-----------------------------------------
   Ростов-на-Дону, "Проф-Пресс", 1996.
   -----------------------------------------

                              Я, прочитав над входом, в вышине,
                              Такие знаки сумрачного цвета,
                              Сказал: "Учитель, смысл их страшен мне".
                              Он, прозорливый, отвечал на это:
                              "Здесь нужно, чтобы душа была тверда;
                              Здесь страх не должен подавать совета".
                                   Данте Алигьери, "Божественная комедия".




   Он запомнил эту встречу на всю  жизнь.  Его  привезли  на  подмосковную
дачу, специально предназначенную для таких агентов, как он. Именно  отсюда
он должен был уезжать в аэропорт. Все было обговорено,  все  было  решено.
Оставалась  эта   последняя   встреча.   После   которой   он   перестанет
существовать. Вернее, перестанет существовать человек под его именем  и  с
его биографией. Вместо него должен появиться уже совсем другой человек,  с
другой биографией, другой национальностью и другим образом жизни.
   По непонятному капризу всемогущего Председателя КГБ он должен был перед
отъездом  встретиться  с  ним.  Может,  потому,  что  эта  операция   была
чрезвычайно важна, а может потому, что это была первая серьезная  проверка
нового начальника разведки, только назначенного на  эту  должность  и  всю
свою жизнь прослужившего до этого помощником при всесильном Председателе.
   Юрий Андропов был человеком непонятным и загадочным даже для ближайшего
окружения.  Он  интеллектуал,  человек  высочайшей  эрудиции,  читавший  в
подлиннике английских и американских авторов, знавший и любивший настоящую
классическую литературу, даже пытавшийся сочинять стихи, держал  при  себе
сухого, сдержанного,  всегда  корректного  Владимира  Крючкова.  Никто  не
сомневался в  добросовестности  и  пунктуальности  Крючкова.  Но  это  был
человек без божьей искры. Он был типичный служака, еще более  замкнувшийся
в себе после назначения руководителем  разведки.  По  непонятным  причинам
Андропов  не  очень  любил  его  предшественника,  Федора  Константиновича
Мортина, занимавшего должность руководителя  Первого  Главного  Управления
КГБ СССР около трех лет с 1971 по 1974 год. До  него  разведку  возглавлял
легендарный  Александр  Михайлович  Сахаровский,  проработавший  на   этой
нелегкой работе более полутора десятков лет.
   Андропов решил в этот раз лично проверить подготовку агента  и  должный
уровень его знаний для работы в качестве нелегала. И поэтому, взяв  нового
начальника разведки, которого он знал уже более двадцати лет. Председатель
КГБ  выехал  лично  на  встречу  с  агентом,  что  он   делал   обычно   в
исключительных случаях.
   Теперь, сидя в своем автомобиле рядом с Крючковым, как всегда несколько
скованным и напряженным в  присутствии  своего  "вечного"  шефа,  Андропов
глядел  в  окно.  Была  поздняя  осень,  и  сильный  дождь  бил  по  окнам
автомобиля, уже выехавшего на шоссе.
   - Холодно, - сказал неожиданно  Андропов,  словно  обращаясь  к  самому
себе.
   Водитель, понявший его с полуслова, включил печку.  Андропов  поежился,
непонятно почему, то ли от холода, то  ли  от  неожиданной  заботы  своего
сотрудника и взглянул на Крючкова.
   - Думаешь, все будет в порядке?
   -  Он  хорошо  подготовлен,  -  сказал  осторожно  Крючков,  -  легенду
разрабатывали два года. Все как будто в порядке.
   - Все в порядке никогда не бывает, - добродушно  заметил  Андропов,  он
снова посмотрел в окно и спросил: - Что у нас по Швеции?
   - Стацкевич [Стацкевич Николай Викторович - резидент ПГУ КГБ в Швеции в
1974 году] передал - все в порядке. Можно будет выслать  людей  уже  через
неделю.
   - Это хорошо. Нам постоянно нужно держать там все на  особом  контроле.
Скандинавия сейчас - важное направление.
   - Я понимаю, Юрий Владимирович.
   - В будущем году подписание  договоренностей  в  Хельсинки.  Нам  нужно
больше  информации  поэтому  региону.  Пошли  в  Финляндию  еще  несколько
человек. Могут там понадобиться.
   - Обязательно.
   -  И  передай  нашим   резидентам   в   Копенгагене   и   Осло,   чтобы
активизировались. Особенно  в  Дании.  После  Данилова  [Данилов  Анатолий
Александрович  -  резидент  ПГУ  КГБ  в  Дании  до  1973  года]  Могилевич
[Могилевич Альфред Федорович - резидент ПГУ  КГБ  в  Дании  в  1974  году]
должен серьезно усилить свою работу. Да и Титов [Титов Геннадий  Федорович
- резидент ПГУ КГБ в Норвегии в 1974 году] в Осло очень опытный человек. А
это ведь страны НАТО, - он специально называл фамилии и  страны,  проверяя
реакцию Крючкова. Но  тот,  обладавший  исключительной  памятью,  согласно
кивал головой, не удивляясь, в свою  очередь,  феноменальным  способностям
Андропова. Он их знал лучше других.
   - Я дам установки во все наши резидентуры, -  ответил  Крючков,  -  сам
буду контролировать работу их отдела.
   Андропов снова замолчал. Отвернувшись, он смотрел в  окно.  Автомобиль,
съехав с основного шоссе, уже катил по  проселочной  дороге.  Впереди  шла
другая машина с работниками управления. Они проехали около трех километров
пока не оказались у довольно высокого забора, за которым и находилась дача
Первого Управления.
   По сигналу из первого автомобиля ворота распылись, и обе машины въехали
на территорию. Из дома уже спешили выбежавшие оттуда двое мужчин в  темных
костюмах. Андропов вышел из автомобиля и, слегка  нахмурившись,  посмотрел
на  Крючкова.  Тот,  поняв  по  его  взгляду,  что   Председателя   что-то
раздражает, нервно оглянулся. Кажется, все было в порядке.
   Андропов сделал несколько шагов вперед. Обернулся к Крючкову.
   - Владимир Александрович, - он всегда называл так Крючкова при людях, -
одного я знаю. Это Колтунов. А второй? Неужели это наш "нелегал"? И он так
гуляет по даче под дождем? Может простудиться, - когда  Андропов  позволял
себе так иронизировать, он был недоволен, и Крючков это знал.
   "Неужели действительно этот тип выбежал на улицу? -  с  неудовольствием
подумал Крючков. - Совсем ничего не понимает".
   Он вгляделся во второго. Кажется, он его знает. Он напряг  память.  Это
подполковник Трапаков из восьмого отдела [восьмой отдел ПГУ КГБ  занимался
разведывательной деятельностью против неарабских стран Ближнего Востока, в
том числе и Турции]. Крючков чуть задержал дыхание и быстро сказал идущему
впереди Андропову:
   - Это не он, Юрий Владимирович. Это наш сотрудник,  работающий  с  ним.
Подполковник Трапаков.
   - Тем лучше, значит, не простудится, -  сказал  Андропов,  не  замедляя
шага.
   Он подошел к обоим офицерам и,  не  подавая  им  руки,  кивнул  в  знак
приветствия. Андропов ценил своих сотрудников, но не  любил  панибратства.
Сзади топал, тяжело дыша,  начальник  восьмого  отдела,  ответственный  за
переброску и легенду агента. Андропов  посмотрел  на  стоявших  перед  ним
офицеров.
   - Кто будет показывать мне нашего "специалиста"?
   Офицеры молчали. Андропов усмехнулся и вдруг спросил:
   - Он ведь должен пройти через Турцию. Кто из вас знает турецкий?
   - Я, товарищ генерал, - несмело сказал Трапаков.
   - Вот вы со мной и пойдемте. А  остальные  нам  не  нужны.  Показывайте
вашего подопечного.
   Втроем они вошли в дом.


   Он часто потом вспоминал об этом. Конечно, его заранее  предупредили  о
подобном визите, но сама встреча оказалось неожиданной.
   Как раз в тот момент, когда в его  комнату  вошли  гости,  он,  намылив
лицо, собирался бриться. И даже успел срезать часть  вчерашней  щетины  на
левой щеке. Он всегда начинал бриться именно с левой стороны, когда  вдруг
дверь открылась и в его комнату вошел сам Председатель КГБ.
   Он  даже  не  сумел  стереть  мыло.  Просто  замер,  вытянувшись  перед
генералами. Следом за Андроповым вошли Крючков и Трапаков.
   - Добрый день, - приветливо сказал Андропов, - кажется, мы не вовремя.
   Он схватил полотенце и, вытерев лицо  двумя  резкими  движениями  руки,
снова замер.
   Андропов усмехнулся. Подчеркнуто вежливо спросил:
   - Нам можно сесть?
   Он, еще не совсем понимая, что именно  происходит,  растерянно  кивнул.
Андропов сел на стул, стоявший рядом с ним и, махнув рукой, разрешил сесть
остальным.
   - Растерялись? - спросил он.
   - Немного, товарищ генерал.
   - Садитесь и вы, - разрешил Андропов. Он понимал  смущение  сотрудников
разведки.  Председатель  КГБ  очень  редко  встречался   с   "нелегалами",
предпочитая просматривать их письменные донесения.
   - Как вас зовут? - вдруг спросил по-английски Андропов.
   Он смутился. Но мгновенно принял решение.
   - Кемаль Аслан, - он впервые  назвался  тем  именем,  под  которым  ему
теперь предстояло жить.
   - Вы хотите уехать в Америку?
   - Если получится, конечно. У меня там дядя.
   - Где вы изучали английский язык?
   - В детстве я жил в Америке, но помню его не совсем  хорошо.  До  шести
лет жил в Филадельфии. Потом семья переехала в Болгарию.
   Андропов обернулся на Трапакова.
   - Спросите его что-нибудь на турецком. Я хочу посмотреть на его дикцию,
динамику речи и манеру себя держать.
   - Где вы будете жить в Турции? - спросил Трапаков.
   - В Измире живет мой второй дядя. После смерти отца мы жили  с  матерью
на ее родине в Бургасе. Теперь я собираюсь вернуться в Измир.
   Трапаков посмотрел на Андропова. Тот кивнул  головой  и  уже  по-русски
спросил:
   - Вам все объяснили?
   - Все, товарищ генерал.
   - Вы едете не на один год, и не на два.  Возможно,  лучшие  годы  вашей
жизни пройдут там, за рубежом. Это очень нелегко, но так нужно. Когда  вам
будет особенно трудно, всегда помните, что  у  вас  есть  Родина,  во  имя
которой вы и делаете свою работу. Мы всегда будем помнить о  вас.  Что  бы
там не произошло. Вам ведь, кажется, нет еще тридцати лет?
   Андропов прочел его  досье  перед  приездом  на  дачу.  Память  у  него
действительно была отменная.
   - Да, товарищ генерал.
   - Есть какие-нибудь просьбы, пожелания?
   - Нет, товарищ генерал.
   Председатель заметил на столе смешного медвежонка. Он почему-то взял  в
руки игрушку, помял ее и, положив на стол, тихо уточнил:
   - Это по вашей легенде?
   - Любимая игрушка моего персонажа. Она с ним была еще в Филадельфии. Ее
подарил дядя, - объяснил "Кемаль".
   - Симпатичное существо, -  без  улыбки  сказал  Председатель.  Андропов
смотрел ему в глаза, словно спрашивая, сумеет ли он, выдержит ли. И  вдруг
спросил: - А песни какие вы любите?
   - Песни? - на мгновение он запнулся и быстро нашелся, - разные, товарищ
генерал. И наши, и не наши. Но по легенде я должен любить и  американские,
и турецкие, и даже болгарские.
   Крючков хмуро смотрел  на  него.  Ему,  аскетичному  и  немногословному
человеку,  не  нравилась  излишняя  разговорчивость  его  агента.  И  даже
невыбритая правая щека раздражала его, словно в этом была доля личной вины
и самого Крючкова. Андропов неожиданно обернулся к Трапакову:
   - Вы свободны, - сказал  он  подполковнику.  И,  дождавшись,  пока  тот
выйдет, тяжело вздохнул и сказал:
   - У вас будет совсем другая жизнь, Кемаль. И,  наверное,  первое  время
это будет интересно и даже романтично. Вы очень молоды, Но по легенде  вам
и  должно  быть  двадцать  шесть   лет.   Первые   годы   кажутся   самыми
перспективными.  А  потом  часто  бывает   разочарование,   некоторые   не
выдерживают такого давления. И если вы обнаружите, что  просто  не  можете
больше приносить пользу, лучше честно об этом  скажите.  Мы  всегда  здесь
верно оценим вашу искренность.
   - Понимаю, товарищ генерал.
   - О матери не беспокойтесь, - Андропов не только читал, но и помнил все
его досье, - мы позаботимся. Что вы ей сказали?
   - Объяснил, что должен уехать надолго. На несколько лет. Просил  ее  не
волноваться, - как можно спокойнее ответил он.
   - Правильно. Что ж, - Андропов встал. Быстро вскочил Крючков.  Поднялся
со стула "Кемаль Аслан".
   Андропов протянул ему руку.
   - Счастливого пути.
   Рука Председателя КГБ была сухая и холодная. Он осторожно пожал руку  и
сдержанно поблагодарил.
   Андропов повернулся и вышел, не сказав больше ни слова. Крючков, как  и
его шеф, не терпевший лишних эмоций, только кивнул на прощание.  Его  люди
еще успеют попрощаться с нелегалом и за него, и за себя.
   Когда они вышли на  улицу,  дождь  уже  прекратился.  Было  слякотно  и
грязно. У автомобилей стояли сотрудники Первого Главного Управления.
   Андропов пошел к машине, кротко бросив остающимся:
   - До свидания.
   Крючков поспешил за ним.
   Уже в автомобиле, когда он тронулся, Андропов задумчиво произнес:
   - Очень молодой.
   - Может, приостановим отправку? - не понял  его  Крючков.  Председатель
КГБ покачал головой.
   - Пусть едет, - сказал он. Больше до возвращения в основное здание  КГБ
он не сказал ничего.
   А "Кемаль Аслан" стоял у  окна  и  смотрел  на  сиротливо  приютившееся
невдалеке дерево. Словно пытался запечатлеть  этот  образа  своей  памяти.
Впереди были долгие годы нелегальной работы. Это  был  последний  день  на
подмосковной  даче.  Утром  следующего  дня  началась  операция   по   его
переправке.





   В  этой  части  Хьюстона  всегда  бывают  пробки.  Он  с   раздражением
оглянулся. Разумеется, сзади уже выросла кавалькада машин. Теперь придется
ждать, расстроенно подумал он. Однажды на трассе  между  Лос-Анджелосом  и
Сан-Франциско он  попал  в  такую  пробку,  что  прождать  пришлось  целых
четырнадцать часов. В летнюю жару, под палящим солнцем, без  глотка  воды.
Потом оказалось, что впереди была крупная авария и  сильный  пожар,  из-за
чего движение в тот день было остановлено.
   Он раздраженно откинулся на спинку своего "шевроле".  Поднял  стекла  и
включил  кондиционирование  в  кабине.   Достал   небольшой   персональный
компьютер. В конце концов столько дел, что можно поработать и в машине. Но
эта пробка может не рассосаться до вечера, и тогда он,  конечно,  опоздает
на встречу,  чего  никак  нельзя  допускать.  Однако  выехать  отсюда  нет
абсолютно никакой возможности.  И  самое  печальное,  что  он  забыл  свой
телефон спутниковой связи в офисе.  Торопился  и  оставил  его  на  столе,
решив, что заберет вечером.
   Срочных звонков он не ждал, а сама поездка должна была, по его замыслу,
занять не более двух часов. Но если так будет продолжаться,  он  проторчит
здесь в два раза больше без всяких надежд  на  возвращение.  И  невозможно
даже позвонить.
   Идущая перед его машиной белая "хонда" ползет, как муравей. Уже  дважды
впереди  нее  пролезли  другие  машины  из  соседнего  ряда.  Он   свирепо
просигналил, разглядев длинную копну светлых волос у  водителя,  сидевшего
за рулем "хонды". Конечно, женщина и наверняка феминистка, из тех идиоток,
которые стали в последнее время так часто встречаться в Америке. Он  снова
просигналил. Нет,  это  переходит  всякие  границы.  Кажется,  она  вообще
впервые села за руль.
   Женщина обернулась, очевидно, что-то сказала. На ней были темные  очки,
но  он  успел  рассмотреть  тонкую  линию   губ,   гневно   выговаривавших
нетерпеливому  водителю  за  его  агрессивность.  Он  взглянул  на  номер.
Обязательно из Луизианы. Эти потомки французов всегда так экзальтированны.
Чего можно ожидать от людей, которые хоронят своих  покойников  под  звуки
джазового оркестра. Он вдруг поймал себя  на  мысли,  что  рассуждает  как
настоящий техасец. И улыбнулся.
   По непонятному капризу Богов или Судьбы, отразившихся в  их  географии,
два самых необычных, самых экзотичных южных штата оказались рядом. И  если
в Луизиане еще сильно ощущался  дух  французского  наследия,  карнавальная
атмосфера праздников, традиционные негритянские шествия,  а  Новый  Орлеан
переполняли звуки джаза, то в Хьюстоне или в Далласе играли  в  это  время
кантри. Там по-прежнему носили широкие  техасские  шляпы,  любили  красиво
выделанные сапоги и гордились званием "техасца". Традиционно жители того и
другого штата не любили друг  друга.  Техасцы  считали  своих  соседей  не
совсем серьезными людьми, а жители  Луизианы,  в  свою  очередь,  относили
своих соседей к категории слишком серьезных.
   Он снова взглянул на номер  впереди  идущего  автомобиля  и,  вздохнув,
начал работать на компьютере, когда услышал нетерпеливый  сигнал  стоявшей
сзади машины.  Подняв  голову,  он  заметил,  что  "хонда"  стояла  уже  в
нескольких метрах впереди его автомобиля. Все-таки  эта  проклятая  пробка
хоть движется. Он посмотрел на часы и передвинул свой автомобиль, сократив
расстояние.
   Снова посмотрел  на  дисплей  персонального  компьютера.  "Нужно  будет
позвонить Роберту", - нахмурившись, подумал  он.  Иначе  потом  они  могут
просто не успеть. Как всегда Уолт захочет опередить их. Нужно  сказать  об
этом Роберту прямо сейчас. Он привычно пошарил рукой на соседнем  сидении,
куда си обычно клал свой спутниковой телефон и чуть не выругался, вспомнив
об оплошности.
   Сзади снова нетерпеливо просигналили. Он  поднял  голову.  Кажется,  он
слишком увлекся. "Хонда" была уже в десяти метрах  от  него  и  продолжала
медленное  движение.  Он,  не  убирая  компьютера,  дал  резкий  газ.  Его
"шевроле" чуть дернулся и очень  плавно  врезался  в  зад  идущей  впереди
машины.
   - Проклятье, - рассерженно пробормотал он, открывая дверцу автомобиля.
   Из "хонды" вылезла женщина. Она была довольно высокого роста,  в  белом
костюме, юбка была чуть ниже колен. Она погрозила рукой.
   - Чертов ковбой!  -  прошипела  она.  -  Нужно  быть  осторожнее  и  не
нервировать людей на трассе каждую минуту.
   - Извините, - развел он руками.
   - Куда вы смотрели? - показала она на автомобиль. - Кажется, вы ударили
мою машину довольно сильно.
   - Простите, я задумался. Мажете прислать  мне  счет  за  ремонт  вашего
автомобиля. Вот моя визитная карточка, - он  полез  во  внутренний  карман
пиджака и достал свою карточку. Она резко махнула рукой.
   - Для чего мне ваша карточка. Я  сама  отремонтирую.  В  следующий  раз
будьте внимательны, мистер ковбой.
   К ним подошел хозяин автомобиля, стоявшего  впереди  "хонды".  Это  был
типичный техасец, в  красно-коричневом  пиджаке  и  большой  серой  шляпе,
надвинутой до самых ушей.
   - Кажется, у вас проблемы? - спросил он. На другой автомобиль  он  даже
не обращал внимания, словно его вообще не существовало.  Очевидно,  он  не
любил гостей из соседнего штата. Техасец наклонился к бамперу и свистнул.
   - Довольно сильно. Наверное, это она так неумело подала назад?
   - По-моему, это ваш друг несколько сильно нажал на газ, - саркастически
заметила женщина и, не удержавшись,  спросила,  -  или  вы  считаете,  что
техасцы не могут совершать аварий?  Просто  этот  парень  спутал  скаковую
лошадь на родео с автомобилем.
   Техасец  побагровел  и  открыл  рот,  собираясь  сказать   какую-нибудь
гадость, когда услышал оглушительный хохот своего союзника. Он  растерянно
оглянулся и, обнаружив, что громко смеется именно владелец автомобиля,  по
адресу которого прошлась эта нахальная женщина, побагровел  еще  больше  и
повернувшись, полный достоинства, вернулся к своему автомобилю.
   Женщина протянула руку:
   - Похоже, вы спасли меняет этого типа. Сандра, - представилась она.
   - Кемаль, - кивнул он, протягивая в ответ свою и отвечая  на  ее  чисто
мужское рукопожатие.
   - Красивое имя. Не  знала,  что  такое  существует.  Вы,  очевидно,  не
техасец?
   - По рождению я коренной американец. Но  мои  родители  были  турецкого
происхождения.
   - Тогда понятно. А где вы родились?
   - В Филадельфии.
   - Северянин, - улыбнулась женщина, - поэтому вы можете  себе  позволить
хохотать, когда ваш автомобиль сравнивают с лошадью  на  родео.  Настоящий
техасец в лучшем случае просто нечаянно ударял бы мой автомобиль во второй
раз.
   - В таком случае я не настоящий техасец.
   Женщина улыбнулась еще раз и сняла очки. Глаза у нее были  вишневые,  с
каким-то  озорным  блеском,  но  вместе  с  тем  очень  внимательные.  Над
переносицей пролегла упрямая складка. Маленький прямой нос,  узкие  скулы,
тонкие прямые губы.
   - Это я поняла, - сказала Сандра, - как  вы  думаете,  долго  мы  будем
здесь стоять?
   - Понятия не имею. Я не думал, что смогу попасть в  подобную  ситуацию.
Даже не взял с собой телефона. А мне срочно нужно позвонить.
   - У меня есть телефон в автомобиле, -  кивнула  женщина,  -  вы  можете
позвонить оттуда.
   - Я предупрежу оператора, что разговор оплатит принимающая  сторона,  -
обрадованно кивнул он, - иначе просто неудобно. Я и так разбил вашу  новую
машину.
   - Какие пустяки. Теперь я вижу, что в вас действительно есть  восточная
кровь. Вы всегда так галантны? - спросила  она  и,  не  дожидаясь  ответа,
прошла к своей машине.  Он  прошел  за  ней,  принял  телефон,  благодарно
кивнув, и быстро набрал номер. Ему сразу ответили:
   - Слушаем вас.
   - Простите, - сказал он, - это говорит Кемаль. Я немного  задерживаюсь,
попал в автомобильную пробку. Возможно, приеду чуть позже.
   - Ничего, - успокоили его, - мы вас будем ждать.
   - Спасибо, - он отключился. Вернул телефон.
   - Спасибо, Сандра, вы меня очень выручили.
   Женщина кивнула в ответ и в этот момент задался  звонок.  Она  включила
телефон.
   - Алло, - лицо у нее изменилось почти мгновенно. Теперь это была  очень
строгая маска деловой женщины.
   - Да, - сказала она, снова изменившись. Теперь это  было  обычное  лицо
красивой и зрелой женщины.
   - Нет, Лу, - требовательно и вместе с тем нежно сказала  Сандра,  -  ты
ведь понимаешь мои мотивы. Нет, я бы не хотела, чтобы ты уезжала вместе  с
ним. Я думаю, ты меня понимаешь. Ты хотела совета, я тебе его дала. Но  ты
вольна поступать, как знаешь. Да, я позвоню  из  дома,  когда  приеду.  До
свидания.
   Она отключилась.
   - С детьми всегда проблемы, мистер Кемаль, - она взглянула на  часы,  -
кажется, я попаду домой только завтра.
   - Вам далеко ехать?
   - В Батон-Руж [административная столица штата Луизианы; здесь  и  далее
идут название городов Техаса и Луизианы].
   - Далеко, - удивился  он,  -  я  думал  вам  до  границы  штата  или  в
Лейк-Чарльз. А так вам действительно придется ехать весь день.
   - Знаю, - огорченно произнесла Сандра, - я выехала рано утром.  У  моих
друзей во Флоресвилле есть ранчо, где мы отдыхали с дочерью. Но неожиданно
возникли срочные проблемы и мне пришлось выехать сегодня рано утром.
   - Вы выехали из Флоресвилля? - еще больше удивился он.
   - Не удивляйтесь. Я люблю сидеть за рулем. Можно успокоиться и о многом
подумать. Кроме того, я не могла воспользоваться  самолетом.  Кто-то  ведь
все равно должен будет потом перегнать мой  автомобиль.  У  Лу  есть  своя
машины. Поэтому я решила доехать одна.
   - Вы выносливый человек, Сандра, - восхищенно сказал Кемаль, - я еду  в
Бейтаун, это совсем рядом, пятнадцать минут езды и то схожу с ума от  этой
пробки.
   - Кажется, впереди машины тронулись.
   - Вот моя визитная карточка, - сунул ей в руку свою карточку Кемаль,  -
все-таки я бы хотел сам оплатить ремонт. В конце концов, виноват только я.
   - Ничего, - рассмеялась женщина, - но раз вы так настаиваете, я дам вам
свою визитную карточку.
   Она щелкнула замком сумочки, доставая карточку. Передала ее  Кемалю  и,
уже открывая дверцу автомобиля, добавила:
   - Вы действительно нетипичный техасец, мистер Кемаль.
   Сзади уже нетерпеливо  сигналили  автомобили.  Он  положил  карточку  в
карман и побежал к машине.
   На этот раз все обошлось. Уже минут через десять ему удалось выехать на
мост, где дорога уходила на Бейтаун  и  он,  просигналив  женщине  в  знак
прощания, свернул направо.
   К зданию фирмы, которая ему была нужна он  подъехал,  все-таки  немного
опоздав. В приемной сидела долговязая девица с большими очками на  носу  и
что-то быстро набирала на компьютере. Увидев его, она усмехнулась.
   - Мистер  Кемаль,  здравствуйте.  Опять  проблемы  с  кем-то  из  ваших
служащих?
   - Вы же все знаете, - сделал приветливое лицо Кемаль,  -  наш  Мегрэ  у
себя?
   Девица хихикнула:
   - У себя. А кто такой этот Мегрэ?
   - Ужас, - притворно вздохнул Кемаль, - работаете в единственном на всем
побережье частном сыскном агентстве и не  знаете  самого  великого  сыщика
всех времен и народов.
   - Он, конечно, из Луизианы? - противным голосом спросила девица, снимая
очки. - Фамилия у него французская.
   - Какая блестящая логика, - изумился Кемаль, - как  вы  смогли  узнать?
Конечно, из Луизианы. Причем из самого гадкого  квартала  Нового  Орлеана.
Браво! Мой друг Том не зря держит у себя такого прозорливого сотрудника.
   "Вот дура", - разочарованно подумал он, шагнув  в  кабинет.  За  столом
сидел Том Лоренсберг. Это был руководитель частного сыскного агентства.  И
по совместительству связной Кемаля с руководством его разведки.  Это  было
идеальное  прикрытие.  Агентство   Лоренсберга   действительно   выполняло
деликатные поручения крупной фирмы,  генеральным  директором  которой  был
Кемаль.  Оно  специализировалось  в  области  технологических   экспертиз,
которые   поручали   проверять   независимым   экспертам   и   детективам,
устанавливающим добросовестность  проводимых  мероприятий.  Официальные  и
вместе с тем несколько конфиденциальные темы их отношений позволяли Кемалю
встречаться с Томом по мере необходимости, передавая нужную информацию.
   - Как у вас дела, мистер  Кемаль?  -  громко  спросил  Том,  когда  они
уселись за стол.
   - Спасибо, хорошо, - по условиям игры отвечать нужно  было  спокойно  и
громко. Чтобы было достаточно хорошо слышно и в приемной. И даже для  тех,
кто хотел бы услышать содержание их разговора.
   - Опять какие-нибудь проблемы? - спросил Том.
   - Нас несколько волнует этот контракт с мексиканцами. По-моему  мнению,
это не совсем надежная фирма, мистер Лоренсберг. Думаю, вам  следовало  бы
проверить их финансовые возможности.  Что-то  мешает  мне  поверить  в  их
устойчивость.
   - Вы принесли документы?
   - Да, конечно, - он протянул документы. Они  были  составлены  с  таким
расчетом, что среди тридцати листков, через каждые  три  было  начало  или
конец фразы. Нужно было только искать по известному лишь  им  двоим  шифру
Том быстро прочел его сообщение, согласно кивнул головой и подчеркнув одно
слово и одну цифру вернул документ Кемалю. Это было единственное  слово  -
"Когда?" и ответ на этот вопрос, выразившийся в цифре семь, которую  обвел
Том.
   - Думаю, мы должны уложиться в недельный срок, - словно  попросил  Тома
его собеседник, принимая жесткие сроки, поставленные его руководством.
   Лоренсберг согласно кивнул головой.
   - Да, я думаю, недели вполне достаточно.
   Все последующие несколько фраз были лишь отвлекающим маневром для этого
разговора. Кемаль понял, что ему дают  всего  лишь  неделю  на  выполнение
столь сложного задания. Само задание  в  прошлый  раз  ему  вручил  Том  и
теперь, когда Кемаль ответил, что может приступить к его  выполнению,  ему
дали лишь неделю на  точный  анализ  поставок  необходимых  компонентов  к
деталям радиоуправляемых снарядов. Сами компоненты были программами ЭВМ, с
помощью которых можно было управлять с земли за движением подобных ракет.
   - У них очередная спешка, - со злостью подумал Кемаль, - почему  именно
недельный срок? Я ведь им писал, что в  ближайший  месяц  все  решится.  В
последние годы  они  совсем  с  ума  посходили.  Иногда  выставляют  такие
требования, что остается только гадать - в чем  тайный  смысл  их  нелепых
желаний. Разве можно ставить агенту срок, когда именно он должен добраться
до нужных ему документов. А если на это уйдет не  неделя,  а  месяц,  год?
Значит, тогда эти материалы уже не нужны. Как все это глупо, - раздраженно
думал он, возвращаясь домой, в Хьюстон.
   С другой стороны, очевидно, у них  есть  серьезные  проблемы  если  они
просят узнать про эти управляемые снаряды  и  дать  информацию  в  течение
недели. Любую информацию, какая у него будет на тот  момент.  Значит,  они
как-то связаны со временем. Интересно, каким образом?
   Он взглянул на часы. Наверное его знакомая сейчас пересекает у  Оринджа
границу штата Техас. Он много раз ездил этой дорогой и четко  помнил  мост
над рекой Сабин, который приходилось проезжать,  чтобы  попасть  в  бывшую
французскую колонию. Он вспомнил про визитную  карточку  и  достал  ее  из
кармана. Прочитал запись и вдруг резко изо  всех  сил  нажал  на  тормоза,
пытаясь осмыслить  случившееся.  "Сандра  Лурье  -  вице-губернатор  штата
Луизиана" - было написано на визитной карточке.





   Утренние пробежки  стали  для  него  почти  обязательным  ритуалом.  Но
теперь, когда они переехали в центр Хьюстона, и поселились в фешенебельных
апартаментах на  четырнадцатом  этаже,  ему  приходилось  довольствоваться
велотренажером. Из спальной жены послышалось недовольное ворчание. Он чуть
поморщился. Безусловно, Марта  красивая  женщина,  но  с  годами  их  брак
начинает напоминать просто тюремное заключение на двоих.
   Они были женаты уже пять лет. И оба понимали, как важен этот  брак  для
них обоих. Благодаря своей удачной женитьбе Кемаль  Аслан  сумел  войти  в
семью Саймингтонов, техасских нефтяных королей,  а  те,  в  свою  очередь,
получили в распоряжение корпорацию умершего дяди Кемаля  -  Юсефа  Аббаса,
позволившую им напрямую  завязать  контакты  с  многочисленными  клиентами
последнего на Ближнем Востоке. Брак был во многом  почти  династическим  и
это определило их отношения.  Супруги  никогда  особенно  не  любили  друг
друга, но при наличии некоторых уступок могли  сосуществовать  вместе  вот
уже пять лет.
   Единственным  положительным  результатом  этого  брака  для  обоих  был
трехлетний сын Марк, названный так в честь умершего дедушки Марты.  И  это
была очень веская причина, заставлявшая Кемаля по-прежнему  сосуществовать
с нелюбимой женщиной.
   По утрам он обычно не завтракал. Только  чашка  чая,  столь  нелюбимого
Мартой.  Она  по-прежнему  пила  "каппучино",  который  готовила  для  нее
специально по утрам приходившая в дом кухарка. Кроме  нее  в  доме  всегда
были няня и горничная, и Кемаль, привыкший к тишине, чувствовал себя почти
как в гостинице. Они ему не просто не нравились, ему здесь было неприятно.
Во время сильных  ветров  ему  казалось,  что  их  строение  может  просто
рухнуть. Он, выросший в капитальных каменных домах, не любил и не принимал
этого нагромождения бетона и стекла.
   В свои  тридцать  шесть  лет  Кемаль  выглядел  замечательно.  Это  был
стройный,  высокий,  красивый  мужчина  с  всегда  коротко   постриженными
волосами. Несмотря на уже начавшие  седеть  виски  и  резкие  черты  лица,
словно  вырубленные  из  камня,  он  сохранял  мужскую  привлекательность,
очаровывая женщин. Глаза у  него  были  какого-то  непонятного,  стального
цвета. С годами начало портиться зрение и он стал носить очки, предпочитая
фирму  "Валентино",  столь  полно   отражавшую   и   его   стиль   одежды.
Аристократический, элегантный и вместе  с  тем  подчеркнуто  деловой,  без
лишних вычурностей и деталей.
   Выпив свой чай и довольно быстро одевшись,  он  спустился  на  лифте  в
гараж и, взяв другую машину вместо  разбитого  три  дня  назад  "шевроле",
выехал на улицу. Поднял телефон, чтобы позвонить жене.
   "Надеюсь, она, наконец, проснулась", - подумал он. Она ответила  только
после десятого звонка, хотя телефон лежал рядом с ней.
   - Слушаю, - послышался ее заспанный голос.  Она  была  ярко  выраженной
совой и не любила вставать по утрам. В  отличии  от  Кемаля,  который  был
жаворонком  и  предпочитал  рано  ложиться  и  рано  вставать.  Но  здесь,
очевидно, сказывалась  разница  во  времени.  Он  сумел  приспособиться  к
американскому графику времени, лишь существенно сдвинув собственную  шкалу
личного времени. И по европейским временным поясам он ложился  спать  даже
позже обычного, в четыре-пять  утра,  а  по  американским  стандартам  для
бизнесменов было правилом сон с десяти вечера до шести утра.
   - Марта, - попросил он, не пожелав ей "доброго утра". - Сегодня вечером
мы должны быть у Каррингтона. Он нас приглашал на  свадьбу  своей  дочери.
Надеюсь, ты не забыла?
   - Нет, - хрипло ответила жена. Она все еще не пришла в себя.
   - Когда мне за тобой заехать? - терпеливо спросил он.
   - В шесть, - она отключилась, не сказав ему "до свидания".
   Он раздраженно бросил телефон на сиденье. Если бы не Марк, он плюнул бы
даже на миллионы ее отца. В некоторые моменты он даже забывал, что женился
для легализации своего положения в этой стране. Жизнь с нелюбимой женщиной
была самым страшным  испытанием,  почти  пыткой,  иногда  мешавшей  и  его
основной деятельности. Может, каждый мужчина, думал он с  горьким  юмором,
чувствует себя в подобной роли, как и он, почти  разведчиком,  попавшим  в
среду  чужих  для  выполнения  опасного  задания.  Эти   мысли   позволяли
относиться с некоторой долей юмора и  к  собственным  семейным  скандалам,
столь часто повторявшимся в последнее время.
   На работу он приехал как  обычно  -  ровно  в  восемь  утра.  Секретарь
положила на стол список сегодняшних дел. Среди них была дневная встреча  с
Ронни Седлером. Он нахмурился. Если бы Москва не требовала этих данных так
срочно, он никогда не пошел  бы  на  подобный  риск.  Но  теперь  придется
рисковать.  Документы  ему  очень  нужны,  а  сукин  сын  Ронни   кажется,
единственный, кто может помочь ему в этом. Придется договариваться с  этим
типом. И он заранее знает,  как  дорого  будет  стоить  подобная  встреча.
Однако, кроме Седлера никто ему не сможет помочь.
   Весь день на работе он помнил о встрече, пытаясь сохранить  энергию  на
этот сложный разговор. Даже когда все  сотрудники  вышли  на  традиционный
ленч, он остался в  кабинете,  перебирая  ненужные  ему  в  данный  момент
бумаги. Он не хотел признаваться даже самому себе, в том  что  предстоящий
разговор его волновал. Очень волновал. И он не видел другого выходе, кроме
прямого предложения Ронни Седлеру.
   Ровно в три часа секретарь доложила, что в  приемной  его  ждет  мистер
Седлер. Кемаль поправил узел галстука и,  сделав  максимально  приветливое
лицо, возможное в данном случае, разрешил гостю пройти в кабинет.
   Едва  Ронни  переступил  порог,   как   он   понял,   что   устоявшееся
представление об этом типе почти соответствует действительности.
   Гость был одет в серые брюки и пиджак ярко желтого, канареечного цвета.
В его лице с полными, чувственными губами, немного выпученными  глазами  и
жесткими, короткими волосами чувствовался зов африканской  крови.  Что  не
мешало Седлеру презирать всех темнокожих  и  даже  состоять  в  нескольких
полурасистских организациях. На левой руке у  него  болтался  браслет.  На
ногах были дорогие ботинки фирмы "тамберленд", никак не вязавшиеся  с  его
видом,  но  призванные  показать  консервативный  дух  патриотизма   этого
"лжетехасца". На голове, конечно, была шляпа,  которую  он  не  снял  даже
войдя в кабинет.
   - Мистер Кемаль, - улыбнулся уголками рта  Седлер,  -  я  много  о  вас
слышал.
   Хозяину  кабинета  пришлось  встать  и  даже  пожать   протянутую   для
приветствия руку. Ладонь у Ронни была, конечно, потной и  от  этого  общее
впечатление неприятия гостя усиливалось.
   - Я давно хотел с вами встретиться, мистер  Седлер,  -  холодно  сказал
Кемаль, - мне много о вас рассказывали мои друзья.
   - Это слухи, - осторожно заметил Седлер. Он не знал, что именно  о  нем
рассказывали, но, как многоопытный аферист, понимал, как мало  хорошего  о
нем могли  сказать  знавшие  его  люди,  -  они  не  всегда  соответствуют
действительности.
   - Я думаю, в Техасе вы человек достаточно  известный,  -  с  неуловимой
иронией заметил Кемаль, - поэтому и решил обратиться именно к вам.
   - Мистер Кемаль, - сразу ответил гость, - я человек дела. Меня вызывают
и говорят - "Ронни, нужно  помочь".  И  я  всегда  помогаю  людям,  всегда
прихожу к ним на помощь. Мне приятно, что вы так говорите, но я  хотел  бы
узнать, чем именно могу помочь такой крупной корпорации, как ваша.
   Кемаль задумался. Теперь он должен  войти  в  клетку  льва.  И  никаких
других вариантов не существует. Но он уже  открыл  клетку,  значит,  нужно
входить.
   - Нас интересуют акции  компании  "Юникл",  -  осторожно  начал  хозяин
кабинета. Гость сразу насторожился. - Мы хотели бы вложить часть  денег  в
эту компанию, но пока не имеем представления о ее возможностях.
   Седлер понимающе кивнул.
   - Мы хотели бы ближе познакомиться с этой компанией, - также  осторожно
закончил Кемаль, - и думаем, что вы тот человек, который может нам помочь.
   - Понимаю, - сразу ответил гость, - но могу ли я предполагать, что  под
вашим словом "мы" скрывается и ваш тесть - мистер Саймингтон?
   - Вы и это знаете?
   - Мистер Кемаль, - этот мерзавец, все-таки снял шляпу - я знаю обо всех
известных людях города и штата. И все знают Ронни Седлера. Иначе нельзя  -
такая конкуренция.
   - В данном случае "мы" - это только  моя  компания,  -  быстро  ответил
Кемаль, - мистер Саймингтон не имеет к нашему проекту никакого отношения.
   - За исключением того, что он дед вашего сына, -  улыбнулся,  показывая
крупные редкие зубы, Ронни Седлер.
   -  Да,  за  исключением  этого  обстоятельства.  Вас   интересуют   еще
какие-нибудь вопросы по мистеру Саймингтону? Или вы хотите говорить о моей
фирме? - спросил он.
   - Больше никаких вопросов, - развел руками Ронни. Шляпу свою он положил
прямо на стол. - Что вас конкретно интересует?
   - Их наиболее крупный завода Далласе. На этом предприятии собственно  и
держится вся их фирма. Мне нужно знать все об этом заводе.
   - Обратитесь в их рекламную службу и они с  удовольствием  выдадут  вам
всю имеющуюся у них  информацию,  -  удивился  Седлер,  -  или  вам  нужна
дополнительная информация?
   В этой клетке воняет, но ничего другого у меня нет,  -  подумал  хозяин
кабинета.
   - Мне нужна информация о его военных  заказах.  Чтобы  оценить  степень
надежности  и  рентабельности  завода.  Мне  нужны  все   данные   о   его
предполагаемых поставках в этому гиду.
   - Вам нужны данные о ракетных двигателях? - чуть понизив голос  уточнил
Ронни. - Но они засекречены.
   Кемаль молча смотрел на него. Видимо, в его взгляде гость прочел  нечто
такое, после чего он смог выдавить:
   - Это будет стоить очень дорого.
   Хозяин кабинета по-прежнему молча смотрел на него. Кроме вопроса  Ронни
чувствовал в глазах и откровенное презрение, а  это  его  довольно  сильно
обижало.
   - Пентагон обычно не любит, когда лезут в его  секреты,  -  пробормотал
Седлер.
   - Сколько? - вместо дискуссии спросил Кемаль.
   - Сто тысяч долларов. Наличными.  Половину  завтра,  -  не  задумываясь
ответил Ронни, - если согласны.
   - Сегодня, - ответил хозяин  и,  достав  из  ящика  стола  пять  пачек,
положил их на стол, - сегодня, мистер Седлер.
   Ошеломленный гость смотрел на деньги.
   - Когда вам нужна информация? - спросил он.
   - Три дня. У вас максимальный срок всего три дня.
   - Мы не  успеем,  -  задумался  Седлер,  -  вам  нужна  информация  или
документация?
   - Вы думаете,  мы  заплатим  такую  сумму  денег  за  ваши  слова,  без
документов? - спросил в свою очередь Кемаль.
   - За три дня нереально. - Ронни облизнул губы.  Его  нервировали  пачки
денег, лежащие на столе рядом с ним.
   Кемаль взял пачки в обе руки.
   - До свидания, - сухо сказал он, - мы не договорились, мистер Седлер.
   - Подождите, - почти страдальческим тоном крикнул гость, - я постараюсь
успеть за три дня. Какие именно заказы вас волнуют?
   - Основные. О которых вы говорили.
   - Понимаю. Вам нужны не только  данные  по  заказам,  но,  очевидно,  и
возможности дальнейших заказов.
   - Не только. Нам нужна их документация.
   - Зачем? - изумился Ронни, - при чем тут  документация?  Чтобы  оценить
степень  перспективности  предприятия,  вовсе  не  обязательно  вникать  в
технологию  существующих  там  процессов.  Достаточно  ознакомиться  с  их
финансовым отчетом.
   - Это вам достаточно, мистер Седлер, - покачал головой Кемаль, - а наша
компания  не  ведет  дел  таким  образом.  Мы  должны  изучить  технологию
производства, чтобы убедиться в гарантиях на будущее. Может,  они  там  по
заказу Пентагона готовят кастрюли для сержантов. У нас иначе нельзя.
   - Мы будем иметь крупные неприятности с ФБР и Пентагоном, - пробормотал
Ронни.
   - Это ваши проблемы, мистер Седлер. Если не беретесь...
   -  Подождите,  -  нервно  произнес  гость,  -  но  для  чего   вам   их
документация?
   - Дважды объяснять я не могу. Слишком долго.
   - Если бы я не знал вашего дядю, - пробормотал Ронни, - и  не  знал  бы
вас и вашего тестя. Я бы решил, что вы французский шпион.
   Впервые за время разговора  хозяин  кабинета  чуть  заметно  улыбнулся.
Взглянул на своего гостя и спросил:
   - Почему французский?
   - Я думал, вы спросите - почему шпион?
   - Это я догадался. Из-за военных заказов. Но почему именно французский?
У меня нет родственников-французов.
   - Этих "лягушатников" полно в соседнем штате. И потом,  я  слышал,  что
они хотели заказать эти двигатели вместе с Пентагоном.  Поэтому  я  и  мог
подумать, что вы именно французский. Но, зная вашу  семью  и  семью  вашей
супруги столько лет... - он развел руками, - вам действительно  нужна  вся
документация?
   - Нужна, - подтвердил он, - когда вы сможете мне ее передать?
   - Через три-четыре дня, - пожал плечами Ронни, -  придется  поработать.
Вы разрешите? - показал он на деньги.
   Кемаль Делан кивнул. Гость сгреб все пачки и рассовал  их  по  карманам
пиджака. Взял шляпу.
   - Думаю, мы договорились, - сказал он,  снова  протягивая  свою  потную
ладонь.
   "Грязный мерзавец", - с отвращением подумал Кемаль, но  руку  пожал  во
второй раз.
   Гость вышел. На полированной крышке стола остался  липкий  полукруг  от
его шляпы. Кемаль вызвал секретаря.
   - Уберите тут, - брезгливо сказал он, показывая на это  жирное,  липкое
пятно.
   Секретарь поспешила за тряпкой.
   А вышедший из здания фирмы Ронни  нащупал  в  своем  кармане  небольшой
микрофон  и  отключил  запись.  Затем,  найдя  первую  попавшуюся   кабину
телефона-автомата,  подошел  к  ней  и,  опустив  двадцать  пять   центов,
позвонил.
   - Дик, это я, - сказал он довольным голосом, - получил неплохой  заказ.
Нет, не шучу. Теперь этот ничтожный турок у меня в руках.
   Он и не подозревал, что  в  соседней  кабине  стоит  частный  детектив,
нанятый Кемалем Асланом, который слышит каждое его слово.





   Вилла Джеймса Каррингтона, давнего друга и компаньона отца  Марты  была
расположена в тридцати километрах от Хьюстона,  немного  южнее  Пассадины,
почти на самом побережье. Добираться туда  нужно  было  около  получаса  и
Кемаль заехал за Мартой ровно в шесть часов. Как он и предполагал, она  не
была готова.
   Полчаса Марта перебирала платья, из которых ей нужно было выбрать одно.
Еще полчаса она надевала это платье. Сцепив зубы от бессильного гнева,  он
довольно долго сидел  на  диване,  после  чего  отправился  переодеваться.
Наконец, Марта вышла к нему в длинном серебристом платье, до самых ног. За
это время он успел одеть необходимый смокинг и, уже нетерпеливо постукивая
каблуками лакированных туфель, ждал ее у дверей.
   Она не спросила, понравился ли мужу ее  выбор,  а  он  не  стал  ничего
говорить. Просто демонстративно посмотрел на часы  и  пошел  за  женой.  В
лифте она все-таки поинтересовалась:
   - На какой машине поедем?
   - Я возьмут твой "седан". Дай мне ключи, - предложил он, -  тебе  будет
трудно вести машину в этом платье.
   - Ничего, - ответила она, поворачиваясь к нему спиной, - я поведу сама.
   За пять лет он понял, что спорить с ней бесполезно. Он равнодушно пожал
плечами и тоже отвернулся.
   Они выехали из города только в восьмом часу вечера. Несмотря на  начало
ноября, в Техасе стояла удручающая жара и многие  старожилы  помнили,  как
долго держалась летняя погода в этом странном восемьдесят втором году.
   На трассе она обычно ездила довольно быстро. Вот и в этот  раз  огоньки
спидометра начали увеличиваться.
   - Осторожнее, - нарушил молчание Кемаль, - впереди будет поворот.
   - Знаю, - раздраженно ответила она, - я здесь тридцать лет проезжаю,  а
ты только начал ездить.
   Она все время намекала на его неместное происхождение, словно это  была
часть вины самого Кемаля за ее неустроенную личную жизнь.
   - Твой отец  будет  волноваться,  -  вместо  ответа  оказал  он,  снова
посмотрев на часы, - я обещал, что мы приедем к семи. Ты ведь  знаешь,  он
не любит, когда ты садишься за руль.
   - Ничего, перетерпит.
   - Опять у тебя такое собачье настроение, - не выдержал наконец, Кемаль,
- что случилось?
   - Ничего не случилось. Ты сидел дома с таким видом, словно  я  виновата
перед тобой. А мне нужно было выбрать платье.  Ты  даже  не  посмотрел  на
меня, когда я его одела.
   - Следи за дорогой, - посоветовал Кемаль.
   - Вот это все,  что  ты  мне  можешь  сказать.  Следи  за  дорогой,  мы
опаздываем, ешь меньше сладкого, отец будет волноваться. Хватит.  Надоело.
Нам нужно разводиться, Кемаль. Эта жизнь только губит нас обоих.
   - Хорошо, - мрачно согласился он, - вернемся ночью  домой  и  решим.  А
сейчас следи за дорогой.
   Она нажала на тормоза, съезжая с трассы.
   - Мы можем один раз в жизни поговорить спокойно? -  спросила  Марта.  -
Почему ты так ко мне относишься, Кемаль? Что я тебе сделала?
   - Мы опаздываем, - терпеливо сказал он, - уже и так половина восьмого.
   - А я вообще не хочу туда ехать, - зло огрызнулась Марта, - видеть  эти
рожи. Не хочу и все. Можешь ехать один, если тебе так нужен  мой  папочка.
Чтобы он не волновался. А я поеду домой. Лучше  посижу  с  Марком,  чем  с
этими толстомордыми кретинами.
   - Хорошо, - он вышел из  автомобиля,  захватив  пакет  с  подарками,  -
можешь возвращаться.
   Она посмотрела на него, очевидно,  намереваясь  что-то  сказать.  Затем
передумала и,  дав  газ,  стремительно  рванула  автомобиль  с  места.  Он
проводил машину долгим взглядом и зашагал по дороге.
   "Хорошо разведчику без жены, - подумал он невольно, - никаких проблем".
Это только в кино шпионы спят со всеми подряд и не женятся  десятилетиями.
В жизни все  бывает  сложнее.  Хочешь  закрепиться  -  обязательно  должен
жениться.  Иногда  его  предыдущая  жизнь  казалась  ему  сном,   каким-то
нереальным сновидением, случившимся в молодости.  Он  уехал  из  страны  в
конце семьдесят четвертого. Прошло уже восемь лет. За эти годы ему удалось
закрепиться в стране, восстановить американское гражданство,  стать  почти
своим в столь сложном и  амбициозном  штате,  как  Техас  и  даже  сделать
успешную карьеру.
   Вдали показались огни автомобиля. Он поднял руку.  Подъехавший  старый,
помятый серо-голубой "форд" затормозил рядом с ним. За рулем сидел пожилой
техасец лет шестидесяти.
   - Куда идешь? - спросил он вместо приветствия.
   Кемаль показал рукой вперед.
   -  Садись,  -  кивнул  техасец.  Он  оценил  молчание  своего  будущего
попутчика. Здесь не любили болтунов.
   До Пассадины они доехали в полном молчании. Старик не спрашивал, откуда
взялся на трассе его спутник, почему он шел пешком, где была  его  машина.
Это было просто не его дело. Только в самом городе он наконец, разжал губы
и спросил:
   - Куда дальше?
   - Сойду в центре, -  ответил  Кемаль  и  техасец,  одобрительно  кивнув
головой, развернул машину в сторону центра. У здания мэрии он остановился.
   - Спасибо, - вышел из автомобиля Кемаль. Техасец кивнул на прощание, не
сказав больше ни слова и отъехал.
   Еще минут пять пришлось ждать такси, пока наконец, он не вошел  в  один
из небольших магазинчиков и не вызвал машину по телефону.  Уже  поднимался
ветер, когда приехало такси и он, уставший и голодный, отправился на виллу
Каррингтона.
   Подъехав к вилле, он заметил на площадке  в  глубине  парка  автомобиль
своей супруги и громко выругался. Испуганный темнокожий водитель обернулся
к нему:
   - Что-нибудь не так, сэр?
   - Все в порядке, - он заплатил по счетчику, добавив щедрые чаевые.
   Со стороны дома раздавались веселые крики. К нему  спешили  сам  хозяин
дома Джеймс Каррингтон и  его  тесть  Роберт  Саймингтон.  Каррингтон  был
высоким красивым мужчиной с  густой,  сплошь  седой  шевелюрой  и  резкими
морщинами пересекавшими все лицо. Саймингтон -  напротив,  был  чуть  ниже
ростом, почти лысый, с вечно лоснящимся от пота лицом.
   - Мистер Каррингтон, я вас  поздравляю,  -  постарался  придать  своему
голосу как можно больше радушия Кемаль.
   - Спасибо, Марта  уже  приехала,  сказала,  что  ты  задерживаешься  на
работе, - протянул руку Каррингтон.
   От волнения Кемаль, кажется, пожал руку хозяину чуть сильнее, чем  было
нужно. Каррингтон в удивлении уставился на  него,  но  ничего  не  сказал,
быстро вернулся к гостям. Саймингтон протянул свою руку.
   - Опять поцапались с Мартой, - понимающе кивнул он.
   - Опять, - подтвердил зять, - она высадила меня на трассе, сказав,  что
возвращался домой. А сама приехала сюда.
   - Просто бесится, - вздохнул тесть. - Как у нас дела в Эр-Рияде?
   -  Я  отправил  человека.  Кажется,  они   согласятся   на   подписание
документов. Но мне нужно будет туда вылететь.
   - Разумеется. Твои способности, Кемаль, там очень пригодятся. Но идем к
гостям. Сегодня там веселятся. Старайся  не  обращать  на  Марту  никакого
внимания. Я ее знаю, она в таком случае быстро успокаивается.
   Они пошли  к  гостям,  собравшимся  вокруг  большого  бассейна.  Играла
музыка, некоторые  пары  танцевали.  Марта  сидела  за  столиком  с  двумя
женщинами, среди которых он узнал и хозяйку дома.
   - Ты уже приехал? - невинным голосом спросила жена.
   - Кажется, да, - он, не глядя на нее, поцеловал руку миссис  Каррингтон
и прошел к бассейну.
   Молодежь веселилась особенно  бурно.  Он  поймал  себя  на  мысли,  что
впервые не относит себя к этой  категории  лиц.  Все  правильно.  Тридцать
шесть лет - это слишком много. Он разглядел в  глубине  парка  стоявшую  у
небольшого дерева высокую женщину в голубом платье. Ее волосы были красиво
уложены. Подойдя к столику, он взял два бокала с шампанским и  поспешил  к
женщине. Та смотрела куда-то вдаль, видимо, погруженная в свои мысли.
   - Миссис Лурье? - громко опросил он, улыбаясь.
   Женщина повернула голову.
   - Мистер Кемаль, - вспомнила она, - вот не ожидала вас встретить. Я  бы
могла вас не узнать.
   - А я вас сразу узнал, - сказал он, протягивая ей бокал шампанского.
   Она приняла с благодарностью.
   - Вы совсем другой в смокинге, - произнесла она улыбаясь, - он вам явно
идет.
   - Ну, вы тоже несколько отличаетесь от той женщины, которая так  громко
ругалась на трассе.
   Они улыбнулись друг другу, подняли бокалы  и  каждый  сделал  несколько
глотков.
   Женщина не была красивой.  Но  уверенность  в  ее  взгляде,  горделивая
осанка,  стройные  линии  ее  спортивного   тела   действовали   на   него
притягивающе. И он это сознавал. А может, на него просто действовала магия
ее должности? Или это был подсознательно заданный уровень разведчика,  при
котором знакомство с государственным деятелем такого ранга было осознанной
необходимостью. Он вдруг с испугом подумал, что не  знает,  где  кончается
уровень   его   подсознания   и   начинается   эмоциональная   сфера,   не
подконтрольная его разуму.
   - Вы о чем-то задумались? - спросила женщина.
   - О вас, - признался он неожиданно для самого себя.
   - Да, - она не удивилась, - и что именно вас интригует?
   - Ваша работа. Не представляю себе вице-губернатором  такого  огромного
штата, как Луизианы  очаровательную  женщину.  Видимо,  у  меня  недостает
фантазии.
   - Это не очень сложно. Можете  приехать  в  Батон-Руж,  и  все  увидеть
собственными глазами.
   - Я, наверное, так и сделаю.
   Она взглянула на него чуть удивленно, но не стала развивать дальше  эту
тему.
   - Вы компаньон Каррингтона? Или вы его друг? - спросила она.
   - Ни то и ни другое. Мой тесть -  его  компаньон.  Может,  вы  слышали,
Роберт Саймингтон?
   Она посмотрела на него более внимательно:  кажется,  на  этот  раз  она
удивилась сильнее обычного.
   - Вы зять Саймингтона?
   - Да, хотя этого нет на моей визитной карточке. Но  в  Техасе  довольно
хорошо знают эту семью.
   Она не улыбнулась его намеку. Только сжала недовольно губы и спросила:
   - Так вы муж Марты?
   - Вы знаете мою жену? - теперь настала его очередь удивляться.
   - Мы учились вместе с ней в колледже, - кивнула миссис Лурье.
   - У нее должны быть наши фотографии. Может, она вам  их  показывала?  Я
Сандра Мерсье.
   Он вспомнил, что слышал такое имя от Марты. И медленно кивнул головой.
   - Кажется, я слышал вашу фамилию. Но почему Лурье?
   - Это фамилия моего покойного мужа.
   - Покойного? - слишком быстро вырвалось у него.
   - Он погиб  два  года  назад  в  Майами.  Не  справился  с  управлением
вертолета, не сумев посадить его на площадку. Прямо у  нас  с  дочерью  на
глазах, - достаточно спокойно сказала она.
   - Извините.
   - Ничего, - глаза у нее были сухие.
   Они замолчали.
   - Когда я могу приехать в Батон-Руж? - вдруг спросил Кемаль.
   - Вы считаете, это нужно? - спросила она.
   - Да, - на этот раз он ответил достаточно твердо.
   - Когда вам будет удобно.
   - Завтра.
   - У вас нет завтра других дел?
   - У меня их завтра не будет.
   - Марта была моей подругой, - предостерегающе сказала женщина.
   - Это что-то меняет? - спросил он, глядя ей в глаза. Бокал  шампанского
в руках вдруг стал очень тяжелым.
   - Не знаю, - кажется, впервые за время  разговора  немного  растерялась
она.
   Внезапно из  дома  раздались  какие-то  крики,  послышались  оживленные
голоса.
   - По-моему, нам нужно вернуться, - сказала женщина,  уже  не  глядя  на
него.
   Не дожидаясь ответа, она  пошла  к  дому.  Он,  швырнув  свой  бокал  в
сторону, остался у дерева. Иногда ему хотелось бросить все  и  куда-нибудь
уехать. Далеко-далеко. Словно пытаясь убежать от своей нынешней  жизни.  И
от прошлой тоже. Туда, в прошлую жизнь его почти не тянуло. В первые  годы
было, конечно, трудно, но потом он как-то привык, втянулся в свою  роль  и
временами она даже ему нравилась.
   А может, во всем была виновата Марта, сделавшая его личную жизнь  такой
невыносимой пыткой, и отравлявшая его существование  самим  фактом  своего
присутствия. Он твердо решил, что обязательно разведется с  Мартой  уже  в
наступавшем году. Конечно, деловое партнерство с Робертом  Саймингтоном  -
вещь  полезная  и  даже  необходимая,  но  терпеть  его  дочь  уже  просто
невозможно. Они слишком разные, так считала сама Марта. Если бы она знала,
как она права. Они действительно очень  разные,  и  здесь  уже  ничего  не
поделаешь.
   Он был уже вторым мужем Марты. Первый сбежал через полтора  года  после
женитьбы. Когда они поженились, Марте было уже за тридцать,  но  благодаря
массажным салонам и искусной косметике ей удавалось  сохранять  подтянутую
фигуру подростка и почти детское выражение лица. Лишь  позднее  он  понял,
что  упрямство  и  каприз,  обычные  для  подростков,  стали   постоянными
составляющими ее характера. Но понял слишком поздно, после рождения Марка.
   Во всей этой глупой истории с женой  жалко  только  одного  человека  -
маленького Марка, который уже научился говорить свои первые слова и  часто
не понимает, почему ссорятся два самых близких существа, заполняющих почти
всю его Вселенную. Впрочем, в случае развода нужно будет оговорить и  этот
пункт. Он должен иметь право на свидание с ребенком. Но, с другой стороны,
зная вздорный характер супруги, он  не  сомневался,  что  она  постарается
лишить его и этой возможности, чтобы сделать ему как  можно  больнее.  Она
знала, как он относился к сыну. Но даже при этом варианте ему  придется  с
ней разводиться.
   "Как странно, - подумал  он,  -  ведь  Сандра  должна  быть  такого  же
возраста, как и Марта. А такое ощущение, что между ними вечность". Или это
ему  так  кажется.  Уверенная,  собранная,  внимательная  Сандра  и  вечно
огрызающаяся, готовая сорваться в любой момент Марта. Может, это  ему  так
повезло. Хотя разве Сандре повезло больше?
   Опять послышались оживленные крики и он решил, что пора возвращаться  в
дом. Он поспешил к  месту,  где  разбившиеся  на  группы  гости,  особенно
мужчины, обсуждали какую-то сенсационную новость.
   - Что случилось? - спросил Кемаль, подходя к тестю.
   - Сейчас передал последние сообщения. В Москве умер Леонид  Брежнев,  -
взволнованно сообщил Саймингтон,  -  там  они  показывают  его  возможного
преемника.
   Он вошел в большую гостиную дома, где  уже  сидело  несколько  человек,
остальным было просто неинтересно слушать про умершего  лидера  непонятной
чужой страны, и уставился в телевизор. В дом вошло  всего  пятеро  гостей.
Гости выслушали сообщение о  смерти  этого  смешного  и  страшного  лидера
далекого северного государства, ядерного  оружия  которой  все-таки  очень
боялись и снова принялись танцевать и веселиться. В массе своей  это  были
просто настоящие техасцы и события в Москве их мало волновали.
   На  экране  показывали  сильно   постаревшего   и   осунувшегося   Юрия
Владимировича Андропова. Диктор  сообщал,  что  по  всем  признакам  новым
руководителем партии и государства будет он - бывший руководитель  органов
КГБ и нынешний Председатель похоронной комиссии. Кемаль  слушал  спокойно.
Случившееся происходило слишком далеко от него, словно на другой планете.





   На следующий день поехать в Батон-Руж не удалось. И через день  поездка
снова не состоялась. А на третий он ждал встречи с  Ронни  Седлером  и  не
имел права никуда уезжать. Он заранее узнал, что Седлер работает на пару с
начальником охраны заводов компании "Юникл", через которого может  достать
любые необходимые документы. И знал, что после того, как он  заплатит  ему
оставшуюся половину денег, предприимчивый Ронни  собирается  шантажировать
его, попытается вытянуть из него еще не менее ста тысяч долларов.  Он  все
это знал, но терпеливо ждал документов.
   Никаких личных возможностей проникнуть на заводы нужной ему компании  и
овладеть документами не было. Лезть ночью на  завод,  разыгрывая  из  себя
нового Джеймса Бонда, было глупо  и  малорезультативно.  Во-первых,  завод
хорошо охранялся, во-вторых, он  просто  не  умел  лазить  по  стенам.  И,
наконец, в-третьих, не имел права этого делать, так глупо подставляя  себя
и группу людей, с которыми он сотрудничал.
   Оставался только один вариант - с мерзавцем Ронни Седлером, который  он
и проводил в жизнь. Все возможные осложнения после операции он хорошо  мог
себе представить, но документы нужны были во чтобы то ни стало. И он готов
был платить за  них  даже  чрезвычайно  высокую  цену.  Но  сама  мысль  о
необходимости иметь дело с такими типами, как Ронни Седлер, могла серьезно
подорвать нравственное здоровье любого агента.
   [В современных криминальных и шпионских романах можно достаточно  часто
прочитать о мужестве отважных разведчиков, смело проникающих  на  закрытые
базы и добывающих необходимые документы. Все это на сто процентов  обычная
ложь. Практически во всех случаях агенты-нелегалы  действуют  через  своих
завербованных людей,  добиваясь  нужного  результата  либо  шантажом  либо
деньгами. Второе, более верное и прозаическое направление, обеспечивает  и
должный результат. Практически все  достижения  разведки  после  окончания
второй мировой войны, а особенно после развенчания сталинизма,  базируются
на немалых средствах, выделяемых на подкуп нужных людей.  Деньги  заменяют
патриотизм, верность идеи, преданность своему  государству.  Сказанное  не
перечеркивает героический труд бывших советских разведчиков-нелегалов,  но
лишь помогает более правильной  расстановке  необходимых  акцентов.  Эпоха
героев давно кончилась - наступила эпоха проходимцев и подлецов.  И,  если
до  августа  девяносто  первого  еще  находились   чудаки   способные   на
героическое самопожертвование во имя красивой идеи, то  после  августа  их
уже не осталось вообще.  А  оставшиеся  были  благополучно  отправлены  на
пенсию. Цивилизованные формы разведки, принятые ныне во всем  мире  -  это
возможность просто купить нужного человека. (Прим.авт.)]
   В этот раз они  договорились  встретиться  ровно  в  три  часа  дня  на
Ричмонд-авеню, в  западной  части  города,  рядом  с  крупным  продуктовым
магазином. Кемаль должен был подъехать к магазину на своей машине, а Ронни
- сесть к нему в автомобиль прямо у магазина. В этот день  Кемаль  впервые
за столько лет достал  свой  пистолет  "беретту",  разрешение  на  ношение
которого  он  получил  почти  сразу  после   натурализации   и   обретения
гражданства. Пистолет он положил во внутренний карман  пиджака,  посчитав,
что при встрече с таким мерзавцем, как Седлер, он совсем не помешает.
   К магазину Кемаль подъехал за пять минут до назначенного времени. В две
минуты четвертого из здания вышел Ронни Седлер и, не  оглядываясь,  сел  в
его автомобиль. Кемаль, даже не поздоровавшись с ним, тронул машину и лишь
затем, глядя в зеркало заднего обзора, спросил:
   - Принесли?
   - А вы? - нагло спросил Седлер.
   Вместо ответа Кемаль показал на заднее  сиденье,  где  лежал  небольшой
кожаный портфель. Ронни усмехнулся:
   - Вы разрешите? - Он перегнулся и достал портфель.
   Открыл его, чуть вытаскивая одну  из  пяти  плотных  пачек  лежавших  в
портфеле. Удовлетворенно  кивнул  и,  снова  положив  портфель  на  заднее
сиденье, сказал:
   - Я всегда считал, что вам можно верить, мистер Кемаль.
   Вместо  ответа  Кемаль  поднял  свой  телефон  и,  нажав   кнопку   уже
записанного в памяти аппарата номера, подождал, пока  ему  не  ответят  на
другом конце.
   - Все в порядке, - сказали там, - ты можешь действовать.
   Седлер весело следил за ним.
   - Вы привезли документы? - спросил  Кемаль,  по-прежнему  не  глядя  на
своего собеседника.
   - Конечно, привез, - Седлер полез в карман,  доставая  пачку  бумаг,  -
хотя мне пришлось  потрудиться,  они  мне  очень  дорого  обошлись,  -  он
протянул бумаги Кемалю.
   - Бросьте их на сиденье, - предложил Кемаль несколько равнодушно.
   Это насторожило Ронни.
   - Они вам больше не нужны? - с заметной тревогой спросил он.
   - Нужны, но не так как раньше, -  Кемаль  посмотрел  снова  в  зеркало.
Шедшая за ними "тойота" не отставала.
   - Почему? - уточнил Седлер.
   - Вы принесли не все, - спокойно сказал Кемаль.
   Седлер не смутился. Заставить нервничать такого подлеца,  как  он  было
непросто.
   - С чего вы взяли?
   - Знаю.
   Кемаль спокойно вел машину, уже выезжая за город, на юго-запад.
   - Вы их даже не посмотрели, -  не  успокаивался  Седлер,  -  откуда  вы
знаете, что я вам дал.
   Вместо ответа Кемаль нажал кнопку магнитофона.  Послышался  характерный
голос Седлера.
   - Эрнст, это ты? Говорит Ронни.
   - Слушаю тебя, Ронни. Как прошла твоя встрече с этим арабом?
   - Он не араб. Я тебе говорил тысячу раз, он не араб, а турок.
   - Какая разница. Все равно черномазый. Все  они  арабы,  турки,  негры,
индейцы, латинос, - это шваль в нашей стране. Так ты с ним говорил?
   - Мы с ним договорились. Он уже заплатил мне двадцать пять тысяч. Как я
тебе и говорил. Остальное отдаст после того, как получит документы.
   - Так много? Ты шутишь.
   - Нет, не шучу. Теперь этот ничтожный турок у нас в  руках.  Мы  сумеем
вытянуть из него еще больше. Для начала я дам  ему  не  все  документы,  а
только половину...
   Кемаль отключил магнитофон.
   - Достаточно? - он по-прежнему не удостаивал взглядом своего пассажира.
   - Э... видите ли, мистер Кемаль... - кажется, впервые этот мерзавец  не
мог найти слов, - это только шутка.
   - И насчет двадцати пяти тысяч тоже? Мне придется сократить ваш гонорар
вдвое.
   -  Не  нужно,  -  ухмыльнулся  Ронни,  -  признаюсь,  вы  меня  здорово
переиграли. Я не думал, что вы сделаете такой ход. Вторая часть документов
у меня дома. Если хотите, поедем туда и я их заберу.
   - А как быть с нашими друзьями?
   - С какими друзьями?
   - Которые следуют за нами вон в той "тойоте". Или это тоже  всего  лишь
невинная забава?
   - Я не понимаю о чем вы говорите, - угрюмо произнес  Седлер,  -  у  вас
сегодня просто плохое настроение.
   - А у вас оно слишком хорошее. Мистер Седлер, вам не  кажется,  что  вы
несколько усложнили нашу встречу?
   Ронни молчал. Потом выдавил:
   - Вы не такой простачок, как кажетесь. По-моему,  я  вас  действительно
недооценил.
   - Мне кажется, да. И у вас будут большие неприятности,  мистер  Седлер.
Во-первых, ваши друзья могут узнать, как вы их обманули, занизив  сумму  в
два раза. Во-вторых,  мне  при  всех  случаях  нужна  будет  вторая  часть
документов.
   Седлер обернулся. На сиденье по-прежнему лежал портфель с деньгами.
   - Возвращайтесь, - сказал он, - я отдам  вам  ваши  документы.  Черт  с
вами, вы меня переиграли.
   - Только поменяемся местами, - предложил  Кемаль,  -  назад  автомобиль
поведете вы.
   - Вы лучше знаете, куда именно нам ехать?
   Ронни нахмурился. Ему не нравилась такая перестановка, но он  решил  не
возражать.
   Остановившись у одной из бензоколонок, Кемаль жестом  пригласил  своего
пассажира выйти из автомобиля и, обойдя его спереди, сесть за руль. Решив,
что спорить в данном случае по пустякам не стоит, Седлер вынужденно  вышел
и, не  смотря  в  сторону  уже  подъезжавшей  "тойоты",  прошел  на  место
водителя. Кемаль просто перелез на его сиденье, не выходя из машины.
   Седлер сел за руль и захотел развернуть машину.
   - Нет, - сказал  вдруг  Кемаль,  -  не  нужно.  Мы  едем  в  правильном
направлении.
   - Вы с ума сошли? - мрачно спросил Седлер, - мой дом в другой стороне.
   - Я знаю, где ваш дом. Но нам нужно прямо, - показал Кемаль.  Что-то  в
его голосе заставило Ронни подчиниться. Он  посмотрел  в  зеркало  заднего
обзора. "Тойота" приближалась к ним.
   - И сделайте так, чтобы эта машина нас не догнала, - попросил Кемаль.
   Седлер не ответил ничего, но чуть прибавил скорость.
   - Куда мы все-таки едем? - спросил он минут через пять.
   - Как можно дальше от вашего дома.
   - Почему? - кажется, Седлер начал что-то понимать. Вместо ответа Кемаль
показал на свой телефон.
   - Вы знаете, что это такое?
   - Не считайте меня за идиота, - разозлился Седлер, - кому вы звонили?
   - Сейчас я вам покажу, чей телефон я  набирал,  разговаривая  со  своим
другом, но сначала я должен пристегнуться ремнем, иначе вы можете внезапно
остановить машину и я проломлю своей головой стекло. А  мне  бы  очень  не
хотелось этого делать.
   Он надел ремень на себя, закрепил его с  левой  стороны  и  лишь  после
этого нажал кнопку телефонного аппарата и на  небольшом  экране  появились
цифры. Это  был  домашний  телефон  самого  Ронни  Седлера.  Тот  едва  не
остановил машину. Злобно взглянул на Кемаля и прошипел:
   - При чем тут ваш друг?
   - Вы похитили документы с помощью своего компаньона Эрнста Крайтона.  Я
решил, в свою  очередь,  попросить  одного  из  моих  друзей  помочь  мне.
По-моему, так справедливо. Как высчитаете? Я ведь не собираюсь отнимать  у
вас деньги. Вы их заработали - все сто тысяч. Я лишь  позволю  себе  взять
свой товар, за который уже уплачено.
   Седлер резко затормозил,  выезжая  на  площадку  трассы,  расположенную
справа от дороги. В руках у Кемаля появилось оружие.
   - Вперед, - приказал он, - не останавливаться. Седлер снова  взялся  за
руль.
   - Мы действительно вас не сумели правильно оценить, - словно  рассуждая
сам с собой, произнес он, - я так и  думал,  что  вы  шпион.  Конечно,  не
французский. Арабский или турецкий. А может, иранский. Вы не боитесь иметь
дело с ФБР?
   - У вас дикая фантазия, мой друг, - улыбнулся  Кемаль  Аслан,  стараясь
держаться как можно более естественно, -  по-моему,  неприятностей  с  ФБР
должны более всего опасаться вы. Это ведь вы украли документы. Вернее, ваш
компаньон. И получили за это деньги.
   - А потом передал их вам, - огрызнулся Седлер.
   - Верно. Но ведь ФБР вообще может заинтересоваться такой личностью, как
вы. И тогда вам  придется  очень  непросто  рассказать,  куда  вы  деваете
деньги, не учтенные налоговой службой. На какие деньги вы купили  ранчо  в
Мексике. Почему  на  вашем  мексиканском  ранчо  целый  склад  наркотиков.
Осторожнее, следите за дорогой.
   Седлер чуть не поперхнулся от гнева.
   - Откуда вы знаете? - спросил он явно нервничая, - откуда вы знаете про
Мексику?
   - И про многое другое. Поэтому не нужно пугать меня ФБР, мистер Седлер.
Для вас эта организация еще более опасна, чем для меня. Я  добропорядочный
гражданин Америки, плачу все налоги, меня знают  в  Техасе  почти  все.  И
семью моей супруги знают вот уже сто лет. А вы пришелец из Орегона, хоть и
носите эту дурацкую шляпу и сапоги, выдавая себя  за  настоящего  техасца.
Кому поверит больше ФБР - вам или мне? И, наконец, я не отказываюсь -  мне
действительно нужны были эти документы для  заключения  сделок  по  акциям
компании.  Возможно,  я  действовал  этически  не  совсем  правильно,   но
юридически... Над вами просто посмеются, когда вы начнете  рассказывать  о
своих подозрениях. Я родился в Америке, мистер Седлер, в Филадельфии и  по
законам нашей страны могу даже стать Президентом США.
   Седлер  молчал,  поняв,  что  ему  не  переспорить  этого   непонятного
человека. Он только уточнил:
   - Откуда вы узнали, что документы находятся у меня дома?
   - А где они еще могут быть? - удивился Кемаль. - У вас в кабинете  сейф
вмонтирован прямо в стену. За полкой с книгами. Или это тоже неправда?
   В этот раз Ронни не сумел сдержаться.  Он  резко  затормозил  машину  и
когда Кемаль, все-таки несколько ошарашенный подобной  внезапностью,  чуть
убрал дуло "беретты", он схватился за пистолет. Ронни не  рассчитал  своей
физической силы. Кемаль ударил его несколько раз очень сильно  в  лицо,  и
Седлер упал на кресло водителя, обливаясь кровью.
   - Как глупо, - сказал  укоризненно  Кемаль,  -  я  думал,  вы  разумный
человек и мы договоримся. Я мог убить вас, а мне этого совсем  не  хочется
делать.
   Сзади подъехала "тойота" и остановилась в нескольких метрах от  них.  В
автомобиле было двое мужчин, но ни один из них не выходил из машины.
   - Убирайтесь, - приказал Кемаль, взмахнув пистолетом, - я  мог  бы  вас
просто пристрелить. Мне жаль, что вы так ничего и не поняли.  И  не  нужно
меня пугать. Если хотите, можете идти в ФБР. Как туда добраться,  надеюсь,
вы знаете. Только крайняя необходимость вынудила меня иметь дело  с  таким
сукиным сыном, как вы,  Седлер.  Торговец  наркотиками,  мошенник,  вор  и
сутенер.  Вот  вы  кто  такой  на  самом  деле.  Я  не  оправдываюсь,  мне
действительно нужны были  эти  документы.  Даже  не  мне,  а  моему  тестю
Саймингтону. И поэтому я вынужден был терпеть  ваше  грязное  присутствие.
Вон.
   Седлер взялся за ручку автомобиля. Другой рукой достал платок,  вытирая
нос.
   - Я вам отомщу, - мрачно пообещал он.
   - Обязательно. Только учтите, если со мной что-нибудь случится, кассета
с вашими разговорами за последние несколько дней попадет в полицию.  Думаю
их заинтересует ваше мексиканское ранчо.
   Седлер вышел из автомобиля, сильно хлопнув дверцей. Кемаль достал  свой
носовой платок и, вытерев руль  автомобиля,  пересел  на  место  водителя.
После этого обернулся и выбросил из машины портфель с пятидесятые тысячами
долларов. "Нужно быть справедливым даже по отношению к этим  бандитам",  -
решил он. Но, кажется, они не оценили его  справедливости  Седлер,  быстро
подобрав портфель, поспешил к "тойоте", что-то объясняя ее пассажирам.
   Кемаль завел машину и медленно выехал на трассу, продолжая наблюдать за
Ронни Седлером. Тот уже сел в "тойоту", когда  машина  вдруг  стремительно
сорвалась с места.
   - Кажется, они ничего не поняли, - пожалел Кемаль, видя,  как  "тойота"
нагоняет его.
   Послышались два  резких  хлопка.  Они  стреляют  по  машине,  догадался
Кемаль, увеличивая скорость. "Тойота",  в  свою  очередь,  тоже  увеличила
скорость.
   Вот тут и начались самые настоящие гонки на трассе Кемаль с досады даже
закусил нижнюю губу. Он так надеялся на благоразумие этого контрабандиста.
Оказывается, он обидел его даже сильнее, чем предполагал. И мерзавец Ронни
Седлер, горевший желанием  отомстить,  преследовал  его  со  своими  двумя
напарниками. И, судя по выстрелам, намерения у них были  самые  серьезные.
Кемаль посмотрел на спидометр. Пока его спасало  лишь  то  обстоятельство,
что следовавший за ним автомобиль был намного тяжелее,  гам  сидело  сразу
трое преследователей. Но машиной управлял очень опытный водитель. Он  явно
переигрывал Кемаля. И Кемаль подумал, как был прав Том, не  желавший  идти
на столь рискованный вариант с этими документами. Но  других  вариантов  у
них не было.
   Они заранее знали, что начальник охраны завода в Далласе и Ронни Седлер
- закадычные друзья. Эрнст Крайтон раньше работал в полиции, как раз в  те
времена, когда на его участке вовсю  хозяйничал  Ронни  Седлер.  Потом  за
явные промахи в своей деятельности Эрнст Крайтон был  уволен  из  полиции.
Проводилось даже служебное расследование, но оно ни к чему не  привело.  И
спустя несколько лет Крайтон занял  очень  выгодную  должность  начальника
охраны,  а  Ронни  Седлер  оказался  в  этот   момент   в   Хьюстоне.   Не
воспользоваться такой возможностью было непростительной ошибкой. При  этом
приходилось учитывать и возможность шантажа со стороны Седлера. Но  против
этого  они  имели  действенное  оружие.  Том  Лоренсберг  по  роду   своей
деятельности в частном сыскном агентстве  знал,  какие  именно  экспедиции
организует в Мексику Ронни Седлер. И тогда они решили рискнуть.
   Теперь, уходя на полной скорости по  трассе  от  Ронни  Седлера  и  его
компаньонов, он с сожалением думал, что Том был прав, считая этот  вариант
самым рискованным и опасным. Теперь эти бандиты не собирались  так  просто
оставлять их в покое.
   Но прав оказался и сам Кемаль. Он принял наиболее  опасное  и  наиболее
действенное решение, получив документы  на  приобретение  которых  у  него
могли уйти годы.
   "Тойота" все-таки нагоняла  его  автомобиль.  Он  достал  "беретту"  из
кармана уже во второй раз и положил ее на сиденье рядом с собой.  Как  все
это глупо, - подумал он. Столько лет работы  и  все  впустую  из-за  обиды
одного контрабандиста так ничего и  не  понявшего.  Впрочем,  по  большому
счету виноват даже не Ронни Седлер. Виновато  руководство  ПГУ  в  Москве,
потребовавшее в столь короткий срок найти эти документы.
   Он снова взглянул на спидометр. Должен быть какой-то предел,  иначе  он
просто разобьется Снова раздался хлопок. Неужели  они  решили  его  просто
пристрелить?  "Тойота"  почти  нагнав  его,  изменила  тактику.   Водитель
прибавил еще чуть-чуть  и  почти  поравнялся  с  ним.  Теперь  он  с  ходу
попытался резко ударить по его машине, чтобы выбить ее с трассы. От первой
попытки "шевроле" ушел. При второй они все-таки достали его, сильно  помяв
бок машины. При третьей Кемаль решил атаковать сам и  неожиданно  вывернув
руль, тоже ударил их машину. Но водитель "тойоты" был  готов  к  подобному
маневру и поймал его на движении влево, тоже смещаясь влево.  Определенно,
там за рулем должен был сидеть  сам  Крайтон.  Только  с  его  подготовкой
офицера полиции можно было так вести машину.
   Кемаль постарался  увеличивать  скорость  Но  и  "шевроле"  имеет  свой
предел. Стрелять? Он оглянулся. Но на трассе несутся и другие машины.  Как
потом он объяснит свою стрельбу?  Да  и  нападавшие  прекратили  стрелять,
решив, что лучше просто перевернуть  преследуемый  автомобиль.  Это  будет
больше похоже на аварию и все примут такие объяснения  куда  охотнее,  чем
выстрелы в господина Кемаля Аслана, известного бизнесмена  и  зятя  самого
Саймингтона. Этого могут просто не понять.
   Впереди был какой-то мост. Он разглядел его издали  и  понял,  что  две
машины  там  не  проедут.  Ни  при  каких  обстоятельствах.  Кажется,  там
ремонтируют дорогу. Он поправил запотевшие очки. Он и не предполагал,  что
будет настолько сложно. В "тойоте" очевидно, также  увидели,  что  ведутся
работы и узкий проход оставлен для одной  машины.  Теперь  два  автомобиля
летели вперед, почти касаясь друг друга. Преследователи еще дважды сделали
попытку выбить его с трассы. Потом он увидел стоявший  впереди,  с  правой
стороны дороги, бензовоз.
   Из "тойоты" послышались злобные крики. Конечно,  машина  стоит  на  его
пути. Ему нужно будет либо самому выбить "тойоту", либо просто врезаться в
бензовоз.  Или  остановиться  на  трассе,  что  равносильно  смерти.   Его
преследователи были вооружены и против троих ему не  выстоять.  Он  сцепил
зубы и увеличил скорость до пределов возможного. Сидевший  в  "тойоте"  за
рулем Крайтон одобрительно  кивнул  и  также  увеличил  скорость,  уже  не
пытаясь сбить его с трассы.  Так  они  вместе  и  летели  навстречу  своей
судьбе.
   Рабочие, заметившие эту смертельную гонку закричали,  замахали  руками.
Из бензовоза испуганно выпрыгнул водитель и пробежав несколько шагов  упал
на землю, закрыв голову руками. Машины неслись вперед. Уже почти у  самого
бензовоза, рядом с мостом он вспомнил трюк, которому его  обучали  вовремя
подготовки.  И  резко  повернул  в  сторону,  прямо  на   мост.   "Тойота"
устремилась за ним. Он внезапно  резко  затормозил.  Не  ударил  "тойоту",
водитель которой был готов к такому сюрпризу, а просто резко затормозил. И
в этот момент, на какую-то  долю  секунды  Крайтон,  не  ожидавший  этого,
попытался также затормозить, но потеря координации сразу сказалась. Машина
неловко дернулась и,  ломая  ограждения  трассы,  рухнула  вниз  с  холма,
переворачиваясь на ходу.
   Невольные  свидетели   происходящего   испуганно   замерли.   "Тойота",
перевернувшись  несколько  раз,  врезалась  в  бетонную  опору   моста   и
взорвалась. Сильное пламя поднялось над мостом.
   Он открыл дверцу  автомобиля.  Из-за  резкого  торможения  он  довольно
сильно ударился о стекло своего автомобиля. Очки  были  сломаны  и  он  их
просто выбросил; убрал "беретту". И наконец, выбрался из машины.
   Внизу горели останки автомобиля Ронни Седлера  и  его  компаньонов.  Он
дрожащими руками потрогал пиджак. Первая часть  документов  была  у  него.
Наверное Том успел изъять оставшиеся бумаги. Он сел прямо на землю  и  все
время смотрел вниз, туда, где горела "тойота". Сегодня он родился в третий
раз. Первого своего рождения он не помнил, а вот второй остался  в  памяти
на всю жизнь.





