Две рецензии на книги: Борис Виан "Собрание сочинений"

Ян Шенкман. Рецензия: Борис Виан "Собрание сочинений"

---------------------------------------------------------------
Оригинал этого теста расположен на сайте
Русский Журнал. Книга на завтра. 3.07.98
http://www.russ.ru/journal/kniga/98-07-03/shenk.htm
----------------------------------------

Борис Виан. Собрание сочинений. Vernon Sullivan. Романы.
Новелла. Пер. с фр.; сост. В. Лапицкий. Послесл. С. Савицкого.
- СПб.: Симпозиум, 1998. - 496 с.; тираж 8000 экз.; ISBN
5-89091-034-5; ISBN 5-89091-047-7 (Т. 3).

Под черной обложкой собраны тексты в полном смысле виртуального
автора - детективщика Вернона Салливана, мулата из Чикаго,
проживающего в Париже. И неважно, что автор этот - фантом,
плод литературной мистификации. Важно совсем другое: тексты
его художественно полноценны, обладают ярким авторским стилем.
Значит, такой писатель действительно существует.

Откуда он взялся и что хочет сказать?

Этот вопрос связан с рядом других. Других вопросов и других
текстов. На ум приходят юнкерские поэмы Лермонтова, Козьма
Прутков, в какой-то мере "Лолита"

Абстрагирование от собственного текста вообще-то не в традициях
русской литературы. Литературы дидактичной и исповедальной
одновременно. Привыкшей брать на себя ответственность за
нравственный мир читателя. И перекладывать на читателя
ответственность за свой нравственный мир. Отсюда наше доверие
к поэту, писателю, литератору

Немногим лучше обстоит дело в вожделенном западном мире. Там
тоже не всегда понимают, что можно прикрыться автономным,
полностью концептуальным героем, поиграть в доктора Джекила и
мистера Хайда.

А между тем писатель и его альтер эго бывают столь непохожи,
что даже не знакомы друг с другом. Как "Сержант Пеппер" и
группа "Битлз", например. Как Глеб Жеглов и Высоцкий. Однако
публике зачастую недосуг разбираться во всех этих тонкостях.
Публика не прочь облегчить себе жизнь и упростить некоторые
понятия. И вот маска, опрометчиво надетая автором, намертво
врастает в лицо.

Борис Виан, представившийся публике переводчиком Вернона
Салливана, был не совсем обычным писателем. Делая поправку на
время, язык и разницу в темпераментах, его с некоторым
приближением можно считать французской инкарнацией Хармса.
Абсурдные построения его лучших рассказов, мрачная и
одновременно ироничная подоплека плюс отсутствие рефлексии -
все напоминает атмосферу хармсовских "Случаев" и знаменитой
"Старухи". Это в некотором роде искусство для искусства, причем
лишенное желания нравиться всем. Некокетливое искусство
абсурда.

С благодарностью и удивлением я вспоминаю виановский рассказ,
где водопроводчик, эдакий ангел-разрушитель, врывается в быт
типичной холостяцкой квартиры, квартиры-музея и, произведя
подобие апокалипсиса, заявляет, что ошибся этажом, позвонил не
в ту дверь

Виан не подводит ни малейшей идейной платформы под то, что
пишет, и в отечестве своем (как и Хармс - в своем) он был
обречен на заведомый неуспех. Его главный шедевр, роман "Пена
дней", прошел почти незамеченным. Какое-то время писатель был
вынужден зарабатывать на жизнь службой в госаппарате,
литературной поденщиной, а кроме того - музыкальной критикой и
игрой на трубе в джазовых кабачках. Эту ситуацию нужно было
как-то менять.

Однако Вернон Салливан - не только результат отсутствия денег,
славы, уважения критиков, но и плод реальной ненависти Виана к
снобам, к европейской элитарной культуре. Он также -
последствие экспансии Штатов в освобожденной Европе. И общения
с черными джазовыми музыкантами: Дюком Эллингтоном, Чарли
Паркером, Майлзом Дэвисом.

