----------------------------------------------------------------------------
Шекспир. Библиография русских переводов и критической литературы на
русском языке. 1748-1962
М., "Книга", 1964
OCR Бычков М.Н.
----------------------------------------------------------------------------
В русской мемуарной и эпистолярной литературе первой половины XIX в.,
того времени, когда в России в широких кругах с особой силой возрастал
интерес к личности и творчеству Шекспира, нередко встречаются сведения о
различных изображениях Шекспира, в то время чрезвычайно ценившихся
собирателями. Несомненно, что многие из этих изображений, не имея
документально-исторической ценности, все же были довольно примечательны и по
времени своего возникновения, и по происхождению, и по личностям тех, кому
они принадлежали или же, наконец, по тем легендам, которые их окружали.
В первые десятилетия XIX в. в Москве в Петербурге, среди лиц,
причастных к литературе и искусству, обращались гравированные портреты
Шекспира, - английские и немецкие; среди них безусловно были очень
интересные листы, ныне затерявшиеся. Об одном из них сообщает, например,
декабрист А. И. Одоевский в письме к отцу из Сибири от 3 октября 1835 года.
По просьбе Одоевского ему, в ссылку, был прислан какой-то портрет Шекспира.
Одоевскому он, однако, не понравился и по этому поводу он вспомнил о другой
гравюре, которая крепко удержалась в его памяти. Он написал отцу, что
полученный им портрет "нисколько не похож на прекрасную гравюру Шекспира,
которую я видел у покойного Иоганна Мюллера - одно из моих старых знакомств
по Петербургу - [известный профессор контрапункта] - гравюру, которую дал
ему его друг, Гете, и которую он завещал мне или по крайней мере обещал
завещать мне после своей смерти" {А. И. Одоевский. Полное собрание
стихотворений и писем, ред. И. А. Кубасова. М.-Л., 1934, стр. 442.}.
По-видимому, речь идет здесь об Иоганне-Генрихе Мюллере, музыканте и
композиторе, переселившемся в Петербург в 1803 году и здесь умершем (в 1826
г.); в числе своих близких знакомых Мюллер числил Грибоедова, В. Ф.
Одоевского и лучшего из своих учеников - А. А. Алябьева. Было бы весьма
любопытно дознаться, сохранился ли и где находится этот эстамп, "подарок
Гете", - по которому в воображаемые черты великого английского драматурга
вглядывались замечательные русские литераторы и музыканты.
В 30-е годы в Петербурге проживал Василий Игнатьевич Любич-Романович,
воспитанник нежинского лицея, знакомый Гоголя, второстепенный поэт и
переводчик английских, французских и немецких писателей. Современники не
очень ценили весьма скромное поэтическое дарование Любич-Романовича; среди
них он, может быть, более известен был не опытами своей музы, но другой
своей страстью - к собирательству, к коллекционерству. В своих воспоминаниях
о Любич-Романовиче К. Макаров рассказывает: "Вся квартира Любича, состоявшая
из четырех небольших комнат, и даже передняя, была буквально унизана
старинными гравированными портретами. Я с любопытством библиографа
осматривал эту драгоценную коллекцию, среди которых находились весьма редкие
и интересные экземпляры. Портретами были увешаны даже двери. Я потом узнал,
что Василий Игнатьевич долго и прилежно собирал изображения деятелей первой
половины нашего столетия [т. е. XIX в.] и что (кроме этого) в задней
комнате, где мне, к сожалению, не приходилось побывать, находилось много
картин старинных мастеров и между ними какой-то замечательный портрет
Шекспира, за который англичане будто бы давали Василию Игнатьевичу большую
сумму" {К. Макаров. Люди старого времени. 1. В. И. Любич-Романович.
"Исторический вестник", 1894, январь, стр. 166.}.
Где в настоящее время находится этот портрет, также остается, к
сожалению, неизвестным, но правдоподобно, что этот редкий экспонат весьма
замечательного собрания русского литератора заслуживал бы внимания. Тайну
происхождения этого портрета несколько раскрыл В. В. Чуйко в статье,
напечатанной еще при жизни его владельца: "Портрет Шекспира, находящийся во
владении г. Любича-Романовича, перешел к нему от Александра Львовича
Нарышкина, обер-гофмаршала двора императоров Павла I и Александра I.
Нарышкин получил его в подарок от Нигрис делла Негра (Nigris della Negra),
сына последнего посланника венецианской республики во Франции. Если принять
во внимание, что этот портрет более пятидесяти лет находится во владении г.