   Он хорошо помнил  день,  когда  это  случилось.  Его  вызвал  начальник
первого отдела. И он поспешил, еще не зная, что этот вызов перевернет  всю
его жизнь.
   Полковник не любил многословия. Он принял старшего лейтенанта со  своим
обычным выражением хмурого и недовольного лица. Он не знал, зачем вызывают
в Москву его сотрудника,  но  не  ожидал  от  неожиданных  вызовов  ничего
хорошего.
   -  Старший  лейтенант  Караев  прибыл  по  вашему  приказу,  -  доложил
вошедший.
   - Садись, - разрешил полковник.
   Он минуты две молча разглядывал своего сотрудника  и  затем  неожиданно
спросил:
   - У вас есть близкие родственники, кроме матери?
   - Никого, товарищ полковник, - удивился его собеседник, - вы же знаете,
мой отец погиб в августе сорок пятого, в Китае. А я родился  через  восемь
месяцев. У меня нет ни братьев, ни сестер. У матери есть  младшая  сестра,
но она не замужем.
   - Да, - кивнул полковник, - все правильно. Не  буду  скрывать  от  вас,
Караев, пришел запрос из Москвы. Они хотят использовать вас для работы  за
рубежом. Подробности вы узнаете в Москве. Как вы к этому относитесь?
   Он встал:
   - Я готов, товарищ полковник.
   - Не нужно вскакивать. Матери можете объяснить, что едете в  зарубежную
командировку. Нашим сотрудникам мы объявим, что вы отправлены на учебу. Вы
жениться не собираетесь?
   - Пока, кажется, нет, - невольно улыбнулся Караев.
   - Тогда все. Желаю вам удачи, - полковник встал и впервые за все  время
их совместной работы протянул старшему  лейтенанту  руку,  -  про  нас  не
забывайте, - неожиданно мягко сказал начальник отдела.
   На следующий день старший лейтенант Амир Караев вылетел в  Москву.  Его
встречали прямо  в  аэропорту  сразу  трое  сотрудников  Первого  Главного
Управления и он понял, что зарубежная командировка, о которой ему  говорил
полковник, будет достаточно сложной.  Вечером  его  принял  сам  начальник
управления "С", занимавшегося работой с нелегалами. Караев не знал, с  кем
именно он беседует, но  догадался,  что  этот  пожилой  человек  с  такими
мягкими, дружелюбными манерами в хорошо сшитом штатском костюме занимает в
разведке очень большую должность.
   Генерал  принял  его  не  в  своем  кабинете,  а  на   какой-то   тихой
подмосковной даче. Генерал вообще не любил  своего  кабинета,  предпочитая
появляться там как можно реже. Он поздоровался с молодым человеком за руку
и, показав на диван, предложил продолжить  разговор  за  чашкой  чая.  Чай
подавал незнакомый и мрачный высокий парень, в  котором  легко  угадывался
сотрудник охраны.
   Они пили чай и генерал задавал совершенно  немыслимые  и  непонятные  с
точки зрения старшего лейтенанта вопросы. Для  начала  он  спросил,  какие
фильмы любит его  молодой  коллега.  Коллега  очень  удивился,  но  честно
ответил, что разные, в том числе и американские.  Тогда  генерал  спросил,
какие  женщины  нравятся  молодому  человеку.  Молодой  человек  покраснев
ответил, что  не  занимался  специально  такими  исследованиями.  Генералу
понравился его ответ.
   Они негромко  говорили  о  жизни  старшего  лейтенанта.  Караев  честно
рассказал генералу все более или менее заметные моменты  своей  биографии.
Он не сомневался, что  начальник  управления  лучше  него  знает  все  эти
моменты, но  осознавал  необходимость  такой  формы  беседы,  при  которой
генералу необходимо было получить личное впечатление. Временами  казалось,
что начальнику управления просто нужно писать подробную биографию старшего
лейтенанта, настолько незначительные детали и подробности из жизни Караева
он хотел узнать.
   Его  интересовали  школьные  впечатления  Караева,   рассказы   о   его
товарищах, воспоминания о своих  учителях,  даже  о  пристрастиях  в  еде.
Услышав, что старший лейтенант любил больше всего острые и  кислые  блюда,
генерал почему-то довольно кивнул головой и продолжал свои расспросы.  Его
интересовало, не было ли у старшего лейтенанта травм черепа в детстве,  не
было ли каких-нибудь скрытых шрамов и операций, словом,  его  интересовали
все подробности, какие можно выяснить о жизни одного человека.
   Они закончили беседовать в половине первого ночи и генерал,  так  и  не
объяснив свой интерес к собеседнику, просто пожелал спокойной ночи. Караев
остался ночевать прямо на даче, причем  у  дверей  его  комнаты  постоянно
дежурил сидевший на стуле сотрудник.
   На следующий вечер все повторилось. Его вызвали теперь достаточно рано,
было около шести часов вечера. И на этот раз вместе с генералом пришли еще
двое людей Один  все  время  задавал  дурацкие  вопросы  о  снах  старшего
лейтенанта; спрашивал, какие чувства испытывает Караев, видя  раздавленную
крысу или зарезанное животное. Его очень заинтересовала история о попавшей
под машину собаке соседей, которую десятилетний Амир с друзьями отвезли  к
ветеринару. Затем вдруг он  попросил  Караева  пройти  с  ним  в  соседнюю
комнату и снять там брюки. Смущенный  старший  лейтенант,  не  понимавший,
почему он получил такой  странный  приказ,  тем  не  менее  вышел  с  этим
незнакомцем в  соседнюю  комнату  и  снял  брюки.  После  чего  незнакомец
попросил снять и трусы. Караев, открывший рот, чтобы выяснить  почему  это
нужно, в последнюю минуту решил все-таки не задавать  вопросов  и  покорно
снял трусы. Незнакомец внимательно рассмотрел  его,  обращая  внимание  на
нижнюю часть тела и,  видимо,  оставшись  довольным,  разрешил  одеться  и
вернуться в комнату.
   Второй, пришедший с генералом незнакомец, все время молчал, внимательно
наблюдая за ответами старшего лейтенанта. Именно наблюдая,  а  не  слушая.
Казалось, его интересовали только внешние данные молодого  человека.  А  к
концу вечера он внезапно попросил  Караева  пройтись  по  комнате  и  даже
встал, чтобы проследить, как именно будет  проходить  по  комнате  старший
лейтенант.
   В этот  день  ему  опять  ничего  не  объяснили,  лишь  снова  пожелали
спокойной ночи. Правда, допрос на этот раз длился так долго, что они  даже
сделали перерыв на ужин и молчавший все время человек почти ничего не  ел,
внимательно  наблюдая,  как  именно  кушает  Караев.   Причем,   настолько
внимательно, что Амиру просто расхотелось есть и он отказался от фруктов.
   Наконец, на третий день его снова принял генерал. И он  был  один  и  в
хорошем расположении духа. На этот раз не было ни чая, ни ужина  и  вообще
никаких вопросов. Генерал просто задал традиционный вопрос "как  спали"  и
внезапно перешел на ты.
   - Думаю, ты уже догадался, - сказал генерал, - зачем мы мучаем тебя вот
уже при дня. Нам нужно было подобрать человека с такими внешними  данными,
как у тебя. То, что я тебе  буду  говорить,  останется  здесь.  Ни  одному
человеку, никогда и ни  при  каких  обстоятельствах  ты  не  имеешь  права
рассказывать этого. Ни одному и никогда.  Мы  хотим  послать  тебя  вместо
одного человека. Это реально существующий человек, вернее  существовавший.
Нет, - заметив невольное движение Караева успокоил его генерал, -  мы  его
не убивали. Он попал три месяца назад в аварию и сейчас  лежит  в  коме  в
софийской больнице. Вот его фотография.
   Генерал достал из кармана фотографию. Караев  изумился,  генерал  носил
фотокарточку во внутреннем кармане пиджака. Амир был  уже  не  дилетант  и
понял, насколько важна секретность в его деле,  если  даже  фотографию  на
охраняемой даче ПГУ КГБ СССР генерал держит в своем пиджаке.
   С фотографии  на  него  смотрело  незнакомое  лицо  молодого  человека,
отчасти напоминающее его собственное. Только этот парень был с  небольшими
усиками и прическа была несколько другой, более пышной.
   - Это он? - спросил Караев.
   - Да, его зовут Кемаль Аслан. Он из очень известной турецкой  семьи,  -
ответил генерал забирая фотографию.
   Тогда он впервые услышал это имя - Кемаль Аслан, еще не подозревая, что
оно будет его собственным именем долгие годы.
   - Дело в том, - продолжал рассказывать  генерал,  -  что  этот  молодой
человек  родился  в  Филадельфии,  в  Америке  и  до  пяти  лет  был  даже
гражданином США. Его дядя Юсеф Аббас имеет очень большие связи в  Германии
и США. Последние годы он проживает в США,  на  юге,  в  Хьюстоне.  Излишне
говорить, какой большой интерес представляют для нас заводы  в  Далласе  и
Хьюстону. Ты ведь должен знать об этом по делу Мачаидзе.
   - Там есть несколько военных заводов, - вспомнил Караев, - в том  числе
и филиалы крупных калифорнийских компаний.
   - Правильно. И проникнуть на эти заводы у нас нет никакой  возможности.
Но теперь у нас вдруг появился уникальный шанс. Молодой человек  уехал  из
Америки двадцать лет назад. Его там никто, конечно, не знает в лицо,  даже
родной брат отца. Его собственный отец умер когда ему было пять лет и он с
матерью переехал в Болгарию в начале пятидесятых. Мать  Кемаля  болгарская
турчанка. Другой дядя Кемаля живет в Измире.  Это  Намик  Аббас.  Он  тоже
достаточно крупный бизнесмен. Кстати, он был два  месяца  назад  у  своего
племянника,  но,  естественно,  но  мог  ничего   особенного   разглядеть.
Племянник  был  забинтован  и  не  реагировал  на  присутствие  людей.  Ты
понимаешь, какой у  нас  шанс?  Мы  можем  выдать  тебя  за  этого  самого
племянника. У него умерла мать три года назад, и он  сейчас  совсем  один.
Собирался переезжать в Турцию, даже подал документы. До этого  он  никогда
не был ни в Турции, ни в США. И мы собираемся послать тебя вместо него.
   Караев сидел молча, пытаясь осмыслить сказанное генералом.
   - Ты почти идеальная кандидатура на эту роль, -  продолжал  генерал,  -
турецкий  язык  для  тебя  почти  как  родной,   только   несколько   слов
произносятся по другому, да и готовили тебя  во  время  учебы  для  работы
против турок. Тебе нужно срочно изучить болгарский, что  совсем  нетрудно.
Английский у тебя не такой, как у настоящего американца, но наши психологи
считают, что  так  даже  лучше.  Ты  не  можешь  говорить  в  совершенстве
по-английски, ведь прошло столько лет, тебе еще нужно учиться  заново.  Но
вот турецкий и болгарский ты должен знать абсолютно хорошо. Конечно,  тебе
придется выехать в Болгарию и готовиться там на месте. В Москву  вернешься
лишь в самом конце, перед отправкой. Для уточнения последних  деталей.  Ты
меня понимаешь?
   Караев кивнул головой. Он все еще пытался разобраться в своих чувствах,
сознавая, что отныне для него начинается новая жизнь.
   - Мы постараемся сделать все, чтобы  подготовить  тебя  как  нужно.  Но
сознаем, что идем на колоссальный риск. Такого обмена  мы  не  практикуем.
Слишком  велика  вероятность  провала  агента.  Все  предусмотреть  просто
невозможно. Обычно нашим нелегалам  мы  просто  придумываем  биографии.  А
здесь вполне реальное лицо, со своими  воспоминаниями  и,  самое  главное,
воспоминаниями тех людей, с которыми он когда-либо встречался. Тебе  будет
очень  трудно,  старший  лейтенант.  Стратегическая  задача  -  попасть  в
Америку, перебраться к своему старшему  дяде  и  закрепиться  в  Хьюстоне.
Учитывая, что ты родился  в  Америке,  получение  для  тебя  американского
гражданства вещь вполне реальная. Мы на это можем вполне рассчитывать.
   Генерал помолчал. Потом вдруг спросил чуть улыбнувшись.
   - Страшно? Только честно?
   - Немного, - откровенно признался он.
   - Мне тоже не по себе, - признался генерал, - никогда не  отправлял  на
такое  дело  молодых  ребят.  Обычно  наши  нелегалы  люди  опытные,   уже
проработавшие много лет за рубежом и в возрасте не меньше  тридцати  пяти.
Но ты единственный, кто подходит. И по возрасту, и по внешности, и даже по
языковому барьеру. Кроме того, есть  вещи,  которые  абсолютно  невозможно
имитировать, а ты подходишь. Например, вчера тебя попросили раздеться.  Ты
даже не спросил, зачем это нужно. Мы только  вчера  выяснили,  что  Кемаль
Аслан, как и положено настоящему турку, был в детстве обрезан. Ну,  посуди
сам, кто из разведчиков мог даже подумать об этом.  А  ты,  как  восточный
человек тоже был обрезан в  детстве.  И  ведь  это  подделать  невозможно.
Нельзя  провести  такую  операцию  теперь  и   выдать   ее   за   операцию
двадцатипятилетней давности. Ничего не  получится.  Понимаешь,  как  точно
подходишь именно ты?
   - Если только по этому признаку, - впервые улыбнулся Караев.
   Генерал оглушительно захохотал, у него даже выступили слезы. Он вскочил
с дивана и, продолжая смеяться, сел за стол.
   - Нет, - наконец, сказал он, - не только по этому признаку. Вернее,  не
только из-за него. Но, если серьезно, то и  этот  момент  говорит  в  твою
пользу.
   - Во всяком случае, та небольшая соломинка, которая перевесила все "за"
в твою пользу. Мы отбирали трех кандидатов по всему Союзу. Не скрою, я  бы
хотел, чтобы ты был постарше и  поопытнее.  Но  прошла  твоя  кандидатура.
Какие-нибудь вопросы у тебя есть?
   - У меня будет много времени?
   - Не очень, месяца три-четыре. Потом ты ляжешь в больницу и врачи будут
медленно выводить тебя из комы.
   - Он сильно разбился?
   - В основном голова и нога. Но там шрамы  недавние  и  их  легко  можно
нанести на твое тело.
   - Меня отправят в настоящую кому?
   - Мне нравится твое чувство юмора, - хитро улыбнулся генерал, -  но  не
зарывайся. Никто тебя в настоящую  кому  не  отправит.  Хотя  предупреждаю
честно, левую ногу мы тебе немного поскребем. Но под наркозом и  так,  что
ты ничего не почувствуешь. То же самое  и  насчет  головы.  Шрамы  у  тебя
будут, а последствия после комы могут и не столь сильно проявляться.
   - А если мой дядя предложит мне пройти медицинский осмотр? Они не очень
доверяют болгарским врачам, особенно в Турции.
   - Очень хороший вопрос, -  кивнул  генерал,  -  обязательно  предложит.
Поэтому мы  уже  полтора  месяца  назад  послали  в  Измир  одного  врача.
Настоящего турка. Он коммунист, был еще другом Назима  Хикмета.  В  случае
необходимости он тебе поможет. Какие подробности тебя еще интересуют?
   - Что я сообщу своей матери? Это надолго?
   Генерал вздохнул.
   - Не хочу врать, - честно сказал он, - просто не знаю. Мы  предполагаем
внедрить тебя в Хьюстон. Это может быть пять лет, может десять,  а  может,
(мы рассматриваем это как крайний вариант) и все пятнадцать. Ничего  более
конкретного сказать не могу. Ты ведь сам понимаешь, что работа нелегала не
всегда  может  планироваться  как,  наши  пятилетки.  Здесь   нельзя   все
просчитать. Некоторые агенты работают по десять  и  более  лет.  Некоторые
гораздо меньше. Все будет зависеть от твоего  умения  сыграть  свою  роль.
Может, получиться так, что ты вернешься прямо из Турции. А нам бы этого не
хотелось.
   - Понимаю, - серьезно сказал он, - можно я  еще  раз  посмотрю  на  его
фотографию?
   Генерал полез в карман. "Кемаль Аслан", - пробормотал Караев.
   В этот день он родился вторично.





   Он считал, что после аварии сможет навсегда забыть о  Ронни  Седлере  и
его друзьях, но уже через два дня прочитав в местных газетах  сообщение  о
смерти троих  разбившихся  в  аварии  людей,  понял  как  ошибался.  Среди
погибших не было Крайтона. А машину  действительно  вел  бывший  сотрудник
полиции штата Колорадо, уволенный оттуда еще четыре года назад.  И  Кемаль
понял, что он выиграл лишь  первый  раунд.  Второй  раунд  ему  предстояло
отыгрывать.
   Он оказался почти провидцем. Уже на следующий день после  опубликования
об аварии ему позвонил сам мистер Крайтон.
   - С вами говорит Эрнст Крайтон, - представился этот негодяй,  -  я  был
близким другом  покойного  Ронни  Седлера.  Он  никогда  вам  обо  мне  не
рассказывал?
   - Нет, - морщась ответил Кемаль.
   - Странно а мне он о вас рассказывал. И о ваших  необычных  заказах  на
заводах нашей компании.
   Это был намек. И Кемаль его понял.
   - Что вы хотите? - сухо спросил он.
   - Я не знаю, как именно погиб Ронни, - вместо ответа услышал  Кемаль  в
телефонной трубке, - но подозреваю, что моим друзьям кто-то сильно  помог.
Это дело полиции вести расследование, но мне хотелось бы сообщить вам, что
за Ронни был долг в двадцать пять тысяч долларов Он  должен  был  получить
эти деньги и передать мне.
   - Деньги сгорели в машине, - напомнил Кемаль.
   - Я читал в газетах, что там  нашли  какой-то  портфель  с  обгоревшими
деньгами. Но при чем тут мы? Он разбился и  очень  жаль,  но  наши  ребята
честно сделали свою работу и должны получить все деньги.
   - Я не плачу дважды по одним счетам.
   - Понимаю. Но поймите и наше положение, мистер Кемаль. Вдруг кто-нибудь
случайно узнает о ваших нездоровых интересах. Вы  понимаете,  какой  может
быть скандал?
   - Это шантаж?
   - Что вы, - кажется, засмеялся Крайтон, - это просто напоминание.
   - Что вы хотите? - повторил вопрос Кемаль.
   - Вернуть честно заработанные деньги.
   - И все?
   - Конечно, мистер Кемаль. Мы люди деловые...
   - Я знаю, с кем имею дело, - бесцеремонно перебил он Крайтона. -  Когда
и где мы должны встретиться?
   - Вы знаете, где находятся портовые склады нашей компании?
   - Знаю.
   - Приезжайте туда. Только привезите наши деньги. И не нужно  никого  за
собой приводить. Это в ваших интересах, мистер Кемаль.
   - Когда?
   - Сегодня в шесть часов вечера.
   - Я не успею, - решительно сказал он, - только через два дня.
   - Но мы говорили...
   - Я уже сказал - завтра. Сегодня никак не получится. Мне нужно заказать
в банке такую сумму. Вы меня понимаете?
   Крайтон  помолчал  целых  десять  секунд.  Потом  рассудив,   что   его
собеседник прав, наконец, выдавил:
   - Но тогда точно послезавтра. Мы ждем денег. И  без  глупостей,  мистер
Кемаль. Вы меня понимаете?
   - Слишком хорошо, - он положил трубку.
   В сейфе лежит "беретта". Нужно будет  рассказать  обо  всем  Тому.  Но,
конечно, нельзя его подставлять под пули бандитов. На встречу с  Крайтоном
он пойдет один. Может быть, удастся закончить дело всего  двадцатью  пятью
тысячами долларов. Хотя сам  он  совсем  не  верил  в  такую  перспективу.
Получив деньги, контрабандисты просто захотят его все время шантажировать.
И из этого положения есть только один выход. Он вызвал секретаря.
   - Соедините меня с мистером Лоренсбергом. И проследите,  чтобы  мне  не
мешали разговаривать.
   Через полминуты Том взял трубку.
   - Слушаю вас, мистер Кемаль.
   - Мне только что звонил мистер Крайтон, - сказал Кемаль.
   Том молчал. Он все конечно, понял и теперь обдумывал ситуацию.
   - Он не погиб вместе с Ронни Седлером, я прочел об этом  в  газетах,  -
добавил Кемаль.
   - Когда мне нужно приехать? - спросил уже вычисливший ситуацию Том.
   - Прямо сейчас, - твердо сказал Кемаль.
   - Буду через полтора часа, - пообещал Том.
   Кемаль откинулся на спинку кресла и задумался. Даже  если  их  разговор
прослушивается, там ничего не должны понять.  В  конце  концов,  он  может
позвонить своему знакомому частному детективу для охраны от  малознакомого
типа, к тому же непонятно почему вымогающего двадцать пять тысяч долларов.
Он встал и подошел к окну. Документы они получили, но теперь нужно думать,
как избежать столкновения с этой мафией. Он  снова  посмотрел  в  угол  на
сейф, где нажала его "беретта". Кажется, другого выхода они ему просто  не
оставили.
   Кемаль вернулся за стол. Хорошо, что Ронни Седлер был не только  подлым
и глупым, но и жадным. Он обманул своих товарищей, рассказав им о  гораздо
меньшей сумме, чем получал лично сам. Седлер, конечно, был мерзавец, но  в
данном случае его жадность сыграла  на  пользу.  Теперь  нужно  до  завтра
срочно найти двадцать пять тысяч долларов. Снять такую сумму с банковского
счета нельзя - сразу вызовет подозрение.  Предыдущие  пятьдесят  тысяч  он
набирал несколько недель, а теперь сразу, за один день такая сумма.  Нужно
как-то объяснить необходимость ее получения. Он нахмурился.  Конечно,  это
его деньги и он может  снять  их  полностью.  Но  сразу  за  этим  приедет
налоговый инспектор выяснять, куда и зачем была взята такая сумма.
   Том, вдруг  вспомнил  он.  Конечно,  Том  Лоренсберг.  Это  же  частный
детектив. А ему могут понадобиться наличные деньги. Кажется, это идеальный
выход в данной ситуации. Но завтра все равно придется идти  на  встречу  с
Крайтоном, отлично сознавая, что эти сукины дети просто так не  отвяжутся.
Им нужен шанс для шантажа и этот шанс Кемаль дает им своими руками, вручив
двадцать пять тысяч  долларов  за  документы,  добытые  для  него  Эрнстом
Крайтоном и покойным Ронни Седлером.
   Теперь нужно подождать Тома. Объяснить ситуацию и просчитать  варианты.
Эрнст Крайтон бывший полицейский. Ему  обязательно  станет  известно,  как
именно погибли его  друзья.  У  Кемаля  и  так  были  долгие  разговоры  с
полицией, не понимавшей, отчего  столь  известный  бизнесмен  вдруг  решил
принять участие в смертельных гонках.
   Крайтон  безусловно  блефует.  Он  возьмет  деньги   и   сразу   начнет
шантажировать, если, конечно, вообще  позволит  Кемалю  уйти  живым  после
встречи. Но Крайтон позвонил сам и невольно подставился. Теперь  и  Кемаль
будет точно знать, кто именно помог Седлеру получить документы. Крайтон не
должен был звонить лично. Он подставился. А это значит, что он уже  ничего
не боится. Тогда может быть два варианта  развития  событий.  Либо  он  не
принимает Кемаля Аслана всерьез,  вычеркнув  его  из  списка  живых.  Либо
собирается затем лично шантажировать своего влиятельного клиента. В  обоих
случаях конец непредсказуем. Есть, правда, и третий вариант,  при  котором
Крайтон просто связан с ФБР. Но об этом  думать  не  хотелось.  Во-первых,
документы были подлинные, а при сложившейся бюрократической системе  никто
из американских чиновников просто не возьмет  на  себя  такую  смелость  -
выдать документы агенту иностранной державы.  А  во-вторых,  гибель  троих
людей просто обязывала бы ФБР приступить к более активным действиям.  Нет,
это конечно, не ФБР.
   Как и обещал Том, он приехал ровно через полтора  часа.  Кемаль  всегда
поражался  этому  умению   своего   напарника   быть   точным   при   всех
обстоятельствах.   Не   принимая   в   расчет   американские    "трафики",
многокилометровые заторы, при которых можно простоять несколько часов.
   Они работали с Лоренсбергом уже четыре года. После  того,  как  Кемаль,
наконец, закрепился в Хьюстоне  и  восстановил  американское  гражданство,
получив необходимые документы, в маленьком городке Бейтауне открылось бюро
частного  детектива  Тома  Лоренсберга,  который  в  действительности  был
советским офицером разведки. В отличие от Кемаля, у него не  было  никаких
отдельных поручений. Его задача была прикрывать своего напарника при любых
обстоятельствах.  И  заодно  быть  его  связным.  Проанализировав  неудачи
последних лет, руководство советской  разведки  обратило  внимание  на  то
обстоятельство, что  лучшие  агенты  проваливались  из-за  своих  связных,
пароль которых, как правило, подбирались  не  всегда  наиболее  опытные  и
надежные сотрудники. Операция по закреплению Кемаля  Аслана  была  слишком
важна для  Первого  Главного  Управления,  чтобы  рисковать  исключительно
ценным агентом. Поэтому в Москве было решено  направить  в  помощь  Кемалю
одного из лучших офицеров разведки, долгие годы проработавшего в Сингапуре
и Австралии.
   Кемаль Аслан не знал настоящего имени и звания Тома, как  и  Лоренсберг
никогда не спрашивал имени и звания своего ведомого.  Оба  сознавали,  что
лишние вопросы не имеют значения для их работы и сознательно старались  их
избегать. В отличии от Кемаля, Лоренсберг не  был  на  виду.  Никому  и  в
голову не могло придти, что  в  небольшом  сонном  Бейтауне  может  осесть
советский разведчик-нелегал, офицер разведки.  В  Бейтауне  самым  большим
секретным объектом была детская площадка, где они прятались во время своих
игр. Сюда никогда не заглядывали сотрудники ФБР, да и полицейские в городе
сидели почти без работы, если  не  считать  случавшихся  иногда  потасовок
среди молодых ребят и два случая ножевых ранений, когда просто  повздорили
две группы юнцов.
   Лоренсбергу сознательно выбрали такой городок и подобное  место  работы
для прикрытия его многочисленных разъездов, в ходе которых он свободно мог
встречаться  с  представителями  советской   резидентуры,   передавая   им
необходимые сведения и получая новые задания. Тому было около сорока  пяти
лет.  Это  был  довольно  высокий  мужчина  с  резкими  чертами  лица,   и
удивительно красивыми руками пианиста или скрипача.
   Приехав в офис Кемаля, он обменялся с хозяином  кабинета  традиционными
словами  о  делах  компании  и,  лишь  когда  они  спустились   в   машину
Лоренсберга, Кемаль рассказал  своему  напарнику  о  внезапном  телефонном
звонке Крайтона. Теперь, сидя за рулем и слушая Кемаля, Том понимал, какой
опасности подвергается  его  подопечный.  Он,  заранее  планировавший  всю
операцию по изъятию документов с Ронни Седлером, четко сознавал, с  какого
рода мерзавцами они имеют дело. И не сомневался, что эти мерзавцы дадут  о
себе знать. Теперь, слушая рассказ Кемаля о  звонке  Эрнста  Крайтона,  он
мысленно  просчитывал  и  варианты  наиболее  быстрого   решения   сложной
проблемы.
   - Что думаешь делать? - спросил Лоренсберг.
   - Пойду на встречу, - вздохнул Кемаль. - Крайтон знает слишком много, в
любом случае с ним нужно будет встретиться и попытаться нейтрализовать.
   - Ты понимаешь, как это опасно?
   - Конечно, понимаю,  но  другого  выхода  у  меня  просто  нет.  Нельзя
позволить Крайтону болтать, что угодно. Он хочет получить свои деньги.
   - Думаешь, он на этом успокоится?
   - Убежден, что нет. Более того -  попытается  меня  шантажировать.  Или
запугать.  Поэтому,  мне  нужно  быть  готовым  к  любым   непредсказуемым
действиям бывшего "копа".
   - Мне придется поехать на эти склады уже сегодня, -  озабоченно  сказал
Том. - Он указал точное место, где состоится встреча?
   - Указал, на их складах в порту.
   - Там можно спрятать батальон пехотинцев, - вздохнул Том, -  ладно,  не
впервые. И дернул нас черт  связаться  с  мафией.  Поеду  завтра  утром  и
посмотрю, что можно сделать.  Только  давай  договоримся,  что  завтра  ты
никуда не будешь выходить, даже на работу. Тебе лучше  поехать  за  город,
отдохнуть. Или к своему тестю на его ранчо.
   - Марта поехала туда вчера, - вспомнил  Кемаль,  -  лучше  мне  там  не
появляться.
   - Опять проблемы? - понял Том.
   - Еще какие. Я думаю разводиться, - вздохнул Кемаль.
   -  Это  сообщение  для  Центра  или  ты  говоришь  сейчас  просто   как
муж-неудачник?
   - Конечно, как муж-неудачник. Я ведь  понимаю  как  они  отреагируют  в
Москве на мой развод. Чертова профессия, - улыбнулся вдруг Кемаль, -  даже
развестись не можешь по своему желанию. На все нужно  спрашивать  согласие
начальства.
   - Это серьезно, Кемаль, - возразил Том. -  Завтра  я  поеду  на  склады
попытаюсь, там что-нибудь выяснить.  Они  вряд  ли  начнут  сразу  в  тебя
стрелять сначала захотят получить деньги и с тобой оговорить. Им захочется
выудить из тебя еще денег и поэтому, по логике, они должны тебя беречь  Но
все равно нужно быть готовым к любым неприятностям. Я все просмотрю там, а
ты уезжай пока завтра куда-нибудь за город. Они должны почувствовать,  что
ты испугался.
   - Я поеду в Батон-Руж, - вдруг вспомнил Кемаль.
   - Что тебе там делать? - удивился Том.
   - Поеду завтра на один день. Просто так.
   - Как хочешь, только учти, кроме аэропорта никуда не заезжай. Они могут
следить за тобой и завтра я поеду тебя провожать в аэропорт. Договорились?
   - Хорошо, - согласился Кемаль, - но  в  порту  будь  поосторожнее.  Они
могут тебя засечь, выяснить, что мы знакомы.
   - Понимаю, - Том посмотрел в зеркало заднего обзора, - нет, показалось.
Мне иногда кажется что за мной идет хвост. А потом  оказывается,  что  это
вообще разные машины.
   - Нервы?
   - Усталость. Я не думал, Кемаль, что пробуду здесь четыре  года.  Целых
четыре года. Согласись, это достаточно много. Про тебя  я  не  говорю.  Ты
вообще человек без нервов. Продержаться столько лет на нелегальной работе,
это,  я  тебе  скажу,  достижение.  На  пенсию  уходить  не   думаешь?   -
полушутя-полусерьезно спросил Том.
   - Это  официальный  запрос  Центра  или  вопрос  к  мужу-неудачнику?  -
передразнивая  своего  напарника,  шутливо  спросил  Кемаль.  И  они   оба
рассмеялись.
   Через час Кемаль вернулся в свой офис, а Том Лоренсберг поехал в порт.
   Вечером Том позвонил Кемалю уже домой.
   - Добрый вечер, мистер  Кемаль,  -  они  всегда  учитывали  возможность
прослушивания их телефонов.
   -  Это  вы,  мистер  Лоренсберг?  -  спросил  он,  уже  узнавший  голос
напарника.
   - Я был по вашему заданию на этом объекте. Конечно, сложный объект,  но
работать можно. Все будет в порядке, мистер Кемаль. Во  всяком  случае,  я
так полагаю.





   В Батон-Руж он приехал ранним утром. Учитывая, что в запасе у него  был
всего один день, он не поехал на машине,  а  выбрал  самолет,  прилетев  в
столицу Луизианы всего за сорок пять минут. В аэропорту он  взял  такси  и
поехал в отель "Говард Джонсон Плаза", где заказал себе номер, позвонив из
Хьюстона. Отель располагался почти на  самом  берегу  Миссисипи  и  совсем
недалеко от местного Капитолия, где происходили заседания  законодательных
органов штата Луизианы. Забросив свой  чемоданчик  в  номер,  он  не  стал
вызывать автомобиль из бюро проката  а  решил  пройти  пешком,  посмотреть
город.
   Столица штата Луизианы - город Батон-Руж был расположен на левом берегу
реки  Миссисипи.  Кроме  крупного  порта  город  был  известен   и   своим
стратегическим  месторасположением,  через   него   проходили   нефте-   и
газопроводы, ведущие из Техаса через Ричмонд в  Нью-Йорк.  В  городе  были
расположены  крупные  предприятия  перерабатывающей  промышленности,  сюда
традиционно поступали бокситы из Ямайки и Суринама.
   Добравшись до Северной улицы, где располагался Капитолий, Кемаль обошел
небольшой парк и направился прямо к зданию, где, по его  расчетам,  в  это
время должно было  проходить  заседание.  Несмотря  на  охранявших  здание
полицейских, в Капитолий  могли  входить  все,  кто  угодно.  В  маленьком
Батон-Руже никогда не слышали о террористах  или  анархистах.  Здесь  жили
своей привычной, размеренной, гораздо более спокойной, чем в Новом Орлеане
жизнью. Здесь не любили ненужной суеты и волнений.
   Он поднялся на балкон для гостей. Сверху хорошо  были  видны  скучающие
лица сенаторов Луизианы. Некоторые  что-то  писали,  один,  закрыв  глаза,
кажется, просто спал, еще двое о чем-то спорили, стоя у прохода. С трибуны
выступал  тощий,  несколько  нервный  тип,  с  подергивающимся  лицом.  Он
размахивал руками, стараясь привлечь  к  себе  внимание  слушателей  столь
очевидной для него важностью своей проблемы, но почти никто не обращал  на
это внимания.
   Кемаль посмотрел на Сандру. Она сидела в кресле председательствующего с
такой же несколько отстраненной маской безразличия, какая  была  на  лицах
многих законодателей. Вице-губернатор была в темно-синем костюме  и  белой
блузке. Волосы у нее были аккуратно собраны сзади.  В  руках  она  держала
очки. Он  смотрел,  как  она  пишет,  иногда  отчего-то  хмурится,  иногда
улыбается. Он просто сидел и смотрел целый час, пока  ораторы  на  трибуне
сменяли друг друга.
   Ему были неинтересны эти выступления  и  он  не  слушал,  какие  именно
проблемы волнуют луизианских законодатели и их  налогоплательщиков,  когда
вдруг один из выступающих,  очевидный  оппонент  вице-губернатора,  сказал
нечто саркастическое в адрес местных  властей.  Сандра  рассердилась.  Это
было видно по ее нервной реакции. Она стукнула ручкой по столу и  призвала
выступающего говорить более конкретно. Но сенатор, представляющий в сенате
местную республиканскую  партию,  ответил  ей  еще  более  резко,  обвиняя
демократов  в  подобных  нарушениях.  Поражение   на   выборах   кандидата
демократов Президента Картера было еще слишком свежо в памяти и демократы,
синевшие в зале, неодобрительно загудели, пробуждаясь от своей  спячки.  И
тут выступила Сандра. Надев очки,  она  прочла  какое-то  сообщение.  Было
видно, как трудно ей дается спокойствие.  Она  бросила  листок  бумаги  на
стол, подняла глаза... и  растерянно  сняла  очки,  увидев  Кемаля.  Чисто
женским движением. Первое, о чем она подумала, были ее очки,  прибавляющие
ей несколько лет к возрасту. И только затем  осознав,  что  Кемаль  поймет
причину ее некоторой заминки, она растерялась еще больше, подвинув к  себе
очки, но так и не решаясь их одеть снова.
   Сенатор с трибуны продолжал возражать вице-губернатору, а  она,  подняв
голову, смотрела на него. Целую минуту длились эти взгляды. В зале  начали
перешептываться. Выступающий сенатор даже оглянулся на вице-губернатора  и
только тогда Кемаль вышел из зала.
   Через полчаса был объявлен перерыв. Кемаль ждал ее у  выхода  из  зала,
когда  наконец,  она  появилась.  Увидев  Кемаля,  сухо  кивнула  ему   и,
протягивая руку, подчеркнуто серьезно спросила:
   - Как ваши дела? Как Марта?
   - Спасибо, хорошо.
   - Вы давно приехали в Луизиану?
   - Два часа назад, - честно ответил он.
   Она чуть прикусила нижнюю губу, но больше ничего не спросила.
   - У вас перерыв, - несмело сказал Кемаль.
   - Да, около  двух  часов.  Но  потом  заседания  не  будет.  Мы  решили
собраться завтра. Сегодня сенаторы работают в своих комитетах.
   - Значит, я могу пригласить вас на обед.
   - Это утверждение или вопрос?
   - Скорее просьба.
   - Вы считаете, что будет прилично, если я ее приму?
   - Мне трудно ответить на этот вопрос.
   Она улыбнулась, показывая свои изумительно красивые зубы.  Зубы  у  нее
были свои, это он отметил еще там, на дороге в Техасе.
   - Почему вы не сказали, что приезжаете?
   - Я говорил вам об этом на ранчо Каррингтона.
   - Вы сказали, что приедете на следующий день, - к его радости вспомнила
женщина, - вы всегда так неточны?
   - Я попал в аварию, -  ответил  он,  -  едва  не  столкнулся  с  другой
машиной. Мне повезло больше, я уцелел, а тот автомобиль  разбился.  В  нем
было трое пассажиров.
   - Какой ужас, - она взглянула на него, - это правда или  вы  все  прямо
сейчас придумали?
   - Вы мне не верите?
   - Просто такое совпадение, - пожала она плечами, - верю, конечно.
   - Мы можем где-нибудь пообедать?
   - Давайте  прямо  в  здании  Капитолия.  Там  есть  небольшое  кафе,  -
предложила женщина.
   Он покачал головой.
   - В этих зданиях всегда  какой-то  дух  канцелярии,  чего-то  неживого,
искусственного. Давайте лучше пойдем на улицу.
   - Хорошо, - на этот раз довольно быстро огласилась Сандра, - только мне
придется взять мою машину. Вы приехали на машине?
   - Прилетел на самолете.
   - Тогда вам удобнее. Поедем на моей.
   Сандра показала в сторону стоявших у здания автомобилей.
   - Я совсем забыл про ваш разбитый автомобиль, - пробормотал он.  -  Как
же вы ездили?
   - Уже давно все в порядке. Идемте к машине, - предложила женщина.
   Она прошли мимо целой вереницы машин. Несмотря на то, что Сандра  Лурье
была вице-губернатором штата, она ездила на своей машине и иногда даже  не
находила ей места для парковки, уже занятого кем-нибудь из  работников  ее
канцелярии. Это был совсем не показной демократизм. Это был  просто  образ
жизни американцев. Без ненужного снобизма и  заносчивости.  С  нормальными
человеческими   отношениями,   когда   опоздавшая   на   парковку   миссис
вице-губернатор не могла  поставить  свою  машину  на  место  уже  занятое
обычным рядовым клерком. Это было правилом здорового образа жизни.
   Дойдя до автомобиля, Сандра достала ключи и, усевшись в машину, открыла
переднюю дверь изнутри.
   - Садитесь, - пригласила она своего спутника.
   Он привычно быстро сел в автомобиль.
   Она, чуть прищурив глаза, завела автомобиль и выехала на улицу.
   До ресторана они ехали минут десять. И все время молчали. Наконец,  она
показала на здание ресторана.
   - Это здесь.
   Вырулив на стоянку, аккуратно поставила машину в ряд и первой вышла  из
автомобиля.
   - Идем.
   В ресторанов этот час было  довольно  много  гостей.  Предупредительный
метрдотель, увидев миссис Лурье, поспешил навстречу.
   - Добрый день, мадам Лурье, - по-французски сказал он.
   - Здравствуй, Пьер, - улыбнулась женщина,  -  я  сегодня  не  одна.  Ты
можешь выбрать где-нибудь для нас тихое место?
   Метрдотель закрыл  глаза.  Он  был  плотный,  среднего  роста,  с  чуть
оттопыренными ушами. Было  заметно,  как  нравится  ему  работать  в  этом
ресторане. В  его  движениях  и  поведении  было  нечто  от  мажордомов  и
дворецких, что всегда выгодно отличало хороших метрдотелей.
   - И что-нибудь легкое на ленч, - добавила Сандра.
   - Легкий ленч или вы будете обедать? - поднял левую бровь Пьер.
   - Мы будем обедать, - уточнила она.
   - Легкое вино, - он не предлагал, он почти приказывал.
   - Безусловно. Ты знаешь лучше, что нам нужно.
   Это  была  высшая  похвала.  Пьер  прикрыл  глаза,  целых  пять  секунд
наслаждаясь своим триумфом. Затем повел почетных гостей к столику с  видом
на реку.
   - Это самое лучшее место, миссис Лурье, - оказал он уже по-английски.
   - Не сомневаюсь, - с самым серьезным видом ответила она.
   - Забавный тип, - сказал Кемаль, когда метрдотель неспешно удалился.
   - Я знаю его уже много лет, - пояснила Сандра, - здесь работал еще  его
отец.
   - Вы выросли в Батон-Руже?
   - Нет, просто часто бывала  здесь.  Мы  жили  в  Новом  Орлеане,  потом
некоторое время в Хьюстоне. Поэтому я как бы соединила в  себе  два  наших
соседних штата - Техас и Луизиану. И одинаково люблю оба. Как бы  две  мои
маленькие родины. А где была ваша Родина, мистер Кемаль?
   - Не знаю, - искренне ответил он, и, словно спохватившись,  добавил,  -
может в Филадельфии. Может, в Болгарии. Там есть такой  небольшой  городок
под Софией, со смешным славянским названием - Елин-Пелин.  Моя  мама  была
оттуда родом, - при воспоминании о своей настоящей матери сердце  забилось
более учащенно, - она была турчанкой, но болгарской подданной. Когда  умер
мой отец, гражданин США, мы переехали в Болгарию. А после смерти матери  я
переехал к дяде в Турцию и уже оттуда снова в США, к другому дяде.
   - Юсеф Аббас, - кивнула Сандра, - я слышала о вашем дяде.
   - Вы знали и его? - удивился Кемаль.
   - Нет, - чуть усмехнулась она, - я тогда была несколько моложе.  Просто
о нем много говорили в доме моего мужа. Они вели с ним какие то дела  и  я
запомнила необычную фамилию техасского миллионера турецкого происхождения.
   - Да, его знали многие в Техасе и в соседних штатах - подтвердил он,  -
поэтому я не знаю, какой город для меня более родной. Сейчас  Хьюстон.  До
этого был Измир, до него Елин-Пелин, а в самом начале Филадельфия, которую
я, честно говоря почти не помню. Недавно я был в там, но почти  ничего  не
узнал. Прошло столько лет Хотя в Филадельфии еще  живет  несколько  семей,
знавших моего отца.
   Официант, бесшумно возникший рядом с ними, расставил на столе несколько
тарелок, принес бутылку с вином и по знаку Сандры откупорил ее, разливая в
высокие бокалы.
   - За вас, - поднял бокал Кемаль.
   - Спасибо, - она только пригубила вино. Впрочем, и он почти  ничего  не
выпил.
   Заиграла тихая музыка. Это был традиционный джаз.
   - Вы давно вице-губернатор? - спросил Кемаль.
   - Нет, только  первый  раз.  До  этого  я  возглавляла  одну  небольшую
рекламную компанию, которая всегда традиционно поддерживала демократов. На
последних выборах местный комитет решил, что я  более  всего  подхожу  для
роли  вице-губернатора  и  мене  предложили  баллотироваться.  Я  даже  не
ожидала. Впрочем, мой отец был сенатором штата еще двадцать лет назад.
   - Он жив?
   - Да. Может вы слышали - Филип Мерсье. Его знали и в Техасе.
   - Нет, - покачал головой Кемаль, - не забывайте, я в Техасе всего  пять
лет. Пока новичок.
   - Вы успели многое, - возразила женщина, - генеральный  директор  такой
известной компании, вас уже знают в Техасе. Кроме  того,  вы  зять  самого
Саймингтона.
   - Да, - подтвердил он мрачно, - жениться я тоже успел.
   - У вас, по-моему, сын? - спросила Сандра.
   - Марк, - кивнул он, - ему три года. Иногда мне кажется,  что  он  даже
умнее меня. А сколько лет вашей дочери?
   - Я же сказала, что училась с Мартой, - дипломатично ответила она, -  я
рано вышла замуж. У меня очень взрослая дочь.
   Они замолчали.
   - Зачем вы приехали? - неожиданно спросила она.
   - Увидеть вас, - он отвечал предельно искренне, - я прилетел  всего  на
один день.
   - Для этого нужно было лететь через весь штат?  -  она  умела  задавать
прямые вопросы.
   - Чтобы увидеть вас - да.
   Она достала сигареты, вытащила одну, щелкнула зажигалкой, затянулась.
   - Я же говорила вам, что Марта была моей подругой.
   - А я говорил, что все равно приеду.
   - Это ничего не меняет, - возразила она.
   - Мне нужно было обязательно с вами поговорить.
   - Мистер Кемаль, в моем возрасте и положении смешно выглядеть распутной
девицей, отбивающей супруга у лучшей подруги.
   - Миссис Лурье, мне абсолютно  все  равно,  какое  у  вас  положение  и
сколько вам лет. Я даже знаю, что меньше, чем мне. А я считаю себя до  сих
пор достаточно молодым человеком.
   - Я не сказала, что я старая, - сразу парировала она.
   - А я так и не говорил.
   Официант принес еще два каких-то блюда и расставил перед ними.
   Но они не смотрели на еду.
   - Мне уже тридцать пять, - сказала Сандра, -  мистер  Кемаль,  судя  по
активности моей дочери, я скоро могу стать бабушкой, - она  нашла  в  себе
силы усмехнуться, - думаю вы понимаете, что между  нами  ничего  не  может
быть.
   - Я собираюсь разводиться с Мартой, - внезапно сказал он, впервые четко
осознавая, насколько назрела такая необходимость.
   - Надеюсь, не из-за меня?
   - Нет. У нас с ней не сложились отношения.
   - И давно вы решили?
   - Недавно.
   Она взяла свой бокале вином.
   - Наш разговор похож на некий торг, -  сказала  она,  -  но  ничего  не
получится, мистер Кемаль. Вам нужно возвращаться в Хьюстон.
   - У меня нет шансов?
   - Ни единого. Благодарю вас, но... поймите меня правильно.  Есть  вещи,
через которые я просто не могу переступать. Это не в моих правилах. А я не
люблю нарушать собственных правил.
   - Понимаю, - сказал он, - я все равно вернусь завтра в Техас. А сегодня
можно пригласить вас на танец?
   - Конечно, - она раздавила сигарету в пепельнице, - идемте танцевать.
   И легко поднялась с места. Обед так и стоял нетронутым  на  столе.  Они
танцевали молча, несколько отстраненно друг от друга. Потом они говорили о
каких-то  незначительных  вещах,  но  к  главной  теме  своей  встречи  не
возвращались. Через полтора часа, когда начало уже  темнеть,  она  отвезла
его в отель.
   - Надеюсь, вы поняли правильно мои мотивы, мистер Кемаль, - невозмутимо
сказала Сандра, глядя перед собой.
   - Я постарался их понять, - вздохнул он, выхода из машины, - всего  вам
хорошего, Сандра.
   - До свидания, мистер Кемаль.
   Она уехала, не оглянувшись. Он  стоял  и  смотрел,  как  ее  автомобиль
исчезает вдали. Потом повернулся и пошел в отель. Но в номер не  поднялся.
Зайдя в бар, он попросил налить ему двойную порцию виски. И  когда  бармен
поставил перед ним стакан, он долго  и  мрачно  смотрел  на  него.  Затем,
расплатившись, пошел наверх, так и не дотронувшись до виски.
   В эту ночь Сандра не спала. Стоя у окна, она смотрела на звезды.  Никто
не мог видеть ее лица, но  если  бы  даже  увидел,  никто  бы  не  поверил
увиденному.  Она  плакала.  Нет,  она   плакала   не   из-за   приехавшего
симпатичного незнакомца,  оказавшегося  мужем  ее  подруги.  Она  плакала,
вспоминая собственного мужа, так  нелепо  погибшего  два  года  назад.  Ей
казалось, что сегодня  она  впервые  изменила  памяти  покойного  супруга,
словно они с Кемалем  сделали  сегодня  нечто  недостойное,  позорящее  их
обоих.
   А он также стоял у окна  и  мрачно  смотрел  вниз.  Ему  казалось,  что
проклятье его профессии налагает на него определенные обязательства  и  он
просто не имеет права вести себя как безрассудный юнец. Ему казалось,  что
настоящий Кемаль Аслан должен был просто позвонить Сандре и отправиться  к
ней. Невзирая на ее отказ. Рискуя вызвать грандиозный скандал,  тем  более
неприятный, что Сандра Лурье была второй фигурой этого огромного штата.
   Но подполковник госбезопасности, сотрудник Первого Главного  Управления
КГБ СССР Амир Караев просто не имел права на скандал. И он стоял  у  окна,
сцепив зубы от бессилия. Временами ему было  трудно  отделить  собственные
поступки от поступков Кемаля Аслана, а временами он с удивлением  наблюдал
за поведением своего "двойника", словно открывая в нем все новые  и  новые
стороны характера, прежде ему неизвестные.
   Словно тяжелая кома, отнявшая  сознание  у  подлинного  Кемаля  Аслана,
частично передалась и ему,  и  он,  потеряв  некоторую  часть  собственной
памяти, получил в качестве компенсации память  человека,  за  которого  он
жил. Иногда он даже путался, не зная, где подлинные факты его биографии, а
где придуманные по легенде в  Комитете  государственной  безопасности.  Но
чувства к Сандре были настоящими, и он это с ужасом осознавал.
   Утром следующего дня он улетел в Хьюстон. В самолете он сумел заснуть и
ему приснился... Кемаль Аслан, которого  он  впервые  увидел  в  софийской
больнице.





   Сначала его привезли в маленький  городок  с  таким  смешным  названием
Елин-Пелин. Вместе  с  ним  в  Болгарию  прилетели  несколько  сотрудников
восьмого и одиннадцатого отделов ПГУ.  Если  специалисты  восьмого  отдела
проводили отработки по дальнейшей переправке будущего  "Кемаля  Аслана"  в
Турцию, то сотрудники  одиннадцатого  отдела,  занимавшиеся  контактами  с
социалистическими странами, отрабатывали легенду Кемаля Аслана, прожившего
в Болгарии двадцать лет.
   Им повезло даже больше, чем они предполагали. Из небольшого  городка  в
Софию на учебу Кемаль Аслан уехал в семнадцать лет и затем лишь  несколько
раз приезжал сюда повидать свою мать. После смерти матери он здесь  больше
не появлялся, а близких родственников у них не  было.  Поэтому  многие  из
тех, с  кем  Кемаль  рос  и  ходил  в  школу  не  помнили  своего  бывшего
одноклассника.
   Его водили по городку, знакомя  с  местными  достопримечательностями  и
наиболее известными местами. Ему рассказывали  местные  легенды  и  слухи,
вспоминали    истории,    происшедшие     с     жителями     городка     в
пятидесятые-шестидесятые  годы.  Нашли  даже  бывшего  школьного   учителя
Кемаля, который охотно рассказывал о своем бывшем ученике.
   Вместе с группой Кемаля прилетел подполковник Трапаков,  отвечавший  за
подготовку  и  переброску  агента  в  Турцию.  Он   и   привез   с   собой
профессионального гримера КГБ, который  каждый  утро  гримировал  старшего
лейтенанта Амира Караева, превращая его в уже пожилого лысоватого человека
с красными, слезящимися глазами.  Последнее  достигалось  путем  наложения
специальных линз и было  наиболее  убедительным  штрихом  во  всем  облике
Караева. Сотрудники научно-исследовательского института КГБ еще задолго до
коммерческого освоения линз научились готовить их  на  довольно  приличном
уровне.
   Перед каждым выходом в город он получал специальную одежду, дабы  никто
не мог даже заподозрить в этом пожилом человеке молодого парня, способного
заменить Кемаля Делана. Ему показывали старый дом матери Кемаля, знакомили
с сохранившейся обстановкой и вещами, предметами мебели и кухонной посуды.
По ночам он читал любимые книги своего двойника, пытаясь постичь  динамику
его  мыслей,  эмоциональный  заряд  этих  книг,  влиявший  на  подсознание
формирующегося юноши.
   Попутно он совершенствовался в болгарском. Здесь  его  ждали  некоторые
разочарования. Несмотря на одинаковые корни, болгарский и русский язык все
же отличалось друг от друга довольно сильно и приходилось заучивать тысячи
незнакомых слов, не похожих на их русское звучание.
   А днем его продолжали водить по маленькому городку, показывая и называя
каждую улицу, каждый дом.
   В результате через три недели он знал в городке  почти  каждую  собаку,
каждого более или менее известного  жителя,  каждое  событие,  традиционно
здесь отмечаемое. Он даже  стал  здороваться  со  многими  жителями  и  те
приветливо отвечали на приветствие, успев узнать и полюбить этого пожилого
русского этнографа, приехавшего сюда со своей экспедицией  и  так  пытливо
расспрашивающего  о  местных  обычаях  и   нравах.   Некоторые,   наиболее
наблюдательные, правда, удивлялись, почему  этнографов  интересует  именно
последняя  четверть  века.  Но  ученые  из  Советского   Союза   терпеливо
объясняли, что они собирают  данные  о  развитии  именно  социалистической
Болгарии и их меньше интересуют события, происходившие при царском режиме,
если они никак не отразились на развитии городка за последнее время.
   Через три недели ему  разрешили  поехать  в  Софию  и  впервые  увидеть
лежавшего  там  Кемаля  Делана.  Он  запомнил  этот  день   в   мельчайших
подробностях. Кроме Трапакова полностью в замысел операции не был посвящен
ни один из сотрудников ПГУ. Они считали, что просто  отрабатывают  обычный
вариант данных  на  неведомого  Кемаля  Делана,  еще  не  подозревая,  что
работающий с ними в гриме молодой человек призван заменить в  будущем  так
кстати попавшего в катастрофу настоящего Кемаля.
   В больницу они  приехали  втроем  -  подполковник  Трапаков,  полковник
Стоянов из болгарской службы безопасности, приданный  советским  товарищам
для координации действий обоих разведслужб и сам  Караев,  загримированный
как обычно.
   Им выдали белые халаты и они поспешили к палате,  где  столько  месяцев
боролся  со  своей  судьбой  несчастный  Кемаль  Делан.  У  дверей  палаты
находились двое сотрудников болгарской милиции, посаженных сюда по просьбе
представителя советского посольства.  Увидев  подходивших,  они  вскочили,
отдавая честь. Их предупредили о сегодняшнем визите, но старший по  наряду
капитан милиции внимательно  прочел  удостоверение  Стоянова,  прежде  чем
пропустил всех троих в палату. Караев вошел третьим. Его  бил  непривычный
озноб, словно сегодня впервые он должен был так  зримо  сойтись  со  своей
судьбой. Казалось, в отличие от остальных людей, он  имел  право  выбирать
себе подобную судьбу сам. Но это только казалось. Он слишком далеко  зашел
и пути назад уже просто не было.
   Он вошел и посмотрел на кровать. Сначала он увидел только нагромождение
аппаратов вокруг тела под белой простыней. И лишь  затем  увидел  закрытые
глаза, бледное, плохо выбритое  лицо,  и  трубки,  соединяющие  носоглотку
больного с подключенными к нему аппаратами.
   - Он может нас слышать? - почему-то спросил шепотом Караев.
   - Не знаю, - пожал плечами Стоянов, - думаю, нет. Хотя наука  допускает
такое.
   - Даже в таком состоянии? - удивленно повернулся к ним Трапаков.
   - Да. Считается, что в таком состоянии они тоже могут слышать.
   Трапаков пожал плечами, а  Караев,  как  зачарованный,  стал  подходить
ближе. Словно между ними установилась некая невидимая связь, протянувшаяся
от  души  несчастного  к  его  беспокойной   душе.   И   он,   забыв   про
сопровождающих, забыв обо всем на свете, просто  встал  перед  кроватью  и
произнес:
   - Здравствуй, Кемаль.
   - Вы что-то сказали? - спросил Стоянов.
   - Нет, - обернулся к нему Караев, - ничего.
   С этого дня Караеву разрешили навещать больного, словно он  мог  узнать
что-то новое или получить представление о  характере  человека,  лежавшего
почти бездыханным на больничной койке. Но самому Караеву эти встречи  были
очень нужны и поэтому  с  разрешения  подполковника  Трапакова  он  раз  в
несколько дней приезжал сюда и оставался с больным наедине, словно прося у
него совета и поддержки для предстоящей поездки в Турцию.
   Его  выздоровление  должно  было  начаться  через  полтора  месяца.  По
взаимной договоренности, за полмесяца до этого события  настоящего  Кемаля
Аслана с величайшими предосторожностями должны  были  перевести  в  другую
палату и поместить его туда  под  чужим  именем,  несколько  изменив  дату
приема.
   Еще  целый  месяц  Караева  готовили  по  специальной  программе.   Они
вернулись  в  Москву,  и  лучшие  психологи,  бывшие  разведчики-нелегалы,
специалисты по Болгарии и Турции, и все, кто нужен  был  для  его  сложной
работы, снова и снова встречались с ним, отдавая свои знания и опыт  этому
молодому человеку. К концу месяца он был напичкан чужими знаниями почти до
предела. Он уже забыл о собственных  воспоминаниях,  ошибках,  собственном
жизненном опыте, который начинал казаться нереальным и придуманным. Теперь
он помнил лишь раннее детство в Филадельфии, и свою  многолетнюю  жизнь  в
городке с таким смешным названием - Елин-Пелин.
   Наконец, в последний день перед отъездом он  узнал,  что  с  ним  хочет
встретиться сам Председатель КГБ СССР. Был готов к визиту  столь  высокого
гостя, но Андропов появился неожиданно, когда он только  начинал  бриться.
Они говорили недолго, минут пять-десять, после чего Председатель уехал.
   На следующий день начались активные мероприятия по внедрению Караева  в
Турцию. Он прилетел вместе с Трапаковым в Киев.  Именно  там  должны  были
сделать операцию на его черепе и ноге, имитируя попадание в  автомобильную
катастрофу. И он, здоровый молодой человек, никогда прежде не  лежавший  в
больницах,  и  даже  не  болевший,  лег  на  больничную  койку  и  вдохнул
сладковатый аромат, исходивший из  этой  непонятной  маски.  Об  уколах  в
семьдесят четвертом году еще всерьез не говорили.
   Он проснулся через сутки с непривычным ощущением сухости во рту. Болели
голова и все тело, словно  он  совершил  многокилометровый  кросс  Как  ни
странно, но левая нога, над  которой  потрудились  специалисты-хирурги  из
больницы КГБ, совсем  не  болела,  а  вот  правая,  до  которой  никто  не
дотрагивался,  почему-то  болела   довольно   ощутимо.   Дотронувшись   до
перевязанной головы, он с удивлением отметил, что голову ему выбрили,  как
это сделали с настоящим Кемалем Асланом в Болгарии.
   Он пролежал в  больнице  три  дня.  После  этого  повязки  сняли  и  он
обнаружил у себя на черепе глубокие шрамы. Правда, голова уже  не  болела,
если не считать иногда привычных  головных  болей,  которыми  отстрадал  с
раннего детства.
   Через день  он  прилетел  в  Софию.  Здесь  ему  предстояло  дальнейшее
"излечение" от травмы. В больнице его сначала переодели, затем  отвезли  в
операционную, где снова забинтовали голову, вставили трубки в нос и в рот,
и в таком виде отвезли в палату, откуда за полчаса до этого незаметно  был
перевезен подлинный Кемаль Аслан.
   Бригаду болгарских врачей, которые вели больного Кемаля Аслана,  срочно
премировали путевками в Советский Союз на озеро Байкал,  а  заменившие  их
специалисты были врачами КГБ, уже предупрежденными обо  всем.  Сотрудникам
больницы объяснили, что это советские специалисты, приехавшие  для  обмена
опытом. Через два дня вся больница  знала,  что  в  результате  применения
новых методов лечения комы, один из тяжелейших больных, на которого  давно
все махнули рукой, начал постепенно выходить из коматозного состояния.  Но
в палату к больному никого не пускали. Через  десять  дней  больной  начал
даже произносить первые слова и пробовать шевелить конечностями.  Об  этом
случае немедленно  написали  все  болгарские  газеты,  прошла  специальная
телевизионная передача, в который впервые  показали  уже  Караева  в  роли
Кемаля Аслана, лежавшего на больничной койке.
   Резидентура КГБ в Турции организовала  в  местных  газетах  перепечатку
статьи  о  выздоравливающем  больном   болгарском   гражданине   турецкого
происхождения. Через день выяснилось, что в Измире живет дядя спасенного и
возвращенного к жизни счастливчика. Еще через день портрет дяди  -  Намика
Аббаса - обошел  все  турецкие  и  болгарские  газеты.  Пресса  настойчиво
требовала приезда родственника к своему возрожденному к жизни племяннику.
   Правда, во всей поднятой шумихе оказалась и оборотная сторона, когда  в
больницу к больному Кемалю попыталась проникнуть его бывшая  однокурсница,
утверждавшая, что она подружка Кемаля. С  ней  было  неприятностей  больше
всего. Мало того, что она не желала  слушать  никаких  доводов  и  рвалась
прямо  в  палату,  она  еще  дала  интервью  одной  из  болгарских  газет,
рассказав, что Кемаль обещал на  ней  жениться.  После  этого  в  больнице
появилась целая группа сотрудников института,  где  работал  Кемаль  после
окончания университета, и их  долго  пришлось  уговаривать  не  беспокоить
больного.
   Случайные  посетители  были  убраны,   а   настырную   девушку   решили
пропустить,  чтобы  проверить  на  ней  результаты  подмены.  Все   прошло
благополучно. Напуганная обилием аппаратуры и бледным видом  лежавшего  на
кровати "Кемаля", девушка не обратила особого внимания на изменение речи и
дикции, решив, что это обычный послекоматозный синдром. Караев сыграл свою
роль блестяще. Он запинался, забывал конец фразы, иногда просто отключался
от внешнего мира на несколько десятков секунд.
   Девушку  звали  Бася,  это   было   молодое,   доверчивое   и   наивное
двадцатилетнее существо. Караев  искренне  сказал,  что  не  помнит  ее  и
пожаловался на  отсутствие  должной  памяти  после  автомобильной  аварии.
Несчастная девушка под  конец  даже  разрыдалась,  пожелав  забинтованному
"Кемалю" скорейшего выздоровления.
   После  ее  ухода  Трапаков  впервые  появился  в  палате  с   довольным
выражением лица. Первый  экзамен  прошел  благополучно.  Теперь  предстоял
главный. Дядя Кемаля - почтенный Намик Аббас - наконец получил  болгарскую
визу и выехал на своей машине из Стамбула в Софию. Именно здесь  произошла
первая встреча молодого человека с родным братом своего отца.
   Намик Аббас, уже однажды приезжавший в Болгарию и считавший, что у  его
племянника нет никаких шансов на выздоровление, не скрывал своей  радости.
У его брата Юсефа Аббаса, живущего в Америке  не  было  детей,  а  у  него
самого были лишь две дочери. Их отец - Факир Аслан, в свое время  принимал
участие  в  антиправительственном  заговоре  против  самого  основателя  и
признанного главы Турецкой республики - Кемаля Ататюрка,  и  вынужден  был
долгие годы скрываться в Америке, а затем, вернувшись в Турцию, взять себе
фамилию своей матери - Аббас, которую он  дал  и  двум  старшим  сыновьям.
Младший остался в Филадельфии и женился там на болгарке, сохранив  родовую
фамилию  Аслан,  которая  перешла  к  его  сыну.  И  теперь  Намик   Аббас
справедливо считал племянника наследником их рода по мужской линии, прямым
продолжателем их фамилии.
   [У восточных народов, особенно  у  турок,  сохранение  родовой  фамилии
считается особой гордостью. Поэтому на Востоке так хотят рождения  сына  в
семье  -  мужчины  и  продолжателя  рода.  При  этом   подобные   традиции
сохраняются и в очень образованных современных семьях. Для  примера  можно
вспоминать и Премьер-министра Турции, очаровательную госпожу Тансу Чиллер,
чей отец имевший  двух  дочерей,  согласился  выдать  ее  замуж  лишь  при
условии, что будущий муж  возьмет  их  фамилию  и  родовая  фамилия  таким
образом будет сохранена. Муж  согласился  и  теперь  он  господин  Чиллер.
(Прим.авт.)]
   Его не интересовали подробности лечения. Был важен сам факт  возможного
излечения племянника. Гостю  вежливо  намекнули,  что  болгарские  власти,
учитывая столь чудесное выздоровление, могут разрешить  своему  гражданину
выехать для окончательного выздоровления в Турцию.
   От радости Намик Аббас едва  не  задушил  в  своих  объятиях  Стоянова,
представившегося  сотрудником  Министерства  здравоохранения  Болгарии   и
осторожно порекомендовавшего увезти больного для лучшего ухода в Турцию.
   Намик Аббас немедленно подал прошение. В рекордно короткие сроки,  -  в
три дня был получен ответ. Ему  разрешали  увезти  начавшего  поправляться
буквально на глазах Кемаля Аслана. Племянник  уже  вставал,  с  разрешения
врачей ходил по палате, питался без ограничений.
   Дядя отправился в однокомнатную квартиру своего племянника  и  приказал
собрать все его вещи.  После  чего  объездил  лучшие  магазины  болгарской
столицы в поисках достойной одежды для племянника. И, наконец, перед самым
рождеством, когда христиане всего мира  праздновали  свой  праздник,  дядя
купил билеты на поезд и с разрешения врачей впервые пришел для  серьезного
разговора со своим племянником.
   "Кемаль", уже несколько раз видевший своего дядю до этого, встретил его
с показным равнодушием. Более того, он даже отказывался  ехать  в  Турцию,
утверждая, что все его друзья остаются здесь в Болгарии.  И  даже  любимая
девушка Бася. Дядю это обстоятельство чрезвычайно взволновало.  Достаточно
было и одной болгарки в их семье - матери самого Кемаля. Он  долго  просил
молодого человека проявить благоразумие  и  отправиться  вместе  с  ним  в
Турцию, пока, наконец, не вспомнил покойного отца Кемаля и его дедушку.
   Наконец, племянник согласился. Они сели  в  поезд  двадцать  четвертого
декабря тысяча девятьсот семьдесят четвертого года. Уже находясь  в  купе,
"Кемаль Аслан" увидел среди провожавших Трапакова. Дядя бегал  по  вагону,
радостный и возбужденный. Караев посмотрел в глаза Трапакову.  Тот  поднял
руку на прощание. Караев закрыл глаза.  Когда  он  их  открыл,  поезд  уже
тронулся. Теперь в купе сидел Кемаль Аслан.





   В назначенное время он приехал в порт. Ему не нужно было искать  склады
компании, повсюду виднелись указатели. Оставив машину на стоянке и  забрав
с собой небольшой чемоданчик, он неторопливо пошел к месту встречи.
   Вчерашняя поездка в Батон-Руж не столько утомила его, сколько  огорчила
и он все утро больше думал о  Сандре,  чем  о  бывшем  полицейском  Эрнсте
Крайтоне, вставшем на путь сотрудничества с мафией. Чемоданчик в его руках
казался не особенно тяжелым. Кемаль был в длинном плаще.  Конец  ноября  в
Техасе обычно сопровождался сильными ветрами и дождями.
   Вчера, после приезда, ему снова позвонил Том. Они обговорили  последние
детали и теперь Кемаль ехал на встречу с Крайтоном один. И совершенно один
шел по направлению к складам. Будь он не один, его  легко  можно  было  бы
разоблачить. Пройти незамеченным рядом с ним было просто невозможно.
   Он подошел к помещениям. Поднялся по лестнице, с трудом открыл железную
дверь. Она с грохотом поддалась и он вошел внутрь. Там было сыро и  темно.
Кемаль шагнул дальше. Под ногами иногда что-то скрипело,  шуршало,  словно
здесь был рассыпан  мелкий  гравий,  после  чего  склад  был  окончательно
оставлен людьми.
   Кемаль прошел на середину склада и огляделся. Здесь никого не было.  Он
негромко позвал:
   - Мистер Крайтон, я пришел по вашей просьбе.
   Все было тихо.
   Он пожал плечами и уже собирался идти дальше, когда  буквально  у  него
над головой раздался голос Крайтона.
   - Рад вас видеть, мистер Кемаль.
   Он посмотрел вверх. Никого не было.
   - Как вы добрались? - снова где-то рядом спросил Крайтон.
   - Откуда вы говорите? - спросил довольно нервно Кемаль,  как  и  должен
был спросить  глава  крупной  фирмы,  никогда  не  попадающий  в  подобные
переделки, - вам нравится играть в кошки-мышки?
   - Я никогда не играю, мистер Кемаль, - снова раздалось прямо у него над
головой, - просто я никогда и никому не доверяю. Вы принесли деньги?
   - Принес, - поднял чемоданчик Кемаль, - но сначала я бы  хотел  с  вами
переговорить.
   Он снова огляделся. Где прячется этот мерзавец? Почему он его не  может
увидеть?
   - Мне тоже очень хотелось поговорить с вами, мистер Кемаль. И  выяснить
конкретнее, как погибли мои  друзья.  Некоторые  газеты  писали,  что  они
просто устроили гонку с вашим автомобилем, в результате чего  опрокинулись
и взорвались. Я не верю в сумасшедших гонщиков мистер, Кемаль. Этих  людей
я знал. Только за очень большие деньги они могли рискнуть и выйти  с  вами
на финишную прямую. Но даже при таком раскладе вы выиграть не могли ни при
каких  обстоятельствах.  Там  за  рулем  сидел   профессионал,   настоящий
специалист своего дела. И если вы его  переиграли,  значит,  ему  либо  не
повезло, либо вы специалист еще более крупного масштаба.
   Кемаль, наконец, понял откуда шел этот голос. Буквально в пяти метрах у
него за спиной  висел  небольшой  магнитофон,  прикрепленный  к  железному
основанию  склада.  Очевидно,  Крайтон  следил   за   своим   гостем,   но
разговаривать    предпочитал    посредством     подобного     технического
приспособления.
   - У нас не было никаких гонок, - сказал Кемаль, - просто  они  пытались
меня обогнать и сорвались вниз. Вот и все.
   - И вы сами верите в эту историю? - спросил насмешливый голос.
   - Можете не верить. Я пришел не для того, чтобы  выйти  за  вас  замуж,
мистер Крайтон, - саркастически заметил Кемаль. И услышал  в  ответ  тихий
смех.
   - Вы храбрый человек, мистер  Кемаль,  -  произнес  явно  поощрительным
тоном Крайтон, - я не думал, что рискнете придти один и в такое место.  Но
раз пришли,  мне  нужно  будет  спуститься  вниз  самому.  Подождите  меня
немного.
   Кемаль пожал плечами  и,  положив  чемоданчик  на  пол,  поправил  узел
галстука. После чего снова взял чемоданчик в руки и стал  терпеливо  ждать
своего неведомого собеседника. Крайтон  явно  любил  сценические  эффекты.
Выгнанный из полиции, он получил сильную психологическую травму  и  теперь
все время пытался доказать самому себе,  какой  он  хороший  профессионал.
Именно поэтому он спустился вниз по веревке, словно в лучших  голливудских
фильмах, скользнув вниз, прямо перед носом у своего гостя.
   В отличие от него, Кемаль не любил ненужных эффектов и,  как  настоящий
разведчик, презирал откровенное бахвальство и ненужный риск. Теперь  перед
ним стоял среднего роста человек, коренастый, с мощным разворотом  плеч  и
голым, выбритым почти до белизны, черепом.
   - Здравствуйте, мистер Кемаль, - неприятно улыбнулся Крайтон,  но  руки
не протянул.
   - Это вы помогали доставать  Ронни  Седлеру  нужные  нам  документы?  -
строго спросил Кемаль.
   - Конечно, я. Думаю, вы уже давно догадались об этом. Кроме меня  ни  у
кого не бывает ключей по ночам. А людей тоже назначаю только  я.  Пришлось
потрудиться самому. Но игра стоила того.
   - Вы хотите двадцать пять тысяч? - уточнил Кемаль.  -  Я  согласен,  но
только с одним условием - дайте мне, наконец, эти документы.
   - А они разве не у вас? - в глазах Крайтона мелькнула растерянность.
   - Конечно, нет. Иначе зачем я пришел на встречу с вами?
   - Подождите, - не понял Крайтон, - вы хотите сказать, что Ронни  Седлер
перед тем, как разбиться, не дал вам никаких документов? Я  вас  правильно
понял?
   - Вы умный человек, Крайтон. Если он дал мне эти документы, тогда зачем
бы я пришел сюда? Или мне нравится ваша компания?
   - Хорошо, - чуть подумав, сказал Крайтон, - я сделаю вам вторые  копии,
если вы согласитесь. Но вы заплатите за вторичный риск  половину  от  всей
суммы.  Итого  -  двадцать  пять  тысяч.  Ведь,  кажется,   с   Ронни   вы
сговаривались за пятьдесят.
   - Это коммерческая тайна.
   Крайтон усмехнулся.
   - Так и быть. Договорились. Давайте ваши  деньги.  Мы  через  несколько
дней снова привезем эти документы.
   - Не пойдет, - ответил Кемаль, прижимая к себе  чемоданчик,  -  сначала
мне нужно видеть документы. Может, это подделка.
   - Не нужно нас оскорблять, мистер Кемаль,  -  обиженным  тоном  заметил
Крайтон, - вы же уже поняли, что имеете дело с настоящими профессионалами.
   - Именно поэтому и  хочу  посмотреть  документы,  -  решительно  сказал
Кемаль.
   Наступило неприятное молчание.
   Крайтон облизал губы.
   - Вы сами напросились, - предостерегающе сказал он, - вообще-то я хотел
этого избежать.
   В руках у него появился "вальтер".
   - Вы с ума сошли! - с преувеличенно нервной реакцией сказал  Кемаль.  -
Немедленно уберите ваше оружие.
   - Спокойно, мистер Кемаль, - посоветовал Крайтон. - Спускайтесь ребята.
   Сверху спустилось еще трое молодых людей.  Один,  оказавшись  проворнее
всех - на веревке, другие шли по лестницам. У всех в руках было оружие.
   - Я хотел этого избежать, мистер Кемаль,  -  оказал  Крайтон,  поднимая
свой пистолет на уровень груди пришедшего бизнесмена.
   - Вы обычные грабители, - презрительно сказал Кемаль.
   - Ничего подобного, - разозлился Крайтон. -  Кто-то  похитил  документы
нашего друга Седлера. Украл их прямо из дома. Как раз в тот момент,  когда
вы устроили  свои  подозрительные  гонки.  Неприятное  совпадение,  мистер
Кемаль. И документов нет, и денег, и бедного, глупого Ронни Седлера.
   Спустившийся первым молодой бандит встал за спиной Кемаля.
   - Положите чемоданчик на пол, - посоветовал Крайтон,  -  и  не  делайте
резких движений. Это в наших общих интересах.
   Кемаль осторожно положил чемоданчик на  пол,  рядом  с  собой.  Молодой
парень, стоявший за его спиной, подошел ближе.
   - Открой, - приказал ему Крайтон.
   Тот  кивнул  головой  и,   немного   повозившись   с   замком,   открыл
"чемоданчик". Сверху лежали пачки долларов.
   - Все в порядке, - улыбнулся Крайтон, - можешь закрыть.
   Парень закрыл чемоданчик. Подошли двое других, уже убирая  оружие.  Они
видели пистолет в руках  Крайтона  и  знали,  как  может  стрелять  бывший
полицейский, прошедший специальную  подготовку  для  борьбы  с  торговцами
наркотиками.
   - Мистер Кемаль, - покачал головой Крайтон, - вы  думали,  что  сумеете
нас переиграть. Но ничего не получилось. Мы не любим предателей.
   - Скорее этот упрек можно было бы адресовать  вам,  -  угрюмо  произнес
Кемаль.
   Крайтон улыбнулся, чуть убирая пистолет.
   - Ронни был моим другом.
   - И моим, мистер Крайтон. Меня заставила приехать только память о нашем
общем друге.
   - Тогда тем более нам будет легче  договориться,  -  неожиданно  заявил
Крайтон,  -  мы  согласны  за  двадцать  пять  тысяч  привезти   вам   всю
документацию по интересующему вас  делу.  Но  еще  пятьдесят  нужно  будет
выплатить моим мальчикам за участие в этом деле  и  их  молчание.  Сегодня
молчание дорого стоит, мистер Кемаль.
   - Вы шантажист, - спокойным тоном заметил Кемаль.
   - За оскорбление вам придется добавить еще несколько тысяч.
   - Вы дурак, Крайтон,  -  презрительно  сказал  Кемаль,  -  поэтому  вас
выперли из полиции. Вы не умеете просчитывать варианты.
   При воспоминании о прежней  работе  Крайтон  покраснел.  Это  была  его
больная рана, которую никто не имел права  трогать.  И  вот  этот  грязный
пришелец смеет что-то ему говорить.
   - Пятьдесят тысяч, - сказал сквозь зубы  Крайтон,  -  и  завтра.  Иначе
данные о ваших интересах лягут на стол специального агента  ФБР.  Вы  меня
понимаете?
   - А я признаюсь, что документы нужны были не мне, а моему тестю мистеру
Саймингтону, который просто хочет купить этот  завод,  присоединив  его  к
своей империи. Разве это уголовно наказуемое преступление? Отвечать скорее
придется вам  -  за  незаконное  похищение  документов  и  их  последующую
продажу. Неприятное нарушение.
   - Вы еще мне угрожаете? - изумился Крайтон. -  Не  боитесь  остаться  в
этом складе навсегда?
   - Не боюсь, - твердо ответил Кемаль. - А иначе, кто именно заплатит вам
пятьдесят тысяч долларов. Нет, за такие деньги вы готовы  отпустить  в  Ад
самого Сатану.
   - Убирайтесь! - разозлился Крайтон. - Уходите отсюда! И  завтра  я  жду
вас прямо здесь с деньгами. Или вашего известного тестя.  Мне  все  равно,
кто именно привезет деньги.
   Краем глаза Кемаль уже видел движение впереди себя. Он знал, что именно
ему нужно  делать,  но  сознательно  медлил,  давая  возможность  бандитам
раскрыться и проявить себя. Значит, Ронни успел перед смертью рассказать о
второй части документации своим  партнерам  по  криминальному  бизнесу.  А
заодно  и  рассказал,  кому  именно  он  продавал  документы,   добываемые
Крайтоном. Если учесть, что в Техасе гораздо больше сотрудников ФБР, чем в
любом другом  штате,  кроме  Нью-Йорка,  а  по  количеству  полицейских  и
охранников Хьюстон вполне  может  соперничать  с  Вашингтоном,  подозрения
Крайтона были отчасти оправданны. Он лучше знал обстановку в штате.
   Расположенный в Хьюстоне центр управления полетов космических  кораблей
им. Л.Джонсона был настоящей приманкой не только для всевозможных  агентов
стран Восточного  блока,  но  и  притягивал  даже  союзнические  разведки,
вызывая определенное раздражение у ФБР и АНБ. Ведь в Техасе и вокруг  него
уверенно работали  по  получению  информации  израильская,  французская  и
японские разведки.
   Кемаль увидел, как Крайтон взял чемоданчик в правую руку, принимая  его
от молодого "коллеги", перекладывая в момент приема чемоданчика  оружие  в
левую. И в этот  момент  Кемаль,  развернувшись  ударил  ногой  одного  из
стоявших рядом с ним бандитов и отбросил ударом кулака другого.
   - Стоять всем спокойно, - крикнул он, показывая свою "беретту".
   Реакция Крайтона была мгновенной.  Он  выстрелил,  подняв  левую  руку.
Кемаль успел чуть  уклониться,  но  пуля  попала  в  левую  руку.  Однако,
одновременно с выстрелом Крайтона прозвучал еще один выстрел и  изумленный
Эрнст Крайтон выронил оружие. Пуля попала ему прямо в плечо. Наверху стоял
Том Лоренсберг, приехавший сюда еще рано утром, до появления бандитов.
   - Это ловушка, - закричал молодой и в  бессознательной  глупой  отваге,
достав пистолет, побежал по складу, стреляя  в  Тома.  Тот  ответил  двумя
выстрелами и сразил бандита наповал, прямо в голову.
   - Уходим, - кричал Крайтон, морщась от боли.
   Пока шла эта перестрелка, двое оставшихся бандитов, подхватив  раненого
Крайтона, изрыгающего проклятия, и не забыв его  чемоданчик,  бросились  к
выходу.  Один  из  людей  Крайтона  даже   выстрелил   несколько   раз   в
спрятавшегося за  металлическими  опорами  основания  раненого  Кемаля.  И
побежал к выходу за остальными.
   Кемаль тяжело опустился на пол.  Сверху  осторожно  спускался  Том.  Он
осмотрел поле боя. Один убитый и один  раненый.  Убитый  бандит  лежал  на
боку, разбросав в разные  стороны  свои  ноги,  как  обычно  падают  люди,
сраженные на бегу.  Том  подошел  к  нему,  перевернул  тело,  внимательно
посмотрел в лицо.
   - Не знаю, - сказал он, - никогда не видел.
   И только потом подошел к Кемалю.
   - Сильно?
   - Ничего, - Кемалю было очень больно, но он,  сцепив  зубы,  терпел,  -
возьми пульт и догони их.
   - Пусть бегут, - спокойно  сказал  Том,  -  я  свою  технику  знаю.  Не
подведет.
   Кемаль достал из кармана небольшой пульт и все-таки застонал.
   - Слушай, - встревожился Том, - тебя кажется, ранили серьезно. Сейчас я
быстро вернусь.
   Он взял небольшую коробочку и поспешил к выходу. Все трое бандитов  уже
сидели в автомобиле Крайтона. Сам Эрнст Крайтон лежал на  заднем  сиденье,
кусая губы от боли и бешенства. Он уже строил планы мщения этому  грязному
турку, когда увидел вышедшего из склада  напарника  турка,  стрелявшего  в
него. В руках этот неизвестный вместо оружия держал коробочку.
   - Ребята, - попросил Крайтон, - запомните его в  лицо.  Я  буду  резать
этого человека на маленькие куски.
   Машина тронулась. И неизвестный поднял  руку.  В  этот  момент  Крайтон
вдруг понял, что именно  находится  у  него  в  руке.  Он  даже  не  успел
испугаться.  Просто  открыл  рот,  чтобы  закричать.  И  в  это  мгновение
неизвестный нажал кнопку. Взрыв  от  заложенного  под  деньгами  взрывного
устройства был слышен по всему порту.
   Том смотрел на это зрелище  несколько  секунд  и,  отвернувшись,  пошел
обратно в склад.
   На полу сидел Кемаль и стонал. Том подбежал к нему.
   - Все-таки серьезно? - спросил он. - Я не думал, что  мерзавец  Крайтон
может так хорошо стрелять левой рукой. Мы его действительно недооценивали.
   Кемаль покачал головой. От боли кружилась голова.
   - Кажется, он задел мне кость.
   - Дай, посмотрю, - наклонился Том. Он достал из кармана бинт. -  Думал,
кому-нибудь из них пригодится, - немного виновато сказал  он.  -  Вставай,
только осторожно. Здесь столько крови, ничего нельзя разглядеть. Поедем  к
врачу.
   - Конечно, - Кемаль сделал над собой усилие  и  с  трудом  поднялся  на
ноги. Поддерживаемый Томом, он вышел на улицу. - Не знаю,  как  я  объясню
все Марте, - пробормотал он.
   - Скажешь, напали бандиты, - улыбнулся Том, - ты теперь будешь героем.
   - Осторожнее, - чуть не крикнул от боли Кемаль.
   - Болит, да? - озабоченно спросил Том. - Это я виноват, все медлил,  не
хотел стрелять первым.
   - Какая глупость, - выдохнул Кемаль, - кажется, сегодня, Том,  ты  спас
мне жизнь. Или я ошибаюсь?
   - От этого тебе не легче, - улыбнулся Том, - идем быстрее.  Не  хватает
еще, чтобы ты умер от потери крови.
   Автомобиль Крайтона продолжал гореть.





