Жизнь сама по себе - ни благо, ни зло:
                                 она вместилище и блага в зла,  смотря  по
                                 тому, во что вы сами превратили ее.
                                                                   Монтень







   Мне всегда не нравится иметь дело с опытными  образцами.  А  здесь  мне
придется пользоваться этой  идиотской  винтовкой  Симонова,  у  которой  в
решающий момент может просто заклинить затвор из-за перекоса  затвора  при
стрельбе. Правда, жаловаться уже поздно. К тому же я успел пристрелять эту
чертову винтовку. Теперь нужно сидеть на холодном чердаке и  ждать,  когда
появится этот толстомордый банкир.
   Обычно я очень внимательно  смотрю  в  лица  своих  "клиентов".  Ничего
достойного, как правило,  в  них  нет.  Хотя,  может,  это  я  так  просто
успокаиваю себя. В конце концов, все мои "клиенты" это почти стопроцентные
кандидаты в покойники и спасти их не может даже чудо. Но, когда  я  смотрю
им в глаза, я понимаю, что они вполне заслужили такой участи. Никто просто
так не убивает. Никого просто так не убивают.  Нужно  быть  очень  большим
мерзавцем или знать очень много, чтобы тебя решили убрать.  С  мерзавцами,
конечно, понятно. А вот при большом знании нужно еще иметь и не  болтливый
язык. Как правило, тайна переполняет человека, и он спешит поделиться ею с
первым попавшимся. И тут же прокалывается, получая пулю в лоб.
   На этом чердаке холодно и очень может быть, что домой я приеду с  новым
приступом  радикулита.  Правая  рука  уже  онемела,  хотя  я,  конечно,  в
перчатках. Левой легче, она ничего не чувствует. Перчатки у меня хорошие -
плотные, утепленные. Я могу  выдержать  и  больший  холод.  А  вот  куртка
жидковата. Нужно срочно менять. Правда, взята она всего "на  один  сезон".
Завтра я уже сожгу эту курточку, и от нее останутся одни воспоминания.
   Нет, я не жадный. При моих деньгах я мог бы одеваться и получше. Но  на
работу нельзя. Просто нельзя. Нужна именно такая китайская  куртка,  когда
видно, что ее обладатель живет на скромную пенсию или умирает от голода на
какое-нибудь пособие.
   Дверь открылась. Внимание. Я смотрю вниз. Конечно, у этой винтовки  нет
даже оптического прицела, хотя он мне и не особенно  нужен.  Расстояние  -
метров пятьдесят. Я все прекрасно вижу и, конечно, уложу этого типа первым
же патроном. На  всякий  случай  у  меня  с  собой  четыре.  Этого  вполне
достаточно. Есть негласное правило - если не смог  поразить  цель  первыми
двумя выстрелами, потом уже ничего не сможешь сделать. Не вести же мне бой
на этом чердаке с охраной банка и милицией, которая появится  здесь  через
пять  минут,  райотдел  почти  рядом.  Поэтому   четыре   патрона   вполне
достаточно, даже с запасом.
   Водитель сел в машину. Кажется, сейчас появится мой "клиент". Обычно он
выходит один. Это я уже точно знаю. Дураки обычно считают, что моя  работа
состоит из нескольких  выстрелов.  Приехал,  нашел  "клиента",  выстрелил,
уехал.  Ничего  подобного.  Это  для  дилетантов,  которые  чаще  всего  и
попадаются.  Моя  профессия  требует  знания  психологии,  умения   хорошо
ориентироваться на местности, терпения, выдержки. Здесь нужно быть немного
актером, немного циником, немного каскадером, немного  сумасшедшим.  Легче
всего подойти к человеку и нажать спусковой крючок.  А  потом  через  пару
дней родная милиция постучится к тебе и твоя "вышка" тебе уже светит ярким
светом. Или пожизненное,  если  кретины,  собравшиеся  в  этом  совете  по
помилованиям, решат, что ты достоин еще отравлять атмосферу своим  грязным
дыханием.
   Так они засудили Павла. Сначала судья дала  ему  "вышку",  и  это  было
справедливо. Все-таки трое "мертвяков" висели на его  шее  из  доказанных.
Один из них был "пахан", тот самый "вор в  законе",  про  которого  писали
газеты. Павел получил свою "вышку" и сразу был переведен в особую камеру с
надежной охраной, где он спокойно сидел,  ожидая,  когда  любимый  сержант
пустит ему пулю в затылок. Но ведь не получилось. Эти писатели, гуманисты,
демократы, собравшиеся в совете, решили, что Павла  еще  можно  исправить.
Или перевоспитать. И ему дали пожизненное. Хотя для чего  перевоспитывать,
если человек все равно будет сидеть в тюрьме. По-моему, честнее его просто
пристрелить. С этого дня у Павла начался ад. Конечно, его  "опустили",  то
есть насиловали  всей  камерой.  Это  Павла,  такого  парня.  Но  убийство
"пахана" в зоне не прощается. Говорят, у него шла изо рта пена, когда  его
трахали. Вот, что наделали эти гуманисты. А потом  он  повесился.  Жить  в
зоне "петухом" нельзя. Это самое страшное, что может быть.  Даже  страшнее
смертной казни.
   Кажется,   наконец   идет   и   мой   "клиент".   Все-таки   объективно
отвратительная морда. Конечно, жулик, так обманывать людей. Читал я статьи
про него, немного расспрашивал. Не  люблю  стрелять  в  незнакомых  людей.
Здесь нужно готовиться основательно.  А  Павел  всегда  на  подготовку  не
обращал никакого внимания. Отчаянный был,  смелый.  Ему  казалось,  только
выстрелить, и все. Дальше посмотрим,  -  любил  он  говорить.  Часто  даже
отхода для себя не продумывал. Вот и погорел дурачок.
   Как мне все-таки не нравится эта винтовка.  Идет  к  машине.  Как  я  и
думал, один. Теперь спокойно, берем его на прицел. Я всегда стреляю в лоб.
Это очень надежно, хотя и  труднее  попасть.  Но  гарантия  абсолютная.  У
кого-то может быть пуленепробиваемый жилет, и тогда горит  ясным  пламенем
вся моя подготовка. Ну все, он  у  меня  на  мушке.  Спокойно  его  ведем.
Сейчас... Конечно, я попадаю первым  же  выстрелом.  Дернулся,  упал.  Для
верности еще один выстрел уже в падающее тело. Теперь быстро уходить.  Там
внизу крики, выбегает охрана, водитель еще, кажется, не  сообразил  в  чем
дело, так и сидит в машине. Бросаю винтовку, чтобы я еще  раз  пользовался
этой гадостью? Осмотрелся. Я не курю, поэтому окурков  и  спичек  быть  не
может. Кажется, все в порядке. Быстрее вниз.
   Конечно, дилетант будет убегать изо  всех  сил.  А  я  не  дилетант,  я
профессионал. Поэтому я не убегаю. Я бегу к убитому, еще раз  убедиться  в
надежности моей работы. Посмотрите, какая собралась толпа. На  чердак  уже
бегут дежурные милиционеры и охранники.  Пусть  бегут,  все  равно  у  них
ничего не получится. Там только эта  идиотская  винтовка.  Пытаюсь  пройти
ближе. Меня сильно толкают.
   - Куда прешь? - кто-то орет сзади.
   - Скорая помощь нужна, - кричат из толпы.
   Это мне совсем не нравится. При  чем  тут  "скорая  помощь".  Его  душа
должна быть уже на небесах. Я все-таки с трудом протискиваюсь внутрь.
   Так и есть. Конечно, он мертв. Все-таки винтовка  была  отвратительная,
второй выстрел попал в плечо. Испортил убитому пальто. Это мне  совсем  не
нравится. Пальто еще совсем новое, модное. Могло детям остаться. У убитого
двое сыновей, один в Англии учится, ростом, как раз с папашу.
   Наконец приехала и "скорая". Пусть пощупают, это уже бесполезно. Сверху
слышны крики.
   - Сбежал, ушел.
   Пусть кричат, все равно меня никто не заподозрит.
   - Куда он мог уйти? - кричат снизу.
   - Осмотрите соседний дом.
   Вот дураки, соседний дом. Каким нужно быть идиотом, чтобы спрятаться  в
этом тупике. Нет, я здесь, рядом  с  убитым.  И  никто,  никогда  меня  не
заподозрит. Кого угодно, но только  не  меня.  Я  еще  раз  смотрю  вверх.
Расстояние было приличное. Неплохо получилось.
   Вот наконец появилась и родная милиция. Теперь будут  оцеплять  здание,
проверять у всех документы.
   - Разойдитесь, - кричит кто-то громким голосом.
   Я медленно иду к ограде.
   Там уже записывают показания свидетелей.
   Стоявший у окна охранник рассказывает о моем  выстреле  так  живописно,
что мне хочется остановиться и послушать. Но не стоит перегибать, теперь я
могу уйти.
   Около машины стоит сержант.
   Скоро он будет проверять документы у всех подряд.
   Но меня пропустят в любом случае, даже не спросив  документов.  У  меня
есть такое прекрасное, абсолютное алиби - моя левая рука.  Оторванная  еще
шесть лет назад в Джелалабаде, она свидетельство  моей  благонадежности  и
честности.  Я  инвалид  войны  и  никто  в  целом  мире  никогда  меня  не
заподозрит. Трудно  поверить,  что  хладнокровный  убийца-снайпер  -  это,
идущий теперь по двору в заячьей шапке и дешевой китайской куртке, инвалид
без руки. Что угодно, но только не это. А мне, чтобы нормально  выстрелить
вполне хватает и одной правой. Она меня и кормит все последние годы.









   Они сидели вдвоем уже двадцать минут. Наконец один из них, помоложе,  с
тонкими усиками на молодом смелом лице, не выдержав, поднялся.
   - Когда наконец он придет?
   - Придет, - успокоил его тот, кто постарше.
   У этого были густые черные усы и полное, почти добродушное лицо,  сразу
выдававшее в нем человека восточного происхождения.
   -  Может,  ты  неправильно  договорился  Гасан?  -   спросил   молодой,
по-прежнему не садясь на стул.
   -  Он  профессионал,  наверное,  ходит  вокруг,   все   проверяет.   Не
беспокойся, обязательно придет.
   Молодой беспокойно прошелся по комнате.
   - А он сам - надежный человек?
   - Говорят, очень. Ты же знаешь, через какую цепочку я на него  выходил.
Очень трудно его найти. И очень дорого. Но работу свою делает хорошо.
   - А где ребята?
   - Здесь их держать нельзя, сразу почует. Он как волк, все видит, а  что
не видит, то чует. Знаешь, в наших горах водятся такие волки. Помнишь,  мы
убили одного у овечьего загона.
   - Ладно, потом, - прервал его воспоминания молодой. Уже полчаса прошло.
Когда  наконец  появится  твой  гость,  Гасан?  Может,  это  засада,   нас
опередили?
   - Какая засада? - даже обиделся Гасан, - я сам с ним договаривался.  Об
этой квартире, кроме нас двоих, никто не знал.  Ты  и  мне  не  доверяешь,
Ильгар?
   - Доверяю, доверяю. Но очень долго. Сам понимаешь - такое важное  дело.
Я не мог послать наших людей.
   - Конечно, - кивнул Гасан, - начнется война, а это нам сейчас совсем не
нужно. Но ты прав. Борис совсем обнаглел. Если бы не Резо, он бы так  себя
не вел. Их карта -  Резо.  А  ты  сам  знаешь  -  к  нему  так  просто  не
подобраться.
   - И твой гость тоже не подберется? - нервно спросил Ильгар.
   - Подберется. Он выследил Резо как белку. Можешь не беспокоиться.
   Дверь бесшумно открылась.
   Оба насторожились.
   В квартиру вошел невысокий человек, в  большой  темной  шляпе,  длинном
пальто, с зонтиком в руках. Зонтик он оставил в прихожей и прямо в  пальто
шагнул в комнату. Руки у него были в темных перчатках. Он спокойно,  очень
спокойно спросил у Гасана:
   - Я правильно зашел?
   - Конечно, - Гасан передохнул, бросая взгляд на Ильгара.
   Тот сел рядом с ним.
   - Что-нибудь пить будете? - спросил Гасан.
   Под шляпой почти не было видно лица гостя, усевшегося напротив.
   - Нет, - коротко ответил он, - давайте о деле.
   - Нам говорили, что  вы...  -  Гасан  повторил  по-русски  с  небольшим
акцентом, в отличие от Ильгара, коверкавшего слова.
   - Это неважно, - перебил его  довольно  неучтиво  гость,  -  что  нужно
делать? Обычно я  принимаю  заказы  по  телефону.  Не  люблю,  когда  меня
вызывают для беседы.
   - Это другой случай, - улыбнулся Гасан, - очень важная работа.
   - Цена?
   - Десять тысяч долларов, - чуть поколебавшись, ответил Гасан.
   - До свиданья, - поднялся гость.
   - Подожди, послушай, - разозлился Гасан, - скажи свою цену.
   - Скажите, какое задание?
   - Твою мать, - выругался на своем языке Ильгар.
   - Убрать одного человека нужно, - пояснил Гасан.
   - Есть его фотография?
   - Да, вот, - Гасан протянул фотографии.
   - Бросьте на стол, я посмотрю.
   - Не понял, - удивился Гасан, но фотографии бросил.
   Осторожно касаясь их пальцами в перчатках, гость посмотрел фотографии.
   - Ясно, - кивнул он наконец, - теперь расскажите о нем.
   - Он коммерсант, владелец двух банков, казино, бара. Все его адреса вот
на этой бумаге. Прочти и верни нам. Адрес  его  семьи,  адрес  его  офиса,
адрес его любовницы, адрес его дачи, адрес его другой дачи.
   - Срок?
   - Чем быстрее, тем лучше, - засмеялся Гасан,  переглядываясь  со  своим
напарником.
   - Только я беру деньги вперед.
   - Как вперед? - не выдержал Ильгар, - почему?
   - Чтобы больше вас не видеть, - пояснил  гость,  -  вы  сделали  заказ,
оплатили его. Остальное - мое дело. Больше мы никогда  не  увидимся.  Если
согласны, я скажу цену, если нет, до свиданья.
   - Сколько? - прохрипел Ильгар.
   - Сто тысяч.
   - Он сумасшедший, - пробормотал Ильгар, - ничего не давай ему,  гони  в
шею.
   Гасан не согласился.
   - Не спеши, - сказал он на своем языке и  снова,  обращаясь  по-русски,
произнес:
   - Дорогой, ты возьмешь деньги и уйдешь. Где мы потом тебя найдем?
   - Если не сделаю дело, верну деньги. Вы знаете, через кого вы  на  меня
выходили. Там шуток не понимают, - холодно заметил гость.
   - Хорошо, - выдохнул Гасан.
   - Хочешь заплатить? - спросил Ильгар.
   - Резо стоит таких денег. Зато избавимся от  него  раз  и  навсегда,  -
убедительно говорил Гасан своему компаньону,  -  давай  соглашайся,  потом
больше возьмем. Казино наше будет, такие деньги, только считать успевай.
   - Куда привезти деньги? - спросил он незнакомца.
   - Завтра утром в десять прямо здесь. Я зайду за деньгами.
   - Хорошо, дорогой, мы тебе верим. Только ты нас не подведи.
   - Не подведу, - усмехнулся незнакомец, - до завтра.
   - А когда сделаешь все? - крикнул Ильгар.
   - В течение месяца.  Нужно  все  просмотреть,  подготовить.  Устраивает
такой срок?
   - Да, - кивнул Ильгар.
   Когда незнакомец вышел, Ильгар посмотрел на Гасана.
   - Не нравится мне этот тип.
   - Он профессионал, знает свое дело. Раз говорит деньги вперед,  значит,
так нужно, - кивнул Гасан.
   - А если потом расколется? Знаешь, что будет. Такая война начнется,  по
всему городу выстрелы и взрывы бомб  слышны  будут.  Резо  снова  собирает
всех.
   - Этот не расколется, - задумчиво ответил Гасан,  -  он  умеет  думать.
Знает, что если придет после задания, мы его  уберем.  Значит,  осторожный
человек, зря не рискует. Это очень нужно, чтобы был осторожный человек.
   - Когда у нас встреча?
   - Сегодня в шесть.
   - Вызывай наших ребят, поедем пообедаем, - распорядился  Ильгар.  Гасан
поднял трубку телефона.
   Не люблю, когда меня зовут таким способом. Чувствуется почерк бандитов.
Никакой конспирации, никакой подготовки. Приезжай, говорят,  и  сидят  там
сразу вдвоем. Разве такие заказы делают при  свидетелях.  Даже  при  очень
близких. Хотя эти двое, кажется, компаньоны.
   Вообще  не  люблю  всех  этих  "черных"  -  чеченцев,  азеров,  лезгин.
Насмотрелся я на "черных"  в  Афгане,  на  всю  жизнь  хватит.  Правда,  в
последнее время среди заказчиков встречаются и они. Но  это  очень  редко.
Южные группировки имеют своих дешевых боевиков, вызывают из  гор  пачками,
те и стреляют на улицах. Правда,  глупо  стреляют,  не  серьезно.  Никакой
подготовки, никакого  умения.  Серьезные  задания  им  поручать,  конечно,
нельзя, но для устрашения азиаты вполне  подходят.  Налетят  целой  ордой,
постреляют и снова к себе домой.
   Когда вызывали, я уже тогда понял - война, счеты сводят.  Так  потом  и
получилось. Хотят, чтобы убрали лидера грузинской группировки, будто я его
не  знаю.  Его  вся  страна  знает.  А  своих  посылать  боятся  -   могут
промахнуться, ошибиться. Да и не выгодно. Другие банды  знать  будут,  кто
убрал этого Резо. Значит, нужно вызывать меня.
   Не  люблю  я  иметь  дело  с  такими  заказчиками  -  жадные,   наглые,
недоверчивые, еще торговаться начинают, как на  базаре.  Недавно  нанимала
меня одна такая группировка, тоже пытались торговаться, но я  сразу  ушел,
не люблю споров. Мое дело требует тишины.
   Конечно, сначала я в ту квартиру  не  пошел.  Три  часа  вокруг  ходил,
видел, как они  своих  людей  отослали.  На  инвалида  никто  внимания  не
обращал, вот к ближе и подобрался.  Ребята-охранники  уехали,  а  двое  их
боссов остались на квартире. На всякий  случай  я  проверил  все  соседние
квартиры, обзвонил, обошел.  В  таких  делах  пустяков  не  бывает.  Может
специально меня вызвали мои бывшие заказчики, хотят убрать, об  этом  тоже
всегда помнить нужно. Тем более, если заказчиков двое.  Правда,  все  было
нормально, и я пошел на встречу.
   Сначала  заехал  в  соседний  переулок,  остановил   свой   инвалидский
"запорожец" и переоделся.  Потом  еще  раз  проверил  подъезд  и  поднялся
наверх.
   Молодой мне сразу не понравился, платить отказывался,  ругался.  Другой
постарше, видимо, поопытнее. Но и этот  сначала  опасался,  деньги  давать
боялся. Дурачок, не понимает, что смываться я не буду.  Не  выгодно.  Один
раз продинамишь, второй раз получишь  пулю  в  лоб.  Честным  быть  вообще
трудно, но экономически выгодно. Говорят, это девиз американцев. Не  знаю,
в Америке никогда не был.
   Конечно, я знаю, что я сукин сын. Но у каждого сукина сына должны  быть
свои принципы, иначе трудно вообще существовать в этой системе ценностей.
   Я ведь не всегда был таким. В свое время  я  был  офицером,  командиром
роты десантников, неплохим снайпером. В  восемьдесят  восьмом,  уже  перед
самым окончанием войны  меня  угораздило  поехать  в  эта  командировку  в
Джелалабад. Тогда там шли тяжелые бои.
   И ведь ничего особенного не было. Просто мы ехали  на  БМП,  когда  нас
начали обстреливать на дороге. Мины рвались совсем рядом, но мы к ним  уже
давно привыкли и не обращали никакого внимания. Но моя сука ждала меня  на
повороте. Снаряд разворотил бок БМП и хлестнул  меня  по  руке.  В  первый
момент я даже не понял, что произошло. Потом вижу идет кровь.  Моя  кисть,
оторванная, лежит на полу.
   В газетах сейчас много пишут, как спасают отрезанные руки или ноги.  Не
знаю, как у других, а у меня даже не пытались. Просто  зажали  мне  рукав,
чтобы перестала идти кровь, и продолжали  бой.  Потом  в  больницах  врачи
полгода уверяли меня, что я счастливчик, не умерший  от  заражения  крови.
Они говорили это столько раз, что я поверил, даже оставшись  без  руки.  А
потом я вернулся домой.
   Вы все помните это время. Подлец Горбачев пудрил всем мозги,  обманывая
весь мир и свою страну. Везде стали переходить на  талоны  и  карточки.  В
магазинах ничего не было.  Рубль  обесценился,  а  мне  платили  нищенскую
пенсию инвалида 2-й группы. Правда, успели дать бесплатный "запорожец" как
участнику войны. Но от этого легче не было.
   В общем у меня была неплохая жена. Немного  взбалмошная,  но  неплохая.
Неплохая, пока у меня обе руки были на  месте.  Я  пытался  устроиться  на
работу, но кому я был нужен? Тогда еще даже не было частных сыскных  бюро,
и мой опыт просто пропадал.
   Жена терпела год, два, а потом ей все надоело. Мы  и  раньше  ругались,
как принято в обычных семьях. А теперь жизнь стала просто невыносимой.
   Она начала измываться над ребенком, моим единственным сыном, крича, что
он отродье  своего  отца-неудачника.  Причем  сына  она,  конечно,  любила
по-своему, но при мне обращалась с ребенком демонстративно грубо,  бросала
ему еду с криками "на, подавись" или толкала его, когда он  оказывался  на
ее пути.  Ребенок  начал  пугаться,  заикаться,  но  ее  уже  трудно  было
остановить.
   Может, она была права. Кому нужен такой инвалид, как я. А жить  на  мою
пенсию и ее зарплату мы не могли. Я терпел  ее  издевательства  почти  два
года, но когда она однажды снова начала пилить меня, уверяя, что  неудачно
вышла замуж, я вспылили наговорил ей кучу гадостей. Она  потеряла  голову,
после моего ранения она была словно не в себе и бросилась на меня. Ногти у
нее всегда были длинные, и она  буквально  исполосовала  мне  лицо  сверху
донизу.
   Правой рукой я мог ее только оттолкнуть, а потом оделся и ушел из дома.
Навсегда.
   Хорошо еще, что корешей много было по прежней службе в  Афгане.  Вскоре
повсюду стали возникать частные сыскные бюро, и я нанялся в одно из  таких
учреждений. Хотя работал я там мало -  месяцев  пять.  Вскоре  меня  нашел
Рябой и предложил мне попробовать на новой работе.
   Конечно, сначала я боялся. Очень боялся.  Одно  дело,  убить  человека,
душмана там, в Афгане. Другое дело, здесь,  в  Москве  или  Ленинграде.  В
Санкт-Петербурге убийств такого рода быть не может, там все благородные, а
вот в моем родном Ленинграде теперь людей убивают просто так,  среди  бела
дня. Помню, как все бежали голосовать за Собчака -  герой,  оратор,  такой
борец за демократию. А я тогда всем  говорил,  что  он  дерьмо.  В  партию
вступил уже во времена Горбачева всего на год и тут же вышел. А болтунов я
всегда не любил. Когда он повышал  голос  и  начинал  благородно  обличать
кого-то, я вспоминал нашего лейтенанта Абрамова.  Тот  тоже  всегда  любил
обличать, а сам прятал от ребят сало и тушенку. Вот с тех пор и  не  люблю
обличителей и борцов за идею.  Всегда  прикрывают  своей  борьбой  шкурный
интерес. Правда, есть несколько святых, но не о них речь. Теперь, конечно,
все в один голос ругают Собчака, припоминают ему все прежние грехи. Раньше
думать нужно было, когда этого обличителя выбирали. Кричали даже: такого в
президенты, такого в премьеры.
   Сильно сказал? Ничуть. Мне моя сука-жена  все  время  говорила,  что  я
ничтожество. А вот Собчак настоящий мужчина. "Под такого я  легла  бы",  -
говорила она мне, намекая, что все равно рано или поздно мне изменит. И вы
хотите, чтобы я любил этих демократов?
   Не будь этих перемен, совсем по-другому сложилась бы и моя  жизнь.  Как
мой дедушка, я был бы частым гостем  пионерских  и  комсомольских  сборов,
когда ветераны войны рассказывают о своем  героическом  прошлом.  Участник
войны, боевой офицер, к тому же инвалид - в  бывшем  Советском  Союзе  мое
будущее было гарантировано. Хорошая работа, на  которую  можно  вообще  не
ходить, приглашения на все торжественные  мероприятия,  квартира,  машина,
дача - все вне очереди. Все для инвалида войны. В разрушенной  России  мне
могли показать только  кукиш.  И  посоветовать  идти  зарабатывать  деньги
самому. На мою инвалидскую пенсию я мог купить только два кило колбасы или
прокатиться на такси до аэропорта.
   А ведь у меня еще растет сын. Правда, жену я с тех  пор  не  видел,  но
деньги посылаю им каждый месяц. Все время думаю, какое лицо у этой гадины,
когда она получает тысячу долларов в месяц? Интересно, считает  ли  она  и
теперь меня неудачником?
   В общем. Рябой меня тогда убедил. Первый мой  "клиент"  оказался  такой
сволочью, что после  его  смерти  радовался  весь  городок,  я  не  скажу,
конечно, какой это городок, но радовались искренне - это я видел. Мерзавец
терроризировал весь город и заодно наступил на мозоль настоящим "паханам",
которые не любят дешевого шума. За  работу  я  получил  тогда  пять  тысяч
долларов. Таких денег у меня никогда в  жизни  не  было.  Тысячу  я  сразу
послал жене, предварительно обменяв деньги на другие купюры, чтобы по  ним
не могли ничего найти.
   А на оставшиеся деньги я кутил две недели. Гулял по-настоящему, от всей
души. Эти валютные шлюхи, когда я появлялся рядом с гостиницами,  смотрели
на меня и мою изувеченную руку, как  на  надоедливую  собаку  или  как  на
пустое место. Тогда ночью и выбрал самых  лучших,  троих  самых  красивых,
заплатив им по сто долларов. Пусть привыкают, - решил я. И  всю  ночь  эти
дряни обслуживали меня одного. Меня - инвалида без руки, которого  выгнала
из дома жена потому, что он не мог прилично зарабатывать.
   Второй гонорар я уже не тратил так бездумно. Правда,  с  девочками  мне
понравилось и с тех пор всегда после очередного "гонорара" я вызываю сразу
троих в номер гостиницы. В Москве и Ленинграде в последнее время появились
шикарные гостиницы, где можно по-настоящему отдохнуть. А на часть  второго
гонорара я заказал себе новую кисть и  несколько  пар  отличных  перчаток.
Если я специально не показываю, что я инвалид, когда мне это нужно,  никто
и не поверит, что я инвалид. После выполнения заданий, когда нужно  быстро
уйти, я снимаю первую пару перчаток, и все видят тонкую  кожаную  перчатку
на моей изувеченной руке. Помогать себе левой я давно научился. А заряжать
и стрелять я отлично приспособился правой. Так что проблем никаких.
   Недавно купил себе неплохую квартиру в Ленинграде. Но  там  у  меня  не
было ни одного заказа. В родном городе я  принципиально  не  беру  никаких
заказов - можно нарваться на  знакомого  или  близкого.  А  вот  в  Москве
работать люблю. Здесь уйти незамеченным проще всего.
   Эти двое  азеров  вышли  на  меня  через  Рябого.  Он,  правда,  честно
предупредил, что дело будет сложным. Так оно  и  получилось.  Видимо,  две
южные группировки что-то не  поделили  и  теперь  нужно  вмешиваться  мне.
Вообще-то я не расист.  Люблю  Муслима  Магомаева  и  Бубу  Кикабидзе.  Но
бандитов не терплю, тем более южных. И  хотя  в  их  разборки  вмешиваться
противно, но эти двое  заплатят  мне  завтра,  как  миленькие,  сто  тысяч
долларов, а потом я посмотрю, что можно сделать. У Резо, по моему  мнению,
должна быть  своя  охрана.  Это  сложнее  для  наблюдения,  но  легче  для
исполнения. Охрана создает ложное чувство  безопасности,  словно  пуля  не
сможет достать вас, минуя этих  головорезов.  Охрана  может  защитить  вас
только от уличного хулигана или пьяного бузотера, а  по-настоящему,  чтобы
вас  охранять,  нужно  иметь  не   два-три   человека,   а   как   минимум
десять-пятнадцать.
   Настоящая охрана требует ума, это как раз  то,  чего  недостает  многим
накачанным головорезам.





