---------------------------------------------------------------
© Copyright Виктория Угрюмова
From: [email protected]
Date: 3 Feb 1999
---------------------------------------------------------------
В простуженном насмерть городе стояла глухая ночь. Туман был
похож на насквозь промокший грязно-серый носовой платок: висел себе
над тротуаром, затрудняя видимость. С неба капало нечто
неудобопроизносимое.
Только не спрашивайте меня, что именно я делала в два часа ночи
да на Владимирской горке; во-первых, это не важно, во-вторых, по
прошествии времени причин я и сама не помню. Помню только следствия...
Ну, короче, шагала себе, устало покачиваясь, мечтая добраться до дома,
оглушительно сморкаясь и протирая слезящиеся глаза.
Пока не споткнулась обо что-то мягкое.
- Осторожнее, - проговорил едкий, скрипучий голосок. - Валит
громадина такая напролом, и под ноги не глядит. Одно слово - человек!
"Человек" прозвучало как ругательство.
Я ошарашенно огляделась по сторонам. Не было никого рядом, хоть
тресни. Возможности существования говорящей кошки я не допускала; и
зря - лучше бы я увидела кошку, которая решила со мной поболтать. Но,
переведя взгляд вниз, я обнаружила человечка, ростом чуть выше моего
колена. Глаза у него были огромные, как грецкие орехи, черные и
блестящие, насколько я могла рассмотреть в том освещении. А освещения
было всего-то два умирающих естественной смертью фонаря да хилая
ущербная луна.
Еще помню, что человечек был отчаянно бородат и одет в какой-то
неописуемый кафтанчик ярких расцветок и колпачок. Словом, его просто
не могло быть. Потому что это был гном.
Если вы встретили ночью, в центре города бородатого гнома в
колпачке с помпончиком - это плохая примета: видимо, что-то не в
порядке с вашей психикой. Сделав этот неутешительный вывод, я приняла
неотложные меры, то есть чувствительно ущипнула себя за меховой
отворот куртки. Куртка на щипок никак не отреагировала, в глазах у
меня не прояснилось, соответсвенно, и гном не исчез. Пришлось
мобилизовать всю свою волю и приняться издавать членораздельные звуки.
Признаюсь, что, выпучив глаза, я не придумала ничего лучше, кроме
как ахнуть в изумлении:
- Господи! Кто Вы?
- Гномские мы, - ответил он с огромным достоинством. - Звать нас
Пфуффий. И неча ахать, будто гномей не видела...
- Не видела, - подтвердила я слабым голосом. - А Вы...кхм,
простите, настоящий?
- Еще бы не настоящий! - так и взвился Пфуффий. - Подлинные мы;
высшей, можно сказать, пробы.
Он еще что-то бурчал в темноте и слякоти, а я хваталсь за слабую
надежду, что это либо розыгрыш, либо галюцинация - но все лучше, чем
вторгшийся в нашу реальность гном из сказочного, невероятного мира.
Это было прекрасно, но совершенно меня не устраивало по многим
причинам... Галюцинация однако оказалась разговорчивой:
- Путешествуем мы, - доверительно сообщил Пфуффий. - О вашем
городе у нас на Брокене рассказывают великое множество сказочных
историй. И всякий порядочный существ с детства мечтает сюда попасть. А
нам повезло, - похвастался он, - мы путевку в лотерею выиграли;
добрались вот и осматриваемся.
Только теперь я поняла, что гном упорно именовал себя на Вы и во
множественном числе; просто какой-то монарх в изгнании.
Надеюсь, никто меня не осудит за то, что я плюхнулась прямо на
мокрый бордюр и отчаянно потерла лоб, делая последнюю попытку привести
себя в чувство. Пфуффий с жалостью наблюдал за моими манипуляциями,
склонив голову набок. Борода его торчала разлапистым веником.
- Ты, главное, не переживай так сильно. Это бывает, бывает. Иной
человек нас как увидит, так умом и повреждается маленько. А потом
ничего, потом выдюживает. Человек, он сильный. Он все вынесет - и
гнома, и привидения какого, и нежить всякую. А женский пол, тот
супротив мужеского вообще крепок рассудком, все соображает. Тебя,
примером, как звать-то?
- Ликой, Гликерией то есть.
