Я сидел на заднем крыльце своей лачуги, держал в правой руке бутылку,
в левой - ружье и поджидал реактивный самолет, как вдруг за углом хижины
подозрительно оживились собаки.
Я наспех отхлебнул из бутылки и неловко поднялся на ноги. Схватил
метлу и обошел вокруг дома.
По тявканью я понял, что собаки загнали в угол скунса, а у скунсов и
так от реактивных самолетов поджилки трясутся, нечего им докучать без
нужды.
Я перешагнул через изгородь там, где она совсем завалилась, и
выглянул из-за угла хижины. Уже смеркалось, но я разглядел, что три собаки
кружат у зарослей сирени, а четвертая, судя по треску, продирается прямо
сквозь кусты. Я знал, что, если сразу не положу этому конец, через минуту
нечем будет дышать - скунс есть скунс.
Я хотел подобраться к собакам незаметно, но то и дело спотыкался о
ржавые консервные банки и пустые бутылки и тут же дал себе слово, что
утром расчищу весь двор. Я и раньше часто собирался, да как-то руки не
доходили.
Я поднял такой шум, что все собаки удрали, кроме одной, - та завязла
в кустах. Я хорошенько примерился и с удовольствием огрел ее метлой. Надо
было видеть, как она оттуда выскочила, - тощая такая собака, шкура на ней
обвисла, того и гляди, собака из нее выпрыгнет.
Собака взвыла, зарычала, вылетела, как пробка из бутылки, и метнулась
мне прямо под ноги. Я пытался устоять, но наступил на пустую бутылку и
постыдно шлепнулся на землю. Я так расшибся, что света божьего невзвидел,
а потом никак не мог прийти в себя и подняться на ноги.
Пока я приходил в себя, из-под сиреневого куста вынырнул скунс и
направился прямо ко мне. Я стал отгонять его, но он никак не отгонялся. Он
завилял хвостом, словно встретил родную душу, подошел вплотную и с громким
мурлыканьем стал о меня тереться.
Я и пальцем не двинул. Даже глазом не моргнул. Рассудил, что если я
не шелохнусь, то скунс, может, и отстанет. Вот уже три года у меня под
хижиной жили скунсы, и мы с ними отлично ладили, но никогда не были, что
называется, на короткой ноге. Я их не трогал, они меня не трогали, и все
были довольны.
А этой веселой зверюшке, как видно, втемяшилось в голову, что я ей
друг. Может, скунса распирало от благодарности за то, что я отогнал собак.
Он обошел вокруг меня, потыкался мордой, потом вскарабкался ко мне на
грудь и заглянул в лицо. И без устали мурлыкал с таким азартом, что весь
дрожал.
Так он стоял на задних лапках, упершись мне в грудь передними,
заглядывал мне в лицо и мурлыкал - то тихо, то громко, то быстро, то
медленно. А сам навострил уши, будто ожидал, что я замурлычу в ответ, и
все время дружелюбно вилял хвостом.
В конце концов я протянул руку (очень осторожно) и погладил скунса по
голове, а он как будто не возражал. Так мы пролежали довольно долго - я
его гладил, а он мурлыкал.
Потом я отважился стряхнуть его с себя.
После двух или трех неудачных попыток я кое-как поднялся с земли и
пошел к крыльцу, а скунс тащился за мной по пятам.
Я опять сел на крыльцо, взял бутылку и как следует приложился к ней;
это было самое умное, что можно сделать после стольких треволнений. А пока
я пил из горлышка, из-за деревьев выскользнул реактивный самолет, свечкой
взмыл над моим участком, и все кругом подпрыгнуло на метр-другой.
Я выронил бутылку и схватил ружье, но самолет скрылся из виду, прежде
чем я успел взвести курок.
Я отложил ружье и как следует выругался.
Только позавчера я предупреждал полковника - и вовсе не в шутку, -
что, если реактивный самолет еще раз пролетит так низко над моей хижиной,
я его обстреляю.
- Безобразие, - говорил я полковнику. - Человек строит себе хижину,
живет тихо-мирно, ни к кому не пристает. Так нет, правительству непременно
надо устроить воздушную базу именно в двух милях от его дома. Какой может
быть мир и покой, когда чертовы реактивные самолеты чуть не цепляют за
дымовую трубу?
Вообще-то полковник разговаривал со мной вежливо. Он напомнил мне,
как необходимы нам воздушные базы, как наша жизнь зависит от самолетов,
которые там размещены, и как он, полковник, старается наладить маршруты
вылетов так, чтобы не тревожить мирное население окрестностей.
Я сказал, что реактивные самолеты вспугивают скунсов, и он не стал
смеяться, а даже посочувствовал и вспомнил, как в Техасе еще малолеткой
ставил на скунсов капканы. Я объяснил, что не промышляю ловлей скунсов,
что я, можно сказать, живу с ними под одной крышей, что я к ним искренне
привязан, по ночам не сплю и слушаю, как они шныряют взад и вперед под
хижиной, а когда слышу это, то чувствую, что я не одинок, что делю свой
кров с другими тварями божьими.
Но тем не менее он не обещал, что реактивные самолеты больше не будут
сновать над моим жильем, и тут-то я пригрозил обстрелять первый же
самолет, который увижу у себя над головой. Тогда полковник вытащил из
письменного стола какую-то книгу и прочитал мне вслух, что стрельба по
воздушным кораблям - дело незаконное. Но я ничуть не испугался!
И надо же такому случиться! Я сижу в засаде, мимо проходит реактивный
самолет, а я прохлаждаюсь с бутылкой.
Я перестал ругаться, как только вспомнил о бутылке, и тут же услышал
бульканье. Она закатилась под крыльцо, я не сразу нашел ее и чуть с ума не
сошел, услышав, как она булькает.
Я лег на живот, дотянулся до того места под ступеньками, куда
закатилась бутылка, и наконец поднял ее, но она уже добулькалась досуха. Я
швырнул ее во двор и, вконец расстроенный, опустился на ступеньки.
Тут из темноты вынырнул скунс, взобрался вверх по ступенькам и уселся
рядом со мной. Я протянул руку, погладил его, и он в ответ замурлыкал. Я
перестал горевать о бутылке.
- А ты, право, занятный зверь, - сказал я. - Что-то я не слыхал,
чтобы скунсы мурлыкали.
Так мы посидели с ним, и я рассказал ему обо всех своих неприятностях
с реактивными самолетами, как рассказывает животным человек, когда ему не
с кем поделиться, а порой и когда есть с кем.
Я его ни капельки не боялся и думал, как здорово, что наконец-то хоть
один скунс со мной подружился. Интересно, теперь, когда лед, так сказать,
сломан, может, какой-нибудь скунс переселится из подполья ко мне в
комнату?
Затем я подумал: теперь будет о чем порассказать ребятам в кабачке.
Но тут же понял, что, как бы я ни клялся и ни божился, никто не поверит ни
единому моему слову. Вот я и решил прихватить с собой живое
доказательство.
Я взял ласкового скунса на руки и сказал:
- Поехали. Надо показать тебя ребятам.
Я налетел на дерево и запутался в старой проволочной сетке, что
валялась на дворе, но кое-как добрался до того места перед домом, где
стояла моя Старушка Бетси.
Бетси не была ни самой новой, ни самой лучшей машиной в мире, но зато
отличалась верностью, о которой любой мужчина может только мечтать. Мы с
ней многое пережили вместе и понимали друг друга с полуслова. У нас было
что-то вроде сделки: я мыл ее и кормил, а она доставляла меня куда надо и
всегда привозила обратно. Ни один разумный человек не станет требовать
большего от автомобиля.
Я похлопал Бетси по крылу и поздоровался с ней, уложил скунса на
переднее сиденье и залез в машину сам.
Бетси никак не хотела заводиться. Она предпочитала остаться дома.
Однако я потолковал с ней по-хорошему, наговорил ей всяких ласковых слов,
и наконец, дрожа и фыркая, она завелась.
Я включил сцепление и вывел ее на шоссе.
- Только не разгоняйся, - сказал я ей. - Где-то на этом перегоне
автоинспекция ловит злостных нарушителей, так что у нас могут быть
неприятности.
Бетси медленно и плавно довезла меня до кабачка, я оставил ее на
стоянке, взял скунса под мышку и вошел в зал.
За стойкой работал Чарли, а в зале было полно народу - Джонни Эшленд,
Скелет Паттерсон, Джек О'Нийл и еще с полдюжины других.
Я опустил скунса на стойку, и он сразу же двинулся к ребятам, будто
ему не терпелось с ними подружиться.
