-----------------------------------------------------------------------
Сборник "Истребитель ведьм". Пер. с польск. - В.Аникеев.
OCR & spellcheck by HarryFan, 28 August 2000
-----------------------------------------------------------------------
Адам Хейни, 35 лет, категория А-4, сидел в своем кабинете, вглядываясь
в стерильную поверхность стола.
- Что я здесь делаю?
Секунду назад он задал себе этот вопрос и теперь безуспешно пытался
найти ответ. Пульсирующий сигнал вызова заставил его поднять, руку и
нажать на клавишу. Экран вспыхнул и заполнился равнодушным, как маска,
лицом секретарши. Ее глаза высматривали что-то за пределами досягаемости
камеры.
- Пришел его превосходительство господин Андерсон. Вы его примете?
Хейни не отвечал. Он медлил с ответом в слабой надежде, что молчанием
вынудит девушку хоть к какой-либо естественной реакции. Может, она хоть на
миг утратит холодную самоуверенность человека, нашедшего свое место в
жизни.
- Вы его примете?
Она знала свое дело.
- Да, пусть войдет. - Нажатием клавиши Хейни очистил экран.
В дверях появился Джон Андерсон. Он, вероятно, уже слышал о
намечающемся повышении, потому что старательно избегал смотреть в сторону
Хейни. Андерсон поздоровался и восхищенно воскликнул:
- О-о-о, что я вижу! Вам заменили пейзаж за окном, - он остановился у
огромного, во всю стену, экрана, на котором над вспененными волнами океана
перекатывались серые клубящиеся облака.
- Прекрасно! Что за силища! Отцы умеют заботиться о своих сыновьях.
- Вы ко мне по какому-то делу?
Андерсон лизнул взглядом ботинки Хейни. У него тоже была категория А-4,
но Хейни уже перестал быть тем, кому можно смотреть в глаза.
- Ну... Вы знаете... вообще-то нет... Я слышал, что ваш последний
проект имел большой успех, что его будто бы одобрили сами Отцы. Это
замечательное достижение.
Хейни пытался угадать, начал ли уже Андерсон потеть. Он, наверное,
помнит еще тот рапорт, который подал три года назад на только что
переведенного с Марса конструктора.
- Да-а... Замечательно... Так я был здесь рядом и попутно зашел
поздравить...
- Спасибо. Очень мило с вашей стороны.
- Видите ли, три года назад... Этот рапорт...
Вопреки ожиданиям влажный блеск лба Андерсона вовсе не принес Хейни
удовлетворения.
- Не стоит об этом. Я ведь был виноват.
Взгляд Андерсона в сотый раз отправился путешествовать по обстановке
кабинета.
- Ну да. Новые Законы являются фундаментом счастья нашего общества, и
нельзя... нельзя... - он смешался, сообразив, что говорит вовсе не то, что
хотел. - Но вы ведь были тогда только-только с Марса, а там меньше...
Хейни спокойно стоял, ожидая дальнейших слов Андерсона. Он знал, что
если скажет что-нибудь, что поможет тому выкрутиться, то сердечных
рукопожатий избежать не удастся, а охоты на это у него вовсе не было.
- Словом, этот рапорт подавать не стоило и, поверьте мне, я был
сердечно рад, когда узнал, что Вы вышли из этого с честью. Ведь по сути
дела только моя глубокая убежденность в справедливости Новых Законов и
искренняя забота о вас заставили меня...
- Не стоит об этом. Я понимаю и всегда понимал ваши побуждения.
- Правда? Я очень рад, что вы не обижаетесь на меня, - он, казалось,
действительно обрадовался. - Это замечательное достижение... Поздравляю,
от всего сердца поздравляю!
Когда Андерсон вышел, Хейни включил окно. В кабинете сразу же стало
тепло и уютно. Это клубящаяся серость - новейший опус его
высокопревосходительства Эндрью Маккаллигена, А-2, директора Института.
- Ничто так не консолидирует человека внутренне, как вид бушующих
стихий, - это его слова. Бакенбарды, которые он носил, были вечно
взъерошены. Казалось, что их трепали те самые ураганные ветры, которые он
так любил. Немного, однако, нашлось бы людей, которые смогли безнаказанно
пошутить на эту тему.