- Ишь ты, - восхитился Пфуффий, - Гликерией. Не, Гликерья тебе не
идет, а вот Лика в самый раз. Ты мне вот что скажи лучше, как же твой
домовой тебя в такую стынь да темь из дому выпустил?
Я открыла было рот, чтобы просветить его на предмет того, что
домовых у нас нет, но вовремя одумалась. Еще полчаса тому я и гномов
считала сказочными персонажами. Поэтому в свой ответ внесла некоторые
коррективы:
- Нет у меня домового.
Гном взглянул на меня горестно:
- Сиротинушка, выходит. И давно?
- Да сколько себя помню.
- Что ж это делается, - посочувствовал Пфуффий. - И никто тебя не
подобрал. Показились все в городах, не иначе: людей на произвол судьбы
бросают.
- А в какую лотерею Вы выиграли? - поспешила я переменить тему.
- Правильно угадал шесть ящериц из шести. Их в мешок заклыдвают,
а потом вытягивают одну за другой. И нужно определить, какая под руку
попадется. Редко угадать можно, ежели без ворожбы. А ворожба-то и
запрещена, потому все телевизира насмотрелись и хотят взаправдашнюю
игру играть. А нам возьми и повези... Целая ночь в запредельности - в
людском городе загадочных славянских душ.
Он шагнул в сторону, и я увидела у самых ног гнома крохотный,
кажущийся игрушечным чемоданчик. Теперь мне кажется, именно вид
нехитрого его имущества и навел меня на безумную мысль ( с другой
стороны, это видение было самым интересным и завлекательным за всю мою
жизнь, и было бы преступлением против любимой себя - не прожить его до
конца).
- А хотите я Вам Киев покажу? - спросила я в каком-то невероятном
азарте. Меня так и подмывало высунуть язык и осведомиться у
рациональной части меня: "Слабо?"
- Правда?! - глаза гнома загорелись. - Взаправдашний,
всамделишный человечий город? И лавки, и рынки, и зверинец?
- Нет, зверинец закрыт ночью. Магазины тоже, но это ведь не самое
главное. Мы что-нибудь придумаем.
- Вот радостно, вот хорошо-то, - обрадовался гном, вцепившись в
мой указательный палец. - Пошли. Коли ты с нами дружбу водить будешь,
зови нас Фуффи, и как одного, то ись - на "ты".
Мы двинулись темным парком в сторону Андреевской церкви. Гном
семенил, поспешая изо всех сил, но все равно мне пришлось практически
подолгу стоять на месте. Сперва я не сообразила, что это связано с его
ростом - простые вещи редко приходят в голову первыми - и осведомилась
у спутника:
- Вам... тебе к церкви подходить можно?
- Темнота! - рассердился гном. - Вот ужо чудаки вы, люди.
Удумали, видишь ли, что вы - венец творения. И распоряжаетесь всем по
своему усмотрению: и тварью живой, и тварью молчащей; и за Всевышнего
уже взялись. Для Него мы все - дети. Он нас не обидит. А люди нас к
нечистой силе приписали, и это как нельзя более обидно.
- Ну, извини, - я и раньше чувствовала вину за весь род
человеческий, а теперь и подавно.
- Да ладно, - неожиданно мягко молвил Фуффи. - Забыто... А вот
куда ты меня ведешь?
- К дому Булгакова, - сорвалось у меня с языка. И тут же
подумалось: "Что я плету? Откуда гномам знать о Булгакове?"
- Ой! - завопил Пфуффий на весь парк. - Это тот самый сказитель,
который сложил повесть о Самом? - и он выразительно ткнул пальцем вниз.
- Он самый, - поведала я.
- И о Нем?
- Именно так.
- Волшебно, - закатил глаза гном. - О такой экскурсии я мечтал
последние лет четыреста...
Киев ночью неописуемо хорош. Он и днем хорош, но любой город
ночью приобретает какие-то ирреальные, размытые черты, словно
переходит границу между явью и сном. У меня складывалось впечатление,
что мы с Фуффи идем по ничейной полосе между двумя мирами: его и моим.
На этом крохотном участке пространства быстро обретаешь друзей.
Никогда бы не подумала, что смогу изливать душу гному. Но как-то так
вышло, что уже спустя час он знал обо мне больше, чем самые близкие,
самые родные люди.