А они, как его увидели, так сразу нырнули под табуреты и столы. Чарли
схватил бутылку за горлышко и попятился в угол.
- Эйса, - заорал он, - сейчас же убери эту пакость!
- Да ты не волнуйся, - сказал я, - этот клиент не скандальный.
- Скандальный или не скандальный, проваливай отсюда с ним вместе!
- Убери его ко всем чертям! - хором подхватили посетители.
Я на них здорово разозлился. Подумать только, так лезть в бутылку
из-за ласкового скунса!
Все же я смекнул, что их не переспоришь, подхватил скунса на руки и
отнес к Бетси. Я нашел куль из рогожки, сделал скунсу подстилку и велел
сидеть на месте, никуда не отлучаться - мол, скоро вернусь.
Задержался я дольше, чем рассчитывал, потому что пришлось
рассказывать все подробности, а ребята задавали каверзные вопросы и сыпали
шуточками, но никто не дал мне заплатить за выпивку - все подносили
наперебой.
Выйдя оттуда, я не сразу увидел Бетси, а увидев, не сразу подошел -
пришлось с трудом прокладывать к ней курс. Времени на это ушло порядком,
но, поворачивая по ветру то на один галс, то на другой, я в конце концов
подобрался к ней вплотную.
Я с трудом попал внутрь, потому что дверца открывалась не так, как
обычно, а войдя, не мог отыскать ключ. Наконец я все-таки нашел его, но
тут же уронил на пол, а когда нагнулся, то растянулся ничком на сиденье.
Там было страшно удобно, и я решил, что вставать вовсе глупо. Переночую
здесь, и дело с концом!
Пока я лежал, у Бетси завелся мотор. Ха! Бетси надулась и хочет
вернуться домой самовольно. Вот какая у меня машина! Ну чем не жена?
Она дала задний ход, развернулась и направилась к шоссе. У самого
шоссе остановилась, поглядела, нет ли там движения, и выехала на
магистраль, направляясь прямехонько домой.
Я нисколько не тревожился. Знал, что могу положиться на Бетси. Мы с
ней многое пережили вместе, и она была умницей, хотя прежде никогда не
ходила домой самостоятельно.
Лежал я и удивлялся, как она раньше до этого не додумалась.
Нет на свете машины, которая ближе человеку, чем автомобиль. Человек
начинает понимать свой автомобиль, а автомобиль приучается понимать
человека, и со временем между ними возникает настоящая привязанность. Вот
мне и показалось совершенно естественным, что настанет день, когда машине
можно будет доверять точно так же, как лошади или собаке, и что хорошая
машина должна быть такой же верной и преданной, как собака или лошадь.
Так я размышлял, и настроение у меня было отличное, а Бетси тем
временем свернула с шоссе на проселок.
Но только мы остановились у моей лачуги, как позади раздался визг
тормозов; я услышал, как открылась дверца чужого автомобиля и кто-то
выпрыгнул на гравий.
Я попытался встать, но чуть замешкался, и этот кто-то рывком открыл
дверцу, протянул руку, сгреб меня за шиворот и выволок из машины.
На неизвестном была форма государственного дорожного инспектора,
второй инспектор стоял чуть подальше, а рядом с ним торчал полицейский
автомобиль с красной мигалкой. Я просто диву дался, как это не заметил,
что они за нами гонятся, но тут же вспомнил, что всю дорогу лежал пластом.
- Кто вел машину? - рявкнул тот фараон, что держал меня за шиворот.
Не успел я рта раскрыть, как второй фараон заглянул в Бетси и
проворно отскочил шагов на десять.
- Слейд! - взвыл он. - Там внутри скунс!
- Не хочешь ли ты сказать, что скунс сидел за рулем? - осведомился
Слейд.
Второй возразил:
- Скунс по крайней мере трезв.
- Оставьте-ка скунса в покое, - сказал я им. - Это мой друг. Он
никому не причинил зла.
Я шарахнулся в сторону, рука Слейда выпустила мой воротник, и я
метнулся к Бетси. Я ударился грудью о сиденье, вцепился в руль и попытался
втиснуться внутрь.
Внезапно взревев, Бетси сама завелась, из-под ее колес вылетел гравий
и пулеметной очередью ударил в полицейский автомобиль. Бетси устремилась
вперед и, пробив изгородь, вырвалась на шоссе. Она со всего размаха
врезалась в заросли сирени, я вывалился на ходу, а она понеслась дальше.
Я лежал, увязнув в кустах сирени, и следил, как Бетси выходит на
большую дорогу. "Она старалась, как могла, - утешал я сам себя. - Она
пыталась выручить меня, и не ее вина, что я не усидел за рулем. А теперь
ей надо сматываться. И у нее это, видно, неплохо выходит. А ревет-то как -
словно внутри у нее двигатель от линкора".
Инспекторы вскочили в автомобиль и пустились в погоню, а я стал
соображать, как бы выпутаться из сирени.
В конце концов я оттуда выбрался, подошел к парадному крыльцу хижины
и уселся на ступеньках. Тут вспомнил про изгородь и решил, что чинить ее
все равно не стоит - проще пустить на растопку.
За Бетси я не очень беспокоился. Я был уверен, что она не даст себя в
обиду.
В этом-то я был прав, потому что немного погодя автоинспекторы
вернулись и поставили свою машину на подъездной дорожке. Они заметили, что
я сижу на ступеньках, и подошли ко мне.
- А где Бетси? - спросил я.
- Бетси? А фамилия? - ответил Слейд вопросом на вопрос.
- Бетси - это машина, - пояснил я.
Слейд выругался.
- Удрала. Идет с незажженными фарами, делает сто миль в час. Я не я,
если она ни во что не врежется.
На это я только головой покачал.
- С Бетси ничего такого не случится. Она знает все дороги на
пятьдесят миль в окружности.
Слейд решил, что я над ним просто насмехаюсь. Он схватил меня и,
встряхнув для острастки, поднял на ноги.
- Ты за это ответишь. - Он толкнул меня к другому инспектору, а тот
поймал меня на лету. - Кидай его на заднее сиденье, Эрни, и поехали.
Похоже было, что Эрни не так бесится, как Слейд. Он сказал:
- Сюда, папаша.
Втащив меня в машину, они больше не желали со мной знаться. Я ехал с
Эрни на заднем сиденье, а Слейд сидел за рулем. Не проехали мы и мили, как
я задремал.
Когда я проснулся, мы как раз въезжали на стоянку у полицейского
управления. Я вылез из машины и хотел было пойти сам, но они подхватили
меня с двух сторон и поволокли силком.
Мы вошли в помещение вроде кабинета, с письменным столом, стульями и
скамьей. За столом сидел какой-то человек.
- Что там у вас? - спросил он.
- Будь я проклят, если сам знаю, - ответил Слейд, злой как черт. -
Боюсь, вы нам не поверите, капитан.
Эрни подвел меня к стулу и усадил.
- Пойду принесу тебе кофе, папаша. Нам надо с тобой потолковать.
Желательно, чтобы ты протрезвел.
Я подумал, что с его стороны это очень мило.
Я вволю напился кофе, в глазах прояснилось, и все кругом перестало
плясать и двоиться - я имею в виду мебель. Хуже было, когда я принялся
соображать. То, что прежде само собой разумелось, теперь показалось очень
странным. Например, как это Бетси сама отправилась домой.
В конце концов меня подвели к столу, и капитан засыпал меня вопросами
о том, кто я такой, когда родился и где проживаю, но постепенно мы подошли
к тому, что было у них на уме.
Я не стал ничего скрывать. Рассказал о реактивных самолетах, о
скунсах и о своем разговоре с полковником. Рассказал о собаках, о ласковом
скунсе и о том, как Бетси разобиделась и пошла домой самовольно.
- Скажите-ка, мистер Бейлз, - спросил капитан, - вы не механик? Я
знаю, вы говорили, что работаете поденно и перебиваетесь случайным
заработком. Но я хочу выяснить, может, вы со своей машиной что-нибудь
намудрили?
- Капитан, - ответил я честно, - да я не знаю, с какого конца берутся
за гаечный ключ.
- Вы, значит, никогда не работали над своей Бетси?
- Просто ухаживал за ней на совесть.
- А кто-нибудь еще над ней работал?
- Да я бы к ней никого и на пушечный выстрел не подпустил.
- В таком случае не можете ли вы объяснить, как это машина движется
сама по себе?
- Нет, сэр. Но ведь Бетси умница...
- Вы точно помните, что не сидели за рулем?