   Полный, лысый господин постоянно потел, вытирая  свою  огромную  лысину
большим голубым платком. Он слушал молча, лениво, делая вид, что сказанное
его совсем не интересует, но в его глазах иногда  вспыхивали  огоньки,  не
сулившие ничего хорошего.
   Сидевший перед ним высокий худой человек все  время  пил  воду,  такими
глотками, что был виден ходивший вверх-вниз кадык.  За  столом  сидел  еще
один человек, лет тридцати пяти, внимательно слушавший говорившего.
   - Кончил? - спросил хозяин дома.
   - Да, Резо. По-моему, все.
   - Эх, Рябой, я всегда не доверял тебе. А сейчас приходишь и стучишь  на
своего друга.
   - Не на друга, - возразил Рябой, - он  тут  ни  при  чем,  -  на  твоих
конкурентов, Резо.
   - Почему ты думаешь, что они мои конкуренты. Ты не прав, Рябой. Это мои
друзья, близкие друзья.
   - Они хотели профессионала, Резо. А он настоящий профессионал. Если ему
заплатят, его трудно будет остановить. Просто я  решил  на  всякий  случай
предупредить тебя.
   - Боишься за свою долю, - усмехнулся понимающе Резо.
   - И за долю тоже. Все  мои  деньги  в  твоем  казино.  Погоришь  ты,  я
разорюсь. Поэтому мне выгодно  твое  благополучие,  Резо.  Видишь,  как  я
откровенен.
   - Это ты со страху такой, Рябой. Понимаешь, что  я  вывернусь  и  тогда
будут искать виноватых.
   - Я тебя предупредил, Резо,  -  встал  Рябой,  -  делай,  как  считаешь
нужным.
   - Адрес этого парня у тебя есть?
   - Конечно, нет. Он купил квартиру где-то в Ленинграде.
   - Санкт-Петербург. Теперь так называется этот город.
   - Да, да, конечно.  Просто  "афганцы"  не  любят  это  название.  Я  по
привычке.
   - Как его найти?
   - Я посылаю ему телеграмму "до востребования". Просто на почтовый ящик.
   - Думаешь, он уже получил задание?
   - Наверняка.
   - А как его все-таки можно найти?
   Рябой колебался. Было видно, что ответ дается ему с трудом.
   - Моя проценты? - спросил он.
   - Черт с тобой, прибавлю еще пять процентов к твоей сумме. Говори.
   - Он однорукий. Его легко найти, - выдавил наконец Рябой.
   - Что, - даже привстал Резо, - однорукий, - ха-ха-ха, - он оглушительно
захохотал, - тоже мне профессионал. А глаза у него  есть?  Пара  глаз  или
ноги - все целы?  Я  думал,  ты  говоришь  серьезно,  а  ты  тут  анекдоты
рассказываешь.
   - Он очень опасен, Резо, - возразил  обиженный  Рябой,  -  ты  даже  не
представляешь, какой это профессионал.
   - Представляю, - Резо снова достал платок, вытер  лоб,  -  иди,  Рябой,
спасибо за информацию.
   Когда гость ушел, он долго сидел молча, что-то обдумывая.
   - Что скажешь? - спросил он у своего молчаливого заместителя.
   - Видимо, дело серьезное, Резо. Рябой врать не будет, не  выгодно.  Они
хотят взять казино. Давно готовят удар. После того  как  чеченцев  убрали,
остались только две группы - наша и ихняя.
   - Гасан умный человек, - почесал голову  Резо,  -  думаешь,  он  начнет
войну?
   - Не знаю. У них в последнее  время  всем  заправляет  Ильгар.  А  этот
парень горячий, нервный, может выкинуть все что угодно.
   - Ты слышал когда-нибудь про этого однорукого?
   - Никогда.
   - Ребятам скажи, чтобы были готовы. Как только увидят однорукого, пусть
берут. Потом разберемся - кто он такой. Ясно? - Конечно.
   - Удвой охрану, Нодар. Гасана я знаю давно. Он вполне мог послать к нам
Рябого,  рассказать  сказку  про  однорукого,  а  сам  пошлет  сюда  своих
боевиков, вызванных для этого случая.
   - Все сделаю, не волнуйся.
   - Подумай, Нодар, где найти двух-трех опытных людей. Если  они  посмеют
начать первыми, мы должны нанести ответный  удар.  В  случае  чего,  нужно
убрать сразу всех. Гасана и его людей. И чем быстрее, тем лучше.
   - Все-таки поверил этому  Рябому,  -  понял  Нодар,  ничего  больше  не
сказав, только спросил. - Еще что нибудь надо, Резо?
   - В казино тоже усильте охрану. Позвони в милицию,  пусть  там  дежурит
усиленный наряд. Скажи полковнику, что у меня есть сведения о  готовящемся
террористическом акте. За что я им плачу такие огромные деньги? Пусть хоть
иногда помогают. Дай информацию насчет этого  однорукого  террориста  всем
нашим. Если появится в казино, пусть берут сразу. Безо  всяких  нежностей.
Привезут ко мне, я сумею здесь развязать ему язык.
   Прежде чем начинать любое дело, нужно к нему  тщательно  подготовиться.
Продумать все мелочи, хотя в нашем деле действительно мелочей не бывает. В
прошлый раз эта винтовка Симонова чуть не испортила мне все  дело.  Теперь
нужно достать хорошее оружие. На это обычно уходит два-три дня.  Оружия  в
стране много, в городе полно. Но нужно хорошее и не  "засвеченное".  Иначе
на меня сразу выйдут. Правда, оружие я покупаю через третьих лиц.  Они  не
знают меня, никогда не видели и не слышали. Я просто говорю  по  телефону,
что мне нужно и где оставить. И  оставляю  там  деньги.  Много  денег.  За
молчание и за помощь. Так было и в этот раз.
   Ребята  молодцы,  постарались.   Достали   мне   снайперскую   винтовку
Драгунова,  усовершенствованную.  Это  настоящее  оружие   профессионалов.
Коробчатый магазин на десять патронов, ударный  механизм  куркового  типа,
запирание затвора идет вокруг продольной оси. В общем, как раз то, что мне
нужно. Винтовку я разобрал, смазал и спрятал в известном мне месте. Теперь
нужно было подумать о квартире в Москве. Однокомнатная в  Люблино  у  меня
уже есть, но для этих целей нужна будет  еще  одна,  промежуточная.  Хотя,
когда есть деньги, это не проблема.
   Эти двое думали, что я много беру.  Ничего  подобного.  Они  просто  не
знают моих расходов. Оружие, квартиры, одежда, автомобили, помощники - все
это стоит денег. И по нынешним временам - больших денег.
   Еще одну квартиру я  нашел  в  Измайлово.  Там  ее  сдавали  за  триста
долларов. Как раз на один месяц. Искал  я,  конечно,  через  объявления  и
потратил еще один день на эти поиски.
   Примерную одежду  я  себе  уже  подобрал.  Адреса  Резо  я  помнил  все
наизусть. Начать  нужно  с  квартиры.  Два  дня  ходил  рядом,  но  он  не
появлялся, видимо, квартиру держит  просто  так,  для  солидности.  Многие
состоятельные люди сейчас живут на даче.
   На первой даче шел ремонт, и я сразу уехал, а вот на второй было  много
интересного. По многочисленным  автомобилям  я  понял,  что  Резо  обитает
именно здесь. Но вот его охрана мне  совсем  не  понравилась.  Словно  они
что-то знают о моем визите. Причем очень конкретно. Они все время  смотрят
на руки прибывающих. Именно на руки. Это нужно было срочно проверить.
   Найти алкаша при желании совсем не трудно. За одну бутылку он изобразит
все, что угодно. Я купил ему бутылку, даже дал  немного  отпить,  а  потом
натянул перчатку на левую руку и отправил к даче Резо. Нужно было  видеть,
как на него кинулись сразу пять охранников. Беднягу даже  немного  помяли,
пока тащили в дом - достаточно было снять перчатку.
   Ох, как мне это не понравилось. Не люблю предателей. Значит,  Резо  уже
знал о моем визите. А о нем могли знать только трое -  двое  заказчиков  и
Рябой. Неужели Рябой решил поиграть  в  такие  игры,  не  хочется  верить.
Пришлось тащиться  к  знакомому  "экономисту"  Тот  быстро  прокрутил  всю
ситуацию на компьютере, но ничего толком  не  нашел,  Рябой  умел  прятать
концы  в  воду.  Здесь  ошибиться  было  нельзя.  Нужно  проверять  нашим,
"фирменным" способом.
   Вечером  я  позвонил  заказчикам,  хотя  этого,  конечно,   делать   не
рекомендуется.
   - Постараюсь сегодня вечером, в десять через  сад,  -  сказал  я  своим
заказчикам.
   Потом позвонил Рябому.
   - У тебя есть еще дела? - спросил я.
   - Ты где? - насторожился он.
   - Это неважно, есть какие-нибудь дела? - спросил я.
   - Пока нет, - кажется, он растерялся.
   - Тогда все, - здесь важно не перебарщивать.
   - У тебя все в порядке?
   - Ох, Рябой, поторопился ты спросить.
   - Да. Сегодня кончаю. Достал хорошую винтовку, уже  подобрал  ключи  от
соседней  дачи.  В  общем,  если  что,  посылаешь  обычную  телеграмму   в
Ленинград. Пока.
   И положил трубку. Чего он такой любопытный. Ох ты,  сукин  сын,  Рябой.
Сдал меня Резо. Ну в этом еще надо убедиться. Вечером я убедился  -  Рябой
еще и дурак. В соседней даче поломали все  стекла,  выбили  все  двери,  а
меня, конечно, не нашли. Когда они только начали искать, я уже ловил такси
в город. Доехать до  квартиры  Рябого  успел  за  двадцать  пять  минут  -
достаточно было пообещать  водителю  пятьдесят  долларов.  Ждал  и  долго,
ребята на даче,  видимо,  меня  искали  все  это  время.  А  потом  только
позвонили Рябому. Какой бы дурак он не был, но  сообразил  -  подставил  я
его.
   Наконец он выбежал из дома. Спешит очень. С  небольшим  чемоданчиком  в
руках. Я дал ему возможность спуститься вниз  по  лестничному  пролету  на
следующий этаж и только потом окликнул его, позвав по имени. Он замер, все
сразу поняв. Стоит  спиной  ко  мне,  не  решается  повернуться.  В  глаза
посмотреть не хочет. Ждет выстрела. А я держу в руках "беретту"  и  думаю,
как мы с ним вместе прорывались из Джелалабада.
   Долго он так спиной стоял. Конечно, оружие у  него  было,  но  как  его
достать, когда я стою за спиной, держа его на мушке. Наконец повернулся ко
мне, медленно, очень медленно. Посмотрел на меня печально и говорит:
   - Значит, не судьба, перехитрил ты меня.
   А я молчу, что говорить, не знаю.
   - Ты всегда был хитрее меня, - кивает Рябой.
   С одной стороны, неприятно, что твой друг такой подлец, с  другой  -  и
сам себя немного подлецом чувствуешь, стоя перед ним с оружием в руках.
   Сверху раздался  какой-то  шум.  Я  надеялся,  что  теперь  он  наконец
попытается достать оружие, но он даже не пошевелился. Понимал, что  шансов
никаких. Тогда я поднял свою "беретту". Он все понял.
   - Деньги отдай семье, - показал он на чемоданчик.
   - Обещаю, - сказал и сразу нажимаю на курок.  Точно  в  лоб.  Он  сразу
свалился.
   Поднял я его чемоданчик и поднялся наверх, к  его  квартире.  Позвонил,
положил чемоданчик на коврик перед дверью и дождался пока  дверь  откроют,
спрятавшись за стенным выступом. Дверь  открыли,  чемоданчик  взяли,  и  я
ушел. Но на душе было противно. Все, думаю, Резо, теперь ты покойник.
   Поехал к себе в Люблино, переоделся. Есть у меня специальные перчатки и
специальный протез. Когда ты его одеваешь, вполне  можно  спутать,  решив,
что моя левая рука  снова  выросла.  Так  натурально  сделана  рука,  даже
волоски, ногти на ней есть. Говорят, делали в Австрии, я за нее две тысячи
долларов заплатил у нас в Ленинграде.
   Все-таки мне нужно иметь своих помощников. Всегда работаю один,  никому
не доверяю и это, наверное,  немного  неправильно.  С  другой  стороны,  я
считал самым близким человеком Рябого, и тот меня предал. Так что доверять
всем особенно нельзя.
   Теперь мне нужно было попасть в казино Резо. Соответствующий костюм уже
был готов, и я даже надел бабочку.  Слава  Богу,  сейчас  в  Москве  можно
купить за доллары и смокинг, и приличный костюм.
   Конечно, я понимал чем рискую, но здесь важно было  рискнуть,  показать
Резо, кто есть кто и немного  вывести  его  из  себя.  В  казино  я  вошел
спокойно,  неторопливо  с  одной  из  тех  дамочек,  которые  ошиваются  в
"Метрополе" и "Савое". Девочка оказалась  дурой,  чуть  меня  не  подвела,
скидывая пальто прямо мне на левую руку, но я вовремя успел подхватить  ее
пальто и сдать его в гардероб уже правой рукой.
   Когда мы проходили в зал, охранники очень внимательно смотрели  на  мою
руку, но я, подхватив дамочку правой рукой, размахивал левой так лихо, что
они пропустили меня, ничего не сказав. А вот в зале нужно было действовать
быстро. Подойдя к одному из крупье, я очень тихо  спросил,  где  находится
директор. Он показал мне на  дверь  в  конце  зала.  Там  стоял  еще  один
молодец, охраняя дверь в коридор. Где только их набирают - гора мускулов и
ни грамма интеллекта. Ему я популярно объяснил,  что  директор  Нодар  мой
близкий друг и мне нужно к нему по  делу.  Стодолларовая  бумажка  сделала
свое дело. Этот парень был спокоен. Внизу меня проверяли  на  оружие,  так
что ничего необычного я  с  собой  пронести  не  мог.  И  ничего  сделать,
конечно, не мог. По логике болвана.
   В кабинете, куда я попал из коридора, сидел довольно молодой, упитанный
господин лет тридцати пяти - сорока. Я уже заранее знал,  что  это  правая
рука Резо, его доверенный человек.  Как  только  я  вошел,  он  недовольно
посмотрел на меня и спросил, повернув только голову:
   - Чего надо?
   Не помог даже мой элегантный костюм. Видимо, обнаглел человек вконец от
больших денег.
   - У меня к вам срочное поручение от Рябого.
   - Не знаю такого, - лениво сказал он, но повернулся ко мне всем телом.
   - Они нашли однорукого, - объяснил я, - вчера его застрелили.
   - Как интересно, - ему было, видимо, все равно, уж очень был  уверен  в
себе этот мерзавец. Еще бы. Везде стоят его  вооруженные  люди,  в  казино
нельзя войти с оружием в руках и  что-то  сделать  ему,  директору  такого
заведения. Не боялся он однорукого, совсем не боялся. И напрасно.
   - А ты кто такой? - спросил он, оглядывая  меня  с  головы  до  ног,  -
что-то я тебя здесь раньше не видел.
   А я уже достаю свои кисточки, подходя совсем близко.
   - Неужели не узнали, - говорю.
   Он внимательно посмотрел на  мою  руку.  Кажется,  в  последний  момент
что-то понял. Но я уже кисточку достал и  резко  бросил.  Чтобы  научиться
такому броску, я потратил три года. Не всегда и не  везде  можно  пронести
оружие. А тут простая  костяная  кисточка,  сантиметров  на  двадцать,  но
хорошо заточенная, очень хорошо заточенная.
   Кисточка, конечно, попала прямо в глаз. Он  взревел  все-таки.  Видимо,
замах был недостаточно  сильный.  Но  я  уже  достал  из  кармана  вторую.
Подскочил и воткнул ее в шею, стараясь не испачкать в крови. Тут он  сразу
и забулькал.
   А охранник из коридора уже дверь открывает, видимо, крик услышал. Здесь
кисточка не поможет. Такие типы, как этот директор, оружие всегда в  столе
держат. Открываю стол -  ничего.  А  ручка  двери  поворачивается.  Сейчас
поздно будет. Еще секунда, в карман к убитому. Так и есть, держит оружие в
кармане пиджака.
   Охранник уже вошел в кабинет, достает пистолет. Я стреляю первым. Черт.
Такое невезение. Директор казино оказывается  был  еще  и  трусом,  держал
пистолет незаряженным.
   Охранник, еще не совсем понимая, что произошло, достает свой  пистолет.
Доля  секунды  на  осмотр  кабинета,  секунда,  нет  две  секунды,   чтобы
сообразить, что происходит. Еще секунда, чтобы  выстрелить.  Много,  много
времени теряет этот молодец. Когда он стреляет, меня уже нет на том месте.
Третьей кисточкой я попадаю прямо в руку. Здесь уже промазать трудно. Этот
идиот заревел, как бык. В три прыжка я рядом, пистолет уже у меня, удар по
голове, и охранник падает на пол. Быстро из кабинета, сейчас  здесь  будут
люди.
   Выбегаю, успеваю заметить огнетушитель, висящий в коридоре.  Выбрасываю
пистолет. Огнетушитель мне  сейчас  полезнее.  Разбиваю  колпачок,  бросаю
баллон на пол. Почему они пользуются такими допотопными инструментами?
   - Пожар, - кричу во весь голос, - пожар. Врываюсь в зал с  криком.  Там
уже паника, слышали выстрел. Все бегут к выходу. Моя дура все-таки  успела
заметить меня и вцепилась изо всех сил. Номерок от ее пальто у меня.
   - Очень быстро, - предупреждаю я эту телку.
   А навстречу уже бегут люди  Резо.  Путь  бегут.  Это  тебе  подарок  за
Рябого, Резо.
   Через полчаса я уже в  Измайлово,  привожу  себя  в  порядок.  Девушку,
конечно, высадил на дороге, дав ей  еще  сто  долларов.  Забрав  винтовку,
переодевшись, спешу снова в казино. Я никогда не делаю бесполезных  вещей.
Рябого нужно было убрать, чтобы больше никто меня не подставлял.  А  этого
Нодара нужно было убрать, чтобы выманить Резо.  После  убийства  директора
казино он приедет обязательно, правильно рассудив, что снаряд два  раза  в
одно место не попадает. Да и не может владелец казино сидеть на охраняемой
даче, когда Убили директора его заведения.
   Место себе я давно приглядел. Спрятался там, достал винтовку и жду.  По
приехавшим автомобилям понял, Резо уже внутри, наверное, грозится наказать
всех охранников. И поделом. Проку от них никакого. Еще три идиота стоят  у
его "мерседесов", темные очки нацепили с телефонами в руках. Вот идиоты. Я
могу перестрелять всех троих, пока они заменят телефоны пистолетами.  Нет,
это просто бутафория, честное слово. Снаряд действительно два раза в  одно
место не попадает. Это я по Афгану помню. А вот я два раза  в  одно  место
ездить люблю. Очень хороший эффект получается.
   Теперь сижу, жду Резо. Долго  придется  ждать,  он  еще  порядок  будет
наводить в своем казино, искать виноватых. Ах, Рябой,  Рябой.  Нашел  кому
меня продавать. Сколько они ему заплатили интересно?  Нужно  было  узнать.
Ничего - сейчас все деньги пропадут. Даже жалко так работать на ту парочку
моих заказчиков. Ведь получат казино практически  даром.  Но  здесь  я  не
виноват. Меня вызвали, заплатили, я должен делать свое дело.
   Если кто-нибудь в будущим заплатит и за первую пару моих заказчиков,  с
удовольствием выполню и эту  работу.  Чтобы  было  справедливо.  А  самому
становиться Тимуром и его командой, мне честно говоря не хочется.  Слишком
много сил и денег отнимает каждый такой "заказ".
   Внимание! Кажется, Резо скоро появится,  охранники  забегали.  Какой-то
милицейский  чин  показался,  полковник  лично  приехал   утешить   своего
благодетеля. Сидит, наверное, на шее  у  Резо,  кормится  от  его  щедрот.
Всегда не любил милицию. И не за свою работу, нет. Просто много среди  них
тварей продажных, шкурников, продающих себя, как валютные девочки. Красная
цена таким "законникам" - пуля в лоб. Хотя  среди  них  бывают  и  честные
ребята, но таких я встречал мало.
   Резо наконец появился. Идет в сопровождении сразу пяти  человек.  Очень
расстроен. Еще бы. Такого директора потерял. Теперь спокойно прицеливаюсь.
Все. Он у меня на мушке. Кабанчик готов, неплохо  я  его  загнал.  Слишком
самоуверенный был тип, даже узнав обо мне, приехал  сюда.  Не  боятся  они
однорукого, совсем не боятся.
   Теперь после смерти Рябого нужно будет  позвонить  Игорю.  Пусть  будет
моим связным. Деньги нужно хоть как-то  зарабатывать.  А  Игорь,  кажется,
хороший парень.
   Наконец Резо отошел от двери, идет к машинам. Не могу спокойно смотреть
на этих охранников, даже головы вверх не поднимут. Подходит к  автомобилю.
Теперь время.
   Выстрела почти не слышу. В падающее тело успеваю всадить еще две  пули,
а вы говорите, охранники. Будь здоров, Резо, не кашляй. Бросаю винтовку  и
иду вниз, обсуждать с моим соседом в Люблино итоги  последнего  хоккейного
матча. К машинам Резо идти сегодня мне нельзя.  А  такси  если  не  будет,
поймаю попутную. С этим пока в Москве проблем нет.









   Ровно в четыре часа дня раздался телефонный звонок. Он снял трубку.
   - Добрый день, - вежливо поздоровался позвонивший.
   - Здравствуйте.
   - Я звоню, как договорились...
   - Он будет ждать вас в условленном месте. Только вы должны быть одни.
   - Разумеется. Я звоню из автомата, как мы и договаривались.
   - Подъедете на своем автомобиле и стойте ждите. К вам подойдут.
   - Скажите, Игорь...
   - Вы забыли.
   - Да, простите. Я не должен был. В общем я буду, как договорились, в то
же самое время.
   - До свидания.
   - До свидания.
   Он положил трубку, затем, подумав немного, накинул пиджак  и  вышел  из
квартиры. Потом постучал к соседям.
   - Галина Аркадьевна, опять телефон барахлит. Можно от вас позвонить.
   - Конечно, Игорь, можно.
   Он прошел в комнату, взял телефон, набрал нужный номер.
   - Это я, - сказал он, когда на другом конце сняли трубку, - он согласен
на встречу.
   На другом конце просто повесили трубку.
   В это время первый звонивший говорил двум своим собеседникам,  сидевшим
в автомобиле.
   - Нужно разговаривать с этими мудаками именно так.  Пусть  думают,  что
нарвались на фуфло, на фраеров.
   - Вы уверены в успехе, Сергей  Георгиевич?  -  спросил  один,  большой,
полный господин лет пятидесяти.
   - Да, конечно. Знаю я этих дурачков. Конспираторы чертовы.  Все  равно,
когда будет брать билеты, пройдет мимо нас. А там мы их засечем.
   - Ты уверен? - спросил на этот раз другой, помоложе с грубыми,  резкими
чертами лица.
   - Не волнуйтесь. Специалист,  этот  парень,  говорят,  толковый.  Пусть
делает свое дело. А мы потом должны быть готовы делать свое.
   - Как знаете, - сказал первый.
   - Увидим, - добавил второй.
   - Билеты наш друг  будет  брать  туда  и  обратно,  -  объяснил  Сергей
Георгиевич, - мы будем ждать его после приезда. Здесь все чисто.  А  потом
все концы в воду. Никаких  следов  не  будет.  Этого  дурачка  Игоря  тоже
уберем. Мои люди уже знают, как его найти.
   - Ты сам все знаешь. Если не сумеем или ошибемся, тогда конец.  Француз
пришлет сюда своих людей.
   - Не успеет, - успокоил их Сергей Георгиевич, - он не думает, что можно
нанести удар в таком месте. Решил, что в Америке он может сидеть спокойно.
И оттуда руководить. Адрес его у  нас  есть.  Наш  специалист  сумеет  его
найти.
   - А как он провезет в Америку оружие? - спросил первый,  -  на  таможне
будут проверять. Нельзя же везти с собой пистолет или автомат.
   - Это уже нас не касается. Специалист пусть думает сам. Может,  он  его
задушит голыми руками или прирежет. Это нас не касается.
   - Тогда договорились. Езжай на встречу. Но будь осторожен.  У  Француза
везде свои люди, свои осведомители. Как бы не получилось, что нашего гостя
уже будут ждать в аэропорту.
   - Если будут, значит, проговорился один из нас троих, - с явной угрозой
сказал Сергей  Георгиевич,  -  тогда  нам  останется  только  собраться  и
выяснить, кто из нас эта сука.
   - Ну не горячись, не горячись.
   Кроме их автомобиля, вокруг стояло еще пять автомобилей  и  сидевшие  в
них громилы  сжимали  оружие,  настороженно  озираясь  вокруг.  Три  самых
известных "авторитета" преступного мира России сидели в  этом  автомобиле.
По концентрации власти и денег они были,  безусловно,  самыми  выдающимися
людьми не только в Москве, но и в  Европе.  Но  они  предпочитали  это  не
афишировать.
   Игорь меня честно предупредил, что  заказ  очень  важный  и  не  совсем
обычный. Как будто другие мои заказы обычные и не важные.  Игорь,  правда,
говорил, что будут салаги, все вечно путающие.  А  вот  на  меня  заказчик
впечатление произвел солидное, хотя очень старался работать под простачка.
   Я примерно полчаса ждал, пока  наконец  не  убедился,  что  он  приехал
совсем один. В нашем деле выдержки - самая важная часть работы.
   Наконец убедился,  что  все  в  порядке.  Подошел  к  автомобилю,  сел.
Конечно, "девятка" была не  этого  типа.  Он  отъехал  метров  на  триста,
забывая переключать скорость. Привык к автоматике "мерседесов"  и  БМВ.  Я
сидел сзади, указывая, куда ехать. Наконец встали у знакомого тупичка. Он,
правда, тупичок только для незнающих. А я знаю,  что  через  подъезд  есть
выход на другую улицу и в случае необходимости могу быстро исчезнуть.
   - Вот этот человек, - дал мне фотографии незнакомец.
   Не понравилось мне лицо моего "клиента". Очень  не  понравилось.  Глаза
умные и лицо нехорошее. Ох, какое гадкое у него лицо.
   - Адрес, - спрашиваю.
   И тут незнакомец выдал:
   - Нью-Йорк, - говорит.
   Я разозлился, решил, что название какого-нибудь  нового  ресторана  или
казино.
   - Где находится этот "Нью-Йорк",  -  спрашиваю  я,  -  в  каком  районе
Москвы. Адрес есть?
   А он сразу засмеялся так нехорошо и говорит:
   - Конечно, есть. Нью-Йорк там, где ему положено быть, в Америке.
   Первый раз в жизни я растерялся. "Клиент" живет в Америке и  мне  нужно
добираться туда, чтобы выполнить заказ.
   - Цена? - спросил я, решив уже отказаться.
   - Полмиллиона долларов. И все расходы  за  наш  счет,  -  сказал  вдруг
незнакомец.
   - Повтори, - прошу, думая, что ослышался.
   - Пятьсот тысяч долларов. Будешь на всю всю жизнь богатым человеком.
   - Деньги вперед?
   - Нет, только половину. Остальные получишь по возвращении.
   В таких случаях я  всегда  говорил  "до  свидания".  Но  здесь  слишком
большая сумма. Может, действительно стоит завязывать с моим ремеслом.  Как
раз подходящий момент.
   - А документы, паспорт, виза, билеты, - интересуюсь, уже  понимая,  что
незнакомец все продумал.
   - Дай свою фотографию и назови любую фамилию.  Паспорт  мы  сделаем,  -
предлагает незнакомец.
   Значит, уважает. Если не хочет знать моей настоящей фамилии.  А  вот  с
фотографией плохо. Они могут копию сделать. Правда, и я могу такую дать  -
мать родная не узнает. В общем, здесь, мы играем на равных.
   Можно, конечно, сказать, что я никогда в  Америке  не  был,  фотографию
давать не хочу, и вообще отказываюсь. А  с  другой  стороны,  интересно  -
впервые Америку увижу, посмотрю, как там люди живут.
   - Ладно, - решаю я довольно быстро, - завтра в это время на этом месте.
Деньги принесете, а я дам  вам  свою  фотографию,  фамилию.  Когда  получу
документы?
   -  Через  три  дня.  Мы  поставим  американскую  визу,   дадим   билеты
туда-обратно.
   - Договорились, -  я  выхожу  из  автомобиля  и  сразу  иду  в  подъезд
смотреть, куда поедет мой незнакомец.
   Он спокойно развернулся и выезжает. Пока он выезжает, я  уже  сажусь  в
"шестерку", купленную  совсем  недавно.  Машины  сейчас  в  городе  совсем
дешевые стали, можно купить подержанную за несколько тысяч, а  новую  даже
за пять-шесть. Или это у меня денег много стало?
   Еду за своим типчиком и пытаюсь вспомнить наш разговор.  Как-будто  все
хорошо, но слишком все гладко. Если посылают в Америку убирать  "клиента",
значит, важный "клиент", очень важный. А я немного подставляюсь  -  деньги
потом получать буду, паспорт ни мой известен, билет. Ох, нужно  поговорить
с нашими ребятами. Для страховки не жалко и десяти тысяч долларов.  Нельзя
рисковать.
   Мой незнакомец подъехал к банку, который все хорошо знают. У роскошного
"мерседеса-600" остановил машину, вылез. К нему  уже  шестерки  подбежали.
Важный  господин,  так  я  и  думал.  Развернулся  и   поехал   к   своему
"экономисту". Это мы его так называем, а  на  самом  деле  голова  у  него
отличная, все быстро соображает. И  никогда  не  спрашивает  -  не  задает
никаких вопросов. За это я его ценю. Он только отвечает  на  мои  вопросы,
конечно, за солидные деньги.
   Его не интересует, зачем мне нужны те или другие сведения. Он просто за
хорошие деньги поставляет информацию. Приехал я к нему и прошу сделать мне
паспорт с американской визой. Он куда-то позвонил раз, потом другой, потом
третий. Наконец объявил мне, что паспорт сделать могут за два дня, лишь бы
было мое фото, а вот с американской визой проблемы. За два-три  дня  никто
не берется поставить, даже за большие деньги. И что делать, "экономист" не
знает. Тут мне в голову пришла другая мысль. Куда, спрашиваю,  можно  визу
проставить быстро,  за  один  день.  Подумал  "экономист",  снова  куда-то
позвонил, и говорит - в Турцию. Хоть за один час. Очень хорошо, - отвечаю.
Завтра привезу фотографию. Пусть сделают паспорт и поставят турецкую визу.
   Договорились, я заплатил деньги и уехал. Теперь у меня будет  небольшая
страховка для надежности. Хотя я ввязался в такую историю, что  не  всякая
страховка может помочь.  Но  на  следующий  день  я,  конечно,  поехал  за
деньгами и передал свои  фотографии,  сначала  своему  "заказчику",  потом
"экономисту. И получил огромные деньги. Сто тысяч. Остальные сто пятьдесят
"заказчик" обещал дать в аэропорт, все-таки  боится,  что  я  не  улечу  в
Нью-Йорк.
   Через два дня "экономист" дал  мне  паспорт  на  фамилию  моей  мамы  с
турецкой визой, а через три дня "заказчик" дал мне паспорт на фамилию моей
соседки с американской визой. Видимо, солидный "клиент" в Нью-Йорке,  если
здесь смогли так быстро обеспечить американскую  визу.  Все  знающие  люда
уверяли, что за три дня сделать это очень трудно. Все-таки великое  у  нас
государство. Два абсолютно поддельных паспорта приготовили мне за  два-три
дня. Как работает паспортный стол, как работает УВИР, ума не приложу.  Но,
видимо, работают хорошо, если можно делать столько поддельных  документов.
Билеты мне вручили на неделю, туда и обратно.  Конечно,  третьим  классом.
Чтобы не особенно бросался в глаза.  Хорошо,  что  заодно  вручили  и  сто
пятьдесят тысяч долларов, объяснив, кто  именно  будет  встречать  меня  в
Нью-Йорке. Это мне совсем не понравилось. Ведут они меня, как волка, чтобы
в нужный момент выпустить из клетки. Я, конечно, разозлился,  но  виду  не
подал.
   Летели через Ирландию и Канаду. В  аэропорту  Шэннон  мне  понравилось:
везде магазины, бар огромный  в  центре  зала,  люди  довольные  ходят.  В
коридорах  портреты  разные  висят.  Мне   особенно   понравился   портрет
президента Кеннеди,  идущего  по  аэродрому.  Хотя,  скорее,  это  был  не
портрет, а нарисованная художником картина. А вот в Гарднере, в Канаде мне
не  понравилось.  Большой  пустой  зал  с  маленьким  магазинчиком.   Хотя
бесплатно дают банку пепси, но от этого не легче. В общем  не  понравилось
мне в этой Канаде. Наконец прибыли в Нью-Йорк.
   Я сверху из самолета  обратил  внимание,  как-будто  тысячи  бутылочных
осколков сверкают. Потом мне соседа по ряду объяснили, что это бассейны, у
американцев почти в каждом доме. Долго проходили  разные  формальности,  я
даже испугался. Вдруг в Москве пропустили, а здесь узнают.  Здесь  порядка
больше, хотя, как в Америке можно узнать мою  настоящую  фамилию,  если  у
меня паспорт на имя другого человека, не представляю.
   Выхожу я и вижу - стоит один человек с плакатом,  а  там  написана  моя
фамилия. Подошел я к нему, поздоровался. Он меня  повел  к  своей  машине.
Хорошо, что в Москве мои  "заказчики"  в  последний  момент  сообразили  и
деньги дали вместе с билетами, а не перед самым  вылетом.  Оказывается,  в
Америку нельзя ввозить больше десяти тысяч долларов. Я  привез  на  всякий
случай двадцать, но, конечно, не написал об этом в таможенной декларации.
   Встречавший меня  парень,  оказывается,  ничего  толком  не  знал.  Ему
поручили встретить меня и разместить, известив "заказчиков" в Москве,  где
я нахожусь. Они, мол, сами выйдут на меня. Пока ехали, я  все  смотрел  по
сторонам - ничего особенного. Но, как въехали на Манхэттен, тут я и замер.
Красота невероятная. Огромные сверкающие здания, все расцвечено,  даже  на
деревьях сверкают огоньки. Здорово, конечно,  и  очень  красиво.  Привезли
меня в гостиницу "Бельведер". С виду внушительное зрелище, а вот внутри  -
ужас.  Везде  какие-то  запахи,  словно  здесь  общежитие.   Обслуживающий
персонал - только черномазые или индусы. В лифте какие-то япошки, китаезы,
арабы. Правда, номер был большой, хороший, со своей кухней и туалетом.  Но
все равно мне не понравился. У нас, в Ленинграде или  в  Москве  гостиницы
лучше в тысячу раз. Потом я узнал, сколько стоил мой номер в "Бельведере",
- оказывается всего семьдесят долларов. За такие деньги  у  меня  был  еще
хороший номер. Ничего, - решил я, - потерплю один день.
   Приехавший со мной парень, бывший москвич, пожелал мне спокойной ночи и
уехал. А я сразу вышел вслед за ним искать себе гостиницу получше. Это мой
жизненный принцип. Готовь на всякий случай запасное убежище. Хорошо еще, я
успел купить русско-английский разговорник. Оказывается, моя гостиница  на
Сорок восьмой улице между Восьмой и Девятой авеню. Прямо по Сорок  восьмой
улице я прошел немного и  сразу  нашел  еще  один  один  отель  с  громким
названием "Президент-отель". Вошел туда, пытаюсь снять номер.  Здесь  тоже
индусы и черномазые. Долго объяснял, потом наконец объяснил. Они мне  дали
номер за сто долларов в день. Неплохой такой номер, но очень маленький.
   Вернулся я после этого к себе в  "Бельведер",  только  лег  спать,  как
звонок. Звонит из Москвы мой "заказчик".
   - Как устроились? - спрашивает.
   - Я не на экскурсии, - отвечаю. Как  мне  не  нравится,  что  они  меня
пасут.
   - Он будет через два дня в Филадельфии. Отель Варвик",  -  говорит  мне
мой "заказчик", и добавляет: - Желаю удачи.
   Я положил трубку. Судя по всему у моего "клиента" будет надежная охрана
и здесь, в Америке. А у меня, кроме моих трех кисточек, только голые руки,
вернее одна рука и один протез. И вот с таким арсеналом я должен выполнить
их "заказ" Смешно. Но мне-то совсем не смешно. Я уже понимаю,  почему  мне
не дают точный нью-йоркский адрес.  Видимо,  мой  "клиент"  очень  грозная
шишка и он, в случае моего провала, может легко вычислить, кто именно знал
его нью-йоркский адрес. Это необходимо учесть. Я  не  собираюсь  сидеть  в
этой стране всю свою жизнь. Хотя страну я еще  не  видел,  нужно  будет  с
раннего утра посмотреть хотя бы город. Интересно, как  можно  добраться  в
эту Филадельфию. Если я помню карту, это совсем недалеко от Нью-Йорка.  Но
как туда доехать? Ходят ли туда поезда, автобусы,  самолеты,  какие-нибудь
попутные машины? У меня справочник по Нью-Йорку на русском языке  и  здесь
написано, что недалеко есть автобусный порт. Так и написано "порт".  Нужно
будет утром узнать, что это за "порт" и можно  ли  из  него  добраться  до
Филадельфии.
   Меня уверяли, что в Америке можно в магазине купить  оружие.  Если  это
так, то проблем никаких нет. Но я боюсь, что это не совсем так.  Наверное,
какое-то разрешение требуется. А значит, этот вариант для  меня  отпадает.
Остаются другие, но в  любом  случае  я  должен  думать.  И  завтра  утром
выезжать в Филадельфию. Подготовить все необходимое на месте.
   Я, кажется, вывел важную формулу. Убить человека очень легко. Но убрать
его профессионально очень трудно. Так,  чтобы  никто  не  догадался,  кто,
зачем и почему? Это преступление требует особого профессионализма.  Думаю,
что мне придется его доказывать и в этой  непонятной  стране.  Их  человек
вполне мог вручить мне оружие, но он не сделал этого. Может, даже не знает
о моем задании, вернее, даже не подозревает. Кроме встречавшегося со  мной
"заказчика", об этом могут знать еще один-два человека.





