог прибыть,  его кресло - одно из семи,
стоявших  вокруг стола.  - пустовало, но против него был поставлен  столовый
прибор, резной  деревянный  ларец и запечатанный воском, покрытый  плесенью,
слегка отпотевший кувшинчик.
     Страннику это показалось забавным.  Обойдя стол, он, уселся в пустующее
кресло, тоже обернул кувшинчик салфеткой, вынул длинную пробку...
     Бокалы со звоном сошлись над столом...
     Позднее будет дословно передана застольная беседа, каждое слово которой
- даже пустая обмолвка! - не обошлось без последствий, но теперь  поспешим к
первому из наших финалов - к завершению эксперимента.
     С этого дня городок начал устраиваться и населяться, как страннику того
желалось,  однако  события приобретали  все  большую независимость, движимые
собственной  внутренней  логикой,  по  временам  весьма  причудливой,  силой
возникших  обстоятельств  и действующих  лиц, из которые  иные  являлись для
странника неожиданно и бывали весьма неприятны.
     В  дневнике он однажды  назвал меня  дурным  сеятелем,  в  чьем лукошке
оказались смешаны семена злаков и плевелов. Странник не  умел прополоть свое
поле,  сознавая вдобавок, что это либо  потребует  чрезмерного  труда,  либо
поставит под угрозу весь  его замысел  -  а стоило  ли рисковать из-за  того
только,  что чья-то физиономия или  поступки ему не понравились?  Оставалось
мириться  почти  со  всем,  что он  сам  допустил и  чему дал  поблажку, идя
наперекор лишь в последней крайности и весьма осторожно...
     Городок на его глазах терял свою заповедную таинственность, превращаясь
в  зауряднейший  провинциальный закоулок, подобный, мы догадываемся, тем,  в
каких  наш  молодой человек  провел  свои  ранние  годы. Странник  испытывал
досаду,  но  не  особенно  сильную.  "Жизнь как  жизнь", -  говорил он себе,
пожимая  плечами.  В  конце  концов  только  одно имело  настоящее значение:
приближалась пора явиться  Ей -  Той,  о ком странник ни на миг не  забывал,
ради кого затеял высокоученый подвиг.
     Сколько, скажут, однако,  хлопот, чтобы  совершить пустячную прогулку с
дамой, пускай даже держась за ручку! Но это не наша печаль.
     Поразительное число событий и лиц  вмещалось теперь в его сны, особенно
в последний, в котором он ждал Ее, и Она  пришла!.. Да, Она пришла, но затем
все спуталось:  какая-то  суета, зовут на помощь, он  бежит по  выщербленной
лестнице  в подвал,  а  там -  там  что-то совершенно  необыкновенное,  чего
припомнить он, однако,  не сумел: его ожидало  пробуждение и преудивительная
явь!..



     Итак, пока  он  делал  поспешные записи  в толстой  тетради, засветился
экранчик  плохонького телевизора, включенного  за  неимением другого способа
определить,  который  час,  и уже первые внятные звуки, что  дошли  до слуха
молодого человека, едва его не оглушили, изображение заставило оцепенеть.
     - Что  же это, боже, боже мой?.. Сон наяву? - он ущипнул  себя с силою,
едва  не  вскрикнув  от боли. -  Галлюцинирую?  -  нажал на глазное  яблоко.
Изображение сдвоилось. - Не сошел ли с ума? Вот это правдоподобно!..
     - Обязательства перед  союзниками, - говорил меж тем с экрана лысоватый
дородный мужчина, - расходы на  оборону,  экономические затруднения.  - сами
знаете, о чем говорят эти люди, едва заведешь речь  о деньгах! Я добрался до
господ  из  союзной ассамблеи.  Они оказались  не  лучше наших  доморощенных
бюрократов. Короче, новых  ассигнований не будет, чрезвычайных  расходов нам
тоже не возместят!
     Речь была  наилучшим  способом доказать, что это  не сон, а  скучнейшая
действительность, но молодой человек внимал ей, словно  музыке, зажмурившись
от удовольствия, угадывая наперед  каждое слово, как ждут  отзыва  эха: ведь
считанные минуты назад эта речь, во всей ее красе, взаправду ему приснилась!
     Послышался  ожидаемый   ропот  толпы.  Он  опять  поглядел  на   экран.
Телекамера показывала знакомую площадь перед ратушей знакомого городка, беря
крупным планом отдельные лица - все тоже весьма знакомые, хотя и постаревшие
со времени первых встреч.., встреч  в сновидениях! Но перемены их были также
знакомы.
     - Да  что же  это я! - закричал  вдруг молодой  человек,  выпрыгивая из
постели. - К ночи Она будет там! Вперед!
     Неистовость души... Помянем еще раз  это единственно приметное качество
нашего странника.
     Внезапное  воплощение грезы  показалось бы чудом любому, и не только  в
его время: оно кажется чудом  и нам, отдаленным потомкам, которых  протекшие
столетия кое-чему  научили. Без  спору, каждый на  его месте был бы  поражен
страшно и вряд ли о чем другом способен был бы думать.
     Но, может быть, он подсознательно ожидал чего-нибудь подобного?..
     С ликующим воинственным воплем, подскакивая на одной ножке, он влезал в
брюки,  поспешно умывался  и, позабыв  о таком  жалком пустяке, как завтрак,
принялся вкладываться в дорогу.



     Философия нынче отставлена, мы снисходительно  отказались изучать  свои
отношения  с  миром,  нам  довольно  того,  что  мы  живем  и  развлекаемся.
Необычайнейшее событие, которое служит предметом нашей хроники, свершившись,
не сделалось  ни для кого хотя  бы  любопытным, было сочтено  не то каким-то
представлением, не  то маскарадом, бог знает  для чего затеянным, короче, не
привлекло  никакого внимания,  хотя мы тут  имеем  дело с чем-то глубоким  и
страшным. Автор имел случай в том убедиться, ведя свое расследование: изучая
документы архивов, стучась во все двери  в  поисках участников и свидетелей,
выслушивая их неохотные показания.
     По поводу того, что уже рассказано, объяснение, конечно, наготове:  ваш
молодой  человек,  -  заявят  нам,   -  попросту  обладал   способностью   к
ясновидению, мог мысленно перемещаться  в пространстве  и,  кто  его  знает,
допустимо, что  даже во времени, подобные феномены  описаны в старой научной
литературе.
     А прочтя  остальное, добавят: чего вы  хотите,  ведь существовал, пусть
сколь угодно таинственный, но механизм осуществления замыслов - творения!..
     И  верно...  Однако весь мир есть и предмет и механизм  творения, все в
нем  способно  производить  и производит,  при случае, мысль;  может быть, и
мысль способна также производить сущее, охотно это  допускаем  Но - трудно к
выговорить:  не  обладает  ли всякая  мысль самостоятельной  творящей силой,
клича неведомые, якобы случайные последствия? И тогда.., тогда.., тогда...
     Какая тьма над бездною!..




     Самое странное в чудесах то, что они случаются.
     Г. Честертон



     В  городке, занимавшем долину  между низкими пологими холмами, никто не
ведал о существовании студента и его ученых прихотей, ни одно ухо не уловило
скрипа таинственного механизма, чьи шестеренки должны были вскоре обратить в
эту сторону Око Вселенной - затем  только, чтобы  оно равнодушно  сморгнуло,
будто соринку,  всех  действующих лиц и самое место действия,  кто знает,  в
который уже  раз... Чего от нас ждут, что хотят, наконец,  увидеть? И увидят
ли когда-нибудь?



     Первым в городке  поднялся,  как  обычно,  Звереныш  - домашний  слуга,
следом Рей - очень серьезный человек, имеющий от роду лет четырнадцать, хотя
выглядел малость  постарше из-за очков и солидной  повадки-"Как  хорошо!"  -
была его первая мысль. С нею он тут всегда просыпался.
     Как хорошо:  сейчас он откроет  окно,  высокое, стрельчатое окно, чтобы
впустить озябший за ночь воздух, увидит внизу  листву, плывущую над туманом,
а справа стену сарая, каменную, замшелую - словно в зеленой шерсти...
     Под сводом еще не рассеялись сумерки, в тени чернела бронза канделябра.
По  странному  здешнему  обыкновению, Рей  ополоснет  лицо  и руки  в медном
тазике, поливая себе из кувшина  запасенной  с вечера водой, утрется суровым
полотенцем,  - а тут и солнышко проникнет  в  окно, рассечет  тонким лучиком
выщербленную крышку старинного дубового стола.
     Он  отворит  тяжелую дверь,  вдохнет уютный запах дерена старинной кожи
усядется  на перила  и, с риском прожечь штаны, промчится по  спирали сквозь
все  этажи -  мимо пустующей  комнаты  для гостей, мимо  хозяйской  спальни,
приземлится на кухне, где хлопочет Звереныш,  а оттуда прямо в мастерскую! А
впрочем...



     Он здесь недавно  поселился. Всего-то  несколько  недель  прошло с того
дня, когда Рей впервые увидел этот городишко  из  окна старенького автобуса,
заползшего с трудом на вершину холма.
     Тихое  ликование  сразу  явилось в душе:  будто нашел  потаенное теплое
птичье гнездо, будто  игрушку,  старинную, сложную, добротно сработанную, но
кем-то  потерянную  посреди  холмов...  Только  семиэтажное   здание   новой
гостиницы, чуждое всем этим башенкам,  колоколенкам и островерхим черепичным
кровлям,  пыталось служить  доказательством, что городок  не  игрушечный,  а
настоящий, но не очень-то верилось!..
     Рей попросил остановить машину и вышел.
     Он знал  до того  одни  классные комнаты да  окрестности  колледжа,  по
которым бродил, оставаясь  летом  в  одиночестве.  Возможно,  окажись  он  в
каком-то другом городке, ему и там показалось бы,  что именно туда  ему  всю
жизнь  хотелось  бы  приехать.  Рей  медлил  спускаться  с  холма,  опасаясь
разочарования: вдруг вблизи все окажется иным, все обманет, подумывал  даже,
не  вернуться ли, сохранив не попорченное близким знакомством  воспоминание,
но  рассудил, что без  того было  не слишком осмотрительно кидаться  на край
света впопыхах,  по  газетному  объявлению  и вовсе неумно  теперь  идти  на
попятный. "Глупеешь с годами", - подумал он, рассердясь на себя.



     Но  не было никакого  обмана,  и, радуясь  всему,  что видел - булыжной
мостовой, тесным дворикам,  низким оградам,  -  никого не  расспрашивая,  он
искал указанный  в газете адрес.  Прохожие встречались, впрочем, редко, один
сумел Рея  несколько  удивить:  внезапно  кинулся  прочь,  не  дав даже себя
рассмотреть.  Рей   остановился,   глядя  вслед   улепетывающему  оборванцу,
привлеченный  чем-то  в  его  повадке,  пожал  плечами,  буркнул  под   нос:
"Сумасшедший, наверно"  -  и вскоре  стоял у раскрытой калитки,  за  которой
зеркально сверкали над  кустами стрельчатые окна. Тут он  снова подумал, что
пустился в свой путь не напрасно.
     Он шагнул на  тропинку, ведущую  к высокому крыльцу,  но остановил  его
звук - свирепый  воющий  звук,  что  донесся тут же из распахнутой массивной
двери.   Стоило,   наверное,  призадуматься.  Однако  Рей   только  хмыкнул.
Повернулся к калитке, обшарил ее взглядом  и,  найдя что искал, сделав рукою
несколько движений, заставил спрятанную в доме сирену прореветь трогательную
песенку про барашка.
     Никто из двери не  вышел.  Только кухонный чад, тугой  и плотный, валил
навстречу. Из  мглы вырывались громоподобные проклятья, кашель и ругань. Рей
немного подождал,  затем, переступив  порог,  с  трудом разглядел  великана,
который, плача от дыма, вытаскивал из очага кастрюлька и сковородки.
     - Добрый день, господин Биллендон. - сказал вежливо Рей.
     -  Здравствуй, господинчик Как  Тебя  Звать! -  почти столь  же вежливо
откликнулся тот. - Что продаешь? - Он принял Рея за коммивояжера.
     Рей показал ладони.
     - По объявлению? - мигом сообразив, в чем дело, проворчал Биллендон.  -
Ну, посмотрим, посмотрим...  Послушай,  а  кухарничать ты не умеешь? Я  тут,
затеял праздничный обед, а с чего  -  сам не знаю, должно быть,  сдуру, чтоб
ему провалиться!
     Рей кухарничать не умел, пообедали поэтому консервами. Тем временем чад
рассосался.  Видна  стала  лестница, винтом поднимающаяся под самую  кровлю.
Служившая  одновременно кухней, прихожая занимала  весь первый  этаж. Низкая
дверца вела из  нее  в мастерскую. Правильнее сказать, туда  вел коридорчик,
когда-то пробитый  в  каменной  стене сарая  - с немалым трудом,  как  можно
догадываться. Полдюжины шагов  -  такова  была мощь  старинной циклопической
кладки, из-за  чего сарай внутри  оказывался не  слишком велик -  всего лишь
довольно просторен. Прежде здесь помещалась кузница, потому  копоть  навечно
въелась  в камень. Свет проникал сверху,  сквозь  цветные  стекла в потолке,
отражался в громадном старинном зеркале, резные грани которого рассеивали по
стенам радуги,  как и  задумывал  давно умерший мастер: отблески высвечивали
каждый   закоулок,  достигая  угла,  где   сверкала  позолотою  карета,   не
востребованная заказчиком этак годиков четыреста назад.
     Праздничный  свет   лишал  помещение  всякой  мрачности;  даже  химеры,
стерегущие каминную решетку,  будто  для  потехи  корчили  жуткие рожи.  Рей
почувствовал  себя малышом, приглашенным на елку в  волшебный замок  из  той
книжки, которую он года три назад  подарил за ненадобностью одному приятелю.
Вот этого  бы  приятеля  сюда! Очень любопытно,  где  он теперь, может быть,
умер? Жаль: ему тут бы понравилось...
     -  Попробуй сделать  что-нибудь  из этой  штуки,  -  сказал  Биллендон,
толкнув ногой старенькую ножную швейную машинку.
     Машинка расхлябанно задребезжала.
     Но  Реи и  не  подумал  приступить  к  делу. Заложив руки  за спину, он
прохаживался по мастерской,  задерживаясь  где  вздумается.  Особенно  долго
приглядывался он к  золоченой  карете -  а вернее,  к тому, во что Биллендон
умудрился превратить этот изысканный экипаж.
     Сидя  в  огромном  резном  деревянном  кресле  времен  королевы  Луизы,
Биллендон следил за ним с миролюбивой ухмылкой.



     ...Чуть не весь  город перебывал  у мадам Брауеншвоп,  чтобы послушать,
как  она  ефрейторским  визгом  отдает  своей  швейной  машинке  приказы,  и
посмотреть, как эта машинка научно штопает носки и шьет передники. Биллендон
был  чуть обескуражен: такой прыти от  подручного  ой не  ожидал, хотя тот и
поразил его ловким обхождением с фотоэлементами у калитки.
     Между  ними  разгоралось тайное  соперничество.  Мастерская принимала в
починку   решительно   все.  Биллендон  умел   с   полувзгляда  обнаруживать
неисправность,  устранять  ее  самым  простым  и  надежным  способом;  вещь,
побывавшая  в его  руках, служила потом  безотказно.  Зато Рей успел одолеть
мегадронику  и  управлялся с  микрокомпьютерами так, что за ним тут было  не
угнаться:  из  его рук вещи выходили словно бы ожившими, правда,  иногда это
нравилось их хозяевам меньше, чем Брауеншвопихе!..
     Биллендон  принялся  наблюдать  за  Реем,  безразличным тоном  задавать
вопросы, которые становились все  толковее;  однажды Рей застиг его потеющим
над  книгой со  сложными  схемами - Биллендон,  смутившись,  швырнул ее  под
верстак, но  Рей утром заметил,  что там она не  осталась... Потом Биллендон
начал допоздна задерживаться в мастерской, тщательно убирая следы работы, и,
наконец, однажды на заре в дверь комнаты Рея постучался железный Звереныш!
     Это  был сюрприз почище  швейной  машинки,  оборудованной  простенькими
манипуляторами  Рей  предложил  несколько пустячных, но забавных изменений в
конструкции,  Биллендон,   хохоча,   дополнил  их   своими;  несколько  дней
мастерская вообще не работала наперебой улучшали своего Звереныша и остались
оба очень довольны,  а заказчик  г-н Нурранд - нет, пришлось  приобрести для
него  взамен  обыкновенный  новый  пылесос  Звереныш  остался  с ними.  Этот
неутомимый  слуга,  поднимаясь  прежде всех, начинал  день  с  обхода  своих
владений от чердака до подвала, наводя  повсюду чистоту.  Лишь в одну  дверь
ему не было доступу. Как, впрочем, и никому другому.



     Эту  дверь Рей тоже  обнаружил  не  сразу... Принюхиваясь  к  дому, как
мышонок  к новой  норке, он  оглядел каждый  закоулок:  коридорчики, стенные
шкафы,  чуланы  и  чердак,  где  скопилось  столько  всякой  преудивительной
рухляди, что знающий антиквар или этнограф могли бы в обморок упасть, но Рей
оставался  равнодушен:  ни  электроникой, ни тем более мегадроникой от всего
этого не пахло.
     Биллендон ничуть  ему  не мешал, однако слегка обеспокоился, когда Рей,
наконец,  обратил внимание  на зеркало - в  последнюю очередь и только из-за
мастерства, с  каким было изготовлено стекло  и  отлита  рама: эти вороненые
кружева были истинным чудом!
     -  Не больно  подходящая  штука  для  моего  заведения,  да? -  спросил
Биллендон, удивив Рея какой-то непривычной интонацией.
     - Да, - сказал Рей, - а уж что ей было делать в кузнице?
     - Спроси что полегче... Последним из наших жил тут мой прадед, но я его
не повидал!..  Говорят,  дом снимали какие-то богатые люди - из-за  здешнего
климата,  очень  давно, чуть  ни  сто  лет назад  Похоже,  здесь у  них была
гостиная - штукатурка  осыпалась, обои клочьями, мебель развалилась... Я все
к  чертям  повыкидывал, отбил,  отмыл - так, по-моему, лучше. - Рей согласно
кивнул. - А зеркало как стояло, так и стоит, будто новенькое!..
     - Висит!  -  поправил  Рей, которому показалось странным, что Биллендон
вдруг разговорился. Впрочем,  ни  это, ни восхищение  удивительной старинной
работой  не могло помешать  Рею обнаружить  скрытые в узоре рамы  поворотные
петли! Огромная рама поддалась легчайшему усилию, легионы радужных  зайчиков
двинулись в странствие по стенам.
     - Востер!  -  похвалил  Биллендон.  -  Я надеялся,  ты  не  заметишь!..
Постой-ка!
     Внушительных размеров арка открывалась за зеркалом, в глубину  ее  вела
суживающаяся кверху лестница, на нижней ступеньке которой стоял  заржавевший
железный сундучок.
     - Дай приберу от греха, - сказал Биллендон, -  И по-дружески прошу:  не
прикасайся!..
     Он унес  сундучок.  А  Рей, запасшись фонариком,  поднялся по  каменным
ступенькам  туда,  где  в   луче  света  отливала   тусклой   зеленью  литая
металлическая дверь Она была пригнана к стене без малейшего зазора - хотя бы
в волос! - не имела ни замочной скважины, ни ручки. Рей определил на глазок,
что  дверца расположена  в  самой  середине  стены,  так  что  за ней вполне
способен  был скрываться еще какой-нибудь весьма занятный  чуланчик  - места
для него хватало, но тут воротившийся Биллендон его разочаровал.
     -  Что, - сказал он, - не  можешь открыть? Я тоже не сумел, - признался
он  смущенно,  -  мастера  были  наши  старики  на  секреты!  Все  собираюсь
как-нибудь тут поковыряться...
     -  Давно  пора!  - отозвался Рей из глубины арки,  продолжая оглядывать
дверцу в поисках какого-нибудь выступа. - За ней тонна сокровищ!
     - За ней задний  двор, - отвечал Биллендон,  - и я только думаю, какого
дьявола было так оборудовать и маскировать  этот паршивый черный ход?.. - Ты
помалкивай, ладно? - попросил  он  немного  погодя.  - Может, слыхал, у дома
скверная репутация. Мне на  это плевать, но  есть тут один  парень - повсюду
лазит, ищет разные диковинки. И отказать неловко, и пускать неохота...
     Рей  удивился  такой  Биллендоновой   деликатности,   он  тогда  еще  и
догадываться не мог, о ком идет речь - в голову бы не пришло!.. Секрет двери
явно не стоил усилий: врать Биллендон не умел и не стал  бы, так что  за все
лето Рей не удосужился  ни разу пробраться в самый дальний, самый запущенный
конец двора, куда должна была вести эта дверца.
     Но сегодня, едва проснувшись, он почему-то сразу про нее вспомнил  - ни
с того  ни с сего  подумал,  что коли  она расположена  в середине стены, то
снаружи тоже имеется арка или хотя бы ниша длиною в несколько шагов, и ее не
грешно бы обследовать!
     "До завтрака успею!" - подумал Рей.



     Он  скатился  вниз  по  перилам;  на  кухне Звереныш приветствовал  его
взмахом  никелированной  лапки,  которую тут  же засунул  в  очаг  под  кучу
стружек; скрежетнула  вмонтированная в лапку зажигалка. Звереныш поставил на
огонь кофейник. Рей скинул медный крюк и отворил наружную дверь.



     Кусты в глубине  двора делались почти  непроходимы.  "Спрячься здесь, -
думал Рей,  - не найдут до скончания века!" А какие  можно  было бы устроить
тайники, какие выкопать над корнями пещеры или устроить шалаши! Вот бы  сюда
товарищей по колледжу, - впервые Рей о них пожалел. Сам он не любил играть в
индейцев. У него всегда хватало других забот, никому, кроме него, не нужных.
И, года не те...
     Он успел порядком изодрать одежду  и  перепачкаться,  пока  добрался до
угла сарая.
     Ниша  в дальней  стене,  верно,  имелась. Она была до  половины  высоты
завалена землей, так что карабкаться по лестнице не пришлось, зато и в самую
глубину  изловчился проникнуть кустарник, чтобы там зачахнуть  и побледнеть,
не утратив, впрочем, колючек...



     Сидя  у огня, Биллендон уничтожал приготовленную  Зверенышем  яичницу с
ветчиной. На приветствие отозвался обычным приятельским кивком и не задал ни
одного  вопроса,  хотя  Рей  выглядел довольно  жалко.  Звереныш, подскочив,
принялся обирать с его одежды пыль, обломки веток, затем метнулся  к очагу -
приготовить новую порцию, пока Рей отмывает покрытые ссадинами пальцы.
     - Биллендон, - сказал Рей, садясь, - вы не пробовали вышибить дверь?
     Биллендон мигом понял, о чем идет речь.
     - Та-ак! - проговорил он, переставая жевать. - Ну, и что скажет теория?
     - Я бил в нее ломиком, - отпечал Рей, - а вы, конечно, лупили кувалдой?
     - Поднимай выше - бревном! - сказал Биллендон уже хмуро. - И что?
     - А то же самое!.. Я форменный таран соорудил, дубасил что есть  силы -
и ни звука, как в  вату!..  Ну, а потом,  конечно, пригляделся, понял, что к
двери вообще нельзя притронуться: как ни старайся, остается зазор...
     - Да, примерно в микрон...
     - Если  бы  это было какое-нибудь прозрачное покрытие,  пускай  прочнее
прочного,  она  все равно  у меня гремела бы  - будь здоров!.. Но это что-то
другое.
     - И как вы себе объясняете?..
     Биллендон ухмыльнулся.
     - Себе? Очень просто. Ты слыхал, как называют этот дом? Говорят, иногда
появляются тут призраки. Короче, дверь заколдованная. Понял? Годится?
     - Докопаемся, -  сказал Рей. - Трансформатор и кусок кабеля -  это  для
начала...
     Биллендон только рукой махнул.
     - Делай что хочешь. Но, чур, не болтать!.. Они принялись за кофе.



     Так начался в городке за холмами этот богатый событиями день.
     Вскоре Биллендон и Рей засели за работу,  а немного погодя в мастерскую
наведался первый посетитель.



     - Господин Биллендон, - послышался из  прихожей дребезжащий неуверенный
голос, - прошу вас, не сердитесь, я по делу.
     - Уж знаем, по какому, - угрюмо отвечал Биллендон.
     -  Догадываетесь, следовало бы сказать, - уточнил дребезжащий голос,  к
которому Рей прислушивался с угрюмой  досадой. -  Поговорим об  этом  после.
Скажите, у вас не было писем для меня?
     - Писем?!
     -  Виноват,  забыл  предупредить...   Мне  пришлось  дать   для   своей
корреспонденции ваш  адрес:  вы же знаете, что у меня  больше  нет адреса!..
Надеюсь, это вас не оскорбляет?
     - Не убудет меня, - отвечал Биллендон.
     - Я знал, что вы  так ответите!  Не  сочтите  за лесть, вы  пользуетесь
чрезвычайным моим уважением и доверием, только поэтому я разрешил себе такую
вольность!..  Я жду письма, очень важного, от  человека, к которому вынужден
был обратиться,  поскольку сам не в  состоянии - не  достает сил и ума.., от
человека, который  сможет выручить всех нас.., если  захочет! Но  писем,  вы
говорите, не  было, и обо мне никто  не  спрашивал, нет?  С  этим покончено.
Теперь о  том, на что вы соблаговолили  намекнуть.  Могу предложить  сделку,
которая пойдет на пользу нам обоим.
     - Вам-то она все равно пойдет во  вред, - сказал  Биллендон. - Чего зря
язык мозолить? Берите на выпивку и дело с концом!
     - Честь, - был ответ, - не дозволяет мне брать денег даром!
     -  Ладно, -  с досадой сказал Биллендон, - входите  уж, что в дверях-то
торчать!
     - Покорнейше благодарю!
     С этими словами в дверь мастерской стремительно зашмыгнул  г-н  Аусель,
но,  боже  мой,  в  каком  виде!  Кто  из  знакомых  смог  бы его  опознать?
Красноглазый, оборванный,  поджарый, он не пригодился бы  даже на роль своей
собственной тени.
     Рей поднялся навстречу, г-н Аусель не удостоил мальчишку взглядом.
     - Привет мой здешним ларам! - возгласил он, уставившись на химер камина
и, должно быть, цитируя какого-то  классика. - О казнь  души  моей! - провыл
он, увидав себя в зеркале. - Исчадие, удались! - последние слова  относились
к Зверенышу, подкатившемуся  к его ногам. Г-н Аусель  попытался прогнать его
щелчком.
     - Не бойтесь, - сказал Рей, - не укусит!
     -  Призраки... -  задумчиво  пробормотал на это  г-н Аусель. - Умолкни,
иллюзия! - обратился он к Рею.
     Металлическая шерстка Звереныша поднялась  дыбом,  из лапок выдвинулись
щеточки-метелки, рыльце со свистом  потянуло  воздух, возвращая  одежде г-на
Ауселя  позабытую  чистоту.  Даже  острый  запах  гари,  почему-то  от  него
исходивший, заметно пошел на убыль.
     -  Благороднейший призрак,  я не  стою твоего внимания,  - растроганным
тоном сообщил  Зверенышу г-н Аусель.  - Пред  тобою  - ничтожество!..  Перст
божий почил па нем, и вот, нищи наг, - лицо его прежалостно исказилось, - на
гноище сидит он, являя недостойный подражания пример!.. А ведь я знал... - и
что же? Легкомыслием, преступным  легкомыслием... Что будет с этими  людьми,
что ждет их теперь?.. И того, кто заточен...
     - Будет вам, - прервал его речь Биллендон. - Давайте-ка к делу!
     - Это  ли  не дело?  -  возразил с горячностью  г-н Аусель. -  Я обязан
преподать урок, дабы...
     - Да помнят тут ваши уроки, от зубов отскакиваем - сказал Биллендон, не
подозревая, насколько он прав...



     После  всем в городе  памятного обеда, устроенного нотариусом Коглем на
террасе во дворике ратуши, г-н Аусель непременно приезжал сюда каждой весной
и до осени все бродил по окрестностям, расспрашивая встречного-поперечного о
какой-то  старой  ферме или хотя бы ее  развалинах,  -  приметой должна была
служить,  судя  по  описанию,  довольно  странной  формы  скала.   Никто   в
окрестностях ничего подобного не видывал. Экспедиции не  имели  успеха, если
верить соглядатаям, тайком сопровождавшим чудака:  предполагалось, что он на
самом деле  ищет  клад или золотую жилу: зачем иначе  ему было  бы  носить с
собою саперную лопатку и геологический молоток?
     В городе он наносил и принимал  визиты, случалось при этом и попивать -
г-н Аусель был большой любитель и знаток, - но вовсе не сверх меры.
     В  нынешний  приезд  он   сразу   и   попросту   запил  -  без   всяких
предварительных процедур,  грубейшим, вульгарнейшим образом, беспробудно! Он
пил  где  угодно,  что  угодно и с кем угодно, ни на минуту не возвращаясь к
ясному сознанию, закружился так основательно, что спустил и свой "Чепеллино"
новейшей модели, и землю, и дом. На модной машине раскатывал теперь г-н мэр,
и никто не знал, где г-н Аусель обитает.
     Рей с прискорбием опознал в нем того самого оборванца, который ударился
от него в бегство в день приезда. Для этого была, конечно, причина... Теперь
г-н Аусель начисто его игнорировал, не то взаправду  принимая за  фантом, не
то прикидываясь.
     Пьянство ему охотно бы  простили.  Хуже, что, напившись, он  принимался
бичевать себя за какие-то неизвестные  провинности, невнятно философствовать
и пророчествовать, а этого не переносил даже Биллендон, обычно весьма к нему
расположенный.
     - Ну, так чего вы хотите?
     -  Господин  Биллендон,  - торжественно произнес г-н Аусель,  - заявляю
вам, что меня обокрали! - Заявите Дамло.
     - Зачем? - саркастически произнес г-н Аусель. -  Скоро нам  всем ничего
не будет нужно! Я  промотал все, что имел здесь, жаль, что нет сил добраться
до остального имущества... Но свой архив я сохранил - и он украден!
     - Вы кого-нибудь подозреваете?
     -  Не  вижу  смысла!..  То, что  они,  может быть, искали, я  держу при
себе.., но, пожалуй,  лучше оставлю вам..,  подумаю об этом! А  остальное...
Один мешок  они, как видно, распороли, остальные унесли  целиком - вот будет
им  хлопот!  -  Он  хихикнул  -  Конечно,  это  можно продать  какому-нибудь
любителю,  взять хорошую  цену, только знаете,  что всего смешнее,  господин
Биллендон?  Они даже поленились  наклониться и подобрать с  полу как раз то,
что стоит самых больших денег - пергамент, драгоценный раритет! Делаю вывод,
что  они  круглые  невежды,  -  тем забавнее!..  - Он вытащил  из-за  пазухи
замусоленный  свиток.  - Вот все, что  уцелело. Это имеет к вам  отношение -
фрагмент инквизиционного дела одного вашего предка. Могу вам его продать.
     - Что возьмете? - спросил Биллендон.
     - Цена неизменна.., вернее,  она колеблется в известных вам пределах: я
все  же  и теперь  предпочитаю  настоящий  ром  фальшивому...  Но  если  вас
затрудняет...
     - Не затрудняет, - сказал Биллендон.
     -  Тогда  ознакомьтесь,  -  сказал  г-н Аусель, передавая  ему  свиток,
обвязанный  клочком  шпагата.   -  Но   должен  вам   признаться,  право  на
ознакомление с  этим документом было  уже мною  продано господину Эстеффану,
каковой своим  правом  воспользовался!.. Это  ему было  надо для составления
путеводителя - глупейшая затея!.. Читайте же!
     -  Мне  это  не  по зубам, - сказал Биллендон.  -  Попробуй-ка ты! - он
перекинул свиток Рею.
     -  Вы хотите сказать, что мальчик настоящий? Я думал, это укор совести,
воплотившийся в зрительный образ, - произнес г-н Аусель почти равнодушно, но
все-таки закрыл лицо  руками. - Сможет, - продолжал  он  глухо,  -  им нынче
преподают палеографию...
     Рей, спотыкаясь, принялся читать вслух:
     "Ведома тебе, дитя Адама, участь  вкусившей плода от  древа познания, в
тебе и потомстве твоем она длится.
     Но сокрыт от вас грех Лилит, вкусившей беззаконно плода от древа жизни.
Дети бессмертной сделались бессмертны, и ужасна участь их, не ведающих добра
и зла. Пожирали они детей своих, ибо на  что потомство бессмертным? сами они
продолжают свой род, живя вечно. Вражде их не поставило время предела, вечны
муки  их  ран, сгинет их  род; смерти не  вкусив, изведают они  уничтожение,
подобно скале, обращаемой молниею во прах, но и по сем им не изведать покоя.
Тайна сия велика. Но есть тайна большая, есть тайна тайн.
     Узнай: было  третье древо  посреди сада Едемского, и  принесло плоды, и
некая женщина, тайна имя ее,  вкусила тех плодов,  но  участь ее  и детей ее
тайна. Пребудут они среди вас, и в пору свою это откроется.
     Достойному  откроется сокрытое,  смертный,  сделается  он  бессмертным,
знающим добро и зло и уклоняющимся от злого, как бы  вкусившим от трех дерев
в день один, и участь его - благо.
     Так глас лукавого смущал меня, я же мыслил по неразумию: сие провидение
господне осенило скудного духом и верою. Выйдя же  из того места, смущал сам
других, а кого, назову  без изъятия..." Палеография не помогла Рею разобрать
хоть  слово  в  скорописной латинской надписи,  сделанной  другим почерком и
заключавшей этот документ.
     -  Плохо,  юноша!  -  устало произнес г-н Аусель. -  Цитирую по памяти:
"Закоснев в диавольском  упорстве,  презрел  обещание выдать соумышленников.
Быв приуготовлен казни, силами сатаны избавлен  от оков и взят живым во ад".
Благоволите напомнить мне осенью о вашей неудаче!..
     - Ничего себе товарец! - задумчиво пробубнил Биллендон.
     -  Шестнадцатый  век,  -  хвастливо отозвался г-н  Аусель, - уверяю, не
просто было  это раздобыть и не дешево!.. Нет-нет, не подумайте,  что я могу
попросить возмещения, я и нынче не беден, я только...
     - В семье, говорили об этом,  - продолжал Биллендон, - но  что  -  хоть
убей, не припомню!..
     - Этот ваш пращур, - принялся равнодушно объяснять г-н Аусель, - в один
прекрасный день ушел из дому и вернулся  через несколько десятилетий.  Это и
нынче случается,  никто бы, наверное, не удивился, хотя он исчез неожиданно,
никого не предупредив. Но, видите ли, в чем вся штука: он ни за что не хотел
поверить, что отсутствовал  так долго, уверяя, будто прошел только один день
и только одна ночь, вопреки очевидности, подобно знаменитому Рипу ван Винклю
из  новеллы  Вашингтона  Ирвинга,  которую  вы,  надеюсь,  читали? -  строго
обратился он к Рею.
     - Сказочки!.. - буркнул тот, явно уклоняясь от прямого ответа.
     - Этот Рип,  - продолжал г-н Аусель, адресуясь теперь к  Биллендону,  -
встретил  в  Катскальских  горах не совсем  обычных.., собутыльников, прилег
вздремнуть, а когда проснулся, нашел ружье свое истлевшим, увидал поблизости
скелет своей собаки, а на вывеске таверны - Георга Вашингтона вместо  короля
Георга: Рип ван Винкль умудрился проспать события американской революции!
     - Лихо, - сказал Биллендон.
     - В его  честь я позволил себе  назвать проявления некоторых феноменов,
вроде истории вашего предка, эффектом  Рипа ван Винкля, - скромно, но твердо
заявил г-н Аусель.
     - Что же с ним было дальше?
     - С Рипом?
     - С прапрапрадедушкой...
     -  Лучше бы ему было  помалкивать! Им заинтересовались доминиканцы. Как
их называли в средние века? - строгий вопрос обращен был опять к Рею.
     - Псами господними, - покорно, не без запинки, ответствовал тот.
     - Уже лучше!.. Благодарю вас. Дело находится в архивах Ватикана, оттуда
его не добыть. Подсудимый сообщил трибуналу, как можно предположить по этому
отрывку, о каких-то  встречах  и беседах в  каком-то, надо думать, не вполне
обычном месте, где  он провел, по его мнению, одни сутки, а на  самом  деле,
многие десятилетия. Дальнейшее  понятно. Однако где он был,  как  смог  туда
проникнуть - вот  что я хотел бы узнать! Замечательный у вас домик, господин
Биллендон!
     - Что есть, то есть!.. - прокряхтел Биллендон. - Но я вам не мешал - вы
все тут облазили! - он покосился на Рея, приложил палец к губам.
     - Кое-что могли бы дать раскопки!.. - задумчиво бормотнул г-н Аусель. -
Не исключается... Биллендон только рукой махнул.
     - Нечего двор мне уродовать, пользы не будет.
     -  Все-таки  шанс... Но,  в общем,  вы правы...  У меня есть  еще  один
документ, господин Биллендон, он бесценен, боюсь потерять. Не возьмете ли на
хранение?  Можете ознакомиться,  это  крайне любопытно!  Взамен я  время  от
времени, если вы не против, смогу брать некую лепту... И, кстати...
     Биллендон легко понял намек: вытащил ассигнацию.
     - Медяками! - сказал г-н Аусель. Биллендон протянул горстку мелочи.
     - Киньте их наземь! - потребовал г-н Аусель.
     Пришлось и это исполнить...
     Г-н  Аусель  осторожно  извлек из-за пазухи замусоленную  стопку бумаг,
положил на край верстака, подобрал с полу монеты, зажал в кулаке - и ринулся
прочь, только его и видели!



     Снова  кратко реванула  сирена,  прогрохотали  по  прихожей  сапоги,  и
молодой постовой полицейский, помощник Дамло, ворвался в мастерскую, отдавая
на бегу честь.
     - Я встретил Ауселя, - выпалил он, - он ничего не украл?
     - Такого небывало, - сказал Биллендон.
     - Будет! -  уверенно заявил постовой. -  Докатится, помяните мое слово!
Если человек встал на путь...
     - Заткнись дружок, - посоветовал Биллендон. - Каким ветром?..
     - Повестка на заседание муниципалитета, - доложил постовой. - И письмо.
Господин почтмейстер говорит: занеси заодно, чтобы почтальона зря не гонять,
и  так,  говорит, залежалось... Расписывайтесь  скорей,  бегу  патрулировать
торжественную встречу господина мэра!.. - он снова отдал честь, щелкнул, как
учили, каблуками и вышел,  оставив Биллендона в  недоумении, которое  только
пуще возросло, когда он вскрыл конверт.
     "Дорогой  г-н   Аусель,  -  гласило  письмо,  -  не  занимаюсь   больше
небель-функцией! Очнувшись, я увидал себя плывущим над бездной на стеклянном
корабле, об этом после.
     Так-перетак, ждите  новых  событий, приеду  смотреть."  Пожав  плечами,
Биллендон  сунул  конверт  в  шкафчик,  чтобы  он дожидался  гам  настоящего
адресата, вместе с бумагами, оставленными г-ном Ауселем.
     Сирена взвыла опять.



     - Уберите эту гадость! - пискнул г-н Эстеффан, не отваживаясь отпихнуть
ногой железного Звереныша, седлающего его штиблет.
     - Осторожно: цапнет! - забавляясь, предупредил Рей.
     -   Биллендон!  -  закричал  аптекарь  страшным  шепотом.  -   Аx!..  -
восклицание   также  относилось  к  Зверенышу,  старательно  трепавшему  его
холостяцкую штанину,  которая на глазах переставала лосниться, возвращаясь к
первозданной фактуре и цвету. Ибо, надобно  сказать,  с годами  г-н Эстеффан
поутратил  некогда ему  присущую  элегантность.  -  Какая  прелесть!  -  г-н
Эстеффан увидал  на  кончике отполированного Зверенышем штиблета собственное
отраженьице -  с  эспаньолкой, старательно выращенной  и  ухоженной  в целях
обольщения  старшей  дочери   г-на  булочника,  девицы  пока  незамужней.  -
Послушайте, Биллендон, вы не могли бы продать мне эту миленькую тварь?
     - Нет, - сурово сказал Рей. - Это моя собака.
     - В таком случае. - г-н Эстеффан замялся, - нельзя  ли получить от  нее
щеночка?
     Биллендон  захохотал,  г-н  Эстеффан, обидевшись,  хотел  пояснить, что
сказанные им  слова  следует  понимать как  шутку, но Биллендон не  дал  ему
оправдаться.
     - Что принесли?
     - У меня сегодня званый вечер, - г-н Эстеффан не умел  начинать  иначе,
как издалека, -  приуроченный к возвращению господина мэра... Как не достает
нам этого деятельного, энергичного  человека! - вы не находите, Биллендон? -
ах, да, я  знаю, он не пользуется вашей симпатией, оставим... Прошу прощения
за ранний визит, вы не смогли бы починить этот микрофон, только поскорее!
     - Садитесь и подождите.
     Г-н Эстеффан замахал испуганно руками.
     -  Что вы, я отчаянно  спешу!  Господин  мэр  прибудет  буквально через
минуту! Вы разве  не идете на площадь? А на заседание муниципального совета?
Столько  хлопот, столько хлопот!  Значит,  могу на вас надеяться?  Ну, бегу,
бегу!..
     Однако  никуда  он не  побежал.  Сирена  взревела,  в  дверях  появился
низенький худощавый человек.
     - Я не  стучал открыто, -  сообщил он  ясным слабым голосом, не обратив
малейшего  внимания на Звереныша, который  сразу к нему кинулся. - Можно или
нельзя мне войти?
     -  Похоже,  что  вы  уже  здесь,  -  сказал  Биллендон,  с  недоумением
разглядывая посетителя.  Г-н Эстеффан  задержался  с  тою  же  целью:  этого
человека оба они видели впервые.
     -  Вы  правы,  -  сказал  посетитель,  с  явным  удовольствием втягивая
пропитавшие мастерскую  запахи кислот и  дыма.  - Мне назначил встречу  друг
алкоголик профессор Аусель:  почему  я его не вижу, не слышу, не осязаю и не
обоняю?
     После  таких слов необходимость принять участие в торжественной встрече
г-на  мэра  была  г-ном  Эстеффаном  начисто и  безответственно позабыта: он
въелся глазами в новоявленного собутыльника  г-на Ауселя.  Оба бродяги были,
кажется,   достойны  друг  друга,  и,  возможно,  этот  тоже  интеллигентный
человек!..
     -  Господин   Аусель  уже   ушел,   -  сказал  Рей,  удивив  Биллендона
необыкновенной серьезностью  и  дружелюбием.  Посетитель  тоже встрепенулся,
протер, не  снимая, выпуклые очки,  блестевшие из-под замызганной,  какой-то
рыбацкой шляпенки, уставился на мальчишку.
     -  Лопни мои  глаза!  -  вскричал  он.  -  Рад вас видеть,  коллега!  -
подбежав, он  весьма  неумело  потряс Рею  ладошку. Малость заплывшие глазки
г-на  Эстеффана  заметно  расширились. Аптекарь  с подчеркнутым  недоумением
вопросительно   взглянул   на  Биллендона,  тот   остался   непроницаем.   -
Так-перетак! - продолжал посетитель. - Ох, умора: я совсем позабыл, что и вы
тоже здесь!
     - Разве вы это знали?
     - А как же!  Я  здесь  отчасти из-за профессора  Ауселя, но еще  больше
из-за вас, из-за вашей работы,  я за вами следил, коллега, издали, ха-ха-ха!
Он думал, что я про него  позабыл, помереть  со смеху! Сами виноваты, задали
хлопот -  подарили книгу, я с ней  не расстаюсь,  вот видите? - он  похлопал
себя   по  вздутому   карману  потертого   бесформенного  пиджачка.  -  Ваша
лаборатория?  -  Он огляделся.  -  Все  правильно, я так и знал... Помещение
приличное. - Но лаборантов, я думаю, надо к чертям! Этот пойдет, - он указал
на Биллендона,  -  только на  него глядеть страшно:  еще возьмет  что-нибудь
разобьет. Этот, - его палец уперся почти что в ребра г-на Эстеффана, -  глуп
как пробка!
     - Познакомьтесь,  -  проговорил  Рей не без ехидства. -  Мой  хозяин  -
господин Биллендон.
     -  Как?  Вы  предмет,  вещь,  собственность? - в недоумении осведомился
посетитель. - Понял, не объясняйте: второе значение! Он вас финансирует?
     - Да, - сказал Рей, минуя подробности.
     - Министр?
     - Нет.
     -  Все  равно,   -  сказал  посетитель,  -  кругом  жулье.  Ничего   не
публиковать, не записывать, все держать в голове! Иначе, чихнуть не успеешь,
приходят,  говорят:  поздравляю, убито множество людей, получите свой куш! Я
могу сам финансировать вас:  мне дорого платили за убийства! - он швырнул на
стол чековую книжку. - Покажите, чем заняты!
     Положительно,  г-ну  Эстеффану не давали сегодня  опомниться!  Кто этот
человек,  что  значат  его слова,  не  следует  ли обратиться  немедленно  в
полицию?
     Но любопытство оказалось сильней гражданских помыслов.



     В  небольшой стенной нише, огражденной  деревянным барьерчиком, гудело,
словно живое,  страшноватого  облика  сооружение из проволоки,  радиоламп  и
транзисторов.  Называлось  оно Машиной, и этому чудовищу Рей  в течение лета
настойчиво  скармливал почти все  свое жалованье и все  свободное время,  не
отвлекаясь на обычные мальчишеские занятия.
     Биллендон  знал  из прежних разъяснений: Рей  думает, будто атомы имеют
что-то вроде  памяти,  на  которую можно  действовать  при  помощи сигналов,
передаваемых Машиною...  Но  Машина  -  не  простой  переводчик,  она  может
поощрять  отличившиеся атомы, питать  энергией  в награду  за усердие  и тем
вырабатывать  у  них  подобие  рефлексов. В  конце концов, повинуясь  своему
дрессировщику,  они научатся  сами, по приказу, выполнять  им  задуманное  -
выстроиться, например, в какой-нибудь нужный предмет, создать его.
     Верно,  пока  что в доме  не  прибавилось и  кастрюли, но раза  два-три
Машина,  доведя до бесчувствия электросчетчик, порождала в своих электронных
недрах облачко  то ли  дыма, то ли тумана, до крайности вонючего; этот запах
был  нестоек, он  пропадал  без остатка, когда  серое  облачко  приходило  в
движение,  начинало вращаться, постепенно уменьшаясь.  Затем Рей извлекал из
Машины спекшиеся  игольчатые  комочки  шлака  и  говорил, что  дело  здорово
продвинулось вперед.
     Знание  этих  подробностей, однако же, ничуть,  не помогало  Биллендону
понимать разговор о Машине,  который Рей  вел  с посетителем; это была такая
тарабарщина, что  и г-н  Эстеффан почти сразу перестал  слушать, заскучав. К
счастью, рассеянный его  взгляд упал  на чековую книжку с  именем владельца,
валяющуюся  в  небрежении  посреди  стола, и  все  посторонние  мысли  мигом
вылетели из головы, дыхание стеснилось... Никто не  заметил этого маленького
происшествия.  Г-н Эстеффан был выведен из столбняка внезапно  долетевшим  с
площади звуком  оркестра, он  встрепенулся,  вспомнив,  где должен бы сейчас
находиться.  Но оказалось,  что  оркестр  играет "Вернись  скорей!",  чтобы,
должно быть, скрасить встречающим их ожидание, это означало, что г-н мэр еще
не прибыл!  Г-ну  Эстеффану  сегодня решительно везло  Низа какие  деньги  и
вообще ни за что на свете он не пожелал бы теперь покинуть мастерскую!
     Посетитель, продолжая  слушать Рея,  принялся  охлопывать и  обшаривать
свои карманы, на  лице  его изобразилась  досада,  и он,  обернувшись, кинул
властно:
     - Карандаш!
     Г-н   Эстеффан  подбежал,  вручил   требуемое...   Посетитель   сбросил
пиджачишко,  закатал  до локтей рукава ветхой  клетчатой рубахи, снял шляпу,
начертил на ее полях цепочку формул, сунул запись Рею под нос, спросил:
     - Так?
     - Почти,  - ответил Рей и внес поправки, которые вызвали  у собеседника
неудовольствие:  он  закричал  фальцетом,  затопал  ногами,  выхватил  у Рея
карандаш...  В  гневе даже уши у  него зашевелились,  подпрыгивали  выпуклые
очки, дрожал  клок  волос над  гладким сияющим лбом... Но Рей, и  не подумав
уступить, завладел карандашом в  свою очередь.  Они едва  не подрались, вопя
друг  на друга  и  таща несчастную  шляпенку каждый  в  свою  сторону. Затем
посетитель внезапно успокоился.
     -  Тьфу, устал, собака! Дайте  сесть,  протянуть  ноги! - сказал  он, и
обруганный г-н Эстеффан  подскочил, как ни  в  чем не бывало, со стульчиком,
всех  удивив преуниженнейшей почтительностью. -  Не поздравляю,  коллега! Вы
бредете, как слепой, но с пути, очень жаль, не сбиваетесь... Я советую, - он
загнул один палец, - сломать ее, - он указал на Машину, - и, - загнул второй
палец, - позабыть даже принцип!
     - Почему? - спросил Рей.
     - Ой  какой Санта-Клаус!  - посетитель  расхохотался. - Вы когда-нибудь
придете к ним, скажете: здравствуйте, я изготовил машину, которая из, всего,
что вам  не  нужно, способна  делать все, что  вам нужно,  прямо из  воздуха
сделает дом, автомобиль, еду для вашего удовольствия, вам о ней не надо даже
заботиться,  она сама о себе позаботится, себя  обеспечит энергией и сделает
сама  себе  ремонт,  сама будет себя улучшать,  изготавливать  другие  такие
машины - будьте все  счастливы! Они побегут делать друг другу  подарки, а вы
будете сидеть и улыбаться вот так! -  Он с обезьяньей живостью  спародировал
рождественскую  открытку.  -  Нет,  коллега! Они  скажут:  спасибо,  давайте
машину, мы сначала  истребим, распылим всех  врагов, а  подарки будем делать
после!..  Изготовьте   из   воздуха  смерть  для  врагов,  для  политических
противников и конкурентов, для тех, кто плохо о  нас говорит, кто вызывает у
нас антипатию, пускай на земле  останутся только  те, кто  нам мил и выгоден
или уж хоть безразличен, - вот что они скажут.  И  сделают,  коллега! Я  это
знаю,  сам  был  всю  жизнь  дурачок, пока  не  опомнился! Мы все плывем  на
стеклянном  корабле, бегаем по нему  с молотками в руках, но вам этого мало,
вы делаете кувалду - и еще меня спрашиваете, почему ее делать нельзя...
     - Но..
     -  Молчите, излагаю  вашу мысль: вы оставите себе свою Машину, никто не
будет знать, и все подарки подарите сами, чтобы никто не догадался от  кого.
Валяйте,  так-перетак! Только сначала  сделайте два подарка  себе: узнайте у
Машины, кто вы такой  - не что о  вас думают и вы сами думаете, а о том, кто
вы такой  на  самом деле, какие имеете качества.  Затем подарите себе знание
всех последствий всех  ваших действий. Машина ведь сумеет сделать и прогноз!
И тогда вам  захочется третьего подарка: вы прикажете  Машине сломаться, без
остатка, навсегда!  Коллега Рей, я должен был раньше остановить  вас,  но  я
тогда не знал, что такая Машина давно существует.
     - Как?!
     Посетитель  страшно развеселился  - Сейчас я  буду над вами  шутить,  -
объявил  он,  - загадывать вам загадки! Такая  Машина -  лучше вашей, нечего
сравнивать! - существует миллионы  лет  в миллиардах  экземпляров, но  почти
никогда не работает, угадайте теперь почему!
     - Не морочьте мне голову!  Где  эта ваша Машина?  Посетитель  заливался
хохотом.
     - Ха,  не можем! Где? Да кругом,  да повсюду кругом,  коллега  Рей! Она
живая,  умеет ходить, говорить  и  кланяться, здороваться, смеяться! Ага, он
понял, верно:  такая Машина -  это  вы, я,  он, она, они... Всякого человека
можно назвать машиной для волшебства!
     -  Как  это  верно!  -  задушевно  пропел  г-н  Эстеффан.  - Могущество
человеческого разума...
     - Но, коллега Рей, никто не знает, что он - такая машина, и этого знать
ему  нельзя!  Вы  захотели  повторить  то,  что  природа  давно  изготовила,
повторите ее еще  раз:  сохраните  секрет. Сейчас вы  такой же кретин, как я
был, можете сделаться убийцей хуже, чем я!
     - Ах, что вы! - льстиво вознегодовал г-н Эстеффан. - Ваши заслуги перед
отечеством.., перед сообществом...
     - Послушайте, я ничего не понимаю! - сказал Рей.
     - Вижу,  что не  понимаете, и странно! - сказал посетитель.  - Могли бы
сами  додуматься вы  имели  раньше меня эту книгу! -  Он  достал  из кармана
пухлый растрепанный томик. - Если бы не она...
     - Но ведь это же сказки! - воскликнул в изумлении Рей.
     - Ну и что?
     - Сказки, волшебные сказки! Выдумки о том, чего не бывает!
     -  А чего-нибудь  не  бывает? Он живет  в этом городе  - и говорит... -
посетитель  осекся. - Я глуп,  но  не настолько,  коллега:  теперь знаю, что
такое сказки.  Сперва только думал, что технические подробности насчет того,
как из гребешка  делать  море, из мусора золото,  из человека  лягушку,  все
достижения  господ  волшебников, которыми  я  так был восхищен,  засекречены
службой  безопасности!  Но потом  я  навел  справки,  коллега  Рей.  Это был
печальный для меня день, я вас очень ругал за вашу книгу...
     - А я вас за вашу куклу!..
     -  Ха!  Как  она  поживает?  Ага,  молчите, знаю,  пустяки.  Но зато  я
одновременно получил  сведения о  других феноменах - зрении без помощи глаз,
передаче мысли...
     - Шарлатанство! - простонал г-н Эстеффан.
     - Вот! -  сказал посетитель, тыча в него пальцем. - Не боятся бить друг
друга  палкой  по   голове,   вышибать  мозги   -  сам  видел,  показали  по
телевидению... Но сразу пугаются,  если  им  сказать, что этот мозг способен
действовать  издали на другой! Мне дали много сомнительных  сведений, другие
показались  достоверными  -  этого  хватает,  чтоб  немножко   задуматься  о
механизме...
     - Все так  называемые  "достоверные" случаи  могут  быть объяснены  при
помощи теории  вероятности!  -  победоносно  произнес г-н Эстеффан и оглядел
исподтишка присутствующих - все ли услыхали, оценили?..
     - Это  пишут, читал!  - равнодушно отозвался посетитель.  - Вероятность
смехотворно  низка,  истинность  намного   вероятнее.   Если  ее  допустить,
получится, что наши отношения  с миром  не таковы, какими кажутся... Вернее,
более  сложны мы сами.  Сейчас,  коллега  Рей, я  объясню, насколько  сумею,
перестаньте обо мне беспокоиться! Я вижу, как вы думаете, что я сошел с ума!
Мне раньше  казалось,  -  продолжал он задумчиво,  - что  тело и мозг -  два
разных живых существа - не один  организм, а симбиоз двух организмов, что-то
вроде кентавра..,  или  помните ту  сказку,  где  зрячий  безногий  едет  на
здоровенном  слепом?  Мозг  - существо-паразит,  как  лиана,  однако паразит
полезный, нужнее телу, чем оно само! Но, коллега Рей, на самом деле все куда
сложнее! Мы знаем только очень маленькую часть самих себя, своей собственной
личности, все  остальное  - в тени!  Как изо всего спектра  электромагнитных
колебаний  мы  воспринимаем  только  узенькую часть - видимый свет, так и  в
своих  отношениях с  Миром  -  наблюдаем, способны  наблюдать  только  самые
простые  - механические отношения: вот я держу свою шляпу в  руке, вот надел
ее  на голову... Я  выпустил из  пальцев  карандаш,  он  падает  на  пол, он
катится... На этих наблюдениях мы строим гипотезы и  теории, делаем  выводы,
хотим,  исходя из  них, объяснить  весь  мир.., удивляемся, что  не выходит,
удивляемся  своим неожиданным мыслям, поступкам, тому, что не знаем себя! Но
как нам знать себя, когда мы за собой и всем окружающим подглядываем в узкую
освещенную  щель  и  не  желаем знать  ничего по сторонам,  как  этот  тупой
лаборант! - он снова ткнул пальцем в сторону г-на Эстеффана, который в ответ
с готовностью  осклабился. - Теневая наша личность  чрезвычайно  обширна, ее
невидимые   связи   с  миром  разнообразнее,  невероятнее,  чем  можно  даже
предполагать, догадываться!..
     Что  следует из того, что один человек способен  передать мысль другому
без  помощи  слов,  жестов,  технических  средств?  Мозг сложен, воздействие
также.  Должно  быть, доступнее действие на более простые тела - в том числе
свое собственное.  Я  читал, как слабый человек, спасаясь, перепрыгнул через
такой забор,  что  никакому  спортсмену  не  повторить  этого прыжка!  Автор
правильно пишет: организм включает резервную мощность. Но такой механической
мощностью  организм  не располагает,  иначе она  могла бы  после  тренировки
проявляться  в  обычных  условиях,  этого   не  случается.  Резервная   мощь
принадлежит теневой нашей личности, которая в исключительных обстоятельствах
проступает на  свет, но не  вся,  коллега Рей, не вся  целиком, показывается
только  ее  краешек! И все же,  коллега  Рей, ее присутствие  можно уследить
всегда, во всяких ежедневных пустяках,  если получше вглядеться. Ха, если вы
дадите  лаборанту  подбрасывать  бутерброд  для   проверки  прогноза  теории
вероятности,  то прогноз  подтвердится: пятьдесят на  пятьдесят,  потому что
интересует вас  не  бутерброд,  а теория. Но  бутерброд,  который  вы хотите
кушать,  будет  чаще  падать  маслом  вниз -  почему? Потому  что  вы  этого
опасаетесь, этого не хотите, одним словом, про это думаете - и влияете  сами
на событие как раз именно так, как вам не хочется, не умеете иначе!
     Да,  эта скрытая, незнакомая  нам  энергия  все-таки  проявляется, дает
утечку, и кто-то испытывает предчувствия, кто-то считает быстрее компьютера,
кто-то  оглядывается, если  посмотрят  в затылок.  Не мы ею  владеем  -  она
владеет нами, иногда дает это понять... Она ждет настоящего хозяина, который
в нас заключен, как бабочка в  гусенице, того существа, в которое мы  должны
будем по ходу своей эволюции превратиться.
     - Когда это будет? - рискнул тут спросить г-н Эстеффан.
     - Если будет - когда станем хотя бы не опасны для окружающих, - отвечал
посетитель,  -  не опасны  вообще  для всего - для людей,  зверей, деревьев,
земли,  воды... Наша деятельность -  это  грабеж  и убийство.  Вы хотите еще
резервную мощность? Видеть сквозь землю,  сквозь стены,  где  можно украсть,
кого  можно убить?  Научиться  убивать одной  мыслью? Вы даже  себя могли бы
покалечить, а что станете  вытворять с другими! Нет, надо сперва измениться:
позабыть не только про то, как дурно делать, но про то, как дурно думать.
     - Ах,  -  разочарованно  проныл  г-н  Эстеффан.  -  Опять  нравственное
самоусовершенствование! Неужели же, если  я вдруг завтра стану совсем-совсем
хорошим...
     - Вы  не станете,  вы притворитесь, - отбрил посетитель. - Может  быть,
обманете  соседа!  Но никак нельзя обмануть то устройство, которое блокирует
нашу спрятанную мощь, оно будет знать, что вы по-прежнему опасны!
     - А господа волшебники? - ухмыляясь, спросил Биллендон.
     - Вы правы, блокада может нарушаться отчасти! Мы говорили об ежедневных
истечениях  сверхэнергии,   об  ее   внезапных  выбросах   при  чрезвычайных
обстоятельствах.  Кроме этого, я  думаю, можно допустить вероятность  редких
особых случаев: если  кто-то  имеет  от рождения или приобретает  сам полную
безвредность;  если  кто-то  преодолевает  блокаду,  сознательно, специально
упражняясь  для  этой цели,  как йоги. Наконец, блокада может быть  нарушена
болезнью, может  произойти наследственная мутация.  Вы,  господин Биллендон,
собирались  поймать  меня: а  как  же,  мол,  злые  волшебники?  Ха-ха!  Да,
возможно, что злой через упражнение или болезнь обгонит доброго, не спорю...
В этих случаях, напоминаю, исключительных, шансы у всех одинаковы. А правило
таково:  резервная  мощь, свойственная  каждому, для своего  проявления ждет
критической массы  добра, господин Биллендон! Если завтра взаправду  станете
совсем  хорошим, - неожиданно обратился он к Эстеффану, - вам будет довольно
подумать: пускай поедет стул под этим толстым лаборантом - и стул поедет!
     Стул  вправду поехал,  г-н Эстеффан с  воплем  подпрыгнул,  но  тут  же
сообразил, что это он сам, ерзая, по нечаянности двинул стулом, и устыдился.
     - Хватит нам болтать, -  сказал  посетитель.  -  Коллега Рей, дайте мне
карандашик!
     - Не буду мешать! -  щебетнул г-н Эстеффан. - Не сделаете ли  одолжение
быть  гостем   на  моем  сегодняшнем  званом  вечере?  -  адресовался  он  к
посетителю.
     - Отстаньте, приду!.. - отмахнулся тот.
     - Буду счастлив! -  г-н Эстеффан выскочил  за дверь и,  словно конница,
поцокотал штиблетами по мощеной дорожке.
     -  Кто  это?  - вполголоса  спросил  Биллендон,  кивнув  на посетителя,
углубившегося в вычисления на полях шляпенки.
     Рей пожал плечами.
     - Катались на карусели, - отвечал он неопределенно.
     - А как его зовут, ты знаешь?
     - Понятия не имею!..
     Года три назад, в воскресенье, когда к другим приехали родители, а Рей,
как всегда,  оставался один,  его вызвали вдруг в  кабинет ректора, сообщив,
что какой-то приезжий хочет с ним побеседовать. Рей удивился: такого еще  не
случалось - и побежал вниз.
     -  Рад видеть, коллега,  - сказал  ему этот самый человек в  этой самой
шляпенке,  которая выглядела  разве чуть  поновее. - Читал вашу работу, - он
вытащил  сильно  помятую  контрольную   по   мегадронике,  где  Рей  вздумал
пофантазировать насчет фрувиала небель-функции. - Я думал не так,  очень вам
обязан, пойдемте веселиться, пьете джин?
     - Нет, - ответил Рей в изрядном недоумении.
     - Странно, - сказал гость, - я заметил: все, когда веселятся, пьют джин
и ром, но я тоже не пью, очень сильно воняет!
     Они  поспорили  немного  насчет  фрувиала,  даже  едва   не  подрались,
изрисовали формулами шляпу и потом пошла в парк.
     Это был плохонький  пригородный  парк  с  дешевым набором аттракционов,
который  не  знал  еще  столь  благодарной публики!  В комнате  смеха  новый
приятель  Рея  дохохотался  до  икоты, едва  не  падая  перед  каждым  новым
зеркалом,   на   карусели   накатался   до   головокружения,   электрический
автомобильчик привел  его  в  совершеннейший восторг, он отказался  из  него
вылезать  и  всюду норовил расплачиваться  чеками на  миллионы филлингов,  к
счастью, Рей прихватил свой  кошелек.  Новый приятель заявил, что он никогда
еще  так не веселился, Рей тоже остался доволен. Друзей в колледже у него не
было, его  презирали за  отсутствие собственного автомобиля, но одновременно
уважали, даже побаивались.
     Приятель  явился еще  раз с  огромной  механической куклой, которую Рей
потом ловко сплавил одной девчонке в ее день рождения, - жуткая глупость, за
которую долго пришлось расплачиваться.  А приятелю подарил, что  нашлось под
рукой:  книгу  сказок, полученную  когда-то в  награду за успехи. Он  ушел и
канул,  чтобы  Появиться  снова  только теперь  - В  голове от него  у  меня
карусель, - сообщил Биллендон - Сделай одолжение, займись заказом Эстеффана;
не микрофон, а труха!
     Издалека, с площади, доносились бодрые звуки оркестра.



     Г-н Эстеффан  не опоздал: когда он явился  на площадь,  секретарша г-на
мэра, стоя в окне второго этажа,  выкрикнула, что  полминуты назад шеф отбыл
из Ноодорта, просят не расходиться!
     Г-н  Эстеффан  с  гордым   видом  прослушал  сообщение,  неодобрительно
вглядываясь  в лицо этой особы  -  секретарши. Крашеная гривка  над узеньким
лобиком, нос с двойной горбинкой - настоящий  клюв! А  эта  фальшивая улыбка
длинных вялых губ,  а уж  голос-то,  голос - деревянный какой-то, каркающий!
Ворона, истинный крест, ворона!  Подумать только: как он мог?!  Счастье, что
она ему отказала! - В недавнем, очень недавнем прошлом г-н Эстеффан польстил
секретарше предложением руки и сердца,  но успеха почему-то  не имел,  хотя,
согласно  слухам,  сделал это, стоя  на коленях! -  В  сущности,  надо  быть
последним идиотом,  чтобы...  -  И тут,  на потеху  близ  стоящим,  аптекарь
хватанул себя по лбу кулаком.
     - Что с вами, господин Эстеффан? - испуганно спросил г-н Доремю.
     -  Автоклав! - отвечал  громко аптекарь.  -  Показалось, что забыл  его
выключить! Нет-нет, все в порядке!
     Потеплевшим взглядом отыскал  он  в толпе семейство г-на булочника. Сам
г-н булочник  изрядно раздобрел за  прошедшие годы, раздобрели его прыщи,  а
также  супруга  перестала  быть сухопарой; рядом  стояли  два  зятя, крепкие
парни, заядлые кальвинисты, и три на  славу  выпеченные дочери.  Старшей  из
них, пока незамужней,  г-н Эстеффан  адресовал свой многозначительный взор и
дружескую улыбку! Однако ответа не было. Более того, жеманница отворотилась.
Что это  может  означать? Ведь госпожа булочница,  кажется,  обещала.., и те
маленькие тайны,  что  с некоторых пор.., и цветы,  и книги? Булочник  снова
вмешался? Или семейство заметило, что  Эстеффан посмотрел в окно ратуши? Это
несправедливо: все ведь туда смотрели, и взгляд г-на Эстеффана, он прекрасно
это знает, был суров! За что ж терпеть кару?
     В душе аптекаря закипала горечь.
     - Трудно жить в этом мире, - сказал он г-ну Доремю.
     - Вы правы, - подтвердил тот смиренно, - при нынешней дороговизне...
     Аэротакси  зависло  над площадью,  как стрекоза  над  колодцем.  Раньше
предполагали, что  оно  сядет  на крышу  гостиницы, где  имелась специальная
площадка,  и  толпа  пережила мгновения  паники,  когда винты  зашуршали над
торговыми  рядами,  над  головами  людей. Ветер погнал  смерчи  пыли, шлака,
кусков  бумажного шпагата, капустных  листьев, целлофановых пакетов. В  окне
ратуши хлопнула форточка, брызги стекла осыпали тех, кто жался к стене.
     Телеоператор, свесившись из  люка, снимал  панораму площади миниатюрной
видеокамерой. Эти кадры  сохранились. Мы видим, что в центре площади остался
только  духовой  оркестр  г-на Доремю.  Музыканты  съежились и  зажмурились,
прижав ноты к пюпитрам. Инструменты мутнеют от пыли...
     Г-н  Эстеффан  также порывался совершить попытку к бегству, но мужество
маленького  робкого соседа,  который не покинул своего поста,  заставило его
устыдиться.
     -  Сейчас  увидим  наше  лучшее   достояние!   -  все  еще  обуреваемый
мизантропией,  прокричал  он  в ухо г-ну Доремю,  силясь удержать на  голове
парадный  цилиндр,  и г-н Доремю  в  душе  осудил г-на Эстеффана  за иронию,
переходящую  в радикализм.  Но  вслух ничего  не сказал  был слишком  занят,
спасая от ветра свою грандиозную шевелюру.
     Аэротакси -  полудирижабль, какие были в  ходу  в описываемую  эпоху, -
медленно опустившись, осело на треногу, обутую в шаровидные башмаки. Лопасти
перестали вращаться. Дверца-трап  опрокинулась  вниз,  по  бокам ее, звякнув
пружинами, встали тонкие дюралевые перильца.
     Г-н  Доремю просиял  восторгом и  преданностью:  на  верхней  ступеньке
трапа, держа шляпу в руке, появился г-н мэр!
     Дорожные невзгоды не оставили на нем следа. Он был свеж, опрятен, чисто
выбрит; неизменный платочек в нагрудном кармане сверкал всегдашней белизной.
     - Прошу приветствовать представителей прессы! - сказал мэр встречающим,
без церемоний извлекая  из люка телеоператора, который тут  же уставился  на
публику  немигающим глазком своей камеры.  - А  это, - мэр приобнял за талию
второго   приезжего,  выскочившего  следом   как  чертик  из  коробочки,   -
корреспондент ведущих столичных газет, радио и телевидения. - Тут  он назвал
совершенно незнакомое имя.
     Г-н  Доремю взмахнул  палочкой,  оркестр  грянул марш  "Возвращение  на
родину".
     - Спасибо,  спасибо, друзья! - повторял мэр, ведя приезжих сквозь толпу
и с чувством пожимая протянутые руки. - Примите мою искреннюю благодарность,
господин  Доремю!  -  Г-н  Доремю  осторожно коснулся  его пухлой прохладной
ладошки.  -  Мы здесь  ценим  искусство, -  сообщил  мэр  репортеру. - А вот
господин Эстеффан! Надеюсь, вы  не ослабляете усилий? - Г-н Эстеффан, слегка
осипнув,  подтвердил, что не  ослабляет. - Труд, неустанный труд! -  кивнув,
проговорил  мэр.  -  Господин  Эстеффан - надежная наша  опора.  -  Потрогал
платочком щеки, хотел было  вытереть лоб,  но  спохватился, засунул платочек
снова  в  прозрачный пакет, водрузил  в кармашек, скосил глаза  - видать  ли
уголок,  -  вторично  пожал руку  г-ну Эстеффану  и вынудил  сделать  то  же
репортера, сказал,  что  рад их знакомству. Г-н Эстеффан  не упустил  сличая
пригласить   г-д   журналистов  на  свой   званый  вечер.  Затем   процессия
проследовала  к двери  ратуши, где, стоя навытяжку, ее приветствовал сержант
Дамло.  Тут мэр надел  шляпу,  козырнул по-военному, снял шляпу, обменялся с
Дамло рукопожатием.
     - Наша гордость; полицейский, который обеспечивает полное спокойствие и
порядок во всем городе. Происшествий нет, Дамло? Ни единого?
     - Так точно! - отрапортовал Дамло. - На участке соблюдается порядок!
     В двери появилась секретарша с букетом роз, и у г-на Эстеффана внезапно
перехватило дыхание. Предчувствие  не обмануло  секретарша получила поцелуй,
да такой звонкий, что Дамло - и тот ухмыльнулся, потер ухо, в котором висела
серебряная серьга. Раздались смех и аплодисменты "Я скажу ей: я знаю теперь,
кто он.., его имя!" -  думал свирепо г-н Эстеффан, забывая, что  не может ни
на что более претендовать. Но  заметил, что все семейство булочника вдруг на
него уставилось, словно рыбы сквозь стекло  аквариума, только  старшая дочь,
незамужняя, скромно  потупила глазки. Аптекарь вздрогнул, будто пойманный, с
омерзением  ощутил липкость своей  кожи  и,  сам  удивленный,  услыхал  свое
собственное запоздалое неестественное хихиканье. Рыжие бровки г-на булочника
подпрыгнули. Г-н Эстеффан надумал объясниться.
     -  Я  думаю, только  в  нашем городе,  в патриархаль.  -  шум  мотора и
жужжанье лопастей, к  счастью,  смяли  конец  его речи,  в которой  не  было
ничего,  способного  смягчить  г-на  булочника,  но наверняка содержалось бы
нечто для того, чтобы пуще его раздражить; г-н булочник непременно обнаружил
бы именно это, если бы даже в словах предполагаемого зятя не имелось  вообще
никакого смысла...
     Г-н  мэр  вывел на  балкон  приезжих,  туда устремились все взоры;  г-н
Эстеффан независима откашлялся и последовал общему примеру.
     - Друзья мои, - сказал мэр, -  не хочу вас обманывать:  я не  заработал
этой пышной  встречи! Я посетил лиц, которых надлежало посетить, и ознакомил
их с проблемами нашего города. Это не вызвало интереса. Никакого сочувствия,
хотя  я  не жалел  аргументов, бесспорных..,  и  спорных, могу  здесь в этом
признаться! Пусть наши гости оценят мою откровенность. Пусть они знают, что,
несмотря  на  небольшие разногласия  в  религиозных  делах,  мы здесь - одна
семья, и скрывать  нам нечего! - Он сделал короткую паузу. - Что услыхал я в
ответ?  - Голос  его  накалялся. -  Одни увертки!  Времена, мол, тяжелые для
всех.  Обязательства  перед союзниками, расходы  на  оборону,  экономические
затруднения... Будто не знаете, о чем вечно твердят  эти люди, едва заведешь
речь о деньгах. Я добрался до господ из союзной ассамблеи. Они  оказались не
лучше наших доморощенных бюрократов. Короче, новых  ассигновании  не  ждите,
чрезвычайных  расходов нам  тоже не возместят. -  На площади поднялся ропот.
Г-н  мэр взмахнул кулаком.  Голос  его  загремел. -  Труд,  неустанный труд,
который возродил этот забытый уголок, приобщил его к бодрому  делу прогресса
ради процветания, смею сказать,  всей страны, наш труд остался незамеченным,
неоцененным, выброшенным на свалку! - Ропот усиливался. - Не слышу, о чем вы
там  толкуете,  но  легко  догадаться!  -  Он  улыбнулся  весело и щедро.  -
Хорошенького вы мнения о своем мэре, черт вас побери! - Он переждал  смешки.
-  Неужели вы думаете - этим кончилось? Как бы не так! - Г-н  мэр вновь стал
очень серьезен, даже суров.  -  Пришлось искать поддержки у  частных  лиц, у
фирм. Обойдемся, без имен. Дело делается. Коли о нас не  думают, позаботимся
о себе сами, только будем ли делиться, вот вопрос!  - Он  погрозил кому-то в
воздухе, давая понять, что надежды на дележку напрасны. - Мы обратимся прямо
к публике, пусть она рассудит, достойны ли мы внимания. Вот! - он поднял над
головой книжицу в яркой  обложке. -  Пусть кто хочет называет  это рекламой,
нам наплевать! Господин  Эстеффан, получите свой экземпляр  бесплатно! - Мэр
швырнул книгу вниз, в толпу. - Эй, эй, не  разорвите, успеете наглядеться, в
багаже  достаточно!..  -  Видеокамера проследила путь книжки  к  рукам  г-на
Эстеффана, который прямо-таки расцвел, но чего-то и испугался. - Мир услыхал
о  нашем  городе,  он  видит  его  сейчас с помощью  Друзей, которых,  можно
сказать, привела  сюда молва! -  Г-н мэр указал  на репортера и оператора. -
Мы,  с  божьей  помощью,  не  дадим  заглушить  эту весть!  Эй,  мадмуазель,
вручите-ка дары!  - Секретарша вынесла  на  балкончик  стеклянный поднос, на
коем  обыкновенно стоял графин  воды  в кабинете мэра, а теперь  лежали  два
огромных  ключа   из  пластмассы.  Они  могли  развинчиваться,   обнаруживая
вделанные  внутрь  плохонькие  штопоры.  -  А  теперь дадим  им  возможность
ознакомиться  с достопримечательностями.  - Приобняв  гостей  за  талии,  он
выпроводил их  с балкона и  обратился к толпе,  сменив строгий торжественный
тон  на  деловую скороговорку.  - Только  не воображайте,  будто клецки сами
запрыгают в рот! Придется поработать. Есть у меня кое-какие мыслишки, пускай
другие  тоже покумекают.  Господ  советников  прошу на заседание.  Остальных
благодарю за честь. Не тратьте больше времени на болтовню со своим непутевым
главой!  - Мэр хлопнул  себя по  редкой  макушке. -  Доремю, сыграйте-ка  на
прощанье что-нибудь бодрящее: состояние бюджета пока что этого требует! - Он
подмигнул и засмеялся.
     Выходя  на  площадь под звуки марша "Вперед,  вперед, на бой, на бой!",
репортер подумал: "Ну и гусь!"



     Звереныш был  счастлив: стоя на задних  лапах, он  поджидал, когда поля
шляпенки   сплошь  покроются  математической  абракадаброй,  он  обдирал  и,
всасывал эту премудрость, и  шляпа становилась как новенькая,  а посетитель,
протянув руку, произносил  механически:  "Коллега Рей, Дайте  мне карандаш!"
Вступать с ним в разговоры не имело смысла, он ничего не  слышал и не видел,
кроме своей шляпенки и огрызка карандаша.
     Скоро Биллендон отравился на заседание в ратушу.  Возясь с заказом г-на
Эстеффана,  Рей  размышлял  о  Машине  и  о  рассуждениях  своего  странного
приятеля, который не сумел его убедить, но заинтересовал чрезвычайно. Машина
и  впрямь  повторяла,  а  лучше  сказать,  пародировала в  своем  устройстве
энергетические схемы некоторых биоструктур,  очень возможно, что... А насчет
последствий -  эксперимент  покажет!  Машина  должна будет  дать  способ  их
заранее учесть. Настоящая Машина, а не эта шумливая дура, которая зря только
жрет электричество!



     После заседания несколько особо приглашенных лиц прошли  на  террасу во
дворике ратуши,  где  за  столом, накрытым, как прежде,  парчовой скатертью,
дожидался  их  г-н  Когль. Старый  нотариус  за протекшие  годы окончательно
иссох, морщинистый пергамент  кожи  был, казалось,  наклеен  на самые кости,
улыбка пропала, но взгляд оставался цепок и проницателен.
     - Господа, прошу вас сесть и ознакомиться,  - произнес он,  указывая на
именные папки с бумагами, разложенные по столу. -  Буде пожелания  ваши  или
намерения  изменились,  сообщите мне что, дабы все, что  возможно  и должно,
было бы исправлено.
     Голос его прозвучал столь же казенно, как и слова.
     Слегка оробев, они принялись за дело.



     Один из документов был одинаков во  всех папках -  протокольная  запись
разговора, состоявшегося двенадцать лет назад за этим самым  столом во время
обеда. Но  мы располагаем и другой записью - в  толстой  зеленой тетради,  и
сведем их  воедино,  более полагаясь  на  творение  г-на  Когля  в  точности
формулировок,  однако  оживив  его  подробностями  из  дневника  несчастного
студента. Вдобавок, нам кажутся не лишенными значения те места, где странник
сам вмешивается в беседу, - в протоколе они, разумеется, не присутствуют.
     Итак, мы  возвращаемся к  событиям двадцатилетней давности, которые, по
прихоти судьбы, для нашею странника не успели еще стать и вчерашними!
     Биллендон не  мог не  вспомнить и, конечно,  вспомнил,  как он внезапно
увидал мертвый город с высоты холма, как гремели его  башмаки по булыжнику и
как посреди тогдашней тишины металось эхо в тесноте оград и стен.
     Он  остановился около калитки  и  не  успел поставить  наземь сундучка,
когда его вдруг окликнули по имени:
     -  Эй,  господин  Биллендон,  ведь  вас  ждут!  Биллендон   неторопливо
обернулся, оглядел матерчатые домашние туфли и мятую пижаму сержанта  Дамло,
затем уставился на эполеты форменного сюртука, накинутого второпях на плечи.
     - Провалиться, если это не  полицейский!  -  сказал он, - Ну совсем как
настоящий! Здорово, приятель!
     -  Честь имею!..  - сконфуженно пробубнил Дамло.  - Прошу прощения,  но
господин Когль...
     - А это кто такой? Поди, главный? Значит, повезло!.. Ничего не скажешь,
ловкие ребята! Но Дамло посуровел.
     - Вы не знаете  господина  Когля? -  спросил он. - Тогда позвольте ваши
документы!
     Ему был вручен  бумажник, набитый все больше газетными вырезками, Дамло
пролистал их, мрачнея, сухо заключил:
     - Все в  порядке. Пожалуйте в ратушу, я провожу. Бумажник он, словно по
забывчивости, сунул себе в карман.



     В   кабинете  ратуши  из-за   стола,  заваленного  бумагами,   поднялся
высоченный сморщенный старик.
     - Здравствуйте, господин Биллендон!
     - Я гляжу, меня весь город знает, - сказал Биллендон, не спеша пожимать
ссохшуюся птичью лапку хозяина кабинета.
     -  Ничего удивительного,  - отвечал тот.  -  Все  остальные прибыли без
опоздания.
     - Вот как? Есть еще остальные?
     - Вы это знаете из моего письма.
     - Я не получал никаких писем!
     - Тогда как же вы здесь очутились?
     - Очень просто, - с  издевкой сказал Биллендон. - Шел мимо, дай, думаю,
загляну.
     -  Что ж,  - отвечал старик после недолгого размышления, - в нашем деле
это  не  самое удивительное  обстоятельство.  Я Когль,  нотариус. Нас  ждут,
господин Биллендон. Сундучок можете оставить здесь.
     - Нет уж  нет,  - возразил  Биллендон,  -  он  еще пригодится! Мне ведь
терять больше нечего, господин Когль - или  как вас там зовут по-настоящему!
-  Дозвольте взять вас  под  руку,  а  этот, - он  кивнул в  сторону  Дамло,
стоящего в дверях, - пускай нам дорогу показывает.
     - Господин Когль, - сказал Дамло, - на вашем месте...
     - Делайте, Дамло,  что вам положено - на  своем месте! - довольно резко
оборвал его г-н Когль.
     -  Тогда  разрешите  мне,  произвести  обыск, - возразил  Дамло в  свою
очередь. - Он подослан!  Подозрительный тип, господин нотариус, проходимец и
совсем  не  похож  на   наследника.   Почитайте!  -   он  выложил  на   стол
конфискованный  бумажник.  - Сами поймете, что за птица!..  Он из той шайки,
право слово, у меня наручники  в  кармане чешутся. -  Во взгляде г-на  Когля
затеплилось хитренькое деревенское; любопытство. - Может быть, он  совсем не
господин  Биллендон,  -  продолжал  тем  временем  Дамло,  -  воспользовался
документами господина Биллендона, в то время как настоящий...
     - Комедия, - сказал Биллендон. - Хотят убедиться, того ли застукали. Не
стесняйтесь, читайте! - разрешил он г-ну Коглю.
     -  Воля  клиента -  закон,  -  поспешно  отозвался  тот  и,  зашелестел
газетными вырезками.



     Обратимся  снова к зеленой тетради: странник знал,  в чем тут дело.  Он
вспомнил  Дугген-сквер, нарядную белобрысую  девчонку  с гувернанткой,  двух
верзил в масках, которых газеты  объявили  террористами,  хотя  дело было не
совсем так... Вот откуда, оказывается, знаком ему Биллендон!
     Но  страннику только проездом доводилось видывать Дугген-сквер, никогда
и нигде не  видывал он  ни  этой девчонки, ни верзил,  ни Биллендона, ничего
такого не читал в газетах!..  Было  похоже, что  посреди  своего долгого сна
увидал он еще один сон, длившийся мгновение.



     -  Я  слыхал об  этом, - сказал Когль, упрятывая  вырезки в бумажник. -
Господин Биллендон,  я  догадываюсь  теперь,  что  вы  о  нас  подумали.  Не
сердитесь на Дамло: его перевели в нашу глушь  за то, что он... Словом,  его
мечта  -  накрыть  когда-нибудь  Тургота  со  всей  компанией,  на  меньшее,
вообразите, не  согласен, у него свои счеты! Ну-с, вы, кажется, хотели взять
меня под руку? Сделайте одолжение! Сейчас увидите, что у нас за шайка!
     Он засмеялся, будто  прочирикал  на птичьем языке  нечто непонятное, но
мудрое. Биллендон  поневоле скупо улыбнулся  в  ответ. Но Дамло не торопился
освободить проход.
     - Вы, господин нотариус, по газеткам поняли, что это не ширмач и не...
     - Да-да, - поспешно перебил г-н Когль. - Вы ошиблись, сержант!

     Странник  тоже  прошел  мимо  Дамло, окоченевшего  от  почтительности и
усердия, заглянул, в  его  вытаращенные глаза,  но  не увидел  в них  своего
отражения. Впрочем, здесь, у двери, было темновато.

     На тенистой террасе, выходящей на зеленой огороженный дворик ратуши, за
круглым столом, накрытым ветхой парчой, в молчаливом ожидании сидели трое.
     -  Рад познакомить  вас,  почтенные, -  сказал  г-н  Когль.  - Господин
Биллендон - господин Аусель.
     Г-н Аусель в те дни малость смахивал на священника.  Рука была слабой и
влажноватой,  близорукие  глаза  живо  блестели.  Нельзя  было  не  испытать
благодарности за ощущение прохлады, которым от него так и веяло в эту жару.
     -  Господин Аусель преподает  в  колледже,  -  продолжал  г-н Когль.  -
Господин Доремю!
     Маленький  г-н Доремю  подскочил с суетливой  готовностью,  но, подавая
руку, болезненно сморщился.
     - Осторожнее! - сказал г-н  Когль Биллендону. - Это рука музыканта! - и
опять залился своим чирикающим смехом.
     Ничего  ужасного с  рукой г-на Доремю не приключилось, он, успокоенный,
уселся и обласкал свою тропически пышную шевелюру.
     -  Господин Эстеффан,  медик,  - закончил  процедуру Представления  г-н
Когль.
     - Фельдшер и фармацевт,  - уточнил  г-н  Эстеффан, почему-то горьковато
усмехнувшись. Он был тогда романтически тощ, загадочен, непроницаем. Руки не
подал,  только  поклонился, привстав,  и  вернул  свой  элегантный  задик  в
плетеное кресло.
     - Собравшиеся не прочь узнать, чем  занимаетесь вы, господин Биллендон,
- деликатно проговорил нотариус.
     - Я механик, - сказал Биллендон.
     - Превосходно! - воскликнул  г-н Когль. - Тут  призадумаешься, можно  с
небольшой натяжкой  сказать, что  ни один из  вас не изменил наследственному
промыслу.  Это обещает  нам успех, господа! - Он  взял со  стола  серебряный
колокольчик.  -  Собрание  имеет  еще  одного  участника,  Он  потомственный
хлебопек, но служит в поварах, и жена его повариха, как вы сейчас убедитесь.
Я рассудил, что первая наша встреча должна состояться за дружеским столом! -
и он зазвонил.
     Распахнулись обе  створки  высоких  дверей, явился прыщавый  молодец  в
тюрбане из полотенца, повязанный полотенцем же  вокруг пояса, с подносами на
растопыренных   руках;  следом   выплыла   сухопарая   особа   -   кабы   не
предварительные объяснения г-на  Когля, ее приняли  бы за  старшую  сестрицу
кулинара - и три сухопарые девицы в слишком коротких, детских еще платьицах,
все с подносами...
     - Садитесь, начнем,  -  сказал г-н Когль кулинару, - Доверьте остальное
жене и дочерям.
     Только одно из семи плетеных кресел, напоминаем, пустовало, но и против
него на столе  был поставлен  прибор, резной деревянный ларец и запечатанный
воском, покрытый плесенью, слегка отпотевший кувшинчик...
     По общему  мнению, обед удался на славу,  но, кстати отметим,  что в XX
столетии указанная  процедура вовсе не напоминала пиров  более далеких наших
предков,  как  ошибочно думают авторы иных  исторических  романов,  вынуждая
своих  маклеров  и  коммивояжеров  заглатывать  ведрами   брагу  и  пожирать
испеченные целиком  кабаньи туши. Ничего подобного давно уже не происходило,
однако  люди были  вынуждены  есть,  и есть много,  званый  обед  быт  целым
представлением  не из  коротких  и  зрелищем, на наш непривычный взгляд,  не
слишком-то приятным, так что избавим читателя от описания...
     Присутствующие,  желая,  вероятно, угодить  г-ну  Кеглю, кто  как умел,
соблюдали  тон  церемонной  любезности,  также   основательно  подзабытый  в
описываемое  время  Застольные реплики мы потому  опускаем, особого смысла в
них нет. Поводом к общему разговору, из которого не осталось без последствий
ни одно слово, служил незначительный эпизод  собираясь  поставить возле г-на
Доремю чашку для полоскания  рук, кулинарша внезапно окатила водой его брюки
и краешек скатерти: ей почудилось, будто кто-то за нею следит поверх ограды.
     -  Я вас понимаю, - утешал се г-н  Доремю, горестно оглядывая брюки.  -
Странное все-таки место, господа, этот городок!
     - Натуральное кладбище, - подтвердил кулинар.
     - Или необитаемый остров! - сказал г-н Эстеффан.
     - Если бы так! - отозвался со вздохом г-н Аусель. - Может быть, не всем
известно, - продолжал он  наставительным тоном, - что это одно из древнейших
поселений  Европы!  Важный культовый  центр:  здесь  имелись  дольмены -  их
обломками вымощены улицы  Ноодорта...  В письме одного центуриона говорится,
что  римские  легионеры нашли здесь и восстановили  разрушенный храм  Януса,
чего, конечно, не может быть, хотя...
     - Почему же не может? - не удержавшись, воспротивился г-н Эстеффан.
     - По-вашему, следует допустить, что  культ  Януса  возник  в краю наших
предков-варваров раньше, чем в самом Риме?
     - Нет-нет! - поспешно отступил эрудированный медик. - Ни в коем случае!
     - Однако они вполне могли  иметь своего двуликого бога... Вы замечаете,
господа,  как  часто речь заходит о  развалинах?  Странное дело: этот  город
иногда  пропадает на  десятилетия,  а  то  и на  века  -  не  упоминается  в
летописях, княжеских завещаниях, налоговых документах,  затем - как ни в чем
не бывало! - появляется опять; и то, и другое происходит без всякого шума...
     -  Вы  серьезный ученый,  господин  Аусель!  -  сказал нотариус, слушая
крайне внимательно.
     - Вы  мне  льстите. Я попросту очень люблю всякие  истории  об островах
блаженных, заколдованных  местах,  исчезнувших  городах и  людях - копаюсь в
архивах,  разыскиваю  старинные  географические  карты,  привлекаю  сведения
геологии,  археологии... Существуют  своего  рода полюса мифотворчества,  No
сколько же раз стрелка компаса,  образно говоря, отклонялась в сторону этого
городишка!  Можно  считать  достоверно  установленным,  что  история  Спящей
Красавицы пошла гулять  по  свету именно отсюда, где-то здесь находился этот
замок,  погруженный в  столетний  сон!..  У  одного  малоизвестного хроника,
ровесника  Саксона Граммачика, я вычитал пересказ  легенды о том, что, когда
орды Атиллы  сюда направились, этот город скрылся под водою - здесь когда-то
протекала  река - и гунны не  получили  сокровищ, снесенных со  всей здешней
округи!
     - Сокровищ? - переспросил кулинар. Глазки его замаслились.
     - Да, - подтвердил г-н Аусель. - И в их числе была  какая-то серебряная
чаша, которую хронист  почему-то поминает особо,  не объясняя, в чем дело, -
говорит о ней, как о  вещи всем известной. Согласно  легенде, когда эта чаша
будет найдена и использована  по своему  прямому  назначению,  городок вновь
появится на поверхности и произойдет нечто чудесное, весьма  значительное  -
опять-таки  неизвестно, что именно! Упоминается  лишь какой-то  таинственный
обряд, какой-то жребий, но весьма невнятно.
     -  Никогда  об  этом  не слыхал, вы меня заинтриговали до крайности,  -
сказал  г-н Когль. - Ведь вправду имеется что-то  вроде  обряда,  а вернее -
попросту традиция: когда сходились за одним столом для совета главы семейных
кланов,  ремесленных цехов - случай вроде сегодняшнего  -  им подавалась для
питья особая посуда! Упоминание о жребии.., гм.., существует и жребий, таков
способ  без  споров избрать  председателя, так что с  пресловутой серебряной
чашей вы, господин Аусель, имеете сегодня случай познакомиться!
     -  По  правде говоря, я на что-то подобное рассчитывал, -  ответил  г-н
Аусель. - Само  ваше  письмо, господин Когль... Вообразите,  вдруг  получить
приглашение  из того самого географического пункта, вокруг которого кружатся
твои мысли...
     - Этим  вы обязаны не  мне,  -  сказал  г-н Когль. -  Прошу  откупорить
кувшины!  -  И  сам  принялся  освобождать  свой   кувшинчик  от  печати.  -
Превосходное вино, господа! Долгонько оно вас дожидалось, давайте посмотрим,
не пошло  ли это  ему  во вред! А теперь  пусть каждый  откроет Свой ларец -
любезная наша хозяюшка  сделает  это за  отсутствующего,  увидим, кому выпал
жребий править  нашим  застольем! - Нотариус настороженно проследил за  тем,
как открывались ларцы, по наружному виду все совершенно одинаковые, во  всех
лежали  в  гнездах,  точно  вырезанных  по их  размеру,  старинные,  горного
хрусталя, кубки,  только в одном, крышку которого подняла кулинарша,  тускло
блестела потемневшая от времени чаша.

     Странник описывает сноп света, вырвавшийся из-под крышки ларца, сиянье,
озарявшее лица, когда  чаша пошла  по рукам для осмотра. Ничего подобного на
самом деле не было.