- Конечно, нет. Мне казалось нормальным, что Бетси сама везет меня
домой.
Капитан в сердцах швырнул на стол карандаш.
- Сдаюсь!
Он встал из-за стола.
- Пойду сварю еще кофе, - сказал он Слейду. - Может быть, у вас лучше
получится.
- Еще одно, - обратился Эрни к Слейду, когда капитан хлопнул дверью.
- Этот скунс...
- При чем тут скунс?
- Скунсы не виляют хвостом, - заявил Эрни. - И не мурлыкают.
- Этот скунс проделывал то и другое, - саркастически заметил Слейд. -
Это был особенный скунс. Не скунс, а диво - хвост колечком. Кстати, скунс
действительно ни при чем. Его только прокатили.
- Не найдется ли у вас рюмашечки, а? - спросил я. Мне было здорово не
по себе.
- Конечно, - ответил Эрни. Он подошел к шкафчику в углу и вынул
оттуда бутылку.
Через окно я увидел, что восток начал светлеть. Скоро рассвет.
Зазвонил телефон. Слейд снял трубку.
Эрни подал мне знак, и я подошел к нему, вернее, к шкафчику. Эрни
вручил мне бутылку.
- Только не увлекайся, папаша, - посоветовал он. - Ты ведь не хочешь
снова перебрать, правда?
Я и не увлекался. Высосал стакана полтора, и все.
Слейд заорал:
- Эй!
- Что случилось? - спросил Эрни. Он отнял у меня бутылку - не то
чтобы силой, но вроде того.
- Какой-то фермер обнаружил машину, - сказал Слейд. - Она обстреляла
его собаку.
- Она... что собаку? - с запинкой переспросил Эрни.
- Так утверждает этот малый. Он выгнал коров. Было раннее утро. Он
собирался на рыбалку и хотел заблаговременно сделать кое-что по хозяйству.
В конце узкого тупичка, между тремя изгородями, он увидел машину и решил,
что ее здесь бросили.
- А что там насчет стрельбы?
- Вот слушай. Собака подбежала к машине и облаяла ее. И вдруг из
машины вырвалась большая искра. Пса сбило с ног. Он встал и давай удирать.
Машина пустила вдогонку ему вторую искру. Угодила псу прямо в ногу. Этот
малый говорит, что у пса вскочили волдыри.
Слейд взял курс на дверь.
- Ну, вы там, поторапливайтесь!
- Ты нам, может, понадобишься, папаша, - сказал Эрни.
Мы выбежали на улицу и прыгнули в машину.
- Где находится эта ферма? - спросил Эрни.
- Западнее воздушной базы, - ответил Слейд.
Фермер поджидал нас на лавочке у ворот скотного двора. Когда Слейд
затормозил, он вскочил на ноги.
- Машина еще там, - доложил он. - Я с нее глаз не спускаю. Оттуда
никто не выходил.
- А она не может оттуда выбраться другим путем?
- Никак. Кругом леса да поля. Это тупик.
Слейд удовлетворенно хмыкнул. Он отвел полицейскую машину к началу
проулка и развернул ее, надежно перегородив проезд.
- Отсюда дойдем на своих двоих, - заявил он.
- Сразу за тем вон поворотом, - показал фермер.
Мы зашли за поворот и увидели, что там стоит Бетси.
- Это моя машина, - сказал я.
- Давайте рассредоточимся, - предложил Слейд. - С нее станется и нас
обстрелять.
Он расстегнул кобуру пистолета.
- Не вздумайте палить по моей машине, - предупредил я, но он и бровью
не повел.
Мы все четверо рассредоточились и стали подкрадываться к Бетси. Чудно
было, что мы ведем себя, будто она нам враг и надо захватить ее врасплох.
Вид у нее был такой же, как всегда, - обыкновенная развалюшка дешевой
марки, но очень умная и очень преданная. И я все вспоминал: куда она
только меня не возила, а ведь всегда привозила домой.
И вдруг она нас атаковала. Стояла-то она носом к тупику, и ей
пришлось дать задний ход, но это не помешало ей напасть на нас.
Она слегка подпрыгнула и покатила к нам полным ходом, с каждой
секундой все увеличивая скорость, и я увидел, что Слейд выхватил пистолет.
Я выскочил на середину проулка и замахал руками. Не доверял я этому
Слейду. Я боялся, что, если Бетси не подчинится, он изрешетит ее пулями.
А Бетси и не собиралась останавливаться. Она надвигалась на нас, и
притом гораздо быстрее, чем положено такой старой колымаге.
- С дороги, кретин! - завопил Эрни. - Она тебя сшибет!
Я отскочил в сторону, но при этом не больно старался. Я подумал:
"Если уж до того дошло, что Бетси хочет сшибить меня, то стоит ли тогда
жить на свете?"
Я споткнулся и растянулся ничком, но, падая, заметил, что Бетси
оторвалась от земли, точно собиралась через меня перепрыгнуть. Я сразу
смекнул, что уж мне-то ничего не угрожает - у Бетси и в мыслях не было
наехать на меня.
А Бетси поплыла прямиком в небо; колеса у нее все еще крутились,
будто она взбиралась задним ходом на невидимый крутой холм.
Я перевернулся на спину, сел и давай глядеть на нее, а поглядеть было
на что, это уж поверьте. Она летела точь-в-точь как самолет. Я просто черт
знает как гордился ею.
Слейд стоял разинув рот, опустив руку с пистолетом. Ему и в голову не
пришло стрелять. Скорее всего, он вообще забыл, что у него есть пистолет.
Бетси взмыла над верхушками деревьев и вся засияла, засверкала под
солнцем - двух недель не прошло с тех пор, как я ее драил, - и я подумал,
до чего же это здорово, что она научилась летать.
Тут я увидел реактивный самолет и хотел крикнуть Бетси, чтоб
побереглась, но во рту у меня пересохло, будто туда квасцов насыпали, - я
онемел.
Наверное, все это длилось с секунду, но мне казалось, будто они летят
уже целую вечность, - в небе повисла Бетси и повис самолет, и я знал, что
катастрофы не миновать.
Потом по всему небу разлетелись куски металла, а реактивный самолет
задымился и пошел на посадку влево, в сторону кукурузного поля.
Я сидел посреди дороги - руки-ноги стали прямо ватные - и глаз не
сводил с кусков, которые еще недавно были моей Бетси. У меня на душе кошки
скребли. Сердце кровью обливалось от такого зрелища.
Обломки машины с грохотом падали на землю, но один кусок спускался не
так стремительно, как остальные. Он как будто планировал.
Я все следил за ним и недоумевал, с чего это он планирует, когда
остальные куски давно упали, и вдруг заметил, что это крыло машины и что
оно болтается вверх-вниз, словно тоже хочет упасть, но кто-то ему мешает.
Крыло спланировало на землю у опушки леса. Оно легко опустилось,
покачалось и осело на бок. А когда оно оседало, из него что-то выскочило.
Это "что-то" встряхнулось и вприпрыжку умчалось в лес.
Ласковый скунс!
К этому времени все метались как угорелые. Эрни бежал к фермерскому
дому - звонить на воздушную базу насчет самолета, а Слейд с фермером
мчались на кукурузное поле, где самолет пропахал в кукурузе такую межу,
что там прошел бы и танковый дивизион.
Я встал и подошел к тому месту, где, как я приметил, упали куски.
Кое-что я нашел - фару (даже стекло на ней не разбилось), искореженное и
перекрученное колесо, металлическую решетку с радиатора. Я понимал, что
это все без толку. Никто уж никогда не соберет Бетси заново.
И вот стоял я с куском хромированного металла в руке и думал о том,
как славно мы с Бетси, бывало, проводили время, - как она возила меня в
кабачок и терпеливо дожидалась, когда мне захочется домой, и как мы
уезжали на рыбалку и вдвоем съедали там походный ужин, и как осенью
подавались к северу охотиться на оленей.
Пока я там стоял, с кукурузного поля вернулись Слейд и фермер, а
между ними плелся летчик. У него был очумелый вид, ноги подгибались, и он
просто висел на своих спутниках. Глаза у него остекленели, язык
заплетался.
Дойдя до проулка, они перестали поддерживать летчика, и тот тяжело
опустился наземь.
- Какого черта, - только и спросил он, - неужто стали выпускать
летающие автомобили?
Никто ему не ответил. Зато Слейд накинулся на меня:
- Эй, папаша! Оставь в покое обломки! Не смей к ним прикасаться!
- У меня есть полное право к ним прикасаться, - возразил я. - Это моя
машина.