   Нужно быть очень мудрым, чтобы долго жить. Эту фразу он помнил  еще  по
лагере,  когда  старый  Трофим  обучал  его  мастерству.  Тогда   он   был
торжественно провозглашен  "вором  в  законе".  Это  уже  потом  фраера  и
наперсточники стали покупать почетное звание "вора". В его время все  было
иначе. Чтобы получить такое звание, нужно было доказать на деле, что ты из
себя представляешь. И он все  время  доказывал  свое  превосходство,  свой
воровской авторитет.
   Перестройка открыла невиданные возможности. Металлы, нефть,  газ,  лес,
хлопок, покупаемые за бесценок по внутренним ценам на деревянные  рубли  и
экспортируемые за границу по  мировым  ценам,  давали  такие  деньги,  что
торговцы наркотиками зеленели от зависти. Именно  тогда  он  начал  делать
первые крупные дела. И именно тогда он понял - удержаться на этой пирамиде
сложнее всего. Слишком много  охотников  занять  его  место.  И  тогда,  в
девяносто Первом, он благополучно эмигрировал в США, сумев выправить  себе
визу, как лицу, подвергавшемуся преследованиям при советской власти. И вот
уже несколько лет он  руководит  своей  "империей  отсюда,  из  Нью-Йорка,
отдавая приказы об устранении неугодных и поощрении  отличившихся.  И  вот
уже несколько лет он каждый день повторяет слова  деда  Трофима,  стараясь
быть осторожным и предусмотрительным.
   Предполагавшееся совещание в Филадельфии должно многое решить.  Впервые
съедутся все авторитеты - Япончик,  Лезгин,  Матвей  и  другие.  Если  они
придут к согласию, то можно будет обойтись без крови, без выстрелов.  Если
не придут, значит, кто-то из присутствующих будет похоронен с  подобающими
почестями. И хотя место для себя он присмотрел на престижном кладбище, уже
оформив заявку на девяносто девять лет, переселяться туда раньше срока ему
вовсе не хотелось.
   Он  выбрал  Филадельфию  сам  еще  и  потому,  что   может   обеспечить
безопасность  в  этом  городе.  Уже  прибывают  специалисты   из   Москвы,
Петербурга, Лос-Анджелеса, Праги,  способные  обеспечить  надежную  охрану
совещания. Во время его проведения ничего  не  должно  случиться,  за  это
отвечает он сам и его люди.
   Для этого он вызывает лучших специалистов охраны по всему  миру.  Иначе
нельзя: до него доходят какие-то нездоровые слухи о готовящемся  ударе,  о
том, что многие недовольны своими процентами. Каждый  хочет  получить  еще
большую долю, и потому он должен быть всегда начеку. На его  кусок  пирога
есть много желающих. Но пока они всегда проигрывали. Так будет и  на  этот
раз.
   Напасть на его дом в Нью-Йорке они не смогут, слишком хорошо укреплен и
охраняется. А вот нанести удар в Филадельфии могут вполне. Это в их стиле,
тем более, что о предстоящем совещании знают уже многие. Нужно быть  очень
осторожным. Он вызвал Лазаря. Если кому-то можно доверять вообще,  то  это
Лазарь. На его счету столько мертвяков, что любой суд даст  ему  сразу  по
полной мере. Независимо - американский или российский. У Лазаря есть грехи
и там, и тут. Но он всегда был верен только ему. Даже когда в прошлом году
его пытались купить за миллион долларов. Тогда он предупредил  Француза  о
готовящемся покушении, и посланная группа боевиков жестоко расправилась не
только с предполагаемыми  убийцами,  но  и  с  их  хозяевами,  перестреляв
несколько человек в самой Москве. Хотя Лазарь был умный человек, он  знал,
что деньги не дадут ему ничего. Защита Француза -  вот  единственное,  что
помогало жить этому человеку. Лишившись  защиты,  он  станет  трупом.  Его
ненавидело слишком много людей. Об этом Лазарь прекрасно  был  осведомлен.
Но об этом знал и Француз.
   Лазарь вошел в кабинет своей обычной,  немного  разболтанной  походкой,
словно шел крутить вальс с дамой сердца.  Француз  знал,  что  левую  ногу
Лазаря помяли в одном из сибирских  лагерей  и  эта  странная  походка,  -
следствие того ранения.
   - Все ребята прилетели? - спросил он, не  здороваясь.  Они  виделись  с
Лазарем в день по несколько раз.
   -  Все.  Даже  Мишка  прилетел  из  Лос-Анджелеса.  На  него  я   очень
рассчитывал. У него специальный нюх на чужих,  как  у  хорошей  собаки,  -
ответил, усаживаясь напротив Француза, Лазарь. Ему было  лет  сорок  пять.
Некрасивое вытянутое лицо, большие уши, удлиненный нос делали его  похожим
на паяца. Но горе было тому, кто верил в эту обманчивую внешность.  Лазарь
был самым хладнокровным убийцей, кого видел Француз в своей долгой  жизни.
А видел он достаточно.
   - В отеле все готово?
   - Конечно.  Заказаны  номера,  проверены  портье,  бармены,  официанты,
горничные. По нашему требованию в отеле оставлены только те, кто  работает
там более пяти лет. И все равно мы теперь проверяем каждого.
   - Ребята уже там?
   - Уже месяц. Проверяем все  дома  вокруг,  окна,  подъезды.  Там  улица
довольно многолюдная, ярко освещена, поэтому мы даже записываем на  пленку
всех проходящих более двух раз прохожих.
   - Сам знаешь, какие люди приедут.
   - Не беспокойся, я за все отвечаю. Совещание пройдет спокойно.
   - Покажи мне еще раз карту.
   Лазарь достал из кармана подробный план центра города.
   - Отель "Варвик" расположен на пересечении Семнадцатой  улицы  и  улицы
Логуса, - показал Лазарь. Соседняя  параллельная  улица  -  Валню-стрит  -
довольно оживленная дорога, где ходят даже автобусы. Мы перекрываем ее вот
здесь и здесь нашими автомобилями, прямо в начале поворота на  Семнадцатую
улицу.  С  другой  стороны  улица  Сприга.  Там  мы  тоже  поставим   свои
автомобили,  хотя  эта  улица,  менее  оживленная  и  здесь  ездят  только
автомобили. Но, чтобы не рисковать, мы решили разместить своих  людей  вот
здесь, чуть оттянув их в сторону улицы Логуса.
   - А сквер? - спросил Француз.
   -  Обязательно.  Сквер  Руттенхауза  находится  между  Восемнадцатой  и
Девятнадцатой  улицами,  там  постоянно  будут  наши   люди.   Там   рядом
музыкальный институт  Куртиса,  куда  я  уже  послал  двоих  ребят,  чтобы
просматривали окна. Но в принципе подобраться к "Варвику" из  других  мест
сложно. Для этого нужно пройти по Семнадцатой улице,  а  там  везде  будут
наши люди. Мы рассредоточим их не только по улице. На крыши соседних домов
я поднимаю пять снайперов. Япончик обещал дать своих людей.
   - Почему именно он? - насторожился Француз.
   - У нас была договоренность, что он поможет своими людьми,  -  напомнил
Лазарь, - и потом ребята на крыше могут убрать  только  постороннего.  Что
будет твориться внутри отеля,  они  все  равно  не  увидят,  конференц-зал
находится в глубине гостиницы.
   - Да, тогда ничего, - согласился Француз.
   - А при входе я просто прикажу сменить швейцаров на наших  людей.  И  в
вестибюле тоже будут наши люди. И на всех этажах.
   - Кроме тебя, у кого есть такая карта? - вдруг спросил Француз.
   - Ни у кого, - поднял голову Лазарь, - ты за кого меня держишь?  Откуда
может быть еще одна карта. Знаешь, ведь я никогда никому не доверяю.
   - И все-таки здесь случай особый. Впервые за последние  годы  соберемся
все вместе. Знаешь, сколько желающих помешать нам?
   - Представляю. Но мы все предусмотрели.
   - С американской полицией договорились?
   - Через итальянцев вышли на лейтенанта этого  участка.  Все  объяснили,
гарантировали порядок и спокойствие. Полиции в этот вечер  там  не  будет,
они нам пообещали.
   - После наших разговоров обед будет?
   - Мы это тоже проверили. Водку привезем сами. Каждую  бутылку  я  лично
отбирал. Еду будут готовить свои повара. Причем мы заставим их есть каждое
блюдо.
   - Но мои ребята вне подозрений. Оба отлично работают уже столько лет, -
напомнил Француз.
   - Мой принцип - не верить никому. Когда  предлагают  миллион  долларов,
можно продать даже родную мать.
   Он намекал на прошлогоднюю историю, когда  сам  не  продался  за  такие
деньги. Француз его понял.
   - Ладно, делай как знаешь. Я тебе  доверяю.  А  этот  твой  Мишка,  где
будет?
   - Рядом со мной.
   - Смотри, Лазарь, внимательно. Очень будут обижаться,  если  оружие  не
пропустим. Но ты плюй на их обиды. Безопасность прежде всего.  Все  должны
пройти через проверку. "Авторитеты" пройдут сами, а вот их  "шестерок"  вы
потрошите. Проверяйте все, до последней нитки.
   - "Авторитеты" будут проходить через наши кабины. Другого пути в зал не
будет. У них просто не будет другого выхода. И  если  там  они  попытаются
что-то пронести, мы сразу будем знать. Остановить, конечно, не  остановим,
но следить будем.
   - Это правильно,  -  согласился  Француз,  но  вряд  ли  кто-нибудь  из
приглашенных рискнет привезти с собой оружие. И тем более пронести  его  в
зал. Здесь все-таки не Москва, а многие  из  них  не  очень  хорошо  знают
американские порядки.
   Лазарь согласно кивнул, улыбаясь.
   - Что-нибудь еще? - спросил Француз.
   - Есть небольшая неприятность, - ответил Лазарь, - неделю назад  звонил
из Москвы Филин, просил помочь с американскими визами. Чтобы прилететь  со
своими людьми.
   - А что он сам не может сделать визы?
   - Хотел быстро сделать, за три дня, - объяснил Лазарь, - я  посоветовал
обратиться к Гарри Фонеру, в посольстве США, помнишь, тот  самый,  который
помогал ребят переправлять?
   - Помню, конечно. Еще взял за каждого по пять тысяч долларов.
   - Американцы взятки берут побольше наших, - пожаловался Француз. Он  не
любил страну, в которой был вынужден скрываться от своих соратников.
   - Так вот, Фонер помог Филину получить визы.
   - Ну и что? Взял деньги и помог. Что здесь особенного?
   - Не скажи. Я решил  проверить.  Он  проставил  четыре  визы,  а  Филин
сообщил нам, что они летят втроем. Где четвертый?
   - Ты смотри, какой подозрительный. Может, не смог приехать или заболел.
Или просто знакомый, которому нужно было попасть в Америку очень срочно, -
Француз налил себе газированной воды, выпил, поставил стакан на стол, - ну
и что здесь такого?
   - Почему этот четвертый едет сюда именно во время  совещания?  -  очень
выразительно спросил Лазарь, - не верю я в такие совпадения.
   Француз, потянувшийся было за  бутылкой  с  минеральной  водой,  замер,
опустив руку.
   - Думаешь, человека послали?
   - Все может быть.
   - Филин не посмеет, - задумчиво произнес Француз, - это не его игра.
   - А кто может стоять за Филином? - Лазарь  говорил  тихо,  но  каким-то
свистящим шепотом. Это ударило по нервам хозяина дома.
   - Чего шепчешься? - закричал он, - здесь не подслушивают.
   Лазарь спокойно воспринял эту вспышку гнева. Помолчал, а затем сказал:
   - Я позвонил Фонеру в Москву и уточнил фамилии всех четверых.
   - Ну и...
   - Мы не знаем этого четвертого. Никогда о нем не слышал. Его зовут Юрий
Алексеевич Махрушкин.
   - Где он сейчас?
   - Не знаем. Но, по данным иммиграционной службы США, он  уже  въехал  в
страну. Его данные паспорта есть в их компьютере.
   - Когда въехал?
   - Вчера.
   - Его фотография есть?
   - Пытаемся получить.
   - Филину ничего не говорил?
   - Я не идиот, - обиделся Лазарь, - пока все не проверил, даже  тебе  не
говорил. Но этот тип в Америке. Зачем он сюда так срочно прилетел?  Может,
это действительно случайный знатный Филина, а может,  посланный  с  особым
заданием "ликвидатор"? И если они скрывают от нас, то почему?
   Француз поднялся на ноги. Он был в банком халате, надетый на  тщедушное
тело старика. Подошел к  огромному  окну,  выходящему  в  сад.  Окно  было
сделано из особого сплава  стекла  и  металла  и  могло  выдержать  прямые
попадания  пулеметов  и  автоматов.  Посмотрел  вниз.   В   саду   пожилой
мексиканец-садовник поливал цветы.
   - Значит, Филин, - задумчиво произнес  Француз.  Поправил  свои  редкие
седые волосы, обернулся к Лазарю.
   - Найди этого типа, Лазарь. Брось всех своих  людей,  но  найди.  Тогда
Филина мы поджарим живьем.
   - Мои люди уже ищут его  по  всему  Нью-Йорку,  по  всем  гостиницам  и
мотелям. Он должен был где-то остановиться в центре города. Такой  тип  не
поедет ночевать в ночлежку.
   - Когда прилетает сам Филин?
   - Сегодня вечером. Славик будет их встречать.
   - Нет, - не согласился Француз, - их встречать будешь ты.
   - Не понял, - поднялся и Лазарь, - мне его нужно убрать?
   - Пока нет. Просто посмотри ему в глаза. Он умный, поймет, зачем ты сам
приехал его встречать. Если испугается, значит, уже хорошо.
   - Думаешь, все-таки он?
   - Ничего я не думаю. Ты найди мне этого... как его... Вахрушкина.
   - Махрушкина, - подсказал Лазарь.
   - Тьфу ты черт, Махрушкина. Найди, а я сам выпущу из него жилы.  Только
найди его.





   Автобусный порт утром я, конечно, обнаружил.  Вообще  в  Нью-Йорке  все
здорово устроено. Параллельные улицы - это "стрит", перпендикулярные - это
"авеню". Прямо по всей авеню я прошел несколько улиц  и  нашел  автобусный
порт. И таблички везде "Филадельфия". Оказывается, это совсем недалеко  от
Нью-Йорка и ехать нужно часа три, не больше.  Подошел  к  окошечку,  купил
билет и через час уже сидел в автобусе.
   Американские дороги - это почти цирк. Такого я и  представить  не  мог.
Сидел, все смотрел по сторонам,  думал,  когда  и  у  нас  появятся  такие
дороги. Через три часа приехали в Филадельфию. Центр города я  увидел  еще
издали, в автобусном  порту  Филадельфии  купил  подробную  карту  города.
Выяснилось, что их центральная улица - Маркет-стрит. От остановки автобуса
совсем недалеко. Вышел я на эту улицу и дошел до центра города, где стояли
разные старинные здания, а дорога заканчивалась прямо подъездом одного  из
зданий.
   Теперь нужно было искать отель "Варвик". На карте  было  отмечено,  где
находится этот отель, но я, конечно, сразу туда не полез. Если мне даже не
сообщили нью-йоркский адрес этого типа, то торопиться особенно не следует.
В таких делах думать нужно, размышлять...
   По карте я нашел, что совсем рядом с "Варвиком", через одну улицу  есть
небольшой, парк и там стоит еще один отель. Обошел я улицу, где  находится
"Варвик", и прошел к этому отелю. Он  назывался  почему-то  "Барклай".  Не
думаю, что в  честь  нашего  полководца  Барклая-де-Толли,  командовавшего
русской армией во время наполеоновского нашествия.  Это  я  с  виду  такой
идиот, как любил говорить один из моих друзей, а на  самом  деле  я  очень
умный.
   Захожу в отель и прошу дать  мне  один  номер,  уже  приготовив  другой
паспорт на фамилию моей мамы - Старков Георгий  Федорович.  Так  они  даже
паспорт не посмотрели. Просто оформили мне  номер,  взяли  девяносто  пять
долларов и дали ключи. Поднялся я в свой  номер.  Прямо  слева  от  лифта.
Номер N_914. Довольно большая комната - кровать, диван, телевизор,  четыре
настольные лампы, ванная комната вся в мраморе.  В  Филадельфии  гостиницы
получше, чем в Нью-Йорке. Там за еще большие деньги мне дали такой номер в
"Президент-отеле", что даже повернуться трудно. А здесь огромная комната и
как раз выходит на улицу, где расположен отель "Варвик".
   Оставил я  свой  чемоданчик  в  номере  и  вышел  погулять  по  городу,
старательно  огибая  улицу,  где  находится  мой  отель.  Рано   еще   там
появляться. Да  и  не  стоит  зря  людей  тревожить.  Лучше  по  магазинам
походить.
   Честно говоря, магазины особого впечатления  не  производят.  У  нас  в
Москве в Петровском пассаже либо в ГУМе и качество товаров лучше,  и  цены
повыше,  но  зато  мне  удалось  найти  один   магазинчик,   где   торгуют
американской военной формой. Вот это как раз то, что мне нужно. Только  бы
переводчика хорошего разыскать.
   Вечером, оставив свой чемоданчик в гостинице "Барклай" в Филадельфии, я
вернулся в Нью-Йорк, так и не приблизившись к "Варвику".
   Приехал я уже ночью в город, сошел с автобуса, поднялся  по  эскалатору
наверх и направился  к  своей  гостинице  "Бельведер".  Оказывается,  порт
расположен на Сорок второй улице - всюду шопы сексуальных услуг предлагают
белье, кассеты, журналы, искусственные половые органы, даже девушек,  если
поискать в глубине зала. Зашел я в два таких заведения и  противно  стало.
Наши девочки все-таки лучше, как-то по-домашнему обслуживают, безо  всяких
разных гадостей, цепей, плеток.
   Приехал я в отель, а мне портье  протягивает  ключ  и  что-то  говорит.
Ничего не понимаю, достаю свой словарь.
   - Я вас не понимаю, - говорю.
   А он что-то лопочет по-своему.
   Я разозлился:
   - Объясни, - говорю, - по-человечески.
   Он показывает пальцами два и объясняет,  что  приходили  мужчины,  меня
спрашивали. Ушли полчаса назад. Это значит, Бог меня  любит.  Какие  гости
могли искать меня в этой стране и ждать до двух часов ночи. Если я  бы  не
зашел в эти секс-шопы, то все, конец. Только чудо спасло меня на этот раз.
Вернул я ему ключ, положил двадцатидолларовую бумажку и сразу за дверь,  в
другой отель "Президент", где номер на другую фамилию.
   Только у себя в номере я отдышался. Значит, меня ищут и даже знают  мою
фамилию. Ах, дураки мои "заказчики", наверное, засветились  при  получении
американской визы. Еще бы - за три дня  оформили.  Очень  спешили,  вот  и
перестарались. Теперь нужно быть осторожнее. У них может быть и  мое  фото
из  этого  паспорта.  Надо  же,  какая  фамилия  была  у  моей  соседки  -
Махрушкина.
   А "клиент" мне на этот раз попался, видимо,  серьезный.  Мне  его  лицо
сразу не понравилось, еще в Москве. Знаю я этих подловатых старичков.  Как
змеи, изворотливые бывают. И тысячу жизней  имеют.  Представляю,  какие  у
него возможности, если в огромном городе сумел меня разыскать.  И  сколько
же у него людей? Правильно я сделал, что не сунулся в отель "Варвик".  Там
наверняка везде его люди уже стоят, ждут, когда появится Махрушкин. Теперь
до его отъезда нужно оставить этот паспорт здесь, в Нью-Йорке. И стараться
вообще не вспоминать про эту фамилию.  А  переводчик  мне  все-таки  очень
нужен. Придется ехать в Бруклин. В справочнике Нью-Йорка на русском  языке
написано, что Бруклин - центр эмигрантов из России. А там, где  есть  наши
бывшие граждане, за деньги можно найти все, что угодно. И  договориться  с
кем угодно. Такая уж у нас специфика.
   Утром я поймал такси и поехал в Бруклин. Вот это город. Вторая  Одесса!
Все  говорят  только  по-русски,  но  с  приятным  европейским   акцентом.
Английской речи нет  вообще.  Книжные  магазины,  рестораны,  кафе  -  все
надписи только по-русски. Словно и не выезжал из России.
   Своего помощника я нашел сразу. Он сидел в кафе, пил  какой-то  гнусный
американский напиток, не поймешь сразу, пиво, джин или  коктейль.  У  него
был такой отсутствующий взгляд, что я сразу понял -  это  мой  тип.  Сидит
здесь без денег, без перспектив, без надежд на будущее.  Подошел  и  молча
подсел к нему. На вид этому типу лет пятьдесят пять-шестьдесят,  может,  и
меньше, несчастная жизнь старит человека. Он  долго  смотрел  на  меня.  Я
заказал два чистых виски. Он выпил,  снова  молча  посмотрел  на  меня.  Я
заказал еще по стопочке. Только после второго стаканчика он сказал:
   - Ну...
   - Хочу познакомиться, - поднял я свой стаканчик.
   - Ишь, какой шустрый, зачем?
   - Нужна помощь.
   Он задумался.
   - Именно от меня? - наконец спросил он.
   - Я плохо говорю по-английски, - признался я.
   Он снова задумался.
   - Знаешь, сколько переводчиков без дела сидят. Почему  пришел  ко  мне.
Чем-нибудь промышляешь?
   - Нет, просто подумал, что ты меньше возьмешь.
   - А сколько дашь?
   - Двадцать долларов в день, - здесь важно не выглядеть особенно щедрым.
   - Двадцать долларов, - задохнулся он от гнева, -  только  пятьдесят.  И
проценты с твоего дела.
   - У меня нет никакого дела, - терпеливо объяснил я, - просто я инвалид.
   - Психический? - хмыкнул он. Еще издевается.
   - Нет физический, у меня нет руки, - показал я ему свой протез.
   Он сразу протрезвел.
   - Извини, я не хотел тебя обидеть. Что нужно делать?
   - Помочь мне подобрать несколько костюмов.
   - И все?
   - Да, и все.
   - У нас в Бруклине в любом магазине говорят по-русски, - объяснил он, -
для этого не нужен переводчик.
   - Мне нужны особенные костюмы.
   - Ладно, черт с тобой. Когда ты сел, я уже понял, что ты не отвяжешься.
Куда нужно идти?
   - Сначала в магазин военной одежды. Есть здесь такой?
   Он снова задумался. Когда он думал, он поднимал глаза  к  небу,  словно
помогая своим пропитым мозгам. Если человек пьет с утра, значит,  он  либо
опохмеляется, либо неисправимый алкаш и продолжает пить все время. Мой тип
относился ко второму разряду вечно пьяных, но здравомыслящих людей.
   - Поймаем такси и узнаем у него, - наконец выдал он.
   Для этого не нужно было так долго думать. Таксист отвез нас в магазин и
я подобрал себе все, что можно купить за деньги и  нужно  для  предстоящей
операции. Он ходил рядом довольный, как павлин. Нужно сказать, что и он не
особенно хорошо владел  английским.  Только  когда  мы  наконец  вышли  из
магазина, я спросил его:
   - Как тебя зовут?
   - Леонид, - он выпятил свой небольшой животик  и  попытался  пригладить
растрепанные волосы.
   - Откуда ты?
   - Из Минска.
   - А здесь, что делаешь?
   Внезапно взгляд у него стал грустным, каким-то потерянным.
   - А, черт его знает. Сам не знаю. Все ехали, я тоже сорвался с места. А
зачем приехал - честное слово не знаю.
   - Давно приехал?
   - Да уже десять лет, - посчитал он по пальцам.
   Таксист обернулся к нам.
   - Куда едем? - спросил по по-английски.
   - Куда? - спросил в свою очередь Леонид.
   - В магазин рыболовных принадлежностей, для рыбаков Есть здесь такой?
   - В Нью-Йорке есть все, - победно сказал мой "гид", - это столица мира.
   Он долго говорил что-то водителю, пока тот наконец  не  кивнул,  трогая
машину с места.
   - А тебя как зовут? - спросил Леонид.
   - Георгий. Можно просто Жора.
   - Слушай, Жора, а на кой черт ты  сюда  приехал.  Ну  раньше  ехали,  я
понимаю, бежали от коммунистов, от советской власти. А сейчас  зачем.  Что
есть хорошего в этой обосранной стране?
   - Ты же только что сказал, что Нью-Йорк - столица мира.
   - А мир весь говно, - рявкнул он грозно.
   Таксист обернулся на нас.
   - Езжай, - махнул ему Леонид, - ничего хорошего в  этом  мире  нет.  Ты
мне, поверь. Я был в Израиле,  Австрии,  Голландии,  Франции,  теперь  вот
Америка. Ничего хорошего нет. Везде одно и  то  же.  Мужчины  -  дураки  и
сволочи, а бабы все - прошмандовки. Ничего хорошего в  этом  мире  нет,  -
повторил он грустно.
   Мы ехали довольно долго, минут пятнадцать, пока наконец не остановились
у  нужного  магазина.  В  этом  магазине  мы  пробыли  недолго,  буквально
несколько минут. Затем заехали в еще один магазин, и на  этом  я  закончил
свои покупки. Отпустив такси, мы зашли пообедать в  небольшой  итальянский
ресторанчик.
   - Теперь мне нужна машина, - сказал я Леониду, - ты умеешь водить?
   - Я догадался, - кивнул он, - ты хочешь ограбить банк, и  чтобы  я  был
твоим водителем. Половина добычи моя.
   - С одной рукой? - спросил я его.
   - Да, - он чуть смутился, - об этом я не подумал. Значит,  ты  какой-то
мошенник. Задумал крупную аферу.
   - Поэтому обратился к первому  встречному,  -  мои  вопросы  были  хуже
кулаков.
   Он еще раз подумал.
   - Значит, ты от кого-то скрываешься.
   -  И  поэтому  хочу,  чтобы  ты  меня  отвез  в  другой  город?  Хватит
придумывать глупости. У тебя есть права?
   - Нет, - виновато ответил он, - вернее где-то были, но я потерял.
   - А водить умеешь?
   - Думаю, да.
   - Что значит, думаю? - с этим типом мог мог разозлиться даже святой.
   - Давно не водил машину. Десять лет, - признался он мне наконец.
   - А в Союзе водил?
   - Там у меня была своя машина. "Жигули", третья модель.
   - Значит, умеешь. А где посеял водительские права, не помнишь?
   - Не помню, - он явно огорчился, потом вдруг сказал:
   - Все время хочу спросить у тебя, где ты потерял свою руку?
   - В Афганистане.
   - Я так и думал, - вздохнул он, - это был наш рок.
   - Ты тоже был там? - спрашиваю его.
   - Нет, - он вдруг отвернулся.
   Официант принес нам пиццу и  кока-колу.  Поставив  все  на  столик,  он
улыбался, показав все тридцать два великолепных белых зуба, и удалился.
   Мы принялись за еду.
   Я подозвал официанту заказав еще по стаканчику мартини.
   Тот быстро выполнил заказ.
   Леонид долго глядел на стакан с янтарной жидкостью, потом, подняв  его,
сказал твердо и трезво:
   - За всех павших, - поднялся и стоя выпил.
   Этого я от него не ожидал. А я сижу, как дурак, и  ничего  не  понимаю.
Потом поднялся и тоже выпил. После мартини стал что-то соображать. Заказал
еще два стакана.
   - Кто там у тебя погиб?
   - Сын. Единственный сын, - ответил Леонид. А во взгляде такая мука, что
у меня аж мурашки по коже ползут.
   Я, не спрашивая, выхватил у официанта второй  стакан  и  выпил  залпом.
Потом попросил принести бутылку виски.
   - Где погиб? - спрашиваю.
   - Точно не знаю. Пришло сообщение, что пал смертью храбрых под Кабулом.
Где именно, не уточнили. Ему было девятнадцать лет.
   - Ясно.
   - Ничего тебе не ясно. Жена не смогла выдержать и умерла через полгода.
А я приехал сюда. Вот  и  вся  моя  история,  -  закончил  он  с  каким-то
ожесточением.
   - Ладно, Леонид, все. Больше не будем  об  этом,  -  предложил  я.  Тут
официант принес нам бутылку этого чертового виски, и  мы  немного  выпили.
Мне много пить нельзя - я на работе. А вот Леонид меня удивил. Он тоже  не
стал пить, словно его боль так мутила душу,  что  здесь  никакой  алкоголь
помочь не мог.
   Вечером я отвез его в свой номер. Постель у меня была двуспальная, хотя
комнатка очень маленькая. Он лег прямо в одежде и сразу захрапел. Я привез
его не потому, что не доверял. Нет.  Такой  подставки  не  бывает.  Просто
вспомнил Афган, своих товарищей, всех погибших ребят.
   А потом сел к маленькому столику в своей комнате и долго  изучал  карту
Филадельфии, продумывая план завтрашнего дня. Завтра у  меня  будет  очень
сложный день.  Я  разделся,  прошел  в  ванную  комнату  и  еще  часа  два
тренировался. Кажется, все получилось так, как я того  хотел.  Теперь  все
зависит от моего умения завтра вечером в  отеле  "Варвик".  А  его  я  еще
вообще не видел. И не нужно. Зря гусей дразнить не стоит. Потом лег  спать
рядом с Леонидом. Тоже в одежде. Утром я его с трудом разбудил, он  крепко
спал, видимо, хорошие сны видел. Проснулся, даже улыбался. Мы с ним быстро
позавтракали и  поспешили  на  автобусную  станцию.  Нужно  было  спешить.
Сегодня вечером мне предстоит очень сложная работа.
   Вы думаете я ему слишком доверял? Нисколько. Скорее он слишком  доверял
мне, заснув у меня в номере. А я сплю чутко, слышу все даже во  сне.  Если
бы он захотел сбежать от меня с моими деньгами  или  кокнуть  меня,  я  бы
сразу услышал. И хотя у меня всего одна рука... В общем у Леонида не  было
бы никаких шансов. Просто в номере нашли бы его труп. А после  услышанного
про его сына мне этого делать совсем не хотелось.