Хейни сел в кресло и закурил сигарету, пытаясь с ее помощью унять
раздражение, вызванное разговором с Андерсоном. Этот человек был
исключением даже в обществе, сформированном Новыми Законами. Редкостная
гнида. Хейни слишком высоко ценил собственное спокойствие, чтобы принимать
близко к сердцу людей этого типа, но каждая встреча с Андерсоном неизменно
выводила его из равновесия. Он еще не привык.
Хейни родился и вырос на Марсе. Разместившаяся там колония,
насчитывавшая сто с лишним тысяч жителей, формально была частью
многомиллиардного земного общества, но фактически долгое время жила своей
обособленной жизнью, руководствуясь местными законами. И только последние
два года из тех, что Хейни провел на Марсе, вторглись в ее спокойную жизнь
гарнизоном Легиона Закона и Порядка. На стенах появились пустые рамы,
символизирующие Отцов Народа, рядом - выбитые золотыми буквами цитаты из
Новых Законов, и жизнь понеслась в новом ритме, отбиваемом подкованными
сапогами Патруля. Все, что до сих пор было важным, перестало таким быть.
Появился страх.
Хейни повернулся в кресле. На стене, у которой стоял его стол, висели
пять пустых прямоугольных рамок. Портреты Отцов. Даже усы им не дорисуешь.
Над рамками угловатыми буквами золотилась надпись: "Работай
производительно. Отцы смотрят на тебя". Хейни считал, что ему повезло. В
кабинете Андерсона, например, можно было прочитать, что "Легион Закона и
Порядка охраняет твою жизнь от тебя самого".
- Его высокопревосходительство господин Маккаллиген просит вас к себе,
- донеслось из коммутатора, когда Хейни ответил на сигнал вызова. Это
означало, что его новое назначение официально утверждено.
Кабинет директора располагался на том же самом этаже здания Института,
и Хейни, идя пустым прямым коридором, вдруг обнаружил, что вовсе не
чувствует радости. Он уже привык к мысли, что сегодня или завтра его
положение в обществе изменится, хотя это изменение будет очень
незначительным. Попросту он сможет жить с несколько большими удобствами. И
больше людей станет опускать глаза при его появлении. Единственной
привилегией, которая могла бы его и в самом деле обрадовать, была
неприкосновенность со стороны Патруля. Этого, однако, придется еще
подождать. В лучшем случае, несколько лет.
Секретарша, не поднимая глаз, сказала:
- Его высокопревосходительство господин директор ждет вас.
- А, Хейни, вы уже здесь, - Маккаллиген поднялся из-за стола и вышел
навстречу. На нем те же ботинки, что и позавчера, когда Хейни был здесь в
последний раз. Левый плохо зашнурован.
- Пожалуйста, садитесь, - услышал он и скорее догадался, чем увидел,
что ему показали на стоящее перед столом кресло. Хейни посмотрел на пейзаж
за окном. Сумасшедшая оргия молний, раз за разом извлекавших из мрака
силуэты нагих изломанных горных вершин.
- Красиво, правда?
- Великолепно.
- Я сам это сочинял. - Маккаллиген явно гордился этим. - Только вчера
поставил пленку. Жаль только, что так мало... - он запнулся, как будто
пожалев о том, что сказал лишнее. Хейни почувствовал огромное желание
посмотреть ему в лицо. Когда Маккаллиген вновь заговорил, его голос звучал
нормально, официально.
- Вы уже, наверное, знаете, для чего я вас вызвал?
Хейни, сидя в кресле, внимательно изучал поверхность стола.
- Да, знаю.
- Разумеется, знаете. И поскольку и вы и я знаем, прошу вас не играть в
эти штучки с глазами и смотреть куда хочется.
Хейни был ошарашен. Их разделяла разница в категориях и служебном
положении. Разрешив смотреть себе в лицо, Маккаллиген нарушил одно из
наиболее твердо соблюдаемых предписаний Новых Законов. Хейни все же
отважился сказать; "Благодарю вас", - и посмотрел на директора.
Маккаллиген широко улыбался.
- Сегодня исключительный день, - сказал он. - Для вас и для меня.
Особенно для меня.