Любича и, кроме того, в галерее Нарышкина находился 25-30 лет, то окажется,
что он был писан по меньшей мере в конце XVIII столетия" {В. Чуйко. Портреты
Шекспира. - Новь, 1886, т. XII, Э 24; вошло в его книгу: "Шекспир, его жизнь
и произведения". Спб., 1889, стр. 570-571.}. В. В. Чуйко шел еще дальше в
своих догадках, рискуя допустить, что портрет написан даже на целое столетие
раньше: "обращая внимание на манеру и старофламандский стиль, - писал он, -
мы можем предположить, что этот портрет есть произведение XVII столетия и
может быть даже писан при жизни Шекспира. Живопись, во всяком случае
замечательна, и по манере подходит к сомерсетскому портрету..." "В 1884 г.,
если не ошибаюсь, я отправил небольшую заметку об этом портрете в газету
"Times". Очень жаль, что г. Любич не находит возможным сделать копию или
фотографические снимки с этого интересного портрета..."
Дилетантскими размышлениями В. В. Чуйко о живописных достоинствах этого
портрета и его сходстве с другими наиболее известными изображениями Шекспира
можно в настоящее время пренебречь как вполне архаическими {По мнению В.
Чуйко портрет Шекспира, находившийся у Любича "как бы резюмирует и
концентрирует в одном фокусе все то живое, индивидуальное, что в других
портретах разбросано и изолировано. По выражению лица и глаз в нем есть
много общего с Чандосским портретом; по костюму - с Дрейшоутской гравюрой,
по форме бороды, по цвету глаз и волос - с знаменитым стратфордским бюстом.
Лицо Шекспира - моложе: великий поэт представлен мужчиной в цвете лет, - в
ту, например, эпоху, когда он писал Отелло" и т. д.}; следует, однако,
пожалеть, что воспроизведенная им со слов владельца предшествующая история
этого портрета изложена им весьма кратко, а сопровождающие ее
генеалогические справки неточны и недостаточны. Впрочем, в конце XVIII и
нач. XIX века в Западной Европе и обращений находились великое множество
поддельных портретов Шекспира, сфабрикованных в то время ради наживы, и они
находили покупателей, отличавшихся удивительным легковерием и неведением: с
20-х годов XIX в. началась уже настоящая борьба с фальсификаторами
"шекспировских" портретов, которые выдавались за подлинные {James Boaden. An
Inquiry into authenticity of various pictures and prints, which from the
Decease of the Poet have been offered to the public as portraits of
Shakespeare. London, 1824; через несколько лет появились еще две работы на
ту же тему - Abraham Wivell: 1) Inquiry into the History, Authenticity and
Characteristics of the Shakespeare portraits (London, 1827); 2) Historical
account of all the portraits of Shakespeare (London, 1827).}, и тем не менее
промышленное производство их не прекращалось до середины XIX в. {J. Hain
Friswell. Life Portraits of W. Shakespeare, London, 1864. В монографии К.
Эльце (Karl Elze. William Shakespeare, Halle, 1876, S. 650-661) приведен ряд
данных о подобных подделках (например, о тех, которые производил в Лондоне
художник-реставратор В. Цинке).} Трудно в настоящее время сказать, не
принадлежал ли и портрет, которым владел Любич-Романович, к портретам этого
рода.
В летописях русского шекспироведения известна еще одна история с
портретом Шекспира, примечательная и на этот раз по лицам, которые в нее
были вовлечены. В 20-30-е годы в том же кругу русских литераторов был
известен Иван Ермолаевич Великопольский (1797-1868), поэт и драматург.
Несмотря на то, что он много писал и печатал в течение своей жизни, имя его
осталось бы вовсе забытым, если бы не одно обстоятельство, сыгравшее немалую
роль в его литературной жизни: он был знаком с Пушкиным, виделся с ним не
один раз и находился с ним в переписке. Великопольскому Пушкин посвятил два
стихотворных послания, на которые Великопольский также отвечал стихами; из
письма Пушкина к Великопольскому от марта-апреля 1828 г. мы знаем, что свой
карточный долг Великопольский заплатил поэту "родительскими алмазами" и 35
томами "Энциклопедии" Дидро и Даламбера. История знакомства Пушкина и
Великопольского, закончившаяся их охлаждением друг к другу и полным
разрывом, рассказана была неоднократно {П. Зиссерман. Пушкин и
Великопольский. В кн.: Пушкин и его современники. Вып. XXXVIII-XXXIX. Л.,
1930, стр. 257-280.}, но в поле зрения пушкиноведов Великопольский был
введен Б. Л. Модзалевским, который разыскал его дочь (К. И. Чаплину),
приславшую ему бумаги отца (ныне находятся в Пушкинском доме) и сообщившую
ему свои семейные воспоминания: все эти материалы Б. Л. Модзалевский положил
в основу довольно обширной монографии об этом забытом литературном деятеле
пушкинской поры {В. Л. Модзалевский, И. Е. Великопольский, в сб. "Памяти Л.