   Лазарь был в ярости. Он не кричал, не ругался. Но  стоявшие  перед  ним
люди знали, что его шипение хуже любого ругательства. Француз стоял у окна
и курил, не вмешиваясь в разговор.
   - Как, - шипел Лазарь, - как вы могли послать туда таких болванов? Мало
того, что они ушли в два часа ночи, не дождавшись этого человека, они  еще
и расспрашивали о нем портье, который и предупредил этого Махрушкина.  Где
были ваши головы? Как вы могли довериться таким  идиотам?  И  как  я  могу
верить теперь таким болванам, как вы?
   Оба стоявших молчали, опустив головы.
   - Убирайтесь, - наконец произнес Лазарь, отпуская своих помощников. Оба
быстро вышли из комнаты.
   Француз по-прежнему стоял спиной, пуская кольца дыма. Лазарь  посмотрел
на него. Он видел только затылок своего шефа.
   - Что ты об этом думаешь? - наконец спросил Француз.
   - Это тот самый убийца, о котором нас  предупреждали.  Он  поселился  в
отеле "Бельведер" под фамилией Махрушкина, а  потом  исчез.  Если  бы  мои
кретины не поспешили, они вполне  могли  его  взять.  А  теперь  он  исчез
окончательно и скрывается где-нибудь в другом месте.
   - Какая разница? - спросил, не оборачиваясь, Француз, - мы  ведь  знаем
его фамилию. Он не может ее изменить.
   - А если у него второй паспорт? - нахмурился Лазарь.
   Француз наконец обернулся, подошел  к  столу.  Взял  несколько  листков
бумаги, бросил их на диван, перед Лазарем.
   - Здесь списки всех, получивших визу в американском посольстве в Москве
за последние десять дней. Из  них  половина  прилетела  в  Нью-Йорк.  Если
хочешь, гложешь проверить и эти списки. Но мои знакомые уже  проверили  по
компьютеру. Человека, похожего на Махрушкина, среда них нет. Так что ищите
именно его.
   - Может, он уже здесь, в  Филадельфии,  -  пробормотал  Лазарь,  изучая
списки.
   - Не может, а точно здесь. Твои люди работают с гостиницами?
   - Со вчерашнего дня. Проверили все соседние гостиницы.  "Латхэм-отель",
"Холидей Инн", "Ритц-Карлтон", "Барклай" - нигде  не  останавливался  этот
Махрушкин. Сегодня утром проверяли еще раз.
   - Проверьте и другие гостиницы. Не обязательно,  чтобы  он  остановился
совсем рядом, - посоветовал Француз.
   - Уже делаем. Пока никаких результатов.
   Француз сел на  диван,  потушил  сигарету  в  пепельнице,  стоявшей  на
столике, и откинулся на подушки.
   - Что думаешь делать с Филином?
   - Мы разместили его в соседнем сюите [сюит - номер люкс]. А  его  людей
отправили на другой этаж, сказали - нет мест. Как он все-таки решился,  не
понимаю.
   - А я понимаю. У него появились  в  последнее  время  хорошие  связи  в
разных кругах, в том числе и среди чиновников.  Видимо,  в  России  кто-то
решил, что не стоит делиться с нами. Все можно брать самим.
   - А мы им мешаем, - объяснил Француз, потом, подумав немного,  добавил:
- И не только мы. Другие тоже мешают.
   Лазарь насторожился.
   - Думаешь, может быть "баня"?
   - А где еще можно нас всех собрать. Может, Филин даже  не  догадывается
об этом. Собрать всех "авторитетов" и устроить им "баню". Это мечта любого
фраера. Такой шанс упускать нельзя.
   - Не получится, - возразил Лазарь, - чтобы устроить такую "баню", нужно
огромное количество взрывчатки. А где ее взять, где  разместить?  Ваш  зал
находится  в  глубине  гостиницы.  Туда  не  долетит   даже   выстрел   из
гранатомета. Мы все предусмотрели.
   - Видимо, не все, - тихо сказал Француз, закрывая глаза, - раз упустили
убийцу, видимо, не все.
   - Мы его не упустили. Он даже не знал, что мы на него охотимся.
   - Теперь знает...
   - Теперь знает, - согласился Лазарь, - но и мы знаем. Его фото  у  всех
моих людей, на всех этажах. В гостинице будут сорок наших  человек  и  еще
тридцать из охраны наших гостей.
   - У них будет оружие?
   - Нет, мы отберем его при входе. Среди них не будет Махрушкина,  это  я
гарантирую.
   - Обидно, - вдруг произнес Француз, не раскрывая глаз, -  так  глупо  и
обидно.
   - Что обидно? - Лазарю совсем не нравилось настроение шефа.
   - Обидно, если умрешь от руки человека с фамилией Махрушкин. Одно дело,
когда тебя убивает Дантес, совсем другое - Махрушкин.
   Лазарь не понял, шутит шеф или говорит серьезно.
   - Пусть он об этом и не думает. Если он появится рядом с отелем, Мы его
возьмем. И его не спасет даже его глупая фамилия.
   - Ты все-таки следи за Филином и его  людьми,  -  посоветовал  Француз,
наконец открыв глаза, - особенно за его людьми.
   - Мог бы не говорить. Может, вообще не нужно его пускать на совещание?
   Они посмотрели друг другу в глаза.
   - А куда ты денешь три трупа, - улыбнулся Француз,  -  и  что  я  скажу
своим гостям. Что Филин улетел? Они могут не понять. Ведь мы гарантировали
всем безопасность.
   - А после совещания?
   - Это другое дело. Если вдруг он решит задержаться...
   Француз выразительно усмехнулся.
   - Я вызову людей, - поднялся Лазарь.
   Он уже выходил из комнаты, когда его позвал шеф.
   - Лазарь, - очень тихо  сказал  Француз,  -  если  со  мной  что-нибудь
случится, ты прими на себя мою месть. И мое дело тоже.
   Военная форма американского ветерана  сидела  на  мне  идеально.  Левую
кисть я бережно отцепил и спрятал протез в гостинице.  Мы  сняли  номер  в
отеле "Шератон" на другом конце  города,  у  реки,  на  фамилию  какого-то
американца. Правда, стоило это удовольствие около двухсот долларов. Теперь
я выглядел, как стопроцентный янки. Леониду я оставил две бутылки  хорошей
водки "Смирнофф", и он с удовольствием остался в номере отеля.
   Левый рукав демонстративно загнут и скреплен булавкой. Любой, увидевший
меня в этот момент, поймет, что я ветеран  американской  армии,  доблестно
сражавшийся где-нибудь во славу Америки.  Пока  я  шел  через  весь  центр
города, нужно было видеть лица американских  мальчишек,  провожавших  меня
восхищенными взглядами. Нужно было видеть  это  уважение  и  почитание  на
лицах взрослых. Я  даже  почувствовал,  что  немного  разволновался.  Будь
проклят, этот Горбачев. Ведь в нашей стране ветеранов уважали  не  меньше,
если не больше американских. А теперь нас называют оккупантами,  презирают
и не считают за людей. Нужно было попасть в Америку,  чтобы  почувствовать
эту разницу.
   Вокруг тела у меня обмотан небольшой пояс, на котором держится  длинная
рыболовная леска.
   Кисточки  свои  я  оставил  в  гостинице.  Когда  нет  левой  руки  для
балансировки, правой пользоваться сложнее. Но можно. В карманах у меня еще
несколько разных приспособлений для предстоящей задачи.  И  я  направляюсь
прямо к этому "Варвику". Уже седьмой час вечера,  и  мой  "клиент"  должен
быть в гостинице. Его лицо я помню очень хорошо,  перепутать  я  не  могу,
иначе меня не держали бы на этой работе. И тем более не платили бы столько
денег.
   Я иду по Валню-стрит, широко махая правой рукой. Полицейские отдают мне
честь, продавцы улыбаются. Надеюсь, никто из них не догадается  заговорить
со мной. В магазине театральных принадлежностей я раздобыл некоторые  вещи
и теперь любой, заглянувший ко мне в рот, увидит, что я еще и немой. А это
очень важно для такого незнайки, как я. Все-таки нужно  учить  иностранные
языки.
   На Семнадцатую улицу я вступаю уже в семь двадцать  вечера.  И  хотя  я
по-прежнему шагаю  и  улыбаюсь  встречным  прохожим,  я  успеваю  заметить
стоящие у гостиницы автомобили, людей, сидевших в них, рассыпанных по всей
улице громил, чуть движущиеся занавески, за которыми скрываются охранники.
Проходя мимо двух машин подряд, я незаметно бросаю в их бензобаки  простые
американские презервативы, наполненные марганцем и еще другим порошком для
ускорения реакции. Каким именно, я не  скажу,  иначе  можно  будет  просто
взрывать автомобили на улицах.
   После этого я подхожу к отелю "Варвик". Нужно видеть, как смотрят  мимо
меня  и  сквозь  меня  все  охранники.  Я  инвалид,  человек   без   руки,
получеловек. По их мнению, я не могу представлять никакой опасности. А вот
американцы, наоборот, всячески подчеркивают мне свое уважение. Стоило  мне
только зайти в отель "Варвик", пройдя мимо многочисленных охранников,  как
ко мне подскочил портье.
   - Что вам нужно, сэр? - видимо, спросил он меня.
   Я показываю ему свой обрубок во рту и  знаками  прошу  отвести  меня  в
кафе. Он, кажется, понял, ведет меня в кафе на втором этаже.  Всюду  видны
морды охранников. Портье что-то говорит официанту, и тот приносит  чашечку
кофе. Все-таки плохо, что я не знаю английского языка.
   Через полчаса  начнутся  взрывы,  если  я  правильно  рассчитал  время.
Значит, у меня есть  небольшая  фора.  Теперь  мне  нужно  войти  в  лифт.
Конечно, в лифте никто не ездит.  Там  же  нельзя  спрятаться.  Спокойнее.
Укрепляю свои мешочки по краям верхней плиты. В нужный момент эффект будет
поразительный. Ох, как трудно работать одной правой. Хорошо,  что  у  меня
есть такой крепкий ремень, на котором я могу повиснуть.  Поправляю  форму,
выхожу на последнем этаже. В  конце  коридора  еще  двое  охранников.  Они
нашпиговали своими людьми гостиницу. На меня  эти  ребята  только  бросают
взгляд и  сразу  отворачиваются.  Конечно,  ведь  инвалид  не  может  быть
опасным. Самые лучшие номера всегда бывают на последнем этаже. Это я  знаю
хорошо. И в этом сюите, конечно, живет мой "клиент". Этим двоим и в голову
не придет, что внизу многочисленная охрана могла пропустить убийцу.  Здесь
они чувствуют себя спокойно.  Я  подхожу  к  ним  вплотную.  Действительно
смешно. Что  может  сделать  безрукий  инвалид  против  двух  откормленных
боровов. Сейчас посмотрим. Для этого достаточно  небольшого  баллончика  с
усыпляющим газом. Или слезоточивым. Я не знаю, что внутри, но  оба  падают
на пол, задыхаясь и кашляя.  Удары  по  голове  их  же  оружием  довершают
картину.
   Теперь нужно втащить обоих в  номер.  Можете  представить,  как  трудно
тащить  их  одной  рукой.  Внизу  идет  совещание,  нужно  торопиться.   С
баллончиком мне, конечно, повезло, их продают в Америке на каждом шагу. Но
везет обычно думающим и дерзающим.  Дуракам  везет  редко,  это  только  в
пословице так говорится, что им всегда везет.
   Теперь рыболовной леской связываю им руки,  ноги,  так,  чтобы  они  не
могли развязаться. Проверяю аварийный выход наверх, по пожарной  лестнице.
Он, конечно, открыт. Смотрю на часы. Еще  есть  пять  минут  времени.  Что
самое  глупое  в  охране  любого  важного  лица?  Оружие  его  охранников.
Посторонних,  чужих,  незнакомых  гостей  проверяют  очень  тщательно   на
выявление оружия, забывая, что ловкий человек вполне может отнять оружие у
охранника. Это как  атомная  бомба,  которая,  взорвавшись,  разрушает  не
только территорию противника, но и своей радиацией уничтожает  собственную
землю. Самая большая опасность в таких охраняемых объектах - оружие  самих
охранников. Достаточно им завладеть и можно смело проводить пешку в ферзи.
Одного  удара  для  этого  вполне  достаточно.  Но  на  один  удар  я   не
рассчитывал. Нужно  быть  дилетантом,  чтобы  рассчитывать  на  случай.  Я
рассчитываю на целую цепь событий, которую сам подготовил и спланировал.
   Достав оружие охранников, проверяю его и жду у лифта, уже бросив  рядом
с ним свой последний мешочек. Через минуту все начнется. Никогда больше не
буду браться за работу в другом государстве.  Это  трудно  и  неудобно.  Я
привык к своему протезу и теперь мне так неудобно с одной правой рукой. Но
зато, какое это прекрасное алиби! Нарочно не придумаешь.
   Внизу, наверно, идет совещание. Интересно, кто здесь  собрался?  Такого
количества охранников я давно не видел. Можно подумать, что здесь заседают
сразу несколько президентов ведущих европейских стран. Хотя, я  думаю,  их
охрана работает немного получше этих безмозглых громил.
   Гремит взрыв.  Крики,  паника.  На  улице  раздается  еще  один  взрыв.
Заработали все лифты. Так, это уже лучше. Если  на  улице  гремят  взрывы,
куда уведут моего "клиента"? Правильно, в лифт, и в его охраняемый  номер.
А в соседнем лифте уже начался пожар. Туда никто  больше  не  зайдет.  Еще
один, "мой", лифт стоит на моем этаже, куда я его вызвал, после  того  как
убрал тела охранников. Простая деревянная прищепка не дает ему возможности
уехать вниз. Остается, только  третий  лифт,  не  забывайте,  в  первом  я
побывал, и он теперь сильно дымит.
   Кстати сработал и мой  последний  мешочек,  в  коридоре  тоже  появился
сильный дым. Пока противопожарные краны на потолках  не  срабатывают.  Дым
стелется по полу. Успеваю подбежать к запасной, "пожарной" двери и открыть
ее. Теперь все готово.
   Мой "клиент" появляется на этаже в сопровождении сразу трех охранников.
Они меня мало интересуют. Мне нужен только один точный выстрел  в  лоб.  С
расстояния в пять метров трудно промахнуться. Они спешат, даже не  обращая
на меня внимания. Стараются спасти свою "шишку". В последний  момент  вижу
его затравленные старческие глаза. Он,  видимо,  уже  знает  свою  судьбу.
Встречаюсь с его глазами и понимаю - все знает. Кажется,  он  даже  понял,
что я буду его убийцей. Охранники даже не смотрят на однорукого  ветерана.
Поднятая  правая  рука,  выстрел  прямо  в  лоб.  Одного  выстрела  вполне
достаточно. Он дернулся и  падает  на  руки  своих  охранников.  Пока  они
пытаются что-либо сообразить, я уже в лифте,  отцепляю  прищепку.  Что  вы
думаете, я делаю? Нажимаю первый этаж? Ни за что на свете.  Они  наверняка
уже передали по своим рациям вниз, чтобы меня задержали. Или  пристрелили,
что впрочем одно и то же.
   Я нажимаю кнопку этажом ниже. И тут же выхожу  из  лифта,  посылая  его
вниз. Слышу, как  бегут  по  лестнице  двое  охранников  моего  "клиента".
Торопятся меня схватить. После чего я спокойно поднимаюсь  вверх,  на  тот
самый этаж,  где  я  пристрелил  своего  "клиента"  и  ухожу  по  пожарной
лестнице. Представить  в  этот  момент,  что  я  могу  вернуться  к  месту
убийства, да еще на тот самый этаж -  невозможно.  Для  этого  нужно  быть
немного психологом.
   В отель "Шератон" я добрался уже ночью. Сразу  разбудил  Леонида,  одел
свой протез, выбросил американский мундир. Леонид  после  похмелья  был  в
ужасном состоянии. А может, после пьянки. Мне трудно  разобрать,  когда  у
него  похмелье,  а  когда  очередная  пьянка.  Поняв,  что  он  не  сможет
двигаться, я оставил ему  под  подушкой  две  тысячи  долларов  и  пожелал
счастливо  оставаться.  Говорят,  что  мы  убиваем   всех,   не   оставляя
свидетелей. Это такое вранье. Зачем бесполезно убивать ничего не  знающего
человека. Только для убийству? Но это подло. И грешно.
   Из Филадельфии я уехал в  Вашингтон.  Там,  где  меня  никто  не  будет
искать. Потом из газет я узнал, что в тот вечер  в  Филадельфии,  в  отеле
"Варвик" был убит известный гангстер и  глава  мафии  по  кличке  Француз.
Знали бы,  каких  трудов  мне  это  стоило.  Только  держать  во  рту  эту
декоративную гадость было противно. А все остальные трудности?
   В общем первую половину своих денег я честно отработал. Но уже тогда, в
Америке я понял, что вторую взять будет  труднее,  чем  первую.  Уж  очень
известный мафиози был этот Француз,  Такие  обычно  доживают  до  глубокой
старости. Слишком умны и осторожны. А тут вот на меня  попал.  Не  повезло
ему.
   Из Вашингтона я улетел... Конечно, не в  Москву.  Тот  билет  я  просто
выбросил.  В  аэропорту  Вашингтона  я  предъявил   паспорт   на   фамилию
Махрушкина, чтобы они видели мою американскую визу. Но по  этому  красному
паспорту я должен был отдельно регистрироваться  в  Турции  и  платить  за
въезд вместо визы десять долларов. Вместо этого, уже в аэропорту  Стамбула
я предъявил другой паспорт, на другую фамилию, но уже с турецкой визой. Во
всех аэропортах мира, особенно в крупных, никого не интересует, есть ли  у
тебя виза той страны, откуда ты прибыл. И вообще,  откуда  ты  прибыл.  Их
интересует собственная виза. И самое главное  -  при  выходе  с  различных
рейсов пассажиры перемешиваются друг с другом.  А  уже  потом  пограничник
ставит свою печать на выходе из зала. Так получилось и здесь.
   Пограничник  взял  мой  паспорт,  прочитал  мою  фамилию,   имя,   даже
ободрительно кивнул, произнеся "Георгий", и поставил  печать.  Через  пять
минут я выходил из аэропорта города Стамбула.
   Первый свой паспорт я просто порвал и выбросил. Мне он  больше  никогда
не понадобится. И хотя жаль, что  я  так  и  не  посмотрел  Нью-Йорка,  не
побывал на острове, где стоит статуя Свободы, не поднимался  на  их  самое
высокое здание - Эмпайр Стейт Билдинг, но зато я чисто сделал свое дело. А
это было самое главное. Вы  думаете,  что  я  перестраховался,  приехав  в
Стамбул? Ничего подобного. Эти сукины дети ждали меня в  Москве.  Ах,  как
они меня ждали, встречая тот самый рейс, на который у меня был  их  билет.
Но это уже отдельная история.





   Они сидели  вдвоем  в  комнате  президента  банка.  Самого  президента,
конечно, не было, его просто  выставили  за  дверь.  Оба  садящих  были  в
дорогих двубортных костюмах, шелковых галстуках и модельной  обуви  ручной
выделки. Достаточно было взглянуть на них,  чтобы  понять  стоимость  этих
людей. Но глядеть было некому. Здесь они были только вдвоем.
   - Я предупреждал, - горячился полный мужчина,  -  я  вас  предупреждал,
Сергей Георгиевич, что нужно быть осторожным. А вы недооценили мои слова.
   - Ладно, - отмахнулся другой, поплотнее и выше ростом, - что  было,  то
прошло. Жалко Филина. Говорят, помощник Француза,  этот  полоумный  Лазарь
сам прирезал всех троих.
   - Какой ужас, какой ужас, - простонал толстячок, - что теперь будет?
   - Теперь ничего не будет, - усмехнулся Сергей Георгиевич, - теперь  все
наше. Кончился Француз. Спекся. Теперь никому платить больше не будем.
   - А этот Лазарь?
   - Он убийца, а не мыслитель. И потом у него нет такого авторитета,  как
у Француза. Его никто не признает.
   - Вы думаете, он не узнает, кто послал убийцу к Французу?
   - В жизни не узнает. Об этом знали только три человека - вы, я и Филин.
Один уже умер, остались мы двое.
   - А если Филин успел рассказать? - испуганно спросил полный мужчина,  -
вы представляете, что здесь будет?
   - Вы не знаете Филина, мой дорогой. Он скорее откусит  себе  язык,  чем
расскажет что-либо. Даже под пыткой. Мы сидели вместе с ним, и я помню его
еще по лагерям.
   - Могли  бы  не  вспоминать  своего  уголовного  прошлого,  -  дернулся
толстячок, - все равно нужно  быть  очень  осторожными.  Что  там  с  этим
наемником?
   - Осечка вышла, - огорченно произнес Сергей Георгиевич, - видимо, много
денег заплатили. Парень  впервые  в  жизни  увидел  Америку  и  решил  там
остаться. Но он глупо поступил. Лазарь знает его фамилию и может выйти  на
него. Представляю, какие  пытки  придумает  для  него  Лазарь.  А  сменить
паспорт уже в Америке нельзя, это вам не Россия.
   - А его связной?
   - Уже давно под землей, - кивнул Сергей Георгиевич,  -  тут  мы  успели
очень оперативно. Он даже не понял, что произошло.
   - И все-таки меня все время гнетет мысль - откуда Лазарь узнал о  нашем
человеке. Как они вышли на Филина?
   - Мы проверяли. Я  грешным  делом  даже  вас  подозревал,  -  неприятно
улыбнулся Сергей Георгиевич. Толстячок  даже  передернулся,  -  но  теперь
думаем что через посольство. Я ведь Филину говорил,  что  лучше  оформлять
нашему наемнику туристическую визу, а  он  не  согласился.  А  сидевший  в
американском посольстве  человек  работал  на  Француза.  Вот  такой  круг
получился. И они смогли вычислить убийцу. Правда, он конечно молодец, если
сумел вывернуться и все-таки пристрелить Француза. Говорят, прямо  на  его
этаже. Но мне все-таки непонятно,  как  этот  убийца  вошел  в  охраняемый
отель, как прошел мимо охранников, мимо людей Лазаря? Как поднялся наверх,
как оказался на этаже Француза? Я думаю, может, это Лазарь  воспользовался
ситуацией и решил убрать старика. А сам сесть на  его  место.  Такое  тоже
может быть. Хотя в любом случае наши деньги не пропали. Мы их заплатили не
зря.
   - Это может быть, - подумав ответил толстячок, - поэтому не вернулся  и
ваш человек. Поэтому Лазарь так быстро убрал Филина и  его  людей.  Скорее
заметал следы.
   - Мы встречали в аэропорту тот самый самолет,  на  котором  должен  был
прилететь наш наемник. Он  не  прилетел.  Мы  проверили  даже  депутатскую
комнату, просмотрели списки всех пассажиров. Его не было среди них.
   - Стало быть все к лучшему, - вздохнул толстячок, - и все  равно  нужно
быть осторожнее. Теперь, когда  мы  наконец  установили  полный  контроль,
нужно вообще не  высовываться.  Сидеть  тихо,  как  Француз,  царство  ему
небесное, умным человеком был.  Хотите  отдохнуть,  покуражиться?  Езжайте
куда-нибудь на  Канарские  острова.  Но  не  ближе,  чтобы  не  привлекать
внимания.
   - Так я и сделаю, - улыбнулся Сергей Георгиевич, -  а  долю  Филина  мы
разделим пополам.
   В кабинет вошла очаровательная, длинноногая секретарша.
   - Вас просят к телефону, - улыбнулась она Сергею Георгиевичу.
   - Меня? - удивился тот, поднимая трубку.
   - Добрый День, Сергей Георгиевич, - раздалось на другом конце.
   - Добрый день. Кто это говорит?
   - Ваш заказ выполнен, - услышал он потрясшие его слова, - когда я  могу
получить вторую часть приза?
   - А...  что...  -  впервые  в  жизни  по-настоящему  растерялся  Сергей
Георгиевич, - как вы сказали?
   - В Филадельфии все прошло нормально. Это Махрушкин  говорит.  Когда  я
могу получить свои деньги?
   - Завтра, - выдавил наконец Сергей Георгиевич, - конечно, завтра.  Куда
их привезти?
   - Я вам перезвоню  завтра  в  это  время,  -  незнакомец  под  фамилией
"Махрушкин" положил трубку.
   Сергей Георгиевич судорожно вытер лицо рукой. Рот его перекосился.
   - Что случилось? - испугался толстячок.
   - Объявился наш наемник.
   - Кто? - почти закричал толстячок.
   - Ага, тот самый. Он уже в Москве и просит оставшуюся часть денег.
   - Так я и думал. Значит, он человек Лазаря. Нас просто всех обманули  с
самого начала.
   - Не похоже, - задумчиво ответил Сергей Георгиевич, - Лазарь  на  такие
тонкости не способен. Он бы не стал просить денег,  а  просто  прислал  бы
сюда группу убийц. Здесь что-то не стыкуется. Может, этот  человек  просто
гений? И он действительно убил Француза и сумел обмануть нас всех. Нет, не
верю я  в  его  гениальность.  Здесь  какая-то  сложная  игра.  Нужно  все
продумать и выяснить.
   - Думаете нужно платить?
   - Нужно захватить этого наемника  и  выяснить,  на  кого  он  работает.
Может, кто-то третий решил вмешаться в нашу игру. И Француз убит, и  Филин
убит. А этот Махрушкин ходит по  Москве.  Так  не  бывает.  За  ним  стоят
определенные силы.
   - А кто это может быть?
   - Узнаем, - пообещал Сергей  Георгиевич,  внезапно  сломав  карандаш  в
своих руках. Раздался сухой треск. Толстячок вздрогнул.
   - Только без шума, - попросил он.
   - На этот раз, конечно. Я пошлю десять человек.  У  этого  наемника  не
будет никаких шансов. Там мы его и возьмем.
   - А если это человек Лазаря?
   - Тогда уберем его и пошлем к Лазарю  людей  с  просьбой  о  перемирии.
Воевать нам не стоит. А ему можно будет платить куда меньше, чем Французу.
   - А если нет?
   - Тогда выясним, кто стоит за ним и что они хотят. А  потом  все  равно
уберем. У этого Махрушкина нет никаких  шансов  в  любом  случае.  Он  уже
мертвец.
   - Но возможен и третий вариант, - сказал вдруг толстячок.
   - Какой третий?
   - Что он гений. И тогда нам будет очень сложно.
   - Вы верите в гениев? Их давно уже нет.  Чтобы  убрать  Француза  таким
образом, нужна была целая организация. А  кто  мог  лучше  все  обставить,
кроме самого Лазаря? Не верьте в гениев мой дорогой, предатели и  мерзавцы
встречаются куда чаще.
   Они и не думали, что весь их разговор слышит еще один человек.
   Вы бывали в Стамбуле? Если нет, обязательно  поезжайте.  Не  пожалеете.
Во-первых там, как и в Бруклине, все говорят  по-русски.  Везде  такие  же
надписи на русском языке. Наши, конечно, молодцы - заставили  турок  учить
русский язык. А в ресторанах я видел даже портреты русских царей. Турецкие
султаны наверняка в гробу переворачиваются, видя такое количество  русских
на берегах Босфора и Дарданелл, Но  город  мне  понравился.  Один  большой
базар, где все торгуют, кричат, ругаются, обманывают и  наживаются.  И  до
утра никто не спит.
   Остановился я в небольшом отеле с громким названием  "Гранд-отель".  На
самом - деле дешевая студенческая  забегаловка-общежитие.  Но  зато  стоит
только сорок пять долларов в день. Всего два дня был я в Стамбуле, но  мне
очень понравилось. Даже накупил всякого барахла для сынишки. Когда  еще  я
сюда выберусь.
   Билет в Москву я купил в кассе. За доллары здесь  готовы  сделать  все,
что угодно. Особенно много наших девочек, приезжающих на заработки. Бедные
турки просто голову теряют от такого наплыва  хорошего  женского  тела.  И
здесь тоже мы их обошли начисто.
   В Москву прилетел вечером. Сразу позвонил Игорю. Тот  не  ответил.  Это
мне не понравилось, думаю, проверить все нужно. На следующий день позвонил
я ему на работу. Там тоже не знают, где Игорь. Пропал,  исчез.  И  никаких
следов. Позвонил его соседке. Мы с Игорем договаривались, в случае чего, я
звоню соседке. Так та тоже ничего не знает. Нет, говорит, его,  уже  пятые
сутки дома не ночует. Тогда, конечно, все понятно. Мои "заказчики"  решили
избавиться от нежелательных свидетелей. Как правильно я  подстраховался  с
этой Турцией. Наверняка ждали меня в аэропорту, хотели достойно встретить.
   А я не прилетел. Наверное, решили, что остался в Америке. Или меня  там
убрали. В суматохе, в отеле могло случиться все, что  угодно.  Но  они  не
должны так думать. За ними долг числится  -  еще  двести  пятьдесят  тысяч
долларов. И убитый Игорь. Нужно брать с процентами.
   Еще два дня я готовился. Оборудование всякое закупал. Моего  заказчика,
как я узнал, звали Сергей Георгиевич. И ходил он в очень  известный  банк.
Представляете, как мне трудно было прикрепить к окну хоть что-нибудь.  Всю
ночь простоял, пока наконец попал прямо на оконную раму. Попасть кисточкой
с пластилином даже на второй этаж очень сложно. А тут еще везде охранники.
А на следующий день  я  нанес  визит  в  этот  банк  и  случайно  зашел  к
секретарше президента. Такой красивой девушки я давно не видел.  Объяснил,
что я бывший афганец и хочу поговорить с президентом банка. Она долго меня
не хотела пускать, пока я ей свой протез не показал. Наконец впустила.
   Президент оказался молодым, красномордыми нахальным.  Он  даже  слушать
меня не стал, сразу выставил за дверь, как только заикнулся  о  помощи.  И
еще вызвал для порядка двух  своих  охранников,  которые  меня  и  вывели.
Правда, свой жучок под столом я успел прикрепить. А кисточка на окне  была
для ориентира. В этом окне я чаще всего и видел Сергея Георгиевича.  А  на
следующий день они оба в банк пожаловали. С удовольствием слышал, как  они
президента  за  дверь  выставляли.   Будет   знать,   как   с   инвалидами
разговаривать. Он для них был просто "шестерка".
   А потом долго обо мне говорили разную ерунду. Наконец, не  выдержав,  я
позвонил им. Нужно было видеть, как испугался этот Сергей  Георгиевич.  Я,
правда, не видел, но зато слышал их  до  разговора  и  после.  Игоря  они,
конечно, убрали, это  я  был  прав.  И  со  мной  подло  поступить  хотят.
Захватить, пытать и прибить. Это за то, что я  выполнил  их  "заказ".  Нет
благодарности у людей, всюду одно жулье.
   Ничего, думаю, посмотрим. На  следующий  день  слышу,  как  в  кабинете
собрались люди. Обсуждают, как  лучше  меня  прибить.  Придумывают  разные
варианты. Я все слушал, слушал, потом позвонил.
   - Поедешь в  своей  машине  от  банка,  -  говорю  я  своему  основному
"заказчику", - и не пытайся дурить, за тобой  следят  люди.  Иначе  Лазарь
пришлет еще кого-нибудь.
   Как он испугался, как начал доказывать, что всегда уважал  Лазаря,  что
давно понял его игру. А я даже не знаю, кто такой Лазарь,  просто  услышал
это имя в их разговоре. Они считали, что меня послал Лазарь, ну пусть  так
и считают.
   - Когда передашь деньги, - говорю  этому  стервецу,  -  Лазарь  пришлет
своих людей для переговоров.
   Они, конечно, сразу согласились. Правда, спрашивают, на  какой  процент
могут рассчитывать. Этого я не знал и честно  сказал  им  об  этом.  Гляжу
через полчаса выходит мой "заказчик" с чемоданчиком. Они долго совещались,
но решили, что  деньги  нужно  отдавать.  Меня  захватывать  им  было  уже
неинтересно. Их теперь интересовал только Лазарь. Против него  они  готовы
были биться. А я кто, простая "шестерка",  по  их  мнению.  Вот  почему  в
чемоданчик они положили фальшивые доллары. У них  оказывается  даже  запас
был этих самых подделок. А внизу  адскую  машинку.  Как  только  я  открою
чемоданчик, - тут мне и конец. А Лазарю они скажут, что  деньга,  конечно,
отдали. И я сбежал, их присвоив. Ну и логика пещерная у этих  дураков.  Не
хотите давать деньга, не  надо.  Но  зачем  вы  взрывчатку  подкладываете.
Только, чтобы не платить? Нехорошо это, не по-людски.
   А за моим "заказчиком" еще три  автомобили,  увязались.  Как-будто  они
что-то решить могут. Я ведь знал, куда они едут, место им  сам  назвал.  И
рванул туда в объезд. А там у меня уже винтовочка лежала готовая. Но я  ее
разобрал и убрал. Сергей  Георгиевич  вел  себя  всю  жизнь  как  паскуда,
значит, и умирать должен как паскуда, а не как достойный  человек.  В  лоб
ему я стрелять не собирался.
   Он приехал, вылез из автомобиля, а тут  я  проезжаю  мимо.  Притормозил
машину, достал автомат и  длинную  очередь  дал  по  животу,  чтобы  долго
мучился стервец.  А  потом  резко  направо  и  дворами  ушел.  Машины  его
охранников даже подъехать не  успели,  как  я  уже  возвращался  с  другой
стороны. Это мой  "фирменный  знак",  если  хотите,  всегда  возвращаться.
Преступник, что делает после убийства? Всегда убегает, пытается  скрыться.
А я возвращаюсь, мне даже интересно, что там получилось. И  потом  у  меня
есть такое прекрасное алиби, - мой левый протез. Автомат можно положить на
него и стрелять правой рукой. По это ведь никому и  в  голову  не  придет.
Машину я загнал в заранее  подготовленный  закрытый  гараж.  Запер  замок,
отстегнул протез и к месту преступления. А там Сергей Георгиевич долго, ох
как долго и мучительно умирал. Все  пузыри  шли  изо  рта.  И  меня  видел
улыбающегося перед глазами, все хотел пальцем  показать,  но  сказать  уже
ничего не мог. И руку поднять тоже. Так и умер, глядя на меня. Он-то  меня
знал в лицо. Так что за Игоря я с ними поквитался. А вторую половину денег
пусть себе оставят. Моя жизнь стоит дороже.
   Потом мне говорили, что этот банк и Лазарь еще целый год воевали друг с
другом, выясняя, кто такой был убийца Махрушкин?









   Генеральный директор сидел в кабинете перелистывая бумаги. У него  была
добрая улыбка старого, пожилого человека, уже осознающего всю  ошибочность
радикальных утверждений. Сидевший перед ним  молодой  человек  был  твердо
убежден в своей правоте. Но доказать это старому  человеку  будет  трудно.
Они все такие консерваторы. Молодой говорил долго, убедительно и  красиво.
Но на генерального это не  оказало  никакого  воздействия.  Красивые  речи
давно уже не убеждали его. Он привык верить только фактам. А здесь  фактов
не было.
   - Нет, - наконец вынес  свое  заключение  генеральный,  -  это  нам  не
подходит.
   Молодой    покраснел,    попытался    еще    поспорить,    но,    поняв
бесперспективность своих усилий, наконец замолчал.
   - Надо еще подумать, - вынес заключение генеральный, - это все  не  так
легко, мой юный друг.
   Молодой человек вспыхнул и быстрым шагом вышел  из  кабинета.  Раздался
звонок коммутатора.
   - Простите - сказала секретарь, - я вам больше не нужна?
   - Конечно, нет. Спасибо. Меня кто-нибудь ждет?
   - Да, в приемной сидит Борисова. Хочет, чтобы вы приняли.
   - Так поздно, - удивился генеральный, -  хорошо,  пусть  войдет.  А  вы
можете идти.
   В кабинет вошла молодая,  элегантная  женщина  лет  тридцати.  Красивая
оправа подчеркивала строгий облик лица,  минимум  косметики.  Волосы  были
тщательно уложены. Генеральный посмотрел на нее с грустью.  Ему  нравились
красивые женщины. Но и... только. В его возрасте о них можно  было  только
мечтать, получая скорее моральное удовлетворение.
   - Что у вас? - спросил он у молодой женщины.
   - Я хотела бы вам показать данные нашего отдела, - предложила Борисова,
- вы сами просили меня ознакомить вас со всеми показателями.
   - Да, да, конечно, я помню, - заинтересованно сказал генеральный.
   Борисова начала раскладывать бумаги на столе.
   К их зданию подъехала машина с  тремя  пассажирами.  Они  требовательно
просигналили и сторож предупредительно раскрыл ворота, очевидно, эти  трое
были здесь своими людьми. Борисова начала объяснять разницу за прошлый год
и нынешний. Все трое, оставив машину во дворе, прошли в здание  и,  пройдя
мимо двух охранников, также не остановивших их, вошли в лифт.  Генеральный
получал  удовольствие,  глядя  как  убедительно  и  доказательно   говорит
Борисова. С кадрами у них всегда не было проблем, - подумал генеральный, -
нужно будет послать Борисову учиться в Лондон. Трое мужчин вышли из  лифта
на этаже, где был кабинет генерального.
   Внезапно генеральный закашлял. Потом  виновато  посмотрел  на  сидевшую
перед ним женщину.
   - Старость не радость, - банально произнес он.
   Она мягко улыбнулась.
   - Давайте прервемся, попьем чайку, - предложил генеральный.
   - Сидите, - встрепенулась она, - я все приготовлю.
   За его  спиной  была  незаметная  дверь  в  комнату  отдыха,  где  была
электрическая плитка, чайник, небольшой столик и кровать для отдыха. Когда
сотрудники задерживались на работе, они вместе с директором пили чай в его
кабинете. Он был по-настоящему демократичен, без показного панибратства.
   Она прошла в комнату, набрала воды в чайник. В этот  момент  в  кабинет
вошло сразу трое мужчин.
   - Ты, - удивился генеральный, - в чем дело?
   - Хотим подписать  тот  самый  проект,  -  протянул  бумагу  первый  из
вошедших, - он нам очень нужен.
   - Это невозможно, - твердо объяснил генеральный, - это самое  настоящее
мошенничество. Хищение государственных средств. Николай, я тебе много  раз
объяснял.
   - Он ничего не понял, - сказал первый из вошедших.
   - И не поймет, - добавил второй.
   - Поймите, - еще раз  попытался  убедить  хозяина  кабинета  первый  из
вошедших, - это не только наше дело. Здесь, в этом  деле  интересы  многих
людей.
   - Я же сказал, что не подпишу, - твердо сказал генеральный директор,  -
и не стоит, Николай, настаивать.
   - Он не подпишет, -  согласился  второй,  быстро  доставая  из  кармана
пистолет с глушителем.
   - Вы с ума сошли, - растерялся генеральный.
   Раздался щелчок. Потом еще один. Обе пули попали в цель. Первая пробила
печень, вторая попала в сердце. Последней мыслью директора была тревога за
Борисову. Она ведь в  соседней  комнате,  -  внезапно  подумал  он,  перед
погружением во тьму. Николай подошел к убитому, пнул его ногой.
   - Подлец, довел таки  до  этого.  Эх,  Осман,  так  трудно  работать  с
непонимающими людьми.
   - Уходим, Николай. Выключай свет и уходим. Скажем, если спросят, что он
остался ночевать в своем кабинете.
   Борисова стояла в комнате отдыха, слушая каждое слово.  Она  не  совсем
поняла, что случилось, даже услышав два громких щелчка  и  стук  падающего
тела. А может, не хотела верить в случившееся.
   Трое вышли из кабинета, потушив свет.  Направились  к  лифту.  Борисова
осторожно вышла из комнаты отдыха.
   Они вошли в лифт, спускаясь на первый этаж.
   Она вошла в кабинет, ничего не понимая.
   Они уже покидали здание,  когда  она,  еще  не  совсем  соображая,  что
произошло, автоматически включила свет в кабинете и закричала.
   Крик ее был скорее сдавленным стоном и не был слышен нигде. Но все трое
вышедших из здания обратили  внимание  на  загоревшийся  свет  в  кабинете
директора.
   - Кто это может быть? - тревожно спросил Осман.
   - Не знаю. Черт побери, кто там может быть в такое время, - занервничал
Николай, - быстро наверх.
   Третий просто коротко выругался. Он был в форме подполковника милиции и
теперь недовольно смотрел на двух других попутчиков.
   - Вы же говорили там никого нет, - прохрипел он. Они ворвались снова  в
здание, почти бегом направляясь к лифту.
   Борисова выбежала из кабинета, даже не взяв своего плаща. Она  пыталась
найти хоть кого-нибудь в этот момент.
   Подполковник оказался более предусмотрительным. Он решил  подняться  на
третий этаж пешком.
   Борисова, не дожидаясь лифта, побежала вниз по лестнице.
   Двое других - Николай и Осман - снова  ворвались  в  кабинет.  Дверь  в
комнату отдыха была открыта, и они все поняли.
   Борисова бежала по лестнице, когда столкнулась с незнакомым  человеком,
одетым в форму милиции. Она обрадовалась.
   - Товарищ офицер, - почти закричала женщина, - там наверху убийство.  Я
слышала их голоса. Какие-то Николай и Осман. Они убили  нашего  директора.
Они еще здесь, далеко уйти не могли.
   Подполковник сочувственно улыбался.
   Она тянула его за рукав наверх, когда внезапно ощутила на своей шее его
сильные, гибкие руки. Продолжая улыбаться,  он  сдавливал  ей  горло.  Она
захрипела,  пытаясь  вырваться.  Но  хватка  была  железной.   Ничего   не
понимающая женщина уже теряла сознание, когда на лестнице  вдруг  появился
один из охранников с первого этажа.
   - Что случилось? - растерянно произнес он.
   Подполковник выругался. Оттолкнув женщину к  стене,  он  быстро  достал
пистолет. Почти  не  целясь,  выстрелил.  Раз,  другой.  Грохот  выстрелов
заполнил все коридоры, прошел по этажам. Охранник, дернувшись, свалился.
   Офицер милиции резко обернулся. Стоявшей рядом с  ним  женщины  уже  не
было. Он, выругавшись, еще раз быстро поднялся наверх,  успевая  заметить,
как она садится в лифт. К нему подбежали двое его знакомых.
   - Что случилось?
   - Пристрелил охранника, - с досадой ответил подполковник, - в  кабинете
была женщина. Она  все  видела.  Слышала,  как  вы  называли  друг  друга.
Запомнила вас по именам. А теперь и меня видела. Быстро в лифт,  нужно  ее
найти.
   Она выбежала в вестибюль первого этажа, где сидел еще один дежурный.
   - Остановите их, - закричала она, - остановите.
   Тот, ничего не понимая, стал доставать оружие. Открылась дверь лифта  и
подполковник, вытянув руку, сделал еще один выстрел. Охранник, не понимая,
что происходит, рухнул на пол. Женщина выбежала во двор, где стояла машина
ее преследователей. Они самонадеянно оставили ключи прямо в автомобиле,  и
она села за руль.
   Трое преследователей уже выбежали во двор, когда  машина  рванулась  со
своего места. Непрерывно сигналя, она вырулила к воротам. Сторож  медленно
открывал их. Она все время сигналила. Трое  незнакомцев  были  Уже  совсем
рядом. Не дожидаясь, пока ворота окончательно  откроются,  она  по  ошибке
переключила скорость на задний ход и резко  дала  газ.  Послышался  чей-то
страшный крик. Машина, сильно дернувшись, остановилась. Она переключила на
первую скорость и, царапая бок машины, выехала наконец со двора. Только  у
ворот что-то тяжелое отцепилось от машины. Она наконец  дала  полный  газ.
Николай склонился над тяжело дышавшим Османом.
   - Кажется, готов, - сказал он через минуту, - умер. Задавила сука.
   - Это к лучшему, - все свалим на  них,  -  успокоил  его  подполковник.
Скажем, какой-то кавказец ворвался, открыл стрельбу. А потом его  сообщник
бежал, оставив здесь своего товарища.
   К ним подбежал испуганный сторож.
   - Товарищ подполковник, в чем дело?
   - Не видишь, было бандитское нападение, нашу машину  угнали,  -  строго
сказал офицер, - вызывай срочно милицию,  пусть  ищут  наш  автомобиль.  И
"скорую помощь". Там, кажется, есть убитые.
   Когда сторож подбежал к телефону, подполковник взглянул на Николая.
   - Ты хоть ее знаешь?
   - Конечно, знаю. Борисова Ирина - начальник отдела.
   - Знаешь, где живет?
   - Могу позвонить, узнать.
   - Тогда чего стоишь, действуй, идиот. Нужно ехать к ней домой. Она меня
видела. Да и вас знает. Представляешь, что будет, если она заговорит.
   - А здесь...
   - А здесь без тебя разберутся. Труп бандита есть, чего тебе еще  нужно.
А он точно умер?
   Подполковник наклонился над ним.
   - Да, кажется, она переехала его пополам. Он, что, совсем  ненормальным
был, машину руками хотел остановить?
   Подбежал сторож.
   - Сейчас будут, - передал ваши сообщения, - почти  по-военному  доложил
он.
   - Хорошо, - поощрил подполковник, - стой здесь и никого не пускай.
   - А мы пойдем позвоним еще раз, - показал он Николаю.
   Во дворе, тщательно вытерев свой пистолет, он выбросил его на землю.
   - Директора убил Осман. Пистолет у  него  в  кармане.  А  его  сообщник
застрелил двух охранников и скрылся. Пистолет чистый, пусть  ищут  второго
бандита.
   Николай бросился к телефону. Торопливо набрал чей-то номер.
   - Добрый день. Это я, Николай. Слушай, у нас Ирина  Борисова  работает.
Да, начальник отдела. Где она живет, не знаешь? Ребята должны документы ей
на дом отвезти. Где? Спасибо.
   - Узнал? - спросил подполковник.
   - Да, - кивнул Николай.
   - Позвони ребятам, пусть ее встретят. И без лишних фокусов, сразу пусть
стреляют.
   Николай бросился снова к телефону.