Оказавшись через некоторое время снова в своем кабинете, Хейни
задумался над тем, какое значение мог иметь сегодняшний день для
Маккаллигена. Поскольку, однако, директор ничего не пояснил, Хейни оставил
это бесплодное занятие, сосредоточившись на изучении списка новых
привилегий, которые полагались ему в связи с повышением до категории А-3.
Чтение списка неожиданно подействовало на него угнетающе. Ему казалось,
что он сидит в кино и смотрит какой-то чрезвычайно глупый и жестокий
фильм. Ощущение отрыва от действительности было настолько сильным, что,
прочитав параграф, разрешающий ему в течение года убить двух людей
категории С-4 или ниже, он громко повторил вопрос, который уже задавал
себе несколько часов назад: "Что я здесь делаю?" Ему казалось, что этот
вопрос адресован не ему, Адаму Хейни, а какому-то другому человеку, за
жизнью которого он наблюдает на киноэкране. Хейни бросил на стол книжечку
с тисненой на обложке надписью "Привилегии категории А-3", откинулся в
кресле и закрыл глаза. Он надеялся, что, когда снова их откроет, будет
гореть яркий свет и люди, неторопливо покидая удобные кресла, потянутся к
выходу. Однако фильм продолжался, и он играл в нем роль, был актером,
точно выполняющим указания режиссера. "К счастью, хорошо оплачиваемым
актером", - подумал Хейни, но счастливым от этого себя не почувствовал.
Он решил пойти домой, однако остановился перед дверью и вернулся, чтобы
спрятать в папку небрежно брошенную на пустой стол маленькую золотистую
книжечку. Затем он отстегнул от лацкана пиджака квадратик металла с
выдавленной надписью А-4 и прицепил на его месте такой же, только с
меньшим на единицу числом. Проходя через приемную, бросил: "Иду домой", -
и быстро вышел, не дожидаясь ответа секретарши. Идя по коридору, он
надеялся, что до выхода из здания не встретит никого из знакомых и избежит
поздравлений.
Перед лифтом нетерпеливо прохаживалась молоденькая девушка. Хейни мог
бы поклясться, что она даже краешком глаза на него не посмотрела, но когда
он подошел ближе, девушка уже стояла в сторонке с вбитым в пол взглядом. В
первые несколько месяцев после прилета с Марса его поражала эта блестяще
здесь освоенная способность видеть не глядя. Потом он привык и сам набрал
сноровку. Двери лифта вздохнули тихо и раздвинулись. Девушка не сдвинулась
с места, ожидая, пока войдет он. Хейни сделал шаг и остановился. Мгновение
они стояли неподвижно.
- Прошу, - сказал он наконец, указывая на лифт.
Девушка вздрогнула, явно озадаченная. Но колебалась она недолго. Хейни
не успел опустить руку, как она повернулась и ушла по коридору, все
ускоряя шаги.
Он вышел из здания, чувствуя, что это мелкое происшествие свело на нет
все его усилия успокоиться. До заката оставалось еще несколько часов, и он
решил пройтись пешком, надеясь обрести хорошее настроение по дороге. Хейни
спустился на одну из эстакад Среднего Уровня. В это время здесь всегда
было много людей, а ему казалось, что это именно то, что нужно. "В толпе
все личное теряет значение, тяжело всем", - думал он.
Хейни шел медленно, приглядываясь к лицам. Все мчались по своим делам,
не обращая, казалось, внимания ни на что вокруг. Мимо него они проходили с
потупленной головой, исследуя взглядом, как рекомендовали Новые Законы,
ближайший метр тротуара под ногами. Он попытался стать на пути какого-то
мужчины, сгорбленного рабочего с эмблемой категории С-5, но тот ловко его
обогнул, ни на йоту не изменив при этом направления взгляда. Хейни
посмотрел ему вслед. "Знаешь, - подумал он, - я ведь мог бы тебя убить".