   На Пятой авеню Нью-Йорка даже в будничные дни всегда бывает многолюдно,
по особенному красочно, и как-то не по американски празднично и оживленно.
Он любил приходить именно сюда, на пятачок перед отелем  "Плаза",  в  этот
небольшой оазис почти европейской жизни. Может,  все  дело  было  в  самом
большом в Америке игрушечном магазине,  расположенном  напротив  отеля,  в
другом конце площади.
   Магазин был подлинным раем для сотен  и  тысяч  маленьких  американцев.
Здесь разрешали все: брать любые игрушки и даже играть с ними. Руководство
подобного комплекса справедливо рассудило, что,  поиграв  с  понравившейся
ему игрушкой, малыш начнет приставать к родителям  с  требованиями  купить
этот замечательный предмет и мало кто из взрослых сумеет в подобном случае
устоять перед напором ребенка.
   И эта атмосфера радостного оживления  детей,  кажется,  передавалась  и
взрослым.  На  площади  постоянно  играла  музыка,  работали  фокусники  и
жонглеры. Отель "Плаза" был расположен у главного входа в Центральный парк
Нью-Йорка и здесь тоже всегда было многолюдно.
   Стояли  кареты  с  четверками  лошадей,  отсюда  проходили  специальные
экскурсионные  маршруты,  развозившие  людей  по  городу  на   специальных
двухэтажных автобусах. Именно от этого пятачка начиналась знаменитая Пятая
авеню,  столь  полно  представленная  в  своем   блеске   и   великолепии.
Собственно, сама авеню начиналась  не  здесь  и  кончалась  не  здесь.  Но
подлинный  центр  авеню  и  всего  Нью-Йорка  располагался  здесь.   Самые
известные фирмы и магазины "Балли", "Кристиан  Диор",  "Тиффани",  -  одно
перечисление громких имен могло занять целую страницу. Здесь было все, что
мог предложить цивилизованный мир в  конце  двадцатого  века.  Здесь  были
роскошь и вызов, характерные для крупнейшего города  мировой  цивилизации.
Такой концентрации вложенных средств достичь чрезвычайно  трудно.  Лишь  в
нескольких  местах  мирового  сообщества  можно  было   увидеть   подобную
концентрацию всего, чем богата мировая  мода,  парфюмерия  и  человеческая
фантазия. Это Беверли-хиллз в Лос-Анджелосе и Елисейские поля в Париже.  В
последнее время к ним стали подтягиваться центральные  улицы  Москвы,  все
еще не способные конкурировать с подобными центрами мировой торговли из-за
крайне невразумительной инфраструктуры подъездных  дорог  и  неспособности
обучить персонал должным манерам. Но это уже проблемы менталитета.
   Кемаль любил пить чай в "Сен-Редженсе" -  отеле,  расположенном  совсем
недалеко  и  известном  своими  абсолютным   техническими   оснащением   и
невероятной роскошью. Во время американских  ленчей  он  пил  чай,  иногда
вызывая недоумение даже своего  секретаря.  Но  сегодня  он  не  поехал  в
привычное место. Сегодняшний  маршрут  его  поездки  лежал  в  Итальянский
квартал, где в одном из маленьких кафе должна была состояться его  встреча
с Томом.
   В этот февральский день было довольно прохладно, и он, выходя из  дома,
надел пальто. Кемаль работал в Нью-Йорке уже третий месяц,  переехав  сюда
из Техаса и возглавив объединенную компанию, вобравшую в себя капиталы его
дяди  и  собственные  предприятия.  Он  давно  собирался  перебираться   в
Нью-Йорк, тем более, что его руководство настаивало на подобном  переезде.
Семейные проблемы с Мартой накладывались на подобное решение  и,  наконец,
во второй половине 83-го он решился на переезд,  открыв  центральный  офис
своего предприятия на Мэдисон-авеню.
   Теперь, дожидаясь Тома, он неторопливо пил  дымящийся  кофе-эспрессо  и
поглядывал на часы. Том опаздывал. Это было настолько не похоже  на  него,
что Кемаль невольно нахмурился. За столько  лет  работы  его  помощник  не
опоздал ни  разу,  несмотря  на  различные  обстоятельства.  Кемаль  снова
посмотрел на часы. Том опаздывал уже на  шесть  минут.  Когда  прошло  еще
десять минут и Кемаль, решив, что Том не появится, кивком головы  подозвал
официанта, собираясь расплатиться, тот появился.
   - Что-нибудь еще, сэр? - спросил любезный черноволосый официант.
   Здесь обычно работали только итальянцы.
   - Еще две чашечки кофе, - быстро изменил свое решение Кемаль,  наблюдая
как к его столику подходит Том. Ему не нравилась сегодня его  походка.  Но
еще больше ему не нравилось лицо Тома. Подойдя к столику, Том молча кивнул
и устало опустился на стул напротив Кемаля.
   - Что произошло? - спросил Кемаль.
   - Не знаю, - выдохнул Том, -  но,  кажется,  у  нас  на  линии  провал.
Связной не вышел на связь, а я ничего не мог выяснить.
   - Может, использовать резервный вариант?
   - В том-то все и дело, -  вздохнул  Том,  -  я  просто  решил  пока  не
рисковать. Более того, я обнаружил скрытое наблюдение за собой.
   Кемаль невольно вздрогнул. За столько лет в Америке  он  уже  отвык  от
этих слов, считая себя почти  стопроцентным  американцем.  Казалось,  сама
судьба решила выдать ему право на все активные действия  за  рубежом,  вот
уже на столько лет. Если не считать того досадного случая два года назад с
мафией, когда ему пришлось выйти на связь с Ронни Седлером,  он  почти  не
рисковал, ограничивая круг своего общения только с Томом Лоренсбергом.
   Разведчики-нелегалы, как правило, проваливались на своих связных.  Учтя
это обстоятельство, руководство ПГУ выделило  ему  персонального  связного
для обеспечения надежной связи. Казалось, все  шло  прекрасно.  Не  вызвал
никаких подозрений и его долгожданный переезд в Нью-Йорк. Все знали о  его
семейных неурядицах с Мартой  и  это  как  ни  странно  даже  помогло  его
переезду. И вдруг...
   - Ты сумел оторваться? - спросил Кемаль, уже исподтишка оглядываясь.
   -  Конечно.  Поэтому  немного  опоздал.  Пришлось   сделать   несколько
контрольных кругов, чтобы не привести за собой хвост. Но, все  равно,  это
очень неприятно, Кемаль. Провален или не работал наш  вариант  связи?  Мне
кажется, связного кто-то подставил. Я и раньше замечал некоторые неувязки,
но теперь я почти уверен, что на линии работает враг.
   - Что думаешь делать?
   - Не знаю. В любом случае, мне нужно  будет  уходить.  Просто  не  имею
права подставлять и тебя.
   - Нужно будет все проверить.
   Официант принес им две  чашечки  кофе,  поставив  чашечки  перед  ними,
удалился.
   - Каким образом? - спросил Кемаль. - Надеюсь, не собираешься снова туда
возвращаться?
   - Пока думаю. Но проверить нужно.
   -  Решил  стать  героем?  -  нахмурился  Кемаль.  -  Шпионских  фильмов
насмотрелся?
   - При чем тут шпионские фильмы, -  заметно  обиделся  Том,  -  ты  ведь
должен меня понять. Если я не уверен в нашей основной линии,  то  не  имею
права прибегать к резервному варианту, пока все не выясню.
   - Не нужно выяснять самому, - уже раздражаясь, ответил  Кемаль,  -  для
этого есть другие специалисты.  Не  стоит  брать  на  себя  выполнение  не
свойственных тебе задач. Ты прежде всего связной. Мы работаем по ведомству
нелегалов, а контрразведкой должны заниматься совсем другие  люди.  Выкинь
это из головы и никогда больше не появляйся  там,  где  тебя  уже  видели.
Если, конечно, наружное  наблюдение  за  тобой  не  результат  чьей-нибудь
ошибки.
   - Какой ошибки? - заметно нервничая,  спросил  Том.  -  Я  тебе  говорю
серьезно, за мной следили. Трижды проверял. Я оторвался от них  с  большим
трудом. Поэтому и  беспокоюсь.  За  случайным  человеком  они  бы  так  не
следили.
   - Где ты остановился?
   - В отеле.
   - В каком?
   - В "Висте".
   - Это в Даунтауне?
   - Да, рядом с Уолл-стрит.
   - Езжай в гостиницу и никуда больше не выходи. Закажи билет на  самолет
и утром улетай обратно в Техас. Чтобы никто больше тебя  здесь  не  видел.
Когда ты мне понадобишься, я тебя вызову.
   - А как быть с твоим последним сообщением?
   - Забудь о нем. Я передам его сам. У меня есть резервный  канал  связи.
Свой собственный.
   Том задумался. Затем осторожно покачал головой.
   - Это не выход, Кемаль.
   - Почему?
   - А если провален и резервный вариант? Если провокатор сидит не здесь в
Америке, а в нашем управлении "С" или, еще хуже, в самом Центре  ПГУ?  Что
тогда? Ты понимаешь, как рискуешь? Тебе нельзя выходить на  связь  ни  при
каких обстоятельствах. Только в случае моей смерти.
   - Не говори глупостей.
   - Это не глупости, - упрямо возразил Том, -  ты  не  должен  появляться
нигде. Слишком много сил и средств было вложено в твою "акклиматизацию"  в
этой стране. Моя задача - твоя безопасность. Это самое  важное  мое  дело.
Все твои сообщения и связь с другими людьми - дело второстепенное.  Прежде
всего твоя безопасность, Кемаль. Я отвечаю только за тебя.
   Наступило молчание. Кемаль, вспомнив про остывший  кофе,  потянулся  за
чашкой.
   -  Тогда  скажи,  что  ты  предлагаешь?  -   спросил   он   уже   более
примирительным тоном.
   - Проверить всю линию связи, подставив им дезинформацию.
   Кемаль отпил кофе, поставил чашку на стол.
   - Я не совсем тебя понимаю, - он и  так  говорил  достаточно  тихо,  но
теперь невольно еще больше понизил голос, - объясни конкретнее. Ты хочешь,
чтобы я дал тебе неправильные сведения?
   - Вот именно.
   - И ты передашь их в Центр?
   - Точно.
   - Ты сам понимаешь, что говоришь? - прошипел Кемаль, не сдержавшись.  -
Не хватает только того, чтобы они решили, будто  мы  ведем  двойную  игру.
Продумывай проверку линии без моей помощь. Это такая глупость.
   - Не глупость, -  разозлился  Том  и,  заметив,  что  на  них  начинают
оглядываться, спросил: - Машина у тебя на улице?
   - Да, прямо у входа.
   - Поехали куда-нибудь отсюда. Я по дороге  все  объясню.  Жду  тебя  на
углу.
   Поспешно поднявшись, Том прошагал к выходу.  Кемаль  допил  свой  кофе,
неспешно подозвал официанта и,  расплатившись,  по-прежнему  не  торопясь,
вышел из здания. Подошел к своему автомобилю. Достал ключи, открыл  дверцу
и, не оглядываясь, сел в машину. Затем очень медленно тронулся с места. На
углу в машину быстро сел Том Лоренсберг.
   - Теперь постарайся все объяснить как можно более  внятно  и  четко,  -
попросил Кемаль, - чтобы я, наконец, понял твои слова.
   - Последнее твое сообщение  было  о  базах  НАТО  в  Великобритании,  -
напомнил ему Том, - твои данные, полученные  от  Маккерфи.  Ты  еще  тогда
обратил внимание, что туда пойдут американские подводные лодки "Трайдент".
Помнишь?
   - Конечно помню, ну и что?
   - Они туда не пошли. Я только недавно об этом узнал. Есть  сообщение  в
газетах, что по причинам технических неполадок обе лодки решили  вернуться
в порт приписки.
   - Я тоже читал. Возможно простое совпадение. Это было два месяца назад.
   - Обе лодки сразу? -  иронически  спросил  Том.  -  И  для  чего  такое
сообщение в газеты? Они словно давали  понять  всем,  что  никаких  других
обстоятельств отмены рейса быть не может.
   - Так и есть. Я это тоже так понял.
   - А я нет. Я не верю в подобные совпадения и  в  напечатанное  открытым
текстом извинение, что лодки не могут следовать туда, куда они должны были
следовать. Понимаешь?
   - Дальше, - потребовал Кемаль. Он не любил делать быстрых выводов.
   - Наша прошлогодняя информация по кандидатуре Патерлини. Мы передали  в
Москву, что он будет назначен представителем ЦРУ в Англии. Помнишь?
   - Не нужно каждый раз проверять мою память, - хмуро ответил Кемаль. - Я
все прекрасно помню. Ну и что?
   - Ведь Патерлини не прошел. Его решили вместо Англии послать на Багамы.
Там, в лучшем случае, можно найти двух бывших шпионов на пенсии с удочками
в руках. И Патерлини до  сих  пор  сидит  на  Багамах.  И,  наконец,  наша
последняя информация тоже не  прошла.  О  твоих  связях  с  англичанами  и
создании своего филиала в Ливерпуле. И сразу американцы  вышли  на  нашего
связного. Я только туда сунулся, как меня засекли. Понимаешь, что из этого
следует? На линии сидит их человек. И он просто информирует другую сторону
о  наших  донесениях.  Совпадения  быть  не   может.   Все   очень   четко
спланировано.
   - Понятно, - он смотрел в зеркала справа  и  слева.  Кажется,  никакого
наблюдения за своей машиной не замечал.
   - Поэтому я предлагаю проверить, передав по  нашей  линии  донесение  с
очевидной дезинформацией. При этом отмечая пункты ее  прохождения.  Только
таким образом мы сможем установить, где именно находится предатель.
   - А как ты думаешь переслать сообщение?
   - По нашей старой линии. Вернуться и переслать.
   - Если следят за связным, значит, ты сразу попадешь под  наблюдение.  И
уже не сможешь никогда оторваться.
   - Верно. Но зато ты  в  это  время  передашь  мой  план  по  резервному
варианту и в Центре сумеют точнее установить, откуда  именно  идет  утечка
информации.
   - Это рискованный план, -  подумав  ответил  Кемаль,  -  фактически  ты
подставляешь самого себя под сильный удар. Тебя могут сразу  арестовать  и
выяснить, на кого ты работал.
   - Не арестуют, - махнул  рукой  Том,  -  у  меня  есть  свои  резервные
возможности. Всегда я сумею от них уйти. Но только таким образом мы сумеем
установить, в каком месте сидит их человек. Только таким образом.
   Кемаль молча  вел  автомобиль.  Он  обдумывал  сказанные  Томом  слова.
Понимал, что его связной прав.  Поражало  обилие  неслучайных  совпадений,
выстроенных  в  один  ряд,  которые  в  итоге  давали  удручающую  картину
предательства. Сомневаться не приходилось. Их сообщения в Центр читали и в
американских спецслужбах. Это было даже не так важно, где именно - в  ЦРУ,
ФБР или АНБ. Главное, что их читали и  делали  соответствующие  выводы.  А
появление  наблюдателей  у  нью-йоркского  связного  Тома  означало,   что
американцы постепенно начали выходить и  на  человека,  передававшего  эту
информацию в Центр. В такой ситуации  либо  нужно  немедленно  сворачивать
свою деятельность, дабы успеть  вовремя  избежать  ареста  и  скрыться  из
страны, либо, с огромным риском для собственной  безопасности,  попытаться
установить, кто именно и на каком этапе выдает их информацию американцам.
   - Это очень большой риск, Том. Практически после  этого  тебе  придется
уехать из страны. И это в лучшем случае, в самом лучшем.  Но  тебя  просто
арестуют.
   - Нет, - убежденно сказал Том, - никак не могут. Им нужно  поддерживать
иллюзию наших активных действий, чтобы не раскрыть своего агента.  Поэтому
они не станут меня сразу брать, это полностью исключено. И  у  меня  будут
неплохие шансы снова удрать  от  своих  наблюдателей,  конечно,  если  они
позволят мне это сделать вторично.
   - Кажется, я начинаю тебя понимать, - Кемаль повернул  руль  в  сторону
Старого города, - сейчас я отвезу тебя в гостиницу. А по дороге давай  еще
раз внимательно обсудим все наши проблемы.





   По вечерам он лично просматривал бумаги. Самые важные и  самые  срочные
смотрел всегда сам.  И  всегда  советовался  со  всеми  службами.  Решения
принимал только на основе вдумчивого анализа. Так приучил его работать еще
Юрий Владимирович в Венгрии. Так они работали в ЦК КПСС.  Так  вместе  они
работали в КГБ.
   Последние несколько месяцев Андропов лежал в больнице, и Крючков  знал,
что шеф почти не имеет шансов выйти оттуда живым. Но  по  привычке  каждое
свое решение он мысленно согласовывал с Вождем. Для него всю его жизнь был
только один Вождь. Не придурковатый Хрущев  и  не  вальяжный  Брежнев.  Он
признавал только своего Бога и этим всемогущим существом для него был Юрий
Андропов.
   Сменивший хамоватого Федорчука на должности  Председателя  КГБ,  Виктор
Михайлович Чебриков слыл человеком осторожным  и  достаточно  трезвым.  Он
знал  реальную  силу  и  возможности  своего  начальника  разведки.  Знал,
насколько тот близок к Генеральному секретарю и какие имеет связи во  всех
управлениях и  отделах  как  КГБ,  так  и  ЦК  КПСС.  И  всегда  относился
подчеркнуто  сердечно  и  радушно  к  руководителю  ПГУ,  предпочитая   не
вмешиваться в работу внешней разведки.
   В мае восемьдесят второго  Андропов,  уже  знавший,  что  дни  Брежнева
сочтены и решившийся, наконец, на  переход  в  ЦК  КПСС,  стал  фактически
преемником Генерального  секретаря  на  этом  посту.  И,  хотя  Константин
Устинович Черненко по-прежнему садился всегда только с правой  стороны  от
Леонида Ильича  и  по-прежнему  контролировал  поступление  всех  бумаг  и
документов через общий отдел к Генеральному секретарю, многие уже понимали
-  реальный  преемник  определен.  И  им  может  стать   только   человек,
контролирующий органы госбезопасности и армию. Все знали, что Устинов  был
близок с Андроповым. И все понимало, что эта сладкая парочка прорвется  во
власть и ее нельзя будет остановить никакими мерами. Может, именно поэтому
на место  Андропова  был  посажен  Виталий  Васильевич  Федорчук,  имевший
достаточно тесные связи  с  Украиной,  откуда  и  была  "днепродзержинская
группа" старцев из Политбюро.
   Кроме всего прочего в Политбюро начали появляться сравнительно  молодые
креатуры Андропова - Михаил Горбачев и Гейдар Алиев, - на которых  он  мог
опереться в случае необходимости. Последний в своей жизни вояж  Брежнев  с
подачи Андропова совершит именно в Баку. В столице  Азербайджана  все  уже
знали,  что  вскоре  Первый  секретарь  ЦК  компартии   и   бывший   глава
госбезопасности республики генерал Гейдар Алиев должен пойти на  повышение
в Москву-членом Политбюро. Конкретную  должность  не  оговаривали,  но  не
сомневались, что Брежнев предложит Алиеву очень высокое место.
   Однако, все получилось несколько иначе. Брежнев  прилетел  в  Баку  уже
очень больным человеком.  Он  отказался  даже  от  участия  в  праздничных
мероприятиях, посвященных его приезду. И во время торжественного заседания
перепутал тексты докладов, начав читать подготовленный тост  за  банкетным
столом вместо  приветственного  обращения  ЦК  КПСС  и  назвав  тружеников
Азербайджана тружениками...  Афганистана.  Правда,  он  честно  извинился,
когда забегавшие помощники  быстро  поменяли  ему  доклад.  Он  растерянно
оглянулся по сторонам и как-то очень доверительно, мягко, по-домашнему, на
весь мир сказал:
   - Я не виноват, товарищи. Это они мне все перепутали.
   И зал взорвался сочувственными аплодисментами. Вскоре после возвращения
Леонид Ильич Брежнев скончался и на его место  сел  единственный  человек,
кто реально знал обстановку в государстве и  в  партии  -  Юрий  Андропов,
жесткий и трезвый прагматик, последовательный политик и достаточно  гибкий
практик. Почти сразу в Москву был переведен Гейдар Алиев, избранный членом
Политбюро и ставший Первым заместителем Председателя Совета Министров  при
немощном Тихонове.
   Из КГБ в МВД  на  "укрепление"  был  переведен  Федорчук,  отличавшийся
самодурством и непродуманностью решений, который  начал  разгонять  старых
специалистов, решив, что таким образом можно навести порядок. Вместе с ним
в МВД пришли тысячи  сотрудников  КГБ,  помогать  органам  внутренних  дел
избавляться от коррупции.
   Особых успехов они, конечно,  не  добились,  но  систему  МВД  потрясли
основательно. Это были, пожалуй, немногие месяцы,  когда  офицеры  МВД,  а
особенно ГАИ и ОБХСС, стали бояться брать  привычные  и  милые  их  сердцу
взятки.  Андропов  начал  с  наведения  жесткого  порядка  в   стране.   В
кинотеатрах и в магазинах стали останавливать праздношатающихся,  проверяя
их документы и выясняя, почему задержанные в данный момент не на работе.
   Андропов прекрасно знал, что именно  происходило  в  стране,  до  какой
степени  все  прогнило,  но  верил  в  возможность  перемен.  Но  перемен,
направленных на укрепление существующего строя,  истовым  идолопоклонником
которого он был. После смерти Андропова появилось много книг и  статей,  в
которых авторы пытаются доказать, что "пионером  перестройки"  был  именно
Юрий Андропов, а Михаил Горбачев лишь продолжатель его дела.
   Лозунг  "перестройки"  общества  и   особенно   экономики   государства
действительно  мог  быть  взят  на  вооружение   Андроповым.   Но   только
"перестройки" в смысле укрепления мощи государства и его жизнеспособности.
Крах,  к  которому  привел  страну  Горбачев,  был  бы  немыслим  при  его
наставнике. Это нужно четко себе  представлять.  Горбачев,  в  отличие  от
Андропова,  оказался  человеком  более  импульсивным,  непоследовательным,
трусливым. Приняв огромный  корабль,  он  не  справился  с  управлением  и
выбросил его на мель, разбив вверенное ему судно. И, как бы ни  оправдывал
свои действия в будущем сам  Горбачев,  капитан,  потерявший  свое  судно,
независимо от причин, все равно виновен в его гибели.
   Но пока за окнами  февраль  восемьдесят  четвертого  года,  и  Крючков,
вызвав к  себе  начальника  управления  "С",  читает  последнее  донесение
агента-нелегала из Америки. Ему явно не нравится это донесение, и он  даже
не пытается скрыть свое настроение от генерала Дроздова, сидящего напротив
него.
   - Когда пришло это сообщение? - наконец, спрашивает он.
   - Сегодня, - с готовностью отвечает генерал, - мы решили сразу показать
его вам. Это насчет нашего последнего разговора о провалах в Скандинавии и
в Англии.
   - Данные подтверждаются? - уточнил Крючков.
   - Не все, но некоторые совпадают. Подряд три явных провала. Я не  хотел
вам докладывать, Владимир Александрович, пока сам все не проверю.  Однако,
проведенная проверка подтвердила наши худшие опасения.  Похоже,  мы  имеем
дело с агентом английских или американских спецслужб, действующими как раз
на этом направления.
   Крючков нахмурился. Долгие годы работы в разведке научили  его  верному
пониманию и осмыслению того страшного факта, о котором ему сказал генерал.
   - Что думаете делать? - жестко спросил он.
   - Еще раз все проверить. Нам необходимо хотя бы локализировать источник
утечки информации. А затем мы сможем выйти и на самого агента.
   Крючков  посмотрел  на  лежавшие  перед  ним  бумаги.  Управление   "С"
занималось нелегалами. Это было их ведомство.
   - Что сообщает "Юджин"? - спросил он.
   - По установленному каналу его связной не стал выходить  на  связь.  Мы
предполагаем,  что  там  возможна  утечка  информации.  Именно   последние
сообщения "Юджина" по Великобритании оказались известны противной стороне.
   - Вы подозреваете конкретно его? - уточнил Крючков.
   Генерал  смутился.  Он  только  недавно  был  назначен   на   должность
начальника управления "С" и не знал  лично  самого  "Юджина".  Но  он  был
осведомлен, что этого агента знает сам Крючков, отправивший его десять лет
назад, в Турцию.
   - У нас пока нет оснований подозревать "Юджина",  -  осторожно  ответил
он.
   - А его связной? - напомнил Крючков, - вы проверили всю линию связи?
   - Конечно.  Непосредственный  его  контактер  -  наш  офицер.  Нелегал,
посланный в Америку почти сразу после закрепления "Юджина". С  ним  у  нас
никогда не было проблем. Мы несколько раз проверяли все его сообщения. Ему
вообще запрещены любые активные действия. Его задача - только  координация
действий  и  помощь  "Юджину".  Два  года  назад  у  них   были   какие-то
неприятности с контрабандистами...
   - Я помню, - кивнул Крючков.
   Он действительно помнил ту историю. Когда ему  доложили  о  неслыханных
действиях агента-нелегала, едва не ставшего жертвой мафии, он  даже  хотел
отозвать "Юджина" из  Америки.  Но  потом  все  обошлось.  Агенту  удалось
выкрутиться из этой ситуации почти чудом. Хотя он мог и не  выкрутиться...
Крючков снова  нахмурился.  Нужно  будет  опять  проверить  все  сообщения
"Юджина".
   По натуре подозрительный  и  замкнутый  человек,  Крючков  не  особенно
доверял нелегалам, долгие годы находящимся за  рубежом.  Насмотревшись  на
выступления "антисоциалистических сил" в Венгрии в пятьдесят шестом  году,
он на всю жизнь сохранил  в  душе  стойкое  предубеждение  к  Западу,  его
культуре и морали. В отличие от своего бессменного шефа Юрия Андропова  он
не обладал широтой кругозора и эрудицией своего руководителя. И это всегда
сказывалось на его отношении к работе.
   Скорее  педант,  чем  мыслитель,  скорее  добросовестный  тактик,   чем
гениальный стратег, Крючков двадцать девять лет сидел "под  Андроповым"  и
это неминуемо должно было сказаться. В августе девяносто первого, когда от
его решительных действий зависела  судьба  страны,  он  по  привычке  ждал
руководящих указаний полупарализованного Янаева. Но  так  и  не  дождался.
Теперь, обдумывая ситуацию с "Юджином", он вспоминал того молодого агента,
которого они навестили с Андроповым  перед  засылкой.  Ему  тогда  еще  не
понравилось излишнее красноречие агента. Может, и в Америке агент  "Юджин"
так и не  сумел  избавиться  от  этого  столь  губительного  для  нелегала
недостатка. В любом случае, самого агента следует теперь проверить. И  его
связного тоже, постараться проверить всю цепочку связных от "Юджина".
   - Дайте указание Казакову [Казаков Владимир Михайлович -  резидент  ПГУ
КГБ СССР в 1984 году в Нью-Йорке] в Нью-Йорк, -  распорядился  Крючков,  -
пусть проверит всю линию связи этого "Юджина". Но только  связных.  Самого
"Юджина" пусть проверяет его управление. Так будет вернее.  Мы  не  должны
подставлять своего нелегала ни в коем случае [в Первом Главном  Управлении
было специальное управление "С", занимавшееся разработкой нелегалов  и  их
внедрением; в данном случае Крючков говорит об этом управлении, структурно
входящим в ПГУ]. Проконтролируйте это лично.
   - Мы проверим всю линию связи, - быстро ответил генерал.
   - Об этих подводных лодках в Шотландии нам, кажется, сообщил "Юджин"  -
заметил Крючков. Память у  него  действительно  была  изумительная.  Кроме
того, он ее специально тренировал.
   - Да, - растерянно согласился генерал. Он не помнил этого факта.
   - Нужно будет еще раз проверить  все  сообщения  "Юджина",  -  приказал
Крючков, - проанализируйте его работу в  Америке  за  последние  несколько
лет.
   - Понимаю, - осторожно сказал генерал, и, не удержавшись, добавил, - но
данные по лондонской резидентуре он знать не мог. А у нас  там  тоже  было
несколько провалов. "Юджин" сообщал лишь сведения по Англии, получаемые из
своих источников.
   - Значит, утечка информации идет не от него, - холодно заметил Крючков,
блеснув стеклами очков, - но проверить все равно нужно. Хотя бы для  того,
чтобы не подставлять нашу сеть связных по всей Америке.
   - Хорошо, - Дроздов собрал бумаги  и,  поднявшись,  спросил,  -  я  вам
больше не нужен?
   - Нет, - ответил Крючков и, помолчав, вдруг сказал, - на всякий  случай
дайте указание в  Вашингтон  Андросову  [Андросов  Станислав  Андреевич  -
резидент ПГУ КГБ СССР в Вашингтоне в 1984 году] и в Сан-Франциско  Зайцеву
[Зайцев Лев Николаевич - резидент ПГУ КГБ  СССР  в  Сан-Франциско  в  1984
году], чтобы они избегали любых контактов с визитерами от  "Юджина",  если
он или его связные попытаются на них выйти.
   - Вы думаете, это все-таки он? - понял генерал.
   - Я ничего не думаю, - желчно сказал Крючков,  -  я  просто  прошу  вас
передать эту информацию.
   - Разумеется, - генерал понял, что задерживаться более не стоит. Шеф не
любил долго распространяться на тему измены в  их  собственных  рядах.  Он
всегда болезненно переживал подобные  факты,  словно  оказавшийся  двойным
агентом-сотрудником изменял не Родине и партии, а лично  ему  -  Владимиру
Крючкову, бессменному главе советской разведки на протяжении стольких лет.
   После ухода генерала, Крючков долго сидел  над  разложенными  на  столе
бумагами. И только когда часы показали  половину  одиннадцатого,  он  снял
трубку телефона Правительственной АТС, набирая известный ему номер.
   - Аркадий Иванович, здравствуйте, - осторожно  сказал  он,  -  это  вас
беспокоит Крючков.
   - Здравствуйте, - услышал он характерный гортанный голос Вольского.
   - Как здоровье Юрия Владимировича? - спросил Крючков. Он  редко  звонил
по  правительственному  телефону,  спрашивая   о   здоровье   Генерального
секретаря ЦК КПСС. Подозрительный Крючков не  очень  верил  в  техническое
совершенство линии правительственной связи,  хотя  за  это  отвечал  целый
отдел Комитета Государственной Безопасности.  Но  сегодня  он  не  мог  не
позвонить. По его сведениям здоровье бывшего шефа КГБ буквально  таяло  на
глазах. И он хотел уточнить эти данные у Вольского, ставшего с восемьдесят
третьего года помощником Генерального секретаря ЦК КПСС.
   Вольский  знал  об  особом  характере  отношений  между  Андроповым   и
Крючковым и не очень удивился этому звонку.
   -  Неважное,  -  честно  ответил  он  собеседнику,  -   врачи   ожидают
дальнейшего ухудшения ситуации.  Пока  сердце  больного  работает,  у  нас
остается хоть какая-то надежда. Звонил  Константин  Устинович,  -  ядовито
добавил Вольский, - интересовался здоровьем Юрия Владимировича.
   - Понимаю, - печально ответил Крючков, как и все выдвиженцы  Андропова,
он не любил второго человека в партии и  государстве,  члена  Политбюро  и
Секретаря ЦК КПСС Константина Устиновича Черненко, справедливо считая, что
вместе с ним вернется и весь маразм  уже  отмирающей  брежневской  системы
управления. Но и он, и Вольский  хорошо  понимали  -  других  претендентов
просто не пропустят. Черненко, однажды уже проигравший схватку  за  кресло
Генерального секретаря ЦК КПСС, не захочет дважды проигрывать  решающую  в
его жизни ставку и ходить "вечно  вторым".  И  никаких  шансов  остановить
Черненко ни у кого не было. В том числе и у молодого  Горбачева,  которого
Андропов искренне хотел сидеть своим преемником.
   По его поручению в его отсутствие вести заседание Секретариата ЦК  КПСС
должен был именно Горбачев. Но во время Пленума ЦК КПСС, когда по указанию
Андропова Вольский сообщил об этом членам Политбюро, подобное  решение  не
встретило  горячего  одобрения  у  "кремлевских  старцев"  и   они   почти
единодушно решили выбросить этот абзац из опубликованной  речи  Андропова,
якобы произнесенной на Пленуме. Горбачев проглотил обиду и смирился. Но не
забыл. Через несколько лет он просто разгонит старое Политбюро, постепенно
заменяя его своими выдвиженцами.
   - Спасибо, - поблагодарил Вольского Крючков, - до свидания.
   - До свидания, - Вольский положил трубку.
   Крючков посмотрел на телефон и затем, резко встав,  начал  собирать  со
стола бумаги. Он не оставлял их даже в своем, самом  охраняемом,  кабинете
КГБ СССР. Собрав бумаги, он положил их в темную папку, убрал  ее  в  сейф,
закрыл на ключ, подошел к столу и посмотрел на календарь. Потом перевернул
страницу. "Восьмое февраля тысяча девятьсот восемьдесят четвертого  года",
- прочел он. Крючков не знал, что  на  следующий  день  весь  мир  облетит
известие о кончине Юрия Андропова. И это будет первый шаг к краху  великой
державы и к его личному краху. Ничего этого он пока не  знал.  И  поэтому,
посмотрев на календарь, поспешил к выходу.





   Он шел по  коридору,  привычно  здороваясь  с  попадавшимися  навстречу
сотрудниками.  Александр   Эшби   был   одним   из   самых   перспективных
руководителей  аналитического  управления  ЦРУ,  когда-либо  работавших  в
здании Лэнгли.  Ему  было  тридцать  пять  лет.  Блестящее  образование  в
Гарварде и Кэмбридже открывало дорогу в науку, позволяло  рассчитывать  на
дальнейшую научную карьеру, но он  выбрал  трудную  профессию  разведчика,
пройдя изнуряющий отбор в ЦРУ, где и работал уже более десяти лет.
   Теперь,  срочно  отозванный  из  отпуска,  он  спешил  к   руководителю
советского  отдела  ЦРУ  Джозефу  Шервуду,  который  попросил  его  срочно
прервать отпуск на Багамах. Эшби был высокий,  худощавый  мужчина,  с  уже
начавшей седеть головой, всегда  красиво  уложенной  шевелюрой,  отличался
тонкими, аристократическими чертами лица и упрямым ирландским подбородком,
доставшимся в наследство от матери.
   Эшби дошел до кабинета Шервуда и, кивнув его секретарю, которая в ответ
улыбнулась знакомому гостю  особенно  ободряюще  вошел  в  кабинет.  Кроме
самого Шервуда  в  комнате  находились  еще  двое.  Они  чуть  обернулись,
рассматривая вошедшего с интересом.
   Шервуд встал из-за стола.
   - Извини, Александр, что мы так срочно отозвали тебя из отпуска. У  нас
появилась головная боль, а мы знаем, что ты лучшая  таблетка  для  лечения
любой болезни.
   Эшби улыбнулся, протягивая руку по очереди гостям Шервуда.  Первый  был
крепыш лет сорока с мрачными, грубыми чертами лица  негроидного  типа.  Он
крепко пожал руку Эшби и коротко представился:
   - Томас Кэвеноу.
   Второй, высокого роста, лысоватый блондин лет сорока улыбнулся и  мягко
поздоровался:
   - Питер Блант.
   Он говорил с четким оксфордским  акцентом.  Учившийся  в  Англии,  Эшби
сразу обратил внимание на произношение незнакомца. Он не ошибся.
   - Мистер Блант, официальный  представитель  Секретной  Разведывательной
Службы Великобритании в нашей стране  [Секретная  Разведывательная  Служба
Великобритании, СИС в английской транскрипции, известная  всему  миру  как
МИ-6], - представил своего гостя Шервуд, - а мистер Кэвеноу из ФБР. Мистер
Александр Эшби, тот самый человек, о котором я вам говорил, - представил в
свою очередь и последнего из пришедших Джозеф. Эшби сел на стоявший в углу
кабинета стул.
   - Мистер Кэвеноу, мы вас слушаем, - сказал Шервуд. Кэвеноу, сидевший  у
стола, поднял лежавшую перед ним темную папку.
   - Это началось несколько лет назад. Мы  получили  сообщения  из  вашего
отдела, что русские имеют определенный доступ к нашим заводам в Калифорнии
и Техасе. Вернее, непонятным образом умудряются ознакомиться с технологией
производства наших управляемых снарядов. Ваши люди в  Москве  указывали  и
еще на ряд моментов, которые уже тогда позволяли предположить, что у нас в
стране действует очень крупный советский  агент,  очевидно,  завербованный
КГБ и теперь передающий информацию в Москву.  Мы  занимаемся  проверкой  и
разработкой этой операции  уже  третий  год,  пытаемся  выявить  источники
утечки информации, передвижения этого агента. Но пока никаких  результатов
не добились. Однако, в последнее время мы все  чаще  получаем  сигналы  из
вашего отдела о том,  что  некоторые  нашим  секреты  становятся  известны
русским. Как недавно удалось  узнать,  ЦРУ  получило  подтверждение  наших
опасений и от английских коллег. На этот раз  мы  постаралось  предпринять
некоторые меры. Благодаря помощи английской секретной  службы,  мы  смогли
выяснить конкретного человека, выходящего на связь от  местного  резидента
КГБ в посольстве на свидание со связным этого неизвестного. Последнего  мы
назвали "Вакхом", за его всегда слишком  беспорядочную,  но  многообразную
информацию, словно этот  человек  успевает  повсюду.  Анализ  не  вызывает
сомнений - действует  один  человек  или  группа  людей,  связанных  общим
руководителем.
   Проблема настолько серьезная, что мы установили жесткое  наблюдение  за
установленными   связными   этого   "Вакха".   Это    офицер    советского
представительства в ООН Матвеев. Он  выполняет  поручения  непосредственно
резидента КГБ в  городе.  Нам  удалось  выяснить,  что  он  несколько  раз
встречался с Эриком Сюндманом, сотрудником шведского представительства при
ООН. Мы и раньше  подозревали  Сюндмана,  но  после  получения  очередного
сообщения из Лэнгли решили взять того под наблюдение. Несколько дней назад
с ним пытался встретиться  один  человек.  Привыкшие  к  "дипломатическим"
визитерам Сюндмана,  мы  его  несколько  недооценили  и  этот  неизвестный
довольно быстро ушел от наблюдения. Мы очень беспокоимся, что это был  сам
"Вакх" или кто-то из его связных. У меня все.
   Эшби, с интересом слушавший Кэвеноу, посмотрел на Бланта,  ожидая,  что
тот задай" первый вопрос. Но Кэвеноу гневно нахмурил брови.
   - Из сказанного вами, мистер Кэвеноу, ясно, что  ФБР  провалилось.  Про
Сюндмана знал только наш человек  в  центральном  аппарате  КГБ.  Если  вы
провалились столь явно и советский агент ушел от  наблюдения,  значит,  вы
невольно подставили нашего человека. Вы это понимаете, мистер  Кэвеноу?  И
вы, мистер Шервуд? Значит, в будущем  мы  просто  не  должны  обмениваться
никакой оперативной информацией, если ваши спецслужбы работают так  грубо,
что упускают агентов даже в Нью-Йорке.
   Темная кожа Кэвеноу побагровела, но он ничего не сказал. Шервуд в  свою
очередь нахмурился.
   - Не горячитесь, Питер, -  успокаивающе  сказал  он,  -  мы  поэтому  и
собрались вместе, чтобы решить эту проблему сообща. Я  думаю,  Эшби  может
уже высказаться по нашим проблемам.
   - Зачем вы передали нашу информацию в ФБР? - снова  дернулся  Блант.  -
Ведь это была оперативная информация, предназначенная только для вас.
   - Виноват не я, - развел руками Шервуд, - так решило  наше  начальство.
Вы должны понимать наши мотивы. Речь идет о национальной безопасности моей
страны. Подобные сообщения мы просто обязаны сразу передавать в ФБР и АНБ.
   - Я не знал, что у  вас  такая  масса  глупых  законов,  -  рассерженно
парировал Блант.
   - Давайте нормально обсудим наши проблемы, - предложил Эшби.  -  Как  я
сумел понять, наша общая задача состоит из двух проблем. Первая проблема -
это советский агент КГБ, сумевший получить доступ к  закрытым  технологиям
наших заводов и регулярно поставляющий их  в  Москву.  Вторая  -  это  уже
английский агент в Москве, сумевший вычислить нашего "Вакха" и  сообщивший
о Сюндмане. Значит, задачу нужно рассматривать как двуединую.
   - Только поменяйте  проблемы  местами,  -  сказал  сразу  успокоившийся
Блант, на которого очевидно, подействовал  рассудительный  голос  Эшби,  -
сначала наш человек в Москве, а уже  потом  розыски  вашего  божественного
язычника в Нью-Йорке.
   - А почему вы решили, что он живет именно в Нью-Йорке? - спросил Эшби.
   - Скорость реакции, - пояснил  Шервуд,  -  мы  тоже  сделали  некоторые
расчеты. Раньше он действовал на юге, в Калифорнии или в Техасе. Но,  судя
по  последним  данным,  он  перебрался  сюда,  на  восток  страны  и  осел
где-нибудь поблизости от Вашингтона.
   - Значит, нам сначала нужно сделать так, чтобы русские поверили в  нашу
случайность с Эриком Сюндманом, - подвел первые итоги Эшби,  -  что  сразу
отведет подозрения от вашего человека, Питер, в Москве.
   - Вы можете предложить нечто конкретное? -  спросил  Блант.  -  Учтите,
действовать нужно в максимально предельном темпе.
   - Мы понимаем, - вступил в разговор Кэвеноу.
   - Нет, вы ничего не понимаете, -  снова  взорвался  Блант,  словно  сам
голос Томаса Кэвеноу действовал англичанину на нервы. - Как вы  могли  так
испортить все с этим шведом?
   - Мы пока только предполагаем, что это мог  быть  связной.  Возможно  и
простое совпадение, - пожал плечами Кэвеноу.
   - Да, конечно. Простой прохожий случайно хотел встретиться  со  связным
КГБ, а потом также случайно ушел от сотрудников ФБР. Вы сами верите в  эту
чепуху?
   - Я так не говорил, - разозлился Кэвеноу, - в  конце  концов  мы  могли
выйти на Сюндмана и сами. Достаточно проследить его связи с Матвеевым.
   - Вот на этом мы и должны построить наше  решение  первой  или  второй,
смотря для кого как, проблемы, - быстро вставил Эшби.
   Оба спорящих обернулись.
   - Я вас не совсем понял, - сказал наконец, Блант.
   - Мистер Блант, почему русские должны считать, что  Сюндмана  им  выдал
ваш агент? - пояснил свою мысль Эшби, - гораздо логичнее, если они поверят
в возможность провала Сюндмана по вине его ведущего  Матвеева  или  самого
шведа. А мы должны их в этом убедить. Это как раз  и  есть  решение  нашей
проблемы на данном этапе.
   Блант молчал, обдумывая слова Эшби.  Кэвеноу  полез  за  сигаретами.  В
восемьдесят четвертом в американских учреждениях еще не  было  того  почти
маниакального психоза, который развернется в  девяностых  годах  в  борьбе
против курильщиков. Именно против курильщиков, а не против курения.  Через
десять лет в Америке  расцветет  подлинный  геноцид  курильщиков,  которых
начнут изгонять с работы, запрещать  курить  почти  во  всех  учреждениях,
последовательно расширяя сферу безникотиновых зон. Борьба будет вестись  с
типично американским размахом, без компромиссов и жалости.
   - По-моему, предложение мистера  Эшби  заслуживает  внимания,  -  сразу
вмешался в разговор молчавший до этого Шервуд.
   - Да, - согласился Блант, - это  интересное  предложение,  если  мистер
Эшби примет участие в такой акции.
   Шервуд впервые улыбнулся. Кажется, на англичанина произвела впечатление
убедительная и хладнокровная аргументация Александра Эшби.
   - Разумеется, - согласился  Эшби,  -  нужно  продумать  детальный  план
дискредитации Матвеева и как логическое завершение данного этапа, выход на
Сюндмана. Сделать все, чтобы русские поверили в то, что нам удалось  выйти
на шведа в результате оплошности Матвеева. Понимаете, как это важно?
   - Мы можем продумать план совместных мероприятий, - задумчиво  произнес
Блант.  Его  явно  заинтриговала  возможность  такой  игры   с   советской
разведкой.
   - Но нужно продумать все достаточно быстро, - напомнил Шервуд, -  иначе
наши противники сумеют просчитать наши действия. Они ведь могут  узнать  о
нашем выходе на Сюндмана через связного этого "Вакха". Если, конечно,  это
был его связной.
   - Или он сам, - с неприятной улыбкой поправил его Блант.
   - Или он сам, - мрачно согласился Шервуд, - хотя мой опыт  подсказывает
мне, что агент такого уровня не стал бы выходить на связь лично.
   - А почему они придумали такой  сложный  путь  доставки  информации?  -
спросил Эшби, как бы размышляя вслух. - Я с самого начала нашего разговора
думаю об этом. Разве не логично, если связной этого  неизвестного  "Вакха"
будет выходить непосредственно на Матвеева. Для чего они  придумали  такой
сложный вариант? Ведь известно, чем длиннее  цепочка,  тем  больше  шансов
провалить все дело. Почему  на  связь  с  "Вакхом"  нужно  выходить  через
Сюндмана?
   - Мы тоже думали об этом, - мрачно ответил Кэвеноу, - и определили  для
себя в качестве рабочих гипотез три возможных варианта. - Первый - связной
знает только Сюндмана и соответственно доверяет ему, предпочитая  общаться
с русскими через  нейтрала.  Второй  вариант  -  сами  русские  не  совсем
доверяют этому агенту и предпочитают именно такой вариант общения.  Третий
вариант при котором "Вакх" просто не знает, на какую  именно  разведку  он
работает.  И  передаваемая  им  информация  просто   хорошо   оплачивается
русскими, использующими свой источник без конкретного раскрытия,  на  кого
именно работает агент. Третья гипотеза наиболее маловероятна, но мы  взяли
и ее для проверки наших версий. И  все  было  бы  правильно,  если  бы  не
появился связной "Вакха". По тому, как он ушел от  наших  сотрудников,  мы
сделали вывод -  он  профессионал,  причем  хороший  профессионал.  Теперь
представляете, какого масштаба должен быть агент "Вакх", если в связных  у
него такой профессионал? И тогда мы делаем следующий вывод - он не  просто
агент, а либо нелегал, сумевший закрепиться в нашей  стране  и  являющийся
штатным сотрудником советской разведки, либо агент такого уровня, что  для
его прикрытия требуются специальные сотрудники КГБ. В обоих  случаях  этот
"Вакх" не просто опасен. Он, как взрывной механизм,  оставленный  в  нашем
штабе, чтобы в любой момент разнести его на куски.
   - Поздравляю, - кивнул Эшби, -  вы  проделали  блестящую  аналитическую
работу. Если возможно, потом ознакомьте меня с выводами  ваших  аналитиков
более подробно.
   - Обязательно, - кивнул Кэвеноу, - после того, как исчез связной,  явно
шедший на встречу с нашим подопечным Сюндманом, мы блокировали весь район,
но этот неизвестный ушел. Теперь мы должны принять более действенные меры,
чтобы выйти и на связного, и на "Вакха", который, по нашему мнению, сейчас
должен несколько снизить свою активность.
   От Эшби не ускользнула высокомерная маска на лице Бланта, пока  Кэвеноу
говорил о предположениях аналитиков ФБР. Наш  английский  гость,  кажется,
знает гораздо больше, чем мы можем  предполагать,  подумал  Эшби.  Видимо,
английской разведке удалось получить достаточно осведомленный  источник  в
советской разведке. Конечно, их очень беспокоит, что этот  источник  может
быть раскрыт. И, судя по всему, они не намерены  помогать  нам  в  поисках
этого "Вакха". Кажется,  сейчас  важнее  всего  раскачать  самого  Бланта,
подумал он.
   - А если мы подставим не Матвеева, а кого-нибудь другого? - спросил  он
невинным голосом у Бланта.
   Англичанин подозрительно уставился на него.
   - Кого именно?
   - Не очерчивая конкретный  круг  подозреваемых,  просто  дадим  русским
понять, что мы знаем о нелегале,  попавшем  в  нашу  страну.  Нелегал,  не
прикрытый дипломатическим паспортом,  может  стать  настоящим  призом  для
нашего ФБР. Вы меня понимаете?
   - Нет, - решительно возразил Блант, - вы  таким  образом  можете  снова
невольно подставить нашего агента.
   - Но нам пока ничего не известно, - возразил Эшби, - мы  знаем  только,
что у русских существует в нашей стране  очень  хорошо  законспирированный
источник, имеющий  доступ  к  нашим  калифорнийским  и  техасским  военным
предприятиям. А у вас есть свой  агент,  раскрытия  которого  мы  в  любом
случае, совсем не желаем. Ведь мы союзники, Блант, не правда ли?
   Последнюю фразу он нарочито подчеркнул. Англичанин сохранил олимпийское
спокойствие.
   - Ваш план нереален, - упрямо возразил он, - и очень опасен для  нашего
человека. Мы уже убедились, как  плохо  могут  работать  ваши  специальные
службы. Сначала ЦРУ выдает нашу конфиденциальную информацию в ФБР, а затем
ваше доблестное Федеральное Бюро упускает важнейшего связного, за  которым
нужно было послать батальон морских пехотинцев, чтобы они его охраняли  от
возможных покушений. Мы просто не можем вам снова доверять.
   - Это не совсем так, Питер,  -  возразил  покрасневший  Шервуд,  -  все
обстоит несколько иначе. Я уже объяснял, по законам нашей страны...
   - Мы отклоняемся от темы нашего разговора, господа, -  холодно  заметил
Блант.
   - Он прав, - сказал Эшби, - каждый должен наниматься своим делом. Пусть
наши  "союзники"  проводят  свои  операции  в  Москве,  а   мы   планируем
собственные  операции  на  своей  территории.  По-моему,  все   правильно.
Кэвеноу, нам нужно продумать, как установить точно, не является ли  "Вакх"
просто посланным к нам советским разведчиком-нелегалом.
   - Мы взяли под контроль все резидентуры русских в Нью-Йорке, Вашингтоне
и Сан-Франциско, - кажется, понял наконец его замысел Томас Кэвеноу.
   И тут Блант впервые не выдержал.
   - Кончайте ваши игры, Эшби, - устало сказал он, - вы победили, черт вас
возьми. Конечно, мы знаем, что ваш "Вакх" - советский разведчик-нелегал. И
стараемся хранить это знание в глубокой тайне, даже от своих  сотрудников.
Иначе русские слишком быстро сумеют вычислить, кто именно работает на  нас
в их разведке. А это самый большой секрет английской секретной службы.





   Известие о смерти Андропова его не удивило. Он знал  из  информационных
сообщений о болезни Генерального секретаря.  Просто,  услышав  эту  весть,
Кемаль поехал в  ресторан  и,  заказав  к  великому  изумлению  метрдотеля
бутылку водки, выпил положенные двести граммов  за  упокой  души  умершего
генсека. В КГБ, где он успел проработать  лишь  несколько  лет,  Андропова
уважали. За профессионализм, - он умел все постигать  в  ходе  работы,  за
интеллигентность, столь не свойственную  после  Менжинского  руководителям
этого самого  одиозного  в  истории  человечества  ведомства.  Он  казался
олицетворением лучших сторон коммунистического руководства  страной,  если
не обращать внимания на его жесткий, очень жесткий подход к диссидентам  и
почти маниакальность в отстаивании позиций советского государства во  всем
мире. Он был скорее олицетворением  самой  системы  социализма,  общества,
задуманного величайшим мыслителями прошлого, вобравшего в себя мечты людей
Возрождения  и  наиболее  значимые  моменты  всех  мировых   религий,   но
столкнувшейся с реальностью и  породившей  чудовищную  Гражданскую  войну,
истребление миллионов своих соотечественников, сталинскую систему,  лагеря
НКВД. В искаженном виде повторилась история Христа, верящего в земной  рай
и получившего свой крест и ад в Иерусалиме. Социалистическая идея, начатая
как величайший социальный эксперимент, основанный на братстве и  свободном
труде  всех  людей,  превратилась  при  своем  практическом  воплощении  в
тоталитарное государство, стремящееся любым способом подавить  инакомыслие
и проводить свои принципы в жизнь даже с  помощью  самой  грубой  силы.  И
тогда государство, не выдержавшее подобного разрыва  теории  с  практикой,
просто распалось, обреченное при своем рождении на подобные катаклизмы.
   Феномен Юрия Андропова, - человека, вставшего во главе уже  начинавшего
агонизировать государства и понимавшего необходимость реформ, полностью не
изучен до сих пор. Он любил казаться либералом,  а  был  консерватором  до
мозга костей. Он читал американскую литературу в  подлиннике  и  не  любил
американской культуры, он был самым надежным сторонником Брежнева, а слухи
и сплетни после его смерти сделают из Андропова почти диссидента.  Он  был
умным и талантливым человеком, несколько скованным рамками того воспитания
и идеологии, в которую истово верил и которой честно служил на  протяжении
всей своей жизни. И, может, поэтому его жизнь так трагически оборвалась  и
он не успел осуществить свои реформы, столь успешно начатые в  восемьдесят
втором году. Многие считают, что это был  Рок,  не  позволивший  Андропову
остаться во главе СССР. А, может, это  была  историческая  закономерность,
ибо чудом прорвавшийся в высшее руководство страны,  в  отличие  от  своих
бездарных и комических  товарищей  по  Политбюро,  он  понимал  всю  массу
проблем  по  реформированию  общества  и  государства,  имея  куда   более
объективную информацию о реальном положении дел в стране,  чем  многие  из
появлявшихся с ним на Мавзолее Ленина людей. И с этой точки зрения  смерть
Андропова выглядит  как  абсолютная  закономерность,  словно  сама  судьба
уберегла его от разочарования увидеть тщетность своих попыток и надежд.
   Кемаль сидел за столиком  и  вспоминал  свое  единственное  свидание  с
Андроповым. Вся предыдущая  жизнь  в  СССР  ему  часто  казалась  каким-то
ирреальным сном, словно однажды приснившимся слишком ярко  и  реально.  Но
воспоминания о матери и об этой последней встрече с Андроповым были самыми
зримыми и  самыми  важными  из  его  сновидений.  Проведя  десять  лет  на
нелегальной  работе,  он  по-прежнему  помнил  свою  последнюю  встречу  с
Андроповым, словно это произошло совсем  недавно.  В  трудные  моменты  он
вспоминал  спокойное,  тяжелое  лицо   бывшего   Председателя   КГБ,   его
испытывающий взгляд, словно спрашивающий, сумеет  ли  он,  совсем  молодой
человек, справиться с подобной задачей?
   Теперь, когда впервые за все время его пребывания  в  Америка  возникла
реальная  угроза  разоблачения,  он  понимал,  как  ему  будет  сложно   в
дальнейшем вести работу, передавая материалы в Центр.  Если  связной  Тома
предатель или на  него  вышли  американцы,  значит,  они  уже  читало  его
сообщения. Значит, рано или  поздно  они  сумеют  просчитать,  кто  именно
передавал эти сведения. И выйти  на  него.  Теперь  следовало  перейти  на
резервный вариант, постараться на время исключить Тома из этой игры.
   Он помнил, что резервный вариант связи находится с Чикаго,  где  должен
был жить другой связной. И он знал, что  выходить  на  этого  связного  он
может  лишь  в  исключительных  случаях.  Но  теперь  был   именно   такой
исключительный случай. И даже смогли вычислить связного,  находящегося  на
цепочке между Томом Лоренсбергом и местным  резидентом  КГБ  в  Нью-Йорке.
Лишь отвезя Тома в аэропорт и  дождавшись,  пока  тот  улетит  в  Хьюстон,
Кемаль отправился брать билет на ближайший рейс в  Чикаго,  чтобы  улететь
уже завтра рано утром.
   Проведя столько лет в Америке, он подсознательно чувствовал себя  почти
американцем; настолько органично и свободно можно было чувствовать себя  в
этой удивительной стране. В Турции, куда по легенде приехал "турок" Кемаль
Аслан, сразу давали понять, что ты не совсем настоящий анатолийский турок,
а всего лишь выходец из Болгарии.  Точно  так  же,  как  и  в  Болгарии  к
гражданину своей страны, но турку по  национальности,  относились  гораздо
хуже, чем к "титульной нации".
   Уже спустя несколько лет после выезда из  Турции,  он  с  удивлением  и
возмущением узнал, что руководство Болгарии начало  непонятную  и  нелепую
борьбу  с  этническими  турками  в  собственной  стране,  приказав   своим
гражданам  в  принудительном  порядке  менять  их  турецкие   фамилии   на
болгарские. В результате  Асланы  и  Сулеймены  становились  Аслановыми  и
Сулейменовыми и им менялись паспорта. Не желавшие изменять своей  фамилии,
выезжали из страны, эмигрируя в Турцию. Нужно быть  турком,  чтобы  понять
всю унизительность подобной  смены  фамилий.  Но  болгарское  руководство,
испытывая  генетическую  ненависть  к  своим   воинственным   соседям   за
многовековое порабощение, принципиально не желало изменять своей позиции.
   За время пребывания в Америке он выезжал в  несколько  стран,  бывал  в
Англии,  Франции,  Германии.  Но  всюду,  как  приезжий  чувствовал   себя
иностранцем. Лишь в Америке было это ощущение  абсолютной  свободы,  когда
никому нет дела до твоей национальности  или  строения  черепа.  И,  хотя,
некоторые  проявления  расизма  еще  встречались,  особенно  на  юге,   но
возлагать вину в таких случаях следовало на обе  стороны.  Он  это  хорошо
знал.
   Кемаль часто думал над  этим  феноменом  Америки,  когда  все  нации  и
народы, уживаясь в едином котле, переплавляются в особый вид человечества,
которому нет дела до национальный отличий и предрассудков. И  хотя  многие
общины Америки - итальянская, русская, еврейская, китайская, негритянская,
ирландская,  вьетнамская  -  предпочитали  селиться  в  своих,   отдельных
кварталах, сохраняя свои пристрастия в еде и одежде, музыке  и  традициях,
но все большее количество молодых людей из этих семей гордо именовали себя
"американцами" и одинаково  самозабвенно  любили  рок-н-ролл  и  Голливуд,
Мак-Дональдс  и  Диснейлед.  Америка  словно  вбирала  в  себя  весь  опыт
человечества, выбирая лучшее, оставаясь неповторимой и уникальной в  своем
роде страной.
   На следующее утро он вылетел  в  Чикаго.  Рейс  проходил  над  Великими
озерами и он, сидя у окна в полупустом  самолете,  любовался  удивительным
зрелищем, раскинувшимся внизу. Они пролетели над южной частью озера Эри  и
справа мелькнули раскинувшиеся на многие километры кварталы  промышленного
Детройта. К  Чикаго  они  пролетали,  заходя  над  озером  Мичиган,  и  он
отчетливо видел белые яхты и катера, стоявшие у северных причалов.
   Несмотря на февраль, в Чикаго стояла солнечная, почти весенняя  погода.
Выйдя из здания аэропорта, он быстро нашел такси и направился в гостиницу.
   Как правило, он останавливался в отелях "Шератон", членом клуба которых
он был, что гарантировало десятипроцентные скидки при  получении  номеров.
Но в этот раз его заместитель, японец Тадао Имацу,  рекомендовал  номер  в
роскошном "Никко Чикаго Отеле", в  котором  сам  останавливался  во  время
командировок в Чикаго. По словам Имацу, это  был  один  из  лучших  отелей
города, к тому же расположенный в самом центре, у реки, разделявшей  центр
города на две части. Кемаль согласился на этот отель еще и потому, что сам
намеревался  встретиться  со  своими  чикагскими  партнерами,  что  давало
возможность  провести  визит  в  Чикаго,  не  вызывая   никаких   ненужных
подозрений.
   Роскошное черное здание с белой окантовкой и было его отелем.  У  входа
виднелись красные козырьки  магазинов.  Отель  был  спланирован  с  учетом
японских традиций в градостроении и представлял собой совместное  творение
американских и японских строителей. Здесь  были  японский  и  американский
рестораны,  по  воскресеньям  в  ресторанах  играл  специальный   джазовый
оркестр. В отеле было четыреста три номера и  восемнадцать  сюитов,  среди
которых были и  Президентские  апартаменты  стоимостью  около  трех  тысяч
долларов. В цену обычно входила не только стоимость номера за  один  день,
составлявшая  в  данном  случае  около  двух  с  половиной  тысяч,  но   и
пятнадцатипроцентный такс, прибавляемый к основной цене.
   Кемаль, конечно, не  жил  в  таких  апартаментах,  предпочитая  обычный
одноместный номер с видом на Мичиган-авеню. Разместившись  в  апартаменте,
он позвонил своим партнерам, договорившись о  вечернем  свидании.  И  лишь
после этого вышел из отеля, направляясь к ближайшей  телефонной  будке  на
Кларк-стрит. Найдя свободный автомат, он опустил двадцать  пять  центов  и
набрал нужный ему номер.
   - Да, - почти сразу ответил уверенный женский голос.
   - Добрый день, - сказал Кемаль, -  я  приехал  из  Техаса  и  хотел  бы
проконсультироваться с вами по вопросу наших поставок.
   На другом конце замолчали, словно испугавшись этого звонка.
   - Вы меня слышите? - встревожился Кемаль. - Я не слышу вашего согласия.
   - Конечно, мы согласны, - наконец, с явным волнением ответила  женщина,
- мы уже консультировали одного представителя из Сан-Диего.
   Он облегченно вздохнул. Она произнесла необходимую ответную  фразу.  Но
почему она так волнуется?
   - Где мы можем встретиться? - спросил он.
   - Вы хорошо знаете Чикаго? - спросила она.
   - Не очень, - честно признался он, - я не был раньше в вашем городе.
   - Где вы сейчас находитесь?
   - В центре, на Кларк-Стрит.
   - Ясно. Это достаточно далеко от нас. У вас есть автомобиль?
   - Я могу взять такси, - улыбнулся Кемаль. Он привык к почти абсолютному
профессионализму Тома, и почти отвык от подобных дилетантских вопросов.
   - Да-да, конечно, - поспешно согласилась женщина,  -  в  таком  случае,
запишите адрес.  Вам  придется  ехать  минут  двадцать-двадцать  пять.  Мы
находимся в Сисеро, это небольшой городок, прямо сросшийся с  Чикаго.  Вам
нужно ехать на запад. Впрочем, если вы возьмете такси,  это  не  проблема.
Они знают, куда ехать. Записывайте адрес.
   - Говорите, - снова улыбнулся он, не доставая ручки.
   Она продиктовала ему адрес.
   - Я приеду через два часа, - сказал он, - если вы не возражаете.  Ровно
через два часа.
   - Да, да, конечно.
   Он положил трубку. Кажется,  его  второй  связной  -  просто  случайный
человек, которого попросили оказать такую услугу советской разведке,  -  с
невеселой усмешкой подумал он. Может, Том  был  прав,  предпочитая  самому
выйти на связного. В любом случае, сегодня ему предстоит все проверить.  С
другой  стороны,  подобный  дилетантизм,  столь  несвойственный  советским
разведчикам, не очень характерен и для американских спецслужб. Ни ФБР,  ни
ЦРУ, просто не позволили бы так разговаривать своему сотруднику,  опасаясь
вспугнуть агента. Нет,  здесь  скрыта  какая-то  тайна  и  ему  нужно  все
поскорее выяснить. В конце концов  если  оба  его  канала  связи  окажутся
заблокированными, ему придется самому  выходить  на  резидентов  КГБ,  что
означает однозначный провал. Выехать из страны  он,  возможно,  сможет,  с
учетом того, что в  советском  посольстве  всегда  есть  резервные  бланки
паспортов и любой из сотрудников готов предоставить  свой  дипломатический
паспорт для выезда разведчика за  рубеж,  чтобы  потом,  спустя  некоторое
время, заявить о потере  собственных  документов.  Но  этот  шаг  означает
абсолютный провал. Провал всего того, ради чего он столько лет закреплялся
в Америке.
   Остановив такси, предварительно пропуская несколько первых автомобилей,
он попросил водителя  отвезти  его  в  Хаммонд,  довольно  крупный  город,
лежавший на юге от Чикаго примерно  в  часе  езды  от  центра.  Он  сказал
неправду этой непонятной женщине. Он и  раньше  часто  бывал  в  Чикаго  и
неплохо знал город. Поэтому по пути в  Хаммонд  он  даже  немного  поспал,
усевшись в углу автомобиля.
   Он прибыл в Хаммонд. Расплатившись с водителем и выйдя из такси,  он  с
огорчением посмотрел на часы и затем, быстро  перейдя  небольшую  площадь,
направился к стоянке такси, где находились три машины. Лишь  когда  первые
две отъехали с пассажирами он взял третью и попросил водителя срочно везти
его в Сисеро, пообещав двойное вознаграждение за быструю езду.  Уже  через
час они были в Сисеро и он, щедро расплатившись с водителем,  почти  бегом
направился к магазину, адрес которого ему был указан.
   Необходимый ему магазин он нашел почти сразу, едва  завернув  за  угол.
Расположенный  на  первом  этаже  двухэтажного  светлого  здания,  он  был
заполнен одеждой, в основном  джинсами  известных  американских  компаний.
Оглянувшись несколько раз, прежде чем войти в магазин, и  убедившись,  что
на улице перед зданием все спокойно, он, наконец, решился войти.
   Когда звякнул колокольчик,  он  открыл  дверь,  и  на  пороге  возникла
женщина средних  лет,  с  уже  начавшей  седеть  головой.  Она  равнодушно
взглянула на Кемаля.
   - Вы что-нибудь хотите?
   Уже по голосу он понял, что это была она. Он вежливо поклонился.
   - Здравствуйте. Извините за беспокойство, это я вам сегодня  звонил.  Я
из Техаса.
   - Да, - спокойно ответила женщина, - я ждала вашего приезда.
   - Мы будем разговаривать прямо  здесь?  -  спросил  Кемаль.  И  услышал
слова, поразившие его:
   - Вы вообще не будете разговаривать со  мной.  Меня  просто  попросили,
чтобы я предупредила вас насчет консультации этого парня из Сан-Диего.
   - Как это понимать? - спросил он внезапно охрипшим голосом. Кажется, он
получил самый большой сюрприз в своей жизни.





   Из здания ЦРУ Блант поехал сразу к себе в офис, решив срочно  связаться
со своим руководством в Лондоне. Дважды  срывался  набор  номера  телефона
из-за волнения, владевшего  резидентом  МИ-6  в  США.  Наконец,  он  сумел
успокоиться,  правильно  набрать  номер  и  почти  сразу  услышать   голос
заместителя начальника Секретной Службы Холдера.
   - Это я, мистер Холдер, - быстро начал Блант. - Добрый день.
   - У нас уже вечер, Блант, - поправил его Холдер.
   - Да, конечно. Добрый вечер, мастер Холдер.  Бы  оказались  правы.  Они
сумели понять, откуда мы получаем информацию.
   - Я так и думал, - тяжело произнес Холдер, - они  же  не  дураки.  Я  с
самого начала был против предоставления любой информации нашим друзьям.
   - Решения принимал не я, сэр, - довольно дерзко напомнил ему  Блант.  -
Это было согласованное решение руководства.
   - Я вас  не  обвиняю,  Блант,  но  все  равно  следовало  давать  более
дозированную информацию. Впрочем, наши друзья давно подозревали, что у нас
есть свой источник информации. Как и  у  них.  Мы  получили  очень  ценную
информацию от них.
   На обоих аппаратах  стояли  специальные  шифраторы,  только  начинавшие
применяться  в  восьмидесятых  годах,  и  подслушать   их   разговор   или
подключиться к нему было практически невозможно. Но,  тем  не  менее,  оба
собеседника старались говорить так, чтобы не сказать лишнего.
   - Что мне делать, сэр? - спросил Блант.
   - Ждать. Завтра днем к вам прилетит специалист  из  нашего  управления.
Как раз по решению подобных проблем.
   - Внутренняя контрразведка, - понял  Блант,  -  мне  его  встречать?  -
уточнил он.
   - Конечно. Он прилетит рейсом двести  семнадцать  авиакомпании  "Бритиш
эйруэйз". Из Лондона они вылетают в двенадцать  пятьдесят  и  прибывает  в
Вашингтон  в  четыре  часа  дня  по  вашему  времени.  Думаю,  он   сумеет
существенно потечь нам всем в решении этой  сложной  проблемы.  Его  зовут
Энтони Хэшлем. Он знает вас в лицо. До свидания, Блант.
   - До свидания, мистер  Холдер.  -  Он  положил  трубку.  "Интересно,  -
подумал Питер, - почему этот мистер Хэшлем знает меня  в  лицо?  Или  мной
тоже когда-то интересовалась внутренняя контрразведка?"  Он  посмотрел  на
часы. Нужно будет завтра выехать пораньше,  чтобы  не  попасть  в  обычную
пробку на дороге. Хотя днем  можно  ехать  куда  спокойнее,  основной  пик
движения начинается позднее, но от центра Вашингтона  до  аэропорта  почти
двадцать шесть миль [около сорока двух километров]. И ехать около часа.
   Нужно будет сесть за составление списка, который у  наверняка  попросит
Хэшлем, - подумал Блант. Кто еще, кроме Бланта мог догадаться  или  узнать
об имеющем такое важное  значение  для  английской  разведки  их  основном
источнике в КГБ? Нужно начать с самого Шервуда. Он руководит этим  отделом
ЦРУ против русских и, видимо, давно все понял, просто  валял  дурака,  что
обычно и делает в общении со своими недалекими  коллегами  и  почти  всеми
союзниками. Достаточно вспомнить его гнусный трюк с французами  в  прошлом
году, когда он подставил  французского  агента  польской  разведке,  выйдя
вместо него на польского разведчика здесь в Америке.
   В его отделе координацией действий занимаются Смит и  Феерман.  Значит,
еще двое, которые могут понимать происходящее. Потом, этот всезнайка  Эшби
из аналитического отдела. Нужно отдать ему должное, мозги  у  него  хорошо
смазаны. И, наконец, Томас  Кэвеноу  из  ФБР.  Этого  разведчик  в  Москве
интересует так же, как обратная  сторона  Луны  канзасского  фермера.  Ему
важен советский разведчик, сидящий здесь, в Америке. И он занят только его
поисками. Все остальное его просто не волнует.
   А интересно, - впервые подумал Блант, - кто именно дает нам  информацию
по русской разведке? Судя по последним данным, мы имеем  почти  абсолютную
информацию о действиях русской разведки в Лондоне. Неужели  нашим  ребятам
удалось  проникнуть  даже  в  их  Первое  Главное  Управление  или  купить
кого-нибудь  из  их  генералов?  Судя  по  тем  сведениям,   которыми   он
располагает,  это  наиболее   вероятно.   Но   даже   сам   Питер   Блант,
профессиональный  разведчик,  многолетний  сотрудник   МИ-6   и   резидент
английской секретной службы Ее Величества Королевы Елизаветы, не  знает  и
не имеет права знать,  кто  именно  из  русских  разведчиков  работает  на
разведку его страны. Это вне пределов его компетенции,  а  в  разведке  не
любят  сообщать  лишние  сведения  даже  своим  сотрудникам,   старательно
оберегая любые тайны. И тем более такую тайну. Может, поэтому сюда и летит
мистер Хэшлем, чтобы проверить прежде всего самого Питера Бланта,  слишком
близко подобравшегося к источнику, столь охраняемому английской разведкой.
Может, поэтому он и должен знать Питера в лицо.
   В аэропорт он приехал за полчаса  до  прибытия  самолета  и,  благодаря
специальной  дипломатической  карточке,  был  пропущен  за  первую   линию
таможни, где получали багаж прилетевшие. За линию  службы  иммиграционного
контроля не пропускали никого, даже  послов.  В  этом  вопросе  американцы
проявляли почти показательную строгость. Все получавшие  визу,  иностранцы
прибывающие с визитами в США, строго предупреждались, что наличие визы  не
гарантирует ее обладателю въезд в страну. Служба иммиграционного контроля,
собственно, проверявшая документы при въезде в страну, могла не пропустить
через границу  любое  лицо,  показавшееся  достаточно  подозрительным  или
попавшее в компьютеры в силу своих  прежних  нарушений.  Виза  могла  быть
многоразовой, для  нескольких  въездов  в  страну,  а  ее  обладатель  мог
совершить правонарушение во время последнего  въезда.  И  тогда  он  почти
наверняка  автоматически   лишался   права   когда-либо   увидеть   "Землю
обетованную" за океаном. К слову, многим отказывали в получении визы еще в
посольствах. Особенно отличались американские посольства  в  Варшаве  и  в
Москве. В Польше умудрялись отказывать в визе почти каждому  второму,  что
было своеобразным рекордом для этой страны.
   И хотя английские граждане  считались  менее  подозрительными  и  более
лояльным, тем не менее исключений не делалось ни для каких рейсов.  В  том
числе и для прибывающих из Лондона англичан.
   Блант метался между несколькими стойками,  обращая  внимание  почти  на
каждого одинокого мужчину с рейса "Бритиш эйруэйз". Положение  осложнялось
еще и тем, что  прибыли  два  других  рейса  из  Европы  и  все  пассажиры
проходили контроль вперемежку.
   Он так и не сумел заметить, когда вышел этот крепкий толстячок,  больше
похожий на добродушного бармена, чем на сотрудника английской разведки. Он
был абсолютно лысым, голова была как бильярдный шарик, идеально выточенный
и отполированный. К его достоинствам можно было  отнести  и  бочкообразный
живот, и маленькие кривые ноги. В руках он держал небольшую зеленую сумку.
   - Мистер Блант? - улыбнулся Хэшлем.
   - Мистер Хэшлем, - он сдержанно поклонился гостю, - добро пожаловать  в
Америку. У вас есть багаж?
   - Все при мне, - любезно сообщил приехавший,  -  мы  можем  уже  ехать.
Должен сказать, что эти перелеты достаточно утомительны.  Все-таки  лететь
через океан - это довольно неприятная вещь.
   - Тогда идемте, - показал в сторону выхода Блант, - если у вас  тяжелая
сумка мы можем взять тележку.
   - Нет, я донесу ее сам.
   Блант, кивнув в знак согласия,  пошел  первым.  Хэшлем,  весело  семеня
ногами, заспешил вслед за ним. У выхода Блант сдал свой пропуск и вышел  к
встречающим авиарейсы родным и близким прибывших. Хэшлем, шедший  за  ним,
вдруг спросил.
   - Какая погода в Вашингтоне? Нам сообщили, что  сегодня  было  довольно
холодно.
   - Утром да. Но  сейчас  погода  уже  несколько  прояснилась,  -  угрюмо
сообщил  Блант.  Похоже,  прибывший  такой  же  профессионал,  как  и  его
неудачливые  коллеги   из   ФБР.   "Почему   все   контрразведчики   такие
самоуверенные  идиоты",  -  подумал  он.  Как   и   все   профессиональные
разведчики, он не любил своих как бы  антиколлег,  занимавшихся  розысками
чужих  шпионов.  Разведчики  считали  контрразведчиков  тупыми,  лишенными
выдумки, зашоренными идиотами. В свою очередь, почти каждый контрразведчик
считал  разведчиков  спесивыми  индюками,   вечно   представлявшими   себя
Джеймсами Бондами, на деле поставлявшими лишь информацию,  почерпнутую  из
газет. Истина, как обычно, бывала посередине.
   - Прекрасно, - обрадовался Хэшлем, - в таком случае сразу везите меня в
ваш офис.
   - Вы не поедете в отель? - изумился Блант.
   - Зачем? - похоже, не понял Хэшлем, -  я  прилетел  работать  и,  кроме
того, заранее предупредил мистера Шервуда, чтобы  он  был  к  шести  часам
вечера в вашем офисе. Он любезно пообещал мне взять с собой  представителя
аналитического отдела. Его фамилия, кажется, Эшби.
   - Вы успели поговорить с Шервудом? - изумился Блант.
   - Конечно - спокойно отозвался Хэшлем, - мы знакомы уже пятнадцать лет.
Вместе были в  Пакистане  и  во  Вьетнаме.  Я  ведь  раньше  координировал
действия нашей разведки в Пакистане и помню, как вы  прибыли  в  Иран  для
прохождения службы. Тогда еще шахский Иран. Вы ведь работали  как  раз  на
стыке Ирана с Пакистаном. Я с тех пор помнил вашу фамилию.
   - Так вы тот самый Хэшлем, который  планировал  операцию  по  поддержке
американских  сил  специального  назначения  во  время   освобождения   их
заложников в Тегеране? - вспомнил Блант, - "Как же я это  мог  забыть",  -
подумал он с досадой.  Хэшлем  тогда  предложил  английскую  поддержку  по
освобождению  заложников,  захваченных  иранскими   сторонниками   аятоллы
Хомейни. Но операция сорвалась. Однако, имя Энтони Хэшлема  прогремело  на
весь мир. И вот этот профессионал теперь  прилетел  к  нему  в  Вашингтон.
Блант почувствовал,  как  у  него  горят  щеки,  словно  у  провинившегося
ученика. Хэшлем был Мастером, профессионалом  своего  дела  и  это  как-то
успокаивало самого Бланта.
   Они сели в "хонду" Бланта и тот, мягко тронувшись, выехал со стоянки. В
дороге Хэшлем молчал. Блант включил негромкую музыку и не решался задавать
никаких вопросов. Через сорок пять минут они были на месте. И  лишь  когда
вошли в кабинет Бланта,  Хэшлем,  наконец,  отложил  свою  сумку  и  начал
расспросы. Он был действительно профессионалом и хорошо знал,  что  многие
разговоры нельзя нести даже в автомобиле. Даже находясь  в  такой  союзной
стране, как Америка. И  только  в  оборудованном  специальными  скэллерами
кабинете резидента МИ-6 в Америке Питера Бланта он начал говорить.
   - Как я понял,  американцы  вышли  на  очень  крупного  агента  русской
разведки, работающего здесь в Америке. Верно?
   - Не совсем на него. Вы будете пить кофе?  -  спросил  Блант  и,  когда
Хэшлем кивнул, попросил по селектору своего секретаря: -  Сюзи,  принесите
нам, пожалуйста, два кофе. - Они сумели  его  вычислить,  в  том  числе  и
благодаря нашей  информации.  Но  конкретно  выйти  на  него,  сузив  круг
поисков, они пока не смогли. Вместо этого по  цепочке  вышли  от  местного
резидента  КГБ  в  Нью-Йорке  Матвеева  на  представителя  Швеции  мистера
Сюндома, который, по мнению ФБР, и являлся главным связующим звеном  между
связным этого агента, которого они почему-то назвали "Вакхом" и Матвеевым.
Но в решающий момент, когда связной "Вакха" вышел  на  Сюндома  сотрудники
ФБР оказались не на высоте и потеряли его, не сумев проконтролировать  все
перемещения связного. Тот сумел оторваться от наблюдения и уйти от агентов
ФБР.
   - Это все? - спросил Хэшлем. - Практически, да. Они давно подозревали о
существовании "Вакха", но теперь смогли точно установить, что такой  агент
действительно  существует.  И,  судя  по  всему,  это  крупный   советский
разведчик-нелегал.  Во  всяком  случае,  именно  к  такому  выводу  пришли
аналитические службы ЦРУ и ФБР.
   Сюзи внесла кофе и, улыбнувшись, вышла из кабинета.
   - Спасибо, - взял свою чашку Хэшлем, - и чем они объясняют  присутствие
в столь важном деле такого ненужного звена, как Сюндом?
   - ФБР выдвинуло три гипотезы и в конце  отказалось  от  всех  трех.  По
первой версии связной знает только Сюндома, по  второй  агенту  просто  не
доверяет советская разведка, предпочитая общаться через нейтральной  лицо.
И, наконец, третья версия заключается в том, что агент "Вакх" не знает, на
какую именно разведку он работает. Впрочем, это самая слабая  версия,  они
довольно быстро отказались от нее.
   Хэшлем молча пил кофе, внимательно слушая Бланта.
   - В результате, они пришли к выводу, что против них действует советский
разведчик очень высокого класса, внедренный  и  нелегально  осевший  в  их
стране. Теперь поиски  нелегала  стали  настоящим  бедствием.  Они  просто
помешались на нем и требуют его крови.
   - Разумеется, - согласился гость, -  он  ведь  выдал  русской  разведке
столько полезной информации. У вас есть список лиц, которые осведомлены  о
нашим постоянном источнике в Первом Главному Управлении?
   - Конечно, есть, - Питер Блант вытащил из  ящика  своего  стола  листок
бумаги и передал его Хэшлему, - я составил его лично.
   - Ваши сотрудники в курсе проблем? - уточнил Хэшлем.
   - Конечно, нет, - несколько сухо в ответил Блант, - я бы написал  и  их
фамилии в списке.
   - Да, - посмотрел на  него  Хэшлем,  на  секунду  отрываясь  от  чтения
списка, - конечно, вы правы.
   Он дочитал и, аккуратно сложив бумагу, спрятал ее в карман.
   - Нужно будет запомнить все эти фамилии, - пояснил он Бланту, - у  меня
в последнее время начала портиться память. Раньше запоминал после  первого
прочтения. Это уже годы.
   - Какие годы? - удивился Блант. - Столько вам лет? Под пятьдесят?
   - Почти шестьдесят, - ответил Хэшлем едва  не  ахнувшему  от  изумления
Бланту. Сказался обычный феномен "лысой головы",  при  которой  до  сорока
пяти-пятидесяти человек выглядит значительно старше  своих  лет,  а  после
прохождения этого возраста, наоборот, значительно моложе. Но  Хэшлем  явно
"не тянул" на шестьдесят лет. Ему не могло быть  даже  больше  пятидесяти.
Приходилось верить на слово.
   - Вы хотите с ними встретиться? - спросил Блант.
   - Не со всеми. Для начала вполне достаточно Эшби и Шервуда, - задумчиво
ответил Хэшлем, - мне нужно выяснить некоторые вопросы. Дело  в  том,  что
американцы имеют и свой очень компетентный источник информации  в  военной
разведке русских. Конечно, мы стараемся не акцентировать  внимание  на  их
человеке в военной разведке Министерства Обороны СССР, но понимаем, что  и
их в первую очередь беспокоит безопасность своего агента. И о  этом  плане
мы стараемся действовать достаточно деликатно. И нам,  и  им  очень  важно
найти этого "Вакха" и достаточно быстро его ликвидировать.
   - Понимаю.
   - Поэтому я и прилетел. Мы должны сделать все, чтобы обезопасить своего
агента. Для нас это самая важная задача. А найдут американцы  "Вакха"  или
не найдут, это уже их внутренние проблемы. Главное, что мы уже знаем о его
связных, через которых передавалось сообщение в Москву. Думаю,  он  теперь
прибегнет к резервному варианту и это может на долгие годы  отбросить  нас
назад к поискам иголки в огромном стоге сена. Но никак иначе  его  поймать
нельзя. Только тщательный системный анализ и многомесячные поиски "Вакха".
Только в таком случае можно рассчитывать на успех.
   - Понимаю, - снова сказал Блант, -  все  замыкается  на  этом  "Вакхе".
Конечно, нужно выходить на него через связных, но боюсь, что он  теперь  и
близко не появится рядом с этими связными.
   - Вот это мы и должны сделать, - кивнул Хэшлем,  -  подтолкнуть  его  к
контакту именно с Матвеевым. И здесь либо нам, либо  американцам  придется
рискнуть своим агентом. Они  хотят  найти  "Вакха"  больше,  чем  мы.  Нас
волнует лишь  безопасность  своего  источника  информации.  Значит,  им  и
рисковать. Но боюсь, что наши американские друзья хотят рисковать за  счет
нашего агента, а вот  этого  мы  им  позволить  не  можем.  "Вакх"  должен
захотеть проверить, где происходит утечка  информации  на  его  линии.  Мы
должны его вынудить к этому. Вытащить его из норы, если хотите.
   - У нас может не получиться.
   - Должно  получиться,  -  улыбнулся  вдруг  Хэшлем  и,  понизив  голос,
добавил, - а если не  получится,  мы  подставим  агента  янки  русским.  И
сделаем это раньше, чем они догадаются подставить КГБ нашего агента.
   Блант дернул рукой и разлил кофе на брюки. Он еще никогда  в  жизни  не
слышал таких слов.