Приблудившийся гном-турист оказался настоящим кладезем всякой
премудрости. Особенно много и хорошо говорил он о первой, а также о
второй, третьей и прочих любовях; сообщив мне, между прочим,
трогательную повесть о гноме Ромио и эльфийской княжне Юлиттте,
которые не смогли преодолеть разногласия между своими семьями и
добровольно ушли из жизни. Правда, гномы и эльфы - практически
бессмертны, и покончить с собой им было довольно сложно. Но! Терпение
и труд все перетрут: Юлитта пала бездыханной на теплое еще тело не
менее бездыханного Ромио, а гномы и эльфы сложили о них поэму,
многажды подчеркнув, что захочешь - и бессмертного угробишь. Кстати,
чуть войну не начали из-за нескольких строф... Жалко было его
разочаровывать, но пришлось, и я упомянула о Шекспире. Негромко так,
чтобы была возможность дать задний ход, если вдруг выяснится, что
Пфуффию уж очень неприятно слушать об этом плагиате ( замечу в
скобках, что плагиаторами я полагала все же гномов).
- А, Вилли! - обрадовался наличию общих знакомых гномский гость.
- Знаешь, я ему рассказывал эту историйку. Так он написал-таки свою
пьесу? Никогда бы не подумал, что у парня выйдет. Видишь, даже нам
свойственно ошибаться. Рад, искренне рад за него. А ты не знаешь,
издавать будут?
Я заверила Пфуффия, что уже издали не один раз и, вероятно, будут
еще.
- Интерес к гномам у вашего народа велик, - подняв палец, сообщил
Пфуффий тоном знатока загадочных человеческих душ. А, может, так оно и
было?
Чуть ниже Андреевской мы столкнулись лоб в лоб с чем-то или
кем-то голубым и полупрозрачным. Днем раньше я бы просто потеряла
сознание, теперь же радостно изумилась при виде привидения.
- Пфуффий! Дружище! - взревело оно, раскрывая холодные объятия.
Объятия на саван похожи не были, скорее уж на кольчугу.
- Ася! - обрадовался гном и полез целоваться.
Лобызались они долго и со вкусом, но всему хорошему приходит
конец; и внимание призрака обратилось на мою персону. Оторвавшись от
Пфуффия, привидение осмотрело меня льдинками глаз и озорно кивнуло
приятелю:
- А ты, старый ловеллас, все никак не уймешься! Где ж ты такую
княгиню раздобыл?
- Это она меня раздобыла, - напыжился Фуффи от гордости. - Давай
я тебя представлю, не зыркай. Ты, Лика, знакомься. Это Аскольд.
Странно, что вы раньше не встречались.
Имя привидения вызвало у меня смутные подозрения.
- Простите, Вы случайно не князь Аскольд? - спросила я, немея от
собственной догадки (нет, утром надо выпить бутылочку-другую
валерьянки, и месяц никаких газет и телевизора. А то ведь свихнусь, и
вся недолга).
- К Вашим услугам, - расплылось по ветру прозрачное сияние.
Видимо, за многие сотни лет Аскольд приобрел светские манеры.
- На концерт идете? - не спросил, а скорее, утвердил, призрачный
князь. - Сегодня все уважающие себя киевляне стремятся попасть на
концерт.
- Кто выступает? - деловито осведомился Пфуффий. - У меня,
понимаешь, времени немного. А успеть надо - у-у-у.
- Лист приедет с супругой, - сказал Аскольд. - У вас с собой для
сугреву ничего не найдется? Стоял, понимаешь, за билетами, замерз
окончательно. Могилу не отапливают... Безобразие кругом.
- Для тебя - всегда! - с готовностью молвил гном, извлекая из
чемоданчика объемистую, пузатую бутыль зеленоватого стекла. Судя по ее
размерам, в чемоданчике больше ничего и не было. - А что Лист здесь
потерял в такую погоду?
- Ну, ты даешь, - привидение вроде слегка обиделось. - Он супругу
где себе раздобыл, смекаешь?
Эта история была весьма популярной в свое время: великий музыкант
концертировал в Киеве, здесь влюбился и здесь же женился. Даже здание,
в котором он выступал, снести еще не успели. Просто поражаюсь
неоперативности наших градостроителей. Не знаю, читал ли Аскольд мои
мысли, или там и читать было нечего, но он подтвердил сии догадки
легким кивком.
- Вот-вот, супругу сюда тянет, слов нет. И Ференц вынужден,
воленс-неволенс, привозить ее время от времени в стольный град. А
чтобы не заскучать, заодно выступает перед своими поклонниками.