   Только подъехав к своему дому, она немного  успокоилась.  Куда  теперь?
Она понимала, что в милицию ей лучше не обращаться. Тот милицейский офицер
был таким же убийцей, как и  двое  других.  Кажется,  одного  из  них  она
задавила. Что теперь будет? Она сидела за рулем, опустив голову  прямо  на
кожаное покрытие руля. И ничего не могла решить. Куда ехать? В милицию она
боялась, там вполне могли оказаться  коллеги  этого  офицера.  Нужно  было
подниматься домой, но она сидела за Рулем, не решаясь шевельнуться.  После
развода она жила одна и подниматься в пустой, холодный дом ей не хотелось.
   Она притормозила у дома, не заезжая во двор. Хотя бывший муж  и  научил
ее управлять машиной, она никогда не въезжала во двор, где играли дети.  А
свою машину держала в гараже, у дома, метрах в ста от стоянки. Если бывали
какие-то трудности, ребята со стоянки всегда помогали ей поставить машину,
осматривали ее, мыли. Она вспомнила, что ключи от  ее  машины  остались  в
кармане плаща. Значит, на машину рассчитывать нечего.  Только  теперь  она
начала приходить в себя. Сумка тоже осталась в приемной директора,  а  там
были ключи и от квартиры. Значит, и домой она  попасть  не  сможет.  Нужно
ехать к сестре, брать ключи.
   Она вдруг заметила, как к  их  дому  подъезжает  еще  одна  машина.  Из
"девятки" цвета мокрого асфальта вышли сразу трое людей в кожаных куртках.
Они, подойдя к одной из девочек во дворе, довольно  громко  спросили,  где
находится пятнадцатая квартира. Это был ее, Ирины Борисовой, квартира. Она
замерла за рулем, когда незнакомцы вошли в блок.
   Затем осторожно дала задний ход и отъехала. Значит, ее  ищут  по  всему
городу. Уже даже домой приехали. Она  быстро  вырулила  на  улицу,  теперь
нужно ус петь к сестре раньше  них.  Ехать  было  довольно  далеко,  минут
двадцать, и она сдерживала себя изо всех с чтобы не погнать автомобиль.  В
центре города, как обычно, были страшные заторы,  но  едва  она  вырвалась
пределы Садового кольца, как  дорога  стала  посвободнее  и  она  довольно
быстро доехала до дома своей сестры.
   Оставив машину на улице, она бросилась в подъезд. Сестра жила на первом
этаже. Долго звонила в дверь. Испуганная сестра открыла дверь  в  кухонном
халате. Она готовила пирог на кухне и не слышала звонка,  пока  из  ванной
комнаты ее не позвал сын.
   - Что случилось, - испугалась сестра, - на тебе, Ирина, лица нет.
   - Не спрашивай ни о чем, - быстро ответила Ирина, - у  тебя  есть  дома
деньги?
   - Не так много, - растерялась сестра.
   - Мои ключи у тебя?
   - Да, конечно. А что случилось?
   - У меня дома лежит триста долларов в тумбочке, доедешь завтра утром  и
возьмешь эти деньги. Только езжай не одна.  Возьми  детей,  мужа,  позвони
Василию, пусть тоже приедет. Ты меня поняла, одна никуда не езди.
   - Поняла, но что случилось?
   - Потом расскажу. Деньги отдашь Маше, она зайдет за ними  завтра  днем.
Поняла?
   - Конечно, поняла! -  кивнула  сестра,  -  но  ради  Бога,  скажи,  что
произошло. Ты врываешься ночью ко мне домой и говоришь какие-то непонятные
вещи. Почему ты сама не поедешь домой?
   - За мной охотятся какие-то люди, - Ирина прошла  на  кухню,  судорожно
схватила кусок хлеба, сыр, - с утра ничего не ела.
   - Господи, - запричитала  сестра,  -  какое  несчастье.  Нужно  вызвать
милицию.
   - Так они и охотятся. Что-то  у  нас  случилось  на  работе.  В  общем,
говорить некогда. В тумбочке возьмешь деньги.  Не  забудь.  И  мою  машину
проверьте в гараже. Запасные ключи тоже у вас. А где Виталик?
   Это был  муж  сестры,  мастер  одного  из  известных  заводов  столицы.
Несмотря на коммерциализацию всей жизни, он не оставил  любимое  дело,  не
стал заниматься продажей "сникерсов" и "марсов".
   - Ушли в гости со старшим, - села на стул сестра, - а  Лешка  купается.
Вылезай быстрее, - закричала она, постучав по стене.
   - Если будут меня спрашивать,  я  не  приходила.  Поняла?  Ты  меня  не
видела, не знаешь, где я.
   - Господи, - снова, заныла сестра, - что же такое делается. Куда же  ты
теперь поедешь?
   - Пока к Маше, а там посмотрим. Ты самое важное не забудь. Ко мне домой
одна не ходи. Васе позвони.
   Это был их двоюродный брат, сотрудник одного из центральных банков.
   Вышел  из  ванной  комнаты  младший  сын  сестры  -   Олег.   Вытираясь
полотенцем, он поздоровался с теткой и солидно  пошел  в  свою  комнату  в
одних трусах. Ему было всего двенадцать лет.
   - Мне уже пора. Сколько у тебя дома есть  денег?  -  спросила  еще  раз
Ирина.
   - Тысяч восемьдесят. Сейчас принесу, - заторопилась сестра,  и  в  этот
момент раздался звонок в дверь. Они замерли.
   - Виталик? - спросила Ирина шепотом.
   - Не может быть, - покачала головой сестра, - еще рано для них.
   В дверь позвонили еще раз.
   - Подожди не открывай, посмотри  в  глазок,  кто  пришел,  -  попросила
Ирина.
   Сестра подошла к дверям.
   - Это наш участковый, я его знаю, - сказала сестра.
   - Меня нет, - быстро прошептала Ирина, пробегая в комнату детей.
   Сестра открыла дверь. На  пороге,  неловко  перебирая  ноги,  стоял  их
участковый, - старший лейтенант Углов.
   - Простите меня, - начал он. Старший лейтенант хорошо знал эту семью  и
очень уважал Виталия Константиновича. Тот и детей правильно воспитывал, не
баловал, и сам всегда настоящим рабочим человеком был.  Старший  лейтенант
не любил демократов, капиталистов,  бандитов  и  банкиров.  Все  эти  люди
представлялись ему чуждыми российскому  образу  жизни  и  обычаям.  А  вот
рабочий мастер, бывший депутат горсовета Виталий  Константинович,  и  ныне
сохраняющий партийный билет, был понятен Углову и очень  близок.  Несмотря
на указания начальства, он сам всегда голосовал  за  коммунистов,  считая,
что при них "порядку больше было", и "вообще жизнь лучше была".
   - Добрый вечер, - смогла улыбнуться сестра, - что вам нужно?
   - Запрос пришел, - неловко выдавил  участковый,  -  вашу  сестру  Ирину
ищут. Просят сообщить, если появится.
   - А, что случилось?
   - У них в конторе человека убили. Она тоже там была. Вот теперь ищут, -
чистосердечно объяснил участковый.
   - Какой ужас, - очень искренне испугалась сестра.
   - Неприятность большая, - согласился участковый, - вы простите, что вас
беспокою, просто служба такая.
   - Ничего, - кивнула сестра, - если Ирина  появится,  я  передам,  чтобы
позвонила вам или зашла. Но ее у меня не было.
   - Да, да, конечно, - кивнул участковый, - просто для порядка нужно.
   Сестра закрыла дверь и облегченно вздохнула. Ей приходилось врать  едва
ли не в первый раз в жизни. Из комнаты детей вышла Ирина.
   - Слышала? - спросила она.
   - А почему ты прячешься? - не поняла снова сестра.
   - Там на самом деле убили несколько человек. И убийцу я видела в  лицо.
Это... - она заколебалась, потом решила, что говорить не стоит.  Не  нужно
втягивать сестру в эти сложности. У той и  без  того  проблем  хватает,  -
это... человек, которого я раньше знала, - закончила Ирина.
   - Так иди в милицию, - посоветовала сестра.
   - Не могу. Когда я выезжала, я, кажется, задавила  одного  человека,  -
призналась Ирина.
   - Господи, - заплакала сестра,  -  несчастье-то  какое.  Что-же  теперь
будет, Иришка?
   - Ничего, - успокоила ее сестра, -  как-нибудь  выкрутимся,  а  пока  я
поживу у Маши.
   Маша была ее старая школьная подруга, с которой они дружили много лет.
   Она собрала несколько бутербродов, взяла деньги у  сестры  и  осторожно
вышла из дома. Вокруг никого не было, участковый, видимо, давно ушел.  Она
огляделась вокруг и побежала к оставленной машине. Спустя  двадцать  минут
она оставила машину в каком-то дворе и сама, поймав такси, поехала к своей
подруге.
   Маша была умной женщиной. В отличие от Ирины она  никогда  не  выходила
замуж, но пользовалась большой популярностью у представителей  мужского  и
часто  сменяющиеся  друзья  всегда  были  предметом  шуток  обоих  женщин.
Отсутствие семей, мужей, детей сблизило их еще сильнее. И если у Ирины  не
могли быть дети по медицинским причинам, то Маша давно  для  себя  решила,
что рожать не будет. Не хотела брать "на себя такую ответственность".  Так
она и жила, радуясь случайным связям, неделями не готовя на  кухне,  тратя
все свои деньги на себя, - словом, жизнью одинокой, обеспеченной  женщины.
Маша работала в дорогом косметическом салоне, и деньги у нее были.
   Подруга все поняла без слов. Ирине нужна была ее помощь, значит, лишние
разговоры ни к чему. Она даже не очень расспрашивала о том, что случилось,
справедливо полагая, что подруга сама все  расскажет.  Привыкшая  в  своем
салоне больше слушать своих клиентов, чем говорить, она у себя дома  могла
"завестись" на целых три часа.  Но  в  эту  ночь  она  слушала  сбивчивый,
путаный рассказ подруги и искренне переживала за нее.
   Ирина, сумевшая наконец расслабиться, и не подозревала, что ее ищут  по
всему  городу,  по  всей  Москве.  Она  и  не  предполагала,  какие   силы
задействованы для того, чтобы заставить ее замолчать навсегда.





   После гибели Игоря я полгода сидел без дела. Очень трудно работать  без
своего "диспетчера". Человека, который принимает "заказы", оформляет их, а
потом передает по цепочке. Не может же киллер бегать по  улицам  города  с
криком "возьмите меня на работу, я платный убийца".
   Но  потом  кое-какие  связи  к  вспомнил,  сумел  восстановить   старые
отношения и вышел на Сурена. Тот, правда, мне сразу не  понравился,  но  я
ему особенно и не доверял. Взять настоящий "заказ" - это  тоже  профессия.
Сурена держали за мелкую сошку, и он позвонил мне лишь два раза. Один  раз
нужно было убрать какого-то рэкетира, зарвавшегося и обнаглевшего до такой
степени, что сам стал устанавливать таксу, в обход своих хозяев. Во-вторых
речь шла о банкире, обманувшем тысячи людей и сбежавшем в Нижний Новгород.
Его я нашел довольно быстро, этот ненормальный звонил оттуда  себе  домой,
интересуясь - все ли в порядке. Но за эти два случая, два мелких  "заказа"
я получил по двадцать тысяч долларов. На эти деньги можно было  только  не
умереть с голода. А свой гонорар за Француза я  отдал  за  новый  дом  под
Ленинградом. Вернее, новую дачу.  Хотя,  как  посмотреть.  Для  меня  этот
двухэтажный дом целый дворец. Я поселил там старика сторожа и  платил  ему
пятьдесят долларов в месяц. И старик готов был на меня молиться.
   Но в этот раз, видимо, случился какой-то сбой. Просто дали  команду  по
всей направлениям. Конечно, мне нужно было давно бросить Сурена и  перейти
в группу Ковача.  Про  этого  человека  рассказывали  легенды.  Он  первый
сообразил, какая опасная у нас работа и создал целую  организацию.  Теперь
можно было без страха принимать любые "заказы", так как Ковач  обеспечивал
не только их оплату, но и безопасность своих  людей.  Все  было  бы  очень
хорошо, за исключением одного  -  по  слухам,  Ковач  брал  очень  большие
проценты. И поэтому я еще немного колебался, все-таки Сурен получал  всего
двадцать процентов.
   Такое задание наверняка нельзя  было  передать  Ковачу.  Он  просто  не
принял бы подобный заказ. Для него это как  издевательство.  А  вот  Сурен
готов был ухватиться за любую работу, лишь бы платили. И  когда  пообещали
двадцать пять тысяч, он от радости был  готов  сам  отправиться  выполнять
"заказ". Но этот стервец, чтобы подстраховаться передал  его  сразу  двоим
киллерам. Это не просто непорядочно, это самое настоящее жульничество.  То
есть в любом из вариантов он кладет  свои  пять  тысяч  в  карман.  А  мой
"коллега" оказался такой дилетант, что я хотел Сурена измордовать за  этот
мошеннический трюк.
   Но "заказ" я приехал принимать в Москву. Все-таки  двадцать  тысяч  мне
были нужны.
   Когда мне Сурен передал "заказ", я сначала даже не поверил. Решил,  что
меня разыгрывают. Вызывать  такого  специалиста,  как  я,  чтобы  найти  и
прикончить какую-то бабу. Это просто издевательство над моей профессией. Я
убил двадцать семь человек, хотя людьми многих  из  них  назвать  можно  с
долей натяжки, лишь учитывая их биологическую основу. Я пристрелил  самого
Резо в Москве, я сумел  достать  Француза  в  Филадельфии.  А  теперь  мне
поручают найти какую-то девушку, которая,  по  мнению  моих  "заказчиков",
слишком много знает. Можете себе представить, как я разозлился. Но "заказ"
уже принят, нужно его выполнять.
   Из  рассказа  Сурена  я  понял,  что  она  видела  какое-то   убийство,
оказавшись невольным свидетелем. Теперь ее искали,  чтобы  убрать.  Причем
искала и милиция, так как, убегая, она задавила одного из преследователей.
Честно говоря, мне это сразу понравилось. Ну и женщина, - решил я. Так ему
и надо, если бросается под автомобиль, за рулем которого сидит баба. После
развода со своей стервой, вернее, после моего ухода, мы с ней до  сих  пор
официально числимся мужем и женой, я имел много женщин, - но все это  были
валютные девочки, покупаемые за деньги. Случайных знакомых я  остерегался.
В нашего  деле  нет  ничего  опаснее  случайных  связей.  Страшнее  СПИДа.
Проговоришься, начнешь слюни распускать и конец  тебе.  Достаточно  только
один раз проговориться.
   Как я ругал Сурена, когда наконец понял, какой "заказ" получил. Убивать
невиновного человека - ну не лежит у меня к этому душа. Одно дело  банкира
пристрелить толстопузого, жулика  и  обиралу,  совсем  другое  -  найти  и
пристрелить женщину только за  то,  что  она  где-то  что-то  видела.  Это
грязная и подлая работа. Но раз взялся, нужно делать ее чисто.
   Как я узнал, ее искали по всему городу уже несколько дней, но найти  не
могли. Как они искали не знаю, но по почерку  моего  "коллеги"  могу  себе
представить, искали по-дилетантски, скучно, без выдумки, считая,  что  все
равно сама рано или поздно даст о себе знать.  А  нас  наняли  просто  для
порядка, чтобы отчитаться перед кем-то о том, что нашли и платных киллеров
на эту особу. Но серьезное дело никогда не поручили бы Сурену.
   Что сделал мой коллега? Конечно, он мыслил примитивно. Полез на работу,
расспрашивая всех о ее знакомых, а потом  даже  умудрился  залезть  домой.
Видимо, считал идиот, что она оставит свой адрес, где она обитает. А я вот
сделал совсем иначе. Мне важно было узнать ее  друзей,  близких.  В  таких
случаях к родным не идут, боятся их под удар подставить, подвести.  А  где
искать знакомых тридцатилетней женщины?  Только  не  на  работе,  где  она
начальник отдела. Там на ней маска деловой женщины. Там друзей не  бывает,
одни сослуживцы. А нынешняя  работа  в  коммерческих  структурах  довольно
напряженная, там вкалывать по-настоящему нужно. Это вам не Советский Союз,
где на работе можно было вообще не появляться неделями и никто не заметит.
Значит, нужно искать среди подруг по школе и вузу.  Ее  институт  я  сразу
вычислил, для этого нужно было знать ее профессию. Целый день  сидел  там,
изображая ученого, беседовал с преподавателями, доцентами  разными.  В  ее
группе было пятнадцать человек,  и  дружила  она  больше  всего  со  своим
будущим... мужем. Это меня, конечно, немного расстроило. Но  мужа  я  даже
проверять не стал. Они  развелись  три  года  назад.  Если  такая  гордая,
самостоятельная женщина, уже сумевшая сделать себе  карьеру,  даже  машину
купила, пойдет к своему мужу, значит, я ничего не понимаю  в  человеческой
психологии. Никогда не пойдет. Пришлось искать, какую школу  она  кончала.
Думаете, легко найти ее школу? Конечно,  можно  пойти  в  отдел  кадров  и
спросить ее личное дело. Но не советую. Это наивный путь.  Там  все  давно
под контролем милиции, они тоже ищут эту женщину - Ирину Борисову.
   Есть более простой путь, - узнать дом, где живут ее родители,  где  она
выросла. Это можно узнать у соседи, знакомых, в институте,  в  общем,  где
угодно. А потом просто найти ближайшую школу.  Метод  проверенный,  можете
попробовать.
   Родители в ста случаях из ста хотят отдать  ребенка  в  школу,  которая
рядом с домом. Если это ребенок не  вундеркинд  и  не  нужно  поступать  в
специальную школу.
   В школе я сразу нашел старушку - божий  одуванчик.  Она  все  про  всех
знала. И мою Ирочку Борисову тоже  помнила.  Как  не  помнить,  отличницей
была, медалисткой. И подругу ее  помнит  -  Машу  Томилину,  та  сейчас  в
известном косметическом салоне работает. Это было  как  раз  то,  что  мне
нужно. Правда, старушка умудрилась рассказать  много  историй  за  полтора
часа моих осторожных расспросов, но  это  уже  было  не  так  существенно.
Старухи, дети и собаки меня любят. Говорят, они любят  всех  убогих.  А  я
ведь инвалид убогий и меня нужно любить.
   В этот вечер я дежурил  у  косметического  салона.  Томилина  оказалась
довольно дородной блондинкой с  каким-то  татарским  разрезом  глаз.  Она,
закончив работу, села в свой "пежо" и отправилась  домой.  Хорошо,  что  я
нанял такси за сто долларов. Тот оказался сообразительным парнем и  решил,
что это моя краля. Томилина вполне подходила под эту категорию.
   Жила она в довольно престижном доме,  который  я  давно  знал.  Я  ведь
Москву даже лучше знаю, чем родной Петербург, надо же,  -  такое  название
придумали нашему Ленинграду.
   А в Москве у меня практически все "заказы" были. Так что этот  город  я
должен знать хорошо. По количеству мерзавцев он наверняка занимает  теперь
первое место в мире. Раньше были города - Чикаго, Марсель, Лос-Анджелес. А
теперь как? Наша родная мафия сто очков ихней даст. У них  полицейских  по
телевизору показывают, так многие из  них  даже  не  понимают,  что  такое
взятка. А у  нас  нужно  показывать  человека,  который  не  берет,  если,
конечно, такого найдут среди мусоров.
   А по дороге домой Томилина заехала в продуктовый и  набрала  продуктов.
Интересно для кого, если она живет одна? Вот вам и  вся  разгадка.  Завтра
можно дождаться ее ухода, отцепить свой протез и пойти стучать в ее дверь.
Инвалиду обычно открывают безо всяких  разговоров.  А  пристрелить  ее  не
очень трудно, хотя жалко, конечно. Первый  в  моей  карьере  по-настоящему
порядочный человек.  И  у  меня  нехорошее  чувство,  будто  завтра  пойду
совершать убийство.
   Если бы я был дилетантом, я бы сразу уехал.  Но  я  профессионал.  А  в
таких случаях  торопиться  не  следует.  Я  отпустил  такси  и  уселся  на
скамеечку перед окнами Томилиной. Примерно через полчаса к  дому  подъехал
какой-то "вольво".  Из  него  вылез  молодой  человек,  довольно  приятной
наружности, взял цветы, торт и пошел в подъезд.  По  замигавшему  во  всех
окнах свету я понял, куда он поднялся. А потом даже увидел его на балконе,
куда они вышли покурить втроем. Блондинка курила, а моя "клиентка"  просто
стояла рядом, разговаривая с приятным молодым человеком. Интересно, о  чем
они могли говорить. Я уже собирался уходить,  когда  увидел,  что  молодой
человек уходит из дома. Он сел в машину, достал телефонную трубку и  начал
кому-то звонить. Я заинтересовался и подошел поближе.
   - Она здесь, - громко говорил он кому-то, - скрывается у своей подруги.
Хочет завтра пойти в ФСК. Нужно решать прямо сейчас. Да, да, вы  правильно
поняли.
   Это, что же получается, - разозлился я. Столько усилий и все  напрасно.
Я искал эту Борисову три дня,  обошел  столько  людей,  посетил  институт,
школу, соседей и все напрасно.  Нет,  ребята,  это  нечестно.  Так  нельзя
работать. Эти две дуры, видимо, доверились  молодому  человеку,  а  он  их
подставил.  И  теперь   сюда   скоро   приедут   несколько   придурковатых
исполнителей, которые только и умеют стрелять. И все деньги достанутся им.
Черт бы побрал Сурена за его дурацкий "заказ". Но  я  не  могу  допустить"
чтобы моего "клиента" убирал кто-нибудь другой. Это просто нечестно.
   А молодой человек положил трубку и спокойно  сидит,  ждет,  когда  сюда
подъедут его люди. Надо же, как  не  повезло.  Почему  женщины  так  любят
доверяться мерзавцам, не понимаю. Что они в них находят. Он же гнида,  это
сразу видно по его прилизанным волосам. А они ему поверили. И, что  теперь
мне делать?
   Маша решила в тот вечер, что  они  должны  действовать.  Нельзя  больше
сидеть и ждать, пока тебя обнаружат. Иначе потом будет  поздно,  и  убийцы
скроются. Маша позвонила Антону Сизову, который работал в милиции и был ее
давнишним приятелем.  Антона  сразу  заинтересовала  история  ее  подруги.
Правда, он честно  предупредил,  что  в  милиции  теперь  не  работает,  а
руководят частным сыскным агентством, но это было даже к лучшему, так  как
милиции не доверяли  обе  подруги.  Сизов  приехал  вечером  в  гости.  Он
оказался  очень   приятным   молодым   человеком,   веселым,   находчивым,
привлекательным. Маша даже подмигивала несколько раз  Ире,  давая  понять,
какого жениха та упускает. Антон не был женат и действительно являл  собой
тип завидного жениха. Женщины советовались с ним - стоит ли завтра идти  в
ФСК, заявлять о случившемся. Антон их  мягко  отговаривал,  объяснял,  что
лучше он разберется через свои каналы. Томилину он почти убедил,  Борисову
не  совсем.  Затем  он  долго  и  мило  прощался,  убеждал  дождаться  его
завтрашнего вечернего приезда.
   После его ухода Маша снова потащила Иру в комнату и вывела на балкон.
   - Ты только посмотри, какой у него "вольво", -  победно  говорила  она,
показывая вниз, -  такой  парень.  А  ты  сидела,  как  истукан.  Хоть  бы
улыбалась ему. Нет - заладила одно, пойду завтра  в  контрразведку,  можно
подумать, тебя там ждали... А парень на тебя смотрел в оба глаза.
   - Ладно, - отмахнулась Ирина, - придумаешь тоже. Мне  о  другом  думать
нужно.
   - Ничего ты в жизни не понимаешь, Ирка, а ведь такой сообразительной  в
школе была. Помнишь, как говорила Клавдия  Анатольевна,  что  ты,  Ирочка,
будущий  великий  математик.  А  ты  на  экономический  поступила   вместо
математического. Была бы ты сейчас великим ученым и мы все...
   - А почему он не уезжает? - вдруг спросила Ира, глядя на стоящую  внизу
машину.
   - Сейчас уедет, - махнула рукой Маша,  -  и  мы  все  завидовали  бы  и
гордились, что среди нас...
   - Он даже не включает мотор, - сказала Ира.
   - Может оправляется, - посмотрела вниз Маша.
   - Он стоит там столько времени. Может он чего-то ждет?
   - Чего он может ждать?
   - Посмотри, он выключил свет и стоит  во  дворе.  Маша,  ты  давно  его
знаешь?
   - Тысячу лет, мировой парень, я же тебе говорила. У тебя  просто  мания
преследования, честное слово, ты свихнулась.
   - Почему он не уезжает? - снова тихо спросила Ира.
   - А, ну тебя. Идем в дом, здесь холодно.
   - Ты иди, я потом приду.
   В этот момент во двор въехала еще одна машина. Из нее вышли двое. Маша,
повернувшись, зашла домой,  в  ту  комнату.  Двое  подошли  к  "вольво"  и
вышедший из него Антон показал рукой в сторону окон  Томилиной.  Все  трое
подняли головы. Ира резко отскочила от перил. Она все поняла.
   - Маша, - закричала она, врываясь в  комнату,  -  Маша,  закрой  двери,
звони быстрее в милицию. Они придут нас убивать. Позвони кому-нибудь.
   - Что ты кричишь, - испугалась Маша, - кто придет нас  убивать?  С  ума
сошла. У меня железная дверь. Ее разве можно сломать, шум  будет  на  весь
дом.
   - Они идут, - твердила испуганная женщина.
   - Да никто не идет, - направилась  Маша  к  балкону,  -  что  тебе  еще
показалось.
   - Не выходи, они там, - закричала Ира.
   - Слушай, ты  совсем  истеричкой  стала.  Дай  хоть  посмотрю.  Они  же
стрелять снизу не будут.
   Маша вышла на балкон. Посмотрела вниз, затем вернулась снова в комнату.
   - Там никого нет, - сказала она, - а "вольво" давно уехал.
   - Я видела, - возразила Ирина, - подъехала машина, из нее вышли двое, и
Антон показал на наши окна. Я это видела.
   - Тебе все это померещилось. А может,  люди  просто  подошли,  закурить
попросили.
   - Они приехали специально за мной, - твердила женщина.
   - Глупости. Перестань говорить ерунду. А завтра утром мы с тобой поедем
в ФСК, пусть они с тобой мучаются.
   - Они заберут меня ночью, - возразила Ира.
   - Как заберут, - рассердилась наконец Маша, - кто тебя может забрать из
моего дома. Иди спать, ничего больше не будет.  Все  в  порядке,  а  дверь
можешь проверить сама, она закрыта на все замки.
   Она отправилась спать и ночью тревожно вздрагивала при малейшем шорохе.
Но ночь прошла спокойно. Утром все  виделось  несколько  в  другом  свете.
Стояла хорошая погода, солнце било  в  окна  спальной  комнаты.  Телевизор
передавал легкую французскую музыку  и  все  вчерашние  страхи,  казалось,
канули вместе с ночной  тьмой.  Женщины  завтракали,  одевались,  наводили
макияж перед поездкой в ФСК.
   - Ты как только зайдешь, - поучала подругу Маша,  -  так  сразу  требуй
главного начальника. Пусть он узнает о безобразиях в милиции. Они ведь  не
знают, какие у нас  порядки.  Участковый  берет,  гаишники  берут,  теперь
подполковники брать стали.  Думаешь,  почему  он  тебя  убить  хотел.  Ему
заплатили, вот и все.
   Они выходили из квартиры, весело  разговаривая.  На  лестничной  клетке
никого не было, только старик-сосед поднимался с двумя бутылками кефира.
   - Это твой вчерашний  убийца,  -  шепнула  Маша  и  расхохоталась.  Они
спустились в лифте вниз, вышли во двор.
   - Ты меня подожди, - сказала Маша, - я подгоню машину.
   Она пошла открывать гараж. Ей стоило больших трудов  добиться  на  него
разрешения.  Но  ее  клиенткой  была  жена  очень  большого  чиновника  из
московской мэрии. А он, уступая просьбам своей жены, оформил  все  за  два
дня, разрешив строительство гаража прямо во дворе престижного дома.
   Она уже заводила машину, когда услышала крик  Ирины.  Пока  она  успела
выбежать, пока осмотрелась, никого во дворе не было.
   - Ира! - закричала она в отчаянии. - Ира-а-а-а-а!
   Но подруга не отзывалась.
   Ирина сидела в автомобиле, зажатая с двух сторон какими-то неизвестными
мужчинами. За рулем сидело третий, в большой непонятной кепке. Ее схватили
так быстро, что она не успела даже опомниться, только попыталась крикнуть.
Ее втолкнули в автомобиль, светлая "Волга" быстро выехала со двора.
   От сидевшего рядом белобрысого молодца несло  перегаром.  Когда  первый
испуг прошел, она поняла, что ее не будут убивать прямо сейчас.
   - Куда вы меня везете? - спросила она, заметно нервничая.
   - Ничего цыпа, - сказал белобрысый, - потерпи немного, -  он  попытался
похлопать ее по щеке, но она резко мотнула головой, попав ему по губам.
   Он прикусил губу.
   - Ладно, сука, сочтемся, - сказал  он,  -  давай  быстрее,  -  приказал
белобрысый водителю.
   Она смотрела на такие знакомые улицы, лихорадочно размышляя, как  можно
спастись. Закричать, но окна подняты, ее  не  услышат.  Попытаться  что-то
сделать? Но каким образом, когда она  зажата  двумя  мужчинами  на  заднем
сидении. Видимо, самое худшее начнется, когда они приедут на место. Только
бы не мучили, - подумала она. Пусть уж сразу стреляют. Но  она  ошибалась.
Второй, сидевший слева от нее  и  пахнущий  хорошими  духами,  коньяком  и
сигаретами, вдруг спросил водителя:
   - Центр проскочили?
   - Да, все в порядке, скоро  выедем  на  шоссе,  -  ответил  водитель  с
характерным сильным акцентом.
   Вместо ответа этот тип вдруг схватил ее за колено.  И  его  рука  стала
ползти выше.
   - Ты ведь красивая баба, - сказал он.
   - Убери руки, - простонала она.
   - Давай наручники, - приказал тот белобрысому.
   Откуда-то появились наручники и белобрысый, едва  не  сломав  ей  руки,
загнул их за спину,  защелкнув  наручниками.  А  другой  уже  поднимал  ей
платье.
   - Давай, вперед перебирайся, - приказал он белобрысому,  -  сначала  я,
потом ты.
   Он продолжал давить ей на бедра, а она,  попытавшись  закричать,  вдруг
обнаружила,  что  не  может  произнести  даже  двух  слов,   язык   словно
приклеенный, не шевелился. Даже  когда  ей  разорвали  платье.  На  задних
стеклах было затемнение, и проезжавшие мимо машины не  могли  видеть,  что
творится в заднем салоне их "Волги".
   - Держи ей ногу, - попросил насильник белобрысого.
   Тот, радостно наблюдавший за всем, схватил ее за ногу.
   И в этот момент раздался сильный удар сзади.
   Машина подпрыгнула и едва не перевернулась.
   - С ума сошел, - закричал белобрысый  на  водителя,  -  кто  так  водит
машину?
   - Сейчас я ему покажу, - прошипел водитель, выходя из машины  и  сильно
хлопая дверцей.
   -  Оставь  ее,  -  приказал  насильник  белобрысому,  -   нужно   пойти
посмотреть, что там случилось.
   - Он упал, - вдруг испугался белобрысый.
   - Кто упал? - не понял друг и, - почему упал?
   В этот момент в салон автомобиля кто-то просунул голову.
   - Добрый день, я  решил  прервать  ваше  занятие,  мне  необходима  эта
женщина, - строго сказал чей-то приглушенный голос.
   - Иди ты, - посоветовал белобрысый.
   Показалось дуло пистолета с надетым на него глушителем.
   - Ребята, давайте без фокусов, мне нужна эта девочка.
   - Бери, коли нужна, - сказал второй, незаметно нащупывая свое оружие.
   - Ключи от наручников, - потребовал незнакомец.
   Белобрысый протянул ключи. Незнакомец попросил:
   - Брось их на землю, рядом со мной.
   Левую руку он держал  сзади  и  это  пугало  обоих  пассажиров  машины.
Белобрысый бросил ключи на землю. Незнакомец показал левую заднюю дверь.
   - Откройте.
   Белобрысый, перегнувшись, отжал кнопку, открывая дверцу.
   - Вы можете дойти до той машины? - спросил незнакомец.
   - Кажется, могу, - ответила женщина, пытаясь вылезти из автомобиля. Она
едва не упала, но незнакомец не помог ей левой рукой.
   Сидевший  на  заднем  сидении  мужчина  уже  обхватил  рукоятку  своего
пистолета, когда незнакомец вдруг сказал:
   - А это вам от меня, - и выстрелил в его сторону, резко хлопнув дверью.
И только затем поднял ключи правой рукой.
   За его спиной раздались тяжелые  сдавленные  крики,  шум,  возня  двоих
людей. Он усмехнулся. Представил, как трудно этим двоим в закрытой  машине
после выстрела из газового пистолета. В его патроне был слезоточивый  газ,
и они в лучшем случае испортят себе легкие на всю жизнь.
   Женщина подошла к  его  машине.  Он  открыл  заднюю  дверцу  стареньких
Жигулей и показал ей на сиденье.
   - Садитесь быстрее, - наручники он с нее не снял.
   Затем быстро сел за руль, как-то странно положив левую руку на руль,  и
быстро тронулся с места.  Только  тогда,  когда  они  отъехали  достаточно
далеко, она наконец спросила его.
   - Кто вы?
   Он как-то грустно усмехнулся.
   - Ваш убийца, - сказал незнакомец.