     Чаша   являла   собою   оправленный  в  серебро,  гигантский  природный
кристалл-самоцвет: никто  не смог определить  природы  этого камня, впрочем,
довольно Тусклого, емкость ее, наверное, была невелика.
     -  Весьма  разумно и справедливо со стороны  господина Случая, - сказал
нотариус, когда чаша, побывав во всех руках, вернулась на выпавшее по жребию
место.   -  Наливайте!  Предлагаю  выпить  за   здоровье  и  счастье   моего
отсутствующего  клиента,  -  он указал на  пустующее кресло,  перед  которым
красовалась легендарная чаша, - отблагодарим его этим тостом за удовольствие
сегодняшней встречи!
     Странник, обойдя  стол, занял свободное кресло,  тоже обернул кувшинчик
салфеткой, вынул длинную пробку...
     Бокалы  со   звоном  сошлись  над  столом.  Вино,   хранящее   прохладу
подземелий, источало  необычный, но  изысканный  аромат дикого  меда и диких
роз, а также  нескольких знакомых и  незнакомых г-ну Эстеффану луговых трав,
теперь нельзя уже выяснить, где г-н Когль раздобыл такое  угощение, но, судя
по  дальнейшему, редкостный  напиток оказывал также незаурядное  действие на
умы и языки.
     - Это вы верно отметили, - заговорил кулинар, обращаясь к г-ну Ауселю -
Я насчет неожиданности!..  Ни с того ни с сего вдруг приходит  письмо насчет
наследства. А мы ни про  какую родню в этих краях понятия не имеем! Я вообще
об  этом  городе  ни  разу  в жизни не  слыхал!  Вот  какая  история.  Когда
отпрашивался, на службе очень были недовольны. Всяко может обернуться! Ладно
еще, если  будет  о чем  толковать,  не  то... Господин  нотариус,  вы верно
знаете, что нам с супругой что-нибудь причитается?
     - Иначе вы не были бы приглашены,  - г-н Когль с легким неудовольствием
отставил бокал. - Вижу, что мы уже перешли к делу. Ну что ж!.. Ваши прадеды,
любезнейший,  пекли  булки.  Они оставили  вам  целое хозяйство  в  довольно
сносном состоянии.
     - А наличными оставить не догадались? - присвистнув, спросил кулинар.
     - Нет, - ответил г-н Когль.
     -  Очень  даже странно!..  Как я  понимаю, они  все  тут  повымерли  от
какой-нибудь  эпидемии,  гак  что...  -  Кулинар  взглянул на  г-на Когля  с
подозрением.
     - Или от радиации! - трепеща воскликнул г-н  Доремю. - Господин  Когль,
если это была радиация...
     -  В самом  деле, - сказал г-н  Эстеффан. - Легенды  легендами, но куда
могло деваться население?
     -  Не беспокойтесь,  - отвечал нотариус, -  причина, по  которой  город
обезлюдел, была на этот  раз  самая  прозаическая.  Это  не  эпидемия  и  не
радиация, это...
     - Бетон! - подсказал г-н Аусель.
     - Совершенно верно. Город жил своими каменоломнями, вы можете видеть их
повсюду в окрестностях. Но когда строители предпочли здешнему камню бетон...
О прочем легко догадаться. Молодежь разъехалась,  старики  повымерли,  затем
военное ведомство реквизировало землю под испытательный полигон, и в течение
нескольких десятилетий  сюда был вообще  закрыт всякий  доступ.  Удивительно
ли...
     - Короче, такое наследство  можно и на Луне получить! - пропела ядовито
кулинарша. - Я это  чувствовала, я предупреждала: не связывайся, пока нам не
объяснят толком!..
     -  Я-то при чем? С  него  вон спрашивай! - кулинар довольно-таки  нагло
мотнул головой в сторону г-на Когля.
     -  Еще и  налоги  возьмут! Нет,  дешевле будет  отказаться,  -  заявила
кулинарша уверенно.
     Продолжение проще передать в протокольной записи.
     Нотариус:  Предупреждаю, господа: в  случае отказа  от  прав,  владение
будет продано с  молотка. (Кулинар фыркает.) Такой  возможности никто вас не
лишает, но глядите, не пришлось бы покаяться. (Кулинар обменивается взглядом
с  кулинаршею,  она  согласно  кивает.)  Господин  Биллендон,  поскольку  вы
недостаточно   осведомлены,  сообщу   вам  вкратце:   некто,   располагающий
достаточными средствами, пожелал  воскресить этот  славный, хотя запущенный,
правду сказать, городок. С мотивами я не ознакомлен, говорю это во избежание
напрасных расспросов. Мой клиент пожелал также, чтобы имя его было сохранено
в  тайне. Мне  поручено пригласить всех  правомочных наследников,  но  я,  с
согласия  клиента,  решил  начать с представителей  старейших и почтеннейших
фамилий. От  такой  пробы  немалое  зависело.  Признаюсь, я не надеялся, что
явится хоть  кто-нибудь,  - и вот все вы здесь! (Весело чирикает,  наполняет
опустевший бокал г-на  Ауселя, продолжает доверительнее.) Готов согласиться:
затея   дерзкая,  можете   назвать  ее  сентиментальной,  нелепой,   но  она
увлекательна, господа! Даже я, старый гриб.., эх, о чем толковать! К тому же
гарантируется, что от участия в ней вы никаких потерь не понесете. Каждый из
вас может получить на обзаведение ссуду, не подлежащую возврату...
     Кулинар: В каком размере?
     Нотариус: В пределах необходимости.
     Эстеффан: А условия?..
     Нотариус: Одно-единственное: согласие здесь поселиться.
     Биллендон (задумчиво): Конечно, это  не  господин  президент. Уж тог бы
растрезвонил  на  всю Европу:  они  принимают  меры  для  ликвидации  спада,
возрождают отечественное захолустье, свет в конце  тоннеля, всякое такое, но
было бы хоть понятно! А тут поневоле раздумаешься: сумасшествие, или  афера,
или...
     Нотариус: У меня нет оснований сомневаться как в здравомыслии, так  и в
возможностях моего клиента.
     Биллендон:  Еще  бы, коли  вы его представляете.  Но,  может быть,  тем
хуже...
     Аусель: Назовите это подарком судьбы, господин Биллендон.
     Эстеффан: В  конце концов, если этот Некто  предлагает  нам попуститься
другими перспективами...
     Биллендон  (саркастически):  Перспективами!  Я  довольно  покатался  по
свету, видывал всякое... Нету здесь ни одного удачника. Съехались  горемыки.
Не разит ли от этих затей бесплатным супом, вот что хотел бы я знать.
     Кулинар (ехидно): Доводилось пробовать? Супчик-то?
     Биллендон: Нет, но знаю, кто его готовит, парень!
     Кулинар, и впрямь служивший в  сомнительном филантропическом заведении,
приходит в себя не сразу.
     Нотариус  (Биллендону):  Не  хотите  одалживаться  -  тем лучше! Можете
открыть мастерскую. На первое время я обеспечил бы вас заказами из Ноодорта,
в дальнейшем же мой клиент будет  готов помочь вам любым достойным способом,
исполнить  любое ваше пожелание!  Это  ко  всем  относится,  господа! Если у
кого-то  из  вас  имеется  заветная  неисполнимая  мечта либо.., назовем это
причиной  для опасений - только намекните, шепните словечко! Будьте уверены,
мы с моим клиентом не поленимся. (Очень серьезно.) Это не пустые слова.
     Биллендон: Ай да Некто!..
     Кулинар: Ваш клиент может гарантировать, что моя булочная.., которую он
за свой счет восстановит, будет приносить нам приличный доход?
     Нотариус: Было бы лучше обозначить точную сумму...
     Кулинар.: Это после!  Надо обмозговать. У меня ведь, господин нотариус,
сами видите: дочери, они подрастут, понадобится приданое...
     Нотариус: Можете не беспокоиться.
     Доремю (робко): Смогу ли я завести оркестр?
     Нотариус: Только пожелайте!
     Доремю:  Всего-навсего скромный духовой оркестр,  господин Когль!  Быть
капельмейстером - мечта моя с младенчества.
     Нотариус: Не слишком  ли  умеренное требование? Подумайте еще, господин
Доремю!
     Доремю (подумав): Инструменты должны  быть самые лучшие - не та  дрянь,
что тускнеет после  первого дождя!..  (Зажмурившись, взмахивает воображаемой
палочкой.) Это будет великолепно! (Открывает глаза, в испуге.) Вы слышали?!
     Кулинар (кулинарше): Потеха!
     Доремю: Не слыхали?! Никто?..
     Взмах несуществующей палочки был столь выразителен, что кое-кому впрямь
почудилась музыка, смутно, на миг. Г-н Эстеффан уверяет, что это были первые
такты  увертюры  к  "Долицигенхаллю",  совпадение могло бы  вызвать интерес,
однако  не исключено,  что  музыкант  сам об этом  как-нибудь нечаянно после
обмолвился.
     Нотариус: Налейте ему!
     Доремю (лепечет): Не надо!.. Извините меня, господа! Это все ваше вино,
господин Когль. Я не привык, пить, мои дорогие роди  гели были строги... Это
было прекрасно! (Вновь неуверенно взмахивает руками.) Неужели сбудется?
     Биллендон:  Экая наступит  благодать. Булочник  испечет булки  Аптекарь
угостит пилюлькой. Лев пойдет рядом с ягненком, а Доремю сыграет на трубе!..
Остается господин Аусель. Эй, господин Аусель! Вам чего надо для счастья?
     Г-н Аусель, словно разбуженный, вздрогнул и рассмеялся.
     Доремю (в хмельной отваге): Да, пусть скажет!
     Эстеффан. Позвольте, мы не вправе...
     Кулинар: А чем он лучше других?
     Доремю:  Господа,  я  прошу,  л требую..,  и настаиваю! Пусть  господин
Аусель тоже скажет, чего он хочет!
     Аусель (доверительно): Чуда, господин Доремю!
     Доремю (не веря ушам): Как вы сказали?
     Эстеффан: Это шутка, господин Доремю.
     Аусель: И не думал шутить. Я желаю чуда.
     Эстеффан: Странно слышать именно от вас. Представитель Науки...
     Аусель:  Ах, наука! (Поднимает  бокал.) Уважаю науку!  Давайте  выпьем,
господин Эстеффан,  и возгласим  соборне:  веруем в  вещество  и энергию,  в
пространство  и  время, хотя не знаем  о  них ничего, никогда  не узнаем, но
веруем в них и веруем в истинность веры!..
     Кулинар:  Ваша  правда!  (Дочерям,  строго.)   Слушайте,   вертихвостки
несчастные!  Собирать их  в  церковь  - сущее  наказание,  господин  Аусель!
Позвольте стаканчик, налью!
     Эстеффан: Ага,  вот вам! Я всегда  говорил: бесполезно отделять церковь
от   государства,  пока   образование  в   руках  обскурантов!  (Победоносно
оглядывает  общество.)   Кулинар  (дочерям):  Выкатывайтесь,  живее!   Дверь
закройте!  (Эстеффану.) Не жениться бы вам  никогда и детей не  заводить: уж
понятно, что из них получится!
     Нотариус (перебивая): Какое чудо было бы вам угодно, господин Аусель?

     - И  почему бы нет? - воскликнул странник, ликуя от предстоящей забавы.
В конце концов, это все-таки сон! Отчего во сне не приключиться чуду, любому
чуду,  кроме,  разумеется, такого, которое могло  бы  помешать явиться Даме?
Отчего не  увенчать долгий  труд изящной шуточной импровизацией,  иероглифом
мастерства? - Говорите, господин Аусель!

     Нотариус (Ауселю): Смелее!
     Аусель (задумчиво): Мне кажется, что господин  Биллендон не ошибся: все
мы здесь неудачники, я не исключение... Но разыщите удачника, приведите его,
вглядитесь в это  гнусное противоестественное существо! Спросите его, как он
смеет:  ведь  и мир наш не  слишком-то  удачлив, господа... Может быть,  нас
стало  слишком  много,  а? Ведь кролики,  чрезмерно  расплодившись,  мрут от
инфаркта, лемминги впадают в безумие,  массами  топятся в море, это  правило
должно  касаться  человека?  Не знаю. Когда  нас было меньше, когда нас было
вовсе мало,  человек все равно не умел жить  на  этой земле.  Первородный ли
грех, изначальный порок, дефект ли генетического устройства -  этого тоже не
знаю, но  вижу,  что  жить становится невозможно,  жизнь сделалась  сплошным
катаклизмом. Начиная с  семидесятых годов мы пребываем  в  отчаянии,  иногда
казалось - мы остановили спад, но это был  всего лишь был на месте, безумный
и судорожный,  пляска смерти!  Нет,  господа, - так  продолжаться не  может!
Несчастная,   истерзанная  планета   не  вытерпит  своих  мучителей!  Что-то
случится!  - Он  отхлебнул из бокала. Никто не нарушил  молчания. Г-н Аусель
продолжал:
     - Когда-то  я любил свою  работу. В школе я  строг,  все смолкает... Но
знали бы они, как я боюсь их, этих  детей, этих новых детей! И  знали бы вы,
как  они  переменились!  Я  хочу  их  спасти, но  бессилен.  Они ускользают,
чужие... Да, это не наши дети, это... Не знаю, господа, что будет, но думаю:
либо  вселенская катастрофа,  либо всечеловеческая мутация, иное,  боже мой,
чужое  нам  всем  человечество. Нестерпимо. Ужасно...  - Это не помешало ему
сделать новый глоток. - Я  не ретроград, нет!.. Если мы осуждены на прогресс
-  на  такой прогресс! -  пускай он себе  движется, но,  господа, без  меня!
Знаете, что я люблю еще на  этой планете?  Карликовые государства! Небольшой
городок, живописные окрестности, крохотный парламент, или диктатор, или даже
монарх -  не имеет значения... Армия в полдюжины солдат.  Как  это забавно и
прелестно! Иногда выкраиваю себе каникулы, приезжаю, с краюхой хлеба, ломтем
сыра  в  котомке,  брожу,  сочиняю  сказку   о  силе,  которая  отрезала  бы
государство-малыш  от  всего  света,  от  всех  его  ужасов,  но  чтобы  оно
продолжало  беспечальное житье  под этим  небом и  под  этим солнцем,  одно!
Мир-приют, мир-убежище!.. Если  бы  нашелся такой волшебник... Можете вы это
сделать, господин Когль?
     Вопрос прозвучал шутливо.
     Нотариус (в том же тоне): Если таково ваше желание.
     Смех за столом.
     Биллендон: А неплохо придумано! В самый раз для меня.

     "Но не для меня. - подумал странник. - Не для меня!"

     Биллендон (продолжает): Только вот, прошу извинить,  булочник-то  у нас
имеется, а из чего он булки будет печь?
     Аусель (принимает игру):  Что ж, нужны будут фермы  и фермеры. Господин
Когль обещал ведь увеличить население.
     Нотариус: Эге, нет! Я не отвечаю за окрестности!
     А у сель: Вы, кажется, вздумали с нами торговаться?
     Нотариус (поднимая руки): Сдаюсь! Придется обдумать!..
     Эстеффан: Можно сделать  большие  запасы медикаментов,  продовольствия,
обуви и одежды.
     Кулинар (возмущенно): На консервах сидеть?!
     Аусель:  Вот  она,  деловая  почва.  Она сразу же  уходит  из-под  ног.
Создавать собственное хозяйство, администрацию...
     Эстеффан:  Может  быть,  господин  Когль   возьмет  на  себя  заботу?..
Руководство, хотел я сказать!
     Нотариус:  Не забывайте: я  стар. И приучен  к тому  же исполнять чужую
волю, а здесь нужна собственная, ч незаурядная.
     Кулинар:  Пустяки,  нанять  можно  человека!  За  хорошие деньги  любой
согласится. Пускай о нас думает и себя  не забывает,  от  бессеребренников я
толку еще не видал, притворы! Самого толкового бы найти!..
     Аусель: Что ж, это мысль!
     Эстеффан: Ну, а проблема совместимости? Вечно видеть  одни и те же лица
- это, знаете ли...
     Доремю:   Господа,   о   чем  вы  толкуете?   (Облапив  Биллендона,   с
горячностью.) Да я.., в такой-то прекрасной компании хотел бы прожить сто..,
нет, триста лет и умереть в один день, ей богу!.. Или вообще не умирать!
     Эстеффан: Но вы не будете против, если мы привлечем - ха-ха,  - заманим
в  нашу  компанию  лучших,  умнейших, талантливейших, создадим  здесь  новые
Афины?..
     Доремю: Золотые слова!
     Биллендон, (иронически): Мир - приют, мир - убежище!..
     Кулинар: Это  слишком все, господа, это слишком! Меры никакой не знают!
Меру надо знать!

     - Так ли просят о чуде? - сказал странник.

     А у сель (слегка охмелевший, ударяет кулаком по столу): Господин Когль,
в конце концов, это ваша печаль!
     Нотариус (чирикая): Разве я отказываюсь?
     Эстеффан (настаивает): Все же как мы практически разрешим...
     А у сель (с величественным жестом): Не знаю. Пусть это  совершится само
собой, как и полагается.
     Нотариус:  И   немедленно?   Или  вы  дадите  нам  время?  Недостаточно
продуманное чудо, оно, знаете ли...
     Кулинap (подсказывает): Боком выйдет!
     А  у сель (услыхав): Ну, если собутыльники  настаивают, даю вам сколько
угодно времени!

     - Но для , чуда хватит и мгновенья! - воскликнул странник.

     - Нотариус: Слушаю и повинуюсь!
     Аусель:  У меня имеется еще одно желание, господин Когль. Его я выскажу
вам с глазу на глаз.
     Нотариус: Так и запишем...  А теперь, -  если с десертом  покончено,  я
введу вас во владение наследственным имуществом. Прошу всех в мой кабинет.
     Заскрипели  плетеные  кресла.  Но   добраться  до  сейфа   и  бронзовой
чернильницы г-на Когля так сразу  не удалось:  распахнулась  калитка, в  ней
появился  Дамло. Он  за  это  время  успел  сделаться  ослепительным.  Сияли
пуговицы и пряжка,  сияли  ножны  шпаги, сияла  каска,  пуленепробиваемая, с
навечно  впаянным  гербом, с  вентиляционными  дырками  под  гребнем,  сияли
лакированные сапоги в его руке, ибо Дамло стоял на траве босиком, и в другой
его руке барахтался,  извиваясь, какой-то человечек.  Не один странник видел
его прежде: кулинарша, взвизгнув: "Ой! Это он!", попыталась лишиться чувств.
     - Разрешите  доложить:  задержан при патрулировании!  - хрипло произнес
Дамло.
     Он  поставил  задержанного  наземь,  выскочил,   вернулся  с  легоньким
складным велосипедом, пояснил:
     - Изъято при задержании.
     Востроносенький, довольно унылого вида человечек поправил черную шляпу,
съехавшую на глаза, отряхнул от пыли черный свой душный костюмчик.
     -  Мое  почтение, -  произнес он  меланхолично. -  Я частный  детектив,
такова уж моя работа!
     - Что натворил этот человек? - спросил г-н Когль.
     - Прошу прощения, подслушивал! - рявкнул Дамло.
     - Не подслушивал, а прислушивался, - поправил задержанный, - последнего
закон не возбраняет, хотя разницу вам не понять! Мы живем в свободной стране
- так это или не так, будьте добры ответить! - Дамло и не  подумал отвечать.
-  Так кто  же воспретит  мне  свободу  передвижения? Покажите мне  правило,
запрещающее  прислонить  к почтенной ограде  муниципального сооружения  свой
собственный, приобретенный за наличные велосипед? А встать на  него  вы, что
ли, мне не позволите? Если же я, того  не желая, не  намереваясь, совершенно
случайно стал свидетелем...
     - Шпион дерьмовый! - пропыхтел Дамло. - Я тебе...
     -  Оскорбления!  Угрозы! - с грустной  усмешкой  воскликнул задержанный
частный сыщик. - Прошу господ запомнить слова этого полицейского. Шатка ваша
юридическая  позиция, сержант! Нет, вообразите  только: я  иду,  с интересом
осматриваю эти запущенные достопримечательности, слышу вдруг голоса...
     -  Господин Когль,  виноват, судите:  не  углядел,  - проговорил Дамло,
овладевая  собой, но  стараясь  не  глядеть  на  сыщика. - Больше такого  не
повторится! Как с ним быть?
     - Отпустите его,  - сказал нотариус. Дамло неохотно освободил выход. Но
сыщик и не подумал этим воспользоваться.
     -  Зачем спешить? - сказал он, приближаясь к веранде  с приподнятой над
головою шляпой. - Я представляю здесь моего клиента,  господин Когль,  точно
так  же, как вы своего. Я уполномочен сообщить вам  радостную  новость:  мой
клиент  тоже  не  прочь здесь  поселиться! Условия  ему  известны,  -  сыщик
продемонстрировал портативный радиопередатчик. - Ну так?..
     Г-н Когль нацепил проволочные очки.
     - Как  его имя?  Его предки  происходят  отсюда?  Чьим  наследником  он
является?!
     - Он желает приобрести любое из выморочных владений, - отвечал сыщик, -
или же все их вместе, как вам будет угодно!
     - Вот деловой человек! - воскликнул в восхищении кулинар.
     -  Совершенно  справедливо!  - подтвердил сыщик. - Сугубо  между  нами:
именно его  вам  здесь  и  не хватает. Лучшего руководителя вам не найти! Он
обеспечил бы  порядок и  процветание,  даже если  бы  город находился на той
стороне Луны!
     -  Мое имя  вы  знаете, - сказал  нотариус, -  моя  контора находится в
Ноодорте, вашему клиенту будет легко найти меня там в приемные часы.
     - Зачем же откладывать? - сказал сыщик. - Он явится с минуты на минуту!
     - Дамло, затворите калитку за этим господином, - распорядился нотариус,
- а потом поднимитесь сюда, старина!
     Г-н Кегль наполнил свой бокал.
     - Хоть этот парнишка и глядит увальнем,  - сказал он, приобняв Дамло за
плечи, - надейтесь на него, как на каменную стену, даже больше!
     Дамло кивнул.
     - На участке будет порядок, - сказал он, выпил и крякнул.
     Из-за  ограды  послышался   приближающийся   медленный  рокот   мощного
бензинового мотора...
     Калитка распахнулась.
     - Труд, господа, только труд - вот основа  всякого благоденствия!  - не
затрудняя себя  приветствиями,  стремительно  заговорил  входящий  во дворик
плотный, добродушного, но властного вида мужчина с белехоньким  платочком  в
нагрудном кармане пиджака. - Труд,  ну  и отчасти реклама, -  ключ к решению
поставленных вами  проблем в их деловом, то есть разумном, аспекте! С вашего
соизволения, могу это взять на себя!
     В калитке за его спиной маячил частный сыщик.



     Таковы  были эти двенадцатилетней давности события, к которым г-н Когль
вынудил  собравшихся обратиться мысленно вновь,  подсунув  им  свои  акты  и
протоколы.



     Первым  управился  с  бумагами  прежний  кулинар,  ныне булочник  -  по
настоянию заинтересованных лиц, мы не называем некоторых имен.
     Покосившись на своего соседа  по столу - г-на Эстеффана, - г-н булочник
прикрыл  текст  ладонью, поспешно  приписал  несколько  ноликов к  различным
упоминаемым   суммам  и  передал  папку  нотариусу,  намереваясь  обосновать
уточнения. Но тот не дал ему и рта раскрыть.
     -  Хотите  все  золото мира?  -  произнес он с  ледяным безразличием. -
Отчего  бы  и  нет?  - И захлопнул папку,  не  взглянув  на драгоценные  для
булочника цифры.
     Булочник с трудом  перевел дух.  Он-то  был  готов  к обычному деловому
отпору, намеревался, поторговавшись, уступить...  Не  выжил ли этот нотариус
из  ума?  Но  если  он  считается правоспособным,  следовало спросить  суммы
повнушительнее!
     Г-н булочник почувствовал себя обманутым, он сидел мрачнее тучи, однако
потребовать папку обратно все  же  не  рискнул, лишь напрасно  мучился  этим
намерением.
     Г-н Когль задержался за спиной  Доремю,  у которого от  чтения запылали
уши.
     - Что, господин капельмейстер, мнение ваше изменилось?
     Бедняга  Доремю  не  знал, что  протокол велся с такою скрупулезностью.
Наткнувшись на собственные слова о том, что ему хочется прожить совместно со
славными  собутыльниками  триста лет и  умереть в один день, он  пропадал со
стыда... Чуть  слышным шепотом,  не поднимая глаз, он  пробормотал  в ответ,
что-де  нет,  мол,  он  держится прежнего  мнения,  все они  милые  люди, за
исключением Биллендона, а впрочем, Биллендон - полезный зато человек, только
ему без опаски можно доверить самые капризные инструменты;
     Доремю благодарен г-ну Коглю за внимание, и даже весьма, он  ни в  коем
случае  не  хочет  доставлять  ему  лишних хлопот, тем более в вопросах,  не
имеющих  юридического  значения  (недолго же г-н Доремю  гордился потом этой
глубокомысленной фразой), так  что пусть в  бумагах все останется, как было,
только -  он  просит прощения  -  не  следует допускать,  чтобы  посторонний
кто-нибудь увидел...
     - Само  собой,  - равнодушно отозвался г-н  Когль,  забирая папку. - Не
гневайтесь, - сказал он Биллендону, в недоумении изучавшему какой-то листок.
- Не имея ваших пожеланий, я вписал свои  собственные -  считайте это чем-то
вроде поздравительной открытки.
     - Спасибо, - сказал Биллендон, - недурно вы осведомлены!
     - Догадлив, -  поправил  г-н  Когль, и на его лице едва не  проступила,
наконец,  прежняя  улыбка.  -  Не  вижу что-то  при вас сундучка. И, слышал,
наняли помощника?
     Биллендон кивнул.
     - Толковый школяр.
     -  Объявление в  газете,  с именем, с адресом  -  риск для вас немалый.
Каплю доверия  мы,  стало быть, заслужили. Не скрою, приятно. Что ж, за нами
сюрприз! Не такой,  как  хотелось  бы, но  все же... Давайте  папку, она вам
больше не нужна.
     Обойдя таким манером всех сидящих, г-н Когль вынул из жилетного кармана
старинные  золотые  часы  луковкой,  взглянул  на  циферблат  и  позвонил  в
колокольчик. Г-жа булочница,  вероятно,  дожидалась за  дверью: звон еще  не
затих, как она появилась с подносом, уставленным все теми же кувшинчиками  -
услуга была, несомненно, заранее оговорена и поставлена в счет.
     Нотариус  взялся  за  пробку; послышались торопливые шаги,  из  темного
коридора на террасу,  щурясь, выскочил г-н Аусель, разглядел свой кувшинчик,
радостно дрогнул, схватил его, выдернул пробку зубами и пренебрег бокалом...
Кто с  жалостью, кто брезгливо следили, как по  его шее гулял  запрокинутый,
поросший щетиною кадык.
     Затем г-н Аусель отдал общий поклон, а нотариус предложил ему папку.
     - Зачем? - надтреснуто прокричал г-н Аусель. - Таково указание клиента,
- ответил г-н Когль. - Не пожелаете ли что-либо переменить?
     - Да, пожелаю!
     Г-н  Аусель  с  неожиданной  силой  разодрал  папку  надвое и  принялся
обращать в клочья все ее содержимое, крича:
     - Вот каково мое желание!
     Г-н Когль опять взглянул на циферблат золотой луковки.
     - Сожалею, господин  Аусель: вы опоздала  - сказал он. - Время истекло,
пути судьбе открыты. Помогай вам бог!
     Г-н Аусель, обессилев, рухнул в кресло.



     ...Покончив со сборами, молодой человек обвел на прощанье взглядом свою
квартирку, больше, впрочем, похожую  на шкаф или купе вагона. Было ли у него
предчувствие, что он не вернется? Этого нам не узнать...
     Но можем ли мы сказать уверенно, что он сюда не возвращался?.. Истинные
его приключения навсегда останутся тайной, одно лишь способно пролить на них
свет - наши жизненные обстоятельства. Надо пристальнее вглядеться в Историю,
коли захотим сыскать его следы!
     Читатель убедится: неясные наши намеки имеют свою отдаленную цель, и не
из педантства мы так скрупулезны во всем, что до  нашего героя касается, это
не прихоть - пытаться вообразить, что его окружало - радовало или  тревожило
-  и  какими  мотивами  он  мог руководиться  позднее,  получивши  доступ  к
таинственным рычагам...
     Дверь  нараспашку, гремит по ступенькам острие альпенштока! В дорогу, в
дорогу!
     Почитая городок своим  фантомом, молодой человек не удосуживался искать
его  в  справочниках. Теперь  он поспешил купить у хорошенькой продавщицы  в
газетном  киоске возле своего подъезда туристскую карту и, развернув,  легко
нашел знакомое название в левом верхнем углу.
     Оно  было напечатано микроскопическими буковками - но ведь  и городишко
был малюсенький!
     Типографская  краска еще не  просохла, пачкала пальцы. И все же нелегко
было поверить  глазам, он  читал  и  перечитывал  надпись  возле  крохотного
кружочка,  попробовал  выговорить   вслух  -  и  язык  тоже  не  без   труда
повиновался.  Выла  все же  неуловимая разница между этим начертанием и тем,
как оно звучало  в памяти Конечно, он и сам  употребил бы те  же  знаки - но
соединенье их казалось чуждым, словно бы иноязычным...
     Увлекшись, он  не  сразу расслышал,  что  его  окликают: продавщица  из
окошечка протягивала газету, где содержалась какая-то сенсация.  Эта девушка
каждое утро строила ему  глазки - премило - и пыталась завязывать разговоры,
в которых он участвовал из одной вежливости.
     - Даугенталь? - повторил он произнесенное ею имя. - Гм, Даугенталь!..
     - Это тот, кто  изобрел трондруллий, - поспешила объяснить  продавщица,
неверно  истолковав его недоумение.  - Важная, должно  быть, штука, если его
так охраняли!
     - Да, довольно важная...
     Конечно, невозможно было вовсе не знать о  докторе Даугентале, хотя еще
невозможнее - знать о нем более определенно и подробно. Академический мир на
него  сильно  гневался  из-за  сумасбродных  идей,  высказанных  Даугенталем
несколько  лет назад  - этот  странный  человек  никогда  себя  не обременял
обоснованиями или доказательствами. Иные из этих  мыслей почему-то привлекли
особое внимание нашего студента и даже цитируются в  толстой  тетради - тоже
безо всяких  комментариев.  Рискуя нагнать  на читателя скуку, приведем  эту
запись:
     "В  этом  старом споре  все неправы. Нет атомов - комочков вещества  со
сложной структурой, нет и атомов - центров сил. Истинная твердь есть то, что
мы принимаем за пустоту и называем вакуумом. Эта твердь пронизана каналами и
полостями,  структура каковых на самом деле достаточна сложна,  чем я  готов
объяснить мнимую сложность структуры и поведения так называемых материальных
частиц.
     Каналы -  это, разумеется,  пути,  по  которым  к нам беспрепятственно,
будто по  световоду, доходит сияние дальних  звезд.  Полости  - это ловушки.
Наглядный  пример.  -  разрешенные  орбиты электрона,  факт,  который  может
объясняться только существованием насквозь геометризованного  в каждой своей
точке, идеально твердотельного, хотя невидимого и неощущаемого пространства.
     Но  что  же  движется по путям  и что содержится  в  ловушках? Чтобы не
возвращаться к исходной точке, скажу, что из всего нам известного. Вселенная
наиболее напоминает  компьютер,  да и  определенно является чем-то подобным,
пусть  на уровне,  который  делает  мое  сравнение сомнительным.  Во  всяком
случае, прежние вопросы сразу лишатся значения, как только мы вообразим, что
любое движение,  видимое  или  невидимое -  фотона, атома, листа,  человека,
звезды, - есть только лишь движение сигнала!
     Мы  не  спрашиваем,  каким образом  был передан  сигнал  в  современном
компьютере -  при помощи сжатого воздуха или электрического  тока, не  имеет
также значения,  прошел  ли  он по  медному кабелю,  пустотелой  трубке,  по
стекловолокну  или  печатной схеме,  что ж  это так занимает  нас,  когда мы
говорим о Вселенной? Она умеет делать это -  вот и все, а каким образом - мы
рано или поздно поймем, потому что отчасти для этого и существуем.
     ...Предопределение? Отчего не допустить, что предопределено все,  в том
числе   и  случай,  когда  ваша  воля  полностью   изменяет  вашу  судьбу  -
предопределена такая возможность, предопределены результаты. Предопределение
- подвижная система программ, в которых ни один вариант не упущен.
     ...Нелепо  думать, что мы безразличны Вселенной и  что  она не хочет  с
нами объясниться. Мы ее дети, мы ее надежда. Существует язык, на  котором мы
пока  умеем только лопотать. Октава в музыке,  октава в химии - азбука этого
языка, на котором мы заговорим, когда повзрослеем...
     Широкой публике д-р Даугенталь был известен только тем, что он  изобрел
трондруллий - материал, чудодейственной прочности:  тонкий  его лист успешно
заменял  танковую  и корабельную  броню, вовсе  не поддавался  температурным
воздействиям.  Позднее для  строительства тех городов,  которые  покуда  еще
целы, применялись составы,  родственные трондруллию,  от него произведенные,
но  пока что он был чудовищно дорог. Вдобавок, одна из разновидностей  этого
удивительного вещества могла  служить  в  качестве  необычайно  эффективного
горючего и даже - поговаривали - взрывчатки с особыми свойствами.
     Вот газетные заголовки тех дней: "Похищение д-ра Д.", "Секретный объект
No 1: похищение  или  побег?",  "Коммунисты берут  реванш", "Большевики  или
Тургот?", "Д-р  Д. - очередная жертва террористов", "Слухи об  убийстве д-ра
Д.", "Ищите его в Москве", - заявляет сенатор".
     - Я живу от  него по соседству -  тут, неподалеку... -  девушка сделала
коротенькую паузу  и улыбнулась. -  Вокруг  его особняка  бетонная  стена...
Представляете,  сплошная, без ворот,  но, говорят, что есть подземный выезд,
никто не знает где! Что за стеной, от нас даже  с верхнего этажа не видать -
вот какая высокая! Военные патрули на всех четырех  углах, и все время ходят
эти - в  штатском!..  Зато у нас самый  спокойный  район: на любой шум сразу
кидаются,  безопасно даже  вечером и ночью!.. - Она  снова сделала паузу, но
молодой человек не дал ей продолжать.
     - Потрясающа - сказал он, - Просто потрясающе! Благодарю вас.
     Он  пытался припомнить: ему  что-то  снилось  насчет этого  доктора  Д.
Особняк его, вернее, бетонную стену он знал - проходил вдоль  нее  дважды  в
день, под окна Дамы и обратно.
     Внезапно  молодой  человек расхохотался,  вспомнив свой  сон. Ну,  черт
возьми, и денек - а что еще предстоит!..
     - Извините, - сказал он недоумевающей девушке. - И не  беспокойтесь так
о нем... Прощайте!
     Расстояние до города, судя по  карте,  было  не столь велико:  прогулка
эдак на полсуток. Молодой человек  намеревался  проделать весь путь пешком -
наяву,  как прежде  во сне, чтобы сопоставить содержимое толстой  тетради  с
бодрственными впечатлениями. Эксперимент  продолжается, -  говорил он  себе,
хотя  наверняка  об  эксперименте  думал все  же  меньше, чем  об  ожидаемом
приключении в гулком каменном сарае!..
     Но не  дать  ли себе маленькую  поблажку - доехать автобусом или  метро
хотя бы до окраины?
     Этого намерения  исполнить ему, как он и предполагал,  не  дали - улица
оказалась перекрыта тесно составленными полицейскими машинами.
     - В чем дело?  - спросил он у старшего  по наряду, подосадовав на себя,
так как загодя знал о препятствии, знал какой получит ответ.
     - Ищем,  - сказал  полицейский  офицер, не  вдаваясь  в подробности,  и
указал на стену, где была наклеена афиша:
     "Разыскивается  член Национальной  Академии, Нобелевский лауреат д-р Т.
О.  Даугенталь.  Лица,  располагающие  сведениями   о  его  местопребывании,
приглашаются сообщить их непосредственно г-ну префекту в его канцелярии.  За
таковые назначено чрезвычайное вознаграждение".
     Странник  не воспользовался даже лифтом - пошел вверх по  железным, еще
ослизлым  от  ночного  холода,  гремящим  ступенькам  лестницы,  ведущей  на
эстакаду. Солнце не успевало прогреть недра столицы. Багровое  от смога, оно
восходило над крышами, указывая путь.
     Сердце отбивало маршевый ритм, как барабан военного оркестра.



     Мы  нынче иногда слышим  романтические  воздыхания: ах, двадцатый век -
такой    далекий,    дивный,    необыкновенный,   грозный,    блистательный,
соблазнительно  героический  двадцатый век!  Ах, жизнь  посреди  непрерывных
опасностей и приключений - настоящая жизнь! В этом есть своя правда, верно и
то,  что  подобные  восклицания  звучали  в самом XX  веке... Излечить нашею
романтика  от  грез  могла  бы  порция,  обыкновенного тогдашнего  городскою
воздуха,  жаль, ни  один  музей не догадался его законсервировать. Выполнить
для наглядности полный синтез вряд ли возможно, да и частичный опасен:  этот
мерзостный ядовитый газовый конгломерат умертвил множество людей, животных и
растений, даже привычных к нему, успевших приспособиться.
     Человечество само творило и  переживало наяву кошмар превращения родной
планеты в чужую. Самодовольные урбанисты  говорили, что  так и  должно быть,
что во имя  светлых целей прогресса  потомкам суждено проблаженствовать  век
свой в скафандрах. Слышались в ответ  призывы разрушить города, вернуться  к
природе, загнать все человечество  в деревню.  Такие лозунги иногда находили
чудовищное воплощение. Но ничто  не могло помешать бетонным коростам городов
разрастаться  и  дальше, губя  воду, воздух  и почву, необходимую для самого
простого  пропитания.  Романтик сильно заблуждается, предполагая,  что  люди
желанного  века обитали в тех городах, которые целы еще и  нынче, а не в тех
бетонных  пещерах,   чьи   останки  не   смогло  облагородить   время,   они
отвратительны и  теперь  -  итог долгой  драмы,  в которой красота отступала
перед полезностью, а  полезность сдалась  дешевизне,  потому  они  оказались
столь непрочны...
     Приближение катастрофы делалось  все  ощутимее. Продымленная  атмосфера
избыточно согревалась, возросла  температура  в приполярных  областях, массы
льда  уменьшались.   Пока  академики  спорили,   на  сколько  именно  метров
поднимется в будущем уровень  мирового  океана,  он поднимался  в настоящем,
неощутимо  -  на  сантиметры,  меняя  климат  и  геотектонику.  Земная  кора
содрогалась  все  чаще  и  сокрушительней,  оживали   вулканы,  следственно,
становилось  еще жарче. Удивлялись климатическим загадкам, строили гипотезы,
тем  временем   губительный  цикл  сокращался,  землетрясения  и  наводнения
невиданной силы напомнили и  самому  тупому из  жителей  Земли  о  том,  что
имеется существо, безусловно, заслуживающее пощады:
     Это  он   сам.  Пропасть,  раскрывшаяся   под  ногами,  заставила   его
остановиться... Но  не попятиться!  Достойно и  мужественно  встречали целые
народы  свои прежние беды, с достоинством и мужеством встретило человечество
всеобщую беду. Наступило подлинно Героическое время,  но о нем,  исполненном
труда, аскетизма и подвшов  разума, почему-то  никто  не  тоскует, хотя оно,
безусловно,  должно  восхищать  нас,  потомков,  больше,  чем  век  апофеоза
человеческой глупости и жестокости.
     Мы,   однако,   увлеклись:  ко   дню,  с   которого   начинается   наше
повествование, экологические вопросы  далеко еще  не вытеснили политических,
они  только  все  громче о  себе заявляли, и  людям  становилось все труднее
прикидываться  глухими. Начинал изменяться облик  городов: крыши зданий были
соединены легкими мостиками, избавившими пешехода от бесчисленных опасностей
улицы, от ее отравленного воздуха...
     Поднявшись наверх, странник увидал унылейшее зрелище - целое море крыш,
плоских  крыш,  залитых,  для   водонепроницаемости,   посеревшим   битумом,
утыканных вразнобой  антеннами телеприемников, и подумал, - имеется запись в
толстой  тетради!  -  что  покуда ученые архитекторы  фантазируют о  городах
будущего, простой строитель мог бы сделать куда привлекательнее обыкновенный
город настоящего. Отчего, спрашивается, должна пропадать понапрасну  площадь
крыши? Отчего не поместить на  ней солярий, небольшой кустарниковый сквер, а
то, глядишь, и настоящий парк, отчего не устроить  площадку для детских игр,
с каруселью, с  фонтаном?  Все это  нагоняющее тоску  пространство  могло бы
зашуметь зеленью, затем наступила бы очередь стен: вьющиеся  растения скроют
постыдные  уродства бетонных  чудовищ. Город станет  не  только потреблять и
отравлять, но и производить кислород, возместит природе часть отвоеванного и
украденного, а мог бы это вернуть даже с лихвою!  Зачем упрятывать под землю
водопроводные,   отопительные,  канализационные   трубы?   Вынести   их   на
поверхность, защитить от морозов, возведя над ними теплицы и оранжереи, - до
последней  калории  израсходуется  пропадающее  понапрасну  тепло...  Отходы
незамедлительно  перерабатывать в удобрения и  пускать  тут же в дело вместо
того, чтобы ими грязнить убитые  давно уже реки. Человек  должен  убедиться,
что может возвращать природе больше, чем от нее получает!
     Не забудем, что герой наш был провинциал, в детстве деревенский житель:
тема эта занимала его весьма.
     Город!..  Город, разумеется, необходим, но обязан ли он непременно быть
мерзок?  Деревенский простор,  независимость,  уединенность -  это в тесноте
города, конечно же, только пустые мечтания, однако...
     Мы знаем, что мечтания не остались без последствий.
     Как мало нам этих страниц, как неряшливы и отрывисты его записи!
     Он шел и улыбался...



     - Удивляюсь? господин  Эстеффан,  чем не нравится вам наш мэр, - сказал
Доремю но дороге из ратуши.
     -  Он жулик, - отвечал аптекарь, -  а...  - спохватившись,  он  порешил
сохранить  мнение о секретарше в глубине язвы  своего сердца,  так как  этот
Доремю был вряд ли способен верно понять его.
     - Конечно, жулик, - согласился Доремю не задумываясь. - Но какой жулик!
-  это было сказано  с  уважением  к  чужому  мастерству, -  Я  не  особенно
проницателен,  а мигом  это понял,  как только он  вошел  тогда  в  калитку,
помните?
     - Еще бы! И сразу начал прибирать к рукам что плохо лежит!
     -  То,  что  никому не  принадлежало,  -  попытался г-н  Доремю  внести
поправку.
     - Ну, положим, кое-что принадлежало господину Ауселю.
     - Это совсем другой случай!.. Он только всех опередил, мы и сами могли,
бы...
     -  Нас  с  вами,  господин  Доремю,  могли  бы  остановить  соображения
морального  свойства! А  гостиница?  Казначей намекает,  городу  не миновать
банкротства.
     -  Эти  двое  приезжих...  Конечно,  это  еще  не  называется  наплывом
туристов...
     - Сколько он им, по-вашему, заплатил?
     -  Как?!  -  г-н  Доремю  даже  остановился в изумлении. -  Вы думаете,
господин мэр их попросту нанял?
     - И расходы, как всегда, оплатит город. Туристов же нет и не будет.
     -  Господин  Эстеффан,  я  вас  не  узнаю!  Вам  самому эта идея  очень
нравилась, вы даже составили путеводитель!..
     - Я не голосовал за строительство гостиницы!
     - Извините, вы предубеждены!
     - Я предубежден? А весь этот сброд на муниципальных должностях?
     - Да,  возмутительно!  - подхватил  тут  и сам  г-н Доремю. - Господину
Коглю следовало бы вмешаться!
     - Господин Когль - всего только нотариус.
     -  И все  же... Он так изменился, господин  Эстеффан, мне Сегодня  даже
страшно  стало,  -  пожаловался  г-н Доремю. -  И  между  нами:  невыносимый
буквоед!  Зачем, спрашивается,  было  подряд  записывать  то,  что мы  тогда
наговорили.., спьяну!..
     Г-н Эстеффан тоже слегка  покраснел. Вычеркнул ли булочник ту фразу? Не
имеет, конечно, значения... Но  не напрасно  ли он сам воздержался высказать
г-ну  Коглю  свои  пожелания насчет.., гм,  женитьбы? Неужели могущественный
клиент ноодортского  нотариуса и впрямь  стал  бы заботиться?..  И даже, чем
черт не шутит, развеять проклятое  невезенье?.. Но это было бы вписано в эти
несчастные бумаги, могло бы попасться кому-нибудь на глаза...
     -  Что  ни говори,  господин  Когль исполнил все остальные пожеланья! -
неожиданно для себя сказал  он вслух - и торопливо перескочил  на прежнее. -
Город, поднятый чуть ни из руин, островок спокойствия в море страстей - все,
что мэр ставит в заслугу себе...
     - И правильно, и правильно! Вспомните, что делалось по всей округе! Это
сумасшествие с крестовым походом  и прочее!  А у нас? Пустячки,  хулиганские
выходки!..
     -  Полкилометра бинта и трехлитровая бутыль йода,  за  которую никто не
уплатил, - с горечью вставил г-н Эстеффан. - И вы забываете про Дамло!
     -  Да,  при Дамло  не  очень разгуляешься, - признал г-н Доремю,  - он,
конечно, может усмирить, но, примирить, господин Эстеффан, примирить...
     -  ..удается только  кому-то  третьему - ни мэру  и ни  Дамло это не по
зубам, хотя действует он, наверное,  через  них не  знаю,  каким способом, и
помимо - тоже не знаю как.
     - Ах, вы намекаете...
     -  Да, я намекаю. Вот  посмотрите,  например, на Биллендона.  Его  ведь
преследовали...
     -  Этого  Биллендона  тоже  голой   рукой   не  ухватишь.  Я  могу  вам
порассказать...
     - Нет, вы знаете, кто его враг? Приятель  из префектуры шепнул на ушко,
- тут г-н Эстеффан и сам перешел на шепот, - это был сам Тургот!
     -  Тургот?  -  повторил  г-н Доремю, бледнея и принявшись  озираться. -
Господи, почему же его не изловят!  - возопил  он  вполголоса.  - Не понимаю
тогда, почему Биллендон еще жив до сих пор! Кажется, такого еще не бывало!
     -  Вот именно,  -  с демонической  усмешкой подтвердил г-н  Эстеффан. -
Такое  возможно,  если  кто-нибудь  имеет  власть  и   над  самим  Тургогом.
Кому-нибудь, наверное,  даже не  очень  трудно  какими-то  своими средствами
навести в городе порядок, если ему желательно...
     - Кто же он, этот наш Некто? - воскликнул трепеща г-н Доремю.
     -  Попробуйте спросить у господина Ауселя, - посоветовал г-н Эстеффан -
опять с демонической миной.
     Доремю от неожиданности приостановился.
     - Неужели?.. Я не знаю, могу ли... Трудно верится!
     Господин Аусель не приносит нам чести... С некоторых пор!..
     - Именно потому он теперь иногда пробалтывается. Но не до конца.
     -  Нет,  я не осмелюсь, хотя мне крайне любопытно его мнение...  -  г-н
Доремю вдруг замялся. Г-н Эстеффан, напротив, вскинул ушки.
     - О чем?
     -  О  разных предметах,  -  отвечал  г-н  Доремю  уклончиво. - Господин
Эстеффан, возможно  ли  с научной точки зрения,  чтобы  наш  Некто  оказался
невидимкой? - ему было довольно трудно это произнести.
     -  Что за фантазии!  - возмущенно воскликнул г-н  Эстеффан. Г-н  Доремю
разобиделся.
     - Это не фантазии, - отвечал он запальчиво, - это секрет!
     Г-н  Эстеффан  был заинтригован до крайности:  Доремю  ухитрился что-то
выведать - или выдумать! У Доремю секреты - ну и ну!.. Конечно, какая-нибудь
чепуха, но ведь мучается, потеет, не желает сказать - небывалое дело!
     -  Ну  и  держите  при  себе свои  секреты, -  проговорил он как  можно
равнодушнее.
     -  Господин Эстеффан, извините, но я.., обещал никому  не рассказывать,
вам в особенности!
     - Госпожа булочница? - догадался г-н Эстеффан.
     - Ну да... Это она, - нехотя признал г-н  Доремю. - Вы же знаете, нам с
ней теперь приходится беседовать, поскольку я выступаю в роли вашего...
     - ..представителя, - подсказал торопливо г, - н Эстеффан.
     - Только прошу вас...
     - Вы мне, кажется, не доверяете? - гордо проговорил г-н Эстеффан.
     - Не обижайтесь, ради бога. Булочник ей  запретил  строжайше  всякие об
этом упоминания, заботясь о семейной репутации...
     - ..в которой я  лично заинтересован. Продолжайте, господин Доремю, без
опаски!
     -  Ив самом деле!.. Вы, конечно, помните обед  у  господина Когля - тот
самый... Так,  вот: булочница клянется всеми  святыми, что  кувшин  с вином,
который стоял напротив пустого кресла, оказался открыт и почат!
     Т-н Эстеффан призадумался.
     - По  бокам сидели  Биллендон  и  Аусель,  -  начал  он  припоминать. -
Биллендон не выпил, кажется, ни капли, но Аусель.., ему, конечно, не хватило
своего кувшинчика - вот вам разгадка! Ах, тещенька! - и он расхохотался.
     Г-н Доремю помрачнел.
     - Господин Эстеффан, я  не для того  вам рассказал!.. Она, как  бы  это
выразиться,  не  выдумщица!  Мне самому  пришло  в голову  насчет  господина
Ауселя, он и тогда увлекался... Он пил из своего бокала, а если бы взялся за
чащу - мы бы заметили, верно?
     - Пожалуй!.. - согласился, подумав, г-н Эстеффан.
     - Но чаша была сперва с краями налита, а потом опорожнена до половины!
     - Господин Доремю, вы внушаете мне сомнения, - сказал  г-н Эстеффан.  -
Чего  ж, ваша госпожа  булочница сама  видела,  как пили из  чаши?  Эти-то -
невидимки?..  -  Он  приготовился  снова захохотать,  но Доремю обрезал  его
веселье.
     - Поэтому вас и опасаются, - сказал он угрюмо.  - Никто ничего не видел
-  в  том-то и дело. Но  госпожа булочница  прибирала  со стола. Она женщина
наблюдательная:  объяснила мне подробно, как выглядело бы винное пятно, если
бы, наливая, слегка промахнулись - и как...
     - Главное,  никто не наливал, - сказал г-н Эстеффан.  -  Вздор это все,
господин Доремю, и семейство все вздор-нос! - это выскочило у пего нечаянно:
припомнилась утренняя обида.
     - Господин булочник  прямо как в воду глядел, -  ответил на это Доремю,
глубоко уязвленный.
     -  Что  вы ссоры сегодня заводите?  -  миролюбиво  приструнил  его  г-н
Эстеффан,  взяв даже под  руку.  -  То  взял с чего-то, что  наш мэр мне  не
нравится!  А я  только  настроен  критически  -  с  достаточным  основанием,
поэтому,  когда  иду  па заседание  в ратушу, оставляю  бумажник дома. И вам
советую инструменты застраховать. Меня кое-что раздражает и тревожит, но его
всегдашняя бодрость, этот неиссякаемый оптимизм  - могу ли я не ценить? - Он
говорил вполне  искренне!  - Я  пригласил его  на  наш вечер! - заключил г-н
Эстеффан.
     Доремю опять приостановился.
     - Н он придет?
     -  Обещал. Интеллигентные люди  должны  держаться  вместе,  таково  мое
мнение.
     - И  мое! -  подхватил Доремю. - Это  замечательно, я  не знаю,  что мы
делали бы тут без вас!
     Они распрощались, и Доремю помчался домой,  куда оркестрантам надлежало
снести инструменты, составлявшие  личную собственность капельмейстера. А г-н
Эстеффан повел себя  несколько  странно.  Прохожие могли  наблюдать,  и  они
наблюдали,  как почтенный  согражданин сперва  припустил по  улице  трусцой,
затем, подпрыгнув, остановился, с неприязнью дернул себя за нос, повернул на
мостовую, остановился опять, подумал, пятясь, добрался до тротуара и замер в
состоянии, напоминающем каталепсию.
     Отметим,  что и  повседневная манера поведения  г-на  Эстеффана  бывала
достаточно  живописна.  Кабы  последовавшая  череда  необычных   событий  не
породила  сплетни  л  различные подозрения,  обыватель  скоро  позабыл  бы о
чудаческих  артикулах,  объяснив их  себе тем,  что на  г-на аптекаря  нашло
вдохновение. Да и мало ли у него было в тот день забот?
     Часть  городской  элиты оказалась завлечена в  завсегдатаи его салона с
помощью  напитков,  изготовленных им  лично с  теми  преимуществами,  какими
снабдила  г-на   Эстеффана  его   Наука.  Бесплатный  медицинский   бар  так
прославился,  что  на  званые  вечера  нередко  пытались  прорваться  разные
забулдыги  Следовало  договориться об охране порядка. Исправен ли  миксер? А
закуски, закуски, проверен ли их запас? Боже, а сюртук? Эта разиня-экономка,
конечно, не догадается...  Жениться совершенно  необходимо.  Г-жа  булочница
проявляет здравый подход:  лучшей  партии  не сыскать, девицу  же давно пора
сбыть  с рук. Но булочник,  булочник!.. Невозможное дело - пожертвовать  для
булочника своими убеждениями, о которых всем,  вдобавок,  известно.  Упрямый
осел!  "Не жениться бы вам  никогда и детей  не заводить"! Что  г-н Эстеффан
плохого сделал?..  Предстоит решительный  шаг. Сегодня же,  сегодня  сделать
предложение! Семейство приглашено, не  повредит  пригласить вторично... И за
минуту  перед  тем,  как начаться фейерверку... Проверить, кстати,  готов ли
этот  фейерверк.  Не  забыть  о  микрофоне!  Но  главное,  самое  главное  -
постараться, чтоб  на вечере непременно присутствовал тот, кого г-н Эстеффан
в мыслях своих именовал Высокочтимым Другом!..



     Тем временем Дамло, забежав на минутку  в участок, чтобы хлебнуть пива,
нашел на столе зашифрованную служебную фототелеграмму.  Добраться до  смысла
стоило многих трудов. Предписывалось взять немедленно под строжайший  надзор
мастерскую  Биллендона,  в особенности всех его служащих, и ждать дальнейших
указаний.
     Дамло  хмыкнул, отворил сейф,  где хранилось пиво, но  призадумался Это
как получается: они там, наверху,  что-то знают, а Дамло не  знает? Выходит,
он допустил на своем участке недосмотр?
     Дамло,  сопя,  глядел на вскрытую жестянку. Пить не хотелось,  хотелось
есть, но бутерброды кончились. В минуты забот и раздумий мастер сыска ощущал
в пустом желудке тяжесть, будто был проглочен пистолет.
     "Ничего  непредусмотренного,  -  размышлял  Дамло  о  Биллендоне,  -  и
недозволенного не натворил, в свалке у собора не принимал даже участия, хотя
все там были, за  исключением  Эстеффана,  атеиста,  тот  прибыл позднее для
оказания медпомощи, и мэра:  тому  драться  нельзя,  и он  неизвестно какого
исповедания,  посещает   торжественные  службы   у   всех,   называет   себя
экуменистом.  Узнать  бы,  в  чью  пользу  платит  церковный  налог,  так  у
инспектора не спросишь, его человек, тьфу, о чем я?! Сказано: "в особенности
всех  его  служащих", к  чему  бы? У  Биллендона все служащие  -  один  этот
мальчишка, подручный,  приезжий,  имя Рей, нанят  по  газетному  объявлению.
Может,  он  в чем замечен? Задержать,  допросить?  Опять тьфу! Стыд-позор: с
несовершеннолетними  связываться,  может, они где  безобразят,  но только не
тут. И указания такого нету.  Жизнь собачья!.. Дамло вздохнул почти жалобно.
Он  терпеть  не  мог  думать,  это причиняло  ему физические  страдания.  Но
мыслительный аппарат, с  трудом приведенный  в действие, требовал такого  же
труда и на то, чтобы действие прекратилось.
     Ход  его  мыслей  вызвал следующие поступки:  сержант обошел  помещение
участка, убедился  в отсутствии посторонних и запер  все  двери. Вернулся  в
свой закуток. Выглянул  наружу сквозь  зарешеченное  оконце,  установил, что
никто не  подсматривает. И тогда уж с вороватым видом  присел возле сейфа на
корточки.
     В   нижнем  отделении   большого  сейфа  хранился   маленький   сейфик,
приобретенный на собственные  сбережения  по секрету от мадам Дамло. Сержант
отпер его.
     В  сейфике лежала всего  лишь одна папка, довольно пухлая, на ее  сером
картоне рукою  Дамло  было  неумело начерпано крупное готическое  "Т".  Сидя
по-прежнему  на корточках,  отгороженный от  всего мира  столом  и  запертой
дверью, полицейский углубился в чтение.
     Поверх прочего в папке лежали газетные вырезки,  которые Дамло выпросил
у Биллендона. Содержание он знал наизусть: такого-то  числа, в таком-то часу
двое  замаскированных  вооруженных  террористов  совершили  в  Дугген-сквере
попытку  похищения   трехлетней   дочери  известного  политического  деятеля
такою-то,  что, кстати сказать, не мало повысило  шансы  последнего на тогда
еще  предстоявших  выборах...  Гувернантка  упала  в  обморок,  но  девчонка
оказалась хоть  куда  - дралась, как  кошка, исцарапала нападающих в  кровь,
визжала на весь сквер. Похитителям помешал случайный прохожий. Он здорово их
отделал - из одного почти что вышиб дух, а другого, который собирался в него
стрелять,  обезоружил и  публично выпорол  ремнем  - здесь  же, на гравийной
дорожке! По одной этой подробности в городке любой угадал  бы сразу, кто был
этот прохожий, пожелавший, как писали газеты, остаться неизвестным...
     Впрочем, таковым  он остался  только для газет  и полиции. Биллендон не
знал, с  кем  связывается: он недавно воротился из Австралии,  как видно,  с
деньгами: купил домик в столичном предместье. Этот  дом был взорван,  жена и
сынишка  погибли,  на него  самого  несколько раз покушались, однажды ранили
легко в руку, он принужден был бежать, волей совершенно непостижимого случая
очутился здесь  - и  все странным образом прекратилось,  никто его больше не
трогал!..
     Дамло добрался до копии своего рапорта и обиженно засопел. Дугген-сквер
не входил в его  участок, он побежал  туда,  заслышав крики, и  никак не мог
успеть задержать машину,  в которой субчики смывались  с места происшествия,
это   для  всякого  очевидно!  Тем  не  менее  вот  приказ   о  выговоре  за
нерасторопность  и,  пункт  второй, о  переводе  в  эту  чертову  глухомань!
Приятели-постовые шепнули ему, правда, что  он напрасно, видите ли, запомнил
номер машины!  Дамло разговорчики  пресек.  Крамольничать нечего. Начальству
лучше знать. Тургот остановил его карьеру, с Турготом он и рассчитается. Как
и когда, он знать не знал, однако был почему-то уверен, что глава знаменитом
бандитской шайки из рук его не уйдет - и не один, а со всей своей шайкой!
     Этого надо было ждать, для этого копить сведения!..
     Но  никто  ничего толком  не  знал  о Турготе,  хотя  шайка действовала
который  уже  год. Даже  сами бандиты главаря своего  в  глаза  не видывали.
Прямого  участия в делах  он не принимал. Клиентуру  изыскивал сам, проявляя
поразительную  осведомленность.  Звонок  по   телефону,   незнакомый   голос
предлагает избавление от неприятностей,  называет сумму  оплаты  за услугу -
внушительную сумму, но  обычно посильную,  -  и не вздумай отказаться, не то
что донести  или хотя  бы разгласить! Всякий  знает:  расправа за это  будет
скорой и короткой, правда, без лишней жестокости.
     Семьям жертв даже выплачивалась  компенсация  - иногда очень приличная!
Вот это обстоятельство почему-то  приводило Дамло  в особенное бешенство, он
об этом слышать боялся - не хватил , бы кондрашка!
     Материалы из папки с готическим "Т" трактовали Тур-гота  по-разному,  в
том  числе  как  миф,  несуществующую  личность,  прикрытие  для  нескольких
гангстерских  шаек,   психологический  трюк,  разработанный  неким  мозговым
трестом по коллективной заявке... И как главу подпольной преступной империи,
охватывающей  континент, протянувшей щупальцы  в  другие части света.  Левые
намекали на  связи с полицией, с администрацией, но  не  могли своих догадок
подтвердить.
     Во  всяком  случае, с именем Тургота была связана совсем  не мифическая
сила: выстрел  мог оборвать размышления  излишне проницательного  теоретика,
храброго журналиста, преданного долгу полицейского...
     Дамло  колебался:  не следует  ли  поместить  в  эту  папку  полученную
телеграмму. Расшифровал ее вторично и все-таки решил: нет, рано.
     Он запер  папку в сейф, уселся за стол, уставился в пространство  перед
собою и просидел так долю-долго.
     - Ладно, - проворчал он наконец. - Будем держать  ухо востро. Установим
пост - вот что мы сделаем! Установим пост!
     Его желудку сразу полегчало.  Дамло дотянулся до жестянки, единым духом
высосал серевшееся  пиво, радостно  закряхтел,  положил телеграмму в верхнее
отделение большого сейфа, запер замки и наложил пластилиновую печать.



     Случал на автостраде близ Ноодорта  не был в свое время внесен в реестр
дорожных  происшествий,  поскольку  обошелся без жертв и  ущерба  имуществу.
Однако очевидцы  еще  долго  не могли о  нем  позабыть. Нынче,  когда только
одичалые  овцы навещают прежнюю великую дорогу,  нам нелегко вообразить  эти
несколько минут всеобщего  ужаса  и паники,  так  же,  впрочем,  как понять,
отчего  в преддверии  всемирной катастрофы  люди  меньше задумывались об  ее
возможности,  чем  о  собственном  комфорте, и отчего  в  комфортабельнейших
городах бедняки умирали зимою от холода - а ведь подобное было редкостью и в
палеолите!  Топливо давно  уж  приходилось экономить -  и все же безо всякой
решительно  нужды  продолжали расти  железные стада автомобилей,  что  сутки
напролет гремели но  дорогам, пожирая драгоценный бензин,  извергая ядовитую
бензиновую гарь!..
     Движение  на  трансконтинентальной  автостраде  шло   восемь   полос  и
подчинялось строжайшим  правилам.  Если  в других  местах  дорожная  полиция
допускала так  называемый  автостоп,  то здесь изловленный на обочине  пеший
зевака  подлежал допросу  в  комиссариате  и  наказанию  в  административном
порядке.
     Каково же было изумление водителей, которые  вдруг увидели перед самыми
стеклами своих кабин невозмутимого пешехода!
     Он не пытался перебежать  дорогу, нет: он двигался не спеша,  словно бы
это  не вокруг  него визжали  тормоза, ревели клаксоны, раздавались  крики и
ругань. Но  он  все  это слышал  -  и даже ответил  смехом на одну  особенно
забористую реплику! И своими ясными веселыми глазами он  видел прямо на него
мчащийся смертоносный неудержимый тесный - колесо к колесу, бампер к бамперу
-  поток  автомобилей.  Эксперимент продолжался, кто знал,  к чему  могло бы
привести  нарушение  даже  самого  простого из его  условий? Экспериментатор
размышлял  об  этом  с ужасом и предпочел, как  записано  в его дневнике, не
рисковать!.. Так-то!.. Тут есть над чем поразмыслить.
     Бронированный  лимузин  в  окружении  небольшого  эскорта мотоциклистов
вынужден был остановиться вместе с другими машинами.
     -  Выясните, в  чем дело!  -  послышалась  команда.  -  Какой-то  идиот
перебежал дорогу! - был ответ.
     Сто или  тысячу  раз должен  был странник  погибнуть  под  колесами, но
вместо этого благополучно  миновал восьмую  полосу  и  скрылся за  обочиной,
оставив  позади  многокилометровую  дорожную   пробку,  над  которой  вскоре
зажужжал полицейский вертолет...



     Автострада  - бетонное ожерелье Европы,  супергорода  и  фермы, мотели,
залежи  пивных жестянок -  с этим было покончено. И не покончено... Знал  ли
все-таки  он, что имеет билет в один конец? Возможно, догадывался; не зря же
он  так старательно пытался припомнить  ускользнувшие подробности последнего
своего сновиденья: он  бежит  на зов по  выщербленным каменным ступенькам..,
какой-то старик:  борода  во всю грудь..,  что он сказал?.. Да, был  старик,
но...  Кто он?..  Что-то он  сказал необыкновенно важное.., кажется.  Что-то
было..,  и  в  старике в  этом  такое...  И что-то еще он  увидел,  какой-то
удивительный предмет - там, в подземелье!..
     Впереди за столбами, опутанными ржавой колючей проволокой,  простирался
не имеющий, кажется, краю, заросший бурьяном пустырь.
     Перебираясь через комья рваной проволоки, странник наступил  на дощечку
с намалеванным черепом и надписью:
     "Запретная зона" - судя по всему, запрет давно был снят.
     Шум машин становился слабее,  но долго еще на поля соломенной шляпы, па
потное лицо,  па плечи  и рюкзак оседала тончайшая, перемолотая шинами пыль.
Пыль  великой  дороги,  видавшей  переселения  народов,  латинские  легионы,
повозки вестготов, хоругви империй, опрокинутую свастику и звездно-полосатый
флаг. Низкое черное  облако пыли и гари клубилось над дорогою, не двигаясь с
места, и гремело, не обещая грозы.
     Странник остался один, ничуть этим не огорчаясь: он не нуждался более в
поводырях.
     Скоро  у  горизонта  сделались  видны  островерхие железные  башни  его
сновидений...
     То  была  окраина  свалки,  в   какую  постепенно  превратился  некогда
сверхсекретный, а потому особо знаменитый испытательный полигон,  Виновником
его бесславной судьбы явился д-р Т. О. Даугенталь, о котором страннику утром
так кстати напомнили...
     Нестройные ряды боевых ракет вздымались над бурьяном - зрелище довольно
грозное, но,  пожалуй, уже  и смешное;  ничто не  могло изменить судьбы этих
страшилищ, брошенных здесь  навечно, загубленных  собственным совершенством,
их  прочность и  термостойкость были таковы, что переплавка сравняла бы весь
этот железный хлам по цене с изумрудами.
     Очутившись здесь, можно  было грезить о конце  милитаризма  на планете,
однако напрасно: куда более мощные  ракеты в возросшем количестве отливались
теперь из невесомого почти трондруллия, изменились условия их испытания, так
что полигон был теперь не нужен,  из собственности  военного блока  сделался
обременительным владением  местного  военного ведомства,  микропустынькой  в
глубине Европы.
     Впрочем, бродя  посреди  выпотрошенных железных чучел,  странник  всюду
видел  следы   обитания,  хоть  и  довольно   давние.  В  бурьяне  дотлевало
выброшенное  тряпье,  громоздились груды мусора,  празднично сияли  красками
неизбежные  пивные  жестянки,  корпуса  ракет  были  снизу  все  исписаны  и
изрисованы;  читая   многоязыкие   надписи,  нетрудно  было   вообразить   и
закоренелых  бродяг,  и  загнанные  нуждою  семейства,   и  хиппи  очередной
генерации  -  с  плешью,  в  драных  буддийских халатах,  и  задававших  тон
цыганских королей... Наверное, табор снялся с места нежданно, как  появился.
Под чиханье стареньких бензиновых моторов, колымаги, начиненные  детишками и
скарбом, вздымая  тучи  пыли и ржавчины, двинулись, провожаемые  патрульными
полицейскими  вертолетами,  в  бессрочное кочевье,  чтобы спустя  годы снова
объявиться, может быть, где-нибудь в Непале.
     О единственном нынешнем обитателе  странник вспомнил,  когда  путь  ему
преградила рухнувшая наземь десантная ракета.
     Из  ее  разбитого иллюминатора  выглядывало  юное деревце. Тень  листвы
трепетала на  покалеченной автоцистерне, которая казалась игрушкою под боком
мертвого  кита. Это  дерево  живет  и  теперь, его милосердная  тень целиком
укрывает  железное  чрево  поверженного  гиганта!  От  цистерны  же  остался
поросший травою холмик ржавчины.
     Обойдя ракету, странник пробрался в  ее  раскрытый люк,  зашагал гулкие
осевым проходом, усеянным круглыми пятнами света из иллюминаторов.
     В ближайшем  отсеке на дюралевой раскладушке лежал прогоревший тюфячок,
подушка и свернутое одеяло  - все  достояние  их владельца.  Странник скинул
рюкзак, распустил тесемку, извлек оплетенную бутылку чистейшего натурального
ямайского  рому,  какого не  доводилось  пивать и  пиратам,  поставил  ее  в
изголовье постели г-на Ауселя, зная, что тот сумеет оценить его дар!..
     Он  знал, что не  застанет на месте  хозяина сего  жилища,  хотя, может
быть, втайне на  это надеялся. Но если бы их встреча  и состоялась, изменило
ли  бы  это  дальнейшие  события? Вряд  ли.  Наверное,  лишь  стало бы  чуть
извилистей русло нашего повествования!..
     Когда странник  выбрался снова наружу,  солнечный  диск  расплавил  уже
своим  прикосновением  извилистую  линию  горизонта,  образованную  дальними
пологими холмами.
     Перед  ним была  старинная  заброшенная  каменоломня,  на  прежнем  его
рисунке обозначенная как пропасть.



     И  в  городке  за  холмами  окончился  день  и  наступил  вечер,  самым
выдающимся  событием которого должно было  стать  светское сборище в  аптеке
г-на Эстеффана, а  возможно, и  его помолвка...  Судьба, однако ж, рассудила
иначе, но никто еще не расслышал зловещего  тиканья таинственного механизма,
запущенного  неведомо  где и неведомо кем,  никто  не различил  первых нитей
сотканной им  пряжи, протянувшихся посреди  прошедшего  дня, и не предвидел,
что через считанные часы жизнь превратится в непрерывное приключение.



     -  Друг алкоголик  профессор  Аусель,  как видно, не  придет,  - сказал
приятель Рея, отбирая у  Звереныша в  который  раз отчищенною шляпу. - Спать
пора. Я иду в гостиницу. Проводите, коллега!
     Биллендон тоже принялся собираться.
     Звереныш  проводил их до  самой  двери,  продолжая попытки проделать  с
брюками посетителя то же, что  и со шляпой, и мучаясь из-за того, что ему не
удалось уничтожить ни  одно из множества  пятен,  хотя  он трудился над ними
весь день, пуская в ход даже копи.
     Посетитель похлопал его по спине.
     - Чепуха!  -  сказал он. -  Зря хочешь порвать мою  шкуру. Что я обещал
глупому толстому  лаборанту оппоненту? - Г-н Эстеффан приходил за микрофоном
и снова почтительно умолял прийти на званый вечер. - Нет, я не пойду. Устал,
собака. Скажите ему, симпозиум откладывается.
     И они миновали ярко освещенные окна аптеки, ее стеклянную дверь, сквозь
которую  можно было любоваться  фалдами сюртука г-на  Эстеффана: тот как раз
был за пят очередным гостем.
     Над  городской площадью матово сиял стеклянный куб пустого гостиничного
вестибюля, где только портье  клевал носом за  стойкой. Появления клиента он
не заметил.
     Биллендон и Рей не успели уйти, когда площадь осветило фарами. Огромный
лимузин, появившись беззвучно,  как призрак, разворачивался перед подъездом.
Завидев его, Рей почти взвыл от досады.
     - Не выдавайте! - крикнул он Биллендону и припустил прочь.
     Фары погасли. Двое верзил,  одетых в черное,  заняли пост у распахнутой
дверцы, из которой вышла красивая, чуть полноватая дама.
     - Ужасная дорога! - сказала она и, обернувшись, позвала:
     - Марианна!
     - Куда же он?.. Только что его видела! - донеслось из машины. - Ага!..
     Внутри звякнуло, затрещало, из машины выскочила растрепанная девчонка в
белом платьишке, метнулась стрижом вдоль подъезда.
     - Что это с ней? - в недоумении проговорила дама. - Деликатный возраст!
- запросто, как  к старому знакомому, обратилась она к Биллендону, который с
интересом наблюдал  происходящее. - Но обычно она ведет себя спокойнее, хоть
вы и не поверите!
     - Поверю, -  пообещал Биллендон, тихонько двинув  локтями двух  типов в
черном, которые зашли с боков. Типы взвыли.
     - Осторожнее! - сказала дама. -  Влетели  в копеечку: муж выписал их из
Чикаго. Убрать пистолеты, мальчики! Марианна!
     Девчонка промчалась вверх по ступенькам крыльца и ворвалась в вестибюль
с таким грохотом, что портье наконец проснулся. Было видно, как она в ярости
подпрыгивает перед стойкой, задавая вопрос за вопросом.
     - По-моему,  у  нее  роман,  - сказала  дама.  -  Не  хватало хлопот!..
Спокойной ночи, абориген!
     - И вам, - отвечал Биллендон.
     Типы  в черном на прощанье ощерились, не понять, злобно или добродушно.
В вестибюле  они  ухватили  под  локти  беднягу-портье,  завладели  ключами,
повлекли его к лифту.. Из уличной темноты выкатился  г-н сыщик на стареньком
складном  велосипеде, кинул на ходу извинение, спрыгнул с седла, проскочил в
вестибюль, выхватил книжечку с карандашиком  и устремился  к пустому закутку
портье.
     - Что-то будет!.. - сказал Биллендон. Рей выглянул из-за угла...



     "Что-то  будет!" -  подумал и странник. Что-то будет..,  но что?  -  он
силился это припомнить.
     Не  ко всем  своим видениям  странник был внимателен, иные не  казались
значительны,  иные  не отличались правдоподобием... Теперь  он  понимал, что
ошибался!
     Странник прибавил шагу.



     Из  раскрытой двери  падал  свет  матовых  шаров,  вытекал  смешанный с
табачным дымом запах лекарств. Тут Биллендона и Рея подстерег г-н Эстеффан.
     - Зайдите на минутку! - попросил он, вцепляясь  в рукав. -  Не  желаете
ли?  -   Он  щедро  повел  рукой   вдоль  столика,   уставленного  душистыми
медицинскими   средствами,   оказывающими   неоценимые  услуги   здоровью  и
поднимающими  жизненный  тонус.  Каждому  входящему   обыкновенно  вручалась
рюмочка. - И молодому человеку  тоже найдется... Вот! - он выудил из шеренги
рюмку, из которой дальнобойно разило каплями датского короля.
     - Спасибо, не трудитесь, - отвечал Биллендон, жестом отвергая угощение.
     - Где же Мой Высокочтимый Друг? - шепотом спросил г-н Эстеффан.
     - Симпозиум откладывается, - ответил Рей.
     -  Ах, так? - произнес  аптекарь с кислинкой  - Ну  так  извините, меня
зовут! - Не  сбежал ли  хозяин? -  и впрямь послышался чей-то сопровождаемый
хохотом голос из дальнего конца зала, где, скопившись у стойки  медицинского
бара,  городская элита пробовала попеременно возбуждающее  и  успокаивающее,
закусывая витаминным драже.
     Биллендон  и Рей  пошли  своей  дорогой, а  г-н  Эстеффан,  проверещав:
"Минуту  внимания, господа!",  рысцой побежал к стойке - навстречу  судьбе и
тому чрезвычайно странному  происшествию,  которое должно было сегодня здесь
случиться.
     Прихватив  каждый колбу с полюбившимся снадобьем,  гости шумно занимали
места.  Репортер и оператор, успевшие подружиться с  половиной города,  были
среди них.
     Кафедрой г-ну Эстеффану служила все та же стойка.
     -  В адрес нашего собрания,  - сказал он, - пришла записка г-на мэра! -
Он развернул листок. - "Дорогой друг, к сожалению, дела помешают мне явиться
на Ваш званый вечер.  Поклон всем собравшимся! Воздушный поцелуй  прелестным
дамам!" Послышались хлопки.
     -  Сегодня   среди  нас,  -  продолжал  г-н  Эстеффан,  -   должен  был
появиться.., э-э... Но, вероятно, по слабости здоровья  или  по чрезвычайной
занятости... Очень жаль, господа!
     Возник   разочарованный  шепоток.  Г-н  Эстеффан   успел   всех  допечь
недомолвками,  значительными  намеками,  туманными  упоминаниями.   Кажется,
сограждане  надеялись,  что  аптекарь  хоть  в  последний  миг,  да  вытащит
таинственною  гостя  из-под  своей универсальной  стойки.  Репортер испустил
досадливый вздох.
     - Будем сегодня музицировать! - объявил г-н Эстеффан.
     Г-н Доремю со  скрипочкой  и  ресторанный  певец,  выписанный для этого
случая  из  Ноодорта,  довольно  дружно  исполнили  романс  на  слова   г-на
Эстеффана, посвященный старшей  дочери  г-на  булочника, как  все немедленно
поняли. А если бы кто не понял, смог бы догадаться, видя, как во время пения
г-н  Эстеффан  сверлил   прельстительницу   романтическим  взором  и  нервно
пощипывал эспаньолку.
     Оператор от нечего делать заснял  это на  пленку, так что потомки могут
любоваться и эспаньолкою, и взором.
     Общество заметило, что нежные звуки восхитили г-жу булочницу и замужних
дочерей;  старшая  потупила  глазки.  Зятья,  здоровенные  парни  и  заядлые
кальвинисты, насмешливо переглянулись.  Что до г-на  булочника, он оставался
непроницаем. Крепкий орешек был этот г-н булочник!
     Раздались добросовестные аплодисменты.
     Г-н Эстеффан откашлялся.
     - Отпразднуем,  господа,  событие -  выход  этой  книги, - произнес он,
поднимая  над головой томик в яркой  лакированной обложке. - Она  напечатана
иждивением  муниципалитета  для  общей   нашей  пользы.  Помимо  официальных
сведений, здесь  собраны легенды и предания  старины. Боюсь, что это вызовет
напрасные  пересуды!  Вам известно,  что  мои личные  убеждения внушены  мне
Наукой, но никто больше меня не уважает искреннюю глубокую Веру...
     Оказывается,  и это  было  замаскированной  атакой  на г-на  булочника!
Чьи-то челюсти хрустнули  в выразительном зевке. Зато г-н булочник настолько
оживился, что привел  в движение  свой правый локоть, пхнув г-жу булочницу в
бок: аптекарь дипломатично затронул главнейший предмет разногласий с будущим
тестем, показывал, что  склонен  к компромиссу,  - так  сказать,  атаковал с
поднятыми руками!
     -  ..чего  я  не  могу сказать о суевериях,  господа!  -  выкрикнул г-н
Эстеффан,  свирепея. Тут некоторые задремавшие  проснулись, стали выяснять у
соседей, что случилось, зазвенели вновь сосуды...
     Не обращая  внимания на  шум, г-н Эстеффан  прислонил  книжицу  к колбе
перед собою и продолжал:
     - Итак, я утверждаю:  все  эти легенды и предания... Несмотря на помощь
микрофона,  приходилось напрягать  голос, так  как в  последних рядах  очень
громко шушукались и оглядывались на дверь.
     -  Прошу  внимания!  -  крикнул г-н Эстеффан, -  щелкнув  по  микрофону
ногтем. В наступившей тишине из-за двери отчетливо донесся голос постового:
     - И не пущу! И не просите!
     "Высокочтимый  Друг!"  - пронеслось  в  голове  г-на  Эстеффана,  и  он
помчался к двери.
     - Всякий будет распоряжаться!  -  вопил постовой в темноте за дверью. -
Никого не ведено .
     - Успокойтесь! - проворковал г-н Эстеффан в дверную щелку. - Кому вы...
     - Лезут, господин Эстеффан, сладу нет! - залился постовой. - Сказано им
не пущу, значит,  не пущу! Господин Дамло поставил меня  на пост, а господин
аптекарь обратился с про...
     - Да перестаньте же!.. Кто там?
     Г-н Эстеффан не  желал, чтобы  постовой выдал их общую маленькую тайну.
Дело  в  том, что Дамло отказался обеспечивать  правопорядок, он заявил, что
сам  ложится с петухами и  не намерен  нарушать  этой привычки  ради  всяких
затей, а его единственный подчиненный отряжен надзирать за Биллендоном.
     Пришлось столковаться с  постовым в частном порядке, тот грел теперь за
пазухой  четырехгранный  аптечный флакон,  содержимое  которого  действовало
универсально.
     -  Я  их  не знаю, господин аптекарь, я их  первый раз вижу,  я им  как
порядочным объясняю...
     - Ну, хватит, - с ленцой произнес другой голос. - Помолчи-ка!
     Г-н Эстеффан также не знал этих двоих, чьи силуэты за стеклом, наконец,
разглядел. Он утратил к ним всякий  интерес и хотел уже отойти, предоставляя
постовому с ними разделаться, когда произошло следующее.
     - Это ты кому? - завопил  полицейский служитель, извлекая  свисток. - Я
тебе!..
     - Помолчи, помолчи! - повторил тот же голос негромко. - Замри!
     Постовой хотел поднести свисток к губам, но, видать, от ярости никак не
смог этого  сделать.  Он  стоял  близко к двери,  на свету, г-н  Эстеффан  с
отвращением увидал в лице его судорогу...
     - Откройте, -  приказал голос, адресуясь  на этот раз к г-ну Эстеффану.
Тот хотел дать ответ, но горло перехватило, из него выдавился какой-то писк.
Г-н  Эстеффан отворил. Двое неизвестных вошли  в  аптеку,  где их  встретили
вытаращенные от изумления ряды любопытных глаз.
     -  Сидите,  сидите!  - произнес  все тот  же голос, обладатель которого
оказался  личностью   довольно   невзрачной:   водянистые   глаза,   жидкие,
растрепанные  венчиком  пряди   волос,  полувоенный   костюмчик,  состоящий,
кажется, сплошь из карманов. - Какое шикарное общество! Очень уютно! Что это
у вас? - незнакомец указал на столик.
     - Напитки... - прошептал г-н Эстеффан.
     - Угостите?
     Г-н  Эстеффан более  или  менее  помнит, как раздобыл  незнакомцу рюмку
чистого  бренди, потом вторую  для  его  товарища,  но  тот ее не принял. Он
приблизился и  словно  бы  обнюхал  г-на  Эстеффана, так  ему  показалось...
Омерзительные были у него глаза, почти неживые: немигающие и тусклые, словно
бы припорошенные пылью.
     - Сотрудники  мои не пьют, давайте ее  сюда! - дошел до  г-на Эстеффана
голос первого незнакомца.
     Он живо опростал обе рюмки; раскусил горошину драже и продолжал:
     -  Наше дельце не займет много  времени, хозяин!  Маленький вопрос всей
честной компании... Остального г-н Эстеффан не помнит.



     В эти самые минуты в коридоре, ведущем к апартаменту, занятому приезжей
дамой и ее дочерью, раздались торопливые шаги. Некий  человек, одетый с  тем
избытком элегантности,  какой можно было приобрести  лишь  на казенный счет,
подошел  к  дежурному   телохранителю,  невзирая  на  предостерегающий  жест
последнего, отвернул лацкан, показал жетончик и приказал:
     - За мной!



     - Хозяин,  примите мою благодарность, - сказал незнакомец  пришедшему в
себя  Г-ну Эстеффану. - Счастливо оставаться! Будьте веселы и здоровы!  - Он
цапнул со стола еще рюмку,  заглотил содержимое. - Тьфу, черт побери!  - Это
были  не  выпитые  Реем капли датского короля  в смеси со слабой мадерою.  -
Привет  честной компании! - С этими словами  незнакомец  вышел. -  Вольно! -
донеслось из-за двери.
     Словно очнувшийся,  постовой  вновь  завопил благим матом. Г-н Эстеффан
вернулся к стойке.
     Происшедшее не произвело  на публику  решительно никакого  впечатления,
вроде  бы осталось не замеченным, никакой речи о нем  не  возникло!  Публика
глядела на хозяина с безмятежностью,  поясневшими даже глазами. Вечер обещал
удаться.
     Но внезапно послышался клокочущий голос г-на булочника:
     - Здесь дамы, господин Эстеффан!
     - Да, - отвечал г-н Эстеффан, - ну и что же?
     - Порядочный человек сам бы понял!  - Булочник разрумянился, как лучшее
из его изделий. - Уберите эту гадость!
     Его  палец указал на  сдобную русалку с  хвостом, что была помещена  на
книжной обложке без особенной  надобности:  из эстетических  соображений.  С
оборотной  стороны  треклятый путеводитель выглядел  целомудреннее,  но  г-н
Эстеффан  рассудил,  что отступление  бесполезно,  да  и тон  г-на булочника
чрезвычайно ему не понравился: терять, пожалуй, нечего!.. Помимо того, он не
должен  был  поступиться  идеалами  и   жертвовать  во  имя  г-на  булочника
искусством! Сталью сверкнул  его  взор.  Остаться  навек  холостым - такова,
видать, его судьбина!
     Однако вместо пылкой отповеди из уст его, он сам  не знает  как,  вдруг
вырвалось: в - В огонь ее! - Г-н Эстеффан сгреб со стола злополучную книжицу
и,  за  неимением огня, зашвырнул  ее попросту  в  угол.  - Да  что это  мы,
господа, на  самом-то  деле? Долой  печаль, откроем  окна,  дверь;  воздуху,
музыки! Будем веселы и здоровы!
     Этот нежданный  пассаж  имел успех  попросту сказочный. Г-н  Доремю, не
задавая никаких вопросов, схватился за скрипку, загремели  стулья, затрещали
рамы,  не  умевшие  отворяться... Одного постового не коснулось  веселье, он
остался верен долгу и на призывы из окон отвечал с унылостью:
     - Я на посту. Я не имею права.
     Так вышколил его Дамло!
     В ночном небе с выстрелом вспух и лопнул огненный шар.



     Рыжий свет вызолотил  холмы, залил до дна провалы древних каменоломен с
тухлой водой на дне. Казалось, не  под ногами странника, но под ярким ветром
с неба шелестит трава. Обманутые чуждым пугающим светом, встревожились птицы
и насекомые.  По земле плясали тени  холмов,  кустиков,  деревьев и  крестов
старинного погоста...



     Доремю уже взмок,  когда свет грязненькой люстры  и запыленных  матовых
шагов стал меркнуть.
     - фейерверк!  Фейерверк! - раздались  восклицания. Г-н Эстеффан, гарцуя
по залу со старшей дочерью г-на булочника, мучительно в это время размышлял:
"Я  положил руку  на  спинку ее  стула, и  она не отстранилась,  я  нечаянно
наступил ей в танце на ногу, она не выразила неудовольствия, теперь ее локон
касается моего лица, замечает ли это она? Будь что будет: скажу!.. Но не так
сразу?.. Или..."  Собственно, фейерверк должен был вспыхнуть после того, как
она  скажет  "да", но бестолковая экономка подала сигнал прежде времени, г-н
Эстеффан промешкал.
     Все  кинулись к  дверям  и окнам; г-н Эстеффан  придержал свою  даму  в
надежде все-таки осуществить задуманное, хоть и с опозданием.
     -  Я тоже  хочу  посмотреть!  -  сказала  не без  кокетства  мадмуазель
булочница. Г-н Эстеффан молчал.
     -  Пустите,  -  проговорила она с  капризной  интонацией.  Г-н Эстеффан
словно онемел.
     - Вы делаете мне больно! - голосок ее сделался сварливым.
     Г-н  Эстеффан испугался и отпустил, так  ничего и не сказав. "Иди, иди,
ишь ты, крендель!" -  злобно подумал он  вслед. И сам  подошел к окну, чтобы
полюбоваться за свои деньги остатком зрелища, только близко протиснуться уже
не смог. Небесный свет позолотил ему вспотевший от волнения кончик носа.
     Когда  снова  вспыхнула  люстра, семейство  булочника подошло прощаться
Булочник,  сопя  и  глядя  в  сторону,  буркнул  что-то  о  расточительстве,
булочница и дочки  присели, зятья одарили  аптекаря плебейски сочувственными
рукопожатиями.  Г-н Эстеффан сопроводил их  до  двери,  вышел  следом.  Было
прохладно. За дверью кошкой визжала скрипка г-на Доремю. Г-н Эстеффан задрал
подбородок. "Звезды, звезды! - мысленно воззвал  он  - Неужели.., неужто,  -
поправился он на ходу. - Неужто и вы погибаете, как  наши  людские  надежды?
Клянусь,  она почти  положила голову мне на  плечо,  не хватало каких-нибудь
двух дюймов! Неужто навек утратил я свое счастие? Гм, а  это кто  идет? Не к
Биллендону ли? Ну-ну!.." Тем временем среди гостей прошел слух, что булочник
с аптекарем не поладили из-за приданого,  и это увеличило всеобщее  веселье.
Никто  не желал  уходить.  Г-н Эстеффан  вернулся к  стойке.  Играла музыка,
топали ноги, вздымая премудрую пыль веков, лиловели носы, ибо хозяин доливал
и доливал свои колбы  подозрительным  по качеству содержимым. Он  готов  был
поддержать  любой  тост,  но  сам  не  пил,  поскольку  на нем  лежало бремя
ответственности,  а также потому, что его личные  пищеварение  и тонус  были
выше похвал,  о чем  он без утайки поведал г-же булочнице в приватной беседе
вскорости после того, как осрамился у секретарши.
     Ах,  одна лишь уязвленная душа страдала, но  кто  способен  увидеть  ее
раны?..
     Так обстояли дела, когда,  прервав на полутакте пенье скрипки, зазвонил
телефон, призвав г-на Эстеффана к исполнению профессиональных обязанностей.
     Скажем сразу,  что  несколько ранее был потревожен звонком  полицейский
Дамло.



     Странник стоял на мощеной дорожке. Дыхание жило ему губы.
     - Этот дом, боже мой! - у него вырвался то ля всхлип, то ли смешок, что
верней, так как вслед за этим он громко проговорил:
     - Эй, господин Биллендон, отзовитесь! Я знаю, что вы не спите!
     - Удивительно, сколько народу не спит нынче ночью, - ответил Биллендон,
не понимая, как могли  его разглядеть в темноте прихожей:  он вышел запереть
дверь, чтобы отправиться на покой. - Кого там еще принесло?
     - Я ваш старый приятель, господин Биллендон, хоть вы меня и не помните!
     Свет звезд  позволял различать  силуэт  за  порогом,  и  голоса  этого,
Биллендон мог поклясться, никогда не слыхал.
     - А ну-ка  зайдите! - Биллендон  щелкнул  выключателем. - Провалиться -
турист!  -  воскликнул  он,  когда  странник  перешагнул  порог. -  Ошиблись
адресом,   приятель,   вам  надо   бы   в   ратушу!  Поздновато  для  шуток,
достопримечательностям баиньки пора. Ну, откуда вы меня знаете?
     - Доводилось встречаться.
     - Когда?
     - Гм... Довольно часто.
     - Выдумки! - отвечал Биллендон без особой решительности  Он заподозрил,
будто над ним потешаются, что,  по его мнению, было всего вернее и требовало
должной реакции. И в то же время, похоже, парень не врал, во  всяком случае,
думал именно то,  что говорил.  Биллендону самому  уже  казалось  -  он  его
взаправду когда-то  встречал, но либо уж очень давно,  либо  это был  кто-то
похожий,  либо... Словом,  ощущение  -  или  воспоминание  -  не  отличалось
определенностью.  Мы останавливаемся на этом, так  как нечто  в том  же роде
испытывал  каждый,  кому  позднее  довелось  встретить  молодого  человека в
городе!
     - Выдумки? -  повторил странник.  - Не будьте  так  уверены.  Разрешите
присесть?
     - Черт возьми! Может, вам и постель приготовить?
     - Комната для гостей  у вас свободна. Пожалуй, и  заночую. Все равно вы
меня не выпустите. - Если не вышвырну.
     - Ну-ну...  - сказал  странник, зевая.  - И не подумаете. Что,  разве я
похож  на шпиона? Мне просто доводилось  тут бывать, я на самом деле  многое
знаю! Знаю, например, кто нас слушает с лестницы. Добрый вечер, коллега Рей!
     - Ого!  -  сказал Биллендон. -  Бот  именно.  Вопросы после. Я устал: я
спешил, хоть знаю, что  напрасно... Видите ли, тот человек, который  недавно
отсюда ушел.., его хотят убить!..



     Телефон  на  квартире  Дамло поставили  недавно, к  нему  надо было еще
привыкать, и пока  сержант соображал спросонок, что стряслось, пока добрался
в темноте  до аппарата, трезвон успел перебудить весь дом. Захныкали детишки
в  спальне, тихие старички  -  родители  жены - забормотали за перегородкой,
раскудахтались  в курятнике потомки  тех  куриц,  которых когда-то, едва  не
растоптал этот  бегемот  Биллендон  своими  башмачишами.  Прежде  чем  снять
трубку, Дамло скомандовал:
     - Тихо! - Все умолкло, не считая кудахтанья. - Полиция слушает.
     ,  Ночные  звонки  были  редкостью: все здешние  канальи знали, кто тут
следит за  порядком,  Мог, конечно,  позвонить новый  постовой, на  редкость
бестолковый  парнишка,   запросить  указаний  насчет   г-на  Ауселя,   снова
появившегося в  городе,  и  Дамло терпеливо эти указания давал, памятуя, как
однажды, в начале своей службы, постовой  запросил санкцию  расстрелять г-на
Ауселя  на  месте  -  хорошо,  хоть  догадался  предварительно справиться  у
начальства! Мог позвонить  г-н мэр, притворяясь  перед собственной супругой,
будто только что  вернулся из служебной поездки, хотя уж Дамло-то в точности
знал, откуда он явился, да и супруга знала.
     Но голос, прозвучавший в этот раз в трубке, Дамло знаком не был.
     - Сержант Дамло?
     - Он самый.
     -  Бегите  в гостиницу. Номер триста девятнадцать. Запомнили?  Возможно
покушение на убийство.
     - Эй вы!.. - начал Дамло, но в трубке уже звучали короткие гудки.
     Его никогда не  пытались разыгрывать. Собеседник  не  шутит.  Но какова
наглость: "бегите!" Сколько  раз просил мэра купить  для участка машину. Нет
средств!..  На  гостиницу  средства нашлись.  Гостиница пустует,  туристы не
едут, далеко  им, рекламы  нету. Путеводитель выпустили в долг. Мэр говорит:
будут  новые  налоговые поступления - будет реклама. А  на  машину,  которая
снится Дамло  - юркую, новенькую, с сиреной, с мигалкой, -  опять ничего  не
останется, топай, гордость города, гроза преступного мира, пешком!
     Так  растравлял  себя Дамло, влезая  в форменные  штаны,  затягиваясь в
ремни,  пряча, в карман складную  резиновую дубинку,  грохоча  сапожищами по
лестнице,  высекая  подковами искры  из  мостовой  на пути к  гостинице.  Он
ворвался в вестибюль,  глянул на часы,  подумал с удовольствием, что машина,
пожалуй, только  задержала бы его понапрасну: на все - от первой пуговицы до
пинка в гостиничную дверь. - не ушло десяти минут. Портье, конечно, дрыхнет,
но сыщик?  Почему  здесь  сыщик, какого ему лешего надо в гостинице  посреди
ночи? Сидит, наскрипывает карандашиком, лисья сиротка!
     Сыщик  заспешил  навстречу.   Треугольный  ротик  в  радостной  улыбке,
нахально протянутая рука; интересно, пожал ли ее кто-нибудь  раз в жизни или
нет, сейчас ее черта с два пожмут, Дамло скорее сдохнет, чем опакостится.
     - Мое почтение, сержант! Вы уже знаете?..
     - Не стесняйтесь, - сказал Дамло, - выкладывайте!
     - Она инкогнито,  -  забубнил сыщик, указывая  на  потолок. - Прибыла в
сопровождении...
     - Кража? - перебил Дамло. - Грабеж? Сыщик отшатнулся.
     -  Господь с  вами,  сержант!..  Я  же  говорю:  инкогнито,  с  высокой
миссией...
     - Ах, черт! - рявкнул Дамло, досадуя на  задержку и с отвращением глядя
на сыщика. - Портье! Ключ от триста девятнадцатого!
     - Господин Дамло! - очнувшийся портье всплеснул руками. - Чем обязаны?
     - Разберемся!
     "Странно,  -  думал  он,  -  портье  дрыхнет, сыщик  мямлит  чушь,  все
спокойно..." - Нет ключа, - сказал портье. - Он выходил.., кажется, ключа не
оставлял?., а пришел?..
     "Проспал ты, - подумал Дамло. - Набрали  лежебок! Где  он  только таких
находит?" Весь персонал  муниципальных служб набран был лично г-ном мэром из
ведомых ему одному соображений. По мнению Дамло, вся эта шваль вообще ни для
какой работы не годилась.
     - Я спрошу у горничной, - сказал портье, беря трубку кончиками пальцев,
сморщенными, как у старой прачки. - Сию минуту!
     Сверху  послышался  крик,  который  в  уголовной   хронике  назвали  бы
душераздирающим.
     - Это она! - сказал,  бледнея, портье. - Горничная. Припадок, наверное,
с ней бывает!
     "Уж бывает, - подумал Дамло. -  Устроили богадельню для калек и лентяев
за  счет города!  Плати, Дамло, плати  горничной, плати  этому портье, плати
барышне за  конторкой - ей надо  на  маникюр, плати  клерку,  пусть  считает
доходы, которых нет,  плати  директору - у него жалованье-то побольше, чем у
тебя!  Всем  плати, а  машину тебе  не купят, и званье хотя  бы полицейского
комиссара или там медалька "За заслуги" никто не подумает хлопотать. Грейся,
славой, не спи ночами, греми сапогами по голой лестнице. Ковер был, прибрали
для экономии, где-то  лежит, ждет туристов, а  тем временем  едят его  мыши,
потому что вот тут было здоровенное сальное пятно, почистить шиш догадались.
А  может, уже его и сплавили.  Директор-то малый не промах, да  и за портье,
если по карточке, водились когда-то  грешки, верно, по другой части, но  тем
не  менее. Не помешает наличие  ковра  проверить... Бабенку  эту, горничную,
жаль:  куда  ее денешь?  Но если наедут  туристы - скандал..." Он  крикнул с
площадки вниз, в запрокинутое мучнистое лицо портье:
     -  Никого  не  выпускать!  Вызовите  Эстеффан  а!  В  коридоре  свистал
сквозняк: окна оказались распахнуты с обоих концов.
     Как  запятая, виделось издали  тельце  горничной  на ковровой  дорожке.
Дамло рванулся  было к  ней,  однако номер 319, как  он  понял по табличкам,
находился в противоположной стороне, заглянуть туда - дело минутное...