Кстати, вы собрались идти или нет?
Я так умоляюще глянула на Пфуффия, что он покатился со смеху:
- Кто кому обещал город показывать, а? Ну, пойдем, пойдем.
Я набрала в грудь побольше воздуха и обратилась к Аскольду,
твердо решив предполагать самое заманчивое и несбыточное:
- А Куприн будет?
- Должен, - ответило привидение. - Но гарантий не даю. Он, видите
ли, давеча повздорил с Ольгой, с княгинюшкой нашей. Конечно, тут дело
житейское, с ней не повздорить невозможно, у нее талант особый. Батый
днями наведывался, говорит - ностальгия замучала. А княгинюшка
тряхнула стариной и замордовала его, болезного. Он теперь кается, что
в сторону Киева поглядел. Джихангиру-то я, признаться, и сам бывало
глаз-другой подбивал, потому не лезь на матушку-Русь; но старушка всем
кровь портит. Ей ведь памятничек воздвигли, а он возьми и не потрафь -
вот бабулька и бушует. Игорь опять же ведет себя не по-джентельменски,
- Аскольд понизил голос, будто выдавал государственную тайну, -
"Гинессом" увлекся и "Хеннеси" чрезмерно потребляет. Ольге с ним
несладко...
- Все равно ведьма, - флегматично бросил Пфуффий.
- Возможно, - согласилось привидение. - Но нас это не касается;
нас интересует концерт. А еще больше нас занимает содержимое
бутылки... бутылочки... - после раздалось невнятное бульканье.
Бутылка была оторвана от князя деликатным, но решительным
движением, после чего перешла в полное мое пользование. Вкус был
неописуемый, и необходимость вернуть емкость непосредственному
владельцу заставила меня понять, что чувствовали предки, сдавая Киев
татарам...
- Подвезем? - весело спросил кто-то, цокая рядом.
Питье в пузатой бутылке (между прочим, неисчерпаемой) оказалось
крепчайшей мальвазией урожая Бог весть какого года. И приняв на свою
совесть около полу-литра этого легендарного напитка, я уже ничему не
удивлялась. Кентавр? Ну, пусть его будет кентавр. Кентавр?!!!
Я воззрилась на топотящее по улице создание с таким выражением на
лице, что оно (то есть создание) надо мной смилостивилось.
- Китоврас я, - сообщило создание , ладно вышагивая иноходью. -
Онисимом кличут.
Хорошо, что тупость моя не простиралась до непроходимости, и я
знала, что китоврасом кентавров называют на матушке-Руси. Другое дело,
что мне всегда казалось: полукони-полулюди не имеют привычки украшать
бока шашечками, как на такси. Пока я размышляла над этими, несомненно
важными вопросами, кентавра приметили и мои собутыльники.
- Онисимушка! - рявкнул осчастливленный полбутылью Аскольд. - Как
дела сердечные?
- Не спрашивай, - махнул рукой полуконь. - Я ей слово - она мне
десять. И все в отрицательном то есть смысле.
- Не согласная? - изумился в свою очередь Пфуффий.
- Такая вредная бабенка попалась, - нажаловался китоврас. - А
весу-то пудов шесть будет; постыдилась бы... Вы на концерт? Я с вами;
ну его, этот извоз - настроение не то... Ну-ка, дай хлебнуть винца...
- Глаза твои конячьи, бесстыжие и мерзопакостные, - заголосило
сверху.
Я подумала, что концерт Листа мне ни к чему, потому что такую
экспрессию редко где сыщешь.
На помеле рядом со мной парила полнотелая женщина - вылитая
Солоха - и крыла кентавра разными словами. Половину из них я
процитировать вслух никогда бы не решилась. Зато другую половину
произнести не побоялась бы, потому что слыхом не слыхивала.
- Бегемот недотепистый, петух недоклеванный, чучело
нераспотрошенное! - визжала эксцентричная дама, - на кого же это меня
судьбинушка вывела; что же я, горемычная, делать дальше буду? Неужто
всю жизнь по концертам шляться выйдет?!!
Неожиданно она обернулась ко мне:
- Посудите сами, голубушка - то Карузо вдруг решил попеть на
годовщине своего неприезда в Киев; то Литольфа в парке исполняют
двойным составом симфонического оркестра; то в Купеческом саду духовые
ностальгически тоскуют по несбыточному. А личная жизнь когда же?! А
интим?