Теперь о главном. Главный у Салливана герой - белый негр.
Черные романы о белом негре - вот что такое "Я приду плюнуть на
ваши могилы" и "У всех мертвых одинаковая кожа". Это самое
существенное из написанного "мулатом, временно живущим в
Париже".

White negro - само по себе оксюморон, персонаж, полный
противоречий. Черным по белому или наоборот - вот основная
проблема этого человека. Но Салливан - автор, чуждый
психологизма и эссеистичности. Рефлексии и душевных метаний. И
в ходу у него только две краски. А кажется, должна быть одна...

Америку не зря называют плавильным котлом. Но, в сущности,
каждый человек - тоже плавильный котел своего рода.

Полковнику Паркеру, менеджеру из южных штатов, принадлежит
такое высказывание: "Дайте мне белого певца с голосом, как у
черного, и я переверну этот мир!" Случай свел Паркера с
водителем грузовика по имени Элвис Пресли. И Паркер выполнил
свое обещанье. Так начался рок-н-ролл. Молодой Элвис выступал
одно время в костюме "белый верх - черный низ". Манишка и
отутюженные блестящие брюки. Он эротично вытягивал свои пухлые
губы и неприлично вихлял бедрами. ТВ предпочитало показывать
белый верх Пресли, игнорируя его черный низ. Католическая
церковь громыхнула в ответ на появление этого человека и
потратила на него пару своих лучших, благопристойнейших молний.
Девочки на концертах заходились от восторга и стыдливо
прикрывали глаза. Сейчас все это кажется немного наивным. И
невинным, как поллюционный сон или первая стопка водки

Законы человеческой психики, видимо, таковы, что первый том
"Мертвых душ" привлекательней для нас, чем второй,
просветленный. Зло содержит в себе то, в чем нам трудно
признаться. Это приятно, это немного стыдно. И чем стыдней,
тем, пожалуй, приятней. Есть какой-то механизм контраста, по
которому белый верх - черный низ действуют идеально. И вот
манекенщицы выходят за аристократов, а старые девы мечтают о
монстрах в нестиранном нижнем белье

Механизм, действующий давно и надежно, как-то не принято
вскрывать, тем более в бульварном романе. Но вот Салливан
проговорился в довольно слабой, на мой взгляд, вещи "Женщинам
не понять":

"Перечитывая свои записи, я прихожу к выводу, что вам, пожалуй,
и в голову не придет, что их автор получил кое-какое
образование. Словарный запас? Нет. По-моему, это скорее из-за
отсутствия латинских цитат. Вначале я очень старался, но
теперь вижу, что увлекся повествованием, и хотя я изрядно
работал над слогом в первых главах, далее естественное
выражение моих мыслей все же взяло верх.

Ничего не поделаешь. Но теперь я хочу перейти к моральной
стороне всех этих дел.

Главное, как вы понимаете, - быть честным. Мне смешно, когда
рассуждают о благородстве, но все, что я сделал, было честно и
правильно".

Деньги и стремленье вызвать скандал в обществе - вот две
уважительные причины написать бульварный роман. Хуже всего,
когда такие вещи пишутся от души. Когда независимо от авторских
планов текст начинает воздействовать на реальную жизнь.

Чтобы было понятней, перескажу канву этих крутых текстов.
Некто, ощущающий себя негром в белой овечьей шкуре, трахает
белых женщин и боится разоблачений. Но если кто чего боится -
уж точно не избежит. До разоблачений дело постепенно доходит.
Следует ряд бессмысленных и довольно жутких убийств. Главный
герой погибает. Тут наконец выясняется, что не такой уж он
негр. И опасения его были вовсе даже напрасны. Они ему
примерещились.

Так устроен роман "Я приду плюнуть на ваши могилы". Как минимум
две реальные человеческие жертвы проглотил этот текст.