- Ничего не трогай! Здесь что-то нечисто. Эта рухлядь, возможно,
покажет, в чем дело, если к ней никто не сунется раньше времени.
Бросил я решетку от радиатора и вернулся в проулок.
Мы все четверо расселись рядком и стали ждать. Летчик, видимо, пришел
в себя. Ему рассекло кожу над глазом, и на лице запеклась кровь, но в
общем-то он был целехонек. Даже попросил сигарету, и Слейд дал ему
закурить и поднес огонек.
Мы услышали, как в начале проулка Эрни задним ходом вывел полицейскую
машину из тупичка. Вскорости он подошел к нам.
- Сейчас будут.
Он сел рядом с нами. О том, что произошло, мы и словом не
обмолвились. По-моему, все боялись об этом говорить.
Не прошло и четверти часа, как нагрянула вся воздушная база. Сначала
появилась санитарная машина; туда погрузили летчика, и она отъехала,
вздымая клубы пыли.
Вслед за санитарной машиной подъехали пожарные, а за ними - джип с
самим полковником. За полковничьим потянулись другие джипы и три-четыре
грузовика, и все машины были битком набиты солдатами. Мы и глазом моргнуть
не успели, как они наводнили всю округу.
Полковник сразу побагровел, - видно, расстроился. Оно и понятно. Где
это видано, чтобы самолет в воздухе налетал на автомобиль?
Громко топая, полковник подошел к Слейду и наорал на него, а Слейд в
ответ тоже заорал, и я удивился, с чего это они так взъелись друг на
дружку, но оказалось - ничего подобного. Просто такие уж у них голоса,
когда они волновались.
Кругом все бегали и суетились и тоже орали, но это продолжалось
недолго. Прежде чем полковник и Слейд перестали шуметь, набежало
полным-полно солдат и инициатива перешла к военно-воздушным силам.
Окончив разговор со Слейдом, полковник подошел ко мне.
- Итак, машина была ваша, - сказал он таким тоном, будто я во всем
виноват.
- Да, моя, и я стребую с вас убытки по суду. Машина была первый сорт.
Полковник вперился в меня так, словно хотел убить на месте, и вдруг
узнал.
- Постойте-ка, - сказал он. - Это не вы у меня на днях были?
- Точно. Я еще рассказывал вам о своих скунсах. Один из них как раз
сидел сейчас в Старушке Бетси.
- Валяйте дальше, приятель, - сказал полковник. - До меня что-то туго
доходит. Только не травите.
- Старушка Бетси - это машина, - объяснил я, - и в ней сидел скунс.
Когда в нее врезался ваш самолет, скунс приземлился на крыле от машины.
- Вы хотите сказать, что скунс... крыло... что...
- Он вроде бы спланировал, - докончил я.
- Капрал, - обратился полковник к Слейду, - что там у него на счету?
- Да только езда в пьяном виде, - ответил Слейд. - Пустяки.
- Я хотел бы взять его с собой на базу.
- Буду вам очень признателен, - неуверенным голосом ответил Слейд.
- В таком случае пошли, - сказал полковник, и я проследовал за ним к
джипу.
Мы расположились на заднем сиденье, а машину вел солдат - шпарил как
на пожар. Мы с полковником особенно не разговаривали. Мы только зубы
стискивали и надеялись, что доберемся живыми. Так, по крайней мере, было
со мной.
Там, на базе, полковник сел за свой письменный стол, кивком приказал
мне занять кресло. Потом откинулся на спинку стула и давай меня изучать.
Счастье, что ничего плохого я не сделал, иначе под его взглядом я бы,
пожалуй, не выдержал и раскололся.
- Вы тут много чего наговорили, - начал полковник. - Устраивайтесь-ка
поудобнее и расскажите все с самого начала, не пропуская ни единой мелочи.
Я стал рассказывать ему все как есть и пустился во всякие
подробности, чтобы втолковать ему мою точку зрения, а он ничего, не
перебивал, только сидел и слушал. Ни разу еще мне не попадался такой
хороший слушатель.
Когда я выложил все до конца, он нашарил на столе блокнот и карандаш.
- Давайте-ка зафиксируем основные выводы, - сказал он. - Вы
утверждаете, что раньше машина никогда не совершала самовольных действий?
- Насколько я знаю, не совершала, - ответил я как на духу. - Но,
конечно, она могла тренироваться в мое отсутствие.
- И никогда до сих пор не летала?
Я покачал головой.
- А когда она стала проделывать то и другое, в ней находился этот ваш
скунс?
- Совершенно верно.
- И вы утверждаете, что после катастрофы скунс спланировал, сидя на
крыле машины?
- Крыло перевернулось, а скунс убежал в лес.
- Вам не кажется странным, что крыло планировало, тогда как остальные
обломки просто грохнулись оземь?
Я согласился, что это и вправду чудно.
- Теперь о скунсе. Вы утверждаете, что он мурлыкал?
- Еще как! Любо-дорого было слушать!
- И вилял хвостом?
- Прямо как собака.
Полковник отодвинул блокнот и откинулся на спинку стула. Он сложил
руки на груди, точно обнял себя за плечи.
- По личному опыту, накопленному в детстве при ловле скунсов в
капканы, могу вам сообщить, что скунсы не мурлыкают и никогда не виляют
хвостом.
- Я знаю, что у вас на уме, - объявил я, озлившись, - но не так уж я
был пьян. Я сделал глоток-другой, чтобы скоротать время, покуда появится
самолет. Но я видел скунса своими глазами, знаю, что это был именно скунс,
и помню, как он мурлыкал. Ласковый был, будто я ему понравился, и он...
- Ну ладно, - сказал полковник. - Ладно.
Сидели мы и смотрели друг на друга. Ни с того, ни с сего он
ухмыльнулся.
- А знаете, - сказал он, - я вдруг понял, что мне нужен адъютант.
- Желающих нет, - ответил я упрямо. - Вы меня и на четверть мили не
подтащите к реактивному самолету. Хоть вяжите по рукам и по ногам.
- Вольнонаемный адъютант. Триста долларов в месяц и полное
обеспечение.
- Всю жизнь мечтал толкаться среди военных.
- И выпивки сколько влезет.
- Где надо расписаться? - спросил я.
Вот так-то я и стал адъютантом полковника.
Я подумал, что у него шарики за ролики заехали, да и сейчас так
думаю. Для него все сложилось бы куда лучше, если бы он тогда же вышел в
отставку. Но он носился со своей идеей и был из числа тех азартных
дураков, что играют ва-банк.
Мы с ним уживались как нельзя лучше, но временами кое в чем
расходились. Началось все с дурацкого требования, чтобы я не отлучался с
базы. Я устроил скандал, но полковник уперся.
- Ты выйдешь за ворота, распустишь слюни и начнешь трепаться, -
твердил он. - А мне надо, чтобы ты прикусил язык и держал его за зубами.
Как по-твоему, для чего я тебя взял на службу?
Жилось мне не так уж плохо. Забот и в помине не было. Просто пальцем
не шевелил - никакой работы с меня никто не спрашивал. Жратва была
сносная, комнату с постелью мне дали, и полковник сдержал слово насчет
выпивки.
Несколько суток я полковника вовсе не видел. В один прекрасный день
забежал к нему поздороваться. Только я на порог, как входит сержант с
пачкой бумаг в руке. И будто сам не свой.
- Вот рапорт о том автомобиле, сэр, - доложил он.
Полковник взял бумаги и перевернул несколько листов.
- Сержант, я ничего не понимаю.
- И я тоже, сэр.
- Ну вот это, например, что? - спросил полковник и ткнул пальцем.
- Вычислительное устройство, сэр.
- В автомобилях не бывает вычислительных устройств.
- Вот именно, сэр, то же и я говорю. Но мы нашли место, где оно было
укреплено на моторе.
- Укреплено? Приварено?
- Ну не совсем приварено. Оно вроде бы стало частью мотора. Как будто
их отлили вместе. Там не было никаких следов сварки.
- А вы уверены, что это вычислительное устройство?
- Так утверждает Коннели, сэр. Он на вычислительных машинах собаку
съел. Однако таких он еще не видывал. Он говорит, что это устройство
работает по совершенно иному принципу. И полагает, что он очень толковый.
Принцип этот, он говорит...
- Продолжайте! - гаркнул полковник.
- Он говорит, что по мощности это устройство в тысячу раз превосходит
лучшие наши вычислительные машины. Он говорит, будто, даже не обладая
буйной фантазией, можно назвать это устройство разумным.