Н. Майкова". Спб., 1902, стр. 335-445.}. Из этих материалов мы и узнаем еще
об одной семейной драгоценности, которой Великопольский особенно дорожил, -
о принадлежавшем ему портрете Шекспира: более ста лет тому назад он был
предметом обсуждения как в русской, так и в английской печати и с ним связан
довольно занимательный эпизод не только личной жизни Великопольского, но и
истории шекспироведения в России.
В 1858 г. Вл. Р. Зотов, редактор незадолго перед тем основанного
журнала "Иллюстрация" напечатал здесь заметку, озаглавленную "Неизвестный
портрет Шекспира". "Мы считаем себя счастливыми, - писал В. Р. Зотов, - что
в самом начале существования "Иллюстрации" можем познакомить публику с одной
из любопытных редкостей, сообщенных нам владельцем ее, И. Е. Великопольским.
Редкость эта - новый, никому неизвестный портрет великого Шекспира. Что он
неизвестен даже в Англии, в этом мы имели случай убедиться лично, - сообщив
фотографический список с него некоторым лицам во время нашего пребывания в
Лондоне и июле прошлого года. Нас просили даже отправить этот снимок в
Стратфорд, в "Шекспировское общество", которое так дорожит всем, что
относится до великого писателя; но мы предпочли сделать сначала известным
этот портрет русской публике" {"Неизвестный портрет Шекспира". -
"Иллюстрация", 1858, т. 1, Э 23, 12 июля, стр. 363; подпись: "ред.".}. Далее
следовало подробное описание этого портрета, сопровождаемое его
воспроизведением: он помещен в центре иллюстрации, окруженный десятью
прочими портретами, подлинность которых считалась тогда наиболее
правдоподобной. "Читатели наши, - заключал Зотов, - увидят сами, какое
важное место занимает представляемый нами портрет в ряду всех остальных
изображений Шекспира. Любопытно было бы знать об нем мнение "Шекспировского
общества". Во всяком случае за сообщение его, вероятно, будут благодарны
художники и любители великого поэта" {Там же, стр. 363.}.
Заметка В. Зотова обратила на себя внимание любителей искусства и
почитателей Шекспира и вызвала разнообразные толки. Как видно из
свидетельств современников, большинство их заняло скептическую позицию и
отрицало какое либо документальное значение вновь обнародованного портрета;
остальные ожидали дальнейших, более авторитетных разъяснений специалистов. О
поездке В. Зотова в Лондон мы знаем сейчас, что она была предпринята, в
частности, для свидания с А. И. Герценом, которое и состоялось в Лондоне в
июне 1857 года. После этого Зотов неоднократно переправлял из России в
Лондон разнообразные рукописные материалы для "Полярной звезды" и "Колокола"
{Б. Ф. Егоров. В. Р. Зотов - критик и публицист 1850-х годов. Труды по
русской и славянской филологии, т. II, Тарту, 1959, стр. 112-113; в
приложенном к этой статье подробном и хорошо составленном перечне:
"Критические, "научные и публицистические статьи В. Р. Зотова" упомяну тая
выше статья его о портрете Шекспира, однако, случайно пропущена.}.
Посредничество Герцена, вероятно, облегчило В. Зотову и сношения его с
английскими шекспироведами по поводу новонайденного портрета; мнение их,
однако, осталось неизвестным. На несколько лет о портрете забыли, но к
середине 60-х годов, когда и России, как и во всех странах Европы,
развернулась широкая подготовка к празднованию 300-летия со дня рождения
Шекспира, разговоры об этом портрете возобновились. Незадолго до юбилейной
даты сам И. Е. Великопольский напомнил о нем в пространном письме в редакцию
петербургской газеты "Голос", где оно и было напечатано в отделе
"Петербургские отметки" {"Голос", 1864, Э 75, от 15 (27) марта, стр. 3.}.