     Когда он, спотыкаясь,  возвращался, лестничное эхо донесло гул голосов.
Дамло приказал себе подтянуться и заспешил к горничной.
     Было  похоже, что  она ползла, прежде  чем потерять  сознание. Дамло  в
который раз удивился, как трудно поднимать даже тощих, когда они без памяти.
Возьмешься за  руку -  тянется тестом. Но  у  него был навык; а уж  погрузив
бабенку  на  плечо, он  и вовсе не чувствовал веса ноши.  С  ней-то, просто,
сейчас  на  диванчик  ее  -  и   воздуху,  воздуху,  пускай  портье  помашет
полотенцем,  пускай потрудится раз в  год, ключарь, поганка, моргун, вон что
делается в ихней паршивой гостинице!  Теперь возись  с  этим  делом,  Дамло,
выкручивайся, еще неизвестно, как  выкрутишься: убийств  в твоей практике не
наблюдалось. Нет  никаких условий  для работы: надо  бы все обшарить, посты,
чтобы муха не пролетела, а тут один как перст!..
     Из лифта вывалилась целая толпа - Эстеффан с чемоданчиком, сыщик - черт
его не берет, портье с целью якобы показать  дорогу и - только  этих еще  не
хватало! - репортер с оператором, почуявшие поживу.
     Увидев  Дамло  с  его ношей, публика опешила  и попятилась,  но тут  же
засверкали фотовспышки.
     - Сыщик, - сказал Дамло, - с какой поры вы тут торчите?
     - Могу сказать точно, - сыщик полез за книжечкой.
     -   После!  -  остановил   его  Дамло.  -  Портье,  кто  жил  в  триста
девятнадцатом?  -  Он спрашивал это на ходу. Пришедшие кучкой  следовали  за
ним.
     Портье испуганно  скорчился и забормотал что-то но слишком внятное,  из
чего, однако, следовало, что  он не  виноват. Приезжих так мало!.,  господин
директор.., книга.., сейф... Ключи у господина директора, он же...
     - Короче!
     -   Не  записали!  -  содрогнувшись,  признался  портье.  -  Тихий,  не
безобразит, плату внес.., слава богу!
     - Вот именно! - саркастически произнес Дамло, открыв дверь номера 319 и
шагнув в сторону.
     Г-н Эстеффан взвизгнул.  Носик частного детектива покрывался испариной.
Портье зеленел. Оператор - здоровый  мужик - мешком  съехал по стене на пол.
Один репортер, видать, бывалый не был  потрясен представившимся зрелищем. Да
и чего тут особенного: никаких повреждений, даже крови не видать! Если бы не
телефонный звонок, предупредивший Дамло, он сам не считал бы, что имеет дело
с убийством.
     - За дело, господин Эстеффан! - приказал Дамло. - Портье, полотенца!
     Войдя  в  свободный  номер напротив, он обрушил  горничную на диванчик,
выхватил  из  рук  портье мокрое  полотенце и принялся,  размахивать им  над
помертвелым лицом женщины.
     Изредка  оглядываясь,  он  видел  в  раскрытую дверь номера  319  спину
склоненного  г-на  Эстеффана  с  завязанными  на ней  тесемками  докторского
халата.



     Биллендон запер дверь, положил ключ в карман.
     -  Утро вечера мудренее, -  сказал он. - Спать будете сами знаете  где.
Рей проводит.
     - Спасибо, вы очень добры!.. - пробубнил молодой человек, зевая.
     Дом  погрузился   в  темноту  и  тишину,  только  Звереныш  в  прихожей
полязгивал, наводя последний лоск на туристическую амуницию гостя.



     - Господин Дамло! - послышался слабый зов г-на Эстеффана.
     Дамло, передав полотенце портье, приблизился. Эстеффан показывал пинцет
с  зажатой  в  нем короткой иглой -  аптекарь нашел ее на простыне. На тупом
конце иглы торчала щетинистая метелка.
     - Готов? - спросил Дамло.
     - Остыл уже... - прошелестел г-н Эстеффан.
     Видывал Дамло такие  иголочки прежде,  в  криминалистическом музее.  До
этой минуты у него  была еще надежда на  искусство городского медика, на то,
что обойдется без  трупов. Мало ли народу валится в обморок, и ничего, ходят
потом!..
     Лицо г-на Эстеффана покривилось.
     - По правилам, надо вскрывать, - сказал он, - но если причина  ясна, вы
вправе разрешить... Поймите, я не в состоянии!..
     Дамло только рукой махнул.
     -  Другого не ожидал от вас! - Про себя подумал, что  от  вскрытия  все
равно толку не будет. Такие иголочки не медом, не скипидаром даже смазывают.
Иголочку на анализ! Искать владельца  духового пистолета! - Здесь ему делать
нечего, отправляйте в морг, начальство решит... Всем  соблюдать спокойствие!
- Он обернулся. - Горничная, ваше имя,  профессия, место рождениями домашний
адрес.
     -  Будто  сами  не  знаете,  господин Дамло!..  - с упреком  прошептала
пришедшая в себя женщина.
     - Я знаю, - сурово отвечал Дамло, - закон не знает!



     Документов  при  убитом не  нашлось. Обшарив  весь номер, Дамло  только
извлек из  кармана  пиджака, брошенного на  стул возле кровати,  затрепанную
книжонку, на обложке  которой с трудом разобрал заглавие "Волшебные сказки",
и приобщил ее к делу.
     Когда он принялся  за тяжкий труд  составления  протокола,  репортер  с
оператором его покинули и поднялись к себе в номер. Устали оба до смерти, но
требовалось безотлагательно сообщить новости  редакциям. Диктуя по телефону,
репортер одновременно просматривал на микроэкране отснятый материал.
     - Что такое? - в недоумении спросил он, прервав диктовку.
     Оператор сам  не  понимал: лента  в кассете  двигалась,  по которую уже
минуту экран занимала чья-то спина, добро  бы какая-нибудь особо выдающаяся,
нет: спина как спина, пиджак в крупную клетку.
     - Золотой кадр!. - ехидно польстил репортер. - Это не вам! - проорал юн
в трубку. - Ничего, обождете! Чем понравилась тебе эта спинка?
     -  По-моему,  он сидел впереди  нас  в аптеке, - озадаченно пробормотал
оператор, - но не мог  же я.., я вообще его не снимал,  и не  собирался!.. А
ну-ка! Он отмотал назад пленку, включил звук. Из  динамика послышался голос,
которого они оба не узнали:
     - ..не займет много времени, хозяин. Маленький вопрос честной компании:
где  доктор  Даугенталь?  Можете  не  отвечать.  Думайте.   Сосредоточьтесь.
Даугенталь.  Даугенталь.   Думайте  только   о  нем.  Где  находится  доктор
Даугенталь?.
     В трубке надрывались, репортер не слушал.
     - Даугенталь! - повторял он, увеличивая громкость. - Говорил я тебе...
     - Говорил,  говорил! -  отмахнулся оператор, напряженно вслушиваясь. Из
динамика доносился слитый  беспорядочный шум,  в  котором не без труда можно
было опознать  обыкновенный  храп, затем звук  шагов...  В  кадре  появилась
незнакомая  дрянная  рожа  с  немигающими  тусклыми   глазами,  придвинулась
вплотную,  затем  сдвинулась  в  сторону,  исчезла и опять  замаячил  тот же
клетчатый пиджак.
     Тот же голос проговорил:
     - Ну вот, мы  свое дело окончили, вы продолжайте свое  Забудьте  о нас,
забудьте, нас  тут  не  было,  ничего не случилось,  начинайте  очухиваться,
просыпайтесь,  проспитесь!  Хозяин,  примите  мою  благодарность!  Счастливо
оставаться!  Будьте веселы и здоровы! - Звякнула рюмка. - Тьфу, черт побери!
Привет честной компании! - Хлопнула дверь Репортер захохотал.
     - Ловко! - Он примолк - Обрати внимание. "Можете не отвечать, думайте!"
А? А ты-то, ты-то!.. - Он снова залился смехом.
     - А ты? - с обидой сказал оператор.
     - Это самая  лучшая  твоя  работа, - серьезно  сказал репортер - Шедевр
века! - Он схватил трубку. - Примите внеочередное сообщение!



     Портье   дремал   за  стойкой,  горничная   ворочалась   на   диванчике
успокоительные  таблетки  плохо  помогли  Дамло  наконец  одержал  верх  над
протоколом,  зевая, вышел на площадь, сыщик  выскользнул  следом - У вас уже
есть версия?  - спросил он боязливо. Дамло не отозвался. Чтобы его умаслить,
сыщик принес жертву. - Кстати, я  имел случай заметить, что  этот юноша, ваш
подчиненный, покинул  свой  пост  - я не  знаю,  конечно,  для  чего  вы его
отрядили... Он...
     Дамло фыркнул.
     - Чего там! Ясно, бедному парню захотелось погреться, вон как свежо! А,
легок на помине! - продолжал он свирепо. - Ну я тебе!
     Постовому через  г-на Эстеффана было передано:  явиться немедля. Тот не
смог  сделать этого сразу: пришлось пустить в ход средства науки  и струю из
пожарного крана. Теперь он мчался со всех ног.
     Дамло  громил  подчиненного,  постовой  ел  глазами  начальство,  сыщик
благоговейно внимал,  и никто из троих не заметил человека, проскользнувшего
в гостиничную дверь у них за спинами.



     - Сидите, сидите! Какое  шикарное  общество! Очень уютно!.. Наше дельце
не займет много времени, хозяин!..
     Репортер снова и  снова прокручивал запись,  выискивая ускользнувшие от
внимания подробности.
     -  Ловок, прощелыга! - повторял он по адресу  неизвестного гипнотизера,
жертвой  которого стал  и сам вместе с достопочтенным обществом.  Ни  он, ни
оператор не помнили ни единой подробности  происшедшего,  по их впечатлению,
не  было никакого промежутка между речью г-на Эстеффана, посвященной выпуску
путеводителя, и роковою репликой г-на булочника! - Хотел бы я знать, на кого
он работает!
     Оператор хохотнул:
     - Узнаешь после передачи!
     Звукозапись с комментариями ушла уже в радиостудию.
     - Думаешь, я и теперь не догадывалось? - сказал  репортер. - Подумаешь,
секрет!  В  тайной  полиции и в  военной  разведке  организованы  оккультные
отделы,  гипнотизеров  там и там пруд пруди, просто интересно, кто кому утер
нос!.. Ты замечаешь, парень: есть система! Портье спал - так? Горничная тоже
спала, а не  была в  обмороке, и сильно удивилась, когда ей сказали, что она
будто бы кричала с перепугу - нет, она, видите ли, нечаянно уснула... Труп -
это нарушение системы. Для такого  мастерюги, как этот  гипнотизер, в  трупе
нет  никакой  необходимости.  Да-а... Интересная гостиничка!  Думаешь,  этим
кончилось? Ошибаешься! Объявляю  мобилизацию. Хватай запасные кассеты! - Сам
он вывернул  на  постель  содержимое дорожного баула, из  груды бутербродов,
носков,  фотообъективов, блокнотов,  пакетов  со  свежими  рубашками  выудил
ломик-фомку и наркологический пистолет, подвесил  то  и другое на ремнях под
мышками, накинул пиджак, - За мной! Мы поведем жизнь гангстеров!
     - Боюсь! - признался оператор.
     - Ну, черт с тобой, оставайся!
     - И оставаться боюсь!
     - Дуй тогда  вниз,  на площадь, гляди в оба,  снимай,  что шевельнется,
особенно следи за окнами!
     -  Это  годится,  - сказал  оператор.  Репортер  схватил  электрический
фонарик - и был таков.



     Свой тайный  обход гостиницы он начал  с  вестибюля, где  не  обнаружил
ничего стоющего. А затем совершил ошибку.
     Призраком,  обутым в  носки,  прокрался  он в  коридор  второго  этажа,
погруженный  в  непроницаемую  темноту,  с намерением подслушивать у дверей,
которых тут не могло быть много: бельэтаж состоял из апартаментов наивысшего
класса. Вдруг над самой его головой прогремел грубый голос:
     - Куда? Стой!
     Коридор  залился ярким  светом.  Пути назад  не  было:  телохранитель -
горилла! - загородил выход.  Он стоял на ковровой дорожке, широко  расставив
ноги, ухмыляясь и почти что тыча  глушителем пистолета в  нос потенциальному
покушенцу.  Лягнуть  по  пистолету  репортер  не  рискнул,  выхватить   свой
наркологический  -  тоже: верная пуля!..  Он сделал вид, будто  смирился, но
успел небрежно и неторопливо нажать кнопку мини-микрофона.
     -   Хотел  взять  у   вас  интервью,   -   сказал  он   монументальному
телохранителю.
     - Сейчас я тебя препровожу, - проревел тот,  - и сам..,  проинтервирую,
прах тебя побери! - Репортер отметил, что говорит он с акцентом, несмотря на
свой внушительный словарный запас.
     - Господин журналист, вероятно, желал навестить даму? - послышался  еще
один  голос, тихий и  ласковый: г-н сыщик был  уже  тут со своей книжечкой и
карандашиком.
     - Не откажите сообщить ваше имя, звание, место службы и домашний адрес,
- произнес он  в  подражание Дамло.  - Вы  явились согласно  предварительной
договоренности?
     Репортеру стало весело.
     -  Разве  ваше  дело  -  предотвратить?  -  спросил он.  - Ваше дело  -
застигнуть!
     - А это не ваше дело,  - отвечал сыщик сухо, - Подумайте, понравится ли
его превосходительству ваша фотография в носках на фоне этой двери! Репортер
прыснул.
     - Подрабатываете шантажом? - спросил он с насмешкой. - А если  разговор
наш записан на пленку? Спросите, как понравится это ее превосходительству! -
Он досадовал на себя: о  приезде  дамы  ему  уже было известно, сам  передал
сообщение для  хроники,  мог  бы  сообразить,  что входить  в  этот  коридор
неосмотрительно. Пустая  задержка,  однако и  из нее, пожалуй,  можно  будет
извлечь кое-что! - Я  у  вас в руках,  покоряюсь!  - Тон его  был откровенно
издевательским. - Студия? Ваш корреспондент задержан при...
     - Стойте! - отчаянно  завопил  сыщик. -  Скандал выйдет! А наше  дело -
избежать всякого скандала, верно же? Подумайте сами, кому это может пойти на
пользу?
     -  А сами  о чем  думали?  Захотели  развлечься?  Ты,  образина,  убери
пистолет:  носу щекотно!  -  пистолет опустился. -  Студия?  Сообщение  пока
откладывается. Но не прерывайте связи!
     -  Держись,  мальчик!  -  послышался  ответный  писк.  Сыщик  захлопнул
блокнотик.
     - Так-то лучше, по-дружески, по-свойски!.. - уныло пробубнил он.
     - Не думайте, что откупились - сказал репортер. - Есть у вас сведения о
людях, тайно проживающих в гостинице?
     - Нет,  -  ответил  сыщик.  -  Ничего не  слыхал! А что? Он  весь горел
любопытством.  "Не  врет",  - понял  репортер. Зато телохранитель,  посопев,
вдруг взревел:
     - Не советую!
     - Что-что?!
     - Не советую интересоваться!
     - Повторите сюда! - репортер протянул микрофон.
     - И не  подумаю!.. - телохранитель  поспешно  отступил. -  Вам же хуже,
если нарветесь!
     - Вот как?  - пламень восторга засиял  в востреньких  глазках сыщика. -
Господин журналист...
     - Спокойной  ночи,  - сказал репортер. На площадке он затаился, выждал.
Нет: сыщик не рискнул-таки за ним последовать.
     Он твердо теперь знал, что поиски не будут напрасны.



     Оператор слонялся  возле  гостиницы, добросовестнейшим образом следя за
окнами. В узеньких улочках густела мгла. То зябкая оторопь его одолевала, то
зевота,  но   сонливость  словно  испарилась,  когда  понадобилось  вскинуть
снабженную телеобъективом камеру: в одном из  окон  третьего  этажа вспыхнул
свет.
     Чуть погодя осветились еще два окна - на пятом. "Работает, чертушка!" -
участливо подумал оператор. И он был прав.



     Окно  третьего  этажа   принадлежало   номеру,   трагически  покинутому
постояльцем, - триста девятнадцатому.
     Репортер попросту не удержался от искушения, завидев при свете фонарика
спящего  на  ковровой   дорожке  возле  двери  постового.  Захотелось,  коли
представился  случай,  осмотреть  помещение,  куда  Дамло   допустил  одного
Эстеффана.
     Обойдя причмокивающее во сне препятствие, репортер осторожно взялся  за
торчащий из замка  ключ.  Тот не поворачивался: дверь была отперта. Репортер
толкнул ее. Тут  он  дрогнул.  Мистическое ощущение чьего-то присутствия  во
мраке было столь мощным, что и победить его  не  удалось. Не прикрыв  двери,
ослабевшей  рукою нашарил  он  на  стене  выключатель,  свет  ударил  в лицо
постовому, тот подскочил.
     - Эй, куда? Стрелять буду!
     - Держи!  - репортер выбросил ему  ассигнацию. Сидя на  полу,  постовой
расправил ее с аппетитным хрустом, вымолвил:
     - Господин Дамло узнает...
     -  Все равно  я уже  здесь, -  отвечал репортер,  - ему и так  есть что
узнать... Не  бойся, трогать  ничего не стану, знаю ваши порядки!.. Ого!.. -
он подскочил к столу.
     - А сами трогаете! - постовой схватился за свисток. - Уходите!
     - Ухожу! - ответил репортер, погасил свет и выскочил наружу.
     Нюх говорил ему, что это не последнее открытие, сердце сильно билось не
из-за совершившегося, но от предвкушаемого. Кинув постовому еще одну бумажку
и отойдя от  него на порядочное  расстояние, он связался со студией, передал
свежую  новость  да  заодно попросил  ребят  передать газетам прибавление  к
статье, он  его тут  же  продиктовал  стенографу.  Затем  длинными  скачками
понесся вверх по лестнице.
     Четвертый этаж  ему ничего  не принес,  но впереди как-никак ждали  еще
два. Стремительно, бесшумно заскользил  он по коридору пятого этажа, склоняя
ухо  к  каждой  замочной скважине и хохоча про себя над тем, как это  славно
выглядит со стороны.
     Наконец он услыхал за одной дверью голоса. Он остановился и неторопливо
высвободил газовый наркологический пистолет.
     Первые услышанные  им звуки были  совершенно невнятны.  Низким бухающим
голосом  кто-то, похоже,  о чем-то рассказывал. Изо всей речи репортер вроде
бы разобрал лишь несколько раз прозвучавшее слово "сторож" и не ошибся:
     - Сторож?  -  повторил другой голос, звучавший яснее. Знакомый голосок!
Репортер поднес к  двери микрофон. Пускай себе бубнят. Специалисты при нужде
все разберут, до запятой. - Но ты вошел туда?
     Бухающий голос, видимо, дал отрицательный ответ, потому что  последовал
краткий разнос:
     - Хороши  мои  сотрудники!  Есть  на  кого  опереться!  Ну, а  что  еще
скажут... - репортер не смог различить произнесенного им слова, - ..енты?
     Первый голос вновь забухал невнятно. Однако речь его не была прервана.
     -  Мой голос? Что за байки!  - услыхал  вслед за тем  репортер.  - ..он
врет?
     -  Нет,  -  отвечал  стоявший  по  ту  сторону  двери  -  размеренно  и
равнодушно, - так и было, это правда.
     - Тогда это запись! Обследуйте, кто там живет!
     - Тот, кто стоит  за дверью!  -  таков был  ответ, и  репортер не успел
отскочить, когда дверь распахнулась!..



     Рассветало,  городишко  додремывал, ничто  не шевелилось. Свет во  всех
окнах давно  погас, но  в занятом  журналистами номере  так и не загорелся..
Опасаясь вернуться, оператор изобретал себе занятия: снял разрушающиеся соты
древних   торговых   рядов,   ратушу,   фонтан   посреди   площади,  недавно
восстановленный, только, по скудости  муниципальных средств, каменные рыбы и
днем извергали воду  с чрезвычайной неохотою.  Глядя на  разверстые сухие их
пасти,  он чуть не  зазевался,  но  снайперский  объектив  будто  сам поймал
внезапно  оживившую  пейзаж  подробность: из  ратуши выскочил  г-н  мэр. Без
шляпы, с криво торчащим из кармана платком, он припустил галопцем, в руках у
него  трепыхались   листы  развернутой  газеты  -  когда  только  ее  успели
доставить!..  На  ступеньках  гостиничного  крыльца  градоправитель  едва не
растоптал выходящего г-на сыщика - и  тот успел посторониться и даже  отдать
поклон исчезающей в дверях дородной спине.
     По сей день драгоценная видеопленка хранит эти исторические кадры.



     Солнце   поднялось,   оно  светило  сбоку,   и  радуги   резных  граней
нетускнеющего старинного зеркала напоминали склонившийся на сторону павлиний
хвост, они высвечивали каждый закоулок.
     Машина  в нише,  казалось, загудела  чуть  погромче,  когда Рей вошел в
мастерскую,  Звереныш  бросился навстречу.  Но  Биллендон  с  мрачным  видом
положил на рычаг телефонную трубку.
     - Они его прикончили, - сказал Биллендон.



     Будить гостя не пришлось.
     Он  проснулся с  мыслью: сегодня увидит Ее!  Но, открыв  глаза,  все  ж
взглянул  в  недоумении  на своды и не  сразу поверил  тому,  что  сон и явь
соединились, как  ветви  одного  ствола. На высоких стульях, покрытых грубой
резьбой, можно  было сидеть, в медном тазике умыться,  и сегодня он  вправду
увидит Ее! Он здесь, и Она тоже здесь!
     Накануне  вечером,  стоя  на  склоне кладбищенского  холма и  глядя  на
россыпь огней, - довольно  правильных очертаний, город  был  похож  на некий
гигантский кристалл, сияющий в темноте долины! - странник все-таки дождался:
знакомый лимузин проследовал мимо него, разумеется, с Пассажиркою. Он не мог
видеть Ее сквозь бронированные  и  зашторенные окна салона, но могло ли быть
иначе! Она здесь, Она здесь!
     Что  приснилось  ему  в эту ночь?  Из  торопливых  каракулей  в толстой
тетради следует,  что сон был  смутен и в нем главенствовали два предмета  -
дверь и перчатка. Последнее слово  взято в кавычки и снабжено вопросительным
знаком - "перчатка"?
     Чистенький, сияющий,  с  полотенцем,  позабытым на плече, прыгая  через
ступеньку, припустил он вниз по скрипучей спиральной лестнице. В, мастерской
встретили его молчанием, он не заметил мрачности лиц. Поклонился и сел возле
телефона, ожидая.
     -  А вы были правы,  -  сказал наконец  Биллендон, не сводивший  с него
глаз.
     - Прав? - переспросил молодой человек, приподняв брови, и вспомнил... -
Да это пустяки!..
     - Пустяки? - повторил Биллендон  и  обернулся,  чтобы понять,  куда его
гость так пристально вдруг уставился.
     А тот в каком-то удивлении, пожалуй, растерянности смотрел на зеркало в
дальнем конце помещения. Взгляд Биллендона заставил его спохватиться.
     -  Не беспокойтесь,  -  пробубнил  он, явно  не задумываясь над смыслом
своих слов, - обойдется!..
     -  Вот как?! -  отвечал Биллендон,  продолжая буравить его  глазами.  -
Неохота мне впутывать в дело Дамло...
     - Дамло?..  - повторил  молодой человек. Его ореховым глазам  вернулась
ясность,  губам усмешка.  - Верили бы на слово! Ничего  вы  не  успеете. Она
встает  рано,  сейчас  вам позвонят.  Для беседы, господин Биллендон, у  нас
будет, наверное,  случай,  не надо его торопить! -  Он поднялся. - А  что до
этой истории,  под присягой могу показать, что знаю не больше вашего: чистая
правда!
     И  тут телефон  захлебнулся  длинными,  какими-то сдвоенными  звонками.
Биллендон поднял трубку. Послушал - Понял,  - сказал он. -  Да, не с  глухим
толкуете?  Пускай  приезжает.  А у меня  время  всегда  удобное,  до  самого
закрытия. Угу!..
     Когда он положил трубку, гостя уже след простыл.
     -  Задачка! - сказал Биллендон в  пространство Затем обратился к Рею. -
Послушай, по-моему, к тебе гости.
     -  Ну ее!.. -  раздраженно отмахнулся Рей.  Видно,  известие  о  гибели
приятеля  не оставило  его  вполне  бесчувственным,  как  сперва  показалось
Биллендону.  А  впрочем, XX век  - столетие  убийств, одиночных и  массовых,
столетие  катастроф,  которых жертвы  неисчислимы,  -  вполне мог выработать
иммунитет против известий подобного рода. Кто-то снова погиб -  ну и  что, с
каждым может случиться! Так или иначе, Рей от услышанной новости не дрогнул.
Или же Биллендон попросту плохо его знал.
     - Что будешь делать? - спросил Биллендон.
     - Накопились заказы, - ответил Рей уже невозмутимо. - Я поеду. Запереть
Звереныша или выключить?
     - А что?
     - Пристрелят, - ровно ответил Рей.
     Биллендон, не включая мотора, выкатил из ниши золоченую карету - кошмар
Дамло.  Лишенная  дышла  и  оснащенная  мощным  двигателем,  она  составляла
загадку: какие именно правила уличного  движения должны к  ней применяться и
следует   ли  требовать  от  владельца  предъявления  водительских   прав?..
Префектура же и не подумала ответить на головоломные вопросы!
     Когда  створки  кованых  ворот  отворились  на улицу,  чтобы  Рей  смог
выехать, сирена просигналила о появлении нового посетителя.
     Биллендон неторопливо прикрыл ворота и, заглянув в  прихожую, обнаружил
там г-на  сыщика,  уютно устроившегося  в кресле  за газетой,  -  видны были
только острые кончики глянцевых башмаков.



     Бронированный лимузин выплыл из тоннеля под гостиницей и довольно долго
еще  простоял в окружении  множества любопытных,  которым, кстати,  так и не
довелось увидеть более поздних моделей подобных машин, что не  требовали для
себя  гаражей  -  складывались  гармошкой  - и  дорог,  так  как были  почти
невесомы, сохранив еще лишь надобность в водителе.
     Из подъезда  выскочили два типа в черном, стали возле машины. Красивая,
чуть  полноватая  дама и  девчонка в белом платьице вошли в лимузин, оставив
толпу на площади возбужденно судачить.
     Можно ли без волнения просматривать эту старинную видеохронику?



     - По точным  сведениям,  - сказал Биллендону сыщик,  - ваш дом намерена
посетить высокая особа.
     - И что? - сказал Биллендон.
     Сыщик беспокойно крутнулся, зыркая по сторонам так,  будто  составлял в
уме подробную опись имущества.
     - Не позволите ли присутствовать? - спросил он шепотом.
     - Не позволю, - сказал Биллендон.
     - Не беспокойтесь, - продолжал шепотом умолять сыщик, - я не  собираюсь
болтаться  на  глазах ее превосходительств, я где-нибудь за  шторкой  или  в
шкафчике... - Биллендон не отвечал, давя сыщика взглядом, и тот занервничал.
- Господин Биллендон, мы же старые  знакомые!.. Отчего бы не договориться..,
по-дружески, по-свойски?.. Я готов компенсировать...
     - Что-что?!
     - Да  нет, я  так, я  не  это...  Помните, были у вас неприятности? Вам
теперь есть что терять, и...
     - Господин  ищейка,  - спокойно проговорил Биллендон,  - здесь  вправду
будут встречать призрак, и этот призрак будет ваш! - он протянул руку, сыщик
выскользнул из-под нее, словно птенчик.
     - Вы  не  поняли, - прокричал он, - не поняли: я  хотел предупредить!..
Тс-с,  господин Биллендон,  присмотритесь, сегодня  держите  ухо востро, это
добрый совет, я, учтите, рискую!.. Пустячное содействие... Идут!
     В самом деле: взревела сирена. Два типа в черном вошли и стали по бокам
двери. Зашуршали шелка,  явилась красивая дама, держа в обнаженной опущенной
руке книжицу в лаковой обложке.
     - Ах, это вы, абориген! - сказала она Биллендону.
     - Здравствуйте, как  вам  спалось? Мне  - отвратительной  - Оба типа  в
черном сделали стойку, уставившись куда-то вверх. Дама  взглянула туда же. -
Как? - воскликнула она. - Мой рыцарь?
     На лестнице, испуганный,  торжественный,  сияющий,  в новехоньком,  еще
коробящемся костюмчике,  стоял  ночной  гость  Биллендона. От слов дамы  его
пошатнуло. Но он все же постарался сделать почтительный поклон.
     - Оставьте, - сказала дама, - этикет мне дома надоел. Спускайтесь сюда,
так  трудно  разговаривать.  -  Молодой  человек принялся спускаться ощупью,
будто слепой, не  сводя  с  Нее глаз.  Дама продолжала. - То-то вчера  я  не
видела вас среди публики! Между  прочим, мой милый, я сперва  думала, что вы
агент охраны, пока мне не доложили... Откуда вы узнали, что мы будем  здесь?
Господи, ну где эта девчонка?
     - Раскричалась! -  донеслось из-за двери. - Какой скверный голос, лучше
бы тебе помолчать!
     - Неправда, - возразила дама, - !бой учитель музыки другого мнения.
     -  Еще  бы! -  В  прихожую  влетела, как  солнечный зайчик, девчонка  с
растрепанной  рыжей гривой - г-н Доремю мог бы заболеть, глядя на это словно
бы дымящееся великолепие!  Но ее лицо производило странное  впечатление: оно
казалось выбеленным известкой.
     Зоркости  и быстроте ее взгляда позавидовал бы и сам г-н  сыщик. Однако
тот будто сквозь землю провалился!..
     - Все  в  сборе,  слава  господу,  -  сказала  дама,  -  Покажите  ваши
достопримечательности!
     - Где Рей? - спросила девчонка, подступив к Биллендону.
     - Рей? - повторила дама. - Кто это?
     - Человек, за которого я выйду замуж!
     - Паршивка, - сказала дама, - у нее завелись тайны! Вот из-за чего меня
без конца допекали:  поедем, поедем! Вот из-за чего брошены важнейшие дела и
твой отец оставлен без присмотра! Из-за какого-то дрянного мальчишки К.
     -  Не  дрянной и  не мальчишка: это  Рей!  - перебила  девчонка,  вновь
наступая на Биллендона. - Где он? Говорите, эксплуататор, кровопийца!
     - Рей поехал собирать заказы, - добродушно ответствовал Биллендон.
     -  И  голос  знакомый!..   -  сказала  девчонка,  покусывая   палец.  -
Послушайте, где я вас видела? Давно-давно, еще в молодости?.. Вы  не помните
меня?
     - Нет, - сказал Биллендон. - Ты, должно быть, плохо сохранилась.
     - Я прикажу вас застрелить!
     - Хватит, время дорого, осмотрим дом, - сказала дама - Я хочу, чтобы вы
были моим гидом, - обратилась  она к  молодому  человеку - Но... - заикнулся
тот, оглядываясь на Биллендона.
     - Прошу вас! - Дама взяла его под руку.
     -  Он тут не хозяин, -  ядовито  проговорила  девчонка,  бросив на  них
проницательный взгляд. - Он сынишка хозяина или  мальчик на побегушках,  как
Рей... - Она закусила губу.
     - Оппозиция мне дома надоела, -  сказала дама, - позволь мне хоть здесь
отдохнуть. Прочтите, - она подала молодому человеку книжицу, - и приступим!
     "Суеверные  вымыслы  о  Доме  Колдуна.  -  прочитал молодой  человек, -
копились столетиями, но непредубежденный ум, воспитанный Наукой, может легко
определить первоначальною  причину  заблуждений  Она состоит  в том,  что  в
старину  кузнецы часто обвинялись в связи с  "нечистой силой" Все Биллендоны
были кузнецами, это  их наследственная  профессия, так  удивительно ли,  что
один из них подвергся преследованию "святейшей" инквизиции?
     О нем рассказывают, что еще юношей он скрылся из  города и,  вернувшись
через несколько десятков лет,  уверял окружающих, будто  отсутствовал  всего
лишь несколько часов. Даже в том случае, если так было, ничего таинственного
и необъяснимою  здесь нет. Нередко люди сбегают из дому и в наш просвещенный
век, нередко заменяют истину выгодной ложью.
     Герой   этой   истории  строил  свои  россказни   на  широко  Известных
фольклорных  образцах.  Точно так  же  другие  до него  попадали в  какие-то
странные  места,  в  обиталища гномов или  в замки фей  и,  проплясав  ночь,
обнаруживали, что  прошло  целых сто  лет!  Американский писатель  Вашингтон
Ирвинг  изложил нечто  подобное в рассказе "Рип ван Винкль",  следуя  тем же
фольклорным мотивам. Однако пращур нынешнего  владельца едва не стал жертвой
"псов господних". Согласно сохранившимся документам, он все же сумел бежать.
Осталось неизвестным, в какую сумму  обошлось сие  "чудесное избавление", но
прискорбно,  что в малоудачную легенду верят  и отдаленные потомки,  что  до
наших дней о Доме Колдуна рассказывают небывальщину и предпочитают  обходить
его стороной в ночное время.
     Нетрудно было догадаться, кто сочинил приведенный пассаж, но Биллендону
порой казалось, что  он  слышит  голос  самого г-на  Эстеффана  - так  ловко
передразнивал  чтец аптекаря, которого он, выходит, знает? И  знает также ею
роль в изготовлении путеводителя - ведомый всему городу секрет? Скоро же  он
освоился с  присутствием высокой  гостьи,  что  начал  уже паясничать!  А до
веселья ли, когда в сотне шагов отсюда лежит мертвое тело и разговор об этом
не окончен?
     Биллендон  поймал  умоляющий  взгляд  гостя,  а   тот  внезапно  сменил
интонацию:
     -  "Гарантируем встречу с  призраком  тому,  кто посетит Дом Колдуна! -
гласила готическая надпись над  фотографией  дома  в лунную  ночь.  И  затем
буквами помельче:
     -Здесь   же  делается  ремонт  технических  устройств  любого   вида  и
назначения. Кратчайший срок! Наивысшее  качество! Низкие  расценки! Доставка
на  дом!  Ради  собственной пользы  и  удовольствия  посетите Дом  Колдуна!"
Биллендон почти мог бы поклясться, что слышит теперь голос самого г-на мэра,
властная рука  которого здесь действительно  вторглась  в  текст, без пощады
укротив полемический пыл,  выбросив заключительный. Гимн Науке, и, поскольку
Разум получил свое, потянулась прямиком к  сердцу и кошельку гипотетического
туриста.
     - Осмотреть предлагается дом и мастерскую, - заключил молодой человек.
     -  Не забудь  отметить в осеннем  сочинении, Марианна, что ты посвятила
каникулы изучению  истории страны, - сказала дама. - О  прессе я позабочусь!
Начнем с мастерской.
     -  Это  здесь,  -  сказал ее  гид,  показывая на дверь, - Не  вздумайте
целоваться! -  ядовито предупредила Марианна. - Опять сыщики сфотографируют,
как в прошлый раз!
     -  Доказано, - что это был фотомонтаж, - невозмутимо отпарировала дама.
- Разве ты не идешь с нами?
     -  Очень  ты  этого хочешь?  - девчонка сделала  рассчитанную  короткую
паузу. - Не  буду мешать, - продолжала  с  фальшивым смирением.  - Я осмотрю
дом!  Моим  гидом  будете  вы!  - она чинно протянула руку  Биллендону.  Тот
отмахнулся:
     - Иди, не заблудишься!



     - Ах, какое зеркала - воскликнула Дама. - Ему  решительно нечего  здесь
делать!.. Впрочем, оно меня старит, вы не находите, рыцарь?
     Рыцарь, разумеется, этого не находил.
     Она  оглянулась на дверь,  на ворота, едва притворенные  после  отъезда
Рея.
     - Кто-нибудь войдет!.. - прошептала она. - Ах, все равно!..
     Не  договорив, ухватила провожатого крепко  за  уши,  повернула к  себе
лицом.
     - Ну, дурачок?.. - сказала Дама.



     В  прихожей, кроме Биллендона,  оставались только  два  типа в  черном,
стерегущих входную дверь. Обращаясь к ним, он сказал негромко, насмешливо:
     - Здорово, крестники!
     Типы на приветствие не ответили. Один из них, помедлив, проговорил:
     - Правильно сделал, что не узнал девчонку. Шеф будет доволен тобой.
     - Думаешь, он поумнел? - сказал ему второй тип,  кивая на Биллендона. -
Нас ему тоже лучше бы не узнавать! Шеф...
     - Мне надо  повидаться с вашим шефом, - сказал  Биллендон,  - у  меня к
нему срочное дело!
     - Видишь?  -  укоризненно  обратился второй  тип  к первому.  -  Зря ты
считал, что он исправился! Придется все-таки его чик-чик - и в ямку!..
     Биллендон легонько, почти ласково смазал типа по уху, тот пошатнулся, и
сразу оба выхватили пистолеты.
     - Сейчас вы мне скажете, где  его найти, - сказал Биллендон, не обращая
на пистолеты внимания. - Считаю до трех: раз, два...
     Типы переглянулись, попятились...
     -  Господин   Биллендон,  образумьтесь:  это   рядовые  исполнители!  -
послышался  ласковенький  голосочек  г-на   сыщика,  о  скрытом  присутствии
которого Биллендон, как видно, позабыл. - Разве  может  быть им  доверено?..
Они шефа в глаза не видали!
     - Откуда эта пташечка? - пробормотал в недоумении второй тип.
     - Он правильно говорит, - сказал первый тип. - Господин Биллендон...
     - Как я  догадываюсь, они сносятся только при помощи радио, - продолжал
тем временем сыщик.  - Мне очень жаль,  но  я боюсь, что господин  Тургот  -
хи-хи, не к ночи будь помянут! - сочтет за бестактность...
     Биллендон с наивным видом поскреб в затылке.
     - Но у меня к нему взаправду дело! Я слыхал, что он большой знаток... -
тут Биллендон осекся.
     - По  части  драгоценных  камней!  - подсказал сыщик, сияя. -  И, стало
быть,  вы,  господин  Биллендон?..  -  Он  давился  словами  от нестерпимого
профессионального любопытства. -  Вы, значит, вернулись  из Австралии..,  не
без?.. - "Типы  все переглядывались между собой... - Это было в том железном
ящичке?
     -  Вот!  А ты  говорил... -  пробормотал  второй тип  первому,  потирая
распухшее ухо. Первый отвечал предостерегающим жестом.
     - Много  вы  хотите знать, господин сыщик, - сурово сказал Биллендон. -
Пускай передадут своему шефу:  есть о чем  потолковать без посредников.  Это
первое. Второе: взять у меня то, что я  сам не  отдам,  - это ни  у кого  не
получится!.. Ну, а третье - при встрече с глазу на глаз.
     - Благоразумна - подхватил, сияя, сыщик.
     - Да, - сказал первый  тип. - Кто старое помянет, господин Биллендон...
- Оба типа говорили без акцента!
     - Эй! - послышалось сверху, - Это что там у вас? - Марианна глядела  на
них, свесившись через перила. - Поспорили? Отовсюду торчат силлогизмы! - Она
указала  на  пистолеты,  которые типы  не успели спрятать. - Всем стоять как
стоите, ждать  меня!  -  Каблучки  застучали  по лестнице. -  Это сыщик  там
прячется? Эй, частный  детектив, имейте в виду: нанимает вас папочка, но  по
счетам  платит мамочка - и никто другой! Хорошо понимаете намеки? Я могу еще
понамекать!  -  Она остановилась  посреди  комнаты,  ее  живые  скорые глаза
глядели  с набеленного  лица, как  из-под  маски.  -  Вижу, кого тут в споре
победили! -  сказала Марианна, уставясь  на ухо  второго типа,  продолжающее
распухать.  -  Отдайте  сюда пистолеты!  Этот  я  дарю вам, -  она  швырнула
Биллендону один из отобранных пистолетов, -  этот возьму  себе: давно  такой
хотела,  а  то  у  меня  браунинг  -  кошку  не пристрелить!..  -  Массивный
пистолетище с глушителем сразу оттянул  ее сумочку. - А теперь пошли вон, вы
уволены!
     Типы ринулись в дверь, едва ее не выломав. Сыщик, пометавшись, выскочил
следом. Марианна повернулась к Биллендону.
     - Вы думаете, я вас не узнала? Я вас сразу узнала, их - нет, интересно,
почему? Из-за  масок  или  из-за того, что  они  вправду  ведь  выписаны  из
Чикаго?..   Странно:   если   я  раз  кого  увидала...  Ага:  обоим  сделали
пластическую операцию,  они научились акценту,  но  с  вами я  слышала,  как
разговаривают! Ну,  мамочка,  ну,  папочка...  Значит,  вы здесь живете? Мне
всегда хотелось вас  повидать, честное слово, я очень рада! - Она  с разбегу
кинулась Биллендону на  шею  и влепила ему в  щеку поцелуй,  - Черта едва мы
теперь  с  вами расстанемся,  папочке с  мамочкой  придется  придумать...  Я
сердилась на вас из-за Рея: мне пришлось попросить генерала, чтоб его нашли,
ужасно не люблю его  просить!  Но я не знала ведь,  что это  вы, что это вас
зовут Биллендон, я больше не сержусь, не беспокойтесь,  пожалуйста!.. Где же
все-таки  Рей? Знаете, жаль, что вы не его  отец, мне бы  это понравилось...
Послушайте-ка!.. - Марианна перешла на шепот.  - Он не говорил вам, кто  его
родители? Нет? Он странный человек: мы учимся вместе всю жизнь,  я три года,
в него влюблена  -  и до сих пор не  знаю, из какой он семьи! Представляете:
этого  никто не  знает! У него трусят спрашивать, ректор ничего не  говорит,
можно,  конечно, сказать генералу, чтоб выяснил, но ужасно совестно!.. А где
Машина? Биллендон указал на мастерскую.
     - Дрянь! - с ненавистью крикнула девчонка. - Все из-за нее:  лето даром
пропало!.. Ну,  не  будем им мешать, -  проговорила тут  же рассудительно, -
успею на нее налюбоваться... Когда он вернется?
     Биллендон пожал плечами.
     - Попляшет, голубчик!.. А  вы помните, как мы их лупили? - она  кивнула
на входную дверь, за которой скрылись типы в черном.
     - Воркуют как  голуби,  -  сказал  Дама, входя с провожатым  и  услышав
дружный  смех.  - Как это вы поладили,  научите! Нам пора ехать.  -  Молодой
человек  побледнел. - Вы поедете с нами: мы знакомы теперь, могу  пригласить
вас  даже   во   дворец...  Превосходный   гид,  пустышка!  Учись   выбирать
поклонников. Твоего  Рея я  еще  выведу на чистую воду! Счастливо, абориген,
благодарю вас!
     - Не  прощаюсь,  сегодня  увидимся,  -  сказала в  дверях скороговоркой
Марианна.  -  Два слова мамочке -  и  опять к вам! Если  по  дороге  его  не
поймаю!..
     Когда лимузин уже отъехал, послышался еще один голос:
     - Искренне надеюсь сохранить вашу дружбу, господин биллей дон!
     Сыщик не стал дожидаться ответа.



     Оператор  не  упустил  момента,  когда   на  площади  посреди  публики,
ожидающей  лимузин  с  высокой  гостьей,   появился  бледный  неистовый  г-н
Эстеффан.
     Он влез  на парапет фонтана; желая опереться о голову одной из каменных
рыб, нечаянно залез в мокрую пасть, поморщился, встряхнул ладонь и возгласил
вибрирующим голосом:
     - Сограждане! Друзья и пациенты!..
     Вышеупомянутые, привлеченные странным поведением я видом аптекаря,  без
того  уж теснились  к фонтану,  однако  тут  как  раз появился  лимузин, все
отхлынули - на время...
     Г-н Эстеффан словно бы этого не заметил... Но все же, прежде чем начать
свою проповедь, наш пророк-дебютант не утерпел исподтишка проводить взглядом
громадную машину,  завершавшую вираж у гостиничного  подъезда, и, чего греха
таить, в огненных очах мелькнуло любопытство...



     Странник был  как во сне. Впрочем, это обмолвка: во  снах он куда яснее
воспринимал  окружающее,  куда  увереннее  действовал:  как-никак сказывался
опыт!
     Он помог Даме войти в машину, и Она не отпустила его руку!
     Типы в черном стояли с боков,  испуганно сопя,  у одного вздулось ухо -
сделалось  буквально  в ладонь толщиной. Однако проза всего окружающего лишь
почему-то  увеличивала  ощущение  нереальности, владевшее странником  с  той
минуты, когда он увидел Даму в дверях.
     А  во  сне  он  бывал  попросту  счастлив  -  или  ожидал,  что  станет
счастлив...
     Марианна влетела за ними в салон, типы в черном двинулись следом.
     -  Вон!  -  бешено  закричала  девчонка.  -  Станьте  на  подножку,   -
распорядилась Дама. - Что ты взъелась на бедных парней?
     - Не знаешь?! - ядовито прошипела Марианна, захлопнув дверь.
     - Да, не знаю.
     - А я узнала! Нет, он узнал!
     - Кто? Говори, наконец, толком!
     - Ах, кто?! Ты  и его  не знаешь, бедненькая, -  человека, которого мне
всю жизнь обещают найти, устроить  для него торжественный прием и наградить,
да вот никак, несчастные, не могут!
     - Так, - озадаченно произнесла Дама после длительной паузы. - Но это не
та  история, которую должна  помнить нация, -  отчеканила она.  -  Не думаю,
чтобы следовало теперь... И, конечно, было легкомысленно  со  стороны твоего
отца, учитывая твою зрительную  память, допускать чтобы... Да, в этом доме и
вправду встречаются призраки, как погляжу! Поклянитесь молчать обо всем, что
узнаете! - обратилась Она к молодому человеку.
     Он лишь кивнул...
     -  Наглядитесь и наслушаетесь!  - пообещала злобно Марианна. - А  потом
вас пришьют по приказанию папочки. Или мамочки, когда вы ей опротивеете. Или
генерала,  если  начнете  болтать.  Нашел, с  кем  путаться!  Послал мне бог
родителей!  Конечно,  это  был  какой-нибудь  предвыборный  трюк, мне  давно
следовало догадаться!
     - Мы немедленно уедем отсюда, - сказала Дама.
     - И не подумаем!
     - Ничего не хочу слушать!
     - Еще как выслушаешь! Мы  остаемся до  конца каникул.  Здесь прекрасный
климат. Во дворец и на биржу можешь отсюда звонить - а чего тебе еще надо?
     - Ты, кажется, вздумала...
     -  I Это ты не вздумай со мной спорить: оппозиция  назавтра все узнает,
меня-то вы,  надеюсь,  не  пришьете,  на меня  можно  организовывать  только
липовые...
     - Тс-с!..
     -  Я,  мамочка,  говорю серьезнее некуда, я знаю,  куда начнешь  сейчас
звонить,  что говорить,  -  так ничего не вздумай  затевать! Вот мои  вам  с
папочкой условия: Биллендон должен  быть  жив  и здоров и Рей  тоже! Я  тебя
понимаю - поживи с твое с нашим папочкой, в твою личную жизнь не вмешиваюсь,
не вмешивайся в мою, на этом точка!
     - Могу я хотя бы навести  справки  об  этом Рее?  -  спросила осторожно
Дама.
     Марианна призадумалась, куснула себя за палец, ответила с досадой:
     - Наведи!..
     - Превосходно, детка, я на все согласна: мир! - Она с опаской погладила
дочь по волосам, шутливым тоном обратилась к страннику:
     - Не сделаете ли одолжения высечь эту девчонку?
     - С удовольствием, если мадмуазель разрешит! - отвечал он весело.
     - Браво, дед! - сказала Марианна, взглянув на него с презрением в упор.
- Черт знает, где-то я его тоже видала! Ну, счастливых похорон!
     И она первой вышла в отворившуюся дверцу: машина остановилась.
     Молодой человек увидал впервые наяву здание  новой  гостиницы,  ратушу,
торговые ряды, фонтан... Он видел удивленные взгляды, слышал свист мальчишек
в толпе... Все впечатления  оставались, однако, зыбкими, словно бы лишенными
подлинной достоверности.
     - Мать, заметь  вон  того человечка:  это  сыщик!  - вполголоса сказала
Марианна. - Пока! Стоп, я забыла: папочка собирался поехать через Париж!..
     Только ее и видели...
     Молодой человек слегка опомнился только в лифте, мягкий толчок которого
отрезвил его, но тут же стало хуже, он испугался, что закружится голова... И
по-настоящему  пришел в  себя только  в  апартаменте, когда  Дама  повторила
нетерпеливо:
     -  Что  с  тобой?  Тебе  плохо? Садись!  - и  сама  ослабила на его шее
галстук.
     Он уселся у  стола,  на котором  трещал  телетайп  и  звонили  враз три
телефона.
     - Мой секретарь заболел, - сказала  Дама. - Ты  заменишь ею и покажешь,
на что способен! - Она подняла трубку:
     - Поездка по городу? Нет. - Во вторую:
     - Я позвоню сама. - В третью:
     - Не  беспокойте  меня сейчас. - Телефоны  умолкли,  телетайп продолжал
что-то выстукивать  Надев очки, она  просмотрела полученные сообщения, взяла
трубку,  набрала  номер. -  Да,  это  я. Покупайте! -  трубка снова легла на
рычаг. Дама набрала другой номер. - Поездка  президента  отменяется. Никаких
намеков. Особые соображения. - Она призадумалась над клавишами  телетайпа. -
Марианна,  Марианна...  Ранняя  птичка!  -  Принялась ловко  выстукивать  по
клавишам. - Она уже знает, за кого выйдет замуж! Впрочем,  я тоже это знала.
Правда, мне  было уже больше семнадцати Суженый  попробовал  сопротивляться:
"Для  этого, ме-ме, необходимы, кажется, золовка, свекор, деверь, шурин",  -
говорит он. Я  отвечаю: "Ждут внизу, в автобусе, в том числе  и папочка твой
драгоценный  и мамочка, хотя для этого их чуть не пришлось связать. Вот фрак
по  твоей мерке,  ужин в  "Континентале" через сорок минут, и  никаких твоих
"ме-ме" чтоб больше  я  не слыхала!" О муженьке ничего хорошего, правда,  не
скажешь, по  в  целом  - это  все-таки  удачный брак!..  Господи, кому я это
рассказываю! Расстроился, глупенький?..
     Дама   сняла  тяжелые   очки.  На  прелестнейшем  из  носиков  остались
натруженные красноватые пятнышки.
     -  Сделай  одолжение, открой краны в ванной, -  попросила  она,  - пора
освежиться! Я тем временем покончу с делами!
     Вернувшись, он застал конец приглушенного разговора по телефону:
     - Сделать ничего нельзя: ты ее знаешь... Он? Я думаю, сам известит, как
обычно,  не вздумай  искать  контакта, это нам... Пока!  - чмокнула  трубку,
положила ее на рычаг.
     Через минуту из ванной сквозь плеск воды донеслось:
     - Голубчик, здесь, оказывается, нет телефона, принеси который-нибудь!
     Он послушался.
     Из высокой пены Она потянулась к нему, влажными горячими губами тронула
ухо,  он  блаженно  оглох...  Но заметил,  что  лепестковые  губы  обрамлены
тоненькими морщинками.
     - Сядь здесь, рядом. Дай сигарету.
     Телефон резко зазвонил. Покрытая пеной рука приняла трубку.
     -  Опять  ты?  Как?!  Даугенталь?!  Тебе  повезло,  что  я  здесь!  Да,
непременно.  Да, я займусь! Разведка? Оккультный отдел -  чья  это фантазия,
могли  придумать  поприличней наименование!.. Я  вызову их,  разумеется. Все
будет  сделано, не  беспокойся!.. Свяжись  с генштабом!.. Вот  как? Молодец!
Пускай заткнут рты  газетчикам и перекроют дороги! Да, десантная часть - это
всего надежнее! Она вернула трубку, улыбаясь.
     - Это очень спешно, - сказал Она,  - но  я все равно  не спешу!.. О чем
думаешь, дурачок?



     "Итак, д-р  Д, исчез без  следа из своей  резиденции, охраняемой  всеми
секретными службами как объект No 1, исчез, может быть, задолго до того, как
его отсутствие  было  обнаружено, - и  ни  одна живая душа, ни  одна система
сигнализации не подала сигнала тревоги.
     Д-р Д. - самая таинственная личность во всей  мировой науке. Он никогда
не появлялся  на  телевизионном  экране и  не давал  никаких интервью.  Даже
теперь не  опубликовано описание его  примет, газеты не  получили  обещанной
фотографии.  Некоторые  высказывают  догадку,  что  газетному  расследованию
создаются намеренные препоны, однако на самом деле в этом могут быть повинны
беспрецедентные  меры безопасности,  применявшиеся для  его охраны. Я  готов
поверить в то, что и самим секретным службам неизвестно, каков был искомый с
виду!
     И все-таки за этой глухой броней существовал  живой человек, из плоти и
крови. Нами добытые крохи биографических сведений даже трогательны: академик
и лауреат происходит из безвестной семьи, которая была вынуждена  кочевать в
поисках  работы  и  куска хлеба.  Детство его прошло в ночлежках,  трущобах,
бидонвилях,  посреди  пьянства  и  поножовщины.  Школы  он  не  посещал,  но
рассказывают,  что однажды  маленький  Д,  нашел посреди  мусора  изодранную
книжку с картинками,  склеил, попросил какого-то бродягу прочитать ее вслух.
Тот будто  бы согласился, потребовав  в  уплату бутылку фальшивого  рому, но
смог  осилить  лишь  одну страницу.  Д,  запомнил весь текст наизусть и,  не
надеясь больше ни на чью помощь, уселся за книгу сам, чтобы начинить смыслом
типографские закорючки.  Так  он  научился  читать,  затем  изобрел  целиком
арифметику,  во  многом  отличающуюся от общепринятой, некоторые принципы ее
нашли затем широкое применение.
     Подростком  он самостоятельно  предпринял  ряд научных  исследований  и
сделал открытия, которые привлекли к нему весьма специфическое внимание... С
тех пор его жизнь  - одна из важнейших государственных тайн. В ученых кругах
о нем ходят легенды,  существует почти суеверное убеждение,  что он способен
разрешить  любую проблему, - она  только должна  быть  перед ним поставлена!
Трудность  заключается   лишь  в  том,  чтобы  понять  достигнутое  решение,
перевести его на язык, доступный обычным  ученым. Именно  с  целью облегчить
эту процедуру д-ру Д, было якобы дано университетское образование, в котором
он сам нисколько не  нуждался.  Обучали его, по слухам, заочно, точно так же
были  ему присуждены  все  его  степени  и звания.  Кажется,  д-ру  Д,  даже
нравилось вести жизнь отшельника, правда, в весьма комфортабельных условиях.
Говорят, он  ни  с кем не общался, однако все  теперь случившееся наводит на
мысль: не бывало ли и прежде отлучек, которые прошли незамеченными?
     Согласно ведущей версии,  д-р Д, похищен неизвестными злоумышленниками,
которые с  большой  ловкостью  подготовили  и провели  операцию.  Слухам нет
числа, намекают  на  банду Тургота, соучастие неких разведок... Единственное
доказательство - так называемые "следы борьбы".
     Лично мне  кавардак  в доме  Д, показался не лишенным системы.  Полиция
могла  бы  знать, что  г-на  члены Национальной Академии способны в одиночку
натворить  больше беспорядка, чем пятеро  буйнопомешанных, -  если, конечно,
при них не состоит бонна, чтобы вытирать им нос...
     Словом,  обстановка  жилища  ничуть  не   говорит  в  пользу  версии  о
похищении. Напротив, судя  по  всему, здесь обитал малорослый,  слабосильный
человек, с которым любой мог бы управиться безо всякой борьбы Отчего  же эта
сомнительная  версия пылко пропагандируется? Да попросту оттого, что полиция
не уверена  в  исходе поисков,  а для  прессы,  не  в  обиду  коллегам будет
сказано,  ничего  не  может  быть  лакомее:  лучшая  находка, основание  для
многосерийных   сенсаций.   В   печати  уже  промелькнули  и  новое   оружие
террористов, и загадочная лаборатория в  Антарктиде, и  следы Д,  на острове
Целебес, а то ли  еще  будет! Чего не предпримут злоумышленники, завладевшие
человеком,  который  изобрел  трондруллий!  Намекается  на  какое-то   новое
открытие д-ра Д. - главную будто бы цель похитителей.
     Да, новое открытие существует!
     Я  начал  свои поиски с  изучения публикаций  д-ра  Д.  Оказалось,  что
плодовитый прежде ученый за последние три года ничего в журналах не печатал.
Приватным образом  выяснилось, что особо  заинтересованные  ведомства  также
ничего в эти годы не получали. Получили другие: и  Бенаресе микроскопическим
тиражом  на  средства  автора  выпущен  объемистый   труд  под  названием  -
ухватитесь за стул, мой читатель - "История  волшебства". В предисловии  д-р
Д,  оповещает,  что  намерен  заниматься только этой темой и  напечатать  ей
посвященную трехтомную монографию. Здесь же он свидетельствует свое почтение
"г-дам волшебникам" и восхищается их научными достижениями!
     Д-р  Даугенталь  полагает, что волшебство  есть нормальная человеческая
деятельность,  обеспеченная скрытыми силами нашего организма, любой из нас к
ней способен,  имеет для нее все необходимое, препятствие также заключено  в
нас самих, в нашем эгоизме, корыстолюбии, злобности, во всем том, что делает
человека хищным, опасным животным. По мере избавления от этих качеств, будут
исчезать ограничения для сверхдальнего восприятия, для познавательной мощи и
для такого  рода действий, который  мы сейчас, по мнению  д-ра Д.,  напрасно
почитаем  сверхъестественным.  Это  всего  лишь новая и  не  самая последняя
ступень нормальной человеческой  эволюции! "Неживое  стремится стать  живым,
живое  - разумным,  разумное может  выбирать,  но  должно  стремиться  стать
духовным",  -  говорит  д-р Даугенталь. Духовность  он понимает как служение
всему  сущему  -  дереву,  камню,  цветку,  собственной   собаке  на   общем
эволюционном  пути,  работа  на пользу  эволюции,  для  которой  дух  станет
двигателем,  а  разум  -  его  инструментом... Соблазнительная  перспектива!
Однако д-р  Даугенталь  настаивает  на  праве  разумного  существа  свободно
избрать  свой путь, оно тем и отличается  от прочих, что его эволюция должна
быть  сознательной. Он предупреждает  о  том,  что из-за этого человечество,
возможно,  разделится на обособленные виды, как  разделились  его  обезьяньи
прародители. "Те, кто не пожелает  двигаться  по восходящей, - говорит он, -
останутся ходить на  двух  ногах, добывать деньги, придумывать новую еду или
новые технические устройства - костыли своей цивилизации",  - странные слова
в устах  человека,  придумавшего  столько "костылей"!  - а благороднейшие из
них,  - продолжает  д-р  Д, -  будут думать  о том, как  накормить,  одеть и
обеспечить техническими  устройствами  всех  поровну Если  они это  сделают,
останется подумать, как сделать это еще лучше, и видеть в такой работе смысл
жизни, своей  и всего человечества, чтобы оно кушало, одевалось, веселилось,
чтобы  оно избавлялось от  лишней работы для  того,  чтобы еще  больше людей
могло придумать, как развеселить, во что одеть и чем накормить человечество.
Превосходная цель, пока есть голодные, голые, грустные. Ни когда все  станут
веселы и беззаботны, то цель превратится в простое занятие. Чем ее заменить?
Освоением космического пространства? Чтобы  кушать, одеваться, веселиться на
других планетах!?
     Д-р Д, заходит еще дальше, выдвигая, как гипотезу, что такое разделение
человечества   произойдет  не   в   каком-то  неопределенном  будущем:   оно
происходило  в прошлом,  происходит  теперь  и будет  происходить всегда. Он
сравнивает   разумные  живые  организмы  с  радиоактивными  веществами,  чьи
превращения,  обязательные,  в  конечном  счете,  для всей массы,  подчинены
строгой периодичности и  дозировке. Из  этого  следует, что  некоторые особи
нашего  вида могли  далеко опередить всех  остальных и  находятся даже - кто
знает? - на различных ступенях эволюционной лестницы! В таком случае, задача
этих  духовных  существ  -  наставить  нас  на  истинный  эволюционный путь,
помогать нам в этом и  контролировать не  очень-то легкий процесс. Возможно,
причем,  что такой  контроль  осуществляется автоматически, с помощью особых
устройств, о которых д-р Д, говорит намеренно глухо. Однако  для нас эти его
намеки оставляют особенный интерес, в чем читатель скоро убедится.
     Возможно  также,  что подобные  устройства были  созданы  когда-то  для
других  целей,  что они  есть  наследие  древнейшей из  цивилизаций.  Д-р Д,
допускает такую  возможность. Но само существование их  не вызывает  у  него
сомнений, он  даже точно  указывает географический  пункт,  где  одно из них
расположено.  Это  маленький  городок  на  окраине  нашей  страны,  название
которого я вынужден временно  утаить - не  столько от  читателя,  сколько от
сотоварищей по расследованию.
     Итак,  что  случилось? Вот  разгадка:  д-р  Д,  надел шапку-невидимку и
сапоги-скороходы,  затем   с   помощью  разрыв-травы  покинул  бронированное
убежище. Неизвестные злоумышленники  во  главе с легендарным Турготом заняты
ритуальными плясками и бормотанием колдовских заклинаний!
     Пусть читатель  сам  теперь рассудит,  имело  ли  для кого-нибудь смысл
похищение д-ра Д. Я думаю, кое-кто скажет, что его и искать-то не стоит.  Но
поиски не будут прекращены. Одни от них не отступятся ради чести мундира, не
отступится и тот, кого интересует не детективная загадка, а парадокс  личной
судьбы выдающегося человека.
     С этой целью направил свои стопы в городок, пользующийся исключительным
вниманием автора "Истории волшебства", ваш специальный корреспондент".
     Эта первая  статья содержалась в вечернем выпуске "Сплетницы", как была
прозвана почтенная столичная газета.
     Дамло,  морщась, с трудом одолел ее, ехидства и намеков не обнаружил, а
потому удовлетворенно  хмыкнул и принялся за утренний выпуск, доставлявшийся
одновременно с вечерним.
     "Этот городок найдешь не на каждой карте,  хотя древность его почтенна,
- продолжал здесь репортер. - В  течение долгого  времени он был  совершенно
заброшен,    причиной   возрождения   послужил   памятный   земельный   бум.
Предприимчивый  мэр  сообщает  в  подробностях,  как  была   сведена   дикая
растительность,  заполнившая эти  улицы, как восстанавливались строения и па
месте  безнадежных  развалин возведено было  тривиальнейшее здание городской
гостиницы  - гордость муниципалитета.  Печальная  судьба  - возродиться  для
прозябания?" Далее репортер  живописал торжественную встречу,  дал несколько
забавных характеристик туземцам. Пародируя тон светской хроники, рассказал о
званом вечере в аптеке...  Тон  статьи сразу переменился, когда речь пошла о
трагическом ночном происшествии. Здесь Дамло, читая, начал хмыкать: репортер
писал о нем самом.
     "Как? - думал  я. - Неужели этот полицейский служака  низшего  разбору,
туповатый,  низколобый,  заспанный,   плохо  выбритый,  способен  раскрывать
загадочные преступления? Да ему не под силу разобраться и в семейной ссоре!
     Я  был  неправ.  Окружающие  заверили: сержант  нагнал такого страху на
преступников, что в  пределах его участка  считается  невозможным  не только
осуществить - задумать  хотя бы мелкое  правонарушение. Такая репутация, без
сомнения, приносит  выгоду г-ну  Дамло в его деятельности.  Теперь он дал ей
новое подтверждение:  на  моей  памяти  это  первый  случай,  когда  полиция
появляется на месте вовремя".
     -  Вот, язва, как чешет!  - огорченно проворчал  Дамло. - Небритый был,
верно... Опять нагоняй!..
     "Сержант любезно пригласил нас присутствовать  при допросе горничной, -
врал  репортер, - единственной свидетельницы. Он вел допрос  в  присущей ему
грубовато-добродушной   манере.   Однако   произошла    осечка:   горничная,
страдающая, скажем сразу, легкой формой эпилепсии, показала лишь, что она по
нечаянности уснула посреди коридора!
     Храбрый сержант отказался дать нам  интервью. Оставалось  надеяться  на
свои  слабые силы. Позабыв на время о  загадке  д-ра  Д.,  ваш корреспондент
предпринял  собственную попытку расследования. Тому способствовали некоторые
новые обстоятельства".
     Дамло  схватил  карандаш. Красной чертой начал заводить рассказ  о том,
как репортер отправился в свею рискованную экспедицию.
     "В дверь номера 319 я проник, обманув бдительность полицейского стража,
приставленною к ней г-ном Дамло".
     Дамло, сопя, поднял трубку.
     - Ты? - рявкнул он, заслышав голос постового.
     - Я! - отозвался тот, дрожа. - Так точно, господин Дамло!
     -  Как  было  велело?  Чтоб  муха  не  пролетела!  Постовой  забормотал
оправдания.
     - Ладно, - пресек их Дамло. - Сколько ты с него взял? Врать не вздумай?
     Постовой, заикаясь, назвал сумму.
     - Принесешь  пива, - после краткого  раздумья приказал Дамло  и положил
трубку. Постовой же с  горечью подумал: "Говорил  же ему, что господин Дамло
все равно узнает!.." Дамло продолжал читать:
     "Здесь   ожидало   меня   потрясающее  открытие.   Не  ждите  кошмарных
подробностей. Их не  было.  Но буквально за минуту до моего появления кто-то
спокойно  пил  здесь  кофе. Чашечка не  успела  остыть.  Дальнейшему осмотру
помешал пробудившийся полицейский.
     Интересно, что скажет, узнав эту новость, наш славный г-н Дамло?"
     Дамло прохрипел:
     -  Подковыривать?! - Он опять  поднял  трубку.  - Загляни  в охраняемое
помещение, доложи, что и как. Мне, конечно, кому же еще!



     -  Две или  три дивизии? - повторила  мадам  президентша  в  телефонную
трубку. - Господи, о чем они хлопочут в этот исторический момент!  Скажи им:
пусть  проведут  по статье маневров, а союзничкам  после предъявим счет, они
тоже заинтересованы... Он  звонил?  - Она заговорила  тише. - Скажи ему: сам
виноват.  Не  позволяй торговаться, тем более афишировать... Это шантаж! - И
опять громче: -  Господ  из военной разведки я вызвала,  скоро придут. - Она
прикрыла  трубку ладонью, зашептала  молодому  человеку:  - Кошмар, придется
тебе, бедненькому, поскучать! - И снова в трубку:
     -  Я сообщу,  не беспокойся!  - Трубку чмокнули и положили  на рычаг. -
Надень галстук.  Сядь  за  стол, разбросай  бумаги, задумайся!  , Она нажала
кнопку вызова.
     Через минуту таинственный незнакомец,  свершавший накануне свои подвиги
в аптеке г-на Эстеффана, стоял навытяжку перед ее креслом.
     - Армейская разведка, управление науки, начальник оккультного отдела! -
представился он.
     - Впервые слышу о таком отделе, - солгала президентша,  разглядывая его
с брезгливым любопытством.
     - Создан на базе лаборатории гипноза и телепатии, - доложил незнакомец.
- Это произошло после того, как доктор Даугенталь...
     -  История меня не интересует! - оборвала  она. - Что за  люди?  -  Она
указала на двух столбами замерших у двери сотрудников незнакомца.
     - Из поисковой  группы,  ваше превосходительство!  Слева  реципиент, то
есть  человек,  способный  непосредственно воспринимать чужие мысли.  Справа
индуктор, он может транслировать свои.., или те, что прикажут!
     - Кому?
     - Любому реципиенту или же лицам, мною загипнотизированным!
     - Вы, значит, гипнотизер?
     - Так точно!
     - Ну и компания! - сказала президентша. - Их присутствие необходимо?  -
На прелестном личике промелькнула гримаска.
     - Оно желательно, - заискивающе произнес  гипнотизер. - Оба состоят при
мне   для  связи  с  остальными  как  приемник  и  передатчик,   обеспечивая
бесперебойное  поступление  информации.  Можно считать,  что  их здесь  нет,
поскольку,  для пользы дела, я держу  их в сомнамбулическом трансе,  но если
вашему превосходительству неприятно...
     - Стерпим, -  сказала президентша.  - Только смотрите у меня: без  этих
ваших штучек!
     - Я не посмел бы...
     - Так какого дьявола уставились, будто волк на Красную Шапочку?
     - Волосы, мадам! - зачарованно прошептал он, слегка  забывшись. - Какие
волосы, бог мой! Если бы вы позволили их причесать...
     -  Я  хожу,  по-вашему, растрепой?  -  Она в  гневе тряхнула искрящейся
каштановой волной. - К делу, хватит этой чепухи!
     Гипнотизер подавился вздохом.
     -  На  след  доктора   Даугенталя  первым  напал  присутствующий  здесь
реципиент, это произошло  вчера утром, сразу по  получении задания.  К  нам,
ваше  превосходительство,  должен  с  прискорбием  отметить,   обратились  в
последнюю очередь. Отношение  к отделу неправильное, обстановка  в ведомстве
тяжелая, говорю вам открыто! Насмешки...
     - Я сказала: к делу!
     - Но  если вашему  превосходительству не будут известны причины  нашего
промаха...
     - Ага, так был промах! О нем и докладывайте.
     -  К  моему сообщению не отнеслись  серьезно. Я предпринял операцию  на
свой  страх и риск, только с ведома,  но не  по приказу... Даже транспортные
средства пришлось одолжить! - вырвалось у него с горечью.
     - Понимаю, - ободрила его президентша. - Но вы прибыли...
     - След был слабый, случайный, в  довольно неустойчивом  сознании одного
только здешнего жителя - аптекаря. Несмотря, ваше превосходительство, на то,
что  мои  люди  подобраны  наспех, обучены  недостаточно,  а  несовершенство
методики, происходящее,  пользуюсь  случаем сказать,  из-за  того,  что  нам
выделяют   мало...  -   Под   ее   взглядом   он  осекся   -   Мы   выяснили
местонахождение...
     - Точно здесь? - с живостью перебила президентша.
     - Был здесь, - бормотнул гипнотизер, отступив на шажок.
     - Как  - был? - Дама поглядела на него поверх очков, словно на какое-то
нечистое насекомое. - Вы что же, его упустили?
     -   В  результате   всех  тех  обстоятельств,  -  печально   проговорил
гипнотизер,  -   о  которых   я  имел  несчастье  вашему  превосходительству
докладывать...
     - Ну?!
     - Нас опередили...
     - II где он теперь?
     Гипнотизер возвел глаза к потолку.
     - Где несть печали и воздыхания...
     - Это как? Умер, что ли?
     - Убит, ваше превосходительство!
     - Десять минут назад президент говорил о нем живом!
     - Вероятно, не успели доложить...
     - Черт побери, кто это сделал? Гипнотизер облизнул пересохшие губы.
     - Кое-что... Кое-что нам известно, ваше превосходительство, мы выяснили
своими средствами...  Но самые достоверные сведения можете получить  у  того
агента, который дежурил ночью возле вашей двери.
     - Что?! И он знает?..
     - Принимал непосредственное участие в акции...
     - Вы отвечаете за свои слова?
     - Я не рискнул бы...
     - Я  рискну!  -  сказала  президентша, сбрасывая очки, нажимая  с силой
клавишу вызова.
     - Хочу  предупредить, - боязливым шепотом быстро проговорил гипнотизер,
- оба агента - люди Тургота! Президентша смерила его взглядом.
     -  Выходит,  по-вашему,  господина  президента  и  его  семью  охраняют
гангстеры? - спросила она,  не  обращая  внимания  на отворившуюся  дверь. -
Печальное заблуждение!
     - Ваше превосходительство!.. - закричал шепотом гипнотизер.
     - Сменщика! Живо! - приказала она стоящему в двери телохранителю.
     Дверь закрылась. Гипнотизер обреченно молчал.



     Телохранитель и  не подумал отпираться, равно  как  и раскаиваться.  Он
получил приказание выстрелить  по  неподвижной цели из  духового  пистолета.
Выстрелил и, конечно, попал.  Остальное не его ума дело. Человека, отдавшего
приказ, знает и может доставить  сюда,  если ее превосходительству будет это
угодно.
     Ей было угодно.
     - Конкурирующая служба? - произнесла она с  насмешкой, когда  перед ней
появился  доставленный  телохранителем  человек,  чью  элегантность  портила
повязка  на черепе - до самых бровей. Гипнотизер уставился на  эту повязку с
нескрываемым подозрением.
     - Тайная полиция, - ответил вновь пришедший, отворачивая лацкан.
     - Уберите брошку, - сказала президентша. - Я вас слушаю.
     -  Был  приказ взять живым  или  мертвым,  - скупо  отвечал  обладатель
всемогущего жетончика.
     - И можно было взять живым!.. - подсказала президентша.
     Элегантный  человек  покосился  на гипнотизера  с  компанией и  ответил
внушительно:
     - Да, но не таков был приказ.
     - Иначе тайная полиция могла  остаться на бобах, -  с горечью  уточнила
президентша. - Из этих соображений вы лишили нацию славы и платы за патенты,
ослы! Вы кормились Даугенталем, не удивлюсь, если вас разгонят! - Она нажала
на  клавишу вызова  дважды.  -  Все  арестованы!  Взять  их, -  обратилась к
телохранителям,  -   обезоружить   и   изолировать!  Назначается   служебное
расследование.
     Агенты зазвенели наручниками.
     Элегантный  человек  не   оказал  сопротивления,   но  когда  дошло  до
гипнотизера,  пальцы  реципиента   внезапно  выбили  дробь.   Морзянку,  как
выяснилось после.
     -  Ваше  превосходительство!  -  вскричал гипнотизер,  заслонив  своего
сотрудника  от взгляда  конкурента. - Прикажите  удалить этого  человека:  у
моего подчиненного имеются новые важные сведения!
     -  Какие уж  тут  новости! - произнесла со  вздохом  президентша. - Ах,
никто нам не вернет Даугенталя!
     Однако  любопытство  взяло  верх.   И  следующие  несколько   минут   в
апартаменте были посвящены прослушиванию проповеди г-на Эстеффана на площади
перед ратушей.



     Этой волнующей проповедью был вынужден заинтересоваться также Дамло.
     . Пиво  запаздывало, он вновь позвонил постовому,  и  тот вперемешку  с
оправданиями сообщил, как маловажную, новость, от которой начальника бросило
в жар.
     -  Что-о?!  - взревел он. - Как это -  толпятся? Разрешения спрашивали?
Почему  не  сигнализировал?  Назови поименно!  Так много?  Ну  ладно,  я  им
потороплюсь!
     Он водрузил на голову каску.



     Бледные, испуганные  лица обратились к Дамло, когда он  взрезал толпу у
фонтана.  Не  заметил его лишь  оратор.  Таким аптекаря еще никто  не видел.
Возвышаясь  над каменными  рыбами  и  задрав голову, как они,  г-н  Эстеффан
вопиял:
     - Никто да не дерзнет сей истины отвергнуть, ибо...
     -  Разойдись! -  рявкнул  Дамло.  Публика  дрогнула,  расползаясь.  Г-н
Эстеффан осекся, чумовыми глазами поглядел на сержанта.
     -  Слыхали ли вы  гром небесный. Дамло? -  вопросил он ни к  селу ни  к
городу,  потому  что хоть дождик,  верно,  собирался, но громом не  пахло  -
Слезайте. - сказал Дамло.
     Г-н Эстеффан вдруг упал на колени.
     - Сограждане, друзья и пациенты! Примите покаяние мое!
     Толпа вновь было прихлынула, но Дамло мигом пресек бесчинство. Он ловко
надел  на  воздетые  длани  наручники,  за  шиворот  водрузил  аптекаря   на
зыблющиеся конечности, ласково приговаривая:
     - Пойдемте, пойдемте! Покаетесь в участке!  Каяться без протокола у нас
не положено! - скомандовал толпе. - По домам!
     Площадь опустела.
     Пыльными шариками прокатились первые капли дождя.



     - Ваш аптекарь просто сошел с ума! - возмущенно заключила президентша.
     Гипнотизер затряс головой.
     - Аналогичный  сигнал  мы  получили  еще  ночью, - сказал он,  -  через
сторожа!..  Я  направил  индуктора,  было  заперто, темно, реципиенты больше
ничего  не  слышали...  Я  не   поверил  и  решил,   что  сторож  пьян:  ему
приснилось!.. Оказывается...
     - Ничего не оказывается! Ищете способа уклониться от ответственности, -
сурово произнесла президентша, но призадумалась. - Как бы это проверить?
     -  Сержант  хочет аптекаря  допросить, - ответил  гипнотизер,  следя за
пальцами реципиента, выбивающими морзянку. - Вы желаете прослушать допрос?
     Президентша, стоя у окна, кивнула.
     -  На улице дождь, - сказала она в  задумчивости. - Куда запропастилась
эта девчонка?
     Таинственный  незнакомец  шепнул  что-то  реципиенту,  потом  загадочно
улыбнулся.
     - Не  извольте  беспокоиться,  ваше превосходительство, - сказал он,  -
мадмуазель уже высохла!



     И в самом деле: когда золоченая  карета, вернувшись, остановилась перед
воротами мастерской, Рей услыхал знакомый голос:
     -  Очень мило! - Марианна  через раскрытую дверцу оглядывала  сиденья и
спинки, обтянутые  малиновым  атласом.  -  У кардинала карета  хуже! Ты куда
пропал? Ищу по всему городу!
     - Зря, - хмуро ответил Рей.
     - Ой, остригся, наголо, только что, нарочно, потому что знаешь, что мне
это не нравится! - Рей молча отворил ворота. - Даже не поздоровался!
     - Здравствуй, - сказал Рей.
     -  До  чего  упрямый.  Все-таки нанялся.  Позор!  Хорошо,  что  хоть  к
Биллендону! Хочешь секрет? Ладно, после!  Я хочу посмотреть  твою Машину,  -
слукавила Марианна.
     Хитрость  удалась:  Рей  слегка смягчился.  Он  взглянул,  наконец,  на
девчонку и заметил, как она дрожит от холода в мокром платьишке.
     - Пойдем, - сказал он.
     - Куда?
     - Греться.
     -  Ну-у!..  -  разочарованно  пискнула  девчонка.  -  Я думала,  гулять
позовешь! Я в дом не хочу. Там Биллендон, мы...
     - Иди уж! Мне  Биллендон не мешает. - Рей протолкнул девчонку в ворота,
вкатился следом в карете, с грохотом свел и запер створки.
     Биллендон хмыкнул, Марианна  пригрозила не позвать его на свадьбу и тут
же, увидав себя в зеркале, издала отчаянный вопль, уткнулась лицом в ладони:
краска потекла под дождем. Биллендон кинул спичку  в  камин, пламя  охватило
стружки, обрезки дубовых досок. Потом он  взял полотенце, молча зажал голову
Марианны  под  мышкой,  без  пощады  оттер  остатки  грима,  полюбовался  на
симпатичнейшие конопатины  и  сказал,  что  так  гораздо лучше.  Марианна не
поверила.
     -  Глупости! - сказала  она. Встала  перед огнем, расправила  платье. -
Правда, у меня хорошенькие ножки? Тем временем в участке шел допрос.



     -  Полиции все известно,  -  сказал  Дамло Эстеффану, -  признавайтесь,
зачтется!
     - Дамло!..
     - Ну?..
     - Что  вам известно,  господин Дамло? - горестно вопросил г-н Эстеффан,
подняв  на  сержанта  отрешенный  взор.  Дамло  не  понял,  что  это  вопрос
риторический.
     -  Что  надо известно, - отвечал он, хотя ему ничего не  было известно,
кроме  того,  что  аптекарь  собирался  покаяться.  Стало быть, он  виновен.
Преступление в наличии только  одно.  Преступник найден, дело с  плеч долой,
можно спокойно пить пиво, долго им  тут  будет неповадно  убийства затевать,
портить Дамло репутацию.  От аптекаря он такой  прыти,  конечно, не ждал,  у
него, вроде, алиби,  но  от  аптеки до  гостиницы рукой подать, выскочил  на
минутку,  якобы в туалет, а сам туда -  в триста  девятнадцатый, пульнул - и
назад,  соловьем  разливаться.  Или  имел  соучастника,  инспиратор.  Сейчас
расколется. Надо прижать! - Следствие установит! - заключил вслух Дамло.
     - О чем вы, господин Дамло? - спросил аптекарь в искреннем недоумении.
     - О чем -  о том! - вразумительно буркнул Дамло. - Не морочьте  полиции
голову!
     - Но я хотел бы...
     - Знать  ничего  не знаю!  Мне надо, чтобы вы сейчас, не сходя  с места
выложили, что и как, ну и там остальное.
     - Позвольте!..
     - Не позволю!  - Дамло грохнул  кулаком по  столу. Это пошло на пользу:
аптекарь проморгался, заговорил по-деловому - Господин  Дамло, так вы ничего
не слыхали? Я ведь шел от больного! От кого, по-вашему?
     - Я не врач!
     - Это  сторож морга, -  сказал аптекарь.  - Спаси  нас, господи  и  все
святые!



     Это тесаного  камня  строение  на  углу больничного  двора  вызывало  у
прохожих оторопь. Особенно тягостно было  глядеть на  почерневшие лоснящиеся
брезентовые носилки у дверей...
     Здесь  прежде  была  часовня,  где покойники  ожидали  погребения.  Г-н
Эстеффан, со своим общеизвестным атеизмом, выпотрошил из нее предметы культа
и превратил в  обыкновенный морг. Но не победил суеверий, вышло  хуже: страх
перед мрачным зданием почему-то  возрос. Это тем труднее объяснить, что  оно
обыкновенно пустовало.  Когда-то в ратуше даже  состоялись бурные  прения на
тему, стоит  ли брать  сторожа. Г-н мэр не допустил голосования и настоял на
своем: откуда-то вызванный кандидат дожидался за дверью.
     Новый сторож, по мнению  больничных санитаров, оказался славным  малым.
Будучи холостяком, он не потребовал казенной квартиры, а поселился здесь же,
отгородив от покойницкой чуланчик Поставил железную  койку, стол, табуретки,
кофейник,  в два  счета со всеми перезнакомился, и  приятели  полюбили  сюда
приходить, резаться по маленькой в картишки, попивать  похищенный в больнице
спирт.
     Именно это и происходило  накануне вечером. Сторож был  в выигрыше,  он
как раз держал банк, когда в  дверь позвонили - Спокойно,  ребята. -  сказал
сторож и, смешав карты, пошел  открывать.  -  Кого привез?  Что,  авария?  -
услыхали притихшие в чулане партнеры.
     - Убийство, - отвечал доставивший тело шофер.
     - Это лучше, - сказал сторож,  - хотя тоже смотря чем и  как, а главное
дело - когда!.. Хуже всего утопленник, давнишний...
     - Понесли, понесли! - заторопил шофер, принюхиваясь к табачно-спиртовым
ароматам помещения. Они с топотом проволокли носилки.
     - Вскрывать не будем? - спросил сторож. - Так чего туда воротишь,  вали
в ванну!
     Нагое тело требовалось только обмыть, облачить затем в казенный саван и
поместить в  холодильную камеру,  чтобы после выдать  родственникам,  а коли
таковые не объявятся,  похоронить за счет муниципалитета. Сторож открыл кран
напустить воду.  Пока лилась,  написал шоферу  расписку,  сбегал для него за
стаканчиком, и  тот  угощение принял. Тогда, не скрываясь  больше,  вышли из
чулана приятели, обсудили с шофером происшествие. Мертвеца не опознал никто,
но  был высказан  ряд остроумных догадок. Шофер  выпил еще и  уехал,  сторож
закрутил  кран,  санитары  вернулись  за  карты Удовольствие было,  конечно,
подпорчено, а все же требовалось отыграться!
     Игра  вышла  бурной,  под  конец переругались.  Оставшись  один, сторож
пожалел  о ссоре: требовалась  помощь.  Трезвый, он, конечно, и без  них  бы
управился. Теперь эту муторную работу даже вообразить не хотелось, где уж за
нее приниматься. Позевывая и  пошатываясь,  стоял он над ванной в раздумье -
не согнать ли хоть воду? Рассудил: чище будет, да и сохранней,  махнул рукой
и отправился спать.
     Посреди  ночи  разбудил его грохот: цинковая ванна опрокидывалась Вслед
за тем послышался плеск воды. "Свят, свят, свят!" - бормотал, дрожа, сторож,
вообразив купающегося  покойника.  Промелькнула  надежда,  не забрел  ли кто
попросту, не наткнулся ли на ванну в темноте?  Но нет, он помнил хорошо, что
закрыл за приятелями дверь на  железный засов. Па окнах  же решетки,  хоть и
ржавые, в  палец  толщиной. "Господи,  пронеси!" Сторож  припомнил  грехи и,
леденея,  понял,  что  надеяться   не  на  что  И  впрямь:  за  перегородкой
послышались шаркающие  шаги  Они приближались. Чья-то  рука  -  должно быть,
скрюченная, ледяная, вдобавок мокрая!  - повела по шершавой фанерной стенке,
видимо,  нащупывая  дверь.  "Аллилуйя!"  -  некстати  подумалось  сторожу, и
темнота перед его глазами поплыла...
     Когда он очнулся, в зарешеченном окошке посветлело.
     Было  недалеко  до  утра. За  перегородкой  было тихо.  Дверь чуланчика
оставалась  закрытой,  наверное, ручку  в темноте не сумели нашарить.  Боясь
шевельнуться, сторож молился, давая  такие  обеты, что  мир  мог бы  обрести
нового святого, выполни он хотя бы часть. Чудесное  спасение и  ненарушаемая
тишина оживили надежду,  молитва ее  укрепила.  Дай кто  когда  слыхал, чтоб
нечистая сила шалила утрами, ее  время - ночь. И тот, кто за  стенкой лежал,
стало быть, тоже угомонился, лежит опять как миленький!
     Сторож сполз  с  койки на  пол,  стараясь все же не  наделать шуму.  На
четвереньках  пробрался к  тайнику, где лежал автомат. Ощутив в руках родное
маслянистое   железо,  оскалился,  подумал   было   с  торжеством:  "Погоди,
голубчик!", но сразу поник, сообразив, что требуется  серебряная пуля. Обеты
были повторены С молитвою он  стволом толкнул  дверь. Готовый мгновенно дать
очередь, выглянул.
     По  голым ногам тянуло  сквозняком. В цинковом корыте ничего не лежало,
была только вода, но и она расплескалась наполовину.
     От большой лужи по каменным плитам пола  шли следы к чуланчику и далее,
ко входной двери. Мокрые следы босых ног!..



     Дамло  выслушал  рассказ  аптекаря,  скептически  сопя.   По-настоящему
заинтересовала его только одна подробность:
     - Автомат, вы говорите, имеется у сторожа?
     - Он так сказал, - безразлично ответствовал г-н Эстеффан.
     - А он не сказал - пулемет? - осведомился Дамло, ухмыляясь до ушей.
     - Может быть, - сказал аптекарь не слишком уверенно.
     - Понятно, - со значением произнес Дамло.
     - Знамения,  знамения  ниспосланы нам! -  забормотал  опять взахлеб г-н
Эстеффан. - Чудеса, которые мы видим, ВООЧИЮ! .
     -  Я тебе  повопю! - заорал  вдруг Дамло.  -  Встать! В  чем  собирался
признаться на площади? Живо!
     -  Покаяться, -  уточнил  г-н  Эстеффан, - это разные вещи! Покаяться в
мерзком грехе неверия!..
     Он пал на колена, чем окончательно вывел Дамло из себя.
     -  Марш в камеру! Одумаетесь, пожелаете  запротоколировать  признание -
постучите в стенку.
     -  Благодарю  тебя,  господи!  -  благостно  прошептал   г-н  Эстеффан,
направляясь проповедовать клопам, но не им одним, как вскоре оказалось.
     Дамло же, водворив мученика  в темницу, мрачный, уселся за стол. "Не по
правилам,  -  с тоской думал он, - все не по правилам". Отчаянно  захотелось
есть.  Взгляд  его нечаянно упал на строку в газете: "Интересно, что  на это
скажет г-н Дамло?" -  А вот что! - взревел Дамло.  Его клешни смяли газету и
затрамбовали ее в мусорную корзину.



     - Истинное здравомыслие! -  так прокомментировала президентша поведение
Дамло. - Мало ли что выдумает сумасшедший аптекарь и настучит этот ваш...
     - ..реципиент, - с бледной улыбкой подсказал гипнотизер.
     -  Вот именно, - сказала президентша. -  Может  быть, вы сами это обоим
внушили, чтоб выкрутиться!
     - Ваше превосходительство!.. - запротестовал собеседник.
     - Прослушайте на всякий случай сторожа, - приказала она.
     -  Сторож опять без  сознания... Мне  кажется, другие доказательства не
замедлят поступить.
     - Когда поступят, доложите. И отправьте  кого-нибудь  или пойдите лучше
сами на  место происшествия. Если труп в самом деле исчез..,  то уж не знаю,
что и думать!
     - Так мы свободны, ваше превосходительство?
     - Убирайтесь: опротивели!  Пропустить!  - крикнула  она  телохранителю,
явившемуся  на  вызов.  Дверь  за  всеми  закрылась.   -  Ну  денек!  Устал?
Соскучился? - Дама положила  голову молодому человеку  на плечо. - Теперь ты
тоже слишком много знаешь.., и тебе придется любить меня вечно!..