- Что вы понимаете под словом "разумный"?
- Вот Коннели уверяет, что такая штука, возможно, умеет
самостоятельно мыслить.
- О господи! - только и выговорил полковник.
Он посидел с минуту, словно о чем-то задумался. Потом перевернул
страницу и ткнул в другое место.
- А это другой блок, сэр, - сказал сержант. - Чертеж блока. Что за
блок - не известно.
- Не известно!
- Мы никогда ничего подобного не видели, сэр. Мы понятия не имеем,
какое у него назначение. Он был связан с трансмиссией, сэр.
- А это?
- Результаты химического анализа бензина. С бензином что-то странное,
сэр. Мы нашли бак, весь искореженный и на себя не похожий, но там еще
оставался бензин. Он не...
- Но с какой стати вам вздумалось делать анализ?
- Да ведь это не бензин, сэр. Это что-то другое. Раньше был бензин,
но он изменился, сэр.
- У вас все, сержант?
Сержанту, как я видел, становилось жарко.
- Нет, сэр, есть еще кое-что. В рапорте все изложено, сэр. Нам
удалось найти большую часть обломков, сэр. Отсутствуют лишь несколько
мелких деталей. В настоящее время мы работаем над сборкой.
- Сборкой...
- Может, вернее назвать это склейкой, сэр...
- Машина не будет ходить?
- Навряд ли, сэр. Ее здорово покалечило. Но если бы ее удалось
собрать целиком, это был бы лучший автомобиль в мире. Судя по спидометру,
машина прошла 80.000 миль, но ее состояние такое, будто она только вчера с
завода. К тому же она сделана из таких сплавов, что мы просто диву даемся.
Сержант помолчал.
- Осмелюсь доложить, сэр, тут дело нечисто.
- Да, да, - сказал полковник. - Вы свободны, сержант. Еще как
нечисто!
Сержант повернулся кругом.
- Минуточку, - окликнул его полковник.
- Есть, сэр.
- Мне очень жаль, сержант, но вам и всему подразделению,
прикомандированному к машине, не разрешается покидать территорию базы. Я
не могу допустить утечки информации. Сообщите своим людям. Если кто-нибудь
пикнет, я с ним живо расправлюсь.
- Есть, сэр, - сказал сержант и вежливо козырнул, но вид у него был
такой, словно он сейчас полковнику глотку перережет.
Когда сержант вышел, полковник сказал мне:
- Эйса, если ты что-то знаешь и молчишь, а потом это выплывет наружу
и я окажусь в дураках, то я сверну твою тощую шею.
- Чтоб мне провалиться, - сказал я.
Он как-то чудно на меня посмотрел.
- Тебе известно, что это за скунс?
Я покачал головой.
- Это вовсе не скунс, - сказал он. - И мы обязаны выяснить, кто же
это.
- Но ведь его здесь нет. Он убежал в лес.
- Его можно поймать.
- Это мы-то вдвоем?
- Зачем вдвоем? На базе две тысячи солдат.
- Но...
- Ты думаешь, им не очень-то по вкусу ловить скунса?
- Примерно так. Может, они и пойдут в лес, но сделают все, чтобы не
найти скунса, ни за что не станут ловить.
- Станут как миленькие, если пообещать вознаграждение. Пять тысяч
долларов.
Я посмотрел на него так, словно он окончательно спятил.
- Поверь, - сказал полковник, - он того стоит. Всех этих денег, до
последнего цента.
Я же говорю, свихнулся человек.
В облаву на скунса я не пошел. Я знал, как мало шансов найти его. К
этому времени он мог выбраться за пределы штата или залезть в такую нору,
где его и днем с огнем не сыщешь.
Да и ни к чему мне было пять тысяч долларов. Я получал хороший оклад
и пил вволю.
На другой день я зашел к полковнику покалякать. У него был крупный
разговор с военным врачом.
- Вы обязаны отменить свой приказ! - разорялся костоправ.
- Не могу я его отменить! - орал полковник. - Мне необходимо это
животное!
- Вы когда-нибудь видели, чтобы скунсов ловили голыми руками?
- Нет, никогда.
- У меня уже одиннадцать штук, - сказал костоправ. - Больше я не
потерплю.
- Капитан, - ответил полковник, - прежде чем все это кончится, у вас
будет гораздо больше одиннадцати скунсов.
- Значит, вы не отмените приказ, сэр?
- Нет.
- В таком случае я сам прекращу это безобразие!
- Капитан! - свирепо произнес полковник.
- Вы невменяемы, - заявил костоправ. - Никакой военный трибунал...
- Капитан!
Но капитан ничего не ответил. Он повернулся кругом и вышел.
Полковник взглянул на меня.
- Иной раз приходится тяжко, - сказал он.
Я понял, что надо срочно найти этого скунса, иначе полковника смешают
с грязью.
- А все-таки я в толк не возьму, - сказал я, - на кой черт вам сдался
этот зверь. Обыкновенный скунс, разве что мурлыкать умеет.
Полковник уселся за стол и стиснул голову руками.
- О господи! - простонал он. - До чего же тупы люди!
- Это-то да, - не отставал я, - но все-таки непонятно...
- Сам посуди, - сказал полковник. - Кто-то копался в твоей машине. Ты
утверждаешь, что это не твоя работа. Ты утверждаешь, что не подпустил бы к
машине никого другого. Ребята, которые исследовали обломки, заявляют, что
в машине есть такие премудрые устройства, до каких у нас еще никто не
додумался.
- Если вы думаете, что этот скунс...
Полковник трахнул кулаком по столу.
- Да какой там скунс! Нечто, _п_о_х_о_ж_е_е_ на скунса! Нечто,
смыслящее в машинах побольше твоего, моего, да и вообще больше, чем будет
когда-нибудь смыслить человек!
- Но у него и рук-то нет. Как, по-вашему, мог он сотворить то, что вы
думаете?
Но он не успел мне ответить.
С треском распахнулась дверь, и ввалились двое солдат из караулки. Им
было не до того, чтобы приветствовать полковника по всей форме.
- Господин полковник, - сказал один из них, переводя дух. - Господин
полковник, нашли. Даже не пришлось его ловить. Мы свистнули, и он пошел за
нами следом.
За ними, виляя хвостом и мурлыча, вошел скунс. Он сразу подбежал ко
мне и стал тереться о мои ноги. Когда я наклонился и взял его на руки, он
замурлыкал так громко, что я побоялся, не взорвется ли.
- Он самый? - спросил меня полковник.
- Он и есть, - подтвердил я.
Полковник схватил телефонную трубку.
- Соедините меня с Вашингтоном! Пентагон! Мне нужен генерал Сандерс!
И махнул нам рукой.
- Вон отсюда!
- Но, господин полковник, вознаграждение...
- Получите! А теперь убирайтесь!
Вид у него был, как у человека, которому только сейчас объявили, что
его не расстреляют на рассвете.
Мы повернулись через правое плечо и вышли из кабинета.
У двери с винтовками в руках топтались четыре субъекта устрашающего
вида, типичные техасские гангстеры.
- Ты на нас не обращай внимания, друг, - сказал мне один из них. - Мы
всего-навсего твои телохранители.
Это и вправду были мои телохранители. Ни на шаг от меня не отставали
- куда я, туда и они. И с нами ходил скунс. Поэтому они ко мне и прилипли.
Я-то им был до лампочки. Это скунса надо было охранять.
А скунс привязался ко мне - клещами не оторвешь. Он шел за мной по
пятам и шмыгал у меня между ботинками, но по большей части ему хотелось,
чтобы я таскал его на руках или сажал себе на плечо. И он все время
мурлыкал. То ли смекнул, что я ему настоящий друг, то ли считал меня
простофилей.
Жить стало трудновато. Скунс спал вместе со мной, и в моей комнате
ночевали все четыре охранника. В отхожее место я шел со скунсом и одним
охранником, а остальные трое околачивались поблизости. Я ни на миг не
оставался один. Я говорил, что это непорядочно. Я говорил, что это
неконституционно. Ничего не помогало. Деться было некуда. Охранников было
двенадцать штук, и работали они в три смены, по восемь часов каждая.
Несколько дней я не видел полковника и подумал, что это странно:
раньше он себе места не мог найти, пока не заполучит скунса, а теперь ему
до скунса и дела нет.
А я тем временем пораскинул умом насчет того, что говорил полковник о
скунсе: будто это и не скунс вовсе, а существо, по виду схожее со скунсом,
и будто оно знает о чем-то побольше нашего. И чем дольше я об этом думал,
тем больше верил в то, что полковник, пожалуй, прав. Но все-таки казалось
невероятным, чтобы какая-то безрукая тварь разбиралась в машинах, не
говоря уж о том, чтобы мудрить с ними.