   - Вы сказали, что вас просили передать мне эти слова, - все еще не веря
услышанному, уточнил Кемаль.
   - Вот именно, - кивнула женщина, - хозяин магазина, господин  Рекемчук,
перед тем, как его увезли в больницу на эту операцию. Он был очень хороший
человек, оставил нам в наследство этот магазин, ведь родственников у  него
не было. Он приехал к нам из Израиля десять лет назад, а до  этого  жил  в
Советском Союзе. У них есть такой город Одесса. Не слышали?
   - Нет, - покачал головой Кемаль, - а почему его увезли в больницу?
   - Он болел в последние месяцы,  почти  все  время,  -  охотно  пояснила
женщина, - врачи говорили, что у него рак легких. И в последний раз, перед
отъездом в больницу, он предупредил меня, что может  позвонить  кто-нибудь
из  приехавших  из  Техаса.  И  надо   будет   ему   передать,   что   уже
консультировался приехавший до него другой специалист из Сан-Диего. Вот  и
все, что я должна была вам сообщить. Он просил, чтобы я не говорила  этого
по телефону, а настояла бы на вашем приезде сюда.
   - И больше ничего? - спросил Кемаль.
   - Нет, больше  ничего.  Просто  просил  извинить  его,  если  вы  вдруг
внезапно появитесь. Он объяснил  мне,  что  это  связано  с  обязательными
поставками вашей компании и просил, чтобы я вам напомнила об этом.
   - Да, конечно, - сказал он. - А в какой больнице он лежит?
   - Вы не поняли, - строго сказала женщина, - он не лежит. Он умер неделю
назад.
   - Простите, - пробормотал он, - мне действительно очень жаль. Больше он
ничего не передавал?
   - Нет, просто просил, чтобы вы его простили.
   Кемаль молчал. Почти десять секунд, чтобы осмыслить  услышанное.  Потом
спросил:
   - Где его похоронили?
   - Он просил кремировать его тело,  -  ответила  женщина,  -  может,  вы
подниметесь в дом? Мой муж скоро должен вернуться с работы. У нас  столько
проблем с этим завещанием, - немного смущенно сказала она,  -  ведь  нужно
заплатить все положенные налоги на наследство и оформить нужные документы.
Мистер Рекемчук просто не успел этого сделать.
   - Да-да, конечно, - Кемаль вздохнул. - Не буду больше  вас  беспокоить.
Извините меня.
   - Пожалуйста, - вздохнула женщина, - он был хороший  человек.  Вот  уже
второй человек из Техаса, кто приезжает за эту неделю.
   Похоже, эта женщина решила его окончательно добыть.  Уже  повернувшись,
чтобы выйти на улицу, Кемаль остановился.
   - Второй?.. - внезапно, чуть охрипшим голосом переспросил он. - А когда
приезжал первый?
   - Два дня назад. Он  тоже  очень  огорчился,  узнав  о  смерти  мистера
Рекемчука. Но он сидел у нас дома  часа  два,  разговаривал  с  ее  мужем,
пытался узнать, как именно умирал бывший хозяин  магазина.  Наверное,  они
были большие друзья.
   - А какой он был? - неизвестно почему, нарушая все законы  конспирации,
вдруг спросил Кефаль, - высокого роста, светлый?
   Он почему-то подумал о Томе. Может,  Том  не  просто  обеспечивает  ему
связь, но и проверяет все его связи. Но женщина покачала головой:
   - Нет, он был среднего роста, очень  худой.  И,  похоже,  он  был  либо
китаец, либо вьетнамец, я их не очень отличаю.
   - Понимаю. Большое вам спасибо, всего вам хорошего.
   - Пожалуйста, - любезно ответила на прощание женщина.
   Он вышел на улицу. Если не считать мелькнувшей впереди машины, на улице
сообщение было никакого движения. Это был  типично  провинциальный  сонный
городок  со  своим  устоявшимся  размеренным  ритмом  жизни.  Близость   к
огромному мегаполису  Чикаго,  как  ни  парадоксально,  лишь  подчеркивала
провинциальность и почти сельской образ жизни Сисеро, Молодые люди  искало
себе работу и развлечений в  большом  городе,  а  жители  постарше  вполне
довольствовались всем  необходимым  в  самом  городке,  иногда  годами  не
выбираясь в находившийся совсем рядом огромный город.
   Кемаль оглянулся. Искать такси в этом месте почти  нереально.  Придется
идти до какого-нибудь  другого  магазина  или  универсама,  чтобы  вызвать
машину по телефону. Он зашагал по улице, внимательно  наблюдая  за  окнами
домов. Все было спокойно и тихо. Городок, казалось,  вымер,  лишь  изредка
проезжала случайная машина. И в этом городке жил приехавший из Одессы  его
связной. Человек, чью настоящую фамилию он никогда не узнает.  Жил  десять
лет, ничем не выдавая своего нетерпения или возмущения.  Он  просто  ждал,
когда раздастся очередной телефонный звонок. И в  ожидании  этих  звонков,
которые  могли   не   раздаться   вообще   никогда   и   проходила   жизнь
профессионального сотрудника  КГБ,  ставшего  пенсионером  и  добровольным
эмигрантом.
   После шумной и веселой Одессы этот  человек  существовал  в  маленьком,
сонном, никому не известном Сисеро, где и прошла заключительная часть  его
жизни. Где он и умер. Кемаль  впервые  подумал,  что  его  жизнь  устроена
несколько  лучше.  Ему  была  выбрана  "легенда"   племянника   известного
миллионера,     довольно     активно     занятого     производством      и
благотворительностью. А если по внезапному капризу судьбы его забросили бы
в Сисеро вместо этого хозяина магазинчика? И он из месяца в месяц, из года
в год вынужден был бы жить  один,  изредка  перекидываясь  парой  фраз  со
своими соседями или покупателями. И так долгие годы. Сумел бы он выдержать
подобное напряжение? Ведь это даже пострашнее, чем тогда на  складах,  где
его ожидал Крайтон со своими бандитами. Сумел бы он  провести  свою  жизнь
тихо и незаметно? Жизнь в  ожидании  звонка.  Или  это  только  для  очень
сильных людей. Каким же сильным был этот неизвестный человек.
   Наверное, нас и выбирают с учетом наших  характеров,  невесело  подумал
Кемаль. Один, как я, должен вечно что-то придумывать и строить,  доставать
и узнавать.  Другой  -  просто  ждать.  И  еще  неизвестно,  что  тяжелее.
Наверное,  наши  психологи  учитывают  и  особенности  наших   характеров.
Кажется, у него впервые за время пребывания в Америке не просто  проблемы,
а очень серьезные неприятности. Он потерял сразу обе линии связи и  теперь
нужно думать, как их восстанавливать. Есть еще и чрезвычайный канал связи,
но к  нему  нужно  прибегать  лишь  в  исключительных  случаях.  Или  этот
исключительный случай уже наступил?
   И кто был этот  второй  неизвестный,  явившийся  сюда  два  дня  назад?
Вьетнамец или китаец, сказала женщина. А может, казах или таджик, она ведь
не могла бы точно ответить. Почему именно два дня назад? Такое невероятное
совпадение? После смерти связного здесь появляются сразу двое агентов  ПГУ
КГБ? За несколько дней. Нет, в такие случайности верить нельзя. И потом  в
КГБ тоже сидят не дураки. Они бы ни за что не дали одному  связному  сразу
несколько секретных агентов. Так просто не делается,  иначе  этот  связной
может  при  своем  провале  заодно   провалить   и   несколько   секретных
агентов-нелегалов, чья стоимость просто не имеет цены. Значит, американцы?
Тоже непохоже. Они бы оставили в доме своего  человека  и  просто  так  не
отпустили бы его. Или ему только кажется, что его отпустили? Может, они  и
сейчас "ведут" его. Нет, Кемаль  снова  огляделся,  не  похоже.  На  улице
вообще нет ни единой души. Он резко свернул на  соседнюю  улицу.  Все-таки
нужно проверить.
   Это не стиль американцев, тем более в собственной стране. Если  бы  они
что-то выяснили, в доме давно устроили бы обыск, а вместо женщины посадили
бы своего агента. В таких случаях американцы не любят долгой игры. Для них
сама мысль о возможном секретном агенте русских, который разгуливает по их
стране, кажется, невероятной и дикой. Они бы его точно  взяли  бы  в  этом
магазине. И потом, откуда им известен пароль?
   Он остановился. Но  ведь  им  удалось  выйти  на  связного  Тома.  И  с
подводными лодками, направляющимися в Англию, они  проявили  поразительную
осведомленность. Тогда это игра, и он ведет их прямо в свою гостиницу.  Он
еще  раз  оглянулся.  Не  нужно  недооценивать  возможность   американских
спецслужб. Им не обязательно посылать "топтунов", чтобы  следить  за  ним.
Есть десятки других способов. Одно ясно точно -  он  сейчас  не  поедет  в
Чикаго, иначе его можно будет вычислить слишком  быстро.  Нужно  проверить
все многократно, иначе он невольно подставит и себя, и Тома.
   Хотя, возможен и другой вариант, более похожий на  истину.  Руководство
советской разведки просто раньше него узнало о смерти связного и  прислало
своего человека для выяснения обстоятельств его смерти. В таком случае  он
должен был сидеть с мужем этой милой женщины и добросовестно расспрашивать
его о причинах смерти связного. Это больше походит на правду. Но Кемаль не
имеет права верить в такую правду.  Она  слишком  удобна.  Он  обязан  все
проверить. Придется снова ехать в Хаммонд, подумал  он  с  огорчением.  Он
может не успеть. Вечером у него важная встреча со своими партнерами  и  он
не имеет права опаздывать. Хотя, по логике он должен вообще уехать  сейчас
из Чикаго, не заезжая в гостиницу, и потом попросить по  телефону  выслать
его вещи в Нью-Йорк. Но это только  по  логике  разведчика.  А  по  логике
бизнесмена он  обязан  встретиться  со  своими  партнерами.  И  ему  нужно
применять второй тип логики, иначе он никогда не сможет  доказать,  почему
он уехал из города, так и не увидевшись партнерами.
   Дойдя до другого магазина, он вошел внутрь и попросив у седого пожилого
хозяина, очевидно, грека, позвонить. И, получив разрешение, вызвал  такси.
Машина пришла довольно быстро. И на всем протяжении в Хаммонд он несколько
раз заставлял водителя неожиданно сворачивать с  трассы,  чтобы  проверить
возможность наблюдений. Но все было спокойно. В самом Хаммонде  он  дважды
менял такси, пока наконец не решился отправиться в центр Чикаго. И в самом
городе еще дважды менял машины, пытаясь вычислить возможное наблюдение. Но
все было спокойно и он прибыл  на  встречу  со  своими  партнерами  слегка
запыхавшийся, но, как всегда, аккуратный и собранный, ровно в  назначенное
время.
   И только вечером, позволив себе  немного  расслабиться,  он  заказал  в
японском ресторане  горячую  водку  "сакэ"  и  выпил  в  одиночестве  весь
кувшинчик, почтив память  погибшего  связного.  Ресторан  был  оформлен  в
своеобразном японском стиле. Всюду стояли  икебаны,  даже  спинки  стульев
были переплетены, словно ивовые ветви, стены  украшены  декорациями  таким
образом, что создавали иллюзию голубого пространства внутри ресторана,  на
потолке протянуты черно-белые квадраты  и  прямоугольники,  среди  которых
были скрыты светильники.
   Он уже заканчивал свой обильный ужин, когда в  зал  вошла  Сандра.  Она
была в темном платье, волосы коротко пострижены. С  ней  было  сразу  трое
мужчин, но он их не видел, не обращал больше внимания ни на кого.  Они  не
виделись с того  самого  дня,  как  расстались  в  Батон-Руже.  Тогда  она
отказала ему решительно и твердо. И он не посмел настаивать.  Но  сегодня,
здесь в Чикаго, в отеле "Никко Чикаго" они встретились каким-то чудом. Или
само Провидение послало их навстречу друг другу. Она,  еще  не  видя  его,
чувствовала на себе горячий взгляд, словно обжигающий ее кожу, и несколько
неуверенно осматривалась вокруг. Один из сопровождавших ее мужчин  показал
в глубь зала, где был черно-красный рояль и они прошли все вчетвером к уже
заказанному столику.
   Кемаль по-прежнему смотрел только  на  нее.  За  полтора  года  она  не
изменилась. Или это только ему так казалось. Он вспомнил о своей супруге и
чуть нахмурился. Лишь его срочный переезд в Нью-Йорк спас их  уже  готовый
полностью распасться брак. Теперь они виделись не так часто  и  он  скучал
лишь по сыну, почти не замечая  отсутствия  Марты  рядом.  Или,  наоборот,
замечая это слишком часто с большой радостью.
   К нему подошел официант со  счетом.  Кредитные  карточки  уже  начинали
входить в моду,  но  многие  официанты  предпочитали  получать  наличными.
Кемаль с сожалением отвернулся от Сандры, не глядя  на  счет,  положил  на
стол стодолларовую бумажку и попросил:
   - Принесите мне еще чашечку кофе. Или лучше вашего фирменного чая.
   Официант кивнул. Он заметил, куда был обращен взгляд гостя,  неожиданно
решившего остаться, и чуть ухмыльнулся. Этот несчастный не знает,  что  за
тем столиком, рядом с красивой белой женщиной  сидит  сам  темнокожий  мэр
Чикаго,  которого  только  недавно  избрали  вторично.  А  рядом   с   ним
вице-губернатор штата и  начальник  полиции  города.  Официант  знал  всех
троих, но не знал молодой женщины, сидевший рядом с ними.  Он  решил,  что
это жена одного из гостей и осмелился на невероятную дерзость,  вызванную,
в свою очередь, неслыханной щедростью гостя. Официант был сам темнокожим и
знал, как следует "держать дистанцию".
   - Простите, сэр, - наклонился к уху гостя официант, - не нужно так явно
смотреть в ту сторону. Простите, что вмешиваюсь не в  свое  дело,  но  мне
кажется, вам лучше туда не смотреть.
   - Да? - снова оторвался от Сандры  Кемаль,  с  удивлением  взглянув  на
официанта. - Почему?
   - Вы знаете этих людей? - очень тихо спросил официант.
   - Нет, - его почему-то смешила эта ситуация.
   - Один из них,  сидящий  справа  -  мэр  нашего  города.  Рядом  с  ним
начальник полиции. А с другой стороны  вице-губернатор  штата.  Я  вам  не
советовал бы смотреть туда так явно.
   Кемаль широко  улыбнулся.  Потом  достал  двадцатидолларовую  купюру  и
протянул ее официанту.
   - Я так и предполагал, - радостно сказал он. Не  поняв,  чему  радуется
этот ненормальный, официант пожал плечами и отошел от столика.
   Кемаль обернулся, чтобы снова посмотреть на Сандру и... встретился с ее
взглядом.
   Целую минуту они смотрели друг на друга. Просто смотрели. Наконец,  это
заметили и пришедшие с  Сандрой  мужчины.  Мэр  что-то  сказал  начальнику
полиции.
   - Этот хам вам мешает? - спросил начальник полиции. - Сейчас я  выброшу
его из ресторана.
   - Нет, - чуть улыбнулась Сандра, - это мой хороший  знакомый.  Я  давно
его не видела. Просто случайно встретились.
   Поняв, что речь идет о нем, Кемаль встал из-за стола и направился к  их
столику. Стоявший в другом конце зала официант с ужасом закрыл  глаза.  Он
знал характер начальника полиции и ожидал в лучшем случае тяжелых  увечий,
которые получит безумец, так и не послушавшийся его совета.
   Кемаль подошел к столику Сандры.
   - Здравствуйте, господа, - вежливо поздоровался  он,  -  извините,  что
прерываю вашу беседу. Я просто  хотел  засвидетельствовать  свое  почтение
мадам Лурье.
   Он так и сказал, "мадам",  подчеркивая  ее  луизианское  происхождение.
Сандра встала, протягивая ему руку.
   -  Мы  давно  не  виделись,  мистер  Кемаль,  -  просто  сказала   она.
Рукопожатие было как вспышка молнии. Оба разъединили  руки  чуть  быстрее,
чем это было положено по этикету. Она явно не рассчитала собственные силы.
   - Мистер Кемаль Аслан, один из самых известных техасских миллионеров, -
сказала Сандра. - Познакомьтесь, господа.
   Только после этого все трое вскочили на ноги. Кемаль вспомнил известную
американскую поговорку: "если ты такой умный, почему ты не такой богатый",
и, уже не сдерживая улыбки, пожимал всем руки.
   - Простите меня еще раз, господа, - сказал он смущенно, -  я  не  хотел
мешать вашей беседе.
   Сзади неслышно возник официант со стулом в руках. Он уже догадался, что
этого наглеца не будут убивать.
   - Нет, - покачал головой Кемаль, - спасибо. Я не хотел бы вам мешать.
   - Вы надолго в наш город? - спросил мэр.
   - На два дня. У меня встреча с фирмой, моими партнерами по  бизнесу,  -
он  назвал  свою  фирму,  и  мэр   очень   выразительно   переглянулся   с
вице-губернатором. Название фирмы говорило о многом. Оба, не  сговариваясь
достали свои визитные карточки. Кемаль вынул свои, обменявшись карточками,
он еще раз  пожелал  гостям  приятного  аппетита,  и,  уже  уходя,  словно
невзначай спросил у Сандры:
   - Вы остановились в этой гостинице?
   - Нет, - она ответила почти не задумываясь. Или все-таки была заминка в
голосе, - я остановилась в отеле "Ритц".
   Он попрощался и отошел от их столика.
   Поднявшись  к  себе  в  номер,  он  долго  не  мог  успокоиться.   Даже
разглядывал  свою  руку,  словно  на  ладони  могли  остаться   следы   ее
прикосновения. Затем включил  телевизор,  лихорадочно  нажимая  кнопки  на
пульте дистанционного управления, перескакивая с  канала  на  канал.  Лишь
через полчаса найдя какой-то непонятный кошмарный фильм  ужасов,  наконец,
успокоился и стал смотреть телевизор, почти не вникая в  происходившее  на
экране. Он лежал на  убранной  постели  прямо  в  костюме,  когда,  словно
вспомнив о последних словах Сандры, бросился к телефону.
   - Мне нужен телефон отеля "Ритц", - попросил он портье своей гостиницы.
   - Отель "Ритц-Карлтон", - уточнил портье.
   - Да, наверное.
   - Записывайте. Двести шестьдесят шесть десять ноль ноль.
   Рядом с телефоном лежал традиционный блокнот отеля и ручка.
   Кемаль быстро записал номер.
   - Спасибо, - сказал он и, отключившись, вызвал дежурного  по  гостинице
оператора, продиктовав ему номер отеля "Ритц". Ответил приветливый женский
голос.
   - Скажите, у вас живет миссис Лурье? Миссис Сандра Лурье из Луизианы? -
спросил Кемаль. - В каком она номере?
   - Сейчас соединю, - сказала девушка.
   - Нет, ее сейчас нет в номере. Какой у нее номер?
   - Восемьсот пятый.
   - Спасибо.
   Он положил трубку. Снова заходил по комнате, нетерпеливо поглядывая  на
часы.  Она  ведь  ему  назвала  свой  отель.  Или  это  была  просто  дань
вежливости? Почувствовав, что не сможет больше находиться в номере он одел
пиджак, пальто и вышел на  улицу.  На  улице  в  эти  вечерние  часы  было
довольно много людей. По реке  шли  какие-то  катера  с  весело  кричащими
людьми. Бродячие фотографы предлагали за три доллара снять вас на память о
ночном городе.
   Он вышел на Гранд-авеню. Отсюда было  совсем  недалеко  до  знаменитого
"Ритца", расположенного в самом центре города. Элегантный отель насчитывал
более пятисот номеров и по праву считался лучшим в  городе.  У  отеля  был
свой традиционный зал для проведения конгрессов и различного рода  крупных
мероприятий, рассчитанный  на  тысячу  двести  человек.  И,  нужно  отдать
должное менеджерам отеля, он пустовал не слишком часто.
   Обычно в отеле останавливалось и крупные  правительственные  чиновники,
приезжавшие  по  разного  рода  делам  в  Иллинойс.  Очевидно,  для  столь
почетного гостя как вице-губернатор далекого южного штата северяне  решили
заказать номер в лучшем отеле города. Вечером было довольно прохладно и он
невольно поежился. Он никогда не носил головной убор, но в Техасе научился
носить шляпу и довольно часто с  удовольствием  ею  пользовался  во  время
сильных зимних ветров в Хьюстоне. Но в Чикаго он не стал брать свою шляпу.
Для северян гордые и несколько прямолинейные техасцы порой бывали любимыми
объектами шуток и насмешек.
   Он прошел еще немного, но  почувствовал,  что  голова  начинает  стыть,
сказывалась разница температур в помещении и на улице, он остановил  такси
и поехал в "Ритц-Карлтон". В отеле он сразу направился в  бар  и  просидел
там около трех часов, занятый своими мыслями. Правда умственные упражнения
не помешали ему выпить еще несколько коктейлей и даже две рюмки виски, что
сделало  воспоминания  об  их  встрече  в  Батон-Руже  более  приятными  и
многообещающими.
   Лишь в двенадцатом часу, решив, что  она  уже  вернулась  с  ужина,  он
решился подняться и постучать в ее номер. Дверь долго не  открывали  и  он
уже повернулся, чтобы  уйти,  разочарованный  и  злой,  из-за  ее  слишком
длительного отсутствия хозяйки, щелкнул замок. На  пороге  стояла  Сандра,
уже успевшая переодеться. На ней были светлые брюки и темная блузка.
   - Я так и думала, - весело сказала вице-губернатор, -  вы  не  напрасно
спросили у меня,  где  я  остановилась.  Нужно  было  попросить  защиты  у
местного шерифа.
   Он стоял, прислонившись к стене и смотрел на нее.





   Собравшиеся в этот день в кабинете начальника ПГУ знали, почему их  так
спешно вызвали. Справа от хозяина кабинета  сидел  хмурый  генерал  Виктор
Федорович Грушко, заместитель Крючкова по европейским делам. Напротив него
руководитель  третьего  отдела  ПГУ  КГБ,  занимавшийся  вопросами   стран
Скандинавии и Великобритании Николай Петрович Грибин. Рядом с ним  генерал
Дроздов, ставший к этому  времени  руководителем  специального  управления
"С",  занимавшегося  нелегалами,  и  полковник  Буданов,   отвечавший   за
проведение операций в советской разведке в управлении  "К"  и  считавшийся
одним из лучших специалистов по третьему  отделу.  Рядом  с  Грушко  сидел
другой специалист из внутренней контрразведки ПГУ генерал Голубев.
   Собравшиеся  знали,  почему  их  вызвали  на  это   совещание.   Смерть
Андропова, так  долго  и  плодотворно  опекавшего  их  шефа,  сделала  его
практически беззащитным перед напором новых  выдвиженцев  Черненко.  Любой
промах, любая ошибка, вполне объяснимые и прощаемые при  Андропове,  могли
быть теперь использован и против самого Крючкова. Это хорошо понимал и сам
Владимир Александрович, и все его офицеры.
   Речь шла о работе третьего отдела, по  которому  в  последнее  время  у
руководства  ПГУ  были  наибольшие  претензии.  Третий   отдел   курировал
традиционно не только Великобританию и  Скандинавию,  но  занимался  также
вопросами Австралии и Новой Зеландии. И подобная фактическая раздвоенность
очень мешала  его  офицерам  работать  на  конкретном  направлении.  Перед
Крючковым лежал небольшой список фамилий, которые мог  видеть  только  он.
Прочитав список, уже подготовленный для него Грибиным, Крючков, ничего  не
сказав, аккуратно сложил лист бумаги пополам и переложил в стол.
   Это был список  резидентов  советской  разведки,  работавших  по  линии
третьего отдела. За этот очень секретный список  любой  агент  иностранной
державы отдал бы полжизни, не задумываясь.  Это  были  подлинные  имена  и
фамилии резидентов ПГУ КГБ СССР. В списке было всего семь фамилий:
   1. Аркадий Васильевич Гук - резидент в Великобритании.
   2. Николай Александрович Шацких - резидент в Дании.
   3. Геннадий Яковлевич Севрюгин - резидент в Норвегия.
   4. Николай Сергеевич Селиверстов - резидент в Швеции.
   5. Лев Сергеевич Кошляков - резидент в Австралии.
   6. Сергей Сергеевич Будник - резидент в Новой Зеландии.
   7. Михаил Сергеевич Смирнов - резидент в Ирландии.
   [Приведены подлинные фамилии резидентов советской разведки в 1984 году.
Николай Александрович Шацких  был  только  назначен,  а  Михаил  Сергеевич
Смирнов лишь исполнял обязанности резидента.]
   Крючков,  обладавший  исключительной  памятью,  знал  всех  семерых.  И
сознавал, что все пятеро офицеров, сидевшие перед ним,  знают  в  той  или
иной степени о всех резидентах в этих странах. Но, приученный не  доверять
абсолютно никому, Крючков часто говоривший, что "в разведке возможны любые
варианты", сразу убрал список в свой стол,  чтобы  потом  его  уничтожить.
Кроме него, фамилии резидентов  не  должен  был  видеть  никто.  Это  было
абсолютным правилом многолетнего руководителя советской разведки.
   Недавно назначенный начальником третьего отдела, переведенный из Дании,
Грибин чувствовал себя не совсем уверенно. Сидевший напротив него  мрачный
Грушко, наоборот, чувствовал себя достаточно компетентным в этих вопросах.
В свое время, в начале семидесятых, он был резидентом советской разведки в
Осло и с тех пор  считал  себя  специалистом  именно  по  работе  третьего
отдела. Но теперь, когда  столь  явно  начались  провалы  именно  на  этом
направлении, он демонстративно отделившись от сотрудников, был первым, кто
требовал жесточайшего разбирательства всей ситуации.
   - Что у нас по Великобритании? - строго спросил Крючков. -  Почему  Гук
не сообщил о начало учений на базе Гринэм-Коммон?
   - Мы сейчас все проверяем, - ответил Грибин,  -  видимо  там  произошла
какая-то ошибка.
   - Слишком много ошибок в  последнее  время  происходит  там,  -  жестко
заметил Крючков. - Если он будет по-прежнему так  ошибаться,  нужно  будет
его просто отозвать из Великобритании. И вместо него  поставить  человека,
который ошибаться гораздо меньше.
   - Мы все проверим, - послушно согласился Грибин.
   - У меня были  сведения,  что  он  злоупотребляет  спиртным,  -  сказал
Крючков, - проверьте все сами.  Если  подтвердится,  немедленно  отзовите.
Только этого нам не хватало.
   - У нес нет таких  сведений,  -  решил  все-таки  вмешаться  Грушко,  -
Аркадий Васильевич очень толковый специалист. Вы же знаете, как он работал
в Прибалтике.
   - Я помню, - раздраженно заметил Крючков, - но  у  нас  слишком  частые
провалы именно на этом направлении. И англичане  последовательно  высылают
из своей страны всех наших резидентов. Это мне очень не нравится.
   - Мы проанализировали всю работу Гука. Он абсолютно вне  подозрений,  -
сообщил генерал Голубев.
   - Только этого нам не хватало, - нахмурился  Крючков,  -  чтобы  еще  и
резиденты были на подозрении. Но проверить  все  нужно  тщательно.  В  чем
причины наших неудач? Почему за последнее время именно по  линии  третьего
отдела у нас наиболее большие промахи. Что это? Результат злого умысла или
просто досадные совпадения?
   - Мы проверяем все операции и всех сотрудников, - пробормотал Голубев.
   - Значит,  плохо  проверяете,  -  ответил  Крючков,  -  нужно  еще  раз
проанализировать  все  наши  операции.  Постараться  установить  возможный
источник утечки  информации,  если  он,  конечно,  действительно  имеется.
Давайте послушаем Дроздова. Все посмотрели  на  сидевшего  в  самом  конце
кабинета генерала. Дроздов достал какие-то бумаги  и  начал  говорить.  По
разрешению самого Крючкова старшие офицеры не вставали во время совещаний.
Он не любил показухи и армейской дисциплины. Пришедший в КГБ из партийного
аппарата,  он  отличался  чрезмерной  требовательностью,  сочетавшейся   с
некоторой мягкостью по отношению к кадровым офицерам ПГУ. Понимавший,  что
стал руководителем советской разведки лишь  благодаря  Андропову,  Крючков
таким  своеобразным  путем  словно   возвращал   часть   долга   настоящим
профессионалам.
   - Мы в нашем управлении  также  проанализировали  некоторые  совпадения
последних двух лет, - сказал немного  напряженным  голосом  Дроздов,  -  и
вышли  на  интересные  результаты.   В   основном,   информация,   которая
оказывалась не совсем верной, шла из Америки и Англии. Но в первом  случае
это была информация, касающаяся работы именно третьего отдела. Все  данные
наших  нелегалов   по   Америке,   касающиеся   собственно   американского
направления почти не становятся известны  американцам.  И,  наоборот,  все
данные по Англии, переданные нам  другими  нелегалами  из  третьих  стран,
почти всегда становятся известными американской  и  английской  разведкам.
Поэтому,  мы  считаем,  что  на  этих  направлениях   у   английской   или
американской разведки есть достаточно крупный источник информации, который
мы до сих пор не можем вычислить. Таковы вкратце наши выводы.
   - Согласен, - сказал генерал Голубев, - с поправкой на то,  что  искать
нужно среди ваших нелегалов.
   - Нет, - возразил Дроздов, - мы проверили всех наших людей. Ни у одного
не  было  стопроцентного   попадания,   но   ни   один   не   имеет   даже
пятидесятипроцентных неудач.  Искать  скорее  всего  нужно  среди  старших
офицеров разведки, имеющих доступ к нашей оперативной информации.
   Грибин деликатно промолчал, не решаясь ввязываться в спор, но Грушко не
мог молчать. И не стал.
   - Что вы хотите сказать, Юрий Иванович, - неприязненно посмотрел он  на
Дроздова, - что среди наших старших офицеров есть американской агент?
   - Скорее, английский, - пробормотал Дроздов.
   - Не говорите глупостей, -  Грушко  был  заместителем  Крючкова  и  мог
позволить себе говорить любому из сидевших в этой кабинете,  кроме  самого
хозяина, любые дерзости.
   -  Простите,  товарищ  генерал,  -  возразил  упрямый  Дроздов,  -   мы
постарались проанализировать  все  возможные  варианты.  И  настаиваем  на
своем. Среди наших нелегалов нет ведущих двойную игру. В  этом  вы  можете
сами убедиться.
   - Виктор Федорович, - примиряющим голосом произнес Крючков, - вы можете
сами проверить  результаты  работы  их  управления.  Если  будут  какие-то
сомнения, повторим проверку.
   - Хорошо, - сразу согласился генерал.
   - А вы, товарищ Дроздов, - обратился к нему Крючков, - подготовьте  для
меня справку о всех ваших офицерах на этом направлении.
   - Хорошо, Владимир Александрович, - сразу отозвался Дроздов.
   -  Кажется,  наши  специалисты-контрразведчики  тоже   имеют   какие-то
наработки? - спросил Крючков у полковника Буданова.
   - Да, товарищ генерал, -  неторопливо  ответил  Буданов,  -  по  нашему
мнению, этот неизвестный может работать в  одном  из  наших  посольств  за
границей даже в должности резидента.
   Все шестеро офицеров, сидевшие за столом, мрачно переглянулось.
   - Почему вы так решили? - спросил Крючков.
   - Анализ перехваченной информации  свидетельствует  о  том,  что  агент
английской разведки работает либо в руководстве третьего отдела  ПГУ  КГБ,
либо в одном из наших посольств  под  прикрытием.  Но  конкретно  мы  пока
установить не можем, - сообщил Буданов.
   Крючков достал свой список, развернул его и для себя еще раз  перечитал
фамилии всех  семерых  резидентов:  Гук,  Шацких,  Севрюгин,  Селивестров,
Кошляков, Будник, Смирнов. Он хорошо знает всех семерых. Неужели  один  из
них враг? На такой должности - и враг? Он в это верить не хотел и не  мог.
Но на всякий случай сказал:
   - Ищите замены резидентам, которые сидят слишком долго.  Или  допускают
крупные ошибки. В Лондон Гуку передайте, чтобы  активизировал  работу,  но
без ненужного риска. А в Ирландии Смирнова давно нужно  было  заменить.  У
вас есть какая-нибудь кандидатура? - спросил он у Грибина.
   - Отдел рассматривает кандидатуру Владимира  Васильевича  Миндерова  на
этот пост. И еще две кандидатуры. Пока решаем.
   - Долго решаете. А в итоге мы не всегда получаем  то,  что  нам  нужно.
Возьмите под свой личный контроль и эту  работу.  Мы  просто  обязаны  все
выяснить без привлечения к этим утечкам  сотрудников  Второго  Управления.
Они начнут действовать топорно, без должного  прикрытия,  -  Крючков,  уже
столько лет проработавший в разведке, с  обычным  высокомерием  разведчика
относился к грубым и прямолинейным действиям контрразведки.
   - Мы постараемся выбрать лучшего,  -  заверил  его  начальник  третьего
отдела.
   - Тогда подведем итоги, - сухо сказал Крючков, -  с  этого  момента  мы
создаем специальную группу в составе: Грушко, Голубев, Буданов. Нам  нужно
точно выяснить, откуда и почему идет информация к англичанам. Спасибо. Все
свободны. Дроздову остаться.
   Когда все вышли, он мрачно посмотрел на Дроздова.
   - Теперь рассказывайте про вашего "Юджина". Что у вас с ним?
   - Пока ничего. На связь с нашими людьми  в  Нью-Йорке  его  связной  не
вышел. Матвеев передает, что обнаружил за собой наблюдение.  И  наблюдение
за Сюндомом.
   - Они вышли на шведа? - зло спросил Крючков.
   - Да - ответил генерал.
   - В результате чьей ошибки? Связного, самого шведа или Матвеева?
   - Этого мы пока не знаем, - чуть виновато сказал Дроздов.
   - Может, "Юджин" провалился?
   - Мы проверяли. Там все нормально.
   - А его связной?
   - Пока работает, как и раньше.
   - Значит, вы потеряли связь с "Юджином"? Я вас правильно понял?
   - Не совсем. Просто его связной, очевидно, узнал или сумел  просчитать,
что за шведом наблюдают и не вышел на связь. Сам "Юджин" попытается  выйти
на связь через резервный вариант. Но у нас там проблемы. Умер наш связной.
   - Как умер? - не понял Крючков. - Его ликвидировали? Почему мне об этом
не докладывали?
   - Он умер в больнице. Мы проверяли, связной  действительно  болел.  Там
все в порядке. Перед смертью он сообщил пароль своей соседке и попросил ее
принимать приезжающих гостей. Мы послали человека и все подтвердилось.
   - И вы верите в случайную соседку? - желчно поинтересовался Крючков,  -
нас просто переиграли американцы.
   - Не думаю, - набрался  смелости  возразить  Дроздов,  -  мы  проверяли
достаточно тщательно.  Там  все  совпадает.  У  связного  была  обнаружена
тяжелая форма рака. Он сам об этом не знал. Но  успел  сообщить  и  нам  в
Центр, и предупредить свою соседку.  Он  предполагал,  что  вернется.  Его
увезли на операцию и он умер в больнице. Все совпадает,  такое  подстроить
просто невозможно. Мы даже обнаружили его страховой  полис,  выдаваемый  в
случае смерти владельца. Наш человек сумел попасть в его дом после  смерти
и даже побеседовать с этой хозяйкой.
   - Ваш человек вернулся? - быстро спросил Крючков.
   - Да, конечно. Он уже в Москве. В Чикаго он ездил как рядовой турист.
   - За ним не следили?
   - Он допускает, что следили. Но на встречу он  шел  без  наблюдения.  В
этом  он  убежден.  Его  прикрывал  другой  наш  сотрудник   и   он   тоже
подтверждает, что на встречу проверяющий  поехал  без  обычного  наружного
наблюдения. Вернее, им удалось оторваться и они часа два все проверяли.
   - Значит, "Юджин" остался без связи?
   - Практически, да.
   - Что думаете предпринять?
   - Мы готовим нового связного. А старого будем отзывать.  Он  работал  с
"Юджином" уже много лет.
   - Согласен, - кивнул Крючков, - вы всегда помните, что главное для  нас
- это работа самого "Юджина". Где мы еще сумеем получить такую  легенду  и
такое прикрытие.  Кстати,  его  информацию  вы  тоже  проверяли?  Вы  ведь
работали раньше резидентом в Нью-Йорке?
   - Конечно, - кивнул Дроздов, - картина одинаковая. Все его сообщения по
Великобритании стали известны англичанам и  американцам.  А  сообщения  по
самой Америке оказались верными и о них пока неизвестно ни ЦРУ, ни  Сикрет
Интеллидженс Сервис.
   - И здесь то же самое, - понял Крючков.
   - Да, Владимир Александрович.  Мы  проверяли  все  совместно  с  людьми
генерала Голубева. Сомнений почти нет. У нас  действует  агент  английской
разведки. И действует, скорее всего, на линии нашего третьего отдела.
   - И он может подставить "Юджина", - негромко подвел итоги Крючков,  уже
понявший, чем это может грозить лично ему.
   И вдруг Дроздов сказал как раз те слова, которых  больше  всего  боялся
начальник советской разведки:
   - Он это уже сделал. Он уже выдал "Юджина" американцам.  Просто  он  не
знает, кто именно наш агент. А американцы уже ищут "Юджина".  Мы  получили
сообщение сегодня утром из  Нью-Йорка.  За  Матвеевым  и  Сюндомом  следят
сотрудники ФБР.





   Он смотрел на нее, словно они не виделись целую вечность. Она  покачала
головой и неожиданно спросила:
   - Вы так и собираетесь стоять в коридоре? Или, может,  лучше  зайдем  в
номер.
   - Если вы меня пригласите, - пробормотал он.
   - У вас особая манера напрашиваться в гости, - сразу парировала Сандра,
- заявляетесь ко мне в полночь  и  еще  ждете  приглашения.  Придется  вас
впустить. Заходите, - она прошла в глубь номера и он, оторвавшись  наконец
от стены, вошел следом, осторожно закрывая за собой дверь.
   У нее был двухкомнатный сюит и она закричала из спальни:
   - Входите, я сейчас к вам выйду.
   Он прошел к стоявшему у столика креслу, и опустившись в него,  неслышно
перевел дыхание. Выпитый алкоголь несколько непривычно бил прямо в голову.
Он давно уже не позволял  себе  так  расслабляться.  Вернее,  не  позволял
никогда, если не считать того единственного  случая  в  Измире.  Но  тогда
подобное пьянство было скорее расчетом,  а  не  просчетом,  в  отличие  от
сегодняшнего вечера. Сандра вышла из спальни.
   - А вы не изменились, - ровно произнесла она и сразу  спросила:  -  Что
будете пить?
   - Минеральную воду, - пробормотал он.
   Кажется, она не удивилась. Достав из холодильника  бутылку  минеральной
воды для него и бутылку апельсинового сока для себя,  разлила  по  высоким
стаканам напитки и протянула своему гостю один  из  них.  И  только  после
этого уселась во второе кресло.
   - Вы тоже мало изменились, - пробормотал он чуть пригубив стакан.  -  У
вас служебная командировка? Или по личным вопросам?
   - Бизнес, -  покачала  она  головой.  На  английском  языке  это  могло
означать и служебную командировку и личный вопрос. Он не стал уточнять.  -
Вы по-прежнему вице-губернатор?
   - У нас будут выборы только в восемьдесят шестом, - напомнила она, -  а
пока я по-прежнему вице-губернатор штата.
   - Да, я помню как вы вели заседание сената в  Бэтон-Руже,  -  обреченно
сказал он, - вы были просто великолепны.
   - Благодарю вас. Как ваша супруга?
   - Мы живем теперь отдельно. Нет, мы официально не развелись.  Но  живем
отдельно. Я в Нью-Йорке, она в Хьюстоне.
   - Вы перебрались в Нью-Йорк? - удивилась Сандра.
   - Уже несколько месяцев. Теперь в Хьюстоне лишь филиал моей компании.
   - Понимаю, - кивнула Сандра, - как ваш сын?
   - Как будто хорошо. Но я его редко вижу, к сожалению. А как ваша  дочь?
Кажется, тогда были какие-то проблемы?
   - У кого их нет, - улыбнулась Сандра, - но пока все хорошо.
   Он снова выпил воду. Его мучила непонятная жажда, словно в  присутствии
этой женщины он чувствовал себя не совсем уверенно,  и  у  него  постоянно
пересыхало в горле.
   - Хотите еще воды? - спросила она, увидев, что его стакан почти пуст.
   Он кивнул  и  она  пошла  к  мини-бару  доставать  следующую  бутылочку
минеральной. Он поднялся, принимая у нее бутылочку, и случайно коснулся ее
пальцев. И снова та обжигающая искра, которая проскочила между их ладонями
несколько часов назад, возникла на стыке их пальцев. Он  не  стал  убирать
руку. Просто положил бутылочку на стол и смотрел в глаза женщине. Что-то в
ней было особенное, отличавшее ее от всех остальных женщин на  свете.  Ему
даже на мгновение показалось, что она похоже на его мать.
   Сандра смотрела ему в глаза прямо и твердо, и он подумал,  что  впервые
рискует так пристально смотреть ей в глаза. Он поднял руки и  нерешительно
протянул их к женщине. Она чуть напряглась. Но не стала  отстраняться.  Он
мягко потянул ее на себя продолжая смотреть в ее глаза. На ней не было  ее
привычных очков и оттого лицо было как-то добрее и мягче.  Он  наклонился,
чтобы поцеловать ее. Кажется, алкоголь  сыграл  со  мной  совсем  не  злую
шутку, почему-то успел подумать он в те доли секунды, когда  наклонился  к
губам женщины.
   Поцелуй  был  долгим  и  потому  особенно  сладостным.  Они,  наверное,
простояли так минут двадцать, прежде чем он,  наконец,  пришел  в  себя  и
неуверенными движениями руки попытался расстегнуть пуговицы на ее  брюках.
Она мягко помогла ему, сама снимая с себя брюки. И лишь затем  дотронулась
до  пуговиц  его  рубашки.  Как  они  раздевались,  он  не  помнил.   Вещи
разбрасывались  по  обоим  комнатам,  в   промежутках   между   страстными
поцелуями. А потом была постель...
   Он не был развратником в том смысле, в каком  полагается  быть  опытным
мужчинам, уже изучившим и полюбившим  различные  телодвижения  в  постели,
пытаясь произвести еще большой эффект на женщину и  увеличить  собственное
наслаждение. Ему даже не пришлось прибегать к обычным любовным  прелюдиям.
Ее глаза в этот момент заслоняли ему весь мир, вымывая из  головы  остатки
разума.
   И потому у них не  было  тех  великолепных  игр,  которые  предшествуют
заключительному  возвышенному  акту  наслаждения.  Они   просто   менялись
местами, познавая друг друга в эту сладостную для обоих ночь.
   Последние месяцы, после отъезда  из  Хьюстона  Кемаль  не  имел  вообще
никаких контактов  с  женщинами,  всецело  занятый  работой  и  проблемами
переезда. У Сандры также не было постоянного партнера. И потому их  бурный
и  эмоциональный  взрыв  кончился  довольно  быстро  почти   одновременным
яростным взрывом и наступившим после него небывалым умиротворением.
   Кемаль вытер пот ладонью и откинулся на подушку. Он, не закрывая  глаз,
смотрел в потолок. Потом осторожно  скосил  глаза  влево.  Сандра  лежала,
также глядя прямо в потолок. И также не закрывала глаз.
   - О чем ты думаешь? - спросил он.
   - Ты действительно переехал в Нью-Йорк? - спросила она.
   - Опять про Марту, - поморщился Кемаль, - да, я действительно  переехал
в Нью-Йорк.
   - Вы с ней больше не живете?
   - Во всяком случае, не спим вместе, это точно. Но когда она приезжает в
Нью-Йорк вместе с сыном, то остаются в моей квартире.
   - Ясно, - она по-прежнему смотрела в потолок.
   - Неужели ты тогда отказала мне из-за Марты?
   - И из-за нее тоже, - ответила Сандра.
   - Я не совсем понял твои слова.
   - Сейчас это уже неважно. Когда ты уезжаешь из Чикаго?
   - Завтра утром.
   - Ты прилетел на один день? - она, наконец,  перевела  свой  взгляд  на
него.
   - Да, - он тоже чуть повернул голову, снова глядя ей  в  глаза.  Теперь
они были какие-то особенно яркие, теплые, словно поглощавшие  в  себе  все
его эмоции и чувства.
   - Когда ты прилетел? - вдруг шепотом спросила она.
   - Сегодня утром, - он, наконец, понял смысл ее вопросов.
   - Я тоже, - прошептала она, - эта судьба, Кемаль.
   Он поднял руку, дотронулся до ее волос,  провел  пальцем  по  линии  ее
лица, коснулся губ.
   - Да, - согласился он, - это действительно судьба. - И потянулся, чтобы
снова поцеловать ее.
   На этот раз, улыбнувшись, она чуть отстранилась положив  палец  на  его
губы.
   - Не так скоро, - попросила она, - мы не дети,  Кемаль.  И  утром  тебе
улетать.
   - Это что-то меняет? - спросил он.
   - Наверное, нет, - подумав ответила она. - Но мы  вряд  ли  сможем  так
часто видеться, чтобы  стать  по-настоящему  близкими  людьми.  Это  очень
далеко, Кемаль. Чикаго, Нью-Йорк, Батон-Руж и Хьюстон. Это очень далеко, -
повторила она.
   - Я бы мог приезжать, - немного упрямо сказал он.
   - На уик-энд, - на подбородке у нее впервые появилась упрямая  складка.
Или это произошло из-за подушки?
   - Я буду девочкой для воскресных утех? - спросила Сандра.
   Он нахмурился.
   - Ты могла бы иногда быть не столь категоричной. Здесь в  конце  концов
не луизианский сенат, - резко ответил Кемаль.
   - При чем тут сенат, - огорченно произнесла  она,  -  ты  бы  мог  быть
поделикатнее.
   Он опомнился.
   - Извини, - попросил он, - я был неправ. Кажется, мы ссоримся,  еще  не
успев подружиться.
   И он улыбнулся. Складка исчезла на ее лице. Она улыбнулась в ответ.
   - Кажется, теперь я понимаю, почему до сих пор не вышла замуж, -  вдруг
сказала она, - у меня действительно несносный характер. Извини,  я  начала
первой,  но  согласись,  наши  расстояния  делают  частые  встречи  просто
нереальными.
   - Разве это расстояния, -  возразил  он,  -  в  тебе  говорит  типичный
техасский провинционализм. Я так часто летал из Турции в  США  и  обратно.
Это не так далеко, как тебе кажется.
   - Мистер путешественник знает, сколько часов  нужно  лететь  из  нашего
города в Батон-Руж? Хотя ты мне  сказал,  что  не  так  часто  видишься  с
семьей. Так сколько раз  ты  летал  за  последний  месяце  Хьюстон,  чтобы
повидать своего сына?
   Он сжал губы. Потом выдохнул воздух.
   - Ни разу. Кажется, я болван Сандра.
   - Я не была бы столь категорична, -  усмехнулась  она  и  сама  подняла
руку, дотрагиваясь до его лица, - кажется, мы торговались слишком долго.
   В этот раз их слияние длилось значительно дольше.  Они  познавали  друг
друга, исследуя каждый сантиметр тела партнера, наслаждаясь и отдавая  все
без остатка. И мир вокруг них перестал существовать.
   За окнами был уже рассвет, когда Сандра пошла принимать душ.  И  только
тогда  он,  наконец,  вспомнил  все  подробности  минувшего  дня  и   свой
неудавшийся визит в Сисеро. Теперь нужно было соглашаться на вариант  Тома
и подавать сигнал о чрезвычайном происшествии. Кажется, Сандра, как всякая
женщина, чувствовала почти интуитивно. Но в одном она права. Они просто не
смогут встречаться слишком часто.
   Когда она вернулась из ванной, он уже  сидел  на  постели,  обмотавшись
одеялом. Сандра заметила мрачное выражение его лица.
   - Что-нибудь не так? - поинтересовалась она.
   - Все в порядке, просто я все время думаю над твоими словами. Мы  могли
бы встречаться хотя бы раз в месяц. Или  два,  смотря  как  получится.  Не
обязательно мне лететь в Батон-Руж, а тебе в Нью-Йорк. Мы могли  бы  найти
промежуточный вариант. Скажем, Атланту.
   - Гениально, - с явной насмешкой парировала Сандра,  -  это  ты  сейчас
придумал, пока я принимала душ?
   - Не нужно смеяться, - он поднялся, чтобы идти в ванную комнату.
   - Пойми, - мягко сказала она, - я  вице-губернатор  штата.  Я  не  могу
встречаться с человеком, приезжающим ко мне на уик-энд. Ты ведь должен все
понимать. Достаточно об этом узнать журналистам и вся моя  карьера  рухнет
моментально. Я просто не имею права встречаться  с  женатым  человеком.  К
тому же женатым  на  моей  подруге.  Ты  представляешь,  какой  шум  может
подняться  в  газетах,  с  каким  удовольствием   раздует   этот   скандал
оппозиционная  партия,  какой  грязью   меня   будут   поливать.   Неужели
действительно не понимаешь? А мои частые визиты даже в Атланту можно легко
проверить.
   - В таком случае будем встречаться  каждый  раз  в  разных  городах,  -
предложил он, - это единственный способ.
   - Тебе это так важно? - спросила она.
   - Ты должна была все понять, - он не мог произнести столь привычных для
типичного американца слов  "я  люблю  тебя".  Для  этого  он  был  слишком
восточным человеком. И по легенде, и по структуре своей души. На этот  раз
она все поняла правильно.
   - Иди, принимай душ. Когда выйдешь, поговорим,  -  кивнула  она,  -  мы
ведем себя просто неприлично. Как молодые влюбленные. Нам уже  много  лет,
Кемаль. Мы взрослые люди.
   - Может, поэтому я так себя и веду, - пробормотал он и пошел в ванную.
   Когда он вернулся, она уже лежала в постели. Он лег рядом  и  посмотрел
на нее, протягивая левую руку и поднимая ее вверх. Она подняла свою правую
руку и пальцы переплелись.
   - Знаешь о чем я думала, пока ты принимал душ? - спросила она.
   Глаза у  нее  были  теперь  привычно  вишневые,  с  какими-то  лукавыми
искорками. Он почувствовал, как снова изменилось ее настроение.
   - Я все думала, какая я дура. Почему я отказала тебе  два  года  назад?
Представляешь, чего я себя лишала целых два года?
   Он изумленно посмотрел на нее, еще не веря услышанному. И вдруг госпожа
вице-губернатор ему подмигнула.
   - Может, нам стоит повторить еще раз? - И они оба расхохотались.





   Одним из самых красивых городов мира, которые он  когда  либо  видел  в
своей  жизни,  был  Измир.  В  Турции,  где  много  неповторимых  мест   и
запоминающихся городов, Измир выделялся каким-то особенным очарованием.  А
может, все дело было в том, что он, выросший у моря, в своем родном  Баку,
видел в Измире частицу родного города с его только  построенным  в  начале
семидесятых бульваром  и  набережной.  Позже,  уже  поездив  по  миру,  он
останется при своем мнении,  по-прежнему  считая  Баку  и  Измир  особыми,
неповторимыми городами  со  своей  уникальной  парково-городской  зоной  и
архитектурой подле раскинувшегося ласкового теплого моря. С годами  к  ним
просто присоединится еще и Неаполь,  похожий  на  эти  два  города  словно
природа решила создать нечто, продублировав эти уже существующие.
   В Измире находился дом его дяди, Намика Аббаса, и его семьи. Но сначала
они прибыли в Стамбул, или Истамбул, как говорят сами турки и  пишется  во
всем мире. Город уже тогда, в  семьдесят  четвертом,  поражал  масштабами,
величественно раскинувшись по обоим сторонам Босфора.
   Он впервые попал в Стамбул  и  поразился  огромному  городу,  казалось,
слившемуся в единый музейно-базарный комплекс, в котором  лавки  торговцев
часто располагались в самых лучших "архитектурных" местах города, а  музеи
соседствовали с торговыми рядами, как это было и сто, и триста, и  пятьсот
лет назад. Первое, что он сделал, выпросил у дяди разрешения  остаться  на
один день в городе и походить по Стамбулу. Во-первых, это  входило  в  его
легенду, как настоящий турок, он должен  был  испытывать  трепет,  впервые
попадая в столь величественный город, на протяжении веков бывший  символом
великой  империи,  когда-то   существовавшей   в   истории   человечества;
во-вторых, ему просто было по-человечески интересно посмотреть этот город,
столь непохожий на другие города мира и известный ему  лишь  по  учебникам
истории.
   Сначала он отправился к собору святой Софии.  Из  учебника  истории  он
помнил, что здесь должен быть  голубой  собор  и  очень  удивился;  увидев
вместо этого красно-бурые стены некогда величественного собора, еще больше
он удивился, увидев возвышавшуюся напротив  мечеть,  не  уступающую  своим
величием и красотой собору святой Софии.
   И потом были другое памятники, музеи и мечети древнего Константинополя,
ставшего в 1453 году центром турецкой империи и получившего имя  Истамбул.
Казалось, турки утвердились на этих берегах навечно, и никогда больше  имя
гордого римского императора, основавшего  эту  столицу  Восточной  Римской
Империи, не будет произнесено в стенах города.  Но  история  распорядилась
иначе.  Потерпевшее  унизительное  поражение  в  первой   мировой   войне,
заплатившее за эту преступную авантюру своей империей и  чудом  избежавшее
гибели - турецкое государство  сократилось  до  размеров  обычной  средней
страны. И Истамбуле, снова ставшим Константинополем, появились французские
и английские солдаты, русские дворяне и офицеры, бежавшие от революции, и,
самое страшное, - греки, некогда владевшие всем  побережьем  и  являвшиеся
бывшими хозяевами Константинополя.
   Только воля и ум Мустафы Кемаля, прозванного впоследствии Ататюрком, то
есть отцом всех турков,  сумели  остановить  надвигающуюся  полную  гибель
государства и нации,  предотвратить  дальнейший  хаос  и  заложить  основы
нового государственного строя  -  демократической  республики,  построение
которой станет великой  целью  и  грандиозной  мечтой  признанного  лидера
Турции. Константинополь снова переименуют в Истамбул, но отныне он никогда
более не будет  столицей  великой  империи,  а  станет  просто  крупнейшим
городом новой Турции, одним из центров Европейской и Мировой  торговли.  А
столица будет перенесена в маленькую Анкару, расположенную в самом  центре
новой  Турции  и  ставшую  с  этого  момента   символом   новой   турецкой
государственности.
   Проходя  по  широким  проспектам  и  узким  улочкам  Истамбула   Кемаль
вспоминал великую  историю,  насыщенную  кровью  и  величием,  неслыханным
падением и примерами  высочайшего  мужества,  внушающему  ужас  покоренным
народам и гордость гражданам этого города на  протяжении  стольких  веков.
Словно история этого  города  каким-то  чудом  вобрала  в  себя  всю  мощь
сконцентрированной в человеческой  истории  низости  и  грязи,  величия  и
блеска, торжества разума и веры в справедливость, и беспримерного  падения
нравов и распутства. Здесь было все - оргии древних римских императоров  и
византийских самодержцев, измена их жен и любовниц, штурмы крестоносцев  и
разграбление города,  величественная  осада  и  гибель  центра  восточного
христианского мира, провозглашение города  символом  новой  веры  и  новой
империи, гаремные интриги жен султанов и их детей, предательство  и  кровь
близких  и  родных  многочисленных  турецких  султанов,  ярость  и   ужас,
навеваемые этим именем на многочисленные народы империи. Здесь было все. И
оттого этот город был так загадочно непознаваем и  узнаваем  одновременно,
так красив и ужасен. В  истории  человеческой  цивилизации  лишь  немногие
города  могут  сравниться   по   концентрации   исторических   событий   с
Константинополем-Истамбулом.  Пожалуй,  лишь  Иерусалим  и  Рим  могли  бы
соперничать с турецким  городом  за  подобное  качество  концентрированной
истории, приходящейся на каждый квадратный метр площади этого  города,  на
каждый год его существования.
   К вечеру Кемаль вернулся в дом, где они остановились, падая  с  ног  от
усталости,  но  очень  довольный  За  ужином  дядя,  одобрительно  кивнув,
спросил:
   - Понравилось?
   - Очень, - восторженно ответил Кемаль, - это великий город.
   - И очень красивый, - поднял палец Намик Аббас,  -  но  самый  красивый
турецкий город -  это  Измир.  Завтра  мы  поплывем  туда  на  корабле.  Я
специально взял билеты, чтобы мы могли  поплыть  по  морю  и  ты  бы  смог
увидеть всю красоту нашего Измира. И тогда ты поймешь, почему мы  все  так
любим свой город.
   - Я всегда мечтал увидеть эти города, - почти честно ответил Кемаль,  -
и не только Стамбул и Измир. Мне будет интересно увидеть и другие.
   - Увидишь еще, - кивнул дядя, - у вас в Болгарии  такого  не  было.  Ты
турок, Кемаль, и наследник  нашей  славной  фамилии.  Никогда  не  забывай
этого, где бы ты ни был. Твоя настоящая родина здесь, - и он  обвел  рукой
пространство вокруг них.
   - Да, конечно, - серьезно ответил Кемаль.
   На следующий день они сели на  большой  корабль  и  поплыли  на  юг,  в
сторону  Измира.  Дядя  оказался  прав.  Поездка   оставила   неизгладимое
впечатление на Кемаля. И хотя большую  часть  пути  было  довольно  темно,
чтобы различать красоту береговых линий турецкой стороны, проснувшись рано
утром, он вышел на палубу и несколько часов провел там, наблюдая, как мимо
проплывают греческие и турецкие острова. А потом был Измир.
   Впервые попав в этот город, он испытал подлинное потрясение. Город  был
не просто красив, он  напоминал  его  родной  Баку  и  своим  вытянувшихся
полукругом бульваром у моря, и  своими  вечнозелеными  деревьями,  и  даже
архитектурой,  одновременно   древней   и   современной,   так   органично
вписывающейся в окружающий ландшафт.
   Дом его дяди стоял несколько в стороне от центра города, на  окружающих
Измир холмах, и отсюда было всегда  видно  удивительно  мягкое,  спокойное
море и небольшие парусники, уходившие отсюда за горизонт. Обе  дочери  его
дяди были уже замужем и жили со своими мужьями, как того и требовал строго
соблюдаемый обычай. Поэтому в доме Намика Аббаса он  оказался  желанным  и
дорогим гостем. Тетушка Мэлекэ оказалось веселой и словохотливой женщиной.
От нее Кемаль узнал множество бытовых подробностей и даже  важных  деталей
своего прошлого, о которых не могла  знать  ни  советская,  ни  болгарская
разведки. В отличие от  многих  соседних  стран  лишь  в  Турции  и  Иране
разрешались встречи женщин с мужчинами, их выход на улицу без традиционной
мусульманской паранджи и проведение  светского  образа  жизни.  И  если  в
соседних  Сирии,  Ливане,  Ираке  еще  можно  было  встретить  женщин  без
покрывала, то в Саудовский Аравии и в  странах  Арабских  Эмиратов  законы
шариата соблюдались весьма строго.
   В Измир  к  дяде  довольно  часто  приезжали  его  иранские  друзья  из
Тегерана, любившие отдыхать на побережье Эгейского моря, так напоминавшего
им собственное - Каспийское. Несмотря  на  традиционно  не  очень  хорошие
отношения между фарсами,  составлявшими  большинство  населения  Ирана,  и
турками, живущими в  Турции,  гости  дяди  наведывались  к  нему  довольно
регулярно, иногда даже раз в два-три месяца. Кемаль провел в Измире  более
восьми месяцев, за это время они  приезжали  четырежды.  Лишь  позднее  он
узнал, что  это  были  этнические  азербайджанцы  из  Тебриза,  населяющие
северную часть Ирана. В отличие от устоявшегося затем в Америке  и  Европе
мнения, население Ирана, особенно  женское,  пользовалось  всеми  правами,
вплоть до революции семьдесят девятого года, когда  в  Иране  пал  шахский
режим.  При  этом  свобода  нравов  и  явный  вызов  общественному  мнению
раздражали    большинство    населения,    состоящего    из    правоверных
мусульман-шиитов.  Шахский  режим  слишком  явно  не  считался  с  мнением
большинства населения своей страны, что в конечном итоге вызвало исламскую
революцию.  Но,  справедливости  ради   стоит   отметить,   что   наиболее
"европейскими" странами в семьдесят четвертом году в Азии  были  Турция  и
Иран, с той лишь  разницей,  что  в  Иране  была  неограниченная  монархия
шахского  режима,  уже  давно  забытая  в  Европе,  а   в   Турции   режим
демократической  республики  часто  сменяли  военные   перевороты   армии,
наводившие таким образом порядок от зарождавшегося в стране  анархического
хаоса.
   В первые же дни после приезда в Измир дядя вызвал  врача  для  любимого
племянника, уже снискавшего репутацию своими знаниями.  Кемаль  знал,  что
врач  был  специально  послан  сюда  еще  несколько  месяцев   назад   для
подтверждения  версии  о  тяжелом  ранении  и  коме  Кемаля   Аслана.   Он
сознательно ни о чем не спрашивал врача, даже когда они  оставались  одни,
ожидая когда тот первый заговорит  со  своим  патентом  о  порученном  ему
задании. Но так и не дождался. То ли врач не хотел говорить на  эту  тему,
считая ее ниже своих профессиональных обязанностей, то ли не знал  вообще,
зачем нужно было приписывать человеку кому  и  тяжелое  сотрясение  мозга,
если он их вообще не получал; но ничего не говоря пациенту,  он  регулярно
подтверждал все версии болгарских врачей, позволявшие  Кемалю  по-прежнему
проводить дни в гостеприимном доме дяди. А затем приехал Юсеф  Аббас,  его
американский дядюшка, из-за  которого  и  была  задумана  эта  грандиозная
операция.
   В отличие от  лысоватого  Намика,  его  старший  брат  оказался  полной
противоположностью. Сухой, подтянутый, с красиво уложенной шевелюрой седых
волос,  в  элегантных  итальянских  костюмах  он  больше  был   похож   на
преуспевающего итальянца или испанца, чем на натурализовавшегося в Америке
турка. К  этому  времени  он  уже  возглавлял  довольно  мощную  компанию,
связанную с производителями  вооружений  в  Техасе  и  Калифорнии.  Кемаль
хорошо запомнил их первое знакомство  в  аэропорту.  Они  ждали  вдвоем  с
Намиком Аббасом, когда в салоне для особо важных гостей появился, наконец,
их родственник.
   С радостным криком Намик Аббас бросился к брату. Тот, довольно спокойно
обняв младшего брата, повернулся к Кемалю. Блеснули  стекла  очков,  и  он
холодно спросил:
   - Это и есть наш племянник?
   - Он, он, - радостно подтолкнул Кемаля Намик Аббас.  Его  старший  брат
протянул руку.
   - Я рад, что ты наконец, вернулся к нам, - просто сказал он.
   Так состоялось их первое рукопожатие. Нужно сказать, что  и  в  будущем
Юсеф Аббас никогда не проявлял излишних эмоций. Кемаль так и не увидел его
ни смеющимся, ни улыбающимся. Лишь иногда он бывал  довольным  и  в  таких
случаях тер указательным пальцем правой  руки  подбородок.  Это  было  его
единственным  проявлением  эмоций.  В  машине  Намика  Аббаса  они   ехали
вчетвером. Впереди сидели водитель и Кемаль. Оба брата о  чем-то  говорили
на заднем сиденье, когда вдруг Юсеф спросил:
   - Кемаль, как ты себя сейчас чувствуешь?
   - Как будто хорошо, - не поняв вопроса  ответил  "племянник",  -  врачи
говорят, что уже нет никакой опасности.
   - В любом случае тебя нужно будет показать хорошим  врачам  во  Франции
или у нас в Америке, - спокойно сказал Юсеф, от чего Кемаль  весь  сжался.
Подготовить "врача" за такой короткий срок  советская  разведка  могла  не
успеть. А  это  было  равносильно  провалу.  Но  он,  лишь  кивнув,  снова
повернулся вперед.
   Вечером они ужинали в доме Намика Аббаса и радушный  хозяин  позвал  на
торжественный ужин в честь приезда старшего  брата  всех  своих  друзей  и
родных, своих дочерей, их мужей  и  родителей.  Веселье  продолжалось  уже
довольно долго, когда Кемаль,  вышедший  на  балкон  чуть  передохнуть  от
обильных яств, подаваемых на стол, вдруг  обнаружил  рядом  с  собой  дядю
Юсефа,  задумчиво  смотревшего  вперед.  В  руках  у  старшего  дяди  была
традиционная сигарета. Он курил только "Мальборо" и не  признавал  других,
причем свои сигареты он возил с собой, считая, что местные  явно  уступают
по качеству производимым в Америке. Дядя смотрел  на  раскинувшийся  внизу
город и молчал. Долго молчал. Потом наконец, спросил по-английски:
   - Ты помнишь своего отца?
   - Не очень хорошо, - ответил Кемаль, - мне ведь было  всего  пять  лет.
Помню, как мы переезжали в новый дом в Филадельфии и я поранил себе руку.
   - Да, действительно, - кивнул Юсеф Аббас, - ты тогда сильно плакал и  я
подарил тебе игрушку. Такого смешного "медвежонка.
   - Это была моя любимая игрушка, - улыбнулся Кемаль.
   - Ты ее помнишь? - кажется, удивился дядя.
   - Простите меня. Вы разрешите мне удалиться на одну минуту? Я хочу  вам
кое-что показать, - сказал вдруг Кемаль.
   Дядя молча кивнул головой. Он поспешил к себе в комнату, бегом поднялся
на второй этаж и, быстро достав плюшевого медвежонка, спустился вниз. Дядя
по-прежнему стоял один на балконе и дымил уже новой сигаретой.  Он  вообще
много курил, отметил Кемаль. Ничего  не  говоря,  он  протянул  медвежонка
дяде. Тот,  сначала  не  поняв,  взял  игрушку  и,  только  рассмотрев  ее
внимательно, вскинул голову.
   -  Та  самая?  -  спросил,  поняв,  какую  именно  игрушку  принес  его
племянник.
   Тот улыбнулся.
   - Вы ее узнали?
   - Ты привез ее с собой в  Турцию?  -  в  голосе  Юсефа  Аббаса  впервые
послышались какие-то теплые нотки.
   - Да. Она всегда была со мной. Я помнил, что  вы  ее  мне  подарили,  -
решил добавить  чуточку  импровизации  Кемаль,  -  это  была  моя  любимая
игрушка.
   Дядя еще целых полминуты, разглядывал медвежонка  и  затем  вернул  его
племяннику.
   - Как странно, - сказал он, - я думал, что ты давно уже ее потерял.
   Кемаль снова улыбнулся.
   Теперь дядя смотрел на него.
   - Ты хорошо говоришь по-английски, - сказал он уже  на  турецком,  -  у
тебя правильное произношение. Значит, не забыл, это очень хорошо.
   - Некоторые слова я вспоминаю с трудом, - признался Кемаль.
   - Слушай, Кемаль, - сказал он,  -  тебе  нравится  здесь  в  Турции,  в
Измире?
   - Очень нравится, -  поспешил  сказать  Кемаль.  Он  знал,  что  нельзя
форсировать события.
   - Это хорошо. Здесь  наша  Родина,  наши  корни.  Но  ты  бы  не  хотел
навестить меня в Америке? Намик хочет летом приехать ко  мне,  ты  бы  мог
прилететь вместе с ним.
   - Если он меня возьмет, - неуверенно произнес Кемаль.
   - Возьмет, - властно  сказал  Юсеф.  -  Давай  вернемся  в  дом.  -  Он
повернулся, собираясь идти в  дом,  когда  вдруг  посмотрел  на  Кемаля  и
попросил. - Отдай мне эту игрушку, Кемаль.
   - Игрушку? - удивился Кемаль. - Зачем он вам, дядя?
   - Будем считать, что это мой каприз. Я верну ее тебе сразу, как  только
ты приедешь в Америку. Не беспокойся, с ней ничего не случится.
   - Берите, - протянул он игрушку, не  понимая  почему  Юсеф  Аббас  стал
вдруг таким сентиментальным.
   Дядя, забрав игрушку, поспешил в дом.
   Следующие  три  дня  они  были  вместе.  Ездили  то  морю,  обедали   в
ресторанах, гуляли по бульвару Измира. Дядя  много  и  долго  расспрашивал
Кемаля с его взглядах на современную Америку, о его жизни  в  Болгарии,  о
матери, об учебе в институте. Он обращал внимание  на  ошибки  племянника,
терпеливо поправляя его, если тот сбивался и не совсем  правильно  говорил
некоторые слова по-английски. И всегда сохранял при этом обычно спокойный,
деловой тон ничем не высказывая своих эмоций. Словно сам  Кемаль  волновал
его меньше всего.
   Юсеф не был никогда в Болгарии. К тому времени, когда овдовевшая  семья
его брата переехала в Болгарию, он остался в Америке, а между Болгарией, с
одной стороны, и Турцией с Америкой - с другой, опустился железный занавес
и не только  поездки,  но  даже  телефонные  разговоры  стали  практически
невозможными. И потому Кемаль мог спокойно беседовать со своим "дядей", не
опасаясь проговориться  или  ошибиться  в  малозначительных  деталях.  Его
болгарская легенда была сработана на совесть.
   В последний день Намик Аббас дал привычный банкет в честь брата, собрав
огромное количество гостей. Старший  брат  сидел  на  банкете  по-прежнему
холодный и несколько замкнутый. А потом братья уединились и о чем-то долго
говорили. Кемаль обратил внимание на глаза выходившего из комнаты старшего
брата Намика Аббаса. Они были красными и опухшими, словно тот плакал.
   На следующее утро они поехали в аэропорт провожать Юсефа, улетавшего  в
Стамбул, откуда он должен был лететь в Нью-Йорк с посадкой в  Брюсселе,  а
затем перелетать в свой Хьюстон. С Кемалем дядя попрощался,  протянув  ему
руку и холодно пожав ее, словно из было всех этих встреч и  бесед.  А  вот
Намик Аббас,  которому  старший  брат  тоже  протянул  руку,  внезапно  не
выдержал и, обняв брата, снова прослезился, словно узнал некую тайну,  так
взволновавшую его. Юсеф Аббас позволил брату обнять себя, но, по  привычке
сохраняя спокойствие, лишь кивнул младшему брату и  поспешил  к  самолету.
Домой они возвращались вдвоем, на этот раз сам Кемаль сидел  за  рулем,  а
обычно разговорчивый и веселый дядя всю дорогу тяжело молчал. И лишь когда
они подъехали к дому, сказал:
   - Летом мы полетим с тобой в Хьюстон, Кемаль. Тебе нужно будет помогать
дяде в его делах в Америке.
   - Странно, - ответил Кемаль, - почему ничего не сказал сам  дядя  Юсеф?
Он говорил, что хотел бы, чтобы мы прилетели туда вместе.
   - Он и не скажет, - всхлипнул вдруг Намик  Аббас,  -  он  очень  болен,
Кемаль. Врачи считают, что ему осталось не так много  жить.  И  он  хочет,
чтобы ты прилетел в Америку.
   - Неужели советская разведка знала и это? - ошеломленно подумал Кемаль,
в полной мере вдруг осознавая степень подготовленности этой операции и  ее
масштабы.





   В Нью-Йорк он вернулся точно по расписанию. Они договорились с Сандрой,
что она прилетит к нему через две недели в Нью-Йорк и остановится в  одном
из небольших отелей, которые можно найти в городе, не  привлекая  внимания
остальных гостей. Правда Кемаль предлагал снять квартиру или встречаться у
него дома, но Сандра отказалась наотрез. Ей казалось постыдным  заниматься
любовью на супружеской постели Кемаля, в его спальне, куда заходила Марта,
пусть даже и не спавшая на этой кровати. А снятые частные квартиры  просто
вызывали у нее отвращение.  Они  хороши  для  девочек  по  вызову,  гневно
заявила Сандра и они больше не обсуждали этой темы.
   Вернувшись в город, он снова  встал  перед  нелегкой  дилеммой  выбора.
Нужно либо было согласиться  с  мнением  Тома  и  проводить  исключительно
рискованную операцию безо всяких  шансов  на  успех,  либо  ждать,  послав
запрос по каналам чрезвычайного сообщения в Канаду. Помощь в  этом  случае
могла придти не раньше чем через два-три месяца,  раньше  руководство  ПГУ
могло просто не успеть. А за  это  время  окопавшийся  в  КГБ  "крот"  мог
принести много вреда. Нужно было принимать  меры,  и  как  можно  быстрее.
Значит, придется соглашаться на вариант Тома. Альтернативы они  просто  не
имели.
   Но звонить Тому он не хотел. Отправив сообщение  в  Канаду  с  просьбой
срочно выйти на связь, он три дня обдумывал сложившуюся ситуацию, пока ему
не позвонил сам Том.
   - Вы виделись с нашими друзьями? - спросил его связной. Они  давно  уже
говорили на особом языке, понятном только им двоим.
   - Нет, к сожалению не удалось. У них неприятность. Умер их поставщик, -
коротко сообщил он.
   - Интересно, - сразу все понял Том, - как все это сложно,  Кемаль.  Вам
не кажется, что нужно что-то делать?
   - Конечно, нужно,  -  согласился  он,  -  но  я  не  могу  решить,  как
правильнее поступить в этой ситуации.
   - Я к вам приеду, - решительным тоном сказан Том, -  нам  нужно  вместе
обсудить проблему.
   - Хорошо, - обреченно согласился Кемаль, - я буду ждать  вас  завтра  у
себя в офисе.
   На  следующий  день  Том  прилетел.   Они   встретились   недалеко   от
Центрального парка, на восьмидесятой стрит, почти рядом со  знаменитым  на
весь мир музеем "Метрополитен Арт", известным  многочисленными  шедеврами,
собранными в его стенах. Музей располагался  в  южной  части  Центрального
парка между восьмидесятой и восемьдесят  четвертой  стрит  и,  кроме  всех
своих достоинств внутри здания, выделялся и  величественной  архитектурой,
вобравшей  в  себя  лучшие  достижения   американского   зодчества   конца
девятнадцатого века. Здание музея затем  неоднократно  перестраивалось,  и
стеклянная  крыша  над  мощной  колоннадой  "Метрополитена"  должна   была
символизировать новые веяния в архитектуре и создавала необходимый простор
и большое пространство для экспонатов музея.  По  предложению  Кемаля  они
пошли в музей, где решили спокойно поговорить.
   Он  любил  бывать  здесь.  Этот   музей   был   зримым   свидетельством
человеческой славы. Входивший  в  число  самых  крупных  музеев  мира,  он
потерял право называться  только  музеем  даже  такой  великой  и  богатой
страны,  как  Соединенные  Штаты.  Подобно  Лувру  или  Эрмитажу,  он  был
достоянием всего  человечества.  И  в  полной  мере  осознавая  себя  этим
достоянием, он помогал любому пришедшему сюда посетителю  ощутить  мощь  и
разум человеческой мысли, помогал выстоять  и  победить  столь  тщедушному
существу, как человек, казалось обреченный с самого рождения на  смерть  и
забвение, но попирающий века и тысячелетия своим гением и трудом.
   Здесь было представлено все - от египетских пирамид и древних греков до
современного  искусства.  Лучшие  полотна  Рембрандта,   Рафаэля,   Босха,
Брейгеля казались несокрушимым гимном  человеческим  чувствам.  Но  больше
всего   Кемаль   любил   творчество   импрессионистов,   столь    блестяще
представленное в музее. Он поднимался на второй этаж, где были расположены
залы с картинами импрессионистов и снова и снова погружался  в  сладостный
мир искусства. Тулуз-Лотрек и Сезанн, Монэ и Гоген, Сера и Ренуар. Он  мог
любоваться их мастерством вечно, такое наслаждение  получал  он  от  этого
совершенства.
   Они поднимались по лестницам, после того как сдали свою верхнюю одежду,
купили билеты и прицепили к  лацканам  пиджаков  фирменные  значки  музея.
Кемаль  хотел  провести  Тома,  никогда  не  бывавшего   здесь,   в   залы
импрессионистов и потому так  нетерпеливо  проходил  остальные,  не  давая
своему связному даже оглядеться, хотя Том и  не  собирался  задерживаться.
Его мало волновали картины. Его больше интересовал сегодняшний разговор  с
Кемалем. Он приехал в Америку, уже имея солидный стаж работы и практику за
рубежом. Он приобрел опыт, но потерял способность радоваться увиденному  и
какую-то детскую познавательность. За все в этой жизни следовало  платить.
Опытом люди часто называют  устоявшуюся  привычку,  а  выход  из  детского
возраста  почему-то  нарекли  переходным  периодом.   Может,   все   гении
человечества  счастливо  избежали  этого  переходного   периода,   получив
уникальную возможность  остаться  в  своем  детстве  и  осознавать  мир  с
уникальной детской непосредственностью и радостью. Том был лишен этого.  И
потому, он шел по  залам,  даже  не  обращая  внимания  на  картины,  лишь
сознавая, что место выбранное для встречи действительно удобно, так как  в
этих залах трудно спрятаться человеку, решившему подслушать их разговор.
   В отличие от него, Кемаль попал в Америку совсем молодым человеком, что
требовалось по легенде. И, несмотря на  строгий  отбор  в  КГБ  и  суровую
подготовку, сумел сохранить в душе удивительное чувство прекрасного. Попав
впервые в этот город, такой огромный и такой непонятный  одновременно,  он
поспешил в этот музей, чтобы увидеть воочию картины, о которых он мог лишь
слышать. И увиденное потрясло его.
   - Ты пытался выйти на связь со своим связным? - спросил его Том,  когда
они уже поднялись на второй этаж.
   - Он умер. Нет, его  не  убили,  -  сразу  поправился  Кемаль,  заметив
выражение лица помощника, - он действительно  умер  в  больнице.  И  перед
смертью просил предупредить о предстоящей операции.
   - Кого просил? - не понял Том.
   - Свою соседку. Свое завещание на нее он переписал.
   - И ты разговаривал с этой соседкой? - Том остановился в изумления.
   - Не останавливайся, - попросил Кемаль, - я хочу показать тебе  картины
импрессионистов. Идем дальше.
   - О чем вы  с  ней  говорили?  Она  сказала  тебе  пароль?  -  прошипел
рассерженный Том. Он отвечал и за безопасность Кемаля.
   - Сказала. Только успокойся. Ничего страшного не произошло. Он  сообщил
ей пароль с таким расчетом, чтобы она ничего не поняла. Она  ничего  и  не
поняла. Просто рассказала мне о его болезни  и  смерти.  По-настоящему  он
герой, о котором никто никогда не узнает. И это очень обидно.
   - Этот "герой" оставил нас без связи, -  фыркнул  Том,  -  что  думаешь
делать?
   - Пока не знаю. У меня есть канал чрезвычайной связи на  самый  крайний
случай. Но меня предупреждали, что в таком случае сообщение может дойти не
очень быстро. Этот канал был для исключительных случаев, если  мне  нужно,
не привлекая к себе внимания попросить новую связь или...
   Он вдруг замолчал.
   - Или... что?
   - Или если я почувствую, что не могу больше  тебе  доверять,  -  честно
ответил Кемаль.
   - В честной игре наших шефов нельзя упрекнуть, - вздохнул  Том,  -  они
всегда придумают какую-нибудь пакость. Ты уже отправил сообщение?
   - Конечно. Как только прилетел в Нью-Йорк.  Мы  уже  пришли.  Посмотри,
какая прелесть. Это "Две таитянки" Гогена.
   Том равнодушно пожал плечами.
   - Ничего особенного. Просто некрасивые бабы с  грудями.  Я  такие  вещи
совсем не понимаю. Ну,  что  интересного  в  этих  мордастых  и  грудастых
женщинах?
   - Ты с ума сошел, Том, - воскликнул пораженный Кемаль, - нам же  читали
лекции по эстетике, по мировой культуре.
   - А я на них всегда спал. Меня это  как-то  не  очень  интересовало,  -
признался Том, - ты думаешь, эта соседка не была подставкой американцев?
   - Не была, я проверял, - успокоил его Кемаль, - ты лучше посмотри сюда.
Это Тулуз-Лотрек. Его знаменитый "Флирт". Портрет называется -  Англичанин
господин Уорнер в "Мулен Руж".
   - Нам лучше выяснить про другого англичанина, - многозначительно сказал
Том, даже не посмотрев на картину.
   - Ты опять за свое -  нахмурился  Кемаль,  отходя  от  картины.  -  Это
слишком рискованно, Том.
   - У тебя есть другое предложение? - спросил Том. -  Раз  они  вышли  на
Сюндома, значит, знают и про Матвеева.  Мы  должны  рискнуть,  постараться
передать им дезинформацию. И проследить путь этого сообщения. Только таким
образом мы сможем узнать, почему у нас были столь явные провалы по Англии.
И почему, наконец, они вышли на моего шведа.
   - Наверное,  ты  прав,  -  расстроенно  ответил  Кемаль,  автоматически
подходя к другой картине. Это было полотно Ренуара "На лугу".
   - Интересная картина, - сказал на этот раз сам Том, - чем-то напоминает
наших живописцев. Шишкина, например.
   - Господи, - взмолился Кемаль, -  раз  ничего  не  понимаешь,  хотя  бы
молчи. Идем лучше направо. Там мой любимый  Клод  Монэ.  Может,  это  тебе
больше понравится.
   - К чему такая экзальтация, - пробормотал Том, - вот уж не  думал,  что
ты такой поклонник живописи. Ты часто ходишь в этот музей?
   - Часто. Посмотри, какая красота, - показал на картины Монэ Кемаль.
   Том огляделся. Буйное цветение красок, парад цветов на картинах вызвали
у него смешанные чувства. Как разумный человек,  он  понимал  красоту.  Но
понимал лишь разумом. Чувства его оставались невосприимчивыми  к  подобным
пиршествам духа. Кемаль огорченно махнул рукой.
   - Давай уйдем отсюда. Ты все равно не хочешь смотреть.
   - Почему, - возразил Том,  -  вон  там  интересная  картина.  Художник,
кажется, рисовал ее точечками.
   - Хорошо, что тебя никто не слышит, - улыбнулся Кемаль.
   - Дело в том, - спокойно произнес вдруг Том, - что  я  прекрасно  знаю,
кто эти мастера и могу отличать почерк любого из них.  И  даже  рассказать
тебе о любом. Но мне эти картины сейчас не нужны.  Они  только  отвлекают.
Когда мне будет нужно, я вспомню и Сезанна и, даже,  чем  отличается  Клод
Монэ  от  Эдгара  Манэ.  И,  наконец,  узнаю  характерный  стиль  вон  той
"точечной" картины, принадлежащей "неоимпрессионисту" Жоржу Сера.
   - Негодяй, - воскликнул рассерженный Кемаль, - значит, ты все это время
притворялся.
   - Ничего подобного, - возразил Том, - я действительно считаю,  что  все
это сейчас нам не нужно. Вот когда мы решим наши проблемы, тогда ты можешь
снова  ходить  сюда  на  импрессионистов.  А   если   откровенно,   то   я
действительно не понимаю,  почему  грудастые  бабы  Тициана  или  Ренуара,
по-разному грудастые, согласен, вызывают такой восторг. Я уже не говорю  о
совершенно бредовых вещах Гогена. Впрочем, искусство - вещь эмоциональная,
здесь не нужны практические критерии.
   - Идем отсюда, - потянул его за руку Кемаль, -  я  думал,  ты  получишь
удовольствие. А ты еще издеваешься над этими полотнами.
   - А я думал, что мы пришли сюда спокойно поговорить.
   - Идем, идем, - позвал его Кемаль, - в левом крыле  здания  есть  такой
своеобразный римский музей под стеклянной  верандой.  Там  можно  спокойно
посидеть и поговорить.
   - Тогда идем, - согласился Том, - но не говори мне, что  тебя  нравятся
еще   и   скульптуры   древних,   а   то   я   подумаю,   что   ты   решил
переквалифицироваться в музейного эксперта. А тебе это нельзя.  Ты  у  нас
миллионер.
   - Плебей, - покачал головой Кемаль.
   Через пять минут они сидели на скамье  и  Том  деловито  рассказывал  о
своем плане.
   - Главное, чтобы  они  засуетились.  Пусть  начнут  нервничать,  искать
шпионов, следить за нашим шведским другом. Здесь нам важно не ошибиться. И
самое важное, чтобы ты был вне игры. Все должен проводить я один. Чтобы  в
случае необходимости исчезнуть и отрубить все концы.
   - Это колоссальный риск, - возразил Кемаль,  -  ты  понимаешь,  на  что
именно идешь?
   - Тогда давай свое предложение. Тебе самому выходить на Сюндома  просто
нельзя. Он тебя не знает. И не поверит тебе никогда. А потом, мы не знаем,
как  его  используют  наши.  Может,  втемную.  Он  только  выполняет  роль
"почтового ящика". Тогда он тем более не поверит  тебе.  Надеюсь,  это  ты
понимаешь?
   - Понимаю, - вздохнул  Кемаль,  -  давай  еще  раз  прогоним  ситуацию.
Думаешь, у тебя получится?
   - Должно получиться. В крайнем случае, я могу попросить помощи у нашего
резидента. И просто уехать из страны. Я связной, Кемаль, твой  связной,  -
поправился Том, - мое дело -  обеспечивать  безопасность  при  прохождении
твоих сообщений. И надежную связь. А  теперь  я  ее  не  могу  обеспечить.
Значит, я обязан проверить линию связи. Во время  войны  связисты,  тяжело
раненные, видя, что у них обрыв на линии, брали концы проводов  в  зубы  и
пропускали через себя, так и умирали на  этих  проводах,  но  обеспечивали
связь.
   - Откуда ты знаешь? - спросил Кемаль.
   - У меня отец погиб именно так, - глухим  голосом  ответил  Том.  -  Во
время войны погиб.
   - Мой тоже погиб во время войны, - неожиданно для себя сказал Кемаль. -
Ладно, пора уже кончать дискуссию. Пойдем лучше куда-нибудь  пообедаем,  я
умираю с голода.
   - Но ты согласен на мой вариант? - настойчиво спросил Том.
   - А у нас есть другой выход? - вместо  ответа  спросил  Кемаль.  -  При
любом раскладе нужно выходить на твоего шведа. Хотя мне  твое  предложение
совсем не нравится, Том.