   Конечно я все это предвидел. Но такого даже представить  не  мог.  Этот
молодчик с "вольво" дождался, пока приедет машина, и  показал,  где  живет
Борисова. Я стоял совсем недалеко и слышал, как двое чужих  договаривались
приехать сюда завтра рано утром.
   Теперь мне нужна была машина. Женщины, конечно, ночью не откроют двери,
да это и к лучшему. Найти ночью машину - большая проблема, но  когда  есть
деньги, можно решить и не такую задачу.  В  конце  концов  это  дело  моей
чести. Я уже тогда не хотел себе признаваться, что эта молодая женщина мне
нравится.
   В общем, за две с половиной тысячи долларов  я  сумел  найти  ночью  на
стоянке старенькие "Жигули". На многих стоянках  машины  оставляют,  чтобы
продать, и найти такой автомобиль не особенно трудно. Так что к утру я был
уже готов. Даже успел съездить в Люблино и  приготовить  два  пистолета  -
газовый я взял для подходящего случая.
   А утром подъехала "Волга". На всякий случай они приехали в шесть  утра.
Но я там стоял с половины шестого, так что они немного опоздали. А  потом,
когда они ходили куда-то размяться и выпить кофе, я сумел прикрепить  свой
"жучок", пока водитель смотрел что-то в моторе.
   Когда женщины спустились, Томилина побежала в  гараж,  а  мои  знакомые
быстро положили женщину в машину и отъехали. Еще до того,  как  они  взяли
женщину, эти мерзавцы договорились  не  убивать  ее.  Они  решили  сначала
"позабавиться", а уже потом пристрелить  женщину.  Вот  почему  я  дал  им
возможность забрать женщину и выехать со двора. Но я  не  думал,  что  эти
мерзавцы начнут насиловать ее прямо  в  машине.  Хорошо  еще,  что  я  все
слышал. Как только они попытались начать,  я  резко  прибавил  скорость  и
врезал  им  задний  бампер  с  такой  силой,  что  их  "Волга"   чуть   не
перевернулась.
   Водитель резко затормозил, съезжая на обочину и,  выскочив  из  машины,
бросился ко мне. Я с ним даже разговаривать не стал. Двинул ему пистолетом
по лицу, тот и отключился. Потом подхожу к их "Волге" и вижу, что  женщина
сзади лежит на сидении  с  закованными  в  наручники  руками.  Я  пистолет
просунул внутрь и попросил бросить мне ключи от  наручников  на  землю.  А
левую руку им не показываю, пусть боятся еще больше.
   Когда женщина вышла из  машины,  я  заметил,  что  сидевший  на  заднем
сидении прыщавый молодец ужо достает свой пистолет. Вот тогда я  выстрелил
из газового. И резко закрыл дверь. Если они не задохнулись, то  инвалидами
будут лет пятнадцать не меньше. И поделом, не нужно насиловать  незнакомых
женщин. Если вам поручено убить человека, то не стоит его  еще  и  мучить,
это уже перебор. Подобрал я ключи, сел за руль и отъехал.  Честно  говоря,
мне  сложно  водить  машину  одной  правой,  но  я  уже   научился   левой
поддерживать руль. Это не так трудно, как вы думаете. Вот в Англии  или  в
Японии машину вести я бы не смог, а так ничего, уже  привык.  Проехали  мы
километров пять, она меня и  спрашивает,  кто  я  такой.  А  я  ей  честно
ответил, что убийца.  Тут  она  улыбается,  решает,  что  я  с  ней  шучу.
Действительно странно. Зачем спасать человека, если собираешься его убить?
Но для профессионала такого вопроса не бывает. Если тебе поручен  "заказ",
значит, ты его и должен исполнить. Другого варианта быть не должно.
   Они ехали довольно долго.
   - Куда мы едем? - наконец спросила она.
   - Не знаю, - он резко затормозил, затем  выехал  на  обочину  дороги  и
встал. Посмотрел  в  зеркало  заднего  обзора.  Встретил  ее  внимательный
взгляд.
   - Кто вы? - снова спросила она.
   Он молчал.  Если  она  не  поверила  в  первый  раз,  не  стоит  больше
экспериментировать.
   - Какая разница? - наконец сказал он, - просто я  человек,  который  не
дал вас изнасиловать.
   - Спасибо. Но, может, вы меня еще и освободите от наручников.
   - Нет, - тихо сказал он.
   - Что нет? - не поняла женщина.
   - Не освобожу. Потом не смогу их снова надеть, - он смотрел по-прежнему
в зеркало, сидя к ней спиной.
   - А зачем вы должны их одевать,  -  не  могла  уловить  нить  разговора
женщина, - впрочем, - сказала она вдруг тихо, - делайте, как  знаете,  мне
уже все равно, я устала от этих детективов.
   - Вы убили человека? - спросил он.
   - Кажется, да, я его задавила. А почему вы спрашиваете?
   - Просто интересно. Как это произошло?
   - Я должна говорить в таком положении? - спросила  женщина,  -  вам  не
кажется, что теперь не самое лучшее время для нашего разговора.
   - Вы не правы. Теперь именно время. Так, как это произошло?
   - Они убили моего генерального директора. Потом хотели  убить  меня.  Я
угнала их автомобиль и, когда выезжала со двора, задавила одного  из  них,
конечно, случайно. Вот и все.
   Он наконец повернулся к ней. Она легко покраснела.
   - Вы могли бы не смотреть на меня? Эти  мерзавцы  порвали  на  мне  все
платье.
   - Я смотрю вам в лицо, а не на вашу одежду, - сказал он.
   - И долго вы так будете смотреть...
   - Пока не решу, что настало время.
   - Время, - она даже улыбнулась, - и, что будет?
   - Я вас пристрелю, - просто ответил он. На этот раз она  поверила.  Она
что-то увидела в его глазах и дрогнула.
   - Почему?
   - Я получил за вас деньги. Чтобы найти и убить вас. Я  профессиональный
убийца, а вы та самая жертва по имени Ирина Борисова.
   - Тогда зачем вы меня спасали? - не выдержала она.
   - А вы хотели бы, чтобы они завершили начатое. Мне показалось, что  вам
не нравится их компания.
   - Честно говоря, да. Но и ваша мне не очень симпатична.
   - Я знаю, - он отвернулся, затем вышел из машины, достал пачку сигарет,
резко  встряхнул  ее  и  вытащил  губами  сигарету.  Убрав  пачку,  достал
зажигалку, закурил. Она видела, как он курил.  Не  докурив  с  кареты,  он
выбросил ее, возвращаясь в машину. На этот раз он сел на  заднее  сидение,
рядом с ней. Она машинально отодвинулась в угол.  При  этом  юбка  немного
поднялась выше колен. Ей было стыдно, но поправить платье она не  могла  и
поэтому чувствовала себя неловко.
   Вместо этого она спросила:
   - Что с вашей левой рукой? Вы никогда ею не пользуетесь.
   Вместо ответа он расстегнул манжет рукава рубашки и, подняв его  вместе
с рукавом пиджака, показал протез. Она вскрикнула.
   - Не бойтесь, - горько сказал он, - она не кусается.
   - Где это вы так?
   - В Афганистане. Но это было давно.
   Они замолчали.
   - Вы действительно мой убийца? - спросила женщина.
   - Что я должен сказать, чтобы вы успокоились.
   - Правду.
   - Я действительно ваш убийца.
   Она закрыла глаза, прислонилась головой к дверце машины. И, не открывая
глаз прошептала:
   - Тогда быстрее делайте свое дело. Мне так все надоело.
   Он молча смотрел на нее.
   -  Давайте,  -  крикнула  она,  не  открывая  глаз.  Вместо  этого  она
почувствовала, как он поворачивает ее плечо и, вставив ключ, открывает  ей
наручники. Наконец она могла растереть отекшие руки.  Она  сразу  оправила
юбку, словно это было важнее всего.
   - Спасибо, - просто сказала женщина.
   Он ничего не ответил. Так они сидели довольно долго минут  двадцать.  И
ничего не говорили друг другу. Потом он откинул голову на сидение  и  тоже
закрыл глаза.
   Было тихо и как-то особенно спокойно.  Они  сидели  вдвоем,  на  заднем
сидении старых, покореженных "жигулей", и слушали тишину,  не  решаясь  ее
нарушить невольным вздохом или восклицанием. Словно  в  этом  мире  больше
ничего не существовало.
   - Птицы поют, - сказала она, не открывая глаз.
   - Сегодня хорошая погода, - согласился он.
   - Почему вы согласились на такую работу? - она даже не смотрела  в  его
сторону, даже не повернула головы.
   Он открыл глаза, посмотрел на нее.
   - Это моя профессия.
   Она наконец повернулась в его сторону и тоже открыла глаза.
   - Убивать людей?
   Глаза у нее были серые, но с какой-то синеватой искоркой.
   - Не все люди одинаковы, - пожал он плечами.
   - Поэтому вы их убиваете?
   - Вас я еще не убил.
   - Да я совсем забыла об этом. Сколько у  меня  есть  времени?  Полчаса,
час, два?
   - Не паясничайте, - одернул он ее, - вы же уже поняли, что я  не  смогу
вас убить.
   - Да, - на этот раз искренне удивилась она, - а можно узнать, почему?
   Он снова закрыл глаза, повернув голову.
   - Вы не ответили на мой вопрос, - напомнила женщина.
   - Вы мне нравитесь, - просто сказал он.
   Она усмехнулась, глядя на него.
   - Когда вы это поняли. Только теперь?
   - Давно. Еще вчера, когда вы выходили на балкон.
   - Так вы следили за нами, - задохнулась она от гнева.
   - И за вами, и за ними. Мне  пришлось  даже  прикрепить  "жучок"  к  их
"Волге", чтобы слышать все, что творится в машине.
   - И вы все слышали? - спросила, густо краснея, женщина.
   - Конечно. Поэтому я ударил вашу  машину  сзади,  чтобы  прекратить  их
упражнения.
   Она вдруг все поняла.
   - Спасибо вам, - сказала женщина, не решаясь дотронуться до  его  левой
протезированной руки.
   - Не стоит, - усмехнулся он, - я действовал из корыстных побуждений.
   - Вы москвич? - спросила Ирина.
   - Нет, я из Ленинграда, - он и сам не знал, почему говорит правду  этой
женщине. Но врать ему не хотелось.
   - А я москвичка.
   - Я знаю.
   - Да, конечно, - кашлянула она, - а что мне теперь делать?
   - Не знаю.
   - Достаточно откровенно.
   Ей было как-то спокойно с этим строгим,  немногословным  человеком  без
левей руки. А может, она просто вначале пожалела его, увидев этот страшный
протез. Ведь жалость тоже сильное чувство.
   - Вас ищут по всему городу, - напомнил он, -  думаете,  только  я  один
должен был вас убить?
   - Понимаю... - печально кивнула головой Ирина.
   - Вам нужно куда-нибудь спрятаться, убраться из этого города,  хотя  бы
на полгода, чтобы все стихло. Я слышал вчера разговор вашего гостя. Он  не
позволит вам пойти в ФСК. И  даже  если  вы  туда  попадете,  нет  никакой
гарантии, что там не окажется их человек. Ведь вы сами  рассказывали,  что
вас пытался убить подполковник милиции. У вас есть где-нибудь убежище?
   - Теперь нет. Было только у Маши, но они и его нашли.
   Он помолчал. Затем сказал, словно раздумывая.
   - Пожалуй, нет другого выхода... Ладно. Поедем ко мне, а потом я помогу
вам убраться из города.
   - Но, куда я поеду? У  меня  нет  ни  денег,  ни  одежды,  -  близоруко
прищурилась женщина, - даже мои очки остались у Маши.
   - Какое у вас зрение?
   - Минус один, полтора.
   - Это не так  страшно,  пока  вы  можете  обойтись  без  очков,  а  там
что-нибудь придумаем. Кстати я видел вашу фотографию в очках.  Там  у  вас
лицо строже.
   Она невольно улыбнулась.
   - А где я буду жить?
   - Найдем место, - он вышел из автомобиля, пересел вперед,  потом  вдруг
обернулся к женщине, - обещаете меня слушаться?
   - А что мне еще остается делать.
   - Тогда садитесь за руль. Мне трудно вести машину  одной  рукой  и  еще
смотреть  по  сторонам,  чтобы  нас  не  догнали.  В  случае  чего   сразу
пригибайтесь.
   - Хорошо, - она вышла из автомобиля и, подождав, пока он  перелезет  на
соседнее сидение, села за руль.
   - Только вы на меня не смотрите, - попросила она, - я в таком виде.
   - Подъедем к какому-нибудь магазину, я куплю вам платье. Скажите  какой
у вас размер. И  обещайте  никуда  не  уезжать.  Это  в  ваших  интересах,
поймите.
   - Сорок шестой, немецкий сороковый, если американский, то двенадцатый.
   -  Постараюсь  не  запутаться.  Вы  знаете  где-нибудь  тихий  валютный
магазин?
   - Знаю, - улыбнулась она снова, - я же москвичка.
   - Тогда поедем туда, - предложил он.
   Она кивнула головой. Ехали они долго, минут тридцать, сорок. Наконец  у
одного из магазинов она остановилась.
   - Здесь, только покупайте не очень дорогое. Просто я не могу  появиться
в таком виде в магазине.
   Он вышел из машины, хлопнув дверью. Затем вернулся.
   - Не уезжайте, - снова повторил он.
   В магазине ему показали сразу несколько видов  платьев,  и  он  немного
растерялся. Впервые в жизни он выбирал платье для женщины.  Когда  он  был
женат, у него не было ни времени, ни таких огромных денег, чтобы ходить  в
валютные супермаркеты. Да в те времена и не  было  таких  магазинов.  А  в
"Березку" офицеру-коммунисту заходить было нельзя. Могли просто задержать,
а потом выгнать с позором из армии.
   На всякий случай он выбрал два платья, добавив еще пару чулок. И  вышел
из магазина с большими пакетами. Машины не было...
   Он горько усмехнулся. Все правильно. Почему она должна верить какому-то
незнакомцу. На мгновение он даже  разозлился  на  себя  -  распустил  нюни
слюнтяй, потом  решил  ехать  домой,  в  Люблино,  на  свою  однокомнатную
квартиру. В этот момент она подъехала.
   - Милиционер не разрешает  здесь  останавливаться,  -  быстро  пояснила
женщина, - и мне пришлось сделать круг.
   Видимо, на его лице  что-то  проступило,  если  она  сразу  замолкла  и
посмотрела ему в глаза.
   - Я не думала уезжать, - сказала Ирина.
   Он молча протянул ей пакеты, усаживаясь рядом.
   - Господи, зачем два? - ахнула она, - спасибо большое, но они  довольно
дорогие. А это, тоже платье?  Нет,  такое  я  одеть  не  могу.  Его  носят
девочки, работающие в гостиницах, оно слишком вызывающее.
   Он ничего не отвечал.
   - А где мне переодеться? - вдруг деловито спросила женщина.
   -  Заедем  в  любой  дворик,  а  я  выйду  из  машины,  покурю.  Вы   и
переодевайтесь, - предложил он.
   Так они и сделали. Он выкурил две сигареты, пока наконец она не позвала
его. В новом платье и новых колготках  она  чувствовала  себя  значительно
увереннее. Словно со старым платьем она выбросила и  все  ужасы  прошедших
дней.
   - Куда теперь? - спросила она.
   - В Люблино, там у меня квартира, - объяснил он.
   Она, не задавая больше вопросов, тронула машину с места.
   "Жигули" они оставили во дворе. А потом долго поднимались на его  этаж,
лифт, как обычно, не работал. В его квартире она осмотрелась.
   - Плохо живете, - сказала женщина, - видимо, вы плохой  убийца,  я  это
уже поняла, платят вам совсем мало.
   -  Нет,  -  серьезно  ответил  он,  -   хороший.   Просто   здесь   моя
конспиративная квартира, я ее снимаю.
   Она, кажется, поняла, что он не шутит, и замолчала. На кухне у него был
привычный беспорядок.
   - Может, я все уберу, - предложила женщина, - а вы идите за продуктами.
Так будет лучше.
   Когда он вернулся, на кухне был  идеальный  порядок.  Он  успел  купить
разные продукты, забежав в магазин, и успел позвонить Сурену.
   - Все, - сказал он, - твой "заказ" выполнен. Готовь деньги.
   - Это ты ее похитил из "Волги", - спросил Сурен, - я сразу  понял,  что
такое мог придумать только ты. Отбил хлеб у мальчиков.
   - Неважно, "заказ" выполнен. Когда я могу получить деньги?
   - Сегодня вечером. В семь  часов  подъезжай  к  метро,  как  обычно.  Я
привезу деньги.
   - Договорились.
   Он поднимался с двумя сетками, не зная, что она  уже  допустила  ошибку
Одну, единственную, утаив от него телефонный звонок  Маше.  Но  ей  просто
необходимо было предупредить хоть кого-то. Чтобы не волновалась  сестра  и
другие родные. Чтобы не беспокоилась сама Маша. Она не знала, что  телефон
Маши уже прослушивался. И этот телефонный звонок стал роковым  для  одного
из них. А пока они сидели на кухне и о чем-то говорили.  И  он  впервые  в
жизни подумал, что можно быть счастливым. Но в семь часов ему  нужно  было
ехать за деньгами.
   Мне не понравилась оперативность  Сурена,  когда  он  рассказал  мне  о
нападении на "Волгу". Как быстро они все узнают. Я был  прав,  отсоветовав
Ирине  идти  в  ФСК.  Видимо,  это  какое-то  крупное  дело,  а  ее  нужно
обязательно убрать, чтобы не стучала на милицейских офицеров.
   Первый раз в жизни я ужинал спокойно  с  женщиной,  которую  не  купил.
Которая мне нравилась и с  которой  у  меня  ничего  не  было.  Можете  не
поверить, но ничего такого я даже не хотел.  Мне  было  так  покойно,  так
хорошо, что она сидит  рядом,  кушает,  смеется,  о  чем-то  рассказывает.
Ничего другого мне и не нужно. Я уже тогда решил, увезу  ее  в  Ленинград,
пусть живет у меня на даче. А с Суреном все, завязываю. Буду  работать  на
Ковача, там и "клиенты" солиднее и "заказы" более обеспеченные. Так  мы  с
ней и проговорили до половины седьмого. А потом я встал и решил  ехать  за
деньгами.
   - Смотри, - говорю, - никому дверь не  открывай.  Хотя  здесь  тебя  не
найдут. Можешь отдохнуть спокойно.
   К тому времени мы уже перешли на ты.
   - Спасибо тебе, - говорит она, - за все спасибо, - и вдруг  наклоняется
и тихонько так целует меня в губы. Меня словно молотом ударили. Никогда  в
моей жизни не было такого поцелуя. Я стою, как дурак, и смотрю на нее.
   - Ну иди же, - говорит она и улыбается.
   Я сразу выскочил за дверь, словно школьник, впервые в жизни целованный.
И еще я скажу - все купленные бабы не стоят даже пяти долларов. Не то это,
не то. Даже втроем  они  мне  меньше  удовольствия  доставляли,  чем  этот
осторожный короткий поцелуй. Вот тогда я и решил - не будет у меня  больше
никогда в жизни этих "бабочек". Противно и грязно. Не хочу.
   К метро я подъехал без пяти семь, но, видимо, такой взволнованный  был,
что даже не заметил, как Сурен появился. А надо было заметить, иначе потом
все бы так не сложилось. Он сел ко мне в автомобиль с чемоданчиком в руках
и спрашивает.
   - Все нормально прошло. Убрал ее?
   - Конечно, - отвечаю, - давай деньги.
   Он улыбается так гадко и вдруг достает пистолет с надетым глушителем  и
прямо мне в бок.
   - Сука ты, - говорит, - подставка дешевая. Одну бабу убрать не смог.  И
своего "диспетчера" обманываешь.  За  такие  дела  яйца  живьем  отрезают,
знаешь ведь, обманывать нельзя.
   - А  с  чего  ты  взял,  -  спрашиваю,  -  моя  правая  рука  лежит  на
переключателе скоростей, и он ее видит, даже пошевелить не  могу,  не  то,
что пистолет достать.
   - Звонила твоя сучка из Люблино своей знакомой, - отвечает Сурен, - вот
ее и засекли. А тебе, видимо, понравилась она. И решил сначала потешиться.
Только напрасно ты меня обманул. Теперь и тебе конец,  и  ей.  Ребята  уже
поехали.
   Лучше  бы  он  мне  этого  не  говорил.  Любой  из  них   всегда   меня
недооценивает, считая, что я однорукий инвалид. А  я  левой  пользуюсь  не
хуже, чем правой. Он то не ожидал такого. Вот левой рукой я ему  и  двинул
по морде, а правым локтем пистолет отодвинул,  и  выстрел  уже  в  сидение
попал. А на левой у меня протез, так он сразу и отключился. Для верности я
его еще раз ударил, а потом наручники Ирины  на  него  одел  и  на  заднее
сидение бросил.
   Как я летел обратно домой, знают только гаишники. Три или четыре машины
из-за меня столкнулись, еще некоторых  я  довольно  сильно  поцарапал.  Но
доехал до своего дома довольно быстро. Достаю пистолет. Во дворе все тихо.
Поднимаюсь  по  лестнице.  По-прежнему  все  тихо.  И  лифт,  конечно,  не
работает. А на моей лестничной клетке дверь чуть приоткрыта. Как только  я
увидел это, у меня прямо сердце остановилось. Тихо подошел, дверь открываю
- тишина.
   Прошел дальше. А в комнате Ирина лежит. И две дырочки у  нее  там,  где
сердце. Лежит в подаренном мною платье. И на  лице  страха  никакого  нет,
такое спокойное лицо, такое мягкое. Я обхватил голову руками и  тихо  вою,
тихо так, чтобы соседи не услышали. Как волк  в  лесу,  думаю,  боль  меня
отпустит наконец. А она проклятая еще сильнее сердце сдавливает.
   Даже когда руку потерял, такой боли не испытывал. Сижу я над ее  трупом
и вспоминаю, что ни разу так и не поцеловал ее.  Наклонился  и  вернул  ей
такой же короткий поцелуй. Первый и последний в жизни. Еще в теплые  губы.
Что они ей такого сказали, чтобы двери открыла, я не знаю. Может, про меня
что наплели. Но она им открыла и получила сразу две пули в сердце.
   Поднялся я затем. Не может у нас  быть  близких  и  родных.  Не  может.
Слишком удобная мишень, слишком мы близко к смерти ходим. Посмотрел  я  на
нее еще раз и вышел из квартиры, закрыв дверь на все замки.
   А в машине Сурен уже пытается зубами двери  открыть.  И  взгляд,  такой
страшный, понимает ведь, что я с ним делать буду. Я его отвез в  небольшую
рощу. Нож достал. Вытащил его из машины.
   - Теперь я тебя по кусочкам резать буду, - сообщаю ему.
   Он как только на меня посмотрел, все  понял.  Я  потом  в  зеркало  две
недели глядеть не мог, оказывается, седой весь стал. Он сразу закричал.
   - Не нужно. Все расскажу, сдам тебе ее убийц.
   И  действительно  рассказал.  Оказывается,  тот  подполковник   большой
милицейский чиновник в министерстве, а убивал Ирину второй киллер, нанятый
тем же Суреном.
   И хотя "диспетчер" не должен давать адресов своих людей, но  Сурен  мне
сразу сдал моего "коллегу". Только поэтому я не стал  его  мучить.  Просто
пристрелил и тело выбросил в кусты.
   Не везет мне с "диспетчерами". Хотя Игорь был очень хороший парень.  Да
и Рябой был нормальный мужик, пока с Резо не связался.  А  вот  Сурен  мне
всегда не нравился. Поехал я к своему "коллеге" на квартиру. И долго  ждал
его в подъезде дома, ох, как долго. Он,  конечно,  дилетант  был.  В  лифт
вошел, а я забежал туда же. И потом целых три минуты в глаза ему  смотрел.
И он смотрел, а куда денешься, если пистолет тебе в живот  упирается.  Все
хотел спросить у него, что сказала Ирина перед смертью, что попросила.  Но
не мог, не хотел, чтобы ее последние слова мне  этот  мерзавец  передавал.
Словно он был ее душеприказчиком.
   А потом разрядил всю обойму в него.  Спокойно  так  стрелял,  чтобы  он
мучился. Хотя, если разобраться, он ничего необычного  не  сделал.  Только
свою, да и мою работу выполнил. Убил  "клиента"  без  мучений  и  ненужных
издевательств. Сразу в сердце стрелял. Но от этого мне легче не было.
   А потом поехал искать этого мусора. Этого офицера, из-за которого Ирину
убили. Долго искал, пока наконец нашел. Через три дня. Но эта  работа  мне
по душе была. Хотя и бесплатная. Ирину я похоронил сам, нашел ей  красивое
место в лесу, а где, не скажу, я туда всегда  хожу,  цветы  кладу,  с  ней
беседую и словно мне легче бывает. Словно опять мы с ней на кухне сидим  и
говорим о чем-то, смеемся, рассказываем.
   А подполковник подтянутый такой был, уверенный в себе, красивый. Я его,
как зверя, обкладывал, все момента ждал. "Жигули" свои я просто  на  улице
оставил. Их теперь могли засечь, а мне  лишние  неприятности  ни  к  чему.
Потом наконец узнал, что подполковник любит со своей  любовницей  на  дачу
ездить, отдыхает там.
   Выяснил я точно, когда они приедут, и приехал пораньше. Сижу в комнате,
жду. Он вошел такой уверенный, такой важный. Даже не испугался.  Посмотрел
на меня, потом своей б.... говорит:
   - Видишь, - настоящий грабитель. Забрался к  нам  да  дачу,  хочет  нас
ограбить, - а сам улыбается.
   - Нет, - отвечаю, - я не грабитель, я муж той женщины.
   - Какой муж, - не понимает он, - при чем тут муж.
   И девочка его занервничала, на него зло так  смотрит.  Я  ей  предложил
пройти в  соседнюю  комнату.  После  того,  как  пистолет  показал,  сразу
согласилась. Я комнату и запер.
   Потом усы снял фальшивые. Не люблю я убивать невиновных людей, хотя эта
баба мне не нравилась. Типичная стерва. Но для нее я  усы  нацепил,  чтобы
потом меня всем описывала. А подполковнику тихо так говорю:
   - Я муж Ирины Борисовой, которую убили по твоему приказу.
   Он побледнел и спрашивает:
   - Какой муж? У нее не было мужа.
   - А ты и не знал, - отвечаю, - самый настоящий. Вот я и пришел к  тебе.
Свиделись наконец. Она ведь тебя узнала еще тогда, когда ты  в  охранников
стрелял. И письмо об этом я сегодня утром в  ваше  министерство  отправил.
Так что все, подполковник. Нет у тебя никаких шансов. Если я не убью, свои
посадят.
   Нужно сказать, он держался хорошо. Только левый глаз начал дергаться. А
потом он попытался достать оружие. Я ведь снайпер. Точный выстрел в лоб, и
он уже на полу и без дыхания. Я подошел  к  нему,  его  погоны  оторвал  и
говорю уже мертвому:
   -  Плохой  ты  офицер  был,  подполковник,  плохой.  Я   тебя   сегодня
разжаловал.
   И вышел из комнаты. Потом я эти погоны Иришке на могилу отвез. И  рядом
закопал. Пусть знает, что этот стервец больше по земле не ходит. Может, ей
легче будет. А мне уже никогда  легче  не  станет.  Один  я  был,  один  и
остался.
   Если разобраться, так и должно быть. Не может у меня быть  ни  близких,
ни знакомых - ни к чему все это. Такая у меня собачья жизнь.