     А события развивались своим чередом.
     Долго еще сидел Дамло за  столом, мечтая о бутербродах. Когда, наконец,
прибыло пиво, бережно несомое постовым, он машинально вскрыл  жестянку, но и
не  подумал приложиться: пропал интерес. Постовому же вяло махнул: иди, хотя
мерзавца стоило распечь.
     Но  постовой не уходил, он топтался возле двери, как цирковой  медведь,
зачем-то шарил по карманам, и Дамло  в  конце концов  усмотрел в этом наглый
намек на долю пива.
     - Чего тебе? - сурово спросил он. Постовой задрожал.
     - Ну? - сказал Дамло, добрея.
     - Господин Дамло, - еле слышно произнес постовой, - вы не велели никого
впускать...
     - Да знаю, знаю! - перебил Дамло, разнежась от его почтительности. - Не
тушуйся, парень, я на тебя не сержусь, в полицейской службе есть, как бы это
сказать,  свои  маленькие радости. Пользуйся на здоровье, пока имеешь такого
начальника.  Я,  брат, сам  был  постовым  и,  не  поверишь,  запросто готов
поменяться с тобой местами. Не возражать! Знаю, что говорю.
     А сам думал: "Что это я за чушь такую несу?" Видать, он проголодался до
того, что осовел от одного вида пивных жестянок.
     Постовой воспользовался паузой.
     - Господин Дамло,  -  опять  забормотал он,  - я усвоил приказ,  вы все
понятно приказали, я ничего... Не ругайте меня, господин Дамло! Я...
     - Ты?.. - сказал Дамло.
     - Я понял, что нельзя впускать, но  вы... Господин Дамло, не сердитесь,
вы не сказали, можно ли выпускать!
     Дамло  уронил  жестянку  на себя и  подскочил,  чтоб пиво не  испортило
мундира. Постовой помертвел.
     - С ума сошел, парень? - Дамло захохотал  - Так что: ты его впустил, но
не выпустил?
     - Кого? - хлопая глазами, спросил постовой.
     - А кого же еще - газетчика из "Сплетницы"!
     - Нет, - сказал постовой, - что мне - жить надоело? Вы бы сразу узнали,
что нарушен  приказ, я не  хотел... Но вы всегда все  узнаете... Вы гордость
полиции, господин Дамло, мне ужасно перед вами совестно! Я не его,  господин
Дамло, его я  сразу выпустил. А этот  стучится, стучится,  я ему  говорю: не
положено, он опять...
     - Кто стучится? - спросил сбитый с толку Дамло.
     - Да жилец, - ответил постовой. - Постоялец!
     - Из какого номера?
     - Из того, где мой пост, остальные меня не касаются!
     - Постоялец?
     - Так точно!
     - Но ты его не впускал?
     - Никак нет!
     - Откуда же он взялся?
     - Не могу знать!
     - Почему газетчик его не видел?
     - Постоялец говорит: спрятался  в  шкафу. Не успел одеться,  голый был,
совестно!
     - А как  ты  за пивом пошел, не доложив? Запер его? Постовой  судорожно
сглотнул слюну.
     - Он тут,  в коридорчике дожидается...  С собой привел. Я  ему  говорю:
если господин  Дамло разрешит, я, вас Выпущу, нет - не обижайтесь, больше не
проситесь!.. Вместо за пивом сходили.
     - Ну-ка выгляни! - приказал Дамло. - Еще тут? Введи!
     Постовой  открыл  дверь.  Вошел  человек в  очках  и рыбацкой  обвисшей
шляпепке. Так, приезжий, конечно. Но где-то Дамло его видел...
     -  Надрызгались,  -  определил  Дамло,  -  и  заблудились, Стыдно?  Как
проникли в номер?
     - Он  спал,  - отвечал  задержанный ясным  слабым голосом, - я не хотел
будить, обошел. Была ночь...
     - В каком номере проживаете сами?
     - В триста девятнадцатом!
     - Ошибаетесь!
     - Нет ошибки  Вот.  - Он  показал  цифры, написанные на шляпе шариковой
ручкой.
     -  Что?! - взвился Дамло.  - Уже  поселили? Пустых номеров у  них мало!
Мешать следствию!.. - Он схватил телефонную трубку.
     - Надоел! -  сказал  задержанный постовому, указывая на Дамло.  - Прошу
объяснить дураку: второй день там живу.
     Постовой чуть не рухнул. Дамло, пропустив оскорбление мимо ушей, уронил
трубку.
     - Что?! - сказал он. - Вы хотите сказать: вы тот самый.., гм.
     - Я тот самый, гм, - отвечал  собеседник, и тут Дамло увидел, что вроде
бы так оно и есть, хотя очки и шляпенка здорово  изменили внешность. Но нет,
подобного не бывает, нигде не указано, следует прекратить!
     - Документы! - потребовал он.
     Ему ответили недоуменным взглядом.
     Строго засопев,  Дамло отворил  дверцу сейфа - убедиться,  что хотя  бы
изъятое  находится на  месте.  Книга была там. Предъявить для опознания?  Он
протянул было руку, но тут же отдернул  ее. "Свихнулся я, что ли?  - подумал
он, и эта мысль даже  его успокоила.  - Если свихнулся, то мне все равно, не
понесу  ответственности... А не свихнулся,  так выкручусь,  соображу..."  Он
вытащил из сейфа книжку.
     Задержанный встрепенулся:
     - Отдайте!
     - Ваша?
     - Моя!
     "А  что?  -  продолжал Дамло  размышлять.  -  В  Библии  почище  случаи
запротоколированы, хоть  и не по  форме, однако слово божие...  Теперь взять
этого субчика. Если он вправду помер, что  официально  удостоверено, имеется
документ,  то  он  лежит  сейчас  в  морге  с  целью  быть  похороненным  по
христианскому обряду. Так какого лешего  он  тогда  тут вертится? А если  их
все-таки двое: один тут, другой там? Сходство ничего не значит. С Эстеффаном
состояли в предварительном сговоре... Зачем?  Как говорится в газете,  "г-ну
Дамло   предстоит  раскусить   очень   крепкий  орешек".  Ничего,  следствие
установит!"  -  Одна  шайка,  -  вслух  сказал он. -  Пошли!  Задержанный  в
недоумении повиновался. Перед  камерой Дамло чуть помешкал, выбирая ключ  из
связки, отпер дверь.
     - Прошу!
     - Зачем?
     - Вы арестованы!
     -  Груб  и глуп, - сказал  задержанный. - Его  я уважал, слушался, - он
указал на постового, - вас не буду. Так-перетак, отдайте книгу, я уйду!
     - Веди! - приказал Дамло постовому. Запер дверь. Прислушался, не начнет
ли  арестованный  буянить, чтобы сразу пресечь. Но в  коридорчике было тихо.
Лишь за дверью камеры г-на Эстеффана слышалось кроткое бормотание. "Птички в
клетке!" - умиленно подумал Дамло. Звеня ключами, вернулся вместе с постовым
в свой кабинет.
     - Как ты  там?  - сочувственно спросил он  постового. - Газетчиков пруд
пруди понаехало? Не загрызли тебя?
     - Никак нет! - бодро  доложил постовой. - Газетчиков пет и не будет! Не
пропускают к нам никого!
     - По чьему указанию?
     -  Чрезвычайное положение, господин  Дамло!  Разве  не знаете? Было  же
сообщение!
     Дамло выгреб из корзины газету, расправил.
     - Где? Покажи! - По радио передавали...
     -  Ничего себе! -  сказал Дамло.  - Марш на пост! С минуту  он просидел
молча.  Потом,  с  отвращением  покосившись  на пиво, налил теплой  воды  из
графина, жадно выпил.  Подошел  к оконной  решетке,  толкнул раму,  выдохнул
казенный воздух, глотнул свежего, уличного. Короткий ливень  кончился, опять
подступала жара.
     - Жабры бы, - с тоской сказал Дамло. - Жабры бы - и в воду!
     Вернулся к столу, вырезал из газеты статью о происшествии в гостинице и
отдельно напечатанную  заметку  про загадочный гипнотический сеанс в  аптеке
г-на Эстеффана.
     Этого он не понял, буркнул только:
     -  Опять Эстеффан! Допрыгается!.. О дальнейших приключениях репортера -
на пятом этаже - в газете ничего напечатано не было.
     Дамло сложил вырезки в папку, швырнул ее на полку для пива, запер сейф,
надвинул каску и направился в городской морг.



     - Сограждане, друзья  и пациенты, судный день приближается! Имеющий уши
да  слышит!  -  взывал  из окошка г-н  Эстеффан, звеня оковами. Голос его не
годился   для    проповеди   -   неприятного    тембра,    что   возмещалось
пронзительностью, но слушатели  прибывали. Приезд супруги г-на президента  -
событие,  можно  сказать, историческое - волновал  теперь разве  что  одного
мэра, которому  это было  положено по должности. До того  ли, когда убитый в
гостинице  человек  мало  что воскрес,  но  еще и удрал, а по городу шмыгают
таинственные личности, которые  всех гипнотизируют,  подслушивают  мысли,  и
вообще  черт  знает  что  делается!  В  слухах  рождались   леденящие  кровь
подробности,  но хватило  бы и основы. Почва  была  взрыхлена,  час  сеятеля
настал. Семена из окошка кутузки падали во взбаламученные души и  расцветали
в них диким цветом. Обращение г-на аптекаря пришлось весьма кстати, отсюда и
явился чудовищный успех его проповеди, коему задним числом удивлялись.
     - Всю жизнь, сограждане, я лишен был Веры, - продолжал  г-н Эстеффан, -
и молился одной Науке! Никто не мог снять  бельма  с этих слепых глаз, - тут
он  ткнулся  очесами  в  наручники.  -  Только  насильственная смерть  Моего
Высокочтимого Друга и воскресение его из мертвых...
     Далее  аптекарь живописал, как помянутые  бельма  -  он сравнил  их  со
бронею танковою - сваливались с его глаз.
     - И я прозрел, и оглянулся  вокруг,  и черное  стало  светло,  белое же
темно... Задумайтесь:  кто  Тот,  призвавший нас  сюда, благодеяниями своими
осыпавший, ничего взамен не  требуя? Отчего  скрывается Он, отчего  не видим
Лика Его, не слышим Гласа? Помыслите!
     Следующие минуты были посвящены оригинальной концепции, посвященной так
называемому  Некто.   Из  милосердия  не  станем  ее  излагать.  Народу  все
прибывало,  но  напрасно г-н  Эстеффан  рыскал  огненным  взором  по лицам в
поисках г-на булочника или хотя бы кого-нибудь из семейства.
     Зато под  окном,  глядящим на другую  улицу, не было  никого,  если  не
считать оборванца, трусцой поспешающего к "Золотому фазану"...
     -  Эй!  Профессор  Аусель!  -  вдруг  раздалось  из  окна.  Г-н  Аусель
остановился, попятился...
     - Боже мой, - вымолвил он потрясенно. - Я слыхал, вы умерли!..
     - Глупости,  так-перетак, - прозвучал невозмутимый ответ  из  окна. - Я
арестован. Я возьму сейчас мою книгу, и мы уйдем!



     Секретарша г-на  мэра  сидела  у окна  ратуши,  дивясь пустоте  улиц  и
размышляя об  отсутствующем  шефе, который - да,  тут аптекарь был  в  своих
догадках прав! - действительно волновал ее, не то что этот рохля Эстеффан...
     Внизу  по мостовой  загремели  сапоги. Дамло  остановился  под окошком,
завопил:
     - Мамзель, газетчика не видели?
     От него  даже издали разило  потом.  Секретарша, будучи сама  приезжей,
почти  что заграничной штучкой,  вообще не терпела Дамло за бескультурье, но
сейчас  была готова  со скуки  даже и с ним  побеседовать.  Ведь в ратушу  с
самого утра не заглянула живая душа. Во всем городе одна секретарша не знала
ошеломляющих новостей.
     - Сегодня еще не видела, - с готовностью ответила она. - Наверное, он в
гостинице. Господин мэр тоже  там, -  добавила она, не утерпев. - А скажите,
Дамло...
     Но  Дамло  опять показал свой предельно  низкий  культурный  уровень, а
заодно  пропотевший на лопатках сюртук. Сапожищи загремели, унося его прочь,
к семиэтажному зданию напротив.
     Секретарша  положила  зеркальце  в сумочку  и с изяществом,  по-кошачьи
зевнула.
     Дамло  прыжками  одолел  крыльцо,  ворвался  в вестибюль, проскочил, не
здороваясь, мимо  г-на мэра, который,  со шляпой  на  коленях,  в благостной
задумчивости чего-то здесь дожидался, не  смея развалиться  в креслах. Около
лифта  дежурил сыщик.  Дамло ухнул в кабину,  сыщик  засуетился, заскулил  и
стремглав кинулся вверх по лестнице, вслед за лифтом.



     Газетчики  в  своем  номере  спокойно  пили  кофе.  Не   чающий  видеть
начальство в живых, оператор в  конце концов рискнул сюда вернуться и застал
репортера сладко спящим после ночных  приключений. Не  удалось его поднять и
ко второму завтраку. Лишенный указаний, оператор принялся за монтаж, и когда
в  номере  прозвучал голос  вчерашнего  незнакомца: "Начинайте  очухиваться,
просыпайтесь, проснитесь", послышался роскошнейший зевок.
     Начальник и товарищ сидел на постели, тараща круглые, святые  спросонок
глаза.
     Что  было  с  ним  на  пятом  этаже,  он  не   помнил,  но  тем  больше
заинтересовался.
     - Давай пленку! - сказал репортер.
     Его внимание сразу привлекло то, что осветились почти  одновременно два
соседних окна. Было о чем призадуматься!..
     Но тут в номер ворвался Дамло.



     - Так-так, работаем? - гаркнул Дамло.
     - Вы слышите голос нашего славного  блюстителя  порядка, -  невозмутимо
отреагировал репортер, мгновенно переключаясь и подсовывая Дамло микрофон. -
Блюститель взволнован!.. Чем, хотелось бы знать?
     - Уберите к чертям эту штуковину! - услыхали  радиослушатели: репортер,
по  указанию свыше,  прямиком  гнал  теперь  передачи в эфир. Одна  сенсация
сменяла другую, было не до обработки!
     В   приемниках   грохнуло:  Дамло   каблуком   превратил   микрофон   в
металлический блин. Репортер и глазом не моргнул: запасных микрофонов у него
хватало. А Дамло  обрушил свой зад на кровать, едва  не проломив  ее, скинул
каску,  рукавом  отполировал  докрасна  лицо.  Потный  ежик  седеющих  волос
распрямился.
     - Как  наше  убийство,  господин  Дамло?  -  вкрадчивым  тоном  спросил
репортер.
     - Дело кончено, - сказал Дамло.
     - Неужели?
     - Вот именно! - Дамло хохотнул.
     - Нельзя ли подробнее?
     - Можно! - он опять хохотнул. - Теперь можно!  Я  знаю, вашего-то брата
дубинкой  не  сразу зашибешь, а  вот сыщик,  -  Дамло показал на приоткрытую
дверь, - он нежный, как бы от моих новостей не окочурился!
     - Н-нет, н-ничего! -  пробормотал в  щелку  сыщик.  Поведение Дамло его
смущало, даже пугало слегка: что-то  в  нем было неестественное,  во  всяком
случае, непривычное!..
     - Сбежал покойник! - объявил Дамло. Оператор издал слабый стон. Сыщик в
двери завертелся волчком. Репортер подступил ближе.
     - Как вас понимать?
     - Очень просто, - сказал Дамло. - Удрал ночью из морга.
     - Выходит, он был жив?
     -  Нет,  - сказал Дамло, - в  сейфе лежит официальное заключение.  Чего
сомневаться,  Эстеффан свое  дело знает. Если,  конечно,  они  не состояли в
предварительном сговоре, - добавил он задумчиво.
     - Возможно, труп просто похищен? - предположил ре, портер.
     - Еще чего? Говорю же, своими ногами ушел.
     - Вы его ищете?
     - Я его задержал.
     - Ну, и?..
     - Говорю: пожалуйте в кутузку. И препроводил. Можете, - он проговорил с
усилием,  -  интервьюировать!.. Сыщик  только запищал.  Стремительный  вихрь
новостей миновал сегодня как раз лиц, обычно наиболее осведомленных, которым
недосуг было слушать ошеломляющие откровения аптекаря.
     - С философским спокойствием относится сержант Дамло к тем таинственным
явлениям, с которыми ему пришлось  столкнуться! - воскликнул репортер, подав
оператору знак: собирайся.  - Можно подумать, ему часто доводится иметь дело
со всякой чертовщиной! Так ли это, господин Дамло?
     - На участке порядок! - гневно отрубил Дамло. - Что надо, пресекается в
должный срок! Нечего мутить воду!
     -  Примите мое  восхищение! - сказал репортер. - Вот, господа, человек,
который на самом деле смог бы найти доктора Даугенталя, если бы это было ему
приказано!
     - Кого? - спросил сыщик.
     - В этом краю. - сказал репортер,  - не слыхали о том, что  взволновало
весь  континент. Доктор Даугенталь, - объяснил  он,  - известный ученый, был
похищен или скрылся, никто не  знает каким образом. Неужели до вас и вправду
не дошло...
     - Я узкий специалист? - скромно ответил сыщик. А в  черепе Дамло словно
бы взорвалась бомба. Или лопнул чирей.
     - Назначено  несколько наград, - продолжал репортер. -  Тот, кто найдет
его, порядком  разбогатеет.  Мои читатели  и радиослушатели знают уже, что я
направлялся сюда в надежде напасть на след доктора Даугенталя!
     - Награды  не  получите, - вмешался Дамло, начертив что-то в блокнотике
для протоколов.  Объявление о розыске,  он сам видел, было прислано. Выкинул
из головы:  ни  к чему.  Теперь  это объявление  так и маячило перед глазами
рядом с незаполненным, но  подписанным  чеком, выпавшим из  книжки,  где  он
служил  закладкой.  Подпись  четкая,  почти  как  печатная: "Даугенталь".  -
Делиться с вами, господин газетчик, я не стану!
     - Что?! - репортер поперхнулся. - Вы.., его?!
     - Я. - сказал Дамло. - Его. Чего тут такого?
     - И он?..
     - Сидит у меня в кутузке. Это тот самый фрукт, если хотите знать.
     Наступила предолгая пауза.
     - Бежим!  - закричал страшным  голосом  репортер.  -  Где ваша кутузка?
Скорее, скорее! Студия, как была слышимость?
     - Все отлично, благодарим, действуйте! - донесся ответный писк.
     -  Ах, шаромыжники! -  скачал с  укоризной Дамло. В  коридоре  третьего
этажа он  сунул в руку постовому листок с текстом телеграммы префекту, велел
немедленно  отправить.  И  двинулся  снова  в  участок  -  навстречу  своему
позору...



     -   Остановите  их   любыми   средствами!  -   вскричала   президентша,
продолжавшая наблюдать за развитием  событий заочно. - С  ума сошли: никаких
интервью!
     -  Они  опоздали,  ваше  превосходительство,  -  с  загадочной  улыбкой
произнес начальник оккультного отдела.



     И  верно: заключенный  исчез вместе с  книжкой из  настежь распахнутого
сейфа, причем замок  последнего оставался цел,  даже не тронут: непостижимым
образом была отворена запертая дверца! В довершение  всего, над столом Дамло
на гвоздике висел толстенный железный засов от камеры беглеца, завязанный на
манер девчоночьего банта!..
     Дамло  уселся  на  корточках над  оставшимся  на  полу смятым  комочком
носового  платка  и,  чуть  не  рыдая, расправлял его, будто  надеясь  найти
беглеца где-нибудь в складке.



     Может  быть,  он  зарыдал  бы взаправду,  если бы мог предвидеть, какой
оборот - еще более скверный - ожидает его впереди, и благодаря кому! Ибо г-н
Эстеффан, по мнению Дамло, был всего-то штафирка с придурью.
     Между тем проповедь из темницы стала ядром темной лавины слухов. Оценив
ситуацию, репортер,  пока Дамло был занят, протолкался к решетке, прилепил к
ней  запасной микрофон-передатчик с магнитным присоском, и проповедь пошла в
эфир.
     Первым  оценил  угрозу  лютеранский   пастор.   Он  явился  к  Дамло  и
потребовал, чтобы  страдальцу было воспрещено кощунствовать  сквозь решетку.
Дамло как раз докладывал по начальству о  диверсии в полицейском участке, он
прикрыл трубку, рявкнул:
     - Разберемся, ваше преподобие! -  и  продолжал свое. Пастора  унесло за
дверь. - Чего им надо? - сказал  сержант, утираясь после нагоняя. - Я его не
выпущу - выставлю, мне он ни к чему!
     Дамло вообразил,  будто  пастор  пришел хлопотать об освобождении  г-на
Эстеффана!
     Малопригодное для печати  внушение, сделанное им при Снятии Оков, также
ушло в эфир через позабытый передатчик. Сопровождаемый друзьями и учениками,
г-н Эстеффан воротился с торжеством домой, чтобы укреплять и развивать успех
свой далее. Собрались соседи, новообращенные  звонили родне,  предупреждая о
Грозах Грядущих.
     Телефонная станция работала с предельной нагрузкой.
     Зато в апартаменте бельэтажа долго стояло молчание.
     -  Итак, вы тоже  опоздали,  -  наконец сказала президентша  начальнику
оккультного  отдела. Тог отвечал улыбкой,  в которой сквозила некоторая даже
снисходительность.
     -  Ни  в  коем  случае,  ваше  превосходительство!  Нам  известно,  что
наблюдаемый  в  данное время обедает в харчевне  "Золотой  фазан"  вместе со
своим приятелем - неким господином Ау селем!..
     - Мне это имя знакомо, - сказала президентша. Дальше!
     - Они намереваются  затем отправиться в  гости к  Ауселю,  что для  нас
крайне важно: через посредство этого  Ауселя  мы наблюдаем за объектом. Лишь
бы они не разлучились!..
     - Почему вам не выйти прямо на Даугенталя?
     - Невозможно, ваше превосходительство!.. Не знаю, каким это образом, но
он от нас начисто изолирован: ни один реципиент его не воспринимает. Я очень
желал бы выяснить...
     - Что ж,  - сказала президентша,  - в принципе это правильное решение -
наблюдать  издали,  не  спугнуть.,  Утром приедут  академики,  пускай они  и
вступают в  контакт. Но я  на  вашем месте  непременно  бы  подстраховалась:
поручила бы кому-нибудь все-таки...
     - Понимаю, ваше превосходительство! Будет исполнено!
     - То-то!.. Упустите - ответите головой. - Она поднялась со стула. - Без
особенной  надобности  больше меня  не  тревожьте  Ведите  подробную запись.
Важные новости докладывайте по телефону.
     - Слушаюсь!..
     - Ты умеешь читать мои мысли? -  сказала Она молодому человеку, запирая
за ушедшими дверь на ключ.
     Примерно  через   час  оккультист  позвонил,  чтобы  доложить:  доктору
Даугенталю угрожает серьезная опасность!



     Марианна любила прогуливаться по людным  улицам, Чтобы их могли  видеть
вместе. Рей этого терпеть не мог. На его счастье, улицы оказались совершенно
пусты, он уже благословлял свое везенье - и, напрасно!
     Когда  со  стороны аптеки  г-на Эстеффана  донеслись  яростные  вопли и
послышался треск, неумолимая Марианна, разумеется, повернула туда...



     Окна аптеки были закрыты ставнями. Внутри  по  всем стенам горели свечи
перед  образками,  распятиями  и  даже  статуэтками святых, принесенных сюда
бывшими католиками.  Но рядом с  иконами красовались  вырезанные из журналов
репродукции - святое семейство. Иона и кит, Леда и лебедь, луврская Венера и
святая  индийская  корова  из  Бомбея.  Дремлющий Будда,  Конфуций  с  усами
шнурочком, фотографии негритянских идолов и статуй  с острова Пасхи -  никто
не был обойден вниманием, никто не остался без свечки!
     Шуму  из-за  дверей  г-н  Эстеффан  сперва даже  обрадовался:  прервать
молебствие,  чтоб  затем  приступить  к  нему   сызнова  при  участии  новых
энтузиастов.  Плоховато зная  роль,  он  не отказался бы  и от  суфлера.  На
"приидем" да "воспоем" далеко не уедешь...
     Но  когда  по  ставням  что есть силы  забарабанили  палками,  пришлось
сообразить, что это был энтузиазм совсем Другого свойства.
     Большинство  сограждан  принадлежало  прежде  к протестантским  церквам
Общим врагом  почитались католики. Бывали стычки,  сопровождавшиеся довольно
безобидным кровопролитием, не то  что в других местах, как правильно отмечал
в свое  время  г-н Доремю.  Возглавлявший католическое меньшинство патер был
искусный  дипломат.  И он  сохранил свою  паству почти  целиком,  когда  г-н
Эстеффан вовлек в соблазн и увел за собою почти половину города. Протестанты
пострадали  сильнее. И  хотя  былые враги соединились теперь в  заговоре под
общим знаменем, разница влияла на поведение нападавших.
     Кальвинисты ворвались  в дверь первыми, крича во всю глотку, размахивая
дубинами. И  - о ужас!  -  возглавлял их не кто  иной, как г-н  булочник  со
своими здоровенными  зятьями.  Только  теперь  г-н  Эстеффан осознал роковую
ошибку: мало было обратиться  в веру, надо было еще  сообразить, в  какую! А
он-то воображал, что семейство г-на булочника...
     - Что  тут за цирк?  -  нагло  спросил г-н  булочник,  останавливаясь в
проходе и озирая священные изображения.
     - Храм сие Бога, - слабеющим голосом  пропел г-н Эстеффан из-за стойки,
на  которую был  нынче  водружен лишь графинчик с  безобидной водою,  - Бога
Ведомого и Неведомого..,  на  многих  Престолах  восседающего,  много  Ликов
имеющего, а такожде Имен,  сотворившего твердь  земную  и  всякую тварь.., и
человецы!.. - этим пассажем  он про себя остался весьма досолен. - Воссядьте
с нами, братие!.. Внемлите...
     Воссесть  было  решительно негде  -  все  стулья  заняты. Г-н  Эстеффан
надеялся кротостью остановить дубины - и обманулся.
     - Пусть сатана  с  тобой  воссядет! -  заорал булочник,  устремляясь на
стойку как бык. - Пусть сатана тебе внемлет!
     - Бейте их, братик - пронзительно заверещал г-н Эстеффан, смежив очи.
     Булочник  растянулся   от   чьей-то  подножки,  зятья  опустили  дубины
Затрещали  головы  и   стулья,   зазвенели  стекла,  чадя,  валились  свечи.
Нападавшие выламывали ставни ч оконные рамы, чтобы зайти во фланг.
     -  Позвоните  кто-нибудь в полицию! - надрываясь вопил  г-н Эстеффан. -
Где этот Дамло?
     Стойка зашаталась,  прижав  его спиною  к  стене.  В выбитое  окно  г-н
Эстеффан видел патера среди  его  паствы.  Ка  голики  соучаствовали,  но не
очень-то рвались в бой, держась в задних рядах.
     - Ваше преподобие! - задыхаясь, воззвал г-н Эстеффан.
     Патер, видимо, не слышал. Он молился...
     Г-н  Эстеффан  молиться не  мог,  да в общем-то и не  умел, и  напрасно
пытался сообразить, с  какими словами  должен отдать свою душу, когда на той
стороне улицы показались преспокойно идущие мимо два человека - г-н Аусель и
д-р Даугенталь!
     - Вот  он!  -  загремел г-н  Эстеффан,  отпихивая  стоику и высвобождая
сильно  помятую шею. -  Вот  он. Мой  Высокочтимый  Друг, мой Учитель! Хвала
Воскресшему!
     Драка  остановилась,  все  замерло...  Католики  взяли двух  прохожих в
кольцо - не без  почтительности...  В  толпе сам собою  образовался проход к
двери аптеки, а затем и далее, к стойке.
     Г-н  Эстеффан   торжествовал.  Он   снова   завладел   вниманием  своей
разнородной аудитории.
     - Все знают, я был атеистом,  - заговорил  он  в тишине, -  я веровал в
одну Науку!.. Но когда  Наука  сама в лице Моего Высокочтимого  Друга, -  он
указал  на входящего Даугенталя и стукнулся лбом о стойку, -  опровергает..,
дает доказательства.., я  складываю оружие!  Учитель,  скажите  нам  слово о
Боге!
     - О  чем? - переспросил Даугенталь. Его ясный слабый голос  был повсюду
слышен,  несмотря  на  осторожное  шаркание ног:  толпа  вся втискивалась  в
помещение. Патер вошел последним.
     - Понимаю! - проницательно реагировал г-н Эстеффан. - Вы не хотели быть
узнанным.., или время еще не настало. Но воскресение ваше из мертвых...
     - Чушь, перетак! - сказал Даугенталь.
     - Будут речи его полны соблазна, - обратился  к  пастве г-н Эстеффан, -
чтоб закалить  острие  вашей  веры!  - Про себя  он возгордился этим  ловким
ходом.  Взять в толк поведение Даугенталя  он  не мог.  Он сам прошлой ночью
ощущал лед его руки,  не  слышал пульса,  биения  сердца - и  все же начинал
сомневаться...  Тут  что-то не так!.. Отступления, однако, не могло быть.  -
Бог - это волшебник из Библии! - прошипел он в ухо Даугенталю и продолжал во
весь голос:
     - И если смутят души ваши, поймете, как смущена была моя!
     -  Помню, читал, - сказал Даугенталь. - Он сделал Землю  за шесть дней.
Так написано.
     - Да, - подхватил г-н Эстеффан. - Возможно ли это, по-вашему?
     Даугенталь отвечал, что сейчас  еще  нет. Но лет  через двести - триста
обыкновенная  наука,  если даже  она  останется  такой,  как  нынче,  сможет
провести  подобный  эксперимент:  соорудить   планету   и  поселить  на  ней
биороботов, гомункулов  с целью проследить  за их развитием. Может быть, для
начала  двоих,  может быть, назвав их  Адамом  и  Евой...  Смущал  его  лишь
шестидневный  срок.  Однако  и  тут  он   не  видел   большого  препятствия.
Экспедиционному  кораблю вовсе  нет  нужды  торчать  возле  вновь  созданной
планеты, - дожидаясь,  пока она остынет, он  может  отлучиться,  использовав
Эйнштейновский  парадокс   времени,  вернуться  в   предусмотренный  срок  и
совершить  посев жизни  на готовой к тому поверхности. Чистое время творения
может, таким образом, занять и шесть дней, если есть такая нужда. "Возможное
однажды, возможно многократно,  -  сказал Даугенталь. - Вовсе  не исключено,
что наша  планета  создана  в  результате подобного эксперимента, затеянного
могучей разумной расой, обитающей где-нибудь в глубине Вселенной".
     -  То есть,  - моментально уцепился  г-н  Эстеффан, -  вы  не стали  бы
оспаривать Библию?
     - Зачем? - спросил Даугенталь.
     - А Коран? А греческие мифы? А учение Зороастра?
     - Не  все читал, - сказал  Даугенталь.  - Может быть,  все  правда. Или
немного правды. Или...
     -  Вы  слышите,  братие?  Сие  речет  Истина  устами  Науки!  -  весьма
своевременно взвыл г-н Эстеффан. - Можно ли в сем сомневаться?
     -  Нельзя!  - хором отвечали правоверные.  Остальные пока что  молчали.
Пасторы и главы  малых сект сбились в кучку, шушукались. Патер стоял одиноко
у притолоки, выцеливая взглядом беглых прихожан. Те ежились, утопив головы в
плечи.  Патер думал о  том,  что в ближайшие  дни исповедальная деятельность
будет нелегкой. Нельзя допустить шаблона в епитимье <Церковное наказание.> -
так он полагал.  Одинаковое  наказание их  даже  объединит, успокоит, сделав
явным общее шатание в душах, облегчив праведные муки совести. Нет уж: каждый
понесет  свою кару,  придется  потрудиться, их измышляя! Но все на пользу. И
часовенки  пора  подновить, и кладбище  в  безобразном состоянии, да и собор
нуждается в немалом. Он найдет им работу, паршивцам!
     Пасторы  обернулись  к  нему.  Не  прочь  проконсультироваться?  Ну уж,
мальчики, нет: дружба дружбой, а табачок врозь!..
     Он не ответил на взгляды.
     Г-н Эстеффан возвысил свой пронзительный голос:
     - Так можем ли мы пренебречь крупицей истины в любой вере? Откуда знаем
мы, что  негру  в его  шалаше  не  открылось более, чем  папе римскому в его
палатах?
     -  Верно!  -  закричала  его  паства.  -  Правильно!  Таланты  аптекаря
расцветали  на  глазах.  Удар рассчитанно  пришелся  по слабейшей стороне  -
католикам,  и  пасторы  помалкивали, будто  согласившись.  "Плод  созрел,  -
подумал пастор, - пора ему  упасть!.."  -  Пожалуй,  и я  с  вами соглашусь,
господин Эстеффан! -  произнес он  своим звучным баритоном, который сводил с
ума молодых  прихожанок,  во вред душе, на  пользу церкви.  Зал обмер. Потом
завопил - радостно, пожалуй, чуть дурашливо. Хоть и недоумевая, к этому хору
присоединились  некоторые из католиков.  -  Блажен муж, иже не идет на совет
нечестивых,  -  патер  обращался  теперь  к  залу,  -  но  негоден  пастырь,
покинувший  овен  заблудших  на  гибель!  -  Он  взглянул  в лицо каждому из
ренегатов.  -   Святая  мать  наша   -  римско-католическая  церковь  всегда
признавала откровение. Примеры найдете даже в  писании. Более того, господин
Эстеффан.  Восточный  принц  в сонме  наших  святых,  кто  это?  Вдумайтесь,
интеллигентный человек! Богоматерь индейцев, которой молились они до прихода
Колумба, -  разве  проклята  она как  ложная святыня? Ей воздвигнуты  храмы,
господин аптекарь, католические храмы!  Ибо согласны мы,  что частица истины
может быть  открыта благостью господней и  язычникам непосвященным и убогим.
Но,  господин  Эстеффан,  частица,  не  целое,  истины,  а  не  днавольского
заблуждения! По невежеству изобретаете. Золотого тельца здесь не вижу только
из-за  недостатка ваших средств,  не то и перед ним набивали бы шишки на лбы
Замените  его: принесите девчоночьих кукол, огородное пугало,  не все ли вам
равно, кому возносить кощунственные ваши молитвы!
     - Позвольте! - прокричал г-н Эстеффан под хохот католиков, протестантов
да кое-кого из новообращенных.
     - Э, нет,  отдохните,  господин Эстеффан! Доктор Даугенталь,  я читал о
ваших гипотезах и слушал вас сегодня с интересом...
     Марианна,  которая вместе  с  Реем следила за  диспутом с  улицы  через
выбитое окно - без интереса, в надежде на скорую драку, доказала тут, что не
напрасно она была  дочерью  выдающегося  политического деятеля. Услыхав  имя
Даугенталя, она,  навострила ушки  уже по-настоящему,  а  едва  только патер
прямо к  нему обратился, как девчонка расстегнула  сумочку,  запустила  туда
руки и ожидала продолжения...
     -  Позвольте  мне  без всяких  хитростей задать  вам  один-единственный
вопрос: веруете ли вы сами?
     - Нет, коллега поп, - преспокойно ответствовал Даугенталь.
     Прогрохотало подряд два выстрела. Осколки люстры и графинчика со стойки
г-на Эстеффана осыпали толпу,  которая поднялась как  один человек и шагнула
вперед - убивать.
     - В окно, доктор!  Сюда, к нам! - Марианна навела пистолет на патера, и
тот понял намек.
     - Идите с миром, доктор Даугенталь! - Голос его был как медь  звенящая.
- Не смерти грешника, но спасения хочет господь!
     - Молодцом, преподобие!  - пискнула Марианна. Бронированный лимузин  на
полном  ходу  подкатил  к  аптеке,  вооруженные  автоматами  типы  в  черном
спрыгнули с подножек, ринулись в дверь...
     - Он в безопасности? - послышался голос президент-, щи из машины. - Ну,
пострел-девка!   -  Вероятно,  оккультист  успел   изложить  происшедшее.  -
Марианна!  Немедленно  брось  пистолет, где ты взяла эту  гадость? Иди сюда,
поедешь со мной! - Президентша выглянула наружу.
     - И не подумаю!
     - Вот как?! - Должно быть, оккультист успел еще что-то добавить: тон ее
тут же переменился.  -  Впрочем,  мы  с  тобой, кажется, договорились!.. Ах,
доктор Даугенталь, какая встреча! Вы до смерти нас напугали. Надеюсь, больше
не исчезнете?
     - Все исчезнем, - сказал Даугенталь серьезно.
     -  Да, - сказала она, - но торопиться не стоит! Рада  буду видеть вас у
себя - здесь или в столице -  в  любое  время.  - Даугенталь  не  ответил. -
Марианна, если тебя не интересует, как, ты выглядишь, можешь остаться, но не
задерживайся слишком!
     Типы подбежали с докладом,  им был вполголоса  отдан какой-то приказ, и
они остались возле аптеки,  не  позволяя никому из находившихся внутри выйти
на улицу. Лимузин укатил.
     - Прикажите мэру  от  моего имени,  - сказала президентша, когда машина
тронулась, - чтоб местная полиция...
     -  Прошу  прощения, ваше  превосходительство, -  деликатно  прервал  ее
оккультист, -  местная  полиция сидит  в  клетке, и думаю,  что выберется не
скоро.
     - Боже, что за нравы! - воскликнула Президентша.



     Город  терзался религиозными  страстями, но сержанту  Дамло было не  до
этого. За разгромленный  участок  надо  было  отвечать, за каждый  сломанный
замок отчитываться, но оказалось, что и это не беда, полбеды! На злополучную
телеграмму о поимке Даугенталя и на  сообщение об  его бегстве  отозвался не
какой-нибудь  мелкий  чиновник.  Сам  заместитель г-на  префекта -  о  таких
высотах Дамло и помыслить не смел,  более того,  испытывал во  глубине  души
сомнение в  их реальности! - этот почти небожитель приказал вызвать Дамло по
телефону,  сообщил  ему, стоящему навытяжку,  свое  мнение о  его  служебной
деятельности,  высказал даже сомнение:  является ли он лояльным гражданином,
не сотрудничает ли с враждебными  внешними  силами? Он должен  либо  выйти в
отставку  без  пенсии, либо  вернуть беглеца  в лоно полиции, и уж более  не
упускать. "От  этого  зависит  репутация ведомства",  - добавил он, и  Дамло
понял, что дела его хуже чем плохи...
     Ни на какую помощь надеяться не приходилось: чрезвычайное положение!..
     Дамло  составил  опись  повреждений.  Хорошо,  что хоть маленький  сейф
оставался нетронут!..  Составил  акт, вызвал  постового  - расписаться.  Это
отняло уйму времени: парня пришлось обучать. Неприлично полицейскому ставить
в  документе  крестик. В  конце  концов  закорючка  кое-как  удалась.  Дамло
смягчился и  снизошел  изложить  подчиненному обстоятельства дела. Тот страх
перепугался, узнав, что подписал. Долго шлепал губами,  но затем на его лице
явился отблеск мысли.
     - Тут собаку надо! - изрек он. - Без собаки никак!
     -  Собаку! -  зарычал Дамло. - Марш на пост!  Оставшись  в одиночестве,
Дамло  начал  тихо сатанеть от тоски. Газет завтра в город не доставят - все
по причине того же треклятою чрезвычайного положения. А интересно знать, что
там понапишет  репортер!  Да,  он  же еще  гонит  свои передачи на  радио, -
вспомнил Дамло  Радио  он  совсем  не уважал в  одно  ухо  влетает, в другое
вылетает  Все-таки, подумав,  снял свою серьгу  Хитрая  была  штучка, работы
Биллендона,  по  спецзаказу миниатюрный радиоприемник  Слышно  одному только
Дамло,  со  сторона  никто не  догадается  Звук  чистый, никаких  помех,  не
сравнить  с той дрянью,  которую выдают в хозуправлении полиции Верно, Дамло
терпеть  не  мог  жужжанья  возле  уха, почти  приемника  не включал, теперь
придется, ничего не попишешь.
     Его толстые  пальцы не без труда  нащупали миниатюрную  кнопку.  Серьга
запела, будто  пчелка  Передавалась  легкая музыка Затем  сообщили, что  г-н
президент намерен посетить Андорру  и Монте-Карло  в удобное для себя время,
потом - что визит отменяется...  Слушая, Дамло  прохаживался по  участку Под
полом скреблись мыши "И что они тут жрут?" - задумался Дамло. Это навело его
на скорбные мысли о Службе - в связи с пенсией, о городском бюджете, о левых
заработках г-на мэра.
     Продолжая  размышлять, он посетил  поочередно все три камеры,  они были
пусты, в одной валялся на полу скомканный носовой платок.
     Конечно,  г-ну  мэру  пенсия не нужна  Если  даже  оставить  в  стороне
гостиницу и  подряды, одни только липовые городские учреждения, где числится
полный штат, а на деле..
     Дамло  пнул  платок сапожищем.  Тряпичный комочек  угодил точно  в угол
Кстати,  участку  тоже  полагается  уборщица,  а  где  она?  А  в  городском
ветеринарном пункте...
     Он встряхнул головой, чтоб изменить теченье мыслей.  Куда  его заносит?
Ведь мелькнуло  что-то  важное. Стоп,  с  начала: о чем  думал? Г-н мэр ,  а
раньше? Уборщица, что ей делать в участке? Черт с ним, с мэром,  дома от баб
нет житья - как заведут про жалованье... Будто Дамло сам не  знает. На месте
г-на мэра  он тоже  своею не упустил  бы  Например,  в  ветеринарном  пункте
числится с полдюжины  народу, а на самом деле  держат  одного, и правильно и
тот баклуши  бьет. Опять стоп! Что же он упускает? Сначала, кажется, подумал
о  мышах. От  мышей надо  кошку завести, коты  ленивы,  Дамло  знал  одного:
подсунут ему  мышь -  не жрет, подавай  деликатесы. Пока молодой - ничего, а
как вырастет, только по  крышам  ходить да с собаками цапаться Постовой тоже
скоро вот обленится, зажиреет... Эх, опять проскочил! Мэр, платок, постовой,
кошки-собаки...
     Дамло хлопнул себя по лбу. Наконец-то!..
     Застегнутый на все  пуговицы, придерживая шпагу, он спустился с крыльца
и  направился  к  юродскому ветеринарному пункту,  созданному для соблюдения
санитарии и  уничтожения бродячих собак,  которые  в этих  местах попадались
куда реже пуделя  Пункт  располагался на выморочном  участке,  приобретенном
муниципалитетом, по соседству с усадьбой Биллендона.
     Дамло постучался  в  калитку. Никто не  ответил. Мерзавец,  разумеется,
отсутствует. На  другое Дамло  не надеялся.  Этот  косоротый  собачник  либо
дрыхнет целыми днями у себя дома,  либо ковыряется на  крохотном огородишке,
где никогда ничего не  вырастает, кроме  лопухов, да лается  с женой, правду
сказать, ведьмой,  каких мало.  Раз в месяц ходит за жалованьем. Раз в  год,
коли выпадает случай, исполняет прямые обязанности.
     Отчего муниципальные служащие - сплошь сони, кроме г-на мэра,  который,
как любил Дамло повторять, своего, конечно, не проспит?
     Он постучался снова, рассчитывая не на ответ косоротого собачника, а на
другое.  Из-за калитки  ни звука. "Неужели  успел ликвидировать?"  - подумал
Дамло, и даже уши у него от этой мысли вздрогнули.
     Пойманных собак было положено  содержать здесь в течение трех  дней  на
случай их востребования владельцами, но обычно их либо востребовали в первый
же  день,  либо не  востребовали вовсе, так  что  инструкция вполне могла не
соблюдаться. Самого Дамло  впервые волновало, соблюдена  ли она  в этот раз.
Если нет, тогда этому пугалу огородному, косоротику...
     Дамло перевел  дух. Огляделся:  не наблюдает ли кто  за ним. И совершил
неподобающий поступок: перемахнул через калитку.
     Дурацкий совет постового нечаянно пригодился: ведь из полученного утром
донесения  явствовало, что косоротым собачником была отловлена собака породы
дог, одна, при металлическом ошейнике.  То есть собака действительно имелась
в наличии! Конечно, ее надлежало использовать.
     Слава  всевышнему!..  Он  стоял перед  клеткой,  разглядывал  собаку  и
ошейник и проникался уважением  к косоротику. Немыслимое дело - управиться с
этакой звериной без применения огнестрельного  оружия! Весу - фунтов двести.
Челюсть  крокодилья. Лоснящийся чугунный корпус  - только  на груди неровное
белое пятнышко  Уши  сомкнуты  над головой  Глазище,  такой же красный,  как
вываленная  набок  длиннющая  лента  языка,  косится на полицейского. Клетка
заперта снаружи на простой засов.
     Дамло   теперь  по-иному  оценивал   перспективу,  недавно  заманчивую:
применить пса.
     Он топтался перед клеткой в  нерешительности. Гамма переживаемых чувств
была  необыкновенно сложна и отображалась в гримасах, сменяющих одна другую,
- хорошо, что этого никто не видел.
     "Ничего другого не остается", - заключил  свои  раздумия Дамло. Удалось
косоротику, а он чем хуже? Вдобавок, косоротик должен был затащить  собаку в
клетку.   Дамло  же  -  выпустить   из   нее.  Ему  пес  даже  обязан  будет
благодарностью за  это, и  не  только за  это!  Мало  ли  что  с  ним  могло
случиться,  если  б не вмешательство  полиции! Должен он  это понимать  хоть
по-своему,  по-собачьи?  Умное животное,  по  слухам  Некоторые даже считать
умеют, в цирке выступают...
     Дамло отпер клетку, приказал:
     - Выходи!
     Собака не  шелохнулась. Дамло повторил приказание  тоном более суровым.
Пес и не  подумал подняться. Вид у  него был величавый, снисходительный.  Да
что же это такое? Человек, венец  творения, слушается  с  полуслова,  а тут,
здравствуйте-пожалуйста, экая дрянная тварь!..
     Надлежало  рассматривать это  не  как простое неподчинение, налицо была
попытка   оскорбить   представителя   полиции   при   исполнении   служебных
обязанностей... Как выманить его из клетки?..
     - Пупсик! - дрогнувшим голосом проговорил Дамло. Пупсик ухом не повел.
     - Цуценька!
     Супруга полицейского не  слыхала от него такого нежного рычания даже  в
ту единственную, лучшую пору  их жизни, когда папа Дамло заставил его на ней
жениться. Но проклятущую  тварь и  это  не пробрало,  хотя  по-настоящему ей
следовало бы зарыдать.
     Конечно, можно  было  пустить в  ход  какую-нибудь  палку, даже  шпагу.
Огреть  разок - выскочит.  Но  разозлится.  Укусить  не  укусит, а  попробуй
привязать  к  ошейнику  поводок,  захочет   ли  после  слушаться  и   вообще
сотрудничать? Нет, портить отношения нельзя.
     Главное дело  - взять на поводок. Но почему  для  этого надо непременно
вытаскивать  пса наружу? Гоняйся после за ним по  всей территории  Да еще не
подпустит.  А то  сиганет через забор,  только видели...  Нет, пускай там  и
сидит, так  даже лучше. Страшноват, конечно, да  больше  с виду. Захотел бы,
так давно бы накинулся Там привязать, ни голову себе ломать, ни уговаривать:
пупсик, цуцик, тьфу!..
     И Дамло, засопев от унижения, полез в клетку сам - не за собакой полез,
за пенсией!..
     Пес   и  головы  не  повернул.  Лишь  выпуклый  кровавый  глаз  отмечал
передвижение Дамло.
     -  Вот  так!..  -  успокаивающе  проговорил  Дамло,  протягивая руку  с
веревочкой. - Вот  та-а... - Он не  успел и коснуться ошейника. Без малейшей
предварительной  подготовки, без усилия  черное глянцевое  тело пса будто бы
перелилось с занимаемого прежде места  наружу. Для этого  надо было мало что
прыгнуть, но  еще  перевернуться в  воздухе задом наперед; никаких  подобных
движений  Дамло не  заметил. Только что собака  лежала вот тут,  где  рука и
веревка. А  теперь собака  лежит  перед клеткой, стережет выход. Полицейский
превратился в заключенного.
     Он не  сразу  это  осознал,  настолько  это было противоестественно, не
говоря  уж  о  том,  что  противозаконно.  После  стольких  лет  беспорочной
службы!.. Шепча: "Пупсик!", - протянул снова руку с веревкой.
     - Р-р-р!.. - отвечала на это  собака Дамло сидел на  корточках в тесной
клетке, скрюченный,  не  повернуться. Он  вспотел,  размышляя,  что  делать.
Шпагой  ее? Но  шпажонка  дрянь, украшение, такими мух бить. О пистолете  он
думать не стал, тому была причина.
     Пес лежал у дверки и  глядел на Дамло  грустными,  почти человеческими,
только переутомленными  ,до  красноты, глазами.  Но эти  глаза  не  упускали
самого легкого движения. Действительно умный был пес.
     Вероятно, его  натаскали  обезвреживать  и  стеречь  воров  до  прихода
хозяина.  Теперь  он стерег Дамло,  проникшего  в  клетку,  А за хозяина был
косоротый  собачник,  вот  что  приводило Дамло  в  отчаяние. Явится, пугало
огородное, и что увидит!
     Может и других позвать.  Много найдется охотников: весь город. Газетчик
прибежит: "Господин  Дамло,  расскажите  моим  радиослушателям, как вы  себя
чувствуете в этих условиях? Какие собаки вам больше нравятся? Подтяжки какой
фирмы предпочитаете? Как  смотрите на предстоящие  выборы? Посещают  ли  вас
жена и дети? Долго ли намерены тут просидеть? И вообще, с какой, собственно,
целью вы сюда забрались?"
     - О-о!.. - провыл Дамло.
     Проклятый пес  не  дрогнул, хотя смотрел  даже сочувственно Все я, мол,
брат, понимаю, только выпустить, извини, не могу: сам знаешь, служба.
     Дамло  знал -  и покорился судьбе.  Он только  расположился  поудобнее,
опершись  спиной, о прутья. Пес шевельнул  было кожей и приподнял губу,  но,
увидев, что поднадзорный не предпринимает враждебных действий, успокоился.
     Во дворике  стояла тишина и прохлада. И  в клетке  было даже  уютно. За
чистотой  косоротик   следит,   не   вовсе  зря  получает  свое   жалованье.
Косоротик.., что косоротик?., черт с ним, косоро.., токосо...
     Сержант  уснул.  Надо признать,  что  жизнь его была в последние  сутки
достаточно  утомительна. Стоит ли удивляться, что он проспал многое из того,
что полагалось бы не проспать!..



     - Здравствуйте, господин ректор! - присев, приветствовала Марианна г-на
Ауселя - на сей раз почти трезвого.
     -  Здравствуйте,  мадмуазель...  Только откуда вы взялись? - г-н Аусель
нетвердой рукой запахнул драненький пиджачок.
     - Я инкогнито, поглядеть на Рея,  - отвечала Марианна весело, - он  тут
на побегушках у Биллендона!
     -  Значит,  мне не показалось!..  -  бормотнул г-н  Аусель.  -  Славный
поступок,  Рей,  но разве ты  не  знаешь - для  тебя  учреждена  специальная
стипендия, чтобы ты  мог...  - Он говорил, не поднимая  глаз.  - Впрочем,  я
ухожу  в  отставку  молодые  люди!  Это  маленькое хобби  воспрепятствует...
Марианна и тут мигом все поняла.
     - Да мы не  проболтаемся, господин ректор, честное слово! - Разумеется,
она  слегка  лукавила. - Лишь бы мамочка... -  она прикусила  язык. - Доктор
Даугенталь, расскажите лучше, как вы воскресли!
     -  Чепуха,  перетак!  -  сердито ответил  тот.  -  Дрянь  город.  Дрянь
гостиница.  Убивать меня иголкой  - ха! Прикатили  бы пушку,  было бы  очень
смешно! Я объяснял алкоголику...
     - Но я мало что понял, - смиренно прервал его г-н Аусель.
     - А вы, коллега?
     - Догадывался, - ответил Рей.
     -  Видите, профессор? - свирепо обратился Даугенталь  к  г-ну Ауселю. -
Это он должен вас учить: он не пьет ром и джин!..
     Дадим  историческую  справку, к которой  читателя  попросим  отнестись,
елико возможно, со вниманием.
     Учение  д-ра  Даугенталя  о  геометрии  пространства  никогда  не  было
опубликовано: автор считал это  знание слишком опасным. Коротко  говоря, оно
сводится к следующему, пространство обладает не  одной только Эйнштейновской
кривизной,  но сложной геометрической структурой, которая,  по  существу,  и
определяет  все свойства  материи.  Так, электрон -  луч  света, попавший  в
пространственную  ловушку, -  будет  вечно  мчаться  по  одной  из Боровских
разрешенных орбит вокруг атомного ядра, эта замкнутая орбита  представляется
ему бесконечной прямой!
     На такой вот манер весь доступный нашим ощущениям и приборам трехмерный
мир выстроен, по существу, из одной  энергии  - из простого света!  Но число
пространственных измерений  не ограничено тремя. Четвертое,  пятое, шестое и
так  далее   измерения   не  есть   математическая  фикция,  это  физическая
реальность, куда,  как говорит  Даугенталь, ощущение получит доступ вслед за
мыслью...  Ибо   человек,  утверждает  он,  существует  во  всех  измерениях
одновременно и  все  их  потенциально  способен воспринимать. Более  того, в
некоем измерении человек виден  извне  как кристалл с неисчислимыми гранями.
Вершины углов поверхности этого кристалла - те  самые акупунктурные точки на
теле,  в  которые было в XX  веке  модно вонзать металлические иглы  с целью
излечения от разных болезней.  Этот способ, и на самом деле весьма полезный,
был, кстати сказать, интуитивно найден еще  в глубокой древности  восточными
азиатами.
     Сказанного достаточно, чтобы  понять остальное,  которое  даже  слишком
хорошо нам известно!.. Д-р Даугенталь смог рассчитать, какие из этих внешних
точек  должны быть  активизированы  для того,  чтобы сделалось  непроницаемо
плотным  энергетическое  поле,  окружающее  всякое  тело.   Такая  невидимая
защитная   оболочка,   однажды   созданная,  затем   уже  сама  поддерживала
собственное существование,  как за счет процессов организма, так и  за  счет
внешних сил, не брезгуя ни ударом дождевой капли, ни солнечным лучом.
     Доктор  поставил  эксперимент  на себе.  И  хотя его оболочка была  еще
довольно примитивна, однако убить его не смогла бы даже тяжелая авиабомба.
     Запомним  это,  хотя нынче никого уж не  волнуют  вопросы, связанные  с
научным приоритетом, сведения пригодятся в нашем исследовании.
     Суровое обхождение д-ра  Даугенталя  с г-ном  Ауселем не должно вводить
нас  в  заблуждение. Г-н Аусель  в  свое время руководил его  обучением, сам
давал ему уроки,  бы я удостоен  такого уважения и дружбы,  что первые опыты
уплотнения  поля главным образом для того и  затевались,  чтобы можно  было,
ускользнув от бдительного круглосуточного надзора, навещать учителя, вести с
ним  диспуты  и  ссориться   Догадка  репортера  верна:  множество  раз  д-р
Даугенталь покидал  бронированное убежище, будучи в одной из таких  отлучек,
он  познакомился  с  Реем -  по  рекомендации  ректора II,  однако,  никакой
почтительности к  г-ну Ауселю  он  не  проявлял, попросту не  зная,  что это
такое, и  сильно  сердясь  на его порок, совершенно внезапно  возникший, для
Даугенталя необъяснимый!..
     - Он скушал полбутылки рому! - наябедничал Даугенталь Рею, тыча пальцем
в г-на  Ауселя. - Какой-то дурак, говорит, подарил,  теперь он хочет скушать
остальное, сердится,  что  позабыл  заткнуть бутылку -  ха-ха,  я  вижу, как
пляшут мысли у него в голове! Я вам не  позволяю!.. Коллега Рей, я не  хотел
никому говорить, но вы теперь все равно знаете. Вы поняли, что Машина совсем
не нужна?
     - Еще нет, - сказал Рей.
     -  Ну,  смотрите!  - Даугенталь  протянул руку  вперед.  Этот  разговор
происходил  по дороге к  дому Биллендона, посреди булыжной мостовой,  совсем
рядом с оградой ветеринарного  пункта, где  в  клетке, утомленный трудами  и
размышлениями,  безмятежно подремывал Дамло под охраной собаки, не зная, что
до предмета его хлопот сейчас рукой подать, и, вдобавок, упустив невероятное
зрелище!
     Даугенталь  двинул ,рукой. Следуя этому движению, крупный  булыжник сам
собою  вывернулся  из  мостовой  в полутора  десятках шагов от них,  стоящих
группой... Камень  поднялся  в  воздух, повис над  землей.  Затем  невидимое
продолжение руки д-ра Даугенталя вернуло его на прежнее место!..
     - Еще смотрите!
     Калитка, ведущая во двор Биллендона, которая была отсюда хорошо  видна,
ни  с того ни с сего  распахнулась, взвыла сигнальная  сирена - будто кто-то
вошел, но умолкла... Недоумевающий Биллендон появился на крыльце, огляделся,
махнул им рукой.
     При виде фокусов Даугенталя Марианна пришла в такой ужас и восторг, что
попросту онемела. Если  бы она оказалась  в  состоянии хоть пикнуть, события
могли бы принять совсем другой оборот...
     -  Видите,  коллега?  Поле становится  внешним  органом  тела.  Опасная
игрушка, да?.. Но это, коллега, не все!
     Стараясь  формулировать  как  можно  осмотрительнее,  чтобы  не  выдать
лишнего, Даугенталь все  же рассказал о возможности усовершенствовать метод,
после чего уплотненное поле приобретет многие любопытные свойства. Например,
оно  возьмет на себя полностью функцию энергообмена со средой, это будет для
его  владельца  значить  отсутствие  нужды  в  воде и  пище.  Если  все-таки
понадобится  дышать, то никакое болезнетворное начало не проникнет в легкие.
Даугенталь  воздерживался  от  прогнозов  насчет  дыхания,  так  как  считал
недостаточными свои сведения о физиологии. Так  или иначе,  всемогущее  поле
сделается  для  человека  тем, чем  для  него  были  дом,  одежда,  средства
передвижения! Он сможет обитать в  открытом космосе, ни  в  чем не испытывая
недостатка, путешествовать без ракет; он сделается бессмертен!..
     Г-н Аусель  воскликнул,  что  такое  открытие  должно  быть  немедленно
обнародовано, Даугенталь отвечал,  что он  не  враг  эволюции  человечества:
никто ничего не получит, в особенности политики, военные и промышленники, он
принял все меры для того,  чтобы тайна не  была открыта. В последнем он, как
мы теперь знаем, несколько заблуждался...
     Импровизированная лекция была прервана  появлением сильно запыхавшегося
католического патера.
     -  Я  хотел  бы  выяснить,  доктор   Даугенталь,  -  приступил  он  без
околичностей, - отчего вы, веруя в волшебство, в чудеса...
     -  Я  понял,  коллега поп, - остановил  его Даугенталь. -  Ни во что не
верую, знаю, как делать, а это уже не чудо: чудо ли телефон, за который пять
- десять веков назад кого-нибудь бы вы сожгли! Эволюции никто не удержит, не
знаю,  когда каждый сможет  больше,  чем  тот волшебник с  бородой, которому
поете песни, жжете свечки...
     -  И кто-то, возможно, опередил нас на этом пути, кого мы принимаем  за
бога, - попытался  закончить за него патер. - Бог по Дарвину!.. Но душе моей
он не нужен!  - подлинное волнение прозвучало в его  бархатном голосе  -  И,
доктор Даугенталь, если кто-то мог опередить  нас, то другие могли опередить
их, а этих других в свою очередь опередили другие...
     - Верно, коллега поп! Это не может быть исключено.
     - Отчего  же вы,  допуская этот всеобщий  путь в высоту, к бесконечному
совершенству, не  хотите допустить вершины вершин, маяка мироздания, которое
строите?
     - Волшебника с бородой?
     - Господа моего, - сказал священник, - творца и создателя!..
     - Который сотворил мир из ничего, - сказал Даугенталь.
     - Это для вас неприемлемо?
     - Нет.
     -  Это  существенно, - сказал  священник  в задумчивости. - Я не  стану
пытаться  сближать   наши   точки  зрения  при  помощи  софизмов.  Эти  ваши
дарвинистские божества - они что, тоже никогда не смогут?..
     -  Нет,  коллега  поп.  Никто  не  создаст  и  не   уничтожит  материал
мироздания. Строить будут из того, что имеют, и перестраивать то, что имеют.
Мы  знаем  только  пустяки о разновидностях  и свойствах  материала, краешек
спектра, что  можно пощупать-...  Чтобы знать больше, надо эволюционировать,
тогда увидим,  что  были  полуслепыми, полуглухими,  почти  парализованными.
Сбрасывать кожу мохнатого ползучего червя, под ней спрятаны крылья.
     - Прекрасно, доктор Даугенталь! - подхватил  патер, и  под  его сутаной
напряглись мышцы  тигра. -  Но  кто  такой  этот  ваш  будущий,  эволюционно
созревший  плод?  Из  всего, что я о вас  читал  и слышал,  понимаю, что это
образец духовной  дисциплины, полностью лишенный агрессивности,  неспособный
ко злу, слуга мироздания, так ли?
     - Да, - сказал Даугенталь.
     -   Но  вы  же  рисуете   портрет  истинного   идеального  христианина,
воплотившего в себе учение  сына  божьего! Вы  всего  лишь повторяете святое
Евангелие!
     - И  то,  что  без него говорили  индусы  и греки.  Истина повторяется,
инстинкт ведет туда  же, куда разум; религия - куда  философия. Не надо быть
богом, чтобы знать, что зло - глупость, оно даже невыгодно: теряешь  больше,
чем  получаешь, но не можешь этого понять,  оттого что глуп. Злой человек не
просто глуп:  он болен.  У здорового  человека  всякий инстинкт  обыкновенно
верен, не ошибается и моральный инстинкт.
     - Но если он  усилен авторитетом святого писания, верой  в воздаяние за
гробом? Вы обращаетесь  к  одному  рассудку,  мы -  ко  всему  человеческому
естеству, мы давно  изменяем его, насколько способен он и мы сами. Не короче
ли наш путь к общей цели, не богаче ли и представление о ней?
     -  Тот,  кто верит в логическое  допущение как в  истину,  неразумен, -
отвечал Даугенталь, - а если он кланяется портрету,  поет ему песни, если он
думает: я поступил плохо - пойду  к  попу, скажу ему, постою  на  коленках и
стану хорошим, ему эволюция не нужна. Вы мешаете, коллега поп.
     -  О,  -  сказал в гневе  патер, -  я мешаю  пресвятой  эволюции? А как
поступаете вы, отнимая последнее у бедняка? Что имеет человек на этой земле?
Только  то, что даем  ему мы, треклятые мракобесы! Ибо даем мы  смысл самому
его существованию. Бытие же ваших дарвинистских богов, сколько ни карабкайся
они по эволюционной лестнице, без истины господней  столь же бесцельно,  как
наша жизнь здесь, на земле.., жизнь без бога!
     - Коллега поп,  - твердо  отвечал Даугенталь, - зря  говорите  о смысле
жизни, подумайте о смысле смерти. Смысл  жизни прост:  он в том, чтобы жить,
действовать  и  ощущать.  Когда  вы  сделаете  в  церкви свой  доклад  и эти
молитвенники...
     - Прихожане, - поправил с улыбкою патер.
     - Вот-вот, забыл, - сказал Даугенталь. - Когда  они от восторга визжат,
не  думаете о смысле жизни. Когда  вам привезут устриц  и икру, вы думаете о
том,  как  станете  их кушать.  Когда венчаете  влюбленных  прихожан  и  они
остаются вдвоем,  думают разве о том,  зачем все это? О смысле жизни думают,
потому  что  существует  смерть, которая лишает  смысла  чувства и поступки.
Зачем  богач накопил миллионы, он ничего не сможет взять в гроб, не потратит
там и филлинга  за  миллионы лет. Но, коллега поп, смерть существует  только
потому, что нынешнее  человечество ее заслуживает. Вся  его  ценность в том,
что оно  есть  звено эволюционной цепи,  не самое лучшее, самое  ненадежное,
однако нет  другого!..  Дайте ему  бессмертие  сегодня - и ничего живого  на
планете не останется. Только смена поколений  очищает ее от  вражды людей  и
народов, без смерти исчезла  бы  жизнь, вот смысл  смерти: сохранение жизни,
охрана  эволюционной цепи.  Сбросьте кожу червя,  раскройте свои  крылья,  -
смерть исчезнет! А кто будет спрашивать о смысле вечного существования? Жить
вечно, не чтобы накопить сундук денег, быть хозяином не крошечного домика, а
космоса, строить не  клозеты, а миры,  коллега поп!  Может быть, - продолжал
задумчиво Даугенталь,  -  в каждом  поколении или столетии - не  знаю, каков
интервал, - ставится контрольный опыт, чтобы  знать, созрело ли человечество
для избавления  от смерти,  для  шага  эволюции...  Опыт решает его  судьбу,
правильнее  - оно само решает свою судьбу на  следующий интервал, в  течение
которого может и погибнуть!
     - Кто же ставит этот опыт? - спросил патер, напрягаясь.
     - Можем быть, скоро узнаем... Может быть, не узнаем.
     - Чрезвычайно интересно! Кто бы все-таки это мог быть?
     -  Не  слишком  существенно... Допустите, коллега поп, что где-нибудь в
гипотетическом центре Вселенной уже миллиарды лет существует цивилизация, по
сравнению с которой наша - цивилизация амеб.  Физики говорят, что  Вселенная
родилась  вся  из  одного сгустка  и когда-нибудь  должна  вернуться к этому
объему, - это говорю неточно, чтоб вам легче  понять. Сжатие принесет гибель
всему,  что существует  в  нашем мире.  Чтобы  спасти мир,  надо  добраться,
долететь  до ею пределов - опять  не будем спорить  о терминах... Но  нельзя
создать такого корабля, запасти столько горючего, не говорю о миллиардах лет
заточения  в  корабле!  И все-таки  были запущены  эти корабли  -  скопления
материи  с  обдуманными  заданными  свойствами, с  программой  эволюции:  из
туманностей  сформируются звезды,  возникнут  планеты,  неживое разовьется в
живое, живое сделается разумным,  разумное найдет  путь к  росту духа;  ведь
разум  -  только  часть  сознания,  его  вспомогательная служба,  компьютер,
гармонию  ищите выше!  Став подобными  тем, кто нас  послал в этот путь,  мы
созреем к исполнению задачи может быть, все, что мы видим на небе в звездную
ночь, - это космические  корабли,  они мчатся к  тому, что назначено. Муки и
войны, страх смерти, мысли о бессмертии - все и повсюду служит эволюции, все
- средства, чтобы  созреть...  Скажете: ужасно. Но  не ужасно  ли  рождение?
Младенец  потому  лишен  сознания и памяти, что  минута  появления  на  свет
мучительнее  тысячи смертей.  Но  кто  пожелает сохранить младенца  в утробе
навечно, лишь бы он не  испытал ужаса рождения? Иные корабли погибают в пути
вместе со всем экипажем. И Земля - космический корабль, который в опасности,
стеклянный корабль  над  бездной, с грузом бомб в трюме, с экипажем, который
готов  открыть  друг  по  другу стрельбу из  чего попало,  хотя надо бояться
уронить молоток!
     - Несть  числа печалям, -  сказал  патер.  - Однако  мне  нравится мир,
который  вы  нарисовали. Он  - как  засеянное поле, я знаю, кто  сеятель! Из
колоса  единого  зерна его,  и  когда  колосья  новые поспеют,  ветер  вновь
разнесет зерна, чтобы мертвая мгла стала новым полем господним! Превосходно!
Нет,  я  не освежаю предмет нашего спора, двинемся дальше: не боитесь ли  вы
пресыщения для своих дарвинистских богов, то есть нас  с  вами,  после нашей
эволюции?
     - О  пресыщении  только мы с вами  и  можем  говорить - после  хорошего
обеда. Безграничные  возможности  сопряжены  с безграничными  потребностями,
только не  воображайте, что они всегда будут удовлетворены, эти потребности:
там нас ждут свои труды и трагедии, свои обманутые надежды и свои печали. Не
за счастьем мы туда идем, коллега поп, нет, не за счастьем. Думаю, будем еще
завидовать себе иногда, таким, какие мы сейчас есть.
     -  Но участь  это сияющая! Справедливо ли,  что сияет она  одним нам  и
потомкам? Почему должны быть  обмануты миллиарды уже  умерших  в надежде  на
воскресение и жизнь  вечную? Это ведь все  равно,  что  ограбить  покойника,
доктор Даугенталь!
     -  Рискую  допустить  это всеобщее воскрешение, - сказал Даугенталь.  -
Почему нет? Зло  исчезнет: оно  ограничено в  применении и вызвано условиями
Земли,  добро  же  универсально  и применимо повсюду,  даже сегодня и здесь!
Потомки будут  бесконечно  добрее: не зная смертных  мук, они поймут наши  и
поднимут нас из гробов, восстановят из пепла, позволят сделать новую попытку
эволюции, помогут возвыситься до них самих. Это даже может им понадобиться в
каких-то практических целях: впереди у них огромная тяжелая работа.
     Патер засмеялся.
     -   Доктор  Даугенталь,  позвольте  уж  тогда   и   немножко  прежнего,
бесхитростного: прозвучит труба архангела и...
     -  Дело  ваше,  как  обставить  спектакль,  -  ответил  Даугенталь.   -
Постарайтесь, может быть, вам лично это и будет поручено!
     Теперь засмеялись оба.
     -  Что  ж, -  сказал патер,  -  не напрасно  я  к  вам  приходил. Пусть
обернется  зло  благом:  заблуждения  ваши  обогатят  мою  проповедь.  -  Он
помолчал.  -  А  если  эти  ваши дарвинистские  прабоги, пославшие  корабли,
научились затем проницать пространство, сделались вездесущи?.. Гм!.. Господи
Иисусе Христе! А дьявол? Куда мы с вами подевали сатану, доктор Даугенталь?
     И опять оба они засмеялись.
     - Стеклянный корабль!..  -  повторил в задумчивости патер. - Если уж мы
заговорили о кораблях, то ведь всякий  из  них имеет  капитанский  мостик..,
кто-то стоит у штурвала! Кто капитан?
     - Или подопытный кролик, - сказал Даугенталь.
     - Что ж... Но мои прихожане, кажется, собираются наделать мне хлопот, -
сказал патер, оборачиваясь на шум, донесшийся со стороны аптеки. - Благодарю
вас - и прощайте!
     Подхватив полы сутаны, он поспешно удалился.



     Репортеру никогда еще не доставалось столько всякой работы подряд. Ушло
в эфир  небольшое радиоэссе  о  вероучении  г-на Эстеффана, затем репортаж о
волнениях на религиозной почве - оператор отлично снял сцены драки, диспута,
с  пистолетной  стрельбой  и  заключительным  "Из  бездны воззвах", пропетым
коленопреклоненною толпою. Очень живописно получилось!
     Когда патер  удалился,  запахло  буйством,  анархией,  кто-то возжаждал
крови еретиков.  Благоразумное ядро  католической  общины воспротивилось, но
все-таки  часть  мебели успели  изломать - г-н Эстеффан  так  никогда  и  не
получил причитающейся страховки.
     Зато в определении судьбы его  и прочих еретиков было немедля проявлено
полное единодушие...
     Репортер с оператором приняли католицизм по первому требованию, так что
без  всяких помех отсняли  еще  один  сюжетец: как  г-на  Эстеффана, связав,
повлекли  в узилище  -  опять  в  полицейский  участок!  Именно  этот шум  и
встревожил разговорчивого патера.
     Счастье для Дамло, что он не видел, как  хозяйничают в подведомственной
кутузке.
     За неимением сержанта,  пылкие паписты  изловили  и успешно  обратили в
истинную веру парнишку-постового...
     Потом  все,  успокоенные,  разошлись. И  ничто,  ровнехонько  ничто  не
предвещало  бури,  которая разразилась всего  лишь через несколько часов  На
город, подобно занавесу, опускался вечер - последний вечер!..



     Не было покоя, кажется, одной г-же президентше.
     - Хорош зятек!  -  сказала  она, едва  Марианна появилась  в дверях.  -
Полюбуйся-ка! - она указала  на  телетайп.  - Всякая  демократия имеет  свои
пределы. Есть вещи, которых...
     Яростный  вопль девочки  остановил  материнское  нравоучение.  Марианна
сорвала с телетайпа полоску бумаги  - справку из Особого бюро, четыре строки
машинописного текста, пустила по  комнате клочья, но этого ей,  само  собою,
показалось мало: следом, треща, покатился весь  рулон  - важнейшие секретные
сведения,  расшифрованные  при  помощи  компьютерной  приставки,  агентурные
донесения, домашние и биржевые новости...
     Президентша глазом не моргнула.
     -  Если эта  история  будет  продолжаться,  -  произнесла  она довольно
жестко, - нам придется изгнать его из страны!
     -  Будет!..  Будет!..  Будет!.. - пыхтела  Марианна из горы  уродливого
серпантина. - Кто просил тебя шпионить?., кто?!, кто?!, кто?!
     Затем она изломала о телетайп три телефонных аппарата, обрушила на него
стул и влила графин воды. Президентша позвонила горничной:
     - Пусть это все заменят, распорядитесь!..  Ну, деточка, ты успокоилась?
-  Марианна не  подумала  ответить.  -  Поняла,  что  он  тебе  не  пара?  -
Президентша умело уклонилась от пущенного  в нее графина -  брызнули осколки
стекла... - Если у тебя вправду хватит ума...
     - Да, - сказала Марианна. - Да, хватит! Так и знай! Что сделаете с ним,
то будет и со мной, клянусь господом Иисусом  Христом и всеми святыми, целую
на том крест!..
     Что, съела, мамочка?  Лучше  бы тебе помолчать!  Может быть,  я еще  бы
подумала, только не думаю, чтоб передумала, потому что это у меня навеки!
     Прозвучавшая клятва  была у Марианны  нерушимой,  мать,  услыхав,  даже
несколько побледнела, но сдаться не могла.
     - Пария, - проговорила она. - Дочь моя - пария!..
     -  Мать  моя - аристократия! -  пропела Марианна в отпет. -  Бритвенные
кисточки у нее в гербе! Бритвенные кисточки, кожгалантерея...
     - Замолчи!
     - Не  замолчу,  милели  Скобяные  Изделия,  Мелкий  Опт! А  я распродам
родословную в розницу - должны мы, бедные парии, чем-то существовать хоть на
первых порах, кормить своих подзаборников - у меня будет их куча!
     Президентша, наконец, расхохоталась.
     -  Извини,  -  сказала она.  -  Конечно, я  погорячилась... Но  ты тоже
остынь. Уважай  ступеньки, по которым твои  предки поднимались  вверх:  ведь
тебе придется пересчитать  их своими боками!.. И довольно  об этом. Там было
написано,  что  он  проявляет  некоторые  склонности  .,  и  способности, мы
подумаем...
     -  Вы  ничего  не  подумаете,  мамочка,  слыхала:  ничегошеньки!  Когда
понадобится, я сама за него буду думать, и никому больше...
     - Хорошо. Оставим  и  это.  Правда  ли, -  Президентша помедлила, желая
нейтрально  сформулировать  вопрос, -  что  доктор  Даугенталь называет  его
коллегой?
     Марианна не утерпела похвастаться.
     - Конечно! - Тут ей захотелось приврать. - Он его слипается, как... - и
умолкла, поняв, что ее далеко занесет.
     - Очень интересно,  - сказал Президентша. Зазвонил телефон. Оккультист,
крайне встревоженный, доложил, что поступление  телепатической информации из
дома, где находится Даугенталь,  внезапно и необъяснимо прервалось... Искоса
взглянув на Марианну, ее превосходительство сказала в трубку:
     - Зайдите ко мне Но и вдвоем им удалось выудить из девчонки только  то,
что в  доме  ведут нудные  разговоры,  собирались  читать какое-то  огромной
толщины  письмо и  что вообще-то она в шпионы ни к кому  не нанималась!.. Ее
отослали в постель.
     Президентша  была вне  себя от беспокойства. Впопыхах она  отдала  мэру
приказ поднять по тревоге национальную гвардию и окружить дом, но приказ тут
же отменили: шпаки поднимут шум, будут сразу замечены, да кабы только это!..
     - Наблюдать за домом будете сами, - объявила президентша решение. - Кто
у вас  там  сейчас? Индуктор?  Один?  Вот  видите!  А  людей  у  вас  вполне
достаточно...  На  каком еще  расстоянии.., глупости!  Бегом туда,  окружите
усадьбу,  не сводите  глаз. Одного вашего, как  его.., вот  именно,  пиента,
оставьте  здесь, за дверью, пускай стучится и докладывает.., да нет же - при
помощи простых голосовых связок!.. А это уж ваше дело! Ну, марш!
     Оккультист  едва  успевал  вставлять  реплики,   но,  подчинившись  уже
заключительной  команде, вдруг остановился,  чтобы выпросить новую беду себе
на голову.
     - Мы, ваше превосходительство, не знаем, что происходит в самом доме, -
сказал он тихо, встревоженно. - Не исключены неожиданности...
     - Но индукторов туда не впустят!
     - Вот именно...
     - Так что вы предлагаете?
     Гипнотизер сконфуженно  покосился  на  молодого  человека, старательным
образом  изучавшего вновь  установленный телетайп  - инструмент, разумеется,
интереснейший!
     Президентша  обожгла собеседника взглядом,  напомнившим, что  знает он,
пожалуй, слишком много для  человека,  желающего  продвигаться  по служебной
лестнице или  хотя бы прожить на свете... Конечно, долг есть долг, но отчего
некстати  за  язык-то   нелегкая  дергает   вечно  или  другие   допускаются
бестактности? Подтолкнуть бы деликатно, навести на мысль - могла бы, стерва,
сама догадаться!.. Он испугался и разозлился, но виду не показал.
     - Напоминаю: отвечаете головой! - сказала президентша. - Идите!
     Дверь затворилась.
     Странник  поймал на  себе  Ее  взгляд  - задумчивый,  изучающий, но  не
холодный...  Оккультист  внушил  ей-таки  лишнюю  заботу, Она  колебалась  и
взвешивала. А  все-таки задачку следовало решить, и Она решила ее  про себя,
как будет видно, не без остроумия.
     - Спокойной ночи, - сказала Она. - Ты не обиделся? Приходи завтра!
     - Завтра? -  повторил он, уже взявшись за дверную ручку. - А ты помнишь
"Перчатку"? Это Шиллер, - пояс, ныл он, видя Ее  недоумение.  - "Перед своим
зверинцем, с баронами, с наследным принцем король Франциск  сидел..."  - Все
на что-то мне сегодня намекают, - сказала Она жалобно, - не понимаю, на  что
намекаешь ты, но все равно приходи!
     "Завтра! - повторял и  повторял он, спускаясь по лестнице... - Завтра!"
Возле фонтана он остановился и стал глядеть на Ее освещенные окна.
     Президентша  задержалась  около кровати,  где  спала Марианна.  Девочка
знает  весьма важные вещи.  Надо  будет завтра обходиться с ней  поласковее,
очень возможно, что...  Кошмарная  жизнь:  жертвуешь родственными чувствами,
привязанностями... Кабы  избавили,  была  бы благодарна... "Вдруг с  балкона
сорвалась перчатка. Все глядят за ней. Она упала меж зверей", - ни с того ни
с сего мелькнули  вдруг  в голове  строчки  шиллеровской баллады: знала ведь
когда-то всю  на память, что  там  дальше-то? "Когда меня.., когда меня, мой
рыцарь верный,  ты любишь так,  как говоришь,  ты мне перчатку возвратишь" -
нам  бы их  средневековые заботы... "К зверям  идет, перчатку  он берет" - и
все, ни в  зуб ногой! "К зверям  идет.., к зверям идет..." - ах ты боже ж ты
мой!..
     Выключив лампу, Она подбежала к  окну. Конечно, еще не ушел!.. "Ну, что
же ты?" -  подумала  не без нежности, но с досадой: следует ли  так нарушать
обдуманные  планы,  если  даже  ты их  не  знаешь?..  Нажала  трижды  кнопку
выключателя. Темная фигура у фонтана встрепенулась.
     "Иди, уходи скорее! - взмолилась Она мысленно. - Скорее - и до завтра!"
Взмахнув на прощанье  рукой, он пошел  не оглядываясь. Вскоре следом покатил
на вихляющемся велосипедике сыщик - "что и требовалось доказать", - подумала
Она устало, ибо все происшедшее было предусмотрено.
     Как не поступишь, чем не пожертвуешь ради общества!..
     Затем у нее состоялся краткий диалог с реципиентом, дежурящим у двери в
коридоре,  -  получено донесение и  даны  указания. Возвратясь,  Президентша
подумала наконец о том, что индуктор для связи не оставлен - сама она, стало
быть, служит  индуктором, - чего только  она им сегодня  не  наиндуцировала!
Угораздило  муженька создать этот  оккультный  отдел! Впрочем,  такой отдел,
разумеется, полезен.., полезен.., полезен, необходимо только соблюдение ряда
правил! Вы меня поняли? Мы поняли друг друга?
     - Так точно, ваше превосходительства - донесся из-за двери безжизненный
голос реципиента, имитируя интонации начальника оккультного отдела.
     Она только усмехнулась: вот и хорошо!
     С халатиком в руках Она еще долго  стояла под открытой форточкой - пока
не озябла, И последнее, что запомнилось Ей в эту ночь, был запах свежих роз,
донесшийся невесть откуда.



     Переданный по телефону приказ насчет присылки национальных гвардейцев и
последующая отмена этого приказа застигли г-на мэра бодрствующим над теми же
газетными новостями, изучением которых занимался днем Дамло.
     - Суета! - со вздохом произнес г-н  мэр, но вдруг призадумался,  взгляд
его снова упал на газетные строчки, глаза блаженно сузились. - А почему бы и
нет? -  бормотнул  он. - Неплохая  идея!..  Ну,  не  будем  зайцев  считать!
Размышления, видимо, ответственные и чрезвычайно значительные, отняли у него
немало времени. Затем он принялся названивать по телефону...



     Паства давно разошлась по домам, когда в запертом соборе вновь запылали
все свечи. Патер, стоя на коленях, плакал и молился до утра, шмыгал  носом в
платочек;  утром его глаза были сухи, воспалены  и яростны, как, наверное, у
Савонаролы.
     - Мед  ядовитых  цветов ядовит, - сказал  он, вставая  с  колен. Свечи,
кроме одной искупительной, весом  в шесть фунтов, догорели давно и  погасли.
Пахло дымом,  теплым воском,  но  его  преподобию чудилось,  что  сквозь эти
привычные запахи пробивается слабым ростком - знамение - едва слышный святой
запах розы. Это прибавило ему уверенности.
     По затекшим ногам под сутаной бежали мурашки.
     Патер отправился будить пономаря.



     Все холодало,  и Дамло постанывал,  поеживался  во  сне.  Сверхгангстер
Тургот  подкрадывался к нему в виде черного осьминога, все щупальцы которого
были вооружены  кинжалами, Дамло  только и знал отбиваться,  устал. Осьминог
вцепился в кобуру. Тут Дамло зарычал и проснулся.
     Сон,  показалось,  продолжается  наяву,  только осьминог  принял  форму
громадного   черного   зверя.   Но   вместо   принятия   мер   Дамло   вдруг
расчувствовался: ах, песик, ах умница, ты тоже проголодался!
     В кобуре  вместо  пистолета хранились  обыкновенно бутерброды,  каковые
Дамло имел привычку потреблять в пору усиленных размышлений. Он вытащил два.
Один кинул собаке. Бутерброд моментально исчез. Дамло кинул еще,  потом еще,
и сам торопливо  жевал, но где было угнаться! Пес  с умилением  уставился на
остаток  его  личного  бутерброда,  последнего.  "Дудки!"  - подумал  Дамло,
набивая рот и давясь подсохшей корочкой.
     - Пупсик! - проворковал он невнятно. Пес шевельнул хвостом. Стало быть,
давеча он был просто голоден, оттого и вышло между ними недоразумение. Каков
паршивец: промаялся всю ночь из-за своей вежливости, что ему стоило взять  и
попросить  еды, а затем проявить готовность к сотрудничеству? Давно бы могли
приступить к поискам этого  профессора кислых щей, из-за которого заварилась
каша!
     Сержанту  не могло  придти в голову,  что искомый находится всего-то  в
нескольких шагах. К Биллендону и днем-то для кое-кого вход заказан: запросто
могут  огреть  калиткой  по  лбу.  Дамло его бдительность  одобрял. Нелады с
Турготом, пускай старые, вовсе не шутка.  Вообще это  странно, что Биллендон
до сих пор остается в живых. Дамло, конечно, доглядывал, но Тургот - не чета
ему ловкач, - сознавал он с горечью.
     Биллендон  был его надежда,  приманка в мышеловке. Что  Дамло  сделает,
если  приманка  сработает,  к  чему  это приведет,  он  не  думал. Управится
как-нибудь.  А  пока  что:  ничего  не  выяснять  и  не  интересоваться.  Не
разговаривать  о  Турготе,  никого не спрашивать  о нем, проявлять полнейшее
безразличие ко  всему,  что  происходит  за пределами участка.  И  наступит,
ей-богу, наступит светлый день, когда мыши убедятся,  что мышеловку стережет
голодный кот!
     Дамло свирепо засопел, но улыбнулся умильно  и протянул к ошейнику руку
с веревочкой.
     - Пу-упсик, пупсик!..
     Пупсик на сей раз не имел возражений.
     Дамло на корточках вылез из клетки, В этот ранний час  воздух был свеж,
как глоток пива из холодильника мадам Дамло.  Сопливые  соотечественники  не
могли помешать первому уроку служебного собаководства.
     - След, возьми след! - сказал  Дамло. Пес отвечал недоуменным взглядом.
-  Ты  должен взять  след!  - Пес вильнул хвостом. - Ах разгильдяй! - сказал
Дамло, сдвигая каску на  затылок. - Тебе приказано - действуй! Взять след! -
Пес был, в общем-то, на все согласен. Но что от него требуется, по-видимому,
не соображал. - Бутерброды кто слопал? - попрекнул его Дамло. Оглянулся - не
подсматривает ли кто. - Ладно, гляди!
     Он опустился  на четвереньки,  почти уткнулся носом в  землю, показывая
псу,  как  берут  след.  Огромная  черная  морда  возникла перед  ним,  носы
встретились.
     - Ну, понял?
     Пес  радостно гавкнул,  решив,  что  с  ним играют, снова толкнул Дамло
мокрым носом и отскочил.
     -  Дубина!..  -  сказал  Дамло,  но  не  поднялся  с   четверенек.  Его
заинтересовал какой-то предмет, запрятанный в щели под клеткой.
     Он   подобрался,   засунул   руку   под   днище,  извлек   промасленный
продолговатый сверток. Одна его тяжесть говорила достаточно...
     - И у этого автомат? - сказал Дамло шепотом. - Та-ак!..
     На  дознание он  не  имел  времени.  Изъять  - насторожить, то есть, по
существу, предупредить владельца?
     -  Проспал!  - сказал он свирепо. - И это проспал! Ну больше  я никогда
ничего не просплю - это уж дудки!
     Придав свертку  прежний непотревоженный вид, Дамло снова сунул  его под
клетку. Встал, отряхнул руки и коленки, произвел глубокий вздох.
     -  Еще  и  цветочками  воняет!   -  сказал   принюхиваясь.  Зря  только
израсходовал  бутерброды.  Пес,  наверное,  умеет  брать  след  и делать все
прочее,  это Дамло не умеет с ним обращаться. Например,  - тут Дамло хлопнул
себя  по лбу:  с какой стати он требует от собаки выполнения приказа  насчет
следов здесь, на этом  дворе,  где мог наследить один паршивец-косоротик? (С
косоротиком  и его  автоматом  разобраться  при первой  возможности!  Сигнал
Эстеффана  о наличии  подобного  оружия у сторожа  морга проверить! Думать и
думать!) Дамло думал.
     Пес ждал.
     Незнакомец со  своей телепатической  командой, прокрутившейся всю  ночь
возле  соседней  усадьбы, с  любопытством дожидался,  что  Дамло предпримет.
Сценка  обучения  собаки поискам  следов  чрезвычайно  ему  понравилась,  он
хохотал  над ней беззвучно, зато  от души, впервые с той минуты, как его, на
собственную беду, порыв к исполнению служебного  долга и повышению  престижа
отдела занес в этот распроклятый городишко!
     Сержант наконец ухватил недостающую мысль, дернул поводок и приказал:
     - Пошли!
     Как лучшие  друзья  пересекли они  двор,  высокая трава  смочила  росой
глянцевые  бока  пса  и  запыленные  сапоги  полицейского,  каковые,  спустя
несколько минут, загремели  подковами по крыльцу участка, прервав чуткий сон
заключенных  - г-на  Эстеффана  и  пасторов! Бедолаги подумали,  что за ними
явились,  чтобы  повлечь на обещанное  аутодафе,  - вот до  чего  накалились
страсти,  пока патер вел с  Даугеталем накануне свои абстрактные  дискуссии!
Дамло  ничего  ровно не знал, удивился тому, что наружная дверь  не заперта,
удивился и  взял на заметку  отсутствие  постового кругом непорядок! Щелкнул
выключателем в коридорчике, гаркнул во всю мочь:
     - Э-эт-то что?!
     Добровольная стража из католиков повскакала на ноги.
     - Господин Дамло!.. - робко начал кто-то.
     -  Мо-олчать!  Выметайтесь!  Нет, стоп: становитесь  в  очередь,  я вас
перепишу! Сейчас перепишу, а после разберемся! - И  действительно переписал,
хотя  очень  спешил.  Пес  стоял рядом, увеличивая  власть Дамло,  и  прежде
грозную. Стражники разбредались, позеленев. Затем сержант  выпустил из камер
вероучителей, принял жалобы по установленной форме, вдаваться в подробности,
однако, не стал.
     -  На вас мы подадим  тоже жалобу, -  пригрозил ему пастор, приходивший
накануне   с  требованием   пресечь   деятельность  г-на   Эстеффана  и   не
удостоившийся внимания.
     - Ладно, ладно, отче, - отозвался  Дамло, -  делайте как следует  свое!
Будьте здоровы!
     Пасторы удалились, унося ощущение прочности миропорядка.  Г-н  Эстеффан
улизнул, разумеется, первым.
     -  Уф! - вздохнул  Дамло,  оставшись, наконец, один. - Если платочек не
сперли, сейчас поработаем!
     Забытый Даугенталем скомканный платок по-прежнему белел в углу камеры.
     И тут на башне католического собора внезапно затрезвонили колокола.



     Молодой человек проснулся в слезах: ему пригрезилось прощание навек. Он
вскочил  как  встрепанный, второпях оделся и  умылся, но помедлил, полагаем,
над листками письма - чужого письма, которое разрешено было ему прочесть...
     Это  письмо  и  причудливейший  разговор  в  мастерской  посреди   ночи
довершили дело: странник знал теперь все, что  возможно знать о предстоявшей
ему участи. Надеялся ли он все же ее избежать? Ведь это было в его воле!
     Толстая тетрадь сохранила два слова: прощание навек...
     Очень скоро покинет он эти страницы, на которых под  конец только молча
присутствовал, ни в чем не участвуя.  Предвидя упреки, отвечаем: чем богаты,
тем и рады.  Улучшить нашего героя,  украсить его чем-нибудь мы  не в силах;
читатель был предуведомлен, что мы располагаем о страннике сведениями самыми
недостаточными и не намерены ничего измышлять.
     Кому  хочется знать о нем больше, пусть вглядится в события,  в которых
он будет участвовать, не присутствуя. Сказанного пока довольно.
     Кому он не пришелся по душе, ответим: он был молод, и это - достаточное
для  него  оправдание.  Прекрасна  юность;  если  бы  она  умела  оставаться
прекрасной,  может быть, она оставалась бы юностью навсегда. Не  эту ли цель
преследовала  смена  поколений,  не было  ли каждое  новое  поколение  новым
усилием  эволюции   создать  личность   или   расу,   заслуживающую  вечного
существования?  Но  пропускался благодатный  поворот, скупое  сияние  мудрых
лысин  обозначало  путь  к безобразию,  старости  и  смерти,  идущие  следом
наступали на пятки...
     В  прихожей  он впопыхах едва не налетел  на  деревянный диванчик, где,
скорчившись, дремал г-н  Аусель.  И помчался на площадь к фонтану  -  ждать,
когда позовут. Прекрасна юность - но глупа... Впрочем, юность  благоразумная
- не прекрасна.



     Тысячей глоток ревомый, гремел под сводами собора "День гнева".
     День гнева!
     Звон колоколов плыл в утреннем воздухе медленно, как градовая туча.



     Эти  звуки и грохот захлопнувшейся за молодым человеком двери разбудили
г-на  Ауселя,  который  вообще  ложиться не  собирался,  но  нечувствительно
задремал.
     Г-н  Аусель  увидел  возле  себя аккуратную  стопку почтовых листков  -
письмо, которое странник вернул, прочитав.
     Он мигом вспомнил все и вскочил на ноги...



     О  возникшей   опасности  первым  узнал  и  сразу  доложил  президентше
начальник оккультного отдела.
     -  Через несколько  минут начнется бунт,  ваше  превосходительство! Они
готовят нападение на дом!
     - Что за причина?
     - Вчера они угомонились, но среди ночи кто-то услыхал голос свыше: мол,
наступает день святого Варфоломея, а вы, мерзавцы...
     Переговаривались они по-прежнему через реципиента.
     - Почему не сообщили мне насчет этого голоса?
     -  Из  моих  никто его не  слышал, ваше превосходительство!  Войдите  в
положение:  все вокруг  что-то думают,  говорят, видят во  сне,  за всеми не
уследишь, выловить нужное труднее, чем...
     -   В   скверном   положении  рискуем  оказаться  мы  все,   кто  несет
ответственность перед обществом и государством, - отчеканила  президентша. -
Они еще не вышли из собора?
     - Да, но вот-вот... Догадываюсь, очень сложный план, не пойму, известен
ли  он  весь  и  попу..,  с его  распроклятой  тонзурой!  - тут  президентша
поморщилась: темпераментная фраза, воспроизведенная реципиентом с точнейшими
интонациями, звучала  особенно омерзительно. -  Голова всему  этому делу  не
там, не в соборе, это мое убеждение!
     - Словом, вы считаете угрозу серьезной.
     - Очень уж их много!
     - Что муниципалитет?
     - Как ни в чем не бывало: собираются на заседание...
     -  Нашли время!  А  гражданская гвардия? Впрочем, куда  вам!..  Я  сама
потолкую с мэром. Можно вызвать войска, да не хочется шуму... Где вы сами?
     - Как приказано: около дома!
     - Кто входил, выходил?
     -  Прибегал посыльный  из мэрии... Вышел только ваш молодой  человек..,
ох!., прошу извинить!..
     - Вы... -  начала и не  договорила  президентша,  но, видать, додумала:
голоса оккультиста, передаваемого реципиентом, сделалось не узнать...
     - Остальные  на месте! - еле  слышно доложил  этот вконец  помертвевший
голос.
     - Продолжайте  наблюдение  - приказала президентша.  - И  не прерывайте
связь!
     Она  поглядела в окно.  Нежность, смешанная с  досадой, промелькнула на
лице.  Молодой  человек  стоял  у  фонтана,  а  г-н  сыщик  делал  на  своем
велосипедике круги по площади, будто тренировался в езде.
     - Как много лишних! - не помнит, сказала или подумала она.
     Размышляя об этом, она не услыхала, как за ее спиною отворилась и вновь
затворилась входная дверь: Марианна сквозь щелку показала сановнице нос!



     Собравши в  ризнице  небольшую группу самых надежных и  телесно крепких
прихожан, патер дал им последние наставления и отпущение грехов заранее.
     - Призывайте духа  святого! - так закончил он обращенную к ним короткую
речь. Затем благословил их.



     Заревела  сирена - и ревела долго,  сотрясая, кажется,  кровлю, пока из
двери не вышел Биллендон, сильно озабоченный чем-то.
     - Аусель тебе  не попадался? -  спросил он Марианну.  выплясывающую  на
крыльце.
     - Нет, - сказала она. - А вы куда? Тоже бунтовать?
     -  Заседать, -  сказал он, -  под  угрозой штрафа! Но  куда же  он  мог
подеваться?
     - Я принесла Рею браунинг, - сообщила она.  - Будем отстреливаться, так
что не беспокойтесь!
     - А?  -  спросил он, обшаривая глазами кусты. -  Ну  ты  заходи, они  в
мастерской!.. И подался к калитке.



     В ратуше, похоже, ничего еще не знали: тоже  удивлялись трезвону. Почти
все  олдермены,  спозаранок оповещенные, сошлись  на заседание,  но пришлось
дожидаться  мэра,  он  выскочил в приемную, поправляя  в  кармане  платочек,
извинился: его вызвали  к супруге г-на президента, это  очень  срочно, через
пяток, минут вернется, и можно будет приступить!.. Умчался.