   В этот день они собрались вместе. Шервуд и Эшби представляли ЦРУ, Блант
и Хэшлем  английскую  разведку,  а  Кэвеноу  находился  на  совещании  как
представитель  ФБР.  Все  было  ясно.  Союзники  обязаны  были   продумать
программу, чтобы  не  подставлять  высокопоставленного  секретного  агента
английской разведки в КГБ. Но, в свою очередь англичане  знали,  что  и  у
американцев есть свой очень надежный источник в военной разведке русских и
также старались не особенно навредить этому ценному агенту, через которого
и они узнавали много полезного.
   После ошеломляющих провалов английских разведки и контрразведки,  когда
наиболее  проверенные  и,  казалось  бы,  самые  лучшие  агенты  оказались
"кротами"  КГБ  во  главе  с  самим  Кимом  Филби,  в  Америке   наступило
разочарование. И, если  прежде  заносчивые  американцы  очень  уважительно
относились к своим коллегам из-за океана, имевшим многовековую традицию  и
опыт нескольких поколений шпионов во  всем  мире,  то  теперь  американцы,
наоборот,  всячески  подчеркивали  промахи  своих  английских   коллег   и
старались не особенно доверять им наиболее секретную информацию. Англичане
это сразу почувствовали, и лед недоверия, начавший нарастать  на  взаимных
англо-американских отношениях, уже не могли  растопить  никакие  сердечные
заявления об особых отношениях и традиционной дружбе двух держав.
   Правда, победившая в Лондоне на парламентских выборах "железная леди" -
Маргарет Тэтчер - считалась самым верным и постоянным  партнером  Рейгана,
но это лишь в силу особо  консервативных  взглядов  обоих  политиков,  чем
из-за  большого  доверия,  проистекавшего  из  отношений  двух  стран.   И
приехавшие в Лэнгли англичане это хорошо представляли.  Но  и  хозяева,  в
свою очередь, понимали, как важно в этой  операции  заручиться  поддержкой
англичан, благодаря которым им и удалось выйти  на  неизвестного  "Вакха",
работавшего так эффективно против их собственной страны.
   Совещание начал Шервуд. Привычным, немного глухим голосом он перечислил
все подробности предстоящей операции. По мнению ЦРУ,  следовало  на  людях
скомпрометировать Сюндома, чтобы добиться  последующей  высылки  шведа  из
страны и дальнейшей  изоляции  Матвеева.  За  Матвеевым  ФБР  должно  было
установить жесткое наблюдение. У сотрудников Федерального Бюро уже не было
сомнений,  что  Матвеев  является  сотрудником  советской  резидентуры   и
отвечает за поддержку нелегалов в  Нью-Йоркском  отделении  ПГУ  КГБ.  Его
частые контакты с Казаковым, резидентом советской разведки в самом большом
городе Америки, никогда не были секретом для сотрудников ФБР.
   Хэшлем, впервые попавший в кабинет одного из руководителей отдела  ЦРУ,
слушал  довольно  равнодушно,  чуть  прикрыв  глаза,  словно  зашел   сюда
случайно, на чашку чая.  План,  разработанный  ЦРУ,  не  отличался  особой
оригинальностью. В связи с тем, что оперативным сотрудникам ФБР так  и  не
удалось  установить,  кто  именно  пытался  выйти  на  связь  с  Сюндомом,
следовало исходить из факта, что связной более никогда не попытается выйти
на связь с уже находящимся под жестким наблюдением шведом. И  для  высылки
Сюндома из страны  и  объявления  его  "персоной  нон  грата"  нужно  было
продумать обычную  провокацию,  столь  характерную  для  времен  "холодной
войны" с обеих сторон.
   Конечно, если бы Сюндом был представителем СССР  или  стран  Восточного
блока, то с этим не было бы никаких проблем.  Его  просто  выслали  бы  из
страны, объяснив в посольстве, что не  желают  терпеть  такого  дипломата.
Такие вопросы профессиональные разведчики обычно  пытались  разрешать  без
привлечения ненужных свидетелей, дипломатов, послов и журналистов. Но  вся
беда  в  том,  что   Сюндом   был   шведский   гражданин,   работавший   в
представительстве Швеции при ООН и его нельзя было выслать так просто, как
представителя социалистической страны. В таких случаях другая  сторона  не
особенно  протестовала,  ограничиваясь  высылкой  из  собственной   страны
американского  дипломата,  также   уличенного   в   не   совсем   законной
деятельности. Но выслать так просто дипломата Швеции было  нельзя.  И  это
понимали  все  присутствующие.  Шведская  сторона   обязательно   попросит
доказательства вины их сотрудника, а ЦРУ и ФБР не должны были слишком явно
подставлять Сюндома, чтобы в КГБ не  поняли  их  игры  против  неуловимого
"Вакха".
   И  теперь  Шервуд,  рассказывая  о  предполагаемой  операции  с   явным
провокационным ходом американской разведки, говорил  об  этом  спокойно  и
неторопливо,  словно  пытался  осмыслить  в  ходе  разговора  все  моменты
предстоящего дела. Когда он  кончил,  в  кабинете  наступило  молчание.  И
только Хэшлем достал из кармана сигареты и с разрешения  хозяина  кабинета
закурил. Следом за ним задымили Кэвеноу и Блант. Эшби  не  курил  сигарет,
но, уже привыкший к сигаретному дыму, не реагировал на курильщиков.
   - Вы хотите выслать его из страны любой ценой, -  наконец  подвел  итог
рассказу Шервуда его английский гость, - я тебя верно понял?
   - Да, - подтвердил Шервуд, - но  сделать  это  так,  чтобы  русские  не
заподозрили вашего агента в КГБ.
   - Тебе не кажется, что это достаточно топорная работа? - очень спокойно
спросил Хэшлем.
   Он был знаком  с  Шервудом  достаточно  давно,  чтобы  иметь  право  на
подобный тон. Шервуд вспыхнул. У него было темно-красное лицо, доставшееся
очевидно от кого-то из предков-индейцев, и он часто краснел от  гнева  или
досады, не считая нужным сдерживать себя в такие моменты.
   - Вы хотите сказать, что мы не умеем работать? - спросил он.
   - Ни в коем случае, - сразу успокоил его Хэшлем, - я просто думаю,  что
неплохо было бы попытаться с помощью  шведа  все-таки  выйти  на  нелегала
русских, чем обрывать последнюю ниточку, связавшую нас с этим агентом.  Ты
меня понимаешь?
   - Мы не имеем права  ждать  слишком  долго,  -  покачал  головой  Эшби,
вмешиваясь в разговор, - наши аналитики просчитали все  возможные  ходы  и
"за" и "против". Первых гораздо больше, чем вторых.
   - Это ничего не доказывает, - возразил вступивший в разговор  Блант,  -
мы должны быть убеждены, что русские не сумеют просчитать наших ходов.
   - Мистер Блант, - терпеливо сказал Эшби, - вы же понимаете, что никаких
гарантий мы дать не сможем. Мы и так проводим эту ненужную операцию только
для того, чтобы не подставлять вашего агента. Согласитесь, для нас было бы
удобнее оставить Сюндома на свободе и следить за всеми его  перемещениями.
Я  должен  согласиться  с  мистером  Хэшлемом,  это   последняя   ниточка,
связывающая нас с "Вакхом".  Но  мы  просчитали  все  варианты  и  выбрали
наиболее оптимальный.
   Маленький Хэшлем улыбнулся. Кивнул Эшби и спросил:
   - А вы понимаете, что оставшийся без связи "Вакх" постарается выйти  на
другого связного?
   - Понимаем, - Эшби нравился этот непонятный  человечек,  представлявший
здесь английскую разведку. В отличие от излишне самоуверенного Бланта,  он
вызывал симпатию.
   - Мы ищем его связного, исчезнувшего в Нью-Йорке, - вмешался Кэвеноу, -
нашим региональным  отделениям  на  местах  дано  указание.  Мы  составили
примерный фоторобот этого человека по рассказам  наших  агентов.  Если  он
появится снова в Нью-Йорке, мы его больше не упустим.
   - А вы уверены, что вторая линия связи у них в этом городе?  -  спросил
Хэшлем. - Судя по размаху, деятельность "Вакха" охватывает сразу несколько
ваших регионов, в том числе южные и западные.
   - Да, - согласился мрачный Кэвеноу, - но в любом случае мы  держим  под
особым  контролем  районы  Нью-Йорка.  У  русских  склонность  к   порядку
определяет  все,  как  у  немцев.   Русским   разведчикам   не   разрешена
импровизация. Их три главных резидента КГБ сидят в Вашингтоне,  Нью-Йорке,
Сан-Франциско. И,  значит,  связной  этого  "Вакха"  обязательно  появится
где-нибудь поблизости.
   - Интересное наблюдение, - улыбнулся Хэшлем, - но вы забываете об одном
обстоятельстве.
   - Каком? - Кэвеноу явно не понравилось последнее замечание англичанина.
   - Если провален основной  источник  связи,  то  связной  "Вакха"  будет
искать второй канал, который не обязательно должен быть связан с  местными
резидентурами КГБ. Вы меня понимаете?
   - Разумеется, - несколько нервно ответил Кэвеноу. Даже Шервуд  заметил,
как нервничает темнокожий сотрудник ФБР, - но это все, что мы  пока  можем
сделать.
   - Меня все-таки беспокоит этот связной, - задумчиво  сказал  Хэшлем,  -
почему советская разведка пошла на такой сложный вариант? Почему у "Вакха"
свой собственный связной? Не означает ли это, что он  не  просто  нелегал,
сумевший закрепиться в вашей стране, а нечто большее.
   - Мы думали об этом, - кивнул Эшби,  -  нам  тоже  казалось  нелогичным
поведение русских. Они ведь профессионалы и  понимают  пагубность  длинной
цепочки. Мы обсуждали этот вопрос с мистером Блантом.  У  сотрудников  ФБР
есть интересное мнение по поводу нашего  "Вакха".  Они  считают,  что  он,
сумев закрепиться в нашей стране, занимает достаточно высокое положение  в
обществе.  И  поэтому  не   выходит   на   связь   лично,   имея   связным
профессионального  сотрудника  разведки  КГБ.  Нужно  сказать,  что   наши
аналитики согласны с мнением коллег из ФБР.
   - Интересное предположение, - согласился Хэшлем, -  и,  судя  по  нашим
данным, весьма возможное. Что ж, господа, я вижу вы  проанализировали  все
возможные варианты. Думаю, что  мы  вам  больше  не  нужны.  Хотя  у  меня
все-таки есть некоторые сомнения.
   Он встал и протянул руку  Шервуду.  Эшби  незаметно  усмехнулся.  Блант
никогда не допускал подобных фамильярностей. Но теперь он  также  вынужден
был протянуть свою руку. После  коротких  рукопожатий  англичане  покинули
комнату. Когда они остались одни, Эшби  глядя  вслед  ушедшим  англичанам,
спросил у Кэвеноу:
   - Вы  действительно  убеждены,  что  этот  "Вакх"  имеет  такое  важное
значение или просто пускаете нам и им пыль в глаза?
   - С чего вы взяли? - спросил Кэвеноу.
   - У нас есть некоторые сомнения относительно этого "Вакха",  -  пояснил
Эшби, -  мы  тоже  проанализировали  документы  и  вышли  на  удивительный
результат. Либо этот человек гений, либо наши исходные неверны.
   - Я не понимаю, о чем вы говорите, - нахмурился Кэвеноу, - по-моему, вы
соглашались со мной  всегда,  что  этот  "Вакх"  самый  крупный  советский
разведчик,  когда-либо  попадавший  в  поле  нашего   зрения.   А   теперь
отказываетесь от собственных слов.
   - Не отказываюсь, просто сообщаю  вам  результаты  нашего  анализа.  Мы
проверили по всем сообщениям "Вакха" и установили, что разброс  информации
довольно большой,  от  поставок  нашего  вооружения  в  третьи  страны  до
стратегической обороны страны. Он же не может быть министром  обороны  США
или Президентом. А во всех остальных случаях это могут быть сообщения лишь
нескольких агентов, - хладнокровно закончил  Эшби,  подчеркивая  последние
два слова. Но эта новость не смутила Кэвеноу.
   - Да, - кивнул он, - мы  предполагали  и  этот  вариант.  Но,  в  таком
случае, "Вакх" не может быть нелегалом. Вы же  знаете,  как  мы  проверяем
всех сотрудников, имеющих отношение к национальной обороне страны. Русские
не пошли бы на такой риск, спрятав среди них своего нелегала. Мы бы  сразу
его просчитали.
   - Тогда это не нелегал, -  понял  Шервуд,  -  вы  это  хотите  сказать,
Кэвеноу?
   - Возможно, - уклонился от ответа  сотрудник  ФБР,  -  но  если  он  не
нелегал, почему у него связной такого  класса?  Может,  мы  имеем  дело  с
американцем  ставшим  у  нашего  противника   самым   ценным   поставщиком
информации за всю послевоенную историю. Только в этом случае они бы  стали
так опекать этого агента.
   - Синдром супругов Розенберг [в американских спецслужбах  так  называют
опасение, что у противной стороны  может  появиться  исключительно  ценный
источник информации, оказывающий решающее влияние  на  весь  ход  событий;
супруги Розенберг оказали советской разведке неоценимую помощь в  передаче
документов по атомному оружию (прим.авт.)], - понял  Эшби.  -  Вы  думаете
этот агент имеет доступ к нашей системе противоракетной защиты?
   - Не обязательно. Это может быть достаточно крупный агент, работающий в
ЦРУ или Пентагоне, - пояснил Кэвеноу, - в  таком  случае,  выйти  на  него
посредством получаемой от англичан дозированной информации, мы никогда  не
сможем. А большего мы  у  них  не  можем  просить.  Они  и  так  стараются
оберегать своего агента всеми возможными средствами. И  боюсь,  что,  даже
зная имя агента "Вакха", они не поспешат с нами поделиться. Это просто  не
в их интересах. Иначе они могут подставить своего агента. Вы  понимаете  о
чем я говорю?
   - Ну это уже чисто техническое проблемы, - осторожно сказал  Шервуд.  -
Бы  напрасно  думаете,  что  мы  опираемся  только  на  информацию   наших
английских коллег. У нас есть и собственные источники информации.
   Кэвеноу широко улыбнулся.
   - Я в этом никогда не сомневался. Но, может, ваши собственные источники
информации смогут помочь нам выйти на этого неуловимого "Вакха".
   - К сожалению, не могут, - вздохнул Шервуд, - слишком сложно. И у  них,
и у нас информация подобного рода строго засекречена и доступ к ней  могут
иметь лишь определенные, хорошо вычисляемые люди. Даже если наша  агентура
имела бы доступ к такого рода информации,  то  и  тогда  мы  бы  не  стали
торопиться с передачей вам такого рода сообщений. Иначе это был бы  просто
обмен. Одну фигуру за другую. Сразу после провала своего агента  советская
контрразведка вычислила бы и нашего. В отличие от наших спецслужб, в  КГБ,
как  вам  известно,  большая   координация   действий.   И   разведка,   и
контрразведка структурно входят в  одно  ведомство,  и  им  намного  легче
координировать свои действия, в отличие от нас. Кроме всего прочего, мы не
можем поручиться, что в вашем собственном ведомстве не  сидит  болтун  или
агент русских. И тогда наш агент в Москве будет автоматически провален.
   - Тогда чем  вы  отличаетесь  от  англичан?  -  спросил  разочарованный
Кэвеноу.
   - Большей заинтересованностью в вашем успехе, мистер Кэвеноу,  -  сразу
ответил Шервуд, - вообще-то искать чужого агента совсем не дело  ЦРУ,  как
вы сами понимаете. Если он, конечно, не из нашего ведомства. В чем я лично
сильно  сомневаюсь.  И  мы  будем  помогать  вам  из  чисто,  ну   скажем,
патриотических побуждений.
   - Спасибо, - съязвил Кэвеноу, - я не сомневался в настоящем патриотизме
всех агентов ЦРУ. Особенно тех, кто продавал оружие Ирану.
   Шервуд нахмурился. Он не любил разговоров в подобном тоне.  Эшби  сразу
пришел ему на помощь.
   - Можно подумать, что ваше ведомство  отличается  особым  благородством
манер.  Не  нужно  вести  разговор  в  таком  русле,  Кэвеноу.  Мы  только
поссоримся и ничего не добьемся. А нам нужно еще многое выяснить.
   - Согласен, - выдохнул Кэвеноу, -  беру  свои  слова  обратно.  Давайте
вернемся к нашему "Вакху".
   - Изоляция Сюндома - только первый этап, - пояснил Шервуд, -  затем  вы
должны устроить настоящий прессинг Матвееву.  Постоянно  держать  его  под
контролем, заставить ошибаться, нервничать, быть в курсе всех его  встреч.
Отсечь  возможных  связных  "Вакха".  И  одновременно  взять  под  жесткий
контроль все три резидентуры советской  разведки.  И,  конечно,  свободный
поиск этого связного, так ловко удравшего от ваших людей, -  не  удержался
от сарказма Шервуд.
   -  Одновременно,  -  продолжал  он,  -  мы  постараемся   задействовать
имеющиеся у нас источники и выяснить хотя бы приблизительный круг ближнего
действия "Вакха". Даже если в нашем  распоряжении  окажется,  одно  точное
сообщение "Вакха", мы сумеем вычислить его и помочь вам выйти на него.
   Зазвонил телефон и Шервуд поднял трубку.
   - Это вас, - протянул он трубку Кэвеноу.
   Сотрудник ФБР кивнул, взял трубку. Видимо, полученное сообщение было до
того неожиданным, что он  растерянно  оглянулся  на  сидевших  в  кабинете
сотрудников ЦРУ. Изменившись в лице, он сумел выдавить только одну фразу:
   - Сейчас приеду, - и положил трубку.
   - Что случилось? - спросил Эшби.
   - Объявился связной "Вакха", - задумчиво ответил  Кэвеноу,  -  он  ищет
встречи с Сюндомом. Кажется, вся наша затея уже не нужна.
   - Но этого не может быть, - воскликнул Эшби, изумленно вскочив с места.
   Шервуд сидел как каменный. Он отказывался верить собственным ушам.





   Вариант Тома они рассчитали до мелочей. По заранее  продуманному  плану
Том вылетел в Детройт, откуда должен был позвонить  Сюндому.  Сразу  после
звонка  он  обязан  был  на  автобусе  уехать  в  Кливленд,  откуда  затем
перелететь в Нью-Йорк. В это же время Кемаль должен вылететь  в  Балтимор,
где уже было оставлено сообщение для Сюндома.  Причем  сделать  это  нужно
было с таким расчетом, чтобы после звонка  Тома  Лоренсберга  из  Детройта
прошло более четырех часов. За это время из  Детройта  в  Балтимор  должны
были прилететь два самолета. План был рассчитан таким образом, чтобы  дать
возможность американским спецслужбам пойти по другому следу, обеспечив  за
это время безопасность самого Тома.  Сотрудники  ФБР,  которые  пойдут  по
следу, не должны были понять, что имеют дело  сразу  с  двумя  агентами  и
такой ценный  нелегал,  как  "Юджин",  которого  они  именовали  "Вакхом",
решился сам помогать своему связному. На этом и строился  весь  расчет  их
операции.
   На первом этапе все получилось так, как они задумали. Том, прибывший  в
Детройт и не зарегистрировавшийся ни в одном из отелей, ровно в двенадцать
часов дня позвонил Сюндому в офис. Разговор был сразу записан специальными
сотрудниками ФБР, осуществляющими наблюдением за  шведом.  Потом  его  еще
сотни раз прослушивали специалисты из Лэнгли и ФБР, пытаясь определить  по
тембру голоса характер говорившего,  его  привычки,  даже  приблизительную
внешность,   связанную   с   применением   различных   речевых   оборотов,
свидетельствующих об интеллигентности говорившего. Подобную  проверку  Том
предвидел, поэтому говорил очень коротко и четко. Слишком длинный разговор
мог не только много сказать о нем специалистам-психологам но и помочь  ФБР
в его поиске, подключив к задержанию  специалистов  детройтского  филиала.
Трубку взял Сюндом и привычно вяло сказал:
   - Говорите, вас слушают.
   - Добрый день,  мистер  Сюндом.  Вам  привет  от  Мартинеса,  -  сказал
условную фразу Том.
   - Да, - сразу насторожился швед, - я вас слушаю.
   - В Балтиморе есть  отель  "Травел  Плаза".  Это  прямо  на  автобусной
станции.
   - Где это? - не понял Сюндом.
   - В Балтиморе. Через пять часов. Вам нужно там остановиться. Номер  уже
заказан.
   - Я не успею.
   - Постарайтесь успеть. До свидания.
   Разговор прервался и сотни агентов ФБР уже спешили в Детройт и Балтимор
в поисках связного с таким характерным и спокойным  голосом.  Почти  сразу
начали работать лингвисты  и  психологи.  Подключились  лучшие  аналитики,
пытающиеся спрогнозировать ситуацию.  Телефонный  разговор  был  прослушан
лучшими дешифровальщиками ФБР, в надежде  обнаружить  скрытый  подтекст  в
словах связного. Самая большая нагрузка выпала на аналитиков  ФБР  и  ЦРУ,
пытающихся  понять,  почему  связной,  зная,  что  Сюндом  находится   под
контролем американских спецслужб и уйдя в первый раз с большим  трудом  от
наружного наблюдения сотрудников ФБР, решился на повторный звонок.  Именно
над этим обстоятельством ломали  голову  коллеги  Эшби  и  сам  Александр,
пытающиеся вычислить  последующие  действия  этого  непонятного  связного,
казалось,  играющего  с  самой  смертью  и  решившего  так  непростительно
подставить себя.
   В их  рассуждениях  не  было  решающего  компонента  -  смерти  второго
связного  Кемаля  в  Чикаго,  которую  никак  не  могли  предусмотреть  ни
американские аналитики ФБР и  ЦРУ,  ни  ожидающие  сообщения  руководители
"Юджина" в Москве. Но этот неожиданный компонент, сломавший весь  сценарий
обоих разведок, был решающим для принятия подобного решения  и  диктовался
вынужденными обстоятельствами.
   Через три часа расстроенный Эшби позвонил своим коллегам в ФБР.  Как  и
специалисты ЦРУ, они не могли понять, почему связной решился на такой шаг.
Предполагать, что  он  был  абсолютным  идиотом  у  них  не  было  никаких
оснований. Во всех остальных случаях связной не имел права так рисковать.
   К этому времени они  уже  получили  анализы  лингвистов  и  психологов.
Первые, прослушав пленку бесчисленное количество раз,  пришли  к  твердому
выводу, что говоривший не владел английским языком с самого детства и  его
первоначальным языком  был  другой.  Специалисты  спорили,  какой  именной
группы  -  славянской  или  угро-финской.  Но  это  было  уже   не   столь
принципиально. По манере  говорить,  по  тембру  голоса,  по  акценту,  по
характерному  дыханию  был  дополнен  фоторобот   говорившего.   Психологи
считали, что, позвонивший в шведское  представительство,  человек  обладал
развитым   интеллектом,   психологической   устойчивостью,   уверенностью,
отличался рациональным складом ума,  несколько  повышенной  возбудимостью,
был способен на неожиданные решения.
   Выслушав сообщения психологов, рассерженный Кэвеноу бросил  трубку.  Он
мог сказать то же самое о любом из профессионалов. Его больше интересовали
аналитики, которые не могли разгадать  столь  труднообъяснимого  поведения
связного, не имея  достаточно  информации  к  размышлению.  Когда  истекал
четвертый час, Кэвеноу, наконец, получил информацию из ЦРУ. Убитым голосом
Эшби сообщил ему о двух имеющихся  вариантах.  В  первом  случае  связной,
больше не имея никаких источников  связи,  просто  обязан  был  передавать
информацию шведу,  по  каким-то  неведомым  им  причинам.  Во  втором  это
делалось  со  специальной  целью  проверить  самого  Сюндома  или   людей,
связанных с ним.
   Эта информация также не  давала  ничего  нового  и  Кэвеноу,  с  трудом
сдерживаясь, поблагодарил мистера Эшби за сотрудничество и бросил  трубку.
Почти сразу позвонил Директор ФБР, уже знавший о начале поисков.
   - В чем дело,  Кэвеноу?  -  рассерженно  спросил  Директор.  -  Вам  не
кажется, что этот русский просто морочит нам голову.
   - Мы отрабатываем все варианты, - упавшим голосом сообщил Кэвеноу.
   - Плохо отрабатываете, - заорал Директор. Он был  белый.  И  не  просто
белый. А белый с юга. В его жилах текла кровь нескольких  поколений  белых
плантаторов и рабовладельцев. Один из  его  предков  погиб,  сражаясь  под
Атлантой за возможность по-прежнему владеть неграми как скотиной и  пороть
их, когда ему вздумается. В  Директоре  всегда  кипела  именно  эта  часть
крови, когда он разговаривал с Кэвеноу. Тот молчал, зная, что  в  подобных
случаях лучше не спорить.
   -  Вы  послали  людей  в  Балтимор?  -  спросил   Директор,   несколько
успокаиваясь.
   - Конечно. Мы заменили там почти всех  служащих  гостиницы,  -  сообщил
Кэвеноу, - я уже собирался туда ехать, когда вы мне позвонили.
   - Хорошо, поезжайте, - раздраженно согласился Директор и спросил: - Что
надумали наши аналитики? Никаких результатов, как всегда. Зачем мы  держим
столько бездельников?
   - Они отрабатывают  варианты  вместе  со  специалистами  из  Лэнгли,  -
сообщил Кэвеноу, - но пока к определенным выводам не пришли.
   - Еще одна ненужная организация, - проворчал Директор,  не  любивший  и
своих коллег из ЦРУ, - все их  данные  давно  можно  спокойно  снимать  из
космоса. Один спутник делает работу тысячи шпионов. Когда будете на месте,
позвоните мне.
   Он отключился, не дав Кэвеноу возможности высказаться.
   Тот, чертыхнувшись, достал из стола свой  пистолет,  и  спрятав  его  в
кобуру, под пиджак, побежал по коридору  к  лифту.  Внизу  его  уже  ждала
машина с двумя лучшими снайперами ФБР. Он ожидал любого подвоха  от  этого
неожиданного звонка.
   - Что-нибудь случилось, шеф? - спросил уже в машине Роберт.  Он  раньше
работал в Балтиморе и считался отличным снайпером в управлении.  Ему  даже
удавалось выигрывать состязания стрелков.
   - Ничего, - ответил Кэвеноу, плюхаясь на  заднее  сиденье,  -  нам  еще
столько ехать, Луис, только очень быстро, - попросил он сидевшего за рулем
второго  "стрелка".  Выходец  из  Калифорнии,  тот  имел  характерную  для
"латинос" внешность. Он был маленького роста, полноватый, с  копной  вечно
непричесанных черных волос.
   - Наши уже все на месте. Вместо портье - Билл. Он дежурит там  уже  три
часа, - сообщил Роберт, - пока никаких известий.
   - Надеюсь, они не штурмовали отель? - спросил Кэвеноу.
   - Нет, шеф, - усмехнулся Луис. - Они сделали все достаточно осторожно.
   Кэвеноу посмотрел на часы.
   - Пока есть еще около часа. Но ты все равно  поспеши,  Луис.  Иначе  мы
опоздаем к началу этого представления, а мне  не  хотелось  бы  пропускать
первый акт, ребята.
   - Думаете, будет шумно? - повернулся к нему Роберт.
   - Нет, - ответил Кэвеноу, - но нужно быть готовым ко всему.  При  такой
странной игре возможны любые осложнения. Сюндом еще не приехал в отель?
   -  Пока  нет,  -  ответил  Роберт,  -  сейчас   проверю.   Он   включил
коротковолновый передатчик. - Это "Оса". Как у вас дела, "Комары"?
   - Все в порядке, "Оса", - послышался ответ, - едем  в  Балтимор.  Скоро
будем. Наш друг ведет себя нормально, никаких отклонений.
   - Спроси, сколько у них машин? - нервно попросил Кэвеноу.
   Роберт удивился, он никогда не видел своего шефа в  столь  возбужденном
состоянии, спросил:
   - Сколько у вас машин?
   - Три. Мы все время меняемся.
   Роберт чуть повернул голову, но Кэвеноу больше ничего не спросил  и  он
отключился. Минут пять они ехали молча.
   - Как наша группа? - нарушил тягостное молчание Кэвеноу.
   - Они тоже на месте.
   - Пусть снимают всех, кто даже зайдет в гостиницу за спичками,  даже  в
туалет.
   - Конечно, шеф. Билл все знает. Наши ребята ведут съемку непрерывно. Мы
с ними говорили. Там есть одна сложность.
   - Какая сложность? - насторожился Кэвеноу.
   - Отель связан проходом с  автобусной  стоянкой.  Туда  можно  попасть,
минуя ресторан.
   - Ну и что?
   - Много пассажиров, - пояснил Роберт.
   - Хоть миллион, - закричал, наконец, Кэвеноу. - Если даже туда  приедет
миллион человек, у меня  должны  быть  снимки  каждого.  Каждого  кто  там
появится за это время. Ты меня понял, Роберт? Соединись с Биллом и передай
мои слова. Это приказ. И не только для  Билла  Хьюберта,  но  и  для  всех
остальных.
   - Они так и делают, шеф,  -  недоуменно  ответил  Роберт,  -  я  просто
сообщил, что будет слишком много подозреваемых.
   - Это не их дело, - уже остывая, сказал Кэвеноу и  когда  они  проехали
еще целую милю, добавил: - Вы меня, ребята,  извините,  я  сегодня  иногда
срываюсь. Меня беспокоит этот непонятный звонок.
   - Понимаем, шеф, - отозвался за Роберта Луис, - все понимаем.
   В этот момент автомобиль Сюндома уже подъезжал к городу. Отель  "Травел
Плаза" был  расположен  не  в  самом  городе,  а  на  автобусной  станции,
находящейся в пяти милях от центра. Сам отель стоял справа  от  автобусной
станции и соединялся с  последней  одним  комплексом  зданий.  Отсюда  шли
автобусы из Вашингтона в Нью-Йорк, Бостон, Филадельфию  и  обратно.  Здесь
делали кратковременные остановки автобусы  дальнего  следования.  Но  сама
станция была очень небольшая, как и город, рассчитанная на пассажиров лишь
пяти-шести автобусов. Роберт, работавший  в  Балтиморе,  правильно  описал
отель и проход к нему через ресторан. Но и мистер Кэвеноу был прав,  когда
приказывал снимать всех пассажиров. За это время на станции побывало  лишь
пять автобусов и число пассажиров не превышало ста человек.
   Они не знали, что рядом с  отелем  еще  четыре  часа  назад  затормозил
автомобиль Кемаля, благоразумно не подъезжавшего близко к отелю. Он  сидел
в небольшой закусочной "Мак-Дональдса", расположенной прямо напротив отеля
"Травел Плаза", приблизительно в трехстах  метрах  от  него.  Он  сидел  в
тонких лайковых перчатках, спиной к молодым ребятам  и  спокойно  ел  свой
гамбургер. Обернувшись, он осмотрелся и, определив, что никто  за  ним  не
следит  достал  из  кармана  конверт.  Прикрепив  его  лентой   к   нижней
поверхности стола, с внутренней стороны. Проверив его  надежность,  он  не
спеша поднялся и, выбросив красивую фирменную коробочку  от  гамбургера  в
мусорный ящик, вышел на улицу. Прошел к  своему  автомобилю,  остановился,
чтобы посмотреть на отель и, сев в машину медленно выехал со стоянки.
   В  это  время  к  отелю  подъехал  автомобиль  Сюндома.  Как  настоящий
"патриот", швед предпочитал ездить на "Вольво-940". Его темно-синяя машина
припарковалась  у  входа.  Выйдя  из  автомобиля  он  вошел  в  здание   с
центрального входа и прошел к портье.
   - Добрый вечер, - устало сказал  Сюндом,  -  мне  должен  быть  заказан
номер. Моя фамилия Сюндом.
   - Да, конечно, мистер Сюндом, - кивнул стоявший за стойкой человек. Это
был сотрудник ФБР Билл Хьюберт, -  вы  будете  платить  наличными  или  по
карточке?
   - Наличными, - кивнул швед.
   - Заполните карточку, - попросил любезный собеседник, протягивая листок
бумаги.
   Нужно было вписать любую фамилию и имя, и указать время пребывания.  На
этом все формальности кончались.  В  американских  гостиницах  не  принято
проверять паспортов. Во-первых,  их  у  американцев  не  было,  во-вторых,
подобные документы им заменяли водительские права, и, наконец,  в-третьих,
можно было просто описать любую фамилию и имя, никто  не  обращал  на  это
внимание.  Сюндом  получил  ключи  и,  поднявшись  наверх  в  свой  номер,
разделся, повесил пальто на вешалке и прошел в комнату, включив телевизор.
   Он не знал, что в  обоих  соседних  номерах  с  этого  момента  ведется
прослушивание его номера. А его телефон напрямую  подключен  не  только  к
этим номерам, но и к передвижной технической лаборатории ФБР.
   По  телевизору  показывали  американский  футбол  и  он,  поморщившись,
переключился на другую программу. Здесь шел мультфильм и стал  следить  за
действиями суперменов, борющихся со злодеями. Он смотрел в телевизор и  не
видел  ничего.  Сюндом  был  измотан  не  столько  дорогой,  сколько  этим
неожиданным визитом. Он  просто  устал  бояться.  Завербованный  советской
разведкой еще десять лет назад, во время своей работы в посольстве  Швеции
в Польше, он довольно исправно передавал информацию, сообщал  о  секретных
донесениях, снимал копии нужных советской разведке документов.
   Он был гомосексуалистом и  попался  на  связи  с  молоденьким  польским
парнем, когда об этом стало известно советской резидентуре КГБ в  Варшаве.
Опасаясь скандала, он согласился на  сотрудничество,  ему  даже  разрешили
по-прежнему встречаться с этим парнем, у которого он так до последнего дня
и не решился спросить, знал ли  его  польский  друг  о  всех  подробностях
операции против него.
   Ему хорошо платили и  он  постепенно  привык  и  к  этой  работе,  и  к
гонорарам. Но страх, предательский  страх  попасться  преследовал  его  по
ночам, отравляя само существование и столь легкую жизнь в  Америке.  Когда
его перевели в Нью-Йорк, в представительство Швеции  в  ООН,  Сюндом  даже
обрадовался, посчитав, что его негласный контракт с КГБ  кончился.  Но  он
явно недооценил возможности этого грозного учреждения. Его довольно быстро
нашли и в Нью-Йорке, приказав продолжать  работу.  И  он  снова  передавал
какие-то письма и пакеты, снова встречался с нужными людьми,  снова  плохо
спал ночами и снова получал весьма  неплохие  суммы,  позволявшие  ему  не
только отдыхать на Ривьере, но и покупать нравившихся ему молодых людей.
   Он не знал, что к его номеру в отеле "Травел  Плаза"  сейчас  приковано
столько  внимания.  Не  мог  даже  себе  представить,   какое   количество
сотрудников ФБР и ЦРУ беспокойно  ожидают  известий  из  этого  отеля.  Он
ничего не знал. Сюндом просто сидел о кресле и ждал телефонного звонка.  И
звонок прозвучал.
   - Мистер Сюндом, - раздался тот, же голос, - спуститесь  вниз  и  ждите
моего звонка рядом с портье.
   Трубку сразу повесили и Сюндом, не понимая, в чем дело, пожал  плечами,
поднимаясь с кресла. Одев пальто, он  вышел  в  коридор  и,  вызвав  лифт,
спустился вниз.
   - Что они придумали? - спросил в этот момент  Кэвеноу  у  самого  себя,
оглядывая стоявших вокруг агентов ФБР.
   Сюндом вышел из лифта и  дошел  до  стойки  портье.  Увидев  его,  Билл
Хьюберт улыбнулся:
   - Вам что-нибудь нужно?
   - Спасибо, я жду звонка, - ответил Сюндом.
   - Должны позвонить сюда? - уточнил Хьюберт.
   - По-моему, да. Если позвонят, попросите меня.
   - Конечно.
   - Откуда звонили? - спросил в этот момент Кэвеноу у своих сотрудников.
   - Сейчас проверяем. Но не из города, это точно.
   Кэвеноу сжал зубы и ничего больше не сказал.
   Сюндом посмотрел на улицу. Было уже темно. Он не  знал,  что  рядом  на
стоянке стоят несколько машин сотрудников ФБР с включенными  моторами.  Не
знал, что в ресторане, между отелем  и  стоянкой,  и  в  дежурной  комнате
портье сидят еще несколько человек, в том числе и сам  Кэвеноу  со  своими
людьми. Он не знал, что весело болтавшие молодые женщины,  расположившиеся
на диване в холле были сотрудницами ФБР. Он ничего этого не  знал.  Сюндом
видел лишь почти пустой холл, стоявшего перед ним работника отеля  и  двух
женщин, сидевших на диване.
   Раздался звонок. Хьюберт снял трубку.
   - Отель "Травел Плаза".
   - Позовите мистера Сюндома, - сказал  неизвестный  голос.  Хьюберт  был
слишком хорошо подготовленным сотрудником ФБР, чтобы спросить у незнакомца
"кто такой Сюндом", рискуя вызвать его неудовольствие и подозрительность.
   - Вас, мистер Сюндом, - передал он трубку гостю отеля.
   - Слушаю вас, - взял трубку швед.
   - Повернитесь лицом к улице, - сказал незнакомец.
   Сюндом послушно повернулся.
   - Вы видите перед собой огни, -  услышал  он,  -  напротив  отеля  есть
закусочная "Мак-Дональдс". Войдите туда и сядьте за крайний правый стол  у
окна. Под столом прикреплен конверт. Он ваш. Вы все поняли?
   - Все, - подтвердил Сюндом.
   Говоривший, не прощаясь, повесил трубку.
   - Негодяй, - сказал в этот момент сквозь зубы Кэвеноу, и уже  обращаясь
к Роберту, спросил:
   - Мы можем успеть достать этот конверт раньше него?
   Роберт покачал головой.
   - Откуда звонили? - снова спросил Кэвеноу, - откуда?
   - Из Нью-Йорка. С улицы, с третьей авеню, -  ответил  ему  Луис.  -  Мы
передали сообщение в город. Наши сотрудники уже выехали туда.
   - Поздно, - проворчал Кэвеноу, - эти мерзавцы нас перехитрили.
   Сюндом вышел из отеля и направился к "Мак-Дональдсу".
   - Если он возьмет конверт, все пропало. Мы потом  не  сможем  прочесть,
что там написано, - пробормотал Кэвеноу, обернувшись к Роберту он, вышел.
   - Свяжись с местной полицией. Пусть они  попробуют  его  остановить  за
нарушение правил. Может, мы сможем достать его из машины, пока  они  будут
разговаривать.
   - А если он положит письмо в карман? - спросил Роберт.
   Сюндом уже подошел к зданию закусочной и открывал  дверь.  За  ним  шла
молодая пара сотрудников ФБР. Они изображали влюбленных и почти все  время
целовались. Нужно отдать им должное, делали они это явно с удовольствием.
   - Если он поедет к Матвееву, мы не сможем достать это письмо, -  словно
рассуждая вслух произнес  Кэвеноу,  -  нужно  придумать,  как  изъять  это
письмо, пока он доберется до советского представительства.
   - Может, просто его арестовать, - предложил Луис.
   - Нельзя, - покачал головой Кэвеноу,  -  этот  связной  затеял  с  нами
какую-то игру. Ведь он знал, что швед под нашим наблюдением, но  пошел  на
этот вариант. Здесь нечто другое.
   Сюндом взял один "Биг-мак" и сел  за  столик.  Правой  рукой  он  сразу
нащупал конверт.
   Следом за ним вошли двое влюбленных, на которых он не обратил внимания.
   - Нужно что-нибудь придумать, - почти простонал Кэвеноу.
   Сюндом, отодрав конверт, вытащил его из под стола и положил  в  карман.
После чего, не прикоснувшись к своему  "Биг-маку",  поднялся  и  вышел  на
улицу. Он не любил обедать в подобных закусочных. Он был немного  гурманом
и страдал холециститом. Обратный путь занял у него чуть больше времени. Он
не торопился, идя к отелю и наслаждаясь уже почти весенней погодой.
   -  Если  понадобится,  мы  можем  устроить  ему  аварию,  -  неуверенно
предложил Роберт, - так, чтобы не сильно. Но пока отвезем в  больницу  все
его вещи, можно будет просмотреть это письмо.
   - Слишком грубо, - не согласился Кэвеноу, - нужен  другой  вариант,  не
такой откровенный. И потом, я боюсь, что этот сукин  сын,  который  мучает
нас весь сегодняшний день, может продумать и этот вариант. Судя по  всему,
мы его уже упустили. Этот мерзавец нас всех перехитрил.
   - Шеф, а если грабеж? - спросил Луис. -  В  последнее  время  развелось
столько бандитов. Они могут  напасть  на  него  прямо  на  стоянке,  перед
отелем.
   - Ну и что? - не понял Кэвеноу. - Забрать письмо мы все равно не  имеем
права. Он должен довезти его до Матвеева. Иначе наша игра ни к чему.
   - Но ведь ребята из ЦРУ и так хотели  его  подставить,  -  не  сдавался
Роберт, - а зачем нам ждать? Такая возможность сейчас у нас есть.
   - Нет, - возразил Кэвеноу, - русские не дураки. Раз они решили передать
письмо таким образом, раз все  продумали,  значит,  предусмотрели  и  этот
вариант. Может, им просто выгодно, чтобы мы взяли Сюндома. А если в письме
просто чистый лист бумаги? Представляешь, какими  идиотами  мы  все  будем
выглядеть.
   Сюндом вернулся в холл и довольным голосом сказал Хьюберту:
   - Кажется, я скоро уеду.
   - Вам  у  нас  не  понравилось,  мистер  Сюндом?  -  Билл  Хьюберт  был
безупречным актером. И хорошим профессионалом ФБР.
   - Да нет, очень понравилось.  Тихое  спокойное  место.  Просто  у  меня
важные дела.
   Сюндом,  кивнув  головой,  поспешил  к  лифту.  Хьюберт,  проводив  его
взглядом, обернулся к своей комнате, откуда уже  выходили  Кэвеноу  и  его
люди.
   - По-моему, он дилетант, - пожал плечами Хьюберт, - ничего особенного.
   - А мы все надутые индюки, - в сердцах сказал Кэвеноу, - кончайте  этот
балаган. Можете идти переодеваться, Хьюберт. Сегодня  явно  не  наш  день.
Роберт, позвони в Лэнгли, найди там мистера Эшби. Скажи, у него  есть  три
часа времени, пока Сюндом доедет до Нью-Йорка. Только три часа. Может, они
что-нибудь придумают. Им, кажется, нужно  было  получить  сообщение  этого
"Вакха"  в  девственной  чистоте.  Но  только  предупреди  их  -  никакого
задержания не будет. Я не хочу так глупо подставляться,  чтобы  надо  мной
смеялось все наше управление. Никакого задержания не будет, - повторил он.
   - Что-нибудь не так, сэр? - спросил Билл. Он еще явно не вышел из роли.
   Вместе ответа Кэвеноу махнул рукой и пошел к выходу. На улице Луис  его
догнал.
   - Что у тебя? - упавшим голосом спросил Кэвеноу, - неужели его  поймали
в Нью-Йорке? - Они не успели, - ответил Луис.
   - Конечно, - развел руками Кэвеноу, - мы здесь ничего не смогли. В этом
маленьком городе. А Нью-Йорк - столица мира. Там  они  его  тем  более  не
найдут.
   Кемаль,  сидевший  за  рулем  своей  машины,  ехал  по  направлению   к
Нью-Йорку. Включив музыку,  он  слушал  песни  Элвиса  Пресли.  И  чему-то
улыбался.





   Это был позор. Этот  позор  они  разделили  все  вместе.  И  приехавшие
английские  разведчики  -  самоуверенный  Блант  и  осторожный  Хэшлем.  И
сконфуженные американские рыцари "плаща и кинжала" -  Шервуд  и  Эшби.  И,
наконец, руководитель бездарно провалившейся  операции  -  Томас  Кэвеноу.
Тогда, шесть месяцев назад, они позволили Сюндому  спокойно  забрать  этот
несчастный конверт и уехать в Нью-Йорк, где он без  лишних  помех  передал
это сообщение Матвееву. Несмотря на весь драматизм ситуации, Эшби понимал,
что Кэвеноу поступил правильно, не став задерживать шведского дипломата. В
конверте вполне могли оказаться  ничего  не  значащие  фразы  и  тогда  их
поступок означал  бы  окончательную  компрометацию  такого  связного,  как
Сюндом, и полный разрыв всех связей с "Вакхом", который мог еще  надеяться
на дальнейшую связь по этому каналу. Рисковать из-за одного сообщения  они
просто не могли. И не хотели.
   Позже, аналитики, просчитав варианты,  пришли  к  выводу,  что  Кэвеноу
действовал правильно. Если бы в конверте оказались  чистые  листы  бумаги,
это  означало  бы,  что  операция  русских  блестяще  удалась.  Но  именно
свободное передвижение Сюндома и  его  встреча  с  Матвеевым  должны  были
убедить неизвестного "Вакха" в полной надежности этой линии связи.
   В таком случае и его связной, так ловко одурачивший  ФБР  в  Балтиморе,
мог получить сигнал о надежности старого канала и вновь появиться  в  поле
зрения сотрудников ФБР. Инцидент в Нью-Йорке, когда связной  оторвался  от
наблюдения, мог оказаться просто досадным сбоем, случайным совпадением.  К
тому  же,  советский  разведчик  должен  был  понять,  что  оторваться  от
настоящего наблюдения ФБР достаточно сложно. Но все это  были  лишь  голые
рассуждения. Во имя будущей химеры они пропустили тогда  сообщение.  И  до
сих пор Эшби терзал себя вопросом - правильно  ли  они  сделали,  отпустив
Сюндома? Швед до сих пор работал в своем представительстве,  находясь  под
наблюдением ФБР, но связной "Вакха" так и не появлялся.
   Что касается Кэвеноу, он просто "заболел" этим  случаем  и,  поклявшись
найти неизвестного связного, вот уже столько месяцев параллельно со своими
служебными  обязанностями  занимался  розысками  неизвестного,  так  ловко
одурачившего его в Балтиморском отеле "Тревел Плаза".  И  вот  сегодня  он
наконец, позвонил Эшби и попросил приехать. По торжествующему тону Кэвеноу
Александр понял, что тот все еще надеется взять реванш.
   Приехав в ФБР, Эшби встретился с Луисом, который провел  его  наверх  и
проводил до кабинета Кэвеноу. Тот уже сидел в окружении своих помощников -
Роберта Грегори и Билла Хьюберта. Эшби по очереди поздоровался со всеми и,
усевшись напротив, приготовился слушать Кэвеноу. Хозяин  кабинета  сегодня
выглядел более жизнерадостным, чем все последние месяцы после того  случая
в Балтиморе.
   - Я не ошибусь, - бодро сказал Эшби, - если предположу, что вы,  мистер
Кэвеноу, хотите порадовать ЦРУ своим открытием.
   Кэвеноу хитро улыбнулся, шутливо погрозил пальцем.
   - Все шишки всегда на ФБР. А  все  лавры  всегда  вам.  Вам  легче.  Вы
работаете в Гватемале или Зимбабве и  никто  никогда  не  узнает  о  ваших
тайных  операциях.  Нам  сложнее.  Мы  не  просто  работаем  под   жестким
прессингом адвокатов и прокуроров, но еще и  постоянно  находимся  в  поле
зрения журналистов, продажных  писак,  телезрителей,  просто  американцев.
Попробуйте поработать в такой обстановке.
   - У вас неверное мнение о работе ЦРУ, - улыбаясь, ответил Эшби. Сегодня
ему не хотелось спорить. - У нас еще больше журналистов и продажных писак.
Причем, часто перекупаемых другой стороной.
   Кэвеноу, сегодня был настроен миролюбиво.
   - Хорошо, хорошо. Будем считать, что нам всем плохо.  И  все  равно  мы
должны работать. И иногда добиваться результатов.
   - Кажется, у вас уже есть результат, - понял Эшби, -  неужели  по  делу
"Вакха"?
   Кэвеноу улыбнулся.
   - Мы искали этого типа шесть месяцев. Думаете, это было так легко?
   - Честно говоря, не представляю, как вы на него могли выйти.
   Роберт и Билл переглянулись, улыбаясь, и Эшби  заволновался.  Он  вдруг
понял, что у ФБР  действительно  появился  конкретный  след  и  конкретный
результат. Одна эта мысль об этом способна была вывести его  из  состояния
равновесия.
   - Нашли? - выдохнул он.
   - Кое-что нашли, - сказал Кэвеноу, - но давайте по порядку. Вы  помните
все детали операции, ведь вы тогда были подключены к ней с самого  начала?
Уже тогда мы поняли, что действовал профессионал, сумевший просчитать  все
варианты. Сначала он позвонил из Детройта, предложив Сюндому отправиться в
Балтимор. Затем, уже в Балтиморе позвонил в отель и попросил спуститься  в
холл   и,   наконец,   позвонил   снова,   приказав   взять   конверт   из
"Мак-Дональдса". Последние два звонка он делал из Нью-Йорка. Верно?
   - Я все помню, - кивнул Эшби, - все было именно так.
   - Вот-вот. Этот сукин сын все рассчитал гениально. Вы  знаете,  как  мы
его искали? Мы взяли все рейсы за эти пять часов из Детройта  в  Вашингтон
или Балтимор и проверяли каждого пассажира, искали по всей стране, даже  в
Европе, но все оказалось напрасно.
   Эшби внимательно слушал.
   - Мы опросили работников "Мак-Дональдса", всех, кто мог  появиться  там
или случайно проехать в то время, когда в  Балтимор  должен  был  приехать
этот связной. И нашли, наконец, человека, который видел приехавшего в  тот
день. Понимаете, видел.
   - Это житель Балтимора? - быстро спросил Эшби.
   - В том-то и дело, что нет. Это женщина, миссис Грант. Она приезжает  в
Балтимор раз в месяц, навещает своих внуков. И в тот день  она  была  там.
Она уже выходила из "Мак-Дональдса", когда обратила внимание  на  высокого
мужчину, достававшего из кармана какой-то конверт. Он сидел  в  углу,  как
раз там, где конверт был прикреплен. Сидел спиной ко всем и его можно было
увидеть только с другой стороны улицы.
   - Она запомнила его в лицо? - нервно спросил Эшби.
   - В том-то и дело, что нет. Она не видела его лица. Помнит только  этот
конверт. Просто случайно обратила внимание. Она сама пришла к нам, так как
недавно услышала там, что ФБР искало всех, видевших кого-либо с конвертами
у этого стола. Просто приятель одного из ее внуков работает там  и  он  ей
все рассказал. А она явилась к нам.
   - А что еще  она  запомнила?  -  нетерпеливо  уточнил  Эшби.  -  Может,
какие-нибудь характерные детали?
   - Ничего, - ответил  Кэвеноу,  -  абсолютно  ничего.  Высокий,  ей  так
кажется, и больше ничего. Она даже не может вспомнить, какая  одежда  была
на этом человеке. Она  исключительно  ценный  свидетель.  Но  конверт  она
вспомнила точно.
   - Ну и что? - разочарованно произнес Эшби. - И  это  ценный  свидетель.
Помнит только конверт, это и я мог сказать, что какой-то  высокий  мужчина
достал из кармана конверт.
   - Но когда достал? - сказал вдруг Кэвеноу, сделав  ударение  на  втором
слове.
   Эшби замолчал, испытывающе глядя на Кэвеноу.
   - Да, да, - понял его немой  вопрос  Кэвеноу,  -  в  том-то  все  дело.
Конверт появился там за полчаса до звонка связного Сюндому в номер  отеля.
Понимаете? За полчаса!
   Эшби умел просчитывать варианты. Поэтому он  и  стал  одним  из  лучших
аналитиков ЦРУ.
   - Значит, их было двое, - ошеломленно произнес он, - двое. Господи, как
все просто. А мы ломали свои головы, искали этого типа.
   - Вот именно,  -  возбужденно  вскочив  со  своего  места,  зашагал  по
кабинету Кэвеноу, -  они  нарочно  сделали  так,  чтобы  вывести  на  след
Детройт-Балтимор. Чтобы я искал именно в  промежутке  этих  пяти  часов  и
именно на этом направлении. А  связной  просто  перелетел  из  Детройта  в
Нью-Йорк. И ждал условного сигнала своего напарника. Который в  это  время
закреплял конверт и, может быть, даже лично видел приезд Сюндома. Мы  ведь
следили тогда за отелем, а не за этой закусочной.
   - И потом он спокойно уехал, - понял Эшби.
   - Уехал, - согласился Кэвеноу, - и я  даже  догадываюсь,  кто  это  мог
быть.
   У Эшби перехватило дыхание.
   - Сам "Вакх". Неужели такое возможно?
   - Только он. Это был сам "Вакх". Он появился там совсем рядом со  мной.
Будь я чуточку умнее... - Воспоминание о  своем  фиаско  не  давало  покоя
Кэвеноу. Но он покачал головой и продолжал: - Тогда все вставало  на  свои
места. И получалось, что связной прилетел в Детройт лишь для  того,  чтобы
позвонить оттуда и вылететь затем в Нью-Йорк. Тогда я  попросил  дать  мне
список всех пассажиров, прилетевших  в  Нью-Йорк  за  эти  пять  часов  из
Детройта и всех пассажиров, прилетевших в то  утро  в  Детройт.  Из  любой
точки Америки. Мы проверили на наших компьютерах. Совпали три фамилии.
   - Кто-нибудь из них?
   - Увы, нет. Мы проверяли их по голосу. И во  всех  трех  случаях  ответ
экспертов был отрицательным. Это были просто не те люди. Ни один  из  этих
голосов и близко не был похож на  голос  звонившего.  Из  этого  я  сделал
второй вывод. Связной был очень осторожен и потому улетел не из  Детройта,
а из другого крупного города, расположенного поблизости. И, самое главное,
он должен был прилететь в Детройт именно в этот день.  По  моему  указанию
был  очерчен  круг,  откуда  можно  было  вылететь  в   Нью-Йорк.   Потом,
посоветовавшись, мы решили, что и это не  совсем  правильно.  Связной  мог
улететь в Чикаго и зачем прилететь в Нью-Йорк.  Мы  снова  проверили  всех
пассажиров, прилетевших и улетевших из Детройта в тот день. В любой  город
Америки, находящийся на расстоянии не более двух часов, иначе этот связной
не успел бы вернуться в Нью-Йорк. Но нас опять постигла  неудача.  Совпали
четыре фамилии и снова не подошел ни один голос.
   - Мистер Кэвеноу, - торжественно  сказал  Эшби,  -  позвольте  мне  вам
сказать, вы проделали адскую работу.
   - Спасибо, но теперь слушайте  дальше.  Нам  подсказал  выход  Билл,  -
Кэвеноу показал на своего помощника, - он верно решил, что связной не стал
бы трижды пользоваться  самолетами,  а  мог  прилететь  утром  в  Детройт,
выехать оттуда на автобусе в ближайший город и затем улететь  в  Нью-Йорк.
Разумеется, город должен быть на расстоянии трех-четырех часов езды, иначе
весь этот план никуда, не годился. Мы снова  очертили  круг  городов  близ
Детройта. Всех, прилетевших в этот день в Детройт, и всех, прилетевших  из
этого  круга  в  Нью-Йорк.  Совпали  еще  две   фамилии.   Один   оказался
гастролирующим скрипачом, успевшим дать концерты в Детройте и Колумбусе  и
вернуться в Нью-Йорк. Другой - руководитель частного сыскного агентства из
Техаса, очевидно летавший по северным штатам по своим делам.  Он  прилетел
утром в Детройт, а днем вылетел из Кливленда в Нью-Йорк. И  больше  никого
не  было.  Мы  просто  потеряли  всякую  надежду,  но  я  попросил   наших
сотрудников еще раз проверить голоса и этих двоих пассажиров.
   Эшби, уже не реагирующий на его многозначительные паузы, молча  смотрел
на Кэвеноу.
   - Мои сотрудники довольно быстро проверили обоих, - счастливым  голосом
сообщил Кэвеноу, - конечно, на все эти розыски у нас ушло столько месяцев.
Но, впрочем, вы все сами услышите.
   Он подошел к столу и включил магнитофон. Послышался разговор Сюндома со
связным, который Эшби знал уже почти наизусть. Но он молчал и слушал.
   - Повернитесь лицом к улице, - говорил связной и затем, после недолгого
молчания продолжал, - вы видите перед  собой  огни.  Напротив  отеля  есть
закусочная "Мак-Дональдс". Войдите туда и сядьте у правого крайнего  стола
у окна. Под столом прикреплен конверт. Он ваш. Вы все поняли?
   - Я помню этот разговор наизусть, - признался Эшби, -  я  вообще  помню
все разговоры этого связного. Если меня разбудят ночью,  я  перескажу  вам
все дословно. Вы напрасно, Кэвеноу, думаете, что в Балтиморе  была  только
ваша личная неудача. Это был наш общий провал, -  великодушно  сказал  он,
уже понимая, что Кэвеноу готовит сюрприз под самый конец.
   - Спасибо, мистер Эшби, - кивнул Кэвеноу, -  теперь  послушайте  другой
текст, вам не знакомый.
   И он снова включил магнитофон.
   - Нужно быть в таких вопросах крайне деликатным,  -  раздался  до  боли
знакомый голос, - мы, конечно, можем оказать вам помощь, но вы сами должны
понимать, насколько сложное положение в которое вы  попали.  Если  хотите,
оставьте свой телефон и мы вам позвоним.
   Эшби вскочил на ноги.
   - Вы нашли его, - почти не веря, ошеломленно  произнес  он,  смотря  на
Кэвеноу, - неужели вы нашли его?
   Ради этой минуты Кэвеноу не спал спокойно шесть месяцев. "Ниггер" Томас
Кэвеноу обязан был доказать, что  он  стоит  чего-то  на  этой  земле.  Он
выпрямился.
   - Да, - торжественно сказал он,  словно  принимая  капитуляцию  другого
короля, - я нашел его. Это Том Лоренсберг, руководитель частного  сыскного
агентства в Бейтауне. Я нашел его, мистер Эшби. Я искал его  долгих  шесть
месяцев. И теперь я его нашел.





   Они встречались вот уже шесть месяцев  в  разных  городах  и  в  разных
отелях.  И  каждый  раз  это  непонятное  ощущение  узнавания  друг  друга
усиливалось тысячекратно по мере смены обстановки  и  декораций,  на  фоне
которых разворачивалось их любовное пиршество. Каждая встреча несла  заряд
новизны, одаривая каждого  из  них  ощущением  нового  открытия  различных
сторон своего партнера. Может, это просто было свидание двух уже не совсем
молодых людей на исходе своего лета, - часто думал  Кемаль,  -  когда  еще
возможно любить своего партнера, наслаждаясь  его  телом  и  душой.  После
пятидесяти  остается  лишь  душа,  наслаждение  телом   становится   почти
несбыточной мечтой партнеров, если, конечно, они не  собираются  проводить
вместе всю долгую осень своей жизни в ожидании  заката,  которая  в  таком
случае действительно может быть золотой.
   Но когда обоим под сорок и наступает тот самый роковой момент,  перейдя
который, сознаешь, что  лучшая  половина  жизни  закончилась  и  все  твои
достижения  отныне  становятся  капиталом,  который   ты   будешь   только
растрачивать - хочется  совершать  безумства,  и  плакать  от  непонятного
бессилия перед  завершившимся  буйством  молодости.  Впереди  долгая  пора
зрелости и старости. Может, это самый  лучший,  самый  оптимальный,  самый
неистовый возраст для любви, когда в тебе еще играют жизненные силы и  сок
молодой  крови  волнует  твое  естество,  а  обретенный  опыт  делает  это
наслаждение утонченно завершенным и возвышенно прекрасным.  Встретиться  в
таком возрасте и полюбить, сознавая, как непрочно  подобное  счастье,  это
значит, получить редкий подарок судьбы, который  выпадает  на  долю  очень
немногих счастливцев.
   Встречаясь с Сандрой, он испытывал то редкое наслаждение, которые почти
недоступно многим смертным. Он наслаждался телом женщины и любил ее  душу,
постигая этот сложный механизм с  каждым  новым  жестом,  с  каждой  новой
улыбкой. В свою очередь, и она познавала его еще  больше  с  каждой  новой
встречей, открывая в  нем  незаметные  черты  характера  и  поражаясь  его
внутреннему миру и богатству его души. Это были лучшие дни в жизни  Сандры
Лурье и Кемаля Аслана.  Это  были  дни,  когда  человек  побеждает  земное
притяжение и снова обретает рай, из которого был  изгнан.  И  все  радости
высшей гармонии в сочетании с телесными радостями обретают для него высшую
гармонию и делают его счастливым.
   Это были просто дни любви. И  оба  они  сознавали,  какой  божественный
подарок сделали сами себе и оттого  чувствовали  себя  немного  виноватыми
перед остальным человечеством за свою счастье.
   Они встречались почта каждый уик-энд, если обстоятельства позволяли  им
вырываться  из  суматошной  жизни   нью-йоркского   финансового   мира   и
луизианской политической сцены. Они  встречались  в  Джорджии  и  Алабаме,
Кентукки и Теннесси, Северной Каролине и Огайо. Они  выбирали  для  встреч
небольшие мотели, расположенные далеко от центральных  крупных  городов  и
добирались туда  на  автобусах.  В  этом  было  что-то  от  игры,  которая
доставляла обоим такое удовольствие.
   В этот раз они должны были встретиться в штате  Вирджиния  в  небольшом
городке Вирджиния-Бич, расположенном на берегу Атлантического океана.  Был
уже октябрь месяц и любителей отдохнуть на море бывало не так много. После
тридцатого сентября цены  падали,  гости  уезжали  по  домам  и  гостиницы
пустели. Заказывая отель, Кемаль обратил внимание  на  эту  особенность  и
решил позвонить Сандре, подтвердить, что они встречаются в субботу днем  в
этом городке, в отеле со смешным названием "Океанфронт", или "Смотрящий на
океан", так как все окна этого отеля были обращены к океану. Набрав  номер
телефона  Сандры,  он   привычным   деловым   тоном   попросил   секретаря
вице-губернатора соединить его  с  ней,  традиционно  назвавшись  мистером
Херстом во избежание ненужных вопросов. Секретарь быстро соединяла его,  и
он услышал теплый голос:
   - Здравствуй, дорогой, - опередила его Сандра.
   - Здравствуй. Мы встречаемся в эту  субботу,  -  он  не  спрашивал,  он
утверждал.
   - Ты опять нашел отель где-нибудь на краю света? - засмеялась  женщина.
- В прошлый раз я его еле отыскала. Где это будет сейчас?
   - На авеню Атлантик в Вирджинии-Бич, - сообщил он.
   - Где это находится?
   -  Недалеко.  Летишь  в  Ричмонд,  оттуда  рейсовым  самолетом   можешь
перебраться в Норфолк, и уже затем доехать на автобусе до Вирджинии-Бич.
   - Ты с ума сошел. Сколько на это уйдет время?
   - Часов пять-шесть, не больше.
   - Ты ненормальный, - засмеялась женщина, - но я все равно прилечу.
   -  Обязательно.  Я  видел  картинку  отеля,  мне  понравилось.   Номера
заказаны, как обычно, на мистера и миссис Херст.
   - Хорошо, что компания "Американ эйрлайнз" еще не разорилась  и  готова
по-прежнему выдавать мне билеты, - рассмеялась  женщина,  -  до  свидания,
мистер Херст.
   - До свидания, миссис Херст, - улыбнулся он повесив трубку.
   В отличие от него, миллионера и владельца трех крупных компаний с общим
доходом в пять миллионов долларов в год, Сандра жила на  свою  зарплату  и
любая  попытка  Кемаля  купить  ей  билет   пресекалась   незамедлительно,
воспринималась как личное оскорбление. Он это хорошо знал.
   Сандра  покупала  билет   по   специальной   программе,   разработанной
американской  авиакомпанией  "Американ  эйрлайнз"  на  целый  месяц,   что
позволяло ей совершать любое количество рейсов  этой  компании  в  течении
месяца. Билет стоил как два обычных билета на не очень дальние  расстояния
и был очень выгоден пассажирам,  совершающим  частые  поездки  по  стране.
Одновременно он был весьма выгоден и самой компании, позволяя обеспечивать
свои  среднемесячные  доходы.  Это  была  своеобразная  форма   проездного
месячного билета.
   Положив трубку, Кемаль вызвал секретаря и попросил  девушку  взять  для
него билет в Ричмонд на завтрашний утренний рейс. После чего перенес  свою
предполагаемую встречу с помощниками на понедельник.
   Через полчаса у  него  была  встреча  с  японскими  бизнесменами  и  он
деловито начал собирать бумаги. Он привык за эти десять  лет  к  подобному
ритму жизни, к своей работе, к привычному комфорту. Воспоминания о прежней
жизни почти не тревожили его, лишь иногда врываясь кошмарным  сном  в  его
сновидения. Он помнил Москву и Ленинград, Баку и  Тбилиси,  такими,  каким
оставил их в начале семидесятых и не представлял себе, как изменились  эти
города, что произошло на его родине. Иногда ему  сообщали,  что  мать  его
жива, иногда он пересылал ей письма. Но никаких встреч ему, конечно, никто
не организовывал. Он был на службе и выполнял свой воинский  долг.  Так  к
этому относились в руководстве его отдела. Так к этому относился и он сам.
Но иногда ночью он видел маму во сне. Видел, как она сидит у его  постели,
когда он болеет, переживает за его экзамены перед поступлением в вуз.
   После таких снов он часто обнаруживал,  что  плакал  во  сне.  И  снова
засыпал, беспокойно ворочаясь в постели и вспоминая свою маму, которую  он
так ни разу и не увидел за десять долгих лет, проведенных в  этой  стране.
Воспоминание о матери были постоянным укором его совести, словно,  приехав
в  Америку,  он  совершил  акт  предательства  по  отношению  к  ней.  Это
постепенно сформировало некий комплекс и каждый раз,  видя  свою  мать  во
сне, он начинал плакать и просить у нее прощения. И каждый раз она прощала
его.
   Шесть  месяцев  назад  им  с  Томом  удалось  переслать  через  Сюндома
сообщение и сделать это так, чтобы  оно  не  попало  в  руки  американских
спецслужб. Им было важно проверить на каком именно этапе происходит утечка
той информации, которую они передавали в Центр. Если  бы  его  перехватили
американцы, он  почувствовал  бы  это  сразу,  так  как  в  конверте  были
документы и чертеж новой американской ракеты, переданный Кемалю за полтора
года до этих событий Крайтоном и его людьми, погибшими во время их  стычки
в  Хьюстоне.  Американцы  начали  бы  комплексную  проверку  именно   этих
предприятий и вышли бы на Крайтона. Но,  как  и  предполагал  Кемаль,  они
оказались умнее и дальновиднее,  не  став  вскрывать  конверта.  Сообщение
благополучно дошло до Москвы и в Центре  не  сразу  разобрались,  что  эти
документы уже были присланы "Юджином" полтора года назад.  Лишь  сообщение
по  чрезвычайному  каналу  подтвердило,  что  это  обычная  дезинформация,
посланная Кемалем для проверки надежности линии связи.
   По приказу руководства они были переориентированы на  нового  связного,
находящегося в Калифорнии. А вместо Тома  руководство  советской  разведки
готовило  для  "Юджина"  нового  "ангела-хранителя",  который  должен  был
прибыть в Америку и приступить к работе в конце года.
   Но почему произошла утечка информации по Англии, Кемаль так и не  сумел
установить,  посчитав,  что  ошибка  могла  случиться  из-за   небрежности
резидентуры КГБ в Лондоне. Однако, воспоминание  об  этом  не  давало  ему
покоя.
   Теперь, когда работа Тома была законсервирована и он должен  был  скоро
покинуть страну, они встречались редко, раз в месяц, когда Том приезжал  в
Нью-Йорк. Кемаль знал, что скоро у него появится новый связной, и от этого
их свидания с Томом были какими-то тягостными  и  размазанными,  словно  в
этом была  часть  вины  и  самого  "Юджина".  А  может,  он  просто  успел
привыкнуть к Тому и не знал, кто приедет на его место.
   Вернувшись в этот день домой раньше обычного, он поставил автомобиль  в
подземный гараж и прямо оттуда на лифте поднялся  к  себе  на  двенадцатый
этаж. Кемаль занимал здесь роскошные апартаменты в восемь комнат. Квартира
была куплена почти сразу после его переезда в Нью-Йорк. Он достал ключи и,
открыв дверь, обнаружил включенный в холле квартиры свет.  В  американских
квартирах не бывало  столь  привычных  для  советских  людей  коридоров  и
прихожих. В этих квартирах вы сразу попадали либо в холл, либо  в  комнату
для гостей.
   Кемаль точно помнил, что выключил  свет,  уходя  утром  на  работу.  Он
осмотрелся. И вдруг из комнаты послышался крик:
   - Папа!
   К нему бежал его, сын смешно растопырив руки.
   - Марк, - он бросился навстречу ребенку, - какой ты большой.
   Он поднял на руки сына, осыпая его поцелуями. Марку было уже пять  лет,
он почти все время проводил с матерью в  Техасе,  на  ранчо  своего  деда.
Постоянное пребывание на воздухе сделало из него  маленького  краснощекого
крепыша с черными бусинками глаз.
   - Как у тебя дела? - радостно спросил Кемаль.
   - Я скучал без тебя, - заявил ребенок.
   Из  комнаты  показалась  Марта.  Как   всегда,   со   скучающим   видом
превосходства и показного равнодушия.
   - Здравствуй, Кемаль, - сказала она.
   Он осторожно отпустил ребенка на пол.
   - Здравствуй.
   Она несколько похудела и это пошло ей на пользу.
   - Ты изменилась, - осторожно сказал он.
   Она всегда была красивей женщиной,  а  сейчас  выглядела  просто  очень
хорошо. Строгое черное платье подчеркивало  ее  фигуру,  еще  не  успевшую
потерять  формы.  Роскошные  волосы,  которыми  он  когда-то   так   любил
любоваться, были рассыпаны по плечам.
   - Постарела. Мы не виделись три месяца, - напомнила Марта, - иногда мне
кажется, что ты забываешь о собственном сыне.
   Кемаль промолчал. Он знал, что в подобных случаях лучше не  ввязываться
в спор.
   - Вы надолго приехали? - спросил он. - На неделю. Я хочу показать  сыну
Нью-Йорк. Надеюсь, ты никуда не улетишь? - ядовито спросила она.
   "Сандра, - обожгла его мысль, - нужно будет ее предупредить."
   - Никуда, - устало сказал он, - я буду всю неделю в городе. А завтра мы
пойдем в Марком в Рокфеллер-центр.  Там,  говорят,  на  радио  есть  очень
интересная программа для детей.
   - Прекрасно. Мы будем спать  в  розовой  комнате,  -  показала  она  на
спальную для гостей, - надеюсь, ты не возражаешь?
   - Нет, конечно, - пробормотал он, - вы можете спать, где хотите.
   На протяжении всего разговора сын держал его за руку.
   - Папа, - счастливым голосом сообщил Марк, - идем, я покажу  тебе  свою
новую игрушку. Он говорит настоящим человеческим голосом.
   Кемаль улыбнулся и поспешил за сыном. Марта смотрела ему в спину  и  он
чувствовал этот взгляд.
   За два часа с Марком он забыл обо всем на  свете  и  лишь  когда  Марта
уложила сына, пожелав ему спокойной ночи, он вспомнил о Сандре.
   Пройдя к телефону, быстро набрал домашний телефон Сандры.
   - Да, - сразу услышал уверенный голос, - я вас слушаю.
   - Это я, - быстро сказал он, - завтра не получится. Я позвоню в отель и
перенесу на следующую субботу.
   - Что-нибудь случилось? - спросила Сандра.
   - Н-нет, ничего, - он не стал ей говорить, что приехала Марта с  сыном,
- просто у меня дела.
   Она поняла, что он не будет ничего ей рассказывать.
   - Хорошо, - согласилась она, - тогда в следующую субботу.  Надеюсь,  ты
мне позвонишь?
   - Обязательно.
   - До свидания, - она положила трубку.
   Все-таки обиделась, подумал Кемаль, и, повернувшись, увидел стоявшую  в
дверях кабинета Марту.
   - Тебе что-нибудь нужно? - спросил он.
   - Извини, - немного неуверенно сказала она  и  вдруг  улыбнулась,  -  я
очень голодна, а у тебя дома ничего  нет.  На  кухне  пустой  холодильник.
Марку я взяла еду и его покормила, а о себе даже не подумала.
   - Я не обедаю дома, - ответил Кемаль, - сейчас закажу ужин в  ближайшем
ресторане, - он поднял трубку, - что тебе заказать?
   - Все равно, - она пожала плечами, - что-нибудь легкое, салат, овощи.
   - Сейчас все принесут, - сказал он, набирая номер телефона.
   Заказав ужин, он отправился в свою спальную, разделся и прошел в ванную
комнату, находившуюся в глубине спальной, чтобы принять душ. И лишь  после
этого вышел к Марте.
   Она сидела на диване в гостиной и смотрела телевизор, часто  переключая
каналы. В руках у нее был пульт дистанционного управления.
   - Есть что-нибудь интересное? - спросил он.
   - Нет, - тихо ответила она, - ничего.
   - Как поживает твой отец? - он сел не рядом с ней на диван, а в кресло,
стоявшее несколько в стороне.
   - Спасибо. Он просил передать  тебе  привет  и  сказать,  что  с  этими
ребятами из Аризоны  нужно  быть  помягче.  Говорит,  ты  слишком  многого
требуешь.
   Он улыбнулся. Старик по-прежнему в седле. Он в курсе  всех  дел  своего
зятя.
   - Учту его пожелания. Как твоя мама?
   - Она болела, но сейчас ей лучше.
   - Слава богу, я не знал, что она болела.
   - А что ты знаешь, - как-то особенно горько сказала Марта, - ты ведь ни
разу не позвонил за последние три месяца.
   - Не нужно, -  поморщился  он.  Только  семейных  скандалов  ему  и  не
хватает.
   - А я не жалуюсь, просто говорю, что ты не позвонил, -  сказала  она  и
снова начала лихорадочно наживать кнопку переключателя каналов  на  пульте
управления.
   - Ты будешь что-нибудь пить? -  спросил  он,  вставая  с  кресла.  -  В
отличие от холодильника, в баре у меня, кажется, еще не совсем пусто.
   - Нет, спасибо. Я уже выпила кофе.
   Он прошел на  кухню,  достал  бутылку  крепкого  французского  коньяка,
плеснув себе  достаточно  много  в  большой  пузатый  стакан,  вернулся  в
гостиную. Она по-прежнему сидела на диване. В дверь позвонили,  и  Кемаль,
оставив свой стакан,  пошел  открывать.  Принесли  заказ  из  ресторана  и
молодой парень, передавая ему пакеты и бутылки, весело улыбался. Обычно  в
такое время ужин на дом заказывали влюбленные парочки, не желающие тратить
время на поход в ресторан. Расплатившись с посыльным, Кемаль  дал  ему  на
чай больше обычного и,  увидев  вытаращенные  от  изумления  глаза  парня,
закрыл дверь.  Принес  пакеты  на  кухню,  сложил  их,  снова  вернулся  в
гостиную.
   - Ужин на кухне, - сказал он Марте, - ты  можешь  сама  разобраться  со
всем.
   - Ты будешь есть? - спросила она.
   - Нет, - он уселся в кресло и подвинул к себе свой стакан,  -  лучше  я
послушаю последние новости.
   Она, ничего не сказав, вышла из комнаты.
   "Кажется, она изменилась, - подумал он, - непонятно, в  какую  сторону,
но изменилась."
   Началась программа новостей, и он забыл  о  существовании  Марты.  Лишь
когда программа закончилась он поднялся, прошел в спальную комнату к сыну,
долго  стоял  у  кровати,  глядя,  как  мирно  посапывает  Марк.   Ребенок
пошевелился во сне и довольно отчетливо произнес - "папа".
   Кемаль наклонился над сыном, поправляя  его  одеяло.  В  комнату  вошла
Марта.
   - Он не вспотел? - тревожно спросила она, - ему нельзя простужаться.
   - Кажется, нет, - дотронулся до волос ребенка Кемаль,  -  а  почему  ты
спрашиваешь? Почему ему нельзя простужаться?
   - Он немного повредил себе ушко, - уклонилась от ответа Марта.
   - В каком смысле, - нахмурился Кемаль, - что значит, повредил?
   - Повредил и все, - несколько раздраженно  ответила  она,  -  это  было
давно, еще в августе. Сейчас все в порядке.
   - Как повредил? - он подошел к Марте.
   - Играл на ранчо, - ответила она, глядя ему в глаза, - сунул себе в ухо
какую-то палочку, а потом упал на нее. И повредил себе ушную раковину.
   - Так, - мрачно сказал Кемаль, - а почему я ничего не знал?
   - А что  ты  знаешь  вообще?  -  горько  спросила  она.  -  Тебя  разве
интересовала твоя семья?
   - Ты считаешь, что в этом виноват только я?
   - Я ничего не считаю, Кемаль. Я просто тебе говорю.  Он  повредил  себе
ушную раковину и врач предупредил, что он не должен простужаться. Чтобы не
было осложнений на ухо.
   - Ясно, - он посмотрел на ребенка и вышел из спальной.
   - Ты считаешь меня в чем-то виноватой? - спросила вслед ему Марта.
   - Во всяком случае, можно было не допустить  такого  исхода,  -  горько
сказал он. - Нужно будет еще раз показать его врачам в Нью-Йорке.
   - Поэтому мы и прилетели, - сказала она.
   Он замер:
   - Это так серьезно?
   - Врачи пока не знают. Они  убеждены,  что  все  будет  в  порядке.  Но
гарантий никаких не дают.
   Он промолчал. Потом вспомнив про свой стакан, поспешил в гостиную.  Она
прошла следом.
   - Я приму душ в нашей ванной, - сказала она, - у тебя есть там шампунь?
Кажется, я забыла свой.
   - Конечно, нет, - недовольным голосом сообщил Кемаль, - откуда  в  моей
квартире женский шампунь?
   - Извини, я не подумала.
   В его апартаментах были  три  ванные  комнаты,  по  числу  спальных,  к
которым они примыкали.
   Он не стал больше смотреть телевизор, пройдя в кабинет сел  за  бумаги.
Стакан с  коньяком  он  не  забыл  взять  с  собой.  Крик  Марты  раздался
неожиданно, когда он просматривал очередную бумагу. Он вскочил и  бросился
в спальную комнату,  испугавшись,  что  Марк  упал  с  большой  и  высокой
двуспальной кровати. Но мальчик мирно спал. Он бросился  в  ванную  откуда
донесся крик.
   - Что-нибудь случилось? - спросил он, открывая дверь.
   Она держалась за край ванны. Его всегда восхищало ее тело, уже  немного
потяжелевшее, но сохранившее прежнюю прелесть. И, самое главное, ее  ноги.
Невероятно  стройные  и  длинные  ноги,  словно  в  Марте  было  нечто  от
породистых техасских кобылиц.
   -  Я  упала,  -  обернулась  к  нему  Марта,  -  хотела  взять  мыло  и
поскользнулась.
   - Нужно  быть  осторожнее,  -  он  только  сейчас  сообразил,  что  она
абсолютно голая. Супруги обычно привыкают к подобным ситуациям, но они  не
были вместе уже очень давно и оба  смутились,  словно  попали  в  какую-то
неловкую и неприличную ситуацию.
   Она осторожно достала полотенце и, прикрываясь тихо попросила:
   - Выйди отсюда.
   Он повернулся  и  вышел.  С  Мартой  определенно  происходили  какие-то
перемены. Раньше она бы просто наорала на него. Минут  через  пять  в  его
банном халате появилась Марта. Мокрые волосы, которые она  еще  не  успела
просушить феном, были рассыпаны по плечам.
   - Кемаль, - позвала она его как-то нерешительно.
   Он обернулся.
   - Это была женщина? - вдруг спросила она.
   - Какая женщина? - не понял сразу Кемаль.
   - С которой ты разговаривал. Эта была твоя постоянная партнерша?
   Он раздраженно отвернулся, ничего не ответив.
   - Если не хочешь, можешь не отвечать, - сказала Марта.
   - Да, - зло проворчал он, - это была  моя  любовница.  Тебя  устраивает
такой ответ?
   Она ничего не ответила. Он удивленно повернул голову и увидел,  что  ее
уже нет в кабинете. Видимо она прошла к нему босиком и  он  не  слышал  ее
шагов.
   Он раздраженно оттолкнул от себя бумаги  и  вышел  на  кухню  за  новой
порцией коньяка.
   На столе лежали нетронутые пакеты. Она ничего не взяла. Он посмотрел на
пакеты и вернулся в гостиную.
   - Марта, - громко позвал он.
   Она не ответила.
   - Марта, - снова позвал он ее.
   В спальной, где спал Марк, ее не было.  Во  второй  спальной  тоже.  Он
заглянул в  свой  кабинет.  Никого.  В  большую  гостиную,  в  библиотеку,
наконец, в свою спальную.  Куда  она  подевалась?  -  рассерженно  подумал
Кемаль, выходя на балкон.
   Марта стояла босиком на холодном полу. Мокрые волосы  по-прежнему  были
не просушены феном.
   - Сумасшедшая! - закричал Кемаль, - получишь воспаление легких.
   Марта повернулась и не сказав ему ни слова, вернулась  в  гостиную.  Он
побежал на кухню, плеснул большую порцию коньяка и,  вернувшись,  поставил
стакан на столик рядом с ней.
   - Выпей, иначе можешь простудиться, а еще лучше  таблетку  аспирина.  И
иди спать, Марта. Это была просто моя знакомая. Я звонил совсем  в  другой
город. В Луизиану. Это очень далеко.
   В этот момент зазвонил телефон. Оба  вздрогнули.  Марта  была  ближе  и
поэтому он не шевелился. Раздался второй звонок, третий.
   - Сними трубку, - попросил он.
   Она протянула руку и сняла трубку.
   - Да, - напряженным голосом произнесла она, - да  это  квартира  Кемаля
Делана. Это его, - она чуть поколебалась, - это его жена. Он дома.
   Она передала трубку:
   - Это тебя.
   Он взял трубку и услышал долгожданный пароль нового связного:
   - Я прилетел из Колорадо только сегодня утром. Когда мы  можем  с  вами
встретиться, мистер Кемаль Аслан?