   Так трудно принимать решение. Он посмотрел на  сидевших  вокруг  людей.
Все молчали.
   - Может, есть другое решение, - спросил он негромко.
   - Опросы общественного мнения  показывают,  что  они  победят  в  любом
случае. Причем с подавляющим перевесом. У вас нет никаких шансов, - честно
ответил ему один из помощников.
   Он нервно дернул головой. Помощник был евреем. Давно нужно было  убрать
его отсюда, - вдруг подумал он. Наверняка работает сразу на  обе  стороны,
ждет прихода к власти этих "красно-коричневых". Хотя те  не  очень  жалуют
евреев, но известно, кто делал революцию. Он нахмурился.
   - Какие есть еще мнения?
   Все молчали.
   - Все свободны, - рассержено сказал он, - а вы, генерал, останьтесь.
   Выходили бесшумно, стараясь даже не разговаривать,  словно  из  комнаты
покойного. Все понимали, что это конец.
   - Что будем делать? - спросил он, - понимаешь,  как  все  перевернется,
если они придут к власти.
   Он не сказал кто "они",  но  генерал  его  понял.  Того  тревожила  эта
перспектива еще больше.
   - Может, отменить выборы, - несмело предложил генерал.
   Он отрицательно покачал головой.
   - Нельзя. Весь мир следит за нами. Отменим выборы, опозоримся  на  весь
мир. Уже поздно об этом говорить, ничего нельзя остановить.
   - Можно перенести выборы.
   - Я тебе говорю нельзя, - стукнул он кулаком по столу, - если бы  можно
было, давно бы сделали. Без твоей подсказки.
   - Думаете, они победят?
   - Ты же слышал, что говорят. Все опросы общественного мнения за них.  У
наших сторонников нет никаких надежд. Они проиграют. И  мы  с  тобой  тоже
проиграем, генерал. Первым делом придут за тобой.  Меня  они,  может,  еще
пожалеют, объявят лицом неприкосновенным. А вот тебя нет. Все мои  ошибки,
все грехи тебе достанутся, и тогда на пощаду не рассчитывай.
   - Я знаю, - серьезно ответил генерал.
   - Что думаешь делать? Бежать за границу?
   - Куда? И потом, если они захотят, меня везде найдут. Да и денег у меня
таких нет.
   - Ладно, - махнул он рукой, - мне-то хоть не ври. Деньги  небось  есть,
просто признать боишься.
   - Не боюсь, - угрюмо ответил генерал, - денег нет. Я  работал  не  ради
них. Вы же знаете. Я всегда верил только вам.
   - Поэтому тебя первым и поволокут к ответу.
   - Конечно. Они считают меня самым близким вашим  человеком  среди  всей
этой шушеры.
   - Ага, - кивнул он, - их  лидер  все  время  говорит,  что  они  начнут
показательные процессы против моих фаворитов. А у  тебя  грехов,  кажется,
много накопилось. Ох как много. И все повесят на тебя. И за меня  на  тебе
отыграются. А потом, может, и до меня доберутся.
   - Я не знаю, что делать, - честно признался генерал, - вертится у  меня
в голове один план. Но не решаюсь вам сказать.
   - Говори, сейчас любой план подойдет. Лишь бы продуманный был.
   - Может, ввести чрезвычайное положение и  тогда  законно  приостановить
выборы?
   - Уже поздно. И потом, чем можно объяснить это чрезвычайное положение.
   - У нас столько беспорядков...
   - Раньше было еще больше. Это не повод.
   - А если вдруг погибнет лидер оппозиции или еще кто-нибудь?  -  спросил
генерал.
   - Как погибнет? - не понял он, уже  чувствуя,  что  в  голове  генерала
созрел какой-то план.
   - Очень просто. Вспомните, как было в начале тридцатых  годов.  Сталину
нужен был только повод. И,  когда  убили  Кирова,  кстати,  его  реального
соперника, сразу стали вводиться суды и чрезвычайные тройки, решающие  все
в несколько дней. Приговор не подлежал обжалованию. Помните,  какая  волна
репрессий началась.
   - Ты, если такой умный, лучше выход сегодня придумай, - посоветовал он,
- не нужно мне историю рассказывать.
   - Историю как раз я плохо знаю, - ответил обиженный генерал, -  я  свое
дело всегда выполнял хорошо. Поэтому и предлагаю такой план.
   - Какой план? Ничего ты не предлагаешь. Ввести чрезвычайное  положение.
По каким таким причинам? Почему? Какой план?
   - Если погибнет лидер оппозиции, - повторил, усмехаясь, генерал, -  или
еще кто-нибудь, - снова сказал он, - это можно обсудить с аналитиками. Как
гипотезу события в стране.
   - Что ты говоришь загадками. Какую  гипотезу  нужно  обсуждать.  Говори
прямо, ничего не пойму.
   - Иногда дестабилизировать ситуацию в  стране  может  один  выстрел,  -
наконец четко произнес генерал.
   - И кто его сделает? - вдруг начал понимать он,  -  должен  быть  такой
человек.
   Генерал молчал, выразительно глядя на него. Он, вдруг поняв  все,  тоже
замолчал. И даже немного  испугался.  Теперь  он  будет  во  власти  этого
генерала. Вернее, будет все время его бояться. Но  генерал  хорошо  знает,
что без него он ничто. И генералу  выгодно,  чтобы  он  как  можно  больше
оставался в этом кабинете. Они долго молчали.
   - Ты не ответил на мой вопрос, - наконец напомнил от.
   - Человека всегда можно найти, - уклончиво ответил генерал, -  это  как
раз не особая проблема. Такого добра у  нас  еще  хватает.  А  потом  этот
человек просто исчезнет, пропадет.
   - Да, - задумчиво произнес он, - если  такое  случится,  можно  вводить
чрезвычайное положение. Тогда все поняли бы нас.
   - Я могу идти? - поднялся генерал.
   - Выборы должны пройти в намеченный срок,  -  торжественно  сказал  он,
чувствуя фальшивую ноту. Ее почувствовал и генерал.
   - Конечно, - спокойно согласился он,  -  а  моя  задача  обеспечить  их
безопасное проведение.
   - Иди и обеспечивай, - быстро сказал он, опасаясь чего-либо добавить.
   - Можете не  беспокоиться,  -  вдруг  очень  тихо  ответил  генерал,  -
безопасность и порядок я гарантирую.
   С этими словами он вышел из кабинета. А  оставшийся  за  столом  хозяин
кабинета еще долго сидел,  подперев  голову  руками.  И  тяжкие  мысли  не
покидали его весь день.
   На этот  раз  меня  вызвал  сам  Ковач.  У  него  мама,  говорят,  была
мадьяркой, и он взял себе такое непривычное для  нас  венгерское  прозвище
Ковач. Но вообще-то он был мужик толковый. Это он первый понял, что  нужно
объединятся. Это он налаживал диспетчерскую связь по всей стране,  завозил
французские фирменные винтовки с глушителем через  Чечню,  когда  это  еще
можно было сделать. Мы платили ему тридцать процентов от  суммы,  но  зато
имели твердые гарантии своей  безопасности.  Он  своих  людей  никогда  не
сдавал. И всегда прикрывал в случае необходимости. Ковачу мы  верили,  как
себе. И хотя я вообще никому не верю, все-таки иногда нужен такой человек,
которому можно поверить -  иначе  нельзя.  Нужны  связные,  конспиративные
квартиры,  снаряжение,  оборудование,  помощники.  И  наконец  деньги.  Их
получал и передавал сам Ковач, что исключало любую возможность  устранения
нежелательных свидетелей. Все "заказчики" знали, что  на  Ковача  работает
целая сеть киллеров. И убирать кого-то одного  после  успешно  проведенной
операции они не решались. Ковач сам гарантировал молчание своих  людей.  И
это всех устраивало.
   А когда однажды  кто-то  из  наших  стал  болтать  языком,  рассказывая
ненужные подробности, Ковач приехал к нему  сразу  с  тремя  коллегами.  И
болтуну просто отрезали голову. На этом все разговоры  завершились  раз  и
навсегда. По моим предположениям, у Ковача было человек пятьдесят киллеров
и в два раза больше помощников, которых он лично  направлял  на  различные
дела, учитывая сложность задания.
   Вот и теперь - раз меня вызвал Ковач, я уже понимал, что задание  очень
сложное. Легких дел он мне не поручал - не та квалификация. Зато деньги за
свою работу я тоже получал как "суперпрофессионал", а это уже  кое-что.  С
Ковачем у меня с первого дня сложились простые, хорошие отношения. Он меня
уважал за Афган. Именно он и придумал  мою  кличку  Левша.  За  мой  левый
протез, которым я так хорошо пользовался. За мое прекрасное алиби.
   Мы с ним встречаемся всегда в разных местах. Он сам говорит, где и куда
мне нужно приехать. Его авторитет - закон для  всех  киллеров.  Поэтому  я
еду, не раздумывая. Хорошо иметь такого  главного  "диспетчера",  которому
можно доверять выбор места встречи.
   На этот раз Ковач какой-то сердитый, недовольный. Здоровается со  мной,
едва кивнув головой и показывает на стул рядом с собой. Этот дом,  куда  я
приехал, видимо, предназначен для сноса, никого нет, везде холодно и  даже
нет  света.  Только  лампа  горит  на  столе  у  Ковача,  масляная  лампа,
допотопная такая.
   - Как дела? - спрашивает Ковач по привычке.
   - Все в порядке, - отвечаю, - жду мол, что скажешь.
   А он нахмурился еще больше и говорит:
   - На этот раз очень серьезное дело  поручается.  Я  бы  не  брался,  но
просили такие люди, которые обеспечивают нам все прикрытие. Через них идут
документы, информация. И отказать им я никак не могу.
   - Понимаю, - говорю, - не нужно так  драматизировать.  Все,  что  нужно
сделаю. Ты только фамилию назови.
   - В том-то и дело, - он мне, - что фамилия очень известная. Это уже  не
уголовщина, а политика.
   - Какая разница, известная или нет, - рассуждаю я, - мне все едино. Я и
так стрелял всегда в известных типов - банкиров, "авторитетов",  "воров  в
законе", - мне все равно.
   - Да нет, - внезапно отвечает он, - в этот раз не все равно.
   И произнес фамилию вслух.  Мать  честная,  я  хоть  и  сидел,  но  даже
подпрыгнул от волнения. Такого действительно в моей практике не было.  Его
действительно весь мир знает.
   - Отказаться можно? - сразу спрашиваю.
   - Нельзя. Ты самый лучший наш  "стрелок",  -  лицо  у  Ковача  какое-то
печальное, словно он предчувствует все будущие неприятности.
   - Ладно, - решаю я, - раз надо, так надо. А кто интересно "заказчики"?
   - Это не наше дело, - быстро произносит Ковач, - никогда на эту тему не
говори.
   - Хорошо. А какая оплата?
   - Паспорт, - Ковач смотрит на меня очень пристально,  -  они  дают  нам
незаполненный паспорт, и ты можешь вписать любую фамилию. А  потом  уехать
из страны. И еще получишь сверху сто тысяч долларов.
   - Не пойдет, - сразу говорю я, - паспорт  мне  их  не  нужен.  Мне  уже
однажды давали паспорт. Только чудом спасся. В эти игры я не играю, никуда
из страны убегать не собираюсь.
   - Понимаю.
   - А вот денег дают мало. Чего это "заказчики" такие прижимистые  пошли.
Это ведь не банкир какой-нибудь, не бандит. Об этом убийстве во всем  мире
говорить будут. Может, еще мои портреты, как фотографии Освальда, по всему
миру расходиться будут. Нет, на сто тысяч долларов я не согласен.
   - А сколько хочешь? - уточняет Ковач.
   -  Триста  тысяч.  И  хороший  карабин.  Желательно  СКС  с  оптическим
прицелом.
   - Насчет денег должен переговорить с ними. А  оружие  мы  тебе  найдем,
любое оружие, хоть гранатомет.
   - Кто его охраняет?
   - Пока выясняем. Но, думаю, не дилетанты в любом  случае.  Там  опытные
профессионалы. Они свое дело хорошо знают. Так что тебе придется туго.
   - Это я уже догадался. Ужасно интересно, - снова не удержался я, - кому
могло прийти в голову устранить его таким образом. Ведь будет скандал.
   Ковач очень сильно разозлился.
   - Слушай, Левша,  -  сказал  он  каким-то  звенящим  голосом,  -  давай
договоримся. Это дело нас совсем не касается. Ты  принял  "заказ",  быстро
исполнил его и все, сматываешь в сторону. Если хочешь мое мнение,  то  это
будет твое последнее дело,  Левша.  После  него  ты  должен  рвать  когти,
завязывать. И так уже ходят нехорошие слухи об одноруком. О  тебе  слышали
слишком много людей. Пора отправляться тебе на пенсию. Сделай дело, возьми
денег, и будь здоров. И никогда, нигде и никому не задавай  того  вопроса,
который ты сейчас задал мне. Понятно?
   - Значит, даже так. Думаешь, мое последнее дело?
   - Убежден. Если начнешь жадничать, работать по мелочам, тебя вычислят и
найдут. Такого свидетеля в живых не оставят. А деньги  я  тебе  могу  хоть
завтра привезти, мы тебе всегда доверяли.
   - Не надо, - отвечаю, - пусть заплатят. А  твои  рекомендации  я  учту.
Может, мне действительно нужно завязывать.
   - Место, где жить, у тебя есть?
   - Да, есть одно местечко. Я купил там небольшой домик, - даже Ковачу  я
не  буду  рассказывать,  что  у  меня   под   Ленинградом   есть   хорошая
"обкомовская" дача. Хозяин раньше секретарем  Ленинградского  обкома  был.
Два этажа, семь комнат, все как у людей. Я  за  нее  сто  пятьдесят  тысяч
отдал в прошлом году. Но, кроме меня, об этом знает только  старик-сторож,
живущий на даче. И больше ни одна живая душа.
   - А баба хорошая? - он,  кажется,  не  шутит.  Тут  я  молчу.  Про  мою
стерву-жену рассказывать не хочу. Про валютных девочек тоже  не  тянет.  А
про Иру не могу. До сих пор тяжело вспоминать, хотя уже целый год прошел.
   - Нет, - говорю, - бабы у меня нет. Один я живу, всегда один.
   - Это напрасно, - вздыхает Ковач, - баба дом согревает. Ты только найди
спокойную, работящую. И больше ничего  не  нужно.  А  трахаться  можно  на
стороне, денег у тебя, слава Богу, хватает.
   - Ищу. Если найдешь такую, скажи, сразу прилечу, - отвечаю и вижу,  как
он наконец улыбается.
   - Поговорили, - смеется Ковач, - я сегодня позвоню,  попрошу  увеличить
сумму втрое. Думаю, согласятся. У них просто нет другого выхода. А ты  уже
думай, как подобраться к своему "клиенту". Это будет  твой  звездный  час,
пострашнее Афгана.
   - Страшнее не будет, - равнодушно бросаю я и тоже поднимаюсь.
   Потом мы с ним выходим по очереди  из  этого  старого  дома.  У  Ковача
старенький "жигуленок", шестой модели. Весь побитый  и  помятый.  Куда  он
девает свои деньги, я не знаю. Да и не мое это дело. У меня  в  Ленинграде
стоит неплохая "девятка". А здесь я теперь на такси езжу или на  попутках.
Так удобнее.





   Теперь  мне  было  необходимо  узнать  об  этом  человеке  все.  О  его
привычках, о его вкусах, о  его  выступлениях.  Это  только  кажется,  что
политического деятеля легче убить, чем банкира или "авторитета". Он всегда
на виду, среди людей, а они  ведь  могут  затаиться.  Ничего  в  этом  нет
правильного. Как раз вечно появляющегося на людях политика  охраняют  куда
лучше и профессиональнее, чем кого-нибудь из воровской братии.
   Все до сих пор считают, что Освальд не убивал Кеннеди. Там,  мол,  была
целая организация.  Наивные  мои,  разве  может  в  целой  организации  не
оказаться ни одного стукача? Ни одного доносчика? Ни одного  недовольного?
Разве может быть целая организация в  Америке,  где  не  было  бы  платных
агентов полиции и контрразведки,  разве  может  такая  организация  вообще
существовать. Нет, Освальду  повезло,  невероятно  повезло.  Он  умудрился
попасть в Кеннеди, который мчался в открытой машине. Это было просто делом
случая, и Освальд сразу стал известен, как будто вытащил счастливый билет.
А вот организация все дело бы и провалила. Только одиночка мог решиться на
такую безумную авантюру и только  у  одиночки  она  могла  получиться  так
трагически совершенна.
   Теперь мне предстояло почти повторить его успех. В отличие от  Освальда
я, правда, не хочу, чтобы меня застрелил какой-нибудь Джек  Руби.  Сделать
дело и уйти спокойно, вот два основных компонента нашей профессии.  Можно,
конечно, подойти к любому человеку вплотную и просто  пристрелить  его.  И
сразу получить десяток пуль в собственную  голову.  Или  в  лучшем  случае
сначала тюрьму, а потом уже расстрел. А можно сделать все  умнее,  тоньше,
изящнее. Так, чтобы не осталось никаких следов.
   Вы помните, как убили Улафа Пальме? До сих пор  ищут  убийцу.  Вот  это
была работа. Сделал свое дело и сумел скрыться. Только в этом случае  твоя
работа имеет право называться удачно выполненным заказом.  Только  в  этом
случае. А сейчас какие киллеры пошли в Москве. Подъезжают на  "мерседесах"
и палят изо всех автоматов, пугая женщин и детей.  Во-первых,  автомат  не
всегда полезен, во-вторых, громкая стрельба - показатель  бескультурия,  а
случайные жертвы  просто  свидетельство  вашей  профнепригодности.  Вы  из
маэстро превращаетесь в слесаря-сантехника. Делайте свое дело аккуратно  и
деликатно, не превращайтесь в мясников. Можно заложить бомбу в  концертный
зал, где сидит ваш "клиент", или выстрелить гранатометом в окно его  дома.
Но вы представляете, сколько случайных людей может погибнуть. А среди  них
будут женщины и дети? Кстати сами следователи умеют  отличать  по  почерку
наше исполнение от идиотского подхода малолеток.  Профессиональный  почерк
бывает виден сразу.
   Начал я, конечно,  с  его  охраны.  Для  себя  я  сразу  назвал  своего
"клиента" Быком. Очень был похож  на  такого  породистого,  откормленного,
упитанного Быка. А вот его охрана мне сразу не  понравилась.  Особенно  их
начальник. Высокий очень ловкий молодой человек, лет тридцати пяти.  Нужно
было видеть, как  профессионально  он  шнырял  глазами,  как  успевал  все
заметить, все оценить, как он мягко передвигался.  Такой  будет  опасен  в
первую очередь, - подумал я. На следующий день  я  узнал,  что  он  раньше
работал  в  "девятке"  КГБ,  в  том  самом  управлении,  которое  охраняло
кремлевских вождей. Значит, я не ошибся. У парня был явно профессиональный
подход к любому мероприятию. Он умел мыслить, а  это  было  самое  важное.
Звали его Валерием.
   Еще двое ребят постоянно сопровождали моего Быка, видимо, прикрепленные
к нему. Один - здоровый кавказец, чеченец или осетин, не знаю. Но  по  его
рукам видел,  что  он,  шутя,  может  переломать  человека.  Другой  такой
вертлявый, юркий, шустрый парень, тоже темненький, скорее  молдаванин  или
украинец. Правда, позже я узнал, что он из Николаева и зовут его  Юрой,  а
вот осетина звали  Иса.  Эти  трое  были  моими  главными  противниками  в
предстоящей операции. Они все время были рядом с Быком, очень  плотно  его
прикрывали, давая указания остальным членам команды охранников.
   Именно "команды". Я потом  посчитал,  что  во  время  выездов  Быка  на
митинги его охраняли два-три десятка людей. Не считая  милиции  и  агентов
ФСК. Но все равно эти трое были самыми  главными  в  предстоящей  схватке.
Только у меня было небольшое преимущество - я знал их, а они меня  нет.  И
вот на этом я должен был вырабатывать свою стратегию.
   Нужно  было  послушать  Быка,  когда  он  говорил,  Ярко,  убедительно,
доходчиво. Все было понятно. Но я вспоминал голодных старушек в  деревнях,
нищих на улицах, своих раненых товарищей по госпиталю и не верил ему. Или,
вернее, почти не верил ему. Властям я вообще давно  не  верю.  Эти  просто
прохвосты. Обещали демократию, а сами разграбили и развалили  государство.
Таких вообще давить надо, как тараканов, чтобы другим неповадно было.
   Не люблю я  политиков.  Сначала  они  нас  в  Афган  бросили,  кричали,
доказывали,  что  мы  выполняем  свой   интернациональный   долг.   Ладно,
выполняем, значит, так нужно. Потом они же нас и предали, заставив уходить
из Афгана, доказывая, что ввод войск был серьезной политической ошибкой  и
теперь мы будем друзьями с афганцами. Выкуси. Опять обманули. Афганцы, как
пчелы, полетели за нами и жалят теперь уже на наших границах.  Так  нам  и
нужно. Не надо было слушать политиков.
   А когда Горбачев объявил о введении трезвости? У нас  в  Афгане,  зимой
восемьдесят шестого рейд проводили по линии... общества трезвости.  Зимой!
В армии! Так у нас даже положенные сто граммов отбирали, а замполит  полка
ходил по рядам и лично проверял, заставляя дыхнуть в его  сторону.  Может,
он так кайф получал, вдыхая спиртные пары? И еще  по  рублю  собирали  для
этого самого общества.
   А потом политики сказали, что вообще нужно разделить Советский Союз.  И
мы опять послушно пошли за ними. Ельцина я не виню. Он мужик рисковый, ему
Горбачева гнать нужно было, а другого  выхода  у  него  не  было.  Но  вот
Кравчук - дело другое. Этот  стервец  сознательно  все  рушил.  Самостийна
Украина. Если бы тогда имел хорошую винтовку, лично  пристрелил  бы  гада.
Моя теща, мать моей поганки, живет в Киеве.  Так  теперь  мой  сын  должен
ехать к бабушке за границу. Хорошо еще без визы.
   Наконец политики стали натравливать нас друг на друга,  доказывая,  что
их народ самый лучший, самый красивый и самый умный. И пошла война  гулять
по нашим городам. Я, положим, тоже не  люблю  всех  черномазых  кавказцев,
евреев, армяшек, но я ведь их не стреляю. Я к ним по-человечески отношусь,
понимаю, что они тоже люди.
   Чего говорить - сами знаете, что у нас в стране творится.
   Поэтому, слушая своего Быка, я сразу примечал, - где  он  врет,  а  где
говорит искренне. Это заметно, для  этого  особых  институтов  кончать  не
нужно. Просто, народ наш, замордованный и забитый  уже  ничего  не  видит.
Ему, что Бык, что Осел - все едино. Хуже уже не  будет.  Вот  они  на  все
рукой и махнули.
   Домой мой "клиент" возвращался  всегда  поздно  ночью.  Я  его  подъезд
хорошо осмотрел. Там, правда, был милиционер во дворе, но на меня никакого
внимания не обратил. Я ведь инвалид. А что может  сделать  инвалид  такому
Быку? Конечно, ничего. Но подъезд мне не понравился. Ярко освещенный,  все
двери близко расположены к  лестнице  -  все  слышно.  Здесь  даже  громко
разговаривать нельзя, сразу услышат. Неприятный домик у этого Быка, пойдем
дальше.
   Побывал я у него на работе. Там была более  творческая  атмосфера.  Все
куда-то спешат, бегут, суетятся. Кроме,  его  приемной.  Там  сидит  такая
проницательная стервочка и двое громил.  Даже  заходить  не  нужно,  сразу
вылетишь. Я видел, как они выставляли одного назойливого мужика и решил не
рисковать. Правда, по коридорам добросовестно прошелся. Есть там несколько
интересных мест, но мне было нужно  одно-единственное,  а  такого  там  не
было.
   Остается парламент, куда он довольно часто ездит.  Вот  это  место  мне
нравилось  гораздо  больше.  Здание  парламента  было  переоборудовано  из
бывшего министерства. Раньше там был, кажется, Госплан, а теперь написано,
что Государственная дума. Надо же как торжественно. Стоило почти  сто  лет
идти куда-то, чтобы потом вернуться к тому, что было. И  куда  мы  шли?  И
зачем? Неужели правда верили, что построим светлое будущее? Сейчас  быстро
все забывать стали, но действительно верили. Разве я без этой  веры  пошел
бы в офицеры? Разве подал бы рапорт о  переводе  в  Афган.  А  потом  все,
разрушили нашу веру, вываляли в дерьме и нам же на шею  и  повесили.  Нате
вам, ешьте свои идеалы. Хорошо мне несчастному, я все понял там, на войне.
Но как быть молодым ребятам, только  вступающим  в  жизнь.  Они-то  в  чем
виноваты за свою страну?
   Но я, кажется, отвлекаюсь. Хотят называть думой,  пусть  называют  так.
Пусть хоть бояр обратно заведут при царе Борисе, все равно нам уже  ничего
не будет. Нет у нас веры. И идеалов никаких нет. Деньги нахапать и бежать.
Это разве идеал? А я вот иногда скучаю по  тем  временам,  по  вере  своей
старой тоскую. Человек должен верить во что-то. Хоть в Бога,  иначе  зачем
на этой земле жить, ходить по ней, пачкать ее, людей обижать. Но в Бога я,
видимо, уже не поверю, в коммунизм верить не могу, а в капитализм не хочу.
Значит, мне и остается только с винтовкой ходить, как охотнику по лесу.  А
там, как повезет. Либо меня, либо я.
   Напротив думы гостиница "Москва", там как  раз  на  одиннадцатом  этаже
длинные такие балконы. Я не  поленился,  достал  свой  паспорт  на  другую
фамилию и пошел прописываться в гостинице. Два дня мучился, но прописался.
Оказывается, нужно было дать всего сто  долларов,  и  сразу  все  проблемы
решились. По моей просьбе меня и поселили на одиннадцатом этаже.  Вышел  я
на балкон, глянул вниз - даже ахнул. Обзор, прямо  как  в  кино.  Доставай
винтовку, стреляй по движущимся мишеням - никто  не  остановит.  Идеальное
место.
   Я на всякий случай спустился вниз и еще раз прошелся мимо здания  думы.
Красота. Лучшее место трудно себе представить. Правда,  иногда  машины  во
двор заезжают с другой стороны. Но это уже не так  важно.  А  Ковач  слово
свое сдержал. Цену за Быка втрое поднял; и оружие мне достал. Даже  деньги
дал - пятьдесят тысяч на разные расходы. За эти деньги я не волновался. Мы
поэтому и платим так много Ковачу -  тридцать  процентов,  чтобы  получать
свои деньги спокойно и без нервов. Вы даже не представляете сколько  людей
хотят оформить "заказ", а  потом  "продинамить",  не  заплатить.  Или  еще
почище - на всякий случай убрать и исполнителя "заказа". А так все  чисто.
Мы не видим их, они не  видят  нас.  Принес  деньги,  оформил  "заказ",  и
"заказчик" доволен - знает, что его деньги не пропадут,  за  это  отвечает
целая организация.
   Оружие мне достали классное. На всякий случай и винтовку французскую, и
карабин советский. С таким оружием в цель может попасть даже  школьник.  Я
начал готовиться к решающему дню.
   У меня в запасе было еще четыре дня. Ковач строго предупредил, чтобы  я
уложился в эти сроки. Наверное, "заказчикам" нужно, чтобы я уложил Быка  к
определенному числу. Может, у них какие-нибудь свои расчеты.  Этого  я  не
знаю, но, похоже, начинаю догадываться. Выборы-то совсем скоро. А там Бык,
кажется, будет победителем. И очень  много  людей  есть  в  нашей  стране,
которые хотят его остановить. Любой ценой.
   Из гостиницы я, конечно, выписался. Теперь следующий заезд будет  через
два дня, как раз в тот день, когда Бык будет выступать в думе.





   Думаете это было очень трудно? Наоборот, очень легко.
   Я разобрал карабин и пронес его в чемодане  наверх,  в  гостиницу.  Два
толстых швейцара, конечно, не проверяют  посетителей  на  предмет  оружия,
достаточно показать визитную карточку гостиницы и вас  пропускают  внутрь.
Наверху я собрал винтовку, запер дверь, сел на  кровать.  Еще  есть  минут
пятнадцать. Запасной выход я уже знаю, где находится. Паспорт, по которому
прописан в гостинице, давно порван. В номере ничего нет.  После  выстрелов
сразу ухожу. Чтобы сюда добежать, нужно минут  десять  как  минимум.  Даже
дежурная и то будет бежать до моего номера секунд сорок.  Здесь  идеальное
место для стрельбы. А потом по  запасной  лестнице  я  спускаюсь,  прохожу
через вестибюль и, что вы думаете,  я  делаю?  Конечно,  захожу  в  другой
корпус "А", где уже снял номер  на  другую  фамилию.  В  гостиницах  нашей
страны это сделать просто. Дежурные меняются через сутки, и вся  вчерашняя
смена даже не подозревает, что вы прописываетесь  на  следующий  день,  во
время работы новой смены уже под другой фамилией. Можно  даже  прописаться
под своей фамилией четырежды. А в заграничном паспорте адресов не  бывает.
Были бы деньги и никто не задаст никаких лишних вопросов.
   Теперь, когда есть еще пять минут я даже жалею Быка. Он, когда говорит,
сам увлекается и его возбуждение передается слушателям. Но теперь все  уже
позади. Почему охрана разрешает такие очевидные  вещи?  Его  проход  через
центральный вход,  где  его  запросто  могут  убить.  Или  они  специально
допускают подобные промахи? Не знаю, но  мне  странно  видеть,  как  прямо
передо мной высаживаются из автомобилей видные деятели нашего государства.
При желании их можно стрелять пачками.
   Появился мой "клиент". Достаю винтовку, отступаю в глубь балкона, чтобы
не было видно с улицы. В эти часы на соседних балконах никого  нет.  Ловлю
Быка в прицел. Что за дурацкая шапка у него на голове.  Нельзя  рисковать.
Буду стрелять в сердце. Конечно, лучше в горло, но здесь  слишком  далеко.
Охранники смотрят, как обычно, по сторонам. Прицеливаюсь.
   Выстрел, еще один. Он покачнулся - падает.  Охранники  достают  оружие.
Валера сразу показывает в  мою  сторону.  Молодец,  хорошо  соображает.  Я
бросаю винтовку в комнате, снимаю перчатки с правой руки и левого протеза.
Теперь быстро из комнаты. По запасной лестнице я спускаюсь довольно скоро,
в вестибюле уже раздаются крики,  бегут  милиционеры.  Вижу  рассерженного
Ису. Спокойно иду в свой  корпус,  сажусь  в  лифт,  поднимаюсь,  открываю
ключом свой номер и, раздевшись, ложусь в постель.
   Через три часа, включая телевизор, слушаю срочное сообщение о покушении
на жизнь лидера оппозиции. Диктор трагическим голосом  сообщает,  что  Бык
тяжело ранен и  доставлен  в  больницу.  Выступает  какой-то  комментатор,
который рассказывает, что Бык, спасаясь в последнее  время  от  покушений,
"всегда носил бронежилет". Так, это интересно. Но убийца попал в горло и в
голову. Врачи считают,  что  у  Быка  нет  никаких  шансов.  По  некоторым
сообщениям, он уже скончался.
   Я даже подскочил на кровати. Ничего подобного,  -  хотел  закричать  я.
Никто не стрелял ему в горло и в голову. Это не я. Мои выстрелы  были  как
раз в тело из-за его дурацкой шапки. Она мне сильно мешала. Еще через  два
часа сообщили, что он умер. Показали его бронежилет  с  двумя  выстрелами,
попавшими в него. Объяснили, как он сумел задержать первых два выстрела. А
остальные, мол, попали в цель. Но это неправда. Я же не идиот.  Я  стрелял
два раза. Точно два раза. И оба раза в сердце. Откуда  я  мог  знать,  что
именно у него бронежилет. Но в голову ему я не стрелял. Мои  выстрелы  как
раз цели не достигли. Его бронежилет отразил оба моих выстрела. Кто сделал
другие два, я не знаю. Но понимаю, что здесь какая-то афера.
   Утром я поехал к себе на квартиру  в  Люблино.  У  меня  там  небольшая
квартирка, купленная для таких случаев, чтобы я мог там пересидеть. Ковачу
я позвонил из автомата.
   - Это я, Левша, - говорю ему.
   - Узнал тебя. Молодец, все в порядке. Приезжай, -  и  он  мне  называет
адрес. Конечно, не открытым текстом. У нас уже есть целая система  знаков.
Если в три, значит, нужно прибавить  два  часа.  Если  говорим  дом  номер
пятьдесят  один,  значит,  нужно  отнять  двадцать.  И  так  далее.  Очень
помогает, если вас кто-нибудь слушает. Идеальное средство для конспирации.
   В нужное время еду на встречу. Поймал два такси  по  очереди.  Проверял
нет ли за мной хвоста. Нет, слава Богу, все чисто. В кармане у меня только
паспорт. Никакого оружия, никаких документов. Встречу  Ковач  назначил  на
каком-то складе. Там я получу свои оставшиеся деньги. Может,  в  последний
раз. Надо слушать добрые и умные советы. А Ковач просто  так  говорить  не
станет.
   Пока я разыскивал этот склад, было  уже  довольно  поздно,  шестой  час
вечера. А появиться я должен был ровно в пять. Может,  я  очень  спешил  и
поэтому  не  обращал  ни  на  что  внимания.  А  может,  просто  сказалась
усталость, не знаю. Не могу точно определить.
   На складе уже никого не было. Кто сейчас  работает  на  государственных
предприятиях после окончания рабочего дня? Верно, никто,  даже  идиоты  не
остаются. Социалистических субботников и парткомов больше нет.
   В огромном пустом помещении на какой-то  замызганной  трубе  сидел  сам
Ковач. И чемоданчик лежал рядом.  Я  подошел  поближе.  На  нем  была  его
любимая шляпа и серый двубортный костюм.
   - Привет, - негромко сказал я.
   Он кивнул, ничего не сказав.
   - Все кончено, - это снова я.
   - Да, хорошая работа, - он двигает ко  мне  ногой  чемоданчик,  -  твои
деньги.
   - Спасибо, - я за ними даже не наклонился.
   Он поднял бровь:
   - Что-нибудь не так?
   - Это не я его убил - в нашем деле честность очень важна.
   "Диспетчера" нельзя обманывать, это просто невыгодно. Он замер,  сидит,
как каменная статуя.
   - Не понимаю - наконец говорит Ковач - это не ты стрелял?
   - Два раза я. Но оба моих выстрела попали в его бронежилет. Я не  знал,
что он надевает жилет на заседание в думу. А потом  передали,  что,  кроме
моих выстрелов, были еще два - в голову и горло. Но это не я стрелял. И не
имею понятия, кто.
   Как у него испортилось настроение, нужно было видеть. Он весь  посерел.
Представляю, как он себя ругал, что взял этот "заказ". Но  отступать  было
нельзя. Представляю, как на него давили.
   - Все равно бери деньги, - наконец говорит он.  Здесь  оставшаяся  твоя
доля - ровно сто  шестьдесят  тысяч.  Можешь  их  забирать  и  уезжать.  И
желательно навсегда.
   Я кивнул головой. Все ясно без слов. Это наше последнее дело с Ковачем.
Больше мне в Москве появляться не стоит.  Я  наклонился  за  чемоданчиком,
поднял его.
   - Тогда прощай, - говорю ему, - понимая, что все кончено.
   - Будь здоров, - кивает он, - уезжай в свой домик.
   Он не успел еще договорить, как раздался чей-то крик. И сразу  выстрел,
другой. И еще один дикий крик.
   - Ковач...
   Это я потом понял,  что  кричали  его  охранники.  Он,  видимо,  что-то
заранее подозревал и привез с собой для охраны  денег  несколько  человек.
Охрану, конечно, перебили. Он только  успел  вскочить,  как  из-за  мешков
показалось дуло автомата и раздалась длинная очередь. Он прямо мне на руки
и рухнул. Еще успел улыбнуться. А потом начался  ад.  На  склад  ворвались
сразу  человек  десять   с   автоматами.   Они   стреляли   безо   всякого
предупреждения. Я только  успел  достать  пистолет  Ковача  и,  закрываясь
чемоданчиком, прыгнуть в сторону.
   Конечно, это была спланированная засада. Не знаю, как они на нас вышли,
но все-таки вышли. И теперь мне нужно было думать о  своем  спасении.  Раз
они знали Ковача, то смогут вычислить и меня. Нужно было уходить, но я  не
мог даже поднять голову. Такой плотный автоматный огонь я не видел даже  в
Афганистане. А у меня, кроме дохлого "Вальтера", ничего нет. Даже  больше,
чем ничего. Не хватает еще одной руки. Вижу  недалеко  какой-то  люк.  Под
таким огнем раздумывать некогда. Делаю резкий рывок и проваливаюсь в  люк,
даже не зная, какая там высота. Все-таки пули меня достали, обожгли  левое
плечо. Потом я протез осмотрел, оказывается,  и  в  него  попали.  Вот  уж
повезло. Будь у меня рука я бы катался по земле от боли. А в протез ничего
- до  свадьбы  заживет.  И  на  плече  уже  такое  большое  красное  пятно
появилось. Попади пуля чуть ниже и все - пробила бы мне сердце. Здесь были
какие-то очистные сооружения. Пока они там стреляли  я  быстро  уходил.  И
чемоданчик в руках очень крепко держал.
   Потом они догадались прекратить стрельбу и стали меня искать.  А  через
минуту я услышал, как сразу несколько человек в люк спрыгнули. Хорошо еще,
что здесь не ровный колодец, иначе один автомат мог решить  свое  дело.  А
потом я вышел на канализацию - дерьмом пахло и какой-то кожей.
   Если  рассказать,  как  уходил,  никто  не  поверит,   иногда   ползком
приходилось выбираться. Вылез я часа через два, когда  все  преследователи
далеко позади остались. Вылез, сел на  какой-то  камень,  смотрю  на  свой
спасенный чемоданчик и смеюсь. Сам не знаю чему, но смеюсь.
   А потом икота на меня напала, и я даже вырвал. Никогда такого  со  мной
не было. Видимо, на этот раз смерть была совсем рядом, по головке гладила.
Ох и любит она меня подлая. Всегда чувствую ее  дыхание.  Но  пока  -  Бог
миловал. Вечером узнаю, что хоронить моего Быка будут на  Новодевичьем.  А
интересно, кто его прибил. По телевизору все время показывают мою винтовку
и мой бывший номер в гостинице, составляют мои словесный портрет.  Правда,
не указывают, что я однорукий. Не может быть, чтобы там все были дураками.
Можно провести нормальную экспертизу  и  все  выяснить.  Мои  нули  должны
отличаться от  двух  других.  Мне  даже  обидно,  получается,  что  я  вор
какой-то, взял деньги не за свою работу. Хотя, если вспомнить,  как  я  за
них страдал, сколько натерпелся.
   Как они могли выйти на Ковача. Он всегда был такой осторожный.  Я  весь
день лежал на своей  квартире  в  Люблино,  обдумывая  ситуацию.  Как  мне
выбираться из Москвы. Если они патроны отличить не могут мои от чужих,  то
можно представить, на каком  уровне  все  происходит.  И  на  этом  уровне
решено, что мне не жить. А я еще  совсем  молодой,  богатый.  У  меня  сын
растет. Я все время думаю в последнее  время  -  убил  ли  я  хоть  одного
порядочного человека. Нет, не  убил.  Все  были  либо  сукины  дети,  либо
мерзавцы. Насчет Быка точно сказать не могу, но  его  я,  слава  Богу,  не
убивал. К ночи плечо распухло и разболелось. Я внимательно его осмотрел. К
счастью пуля прошла по касательной.  Много  крови  потерял,  но  сквозного
ранения не было. И кость не задета. А я лежу на постели  и  думаю,  -  как
жить дальше. В семью возвращаться не хочу, да и не могу.  Жить  одному  на
даче в Ленинграде, загнуться можно от тоски. Эх, если бы  была  жива  Ира,
тогда бы все было по-другому. А так... первый  раз  в  жизни  физически  в
дерьме искупался. А психически всю жизнь купаюсь. И никакого просвета нет.