- Может, Вам бы стоило подыскать себе более подходящего суженого,
- неуверенно произнесла я.
- Лучшего нет! - отрезала Солоха.
После мальвазии мир для меня был слишком хорош, чтобы мне вдруг
захотелось что-то усложнять. Я жаждала любить всех подряд - даже
ведьму на помеле. Кстати, хвост у нее имелся, все честь по чести;
только вот соли на него сыпать не хотелось: ибо ведьма казалась милой,
хоть и какой-то неустроенной. И было мне ее искренне жаль.
У "Дома Ричарда" шлялся бесхозный кот бегемотского размера, и на
вежливые обращения в ус не дул, не откликался. На примитивное же
"кис-кис-кис" отреагировал как на оскорбление, уставившись на меня
зеленым злым глазом, и резко мяукнул. Не понравилось, видишь ли.
У "Гончаров" прилепились мы еще раз к камням мостовой, и, сидя на
них, совершили обильное возлияние в честь вечной дружбы народов:
гномского, человеческого, китоврасского, ведьминского, привиденческого
и всякого прочего, каковой сыщется и выразит желание примкнуть.
И выразили, и примкнули.
Запах мальвазии распространялся по спящему городу с пугающей
быстротой. Юный демоненок, бегущий в школу, располагающуюся на Лысой
горе, завернул поприветствовать Пфуффия и выхлебнуть пару глоточков.
Убредал он на четвереньках, напоминая маленького козлика. Я глупо
захихикала. Несколько варягов примаршировали побеседовать с Аскольдом,
а заодно и со всей компанией, по душам. Мальвазия пришлась им не по
вкусу, напомнив не то духи, не то одеколон. Из-под складок призрачных
плащей и пластин несуществующих уже доспехов они добыли добрый
варяжский эль и приложились к нему от души. Предложили и мне, но
Пфуффий и Аскольд, а также китоврас со своей зазнобой настрого и в
один голос запретили мне мешать божественную мальвазию с адским кислым
пойлом. Варяги обиделись конкретно на Аскольда, который при жизни
только эль и пил, даже от меда отказывался. Это уже позже летописи
немного приврали в сторону осветления его образа.
Пфуффий веселился от души. Он уже утратил надежду как следует
осмотреть Киев; зато искренне радовался возможности повидать старых
друзей. У меня хватило благоразумия не расспрашивать их всех о том,
как, где и когда они познакомились.
- Лика! - возгласил он в перерывах между двумя тостами. - Ты мне
должная одно обещание - город-то не показала.
- Выполню, - произнесла я, больше обеспокоенная четкостью
произношения, нежели смыслом сказанного - и зря. Но это выяснилось
немного позднее.
- Город ваш знаменит, а путеводителя для нас нету. Нам ведь ваши
людские интересы ни к чему - ни рестораны, ни кафе, ни метро...
Пфуффий оказался довольно-таки современным господином, и я
слушала его спокойно до тех пор, пока он не заговорил о метрополитене.
Почему-то именно за него стало мне обидно, хотя ничего особенного в
киевском метро нет.
- Чем оно тебе не угодило, Фуффи? - спросила я.
Ответил мне кентавр:
- Так ить их в смысле кобольды таких дырок и нор в земле
понаделают, что наши метростроевцы свихнутся, разбираясь. Чего гном
в подземке потерял, когда она - просто большая нора?
Я признала справедливость этих слов, и мир был моментально
восстановлен, а также отмечен парой глоточков. Только не говорите
никому, что спаивали меня ведьмы, привидения и гномы - все равно не
поверят. Пусть это лучше останется великой гномской тайной.
- Так вот, - возгласил Фуффи. - Я требую, чтобы ты, Ликерья,
написала подробный и обстоятельный путеводитель для гномов, кобольдов
там всяких; можешь и для эльфов, коли охота выйдет. Обещаешь?
Наверное, тогда я и подписала себе бессрочный приговор.
- Обещаю!
- Герой ты, - сочувственно-восхищенно отметил какой-то из
варягов, наслаждавшихся нашим обществом. - Для гномов писать - это все
одно, что Рим взять приступом.
Я задумалась, но было уже поздно.