   В этот день он выехал из дома пораньше. Звонила Кэтрин,  с  которой  он
встречался последние два года и он обещал заехать за ней.  Вчера  вечером,
возвращаясь из Хьюстона, Кэтрин довольно неудачно повернула направо у того
проклятого моста и врезалась в заграждение. С  ней  ничего  серьезного  не
случилось, но  машина  пострадала  довольно  сильно.  Кэтрин  должна  была
заехать утром к сестре и взять ее машину. Она  работал  в  Хьюстоне  и  ей
каждый день нужно было ездить туда и обратно из Бейтауна. Усевшись в  свой
"ситроен", Том открыл дистанционным пультом ворота своего гаража и  выехал
на улицу.
   Он жил в этом доме вот уже восемь лет, с  тех  пор  как  был  послан  в
качестве связного агенту "Юджину". За столько лет он ни  разу  не  спросил
"Юджина", как его настоящие фамилия и имя, догадываясь, что тот  неспроста
носил имя Кемаля Аслана, "Юджин"  мог  быть  и  турком,  и  болгарином,  и
представителем любой национальности, населяющей Советский Союз. Он не имел
права на такие вопросы и он  их  не  задавал.  Кемаль  Аслан  мог  быть  и
настоящим Кемалем Асланом, завербованным советской разведкой. Он не должен
был знать его прошлого.
   В свою очередь, и "Юджин" за столько лет привык к своему "агенту Тому".
Кемаль  не  знал,  что  предыдущим  "агентом  Томом",  записанным  так   в
документах ПГУ КГБ был сам легендарный Ким Филби. Он не  знал  и  не  имел
права этого знать. Собственно, вся работа в разведке строится  на  разного
рода "предохранителях", помогающих отключать  отдельные  цепи  без  общего
ущерба для всей системы. Они работали вместе столько  лет,  доверяли  друг
другу и не  рассказывали  о  себе  ничего.  Том  Лоренсберг  был  Эдуардом
Майером,   российским   немцем,   выросшим   в   Казахстане   и    ставшим
профессиональным сотрудником советской разведки.
   Его планировали использовать не более  двух-трех  лет.  Уезжая  в  свою
"длительную зарубежную командировку", он оставил молодую жену и пятилетнюю
дочь, пообещав скоро вернуться. "Возвращение домой" растянулось на  долгих
восемь лет. За это время ему трижды продлевали срок  командировки,  дважды
присваивали очередное воинское звание. И четыре раза разрешали  поговорить
с Ириной. Всего четыре недолгих разговора за  восемь  последних  лет.  Она
выезжала по профсоюзной путевке в одну из  социалистических  стран,  а  он
перелетал в Канаду или Мексику и звонил  в  Прагу,  Берлин  и  Варшаву.  В
четвертый раз ей разрешили выехать в Хельсинки, куда он и позвонил. Он  не
знал, что после разговора с ним  она  проплакала  всю  ночь  и  утром  уже
улетела из страны, так и не увидев ни  "капиталистической"  Финляндии,  ни
неизвестного ей  города  Хельсинки.  Их  разговоры  получались  короткими,
каким-то рваными, путаными. Каждый раз, укоряя себя, он обещал выстроить к
следующему  разу  схему  разговора,  подробнее   расспросить   о   дочери,
рассказать, как он скучает без нее. Но каждый раз,  подсознательно  помня,
что их прослушивают, он снова и снова путался,  лепетал  что-то  не  очень
связное, молчал и  слышал  в  ответ  одиночные  всхлипывания  жены,  давно
догадавшейся, чем именно занимается ее муж.
   Сейчас, сидя за рулем машины, и направляясь к дому Кэтрин, он вспоминал
Ирину. Их последний разговор получился каким-то особенно жалким, словно  с
годами рвалась старая пленка воспоминаний, а новую они  так  и  не  сумели
наладить. Он сжимал зубы и  тихо  напевал  какую-то  неизвестную  немецкую
мелодию, запомнившуюся с детства, когда ее очень  тихо  напевала  бабушка,
опасавшаяся, что услышат, как она поет на  немецком.  Они  жили  тогда  на
отдаленной станции, название которой он уже не помнил. Он  только  помнил,
как больно били его в школе, узнавая, что он немец. У  многих  ребят,  его
сверстников, отцы погибли во время  войны  и  его  ненавидели  отчаянно  и
страшно, как только могут ненавидеть в мальчишеской среде.  Они  видели  в
нем ту тупую и злую силу, которая отняла у них отцов. И его били  за  это,
мстя за свое безотцовское детство, за слезы своих матерей, за своих, так и
не вернувшихся с войны, отцов.
   Он дрался все время, сколько помнил себя  в  первых  классах  школы.  А
потом их семью перевели в отдаленный колхоз имени товарища Кагановича, где
жили семьи репрессированных комиссаров и сотрудников НКВД. Только там  его
перестали бить. Правда, сначала и здесь привычная  мальчишеская  ненависть
"к фрицам" всколыхнула весь класс, но когда ребята узнали,  что  его  отец
был расстрелян в сороковом году, во время столь явных неудач Красной Армии
в финской кампании, они стали относиться к нему  гораздо  лучше,  у  него,
наконец, стали появляться товарищи. Потом была армия, направление на учебу
в высшую Школу КГБ. И работа, ради которой он уже восемь лет  находился  в
этом захолустном Бейтауне, работая частным детективом.  Нужно  отдать  ему
должное, на этой работе он также отличился, и даже дважды нашел украденные
ящики из-под апельсинов и золотое кольцо миссис Давенпорт.
   Он подъехал к дому Кэтрин и увидел, как она нетерпеливо поглядывает  на
часы. Он мягко затормозил рядом с ней.
   - Привет! - сказала она усаживаясь на сиденье рядом с ним и целуя его в
щеку. - Разве я опоздал? - спросил он, посмотрев на часы.
   -  Минута  в  минуту,  -  восхищенно  сказала  она,  -  у  тебя  всегда
феноменальная точность. По тебе можно сверять часы. Помнишь, где живет моя
сестра?
   - Конечно. Она же соседка миссис Давенпорт, - проворчал он, поворачивая
машину.
   - Из-за которой мы и познакомились, - засмеялась Кэтрин, - я думала, ты
уже забыл.
   История с пропажей и находкой  золотого  кольца  наделала  много  шума,
сотворив из Тома настоящего героя, местного Шерлока Холмса. Именно  тогда,
заинтересовавшись отважным детективом, в гости к миссис  Давенпорт  пришли
Кэтрин со своей сестрой, где они и познакомились. Кэтрин была блондинкой и
чем-то неуловимо  напоминала  Ирину.  Или  ему  так  казалось.  Иногда  он
спрашивал себя, как может такая  молодая  и  красивая  женщина,  как  Ира,
обходиться столько лет без мужчины. Он понимал, что в его положении  лучше
не задавать подобных вопросов, но мысль об  этом  все  время  терзала  его
душу. И даже в постели с Кэтрин  он  подсознательно  помнил  об  Ирине,  в
миллионный раз спрашивая себя, кто сейчас находится рядом с ней в Москве.
   Они довольно быстро подъехали к дому сестры Кэтрин.
   - Кажется, я не ошибся, - спросил он.
   - Как всегда, все точно, - молодая женщина поцеловала его на  прощание,
- вечером позвони, - сказала она, - сегодня я постараюсь пораньше.
   - Будь  осторожна  на  поворотах,  -  проворчал  он  на  прощание.  Она
засмеялась, ничего больше не сказав.
   Он отъехал от дома, привычно посмотрев в зеркало заднего  обзора.  Этот
автомобиль  уже  дважды  попадал  в  его  поле  зрения.   Незнакомая   ему
темно-синяя "хонда" почему-то проследовала за ним от дома до места, где он
высадил Кэтрин. А сейчас "хонда" свернула влево и ее место занял  какой-то
старый "кадиллак". Дело было не в том, что за ним ехали машины, разные и в
разных направлениях. Дело в том, что все они были не знакомы ему прежде. И
это ему не понравилось. Он повернул назад, домой, и увидел,  как  пронесся
мимо "кадиллак" с сидевшими в  нем  двумя  незнакомцами.  Зато  его  место
заняла не известная прежде "ауди" и снова с людьми, которых он не знал.
   Это нравилось ему все меньше и меньше. Значит,  автомобилей  три  и  во
всех люди, которых он  не  знает.  Том  нахмурился.  Кажется,  он  слишком
понадеялся на свое везение. Последние несколько месяцев Кемаль  настойчиво
советовал ему уезжать из Бейтауна, но он знал, что  руководство  советской
разведки уже готовит замену, и терпеливо ждал, когда появится  сменщик.  И
вот такая неудача в самом конце его пребывания в Америке.
   Он снова свернул направо. Опять  показалась  "хонда".  Кажется,  у  них
просто кончился запас машин. В городке не было  отделения  ФБР  и  местную
полицию они не станут предупреждать, не желая разделить с ними лавры. Если
ото, конечно, ФБР. Нужно будет проверить еще раз, подумал Том. Он вдруг  с
удивлением обнаружил, что не столько тревожится за себя, сколько думает  в
этот момент о Кемале. Многолетняя привычка быть не только  связным,  но  и
своеобразным "опекуном" "Юджина" заставляла его беспокоиться  более  всего
за своего напарника. Он вытер лоб и, резко выворачивая руль,  взял  влево.
"Хонда" почти сразу отстала, но вместо нее снова появилась "ауди".
   Они этого явно не учли, подумал Том. По всем законам, по всем  правилам
агентурной работы они действовали верно, подключив к нему три  автомобиля,
очевидно, оборудованных специальной связью друг с другом,  позволяющей  им
поочередно следовать за наблюдаемой машиной. Они все делали правильно,  не
учли лишь одной детали, которая в итоге обернулась их  явным  проколом.  В
небольшом городке он был единственным частным детективом и, конечно,  знал
почти все автомобили и их владельцев.  Появление  сразу  трех  неизвестных
автомобилей с группой незнакомцев выдавало сотрудников ФБР с головой.  Они
просчитались, решив, что здесь, как и в  Хьюстоне,  подменяя  друг  друга,
можно незаметно следить за машиной Тома Лоренсберга.
   Он повернул машину в сторону своей конторы. Как они на  него  вышли?  -
подумал он. Через Сюндома никак не могли. Тот даже не знал из какого штата
и кто с ним встречается. Сделали фоторобот и начали искать? Найти человека
среди двухсот миллионов  жителей?  Не  подходит.  Неужели  они  с  Кемалем
допустили какую-то ошибку? Тоже не похоже. Если  и  допустили,  то  где  и
когда. В Балтиморе? Но он не был в Балтиморе, туда ездил  сам  Кемаль.  Он
звонил  из  Нью-Йорка.  Отпечатки  пальцев?  Тоже  невозможно,  он  был  в
перчатках, звонил из обычной телефонной кабины на улицы. Тогда почему  они
на него вышли? Или это последствия  того  предательства,  которое  было  в
связи с их сообщением в Англии? Но в Англии никто не мог знать, где именно
сидит связной "Юджина". Неужели "крот" окопался в самом руководстве ПГУ?
   Машины теперь шли за ним вплотную, сразу  две.  Видимо,  отказались  от
игры. Игра кончилась, будут брать меня. Тогда, полгода назад, он  ушел  от
их наблюдения в Нью-Йорке и они просто решили больше не рисковать. Значит,
будут брать, как только он выйдет из автомобиля. Это произойдет либо дома,
либо в офисе. Значит, сегодня его последний рабочий день в  Бейтауне.  Том
нахмурился.
   Интересно, куда подевалась "ауди"?  Теперь  за  ним  шли  "кадиллак"  и
"хонда". Почему за ним послали такой старый "кадиллак"?  Даже  обидно.  Он
невольно улыбнулся дурацким мыслям, что лезли в голову. Наверное, у  этой,
на вид старенькой, машины мотор посильнее, чем у трех  таких  автомобилей,
как у него. Попытаться уйти на скорости  бесполезно.  Они  просто  вызовут
вертолеты и перекроют трассу. И все равно найдут. Это только кажется,  что
страна огромна и здесь миллионы машин. Каждый автомобиль на строгом учете,
все дороги взяты под контроль. И если ФБР или полиция  точно  знают,  кого
они ищут, этому человеку не скрыться. Его  найдут,  где  угодно,  в  любой
точке Америки, куда бы он не спрятался.
   Том подъехал к своему дому. Чуть притормозил. "Кадиллак"  встал  сзади.
Так он и думал, эта машина просто имеет непрезентабельный  вид.  Наверное,
рванет с места так, что он не успеет и тронуться. "Хонда" проехала  вперед
и встала метрах в трехстах. Они уже особенно  и  не  скрывались,  очевидно
быстро поняли свой промах.
   Он чуть поколебался. Стоит ли выходить у дома? Его возьмут  сразу,  как
только он войдет в дом. Кажется, в доме у него полный порядок. Разве,  что
немытая чашка на столе, которую он так и не успел сполоснуть.  Он  подумал
немного и снова запустил двигатель. Его автомобиль плавно отъехал от дома.
Обе машины преследователей шли за ним вплотную.  Пока  еще  ему  разрешают
ездить. Скоро они перекроют дорогу, и тогда - все.  А  может,  они  просто
вызовут обычную полицию для его ареста. Им ведь известно,  что  он  частый
детектив и имеет право  на  ношение  оружия.  Он  посмотрел  по  сторонам.
Городок уже  проснулся,  кое-где  на  светофорах  уже  стояло  по  десятку
автомобилей. Он принял решение  и,  чуть  прибавив  скорость,  повернул  к
своему офису.
   В следовавшей за ним "хонде" сидели Роберт и Луис. В  "ауди"  находился
Билл  Хьюберт.  Его  машина  на  всякий  случай  шла  впереди,   постоянно
контактируя с двумя другими машинами.
   - Кажется, он  не  будет  высаживаться  у  дома,  -  сказал  Роберт,  -
сворачивает налево. Интересно, куда он решил поехать?
   - Думаешь, он уже знает, что мы его "ведем"? - спросил Билл.
   - Точно знает. Он ушел от наших ребят в Нью-Йорке. А там были  неплохие
профессионалы. Конечно, он нас уже вычислил. В этом городке  он  наверняка
знает все машины. Это был наш просчет, Билл.
   - Мы все равно решили его сегодня брать, -  ответил  Хьюберт,  -  какая
разница, увидел он нас или нет.  Как  только  он  остановится,  будем  его
брать.
   - Кончайте разговор, - послышался из "кадиллака" голос Томаса  Кэвеноу,
- я слышал твои слова, Роберт. Это действительно был  наш  просчет.  Нужно
учесть это на будущее.
   - Он все равно никуда не уйдет, шеф, - успокоил его  сидевший  рядом  с
Робертом Луис, - сегодня мы его возьмем.
   - Посмотрим, - пробормотал Кэвеноу, - у  меня  нехорошее  предчувствие,
ребята. Будьте осторожны, он наверняка вооружен.
   Проехав два квартала, Том свернул к своему офису. Было уже около девяти
и в это время на работу приходил его старый помощник  Герберт,  помогавший
ему в составление отчетов и налоговых деклараций. Герберт был  не  столько
детективом, сколько неплохим юрисконсультом и часто  оказывал  посетителям
гораздо большую помощь, чем сам Том.  В  их  конторе  работали  всего  три
человека. Том, Герберт и Патриция, выполнявшая роль  секретаря,  экономки,
уборщицы и администратора.
   - Куда он сворачивает? - спросил Луис у сидевшего рядом напарника.
   - Кажется, он приехал к своему офису, - понял Роберт, уже  третий  день
находящийся в Бейтауне.
   Том вышел из автомобиля, осторожно закрыл дверцу, вошел  в  здание.  На
первом этаже была контора по продаже недвижимости, а на втором  размещался
его собственный офис. Не встретив никого внизу, Том  поднялся  к  себе  на
второй этаж.
   Почувствовав приятный запах кофе,  он  усмехнулся.  Патриция  была  уже
здесь. Он открыл дверь, ведущую в маленькую кухню, где стояла девушка.  Ей
было уже под тридцать, она все еще оставалась старой девой, что в Бейтауне
иногда встречалось.  Как  многие  чересчур  принципиальные  и  недоступные
недотроги, она была тайно влюблена в своего шефа и  страдала  своеобразной
экзальтацией. Увидав Тома, она улыбнулась.
   - Я пришла сегодня пораньше мистер Том.
   - Очень хорошо.
   Он улыбнулся ей и прошел в свой кабинет. Закрыл дверь  на  замок,  чего
никогда раньше не делал. И достал из ящика стола  свой  "кольт".  Проверил
оружие и, убедившись, что все патроны на месте, положил его на стол,  стал
покачиваться в кресле. Рядом с кольтом стоял телефон.  Он  вдруг  подумал,
что можно прямо отсюда позвонить в Москву и попрощаться с Иришкой. А может
и впервые поговорить с дочерью, которой  уже  пятнадцать  лет.  Интересно,
какая он стала? Три года назад ему показали  ее  фотографию.  Он  даже  не
решился попросить оставить эту карточку у себя, понимая, что просьба будет
отвергнута.
   Жаль, что Кемаль не сумеет узнать о его провале. Но любой звонок отсюда
будет моментально зафиксирован и тогда  они  выйдут  на  "Юджина".  А  его
главная задача на протяжении всех этих  лет  была  оберегать  "Юджина"  от
любых неприятностей. Вот и сейчас он собирается снова  уберечь  Кемаля  от
самой крупной неприятности, по существу второй раз спасая  ему  жизнь.  Он
подумал вдруг, что всегда ждал именно этого дня. Его отправили в  Америку,
как в глубокий космос, в экспедицию без возвращения.  И  все  его  рваные,
путаные разговоры с женой были именно из-за того, что оба ясно чувствовали
эту обреченность невозвращения и не знали, что нужно и можно говорить.  Он
не мог вернуться из Америки домой, понял Том. Он не  должен  возвращаться.
Уже привыкший к комфорту,  к  сытой  обеспеченности  американского  образа
жизни, к благоустроенному  быту,  он  просто  не  впишется  в  современную
советскую действительность.
   И сейчас у него есть выбор. Или провести всю оставшуюся жизнь в тюрьме,
попытавшись облегчить свою участь  предательством,  выдав  "Юджина".  Или,
уйти достойно. Чтобы потом никто не смел сказать Ирине и Лене, что их  муж
и отец оказался предателем.  Значит,  нужно  было  выбирать.  Он  встал  и
подошел к окну. Все три преследовавших его машины стояли рядом  с  офисом.
Из  них  уже  выходили  люди,  о  чем-то  спешно  переговариваясь.   Через
десять-пятнадцать минут они поднимутся за ним. Если конечно, у  него  есть
эти десять минут. А может, они просто ждут  местного  шерифа,  его  друга,
чтобы  в  присутствии  представителя  власти  объявить  об   аресте   Тома
Лоренсберга? Где же мы все-таки ошиблись? - в который раз подумал Том. Это
было единственное, что его сейчас действительно мучило.
   Он открыл дверь и прошел на кухню. Патриция, той дело  поправляя  очки,
читала какую-то книгу. Услышав его шаги, она  подняла  голову  и  смущенно
улыбнулась.
   - Я думала приготовить вам пирог.
   - Спасибо, Патриция,  -  он  пошарил  в  карманах  пиджака,  -  у  меня
кончились сигареты. Вы не возьмете для меня две пачки?
   - Конечно, мистер Лоренсберг, - она сразу убрала  книгу,  -  какие  вам
взять? Как обычно, "кемал"?
   - Да, если можно.
   Она радостно кивнула и уже собиралась идти, когда он вдруг задержал  ее
за руку.
   - Патриция, - сказал мягко, - вы хороший человек. Спасибо вам за все, -
и осторожно поцеловал ее в щеку.
   Девушка чуть не потеряла сознание от радости.
   - Мистер Лоренсберг... - залепетала она, вся пунцовая от радости,  -  я
давно... хотела... вам сказать...
   - Потом, потом скажете, - успокоил ее Том, - идите, Патриция.
   Девушка бросилась к дверям, на ходу надевая свою куртку.
   - Звонил Герберт, он сейчас будет, - закричала она уже на ходу.
   Когда она ушла, Том вернулся в кабинет, снова запер  дверь.  Во  второй
раз посмотрел вниз.
   Там уже стояли две полицейские машины. Кажется, они готовы  его  брать,
подумал он. И уверены, что он никуда  не  сбежит.  В  принципе,  правильно
уверены. Это ведь только в кино можно, отстреливаясь, уйти  по  крышам.  В
жизни такого не бывает.
   На лестнице уже слышались шаги сотрудников ФБР и полиции.
   Он сел в кресло, взял "кольт", приставил его к голове.
   - Вот и все, - мелькнула мысль, и он нажал курок.
   Томас Кэвеноу услышал выстрел еще на лестнице.  И  когда  все  побежали
наверх, он махнул рукой и медленно начал спускаться вниз. Кэвеноу не любил
смотреть на трупы.
   - Что случилось? - спросил оставшийся внизу Луис.
   - Он все-таки ушел, - горько  ответил  Кэвеноу.  -  Вызови  врачей.  Мы
опоздали.





   Первая встреча с новым связным должна  была  состояться  в  итальянском
квартале Нью-Йорка. Приехав  за  полтора  часа  до  назначенного  времени,
Кемаль внимательно осмотрелся. С внезапной грустью он подумал, что  привык
за эти годы полагаться на осторожность и  мастерство  Тома  и  никогда  не
проверял  предполагаемого  места  встречи.  Они  понимали  друг  друга   с
полуслова,  даже  без  слов.  Многолетняя  совместная   работа   позволяла
безусловно доверять своему партнеру, не сомневаясь в его надежности.
   Вспомнив о Томе, он  сделал  круг,  подъехав  к  телефонному  автомату,
опустил сразу несколько монет, набирая  привычный  код  и  номер  телефона
городского офиса Тома. По взаимной договоренности он всегда звонил  только
в офис, не разрешая себе набирать домашний номер товарища. На этот раз  он
ждал достаточно долго, но никто но ответил. Уходя из кабинета, Том  обычно
переключал свой телефон на секретаря. Кемаль хорошо знал Патрицию.
   Он уже собирался повесить трубку, когда послышался  незнакомый  женский
голос:
   - Вас слушает контора мистера Лоренсберга.
   Кто это? - промелькнуло в голове. Если бы Том сменил  Патрицию,  он  бы
обязательно  предупредил  его.  Это  совершенно  точно.  Том   был   очень
пунктуален.
   - Говорите, - попросила незнакомка.
   - Мне нужна Патриция, - сумел выдавить Кемаль, -  можно  позвать  ее  к
телефону?
   - А кто говорит?
   - Ее друг.
   - Патриция заболела и я ее заменяю. Что-нибудь ей передать?
   - Передайте ей привет.
   - От кого?
   Ему очень не понравилась эта назойливость.
   - От ее техасского друга, - сказал он, повесив трубку.
   Он  подумал  немного  и  опустил  еще  несколько  монет,  набрал  номер
домашнего телефона Тома. Опять прождал довольно долго, пока,  наконец,  не
послышался незнакомый голос:
   - Да, квартира мистера Лоренсберга.
   Он быстро повесил трубку. Теперь не оставалось  никаких  сомнений.  Том
провалился. Он сделал несколько шагов  по  улице,  забыв,  что  автомобиль
стоит в другой стороне. Повернул обратно. Если провалился Том, значит, ему
нужно уходить. Быстро уходить. Он посмотрел на часы. Связной  будет  через
час. А он совсем забыл, что обещал Марте заехать домой.  Они  должны  были
показать Марка в нью-йоркской клинике. И никуда уходить и  исчезать  он  в
этих условиях просто не имеет права. Что все-таки случилось с Томом?
   Отъезжая с этой улицы, он не знал,  что  уже  через  пять  минут  здесь
появятся сотрудники ФБР. Оба телефона  Тома  прослушивались  и  звонки  из
Нью-Йорка были как раз тем сигналом, который ждали люди Томаса Кэвеноу. Но
все их расспросы  ни  к  чему  не  привели.  Они  опоздали.  Звонивший  из
Нью-Йорка неизвестный друг Патриции, позвонивший затем и домой Тому, исчез
бесследно. Расспросы о том, кто звонил по этому  телефону  ни  к  чему  не
привели, а один из уличных продавцов воды и сладостей, подтвердил,  что  к
телефону подходил какой-то высокий темнокожий, чем вызвал ярость  Кэвеноу,
считавшего, что это был советский резидент.
   А Кемаль Аслан, отъехав от телефона, совсем  забыл  об  этом  автомате,
продолжая беспокоиться о Томе. Приняв решение, он  повернул  автомобиль  в
Сохо и вскоре звонил из уличного телефонного автомата к  сестре  Патриции.
На всякий случай, еще пять лет назад, когда Патриция поступили работать  к
Тому, они вдвоем договорились об этом варианте. При всей подозрительности,
ФБР и ЦРУ никогда не  станут  контролировать  все  телефоны  родственников
обоих сотрудников Тома. Можно было позвонить и сестре  Кэтрин,  с  которой
встречался в последнее время Том, но это было уже опаснее. Сестра Патриции
знала, что мистер Кемаль Аслан был клиентом Тома и в случае провала, могла
дать нужную информацию непрофильтрованную сотрудниками ФБР.
   Но и этот телефон ничего ему не дал. Сестры, очевидно, не было  дома  и
он разочарованно повесил трубку. Посмотрев на часы, он позвонил Марте.  На
этот раз повезло. Она сразу сняла трубку.
   - Марта, - сказал он, стараясь говорить как можно мягче,  -  я  немного
задерживаюсь.
   Ожидаемого взрыва эмоций не произошло. Это его даже удивило.
   - Ничего, - сказала она, - я сама отвезу Марка. Я  уже  договорилась  с
врачами. Мы заказали такси.
   - Да, конечно, - пробормотал он, - я постараюсь  быть  дома  через  два
часа.
   - До свидания, - она повесила трубку.
   Что-то  с  ней  происходит.  Или,  его  вдруг  остановило   неожиданное
предположение, это может быть как-то связано, провал Тома  и  ее  внезапно
изменившееся поведение? Может, она просто уже все о нем  знает?  Нет,  это
полный бред. Такого быть не может, хотя бы потому,  что  в  ФБР  сидят  не
идиоты. Нет, это просто совпадение.
   Он пообедал в китайском квартале, выбрав тихий и спокойный  ресторанчик
в самом конце улицы. Когда до встречи с  новым  связным  оставалось  около
двадцати минут, он сел за руль автомобиля и  отправился  навстречу.  Ехать
было недалеко. Китайский и итальянский  кварталы  соседствовали  в  старом
городе Нью-Йорка. Или, как его, называли сами американцы Даунтауне.
   Кемаль приехал в ресторан за  пять  минут  до  встречи.  Устроившись  в
небольшом зале, заказал чашечку кофе и  пару  бисквитов.  После  обильного
обеда в китайском ресторане есть не хотелось. Он сел за стол и мрачно стал
смотреть на улицу, где играли дети. Связной должен был знать его в лицо  и
назвать пароль, который он помнил наизусть. Он успел выпить чашечку  кофе,
когда перед ним наконец, возник довольно импозантный  полноватый  господин
и, чуть задыхаясь, очевидно от спешки, произнес:
   - Вы обсуждали условия новых поставок по Южной Америке, мистер Аслан? Я
насчет поставок из Колорадо.
   - Нет, - ответил Кемаль, вставая и протягивая руку, - я жду поставок из
Австралии.
   Он с любопытством разглядывал нового связного. Это не Том.  Этот  более
представителен, более элегантен и меньше всего похож на связного советской
разведки. Скорее, сам Кемаль должен был быть  связным  у  столь  солидного
господина.
   - Кофе, - попросил гость официанта.
   - Как вы добрались? - спросил Кемаль у своего нового связного.
   Тот явно смутился.
   - На своем автомобиле, - ответил отправившись. - Я живу в Нью-Йорке уже
пять лет.
   - Как, пять лет? - не понял Кемаль, - я думал они готовят вас.
   - Успокойтесь, - улыбнулся связной, -  они  и  готовили  меня  все  это
время, проверяли, могу ли я быть вашим  связным.  Мне  приказано  заменить
Тома. Меня зовут Питер Льюис.
   - Очень приятно, - наклонил голову Кемаль, - а, что случилось с Томом?
   Связной нахмурился.
   -  У  него  были  неприятности.  По  нашим  сведениям,  на  него  вышли
сотрудники ФБР. В общем, вы понимаете, что ваш трюк  в  Балтиморе  не  мог
остаться безнаказанным. Очевидно, американцы как-то сумели вычислить  этот
ваш фокус и вышли на Тома.
   - Он арестован? - отрывисто спросил Кемаль.
   Официант принес кофе и поставил на стол. Питер спокойно  выждал,  пока,
он не уйдет и только после этого выдавил:
   - Его уже нет, мистер Кемаль.
   Кемаль был готов, казалось, к любой информации, но эта  весть  потрясла
его. Он непроизвольно дернул рукой,  опрокидывая  чашку.  Послышался  звон
разбитой посуды. На них обернулись. Официант уже бежал на помощь.
   - Извините, - сумел сказать Кемаль, - извините меня.
   Когда ему  принесли  новую  чашечку  кофе,  он,  немного  успокоившись,
спросил:
   - Как это произошло?
   - Подробностей мы пока не знаем.
   Питер хотел добавить, что с такими нервами  лучше  вообще  не  работать
резидентом, но промолчал. Он прочел в глазах резидента  нечто  такое,  что
заставило его промолчать. Он выпил свой кофе и начал говорить:
   - Ваше предприятие  как-то  связано  с  поставками  электротехнического
оборудования для "Дженерал электрик"?
   - Нет, но мой тесть имеет хорошие связи с этой компанией.
   - По  нашим  сведениям,  эта  компания  приступает  к  отгрузке  нового
оборудования для ЦРУ. Нам бы хотелось  знать,  куда  и  зачем  пойдет  это
оборудование, - пояснил Питер.
   - Вы думаете, это так просто? Заказ наверняка сверхсекретный. А  откуда
вы выяснили про это оборудование. Может быть дезинформация.
   - Информация абсолютно точная, - возразил Питер, - это будет совместная
акция ЦРУ и АНБ. Нам важно  знать,  какое  именно  это  оборудование,  его
параметры, характер применения? Где оно будет использовано.
   - Понимаю, - кивнул Кемаль, - какой срок?
   - Калифорнийские предприятия компании начнут отгрузку через пять  дней.
У вас почти нет времени.
   - Кто официально заказчик этого груза?
   - Оформлено на Министерство Обороны, но получатели, по всей  видимости,
представители АНБ [Агентство Национальной Безопасности США].
   - Пять дней очень короткий срок, - он удивлялся самому себе, что  может
еще рассуждать после такого известия о смерти Тома.
   - Мы получили эту информацию недавно. Кстати,  мне  поручено  передать,
что ваша акция по выявлению  утечки  информации  признана  руководство  не
совсем продуманной. С чего вы решили, что произошла утечка?  Мне  поручили
выяснить это у вас.
   - Все, что я сообщил по Англии, стало известно другой стороне. Я  лично
не верю в подобные совпадения.
   - Я тоже не верю, - улыбнулся Питер, показывая свои крупные зубы, -  но
в Москве все проверили. Им кажется, что вы просто перестраховались.
   - Им, наверное, виднее, - мрачно произнес Кемаль,  вспомнив  Тома.  Тот
давно бы понял его  состояние  и  никогда  не  позволил,  бы  себе  такого
нравоучительного тона.  Но,  видимо,  и  Питер  понял  по  его  лицу,  как
неприятен ему дальнейший разговор.
   - Я вас покину, - сообщил он,  -  вот  моя  визитная  карточка,  Можете
звонить в любое время. Я юрисконсульт сразу нескольких крупных компаний, и
ко мне довольно часто звонят и ночью. И еще. Мне поручено передать о вашей
маме.
   Кемаль  напрягся.  Второго  печального  известия  он  может  просто  не
выдержать. Но Питер не был таким садистом.
   - С ней все в порядке, - улыбнулся он. - Ей предоставили новую квартиру
и она живет теперь со своей  сестрой.  Мы  предполагали  организовать  вам
телефонный разговор, но она немного болела и ей  было  трудно  выехать  за
рубеж. А в Советский Союз, как вы понимаете, вам звонить нельзя.
   - Чем она болела? - тихо спросил Кемаль?
   - Ничего  серьезного,  -  успокоил  его  Питер,  -  обычные  старческие
недомогания. Сейчас она здорова и собирается лететь в ГДР по туристической
путевке.
   - Почему в ГДР? - он все время думал о Томе, а слова  Питера  отвлекали
его от этих мыслей.
   - Чтобы вы могли позвонить в Западный Берлин. Она переедет туда на один
день, - пояснил Питер, - увидимся через пять дней. Я  вам  позвоню,  -  он
кивнул на прощание и вышел.
   Кемаль прислонился  к  спинке  стула,  закрыл  глаза.  Том  погиб.  Том
Лоренсберг, чьи настоящие имя и фамилию он так и не узнал, погиб. Он  даже
не знает, как именно погиб его друг. Как  все  это  глупо,  подумал  он  с
внезапно нахлынувшей болью.
   - Вам плохо? - услышал он испуганный голос официанта.
   - Нет, - открыл он глаза, - принесите мне еще кофе.
   Он вспомнил  улыбку  Тома,  его  светлые  глаза,  его  сильное  мужское
рукопожатие. И даже застонал от нахлынувшей боли. Том был зримой ниточкой,
связывающей его с домом, с родиной, с друзьями.  Самодовольный,  болтливый
Питер никогда не сможет заменить ему друга. Тогда в Хьюстоне, он спас  ему
жизнь.
   Отстреливался от сотрудников ФБР? Это на него непохоже. Он не  стал  бы
действовать  подобным  образом,  хорошо  зная,  чем  именно  заканчиваются
подобные ковбойские номера.  Разведчик,  доставший  оружие,  обречен.  Это
знали и Кемаль, и Том. Но тогда как  он  погиб?  И  почему  вообще  погиб?
Теперь ясно, что и в доме, и  на  работе  у  Тома  сидят  сотрудники  ФБР.
Понятно, что там нет Патриции, всегда  по  смешному  влюбленной  в  своего
шефа. Наверняка прослушивается и ее телефон. Но вот телефон ее сестры?
   Он подозвал официанта и, не обращая внимание на дымящийся  кофе  в  его
руке, заплатил ему по счету, прибавив щедрые  чаевые  за  разбитую  чашку.
Выйдя из ресторана он сел и поехал в сторон Гринвич-Виллиджа. И только там
найдя на углу телефон, он проехал еще метров триста и  оставив  на  другой
улице  свою  машину,  вернулся  к  аппарату.  Теперь  он  действовал   как
профессиональный разведчик. Опустил монеты,  набрал  код  и  номер  сестры
Патриции.  Кажется,  ее  звали...  точно   Олимпия.   Отец   девушек   был
преподавателем истории и помешался на древних именах.
   На этот раз ему повезло. Впервые задень. Трубку сняла сестра Патриции.
   - Олимпия, здравствуйте.
   Говорить следовало очень быстро. Вполне может быть, что все его расчеты
неверны и телефон Олимпии так же прослушивается, как и телефон Патриции. И
тогда его найдут довольно быстро.
   - Здравствуйте, - услышал он озадаченный голос девушки, - кто говорит?
   Он поколебался. Нужно рисковать, иначе ничего не узнает.
   - Это Кемаль Аслан, - наконец, решился он, -  я  искал  или  Тома,  или
Патрицию. А мне сообщили, что их нет на работе.
   - А вы разве ничего не знаете? - спросила Олимпия.
   - Нет, конечно. Я ведь давно уехал из Техаса.
   - Мистер Том Лоренсберг застрелился. Прямо в своем кабинете. А бедняжка
Патриция попала в больницу, так это на нее  подействовало.  Представляете,
какой ужас, мистер Кемаль. Алло, вы меня слышите?
   - Слышу, - сказал он непослушными губами. - Действительно, какой  ужас,
- произнес он вслед за ней, - извините меня еще раз.
   - Да, весь город говорит об  этой  трагедии.  Мистер  Томас  был  такой
порядочный человек. Никто не знает с чего вдруг он стал стреляться.
   - Действительно, непонятно, - он почувствовал, что задыхается и  просто
не может продолжать эту игру, - извините меня, Олимпия, я очень тороплюсь.
   - Я понимаю. До свидания, мистер Кемаль.
   - До свидания. Привет вашей сестре. Скажите я ей  очень  соболезную,  -
даже в эту минуту он был больше разведчиком, чем другом, с горечью подумал
Кемаль, вешая трубку.
   Он вернулся к своему автомобилю и сел за  руль.  Но  не  стал  включать
мотора.  Склонившись  над  рулем,  он  вдруг  громко,  почти   истерически
разрыдался. Многолетняя связь с Томом в  этот  миг  позволила  ему  понять
какие именно чувства испытывал его связной, перед тем,  как  пустить  пулю
себе в голову. Видимо, его обложили со всех сторон и  он  не  сумел  найти
выхода, подумал  Кемаль.  Или  просто  уже  не  захотел  его  искать.  Том
сознавал, что срок  его  пребывания  в  стране  закончился.  Впереди  были
почетная  пенсия  и   преподавание   в   какой-нибудь   разведшколе.   Или
американская тюрьма. Он решил отказаться и от того, и от другого.  Ему  не
нужны были больше ни рай, ни ад.  Его  прохождение  чистилища  закончилось
тупиком. И он поступил так, как подсказывала его совесть.
   - Господи, - неожиданно для себя прошептал Кемаль, - как  мне  все  это
надоело.





   Он вернулся домой раньше обычного. Дверь открыла Марта.  Вопреки  всему
она улыбалась.
   - Что случилось? - поинтересовался Кемаль.
   - Врачи говорят, с Марком все будет в порядке.
   Из спальной комнаты выбежал Марк.
   - Папа!
   Каждый раз, обнимая мальчика, он испытывал чувство вины. Однажды придет
приказ покинуть страну или, еще хуже, - его  разоблачат  и  арестуют.  Что
тогда будет с Марком, сумеет ли он это пережить? Если  обычные  американцы
стопроцентные патриоты, то техасцы - патриоты чуточку больше. Имел  ли  он
право на своего сына? Может, поэтому он до сих пор не решился окончательно
оформить свой развод с Мартой, опасаясь нанести  даже  такую  боль  своему
сыну.
   - Мы идем в радио-сити-мюзик-холл, - объявил он мальчику. Тот с криками
радости побежал одеваться.
   - Ты пойдешь с нами? - спросил он у Марты.
   Она пожала плечами:
   - Если ты не возражаешь.
   Этот день они провели вместе. Это было впервые, не  только  после  того
как он переехал  в  Нью-Йорк,  но  и  вообще  за  последние  два  года  их
совместной жизни. Марк смеялся, счастливый и радостный, крепко держась  за
руки обоих родителей. Ему нравилось в этот день все - игрушки, которые ему
покупал  отец,  сладости,  которые  выбирала  для  него  мать,  и  веселый
мюзик-холл, куда его привели родители, сидевшие по разные стороны от него.
Вечером они обедали в подземном ресторане на Рокфеллер-плаза, сквозь  окна
которого мальчик мог наблюдать за искусственным катком  и  скользящими  по
нему  людьми.  Он  был  необычайно  возбужден  и  поминутно  обращался   к
родителям. Кемаль  обратил  внимание  на  одежду  и  прическу  Марты.  Она
распустила волосы, видимо вспомнив, что такая прическа нравилась Кемалю  и
одела какое-то особенно  красивое  темно-фиолетовое  платье,  так  выгодно
подчеркивающее красоту ее ног.
   Кемаль часто обедал в этом ресторане и метрдотель  хорошо  знал  его  в
лицо. Когда он увидел Марту и Марка, он  только  поднял  левую  бровь,  но
Кемаль успел шепнуть ему, что это его сын и жена. Перед обедом  подошедший
метрдотель довольно громко спросил, что будет пить  миссис  Кемаль  Аслан.
Марта удивленно посмотрела на Кемаля, но ничего не сказала. Во время обеда
они даже перекинулись несколькими фразами,  вспомнив,  как  обедали  здесь
несколько лет назад, тогда они только поженились и  Марта  была  беременна
Марком.
   Они вернулись домой позже обычного, и  когда  раздевали  мальчика,  тот
вдруг спросил.
   - А почему вы никогда не целуетесь?
   Марта посмотрела на Кемаля изумленными глазами.
   Кемаль наклонился к сыну:
   - А почему мы должны целоваться?
   - Все целуются, - упрямо сказал Марк, - и в кино, и по телевизору, и  в
мюзик-холле, даже на катке целовались. А вы никогда не целуетесь.
   - Это неприлично, целоваться на улице, - попытался объяснить Кемаль,  -
по этому мы с мамой никогда этого не делаем.
   - А здесь улица? - спросил Марк.
   Он не почувствовал подвоха в его вопросе.
   - Нет, конечно, здесь не улица. Здесь наш дом.
   - Тогда поцелуйтесь прямо сейчас, - потребовал сын.
   - Давай быстрее раздевайся и иди спать, - нахмурилась  Марта,  -  такие
вещи дети не решают.
   - Почему?
   - Потом объясню. Пожелай папе спокойной ночи.
   Марта, заметно комплексовавшая, увела ребенка спальную. Кемаль прошел в
свою комнату,  стал  медленно  раздеваться.  Ребенок  уже  начал  понимать
характер их отношений. В дальнейшем вообще сложно будет что-либо скрыть от
него. Нужно решиться, и рассказать ему правду об отношениях  с  Мартой,  а
еще лучше официально оформить развод. Может, поймет и  простит.  Если  это
будет единственной виной Кемаля к  тому  времени,  когда  Марк  уже  будет
вполне сформировавшимся человеком. И Кемаль  вдруг  подумал,  что  мог  бы
остаться в этой стране  еще  на  десять-пятнадцать  лет.  И  увидеть,  как
взрослеет его сын.
   Переодевшись, он прошел в кабинет и сел  за  стол.  Включил  телевизор.
Показывали ликование сторонников  Рейгана,  узнавших  о  его  избрании  на
второй срок. Кемаль нахмурился, этот американский  Президент  пережил  уже
двух Генеральных секретарей, судя  по  всему,  переживет  и  третьего.  По
телевидению все время передают о тяжелой  болезни  Черненко  и  показывают
какого-то Горбачева, который станет его  преемником.  Когда  он  уезжал  в
семьдесят четвертом, не было никакого Горбачева. Он вообще не слышал такой
фамилии. Впрочем, тогда он ничего не слышал и о Черненко. Оба они  всплыли
позже, после того, как он уехал к  Турцию.  Ему  ничего  не  говорили  эти
фамилии.
   В семьдесят четвертом были совсем другие люди. Тогда  еще  на  трибунах
стояли Брежнев, Подгорный, Косыгин. Позже Подгорного сняли, и Леонид Ильич
начал совмещать обе должности. А потом начался маразм с вручением  наград.
"Юджин" смотрел по телевизору, как вручают многочисленные ордена и  медали
престарелому Леониду Ильичу, как он покорно нацепляет все новые побрякушки
и лобызается со всеми. Он не  понимал,  что  происходит.  Если  даже  ему,
сидящему в Техасе понятен этот идиотизм, неужели его не видят там, дома? И
почему молчит Юрий Владимирович Андропов, которого  никак  нельзя  назвать
идиотом?
   Когда Андропов стал, наконец,  Генеральным  секретарем,  казалось,  все
изменится, будет по-другому. Он воспринял это как сигнал к  переменам.  Но
Андропов быстро сдал. Уже через полгода стали  появляться  новости  о  его
болезни, а еще через полгода он был тяжело и безнадежно  болен.  Сменивший
его Черненко уже в день своего назначения ясно показал, что тоже не  жилец
на этом свете. Его задыхающийся, сухой голос астматика слышал весь мир.  И
все понимали, что скоро в Москве появится  новый  хозяин.  Впервые  Кемаль
увидел Горбачева в  одной  из  передач.  Молодой,  симпатичный,  лысый,  с
какими-то пятнами на лбу. Некоторые  астрологи  утверждали,  что  подобные
пятна означают конец "империи зла" и начало большой мировой войны.
   Почему им  нужна  именно  эта  продукция  "Дженерал  электрик"  подумал
Кемаль,  вспомнив  о  словах  Питера  Льюиса.  Куда  они   собираются   ее
поставлять? Нужно будет поискать  среди  своих  знакомых,  кто  может  ему
помочь. Кажется, сам мистер Саймингтон был связан с компанией. Нужно будет
ему  позвонить.  Хотя,  после  провала  Тома,  лучше  было  бы  вообще  не
вспоминать  о  Техасе.  У  Саймингтона  там  хорошие  связи,  нужно  будет
попросить его о помощи. За пять дней он, конечно, не управится, это  глупо
и нереально. А вот дней через пятнадцать  он,  пожалуй,  сумеет  раздобыть
нужные документы и все-таки попытаться выяснить,  какую  именно  продукцию
заказали у компании АНБ и ЦРУ, и куда они собираются ее поставлять.
   А потом все можно будет быстро передать через Тома. Господи, как же  он
все время забывает! Ведь Тома уже нет, он уже просто не существует. Какого
друга он потерял! Даже сегодня, сидя рядом с сыном, он помнил о Томе.  Как
все это глупо и страшно, в который раз подумал Кемаль.
   Подойдя к бару, он достал бутылку  виски.  Даже  обычную  водку  он  не
покупал,  опасаясь  ненужного  любопытства   и   подозрения   в   излишнем
пристрастии. Плеснув  в  стакан  виски,  он  прошел  на  кухню  и  добавил
несколько кусочков льда. Виски он пил обычно неразбавленным,  так  напиток
больше похож на водку. Он сидел за  столом,  когда  в  его  кабинет  вошла
Марта. Она была в легком домашнем халате.
   - Марк уже заснул, - сказала она.
   - Хорошо, - кивнул он.
   - Ты стал много пить, - сказала она, - раньше не позволял себе этого.
   - Раньше я многого не позволял, Марта, - мрачно заметил он.
   - Мы уедем через три дня.
   - Вы же хотели остаться на неделю, - он  по-прежнему  не  предлагал  ей
сесть. А она по-прежнему стояла в дверях. Слишком свежи были в  памяти  их
постоянные скандалы и ссоры.
   - Думаю, нам лучше уехать пораньше, - сказала она, уклоняясь от ответа.
   Он посмотрел ей в глаза.
   - Выпить хочешь?
   Нужно было видеть ее изумленное лицо.
   - Может, быть, - сказала она, входя в комнату.
   Он налил виски во второй стакан. Сходил на кухню за льдом.
   Она села в кресло напротив него. Взяла стакан.
   - За тебя.
   - За тебя, - как эхо повторил он.
   - Как ты живешь, Кемаль? - спросила Марта. - Ты сегодня был какой-то не
такой, как всегда.
   - У меня неприятности, - проворчал он, не говорить же ей о смерти Тома.
   - Бизнес?
   - Да.
   - Мой отец может тебе чем-то помочь?
   - Нет.
   - А я?
   - Тоже нет.
   - У тебя есть постоянная женщина?
   Какой плавный переход, подумал он.
   - У меня нет постоянной женщины, - ответил он почти честно.
   Разве можно считать Сандру постоянной партнершей, подумал он.
   - Но женщины у тебя были?
   - Да, были.
   Она помолчала. Потом с вызовом сказала:
   - Ты не спрашиваешь, были ли мужчины у меня?
   Он закрыл глаза. Сегодня это волновало его менее всего.
   - У тебя были мужчины? - спросил он, выдавив из себя вопрос.
   - А как ты думаешь? - горько спросила она. - Разве ты не  знаешь  моего
отца? Он всегда говорил о репутации Саймингтонов. Разве в  нашем  Хьюстоне
можно сделать что-нибудь такое? Об этом сразу будет говорить  весь  город.
Нет, Кемаль, о нашей семье  и  так  слишком  много  говорят  после  твоего
отъезда. У меня никого не было.
   - В этом тоже виноват я?
   - Отчасти. Все знают, что я пока замужем и никто  не  решается  ко  мне
подкатить.
   - Ты хочешь оформить развод?
   - Думаю, так будет лучше, - прямо сказала она.
   - У тебя кто-то появился?
   - Нет. Просто так будет честнее. А Марк уже не ребенок. Он начинает все
понимать. Ему трудно будет объяснить, почему мы не живем вместе.
   - Думаешь, ему будет лучше, если мы разведемся?
   - Нет. Он тебя очень любит. Но так будет более правильно. Ты сможешь  с
ним видеться, когда захочешь.
   - Поступай, как считаешь нужным, - выдохнул он.
   Она встала, направилась к двери, потом решительно повернулась.
   - Извини, - сказала она, поговорить не только об этом.
   - О чем еще? - мрачно спросил он.
   - Ни о чем, - ей не понравился его тон. - Спокойной ночи.
   Она вышла слишком быстро,  чтобы  он  не  почувствовал  ее  настроения.
Вздохнув, он встал из-за стола и пошел в спальню, где оставались  Марта  и
Марк. Ее там не было. Он услышал приглушенные звуки из  другой  спальни  и
направился  туда.  Марта  лежала  на  кровати  и  плакала.  Это  было  так
неожиданно, что он замер. Неужели он чем-то обидел ее? Он  подошел  ближе,
сел рядом на кровать. Осторожно дотронулся до ее волос.
   - Что произошло, Марта?
   - Уходи, Кемаль. Все в порядке.
   - Объясни, что случилось?
   Она лежала, ничего не говоря.
   - Я тебя чем-то обидел? - спросил он.
   Она подняла голову, вытерла слезы:
   - Ничего, все уже в порядке, все хорошо.
   - Мне не нравится твое настроение в эти дни.
   - Мне оно не нравится самой, -  вздохнула  женщина,  -  так  глупо  все
получилось. Честно говоря, я думала, мы помиримся,  а  вместо  этого...  В
общем, знаешь, как плохо я живу...  Все  время  одна.  Никого  нет  рядом.
Мужчины боятся появляться на нашем ранчо. Отец не  разрешает  мне  слишком
часто оставлять Марка одного. Мы просто очень разные  люди,  Кемаль.  Отец
предупреждал меня тогда, но я не послушалась.
   Он погладил ее волосы.
   - Мы оба виноваты, что так произошло, - шепотом  сказал  Кемаль,  -  ты
думаешь у нас получится? Мы сумеем все склеить?
   - Раньше я думала, что получится. Теперь  -  вижу,  нет.  У  тебя  своя
жизнь, у меня своя. Ты  слишком  восточный  человек,  Кемаль.  Тебе  нужна
жена-хозяйка. А я такой никогда не смогу стать. Нам нужно  разводиться,  -
твердо сказала она.
   - Да, наверное, ты права. Но мы ведь останемся друзьями? - спросил он.
   Она улыбнулась.
   - Иногда я хотела тебя убить.
   - А я тебя, - признался он.
   Она засмеялась.
   -  Помнишь,  когда   мы   впервые   обедали   в   этом   ресторане   на
Рокфеллер-плаза? - спросила она.
   - Конечно, помню, ты тогда ждала Марка.
   Она поднялась.
   - Ты меня извини, я кажется,  немного  разволновалась.  Эта  история  с
Марком, его сегодняшний вопрос о поцелуях.
   - Спокойной ночи, - поднялся и он.
   - Спокойной ночи, - пожелала Марта, первой выходя из комнаты.
   Ночью он почувствовал, как осторожно  она  вошла  в  его  комнату,  как
прошла к его постели и легла рядом с ним. Он повернулся на бок и увидел ее
глаза. И вдруг он понял, что если сейчас ее прогонит,  то  совершит  нечто
большее, чем просто оскорбит женщину.  Он  унизит  ее,  опозорит,  нанесет
самую страшную рану в ее жизни. И он протянул к ней руку, чувствуя себя  в
душе подлецом.  Это  была  фактическая  измена  Сандре.  Измена  со  своей
собственной женой. Ведь изменяют только любимым. Нелюбимых обманывают.
   Утром Марта ушла от него и больше за три дня ни разу не приходила в его
спальную. Очевидно, это был  некий  эмоциональный  шок,  который  требовал
своего выхода. Еще через три дня  они  улетели  с  Марком  в  Хьюстон.  На
прощание в аэропорту она пожала ему руку и, заглянув в глаза, прошептала:
   - Спасибо.
   Он понял, это была благодарность за ту единственную ночь, которая нужна
была ей для обретения равновесия и  необходимой  устойчивости.  Нужна  для
веры в саму себя. И он дал ей эту веру, не оттолкнув в эту ночь.
   Еще через несколько дней он улетел в Калифорнию. Поездка была  удачной,
уже через четыре дня он знал, что компания "Дженерал электрик"  по  заказу
АНБ и ЦРУ  отправляет  свое  оборудование  на  Аляску.  Оборудование  было
специально  приспособлено  для  прокладывания  кабеля  по   дну   моря   и
подключению к другим системам. На следующий день он передал все  документы
Питеру Льюису. А еще через неделю  получил  уведомление  о  бракоразводном
процессе с Мартой Саймингтон. Истцом по делу выступала сама Марта.





   - Весь  советский  народ  идет  на  выборы,  демонстрируя  несокрушимое
единство партии и народа. За единый блок коммунистов и  беспартийных  идет
отдавать свои голоса трудовая Москва, - радостно сообщил диктор,  Крючков,
поморщившись, подошел к телевизору, убрал звук. Несмотря на  то,  что  это
был кабинет руководителя советской разведки, телевизор в нем стоял старый,
отечественный, и  никакого  дистанционного  управления  не  было.  Крючков
вернулся за стол. В кабинете кроме него сидели генералы  Грушко,  Голубев,
Дроздов и полковник Грибин. Несмотря на это, хозяин кабинета, не  любивший
фамильярностей, не стал просить никого из присутствующих убавить звук.  Он
прошел суровую  школу  дипломатической  и  партийной  работы  и  не  любил
выставляться. И тем более проявлять нескромность. Это была не поза  -  это
было его правилом жизни. Из  веселого,  общительного  парня  с  годами  он
превратился  в  жесткого,  сухого,   педантичного   руководителя,   строго
требовавшего с подчиненных и не прощавшего им ни малейшей небрежности.
   Телевизор  он  включил,  чтобы  посмотреть  как  Гришин  уговорит   уже
смертельного больного Черненко выйти к мониторам телевидения для участия в
голосовании. Черненко не мог ни ходить, ни говорить, ни соображать. Но его
безжалостно подняли из постели и заставили стоять у  камеры,  демонстрируя
всему миру явственную печать смерти, лежавшую на лице обреченного генсека.
Крючков, просмотрев эту программу еще раз, убедился, что Черненко не жилец
на этом свете. Слухи ходили давно, но в КГБ все всегда знали лучше.  Здесь
знали, например, что  их  руководитель  -  Председатель  КГБ  Чебриков  не
скрывает, что в грядущей схватке за власть будет на  стороне  андроповской
команды. Все понимали, что симпатии на Политбюро могут  разделиться  между
Гришиным или Романовым с одной стороны и  Горбачевым,  которого  поддержат
андроповские выдвиженцы, с другой.
   При  любом  раскладе   поддержка   такой   организации,   как   Комитет
Государственной Безопасности, отвечавший в  том  числе  и  за  организацию
охраны членов Политбюро и их семей, стоила очень  многого.  Крючков  знал,
что за Горбачева собирается выступать Громыко,  когда-то  мечтавший  стать
первым и теперь собирающийся  выдвигать  свою  кандидатуру  на  паритетных
началах. При этом, по взаимной  договоренности,  Горбачев  получал  высший
пост в партии, а Громыко высший пост в государстве.
   Крючков сел за стол и начал совещание.
   - Докладывайте, - разрешил он генералу Грушко,  своему  заместителю  по
европейскому направлению.
   Тот привычно нахмурился, посмотрел коллег и начал говорить:
   - В прошлом году к нам стали поступать сигналы о  ряде  провалов  нашей
агентурной сети по линии  третьего  отдела.  Особенно  показательным  было
сообщение нашего агента в США "Юджина" о том, что его сообщение  по  базам
подводных лодок в Великобритании стало известно английской и  американской
стороне. Тогда мы провели проверку, но ничего не обнаружили.
   Крючков слушал молча, глядя куда-то в сторону. Было заметно, как сильно
он нервничает.
   - Мы продолжали наши оперативные  мероприятия  совместно  с  внутренней
контрразведкой и руководством третьего  отдела.  Но  затем  произошла  эта
история в Америке. "Юджин", не получивший от нас подтверждения и  случайно
потерявший второго связного в Чикаго, вышел на связь через  первый  канал,
уже заблокированный американцами и отправил очередное донесение. Как потом
объяснял  сам  агент,  он  хотел  таким  образом  установить,  где  именно
происходит утечка информации при переправке его донесений. Благодаря этому
нам удалось проверить всю линию и сделать однозначный  вывод,  что  утечка
могла  произойти  только  в  Англии,  среди   нашего   персонала   местной
резидентуры.
   Грибин,  сидевший  рядом  с  Грушко,  выглядел  особенно  измученным  и
уставшим. Он понимал, что в случае любой неудачи оргвыводы  будут  делать,
начиная именно с него.
   - "Юджин"  подверг  себя  ненужному  риску,  потерял  одного  из  своих
связных, но помог нам точно установить и очертить возможный район  поиска.
На сегодняшний день проверяются все офицеры нашей резидентуры в Англии,  -
продолжал Грушко, - мы старались производить проверку  своими  силами,  не
привлекая для этого Второе Главное Управление. Поменяли нашего резидента в
Англии еще в середине прошлого года, когда Гука [Гук Аркадий Васильевич  -
резидент ПГУ  КГБ  в  Лондоне  с  1980  по  1984  годы]  сменил  Никитенко
[Никитенко Леонид Ефимович - исполняющий обязанности резидента с мая  1984
по май 1985 года], но по предложению руководства отдела на эту вакансию  в
январе был рекомендован полковник Олег Гордиевский. В настоящее  время  он
уже ознакомлен с личным шифром резидента для связи  с  Центром.  Никитенко
должен улететь из Лондона через два  месяца  и  тогда  Гордиевский  станет
новым резидентом в Лондоне. Пока он не знает о нашем  поиске,  но,  думаю,
что его нужно ввести в курс дела, очертив круг подозреваемых,  которых  мы
проверяем в первую очередь.
   Грушко перечислял все  это  несколько  напряженным  голосом.  Ему  было
неприятно говорить об этом при Дроздове, уже давно и упорно  доказывающем,
что среди его нелегалов нет предателей,  что  утечка  информации  идет  из
местных резидентур третьего отдела. Теперь приходилось признавать  правоту
начальника управления, занимавшегося  нелегалами.  Юрий  Иванович  Дроздов
четыре года работал в Нью-Йорке резидентом ПГУ КГБ - с семьдесят пятого по
семьдесят девятый и обладал колоссальным  опытом  разведывательного  дела.
Грушко   было   неприятно,   что   Дроздов   оказался   прав,   но,    как
дисциплинированный человек, он перечислял все, ничего не упуская.
   - Что думаете делать? - спросил Крючков.
   - Анализ показывает, - ответил Грушко несколько напряженным голосом,  -
что в подобных случаях привлечение сотрудников местной  резидентуры  и  их
агентов оказывается недостаточным. Если  источник  информации  англичан  и
американцев сидит в нашей резидентуре, то, значит, все известные связи  по
всем направлениям оказываются под угрозой.  В  связи  с  этим  руководство
третьего отдела и управление внутренней контрразведки  считают  правильным
задействовать других агентов, не связанных напрямую с нашей резидентурой в
Лондоне.
   - А вы что думаете об этом? - хмуро спросил Крючков у Дроздова.
   -  Я  согласен,  -  мрачно  ответил  Дроздов,  -  но  считаю,  что  для
подтверждения наших предположений нужно использовать внутренние резервы  в
самой Англии. Это быстрее и проще, чем подставлять кого-то из нелегалов, к
тому же, возможно, известных "кроту".
   Он был в плохом настроении. Подтверждались его мысли о  наличии  чужого
"крота" среди сотрудников английской  резидентуры.  Но  он  не  чувствовал
особой радости, понимая, что основная нагрузка по проверке  данных  Грушко
ляжет на его управление.
   Все поняли, о чем говорил Дроздов. Это была так называемая линия  "ОЦ".
Особо  ценные  агенты  подчинялись   напрямую   управлениям   ПГУ,   минуя
резидентуры на местах. Это делалось для дублирования информации и проверки
сообщений, независимо друг от друга. Кроме того,  таким  образом  агентура
предохранялась от провалов в случае  неожиданной  измены  и  была  надежно
защищена. Такая цепь была продумана после ареста и  разоблачения  Рудольфа
Абеля, работавшего  много  лет  нелегалом  в  Америке  и  выданного  своим
связным, работавшим на местную резидентуру. Наиболее ценные агенты шли  по
линии "ОЦ" и были известны лишь немногим лицам в руководстве ПГУ. Именно о
них теперь и говорил Дроздов.
   - Согласен, - быстро сказал Крючков, - мы обязаны, наконец, установить,
почему у нас был ряд провалов в Великобритании. И самое главное  -  почему
англичане так последовательно и быстро высылали наших резидентов. Мне дали
справку, и я убедился, что за последние десять лет они выслали  семнадцать
наших сотрудников. Ни в одной другой стране такого не было. Это говорит  о
многом.
   - Мы все проверяли, - вмешался Голубев, -  за  это  время  вся  местная
резидентура практически поменялась, все  офицеры  прошли  проверку.  Скоро
будет назначен новый резидент. Мы делаем все возможное.
   - Видимо, не все, - сухо сказал Крючков, видимо, не все.
   Начальник третьего отдела  Грибин  сидел,  стараясь  не  вмешиваться  в
разговор генералов. Все равно, крайним будет он, в который раз  с  горечью
думал Грибин.
   - Все свободны, - разрешил Крючков. - Юрий Иванович, вы задержитесь,  -
попросил он Дроздова.
   И только когда вышли участники совещания, спросил:
   - Как дела у "Юджина"?
   - Слава богу, - ответил Дроздов, - после провала его связного мы  очень
беспокоились за него. Но пока ничего страшного. Он работает нормально.
   - Сколько лет уже он там?
   - Больше десяти, - ответил генерал.
   - Да, - сказал, вспоминая Кемаля, Крючков, - никогда не думал,  что  он
сумеет так удачно закрепиться.
   - У него хорошая легенда. Редкое  сочетание  комбинаций.  Такое  бывает
очень редко, Богатые родственники за границей и практически никто  из  них
не знал его в лицо. Тогда была проведена большая работа.
   - Это заслуга Юрия Владимировича,  -  вспомнил  своего  покойного  шефа
Крючков. -  Под  его  руководством  мы  проводили  тогда  подготовку  всей
операции.
   - У "Юджина" теперь новый связной. Все  его  данные  по  прошлому  году
оказались удивительно точными. И  насчет  возможной  утечки  информации  в
Великобритании, и насчет этого подводного кабеля. Мы тогда представили его
к ордену Ленина.
   - Он об этом знает?
   - Мы ему сообщили.
   - Как там с кабелем? - спросил Крючков.
   - Работает, - ответил Дроздов, - этим  занимается  сейчас  шестнадцатое
управление. Я специально интересовался. Они говорят, что наши сообщения им
очень помогли [шестнадцатое управление КГБ  отвечало  за  радиоперехват  и
электронную разведку]. Ведь вы  помните,  что  мы  получили  сообщение  от
нашего информатора в АНБ, но не могли установить, для чего  именно  АКБ  и
ЦРУ заказали эту продукцию в "Дженерал электрик". Только  после  сообщения
"Юджина" о том, что кабель будет морозоустойчивым,  мы  смогли  определить
конкретный район поисков. Иначе бы никогда не узнали о том, что американцы
планируют подключиться к нашему подводному кабелю в Охотском море.
   - Да, "Юджин" сумел неплохо проявить себя, - согласился  Крючков.  -  В
его устах это была высшая похвала. Он не любил хвалить своих  сотрудников,
выполнявших, по его мнению, свой воинский долг. - Но главное для нас - это
утечка информации.
   - Нам задействовать  кого-нибудь  из  нелегалов  в  Англии?  -  спросил
Дроздов.
   - Нет, о них может быть известно этому "кроту". И тогда они  будут  под
наблюдением английских спецслужб, - жестко отрезал Крючков.
   Дроздов молчал.
   - Вы можете поручить это вашему "Юджину"? - вдруг спросил Крючков. - Он
ведь вне подозрений.
   - Но он никак не связан с этими  кругами,  -  удивился  Дроздов.  -  Вы
знаете  сферу  его  деятельности.  Это  военная  промышленность,  поставки
вооружений. Он не сможет выйти на английскую разведку.
   - Я не это имел в виду, - хмуро ответил Крючков, - может повторить  то,
что он уже однажды сделал в Балтиморе?
   - Проверить снова всю линию связи? - понял Дроздов.
   - Да, снова проверить всю линию. Но на  этот  раз  не  американскую,  а
английскую. Об операции будет знать только  наш  резидент  в  Лондоне.  Вы
можете продумать такой план?
   - Я понял, - кивнул Дроздов, - послать в  Лондон  какое-нибудь  срочное
сообщение "Юджина", чтобы англичане заволновались.  И  начали  немедленную
проверку в подтверждение этого сообщения вместе с  американцами.  А  потом
уточнить, кто именно знал об этом сообщении.
   - Правильно.
   - Но это очень рискованно, Владимир Александрович,  -  немного  подумав
ответил Дроздов, - а если в Лондоне сумеют разгадать нашу игру?
   -  Сделайте  так,  чтобы  они  не  разгадали.   Свяжитесь   с   другими
управлениями. Продумайте все в деталях. И никто, ни  один  человек,  кроме
резидента в Лондоне, не должен знать о нашей операции. Вы меня понимаете?
   - Да, - обреченно сказал Дроздов, - конечно, понимаю.
   Смертельно больной Черненко нервировал всех, понимал  генерал  Дроздов.
Крючкову  нужен  успех,  ему  нужно  обязательно  найти  этого  "крота"  и
отчитаться перед новым руководством. Именно сейчас. И ради этого он  готов
поставить на карту даже "Юджина". Впрочем, нет, Крючков не стал бы  делать
этого из чисто эгоистических мотивов. Скорее другое. Его просто выводит из
себя наличие "крота" в собственном ведомстве. И он  готов  идти  на  любые
жертвы,  стараясь  найти  этого  человека.  Как   педантичный   бухгалтер,
проверяющий многомиллионный отчет в надежде разыскать пропавший пятак.  Он
не успокоится, пока не найдет этого "крота".
   Дроздов встал.
   -  Я  все  понял,  Владимир  Александрович.  Сообщение  "Юджина"  будет
передано в Англию.





   В  этот  апрельский  день  Кэвеноу  впервые  после  самоубийства   Тома
Лоренсберга снова приехал в ЦРУ. На этот  раз  его  пригласил  туда  новый
начальник отдела  Александр  Эшби.  Шервуд  был  отправлен  на  пенсию,  и
аналитик  Эшби  стал  руководителем  отдела.  Кэвеноу  помнил,  при  каких
обстоятельствах они встречались до этого несколько раз, и не  очень  желал
снова встретиться с Эшби,  живым  напоминанием  его  провалов  по  розыску
"Вакха".
   Но все эти месяцы он продолжал свои упорные поиски. Кэвеноу словно  дал
себе слово - не успокоиться, пока загадочный "Вакх" не  будет  вычислен  и
задержан его службой. И вот, сегодня утром  ему  позвонил  Эшби,  намекнув
наконец, что может помочь в его безуспешных поисках.
   И поэтому Кэвеноу приехал в Лэнгли. Но войдя в кабинет и обнаружив  там
еще двух  посетителей,  он  нахмурился.  В  кабинете  находились  резидент
английской разведки в Вашингтоне  Блант  и  вновь  приехавший  из  Лондона
Хэшлем.
   - Добрый день, господа, -  весьма  недружелюбно  сказал  Кэвеноу,  -  я
думал, мы с вами никогда больше не увидимся.
   - Это было бы большим огорчением  для  вас,  мистер  Кэвеноу,  -  сразу
парировал Хэшлем. - Мы, наоборот, горели желанием вас  увидеть  и  оказать
помощь. Ведь в последний раз вы так и  не  смогли  завершить  свои  поиски
чем-то конкретным.
   - Мы нашли тогда связного, - прохрипел Кэвеноу.
   - Простите, мистер Кэвеноу, -  возразила  эта  маленькая  шипящая  змея
Хэшлем, - но вы получили только труп. Бесполезный  труп.  А  это,  как  вы
понимаете, совсем разные вещи.
   - Не будем начинать с  этого,  -  примирительно  сказал  Эшби,  -  наши
английские  друзья  снова  приехали  к  нам,  чтобы  провести   совместную
операцию.
   - Будем надеяться, что она будет  результативнее  предыдущей,  -  решил
вернуть свое очко Кэвеноу, - а то я могу подумать, что им просто  нравится
летать за океан.
   Хэшлем усмехнулся:
   - В этот раз мы прилетели, имея более определенные результаты.
   Блант,  хранивший  молчание,  презрительно  отвернулся.  Как  настоящий
аристократ и разведчик, он не любил "ищеек" типа Кэвеноу ни в полиции,  ни
в контрразведке и относился к ним с видимым презрением.
   - Господа, - строго сказал Эшби,  -  мы  собрались  ради  общего  дела.
Давайте не будем забывать об этом. Итак, мистер Кэвеноу,  кажется,  у  нас
есть определенные результаты, которыми мы даже готовы  поделиться  с  ФБР.
Но, предупреждаю вас, что  все,  что  сегодня  будет  произнесено  в  этих
стенах, является строго секретным  и  не  подлежит  оглашению  без  нашего
согласия. Поэтому мы и пригласили наших английских друзей.
   - Согласен, - кивнул Кэвеноу.
   Хэшлем просто наклонил голову.
   - Разумеется, - сказал Блант.
   - Мы сумели вычислить этого "Вакха", - почти торжественно объявил Эшби,
- мы сумели подобраться к нему вплотную.
   Кэвеноу весь превратился во  внимание.  Это  было  его  самое  уязвимое
место.
   - После смерти Тома Лоренсберга ФБР и  мы  провели  большую  работу,  -
начал Эшби. - Проверяли всех, кого мог знать Лоренсберг, кого он мог знать
или кто мог знать его, с кем он встречался за последние годы. Мы проверяли
всех и все. Наши коллеги из ФБР, и в этом большая заслуга мистера Кэвеноу,
сумели установить, что вся предыдущая жизнь мистера Тома Лоренсберга  была
настоящей фикцией, легендой. Такого человека просто не существовало. Мы  и
раньше предполагали, что он  нелегал,  слишком  явно  прорисовывалась  его
специальная  подготовка,  умение  уходить  от   наблюдения,   контакты   с
окружающими. Но ФБР убедилось в этом абсолютно. Мистер Том Лоренсберг  был
советским офицером, нелегалом,  сумевшим  закрепиться  в  нашей  стране  и
работать на резидента.
   Эшби чуть отдышался, оглядел всех троих и продолжал рассказывать.
   -  Нам  казалось  важным  не  только  очертить  непосредственный   круг
подозреваемых, но и продумать концептуальный подход к розыску  "Вакха".  И
мы такой подход нашли. Тогда, приехавший  в  Балтимор,  резидент  закрепил
конверт  с  посланием  в  "Мак-Дональдсе".   Помощники   мистера   Кэвеноу
справедливо искали либо людей, видевших самого резидента, либо машину,  из
которой он  выходил.  Но  никто  этого  не  видел,  за  исключением  одной
случайной свидетельницы, которая помнила только конверт и никак  не  могла
вспомнить даже роста незнакомца, во что именно он был одет.
   - Нужно отдать должное  нашим  аналитикам,  -  продолжал  Эшби,  -  они
прокручивали  практически  все  варианты,  пытаясь   обнаружить   зацепку,
благодаря которой мы могли бы выйти на нашего резидента. И  такую  зацепку
найти нам удалось. - Он сделал эффективную паузу  и  затем  сказал:  -  Но
сначала я хочу обратить ваше внимание на тот  балтиморский  вариант.  Ведь
тогда мы не стали задерживать этого шведа...
   - Сюндома, - подсказал Кэвеноу.
   - Благодарю  вас,  Сюндома,  который  благополучно  передал  конверт  в
резидентуру советской разведки. Позже, через своих людей мы выяснили,  что
проявивший выдержку мистер Кэвеноу оказался абсолютно прав.  Конечно,  это
была дезинформация и мы ее пропустили.  Но  наши  английские  друзья  были
встревожены, что мы, узнав от них  об  утечке  информации  по  базированию
наших подводных лодок, повернули их обратно в  Южную  Америку.  Обе  лодки
тогда шли в Великобританию и наши друзья, передавшие нам  эту  информацию,
были шокированы, узнав о нашем решении. Признаюсь, не лучшем  решении.  Но
такие вещи, как вы  понимаете,  господа,  решаю  не  я,  и  даже  не  наше
руководство. На таком решении настояло тогда военное ведомство,  а  у  них
всегда бывают свои резоны. Как бы там ни было, мы фактически подвели наших
английских друзей. Ведь сообщение об их направлении мы получили от  Сикрет
Интеллидженс  Сервис,  которых  в  свою  очередь,  информировал,  как   мы
предполагаем, их наиболее ценный агент в советской разведке.
   - Наконец, в ЦРУ начали работать аналитики  такого  масштаба,  как  вы,
мистер Эшби, - довольным голосом  заметил  Блант,  -  старина  Шервуд  был
слишком консервативен. И не имел такого планетарного мышления, как вы.  Он
больше думал  о  своей  стране,  чем  об  интересах  союзников,  об  общих
интересах.
   Он сказал это намеренно, чтобы его  услышал  и  понял  Хэшлем.  Старики
часто бывают консервативны, понял Хэшлем, который был другом  Шервуда.  Но
посланец из Лондона ничем не выдал  своего  отношения  к  словам  молодого
коллеги. Он был для этого достаточно умен.
   - Речь идет не о планетарном  мышлении,  -  возразил  сам  Эшби,  -  мы
говорим сейчас о розыске этого "Вакха". Уже тогда было ясно, что по лодкам
мы имеем очень ценного агента, внедренного в нашу военную промышленность.
   - При чем тут промышленность? - не понял Кэвеноу.
   - Обе лодки получали одновременно некоторые технические детали с одного
из калифорнийских заводов, - пояснил  Эшби,  -  совпадение  исключено.  Мы
проверяли все подводные лодки и смогли установить,  в  чем  наличие  общих
черт именно у этих двух подводных лодок. Вы меня понимаете?
   -  Вы  хотите  сказать,  что  агент  "Вакх"  знал,  куда  должны  пойти
технические детали этих лодок, - понял Хэшлем.
   - Конечно. Он знал, где в Англии находился пункт назначения и  вычислил
базу НАТО. Остальное было совсем нетрудно.  Но,  повернув  обе  лодки,  мы
приняли непродуманное решение. Советская разведка  поняла,  что  мы  имеем
своего информатора среди ее сотрудников. Эта была наша большая ошибка и  я
официально приношу свои извинения английским коллегам.
   - Дело  прошлого,  -  сказал  весьма  довольный  Блант.  Не  часто  ему
приходилось слышать подобные слова от жесткого, упрямого Шервуда.
   - Вы говорили о зацепке, благодаря которой вышли на "Вакха", - раздался
нетерпеливый голос Кэвеноу.
   - Минуту терпения, мистер Кэвеноу, - улыбнулся Эшби. Он разыгрывал свою
партию по всем законам драматического жанра, оставив финал на самый конец.
   - Теперь, самое важное для нас - это не про сто вычислить "Вакха", но и
постараться   хоть   как-то   компенсировать   вред,   причиненный   нашим
прошлогодним решением. Если мы просто возьмем "Вакха", то русские,  и  без
того очень сильно подозревающие об успехе наших коллег, сделают все  чтобы
вычислить английского агента. А нам не хотелось бы, чтобы вы теряли такого
человека.
   Хэшлем насторожился. Ему очень не нравился сегодняшний почти извиняющий
тон Эшби. За этим обязательно будет какая-нибудь пакость, которую янки  не
раз подкладывали своим заокеанским друзьям-союзникам. И он не ошибся. Эшби
улыбнулся и высказал, наконец, свое предложение:
   - Мы обязуемся не  трогать  "Вакха",  чтобы  не  подводить  информатора
английской разведки, но и наши друзья обязуются помочь нам.
   - В чем помочь? - не понял Хэшлем.
   - Две недели назад ваша разведка совместно с нашим АНБ начала  проверку
всех  систем  электронной  связи.  Но  затем  неожиданно   проверка   была
приостановлена.
   - Откуда вы знаете? - не выдержал Хэшлем, вставая со стула, - или  ваше
ведомство имеет своих агентов и в нашем ведомстве?
   Блант удивленно смотрел на него Он никогда не слышал об этом  Его  даже
не поставили в известность.
   - Вы работали вместе и в Канаде, - спокойно пояснил Эшби, - а  это  уже
чужое государство, в котором есть и наши люди Хотя они наши  союзники,  но
все таки. Согласитесь, мы должны были знать, чем занимаются в Канаде такие
мощные службы,  как  ваша  и  АНБ.  Иначе  мы  просто  зря  тратим  деньги
налогоплательщиков.
   Блант  сжал  губы.  Когда  они  останутся  одни,   он   выскажет   свое
недовольство этому старикашке из Лондона.  Хэшлем  был  доволен.  Он  явно
отомстил своему молодому коллеге за его слова о  "консерватизме"  старшего
поколения.
   - Ладно, - буркнул он, -  будем  считать,  что  я  вам  поверил.  Хотя,
наверняка вы держите на всякий случай своих людей и в нашей разведке. И  в
канадской. Интересно, в АНБ вы тоже имеете своих людей?
   - Как и вы в нашей, - парировал, улыбаясь, Эшби, -  тем  не  менее,  вы
меня перебили.
   - Извините, - сказал Хэшлем.
   - Ничего, я понимаю ваше негодование. Я снова делаю наше предложение  -
мы обязуемся пока не трогать "Вакха", а вы гарантируете нам вашу помощь.
   - В чем именно?
   - Та операция, которую вы приостановили, - пояснил Эшби. - Дело в  том,
что мы сами собирались проверять совместно с АНБ всю  систему  электронной
разведки.
   - Почему? - удивился Хэшлем.
   - По нашим сведениям, "Вакх" был связан  с  промышленным  производством
различных компаний, в том числе и с  поставкой  некоторого  специфического
оборудования "Дженерал электрик". Мы продумывали одну операцию, которую  с
огромным трудом осуществили.  Но  теперь  нашим  аналитикам  кажется,  что
русские все время просто дурачили нас. Они заранее знали о нашем плане.
   Хэшлем  быстро  взял  листок  бумаги  и,   не   обращая   внимания   на
продолжавшего злиться Бланта и  ничего  не  понимавшего  Кэвеноу,  написал
несколько слов, протянул листок Эшби. Тот прочел следующие слова Хэшлема:
   "Операция "Айви Беллз". Подводный кабель в Охотском море".
   Он нахмурился и быстро разорвал записку. Затем посмотрел на всех  троих
и мягко произнес:
   - Простите, господа. Это, конечно, не из-за недоверия к вам. Вы  правы,
мистер Хэшлем, речь идет об этой операции. Так вы о ней слышали?
   - Они обо всем знают, - тихо сказал Хэшлем, - они все знают.
   - Так я и думал, - кивнул Эшби. - Тогда я снимаю наше предложение,  все
правильно.
   - Вы можете, наконец, рассказать нам про "Вакха" - взорвался Кэвеноу, -
или по-прежнему будете обмениваться друг с другом записками?
   - Да, конечно, -  согласился  Эшби.  -  Мое  руководство  поручило  мне
официально заявить вам, мистер Кэвеноу, что этот человек  не  должен  быть
задержан ни при  каких  обстоятельствах.  Нам  важно  начать  игру  против
русских. Вы меня понимаете?
   -  Вы  не  сказали,  кто  это?  -  чудовищным  усилием   воли   Кэвеноу
сдерживался.
   - Так вот в  чем  была  наша  зацепка,  мистер  Кэвеноу.  Мы  привлекли
несколько  бывших  советских  граждан  и  попросили  рассказать  о   своих
впечатлениях после переезда в Америку. Это специальная программа Ай-Си, по
которой работают наши аналитики и разведчики. Некоторые  русские  написали
об удививших их автомобильных правах, которые в каждом  штате  свои.  А  в
Советском Союзе они единого образца по всей стране. Вы понимаете?
   Кэвеноу молчал. Он уже начал  догадываться,  но  молчал,  верный  своим
принципам дать возможность собеседнику высказаться.
   - Мы сначала не обратили внимание на этот момент, а потом  поняли,  что
зря не обратили. В  Балтимор  на  своем  автомобиле  не  смог  бы  въехать
человек, не зарегистрировавшийся  в  штате  Мэриленд.  Значит,  оставалось
провести компьютерную проверку. Кого из людей мог  знать  Том  Лоренсберг,
кто был среди его окружения, пусть даже не самого близкого. И водительские
права в штате Техас, и в штате Нью-Йорк. Мы уже тогда  смогли  установить,
что резидент  должен  находиться  в  районе  Нью-Йорка,  куда  прилетел  и
связной, чтобы позвонить в балтиморский отель "Тревел Плаза" Сюндому.  Но,
кроме этого резидент должен  был  иметь  водительские  права  Мэриленда  и
Пенсильвании. Мы проверили все и вышли  наконец,  на  этого  человека.  Он
действительно связан с промышленными поставками вооружений, являясь  одним
из крупнейших производителей электротехнического оборудования. Теперь наша
задача уточнить - является ли он настоящим резидентом советской  разведки.
Сейчас мы проверяем  его  биографию  и  она  не  вызывает  у  нас  особого
энтузиазма.
   - Значит, вы его все-таки смогли вычислить, - понял Кэвеноу.
   - Надеюсь, вы не забыли о моих словах, - напомнил Хэшлем, -  даже  если
он резидент советской разведки, он должен оставаться на  свободе  еще  как
минимум месяца два-три. Потом можете делать все, что вам вздумается.
   - Не беспокойтесь, - заверил его Эшби, - мы сдержим слово.
   - Может, мы все-таки назовете его имя? - спросил Кэвеноу.
   Вместо ответа Александр Эшби достал  из  своего  стола  фотографическую
карточку. Посмотрел на нее, затем протянул карточку Кэвеноу.
   - Знакомьтесь. Это тот самый "Вакх",  которого  вы  искали.  Его  зовут
Кемаль Аслан. Мы нашли его, мистер Кэвеноу.