Но тут я вспомнил, как мы с Бетси всегда понимали друг друга, и,
более того, представил себе, что человек и машина сближаются настолько,
что могут друг с другом беседовать, и тогда человек, даже безрукий, может
помочь машине улучшиться. И хоть, когда говоришь это вслух, получается
что-то вроде нелепицы, но в глубине души мне казалось, что так и должно
быть, и как-то тепло становилось при мысли о том, что человек и машина
могут стать закадычными друзьями.
Если на то пошло, не такая уж это нелепость.
Быть может, говорил я себе, когда зашел в кабачок и оставил скунса в
машине, то скунс оглядел ее и пожалел эту старую колымагу, как мы с вами
пожалели бы бездомную кошку или больную собаку. И, может быть, скунс тут
же, на месте, решил починить ее, как умеет; с него сталось бы и металлом
разжиться где-нибудь, где не скоро хватятся, чтобы смастерить вычислитель
и все эти хитроумные штучки.
Кто его знает, может, до него не доходило, хоть тресни, как это их не
было в машине с самого начала. Может, он считал, что машина без этих
штучек вообще не машина. А скорее всего, подумал, что Бетси неисправна.
Охранники прозвали скунса Вонючкой, и это были враки, потому что от
него ничуть не пахло - редко я встречал таких спокойных и воспитанных
зверей. Я сказал охранникам, что это несправедливо, но они только ржали
надо мной, и вскорости об этой кличке прознала вся база, и, куда бы мы ни
шли, отовсюду нам кричали: "Эй, Вонючка!" Скунс, как видно, ничего не имел
против, и я тоже в мыслях стал называть его Вонючкой.
Так я сам додумался, что Вонючка мог починить Бетси и почему он ее
чинил. Но одного я никак не уразумел - откуда он вообще взялся? Думал я,
думал, но так ничего и не надумал, кроме каких-то глупостей, и даже сам
решил, что это уж слишком.
Разок-другой я заходил к полковнику, но сержанты и лейтенанты гнали
меня в три шеи и мы с ним так и не повидались. Я обиделся и решил туда
больше не соваться, пока он меня не позовет.
В один прекрасный день он меня позвал. Прихожу я и вижу: у него в
кабинете полным-полно важных шишек. Полковник как раз переговаривался с
каким-то старым, седым, свирепым старикашкой, у него был нос крючком,
зубастая пасть и звезды на погонах.
- Генерал, - обратился к старикашке полковник, - разрешите
представить вам ближайшего друга Вонючки.
Генерал подал мне руку. Вонючка помурлыкал ему, сидя на моем плече.
Генерал хорошенько вгляделся в Вонючку.
- Полковник, - сказал он, - от души надеюсь, что вы не заблуждаетесь.
В противном случае, если когда-нибудь дойдет до огласки, военно-воздушные
силы погибли. Армия и флот будут потешаться над нами еще десятки лет, да и
конгресс нам никогда не простит такого розыгрыша.
Полковник судорожно глотнул:
- Уверяю вас, сэр, я не заблуждаюсь.
- Не знаю, как это я дал себя уговорить, - разворчался генерал. -
Более сумасбродный план и представить себе невозможно.
Он еще раз поглядел на Вонючку.
- По-моему, скунс как скунс, - заметил генерал.
Полковник представил меня группе других полковников и куче майоров, а
с капитанами, если они там вообще были, возиться не стал, и все жали мне
руку, а Вонючка им мурлыкал - получалось очень уютно.
Один из полковников подхватил Вонючку на руки, но тот стал отчаянно
брыкаться и все рвался ко мне.
Генерал сказал:
- Кажется, он предпочитает именно ваше общество.
- Он мой друг, - объяснил я.
После ленча полковник с генералом зашли за мной и Вонючкой и все мы
отправились в ангар. Там навели порядок, и в ангаре стоял только один
самолет, из новейших реактивных. Нас поджидала целая толпа - были и
военные, но больше все спецы в гражданской одежде или в грубых бумажных
комбинезонах. Некоторые держали в руках инструменты - так я считаю, - хотя
я эдаких диковин сроду не видывал. И всюду были понаставлены какие-то
аппараты.
- А теперь, Эйса, - сказал полковник, - сядь в этот реактивный
самолет вместе с Вонючкой.
- А чего там делать? - спросил я.
- Да просто посиди. Но только ничего не трогай. Иначе ты нам все
испортишь.
Мне показалось, что дело тут нечисто, и я заколебался.
- Не бойтесь, - успокоил меня генерал. - Вам ничего не грозит.
Входите смелей и усаживайтесь.
Так я и сделал, и получилось вовсе глупо. Я вскарабкался туда, где
полагается сидеть пилоту, и уселся в его кресло; ну и местечко! Повсюду
торчала всякая чертовщина, какие-то приборы и невиданные штучки. Я не смел
шелохнуться, до того боялся их задеть - бог его знает, что бы могло
стрястись.
Вошел я, значит, уселся и некоторое время развлекался тем, что глазел
на все эти диковины и гадал, для чего они служат, но почти ни разу не
угадал.
В конце концов я осмотрел все в сотый раз и стал ломать себе голову,
чем бы еще заняться, а делать было нечего, скучища смертная. Но тут я
вспомнил, сколько денег заколачиваю, сколько даровой выпивки получаю, и
подумал, что ради всего этого можно просидеть любое кресло.
А Вонючка вообще не обратил ни на что внимания. Он пристроился у меня
на коленях и заснул - так мне, во всяком случае, казалось. Он-то себя не
утруждал, это уж точно. Лишь время от времени приоткрывал один глаз или
поводил ухом, только и всего.
Поначалу я об этом не думал, но, когда посидел там час или около
того, до меня вдруг дошло, зачем они затащили нас с Вонючкой в самолет.
Они надеются, подумал я, что, если посадят в самолет Вонючку, он и этот
самолет пожалеет и проделает с ним такую же штуку, как с Бетси. Но если
они так полагают, то наверняка останутся в дураках: ведь Вонючка
решительно ничего не стал делать, только свернулся клубочком и заснул.
Мы просидели несколько часов, а потом нам сказали, что можно
вылезать.
Тут-то и закрутилась операция "Вонючка". Так они называли всю эту
бодягу. Просто умора, каких только названий не выдумает военная авиация!
Это тянулось несколько дней. Утром мы с Вонючкой вставали, несколько
часов сидели в самолете, делали перерыв на обед и возвращались еще на
несколько часов. Вонючка как будто не возражал. Ему было все равно, где
сидеть. Он только и делал, что сворачивался клубочком у меня на коленях, и
через пять минут уже дремал.
Насколько я мог судить, дело не двигалось ни на шаг, но с каждым днем
генерал, полковник и спецы, что наводняли ангар, распалялись все больше и
больше. Видно было, что им до смерти охота почесать языки, но они
сдерживались.
Очевидно, работа не кончалась и после того, как мы с Вонючкой
уходили. Каждый вечер в ангаре горел свет, спецы вкалывали вовсю, а вокруг
них охраны было видимо-невидимо.
В один прекрасный день тот реактивный самолет, в котором мы сидели,
выкатили из ангара, вместо него поставили другой, и все повторилось
снова-здорово. Опять ничего не произошло. Однако атмосфера в этом ангаре
до того накалилась, что, казалось, все вот-вот вспыхнет.
Ума не приложу, что там такое творилось.
Постепенно это состояние напряженности передалось всей базе, и
началось что-то совершенно невероятное. Вам и во сне не снилась воинская
часть, которая бы так проворно пошевеливалась. Приехала бригада строителей
и давай строить новые корпуса, а как только они были готовы, там
разместили какие-то машины. Приезжали все новые и новые люди, и очень
скоро база превратилась в растревоженный муравейник.
Однажды я вышел погулять (а охранники тащились рядом) и увидел такое,
что аж глаза выпучил. Всю базу обносили четырехметровым забором,
увенчанным колючей проволокой. А по эту сторону забора было столько
охранников, что они чуть не наступали друг другу на пятки.
Вернулся я с прогулки перепуганный, потому что, судя по всему, меня
силком втянули в какое-то чересчур сложное и темное дело.
До сих пор я полагал, что речь идет только о полковнике, который
слишком выслуживался перед начальством и теперь никак это не расхлебает.