     Оккультист   доложил,    что   ударная   группа   получила   пастырское
благословение, когда телохранитель впустил  в  апартамент  явившегося  к  ее
превосходительству г-на мэра.
     Этот  последний  с   живейшим  любопытством  слушал  безжизненную  речь
реципиента, вглядывался в сонное лицо. Читать об этом в газетке - одно дело,
знакомиться воочию  - совсем другое.  "Полезные  люди,  весьма полезные!"  -
подумал г-н мэр.
     - До  прихода гвардейцев, -  сказала президентша незнакомцу,  - оборону
держать будете вы, оккультный отдел!
     - Но мы не вооружены,  ваше превосходительство! -  безжизненно  передал
реципиент слова и тревожную интонацию собеседника.
     - Черт знает что! Военная разведка! Оружие доставят  личные мои агенты,
пускай и останутся, я сама о себе позабочусь!
     -  Не  надо, ваше превосходительство! Я  не хочу  иметь  дело  с людьми
Тур...
     -  Придержите  язык!  Можете  оставить  их  за дверью,  они одним видом
распугают  эту  шваль.  Национальная  гвардия  пусть  тоже  займет  наружную
оборону. А вы в дом, и немедленно! Сумеете хотя бы войти?
     - Да,  ваше превосходительство! -  и тут голос  реципиента  механически
передал злорадную нотку. - Мадмуазель забыла закрыть дверь!
     - Какая?.. Какая мадмуазель?!  - спросила президент, ша, не веря ушам и
оборачиваясь.
     -  Ваша  дочь мадмуазель  Марианна, -  подтвердил  оккультист, чересчур
скрывая   и   тем   подчеркивая,   что  не   слишком  огорчен.  -  Ах,  ваше
превосходительство, не изволили заметить ее отсутствия?..
     - В дом! - закричала она. - Вызываю десант!  Так  хотелось обойтись без
шума... -  Она  закусила  губу.  - И  о  чем вы только здесь думаете? -  это
относилось  уже  к  мэру.  - О  чем думает  этот  субъект?  -  спросила  она
реципиента.
     Тот склонился  над редкой  макушкою г-на мэра  и почти что  его голосом
заговорил после напряженной продолжительной паузы:
     -  Полезные  люди,  весьма,  и весьма,  и  весьма...  -  И  вдруг запел
тоненько,  пронзительно,  фальшиво.  -  Ах, мой  милый  Августин,  Августин,
Августин!..
     - Ну и ну! - только и сказала президентша.



     Заслышав  колокольный  трезвон, Дамло погодил  отвязывать пса  от ножки
стола,  о  которую юные крысы повадились  оттачивать  зубы.  Он решил, что в
городе пожар, но не шелохнулся узнать, кто горит, на то имелся брандмейстер.
Верно, следует проследить за порядком, но вот явится постовой за указаниями,
ею и отрядить. У Дамло после  заточения в клетке ломило  все  кости,  не  до
зряшной ему беготни!.. Суматоха уляжется - приступать к операции.
     Постовой вскоре затоптался на крыльце, робея войти;
     Дамло его окликнул, спросил:
     -  Где был ночью? -  чтобы, проявив сперва суровость и заодно  проведав
обо всем, чего еще сам не знал, затем смягчиться. Но  постовой вместо ответа
затрясся.  -  Что  это  у  тебя?  Покажи! -  Сержант  выхватил из-под  мышки
подчиненного сверток. - Гм,  свечи! Зачем тебе  целая  пачка? Электричества,
что ли, не будет?
     "Все  знает! - в благоговейном ужасе думал  постовой. -  Все  как  есть
видит насквозь - и хитрит!"  - Ну,  - сказал Дамло, - выкладывай! Тут сквозь
неплотно закрытую дверь донеслись звуки музыки и многоголосый гул.
     - Это что? - озадаченно спросил Дамло.
     Постовой высунул голову наружу.
     - Идут! - сообщил он.
     - Кто идет?
     - Наши!..
     - Я тебя учил рапортовать или кого?
     - Так точно: меня! - выдохнул постовой и шмыгнул за дверь.
     Шум  приближался, он был довольно строен за  счет оркестра г-на Доремю.
Происходил не пожар, нечто иное, так же, а  то и более чрезвычайное. "Бунт?"
- подумал Дамло,  холодея, стал  припоминать инструкцию  на случай бунтов и,
когда припомнил, вышел, наконец, узнать, в чем дело.
     К сожалению, он позабыл на столе свою каску.



     Подумалось   сперва,  что   они  ограбили  собор,   полностью  растащив
оборудование.  Впереди толпы  на  носилках  покачивалась статуя  богоматери,
окруженная реющими хоругвями, затем выплыло из-за угла гигантское деревянной
распятие  - и  как  только  умудрились вынести!  -  следом  тащили  какое-то
странное чучело!.. Как выяснилось, это был г-н Эстеффан, вновь изловленный и
неописуемо оскверненный. Прежде всего, аптекарь был  наг,  если  не  считать
дегтя, в который его окунули, и перьев, в которых его обваляли довольно-таки
неумело. На голове г-на Эстеффана красовался искусно прикрепленный тесемками
парадный цилиндр, цеплявшийся то и дело за землю. Ибо руки и ноги страдальца
были привязаны к шесту, на коем его влекли...
     В вытаращенных  по-кроличьи  глазах перемигивались огоньки бесчисленных
свечей.
     Так  удостоился  г-н  Эстеффан  в  течение  одних-единственных суток  и
основать  новую  веру,  и  принять  за  нее  страдание,  - темп, недоступный
предшественникам, свойственный лишь XX столетию. Может быть, его шест в свою
пору тоже станет великим символом и заменит те, что в ходу? Если верить г-ну
Эстеффану,  именно  об этом размышлял он, вися.  Но с  учетом сложности  его
натуры, следует полагать,  что размышлял он еще о цилиндре: хороший цилиндр,
почти новенький, можно после почистить и пользоваться...
     Позади шеста  гнали толчками и подзатыльниками пасторов,  которые  не в
унисон  оркестру  распевали  угрюмо   "Господь  -  наша  крепость".  Хворост
охапками,  канистры  с  бензином,  ломы   и  лестницы,  несомые  католиками,
подвергнутыми  первой  епитимье,  замыкали  процессию,  их  Дамло  не  успел
увидеть.
     Отсутствие патера на поведении всех этих людей сказывалось дурно. И шли
пока  еще рядами, и лихо повторял оркестр выученное наскоро "День гнева",  а
все же  несхоже анархией, нарушением ряда законов  и  всех решительно правил
уличного движения,  хотя, как  Дамло с  одобреньем  отметил, вдоль процессии
патрулировал постовой, так и не успевший и не посмевший поставить начальство
в  известность  о  перемене  веры.  Дамло  зато видел  во  множестве  других
ренегатов, лютеранское сердце под его мундиром обливалось кровью.
     И они тоже его увидали!
     Репортер сразу бормотнул оператору:
     - Мне запасную камеру! Будем  сейчас  снимать с разных точек - пальчики
оближешь!..
     И поднялся всеобщий  гвалт, рев, гогот. Г-н Эстеффан брошен был наземь,
едва не  растоптан,  толпа  хлынула  к  полицейскому.  Привычный  страх  еще
держался:  передние  пятились, как ни теснили их соумышленники. Дамло поверх
голов сделал знак постовому, тот подбежал как собачонка.
     - Стань позади, - тихо приказал  ему Дамло. Почувствовав себя прикрытым
с тылу,  набрал полную грудь воздуху,  чтобы скомандовать, - и принужден был
его выпустить за ненадобностью: рев стал сплошным:
     -  Обратитесь,  Дамло!..  Покайтесь!..  Отрекитесь  от ереси!..  Кайся,
Дамло!.. Принимай истинную веру, сукин сын!.. Отрекись!.. Покайтесь, пока не
поздно!..  По морде ему!.. -  таковы были отдельные  расслышанные  возгласы,
занесенные позднее в протокол.
     Луженая глотка Дамло могла  бы обеспечить ему у них  должность диакона,
он ее настроил  на  подходящую  тональность  и так рявкнул  свое легендарное
"Разойдись!", что  птицы в небе -  это  видно на пленке - изменили, дрогнув,
направление полета, толпа онемела, смолк оркестр, и в тишине раздалось: "Бей
его!" Дамло, не дрогнув, ухватился за кобуру.  К сожалению, этот жест сильно
подействовал не только на толпу, на постового тоже. Долг в его душе насмерть
схватился  с верой, вера  победила,  парень  взмахнул дубинкой и  вытянул ею
шефа, как тот учил: поперек багрового затылка. Дамло - сам Дамло! - рухнул в
пыль.
     - Виват! - завопили вокруг.
     - Господин Дамло!.. - белыми  губами шептал постовой,  склонившись  над
телом начальника И толпа уже была не прежний монолит, но скопище любопытных,
лезущих  разглядеть великого  человека в  лежачем  виде.  Для Дамло это было
опаснее  недавнего  напора, постовой прикрыл его собственным туловищем, хотя
ему  оттаптывали  пальцы,  а некоторые  орали:  "Ишь,  еретиков  жалеет!"  -
Господин Дамло, ой, господин Дамло, ой, что я наделал!
     Дамло был жив,  это можно было заметить по вихорьку пыли, что  крутился
возле  ноздри, постовой наконец сообразил  и  заплакал счастливыми  слезами.
Побежал шепоток, все отхлынули, озабоченные тем, что слезы могли означать...
     -  Он обратится!..  - уверял  постовой, размазывая по лицу  грязь. - Не
беспокойтесь, он  обратится!.. Господин Дамло, он... Вы ничего не понимаете:
он гордость полиции!



     Мэр воротился в ратушу, храня на щеке отпечаток ручки прелестной мадам,
приказал скликать по тревоге гражданскую  гвардию, сам опоясался трехцветным
поясом, хотя был  намерен осуществлять  руководство не  покидая  кабинета, и
обратился к олдерменам с речью:
     - Прискорбно: в городе бунт,  господа советники! Собираются  штурмовать
какой-то дом, в  котором  прячется какой-то доктор Даугенталь, не знаю,  где
этот дом, от чего лечит доктор, и трудно поверить тому, кто это говори г, но
доказательство  налицо! - он указал на окно. - Биллендон, куда вы? На улицах
опасно!
     Биллендон, не отвечая, выбежал, мэр глянул ему в спину, высунулся затем
в окно, развел руками, повертел  головой, хмыкнул и в задумчивости засвистал
вдруг какой-то мотивчик, до крайности фальшиво: секретарша с трудом опознала
мелодию и удивилась. Нет,  это был не "Милый Августин".  На сей раз г-н  мэр
насвистывал "Со святыми упокой".



     Президентша подошла к окну опять и не взглянула даже в сторону фонтана,
глаза ее были подняты в небо. Наверное, молодой человек гадал, что это могло
означать. Остальное его не касалось, он вряд ли  слыхал и звон  колоколов, и
пение, и крики.
     - Где  же, где же они? -  прошептала ее  превосходительство, прикусывая
губку.
     Ей  сообщили,  что  десантники  готовятся  к  катапультированию.   Зато
реципиент понес чепуху от себя, потом смолк, не  отвечая ни на  один вопрос,
она с ума сходила!
     Зазвонил телефон, Президентша схватила трубку,  послышался голос одного
из телохранителей, отправленных на помощь оккультистам:
     - Ожидаем указаний вашего превосходительства!
     - Вы ранены? - в растерянности спросила она, потому что странно для нее
звучал этот голос, лишенный акцента.
     Ответ был таков, что трубка выпала из ее ослабевшей руки.



     Во дворе стоял неистовый  веселый грохот: вышибали дверь, а заодно били
окна.  За  этим  увлекательным занятием никто не заметил появления  хозяина.
Биллендон ворвался  в калитку,  широко растопырил руки и  зашагал  к крыльцу
прямо по  телам поваленных энтузиастов; предусмотрительные кинулись в кусты.
На крыльцо Биллендон поднялся,  держа в лапищах сразу два лома, прихваченных
по пути.
     - Покайся, Биллендон! - закричали те, кто стоял поодаль.
     - Чего-чего? - спросил он довольно миролюбиво, убедившись, что надежная
дверь  оказалась  не  только цела, но  и  заперта изнутри. -  Не  все сразу!
Давайте кто-нибудь один, и потихоньку!
     Взоры  обратились  к   г-ну  булочнику,   пренебрегшему   обязанностями
олдермена для святого дела. Тот смущенно откашлялся.
     - Не пожелаете ли обратиться в истинную веру, Биллендон?  о  - А стекла
вставите?
     -  Да хоть сейчас, - опрометчиво заверил булочник,  не  желая попасть в
нехороший переплет.
     -Погорячились, но если будете со всеми заодно и примете крещение...
     - Бог не ростовщик, ему слова довольно, - сказал Биллендон, -  Я крещен
был в детстве, не помню, в какую веру, хотите - считайте, в вашу!
     Возмущенный гул был ответом. Но булочник сдипломатничал:
     - Мы обсудим..,  с  его  преподобием! Только,  Биллендон, вера  без дел
мертва. Стекла мы вставим. А вы принесите жертву во имя господне!
     - Свечку, что ли?
     -  Отдайте  нам  это  дьявольское отродье, доктора адских  наук,  этого
Даугенталя!
     - Вот, получите, - отвечал Биллендон, протягивая булочнику кукиш.
     Из-за ограды полетели камни, один отскочил от стены, попал Биллендону в
плечо,  он едва не выронил лом. Раздался победный  вопль, но смолк, и головы
пригнулись: лом,  со  свистом вертясь,  врезался в ограду, из  нее  брызнули
искры. За ним шумно  пролетела  одна  из  заготовленных  для штурма лестниц,
раздались крики боли и ужаса.



     -  Вот  и  ангелы! -  в  восторге  сказал  репортер, Глядя в  небо, где
распускались  парашютики  батальона,  заброшенного  с  десантных  катапульт.
Псалмопевцы   стали  разбегаться,  за  исключением   оркестра  г-на  Доремю,
ударившего походный марш. Оператор отснял и это..
     -   Предъявите,   разрешение   на   съемку!  -   козырнув,   потребовал
приземлившийся лейтенант.
     - Дозволено  ее  превосходительством супругой  господина  президента, -
небрежно и нахально ответствовал репортер.
     Скоро на месте происшествия остались только три, заслуживающих внимания
предмета: статуя богородицы, гигантское распятие и позабытый в пыли у ограды
г-н Эстеффан, по-прежнему привязанный к шесту.



     - Всем ли, господа, ясно, -  торжественно вопросил г-н мэр на заседании
муниципалитета, которое наконец-то все же началось, -  что, благодаря  нашим
усилиям, дела пошли иначе, положение окончательно, изменилось?
     - В лучшую ли сторону? - спросил в свою очередь с  места один известный
оппозиционер.  - На чем держится ваш  оптимизм? Ничего, кроме безобразий, не
произошло! А эти сенсационные шарлатанские штучки...  Надеюсь, муниципалитет
не имеет  к ним никакого отношения. Я хотел бы,  чтобы нас в этом официально
заверили.
     -  Боитесь испачкать ручки? -  парировал мэр. - Счастье  ваше, что есть
люди, готовые ради общего блага купаться в дерьме  - хоть  в  дерьме, потому
что солидно поставленная  реклама - больше, чем дело:, это искусство! Хотите
заверений?  Пожалуйста:  заявляю  официально,  что  муниципалитет  ко  всему
случившемуся в городе за последние сутки  не причастен! -  Разумеется, никто
не поверил ни единому  слову. Сторонники г-на мэра  дружно зааплодировали. -
Об уличных  беспорядках мы сожалеем.., так  же, как  о том, что  есть еще  в
наших  рядах  нытики и  пессимисты!  Но  оставим  это,  господа! -  С  видом
великодушного победителя он  оглядел обращенные к  нему лица. -  Сама  жизнь
переубедит  наших противников,  явных  и  тайных. И  мы  совместно, дружными
усилиями...
     Однако уязвленный советник не унимался.
     - Хватит басен! - перебил он. - Довольно авантюр! Хваленая гостиница не
принесла и гроша прибыли. А убытки - спросите у казначея!.. Конечно, кое-кто
на этом ничего не потерял...
     - Злопыхательские намеки меня не задевают, - сообщил мэр.
     -  Еще  бы!  - воскликнул советник.  -  Тут  нужен  бронебойный снаряд!
Разговоров  мы  наслушались  досыта.  Но  кроме   этой  дурацкой  гостиницы,
построенной для выдуманных туристов, достижений  не вижу. Сдается, что не на
что  рассчитывать  и  в  дальнейшем.  Поэтому  предлагаю обсудить  вопрос  о
досрочных выборах.
     - Да,  - сказал мэр  озабоченно, - с этой гостиницей  мы оставили город
без средств, даже  на рекламу. А была  бы реклама,  туристы бы все равно  не
поехали:  что тут стоило  смотреть? Не за этим пересекают океаны. Не за  это
платят!
     Советник вскочил.
     - Хорошо сказано, господин мэр! А  теперь признайтесь, что вас занимали
только выгодные подряды!
     - Не только!.. - бормотнул мэр, словно бы пытаясь слабо сопротивляться.
Советники, даже благонамеренные, возмущенно загудели.
     - Хватит нас морочить! - выкрикнул оппозиционер.
     -  Не буду!.. - покаянным  тоном пробубнил  мэр. - Давайте-ка, господа,
лучше поговорим.., о налогах.  Надо бы построить еще  одну гостиницу номеров
этак...
     - Он,  издевается!  Вышвырнуть вон!  -  послышались  выкрики.  И только
главный спорщик сказал, поднимаясь с места:
     - Господин мэр нездоров. Предлагаю прервать заседание.
     - Погодите, - сказал мэр тусклым голосом,  - тут у меня личное послание
президента. Можно огласить?
     Снова наступила тишина.
     "Ряд  событий,  -  говорилось в  послании,  - привлек к  вашему  городу
внимание публики, которая массами скапливается на границах запретной зоны. Я
вынужден  разрешить  ее  посещение  журналистам,  представителям  научных  и
общественных организаций, некоторым  категориям туристов, в особенности тем,
кто прибыл из-за,  границы, изменив обычные маршруты,  со  специальной целью
посетить  ваш  город. В  деле поддержания порядка целиком  полагаюсь на  Вас
лично,  зная   присущую   Вам   мудрость,   дальновидность,   исключительную
инициативу..." - ну и так далее, - сказал мэр, оборвав чтение.
     - Продолжайте! - раздались голоса.
     -  Господин  президент  просит позаботиться об его семействе,  - сказал
мэр, заглядывая в бумагу - Так-с! Что скажут маловеры?
     Маловеры  молчали. - Прошу голосовать за  выделение средств  на путевые
указатели для  туристов, - сказал мэр. -На трех языках. Кто против? Принято.
Надо  бы еще поставить памятную доску на этом Храме Всех Богов, или как  его
там!.. Господин  Эстеффан  еще не отмылся? Думаю, попросим  его  возобновить
деятельность секты -  в умеренных пределах.  Веротерпимость - одна  из основ
городского самоуправления. А паломничество верующих нам не повредило бы. Для
них мы построим...
     - Гостиницу! - хором проговорило лояльное крыло муниципалитета.
     - С этих хватит пока и постоялого двора, -  сказал мэр, -  но если дело
пойдет, отчего бы и нет? До  сих пор мы были нищими скрягами. Кончено! - мэр
грохнул по  столу так,  что подпрыгнула уникальная бронзовая чернильница,  в
которой он хранил кнопки и скрепки. - Туристы заплатят за все!
     Секретарша,  вбежав, доложила,  что  мэру  велено снова  явиться  к  ее
превосходительству.
     Заседание прервалось.



     Вновь вызванный г-н мэр  пробыл в апартаменте недолго. Выскочив оттуда,
он швырнул в мусорную урну обрывок галстука.  Растер по щеке отпечаток ручки
прелестнейшей из президентш.  И побежал разыскивать Дамло. Конечно, он нашел
его: не так это было трудно.



     Дамло со стоном очнулся. Он не помнил, что с ним приключилось. Но когда
тебе  брызжут  водой  в  лицо,  это,  без сомнения, является  панибратством,
заслуживающим, самое малое, надлежащей отповеди!
     Однако вместо молодецкого  рыка  из  могучей  груди выполз  хлипконький
стончик. И голова!.. - впервые в жизни у него болела голова!
     -  Очнется?  - спросил  голос  очень знакомый,  только Дамло  не  сумел
опознать чей.
     - Должен,  -  отвечал другой, тоже очень  знакомый.  -  Делаю все,  что
нужно, господин мэр!
     Мэр!  Дамло  дернулся,  чтобы вскочить. Это не удалось, зато глаза  его
раскрылись.
     - Пришел в себя, - констатировал мэр.
     - Да,  - с легким  удивлением  подтвердил  г-н Эстеффан.  с  виду  тоже
нуждающийся в лечении, а больше  в умывании: деготь - штуковина въедливая...
Дамло вспомнил все!
     - Благодарю вас от имени муниципалитета и своего собственного, - сказал
Эстеффану мэр, - а теперь идите! Мы потолкуем тут с глазу на глаз.
     Эстеффан  вышел. Мэр оглянулся  в поисках  места, где  сесть, придвинул
скрипучую табуретку, сдул с нее пыль...
     - Ну, Дамло?
     Дамло  тяжко дышал. Он едва не  потерял вновь Сознание,  обнаружив, где
находится!..  Это была камера,  одна из трех камер подведомственной кутузки,
сам  он  лежал на  полу,  на той драной подстилке, которая  употреблялась  в
случае привода лиц, находящихся в стадии сильного опьянения. Но еще ужасней,
еще отвратительней  было то,  что на  его  запястьях  красовались наручники,
самые лучшие, вдобавок, его  собственные, купленные на  жалованье, ибо город
не выделил средств!..
     -  Где это, вы  пропадали, Дамло? -  спросил  мэр.  -  Я  без конца вам
звонил!
     Дамло не смог и застонать в ответ. Он был в отчаянии...
     - Вас не нашли, - продолжал мэр, - не предупредили, но пеняйте на себя!
     Дамло  начинал  кое-что понимать. Это  настолько его возмутило, что  он
сумел прохрипеть:
     - Вы знали?..
     - Я предвидел, - уточнил мэр как ни в чем не бывало.  - А что? Не нужно
пренебрегать  таким   рекламным-средством.  Большие   беспорядки   могли  бы
отпугнуть  туристов.  Но  умеренные и  решительно  прекращенные,  во-первых,
повышают  авторитет городских властей: демократичность и сила; во-вторых,  -
как бы  выразить? - добавляют перцу в букет:  турист  ощущает восхитительную
грозовую   атмосферу   и   одновременно   чувство   безопасности,  не  менее
восхитительное,  так?  Имя  же нашего  города,  повторяемое  в  сенсационном
антураже, - тут он поцеловал кончики своих пальцев, - нечего и объяснять!..
     - Вот, значит,  как?.. - прохрипел  Дамло, и мэр не уловил в  его  тоне
восторга. Еще разок воззвать к патриотизму? Выразить сочувствие? Бесполезная
тривиалыцина!  Дашь  только  право капризничать... Мэр  оглядел поцелованные
пальцы, вынул пилку для  ногтей. -  "Я  не пророк,  - продолжал он, -  вашей
затрещины не предусматривал...
     Вам была отведена более  почетная  роль, из-за неосведомленности  вы не
смогли   ее   сыграть,   пеняйте,   повторяю,   на   себя!..   Вмешательство
правительственных  войск.., гм, гм.., может, это  еще даже и  лучше!  Уж для
вас-то во всяком случае: ведь они требовали аутодафе!
     - Ауто.., чего? - прохрипел Дамло.
     - Хотели  сжечь вас  на Костре,  - невозмутимо объяснил мэр.  -  Вас  и
господина Эстеффана, как закоренелых еретиков. С этой целью вы,  собственно,
и заключены в оковы, которые я с прискорбием вижу.
     Он  дунул на  пальцы  и,  прищурив  глаз,  словно художник, повел опять
пилкой  по  краешку  ногтя.  Дамло  с  затаенным  дыханием  следил  за  этой
процедурой. Ему вдруг пришло в голову, что мэр, как это ни странно, вовсе не
кажется  здесь  чем-то   чуждым,  нет:   чистенький,  чинный,  благоуханный,
прохладный, безукоризненно одетый, с этою  пилкой  и платочком в кармане, он
был все-таки  вроде как вполне на месте в этой самой паршивой  из камер, как
говорится, вписывался в обстановку!
     - Небольшое  аутодафе, - проговорил мэр  в  задумчивости, - если  найти
подходящую  кандидатуру  -  это,   конечно...  Кстати,  как  отмыкаются  эти
наручники? Где ключ?
     - В кармане... - прошептал Дамло.
     Мэр с брезгливостью  залез  к нему в  карман, достал ключ, снял с Дамло
наручники,  отряхнул ладони,  вытер  их  о брюки. Дамло  уселся с  трудом на
подстилке.
     - Вот-вот! - одобрил мэр. -  Советую скорее выздоравливать,  браться за
дело! Провинностей за вами  накопилось: не знаю, что  и отвечать моему другу
префекту, если запросят о вашем  усердии! Упустили Даугенталя - ну, это меня
не  касается..,  я  теперь  вижу, что  с  этим профессором лучше было  бы не
связываться!.. Но, Дамло, где дочь господина президента?
     - Понятия не имею...
     - А должны иметь, - наставительно ответствовал мэр. - Я хочу, вы должны
- доступна вам разница? Предполагают, что мадмуазель похищена!
     -  Похищена?!  - у  Дамло  даже  прорезался  голос,  хоть не  чета  еще
прежнему.
     - Вот именно.., то есть скорее  всего! Вам известно, что  это не первая
попытка,    но   первая-то,   между   нами   говоря,   только   пошла    его
превосходительству  на пользу,  - мэр  доверительно  хихикнул, - а  нынешняя
определенно пойдет во вред. Думаете, я позволю вам испортить наши  отношения
с федеральным  правительством?.. Извольте  помолчать!  Из  столицы то и дело
звонят, бедная мать  в  отчаянии! - Он потер одну щеку,  затем вторую.  - Вы
должны  найти  ее немедленно  и  сохранить все дело в полной тайне. Исходные
данные вам требуются?
     -  Если имеете, - буркнул Дамло с презрением: какие там  у  него  могут
быть данные? Но лишняя минута отдыха не повредит.
     И тут мэр снова его удивил.
     - Мадмуазель крутит любовь с подручным нашего Биллендона - с этим Реем,
- начал он, ухмыляясь. - Это факт  номер один, на котором даже можно строить
версию: ее родители, конечно, против,  так что можно допустить не похищение,
а бегство, - имеется  пример  с  Даугенталем. Чувствуете, Дамло?.. Это может
послужить выходом на случай неудачи, но  я требую удачи,  черт вас возьми, -
ничего другого нам не простят, тем более такого скандала!
     - Если они находятся за пределами территории моего участка...
     -  Вы все равно  вмешаетесь, Дамло, таков мой приказ. Рановато  взялись
рассуждать  -  не дослушав... Факт  второй она сбежала  к нему в  мастерскую
утречком, еще до заварушки. По сведениям, никуда не отлучалась.
     - Надежные сведения?
     - Ого, Дамло!..  Где ваша обычная осведомленность? Покуда вы там где-то
прохлаждались, дом находился под постоянным контролем.
     - Чьим? Сыщика, что ли?
     -  Не  только!  Знали  вы,  что у  нас тут  работала целая  бригада  из
разведуправления - весь оккультный отдел, с ума сойти! - Он опять захихикал.
"Оккультный -  гм..,  что  это  значит?  -  подумал  Дамло.  -  Заглянуть  в
криминалистический словарь". - Воображаете? Подслушивали мысли...
     - Ах, эти-то!.. - с  презрением прохрипел  Дамло. - А у Биллендона чего
им понадобилось?
     - Даугенталь пришел туда  в гости - скоро после того, как удрал от вас!
Он тут  разгуливал не скрываясь, навестил еще и Эстеффана... -  Мэр ютов был
вновь развеселиться,  но сдержался. - Заметьте: проделывал это он ч компании
нашего Ауселя, трезвого  как стеклышко! Был там еще  в доме студентик, - мэр
осторожно примолк. - В общем, достаточно  было народу... - Он задумался. - И
факт третий, когда наше дурачье полезло штурмовать дом...
     - Что-о?!
     - А,  вы  же и этого не знаете  - возлежали тут!.. Да, самым  форменным
образом  штурмовать!  Ее  превосходительство,  в ожидании десанта, приказала
этим оккультистам занять оборону внутри...
     - С согласия, надеюсь, Биллендона?
     - Биллендон  в  это время находился  в ратуше. На экстренном заседании.
Учтите ситуацию и не разводите лишней формалистики. Факт третий  заключается
в том, что девчонка как сквозь землю провалилась!
     - А остальные?
     - И остальные, кроме студентика: ваш Даугенталь, мальчишка, вся бригада
оккультистов во главе с начальником отдела  - все, кто находился  в доме  во
время штурма! Но меня интересует только...
     - Кем это установлено? Биллендоном?
     - Биллендон и сам, по-моему, еще не знает...
     - Кем, в таком случае?
     -   Секретные  агенты,   телохранители   ее   превосходительства,  были
отправлены на  подмогу... Они и теперь  там  находятся. Просеяли,  считайте,
сквозь сито весь дом...
     - В который вторглись незаконно, в отсутствие и без согласия хозяина! -
свирепея, произнес Дамло.
     - Государственная необходимость!
     - Фамилии, наименования должностей?
     - Но, Дамло...
     - Знайте свою работу, господин мэр, а я знаю свою! Что  вам известно  -
отвечайте, что нет - без вас выясню. На  то в кодексе имеется статья, покажу
я  им необходимость!  -  Он  поднялся  на  нетвердые ноги. - Залезать в  дом
необходимости  ни у  кого не было. Я свой контингент знаю. Покажи им водяной
пистолет...
     - К сожалению, - отвечал мэр с подчеркнутой невозмутимостью, - в штурме
участвовали вооруженные  люди. В  подобных обстоятельствах всегда что-нибудь
выходит из-под контроля... Вы все равно узнаете, Дамло... Прискорбно, однако
тоже факт: это была наша национальная гвардия...
     -  ..состоящая  сплошь  из муниципальных  служащих,  -  угрюмо заключил
Дамло.
     -  Моя вина! - мэр шутливо поднял руки вверх. - И я, разумеется, сделаю
выводы  -   мы  с  вами  вместе  их  сделаем  -   после!..  Давайте   решать
первоочередную задачу.  Все  равно  никто из штурмующих в дом  проникнуть не
смог.
     - Это точно?
     - Их задержал, Биллендон, а потом появился десант.
     - И сведения идут только от агентов? - Этого достаточно.
     - Кому  как. Эти агенты,  не  будь они  иностранного происхождения... -
Дамло споткнулся.
     -  Ах,  Дамло!  -  проговорил мэр  задушевно.  -  И все-то  вам  что-то
мерещится! Давным-давно  пора забыть  ту  глупую  историю, жить  сегодняшним
днем...
     - Почем вы знаете, что я имею в виду? - сказал  Дамло, уставясь на него
и багровея.
     - Я, видите ли,  довольно догадлив. Знаете,  что мешает вашей  карьере?
Непорочность, Дамло! Сделайтесь чуть похуже  - человечнее, что  ли!.. Отчего
вы,  например,  так  неподкупны? Что вам  стоит  поддаться иногда  соблазну?
Уверяю, это поймут, простят, забудут  - более того... Но вы - не знаю, с чем
сравнить,  - как машина какая-то, гильотина или танк, разве это способствует
пробуждению  симпатий? Торчите перед коллегами живым упреком,  знаете только
свое неукоснительное исполнение.
     - Плохо знаю. Проспал, прозевал, пропустил...
     - В беспамятстве, Дамло! - напомнил мягко мэр.
     - Никаких не может быть оправданий. В памяти или без, во  сне ли, наяву
-  я,  да, желаю неукоснительно исполнять  служебный  долг и не желаю ничего
другого,  так  как  обмундированием,  довольствием  и  жалованьем обеспечен,
бросьте мне тут крутить...
     - Но награды, чины...
     -  Подчинение воле начальства входит в неукоснительное  исполнение, так
что не о чем толковать. Разрешите идти?
     - Погодите!.. Не знаю, сойдут ли за факт показания оккультиста, который
был  оставлен   при   ее   превосходительстве   для  связи.   Специалист  по
подслушиванию мыслей.
     - Так, - сказал Дамло, насторожившись.
     - Верно, он несет полную чепуху.  Про какой-то лес - где видали вы лес?
- а они все будто бы там, в этом лесу, находятся!
     - Бред.
     - Не  скажите! Отдел  возглавляется  гипнотизером, так  что не исключен
такой  случай: никто вообще  не пропадал,  только агенты,  дающие  сведения,
загипнотизированы.  Трудно   допустить,  конечно,   чтобы  начальник  отдела
разведки пошел на такой риск... - он развел пухлыми руками. - Скорее, в доме
есть тайник - расспросите Биллендона  осторожненько!,. Хуже всего, если  это
снова  шалости Даугенталя.  В  общем,  ваше дело найти мадмуазель  Марианну,
насчет остальных - как угодно, а что до оккультистов, так если даже найдете,
оставьте  там, где они есть! Я думаю,  они неплохо знали, что  делали, когда
испарялись,  это  лучший   для  них  выход,  по   доброй  воле   не  советую
возвращаться!.. - Лицо на миг сделалось непроницаемо.  - Действуйте скрытно,
секретно и предъявите нам девчонку, пока публика не пронюхала!..
     - Слушаюсь! - гаркнул Дамло, готовый приступить к работе.
     И все-таки его опередили - на полкорпуса...



     Не  надеясь  на  обещания  мэра,  ее  превосходительство  связалась  по
телефону  с  президентским   дворцом,  учинила  разгром  супругу  и  режиму,
установленному  им   в  этой   несчастной  стране,  а   заодно  генштабу   и
разведывательному управлению, от которого разит государственной изменой! Г-н
президент  сперва пытался возражать, но, оглушенный новостями, капитулировал
и не только  согласился с предложенными  действиями: как  вскоре выяснилось,
пошел гораздо дальше...
     Положив  трубку,  она выпила  стакан  воды,  подумала,  что  еще  можно
предпринять, вызвала горничную, попросила довольно любезно:
     -   Приведите   ко   мне  сыщика  -  вертится   где-нибудь  тут,  такой
востроносенький!..
     Приказание было исполнено. Сыщику она заявила:
     - Вам  придется сменить объект наблюдения, милейший! Его носик покрылся
росой.
     -   Ваше  превосходительство,  -  залепетал  сыщик,  -  известная  всем
проницательность...
     - Помолчите-ка, - остановили его. - Я не знаю, где моя дочь,  и не могу
терять  времени.  Тем  более,  что  нельзя  допустить   огласки:   оппозиция
немедленно  воспользуется...  Конторе  вашей  дадут  указания,   телеграфное
распоряжение  получите,  но за  дело  принимайтесь  сейчас  же, безо  всяких
задержек, пока не  поднялось шума. Молчание  дорого  стоит Вот  деньги,  это
аванс.  Отпечатков  пальцев  сколько  угодно  на  зеркале.  Если она  станет
царапаться и кусаться, берегите только глаза, я вам новых не вставлю,  носом
или ухом можете пожертвовать, ручаюсь, станете красивее, чем есть, в  общем,
хватайте ее и тащите? Ну, его вы расселись, живее, живей за работу!
     -  Но ваше превосходительство несоблаговолили сообщить,  как дело было,
то есть каковы обстоятельства...
     - Да, извините, - сказала она. - Проклятый запах! Я с ума сойду!
     Сыщик сочувственно шмыгнул.
     - Слушаю!  -  сказал  он,  вынимая  блокнотик, на который тут же  легла
властная рука.
     - Это останется здесь, - произнесла мадам, - я должна  просмотреть ваши
вчерашние записи. Не беспокойтесь, у меня просто такой обычай!
     Блокнотик исчез в ее сумочке. Навсегда.



     Когда  сыщик  подошел к  калитке, Биллендон,  ни  о  чем еще  не  зная,
продолжал  наводить  порядок  во дворе. Жаль ему было кустов,  переломанных,
истоптанных, загаженных,  но  авось со  временем помогут себе сами.  Ломы  и
штурмовые лестницы он складывал  врозь: пригодятся  в хозяйстве. Идущие мимо
патрули поглядывали  с любопытством поверх ограды, к которой прислонено было
распятие, богородица воротилась во храм, как и г-н Эстеффан - в свою аптеку.
     Лишь, покончив с главной частью работы, Биллендон, наконец, поднялся на
крыльцо и побарабанил в запертую дверь, сперва так себе, потом сильнее.
     - Стучим? - послышался ласковенький голосочек из-за калитки.
     - Ага, - сказал сердито Биллендон, - стучим, господин сыщик!
     - А почему стучим? - осведомился тот, рискнув сделать шажок в калитку.
     -  По двери  стучим, - отвечал  Биллендон,  - по  делу стучим, по  чему
хотим, по тому стучим, какая ваша забота!
     Он   понимал,   что  сыщик   неспроста   явился.  У   Биллендона   этот
аккуратненький  унылый человечек вызвал почти  суеверное  чувство, а кое-кто
его даже боялся: личный шпик  г-на  мэра, его секретная  служба, всегда знал
немало и всегда помалкивал - до поры...
     Сейчас сыщик лучше Биллендона понимал его затруднение. Он ведь не попер
в лоб,  как  какой-нибудь  грубиян-полицейский,  он  действовал по  правилам
профессии: обошел усадьбу со всех  сторон, убедился,  что мадам  не соврала:
патрули без зазору, мышонок не проскользнет незамеченным, окружен и квартал,
и весь город, будет повальный обыск, не позавидуешь тому, на ком вина!
     Как  можно, было  довериться этим  оккультникам?  Сыщик,  с  разрешения
президентши,  произвел допрос  реципиента, тот  долго  бесчувственно молчал,
потом  тускло,  еле  внятно пробубнил  то  самое, что уже  прежде сказал  ее
превосходительству: все находятся  в  лесу. Там  живут дикари, -  добавил он
после пятиминутной  паузы,  - белые дикари.  И повалился  с  сонным  храпом,
пришлось кликнуть прислугу, чтоб, вынести вон.
     Его болтовню сыщик слушал с  презрением. Он-то знал, что миль на десять
вокруг  города  простирается  чахлый  пустырь:  сам  облазил  вдоль-поперек,
невидимо  следуя за  г-ном Ауселем. Да и дальше нет леса, лес имеется только
за  рубежом, когда  бы успели они туда смыться? Причина-то у  них,  пожалуй,
есть:  нельзя  в  наше  время  знать  лишнее,  а   знаешь,   так   прикинься
наипокорнейшим  дурачком. Тех, кто не  догадывался  так  себя  вести,  сыщик
обливал презрением.
     Слова о дикарях доказывали полностью, что все это чушь: до дикарей эвон
как далеко, а белых дикарей не бывает!
     -  Вам,  господин  Биллендон,  не  кажется,  что  наши  интересы  опять
совпадают? - переждав, молвил сыщик.
     - Не кажется, - отвечал Биллендон, - до вашего дела нам дела нет, вам -
до нашего, проваливайте-ка подобру-поздорову!
     - Ну зачем?.. - молвил обиженно сыщик.  - Я имею право  находиться тут,
сколько  пожелаю,  как,  свободный гражданин свободной страны. -  Он  только
убрал ногу из калитки, чтоб  не  нарушать границы частного  владения.  -  Не
советую,  господин Биллендон, пренебрегать, у меня  благая  цель:  успокоить
бедную страдающую матушку одной юной особы, которая...
     - А  телефон ей зачем? - отвечал Биллендон,  осторожно потянув на  себя
дверь, чтобы не повредить крюка, на  который она была изнутри заперта. Сыщик
притих.
     Дверь  потихоньку поддавалась. Наконец,  медный  крюк, разогнувшись,  с
визгом выскочил из петли.
     Биллендон  вошел,  и  сыщик  сорвался с  места. Слава  богу: он обходит
Дамло,  самого  Дамло,  который  по  прискорбным  для  него  обстоятельствам
вынужден  отсутствовать!   Что  ж,  каждый  день  в   мире  кто-то  взлетает
стремительно,  кто-то  падает... Держите  удачу,  вцепившись обеими лапками,
господин детектив!
     Биллендон  первым  делом  прошел в мастерскую.  Включавший сигнализацию
рубильник оказался вывернут с мясом. Он машинально соединил контакты...
     Сыщик забился в  уголок под лестницей,  изогнувшись там в три погибели.
Он понял уже, что в мастерской хозяин  никого не обнаружил.  А в комнатах?..
Спокойно, мастер сыска, сейчас станет известно и это: над головой заскрипели
ступеньки под слоновьими шагами Биллендона.
     - Как  мило!  -  послышался  сверху  голос, который сыщик  мог опознать
моментально, независимо от того, с акцентом он звучал или без этого, как вот
теперь.
     -  Вот  и  повидались! - поддержал второй, также  знакомый,  с  той  же
глумливой интонацией.
     Типы в черном,  покачивая пистолетами, будто бы  со  смеху помирали, но
видно было, что на сей  раз никто не собирается позволять  съездить себя  по
уху.
     -  А  ты  думал,  -  сказал  Биллендону  с  упреком  первый,  -  мы   -
бесчувственные? Нет, брат: у нас и самолюбие есть,  все, как положено... Кто
виноват?  Мешали мы тебе жить? Зачем ты на Дугген-сквере  накинулся на  нас,
как собака? Силенку захотелось показать? Обижайся на свои паршивый характер!
Вел бы себя прилично, дал бы нам сделать дело...
     - ..и мальчонка твой бы  остался при тебе, -  подхватил второй тип. Они
оба заржали. - И ведьма твоя царапучая! - продолжал затем второй. - И шеф не
ругал бы нас за перерасход взрывчатки! Него молчишь, пень болотный?
     Биллендон не ответил.
     - Шеф думал,  выкупа  не  взять,  - сказал первый,  -  он не  знал  про
австралийский ящичек! Что в нем было? Пощекочи-ка! - приказал он второму.
     - Погляди на  его рожу! - возразил второй. -  Так он тебе и  признался!
Сами знаем, что выносят  с изумрудных копей. Пускай кому-нибудь рассказывают
сказочки! Где ящик?
     - Может, обойдетесь кассой? - ответил Биллендон после раздумья.
     - Касса твоя уже  здесь! -  первый тип свободной рукой хлопнул себя  по
карману.
     - Слыхали, господин  сыщик?  -  сказал  Биллендон в  лестничный круглый
пролет. - Будете свидетелем!
     Но  голос  его все же дрогнул. Сыщик  в  другой  раз  торжествовал  бы,
услышав  это:  подтверждалось его убеждение, что самый чувствительный  орган
человека - его кошелек. Теперь хотелось унести скорее ноги, а они-то как раз
отказывали!.. Если уж человеку не везет, то ему не везет даже когда повезет,
надо же так  нарваться! Он здесь по поручению президентши, эти  люди тоже ей
служат и должны были с ним сотрудничать, но им  вздумалось обнародовать, что
они служат также еще кое-кому, а у людей Тургота свои правила секретности!..
     - Свидетелем? - повторил первый тип. - А ну поди проверь! - приказал он
второму.
     - Зря хлопочете, - сказал Биллендон, - сейчас полон дом набежит!.. - Он
не  был пророком, сквозь  окно виден  был  кусок улицы перед калиткой.  - Не
видать вам изумрудов как своих ушей!
     Взревела сирена, хлопнула входная дверь.
     - А, господин частный детектив! - завопил  с порога репортер, адресуясь
к скорчившемуся  под лестницей сыщику. - Вас-то мне и  надо! Что, уже напали
на след?
     - Тс-с!..  - послышалось из лестничного пролета. - Криминалистика имеет
свои правила...
     - К черту правила! - отвечал репортер. - Кто есть в доме?
     - Никого! - самоотверженно отчеканил сыщик. - Совсем никого, господа!
     - Как насчет интервью? - громко спросил Биллендон у агентов. Повернулся
и пошел себе вниз по лестнице под бессмысленным прицелом двух пистолетов.
     - А по моим сведениям, - возразил репортер сыщику, - тут скопилась куча
народу и произошло  что-то весьма занимательное! Что вы на это скажете? - он
протянул микрофон.
     -  Отстаньте! -  запищал  сыщик, отбиваясь  во всю мочь от долгожданной
славы, хотя, конечно, мог бы сказать кое-что этому репортеришке... Трудно ли
сопоставить факты?  Религиозные  волнения  начались вовсе  не  оттого. - что
кому-то   вздумалось  достойно  отметить  день  св.   Варфоломея,  -  такова
официальная  версия.  На самом  деле  имелось  целью  под  шумок взаправду ,
похитить д-ра Даугенталя,  сыщик знал это точно.  Ну, а остальных прихватили
заодно - грандиозная операция, г-на Тургота вполне можно понять  его престиж
когда-то пострадал из-за неудачи  как  раз с похищением этой самой Марианны,
теперь будут знать, что он своего никогда  не упустит! Ну, а за Ауселя можно
просто взять миллионный куш! Так что никто не сбежал, не исчез, все, кто тут
был, по-прежнему находятся в доме -  вероятно, где-то наверху, со связанными
руками, со ртами,  заклеенными липучкой,  кому  охота оказаться среди них  и
вообще ввязываться в эту историю?!
     Может быть, похищенных сумели уже переправить в  более  надежное место?
Когда было успеть? На глазах патрулей?..
     -  Объясните-ка  радиослушателям,  господин  детектив.  почему  вы  так
трусите?
     Коротко реванула  сирена. Послышался грохот. Сшибив  с ног репортера  и
сыщика, страшнейший черный зверь промчался через прихожую, волоча  за  собой
на веревке упирающегося Дамло.
     Сержант приступил к работе!
     Он успел тоже заметить в мастерской кавардак, говоривший о том, что тут
хозяйничали  посторонние,  и подумал со злобой. "Вы  у  меня узнаете,  почем
нынче белые дикари!"




     Однажды отец послал его  в  поле за  пропавшей  овцой.  Когда  наступил
полдень, он свернул с дороги, прилег в роще  в  проспал  там  пятьдесят семь
лет. Проснувшись, он опять пустился за овцой  в уверенности, что спал совсем
недолго,  но,  не  обнаружив  ее,   пришел  в  усадьбу  и  увидел,  что  все
переменилось и хозяин здесь новый.
     Диоген Лаэртский
     Эпименид

     Его приветствуют красавицыны взгляды,
     Но, холодно приняв привет ее очей,
     В лицо перчатку ей
     Он бросил и сказал: "Не требую награды!"
     Ф.Шиллер.
     Перчатка



     Виновники переполоха находились меж тем в двух шагах - и на расстоянии,
рассудку едва доступном!..
     Незнакомые  встревоженные птицы  - туча  птиц! Увидать их столько сразу
можно  было  разве  что  где-нибудь  на   заполярных  островах,  до  которых
предприимчивое человечество  XX столетия успело дотянуть свои цепкие руки. А
пчелы! Прозрачные лопасти крылышек с трудом держали  в воздухе эти  мохнатые
комья золота и меда...
     Пахло  свежей  травой  и листвой,  пахло  водной прохладой  и тиной, но
царствовал над всеми  запахами один: поднимаясь от самой земли сквозь пышные
кроны деревьев  к  яркому  небу,  к  солнцу - удивительно  маленькому  из-за
непривычной  прозрачности  атмосферы,  -   все  здесь  пронизывал  тончайший
обольстительный аромат диких роз.
     Таким  они  увидели этот  мир, который  - это легко  понять -  вовсе не
показался им чем-то обыденным и заурядным.
     - Если я сошла с ума, - сказала Марианна, - то очень хорошо, что вместе
с тобой, а не с Арнумом Гентчером, вот был бы ужас-то, правда?
     - Для Гентчера, - ответил Рей.



     В несчастье, постигшем главу оккультистов накануне вечером, повинен был
г-н Аусель: это он внезапно помянул об услышанной в  "Фазане" новости насчет
того, будто д-ра Даугенталя разыскивают - и, возможно, теперь подслушивают -
при помощи телепатических  методов, так он выразился.  -Биллендон подтвердил
слух.
     - Ничего,  коллеги, - сказал  Даугенталь, - мы  это  экранируем!  -  Он
помолчал. - А теперь рассказывайте по порядку!
     - Двенадцать  лет назад,  - начал  г-н Аусель,  - я получил от здешнего
окружного нотариуса господина Когля письмо с приглашением прибыть  по делу о
каком-то забытом наследстве...



     Минуем для краткости обстоятельства, известные уже читателю. Выяснилось
к  ним  вдобавок лишь  одно: после обеда па  террасе во дворике  ратуши  г-н
Аусель высказал-таки  г-ну  Коглю пожелание, утаенное  от  прочих: он просил
права хотя  бы заочно  объясниться  с таинственным Некто. К его удивлению, и
это  оказалось  возможным!  Вскоре  он  получил  пришедшее  на  адрес  своей
канцелярии письмо, которому  суждено было изменить все существование, а  под
конец даже личность ректора модного колледжа.



     "Господин Аусель, очень может быть, что, узнав мою историю, Вы попросту
перестанете мне доверять вообще и  усомнитесь даже в несомненном - в деловой
стороне нашей затеи. Происшедшее со мною слишком невероятно, я  долго думал,
что  подобного приключения  не  доводилось переживать  никому,  но,  видимо,
заблуждался.
     Тем не менее я готов исполнить Вашу просьбу, отнеситесь к рассказанному
как Вам будет угодно.
     Итак,  когда-то  очень давно, не спрашивайте, когда именно,  в  дальнем
углу  Ноодортского округа  поселилась, ради тамошнего климата, одна  молодая
семья, а друг этой семьи получил приглашение приехать в гости.
     Я вижу его сейчас перед собою, этого тоношу: его бородку, модного тогда
фасона, и глаза, совершенно щенячьи из-за выражения веселого любопытства. Он
не  знает своего будущего,  мне оно известно:  это  мое прошлое.  Невозможно
поверить, общего у нас  - всего лишь те шрамы от царапин, которые он нажил в
детстве  и следы  которых я по сей день ношу на увядшей морщинистой коже. Но
этим молодым человеком, г-н Аусель, был я!
     Ранним утром сошел я, с поезда из трех влекомых паровозиком вагонов  на
платформу в  Ноодорте. Вокзал вы знаете,  он не переменился. Никем, к своему
удивлению, не встреченный, я решился  нанять экипаж.  Возница  долго не  мог
взять  в толк,  куда  ехать,  он говорил, что  городка  такого  не знает,  а
название  его заимствовано из бабушкиных сказок. Поладив  на посуле  хороших
чаевых, пустились все-таки в  путь.  Несколько  часов  ушло  на блуждания по
проселочным  дорогам, на  споры  и вздоры, но  я твердо держался указанных в
письме примет, и,  к  великому удивлению возницы,  мы очутились,  наконец, в
виду  городка,  где сразу  распрощались.  Возница уехал,  что-то  бормоча, я
вскинул  дорожный  мешок  на  плечо и пошел,  разглядывая  улицы и переулки,
упиравшиеся в остатки крепостных стен. Густой лес подступал со всех сторон к
городку,  тесня  запущенные  огороды. В главных подробностях сей пейзаж  Вам
знаком, не так ли, г-н Аусель?
     День был будний, поэтому никто не попался навстречу, тем не менее я без
всякого  труда  нашел  и  улицу,  и дом,  стоящий в  глубине двора,  отворил
калитку, постучался.  Никто не отвечал, я  вспомнил, что служанка глуховата.
Дверь оказалась незаперта, и я без дальнейших церемоний вошел.
     Крича: "Эй, хозяева! Эй, лежебоки, сюда!" - стоял я в обширной прихожей
под широкой дубовой лестницей. И опять не отозвался никто. Что это означает,
я понял, увидав  на лакированном китайском столике возле очага распечатанную
телеграмму. Телеграфист отправил гостя другим поездом! Сейчас меня встречают
на вокзале, служанка же, как всегда, отлучилась к соседям.
     Я  не был  огорчен, ничуть:  из  моего появления  получался полновесный
сюрприз.  Без стеснения  пообедав  чем  бог послал  и  поблагодарив служанку
заглазно  за ее  труды,  поскольку  ожидание затянулось,  не  найдя  другого
занятия, вознамерился пока осмотреть дом, который мне казался любопытен.
     Низкая дверь  вела  в обширную залу,  служившую, по-видимому, гостиной.
Крыша у нее была стеклянная, свет падал поэтому сверху, отражаясь в огромном
сверкающем  зеркале.  Обтянутые штофом стены и новая мебель  показывали, что
мои  друзья приложили немало  трудов для создания привычной им обстановки и,
стало быть, уберутся не скоро; это меня, правду сказать, огорчило.
     В дальнем конце залы, в глубине какой-то арки, я увидел еще одну дверь,
открытую прямо в лес. Аромат диких  роз втекал в  дом,  деревья касались его
ветвями, куковала вдалеке кукушка. Соблазн прогуляться  в чудном  этом  лесу
возник неодолимый ад, и где была причина ему противиться?
     Помню, что, стоя уже на пороге, я, как в детстве, спросил:
     -  Кукушка-кукушка,  сколько  лет мне жить?,  Кукушка  умолкла,  словно
поперхнувшись.
     - Эх ты, лгунья! -  сказал  я на это. Пристыженная, она принялась тогда
куковать без умолку, суля века: надоело считать.
     - Довольно уж,  хватит! - сказал  я, засмеявшись.  И  кукушка  послушно
умолкла!..
     По  едва  заметной  тропинке   я  ушел  навстречу  самому  необычайному
приключению и его еще более необычайным последствиям, ушел,  так и не увидев
дома,  где  не суждено мне  было гостить, чтобы вернуться странным образом в
мир,  мной  навеки утерянный  и  навеки меня утерявший,  стать загадкой  без
разгадки, всем и ничем, исчезнуть - не исчезая, бесследно, беспамятно, немо.
Вы  первый,  кто  узнает,  что когда произошло во время прогулки, которая до
сего дня не окончена.
     Странен был этот лес. Ни одно насекомое не жужжало, ни одна травинка не
шевелилась в неподвижном воздухе,  деревья стояли, будто каменные. Текуч был
один аромат диких роз, никогда я не видывал их в подобном изобилии!
     Взглянув  на небо,  я  понял причину необыкновенной  тишины: готовилась
буря. Там, наверху,  она  уже бушевала, тяжелые тучи стремительно неслись со
всех сторон  в каком-то вихре, обнимающем  целиком горизонт.  К счастью, как
мне  казалось,  я не отошел  слишком далеко от дома. Я сразу повернул назад.
Солнце продолжало  мне  светить, даже когда тучи  сшиблись в середине  неба:
последний луч опирался  в землю, как световая колонна.  Может быть, это он и
ввел меня в обман.
     Я  не  боялся  заблудиться;  чувство  направления  было  у  меня как  у
почтового голубя,  и дорога  казалась знакомой: снова перешел я по  камушкам
речку с тихой,  почти стояч чей водой, покрытой листьями и  цветами  водяных
лилий, поднялся по склону холма. Но там, где  ожидал увидеть дом, нашел лишь
невысокий  покрытый  травою  бугор  между  деревьями! И пятнышко  солнечного
света, трепеща, выхватывало из грозовой мглы  то покосившуюся изгородь, то в
глубине маленького садика, у самого подножья бугра, ветхий сарай, служивший,
вероятно, для хранения садового инструмента.
     У  меня  не было выбора: ливень уже начался, капли, шипя, колотились  в
листве. Я вбежал в садик, где, можно сказав, еще стоял белый день, и кинулся
скорее под  Крышу, успев только заметить, что сад давно заброшен, зарос весь
сорной  травой  и  никто  не  сбирает  плодов. Много раз  я возвращался туда
мысленно, гадая, что это был за сад,  потому что мне не довелось увидеть его
снова.
     В сарае было покуда еще  тепло  и сухо. Можно было даже не без удобства
прилечь  и  любоваться  грозою через  открытую  дверь. Я  наклонился,  чтобы
придвинуть  и  разровнять охапку сена, чем  был  сам удивлен: откуда  ж  мне
известно, что оно здесь имеется? Впрочем, может быть, дело тут в его запахе.
     Я опоздал в последний раз взглянуть на солнце. Кровавый просвет в тучах
сомкнулся. Тьму взрезала молния, отпечатав в глазах  ландшафт, который вдруг
показался мне давно, очень давно знакомым. Но откуда?
     Разумеется, я мог побывать тут когда-нибудь в детстве и забыть об этом.
Но воспоминание было свежо. Совсем недавно видел я и этот сад, как, впрочем,
и реку, и лес, в воспоминании также озаренный  молнией! И этот сарай, и сено
"Должна  быть,  еще...  -  продолжал  я  напряженно вспоминать,  - лестница!
Каменная лестница!" Тут я рассмеялся несколько принужденно. Да,  я видел все
это,  и   видел  недавно:   во  сне!   Сходство   было,  во  всяком  случае,
поразительное.  Занятный  был сон:  лестница вела  в подвал,  где находились
странные предметы. Но  очутиться  снова -  и  наяву - в  таком месте  - это,
знаете ли, способно привести человека в замешательство.
     Я искал объяснений, а ливень между тем усиливался. Худая крыша потекла,
я  начал искать местечка  посуше.  Ливень  превратился в  настоящий водопад,
прогибавший ветхие доски кровли. Забурлило и под ногами. Стоя по щиколотку в
воде, я слышал, как поток уносит сено и щепки.  "Ну и пристанище!" - подумал
я. Впрочем,  для этой погоды годился бы разве ковчег.  Положение становилось
опасным.  Даже сквозь гром было слышно,  как по-мышиному повизгивают гвозди:
сарай шатало, словно худую клячу. Следовало уйти, пока он не рухнул.
     "Найти бы этот подвал, как  во сне!" -  подумалось мне невольно. Я и на
миг не принял  мысли этой всерьез. Но, оглянувшись, при  свете молнии увидел
то, что нашел бы сразу, кабы искал.
     В каменном уступе, на который опиралась жалкая кровать, была дверца без
ручки, отворявшаяся внутрь, я толкнул ее и вошел, сам не зная, как догадался
- это сделать возможно, сон продолжал руководить мною я наяву.
     За высоким порогом виден был ряд ступенек, высеченных в камне, вели они
вниз,  под  своды подвала,  где  светила  оплывшая  свеча  на  грубом,  едва
оструганном столе. Возле свечи стоял старенький школьный глобус, а перед ним
в  деревянном кресле сидел какой-то  старик С  белой бородою во всю грудь. Я
поздоровался с ним, он ответил движением  бровей, что скрывали глаза.  Но не
произнес ни слова.
     - Погода собачья, - сказал я,  не закрывая двери, чтобы непрерывающийся
за спиною гром объяснил ему мое положение. - Вы слышите?
     - Слышу, - проговорил он, наконец,  как-то неумело,  словно бы позабыв,
как это делается. - Что ж, вы готовы остаться здесь?
     - Если позволите, - сказал я.
     - Превосходно, - сказал он, - а я готов зато уйти.
     - В такую-то грозу?.
     - Мне это нравится.
     - Что ж, дело ваше?
     Я принимал его  за сторожа или садовника. Зачем его и  сдерживать, коли
он так стремится убраться? Здесь, может быть, нередки грозы, он привык, а то
еще  шашни завел  где-нибудь в деревне по соседству, старый  хрыч!  Общество
малоприятное, да и кресло тут только одно...
     -  Помните:  таково  было  собственное  ваше  желание,  -  сказал своим
деревянным  голосом старик, направляясь к лестнице.  Не  понравился мне  его
тон: то ли намек, то ли даже угроза, я не успел этого понять.
     Неуклюже, как  будто стреноженный, поднимался он по ступенькам  и вдруг
возле самой двери, которая оставалась по-прежнему отворенной, что-то замычал
себе  под нос по привычке одиноких людей, перед самим собою не стесняющихся.
Кажется, я различил мелодию, мне была знакома эта старинная песенка, и сразу
показалась знакомою и фигура, и вся повадка этого старика.
     -  Послушайте!  Кто  вы,  как  ваше имя? -  закричал  я  снизу,  сильно
почему-то встревоженный.
     Но  он только рукой  махнул,  не то прощаясь, не то  показывая, что  не
желает  отвечать.  Рука была желтая,  сухая, бессильная  - рука  монаха  или
кабинетного ученого. И дверь захлопнулась за ним с нежданным долгим  звоном,
низким, басовитым. Громовые раскаты сразу перестали  быть слышны. Оборвалась
и мелодия.
     "Это новый сон - продолжение  старого, - думал я, - или старого не было
вовсе: снится, будто  он  приснился!"  Доказательством реальности было  лишь
промокшее до нитки платье, но присниться ведь могло и это, и охвативший меня
озноб,  от  которого  зубы  стучали,  хотя в подвале было тепло и сухо,  а в
кресле уютно. Я чувствовал, что попался  в какую-то ловушку, последние слова
старика  содержали на  нее намек. Но  кто помешает  мне  вырваться? Дождь не
остановил  старика, не остановит и  меня! Обогреться и обсушиться я  смогу в
доме друзей. На  волю,  скорее на волю, ни за что не останусь здесь, где так
давя г уходящие во мрак своды, бог уж с нею, с грозой.
     Литой позеленевшей бронзы дверь скупо отражала свечное пламя. И на ней,
как снаружи, не было ручки. Отворялась же она, как Вы помните, внутрь.
     Охвативший меня приступ паники все-таки был непонятен. Что из того, что
ручка отсутствует?  Должен быть способ отворять эту дверь изнутри, он  будет
найден, он, разумеется, прост!
     Поднявшись по ступенькам, я убедился, однако, что дверь была пригнана к
своему месту без всякого зазора. Не  удавалось обнаружить и малейшей  щелки,
пальцы нащупывали только  литой  орнамент, струившийся вдоль краев Возможно,
это  были письмена, которых никто так  и не сумел прочесть,  возможно, в них
заключена разгадка, я этого не знаю... Я извлек из портмоне пилку для ногтей
- мы ведь, г-н Аусель, были в свою пору щеголями! -  но  ее острому  кончику
тоже оказалось решительно некуда проникнуть.
     Озноб  миновал, меня теперь кинуло  в  жар.  Должна,  должна эта  дверь
открываться,  иначе  как  бы  мог  входить  и  выходить  сам  старик,  здесь
обитавший? Почему  он не  сказал, как  это делается?  Не  тут ли  смысл  его
последние  странных  слов? Существует какой-то секрет, скрытая  пружина  или
рычаг, надо только найти!
     Я снова ощупывал пальцами линии  литого узора, принялся затем за стены,
за  порог - в  надежде  найти  выступ или торчащий  гвоздь, который довольно
будет  нажать  или  повернуть шляпку, чтобы дверь  сама  собою распахнулась.
Ничего не  нашлось. Тогда я  ударил по двери, легонько, потом сильнее  и еще
сильнее. Бронза  не загудела, дверь не  шелохнулась, будто впаянная в стену.
Не попытаться ли выкрошить камень, хоть с краешку, чтобы втиснулась пилка?
     Проба  отняла  немало  времени. Камень  не поддавался,  мне не  удалось
добыть его и  крошки, самомалейшей  пылинки! И еще странность: я  не  слыхал
звуков собственной  работы - скрежета металла о камень, будто пилка и  вовсе
не касалась его, несмотря на тяжкие  мои  усилия. Подобное бывает только  во
сне, однако я страшился и думать о снах.
     Слепая ярость мало-помалу  охватывала  меня.  Я принялся  колотить  чем
попало:  и кулаком,  и  пилкой, зажатой  в  другом кулаке, она  разломилась,
поранив руку, и это, наконец, отрезвило меня.
     Шатаясь, бледный, с прилипшими ко лбу волосами - таким я видел себя как
бы со стороны, я побрел снова вниз по ступенькам и рухнул в кресло без сил.
     Оставалась  надежда, что вернется  ушедший старик или кто-нибудь другой
забредет в этот сад, что менее вероятно... Но вернется ли старик сегодня? Он
может не вернуться и завтра, а уж свеча догорает! Что, если он вернется лишь
через несколько дней? Или не вернется никогда? Вдруг и он чужой в этом саду:
сад, боже  мой, так запущен!..  А если  он умер в  дороге:  ведь такая  была
непогода!  Или, вернувшись, преспокойно оставит дверь закрытой:  ему  просто
ничего  тут  не  понадобится,  а  из-за тяжелой  двери не слыхать ни единого
звука! Но надо стучаться, стучаться!..
     Встать я был не в силах. Да и мог ли старик воротиться так скоро!
     В  голове словно  жужжал весь разговор  с  ним, от  слова  до  слова. Я
пытался  отогнать воспоминание и снова к нему возвращался, размышляя, нет ли
в нем  иного, не очевидного смысла?  Желание старика  уйти: разве не мог  он
уйти  прежде, сам,  по собственной  охоте? Сказка  про  перевозчика невольно
взбредала на ум,  про перевозчика, который  уступил свое весло пассажиру,  и
тот  остался прикованным к этому веслу, пока не освободился от него подобным
же образом. Кто этот старик: посетитель или хозяин, либо его служащий? И что
здесь: жилище,  сторожка?  Более  похоже на последнее.  Нет  ни постели,  ни
кухни.
     С  ужасающей  ясностью  припомнилась  истинная причина  паники:  в  том
злополучном сне я осужден был на вечное заточение! Вечное, г-н Аусель!
     Сердце мое  сжалось в комок.  Но  разум отказался принять столь нелепую
возможность.  Старик,  если он тоже был здесь заточен,  попросту умер  бы  с
голоду.  Однако ведь  я  и того  не знаю, долго  ли он  дожидался  спасения,
сколько   свечей  успело  Догореть.  У  меня  была  только  одна,  сгоревшая
наполовину!
     Так что еще было  в том сне? Какие-то люди, веселье и розовые лепестки.
Тихая музыка, долгий полет. Или это был другой уже сон?
     Облокотившись  о  стол,  я  обхватил  голову  руками  и принуждал  себя
вспоминать, надеясь  найти разгадку  в  вещем сновидении. Но мысли опять  не
желали подчиняться,  совершали бег свой собственным  тайным путем, не  помню
их. Р глазах все поплыло, я полагал, от усталости. Над столом парил огромный
окутанный туманом шар!
     Да,  г-н  Аусель!  И  в  первую  минуту  я  подумал,  что разволновался
чрезмерно, что это кружится голова, а оттого туманятся глаза.
     Я  приступаю к  главной части  моего рассказа, когда  мое расставание с
самим собою начиналось. Немногие становятся чужды  себе, своей молодости  до
такой  степени,   хотя   судьба  моя,  делается  мне  понятно,   не  явилась
единственным  исключением.  К несчастью, догадка  о других подобных  судьбах
возникла слишком поздно,  когда у  меня осталась только та забота, которую я
буду просить Вас со мною разделить. Эти рассуждения вам не будут  понятны, я
же не могу, к сожалению, сказать большего.
     Он  чужой  мне теперь, этот  попавшийся в ловушку мальчик Но все-таки я
когда-то был  им, и дряхлое  сердце  мое  щемит от  последнего  расставания.
Довольно об этом. Перейдемте к делу.
     Я откидывался в кресле - и  туман  исчезал, шар уменьшался в  размерах,
пока я  не  увидел вновь  перед  собою, со вздохом  облегчения, обыкновенный
старенький школьный  глобус, насаженный  на  косую  ось,  увенчанную  медной
шишечкой. Того,  что  я знал  о  разнообразии оптических  иллюзий,  казалось
довольно для  понимания происшедшего. Не стоило беспокоиться. Однако, минуту
спустя, я заметил, что разрисованный картонный шарик, с которого я не сводил
глаз, еле заметно вращается! Конечно, я мог машинально  крутнуть  его  перед
тем  и  этого  не  запомнить. Я и не  думал усматривать новую загадку в этом
жалком  учебном пособии, вертится - и  пускай себе вертится, пускай движутся
размалеванные контуры материков и океанов, с одного  боку глобуса освещенные
ровным  пламенем свечи, с другого скрытые тенью - имитация дня  и ночи, урок
географии,  предмета,  по  которому  я  без  того достаточно успевал в  свои
школьные годы.
     Тихое вращение не замедлялось, не желая останавливаться, хотя пора бы!
     Я снова приблизился к шарику, на сей раз не торопясь. Он медленно рос в
глазах,  пока  я к  нему  наклонялся,  но линии  теряли  ясность:  появлялся
облачный покров, укрывавший обширные  области. Еще ближе -  и он  становился
размытым, на теневой стороне замерцали огни, на освещенной поверхности морей
я  увидел корабли, они казались  неподвижны; приблизившись  еще, я уловил  и
движение, оно  сделалось  стремительным,  когда  я  вздумал разглядеть  одно
суденышко  вблизи. Океан бушевал  подо мной,  я валился  в  него  с  высоты,
какая-то игла едва не воткнулась  мне в глаз, это был громоотвод на верхушке
мачты! Я  едва уклонился, пролетел над кормою  судна, скользящего  с  гребня
волны, брызги пены  осыпали мне лицо. Я слышал запах моря и мог очутиться  в
волнах, когда догадался откинуться назад в своем кресле. Иллюзия пропала, но
я не мог ошибаться:  я видел хлопочущих на палубе людей,  слышал их голоса и
готов был поручиться, что это не какие-нибудь модели, нет!
     Самый подлинный земной шар вращался в  дымке облаков над грубым дощатым
столом.
     "Не  может  быть,  -  устало думал я.  -  Все равно это  копия,  макет,
страшная, одним словом, игрушка. - Но притом  сознавал, что напрасно пытаюсь
оградиться от очевидности - И кукла ведь похожа на человека, а уж игрушечная
железная дорога уступает настоящей только размерами, - так продолжал я  себя
уговаривать. -  Кто-то  приходит в назначенный час заводить механизм, а если
забудет  свою обязанность,  оно  портится,  пылится, ржавеет,  замирают  все
фигурки,  становится  нужен  ремонт  или хоть  смазка!" Я слегка повеселел и
задумал поставить небольшой опыт.
     Через  мгновение я увидел  железнодорожный  вокзал  в  Ноодорте. Поезд,
означенный в  телеграмме,  тронулся  как раз  в обратный  путь.  Друзья мои,
обманутые и огорченные, садились в коляску.
     - Не печальтесь, - шепнул им я, - забудьте обо мне!
     Стыдно  и по сей день,  г-н Аусель... Было не до них, ни до кого! Мысли
мчались бешено.  Никто не уверил бы меня,  что я видел перед  собою заводные
макеты моего друга и его молоденькой жены, они сыграли свою роль, и довольно
хотелось,  чтобы  они  вправду  обо мне позабыли,  я  вовсе  не  намеревался
вернуться  к  ним в  дом,  другими  были теперь  мои  планы!  Я,  с  детства
почитатель Стивенсона и Дефо, мог предпринять любое путешествие, чему прежде
мешала  стесненность в средствах,  осуществить затею, какую  угодно  смелую,
проникнуть и туда, куда  не в силах был  никто  пробраться. И  оба полюса, н
Лхасса сделались не менее доступны, чем какая-нибудь Флоренция! Любая голова
способна вскружиться от  этого, я же, г-н Аусель, был молод, я так далек был
от того, чтоб прозревать, сколь судьба обычная завидна...
     И  все-таки  я  вскоре  передумал.  Простое  благоразумие  подсказывало
предпринять первую  высадку здесь, вблизи  Ноодорта, где у меня есть  приют,
где я смогу, выйдя из дома друзей, вновь найти путь к этому  дивному глобусу
и владеть  им в  глубокой тайне. Помимо  того,  следовало  позаботиться  и о
способах возвращения  из более далеких  путешествий. Одна  осведомленность о
мировых  делах, никому в такой степени не доступная, поможет заработать кучу
денег,  хотя  бы  посредством  игры  на  бирже,  все  мое  будущее  делается
обеспеченным при помощи этой славной игрушки!
     Я избрал  подходящее  место,  приблизился к  Земле вплотную  и прямо из
своего  деревянного  кресла  мягко опустился  ногами  в  траву нежно-зеленой
лужайки. Приключение окончилось!  Стол, свеча и глобус - все исчезло. Вместо
темных  сводов над головою простиралось небо, грело  солнышко.  Я поспешил к
дороге.  И  поспел  вовремя: коляска катилась  навстречу. Милые  лица друзей
обернулись на оклик, но никто не отозвался  на мои слова. Честное слово  они
только удивились ненужной дорожной встрече, не знали,  кто этот прохожий и с
чего ему вздумалось их окликать. Они не узнавали меня!
     Потрясенный, я  долго  смотрел  им  вслед.  Неужели не  скольких  слов,
нечаянно сказанных, было довольно для та кого,  хоть и не слишком приятного,
но без спору, чудодейственного результата? Разумеется, я был уязвлен, потому
что любил их, понимал, что виноват сам,  но, сделанного  не  воротишь, думал
больше о том, что не оценил, как видно, полученного подарка. Надо поспешить,
чтоб никто не опередил, не нашел прежде меня дороги к моему глобусу!
     О старике - его владельце или распорядителе - я уж и думать забыл!
     Попытка   снова  взять   экипаж  на  привокзальной  площади  окончилась
глупейшим образом из-за моего знакомого возницы, только что возвратившегося.
Завидев  меня  вновь  перед  собою,  он  в  изумлении  вытаращил  глаза,  на
предложение  повторить  поездку отвечал тем,  что хлестнул  свою  лошадь  да
крикнул  что-то  на  местном  диалекте  своим  ждущим  седоков  сотоварищам,
промчавшись мимо  них. Слов его я не понял, но последствием  их было то, что
ни один везти меня не согласился, я видел,  как иные  украдкой осенили  себя
крестом. Возможно, тогда  в этой местности были живы  еще  предания, позднее
утерянные, мне было все недосуг это выяснить.
     Не добившись  ни  от кого толку,  я решился отправиться пешком, но хотя
знал  дорогу, умудрился  снова  заблудиться  посреди какого-то нескончаемого
пустыря. Кое-как, уже глубокой ночью сумел добраться к себе  домой, улегся в
собственную постель, преотлично  выспался, а  проснувшись,  обнаружил  себя,
сидящим все в том  же деревянном  кресле перед столом, на котором горела все
та же свеча и медленно вращался мой глобус!..
     Я думаю с тех пор, г-н Аусель, что было бы, если бы я сам не хотел сюда
вернуться? Имелся ли шанс получить вновь свободу, или я был обречен с самого
начала, может быть,  еще прежде своей поездки, может быть, еще от  рождения?
Не знаю, не знаю, не знаю!
     Замешательство мое продолжалось недолго. Я тут же отправился  улаживать
всяческие личные  свои дела  и прожил день самым  обыкновенным образом, видя
вокруг знакомые лица;  во мне  тоже  никто не  увидел  никаких  перемен,  не
удивились даже скорому приезду. И опять я вечером улегся  в постель, а утром
проснулся в кресле.
     Позднее  оказалось,  что довольно лишь глубоко  задуматься,  позабыв об
окружающем,  чтобы здесь  очутиться,  довольно  и  попросту этого  пожелать,
причем ни одна живая душа не замечала подобных отлучек.
     Смешно,  г-н Аусель, вспоминать,  как пьянила меня  мысль: передо  мною
весь  мир,  и  я  -  его  владелец!  Описание  моих  занятий  и  приключений
потребовало бы множества толстых томов. Появиться когда угодно и где угодно,
поступить как угодно и направить ход событий любым угодным мне образом - да,
все это я мог, и я, к стыду своему, действовал вовсю!.. Не скорой обнаружил,
как скован последствиями собственных действий,  вернее сказать; желаний, ибо
пожелать  и означало действовать. Сколь страшно оружие  мысли, каким  Мы без
разбору  пользуемся, и в повседневности, когда, для  осуществления требуются
руки, орудия, труд, но еще страшнее, когда видишь, что  мысль осуществляется
непосредственно,  незамедлительна!  Начинаешь  понимать,  что  думать -  это
искусство, которым мы не умеем владеть, не желаем учиться, и в том повинны.
     Да, могущество мое было  велико, да,  мне довольно было пожелать, чтобы
дело исполнилось!  Но я был обязан принять все, что  из этого проистекало, и
ничего не мог повернуть вспять, ничего исправить, последствия были подчинены
уже законам несокрушимым и ничему другому не подвластным - законам мысли! Ей
же  можно  было  противопоставить лишь  другую мысль,  но  она  влекла  свои
неумолимые следствия,  люди  и обстоятельства  вступали в борьбу, которой  я
мало чем мог помочь: все действовали ведь, по моей воле.
     - Приведу пример, какого менее других  стыжусь: я  искал встреч с моими
прежними  друзьями из  Ноодортской  округи,  добиваясь, чтобы  они вспомнили
меня,  узнали,  но  не  имел никакого успеха, я был для них новым  знакомым,
вполне безразличным.
     Мне желалось блага для  человечества,  было бы  мудро пожелать  этого и
устраниться, нынче  бы я так именно и  поступил.  Однако в те далекие дни я,
нашпигованный  теориями, воображал, будто  бы  знаю  точно,  в чем благо это
заключается, и  всячески его добивался. Описание  моих похождений составляет
целые тома  новейшей истории - позор, который я унесу и в могилу. Я не хотел
худого,  поверьте мне,  ради  бога. Но во всем  том худом,  что  свершилось,
повинен.  Как  гнусно  окончились  бесчисленные  предприятия,   затеянные  с
наилучшими намерениями! Это, к сожалению, не все.
     При  своем небывалом могуществе,  я  ощущал  и  сопротивление  -  не со
стороны  каких-то  отдельных  лиц.  Иногда  я  начинал  поневоле  ненавидеть
человечество  за  его  тупость и косность, за  то, что  оно непрерывно чинит
помехи  собственному благу, и эта ненависть приносила злые плоды. Добавьте к
этому нечаянные мысли и желания, над  коими мы не властны, вообразите, что и
обрывок мысли  действует полноправно,  а в дальнейшем,  в виде  следствий, и
самоуправно!
     Я учился мыслить и желать, избегая всяческих случайностей. И все же мне
скоро стало не  до общего блата:  только бы  исправить, что  возможно! Имени
своего  я  Вам  не скажу.  Вы вправе  именовать меня г-н  Счастливый Случай,
говорю  это, разумеется,  о иронией. Больше  права у меня все  же называться
г-ном Несчастным Случаем.
     Я  стал круглосуточным  работником, даже во сне меня не  оставляли  мои
заботы. Чаще  всего я  снился себе хозяином  ткацкой фабрики,  оставшимся  в
одиночестве  посреди  станков,  остановить  которые  нельзя. Пряжа поминутно
рвется тут и там, и  я  мечусь между станками, связывая нити, и  обнаруживаю
все новые и новые безостановочные обезумевшие станки. Были другие сны, скоро
я понял, что снятся они неспроста, иногда с их помощью случалось выходить из
затруднений,  если  я   умел  понять  подсказку,  но  подсознание,  где  они
рождаются, иногда шутило со мной злые шутки...
     Чем  больше  я уставал, тем  чаще  мысли мои  обращались к началу моего
приключения, к  его  загадке.  Нет,  я  не  замышлял  еще  побега, отказ  от
всемогущества не  прост! О том,  чтобы  выбраться  отсюда насовсем  и  вести
обычную  жизнь, я не думал.  Но только я никак не  мог обнаружить городка на
моем глобусе. Много  раз являлся я  в эти места, брел по знакомым приметам и
не находил ничего, городок  словно бы земля  поглотила. Означает ли это, что
никто не  найдет  запущенного сада, не вступит в полуразрушенный сарай  и не
отворит мою дверь?
     Сперва это  меня  мало заботило.  Лишь уставая, принимался я за поиски,
если  находил для  этого минуту. Шли годы, все меньше  становилось свободных
минут, все  копилась моя  тяжкая  ноша, заставляя  уж под  собою шататься. С
горечью сознавал  я себя не  хозяином мира,  как когда-то, а всеобщим рабом,
нерадивым и неумелым, жалким, хнычущим Атлантом, живою подпоркою.
     Я  давно  не был счастлив и не мог быть счастлив, потому что заслуживал
суда и справедливой расправы.
     Усталость лишала сил,  я  чувствовал, как равнодушие  овладевает много,
мало-помалу  становясь  главным  качеством  остывающей  души.  А  затем, г-н
Аусель, произошло нечто чудовищное.
     Я увидел сон: в неких  джунглях мы с какими-то товарищами ищем  древнюю
Книгу. Вся мудрость мира заключена в ней,  для спасения мира должна она быть
найдена, а находка сохранена в тайне.
     Мы нашли ее. Оплетенная корнями вывернутого бурей огромного дерева, она
была как новенькая,  в  переплете с застежками.  Поверх  переплета  блестело
тоненькое  гладкое золотое кольцо. Чтобы  оно не  потерялось, я надел его на
палец, раскрыл  книгу и увидел, что  не пострадали  и  листы. Книга  не была
написана  ни  буквами, ни  иероглифами:  рисунок  за  рисунком  сменялись на
листах, легко и радостно было понимать простой их смысл.
     Я сумел только до середины просмотреть Книгу, когда на поляне появилась
женщина. Расслабленное тощее тело,  облаченное  в  какой-то  белый  балахон,
измятый   и  нечистый,  двигалось  будто   бы  помимо   желания   владелицы,
подталкиваемое невидимой  силою. Нелепо, угловато дергаясь,  она  подошла  и
упала без сил возле Книги!
     А мы должны были уйти, оставив здесь Книгу на время, чтобы после за нею
вернуться. Рисковать Книгою нам не было дозволено  и даже преступление  ради
Книги почиталось бы благим делом,  не  требующим прощения. Но я сказал своим
товарищам:
     - Какой вред Книге способно причинить это жалкое существо? Оставим ее!
     И они со мною согласились. И, вернувшись, мы не нашли уже Книги. Только
та женщина, неподвижная и безгласная, лежала посреди поляны. Я схватил ее за
плечи,  спрашивал,  спрашивал,  но  пусты,  бессмысленны   были   ее  глаза,
говорившие лишь о том, что ответа дожидаться бесполезно.
     И  мы  ушли, но  вскоре я заметил,  что  никто не  в состоянии ответить
отказом  ни на одну мою просьбу; каждый становился необыкновенно добр в моем
присутствии. И я догадался, что разгадка в кольце!
     Я был снова счастлив, г-н  Аусель, в этом сне, как в свои давние лучшие
дни. Я  пользовался  этим  даром  со щедростью  и  полагал, что  дарю  людям
счастье, они ведь становились добры и друг с другом! Это было прекрасно!
     Но  опять  -  до поры.  Прелестная  женщина согласилась  выйти замуж за
ненавистного ей дрянного  человека - сделалась так добра,  к  несчастью всей
дальнейшей   жизни.  Надзиратели   по  доброй  воле   выпустили   из  тюрьмы
потрошителя:  наученный  не попадаться,  он  вскоре опять  принялся за  свое
ремесло-Дар оказался преждевременным. Должно  быть, он  предназначался тому,
кто узнает Книгу до конца, но не было еще такою человека.
     Сняв кольцо, я бросил его в воду.
     Проснулся я с думою об избавлении. И вот тут, это и случилось!..
     Я  весьма  заботился о том,  чтобы  не выделяться  из  толпы,  и Вы г-н
Аусель, встречали меня  не раз  - и, конечно  же, не  запомнили. Теперь иве,
сидящему  в  кресле,  причиняло  неловкость  что-то  непривычное:  это  была
огромная, во всю грудь, пышная седая борода!
     Жизнь моя окончена, остаток ее посвящу заботе  об  освобождении. Если я
не  мог жить как все,  то хочу, по крайней мере, умереть по-человечески - не
как крыса в этом проклятом подземелье!
     Да,  конечно,  я  могу  покидать  его  когда  вздумается и  даже сейчас
нахожусь  не  там:  я давно облюбовал достойное убежище  на  воле и намерен,
освободившись, провести в нем остаток своих дней. Моя комната тиха и  уютна,
окно открыто  в парк,  я слышу крики птиц  и  шелест листвы, различаю запахи
подступающей осени. За обыкновенном  столом я пишу Вам письмо, которое будет
отправлено  по почте  Вот  она,  жизнь,  какая  мне  по  сердцу!  Никому  из
окружающих не  закрадывается в  голову малейшего подозрения, даже мой обычай
держать дверь всегда на запоре объясняют старческой причудой.
     Но,  г-н  Аусель,   стоит  уснуть  или  крепко   задуматься  -   и   Вы
догадываетесь,  что   происходит.   А  ведь   с  каждым  днем   мне  труднее
передвигаться  и  процедура  возвращения,  все же требующая  усилий, кажется
ужаснее и  отвратительнее. Пуще всего боюсь, что когда-нибудь не смогу этого
сделать.
     Попыток  избавления  предпринято было  немало,  ни  одна  не  оказалась
удачна: ведь действовал я наугад, не имея доныне объяснения чудовищной своей
судьбе. Возможно, что я  не оказался достаточно настойчив, когда еще хватало
сил, что существовал более достойный выход, чем свалить ношу на чужие плечи.
Поздно пришедшая  догадка обличает  вновь  мою несостоятельность,  однако  и
каяться поздно!
     Впрочем,  это  было затеяно  поначалу  лишь в  виде  опыта.  Я  однажды
предположил,  что недоступное мне может сделаться доступным  для  других, не
подвластных   никаким  зарокам.   Честный  нотариус  получил  известные  Вам
указания, которые  весьма его  удивили: я готов был на любые условия, ничуть
не веря в успех,  проявил крайнюю неосторожность. Как был я поражен,  узнав,
что  и нотариус, и  все им приглашенные нашли без труда дорогу  в покинутый,
забытый  миром городок, сознаюсь, это повергло меня  даже  в  трепет. На мое
счастье,  среди   вас  не  нашлось  человека  с  воображением,   никто,  как
догадываюсь,  не проник в  истинный смысл предложенных условий, а потому все
требования, включая даже Ваши, г-н Аусель, оказались далеко не чрезмерны!
     Они могли  быть  любыми  - и были  бы  все  непременно  исполнены,  как
исполняются  в  свой  срок  без  остатка  уже   высказанные  пожелания,   за
исключением тех, которые  вступают  в несовместимое противоречие, - тут дело
решается в пользу того,  кто высказался  первым. Своими руками вы изготовили
себе судьбу, таково было ваше право, такова цена моей свободы.
     Нет смысла спрашивать у меня,  как и когда  сбудется все  занесенное на
скрижали г-на Когля, я не могу  этою знать  и не смею вступать  в дальнейшие
разъяснения:  мы  касаемся  опасной темы.  Для  себя я  хотел немного:  лишь
надеялся,  что,  когда  городок будет вновь  населен,  кто-то  пойдет  опять
прогуляться по лесу, кто-то откроет  дверь... Но сразу вспоминается сказка о
перевозчике.  Случались  минуты уныния,  я все же, г-н Аусель, сознательно я
никогда и никому подобной участи не пожелал!
     Может  быть,  в  Вашей власти  ускорить  события. Может  быть,  зная об
опасности, позаботясь о том, чтоб не подвергнуть ей  ни себя,  ни  другого -
несведущего, Вы  захотите отворить дверь  темницы.  Тогда, прошу Вас, будьте
осмотрительны!  Поиски следует вести в ближайшей окрестности, самое большее,
в  двух часах  ходьбы,  в  направлении  примерно  к югу  или  юго-востоку от
окраины. Ничего не могу добавить  к описанию дома, из которого вышел  на эту
прогулку,  да и  цел  ли  он  нынче! Сад,  должно быть, заглох окончательно,
изгородь  и сарай превратились  в труху,  однако  никуда не  мог  подеваться
небольшой  холм  посреди  леса, ничего не сделалось  каменной  стене под его
травянистым покровом и бронзовой двери.
     Это единственный способ нам увидеться, о котором могу Вас даже умолять.
Ни при  каких  обстоятельствах не измышляйте  другого: без  того  достаточно
людей, по  моей вине страдающих, а  наказание было  бы тяжким  - буду ли я в
силах Вас спасти?
     Остерегайтесь!
     Благодарю Вас заранее.
     Подписи не было.
     -  "Кто-то стоит  у  штурвала"! - проговорил после долгой  паузы Рей, с
печальной иронией передразнив патера.
     - У  штурвала!  - буркнул  Биллендон, перебирая  и рассматривая  листки
почтовой бумаги,  исписанные четким, каллиграфическим  почерком -  позабытым
"рондо".
     - Знаете, что я на вашем месте бы сделал?
     -  Догадываюсь, -  суховато  отвечал  г-н Аусель. -  Но я  не настолько
недоверчив - я просто искал,  и  искал  добросовестно,  всеми  средствами  -
вплоть   до   аэрофотосъемки.   Консультации   с   геологами,   археологами,
геофизические  приборы... - Он махнул рукой.. - И ничего, за все  эти годы -
ничего ровно!.. Мае тоже приходило в голову, господин Биллендон.., но не то,
что вам: я думал  иной  раз - не ошибся ли он? Та  ли эта  местность? Тот ли
город?..
     - ..тот ли это дом, из которого он вышел? - закончил за него Биллендон.
-  Значит,  неспроста  вы  все  принюхивались!  Тот,  господин  Аусель,  зря
сомневаетесь.  Штофные  обои  -  они:  были,  остатки  я ободрал  вместе  со
штукатуркой,  паучья тут тоже было - страх!..  Можем вам показать еще фокус.
Рей!..
     Рей вскочил и направился к зеркалу, но Даугенталь остановил его жестом,
протянул  руку... Ее  невидимое  продолжение  заставило дрогнуть и  медленно
отвориться массивную раму. Даже зная, в чем дело наблюдать это было все-таки
чуть страшновато! Г-н Аусель кинулся к открывшейся арке.
     - Поле,  - хмуро произнес  Даугенталь - другого качества. - Он  опустил
руку. -  Ну,  кто  хочет  взять  весло? -  Шутка  -  если это  была шутка  -
прозвучала нерадостно.
     Шаги г-на Ауселя  затихли в глубине арки, на лестница Слышно стало, как
он чиркает там зажигалкой.
     - Иероглифика?.. - донеслось бормотание. - Но  послушайте!.. Или это та
самая дверь, или... Но я не могу ее открыть!
     -  Спускайтесь,  профессор,  -  сказал  Даугенталь.  - Осторожней,  там
круто!.. Что пришло в вашу умную голову?
     - Улетучилось и то, что было, - признался г-н  Аусель, щурясь на свет и
пошатываясь. - Биллендон, не найдется глотка?.,  нет, не  надо!  Неизвестная
система  письма.  Думаю,  система  фонетическая,  но  знаки  происходят   от
иероглифов - не  египетских и не китайских. Узор  - своего рода стенография,
традиционный изобразительный стиль.., только на это нужна не одна тысяча лет
развития! С чем мы имеем дело, господа? Как она отворяется?
     - Никак, - ответил Рей, - но если сумеете...
     - Что? - перебил Биллендон. - Так ты думаешь.. - Он чуть не заикался от
волнения.  - Дверь-то тут при чем? Думаешь, господин Аусель в той стороне не
искал? Какая разница?..
     -  Помолчите, не  тревожьте  свою совести, -  сказал  Даугенталь  -  на
редкость мягко.  -  Никто Не  виноват. Так надо: плод поспел и скоро упадет.
Кто хочет взять весло?
     -  Мы  слишком много рассуждаем и  ничего  не делаем, - проговорил  г-н
Аусель в нетерпении, - Если он там... - г-н Аусель указывал на дверь.
     - ..то вы ничего не сумеете сделать, -  закончил за  него Даугенталь, -
да он и не там - не по ту сторону двери. Все в изумлении умолкли.
     - Храм  Януса, вы говорили?  -  продолжал в  тишине Даугенталь,  обводя
помещение  взглядом.  -  Храм  Януса,  профессор,  был  копия  этого  храма,
фальшивка... Он  не работал. Этот работает, - он  тоже указал на дверь, -  и
будет работать, пока не... Гм...
     - Вот как?  -  воспользовался паузой г-н Аусель. - Значит, я не слишком
ошибался! - Он даже  чуть порозовел  от удовольствия.  - Но  ведь это только
остатки здания!
     - Ничего не значите сказал Даугенталь, - все пустяки.,. Это машина. Нет
машины древней и надежнее, можете даже взорвать, но...
     - Простите, дружище! Янус - двуликий бог,  один из ликов его  глядит  в
прошлое, другой...  Господи,  так  что  же  выходит-то  у  рас,  Даугенталь?
Машина!.. Машина... - язык его не слушался.
     -  Нет,  - сказал Даугенталь  невозмутимо,  -  не машина  времени, хотя
насчет  эффекта  этого Р, ван Винкля вы молодец: догадались... А это, можете
считать, автоматический экзаменатор.  Помните, я провалился у вас на истории
искусств? Так-перетак, теперь, думаю, все провалимся! Справку  о  Болезни не
примут, экзамен не  будет отложен!  Профессор  Аусель,  вставайте: профессор
Космос  хочет  задать вам  вопрос!.. Садитесь,  очень плохо, приходите опять
через  сто, через двести, через триста лег! Но  и это еще не все, что машина
умеет.
     - Какой-то кошмар... - прошептал г-н Аусель.
     - Ха-ха, не беспокойтесь, вам не дадут  весла: вы психопат и алкоголик.
Нет, необходим  нормальный Зрелый человеческий экземпляр,  а норма - большая
редкость, годится, может быть, один  человек  на планете -  думаю, что так и
есть, и, судя по всему, он готов.., почти готов это сделать!..
     - Где найти его, как узнать?..
     - Дожидаться,  -  отвечал Даугенталь преспокойно. - бы  еще не  все нам
рассказали, профессор Аусель.
     - Да,  - сказал  г-н Аусель после минутного  колебания, и признаюсь  во
всем!..  Видите   ли,  в  конце  концов  я  все  же  усомнился,   заподозрил
мистификацию  и...  -  остальное  он  проговорил  с  отвращением,   медленно
присоединяв слово к  слову, - нанял сыщика, чтобы проследить за нотариусом и
установить местонахождение Клиента...
     - Ого! - воскликнул Биллендон. - И что ваш сыщик?..
     - Понятия не имею  ни о чем, кроме того,  что  заплатил ему вперед... Я
ничего ему не открывал, он должен рыл проследить все контакты - любые...
     - Но донесения поступали?
     - Господин Биллендон, - г-н Аусель это произнес не без торжественности,
- я в тот самый день запил и провел это время в абсолютном беспамятстве!
     - Вам повезло, - сказал Даугенталь. - Но правильнее, вас спасли.
     - Так-так-так!.. - сказал Биллендон, скребя в затылке. - Перета!..
     Реванула  синена,  странным  образом - дважды. Из прихожей  послышались
шаги: Молодой человек возвращался после того, как  увидел, что в окнах Дамы,
трижды мигнув, погас свет.
     - Вот еще случай!.. - Сказал Биллендон. - Эй, зайдите-ка сюда! - позвал
он гостя, и тот появился в дверях.