Торговый служащий Эдмон Руже задушил свою подружку. Возле
трупа, обнаруженного в одной из гостиниц на Монпарнасе, убийца
оставил томик Салливана. Он был раскрыт на странице, где
описывается, как герой убивает свою любовницу.

Вторая жертва - Виан. В июне 53-го он скончался на просмотре
фильма по роману Вернона Салливана. Что убило его - сознанье
собственной неудавшейся шутки или впечатленье от искореженных
кинематографом "честности и правильности" - не знаю.

Все эти разговоры вокруг текста - разговоры в пользу бедных,
по-моему. Хотя они, конечно, необходимы. Если их не вести, что
останется от Вернона Салливана? Механический секс, механические
убийства, интрига, недостойная пера Рэя Чандлера Чандлера,
кстати, изучают в американских университетах. Вот я и говорю
Такие тексты изучать просто необходимо. В целях самосохраненья
- в первую очередь. Нужно возвести вокруг них стены из
литературных теорий. И только возведя эти стены, можно смело
сказать: да, Вернон Салливан - крутой концептуальный писатель.

Ян Шенкман

--
(c) Русский Журнал. Перепечатка только по согласованию с редакцией.
Подписывайтесь на регулярное получение материалов Русского Журнала
по e-mail: сообщение subscribe RussianJournal по адресу [email protected]
Russian Journal mailto:[email protected] http://www.russ.ru/

Кирилл Медведев. Рецензия: Борис Виан. Собрание сочинений в 3-х томах

---------------------------------------------------------------
Оригинал этого теста расположен на сайте
Русский Журнал. Книга на завтра. 3.07.98
http://www.russ.ru/journal/kniga/98-10-03/medved.htm
----------------------------------------

Полный список книжных обзоров:
http://www.russ.ru/journal/kniga/index.html

Борис Виан. Собрание сочинений в 3-х т. Пер. с фр.; сост. В. Лапицкого.
- СПб.: "Симпозиум", серия "Ex Libris", 1998. - Т. 1: Осень в Пекине.
542 с., тираж 8000 экз.; Т. 2: Красная трава. 400 с., тираж 8700 экз.;
Т. 3: Vernon Sullivan. 496 с., тираж 8000 экз.; ISBN 5-89091-034-5 (т. 1
- 5-89091-035-3; т. 2 - 5-89091-044-2; т. 3 - 5-89091-047-7)

Борис Виан - советский писатель эпохи Ренессанса

Для искусства второй половины ХХ века очень характерна и симптоматична
фигура художника, чья область творческого самовыражения раздвинута до
пределов необычайных. Вывернутый наизнанку ренессансный тип личности. Им
двигает вовсе не счастливая вера в возможность познания тайн и гармонии
вселенной, а обреченное стремление хоть ненамного к этим тайнам
приблизиться и ежеминутное разочарование. Разносторонность от
растерянности, от трагической неспособности увидеть и узнать мир в
единстве и гармонии. Между тем такая склонность, проливающая на любую из
"граней таланта" целительную каплю дилетантизма, придает новизну и
свежесть любому творческому мероприятию. Во-первых, сквозь нее все
обозреваемые сферы являются как бы чуть-чуть со стороны, что позволяет
преодолевать общие места, которые человек, живущий внутри структуры, не
замечает вовсе. Во-вторых, есть возможность привнести в тот или иной вид
искусства потенциал некоторых других. Таким человеком был Виан - трубач,
музыкальный и литературный критик, журналист, шансонье, переводчик,
"актер, режиссер, инженер, продюсер, конферансье, либреттист" .Таким же
был его приятель Серж Гензбур - художник, музыкант, писатель, актер,
поэт, сценарист... Актуален такой тип личности и для нового российского
авангарда: таков, например, Алексей Хвостенко - фигура знаковая для
петербургско-московского (и эмигрантского) художественного андеграунда
60 - 90-х годов. А Борис Виан получил благодаря этой склонности
исключительно почетное звание литературного одиночки.