На концерт мы, конечно, припозднились. Вывалившись шумной толпой
на Сагайдачного, увидели молоденького милиционера, который никак не
мог для себя решить: снимся мы ему или нет. Неизвестно, что бы ему
пришло в голову на этот счет, и как бы в связи с этим закончилась ночь
для меня (я-то была реальной и уязвимой), но тут пронесся мимо экипаж
Фундуклеева, сопровождаемый двумя вестовыми, и милиционер лихо отдал
честь, весь подтянувшись и засияв в ночи. После он ошалело стал
соображать, привиделся ли ему еще и экипаж, но мы не дожидались
результатов - прошмыгнули себе в сторону Контрактовой площади.
Великий венгр уже привел публику в восторг и собирался уезжать.
Странное дело, я даже не была слишком расстроена; а варяги - те
откровенно ликовали за компанию с ведьмой. До музыки они были не
слишком охочи. Из Контрактового дома валила музыкально-удволетворенная
толпа разнообразнейших существ.
- Ты, Пфуффий, пропустил удивительное слышище, - сказал маленький
мохнатый человечек в золотом пенсне и фетровой шляпке.
- Может, поздравствуемся, Парфеноний? - спросил гном, надуваясь
торжественностью.
- Здравствовать тебе еще тыщу лет, - церемонно поклонилось
существо, обозванное Парфенонием. - Представь даме, невежа.
- Знакомься, Лика, - широко повел Фуффи ручкой. - Это самый
страшный зануда не только в вашем городе, но и на всей планете. Зато
он же - самый надежный и верный друг, с которым мы пережили волнующие
приключения, домовой Парфеноний!
- Имею честь увлекаться греческой стариной, - раскланялся
домовичок.
- Почему именно греческой? - спросила я с огромным интересом.
- Случилось около двух сотен лет служить храмовым домовым в
обиталище совоокой Афины, - пояснил мохнатик. - Меня тогда звали
как-то иначе, но теперь я и сам не помню, как. С гордостью ношу новое
имя Парфеноний...
- Пошел излагать, - сказал Аскольд. - Не остановишь. Но яичницу
делает знатнейшую, особенно, если с ветчиной.
- Яичница - это дело, - радостно согласился китоврас. Пока мы
беседовали с домовым, он целовался со своей ведьмой; она моментально
подобрела и смотрела на него счастливыми, молодыми глазами.
- Онисимушка, поедем, я тебе завтрак приготовлю, - пропела, тая
от нахлынувших чувств.
- Повременим, радость моя. Скоро рассвет, полюбуемся еще
городом...
Я осмотрелась по сторонам.
- Но ведь этого все равно не может быть? - кажется голос мой
звучал жалобно и даже просительно: рассудок отчаянно сопротивлялся
органам чувств, пытаясь убедить их в том, что им грезится.
- Понедельник, - охотно разъяснил Пфуффий, - тринадцатое число.
Мы находимся под тринадцатым созвездием загадочного Змееносца; к тому
же повстречались на его территории. Отчего же не может?
Гном говорил абсолютную правду - Владимирская горка находится в
знаке Змееносца, тринадцатом и исключительном. Вот и не верь после
этого в чудеса...
Даже петуха они где-то умудрились раздобыть; для порядка - как
пояснили мне педантичные варяги. Это было тем более удивительно, что
их я всегда представляла волосатыми разгильдяями, но действительность
оказалась иной. Какой-то из призраков смылся незаметно на время, и
вернулся с ослепительно-белым петухом, замотанным в клочья
предутреннего тумана, как в авоську. Птица вертела головой с
любопытством, но без малейших признаков тревоги.
- Привычный он, - пояснил Аскольд, - мы его часто заимствуем на
пирушки там, юбилеи всякие; чтобы не прозевать урочный час.
Петух поглядел мне прямо в глаза и кивнул утвердительно...
- Ну, - молвил Пфуффий, - хорошая вышла поездка. Я постараюсь еще
наведаться, ты жди, Лика; только обязательно жди и не считай меня
видением. И путеводитель пиши, очень тебя прошу.
Мы крепко обнялись, для чего мне пришлось поднять гнома на руки.
Я чмокнула его в курносый нос, и Фуффи заалел щеками.
Аскольд приглашал на могилу - в гости. Я оставила адрес и
телефон, понимая, что какие-то границы безумия уже перешагнула.