     Всем почти  одинаково запомнилась  эта минута и последовавший разговор,
уточнить  пришлось   лишь  отдельные  реплики,  так  что,   можно   считать,
восстановлен он здесь с точностью до Запятой.
     -  Вы много  чего знаете,  -  с такими словами  обратился  к  страннику
Биллендон. - так не сумеете ли отворить вон ту дверь?
     Пожалуй, эти слова  привели собеседника в замешательство, но поручиться
трудно.
     - Ваше ли дело об этом просить? - отвечал он, довольно некстати. - И не
поздновато ли для прогулок?
     - Это уж кому как!..
     - Отчего не  попробовать?  - сказал  молодой человек, рожав  плечами. -
Только сами уж, ради бога, гуляйте: я ни за какие коврижки не соглашусь!
     Удивил ли его обнаруженный за зеркалом тайник? Хоть вид такой он обязан
был сделать  -  или  уж  решил откинуть  всякое притворство? Не  располагаем
ничьими показаниями на этот счет.
     Рей протянул ему фонарик, молодой человек его  не взял.  Все столпились
возле  арки  у  подножья  лестницы,  затаив дыхание... Дверца не  скрипнула,
отворяясь... Она оставалась открытой, когда странник спускался по ступенькам
назад в мастерскую.  Не дух древних мистерии ворвался в нее, но обыкновенный
влажноватый ночной воздух!
     - Я могу идти спать?
     - Спокойной ночи, - сказал Биллендон.
     - А на сон грядущий, - добавил молодой человек, -  если господин Аусель
не против, я прихватил бы это письмо!  - он указал на стопку каллиграфически
исписанных листков.
     - Его содержание вам известно, - уверенно сказал Даугенталь.
     - Не могу припомнить всех подробностей... Даугенталь кивнул.
     - Да, память могла быть получше! Меня вы помните? Да нет, не в эти дни!
- Даугенталь опережал ответы. - Это было несколько.., могу сказать точнее..,
нет, ничего не скажу!..
     - Коллега! - сказал г-н Аусель  в страшном волнении. - О чем мы... Боже
мой, если этот юноша - только он! - может войти....
     - Ха! - отвечал Даугенталь. - Мы все войдем в эту дверь - отправляйтесь
хоть сейчас,  пожалуйста! Только кто,  интересно мне, выйдет? А он вообще не
желает входить и может этого не делать, его право.
     - Верно, - сказал молодой человек, поворачиваясь к нему и глядя на него
во все глаза. -  Доктор Даугенталь!..  - голос его сделался  глуховат. -  Вы
правы, память  у меня оказалась похуже, чем я думал, но все  же я  припомнил
кое-что -  нет, не  все... Почему вы так  недобры?  Я  знаю,  что  вы можете
больше,  чем говорите, - нам всем не  в пример. Кто  из  них, - он указал на
окружающих, - знает, что вы способны видеть даже мысль в момент ее рождения?
Я не говорю...
     - И не говорите, - невозмутимо отвечал Даугенталь.
     -  Почему вы не хотите  ничего отдать  из того, что имеете?  Почему  не
пойдете туда сами?
     -  Отвечаю:  потому что я урод  - машинка  для размышления,  у  меня не
развита душа, она - зародыш. Если бы я  оказался на вашем месте, знаете, что
я стал бы делать? Я но стал бы делать ничего! Вы - жаль огорчать, но скажу в
лицо: вы тоже не принесете удачи!
     - Может быть, еще не поздно изменить.., я хочу сказать - заменить...
     - И  вакансия останется свободной. Это будет означать хаос,  катаклизм,
хотя, наверное, что-нибудь предусмотрено...
     - Кого же хотели бы вы на этом месте видеть?
     - Не знаю, -  сказал Даугенталь. - Если бы коллега Рей и  эта  девчонка
сделались  одной  личностью,  это было бы самое  лучшее из  всего,  что  мне
известно. Но этого нельзя, и они еще не люди. Пойдете вы, ждут вас...
     - Я не пойду.
     -  Вы  пойдете и  причините  огромный  вред.  Я знаю, что  вы  намерены
сделать.
     - Я  не пойду, но  снова спрашиваю вас:  почему вы так  недобры? Да,  я
сделал бы то, чего вы боитесь, если бы пошел, но почему вы этого боитесь?
     - Потому что этим способом вы можете покончить вообще с человечеством -
расой  разумных  существ. Да,  горько,  что люди страдают,  но  страдая, они
развиваются, эволюция продолжает идти...
     - Пусть развиваются не страдая?
     - Он  думает, это возможно! - желчно произнес Даугенталь. - Страдание -
плата за эволюцию, а эволюция - единственный признак того, что существование
имеет логический смысл.
     - Оно его имеет?
     -  И он обнаруживается в эволюции! Что  могли бы, думать о смысле своей
жизни вирусы, водоросли, мхи, лишайники, на какое отчаянье были бы осуждены?
Но мы  знаем, что  жизнь их  имела великий  смысл:  они  подготовили для нас
планету, сделались нашими предками. Рассуждайте  по  аналогии, смысл всякого
существования обнаруживается только  в следующем эволюционном слое -  только
потомки...
     - Обнадеживающее заявление!..
     - Ха! - отозвался Даугенталь. - Но я пока говорю  о  логическом смысле,
коллега! Наша логика, наш  интеллект  не  обнаруживает в существовании этого
смысла,  намек на него усматривается в  эволюции. Но душа о нем подозревает!
Это нелогично,  что человек  желает  жить, нелогично, но мудро. Смотрите-ка:
логично поступивший самоубийца объявляется сумасшедшим -  и никто  из вас не
удивлен. Когда вы стоите там, под окошками, вы  думаете о смысле жизни? Нет,
вы его просто имеете! Правильно, что  человеку этого мало, потому  что он не
вирус и не мох, он может сам  вести свою  эволюцию, искать логический смысл,
который есть  тайна. Отвечу, сколько сейчас могу: человек - сам ключ ко всем
тайнам, а лучше сказать, он сам должен превратить себя в этот ключ, как  это
делается -  не загадка, мы каждый день это делаем,  только всегда ошибаемся.
Мир  же не так глуп, как нам кажется, чтоб нам  довериться. Испорченный ключ
открывает фальшивые двери! Так и останется, пока вся наша деятельность будет
пародией на  те, что  мы  должны были бы делать по-настоящему.  Вот вам еще:
жизнь кажется  бессмысленной тому, кто  не  ищет в ней смысла или делает это
вяло. Энергичные поиски -  даже одни только поиски, коллега!  - уже снабжают
нас этим смыслом  до отказа.  Величайшие тайны  открываются  не умнейшим,  а
настойчивейшим - тем, кто  неотступен  Думаете, зря  называли греки  Платона
божественным,  думали,  что  Пифагор  и  Эмпедокл  имеют  сверхъестественные
возможности?  Не  входя   в  детали,  одержимость,   углубленность  в  тайны
мироздания на самом деле  приносят  знание  этих тайн.., и кое-какое умение!
Может быть,  и сама логика не столь неуязвима и должна  быть  преобразована.
Может быть, должны быть преобразованы мы сами, чтоб возникла новая логика.
     - И может  быть, - подхватил странник, - то,  чего вы боитесь, -  это и
есть нужный путь...
     - К тупику, - сказал Даугенталь.
     -   Не  может  быть!  Но  если  и  так,  пускай  человечество  даже  не
развивается,  только  не  страдает..,  не  страдает,  как  нынче  -  горько,
унизительно, недостойно даже существ, которые не обладают разумом! - Сказано
это было с истинной страстью.
     Даугенталь ничего не ответил.
     -  Ну. - сказал Биллендон, - я  так и  не понял, кто победил  маленький
Давид.., или маленький Голиаф! Даугенталь рассмеялся.
     - Поздно  спорить!  Профессор Аусель,  если вы  хотите взять  у  своего
сыщика отчет, вытащите его из-под лестницы, Иначе он стащит письмо.
     По сведениям, полученным от г-на сыщика,  за истекшие месяцы?  нотариус
отлучался  из  своей конторы  только  однажды: на прошлой  неделе он посетил
некое частное убежище для престарелых в пригороде столицы...



     Г-н Аусель  еще вечером  чуть не  ринулся  продолжать срои  поиски. Его
кое-как уговорили дождаться хотя бы  рассвета - решающий  аргумент Биллендон
выставил  из своего  шкафчика со  спиртным... Надобно отметить, что интерес,
проявленный г-ном Ауселем к содержимому шкафчика, был на этот раз не слишком
пылок -  только достаточен, чтобы внять разумным советам. Но на  заре, когда
внезапный  звон  колоколов  взбудоражил  весь  дом, г-н  Аусель окончательно
собрался в путь. Его не удерживали Даугенталь напоследок сказал:
     - Не надейтесь найти то, что ищете, коллега: найдете то, чего не ищете!
     Г-н Аусель не ответил. Он  поднялся по  ступенькам  до  открытой двери,
перешагнул высокий каменный порог и оттуда, из глубины ниши, ведущей наружу,
крикнул им:
     - Я скоро вернусь!
     - Ты  уже  вернулся, -  как  бы  про  себя  - и  довольно  загадочно  -
пробормотал Даугенталь.
     Рей покосился  на него  с  некоторым недоумением. Он не все понял в той
довольно сложной теории, что излагалась  ему  вечером. Эта теория трактовала
время как  особое пространство, где процессы можно себе представить в ролях,
обладающих протяженностью и массой, рельефом...
     Выводы  противоречили  очевидности: Рей видел за  таинственной  дверцей
всего-навсего   г-на  Ауселя,  с  трудом  продирающегося  сквозь  тот  самый
кустарник, который вчера доставил  кучу хлопот  и царапин ему самому. А там,
дальше, за кустами, белела плитняковая ограда усадьбы Ничего не  изменилось,
кроме только  запаха, - ровно и мощно вливался в открытую дверь запах цветов
шиповника...
     Это лишь и  помешало Рею выскочить вслед за г-ном Ауселем. Ректор может
вести себя как ему угодно, а  Рей должен в срок  явиться в колледж, хотя при
этой  мысли  у  него  зубы ныли:  Марианна  сразу  в  подробностях  распишет
девчонкам, и класс весь будет  хохотать, а ты сохраняй  невозмутимость... Не
отвяжется она, как видно, никогда - чего зря надеяться!..
     - Рей! - послышалось из прихожей.
     "Легка  на  помине!"  -  подумал  он  и  заспешил  навстречу,  рассудив
справедливо, что тайну двери Марианне знать ни к чему.
     Он думал, он решал, но ничего уже от решений его не зависело, последний
случай задать Даугенталю несколько важных вопросов - и тот был упущен.
     -  Рей!  -  затараторила  Марианна.  - "В городе будет  мятеж, вот тебе
браунинг - отстреливаться! Ой, запах - как в оранжерее! Это что тут у вас?
     Не дав ему опомниться, она проскользнула мимо - в мастерскую, охнула...
Рей, вбежав следом, увидал ее уже на лестнице!
     - Сумасшедшая, постой! - завопил он.
     Куда там...



     Когда начальник  оккультного отдела,  согласно  предписанию,  проник  в
незапертый дом, там уже не было никого - даже Звереныша, но это обнаружилось
не сразу: реципиенты ничего не учуяли.
     Начальник был ужасно расстроен:  организовывать оборону  - вовсе  не по
его части, разбазаривание интеллекта -  таково имя этому, господа! Топчась в
прихожей,    он,   отдавал   довольно    бестолковые   распоряжения    своим
сомнамбулическим сотрудникам,  они  медлительно  их исполняли и  невозмутимо
принимали  новые,  противоречащие  прежним.  Прибытие  агентов,  доставивших
оружие, довершило дело к инструкциям президентши эти типы добавили несколько
слов от себя.., или своего настоящего шефа, какая уж разница!..
     Да-с:  переплет!.. И дернул же  черт за язык сказануть президентше, что
ее телохранители - люди Тургота. Думал оказать услугу  государству, чтоб ему
пусто было!  Как теперь  быть? Использовать  особые  способности? Не выйдет,
агенты  явно  предупреждены:  мешают  говорить,  смотрят  в   сторону.  Кто,
интересно, их проинструктировал?
     Сотрудникам  хорошо,  они  в  состоянии  транса,  даже  за  собственные
поступки не  несут  ответственности  Бандиты,  конечно, потребуют,  чтобы он
истребил лишние сведения, из памяти подчиненных, прежде чем примутся за него
самого. И  все  будет шито-крыто: приближаются уже  с ревом. и грохотом, под
звуки духового оркестра те, кого обвинят потом в злодеянии...
     Пожаловаться ее превосходительству?  Э,  ворон ворону глаз не выклюнет,
все,  по-видимому,   согласовано..,  или   соответствует   имеющемуся  давно
соглашению - опаснейшая мысль!.. Самому пустить в ход оружие?
     Пистолет ходуном ходил в его руке. А уж у них-то ручка не дрогнет, не в
таких бывали переплетах, профессионалы, не управишься...
     Агенты   вышли   на  крыльцо,  чтобы  стеречь  входную  дверь  снаружи.
Оккультист отер пот. Чего он  так разволновался?  Ничего не потеряно, пока в
его руках Даугенталь и еще кое-кто поважнее: мадмуазель Марианна.
     Где они, кстати?
     Передышка  была  использована для  того,  чтобы  обыскать дом,  где  не
обнаружилось ни одного обитателя. Начальник оккультного отдела  пришел уже в
полнейшее отчаяние, когда один из реципиентов, повинуясь случайно  отданному
распоряжению, взял мысленно след Марианны.
     С этой минуты пошла без перебоев информация - довольно увлекательная!..
Им неплохо,  черт побери  - там, где они находятся, всем неплохо, - и никому
нет никакого дела до его переживаний!
     Где у них этот запасной выход? Никто  не имел приказа оборонять  пустой
дом. Агенты, коли им угодно, пускай отбиваются, это их специальность, пускай
даже доблестно падут на пороге, окажут такую любезность... Итак?..



     Марианна  легко перемахнула  через ограду,  которая накануне показалась
Рею  гораздо выше, чем  на самом  деле,  - правда,  она  была  почти  скрыта
кустами. Там, дальше - должен быть пологий склон...
     Дальше и впрямь был пологий склон, но над кустарником возносили деревья
свои тяжелые разлапистые кроны - начинался лес!
     Рей на бегу оглянулся. Дом был еще виден...



     Но как из наружной  ниши выбралась в заросший двор команда оккультистов
во главе со своими позеленевшим от неприятностей начальником - этого увидеть
было уже некому.
     Что  сейчас там  у них  в доме  начнется! Рев толпы  и грохот  оркестра
сотрясали  даже циклопические стены мастерской.  Хорошо, что существует этот
запасный выход, найти его оказалось пустячным  делом, ушедшие  не догадались
сызнова его  замаскировать.  Ну,  понятно,  разве можно  было  ждать  такого
оборота!
     Оккультисты  проявили  зато   осмотрительность:  рама  зеркала  надежно
прикрывала арку у них за спиной. Обороняйтесь без нас!..
     Начальник  ждал пальбы, а  потому не сразу обратил внимание на странную
подробность: шум толпы и звуки оркестра, которые здесь, снаружи, должны были
звучать гораздо громче, были теперь едва слышны. Что за непонятная акустика?
     Загадка не показалась опасной, она ничего не могла значить рядом с тем,
чего удалось  избежать. Они живы, они  на  свободе  -  ну  так  за  дело!  И
Даугенталь  не  уйдет: вся местность  оцеплена  войсками,  откуда-нибудь  да
поступит сигнал о его появлении - долго  ли своевременно подоспеть...  А еще
важнее приглядеть за мадмуазель Марианной - это зачтется!
     - Где она? - обратился он к реципиенту, и тот голосом Марианны ответил:
     - Гляди: река! Давай-ка искупаемся!
     Черт  побери,  откуда здесь  река?  Да  и леса  никакого  вроде  бы  не
значится... Впрочем, чего они стоят, эти карты генштаба?  Копируют с одних и
тех же образцов,  а выдают  за новые - и получают денежки, старый  фокус. Но
вот ведь дрянь - задумала купаться!
     Он мысленно  прикусил  язык.  Что за пропасть  - никакого  контроля над
мыслями! Знает же сам, что  начисто их  стереть ни в одном мозгу не удастся,
всегда  останутся  хоть следы  следов -  при  некотором опыте... Вот, опять!
Ну-с,  начинаем думать как положено: следует позаботиться о том, чтобы милая
мадмуазель не утонула  случайно в этой  паршивой  речонке  -  благоговейней,
почтительней! -  и не огорчила тем свою  уважаемую  матушку, - вот так будет
правильно. Да и самим не мешает оказаться подальше  от  этого разнесчастного
дома, да поскорее! Бр-р!
     Он бы сам с удовольствием искупался, но его удерживает долг.
     Оккультисты,  перебравшись  через ограду,  углубились  в лесную чащу. И
опять же некому было увидеть, когда  наступило  время,  как громадный черный
пес, приплясывая от нетерпения, выволок за собой на веревке сержанта Дамло и
как  тот  упирался, как сапожищи  вспарывали дерн...  Пес  рванулся изо всей
силы, веревка  лопнула, славный сержант повалился на спину, пятная форменный
сюртук соком травы.
     Выбежавший  следом  репортер  с  легким  злорадством   прокомментировал
событие, затем продолжал на бегу, преследуя собаку и полицейского:
     -  Мы  очутились  в очаровательном уголке, дорогие радиослушатели, я не
подозревал, что окрестности так хороши - полная неожиданность! Какие  краски
и ароматы, а цветы - это что-то невиданное, райский сад в  день творения! Не
могу поверить  собственным глазам  -  спрашивается,  где  они  были  прежде?
Честное  слово, хочется остаться здесь навсегда: небо.., солнце.., не нахожу
слов!
     Репортер испустил в микрофон очень внятный лирический вздох.



     Железный Звереныш настиг их уже на берегу.
     Облепленный рыжими муравьями, он выкатился из кустов, замер от счастья:
сыскалась работа! И сразу принялся набивать свой контейнер  чистейшим речным
песочком, вообразив, будто это особая пыль.  Вскоре он уже суетился, выбирая
участок для свалки.
     Муравьи деловито за ним наблюдали.
     Марианна  сразу плюхнулась  в воду,  Рей задержался, увязывая пожитки в
узлы.
     Прозрачная  вода  лесной  реки  была  прогрета  солнцем до самого  дна,
отличалась от воздуха только на ощупь. А течения почти  не было, хоть против
него  плыви  вдоль плавных медлительных изгибов  берега, по которому, иногда
пропадая из виду, колесил нагруженный узелками Звереныш.
     - Скоро есть захочется,  - сказала Марианна,  -  тогда сбегаем  накупим
всего и опять  удерем сюда!..  - "Дурочка,  бедная дурочка!" - подумал Рей с
жалостью, но  промолчал.  - Так рада,  что приехала! В  резиденции, конечно,
веселее, музыка играет целый день, но  тебя гвардейцы не пропустят... Здесь,
стояла бы хорошая погода, жить бы до старости, зачем нам колледж! - "Как еще
туда запросишься!" - подумал Рей. - А он чтобы нас не нашел!
     - Кто? - спросил Рей.
     - Детектив, - сказала Марианна, - скоро пришлют! Когда  мамочка едет на
воды,  папочка  всегда  нанимает  детектива,  так  принято, но  это  ерунда:
развестись я все; равно не  разрешу!  И ты думаешь, когда  единственная дочь
сбежала с бесприданником...
     Поперхнувшись,  взглянула  исподтишка.  Не  обратил  внимания,  или  не
расслышал, или давно перестал  слушать Слава богу, хотя и обидно. Угораздило
мамочку  делать  запросы  в особое бюро!..  Лучше бы вовсе ничего не  знать.
Молчать тяжело, болтать неделикатно.
     Марианна перевернулась на  спину, подставив  солнцу носик - пускай  его
облупится,  раз  она  такая  несчастная!  Речка потихоньку несла  энергичное
тельце  в глубину леса под смыкающиеся над головою  своды древесных крон, не
знающие  угомону  руки плели под  водою венок  из водяных лилий. Как Офелия!
Стриженая голова Рея мрачновато чернела в  тени, он устало сопел и, кажется,
непрочь был обсушиться. "Тучен  и одышлив", - вспомнила Марианна и хихикнула
из воды.
     - Чего ты? - спросил Рей.
     - Сравнила тебя с Гамлетом, - ответила Марианна - Опять глупости!..
     - Ой!..
     Они открыли этот мир и думали, что он принадлежит им. Оказалось, что не
совсем. С берега донесся рев и топот.



     Виноват  был Звереныш. Продолжая колесить меж  стволами,  он  обнаружил
нечто восхитительное: покрытый глинистой подсохшей коростою бок  незнакомого
существа, растянувшегося в сладкой дремоте поперек лужи.
     Звереныш скинул  узелки,  удлинил телескопические конечности,  выдвинул
коготки и ринулся производить уборку!
     Животное, фыркнув, вскочило.
     Марианне  и Рею  видывать  такое  доводилось  только в  зоопарке  да на
картинке!  С  клыками,  со щетиною, свисавшей до земли,  зверь устремился  к
воде.  Звереныш за  ним, а над кустами, подобно  взрывам,  возникали  другие
мохнатые  туши: оказалось потревожено целое стадо. Под топотом трясся берег.
Первый  беглец всколыхнул реку, словно катер. Вода  забурлила  как  кипяток,
когда в нее обрушились остальные.
     Фыркая,  злобно  косясь,  проплывали они мимо человечьих  детенышей, но
либо не сочли их стоющей добычей, либо, полагая, что для такой паники должна
быть важная  причина, спешили спастись. И  не  одни они:  воздух потемнел от
птичьих стай и  пчелиных роев,  и  чьи-то стремительные силуэты пронеслись в
ветвях, свисающих к воде!..
     Когда все успокоилось, Марианна спросила дрожащим голосом:
     - Рей, откуда здесь обезьяны?
     - Что?!
     - Обезьяны! Белые, без шерсти!
     - Это тебе с перепугу почудилось?
     - Ничего не почудилось, я плыла на  спине и  увидела!  Без  шерсти, без
хвостов...  Послушай,  Рей, это  не обезьяны, это  еще хуже:  дикари,  белые
дикари! Как интересно! Они прыгали там, будто Тарзаны!
     Такова была первая встреча с обитателями нового мира, и она кажется нам
не  лишенной  своего  значения...  Понятная  наивность,  -  скажут нам.  Да,
разумеется. Но не только!
     - Ты с ума сошла, - сказал Рей. Тут-то Марианна и ответила:
     - Если  я  сошла  с ума,  то очень хорошо, что  вместе с тобой,  а не с
Арнумом Гентчером, вот был бы ужас-то, правда?
     - Для Гентчера! - буркнул Рей.
     - Враки: Арнум бы очень обрадовался!
     "Где твой Арнум? - подумал Рей, содрогаясь  от бесполезной, а потому  и
бессмысленной жалости.  - Где  Арнум  Гентчер,  великий  лоботряс,  где  его
инкрустированный аэробус  для веселых компашек, где сами  компашки,  а также
слуги, егеря, пилоты, матросы  и вся эта хлопотливая  скукота? Где все?  Где
все?"  Он был в предположениях поспешен. Стрелки таинственного механизма  не
завершили своего  оборота, и  помянутый  Гентчер  не  рассыпался пока еще во
прах, был живехонек и, стало быть, развлекался вовсю, добивая каникулы, и не
оборвалась еще невидимая нить связи со всем, что оставалось позади, - вскоре
предстояло в этом убедиться.
     Рей ничего не сказал Марианне. Та продолжала плести свой венок, который
как-то умудрилась не выронить даже в суматохе.



     Они вышли на белую песчаную косу, попрыгали, избавляясь от воды в ушах,
разлеглись на горячем песочке.
     - Есть ужасно хочется, - призналась Марианна, - поднялась из-за тебя  в
такую рань!
     Рей пропустил это мимо  ушей.  Обломком ветки  он пытался начертить  на
песке  план  местности,  нанося  на него все,  что удалось сегодня  увидеть.
Внимание   его  особо   привлекал  холм  довольно  правильных  пирамидальных
очертаний,  отличавшийся  от  других  этой формой  и  значительной  высотою:
вершина его была скрыта облаком!
     - Когда  мы  поженимся, - продолжала Марианна, рассердившись,  - я буду
варить тебе кофе и вообще работать не покладая рук, как мамочка, но пока что
раздобыл бы хоть кусок хлеба, честное слово!
     Рей и тут  промолчал, хотя услышал. Не хотелось объяснять девчонке, что
им  придется самим  изыскивать теперь  способы пропитания и, должно быть, не
слишком привычные, но какие? Над этим он сам ломал себе голову.
     Поныв  еще  немножко,  Марианна  успокоилась и замолкла.  Солнышко  так
славно  пригревало,  и  спать, пожалуй,  хотелось даже больше,  чем  есть...
Внезапно она встрепенулась:
     - Ты слышишь?
     Издали донесся чей-то крик. Рей вскочил на ноги.



     Черный пес  появился в кустах на  берегу беззвучно, как призрак,  затем
под его лапами с шорохом взорвался песок: пес мчался к ним!
     - Кьерк! - закричала Марианна.
     Он  попросту  взлетел  от  счастья  и приземлился  ей пол ноги, взвился
снова, облизал ей  нос, прижался  боком к коленкам,  почти обняв ее  гибким,
глянцевым корпусом, так что  хвост чуть  не касался мокрого черного носа! Он
вывалил язык, оглушительно  дыша,  ребра выперли, хвост ходил ходуном, морда
была глупейшая... Звереныш,  оставив узелки амуниции, рискнул подкатиться  к
собаке  с услугами, Кьерк  сперва зарычал, потом,  видать,  понял  что-то по
своему,  по-собачьи: они со  Зверенышем  братски  обнюхались. Железный  брат
принялся за свое дело. Кьерк повел кровавым глазом на Рея: кто, мол, такой?
     - Кьерк, это  Рей! Подойди, поздоровайся! Пес,  прихрамывая, подошел  к
Рею и с видом посла иностранной державы протянул ему лапу - окровавленную, с
налипшим песком. Марианна, увидев, охнула:
     - Бедненький!.. И накормить тебя нечем, сами, брат, с голоду помираем!
     -  Вот  и  хорошо,  -  некстати   сказал  Рей  и  пояснил  в  ответ  на
недоумевающий  взгляд  Марианны.  -  Хорошо,  что  он  прибежал.  Ты  с  ним
оставайся,  можешь  даже  поспать.  А  я  вправду  сбегаю,  попробую  добыть
чего-нибудь.
     У  него не  было никакой охоты брать с собою девчонку  в  эту маленькую
экспедицию - вовсе не за едой...
     Марианна   помедлила,  но,   взглянув  на   израненные   лапы   Кьерка,
согласилась.
     - Ладно, только ты поскорее! А если встретишь каких-нибудь девчонок, не
вздумай к ним приставать!
     Оставшись с Кьерком и Зверенышем,  она перебралась поближе к берегу,  в
густую тень деревьев.



     Начальник оккультного отдела проморгал появление Кьерка из-за того, что
хлопот у него прибавилось, все требовало внимания и размышления, а лучший из
реципиентов не был обязан докладывать о том, о чем начальство не спрашивало.
Так  возник  этот  пустячный  дефицит  информации,  повлекший   неисчислимые
бедствия!
     Позднее он корил себя за  то, что долго оставался в  заблуждении, будто
со  своею командой находится в ближайшей окрестности городка, - и это  зная,
что  городок  со  всех сторон окружен - взят в  кольцо  десантными частями с
целью  не  дать  Даугенталю  возможности  ускользнуть!   Давно   пора   было
натолкнуться  на  какой-нибудь  передовой  дозор,  а   местность  между  тем
оставалась совершенно безлюдной. Один вопрос любому реципиенту, один ответ -
и надо было бы строить какие-то совсем другие планы, планы спасения.
     Необходимость  в том была, и самая грозная. Из разговора  президентши с
генералом  по  телефону  сделалось ясно, что не  только карьера,  сама жизнь
висит на волоске. Оккультист знал,  как волосок этот  легко обрывается,  тем
более,  если   тебя  обвиняют  в  провинностях,  из   которых  мельчайшая  -
дезертирство.  Еще  важнее  -  кто  обвиняет,  от  этого зависит,  будут  ли
выслушаны твои оправдания.
     Он точно знал,  что от него будут в любом случае избавляться. Ну так он
сам их  от себя  избавит,  и  постарается это сделать  без  урону.  Его  еще
доставят  с эскортом к  границе, которую он изберет, чтоб пересечь, а там..,
вот там и подумает о дальнейшем!
     Рея, отправлявшегося на разведку, оккультист решил не трогать: так даже
лучше - меньше  шуму. Выждал, когда тот скроется из виду,  и затем  приказал
сотрудникам вполголоса:
     - Вперед! За дело, ребята!



     Кьерк, насторожившись, заворчал. Марианна в полусне велела ему молчать.
Затем ей  послышался скрип  песка под чьими-то ногами. Рей возвращается? Она
приоткрыла один глаз и  увидела двух незнакомцев довольно отвратительного  -
какого-то одурелого - вида.
     - Кто вы? - спросила Марианна, садясь.
     Они не ответили  и не остановились -  так и  продолжали приближаться на
цыпочках,  хотя это было теперь бессмысленно - однако ведь инструкции  никто
не изменил!
     Один из незнакомцев потянул из кармана  наручники. Марианна вспомнила о
пистолете в сумочке, но спохватилась - не было нужды...
     - Фас! - крикнула она.
     Кьерк, скрытый в  тени,  слившийся  с нею  до неразличимости, давно был
готов -  он словно  выстрелился... Все было  окончено  вмиг:  оба противника
распростерлись на песке,  один с расквашенным носом. И все  же  ни выражение
лиц, ни взгляд не изменились - будто ничего не произошло.
     -  Молодев  - сказала Марианна  Кьерку.  Тот заскулил от счастья, взбил
хвостом песок, не ослабляя, впрочем, бдительности - косясь на лежащих.
     - Если бы вы прилично себя вели... - обратилась к ним Марианна. - Ой, а
это кто? Кьерк!..
     - Здравствуйте, драгоценнейшая мадмуазель!  - закричал издали начальник
оккультного отдела, сияя широкой гнилозубой улыбкой.
     - А, гипнотизер! -  отозвалась она. -  Это  ваши? - Марианна указала на
распростертых сотрудников.
     - Как можно! - отвечал брезгливо оккультист.  -  Не имею к мерзавцам ни
малейшего отношения. Прибыл по поручению вашей матушки...
     -  Дар - сказала Марианна. - Вас только н не хватало! Ладно, пришли так
сидите. Вот сейчас придет Рей... - Она украдкой зевнула в кулак.
     - Какая хорошая  собака! - льстиво  произнес  оккультист, в самом  деле
садясь.
     - Он папин, - сказала Марианна, - натаскан его охранять, но  меня любит
больше: удрал  из дому, пешком всю  дорогу, бедняжка! - погладила  Кьерка  и
снова прикрыла зевок.
     -  Я  вижу и  вам  хочется спать, - проговорил  оккультист озабоченным,
крайне сочувственным тоном. - Устали, бедненькая!
     - И не говорите...
     - Даже двинуться лень, верно? Отдых вам совершенно необходим!
     - Давно бы спала, кабы  не эти связывальщики... - Вот и поспите, а мы с
собачкой их посторожим! Правда, собачка? А потом  доставим куда следует, там
разберутся!
     - Я недолго!.. - бормотнула Марианна.
     -  Ну?  -  сказал  оккультист,  хвастливо  оглядывая  лежащих.  Те тупо
молчали. - Не  могут справиться с  пустячным поручением. Во все надо входить
самому! Беда с вами, - прибавил он добродушнее,  так как во всем случившемся
не было  ничьей  вины,  кроме  его собственной. Этим  живым роботам придется
сообщать капельку самостоятельности, но не теперь - после,  после!.. Им всем
хорошо: они спят, а вот ему после бессонной ночи...
     Он   с  хрустом  потянулся,   однако   Кьерк,   до   этого   смотревший
снисходительно, приподнял губу, издал невесомое рычание. Оккультист опасливо
опустил руки. Не мелькнул;!  ли на лицах подчиненных усмешка? Быть этого  не
могло, но он все равно обиделся.
     - Рано радуетесь!.. пробормотал он.
     -  Я вам сейчас  докажу!  Мадмуазель! - позвал  он. -  Девочка! Спи, но
слушай меня, слушайся меня! Спи, но прикажи собаке лежать! Потом ты встанешь
и пойдешь за мной! Слушайся меня: спи...
     - Отстал бы, ар - донеслось до него. - Болтаешь как заведенный:  спи да
спи, без него не знают, вот скажу Кьер... - посапывание возобновилось.
     -  Ты  будешь  спать,  -  выждав, продолжал гипнотизер  -  без  прежней
уверенности, - будешь слышать мой голос, и когда...
     - Р-р-р!.. - вмешался Кьерк, обнажая клыки. Гипнотизер обмяк. Наступила
долгая  тишина,  которая прервалась затем  топотом  сапожищ: появился Дамло.
Кьерк поприветствовал приятеля взмахом хвоста.
     -  У, паршивец!.. - сказал Дамло грозно.  Поглядел на Марианну. -  Так,
дрыхнут! А это что за народ?
     Гипнотизер щелкнул Пальцами, и  сержант  уставился  на  эти  пальцы, не
понимая, что в них так блестит.., блестит.., блестит...
     - Сейчас мы уснем, - приговаривал  гипнотизер задушевно, -  и посмотрим
хорошие сны.., самые лучшие сны., увидим все, что нам захочется - так спится
крепче.., крепче.., что нам желается, то и увидим, а чего не желается.,.
     -  Уснем,  конечно... -  непослушными  губами выговорил  Дамло.  - Хотя
глупости.., не время...
     Он встрепенулся, однако противник был настойчив.
     - Уснем, уснем!.. - проворковал он, поводя легонько пальцами.
     - Но я желаю  видеть все как есть  на самом  деле,  -  из последних сил
бубнил  Дамло,  проваливаясь  в  сон, но  еще барахтаясь, - и неукоснительно
исполнять.., продолжать неукоснительное...
     - Попробуйте, я согласен! - снисходительно разрешил  гипнотизер.  - Это
даже весьма любопытно,  вы  мне сообщите после, что получится, мы, считайте,
поставили опыт!.. Спите, спите, я ведь сказал...
     - Вот они где! - послышался ласковенький голосочек г-на сыщика. - Нуте,
что у нас тут происхо...
     - Происхо - перебил гипнотизер, возвращая себе полуутерянную амбицию. -
Узнаете, что происхо! Кто таков?
     -  Я частный детектив, - оробело ответил сыщик. - Как я догадываюсь, вы
из главного...
     - А журналист, конечно, следует за вами?
     - Следует!..
     - Ну-ка вздремните!
     - Но я не хочу!
     - Они все  не хотели, сказал гипнотизер,  - но, как  видите, спят!  Эй,
господин журналист, не стесняйтесь, идите сюда!
     Звук  этого голоса заставил  репортера  оцепенеть  в  момент:  это  был
как-никак  третий  сеанс.  Он   подошел  уже  спящим.  От  этого  гипнотизер
почувствовал  себя  в  редкостной форме,  хотя  руки тряслись  от усталости.
Вокруг  стоял дружный храп. Индуктор и реципиент разоспались за компанию: на
них  тоже  подействовало  Оставалась  бодрствовать  только  собака  -   укор
самолюбию, вредная тварь!
     - Не попробовать ли? - спросил себя гипнотизер и уставился на Кьерка.
     Кьерк лежал, не отводя взгляда. Конечно, он вскочил бы при неосторожном
движении, но никто делать  таковых не собирался,  жесты были  скупы, плавны,
точны, вполне приемлемы с собачьей точки зрения...
     Это, или переливы храпа,  повлияло и  на пса.  Он  зевнул.  показав всю
красу  ужасающей   пасти  и  длинного,  как   транспортер,   языка.  Челюсти
гипнотизера тоже раздвинулись  в  неудержимом ответном  зевке. Черт  возьми,
нелегкие выпали сутки, предстоящие будут  не  легче..,  нет, не легче.., все
как-нибудь обойдется, обойдется!..
     Перед ним мерцали добродушно-кровавые божьи глаза "Обойдется  без чего?
- подумал гипнотизер, -  А чего?.. Ничего..." Во всеобщий храп влилась новая
чарующая нота. Так шальная мысль сгубила всю  блистательно задуманную затею.
Драгоценное время было упущено.
     Когда  Рей вернулся, Кьерк  неохотно позволил ему разбудить Марианну, и
та была чрезвычайно удивлена окружившим  ее многочисленным обществом. Никого
не тревожа, они вместе с Кьерком и Зверенышем удалились...
     - Куда мы идем? - спросила Марианна.
     - Я  нашел удобную пещерку... И еще кое-что, -  осторожно  ответил Рей,
оглянувшись на  спящих.  Но  все-таки  эта  фраза  дочти  чудом  застряла  в
дремотном мозгу одного из реципиентов...
     Таинственный механизм продолжал свою неумолимую работу.



     В то время  как одни  прохлаждались в  дремучем лесу, другие трудились,
трудились не зная устали.
     Народонаселение и  муниципалитет должны были,  наконец, оценить  своего
мэра.  Гостиница  впервые  оказалась  переполненной.   Номеров  не  хватало.
Вестибюль был  загроможден тоннами  чемоданов.  Портье поминутно симулировал
инфаркт.
     Персонал  следовало заменить,  и  мэр его заменил,  дело пошло веселее,
однако  проблема размещения прибывающих  обострялась,  пока  неповоротливому
населению  внушали  идею   брать  постояльцев.  Громадная   партия  складных
кроватей, доставленных воздушным  транспортом, пошла нарасхват,  пластиковые
палатки тоже, хотя иные жмоты-туристы приволокли с собой собственное дранье,
а  назначенные  мэром   цены  казались  кое-кому  чрезмерными.   Возражающим
указывали,  что  каждая палатка является  одновременно сувениром: супруга  и
дочь  градоправителя наклеивали на  них  герб  города, тайно  придуманный  и
срочно  отпечатанный в крохотной  городской  типографии на бязевом  полотне.
Остаток  тиража  был  позднее распродан так же  и,  между  прочим, по  цене,
превышающей первоначальную стоимость палатки: тугодумы спохватились!
     Громкоговорители,  позаимствованные у  вооруженных  сил,  во  всю  мочь
транслировали  репортаж  из  загадочного  леса,  пока  он  длился,  а  когда
прервался,  -  было объявлено,  что  по  техническим причинам,  -  принялись
повторять  его  в записи.  Вовсю  шла торговля  входными билетами,  пришлось
отворить ворота На улицу, а народ все прибывали прибывал!
     В   приемной  ратуши,   помимо  орды   газетчиков,  томился  знаменитый
охотник-миллионер, направлявшийся в Северную Африку, но изменивший маршрут в
надежде  поохотиться в этом лесу. Ему требовалась лицензия и ночлег: места в
гостинице  не  досталось ни  ему, ни  многочисленной  челяди Насчет лицензии
сомнений  не  было.  Согласно репортажу,  зверье  там  водится, пускай  чего
подстрелит, жалко, что ли. А насчет ночлега -  придется, пожалуй, пристроить
его здесь, в кабинете, на диванчике.
     Секретарша   доложила  о   приходе   какой-то   ученой  делегации.  Мэр
покривился.
     -  Подождут, - коротко  заявил он в ответ  на перечень  титулов, у него
было более важное дело, держа телефонную трубку, он ждал совместного решения
министерств  почт и финансов  насчет  выпуска специальных памятных  почтовых
марок с тем, чтобы  основная  часть поступила в распоряжение муниципалитета.
Надо  будет  еще  подослать  человечка  -   пусть  организует  ошибочку  при
печатании: две-три  штуки, хо-хо,  как после взовьются филателисты!  Сколько
взять с миллионера за ночлег?
     Трубка  загудела:  говорила  столица.   Совершенно  недостойная  центра
массового  туризма  связь.  Принять  меры!  -  Он  черкнул  на  листочке.  -
Канцелярию придется расширить. Учредить секретариат. Дамочка не справляется,
к тому же, как выяснилось, атеистка, вот что творится код самым носом! Между
прочим, не  позвонить  ли в  Ватикан?  Есть же  у них списки рекомендованных
кинофильмов, отчего  не быть таковым  же для рекомендованных мест посещения?
Обязаны они о  нас заботиться, - если не произойдет какая-нибудь реформация,
чего допускать  не следует, -  пускай не портят  наших  отношений  с  Римом!
Переводчики  будут нужны, да чего там - будут, -  они уже сейчас необходимы.
Тут   в  кабинет   без  доклада  ворвался  какой-то  лощеный  господинчик  с
забинтованной головой. Мэр, прижав трубку  плечом, кликнул секретаршу, велел
выкинуть нахала вон и продолжал кричать:
     -  Да-да! Завтра,  ну там ладно: послезавтра! За  наш счет? Послушайте,
можно подумать, я  имею в  виду  свои интересы! Я имею в  виду  сначала ваши
интересы! Что?
     Связь внезапно оборвалась. Полсекунды трубка молчала, затем  в ней, без
предуведомления, послышался тихий внятный  голос г-на президента. Первая его
фраза была совершенно непригодна для цитат. Вторая прозвучала так:
     - В приемной у вас сидит господин Жюстип. Примите его немедленно.
     - Слушаюсь, - отвечал г-н  мэр смиренным полушепотом: связь была теперь
выше всяких похвал.
     - Вы нашли мою дочь? - была третья фраза главы государства.
     Мэр ответил, как решил заранее:
     - Ведем поиски!
     Не "ведутся", не "ведут",  именно  "ведем",  потому что  есть оттенки и
оттенки. Афронт не  очень-то его смутил. Эта  романтическая история с дочкой
его  превосходительства вовсе  не вредила  букету, нужен  только такт, но за
тактом  дело  не  станет;  важно, чтобы сведения исходили  откуда-нибудь  со
стороны, не от муниципальных служащих, пускай они там, во дворце, после сами
разберутся в фамильных делах,  это не  проблема,  а  проблема  - где  Дамло,
почему он до  сих пор не явился и не представил искомое, и  вообще -  какова
причина  того, что прервался репортаж? Не съели же их  всех там звери или те
дикари, о которых бормотал реципиент! Хм, дикари!..
     Мэр  отогнал неприятную  мысль  другой, но  тоже  неприятной: следовало
все-таки  принять  академиков, пускай наука поучаствует, а  то  сенсация  за
сенсацией, богема какая-то, Лурд  самозванный, некрасиво и несолидно. Букету
нужна упаковка и лента, не какая-нибудь, подобранная со вкусом! Рамка нужна.
Рамки  нужны!  Ладно, позовем  попозже, поизвиняемся подольше,  поймут: сами
люди занятые!
     -  Введите  господина Жюстипа! - приказал мэр  секретарше. Эта  формула
применялась впервые вместе обычных "впустите" или "пригласите".
     Г-на Жюстипа  ввели.  Это был тот самый лощеный господинчик, которого с
минуту назад отсюда выставили. Он,  не подавая руки и не ожидая приглашения,
уселся,  но на  лице не  видать было следов обиды, это  хорошо,  разделаться
поскорее!..  И  охотник  все ждет  - лишь бы  не ушел, он  украшает приемную
получше, чем  голова носорога, газетчики  от вида  его сатанеют. Ерунда, это
станет бытом, знаменитости  повалят  валом, будем  с  ними еще небрежничать.
Вести светскую  хронику в газете -  мэр не только собирался ее  издавать:  к
вечеру должен был выйти  уже и первый номер, тираж  небогат, после можно его
увеличить,  делать в день два  выпуска,  а при нужде - экстренный. Подписку,
подписку живее  наладить!  Сенсации  кончатся  -  газету  хоть  закрывай,  а
подписчик никуда не денется, можно перепродать его вместе с изданием  любому
пресс-концерну!..
     - Слушаю вас, господин Жюстип, - сказал  мэр, разглядывая без стеснения
бинтованную голову посетителя. Интересно, где его так отделали и кто?
     Жюстип  показал ему серую  книжечку.  Мэр тщательно в  нее  вчитался  и
вернул.
     - Понимаю, - нервно сказал он. - Итак?
     - Примите поздравления с наступающим благоденстрием, - начал Жюстип.
     - Благодарю, - сказал мэр суховато. - Чем можем быть полезны?
     -  Все  здесь  превосходно  организовано,  отвечал Жюстип,  -  и  успех
обеспечен,  но  имеется  пункт,  вызывающий  озабоченность. Взгляните!  - Он
развернул план  города, где  усадьба  Биллендона обведена  была  карандашным
кружочком.
     - Да,  - мэр кивнул, - я и сам озабочен! Шляются кто  попало! Я уже дал
указания. Теперь муха не пролетит без моего указания или хотя бы бесплатно!
     Г-н Жюстип усмехнулся.
     -  Вы  блистательный   администратор,  позвольте   выразить   вам   мое
восхищение,  господин  мэр!  Но дело заключается в том,  чтобы закрыть  туда
всякий доступ!
     - Как?!
     - За исключением особо уполномоченных на это лиц, - уточнил Жюстип. - И
эти лица  уже  прибыли  в  город.  Не  радо  вопросов. Имеется  утвержденный
господином президентом предварительный план генштаба...
     "Принесло  сюда этот генштаб!" - подумал г-н мэр с преогромной досадой.
Еще  было  доложено  о появлении  целой  колонны бронированных  машин  около
усадьбы Биллендона.
     Причин  переполоха в военных сферах, как можно  попять, было несколько.
Некоторые  приватно намекают  на  скандал, будто  бы возникший  при  попытке
заставить  Союзное  командование  оплатить  все,  или  частично  расходы  на
внезапную,  ни с кем не  согласованную десантную операцию. Кажется,  генштаб
республики   был  обвинен  в  соучастии   в   финансовых   аферах   каких-то
высокопоставленных  лиц,  союзники  заявили,  что не  позволят  больше  себя
грабить,  и  настояли  на  совместной  ревизионной  поездке,  уверенные, что
схватят кое-кого за руку. Однако,  по  прибытии, пришлось  столкнуться  с не
вполне  обычной ситуацией,  вызывающей  совершенно  особый  профессиональный
интерес.
     -  Господа генералы сами туда направились, - продолжал Жюстип, указывая
на кружочек, - чтобы провести рекогносцировку на месте. Ваше дело - передать
в  мое,  подчинение  национальных  гвардейцев.  Насколько  мне известно,  их
местный отряд сформирован из муниципальных служащих?
     - Да, - пропыхтел мэр, не глядя Жюстппу в лицо.
     - Значит, собрать их - труда не составит. Я возглавлю охрану объекта...
     - Почему этого не сделают сами военные - вон их тут сколько?
     - Гвардейцы должны быть в штатском и без  оружия, - невозмутимо отбился
Жюстип. - Допуск иностранцев и прессы признан преждевременным,  но теперь их
не прогонишь, мы с вами призваны...
     - Кабинет не мог успеть принять решение о конфискации земель, - перебил
мэр в приливе  холодной ярости.  - поэтому начатые на объекте,  как изволите
выражаться, работы должны...
     -  ..быть прекращены, - закончил  за него Жюстип. - Вопрос о возмещении
убытков не в моей компетенции. Это все?
     - Нет, не все! Муниципалитет получил заявки на земельные участки и счел
возможным  их  удовлетворить...  -  Он  почти  не лгал: незаполненные бланки
лежали в сейфе. Г-н мэр намеревался лично и через  подставных лиц  завладеть
изрядным участком этого самого леса, которого еще и глаза не видел: все было
некогда. - Доложите начальству...
     Жюстип понимающе усмехнулся.
     - Уверен,  что все будет  аннулировано,  - сказал  он.  - Очень уж  вы,
господин  мэр,  торопитесь! Это  дискутабельно: входит ли  лес  в  городскую
черту! - Мэр бессильно кивнул на план города. - Ну, формально-то вы правы!
     - И по  существу, - сказал г-н мэр. - По существу! повторил он, так как
не  расслышал  собственного  голоса. В голове у него копошились еще и другие
слова: о священном праве частной собственности и прочем, но Жюстип не станет
этого  слушать, Жюстипа не прошибешь, да и что от этой сошки зависит, нечего
бисер метать!
     -  Попрошу   господина   мэра   немедленно   отдать   все   необходимые
распоряжения, - официальным тоном пробарабанил г-н Жюстип, вставая.



     Сорок  генералов   стояли  на  лесной  поляне.   Мотоколяски  и  свита,
переносные   холодильники  с  закусками   и   все  прочее  расположилось  на
почтительном отдалении.
     - В  общем,  визуальное  наблюдение  мало что  прибавило,  - озабоченно
сказал низенький сердитый начальник генштаба. - То, что нам надо знать, надо
знать в точности! Доложите, до чего додумались наши эксперты, - обратился он
к другому генералу.
     - Предполагается,  - начал тот. - что мы  имеем  дело с  пространством,
свернутым  на необычный манер.  Роль  комиссии  экспертов  исполняла  группа
коллег  д-ра  Даугенталя,  прибывших  специально для переговоров с  ним,  но
вынужденных  изменить свои  функции.  Единого мнения у  них, разумеется,  не
было. В  протоколе  упоминаются  иные измерения, параллельные  миры, а также
возможность  групповых  иллюзий в  результате  внушения - это казалось всего
правдоподобнее  из-за  участия служащих  оккультного  отдела, о  чем  знали,
однако,  не   все.  Шеф  оккультистов,   начальник  разведки,   также  здесь
присутствовавший, не спешил делиться подозрениями.
     - Только, ради господа, без этих... - морщась, перебил доклад начальник
генштаба  я  пальцами изобразил  в  воздухе без  чего. - Мы  даже не  знаем,
сколько  у  нас   этого  свернутого  пространства,   по-человечески  говоря,
территории,  надеюсь,  много! Что предлагают ВВС? Стоп,  не надо: спутник не
запустите!.. Разведка?
     Самый невзрачный из генералов сообщил бесцветным, внятным голосом:
     - Доставлена оболочка  небольшого аэростата,  баллоны к нему, корзина и
аппаратура для наблюдения. Ожидаю распоряжений.
     -  Образцовый   ответ.  Все  должны  понимать,  -  продолжал  начальник
генштаба, - что,  возможно, изменится  вся стратегическая ситуация. Запасная
неуязвимая территория. кому такое  счастье  снилось! В случае  войны  сможем
эвакуировать даже часть Гражданского населения,  стоит подумать, не  сделать
ли это заранее! Не нам решать. Были слухи о каких-то дикарях.  Сколько бы их
ни  было,  это  не  послужит  препятствием.  Между  тем противник  останется
доступен по-прежнему! Противник  у нас не  дурак, так что во  главу  угла  я
ставлю проблему  секретности.  Не представляю, как пресечь утечку информации
при существующих условиях. Разведка имеет предложения?
     - Рискованные, - сказал невзрачный генерал.
     - Рискуйте!
     - Наилучшим способом  было бы впустить  сюда всех этих людей,  - сказал
начальник  разведки, указывая в ту  сторону,  с которой доносился гул толпы,
рвущейся к воротам и сдерживаемой из последних сил гражданской гвардией.
     -  Риск  был  напрасен: проиграли, -  заявил начальник  генштаба.  -  И
беда-то в  том,  что здесь их без того слишком много уже  шляется, сумеем ли
всех обезвредить!
     - Отчего же тогда не впустить остальных?  - возразил начальник разведки
и докончил вполголоса:
     - Но никого не выпустить!
     - Как?!
     Невзрачный генерал пожал плечами.
     -  Не знаю.  Катастрофа.  Обвал. Ведутся  спасательные  работы.  Никого
спасти не удалось. Что останется? Болтовня по радио? -  Скажем, что это была
радиопьеса. Газетные утки? Кто на  них  обращает внимание!  Послезавтра  обо
всем забудут.
     Начальник генштаба сдвинул фуражку на затылок.
     - А ведь остроумно, черт вас побери!
     - Спасибо, - холодновато поблагодарил разведчик.
     - Но у этого плана есть уязвимое место.
     - Какое?
     - Наш  генералитет. - Он  скупо улыбнулся. - Господ  генералов придется
выпустить,  не  так  ли?  Солидный,  женатый  народ.  Главное  несчастье для
контрразведки  - жена - Господин президент тоже женат! -  бухнул командующий
ВВС со свойственным этому роду войск залихватским либерализмом.
     - Вы хотите сказать, что  мы не можем изолировать господина президента?
- глаза разведчика словно бы покрылись инеем. - Справедливое замечание!
     -  Обсудим,  господа!  -  остановил  эту маленькую  перепалку начальник
генштаба.  -  Имею  самые  широкие  полномочия от главнокомандующего.  Готов
утвердить любое подходящее решение. Прошу высказываться. Итак, господа?



     -  Господин  мэр  болен,  -  сказала   Жюстипу  заплаканная  негодующая
секретарша, - он не может вас принять.
     - Ах, не может?! - прошипел Жюстип, отворяя  пинком  дверь в кабинет. -
Ах, болен!.. - Он осекся.
     В  кабинете  стоял запах эфира  и другой  медицинской  пакости, а также
дегтя,  каковым  еще разило от  г-на  Эстеффана,  несмотря на  белый халат и
предварительные гигиенические процедуры. Г-н Эстеффан держал шприц.
     Г-н мэр,  видать, выбыл из строя надолго. Он сам занимал  теперь бедный
клеенчатый   диванчик,    лишаясь   возможности   сдать    сей   в    аренду
охотнику-миллионеру.  Впрочем,  охотник   вместе  с  челядью  и   коллекцией
драгоценных ружей все равно уже отбыл, и Жюстип хорошо знал куда.
     На  груди мэра возвышался мешочек  со льдом.  На полу стоял  тазик  для
кровопусканий  -  и  он  определенно  применялся!..  На столе  - прибор  для
переливания крови, этот еще не был применен.
     Завидев Жюстипа, мэр попытался  подняться, г-н Эстеффан остановил  его.
Слабым голосом мэр произнес:
     - О боже, что с вами, господин Жюстип?
     - Со мной? - повторил Жюстип. Врываясь в  кабинет, он  точно  знал, что
будет с мэром! Но рыхловатое тело на диванчике не было мэром, оно было почти
что  ничем. Мешочек со  льдом, от которого сквозь рыжеватую поросль сочились
ручейки   на  дерматин,  выглядел  почему-то  всего   убедительней.  Ярость,
бессилие, стыд и досада душили Жюстипа, взаимно гася друг друга.
     -  Да,  с  вами,  господин  Жюстип!  -  прошептал  мэр,  вдруг  прыснув
бессильным смехом.
     Вопрос,  и  верно,  стоило задать.  Лоск  г-на  Жюстипа  был  буквально
разодран в  клочья, остатков элегантного костюма не хватило  бы на приличную
набедренную повязку. Секретарша в приемной размышляла  о том,  что ратуша не
место  для благовоспитанных девушек, багровые пятна  на ее  щеках прямо-таки
прожгли добротный слой пудры!
     Жюстип рухнул на стул.
     - Скоты! - сказал он.
     -  Господин мэр,  вам трудно  говорить, - сказал г-н Эстеффан.  -  Если
позволите, я задам необходимые вопросы господину...
     - Жюстипу, - прошептал мэр и сделал  легкое движение рукой. - Жюстип  -
Эстеффан...
     - Гвардейцы разбежались, - сказал  Жюстип, - по  чьему-то  сигналу!  Не
только  разбежались: приняли  участие!  Они  все  теперь  там  -  гвардейцы,
туристы... - Он безнадежно махнул рукой. - И даже солдаты!
     - Где? - спросил мэр. В его голосе возникла признаки тембра.
     - Где же  -  в лесу, - отвечал Жюстип. - все в лесу! Мэр следил  за ним
из-под опущенных век. А Жюстип, кусая губы,  вспоминал тот миг, когда слабый
заслон  вдруг  растаял,  а  его  самого  завертело,  как  юлу в  водовороте,
лишенного  возможности  применить  оружие,  бессильного, швыряло, терзало и,
наконец, оставило - почитай, в одних бинтах. Ярость снова охватила его.
     - Я убежден, что вы имеете к этому непосредственное отношение, господин
мэр, - сказал он.
     Выйдите, Эстеффан! - прошептал мэр и жестом пресек возражения.
     -  Мальчишка! - сказал мэр, не без труда усевшись. Мешочек шмякнулся на
пол, мэр вытер грудь простыней. - Я давно перешел на покер, хотите знать,  а
ваши игрушки...
     - Игрушка? - звонко повторил Жюстип.  - Я не рыба, не глушите меня! Мне
наплевать, что тайная полиция не ладит с контрразведкой. Хотите объяснений -
требуйте их, могу намекнуть - у кого. Но не советую.
     - Вот как? - сказал Жюстип, глядя расширившимися глазами.
     -  Ага, так.  Я  потребитель, пользуюсь плодами конкуренции. Вы портили
мне  лучший аттракцион,  я  распродал больше восьми  тысяч входных  билетов,
должен  был вернуть деньги, то  есть их  потерять!..  Помогать  вам за  этот
грабеж? Получая противоречивые  распоряжения, выполняй  те, которые выгодны,
выгодны  городу.  -  таков  мой  девиз.  Исходя из  него, я  помог  господам
генералам, но не спрашивал, почему им этого захотелось!
     - В какой форме передан был приказ?
     - Я не помешаю вам самому выяснить.  Не это важно. Ваш прежний приказ в
силе?
     - Не отменен...
     - Превосходно!  -  мэр  потер  одну  пухлую  ладошку о другую.  Публика
получила свое, претензии не принимаются  - тем более,  что они удовлетворены
отчасти за счет декретных сумм военного ведомства; туристы в штатском! - тут
он  даже захихикал. - Но  мне тоже  теперь ни  к чему, чтобы затаптывали мои
участки и портили  мой  лес. Что  ни  говорите, это законная  собственность.
Решать будет суд, а не вы. Погуляли  - довольно! Давайте исполним теперь ваш
приказ. Хотите вышвырнуть всю эту публику вон, до генералов включительно?
     - Хочу! - молитвенно произнес Жюстип.
     -  Сейчас  вас  оденут,  -  сказал  мэр,  поднимаясь  с  дивана. -  Нам
понадобятся противогазы!



     Но  Жюстипу потребовалось еще и  умыться: он принялся обдирать с головы
бинты,  мэр с  содроганием  готовился увидеть раны  и  запекшуюся  кровь, но
голова  тайного  агента  оказалась  целехонька, только волосы  была  склеены
каким-то стекловидным  составом, Жюстип  принялся с  остервенением  драть их
ногтями.
     - Найдется  ацетон или  бензин? -  спросил  он.  У  секретарши нашлось.
Жюстип  провонял ацетоном всю ратушу, сделав воздух пожароопасным,  а  потом
долго плескался  под душем, оборудованным по указанию г-на мэра в закутке за
кабинетом, разумеется, за счет муниципальных средств.



     Когда  открытый серебристый "Чеппелино"  отчалил  наконец  от  подъезда
ратуши, город был снова пуст, как в доброе старое время, которое мэр нередко
с умилением номинал в своих публичных речах.
     Почти  пуст:  у  фонтана,  под  окнами президентши, маячил  все тот же,
успевший  примелькаться,  молодой  человек,  измученный  долгим ожиданием  и
приставаниями патрулей, которые были теперь там же, где все.
     Его фигура  весьма удачно дополняла группу леденцовых рыб,  смотрел он,
как я они, вверх, туда, где за  окнами  металась Она, в материнском отчаянии
повторяя обеты, из-за которых он, собственно, и страдая...
     В мастерской Биллендона уцелело  от прежнего только зеркало на стене да
камин,  все прочее  было вынесено людским потоком прочь,  обломки рассеяны в
затоптанных кустах.
     "Чеппелино" остановился, люди вышли в отправились в путь под заповедные
синие небеса по извилистой просеке, наспех  пробитой в лесу для генеральских
мотоколясок...



     Пробудившийся, наконец, гипнотизер схватился за голову.
     -  Мы  пропали!  Мерзавцы,  нашли  время   спать!  -  обрушился  он  на
сотрудников. - Докладывайте!
     Но истинный масштаб бедствия он  осознал только услыхав, что его скорый
на расправу генерал находится, почти в непосредственной близости...  Стеная,
заметался, будто кролик, странно контрастируя со всеми остальными, замершими
в скульптурных  позах.  Он насилу  удержался от бессмысленного бегства: куда
бежать?  Генерал  найдет его  на краю света, но  все-таки  не  так  сразу!..
Девочка,  то есть мадмуазель Марианна, теперь далеко, и  это не  так  плохо,
надобно избавиться от остальных свидетелей, чтобы их то  же  не сразу нашли,
скрываться в одиночестве и не здесь, а где, где?
     Посреди  кошмара размышлений до него даже не сразу дошел смысл известия
о благодетельной затее г-на мэра! Наконец, он понял ее и одобрил.
     -  Неплохо! -  пробормотал в задумчивости. - Надо подсобить  ему.., гм,
так  и  сделаем! - что-то  вроде улыбки исказило  его  тонкие  белые губы, -
Репортер, подойдите! По теряйте за мной...



     Взвыла  мощная  сирена,  позаимствованная в пожарное депо. Эхо умножило
звук,  расцветило   его  тонами,   незнакомыми  человеческому   уху.   Могло
почудиться, что пробудилась от спячки какая-нибудь злобная ископаемая тварь.
     Четверо в противогазах шли  по лесу. Шофер  с "Чеппелино"  крутил ручку
сирены, двое поднимали над головами фанерный щит, на котором с  обеих сторон
были  намалеваны  устрашающие черепа  и  надписи:  "Опасно!  Воздух  ядовит!
Возвращайтесь!". Когда сирена умолкла, голос, усиленный динамиком, прокричал
на весь лес:
     -  Слушайте, слушайте!  Пребывание  в  лесу опасно  для  жизни!  Воздух
ядовит!  Возвращайтесь!  Вам  будет  оказан;   срочная  медицинская  помощь!
Немедленно  возвращайтесь! Слушайте, слушайте! Пребывание в  лесу опасно для
жизни!
     -  Давайте сирену!  -  проговорил  один из  четверки,  приподняв  маску
противогаза.  Снова раздался  вой. Людские  протуберанцы, расползавшиеся  по
всем направлениям, стали стягиваться в первоначальную кляксу.



     Африканский  охотник, как  человек  наиболее  опытный,  принял на  себя
руководство  операцией. Он шел  в  окружении своей челяди  -  с драгоценными
ружьями  на  изготовку.  Подал  знак,  и  толпа,  согласно  предварительному
уговору,  разделилась на  два  рукава...  Люди  в  противогазах  очутились в
кольце.
     - Где мэр? - спросил охотник, внезапно появляясь из кустов - Который из
вас мэр?
     - В чем дело? - спросил Жюстип сквозь маску, глухо, небрежно  берясь за
опустевший лацкан.
     - Нас заманили  сюда, взяв  за это деньги,  -  отвечал охотник, - потом
объявили, что мы отравлены  - Он  тяжело дышал. -  А  когда  мы  кинулись за
помощью, не  нашли ни выхода, ни  города:  мышеловка захлопнулась! Вот зачем
нужен мэр!..
     - Как  так?! -  пробормотал Жюстип,  бледнея  под  массой - Но  мэр нам
заплатит!  -  продолжал  охотник.  -  Эй!  -  Один  из челядинцев подал  ему
маленький  приемник,  усилил   звук.  Слегка  поднадоевший  голос  репортера
забубнил - без обычного темперамента.
     -  Инициатором  этой  великолепной  акции  массового  туризма  является
господин мэр.  В  данную минуту он любуется результатами своей деятельности,
находясь, я  повторяю -  Конечно,  кто  еще виноват!  - закричали  вокруг. -
Отравитель! Спекулянт! Мерзавец!
     - Все они одного поля ягода! - пронзительно прокричал чей-то голос.
     - Правильно! Всех на осину! - подхватила толпа. Г-н Эстеффан зажмурился
в  нехорошем предчувствии. Жюстип  успел обернуться к г-ну мэру  - да  так и
обмер!.. Г-на мэра давно след простыл!
     Мэр замедлил  бег только  под  угрозой апоплексического удара. Кололо в
боку, гудело в голове, дыханье было шумным, как у скакуна.
     Он оборотился - никого!.. Прислушался, насколько позволял органный  гул
в ушах, - не слыхать и погони .
     Запах цветущего шиповника коснулся его  рыхлых ноздрей. Мэр выбрался из
кустов на одну из звериных троп. Факт ее существования его поразил, он замер
как  вкопанный.  Не   говорило  ли  это  на  самом  деле   о   существовании
народонаселения?  Конечно, оно может оказаться всяким В  белых дикарей он не
верил,  но  допустим  даже,  что  дикари  тут  обитают...  Он  оглядел  себя
критически, попытался втянуть живот. При его комплекции с дикарями  уж лучше
не  связываться  бы. Слишком  в нем  много  калорий.  Соблазн  для них может
оказаться  неодолимым.  Накинутся,  снимут  скальп  да и  слопают. Повернуть
назад?
     В ушах мэра стояли еще жалобные вопли Эстеффана, яростный крик Жюстипа.
Нет, назад возвращаться  нельзя. У  всякого крупного  общественного  деятеля
имеются  недоброжелатели.  Человеческая природа далека еще  от совершенства!
Насчет дикарей бабушка надвое сказала, а  там  уж наверняка отлупят, это как
минимум.  а  дикари  -  что  же...  Вот  идет  он,  безоружный,  с  сердцем,
исполненным   кроткой  благожелательности...  Мэр  оглянулся  вокруг.   Ишь,
хорошо-то  как! Солнышко свети г, Цветочки цветут. Он  сморщился  в умильной
гримасе. Вот так и идти. Славный пожилой человек.., прогуливается, никого не
трогает, зачем его обижать? Дикари - тоже люди!
     Эвон   как   развопились!   Даже   как-то  оскорбительно  для   здешней
первозданности!..  Но  куда он идет? К господам генералам он  не пойдет, это
точно. Так и взяли тебя генералы под крылышко!  Их превосходительство, поди,
сами  сейчас  верещат с перепугу.  Козел отпущения  насущно им  не  обходим.
Отыграться на безвинном человеке - это по-ихнему! Не выйдет! Перед ним стоит
простая и привычная задача: переждать, отсидеться.
     Кажется,  подобно  молочным  зубам,  в  нем  прорезывались  первобытные
инстинкты. Он вовремя юркнул в кусты, даже прежде, чем заметил вышагивающего
навстречу Биллендона. А вступать с ним в беседу не входило в его планы.
     Биллендон, должно  быть,  услыхал  все-таки  какой-то шум,  потому  что
остановился и громко позвал, озираясь:
     - Рей!
     Отвечало ему только эхо.
     "Так-так, - думал  мэр, потея  в кустиках и  глядя  в ту сторону,  куда
Биллендон  удалялся,  - именно так,  черт побери, так, а не иначе!  Ах,  мой
милый Августин, поживи-ка ты один!.." Затем он углубился в заросли.



     Биллендон  не стал одним из живых скульптурных  экспонатов в  маленьком
музее  незнакомца,  потому  что  не присоединился к компании,  возглавленной
Дамло: чего бы ради?
     Он остался в  одиночестве и  довольно скоро  встретил г-на  Ауселя,  не
нашедшего того, что он искал, зато успевшего опростать утреннюю  фляжку - из
Биллендонова шкафчика... Г-н Аусель объявил ему намерение направиться к себе
домой. Биллендон решил воздержаться от дискуссии.
     Поддерживая  спутника, шагал он по  тропинке  вдоль  берега,  вверх  по
течению, и, хотя никогда этой реки не видел, ему все отчего-то казалось, что
ходил он и прежде этой самой дорогою. Г-н Аусель был мрачен, сутулился и  по
сторонам  не  глядел,  но  в направлении,  похоже,  не сомневался. Биллендон
немного  ему завидовал. Он  и сам  сейчас бы  с  удовольствием  хватанул  бы
чего-нибудь покрепче минеральной!
     Он думал так и продолжать путь берегом, но г-н Аусель весьма решительно
потянул его вверх по пологому склону.
     Так  они  наткнулись  на  поросшие  травою  развалины  кирпичной  арки.
Биллендон начинал кое-что понимать!..
     - Печальное место, печальное! - проговорил г-н  Аусель  несколько минут
спустя, когда Биллендон нашел повалившийся каменный крест с именем одного из
своих  предков - споим собственным именем. -  Мне  хотелось бы утешить вас в
этой  потере,  если  окажете  честь  навестить  мое  жилище!..  Там  остался
небольшой  запас.., но  нет  стакана! -  вспомнил  он озабоченно.  - Ничего,
найдем   что-нибудь!   Там,   господин    Биллендон,   случается    находить
преудивительные  вещи!  -  язык  его  слегка  заплетался  по-прежнему,  зато
объявился  приступ словоохотливости,  может  быть,  из  сочувствия.  - Я  не
рассказал вам? Когда-то  я нашел даже маленького мальчика!.. Вообразите себе
мой ужас!
     - Ну? - с усилием произнес Биллендон.
     - У  него  все  ручонки были изжалены крапивой! - сказал  г-н  Аусель и
заплакал.
     - И куда вы его девали?
     -  Господин Биллендон, вы,  кажется, считаете меня  пьяницей? - спросил
г-н Аусель с глубокой обидой. -  за нелепые шутки?  Вы его прекрасно знаете:
это Рей, я сам дал ему это имя!
     - Рей? - от неожиданности Биллендон остановился, в груди у  него словно
застучал кузнечный молот. - Так он что - сирота?
     - Кажется! Я  наводил справки, но вы же знаете нашу полицию! Получается
-  но это,  конечно, гипотеза, наиболее правдоподобная..,  так  вот:  он был
похищен по ошибке, а его  родители убиты  по ошибке: они  оказались  бедными
людьми, семья какого-то почтового служащего... Не знаю, все ли так. Концы, в
общем, сходятся. Это опять банда Тургота!..
     У Рея нет родителей! Биллендон ушам своим не верил. Что значит привычка
не задавать лишних вопросов - вообще стараться их не задавать! Он давно  мог
бы знать это,  давным-давно,  почти с самой весны! Экая же  досада!  А он-то
думал...
     Но весной его сбило с  толку  название знаменитого колледжа, обучение в
котором  обходилось  сказочно дорого  - из-за репутации  инкубатора  гениев.
Когда-то  это  была скромная частная школа, и владелец ее -  как выяснилось,
г-н Аусель!  - исходил из уверенности, что  воспитать гения  - самое простое
дело. Для этого нужен только нормальный, здоровый ребенок. Изучи его, выясни
одаренность - не  имеет значения, какую и  в чем, какая-то  есть непременно,
она   проявится  в   преобладающем  интересе,  и  только  этого  следует  не
проморгать,  а  затем  надобно   развивать   этот  интерес,  непрерывно  его
поддерживая и удовлетворяя,  воспитывать  доминанту,  как сказал г-н Аусель,
раскачивая подсознание, тревожа его  и вовлекая в деятельность сознания. "Мы
считаем себя большими умниками,  - говорил  он, - но  большая  часть  нашего
мозга,   самая  древняя,  развитая   и  мощная,  занята  всяческой  чепухой,
элементарным  жизнеобеспечением,  она  попросту  отказывается  от участия  в
решении  тех  вопросов,  которыми  занято  наше   сознание.  Например,  будь
вражеский  король  на шахматной  лоске реальным врагом  или пищей - добычей,
она, будьте вверены, сработала бы, нашла бы такие варианты, каких не сыскать
во всей  шахматной  литературе. Мощь ее  видна по  проявлениям  - по  таким,
например,  как открытие  периодической  системы элементов. Сознание великого
химика билось над этой задачей долго, мучительно и бесплодно, подсознание же
выдало решение  мгновенно: во сне. Может быть, оно сделало  это, оберегая от
опасности рассудок? Не  важно! Существенно  лишь,  грубо говоря,  вовлечь  в
сознательную работу большее  количество мозгового вещества, а это  оказалось
возможно..."  У школы были успехи, это привело ее почти к гибели: владелец и
ректор не сумел противостоять давлению высокопоставленных лиц, колледж набит
оболтусами,  из которых ничего  нельзя сделать хотя  бы потому, что родители
бесцеремонно  вмешиваются, поучая  преподавателей... Г-н Аусель считал жизнь
свою пропащей. Рей также его разочаровал отсутствием интереса к исторической
науке, но нельзя же было препятствовать его натуральным наклонностям! - так,
слегка  пошатываясь,  разглагольствовал г-н Аусель па пути к своей  железной
келье. Биллендон  едва  слушал. Никогда не воображал он, что  так обрадуется
чужой  беде. У  Рея  нет родителей  - превосходно! Невозможно желать  лучшей
новости!
     -  Вот  о  чем говорил  этот  Когль!  -  воскликнул он, вдруг  вспомнив
загадочные слова нотариуса о сюрпризе, который его ожидает, - не  таком, как
хотелось бы, но все-таки, - так, кажется, было сказано?
     - Это не совсем то,  чего  мы желали, а? -  сказал в ответ на эти слова
г-н  Аусель и  повел  рукою  вокруг  себя. -  Мир-приют, мир-убежище! Ха! Мы
должны  будем поститься -  или  пастись на  этих лужайках,  как он  это себе
представляет: Биллендон, питающийся лепестками  роз?  Господни Биллендон,  я
предсказываю...
     - Кто платит за его обучение? - перебил Биллендон.
     - Чье, господина Когля?
     - Рея, - сказал Биллендон.
     Г и Аусель понял больше, чем было сказано.
     - Вы намерены его усыновить? Я  не имел  бы  возражений,  но,  господин
Биллендон.., не могу обсуждать эту тему в таком виде! - проговорил он твердо
и трезво.



     Первобытные инстинкты  продолжали воскрешаться,  они  помогли г-ну мэру
избежать еще одной встречи, хотя, может быть, и напрасно.
     Люди шли  цепочкой,  издали  он  не видел  их  лиц и забился  в  кусты,
подозревая,  что  ищут  они его - прочесывают лес. Одеты  - стало  быть,  не
дикари.
     Пересидев в кустах,  он стал пробираться  в  ту сторону, с  которой они
явились: теперь-то уж сюда направятся в последнюю очередь!
     На  песчаной косе мелькнуло что-то..,  вроде  бы,  человеческая фигура?
Мелькнула - и скрылась. "Пещерные жители?" - подумал мэр.
     Ну что ж!.. Если все-таки лес обитаем, если  придется здесь  оставаться
хоть сколько-нибудь  долго,  контакта  с  туземцами не  миновать. Выдающийся
организатор всегда  найдет  себе  место в обществе.  Надлежащее  место!  Или
сумеет его  освободить, когда оно  случайно  окажется занятым. Разобраться в
обстановке, расположить к себе людей, приглядеться, выждать...
     Так - не без приятства - размышлял он, подбираясь к берегу. Подобрался,
засел в кустах. Рискнуть? Воздержаться?
     -  Какое  славное  местечко!  -  пропел  он.  И   сразу  убрал  голову,
затаился... "Не отвечаете, сволочи?" - ласково подумал он.
     Может быть, не поняли? По-каковски они тут балакают?
     - Хав ду ю ду! Парле франсе! - крикнул он.
     Никто не отозвался.
     Г-н мэр снял башмаки и скользнул в глубь кустов бесшумнее, чем ящерица.
     Если в лесу нет вообще никаких туземцев,  кроме этого, -  тем лучше. На
время,   пока  толпа  не  опомнится  и  не  призовет   своего  естественного
руководителя,  лесному человеку придется делить с ним  кров и  пиво, коли  у
него есть. Да надо еще подумать, стоит ли являться  на призыв-то! Кончится у
них жратва, дохнуть начнут как мухи, а  он тут, как древний Цин...  Цинци...
Любит  господин  президент поминать в речах всяких  этих древних цинциронов,
леший  их  побери.  Лично  он, одним словом, нигде  не  пропадет,  пускай-ка
выкусят!..
     Отчаянным дурным грозным голосом он завопил:
     . - Сдавайтесь, вы окружены!
     Испуганный  вскрик  был  ему ответом,  -  а  человек,  который  боится,
полезен: его страх экономит твое время и энергию, - думал г-н мэр.
     - Что, сдаетесь? - спросил он, по-прежнему скрываясь.
     - Сдаюсь!..
     - Руки вверх!  -  приказал мэр, взмахнув  кончиком сувенирного ключа. -
Ну, уже?
     - Уже!.. - проблеял противник жалобным полушепотом.
     "Победа  или  смерть!" - пронеслось почему-то в голове у мэра, но нет -
он не вырвался из кустов, как вихрь, он только выглянул из них. Перед  ним с
поднятыми  руками и наполовину обритой макушкой  стоял  у  воды гипнотизер -
один, без сотрудников. Бритва валялась на песке у его ног.
     - Отвернитесь,  -  скомандовал мэр, вступая  на захваченную территорию.
Гипнотизер  повиновался.  Мэр охлопал  его  карманы,  завладел  пистолетом и
сурово спросил:
     - Кто вы такой?
     -  Я  все  скажу, -  промямлил  гипнотизер, -  только  не  позволите ли
сперва?..  - Он указал на бритву.  "Жиллет" с двойным лезвием, - отметил мэр
про себя. - Можно бриться насухо, но это, должно быть, чертовски мучительно!
     - Что за  спешка? - сказал он.  - Ладно. Добривайтесь и отвечайте! - Он
сам  вложил бритву в  ладонь  пленника, уселся  на  корточках,  приготовился
слушать.
     -  Я  -  нерешительно  начал  гипнотизер.  -   Вы  имеете   понятие  об
оккультизме? - спросил он вдруг.
     "Так.., так..,  так! - подумал мэр  и чуть не присвистнул от догадки. -
Ах, мой милый Августин, Августин..." Он почесал пистолетом за ухом.
     - Зачем  спрашивать об этом человека, который содержал когда-то на свой
счет  целую  орду гадалок  и астрологов?  -  отвечал он  лукаво.  -  Причем,
заметьте, они едва окупали расходы  на  свое  содержание!  Можно сказать,  я
делал это исключительно из уважения к таланту.
     - Любопытно бы знать, как называли это другие! - язвительно вырвалось у
гипнотизера.
     -  Что?   Да  вы   нахал,  мой  любезный!  Мне  даже  стыдно   за  свою
откровенность!  Да  не вертитесь, стойте как стоите  и глядите не на меня, а
куда глаза глядят! Фокусов  не  потерплю! Никто это никак не называл, потому
что никто и не знал  ничего.  Я благодетельствовал  анонимно.  Таков  уж мой
характер.  Верьте не  верьте, а душа у  меня тонкая, и даже в  бизнесе, если
хотите, я  в первую очередь ценю, - он  поцеловал кончики своих  грязноватых
пальцев, - эстетическую сторону!  Молод  был, горяч, желал служить обществу.
Но оккультисты меня разочаровали.
     - Каким образом?
     "Ты у  меня разговоришься! - думал мэр. - Ишь, ожил, хорек!" - Каким? -
повторил  он. - Оказались шарлатанами. Вздумали нажиться на своем искусстве.
Как  сговорились:  принялись  все  работать на биржу, в  один голос!  Вы  не
представляете, что  тут  началось: ведь с ними консультировались многие!.. -
Он  растекся  в улыбке.  -  Я не  смог  им  этого  простить... Пришлось моим
прорицателям  уносить ноги  подобру-поздорову.  И  этот сокрушающий  удар по
невежеству также нанес ваш покорный слуга!
     Гипнотизер хихикнул.
     - Анонимно?
     -  Привет  от  генерала! - сказал  на это мэр. Гипнотизер опять  уронил
бритву.
     - Вы.., вы знаете?
     - Что знаю, то знаю, а  кое-что еще непрочь узнать. Личная тайна иногда
приносит   состояние,   с  удовольствием  выясню,   на  что  годится   тайна
государственная, она  должна быть мечтой  шантажиста,  вам,  как  я понимаю,
известна  их целая куча, и мы с вами подробненько  побеседуем,  мой дорогой!
Только,  чур, глаз на меня  не пялить, пальчиками не манипулировать: ежели я
что такое замечу, стрелять буду без предупреждения! А теперь - выкладывайте!
     Гипнотизер начал горестный свой рассказ.
     -  Из   любого  положения  можно   найти   выход,  -  дослушав,  сказал
наставительно  мэр. -  А вы,  вместо того,  чтобы его искать,  затеяли  тут,
извините, бритье! Зачем это? Для маскировки?
     - В общем, да!.. - отвечал гипнотизер. - Я плохой индуктор и никуда  не
гожусь  как  реципиент, но  моим собственным  подчиненным ничего бы не стило
меня найти, если бы генерал приказал...
     - Стыдно, стыдно! Удариться в панику из-за какого-то генерала! Ему еще,
может, солонее вашего придется!
     - Тс-с!.. - зашипел, содрогаясь, начальник оккультного отдела.
     - Распустить, разогнать, потерять таких помощников! - продолжал мэр, не
обращая  внимания на его испуг. - Вам при них цены  не  было! Мы  беды бы не
знали!  Сиди себе,  поплевывай в  потолок,  получай исчерпывающие  сведения,
вдумывайся, анализируй, планируй  и осуществляй!.. Гм... Да, очень  жаль. Но
мы это поправим. Беру вас к себе на службу!
     - Благодарю, - озадаченно отвечал гипнотизер.
     - Благодарности после! Кабы не перетрусили,  сами могли  бы понять, что
местность эта вообще вне всякой юрисдикции. Законы  устанавливать будем  мы,
точнее, я!
     -   Но,  -  начал  осторожно  собеседник,  -  насколько   я  знаком   с
обстоятельствами.., вас, пожалуй, в клочья разорвут...
     О роли своей в возникновении этих  обстоятельств он мудро умолчал, как,
впрочем, еще кое о  чем, например, о  запасном убежище -  о пещерке в недрах
пирамидального  холма.  В   момент  появления  мэра  он  как  раз  готовился
отправиться туда, чтобы увидеть  воочию все,  что обрисовали ему посланные в
разведку индукторы.  Следовало заодно взглянуть на пленников, которые теперь
там  содержались,  так сказать,  убедиться в  сохранности,  да и внушить  им
дополнительно кое-что...
     -  Меня?  -  мэр сильно изумился. -  В клочья?  Гм,  я  думаю,  они уже
угомонились. Эстеффан получил свое и еще один тип - по заслугам! Вам следует
понимать, я был против этой затеи, но когда тебе в нос тычут такую серенькую
книжечку,  у тебя поневоле меняется точка зрения.  Вот  пускай он и  покажет
свою книжечку им всем. Пускай объяснит, для чего понапрасну вызвал панику. А
пойдете к ним вы? Что? Собираетесь возразить?
     - Я  боюсь!  - признался  гипнотизер. -  Вы  не  представляете, страшно
трудно...
     -   Представляю:   вы  обыкновенный  психопат!  -   загремел   мэр.   -
Распущенность,  дряблость,  отсутствие  воли!   Я  этого  не  потерплю!  Мои
служащие...
     - Но...
     - Не перебивать! Я  его, видите ли,  нанимаю  исключительно по доброте,
без  рекомендаций,  зная  склонность к нарушению  служебного  долга.  Как он
благодарит? Увиливает от первого же пустякового поручения!
     - Господин мэр!..
     - Это ли  работа: подойти к людям, из которых никто его не  знает, -  в
аптеке ведь вас не запомнили? - найти, кого укажу, да шепнуть на ушко, чтобы
собрал надежных  ребят,  между  прочим, гражданских  гвардейцев  -  служащих
муниципалитета, дело официальное! Ну, а потом...
     -  Это совсем другое дело, господин мэр! Я  с  удовольствием окажу  вам
такую услугу!
     "Где-то дал я промашку!" - подумал мэр.
     -  Чего же  вы  боялись? -  добродушно  спросил он. Гипнотизер  либо не
сумел, либо не успел увильнуть от ответа.
     - Я думал.., вы  пожелаете, чтобы я применил свои особые способности, -
выговорил он.  -  Я, понимаете ли, не  в форме.., и народу очень уж много..,
боялся...
     "Ох и дурак же я!" -  думал мэр  в это время. С чарующей ласковостью он
проговорил.
     - Ну конечно  же,  конечно, дорогой мой, я хочу, чтобы вы их применили!
Это будет,  так сказать, второй  этап.  Мои  люди помогут  вам,  защитят, не
беспокойтесь, они вооружены, имеют даже автоматы.  Усыпите  всех, это  будет
гораздо надежнее!
     - Это верно,  - сказал гипнотизер. -  Обыкновенно я внушаю, чтоб видели
то, что им желается.
     - ..а делали то, чего желается нам, - закончил мэр. - Главное дело - не
трусьте! Попадется  вам генерал - гипнотизируйте и генерала! Почему  это вам
раньше-то в голову не пришло, тоже мне, оккультный работник!
     - Мне трудно будет, господин мэр, одному.., без помощников...
     - Мне тоже! - ответствовал мэр. - Эх, знать бы, где хотя бы этот чертов
сын Дамло!
     Гипнотизер лишь ухмыльнулся про себя. Он-то хорошо знал, где и Дамло, и
еще кое-кто, да только сообщать это покуда никому не намеревался.



     Но хоть он и знал, где Дамло, но разве только  с помощью реципиента мог
бы выяснить,  что этот самый мирно, спящий в надежном убежище Дамло все-таки
в эту минуту пребывает не где-нибудь - у себя в  кабинете в заново сделанном
помещении  полицейского участка,  где полы сверкают  свежим лаком, а  в окна
вставлены никелированные  решетки! Прежний  обшарпанный  стол,  ножки  коего
противозаконно повреждены были крысами,  отправился на свалку,  его  заменил
полированный новехонький красавец - впору бы для префекта!
     И все  же сержант не  был вполне доволен.  Он размышлял, даже рука его,
протянувшись  за   кружкой,  янтарно  сиявшей  на  столе,  остановилась   на
полдороге. Вот как он позднее  излагал эти важные, но  несколько  запутанные
размышления:
     "Я желал видеть во  сне все, как оно есть на самом  деле,  и этот хмырь
мне разрешил... Но того, что я вижу, на самом деле быть не  может. Тогда это
надувательство, но кто кого надувает?  Делаем  следственное  допущение раз я
это вижу,  значит, так оно  и есть на самом деле. Вывод? Вывод тот, что и на
самом  деле  начинает  происходить.., и  возникать то,  что  я вижу  во сне,
поскольку я могу видеть все, что  пожелаю, а желаю  видеть только то, что на
самым деле есть?! Уф-ф, начнем сначала...
     Теперь так: если я  во сне пожелал что-то увидеть, а оно из-за  этою на
самом деле  появляется, чтобы я  мог  увидеть только то;  что есть на  самом
деле, тогда..,  полиция  разорится  вконец  - это  что  будет,  если  каждый
сержантишка, согласно  моему образцу, потребует  оборудовать себе  эдакий-то
кабинет!  Значит,  нельзя допускать. Но  с  другой  стороны,  должны  быть в
полицейской службе  маленькие радости?  Покуда я  здесь, пускай остается как
есть,  а  когда покину помещение, -  он горько вздохнул, -  пускай сделается
опять  как   положено.  Ну  вот,  а  теперь  приступим  м   неукоснительному
исполнению".
     Совесть его успокоилась, он потянулся за кружкой, мигом  высосал  пиво.
Углы рта распрямились, глаза вновь обрели уставной блеск.
     Он кивнул своим мыслям - и  на пюпитре  появилась га-чета, напечатанная
как бы специально для Дамло: крупным шрифтом она скорее напоминала афишу.
     - Пишете? -  пробормотал сержант, как обычно, приступая к чтению. - Ну,
пишите, пишите!
     И углубился в текст.
     Через несколько минут он был в курсе всех местных новостей и прямо-таки
забурлил от негодования.
     - Ах  стервецы! -  восклицал  он. - Ах мерзавцы! Как справлять  службу,
скажите вы мне? - Пот лился с него градом.
     Дочитав, нажал  кнопку. Подлокотник откинулся, открыв ящик, где  лежали
наручники, пистолеты, дубинка и Другие  инструменты, необходимые для работы.
Дамло выбрал ножницы. Сопя, выкромсал из газеты нужный кусок,  положил его в
папку  с  надписью "Совершенно  секретно". Швырнул  выпотрошенную  газету  в
корзину. Положил на место ножницы, привел подлокотник в исходное  состоянии.
Потянулся за пивом, но тут расцветшая на его физиономии ухмылка превратилась
в гримасу. Он с сожалением поглядел на кружку, которая была снова  полна, на
стол,  на  полы и  решетки.  Погрозил  себе чешуйчатым  коричневым  пальцем.
Задумался снова, только  в  этот раз ненадолго.  И ухмылка опять расцвела до
ушей.
     - А чего? - сказал он сам  себе. - Есть маленькие радости  - пользуйся!
Только не распускайся! И не торопись.
     Время имеется. Подождем - дождемся! Это ведь тебе не блох ловить!
     Нажатием  другой   кнопки  он  заставил  спинку  кресла  откинуться,  а
подставку для  ног  приподняться.  Водрузил  на последнюю  ноги в порыжевших
сапогах,  вспомнил  о  пиве, мощным  глотком опорожнил кружку,  вытер  донце
рукавом, поставил кружку  па место, полюбовался  безупречным ее отражением в
полированной  поверхности  стола,  расстегнул  верхнюю  пуговицу  мундира  и
позволил  себе издать краткий неофициальный смешок.  Жизнь  была  прекрасна,
кружка снова полна, а уж мысли-то, мысли!..
     Мысли его носили строго деловой характер.
     Дамло сидел и ждал.



     Тем  временем редкая  цепочка людей, вооруженных автоматами, полукругом
охватила лесной бивак, паля для острастки над головами. Среди них можно было
узнать  и  гостиничного   портье,  и  заведующего   ветеринарным  пунктом  -
косоротика, как про себя окрестил его Дамло. Да  и  все прочие были служащие
муниципалитета  -  гражданская гвардия, которой, согласно  уставам,  никаких
автоматов иметь  вроде бы  не полагалось. Подвешенные на ремнях под мышками,
одновременно  выхваченные  и  пущенные в дело,  эти  скорострельные  игрушки
произвели сильнейшее впечатление на публику, захваченную врасплох, не смогли
сопротивляться   и  десантники,  разрозненные  и  лишенные  командиров:  тех
потихоньку отделили от толпы заранее и, обезоружив, держали под прицелом.
     Поднявшись на возвышение под охраною автоматчиков, гипнотизер обратился
к толпе с краткой, бодрой, мгновенно усыплявшей всякого слушателя речью...



     Дамло обеспокоенно зашевелился в  кресле. - Так не годится, - задумчиво
сказал он пивной  кружке. - "Сплетница"  все-таки редко выходит, с ней много
воз, ни.. Но почему  эта  штука помалкивает?  - Он подвинул  на  ладони свою
молчащую  радиосерьгу.  -  Нет,  пускай  опять  заговорит, дает  оперативную
информацию - только без пропусков! - А мы послушаем, что там и как!..



     И  президентша  у  себя в апартаменте наклонилась  к внезапно  ожившему
радиоприемнику. Голос спящего репортера забубнил в нем лениво:
     -  Каждому  свое:  господину  африканскому охотнику  обещана  охота  на
дракона, солдату -  маршальский жезл... Этот начальник  оккультного сектора,
несомненно,  мастер   своего  дела,  сумел   за   один  сеанс   погрузить  в
гипнотическое состояние  добрых  десять тысяч присутствующих  и  снабдить их
самыми роскошными сновидениями!.. Бедняга зато остался почти без голоса...
     - Боже мой,  какой ужас! - прошептала ее превосходительство. - А этот -
еще называется отец!..
     Вызвав г-на президента к телефону, она потребовала, чтобы он немедленно
выезжал.