Такое "неоренессансное" мировоззрение максимально эклектично - проза
переходит в кинематограф, кинематограф - в живопись, живопись - в
фотографию, фотография - в науку, наука - в поэзию и т.д.; и всеми этими
фокусами заправляет безответственный молодой человек, наделенный
музыкальным слухом, математической логикой, живописным видением,
движимый смутным желанием подорвать клишированные формы жизни, языка и
литературы, устоявшиеся репутации, показать их читателю в самом
необычном и не самом благопристойном виде. Такая деятельность во все
времена вызывала яростный свист и бурные аплодисменты.

Внутри может произойти все что угодно: комната сужается, звонок
кусается, деревья плачут, дети летают, а их собираются подковать. Травы
и звери переменили названия, а происходит все это какого-нибудь 73
феврюня. Психоанализ обратился в самопародию, пафос "романа-воспитания"
- в алокалиптическую эстетику "черного романа" ("Сердцедер"- второй том
собрания), экзистенциализм - в культ личности Сартра, наука бессильна,
ее пафос смешон: "поток свежего воздуха поднимался вдоль носовых
перегородок и промывал мозги, стимулируя тем самым отлив крови от
извилистого, увесистого и двуполушарного органа".

Характерны попытки включения джаза в литературный контекст - как на
уровне тематическом, так и на формальном. Джазовые корни причудливо
прорастают в прозе Виана: читатель почти физически ощущает, как самый
актуальный музыкальный язык того времени создает акустическое
пространство его романов. Прототипом одной из героинь "Пены дней" была
"Хлоя" из знаменитой блюзовой композиции Дюка Эллингтона с подзаголовком
"Девушка Болота" - отсюда мотив кувшинки, прорастающей в легких у
возлюбленной героя... Можно сказать, что всю творческую и личную жизнь
Виан провел в похабном и красочном пространстве масскульта. От
вывернутой наизнанку цветастой ткани его романов, построенных на
яростном извержении навязших в зубах клише и набивших оскомину сюжетов,
до самой его биографии, четко отразившей сокровенные представления
широкой публики об идеальном предмете поклонения - бедность, творчество,
непризнание (даже гонения!), неизлечимая болезнь, ранняя смерть. Такой
человек, конечно же, не мог остаться безвестным. Однако, для того чтобы
результаты тихих комнатных "предпостмодернистских" (пардон!)
экспериментов дошли до широкой публики, сначала потребовалось подмешать
в раствор мышьяка хорошую дозу серы - таковой стали романы Вернона
Салливана. Здесь мы открываем третий том собрания сочинений - и
вторгаемся в самую трагическую область жизни и творчества Бориса Виана,
наблюдая, как этот сердобольный циник и вдохновенный пародист,
хохотавший в рассказах и романах над сатанинскими гримасами
масскультуры, становится изготовителем чтива, работником бестселлера,
должным эти самые гримасы имитировать. Вот они, "затянутые в узкие
платья, которые выгодно подчеркивали их точеные формы", - героини ночных
кошмаров любого переводчика современного бульварного чтива. Не пиши
бестселлера! - будто бы шепчет наконец-то повзрослевший через 39 лет
после собственной смерти автор растерянному современному литератору.
Случайно, чуть ли не на спор поставив опыт бестселлера, Виан, кажется,
употребил часть своего многогранного ренессансного дарования на
доказательство того, что игры с дьяволом до добра не доводят -
переживший суды и тяжбы писатель умер на просмотре фильма, снятого по
собственному детективу, будто "оживляя" по старой литературной привычке
какую-нибудь гиперболу вроде "убийственная экранизация".