Он двинулся дальше, борясь с очередным приступом тоски. Прогулка была
глупой затеей. Он ни на секунду не освободился от мыслей, которые терзали
его весь день. В этой толпе он был обречен на еще большее одиночество, чем
в пустых комнатах своей квартиры. Он вспомнил, что в гостиной,
раскорячившись на выгнутых ножках, стоит бар, а в нем нетронутая бутылка
водки, и ускорил шаг. Хейни уже сворачивал к автомобильной эстакаде, когда
услышал, как за спиной что-то ударилось о бетонную поверхность дороги. Он
резко обернулся. В нескольких метрах от него лежала молодая женщина. Хейни
подбежал и опустился на колени возле нее. Женщина была еще жива. Она
открыла глаза и, увидев Хейни, не отвела взгляда - хотела что-то сказать.
Хейни наклонился ниже.
- Они сейчас... сейчас здесь будут... - услышал он. - Бегите...
бегите...
Хейни оглянулся. Люди шли мимо, не замечая, казалось, ни лежащую
женщину, ни склонившегося над нею мужчину. Сверху спешил Патруль. "У тебя
еще нет категории А-1", - подумал он, сел на тротуар и положил ладонь под
голову женщины. Черты ее лица были правильными и красивыми, но кожа
огрубела от дешевой косметики. Женщина закрыла глаза, и Хейни почувствовал
всю тяжесть ее головы на своей ладони. В уголке раскрывшегося рта
появилась капелька крови.
- О, гляди, Брюс, какая славная картинка, - услышал он над собой и
посмотрел вверх. Патруль. Четверо молодых широкоплечих мужчин в черных
мундирах. Окружив его, они с интересом за ним наблюдали.
- Смотрит, - сказал один из них.
- Потому что "его превосходительство", - второй показал на эмблему на
груди Хейни. - Ему можно.
- А можно ли "их превосходительствам" помогать преступникам, которым
Патруль вынес смертный приговор?
- Некоторым можно, однако этот пока еще недостаточно высокое
превосходительство.
Они помолчали немного.
- Что с ним будем делать, Брюс?
- По Новым Законам тот, кто помогает преступнику, сам совершает
преступление и должен быть наказан столь же сурово, как и преступник,
которому помогал. Разве что у него категория А-1 или выше.
- А у этого А-3?
- А у этого А-3.
Он почти равнодушно слушал разговор и смотрел на лицо женщины. Закрытые
глаза, полуоткрытый рот. Только что умерла.
- Ну, тогда за работу, - услышал он.
Вдруг Хейни понял, что через несколько минут может стать таким же
мертвым, как эта чужая женщина, до которой ему и дела-то нет. Он нырнул в
толпу. Переполнявший его страх гнал вперед и ни о чем не позволял думать.
Там, позади, был Патруль, и мгновение спустя луч лазера мог ударить ему
куда-нибудь в почки или под лопатку... Хейни завернул за угол какого-то
здания, влетел в ближайшую дверь. Пустой коридор. Лифт! Он ехал вниз, один
в кабине, и медленно успокаивался, парализующий ужас уходил, расплывался.
Хейни посмотрел на свое лицо, отразившееся в пыльном зеркале. Не
изменилось, глаза те же. Только пот на лбу...
Он остановил лифт на одной из последних эстакад и был рад, что здесь
так мало людей и на него никто не смотрит. Он шел домой. Он шел домой и
хотел оказаться там как можно скорее. В этих нескольких комнатах, в той
обстановке, которую он подбирал все эти годы в надежде, что подбирает не
только для себя, в бережно сохраняемых сувенирах с Марса заключался весь
его мир. Этот мир его успокоит и оправдает. Да, оправдает. Ведь он не
имеет ничего общего с действительностью Новых Законов, Патрулей и женщин с
огрубевшей кожей.
Он как раз наливал водку в большой стакан, наполнив его сначала на
треть, затем наполовину и в конце концов до краев, когда услышал звонок.
Отставив бутылку в сторону, Хейни подождал, пока звонок не повторился,
подошел к двери и снял блокаду. У входа стоял Эндрью Маккаллиген.