     Ерзая   в   кресле,   накаленный,   негодующий   Дамло  вслушивался   в
радиорепортаж, и  ею  подбрасывало  от желания  схватить  дубинку, помчаться
принимать меры. Но, во-первых, он пока еще толком не  знал, как это сделать,
следовало разобраться, во-вторых, всему  свой черед:  у него было неотложное
дело. Дамло ожидал посетителя и дождался за дверью послышался шорох.
     -  Войдите!  - барственно проговорил  Дамло.  Пришедший  слабо  ойкнул:
возглас застиг его, как было предусмотрено, врасплох.
     - Входите сказано вам, господин  сыщик! Дверь отворилась беззвучно, как
все двери в  участке  после ремонта,  наконец-то произведенного на  средства
муниципалитета Сыщик отвесил поклон.
     - Трудимся, господин Дамло? - осведомился он затем, косясь на пиво.
     -  Само собой,  - сказал  Дамло. -  А мы? Все  шарим,  все  вынюхиваем,
подглядываем, подслушиваем? И думаем, что я не знаю, за каким чертом мы сюда
явились!
     - Но, господин Дамло, - пролепетал сыщик,  - я вовсе не за этим, уверяю
вас!.. То есть...
     - Не  за этим? - с расстановкой повторил Дамло. - За чем  - не за этим?
За  каким  не  за  этим?  Что вы  имеете в  виду, дьявол  вас побери,  когда
говорите, что пришли не за этим?
     - Честное слово, господин Дамло .
     - Ну-ну!..  -  оборвал Дамло со свирепым  добродушием. Щелкнули кнопки,
приводя подставку и спинку кресла в исходное состояние. Дамло застегнул свою
верхнюю  пуговицу Положил  руки на ,стол.  -  Мне  все  известно. Можете  не
оправдываться!
     - Ей-богу...
     - Я все  сказал. Состава преступления не усматриваю. Кто на вашем месте
поступил бы иначе?
     - Вот именно, кто? - горячо поддержал его сыщик.
     - Значит, сознаетесь?
     - Сознаюсь!..
     - А в чем?
     - В том, что зашел выразить вам свое почтение, господин; Дамло!
     - Теряем время. Советую не вилять!
     -Я не смею...
     - Чего? Сказать правду?
     - Вилять, господин Дамло! Как это можно, в вашем  присутствии? Я всем и
всегда говорил: нашего Дамло не проведешь! Верьте в искренность...
     Дамло   снова   взмок.   Сейчас   его  утопят   в   словах,  долго   не
пробарахтаться!.. Коварное искусство допроса никогда не станет доступно ему,
надо смириться.  Эх-хе-хе, все козыри на руках, карты даже  крапленые, раз в
жизни захотелось поиграть, как кошка  с мышкой, а что выходит:  мышка играет
кошкой, Так подумал  Дамло,  и ему стало грустно. Однако в этом ли его сила?
Нет, его сила не в этом!
     -  Господин  частный  детектив,  - сурово,  со  спокойным  достоинством
заговорил  Дамло,  -  как  стало  известно  полиции,  вы направились  сюда в
надежде,  что это  помещение пустует. Вы  намеревались  тайно  проникнуть  в
кабинет,  занимаемый..,  ну,  в  мой  кабинет,  и,  дьявол  вам  в  печенку,
произвести  здесь обыск  с  целью обнаружить  какие-нибудь записи, сделанные
указанным  мной,  чтобы,  словом,  выведать, каким  манером этот самый Дамло
раскрывает преступления! Ловко, ничего не скажешь!
     - Непостижимо! - прошептал, бледнея, сыщик. - Невозможно!
     Он  тут  же  сообразил,  что  такое  поведение   равноценно  признанию.
Следовало выкарабкиваться.
     - Это несправедливое обвинение... Дамло уверенно продолжал:
     - Пойманный  за  руку преступник продолжал..,  продолжает отрицать свои
намерения в расчете  на  отсутствие свидетелей. Он  думает  сейчас,  что раз
никому; не проболтался, то и выдать его некому, поэтому запирается!
     Сыщик захрипел. Дамло  сострадательно подвинул ему кружку - придется ее
после выкинуть. Пить сыщик не стал: не мог. Но самый жест Дамло благоприятно
повлиял на душевное состояние подследственного.
     - Ужасно,  господин Дамло! - сказал он  наконец. -  Вы правы, но я.., я
только  что это задумал.., возник  умысел.., ни одна живая  душа  не  знает!
Видно, черт вам помог, прошу прощения, господин Дамло!
     Дамло просиял.
     - Ладно, ладно! Пейте пиво. Только осторожнее: не простудитесь. - Сыщик
судорожно  отхлебнул.  - А  теперь  о  деле.  Обокрасть  не  позволю,  могли
убедиться.  Но  продать,  господин  сыщик,  могу!  Ну?  -  Он  уставился  на
подследственного. - Какая ваша цена моим секретам?
     Сыщик замотал головой.
     -  Нет!  -  сказал  он.  - Лучше  уж  мне  держаться  подальше..,  если
позволите, господин Дамло! При всем моем уважении. Бессмертие души, господин
Дамло...
     Тут Дамло взорвался.
     - Душа! - зарычал он. - Свихнулись, что ли, как аптекарь? Чихать мне на
вашу душу,  ишь, не  хватало заботы! За вами знай Доглядывай, чтоб  тело  не
нарушало!..
     Ругань Дамло придала сыщику каплю бодрости.
     - Господин Дамло, вы не могли бы осенить себя крестом?
     - Чего не осенить, осеню, пожалуйста! Ну? Что скажете?
     - Но  все-таки поклянитесь еще по-христиански, что не  связаны..,  сами
знаете с кем, и, я полагаю, мы сможем потолковать.., об условиях!
     Дамло поклялся.
     - Только  не воображайте, что  я из  кожи лезу с  вами  сторговаться! -
перешел он вслед  за тем в наступление. Хотите  - покупайте,  хотите  - нет,
только живее, вон что вокруг делается, пока я с вами тут рассиживаю!
     Сыщик назвал сумму - довольно  внушительную  - и попросил бумаги, чтобы
написать расписку, но Дамло остановил его.
     - Не надо. Хватит честного слова. Даете?
     - Конечно!
     -  Не "конечно",  а  "даю  честное слово"! Так  и  говорите.  А  теперь
поклянитесь  выплатить  деньги, невзирая ни на какие  обстоятельства...  Вот
так. И не забудьте: вы дали слово, вы поклялись. Вы находитесь в здравом уме
и твердой памяти, верно? А то начнете потом говорить...
     - Лучше бы взяли расписку! - произнес обиженно сыщик.
     Дамло захохотал.
     - Предложите еще взять наличными! Ох, хорош бы я был! Посмотреть на вас
-  добропорядочный  человек,  а  что  запоете,  когда...  - Он помрачнел.  -
Отбрешется наверняка! Ничего, примем меры. Ничего не поделаешь, придется вам
кое-что показать, господин сыщик. Иначе не видать мне ваших денежек!
     - Господин Дамло!..
     - Нечего ерепениться. Мое слово твердое, а вашему какая цена  - увидим.
Следуйте за мной!
     Хрустальная  пивная  кружка,  новехонький  стол,  превосходное  кресло,
сверкающие  решетки,  сияющие  полы  -  экая  жалость!  Прощайте,  прощайте,
прощайте, никто вас больше  не увидит никогда! Дамло подавил вздох и наложил
на дверь пластилиновую печать.
     Они вышли.



     Избитый до бесчувствия, г-н Эстеффан пришел в себя посреди переломанных
колючих кустов. Поблизости стонал г-н Жюстип, которому  досталось ничуть  не
больше,  только  для него это не приняло еще характера системы, и страдал он
сильнее. Г-н же Эстеффан - увы! - успел обрести что-то вроде привычки.
     Он валялся в траке, глядел  в небо  и размышлял о судьбе вероучителей и
пророков, которыми приходилось  туго во все времена. Тот факт,  что  сегодня
ему всыпали, собственно говоря, за участие в надувательстве, он игнорировал.
Искушению доступен каждый. Кто  не  бывал вознесен на гору силою Сатаны? Чей
дух не бывал смущен? Даже те, кто уж, кажется,  должен был  знать свою  роль
назубок. Предназначение  же г-на  Эстеффана открылось с  такой внезапностью,
что стесняться  ему  решительно не стоит. Провидение, избравшее его  орудием
своим,  в  час  предназначенный  само  и вознесет его до нужной высоты.  Его
дурные поступки станут  кому-то уроком, хорошие - примером. Обойдется! Можно
не хлопотать о дальнейшей судьбе души.
     Г-н Эстеффан принялся  думать о  разных типах  рая и выбирать для  себя
подходящий. Нирвану он сразу  ответил не  с кем будет общаться. Он колебался
между   добропорядочным,  но   пресноватым  раем  христиан  и  не,  лишенным
пикантности, мусульманским... А лучше бы его взяли на небо живым, и если ему
там не понравится, дали бы возможность вернуться.
     Г-н  Эстеффан весьма живо представил  себе, как он почтительно,  однако
твердо спорит  на эту  тему с  апостолом  врат: тот его выпускать не желает,
тогда предъявляется пропуск, подписанный на самом верху...
     И тут его окликнули:
     - Эстеффан!.. Господин Эстеффан, вы оглохли?
     - Нет,  -  со смирением  ответствовал  г-н  Эстеффан.  -  Нет, господин
Жюстип, я вам внемлю. А что?
     - Посмотрите сами!
     - Если приближаются гонители наши, - произнес г-н Эстеффан, не размыкая
век, - с копием и тернием,  я не тронусь с места,  господин Жюстип, да и вам
не советую.  Я заметил,  что вы слишком  напрягаете мышцы, когда вас бьют, а
этого  делать не  следует,  говорю как специалист..,  я хотел  сказать,  как
медик!
     - Разуйте глаза! - простонал Жюстип.
     Г-н Эстеффан исполнил совет  - и  что же предстало взору?  Зрелище было
рассчитано явно на более здоровое тело и дух. Три  коленопреклоненные фигуры
склонились над ним, сложив молитвенно длани. Взоры всех - того,  что  ошуюю,
того, что одесную, того, что в ногах, - исполнены были Тайны...
     - Как? Уже?! - пробормотал г-н  Эстеффан,  подумавший,  что  пробил час
душе расстаться с телом. - Но, господа, я не могу так.., я не хочу, не готов
совершенно! Нельзя же так сразу!.. Без всякого предупреждения!..
     - Прости нас, владыко! - почтительнейше произнес он, что одесную. -  Не
гони!
     - Прости! -  подхватили хором остальные. Жюстип озадаченно наблюдал эту
сцену. Взглянув с торжеством, Эстеффан возгласил;
     - Ладно, прощаю! Пришельцы возликовали.
     - А теперь,  - сказал г-н Эстеффан, - возьмите меня и слугу моего, - он
указал  на Жюстипа, - отведите в место злачне,  место прохладно, омойте раны
наши и дайте нам чего-нибудь поесть!
     Жюстип задыхался как рыба...
     Г-н Эстеффан,  конечно, был  озадачен.  Однако  высшие  силы,  направив
посланцев своих, поди, знали, что делали.
     Они же, надо полагать, вложили в уста его процитированные слова. Ничего
лучше нельзя было придумать.
     Двое посланцев бережно подняли  с земли г-на Эстеффана, третий сгреб за
шиворот Жюстипа,  взвалил его на спину.  Ноги тайного агента в  одних только
драных носках нелепо и трогательно подрыгивались посреди  бахромы, в которую
были обращены его новые брюки.
     Вся эта сцена имела никем  не замеченных зрителей, и один  из  них  был
крайне удивлен.
     - Сколько чести  нашему аптекарю! -  прошептал он не без  зависти.  - С
чего бы это, господин Дамло?
     Профессиональный азарт завладел его грустной востренькой физиономией.
     - То ли еще увидите, господин сыщик! - отвечал Дамло, не понижая голос.
Но никто не обернулся. Процессия двинулась в путь.
     - Что за люди, господин Дамло? - настойчиво допытывался сыщик.
     -  Вам лучше  знать,  -  снова полным  голосом  ответе  говорил  Дамло,
заставив вопрошающего съежиться.
     - Мне? - сказал  сыщик. - Гм!.. -  В самом деле, он  ведь  где-то видел
что-то похожее на эти лица - не чертами, выражением. -  Неужели, - прошептал
он, - это сотрудники оккультного отдела? Неужели?.. Они получили задание?
     - Уверовали! - с ухмылкой отвечал Дамло. - И крепко! Он, видать, что-то
священное  думал,  этот  Эстеффан.  Они  состоят  теперь  при  нем  вроде  в
апостолах,  ясно?   Сменили,   черти  драповые,  хозяина:  оставил   их  без
присмотра!..  Ну, ему  поделом,  - размышлял он  и дальше вслух, - да только
произойдут из-за этого беспорядки... Ой, произойдут!..
     И Дамло надвинул каску.



     Дракон заходил на посадку.
     Три  его   головы  смотрели   в  разные  стороны.  Вероятно,  получался
превосходный  круговой  обзор.  Хвост гасил  турбулентные  вихри.  Короткие,
отороченные  когтями лапы растопырились, как шасси.  Перепончатые чешуйчатые
крылья на солнце просвечивали. Они были почти неподвижны.
     Середина поляны дымилась. Из чащи слышался топот и треск.
     Чудовище-таки обладало недурственным нюхом! Иначе откуда бы ему  знать,
что в его распоряжение поступило  такое количество пищи? Впрочем,  возможно,
дракон прилетел на шум.
     Никто не заметил ею приближения. Он появился  над верхушками деревьев в
пикирующем полете,  рассчитывая, как видно, сразу приземлиться  и пообедать.
Но  поляна оказалась  маловата  для  широко  растопыренных  крыльев.  Дракон
замахал  ими, как бабочка, плюнул с досады огнем и вышел из пике, закрыв над
поляной солнце и шурша в воздухе провисшим чешуйчатым брюхом, вместимостью в
добрый вагон,  зеленоватым с боков, грязно-белым снизу, поросшим мхом  около
крыльев.
     Толпа  сразу же  разбежалась.  Топот и  треск затихали  вдали,  остался
только охотник.
     Он прикурил от костра, запаленного драконом. Не фосфором ли эта зверина
плюется?  Пламя  голубовато-желтое, температура  такова,  что почва насквозь
прогорает...
     Чего хочет теперь эта крылатая гадина?
     Гадина  Складывала  крылья  -  сегмент за сегментом, тяжелея, снижаясь.
Жабьи  глаза  центральной  головы  -  будто  выпуклые  мотоциклетные очки  -
непрерывно следили за охотником, безгубая пасть, казалось, усмехается.
     Охотник начинал уважать Георгия Победоносца. Попробовать влет?
     Он вскинул штуцер. Голова дракона дернулась, нуля высекла из нее искру.
Но  дракон не плюнул в ответ огнем, и охотник понимал почему: тот ведь  тоже
охотился! Какой смысл испепелить собственную добычу?
     Он поймал на мушку глаз. Штуцер ударил в плечо, ороговевшее от дружбы с
прикладом. Попал: серые перепонки моргнули! Пуля противно  взвизгнула, уходя
рикошетом.  Между  тем,  сделанное  по   заказу  ружье  имело  убойную  силу
крупнокалиберного пулемета  и  заряжалось  его патронами, длиною в ладонь, -
пробивало бетонную стену!
     Все три  головы теперь  уставились  на  строптивую  пищу  тремя  парами
целехоньких  и  наивных,  как   у   новорожденного,  глаз   Чучело  было  бы
необыкновенно эффектным, пришлось  бы выставить  его в специальном зале. Как
Георгии управился с этой броней?
     Следовало удрать вместе  с остальными Навсегда погубить репутацию.  Это
еще куда ни шло!.. Но отказаться от такой добычи?..
     Он выпалил под левое крыло и затем сразу - в брюхо.
     Оно заколыхалось,  зашуршало белой чешуей.  Все  три пасти  раскрылись,
обнажив саблевидные  зубы.  Струи  дыма из шести  ноздрей очертили в воздухе
крутую короткую спираль в виде  воронки, крылья, щелкнув, припали к бокам, и
дракон рухнул на все четыре растопыренные лапы.
     На  земле этот  ящер оказался не так уж велик. Он не спешил. Ковыляющей
матросской походкой направился дракон к добыче. Пластинчатый гребень мотался
по спине. Глаза были почти добродушные.
     Бегство не имело больше смысла, охотник приготовился умереть, не  теряя
уважения  к себе.  Дракон дыхнул  дымом - и он ему навстречу послал дымок от
своей  сигары. Зверь  недоуменно завертел  головами,  снова раскрыл  все три
пасти, в каждую из которых можно было бы войти не наклоняясь.
     Охотник выстрелил в среднюю пасть.



     Оглушающий, оскорбительный  для уха грохот первого же  выстрела  придал
сил капельмейстеру Доремю: он ударился в паническое бегство, будучи убежден,
что  пуля,  выпущенная из  ружья,  так  и летает пчелкой  туда-сюда, пока не
найдет себе, цель. Кто его знает, эта сумасшедшая штуковина может долежаться
до того, что попадет и в Доремю, который против всякого милитаризма.
     Так  и есть:  позади  прогремел  второй  выстрел,  значит,  в  тот  раз
промазали...  Доремю  своими  ушами  слышал, как  жужжит  в  воздухе  вторая
смертоносная пчела, вот-вот настигнет!.. Он задыхался. Он хотел  двух вещей:
безопасности и, как всегда, музыки, музыки, а не распроклятого шума!
     Третий выстрел! Господи, какая мерзость! Три пули, три пули в воздухе!
     С  чего-то вспомнилась  теория вероятности,  о которой ему в свою  пору
совершенно напрасно  толковали.  Две пули - еще ничего, три - верная гибель,
ведь так? Зарыться в  землю! Окопаться! Но  как это делается? И чем? И  где:
ведь  под  ногами  не  земля,  а вода!..  Осторожнее!  С  камня  на  камень,
стремительно,  ловко,  прыжок,  берег...  На  бугор  ни  в  коем  случае  не
подниматься, не оказываться  на виду, упаси боже!.. Там, впереди, поваленное
бурей дерево, - укрыться за его стволом, за мощными вывороченными корнями!
     Он споткнулся и стремглав полетел вниз, в  просторную ямку под корнями,
но  не  ударился - упал на взрыхленную почву.  Упал и заплакал  благодарными
слезами. Пускай теперь летают пули, пусть жужжат!
     Ноги  его  почти упирались  в какую-то бронзовую  плиту,  верхний  угол
которой,  украшенный  литым орнаментом, обнажился  при  падении дерева.  Эта
диковина  нисколько г-на Доремю не заинтересовала. Он лежал и глядел в небо,
голубое, без облачка, на  сердце делалось легко, светлая грусть затуманивала
просыхающие глаза. Хорошо-то, ах как хорошо!..
     Лесной воздух был душист и сладостен, запах  роз  нежен, как замирающий
звук  струны, ему родствен... Г-н  Доремю его мысленно усилил, звук сделался
медово  густ,  торжествен,  с  ним  затем  сплелись иные  звуки неописуемой,
разящей красоты.
     "Музыка сфер!" - пронеслось в голове Доремю.
     А он лежал в ямке и слушал.



     - Неплохо,  неплохо! - одобрил мэр  деятельность гипнотизера, оглядывая
сумрачную,  спящую  стоя толпу.  - Но  есть  и  накладки. Почему  он  открыл
стрельбу?
     -  Рефлекторно, - отвечал  гипнотизер. -  Вы велели  вернуть им оружие,
так? Каждый видит  во сне то, что хочет. Этот - охотится.  Я разрешил - хоть
на дракона! - добавил он с усмешкой. - С этого начал сеанс.
     - Вряд  ли стоило!  Не надо понапрасну тревожить кого не надо. Операция
сорвется - вам же хуже, - выговаривал мэр. - Хорошо, что никого не задело! А
напугать мог всех - ладно, один музыкантик сбежал!
     - Вернется, - сказал гипнотизер, - и все бы вернулись...
     - А время?  Оно, по слухам, вроде бы не возвращается. Пора  прикупать к
операции. Подавайте сигнал!
     -  Трудно  мне одному,  без помощников,  -  пожаловался  осипшим  своим
голосом гипнотизер, голубой от усталости, - невыносимо!
     - Выберите из них, - посоветовал мэр, указывая на окружающих.
     - Доремю, пожалуй, подойдет, - сказал задумчиво гипнотизер. -  Я считал
его  потенциальным индуктором,  оказалось,  что он чувствительный реципиент:
редкое сочетание!
     - Вот прибежит - и натаскайте! - сказал мэр. - Гражданскую гвардию тоже
усыпили? Ну и пускай  себе  поспят, мне их инициатива сейчас не нужна, своей
хватает,  от ник обеспечьте мне храбрость. Ну,  марш  вперед,  труба  зовет!
Идемте к генералам.
     - Как?! - прошептал, леденея, гипнотизер. - Это называли вы операцией?
     - Ну,  -  подтвердил мэр  его  ужасную догадку - Извините, не успел вас
посвятить в подробности. Если знаете способ получше обезвредить вашего шефа,
скажите! Нет - исполняйте мой план! Что за уныние? Вы служите у  меня, а это
означает  -  бодрость, бодрость  и еще  раз бодрость! Не трусьте,  никто  не
заставляет вас лезть в первые ряды! Ша-агом!..



     Охотник выстрелил в среднюю пасть,  и вонючая черная жижа ударила ему в
лицо, сбила с нот,  покатила  по земле. Поток  ее  залил всю  поляну, словно
асфальтом. Шипя а бурля, погасал костер. Дракон, трепыхая чешуйками крыльев,
лежал мордами в озере собственной крови, которая лилась еще сквозь сабельные
частоколы  челюстей.  Правая  голова приподнялась,  взглянула  горестно,  не
узнавая  врага,  и рухнула  в  жижу,  по  которой от этого прошли  медленные
убывающие круги... Чешуйчатый  летающий танк дернулся еще раз весь, от голов
до кончика хвоста, и навечно вмерз в лужу крови.
     Штуцер валялся где-то на ее  дне,  однако сигару охотник  сохранил. Он,
щелкнув,  выдавил  из зажигалки огонек, выпустил клуб дыма в  мертвые ноздри
врага. Кровь стекленела, едва липла к рифленым  подошвам.  Охотник беззвучно
засмеялся, хлопнул себя по ляжкам, запрыгнул на тушу и, пятная ее подошвами,
исполнил  бешеный  негритянский  танец.  Затем  перевел  дыхание,  затянулся
сигарой, обтер окровавленные пальцы о непромокаемую куртку, заложил их в рот
и  засвистал,  собирая  челядь:  с  дракона следовало снять шкуру,  пока  не
протух.
     - Хозяин, - подбежав, сообщил челядинец, - там, впереди, видали дракона
о шести головах!
     ...Но никто  ему  ни  о чем  не докладывал,  не было  бешеной пляски, и
сигара  погасла давно.  Неподвижный, как все  окружающие,  если  не  считать
Доремю,  слух  и  страх которого едва не пересилили  состояния транса, стоял
охотник  в бесчувственном ожидании  нового  приказа  незнакомца, получавшего
инструкцию от г-на мэра. Штуцер уткнулся стволом в землю.
     -  Замечательный  все  же  человек  - наш  мэр!  - прошептал,  таясь  в
кустарнике, сыщик. - Он и тут - уже как у себя в ратуше!
     Дамло только засопел в ответ.
     Люди на поляне все разом повернулись и пошли в глубину леса не разбирая
дороги.  Сыщик  видел их  в  двух шагах.  Африканский  охотник  со  штуцером
наизготовку  возглавлял колонну,  все  пытаясь затянуться  дымком  из  давно
потухшей сигары. Мелькали знакомые лица, но они странным образом изменились.
Сыщик   ощутил  дурноту,  встретившись  с  пустым,  незрячим  взглядом  г-на
булочника.
     - Они спят! Господи, спаси нас, они все спят!
     - Догадались!  - осклабившись,  подтвердил  Дамло -  И как  еще спят! И
какие сны  смотрят,  вы бы со  смеху  померли, кабы узнали!.. Все  спят,  до
одного!
     Сыщику жутко стало от  его ухмылки  и взгляда,  который, впрочем, никак
нельзя было назвать пустым или незрячим.
     - А господин мэр? - спросил он. Дамло помрачнел.
     - Ну, этот своего не проспит! - пробубнил он загадочно.
     - Можно мне подойти к нему? - спросил сыщик. Дамло пожал плечами.
     - Не советую. Но дело ваше!
     Сыщик  кинулся прочь  со всех ног. Бог с ним, с этим Дамло, который все
больше внушал ему страх, -  просто так, без ясной причины. Г-н  мэр - совсем
другое дело! Увидеть  его широкую, отработанную  улыбку, может быть, если он
снизойдет, пожать твердую руку!..
     - Осторожнее,  господин сыщик,  - сказал  ему в спину Дамло -  Берегите
нервы!
     Сыщик даже  споткнулся.  Негодяй все  же  этот  сержант. К  чему  такое
глумление? К счастью, г-н мэр не расслышал пли  в задумчивости пропустил его
слова  мимо  ушей,  остался  невозмутим.  Он  шел навстречу сыщику со  своей
отработанной улыбкой. Почтительность - не  подхалимство.  И  самому Дамло не
помешало бы вести себя смиренней Жалованье-то он  получает в муниципалитете,
причем без надбавки за свою скромную местного масштаба известность.
     -  Здравствуйте,  господин мэр! - сыщик, сияя,  протянул руку -  и  мэр
прошел сквозь него.., или он сам прошел сквозь мэра!..
     - Я вас предупреждал! - напомнил Дамло, помогая сыщику прийти в себя. -
То ли еще увидите!
     - Господин Дамло.., я совсем.., совсем ничего больше не понимаю!..
     - Скоро поймете! - пообещал Дамло. - Как только покончат с генштабом!



     Г-да   генералы  слыхали  и  сирену,  и   крики,  и  пальбу,  затеянную
неорганизованными массами,  на  время  оставленными  без присмотра,  так что
удивляться  тут  было решительно  нечему.  Но  занятая  вооруженными  силами
площадка  надежно охранялась,  были  наряжены люди,  чтобы выяснить  причину
беспорядка.  Они  еще не  воротились.  Может быть, им  даже удалось привести
публику в чувство, потому что снова наступила в лесу тишина.
     Сидя на походных стульчиках, их превосходительства беспечально обедали,
когда часовые привели  с полдюжины небритых, нечесанных молодцов в порванной
одежонке, кажется, выпивших, запыхавшихся.
     - Кто  такие? - спросил начальник генштаба, с неудовольствием  прерывая
трапезу.
     Человек  в  коротеньком  зеленом сюртучке,  в  мягкой шляпе с перышком,
видимо, главный в этой компании, попытался ответить - сбивчиво и невнятно.
     - Повторите! - потребовал сердитый начальник ген-, штаба.
     - Полным-полно покойников!.. - пробормотал главарь,? указывая на кусты.
     -  Вас спрашивают, кто вы такие, - резким металлическим голосом  сказал
начальник разведки.
     Человек в сюртучке отрезвел.
     - Я  арендовал  у  мэра участок  на вырубку, - сказал;  он.  -  Это мои
лесорубы. Но нас надули, господа офицеры!  В этом лесу полно покойников! Они
идут сюда!
     - Пьян или сошел с ума, - резюмировал начальник генштаба.
     Однако завопили в ужасе разбегающиеся часовые.
     - Вот они! - взвизгнул человек в  зеленом сюртучке, и шляпа свалилась у
него с головы из-за поднявшихся дыбом волос.
     Из кустов выходили какие-то люди. Их руки неподвижно висели вдоль тела.
Тусклые, безжизненные, пустые глаза глядели вперед не моргая. Ясно было, что
их не остановишь никакими  выстрелами Да будь даже запасец серебряных пуль -
и то бы всех бы не успеть перестрелять!..
     Сорок  генералов  с  буфетом,  охраной  и  свитой  и артель лесорубов с
подрядчиком во главе были окружены,  отрезаны, отсечены, согласно плану г-на
мэра.
     Подрядчик упал, закатился истерикой.
     А генералы сделали то, что умели: подняли руки вверх.



     Глубокий радостный покой  снизошел на душу г-на Эстеффана. Ему хотелось
бы обнять весь мир, но, несомый на руках, он был лишен такой возможности.
     Крупные  светлые   слезы   лились   из  глаз,  катились  по  щекам  его
носильщиков.
     На  невысокий  холм  посреди заросших  кустами  развалин вознесли его и
возложили  на мягкие травы  у древней какой-то стены.  В стене  была  дверь,
обитая стальными полосами. Чтобы она могла  отвориться, ее требовалось снизу
откопать.  Святые посланцы принялись  за дело и весьма  скоро его исполнили,
хотя  в их распоряжении не  было  даже  лопат! Затем  г-на  Эстеффана  вновь
подняли  и  внесли в  помещение, слабо  освещенное  запылившимися витражами,
наивными и забавными. Смутно знакомы показались они аптекарю.
     Тело его проследовало прямиком в алтарь, Жюстипа оставили на деревянных
ступеньках перед раскрытыми царскими вратами,  так что оба могли видеть друг
друга и переговариваться.
     Итак, их доставили прямо по адресу:  в церковь! Ну и ну! Место было,  и
верно, прохладно, однако  неизвестно,  насколько злачне:  скорее  тут  пахло
мышами,  хотя, в основном,  помещение  и все убранство  сохранились неплохо.
Сколько мог судить  новоиспеченный  вероучитель,  знавший до тех  пор  чужие
верования   исключительно   через  посредство  нескольких  давно  прочтенных
атеистических сочинений, это была, пожалуй, католическая церковь, вероятнее,
даже собор!  Внутри подобных  сооружений ему не доводилось  еще побывать. Но
откуда же  оно здесь  взялось, что представляет  собою  эта  местность,  эти
виденные  на  пути  запущенные руины?  Может быть,  они  с Жюстипом все-таки
умерли и очутились на том свете? Загробное царство имеет вот эдакий вид?!
     Г-н Эстеффан разволновался. Украдкой  оглядел свое толстенькое туловище
в грязных лохмотьях.  И это - душа? Не похоже. Но почему бы и нет?  Если она
представляет собою  точную копию  тела? А плотность?  А физические ощущения?
Нет, все-таки нет!
     И  если  даже это  все-таки  душа,  ее тоже не грешно  было бы отмыть и
переодеть.
     Вскоре г-н Эстеффан получил более, чем желалось.



     Он получил  это  за счет  их  превосходительств,  с  которыми,  хоть  и
трепеща,  успел побеседовать сиплым своим голосом  незнакомец,  в результате
чего чины  генштаба  и представители  союзного командования дружно уснули. О
крепости сна начальника разведки  незнакомец  позаботился особо, но и  этого
казалось  мало:  всякие  бывают случаи.  Потому, для своего собственного,  а
также  общего спокойствия, следовало изолировать г-д  генералов  в  надежном
месте...
     Незнакомец подал команду:
     - Стройся!
     Его наглость была щедро  вознаграждена. Через  полминуты  цвет воинства
вышагивал  как  на параде  в сторону  пирамидального холма. Незнакомец  даже
взгрустнул:  жаль, поторопился!  Надо было бы  позаниматься с ними строевой,
заставить бы побегать и поползать! Впрочем, можно и  позже  вернуться к этой
славной задумке. Пока хватит еще нескольких километров гусиного шага.
     Генералитет  для надежности сопровождался эскортом  загипнотизированных
национальных гвардейцев,  во  главе  которого незнакомец  рассудил поставить
г-на  булочника,  произведшего  на   него  благоприятное  впечатление  своей
основательностью, как внешней, так, вероятно, и внутренней.
     Дамло и сыщик направились следом по собственной инициативе...
     Захваченный обоз вместе с обслуживающим персоналом был включен в состав
победившей армии.



     Поэтому вскоре, изрядно перепугав г-на Эстеффана, в  собор  вошли люди.
Страх оказался напрасен. Санитары совлекли  одежды  с его бренного туловища,
врач, молчал  склонившись, принялся  обрабатывать  стигмы спиртом, зеленкой,
йодом.  Г-н  Эстеффан  постанывал...  Затем  его  накрыли  простыней  и  он,
успокоенный, спросил проникновенно;
     - Я буду жить, доктор?
     Он  это  без  доктора  знал.  Все  причиненные ему  повреждения  носили
характер  легких,   не  причиняющих   расстройства  здоровью,  как  пишут  в
судебно-медицинских бумагах.  Но  все-таки  врач мог бы эти ему  сообщить. А
врач не произнес ничего в ответ на слова, произнесенные  дрогнувшим голосом.
Тоже мне, коллега!  Такое безразличие к пациенту! Вообще неприятный тип. Что
за  глаза!..  Г-н  Эстеффан  зажмурился,  не  выдержав   взгляда  словно  бы
посыпанных пылью зрачков.
     Врач тем временем занялся Жюстипом.
     Г-н  Эстеффан  перевел дух.  "Это  все  витражи", - подумал  он.  - Эти
тусклые цветные стеклышки так страшно изменили обыкновенное простецкое лицо.
Да  и другие лица! Санитары тоже  напоминают  механических кукол.  Молчание,
очевидно, -  проявление бойкота, объявленного мнимому виновнику несчастья. В
помощи, однако, не отказывают, наказание имеет чисто моральный характер, это
можно и пережить. Ах, господин мэр, господин мэр!..
     Он озяб после  процедур  и не успел  на это пожаловаться,  как в алтарь
внесли  пушистое  верблюжье одеяло. Г-н Эстеффан испустил глубокий блаженный
вздох. Разве часто встретишь в людских душах такое проникновенное понимание?
Можно вздремнуть, и было бы хорошо, если бы никто не потревожил!
     Дверь собора была тут же заперта изнутри на засовы.



     - Объект туризма, - задумчиво произнес г-н  мэр,  колупнув ногтем стену
храма. - Не знаете, у кого ключи? Ах, да!..
     Прочно строили в старину. Развалилась одна колокольня, остальное  можно
использовать, хоть и не по прямому  назначению. Не то что другие  развалины,
которые восстанавливать  бесполезно. Жаль,  незнакомец  разогнал помощников,
может  быть, они успели  кое-что  получше  обнаружить, но сейчас не до жиру:
надо  успеть как-то  разместить  людей на ночь.  Шалаши.  Палатки. Спать  им
придется  вповалку,  а  все же  никто без крова  не останется Церквушка  эта
вместит прорву, надо будет вышибить дверь. Ну, это не горит. Успеется, ближе
к вечеру, когда придется выбирать и для себя ночлег...
     Он продолжал инспекцию руин.
     Повсюду между  остатками  каких-то  строений  горели костры, валил дым:
топливо,  конечно,  сыровато,  другого  взять   негде.   Г-н  Доремю,   таки
вернувшийся,  совместно  с  г-ном  африканским  охотником  весьма  тщательно
чистили  мелкую  одичавшую  картошку,  состоя под  началом  г-жи  булочницы,
которая помешивала в котле.  Какое трогательное единение! Какое поучительное
зрелище!  Из него одного можно извлечь ряд полезных выводов. Например,  всей
этой публике Дамло уже не нужен - не нужен, пока они спят. Без всякого Дамло
соблюдается  строжайшая   дисциплина   и  образцовый  общественный  порядок.
Интересно  бы найти  г-на  Ауселя  и  взглянуть  на  него.  Ему  такая жизнь
полезнее,  чем кому  бы  то ни было.  Ни  капли  спиртного!  Гарантированное
воздержание, полное избавление от порока, здоровый физический труд на свежем
воздухе.  Такой  Аусель  должен быть несказанно благодарен. Если он отплатит
своему благодетелю услугой,  это будет  в  порядке вещей. Так  что моральная
сторона дела выше всякой критики.
     Одним словом, надо ли их будить?  Вот в чем штука. Прежде г-н мэр думал
именно так:  внушить им,  что требуется для  его  безопасности, и  позволить
затем   проснуться.  Теперь  его  точили  сомнения,   переходящие  помалу  в
уверенность.  Когда  эдакий  пижон-охотник,  наконец,  получает  возможность
заняться истинным делом вместе с чистоплюем-музыкантиком... Гм, гм!.. Что-то
насчет  этого  Доремю  приходило ведь  в голову,  надо припомнить,  кажется,
что-то довольно важное...
     Он  шел  и  любовался  на другие  сообщества.  По существу, весь город,
включая приезжих, стал единой семьей.  Есть,  есть о чем поразмыслить  тому,
кого  можно считать их отцом! Хотелось вынуть платочек - утереть непрошенную
слезу,  только  стоило ли это делать без зрителей, и  платочка нет при себе,
платочек отдан был  начальнику  оккультного  отдела,  когда  тот  отправился
парламентером.
     Вспомнив о нем, мэр нахмурился. Н-да, этот гипнотизер... Ложка дегтю!..
Ладно, решим вопрос!
     Он отправился искать своего чрезмерно талантливого помощника.



     Едва  мэр  отошел,  дверь  собора  снова  была отперта,  внесли  охапки
хвороста,  затопили печи. Когда г-н Эстеффан  пробудился,  его  погрузили  в
генеральскую походную  ванну,  наполненную  водой  точно такой  температуры,
какую он предпочитал;  отмыв, вынули из воды, завернули в мохнатую простыню,
дали обсохнуть, и врач заново обработал стигмы.
     Жюстип  унаследовал  остывшую  воду,  вылез же  из  ванны  и  вытирался
самостоятельно.
     Затем их накормили - аптекаря с ложечки -  великолепным  обедом, тайный
агент  довольствовался холодными  закусками,  правда зато  из  генеральского
холодильника. Он это понял. Предпринятые г-ном мэром  акции и операции  были
Жюстипу небезызвестны.  Внимание его привлекала  подробность,  которой никто
другой не мог заметить, тем более понять ее значение. Никто  не  бегал звать
врача и санитаров - те сами явились. Точно то же было с хворостом, с печами,
с ванной,  с едой: все, что г-ну Эстеффану пожелается, доставлялось  разными
людьми. Он себе возлеживал посреди алтаря, три пресвятых обормота стояли там
на коленках и благоговейно на него пялились, но тем не менее!..
     Конечно,  г-н мэр  умудрился  захватить  абсолютную  власть,  какой  не
обладали короли.  Но  в мантии,  -  цветисто подумал  г-н Жюстип, -  имеется
премахонькая дырка: под носом властителя некие люди молча  распоряжаются как
ею  поддаными,  так  и  драгоценными   припасами,  которые  он,  разумеется,
придерживает лично для себя, не  собираясь  делиться ни с кем,  тем более  с
Жюстипом и Эстеффаном!
     Мэр должен был указать каждому работающему ею место и объяснить задачу,
всякий  раз  через  посредство  незнакомца,  времени  уходит  уйма.  Этим же
коленопреклоненным довольно уловить желание аптекаря,  едва оно шевельнется.
Их молчаливый приказ будет сразу исполнен - ловко, споро, бесшумно.
     Вывод?  А вывод такой, что без Эстеффана,  к сожалению, не обойтись Как
бы объяснить ему поделикатнее?..
     - Господин Эстеффан, - начал он, все предварительно обдумав, - я хочу с
вами посоветоваться: возможно ли это, с медицинской точки зрения...
     -  Слушаю  вас, друг мой, - слабым  голосом отозвался  г-н  Эстеффан из
царских врат. - Внемлю! - поправился он, покосившись на святых посланцев.
     - Может, по-вашему, человек - ну,  допустим, из-за сотрясения  мозга! -
начать  слышать  чужие мысли.., не  всех,  некоторых людей?  -  с наигранным
смущением проговорил Жюстип. - Иногда?..
     - Заманчивое качество, мой друг!  Вы хотите сказать, что обнаружили его
в  себе?  -  вероятно,  из-за  битья  г-ну  Эстеффану  и  впрямь  добавилось
проницательности. - Когда же?
     - Ну, примерно тогда, - сказал Жюстпп, притворяясь, будто вспоминает, -
когда мы с вами лежали на земле...
     - ..покрытые ранами, - подсказал г-н Эстеффан.
     - ..и к нам, - продолжал Жюстип, - подошли эти трое...
     - ..праведных мужей, - подсказал г-н Эстеффан - Сначала я  подумал, что
у меня бред, - лгал Жюстип дальше.
     "Это сейчас у  тебя бред, - подумал г-н Эстеффан. - С психами надо быть
поосторожнее!"  Хозяин аптеки ничего не помнил о визите незнакомца накануне,
он не узнавал в одном Из праведных мужей того самого реципиента, который его
словно бы обнюхивал в  тот вечер, он не успел прочитать газеты, и даже слухи
до  него,  объятого пламенным вероучительным  порывом,  но  дошли, а  потому
привычный скепсис взял верх без труда.. Видно, здорово досталось бедняге  по
голове, если уж  он понес такую ахинею. По голове - это вообще очень вредно,
особенно с  непривычки. А может быть, этот Жюстип его разыгрывает? Его, г-на
Эстеффана, пред  коим  ему, собственно,  следовало  бы  распроститься ниц  и
вымаливать дозволения облобызать башмак! В таком ведь случае можно применить
и санкции! -  г-н Эстеффан  обиженно  и грозно засопел. -  Сама  жизнь этого
ничтожества зависит от  высокой грозной  воли  г-на  Эстеффана. Предтечи  не
очень стеснялись. Неблагочестие даже должно быть  наказано, сие не произвол,
но долг. Стоит шевельнуть пальцем.., но вдруг это все-таки сумасшедший? Долг
медика . Гм... "Псих или не псих? Врет или не врет? Как бы выяснить, черт..,
тьфу, прах его  побери!" И тогда один  из праведных мужей, предварительно не
ткнувшись об пол лбом, проговорил.
     - Лукавый  твой слуга не  лжет,  владыко! Он слышит!.. Пророки  во  все
времена опасались тайной полиции -  не без  причин.  Г-н Эстеффан  внутренне
съежился.
     -  Господин  Жюстип, - произнес  он вибрирующим голосом,  -  вас  этому
научили  на службе? Признайтесь, какие  уж между нами секреты!  Мои мысли вы
тоже слышите?
     - Н-нет!.. -  помедлив, рискнул ответить г-н  Жюстип. Аптекарь взглянул
на праведного мужа. Тот сказал:
     - Он лжет, владыко! Это не вся его ложь, он наш враг и соперник.  Когда
тайная полиция пронюхала про  оккультный отдел, она  организовала свой такой
же. Этот штафирка,  - он указал на  Жюстипа, - их единственный реципиент, но
зловредный. Он  тайно подслушивал наших индукторов  шел по нашим следам, как
шакал, все вынюхал, сорвал  нам операцию в  гостинице, приказал  пристрелить
доктора Даугенталя, вашею Высокочтимого Друга, только чтобы нас опередить  в
поисках,  чтобы выслужиться  и  возвысить  свое  ведомство.  Из-за  него  мы
остались в беде: без  начальника. Если хочешь, прикажи наказать его, надежда
и заступник.
     Эта механически произнесенная речь, содержавшая тем не менее все ответы
на  все  вопросы,  которые  только успевали шевельнуться  в  голове  у  г-на
Эстеффана, произвел? сильное впечатление...
     -  Простите  меня,  господин  Эстеффан,  -  смиренно  сказал Жюстип.  -
Наказать меня вы успеете, если захочется  Но, должен вам сказать, сейчас нам
не до ссор. Возникло положение, опасное для нас всех.
     - Что вы имеете в виду? - кисло осведомился г-н Эстеффан.
     - Порасспросите-ка  ваших  апостолов.  Они правы: я -  реципиент  и, по
сравнению с ними, слабоватый... Но замыслы господина мэра, как  они до  меня
доходят, мне очень не нравятся!
     Г-н Эстеффан даже подпрыгнул на своем ложе.
     - Как?! Этот проходимец?..
     - Да, - сказал Жюстип, - он самый! Не хотите ли вы предъявить ему счет?
     И он принялся излагать план, созревший за то время, пока Жюстип валялся
на  своей  подстилке  По его мнению,  следовало уже и поторопиться: мэр ведь
тоже был далеко не дурак!



     Мэр  разыскал, наконец, оккультиста,  со смутной улыбкой греющегося  на
солнышке.
     - Что вы тут делаете, черт вас побери?
     - Вы же знаете, господин мэр, я...
     - Все знаю, - загремел мэр, - но не могу понять, почему  я один за всех
должен трудиться! В рекогносцировке, например, почему вы не участвовали? Я с
моей-то комплекцией успел тут  все излазить вдоль и поперек! Можете  хотя бы
объяснить,  куда  девался  руководимый мною город  -  подобные  происшествия
все-таки больше по вашей части.
     - Нет, господин мэр, - засопел опять оккультист. - Хорошему  реципиенту
может кое о  чем сказать даже окружающая среда, но Для  меня, как и для вас,
загадка...
     - Ладно, загадки мы оставим на потом.  Я привык считаться с  фактами, а
каковы факты: географически здесь территория города, - он повел  вокруг себя
рукою, -  но  на  деле  мы  имеем  развалины  неизвестного  происхождения  и
давности,  к использованию,  в общем, не пригодные,  в  приличном  состоянии
только  церковь,  да и  на нее  надо  еще  внутри поглядеть... Гм,  я  готов
допустить даже, что это  развалился и зарос  лесом  собственный наш  город -
опять какие-нибудь штучки  того профессора, - продолжал он вслух размышлять,
-  но  этому  противоречит  топография,  -   мэр   указал  на  высокий  холм
пирамидальной или, быть  может,  конической формы,  -  в  наших окрестностях
ничего подобного не  бывало!  И  река - ну,  скажите на  милость... Гм-гм...
Короче, мы чудом оказались где-то черт его знает где, а если чудо есть факт,
из него  следует  извлечь пользу обществу. Вы же, дорогой  мой, разъелись на
федеральных  харчах и манкируете!  Понимаю, устали,  но мне-то труднее,  чем
вам, и намного! Попробуйте руководить этой публикой, когда они тебя не видят
и не слышат. Ни одно указание, не доходит без переводчика - без вас, а вы...
- Он махнул безнадежно рукой. - Хорошенькое дельце!
     - Горло!.. - просипел гипнотизер.
     Мэр, словно спохватившись, мгновенно переменил тон.
     - В самом  деле!..  -  проворчал  он. - Вы  уж  извините: захлопотался,
разгорячился!..  Экая беда!  - Он помог подняться, взял под локоть, повел. -
Сейчас  придумаем  насчет! подходящего помещения,  уложим  вас в  постельку,
добудем  лекарство, врачи  у  нас  имеются!.. Мы вас живехонько поставим  на
ноги, не беспокойтесь!
     Оккультист раскис от этакой заботы.
     - У меня голоса нет... - просипел он. - Ночью простудился...
     -  Да,  - сказал  мэр озабоченно.  - Без  горлышка вашего нам  труба!..
Несвоевременно, голубчик, выбываете из строя!.. Как же мне без  вас?.. Гм...
Гм...  Гм! Не наберетесь ли  силенки  поработать  еще буквально минуту? И  -
полный покой вплоть до выздоровления, а?
     - Разбудить надо? - просипел гипнотизер, указывая на  работающих вокруг
людей.
     - Можно, -  уклончиво  произнес мэр. - Но  нет:  им  же столько всякого
придется предварительно внушить, иначе, сами понимаете, безобразия,  паника,
беспочвенные  претензии.  Доберутся  до  ваших генералов  -  где  вы там  их
изолировали!   Нет!  До  окончательного   выяснения  обстановки  не   считаю
возможным. Вы со мной согласны?
     - Вполне!..
     "Еще бы ты не был согласен!" - подумал мэр. И продолжал:
     -  Не  понимаю, как  мы  с вами сразу не додумались! Давайте-ка соберем
публику,  да и внушите им,  чтобы они слушались и меня, как  вас до сих пор,
вот и все! Работы капелька, не  надорветесь, зато потом болейте  на здоровье
сколько вздумается! Ась?
     У ошарашенного гипнотизера от волнения ненадолго прорвался голос:
     - Господин мэр, вы хотите  вытолкнуть меня из дела, - пуская через слог
петуха проговорил он, - после того, как я для вас добился власти?..
     - Хороша  власть!  -  воскликнул мэр.  - По мне  уж  лучше никакой, чем
такая! Будите их,  делайте  что угодно, я отказываюсь! О себе позаботиться я
сумею. А вы и все остальные - как знаете! Все.
     Он повернулся, чтобы уйти. Гипнотизер вцепился в рукав.
     - Господин мэр!.. - пропищал он.  - Не надо!.. Созвать всех  ко мне!  -
велел он тем, кто оказался близко. Несмотря на изменившийся тембр, голос его
был узнан и приказ стал исполняться.
     - Так-то лучше! - благодушно  сказал мэр. - Зря  пугались, никто вас не
выпихнет, уговор в силе! Разбудите кого угодно или  так спросите, всякий вам
скажет: для своих служащих я  отец и мать. Вас ценю высоко как специалиста .
Все у нас с вами в порядке!
     -  Нужен индуктор! -  почти  одним  дыханием  сообщил  незнакомец -  Не
услышат!..
     Действительно, чересчур пылко выраженный протест  оставил его вовсе без
голоса. Мэр скорее догадался, чем услышал.
     -  Ну, и в чем  дело? -  отозвался он. - Доремю вам, кажется, подходит?
Берите его!
     И  когда они были  снова окружены  толпой  покорных  мстительных людей,
возле  дочиста  выбритого лошадиного черепа  гипнотизера и реденькой макушки
г-на мэра красовалась бетховеновская шевелюра капельмейстера,  уже наученною
будущей  его  роли. Выбор  казался  удачен:  только Доремлю с его  тончайшим
слухом  мог  легко  различить  то,  что сипло  насвистал  ему  в ухо  бедный
гипнотизер.
     - Начали! - хлопнув в ладоши, распорядился г-н мэр.
     - До сих пор, господа, -  засвистел гипнотизер, - вы подчинялись только
мне, теперь...
     -  ..теперь вы  будете подчиняться только  господину мэру!  -  громко и
твердо подсказал г-н мэр. Гипнотизер в ярости обернулся к нему.
     -  Но...  -  От моих служащих я  требую беспрекословного повиновения! -
заявил г-н мэр и, вытащив пистолет, заботливо его оглядел.
     - Теперь, - прошипел гипнотизер, - вы будете подчиняться только...
     - ..господину Эстеффану! - хором завопила толпа  - И  ныне, и присно, и
во веки веков! Аве, господине Эстеффане!..
     Опустившись на колени, они запели  "Глорию"... От неожиданности г-н мэр
едва не спустил курок, но успел одуматься.
     -  Чьи это штучки?  - прокричал он в ухо гипнотизеру - Мои помощники! -
беззвучно отвечал тот, мелко дрожа. - Какой кошмар: они переметнулись!..
     - Сделайте хоть что-нибудь! Живее!
     Собеседник указал на горло. Да будь он  даже в голосе, его все равно бы
никто  не услышал сквозь  рев десяти  тысяч хорошо  отдохнувших восторженных
глоток.
     Г-н  Жюстип чрезвычайно эффектно взорвал свою мину  Не прекращая пения,
толпа поднялась с колен и потекла к собору, белевшему над кустами. Г-на мэра
по-прежнему  никто  не  замечал,  только  это  было  теперь  ему  на   руку.
Гипнотизер,  держась за свое горло  и воровато оглядываясь, отошел,  а затем
подался в кустики. Вот и крысолов  вострит лыжи. Игра,  конечно,  проиграна.
Только  не  слишком  ли много поставлено было на  карту? В подобных  случаях
счастливцу  следует  быть крайне  осторожным,  иной  побежденный  не  станет
миндальничать! "Так-так!..  -  размышлял он,  прищурясь на  церковь. -  Вот,
стало быть, где вы  пригрелись! Классная подножка, ребята, ответ за мной!  -
Тут  он спохватился. - Ах, мой  милый Августин, Августин!.." Но,  как видно,
его мысли прослушивались особо внимательно...
     - Хватайте нечестивца! - заорало десять тысяч глоток.
     "Толково!  - подумал Г-н мэр. - Нет, тут  не Эстеффаном пахнет,  тут..,
ах, мой милый Августин!.." - Зачем же так грубо? - кричал он, увертываясь от
хватающих его рук. - Господа, господа, не забывайтесь!
     Его никто не слушал. Он был  схвачен, обезоружен, толпа подтащила его к
самой стене собора и прижала к ней, потного, задыхающегося...
     Позднее  сам  г-н мэр не мог  вспомнить  в подробностях,  как случилось
остальное, объяснял это себе  вспышкой отчаяния.  Окружающие же были слишком
медлительны, вот в чем весь секрет!..
     Он  ухватился за  плечи близ  стоящих.  Подошвы  с  мучительным  трудом
оторвались от земли, снова  очутилась над толпой. Помнит,  что отсюда увидел
начальника оккультного отдела. Тот оставался в безопасности, и, должно быть,
его бедное горло продолжало болеть, потому что не вмешивался.
     Дрыгая ногами, как насекомое, живьем надетое на булавку, г-н мэр, сопя,
втиснул кулаки в  плечи гонителей, напряг  все силы. Показалось, что  нижняя
часть туловища оторвалась. Однако вскоре и она оказалась над толпой вся, без
изъятия. А в руке у г-на мэра была граната,  прицепленная с пояса  одного из
дрыхнущих десантников! Как-то так уж получилось, заодно!..
     Г-н мэр когда-то проходил  соответствующее обучение. Стоя  на  плечах -
или даже  на головах,  где тут вспомнить!  -  и ни секунды не промедлив,  он
швырнул гранату сквозь пыльный витраж, зажал уши...
     "Глория"  умолкла,  но и  "Реквием"  почему-то не зазвучал  Толпа снова
оцепенела в неподвижности...
     Мэр  подошел к двери,  распахнутой взрывом,  заглянул. Внутри все  было
сметено  начисто. Обрушился  иконостас л перекрытия.  Ничто не шевельнулось.
Вероятно, обломки и  медленно оседающая  известковая пыль погребли их тела .
Мэр заморгал.
     - Успокой, господи, его душу! - сказал он и, повернувшись к кустикам, в
которых  скрылся  оккультист,  крикнул. -  Эй,  верните мне платок!  Бедняга
Эстеффан!.. Кто бы мог подумать, что придется его оплакивать?
     Оккультист  из  кустиков, однако,  не  отозвался,  поэтому  оплакивание
пришлось отложить. Живот, что ли, схватило у помощничка - чего он застрял?
     - Эй, господин начальник оккультного отдела! Никакого отзвука! Стоп, не
он  ли  мелькнул там, в отдалении? Точно, он  самый, каналья! Дезертирство у
него  в  крови!  А  без  него  никак  нельзя!..  Неужели никак? Гм-Гм...  Он
заставлял ведь Доремю  транслировать указания,  не среагирует  ли Доремю  на
голос  мэра, тем  более, что при нем решен же  был  вопрос насчет того, кого
следует слушаться! Попытка не пытка, а ну-ка:
     -  Доремю,  передайте:  разойтись  по  рабочим  местам!  Указание  было
исполнено!
     "Так-та-ак!" - подумал про себя г-н мэр - и довольно зловеще прозвучала
в душе его эта неопределенная мысль.
     - Марш за мной, господин Доремю! - скомандовал г-н мэр.



     Грохот  взрыва, ослабленный расстоянием, был  все  же услышан в глубине
чащи.
     - Что-то случилось! - проницательно заметил г-н сыщик.
     - Покушение на убийство, - ответил Дамло. У сыщика округлились глаза.
     - Какой ужас! - воскликнул он. - Мы, конечно, вернемся?
     - И не подумаем, - сказал Дамло. - Все уже кончено, а свидетелей нет...
Зато, находясь  здесь,  мы  кое-что  увидим. Идемте, господин  сыщик, идемте
скорей!



     Громадный  холм  высился   прямо  перед  ними   на  той  стороне  реки.
Необыкновенно  изящный, легкий,  прямой как стрела металлический  мост вел к
его подножью, где чернел вход в пещеру... Сыщик оцепенел.
     - Что это значит, господин Дамло? Ведь говорили-то о дикарях...
     - Где же он? -  бормотнул  Дамло, озираясь. -  Ага, вот он, на подходе,
разлюбезный!..
     Среди кустов появился г-н начальник оккультного отдела разведуправления
- с голой грязноватой макушкой,  свистя больным горлом. Боязливо  попробовал
ногою мост на прочность.
     -  Смотрите, смотрите, господин Дамло!  -  зашептал сыщик,  указывая на
кусты позади, откуда послышался шорох.
     - Знаю,  - равнодушно  отвечал  Дамло,  -  и еще кое-что увидите!  Ваши
переживания, господин сыщик, не идут на пользу делу, оставьте  хоть маленько
любопытства про запас, не то его на главное не хватит, а главное - вон там!
     И он указал на пещеру.
     Что  же  такое  могло  в ней  находиться?  Конечно, мост был  признаком
существования цивилизации, так что насчет дикарей. Тьфу, при чем тут дикари?
- рассердясь на себя, подумал сыщик  -  Вспоминать о каких-то дикарях, когда
за кустами,  словно рядовой  филер, прячется  сам  г-н мэр,  явно выслеживая
этого оккультника!
     Однако  он не знал  за Дамло  склонности к преувеличениям, так  что ему
снова  сделалось  не  по  себе  Сыщик  страшился  того,  что  предстояло,  и
страшился,  как  увидим,  не напрасно  Беглый гипнотизер  преодолел  мост  в
несколько  заячьих  скачков,  оглянулся,  еще раз показав  наблюдающим  свои
выпученные глаза на позеленевшем личике, и скрылся в пещере.
     Подождав   ровно  столько,   сколько  требуется  по  правилам  сыскного
искусства, г-н мэр без малейшего  шороха двинулся следом Возле него, копируя
повадку  и движения, семенил г-н  Доремю Сыщик позавидовал этакой чести.  Он
сам неоднократно оказывал мэру услуги и готов впредь оказывать, г-н мэр  мог
бы  вспомнить   о   нем,  избирая  провожатого  для   такого  дела,  к  чему
дилетантщина!. Он вспомнил, как  г-н мэр прошел сквозь  него,  не заметив, и
ему стало обидно до слез, - так  рассказывал г-н сыщик позднее Дамло медлил,
чего-то еще дожидаясь,  и долго ждать не пришлось  едва пещера поглотила г-д
мэра  и Доремю, как над кустами  вознеслись  носилки  с г-ном Эстеффаном,  и
видел бы начальник оккультного отдела, кто  нес их с величайшей бережностью,
не допуская,  чтобы хоть  одна  колючка  посмела  коснуться  настрадавшегося
пухлого тела.
     Процессия пересекла мост, но у входа в пещеру возникло препирательство,
г-н  Эстеффан закапризничал, нипочем  не  желая очутиться поблизости от г-на
мэра после того, что недавно произошло. Г-н Жюстип мрачно заявил: он в таком
случае  снимает  с  себя  всякую  ответственность;  краткий  этот  спор  был
прекращен лучшим  из реципиентов  - Ты  прав, святой  наш господин!  Мы сами
найдем  тебе место  получше, а  этот твой  лживый слуга пускай,  если хочет,
отправляется хоть в преисподнюю!
     И носилки свернули влево - в зеленую чащу на той стороне...
     - Наша очередь! - с ухмылкой произнес Дамло, ступая на мост.
     - Куда понесли Эстеффана? - спросил сыщик, сгорая от любознательности -
Узнаете во благовремении, -  отвечал Дамло -  даже не  без  юмора - Нам-то с
вами требуется сюда, - и сержант указал на пещеру.
     Они  вошли  в  облицованный камнем тоннель  Сыщик испугался темноты, но
Дамло   включил   электрический   фонарь,   и  пятно   света   заплясало  на
отполированных до  блеска  плитах пола. Было здесь необыкновенно чисто -  ни
пылинки!
     -  Удивляюсь, зачем господин мэр хлопочет в развалинах,  когда  имеется
такое  благоустроенное помещение? - сказал осторожно сыщик  - Темновато,  но
дышится  очень легко, хоть и под  землей! Я на месте  администрации - Откуда
ему было знать? -  перебил Дамло - Этот бритый, как его, паскультник услыхал
от  своих. Как их, кондукторов, что имеется  тут пещера, подробностей ему не
доложили,  он  и  про  мост  -  заметили?  - понятия  не  имеет,  тоже  мне,
спецслужба!  -  Дамло  фыркнул  - Он  решил  пещеру  использовать  как  гм ,
изолятор, что  ли  И как  убежище на случай чрезвычайных обстоятельств,  для
себя лично Вот и использует!..
     Сыщик подхихикнул - Он плохо знает господина мэра!
     - Может, это гораздо лучше, чем знать его хорошо,  - произнес Дамло как
то сквозь зубы - Да, а чего мы в темноте-то с вами бродим? Прошу!
     Жестом пригласив спутника в широкую дверь, он щелкнул  выключателем - и
перед  ними, уходя, кажется,  в  бесконечность,  засверкали  стеклом витрины
торгового пассажа!



     Здесь автор вынужден остановиться, сознавая свою беспомощность - должен
ли он призвать читателя быть снисходительным, надо  ли объяснять,  что такое
были для  человека  XX  столетия вещи,  которые,  возникнув,  чтоб  служить,
сделались  хозяевами  души?  Не преувеличивая  можно  заявить, что имущество
стало предметом  религиозного поклонения.  Смешнее и печальнее всего,  что в
большинстве эти ревностные подвижники  культа полагали себя лишенными вообще
каких  бы  то  ни  было  верований, не находя достойными  себя,  своего века
религии предков, презирая их за наивность -  и в то же время исповедуя нечто
более низменное и примитивное, чем фетишизм первобытных племен.
     Они весьма бы удивились, услыхав, что их считают верующими,  никто  или
почти никто  не признал бы себя приверженцем  подобной веры,  и  впрямь - ни
один  не  молился вещам  или на вещи,  но  пламенная мечта  о  них заменил л
молитву,  в нее  вкладывалось  страсти ничуть  не  меньше,  чем  в проповедь
Савонаролы,  экстаз  приобретения  сделался   литургическим.  При   всей  ее
презренности,  эта  религия  оказалась  наиболее  распространенной  из всех,
когда-либо  существовавших  на  земле,  и  самой  неуязвимой  для  нападок -
громогласные  противники  бывали  тоже не  без  греха,  власть ее  оказалась
такова, что привела человечество на край гибели.
     Предметов  поклонения не найти  теперь и  в музеях: недолговечность  их
была важным принципом  культа.  Этого не понять без примера;  вот смешнейший
парадокс:  в  разгаре энергетического кризиса,  послужившего  рубежом эпохи,
считались  вполне естественными престижные соображения, диктовавшие  покупку
нового  автомобиля,   -  и  автомобиль  покупался,   затем,  едва  послужив,
выбрасывался  на   свалку,  требуя,   таким   образом,  расхода  энергии  на
собственное изготовление, на работу прессовочной  машины, плавильной печи, в
то  время как его  изысканный  владелец  дрожал по ночам под всеми одеялами,
экономя на отоплении, чтобы приобрести и скоро выкинуть новый автомобиль! Не
было отрасли производства,  где  энергия  не тратилась  бы  подобным образом
впустую,   -  и  при   ее   катастрофической  нехватке!  Мудрые   экономисты
подсчитывали,  какова   должна   быть  краткость   срока  службы,  допустим,
электрической  лампочки  для  того,  чтобы  производство указанных  лампочек
оставалось  выгодным!  Вещи  делались  скверно  специально  для  того,  чтоб
нуждаться в скорой замене, - и вот на возобновление их уходила львиная  доля
энергии.
     Иначе,  как не  религиозной  одурыо,  не  объяснить себе  эту  всеобщую
слепоту  перед  опасностью более грозной,  чем мировая термоядерная война, -
потому  что  такая  опасность :  со  временем,  тихо  подкравшись, сделалась
совершенно  ужа  неминуемой.  Чем,  как не религиозным фанатизмом, объяснить
яростную массовую  враждебность, проявленную к попыткам спасти человечество?
История производства  вечных  вещей содержит имена неисчислимых врагов самой
идеи,  трагедии  жертв,  жития  мучеников, описания  не  только  фигуральных
баталий... Победил отнюдь не  энтузиазм,  но  суровая необходимость, которая
перестала быть суровой, победив. На смену тошнотворному конвейерному ремеслу
снова явилось искусство, пришли свои Праксители и Челлини, вместо состязания
новейших   марок  началась  нескончаемая   олимпиада  шедевров.  Разумеется,
бабушкины наряды должны быть очень уж хороши, чтобы от них не отворотилась и
внучка! Век безумного расточительства - он же  век  нищенского  стандарта  -
ушел в прошлое; обедневшее человечество сделалось гораздо богаче. Гигантский
подземный  универмаг остался музеем  этого  иного времени, также канувшего в
небытие, но все-таки заслуживающего признательности  и уважения. Чего только
нет  на его  витринах - и все, что  там  есть, по-настоящему прекрасно, хотя
никому  уже  больше  не нужно,  все это  сохраняется  в полной  исправности,
способно прослужить многие  века. Не  будем описывать то,  что  может своими
глазами  увидеть любой,  коли того  пожелает, и пусть  читатель  сделает нам
одолжение,  сам   вообразит  то,  что  никакому  описанию  не,  поддается  -
впечатление, произведенное зрелищем на сыщика и Дамло!
     Сыщик,  правда,  попытался его  выразить:  ему пришло в голову, что  он
попал в секретный магазин для мультимиллиардеров!
     Дамло  ничего  не  сказал. Он  выбрал  небольшой,  похожий  на  лодочку
автомобильчик, уселся  на сиденье и жестом предложил  сыщику  место рядом  с
собою.
     - А чек? - спросил робко сыщик. - Где касса?
     -  Не  сочтите  меня самоуверенным, - сказал Дамло, - но  все это добро
никому больше не принадлежит, мы завладеем автомобилем бесплатно!
     - Но все же, господин Дамло...
     - Я действую в рамках закона. Сомневаетесь - идите пешком.
     Поколебавшись, сыщик запрыгнул в автомобильчик и только теперь заметил,
что перед водителем нет  рулевого колеса... Когда машина  плавно тронулась с
места, он в испуге зажмурился. Дамло тоже немного трусил, но не подавал виду
Автомобиль  катился буквально  куда  глаза  глядят -  это  и  был  способ им
управлять.  Повинуясь  взгляду  водится,  он  мог  даже спуститься вниз  или
подняться вверх по лестнице и развернуться вокруг собственной оси - Дамло на
страх сыщику с удовольствием проделывал эти манипуляции.
     Они спускались все глубже под  землю, по временам Дамло останавливался,
чтобы щелкнуть выключателем,  живой яркий  свет  заливал  тогда  театральные
залы,   спортивные  или   цирковые  арены,   университетские   аудитории   -
чистехонькие, но совершенно пустые.
     - Господи! - прошептал сыщик, теряя счет этажам подземного  небоскреба.
- Конечно, ничего похожего.., и все-таки напоминает.., напоминает...
     - Может быть, не зря  напоминает, - с ухмылкой ответит Дамло, поняв без
труда, что сыщик имеет в виду. Там, где он  остановил машину,  стояла полная
непроницаемая темнота. - Ну,  вот мы  и прибыли, покончим  с нашим маленьким
дельцем... Вылезайте!
     Сержант включил фонарик, осветив только ступеньки лестницы, очень узкой
и довольно  короткой.  Стены  с  боков  ее  отливали металлом броневых плит.
"Убежище! - сообразил сыщик. - Видать, противоатомное, для важнейших персон!
Поглядим, как  люди устроились!"  Они вошли, судя по  эху шагов,  в какое-то
просторное помещение, и Дамло сразу выключил фонарик.
     - Слышите? - спросил он.
     Откуда-то поблизости доносилось то ли  бульканье,  то  ли бормотание...
Да,  это  определенно   был  человеческий  голос,  он  только  звучал  очень
странно!..
     Сыщика охватила оторопь.
     Дамло затопал в темною вперед, сыщик осторожно двинулся следом. Фонарик
зажегся опять, осветил чьи-то ноги в башмаках, затем узкий луч побежал выше.
     - Ой!.. - слабо пискнул сыщик.
     Перед ним стоял репортер, безостановочно бормоча в свой микрофон. Он не
видел пришедших, хотя глаза его  были  открыты и ресницы  как-то механически
хлопали.
     - Господин журналист!.. Господин журналист, спите вы, что ли?!
     - Спит!  - с насмешкой отвечал за репортера  Дамло. - И  он спит, и еще
кое-кто! И что касается до нас с вами...
     Луч  фонарика перебежал на человеческие фигуры, находившиеся неподалеку
от г-на журналиста.
     Одним из этих двоих, окаменевших в беспробудном сне, словно статуи, был
сержант Дамло! Другим - сам г-н сыщик!
     И, увидев это, сыщик со стоном повалился на руки Дамло...



     - Чтобы этого больше не  было! - сурово  сказал Дамло Сыщику, едва  тот
пришел  в  себя,  - Вы  тут сознание теряете, а я  из-за этого могу потерять
деньги! Бросьте зажмуриваться, когда все равно спите!
     В душе Дамло казнил себя за то,  что перестарался. Надо было,  конечно,
предупредить.  Но  кто  знал,  что  он  такой   чувствительный,  охота  было
поглядеть, какую рожу скорчит!..
     - Я точно сплю, господин Дамло? - осведомился сыщик, с опаской открывая
один глаз. - И вы?..
     - Ну, - подтвердил Дамло. - И видим себя во сне - спящих?
     - Дошло!..
     -  Это  другое  дело...  Конечно,  все  равно  страшновато,  а все-таки
полегче...
     Он открыл и второй глаз, долго с  душевным трепетом разглядывал спящего
двойника  -  а  впрочем,  как сказать,  кто кому  из  них  приходился спящим
двойником!.. Он решительно себе  не нравился. Он  знал,  что не  красавец, в
детстве еще с этим примирился, но  всегда находил в лице своем Лукавство, ум
и некоторую тонкость. Выходит, зеркало обманывало. Какие уж там тонкости!
     Он покривился  -  и тень этой  брезгливой гримаски прошла по обвисающим
складкам  востренького  скверного личика.  Стареем,  брат!  Жизнь прожита!..
Треугольный ротик приоткрылся,  обнажив стертые  нижние зубы.  Почему спящий
Дамло все же не настолько противен?
     Но и Дамло был от собственной персоны не в восторге.
     - Смотрите лучше на себя, нечего на меня-то пялиться!  -  гневно сказал
он. Малость раскисшая во сне  физиономия его  двойника приняла более строгое
выражение.
     Сыщик захлопнул рот, мобилизовал всю свою волю и мужество. Его двойник,
видать,  тоже  что-то  там мобилизовал.  Он, причмокнув,  поджал  выпяченную
нижнюю  губку,   складки  лица  лениво   принимали  свой  обыкновенный  вид.
Непереносимое зрелище, но  какое-то  порочное любопытство не позволяет  глаз
отвести!..
     - Как насчет уговора? - спросил угрюмо Дамло.
     - Господин Дамло?..
     - Ишь,  какой непонятливый!  Будете  платить,  когда проснетесь, или же
начнете ерепениться?
     - Сложная  юридическая коллизия, - задумчиво произнес сыщик.  - Значит,
свой секрет  вы  намерены продать мне  во  сне.  Это мне только  снится! Гм,
сделка, совершенная...
     - В здравом уме и твердой памяти! - напомнил Дамло.
     - Сон снится мне,  - сказал  сыщик. - Почему же я должен буду заплатить
за него вам?
     -  Иначе вам приснится, что вы ничего не купили, - объяснил, ухмыляясь,
Дамло.
     - Господин  Дамло!  - испуганно воскликнул сыщик.  -  Ведь я  рассуждаю
только теоретически!
     -  Не выйдет, - сказал Дамло,  - секрет не теоретический,  а  настоящий
Откажетесь - пеняйте на себя.
     - Я дал слово, - сказал с жаром сыщик, - и намерен его сдержать?
     -  То-то! - сказал Дамло.  - Запомните: мне  сейчас снится то же самое.
Обманете - мы оба будем знать, что вы обманщик.
     - Итак?.. - вкрадчиво произнес сыщик.
     - Держите, -  сказал Дамло, подавая ему  свою  серебряную серьгу. Сыщик
повертел ее в недоумении. Пальцы защекотало Он поднес серьгу к уху.
     - ..в настоящую минуту наши славные детективы уже успели поладить между
собой  по  поводу  пресловутого  секрета.  Они слушают  репортаж.  Пользуюсь
случаем выразить восхищение  людям, настолько преданным своей профессии, что
даже в том неимоверном положении, в котором все мы очутились...
     - Вот, так и шпарит!  - восхищенно сказал  Дамло,  отбирая серьгу. - Ни
одной новости не пропустил, не соврал ни разу, как и было ему предписано!
     - Ну, а секрет?.. - молвил сыщик.
     -  Не поняли? Держите! - Дамло  сунул сыщику папку, что была у него под
мышкой.
     "Г-н частный  детектив,  - прочитал г-н  частный детектив, -  как стало
известно полиции, вы направились сюда в надежде, что это помещение  пустует.
Вы намеревались тайно проникнуть в мой кабинет и, дьявол вам в печенку..." -
Господи, что это?!
     - Газета, - сказал Дамло. - Это здешняя, по моему спецзаказу,  для сна.
Ее-то можно не смотреть. Листайте, там, дальше дело в Нурранге, доподлинное!
     Сыщик жадно  углубился  в  чтение  газетных  вырезок  Дамло светил  ему
фонариком.  В  подземелье  было тихо,  слышалось лишь  бормотание репортера,
совпадающее  со звуками  в  серьге,  да  еще какой-то  тихий,  ровный  шорох
Наконец, сыщик захлопнул папку и уставился перед собой неподвижным взглядом.
     - Вижу, - добродушно сказал Дамло, - поняли!
     - Не верю!.. -  прошептал сыщик. - Зря. Вот дело в Клинге. Разве тут не
написано, кто спер эти рубины?
     - Не всякий поймет! Как вам-то удается?
     -  Читайте  все газеты  подряд  Процеживайте!  Наткнетесь: всегда  хоть
что-нибудь, да найдется! А не находится, поймайте  репортеришку,  дайте  ему
интервью,  заставьте  щелкоперов  поработать,  уж  они  как  накинутся  всей
шайкой... - Он только рукой  махнул. - Ну, после, само собой, вбегаешь, кого
надо арестуешь. Жалованье отрабатывать полагается.
     - Неужели вы сами додумались? - вырвалось невольно у сыщика.
     - Врать не буду: тут  господин Когль послужил мне  наводчиком Это когда
Биллендон объявился, в  тот самый  раз,  можно сказать, осенило. Что  теперь
скажете об  оплате? - Сыщик безмолвствовал. - Погромче, господин репортер! -
крикнул тогда в темноту Дамло. И голос репортера пробубнил внятно:
     - Господин сыщик думает, что все ему сообщенное, строго говоря, никакой
не секрет. Частично он  прав.  Сержант Дамло тоже  еще  не догадывается, что
по-настоящему  секрет  заключается  в  том  пожелании,  которое  он  изложил
когда-то в частной беседе нотариусу Коглю. Все пожелания были, как известно,
исполнены, за исключением тех, что исполняются  в настоящее время. Пожелание
сержанта Дамло...
     - Убавьте звук! - крикнул Дамло.
     Репортер  снова  забубнил  невнятно.   Дамло  слушал  его   один  через
посредство серьги, потея от изумления. И, дослушав, сказал:
     - Так-так!.. Оплата, можно считать, гарантирована!
     Если без пожелания секрет недействителен... - начал сыщик.
     - Тем  более! Пожелание мое, могу  вам продать  и его. Наяву, вот в чем
штука!  Оформим  нотариальным  порядком,  не  отвертитесь. Господин Когль не
станет возражать.
     Душа сыщика яростно возликовала. Никаких больше сомнений: он  наследник
славы  Дамло, жар-птица поймана,  он  станет известен,  глядишь,  и  в самом
Ноодорте, а то  я далее, учитывая уровень развития интеллекта... Но какой-то
червячок продолжал его точить?..
     - Почему вы решились.., захотели избавиться? -  спросил он, поразмыслив
и набравшись храбрости.
     -  Потому,  господин  сыщик, - угрюмо сказал Дамло, -  что  мне все это
обрыдло! Завтра закончу последнее дело, - он позвенел наручниками в кармане,
- и на покой, ну вас всех!
     - На пенсию вам еще рано!
     - Какая  пенсия!  -  он  сунул сыщику под  нос объявления о наградах за
поимку  Даугенталя. - Это  у меня, считайте, в  кармане.  Больше  очкарь  не
уйдет. Я-то знаю, где он!
     - Вы  станете  самым  богатым  человеком в городе!  - сказал сыщик,  не
скрывая зависти, напротив, выставляя ее напоказ, чтобы польстить.
     - В городе? -  Дамло даже захохотал. - Вы что,  не видали его развалин?
Ну-ну, не бледнейте,  не падайте, я вам не нянька.  И не спрашивайте, сам не
понимаю, что случилось не моего ума дело!.. Самым богатым я, господин сыщик,
не стану.  Есть один  побогаче,  завтра  он обеднеет!  -  он  опять  звякнул
наручниками. -  И еще один  - вот это  богач  так  богач!  Я  вам его сейчас
покажу.   Засвидетельствуете   заодно   факт   психического   насилия!   Ну,
приготовились?
     Он  щелкнул выключателем.  Яркий свет  залил просторное казенного  вида
помещение, где  они  находились, и сыщик увидел: кроме  их двойников, здесь,
занимая  проход  между  металлическими  стеллажами,   шеренгою  стояли  чины
генштаба и представители союзного командования  - это их дыхание он принимал
за шорох!
     - Тот вон спит крепче всех, -  сказал Дамло, кивнув туда, где бдительно
и  хмуро  почивал  начальник  разведка  по  соседству  с  артелью лесорубов,
изолированной заодно - Из-за него всех было приказано  упрятать  поглубже! А
вон ваш богач!
     - Господин булочник?! Не может быть!
     -  Поглядите,  что  он  обнимает!  Спящий  г-н  булочник  обнимался  со
стеллажом.  Дамло почти  сочувственно  наблюдал,  как  сыщик,  рассматривает
красноватые брусочки, заполняющие  полки стеллажа, как разеваются буравчатые
глазки  и  треугольный  ротик...  Весь  этот  подвалище  был  доверху  набит
червонным золотом в слитках.
     Г-ну  булочнику  снилось, будто он ими владеет. Г-ну сыщику приснилось,
будто  его  носик,  как  всегда  в  минуты  сильного  волнения,  покрывается
испариной.  Он  весь дрожал. Дамло  же  вслушивался  в  комариный  звук речи
репортера,  который, согласно  пожеланию,  докладывал Дамло  решительно  обо
всем, что тому хотелось выяснить. Лицо сержанта  становилось все суровее, он
багровел, пыхтел и, наконец, взорвался:
     -   Сыщик,  что   за  наглость:  злоумышлять  в  присутствии   несущего
полицейскую службу  лица?!  Молчать!  Жаль, посадить  не могу! Но  проучить,
дьявол бы вас взял, проучу! Будете знать наперед!
     Он повернулся и  вышел. Сыщик онемел посреди золотого запаса. Он ничего
не имел бы против того, чтобы здесь и  остаться, но броневые плиты прохода с
жутким скрежетом повернулись, образовав непробиваемую стену. Вдобавок, погас
свет.
     - Господин Дамло! - взвыл в темноте сыщик.
     В сущности, подумал он,  ничего  ему не угрожает.  Ну,  спит, ну, видит
неприятный сон. И все-таки жутко, непереносимо жутко!..
     - Господин Дамло!..
     "Проснуться бы! - думал сыщик в тоске. - Проснуться -  и все! Ни золота
не надо, ни секретов!" - Так-то  лучше  - послышался голос Дамло, неизвестно
откуда звучащий. - Больше не сворачивайте с правильного пути.
     -  Господин Дамло!  - льстиво  прокричал сыщик. -  Я  на  все согласен,
откройте!
     -  Чего  понапрасну  надрываться?  -  лениво  ответил  Дамло.  -  Идите
насквозь!
     - Как?! Это возможно?
     Ho  вспомнив, что он  прошел  уже однажды - сквозь самого г-на мэра!  -
сыщик кинулся к стене.  Броневая плита оказалась бесплотней тумана: там  все
же сырость ощущается, тут - ничего. При  свете плафонов увидел  стоявшего на
ступеньках Дамло, даже его ухмылку и дубинку увидел с радостью!
     - Что? -  сказал Дамло.  - Страху-то натерпелись? Это  вам будет  урок!
Займите место в машине. Я должен совершить объезд участка.
     - Зачем же, если вам без того обо всем докладывают? - сыщик почтительно
указал на серьгу.
     - Лучше один раз увидеть, чем сто раз  услышать, - ошетствовал Дамло. -
И, как стало известно полиции, этот наш господин мэр кое-что затевает!
     Когда  они,  покинув  подземелье,  очутились снова на  вольном воздухе,
откуда-то  сверху,  со  склона холма,  который,  по ближайшем  рассмотрении,
оказался вовсе не холмом, донеся громкий собачий лай - это лаял Кьерк.



     Там, наверху,  сияли сквозь листву  окна, за живыми изгородями  звенели
фонтаны и журчали ручьи...
     Снизу всего этого было  не видать. Только равномерное чередование полос
растительности  на  склонах   дало  Рею  повод   предположить  искусственное
происхождение холма, а мост и тоннель подтвердили догадку.
     В  тоннель  они  с Марианной только заглянули.  Расчищенная, посыпанная
красным  гравием  тропинка   повела  их  через  дикую  чащу  нижнего  яруса,
опоясывавшего подошву холма.  Затем они увидели  дом, а на изрядном удалении
другой...
     Дома   прятались  в  глубине  садов,   выдавая   себя  то  белокаменной
колоннадой, то позлащенной кровлею. Они располагались достаточно прихотливо:
не  было  и  намека  на  улицу,  не было мостовой  - ее  заменяла все та  же
гравийная дорожка. Она-то и доконала бедные лапы Кьерка: пес едва ковылял.
     -  Хватит! - решительно сказала  девчонка, увидев на  камешках кровавые
следы. - Ты как хочешь, а я постучусь!
     Рей предпочел бы  сперва повстречать кого-нибудь из местных  жителей  и
выяснить,  где, например,  гостиница, куда  удобно зайти.  Но  пока  они  не
увидали ни одного лица, не услыхали  ни одного голоса, пуста была  тропинка,
пусты сады за идеально подстриженными живыми изгородями, только яркие мячики
подпрыгивали кое-где на высоких струях фонтанов...
     Возражать он не стал. Свернули  на дорожку, ведущую к  одному из домов,
никого  не встретив ни в  саду, ни во дворе, подошли к двери, И тут Марианна
оробела,  внезапно  почувствовав себя чем-то  вроде бродячей  нищенки! Дверь
была резная,  массивная, красного дерева, ручка и  молоток  сияли  серебром,
таковы же были литые оконные переплеты.
     - Рей!.. Они нас в переднюю не пустят! Кто такой тут живет, почему я их
не знаю.
     Рей ударил молотком  по  ясно  зазвучавшей  медной  пластине,  и  дверь
отворилась сама.
     Они  ступили  на  ворс  ковра,  высокий,  спутанный, как лесная  трава.
Полдюжины  дверей вело из прихожей  в комнаты. В простенках висели старинные
картины в золотых рамах.
     - Хозяева! - закричала Марианна, впрочем, довольно робко.
     - Никакого ответа! - Где хозяева, Кьерк?
     - Пес сконфуженно поковылял, заглядывая поочередно во все двери.
     - Он все им перепачкает, - сказал озабоченно Рей.
     - Если  они жмоты, папа  заплатит им за уборку,  - отрезала Марианна. -
Где они, Кьерк? Ищи, потом будем литься!
     Но  Кьерк, завершив круг и не подав  никакого  сигнала, улегся у входа,
принялся вылизывать подушечки раненых лап.
     - Поищем тогда сами! - решительно сказала Марианна.
     За первой дверью, куда они заглянули,  оказалась, по-видимому,  кухня с
плитой  неизвестной конструкции, с разделочным столом и кухонными  машинами,
назначения которых  Рей не  угадывал. По стенам  висели сковородки, дощечки,
топорики, ножи разных форм, сверкал медный таз для варенья. Нигде ни пылинки
и никакого запаха. В шкафу едва слышно гудел вентилятор.
     Марианна заглянула  в холодильную камеру  - только  присвистнула. Полки
оказались пустехоньки! Комната рядом была столовая. Большой овальный стол об
одной колонне-ноге  занимал ее  почти  всю, оставляя место только для дюжины
кресел вокруг. Перед каждым креслом на ореховой столешнице был виден узор из
буковок, в центре стола темнело круглое отверстие.
     - Хороший стол, жалко - есть нечего! - со вздохом бормотнула Марианна.
     Прошли  в  гостиную,  почти  вовсе  лишенную  мебели,  коли  не считать
нескольких  очень  низеньких столиков, утопающих в  пушистом ковре,  который
заменял тут сиденья.
     По столикам были раскиданы какие-то картонные прямоугольники Ковер  был
цвета травы, прямо из него росли  пальмы - не чахлые пальмочки зимних садов,
а  мощные  деревья в  полный  свой  рост,  со  зрелыми  плодами -  кокосами,
финиками, чем-то  еще... В  ветвях  лимонных и  апельсиновых деревьев  также
золотились плоды.
     - Господи!.. - только и молвила Марианна. Но, опомнившись, добавила:
     - Никуда я отсюда не уйду - хоть расстреляйте!..
     Однако  расстрел ей  не грозил:  никого не было  и туг. Кроме  чистоты,
совершенно немыслимой, да влажной  земли под деревьями,  ничто не говорило о
существовании хозяев За следующей дверью оказался плавательный бассейн, а за
предпоследней  -  кладовая.   Лыжи   и  коньки,  свежесмазанные  велосипеды,
плавательные маски, акваланги, сани, спиннинги .
     - Идем наверх!  - сказала Марианна, увидев за  последней дверью широкую
лестницу.
     Весь второй этаж  был занят  бальным залом - и тут только стали понятны
истинные размеры этого дворца!
     -  Жалко, туфли  хоть  брось!  -  сказала Марианна, ступив  на  паркет.
Зазвучала тихая музыка. Девчонка закружилась  в мятом порванном платьишке, в
драных  стоптанных  и  скособоченных  туфельках.  -  А ты?  - закричала она,
удаляясь Но Рей не  умел и не хотел уметь танцевать.  Он остался на  месте и
следил  за нею,  насупясь. Что за звуки: ведь это же настоящий оркестр,  без
всякой  технической  примеси,  уж  тут-то его  не  обманешь! Где может  быть
спрятана добрая сотня музыкантов? Ну и домик!
     -  Живее!  -  закричала  Марианна невидимому оркестру - и  тот послушно
наддал: в  один миг изменилась  мелодия, ритм сделался бешеным,  звуки почти
оглушали  Что  ж,  лучший, пожалуй,  способ  вызвать  хозяев, если даже  они
глуховаты-от  грома  весь дом заходил ходуном. Рей  ощущал вибрацию паркета,
ждал,  что кто-нибудь, наконец, появится  на лестнице. Вместо  этого  сверху
посыпались  лепестки,  Марианна  почти скрылась в их  вихре, дожде, в запахе
свежесрезанных роз!  Мелодия  недоуменно  замедлилась  , споткнулась  раз..,
два.., загремела пуще  прежнего, потом  зазвучала  тише, но  сделалась такой
подмывающе азартной, что и Рей едва стоял на месте.
     - Останови меня! - закричала Марианна. - Я сама не смогу!..



     -  Кьерк  не  может быть вегетарианцем!  - заявила девчонка, когда  они
спустились снова вниз, в гостиную,  чтобы обсудить свое положение. - Мы-то с
голоду  не  пропадем,  а он яблоки есть не станет! Пойдем к соседям, купим у
них что-нибудь!
     Рей не рискнул предсказать,  что  экспедиция окажется бесполезной Когда
он вывел  велосипеды на дорожку, Марианна сунула ему в рот дольку очищенного
ею апельсина, корку кинула наземь, и они укатили.
     Иные   дома-дворцы   оказались   чуть  поскромнее  того,   который   им
подвернулся, другие были еще более великолепны - вплоть до античных мраморов
в  садах...  Чистота  повсюду  необыкновенная,  но  повсюду пустовали  полки
огромных, превосходно работающих холодильников.
     И  нигде  никого!.. Это  было  все-таки страшновато.  У  обоих  явилось
ощущение, будто за ними со всех сторон потихоньку наблюдают.
     Хотя  ни малейшего признака такого  наблюдения  не  замечалось, догадка
была отчасти правильной!..



     -  Тс-с!..  -  прошипела  Марианна,  первой  заметившая  движущуюся  по
мостовой довольно странную процессию.
     Припрятав велосипеды, они юркнули в придорожные кусты.



     -  Благословенно  сие  поселение!  -  произнес  г-н Эстеффан  из  своих
носилок, с любопытством вертя головою  по сторонам. - Я убежден,  что  здесь
соблюдается закон и порядок!
     -  Господин Эстеффан, - угрюмо заговорил Жюстип,  тащась  позади, -  не
смею  вас критиковать и вам указывать, но не могли бы  вы слегка упорядочить
свои мысли?
     - Что такое? - с важностью вопросил г-н Эстеффан.
     - Не  зарывали бы,  - отвечал  Жюстип, - что любая  мысль транслируется
прямиком в мозги -  через посредство  этих праведных мужей! Бросьте думать о
чем  сейчас  думаете, иначе вызовете  ненужную драку, пойте  лучше про  себя
какую-нибудь песенку - ваш мэр в этих случаях "Августина"  поет,  вы запойте
псалом!
     Эстеффан  со  страхом на  него покосился. Ни о чем невозможно подумать,
что   за   существование!..  Несмотря  на   все   заслуги  Жюстипа,   особой
благодарности  аптекарь не  испытывал. Может, он  начал  бы  ее  испытывать,
окажись  этот  Жюстип  где-нибудь  подальше!  Ну  нет,  сейчас  он   позарез
необходим. Вот уж после...
     Тут он поймал на себе злобный взгляд тайного агента.
     Жюстип первым опустил глаза.
     -  Еще  раз советую,  - глухо  проговорил  он, - запойте  там "На реках
Вавилонских", что ли...
     -  Вот они, связывальщики, узнал? - шепотом сказала Марианна,  наблюдая
процессию сквозь живую изгородь.
     - Тише!..
     Сотрудник, запряженный в носилки, замедлил шаг и повернул сонное лицо в
ту сторону, где прятались ребята. Неподвижные глаза уставились прямо на них.
     -  Внесут  ли,  наконец,  меня  под  крышу?  - капризно  простонал  г-н
Эстеффан,  со  смирением  отказываясь  от  своих прежних планов  и косясь на
Жюстипа: сумеет ли он оценить?..
     "Жрать захотел", - угрюмо подумал Жюстип.



     Едва пророк и сопровождающие  его  лица  скрылись за дверьми избранного
ими  обиталища -  эдакой Альгамбры! - как  Марианна и  Рей крадучись  вывели
из-за  изгороди велосипеды  и помчали  к себе.  Марианна  на ходу изобретала
месть явившимся  недругам  и ничего стоящего покуда не  могла придумать, Рей
помалкивал.  До  дому добрались без  помех,  подкатили  к двери по гравийной
дорожке, но только Рей взялся за ручку, Марианна шепотом закричала:
     - Стой!.. Она лежала вот здесь... - девчонка указывала на гравий.
     Корочка от  съеденного  ею  апельсина  таинственным образом  исчезла  с
дорожки. Кто-то  успел побывать тут! И теперь, может быть, прячется  в доме,
где они оставили одного больного пса!
     Кьерка так или  иначе следовало  выручать. Марианна вынула  из  сумочки
пистолет, Рей осторожно  отворил  дверь - и пес  выскочил  навстречу, высоко
подпрыгивая   на   всех   четырех   аккуратнейшим   и  искуснейшим   образом
перебинтованных лапах.
     А  на  паркете  бального  зала  не  обнаружилось  ни  единого  розового
лепестка... И куда-то исчез Звереныш!
     - Рей, - сказала Марианна, - я все поняла: в этом доме живут невидимки!
Мы должны быть очень вежливы и очень осторожны. Они, кажется, добрые, но как
бы  их нечаянно не  обидеть или  не задеть! Если мы куда-нибудь хотим войти,
надо  стучаться  и  спрашиваться!  Пора  заняться ужином,  только я  сначала
искупаюсь,  если  ты  не против:  было  так жарко!  -  С  этими  словами она
постучалась в дверь, ведущую к бассейну, громко спросила:
     - Можно войти?
     Рей не  стал опровергать ее: гипотеза была как гипотеза, не хуже всякой
другой, невидимки так невидимки...
     Он  изучал кухонные приспособления, когда из бассейна донесся отчаянный
вопль.  Рей  и  Кьерк  вместе  кинулись  на  помощь.  Марианна,  прикрывшись
халатиком, взвизгнула:
     - Уйди!..  Нет,  постой!  -  она  ловко  влезла  в  халат. -  Рей, меня
обокрали!  - Марианна указала  на  шкаф. Рей заглянул  туда. Сумка лежала на
месте. Он развел руками.
     - Ослеп? Ни платья, ни  белья!  Подсунули какой-то  халат и  вот это! -
Она,  встряхнув,  расправила какой-то  белый  балахон, горячий,  как  из-под
утюга. Видимо,  в  него полагалось влезть через прорезь и затем натянуть  на
себя, как чулок, от  пят до макушки. Капюшон был  прозрачен, однако, как все
это странное одеяние, и он был усеян мелкими оранжевыми точечками...
     - Не понимаю, почему бы тебе этого не надеть, - сказал Рей.
     - Еще бы ты понимал! У меня было белье  от  Диора! Но Рей не знал,  кто
такой Диор. Он вышел. Марианна с воркотней закончила одевание и прибежала на
кухню  -  повертеться.  От  капюшона  на лице  видны  были только  оранжевые
точечки,  сам же  он  слился с кожей, невидимый и  неощутимый, отверстия для
глаз, рта, ушей и ноздрей пришлись в самый раз, как по мерке.
     - Может быть, я тоже сделаюсь невидимкой! - похвасталась  Марианна. - Я
не прочь, только не насовсем! Точки, конечно, для красоты: такая мода!
     Они сходили  на  огород,  содержавшийся в  идеальном  порядке,  вовремя
политый,  прополотый, ухоженный, надергали морковки, набрали  других овощей,
Марианна  перемыла их  в  раковине на кухне, добавила  фруктов, принесла  на
блюде  в столовую. Часть добытого  пошла Кьерку  на ужин, который Рей  мигом
сварил в печи и сунул остывать в холодильную камеру.
     - Что делать, если  Кьерк откажется есть? - рассуждала  она озабоченно,
грызя морковку.  - Даже без масла! Он этого понюхать не  захочет! - девчонка
вздохнула. - Бедняжечка! Я  сама бы съела сейчас бифштекс.., двойную порцию!
Глазунью, окорок и  кофе..,  нет, кофе на ночь  не  буду. Невидимки и чаю не
пьют, я нашла только соль... Мы не можем отпустить его на охоту, - вернулась
она  к  первоначальной теме, - с  больными  лапами, в бинтах! Его  самою еще
кто-нибудь съест!.. Ой!.. Ого!..
     Из  круглого отверстия в центре стола  появилась тарелочка  с  ломтиком
окорока, за ней другая, с бифштексом - двойная порция!..
     - Спасибо, невидимочки! - в восторге завопила Марианна.



     Но такое объяснение все  же  не  могло вполне устроить  Рея  Покончив с
едой, он тоже отправился в бассейн, чтобы остаться, наконец, в одиночестве и
поразмыслить толком обо всем, что увидел.
     Кабы  в  доме обнаружилась  библиотека,  Рей знал бы, что делать. Но ни
здесь, ни в других домах, в  которых довелось сегодня побывать, книг не было
вовсе - ни одной, как, впрочем, не было также телевизоров и радиоприемников.
Что  ж,  покидая город, люди все  это  с  собой  забрали,  почему-то оставив
столько другого  добра?  Такого  не может  Сыть  Следовательно, должно  было
остаться и то, что заменило им книги! Что же именно?
     Он мысленно обошел весь дом сызнова - и вдруг его осенило! Засмеявшись,
он прыгнул в  бассейн. Забурлила сразу вода,  тысячи струй  ударили  в тело,
пришлось  плыть, Сорясь с  течением. Над поверхностью поднялся пар,  делаясь
все горячее, затем вода  вмиг стала ледяной и с ревом ушла сквозь  решетки в
полу.   Из  отверстий  в  стенок  вырвался   горячий  воздух.  Полотенца  не
требовалось.
     Когда  Рей  поднялся  по  мраморным  ступенькам,   распахнулась  дверка
стенного шкафа со свежим бельем. Рей долго разглядывал балахон - точно такой
же, какой  подсунули  Марианне,  - с  мелкими оранжевыми точками. Стиральная
машина  этих  невидимок, должно быть, с  дефектом, или мода  такая?  Никакой
системы в расположении точек Рей не обнаруживал.
     Он натянул  балахон, вгляделся снова.  Точки медленно  перемещались! Их
движение  тоже  не было  упорядоченным, каждая  двигалась  в  свою  какую-то
сторону,  с  разной скоростью.  Некоторые,  одолев долю дюйма, остановились,
путь  других был  длиннее, затем  замерли почти  все, и  в  этих местах кожа
ощутила легкое, чуть заметное жжение.
     Рей,  хмурясь,  раздумывал.  Он  начинал  понимать, в  чем  тут  штука.
Перемены в мире оказались достаточно велики, не вообразить всех подробностей
и последствий.
     Он воздержался от гипотез. Надел халат, завязал пояс и вышел. Марианна,
конечно, дожидалась за дверью.
     Со столика в гостиной Рей взял один из картонных прямоугольников, сунул
его под мышку, и они с Марианной пошли вверх по лестнице.



     Спальни  располагались в  башенках - каждая как бы  отдельный домик  на
плоской  крыше,  с  висячим садом,  солярием,  по  которому  были  раскиданы
надувные матрацы и шезлонги, с ворчливым фонтаном.
     Рей зашел в первую попавшуюся башенку, но Марианна долго выбирала место
для  ночлега,  пока  не  определила  по мебели  и  убранству  детскую  -  со
множеством игрушек, к которым до сих пор питала слабость.
     На столике в  углу  стоял  кукольный  домик,  окна которого осветились,
когда Марианна вошла. Она заглянула в окошко, вскрикнула:
     - Какая  миленькая! Ну, поди, поди сюда,  моя  хорошая! - и  тут до Рея
донесся отчаянный визг.
     Он со  всех  ног кинулся на  помощь,  Кьерк его опередил. Но  оказалось
всего-навсего, что в ответ на призыв Марианны куколка встала с креслица, где
сидела, и  пошла к дверям своего домика Когда Рей вслед  за Кьерком вбежал в
комнату,  куколка,  взаправду  прехорошенькая, разодетая  в  пух,  уже вышла
наружу  -  на стол - и  похоже было, что  с некоторым недоумением оглядывала
посетителей. Затем спохватилась.
     - Здравствуй, девочка! - отчетливо, но отнюдь не механически выговорила
она. - Здравствуй, мальчик! - и ловко присела. - Здравствуй, пес! Меня зовут
Элиза. Прекрасная погода сегодня на дворе, не правда ли?
     - Стоило шуметь!.. - буркнул Рей, уходя.