Все время я очень жалел полковника: ведь генерал, судя по его роже, был из
тех типов, что позволяют водить себя за нос лишь до поры до времени, а
потом раз - и к ногтю.
Примерно в то же время посреди одной из взлетных полос стали рыть
огромный котлован. Как-то раз я подошел взглянуть на него и только диву
дался. Была хорошая, ровная взлетная полоса, стоила больших денег, а
теперь в ней роют яму - не иначе как хотят сделать бассейн для плавания. Я
порасспросил кое-кого, но люди, к которым я обращался, то ли сами ничего
не знали, то ли знали, да помалкивали.
А мы с Вонючкой все сидели в самолетах. Теперь это был шестой по
счету. Но ничто не менялось. Я сидел и скучал до одури, а Вонючка не
унывал.
Как-то вечером полковник передал через сержанта, что хочет меня
видеть.
Я вошел, сел и посадил Вонючку на письменный стол. Он разлегся на
полированной крышке и стал переводить глаза с меня на полковника.
- Эйса, - сказал полковник, - по-моему, все идет хорошо.
- Вы хотите сказать, что добились своего?
- Мы добились неоспоримого преимущества в воздухе. Теперь мы
опередили остальные страны на добрый десяток лет, если не на все сто, - в
зависимости от того, насколько нам удастся все освоить. Теперь нас никому
не догнать.
- Но ведь Вонючка только и делал, что спал!
- Он только и делал, - сказал полковник, - что реконструировал каждый
самолет. В ряде случаев он применял совершенно непонятные принципы, но
голову даю на отсечение, немного погодя мы их поймем. А в других случаях
изменения были так просты и так очевидны, что просто удивительно, как это
мы сами до них не додумались.
- Полковник, а кто такой Вонючка?
- Не знаю, - ответил он.
- Вы же что-то подозреваете.
- Безусловно. Но это только подозрение, не более. Мне страшно даже
подумать об этом.
- Меня не так-то легко застращать.
- Ну что же, в таком случае... Вонючка не похож ни на что земное. Мне
кажется, он с другой планеты, а может быть, даже из другой звездной
системы. По-моему, он совершил к нам космический перелет. Как и зачем, не
имею представления. Возможно, звездолет потерпел аварию, а Вонючка сел в
спасательную ракету и прилетел на Землю.
- Но если у него была ракета...
- Мы прочесали каждый квадратный метр на много миль в окружности.
- И ничего не нашли?
- Ничего, - сказал полковник.
Переварить такую идею было трудновато, но я с этим справился. Затем я
подумал о другом.
- Полковник, - сказал я, - по вашим словам, Вонючка починил самолеты,
и они стали даже лучше новых. Как же он мог это сделать, когда у него нет
рук и он только спал и ни до чего ни разу не дотронулся?
- А как по-твоему? - спросил полковник. - Я выслушал уйму догадок. Из
них только одна не совсем лишена смысла, да и то с натяжкой, - это
телекинез.
Ну и словечко!
- А что это значит, полковник?
Этим словечком я собрался ошарашить ребят в кабачке, если
когда-нибудь попаду туда снова, и хотел употребить его кстати.
- Передвижение предметов усилием мысли, - объяснил полковник.
- Да ведь он ничего не передвигал, - возразил я. - Все новые
устройства в Бетси и в самолетах взялись прямо изнутри, никто ничего не
вставлял.
- При телекинезе и это возможно.
Я задумчиво покачал головой.
- А мне все иначе мыслится.
- Валяй, - вздохнул полковник. - Послушаем и твою теорию. Не понимаю,
с какой стати ты должен быть исключением.
- По-моему, у Вонючки, если можно так выразиться, легкая рука на
машины, - сказал я. - Знаете, как у некоторых людей бывает легкая рука на
растения, а вот у него...
Полковник одарил меня долгим жестким взглядом из-под нахмуренных
бровей, потом медленно склонил голову.
- Я понимаю, что ты имеешь в виду. Новые узлы и детали никто не
вставлял и не переставлял. Они наросли.
- Что-то в этом роде. Может быть, он умеет оживлять машины и все
улучшает их, отращивая детали, чтобы машины стали счастливее и повысили
свой КПД.
- В твоем изложении это звучит глупо, - проворчал полковник, - но
вообще-то здесь намного больше смысла, чем во всех прочих рассуждениях.
Человек работает с машинами - я говорю о настоящих машинах - всего лишь
лет сто, от силы двести. Если поработать с ними десять тысяч или миллион
лет, это покажется не таким уж глупым.
Мы долго молчали, уже наступили сумерки, а мы оба все думали, и,
наверное, об одном и том же. Думали о черной бездне, лежащей за пределами
Земли, и о том, как Вонючка пересекал эту бездну. Пытаясь представить
себе, из какого мира он прибыл, почему расстался со своим миром и что
случилось с ним в черной бездне, что вынудило искать убежища на Земле.
И оба, наверное, думали о том, какая ирония судьбы занесла его на
планету, где он похож на зверька, от которого все норовят держаться
подальше.
- Чего я никак не пойму, - нарушил молчание полковник, - так это
зачем ему такие хлопоты? Почему он это делает ради нас?
- Он это делает не ради нас, а ради самолетов, - ответил я. - Он их
жалеет.
Дверь распахнулась, и, громко топая, вошел генерал. Он торжествовал.
В комнате сгустилась тьма, и вряд ли он меня увидел.
- Разрешение получено! - радостно объявил он. - Корабль прибудет
завтра. Пентагон не возражает.
- Генерал, - сказал полковник, - мы чересчур торопим события. Пора
заложить какие-то основы для понимания самой сути. Мы ухватили то, что
лежало на поверхности. Мы использовали этого зверька на всю катушку. Мы
получили колоссальную информацию...
- Но не ту, что нам нужна! - рявкнул генерал. - До сих пор мы
занимались опытами. А вот информации по А-кораблю у нас нет. Вот что
необходимо нам в первую очередь.
- Точно так же нам необходимо понять это существо. Понять, каким
образом оно все делает. Если бы с ним можно было побеседовать...
- Побеседовать! - генерал совсем взбесился.
- Да, побеседовать! - не испугался полковник. - Скунс все время
мурлыкает. Может быть, это способ общения. Нашедшие его солдаты только
свистнули, и он пошел за ними. Это было общение. Будь у нас хоть капля
терпения...
- У нас нет времени на такую роскошь, как терпение, полковник.
- Генерал, нельзя же так - просто выжать его досуха. Он сделал для
нас очень много. Отплатим же ему хоть чем-нибудь. Ведь он-то проявляет
необычайное терпение - ждет, пока мы установим с ним контакт, и надеется,
что когда-нибудь мы признаем в нем разумное существо!
Они орали друг на друга, и полковник, должно быть, позабыл о моем
присутствии. Мне стало неудобно. Я протянул Вонючке руки, он прыгнул прямо
ко мне. На цыпочках я прокрался через весь кабинет и незаметно вышел.
В ту ночь я лежал в постели, а Вонючка свернулся клубком поверх
одеяла у меня в ногах. В комнате сидели четыре охранника, тихие, как
настороженные мыши.
Я поразмыслил над тем, что сказал генералу полковник, и сердце мое
потянулось к Вонючке. Я вообразил, как было бы ужасно, если бы человека
вдруг выкинули в мир скунсов, которым плевать на него, - им интересно
разве только то, что он умеет рыть самые глубокие и гладкие норы, какие
приходилось видеть скунсам, и делает это быстро. И вот человек должен
вырыть столько нор, что скунсам некогда постараться понять этого человека,
потолковать с ним или выручить его.
Лежал я, жалел Вонючку и убивался, что ничем не могу ему помочь.
Тогда он полез ко мне по одеялу, забрался под простыню, я высвободил руку
и крепко прижал его к себе, а он мне тихонько замурлыкал. Так мы с ним и
заснули.
На другой день появился А-корабль, последний из трех изготовленных,
но все еще экспериментальный. На вид это было просто чудище, и мы стояли
на порядочном расстоянии от цепи охранников и смотрели, как он, лихо
маневрируя, садится торцом в заполненный водой котлован.
По трапу спустился экипаж корабля - свора наглых юнцов. За ними
подъехала моторка.
Наутро мы отправились к кораблю. Я сидел в моторке вместе с генералом
и полковником, и, пока лодка качалась у трапа, они опять успели разойтись
во мнениях.
- Я по-прежнему считаю, что это рискованно, генерал, - сказал
полковник. - Одно дело - баловаться с реактивными самолетами, совершенно
другое - атомный корабль. Если Вонючке вздумается мудрить с реактором...