Джордж Шеннон, 28 лет, категория С-4, возвращался домой. Он спешил,
чтобы успеть до заката. Сегодня их очень задержали на фабрике. Мастер
пришел только после десяти, и нельзя было раньше запустить конвейер, а
дневную норму выполнять надо. Размашисто шагая, он присматривался к своим
ботинкам. Никуда не годятся. Придется сказать Анне, чтобы из ближайшей
зарплаты выкроила на новые. Ей это не понравится, как-никак серьезная
трата, но эти уже так разбиты, что чуть с ног не падают. Было почти пусто,
только время от времени кто-нибудь проскальзывал мимо, спеша, как и он,
укрыться до заката. Значит, можно посмотреть в небо, не боясь, что
случайно наткнешься взглядом на кого-нибудь с более высокой категорией.
Солнце почти касается горизонта, а до дома еще далеко. Ускорив шаг, он
представил себе, что случилось бы, застань его сирена на эстакаде, и
перешел на бег. Собственная судьба его мало беспокоила, один раз живем, но
что будет с Анной, останься она одна... Он вспомнил тот день, когда ему
повезло. Рабочие его цеха бросали жребий и, хотя было их почти две сотни,
именно он вытащил счастливый билет. Разрешение на создание семьи до
получения категории С-2. Они с Анной были знакомы уже более трех лет, и
кто знает, сколько им пришлось бы ждать еще. Как она радовалась, когда он
сказал об этом!
Довольный тем, что успел до сирены свернуть в ответвление, соединяющее
главную эстакаду с входом в здание, он пробежал еще немного и резко
остановился. Прямо на него шел Патруль. Четверо молодых плечистых мужчин в
черных мундирах. Они, вероятно, только что вышли из дома. Он медленно шел,
пытаясь угадать, что, собственно, могло привести Патруль именно в этот
дом. Увидев перед собой их ноги, остановился.
- Куда?
- Домой, - показал он вперед.
- Почему так поздно? Не знаешь, что вот-вот сирена?
Тон вопроса был острым и агрессивным. Шеннон стал оправдываться:
говорил о мастере, дневной норме... Они слушали недолго.
- Фамилия?
- Шеннон. Джордж Шеннон, С-4.
- Как?
- Джордж Шеннон, С-4.
Тишина.
- Семья есть?
- Жена. Анна Шеннон, С-4.
- Брюс, это же...
Внезапно они рассмеялись, и Шеннон увидел, что их ноги отступают в
сторону, освобождая проход.
- Ладно, возвращайся к ней. Она там, наверное, дождаться тебя не может.
Он бросился вперед, слыша за спиной их веселые голоса, но не разбирая
слов. Когда он был уже у входа в здание, завыла сирена. Шеннон вбежал в
лифт и нажал на кнопку. Анна будет смеяться, когда узнает. Сколько раз он
ее поучал, чтобы избегала Патруля, а теперь сам попал к ним в объятия.
Почему они смеялись? Лифт мчался вниз. Шенноны жили на одном из самых
нижних этажей, но Джорджу в ближайшее время обещали новую работу, тогда
они смогут переехать выше, туда, куда не доходит смрад гниющих на
Начальном Уровне отходов.
Автомат разблокировал замки, и Шеннон хотел уже войти в квартиру, когда
заметил торчащую из ящика на двери белую бумажку. Это был сложенный
пополам листок с надписью "Уведомление". Выше, с краю, название
учреждения: "Легион Закона и Порядка". Внутри у него все сжалось. Он
шагнул за дверь, лязгнувшую за ним автоматическим замком, сбросил ботинки
и босиком вошел в комнату. Пусто.
- Анна? - крикнул он в сторону кухни.
Тишина.
- Анна!
Он ворвался в ванну, потом побежал на кухню, снова в ванну. Никого.
Шеннон остановился посреди комнаты с белой бумажкой в руке.
Прошло два часа. Он лежал на полу и перечитывал уведомление. В сотый
раз. "Анна Шеннон, С-4, сегодня в 15:35 совершила преступление против
Новых Законов, была задержана Патрулем N_18 Легиона Закона и Порядка,
отдана под суд и осуждена. Приговор приведен в исполнение. Командир
Патруля Брюс Харрис". Буквы впивались в мозг.
Еще минуту назад он извивался на полу, теперь же затих. Он знал, что
ему нужно делать. Его жена лежит где-то на Начальном Уровне, на куче
отходов. Одна. Он должен ее найти. Он должен быть там, возле нее. Шеннон
встал и вышел из комнаты. Спустившись на несколько этажей, отделявших его
от Начального Уровня, он открыл дверь наружу.