   Теперь все встало  на  свои  места.  После  убийства  лидера  оппозиции
начался грандиозный скандал. Власти не могли найти убийцу, хотя бросили на
его поиски все возможные силы. Выборы, конечно, были отменены, затем ввели
чрезвычайное положение. Все было нормально, но...
   Генерал сидел за своим столом, недовольно  перебирая  бумаги.  Напротив
него сидели двое  -  еще  один  генерал  и  полковник.  Оба  молчали.  Оба
понимали, что шеф расстроен. Более  того,  он  взбешен.  Несмотря  на  все
поиски, убийцы найти не могли. Его едва не убили на  складе,  где  у  него
была встреча со своим "главным диспетчером", через которого они и выходили
на этого убийцу. Расчет был правильным, заставить того  действовать,  а  в
решающий момент вмешаться самим. Так и  получилось.  Две  пули,  посланные
киллером, своей цели не достигши Лидер оппозиции был только ранен,  а  вот
еще две пули, посланные в него уже потом одним из его охранников,  грешили
дело. И весь мир знал, что убийца стрелял из гостиницы. И сотни  людей  на
улице слышали выстрелы, являясь свидетелями невиновности властей. Но  они,
собравшиеся за столом, знали все. И знали,  что  убийца,  покушавшийся  на
убийство человека, сумел уйти. Он был не просто опасен. Он был, как  заряд
динамита, заложенный под все здание государственной власти. В  отличие  от
всех остальных он  знал  реальное,  а  не  информационное  положение  дел,
отлично понимая, что он не стрелял в убитого четыре  раза.  И  поэтому  он
должен был замолчать. Замолчать любой ценой, даже если для этого  придется
проверить  каждого  жителя  всей  республики.  Речь  шла  о   стабильности
государства, о его основах. И медлить  в  таких  случаях  было  не  просто
опасно, а непростительно глупо.
   Единственная информация, которую удалось получить, это неясные сведения
насчет раненой левой руки киллера. Поэтому его называли  Левша.  Больше  о
нем никто ничего не знал, а единственно знавший,  известный  в  преступных
кругах, как Ковач, давно был похоронен под надзором специальной похоронной
команды МВД.
   Но найти этого стрелявшего было просто необходимо, и генерал бросил  на
его поиски самых лучших, самых проверенных специалистов.  Теперь  двое  из
них сидели перед ним и  виновато  пожимали  плечами.  Ничего  нельзя  было
сделать, этот стрелявший провалился, словно сквозь землю.
   - Вы ищете его уже пять дней, - напомнил  хозяин  кабинета  старший  по
званию и по должности генерал, - а никаких результатов  пока  нет.  Может,
нам пора менять тактику поиска?
   - Мы испробовали все, - вздохнул  младший  по  званию  и  по  должности
генерал.
   - Наши специалисты его не  смогут  найти,  -  подтвердил  полковник,  -
остается только один выход. Чтобы мы нашли такого же  киллера  и  поручили
ему поиски своего "коллеги".
   - Мы смогли кое-что собрать  про  этого  убийцу,  -  продолжал  младший
генерал, - у него левая рука была ранена, предположительно в  Афганистане.
Некоторые агенты даже утверждают, что у него протез вместо руки,  но  это,
конечно, легенды. Человек с одной рукой  не  может  быть  профессиональным
убийцей. Но все равно мы его ищем. И рано или поздно найдем.
   - В том-то все и дело, что поздно, - возразил хозяин кабинета,  -  нет,
полковник прав. Мы обязаны найти другого подобного  негодяя  -  пусть  они
выясняют свои отношения. Весь вопрос в том, как найти  такого  негодяя.  И
как потом обеспечить его молчание.
   - Это не сложно, - осторожно предложил полковник,  -  в  наших  тюрьмах
такого добра достаточно. Можно даже помиловать кого-нибудь из  смертников,
пообещав  ему  свободу.  А  потом  предложить  найти   и   убрать   нашего
подопечного. После операции наш киллер может получить деньги и свободу.
   - Он их получит? - спросил старший генерал.
   -  Конечно,  нет.  Но  пообещать  можно,  пусть  старается  под  нашим,
разумеется, контролем.
   - А если ваш смертник просто сбежит и мы получим  две  проблемы  вместо
одной? - спросил младший из генералов.
   - Это уже наша проблема, - усмехнулся полковник, -  мы  сумеем  сделать
так, чтобы он не сбежал. У меня есть на примете человек, который может нам
помочь, если вы согласитесь. Это Комар, тот самый, которого в прошлом году
приговорили к смертной казни. Потом президент заменил ему  смертную  казнь
пожизненным заключением. Он до сих пор в тюрьме, но осталось ему  жить  не
так много.
   - И вы хотите выпустить этого маньяка? Он убил четырнадцать человек. Он
социально опасен, - с пафосом сказал младший  из  генералов,  -  пусть  уж
лучше этого киллера ищут наши люди.
   - Комар превратился в законченного наркомана.  Ему  нужно  каждый  день
получать свою долю наркотиков, - пояснил  полковник,  -  а  это  настоящий
героин.  Но  когда  Комар  его  получает,  он  в  хорошей  форме,   быстро
соображает,  делает  логические  выводы,  у  него  появляется   нормальная
реакция. Так он продержится еще два-три месяца, а  потом  начнет  угасать.
Сбежать он от нас никуда не сбежит, ему нужно получать эту дозу ежедневно,
а пропорции знают только наши врачи. Если  чуть  ошибутся  в  дозе.  Комар
сразу умрет. И он тоже это знает. Поэтому он должен приходить к нам каждый
вечер. А выпустив его, мы получаем хорошую собаку,  которая  возьмет  след
нашего киллера. Помните, в  газетах  описывали,  как  он  выслеживал  свои
жертвы? Целый роман публиковать  можно.  Такой  человек  будет  нам  очень
полезен.
   -  Признайтесь,  вы  готовили  его  давно,  -  усмехнулся  старший   из
генералов.
   - Это уже наши фирменные секреты, - улыбнулся в ответ полковник.
   - Не подойдет, - подумав немного, возразил младший по званию генерал, -
все поймут, что мысами подставили этого Комара. Он  же  не  мог  выйти  из
тюрьмы самостоятельно.
   - А если он сбежал? - спросил полковник. - Из  камеры  смертников?  Это
еще  хуже.  Газеты  поднимут  страшный  вой.  Нас  обвинят  в   преступном
бездействии, а потом все равное итоге крайними будем мы.
   - Газеты сейчас мы прижали, - недовольно напомнил  хозяин  кабинета,  -
они уже не могут писать, как раньше, что угодно. И обвинять  кого  угодно.
Но вы правы. Такую операцию нужно провести как можно деликатнее. Я  думаю,
лучший выход будет, если  Комар  станет  нашим  внештатным  консультантом,
пусть поможет найти своего бывшего коллегу.
   - Они, кажется никогда не знали друг друга, - покачал  головой  младший
из генералов.
   - Возможно, - сразу отозвался полковник, - но этот Комар, в отличие  от
наших людей, умеет искать. У него  есть  какой-то  особый  нюх.  То  самое
шестое чувство, без которого нельзя  добиться  успеха  в  нашем  деле.  Он
всегда выбирал безошибочно свои жертвы в огромной толпе,  на  вокзалах,  в
аэропортах. Они настоящие "коллеги" по убийствам людей.  Оба  умеют  брать
след и чуют запах  крови.  Такие  волки  быстрее  находят  друг  друга.  А
вообще-то мы можем поступить по-другому. Отпускать Комара, конечно,  никто
не собирался, но использовать его под нашим контролем просто необходимо. В
конце концов, мы ничего не теряем. Если он не добьется успеха, наши  врачи
просто ошибутся в очередной дозе.
   - Согласен, - кивнул хозяин кабинета, - в какой тюрьме он сидит?
   Мне все-таки удалось сбежать из Москвы. Я ведь не дилетант.  Знаю,  как
умеют искать в аэропортах, на вокзалах, на дорогах. Поэтому  выбирался  из
города на автобусах, пересаживаясь  на  все  более  отдаленные  и  дальние
маршруты, пока наконец не оказался  за  городской  чертой.  Очень  советую
уезжать именно таким образом. Каждые полчаса меняя автобус, желательно  не
на больших остановках. Тогда им очень трудно проверить.  Для  этого  нужно
потрошить каждого пассажира. И здесь главный принцип - не  торопиться.  Не
пытайтесь сразу сбежать. Быстрота в данном случае не всегда залог  успеха.
Так мне удалось выехать из Москвы и на следующий день оказаться у себя  на
даче. А вот чемоданчик я поменял сразу. По его виду можно  искать  нужного
человека. И вообще обращать внимание на всех одиноких мужчин  с  небольшим
чемоданчиком в руках.
   Хотите еще один секрет? В "дипломате"  помещается  ровно  один  миллион
долларов. А в моем чемоданчике очень  свободно  болтались  сто  шестьдесят
тысяч долларов. Шестнадцать пачек.  Не  очень  много.  Я  их  переложил  в
газету, купил огурцов соленых и тоже рядом в сетку сложил. А сеточка такая
дешевая, какую пенсионеры носят или  законченные  алкаши,  у  которых  уже
совсем нет денег. Вот с этой сеточкой я и выбрался из  "первопрестольной".
А теперь сижу у себя на даче один и все время размышляю, как быть  дальше?
Сидеть здесь всю жизнь? А  я  ведь  еще  молодой,  не  охота  добровольным
узником  становиться.  Куда-нибудь  уехать?  Без  паспорта  нельзя.  А   с
паспортом могут найти и тогда сразу крышка. Уберут  так,  что  не  успеешь
пикнуть.
   В газетах сейчас много пишут, каким хорошим человеком был мой Бык.  Как
он мечтал помочь всем людям, какие благородные  идеи  у  него  были.  Даже
улицу хотят назвать его именем. А я читаю все, слушаю по телику и думаю  -
почему вы его тогда убили, суки?  А  подставили  меня,  как  дешевку,  как
фраера. Иногда представляю, как они злятся и меня ищут,  и  сразу  страшно
становится. Я даже деньги сыну теперь только в рублях пересылаю, чтобы  по
купюрам найти не смогли.
   Это, видимо, случается рано или поздно с каждым киллером. Ты выполняешь
свою работу, добросовестно отрабатываешь "заказы", а  потом  в  один  день
наступаешь  кому-нибудь  на  любимую  мозоль,  убирая  очень  неспокойного
"клиента". И с этого дня ты конченный человек. Тебя просто обязаны вывести
из игры, если не свои, то "заказчики". И  тогда  тебя  начинают  искать  и
свои, и чужие. И у тебя нет ни одного шанса остаться живым. Свои  шансы  я
считать умею. Мне нужно залечь на дно и не шевелиться хотя  бы  года  два.
Деньги есть, нора есть, что еще нужно? Да не могу я на одном  месте  долго
сидеть, характер не тот. А другого выхода у меня, похоже, нет.
   И теперь часами сижу перед телевизором,  смотрю  все  подряд.  Пробовал
читать книгу, не получается, не интересно. Особенно  глупые  детективы  не
люблю. Там убийцы - обязательно такие чудовища  без  жалости  и  сомнений.
Стреляют  всех  подряд,  чтобы  замести  следы.  Чуть  что,  хватаются  за
пистолет. А по логике я тогда в Филадельфии и Леонида  убить  должен  был.
Ведь он меня в лицо хорошо запомнил и про руку мою отсутствующую знал.  Но
это такая глупость. Никогда не делал бесполезных вещей. Никогда не  убивал
ради убийства. Это не для меня. Крови я не люблю,  хотя  много  ее  видел.
Одного из своих "клиентов" я задушил проводом. Намотал его на  свой  левый
протез и правой набросил ему на горло.  А  потом  долго  держал,  пока  он
трепыхался. Но это, конечно, глупо было. С моей одной правой в ближний бой
вступать нельзя, очень опасно, может подвести меня  в  нужный  момент  мой
протез. А вот с расстояния в сто метров мне равных не было.  Здесь  уже  я
действовал как настоящий профессионал, достаточно было  положить  винтовку
или ружье на мой левый протез и поймать цель. Сижу на  даче  и  все  время
думаю об организации Ковача. Ведь кто-то должен ее возглавить после смерти
руководителя. В его охране на том складе было два-три человека, а где  все
остальные? Неужели все распалось. А если  не  распалось,  то  может  стоит
выйти на них. Хотя риск, конечно, огромный. Если следили  за  Ковачем,  то
вполне могут теперь установить наблюдение за его  преемником.  Может,  они
ждут, когда я наконец появлюсь в Москве. Потрачу все свои деньги  и  снова
приеду за очередным  "заказом".  Тогда  пусть  ждут.  Но  вся  организация
исчезнуть не могла. Там, по моим подсчетам, несколько сотен людей.  Просто
Ковач знал, кому можно доверять исполнение сложных заказов.
   Он ведь еще тогда предчувствовал, что этот "заказ"  ему  боком  выйдет.
Как он говорил мне, на него сильно  давили.  Правда,  он  не  сказал,  кто
давил, но я все понял. Такая структура, как у Ковача, должна  пользоваться
своими каналами в государственных структурах. И  иметь  свое  прикрытие  в
правоохранительных органах.  На  очень  высоком  уровне.  Мы  ведь  всякой
шушерой не занимаемся. Мы отстреливаем только крупную дичь, как  настоящие
охотники. И именно эти каналы, эти люди, составляющие прикрытие, давили на
Ковача,  требуя  обязательного  приема  и   исполнения   "заказа".   Можно
догадаться, кому и зачем это было нужно. Так я и сидел на своей даче около
двух недель. И уже совсем было успокоился. Старик мой, охранявший  дачу  в
мое отсутствие, оказался очень нужным помощником. Ни о чем  не  спрашивая,
он  взялся  снабжать  меня  едой  за  мои  деньги,  конечно.  Он  меня   и
подкармливал  все  эти  дни.  Что  особенно  важно,  старичок  был  не  из
любопытных, а я страсть как не люблю разговорчивых. В нашем деле  болтуны,
как заряженная винтовка. Одно неосторожное слово, и винтовка выстрелит.  Я
даже поправляться стал. А потом раздался тот самый звонок...





   Телефон на его даче был скорее декоративным атрибутом, чем  необходимой
вещью. Он сам никогда не звонил, и ему никто  не  звонил.  За  исключением
одного человека в Ленинграде, который знал его домашний телефон.  Это  был
безногий ветеран Афганистана, его бывший однополчанин, которому он много и
часто помогал. Инвалид служил своеобразным почтовым ящиком между семьей  и
самим  киллером.  Он  пересылал  деньги,  отдавал  игрушки,  белье,   еду,
необходимую для ребенка. Получая сто долларов в месяц, он скорее умер  бы,
чем дал телефон кому-нибудь на свете. На  эти  сто  долларов  он  содержал
семью и был очень благодарен своему другу за такое своеобразное проявление
помощи.
   В этот день позвонил именно он.
   - Здравствуй, - сказал друг. Они уже давно обходились без имен.
   - Говори, - он почувствовал всей кожей, что случилось ужасное.
   - У нас беда... - замялся друг, не решаясь сказать всю правду.
   - Я слушаю, - у него даже не дрожал голос.
   - Они взяли твоего сына, - единым духом  быстро  выговорил  друг,  -  я
узнал об этом только что.
   Новость  была  страшная,  парализующая,  почти  оглушающая.   Сын   был
единственным человеком в мире, связывающим его с миром людей. Он жил  ради
сына в работал ради него, представляя, как однажды встретится с  ним,  уже
повзрослевшим.
   Каждый раз, возвращаясь в Ленинград, он мог часами сидеть во дворе,  не
узнаваемый никем, чтобы  посмотреть  на  своего  сына.  И  каждый  раз  он
удивлялся, как быстро растет мальчик. Однажды мяч, с которым тот  игрался,
выкатился прямо к его ногам. Он даже не сумел наклониться за ним,  замерев
в каком-то непонятном испуге.
   Мальчик, подбежавший к нему, внимательно посмотрел на этого  однорукого
инвалида. Видимо, что-то дрогнуло в его глазах,  если  ребенок  испугался.
Схватив мяч, он быстро убежал, а отец еще долго сидел на скамейке, пытаясь
осмыслить происходящее.
   И теперь кто-то забрал его сына, его единственную радость в  мире,  его
последнюю надежду. Все это он успел прочувствовать  за  какие-то  страшные
доли секунды. Но другая часть его  внутренней  сути,  его  холодный  разум
принялся  анализировать  ситуацию  почти  так  же  быстро,  едва   получив
информацию. На сентиментальности разум не был расположен.
   - Откуда ты узнал?
   - Соседка сказала, что мальчик пропал. Я позвонил к вам домой. Его мать
кричала, что ты во всем виноват я тебя хотят видеть, - поэтому они  увезли
мальчика. Больше она мне ничего не сказала. А я ничего не спрашивал.
   - Откуда ты говоришь?
   - Из  телефона-автомата.  Рядом  мальчишки  помогли  мне  набрать  твой
телефон, опустили монету и дали трубку мне...
   - Уходи немедленно, -  закричал  он,  -  тебя  сейчас  вычислят.  Брось
трубку, сотри отпечатки пальцев и убирайся. Потом я тебе позвоню.
   Он быстро положил трубку. Тяжело вздохнул, вытер лицо  правой  ладонью.
Затем со всего размаха опустил  правую  руку  на  стол.  Жалобно  звякнули
стаканы.
   - Значит, не судьба, - подумал он, спускаясь вниз, на  первый  этаж.  В
подвале у него были спрятаны пистолеты, гранаты и автомат. Он забрал  все.
На этот раз оставлять что-либо здесь не было  никакой  необходимости.  Это
будет его последнее дело. Он вышел  во  двор.  Стояла  удивительно  мягкая
осень. Сверху, как-будто с самого неба, кружась, опускались желтые листья.
Все деревья вокруг стояли одетые в желто-зеленые  платья.  Шуршали  листья
под ногами. В такой день хотелось смотреть на серо-голубое небо  и  гулять
по саду, разгребая листья ногами, слушая хруст  под  тяжестью  собственных
шагов.
   Но все было решено. Он резко повернулся и зашагал к дому. Переодевался,
он долго, словно от тщательности его одежды зависела и судьба ребенка.  Он
вспомнил своего мальчика и почувствовал, как начинает дрожать правая рука.
К  его  удивлению  дрожал  даже  левый  протез,  словно  ставший  живым  и
чувствительным, как его здоровая рука.
   Собрав все оружие, рассовав до карманам гранаты, он подошел к телефону.
   - Теперь пусть приезжают, - подумал он обреченно, уже поднимая  трубку.
Затем, подумав немного, все же трубку опустил обратно. Снова вышел из дома
и встал, подняв голову к небу. Его бывший командир, капитан Ряшенцев, учил
никогда не сдаваться раньше срока. Держись до конца,  -  твердил  капитан,
держись, даже когда нет ни одного шанса из миллиона, даже когда ты  висишь
над пропастью. В решающий момент может случиться землетрясение и  пропасть
вдруг поднимется до твоего уровня. Не сдавайся раньше  срока,  этот  девиз
капитана он хорошо помнил.
   Теперь как раз такой случай. У него нет ни одного  шанса,  но  пропасть
вдруг может подняться до его уровня. Он вошел  в  дом,  взял  чистый  лист
бумаги, ручку и начал писать.


   - Мы смогли наконец на него выйти, - доложил криво улыбаясь  полковник,
- это было очень нелегко. Только Комар сумел его вычислить.
   - Каким образом? - спросил хозяин кабинета.
   - Комар разработал за несколько дней целую систему поиска. Он  придумал
прочесать всех "диспетчеров"  Москвы  и  области.  Некоторые  слышали  про
однорукого  киллера.  Наш  коллега  кстати  ошибался,   он   действительно
однорукий, а Левшой его называют за отсутствующую левую руку,  хотя  своим
протезом он управляется очень лихо.
   - Здорово, - не удержался генерал, - никогда бы в такое не поверил.
   - Я сам не верил пока все не проверил, установил точно. Многие считают,
что именно он убрал Француза - был  такой  знаменитый  "авторитет",  глава
мафии. Он сумел сбежать в Америку, в Нью-Йорк, где обосновался и руководил
своей империей по всему миру. Два года назад его убили  в  Филадельфии  во
время совещания руководителей мафиозных кланов. Говорят, убийцу до сих пор
не могут найти, но некоторые слышали, что это был однорукий. У него всегда
хорошее  алиби,  никто  не  может   заподозрить   в   одноруком   инвалиде
преступника, убийцу. И он этим здорово пользуется. На его счету  несколько
десятков громких преступлений.
   - Но нам могут не поверить.  Однорукий  человек  стрелял  в  известного
депутата из гостиницы "Москва", главу оппозиции. Нас даже могут обвинить в
преднамеренном искажении фактов.
   - Именно поэтому его  нужно  не  убивать,  а  взять  живым.  Наш  Комар
придумал для этого  гениальный  ход.  После  того  как  он  приблизительно
вычислил убийцу, мы стали выяснять его имя и фамилию. Узнали, что он был в
Афганистане, где и потерял руку. Это уже было легче. А потом вышли на  его
семью. У него есть жена, сын, но он с ними давно не живет. Хотя,  судя  по
всему, материально им сильно помогает. Вот Комар и предложил  нам  забрать
его сына, чтобы он явился  сам,  добровольно.  Такие  люди  бывают  обычно
сентиментальны, у них единственная отдушина - их любимые женщины или дети.
Его сын теперь у нас, - и мы полагаем  что  он  явится  за  ним  лично.  А
убивать его мы, конечно, не будем. Лучше предъявить его прессе и  показать
наконец убийцу главы оппозиции. А потом его можно будет  спокойно  и  тихо
убрать, чтобы не болтал лишнего. И не раньше. Вы правы, нам  просто  могут
не поверить, если он сам не расскажет, каким образом  он  стрелял,  откуда
взял оружие, кто ему поручил убрать несчастного депутата.  Он  обязательно
должен рассказать, от кого получал "заказ" на исполнение. А это  мафиозные
структуры. Здесь нам беспокоиться нечего. Все участники этой операции, все
знавшие что-либо о ней в их структурах, давно под землей. А рассказывая  о
связях мафии с оппозицией,  он  еще  раз  докажет,  сколь  неразборчива  и
нечистоплотна наша оппозиция. Это нам очень поможет.
   - Я все  время  удивляюсь,  как  вы  умудряетесь  придумывать  все  эти
сложности, - почти с восхищением сказал хозяин кабинета, -  подумайте  еще
вот над чем  -  его  молчание  на  первом  этапе  должно  быть  обеспечено
абсолютно. Иначе, как вы сами понимаете, мы сильно  рискуем.  У  вас  есть
гарантии его повиновения?
   - У меня есть больше - его сын. За эту жизнь он должен бороться, должен
доказать право на существование собственного сына. И  он  будет  стараться
изо всех сил, понимая, что другого шанса спасти  мальчика  не  будет.  Это
единственный и последний. А когда он нам больше не будет  нужен,  мальчика
мы отпустим, а его просто уберем. Достаточно шепнуть  в  тюремной  камере,
что в тюрьме сидит убийца Француза. Такие вещи не  прощаются.  Ему  всадят
перо, едва весть разойдется по всей тюрьме.
   - Какое перо? - не понял генерал.
   - Это их термин, воровской жаргон, - охотно пояснил  полковник,  -  так
они называют удар ножом. Думаю, что у нашего подопечного  в  тюрьме  будут
большие неприятности. А с одной рукой не так просто себя защитить.
   - Хорошо. Он уже звонил?
   - Пока нет, но мы думаем, что он скоро позвонит.
   - А если не позвонит?
   - Должен позвонить. Мы поставили на прослушивание  телефон  его  семьи,
строго предупредили его жену насчет мальчика. Когда  позвонил  его  бывший
друг, а ныне, как мы полагаем, его  связной,  жена  успела  поплакаться  в
трубку, сообщив о пропаже сына и нашем желании встретиться  с  его  отцом.
Телефон наш мы оставили. Теперь он должен ей позвонить.
   - А связного засечь успели?
   - К сожалению  нет,  он  звонил  из  автомата.  Но  наша  группа  почти
немедленно выехала  на  место,  проверила  объект.  Мы  немного  опоздали,
связного уже не было.  Мы  думаем,  что  его  предупредили  о  немедленном
исчезновении. И сделать это мог только профессиональный киллер, так что их
связь установлена достаточно четко. Теперь мы ждем звонка. Хотя  они  и  в
разводе.
   - Вы не допускаете, что он может просто  не  позвонить,  решив  махнуть
рукой на нелюбимую женщину и ее сына?
   - Не допускаю. По рассказам соседей семья живет очень  хорошо,  мальчик
одевается лучше всех. На  какие  деньги  можно  так  одеваться.  Его  мать
получает зарплату около тридцати долларов, а только в  ближайшем  валютном
супермаркете они ежемесячно тратят двести - триста долларов. Откуда  такие
деньги у одинокой женщины с  ребенком.  Только  при  постоянном  источнике
пополнения.  Таким  источником  и  является  ее  муж.  Правда,  деньги  он
пересылает достаточно осторожно, мы пока не можем  найти  никаких  следов.
Значит, связи с семьей он не  потерял.  И  деньги  посылает,  конечно,  не
женщине,  с  которой  не  живет,  а  своему  сыну.  Уже  подмечено  нашими
психологами, что люди, прошедшие Афганистан,  гораздо  лучше  относятся  к
собственным детям, словно не желая им повторений подобной ситуации в своей
семье, в своей стране.
   - Убедили. Но, если он не позвонит, вся ответственность ляжет  на  вас,
полковник. Учтите, что мы не должны ошибиться. Если ему безразлична судьба
мальчика, он уйдет от нас так надолго, что  его  потом  вообще  невозможно
будет найти. Кстати, его семья живет в Москве?
   - Нет, в Санкт-Петербурге. В Москву он приезжал только для того,  чтобы
получить новую информацию о своих "клиентах".
   - А что сочилось с вашим подопечным, с этим маньяком-убийцей?
   - Вы имеете в виду Комара?
   - Да, конечно, - немного раздраженно отозвался генерал.
   - Врачи переборщили вчера с дозой. Как только мальчик оказался  у  нас,
ему случайно ввели не ту дозу Комар умер почти мгновенно, даже не мучился.
   - Получается, что мы  сдержали  свое  слово,  освободили  его  от  всех
мирских забот.
   - Я не  рассматривал  вопроса  в  таком  контексте,  -  сухо  отозвался
полковник, - но Комар умер и был похоронен на нашем специальном  кладбище.
Я о нем вам докладывал. Это объект С.
   На таких кладбищах хоронили мертвых, чьи приговоры Верховного суда были
подтверждены президентом, отказавшим несчастным в  помиловании.  Здесь  не
бывало ни имен, ни фамилий, ни даже номеров. Просто  сами  офицеры  знали,
где именно они сваливают трупы,  стараясь,  чтобы  те  не  попали  в  руки
родственников.  В  бывшем  СССР,   такие   кладбища   существовали   почти
повсеместно, при этом согласно строгой отчетности с мертвых  снимали  все,
до нижнего белья, до маек и трусов, уничтожая в кислоте голову, дабы, даже
найдя труп, никто никогда не смог бы установить, кому  именно  принадлежит
тело погибшего. В тридцатые годы таких закрытых  кладбищ  было  достаточно
много рассыпано по всей стране. В девяностые их почти не осталось, так как
комиссия по помилованиям при президенте  исходила  из  гуманных  принципов
нравственности, трактуя как общечеловеческий  принцип  гуманизма  -  право
каждого человека на жизнь.
   - Хорошо, - кивнул генерал, - теперь остался только заключительный этап
операции.  Учтите,  полковник,  что  вы  персонально  отвечаете  за   этот
завершающий этап. За весь финал, если хотите. Никаких срывов быть не может
- слишком дорогой ценой добились мы стабилизации ситуации. Вы все поняли?
   - В ближайшие три дня я доложу о наших действиях, - поднялся полковник.


   Он позвонил своей жене впервые за последние четыре  года.  Она  подняла
трубку, и он сразу узнал ее дрожащий голос.
   - Слушаю вас, - сказала она.
   - Это я, - сумел выговорить он. Нет, он ее не любил,  но  их  связывало
слишком многое.
   Она тоже сразу узнала его.
   - Они забрали Костю, - стараясь не заплакать, сообщила жена, - они ищут
тебя, хотят, чтобы ты им позвонил.
   - Скажи телефон.
   - Да, да сейчас, - растерялась она в поисках бумаги, забывая, что номер
телефона, написанный еще утром, лежит перед ней. Она  наконец  прочла  ему
семь цифр.
   - Больше ничего не просили передать? - уточнил он.
   - Больше ничего, - повторила, как эхо, жена и, спохватившись, спросила:
- Как ты? Где ты?
   Он положил трубку.
   Затем, опустив еще один жетон, набрал необходимый номер.
   - Говорите, - раздалось на другом конце.
   - Вы просили, чтобы я позвонил, - коротко сказал он, - что мне делать?
   - Где вы находитесь?
   - На Невском, около гостиницы "Москва".
   - Оставайтесь там, мы приедем.
   - Нет.
   - Не понял.
   - Когда вы отпустите мальчика?
   - Как только увидим вас.
   - Я не согласен. Вы должны его отпустить немедленно.
   - Не нужно говорить, что мы должны.
   - Тогда вы меня не  увидите  вообще.  Найти  меня  трудно,  в  этом  вы
убедились. А если нет гарантий для моего сына, я к  вам  не  выйду.  И  не
пытайтесь меня засечь, не получится.
   На том конце наступило молчание. Там, видимо, совещались.
   - Я перезвоню, - сказал он, положив трубку.
   Через десять минут он позвонил снова.
   - Что вы хотите? - спросили у него.
   - Мой сын должен быть дома немедленно. Тогда я вам сдамся. Только  так,
а не иначе.
   - Ваш сын будет дома через два часа.
   - Договорились. А я перезвоню еще через два часа.
   Он снова положил трубку.
   Два часа тянулись мучительно долго. Он  сменил  десяток  мест,  выбирая
наиболее удобное для следующего контакта.
   Затем позвонил жене.
   - Мальчика привезли?
   - Еще нет, - испуганно ответила она.
   - Когда его привезут, запри все двери и не выходи из квартиры.  Что  бы
ни случилось, не выходи. Оставайтесь дома.
   - Как ты... - голос у нее дрогнул.
   На этот раз он не повесил трубку.
   - Здоров, - коротко сообщил он, - деньги  вам  привезут.  Трать  их  на
сына, вырасти его мужчиной.
   Она поняла, что он говорит свое завещание.
   - Прости меня, - закричала она, - я люблю тебя.
   - Спасибо, - он заставил себя повесить трубку.
   Еще через полчаса он позвонил снова.
   - Привезли?
   - Да, - кажется, она плакала, - они уехали только что. Но предупредили,
что нам будет плохо, если ты их обманешь. Где ты, я хочу тебя видеть.
   - Папа, - услышал он голос сына. Впервые за столько лет.
   - Здравствуй, - говорить была тяжело, - ты уже веселый. Когда вырастешь
- все поймешь.
   Говорить приходилось короткими, быстрыми фразами. Их телефон наверняка:
прослушивался.
   - Приезжай к нам, - попросил сын. Он слышал плач жены, ее всхлипывание.
   - Береги мать, - почему-то сказал он и снова положил трубку.
   Затем позвонил по прежнему номеру.
   - Это я, - устало сказал он, - приезжайте за мной. Я готов.
   - Где вы находитесь?
   Он сказал. Они положили трубку. Он вышел из кабины телефона-автомата  и
пошел к своей "девятке".  Сел  за  руль.  Они,  конечно,  не  будут  сразу
стрелять, он им нужен живой, чтобы  подтвердить  их  версию  гибели  Быка.
Только живой. На этом и строился  его  расчет.  Поэтому  они  и  отпустили
мальчики.
   Их автомобили появились уже через восемь  минут.  Сразу  две  машины  с
шестью отлично подготовленными профессионалами. Двое сразу пересели к нему
в машину, затем сел третий.
   - Давно вас искали, Левша, - с уважением сказал он, -  даже  не  думал,
что  вы  можете  водить  машину.  Теперь  я  верю  всему,  что   про   вас
рассказывали.
   Он повернул голову назад. Сидевший рядом с ним человек на всякий случай
показал ему свой пистолет.
   - Не нужно, - мягко улыбнулся он, увидев оружие, - я уже не сбегу.
   Его автомобиль стоял на набережной, метрах в десяти от реки. Обе машина
приехавших стали позади, отрезая ему пути к бегству.
   - Зачем вы взяли моего  сына?  Неужели  не  могли  просто  позвонить  и
объяснить, что вы хотите меня видеть. Я бы все понял.
   - У каждого свои  методы,  -  неприятно  улыбнулся  человек  на  заднем
сидении, - мы выполнили ваши требования, теперь вы должны выполнить  наши.
Вы, конечно, понимаете, что должны будете рассказать  как  вы  стреляли  в
депутата парламента. И доказать все следователям и журналистам.
   - Конечно. И сказать, что я сделал четыре выстрела.
   - Вы действительно быстро соображаете, - сидевший сзади положил руку на
плечо своему сотруднику, - убери пистолет, но сначала обыщи его.
   Он почувствовал, как в затылок ему уперся пистолет второго  сотрудника,
а первый довольно ловко прощупал его от головы до ног.
   - У него ничего нет, - сообщил сидевший справа от него  сотрудник,  уже
убрав пистолет.
   Он почувствовал, как сзади убирают второй пистолет. Ему в  затылок  уже
ничего не давило.
   - Выходи из машины, - уже  обращаясь  к  нему  на  ты,  сказал  старший
группы, - у нас с тобой долгий разговор.
   - Конечно.
   Вся беда в том, что его всегда недооценивали. Никто не  думал,  что  он
сумеет  завести  машину  с  полуоборота,  дать  первую  скорость   и   так
стремительно рвануть с места. Через секунду они крикнули.  И  почти  сразу
раздался грохот воды и железа. Он, не  колеблясь,  направил  автомобиль  в
реку. Из стоявших за ним машин выскочили  ошеломленные  люди.  Раздавались
крики, кто-то даже прыгнул в  реку.  Но  все,  было  поздно.  Из  четверых
сидевших в машине людей не вылез ни один. Здесь была  глубина  около  пяти
метров, и машина, видимо, сильно ударилась, свалившись  в  реку  с  высоты
бетонного берега. Позже водолазы вытащили машину с двумя трупами в ней.  И
еще был найден чей-то протез. Остальные два трупа найти так и не  удалось.
Этот автомобиль много раз показывали по телевизору, в некоторых репортажах
показали даже трупы.  Потом  много  раз  доказывали,  что  убийцей  лидера
оппозиции  были  люди,  сидевшие  в  этом  автомобиле,  бывшие  сотрудники
тоталитарного аппарата бывшего КГБ. Некоторые верили, некоторые верили  не
очень, но доказательств все равно никаких не было. А про инвалида никто  и
не вспоминал.





   Думаете, я такой дурак, что решил закончить свою жизнь в реке?  Я  ведь
тогда понял, что они никогда не отстанут от меня, пока я  жив.  А  если  я
буду скрываться, значит, они будут держать моего сына. Выхода  у  меня  не
было. Я написал своему корешу письмо, попросил  часть  моих  денег  отдать
жене и сыну. А сам все тщательно подготовил.
   Это место я знал очень давно. Здесь довольно большая глубина для реки и
очень густой ил. Мне пришлось два раза нырять  туда,  чтобы  оставить  там
кислородный  баллон.  А  в  моем  автомобиле  всегда  были   автоматически
запирающиеся двери. Все зависело от точного расчета. В нашем  деле  точный
расчет, предусмотрительность и осторожность прежде всего. Они, конечно, не
стали меня доставать из машины. Ведь я демонстративно выставил свой  левый
протез. А хватать человека за протез  это  неудобно,  неприятно  и  как-то
неприлично. Вот они и сели втроем в мою машину. Сначала грозились оружием,
а потом, обыскав меня, успокоились. И тут  я  сразу  дал  полный  газ.  Из
машины я выпрыгнул,  закрыв  блокировку  дверей.  Вот  они  и  задохнулись
втроем, пока  пытались  вылезти  из  автомобиля,  не  понимая,  почему  не
открываются двери. А я забрал свой  баллон,  оставил  им  на  память  свой
протез и уплыл. Правда, для своего алиби мне пришлось  вытащить  еще  один
труп. Пусть все считают, что два трупа так и остались лежать на дне  реки,
застряв в густом и тяжелом иле. По странной  случайности  похищенный  мною
труп оказался их руководителем, каким-то полковником. Про него потом долго
рассказывали, как он и бывшие сотрудники КГБ убивали главу оппозиции.
   Труп, конечно, я надежно спрятал. Его не найдут  и  через  тысячу  лет.
Теперь я живу очень далеко от Санкт-Петербурга, все-таки город  называется
теперь так, в маленьком сибирском  городке.  Мне  нужно  оставаться  здесь
несколько лет, пока все не забудут обо мне.  Только  несколько  лет.  И  я
боюсь только одного - чтобы среди забывших меня не было моего сына. Только
этого и боюсь.

Популярность: 1, Last-modified: Wed, 06 Mar 2002 22:12:08 GmT