"По случаю предстоящего 23 апреля всесветного литературного торжества
трехсотлетнего юбилея дня рождения Шекспира, - писал здесь Великопольский, -
напоминаю о находящемся у меня замечательном портрете его"... "Портрет
достался мне совершенно случайно, уже лет около тридцати назад, в подарок от
одного доктора, получившего его, в свою очередь, таким же образом от одной
небогатой больной, которую он пользовал. Кто была та больная, жива ли она
еще и каким образом попал к ней этот портрет, я не знаю. Доктор уже
скончался, но сколько мне помнятся его слова, портрет достался ей по
наследству..." "Я дорожу этим портретом, как драгоценной редкостью..." Далее
шло подробное описание самого портрета и целое рассуждение о том, можно ли
считать его подлинным, свидетельствующее, во всяком случае, что
Великопольский добросовестно познакомился с шекспировской иконографией по
доступным ему источникам. Он не скрывал, что многие из лиц, которым он
показал портрет, "сомневаются в его истинности". Он попытался даже ответить
по пунктам на все возражения, которые ему делались: 1) "краски очень свежи";
2) "такого костюма не находится ни на одном из всех известных портретов
Шекспира"; 3) "портрет будто бы не похож на другие..." и дал собственное
истолкование надписи, сделанной на оборотной стороне портрета, вероятно
оказывавшей на владельца гипнотическое действие: "Shakespeare 69, 472".
"Надпись имени, видимо, сделана гораздо раньше цифр, хотя она, по всей
вероятности, не современна портрету... Цифры я сначала полагал нумером
какого нибудь огромного книгохранилища. Может быть оно и так, но вероятнее,
что это нумер продажи с аукциона, подобно тому, как портрет Шекспира,
написанный на коже меха, был продан с публичного торга и числе вещей,
оставшихся после знаменитого Тальма. Это объясняет, каким путем он мог
попасть и в Москву, быв, может быть, куплен русским" {О подделке портрета
Шекспира, написанного на коже, жертвой которой стал Тальма, см. К. Еlzе.
William Shakespeare, Halle, 1876, S. 651. Несмотря на то, что эта подделка
была разоблачена еще в конце 20-х годов, этот портрет после смерти Тальма
был продан на аукционе за большую сумму (3100 франков) и возвратился в
Англию.}.
Хотя в настоящее время ни один из доводов И. Е. Великопольского не
звучит достаточно убедительно, сам владелец был вполне убежден в подлинности
портрета и вызывал сомневающихся вступить с ним в открытый спор: "Я намерен,
- писал он, - выставить принадлежащий мне портрет на показ всем желающим
видеть его и судить о нем. Будь он даже и подложный, во всяком случае он
замечателен, требуя еще доказательств подложности... О месте и времени
выставки я извещу редакцию "Голоса"... Полагая, что это известие, как
любопытное не для одних русских, будет с политепажем и статьею из
"Иллюстрации" перепечатано в газетах иностранных, в особенности же в Англии,
где есть в Стратфорде особое, учрежденное в честь великого писателя
"Шекспировское общество", я изъявляю готовность отвечать на вопросы, которые
могут быть мне предложены, хотя уже все сказал здесь, что знаю, и с этой
целью делаю известным адрес мой: В Санкт-Петербурге, в собственную мою
контору"....
Неизвестно, состоялась ли обещанная выставка; в последующих номерах
"Голоса", во всяком случае, никаких публикаций по этому поводу не появилось.
Вероятнее всего она не состоялась, так как вскоре у Великопольского возникла
новая идея - одно из тех несбыточных мечтаний, которыми он тешил себя в
последние годы жизни, всячески стремясь поправить свои крайне расстроенные
материальные дела. Об этом замысле мы знаем из рассказов дочери
Великопольского в записи Б. Л. Модзалевского: "Иван Ермолаевич задумал
разыграть в лотерею имевшийся у него замечательный портрет Шекспира, но не
получил на это надлежащего разрешения и отправил его через английского
консула в Петербурге Мичеля в Лондон, в Шекспировское общество; вскоре затем
(в 1868 г.) он умер..." Дочь же его, Н. И. Чаплина, - с горечью и не без
язвительности добавляет Б. Л. Модзалевский, - "уже не могла добиться
возвращения портрета из Англии: просвещенные мореплаватели оставили себе эту
редкость на память" {Б. Л. Модзалевский, И. Е. Великопольский, стр.
440-441.}.
Несколько собранных здесь данных о портретах Шекспира, обращавшихся
среди русских литераторов первой половины XIX века, лишний раз подчеркивают,
что в это время широкого и всеобщего увлечения великим английским
драматургом первые шаги делало также и русское ученое шекспироведение.
Популярность: 1, Last-modified: Tue, 05 Dec 2006 06:07:41 GmT