   Бракоразводный процесс,  к  его  радости  закончился  довольно  быстро.
Очевидно, сказались связи отца Марты и уже к началу года они были свободны
от  всяких  обязательств.  Имущественных  споров  не  возникло,  так  как,
благодаря предусмотрительности мистера Саймингтона,  во  время  заключения
брака были четко оговорены права и обязанности сторон в случае развода.  И
теперь Кемаль мог встречаться с Сандрой совершенно свободно,  но  привычка
находить удивительные места в  американских  провинциях  и  проводить  там
редкие часы отдыха так понравилась обоим, что они по-прежнему съезжались в
маленьких городах и останавливались в уютных небольших отелях.
   Эти встречи с Сандрой были по-прежнему праздником души для  обоих.  Тем
редким наслаждением, которое не просто удовлетворяет партнеров, а заряжает
их на дальнейшую жизнь, позволяет существовать  и  вспоминать  эти  дни  с
благодарностью к Судьбе.
   Прожив столько лет  в  этой  Великой  стране,  он  с  удивлением  начал
замечать, что начинает не просто понимать  и  осознавать  значение  такого
культурного  и  общечеловеческого  феномена,  как  Соединенные  Штаты.  Он
полюбил эту удивительную страну, так  осязаемо  представлявшую  весь  срез
современной цивилизации.
   И если Нью-Йорк был действительно столицей постиндустриального мира, то
почти вся  остальная  часть  страны,  за  исключением  нескольких  крупных
городов, была океаном  провинции,  в  котором  жили  и  трудились  простые
американцы - немного доверчивы, любопытные,  трудолюбивые,  честные  и  до
само  забвения  любящие  свою  родину,  свою   семью   и   свою   свободу.
Развивавшаяся по своим особым законам Америка показывала всему  миру,  как
можно жить в едином  сообществе  людей,  отвергая  расовые,  национальные,
этнические, межплеменные предрассудки. Свобода и  демократия,  начертанные
на знаменах американского образа  жизни,  становились  понятны  при  более
близком знакомстве с Америкой. И хотя здесь, как и в любом обществе,  было
много проблем и много несправедливостей, он видел, как эта страна пытается
приспосабливаться к окружающему миру. Его не посещали сомнения в  верности
избранного пути. Советская система воспитания, ее идеалы и принципы сидели
в нем на уровне подсознания, но, как разумный человек, он не мог не видеть
и положительных сторон американского образа жизни.
   После смерти Константина Устиновича Черненко генеральным секретарем был
избран сравнительно молодой Михаил  Горбачев,  по  возрасту  годившийся  в
сыновья "старцам", прежним правителям  огромной  страны.  Его  стали  чаще
показывать  по  телевизору,  американцы  с  изумлением   обнаружили,   что
советские лидеры умеют не просто изображать  манекенов,  стоя  на  трибуне
мавзолея, но и нормально говорить, общаться  с  людьми,  вести  беседы  на
улицах.  Поначалу  Горбачев   был   слишком   неординарной   фигурой,   не
вписывающейся  в  старый  ряд  прежних  руководителей   государства.   Его
появление было подготовлено самим ходом истории.  И,  когда  он,  наконец,
появился, мир дрогнул. После загадочно-страшного  Сталина,  эмоционального
Хрущева, после желчных старцев,  десятилетиями  поржавших  мир  в  страхе,
после маразматиков и инвалидов, вдруг впервые появился молодой,  уверенный
в себе, даже рассуждающий на людях, Генеральный секретарь. Мир  дрогнул  и
началась эпоха "горбомании".
   В этот апрельский теплый день у Кемаля была назначена встреча с Питером
Льюисом. Иногда, встречаясь с ним на приемах, он  удивлялся,  как  умно  и
толково был подобран связной - неизменно доброжелательный,  разговорчивый,
веселый юрист Питер Льюис. Весь его облик - полноватого, несколько рыхлого
господина с тройным подбородком, лучше  всего  свидетельствовал  и  о  его
образе жизни, и об отношении к  людям.  Он  был  немного  циник,  как  все
юристы, жуир и гурман. Это был настоящий эпикуреец в высшем  смысле  этого
слова, наслаждавшийся жизнью и получавший от нее все удовольствия.  Кемаль
всегда удивлялся, как точно  психотип  подобранного  образа  его  связного
соответствовал внешнему облику мистера Льюиса.
   Обычно сам Питер никогда не звонил.  Просто  по  факсу  в  офис  Кемаля
приходило сообщение о времени  встречи.  При  этом  факс  указывал  совсем
другое число и другое время. Но Кемаль помнил, что от предполагаемых чисел
нужно каждый раз отнимать цифру  четыре.  Факс  приходил  от  какой-нибудь
несуществующей фирмы,  обычно  из  Арканзаса  или  Вайоминга.  Место,  как
правило, оговаривалось особым шифром. Кемаль,  зная,  как  важно  в  таких
случаях выполнять все рекомендации связного, действительно приезжал  через
четыре дня и четыре часа повторно в те же места, встречаясь  с  кем-нибудь
из своих партнеров.
   Сообщение по факсу, пришедшее в этот раз, было не совсем обычным. В нем
указывалось предполагаемое  место  встречи  -  Центр  мировой  торговли  в
Даунтауне и время через пять дней. Кроме того  в  сообщении  стояло  слово
"торговые  сделки",  что  соответствовало  высшей  степени   срочности   и
важности. На следующий день Кемаль поехал в Центр, пересчитав также  время
по заранее условленному шифру. Всю дорогу в Даунтаун он проверял,  нет  ли
за ним наблюдения, но ничего не обнаружил. Подъехал к Центру за полчаса до
назначенного времени.
   Строящийся более десяти лет Центр мировой  торговли  представлял  собой
два больших одинаковых стодесятиэтажных здания, соединенных между собой. В
него входили здание  Таможни,  сорокасемиэтажная  центральная  башня,  два
здания на Плазе. Это был целый комплекс  со  своими  службами,  складскими
помещениям,  стоянкой  на  несколько  тысяч  автомобилей  и  даже  зданием
железнодорожного вокзала.
   Сама встреча с Льюисом должна была состояться в  баре  на  сто  седьмом
этаже одного из зданий Центра, откуда  открывалась  удивительная  панорама
города. Кемаль оставил свой  автомобиль  на  стоянке  и  вошел  в  здание.
Проходя к многочисленным лифтам, он вспомнил,  что  обещал  встретиться  с
японским бизнесменом, прилетевшим из Токио. Достав ручку,  чтобы  записать
поручение своему секретарю, он вошел в лифт. Следом  вошло  еще  несколько
человек. Неожиданно ручка выпала у него из руки, и задетая чьей-то  ногой,
вылетела в вестибюль. Он шагнул поднять ее. Почти сразу кто-то выскочил из
лифта и, замерев  на  секунду,  побежал  к  одному  из  магазинов.  Кемаль
нахмурился: ему не понравилось подобное совпадение.
   Он пошел по вестибюлю. Затем оглянулся, и убедившись, что рядом  никого
нет, вошел в лифт совершенно один. На этот раз  следом  никто  в  лифт  не
вошел. Нажав кнопку, он с некоторым смутным ощущением тревоги ждал,  пока,
наконец,  кабина  закроется.  Лишь  когда  створки  лифта  сомкнулись,  он
вздохнул более спокойно. Может, ему все это просто показалось?
   В этот дневной час после ленча, когда большинство американцев уже съели
свой "второй завтрак" и не приступили еще к обедам, в баре находилось лишь
человек двадцать. Кемаль огляделся. Он выбрал наиболее удаленный от других
столик, жестом подозвал официанта.
   - Рюмку мартини, - попросил Кемаль, - и чашку кофе.
   Официант бросился выполнять заказ. Кемаль обратил внимание на  парочку,
появившуюся в кафе уже после него. Как и положено  влюбленным,  они  также
выбрали самый отдаленный столик,  который  оказался  рядом  с  Кемалем  и,
принялись что-то весело обсуждать. Непонятно почему, но ему не понравилась
эта парочка. Он не мог отделаться  от  гнетущего  чувства  тревоги.  Снова
достал ручку, положил ее на столик и спросил у подошедшего официанта:
   - Где у вас туалеты?
   - В той стороне мистер, - показал официант, - с левой стороны.
   Войдя в туалет, он долго смотрел на себя в зеркало.  Небольшая  щеточка
усов, он начал носить их совсем недавно, многие, в  том  числе  и  Сандра,
уверяли его, что он стал похож на молодого Омара Шарифа. Крупный нос,  под
глазами мешки, чисто выбритое лицо, короткая стильная прическа, очки,  как
всегда, от "Валентино". Почему именно сегодня он так тревожится?  Или  ему
не понравилось сообщение Льюиса?  Непонятно,  что  происходит.  Может,  он
просто не выспался? Он наклонился и, разбрызгивая воду, стал умываться.
   Открылась дверь и в туалете оказался тот самый парень, пришедший в кафе
со своей возлюбленной. Или они только делали вид, что  любят  друг  друга?
Парень встал спиной к нему, но Кемаль, глядя на его спину, чувствовал  как
напряженно стоит молодой человек. Он  покачал  головой  и,  вытерев  руки,
вышел из туалета. Льюиса он ждал целый час. Пока, наконец, понял, что  тот
не придет. Кемаль рассчитался с официантом, дав щедро на  чай  и  вышел  к
лифту. Рядом с ним  стояло  человек  пять.  Уже  не  обращая  ни  на  кого
внимания, он шагнул в лифт и встал боком к людям, вошедшим после него.
   "Кажется, всему приходит конец", - почему-то подумал он.
   Спустившись  вниз  и  пройдя  коридорами  в  вестибюль,  он   вышел   к
автостоянке. Все было спокойно. Или у него действительно пошаливают нервы?
Он открыл ключом свой автомобиль и уже  садился  в  машину,  когда  увидел
записку, лежавшую на полу.  Незаметно  подняв  бумажку,  не  разворачивая,
положил ее на соседнее сиденье. Вполне возможно, что за  ним  наблюдают  с
использованием специальной  техники.  Нельзя  показывать,  что  он  читает
записку. Когда его машина выехала со стоянки, он развернул листок.  В  нем
было всего несколько слов.
   "На месте первого свидания, телефон-автомат напротив, слева".
   Едва скользнув глазами, он понял смысл написанного. Льюис имел  в  виду
небольшой итальянский ресторанчик на Милбери-стрит. Пальцами  правой  руки
он стал рвать ее на мелкие части и, за неимением  ничего  лучшего,  просто
отправлял в рот  эти  частички  бумаги,  пытаясь  сжевать  их.  Непонятно,
подумал Кемаль. Если за ним следят, то почему не берут. Ведь они все равно
его не отпустят. А  если  не  следят,  тогда  почему  Льюис  выбрал  такой
необычный способ оповестить его? Все-таки, видимо, следят. Льюис правильно
все рассчитал. Следят именно за Кемалем, а не за его автомобилем. Поэтому,
пока Кемаль ждал его наверху на сто  седьмом  этаже,  в  кафе,  Льюис  или
кто-то из его людей, сумели беспрепятственно подложить эту записку  в  его
автомобиль.
   Он выехал на Барклай-стрит  и  направился  в  сторону  Литтл  Италии  -
"Маленькой Италии". Никакого "хвоста" за собой он не  заметил.  И  все  же
теперь он уже не сомневался, что наблюдение ведется, и  наблюдение  весьма
умелое и квалифицированное. Подъехав к ресторану, он действительно  увидел
телефон-автомат, и, кажется, не сломанный. Несколько  в  стороне  еще  два
автомата. Какой же тогда из них? Он вышел из автомобиля и неспешно  прошел
к телефонам. Кажется, в записке было написано "слева". Интересно слева  от
чего, от ресторана или если смотреть с  другой  стороны  улицы.  Наверное,
все-таки, от ресторана. Он вздохнул и подошел к левому телефону. И в  этот
момент телефон зазвонил. Он поднял трубку.
   - Кемаль, это я, - услышал он быстрый голос Льюиса. - У нас очень  мало
времени. Запоминай, что я  тебе  скажу.  Несколько  месяцем  мы  не  будем
встречаться. Ты ничего не знаешь. Оборви все связи.
   - Может, мне нужно уходить? - спросил Кемаль.
   - Нет. У них нет ничего, кроме того случая в Балтиморе. Принято решение
о твоей консервации. Пока не ясно, на какой срок. Но будь готов ко  всему.
Каждого первого и пятнадцатого жди нашего сигнала, в семь вечера  в  твоем
офисе. Насчет времени ты помнишь. О встрече мы тебе сообщим. До свидания.
   Кемаль повесил трубку. Огляделся. Улица была пуста. Он пожал плечами  и
пошел к своему автомобилю. Сидевшие в конце улицы в автомобиле  сотрудники
ЦРУ  переглянулись.  Со  стороны  казалось,  что  Кемаль  просто   куда-то
позвонил. Жаль конечно, что им не удалось узнать, куда именно. Но их  ведь
предупреждали: максимальная осторожность во время наблюдения за агентом.





   Получив сообщение из Нью-Йорка, Дроздов просто не поверил. Он  снова  и
снова вчитывался в текст,  пытаясь  осмыслить  его.  И  только  когда  он,
наконец, дошел до его сознания, он нажал кнопку вызова селекторной связи:
   - Полковника Трапакова ко мне. Срочно.
   Сотрудник его управления Трапаков был одним из тех, кто одиннадцать лет
назад готовил операцию по переброске Кемаля на Запад. За прошедшие годы он
стал полковником и одним из руководителей управления "С", перейдя сюда  из
восьмого отдела, где раньше работал. Трапаков вошел  в  кабинет  Дроздова,
чуть прихрамывая. Генерал удивленно посмотрел на него.
   - В чем дело? Что с вашей ногой?
   - По-моему, просто растянул мышцу, - ответил Трапаков.
   Ему шел сорок четвертый год, он выглядел достаточно  молодо  для  своих
лет,  по-прежнему  проводя  довольно  много  времени   на   разного   рода
тренажерах, словно бравируя своей хорошей формой. Многим старшим  офицерам
в КГБ, давно отпустившим животы и потерявшим былую  форму,  это  не  очень
нравилось.
   - Читали сообщение насчет "Юджина"? - спросил Дроздов.
   - Американцы на него вышли, - мрачно подтвердил Трапаков, - мы  слишком
активно  использовали  его  в  последнее  время.  Правда,  наши  аналитики
разработали ему легенду на случай дальнейшего ухудшения ситуации,  но  это
очень опасно. Американцы могут проверить всю его жизнь, начнут копаться  в
его биографии и тогда наша  легенда  начнет  давать  трещины.  Правда,  мы
предупредили наших болгарских коллег, но все может произойти.
   - Нужно  послать  кого-нибудь  из  наших  сотрудников  в  Болгарию  для
координации совместных действий,  -  предложил  Дроздов,  -  нам  придется
держать под контролем все узловые моменты легенды "Юджина".
   - Конечно, - согласился Трапаков, - но  "Юджину"  будет  очень  тяжело.
Связному удалось передать ему наши предложения по  дальнейшему  поведению.
Но все это достаточно проблематично. А отозвать его  мы  не  могли:  иначе
провалили бы всю игру в Англии.
   - Да, - недовольным голосом произнес Дроздов и не было понятно,  то  ли
это согласие, то ли это просто  констатация  факта.  Генерал  помнил,  как
настаивал Крючков подключить к этому делу "Юджина" и не хотел рассказывать
об этом Трапакову.
   - Может, нам все-таки отозвать "Юджина"? - тихо предложил Трапаков.
   - Нельзя, - жестко ответил Дроздов, - не имеем права. Мы  передали  его
сообщение в Англию о проверке всех  кабельных  линий,  в  том  числе  и  в
Северном море. В Охотском море американцам удалось подключиться  к  нашему
кабелю благодаря "Юджину", мы об этом теперь знаем. После нашего сообщения
в Англию началась проверка всех подводных кабелей в Канаде, США и  Англии.
Так сообщили наши источники. А значит,  информатор  англичан  сидит  среди
наших офицеров в Лондоне.
   - Кто-нибудь знает, что это блеф и мы уже давно дурачим американцев?  -
уточнил Трапаков.
   - Только наш резидент в Лондоне.
   - Значит, "Юджин" должен сидеть в Америке, находясь под наблюдением ЦРУ
и  ФБР  до  тех  пор,  пока  мы  не  найдем  "крота"  в  нашей  английской
резидентуре, - подвел итог Трапаков. - А если мы его никогда не найдем?
   - Задача "Юджина" - максимально  продержаться,  -  недовольным  голосом
ответил Дроздов, - он как бы вызвал  огонь  на  себя.  И  теперь  вынужден
сносить последствия своей хорошей работы.
   - Вот именно, хорошей, - пробормотал Трапаков.
   Зазвонил прямой телефон начальника ПГУ КГБ. Дроздов быстро снял трубку.
   - Слушаю вас, Владимир Александрович. Хорошо, сейчас зайду.
   - Он меня зовет, - поднялся генерал, - зайдете ко мне позже. Мы  должны
продумать варианты по облегчению участи "Юджина". Но  в  любом  случае  он
должен сидеть там, в Америке.
   Трапаков больше не посмел возражать.  Дроздов,  пропустив  его  вперед,
вышел следом, спеша в кабинет начальника советской разведки.
   В  кабинете  Крючкова  находились  Грушко,  Голубев  и  Грибин.  По  их
застывшим лицам Дроздов понял, что произошло  нечто  неприятное,  возможно
даже провал одного из его агентов.
   Успокаивало правда то, что в кабинет не были вызваны другие заместители
Крючкова,  в  том  числе  курировавшие  американское  направление.  Грушко
курировал  Европу,  Голубев  был  из  внутренней   контрразведки,   Грибин
возглавлял  третий  отдел.  Все-таки,   опять   из-за   нашей   английской
резидентуры, с облегчением подумал Дроздов. Но уже  первый  жест  Крючкова
ему не понравился.
   - Садитесь быстрее, - как-то нервно сказал Крючков, - мы все вас ждем.
   Дроздов послушно опустился на стул рядом с Грибиным.
   - Начинайте ваш доклад, - разрешил Голубеву Крючков.
   - Смысл разработанной нами операции, - начал  говорить  Голубев  -  был
выход на агента английской разведки, сумевшего  внедриться  в  наши  ряды.
Анализ провалов последних лет, особенно эпизод с подводными  лодками  НАТО
доказывал, что мы имеем дело с агентом, глубоко внедренным  в  наши  ряды.
Это было сообщение "Юджина". И когда мы узнали об этом, вернее  узнали  об
этом наши люди в Англии, обе  лодки  повернулись  назад,  в  Америку,  что
исключало возможность совпадения. Тогда было  решено  вновь  задействовать
"Юджина" для проверки всей агентуры в Англии. Точнее, эту игру  начал  сам
"Юджин", решивший проверить свою линию связи в Америке и убедившийся,  что
она функционирует исправно.
   Крючков  поморщился,  он  не  любил  многословия,   тем   более   своих
подчиненных. Но ничего не сказал, продолжая слушать генерала.
   -  Полгода  назад  "Юджин"  сообщил  нам   о   продаже   специфического
оборудования компании "Дженерал электрик". Поставщиками  значились  АНБ  и
ЦРУ. Тогда нам удалось выяснить, что они подключились к  нашему  кабелю  и
прослушивают  разговоры.  В  результате  мы  целых  шесть   месяцев   вели
широкомасштабную дезинформацию через этот кабель. Месяц назад было принято
решение использовать эту  информацию  для  проверки  нашей  резидентуры  в
Англии. Мы передали сообщение "Юджина" в Англию о том, что в Канаде, США и
Англии необходимо проверить все  линии  кабельной  связи,  так  как  и  мы
подключаемся к их линиям. И наши агенты подтвердили  -  началась  проверка
всех линий,  в  том  числе  и  в  Охотском  море.  Проверяют  они  и  свои
"подключенные" кабели.
   "Это мы все знали и без его доклада, подумал генерал Дроздов,  -  зачем
они меня позвали?"
   И вдруг Голубев произнес нечто такое, чего он никак не ожидал услышать.
   - Вчера американцы  и  англичане  полностью  прекратили  проверку  всех
линий. Из этого мы делаем два вывода. Во-первых, они  все-таки  узнали  об
этом. Во-вторых, их предупредили, что это блеф. В  самой  Англии  об  этом
знал только наш резидент. Утечка исключена.  А  кто,  кроме  "Юджина"  мог
предупредить американцев и англичан?
   Все посмотрели на Дроздова.
   Тот в свою очередь встал.
   - Простите, Владимир Александрович, - твердо заявил он, - но это просто
невозможно. "Юджин" не знал,  как  именно  мы  используем  его  сообщение.
Сейчас он вообще в очень сложном положении,  почти  на  правах  арестанта.
Правда, у американцев против  него  ничего  нет  и  мы  рекомендовали  ему
оставаться в Америке, опасаясь, что в случае его  бегства  американцы  или
англичане сумеют просчитать нашу игру.
   - Они и так все выяснили, - неприязненно сказал Грушко. Если утечка шла
через управление "С", то это не имело никакого отношения к его  отделам  и
сотрудникам. И в корне меняло дело.
   Но упрямый Дроздов не сдавался.
   - Я прошу  вас  снова  все  проверить  как  можно  более  тщательно,  -
настойчиво сказал он. - Наш нелегал не знал об этой операции, он не имел к
ней никакого отношения. Просто мы использовали его сообщения  для  игры  с
англичанами и  американцами,  для  выяснения  почему  именно  идет  утечка
информации из Лондона. И наш  "Юджин"  не  имеет  к  прекращению  проверок
никакого отношения. Кто-то просто сообщил им о том, что мы начали игру.
   Крючков задумчиво смотрел на  обоих  генералов,  стоявших  друг  против
друга.
   - Садитесь, - разрешил он и, обращаясь к Грибину, спросил:
   - Кто знал о том, что мы проводим такую проверку?
   - В Лондоне никто, - твердо сказал,  сразу  вставая  со  своего  места,
Грибин, - только резидент.
   Потом открыл  лежавшую  перед  ним  папку  и  растерянно  посмотрев  по
сторонам, поправился:
   - Два резидента, Владимир Александрович.
   - Что значит, два резидента? - сурово спросил Крючков. - Что у вас  там
за разгильдяйство? Как это - два?
   - Никитенко пока исполняет обязанности, а назначение  Гордиевского  уже
согласовано. Мы решили  сообщить  обоим,  -  напряженным  голосом  ответил
Грибин, - но больше никто.
   - Никитенко и Гордиевский, - повторил фамилии Крючков. Потом, посмотрев
на Голубева и Грушко, очень тихо сказал:
   - По-моему, вы имеете теперь конкретные фамилии.
   - Мы все проверим, - заверил его Голубев.
   - Все свободны, - разрешил Крючков.
   Дроздов вернулся в свой в кабинет в плохом настроении.
   Снова позвонил Трапакову:
   - Михаил Матвеевич, зайдите ко мне.
   Когда Трапаков, вошел он мрачно сообщил:
   - Американцы уже поняли, что мы их  дурачим.  Они  прекратили  проверку
всех кабелей и, видимо, больше не будут доверять нашей дезинформации.  Они
уже знают о нашей информации об операции "Айви Беллз".
   - Я знаю, что ты знаешь, что и знаю, - усмехнулся Трапаков, -  типичная
ситуация, - все-таки "крот" сидит  в  нашей  резидентуре  в  Лондоне.  При
существующих  тесных  связях  английской  и  американской   разведок   это
неудивительно.
   - Кроме наших резидентов в Лондоне никто не знал, что мы блефуем. И  об
операции  "Айви  Белла"  никто  не  знал.  Но  они   прекратили   проверку
повсеместно.
   - Почему резидентов? - не понял Трапаков, - их разве несколько?
   - Один исполняющий обязанности, а другой  уже  назначенный,  -  пояснил
Дроздов, - пусть это волнует контрразведку. Нас должна  беспокоить  судьба
"Юджина".
   - Если бы удалось выйти на этого "крота", - сказал Трапаков, - если  мы
его вычислим, трогать его не надо.
   - Это ты расскажешь контрразведчикам, - махнул рукой Дроздов. -  Нас  в
любом случае слушать не будут.
   - Будут, - убежденно сказал Трапаков, - теперь судьба "Юджина"  зависит
от судьбы этого  "крота".  Как  только  мы  арестуем  "крота",  они  сразу
арестуют "Юджина". Игра будет окончена.
   - Но "крот" работает на англичан. А "Юджина" будут брать американцы.
   - Товарищ генерал, - развел руками Трапаков, - вы ведь знаете, как  они
связаны. Арест "Юджина" будет означать немедленный провал "крота".  Это  в
ЦРУ должны понять. От этого "крота" пользу получали не  только  англичане,
но и американцы.
   -  Я  попробую  поговорить  с  Владимиром  Александровичем,  -  осознал
наконец, волнение своего сотрудника Дроздов. -  Но  заранее  предупреждаю,
что ничего не смогу обещать.
   Ровно  через  три  дня  на  стол  Крючкову  положили  досье  одного  из
сотрудников.
   - Кто? - не открывая досье, спросил  руководитель  советской  разведки.
Одна мысль, что это был его офицер, приводила Крючкова в дикую ярость.
   - Мы все проверили, - доложил генерал Грушко.  -  Никитенко  ничего  не
знал о подводных лодках, о наличии базы НАТО полгода назад.  Никитенко  не
знал о подводных кабелях и о наших играх. Это было известно только  одному
человеку  -  нашему  новому   резиденту   в   Лондоне   полковнику   Олегу
Гордиевскому.
   Крючков открыл досье. И первый раз в жизни,  не  сдержавшись,  произнес
какое-то ругательство.





   Советский посол в Лондоне держал в  руках  телеграмму.  Только  недавно
состоялся апрельский Пленум ЦК КПСС,  на  котором  Председатель  КГБ  СССР
Виктор Михайлович Чебриков был единогласно избран членом Политбюро. И  вот
теперь в Лондон пришла телеграмма  в  которой  указывалось,  что  один  из
сотрудников посольства должен  вылететь  в  Москву  для  встречи  с  самим
Виктором Михайловичем. Советский посол хмуро почесал затылок. Он уже знал,
что этот новый сотрудник должен быть назначен новым  резидентом  советской
разведки в Лондоне.
   Советский посол Виктор Иванович Попов был последним послом  в  Лондоне,
представляющим еще ту,  доперестроечную  страну.  После  него  в  туманном
Альбионе появляются не просто послы, а политики со сложившимися именами  -
Замятин, Панкин, Адамишин. Но Попов  -  упрямый,  своевольный,  с  четкими
представлениями  о  двухполярном   мире,   не   любил   явного   выскочку,
"интеллектуала"  Гордиевского,  который  в  свою  очередь  точно  так   же
относился к послу. Сейчас, читая телеграмму, Попов  подумал,  что  впервые
встречает ситуацию, когда будущий  резидент  должен  встретиться  с  самим
Председателем  КГБ.  Раньше  достаточно  было  встречи   с   руководителем
советской разведки. Попов позвонил своему секретарю:
   - Найдите мне Гордиевского.
   - Хорошо, Виктор Иванович.
   Через минуту раздался звонок:
   - Его нигде нет.
   - Найдите, - жестко велел посол, - свяжитесь с его домом,  если  нужно.
Сегодня пятница и мне нужно с ним встретиться. Закажите для него билет  на
воскресенье на девятнадцатое мая. Он должен лететь в Москву.  Кстати,  где
он живет?
   - На Кенсингтон Хай Стрит.
   - Потом положите мне на стол его адрес и телефон.
   Через полчаса Гордиевского нашли, наконец,  и  Попов,  вынужденный  ему
улыбаться, долго рассказывал о своей молодости и о той большой перспективе
которая открывается перед новым Резидентом. Гордиевский  слушал  молча.  В
отличии от Попова, ему - профессиональному  разведчику,  уже  столько  лет
работавшему в разведке, не понравилась эта телеграмма.  Слишком  все  было
расписано. И зачем нужно было упоминать фамилию Чебрикова? Достаточно было
просто прислать приказ - вернуться в Москву. Но послу он своих опасений не
высказывал, и, спокойно слушая, даже соглашался со  своим  собеседником  о
своих перспективах.
   Полковник Олег Антонович Гордиевский был  кадровым  офицером  советской
разведки. Более того, он всегда работал на  самых  элитарных  направлениях
ПГУ. Окончив в 1962 году Московский институт Международных  Отношений,  он
через некоторое время попал на работу в ПГУ КГБ,  где  сумел  пробиться  в
Управление "С", занимавшееся разработкой нелегалов.  Затем  был  послан  в
Данию по линии политической разведки, работал  в  третьем  отделе  ПГУ  и,
наконец, стал заместителем резидента в Лондоне, где и провел последние три
года с 1982  по  1985.  Он  был  прекрасный  аналитик,  отличался  большим
кругозором, начитанностью.  Довольно  быстро  делал  карьеру  и  никто  не
подозревал, что последние одиннадцать лет он  одновременно  работал  и  на
английскую разведку. Это была своеобразная месть англичан за Кима Филби  и
Гордона  Лонсдейла,  известного  как  Конан  Молодый.  Англичанам  удалось
сделать почти невозможное. В результате точно  продуманной  игры,  которую
вела английская разведка на протяжении более десяти  лет,  они  не  только
оберегали своего очень перспективного агента, но  и  фактически  расчищали
ему  путь,  поочередно  высылая  из  страны  всех  известных  разведчиков,
пытавшихся закрепиться в Лондоне.
   Нужно отдать должное руководству английской разведки - оно заботились о
репутации своего агента не  только  в  Лондоне.  В  Вашингтоне  и  Москве,
Стокгольме и Копенгагене, все представители английской разведки в той  или
иной  мере  подыгрывали   Гордиевскому,   даже   не   подозревая   о   его
существовании. Игра стоило того. К началу восемьдесят пятого  стало  ясно,
что новым резидентом советской разведки в Лондоне станет Олег Гордиевский.
Это был триумф МИ-6 и личный триумф предателя.
   По сей день не прекращаются споры - правомерно ли  разделение  мира  на
черные и белые тона, на "наших" и "не наших". Правомерно ли  деление  мира
на наших разведчиков и чужих шпионов. Однозначно можно отметить лишь,  что
любой нелегал - это выдающееся достижение и подвиг того человека,  который
идет на дело.  Рихард  Зорге,  Рудольф  Абель,  Конан  Молодый  -  примеры
героического самопожертвования и потрясающего мастерства. Но  как  назвать
людей, изменяющих своей стране, переходящих на сторону  врага,  работающих
него? Кто они - герои  или  предатели?  Речь  не  идет  об  идеологических
мотивах, ради которых работали Ким Филби,  Гай  Берджесс  и  их  товарищи,
искренне поверившие в  возможность  построения  справедливого  общества  и
готовые идти до конца во имя торжества своих принципов.
   Но  речь  идет  о  крупных  офицерах   разведки,   вставших   на   путь
предательства ради корыстных целей, продающих по  существу  секреты  своей
родины. И, независимо от того, на кого они работали, будь  это  американцы
Джонни Уокер  или  Олдридж  Эймс  или  русские  Олег  Гордиевский  и  Олег
Пеньковский - они самые настоящие предатели.  Никакие  высокие  мотивы  не
могут оправдать предательство своей страны. В истории шпионажа даже  самые
громкие имена будут именами предателей, перебежчиков,  изменивших  родине.
Подобное не прощается ни в одной стране и ни  при  каком  режиме.  Мерзкая
сущность предателя, даже оказавшего неоценимую услугу другой  стороне,  от
этого не становится менее мерзкой. Они все равно отвратительны и  жалки  в
своем падении.
   В этот день Гордиевский ушел как  обычно.  Посол  не  знал,  что  новый
резидент должен был  передать  пять  тысяч  фунтов  стерлингов  одному  из
нелегалов, работавших на советскую разведку. Деньги были вставлены в полый
кирпич, который Гордиевскому следовало уронить у  определенного  места  на
Грейт Ормонд Стрит. Для конспирации  рядом  с  местом  встречи  находилась
детская больница, куда Гордиевский планировал отправиться вместе со своими
девочками. Новый  резидент  КГБ  действительно  уронил  кирпич,  передавая
деньги нелегалу, давно находившемуся под контролем английской разведки.
   Но советский посол не мог увидеть даже в  страшном  сне,  что  отправив
семью домой, полковник советской  разведки,  будущий  новый  резидент  КГБ
отправится на свидание с представителем  английской  разведки.  Правда,  и
Гордиевский не подозревал, что  каждый  его  шаг  с  этого  момента  будет
находиться под контролем специально прибывшей в Лондон особой группы.
   Гордиевский встретился с англичанином в небольшом  пабе,  пивном  баре,
где они встречались и раньше  друг  с  другом.  На  свидание  приехал  сам
Холдер, известный Гордиевскому под другим именем.
   - Вы просили о срочной встрече? - спросил Холдер.
   - Меня вызывают в Москву. Вчера  я  встречался  с  послом.  Ему  пришла
телеграмма. Вечером пришла еще одна с подтверждением вызова.
   - Мотивы указаны? - нахмурился англичанин.
   - Да. Меня хотят назначить новым резидентом  в  Лондоне.  Они  вызывают
меня для встречи с Чебриковым и Крючковым.
   - Очень хорошо, - ответил Холдер, - я только не понимаю, что именно вас
беспокоит?
   - Сам тон телеграммы. Он какой-то слишком праздничный.  Никогда  раньше
таких телеграмм не приходило.
   - Это ничего не значит, - немного подумав сказал Холдер, - новый  лидер
Советского Союза говорил на апрельском Пленуме о большей гласности.  Новью
времена - новые нравы.
   - Но люди старые, - возразил Гордиевский,  -  нет,  мне  решительно  не
нравится эта телеграмма.
   - Мы проверяли и по своим каналам. И просили американцев. В Москве  все
чисто, - успокоил его Холдер, - иначе  мы  бы  знали.  Может,  ваше  столь
быстрое назначение зависит и от самого Горбачева.
   Гордиевский понимал, что имеет в виду Холдер. В  конце  прошлого  года,
еще не будучи Генеральным секретарем ЦК КПСС,  Михаил  Сергеевич  Горбачев
посетил Великобританию, где впервые встречался с Маргарет Тэтчер. Встреча,
как известно, получилась  историческая,  и  Тэтчер  поверила  в  молодого,
перспективного, трезво мыслящего Михаила Горбачева,  отныне  оказывая  ему
поддержку на всех этапах его руководства. Об этой  встрече  позднее  будут
написаны сотни книг,  сняты  кинофильмы,  о  ней  будут  рассказывать  оба
участника переговоров - Маргарет Тэтчер и Михаил Горбачев. Но ни советский
лидер, ни премьер Великобритании, так никогда и не узнают,  что  документы
для встречи Горбачева с Тэтчер готовил...  Олег  Гордиевский,  заместитель
резидента ПГУ КГБ по политической разведке в  Лондоне.  То  есть,  готовил
даже не он, а английская  секретная  служба.  Горбачев  на  переговорах  с
Тэтчер получил "шпаргалку" от разведки англичан и именно поэтому  произвел
на проницательную "железную леди" такое большое впечатление [учитывая, что
оба участника переговоров в Лондоне  находятся  в  полном  здравии,  автор
несет полную ответственность за сказанное (прим.авт.)].
   - Я  не  думаю,  что  такая  телеграмма  послана  под  диктовку  самого
Горбачева, - ответил Гирдиевский.
   - Вы не хотите лететь в Москву? - понял Холдер.
   - Я считаю, что мне пора переходить к вам вполне  легально.  И  забрать
свою семью. Если мы вернемся в Москву, их уже не выпустят.
   Холдер задумался. Потом поинтересовался.
   - Вы летите один или вместе с семьей?
   - Пока один. Ведь это срочный вызов.
   - Они бы вызвали вас вместе с семьей, если бы в чем-то  подозревали,  -
предположил Холдер.
   -  Там  сидят  не  дураки,  -  впервые  за  время  разговора  улыбнулся
Гордиевский, - они бы такого никогда не сделали.
   - Вы хотите остаться? - переспросил Холдер.
   - Я не совсем уверен, - признался Гордиевский, - меня могут  арестовать
сразу, как только я сойду с самолета.
   - Тогда оставайтесь, - решился Холдер, - вы можете уйти прямо сейчас?
   - Это не выход, - Гордиевский был достаточно опытным разведчиком, - так
нельзя поступать. А если это всего лишь мои собственные страхи? Что тогда?
   - Я вас не понимаю, мистер Гордиевский, - вконец запутался Холдер, - вы
все-таки хотите лететь?
   - У меня нет другого выхода, - вздохнул Гордиевский, - пока кроме  этой
телеграммы нет ничего, что говорило бы об обратном. Я должен лететь.
   - В таком случае, мы свяжемся с вами в Москве  по  обычному  каналу,  -
успокоился Холдер, - если произойдет нечто неординарное, вы всегда сможете
связаться с нашим представителем. Вы его знаете.  Он  будет  ждать  вашего
звонка.
   - Да, конечно, - хмуро ответил Гордиевский, - я вылетаю завтра.
   Ни он, ни мистер  Холдер  даже  не  подозревали,  что  за  их  встречей
внимательно следят сотрудники советской разведки. Они не могли слышать,  о
чем именно говорят эти  двое,  но  фотографии  мистера  Холдера  в  разных
ракурсах они сделали.
   На следующий день утром, в воскресенье, 19 мая  1985  года  по  личному
указанию Попова посольский "форд" "Гранада" отвез полковника в аэропорт.
   Вскоре самолет, в котором сидел Гордиевский, приземлился в  Москве.  И,
пока еще не утвержденный, новый резидент  Олег  Гордиевский  ехал  к  себе
домой, сам Крючков получил известие о его прибытии в Москву.  На  столе  у
него уже  лежали  фотографии  Холдера.  Он  несколько  минут  рассматривал
документы, внимательно читал донесение особой группы из Лондона.  Закончив
читать, все аккуратно сложил  в  одну  папку,  немного  подумал,  постучав
пальцами по столу, поднял трубку прямого телефона самого Председателя  КГБ
СССР.
   - Виктор Михайлович, - разрешите к вам зайти.
   Получив разрешение, он положил  трубку  на  рычаг  телефона  и,  тяжело
вздохнув, с ненавистью посмотрел на лежавшую перед ним папку.
   - Сукин сын, - громко сказал он.





   Наблюдения он почти не чувствовал. Даже удивлялся, неужели его  связной
ошибся и в Центре просто решили перестраховаться?  Или  его  "консервация"
имела еще какое-то непонятное ему предназначение? Но иногда ему  казалось,
что он все-таки замечает повышенный интерес к  своей  персоне  со  стороны
посторонних людей, и каждый раз это вызывало у  него  внутренний  протест,
словно   на   подсознательном   уровне   атрофирующееся   чувство   страха
перерождалось  в  чувство  сомнения   и   бессилия   перед   надвигающейся
катастрофой.
   Он пытался анализировать свои прошлогодние действия, стараясь  осознать
и найти ту единственную  ошибку,  в  результате  которой  теперь  он  стал
бояться собственной тени и фактически  оказался  отстраненным  от  работы.
Тщательный  анализ  своих  ошибок  вкупе  с  гибелью   Тома   наводил   на
неутешительный вывод, что в Балтиморе им  все-таки  не  удалось  полностью
переиграть ФБР и ЦРУ, неведомым  образом  американцы  все-таки  поочередно
вышли и на Тома, и на него. Значит, их расчеты в Балтиморе  и  последующее
отправление донесения  через  Сюндома  были  той  роковой  ошибкой,  из-за
которой погиб Том.
   Он понимал, что "консервация" и  состояние  неопределенности  не  могут
продолжаться слишком долго. Либо американцам это надоест и  его  арестуют,
либо - второй  вариант  был  менее  вероятен  -  они  поймут,  что  он  не
представляет для них должного интереса и тогда наблюдение будет  снято.  В
этот вариант верилось с трудом еще  и  потому,  что  наблюдение  за  самим
Кемалем, очевидно, основывалось на каких-то первичных данных. Его связи  с
Питером Льюисом проследить не смогли, это стало  ясно  уже  через  неделю,
когда они церемонно раскланялись с Питером на  одном  из  приемов.  Какими
именно  данными  они  располагали,  для  Кемаля  оставалось  загадкой.  Но
проводить свой рабочий день в постоянном ожидании ареста было  невыносимо.
От этого можно было сойти с ума. И тогда он принял решение.
   Но сначала нужно было решить вопрос с Сандрой. Она и так  была  обижена
на него за отмену последней  встречи.  Кемаль,  зная,  что  все  разговоры
прослушиваются, позвонил ей в офис.
   - Мадам Лурье. Скажите, что звонят из Нью-Йорка.
   - Кто звонит? - спросила секретарь.
   - Скажите, Кемаль Аслан.
   - Как вы сказали? - удивилась девушка, - он никогда не  назывался  этим
именем.
   Через  несколько  секунд  трубку  взяла  Сандра.  Голос   у   нее   был
встревоженный.
   - Кемаль, здравствуй. Что произошло?
   - Здравствуй, Сандра. Ничего.  Просто  позвонил  сказать  тебе,  что  я
развелся со своей женой.
   Долгое молчание, затем, наконец, Сандра выдавила:
   - Поздравляю. Ты позвонил только  из-за  этого?  И  решил,  что  теперь
можешь называться своим именем?
   - Нет, я позвонил попрощаться.
   - Попрощаться? - в ее голосе прозвучало удивление, смешанное с обидой.
   - Я улетаю в Европу, - коротко  сказал  он,  проклятые  слухачи  и  так
фиксируют весь разговор.
   - Что-нибудь случилось?
   - У меня важные дела, - уклонился он от ответа.
   - Ты летишь надолго?
   - Пока не знаю.
   - Куда именно?
   - Наверное, сначала в Турцию, я давно там не был.
   - Надеюсь, ты будешь звонить?
   - Обязательно.
   Ей очень не нравился его тон. И его односложные  ответы.  Но  она  была
гордой женщиной. И поэтому больше ничего не спросила.
   - Удачи тебе, - сухо сказала она на прощание.
   Она была права, подобную вещь он мог бы сказать и при  личной  встрече.
Но при одной мысли, что эта встреча будет под контролем наблюдателей,  его
передергивало. Они запишут все - каждый их вздох, каждый  поцелуй,  каждую
фразу. Наверняка установят микрофоны даже под  кроватью,  или,  еще  хуже,
поставят скрытые камеры и запишут  всю  встречу  на  пленку,  чтобы  потом
обсуждать, смакуя подробности. Он не хотел и не мог этого допустить.
   - До свидания, - сказал он и заставил себя положить трубку.
   Трижды в этот день он направлялся к  телефону,  чтобы  позвонить  ей  и
трижды заставлял не делать этого. А  она,  обиженная  и  оскорбленная  его
поведением, уехала в этот день с  работы  раньше  обычного  и  весь  вечер
просидела одна. Нет, она не плакала. Просто сидела и  смотрела  телевизор.
И, кажется, ощутимо старела,  просто  стремительно  старела,  как  стареют
одинокие брошенные женщины.
   У  разведчиков  не  должно  быть  непродуманных   решений.   Они,   как
высококлассные шахматисты, должны видеть не  на  один  ход  вперед,  а  по
крайней мере,  на  десять,  предугадывая  при  этом  реакцию  и  противной
стороны. И видеть развитие всей партии, зависящее порой от самой ничтожной
фигуры, какой может быть пешка.
   Принятое Кемалем решение было не только невероятно дерзким  и  опасным,
но и настоящим вызовом американским спецслужбам. Это была дуэль, в которой
он получил право выбора оружия, но первый выстрел при  этом  оставался  за
другой  стороной.  И,  понимая,  что  обратного  пути  уже  не  будет,  он
постарался завершить основную часть своих дел  за  неделю.  Затем  объявил
опешившим сотрудникам, что уходит в отпуск,  оставляя  вместо  себя  Тадао
Имацу, в компетентности и здравомыслии которого он  был  уверен.  Понимая,
что в случае его ареста  акции  компании  неизбежно  пойдут  вниз,  Кемаль
постарался сделать все, чтобы смягчить столь жесткий удар по предприятиям.
Имацу получил все  полномочия  для  почти  диктаторских  действий.  Только
убедившись, что его компания будет находиться  в  надежных  руках,  Кемаль
наконец, заказал билет на авиалайнер в Хьюстон.
   Он даже не подозревал, что его  "вели"  одновременно  сотрудники  сразу
обоих ведомств ФБР и ЦРУ. И  Томас  Кэвеноу,  и  Александр  Эшби  получали
ежедневный доклад о каждом его продвижении, о маршрутах его  поездок,  обо
всех его встречах и знакомствах. Уже  сознавая,  что  за  ним  следят,  он
испытывал почти садистское удовольствие,  встречаясь  ежедневно  с  массой
людей и понимая, какие колоссальные средства и силы тратят  спецслужбы  на
проверку личности каждого общающегося с ним человека.
   Прилетев в  Хьюстон,  он  сразу  отправился  в  дом  семьи  Саймингтон.
Несмотря на развод  с  его  дочерью,  сам  мистер  Саймингтон  по-прежнему
сохранял уважительное отношение к отцу своего внука  и  даже  не  разорвал
деловые контракты с компаниями своего  зятя.  Бизнес  есть  бизнес,  любил
говорить мистер Саймингтон, к нему не должны примешиваться личные  чувства
и политика.
   Два дня Кемаль провел с сыном  и  два  дня  следившие  за  ним  офицеры
следовали за ним по пятам, ожидая от него  то  ли  похищения  собственного
сына, то ли иного непонятного эксцесса. Но все прошло  нормально.  Однажды
даже состоялся семейный обед, - если  можно  таковой  назвать  "семейным",
когда разведенные супруги и их сын находились в ресторане под  пристальным
наблюдением по крайней мере пяти посторонних наблюдателей.
   И, наконец, на третий день Кемаль сделал то, ради чего он,  собственно,
и приехал в Хьюстон. На своем автомобиле он отправился в Бейтаун. Это было
невероятно, невозможно. Такого не могло быть. Ни один,  даже  очень  плохо
подготовленный агент, а тем более многолетний  агент-нелегал  никогда,  ни
при каких обстоятельствах не  мог,  не  должен  был  приезжать  на  могилу
другого  агента,  застрелившегося  в  результате  своего  провала.   Такое
посещение кладбища было не только важнейшим свидетельством против  другого
агента, но и должно было вызвать повышенный интерес любой спецслужбы мира.
Не понимать подобного мог только абсолютно далекий от разведки человек. Но
Кемаль ехал в Бейтаун.
   Когда Кэвеноу доложили, что агент "Вакх" едет в Бейтаун, он не поверил.
Он  просто  не  имел  права  верить  в  такую  глупость  профессионального
разведчика. Когда об этом доложили  Александру  Эшби,  он  прикусил  губу,
подумав, что они имеют дело либо с гением, либо  с  дилетантом.  Но  когда
через час Кемаль Аслан, раздобыв букетик цветов,  отправился  на  скромную
могилу Тома Лоренсберга, Эшби было уже не до определений  качеств  агента.
Он позвонил Кэвеноу.
   - Вы знаете, что происходит в Бейтауне?
   - Знаю, -  мрачно  ответил  Кэвеноу,  -  он  поехал  на  могилу  своего
связного, возложить цветы. Я всегда  был  против  того,  чтобы  советского
агента хоронили бы на обычным городском кладбище. Вот видите, что из этого
вышло?
   - Но почему он туда поехал? - изумился Эшби, - Он ведь должен понимать,
что мы обязательно возьмем под контроль место захоронения Лоренсберга.
   - Может, он решил, что прошло слишком  много  времени,  -  нерешительно
предположил Кэвеноу.
   - Вы сами в это верите?
   - Вообще-то нет.
   - Он придумал какую-то новую игру. Мы должны понять, что это  за  игра.
Ни  один  разведчик  никогда  бы  так  не  поступил.   Это   такое   явное
доказательство своей причастности к делам Лоренсберга, что после этого нам
остается только арестовать мистера Кемаля Аслана.
   - Очень хорошо, - сразу отозвался Кэвеноу, - мы давно хотели его брать,
но вы каждый раз придумывали тысячу причин. Теперь мы его возьмем.
   - Черт возьми, -  закричал  Эшби,  -  вы  ничего  не  хотите  понимать,
Кэвеноу. А если он сделал это специально, чтобы мы его арестовали.
   - Это меня уже не касается, - разозлился Кэвеноу, - он  сам  приехал  в
Бейтаун. Сам пошел на могилу своего связного. Если мы его  не  арестуем  и
после этого, значит, мы  самые  настоящие  идиоты.  Слышите,  Эшби,  я  не
разрешу ему вернуться в Хьюстон. Мои люди получат приказ на задержание.  В
конце концов, нельзя позволить этому типу все время смеяться над нами.
   Эшби раздраженно отключился. Может, он прав, подумал с Эшби.  Если  они
сейчас его не арестуют, это будет означать только одно - они  начали  игру
против русских и им выгодно держать на свободе мистера "Вакха". Но  почему
этот тип сам полез в петлю? Почему? Эшби чувствовал, как нарастает  в  нем
раздражение от сознания собственного бессилия.
   Кемаль, довольно быстро найдя могилу Тома, положил цветы и минут  сорок
стоял молча, словно отдавая дань  уважения  своему  многолетнему  другу  и
напарнику. В этот момент он меньше всего думал о той игре,  которую  начал
по собственной инициативе и которая  могла  завершиться  для  него  весьма
плачевно. Он  вспоминал  годы,  проведенные  вместе  с  Томом  в  Америке,
вспоминал его мужество и находчивость, его самоотверженность  и  терпение,
пунктуальность и исполнительность. Только сейчас он мог  признаться  себе,
что его единственным другом все это время был Том. С  его  гибелью  словно
что-то оборвалось в душе  самого  Кемаля,  как  будто  порвалась  ниточка,
связывающая его с прежней жизнью, с ее радостным детством, с его  матерью,
со школьными друзьями, со всем, что было дорого и памятно.
   И только когда начался дождь, он,  словно  опомнившись,  последний  раз
поклонился могиле товарища, подлинного имени которого так и  не  узнал,  и
вернулся к своей машине.
   С кладбища он сразу поехал к Патриции, бывшему секретарю Кемаля и целых
два часа сидел у девушки, выслушивая  ее  горестный  рассказ  о  последних
минутах жизни ее бывшего шефа. Глубоко в душе она была убеждена,  что  Том
покончил с  собой  из-за  неразделенной  любви  именно  к  ней,  ведь  его
последнее "прости" было особенно трогательным и волнующим.  Для  себя  она
уже сделала выбор, решив никогда  не  выходить  замуж,  оставаться  верной
памяти так нелепо погибшего Тома Лоренсберга.
   Правда, при этом она как-то упускала из  виду  то  обстоятельство,  что
желающих взять в жены эту великовозрастную девицу  в  Бейтауне  вообще  не
находилось.  Легко  сохранить  девственность,  когда  на  нее   никто   не
покушается. Легко быть высокоморальным человеком,  будучи  импотентом  или
кастратом. В этих случаях для сохранения своего целомудрия  не  приходится
прикладывать  те  титанические  силы,  которые  почти  всегда  оказываются
безрезультатными.  И  старая  дева  Патриция  могла  легко  давать   обеты
безбрачия и примерного поведения, не искушаемая никем в  радиусе  двадцати
пяти миль.
   Кемаль пил хороший кофе и слушал Патрицию. Он сознавал, что в это время
уже решается вопрос о его задержании и терпеливо выжидал, надеясь, что  их
решение будет верным. Он, собственно, на это и рассчитывал.
   Кэвеноу в этот момент разговаривал с Биллом Хьюбертом,  находившимся  в
самом Бейтауне. Даже после разговора с Эшби, он все  еще  сомневался,  все
еще пытался убедить себя в правильности подобного решения. Хьюберт  держал
в руках телефонный аппарат и ждал приказа. Кэвеноу по-прежнему  колебался.
Именно в этот момент к снова позвонил Эшби.
   - Мы проанализировали ситуацию, - коротко сказал он, - его нужно брать.
   - Вы тоже? - опешил Кэвеноу.
   - Он решил идти в открытую. Наверное у  него  есть  какой-то  план,  не
понятный нам всем. Нам всегда трудно бывает понять этих русских шпионов.
   - Он турок, - напомнил Кэвеноу.
   - Может, быть. Тогда  скорее,  болгарский  турок,  если,  конечно,  его
легенда соответствует действительности. В любом случае,  его  нужно  будет
вести сюда в Вашингтон.
   - Спасибо. Я думал, вы захотите забрать его к себе в Лэнгли.
   - Во-первых, к нам нельзя, иначе его руководство поймет,  что  к  этому
делу подключены и мы. А во-вторых, он американский  гражданин  и  довольно
известный. У него обязательно будут адвокаты и боюсь, что не один.  А  мне
не хотелось бы с самого начала подставляться. Ребятам в Бейтаун передайте,
чтобы действовали очень аккуратно, без лишних осложнений. И сразу сообщите
его адвокатам, если он захочет. В-третьих, не забывайте, он все-таки  зять
самого Саймингтона.
   - Бывший зять, - уточнил Кэвеноу. - Не обольщайтесь. Мистер  Саймингтон
вступит в борьбу,  как  разъяренный  лев.  Его  прямой  наследник  -  Марк
Саймингтон, сын Кемаля Аслана. Вы думаете, он так легко  смирится  с  тем,
что  мальчик  будет  сыном  врага  американского  народа?   Будьте   очень
внимательны.
   - Может, мне его вообще лучше не трогать? - зло спросил Кэвеноу.
   - Берите его, - выдохнул Эшби, - он загнал нас в угол  своим  приездом.
Теперь мы просто обязаны его арестовать.
   Кэвеноу передал в Бейтаун Хьюберту:
   - Задержите его. Учтите, что при аресте возможны  любые  неожиданности.
Будьте осторожны и вежливы.
   - Что? - удивился Хьюберт, не расслышав последнего слова.
   - Вежливы, черт вас возьми! - заорал Кэвеноу.


   Кемаль  посмотрел  на  часы.  Был  уже  пятый  час  вечера.  Он   тепло
поблагодарил Патрицию за ее рассказ.
   - Том был хорошим человеком и моим другом,  -  с  чувством  сказал  он.
Прости нас, старина Том, но даже твою  смерть  приходится  использовать  в
интересах дела, - я сам узнал об этом случайно от вашей сестры Олимпии.
   Это был очень важный момент. Ради этого он и пришел сюда, потратив  два
часа своего времени. Важно было узнать, помнит ли сестра  Патриции  о  его
звонке.
   - Она мне все рассказала, - всхлипнула Патриция, - вы ведь тогда искали
меня.
   Он кивнул. Все, что он хотел, он уже получил. Теперь оставалось уйти.
   - Всего вам хорошего, Патриция, - сказал он на прощанье.
   Она провожала его до улицы. Стояла  удивительная  летняя  погода.  Было
по-вечернему прохладно,  сказывалась  близость  моря.  Он  вдохнул  полной
грудью воздух и сел в машину.
   Его автомобиль остановили в двух милях  от  Бейтауна.  Сразу  несколько
полицейских и других машин перекрыли ему дорогу и из первого автомобиля  к
нему кинулись двое мужчин. Он открыл дверь и, не выходя из машины, следил,
как они приближаются. Один из них наклонился к дверце.
   - Вы мистер Кемаль Аслан?
   - Да.
   - Я сотрудник ФБР Билл Хьюберт. Вам придется проехать с нами.
   - Хорошо, - сказал он невозмутимо, - только пусть кто-нибудь сдаст  мой
автомобиль. Я брал его в прокате.
   - Вам зачитать ваши права? - спросил стоявший рядом шериф.
   - Разумеется, - улыбнулся он.
   Все было в полном порядке.





   Известие об аресте "Юджина" Центр получил на следующий  день.  И  сразу
стало ясно, что Гордиевского нужно брать. Но стало  ясно  и  другое.  Если
Гордиевский будет арестован и расстрелян, а американцы свяжут его гибель с
донесениями "Юджина" - тот обречен. Обречен окончательно и бесповоротно.
   По приказу Крючкова дело Гордиевского  должны  были  вести  его  первый
заместитель генерал Грушко и представители контрразведки генерал Голубев и
полковник  Буданов.  Еще  не  зная,  как  окончательно  построить   допрос
полковника, его пригласили на дачу и, попытавшись споить, начали  задавать
вопросы. Но Гордиевский, уже поняв, что в Центре о нем знают нечто гораздо
более  страшное,  чем  могли  предполагать  англичане,  держался  довольно
уверенно. Попойка продолжалась всю ночь  и,  как  писал  впоследствии  сам
Гордиевский, ему в алкоголь добавляли специальные наркотические  вещества,
подавлявшие волю. На самом деле никаких  наркотических  средств  никто  не
добавлял, а грандиозная пьянка была,  к  сожалению,  обычным  делом  среди
сотрудников  разведки,  которым  пришлось   смириться   с   "трезвенником"
Крючковым и сделать для себя серьезные выводы. Но  тогда  нужно  было  для
дела. Тогда, конечно, строгий запрет начальника ПГУ не действовал.
   По личному указанию Владимира  Крючкова  в  Англии  были  свернуты  все
тайные операции. Нелегалов, известных Гордиевскому, начали отзывать домой.
"Законсервировали" всех агентов, не известных Гордиевскому,  если  таковые
еще имелись. Английская разведка  и  контрразведка  с  ужасом  следили  за
действиями резидентуры КГБ в Лондоне. Особенно неистовствовал  Холдер.  Он
понял, что Гордиевский был прав, когда не  хотел  возвращаться  обратно  в
Москву Арест полковника означал потерю самого  ценного  агента  английской
разведки в СССР после Сиднея Рейли и Олега Пеньковского.
   Семья полковника была отозвана из Лондона и англичане не решились  даже
пикнуть Учитывая, что Гордиевский был все еще на  свободе,  любая  попытка
узнать о причинах выезда семьи была бы прямой уликой, подтверждающей связь
полковника с МИ-6. И семья Гордиевского вернулась на Родину, в Москву.
   Но к большому удивлению самого полковника и всей английской разведки  с
арестом  Гордиевского  не  спешили.  Его  прямо  спрашивали  о  работе   с
англичанами, даже показывали фотографии некоторых  английских  дипломатов,
но  никаких  явных  улик  не  предъявляли.  А  многочисленные   фотографии
Гордиевского, где он был заснят  во  время  несанкционированных  встреч  с
представителями английской разведки даже не фигурировали в его деле Похоже
контрразведку больше интересовали только книги  Солженицына,  найденные  в
доме полковника.
   И даже после того, как специальным  приказом  по  управлению  полковник
Олег Гордиевский был отстранен от оперативной работы в ПГУ, ему официально
разрешили уйти в отпуск и выехать на отдых в санаторий КГБ в  Семеновском.
Это был неслыханный, немыслимый либерализм КГБ и советской  разведки.  Это
непонятное поведение руководства ПГУ долго потом обсуждалось и в Англии, и
в Америке.
   Сам Гордиевский позднее напишет, что против него не было никаких улик и
руководство советской разведки вынуждено было держать его на свободе. Явно
издеваясь над генералами и полковниками КГБ, вступавшими с ним в это время
в контакт, Гордиевский пишет о том, как он не только несколько  месяцев  в
Москве обманывал и  водил  за  нос  руководство,  но  даже,  находясь  под
наружным наблюдением  КГБ,  несколько  раз  встречался  с  представителями
английской разведки в Москве, обговаривая с ними свой побег.
   По Гордиевскому, все  окружавшие  его  офицеры,  все  руководство  КГБ,
включая  Чебрикова,  Крючкова,  генералов  Грушко,   Голубева,   Дроздова,
полковников Грибина и Буданова [все фамилии высших офицеров КГБ подлинные,
как и занимаемые ими должности  (прим.авт.)],  сплошь  состояло  из  одних
кретинов. В это как-то трудно поверить, если вспомнить, что как раз в этот
период был завербован один из наиболее ценных "кротов" советской  разведки
в ЦРУ мистер Олдридж Эймс.
   Но почему тогда Гордиевского не арестовали  сразу?  Почему  руководство
советской разведки, разрешив  себе  лишь  несколько  формальных,  "мягких"
допросов,  не  торопилось  с  арестом  и  предъявлением  обвинений  шпиону
Гордиевскому, казалось, нанесшему колоссальный ущерб советской агентуре  в
Лондоне, в странах Скандинавии  и  частично  в  Америке?  Почему?  Неужели
апрельский Пленум ЦК КПСС 1985 года, на котором  Михаил  Горбачев  впервые
произнес слово "гласность", так подействовал на таких  "зубров"  КГБ,  как
Виктор Чебриков и Владимир Крючков? Неужели они  решили  перестроить  свою
работу, и до предъявления официального обвинения не  арестовывать  офицера
разведки? Или решили собрать  формальные  доказательства?  Бред  какой-то.
Какие  еще  нужны  доказательства,  когда   уже   проводившаяся   проверка
установила явную виновность еще  не  приступившего  к  своим  обязанностям
резидента ПГУ КГБ в Лондоне?
   Гордиевский отдыхал в санатории. И действительно, дважды  встречался  с
людьми из МИ-6, уходя, как ему казалось от наблюдения. На самом  деле  все
это не соответствует действительности. За полковником  был  установлен  не
просто  жесткий  режим  наблюдения,  а  сверхжесткий.   Каждый   его   шаг
контролировали десятки агентов. Все знали о его многолетней  подготовке  и
за побег Гордиевского полетели бы головы многих  руководителей  ведомства,
начиная с Крючкова. Но полковника по-прежнему не арестовывали.
   Объяснение в такой ситуации может быть  только  одно  -  полковника  не
хотели арестовывать.  Его  не  должны  были  арестовывать.  Его  не  могли
арестовывать. По каким-то неизвестным причинам  советской  разведке  нужно
было,  чтобы  Гордиевский  благополучно  ушел  на  Запад.  Им  важно  было
подтолкнуть    его     к     побегу.     Отсюда     эти     провокационные
полудопросы-полубеседы.  Из-за  этого  многие   офицеры   перестали   даже
здороваться с Гордиевским, а контрразведчики прямо  спрашивали,  "когда  и
кто его завербовал". Интересно, был ли в  мировой  истории  шпионажа  хоть
один такой случай, когда после подобных  вопросов  разведчик,  оказавшийся
предателем, оставался на свободе? Но Гордиевского нельзя было трогать. Это
понимали в Центре  отчетливо  и  ясно.  Английская  разведка  должна  была
получить информацию только от своего  многолетнего  агента,  которому  она
безусловно доверяла. Побег полковника Гордиевского  означал  бы,  что  КГБ
действительно не имеет против него  неопровержимых  доказательств,  в  том
числе и по информации "Юджина", задержанного в США.
   Вторая проблема была для руководства Первого Главного  Управления  куда
важнее, чем арест Гордиевского. И сама игра, продуманная с участием так  и
не назначенного резидента КГБ в Лондоне,  должна  была  вестись  с  особой
тщательностью и осторожностью. Самоуверенный  Гордиевский  позднее  писал,
что почти два месяца за ним наблюдали идиоты, которых он  сразу  вычислял.
Если полковнику так хочется верить в это,  пусть  верит.  На  самом  деле,
подставленные дилетанты из местных органов госбезопасности  в  Семеновском
были лишь первым кругом  наблюдения.  Глубоко  эшелонированное  наблюдение
включало в себя несколько кругов, в том числе  и  специальное  наблюдение,
которое осуществлялось  в  исключительных  случаях,  с  учетом  применения
технических средств.
   В жаркий июльский день в своем рабочем кабинете в Ясенево  руководитель
советской  разведки  Владимир  Крючков  принимал  начальника  специального
управления по работе с нелегалами генерала Дроздова.  И  хотя  в  кабинете
работали мощные кондиционеры, Крючков был не в настроении.  Он  все  время
постукивал костяшками пальцев по столу, что выдавало его нетерпение. К его
чести следует сказать, что это было  единственным  признаком  раздражения,
которое он обычно себе позволял.
   - Мы держим на свободе этого мерзавца  уже  полтора  месяца,  -  жестко
сказал он Дроздову, - и каждую неделю вы приходите ко  мне  и  просите  не
трогать его. А "Юджин", между прочим, все это время сидит в тюрьме ФБР.  И
мы ничего не можем узнать о его судьбе. Так  почему  мы  должны  разрешать
Гордиевскому думать, что  ничего  не  произошло?  Я  уже  приказал  Грушко
арестовать его сразу, как только он вернется из санатория.
   - Владимир Александрович, - с понятным волнением произнес Дроздов, - мы
сорвем всю игру. Тогда "Юджину" уже никогда не выйти из тюрьмы. А для  нас
сейчас он очень важен. Его информация по проектам "звездных войн"  Рейгана
неоценима. Если мы потеряем такой  источник...  Боюсь,  мы  его  не  скоро
восстановим.
   - Мы его уже практически потеряли, - заметил Крючков.
   - Нет, - убежденно ответил Дроздов, - не потеряли. Легенда  у  "Юджина"
абсолютно убедительная. В Болгария сидят наши  люди  и  там  уже  побывали
американские представители из посольства. Болгары знают, что они  работают
на ЦРУ. Там все было сработано очень чисто. Одному из  агентов  даже  дали
настоящую фотографию "Юджина", снятую двадцать пять лет назад. Теперь  они
могут проводить даже антропологические измерения.
   - Это еще не доказательство.
   - А его дядя в Измире? А его тетушка? А все его родственники? А жена  и
сын  в  Америке?  Наконец,  известный  на  всю  страну   тесть.   Владимир
Александрович, легенда продумана  почти  идеально.  Американцы  ничего  не
найдут, уверяю вас.
   - С женой он, кажется, развелся? - спросил Крючков.
   - Да, но  развод,  был  оформлен  по  ее  инициативе.  Наши  аналитики,
просчитав все варианты пришли к  выводу,  что  развод  возможен.  Это  еще
больше укрепило его легенду.
   - Вы считаете, что аморальный тип не может быть нашим агентом, -  понял
Крючков, - по-моему, это безобразие. Очень примитивный подход.
   - Главное, что так подумают американцы. Они  ведь  знают  наши  строгие
критерии, - пояснил Дроздов, - у "Юджина" ничего не может быть. Правда, по
нашим сведениям он летал в Техас, но видимо, у него были какие-то дела  на
юге.
   - Как его связной?
   - Жив, здоров. Его никто не трогал.
   - Не хватает еще потерять и  его,  -  проворчал  Крючков,  помнивший  о
судьбе первого связного "Юджина".
   - Ему удалось передать сообщение  "Юджину"  о  консервации,  -  сообщил
Дроздов, - никаких связей у него сейчас нет. Он абсолютно чист.
   - А если к нему применят какие-нибудь психотропные средства?
   - Не посмеют, - сразу ответил Дроздов, - у него  два  лучших  адвоката.
Будет скандал на всю Америку. Без явных доказательств не посмеют.
   - Но почему тогда они на него вышли?
   - Видимо, просчитали варианты. База НАТО, подводные  лодки,  о  которых
сообщал Гордиевский, подводный кабель, подключение к нашим  линиям  -  обо
всем этом мог знать "Юджин".
   - Опять Гордиевский, - у Крючкова портилось настроение, едва он  слышал
эту фамилию. Нужно  было  понять  этого  черствого,  сухого,  педантичного
генерала, патриота до мозга костей и порядочного  человека.  Он  не  любил
предателей в собственном ведомстве. Он их ненавидел.
   - Поэтому его нельзя трогать, - терпеливо  пояснил  Дроздов.  -  Сейчас
англичане явно готовят ему побег. Нужно, чтобы он ушел в Лондон.  И  тогда
все будет правильно.
   - Отпустить предателя? Над нами все будут смеяться.
   - У нас просто нет другого выхода. Как только Гордиевский  окажется,  в
Лондоне,  это  будет  означать,  что  наша  информация  о  базах  НАТО   и
продвижениях подводных лодок была получена случайно и никак не  связана  с
деятельностью нашего агента.
   - А операция "Айви Беллз"? - напомнил Крючков. -  Они  ведь  прекратили
проверку. Подлец Гордиевский успел  им  сообщить,  что  мы  знаем  все  по
подводным кабелям.
   - Вот именно. И для этих целей мы предусмотрели специальный вариант,  -
ответил Дроздов, - его разрабатывали сразу несколько отделов.
   - Какой вариант?
   - Операция "Дрофа". Я вам докладывал об этом.
   - Да, помню, - недовольным голосом ответил Крючков,  -  но  это  вообще
безумие. Соглашаться на такую авантюру.
   - Владимир Александрович,  -  убежденно  произнес  Дроздов,  -  мы  все
просчитали. Риска почти никакого нет.
   - Вам так кажется. Кого вы подобрали на эту неприятную роль? -  Дроздов
назвал фамилию. - Почему его?
   - Он подходит  больше  других.  Есть  какая-то  неуверенность,  скрытый
надлом. В общем психологи с ним поработали.
   - А если он сломается на самом деле?
   -  Тоже  не  страшно.  Какая  разница,   какими   мотивами   он   будет
руководствоваться. Главное, что  он  расскажет  американцам  все,  что  их
интересует. В том числе и по операции "Айви Беллз".
   - Как мне все это не нравится, - Крючков встал  из  за  стола  и  начал
ходить по кабинету. Дроздов внимательно следил за ним.
   - Значит, Гордиевского трогать не будем, - обернулся к нему Крючков.
   - Нельзя, Владимир Александрович, он должен добраться до англичан живым
и невредимым.
   - Я должен буду согласовать этот  вопрос  с  Виктором  Михайловичем,  -
наконец, неохотно дал свое согласие Крючков.
   Дроздов молчал.
   Крючков вернулся к столу. Снова сел в кресло.
   - Одни жизнью своей рискуют, а другие... И  ты  хочешь,  чтобы  мы  его
отпустили.
   Крючков редко обращался к кому-либо на "ты" и делал этот лишь в  минуту
откровенности со своими офицерами. Дроздов это знал.
   - Мы выиграем значительно больше.
   - И с этой  "Дрофой"  не  все  ясно,  -  махнул  рукой  Крючков,  -  ты
когда-нибудь про такое слышал?
   - Поэтому мы и спланировали всю операцию, - ответил Дроздов.
   - Сколько лет этот американец работал на нас? - спросил вдруг Крючков.
   - Больше пяти, - нехотя ответил Дроздов, - он проходил по шестнадцатому
управлению. Вы ведь знаете, какая у  них  секретность.  Хорошо,  еще,  что
отдел пошел нам навстречу и согласился на эту операцию.
   Шестнадцатое управление КГБ СССР занималось  перехватом  и  электронной
разведкой. В самом ПГУ был шестнадцатый отдел, занимавшийся  этим  же,  но
против  шифровальных  служб  Запада.  Как  правило,  агенты  Шестнадцатого
управления считались наиболее важными и никогда не выходили на контакты  с
местными  резидентами  ПГУ  в  местах  своего   жительства.   Шестнадцатое
управление и шестнадцатый  отдел  использовали  только  своих  курьеров  и
встреча происходили только в нейтральных странах.
   - Они согласились?
   - Практически, да. Мы пообещали им отдавать  всю  информацию  "Юджина",
объяснили в чем дело.
   - А если у нас ничего не  выйдет?  -  спросил  вдруг  Крючков.  -  Ваша
операция "Дрофа" провалится.  Гордиевский  улизнет  на  Запад,  а  "Юджин"
останется в тюрьме. Что тогда?
   - Тогда... - Дроздов заколебался, наконец, подумав, поднялся, - я подам
в отставку, товарищ генерал.
   - Этим вы не спасете "Юджина", - махнул рукой Крючков, - садись,  давай
еще раз все прокрутим. Ох, как я не хочу отпускать Гордиевского. Для  меня
это как пощечина.
   - Для меня тоже, Владимир Александрович. Я ведь его давно знаю.
   - Вызовите, генерала Грушко, - распорядился Крючков,  и,  посмотрев  на
Дроздова, вдруг спросил, - представляешь, как он сейчас будет ругаться?


   Десятого июля Олег Гордиевский вернулся из санатория домой. К работе он
по-прежнему не приступал, находясь в отпуске. По-прежнему за ним следили и
он видел лишь первый круг наблюдения, состоящий  из  нескольких  не  очень
подготовленных агентов.
   Ровно через девять дней Гордиевский вышел из дома в четыре часа дня  на
традиционную пробежку. В старом полуспортивном костюме, в  мятой  фуфайке.
Первый круг наблюдения даже не стал за ним следить, полагая, что он  скоро
вернется домой. Полковник не вернулся. Через несколько часов он встретился
с представителем английской разведки. Еще через несколько часов он  улетел
из аэропорта, загримированный и под чужим паспортом.  Проходя  пограничный
контроль, он не заметил,  как  в  десяти  метрах  от  него  стоял  высокий
человек, внимательно за ним следивший. И  лишь  когда  Гордиевский  прошел
паспортный  контроль  и  получил  обратно  свой  паспорт,  он   облегченно
вздохнул.
   Кроме этой пары глаз, принадлежавшей  англичанину,  вторая  пара  чужих
глаз была рядом с Гордиевским и по документам считалась его  супругой.  На
самом деле это была сотрудник английской разведки,  получившая  конкретное
задание провести самого ценного английского шпиона на посадку. Все  прошло
благополучно. Через некоторое время самолет взял курс на столицу одной  из
социалистических стран, где они должны были  получить  другие  паспорта  и
сделать пересадку, направляясь в Германию. Маршрут был выбран не случайно.
Выезжающих в социалистические страны гостей проверяли не так строго.
   За полетом самолета следил и полковник Трапаков. Когда самолет был  уже
в воздухе, он кивнул стоявшему рядом сотруднику.
   - Можешь передавать, все прошло спокойно. Он улетел.
   А Гордиевский сидел в самолете и думал о том, как впервые в истории КГБ
ему удалось переиграть эту грозную организацию. Он был почти на свободе  и
от радости готов был кричать во все горло.





   Сидеть в американской тюрьме по сравнению с советской - это все  равно,
что получить путевку на престижный  курорт.  В  отличие  от  отечественных
тюрем, задавшихся благородной целью перевоспитать преступника, а на  самом
деле  создавших  немыслимую   систему   унижений   и   издевательств   над
заключенными, американские исправительные заведения никаких высоких  целей
не ставят. Здесь нет такого показного лицемерия  и  лозунгов,  призывающих
идти  на  свободу  только  с  чистой  совестью.  В   американской   тюрьме
заключенный отбывает свое наказание. И точка.  Он  обязан  сидеть  в  этой
тюрьме, изолированный от общества за совершенные преступления. Но при этом
не должен подвергаться неслыханным унижениям, работать практически задаром
с утра до вечера, быть объектом издевательств любого должностного лица.  В
советской системе подать жалобу - это не просто вызвать гнев администрации
и  заключенных,  но  и  подвергнуть  свою  жизнь  серьезной  опасности.  В
американской тюрьме любая жалоба должна быть рассмотрена  в  установленном
законом порядке, невозможно даже представить себе, что она может не  дойти
до прокурора.
   Из  сказанного  не  следует,   что   в   американских   тюрьмах   можно
действительно  отдыхать  вместо   Ривьеры,   и   наслаждаться   прекрасным
обществом. В тюрьмах  сидят  такие  же  подонки,  как  и  везде,  а  среди
администрации, как и во всем мире встречаются  садисты  гомосексуалисты  и
просто предатели. Просто все познается в  сравнении.  А  в  данном  случае
сравнение было явно не в пользу подобного рода заведений страны  развитого
социализма.
   Но Кемаль Аслан, попавший сюда из своих роскошных апартаментов, находил
тюрьму довольно мрачным и очень непривлекательным местом. Его  привезли  в
Вашингтон в первый же день. В отличие от Советского Союза,  где  некоторые
правоохранительные органы  имеют  свои  собственные  внутренние  заведения
подобного рода, в Америке любая  тюрьма  считалась  федеральной  и  строго
подчинялась прокуратуре штата, на территории которой находилась.
   С момента ареста ему было разрешено вызвать  адвокатов,  и  два  лучших
адвоката Нью-Йорка - мистер Страум  и  мистер  Розенфельд  взяли  на  себя
защиту интересов арестованного  доктора  Кемаля  Аслана.  И  хотя  Кэвеноу
строго  проследил,  чтобы  об  аресте  Кемаля  никто  не  узнал,   мистеру
Саймингтону стало об этом известно, уже через двое суток после задержания.
Именно с его подачи сам Розенфельд прилетел в Вашингтон, чтобы вести  дело
Кемаля Аслана.
   Газеты пока хранили молчание, но  в  некоторых  уже  начали  появляться
намеки на нежелательное развитие дел в компании мистера Кемаля Аслана. Сам
задержанный  находился  в  одиночной  камере  и  имел  массу  времени  для
обдумывания  своей  позиции  по  всем  вопросам.  В  первый  день  его  не
допрашивали.  Они  прилетели  поздно  вечером   и   по   строгим   законам
американского процессуального права заключенный имел право  на  отдых.  Во
второй день после завтрака к Кемалю Аслану уже разрешили войти  адвокатам.
Доктор Страум был блондин  небольшого  роста,  юркий,  с  хитро  бегающими
глазками  и  маленькими  ручками.  В  Нью-Йорке  он  считался   крупнейшим
специалистом по разного  рода  юридическим  хитростям,  благодаря  которым
многим его подследственным удавалось избежать наказания.
   Доктор  Розенфельд,  напротив,  был  высокого  роста,  полный,  обильно
потевший, в крупных  роговых  очках.  Блестящий  юрист,  работавший  ранее
прокурором  штата  Вермонт,  он  в  последние   годы   возглавил   крупную
адвокатскую контору и добился немалых успехов на этом поприще. Кроме всего
ничего, многие знали о тесных связях Розенфельда с сильными мира сего.  Ни
для кого не было секретом, что государственный секретарь США Бейкер учился
вместе с Розенфельдом, а многие высшие чиновники Пентагона и Лэнгли  часто
прибегали к его помощи и консультациям.
   Именно поэтому оба  адвоката,  явившиеся  к  Кемалю  Аслану,  не  могли
понять, за что  конкретно  арестован  их  клиент  и  собирались  требовать
предъявление конкретного обвинения уже в первый день заключения.
   Кэвеноу понимал, как сложно ему придется  не  только  с  самим  Кемалем
Асланом, но и с его  адвокатами.  И  потому  готовился  к  первой  схватке
достаточно серьезно. Эшби  приехал  на  первый  допрос,  собираясь  помочь
своему коллеге. Кроме того, ему  было  просто  интересно  посмотреть,  как
будет вести себя "Вакх". Его все время мучили сомнения в  правильности  их
поспешного шага в Бейтауне. Эшби не мог не понимать, что Кемаль  наверняка
просчитывал вариант своего ареста, столь явно демонстрируя вызов  ФБР.  Но
почему он желал этого ареста, Эшби не понимал. И это беспокоило его больше
всего.
   Кроме Кэвеноу и Эшби в допросе должен был участвовать  прокурор  Джеймс
Фэннер. Молодой, красивый, излишне самоуверенный, он заранее  считал,  что
это дело станет точкой нового отсчета его карьеры, сделав его известным  и
знаменитым на всю страну. Силы были равными.  Трое  против  троих.  Кемаль
вошел в комнату вместе со своими адвокатами.
   Пока прокурор и адвокаты перечисляли друг  для  друга  все  юридические
формальности данного дела, оговаривая и свое участие,  и  свои  права,  он
внимательно следил за Кэвеноу и Эшби. По тому, как сидел сам  Кэвеноу,  он
понял, что  это  был  его  кабинет  и,  значит,  темнокожий  обвинитель  -
представитель ФБР. А вот второй человек, молча сидевший в углу  его  очень
интересовал. Кемаль понимал, что он  должен  предупредить  ЦРУ  и  поэтому
сразу решил, что это главный его соперник.
   - И теперь нам хотелось бы знать, какие конкретные обвинения вы  можете
предъявить нашему клиенту? - торжественно спросил Розенфельд.
   -  Мистер  Кемаль  Аслан,  -  напыщенным  тоном  ответил  прокурор,   -
обвиняется в том, что его деятельность нанесла ущерб  Соединенным  Штатам.
Он обвиняется в сотрудничестве  с  разведывательными  органами  Советского
Союза.
   -  В  таком  случае,  изложите  ваши  конкретные  обвинения,  -   сразу
потребовал Розенфельд.
   Фэннер оглянулся на Кэвеноу и тот вмешался в разговор.
   - Должен вам сказать, господа, что мы уже давно ведем  расследование  с
целью установить, кто именно передавал русским очень важную  информацию  о
наших военных поставках. Целый ряд фактов указывал, что этот человек имеет
прямой доступ к предприятиям в Калифорнии и Техасе. Нам удалось  выйти  на
связного этого агента, некоего Тома Лоренсберга.  Но  он  ушел  от  нас  в
Нью-Йорке в начале прошлого года.
   - Вы как всегда сработали блестяще, - не удержался Розенфельд. Он знал,
как важно вывести из себя обвинителя уже на первом этапе допроса.
   Кэвеноу  не  смутился.  Он  чуть  запнулся,  но  продолжал   спокойным,
размеренным тоном.
   - Однако в результате наших поисков мы, наконец, смогли  установить  не
только мистера Лоренсберга, но и человека, через  которого  шли  донесения
резиденту советской разведки. Это был  некто  Сюндом,  шведский  дипломат,
ставший мостом между Лоренсбергом и резидентом.
   При слове "дипломат" Розенфельд переглянулся со Страумом.
   Прокурор нахмурился. Он понял, что сейчас будет.
   - Вы не арестовали Сюндома? - спросил Страум, не сомневаясь в ответе.
   - Нет, - Кэвеноу стоило больших трудов  сдерживаться,  -  мы  не  имели
права его арестовывать. Он был дипломат и мы просто выслали его из страны,
объявив персоной "нон грата".
   - Значит, мы не можем привлечь его в качестве  свидетеля  обвинения,  -
уточнил Розенфельд.
   - Не можем, - согласился Кэвеноу и, спохватившись, добавил, - но нам  и
не нужно.
   - Мы вас слушаем, мистер Кэвеноу, - улыбнулся Страум, - просто  пока  я
не вижу никакой связи этих шпионов с нашим подзащитным.
   Кэвеноу оглянулся на Эшби и, заметив его непроницаемое лицо, ничего  не
сказал. Фэннер поспешил ему на помощь.
   - У Федерального Бюро Расследований имеются веские  доказательства  для
утверждения причастности мистера Кемаля к  подрывной  деятельности  против
Америки.
   - Мы пока их не получили, - заметил Страум.
   -  Нам  удалось  установить,  -  продолжал  Кэвеноу,  -  что   передача
очередного донесения состоится в Балтиморе, куда отправился Сюндом. Но сам
мистер Лоренсберг был в это время в Детройте, куда он прилетел рано  утром
и откуда вылетел затем в Нью-Йорк.
   "Они проверяли по билетам, - понял Кемаль, - как глупо,  что  мы  этого
тогда не учли. Но как им удалось вычислить меня?"
   - Мистер Сюндом приехал  в  Балтимор  и  остановился  в  отеле  "Тревел
Плаза", рядом с которым была  расположена  закусочная  "Мак-Дональдс".  По
предложению связного, позвонившего из Нью-Йорка, мистер Сюндом должен  был
взять пакет, прикрепленный к одному из столиков с внутренней стороны.  Что
он и сделал. Затем выехав в Нью-Йорк.
   - И вы его не остановили? - уточнил Розенфельд.
   - Нет, -  вынужден  был  сказать  Кэвеноу.  Он  уже  понимал,  в  какую
юридическую ловушку попал. Не рассказывать же этим типам о  подключении  к
операции  ЦРУ,  о  просьбах  английской  разведки,  обо  всем,  что  тогда
случилось в Балтиморе. А если не рассказывать, то вся ого история  с  этим
конвертом выглядит, по меньший мере, некорректно. Но  рассказывать  он  не
имел права.
   -  Значит,  мистер  Сюндом  благополучно  отвез  конверт?   -   уточнил
Розенфельд. - Можно узнать, почему вы его не остановили?
   - Из оперативных соображений, - глухо ответил Кэвеноу,  -  у  нас  были
свои планы.
   - Предположим, - согласился  Розенфельд,  -  но  мы  пока  не  услышали
главного. При чем тут мистер Кемаль Аслан?
   - Дело в  том,  что  связной  Том  Лоренсберг  позвонил  из  Нью-Йорка,
предложив мистеру Сюндому забрать конверт. У нас есть пленка с  разговором
и фиксированное время разговора. Если хотите, можете ее прослушать.
   - Обязательно, - быстро сказал Розенфельд, - обязательно послушаем.
   Кэвеноу  снова  посмотрел  на  Эшби  и  включил  стоявший   перед   ним
магнитофон. Раздался знакомый голос Тома. Кемаль закрыл глаза.
   - Мистер Сюндом, оденьтесь, спуститесь вниз и ждите моего звонка  рядом
с портье.
   Розенфельд переглянулся со Стаумом. Пока все  шло  нормально.  Раздался
другой голос:
   - Отель "Тревел Плаза".
   - Позовите мистер Сюндома, - снова сказал Том.
   И через несколько секунд снова:
   - Повернитесь лицом к улице. Вы видите  перед  собой  огни  -  напротив
отеля есть закусочная "Мак-Дональдс". Войдите туда  и  сядьте  за  крайний
правый стол у окна. Под столом прикреплен конверт. Он ваш. Вы все поняли?
   Кэвеноу выключил магнитофон и уже  перехватывая  инициативу,  не  давая
возможности Розенфельду задать какой-нибудь вопрос, продолжал:
   - Через минуту Сюндом взял конверт. Но все дело в том, что сам  конверт
был прикреплен туда за десять-пятнадцать минут до разговора, иначе бы  его
просто  обнаружили.  Вот  показания  миссис  Грант,  которая  видела,  как
незнакомый мужчина сидит с конвертом в руках за столом. Обратите внимание,
там указано время.
   Он передал показания свидетеля Страуму, и продолжал говорить:
   - Мы справедливо сделали  вывод,  что  мистеру  Тому  Лоренсбергу  явно
помогал еще один человек. И этот человек  должен  был  иметь  водительские
права  штатов  Техас,  Нью-Йорк,  Пенсильвании,   Мэриленд.   Вот   данные
компьютерного анализа. Это мог быть только мистер Кемаль.
   - Это не доказательство, - возразил Страум, возвращая листки  бумаги  с
показаниями миссис Грант, - кроме того она здесь ясно  указывает,  что  не
видела лица этого мужчины.
   - Верно, - наконец, улыбнулся и Кэвеноу, - но у нас появилось еще  одно
маленькое доказательство. Мы проверили все деньги, заплаченные в тот  день
за стоянку автомобилей. Все купюры и все талоны, полученные на стоянке.  И
среди десятков отпечатков пальцев были отпечатки  пальцев  мистера  Кемаля
Аслана. Именно в тот день. Вы верите в такую случайность?
   - Мой клиент вполне мог  проезжать  через  Балтимор,  -  сразу  нашелся
Розенфельд, - где доказательства,  что  он  был  знаком  с  этим  мистером
Лоренсбергом? У вас есть такие доказательства?
   Эшби  насторожился.  Посмотрел  на  Кемаля.  Почему  все-таки  тот  так
неосмотрительно подставился?
   - У нас есть такие доказательства, - торжественно произнес  Кэвеноу,  -
мистер Кемаль Аслан, не могли бы вы  сообщить  нам,  где  именно  вы  были
издержаны?
   - Недалеко от Бейтауна, на трассе Хьюстон-Бейтаун, - ответил Кемаль.
   Он понимал, почему его спрашивают об этом и сидел,  уверенный  в  своей
позиции. Он все рассчитал правильно. Продумал все ходы в этой партии.
   - А что вы делали в Бейтауне?  -  спросил  Кэвеноу.  -  Зачем  вы  туда
приезжали? Где вы были перед задержанием?
   - На кладбище, - спокойно ответил Кемаль, - я приехал положить цветы на
могилу своего друга.
   - Можно узнать имя вашего друга? - торжествующе спросил Кэвеноу.
   - Конечно, можно. Мистер Том Лоренсберг. Я знал его много лет.
   - Мистер Розенфельд, надеюсь, теперь вы  удовлетворены?  -  не  скрывая
своей радости спросил Кэвеноу.