Эндрью Маккаллиген, 68 лет, категория А-2, шагал от стены к стене,
погрузившись в размышления. Сегодня в Институте, позволив Хейни смотреть
на себя, он принял решение. Теперь же его вновь терзали сомнения. Он
готовил побег около двух лет и, опрометчиво доверив свою тайну не тому
человеку, утратил бы не только шанс на его осуществление, но и то
положение в обществе, которое занял в результате десятков лет работы.
Однако Хейни был ему нужен. Как выдающийся конструктор ракетной техники и
специалист по современным двигателям, он был незаменим. Кроме того, он
единственный из всех, кого Маккаллиген знал, не боялся. Да, совершенно не
боялся. Маккаллиген чувствовал это при каждой встрече. Хейни умен,
воспитывался на Марсе - его не может удовлетворить жизнь в том мире, каким
стала Земля после введения Новых Законов. Решено. Он взглянул на вырванный
из блокнота листок, на котором записал адрес. Это недалеко. До сирены
оставалось еще достаточно времени, чтобы добраться туда без спешки.
Маккаллиген направился к двери, решившись действовать дальше без оглядки.
Через полчаса он нажал кнопку звонка под пластмассовой табличкой с
фамилией Хейни. Нажал еще раз. Дверь открылась, и его встретил удивленный
взгляд Хейни.
- Можно войти? - спросил Маккаллиген.
Хейни отодвинулся, сделав рукой жест приглашения. Он был обнажен до
пояса, пиджак и рубашка валялись на полу, Маккаллиген, не дожидаясь, пока
хозяин предложит ему сесть, опустился в подушки кресла. На столе он
заметил открытую бутылку водки и стакан рядом; Хейни проследил его взгляд.
- Выпьете? - спросил он.
Маккаллиген покачал головой.
- Нет, спасибо.
Что-то тут было не так. Ему трудно было представить себе Хейни
пьяницей, осушающим в одиночестве очередную бутылку. Вернулись сомнения.
Еще есть время.
- Я пришел к вам с определенным предложением, - сказал он. - Сегодня я
ухожу. И хочу, чтобы вы летели со мной.
Маккаллиген наблюдал за реакцией, ожидая расспросов - где? как? - но
Хейни даже не удивился. Он сел на край свободного кресла и потянулся за
стаканом с водкой. Выпил почти половину.
- Хорошо, - сказал он. - Сегодня?
Маккаллиген стал подробно объяснять план побега. Хейни сидел и слушал.
Он уже надел рубашку, а остатки водки слил назад в бутылку. Когда
Маккаллиген замолчал, он спросил:
- Почему именно я?
- Вы тоже, как я вижу, сыты этим по горло. И вы не боитесь.
Хейни встал с кресла и зашагал по комнате.
- Да, с меня хватит, - сказал он. - И до сих пор я думал, что не боюсь.
Кстати, вы знаете, какой звук издает голова женщины при ударе о бетон?
Они впервые видели город ночью. Он раскинулся перед ними тихий и
темный. Сирена, возвестившая конец дня, смела с эстакад роящиеся толпы,
загнала в гаражи автомобили и геликоптеры, и город застыл в тишине. И так
каждую ночь. Мертвый, подобно машине, которая имитирует жизнь миганием
индикаторов, старательной и четкой работой, но после щелчка выключателя
превращается в бездушную глыбу металла. Город. Включаемый утренней
сиреной, кишащий в течение двенадцати часов людьми-шестеренками и
выключаемый при первом же признаке сумерек.
Вверху, там, где заканчивались металлические плоскости стен, мерцали
лампы, но их молочный свет был слишком слаб, чтобы добраться до нижнего
уровня. Он рассеивался на паутине эстакад, опутывавшей стерильные кубы
зданий, истощался в тысячекратных отражениях от гладких поверхностей стен
и посадочных площадок, разбивался о сотни углов и выступов. Здесь, на этой
помойке, которую называли самым нижним уровнем или иначе - Начальным
Уровнем, господствовала темнота. И вонь. Они стояли на многометровом слое
всякого, рода отходов - упаковок, бумаги, остатков еды, банок, бутылок и
черт знает чего еще, что сбрасывалось сюда сверху из квартир. Или из окон
автомобилей, или попросту через барьеры пешеходных переходов. Темно и
тихо. Им предстоял долгий путь, и они не хотели света.