Собрания сочинений редко выходят вовремя. Лет 10 - 15 назад Виан был, я
думаю, актуальнее. В Библиотеке иностранной литературы я видел "Пену
дней" 1983 года, вынесенную тогда вдруг из самиздата вялым приливом
советского книгоиздания эпохи позднего застоя. Это зачитанный раритет с
потертой обложкой и пометами на полях. Ну в какой стране рассказ про
водопроводчика, который чинил исправный механизм, про пожарных, которые
приезжают на третий день после вызова, могли прийтись так близко к
сердцу, обращаясь из бытовой или "антинаучной" фантастики в чистейшей
воды реализм. "Осень в Пекине", может быть, по этой причине тогда и не
опубликовали - уж больно отчетливо прозвучал бы из далекой Франции
1946-го намек на строительство в пустыне никому не нужной железной
дороги (1983 год!). Виан в русском варианте да еще и с русским именем и
почти русской фамилией (Виан - анаграмма имени "Иван") образца 1983-го -
это советский писатель-диссидент, явно стремившийся "обесценить
ценности" не только буржуазного, но и в гораздо большей степени
социалистического общества.

И неполному собранию сочинений очень пошел бы полноценный справочный
корпус - то есть комментарии. Из них читатель узнал бы, например, что
Виан не любил Моцарта, в своей квартире на бульваре Клиши построил
кровать-библиотеку, а некоторые ранние публикации подписывал именем
своей собаки. Проза Виана - рай и ад для хорошего переводчика: все эти
каламбуры, идиомы, анаграммы, полисемия и прочее непереводимое (но
переведенное!) наследство знаменитого литературного пакостника. Когда-то
переводы "Пены дней" блуждали по московскому самиздату, на сегодняшний
день роман безупречно переведен дважды, что бывает не так уж часто, -
переводы Лили Лунгиной и Виктора Лапицкого (в собрание вошел Лапицкий),
на наш взгляд, конгениальны, однако при сравнении появляется пустое и
глупое желание составить из них один совсем уж чудесный.

Весь мир Виана замкнут на языке, в языке - отражение закосневших форм
жизни и литературы, но в нем же и единственный способ их преодоления.
Язык потерял прежнее назначение и смысл, никто ничего не понимает, и
теперь с ним можно делать все что угодно. Виан мог бы устроить тех, кто
жалуется на сегодняшних постмодернистов за якобы тотальную деконструкцию
не только мифологий, штампов и общих мест, но и разумного, доброго и пр.
Можно допустить, что Виан - обличитель морали с точки зрения
нравственности, хотя меру его иронии определить все-таки невозможно. Кто
скажет, например, что несут в себе многочисленные антиклерикальные
выпады почти во всех романах - декларацию неверия или всего лишь пародию
на десакрализованный, выродившийся современный образ Христа и
примитивно-амикошонское к нему отношение (сцена с говорящим Иисусом в
"Пене дней", храмовые оргии в "Сердцедере")? Как бы там ни было, сам
Господь, видимо, вселившийся в членов жюри престижной литературной
премии "Плеяды", воспринял невинные хулиганства Виана вполне однозначно,
и премия была присуждена аббату Грожалу, автору поэм на библейские
темы...

Заблудившийся где-то между экзистенциальным романом и "новой прозой"
Виан сегодня легко встает на абсурдистско-постмодерную полку, где-то
между Ионеско, Хармсом, Беккетом, Сорокиным и т.д. Его можно плодотворно
сравнивать с любым из них. Например, с Хармсом. В этом нет парадокса -
полоумные одиночки исключительно чутки к всеобщему.

Культурологическая область распространения легенды о Виане сегодня
намного превосходит границы его собственной вселенной. Этого странного
неоренессансного типа сегодня можно толковать как угодно - политическая
и социальная подоплека, постмодернизм, джаз, "новая волна", пацифизм,
масскульт, абсурд, Роб-Грийе, Альфред Жарри, Витгенштейн, 68 год, Барт,
имена, традиции, параллели, совпадения, связи... А можно вообще никак не
толковать.

Кирилл Медведев

Все рецензии Кирилла Медведева:
http://www.russ.ru/journal/archives/authors/medved_k.htm