Варяги щедро одарили безделушками, лихо отрывая их от своих
призрачных одеяний. Любопытно, что бронзовые и серебряные колечки и
серьги становились осязаемыми, как только переходили в мои руки.
Китоврас преподнес подкову на счастье, а ведьма шепнула на ухо,
что попозже сама меня сыщет. Я на всякий случай произнесла формулу
приглашения.
Домовой о чем-то долго переговаривался с Пфуффием, затем быстро
распрощался со всеми и, сославшись на безмерную занятость, исчез. На
меня он почти не обратил внимания, откланявшись напоследок, и я вдруг
отметила, что мне это не безразлично; и даже, напротив, обидно. Ничего
никому говорить не стала. Однако в груди моментально образовалась
крохотная такая пустота; даже не пустота - так себе, пустотка. Просто
трудно в одну ночь обрести и снова потерять настоящего, взаправдашнего
домового.
Неотвратимо приближался рассвет, отнимая у меня вымечтанную,
выстраданную сказку, не успела я в нее поверить.
Печалиться было неприлично. Все целовались и обнимались до упаду;
гном от меня более не отходил и на самом-самом последнем этапе
прощания вручил мне бутыль из-под мальвазии. С окончанием волшебной
ночи она утратила свои небывалые свойства и обратилась пустой
бутылкой, но и так оставалась редкостью - темного, густого зеленого
цвета, пропыленная, испещренная незнакомыми рунами (Господи! Будто
руны бывают мне знакомы). Я бережно засунула ее во внутренний карман
куртки.
Пфуффий запер свой чемоданчик, звонко защелкнув замочки; помахал
мне рукой. Я стояла, опираясь на широкую спину китовраса, а позади
нас, на помеле, висела в воздухе китоврасья возлюбленная.
И тут заорал петух.
Заорал, сказала бы я, немузыкально. Но зато по существу и
конкретно. Так что все сразу закончилось - и гном, и призраки, и
кентавр. Зато образовался рассеянный утренний свет, молодой
милиционер, осуждающе на меня глядящий из-под козырька холодной не по
сезону фуражки; да независимый петух, который бодро шагал вверх по
улице.
Позади что-то зашаркало и заскребло асфальт. Я обернулась на
звук. Китоврасья ведьма в сером зипунчике отчаянно подметала улицу
своим заговоренным помелом. Лицо ее было свирепо, углы рта опущены,
поза называлась "Не подходи - убью". Я разглядывала ее несколько
секунд, и тут она подняла голову и озорно мне подмигнула:
- Ступай домой! Навещу на днях!
Я медленно закрыла оба глаза и так же медленно их открыла. Это
обозначало полную солидарность, а заодно давало мне возможность
убедиться, что я не грежу.
Город стал проявлять первые признаки жизни: зашумел транспорт,
заголосили полусонные птицы, погасли фонари, и, как альтернатива,
зажглись окна в домах. В моей квартире тоже было светло, и это привело
меня в состояние усталого негодования: я с ног валюсь, хочу спать, а
тут грабители шастают в моем собственном обиталище. Варягов на них
нет... Взяв, как дубинку, увесистую бутылку из-под мальвазии, я
решительно распахнула двери. Сейчас я им расскажу все, что знаю про
Кузькину... Стоп! Из кухни ошеломительно потянуло аппетитными запахами
- похоже, яичница с ветчиной. Ветчины в моем холодильнике месяца два
как не водилось. И все эти детали наводили меня на одну невероятную
догадку. Я не успела ее сформулировать, я не успела даже поверить сама
себе.
Из кухни вышел мохнатый, круглоухий Парфеноний в голубом фартуке
в мелкий цветочек, с большим ножом в одной лапке и пачкой масла - в
другой. Золотое пенсне его внушительно поблескивало.
- Значит так, Гликерья, - сказал он весомо. - Садись завтракать;
а за завтраком усваивай вместе с витаминами одну простую истину: это
ты в последний раз без присмотра шаталась ночью в компании с гномом...
... Прошло с тех пор несколько месяцев.
На кухне готовится курица с черносливом. Парфеноний шуршит в
кабинете - не то вытирает пыль, не то читает энциклопедию. Ждем в
гости китовраса с ведьмой и славного князя. Я работаю.
А что?
Пишу вот гномский путеводитель по Киеву.
Популярность: 1, Last-modified: Tue, 18 May 1999 16:28:30 GmT