Они пробирались сквозь мусор медленно, очень медленно. Каждый шаг надо
было контролировать, чтобы не треснула под ботинком бутылка, не сползла
банка, не хрустнуло стекло. Их окружила тишина, пропитанная затаившейся
опасностью. Они почти чувствовали на своих щеках ее прикосновение, как
чувствуется липкая, влажная мгла. Любой звук, вторгшийся в эту тишину, был
бы немедленно уловлен локаторами какого-либо из Патрулей. Они шли, а
точнее, ползли на четвереньках, осторожно исследуя дорогу перед собой.
Иногда, когда замечали на какой-либо из эстакад свет машины Легиона,
замирали, не смея даже дышать. Когда свет исчезал за поворотом, они
вытирали со лба холодные капли пота и делали следующий шаг. Спешить не
стоило, ночь была длинной.
Через час, а может быть, два, решили передохнуть. Они лежали на куче
бумаги, показавшейся им не такой грязной, как другие. Маккаллиген смотрел
на фонари вверху и повторял про себя, что через несколько часов его здесь
не будет. Он сбросит, наконец, с себя бремя страха, гнетущее и его и всех,
кого он знал здесь с незапамятных времен. Пора идти дальше. Он приподнялся
и сполз со своего лежбища. Пощупал рукой перед собой: нужно убрать с
дороги все, что может быть опасным. Пальцы ткнулись в шелестнувший обрывок
пленки, скользнули мимо, отложили в сторону несколько бутылок и банок и,
двигаясь дальше, остановились на чем-то холодном и влажном. Он с огромным
трудом удержался от крика, когда понял, что дотрагивается до двух рядов
ровных крепких зубов, выступающих из полуоткрытого рта. Следовало ожидать,
что, двигаясь через Начальный Уровень, они наткнутся на трупы.
- Что случилось? - почувствовал он на плече руку Хейни.
- Ничего, ничего. Идем.
И опять шаг за шагом. У Хейни разболелась голова. Он пытался сообразить
- это от вони гниющих отходов или от выпитой водки? Хейни шел за
Маккаллигеном, стараясь не отклоняться от проторенной им тропинки.
Внезапно ему показалось, что он слышит шорох. Сбоку, в нескольких метрах
от них. Он остановил Маккаллигена, приложил губы к его уху и шепнул:
- Там кто-то есть.
- Где?
- Там, сбоку.
Шорох повторился. И вдруг кто-то громко и отчетливо произнес:
- Кто здесь?
Они прижались к мусору. Лежали, ежесекундно ожидая, что вот-вот их
накроет сноп света. Ничего. Тишина. Хейни поднял голову и попытался
проникнуть взглядом сквозь темноту. Там, откуда донесся голос, маячил
силуэт, чуть темнее фона. Они поползли в том направлении. Мужчина. Сидит,
нагнувшись над чем-то лежащим на его коленях. Он не может быть
полицейским. Почему этот тип говорит так громко? Хейни посмотрел вверх. По
одной из эстакад ползло пятно света. Остановилось точно над ними.
Маккаллиген видел это тоже. Мужчина сидел в той же позе, согнувшись и не
двигаясь с места.
- Анна... - громко сказал мужчина.
Имя взмыло вверх и, как будто в ответ, в их сторону ударил прожектор.
Маккаллиген сорвался с места. Крикнув: "Беги!" - он прыгнул и исчез из
круга света. Хейни хотел бежать за ним, но посмотрел на ярко освещенного
теперь, сидящего человека. Тот не подозревал, казалось, об опасности и
смотрел на лежащую на его коленях голову молодой женщины, чье тело
безжизненно покоилось на куче бумаги. Хейни сразу же узнал ее.
- Снова встречаемся, - сказал он.
Сверху бесшумно подлетал Патруль. Хейни сидел рядом с незнакомцем и
ждал, подложив ладонь под голову женщины.
Популярность: 1, Last-modified: Mon, 26 Mar 2001 16:10:16 GmT