     - Доремю,  передайте  распоряжение  все  прежние  работы прекратить,  -
сказал мэр.  -  Приступить к вырубке  просеки  для проезда мотоциклов в этом
направлении  С их черепашьим  темпом  только к утру  успеют...  Отдых им,  я
думаю, не нужен - поработают и заодно прекрасно выспятся! За  негодяем, - он
указал на оккультиста, - осуществлять  неусыпный надзор, - эта обмолвка  его
самою позабавила, несмотря на сильную озабоченность. - Господи,  - продолжал
он, - такие возможности - и никакой помощи ни от кого, повсюду поспевай сам!
Хотя... - он  не рискнул договорить вслух, что может оказаться небезвыгодным
решить ряд  экономических  вопросов  как раз  тогда,  когда  другие  спят...
Движимое и недвижимое  имущество, какое довелось сегодня повидать, произвело
на него неизгладимое впечатление!
     Ночь  наступила здесь  без  буйства зорь. Едва стемнело,  пирамидальный
холм словно  сделался бриллиантовым  -  загорелись  бесчисленные огни окон и
наружных светильниников. "Да, хороши дикари!" - думал мэр.



     -  Сколько мне тут еще  можно  мучиться?! -  кричала в  этот самый  миг
президентша в телефонную  трубку. - Мужчина ты или  кто, в  конце-то концов!
Ночь на  дворе, девчонка  шляется неизвестно  где и черт знает с  кем, а ему
никакого  дела! Передачу  хоть  слушаешь, знаешь, что  там твориться?. Какая
радиопьеса, тоже мне, президент!.. Переговоры? Какие переговоры, нашел время
затевать, ничего не знаю,  знать не хочу и слушать не буду, пускай осаждают,
бросай  все  и  приезжай!.. Я  туг одна, ни  воды, ни света,  даже горничные
разбежались!..  Можешь раз в жизни позаботиться о ребенке,  это все  же твоя
дочь, если я чью-нибудь не путаю! Я одна!.. - Она заплакала от ярости. -  Во
всем городе  я одна!..  - Это было не совсем верно. Говоря,  она поглядела в
потемневшее окно. Конечно, молодой человек торчал на своем почти узаконенном
месте возле фонтана, был виден смутный его силуэт... - Ах, так? Ну, пеняй на
себя!
     Она с грохотом бросила трубку. Распахнула оконную раму, сделала знак...
     Молодой человек сорвался с места...



     -  Ты мог  бы  поцеловать меня  на ночь!  В  этом нет решительно ничего
особенного! И Элиза так же говорит, верно, Элиза?
     -  Верно! - отвечала  Элиза  благовоспитанным своим  голоском. - Ничего
особенного в этом нет!
     "Дожидайтесь, дуры!" - побагровев, подумал Рей.
     Из девичьей спальни  донесся взрыв  хохота - и  снова шепотки...  Рей с
досадою захлопнул дверь.
     В его руках было то,  что  стало теперь называться книгой Увидав  ее, в
какое  негодование  пришел бы  книголюб  былых времен!  В  особенности  тот,
который всего выше  оценивал благородные переплеты и  держал плененные книги
нечитанными  в   стеклянных  шкафах,  дозволяющих  любоваться   позлащенными
корешками.
     Прямоугольный  лист картона с алфавитным  узорчиком, конечно, ни одному
книголюбу не  пришелся бы  по  душе Рей  не  был особенно  удивлен. Ему была
известна возможность сосредоточить печатное слово от начала времен и на всех
языках  в памяти кристаллического  кубика величиной с наперсток, носить  всю
мировую литературу в жилетном кармашке, читать  любой запрошенный текст  при
посредстве телевизионного  экрана  или специального  отдельного экранчика...
Оказывала сопротивление привычка, противились любители переплетов, а  потому
сокровища культуры пожирали земные рощи и леса до тех пор, пока не сделалось
важнее сберечь один зеленый лист, чем напечатать целый том!
     Конечно, система была незнакомая, но разгадать ее не составило большого
труда.  После  нескольких  попыток  по  картонному  прямоугольнику  побежали
печатные  Строки. Они сами останавливались, если Рей отрывал от них  взгляд,
но сделал он это только один раз, когда в окно к нему забарабанили снаружи.
     - Рей! - позвала  Марианна.  -  Мы с Элизой  пошли устраивать диверсию,
хочешь с нами?
     Рожа за стеклом  была проказливая, сна  ни  в одном глазу.  Ей-то чего,
спрашивается, не спится, вот чертовка!
     Рей отвернулся от окна. Спать  ему тоже  ни капельки не хотелось, но  у
пего ведь была эта удивительная книга!..
     Под утро откуда-то  издалека донесся до него заливистый петушиный крик;
вскоре  вслед за этим он  услыхал  снова топот и  взрывы девчоночьего хохота
снаружи: Марианна  с Элизой вернулись из ночной экспедиции, которая обошлась
кое-кому весьма недешево...



     Г-н  Жюстип  привык  по  службе спать  вполглаза,  поэтому  моментально
проснулся, заслышав шаги. В его комнату вошел человек с фонарем.
     - Руки вверх! - скомандовал Жюстип. - Лицом к стене!
     Он щелкнул предохранителем.
     Вошедший  поднял  фонарь  к  своему лицу.  Светский  вполне  человек..,
смокинг,  бант,  к  которому от  нижней  губы тянулись две  подсохшие черные
струйки... Что это с  ним? Ударился обо  что-нибудь в темноте подбородком?..
Какие-то глупости приходят в голову,  пистолет  почти выпадает из  онемевшей
ладони, надо  взять себя в руки:  перед ним обычный  человек,  чисто выбрит,
интеллигентен, явно неглуп!
     Тем  ужаснее  была усмешка,  скотски-глумливая,  обнажившая под верхней
губою два необыкновенных  клыка, похожих на костяные иглы такой остроты, что
смотреть было больно.
     -  Времени  у  нас  -  до  третьих  петухов!  -  сказал  он,  продолжая
усмехаться.
     Жюстип выронил пистолет.



     Эстеффана разбудили сказанные над ухом слова:
     - Поднимайся, исчадие!..
     - Э-э... - пробормотал он, - я устал, не мешайте!..
     - Встать! - прогремел тот же голос.
     Г-н  Эстеффан  приподнялся,  протирая  сонные  глаза. Он ничего не  мог
понять. Пожар, что ли?.. Тогда нужно спасаться! Где праведные мужи? Где этот
Жюстип, что такое!..
     Трещали,  чадя,  смолистые   факелы.   За   тремя   длинными   столами,
составленными покоем,  - г-н  Эстеффан в  середине -  сидели  люди  в черных
остроконечных капюшонах.
     - Обвиняется в еретических речах и злостном богохульстве, - сказал один
из них, обращаясь к собранию. - Что скажешь в оправдание свое?
     - Но, господа...
     - Процессуальные претензии не  принимаются.  У трибунала  нет  времени.
Говори!
     - Это что - инквизиция? - взвизгнул г-н Эстеффан.
     - Ты угадал.
     - Я протестую!
     - Обернись! Г-н  Эстеффан исполнил этот совет. Позади него стоял низкий
толстенный чурбан, на  котором  при свете  факелов блестело изогнутое лезвие
широкого топора. Здоровый парень, одетый во все красное, смотрел на аптекаря
сквозь прорези в маске.
     Но и это было не все. Возле чурбана тлела жаровня с углями, возвышалась
охапка  очищенных прутьев и были разложены  не  вполне  обычные инструменты,
назначение которых, однако, легко угадывалось...
     - Изложи нам кратко основы ложного своего учения.
     - Господа! - трепеща забормотал г-н Эстеффан. - Честное слово, напрасно
вы принимаете всерьез... Это  мысленный эксперимент, всего лишь... Вообще же
вопросы  веры мало  меня  занимают, я  не  имею  к  ним отношения... Я ведь,
господа, атеист...
     - Уймись. Трибуналу понятно!
     Капюшоны  склонились в сторону, где  сидел  председатель.  Тот медленно
поднялся,   разворачивая   пергаментный   свиток.   Поднял  руку,  отодвигая
капюшон... Г-н  Эстеффан заверещал и повалился: факелы осветили полированные
кости черепа!..
     Где-то вдалеке прокричал петух.
     А в доме, расположенном по соседству, до утра покатывались со смеху над
этими страданиями две девчонки - игрушечная и настоящая.



     Занимался рассвет. Из телефонов по-прежнему ни один не работал.
     Президентша послушала радио  через  наушники. Репортер как раз довольно
бойко излагал  происшедшее  с  годами Эстеффаном и Жюстипом... Она, вскочив,
заметалась,  оделась,  как монашка, во все черное, оглядела себя  в зеркале.
Именно так:  никакой косметики!.. Подошла к кровати. Теплая волна толкнулась
в сердце. Боже мой,  боже мой!..  Не могла она позволить  себе распускаться:
эти новости слишком ужасны!..



     И  вот, взявшись за руки,  побрели они по опустевшим, словно  вымершим,
улицам,  гулким,  как дом,  из  которою  вывезли  мебель.  Сновидения  вновь
оживают, казалось  ему...  Разговоры были долги, важны необыкновенно, только
не смогла  она после  припомнить хоть слово, а посторонний не смог бы понять
ничего.
     Перед   распахнутыми  в  улицу  коваными   воротами  она  остановилась,
улыбнулась ненакрашенными губами.
     - Помнишь?.. - и потянула его за собою.  В последний раз оба они вместе
отразились  в  зеркале.  Она  откинула черную вуалетку, а потом свалилась  с
головы и шляпка - он успел ее подхватить, чтобы не упала в  пыль. Искрящиеся
каштановые волосы полились по плечам. У него дыхание остановилось.
     -  Мы расстаемся ненадолго.., ненадолго!.. - шептала она, высвобождаясь
из его  рук. - Приведи ее, только приведи ее!.. Обещай, что захочет! Замуж -
замуж хоть сейчас, в Париж - в Париж! Только бы вернулась!..
     -  А  может  быть,   мы  вместе?..  -  спросил  он,  хотя,  как  видно,
догадывался, что ему ответят.
     - Ах, что  ты!.. -  Она безнадежно махнула рукой. - Нельзя  нам  вдвоем
показаться, там уйма народу!
     - Нет? - переспросил он все-таки.
     - Нет. Решительно нет!
     - Если я не смогу вернуться...
     - Значит,  такая мне  судьба, - докончила она за него. - Я мать сейчас,
ничего  больше! И  надеяться  мне больше не на кого.  Не вернешься  - побегу
сама!  А вернешься...  - лицо  ее затрепетало  улыбкой,  какой никому еще не
посчастливилось увидеть.
     - Иду, - сказал он.
     - И возвращайся скорее.  - Она  стянула  перчатку с  прекрасной  нежной
своей руки. -  Вперед,  мой  рыцарь!  - Она  швырнула  перчатку  в  кусты за
воротами. - Вернешь мне ее вместе с моей дочерью!
     - Прощай, - сказал он.
     Она не ответила.
     Перчатка  повисла  на  ветке. Молодой человек осторожно снял ее, поднял
над головой и  взмахнул,  оборотившись. В  последний раз глядели они друг на
друга сквозь еще не разъединившие их таинственные столетия и пространства.
     А потом он ушел.
     - Ну,  слава  богу!..  - со  вздохом  сказал  Дама.  -  Слава  богу!  -
Посмотрела на часики,  заторопилась. Может  быть, в гостинице все-таки начал
работать хоть один телефон?..
     -  Сплавила  своего!..   -   злорадным   шепотом  прокомментировал  это
происшествие тип в черном, наблюдавший за ее превосходительством из укрытия.
- Видать, опротивел?
     - Молчи, дезертир, - отвечал другой. - Говорят, таи настоящий рай!
     - Ага. Только ни один еще не вернулся, хоть для смеху...
     - Из рая не возвращаются. Не положено.
     - Может, прогуляешься?
     - Я не  такой любопытный. Как  найдем сундучок, я  знаю не одно райское
местечко! Можешь составишь компанию.
     - С шефом поделишься - хватит ненадолго...
     - Не  поделишься - не  хватит  ни на  сколько...  Что-то он второй день
голосу не подает. К нему бы это?
     -  Может  быть, и он?.. - беглый  телохранитель,  не  договорив, указал
жестом направление, поглотившее много тысяч людей.
     -  За кого ты его считаешь? Что, захотел познакомиться с  раем поближе?
Заткнулся бы и делал лучше дело!..
     Сотоварищ последовал совету, и они снова принялись простукивать стены в
поисках железного сундучка.



     Веселее начался этот день в башенках на плоской кровле.
     -  Рей,  виват!  - кричала Марианна.  - Ты  меня  скомпрометировал:  мы
ночевали под  одной  крышей,  обязан теперь  жениться,  обманешь  - по судам
затаскаю! Слышишь? Жениться дешевле!
     - Согласен, - ответил Рей, - если первая добежишь до бассейна!
     Марианна  даже опешила.  Этот  ученый зануда  должен  был  пуститься  в
рассуждения  о том, что крыши были  разные, или  расфыркаться. Но  сказанное
сказано: попался, голубчик! И она ответила ликующим воплем.
     Рей не спеша уселся в кресло. Не зря он читал всю ночь: он знал теперь,
как  обходиться  с  узором из буковок, который тут попадался  на  глаза  так
часто!..
     Пальцы Рея ловко  затанцевали по  буковкам на подлокотнике.  Прозрачный
колпак  накрыл  его  с  головою,  кресло  ухнуло вниз, словно лифт,  молнией
пронзило этажи. Но  и этой скорости  не  хватило: дверь, ведущая в  бассейн,
оказалась заперта, слышно было, как бурлит за ней вода и тараторят девчонки.
Марианна ухитрилась-таки его опередить! И они там над ним хохотали.
     Вдобавок, это был не последний сюрприз.



     Когда  Марианна с  Элизой  явились  в  столовую, перед  Реем  по другую
сторону стола прохаживался  костлявый утомленный человек в  черном плаще. Он
учтивейше поклонился вновь прибывшим и продолжал говорить - звучно, ритмично
и непонятно.
     Рей ожидал, что Марианна завопит что-нибудь вроде:
     Ой, невидимочка, здравствуйте,  у вас  прекрасный дом, я рада,  что  вы
показались, спасибо, садитесь с нами завтракать!
     Ничего похожего, она только молча заняла место за столом.
     -  Мистер Кин в роли Гамлета, - сказал тогда  Рей. - Реконструкция.  Ты
что-то говорила насчет этого Гамлета, на вот - получай!
     - Этот мальчик любезен, похвально!  - сказала Элиза, и тут Марианна, не
выдержав, фыркнула.
     -  Умненький  мальчик!  Умеет пользоваться  кэбом,  - она  имела в виду
летающее  кресло,  -  читать  книжечки  и   включать   телевизор   -  вполне
цивилизованный человек! "Мистер Кин, реконструкция!"  - передразнила  она. -
Не  пошел с нами в набег - тебе  же  хуже: не видал, какую реконструкцию  мы
устроили связывальщикам! Кстати, этот мистер мне уже  надоел, скукота,  хочу
"Прекрасную Елену"!
     Она пробежала  пальцами  по  буковкам  на столешнице.  Костлявый  принц
исчез. Вызванные ею греческие короли весело запели по-французски.
     Рей сидел перед Марианной дурак дураком, разинув  рот от  удивления: уж
эдакой-то прыти  он от нее  никак  не  ожидал! Распоряжается как дома!  Ну и
ну!.. И когда наловчилась?
     -  Чашечку кофе, Элиза? - продолжала меж тем Марианна, будто не замечая
его изумленного вида.  - Мало  ли  что не  хочешь,  посиди для компании, так
полагается У  меня самой никакого аппетита, что бы попросить? Яйца  всмятку,
куриную  котлетку? Для  Кьерка мозговую  кость,  фунта  два  мяса!  Тут  все
синтетическое, Рей, ты это знал? Еще бы: Кьерк и то не догадался,  а у него,
называется,  нюх! Нам  скоро  не  понадобится  есть,  даже  грустно,  я  это
любила... Ничего, зато  фигура сохранится!.. Это  все тот  дурацкий балахон,
который дали вместо белья.  Он, между  прочим,  не снимается - растворился в
воде, а пятнышки  остались, не знаю, идут они  мне или нет, но они останутся
навечно, никуда не денешься!..
     - Откуда ты знаешь? - спросил, наконец. Рей.
     - Элиза, этот человек совсем не уважает женщин!
     - Мне кажется, вы достойны  лучшей  партии,  -  чопорно  заметила Элиза
Было, конечно, забавно на нее смотреть и ее слушать, только Рею вспоминалась
сразу та куколка, которую он, начинив комбинацией программ, подарил Марианне
года три назад - и совершенно напрасно!..
     -  Спросил бы еще, который нынче год! Элизочка,  ты неправа. Оцени  его
деликатность: он  ничего не хочет мне рассказывать, потому что думает, будто
я умру с горя, если узнаю, что мы не вернемся домой и в колледж! Посмотри на
него, думает, что надо все вычитывать из книжек,  а разговоры  с  подружками
ничего не стоят, мы умеем только зря чесать языки насчет косметики и тряпок!
Откуда я  знаю?  А  Элиза на  что?  Элизочка,  расскажи  мальчугану про  эту
проклятую сыпь! -  Марианна ткнула пальцем в  яркую оранжевую точку на своей
руке.
     - Метод  уплотнения внешнего энергетического поля,  - занудным  голосом
произнесла   Элиза,   -  был   открыт  древним  ученым  Т.   О.  Даугенталем
приблизительно триста лет тому назад.
     -  Слыхал?  - сказала  Марианна.  - Элиза,  не  дразни его,  так-то  он
все-таки не разговаривает! Дальше, Элиза!
     - Но ты же говорила, что этот  Т. О, ваш приятель! Мальчишка сам должен
все знать!
     - Он не хотел, чтоб об этом узнали, - сказал Рей - Как же смогли?..
     - Смогли, потому что  искали,  - перебила  Элиза.  -  Надо было  ловчее
прятать концы!  Сохранились его  библиотечные  заказы и несколько непонятных
записей. Разумеется, намучились порядочно. И все-таки  когда увидели, что он
что-то слишком интересовался акупунктурными точками - знаешь, что это такое?
     -   Даже  я   знаю,  -  вмешалась  Марианна,  -  мой   папочка  лечится
иглоукалыванием от переутомления после разговоров с мамочкой!
     - Нынче считается,  что это контактные точки всеобщей космической связи
и взаимодействия, узлы единой кристаллической решетки. Но такую точку зрения
разделяют не все.
     - Элиза!..
     - Извини, такая программа!.. Секундочку! - Она сделала над собою усилие
и продолжала. - В общем, в конце концов  догадались, что надо делать, начали
ставить опыты - ну и вот...
     - Но это модно? - допытывалась Марианна. - Это хоть прилично?
     - Да, - сказала Элиза, - потому что у всех! Если посмотришь на мою кожу
в  микроскоп, увидишь  такие же  точечки, у меня идеальная схема, и,  кстати
говоря, это  имеет  некоторое самостоятельное значение, - адресовалась она к
Рею,  -  так  что  не таращи на  меня глаза и не  воображай,  что я такая же
механическая дура, как та кукла!
     - Та  тоже прелесть!  -  сказала Марианна. - Она дорога мне как память,
хорошо бы мамочка догадалась ее привезти!
     - Постараемся с ней подружиться, - довольно холодно ответила Элиза.
     -  Точечки  ей  тоже  нанесем,  -   сказала  Марианна,  -  раз   теперь
полагается...  Конечно,  так жить непривычно, но я думаю,  все-таки  хорошо,
когда не надо ни одежды, ни пищи,  ни дома, чтобы жить!  Рей, Элиза говорит,
что когда ты одет этим полем, можно купаться хоть в вулкане, в кипящей лаве!
     -  Да,  -  сказала Элиза, -  и моя хозяйка иногда это  делает, это даже
полезно - для молодости и красоты.
     - Я  прямо хоть  сейчас  готова  искупаться! - воскликнула  Марианна. -
Может, у меня веснушки пропадут!
     -  Тебе  рано, - остудила  ее  Элиза. - У тебя  идет процесс  изменения
метаболизма.., ну,  перестраивается  вся схема обмена веществ,  это довольно
долго.., и небезболезненно!
     - А я-то думала... - разочарованно проныла Марианна.
     - Чудес не бывает, - отрезала Элиза.
     -  Ты сказала про  свою хозяйку,  -  вступил  осторожно Рей. - Где  она
сейчас? Это не тайна?
     -  Ее  хозяйку зовут Эльза, - влезла тут же Марианна. - Элиза и Эльза -
это чтобы можно было различать. Они большие подруги!
     - Почему же ты не с ней живешь? - спросил Рей.
     - Потому что ее младший - дрянной карапуз. Он  чуть меня не изломал!  -
пожаловалась  Элиза. -  Пускай  подрастет, тогда  я к  ним,  может, вернусь.
Только  не захочет  он  со мной играть, надо бы  им для меня  новую девчонку
завести!
     - Где все-таки она? - допытывался настойчивее Рей. - В другом городе?
     - В городах  давным-давно никто не живет, зачем  людям теперь города? -
ответила с недоумением Элиза.
     - И  ты одна тут, бедненькая,  скучаешь? - фальшиво посочувствовал Рей,
испытывая охотничий азарт.
     -  Почему одна?  И я  не скучаю. Я хожу  в  гости  к другим  куклам, мы
устраиваем пикники и чаепития,  беседуем о воспитании детей! А когда у Эльзы
появится новая девочка, я буду учить ее жить!
     - Что?!
     -   Ох,   какой  бестолковый!   Когда-то  я  учила  детишек  умываться,
сморкаться, говорить, играть на музыкальных  инструментах - всему...  Теперь
другие времена, другие  заботы, но все равно детей учим  мы, куклы! Думаешь,
это легко? Надо ведь  все  на свете знать,  все на свете уметь!  Ты не нашел
кое-чего в книгах, верно? Это оттого, что мы, куклы, теперь живые книги.
     - Так-та-ак! - протянул Рей.
     -  Да,  так. Я  теперь свободна  и готова  заняться вашим  воспитанием,
только сперва должна поговорить с хозяйкой.
     - Когда ты сможешь это сделать?
     - Немедленно. Эльза! - проговорила Элиза, ничуть не Повысив голоса. - Я
хочу тебя видеть. Тебя  и семейство. Через  часок-другой, это подходит?  Да,
наверху, в  парке. Нет, не сейчас, видишь ли, у меня гости, я хочу  показать
им город.  Надеюсь, не  очень тебе помешала? Поцелуй  малыша,  но  пускай не
вздумает пугать моих гостей! Никаких его дурацких  шалостей, ты слышишь? Ох,
не нравится мне это нынешнее поколение! - пожаловалась  она, обращаясь снова
к Рею и Марианне.



     Наивность наших персонажей может показаться чрезмерной иному читателю -
ну так  пускай  он  вообразит  себя очутившимся внезапно  в  их  собственном
времени - в том отдаленном прошлом, из которого они к нам пришли и он увидит
хоть на миг воочию урбанистический кошмар XX столетия, зная при этом, что ею
глаза, уши, кожа и легкие никак не защищены.
     Из книги, прочитанной ночью, -  книги, к которой и нам было бы  не худо
обращаться,  чтоб  поучиться у предков умению обращать зло во благо,  -  Рей
узнал  подробности долгой  всечеловеческой  битвы  за  сохранение  жизни  на
планете.  И, поскольку  его  занимала больше  загадка города,  в который  он
попал, вся история городов за последние три века прошла перед его глазами.
     На фотографиях  и  рисунках  он  видел  первые  кустарниковые скверы на
плоских  крышах  зданий,  а  затем  целые  парки,  соединенные   пешеходными
мостиками. Напомним: не такова  ли  была мечта странника, не это ли  он себе
вообразил вдруг когда-то, пускаясь в странствие, которому не знаем мы конца?
     А  дальнейшее?  Не  говорится ли в толстой  тетради  о Золушке-деревне,
которая могла бы  прийти в город сперва тайком,  а затем  устроиться  полной
хозяйкой? Странник не знал, как  это можно было бы сделать. Весьма вероятно,
что позднее  он нашел  все-таки  путь к столь ясно  обозначенной цели, -  во
всяком случае, так или иначе, она оказалась достигнута.
     Не  без, труда: бетонные коросты  городов еще долго разрастались,  губя
плодоносные почвы,  и не так мало  времени  прошло до появления этого чуда -
города, удивляющего и нас, далеких потомков великих строителей.
     Любой промышленник  его времени  озолотил бы Рея за вычитанные из книги
формулы   легких   и  практически  неразрушимых   строительных   материалов,
позволивших  возвести  город,  где   каждое   семейство  обитало  в   особом
выстроенном по собственному вкусу жилище с  просторным  двором  или садом, а
затем  и  полем  желаемой величины,  город,  который  мог  вмещать  миллионы
населения, отнимая для себя всего лишь несколько  десятков квадратных метров
на поверхности  планеты! Главным его элементом была мачта-башня, фундаментом
ей служил  подземный небоскреб, где располагались все общественные помещения
- театры и магазины, спортивные и цирковые арены, университетские аудитории.
Отсюда же линии метрополитена уходили к другим центрам цивилизации,  поэтому
шалопаи-студенты прозывали  подземную часть города Кротовыми Норами.  Более,
однако, привилось  прозвище Консервной  Банки: оно  так  верно  обрисовывало
контур   невидимого   небоскреба,   что   сделалось   официальным   термином
архитектуры, фигурирует в документах без иронического оттенка.
     Дамло и  сыщик побывали на изрядной глубине, но не добрались  до самого
дна  - к сейсмическим станциям, к лабораториям гравитологов и нейтринологов.
Такое  путешествие и  теперь  еще  возможно, хотя,  говорят,  автоматическая
защита  нарушена,  в  нижние этажи  проникает вода. Стало быть, когда-нибудь
хозяевами там  на вечные  времена  сделаются слепые белые рыбы, но кого этот
предмет занимает!..
     Подземный  небоскреб снаружи  вовсе не заметен,  над землей поднимается
одна  только  мачта-башня. К  ней  подвешен пандус, восходящий  спиралью  от
подножья к  вершине.  На  его плоскости  размещены  и дома,  и сады, и поля.
Каждый  занятый  под  мачту  квадратный  метр  возвращался  планете  в  виде
новосозданных  квадратных   километров  искусственной  земной   поверхности.
Деревня   ли,  обслуживаемая   всеми   достижениями   развитой   технической
цивилизации,  город  ли, способный себя прокормить,  все равно. Понятия  эти
сделались равнозначны.
     Такому поселению не могли более угрожать подземные  толчки, от капризов
погоды  он не  зависел. Стоило  подуть ветру, ударить заморозку,  опускались
прозрачные шандоры. Под их защитой стояло  вечное лето, позволяющее собирать
три-четыре  урожая  в  год.  Город  был энергетически автономен, обогревался
подземным теплом,  все  поверхности  служили солнечными  батареями,  энергия
ветра  также не пропадала впустую, так что не требовалось  сжигать  и грамма
топлива.   Бензиновый  двигатель  ушел  в  прошлое,   движение  по  мостовой
дозволялось лишь  велосипеду  и  электромобилю,  помимо  этого,  действовали
пневматические  лифты,  но когда изобретен  был кэб,  способный двигаться  в
горизонтальном и  вертикальном направлениях, мостовая осталась  во  владении
пешехода.
     Внизу же,  у подножья городов, планета  возвращалась к  первозданности.
Поднимались  истребленные  когда-то леса,  плодились без опаски  звери,  для
которых человек становился  кормильцем, нередко другом, а мог стать учителем
- оставалось сделать следующий шаг...
     Архитекторы  научились вносить разнообразие в рельеф пандуса,  королями
моды сделались японские мастера искусственных ландшафтов, повсюду появлялись
миниатюрные  садики,  озерца,  гроты и  водопады.  Но  город, где  очутились
Марианна и Рей, не узнал в этих забавах  большого размаха. Выстроенный одним
из первых, он был вообще невелик - одномачтовый,  с единственным пандусом. И
все же  он и сегодня  прекрасен, покинутый посреди  одичавшей  природы и сам
похожий  на  громадную,  головою  в  облаках,  -  шатровую  ель,  начинающую
дряхлеть...
     Рей  к  утру   знал,  что   всякое  строительство  прекратилось   много
десятилетий назад, но не вычитал причины и очень тревожился: война, всеобщий
мор? Где человечество, уцелел ли хоть кто-нибудь?
     Теперь он это знал.



     Кэбы по плавной  кривой вылетели на открытый воздух. Солнце всходило за
лесом, и сияло уже все небо, словно нежно-голубое пламя.
     Первое, что увидели они  во дворе, был Звереныш,  окруженный собратьями
вроде него самого,  только  шестиногими!  Он желал  вместе с ними  работать,
суетился из всех сил, но больше, пожалуй, мешал: его дружелюбно  оттесняли в
сторону и словно бы пытались что-то ему объяснить...
     Этот ранний час  был  час труда, а потому шестиногие крутились повсюду,
куда  ни глянь.  Тот полол  грядку  на огороде, тот, ловко  лазая по веткам,
обирал плоды  и  швырял  их  другому, который  укладывал  их  в  корзину  на
колесиках. Стригли  газоны, подрезали  живую  изгородь  садовыми  ножницами,
полировали  оконные  стекла,  мыли стены  и кровли домов, бегая по ним,  как
ящерицы. Приведя город в порядок, они опять попрячутся под  полом, сделаются
заботливыми невидимками. На ночь включают свет в  необитаемых жилищах, чтобы
город,  словно маяк, приманивал  огнями ушедших хозяев, -  и  какая  же была
радость,  если кто-то  являлся  на зов, а если кто-то  бы нуждался  в  пищей
заботе!..
     Они оберегали город также от  вторжения  диких зверей и иных незнакомых
существ, что вскоре поставило перед г-ном мэром трудноразрешимую проблему...
     Кэбы поплыли в высоте под самым пандусом, нависавшим над расположенными
внизу  зданиями и  садами,  словно искусственный  небосвод,  только зеленый,
потому  что  здесь  нашли приют  вьющиеся растения,  образуя  общую крону  с
гигантами-деревьями.  Последние,   хоть  и   встречались  довольно  редко  и
расположены   были  словно   бы  прихотливо,   служили   деталью  инженерной
конструкции - опорою следующего этажа.
     Элиза, сидя на руках у Марианны, указала  вниз, и обе они прыснули: там
брела по тропинке маленькая, вконец  запуганная процессия. Жюстип, озираясь,
держа пистолет наготове,  составлял  арьергард. Тот праведный  муж, которого
нагрузили  продовольствием,  помимо  полегчавшего  мешка, тащил  теперь  еще
кустарно  сработанный крест для  отпугивания с пути  нечистой силы.  Он  шел
впереди. Между  ними  поеживался  в  носилках  г-н  Эстеффан.  Там,  посреди
кустарника,  солнце  не   начинало  еще  припекать,  стояла   чувствительная
прохлада, к тому же пресвятой аптекарь чувствовал себя вконец разбитым.
     - Не покинуть ли нам сие место, где столь силен Сатана  и аггелы его? -
пролепетал г-н Эстеффан.
     - Мне солонее вашего  пришлось, - глухо отвечал Жюстип, ощупывая шею. -
Спасибо петуху!.. Сам бы удрал, да некуда...
     - По  крайней мере,  - вибрирующим  голосом заговорил г-н  Эстеффан,  -
после тяжкого испытания стоило ли выходить в такую рань?
     - Мэр проснулся еще раньше!
     - Что мэр!.. Он далеко отсюда?
     - Скоро будет близко.
     - Вот как? Вы мне про это не говорили. Вы сказали, что  зачем-то  нужно
сделать какую-то  рекогносцировку  - и  все!  И  одеяла не взяли!.. Как  вас
понимать, господин Жюстип? - спросил вероучитель суровым голосом.
     - Господин Эстеффан, когда я предложил вам план операции, возражений не
было. Вы - наш главнокомандующий. Отмените ее.
     - Не обижайтесь, господин Жюстип, я только желаю быть в курсе...
     -  И  выйдет, как  вчера! Захотелось рекламы и  молитвословий, апостолы
послушались, я пикнуть не успел, как вы нас выдали! Не буду никого упрекать:
обошлось!..  Пускай он хоть теперь не  догадается, что мы целехоньки! Пускай
ему подчиняются беспрекословно. Мы-то с  вами знаем, что на самом  деле  все
подчиняются вам! - Г-н Эстеффан  сладострастно  хихикнул,  на миг позабыв  о
ночных страхах. - На мэра  вы соблаговолили возложить все хлопоты, связанные
с перемещением и бытоустройством населения, вот  и  дайте ему выполнить  эту
задачу. Он отличный администратор, лучше него никто не справится...
     - Но он должен понести ответственность...
     - В свое время. Покушения на вашу жизнь мы, конечно, ему не простим!
     Г-н  Эстеффан подумал, что бытоустройство по соседству с нечистой силой
и г-ну мэру может оказаться не  по зубам. Бр-р!.. Жюстип, однако, не дал ему
предаваться  опасным  воспоминаниям.   Он  сказал,  что  дюжины  попов   под
командованием г-на Эстеффана должно  хватить  для  наведения порядка  в этом
вопросе.
     Так они шли  и толковали, не ведая  возможности взмыть почти  мгновенно
хоть до самой вершины, к которой стремились и которую не  могли даже увидеть
отсюда. Зато она,  не скрытая облаками,  была хорошо  видна  снизу. И в  эту
самую  минуту из  лесных  дебрей разглядывал ее г-н мэр.  Очень  пристально,
очень  внимательно  смотрел  он на  сверкающий  золотом  шар  над  верхушкою
пирамидального холма...
     - По-моему, он что-то задумал, - сказал сыщик.
     -  Да, -  хмуро ответил  Дамло,  - и мне понадобятся ваши свидетельские
показания!
     Лесной лагерь приходил в движение.
     Африканский  охотник  возглавлял авангард. Специально выделенные  люди,
орудуя  ножами,  рубили  ветки  и  передавали для  маскировки  мотоциклеток,
которые катились по просеке без  моторов, подталкиваемые множеством рук, ибо
г-н мэр приказал двигаться в полной тишине.
     Г-н  Доремю   оказался  превосходнейшим  индуктором:  вся  масса  людей
повиновалась, как слаженный оркестр, без промедления!
     - Гонители ваши времени зря не теряют! - сообщил Эстеффану Жюстип.
     -  Бирнамский  лес идет  на  Дунсингам!  -  горестно  процитировал  г-н
Эстеффан слова старинной телепередачи. - Вы вполне уверены в успехе?
     Кусты  диких  роз, в которые  были обращены  мотоциклы  с колясками,  а
заодно пешее воинство, даже издали производили  на  его впечатлительную душу
сильное  действие  уже  самой  неотвратимостью  своего  медлительного,  едва
заметного продвижения.
     Жюстип в успехе был,  конечно, уверен, однако то, что вскоре произошло,
оказалось для него такою же неожиданностью, как и для г-на мэра. -



     Г-н   мэр,  сопровождаемый  гипнотизером  и  г-ном   Доремю,  самолично
отправился в разведку. Разумеется, было  обидно - с  его  опытом, заслугами,
житейской мудростью! -  ползти на карачках, но он  все-таки полз,  кряхтя  и
морщась, когда приходилось опираться  на  поцарапанную в кустах и обмотанную
его единственным платочком руку.  Уф!.  Вот, наконец,  и берег!  Вот и мост,
вполне  пригодный для проезда. Пропустить  вперед мотоциклы  с десантом!  Не
все: один оставите  на берегу  и  развернуть на  случай отступления... Итак,
дружно, стремительно - марш!..
     Г-н Доремю передал войску сигнал. Ножи со свистом врезались в кустарник
перед самым мостом. И тут необыкновенно изящный, но  широкий и, наверное, не
такой уж легонький металлический мост начал подниматься на дыбы - быстрей!.,
еще  быстрей! Сверкающим  прямоугольным щитом  прикрыл он вход в тоннель  на
противоположном берегу реки.
     Разумеется, г-н  мэр никак не  мог бы догадаться,  что грубые, воняющие
бензином  механические  чудища-мотоциклы  не понравились шестиногим, которые
ведали охраною моста!
     "Экая незадача", - думал  г-н мэр. Появиться  внезапно, по-видимому, не
удалось. Кто знал, что у них тут такие порядки? Должно быть,  решили, что на
них  нападают.  Но  никто не собирался  нападать! Обыкновенный дружественный
визит. Всяческая агрессия не в его правилах. Пришли поглядеть как и что, вот
вам  и   все.  Отношения  с  властями  были   бы  установлены   отменные,  с
цивилизованным  населением - миролюбивые, ну а  дикари  -  они есть  дикари.
Место глухое, изолированное, никаких  тебе дорог, эти  дикари небось напали,
всех вырезали, сняли скальпы, научились кое-как управляться с электричеством
и  мостами  и  думают, что некому  будет их наказать.  Ошибаются, голубчики!
Наверное, опять отправились в какой-нибудь  набег: народу-то не видать!  Ну,
гадай не гадай, подходящий момент упущен. Н-да, положеньице!
     Он тщетно припоминал эпизоды из американских фильмов, которые  могли бы
послужить руководством к действию. Там для осад применялись лестницы, но где
тут стены, а были бы, так  до них надо бы еще добраться!.. Кипящая смола? Ее
используют  осажденные...  Ни  к  селу  ни к  городу  он вспомнил Эстеффана,
который с трудом отмывался от дегтя - вот смолой бы его!
     Далась  ему  эта  кипящая  смола...  Лезет  в  голову  всякое...  Сорок
пулеметов на сорока мотоциклетках - и ни одного  понтона,  лодки, амфибии! О
чем думали эти г-да стратеги?
     Он застонал как от зубной  боли. Послать кого-нибудь вплавь через  реку
навести справки:  надо ли ждать отпори, стоит ли вообще  осторожничать? Нет,
зря  себя  только  выдашь  прежде  времени.  Предупредишь противника. Сони -
никудышные разведчики. С ума сойдешь дожидаться! И медлительны, не доплывут,
перетонут, козявки...
     Гм,  перетонут!..  Кто-то  из  древних, кажется,  китайцы,  мэр  где-то
слыхал, очутившись в подобном положении, посылали вперед отряд за отрядом, а
когда  ров  заполнялся телами  утопленников, остальные по  ним шли на штурм.
Н-да... Послать-то не штука. Дисциплинка, слава создателю, на высоте, пойдут
как  миленькие.  Ни  один не  поймет,  что с ним сталось. Каждый счастлив до
последнего вдоха! Самая гуманная  война в  истории!  А чтоб быстрее, прорвы,
тонули, из пулеметов по ним! И настильчик чтоб был  заготовлен, легонький, в
три звена,  прижать  трупы  ко  дну: иначе  пешие-то, может,  и  пройдут,  а
мотоциклы завязнут, заскользят да и свалятся.
     Только хватит  ли у  него народу? Их тысяч  десять, сколько это  выйдет
кубометров?   Река   не  промерена,   течение  не   учтено,   зря  потеряешь
налогоплательщиков... Пустое упражнение ума...
     -  О чем он  думает? -  повторил  Дамло вопрос г-на сыщика. - Девяносто
девять лет каторги. Но лучше повесить.



     Разумеется,  прогулка   по  городу  началась  с  посещения   подземного
универмага: иначе и быть не могло!..
     - Нравится? - вертясь перед зеркалом, спросила Марианна.
     Рыжая шубка,  и верно, ей шла, но длинное платье со смешнейшим декольте
- уж расстаралась!
     - Жуть, - сказал Рей.
     - Гентчер бы  оценил,  - спокойно отвечала  Марианна, - и тебе советую!
Никуда  ты  не  денешься, у меня наследственная хватка.  Считай,  что тебя к
этому приговорили, приучайся любоваться,  а не фыркать, тебе  же лучше, а то
будешь мучиться всю жизнь. Выбирай башмаки: вечером танцевать!  Что делать с
этой чертовой сыпью: не замазывается?
     "Еще бы!" - с тихим торжеством подумал Рей.
     Как  он  обнаружил,  созвездия  оранжевых  точечек  на  коже  слабенько
светились в темноте. Легкое, не раздражающее жжение распространялось от  них
и вширь, и в глубину тканей, сочилось  по нервным каналам. Рей теперь  знал,
что  этот процесс  будет  длительным,  но уже  сейчас  вокруг тела  возникла
собственная  атмосфера,  создалась как бы вторая  кожа: уплотненное защитное
поле  облекало его, совпадая с  контурами  натуральной  оболочки. Теперь  он
следил  за  постепенным  упрочением  этой  невидимой брони,  которая  сможет
уцелеть в вакууме и на дне океана, выдержать прямое попадание снаряда. И все
только  оттого,  что  будет   приведен  в  согласие  беспорядочный   хоровод
внутриатомного  движения.  Организм   сделается   цельным  живым   магнитом.
Управляемый сознанием, он приобретет способность усиливать свою мощь в любой
степени за счет энергии среды.
     Даугенталь, знавший  об  этом  эффекте и первым его  применивший, утаил
свое открытие, полагая, что подобные  следствия должны явиться к человеку не
извне  -  по  существу,  от механического  воздействия  на  организм, но  от
развития  и  усиления самого сознания, что, как  он думал,  принесло бы  еще
более впечатляющие результаты. По сравнению с этими  последними, уплотненное
поле - жалкая частность,  чечевичная похлебка, - сказал Даугенталь Рею в том
долгом  ночном  разговоре,  который они вели в  доме  Биллендона после ухода
странника. Он  никак  не мог покончить с  этой  темой,  и Рей  только теперь
начинал догадываться почему!..
     "Это  конечная  станция  -  отставка   человечества!"   -   сказал  еще
Даугенталь. Рей, уже слегка позевывая, осведомился, чем бедное  человечество
будет заменено. "Не знаю, - угрюмо ответил приятель. - Пускай это будет хоть
дельфин, он лучше нас. Вы знаете,  коллега, дельфинов учили прикреплять мины
к судам, они это делали ловко! Но стоило ему услышать взрыв и понять, что он
натворил, он ни за что не хотел делать это снова. Что тогда, думаете, делали
люди,  коллега?  Они  давали  дельфину  наркотик!  И он соглашался взрывать.
Скажите,  так-перетак, кто  скотина,  а кто  разумное  существо?"  Они почти
поссорились. Рей сказал, что конечная станция - не обязательно конец дороги,
возле нее  может  располагаться  аэропорт.  Новая несокрушимая  человеческая
оболочка не только  защитит,  она даст удовлетворение в пище, воде, воздухе,
крыше над головой - чуть ни во всем, что служило когда-то причиною раздоров.
Мало того, что она станет сама источником существования, одинаково доступным
всем, она сделает бессмысленным все то, что человека  угнетало,  невозможной
всяческую  агрессивность  враг  твой  столь  же   неуязвим,  как  ты  сам!..
"Бессмысленно или  невозможно все, чем он  жил,  и  жить ему  больше нечем и
незачем, поскольку он не стал другим", - подвел итог Даугенталь.
     Теперь у Рея  появилась возможность на собственном опыте проверить, кто
прав, но очень уж рад этому он почему-то не был...
     Путешествие по Консервной Банке  продолжалось только до  тех  пор, пока
Рей, Марианна  и  Элиза не очутились в  кладовой,  где  посреди  стеллажей с
золотыми  слитками  сберегались  также г-да генералы  и прочая  почтеннейшая
публика.
     Зрелище привело Марианну в восторг.
     - Усыпляльщикова работа! - поняла она мигом. -  Ого,  братец Бонд, и ты
здесь?! - восклицание относилось к спящему начальнику разведки. -  Гляди-ка:
ваш полицейский! Наш сыщик!.. Эй, господин репортер,  сенсацию проспите! Как
их разбудить? Орать погромче, что ли?
     - Биллендон  и  Аусель  подходят к переправе, - пробубнил более  внятно
репортер, которого она встряхнула за плечо.
     - Биллендон и Аусель?  - повторил Рей, приближаясь,  чтобы вслушаться в
бормотание.
     -  Сержант  Дамло в  тревоге  следит  за развитием событий, - продолжал
репортер, - Браво, Дамло! Вам предстоит...
     - Бред какой-то! -  сказала Марианна, ибо Дамло мирно похрапывал в двух
шагах от репортера. - Не мешай!
     -  Подъемный механизм моста, как вы уже знаете, дорогие радиослушатели,
был   приведен   в  действие  роботами,   которые  приняли  мотоциклетки  за
механических  диких  зверей   или  что-нибудь   в  этом  роде.  Из-за  этого
остановилось продвижение войск господина мэра...
     - Войск господина мэра! - Марианна покатилась со смеху.
     Не  далее как вчера Рей охотно  посмеялся бы вместе с нею. Он и  теперь
помедлил, затем неохотно сказал:
     - Отчего бы не поглядеть?.. Кэбы помчались наверх.



     Биллендон  и  г-н  Аусель,  в  уцелевшей  резиденции  которого - отсеке
десантной  ракеты   -  они  заночевали,   утром  настигли  сперва  арьергард
наступающей армии, затем обогнали его и вскоре очутились вместе с передовыми
частями на берегу реки перед поднятым на той стороне мостом.:  С г-ном мэром
им на этот раз не  довелось увидеться:  он сидел в своей засаде и был  занят
цитированными выше размышлениями.
     Золотой шар, увенчивающий пирамиду холма, и этот мост, хоть и поднятый,
говорили о возможности встретиться, наконец, с бодрствующими цивилизованными
людьми, которые, вероятно, знают, где находятся Даугенталь, Марианна и Рей.
     Последние  оказались  легки  на  помине.  С   противоположного   берега
донеслось:
     - Эй, господин Биллендон! Здравствуйте, ректор!
     Мост начал опускаться!
     Мэр,  высунувшись из  кустов,  пронаблюдал, как  полотнище  моста  безо
всяких  усилий  со  стороны  этих  господ,  улеглось  прямехонько   к  ногам
Биллендона и. Ауселя. Вот какова она - жизнь!
     Он взмахнул рукой.
     Кусты  диких   роз  окутались  бензиновой  гарью,  мотоциклетки  бешено
рванулись  с места -  и загудел под колесами мост, по  которому  неторопливо
шествовали себе  эти двое... Никто не успел опомниться - кроме Дамло. Только
мелькнули перед  носом сыщика  сточенные подковки  на  сапогах сержанта. Тот
действовал  с  необычайной  стремительностью: ухватив  поперек  корпуса,  он
швырнул в воду сперва Биллендона, за которым следом полетел через перила г-н
Аусель - на это хватило и мига...
     Победоносная армия двинулась на приступ.



     Не   встречая  сопротивления,  нагруженные  до  отказа  мотоциклетки  с
автоматчиками  мчались по  виткам спирального пандуса,  и шум моторов достиг
слуха ересиарха, расположившегося со своей свитой  в зале здания под золотым
куполом.
     -  Теперь  все  зависит от вас!  -  сказал Жюстип, с  тревогой наблюдая
смятение  в мыслях своего главнокомандующего. - Дело ваше  простое: думайте!
Думайте  очень  настойчиво,   как  мы  договорились,  ведь  вы  же  наизусть
выучили... Может быть, выйдете к ним?
     -  Чтобы  меня  подстрелили?  -  взвизгнул  вострепетавший  ересиарх. -
Выходите сами! Я лояльный  гражданин  и уважаю власти! Надеюсь, господин мэр
вспомнит все-таки...
     - Предатель! Ты всех пас погубишь!
     Дверь распахнулась. Вошел г-н мэр  в окружении эскорта автоматчиков. Он
широко улыбался. Город взят без единого выстрела!
     При  виде  Эстеффана  и  Жюстипа улыбка  ею  несколько  подкисла,  хотя
Эстеффан отвечал на нее собственной - сладчайшею!
     -  Ах,  господа, господа! - с грустью произнес  мэр  - Все ловчив,  все
обманываем!?  Только   номер  больше  не  пройдет!  Я  принужден   соблюдать
твердость, ничего не попишешь, таков закон войны.  Распорядитесь! - приказал
он, обернувшись  к  Доремю, с которым сделался неразлучен. Автоматчики пошли
вперед -  Кое-кто  назовет это  жестокостью,  но если бы вы  не  мешали моим
планам,  которые, могу смело  сказать, ведут  ко  всеобщему  благу...  -  Не
договорив,  г-н  мэр прижал  ко  глазам  своим  грязный  платок. - Прощайте,
господа!
     -  Думайте!  - страшным шепотом проорал  Жюстип в самое  ухо ересиарха.
Тот, в пароксизме ужаса, казалось, этого даже не услыхал.  Вся  его жалкая и
забавная жизнь  проносилась  перед вытаращенными очами, в которые уставились
черные зрачки автоматов.
     -  Господин мэр,  но  я  же  сдаюсь!..  -  успел  и  смог  он  все-таки
проверещать.
     Мэр молча взмахнул рукой, зажал уши, отворотился:
     - Пли!
     -  Аве! - нараспев провыли автоматчики. -  Аве,  господине Эстеффане! -
Они  опустились  на  колени. Грянула "Глория",  мощно подхваченная  тысячами
голосов пешею воинства, бредущего снизу.  Святые позабытые слова гремели над
дремучим лесом, сливаясь в нечто единое со святым запахом  розы, властвующим
над этим краем... У того, кого все это напрямик  не касалось, могло и сердце
защемить от  умиления! Но в  зале  здания  под  куполом ни одного такого  не
нашлось. Гипнотизер,  держась  руками за свое  разнесчастное горло,  ошалело
метался  от г-на мэра  к г-ну Доремю,  не  в сипах  будучи  хоть  что-нибудь
предпринять - Слишком  громко поют! - блаженствуя, прокричал г-н  Эстеффан в
ухо г-ну Жюстипу.
     -  Надо  сперва  окончательно  обезвредить  этою,  -  Жюстип указал  на
гипнотизера. - Прикажите мысленно, связать и заткнуть рот!
     Через  минуту гипнотизер,  упакованный, словно почтовая посылка,  лежал
под ногами г-на Эстеффана. Изо рта у него торчал кляп.
     - Пение можно прекратить, - сказал Жюстип. "Глория" немедленно умолкла,
ибо  хотя  звуки  ее  для  уха  вероучителя  были  сладки, но  для  оною  же
утомительны. - А теперь, - продолжал Жюстип, - давайте удалим посторонних! Я
имею в виду тех, кто находится.., в бессознательном  состоянии. - И это было
исполнено. Автоматчики вышли. - Господа, я буду  предельно краток. Разбудить
всех  несложно, только стоит  ли?  Должен признать,  в мыслях господина мэра
было немало здравого смысла.
     - Весьма обязан, - отозвался мэр. - Продолжайте, господин Жюстип!
     - Я  протестую! - зазвеневшим голосом выкрикнут  г-н Эстеффан. - Почему
этот.., этот субъект ведет себя здесь председателем, ему дозволяется?.. - Он
задохнулся от негодования. - Пусть сперва даст отчет..
     - Не время, -  возразил Жюстип смиренно, - и не место... Все  ли отдают
себе отчет в нашем положении? Мы отрезаны от мира надолго или навсегда.
     - Скорее всего, последнее, - вставил г-н мэр.
     -  В этом  случае наши  десять  тысяч  человек  составят ядро  будущего
человечества. Неужели непонятно, как важно сразу, с самого начала установить
настоящий порядок!
     -  Например, женщин у нас маловато,  - сказал озабоченно  мэр.  - Из-за
этого одного знаете какая поднимется буча, если их всех разбудить!
     - Слыхали?  - сказал  Эстеффану Жюстип. - Нам с вами это в голову бы не
пришло. Без деловых людей не обойтись! Бросьте обижаться на пустяки. Мы  ему
тоже свинью подложили!
     -  Уж  что  да, то да!  - весело  откликнулся  мэр.  - Сказали бы,  как
изловчились? Ну, понимаю, специалист мой без голоса остался, так ведь.
     - ..вы сделали Доремю индуктором! - подсказал Жюстип.
     - Да! И что?
     - А то, -  со злорадством отвечал Жюстип, -  что господин капельмейстер
никуда не годен  ни как индуктор, ни как реципиент! Он совершенно неспособен
воспринимать!! транслировать телепатеммы!
     - Почему?
     -  Потому  что антенной служат волосы,  понятно?  Без  волос  никак  не
обойтись.
     - Понятно, почему он брился! - Мэр сердито пихнул связанного незнакомца
ногою.  - Главное-то утаил,  негодяй! Но что  до  волос,  то Доремю  - самый
волосатый человек во всей округе!
     -  Он  лыс как коленка! -  завопил Жюстип с долгожданным  торжеством. -
Считайте, сделали индуктором глухонемого!
     - Доремю - лысый? - мэр не верил ушам.
     - Смешно не знать, - сердито сказал Эстеффан. -  Всем известно, что это
парик!
     - Тоже  мне,  специалист! - воскликнул  мэр,  с  отвращением  глядя  на
незнакомца. -  Я  насчет  волос не компетентен, у меня своих мало, но... - и
тут он вдруг захохотал, долго,  заливисто, курлыкая, теряя дыхание, шмыгая в
кулак и вытирая платочком глаза...  -  Ловко,  ловко заморочили!.. Я с вами,
ребята!  Мы  заживем тут  неплохо.  Это  вольная,  никому  не  принадлежащая
территория, кодексы я знаю наизусть. Если местное население объявится, гм..,
посмотрим, посмотрим! Думаю, следует создать здесь свое правительство, а  не
думать  о  возвращении. Что мы  там хорошего оставили? А  здесь?  Эстеффан -
живой бог, никакой конкуренции! Мы с господином Жюстипом...
     -  Не  забывайте,  я  могу  читать  мысли,  -   сказал   Жюстип,   хотя
телепатическая антенна у  вас никудышная! Опять запели про себя "Августина"?
Не   поможет!  Вам,  господин   мэр,  придется   ограничиться  хозяйственной
деятельностью, причем под надежным контролем!
     - Что  ж,  -  сказал мэр,  лучась в  улыбке,  -  может  быть,  в этом и
заключено мое истинное призвание!
     -  Надеюсь!..   Со  временем  мы,  конечно,   разбудим  кое,   кого  из
подследственных.., из подопечных, - поправился он, - которые почище!
     - Элиту! - подключился г-н Эстеффан. - Новые Афины!..
     - Афины так Афины, - сказал мэр,  - но между прочим, кое-кого следовало
бы как раз усыпить, да поскорее!
     - Кого? - Жюстип насторожился.
     - Например, я видел, тут шляется Биллендон, - отвечал мэр, прищурясь, -
не охваченный гипнозом, как-то проморгали! Первый смутьян, наделает  хлопот,
будьте здоровы!
     - Биллендон не принадлежит к элите, - уронил небрежно г-н Эстеффан.
     -  Дальше, - сказал мэр,  -  Аусель, эта девчонка, президентшина дочка!
Если нам придется выяснять отношения с нашим бывшим правительством...
     -  Бойкий  ребенок!  -  сказал, поежившись, г-н  Эстеффан,.  - Да-да, -
сказал мэр, - вот и  надо утихомирить, чтобы не  сломала шею! Пригодится при
переговорах!
     - Понятно! - сказал  Жюстип. - Это касается н мальчишки, я так полагаю!
Но, - продолжал он осторожно, - поскольку мы возложили на себя...
     - ..это тяжкое бремя, - подсказал г-н мэр, как бопее опытный оратор.
     -  ..то надо решить насчет еще одного человека. - Жюстип помедлил.  - Я
говорю  о  Даугентале!  Подождите,  господин   Эстеффан,  возражать,  сперва
послушайте! Он наверняка красный: все они красные в своих университетах. Так
что до стабилизации обстановки...
     - Без него наверняка не обошлось! - кипя, перебил мэр. - Открыл  вход -
откроет  и выход! Кем опять станем: мэришкой, легавым,  аптекаришкой!  Бомба
замедленного действия - вот что такое ваш Даугенталь!
     -  Если  вы... Если  хоть  волос...  -  затопав  ногами,  прошипел  г-н
Эстеффан, - я прикажу проснуться этим вашим илотам...
     - Кому-кому? - спросил мэр.
     - Вашим рабам! - выкрикнул г-н Эстеффан.
     - Ого! Ну и словечки, - сказал мэр.
     - Отдает пропагандой, - с отвращением подтвердил Жюстип.
     - Гм, рабам! - повторил мэр. - Я нашел бы другой термин, но пусть будет
так. Рабы! А вы знаете, до чего они  счастливы? Господам - хлопот полон рот,
а рабы видят сны - и какие! Хотел бы я...
     - Так усните, долго ли? - ядовито посоветовал г-н Эстеффан.
     - А кто же обо всех будет заботиться? - мэр щедро раскинул руки.  - Эх,
господин Эстеффан, мало вас, видно, лупили! Думаете, спасибо они вам скажут?
Да на  клочки  разорвут!..  Либеральничаете, предаете общие  интересы! Это ж
какие возможности: взять хоть рекламное дело!..
     - Без доктора  Даугенталя элита не будет элитой, -  стоял на  своем г-н
Эстеффан.
     -  Да  не съедим  мы вашего профессора! -  сердито вмешался  Жюстип.  -
Ничего с ним не сделаешь, пуля  его не берет, временно изолировать,  чтоб не
заварил каши!..
     - Временно! -  сказал  г-н Эстеффан,  величаво  воздев  своп  перст.  -
Проявить максимальную деликатность!
     - Ваша воля - закон! - льстиво подхватил г-н мэр.
     - Тем более, что его разыскать еще надо, - сказал Жюстип,  наклоняясь к
гипнотизеру.  -  Переходите  в  мое  подчинение,  -  обратился  он  к  нему,
вытаскивая изо рта его кляп. - Будете возражать?
     - Н-нет!.. - просипел гипнотизер, едва ворочая помятым языком. Жюстип в
награду за ответ разрезал на нем веревки.
     - Ого! На ловца и зверь бежит! - воскликнул г-н мэр.



     - Вот они эти связывальщики! А вот  и  усыпляльщик,  жутко  надоедливый
тип!  Здравствуйте,  господин  Эстеффан,  ох,  смешно же  вы  разговаривали,
помните,  когда  инквизиция вас судила? Как  спалось?  -  Марианна  и  Элиза
хихикнули. - Понравились вам мои призраки?
     Г-н  Эстеффан побледнел. Г-н  Жюстип  поджал  губы. Так  вот  оно  что!
Девчонка дешево  не  отделается,  надо только  выяснить, как  достигнуты эти
ночные эффекты с  вампирами  и прочим  -  пригодится, глядишь,  в дальнейшей
деятельности...
     -  Здравствуйте,  милая мадмуазель! - проворковал  г-н мэр.  - Господин
президент  звонил,  справлялся...  Ваша матушка  была очень  расстроена. Ах,
господин  Биллендон!  Здравствуйте,  господин  Аусель!  Вот  мы  все,  слава
создателю,  и  встретились, и  заживем теперь большой дружной  семьей!  - Он
говорил  это,  одновременно следя  за  спором Жюстипа и  гипнотизера  -  тот
упирался. "Девчонка не поддается!" - сипел он. - "Заставьте!" - Вот  именно!
- с  любвеобильной улыбкой проговорил мэр.  - Иным бездельникам, ради  блага
этой большой семьи, придется как следует потрудиться, только и всего, им это
будет полезно!
     - А собака? - просипел гипнотизер.
     Кьерк, стоявший обок с Марианной,  и впрямь  мог  бы  войти  в  историю
первой  собакой,  совершившей  государственный переворот,  кабы ему  вовремя
подали команду.  Но все вновь прибывшие не подозревали о решениях,  принятых
на их счет, а потому были настроены скорее юмористически.
     -  Но  дела,  дела! - воскликнул г-н мэр с добродушным огорчением. - Мы
должны будем вас покинуть. А  этот господин,  - он кивнул на  гипнотизера, -
пусть останется и позаботится о ваших удобствах.
     - Еще чего! - сказала Марианна.
     -  Непременно,   -  ответил  мэр.   -   Я   попытаюсь  связаться  с  их
превосходительствами, но  до  тех  пор ответственность за вашу  безопасность
лежит на моих плечах, дорогая мадмуазель. Слыхали, что здесь водятся дикари?
Господин Жюстип, оставьте ему пистолет!
     - Опять  - я, только я останусь во всем  виноват, - просипел гипнотизер
вслед мэру, Жюстипу  и трем праведным мужам,  уводящим г-на  Эстеффана,  ибо
никто не пожелал присутствовать на предполагаемом зрелище, - Прошу внимания!
- просипел он погромче. - Глядите сюда! - В руке у него что-то заблестело.
     - Опять? - сказала Марианна. - Хрипун паршивый! Кьерк!
     Кьерк напрягся в ожидании команды. Гипнотизер поднял пистолет.
     -  Жаль собачку!  -  сказал он,  пуская с  перепугу  петуха. - Ну  как,
господа дети и взрослые? Может быть, подчинимся?
     - Да  не спорьте  вы  с ним, послушайтесь!  - сказал другой голос, хотя
никого в зале больше не было. - Им же хуже будет! Пускай себе усыпляет!
     -  Он  еще  и чревовещатель!  -  сказала  Марианна,  вертясь  в поисках
источника звука.
     -  Что такое?  -  сипло  всполошился  гипнотизер,  явно  недоумевая.  -
Продолжим сеанс!
     Он  либо  притворялся,  либо  на  самом деле не слыхал  нового  голоса,
который с раздраженной ноткой продолжал:
     - Алло, слушайте и  не вертитесь! Говорит сержант Дамло. Биллендон,  вы
меня узнаете? -  Голос точно  принадлежал  Дамло, однако  это могли  быть  и
гипнотизерские штучки. - Повторяю, говорит Дамло! Слушайте и подчиняйтесь, а
то они забеспокоятся, всю музыку испортят! Ясно, Биллендон?
     - Ясно, - сказал Биллендон.
     - Что?  -  сипло осведомился гипнотизер.  -  Прошу не отвлекаться!  Вам
ужасно  хочется   спать!  Ваши  глаза  невольно  закрываются..,  вам  трудно
смотреть!.,   ваши   веки   наливаются   ртутью..,  тяжелеют..,  тяжелеют..,
тяжелеют!..
     -  Вот-вот -  подхватил невидимый Дамло.  - Тяжелеют! Сейчас он скажет,
чтобы  вы увидели, что  пожелаете,  такое  у него правило!  А  вы  пожелайте
увидеть меня, сержанта Дамло! Приятного сна!
     - Приятного  сна!  -  заключил  гипнотизер,  с  удовлетворением  озирая
результат своей деятельности. Но он не увидел того, что увидали они: посреди
зала, как раз возле довольного собой гипнотизера, стоял полицейский Дамло Он
приятельски ухмылялся.
     - Вот  и  повстречались!  - сказал  Дамло. - Господин сыщик, ознакомьте
людей с оперативной обстановкой. Я, извиняюсь, не оратор.



     -  Удалось!  - прошептал г-н  мэр,  наблюдая  за  ходом  событий сквозь
дверную щелку. - Он все-таки неплохой специалист. Очередь за Даугенталем!
     - Погодите-ка!.. - отмахнулся г-н Жюстип, напряженно подслушивая...
     "Ах, мой  милый  Августин!...  - запел про  себя  мэр,  погладил редкую
макушку и от нечего делать прилип снова к щелке.



     - Вот и  все, -  заключил сыщик.  -  Но главного  я  сам  не  знаю: как
господин Дамло сумел.., э-э.., достиг, ну, в общем...
     - Это я вам и задаром изложу, -  отвечал Дамло.  - Каждый  имеет  право
увидеть, что  захочет:  охотник  дракона отстреливает,  булочник  миллионами
ворочает. А  я  всегда хочу  видеть все,  как оно  есть  на  самом деле, без
вранья, и неукоснительно исполнять! Если  вам  не понятно, так  только из-за
вашей безответственности.
     - Стоп! - сказал  Рей. -  Как  вы смогли сбросить  с моста Биллендона и
господина Ауселя?
     - Знал, что совершат наезд, и сбросил! Сначала-то  сам хотел  встать на
дороге, по привычке:  начинал регулировщиком, потом думаю: какого черта, они
же меня не увидят, проедут насквозь...
     -  Мэра насквозь, стену  насквозь - вас все равно  что  нету,  господин
Дамло! А в Биллендоне центнер весу! Как же...
     - Не впрок тебе  наука. Повторяю: вижу,  что хочу. Хочу видеть  то, что
есть на самом деле. Теперь сообрази: если я  захотел увидеть, что  я сбросил
его  в воду, то,  согласно правилам,  увижу, а раз я  это увидел, значит, он
натурально окажется в воде, потому  что  видеть  вранья  я не заказывал, это
было бы не как на самом деле, а сплошное надувательство, понял теперь?
     - Господин Дамло, вы гений! - ответил Рей.
     - Никогда не занимался! - отрубил Дамло сердито.
     - Выходит, - сказала Марианна. - вы можете все, что угодно?
     - В пределах закона, мамзель!
     - Зачем же вы нас усыпили? - спросил Биллендон.
     - Помощники нужны, - сказал Дамло. - Один не поспеваю. За сыщиком самим
глаз нужен, отворотись - споются!..
     - Вы же могли заставить их увидеть  нас, не усыпляя! - сказал сыщик, ни
капельки не обидевшись.
     -  Что  вы  мелете?  Это  было  бы  ненатурально  и  вредно:   является
галлюцинацией. А тут здоровый сон.
     - Но  мы-то с вами никому не видны,  не  слышны, спим себе  в  подвале,
путешествуем.., мысленно, а они стоят  где стояли, видят то,  что без  этого
видели, плюс вас и меня - ну, какая же разница?
     - Еще какая! - воскликнул Рей.
     - Сержант, - сказала чинно  Марианна,  -  я скажу своему папе, чтобы он
сделал вас министром!
     И  тут господин мэр  увидел  в щель такое, что на его реденькой макушке
зашевелились  волосы:  Марианна, взмахнув руками,  взмыла под потолок.  Все,
включая  всполошившегося гипнотизера,  в  изумлении  подняли  головы.  Кьерк
заскулил.
     -  Вы что,  никогда  не летали во сне?  - крикнула  сверху  девчонка. -
Захотите-ка увидеть, что летаете?
     Рей пробкой  взлетел  вслед за ней.  Биллендон  медленно  поднимался  в
воздух  тоже...  "Ах, мой  милый  Августин!" - подумал г-н мэр и попятился в
кусты... Оттуда он мог наблюдать, как г-н Жюстип оглядывался, потеряв его из
виду, как махнул затем рукою, помчался к мотоциклетке... "Да ну их совсем! -
подумал  г-н  мэр.  -  Ограничимся  чисто  хозяйственной  деятельностью!"  К
сожалению,  ни он,  ни  насмерть напуганный  гипнотизер  не  увидели  самого
главного, да и не смогли бы увидеть, как Дамло слегка развел  локти, сердито
кашлянул, взмахнул кистями рук и,  не теряя достоинства,  поплыл в  воздухе!
Сыщик  ринулся за ним, кувыркаясь, барахтаясь, как необученный  птенец возле
родителя. Бессмысленный восторг сочился в его душу по замусоренным каналам -
и проник, полился, обжигая... Сыщик жизнерадостно хихикнул.
     - Скорей к Даугенталю! - закричал Рей.
     -  Сперва  надо   этого  изолировать,  -  заявил  Дамло,  указывая   на
гипнотизера.
     -  Да  пускай его  кондрашка хватит! - ответила Марианна -  Не бойтесь,
усыпляльщик не насовсем!
     Но гипнотизер этого не услышал, поскольку паралич его уже разбил.



     Они  вылетели наружу  через дверь, когда первые колонны пешего воинства
маршировали уже к зданию, увенчанному золотым сфероидом.
     - Пора будить, - сказал Биллендон.
     - Осторожнее, - сказал Рей, - чтоб не перепугались!..
     - Всех, кроме нас, - сказала  Марианна.  - Кто как,  а я запрещаю  себе
просыпаться!
     Биллендон и Рей переглянулись.
     -  Одна-то  ты много чего натворишь,  -  сказал  Биллендон. -  Придется
составить компанию! Что с вами, Дамло?
     Яйцо Дамло побагровело, исказитесь. Он что-то силился сказать, но  смог
только ткнуть пальцем в серьгу, из которой доносился говорок репортера:
     - Господин Эстеффан вынимает  иглу из мускулистой руки сержанта! Второй
укол получает господин частный детектив!
     - Ой! - пискнул сыщик - и сразу словно бы растаял в воздухе.
     Дамло  все  еще  сопротивлялся, скрипя зубами. Помутнели глаза,  и  под
слова репортера: "Идея оказалась правильной: наркологические уколы произвели
ожидаемое  действие, сержант исчез столь же внезапно, как появился, - вместе
с серьгой...
     - Я их прикончу! - завопила Марианна. -  Хочу, чтоб они  облысели все -
мэр, этот Жустель, или как его, связывальщики!..
     - Ты еще позолоти  им  лысины, - посоветовал Рей, обрадованный тем, что
она не поступила хуже.
     - Добро переводить! - ответила Марианна. Мэр, сидя в кустах, не  слышал
этого разговора. Но  его словно ветер  по голове погладил.  Вискам и затылку
стало непривычно прохладно. Мэр потрогал голову - как бильярдный шар! Только
что  были  волосы, не так много,  но все-таки, куда они  девались?  "Ах, мой
милый Августин, Августин,  Августин..,  вот  н  дожил  до седин,  черт  тебя
возьми!" Страшновато  было  увидеть  в упор эти лица, серые от  усталости, с
неподвижными тусклыми глазами, ряд за рядом... Победоносная  армия, двинутая
на  завоевание того, о чем она понятия не имела, лишенная теперь командиров,
но все  же движущаяся вперед  во исполнение  последнего  приказа  и  готовая
двигаться, пока выдерживают ноги и сердца.
     Г-н мэр, лысенький, сидя в кустах, принимал этот жуткий парад. Было ему
грустно, было чего-то жаль...
     - Наваждение какое-то! - спохватился Биллендон. - Сейчас они посыплются
с обрыва! Эй, проснитесь!
     Результат был для всех неожидан.
     Спящие  пробудились  только  на  миг.  Лица  ожили.  Засверкали  глаза,
оглядывая этот удивительный  новый  мир, и  тут же закрылись  снова. Колонны
рассыпались, каждый  повалился  где  стоял, и каждый уснул  на  свой  манер,
обыкновенным человеческим сном, избывая нечеловеческую усталость.
     - Ну, братцы, это надолго, - сказал Биллендон.
     - И пускай себе!  -  сказала  Марианна, прислушиваясь. Не  взрыв -  эхо
отдаленного  взрыва донеслось  откуда-то из глубины чащи... И приближающийся
шум мотоциклетного мотора...
     - Рей! Это мамочка!
     - Теперь только Гентчера не хватает! - неожиданно для себя съязвил Рей.
     - Ревнуешь? - отбрила Марианна. - Давно пора!



     В  апартаменте  пахло  малагой.  Г-н  президент сидел в  кресле, уронив
голову на стол, но сразу встрепенулся  на звук  отворяемой двери.  Она мигом
отметила, что он небрит и что даже очки у него потускнели.
     Муж движением руки остановил поток вопросов.
     - Мы свергнуты,  дорогая,  -  сказал он. - Мне  предъявили  ультиматум:
заговор  против  руководства  вооруженных  сил,  принудительная  изоляция..,
словом,  совершенно  абсурдные  обвинения,   но  когда  ты  звонила,  дворец
находился в осаде. И, видишь ли, пришлось бежать!
     - Приведи себя в порядок, - холодно ответила она.
     Вскоре лимузин  с г-ном  президентом за  рулем выкатился из  подземного
гаража, пролавировал по узеньким улочкам и не  без  труда  развернулся перед
распахнутыми воротами каменного сарая.
     Ее превосходительство отметила не без удивления, что улицы  не были уже
вовсе пусты, как во время недавней прогулки; навстречу попалось три или даже
четыре человека, показавшиеся ей ряжеными: в плетеных шляпах  с перышками, в
полотняных  расшитых блузах и  таких же  штанах, в грубых башмаках, прошитых
некрашенной суровой  нитью.  Завидев лимузин, они  будто  бы  остолбенели от
изумления и провожали его выпученными глазами! Наблюдение примечательное...
     Г-н  президент  был слишком  погружен в себя, но  и он  заметил  чуть в
стороне от сарая старенькую запряженную лошадью пролетку. Возница поклевывал
носом,  намотав вожжи  на руку. "Должно быть, - подумал г-н президент, - это
кто-то  из  окрестных фермеров, хотя не слыхать  было, чтобы  в этой  округе
водились еще лошади".
     Так или иначе, этот человек не обратил внимания на президентскую машину
и даже не  подумал издать приветственного  клика.  "Тупы  еще  эти  сельские
жители,  -  подумал  с  обидою  г-н  президент,  -  и  когда  придет  к  ним
просвещенность?" Впрочем, отсутствие  просвещенности было сейчас как  нельзя
более  кстати. Не до ликующих  толп,  было бы  лучше, кабы вообще  никто  не
увидел машины и не проследил ее маршрута!..
     Лимузин проехал сквозь сарай,  напоследок отразившись в сияющем зеркале
-  радужные  блики погладили лица, г-н  президент,  морщась, поправил  очки.
Машина  остановилась  возле ступенек. Прежде чем выйти, мадам включила свет,
чтобы оглядеться и не позабыть ничего нужного в салоне.
     - Откуда это? - ахнула она.
     На  туалетном  столике возле  радиотелефонной трубки  лежала  перчатка,
длинная черная ажурная перчатка, пара той, что была у нее на руке. Перчатка,
которую она сама недавно швырнула туда, за дверь, в те кусты...
     Поверх   перчатки   лежал    необыкновенно    пышный   многолепестковый
благоухающий цветок шиповника. Он начал уже осыпаться.
     Когда меня..,  когда меня,  мой  рыцарь  верный,  ты  любишь  так,  как
говоришь...
     Г-н президент довольно  умело  вывел благоразумно прихваченную с  собою
мотоциклетку. Когда-то в молодости они на такой вдвоем катались - и довольно
лихо. С его, конечно, точки зрения!..



     Машина все же  не осталась вовсе уж незамеченной, Беглые телохранители,
вовремя  спрятавшись,   вышли  из   укрытия   только   тогда,   когда   чихи
мотоциклетного мотора удалились.
     - Пронесло! - сказал один другому с облегчением.
     - Тс-с!.. - отозвался другой.
     Им помешали опять: какой-то  старик с бородой во всю грудь вышел из той
заклятой  двери!  Он,  шаркая,  обогнул  лимузин,  брошенный у  ступенек, не
задержался и возле зеркала, которое ярко окрасило белую бороду, проковылял в
ворота к  пролетке,  тронул за  плечо  возницу.  Тот встрепенулся,  принялся
расправлять вожжи.
     На  ракетном  кладбища  возле  покинутой  железной  кельи  г-на  Ауселя
пролетка ненадолго остановилась.
     - Ну, давай! - сказал  один  тип другому -  теперь уж  неважно, который
которому,  так  как  едва  зубило приподняло  крышку  наконец-то  найденного
железного  сундучка  Биллендона,  как  оба  они обратились  в пыль  вместе с
циклопическим  строением, где  находились.  Дом  Биллендона,  примыкавший  к
зданию мастерской, также перестал существовать.
     Эхо взрыва, прогремевшего чуть ли не три столетия назад, достигло слуха
Марианны...



     - Девочка моя!..
     -  Ну, сейчас  начнется!..  -  пробурчала Марианна.  И, разумеется,  не
ошиблась.
     Но   прежде   чем   остановились   мотоциклетки   г-на   президента   и
сопровождавших его Эстеффана и Жюстипа - облысевших, -  навстречу, лучезарно
улыбаясь, выступил из кустов лысенький, благостный, не слишком чистый с виду
г-н мэр.
     - Мое почтение, ваше превосходительство!
     - Здравствуйте, здравствуйте, градоправитель! - шутливым тоном произнес
г-н президент,  вручая г-ну мэру ладонь, которую тот ухватил двумя. - Попали
вы, как говорится, в переплет?.
     - Да, возникло довольно сложное положение,  - деловито ответствовал г-н
мэр,  - однако, слава  богу,  обошлось  без  особых  последствий.  Если  вас
интересуют подробности...
     - Интересуют, - сказал г-н президент. - Например, где мои генералы?
     Они  отошли  ото   всех  в   сторонку,  занятые  долгим   и,  наверное,
увлекательным  разговором.  Марианна выдерживала  бурю  поцелуев, шлепков  и
ласк, уши ее  пылали  с досады,  Рей  за нею приглядывал: девчонка могла, не
утерпев,  отослать   мамочку  в  какие-нибудь  тартарары,  причем  вовсе  не
фигурально! Биллендон был тоже настороже.
     - Хватит! - наконец, успокоившись, оборвала президентша разговор своего
супруга  с  мэром.  -  Нас  ждут  государственные  дела!  -  Она  беспокойно
вглядывалась в лица спящих вокруг людей. - Я почему-то не вижу...
     - Кого,  дорогая?..  -  осведомился  г-н  президент. -  Грустный  такой
человечек,  с вострым носиком! - мигом  нашлась  ее превосходительство. - Ты
его приставил следить за мной -  глупенький, боялся бы лучше государственной
измены! - она потрепала президента по щеке.
     - Как же  - сыщика она ищет! - ядовито прошептала Марианна, еще не зная
о принесенной жертве.  И завопила. - Правильно, мамочка!  Пусть  сыщик будет
здесь и господин Дамло...
     Из двери здания под куполом появился Дамло. Ни на кого более не обращая
внимания,  он подошел  прямо  к  мэру.  Миг - и на  запястьях  главы  города
защелкнулись  наручники,  самые  лучшие,  купленные  на  жалованье,  так как
муниципалитет не выделил на это средств.
     -  Я протестую! - воскликнул г-н мэр, показывая скованные  руки. - Ваше
превосходительство!..
     -  Э?..  -  произнес  президент.   -  Сержант,  прекратите  беззаконие!
Освободите его, приказываю!
     - Знайте свою работу, ваше превосходительство, а я  знаю свою, - мрачно
ответил Дамло. - Тургот! Лицом к стене!
     Лицо  г-на  мэра  жалко дрогнуло. Столько  сменил  он  имен,  кличек  и
прозвищ, что  почти забыл, как звали его когда-то по-настоящему, с  детства,
читал о Турготе в газетах, как о постороннем, однофамильце, даже негодовал -
чуть ли ни искренне иногда - по поводу бесчинств неуловимой шайки, которая в
свободное  от бандитизма время  справляла  мирные  муниципальные должности в
подвластном ему городке.
     -  Банда взята целиком, за исключением двоих,  погибших при  исполнении
уголовных  обязанностей, а также многочисленных пособников и соучастников, -
сказал Дамло.  - Драгоценности, которые зашиты в подкладке пиджака, я именем
закона конфискую!
     И  тогда  мэр заплакал,  глядя  на  всех  глазами напрасно  обиженного,
честного  ребенка.  Труд,  неустанный  труд  всей  жизни...  Ах,  мой  милый
Августин!..
     Но  тут другое событие отвлекло  от  него внимание присутствующих -  во
всяком случае, бодрствующих.
     Агент  тайной полиции г-н Жюстип мог бы, благодаря своей  бдительности,
сделать хорошую  карьеру,  не его  вина в том,  что обстоятельства  этому не
способствовали.
     Когда с  дерева, под которым стоял г-н президент, упало крупное яблоко,
никто из окружающих, увлеченных сценою пленения прославленного  Тургота,  не
поднял головы,  один  Жюстип  запрокинул свою  свежую, не успевшую  загореть
лысину и  увидел посреди пышной листвы троих неизвестных. Присутствие  этого
мужчины,  этой  женщины и  этого ребенка не могло быть предусмотрено никаким
протоколом: они были  буквально  в чем мать родила! А  поведение определенно
составляло опасность  для  здоровья и,  не исключено, для самой  жизни  г-на
президента.
     Мужчина  и  женщина  там,  посреди ветвей,  наблюдали,  смеясь,  как их
голопузый  потомок, выбрав яблоко покрупней, целит  им  в самую  макушку его
превосходительства!
     Жюстип, мгновенно выхватив пистолет, с грохотом  выпалил. Ни яблоко, ни
пуля  не  поразили  цели.  Карапуз  только  завертелся,  отыскивая  источник
непривычного   звука,  ничего   не   понял,  ухватил  другое  яблоко  вместо
оброненного, замахнулся  - и  Жюстип выпалил вторично. Никто глазом моргнуть
не успел, как все это совершилось.
     Черт  возьми, не мог он  промахнуться, да  еще дважды! И выстрел не был
холостым: листья  сыпались...  Так  оплошать на  глазах высшего  начальства!
Жюстип, занервничав, выпалил в третий раз...
     -  По какой  цели  здесь ведется  огонь? -  осведомился  г-н президент,
проявляя достойную выдержку.
     - Там люди!.. - в отчаянии пробормотал Жюстип.
     - И вы стреляете?! - воскликнула президентша.
     - Но это же дикари!
     Он  осекся.  Младенец посреди ветвей  вертел перед  глазами пойманную в
воздухе пулю. Уставился затем  на Жюстипа, на пистолет, взмахнул ручонкою...
Вот это была меткость: пуля вошла назад в  еще поднятый ствол, встретилась с
невыстреленной подругой, взорвавшийся в ладони пистолет упал под ноги...
     Но  дрянной парнишка,  видать, еще не наигрался с Жюстипом,  он сиганул
вниз, прямо к нему!
     - Эльза, успокой своего карапуза! - послышался сердитый голосок Элизы.
     Тогда родители, эти бесхвостые  белые обезьяны, прыгнули тоже, перед их
телами  раздвинулась  листва...  Они  подхватили  чадо свое  еще  в воздухе,
ухватили за руки и поплыли низко над  спящею толпою. Вблизи на их коже стали
видны  знакомые созвездия  точек,  генерирующих  уплотненное  энергетическое
поле. Точки пылали пульсирующим огнем.
     - Элиза! - позвала женщина, остановив полет, волшебный полет волшебного
юного тела!
     - Я здесь, Эльза! - откликнулась Элиза, сидевшая у Марианны на руках. -
Должна тебе сказать, ты скверно воспитываешь мальчишку!



     Такими увидели они нас, отдаленных потомков своих, к которым,  наконец,
вернулись после трехсотлетнего  отсутствия, для  них  продолжавшегося только
миг. Вернулись - и не узнали нас, как и мы их, впрочем, не узнали...
     -  Господин  Дамло,  -  сказал  г-н  Аусель,  когда  унялась  суматоха,
связанная  с появлением  тех, кого  сочли за белых дикарей, - вы не могли бы
мне сказать, где находится сейчас доктор Даугенталь?
     - В обсерватории!  - буркнул Дамло, указывая  вверх, на золотой сфероид
купола.



     -  Мы нашли  это в бутылке,  -  сказал г-н Аусель,  - в пустой  бутылке
из-под  ямайского рома, который мне, помните,  кто-то  подарил  позавчера! Я
сперва  подумал.., но у меня нет  отвратительной  привычки  затыкать бутылки
бумажными пробками. И вот...
     Он положил  перед  Даугенталем  изрядно  помятый  истлевший листок,  на
котором  были  знакомым  каллиграфическим  почерком  выведены  почти  вконец
выцветшие  строчки:   "Г-н  Аусель,   когда  из-за  Вашей  любознательности,
вызванной добрыми намерениями, Вы должны  были либо погибнуть, либо впасть в
постыдное беспамятство на несколько недель, я выбрал последнее, за что готов
просить и надеюсь получить Ваше драгоценное для меня прощение!
     Мы никогда не  увидимся. Вы теперь в страшной дали  от меня и, конечно,
имеете то, что желали: мир-приют, мир-убежище, с  собственным  хозяйством  и
администрацией   и  даже,  коли  это   Вам  по-прежнему  угодно,  карликовое
государство, отделенное от всего света, словом, все,  что  мой нотариус  г-н
Когль со  свойственной ему премилой  тщательностью  вписал  когда-то  в свой
достопамятный протокол.  Любопытно было бы взглянуть хоть одним глазком, что
из этого вышло! Но все уже кончено. Дверь, г-н Аусель, отворилась.
     Она  отворилась, и я увидал молодого человека, спускающегося ко мне  по
лестнице, увидел его  бородку модного нынче фасона, его глаза, щенячьи из-за
выражения грусти, любопытства и какой-то обреченности. Угадываете ли? Я вижу
его впервые,  но знаю его, нет у него  от меня  тайн, потому  что,  господи,
помоги мне, это я, это я сам!
     Прощайте! Прощайте!" Подписи снова не было.
     - Кто следующий? - сказал Даугенталь. И повернулся к Рею. - Я вижу сыпь
у вас на коже, коллега. Вы уже знаете?..
     - Да, - сказал Рей.
     - Значит, все-таки он это сделал, - задумчиво сказал Даугенталь. - И вы
их уже видели? Как они выглядят?
     - Их приняли за дикарей. За белых дикарей!
     - Здесь обсерватория,  коллега, - сказал Даугенталь. - Наблюдение вести
можно днем. Понимаете, что это  значит. Вот и экран . Поглядите, коллега, на
Марс. Увеличивайте изображение, приближайте!.. Что скажете?
     - Атмосфера! - прошептал ошеломленный Рей.
     - И растительность тундры. Не знаю ботаники, может быть, есть мутантная
флора... Но, коллега, я провел здесь весь вчерашний день  и ни разу не видел
наблюдателя!  Допускаю, что они пользуются теперь другими средствами. Но еще
допускаю,  что не интересуются  больше ничем! Скоро  узнаем. Но это  вернее.
Думаю, все идет к чертям, катится под гору, так-перетак!
     -  Не приемлю вашего пессимизма, - произнес г-н  Аусель - довольно-таки
раздраженно. - Из-за того, что они не страдают...
     - Человек без страдания - ничто,  - отозвался Даугенталь. - Страдание -
основа и причина всех эмоций, не удивляйтесь: да, решительно всех! Что такое
радость? Это чувство избавления от страдания, физического или душевного. Что
такое  удовольствие?  Это избавление от боли, которая может  не  доходить до
порога  сознания, не ощущаться  мозгом, но в организме присутствовать. Вы не
голодны, однако садитесь за стол  и едите, чтобы  избавить  свой  желудок от
боли, которую он уже  чувствует, вы еще нет.  Вы скоро почувствуете, если не
сядете.  Сядете - получите удовольствие от еды. Так во всем, коллега Аусель!
Мы жестоко устроены, потому что жестока необходимость двигаться  к следующей
эволюционной ступеньке. Что делать, если не умеем идти без погонщика? Вот мы
от него избавились, покрыли себя второй  кожей - и что?  А  вот что мы уснем
посреди  дороги.  Мы  никогда  уже не сделаемся  по-, настоящему  разумными,
способными  увидеть свой  путь  и  идти  без  кнута.  Чего  он  добился, ваш
постоялец?  - Даугенталь обращался к Биллендону. -  Из безграничного спектра
будущих  человеческих возможностей  выбрал  узкую  щелку  и  втиснул  в  нее
человечество, чтобы  оно в  ней навсегда застряло, вот чего!  Я говорил ему,
что это глупость!
     - Я помню, - сказал  г-н Аусель, -  но он слишком жалел всех нас, чтобы
послушаться... И знаете, Даугенталь, я думаю, вы  все-таки неправы. То  есть
просто в этом убежден!
     - Вы докажете, или мы будем ждать доказательств?
     - Пожалуй, я докажу это не  сходя с  места! У меня,  видите ли, имеется
профессиональный   опыт  и  сноровка,   прошу   прощения  за  похвальбу,  но
все-таки!.. Так вот, кто, по-вашему, был этот наш гость?
     -  Этот щенок с альпенштоком? Влюбленный оболтус, - сказал Биллендон. -
А по-вашему?
     - А по-моему, -  сказал г-н Аусель, - это прирожденный экспериментатор.
Так  мне  показалось, но  я  имею  причины себе доверять.  Вероятно,  он  не
ограничился.., традиционными формами. Он поставил, надо предполагать, немало
любопытных опытов, и с успехом!
     - He спорку насчет вашей  проницательности,  - отвечал  Биллендон, - но
что за доказательства - догадки!
     - Доказательство - это вы, господин Биллендон! Посмотрите  на  себя, на
Рея, Марианну! Даугенталь, как по-вашему, спят они или бодрствуют?..
     - Что?! - страшным шепотом спросил Даугенталь.
     Г-н Аусель пустился излагать события дня, стараясь не упустить ни одной
подробности,  особенно начиная с  загадочного  появления  Дамло.  Даугенталь
слушал его с нескрываемым волнением...
     Рей  глядел на экран,  на котором разрасталось,  дрожа, чуть  смазанное
рубиновое пятнышко. Ближе, ближе, и Марс - уже не точка, не пятно, а грубая,
покалеченная  метеоритами  и вулканическими взрывами скальная поверхность  с
редкими пятнами  мха - мчался  к нему из пространства, или  сам он  падал на
Марс! От  зрелища  кружилась  голова.  Рей  протянул  руку  и сорвал мшистое
волоконце - для пробы...
     Он так увлекся, что до его слуха с трудом дошли слова д-ра Даугенталя:
     - Коллега Рей, дайте мне карандаш!



     Кто  следующий -  кто  будет  или,  это  вернее,  -  кто  уже  сделался
следующим? Немаловажный вопрос!
     Вероятно, это уже совершилось - чей-то исход и  чье-то возвращение, ибо
слишком   сходны   обстоятельства...  Бронзовая  дверь,   выпустив   бедного
странника,  с  мелодичным  звоном  затворилась  за  новою жертвой - владыкою
будущих поколений? А  тот, за кем  мы следовали в  странствии,  теперь среди
нас, но увидал ли кто  его  белую бороду? Знает ли, он,  что та,  ради  кого
пустился он в трехвековой  путь, жива и довольно еще молода и недурна собою,
с  точки  зрения  своих  современников?  Впрочем,  перчатка  ей  возвращена,
по-видимому, неспроста... Не будем об этом гадать.
     Должны  ли мы быть ему благодарны за наше настоящее?  Тоже немаловажно,
потому что  д-р Даугенталь, к сожалению,  слишком во многом прав, во  всяком
случае,  поскольку,  это касается  нынешнего населения планеты. Как  обстоит
дело  на  других обжитых  человечеством  мирах,  куда  ушли  самые  бодрые и
деятельные?  Связи со временем  ослабевают, но  известно,  что в  иных краях
господствует мнение о жителях Земли, как о генетических отбросах.
     Глядя  правде  в  глаза,  признаем, что  оно не вовсе  не состоятельно.
Повсюду апатия, какая-то сонная одурь, снисходительное высокомерие, животные
более  деятельны,  чем множество  царей  природы,  избавленных  от  забот  и
печалей!..
     Но Земля  -  по-прежнему главный очаг рода человеческого, только здесь,
на  Земле, по-прежнему не найденная, способна отвориться  бронзовая  дверь с
непрочитанной надписью.  И если она снова отворилась, то за нее ушел один из
нас! Кто  он? Каков он? Что нам это сулит? Неужели и он был бы способен, как
ленивое  большинство,  не  проявить  даже  самого  простого  любопытства   к
потрясающему  событию: сделав  достоверными древние легенды подобные истории
Рипа ван  Винкля,  - о  таинственных  исчезновениях  и  возвращениях,  к нам
вернулись наши далекие предки, вдобавок, в немалом количестве!
     Нам, неустрашимым и  неуязвимым, способным обитать без вреда в открытом
космосе, в пылающем жерле вулкана, пристойно ли страдать куриною слепотою? А
коли так, не признать ли нам  и впрямь себя за  белых дикарей, которыми  нас
сочли эти пришельцы?
     Горько думать, что д-р Даугенталь прав, говоря о чечевичной похлебке...
     Вглядимся же  бестрепетно в себя и во все, что  нынче нас окружает:  не
найдем ли знаков  тайны, знаков судьбы? Соберем крохи опыта прадедов, как бы
ни казались эти : крохи жали!.
     К сожалению, пришельцы - плохие нам помощники. Их безобразие, равно как
нездоровье, поправимо. Хуже, что  они стыдятся, чувствуют себя провинциалами
былых  времен, попавшими  ненароком  в столицу,  хотя  нет давно провинций и
столиц... По их мнению, на Земле снова золото!, век, и обитают на ней, самое
малое, полубоги, принятые по глупости сперва за дикарей.
     Могут  ли они  догадаться,  что мы во  всем им  подобны, что мы  только
перестали  мучиться  вопросами, которым!  они  мучались,  а  потому  решение
отложено, быть может, навсегда!
     Существует настоятельнейшая необходимость в  изучении всех этих  людей.
Достигнув  этого,  мы лучше узнали бы себя, потому что, утверждаем  снова  и
снова: человечества не претерпело перемен, оно только впадает в беспамятстве
Такое  изучение становится  все  более  трудно осуществимо. Было не  простым
делом выяснить  большую  часть того,  что изложено  в  нашем  повествовании.
Пришельцы усиленно во всем нам подражают,  некоторые  научились уже выдавать
себя  за  нас  Требовало   значительных  усилий  выслеживать,   разыскивать,
заставлять  признаться в своем  происхождении и излагать  простые  факты Они
рассеиваются по лицу  Земли, и, если не найдется достаточного числа желающих
оказать помощь  в  дальнейшем расследовании, реальное происшествие  угрожает
обратиться хуже чем в миф - в недолговечный слух К настоящему времени только
г-н булочник,  кажется, ни разу не покидал своего золотого погреба, там ест,
там и спит.
     И,  таская  с  собою закованного г-на мэра, капитан  Дамло по сей  день
разыскивает  суд,  который  мог бы осудить преступника,  и тюрьму, куда  его
можно  было бы на  законном основании  упрятать Для соучастников он вынужден
был оформить освобождение на поруки.
     Замкнувшись в молчании, почти не выходит из обсерватории д-р Даугенталь
Не отрываясь, сидит над книгами, над экранчиком телескопа  да чертит формулы
на   истершихся   полях   вековечной   шляпенки..   Иногда,  бормотнув  свое
"так-перетак", принимается охлопывать карманы, шарит под столом, на полках и
отчаянно ругается,  пока не вспыхнут  в  небе две яркие точки, не прочертят,
словно метеоры, путь к его  отшельнической  башне  Затем  слышатся поспешные
шаги, и мальчишка с девчонкой приносят ему огрызочек карандаша.

     1 апреля 1981 г.

Популярность: 1, Last-modified: Tue, 07 Mar 2000 14:22:45 GmT