Не разжимая губ, генерал процедил:
- Приходится идти на риск.
Полковник пожал плечами и полез вверх по трапу. Генерал подал мне
знак, и я тоже полез, а Вонючка сидел у меня на плече. За нами последовал
генерал.
Раньше мы с Вонючкой сидели в самолетах вдвоем, но тут на борту
оказалась еще бригада техников. Места хватало, а они ведь только так и
могли выяснить, что делает Вонючка в часы своей работы. Как дошло до
А-корабля, так им приспичило выяснить все доподлинно.
Я уселся в кресло пилота. Вонючка примостился у меня на коленях.
Полковник побыл с нами, но вскоре ушел, и мы остались вдвоем.
Я нервничал. То, что полковник говорил генералу, показалось мне
дельным. Но день прошел, ничего не случилось, и я стал склоняться к мысли,
что полковник ошибся.
Так продолжалось четыре дня, и я притерпелся. Перестал нервничать. На
Вонючку можно положиться, твердил я себе. Он ничего не сделает нам во
вред.
Техники держались бодро, с генеральской физиономии не сходила улыбка:
судя по всему, Вонючка не обманул ничьих надежд.
На пятый день, когда мы плыли к кораблю, полковник сказал:
- Сегодня кончаем.
Я рад был это слышать.
Мы уже совсем было собрались сделать перерыв на обед, как вдруг все
началось. Не скажу точно, как это вышло, - но все перемешалось в голове.
Будто бы кто-то закричал, но на самом-то деле никто не кричал. Я
приподнялся в кресле и снова сел. Кто-то крикнул еще раз.
Я знал, что вот-вот случится что-то страшное. Я это нутром чуял. Я
знал, что надо срочно уносить ноги с А-корабля. Меня охватил страх,
безотчетный страх. Но сквозь этот страх и наперекор ему я помнил, что мне
нельзя уйти. Я должен был остаться - за это мне платили деньги. Я вцепился
в ручки кресла и против воли остался.
Вдруг я почувствовал панический ужас и тут уж ничего не мог поделать.
Справиться с ним не было сил. Я вскочил с кресла, уронив с колен Вонючку.
Добрался до двери, с трудом открыл ее и обернулся назад.
- Вонючка! - позвал я.
Я стал пересекать кабину, чтобы взять его на руки, но на полпути меня
снова одолел такой страх, что я повернулся и стремглав помчался прочь, не
разбирая дороги.
Я кубарем скатился по лесенке, а внизу слышался топот и вопли
перепуганных людей. Тогда я понял, что мне не померещилось и что я вовсе
не трус, - что-то на самом деле было неладно.
Когда я добрался до люка, к нему уже хлынула толпа, и люди, толкаясь,
бросились по трапу вниз. С берега выслали моторку. Кто-то спрыгнул с трапа
в воду и пустился вплавь.
По полю к водному котловану наперегонки шпарили санитарные и пожарные
машины, а над строениями, возведенными в честь операции, завывала сирена -
истошно, словно кошка, которой наступили на хвост.
Я вгляделся в окружающих. У всех были напряженные, бледные лица, и
мне стало ясно, что все напуганы не меньше моего, но я почему-то не
перетрусил пуще прежнего, а даже почти успокоился.
А люди все кувыркались вниз по трапу и плюхались в воду, и я твердо
знаю, что если бы за ними кто-нибудь следил по хронометру, то были бы
побиты все рекорды скоростных заплывов.
Я встал в очередь на выход, опять вспомнил о Вонючке, вышел из
очереди и бросился его спасать. Однако, когда я наполовину поднялся по
лесенке, от моей храбрости и следа не осталось и я не рискнул идти дальше.
Смешнее всего, что я не могу объяснить, отчего так струхнул.
Я в числе последних спустился по трапу и втиснулся в моторку, которая
была так перегружена, что еле доползла до твердой земли.
Здесь вовсю суетился военный врач, требуя, чтобы пловцов немедленно
отправили на дезактивацию, повсюду метались и кричали люди, с
незаглушенными моторами стояли пожарные машины и по-прежнему надрывалась
сирена.
- Назад! - закричал кто-то. - Бегите! Все назад!
И все мы, конечно, разбежались, как стадо овец, которым явилось
привидение.
Тут раздался неописуемый рев, и все мы обернулись.
Из котлована медленно поднимался атомный корабль. Под ним кипела и
бурлила вода. Корабль взмыл в воздух плавно, грациозно, без единого толчка
или сотрясения. Он взлетел прямо в небо, миг - и его не стало.
Внезапно я понял, что кругом мертвая тишина. Никто не смел
пошевелиться. Все затаили дыхание. Только стояли и глаз не сводили с неба.
Сирена давно умолкла.
Я почувствовал, как кто-то тронул меня за плечо. Это был генерал.
- А Вонючка? - спросил он.
- Не захотел пойти за мной, - ответил я, чувствуя себя последним
подонком. - А вернуться за ним было страшно.
Генерал круто повернулся и взял курс на другой конец поля. Я кинулся
за ним, сам не знаю зачем. Он перешел на бег, и я вприпрыжку понесся бок о
бок с ним.
Мы ураганом ворвались в оперативный корпус и, перепрыгивая через
ступеньки, взлетели по лестнице на станцию слежения.
Генерал рявкнул:
- Засекли?
- Да, сэр, в данный момент мы его ведем.
- Хорошо, - произнес генерал, тяжело дыша. - Прекрасно. Надо сбить
его во что бы то ни стало. Сообщите курс.
- Прямо вверх, сэр. Он все еще идет вверх.
- Сколько прошел?
- Около пяти тысяч миль, сэр.
- Не может быть! - взревел генерал. - Он не может летать в
космическом пространстве!
Он повернулся и наскочил на меня.
- Прочь с дороги!
Топая, он сбежал вниз по лестнице.
Я спустился вслед за ним, но, выйдя из здания, пошел в другую
сторону. Я миновал административный корпус, возле которого стоял
полковник. Мне не хотелось останавливаться, но он меня окликнул.
- Хорошо получилось, - сказал полковник.
- Я старался увести его, - стал я оправдываться, - но он ни за что не
шел.
- Еще бы. Как по-твоему, что нас вспугнуло?
Я перебрал в уме все как было и нашел только один ответ:
- Вонючка?
- Конечно. Он ждал, пока не завладеет чем-то вроде А-корабля и не
переоборудует его для космического рейса. Но сначала ему надо было
избавиться от нас, вот он нас и выгнал.
Над этим я тоже поразмыслил.
- Значит, он все-таки сродни скунсу.
- То есть? - покосился на меня полковник.
- Я все не мог смириться с тем, что его называют Вонючкой. Мне
казалось, что это несправедливо: никакого запаха - и такое прозвище. Но,
как видно, запах у него все-таки был - вы, наверное, сказали бы, что это
запах мысли, - и настолько сильный, что все сбежали с корабля.
Полковник кивнул:
- Все равно, я рад, что у него получилось.
Он уставился в небо.
- Я тоже, - сказал я.
Правда, я все же обиделся на Вонючку. Мог хотя бы попрощаться. На
Земле у него не было друга лучше меня, и то, что он вытурил меня наравне
со всеми остальными, казалось просто свинством.
Сейчас мне так не кажется.
Я по-прежнему не знаю, с какого конца берутся за гаечный ключ, но
теперь у меня новая машина, купленная на те деньги, что я заработал на
воздушной базе. Между прочим, эта машина умеет ездить сама собой, вернее,
уметь-то умеет, но ездит только на тихих сельских дорогах. При оживленном
уличном движении она начинает дрейфить. Где уж ей до старушки Бетси!
Впрочем, я мог бы исправить дело в два счета. Так я стал думать с тех
пор, как моя новая машина перепрыгнула через поваленное дерево, лежащее
поперек шоссе. Да, Вонючка оставил мне кое-что на память: я, например,
любую машину могу сделать летающей. Только не желаю с этим связываться.
Мне вовсе не хочется, чтобы со мной обращались так же, как с Вонючкой.
+========================================================================+
I Этот текст сделан Harry Fantasyst SF&F OCR Laboratory I
I в рамках некоммерческого проекта "Сам-себе Гутенберг-2" I
+------------------------------------------------------------------------+
I Если вы обнаружите ошибку в тексте, пришлите его фрагмент I
I (указав номер строки) netmail'ом: Fido 2:463/2.5 Igor Zagumennov I
+========================================================================+
Популярность: 1, Last-modified: Thu, 17 Jul 1997 21:48:42 GmT