   Блант получил срочное сообщение из Лондона в свое отсутствие  и  теперь
нетерпеливо ждал, пока его соединят с  мистером  Хэшлемом,  находящимся  в
Великобритании. Наконец, послышался характерный,  чуть  дребезжащий  голос
Хэшлема:
   - Как вы поживаете, Питер?
   - Спасибо, мистер Хэшлем. Как у вас дела?
   - Не очень, - ответил Хэшлем, - у нашего друга большие неприятности  на
родине. Судя по всему его скоро запрут в железную клетку.
   - Не может быть, - испуганно сказал Блант, понимая,  что  речь  идет  о
"кроте" английской разведки окопавшемся в лондонской резидентуре.
   - Пока его не трогают, но все говорит  о  том,  что  он  провалился,  -
доверительно  сообщил  Хэшлем,  -  вообще-то  я  не  очень  доверяю   этим
телефонам, даже с новыми шифраторами.
   - Согласен с вами, сэр, - поддержал его Блант, - вы думаете, есть связь
между "Вакхом" и нашим провалом?
   - Безусловно, есть. Свяжитесь с мистером  Эшби  и  передайте  ему  наше
беспокойство. Пусть они делают со своим "Вакхом" все, что считают  нужным.
Видимо, его информация все-таки вывела русских на крайне нежелательный для
нас вариант.
   Холдер с утра был в очень плохом  настроении.  Они  считают,  что  наши
американские коллеги просто провалились по всем пунктам.
   - Я передам Эшби наш протест, - послушно сказал Блант, - они, возможно,
еще даже не смогли вычислить этого "Вакха".
   - Не будьте столь наивны, - жестко  ответил  Хэшлем,  -  американцы  не
дураки. Все, что  касается  их  собственных  национальных  интересов,  они
делают  достаточно  оперативно.  И  качественно.  Свяжитесь  с  Эшби.  Как
вариант, возможен обмен "Вакка" на нашего человека. Хотя на это один  шанс
из тысячи. Русские никогда не выдавали своих людей. В крайнем случае,  они
еще могли согласиться на обмен наших агентов. В общем, позвоните Эшби.
   - Хорошо, - Блант положил трубку и целых пять минут сидел  молча  перед
телефоном, обдумывая случившееся. И только  затем  набрал  номер  телефона
Эшби.
   - Мистера Эшби нет в офисе, - любезно ответила девушка-секретарь, - его
сегодня не будет.
   - Скажите, чтобы он позвонил Питеру Бланту, - попросил Блант, - у  него
есть мой телефон.
   - Обязательно, - любезно согласилась девушка.
   Эшби в это время уже сидел в кабинете Кэвеноу, ожидая,  когда  приведут
для допроса мистера Кемаля Делана  и  приедут  его  адвокаты.  Позвонив  в
Лэнгли, он узнал о  звонке  Бланта  и  позвонил  представителю  английской
разведывательной службы.
   - У нас неприятности, - начал Блант, - ваш "Вакх"  все-таки  сообщил  о
наших  операциях  в  Москву.  Мистер  Хэшлем  просил  передать  вам   наше
беспокойство.
   - У вашего агента неприятности? - понял Эшби.
   - Если это можно так назвать. Мистер  Хэшлем  сообщил,  что  вы  можете
делать с "Вакхом" все, что считаете нужным. Если, конечно, его найдете,  -
не удержался от сарказма Блант.
   - Кажется, у нас скоро будут некоторые результаты, - осторожно  ответил
Эшби.
   - Желаю успеха, - сухо произнес Блант, - и не забудьте, что в результат
ваших ошибок мы потеряли лучшего  агента  у  русских.  Жаль,  что  вы  так
неправильно понимаете интересы союзников.
   - Надеюсь убедить вас в обратном, - сказал Эшби на прощание.
   В этот момент привели Кемаля Делана.
   Теперь, сидя на допросе, он все время помнил тот разговор, но терпеливо
выжидал, стараясь не вмешиваться в затянувшийся спор Кэвеноу и  Фэннера  с
адвокатами. Казалось, после фактического признания Кемаля Аслана в  дружбе
с погибшим мистером Лоренсбергом в допросе подозреваемого произошел резкий
перелом,  Эшби  понимал,  что  допрос  не  может  так  просто  окончиться.
Подозреваемый наверняка имел свои козыри, которыми он собирался бить карты
Кэвеноу.
   Но сам Кэвеноу и прокурор Фэннер  не  скрывали  своей  радости.  Теперь
обвинение  против  мистера  Кемаля  Аслана   располагало   неопровержимыми
доказательствами его вины.
   Однако самого Кемаля это,  казалось,  не  смущало.  Он  переждал,  пока
несколько успокоится Кэвеноу и придут в себя его адвокаты, и  затем  своим
спокойным, размеренным тоном продолжал:
   - Господа, я не вижу причины для беспокойства. Мистер Лоренсберг иногда
помогал нашей компании, когда я работал в Хьюстоне. Мы с ним встречались и
это может подтвердить его секретарь Патриция. Но насчет Балтимора не нужно
было говорить загадками. Я  не  знаю  никакого  Сюндома  и  ни  с  кем  не
разговаривал.
   - Верно, - согласился Кэвеноу - я не говорил, что вы его знаете  или  с
ним разговаривали. Я говорил про конверт.
   - А это разве большое преступление? - спросил Кемаль.
   Адвокаты дружно уставились  на  него.  Розенфельд,  понявший,  что  его
клиент  имеет  собственное  мнение  по  поводу   случившегося,   несколько
успокоился.
   - Я действительно был в Балтиморе и действительно  приклеил  конверт  к
столу в этом "Мак-Дональдсе". Но только потому, что меня попросил об  этом
сам Том Лоренсберг. Он сказал, что это обычная шутка и он хочет  разыграть
своего друга.
   - Что? - вскочил со стула прокурор.
   Адвокаты  радостно  закивали  головами.  Кэвеноу  нахмурился,  а  Эшби,
напротив,  улыбнулся.  Все-таки  этот  "Вакх"  молодец,  он  здорово   все
продумал.
   - Какая шутка? - спросил прокурор.
   - Вы можете это доказать? - спросил Кэвеноу.
   - Конечно, - ответил Кемаль, - у  меня  в  офисе  должно  остаться  его
письмо с просьбой прикрепить  конверт  под  столом.  Том  писал,  что  это
обычная шутка.
   - Вам нравится над нами издеваться? - закричал  прокурор  и,  несколько
сконфуженный своим выпадом, буркнул адвокатам: - Извините.
   - Письмо находится у меня в офисе, - снова повторил  Кемаль,  -  вы  же
можете все проверить.
   - Где именно? - уточнил Кэвеноу, обреченно понимая,  что  такое  письмо
они действительно найдут.
   Это Том, еще в прошлом году, за неделю до  балтиморских  событий  решил
послать такое письмо с целью обезопасить Кемаля в  случае  его  внезапного
ареста в Балтиморе. Несмотря на смерть Тома, он не уничтожал этого письма.
Может, это и было какое-то шестое чувство разведчика, хотя по  логике,  он
обязан был сразу его уничтожить, как только узнал о смерти друга.
   - Я могу написать записку своему секретарю, - предложил Кемаль,  -  или
позвонить в офис и вам привезут это письмо.
   - Надеюсь, мистер Кэвеноу не будет  доказывать,  что  оно  сфабриковано
адвокатами  подозреваемого?  -  ядовито  осведомился  Розенфельд.  -  Там,
наверное, есть подпись мистера Лоренсберга.
   - Конечно, есть, - окончательно добил Кэвеноу Кемаль.
   - А откуда вы узнали о смерти Тома? - внезапно спросил прокурор. -  Вам
сообщила об этом ваша резидентура?
   "Какой дурак", - с сожалением подумал Эшби.
   - Я позвонил через несколько дней сестре Патриции. Ее,  кажется,  звали
Олимпия. И от нее узнал о самоубийстве мистера Тома Лоренсберга, - ответил
Кемаль, - вы можете вызвать ее и допросить. Думаю, она все подтвердит.
   - Господа, - подвел итоги Розенфельд, - по-моему,  у  вас  нет  никаких
оснований для задержания мистера  Кемаля  Аслана.  Мы  настаиваем  на  его
освобождении  под  залог,  либо  будем  вынуждены  подать  ходатайство   о
незаконном задержании.
   - Мы должны привезти  письмо,  -  мрачно  напомнил  Кэвеноу,  -  и  все
проверить. Нам нужны еще сутки.
   - Думаю, мы можем договориться, - посмотрел на Кемаля Розенфельд, -  но
через сутки мой клиент должен  быть  освобожден.  Надеюсь,  ФБР  понимает,
какой иск она может получить, если акции компании  мистера  Кемаля  упадут
из-за этого неприятного инцидента.
   - Понимаем, - упавшим голосом ответил Кэвеноу.
   - Мистер Розенфельд, - решив, что пора вмешаться,  сказал  Эшби,  -  вы
разрешите поговорить с вашим клиентом наедине? Это крайне важный  разговор
и для него, и для меня.
   - Мистер Эшби, - ответил Розенфельд, знавший, где работает Александр, -
я  уважаю  организацию,  интересы  которой   вы   представляете.   Но   вы
действительно считаете, что ваше ведомство имеет процессуальные  права  по
допросу обвиняемого?
   - Это будет не допрос, - возразил Эшби, - это будет беседа.
   Розенфельд посмотрел на Кемаля и тот равнодушно кивнул головой.
   - Хорошо, - согласился адвокат,  -  вы  можете  побеседовать.  Полчаса,
надеюсь, вам хватит? За это время мы успеем выпить кофе.
   - Согласен, - сказал Эшби.
   - Да, - кивнул прокурор.
   Он вышел первым, чуть не опрокинув стол,  мимо  которого  проходил.  За
ними, не спеша, вышли Розенфельд и Страум. Последним уходил Кэвеноу. Он  с
ненавистью взглянул на Кемаля, но ничего не сказал.
   Эшби задумчиво смотрел на Кемаля.
   - Мистер Кемаль, у вас не болит голова? - внезапно спросил он.
   - Кажется, нет. Вы решили остаться, чтобы узнать про  мое  здоровье?  -
насмешливо спросил Кемаль.
   - Нет. Просто мне интересно, как вы себя чувствуете  после  многолетней
комы. Вы ведь  попали  тогда  в  аварию.  Для  пострадавшего  после  такой
катастрофы вы рассуждаете слишком логично.
   Кемаль прикусил губу.
   - Вы хотели бы, чтобы перед вами сидел дебил? - спросил он.
   - Не нужно так стращать. Вы  понимаете,  что  мы  будем  настаивать  на
медицинской экспертизе?
   - Конечно.
   Эшби внимательно смотрел на Кемаля, но  не  замечал  никаких  признаков
волнения.
   - Мы будем проверять все, мистер Кемаль Аслан, - тихо,  но  убедительно
говорил Эшби, - каждый день вашей жизни в Болгарии, в Турции и Америке. Вы
уже поняли, что не  этот  прокурор  будет  вашим  главным  соперником?  Мы
постараемся доказать, что вы не тот, за кого вы себя  выдаете.  У  вас  не
будет никаких шансов, мистер Кемаль Аслан.
   - Интересно, как же меня тогда зовут? - спросил Кемаль.
   - Этого я не знаю. Но надеюсь, что скоро узнаю. И тогда вам не  помогут
никакие адвокаты. Ваш ловкий  трюк  с  появлением  в  Бейтауне  я  оценил.
Конечно,  мы  все  поступили  глупо,  арестовав  вас,  не   имея   никаких
доказательств и теперь вы явно издеваетесь над нами. Судя по всему,  вы  и
рассчитывали на подобный результат. Но вы просчитались, мистер Кемаль,  мы
постараемся найти эти доказательства. Я убежден, что  именно  вы  резидент
советской разведки.
   - У вас богатое воображение  мистер  Эшби.  Я  правильно  называю  вашу
фамилию?
   - Правильно.
   - Я не понимаю, о чем вы говорите.
   - В таком случае, я вам помогу, - сказал Эшби. - Вы не только  передали
тот злополучный конверт в Балтиморе. Это могла быть и шутка,  я  согласен.
Но вот данные по компании "Дженерал электрик" могли  знать  только  вы.  И
данные по нашим подводным лодкам знали тоже только вы.  Наконец,  поставки
"Дженерал электрик" по заказу АНБ и ЦРУ. О них  могли  узнать  и  передать
только вы. Вам не кажется, что совпадений слишком много?
   - Не знаю. Я плохо разбираюсь в таких вещах. Моя сфера -  экономика,  -
ответил Кемаль.
   - В такое случае я напишу вам на бумаге название операции,  которую  вы
провалили.
   Эшби написал два слова и передал их Кемалю.
   - Только не говорите, что слышите  впервые  и  эти  два  слова,  мистер
Кемаль Аслан. Узнавший об  этом  разведчик,  работавший  против  вас,  уже
арестован. Это лучшее доказательство,  мистер  Кемаль.  И  его  не  смогут
оспорить никакие адвокаты.
   На бумаге были два слова - "Айви Беллз".





   На  следующий  день  письмо  действительно  нашли.  Но,  по   настоянию
прокурора Фэннера, арест был продлен еще  на  семь  дней.  Прокурору  были
предоставлены сведения  ЦРУ,  не  подлежащие  оглашению  и  он  согласился
продлить проверку. Несмотря на все протесты Розенфельда,  его  ходатайство
было отклонено.  В  вопросах  национальной  безопасности  американцы  были
слишком консервативны и  одержимы.  Кэвеноу  и  Эшби  получили  время  для
должного  оформления  обвинительного  заключения   и   сбора   необходимых
доказательств.
   Адвокаты протестовали шумно и скандально. Правда, они пока не  прибегли
к самому мощному оружию - прессе. В интересах дела об аресте Кемаля Аслана
не распространялись и даже исполняющий обязанности Президента его компании
Имацу не знал, что конкретно случилось с  шефом,  находящимся  в  отпуске.
Адвокаты понимали, что любой слух может гибельно сказаться на коммерции их
клиента и старались также не особенно  распространяться  на  тему  ареста,
отказываясь  от  многочисленных  интервью  и  избегая  особо  домогавшихся
журналистов.
   Эшби и Кэвеноу развили в эти дни бешеную  активность.  В  Болгарию  был
послан специальный представитель. Два сотрудника ЦРУ были задействованы  в
Турции, еще двое офицеров ФБР работали в Хьюстоне. Сведения каждые полчаса
докладывались  лично  Кэвеноу.  Но  никаких   обнадеживающих   результатов
получить не удавалось. В Турции тетушка Кемаля вспомнила, что  у  него  на
руке была родинка, но такая родинка  у  племянника  действительно  была  и
разочарованный Кэвеноу наорал на врача, проводившего обследование.
   Из  Болгарии  по  факсу  передали   детскую   фотографию   Кемаля.   Но
антропологическая экспертиза по черепу  и  характерному  строению  лицевых
костей установила, что на  фотографии  был  действительно  молодой  Кемаль
Аслан. А фотографическая экспертиза доказала, что фотография была  сделана
тридцать  лет  назад.  Из  Хьюстона  приходило  подтверждение  всех  слов,
сказанных Кемалем. Сотрудники ФБР побывали  и  в  Бейтауне,  убедившись  в
искренности подозреваемого. Он действительно несколько раз бывал в конторе
Тома Лоренсберга до  своего  отъезда  и  узнал  о  случившемся  от  сестры
секретаря погибшего, мисс Олимпии.
   Ничего не дало и медицинское освидетельствование Тома. Врачи обнаружили
шрамы на его голове,  но  никто  не  мог  сказать  определенно,  можно  ли
подтвердить или опровергнуть бывшую кому Кемаля Аслана. Ведь прошло  более
одиннадцати лет и за это время последствий могло не остаться. Правда, двое
из врачей  настаивали  на  том,  что  характер  шрамов  после  ранения  не
соответствовал тому удару, который мог получить Кемаль, но это  были  лишь
спорные моменты, которые легко  опровергались  адвокатами  подозреваемого.
Даже подробный осмотр тела бизнесмена ничего не  дал.  Согласно  традициям
мусульманского мира, принятым и среди болгарских турок, мальчикам  в  юном
возрасте делали обрезание.  Дотошному  Эшби  удалось  выяснить,  что  этот
ритуал  не  могли  совершать  православные  болгары  и  русские.  Но  даже
освидетельствование этого проклятого  турка  убеждало,  что  он  настоящий
турок. Врачи единодушно указывали, что операция  отсечения  крайней  плоти
была произведена достаточно давно.
   Но Эшби не успокаивался. Арест английского шпиона был  дня  него  более
чем достаточной причиной для подозрения Кемаля Аслана в его сотрудничестве
с русской разведкой. Лишь в одном не был убежден Эшби - является ли Кемаль
Аслан завербованным агентом  советской  либо  болгарской  разведки  или  с
самого начала ему была придумана  столь  совершенная  во  всех  отношениях
легенда?
   И каждый раз, вызывая  на  допрос  Кемаля,  он  испытывал  двойственное
чувство - уважения к  личности  бизнесмена,  так  стойко  державшегося  на
допросах, и  ярость  по  поводу  никчемности  усилий  двух  столь  грозных
ведомств, как ЦРУ и АНБ, которые в полном смысле слова дурачил этот наглый
тип.
   У  них  установилась  привычка  ежедневно  по  вечерам  встречаться   и
обмениваться последними новостями. Через два дня истекал  срок  задержания
Кемаля, разрешенный прокурором для сбора доказательств. Через сорок восемь
часов они обязаны были отпустить резидента советской  разведки.  Одна  эта
мысль приводила  Кэвеноу  в  такое  бешенство,  что  он  не  мог  спокойно
беседовать с Кемалем, предпочитая встречаться с ним  только  в  отсутствии
адвокатов.
   В этот вечер Кемаль, как всегда, был чисто выбрит и  деловито  спокоен.
Он видел нарастающее раздражение своих  обвинителей  и  понимал,  что  это
результат нестыкующихся деталей обвинения и улик,  которых  у  них  против
него не было. Его поездка в Бейтаун была не просто  авантюрной,  она  была
преступным и наглым вызовом, но она сработала. Вынужденное задержать  его,
не  имея  никаких  доказательств,  американское  правосудие,  столь  свято
чтившее не дух, а букву закона,  вынуждено  было  теперь  расписываться  в
своем бессилии.
   Он  не  знал,  чего  было  больше  в  его  столь  необычном  решении  -
продуманного плана или глубоко личных мотивов,  связанных  с  Сандрой.  Он
сознательно шел на скандал, пытаясь  разрешить  все  сразу.  И  его  столь
вызывающий и неожиданный шаг имел успех. Ни  Кэвеноу,  ни  Эшби  не  могли
предъявить ему никаких доказательств, тем более собранных за неделю. А вся
логика балтиморского обвинения, построенного на показаниях  миссис  Грант,
автомобильных правах и отпечатках пальцев была бы признана верной только в
одном, единственном случае - если бы он начисто отрицал свою связь с Томом
Лоренсбергом. Но он признавал эту связь, утверждая, что действительно  был
в Балтиморе и действительно закреплял  письмо  по  просьбе  своего  друга.
Никаких серьезных улик против Кемаля уже не было и обвинение лопалось. Это
понимали и Кэвеноу с Эшби. Это сознавал и  сам  Кемаль,  так  блистательно
сумевший заманить своих соперников в ими же подготовленную ловушку.


   В  этот  вечер  они  уже  не  допрашивали  его,  пытаясь   поймать   на
противоречиях. Просто, когда Кемаля  привели,  Эшби  взглянул  на  него  и
спросил:
   - Вам все это не надоело?
   - А вам? - в такт ему спросил Кемаль. - Вам  не  кажется,  что  вы  уже
испробовали все варианты.
   - Не кажется, - нахмурился Кэвеноу. - Вы советский шпион, Кемаль,  и  я
постараюсь это доказать.
   - Чем вы и занимаетесь столько дней, - напомнил Кемаль. - Вы  несколько
увлеклись своими играми. По-моему, все давно ясно.
   - Вы здорово сыграли, мистер Кемаль Аслан, - хладнокровно заметил Эшби,
- но вы не хотите понять, что  это  не  конец.  Это  только  начало  игры,
которую мы, признаюсь, начали не  столь  удачно.  Но  ведь  вся  игра  еще
впереди. Предположим, что мы  не  найдем  ничего  в  оставшиеся  два  дня.
Предположим даже, что вынуждены будем отпустить вас. Неужели  вы  думаете,
что сможете когда-либо работать на советскую разведку?  Ваша  карьера  там
закончена. Они вам никогда не поверят. Да вы и сами  не  захотите  с  ними
сотрудничать, понимая,  что  с  этой  минуты  мы  будем  следить  за  вами
постоянно. Стоит ли продолжать игру, мистер Кемаль?
   - Вы правы только в том случае, если я действительно  играю,  -  сказал
Кемаль, - но вы забываете о том, что я американский гражданин. Меня  знает
вся страна, моя компания известна во всем  мире.  Зачем  мне  работать  на
русских? Ради денег? Интересно, какие  деньги  они  мне  могут  заплатить,
чтобы я согласился с ними сотрудничать? Вы же должны знать годовые обороты
моей компании и прошлогоднюю прибыль. Или это все тоже сделало русские?
   Эшби нахмурился.  Потом  достал  из  кармана  фотографию.  На  ней  был
улыбающийся незнакомец с темными красивыми глазами.
   - Вы знаете, кто это? - спросил Эшби. - Я предвидел ваш вопрос и  нашел
в нашем архиве эту фотографию.
   - Понятия не имею, - буркнул Кемаль, едва посмотрев на карточку. Сердце
болезненно сжалось. Он узнал изображенного на ней агента.
   - Это знаменитый советский шпион, миллионер  Гордон  Лонсдейл.  Он  был
очень влиятельный и богатый человек в Великобритании.
   - Очень хорошо. Ну и что?
   - Его настоящее имя Конан Молодый. Он был офицером их разведки.
   - Вы думаете, это я?
   - Не обязательно. У него могли быть и талантливые ученики.
   - У вас буйная фантазия, мистер Эшби. Я не могу быть нелегалом, хотя бы
потому, что такие агенты когда-нибудь возвращаются домой,  а  я  собираюсь
жить в это стране еще очень долго. И в Хьюстоне у  меня  сын.  Неужели  вы
думаете, что это не мой сын?
   - Нет, конечно. Он ваш. Но мы думаем, что вы могли быть завербованы еще
в коммунистической Болгарии, где прожили четверть века.
   - Первые годы своей жизни я жил в Америке, если вы,  конечно,  обратили
внимание на этот факт.
   - Обратили. И не только на это. Мы нашли в Софии институт, где вы якобы
учились. И нашли девушку, с которой вы встречались. Сказать  вам,  как  ее
зовут?
   - Я могу сказать сам, - спокойно парировал Кемаль.
   - Интересно послушать.
   Диалог вел Эшби. Кэвеноу молчал, он пытался найти хоть малейшую трещину
в безупречной защите "Вакха". Он был убежден, что перед ними "Вакх". И его
злило их очевидное бессилие.
   - Раз я с ней встречался, то, конечно, помню ее имя. Ее звали Бася.
   - Да, - сказал Эшби, - и мы ее привезли в Вашингтон. Хотите ее увидеть?
   Иногда одно мгновение решает  все  дело.  Кемаль  хорошо  помнил  уроки
психологии, которые практиковались у них  на  занятиях.  Психолог  задавал
самый простой вопрос - сколько будет дважды два, и терпеливо ждал  ответа.
Вернее, реакции на ответ.
   Если спрашиваемый сразу отвечал, что дважды два четыре - это  указывало
на быстроту реакции и некоторую однообразность мышления. Если  испытуемый,
не  отвечая,  начинал  улыбаться  -  значит,  был  человеком  хитрым,   но
нерешительным, мягким, легко поддающимся на уговоры. Если ответ приходил с
большой задержкой и явной обидой на столь легкий вопрос, это указывало  на
отсутствие   образности   мышления,   стереотип   поведения,    недостаток
творческого воображения. В этих случаях ценился не просто ответ,  а  время
ответа и его содержание. Идеальным  считался  ответ,  что  дважды  два  не
всегда четыре, даваемый через полторы-две секунды после вопроса. Не больше
и не меньше.
   Именно поэтому, вспомнив все это в течение секунды, Кемаль  выждал  еще
одну секунду и сказал:
   - Вы доставите мне удовольствие, мистер Эшби. Только учтите, это должна
быть настоящая Бася. Любая другая меня не интересует.
   - Знаете, Кемаль, - сказал Эшби, - мне нравится ваше спокойствие. Но вы
напрасно все время ходите по краю пропасти. Можно ведь сорваться  и  очень
больно удариться.
   - По-моему, это вы ходите по краю, - возразил Кемаль.  -  В  результате
ваших непродуманных действий я уже потерял слишком много времени  в  вашей
тюрьме. Вы представляете, какой иск я могу вам предъявить? У вас не хватит
зарплаты, чтобы оплатить его.
   - Он еще издевается! - не сдержался Кэвеноу,  сжимая  кулаки.  -  Наших
разведчиков вы наверняка избиваете до полусмерти,  пытаете,  пока  они  не
заговорят, а  мы  тут  церемонимся  с  вами  и  еще  разрешаем  приглашать
адвокатов.
   - Мистер Кэвеноу, вы просто дремучий тип. Как  вы  работаете  в  ФБР  с
такими отсталыми взглядами? Я не хочу заступаться за  русских,  но  у  вас
представления полувековой давности. Думаю, что разведчиком уже  не  пытают
нигде. Это не дает нужного результата и, самое главное, нерационально.  Во
всяком случае, мне так кажется.
   - У вас интересные взгляды на работу разведки, - сразу заметил Эшби.
   - Скорее, контрразведки, - парировал Кемаль, - я просто  читаю  слишком
много книг. Кстати, где Бася? Вы ведь обещали ее мне предъявить.
   - Считайте, что я вас проверял, - ответил Эшби.
   - Спасибо, что предупредили, - ответил Кемаль.
   Ничего не добившись, они отправили его обратно в камеру.
   Когда Кемаль вышел, Кэвеноу стукнул по столу своим огромным кулаком:
   - Он просто издевается над нами!
   - У нас ничего нет против него, - задумчиво произнес Эшби, - а то,  что
есть, мы не можем использовать.
   - Я вас не понимаю? - посмотрел на него  Кэвеноу.  -  У  вас  есть  еще
какие-то доказательства?
   - Конечно, есть. Недавно  был  арестован  очень  влиятельный  советский
разведчик, работавший на англичан. У  нас  есть  основания  полагать,  что
русские вышли на него в результате информации "Вакха".
   - И вы все время молчите, - вскочил Кэвеноу. -  Мы  обязаны  рассказать
обо всем прокурору. Как фамилия вашего агента?
   - В том-то все и дело, - ответил Эшби, - англичане не говорят  нам  его
фамилии.
   - Но они могут подтвердить все, что вы мне сказали?
   - Думаю, да, - осторожно отметил Эшби.
   - Звоните Бланту, -  нетерпеливо  попросил  Кэвеноу,  -  этот  мерзавец
Кемаль будет сидеть у нас сто лет, пока не расскажет всей правды.
   Эшби набрал номер телефона английского резидента в Вашингтоне.
   - Мистер Блант? - спросил он, - с вами говорит Александр Эшби.
   - Я вас слушаю, - заинтересованно ответил Питер Блант.
   - Кажется, нам удалось выйти на неуловимого "Вакха".
   - Вы его взяли? - не поверил услышанному Блант.
   - Можно сказать.
   - Поздравляю вас, мистер Эшби. Это очень большая победа, -  обрадованно
сказал Блант.
   - Но у нас возникли проблемы, - вздохнул Эшби. - У  нас  свои  тонкости
юридической  системы.  "Вакх"  оказался  довольно  известным  человеком  и
американским гражданином. А его  адвокаты  уже  требуют  отпустить  своего
клиента. Вы не могли бы выступить у нас в прокуратуре или в суде? Конечно,
слушания будут закрытыми. Я гарантирую.
   - Что я должен сказать?
   - Не называя никаких имен, просто рассказать о том,  как  в  результате
информации "Вакха" был арестован ваш разведчик. Такой вариант вас устроит?
   - Думаю, да, - помедлив, ответил Блант, - но в любом  случае  я  должен
посоветоваться с Лондоном. Перезвоните мне через десять минут.
   - Договорились, - Эшби повесил трубку и пояснил  Кэвеноу,  -  он  хочет
позвонить в Лондон, получить разрешение.
   Блант довольно быстро набрал код и  номер  Холдера.  К  его  удивлению,
трубку снял сам Холдер.
   - Мистер Холдер, -  торопливо  сказал  он,  -  янки  обнаружили  нашего
"Вакха".
   - Поздравляю, - равнодушно бросил Холдер.
   Кажется, он даже не обрадовался, удивился Блант. Что опять случилось  в
Лондоне?
   - Они его арестовали, но  это  оказался  весьма  значительный  тип.  Со
своими большими связями. Адвокаты требуют его освобождения.
   - Это типично в их манере, - буркнул Холдер, -  они  готовы  дать  шанс
даже самому отъявленному негодяю.
   - Мне можно выступать в суде? - спросил Блант.
   - Вообще-то нежелательно, -  ответил  Холдер,  -  я  думаю,  вам  лучше
проконсультироваться с Хэшлемом. Он сейчас на месте.  Пусть  наш  разговор
переведут на него.
   -  Но  сэр...  -  воскликнул   пораженный   Блант,   протестуя   против
переключения. "Неужели "Вакх" совсем не интересен Холдеру?" - подумал он.
   - В чем дело, мистер  Блант,  -  услышал  он  голос  Хэшлема,  -  опять
какая-нибудь неприятность с нашими американскими друзьями?
   - Наоборот. Они нашли, наконец, "Вакха". Они смогли его вычислить. И  я
просил мистера Холдера разрешения на выступление в суде по этому делу.
   - Зачем? - спросил Хэшлем.
   "Кажется, они все сошли с  ума",  -  подумал  Блант,  но,  сдерживаясь,
сказал:
   - Мы можем помочь американцам решить часть их проблем. Рассказать о том
как "Вакх" вывел  русских  на  нашего  человека  в  резидентуре  советской
разведки в Лондоне.
   Наступило молчание.
   - Сэр... - раздраженно спросил Блант, решив, что  произошло  отключение
линии. Он услышал лишь приглушенные звуки.
   - Сэр, - снова повторил он и понял, что Хэшлем смеется.
   - Вы не читаете  газет,  мистер  Блант,  -  сказал,  явно  наслаждаясь,
Хэшлем. - Молодым всегда свойственно  нетерпение.  Не  нужно  выступать  в
суде, это ничего не даст.
   - Я не понимаю вас, сэр, - холодно заметил Блант.
   - Прочтите сегодняшний "Нью-Йорк таймс", - посоветовал Хэшлем, -  и  не
спешите бежать в суд, иначе вы окажетесь в смешном положении.
   Блант бросил трубку и взялся за сегодняшние газеты, которые он  еще  не
успел просмотреть. Лихорадочно листая, он пытался найти нечто, относящееся
к словам Хэшлема. И, наконец, нашел статью - "Советский резидент в Лондоне
Олег Гордиевский бежал на Запад. Успешный побег из Москвы".
   - Проклятье! - выругался Блант.
   Он еще не закончил читать, когда раздался телефонный звонок Эшби.
   - Мистер Блант, вы получили разрешение? - спросил Эшби.
   - Нет, мистер Эшби, - уныло ответил Блант, - у нас  ничего  не  выйдет.
Наш агент - бывший резидент КГБ  в  Лондоне  Олег  Гордиевский,  бежал  из
Москвы в Лондон. Русские его даже не арестовывали.
   Эшби положил трубку.
   - Ничего не понимаю, - растерянно сказал он.





   Истекал последний день, данный сотрудникам ФБР и группе Эшби для  сбора
доказательств. С опухшими от бессонницы глазами,  Томас  Кэвеноу  охрипшим
голосом принимал донесения своих сотрудников. Все было против  него.  Даже
назначенная  в  последний  момент  проверка  в  офисе  Кемаля,   вызвавшая
настоящий скандал в Нью-Йорке, но принесла ничего нового. Все было  против
них.
   После публикации статьи про  супершпиона  английской  разведки  бывшего
резидента КГБ в Лондоне Олега Гордиевского  на  англичан  рассчитывать  не
приходилось. Да и ЦРУ было невыгодно разглашать в суде данные по  операции
"Айви Беллз", доказывая,  что  именно  ее  выдал  Кемаль  Делан  советской
разведке. Но если  он  действительно  сообщил,  а  американцы,  канадцы  и
англичане прекратили проверку, - значит, они получили сообщение от  своего
агента. А агент англичан уже сбежал на Запад. Теперь русские могли понять,
что в их рядах действует не менее высокопоставленный разведчик американцев
и вновь начать жесткую проверку. Никакой логикой нельзя было  объяснить  и
тот факт, что Гордиевский не был арестован  КГБ.  Ведь  сообщение  "Вакха"
пришло к нему, а от него к англичанам и американцам, в результате чего они
и прекратили проверку всех подводных кабелей, в том  числе  в  Северном  и
Охотском морях. Но советская разведка не тронула Гордиевского. Значит,  не
было никакой проверки и "Вакх" не  сообщал  о  кабеле  в  Москву,  а  лишь
пытался  проверить  свою  линию  связи,  устроив  дерзкую   провокацию   в
Балтиморе. Но тогда кто сообщил русским об операции "Айви Беллз"?  И  этот
кто-то уже не  был  связан  с  "Вакхом",  иначе  его  сообщения  в  Москве
проверялись бы более тщательно и Гордиевский был бы обязательно арестован.
   Но никакие рассуждения не могли заменить того факта, что  англичане  не
станут выступать в суде, свидетельствуя о задержании своего  агента  из-за
переданных сообщений "Вакха". Это  был  конец.  Больше  ничего  выжать  из
Кемаля было невозможно. Оставлялось надеяться, что адвокаты удовлетворятся
косвенными уликами. Но эти доводы  были  малоубедительны  и,  главное,  не
указывали на  непосредственного  исполнителя,  каким  мог  быть  советский
резидент.
   Эшби понимал, что Кемаля Делана нужно отпускать, но именно поэтому он в
последний день перерывал всю документацию по "Вакху", пока  его  не  нашел
сотрудник отдела, сообщивший, что сам  Директор  ЦРУ  Уильям  Кейси  хочет
видеть Эшби. Пришлось отложить все дела, надеть галстук  и  идти  длинными
коридорами к самому шефу на прием.
   В большом, просторном кабинете Директора ЦРУ  сидело  двое  посторонних
людей. Один  был  повыше  ростом,  с  красиво  уложенной,  чуть  седоватой
шевелюрой волос. Другой был пониже,  с  резкими,  жесткими  чертами  лица.
Вопреки обыкновению, директор сидел не за своим столом, а рядом с  гостями
в кресле. Когда Эшби вошел, он встал и, показывая на него, сказал:
   - Это тот самый начальник отдела, о котором я вам говорил.
   - Вы выдвигаете молодых, - сказал, улыбаясь, гость, сидевший справа  от
Кейси. Он был не просто уверенный в себе человек, он чувствовал себя здесь
хозяином. Эшби пригляделся и чуть не  охнул  от  изумления.  Это  был  сам
Роберт Макфарлейн, помощник Президента США по  национальной  безопасности.
Второго Эшби узнал уже без  подсказки.  Он  видел  его  несколько  раз  на
совещаниях в Пентагоне. Генерал-лейтенант Даниэл  Грэхэм  был  начальником
Разведывательного Управления Министерства Обороны  США.  Эшби  понял,  что
попал в компанию весьма именитых особ.
   - Садитесь, Эшби, - разрешил Директор,  -  мы  обсуждаем  очень  важный
вопрос. Как у вас там с задержанным "Вакхом"? Или он все-таки не "Вакх"?
   Эшби не понравилась интонация, с который были сказаны эти  слова  и  он
осторожно ответил:
   - Против Кемаля Аслана нет никаких доказательств. Нам не удалось ничего
найти. За исключением  того  случая  в  Балтиморе,  когда  сотрудники  ФБР
все-таки обнаружили отпечатки его пальцев. Но он не отрицает этот  случая,
уверяя что действовал по просьбе друга для не понятного ему розыгрыша.
   - Вы в это верите? - спросил Макфарлейн.
   - Нет, но никаких других доказательств не существует.
   - И все? - хмуро спросил Кейси. - Это все, что вам удалось сделать?
   - Мы проверили всю  его  жизнь.  Посылали  людей  в  Болгарию,  Турцию,
проверяли его работу  в  Техасе  и  в  Нью-Йорке.  Ничего  нет,  -  честно
признался Эшби, - мы ничего не нашли.
   - А почему вы вообще решили, что он "Вакх"? - спросил генерал Грэхэм.
   - Его отпечатки пальцев нашли в Балтиморе, - пояснил Эшби, - уже  после
того, как мы его вычислили. Нашли на квитанции и на деньгах,  которыми  он
платил.
   -  Адвокаты  не  примут  такого  объяснения,  -   высокомерно   заметил
Макфарлейн, - это не доказательство.
   - Мы обработали массу данных, - устало продолжал  Эшби,  -  выяснилось,
что Кемаль мог знать о специальном заказе ЦРУ,  аппаратуре,  изготовленной
по чертежам АНБ. И русские узнали об этом. И еще о двух подводных  лодках,
шедших на базу НАТО в Великобританию.
   - Мог знать, -  развел  руками  Макфарлейн,  -  вот  так  мы  работаем,
господа. Хорошо, что у нас была и собственная информация, - громко  сказал
он.
   "К чему они клонят? - устало подумал Эшби. - Им почему-то не  нравится,
что я говорю про Кемаля Аслана. Или они действительно знают больше моего?"
   - Русские узнали про операцию "Айви Беллз"? - спросил Грэхэм.
   - Простите, господа, - оглянулся на Директора ЦРУ Эшби,  -  я  не  имею
права обсуждать такие операции в чьем-либо присутствии.
   - Можете говорить все, - раздраженно сказал Макфарлейн, -  надеюсь,  вы
не считает, что среди нас есть агенты русских?
   - Нет, - улыбнулся Эшби, - просто операция была совершенно секретной.
   - Уже не секретная, - мрачно ответил Кейси - русские о ней знают.
   - Им передал сообщение "Вакх", - кивнул Эшби, - это как раз то, что нам
сообщили англичане.
   - Хватит, мистер Эшби, - раздраженно  заметил  Макфарлейн,  -  никакого
"Вакха" не существует. И ваш несчастный турок просто жертва вашей ненужной
подозрительности. Мне звонил его  тесть  -  мистер  Саймингтон.  Он  знает
своего зятя с пяти лет. Знал его дядю. Вы  думаете,  такой  человек  может
быть агентом Кремля?
   Эшби промолчал. Иногда лучше ничего не говорить. Он просто не  понимал,
почему у этих людей, собравшихся в кабинете Директора ЦРУ, такой уверенный
вид, словно они все знают. И про "Вакха", и про эту операцию "Айви Беллз".
Почему они всегда так уверены в своей непогрешимости? Словно действительно
всегда знают обо всем. Но  в  этот  раз  кажется,  они  определенно  имеют
какую-то информацию.
   - Мистер Эшби, - мягко сказал Директор ЦРУ, - два дня назад  в  Риме  к
нам перешел сотрудник русской разведки, работавший ранее  в  нашей  стране
целых четыре года. Это офицер советского КГБ Виталий Юрченко.
   Эшби слушал с каким-то болезненным интересом.
   - Он рассказал нам много интересного.  Просто  пока  мы  официально  не
объявляли о его переходе к нам. Но, благодаря Юрченко, мы теперь знаем имя
настоящего "Вакха", который работал не  как  этот  турок  где-то  рядом  с
"Дженерал электрик", а непосредственно в АНБ. Это ведущий сотрудник АНБ  -
Рональд Уильям Пелтон. Мы не будем пока  его  брать,  но  именно  он  имел
прямой доступ к операции "Айви Беллз".  Именно  он,  а  не  этот  случайно
попавший турок.
   - Но этого не может быть, сэр, - убежденно ответил Эшби, - наши  данные
по Кемалю Аслану.
   - Ваши данные можете выбросить, - махнул рукой, вмешиваясь  в  разговор
Роберт Макфарлейн, - они просто никому не нужны.
   Эшби встал.
   - Что нам делать с Кемалем?
   - Это ваше дело, - пожал плечами Кейси, -  но  после  того,  как  нашли
"Вакха", он вам не  нужен.  Освободите  его  и,  если  хотите,  установите
наружное наблюдение.
   - Так мне и сказать в ФБР? - спросил Эшби. - Это приказ?
   Кейси посмотрел на него сквозь стекло тяжелых очков.
   - Это совет, - сказал он мрачно.
   - Я сам позвоню в ФБР, - заметил Макфарлейн.
   - Мне можно идти? - спросил Эшби.
   - Свяжитесь с отделом специальных  операций  против  СССР,  -  приказал
Кейси, - там будет специалист, которому нужно будет поручить все проверить
по "Айви Беллз".
   - Хорошо, сэр, - кивнул Эшби, выходя из кабинета.
   Пелтон, шептал он, идя по коридорам.  Рональд  Уильям  Пелтон  [Рональд
Уильям  Пелтон  -  завербованный  КГБ  сотрудник  Агентства   Национальной
Безопасности США; работал в АНБ более двадцати лет с 1964  по  1985  годы;
последние шесть лет работал на ПГУ КГБ; был выдан "перебежчиком" Юрченко в
1985 году]. Откуда он  взялся?  Почему  вдруг  так  внезапно  возник  этот
советский офицер-перебежчик? Откуда он  знает  про  "Айви  Беллз"?  Почему
именно сейчас? Неужели  они  все  это  время  ошибались,  и  Кемаль  Аслан
действительно не виноват? Но кто тогда давал информацию о подводных лодках
на базах НАТО? Почему все время получаются подозрительные  совпадения?  От
всех этих вопросов кружилась голова. Он дошел до своего кабинета и  сел  в
кресло. Перед  ним  лежало  досье  Кемаля  Аслана.  Взглянув  еще  раз  на
фотографию, он усилием воли заставил себя закрыть  папку.  Ему  больше  не
хотелось смотреть на это досье, ни вообще какие-либо документы,  связанные
с "Вакхом". Агент "Вакх" был обнаружен. Его выдал  офицер  КГБ,  сотрудник
разведки, не доверять которому они  просто  не  имели  права.  Он  покачал
головой.
   "Нет, - убежденно подумал Эшби, - не  может  быть,  чтобы  мы  случайно
нашли "Вакха" именно теперь. И  этот  невероятный  побег  Гордиевского  из
Москвы. Достаточно проработать даже один год против русских, чтобы понять,
как сложно и практически невозможно убежать из Советского Союза.  А  здесь
подозреваемый  в  самой  тяжкой  измене  полковник  КГБ,  бывший  резидент
советской разведки, вдруг бежит из страны." Он подсознательно  чувствовал,
как русские  начали  игру  против  них.  И  крупную  игру,  если  решились
отпустить Гордиевского и подставить Пелтона. Но  ради  чего?  Только  ради
Кемаля Аслана, если он, конечно, "Вакх"? Нет, ради него они не  пойдут  на
такие жертвы. Им важно, чтобы мы  не  искали  дальше,  подумал  Эшби.  Они
хотят, чтобы мы прекратили поиски. У  них  появился  новый  козырь,  вдруг
испугался Эшби  своей  мысли.  Неужели  он  прав?  Новый  козырь,  который
сильнее, чем Гордиевский, Пелтон и "Вакх" вместе взятые.
   Он стащил с  себя  галстук,  расстегнул  рубашку.  Если  это  игра,  то
доказать ничего невозможно. Это значит,  доказывать,  что  Гордиевский  не
герой, бежавший на Запад, а обычная подставка русских, которые,  сознавая,
что он уже выжат, как лимон, английской разведкой, отпустили его в  Лондон
именно с целью прикрытия. А перебежчик Юрченко может  оказаться  такой  же
добросовестной подставкой, случайно узнавшей  об  агенте  Пелтоне.  Может,
Юрченко даже подталкивали к этому побегу. И, наконец, сам Пелтон. Если это
"Вакх", то кто тогда Кемаль Аслан. Случайно попавший  в  поле  зрения  ФБР
человек? Не похоже. Слишком много совпадений. Но если он "Вакх", почему  у
него нет связных? Ведь проверены все его связи, все его знакомые.  Неужели
после смерти Тома он решил прервать  свои  отношения  с  КГБ?  Из  их  рук
вырваться не так просто, подумал Эшби.
   При одной мысли, как он завтра будет освобождать Кемаля Аслана, принося
ему  свои  извинения,  начинала  болеть  голова.  Он  подумал,  как  будет
психовать Кэвеноу от сознания  полного  бессилия  и  даже  пожалел  своего
коллегу. Затем, вспомнив про поручение Директора ЦРУ, он позвонил в  отдел
специальных операций против СССР.  Начальник  отдела  уже  получил  приказ
Кейси и коротко сообщил о своем сотруднике, который  должен  был  работать
вместе с Отделом Эшби, координируя все действия против  КГБ  не  только  в
Америке, но и повсюду в мире. В том числе, и по операции "Айви Беллз".
   После этого Эшби позвонил Кэвеноу.
   - Томас, - сказал он, - я все понимаю. Все прекрасно понимаю. Но  и  ты
должен меня понять. Только что я  говорил  с  Директором  ЦРУ.  У  него  в
кабинете сидел сам Роберт Макфарлейн, помощник Рейгана. Ему  звонил  тесть
Кемаля. В общем, мы ошибались.  "Вакх"  совсем  другой  человек  и  твоего
подозреваемого нужно отпускать.
   К его удивлению, Кэвеноу не возразил ни  единым  словом.  Просто  молча
выслушал его достаточно длинную речь и тяжело сказал:
   - Он уже позвонил, Александр, и я уже все знаю.  Спасибо  тебе.  Завтра
утром мы его освобождаем. Если не хочешь, не приезжай.
   - Я приеду, - твердо пообещал Эшби.
   - Как хочешь, - Кэвеноу отключился и в этот момент дверь  его  кабинета
открылась.
   Вошел высокий, худощавый человек в  очках.  У  него  был  внимательный,
цепкий взгляд.
   - Олдридж Эймс, - сказал он протягивая руку, - мне поручена координация
наших совместных действий против КГБ СССР.





   В стране разворачивалась невиданная  прежде  антиалкогольная  кампания.
Тысячи людей простаивали в  очередях  за  бутылкой  спиртного.  В  районах
комсомольские активисты с горящими  от  нетерпения  глазами  объявляли  об
очередном месячнике трезвости. На митингах и  встречах  новый  Генеральный
секретарь говорил долго, убежденно и правильно.  Страна  радостно  внимала
уже забытой нормальной человеческой речи, не замечая как путано и часто не
по  делу  говорит  новый  лидер   прогрессивного   человечества.   А   его
появлявшаяся повсюду супруга просто вызывала раздражение своими манерами и
вызывающими нарядами. Но в стране все равно  продолжалась  антиалкогольная
кампания. Потом объявили, что нужно бороться с нетрудовыми доходами и  все
как  один  выступали  на  партийных  и  профсоюзных  собраниях,  уверяя  в
необходимости борьбы именно  с  нетрудовыми  доходами.  Дело  доходило  до
полного идиотизме. Слушатель Высших курсов милиции был исключен из  партии
только за то, что осмелился, вернувшись домой, доехать до  горячо  любимой
мамы на леваке. Он таким образом потворствовал нетрудовым доходам. И парня
торжественно исключали из партии, да заодно и из высшей школы,  ломая  ему
жизнь.
   Вырубались виноградники, что во многих районах Кавказа и  Крыма  всегда
считалось  самым  страшным  грехом.  Закрывались  заводы  по  производству
отборных коньяков и коллекционного шампанского. Почему-то в  Постановлении
ЦК  КПСС  разрешалось  употребление  пива,   очевидно,   приравненного   к
безалкогольным  напиткам.  На  вопрос  одного  из  приморских   секретарей
райкома, является ли пиво  алкогольным  напитком,  председатель  исполкома
ломал голову минут двадцать. С одной стороны, секретарь утверждал, что это
алкоголь, но с другой было Постановление ЦК КПСС. И тогда  нашедший  выход
из трудного положения подхалимствующий председатель торжественно  объявил,
что пиво -  "мелкоалкогольный  напиток",  заслужив  с  этих  пор  прозвище
"мелкоалкогольного подхалима".
   Затем  также  торжественно  была   разрешена   индивидуальная   частная
деятельность. Юристы ломали голову,  как  отличать  нетрудовые  доходы  от
индивидуальной частной деятельности.  Но  улыбающийся  генсек  с  кровавым
пятном на лбу говорил  так  уверенно  и  убедительно,  что  всем  хотелось
верить. И все продолжали верить.
   Появление такого лидера вызвало и небывалый энтузиазм народа. Непонятно
почему стали улучшаться экономические показатели. Особенно  в  первые  два
года правления нового лидера. Впервые в  история  своей  страны  советские
люди начали получать автомобили даже в рассрочку. И хотя речь шла только о
маленьких "запорожцах"  и  "москвичах",  для  многих  это  было  событием.
Торжественно  было  заявлено,  что  предыдущий  лысоватый  генсек,   столь
эмоционально снявший однажды на глазах у всего мира свою обувь и обещавший
построить к началу восьмидесятых коммунизм, несколько  ошибался,  и  новая
программа партии  будет  пересмотрена.  Зато  также  торжественно,  как  и
коммунизм, людям пообещали новые квартиры.  Каждому  свое  жилье,  заявили
новые "строители коммунизма", и  заявили,  что  завершат  строительство  к
двухтысячному году.
   Вообще каждый приходивший генсек нес новую программу. То ли коммунизма,
то ли продовольственную, то ли жилищную.  Но  каждый  обещал  сделать  это
непременно  в  течении  пятнадцати-двадцати  лет,  очевидно,   справедливо
считая, что сам не  доживет  до  исполнения  собственной  мечты.  Ситуация
напоминала известную сказку Ходжи Насреддина взявшегося научить осла  петь
в течении трех лет и попросившего за это  триста  золотых.  На  удивленный
вопрос жены, как он научит петь осла, умный Насреддин резонно ответил, что
за это время помрут либо шах, либо осел.  Очевидно,  генсеки  исходили  из
подобной логики, которая, кстати, всегда срабатывала. Один из двоих  умер,
так и не построив коммунизма, еще один из двоих умер, не претворив в жизнь
продовольственной программы, чтобы накормить всех желающих. Правда,  нужно
отдать должное и этому генсеку, свое  окружение  он  накормил.  С  большим
запасом на несколько десятилетий. И, наконец, последний генсек,  обещавший
каждой советской семье по квартире. Он действительно  умудрился  раздарить
почти весь жилищный фонд страны, республики и города, но сама Программа по
жилью, конечно, не выполнена, да она и не  могла  быть  выполнена,  а  сам
генсек  переехал  в  красивое  здание,  скромно   названное   фондом   его
собственного имени. И все были довольны. Действительно, каждый раз  умирал
один из двоих.
   А в стране рождались  и  умирали  люди,  трудились,  смеялись,  любили,
ненавидели  -  словом,  жили  своей  жизнью.  После  побега   Гордиевского
англичане  выслали  из  страны  целую  группу  дипломатов,   уличенных   в
разведывательной  деятельности  против  "туманного  Альбиона".   В   ответ
советская сторона выслала такое же количество английских дипломатов, также
уличенных в подобных безобразиях. И хотя все обо всем давно знали, тем  ни
менее эти  чувствительные  и  неприятные  уколы  довольно  здорово  мешали
отношениям обеих держав, тем более  крепких  после  встречи  в  1984  году
Тэтчер и Горбачева.
   Никто и  никогда  не  сказал  Михаилу  Горбачеву,  что  его  встреча  с
премьер-министром Великобритании была подготовлена  английской  разведкой.
Никто не сказал ему, что все наброски его  предложений  и  вопросов  делал
многолетний сотрудник английской разведки, бывший, так и  не  назначенный,
резидент ПГУ КГБ в Лондоне полковник Олег Гордиевский.
   Крючков, знавший об этом, предпочитал хранить молчание, а  Председатель
КГБ Чебриков, ставший членом Политбюро только при Горбачеве, вообще  делал
вид, что его не касаются подобные вещи  и  никогда  бы  не  стал  говорить
генеральному секретарю столь неприятных вещей.
   Получив подтверждение о прибытии Гордиевского в Лондон, Крючков  вызвал
к себе Дроздова и Трапакова.
   - Довольны? - сухо спросил он своих сотрудников. - Ваш  любимец  уже  в
Лондоне.
   - Это было необходимое решение,  Владимир  Александрович,  -  убежденно
сказал генерал Дроздов.
   Крючков, уже знавший об операции в мельчайших деталях,  не  стал  более
возражать. Просто обратился к Трапакову:
   - Как там Юрченко?
   - Все в порядке, - доложил Трапаков, - прошел  благополучно.  Сейчас  в
Италии, скоро  увезут  в  Америку.  По  нашим  сведениям,  он  ведет  себя
правильно, разыгрывает роль неуверенного, замкнутого в себе человека.
   - Он уже начал говорить? - спросил Крючков.
   - Да, конечно, по нашим сведениям он уже выдал и Пелтона. Он из АНБ. Их
специалист, - пояснил Трапаков.
   - Это тот самый, о котором мы говорили, - вставил Дроздов.
   - Он уже рассказал американцам про Пелтона? - уточнил Крючков.
   - Да, - ответил Трапаков, - во всяком случае, как сообщает наш резидент
из Вашингтона, за Пелтоном установлено наблюдение.
   Крючков кивнул. Он никогда не выражал своего  одобрения  в  присутствии
сотрудников.
   - На какое время вы  рассчитывали  пребывание  Юрченко  за  рубежом?  -
спросил Крючков.
   - Несколько месяцев.  Больше  не  имеет  смысла.  Будет  психологически
неоправданным.  А  так  все  правильно.  Он  запутался,  решил  перейти  к
американцам, выдал несколько агентов, потом одумался  и  решил  вернуться.
Наши аналитики и психологи подобрали ему очень интересный психотип. Думаю,
он должен справиться, - убежденно сказал в заключение Трапаков.
   - Надеюсь, - произнес Крючков, - иначе мы потеряем и его. Хотя это  все
равно авантюра. Послать в ЦРУ нашего офицера, выдавая его за  перебежчика.
Как я согласился на подобное, сам не понимаю. У вас, генерал Дроздов, есть
дар убеждать людей. Во всяком случае, Юрченко пока идет по нашему плану.
   - Он вернется, - убежденно сказал Трапаков, все  рассчитано  верно.  Он
обязательно вернется [офицер ПГУ КГБ Виталий Юрченко действительно перешел
к американцам и даже выдал ряд крупных агентов советской разведки,  в  том
числе и наиболее ценного среди них Рональда  Пелтона;  во  многих  странах
мира до сих пор убеждены, что Юрченко был двойным  агентом,  посланным  на
Запад с конкретной целью; через несколько  месяцев  после  своего  бегства
Юрченко вернулся обратно домой (!), то есть совершил обратный  побег,  что
дает основание некоторым аналитикам утверждать, что сама  история  бегства
Юрченко была придумана в КГБ (прим.авт.)].
   - Как дела у "Юджина"? - спросил Крючков.
   - По нашим сведениям, американцы вынуждены его отпустить.  Против  него
нет никаких доказательств, - ответил Дроздов. - После побега  Гордиевского
и  выдачи  Пелтона  они  просто  обязаны  отпустить  "Юджина".  Все   было
рассчитано на него.
   - Посмотрим, - неприятным голосом сказал Крючков, - ваша затея может  и
не получиться. И тогда мы потеряем и "Юджина", и Пелтона.
   - Наше последнее приобретение стоит всех наших  разведчиков  в  Америке
вместе взятых, - неожиданно сказал Дроздов.
   Крючков чуть нахмурился. Даже здесь  в  Ясенево,  в  строго  охраняемом
кабинете начальника советской разведки, в окружении нескольких сотен своих
офицеров  и  охранников,  сидя  с  генералом  и  полковником   собственной
разведки, Крючков не решался  говорить  об  этом  деле  вслух.  Абсолютная
секретность была его идеалом. Только при этом варианте  не  бывает  глупых
утечек информации, любил повторять Крючков. И сейчас, услышав от  генерала
Дроздова эти слова, он даже посмотрел по сторонам. И потом  тише  обычного
сказал:
   - Операция "Дрофа", которую  мы  планировали  с  переходом  Юрченко  на
сторону врага идет неплохо. Об этом я уже знал. А вот наша новая находка в
ЦРУ США - это действительно находка. Но предупреждаю, его дело должно быть
выделено в особое производство. Ни один человек, кроме  вас,  генерал,  не
имеет права его смотреть. Кто поедет с ним на связь? - вдруг вспомнил он.
   - Я сам, - поднялся Трапаков.
   - Сидите, - махнул рукой Крючков, - это  правильно.  Чем  меньше  людей
будет  с  ним  контактировать,  тем  лучше.  Надеюсь,  вы  не  собираетесь
встречаться с "Юджином"? Я ведь помню, вы тогда работали в восьмом  отделе
и готовили "Юджина" для поездки в Турцию.
   - Ну и память у вас, товарищ генерал, - восхищенно сказал  Трапаков,  -
такие детали помните.
   - В нашем деле не бывает деталей, -  назидательно  ответил  Крючков,  -
поэтому для нас так важно сотрудничество с этим американцем.  Как  вы  его
назвали?
   - "Циклоп", - ответил Дроздов.
   - Почему "Циклоп"? - не понял Крючков.
   - Это из древнегреческой мифологии. У Циклопа был  один  большой  глаз,
которым он все видел, - пояснил Трапаков.
   - Ну и что? - нахмурился Крючков. Он не любил, когда  попадались  особо
умные сотрудники. Из этих прока бывало не очень много.
   - Он наше большое око в ЦРУ, - пояснил Трапаков, -  а  если  американцы
как-нибудь узнают, то пусть думают, что и единственное.
   - Придумываете разные  игры,  -  проворчал  Крючков,  -  зачем-то  мифы
вспомнили.
   - Сменить его кличку? - спросил Трапаков.
   - Уже не стоит, пусть будет эта, - махнул рукой Крючков.
   У разведчиков считалось плохим предзнаменованием смена своих  служебных
кличек. Это приносило неудачу, верили многие из них, оставаясь под  своими
прежними названиями. Чем существенно облегчали задачу наблюдавших за  ними
контрразведчиков.
   - Надеюсь, этот агент окажется ценнее Пелтона, - спросил Крючков.  -  А
многое зависит и от нас [кадровый разведчик, сын офицера ЦРУ,  многолетний
сотрудник ЦРУ Олдридж Эймс  был  действительно  завербован  в  ПГУ  КГБ  и
продержался больше Пелтона (прим.авт.)]. Все его связные должны  проходить
особую подготовку.
   - Мы примерно такую установку и даем нашим  людям,  -  согласно  кивнул
Дроздов.
   - Когда "Юджин" должен выйти из тюрьмы? - уточнил Крючков.
   - Завтра утром по их времени, - ответил Дроздов. - Это точные сведения,
Владимир Александрович, от самого "Циклопа".
   - И чтобы я нигде не слышал  его  имени,  даже  случайно,  -  пригрозил
Крючков.
   -  Мы  сделаем  все,  чтобы  обеспечить  алиби  "Циклопу",  -   заверил
руководителя ПГУ генерал Дроздов.
   - Как связной самого "Юджина"?
   - Все в порядке. Он поедет встречать "Юджина", когда тот будет выходить
из тюрьмы.
   - Надеюсь, не один?
   - Их будет человек десять, - успокоил его Дроздов.
   - Все полицейские? - зло пошутил Крючков.
   - В основном адвокаты и юристы крупнейших компаний.  Связной  ничем  не
рискует. У "Юджина" и без того два лучших адвоката, которые  сделают  все,
чтобы его вытащить.
   - Может, нам продлить действие "консервации" - спросил Крючков.
   -  Надеюсь,  мы  будем  "консервировать"  его  не  слишком   долго,   -
предположил Дроздов, - обидно терять такого агента.
   - Если мы его потеряем, это будет ваша вина,  генерал,  -  убедительным
тоном произнес Крючков, - и, значит, тогда ошиблись именно вы.





   Александр Эшби сдержал свое слово. Он  приехал  рано  утром  в  тюрьму,
чтобы вместе с Кэвеноу присутствовать на последнем допросе подозреваемого,
а  затем,  извинившись,  наконец  отпустить  его.  В  тюрьме  уже  с  утра
находились веселые и оживленные адвокаты, понимавшие,  что  тянуть  больше
никто не имеет права. И сегодня их  подзащитному  нужно  либо  предъявлять
обвинение, либо отпускать, извинившись за причиненные моральные страдания.
Никаких промежуточных вариантов не существовало.
   Даже прокурор Фэннер, приехавший в тюрьму позже всех, сознавал важность
момента  и  охотно  объяснял  журналистам,  собравшимся  у   тюрьмы,   что
правосудие и в этот раз оказалось на высоте, установив и подтвердив полную
невиновность  мистера  Кемаля  Аслана.  Журналисты,  которых  держали   на
голодном пайке, получили, наконец,  возможность  задавать  любые  вопросы,
позволив прокурору красоваться на фоне американского знамени,  с  апломбом
объясняющего   все   преимущества   американской   судебной   системы    и
американского образа жизни.
   -  Мистер  Кемаль  Аслан,  -   патетически   говорил   прокурор,   явно
перехватывая  инициативу  у  адвокатов,   -   не   мог   оказаться   столь
неблагодарным по отношению к  стране,  которая  дважды  оказала  ему  свое
гостеприимство. Мы верили в благородство этого достойного  человека  и  не
ошиблись. Вырвавшись из коммунистического ада Болгарии, он нашел  в  нашей
стране свое счастье, женился,  обрел  семью  и,  наконец,  стал  настоящим
американским  гражданином  и  частью  нашего  общества.  Мы  раскрыли  ему
объятия, как когда-то раскрыла объятия наша страна для его отца и  сказали
ему - добро пожаловать на нашу землю.
   Прокурор говорил красиво и убедительно. Весь пафос, который он приберег
для обвинения, теперь ложился в яркую оправдательную речь  мистера  Кемаля
Аслана. Прокурор так радовался, словно он сам выиграл процесс или выпустил
человека по собственной инициативе. Умный Розенфельд попыхивал сигарой, не
вмешиваясь в его болтовню. Он ценил конкретные дела, на чистом  ораторском
искусстве в Америке далеко не уедешь. Эти времена уже прошли.
   Наконец, привели Кемаля Аслана. Он был о новом темном  костюме,  гладко
выбрит, со своими изящными очками "от Валентино". Увидев  его,  журналисты
приветственно  загудели.  ФБР  не  любили  многие,   а   тут   еще   явное
издевательство над журналистами работников Кэвеноу, не разрешавших  им  ни
одного снимка, не отвечавших ни на один вопрос.  Теперь  журналисты  брали
реванш слишком откровенно. Кэвеноу не было на пресс-конференции, иначе ему
пришлось бы нелегко. Зато прокурор Фэннер с завидным постоянством  обходил
трудные вопросы и, улыбаясь, отвечал  совсем  не  по  теме.  На  некоторые
вопросы он вообще не отвечал, предпочитая показывать  всем  свои  красивые
зубы.
   Вопросов задавали много. Всех интересовал вопрос,  на  основании  каких
улик был посажен мистер Кефаль  Аслан.  Под  хохот  присутствующих  Кемаль
рассказал  о  розыгрыше  в  Балтиморе  и  бдительности  ФБР,   проверивших
квитанции и деньги  на  стоянках,  также  все  водительские  права  штатов
Мэриленд, Нью-Йорк, Техас  и  Пенсильвания.  Агенты  ФБР  были  выставлены
кретинами, годными для посмешища. Кэвеноу слушал пресс-конференцию  Кемаля
в своем кабинете, сжимая кулаки. Рядом стоял мрачный Хьюберт. Эшби,  видя,
как неистовствуют прокурор и журналисты, старался сохранять спокойствие.
   Когда, наконец, кончилась пресс-конференция и журналисты  поспешили  по
редакциям своих газет, готовя сенсационный  материал,  Кемаль  поднялся  в
кабинет начальника тюрьмы со  своими  адвокатами  и  прокурором,  где  уже
сидели Кэвеноу и Эшби. Хьюберт благоразумно  был  удален,  и  Кэвеноу,  на
темной коже которого не была видна красная краска гнева, дрожащим  голосом
принес извинения за ошибки своих сотрудников и, грубо растолкав адвокатов,
ушел из кабинета.
   Эшби попросил  Кемаля  задержаться  на  несколько  минут.  Получив  его
согласие, адвокаты оставили его одного в комнате с мистером Эшби. И только
когда они остались, наконец, одни, Эшби сказал:
   - Вы хорошо держались, мистер Кемаль.
   - Благодарю вас, - наклонил голову Кемаль, - я буду считать  это  вашим
комплиментом.
   - Так и есть, - ответил Эшби, - вы выиграли важную партию.  Но  у  меня
есть предчувствие, что мы с вами скоро встретимся. Конечно, вы здорово все
нам  подпортили  с  этим  письмом  Тома.  И  со  своим   признанием,   что
действительно  были  в  Балтиморе.  Мы  ведь  строили  свое  обвинение  на
предполагаемом отрицании своей поездки в Балтимор.
   - Сожалею, что не сумел вам угодить, - с юмором ответил Кемаль.
   - Вы сами придумали для себя правила, по которым и сыграли  с  нами,  -
сказал Эшби, - и мы проиграли. Но я думаю,  вы  одержали  пиррову  победу.
Пройдет не так много времени, как уже  мы  предложим  вам  игру  по  своим
правилам, и тогда вам придется в нее сыграть.
   - Всегда готов с  вами  встретиться,  мистер  Эшби.  Мне  нравится  ваш
аналитический ум.
   - А мне ваш.
   - Если вас выгонят из ЦРУ, приходите работать  ко  мне  в  компанию,  -
предложил Кемаль Аслан, - я с удовольствием вас возьму к себе.
   - Думаю, это будет не скоро.
   - Как знать, - загадочно произнес Кемаль.
   - Мистер Кемаль, я присоединяюсь к  извинениям,  которые  вам  принесли
прокурор и мистер Кэвеноу. Но от себя лично хочу вас предупредить -  я  не
верю ни единому вашему слову.
   - Очень мило. Вы хотите снова меня арестовать?
   - Как только у меня будут  достаточные  основания,  -  заявил  Эшби,  -
теперь  я  знаю  как  нужно  вести  с  вами  диалог.  И  постараюсь  найти
неопровержимые доказательства вашей антиамериканской деятельности.
   - По-моему, вы меня шантажируете, -  подумав,  произнес  Кемаль,  -  вы
опять переходите грань своих полномочий.
   - На этот раз нет. Просто предостерегаю. Отныне я превращусь для вас  в
настоящий кошмар. Я буду преследовать  вас  каждый  день,  каждый  час.  И
сделаю все, чтобы доказать  вашу  причастность  к  шпионской  деятельности
погибшего Тома Лоренсберга.
   - Опять вы про него, - поморщился Кемаль, - это даже некрасиво. Вы ведь
знаете, что он мой бывший друг. Зачем каждый раз о нем напоминать?
   - Извините. Возможно я был несколько некорректен.
   - Да, кстати насчет корректности, у меня к вам, большая просьба, мистер
Эшби. Это личная просьба. Скажите, вы женаты?
   - Это имеет отношение к нашему делу? -  спросил,  улыбаясь,  Эшби.  Ему
положительно нравился этот тип.
   - Самое прямое, так вы женаты или нет?
   - Нет, а почему вы спрашиваете?
   - Но у вас есть любимая женщина?
   - Конечно, есть.
   - Дело в том, - сказал  немного  грустно  Кемаль,  -  что  моя  женщина
довольно  известный  человек.  Я  ее  очень  люблю  и  собираюсь   с   ней
встречаться. Мне бы не хотелось, чтобы ваши люди сидели в  наших  постелях
или подглядывали в замочную скважину.
   - Этого не будет. Как ее зовут?
   - Сандра, - чуть поколебавшись ответил  Кемаль.  -  Сандра  Лурье.  Она
вице-губернатор Луизианы.
   - Кто? - вот уж действительно этот Кемаль мастер удивлять всех.
   Эшби не поверил услышанному.
   - Миссис Сандра Лурье, - четко произнес Кемаль, -  она  вице-губернатор
штата.
   - Вы с ней встречаетесь? - спросил ошеломленный Эшби.
   - Да, и я не хотел бы,  чтобы  у  нее  были  неприятности  из-за  меня.
Надеюсь, вы не подозреваете, что и она вражеский шпион?
   - Не подозреваю.
   - В таком случае, прошу вас оградить эту женщину от скандальных  рубрик
в газетах и журналах. Это просто некрасиво при ее положении.
   - Вы раньше с ней встречались?
   - Да, - честно ответил Кемаль.
   - Хорошо, - кивнул Эшби - на вашу личную жизнь будет наложено табу.  Но
и вы должны мне обещать кое что.
   - Что угодно мистер Эшби.
   - Встречаться со мной раз в месяц и обедать. Вы  не  возражаете  против
такого предложения?
   - Против такого не возражаю, - усмехнулся Кемаль, - а для чего вам  мое
согласие? Я все-таки не понимаю, чего вы добиваетесь?
   - Выяснить, настоящий ли вы Кемаль Аслан. Родившийся  в  Филадельфии  и
выросший в таком странном болгарском городке Елин-Пелин.
   - Можете не проверять. Я и есть тот самый Кемаль Аслан.
   - Этого я вам не обещаю. Проверять будем все равно.
   - Ваше право, мистер Эшби.
   Он поднялся со стула.
   - Я вам больше не нужен?
   - Нет, благодарю вас.
   - До свидания, - Кемаль протянул руку Эшби.
   Тот с удивлением посмотрел  на  стоявшего  перед  ним  человека.  Потом
сказал словно бы про себя:
   - А почему бы и нет. Вы, во всяком случае, были достойным противником.
   И протянул свою руку в  ответ.  Рукопожатие  было  сильным,  до  хруста
костей. Оба профессионала смотрели друг другу в глаза. Эшби  словно  хотел
сказать, что знает, кто именно стоит перед ним и кто скрывается под именем
"Вакха". А Кемаль Аслан смотрел в глаза  Эшби  и  словно  говорил,  да,  я
профессионал, но постарайся доказать мне это в честном поединке, выиграй у
меня партию и тогда я признаю твое превосходство.
   Пожав руку мистеру Эшби, Кемаль вышел из кабинета.
   Его снова окружило журналисты. К нему протиснулся Тадао Имацу.
   - Хорошие новости, - сказал он, - на бирже наши акции пошли вверх.
   - Очень хорошо, - улыбнулся Кемаль, -  у  тебя  есть  еще  какие-нибудь
новости?
   - Есть, - почти закричал Имацу, такой стоял в коридоре шум, - у  нас  в
компании появился солидный адвокат, который  будет  постоянно  вести  наши
дела.
   - Хорошо, - кивнул в ответ Кемаль.
   Полицейские расталкивали журналистов, давая ему проход.
   - Вы подадите в суд на ФБР? - спросил кто-то.
   - Нет, - улыбнулся Кемаль, - только что я узнал о  повышении  котировок
наших акций. Думаю, они сделали мне неплохую рекламу.
   - Вы можете сказать что-нибудь по поводу предъявленных  вам  обвинений?
Несколько слов?
   - Полная чушь.
   - Вы останетесь после этого в Америке или уедете в Турцию?
   - Я американский гражданин.
   Журналистов было человек тридцать и они бежали по коридору за ним.
   - Вы приняли извинения Кэвеноу?
   - Конечно. Он профессионал, выполняющий свой долг. Жаль, что он ошибся.
Америка нуждается в таких людях.
   - Вам не кажется, что вы стали жертвой заговора?
   - Нет, просто на этот раз ФБР и ЦРУ ошиблись. Это иногда бывает.
   - Вы по-прежнему будете руководить своей компанией?
   -  Вы  же  сами  сказали,  что  она  моя  компания,  Почему  ее  должен
возглавлять кто-то другой?
   - Спасибо, господа, - закричал Имацу, - прошу вас больше не  беспокоить
мистера Кемаля Аслана.
   Они прошли ворота и вышли на улицу. У автомобилей  стояли  еще  человек
двадцать. Здесь же были адвокаты Кемаля.
   - Вы видите рядом с Розенфельдом человека? Говорят, он один  из  лучших
юрисконсультов, - зашептал Имацу, - вон он стоит в стороне.
   Кемаль пригляделся к знакомой фигуре. И вдруг широко  улыбнулся.  Новым
юридическим советником и консультантом  их  фирмы  стал  взятый  Имацу  на
работу в отсутствии Кемаля мистер Питер Льюис, связной советской  разведки
в Нью-Йорке.
   Круг замкнулся. Он был победителем.





   Он лежал так уже много дней  и  ночей.  Тело  привычно  не  шевелилось,
мускулы были расслаблены,  глаза  закрыты,  почти  все  обменные  процессы
замедлены. Он лежал между жизнью и  смертью,  с  удивлением  приподнимаясь
иногда над собой и оглядывая это тяжелое немощное тело молодого  человека,
заросшее лицо, вытянутые руки. Ему казалось странным, что проходят годы, а
он по-прежнему остается в таком положении, не пытаясь  выйти  за  оболочку
своего тела. Где-то далеко в глубинах подсознания вспыхивал и тлел  огонек
разума, который не понимал, почему  мозг  не  получает  новой  информации,
почему он обречен на многолетнюю спячку, словно заколдованный.
   У него давно ничего не болело, ничего  не  тревожило  тлеющего  огонька
разума, вспыхивающего в немощном теле. Иногда он с удивлением  обнаруживал
какую-то энергию, вливаемую в его тело и это заставляло редкие клетки, все
еще способные на размножение и деление мучительно искать выхода в попытках
воссоздать разум спящего существа.
   Время от времени в палате рядом с  ним  появлялись  какие-то  неведомые
белые существа и громко говорили на уже забытых языках. Часто  он  пытался
вспомнить, кем он был до того, как попал в  эту  палату,  но  мозг  упорно
отказывался  воспроизводить  события,  предшествующие  катастрофе.  Словно
магнитная лента, затертая до основания, с которой удалена запись и которая
способна лишь шипеть, обнаруживая помехи в собственном исполнении.
   Очень часто он проваливался в  спасительный  сон  и  на  долгие  месяцы
отключался от всех проблем, не пытаясь больше осознать и понять, почему он
здесь и что заставляет проблески его разума  пребывать  в  столь  немощной
оболочке.
   Десять лет назад он вдруг почувствовал, как этот огромный статичный мир
его тела начинает меняться  и  его  куда-то  перевозят.  Путешествие  было
долгим, он это почти бессознательно чувствовал. Но с тех пор больше ничего
не менялось и он по-прежнему пробуждался в  своем  замкнутом  рамками  его
сломанного черепа мире.
   И только теперь,  спустя  одиннадцать  лет  после  последнего  большого
потрясения, он вдруг ощутил какое-то движение вокруг, словно застывший мир
начал стремительно меняться, дробиться на мелкие фрагменты, обретать некое
подобие утерянной прежде Вселенной.
   - Мы держим его так уже одиннадцать лет, - раздраженно говорил  высокий
полный человек в белом халате. Никаких шансов на его выздоровление нет.  И
не может быть. Он  столько  лет  в  коме.  Мы  его  просто  мучаем.  Нужно
принимать решение, товарищ генерал.
   - А если он вдруг когда-нибудь откроет глаза и проснется? - с сомнением
спрашивал генерал. - Вы гарантируете, что он не проснется?
   - В подобных случаях ничего нельзя говорить заранее,  но  единственное,
что мы можем для него сделать, это облегчить ему  страдание.  После  столь
многолетней комы люди никогда не приходили в себя.  В  лучшем  случае,  он
будет инвалидом. В худшем, к нему никогда не вернется сознание.
   Тот, кого называли генералом, подошел ближе, внимательно  посмотрел  на
лицо и удивленно произнес:
   - Похож.
   - Что вы сказали? - не понял другой, очевидно, врач.
   - Ничего. Значит, вы считаете, что он никогда не сможет придти в себя?
   - Я так не говорил. Просто я считаю, что он слишком много лет  лежит  в
коме. Он никогда не может вернуться к нормальной жизни. Он и сейчас  между
нами и небом. Нужно принимать решение, - снова настойчиво повторил врач.
   - Хорошо, - согласился генерал, - только, чтобы он не мучился.
   И, посмотрев снова на лежавшее  перед  ним  тело,  невольно  вздрогнул.
Лежавший был удивительно похож на... самого себя, или двойника, который  в
далекой стране изображал этого больного.
   Когда генерал ушел, врач подошел к телу, лежавшему на  постели  и,  сев
рядом, начал смотреть какие-то приборы. Потом встал и, вздохнув, вышел  из
комнаты.
   Сознание лежавшего человека потухло окончательно и не появлялось в теле
уже целых два дня. И лишь затем, когда вдруг тело  почувствовало  какое-то
постороннее вмешательство, сознание вспыхнуло в  последний  миг.  Над  его
миром, над телом стояли наклонившиеся  люди  в  белых  халатах  и  кто-то,
вставив иглу в руку, вводил какую-то жидкость, которая упруго  разливалась
по всем капиллярам организма. Именно по капиллярам, дух чувствовал это.
   В последний момент он снова оглядел комнату,  свое  застывшее  тело  и,
вспыхнув на какую-то долю секунды, даже попытался осознать  свое  "Я".  Но
это было последнее усилие. Тела больше не существовало.  Дух  вырвался  из
него и теперь, облетая свое тело, устремился в туннель, в  конце  которого
разгорался яркий огонь.
   - Иду, - закричал дух.
   - Он мертв, - тихо сказал один из врачей.
   - Отмучился, - добавил другой.
   Они переглянулись и вышли  из  комнаты,  накрыв  лицо  лежавшего  белой
простыней. Теперь это была только куча фосфата, мышц, аминокислот и белка.
И в этой массе никому не нужных химических элементов  не  было  души,  той
самой субстанции, которая координирует все составляющие тела и придает  им
необходимое движение и энергию.
   Тело, некогда называемое Кемалем Асланом, лежало под белой простыней  в
специальной больнице КГБ СССР. Решение о подобной ликвидации было  принято
руководством ПГУ по согласованию с руководством КГБ, Слишком опасным  было
оставлять  подобное  тело  даже  в  строго  охраняемой  больнице  Комитета
Государственной Безопасности. И неизвестно чего боялись больше - немощного
тела или возможности обретения этим телом своего разума. В  обоих  случаях
это грозило вызвать  неуправляемую  реакцию  ненужного  скандала,  который
следовало избежать любой ценой. И  решение  было  принято.  Кемаля  Аслана
больше не существовало.  Вместо  него  был  только  один  "Кемаль  Аслан",
живущий теперь под этим именем совсем другой человек,  с  другой  душой  и
другим именем. Но об этом почти никто не знал.





   Рональд Уильям Пелтон - многолетний агент советской разведки, был выдан
"перебежчиком" Юрченко и арестован в ноябре 1985 года.
   Сам Виталий Юрченко по непонятным для ЦРУ и не установленным до сих пор
причинам вернулся обратно  в  СССР  и  даже  не  был  расстрелян  за  свое
очевидное предательство.
   Бывший сотрудник советской разведки, так и не  ставший  резидентом  ПГУ
КГБ СССР в Лондоне полковник  Олег  Гордиевский,  воссоединился  со  своей
семьей в Лондоне, когда им разрешили выехать из Москвы. В СССР Гордиевский
был приговорен к смертной  казни,  которая  до  сих  пор  не  приведена  в
исполнение.
   Через неделю после обратного бегства Юрченко помощник Президента США по
национальной безопасности Роберт Макфарлейн подал в отставку.
   Большинство генералов и офицеров ПГУ КГБ были уволены из органов  после
августа  1991  года.  Генерал  Крючков,  четырнадцать  лет   возглавлявший
советскую разведку, был  даже  арестован  за  участие  в  ГКЧП,  но  затем
амнистирован.
   Агент "Юджин" продолжал оставаться  в  Америке,  работая  на  советскую
разведку. Но теперь он считался лишь  вторым  по  значению  агентом  ОЦ  в
Америке. Первым и главным справедливо  назывался  ведущий  сотрудник  ЦРУ,
работавший  в  советском  отделе,  Олдридж  Эймс,  получивший  в  ПГУ  имя
"Циклоп".
   Тадао Имацу погиб в автомобильной катастрофе через семь  месяцев  после
описываемых событий.  Некоторые  эксперты  считают,  что  катастрофа  была
подстроена.  Некоторые  утверждали,  что  виноват  был  сам   Имацу.   Его
похоронили в Нью-Йорке поздним летом 1986 года.





   Через шесть  лет  распадется  Советский  Союз.  Произойдет  то  событие
мирового значения, которое по  достоинству  можно  оценивать  лишь  сквозь
массу веков и тысячелетий. Распадется огромная страна, вызывавшая уважение
и ненависть всего мира. Эта катастрофа вселенского масштаба будет равна по
значению гибели великой империи  прошлого,  ибо  с  момента  распада  СССР
начнется  по-новому  кроиться  карта  Европы   и   мира.   Исчезнут   одни
государства, уже имеющие свою многолетнюю  трудную  историю  и  географию.
Возникнут  другие  -  иногда  эфемерные,  придуманные  политиками,  иногда
выстраданные жизнью нескольких поколений. Бывшие враги станут друзьями,  а
бывшие друзья - врагами. Событие такого масштаба  будет  сопровождаться  и
обильно пролитой кровью,  тысячами  убитых  и  раненых.  Но  при  подобных
катаклизмах тысячи и даже десятки тысяч людей не будут  иметь  значения  в
исторических событиях такого масштаба.
   Кемаль будет по-прежнему жить в Америке,  только  переехав  из  шумного
Нью-Йорка в более спокойный  Бостон.  Переведет  туда  и  правление  своей
компании, справедливо полагая, что в этом городе он будет чуточку ближе  к
Европе. Его сын Марк превратится в красивого подростка и по-прежнему будет
любить своего отца, приезжая к  нему  на  каникулы  в  Массачусетс.  Марта
довольно удачно выйдет замуж за техасского бизнесмена  и  даже  родит  ему
крошечную дочурку, сводную сестру Марка. Мистер Саймингтон отойдет в  иной
мир. Вместо Питера Льюиса Кемалю пришлют другого связного.
   И однажды, когда распад СССР станет реальностью и вместо  КГБ  появятся
ублюдочные службы, так  часто  сменяющие  вывеску,  он  получит  приказ  о
возвращении. В это невозможно будет поверить, в это нельзя  будет  верить,
но приказ, переданный ему  связным,  будет  четким  и  лаконичным,  как  и
полагается  приказывать  полковнику,  офицеру  собственного   государства,
которого уже не будет на карте.
   И этот день будет самым страшным и самым тяжелым днем в его  жизни.  Он
вдруг поймет, что вся его жизнь, все семнадцать лет, прожитые  за  рубежом
остаются отныне здесь, и в  том  государстве,  которое  теперь  называется
Россией, его ждет новая жизнь и новая реальность.
   В этот вечер у него впервые  за  семнадцать  лет  будет  право  выбора.
Остаться обеспеченным человеком,  известным  промышленником,  миллионером,
любить Сандру, видеть собственного сына, жить  так,  как  привык  жить  за
столько лет, проведенных в Америке  или  бросить  все  -  работу,  любимую
женщину, Марка, комфорт, устроенную жизнь и вернуться на  Родину,  которой
уже не существует. Вернуться туда, где он никого не знает, где все идеалы,
которым он служил, развенчаны и осмеяны,  люди,  которым  он  верил,  сами
оказались обманутыми, а его собственное ведомство, полковником которого он
еще числился, оказалось  разогнанным  и  оболганным.  И  даже  та  страна,
которой он присягал,  уже  не  будет  существовать.  Правда,  в  одном  из
осколков этой страны его до сих пор ждет старая мать, вот  уже  семнадцать
лет ожидавшая своего сына. Которая помнит  его  совсем  молодым,  красивым
парнем, уехавшим в неведомую командировку и затем не вернувшимся.
   Выбор будет мучительным и страшным. Выбор будет тем более нелегким, что
разрыв с одной жизнью будет окончательным подведением итогов. Ибо право на
второй переход реки  жизни  он  не  получит.  И  всю  ночь  Кемаль  Аслан,
советский разведчик "Юджин",  полковник  бывшего  КГБ  Амир  Караев  будет
мучительно решать для себя - как быть. Ибо самое страшное,  что  выстрадал
человек и самое великое - это право выбора. И прошедший чистилище понимает
это лучше других.

Популярность: 1, Last-modified: Wed, 06 Mar 2002 22:12:13 GmT